Зачет по тварезнанию бесплатное чтение

Нарватова (upssss)Светлана. Зачет по тварезнанию

Я всё продумала, всё просчитала, меня ждет блестящее будущее и экспедиция с самым завидным женихом столичного университета. Разве что-то может пойти не так?

Оказывается, может. Оказывается, пойти не так может что угодно. И куда угодно. Если в дело вмешивается лучший студент выпускного курса боевых магов Кейрат Торнсен, который никак не может получить у меня зачет по тварезнанию.

Кей. Пролог. Во дворе Военно-Магической Академии в Дьюи

Год назад.

Она ворвалась в мою жизнь, как ураган. Как снежная лавина, что сносит со склонов всё живое и неживое. Когда смотришь издалека, кажется, что она медленно ползет по склону. Но не дай Дайна оказаться у нее на пути. Ты понимаешь, что всё. Белый гремящий ужас сейчас поглотит тебя. Но ты просто стоишь и смотришь. Потому что от тебя уже ничего не зависит.

Стояло жаркое лето. Последний экзамен остался позади, и я гордо нес корону лучшего студента четвертого — уже пятого, предвыпускного, — курса боевых магов. Я даже не вспомню, что мы обсуждали с парнями. Наверное, что-то очень важное, как тогда казалось. Я помню только, что развернулся с каким-то широким жестом, и мне в бок впился уголок фолианта. Фолиант несла хрупкая темноволосая девушка с короткой, по последней столичной моде, стрижкой. Брюнетка его не только несла, но и читала. Прямо на ходу.

— Ой! — сказал я.

— Смотреть нужно, куда идете! — буркнула девица, не отрывая взгляда от книги.

Я просто оторопел.

— Не путайтесь под ногами! — недовольно заявила она где-то с уровня моей груди и подняла взгляд. Невидящий взгляд человека, слишком поглощенного своими мыслями, чтобы обращать внимание на окружающих.

У нее были огромные карие глаза с длиннющими ресницами, маленький аккуратный носик и пухлые черешневые губы. Легкое черешневое платье облегало соблазнительные холмики груди и тонкую талию.

Вокруг одуряюще пахло медовником. Этот аромат врезался мне в память. С тех пор я ненавижу запах медовника. Хотя трава, в общем-то, не виновата.

Однокурсники ржали.

Я бы тоже посмеялся. Если бы мог перестать на нее пялиться. Неделю брюнетка с карими глазами мерещилась мне повсюду. Неделю она мне снилась каждую ночь. Потом началась практика в действующих войсках, и на какое-то время мне стало не до неё. Скажем так: я упахивался до такой степени, что засыпал, стоило голове коснуться горизонтальной поверхности, и просто не помнил, снилось мне что-нибудь или нет.

Острый период прошел, и после практики на душе осталось только неясное, саднящее чувство чего-то потерянного.

А потом начался учебный год, и нам представили нового преподавателя по тварезнанию.

Ее звали Джелайна Хольм.

Она провела невидящим взглядом по нашим рядам, и все сразу вспомнили, что они боевые маги, а не мешки с картошкой.

Вот тогда я и понял: всё.

Всё, мир уже никогда не будет таким, как прежде.

А я всё еще не придумал, как с этим жить.

1. Лайна. В кабинете ректора Военно-Магической Академии Дьюи

Настоящее время.

Леонор лей Гамэс, ректор академии, был не в духе. Я тоже была не в духе. Впрочем, выражение «не в духе» не описывало и десятой части всего спектра эмоций, которые я испытывала. И их накала.

Целый год — год! — я вкалывала, пахала на ниве науки, как последняя лошадь, чтобы поехать в эту экспедицию. Да я в эту академию, чтоб ее огнеплюй затоптал, согласилась пойти только ради этого. Сам Сафониэль лей Гроссо, великий и прекрасный заведующий кафедрой магической защиты столичного университета, согласился принять меня в проект и стать моим руководителем магистерской диссертации. Через два часа я должна была отправиться телепортом в столицу, откуда завтра утром стартует экспедиция в южные горы.

И что?

И ничего!

И ничего не будет из-за, воплежуть его забодай, Кейрата Торнсена!

Я стояла здесь, в кабинете ректора, вместо того чтобы забирать вещички из съемной квартиры. Мало Торнсен мне крови попортил за учебный год, он теперь и перспективы на будущее решил загубить!

— Нет! — решительно заявила я. — Нет, я не поставлю этому… этому… студенту зачет по тварезнанию! Он за два семестра был на занятиях раз пять от силы.

— Семь, — поправил меня лей Гамэс.

— Из семидесяти двух, — напомнила ему я.

Он как-то сразу сдулся.

— Кейрат — самый сильный боевой маг потока! — по новой начал заводиться ректор. — Я не могу его отчислить из-за какого-то зачета.

— Я тоже считаю, что тварезнание у боевиков заслуживает экзамена хотя бы в одном из семестров! — влезла я со своим любимым коньком. — И кому, как не вам, об этом знать, — я невежливо ткнула пальцем собеседнику в лицо.

Левая щека лея Ленора до самого подбородка была прорезана безобразным шрамом от когтей мечеклыка. Шрама, несводимого ни одним притиранием, ни одним лечебным заклинанием. Не помогало в таком случае даже вмешательство оперирующих врачей.

Но лей Гамэс мое замечание проигнорировал.

— Приглашайте его на индивидуальные консультации, лея Джелайна, — он бросил в меня — слова, а в урну — измятую до состояния шарика бумажку. — Вы должны находить индивидуальный подход к обучающимся.

На счет «леи» он мне, конечно, польстил. Благородной крови во мне не было ни капли, в отличие от лея ректора. Мы — люди простые, что думаем, то и говорим.

— Я уважаю политику межкультурной толерантности и уважения к малым народам Империи, — отметила на всякий случай я. — Но Кейрат Торнсен… Он же, прошу прощения, двух слов связать не может. Он, простите, вчера с гор слез, где коз пас, ни манер, ни здравомыслия. Это же двухметровая машина убийства без чувства самосохранения. Его нельзя к нормальным людям пускать!

— Торнсен принес Академии золотой кубок на Императорском Турнире! — отчеканил ректор.

— Знаю, я его туда возила. Потому и представляю, во что он превращается на поле боя.

— Потому и возили, — буркнул под нос лей Леонор.

— Что? — не уловила я смысла в его словах.

— Потому и возили, — в полный голос повторил ректор, — что после ваших пар он полигон под ноль выжигал.

— Вы и это мне в вину поставите?

— Нет, благодаря вашей совместной работе у нас золотой кубок. Ведь можете, когда хотите!

— Не хочу!

— Эта: «Не хочу!» Тот: «Не хочу!» Вы сговорились, что ли?! — взвыл лей Леонор. — Он блестяще учится. Он термаг на 100 баллов сдал, а вы говорите, он двух слов связать не может, — ректор в раздражении бросил взгляд в открытое окно.

Ну, хоть не у меня одной сегодня день мелкозубу под хвост. Словно чувствуя, что о нем тут говорят, по полянке под ректорскими окнами, повесив голову, плелся студент выпускного курса Торнсен.

Точнее, он мог бы стать студентом выпускного курса, если бы я поставила ему зачет.

…А я не поставлю!

— Я не знаю и знать не желаю, как он сдавал термаг.

Лично я термаг сдала на девяносто пять, и то — со второго раза. Поэтому не нужно мне рассказывать про сто баллов по термагу у Кейрата Торнсена из западных горцев. Я даже не уверена, что он в состоянии правильно прочитать вопросы.

— То есть, «нет», и это ваш последний ответ? — строго вопросил лей Леонор.

Я кивнула головой, чтобы меня не поймали на слове, если я произнесу «Да». И, на всякий случай, чтобы пояснить и окончательно запутать начальство, помотала головой.

— Тогда, лея Джелайна, так. Вы планировали отправиться в экспедицию?

Я, кажется, побледнела, и ощутила, как по моей спине потекла струйка холодного пота. Нет, он не посмеет меня не пустить! Это Императорский проект. Состав экспедиции утвержден на самом высоком уровне!

— Не пустить вас я не могу, — подтвердил мои подозрения ректор. — Но, согласно Уставу Академии, параграф восемь, пункт три, могу отправить с вами студента-практиканта.

Он мстительно уставился на меня.

Ха!

Да Сафониэлю студент Кейрат Торнсен на один зуб! Лей Гроссо кого угодно может довести до белого каления. Во мне даже проснулась неуместная жалость к мальчишке.

Но потом я вспомнила про семь из семидесяти двух.

— Ну, если вы настолько не дорожите своим лучшим боевиком… — намекнула я. — К тому же он всё равно нет успеет собраться менее чем за два часа.

— А ему и не нужно, — внезапно расслабившись, заявил лей Гамэс. — Вы отправитесь телепортом завтра, прямо на место. Надеюсь, вы не слишком соскучились по столице?

— Год без нее прожила. И еще денек продержусь, — уверила я.

— Вот и превосходно. По поводу вашей задержки лея Гроссо я предупрежу.

2. Лайна. На нервах в фойе главного корпуса Военно-Магической Академии Дьюи

Очень хотелось хлопнуть дверью напоследок. Очень. Но я сдержалась. Благородной крови во мне не было от слова «ни капли», но манеры в пансионате, куда родители отправили меня учиться за счет казны, мне всё же привили. Я была из «спонтанных», — обычных деревенских девчонок («спонтанных» мальчиков история не знала), в которых вдруг вспыхивала магическая сила. Никто не мог дать объяснение этому. Однако факт: «спонтанные» девочки всегда становились мощными и устойчивыми магами, в отличие от представителей поизносившихся древних родов. Всех девочек, проявивших магию, отправляли учиться. Если оставить «спонтанную» без присмотра, она станет ведьмой.

Впрочем, год без секса, и любая магиня станет ведьмой.

Уважаемый лей Гамэс не только лишил меня сегодняшней ночи с Сафониэлем, так еще и последующих, в экспедиции. Потому что нет никого болтливее, чем студенты. И лишь две вещи в мире распространяются в мгновение ока: пожар от огнеплюя и слухи по военно-магической академии.

Теперь мне захотелось не только хлопнуть дверью, но и пнуть ее. Вернуться и пнуть.

И тут я увидела его. Причину моих сегодняшних бед и источник раздражения в течение года.

Он стоял у окна, мрачно уставившись на фляжку в руках. Опохмелялся, что ли? Если бы во фляге у него оказался алкогольный напиток, то его бы просто отчислили, разом решив все мои проблемы. Но вряд ли он доставит мне такую радость.

Кейрат Торнсен был высок. Даже на фоне остальных, не хилых, в общем-то, сокурсников — боевых магов. Помимо роста он выделялся экзотической внешностью. Имперцы преимущественно были, как я: смуглые, темноволосые и с карими глазами. Западные горцы больше походили на жителей соседнего Волейского Королевства — синеглазые блондины. Черты его лица были грубоваты, словно еще не до конца притерлись друг к другу. Огромные глаза, резкие скулы, крупноватый рот. И сам он был какой-то нескладный, что ли. Словно никак не мог понять, что ему делать с доставшимся от природы организмом. Хотя я видела его в учебном сражении на Императорском турнире. Там он со своим телом управлялся великолепно.

Не знаю, чем я ему не угодила. На первом же занятии я поймала на себе этот ледяной — и леденящий, словно приклеившийся ко мне, — взгляд. Первую пару я выдержала, на второй мое терпение растаяло, как плащекрыл в ночном небе, и я попросила Торнсена задержаться на перемене. На прямой вопрос, в чем проблема: может, моя одежда нарушает его религиозные воззрения, может, прическу поправить или парфюм поменять, я не получила никакого ответа. Вообще никакого. Представляете: нависает над тобой такая громадина двухметровая, пялится на тебя прозрачно-голубыми глазищами… и молчит. Б-р-р-р!

Сначала он хоть на лекции ходил. А потом вообще пропал. Здорово, да?

— Студент Торнсен, — обратилась я к нему.

Парень вскинул голову. Если можно так сказать. Если честно, уровень моей головы и его фляги не сильно различались. Блондин, как обычно, молча уставился на меня своими льдистыми гляделками.

— Кейрат Торнсен, по решению ректората, с целью ликвидации задолженности по дисциплине «Тварезнание», вы прикрепляетесь ко мне в качестве практиканта на время исследовательской экспедиции в Южные Горы.

На лице горца отразились какие-то эмоции. Интерпретировать я их не смогла. Я в тварях разбираюсь. А в горцах — нет.

— И что я там буду делать? — откашлявшись, спросил он неожиданно глубоким и слегка хрипловатым голосом.

— Свой долг отрабатывать, — уведомила я. — Натурой. В общем, в экспедиции я планирую вас использовать как мужчину.

Стук фляги о пол разнообразил повисшую тишину. Быстрое сканирование жидкости, разлившейся по полу, сообщило мне, что это обычная вода. Не повезло. Я подняла взгляд.

Может и неплохо, что я не умею читать эмоции горцев. Потому что выражение лица Торнсена было хоть и по-прежнему нечитаемым, но совершенно точно убийственным.

— Ну, там, тяжести носить, дрова рубить, рыбу ловить, тесто месить… — продолжила я, но взглянув на его напряженные пальцы, явственно ощутила, как они смыкаются у меня на шее. — Ладно, тесто можете не месить, — согласилась я из чувства самосохранения.

В экспедиции будет Сафониэль. Он за меня отомстит. И от себя еще добавит.

— Мы с вами отправляемся телепортом. Завтра на рассвете. Но если вы по каким-то причинам не можете… — я дала ему последний шанс.

— Я могу, — мгновенно отреагировал он.

— Тогда получите в учебной части направление, у казначея суточные, подпишите у завхоза документы на экспедиционное оборудование и инвентарь, получите их на складе, и, — я подняла взгляд на хронометр, что висел в холле, — через час жду вас на кафедре.

— Я буду, — пообещал студент.

Хе-хе. Попробуй, голубчик, попробуй. Целый год ко мне на лекции не мог прийти. Теперь побегай.

3. Лайна. На кафедре магической защиты Военно-Магической Академии Дьюи

Здание Военно-Магической Академии было старинным. С тяжелыми, толстыми стенами и узкими окошками-бойницами. Древняя крепость. Мне нравился этот дух воинской доблести, который осел на выцветших гобеленах. Хотя, честно говоря, я не мечтала сюда ехать. У меня как у лучшей и весьма перспективной выпускницы по направлению «Маг обороны и прикрытия», да еще и с такой редкой специализацией, как «Тварезнание», был выбор, куда пойти. Но я, разумеется, хотела остаться в родном столичном университете.

Только таких желающих, как я, туда была целая очередь. А у меня никаких связей. Кроме сексуальной с охренительно красивым заведующим кафедрой магической защиты. Сафониэль лей Гроссо с точеными чертами лица, волосами до пояса и грацией истинного аристократа был для студенток как красная тряпка для круторога. Только круторог при виде красной тряпки впадал в восторг и начинал биться в экстазе, а девушки просто впадали в восторг. Впрочем, некоторые даже падали.

Потрясающе тонкий и вдохновенный Сафониэль был стопроцентным эгоистом. Впрочем, это не мешало ему быть отличным любовником. Как это ему удавалось? Он просто любил быть лучшим. Идеальным. Совершенным. Его абсолютно устраивали наши необременительные отношения. Думаю, я у него была не одна. Зато дольше, чем большинство.

Кто-то скажет, что для своих двадцати пяти я слишком рациональна [1]. И даже цинична. Пусть говорят. Наивность и романтичность могут позволить себе те, у кого есть деньги и положение. А у меня ничего нет. Только магия, интеллект и умение работать. И желание стать такой, как Сафониэль, чтобы на всех плевать с самой высокой башни Империи.

Собственно, Дьюи — его идея. Для того чтобы меня взяли работать в Имперский университет, мне нужно засветиться. Стать величиной, которая окажется весомее десяти поколений благородных предков. Когда два года назад университет получил целевое финансирование на исследование по тварям, Сафониэль сразу предложил мне поучаствовать. И я согласилась. Весь последний курс я вкалывала, как проклятая, зато мой диплом получил Премию Императора. Почему тогда приграничный Дьюи, гордо именуемый Главным Форпостом Империи, а по сути — заштатная провинция? Потому что в Дьюи самая старая военная академия. Суть Императорского проекта — найти способ управлять тварями. Заставить их сражаться на нашей стороне. А здесь, в Дьюи, хранятся архивы студенческих боевых практик за последние триста лет. А отчеты по практике — это, пожалуй, самый достоверный источник информации о боевых действиях. Вот ради возможности работать с ним я и приехала. А сейчас я планировала вернуться к своему научному руководителю (и любовнику по совместительству) и обсудить результаты поисков. Теперь вы понимаете, насколько дорог мне был Кейрат Торнсен со своей внезапно обрушившейся практикой?

Когда я добралась до своего рабочего места, на кафедре уже никого не было. Те, кто еще не был в отпуске и принимал хвосты от студентов, уже рассосались по домам. После разговора с ректором я чувствовала себя выжатой, как фрукт, на который наступил громохлёст. Поэтому я достала из кафедрального тайника бутылочку тонизирующего сока, по-плебейски, пока никто не видит, плеснула себе в кружку (а не в бокал, как сделал бы любой уважающий себя аристократ), разулась и забралась в кресло возле стационарного переговорного кристалла.

Я послала сигнал лей Гроссо и стала ждать. К счастью, он оказался дома.

— Ты где? — недовольно спросил он.

— Где, где. У горбокрыла на бороде! — буркнула я, обводя рукой темное помещение кафедры.

За моей спиной размещался старинный гобелен, изображающий битву воина-мага с громохлёстом смердливым, которого в народе за выхлопы едкого газа из подхвостья именовали более просторечным словом. Думаю, на его фоне и с кружкой в руках я выглядела эпично.

— Кто такой Кейрат Торнсен? — вкрадчиво поинтересовался Сафониэль.

Я не рассчитывала на какие бы то ни было чувства со стороны блестящего аристократа, но собственнические нотки, которые сквозили в его вопросе, согрели мне душу.

— Ректор мне довесок в экспедицию назначил. Студента-должника.

— Чьего должника? — удивление на лице Сафониэля выглядело неуместным. Впрочем, на его холеном лице любые эмоции выглядели неуместно.

— Моего должника.

— И что он тебе должен? — не понял лей Гроссо.

— Это я ему должна, — пояснила я. — Зачет.

— Ну так поставь! Лайна, что за глупости!

Теперь и мне показалось, что глупости. Действительно, что уперлась? Ну, и поставила бы. Дала бы реферат и поставила.

— Теперь уже поздно, — расстроилась я. — На него уже документы оформили.

— Ну и к косорылу документы. Я тебя сегодня ждал.

Это значит, других любовниц в гости не звал. Я же взрослая девочка, понимаю, что в отличие от меня, необходимости выдерживать целибат у Сафониэля не было.

…А вдруг он и правда ко мне что-то испытывает?

— Прости. Я виновата, — призналась я. — Просто это так неожиданно оказалось. Я про него и думать забыла, а тут меня вызывают к ректору… И понеслось.

— А Гамэсу он чем запал? — допытывался мой научный руководитель. И не только.

— Торнсен — победитель Турнира этого года.

— И ты ему не поставила зачет?!

Неожиданно я завелась. Хочу — ставлю, хочу — не ставлю!

— В любом случае, всё, практика оформлена, — холодно ответила я. — Координаты продиктуй.

Он продиктовал. Я записала.

— Когда ты прибудешь?

— Лей Гамэс расщедрился на прямой телепорт. Планирую завтра часам к десяти — одиннадцати.

Телепорты по координатам отличались некоторой степенью неточности. Поэтому ко времени отправки я добавила часик-другой на то, чтобы компенсировать эту неточность ножками.

— Я буду ждать.

— Я тоже, — согласилась я. — До завтра?

— До завтра.

Гроссо отключился.

Я забралась поглубже в кресло и глотнула сока.

Слева послышалось какое-то шербушание.

Я повернулась.

В дверях возвышался Кейрат Торнсен собственной персоной. Интересно, как давно он там стоит и как много слышал.

Впрочем, не всё ли равно? По большому счету, так даже легче. Не нужно будет в экспедиции что-то сочинять.

— Вы успели всё оформить? — строго спросила я.

— Так точно! — по-боевому вытянулся студент, став еще выше.

Я досадливо поморщилась.

— Студент Торнсен, отнесите координаты завтрашнего отправления дежурному магу-порталисту, — я протянула листочек.

Торнсен подошел ко мне и взял протянутый лист. Мельком глянул на координаты.

— Будет выполнено! — отрапортовал Торнсен так, что у меня уши заложило.

— Идите уже, — я махнула рукой в сторону двери.

Он ушел, я осталась. Наслаждаться тишиной, вынужденным бездельем и видом старинных гобеленов.

____________

Прим. [1] В магические университеты с Империи поступают в 18 лет. Срок обучения — 6 лет.

4. Лайна. В портальном зале кафедры пространственной магии Военно-Магической Академии Дьюи

Кафедра пространственной магии была в Дьюи, но отсутствовала в столице. Предания утверждают, что когда-то она там была. Но в Императорском дворце устали от неизвестно откуда появляющихся и куда исчезающих предметов, животных и людей. В университетской среде ходили байки, что однажды студента третьего курса не вовремя занесло в Императорскую опочивальню… Это окончательно решило судьбу пространственников в столице.

Здесь, в Дьюи, народ был к чудесам привычный и прагматичный. Внезапно объявившиеся предметы мгновенно обзаводились новыми хозяевами. Животину студенты-экспериментаторы тоже обычно не обнаруживали. И даже возникающим из ниоткуда студентам, говорят, местные дамы находили применение. Особенно, если они (студенты) были симпатичными. Но это так, слухи. Лично ко мне за время работы в Академии в опочивальню никого не заносило. А то, даже не знаю… удержалась ли бы?

Я прибыла за час до активации рамки. Нужно было убедиться, что мальчишка взял всё, что нужно. А его всё не было. Я нервно притоптывала у портальной рамки в ожидании Торнсена. Когда до отправки осталось всего пятнадцать минут, в моей душе прорезались лучи надежды на то, что он просто не придет. Я только облегченно выдохнула, как эта, так сказать, не зачтенная звезда соизволила появиться. Он был обвешан оборудованием со всех сторон. Ловушки, следоуловители, счетчики магических возмущений, стазисные контейнеры для сбора и хранения экскрементов и минилаборатория для их анализа… В общем, я постаралась от души, составляя список. Ни в чем себе не отказывала. Во имя науки, разумеется.

— Студент Торнсен, что вы себе позволяете?! — гаркнула на него я от всей души.

Он бросил короткий взгляд на порталистов, а потом выпрямился (хотя под грузом «обстоятельств» это было непросто даже такому здоровяку, как он).

— Извините, лея Хольм. Что вы имеете в виду? — ровно поинтересовался он.

— То, что до отправки осталось всего, — я подняла взгляд на хронометр с обратным отсчетом, обязательный компонент портального зала, — десять минут!

С совестью у Торнсена проблем не было за неимением совести, поскольку моя тирада его нисколько не задела. Напротив, мне показалось, он даже слегка расслабился.

— Но я же здесь, — невозмутимо ответил он, даже слегка пожал плечами, оттянутыми весом рюкзака.

Нужно будет, пожалуй, позаигрывать с ним на глазах у Сафониэля. Чтобы ему жизнь медом не казалась.

… Им обоим жизнь медом не казалась, кстати!

— Я не успеваю сделать сверку оборудования! — возмутилась я.

— Какое счастье! — устало выдохнул он.

— Что вы себе позволяете?!

Торнсен молчал в своей обычной манере, и мне даже показалось, что его слова мне причудились.

Арка дилинькнула, напоминая, что до активации осталось две минуты. Я махнула рукой на разборки. Если он что-то забыл, буду выедать ему мозг всю экспедицию. Пусть готовится.

Я набросила на плечи свой рюкзак, тоже немаленький, кстати. И вышла первой к порталу.

Однако когда раздался долгий гудок, информирующий об открытии пространственного коридора, Торнсен сдвинул меня с пути, как пушинку, и первым прошел вперед.

Я вылетела следом, злая, как выпень с отдавленным хвостом.

— Я должна была идти первой! — набросилась я на него, обогнув по дуге и повернувшись к нему лицом. — Я — преподаватель!

— А я — мужчина, — невозмутимо ответил на это студент.

Я хотела было пройтись по этому самонадеянному «я — мужчина», но опасный блеск в глубине его особенно ледяных сейчас глаз заставил меня промолчать. Я оступилась и пошатнулась. Непривычный вес за спиной потянул меня назад, но Торнсен отреагировал молниеносно, поймав меня широкими, крепкими ладонями за бока.

Ребра обожгло касанием, будто это были не мужские руки, а две раскаленные сковородки.

Я в недоумении подняла взгляд.

Глаза студента Торнсена, который располагался теперь от меня в непозволительной близости, были черными. Лишь по самому краю огромного зрачка сиял льдом голубой ободок.

Я уперлась в его предплечья, заставляя меня отпустить. И снова обжигаясь, теперь, правда, более приятным наощупь теплом. Парень разжал ладони, но на коже в месте соприкосновения еще горел оставшийся след.

— Спасибо, — выдохнула я, пытаясь осмыслить неожиданные ощущения.

— Обращайтесь, — хрипло произнес он и откашлялся.

Хм.

Я торопливо вынула Артефакт Встречи, настроенный на Сафониэля. Стрелка слабо качнулась и показала на юго-восток. Артефакт не только указывал направление, но и расстояние. Ну как расстояние? Чем сильнее дрожит стрелка, тем ближе идти. Порталисты явно играли на моей стороне, решив обеспечить студенту Торнсену небольшой марш-бросок в полной экипировке.

— До конечной точки маршрута нам довольно далеко, — сделала вывод я, и парень хмыкнул. — Разумеется, никто нас встречать не пойдет, поэтому мы идем сами. Ножками, — злорадно заявила я и непроизвольно бросила взгляд на его сапоги.

«Ножками» — это не про него. Про него — ножищами! Я, наверное, вся в его сапоге помещусь, если утрясти немного.

Торнсен стоял, смотрел на меня сверху вниз и молчал.

Как всегда.

И в кои-то веки я об этом пожалела. Мне вдруг захотелось сорваться чисто по-человечески. Наорать. Врезать по этому упрямому лбу.

Но поводов не было.

Я взяла азимут, подпрыгнула, поправляя лямки, и пошла вперед.

По почти бесшумным шагам позади я поняла, что Торнсен идет следом.

5. Лайна. Думалось, что в Южных горах. Но, похоже, косорыл знает где

Мы шли. Шли. И шли. По непролазному лесу, сколько ни смотри вокруг. Два часа остались позади. Стрелка артефакта едва колыхалась, и никакой динамики в ее движениях не наблюдалось. Плечи безбожно затекли. Каждые полчаса я объявляла пятиминутный привал. После каждого привала рюкзак становился всё тяжелее и тяжелее. Пространственная магия всегда давалась мне с трудом, но я пыталась вливать силу в левитирование поклажи. Не знаю, было ли замечено это жульничество моим спутником. Судя по темпу Торнсена и его чуть раскрасневшимся щекам, заполненный доверху рюкзак с магически укреплённым каркасом ему существенных неудобств не доставлял. В отличие от меня.

К тому же хотелось есть. Есть, спать, в кустики, отдохнуть, выкинуть к мечезубам шилокожим половину вещей из рюкзака и торжественно их сжечь. Вторую половину послать в подхвостье громохлёсту смердливому вместе с экспедицией, Торнсеном, порталистами и Сафониэлем.

Всё!

— Торнсен, я полагаю, молодому растущему организму пора подкрепиться? — сказала я, снимая рюкзак и растирая левое плечо, которое почему-то страдало больше.

— Да, я тоже думаю, что вам нужно больше есть, — буркнул он под нос.

— Что, я не расслышала? — с намеком на последствия поинтересовалась я.

— Говорю, отличная идея! — гаркнул он, выпрямляясь по стойке смирно.

Ветви деревьев над нами шуркнули от взмывших в небо птиц.

Хоть запыхался бы для приличия!

— Вот и замечательно. Организуйте костер, сварите… что-нибудь. Надеюсь, запасы по списку вы не забыли?

— Никак нет! — снова рявкнул он, дораспугав тех пернатых, которые не успели достаточно испугаться в прошлый раз.

Я демонстративно поковырялась пальцем в ухе.

— Кажется, барабанная перепонка еще цела, — поведала я результаты ревизии. — Но я не уверена, что она выдержит еще один удар. У вас, случаем, нет третьего состояния? Промежуточного между «молчу» и «ору».

Парень задумался. Или третьего состояния не было, и он пожалел мои уши. Я не стала его мучить этической дилеммой.

— «Никак нет» означает, что продукты есть? — на всякий случай уточнила я и дождалась уверенного кивка.

Похоже, третье состояние было, но накатывало спонтанно.

Я потребовала притороченный сбоку торнсенского рюкзака счетчик магических возмущений и с деловым видом потопала в лес.

Без рюкзака, после кустиков и вне зоны видимости хвостатого студента я чувствовала себя почти невесомой. И почти счастливой. Наконец успокоившись, вокруг чвыркали, фьютькали и трещали клювами довольные птички. Под раскидистыми остроиглыми деревьями прятались мелкие белые цветочки с легким приятным ароматом.

И эта идиллия меня порядком напрягала.

Во-первых, какого чернорогого воплежутя здесь делают эти остроиглые деревья? У меня Южные Горы ассоциировались с широколиственными породами и светом. Нас с группой бросили в Южные Горы во время Семидневного Конфликта. Тогда наемники из Лортландии попытались взять под контроль наши таможенные пункты, чтобы пропустить на территорию Империи большую партию лортландской травки. Инцидент ликвидировали за неделю. Неделю несколько сотен сильнейших магов и сухопутные войска не могли справиться с горсткой отщепенцев. Почему? Потому что вместе с «отщепенцами» массово прибыли твари всех видов и мастей.

Ладно, я вообще не о том. Как говорили однокурсники: «Кто про что, а Хольм про тварей». Я про деревья. Не было там таких деревьев! Зато цветы были всякие: яркие, разноцветные, только венки и плети.

И эта стрелка еле трясущаяся мне не нравилась.

И то, как потрескивал счетчик, показывая высокую активность магических созданий. Почти, как тогда, в Южных Горах. Собственно, потому-то мы туда и отправлялись. Где еще изучать тварей? Только здесь, судя по щелчкам, их разнообразие было выше. Где бы это «здесь» ни находилось.

Я вернулась к Торнсену, которого легко нашла по запаху костра. И поисковому маячку, разумеется. К запаху костра примешивался аромат похлебки. Он поднял мой приунывший боевой дух.

Я вынула из-под клапана своего рюкзака миску и ложку и была вознаграждена за терпение горячей едой. Похлебка, кстати, удалась повару на славу. Или я зверски хотела есть.

Утолив первый голод, я впала в благодушное настроение. Мне уже даже не хотелось выбрасывать вещи из рюкзака. Правда, поднимать его и тащить дальше тоже не хотелось.

— Торнсен, — обратилась я к студенту. — Во-первых, спасибо, было вкусно.

Он кивнул.

— Во-вторых, вы отдали порталистам точные координаты?

— Да, — твердо ответил он, помотав головой.

— Торнсен, вы вообще умеете давать однозначные ответы?! — вскипела я.

Он задумался.

— Не утруждайте себя ответом. Это неважно, — успокоила я. В конце концов, мыслительная деятельность с непривычки вызывает некоторый дискомфорт в мозгу. А нам еще идти и идти. Неизвестно куда. — Важно, что мы не в Южных Горах.

— А где? — заинтересовался парень.

— Косорыл знает, — пожала я плечами. — Самой интересно. Ну что, двинули?

— Куда?

— Куда-куда? Вперед, студент Торнсен. Вперед. Если долго идти вперед, то обязательно куда-нибудь дойдешь.

Как оказалось, я была не так не права, как могло показаться Торнсену на первый взгляд. Еще через два часа мы наткнулись на избушку. Точнее, домик.

Одинокий домик в лесу.

Что-то мне это напоминает. Кажется, какие-то сказки. Страшные.

Стоило нам дойти, из окна выглянула старушенция в возрасте лет за пятьсот.

— И чаго вам надоть? — гостеприимно поинтересовалось она.

6. Лайна. В избушке неясного происхождения, косорыл знает где

— Доброго дня, бабуля, здоровья вам на многие лета, — расплылся в улыбке Торнсен.

Я даже растерялась. В смысле, он весь так преобразился!

Старушенция засопела и заерзала.

— Ну, здарсте, коли не шутитя, — ответила она почти смущенно, но вскоре опомнилась. — Чаго пришли? — добавила она сурово.

— Заблудились мы, бабуля, — продолжал рассыпаться бисером студент. — Пусти переночевать усталых путников.

— Чаго-то не похож ты на усталого путника, — справедливо заметила старушенция.

Зрение-то у нее о-го-го, даром, что на погосте ждут с цветами и музыкой.

— Так это же хорошо! — воскликнул Торнсен жизнерадостно, будто не протопал четыре часа с полной загрузкой.

Впрочем, что я знаю о его «полной загрузке»?

— Хорошо, что не совсем усталый, — продолжал парень. — Мне же еще силы пригодятся. Вдруг вы захотите меня как мужчину использовать?

Надо же какая самоотверженность!

А как приободрилась бабулька! Засопела, прямо как выпень перед нерестом.

— Дров, я вижу, вам нарубить надо, — обломал ее парень и бросил короткий взгляд на меня, дескать: «вот видите, лея Хольм, учите молодежь плохому». — Крыльцо, гляжу, совсем покосилось. Наличники еле держатся.

— Так за одну ночь-то тут не управишься, — смекнула свою выгоду старушенция.

Торнсен снова бросил взгляд в мою сторону. На этот раз спрашивая моего мнения. Я еле заметно кивнула. Неплохо было бы оглядеться. Понять, куда нас занесло. Пока Сафониэль будет выяснять, почему нас сюда занесло, и выносить отсюда.

— Так мы задержимся ради такой приветливой хозяйки.

— А еще у меня печка дымит, — вспомнила «приветливая хозяйка», почуяв дармовщину.

— Поможем! — пообещал Кейрат.

Золото, чистое золото, а не студент. Просто цены ему нет. В лесном хозяйстве.

— А она? — тут карга обратила внимание на меня. Будто одного раба-надомника ей недостаточно за сомнительное счастье покормить ее клопов.

…С другой стороны, тварей кормить под открытым небом — тоже удовольствие условное.

— И она пригодится, — уверил старушку Торнсен. — Как женщина. Полы помыть, кашу сварить, грибы насолить, тесто замесить. Впрочем, относительно теста я не уверен, — несло поганца, но в мою сторону он теперь не смотрел.

Ощущал тонкость момента, когда одно лишнее движение — и ты труп.

Я настороженно вглядывалась в хозяйку лесных хором. Лично у меня особа, которая живет непонятно где, у жабоморда на выселках, среди темного-темного леса, доверия не вызывала. Опять-таки, магические возмущения. По одной из версий, тварей сотворяли ведьмы, — необученные особи, спонтанно магически-одаренные. Случалось это не то в результате запрещенных ритуалов, не то в качестве побочного продукта жизнедеятельности.

Магия требует выхода. Если не расходовать магический резерв до конца, сила застаивается и… приводит ко всяким неприятностям и неудобствам. Прежде всего избыток силы бьет ниже пояса. Поэтому маги, особенно юноши, весьма неразборчивы в связях. И поэтому мне в университете нужен был любовник. А уж если всё равно без него не обойтись, так пусть хотя бы польза от него какая-то будет. Конечно, я тогда не планировала уезжать из столицы и не предусмотрела, что могу оказаться в столь щекотливой ситуации. Я бы только посмотрела в сторону другого, как это тут же дошло бы до лея Гроссо. Я же говорю, маги — такие сплетники!

Недержание языка имело ту же природу, что недержание штанов и неспособность усидеть на месте. В нижепояса страдали оба направления. Избыток силы требовал ее приложения, пробуждал жажду деятельности и звал на подвиги. А если у человека не было возможности слить магию в удобоваримой форме, то вокруг него начинали происходить странные вещи. Магия просачивалась сквозь оболочку носителя и иногда материализовалась… во всякое. К месту и не к месту. Чаще второе.

В общем, я с подозрением поглядывала на старушку, которая не боялась жить одна в лесу, полном тварей.

А она с подозрением глядела на меня.

Видимо, сомневалась в моем умении мыть полы.

— Конечно, я буду рада помочь, — уверила я, хотя вряд ли была в своем энтузиазме столь же убедительна, как Торнсен.

— Ладно, можете на чердаке устраиваться, — выдавила бабуленция. — Но только чтоб без непотребств!

— Ни-ни! — заверила ее я.

У Торнсена внезапно случился паралич языка. Или он всё же дал старушке шанс.

Мы поднялись на чердак по скрипучей лестнице. Под Торнсеном она даже не скрипела, она стонала. Наверху было грязно и темно. Толстый слой пыли можно было, пожалуй, использовать вместо перины. В дальнем углу стоял старый сундук с полуразложившимся хламом. Места для двух спальников было завались.

— Вот здесь мы и будем жить половой жизнью, — вдруг подал голос студент, обводя рукой пространство, и до меня не сразу дошел смысл сказанного.

Совсем страх потерял. Нюх, совесть и чувство самосохранения. А ведь его еще не настигла кара за «мыть полы».

— В смысле, спать на полу, — с чуть заметной улыбкой пояснил он, и на его щеках прорисовались скобочки-ямочки.

— Зубки прорезались? Говорить научился? — не удержалась я, распинывая слой пушистой пыли, чтобы очистить место для рюкзака.

— А вы, наверное, думали, что у меня голова, чтобы зубами файерболы ловить? — с усмешкой поинтересовался он.

Вообще-то так и было. Но я не стала давать Торнсену еще один повод для торжества.

7. Лайна. Декорации те же. Действующие лица — тоже. Включая косорыла.

Мыть полы пришлось. Тряпкой и руками. Руками и тряпкой. Перспектива спать по уши в грязи меня не привлекала. Хотя какое «по уши». Если бы я легла в слой чердачной взвеси, меня бы накрыло пыльною волною с головой. Я знала пару простеньких бытовых заклинаний, с помощью которых расправилась бы с напастью в два счета. Но если бабулька — ведьма, она может насторожиться, почуяв скачок магического фона. Конечно, наше с Торнсеном появление у избушки сложно отнести к релаксирующим мероприятиям. Учитывая многочисленное околонаучное барахло, навьюченное на студента, как на последнего осла (хе-хе!). Оборудование-то дремучая, как лес вокруг, бабулька вряд ли опознает. Но я бы на ее месте с такими гостями держала ухо востро. Как гребнерогий жутконос на кладке.

Пока я, еле ползая осенней мухой, в духоте чердака выметала пыль, чихала и драила темные от времени доски, снаружи слышался бодрый стук топора. Я задумалась, что еще можно было бы взять с собой, раз уж у Торнсена еще столько сил осталось. Чисто академически задумалась, потому что практической ценности эти идеи не представляли. Теперь я его уже ничем загрузить не смогу.

Кроме гранита науки.

А это, кстати, неплохая мысль. За неимением Сафониэля придется пользовать Торнсена. Вынос мозга — вполне конструктивный способ слить избыток силы. Пока вокруг меня твари не заколосились. А Торнсен сегодня напросился.

И вчера тоже.

Да он весь год только и делал, что напрашивался.

И вот, наконец, он весь к моим услугам. Куда он сбежит с этой крыши? К бабульке под бочок? С тварями свежим воздухом подышать?

Второе дыхание наполнило мои легкие, и работа заспорилась. Я распахнула единственное окно на чердаке и отерла пот со лба. Солнце потерялось за кромкой леса, и хотя небо над головой оставалось голубым, жара слегка спала. Я подвязала узлом рубаху, которая постоянно норовила вылезти из штанов. Жилетка была скинута еще раньше. Площадь очищалась от скверны. Чердак, наполнившийся чистотой и светом, показался даже уютным. Я огляделась. Протерла отжатой тряпкой узенький подоконник, но только грязь размазала.

Пора менять воду. Я взяла ведерко и поползла вниз по скрипучей лестнице.

На улице с топориком разминался Торнсен. По случаю жары — без рубашки. Его мускулы играли тяжелыми тяжами. Ну да. Как-то же он пёр гору у себя на спине. Колун взлетел вверх, демонстрируя великолепную переднюю зубчатую мышцу и тугие кубики пресса. Судя по скорости, с которой рядом с ним росла гора дров, он поставил целью обеспечить бабульку дровами на пару лет. Хотя куда ей столько. Она столько и не проживет…

А может, и проживет. С таким-то характером,

— Девонька, а когда ты кашеварить-то начнешь? — прошелестела бабулька. — Есть-то ужо пора.

И правда. Я тоже почувствовала, что пора. Но варить я умела только зелья. Потому что для них вкус неважен. Я уже рот открыла, чтобы поинтересоваться, чем перед нашей гостеприимной хозяйкой провинился ее желудок… Но меня отвлек глухой «бух» и «А-а-а!» студента.

Парень прыгал на правой ноге, вцепившись в левую. Колун валялся на земле.

— Торнсен, когда такая громадина, как вы, прыгает, вокруг случается землетрясение, — я поспешила, чтобы оказать первую помощь потерпевшему. — Сядьте и дайте свою ногу!

Он сел на колоду, но ногу не отдал. Я опустилась перед ним и протянула руки. Он помотал головой, поднял взгляд и тут же перевел его на стопу. И снова на меня — куда-то на уровень груди и даже ниже.

— Живой? — задала я вопрос, поднимаясь.

Кровь из ноги не хлещет, парень заткнулся. Скорее всего, просто уронил колун на ногу, растяпа!

Торнсен помотал головой. Потом, одумавшись, покивал. Глядя мне в центр корпуса.

— С кем вы там общаетесь? — поинтересовалась я и тоже опустила взгляд. На то место, где была подвязана рубашка, ниже которой виднелся голый живот. Ой!

Я торопливо поправила одежду. Под цепким взглядом студента.

— Перед сном сдаете технику безопасности при обращении с колющими предметами, — уведомила я студента. Строго.

Он кивнул.

— А пока временно отстраняетесь от работ с колющими инструментами и отправляетесь на кухню, к режущим, — решила я разом две проблемы.

Он снова кивнул.

— Что сидим? Чего ждем? Хозяйка сказала: «Есть ужо пора!», — напомнила я и пошла за угол, где на крохотной делянке росли три овоща в пять рядов.

Я вылила грязную воду, набрала из колодца чистой и пошла в дом. Внутри слышались голоса старушки с Торнсеном, я поднималась из сеней на чердак и пыталась избавиться от пристального взгляда студента, который засел в памяти. И картинок выпытывания у него положений техники безопасности в положении сверху.

Я встряхнула головой. Эдак много до чего можно додуматься. От избытка-то магии. Срочно на подвиги!

Я домыла подоконник, протерла заново пол, расстелила спальник справа в дальнем углу, справедливо полагая, что кто успел, того и место.

Перед глазами возникла другая картинка, как я провожу рукой по этой, воплежуть ее подери, рельефной зубчатой мышце…

Привидится же такое! Посреди бела дня!

— Я прогуляюсь до леса, авось грибов соберу, — крикнула я в дом и, подхватив счетчик, отправилась ориентироваться на местности.

Да. Грибы — это конструктивное решение!

Я повесила неподалеку от полянки с домом магоэкономичный поисковый маячок и углубилась в чащу. И практически сразу наткнулась на характерный след с четырьмя острыми когтями, впившимися во влажную почву. Косорыл. Косорыл знает где. Счетчик натикал на полноценную взрослую особь, которая оставила этот след менее недели назад.

Я осмотрелась. В лесу начинало темнеть. Завтра. Завтра с утра вытащу Торнсена на практику. А пока — «Есть ужо пора».

8. Кей. В избушке некой бабы Тои, в отрогах Западных Гор

Я вытянул ухватом горшок из печи и помешал кашу из наших запасов. Интересно, чем баба Тоя, как она просила себя называть, питается, когда нет гостей? Когда есть, понятно, можно съесть самих гостей на крайний случай, правда же? В этом деле главное что? Главное — заманить.

Нервы понемногу успокаивались. Нога уже не так болела. Между ног — тоже. Уже не так тянуло.

Не, а что? Еще штаны бы сняла! Жарко же, понятно. Убираться неудобно. Испачкать можно. Я бы сразу упал замертво и уже не мучился.

Маджи, мой однокурсник-приятель, говорит, что я — мазохист. А я не согласен. Будь я мазохист, я бы отдал порталистам ее координаты. И подыхал бы, глядя, как она флиртует с этим хлыщом из столичного университета. «Я тебя сегодня ждал!» — «Прости, я виновата!» Поползай перед ним на коленях еще, да. Он же настоящий лей в двадцатом поколении. Гонору-то с гору, да силы-то пшик. Что, что она в нем нашла? Баба бабой. Надменный дрыщ и волосы до задницы. Сзади посмотришь — ни за что не определишь, что у него где-то причиндалы прячутся. И спереди посмотришь — усомнишься.

…Ан нет же, как-то отыскала.

Ревность пронзила грудь острым кинжалом. Разумеется, парни с курса поглядывали на Хольм с интересом. В Академии женщин — раз-два, расчет окончен. А любви и ласки хочется всем. Особенно, когда по ночам накрывает откат после дневных упражнений по раскачке резерва. Хоть вой. Хоть на потолок лезь. Хоть в душ иди. Тогда кто-то и раскопал, что она в столице с заведующим спала. Точнее, это он с ней спал. Леи иногда снисходят до «спонтанных». Я читал статью об исследованиях в этой области. В зависимости от уровня «спонтанной» при регулярных половых сношениях резерв носителя благородной крови повышается в диапазоне от десяти до тридцати семи процентов. На время. Регулярных половых сношений. И вы предлагаете мне терпеть, как этот, простите, баболей, будет иметь Джелайну в соседней палатке?!

Я же не соврал. Она что спросила? Точные ли координаты я дал. Точные. Точнее некуда. Просто взятые наобум.

— …Ты, милок, мяска-то поболе, поболе клади, — подала, как из тумана, голос баба Тоя.

— Бабуль, а как же ты мяско кушать-то будешь, у тебя же зубов нет?

— А я деснами, милок, деснами, — успокоила меня бабулька. — Пошамкаю как-нибудь.

— А вас, часом, не Баба-Яга зовут? — спросила от двери Джелайна, и в комнатке сразу стало душно и тесно.

Два открытых настежь окна не спасали. Ну, разве что выпрыгнуть. Но окно — это не выход. Я от нее год бегал. Но уж раз судьба оказалась так настойчива и находчива, спустить такую возможность мелкозубу под хвост — в высшей степени глупо.

— Да вроде, баба Тоя была с утра, — задумалась старушка. — Да могла и забыть по старости. А ты, девонька-то, присаживайся к столу. Вот водички попить принеси свежей, и присаживайся.

Джелайна скривилась, но молча взяла в углу небольшое ведерко и пошла по воду.

Старушенция довольно захихикала и потерла руками. Сделала гадость — на сердце радость.

— А ты, милок, может, баньку протопишь? Тяжело старушке-то самой, — она вдруг сразу стала больной и несчастной, даже за поясницу схватилась, хотя только что скакала горной козой. — А я тебе покажу, откуда в бане всё как на ладони, — подавшись вперед, хитрым шепотом посулила мне она.

Я покраснел. Прямо почувствовал, как лицо вспыхнуло краской. А ведь в такой жаре я и раньше бледным не был.

— Спасибо, бабуля, я так, бесплатно.

Мне, между прочим, с Джелайной спать рядом. Уже от одной этой мысли мысли начинали путаться, а язык — отниматься. А если я еще… Я вообще в беспомощный овощ превращусь, бери меня и режь.

— А я всё равно скажу, — зловредно заявила старушка.

— Чтобы не одиноко было подглядывать? — не удержался я.

— Так стара я, стара стала… — пожаловалась баба Тоя. — Вот раньше, бывало…

Она закатила глаза, изображая, как бывало раньше. Или просто погрузилась в воспоминания молодости. Это ж какая, должно быть, память у человека — столько помнить!

— Баба Тоя, — прицокала с ведерком Лайна. — Как же ты тут одна в лесу? Не страшно? Звери не беспокоят?

— Ой, звери не беспокоят, — уверила старушка. Она быстро огляделась, будто кто-то мог ее услышать, и продолжила: — Нету вокруг зверей-то.

— Вы всех деснами перешамкали? — полюбопытствовал я.

— А не знаю, — легко отмахнулась старушенция, явно что-то скрывая. — Может, и перешамкала, не помню. А може, и кто помог.

— Бабуль, а не слышала, может, кто-нибудь что-нибудь не поделил неподалеку? — осторожно спросила Джелайна.

А вот тут я, кажется, побледнел. Отсутствие зверей, слишком быстрое возвращение Хольм, слишком осторожный вопрос. Доказано, что больше всего тварей там, где идут боевые действия. Чем масштабнее война — тем больше тварей.

— Так, глуха я стала на правое ухо, — пожаловалась бабулька. — А левое и не слышит совсем. Не слышала ничего такого. Да и от кого? — буркнула она. — Зверья, и того нет. Да вы кушайте-то, кушайте. Потом в баньке искупаетесь.

— А потом уже и вы поужинаете, — засмеялась Хольм.

— Стара я уже стала. Нельзя мне на ночь есть. Желудок уже не тот, — и тут она так раскатисто пукнула, что громохлёст бы позавидовал. — Да и с кишечником уже не лады. Так что с вами поем.

И она засуетилась в поисках миски и ложки.

Я принюхался. Посторонних примесей, хвала Дайне, в воздухе не появилось. И отправился наверх, за посудой. Джелайна поцокала следом. Я галантно пропустил ее по лестнице вперед, и еще потом несколько минут медитировал, пытаясь прийти в себя после зрелища ее подъема. Нужно было что-то делать со своим.

…А мне еще с нею спать в одном помещении.

Полы сияли чистотой. Хольм обозначила свой волчий угол, раскинувшись со своим спальником чуть не на полчердака. И я понял, что мне придется с нею спать не просто в одном помещении. На одном полу. Почти вплотную друг к другу. Только руку протяни.

И, кажется, снова покраснел.

Но, к счастью, в этот момент я копался в своем рюкзаке, а потом Джелайна спустилась.

Судьба, ты хочешь моей смерти!

Но смерти сладкой, не могу не согласиться.

И отказаться не могу.

9. Лайна. Перед баней, в бане и после бани, неподалеку от косорыла и еще косорыл знает кого

Бабулька молчала. То есть про погоду говорила, про мифические «былые времена», которые никто не видел, а те, кто видел, уже ничего об этом не расскажут. Про неурожай нынешних ранних грибов и урожай прошлогодних орехов. А про тварей — молчала. Стоило только намекнуть, только нос в ту сторону повернуть, как старушенция сразу вспоминала, что левое ухо у нее не слышит, а на второе она глухая.

Кейрат сидел молча. И уплетал кашу за обе щеки, переводя взгляд с меня на бабульку, как зритель на трибуне. Я даже не могла определить, за кого он болеет. Потом Торнсен сказал, что баба Тоя права, с дороги неплохо бы и помыться. И постираться. Между строк сквозило, что после марш-броска с рюкзаком в два Торнсена весом и горы нарубленных дров он будет обоняться отнюдь не медовником. А нам еще спать вместе.

…Ну, то есть не вместе, а просто рядом.

Хотя никакой обещанной вони я от него не ощущала. И от себя не ощущала. Но не факт, что ее не было. Я постаралась незаметно наклониться к подмышке и понюхать. Вроде, смрадом с ног не сшибает.

…Но, учитывая, что нам спать… рядом…

Да и вообще. Кто откажется искупаться? Если и воды наносят, и баню растопят. В бане я не мылась с самого детства.

Кейрат справился быстро. Я только посуду успела помыть, стол отскоблить, под столом замести… Я не чистюля, не подумайте, но там хоть кур запускай было. Видать, бабулька не напрягалась на этот счет. Последние пару лет. Поясница, понятное дело. Зрение, опять же. На глаза старушка пока не жаловалась. Но совершенно уверена, что у нее правый глаз не видит, а левый ослеп.

От бани слабо потянуло магией. Не удержался. Стравил немного, чтобы протопилось быстрее. Надо бы ему головомойку устроить. После того, как из бани выйдет. На свежую голову.

Но я его понимала.

Нас, защитников, тоже по первости «раскачивали». К вечеру после таких упражнений я на Сафониэля набрасывалась прямо на кафедре. Где ловила, там и набрасывалась. Но у нас больше ценится умение держать резерв, поэтому с пятого курса измывательства по раскачке сменились занятиями на концентрацию. Тоже вынос мозга. Но хоть от желания крышу не рвет. А боевикам приходилось хуже. Их до самого выпуска «качали», чтобы на максимум вывести. На молодой, здоровый, мужской организм.

В общем-то, я об этом раньше не задумывалась. Повода не было. А сейчас даже жалко его немного стало. Если меня так корежит, Торнсену каково?

… От этой мысли почему-то сразу стало жарко, и избыток магии ударил в голову. И ниже пояса, наливаясь влагой.

Ничего, он мне целый год нервы мотал. Как-нибудь справится. Выдюжит. Студеная водичка из колодца ему в помощь, хе-хе.

Парень в баню пошел первым, на самый жар. Тоже, кстати, неплохой способ «стравиться». В какой-то момент я словила еще одну вспышку силы, гораздо ярче первой. Но старалась не задумываться, чем она вызвана. (Я не буду об этом думать! И представлять тоже не буду!) Просто анализировала уровень случайного выброса. И на Турнире было понятно, что мальчику силищи Дайна отмерила о-го-го! Но если у него спонтанные выбросы такие, что глаза слепит на расстоянии в несколько десятков метров, то с оценкой его потенциала я где-то на порядок ошиблась. Понятно, почему ректор так за него держится.

…Но зачет по тварезнанию я всё равно просто так ему не поставлю!

Он появился где-то через полчаса, распаренный и расслабленный, в расстегнутой рубашке из простого небелёного льна и приспущенных брюках, не обремененных ремнем. Торнсена можно было использовать в качестве наглядного пособия по анатомии мышц. Спереди это было лучше видно, чем сбоку. От пупка книзу убегала волосистая дорожка.

Я с трудом оторвалась от того места, где она терялась под поясом, и подняла взгляд. Торнсен неожиданно смутился и запахнул рубашку.

— Я не думал, что вы здесь, — тихо сказал он. — Вы идите, там свободно, — и еще больше смутившись, добавил. — И скамейки я отмыл после себя, если что.

Я взяла собранную заранее смену белья и спустилась вниз. Крикнула бабу Тою. Та заявила, что пойдет последней. Стара она стала. Не та, что прежде. Только наказала мне воду всю не выплескать. И парку оставить. Прожарить старые косточки. Я хотела было ей предложить для прожарки костей сковородку, но постеснялась. Всё же росла я в деревне, а там воспитывали уважение к старости. Это потом, в пансионе, мы научились преклоняться перед силой. И древней кровью.

Баня была протоплена, как в зиму. Я быстро разделась и нырнула в моечное. На полке лежал разлапистый веник, щедро сдобренный ароматными травами. То ли бабулька постаралась, то ли Торнсен знает толк в деревенских радостях. Я забралась на самый верх и просто сидела, обхватив колени, пока кожа не покрылась капельками пота. За окном стремительно темнело, и молодой месяц не справлялся с освещением. Я решила, не будет больших проблем, если я запущу крохотный магический светильник, а то и ошпариться в темноте недолго. Если баба Тоя — ведьма, после мощного выхлопа Торнсена пытаться изображать из себя не-магов, всё равно что прятаться за вешалкой. Не по-взрослому, в общем. Я подвесила огонек под низкий потолок и плеснула на раскаленные камни из ковшика с длинной деревянной ручкой. Вода зашипела, взвившись паром и обдавая горячей волной. Я пошлепалась, жалея, что приходится самой. Сейчас бы растянуться на полке, да чтобы кто-нибудь веничком отходил… С подхлестом. Торнсена, что ли позвать? А то что он такой расслабленный? Непорядок!

Я поддала еще, а потом окатила себя ледяной водичкой из лоханки. У-ух! Бр-р-р!

Жизнь сразу стала легче, и стало глубоко плевать на Сафониэля, косорыл знает где сейчас находящегося, и на то, ищет он меня или нет, и на косорыла в лесу. И его приятелей. И приятельниц, судя по счетчику, многочисленных. Это была чистая, незамутненная радость бытия.

Я намылила мочалку душистым мылом, оттерлась вся, от носа до пяточек, и ополоснула волосы травами, запаренными в одноухом ушате. Напоследок еще раз прогрелась, ополоснулась и, выходя, подняла взгляд к потолку, чтобы утащить с собой светлячка. И наткнулась взглядом на широкую щель под потолком, выходящую прямо на слабо подсвеченное чердачное окно.

Горячий поток стыда омыл меня сверху донизу.

Ну…

Ну, в конце концов, я молодая, стройная, красивая. Так что если кто-то подсматривал, это его головная (и не только) боль.

Сладких тому снов, хе-хе.

10. Лайна. На чердаке дома бабы Тои

Я чувствовала себя дрожжевым тестом в кадушке: таким же воздушным и аморфным. Но, собрав волю в кулак, мне всё же удалось заставить себя переполоснуть одежду и развесить ее на веревке рядом с рубахой и штанами Торнсена. Я вошла в дом и сказала старушке, что в бане свободно, но темно. Та пробухтела что-то про гостей, дотянувших с помывкой до ночи, будто Торнсен не предлагал ей пойти первой. Она еще что-то бухтела, но я была в слишком блаженном состоянии, чтобы ее слушать, и полезла наверх по лестнице. В какой-то момент у меня мелькнула мысль о том, что студент мог видеть меня без исподнего, и мне сейчас предстоит взглянуть ему в глаза. Но потом я подумала, что сам он вряд ли в таком признается, даже если подглядывал. А если все делают вид, что ничего не произошло, то, вроде, ничего и не произошло.

Когда я поднялась, Торнсен лежал на расстеленном спальнике в той же расстегнутой рубашке и приспущенных штанах. Рассмотреть то, что ниже, было сложно из-за согнутой в колене ноги (Дайна, о чем я думаю!). Одна рука студента была закинута за голову, вторая придерживала за корешок классический учебник по тварезнанию Бланчифлоер Т. леи Моро. Я считала, что называть девочку «Бланчифлоер» — испортить ей всю жизнь. Но, видимо, ее родители так не думали. Зато девочка выросла в уважаемую лею и отомстила миру, написав до ужаса нудный учебник. Студенты засыпали над сим талмудом последние лет сто, наверное. К тому же он порядком устарел. Но ничего другого по твареведению не издавали. У Сафониэля была мечта написать новый. Он уже несколько лет собирал материалы, но из-за постоянной нагрузки по кафедре и исследовательской работы у него не было времени завершить работу. Я начала было их сводить, но не успела. Кропотливая работа в архивах Академии Дьюи позволила мне взглянуть на тварей под другим углом. А результаты экспедиции могли привести к настоящему прорыву. Если бы не сбой телепорта.

— О, я гляжу, вы даже читать умеете, — порадовалась я за студента.

— Как вы могли обо мне такое подумать! — возмутился Торнсен. — Я просто разглядываю картинки!

Опять разговорился. Хм.

— Там нет картинок, Кейрат, — напомнила я, усаживаясь в свой угол, опираясь спиной на вертикальную стену напротив окна, и складывая голени крест-накрест.

— И очень жаль, — заметил тот, тоже усаживаясь и застегиваясь. — Каждый раз, когда я пытаюсь ее читать, я теряю мысль на второй странице, а над пятой у меня слипаются глаза. Предлагаю прописывать ее как снотворное.

В комнате добавился какой-то новый аромат. Сначала я подумала, что из окна нанесло какими-то ночными цветами, но потом заметила в углах пучки травок, висящие вниз головой.

— А надо было на лекции ходить, — попеняла я, не задумываясь, размышляя на тему, кто их сюда повесил. — Там бы не засыпали.

— Да с вами разве заснешь… — буркнул Торнсен.

— Что? — переспросила я, повернувшись к нему ухом. Дескать, не расслышала. А ну-ка повтори-ка.

— Никак нет! — гаркнул студент.

— У вас очередной приступ, Торнсен? Вы лечились бы, что ли…

— Не помогает, — печально ответил парень, опустив плечи.

— Что «не помогает»?

— Ничего. Ничего не помогает, — он посмотрел на меня жалостливым взглядом.

По шкале жалостливости — девять из десяти.

Но меня таким не прошибешь.

Внизу хлопнула дверь. Бабулька отправилась в баньку.

…И на полчаса мы с Торнсеном совершенно одни.

От неловкости меня спас забурчавший желудок.

— Кейрат, признайтесь, у нас есть что-нибудь поесть?

— Так ведь нельзя на ночь есть, — напомнил осмелевший студент.

— Ничего, у меня желудок крепкий, — отмахнулась я. — И кишечник пока держит, — добавила заговорщицким шепотом.

И мы одновременно прыснули.

Пока запасливый Торнсен выколупывал из своего баула буханку хлеба и шмат пряного сала, я сгоняла вниз за теплым отваром трав, который мы пили за ужином.

Бутербродики умялись на ура.

— Лея Хольм… — обратился ко мне студент, когда я приступила ко второму, и только тут я сообразила, что за весь день он ни разу не обращался ко мне… никак. Ни по имени, ни по фамилии.

— Я не «лея», — легко вырвалось у меня.

— Знаю. Но так положено.

— А давайте положим по-другому, — щедро предложила я. — Меня зовут Джелайна.

— А меня — Кейрат. Друзья зовут меня Кей.

— Друзьям можно, — рассмеялась я. — Но вы не думайте, что я вам так запросто зачет поставлю.

— Хвала Дайне, — пробормотал Торнсен.

— Что? — в очередной раз переспросила я, подозревая, что в глазах студента я по уровню слуха приближаюсь к бабе Тое.

— Говорю: здорово! Такой важный предмет, — не моргнув глазом, стал врать Торнсен. А ведь с виду такой скромняга. — Очень важный. Нельзя за него просто так зачет ставить. Нужно с меня всё тщательно стребовать. Чтобы все практики отработал… Контрольные, да. Контрольные чтобы я обязательно на положительные оценки написал. И еще исследовательский проект. Ну, за пропуски.

— Звучит устрашающе, — призналась я. — Я уже за себя испугалась.

— А я — нет. Я — готов, — щедро предложил Кей. — Вот прямо сейчас! Давайте прямо с первой темы.

И я начала. Улеглась поудобнее, заложила руки под голову и начала.

С классификации тварей. О том, что каждая тварь характеризуется по нескольким признакам: размеру, уровню урона и агрессивности. Нет двух тварей с одинаковыми характеристиками. А еще у каждой есть своя магическая особенность. Тоже неповторимая.

С происхождения. О том, что никто не знает, откуда берутся твари и как они размножаются. Потому что их невозможно содержать в неволе. Все, все пойманные твари исчезают из клеток, сараев, темниц и казематов. И появляются из воздуха в любом месте. И появляются они обычно там, где проливается кровь, летят файерболы, пылают пожары… Но как их вызвать и как ими управлять, никто не знает.

— Так, скажите мне, пожалуйста, Кейрат… — повернула я голову в сторону студента.

И обнаружила, что он спит. Самым наглым образом, поджав по-детски колени и уложив ладошки под щеку.

Я хотела разозлиться.

Но не смогла. Я зевнула и поняла, что тоже вымоталась за день. Повернулась на бочок и упала в сон.

11. Лайна. Там же, в подозрениях и воспоминаниях

Я проснулась от лучей солнца, бьющих мне прямо в лицо. Разлепила глаза и какое-то время соображала, где нахожусь. Взгляд уперся в распахнутое, как оказалось, на восток окно. Потом наткнулся на Торнсена.

В памяти стало проясняться.

Я в избушке странной старушки, посреди дремучего леса, заселенного тварями, как трухлявый пень — личинками. Вместе со студентом, которого мне навязали, потому что я отказалась поставить ему зачет. По тварезнанию. Вчера я панибратски уплетала с ним бутерброды и хлестала травяной отварчик. Велела называть меня по имени. И даже обещала принять у него все практические и контрольные. И проект еще, — делать мне больше нечего!

И ведь не пили даже. Ничего, крепче отвара.

Студент развалился на спине гигантской пентаграммой, занимая разом полчердака. Большую его половину. Еще каких-то пять сантиметров, и его рука оказалась бы на моем бедре. Зато в этом положении было замечательно видно косую сажень в штанах, вздымающую его ширинку.

В здоровом теле — здоровый… дух.

О чем я думаю! Дайна, о чем я думаю…

Я быстро перевела взгляд в другую сторону. И наткнулась на цветочно-травяный «веник» в дальнем углу чердака. Такие висели во всех четырех. Мою голову посетили смутные подозрения. Я, стараясь не скрипеть старыми досками, дотянулась до ближайшего веничка, почти над моей головой.

Пахнет! Я зарылась носом в подвядшие травы. М-м-м!

Я размотала суровую нитку, за которую букетик был подвешен к малозаметной щепочке-занозе, и рассыпала сено по коленям. О! Да тут у нас реально целый «букет»!

— Торнсен, подъем! — гаркнула я.

Чтобы не осталось сомнений в том, что я имею в виду.

Парень вскочил, ударившись о скат крыши головой, затем, быстро сел на пол, прикрывая «здоровый дух» согнутыми спереди коленками. Еще и рукой их обхватил (второй голову тёр), чтобы не дай Дайна, не протаранить «саженью», хе-хе.

И густо покраснел.

— И что это было? — сурово спросила я, предоставляя парню возможность признаться и раскаяться.

— А что-то было? — неуверенно и почти жалобно поинтересовался Торнсен.

Услышать это от двухметрового громилы, который на Турнире одним мановением руки останавливал пикирующего горбокрыла (в народе именуемого «гробокрылом»), было неожиданно. И даже немного смешно. Но я сдержалась, сохраняя неприступный вид.

— У вас хочу спросить. Как эти травы оказались на чердаке? — я указала на сено перед собой.

— Баба Тоя принесла. Сказала, от насекомых. Чтобы не кусали. И запах приятный.

Тут что скажешь? Боевые маги — не защитники. У них по зельям и ядам даже предмета отдельного нет. Несколько тем в рамках «Первой магической помощи».

— Вот видите, Торнсен… — я подняла тонкий, торчащий, как спица, стебелек с такими же шиловидными листиками, собранными у основания стебля. — Это проломник боровый — известное снотворное. Вот бородатка повислая — прекрасное средство от хандры. Вот пьяноголов веселый. Бодрит, храбрит и даже вызывает галлюцинации. Когда в особо крупных дозах. В общем, букетик пахнет просто… упоительно.

Так что, да, мы вчера не пили. Так, нюхнули немножко…

Торнсен поднял взгляд с трав на меня, и в его глазах мелькнуло… разочарование, обида, может?

— Я пойду, — решительно сказал он и поднялся, на этот раз пригибаясь.

Уже ничто не выдавало небольшую мужскую утреннюю слабость (хотя о чем я: огромную мужскую утреннюю силу!).

— Идите, — разрешила я.

Правда, меня никто не спрашивал. Парень был уже на середине лестницы.

Я посидела какое-то время. Потом легла, окутанная сладким, будоражащим ароматом. С чего это старушенция решила нам головы задурить?

Подозрительная бабулька. Хотя магических эманаций я от нее не замечала.

…Что-то Торнсена долго нет.

И даже топора не слышно…

Я поднялась и подошла к окну. Окно выходило удачно, открывая обзор на всё пространство перед домом. Включая баню с темной сейчас щелью под крышей. Интересно, подглядывал или нет?

Но сейчас мое внимание привлекло другое. На полянке перед домом Торнсен разминался. Сейчас он выполнял комплекс «Страхотварень, крадущийся в ночи». Для своих размеров и веса парень двигался потрясающе легко и грациозно, словно перетекая из одной позы в другую. Рубаху он снял, и сейчас демонстрировал замеченные мною вчера кубики и зубчатые мышцы. И мощную трапециевидную. И ромбовидную, и широчайшую спины. Эх, какой шикарный экспонат без дела пропадает. Мне бы его в качестве наглядного пособия на занятия…

Через перекат по умятой травке парень перетек в защитную стойку, прикрываясь согнутой в локте рукой. Из этого положения выбрасывают магический щит.

Я придвинула кривоногий табурет, который старушенция выделила нам от щедрот, и села любоваться.

…Мне вспомнился поединок Торнсена на Турнире. Первые два этапа проходят академически. На первом, отборочном, студенты демонстрируют уровень магической силы. На втором — технику выполнения боевых заклинаний на муляжах. Конечно, обставленно всё красочно. Муляжи тварей в полный рост выскакивают из-под земли и бросаются на участников на полосе препятствий. И разлетаются в ошмётки, и зеленая кровь брызжет во все стороны. И если участник турнира не справился, его очень натуралистично «пожирают». То есть сам процесс не показывают. Участника и победившую «тварь» укрывают густым мраком, и только нечеловеческое рычание и чавканье живописуют зрителям происходящее.

Я всё ждала, ждала, когда какой-нибудь муляж разделается за меня с Торнсеном. Меня выбрали в сопровождающие. И как представитель Академии, я сидела на вип-трибуне, откуда было прекрасно видно всю арену. Но парень уходил от опасностей и разносил каждую последующую тварь с каким-то мстительным удовлетворением, будто она ему на коврик под дверью нагадила.

И только трое по итогам полосы вышли в финал. Им предстояло сражаться с настоящими тварями. Как я уже говорила, тварей невозможно содержать в неволе. Они неудержимы. В смысле, телепортируются из любых помещений. Поэтому на турнир тварей отправляют прямо с поля боя. Слаженной командой из нескольких лучших порталистов, по заранее проложенному порталу. Поэтому настоящих схваток так мало. Контур поля мгновенно замыкают мои коллеги. А для подстраховки рядом сильнейшие боевики. Торнсену достался горбокрыл. Злющий, будто ему под хвост соли насыпали. Знаете, это было страшно. Нас со второго курса на боевую практику отправляли. Сначала в тыловые части, потом на линию огня. Я знаю, каково это — стоять перед живой, лютой тварью.

Я понимала, каково ему.

Я следила за ним, сжимаясь в комок, когда на него обрушился поток огня. Когда только чудом ему удалось увернуться от пикирующего чудища. Не всегда, далеко не всегда участники финала Турнира выходят из него без потерь.

…Иногда они теряют жизнь.

Когда поверженная тварь обессиленно разжала когти, я скакала, и визжала от радости, и обнималась с мощной бабищей с изуродованной — однозначно в бою, — рукой.

А Торнсен сиял от счастья и гордости. От облегчения, что всё позади. И улыбался поклонникам, и махал им рукой.

А потом посмотрел на меня. Будто знал, где искать.

Просто стоял и смотрел. Своим обычным нечитаемым взглядом.

Я почувствовала, как чьи-то когтистые лапки коснулись моего бедра, и пушистая голова ткнулась в ладонь. Дескать, чеши. Я не заметила у бабуськи кота. Но он мог охотиться в лесу. Утро — самое время, чтобы вернуться домой. Я, не в силах оторваться от потрясающего мужского тела, вытворяющего невероятные вещи прямо передо мной, запустила пальцы в мягкую шерсть. «Гр-р-рых, гр-р-рых», — заурчало благодарное животное под моей рукой. И я почесала под тупой мордочкой, а потом за длинными ушами.

«Гр-р-р-р-рых, гр-р-р-р-рых» стало еще продолжительней и сладострастней.

Выполнив последнюю связку, Торнсен сложился пополам, чтобы восстановить дыхание.

А потом в одно мгновение выпрямился и вскинул взгляд на меня. Будто знал, что я за ним наблюдаю.

Я чуть не пошатнулась на своем косоногом табурете и чудом удержала кота.

Наткнувшись рукой на что-то кожистое.

Я перевела взгляд на колени.

Там, возбужденно подрагивая сложенными кожистыми крыльями, млел от удовольствия иглолапый мелкозуб: «Гр-р-р-р-рых, гр-р-р-р-рых».

— Эй, Грых, ты не офигел ли? — поинтересовалась я у него.

Но тварь лишь боднула меня ушастой головой. Дескать, не отвлекайся на всякую фигню. Продолжай в том же духе.

Я продолжила. Никогда в жизни не чесала живую тварь.

…И мертвых не чесала. Какой смысл чесать мертвую тварь?

Мелкозуб, один из самых распространенных и безобидных видов тварей, продолжал урчать. А я силилась придумать объяснение происходящему для Торнсена, который должен был вот-вот подняться.

Внизу стукнула дверь.

Легкое движение у меня на коленях — и там уже никого нет.

Такой и застал меня студент: растерянно разглядывающей колени и руку, поднятую над ними.

12. Кей. В процессе внеучебной практики по тварезнанию, где-то в лесах Западных гор

Это издевательство. Это форменное издевательство. А ведь еще вчера я думал, что наконец-то всё изменилось. Джелайна увидела во мне… ну, пусть не мужчину. Но, по крайней мере, она меня увидела. Меня, а не пустое место.

А оказалось, ничего она не увидела. У нее просто была галлюцинация. В особо большой дозе.

Еще и встал со стояком. Вскочил, буквально.

Может, не заметила?..

Ага. Это-то она точно увидела. Сидела и посмеивалась. Почему-то меня она не видит, а… А-а! Ну его. Всех к косорылам!

Тело ныло и ломало после вчерашней «прогулки», словно в наказание за наивные надежды. Будто не было бани. Хотя один разве в бане нормально пропаришься? Я поднял вверх сложенные лодочкой ладони, набрал полные легкие воздуха, расправил плечи и медленно выдохнул, опуская и разводя руки. Сила хлынула в меня таким потоком, что я чуть не захлебнулся. Вчера-то я… стравил… напряжение. Это было так легко, так мучительно сладко… Не с нею, но рядом. Словно она держит за руку.

Тело полыхнуло жаром, заполняясь силой до краев и даже выше. Еще выше.

Да хватит уже! Сколько можно?!

Сила втекала и втекала, распаляя жаром изнутри. Я скинул рубашку и бросил ее на крыльцо бани. Резерв — не физический орган. Он не может ныть. Но ноет. Как когда долго хочешь в туалет по малой нужде, а нельзя, и тебя распирает изнутри. Энергия требует выхода. Я медлительно, удерживая и принимая дополнительный объем магии, потянулся в выпаде. В другую сторону. Растягивая мышцы и резерв. Стараясь не думать, как буду спать этой ночью, когда накроет откат от нежданного «подарочка». Душа нет, но всегда найдется пара ведер колодезной водички.

Впрочем, парой не обойдется.

А попрошусь-ка я у бабы Тои в баню! На ночь. Там — или руки в мозоли, или член в лохмотья. Но хоть посплю. А на чердаке…

Или «веник» из трав себе попросить? Под голову. Обе. И чтоб снотворных трав побольше, побольше!

Тело привычно выполняло комплекс, напрягая на каждой промежуточной точке все мышцы, продавливая, втискивая в них силу. Что она нашла в этом бабьеволосом хлюпике? Если бы она только позволила…

Я ощутил, как новая порция силы влилась в расслабившийся резерв, и от переносицы до солнечного сплетения снова фантомно заныло. Фантомно, но больно до зубовного скрежета. Я сжал кулаки, чтобы не застонать, и ушел в перекат, выбрасывая вперед предплечье, словно закрываясь от удара. И выставляя воображаемый щит. Но даже от воображаемого щита несуществующему органу стало полегче.

Вообще стало легче.

Я решил закрепить успех, и на каждой точке, где следовало атаковать противника заклятием, атаковал. В воображаемого противника воображаемым заклинанием. Тело стало словно не мое, а принадлежащее кому-то другому. Какому-то очень крутому другому. И сила уже не мешала, а напротив.

И всё равно к концу я вымотался, как выпень после брачного танца. Пресс скрутило от нагрузки, и я сложился вдвое, тяжело дыша, прижимаясь грудью к бедрам и растягивая заодно мышцы спины и ног.

И именно в этот момент на меня накатило осознание дежавю. Всё это уже было. Злость на Джелайну, неожиданно взлетевший резерв — очень вовремя взлетевший, — и это словно не мое, но очень крутое тело, и эта легкость… Всё это уже было. На Турнире. И меня снова развернуло, как иглу к магниту, и — да. Джелайна сидела у окна и смотрела на меня.

Сердце ухнуло куда-то вниз, и я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Бездумно стоял и пялился, краем сознания отмечая, как она смущается и пытается отвести взгляд. Но не может.

А потом наваждение прошло.

Я умылся из ведра и обтерся тряпицей, подсохшей со вчерашнего вечера.

Нам нужно обсудить одну очень важную тему.

Когда я поднялся на чердак, Джелайна всё также сидела у окна и выглядела очень растерянно. Не думал, что обычная тренировка может произвести на нее такое впечатление. Может, всё еще не настолько потеряно, и во вчерашнем вечере правды гораздо больше, чем галлюцинаций.

Я выдохнул.

Разговор. Сначала разговор. Мечты и фантазии всякие — это всё потом.

— Дже… — начал я, но она поморщилась. Ах, да! И это тоже было галлюцинацией. Я от досады прикусил губу и отвел взгляд в угол, где валялся неубранным мой спальник. — Лея Хольм, — произнес я решительно и снова посмотрел на нее.

Она скривилась еще сильнее:

— Уж лучше «Джелайна», — фыркнула она.

Я тоже сморщился. Скептически. А завтра она скажет, что ее опоили, окурили или просто задурили, и всё вернется, как было.

— Да ла-адно! Огнеплюй два раза в один стог не попадает! — насмешливо протянула Лайна, словно прочитав мои мысли. — Я серьезно. Уж лучше по имени, чем так.

— Как скажете, лея… — начал я по привычке, но все же передумал и тихо поправился: — Джелайна.

Как звучало ее имя! Как сладко было его произносить просто так. Не шепотом, забывшись в фантазиях. Не стоном в душе. А просто так. Обращаясь к ней.

— Ну? — вернула она меня к реальности. — Что вы хотели мне сказать?

— Я хотел спросить… — меня снова скрутило смущение, но я всё же собрался с силами: — Джелайна, вы вчера вечером что-то встретили в лесу, или мне показалось?

Вот! У меня получилось! Безо всяких травок и вообще веников!

Преподавательница застыла лицом.

Я только успел подумать про стог, в который огнеплюй действительно дважды не попадает (второй раз некуда уже попадать), но снизу раздался скрип половиц и бодрая дробь выпускаемых бабулькой газов. Мы синхронно фыркнули. Нехорошо, конечно, пожилой человек…

Тем временем дверца в комнату заскрипела, и снизу раздался не менее скрипучий голос бабы Тои:

— Чего, молодежь, не спится?

— Непривычные мы долго спать, — подала голос Джелайна, свешиваясь в люк.

— А и то верно! — скрипуче согласилась баба Тоя. — Кей, ты печку обещал посмотреть. Дымит, зараза!

— Бабулечка, — умоляющим голосом продолжила преподавательница. — Это обязательно, но можно мы сначала по лесу прогуляемся? Вы вчера столько про грибы-ягоды наговорили, у меня прямо руки чешутся.

— Заразу каку-та мне привезли, чё ле? — подозрительно спросила баба Тоя. — Чёйт енто у тебя руки чешутся?

Джелайна поднялась от люка и одними губами, смеясь, проартикулировала: «Аллергия, наверное!» И ткнула взглядом в разбросанные травы.

Но вслух ответила, разумеется, другое:

— Что вы, что вы! Я здорова, как толстогузый жабоморд после сытного обеда. А печку Кейрат починит. Он и крыльцо поправит, как обещал. Вот вернется из леса — и поправит сразу.

Тут она перевела насмешливый взгляд на меня.

— Конечно, бабуль! — снова пообещал я.

Чем сильнее выложусь, тем легче усну. Главное, «веник» попросить не забыть.

— Так чаго ж тянуть? — заскрипела старушка. — В печке можно было бы и кашу поставить томиться.

В последних словах прозвучало что-то мечтательное.

— А мы с утра не завтракаем! — с тонко-мстительными нотками ответила Джелайна. Бабулька, что-то недовольно бормоча под нос, хлопнула входной дверью. — Собирайтесь, Торнсен. Вас куда послали?

— В лес? — предположил я.

— На практику! Вас послали на практику по тварезнанию. Вот туда-то мы с вами и пойдем. С тварями знакомиться, — преувеличенно бодро завершила она. — Вы только хлеб с салом взять не забудьте, — заговорщицким шепотом добавила Джелайна.

Пока она копалась в своем рюкзаке, я незаметно коснулся лба двумя пальцами, отправляя благодарность Дайне. Всё-таки дело сдвинулось с мертвой точки.

13. Лайна. Шли к косорылу на куличики, но промахнулись

Торнсен собрался так быстро, что, казалось, его саблерог под зад подпихивал. Я даже не успела придумать, что с собою взять, кроме счетчика и ножа, а он уже был готов на выход. Я добавила в его небольшой рюкзачок (не в тот, который он пер от телепорта, а в уменьшенную версию) пару приборов и несколько контейнеров под экскременты. А что он такой счастливый? Непорядок. Он прогулы отрабатывает или в увеселительный тур собрался?

Сало, хлеб и сыр (последний меня так обрадовал, что я с трудом сдержала слюну) я на правах старшего, сильного и главного забрала к себе. Мы наполнили фляги водой, и в довершение сборов я приторочила к своему рюкзачку небольшой котелок.

— Вы ж с утра не завтракаете! — возмутилась старушенция, увидев его.

— Это с утра мы не завтракаем, — согласилась я с ней. — Не то что в обед. В обед позавтракать — милое дело.

И пока баба Тоя пыталась найти хоть какую-то логику в сказанном, скрылась в лесу. Привычно бросила маячок на ближайшую сосну и зашагала вглубь. Торнсен не отставал, шел легко и споро. Однако минут через десять в таком темпе окликнул:

— Куда мы несемся, как потерпевшие от плащекрыла?

Я задумалась. И правда, куда? Повернулась к студенту.

— Судя по счетчику остаточной активности, здесь много тварей, — пояснила я. — Вчера я видела косорыла. То есть, относительно недавние следы крупного косорыла.

— А теперь мы идем его искать? — ровно поинтересовался Торнсен.

И от него слабо пахнуло магией. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но студент явно перестраивался в режим боевой готовности. Хороший мальчик. Надежный. И мощный маг, что в нашей ситуации немаловажно.

…И красивый.

— Ну, не то чтобы его, — протянула я, отводя взгляд от его рта. Да, крупноватого, но… — Я просто хочу оглядеться.

— Потому и несетесь? — насмешливо поинтересовался Торнсен.

— Нет, просто хочу отойти подальше от избушки.

— Боитесь, что баба Тоя учует сало?

— Не нравится мне «баба Тоя», — буркнула я, но лицо Кейрата резко застыло, превращаясь в маску, и я поспешила пояснить: — Это очень странно: пожилая женщина, одна, без явных источников питания, оторванная от мира — и вокруг множество тварей. Букетики эти странные…

Льдисто-синие глаза Торнсена начали оттаивать.

— Вы считаете, что твари — ее рук дело? — спросил он нейтрально.

Но как-то свысока. Не в смысле роста, там и так всё ясно. А будто я была несмышлёным ребенком. А он — убеленным сединами стариком.

— А у вас есть другое объяснение? — вскинулась я. Может, слишком явно.

Он послушно умолк.

… Оставив послевкусие недосказанности. И чего было начинать, если не собираешься заканчивать?

Я мысленно выдохнула и отвернулась. У меня вообще другая цель. Вокруг шумел подозрительный, как старушка Тоя, лес. В котором где-то прятались коварные твари. Ну, а кто не спрятался — я не виновата, в общем-то. У меня для вас, коварные твари, есть вон какой огромный и сильный Торнсен.

Я быстро оглянулась. Да, огромный и сильный.

Счетчик сегодня тикал меньше. Или мы пошли не туда. Я направила прибор в сторону максимальной следовой активности и жестом показала следовать за мной. И не шуметь. Впрочем, для своих габаритов парень двигался практически бесшумно.

— О, смотрите, Торнсен, — я остановилась возле мощного дерева, у корней которого лежали ветки с подсохшими ветвями. — Здесь была ночевка саблехвостого выпеня. Он устраивает лежбище на земле. Обычно выбирает вывалень, но, видимо, не повезло, поблизости ничего подходящего не оказалось. Видите, он нервничал?

Я сдвинула ногой ветки, показывая характерные прерывистые следы когтей на земле и валежнике. И провела пальцем по поврежденному стволу. В нижней части дерева виднелись ровные порезы на коре.

— Это он лежал и дергал хвостом, — пояснила я. — Вы знаете, что выпень прекрасно лазает по деревьям?

Парень помотал головой.

— Я тоже не знала, — поделилась я. — Это обнаружилось в отчетах о практиках у вас в Академии.

— У нас в Академии, — поправил меня студент.

— Я так и сказала, — я сделала вид, что не заметила намека.

Торнсен промолчал. Недовольно. Хе-хе. Мне почему-то нравилось его дразнить.

— А почему он не вернулся на предыдущую лежку? — задал парень неожиданный вопрос. — Они же способны телепортироваться. Выкопал бы берлогу, и мотался в нее каждую ночь.

— Умный вы какой, — буркнула я. — А он, наверное, неумный. Не додумался до такого гениального решения. Торнсен, достаньте из рюкзака контейнер и возьмите пробу экскрементов.

— Чьих? — он задрал правую бровь, и у меня возникло желание врезать ему по лбу. Встать на цыпочки и врезать.

— Выпеня, Торнсен. Выпеня.

— А где я их возьму?

— Где-то там, — я ткнула рукой за ствол. — Он всегда испражняется возле лежанки. Ну, давайте, давайте. Время идет, уже и позавтракать пора.

Студент поперхнулся.

— Очень вовремя, — проворчал он и пошел в указанном направлении, старательно хрустя подсохшими, ломкими ветвями.

Из-за дерева слышалось недовольное бухтение и шуршание.

— Кейрат, вы там палочкой, что ли, воспользуйтесь, — крикнула я ему вслед.

— Что бы я делал без ваших советов! — он появился, разгибаясь из-под ветвей, с перекошенным лицом. — Вы специально придумали эту экзекуцию для нерадивых студентов, да?

— Вообще-то, нет, — ответила я. — В смысле, не я придумала. — Дождавшись, когда на лице Торнсена мелькнет недовольство, я продолжила. — И не для того. Мы по-прежнему очень мало знаем о тварях. Вы заметили, что эти экскременты практически не воняют?

— Не заметил. Я не дышал рядом.

— Напрасно. Они действительно почти не имеют запаха. А это говорит нам, что выпени не питаются животной пищей.

— Вы хотите сказать, что они травоядные? — на лице парня промелькнуло удивление.

— Какая разница, чего я хочу? Да, они травоядные.

— А зачем им тогда?.. — Торнсен потряс растопыренными пальцами у себя перед носом, видимо, изображая клыкастую морду.

Я пожала плечами.

— Идемте, Торнсен. Вы же не хотите завтракать прямо здесь?

— Я уже вообще не хочу завтракать, — буркнул он.

Надо же, какие мы чувствительные! Ладно, мне больше достанется.

14. Лайна. Очень сильно промахнулись.

Разумеется, он соврал. Мужики всегда обещают: «Да чтобы я?! Да ни за что!» И что? Я еле успела спасти от рук Торнсена последний кусочек сыра!

По дороге я нарвала ароматных трав и веточек, Кейрат развел небольшой костерок, и теперь у меня в руках была кружка с божественным отваром. Я привалилась спиной к гигантскому дереву, глядя на лучи солнца, просеивающиеся сквозь хвою, и в душе моей булькали пузырьки счастья. Много ли нужно человеку? Хороший завтрак, целительный горный воздух, пропитанный запахом мхов и смолы, тишина… Хорошо!

— Что? — спросил Торнсен.

— Хорошо, говорю. А вы знаете, Торнсен…

— Кейрат.

— Хорошо, — мой взгляд зацепился за характерную проплешину среди веток. — Если знаете — то «Кейрат», если не знаете, то «Торнсен».

Вообще-то я хотела поделиться идиллией на душе, но если мы тут в игры решили поиграть…

— Так нечестно! — возмутился студент.

— Ха! Не в вашем положении торговаться, — напомнила я.

— Ладно, говорите, что там я должен знать, — обреченно согласился он, сыто откидываясь прямо на траву и закладывая руки под голову. Слабый ветерок ворошил его чуть золотистые пряди. Сбоку было особенно заметно, что Торнсен — не лей. Вот на профиль Сафониэля можно любоваться бесконечно. Это идеальное произведение природы! А у Торнсена нос был… крупный. И подбородок мощный, выдающийся. Упрямый подбородок. Неидеальные по отдельности черты при этом складывались в удивительно гармоничное и очень мужское лицо.

…Всё-таки когда он лежит, он не так подавляет, чем когда стоит. Хотя, когда у него стоит, он и лежит как-то… подавляюще…

Это всё избыток магии! Нужно срочно помагичить. Забрести подальше, и долбануть так… Чтобы разогнать всех тварей в округе. Но это очень далеко нужно зайти. А то кого я буду изучать?..

— …Видите, во-он там, немного левее солнца, — вернулась я в реальность, — заломанные ветви. Кто это был: воплежуть или косорыл?

Торнсен одним резким движением перетек в сидячее положение, повернувшись ко мне спиной с мощными плечами. Косая сажень везде.

— Я бы, конечно, мог вспомнить, что вы вчера видели косорыла, и сказать, что это он, — начал студент, на секунду развернувшись ко мне корпусом.

— Но?..

— Не погоняйте, Джелайна, не запрягали, — рассмеялся он, и глубокие складки-ямочки прорезали его щеки. — Но я уверен, что это воплежуть.

— Даже уверены?

— Более того, это был напуганный воплежуть. Видите, «туннель» пробит горизонтально. Обычно воплежуть в лесу летает ниже, там где уже нет ветвей, одни голые стволы. А здесь он ломился через ветви, надеясь уйти от опасности. Причем, серьезной опасности, иначе бы он просто взлетел над кронами.

— Хорошо, — кивнула я. — А почему не косорыл?

— А потому что косорыл в случае опасности зарывается в верхний слой почвы и прикрывается иллюзией. А просто так он по лесу не летает. Он взбирается по стволам наверх и обычно уже оттуда взмывает в небо.

Сказать, что я была потрясена… В общем-то ничего не сказать.

— Вы сталкивались с ними на боевой практике?

— Если честно, нет. Дайна миловала. Но я читал вашу статью в «Вестнике тварезнания». Называлась она, как сейчас помню, «Сравнительная этология тварей третьего класса опасности». Так что можете звать меня просто «Кей».

Блондин подмигнул, выдрал какую-то травинку, сунул ее в рот и снова завалился на землю.

Это был шах и мат.

— Но там же нет картинок, — напомнила я, чтобы хоть чем-то заесть горечь поражения.

— Там и пяти страниц нет, — вернул мне Торнсен. Точнее, Кейрат. Нужно привыкать называть его «Кейрат». — Так что уснуть я тоже не успел. К тому же ее написали вы, — он на секунду бросил на меня хитрый взгляд.

— Ну, не я, а Сафониэль лей Гроссо и я, — возразила я.

— Вот не надо, Джелайна. Его статьи я тоже читал, — саркастично заявил этот з-з… знаток.

— Еще скажите, что вы действительно сами сдали термаг на сто баллов.

Кейрат лишь улыбнулся. Так, как обычно улыбаются самоуверенные мужчины. Когда так улыбался Сафониэль, у меня возникало желание подставить ему подножку или пролить томатный соус на его любимую белую рубашку с жабо.

Но в следующую секунду он сел, а еще секунду спустя стоял в середине полянки и оглядывался по сторонам. Я тоже заметила это. Лес вокруг в один момент стих. Исчезли звуки птиц, насекомых и даже шум ветвей. Как в нас вбивали все шесть лет университета, спустя пару ударов сердца я была спиной к спине с боевиком. Я скорее почувствовала, чем увидела его удар. Два удара сердца на дубль — скорректированный парный удар, который должен нанести боевик, и я раскрыла шатром щит. Удар в контур я тоже ощутила, потому что не имела права оборачиваться. Моя обязанность — держать периметр в своих ста восьмидесяти градусах. Но оборачиваться и не требовалось. Я ее увидела. Тварь почти черканула щетинистым брюхом по щиту передо мной. Хвост, усеянный крупными, как кинжалы, колючками, метался из стороны в сторону.

А потом она развернулась.

Дайна, какая же она была страшная! Щелки глаз полыхали синим огнем. Морду окаймляли острые гребни. Гребень из жестких зазубренных пластин торчал посередине груди.

— Лайна!

Я опустила контур, набирая полную грудь воздуха и считая удары сердца. Первый сгусток силы влетел твари прямо в морду, и ее облик исказился сквозь файербол, как через пленку мыльного пузыря. Это был мощный выброс. Очень мощный. Для третьего — вообще нереальный. Тварь дернула головой. Но даже не притормозила полет. Ту-тук. Тварюга открыла пасть, намереваясь нанести ответный удар.

— Падай!

Я послушно упала, ощутив, как поднялись волоски на шее, когда сверху пронесся четвертый пылающий шар. Торнсен подхватил меня в полете и ушел вбок перекатом, накрывая меня своим телом. Я сжала зубы, растягивая контур на горизонтальное тело Кея, скорее угадывая его границы, чем зная их. Щит содрогнулся, хотя ему досталось по касательной — основной удар пришелся туда, где мы стояли минуту назад.

И на лес снова опустилась тишина.

На это раз — спасительная.

15. Лайна. В избушке, временно переименованной в "базу практики"

Я разжала зажмуренные, как оказалось, глаза, и обнаружила Торнсена над собой. Ничего неожиданного в этом не было. Я всем телом ощущала, что он… сверху. Но ощущения эти были… необычными. Незнакомыми. Неправильными. И расстояние до его губ было непозволительно близким для преподавателя и студента. Даже для пары «боевик — защитник» слишком. Конечно, после такого боя его вряд ли можно считать опасным.

Я поерзала, пытаясь выбраться из-под тяжелого тела.

…Ан-нет, хе-хе, можно считать опасным. И тут даже считать не нужно. Разве что про себя, чтобы успокоиться. Потому что когда тебе в причинное место упирается «косая сажень», а у тебя год не было мужика, это немного сбивает. С толку. Я чуть сдвинулась вперед. Не в тот «перед», который сейчас был сверху и откуда меня прижимал к земле студент, а тот, который вверх. Ну, то есть я от него немного отползла. Сантиметра на три. Дышать сразу стало легче.

— Мне кажется, она уже улетела, — я попыталась произнести как можно уверенней, и даже посмотрела в глаза Торнсена. В черные с синим ободком глазищи.

От его взгляда волоски на шее поднялись, будто над ней стая файерболов пролетела. Нужно срочно посмотреть куда-то в другое место. Взгляд скользнул на его губы. Я сглотнула набежавшую слюну.

Где этот косорылов Сафониэль, когда он так нужен?!

Торнсен молчал.

Ну, это как раз нормально. Хоть что-то для разнообразия.

Я сообразила, что до сих пор держу щит. Контур сбросился с еле слышным хлопком, и мышцы, которые до этого момента, как выяснилось, были напряжены, как камень, резко расслабились.

— Кей-ра-ат, — позвала я. — Тварь улетела. Дайте мне встать.

Он перекатился с меня на бок, а потом, застонав, свернулся обнимая согнутые колени.

— Вы ранены?! — испугалась я.

— Нет, — он медленно поднимался. — Третий раз за день резерв качается. Извините.

Его лицо было словно каменной маской, и только в глубине глаз плескалась физическая боль.

— У вас иней на голове, — вдруг поняла я.

— Поседел, в смысле? — невесело хмыкнул парень.

— Нет. В прямом смысле, — я потянулась, чтобы провести по белесому налету на его волосах, но неловко отдернула руку. Он мой студент, между прочим.

И отвела взгляд.

О, Дайна!

Вся поляна была покрыла инеем. Бахрома из тонких иголочек покрывала заледеневшие травинки, хвою деревьев и даже кору. И даже головешки, служившие топливом для нашего костерка. Нужно ли говорить, что огонь погас, будто его там никогда и не было?

Выглядело потрясающе красиво, волшебно, дико и пугающе одновременно. Локальная зима посреди бушующего лета.

Торнсен присвистнул. До него тоже дошло.

— Что это было?

Не уверена, спрашивал ли он моего экспертного мнения, или это был эвфемизм выражению: «Ох, ты ж кривовывернутый жабоморд мне в печень!» Ну, или куда-то еще. Не будем уточнять.

Я взяла себя в руки и ответила, как положено педагогу высшего магического учебного заведения:

— Я не поняла, кто это был.

А не «А косорыл его, мать его, косорылиху, за правую заднюю лапу, знает!», как очень хотелось.

— Да, он так стремительно напал, — согласился Торнсен.

— Нет, Кейрат, — обратилась я к нему по имени, раз уж продула. — Видите ли, я его разглядела, и спереди, и сзади. Проблема в том, что я никогда не слышала о такой твари. Не знаю, куда нас по случайности закинуло телепортом, но это место заслуживает стать местом Императорской экспедиции куда сильнее, чем Южные горы, — я обвела взглядом полянку. По краям уже началась капель. — Нам нужно найти возможность связаться с Сафониэлем, — и, наткнувшись на в секунду заледеневший взгляд, добавила: — Леем Гроссо. Думаю, первый день полевых исследований прошел успешно, — бодро подвела я итоги. Все же живы? Значит, успешно. — Можно возвращаться на базу практики.

Возвращались мы молча.

Наверное, мы выглядели достаточно мрачно, чтобы старушка нас не трогала. Торнсен занялся обедом. Или печкой. Чем-то занялся, это главное. Меньше всего я сейчас хотела, чтобы меня отвлекали и дергали. Я забралась на чердак, достала из рюкзака экспедиционный журнал, пока девственно-чистый, и подробно записала свои наблюдения. Эх, нужно было сразу начинать! Я с трудом вспомнила показания счетчика по дороге от телепорта к избушке. Написала приблизительно. И следы косорыла не замерила. И твариметрические данные с лежки выпеня не сняла. Расслабилась! Обвиняла Торнсена в том, что он отнесся к практике как к увеселительной прогулке, а сама?!

Рядом, успокаивающе урча, дрых Гррых. Когда он появился, я не заметила. Просто в какой-то момент осознала, что рядом с моим бедром урчит что-то мягкое. Лежит и урчит. Не прогонять же. Он так доверчиво ко мне прижался.

Добравшись в журнале до сегодняшнего дня, я стала зарисовывать незнакомую тварь. Морда мне прямо удалась. Не с первого раза, правда, но получилась, как настоящая. Я магически добавила синего света в глаза и содрогнулась — так узнаваемо вышло.

Меня потряхивало от возбуждения. А что, если мы сегодня открыли новый вид тварей? Конечно, все твари давно описаны и, возможно, это — какой-нибудь реликт, затерянный в дебрях косорыл знает каких лесов, и его описали когда-то давно, еще до старушки Бланчифлоер Т. леи Моро. Так давно, что ко времени сотворения ею бессмертного труда по тварезнанию о нем успели забыть. Но — просто представьте на секундочку! — но вдруг это действительно новый для науки вид? Его же нужно как-то назвать!

Морозец. Коротко и по сути.

Твариней.

Застудень.

Лютостужень.

Лютостужень — вполне научно вышло. Уж не хуже, чем косорыл. Или огнеплюй.

Сафониэль весь обзавидуется, когда про него узнает! Ладно, я, так и быть, дам ему право назвать лютостуженя самому.

Лютостуженем, хе-хе.

Сбоку недовольно зашуршал Гррых, накрываясь пушистым хвостом вместе с мордочкой. Не оценил моего хихикания. Кому не нравится, того не держим.

…Интересно, а можно использовать мелкозубов в качестве носителей сообщений? Они же, по идее, в любую точку могут телепортироваться. Из любой. Удобно бы было.

Я вернулась мыслями к новооткрытой твари. Вдохновившись мордой, я принялась за тело. Но тело не получалось. Я десять раз стерла и нарисовала его снова. Наконец, вырвала измочаленный от бесконечного стирания лист, смяла его в комок и зашвырнула в дальний конец чердака.

Сбоку что-то колыхнулось, и комок бумаги завис в воздухе — в зубах Гррыха. Довольная, судя по морде, тварь, игриво, как мне показалось, помахивала хвостом. Комок выпал из зубастой пасти (он, конечно, мелко-зуб, но уж очень много-). Тварь висела под крышей и выжидающе на меня смотрела.

Я вырвала еще один лист, скомкала, замахнулась… Но швырнула в другую сторону. Буквально рядом с собой. Гррых мгновенно перестроился и подцепил комок уже у самого пола. Комок выпал из пасти. Тварь снова выжидающе смотрела на меня.

— Тащи сюда, — я ткнула пальцем в комок бумаги. — На тебя так бумаги не напасешься.

Гррых висел в воздухе, смотрел на меня и помахивал хвостом.

— Игрушку, говорю, подай, — я ткнула пальцем в комок и жестом притянула воображаемую бумажку к себе. А потом замахнулась, будто собралась кидать.

Гррых ожил, готовясь ринуться с места.

Осознав, что игры не будет, он пригорюнился. Даже уши у него как-то обвисли.

— Бумажку давай, — я снова ткнула пальцем в ближайший комок. Потом — в дальний.

В следующее мгновение Гррых был возле противоположной стены чердака. Он подхватил комок и уже крыльями долетел до меня. Бумажка шмякнулась мне на колени.

Я размахнулась… Ушастый сорвался в полет… А я покрутила комком в кулаке и показала твари язык. Гррых нахохлился.

Не желая его огорчать, я всё-таки швырнула игрушку. Затем еще раз. И еще. И…

Мы с Гррыхом не заметили скрипа лестницы. Или Торнсен ее починил. В общем, когда его голова появилась над чердачным полом, Гррых как раз нес мне бумажку, а я протягивала руку, чтобы ее взять.

Мы так и зависли: я — с протянутой рукой, Гррых с бумажкой в зубах и Торнсен с отвисшей челюстью.

А потом бумажка упала на пол, прямо из воздуха, где твари и след простыл.

А я не нашла ничего лучшего, как с умным видом продолжить рисовать. Мало ли что человеку может причудиться после столкновения с Лютостуженем?

16. Лайна. На «базе» практики, которая, похоже, проходит у подножий Западных гор. Под аккомпанемент подозрений и тарахтения старушки Тои

— Джелайна, обед готов, — неуверенно произнес Торнсен где-то через минуту молчания.

Я подняла голову от журнала.

— Очень хорошо. Я сейчас спущусь, — строго ответила я. Как педагог высшего магического учебного заведения.

А педагоги высших магических учебных заведений не играют в «а ну-ка, принеси» с тварями. Так что вам всё причудилось, обучающийся Торнсен. Тяжелые последствия отравления парами пьяноголова веселого.

— А-а… — всё так же неуверенно начал студент.

— Что? — если бы у меня было плохое зрение, я сейчас бы поправила очки и посмотрела поверх линз. Точно! Вернусь и куплю для солидности!

Причудилось. Что непонятного?!

— А? Нет. Ничего. Вы только… — он повел взглядом туда, где еще недавно находился Гррых, — не задерживайтесь.

— Не надейтесь, — заверила я затылок Торнсена, спускающегося вниз.

И вправду, не стоит задерживаться. Обед в опасности! Если я не заступлюсь за свою порцию, с нею станет то же, что с предпоследним кусочком сыра.

То есть ее не станет.

Я принюхалась. На обед была каша. Вкусненькая, сытненькая, ароматненькая кашка. С маслицем, отсюда чую. Утренняя прогулка по лесу и схватка с лютостуженем благоприятно сказываются на аппетите. Я привычно проверила уровень резерва. И чуть не села на пол, с которого только что поднялась. Резерв был не просто полнехонек. Он был залит с верхом. «Верх» составлял процентов пять от общего объема. Ничего себе прибавочка! Причем легко. Бесшумно. Я даже не заметила, как.

Торнсен, то есть Кейрат, тоже говорил, что у него резерв рвет. Третий раз за день. Какое-то загадочное место, где силу даром направо и налево раздают. Прямо хоть курорт открывай! Для слабых силой.

…Леев сразу понабежит… Всю природу вокруг испоганят. Последнего реликтового лютостуженя затопчут. Не сказать, что мне его прямо так уж жаль. Но ведь потом не докажешь, что он был. Всё открытие громохлёсту под хвост.

Нет, пока, пожалуй, лучше не спешить с объявлениями. Нужно понаблюдать. Замеры поделать. Вдруг это явление временное. А потом, не дай Дайна, обратный эффект пойдет.

Я задумчиво спустилась вниз, постукивая миской по лестнице.

За столом меня никто не ждал. Не в смысле, что там никого не было. Там были все, и они уплетали кашу за обе (четыре) щёки.

— Сальца бы сейчас, — мечтательно пробухтела бабулька с полным ртом.

И хитро на меня покосилась.

— Ох, и то верно, — покивала я, наваливая в миску разваристой каши.

А я что? Я ничего. У нас сало хранит Торнсен. Но им не распоряжается. Я им распоряжаюсь, но у меня его нет. Видите, бабуль: что так, что так — никак не выходит.

— И сыро-очка бы… — поддержала я дурное дело. — Такого же-елтенького, с ды-ырочками…

И бросила короткий обвинительный взгляд на Торнсена.

Тот, зараза, даже не поперхнулся. Кремень мужик!

Только искры и летят, хе-хе. В бане-то.

Мысль о бане была актуальна.

И о Сафониэле.

Особенно в контексте растянутого резерва, искр и бани мысль о Сафониэле была прямо очень в тему.

— Баб Тоя, а скажи, пожалуйста, — я задумалась, как бы потоньше зайти… — А где мы сейчас находимся?

Ну не быть мне дипломатом. И шпионом. Тю, какая потеря!

— Так, в домя мы, — прошамкала старая карга.

— А дом где находится?

— Ты, девонька, с утра головой, штоле, ударилась? — запричитала бабуська. — В лясу, жить, в лясу.

— А лес-то где находится? — не собиралась я сдаваться.

— Так у гор. Как есть, у гор.

— А у каких гор? — прижала я ее наконец.

— У высоких, девонька, высоких.

Ан-нет, не прижала.

— А у гор название-то есть? — и предваряя игры в «вон ту зовут… не помню как, а эту сколько не зови, всё равно не придет», уточнила. — Вообще у этих гор.

— Это ж как выходит, — подозрительно прищурилась старушенция. — Это ты не знаешь, как эти горы называются? Пришла туда, не знаю куда? Ты, случаем, не волейская шпиёнка?

— Да уж шпионы-то, наверное, знают, куда идут, — буркнула я. — Нас телепортом занесло. Должны были отправить в Южные горы, а выбросило непонятно где…

И тут мой мозг дожевал сказанное старушкой ранее. И сделал стойку, как мечеклык на зайца.

— …А часто у вас тут волейцы бывают? — зацепилась я за мысль.

— Так я-то откеле знаю, — сдала на попятную бабулька. — Вы б в деревне спросили.

— А где деревня?

Деревня — это уже что-то. Это люди. Может, даже вменяемые. И, может даже, с магом. И связью.

— Так там, — старушка неопределенно ткнула в сторону двери. — Далеко. За день не дойти.

— Вам или нам? — уточнила я.

— Вам, вам, мне-то шо туда идтить. Шо я там забыла? Так и похоронют меня здесь, — заголосила старая перечница. — И перед смертью даже сальца не поем.

— И сыра, — напомнила я. — Кейрат, ты бабульке всё уже починил?

— Так какое же всё? — вдруг ожила бабулька, будто и не торопилась с салом на погост. — Вон, и тубаретка качаиться. Того и хляди, развалится. И крыльцо еще не правленое.

— Ты помоги бабушке, — дала я ценные указания студенту. — А завтра с утречка и отправимся. Посветлу.

17. Кей. Где-то в пучине вины, сомнений, ревности и страсти у подножий Западных гор

Джелайна уплыла из-за стола, только напоследок хвостом плеснула. Как иглобрюхий жаброног. Я, правда, никогда не был на море. И сам иглобрюхого жабронога не видел. Но читал красочное описание того, как он бьет хвостом по воде. Если коротко, то все утираются.

Мы переглянулись с бабой Тоей.

Старушка была вредная и ехидная, однако незлобливая и понятливая. Она проводила взглядом Джелайну, пока за ней не закрылась дверь. Потом посмотрела на меня, и в ее глазах мелькнуло нечто, напоминавшее сочувствие. Но она промолчала, хвала Дайне.

Может, и «веник» даст на ночь.

Лучше два.

— Ты бы, Кейратушка, немощной бабушке тубареточку бы починил… Все, — ненавязчиво попросила баба Тоя.

Мне-то что, я-то починю. Мне чего не починить. Немощной бабушке. И даже не буду говорить, что когда мы уходили, лестница скрипела, аж уши закладывало. А когда вернулись, она даже звука не издала. Бабулька-то немощная, что ж ее по попусту беспокоить глупыми подозрениями. Оскорбится еще. Или отправится на погост раньше времени, а мне до конца жизни вину тащить. Не, я лучше «тубареточку» починю. Все. И крыльцо поправлю.

Тем более что к Джелайне ближайшие пару часов лучше не подходить. В общем-то, она уже практически свела два и два и сообразила, где мы. А если она припомнит, кто отдавал координаты порталистам и откуда я родом, то меня уже ничто не спасет. Кроме Дайны. Координаты я брал наугад, но тыкал пальцем я во вполне определенной географической области. Нужно было забросить нас туда, где не сразу найдут. И где есть вероятность наткнуться на тварей.

Но такой я не ожидал.

С одной стороны, я был рад, что Джелайна решила идти в деревню за помощью, а не пытаться поймать морозную тварь в одиночку. С нее станется. С Джелайны. И с твари.

С другой — одна мысль о том, что за помощью она обратится к бабо-лею, приводила меня в бешенство. И отчаяние. Казалось, еще немного, еще пару дней, — и мы начнем нормально разговаривать. Я бы смог с нею говорить, а не превращаться в дубовый столб от одного ее присутствия. А так-то я же не дурак. И не урод…

…А-а-а!..

Это я размечтался и молотком по пальцу врезал. М-м-м!

— Кейратушка, тебе подсобить чем?

Яду мне, пару стаканчиков. У вас должно быть, я в вас верю.

— Благодарю, баба Тоя. Сейчас пройдет.

— А ну-ка я тебе бальзамчиком помажу, — старушка полезла куда-то под печку, вынимая из-под полатей разномастные неподписанные склянки. — И всё. Как выпень хвостом снимет.

Я вспомнил следы хвоста саблехвостого выпеня на дереве. Глубокие такие следы.

— Нет, бабуль, правда не надо. Да и дорог мне палец пока. Чтобы его… всё. Хвостом.

Бабулька вредно захихикала, оценив шутку.

— Лучше позвольте, я баньку затоплю, — договорил я.

— Дык, мне воды-то из колодца не жалко. И дровов не жаль, — деловито заявила старушка. — Ежли еще нарубишь, — быстро опомнилась она. — Только крылечко вперед. А то хто ж после баньки работает? А вы ужо завтра уходить собралися. Я ж для вас, как для родных стараюсь: и воду, и дрова, и баньку, — нахваливала себя старушка. — И кашу, и сало…

Снова ткнула носом в это сало, как нашкодившего котенка. Была бы у меня совесть — рухнул бы, насмерть загрызенный.

— И с чаго сбегаете-то? Нешта хто обидел? — закончила она на траурной ноте.

— Тварь, — признался я.

— Это хто — «тварь»?! Это я — тварь?! — бабульку аж подбросило.

— Нет, нет… Это мы в лесу тварь нашли. Когда по грибы ходили.

— А, этого-то, — выдохнула старушка Тоя. — Этого-то добра у нас в округе даже искать не надо — само подтянется.

— А такая… большущая, со светящимися синими глазами, давно у вас тут водится?

— …И кашу, и сало… — бормотала себе под нос бабка, слегка кивая головой на каждом слове. — Настоечку, штоле в погребе нашли?! — возмутилась она.

— Ни-ни, — уверил я. — Просто пьяноголова перенюхали.

Старушка возмущенно засопела. А возразить-то нечего.

— Бабуль, а как вы с мышами боретесь? — вернулся я к Открытиям Дня.

Любопытно же, где Джелайна себе мелкозуба оттопырила.

— Так, голодом морю, — встрепенулась бабулька. — А у оставшихся мышей кусок сухаря поперек горла застревает, как подумают, кого объедают!

Не, с бабой Тоей каши не сваришь. То ли тупая, то ли очень хитрая.

— Пойду я крыльцом займусь.

— Иди, милок, иди. Еще пару часиков, а там сумерки ужо. Самое время… мыться.

18. Кей. Там же, только глубже

Пока я менял прогнившие доски на крыльце, женщины готовили ужин. Не знаю, как бабульке удалось заставить Джелайну испачкать руки в муке, но удалось. Она и нос в муке испачкала, и щеку. Мне так хотелось стереть белые следы с ее лица, что я был готов еще раз врезать молотком по пальцам.

А лучше слизнуть.

Или сцеловать.

Она была такая милая и домашняя в бабулькином переднике. Сдувала спадавшую на лоб челку и ожесточенно кромсала крутое тесто, будто оно было последней тварью. В смысле, силы уже беречь не нужно и можно оторваться по полной.

И такая красивая.

И такая недоступная.

Я словно окунулся в день нашей первой встречи, о котором она даже не подозревает. Потому что ее взгляд был снова направлен куда-то в никуда. Далеко-далеко. Наверное, представляет, чем будет заниматься со своим бабо-леем при встрече. Самое обидное, что у меня на него даже рука не поднимется. Драться со слабыми — это низко. И недостойно. Хотя он, конечно, найдет какую-нибудь другую вескую причину, чтобы избежать простого мужского выяснения отношений.

Потому что где он, а где — мужик?

Ужин прошел почти в гробовой тишине. Именно за столом стало понятно, что все разговоры крутились вокруг Джелайны. Именно она направляла нити в нужную сторону, насыщая застолье энергией.

Мне очень ее не хватало. И судя по тоскливым взглядам бабы Тои, которые она периодически кидала в сторону Хольм — не только мне.

Я натаскал воды в железный бак над печкой и еще — в большую бочку в дальнем углу. Запалил дрова. И сел на пол, прижавшись спиной к рубленой стене. В моечной пахло сыростью и прелой листвой. Наверное, веник добавил аромат. Я представил, как Джелайна раздевается и забирается на полок. Интересно, она парилась или просто помылась в лохани. Воображение рисовало тонкую фигурку в пене, сквозь которую проглядывают розовые вершинки сосков. В голове повело, а тело одеялом окутала теплая апатия. Хотелось просто сидеть и мечтать. В конце концов, я уже столько всего сделал за день, что имею право немного побездельничать.

Взгляд скользнул вверх и наткнулся на встречный взгляд стоящей у окна Джелайны. Сил двигаться не было. Я сидел и смотрел ей в глаза, и словно бездна открывалась у меня в душе. Потому что это было дико сладко и больно.

А потом она позвала меня. Поманила коротким жестом ладони. И я пошел. Я бы пошел к ней на край света. К тварям на рога.

Хотя ни там, ни сейчас меня не ждало ничего хорошего.

— Кейрат, где мы сейчас находимся? — спросила Джелайна, стоило мне подняться. — Только увольте меня от этих: «в избушке в лесу».

— Не знаю.

Я правда не знал. Мне были известны координаты телепорта, то, куда мы выбрались потом, двигаясь по ее сомнительному артефакту, даже не представлял.

— Не врите, — взгляд Джелайны пробивал меня насквозь, как раскаленной спицей.

Хорошо. Я молчу.

— Мы ведь где-то в районе Западных гор? И нас сюда неслучайно закинуло?

Я молчал.

— Зачем? Просто скажите, зачем?

Как я мог сказать «зачем»? Я и с «почему?» не определился до конца.

Она встала и прошла мимо. А я остался стоять там же, у лестницы на чердак. Возле самого окна.

Я видел, как она, обнаженная, вошла внутрь. Как она старательно отмывала тело. И обливалась из лохани. И как вода срывала пенный покров со вздернутой тугой груди с вишенками сосков и с темного треугольника между ног. Как она наклонялась, чтобы промыть голову. Я не должен был, но смотрел. А она, не стесняясь, мылась у меня на глазах, будто хотела сказать: я тебя настолько не считаю за мужчину, что даже не стесняюсь. А я был готов умолять ее на коленях простить. И хотя бы поднять на меня взгляд.

Но она не подняла.

Даже когда вернулась.

Прошла в свой угол, запалила, не таясь, магический светлячок, вынула из рюкзака свой журнал и погрузилась в работу.

— Чего вы ждете? — строго спросила она, не отрываясь. — Там свободно. Нам завтра рано выходить.

И я пошел. Апатия, только другая, апатия обреченного, наполнила меня до краев.

Когда я вернулся, на чердаке было уже темно. И тихо.

Стоило коснуться спальника головой, как желание скрутило меня, как поломойка тряпку. Я закусил кулак, чтобы не застонать. Это было что-то за гранью. Оно выжигало, словно нетушимым огнем огнеплюя. И я позволил ему охватить меня. И горел в нем. Я заслужил его.

Горячий пар бани, физическая нагрузка и перепады силы сделали свое дело. Я растворился во сне.

Но и там я не обрел покоя…

19. Кей. В библиотеке Военно-Магической Академии Дьюи

…Я сидел на диванчике у окна, окруженный стеллажами с манускриптами, как обычно, и ждал, когда она придет. Джелайна Хольм всегда приходила в три, точная, как хронометр в центральном холле. Она поднималась по деревянной лестнице с перилами на антресольный этаж, где в тесных стазисных шкафах хранились старые документы Академии. У самой стены, частично укрытый балясинами ограждения, стоял небольшой стол. Джелайна коротким жестом снимала заклятие стазиса с очередного хранилища, вынимала толстую подшивку, зажигала светильник над столом и погружалась в работу.

Джелайна Хольм всегда приходила в три. А уходила в семь. Если у меня не было тренировок, я читал на своем любимом диванчике, время от времени бросая на нее взгляды. Она задумчиво грызла кончик самописца и переворачивала листы тонкой лопаточкой-стеком, чтобы случайно не повредить ценные бумаги. Для нее ценные. Наверное, в этот угол никто, кроме нее, последние сто лет и не заглядывал.

Вот и сегодня всё было, как обычно. Скрип-скрип-скрип по лестнице. Еле уловимый «щелк» стазисного замка и «вш-ш-ш» воздуха, который высасывался из шкафа вновь установленным заклинанием. «Стук-стук-стук» — это она прошла к столу. «Взж-ж-ж» — это выдвигается тяжелое дубовое кресло с высокой спинкой. Теперь можно оторвать взгляд от книги и посмотреть наверх.

Джелайна Хольм сидела за столом и смотрела на меня. Я даже проверил, не появился ли кто-то рядом. Нет, рядом никого не было. Она смотрела на меня. Я снова уставился в книгу. Потом последовали «взж-ж-ж», «стук-стук-стук» и «скрип-скрип-скрип». И снова — «стук-стук-стук», на этот раз всё ближе и ближе.

— Вот чем вы занимаетесь, обучающийся Торнсен, — стек-лопаточка нажал на книгу, заставив меня ее опустить.

Джелайна Хольм стояла передо мной. Вообще-то в Академии она предпочитала ходить на мужской манер, в рубахе с широкими рукавами, коротком колете до талии, высоких сапогах и штанах, обтягивающих стройные ягодицы, как вторая кожа. Эти штаны сводили меня с ума. Но сегодня она была в корсете и юбке.

— Если вы так увлекаетесь «Тварезнанием», почему же я не вижу вас на моих лекциях? — прищурившись, поинтересовалась Джелайна.

Я опустил взгляд на книгу. Это был учебник достопочтенной Бланчифлоер Т. Моро. Что я мог сказать в свое оправдание? Ничего. Поэтому я молчал.

— Я для вас недостаточно интересна? — Джелайна склонила голову на бок. — Я не заслуживаю внимания?

Она потянулась рукой к передней планке корсета и один за другим стала расстегивать металлические крючки, пока его полы не распахнулись, открывая тонкую рубашку, натянутую торчащими сосками.

— А теперь? — спросила она, скидывая корсет на пол.

Я сглотнул слюну. Я хотел посмотреть ей в глаза, понять, что она задумала. Но не мог. Все силы уходили на то, чтобы удержать руки на книге.

Она расстегнула юбку, и та тоже упала на пол бесформенной грудой ткани.

— Теперь я вам интереснее? — она сделала еще один шаг, и ее грудь оказалась почти напротив моего рта.

Она забрала книгу из моих рук и бросила ее на пол.

— А так?

Она задрала подол тонкой сорочки, открывая бедра, села на меня сверху, расставив бедра по сторонам от моих ног, и потерлась о стоящий колом член.

— Теперь я ощущаю ваш интерес, — сказала она и, потянув за подол, скинула рубашку через голову, оставшись без ничего.

На моих коленях. Без ничего.

— Мне кажется, вам нужно просто ближе познакомиться с предметом, — прошептала она мне на ухо, прикусывая за мочку. — Думаю, при более детальном знакомстве, — она положила мои руки себе на грудь, — у нас всё получится.

Я закрыл глаза, чувствуя, как рассудок покидает меня. Не веря, провел ладонями по торчащим бугоркам, и Джелайна подалась к моим рукам, как котенок за лаской.

Сдерживаясь из последних сил, я смял полушария и потянулся к ее рту, мягко касаясь капризной нижней губы. Потом верхней.

А потом она укусила меня.

Всё. Лавина нагнала меня и поглотила бесследно.

Я впился в этот рот, что не давал мне покоя ни днем ни ночью, вжимая Лайну в себя, стараясь успеть везде, пока она не передумала. Пока не прервала эту безумную пытку. Она выпростала мою рубашку, скользя ледяными тонкими пальцами по моему животу, по груди…

К косорылам рубашку! Я рванул ее. Ткань поддалась, с треском разрываясь, и ее грудь прижалась к голой коже. О, Дайна! Ради этого стоило жить! Фейерверк счастья взорвался во мне, и я поднялся, бережно прижимая Джелайну, укладывая ее на диванчик и опускаясь сверху. Я целовал ее шею, ее грудь, живот, опускаясь вниз, где безумным запахом возбужденной женщины меня манил курчавый треугольник.

Она дернула меня наверх, впиваясь в мой рот и нащупывая пряжку ремня между нами.

Пара движений, и мой член вырвался на свободу.

— Я хочу тебя, — шепчет Джелайна, выворачивая меня наизнанку. — Скорее.

Она притягивает меня за ягодицы между своими широко разведенными бедрами.

И…

Я слышу стон.

Ее стон.

…И просыпаюсь.

Джелайна действительно стонет. Не от боли. От удовольствия. Стонет во сне.

Наверное, милуется со своим Сафо-никто-элем.

Член просто разрывался. Я приспустил штаны и в несколько движений довел себя до точки. Наслаждение накрыло меня дикой волной, пьянящей до звезд в глазах, такой глубокой, что на несколько мгновений я просто не мог дышать. И только по короткому вскрику Джелайны я понял, откуда это «звездное» безумие.

Мы кончили одновременно. Я еле сдержался от горького смешка. Мы спали вместе. И кончили вместе.

Но я — с собой. А она — с другим.

20. Лайна. В процессе мщения. И после. Ибо: не рой косорылу яму, он и сам неплохо справляется.

В общем, всё оказалось банально. Никакое это не чудо чудесное с попаданием в тварьи кущи. Парень, похоже, просто жаждал мести, вот и отправил нас к косорыловой бабушке. Дайна, этот мальчишка практически пустил громохлёсту под хвост год — да что там год! Все шесть лет учебы в университете! — из-за отдавленной косой сажени самолюбия. За что он меня так ненавидит? В какой момент я ему дорогу перешла? Почему именно я?

Может, он терпеть не может, когда женщина сверху?

…Тьфу! В смысле, подчиняться женщине считает ниже своего гипертрофированного достоинства. Может, у них на этот счет какая-нибудь религиозная заморочка?

Да плевать! Он хочет мести? Их есть у меня!

Что для мага после раскачки резерва самое тяжелое? Правильно, ночь! А я могу помочь. В смысле, сделать ночь еще невыносимей.

Я прошествовала мимо застывшего изваянием студента в баню. Сегодня я была уверена: он будет пялиться в щель, как приклеенный. Откуда? От мраколюта!

В процессе отмщения я поняла одно: месть сладка. И домстилась я до того, что тело горело, напоминая о том, что сама я прихватила сегодня в резерв. Нехило так. А из подручных мужчин — один студент, который, конечно, тоже будет «за». Но тогда в чем был смысл мести?

Я вертелась с боку на бок, вспоминая формулы сокращенного проклинания, чтобы как-то сбить пожар в теле. Потом взяла талмуд по тварезнанию несравненной (поскольку сравнивать не с кем) Бланчефлоер, полистала, пробежалась глазами по первому же отрывку. «Прежде всего, — говорилось в учебнике, — защитник должен уметь держать себя в руках. Только через овладение собой маг может познать вершины мастерства. Посох и магический жезл могут помочь сконцентрироваться, быстрее и полнее достичь результата».

Какое возбуждающее чтиво, оказывается, это бессмертное творение леи Моро! Я отложила книгу, осознав, что гранит науки не принесет мне облегчения. Пытливый ум женщины, при желании, способен углядеть в любой фразе то, что это желание удовлетворит. Я потушила светлячок и свернулась в темноте калачиком, и жалея, что под рукой нет ни посоха, ни магического жезла, которые помогли бы мне… овладеть собой на пути к вершинам мастерства.

Входная дверь стукнула. Я притихла, сделав вид, что давно и глубоко сплю. Судя по отсутствию магических всплесков, парень держался стойко (хе-хе). Торнсен поворочался, поворочался… и затих. Сначала я подумала, что, как я, он решил не выдавать себя. Но нет, спустя несколько минут с его стороны послышались весьма немелодичные всхрапывания, и я пожалела, что не уснула раньше. Вот отомстила, так отомстила! Я повернулась на другой бок. А через пару минут — на первый. И нащупала что-то пушистое. Гррых лежал какое-то время на расстоянии, позволяя себя чесать. А потом перебрался ближе, устраиваясь между животом и коленками, и сворачиваясь в клубок, словно кошка. Я поглаживала тварюшкин лоб, а потом незаметно провалилась в сон.

21. Лайна. В аудитории тварезнания, ВМА, Дьюи. В некотором роде.

…Аудитория тварезнания в Дьюи производила впечатление на неокрепшие умы первокурсников. По ее периметру располагались муляжи тварей третьего-четвертого класса опасности и реалистичные иллюзии более серьезных представителей тварефауны. Иллюзии разворачивались в одно мгновение из весьма правдоподобных изображений на стенах. К концу обучения они тренируют полезный навык не расслабляться, а по началу порою становились причиной обмоченных штанов. Поэтому рядом с высокоранговыми тварями держался локальный отвод глаз. Негоже здоровенному лбу ходить описанным (при благоприятном стечении обстоятельств). Мы тут не для того, чтобы унижать студентов. Мы тут, чтобы их воспитывать.

В лучших традициях имперской магопедагогики, хе-хе.

Я устало поднялась со стула у преподавательского стола. Со стороны он выглядел как трон, но по ощущениям был орудием пыток. Измывательства над людьми запретили лет сто назад. А стул оставили. На всякий случай. Вдруг традиции вернутся? А искусство-то утрачено…

В общем, не знаю, чем руководствовались мастера-столяры и ректорат, но сидеть в нем можно было только когда стоять уже не получалось.

Сегодня — не получалось. Я полночи просидела над статьей, встала с рассветом, ни косорыла не выспалась, а потом три пары подряд. И контрольную нужно было проверить. Желательно сразу, потом она осядет где-нибудь в дальнем углу преподавательского стола, под горой таких же контрольных, рефератов, курсовых и черновиков дипломов.

Я сдвинула журнал пятого курса боевых магов в портальную зону стола и вывернула до хруста «замок» сомкнутых пальцев. Напротив фамилии «Торнсен» в нем была выведена жирная единица. И если бы я была чуть сильнее в иллюзиях, единица бы высовывала язык, издавая при этом неприличный звук. Увы, в иллюзиях я была не сильна. Но и так на душе распускалось сладкое предвкушение… мести.

…Стоп. Какая месть? Он просто студент. Просто студент. Журнал с тихим хлопком исчез со стола, перемещаясь в учебную часть, и я апатично, как осенняя муха, отправилась к выходу из аудитории. Глупости разные лезут в голову при одной только мысли об этом… этом… даже слов не нахожу. Приличных.

Проходя мимо изображения мраколюта в полный рост, я заметила странную рябь. Обернулась. Убедилась. Да, рябь присутствует. Я, не скрываясь, направилась к месту. Рябь расширяла границы, поднимаясь выше моего роста. Отвод можно было бы снять и без щелчка пальцев. Но так — эффектней. Перед шипастой лапой мраколюта стоял Торнсен собственной персоной.

— Что вы тут делаете? — опешила я. — Вас же не было на паре?

— Если меня не было на паре, то что я тут делаю? — парировал студент.

На контрольных бы так отвечал!

— Стоите? — предположила я.

Торнсен молчал.

И стоял, нависая сверху.

Мне стало неуютно под этим взглядом.

— А зачем? — поинтересовалась я. Уже не столь жизнерадостно.

От его огромной фигуры веяло опасностью, как от мраколюта за спиной. Создание ночи, бесшумно скользящее в тенях, обрушивалось на путников словно ниоткуда. Пожалуй, это была единственная тварь, которая всегда собирала кровавую жатву. Моя спина покрылась мурашками, и я ощутила, что этой жертвой стану я.

Любой может стать как хищником, так и жертвой. Кто есть кто, определяется по страху. Наверное, что-то изменилось в моем лице. Или по какому-то другому признаку Торнсен ощутил его, и воздух между нами мгновенно налился напряжением. Студент оторвался от стены и сделал шаг ко мне.

Никогда не бегите от хищника. Этот признак уже бесповоротно распределяет роли.

Но я отступила, беспомощно оглядываясь.

И была схвачена в железные объятия, а в следующий миг — прижата к стене.

— За что ты так со мной? — я, как всегда, не могла понять, что в голосе Торнсена: мольба, угроза, обида или ненависть.

Он просто обрушился на мои губы, приподнимая стальными руками и вжимаясь, впечатываясь всем телом. Тяжелая, подчиняющая сила хлынула в меня, и я вдруг поняла, что не могу сопротивляться. Словно кто-то отключил мою волю. Я послушно принимала его язык, прогибалась под напором крепких рук и разворачивалась. Его губы выцеловывали мне шею и затылок, что-то бормоча, но отключившийся мозг отказывался это «что-то» расшифровывать. Левая рука терзала грудь, а правая потянулась к застежке штанов. А я безучастно стояла, уперевшись руками в мраколюта на стене, подчиняясь лавине страсти и позорно ощущая, как сжимается от восторга что-то под грудиной.

Нижняя часть моей одежды была безжалостно сдернута. На секунду Торнсен отпрянул от меня, а еще через мгновение к моим ягодицам прижалось нечто большое, твердое и горячее. Это большое и твердое терлось, под аккомпанемент тяжелого мужского дыхания над моим ухом, и мне почему-то было глубоко плевать на то, что мы находимся — на секундочку! — в аудитории Академии. Я потерлась в ответ и прогнулась сильнее, намекая, что не там, в общем. И не туда. Нужно ниже. И глубже.

— Скажи, что ты этого хочешь, — выдохнул хриплый голос над моим ухом.

Я прогнулась настойчивее.

— Скажи, что ты хочешь меня. Скажи.

Да мы тут поговорить собрались, что ли?..

Я рывком развернулась, воспользовавшись тем, что Торнсен расслабился, и притянула его голову, отвечая на поцелуй и запрыгивая на его бедра. Широкие ладони подхватили меня за ягодицы, нижняя «косая сажень» погружалась в меня, унося куда-то за пределы возможного. Я застонала от наслаждения.

— О Дайна! — прохрипел надо мной Торнсен, выходя и погружаясь снова. — О Дайна! Скажи мне. Скажи…

— Я хочу тебя, — выдавила из себя я.

— Я… Схожу… С ума… И это… Мне… Снится… — рвано выдыхал надо мной мужской голос, и сладостная волна подкатывалась все ближе и ближе.

Вспышка силы накрыла меня, мощная до звездочек в глазах. Я хотела закричать, но поняла, что лишь глухо замычала.

Я схожу с ума, и это мне снится.

Снилось.

Я проснулась. Прислушалась. Кейрат тихо сопел. Даже не храпел. Снизу был слышен скрип половиц и недовольное бормотание бабы Тои.

Приснилось. Хвала Дайне, это всё мне приснилось. Дайна, какой стыд! Мне снятся эротические сны со студентом! Мне срочно нужен Сафониэль, иначе я его изнасилую. Сафониэля или Кейрата. Или косорыла, если попадется под руку. В общем, кого-нибудь обязательно изнасилую.

Вспышка стала сходить на нет, заменяясь опустошенностью и сонливостью. На сей раз, похоже, без сновидений. Во всяком случае, я утром их не помнила.

22. Лайна. Потерявшись. Совсем.

Я проснулась с первыми лучами и обнаружила, что обнимаю мирно дрыхнувшего Гррыха. Меня обнимал в той же степени дрыхнущий Торнсен. По крайней мере, его лапища лежала у меня на бедре, а волоски на шее шевелило его дыхание. Больше нигде наши тела не соприкасались. И это было… Вообще, это было правильно. Еще правильнее, чтобы наши тела не соприкасались вообще нигде. Он — мой студент, и тот факт, что он выше меня на голову, шире в плечах вдвое, косая сажень везде, сдал термаг на сто баллов и стал победителем Императорского Турнира, ничего не менял.

…Всё менял косорылов сон. Потому что Торнсен держал меня за задницу, будто имел на это полное право. А ему, между прочим, спать полагалось на его половине чердака. Большей, между прочим. А он зачем-то переполз в наш с Гррыхом уголок и сопит мне в шею, напоминая события сна и пробуждая жар к югу от мужской ладони. И с позиции этого сна (не говоря уже о позиции в самом сне), неправильным было расстояние между нами. Такое небольшое, но такое непреодолимое.

И еще эта рука на бедре…

Я осторожно выползла из-под горячей, тяжелой лапищи. Устраивать разборки было глупее глупого. «Что вы себе позволяете?!» — «Только то, что позволяете мне вы». Всё. А какие еще аргументы?

Потревоженный моим отступлением, проснулся Гррых. Посмотрел на меня сонными глазищами, зевнул… и пропал из рук, словно его там никогда и не было.

Замечательно. Всё замечательно. Теперь я соответствую всем этическим требованиям, предъявляемым к преподавателям высших магических учебных заведений: не сплю в обнимку со студентами и тварями.

…Почему тогда так тоскливо на душе?

Я прогулялась по утренним нуждам на улицу, умыла колодезной водой раскрасневшиеся от слёз глаза и припухший нос. Мысль о расставании с Гррыхом оказалась неожиданно болезненной. Но я девушка рациональная, взрослая. Женщина, даже можно сказать. А он — тварь. Твари — агрессивные, опасные существа. Которые не живут в неволе. Никто в истории Империи не держал тварь — домашнего питомца.

…Так что не стоит и начинать.

Наверх я поднялась уже собранная и уверенная.

— Торнс… — начала я, как обычно, но вовремя остановилась и перешла к менее привычному: — Кейрат, бодрое утро!

Парень похлопал глазами, почти как Гррых, зевнул…

— Доброе утро, лея Джелайна, — поправил он меня, уставившись в окно, за которым серело не совсем ясное рассветное небо.

Ну, «лея» так «лея». Так даже проще.

— Для кого «доброе», а для кого и «бодрое». Энергичнее, Торнсен, энергичнее. Нам еще идти и идти сегодня.

— Даже не буду спрашивать, где у вас застрял энергетический кристалл, — буркнул он под нос, проходя мимо меня.

— Это верно, — кивнула я, обращаясь ему в спину. — Есть такое понятие: «субординация».

— Да? Никогда не слышал, — донеслось от двери, прежде чем она захлопнулась.

Пока я укладывала рюкзак, внизу закопошилась бабулька. Я поймала себя на мысли, что и к ней успела привязаться. Какое-то странное место. Сила растет как на дрожжах. Твари плодятся как мухи и страх совсем потеряли. Старушки хитропопые, без которых вороны на кладбище плачут, водятся и тоже ничего не боятся. Я пообещала себе подумать об этом позже и бросить поисковик помощнее неподалеку, чтобы потом иметь возможность вернуться и поизучать.

…И Гррыха проведать. Интересно, что любят твари? Из вкусненького?

Тут и Торнсен вернулся, отвлекая меня от неясных сожалений. Он собирал рюкзак молча. Молчал, когда я попросила переложить так, чтобы оборудование оказалось под рукой. И когда сказала, что оборудование под рукой, но не под той, так что нужно переложить еще раз.

…Просто раздражал своим молчанием!

Потом мы перекусили кашей с лесными орехами. Бабулька на прощание расщедрилась. И даже прослезилась, когда мы с вещами собрались уходить.

— Да, ладно, что уж вы, — попробовала я ее успокоить. — Провожаете, будто тварям на съедение.

— Никогда нельзя быть полностью уверенной, — глубокомысленно заявила баба Тоя. То ли переживая, что нас съедят, то ли наоборот.

Когда мы отошли от полянки с избушкой, я, как и планировала, бросила поисковик. Забавно, что то же самое одновременно со мной сделал Торнсен.

— Тоже надеетесь вернуться? — спросила я.

— Если заблудимся, то да.

По поводу «заблудимся» было актуально. Потому что из ориентиров у нас было: «во-от туда, по солнцу, и потом под вторую гору». Когда нужно сворачивать под «вторую гору», где будет первая, и почему «по солнцу», если сейчас оно осталось по левую сторону, лично я не знала. Но азимут по бабулькиной руке взяла.

23. Лайна. В процессе изучения тварезания. Немного увлеклись.

Идти по лесу было удовольствием сомнительным. Даже мне, с моим скромным рюкзачком. А Кейрату сегодня, похоже, сомнительным удовольствием было всё. Прямо с утра. Я осознала, как было здорово в те времена, когда я не могла читать его эмоции. Теперь я их читала, как открытую книгу. Которую никак не получается закрыть. Хочется, а не получается.

Заметьте: это он не ходил ко мне на пары, он сорвал мне все планы, он закинул нас в непонятные дебри, он влез в мой сон, он облапал мою задницу… И он теперь источает раздражение, как громохлёст после квашенной капусты.

Через час его обвинительное молчание довело меня до трясучки. А рюкзак, часть вещей из которого я оставила в домике у бабы Тои на «вдруг в хозяйстве пригодится», стал врезаться в плечи. И я объявила стоянку.

Стоит ли говорить, что он молча устроился на противоположной стороне небольшой полянки с видом оскорбленной невинности? И, главное, уставился в лес.

— Тварей высматриваете? — задала я ему прямой вопрос.

— Нет, выслушиваю, — ответил он.

На мой взгляд, несколько двусмысленно.

Я заставила тело расслабиться, оперлась спиной на мощный ствол и сделала вид, что не заметила. Ни намека, ни недовольства. Да, у круторога плохое зрение. Но при его площади поражения можно позволить себе небольшую слабость.

— Скажите, Торнсен…

— Кейрат, — поправил он, забыв, что недоволен (косорыл знает чем) и «выслушивает тварей».

— Скажите, Кейрат, — невозмутимо продолжила я, — следы жизнедеятельности каких тварей вы видите сейчас?

Студент потрясенно перевел взгляд с лесной чащобы на меня и демонстративно-медленно поднял бровь. А что вы хотели, обучающийся Кейрат Торнсен? У нас с вами практика. И ваше дурное настроение не считается уважительной причиной от нее отлынивать.

Не знаю, что он хотел сказать, но что-то хотел и в последний момент заткнулся. На лице его крупными буквами было написано, какие титанические усилия он прилагает, чтобы промолчать. Во мне боролись любопытство и чувство самосохранения. Однако, взяв себя в руки, Торнсен стал осматривать полянку, периодически возвращаясь взглядом ко мне. То ли отслеживал реакцию, то ли потому что из всех тварей я интересовала его больше других.

…Интересно, это можно считать комплиментом?

— Вон там, над вами, было ночное гнездовье воплежутя, — заявил студент.

Я задрала голову, вывернув шею, но так ничего и не разглядела. Пришлось, кряхтя, встать и перейти ближе к Торнсену.

Таки да, я удачно выбрала дерево с неряшливо, наспех сложенным из сушняка гнездом. Впрочем, оно (дерево) было в округе самым внушительным, с развилкой мощных ветвей. А воплежуть, — тварь размером с небольшого медведя, только с крыльями, — нуждался в крепких ветвях. Он был самой тяжелой тварью из спавших в кронах. Выпень, следующий по размерам, уже устраивал ночевку на земле, хотя жизнь его по-прежнему была связана с деревьями.

— Верно, — признала я, усаживаясь неподалеку от студента. — Гнездовье чернорогого воплежутя.

— Лея Джелайна, а почему у животных обычно в одном роду несколько видов. А у тварей — все по одному?

Я вернула взгляд от гнездовья к лицу Торнсена. Судя по сдерживаемому интересу во взгляде, это была не проверка на вшивость и не попытка загнать преподавателя в угол.

— Сложный вопрос, — ответила я, откидывая голову на шершавый ствол и устало закрывая глаза.

Не представляю, как можно ходить по лесам с длинным волосом. Смола, сучки, чешуйки коры — всё это так и норовит лишить тебя прядей.

— На этот счет существует несколько версий, — продолжила я. — По первой близкородственные виды находятся в условиях жесткой пищевой конкуренции, поэтому из них выживает только один, самый сильный. По другой — все твари, по сути, являются родственными подвидами одного вида. В пользу этой версии говорит явное внешнее сходство тварей одного или близкого класса опасности. Каждый последующий имеет черты предыдущего, только получает какие-то новые, дополнительные средства нападения.

Я открыла глаза и повернулась к собеседнику. И ошпарилась от черного, тяжелого, хищного взгляда. Пойманный с поличным, Кейрат тут же отвел взгляд. А я еще некоторое время пыталась успокоить сердце и справиться со страхом. Так вот прикопает под гнездовьем воплежутя, и никто не узнает, где могилка моя…

— А вон там, справа, — флегматично продолжил Торнсен, — у корней виден подкоп косорыла. Почва уже осела, подкоп был давним. Возможно, с целью спрятаться, может, искал еду.

Я кивнула. Дыхание уже выровнялось, но я пока не рисковала говорить, чтобы не дать «петуха».

— Всё, — заявил Торнсен.

— Нет, не всё, — возразила я, обретая былую уверенность в своих силах. — Вот здесь, — подошла к непримечательному, на первый взгляд, дереву, — метка шилокожего иглоклыка. Чтобы пометить охотничью территорию, он трется о ствол пахучими железами на шее. Видите, здесь, на коре иглы с его шкуры.

Торнсен тоже подошел и провел пальцами по стволу.

— Если вы так увлекаетесь «Тварезнанием», почему же я не видела вас на моих лекциях? — спросила я, и парень дернулся, как от пощечины.

Его скулы дрогнули, а взгляд стал колючим, как шкура мечезуба.

— Вот поэтому, — поцедил он, схватил мою ладонь и… положил ее на вершину твердой нижней «косой сажени».

Под выпростанной рубахой, затянутой ремнем, анатомические процессы были незаметны. Я растерялась. От неожиданности. Неловкости ситуации. Я просто не знала, как реагировать.

— Потому что это просто больно, — он провел моей рукой вниз, по налитому стволу и с шумом выдохнул сквозь сомкнутые зубы.

А потом, сжав моей ладонью свой член, повел снова вверх, к рельефной головке. И, привалившись спиной к помеченному иглоклыком дереву, закрыл глаза. А я послушно двигала рукой вверх-вниз, не в состоянии убрать руку или оторвать взгляд от лица Кейрата. Его прикушенной, поджатой губы, напряженных бровей, подрагивающих крыльев носа. Будто каждое мое движение приносило ему страдание. Но его рука сжималась все крепче, и заставляла двигаться мою всё жестче, быстрее. Всё прерывестей становилось его дыхание. Грудная клетка вздымалась, как меха в кузне, и я почти физически ощущала, как бешено бьется на его шее нитка пульса. И поймала себя на том, что мое дыхание тоже участилось. Что я стиснула крепче бедра, между которыми почему-то стало горячо и влажно. И облизнула вдруг пересохшие губы, хорошо, что Кей ничего не видит. Еще пара резких движений, и парень коротко застонал, а воздух задрожал от выброса силы. Чужое мощное удовольствие накрыло меня с головой, унося куда-то в потемневшее вдруг небо и вызывая ответный выброс. Меня пробило судорогой с головы до ног, и все мои силы ушли только на то, чтобы сдержать сиплый крик, готовый сорваться с губ. Безумная волна наслаждения выжимала меня без остатка, и я без сил ткнулась в широкую грудь, под тяжелое мужское дыхание. Крепкая рука прижала меня к себе.

…А-а-а! К косорылам приличия…

24. Лайна. В поисках стыда, совести и пропавшего студента

Сердце постепенно возвращалось к нормальному ритму, и на смену пьяной пляске похоти неумолимой поступью двигался рассудок, трезвый, как лабораторное стеклышко. Я пыталась спрятаться от него на горячей груди Торнсена, в терпком запахе свежего мужского пота и бабулькиных трав. Но разве от себя спрячешься? Только если из себя выйдешь, да и то ненадолго.

В общем, я девушка взрослая, должна держать себя в руках. Себя. И такое поведение недопустимо. Я приличная женщина. И педагог. Я без труда дам это понять студенту.

…Сейчас только придумаю, как, и сразу дам.

Понять.

Мужская грудь внезапно напряглась под моими руками.

— Слышите? — спросил Кейрат.

Я прислушалась. Но слышала только его сердце, которое тревожно задавало ритм моему дыханию.

— Подождите, — Торнсен взял меня двумя руками за плечи и развернул к дереву, на которое опирался.

И пошел в лес.

Я выдохнула.

Что бы ни причудилось ему в чаще, оно причудилось очень вовремя. Пять минут — именно то, чего мне не хватает, чтобы собраться с мыслями. Я вернулась к воплежутьевому дереву, возле которого стоял мой рюкзак, и отстегнула от него фляжку. Сделала пару больших глотков воды.

Села.

Прислушалась.

Ничего не услышала, даже Торнсена.

Мне нужно придумать, что ему сказать. «Обучающийся Кейрат Торнсен, ваше поведение переходит все границы!» — «А вы, видимо, пытались удержаться за пограничный столб, чтобы вас не унесло туда же».

Не пойдет.

«Торнсен, давайте договоримся, что в следующий раз, когда у вас встанет… проблема, вы решите ее своими руками!»

…И он такой спускает штаны и начинает решать проблему. Своими руками. Тело мгновенно отозвалось на мысленную картинку…

Что ни говори, а мальчику с такой большой проблемой однозначно нужна помощь.

И крепкая женская рука, хе-хе.

Тьфу! Вот как тут проявлять волю и характер, если тебя предает собственное тело?

«Кейрат, мне очень жаль, что так вышло»…

Но не вошло.

Очень, очень жаль.

Я мысленно махнула рукой на попытки придумать достойную отповедь. Обычно лучшие решения находятся спонтанно.

Снова сделала пару глотков и прислушалась.

…Только ветер высоко в кронах.

Закрутила фляжку и повесила ее обратно к рюкзаку. Снова прислушалась. И дошла до противоположного края полянки. Посетила кустики. Вернулась. Осмотрела полянку. Нашла пропущенные ранее крупные следы жутконоса, почти незаметные под высокой травой.

Достала из рюкзака полевой журнал и мерную ленту, тщательно описала все тварские следы.

Прислушалась.

Вообще-то студенты не имеют права покидать место практики без разрешения руководителя. За нарушение дисциплины обучающийся может быть отправлен обратно в Академию.

…Я бы и сама была сейчас не против отправиться в Академию. Только как?

— Торнсен! — крикнула я.

Тишина. Только шелест ветвей и клекот птиц. Тревожный.

Вдалеке послышался тоскливый вой воплежутя.

Пропажа Торнсена начала напрягать. «А я мужчина», — вспомнились мне слова студента после выхода из телепорта. Тоже мне, мужчина! Разве мужчина бросит женщину одну, в глухом лесу, полном тварей и опасностей? Ну и что, что она преподает в Военно-Магической Академии?

— Торнсен! — крикнула я громче.

Слева, с противоположной стороны от той, куда ушел Кейрат, послышался треск веток.

Я вскочила, активируя щит и наливая руку магическим огнем.

…За стволами мелькнула светлая рубашка парня.

Я втянула силу, вновь успокаивая пульс. Теперь уже по другой причине. И постаралась придать себе невозмутимый вид.

— Послышалось, — заявил студент, довольный, как жутконос после грязевых ванн. — Идем?

Он потянул за лямку неподъемный рюкзак.

Словно не он исчез, косорыл знает куда. А перед этим не он вытворял, косорыл знает что.

— А вам не кажется… — начала заводиться я, — что неплохо было бы извиниться?

— О, не извиняйтесь, — отмахнулся он от меня, как от осенней мухи. — Мне было приятно.

25. Кей. Где-то между небом и землей. Но ближе к небу

После библиотеки мне снилась какая-то чушь с участием голозадого Сфуфуниэля, который размахивал деревянной тыкалкой с карандаш величиной, изображая великого воина. А Лайна за ним послушно ходила, как овца на веревочке, кивала и восторженно улыбалась как дура.

Как-то раз я читал статью, что сны — отражение наших желаний. Не знаю. Лично я видеть патлатого хлыща не желал. Лайну рядом с ним — тем более. Особенно теперь, после жаркого сна и ледяного монстра. А еще резерв ныл, и тело ломило от распирающей силы. Всю ночь я провел как в бреду. Только под утро чудесным образом кошмары и боль отступили, мне стало хорошо и спокойно, и я уснул по-настоящему.

И практически сразу меня разбудила неприлично бодрая Джелайна.

Ну еще бы! Торопится к своему павлинохвостому наг-лею… с тыкалкой. Бессонная ночь, довольная Лайна, горечь украденного во тьме наслаждения… В общем, встал я разъяренный, как сто голодных горбокрылов.

Зато, судя по тону, Джелайна на меня не злилась.

И это тоже раздражало. На фоне встречи с Гроссо даже мой проступок не стоил внимания.

Я шел и силился придумать, чем отвлечь Лайну от магистра. Силился, силился… Тужился, тужился… Только ничего путного не выходило. Выходило, что мы доберемся до деревни, оттуда она отправится дальше со своим леем, а я — собирать вещички из общаги Академии.

Полный мрачных мыслей и предчувствий, я устроился на привале спокойно пострадать.

Но даже такой малости я оказался лишен.

Джелайна жаждала общения.

Желательно — в мозг.

Мой.

Злость пересилила стеснение. Краем сознания я понимал, что отвечаю вполне уверенно и разумно. Говори я так на ее занятиях, ходил бы с высшим баллом, а не с рюкзаком в два меня весом.

Лайна, коснувшись темы своих любимых тварей, расцвела и засияла. Даже просто смотреть на нее такую было невыносимо. А уж стоять рядом… Стоять рядом было как под огнем огнеплюя: горячо и нечем дышать. Она касалась ствола с иглами мечеклыка с таким трепетом, что у меня от ревности чуть сердце не разорвалось.

Поэтому я даже не сразу понял, что она мне сказала.

Я уже хотел переспросить, как сквозь туман сознания проступили слова из сна: «Если вы так увлекаетесь «Тварезнанием», почему же я не видела вас на моих лекциях?» Обрушивая грань между реальностью и грёзами.

За что она так со мной?!

— Вот поэтому, — я взял ее руку и положил на изнывающую головку.

Я ждал пощечины. Отповеди. Возмущения. Презрения. Я был готов ко всему.

Но она растерялась. На секунду превратившись из харизматичной преподавательницы в девушку-тростинку, которую несет непоседа-ветер. В глазах мелькнуло смущение и неуверенность.

И я провел ее рукой по члену. Это было так… Так сладко, что даже больно. Словно на мне не было кожи. Одни голые нервы. И ее послушная рука играла на них, как на скрипке.

Рука всё еще была послушна. А глаза так широко открыты, что, казалось, загляни я чуть глубже — увижу ее душу. И я повторил движение. И еще. Лайна повиновалась моей воле. Мне кажется, даже если бы она сейчас попыталась вырваться, я бы не отпустил. Даже сложно представить, куда бы меня занесло, если бы она сейчас попыталась вырваться. Я всё-таки сильнее. Во всех смыслах.

Но именно сейчас, когда она беспрекословно ласкала меня, я ощущал эту силу в полной мере. Я закрыл глаза, потому что смотреть на нее было нестерпимо. Потому что… Потому что хотелось большего.

Но в ее глазах не было желания. Было смирение. Это было совершенно непохоже на ту Джелайну, которую я знал.

Мысль, одна мысль о том, что больше никто ее такой не знает, срывала крышу.

Я представлял, как охватываю ее лицо ладонями. Касаюсь губами губ. Как под мизинцами на шее бешено бьется ее пульс…

Наслаждение взорвалось фейерверком, внезапно. И сквозь пелену экстаза пробилась другая волна, жгучая, остро-сладкая — и не моя.

Джелайна упала ко мне на грудь.

Сама.

Лайна кончила от того, что ласкала меня?

Меня?

Это было настолько дико. Настолько невероятно. Настолько похоже на сон.

Я не хотел, чтобы сейчас она заговорила о тварях. Или о том, что я себя веду недопустимо. Я просто хотел прожить этот момент в полную грудь. Чтобы он растекся кровью и силой по телу. Чтобы каждая клеточка заново пережила эту эйфорию.

…И сбежал.

По-детски сбежал в лес, надеясь, что всё, что только что случилось, было сном. Потому что пройти через очередное разочарование и выслушивать очередное рациональное оправдание у меня не было сил.

Когда я вернулся, Джелайна была встревожена и возмущена.

— А вам не кажется… — начала она, — что неплохо было бы извиниться?

Словно косорыл дернул меня за язык.

— О, не извиняйтесь, — фыркнул я. — Мне было приятно.

И только минут через пять, слыша за спиной, как с губ моей спутницы одно за другим срываются недосказанные в сердцах слова, я возблагодарил Дайну.

Пока она злится, она не сожалеет.

А я не переживу, если она будет сожалеть об этом.

26. Лайна. В ярости и объятиях косорыла

…Нет, вы слышали? Вы слышали?!

А у меня еще возникала мысль о том, чтобы помочь ему с его "проблемой". Вот что я вам скажу: такие проблемы нужно выкорчевывать!

Нет проблемы и… нет проблемы.

До чего благодатная здесь земля! Что только на ней ни растет: и твари, и силушка, и проблема… вон какая вымахала. И наглость. На наглость особо урожайный год в этих краях.

Окосорылел, Торнсен?

…Хорошо яичко ко Твареву дню. В смысле, пока из него не вылупился какой-нибудь жуткий детеныш жутконоса. Не было никакого смысла в моих попытках придумать восхитительно-разяще-остроумный ответ студенту. Не было. Но я всё равно пыталась. И не могла. На ум, кроме ругательств, ничего не приходило.

А студент споро шел сквозь лес, насвистывая веселую мелодию. С музыкальным слухом у него было не очень, оттого желание подпалить ему штаны файерболом становилось просто нестерпимым. Чтоб он провалился!

…И в следующий момент он провалился.

У меня успела мелькнуть мысль о самореализующихся проклятьях, но лес огласился визгом. Точно не Торнсена. Я отреагировала мгновенно, выставляя экран щита, закрывающий студента от опасности.

Но не угадала. В невидимый щит влетел обретающий видимость косорыл. С нашей стороны влетел, размазавшись темной кляксой в цвет почвы, хвои и веток. И снова пронзительно заверещал.

Похоже, студент наступил прямо на спрятавшуюся в подкопе тварь. Только место и время она выбрала неудачно. И теперь оказалась отрезанной от спасения моим щитом. Кейрат находился от нее буквально в паре метров. И не придумал ничего лучше, как потянуться вперед и дернуть ее за чешуйчатый хвост.

Впрочем, не факт, что я бы на его месте удержалась. Когда хвост свисает у тебя практически перед носом, только руку протяни.

Косорыл взвизгнул и рванулся в противоположную сторону, разгоняясь на ходу. Я едва успела прикрыть голову.

Стоит ли говорить, что позади меня тварь снова врезалась в щит? Я же молодец, защитила нас от опасности.

— Лови его! — азартно крикнула я Торнсену.

Косорыл почуял, что сейчас будет жарко, и, попискивая, рванул вверх.

В щит, хе-хе.

Торнсен сбросил лямки рюкзака с плеч, и дорогущее оборудование рухнуло мешком на землю. Косорыл с этим косорылом!

Нехилый ростом Торнсен в два шага, с разгона, подпрыгнул к крыше купола, где расплющилась недоумевающая тварь. От неожиданности нападения она даже не раскрыла острые пластины спинного гребня.

Но теперь опомнилась, и рука Торнсена пришлась ровнехонько в расправляющуюся пластину. Он «запятнал» косорыла рукой, и тот метнулся влево. Мимо моего носа пролетела зеленеющая на ходу тварь, а следом протопал Кейрат, чудом не оттоптав мне ноги. Я прижалась к ближайшему стволу.

Крылатая чешуйчая тварь снова влетела в щит, и Торнсен в прыжке уже бежал на него, растопырив руки, чтобы схватить…

…Но, разумеется, промахнулся. Тварь оказалась шустрее.

И в следующий момент я поняла, что мысль про дерево была хорошей мыслью. Просто нужно было не опираться на него, а за ним прятаться. Потому что сейчас, прямо на меня, отчаянно маша крыльями, широко распахнув глаза от испуга, летел косорыл. Я уже ничего не могла сделать. Он ничего не мог сделать. Наша встреча была неизбежна. Тварь впечаталась в меня, растопырив лапы и вцепившись в меня мертвой хваткой.

Я крякнула. Размером и весом косорыл был со взрослую рысь. Или немного крупнее. Молоденький косорыльчик.

Покрытая чешуями панциря, его морда оказалась прямо перед моим носом. Глазенки с неожиданно длинными ресницами, смотрели на меня из-под острой надбровной дуги, излучая панику.

И тут мой живот опалило чем-то мокрым и горячим.

Мы же не могли его ранить? Не могли же? Чем?..

— Уф-ф, уф-ф, уф-ф, — печально уфкнул мне в лицо косорыл.

И с хлопком исчез из моих объятий.

— Лайна, что с тобой? — мчался ко мне Торнсен.

Я опустила глаза. На животе, растекаясь на штаны, желтело пятно со специфическим запахом.

— Он меня обо… — тут я вспомнила, что являюсь преподавателем высшего магического учебного заведения и поправилась: — пометил!

Кейрат затормозил, не добежав до меня шагов пять, и неприлично хрюкнул, прикрывая рот руками.

Смешно ему!

— Косорылов косорылолов! — ткнула я в него пальцем.

И тут он заржал. В голос. Он смеялся, складываясь вдвое и опускаясь на землю.

Я тоже сползла на землю по стволу, пару раз зацепившись рюкзаком за кору, пару раз фыркнула, пытаясь сдержать смешок, но потом вспомнила, как косорыл увел свой хвост прямо из-под носа студента, и тоже расхохоталась.

Мы смеялись, завалившись на землю и постанывая.

Потом студент повернулся ко мне, подставив ладонь под щеку и сорвал чудом не затоптанный белый цветочек. Его голубые глаза плескались беззаботным счастьем. Я никогда раньше его таким не видела. Честно говоря, я раньше и внимания-то на него не обращала. Что-то еще было в его взгляде… что-то…

Внезапно недавний инцидент предстал передо мной в другом ракурсе.

…Он что, в меня втюрился?..

Я растерялась, понимая, что не знаю, как на это реагировать… И отвела взгляд, поднимая его к просини между ветвями.

— Гора, — вдруг поняла я. — Торнсен, там гора, видишь! — вскочила я, сбрасывая с плеч рюкзак. — Там! — я ткнула пальцем. — Значит, мы идем правильно!

Лицо студента вмиг помрачнело и подернулось невидимой броней, колючей, как косорылов панцирь. Белый цветочек в его руке застыл между нами, а потом полетел на землю.

27. Лайна. В процессе обучения и воспитания.

…А что я такого сказала?

Или он предпочел бы, чтобы мы заблудились и остались ночевать среди леса, полного чудищ?

Солнце уже почти поднялось в зенит, а мы еще не завтракали. И хоть вонь от желтого пятна не будила аппетит, но и полностью заглушить его не могла.

— Кейрат, займитесь, пожалуйста, едой. Думаю, пришло время обеда, — легко и уверенно произнесла я, игнорируя вымороженное, будто на него лютостужень дохнул, выражение лица собеседника.

— А вы? — хватило Торнсену наглости поинтересоваться.

У кого он ее набрался, спрашивается? Мне кажется, это разлагающее влияние бабы Тои.

— Если вас так вдохновляет мой нынешний парфюм, могу рубашку вам оставить, — предложила я. — Будете нюхать перед едой в качестве аперитивчика.

— И то, что под рубашкой, тоже, — невозмутимо заявил парень, поднимая с земли рюкзак и отряхивая его.

Я вправила упавшую челюсть.

— У меня хорошо с бытовыми заклинаниями. У вас резерв на щите поиздержался, а у меня полнехонек с верхом, — пояснил Торнсен, поднимая на меня взгляд.

Невинный такой взгляд. Будто ни-ни, речь только о первой помощи пострадавшей от косорылова энуреза одежде.

…Только на дне голубых глаз мерцали искры насмешки. На фоне безумных сполохов темного огня в самой глубине.

— Отвернитесь, — велела я, не уточняя дальнейшую судьбу рубашки, штанов и белья.

На секунду, всего на секунду, на губах студента мелькнула саркастическая улыбочка.

Да, я помню, что «что ты там не видел». Но у нас по регламенту одно шоу в день. Вчера я показывала. Сегодня — ты.

Лимит исчерпан.

Я ожидала подколов. Однако свершилось чудо, и парень действительно просто отвернулся.

Я, морщась от вони, быстро достала из своего рюкзака смену одежды и скрылась за деревьями. Мало �

1. Кей

Год назад

Она ворвалась в мою жизнь, как ураган. Как снежная лавина, что сносит со склонов всё живое и неживое. Когда смотришь издалека, кажется, что она медленно ползёт по склону. Но не дай Дайна оказаться у нее на пути. Ты понимаешь, что всё. Белый гремящий ужас сейчас поглотит тебя. Но ты просто стоишь и смотришь. Потому что от тебя уже ничего не зависит.

Вот и я так.

Стояло жаркое лето. Последний экзамен остался позади, и я гордо нёс корону лучшего студента четвертого – уже пятого, предвыпускного, – курса боевых магов. Я даже не вспомню, что мы обсуждали с парнями. Наверное, что-то очень важное, как мне тогда казалось. Я помню только, что развернулся с каким-то широким жестом и мне в бок впился уголок фолианта. Фолиант несла хрупкая темноволосая девушка с короткой, по последней столичной моде, стрижкой. Брюнетка его не только несла, но и читала. Прямо на ходу.

– Ой! – сказал я.

– Смотреть нужно, куда идёте! – буркнула девица, не отрывая взгляда от книги.

Я просто оторопел.

– Не путайтесь под ногами! – недовольно заявила она где-то с уровня моей груди и подняла взгляд. Невидящий взгляд человека, слишком поглощённого своими мыслями, чтобы обращать внимание на окружающих.

У нее были огромные карие глаза с длиннющими ресницами, маленький аккуратный носик и пухлые черешневые губы. Легкое платье облегало соблазнительные холмики груди и тонкую талию.

Вокруг одуряюще пахло медовником. Этот аромат врезался мне в память. С тех пор я ненавижу запах медовника. Хотя трава, в общем-то, не виновата.

Однокурсники ржали.

Я бы тоже посмеялся. Если бы мог перестать на нее пялиться. Неделю брюнетка с карими глазами мерещилась мне повсюду. Неделю она мне снилась каждую ночь. Потом у нас началась практика в действующих войсках, и на какое-то время мне стало не до неё. Скажем так: я упахивался до такой степени, что засыпал, стоило голове коснуться горизонтальной поверхности, и просто не помнил, снилось мне что-нибудь или нет.

Острый период прошёл, и после практики на душе осталось только неясное, саднящее чувство чего-то потерянного.

А потом пришёл новый учебный год, и нам представили нового преподавателя по тварезнанию.

Ее звали Джелайна Хольм.

Она провела невидящим взглядом по нашим рядам, и все сразу вспомнили, что они боевые маги, а не мешки с картошкой.

Вот тогда я и понял: всё.

Всё, мир уже никогда не будет таким, как прежде.

А я всё еще не придумал, как с этим жить.

2. Лайна

Настоящее время, в кабинете ректора Военно-Магической Академии Дьюи

Леоно́р лей Гамэ́с, ректор академии, был не в духе. Я тоже была не в духе. Впрочем, выражение «не в духе» не описывало и десятой части всего спектра эмоций, которые я испытывала. И их накала.

Целый год – год! – я вкалывала, пахала на ниве науки, как последняя лошадь, чтобы поехать в эту экспедицию. Да я в эту академию, чтоб ее огнеплюй затоптал, согласилась пойти только ради этого. Сам Сафониэль лей Гроссо, великий и прекрасный заведующий кафедрой магической защиты столичного университета, согласился принять меня в проект и стать моим руководителем магистерской диссертации. Через два часа я должна была отправиться телепортом в столицу, откуда завтра утром стартует экспедиция в Южные горы.

И что?

И ничего!

И ничего не будет из-за, воплежуть его забодай, Кейрата Торнсена!

Я стояла здесь, в кабинете ректора, вместо того чтобы собирать вещички из съёмной квартиры. Мало он мне крови попортил за учебный год, он мне теперь и перспективы на будущее решил загубить!

– Нет! – решительно заявила я. – Нет, я не поставлю этому… этому… студенту зачёт по тварезнанию! Он за два семестра был на занятиях раз пять от силы.

– Семь, – поправил меня лей Гамэ́с.

– Из семидесяти двух, – напомнила ему я.

Он как-то сразу сдулся.

– Кейрат – самый сильный боевой маг потока! – по новой начал заводиться ректор. – Я не могу его отчислить из-за какого-то зачёта.

– Я тоже считаю, что тварезнание у боевиков заслуживает экзамена хотя бы в одном из семестров! – влезла я со своим любимым коньком. – И кому, как не вам, об этом знать, – я неприлично ткнула пальцем собеседнику в лицо.

Левая щека лея Ленора до самого подбородка была прорезана безобразным шрамом от удара мечеклыка. Шрама, несводимого ни одним притиранием, ни одним лечебным заклинанием. Не помогало в таком случае даже вмешательство оперирующих врачей.

Но лей Гамэс мое замечание проигнорировал.

– Приглашайте его на индивидуальные консультации, лея Джелайна, – он бросил в меня слова, а в урну – измятую до состояния шарика бумажку. – Вы должны находить индивидуальный подход к обучающимся.

На счет «леи» он мне, конечно, польстил. Благородной крови во мне не было ни капли, в отличие от лея ректора. Мы – люди простые, что думаем, то и говорим.

– Я уважаю политику межкультурной толерантности и уважения к малым народам Империи, – отметила на всякий случай я. – Но Кейрат Торнсен… Он же, прошу прощения, двух слов связать не может. Он, простите, вчера с гор спустился, где овец пас, ни манер, ни здравомыслия. Это же двухметровая машина убийства без чувства самосохранения. Его нельзя к нормальным людям пускать!

– Торнсен принёс Академии золотой кубок на Императорском турнире! – отчеканил ректор.

– Знаю, я его туда возила. Потому и представляю, во что он превращается на поле боя.

– Потому и возили, – буркнул под нос лей Леонор.

– Что? – не уловила я смысла в его словах.

– Потому и возили, – в полный голос повторил ректор, – что после ваших пар он полигон под ноль выжигал.

– Вы и это мне в вину поставите?

– Нет, благодаря вашей совместной работе у нас золотой кубок. Ведь можете, когда хотите!

– Не хочу!

– Эта: «Не хочу!» Тот: «Не хочу!» Вы сговорились, что ли?! – взвыл лей Леонор. – Он блестяще учится. Он термаг на 100 баллов сдал, а вы говорите, он двух слов связать не может, – ректор в раздражении бросил взгляд в открытое окно.

Ну хоть не у меня одной сегодня день мелкозубу под хвост. Словно чувствуя, что о нём тут говорят, по полянке под ректорскими окнами, повесив голову, плёлся студент выпускного курса Торнсен.

Точнее, он мог бы стать студентом выпускного курса, если бы я поставила ему зачёт.

А я не поставлю!

– Я не знаю, и знать не желаю, как он сдавал термаг.

Лично я термаг сдала на девяносто пять, и то – со второго раза. Поэтому не нужно мне рассказывать про сто баллов по термагу у Кейрата Торнсена из западных горцев. Я даже не уверена, что он в состоянии прочитать вопросы задания.

– То есть «нет», и это ваш последний ответ? – строго вопросил лей Леонор.

Я кивнула головой, чтобы меня не поймали на слове, если я произнесу «Да». И, на всякий случай, чтобы пояснить и окончательно запутать начальство, помотала головой.

– Тогда, лея Джелайна, так. Вы планировали отправиться завтра в экспедицию?

Я, кажется, побледнела, и ощутила, как по моей спине потекла струйка холодного пота. Нет, он не посмеет меня не пустить! Это Императорский проект. Состав экспедиции утверждён на самом высоком уровне!

– Не пустить вас я не могу, – подтвердил мои подозрения ректор. – Но, согласно Уставу Академии, параграф восемь, пункт три, могу отправить с вами студента-практиканта.

Он мстительно уставился на меня.

Ха!

Да Сафониэлю он на один зуб! Лей Гроссо кого угодно может довести до белого каления. Во мне даже проснулась неуместная жалость к мальчишке.

Но потом я вспомнила про семь из семидесяти двух.

– Ну если вы настолько не дорожите своим лучшим боевиком… – намекнула я. – К тому же он всё равно не успеет собраться менее чем за два часа.

– А ему и не нужно, – внезапно расслабившись, заявил лей Гамэс. – Вы отправитесь телепортом завтра, прямо на место. Надеюсь, вы не слишком соскучились по столице?

– Я там отучилась шесть лет, – я растянула губы в восторженную улыбку. – Разумеется, нет.

– Вот и превосходно. По поводу вашей задержки лея Гроссо я предупрежу.

3. Лайна

Фойе главного корпуса Военно-Магической Академии Дьюи

Очень хотелось хлопнуть дверью напоследок. Очень. Но я сдержалась. Благородной крови во мне не было от слов «ни капли», но манеры в пансионе, куда родители отправили меня учиться за счёт казны, мне всё же привили. Я была из «спонтанных», – обычных деревенских девчонок («спонтанных» мальчиков история не знала), в которых вдруг вспыхивала магическая сила. Никто не мог дать объяснение этому. Однако факт: «спонтанные» девочки всегда становились мощными и устойчивыми магами, в отличие от представителей поизносившихся древних родов. Всех девочек, проявивших магию, отправляли учиться. Если оставить «спонтанную» без присмотра, она станет ведьмой.

Впрочем, год без секса, и любая магиня станет ведьмой.

Уважаемый лей Гамэс не только лишил меня сегодняшней ночи с Сафониэлем, так ещё и последующих, в экспедиции. Потому что нет никого болтливее, чем студенты. И лишь две вещи в мире распространяются в мгновение ока: пожар от огнеплюя и слухи по военно-магической академии.

Теперь мне захотелось не только хлопнуть дверью, но и пнуть ее. Вернуться и пнуть.

И тут я увидела его. Причину моих сегодняшних бед и источник раздражения в течение года.

Он стоял у окна, мрачно уставившись на фляжку в руках. Опохмелялся, что ли? Если бы во фляге у него оказался алкогольный напиток, то его бы просто отчислили, разом решив все мои проблемы. Но вряд ли он доставит мне такую радость.

Кейрат Торнсен был высок. Даже на фоне остальных, не хилых, в общем-то, сокурсников – боевых магов. Помимо роста он выделялся экзотической внешностью. Имперцы преимущественно были, как я: смуглые, темноволосые и с карими глазами. Западные горцы больше походили на жителей соседнего Волейского Королевства – синеглазые блондины. Черты его лица были грубоваты, словно ещё не до конца притёрлись друг к другу. Огромные глаза, резкие скулы, крупноватый рот. И сам он был какой-то нескладный, что ли. Словно никак не мог понять, что ему делать с доставшимся от природы организмом. Хотя я видела его в учебном сражении на Императорской турнире. Там он со своим телом управлялся великолепно.

Не знаю, чем я ему не угодила. На первом же занятии я поймала на себе этот ледяной – и леденящий, словно приклеившийся ко мне, – взгляд. Первую пару я выдержала, на второй мое терпение растаяло, как плащекрыл в ночном небе, и я попросила Торнсена задержаться на перемене. На прямой вопрос, в чём проблема: может, моя одежда нарушает его религиозные воззрения, может, причёску поправить или парфюм поменять, я не получила никакого ответа. Вообще никакого. Представляете: нависает над тобой такая громадина двухметровая, пялится на тебя прозрачно-голубыми глазищами… и молчит. Б-р-р-р!

Сначала он хоть на лекции ходил. А потом вообще пропал. Здорово, да?

– Студент Торнсен, – обратилась я к нему.

Парень вскинул голову. Если можно так сказать. Если честно, уровень моей головы и его фляги не сильно различались. Блондин, как обычно, молча уставился на меня своими льдистыми гляделками.

– Кейрат Торнсен, по решению ректората, с целью ликвидации задолженности по дисциплине «Тварезнание», вы прикрепляетесь ко мне в качестве практиканта на время исследовательской экспедиции в Южные горы.

На лице горца отразились какие-то эмоции. Интерпретировать я их не смогла. Я в тварях разбираюсь. А в горцах – нет.

– И что я там буду делать? – откашлявшись, спросил он неожиданно глубоким и слегка хрипловатым голосом.

– Свой долг отрабатывать, – уведомила я. – Натурой. В общем, в экспедиции я планирую вас использовать как мужчину.

Стук фляги о пол разнообразил повисшую тишину. Быстрое сканирование жидкости, разлившейся по полу, сообщило мне, что это обычная вода. Не повезло. Я подняла взгляд.

Может и неплохо, что я не умею читать эмоции горцев. Потому что выражение лица Торнсена было хоть и по-прежнему нечитаемым, но совершенно точно убийственным.

– Ну там, тяжести носить, дрова рубить, рыбу ловить, тесто месить… – продолжила я, но взглянув на его напряжённые пальцы, явственно ощутила, как они смыкаются у меня на шее. – Ладно, тесто можете не месить, – согласилась я из чувства самосохранения.

В экспедиции будет Сафониэль. Он за меня отомстит. И от себя ещё добавит.

– Мы с вами отправляемся телепортом. Завтра на рассвете. Но если вы по каким-то причинам не можете… – я дала ему последний шанс.

– Я могу, – мгновенно отреагировал он.

– Тогда получите в учебной части направление, у казначея суточные, подпишите у завхоза документы на экспедиционное оборудование и инвентарь, получите их на складе, и, – я подняла взгляд на хронометр, что висел в холле, – через час жду вас на кафедре.

– Я буду, – пообещал студент.

Хе-хе. Попробуй, голубчик, попробуй. Целый год ко мне на лекции не мог прийти. Теперь побегай.

4. Лайна

Кафедра магической защиты Военно-Магической Академии Дьюи

Здание Военно-Магической Академии было старинным. С тяжёлыми, толстыми стенами и узкими окошками-бойницами. Древняя крепость. Мне нравился этот дух воинской доблести, который осел на выцветших гобеленах. Хотя, честно говоря, я не мечтала сюда ехать. У меня, как у лучшей и весьма перспективной выпускницы по направлению «Маг обороны и прикрытия» да еще и с такой редкой специализацией как «Твареведение», был выбор, куда пойти. Но я, разумеется, хотела остаться в родном столичном университете.

Только таких желающих, как я, туда была целая очередь. А у меня никаких связей. Кроме сексуальной с потрясающе красивым заведующим кафедрой магической защиты. Сафониэль лей Гроссо с точёными чертами лица, волосами до пояса и грацией истинного аристократа был для студенток как красная тряпка для круторога. Только круторог при виде красной тряпки впадал в восторг и начинал биться в экстазе, а девушки просто впадали в восторг. Впрочем, некоторые даже падали.

Потрясающе тонкий и вдохновенный Сафониэль был стопроцентным эгоистом. Впрочем, это не мешало ему быть отличным любовником. Как это ему удавалось? Он просто любил быть лучшим. Идеальным. Совершенным. Его абсолютно устраивали наши необременительные отношения. Думаю, я у него была не одна. Зато дольше, чем большинство.

Кто-то скажет, что для своих двадцати пяти я слишком рациональна. И даже цинична. Пусть говорят. Наивность и романтичность могут позволить себе те, у кого есть деньги и положение. А у меня ничего нет. Только магия, интеллект и умение работать. И желание стать такой, как Сафониэль, чтобы на всех плевать с самой высокой башни Империи.

Собственно, Дьюи – его идея. Для того чтобы меня взяли работать в Имперский университет, мне нужно засветиться. Стать величиной, которая окажется весомее десяти поколений благородных предков. Когда два года назад университет получил целевое финансирование на исследование по тварям, Сафониэль сразу предложил мне поучаствовать. И я согласилась. Весь последний курс я вкалывала, как проклятая, зато мой диплом получил Премию Императора. Почему тогда приграничный Дьюи, гордо именуемый Главным Форпостом Империи, а по сути – заштатная провинция? Потому что в Дьюи самая старая военная академия. Суть Императорского проекта заключалась в том, чтобы найти способы управлять тварями. Заставить их сражаться на нашей стороне. А здесь, в Дьюи, хранятся архивы студенческих боевых практик за последние триста лет. А отчёты о практике – это, пожалуй, самый достоверный источник информации. Вот ради возможности работать с ним я и приехала. А теперь я планировала вернуться к своему научному руководителю (и любовнику по совместительству) и обсудить результаты поисков. Теперь вы понимаете, насколько дорог мне был Кейрат Торнсен со своей внезапно обрушившейся практикой?

Когда я добралась до своего рабочего места, на кафедре уже никого не было. Те, кто ещё не был в отпуске и принимал хвосты от студентов, уже рассосались по домам. После разговора с ректором чувствовала себя выжатой, как фрукт, на который наступил громохлёст. Поэтому я достала из кафедрального тайника бутылочку тонизирующего сока, по-плебейски, пока никто не видит, плеснула себе в кружку (а не в бокал, как сделал бы любой уважающий аристократ), разулась и забралась в кресло возле стационарного переговорного кристалла.

Я послала сигнал лею Гроссо и стала ждать. К счастью, он оказался дома.

– Ты где? – недовольно спросил он.

– Где, где. У горбокрыла на бороде! – буркнула я, обводя рукой тёмное помещение кафедры.

За моей спиной размещался старинный гобелен, изображающий битву воина-мага с громохлёстом смердливым, которого в народе за выхлопы едкого газа из подхвостья именовали более просторечным словом. Думаю, на его фоне и с кружкой в руках я выглядела эпично.

– Кто такой Кейрат Торнсен? – вкрадчиво поинтересовался Сафониэль.

Я не рассчитывала на какие бы то ни было чувства со стороны блестящего аристократа, но собственнические нотки, которые сквозили в его вопросе, согрели мне душу.

– Ректор мне довесок в экспедицию назначил. Студента-должника.

– Чьего должника? – удивление на лице Сафониэля выглядело неуместным. Впрочем, на его холёном лице любые эмоции выглядели неуместно.

– Моего должника.

– И что он тебе должен? – не понял лей Гроссо.

– Это я ему должна, – пояснила я. – Зачёт.

– Ну так поставь! Лайна, что за глупости!

Теперь и мне показалось, что глупости. Действительно, что упёрлась? Ну и поставила бы. Дала бы реферат и поставила.

– Теперь уже поздно, – расстроилась я.

– Ну и к чёрту документы. Я тебя сегодня ждал.

Это значит, других любовниц в гости не звал. Я же взрослая девочка, понимаю, что в отличие от меня, необходимости выдерживать целибат у Сафониэля не было.

…А вдруг он и правда ко мне что-то испытывает?

– Прости. Я виновата, – призналась я. – Просто это так неожиданно оказалось. Я про него и думать забыла, а тут меня вызывают к ректору… И понеслось.

– А ему он чем запал? – допытывался мой научный руководитель. И не только.

– Торнсен – победитель Турнира этого года.

– И ты ему не поставила зачёт?!

Неожиданно я завелась. Хочу – ставлю, хочу – не ставлю!

– В любом случае, все документы оформлены, – холодно ответила я. – Координаты мне продиктуй.

Он продиктовал. Я записала.

– Когда ты прибудешь?

– Лей Гамэс расщедрился на прямой телепорт. Планирую завтра часам к десяти – одиннадцати.

Телепорты по координатам отличались некоторой степенью неточности. Поэтому ко времени отправки я добавила часик-другой на то, чтобы компенсировать эту неточность ножками.

– Я буду ждать.

– Я тоже, – согласилась я. – До завтра?

– До завтра.

Гроссо отключился.

Я забралась поглубже в кресло и глотнула сока.

Слева послышалось какое-то шебуршание.

Я повернулась.

В дверях возвышался Кейрат Торнсен собственной персоной. Интересно, как давно он там стоит и как много слышал?

Впрочем, не всё ли равно? По большому счету, так даже легче. Не нужно будет в экспедиции что-то сочинять.

– Вы успели всё оформить? – строго спросила я.

– Так точно! – по-боевому вытянулся студент, став еще выше.

Я досадливо сморщилась.

– Студент Торнсен, отнесите координаты завтрашнего отправления дежурному магу-порталисту, – я протянула листочек.

Торнсен подошёл ко мне и взял протянутый лист. Он мельком глянул на координаты.

– Так точно! – отрапортовал Торнсен так, что у меня уши заложило.

– Идите уже, – я махнула рукой в сторону двери.

Он ушёл, я осталась. Наслаждаться тишиной, вынужденным бездельем и видом старинных гобеленов.

5. Лайна

Портальный зал кафедры пространственной магии Военно-Магической Академии Дьюи

Кафедра пространственной магии была в Дьюи, но отсутствовала в столице. Предания утверждают, что когда-то она там была. Но в Императорском дворце устали от неизвестно откуда появляющихся и куда-то исчезающих предметов, животных и людей. В университетской среде ходили байки, что однажды студента третьего курса не вовремя занесло в Императорскую опочивальню… Это окончательно решило судьбу пространственников в столице.

Здесь, в Дьюи, народ был к чудесам привычный и прагматичный. Внезапно объявившиеся предметы мгновенно находили новых хозяев. Животину студенты-экспериментаторы тоже обычно не находили. И даже возникающим из ниоткуда студентам, говорят, местные дамы находили применение. Особенно, если они (студенты) были симпатичными. Но это так, слухи. Лично ко мне за время работы в Академии в опочивальню никого не заносило. А то даже не знаю… удержалась ли бы?

Я прибыла за час до активации рамки. Нужно было убедиться, что мальчишка взял всё, что нужно. А его всё не было. Я нервно притоптывала у портальной рамки в ожидании Торнсена. Когда до отправки осталось всего пятнадцать минут, в моей душе прорезались лучи надежды на то, что он просто не придёт. Я только облегчённо выдохнула, как эта, так сказать, незачтённая звезда соизволила появиться. Он бы обвешан оборудованием со всех сторон. Ловушки, следоуловители, счётчики магических возмущений, стазисные контейнеры для сбора и хранения экскрементов и минилаборатория для их анализа… В общем, я постаралась от души, составляя список. Ни в чём себе не отказывала. Во имя науки, разумеется.

– Студент Торнсен, что вы себе позволяете?! – гаркнула на него я от всей души.

Он бросил короткий взгляд на порталистов, а потом выпрямился (хотя под грузом «обстоятельств» это было непросто даже такому здоровяку, как он).

– Извините, лея Хольм. Что вы имеете в виду? – ровно поинтересовался он.

– То, что до отправки осталось всего, – я подняла взгляд на хронометр с обратным отсчётом, обязательный компонент портального зала, – десять минут!

С совестью у Торнсена проблем не было за неимением совести, поскольку моя тирада его нисколько не задела. Напротив, мне показалось, он даже слегка расслабился.

– Но я же здесь, – невозмутимо ответил он, даже слегка пожал плечами, оттянутыми весом рюкзака.

Нужно будет, пожалуй, позаигрывать с ним на глазах у Сафониэля. Чтобы ему жизнь мёдом не казалась.

… Им обоим жизнь мёдом не казалась, кстати!

– Я не успеваю сделать сверку оборудования! – возмутилась я.

– Какое счастье! – устало выдохнул он.

– Что вы себе позволяете?!

Торнсен молчал в своей обычной манере, и мне даже показалось, что его слова мне причудились.

Арка дилинькнула, напоминая, что до активации осталось две минуты. Я махнула рукой на разборки. Если он что-то забыл, буду выедать ему мозг всю экспедицию. Пусть готовится.

Я набросила на плечи свой рюкзак, тоже немаленький, кстати. И вышла первой к порталу.

Однако когда раздался долгий гудок, информирующий об открытии пространственного коридора, Торнсен сдвинул меня с пути как пушинку и первым прошёл вперёд.

Я вылетела следом, злая, как выпень с отдавленным хвостом.

– Я должна была идти первой! – набросилась я на него, обогнув по дуге и повернувшись к нему лицом. – Я – преподаватель!

– А я – мужчина, – невозмутимо ответил на это студент.

Я хотела было пройтись по этому самонадеянному «мужчина», но опасный огонёк в глубине его особенно ледяных сейчас глаз заставил меня промолчать. Я оступилась и пошатнулась. Непривычный вес за спиной потянул меня назад, но Торнсен отреагировал молниеносно, поймав меня широкими крепкими ладонями за бока.

Рёбра обожгло касанием, будто это были не мужские руки, а две раскалённые сковородки.

Я в недоумении подняла взгляд.

Глаза студента Торнсена, который располагался теперь от меня в непозволительной близости, были чёрными. Лишь по самому краю огромного зрачка сиял льдом голубой ободок.

Я упёрлась в его предплечья, заставляя меня отпустить. И снова обжигаясь, теперь, правда, более приятным наощупь теплом. Парень разжал ладони, но на коже в месте соприкосновения ещё горел оставшийся след.

– Спасибо, – выдохнула я, пытаясь осмыслить неожиданные ощущения.

– Обращайтесь, – хрипло произнёс он и откашлялся.

Хм.

Я торопливо вынула Артефакт Встречи, настроенный на Сафониэля. Стрелка слабо качнулась и показала на юго-восток. Артефакт не только указывал направление, но и расстояние. Ну как расстояние? Чем сильнее дрожит стрелка, тем ближе идти. Порталисты явно играли на моей стороне, решив обеспечить студенту Торнсену небольшой марш-бросок в полной экипировке.

– До конечной точки маршрута нам довольно далеко, – сделала вывод я, и парень хмыкнул. – Разумеется, никто нас встречать не пойдёт, поэтому мы идём сами. Ножками, – злорадно заявила я и непроизвольно бросила взгляд на его сапоги.

«Ножками» – это не про него. Про него – ножищами! Я, наверное, вся в его сапоге помещусь, если утрясти немного.

Торнсен стоял, смотрел на меня сверху вниз и молчал.

Как всегда.

И в кои-то веки я об этом пожалела. Мне вдруг захотелось сорваться чисто по-человечески. Наорать. Врезать по этому упрямому лбу.

Но поводов не было.

Я взяла азимут, подпрыгнула, поправляя лямки, и пошла вперёд.

По почти бесшумным шагам позади я поняла, что Торнсен идёт следом.

6. Лайна

Думалось, что в Южных горах. Но, похоже, косорыл знает где

Мы шли. Шли. И шли. По непролазному лесу, сколько ни смотри вокруг. Два часа остались позади. Стрелка артефакта едва колыхалась, и никакой динамики в её движениях не наблюдалось. Плечи безбожно затекли. Каждые полчаса я объявляла пятиминутный привал. После каждого привала рюкзак становился всё тяжелее и тяжелее. Пространственная магия всегда давалась мне с трудом, но я пыталась вливать силу в левитирование поклажи. Не знаю, было ли замечено это жульничество моим спутником. Судя по темпу Торнсена и его чуть раскрасневшимся щекам, заполненный доверху рюкзак с магически укреплённым каркасом ему существенных неудобств не представлял. В отличие от меня.

К тому же хотелось есть. Есть, спать, в кустики, отдохнуть, выкинуть к мечеклыкам шилокожим половину вещей из рюкзака и торжественно их сжечь. Вторую половину послать в подхвостье громохлёсту смердливому вместе с экспедицией, Торнсеном, порталистами и Сафониэлем.

Всё!

– Торнсен, я полагаю, молодому растущему организму пора подкрепиться? – сказала я, снимая рюкзак и растирая левое плечо, которое почему-то болело сильнее.

– Да, я тоже думаю, что вам нужно больше есть, – буркнул он под нос.

– Что, я не расслышала? – с намёком на последствия поинтересовалась я.

– Говорю, отличная идея! – гаркнул он, выпрямляясь по стойке смирно.

Ветви деревьев над нами шуркнули от взмывших в небо птиц.

Хоть бы запыхался для приличия!

– Вот и замечательно. Организуйте костёр, сварите… что-нибудь. Надеюсь, запасы по списку вы не забыли?

– Никак нет! – снова рявкнул он, дораспугав тех пернатых, которые не успели достаточно испугаться в прошлый раз.

Я демонстративно поковырялась пальцем в ухе.

– Кажется, барабанная перепонка ещё цела, – поведала я результаты ревизии. – Но я не уверена, что она выдержит еще один удар. У вас, случаем, нет третьего состояния? Промежуточного между «молчу» и «ору».

Парень задумался. Или третьего состояния не было, но он пожалел мои уши. Я не стала его мучить этой этической дилеммой.

– «Никак нет» означает, что продукты есть? – на всякий случай уточнила я и дождалась уверенного кивка.

Похоже, третье состояние хоть и было, но накатывало спонтанно.

Я потребовала притороченный сбоку торнсенского рюкзака счётчик магических возмущений и с деловым видом потопала в лес.

Без рюкзака, после кустиков и вне зоны видимости хвостатого студента я чувствовала себя почти невесомой. И почти счастливой. Наконец успокоившись, вокруг чвыркали, фьютькали и трещали клювами довольные птички. Под раскидистыми остроиглыми деревьями прятались мелкие белые цветочки с лёгким приятным ароматом. И эта идиллия меня порядком напрягала.

Во-первых, какого чернорогого воплежутя здесь делают эти остроиглые деревья? У меня Южные горы ассоциировались с широколиственными породами и светом. Нас с группой бросили в Южные горы во время Семидневного Конфликта. Тогда наёмники из Лортландии попытались взять под контроль наши таможенные пункты, чтобы пропустить на территорию Империи большую партию лортландской травки. Инцидент ликвидировали за неделю. За неделю несколько сотен сильнейших магов и сухопутные войска не могли справиться с горсткой отщепенцев. Почему? Потому что вместе с «отщепенцами» массово прибыли твари всех видов и размеров. Ладно, я вообще не о том. Как говорили однокурсники: «Кто про что, а Хольм про тварей». Я про деревья. Не было там таких деревьев! Зато цветы были всякие: яркие, разноцветные, только венки и плети.

И эта стрелка, еле трясущаяся, мне не нравилась.

И то, как потрескивал счётчик, показывая высокую активность магических созданий. Почти, как тогда, в Южных горах. Собственно, потому-то мы туда и отправлялись. Где ещё изучать тварей? Только здесь, судя по щелчкам, их разнообразие было выше. Где бы это «здесь» ни находилось.

Я вернулась к Торнсену, которого легко нашла по запаху костра. И поисковому маячку, разумеется. К запаху костра примешивался аромат похлёбки. Он поднял мой приунывший боевой дух.

Я вынула из-под клапана своего рюкзака миску и ложку и была вознаграждена за терпение горячей едой. Похлебка, кстати, удалась повару на славу. Или я зверски хотела есть.

Утолив первый голод, я впала в благодушное настроение. Мне уже даже не хотелось выбрасывать вещи из рюкзака. Правда, поднимать его и тащить дальше тоже не хотелось.

– Торнсен, – обратилась я к студенту. – Во-первых, спасибо, было вкусно.

Он кивнул.

– Во-вторых, вы отдали порталистам точные координаты?

– Да, – твёрдо ответил он, помотав головой.

– Торнсен, вы вообще умеете давать однозначные ответы?! – вскипела я.

Он задумался.

– Не утруждайте себя ответом. Это неважно, – успокоила я его. В конце концов, мыслительная деятельность с непривычки вызывает некоторый дискомфорт в мозгу. А нам ещё идти и идти. Неизвестно куда. – Важно, что мы не в Южных горах.

– А где? – поинтересовался парень.

– Косорыл знает, – пожала я плечами. – Самой интересно. Ну что, двинули?

– Куда?

– Куда-куда? Вперёд, студент Торнсен. Вперёд. Если долго идти вперёд, то обязательно куда-нибудь дойдёшь.

Как оказалось, я была не так не права, как могло показаться Торнсену на первый взгляд. Ещё через два часа мы наткнулись на избушку. Точнее, домик.

Одинокий домик в лесу.

Что-то мне это напоминает. Кажется, какие-то сказки.

Стоило нам дойти, из окна выглянула старушенция в возрасте лет за пятьсот.

– И чаго вам надоть? – гостеприимно поинтересовалось она у гостей.

7. Лайна

В избушке неясного происхождения, косорыл знает где

– Доброго дня, бабуля, здоровья вам на многие лета, – расплылся в улыбке Торнсен.

Я даже растерялась. В смысле, он весь так преобразился!

Старушенция засопела и заерзала.

– Ну, здрасте, коли не шутитя, – ответила она почти смущённо, но вскоре опомнилась. – Чаго пришли? – добавила она сурово.

– Заблудились мы, бабуля, – продолжал рассыпаться бисером студент. – Пусти переночевать усталых путников.

– Чего-то не похож ты на усталого путника, – справедливо заметила старушенция.

Зрение-то у неё о-го-го, даром, что на погосте ждут с цветами и музыкой.

– Так это же хорошо! – воскликнул Торнсен жизнерадостно, будто не протопал четыре часа с полной загрузкой.

Впрочем, что я знаю о его «полной загрузке»?

– Хорошо, что не совсем усталый, – продолжал парень. – Мне же ещё силы пригодятся. Вдруг вы захотите меня как мужчину использовать?

Надо же какая самоотверженность!

А как приободрилась бабулька! Засопела, прямо как выпень перед нерестом.

– Дров, я вижу, вам нарубить надо, – обломал её парень и бросил короткий взгляд на меня, дескать: «вот видите, лея Хольм, учите молодёжь плохому». – Крыльцо, гляжу, совсем покосилось. Наличники еле держатся.

– Так за одну ночь-то тут не управишься, – смекнула свою выгоду старушенция.

Торнсен снова бросил взгляд в мою сторону. На этот раз – спрашивая моего мнения. Я еле заметно кивнула. Неплохо было бы оглядеться. Понять, куда нас занесло. Пока Сафониэль будет выяснять, почему нас сюда занесло, и выносить отсюда.

– Так мы задержимся ради такой приветливой хозяйки.

– А ещё у меня печка дымит, – вспомнила «приветливая хозяйка», почуяв дармовщину.

– Поможем! – пообещал Кейрат.

Золото, чисто золото, а не студент. Просто цены ему нет. В лесном хозяйстве.

– А она? – тут карга обратила внимание на меня. Будто одного раба-надомника ей недостаточно за сомнительное счастье покормить ее клопов.

…С другой стороны, тварей кормить под открытым небом – тоже удовольствие условное.

– И она пригодится, – уверил старушку Торнсен. – Как женщина. Полы помыть, кашу сварить, грибы насолить, тесто замесить. Впрочем, относительно теста я не уверен, – несло поганца, но в мою сторону он теперь не смотрел.

Ощущал тонкость момента, когда одно лишнее движение – и ты труп.

Я настороженно вглядывалась в хозяйку лесных хоро́м. Лично у меня особа, которая живет непонятно где, у жабоморда на выселках, среди тёмного-тёмного леса, доверия не вызывала. Опять-таки, магические возмущения. По одной из версий, тварей сотворяли ведьмы, – необученные особи, спонтанно магически-одарённые. Случалось это не то в результате запрещённых ритуалов, не то в качестве побочного продукта жизнедеятельности.

Магия требует выхода. Если не расходовать магический резерв до конца, сила застаивается и… приводит ко всяким неприятностям и неудобствам. Прежде всего, избыток силы бьёт ниже пояса. Поэтому маги, особенно юноши, весьма неразборчивы в связях. Поэтому мне в университете нужен был любовник. А уж если всё равно без него не обойтись, так пусть хотя бы польза от него какая-то будет. Конечно, я тогда не планировала уезжать из столицы и не предусмотрела, что могу оказаться в столь щекотливой ситуации. Я бы только посмотрела в сторону другого, как это тут же дошло бы до лея Гроссо. Я же говорю, маги – такие сплетники!

Недержание языка имело ту же природу, что недержание штанов и неспособность усидеть на месте. В нижепояса страдали оба направления. Избыток силы требовал её приложения, пробуждал жажду деятельности и звал на подвиги. А если у человека не было возможности слить магию в удобоваримой форме, то вокруг него начинали происходить странные вещи. Магия просачивалась сквозь оболочку носителя и иногда материализовалась… во всякое. К месту и не к месту. Чаще второе.

В общем, я с подозрением поглядывала на старушку, которая не боялась жить одна в лесу, полном тварей.

А она с подозрением глядела на меня.

Видимо, сомневалась в моём умении мыть полы.

– Конечно, я буду рада помочь, – уверила я, хотя вряд ли была в своём энтузиазме столь же убедительна, как Торнсен.

– Ладно, можете на чердаке устраиваться, – выдавила бабуленция. – Но только чтоб без непотребств!

– Ни-ни! – заверила её я.

У Торнсена внезапно случился паралич языка. Или он всё же дал старушке шанс.

Мы поднялись на чердак по скрипучей лестнице. Под Торнсеном она даже не скрипела, она стонала. Наверху было грязно и темно. Толстый слой пыли можно было, пожалуй, использовать вместо перины. В дальнем углу стоял старый сундук с полуразложившимся хламом. Места для двух спальников было завались.

– Вот здесь мы и будем жить половой жизнью, – вдруг подал голос студент, обводя рукой просторы, и до меня не сразу дошёл смысл сказанного.

Совсем страх потерял. Нюх, совесть и чувство самосохранения. А ведь его ещё не настигла кара за «мыть полы».

– В смысле, спать на полу, – с чуть заметной улыбкой пояснил он, и на его щеках прорисовались скобочки-ямочки.

– Зубки прорезались? Говорить научился? – не удержалась я, распинывая слой пушистой пыли, чтобы очистить место для рюкзака.

– А вы, наверное, думали, что у меня голова чтобы зубами файерболы ловить? – с усмешкой поинтересовался он.

Вообще-то так и было. Но я не стала давать Торнсену ещё один повод для торжества.

Мыть полы пришлось. Тряпкой и руками. Руками и тряпкой. Перспектива спать по уши в грязи меня не привлекала. Хотя какое «по уши». Если бы я легла в слой чердачной взвеси, меня бы накрыло пыльною волною с головой. Я знала пару простеньких бытовых заклинаний, с помощью которых расправилась бы с напастью в два счёта. Но если бабулька – ведьма, она может насторожиться, почуяв скачок магического фона. Конечно, наше с Торнсеном появление у избушки сложно отнести к релаксирующим мероприятиям. Учитывая многочисленное околонаучное барахло, навьюченное на студента, как на последнего осла (хе-хе!). Оборудование-то дремучая, как лес вокруг, бабулька вряд ли опознает. Но я бы на её месте с такими гостями держала ухо востро. Как саблехвостый жутконос на кладке.

Пока я, еле ползая осенней мухой, в духоте чердака выметала пыль, чихала и отмывала тёмные от времени доски, снаружи слышался бодрый стук топора. Я задумалась, что ещё можно было бы взять с собой, раз уж у Торнсена ещё столько сил осталось. Чисто академически задумалась, потому что практической ценности эти идеи не представляли. Теперь я его уже ничем загрузить не смогу.

Кроме гранита науки.

А это, кстати, неплохая мысль. За неимением Сафониэля придется пользовать Торнсена. Вынос мозга – вполне конструктивный способ слить избыток силы. Пока вокруг меня твари не заколосились. А Торнсен сегодня напросился.

И вчера тоже.

Да он весь год только и делал, что напрашивался.

И вот, наконец, он весь к моим услугам. Куда он сбежит с этой крыши? К бабульке под бочок? С тварями свежим воздухом подышать?

Второе дыхание наполнило мои лёгкие, и работа заспорилась. Я распахнула единственное на чердаке окно и отёрла пот со лба. Солнце потерялось за кромкой леса, и хотя небо над головой оставалось голубым, жара слегка спа́ла. Я подвязала узлом рубаху, которая постоянно норовила вылезти из штанов. Жилетка была скинута ещё раньше. Площадь очищалась от скверны. Чердак, наполнившийся чистотой и светом, показался даже уютным. Я огляделась. Протёрла отжатой тряпкой узенький подоконник, но только грязь размазала.

Пора менять воду. Я взяла ведёрко и поползла вниз по скрипучей лестнице.

На улице с топориком разминался Торнсен. По случаю жары – без рубашки. Его мускулы играли тяжёлыми тяжами. Ну да. Как-то же он пёр гору у себя на спине. Колун взлетел вверх, демонстрирую великолепную переднюю зубчатую мышцу и тугие кубики пресса. Судя по скорости, с которой рядом с ним росла гора дров, он поставил целью обеспечить бабульку дровами на пару лет, хотя куда ей столько. Она столько и не проживёт…

Хотя с таким характером, может, и проживёт.

– Девонька, а когда ты кашеварить-то начнёшь? – прошелестела бабулька. – Есть-то ужо пора.

И правда. Я тоже почувствовала, что пора. Но варить я умела только зелья. Потому, что для них вкус неважен. Я уже рот открыла, чтобы поинтересоваться, чем перед нашей гостеприимной хозяйкой провинился её желудок… Но меня отвлёк глухой «бух» и «А-а-а!» студента.

Парень прыгал на правой ноге, вцепившись в левую. Колун валялся на земле.

– Торнсен, когда такая громадина, как вы, прыгает, вокруг случается землетрясение, – я поспешила, чтобы оказать первую помощь потерпевшему. – Сядьте и дайте свою ногу!

Он сел на колоду, но ногу не отдал. Я опустилась перед ним и протянула руки. Он помотал головой, поднял взгляд и тут же перевёл его на стопу. И снова на меня – куда-то на уровень груди и даже ниже.

– Живой? – задала я вопрос, поднимаясь.

Кровь из ноги не хлещет, парень заткнулся. Скорее всего, просто уронил колун на ногу, растяпа!

Торнсен помотал головой. Потом, одумавшись, покивал. Глядя мне в центр корпуса.

– С кем вы там общаетесь? – поинтересовалась я и тоже опустила взгляд. На то место, где была подвязана рубашка, ниже которой виднелся голый живот. Ой!

Я торопливо поправила одежду. Под цепким взглядом студента.

– Перед сном сдаёте технику безопасности при обращении с колющими предметами, – уведомила я студента. Строго.

Он кивнул.

– А пока вы временно отстраняетесь от работ с колющими инструментами и отправляетесь на кухню, к режущим, – решила я разом две проблемы.

Он снова кивнул.

– Что сидим? Чего ждём? Хозяйка сказала: «Есть ужо пора!», – напомнила я и пошла за дом, где на крохотной делянке росли три овоща в пять рядов.

Вылила грязную воду, набрала из колодца чистой и пошла в дом. Внутри слышались голоса старушки и Торнсена, я поднималась из сеней на чердак и пыталась избавиться от пристального взгляда студента, который засел в памяти. И картинок выпытывания у него положений техники безопасности в положении сверху.

Я встряхнула головой. Эдак много до чего можно додуматься. От избытка-то магии. Срочно на подвиги!

Я домыла подоконник, протёрла наново пол, расстелила спальник справа в дальнем углу, справедливо полагая, что кто успел, того и место.

Перед глазами возникла другая картинка, как я провожу рукой по этой, воплежуть её подери, рельефной зубчатой мышце…

Привидится же такое! Посреди бела дня!

– Я прогуляюсь до леса, авось грибов соберу, – крикнула я в дом и, подхватив счётчик, отправилась собирать информацию.

Да. Грибы – это конструктивное решение!

Я повесила неподалёку от полянки с домом магоэкономичный поисковый маячок и углубилась в лес. И практически сразу наткнулась на характерный след с четырьмя острыми когтями, впившимися во влажную почву. Косорыл. Косорыл знает где. Счётчик натикал на полноценную взрослую особь, которая оставила этот след менее недели назад.

Я осмотрелась. В лесу начинало темнеть. Завтра. Завтра с утра вытащу Торнсена на практику. А пока – «Есть ужо пора».

8. Кей

В избушке бабы Тои, в отрогах Западных Гор

Я вытянул ухватом горшок из печи и помешал кашу из наших запасов. Интересно, чем баба Тоя, как она просила себя называть, питается, когда нет гостей? Когда есть, понятно, можно съесть самих гостей на крайний случай, правда же? В этом деле главное что? Главное – заманить.

Нервы понемногу успокаивались. Нога уже не так болела. Между ног – тоже. Уже не так тянуло.

Не, а что? Ещё штаны бы сняла! Жарко же, понятно. Убираться неудобно. Испачкать можно. Я бы сразу упал замертво и уже не мучился.

Маджи, мой однокурсник-приятель, говорит, что я – мазохист. А я не согласен. Будь я мазохист, я бы отдал порталистам её координаты. И подыхал бы, глядя, как она флиртует с этим хлыщом из столичного университета. «Я тебя сегодня ждал!» – «Прости, я виновата!» Поползай перед ним на коленях ещё, да. Он же настоящий лей в двадцатом поколении. Гонору-то с гору, да силы-то пшик. Что, что она в нём нашла? Баба бабой. Надменный дрыщ и волосы до задницы. Сзади посмотришь – ни за что не определишь, что у него где-то причиндалы прячутся. И спереди посмотришь – усомнишься.

…Ан нет же, как-то отыскала.

Ревность пронзила грудь острым кинжалом. Разумеется, парни курса поглядывали на Хольм с интересом. В Академии женщин – раз-два, расчёт окончен. А любви и ласки хочется всем. Особенно, когда по ночам накрывает откат после дневных упражнений по раскачке резерва. Хоть вой. Хоть на потолок лезь. Хоть в душ иди. Тогда кто-то и раскопал, что она в столице с заведующим спала. Точнее, это он с ней спал. Леи иногда снисходят до «спонтанных». Я читал статью об исследованиях в этой области. В зависимости от уровня «спонтанной» при регулярных половых сношениях потенциал резерва носителя благородной крови повышается в диапазоне от десяти до тридцати семи процентов. На время. Регулярных половых сношений. И вы предлагаете мне терпеть, как этот, простите, бабо-лей будет иметь Джелайну в соседней палатке?!

Я же не соврал. Она что спросила? Точные ли координаты я дал. Точные. Точнее некуда. Просто взятые наобум.

– …Ты, милок, мяска-то поболе, поболе клади, – подала, как из тумана, голос баба Тоя.

– Бабуль, а как же ты мяско кушать-то будешь, у тебя же зубов нет?

– А я дёснами, милок, дёснами, – успокоила меня бабулька. – Пошамкаю как-нибудь.

– А вас, часом, не Баба-Яга зовут? – спросила от двери Джелайна, и в комнатке сразу стало душно и тесно.

Два открытых настежь окна не спасали. Ну разве что выпрыгнуть. Но окно – это не выход. Я от неё год бегал. Но уж раз судьба оказалась так настойчива и находчива, спустить такую возможность мелкозубу под хвост – в высшей степени глупо.

– Да вроде баба Тоя была с утра, – задумалась старушка. – Да могла и забыть по старости. А ты, девонька-то, присаживайся к столу. Вот водички попить принеси свежей – и присаживайся.

Джелайна скривилась, но молча взяла в углу небольшое ведёрко и пошла по воду.

Старушенция довольно захихикала и потёрла руками. Сделала гадость – на сердце радость.

– А ты, милок, может, баньку протопишь? Тяжело старушке-то самой, – она вдруг сразу стала больной и несчастной, даже за поясницу схватилась, хотя только что скакала горной козой. – А я тебе покажу, откуда в бане всё как на ладони, – подавшись вперед, хитрым шепотом посулила мне она.

Я покраснел. Прямо почувствовал, как лицо вспыхнуло краской. А ведь в такой жаре я и раньше бледным не был.

– Спасибо бабуля, я так, бесплатно.

Мне, между прочим, с Джелайной спать рядом. Уже от одной этой мысли начинали путаться, а язык – отниматься. А если я ещё… Я вообще в беспомощный овощ превращусь, бери меня и режь.

– А я всё равно скажу, – зловредно заявила старушка.

– Чтобы не одиноко было подглядывать? – не удержался я.

– Так стара я, стара стала… – пожаловалась баба Тоя. – Вот раньше, бывало…

Она закатила глаза, изображая, как бывало раньше. Или просто погрузилась в воспоминания молодости. Это ж какая, должно быть, память у человека – столько помнить!

– Баба Тоя, – прицокала с ведерком Лайна. – А как же ты тут одна в лесу? Не страшно? Звери не беспокоят?

– Ой, звери не беспокоят, – уверила старушка. Она быстро огляделась, будто кто-то мог её услышать, и продолжила: – Нету вокруг зверей-то.

– Вы всех деснами перешамкали? – полюбопытствовал я.

– А не знаю, – легко отмахнулась старушенция, явно что-то скрывая. – Может, и перешамкала. Может, и кто помог.

– Бабуль, а не слышала, может, кто-нибудь что-нибудь не поделил неподалёку? – осторожно спросила Джелайна.

А вот тут я, кажется, побледнел. Отсутствие зверей, слишком быстрое возвращение Хольм, слишком осторожный вопрос. Доказано, что больше всего тварей там, где идут боевые действия. Чем масштабнее война – тем больше тварей.

– Так глуха я стала на правое ухо, – пожаловалась бабулька. – А левое не слышит совсем. Не слышала ничего такого. Да и от кого? – буркнула она. – Зверья, и того нет. Да вы кушайте-то, кушайте. Потом в баньке искупаетесь.

– А потом уже и вы поужинаете, – засмеялась Хольм.

– Стара я уже стала. Нельзя мне на ночь есть. Желудок уже не тот, – и тут она раскатисто пукнула, громохлёст бы позавидовал. – Да и с кишечником уже нелады. Так что с вами поем.

И она засуетилась в поисках миски и ложки.

Я принюхался. Посторонних примесей, хвала Дайне, в воздухе не появилось. И я отправился наверх, за посудой. Джелайна поцокала следом. Я галантно пропустил её по лестнице вперёд и ещё потом несколько минут медитировал, пытаясь прийти в себя после зрелища ее подъёма. Нужно было что-то делать со своим.

…А мне ещё с нею спать в одном помещении.

Полы сияли чистотой, Хольм обозначила свой волчий угол, раскинувшись со своим спальником чуть не на полчердака. И я понял, что мне придётся с нею спать не просто в одном помещении. На одном полу. Почти вплотную друг к другу. Только руку протяни.

И, кажется, снова покраснел.

Но, к счастью, в этот момент я копался в своём рюкзаке, а потом Джелайна спустилась.

Судьба, ты хочешь моей смерти!

Но смерти сладкой, не могу не согласиться.

И отказаться не могу.

9. Лайна

Перед баней, в бане и после бани бабы Тои, неподалёку от косорыла и ещё косорыл знает кого

Бабулька молчала. То есть про погоду говорила, про мифические «былые времена», которые никто не видел, а те, кто видел, уже ничего об этом не расскажут. Про неурожай нынешних ранних грибов и урожай прошлогодних орехов. А про тварей – молчала. Стоило только намекнуть, только нос в ту сторону повернуть, как старушенция сразу вспоминала, что левое ухо у неё не слышит, а на второе она глухая.

Кейрат сидел молча. И уплетал кашу за обе щеки, переводя взгляд с меня на бабульку, как зритель на трибуне. Я даже не могла определить, за кого он болеет. Потом Торнсен сказал, что баба Тоя права, с дороги неплохо бы и помыться. И постираться. Между строк сквозило, что после марш-броска с рюкзаком в два Торнсена весом и горы нарубленных дров он будет обоняться отнюдь не медовником. А нам ещё спать вместе.

…Ну то есть не вместе, а просто рядом.

Хотя никакой обещанной вони я от него не ощущала. И от себя не ощущала. Но не факт, что её не было. Я постаралась незаметно наклониться к подмышке и понюхать. Вроде, смрадом с ног не сшибает.

…Но, учитывая, что нам спать… рядом…

Да и вообще. Кто откажется искупаться? Если и воды наносят, и баню растопят. В бане я не мылась с самого детства.

Кейрат справился быстро. Я только посуду успела помыть, стол отскоблить, под столом замести… Я не чистюля, не подумайте, но там хоть кур запускай было. Видать, бабулька не напрягалась на этот счёт. Последние пару лет. Поясница, понятное дело. Зрение, опять же. На глаза старушка пока не жаловалась. Но совершенно уверена, что у неё правый глаз не видит, а левый ослеп.

От бани слабо потянуло магией. Не удержался. Стравил немного, чтобы протопилось быстрее. Надо бы ему головомойку устроить. После того, как из бани выйдет. На свежую голову.

Но я его понимала.

Нас, защитников, тоже по первости «раскачивали». К вечеру после таких упражнений я на Сафониэля набрасывалась прямо на кафедре. Где ловила, там и набрасывалась. Но у нас больше ценится умение держать резерв, поэтому с пятого курса измывательства по раскачке сменились занятиями на концентрацию. Тоже вынос мозга. Но хоть от желания крышу не рвёт. А боевикам приходилось хуже. Их до самого выпуска «качали», чтобы на максимум вывести. На молодой, здоровый, мужской организм.

В общем-то, я об этом раньше не задумывалась. Повода не было. А сейчас даже жалко его немного стало. Если меня так корёжит, Торнсену каково?

… От этой мысли почему-то сразу стало жарко, и избыток магии ударил в голову. И ниже пояса, наливаясь влагой.

Ничего, он мне целый год нервы мотал. Как-нибудь справится. Выдюжит. Студёная водичка из колодца ему в помощь, хе-хе.

Парень в баню пошёл первым, на самый жар. Тоже, кстати, неплохой способ «стравиться». В какой-то момент я словила ещё одну вспышку силы, гораздо ярче первой. Но старалась не задумываться, чем она вызвана. (Я не буду об этом думать! И представлять тоже не буду!) Просто анализировала уровень случайного выброса. И на Турнире было понятно, что мальчику силищи Дайна отмерила о-го-го! Но если у него спонтанные выбросы такие, что глаза слепит на расстоянии в несколько десятков метров, то с оценкой его потенциала я где-то на порядок ошиблась. Понятно, почему ректор так за него держится.

…Но зачёт по тварезнанию я всё равно просто так ему не поставлю!

Он появился где-то через полчаса, распаренный и расслабленный, в расстёгнутой рубашке из простого небелёного льна и приспущенных брюках, не обременённых ремнём. Торнсена можно было использовать в качестве наглядного пособия по анатомии мышц. Спереди это было лучше видно, чем сбоку. От пупка книзу убегала волосистая дорожка.

Я с трудом оторвалась от того места, где она терялась под поясом, и подняла взгляд. Торнсен неожиданно смутился и запахнул рубашку.

– Я не думал, что вы здесь, – тихо сказал он. – Вы идите, там свободно, – и ещё больше смутившись, добавил. – И скамейки я отмыл после себя, если что.

Я взяла собранную заранее смену белья и спустилась вниз. Крикнула бабу Тою. Та заявила, что пойдёт последней. Стара она стала. Не та, что прежде. Только наказала мне воду всю не выплескать. И парку́ оставить. Прожарить старые косточки. Я хотела было ей предложить для прожарки костей сковородку, но постеснялась. Всё же росла я в деревне, а там воспитывали уважение к старости. Это потом, в пансионате, мы научились преклоняться перед силой. И древней кровью.

Баня была протоплена, как в зиму. Я быстро разделась и нырнула в моечное. На полке́ лежал разлапистый веник, щедро сдобренный ароматными травами. То ли бабулька постаралась, то ли Торнсен знает толк в деревенских радостях. Я забралась на самый верх и просто сидела, обхватив колени, пока кожа не покрылась капельками пота. За окном стремительно темнело, и молодой месяц не справлялся с освещением. Я решила, не будет больших проблем, если я запущу крохотный магический светильник, а то и ошпариться в темноте недолго. Если баба Тоя – ведьма, после мощного выхлопа Торнсена пытаться изображать из себя не-магов, всё равно что прятаться за вешалкой. Не по-взрослому, в общем. Я запустила огонек под низкий потолок и плеснула на раскалённые камни из ковшика на длинной деревянной ручке. Вода зашипела, взвившись паром и обдавая горячей волной. Я пошлёпалась, жалея, что приходится самой. Сейчас бы растянуться на полке, да чтобы кто-нибудь веничком отходил… Торнсена, что ли позвать? А то что он такой расслабленный? Непорядок!

Я поддала еще, а потом окатила себя ледяной водичкой из лоханки. У-ух! Бр-р-р!

Жизнь сразу стала легче, и стало глубоко плевать на Сафониэля, косорыл знает где сейчас находящегося, и на то, ищет он меня или нет, и на косорыла в лесу. И его приятелей. И приятельниц, судя по счётчику, многочисленных. Это была чистая, незамутнённая радость бытия.

Я намылила мочалку душистым мылом, оттёрлась вся, от носа до пяточек, и ополоснула волосы травами, запаренными в одноухом ушате. Напоследок я еще раз прогрелась, ополоснулась и, выходя, подняла взгляд к потолку, чтобы утащить с собой светлячка. И наткнулась взглядом на широкую щель под потолком, выходящую прямо на слабо подсвеченное чердачное окно.

Горячий поток стыда омыл меня сверху донизу.

Ну…

Ну, в конце концов, я молодая, стройная, красивая. Так что, если кто-то подсматривал, это его головная (и не только) боль.

Сладких тому снов, хе-хе.

10. Лайна

На чердаке дома бабы Тои

Я чувствовала себя дрожжевым тестом в кадушке: таким же воздушным и аморфным. Но, собрав волю в кулак, мне всё же удалось заставить себя переполоснуть одежду и развесить её на верёвке рядом с рубахой и штанами Торнсена. Я вошла в дом и сказала старушке, что в бане свободно, но темно. Та пробухтела что-то про гостей, дотянувших с помывкой до ночи, будто Торнсен не предлагал ей пойти первой. Она ещё что-то бухтела, но я была в слишком блаженном состоянии, чтобы ее слушать, и полезла наверх по лестнице. В какой-то момент у меня мелькнула мысль о том, что студент мог видеть меня без исподнего и мне сейчас предстоит взглянуть ему в глаза. Но потом я подумала, что сам он вряд ли в таком признается, даже если подглядывал. А если все делают вид, что ничего не произошло, то вроде ничего и не произошло.

Когда я поднялась, Торнсен лежал на расстеленном спальнике в той же расстёгнутой рубашке и приспущенных штанах. Рассмотреть то, что ниже, было сложно из-за согнутой в колене ноги (Дайна, о чём я думаю!). Одна его рука была закинута за голову, вторая придерживала за корешок классический учебник по тварезнанию Бланчифлоер Т. леи Моро. Я считала, что назвать девочку «Бланчифлоер» – испортить ей всю жизнь. Но, видимо, её родители так не думали. Зато девочка выросла в уважаемую лею и отомстила миру, написав до ужаса нудный учебник. Студенты засыпали над сим талмудом последние лет сто, наверное. К тому же он порядком устарел. Но ничего другого не издавали. У Сафониэля была мечта написать новый. Он уже несколько лет собирал материалы, но из-за постоянной нагрузки по кафедре и исследовательской работы у него не было времени завершить работу. Я начала было их сводить, но не успела. Кропотливая работа в архивах Академии Дьюи позволила мне взглянуть на тварей под другим углом. А результаты экспедиции могли привести к настоящему прорыву. Если бы не сбой телепорта.

– О, я гляжу, вы даже читать умеете, – порадовалась я за студента.

– Как вы могли обо мне такое подумать! – возмутился Торнсен. – Я просто разглядываю картинки!

Опять разговорился. Хм.

– Там нет картинок, Кейрат, – напомнила я, усаживаясь в свой угол, опираясь спиной на вертикальную стену напротив окна и складывая голени крест-накрест.

– И очень жаль, – заметил тот, тоже усаживаясь и застёгиваясь. – Каждый раз, когда я пытаюсь её читать, я теряю мысль на второй странице, а над пятой у меня слипаются глаза. Предлагаю прописывать её как снотворное.

В комнате добавился какой-то новый аромат. Сначала я подумала, что из окна нанесло какими-то ночными цветами, но потом заметила в углах пучки травок, висящие вниз головой.

– А надо было на лекции ходить, – попеняла я, не задумываясь, размышляя на тему, кто их сюда повесил. – Там бы не засыпали.

– Да с вами разве заснёшь… – буркнул Торнсен.

– Что? – переспросила я, повернувшись к нему ухом. Дескать, не расслышала. А ну-ка, повтори-ка.

– Никак нет! – гаркнул студент.

– У вас очередной приступ, Торнсен? Вы лечились бы, что ли…

– Не помогает, – печально ответил парень, опустив плечи.

– Что «не помогает»?

– Ничего. Ничего не помогает, – он посмотрел на меня жалостливым взглядом.

По шкале жалостливости – девять из десяти.

Но меня таким не пробьёшь.

Внизу хлопнула дверь. Бабулька отправилась в баньку.

…И на полчаса мы с Торнсеном совершенно одни.

От неловкости меня спас забурчавший желудок.

– Кейрат, признайтесь, у нас есть что-нибудь поесть?

– Так ведь нельзя на ночь есть, – напомнил осмелевший студент.

– Ничего, у меня желудок крепкий, – отмахнулась я. – И кишечник пока держит, – добавила заговорщицким шёпотом.

И мы одновременно прыснули.

Пока запасливый Торнсен выколупывал из своего баула буханку хлеба и шмат пряного сала, я сгоняла вниз за тёплым отваром трав, который мы пили за ужином.

Бутербродики умялись на ура.

– Лея Хольм… – обратился ко мне студент, когда я приступила ко второму, и только тут я сообразила, что за весь день он ни разу не обращался ко мне… никак. Ни по имени, ни по фамилии.

– Я не «лея», – легко вырвалось у меня.

– Я знаю. Но так положено.

– А давайте положим по-другому, – щедро предложила я. – Меня зовут Джелайна.

– А меня – Кейрат. Друзья зовут меня Кей.

– Друзьям можно, – рассмеялась я. – Но вы не думайте, что я вам так запросто зачёт поставлю.

– Хвала Дайне, – пробормотал Торнсен.

– Что? – в очередной раз переспросила я, подозревая, что в глазах студента я по уровню слуха приближаюсь к бабе Тое.

– Говорю: здорово! Такой важный предмет, – не моргнув глазом, стал врать Торнсен. А ведь с виду такой скромняга. – Очень важный. Нельзя за него просто так зачёт ставить. Нужно с меня всё тщательно стребовать. Все практики отработать… Контрольные, да. Контрольные чтобы я обязательно на положительные оценки написал. И ещё исследовательский проект. Ну, за пропуски.

– Звучит устрашающе, – призналась я. – Меня точно пугает.

– А я – готов, – щедро предложил Кей. – Вот прямо сейчас! Давайте прямо с первой темы.

И я начала. Улеглась поудобнее, заложила руки под голову, и начала.

С классификации тварей. О том, что каждая тварь характеризуется по нескольким признакам: размеру, уровню урона и агрессивности. Нет двух тварей с одинаковыми характеристиками. А ещё у каждой есть своя магическая особенность. Тоже неповторимая.

С происхождения. О том, что никто не знает, откуда берутся твари и как они размножаются. Потому что их невозможно содержать в неволе. Все, все пойманные твари исчезают из клеток, сараев, темниц и казематов. И появляются из воздуха в любом месте. И появляются они обычно там, где проливается кровь, летят файерболы, пылают пожары… Но как их вызвать и как ими управлять, никто не знает.

– Так скажите мне, пожалуйста, Кейрат, – повернула я голову в сторону студента.

И обнаружила, что он спит. Самым наглым образом, поджав по-детски колени и уложив ладошки под щеку.

Я хотела разозлиться.

Но не смогла. Я зевнула и поняла, что тоже вымоталась за день. Повернулась на бочок и упала в сон.

11. Лайна

Чердак дома бабы Тои и его окрестности

Я проснулась от лучей солнца, бьющего прямо в лицо. Разлепила глаза и какое-то время соображала, где нахожусь. Взгляд упёрся в распахнутое, как оказалось, на восток окно. Потом наткнулся на Торнсена.

В памяти стало проясняться.

Я в избушке странной старушки, посреди дремучего леса, заселённого тварями, как трухлявый пень – личинками. Вместе со студентом, которого мне навязали, потому что я отказалась поставить ему зачёт. По тварезнанию. Вчера я панибратски уплетала с ним бутерброды и хлестала травяной отварчик. Велела называть меня по имени. И даже обещала принять у него все практические и контрольные. И проект ещё, – делать мне больше нечего!

И ведь не пили даже. Ничего, крепче отвара.

Студент развалился на спине гигантской пентаграммой, занимая разом полчердака. Бо́льшую его половину. Ещё каких-то пять сантиметров, и его рука оказалась бы на моём бедре. Зато в этом положении было замечательно видно косую сажень в штанах, вздымающую его ширинку.

В здоровом теле – здоровый… дух.

О чём я думаю! Дайна, о чём я думаю…

Я быстро перевела взгляд в другую сторону. И наткнулась на цветочно-травяной «веник» в дальнем углу чердака. Такие висели во всех четырёх. Мою голову посетили смутные подозрения. Я, стараясь не скрипеть старыми досками, дотянулась до ближайшего веничка, почти над моей головой.

Пахнет! Я зарылась носом в подвядшие травы. М-м-м! Какой упоительный аромат!

Я размотала суровую нитку, за которую букетик был подвешен к малозаметной щепочке-занозе, и рассыпала сено по коленям. О! Да тут у нас реально целый «букет»!

– Торнсен, подъём! – гаркнула я.

Чтобы не осталось сомнений в том, что я имею в виду.

Парень вскочил, ударившись о скат крыши головой, затем быстро сел на пол, прикрывая «здоровый дух» согнутыми спереди коленками. Еще и рукой их обхватил (второй голову тёр), чтобы не дай Дайна, не протаранить «саженью», хе-хе.

И густо покраснел.

– И что это было? – сурово спросила я, предоставляя парню возможность признаться и раскаяться.

– А что-то было? – неуверенно и почти жалобно поинтересовался Торнсен.

Услышать это от двухметрового громилы, который на Турнире одним мановением руки останавливал пикирующего горбокрыла (в народе именуемого «гробокрылом»), было неожиданно. И даже немного смешно. Но я сдержалась, сохраняя неприступный вид.

– У вас хочу спросить. Как эти травы оказались на чердаке? – я указала на сено перед собой.

– Баба Тоя принесла. Сказала, от насекомых. Чтобы не кусали. И пахнет приятно.

Тут что скажешь? Боевые маги – не защитники. У них по зельям и ядам даже предмета отдельного нет. Несколько тем в рамках «Первой магической помощи».

– Вот видите, Торнсен… – я подняла тонкий, торчащий, как игла, стебелёк с такими же шиловидными листиками, собранными у основания стебля. – Это проломник боровой – известное снотворное. Вот бородатка повислая – прекрасное средство от хандры. Вот пьяноголов весёлый. Бодрит, храбрит и даже вызывает галлюцинации. Когда в особо крупных дозах. В общем, упоительный аромат у букетика.

Так что – да, мы вчера не пили. Так, нюхнули немножко…

Торнсен поднял взгляд с трав на меня, и в его глазах мелькнуло… разочарование, обида, может?

– Я пойду, – решительно сказал он и поднялся, на этот раз пригибаясь.

Уже ничто не выдавало небольшую мужскую утреннюю слабость (хотя о чём я: огромную утреннюю силу!).

– Идите, – разрешила я.

Хотя меня никто не спрашивал. Парень был уже на половине лестницы.

Я посидела какое-то время. Потом легла, окутанная сладким, будоражащим ароматом. С чего это старушенция решила нам головы задурить?

Подозрительная старушка. Хотя магических эманаций я от неё не замечала.

Что-то Торнсена долго нет.

И даже топора не слышно…

Я поднялась и подошла к окну. Окно выходило удачно, открывая обзор на всё пространство перед домом. Включая баню с тёмной сейчас щелью под крышей. Интересно, подглядывал или нет?

Но сейчас мое внимание привлекло другое. На полянке перед домом Торнсен разминался. Сейчас он выполнял комплекс «Страхотварень, крадущийся в ночи». Для своих размеров и веса он двигался потрясающе легко и грациозно, словно перетекая из одной позы в другую. Рубаху он снял и сейчас демонстрировал замеченные мною вчера кубики и зубчатую мышцу. И мощную трапециевидную. И ромбовидную, и широчайшую спины. Эх, какой шикарный экспонат без дела пропадает. Его бы мне в качестве наглядного пособия на занятия…

Через перекат по умятой травке парень перетёк в защитную стойку, прикрываясь согнутой в локте рукой. Из этого положения выбрасывают магический щит.

Я придвинула кривоногий табурет, который старушенция выделила нам от щедрот, и села любоваться.

…Мне вспомнился его поединок на Турнире. Первые два тура проходят академически. На первом, отборочном, студенты демонстрируют уровень магической силы. На втором – технику выполнения боевых заклинаний на муляжах. Конечно, обставлено всё красочно. Муляжи тварей в полный рост, выскакивающие из-под земли на полосе препятствий. И разлетаются они в ошмётки, и зелёная кровь брызжет во все стороны. И если участник турнира не справился, его очень натуралистично «пожирают». То есть сам процесс не показывают. Участника и победившую «тварь» укрывают густым мраком, и только нечеловеческое рычание и чавканье живописуют зрителям происходящее.

Я всё ждала, ждала, когда какой-нибудь муляж разделается за меня с Торнсеном. Меня выбрали в сопровождающие. И как представитель Академии, я сидела на ВИП-трибуне, откуда было прекрасно видно всё происходящее. Но парень уходил от опасностей и разносил каждую последующую тварь с каким-то мстительным удовлетворением, будто она ему на коврик под дверью нагадила.

И только трое по итогам полосы вышли в финал. Им предстояло сражаться с настоящими тварями. Как я уже говорила, тварей невозможно содержать в неволе. Они неудержимы. В смысле, телепортируются из любых помещений. Поэтому на турнир тварей отправляют прямо с поля боя. Слаженной командой из нескольких лучших порталистов, по заранее проложенному порталу. Поэтому настоящих схваток так мало. Контур поля мгновенно замыкают мои коллеги. А для подстраховки рядом сильнейшие боевики. Торнсену достался горбокрыл. Злющий, будто ему под хвост соли насыпали. Знаете, это было страшно. Нас со второго курса на боевую практику отправляли. Сначала в тыловые части, потом на линию огня. Я знаю, каково это – стоять перед живой, злющей тварью.

Я понимала, каково ему.

Я следила за ним, сжимаясь в комок, когда на него обрушивался поток нетушимого огня. Когда только чудом ему удалось увернуться от пикирующего чудища. Не всегда, далеко не всегда участники финала Турнира выходят из него без потерь.

Иногда они теряют жизнь.

Когда поверженная тварь обессиленно разжала когти, я скакала, и визжала от радости, и обнималась с мощной бабищей с изуродованной – однозначно в бою – рукой.

И Торнсен сиял от счастья и гордости. От облегчения, что всё позади. И улыбался поклонникам, и махал им рукой.

А потом поднял взгляд на меня. Будто знал, где искать.

Просто стоял и смотрел.

Я почувствовала, как чьи-то когтистые лапки коснулись моего бедра и пушистая голова ткнулась в ладонь. Дескать, чеши. Я не заметила у бабуськи кота. Но он мог охотиться в лесу. Утро – самое время, чтобы вернуться домой. Я, не в силах оторваться от потрясающего мужского тела, вытворяющего невероятные вещи прямо передо мной, запустила пальцы в мягкую шерсть. «Гр-р-рых, гр-р-рых», – заурчало благодарное животное под моей рукой. И я почесала под тупой мордочкой, а потом за длинными ушами.

«Гр-р-р-р-рых, гр-р-р-р-рых» стало еще продолжительней и блаженней.

Выполнив последнюю связку, Торнсен сложился пополам, чтобы восстановить дыхание.

А потом в одно мгновение выпрямился и вскинул взгляд на меня. Будто знал, где я.

Я чуть не пошатнулась на своём косоногом табурете, и чудом удержала кота.

Наткнувшись рукой на что-то кожистое.

Я перевела взгляд на колени.

Там, возбуждённо подрагивая сложенными кожистыми крыльями, млел от удовольствия иглолапый мелкозуб: «Гр-р-р-р-рых, гр-р-р-р-рых».

– Эй, Грых, ты не офигел ли? – поинтересовалась я у него.

Но тварь лишь боднула меня ушастой головой. Дескать, не отвлекайся на всякую фигню. Продолжай в том же духе.

Я продолжила почёсывания. Никогда в жизни не чесала живую тварь.

…И мёртвых не чесала. Какой смысл чесать мёртвую тварь?

Мелкозуб, один из самых распространенных и безобидных видов тварей, продолжал урчать. А я силилась придумать объяснение происходящему для Торнсена, который должен был вот-вот появиться.

Внизу стукнула дверь.

Лёгкое движение у меня на коленях – и там уже никого нет.

Такой и застал меня студент: растерянно разглядывающей колени и руку, поднятую над ними.

12. Кей

В процессе внеучебной практики по тварезнанию, где-то в лесах Западных гор

Это издевательство. Это форменное издевательство. А ведь ещё вчера я думал, что наконец-то всё изменилось. Джелайна увидела во мне… ну, пусть не мужчину. Но, по крайней мере, она меня увидела. Меня, а не пустое место.

А оказалось, ничего она не увидела. У нее просто была галлюцинация. В особо большой дозе.

Ещё и встал со стояком. Вскочил, буквально.

Может, не заметила?…

Ага. Это-то она точно увидела. Сидела и посмеивалась. Почему-то меня она не видит, а… А-а! Ну его. Всех к косорылам!

Тело ныло и ломало после вчерашней «прогулки», словно в наказание за вчерашние наивные надежды. Будто не было бани. Хотя один разве в бане нормально пропаришься? Я поднял вверх сложенные лодочкой ладони, набрал полные лёгкие воздуха, расправил плечи и медленно выдохнул, опуская и разводя руки. Сила хлынула в меня таким потоком, что я чуть не захлебнулся. Вчера-то я… стравил… напряжение. Это было так легко, так мучительно сладко… Не с нею, но рядом. Словно она держит за руку.

Тело полыхнуло жаром, заполняясь силой до краев и даже выше. Ещё выше.

Да хватит уже! Сколько можно?!

Сила втекала и втекала, распаляя жаром изнутри. Я скинул рубашку и бросил её на крыльцо бани. Резерв – не физический орган. Он не может ныть. Но ноет. Как когда долго хочешь в туалет по малой нужде, а нельзя, и тебя распирает изнутри. Энергия требует выхода. Я медлительно, удерживая и принимая дополнительный объём магии, потянулся в выпаде. В другую сторону. Растягивая мышцы и резерв. Стараясь не думать, как буду спать этой ночью, когда накроет откат от нежданного «подарочка». Ду́ша нет, но всегда найдётся пара ведер колодезной водички.

Впрочем, парой не обойдётся.

А попрошусь-ка я у бабы Тои в баню! На ночь. А там – или руки в мозоли, или член в лохмотья. Но хоть посплю. А на чердаке…

Или «веник» из трав себе попросить? Под голову. Обе. И чтобы снотворных побольше, побольше!

Тело привычно выполняло комплекс, напрягая на каждой промежуточной точке все мышцы, продавливая, втискивая в них силу. Что она нашла в этом бабьеволосом хлюпике? Если бы она только позволила…

Я ощутил, как новая порция силы влилась в расслабившийся резерв, и от переносицы до солнечного сплетения снова фантомно заныло. Фантомно, но больно до зубовного скрежета. Я сжал кулаки, чтобы не застонать, и ушёл в перекат, выбрасывая вперёд предплечье, словно закрываясь от удара. И выставляя воображаемый щит. Но даже от воображаемого щита несуществующему органу стало полегче.

Вообще стало легче.

Я решил закрепить успех, и на каждой точке, где следовало выбрасывать в противника заклятие, выбрасывал. В воображаемого противника воображаемое заклинание. Тело стало словно не моё, а принадлежащее кому-то другому. Какому-то очень крутому другому. И сила уже не мешала, а напротив.

И всё равно к концу я вымотался, как выпень после брачного танца. Пресс скрутило от нагрузки, и я сложился вдвое, тяжело дыша, прижимаясь грудью к бёдрам и растягивая заодно мышцы спины и ног.

И именно в этот момент на меня накатило осознание дежавю. Всё это уже было. Злость на Джелайну, неожиданно взлетевший резерв – очень вовремя взлетевший, – и это словно не моё, но очень крутое тело, и эта лёгкость… Всё это уже было. На Турнире. И меня снова развернуло, как иглу к магниту, и – да. Джелайна сидела у окна и смотрела на меня.

Сердце ухнуло куда-то вниз, и я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Бездумно стоял и пялился, краем сознания отмечая, как она смущается и пытается отвести взгляд. Но не может.

А потом наваждение прошло.

Я умылся из ведра и обтёрся тряпицей, подсохшей со вчерашнего вечера.

Нам нужно обсудить одну очень важную тему.

Когда я поднялся на чердак, Джелайна всё также сидела у окна и выглядела очень растерянно. Не думал, что обычная тренировка может произвести на неё такое впечатление. Может, всё еще не настолько потеряно, и во вчерашнем вечере правды гораздо больше, чем галлюцинаций.

Я выдохнул.

Разговор. Мечты и фантазии всякие – это всё потом.

– Дже… – начал я, но она поморщилась. Ах да! И это тоже было галлюцинацией. Я от досады прикусил губу и отвёл взгляд в угол, где валялся неубранным мой спальник. – Лея Хольм, – произнеё я решительно и снова посмотрел на неё.

Она скривилась ещё сильнее:

– Уж лучше «Джелайна», – фыркнула она.

Я тоже сморщился. Скептически. А завтра она скажет, что ее опоили, окурили или просто задурили, и всё вернется, как было.

– Да ла-адно! Огнеплюй два раза в один стог не попадает! – насмешливо протянула Лайна, прочитав мои мысли. – Я серьёзно. Уж лучше по имени, чем так.

– Как скажете, лея… – начал я по привычке, но всё же передумал и тихо поправился: – Джелайна.

Как звучало её имя! Как сладко было его произносить просто так. Не шёпотом, забывшись в фантазиях. Не стоном в ду́ше. А просто так. Обращаясь к ней.

– Ну? – вернула она меня к реальности. – Что вы хотели мне сказать?

– Я хотел спросить… – меня снова скрутило смущение, но я всё же сбирался с силами: – Джелайна, вы вчера вечером что-то встретили в лесу, или мне показалось?

Вот! У меня получилось! Безо всяких травок и вообще веников!

Преподавательница застыла лицом.

Я только успел подумать про стог, в который огнеплюй действительно дважды не попадает (второй раз некуда уже попадать), но снизу раздался скрип половиц и бодрая дробь выпускаемых бабулькой газов. Мы синхронно фыркнули. Нехорошо, конечно, пожилой человек…

Тем временем дверца в комнату заскрипела, и снизу раздался не менее скрипучий голос бабы Тои:

– Чего, молодёжь, не спится?

– Непривычные мы долго спать, – подала голос Джелайна, свешиваясь в люк.

– А и то верно! – скрипуче согласилась баба Тоя. – Кей, ты печку обещал посмотреть. Дымит, зараза!

– Бабулечка, – умоляющим голосом продолжила преподавательница. – Это обязательно, но можно мы сначала по лесу прогуляемся? Вы вчера столько про грибы-ягоды наговорили, у меня прямо руки чешутся.

– Заразу каку-та мне привезли, чё ле? – подозрительно спросила баба Тоя. – Чего-та енто у тебя руки чешутся?

Джелайна поднялась от люка и одними губами, смеясь, проартикулировала: «Аллергия, наверное!» И ткнула взглядом в разбросанные травы.

Но вслух ответила, разумеется, другое:

– Что вы, что вы! Я здорова, как толстогузый жабоморд после сытного обеда. А печку Кейрат починит. Он и крыльцо поправит, как обещал. Вот вернётся из леса – и поправит сразу.

Тут она перевела насмешливый взгляд на меня.

– Конечно, бабуль! – снова пообещал я.

Чем сильнее выложусь, тем легче усну. Главное, «веник» попросить не забыть.

– Так чего ж тянуть? – заскрипела старушка. – В печке можно было бы кашу поставить томиться.

– А мы с утра не завтракаем! – с тонко-мстительными нотками ответила Джелайна. Бабулька, что недовольно бормоча под нос, хлопнула входной дверью. – Собирайтесь, Торнсен. Вас куда послали?

– В лес? – предположил я.

– На практику! Вас послали на практику по тварезнанию. Вот туда-то мы с вами и пойдём. С тварями знакомиться, – преувеличенно бодро завершила она. – Вы только хлеб с салом взять не забудьте, – заговорщицким шёпотом добавила Джелайна.

Пока она копалась в своём рюкзаке, я незаметно коснулся лба двумя пальцами, отправляя благодарность Дайне. Всё-таки дело сдвинулось с мёртвой точки.

13. Лайна

В процессе внеучебной практики по тварезнанию. Шли к косорылу, но промахнулись

Торнсен собрался так быстро, что казалось, его саблерог под зад подпихивал. Я даже не успела придумать, что с собою взять, кроме счётчика и ножа, а он уже был готов на выход. Я добавила в его небольшой рюкзачок (не в тот, который он пёр от телепорта, а в уменьшенную версию) пару приборов и несколько контейнеров под экскременты. А что он такой счастливый? Непорядок. Он прогулы отрабатывает или в увеселительный тур собрался?

Сало, хлеб и сыр (последний меня так обрадовал, что я с трудом сдержала слюну) я на правах старшего, сильного и главного забрала к себе. Мы наполнили фляги водой, и в довершение сборов я приторочила к своему рюкзачку небольшой котелок.

– Вы ж с утра не завтракаете! – возмутилась старушенция, увидев его.

– Это с утра мы не завтракаем, – согласилась я с ней. – Не то что в обед. В обед позавтракать – милое дело.

И пока баба Тоя пыталась найти хоть какую-то логику в сказанном, скрылась в лесу. Привычно бросила маячок на ближайшую сосну и зашагала вглубь. Торнсен не отставал, шёл легко и споро. Однако минут через десять в таком темпе окликнул:

– Куда мы несёмся, как потерпевшие от плащекрыла?

Я задумалась. И правда, куда? Повернулась к студенту.

– Судя по счётчику остаточной активности, здесь много тварей, – пояснила я. – Вчера я видела косорыла. То есть относительно недавние следы крупного косорыла.

– А теперь мы идём его искать? – ровно поинтересовался Торнсен.

И от него слабо пахнуло магией. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но явно перестраивался в режим боевой готовности. Хороший мальчик. Надёжный. И мощный маг, что в нашей ситуации немаловажно.

…И красивый.

– Ну не то чтобы его, – протянула я, отводя взгляд от его рта. Да, крупноватого, но… – Я просто хочу оглядеться.

– Потому и несётесь? – насмешливо поинтересовался Торнсен.

– Нет, просто хочу отойти подальше от избушки.

– Боитесь, что баба Тоя учует сало?

– Не нравится мне «баба Тоя», – буркнула я, но лицо Кейрата резко застыло, превращаясь в маску, и я поспешила пояснить: – Это очень странно: пожилая женщина, одна, без явных источников питания, оторванная от мира – и вокруг множество тварей. Букетики эти странные…

Льдисто-синие глаза Торнсена начали оттаивать.

– Вы считаете, что твари – её рук дело? – спросил он нейтрально.

Но как-то свысока. Не в смысле роста, там и так всё ясно. А будто я была несмышлёным ребенком. А он – убелённым сединами стариком.

– А у вас есть другое объяснение? – вскинулась я. Может, слишком явно.

Он послушно умолк.

… Оставив послевкусие недосказанности. И чего было начинать, если не собираешься заканчивать?

Я мысленно выдохнула и отвернулась. У меня вообще другая цель. Вокруг шумел подозрительный, как старушка Тоя, лес. В котором где-то спрятались коварные твари. Ну а кто не спрятался – я не виновата, в общем-то. У меня для вас, коварные твари, есть вон какой огромный и сильный Торнсен.

Я быстро оглянулась. Да, огромный и сильный.

Счётчик сегодня тикал меньше. Или мы пошли не в ту сторону. Я направила прибор в сторону максимальной следовой активности и жестом показала следовать за мной. И не шуметь. Впрочем, для своих габаритов парень двигался практически бесшумно.

– О, смотрите, Торнсен, – я остановилась возле мощного дерева, у корней которого лежали ветки с подсохшими ветвями. – Здесь была ночёвка саблехвостого выпеня. Он устраивает лежбище на земле. Обычно выбирает вывалень, но, видимо, не повезло, поблизости ничего подходящего не оказалось. Видите, он нервничал?

Я сдвинула ногой ветки, показывая характерные прерывистые следы когтей на земле и ветвях. И провела пальцем по повреждённому стволу. В нижней части дерева виднелись ровные порезы.

– Это он лежал и дёргал хвостом, – пояснила я. – Вы знаете, что выпень прекрасно лазает по деревьям?

Парень помотал головой.

– Я тоже не знала, – поделилась я. – Это обнаружилось в отчётах о практиках у вас в Академии.

– У нас в Академии, – поправил меня студент.

– Я так и сказала, – я сделала вид, что не заметила намёка.

Торнсен промолчал. Недовольно. Хе-хе. Мне почему-то нравилось его дразнить.

– А почему он не вернулся на предыдущую лёжку? – задал парень неожиданный вопрос. – Они же способны телепортироваться. Выкопал бы берлогу и мотался в неё каждую ночь.

– Умный вы какой, – буркнула я. – А он, наверное, неумный. Не додумался до такого гениального решения. Торнсен, достаньте из рюкзака контейнер и наберите пробу экскрементов.

– Чьих? – он задрал правую бровь, и у меня возникло желание врезать его по лбу. Встать на цыпочки и врезать.

– Выпеня, Торнсен. Выпеня.

– А где я их возьму?

– Где-то там, – я ткнула рукой за ствол. – Он всегда испражняется возле лежанки. Ну, давайте, давайте. Время идёт, уже и позавтракать пора.

Студент поперхнулся.

– Очень вовремя, – проворчал он и пошёл в указанном направлении, старательно хрустя подсохшими ломкими ветвями.

Из-за дерева слышалось недовольное бухтение и шуршание.

– Кейрат, вы там палочкой, что ли, воспользуйтесь, – крикнула я ему вслед.

– Что бы я делал без ваших советов! – он появился, разгибаясь из-под ветвей, с перекошенным лицом. – Вы специально придумали эту экзекуцию для нерадивых студентов, да?

– Вообще-то, нет, – ответила я. – В смысле, не я придумала. – Дождавшись, когда на лице Торнсена мелькнёт недовольство, я продолжила. – И не для того. Мы по-прежнему очень мало знаем о тварях. Вы заметили, что эти экскременты практически не пахнут?

– Не заметил. Я не дышал рядом.

– Напрасно. Они действительно практически не имеют запаха. А это говорит нам, что выпени практически не питаются животной пищей.

– Вы хотите сказать, что они травоядные? – на лице парня промелькнуло удивление.

– Какая разница, чего я хочу? Да, они травоядные.

– А зачем им тогда?… – Торнсен потряс растопыренными пальцами у себя перед лицом, видимо, изображая клыкастую морду.

Я пожала плечами.

– Идемте, Торнсен. Вы же не хотите завтракать прямо здесь?

– Я уже вообще не хочу завтракать, – буркнул он.

Надо же, какие мы чувствительные! Ладно, мне больше достанется.

Разумеется, он соврал. Мужики всегда обещают: «Да чтобы я?! Да ни за что!» И что? Я еле успела спасти от рук Торнсена последний кусочек сыра!

По дороге я нарвала ароматных трав и веточек, Кейрат развёл небольшой костерок, и теперь у меня в руках была кружка с божественным отваром. Я привалилась спиной к гигантскому стволу, глядя на лучи солнца, просеивающиеся сквозь хвою, и в душе бурлили пузырьки счастья. Много ли нужно человеку? Хороший завтрак, целительный горный воздух, пропитанный запахом мхов и смолы, тишина… Хорошо!

– Что? – спросил Торнсен.

– Хорошо, говорю. А вы знаете, Торнсен…

– Кейрат.

– Хорошо, – мой взгляд зацепился за характерную проплешину среди веток. – Если знаете – то «Кейрат», если не знаете, то «Торнсен».

Вообще-то я хотела поделиться идиллией на душе, но если мы тут в игры решили поиграть…

– Так нечестно! – возмутился студент.

– Ха! Не в вашем положении торговаться, – напомнила я.

– Ладно, говорите, что там я должен знать, – обречённо согласился он, сыто откидываясь прямо на траву и закладывая руки под голову. Слабый ветерок ворошил его чуть золотистые пряди. Сбоку было особенно заметно, что Торнсен – не лей. Вот на профиль Сафониэля можно любоваться бесконечно. Это настоящее произведение природы! А у Торнсена нос был… крупный. И подбородок мощный, выдающийся. Упрямый подбородок. Неидеальные по отдельности черты при этом складывались в удивительно гармоничное и очень мужское лицо.

…Всё-таки когда он лежит, он не так подавляет, чем когда стоит. Хотя когда у него стоит, он и лежит как-то… подавляюще…

Это всё избыток магии! Нужно срочно помагичить. Забрести подальше и долбануть так… Чтобы разогнать всех тварей в окру́ге. Но это очень далеко нужно зайти. А то кого я буду изучать?…

– …Видите, во-он там, немного левее солнца, – вернулась я в реальность, – заломанные ветви. Кто это был: воплежуть или косорыл?

Торнсен одним резким движением перетёк в сидячее положение, повернувшись ко мне спиной с мощными плечами. Косая сажень везде.

– Я бы, конечно, мог вспомнить, что вы вчера видели косорыла, и сказать, что это он, – начал студент, на секунду развернувшись ко мне корпусом.

– Но?…

– Не погоняйте, Джелайна, не запрягали, – рассмеялся он, и глубокие складки-ямочки прорезали его щёки. – Но я уверен, что это воплежуть.

– Даже уверены?

– Более того, это был напуганный воплежуть. Видите, «туннель» пробит горизонтально. Обычно воплежуть в лесу летает ниже, там где уже нет ветвей, одни голые стволы. А здесь он ломился через ветви, надеясь уйти от опасности. Причём серьёзной опасности, иначе бы он просто взмыл в небо.

– Хорошо, – кивнула я. – А почему не косорыл?

– А потому что косорыл в случае опасности зарывается в верхний слой почвы и прикрывается иллюзией. А просто так он по лесу не летает. Он взбирается по стволам наверх и обычно уже оттуда взмывает.

Сказать, что я была потрясена… В общем-то ничего не сказать.

– Вы сталкивались с ними на боевой практике?

– Если честно, нет. Дайна миловала. Но я читал вашу статью в «Вестнике тварезнания», – он развернулся ко мне. – Называлась она «Сравнительная этология тварей третьего класса опасности». Так что можете звать меня просто «Кей».

Блондин подмигнул, выдрал какую-то травинку, сунул её в рот и снова завалился на землю.

Это был шах и мат.

– Но там же нет картинок, – напомнила я, чтобы хоть чем-то заесть горечь поражения.

– Там и пяти страниц нет, – вернул мне Торнсен. Точнее, Кейрат. Нужно привыкать называть его «Кейрат». – Так что уснуть я тоже не успел. К тому же её написали вы, – он на секунду бросил на меня хитрый взгляд.

– Ну, не я, а Сафониэль лей Гроссо и я, – возразила я.

– Вот не надо, Джелайна. Его статьи я тоже читал, – саркастично заявил этот з-з… знаток.

– Ещё скажите, что вы действительно сами сдали термаг на сто баллов.

Кейрат лишь улыбнулся. Так, как обычно улыбаются самоуверенные мужчины.

Но в следующую секунду он сел, а ещё секунду спустя стоял в середине полянки и оглядывался по сторонам. Я тоже заметила это. Лес вокруг в один момент стих. Исчезли звуки птиц, насекомых и даже шум ветвей. Как в нас вбивали все шесть лет университета, спустя пару ударов сердца я была спиной к спине с боевиком. Я скорее почувствовала, чем увидела его удар. Два удара сердца на дубль – скорректированный парный удар, который должен нанести боевик, и я раскрыла шатром щит. Удар в контур я тоже ощутила, потому что не имела права оборачиваться. Моя обязанность – держать периметр в своих ста восьмидесяти градусах. Но это и не требовалось. Тварь почти черканула щетинистым брюхом по щиту. Хвост, усеянный крупными, как кинжалы, колючками, метался из стороны в сторону.

А потом она развернулась.

Дайна, какая же она была страшная! Щёлки глаз полыхали синим огнём. Морду окаймляли острые гребни. Гребень из жёстких пластин торчал посередине груди.

– Лайна!

Я опустила контур, набирая полную грудь воздуха и считая удары сердца. Первый сгусток силы влетел твари прямо в морду, и её облик исказился сквозь файербол, как через плёнку мыльного пузыря. Это был мощный выброс. Очень мощный. Для третьего – вообще нереальный. Тварь дёрнула головой. Но даже не остановила полёт. Ту-тук. Тварь открыла пасть, намереваясь нанести ответный удар.

– Падай!

Я послушно упала, ощутив, как поднялись волоски на голове, когда над ней пронёсся четвёртый пылающий шар. Торнсен подхватил меня в полёте и ушел вбок перекатом, накрывая меня своим телом. Я сжала зубы, растягивая контур на горизонтальное тело Кея, скорее угадывая его границы, чем зная их. Щит содрогнулся, хотя ему досталось по касательной – основной удар пришёлся туда, где мы стояли минуту назад.

И на лес снова опустилась тишина.

На это раз – спасительная.

14. Лайна

В избушке, временно переименованной в «базу практики»

Я разжала зажмуренные, как оказалось, глаза, и обнаружила Торнсена над собой. Ничего неожиданного в этом не было. Я всем телом ощущала, что он… сверху. Но ощущения эти были… необычными. Незнакомыми. Неправильными. И расстояние до его губ было непозволительно близким для преподавателя и студента. Даже для пары «боевик – защитник» слишком. Конечно, после такого боя его вряд ли можно считать опасным.

Я поёрзала, пытаясь выбраться из-под тяжёлого тела.

…Ан нет, хе-хе, можно считать опасным. И тут даже считать не нужно. Разве что про себя, чтобы успокоиться. Потому что когда тебе в причинное место упирается «косая сажень», а у тебя год не было мужика, это немного сбивает. С толку. Я чуть сдвинулась вперёд. Не в тот «перёд», который сейчас был сверху и откуда меня прижимал к земле студент, а тот, который вверх. Ну то есть я от него немного отползла. Сантиметра на три. Дышать сразу стало легче.

– Мне кажется, она уже улетела, – я попыталась произнести это как можно уверенней, и даже посмотрела в глаза Торнсена. В чёрные с синим ободком глазищи.

От его взгляда волоски на шее поднялись, будто над ней стая файерболов пролетела. Нужно срочно посмотреть куда-то в другое место. Взгляд скользнул на его губы. Я сглотнула набежавшую слюну.

Где этот косорылов Сафониэль, когда он так нужен?!

Торнсен молчал.

Ну в этом как раз ничего необычного не было.

Я сообразила, что до сих пор держу щит. Контур сбросился с еле слышным хлопком, и мышцы, которые до этого момента, как выяснилось, были напряжены, как камень, резко расслабились.

– Кейра-ат, – позвала я. – Тварь улетела. Дайте мне встать.

Он перекатился с меня на бок, а потом, застонав, свернулся обнимая согнутые колени.

– Вы ранены?! – испугалась я.

– Нет, – он медленно поднимался. – Третий раз за день резерв качается. Извините.

Его лицо было словно каменной маской, и только в глубине глаз плескалась физическая боль.

– У вас иней на голове, – вдруг поняла я.

– Поседел в смысле? – невесело хмыкнул парень.

– Нет. В прямом смысле, – я потянулась, чтобы провести по белёсому налёту на его волосах, но неловко отдёрнула руку. Он мой студент, между прочим.

И отвела взгляд.

О, Дайна!

Вся поляна была покрыта инеем. Бахрома из тонких иголочек покрывала заледеневшие травинки, хвою деревьев и даже кору. И даже головешки, служившие топливом для нашего костерка. Нужно ли говорить, что огонь погас, будто его там никогда и не было?

Выглядело потрясающе красиво, волшебно, дико и пугающе одновременно. Локальная зима посреди бушующего лета.

Торнсен присвистнул. До него тоже дошло.

– Что это было?

Не уверена, спрашивал ли он моего экспертного мнения, или это был эвфемизм выражению: «Ох, ты ж кривовывернутый жабоморд мне в печень!» Ну или куда-то ещё. Не будем уточнять.

Я взяла себя в руки и ответила, как положено педагогу высшего магического учебного заведения:

– Я не поняла, кто это был.

А не «А косорыл его, мать его косорылиху за правую заднюю лапу, знает!», как очень хотелось.

– Да, он так стремительно напал, – согласился Торнсен.

– Нет, Кейрат, – обратилась я к нему по имени, раз уж продула. – Видите ли, я его разглядела, и спереди, и сзади. Проблема в том, что я никогда не слышала о такой твари. Не знаю, куда нас по случайности закинуло телепортом, но это место заслуживает стать местом Императорской экспедиции куда сильнее, чем Южные горы, – я обвела взглядом полянку. По краям уже началась капель. – Нам нужно найти возможность связаться с Сафониэлем, – и, наткнувшись на в секунду заледеневший взгляд, добавила: – Леем Гроссо. Думаю, первый день полевых исследований прошёл успешно, – бодро подвела я итоги. Все же живы? Значит, успешно. – Можно возвращаться на базу практики.

Возвращались мы молча.

Наверное, мы выглядели достаточно мрачно, чтобы старушка нас не трогала. Торнсен занялся обедом. Или печкой. Чем-то занялся, это главное. Меньше всего я сейчас хотела, чтобы меня отвлекали и дёргали. Я забралась на чердак, достала из рюкзака экспедиционный журнал, пока девственно-чистый, и подробно записала свои наблюдения. Эх, нужно было сразу начинать! Я с трудом вспомнила показания счётчика по дороге от телепорта к избушке. Написала приблизительно. И следы косорыла не замерила. И твариметрические данные с лёжки выпеня не сняла. Расслабилась! Обвиняла Торнсена в том, что он отнёсся к практике как к увеселительной прогулке, а сама?!

Рядом, успокаивающе урча, дрых Гррых. Когда он появился, я не заметила. Просто в какой-то момент осознала, что рядом с моим бедром урчит что-то мягкое. Лежит и урчит. Не прогонять же. Он так доверчиво ко мне прижался.

Добравшись в журнале до сегодняшнего дня, я стала зарисовывать незнакомую тварь. Морда мне прямо удалась. Не с первого раза, правда, но получилась как настоящая. Я магически добавила синего света в глаза и содрогнулась – так узнаваемо вышло.

Меня потряхивало от возбуждения. А что, если мы сегодня открыли новый вид тварей? Конечно, все твари давно описаны и, возможно, это – какой-нибудь реликт, затерянный в дебрях косорыл знает каких лесов, и его описали когда-то давно, ещё до старушки Бланчифлоер Т. леи Моро. Так давно, что ко времени сотворения ею бессмертного труда по тварезнанию о нём успели забыть. Но – просто представьте на секундочку! – но вдруг это действительно новый для науки вид? Его же нужно как-то назвать!