Падение белого короля бесплатное чтение

Золотая клетка

Стекло и сталь, взмывающие в серое московское небо на шестьдесят втором этаже, были его личным олимпом. Артём Корнеев стоял у панорамного окна конференц-зала, спиной к длинному столу из матового гранита, и смотрел вниз. Город расстилался под ним, словно гигантская, небрежно брошенная на землю материнская плата: золотые и серебряные нити проспектов, россыпь светодиодных огней, тёмные прямоугольники кварталов. Отсюда, с высоты, хаос мегаполиса обретал строгую, понятную логику. Логику, которую он ценил превыше всего. Он был архитектором этого порядка. Не городского, конечно, но своего, цифрового. И этот порядок приносил ему власть, куда более реальную, чем у тех, кто копошился там, внизу.

За его спиной затих последний докладчик. Молодой, амбициозный руководитель отдела аналитики, Егор, сглотнул, нарушив давящую тишину. Его презентация, посвящённая масштабированию их флагманского продукта «Cronos», всё ещё горела на огромном экране, вмонтированном в стену. Графики, диаграммы, прогнозы роста – всё было безупречно выверено, красиво и абсолютно бессмысленно.

Артём не оборачивался. Он продолжал смотреть на город, на своё отражение в тонированном стекле – высокий, подтянутый силуэт в идеально скроенном костюме от Zegna, холодный профиль, жёсткая линия подбородка. Отражение не улыбалось. Оно никогда не улыбалось.

«Егор, – голос Корнеева прозвучал тихо, но заполнил всё пространство, заставив каждого из двенадцати топ-менеджеров за столом напрячься. – Вы потратили три недели и бюджет небольшого стартапа, чтобы доказать мне, что если поливать дерево, оно будет расти. Спасибо, это ценное наблюдение».

В комнате повис ледяной воздух. Егор побледнел. «Артём Игоревич, я хотел показать потенциал экспоненциального роста при выходе на азиатские рынки…»

«Вы показали мне картинку, – Артём наконец обернулся. Его серые глаза, цвета мокрого асфальта, медленно прошлись по лицам собравшихся. – Красивую, глянцевую картинку из журнала для инвесторов. А я плачу вам не за рисование. Я плачу за вскрытие реальности. Где анализ рисков? Где оценка конкурентной среды в Шанхае и Сингапуре? Где расчёт burn rate на локализацию и маркетинговую поддержку в первые два квартала? Вы предлагаете прыгнуть в океан, вооружившись отчётом о том, какая в нём солёная вода».

Он сделал шаг к столу, взял со своего места планшет и вывел на главный экран другой файл. На нём была всего одна схема, похожая на нейронную сеть, с десятками узлов и взаимосвязей.

«Вот реальность, Егор. Я сделал это вчера вечером, за два часа. Пока вы рисовали свои стрелочки вверх, я анализировал нагрузку на наши серверные мощности, юридические препоны с китайским законодательством о хранении данных и три возможных сценария атаки со стороны наших местных конкурентов, которые только и ждут, чтобы мы пришли на их поле. Ваш экспоненциальный рост захлебнётся через шесть месяцев, потому что наша архитектура не выдержит такого потока, а судебные иски съедят всю первоначальную прибыль. Ваше дерево не вырастет. Оно сгниёт на корню».

Он выключил экран. Тишина стала оглушительной. Егор смотрел в стол, его лицо приобрело багровый оттенок. Остальные сидели неподвижно, боясь встретиться с Корнеевым взглядом. Это был его стиль. Хирургическая точность. Никаких эмоций, только факты и логика, острые, как скальпель. Он не унижал. Он констатировал некомпетентность. Это было куда страшнее.

И тут раздался мягкий, примирительный голос Вадима Орлова, его партнёра и единственного человека, называвшего его по имени без отчества.

«Артём, ты слишком суров. Егор и команда проделали огромную предварительную работу. Идея-то верная, вектор задан правильно. Просто нужно углубить детали».

Вадим сидел по правую руку от пустого кресла Артёма. Он был полной его противоположностью: немного рыхлый, с мягкими чертами лица, в модном блейзере поверх дорогой футболки. Он всегда улыбался. Эта улыбка, тёплая и обезоруживающая, была его главным рабочим инструментом. Артём строил системы. Вадим договаривался с людьми. Он мог обаять кого угодно: несговорчивого инвестора, чиновника из министерства, капризную звезду для рекламной кампании. Они были как лёд и пламя, идеальный тандем, который и создал их империю «Nexus Dynamics».

«Вектор без расчёта траектории – это путь в никуда, – отрезал Артём, но тон его уже немного смягчился. Он сел в своё кресло во главе стола. – Я не против Азии. Я против дилетантства. Егор, к утру жду от вас детальный отчёт по тем трём пунктам, что я озвучил. Отдел разработки пусть готовит предложения по рефакторингу серверной архитектуры. Вадим, на тебе юридическая сторона. Прозондируй почву через свои каналы насчёт подводных камней с их регуляторами».

Он поднялся, давая понять, что совещание окончено. Все задвигали стульями, торопливо собирая ноутбуки и папки. Вадим задержался, подошёл к Артёму, когда остальные уже выходили.

«Мог бы и помягче, – сказал он с укоризненной улыбкой. – Парень чуть в обморок не упал. Он же твой фанат, ночами не спит, старается».

«Фанатизм не заменяет компетенцию, – Артём надевал часы, дорогие, с усложнённым механизмом – символ его власти над временем. – А старание без ума – это просто суета. Ты же знаешь, я не терплю суеты».

«Знаю, знаю, – Вадим примирительно поднял руки. – Ты у нас стратег, мыслишь эшелонами. А я так, в окопах с пехотой. Ладно, не буду тебя грузить. Сделка на носу. Всё готово, кстати. Финальный пакет документов будет у тебя на столе вечером. Последняя подпись, и мы с тобой, друг мой, проснёмся в другом мире».

В его глазах на мгновение вспыхнул азартный огонёк. Артём кивнул. Слияние с глобальным IT-гигантом «Horizons Corp» – это была его партия, его эндшпиль, который он разыгрывал последние полгода. Идеальная многоходовка, которая превратит их в миллиардеров и выведет «Nexus» на совершенно иной уровень.

«Хорошо. Я заскочу после ужина. Проверю всё сам».

«Да брось, – усмехнулся Вадим. – Не доверяешь? Я каждую запятую трижды вычитал с юристами. Отдыхай. У тебя сегодня свидание с королевой. Нельзя заставлять её ждать».

Артём не ответил, лишь слегка скривил губы в подобии улыбки. Он не доверял никому, кроме себя. Это был основной принцип, на котором держалась его крепость. Но Вадим… Вадим был частью фундамента этой крепости. Он был рядом с самого начала, с тех времён, когда они писали код в съёмной квартире, питаясь дешёвой лапшой. Артём доверял его исполнительности так же, как доверял законам математики. Безоговорочно.

Вечерний ресторан «Sixty» встретил его тихим звоном бокалов и приглушённым гулом голосов. Он находился на той же головокружительной высоте, что и его офис, только вместо стерильной деловой атмосферы здесь царил гедонизм. Ксения уже ждала его за столиком у окна.

Она была совершенна. Как произведение искусства, созданное, чтобы им восхищались. Светлые волосы уложены в сложную, но кажущуюся небрежной причёску. Шёлковое платье цвета ночного неба облегало точёную фигуру. На тонких пальцах сверкало помолвочное кольцо с огромным бриллиантом – его недавний подарок. Она была идеальным дополнением к его образу, финальным штрихом к картине его успеха.

«Прости, задержался», – сказал он, наклоняясь и целуя её в щёку. От неё пахло Chanel и едва уловимой ноткой шампанского.

«Работа – твоя главная любовница, я уже привыкла», – её улыбка была безупречна, но глаза остались холодными, оценивающими. Она окинула его взглядом, словно проверяя, соответствует ли он её ожиданиям. Соответствовал. Всегда.

Они заказали ужин. Разговор потек легко и непринуждённо, перескакивая с недавней выставки современного искусства на планы их поездки в Тоскану. Ксения рассказывала о встрече с дизайнером их будущего пентхауса, жалуясь на его нерешительность в выборе мрамора для ванной. Артём слушал вполуха, вставляя нужные реплики, но его мозг продолжал работать, просчитывая варианты, анализируя риски предстоящей сделки. Он смотрел на Ксению, на её идеальное лицо в мягком свете ламп, и видел не женщину, а статус. Подтверждение того, что он может получить всё, чего захочет.

«Ты какой-то рассеянный сегодня», – заметила она, изящно поднося к губам бокал с белым вином.

«Последние дни перед сделкой. Напряжение», – он нашёл простое и понятное ей объяснение.

«Всё пройдёт хорошо, – она накрыла его руку своей, её пальцы были прохладными. – У тебя всегда всё проходит хорошо. Ты ведь не умеешь проигрывать».

В её голосе звучала не вера, а констатация факта. Словно она говорила о законе природы. Солнце всходит на востоке, вода мокрая, Артём Корнеев всегда побеждает. Его это устраивало. Он сам вбил этот постулат в головы всех, кто его окружал.

«Это не игра, Ксюша. Это работа», – поправил он.

«Для тебя всё – игра, Артём. Шахматная партия, где ты – белый король. Ты сам мне говорил».

Он промолчал. Говорил. Давно, в один из редких моментов, когда позволил себе немного откровенности. Он действительно видел мир как гигантскую доску. И он был на ней главной фигурой. Не самой сильной, как ферзь, но самой важной. Той, чьё падение означает конец игры. Но он не собирался падать. Его позиция была неприступна.

Они допили вино. Город внизу сиял миллионами огней, каждый из которых был чьей-то маленькой, незначительной жизнью. Артём смотрел на это сверкающее полотно и чувствовал себя демиургом. Он отвёз Ксению домой, в её квартиру в элитном комплексе – они решили жить раздельно до свадьбы, это была её прихоть, которую он счёл элегантной. Их прощальный поцелуй был долгим, страстным, но таким же выверенным и техничным, как всё в их отношениях.

Вернувшись в пустой, гулкий офис «Nexus Dynamics», он почувствовал облегчение. Тишина. Порядок. Только ровный гул серверов в дальнем крыле и мягкий свет дежурного освещения. Это была его настоящая стихия. Не рестораны, не светские беседы. Здесь, в центре созданной им вселенной, он был по-настоящему жив.

Вадим ждал его в переговорной. Перед ним на столе лежала аккуратная стопка документов. Рядом дымились две чашки кофе.

«Я же говорил, отдыхай, – Вадим улыбнулся своей фирменной, обезоруживающей улыбкой. – Но зная тебя… Решил дождаться».

«Правильно решил», – Артём взял одну из папок.

Он сел напротив и начал читать. Строчка за строчкой, пункт за пунктом. Его мозг, натренированный годами работы с кодом и сложными алгоритмами, мгновенно выхватывал суть, отсекая юридическую шелуху. Он проверял цифры, сверял формулировки. Всё было идеально. Вадим не соврал, работа была проделана безукоризненно.

«Видишь? Всё чисто, – Вадим откинулся на спинку стула, наблюдая за ним. – Мы с тобой создали нечто невероятное, Арт. Помнишь, как всё начиналось? Гараж, одолженный у моего дяди, твой старый комп, который постоянно перегревался… А теперь на нас смотрят из Кремниевой долины. Мы их сделали, друг».

В его голосе звучал неподдельный восторг. Артём оторвался от бумаг, посмотрел на партнёра. На мгновение ему показалось, что в глубине весёлых глаз Вадима мелькнуло что-то иное. Какая-то тень, застарелая усталость или… зависть? Но тень тут же исчезла, сменившись привычным дружелюбием. Наверное, показалось. Переутомление.

«Мы ещё ничего не сделали, – холодно ответил Артём, возвращаясь к документам. – Сделаем, когда деньги поступят на счета».

«Ты неисправим, – рассмеялся Вадим. – Вечный параноик. Ну да за это я тебя и ценю. Ты – наш мозг и наш щит. А я так, скромный оруженосец».

Артём дошёл до последней страницы. Оставалось только поставить свою подпись. Он взял дорогую перьевую ручку – ещё один символ статуса. Её золотое перо замерло над строкой «Генеральный директор Корнеев А.И.». В стеклянной столешнице отражались его лицо, рука с ручкой и сидящий напротив Вадим. Их отражения были искажёнными, слегка расплывчатыми.

«Знаешь, я иногда думаю, – вдруг сказал Вадим, понизив голос. – Всю славу забираешь ты. Корнеев – гений, Корнеев – визионер. А Орлов… Орлов – это тот парень, что стоит рядом с Корнеевым. Не обидно, нет. Справедливо. Но иногда… Забавно».

Артём поднял на него глаза. Вадим улыбался всё той же мягкой улыбкой, но что-то в ней было не так. Она не грела. Она была похожа на маску.

«Слава – это побочный продукт, Вадим. Эфемерная величина. Нас должны интересовать только цифры», – он произнёс это как аксиому. Как единственно верный ответ.

«Да, конечно. Цифры, – кивнул Вадим, и его взгляд скользнул по бумагам. – Подписывай, стратег. Пора заканчивать эту партию».

Артём снова посмотрел на строку. Вся его жизнь, вся его воля, весь его интеллект привели его в эту точку. К этому росчерку пера. Он больше не колебался. Уверенным, отточенным движением он поставил свою подпись. Затем ещё одну. И ещё. На каждом документе, который подкладывал ему Вадим. Он подписывал своё будущее. Своё величие. Свой триумф.

Когда последний лист был подписан, Вадим собрал все документы в папку. Он встал, протянул Артёму руку через стол.

«Поздравляю, партнёр. Это было красиво».

Их рукопожатие было крепким. Артём смотрел в глаза Вадиму и впервые за долгие годы дружбы и работы почувствовал себя неуютно. Словно он смотрит на отражение в кривом зеркале, которое показывает не то, что есть, а то, что скрыто глубоко внутри. Но ощущение длилось лишь секунду. Гордость и предвкушение победы смыли его без следа.

Он отпустил руку Вадима и откинулся в кресле, глядя на ночной город за окном. Его город. Его доска. Его игра. Белый король стоял в центре, защищённый со всех сторон. И ни одна фигура на этой доске не могла ему угрожать. Он был в этом абсолютно уверен.

Сделка с отражением

Пустота, последовавшая за рукопожатием, была гуще и тяжелее воздуха в серверной. Она оседала на полированную поверхность стола, впитывалась в дорогую обивку кресел. Артём отпустил руку Вадима, но фантомное ощущение чужого, слегка влажного тепла на ладони осталось. Он сжал пальцы в кулак, стирая его. Кофе, выпитый час назад, оставил на языке горький, металлический привкус.

«Пора домой, – голос Вадима прозвучал слишком бодро, нарушая почти ритуальную тишину. Он деловито защелкнул замки на кожаном кейсе, куда сложил подписанные документы. – Завтрашний день войдёт в историю».

Артём молча кивнул, его взгляд был прикован к кейсу. В этом прямоугольнике из телячьей кожи теперь была заключена его вселенная. Код его будущего. Он испытывал странное раздвоение: эйфория от завершённой партии соседствовала с опустошённостью игрока, который слишком долго смотрел на доску и теперь видел её клетки даже с закрытыми глазами.

«Я сам отвезу его в депозитарий, – Вадим похлопал по крышке кейса. – Потом курьерами отправим экземпляры в головной офис «Horizons». Это всё технические мелочи, рутина. Не твоего уровня задача. Тебе нужно выспаться. Перед триумфом нужна ясная голова».

Это было сказано как комплимент, как признание иерархии, которую они оба молчаливо признавали. Артём – мозг, Вадим – руки. Артём – архитектор, Вадим – прораб. Это работало годами. И всё же, в этот самый важный момент, что-то в этой готовности взять на себя «рутину» задело Артёма. Не недоверие, нет. Скорее, укол профессионального педантизма. Он привык контролировать каждый этап. Каждый байт информации, проходящий через его системы.

«Оставь. Я утром сам…»

«Даже не думай, – перебил Вадим с такой тёплой, дружеской настойчивостью, что возражать было бы просто глупо. – Артём, ты не спал нормально последние трое суток. Я видел, как ты перепроверял каждую строчку кода в последнем обновлении «Cronos», хотя мог поручить это кому угодно. Позволь хоть раз мне сделать грязную работу до конца. Ты заслужил отдых. Считай это моим скромным вкладом в нашу общую победу».

Он улыбнулся. И в этой улыбке Артём увидел отражение их долгого пути – ночи в гараже, первые контракты, ссоры и примирения. Вадим был константой. Не такой блестящей, как он сам, но надёжной. Как старый, проверенный фреймворк. Логика подсказывала, что делегирование на этом этапе было не просто оправданным, а необходимым. Гордыня – плохой советчик.

«Хорошо, – выдохнул Артём, чувствуя, как напряжение, державшее его в тисках несколько месяцев, наконец отпускает мышцы. – Позвони, как всё будет на месте».

«Само собой. А теперь иди. Твоя королева ждёт», – Вадим подмигнул и, подхватив кейс, направился к выходу.

В пустой переговорной Артём ещё несколько минут сидел неподвижно. Он смотрел на своё отражение в тёмном экране на стене. Усталый, с резкими тенями под глазами, но взгляд был как никогда твёрд. Взгляд победителя. Он добился всего. Построил неприступную крепость из кода, амбиций и холодной логики. И завтра её стены станут вдвое выше, увенчанные флагом глобальной корпорации.

Утро встретило его не солнечным светом, а ровным, безэмоциональным гулом города. Артём проснулся в пять, как всегда. Привычка, выработанная годами, не давала сбоев даже после бессонной ночи. Пробежка по пустынной набережной, ледяной душ, чёрный кофе без сахара. Ритуал, который приводил мысли в порядок, превращал хаос ощущений в структурированные данные.

В офисе он был первым. Тишина и запах озона от работающей вентиляции. Он прошёл по своему этажу – царству стекла и светлого дерева. Здесь всё было подчинено его воле, его чувству вкуса. Минимализм. Функциональность. Ничего лишнего. Как и в его жизни.

Он зашёл в кабинет Вадима. Тот ещё не пришёл. На столе царил творческий беспорядок, который Артём презирал, но с которым давно смирился. Стопки бумаг, несколько пустых чашек из-под кофе, раскрытый ноутбук. Экран был выключен, но Артём машинально скользнул по нему взглядом. На секунду ему показалось, что он увидел на рабочем столе иконку запароленной папки с необычным названием – «Компенсация». Он моргнул. Нет, просто игра света на тёмном фоне. Мозг, перегруженный информацией, иногда создавал такие фантомы. Он списал это на усталость.

Телефон завибрировал. Сообщение от Вадима: «Всё в ячейке. Номер 7701. Ключи у меня. Сегодня после обеда финальный созвон с юристами «Horizons», просто формальность. Буду к десяти».

Всё шло по плану. Артём вернулся в свой кабинет и погрузился в работу. Он не мог сидеть без дела. Пока мир ждал официального объявления о сделке, он уже строил планы на следующий год. Новая архитектура для объединённой платформы, оптимизация кадровых ресурсов, стратегия поглощения мелких конкурентов. Его мозг работал как высокопроизводительный процессор, обрабатывая тысячи потоков одновременно.

Около полудня в его кабинет без стука вошла Ксения. Она была в элегантном брючном костюме кремового цвета, который подчёркивал её загар. В руках она держала планшет с эскизами.

«Я была рядом, у дизайнера. Решила заскочить, – она легко поцеловала его в щёку, оставляя на коже едва ощутимый аромат её духов. – Нужно решить по поводу освещения в гостиной. Федерико предлагает трековую систему, но мне кажется, это слишком… по-офисному. Что думаешь?»

Она развернула к нему планшет. На экране был трёхмерный рендер их будущего пентхауса. Огромное пространство с панорамными окнами, минималистичной мебелью и холодным блеском мрамора. Его будущая жизнь, визуализированная в высоком разрешении.

«Трековая система функциональна. Позволяет зонировать пространство светом», – ответил он, не отрываясь от своего монитора.

«Функциональна, – она вздохнула с ноткой игривого раздражения. – Артём, это дом, а не центр управления полётами. Здесь нужно жить, а не функционировать».

Он наконец поднял на неё глаза. Она стояла в луче света, пробивавшемся сквозь жалюзи, и казалась почти нереальной. Идеальной. Как и этот пентхаус. Как и вся их жизнь. Она была последним элементом, который делал систему завершённой.

«Хорошо. Делай, как считаешь нужным. Я доверяю твоему вкусу», – сказал он. Это было проще, чем вступать в спор о вещах, которые он считал второстепенными.

«Вот за это я тебя и люблю, – она улыбнулась, довольная победой. – Ты всегда знаешь, когда нужно уступить в малом, чтобы выиграть в большом».

Она ушла так же внезапно, как и появилась, оставив после себя лёгкий шлейф духов и ощущение какой-то глянцевой пустоты. Артём снова посмотрел на свой монитор, но строчки кода расплывались перед глазами. Он думал о её словах. «Выиграть в большом». Да, он выиграл. Остался последний ход. Не на доске бизнеса, а на доске жизни. Ход, который превратит их союз из партнёрства в нечто более фундаментальное. В династию.

Вечером он заехал в ювелирный бутик на Столешниковом. Он не тратил время на выбор. Он точно знал, что ему нужно. Заранее изучил каталоги, сравнил характеристики, выбрал оптимальный вариант по соотношению цены, чистоты и каратности. Кольцо. Платина. Бриллиант в классической огранке «принцесса». Безупречный, холодный, сверкающий. Такое же, как его мир.

Он забрал бархатную коробочку и поехал не к Ксении домой, а в их любимый ресторан на крыше отеля «Ritz-Carlton». Он заказал столик на террасе, откуда открывался вид на Кремль и исторический центр Москвы. Город горел под ним рубиновыми и золотыми огнями, совсем не такой, как деловой, ощетинившийся небоскрёбами Сити. Это был город власти, истории, вечности. Идеальное место для того, чтобы закрепить своё право на место в этой вечности.

Ксения приехала через полчаса. Она была в чёрном платье с открытой спиной. Её удивление было неподдельным.

«Какой-то сюрприз? У нас не было планов на сегодня», – она села напротив, её глаза изучали его лицо, пытаясь разгадать его замысел.

«Иногда нужно нарушать планы, – он сделал знак официанту, и тот тут же наполнил их бокалы шампанским. – Сегодня особенный день».

«Сделка? – её лицо озарилось пониманием. – Всё подписано?»

«Всё подписано, – подтвердил он. – Завтра утром официальное объявление».

«Я знала! – она подняла бокал. – Я знала, что у тебя всё получится. За тебя. За нас».

Они выпили. Пузырьки шампанского щекотали горло. Артём смотрел, как огни города отражаются в её глазах. Красиво. Идеальная мизансцена. Он ждал, когда принесут закуски, когда стихнет музыка из соседнего зала. Он выверял момент, как выверял время запуска нового сервера. Всё должно было быть безупречно.

Когда момент настал, он не стал произносить длинных речей. Пафос был ему чужд. Он просто достал из кармана пиджака бархатную коробочку и положил её на стол рядом с её бокалом.

Ксения замерла. Её взгляд метнулся с его лица на коробочку и обратно. В её глазах, обычно таких спокойных и расчётливых, мелькнуло что-то новое. Неуверенность. Возможно, даже лёгкий шок.

«Артём?..»

«Открой», – его голос был ровным.

Её пальцы с идеальным маникюром слегка дрогнули, когда она коснулась бархата. Она медленно открыла крышку. Камень внутри поймал свет от кремлёвских звёзд и взорвался тысячей ледяных искр. Ксения ахнула. Несколько секунд она просто смотрела на кольцо, не в силах вымолвить ни слова.

«Мы с тобой – идеальные партнёры, – начал Артём, подбирая слова так же тщательно, как подбирал компоненты для своей системы. – Мы понимаем друг друга без слов. У нас общие цели и общее видение будущего. Наш союз – это синергия, которая делает каждого из нас сильнее. Я думаю, пришло время официально закрепить этот альянс. Ксения Волкова, ты станешь моей женой?»

Это не было вопросом, полным романтической надежды. Это было деловое предложение. Финальный пункт в самом важном контракте его жизни. Он не просил. Он предлагал слияние.

Ксения медленно подняла на него глаза. Шока в них уже не было. Он сменился тем самым холодным расчётом, который он так в ней ценил. Она смотрела не на него, а словно сквозь него, оценивая открывающиеся перспективы, свой новый статус, своё будущее, теперь уже не просто обеспеченное, а бронированное.

«Да», – выдохнула она. И улыбнулась. Той самой своей безупречной улыбкой, которая ничего не выражала, но всё подтверждала.

Он взял кольцо и надел его на её палец. Оно село идеально. Он предусмотрел и это.

Остаток вечера они провели, обсуждая будущее. Не их чувства, а детали. Когда объявить о помолвке – лучше после того, как уляжется шум вокруг сделки. Где провести свадьбу – на озере Комо, это престижно. Кого пригласить. Это был не разговор двух влюблённых, а первое рабочее совещание новой семейной корпорации. И Артёма это полностью устраивало. Любовь, страсть, ревность – всё это были иррациональные, деструктивные эмоции, баги в человеческой операционной системе. Его же система работала без сбоев.

Когда он отвёз её домой, она поцеловала его на прощание – долго, глубоко, с оттенком собственнической нежности. «Мой король», – прошептала она ему на ухо.

Вернувшись в свой пустой, холодный пентхаус, Артём не стал включать свет. Он подошёл к панорамному окну во всю стену. Москва лежала у его ног, покорённая, усмирённая, переливающаяся драгоценными огнями. Он видел отражение в стекле: тёмный силуэт на фоне сверкающего города. Сегодня он построил империю и выбрал для неё королеву. Он довёл до совершенства свой мир, свою личную вселенную. Каждая деталь была на своём месте, каждая переменная учтена. Он чувствовал абсолютный, тотальный контроль. Он был не просто королём на доске. Он был игроком, который эту доску создал и установил на ней свои правила. И он не видел ни одной фигуры, ни одной комбинации, которая могла бы поставить ему шах. Игра была выиграна. Оставалось лишь наслаждаться вечной победой.

Хруст стекла

Утро триумфа пахло озоном, свежесваренным кенийским кофе и деньгами. Не шелестом купюр, а тем самым тонким, почти неосязаемым ароматом власти, который источали кожаные кресла, панели из карельской берёзы и безупречно чистое стекло панорамных окон. Артём стоял у своего стола, но не садился. Он наблюдал, как на шестьдесят втором этаже начинается новый день его империи. Сотрудники скользили по коридорам, словно заряженные частицы в идеально отлаженном коллайдере. Их голоса были приглушены, движения точны. Никакой суеты. Система работала. Его система.

Он провёл пальцем по холодной поверхности столешницы. Вчерашний вечер, предложение, холодный блеск бриллианта на её пальце – всё это казалось кадрами из хорошо срежиссированного фильма о чужой жизни. Его жизни. Он не чувствовал радости, только глухое, ровное удовлетворение. Словно поставил последнюю галочку в длинном списке задач. Империя. Королева. Династия. Все переменные были на месте. Уравнение было решено.

В девять ноль-ноль на его планшет пришло уведомление – официальный пресс-релиз о слиянии с «Horizons Corp» ушёл по всем ведущим информационным агентствам. Через несколько секунд телефон ожил, забился в вибрирующей агонии. Поздравления, запросы на интервью, восторженные сообщения от партнёров, ещё вчера державших его на расстоянии. Он сбросил все вызовы, не читая. Информационный шум. Белый шум успеха. Он был выше этого. Он был источником этого шума.

Дверь в кабинет тихо открылась. Вошёл Вадим. Он выглядел так, будто не спал всю ночь, но глаза его лихорадочно блестели. В руках он держал планшет, на котором светились биржевые котировки.

«Началось, – выдохнул он, и в его голосе смешались восторг и благоговение. – Наши акции взлетели на тридцать семь процентов на предторгах. Тридцать семь, Артём! Телефоны в приёмной плавятся. Нас рвут на части».

«Ожидаемо, – Артём не повернул головы, продолжая смотреть на город. – Рынок реагирует на синергетический потенциал».

«К черту потенциал! – рассмеялся Вадим. – Мы богаты, друг! Неприлично, сказочно богаты! Ты это понимаешь? Ты теперь не просто король, ты бог этого города!»

Артём медленно обернулся. Он посмотрел на возбуждённое, раскрасневшееся лицо партнёра. На его слегка помятый пиджак. И снова, как и вчера ночью, поймал в его взгляде что-то чужеродное. Не зависть. Что-то глубже. Почти болезненное восхищение, смешанное с… облегчением? Словно Вадим только что сбросил с плеч непосильную ношу.

«Боги не занимаются операционным управлением, – холодно заметил Артём. – У нас впереди интеграция систем. Это будет ад».

«Пусть! – Вадим махнул рукой. – Сегодня мы можем позволить себе не думать об аде. Сегодня мы празднуем. Я заказал столик в «Белом Кролике» на вечер. Весь наш золотой состав. И Ксению твою, конечно. Она уже знает?»

«Знает», – коротко ответил Артём, вспоминая их выверенный, деловой разговор о будущем.

«И?..» – Вадим выжидательно приподнял брови.

В этот момент за пределами кабинета что-то изменилось. Привычный, ровный гул офиса сбился с ритма, как часы, в механизм которых попала песчинка. Донёсся какой-то глухой, отрывистый звук, похожий на удар по металлу, а затем – короткий женский вскрик, тут же оборвавшийся.

Артём напрягся. Его мозг, натренированный на поиск аномалий в коде, мгновенно зафиксировал сбой в реальности. Вадим тоже замер, его улыбка сползла с лица.

«Что это?» – прошептал он.

Артём шагнул к двери. Он не успел коснуться ручки. Дверь из тонированного стекла и стали распахнулась с такой силой, что ударилась о стену, оставив на ней паутину трещин.

Первое, что он увидел – чёрное. Чёрные шлемы с глухими забралами. Чёрная тактическая форма. Чёрные стволы автоматов, нацеленные ему в грудь. В кабинет ворвались трое. Движения отточенные, хищные, бесшумные. За ними – человек в штатском, с усталым, бесцветным лицом.

Мир сузился до размеров его кабинета. Время загустело, превратилось в вязкий, мутный кисель. Его мозг, привыкший мгновенно классифицировать угрозы, завис, не находя для происходящего подходящего протокола. Пожарная тревога? Террористическая атака? Нелепая шутка?

«Корнеев Артём Игоревич?» – голос человека в штатском был таким же серым, как его лицо. Не вопрос, а утверждение.

Артём молчал, пытаясь проанализировать ситуацию, найти логическую ошибку. Этого не могло быть. Это нарушало все законы его вселенной.

Один из бойцов в чёрном сделал шаг вперёд. «На пол! Руки за голову! Живо!»

Крик вырвал его из ступора. Артём не пошевелился. Не из храбрости. Из чистого недоумения. Он – на полу? В своём кабинете? Это была настолько абсурдная концепция, что его сознание отказывалось её обрабатывать.

«Я не понимаю, что…»

Его не дослушали. Удар в солнечное сплетение был коротким, профессиональным, выбивающим воздух и спесь. Он согнулся пополам, хватая ртом воздух. Вторая пара рук грубо заломила ему руки за спину. Холодный металл наручников обжёг запястья. Щелчок замка прозвучал оглушительно громко в наступившей тишине. Его бросили на пол, лицом в дорогой бельгийский ковролин, пахнущий пылью и озоном.

Он лежал, прижатый коленом к спине, и видел мир под странным углом. Ножки своего кресла. Разбросанные Вадимом бумаги. И ботинки Вадима. Дорогие, из крокодиловой кожи. Они не двигались.

«Что происходит? Что вы себе позволяете? Это какая-то ошибка!» – голос Вадима дрожал, но в нём слышались правильные, возмущённые ноты. – «Вы знаете, кто это? Это Артём Корнеев!»

Человек в штатском не обратил на него внимания. Он присел на корточки рядом с Артёмом. «Старший следователь по особо важным делам ГСУ СК РФ, капитан Петров. Вы задержаны по подозрению в совершении преступления, предусмотренного частью четвёртой статьи сто пятьдесят девятой Уголовного кодекса Российской Федерации. Мошенничество, совершённое организованной группой в особо крупном размере. Вам всё понятно?»

Слова падали, как камни. Мошенничество. Организованная группа. Особо крупный. Это был бред. Набор случайных слов, не имеющих к нему никакого отношения. Он строил, а не воровал. Он создавал, а не отнимал.

«Это абсурд, – прохрипел Артём, его щеку царапал жёсткий ворс ковра. – Мои адвокаты…»

«Будут, – равнодушно перебил следователь. – Всё будет. И обыск будет. И очные ставки. Поднимайте его».

Его рывком поставили на ноги. Голова кружилась. Кабинет, его святая святых, был осквернён. Ящики его стола были вывернуты, бумаги летели на пол. Второй боец уже подключал к его компьютеру какое-то устройство для снятия данных.

Он посмотрел на Вадима. Тот стоял у стены, бледный, с широко раскрытыми глазами. В них плескался идеально сыгранный ужас.

«Артём, держись! Я сейчас же позвоню… я всё решу! Это недоразумение!» – крикнул он ему вслед, когда Артёма повели к выходу.

И в этот момент, всего на долю секунды, их взгляды встретились. И Артём увидел. За пеленой ужаса и паники, в самой глубине зрачков Вадима, он увидел то самое облегчение, которое заметил утром. Только теперь оно было всепоглощающим. Облегчение финишировавшего марафонца, который отдал все силы и наконец-то может рухнуть на землю. Этот взгляд длился меньше мгновения, но отпечатался на сетчатке Артёма выжженным клеймом. Его мозг зафиксировал аномалию, но всё ещё отказывался строить выводы. Система давала критический сбой.

Путь из его кабинета до лифта превратился в унизительное шествие сквозь руины. Его вели по опенспейсу, мимо сотен стеклянных взглядов его подчинённых. Люди, которые ещё час назад ловили каждое его слово, теперь жались к стенам, прятали глаза, отворачивались. Он видел страх, недоумение, злорадство, любопытство. Он видел, как его аура власти, которую он так долго и тщательно выстраивал, осыпается с него, как штукатурка со старой стены. Его вели мимо переговорной, где вчера они с Вадимом подписывали документы. В отражении в стеклянной стене он увидел себя – высокий, сильный мужчина в дорогом костюме, согнутый, с заломленными за спину руками, ведомый двумя безликими фигурами в чёрном. Отражение было искажённым, неправильным. Это был не он. Это был кто-то другой, укравший его тело.

В лифте он остался наедине с конвоирами и следователем. Молчание давило. Холод, не имеющий отношения к температуре, просочился под кожу, осел на костях ледяной пылью. Он всё ещё пытался анализировать. Кто? За что? Конкуренты? Попытка рейдерского захвата через силовиков? «Horizons Corp» решили сбить цену? Он перебирал варианты, как программист, ищущий баг в коде. Он не мог допустить мысль, что ошибка могла быть в самой архитектуре его мира.

Внизу, у выхода из башни, их уже ждали. Несколько человек с камерами. Кто-то слил информацию. Вспышки фотоаппаратов били по глазам, слепили, выхватывали из реальности его лицо, искажённое злобой и унижением. Он низко опустил голову, но объективы были безжалостны. Завтра эти снимки будут везде. «IT-гений Артём Корнеев арестован…». Хруст. Это был первый, самый громкий хруст ломающегося стекла.

Машина без опознавательных знаков пахла бензином, табачным дымом и чужим страхом. Его втолкнули на заднее сиденье. Дверь захлопнулась, отсекая его от мира небоскрёбов, от его мира. Машина тронулась. Он смотрел в окно на проплывающие мимо витрины бутиков, на спешащих по своим делам людей. Они жили в другой реальности. В той, из которой его только что вышвырнули.

«Телефон, – потребовал он, его голос звучал чужим и надтреснутым. – Я имею право на один звонок».

Следователь, сидевший впереди, не оборачиваясь, бросил через плечо: «Всё потом. В отделе».

Часы ожидания в тесном, обшарпанном кабинете следователя слились в один серый, тягучий кошмар. За окном сгущались сумерки. Ему наконец дали телефон. Руки слегка дрожали, когда он набирал номер Ксении. Он не знал, что скажет. Но ему нужно было услышать её голос. Голос из его прежней, правильной жизни.

Длинные гудки. Один. Второй. Третий. Он представил, как её телефон вибрирует на столике из оникса в её идеальной квартире. Она видит его номер. Четвёртый гудок. Пятый. Затем щелчок и холодный, записанный голос автоответчика: «Здравствуйте. Вы позвонили Ксении Волковой. В данный момент я не могу ответить…».

Он сбросил вызов. Сердце сделало глухой, болезненный толчок. Она не взяла. Может, занята. Может, не слышит. Он набрал снова. Тот же результат. И снова. И снова. После пятого раза его номер, очевидно, занесли в чёрный список. Звонок срывался после первого же гудка. Хруст. Тихий, почти неслышный, как трещина на лобовом стекле от попавшего камня.

Он начал звонить другим. Людям, которые обязаны ему своим положением. Людям, с которыми он вчера пил шампанское. Высокопоставленному чиновнику из министерства цифрового развития, которому он когда-то помог с «личной проблемой». Заместителю председателя правления банка, где кредитовался «Nexus». Владельцу медиахолдинга, с которым они обсуждали совместный проект.

Результат был один и тот же. Секретари вежливо сообщали, что шеф на совещании. В отъезде. За границей. Что он обязательно перезвонит. Никто не перезвонил. Некоторые номера, ещё вчера доступные, внезапно перестали существовать. Его вычёркивали из всех записных книжек. Его стирали из реальности, как неудачную строчку кода. Хруст, хруст, хруст. Стекло его мира покрывалось сетью трещин, готовое вот-вот разлететься на тысячи острых осколков.

Он позвонил Вадиму. Тот взял сразу.

«Артём! Господи! Где ты? Что происходит? Я уже обзвонил всех, кого мог! Мои люди пытаются выяснить…» – его голос был полон паники и участия.

«Вадим, мне нужен адвокат. Лучший. Немедленно», – перебил его Артём.

«Да, да, конечно! Уже ищу! Я найду, Артём, я вытащу тебя! Это какая-то чудовищная подстава! Ты только держись!» – прокричал Вадим, и связь оборвалась.

Этот звонок был единственной опорой. Вадим был рядом. Вадим всё решит. Несмотря на тот странный взгляд, он был единственным, кто остался. Система ещё не была полностью разрушена. Был шанс на откат к предыдущей версии.

Адвокат появился через два часа. Немолодой, полный мужчина в помятом костюме с усталым и циничным взглядом. Он не был похож на «лучшего». Он был похож на человека, который видел слишком много подобных историй и ни одной с хорошим концом.

Они остались вдвоём в комнате для допросов. Адвокат, Семён Маркович, разложил на столе свои бумаги.

«Итак, Артём Игоревич, – начал он без предисловий, его голос был скрипучим, как несмазанная дверь. – Ситуация у вас, прямо скажем, аховая».

«Это ошибка. Подстава», – твёрдо сказал Артём.

Адвокат вздохнул. «Они все так говорят. Давайте к фактам. Вас обвиняют в хищении средств компании «Nexus Dynamics» путём вывода их на счета однодневных фирм в офшорах. Сумма – около трёх миллиардов рублей. По версии следствия, вы делали это на протяжении последнего года, готовя себе «золотой парашют» перед сделкой с «Horizons».

«Это ложь! – Артём ударил кулаком по столу. – Каждая копейка в компании на счету! Я лично контролировал все финансовые потоки!»

«Вот именно, – кивнул Семён Маркович, и в его глазах блеснул профессиональный интерес. – В этом-то и проблема. Все проводки, все платёжные поручения, все договоры с этими фирмами-пустышками подписаны вашей электронной цифровой подписью. Оригинальной. Не поддельной. Экспертиза это подтвердит в два счёта. Вы лично санкционировали каждый транш».

Артём замер. ЭЦП. Ключ хранился на защищённом токене, который всегда был у него. Доступ к нему был только у…

«Этого не может быть…» – прошептал он.

«Может, – адвокат пододвинул к нему лист бумаги. – Это список фирм, на которые уходили деньги. «Велес-Консалт», «Гелиос-Трейд», «Мираж-Инвест»… Вам знакомы эти названия?»

Артём тупо смотрел на список. Бессмысленный набор слов. Он никогда их не видел.

«Более того, – продолжал адвокат, нанося удары методично, как патологоанатом скальпелем. – У следствия есть свидетель. Главный свидетель обвинения. Он уже дал исчерпывающие показания. Рассказал, как вы посвятили его в свои планы, как хвастались, что обведёте вокруг пальца и партнёров, и американцев из «Horizons». Он предоставил следствию доступ ко всем серверам и внутренней документации, которая подтверждает его слова».

Холод в груди Артёма сгустился в ледяной шар. Он уже знал ответ, но ему нужно было услышать его.

«Кто… этот свидетель?»

Адвокат посмотрел на него долгим, сочувствующим взглядом. Взглядом врача, сообщающего смертельный диагноз.

«Ваш партнёр и друг. Орлов Вадим Павлович».

Хруст.

Это был уже не хруст. Это был оглушительный, всепоглощающий грохот. Словно небоскрёб, в котором он жил, работал и правил, сложился, как карточный домик, и все шестьдесят два этажа стекла, стали и бетона обрушились на него одного.

Он не дышал. Он просто смотрел на адвоката, на обшарпанные стены, на тусклую лампу под потолком, а в ушах стоял звон лопающегося, разлетающегося на микроскопические осколки мира.

Вадим.

Взгляд в кабинете. «Позволь хоть раз мне сделать грязную работу до конца». «Скромный оруженосец». Рукопожатие. Кейс с документами. Папка «Компенсация» на его рабочем столе.

Все аномалии, все сбои, которые его мозг фиксировал, но отказывался анализировать, мгновенно сложились в единую, чудовищную картину. Это не был баг в системе. Это был троянский конь, которого он сам, своими руками, впустил в самое сердце своей крепости. Иуда, продавший его не за тридцать сребреников. За три миллиарда и целую империю.

«Он… сдал меня?» – голос Артёма был тихим, как шелест пепла.

«Он похоронил вас, Артём Игоревич, – безжалостно поправил Семён Маркович. – Учитывая объём доказательной базы, которую он предоставил, и его статус ключевого свидетеля, вам светит лет десять. В лучшем случае. И то, если мы заключим сделку со следствием и вы во всём признаетесь».

Признаться. В том, чего не совершал. Признать, что его обыграли. На его поле. По его правилам.

Артём медленно поднял голову. Он посмотрел на своё отражение в тёмном стекле окна, за которым уже была ночь. Он увидел бледное, осунувшееся лицо незнакомого человека с пустыми, выгоревшими глазами. Король был мёртв. Он ещё не знал этого, но его фигурку уже смахнули с доски. И игра продолжалась без него.

Он откинулся на спинку стула и рассмеялся. Тихим, сухим, безрадостным смехом. Смехом человека, который поставил всё на одну клетку и только что увидел, как она проваливается в бездну.

Нулевой этаж

Смех был сухим, как треск ломающейся ветки в мёртвом лесу. Он вырвался из горла Артёма непроизвольно, одним сиплым толчком, и застрял в спертом воздухе комнаты для допросов. Семён Маркович, адвокат с лицом побитого молью портфеля, вздрогнул и посмотрел на него с профессиональным сочувствием, которое было хуже откровенного презрения. Он видел этот смех раньше. Смех человека, чей мозг, столкнувшись с реальностью, несовместимой с жизнью, выполнил аварийное отключение всех систем.

Артём смотрел на свои руки, лежащие на испещрённом царапинами столе. Дорогие часы исчезли ещё при оформлении. Остались только белые, ухоженные ладони с длинными пальцами. Пальцами, которые могли набрать тысячу строк безупречного кода за час, но сейчас не могли даже сжаться в кулак. Его тело ещё было здесь, в этой коробке из грязно-бежевых стен, но сам он выпал из него, провалился куда-то в гулкую пустоту между ударами сердца. Вадим. Ключевой свидетель. Это было не предательство. Это была полная, тотальная аннигиляция. Его не просто вычеркнули из уравнения. Его самого, всю его жизнь, использовали в качестве неизвестной переменной, чтобы решить чужую задачу.

Первая ночь в камере была похожа на погружение в холодную, грязную воду. Его втолкнули в тесное, перенаселённое пространство, пахнущее хлоркой, немытыми телами, дешёвым табаком и безысходностью. Этот запах, плотный и многослойный, въелся в него мгновенно, заполнил лёгкие, пропитал одежду и, казалось, саму кожу. Он больше никогда от него не избавится.

Его костюм от Zegna, ещё утром бывший его бронёй, здесь выглядел нелепым театральным реквизитом. Четверо пар глаз – мутных, колючих, пустых – лениво ощупали его с ног до головы. Он стоял посреди камеры, как экспонат под стеклом, а его мозг, по инерции, продолжал анализировать. Два яруса нар. Тусклая лампочка в металлической сетке под потолком. Дыра в полу, огороженная щербатой бетонной перегородкой – «дальняк». Стол, прикрученный к полу. Он классифицировал объекты, пытаясь навести порядок в этом хаосе, но порядок не наводился. Это была чужая система, с неизвестной ему архитектурой.

«Новенький, – прохрипел кто-то с верхней шконки, не меняя позы. – С воли, что ли? Фраерок?»

Артём промолчал. Любой ответ здесь был бы неверным. Его учили вести переговоры, убеждать инвесторов, давить на конкурентов. Его не учили говорить с людьми, для которых вся жизнь – это игра с нулевой суммой.

Он выбрал свободное место на нижних нарах, стараясь ни к чему не прикасаться, и сел. Пружины под тонким, комковатым матрасом протестующе скрипнули. Он сидел прямо, как на совещании, и смотрел перед собой, в серую, испещрённую нецензурными надписями стену. Он пытался думать. Просчитывать ходы. Но шахматная доска исчезла. Фигур больше не было. Была только эта клетка, четыре на шесть шагов, и её непреложные, животные законы.

Первые дни слились в один тягучий, серый сон. Ранний подъём под лязг металла, от которого сжималось всё внутри. «Баланда» – мутная, тёплая жижа с запахом варёной капусты, которую он не мог заставить себя есть. Прогулка в каменном мешке под открытым небом, где такой же серый, как и всё вокруг, клочок неба был затянут ржавой сеткой. Он ходил по кругу, как заведённый, и его мозг, лишённый привычной пищи – информации, данных, задач – начал пожирать сам себя. Он снова и снова прокручивал в голове последний разговор с Вадимом, каждое его слово, каждую улыбку, пытаясь найти тот самый момент, тот ключевой байт, где система дала сбой. Но всё было безупречно. Вадим сыграл свою роль идеально. Он не был оруженосцем. Он был гроссмейстером, который много лет притворялся пешкой.

Он похудел. Осунулся. На лице проступили резкие скулы, а под глазами залегли тени, похожие на кровоподтёки. Его статус, его миллионы, его интеллект – всё, что составляло его идентичность во внешнем мире, здесь превратилось в пыль. Он был просто телом. Единицей учёта. «Следственным». Его больше не звали Артём Игоревич. Его звали по фамилии, и то не всегда.

Через неделю его перевели в другую камеру, двухместную. «Спецблок». Видимо, Семён Маркович всё же чего-то стоил. Его соседом оказался пожилой, тихий человек по фамилии Гришин, бывший бухгалтер какого-то треста, попавшийся на махинациях. Гришин научил его основам тюремного быта: как правильно заваривать чифир, как не смотреть в глаза конвоирам, как отличить звук открывающейся «кормушки» от звука ключа в замке. Он говорил об этом спокойно, буднично, как о правилах корпоративного этикета. Артём слушал и молча впитывал. Его аналитический ум переключился с бизнес-стратегий на тактики выживания. Он учился спать под неусыпным светом лампочки. Он учился не вздрагивать от каждого крика в коридоре. Он учился быть незаметным. Превращаться в часть серой стены.

Семён Маркович появлялся раз в несколько дней, принося с собой запах воли – запах морозного воздуха, табака и дешёвого одеколона. Он приносил и новости, каждая из которых была очередным ударом молота по остаткам его старого мира.

«Счета арестованы. Все, – сообщил он во время второго визита, равнодушно листая бумаги. – И личные, и корпоративные. До копейки. Имущество тоже. Квартира, машина, загородный дом. На всё наложен арест в рамках обеспечения иска».

Артём слушал молча. Это было логично. Предсказуемо. Он кивнул.

В следующий раз адвокат выглядел ещё более усталым. «Ваш бывший партнёр, Орлов, избран новым генеральным директором «Nexus Dynamics» единогласным решением экстренного совета директоров. Сделка с «Horizons» приостановлена, но, по моей информации, они ведут переговоры о новых условиях. Более выгодных для Орлова, разумеется».

Артём сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Он представил Вадима в своём кабинете. В своём кресле. Его крепость не просто пала. Её захватили и подняли над ней чужой флаг.

Самый страшный удар Семён Маркович нанёс на третьей неделе. Он долго мялся, подбирая слова, что было на него не похоже.

«Тут ещё одно дело… личного характера. Ваша невеста, Ксения Андреевна Волкова, подала гражданский иск. О разделе совместно нажитого имущества».

Артём поднял на него глаза. «Мы не были женаты».

«Были в гражданском браке, как она утверждает, – вздохнул адвокат. – У неё хорошие юристы. Они требуют половину всего, что было приобретено за последние два года. Картины, антиквариат… автомобиль, который на неё оформлен, она, разумеется, считает своим. И… э-э-э… помолвочное кольцо. Она рассматривает его как залог несостоявшейся сделки и отказывается возвращать».

Артём снова рассмеялся. Тем же сухим, мёртвым смехом. Конечно. Ксения тоже была игроком. Она просто поняла, что поставила не на ту фигуру, и теперь пыталась компенсировать убытки. Всё логично. Ничего личного, просто бизнес.

«Передайте ей, что она может забрать всё, – сказал он ровным голосом. – Мне ничего не нужно».

Он думал, что достиг дна. Но дна не было. Было только бесконечное падение. Его личность распадалась на фрагменты. Ночами ему снились кошмары: не тюрьма, нет. Ему снились его прежняя жизнь, совещания, небоскрёбы, лицо Ксении. Но во сне всё было искажено, как в кривом зеркале. Графики на презентациях превращались в тюремные решётки, а Ксения смотрела на него глазами Вадима. Он просыпался в холодном поту, и ему требовалось несколько секунд, чтобы понять, где он. И каждый раз реальность оказывалась страшнее сна.

А потом, в конце четвёртой недели, когда он уже почти смирился с тем, что это серое небытие и есть его будущее на ближайшие годы, Семён Маркович пришёл с неожиданной новостью.

«Есть вариант, – сказал он, избегая смотреть Артёму в глаза. – Неожиданный. Следствие предлагает сделку. Полное признание вины, деятельное раскаяние, особый порядок рассмотрения дела. Взамен – условный срок. Три года условно с испытательным сроком пять лет».

Артём смотрел на него, не веря. Это было невозможно. С его статьёй, с такой суммой ущерба… Условный срок был фантастикой.

«Почему?» – только и смог выговорить он.

Адвокат пожал плечами. «Могу только предполагать. Резонанс у дела большой, но не тот, что им нужен. Орлов дал все нужные показания, активы арестованы, компания работает. Вы им больше не интересны. Вы – отработанный материал. Держать вас здесь, возиться с долгим, шумным процессом – лишние хлопоты. Они получили всё, что хотели. Им проще выкинуть вас на улицу, нищим и сломленным, чем кормить за казённый счёт. Ваше полное уничтожение – и есть их главная победа. Они не просто сажают вас в тюрьму, они стирают вас из жизни. Это куда более показательная порка».

Признать вину. Признать, что украл три миллиарда. Поставить подпись под собственным приговором, под историей, написанной Вадимом. Это было последним унижением. Но альтернативой были годы в лагере, которые он мог и не пережить.

«Я согласен», – сказал он, и эти два слова показались ему тяжелее всего, что он произносил в жизни.

День освобождения не был похож на праздник. Он был похож на ампутацию. Его провели по тем же гулким коридорам, но в обратном направлении. Скрип замков уже не вызывал страха, только глухую апатию. Ему вернули его вещи. Костюм висел на нём, как на вешалке. Он переоделся из тюремной робы в свою старую кожу, но она больше не была его. Она стала чужой.

Последняя тяжёлая металлическая дверь со скрежетом отъехала в сторону. Удар. Не физический. Удар света, звука, воздуха. После недель, проведённых в сером, приглушённом мире, реальность обрушилась на него, как лавина. Яркое, холодное солнце слепило глаза. Рёв машин оглушал. Десятки лиц, спешащих, живых, равнодушных. Свобода пахла выхлопными газами и морозом. Она была огромной, пугающей, враждебной.

Он стоял на крыльце следственного изолятора, щурясь от света. Никто его не встречал. Он был один. В кармане лежали паспорт и несколько тысяч рублей, которые были при нём в день ареста. Телефон был мёртв.

Он поймал такси, назвав адрес своего пентхауса. Старая привычка. Инстинкт. Таксист бросал на него косые взгляды в зеркало заднего вида. Наверное, от него всё ещё пахло тюрьмой.

Его дом встретил его тишиной. Он поднялся на свой этаж. Дверь. Его дверь, обитая тёмной кожей. И на ней – белая бумажка, перечёркнутая жирной красной полосой, и капля сургуча с нечётким оттиском. «Опечатано. ГСУ СК РФ».

Он тупо смотрел на эту печать. Официальное свидетельство того, что он больше не имеет дома. Он протянул руку и коснулся пальцами сургуча. Тот был холодным и твёрдым. Он нажал сильнее. Потом ещё. Сургуч не поддавался. Он ударил по двери кулаком. Один раз. Второй. Третий. Боль в костяшках была чем-то настоящим, живым, и он вцепился в это ощущение, как утопающий в соломинку. Он бил, пока из глаз не брызнули слёзы – первые за всю его жизнь. Злые, горячие, беспомощные.

Он спустился вниз, шатаясь. Консьерж, который раньше вскакивал при его появлении, сделал вид, что не замечает его, уткнувшись в журнал.

Нужно было найти Ксению. Не для того, чтобы что-то вернуть. Чтобы увидеть. Понять. Поставить точку. Он не знал её номера наизусть, но помнил адрес. Он снова поймал такси, отдав ему почти все оставшиеся деньги.

Он позвонил в домофон. Ответил её голос, ровный и холодный, как всегда. «Кто?»

«Это я. Артём».

Пауза. Долгая, звенящая. Он слышал, как она дышит.

«Поднимайся», – наконец сказала она.

Она ждала его у приоткрытой двери. Идеально уложенные волосы, лёгкий макияж, кашемировый домашний костюм. Она не выглядела расстроенной или подавленной. Она выглядела… отдохнувшей.

Он вошёл в квартиру. И замер. Квартира была почти пустой. Исчезли картины, которые он ей дарил. Исчезла антикварная консоль. Исчезла плазменная панель во всю стену. Осталась только встроенная мебель и звенящая пустота.

«Решила сделать ремонт», – она проследила за его взглядом, и в её голосе не было ни капли смущения.

«Ясно, – он обвёл взглядом голые стены. – Ты быстро».

«Я всегда была быстрой, ты же знаешь, – она прошла на кухню. Он пошёл за ней. – Кофе?»

«Нет».

Она налила себе воды. Её движения были плавными, отточенными. Она не смотрела на него.

«Зачем ты пришёл, Артём?» – спросила она, сделав маленький глоток.

«Хотел посмотреть тебе в глаза».

Она наконец подняла на него взгляд. Её глаза были прозрачными, как лёд. В них не было ни жалости, ни злости, ни любви. Ничего. Абсолютный ноль по Кельвину.

«Посмотрел? – она поставила стакан. – Я не буду извиняться или что-то объяснять. Ты играл в большую игру и проиграл. Катастрофически. Я свой выбор сделала. Я ставлю на победителей».

«На Вадима?» – вопрос сорвался сам собой.

Она едва заметно улыбнулась уголком губ. «Вадим умеет добиваться своего. Он оказался умнее, чем ты думал. Чем мы все думали. Он предложил мне будущее. А что можешь предложить ты? Условный срок и долги на три миллиарда? Это был плохой проект, Артём. Я выхожу из него с минимальными потерями».

Его собственная лексика. Его цинизм. Она всё впитала. Она была его идеальным отражением, и теперь это отражение жило своей жизнью.

«Ты была частью всего этого, – сказал он глухо. – Ты знала».

«Я знала, что ты строишь империю. И хотела быть в ней королевой. Но ты не удержал корону, – она пожала плечами. – Вадим предложил мне другую. Больше и надёжнее. Это всё. Разговор окончен. Мой адвокат свяжется с твоим по поводу оставшихся формальностей».

Она повернулась, чтобы уйти.

«Ксения».

Она остановилась, не оборачиваясь.

«Просто скажи, – его голос был едва слышен. – Хоть что-то было настоящим?»

Она молчала несколько секунд. Потом, так и не повернувшись, бросила через плечо: «Настоящим был твой потенциал. Ты его не оправдал. Прощай, Артём. И постарайся не попадаться мне на глаза. Мой новый статус не предполагает общения с уголовниками».

Дверь за ней закрылась, оставив его одного в пустой квартире, в пустой жизни.

Он вышел на улицу. Небо, чистое и холодное утром, затянуло серыми, тяжёлыми тучами. Пошёл мелкий, ледяной дождь. Он не чувствовал холода. Он шёл, не разбирая дороги, по мокрому, блестящему асфальту. Люди с зонтами обтекали его, как неподвижный камень в реке.

Он остановился у витрины какого-то магазина. В тёмном стекле, по которому стекали струйки дождя, он увидел своё отражение. Худой, измождённый человек в дорогом, но помятом костюме, с провалившимися глазами, в которых не было ничего, кроме серого пепла. Он смотрел на этого незнакомца несколько секунд, пытаясь найти в нём хоть одну знакомую черту. Не нашёл. Тот, кем он был – Артём Корнеев, король московского олимпа – умер там, в кабинете следователя. А этот… этот был никем. Призраком в мокром городе.

Дождь усилился. Артём поднял воротник пиджака. В кармане нащупал несколько последних скомканных купюр. Этого хватит на ночлежку. Или на бутылку самой дешёвой водки. Он ещё не решил. Он стоял под дождём, один во всём мире, и впервые в жизни не знал, какой сделать следующий ход. Он был на нулевом этаже. И единственный путь отсюда вёл только вниз.

Тени старых друзей

Ночь он провёл в капсульном хостеле недалеко от Павелецкого вокзала, в пластиковом гробу, пахнущем чужим сном и дешёвым дезинфектором. Сон не шёл. Он лежал с открытыми глазами, вслушиваясь в симфонию чужой нищеты: храп из соседней капсулы, пьяное бормотание в коридоре, скрип пружин над головой. Его тело, привыкшее к ортопедическому матрасу и выверенной температуре климат-контроля, бунтовало. Кожа зудела от соприкосновения с жёсткой синтетической простынёй. Каждый вдох казался усилием, словно он дышал не воздухом, а спрессованной, пыльной безнадёгой. Утром он купил в переходе самый дешёвый кнопочный телефон и сим-карту, оформленную на несуществующего Ухтомского Ивана Петровича. Старый смартфон, его бывший командный центр, был мёртв, а главное – скомпрометирован. Этот же, новый, был анонимным, как безымянная могила. Он был инструментом, а не продолжением руки.

Первый звонок был актом почти иррациональной веры в старый мир, в его незыблемые законы. Он набрал номер Михаила Воронова, главы венчурного фонда «Vector Prime». Михаил был не другом, но партнёром. Циником, прагматиком, хищником. Человеком, который ценил цифры выше репутации и прибыль выше морали. Он должен был понять. Должен был оценить актив, а не его временную упаковку. Артём отошёл в сторону от шумного потока людей у метро, репетируя в голове первые фразы. Без эмоций. Без просьб. Только бизнес. Консультации. Анализ рисков для нового портфеля фонда. За скромный процент. За еду.

«Слушаю», – голос Воронова в динамике прозвучал так же ровно и холодно, как всегда. Словно был пропущен через фильтр, убирающий все человеческие обертоны.

«Михаил, это Артём Корнеев».

На том конце провода повисла пауза. Не удивлённая, не растерянная. Оценивающая. Пауза, за время которой невидимый процессор в голове Воронова просчитал все возможные риски и выгоды от этого звонка. Рисков было на порядок больше.

«Артём, – произнёс он наконец, и в голосе не было ни тени сочувствия. – Удивлён твоему звонку. Слышал, у тебя неприятности».

«Это решаемые неприятности, – солгал Артём, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. – У меня есть некоторые соображения по поводу твоего нового азиатского проекта. Я видел их презентацию. Там системная ошибка в оценке…»

«Артём, – Воронов перебил его, не повышая голоса, но интонация стала твёрдой, как замёрзшая сталь. – Давай не будем тратить ни моё, ни, как я понимаю, твоё весьма ограниченное время. Твой номер в моей записной книжке уже помечен как токсичный актив. Любая аффилиация с тобой на данный момент несёт в себе репутационные издержки, несопоставимые с любой возможной выгодой. Я ценю твой ум, но рынок ценит чистоту. У тебя её больше нет. Мне жаль. Не звони сюда больше».

Короткие гудки. Артём опустил руку с телефоном. Всё. Холодно. Профессионально. Безжалостно. Он был не человеком, попавшим в беду. Он был акцией, рухнувшей до нуля. Его списали с баланса. Его делистинговали с биржи жизни. В груди не было обиды, только ледяное, выжигающее всё внутри понимание. Так работает система. Его система. Она просто сработала против него.

Он побрёл в сторону Замоскворечья, по старым, кривым улочкам, где на каждом шагу история соседствовала с упадком. Ему нужно было перегруппироваться. Профессиональный мир закрыт. Оставался личный. Люди, связанные с ним не контрактами, а чем-то иным. Чем-то, чему он никогда не доверял, но на что теперь вынужден был опереться.

Олег Свиридов. Владелец небольшой, но успешной компании по кибербезопасности. Пять лет назад его стартап был на грани краха. Конкуренты устроили ему настоящую войну, и Олег, талантливый технарь, но никудышный бизнесмен, был готов выбросить белый флаг. Артём потратил две недели своего времени, бесплатно, из чисто спортивного интереса. Он вскрыл стратегию конкурентов, нашёл уязвимости в их продукте и разработал для Олега такую контратакующую схему, что тот не просто выжил, а откусил солидный кусок их рыночной доли. Олег тогда плакал в его кабинете от благодарности, жал руку и клялся, что обязан ему всем.

Артём нашёл его в маленьком кафе на Пятницкой, где тот часто обедал. Олег сидел за столиком у окна, уткнувшись в ноутбук. Он поправил очки, отхлебнул свой латте. Выглядел он хорошо: пополневший, уверенный в себе, в дорогой рубашке. Артём подошёл к столику.

«Олег».

Свиридов поднял голову. Узнавание, радость, а затем – панический ужас сменили друг друга на его лице с такой скоростью, что это было похоже на системный сбой. Он вскочил, опрокинув стакан с водой.

«Артём? Ты… как ты здесь?» – он озирался по сторонам, словно боялся, что их увидят вместе.

«Вышел. Вчера», – Артём сел на стул напротив, не дожидаясь приглашения.

«Вышел… – Олег сел тоже, его движения стали дёрганными, суетливыми. Он промокал салфеткой лужу на столе. – Это… это хорошо. Я очень переживал. Очень. Просто… ты же понимаешь, такое время, звонить… могли неправильно понять».

«Понимаю, – сказал Артём. – Я не за этим. Мне нужна помощь, Олег».

Свиридов вздрогнул. Он избегал смотреть Артёму в глаза, его взгляд бегал по скатерти, по меню, по проходящим за окном людям. Куда угодно, только не на лицо человека, которому он был всем обязан.

«Да, конечно… чем могу… – пробормотал он. – Если юридическая помощь нужна, у меня есть хороший…»

«Мне нужны деньги, – Артём решил резать напрямик. Эта игра в вежливость была унизительнее прямого отказа. – В долг. На первое время. И, возможно, какая-то работа. Неофициально. Я могу делать для тебя аналитику. Никто не узнает».

Олег замер. Его лицо стало серым. Он тяжело сглотнул. «Артём… друг… ты же понимаешь…»

«Что я понимаю, Олег?» – в голосе Артёма появился металл.

«Всё прослушивается! Всё отслеживается! – Олег перешёл на сдавленный шёпот, наклонившись через стол. – Любой перевод на твоё имя, даже на левую карту, тут же всплывёт! А работа… Артём, у меня семья, у меня дети! У меня компания, которую я строил… ты же сам мне помог её построить! Я не могу рисковать всем! Они же… они же придут и за мной! Скажут – пособник! Скажут – финансировал преступника!»

Он говорил быстро, сбивчиво, и в его глазах стоял животный страх. Не за Артёма. За себя. За свой уютный мирок, который мог треснуть, если он протянет руку утопающему. Артём смотрел на него, на этого трясущегося, испуганного человека, и не чувствовал гнева. Только брезгливость. Словно наблюдал за поведением какого-то примитивного организма, чья единственная функция – выживание любой ценой.

«Я вернул бы всё. С процентами», – сказал он тихо, уже не прося, а просто констатируя факт из параллельной вселенной, где такие слова ещё имели вес.

«Дело не в деньгах! – почти взвизгнул Олег. – Дело в том, что ты… ты теперь как радиоактивный. К тебе прикасаться нельзя. Прости. Правда, прости».

Он вытащил из кармана бумажник, торопливо отсчитал несколько купюр по пять тысяч и попытался сунуть их Артёму под стол. «Вот… возьми. Это всё, что могу. Просто… как от человека. Не как от друга. Хорошо?»

Артём смотрел на эти деньги, на пухлые, вспотевшие пальцы Олега. И в этот момент что-то внутри него окончательно умерло. Он медленно поднялся.

«Оставь себе, Олег, – его голос был абсолютно ровным. – Купи детям мороженое».

Он развернулся и пошёл к выходу, не оглядываясь. Он чувствовал на спине взгляд Олега – испуганный, виноватый и, самое главное, полный облегчения. Второй круг ада был пройден. Профессионалы от него отказались. Друзья – предали. Оставались тени. Тени из далёкого прошлого, из той жизни, которую он так старательно похоронил под фундаментом своего успеха.

Был ещё Слава Белов. Они учились вместе на физтехе. Слава был неглупым, но ленивым и завистливым. Он всегда смотрел на Артёма снизу вверх, с плохо скрываемой ненавистью к его таланту, к его целеустремлённости. Их пути разошлись сразу после института. Артём начал строить свою империю, а Слава ушёл системным администратором в какую-то полугосударственную контору. Они не виделись лет десять, лишь изредка пересекаясь в соцсетях, где Слава оставлял язвительные комментарии под постами о достижениях Корнеева.

Артём нашёл его через общих знакомых. Слава согласился встретиться на удивление легко, даже с какой-то радостной готовностью. Он назначил встречу в шумном фуд-корте торгового центра на окраине Москвы. Место было выбрано идеально для унижения: грохот музыки, крики детей, запах пережаренного масла и дешёвого пластика.

Слава ждал его за столиком, перед ним стоял большой стакан с пивом и тарелка с куриными крылышками. Он сильно раздался вширь, обзавёлся пивным животом и сальным блеском на лице. Увидев Артёма, он расплылся в широкой, хищной улыбке.

«Корнеев! Какими судьбами! – прокричал он, перекрывая шум. – Садись, гостем будешь! Пива?»

«Нет, спасибо», – Артём сел напротив. Он чувствовал себя экспонатом в кунсткамере.

«Ну да, ну да, ты же у нас всегда на спорте был, – Слава с хрустом откусил крыло. – А я вот, по-простому. Слыхал я про твои приключения. Весь интернет гудит. Да уж, высоко летал, больно падать. Я всегда говорил, что эти ваши стартапы – пузырь один. Вот у меня – стабильность. Оклад, соцпакет, тринадцатая зарплата. Никаких рисков».

Он говорил с наслаждением. С упоением человека, который всю жизнь завидовал чужому успеху и наконец-то дождался его краха. Он не злорадствовал открыто. Он сочувствовал. И это было в тысячу раз хуже.

«Слав, я к тебе по делу», – Артём решил не тянуть. Каждое мгновение здесь было пыткой.

«Да понимаю я, понимаю, – кивнул Слава, вытирая жирные пальцы о салфетку. – Не от хорошей жизни ты старину Белова вспомнил. Что, совсем швах?»

Артём молчал. Само его присутствие здесь было ответом.

«Ладно, – Слава откинулся на спинку пластикового стула, принимая вид благодетеля. – Помню, как ты мне по термеху помогал. Считай, долг возвращаю. Работы, сам понимаешь, дать не могу. У нас контора серьёзная, служба безопасности мышь не пропустит, не то что… тебя. А вот деньжатами подкину. Сколько тебе надо-то, на первое время?»

Он смотрел на Артёма выжидательно, с любопытством патологоанатома, изучающего интересный труп.

Артём почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Он должен был произнести сумму. Он должен был попросить. Сказать: «Дай хоть сколько-нибудь». Но слова застряли в горле. Он смотрел на сытое, самодовольное лицо Славы, на его жирные губы, и понимал, что не сможет. Это была последняя черта, за которой начинался полный распад. Он мог вынести предательство Вадима, холодность Ксении, трусость Олега. Но он не мог вынести эту унизительную, сальную жалость.

«Я передумал, – сказал он тихо. – Извини, что отвлёк».

Он встал.

«Э, ты куда? – удивился Слава. – Я же помочь хочу! По-человечески! Вот, держи!»

Он вытащил из кармана потрёпанного джинсового пиджака несколько мятых тысячных купюр и протянул их Артёму. Тысяч пять, не больше.

«Возьми, не стесняйся. Мне не жалко. На доширак хватит».

Артём посмотрел на его руку. На деньги. И медленно покачал головой. Он развернулся и пошёл прочь, сквозь галдящую толпу, сквозь запахи и звуки чужой, сытой, беззаботной жизни. Он слышал, как Слава крикнул ему в спину: «Ну и дурак! Гордый какой! Жизнь-то тебя ещё не научила!».

Он вышел из торгового центра в серые, промозглые сумерки. Деньги, которые дал ему Олег, почти кончились. В кармане оставалось на одну ночь в капсуле и на дешёвый ужин. А дальше – пустота. Полная, абсолютная, звенящая пустота. Социальный лифт, который он с таким трудом построил для себя, который вознёс его на самую вершину, теперь действительно работал только в одном направлении. Но он не просто ехал вниз. Он падал. В свободном падении, в тёмную, бездонную шахту.

Он шёл по грязным улицам спального района. Мимо серых панельных домов с тёмными, недружелюбными окнами. Мимо детских площадок, покрытых ржавчиной. Это был тот самый мир, из которого он когда-то сбежал, который презирал всей душой. И теперь этот мир принимал его обратно в свои унылые, бетонные объятия.

Он остановился у витрины круглосуточного магазина. В мутном, заляпанном стекле, подрагивающем от света неоновой вывески «ПРОДУКТЫ 24», он увидел своё отражение. Незнакомый мужчина с осунувшимся, небритым лицом и дикими, загнанными глазами. Костюм, который ещё несколько дней назад был символом власти, теперь висел на нём грязной, мятой тряпкой. Человек в витрине был похож на прокажённого. На тень. На того, от кого шарахаются на улице, кого брезгливо обходят стороной.

Он смотрел на это отражение долго, без мыслей, без чувств. Аналитический аппарат в его голове, его главный инструмент, его дар и проклятие, окончательно заглох. Он больше не пытался найти решение. Он понял, что его нет. В рамках этой системы, в границах этой шахматной доски – решений для него не существовало. Значит, нужно было либо умереть, либо… сменить доску. Или сломать её к чертям.

Холодный ветер пробирал до костей. В животе урчало от голода. Отчаяние перестало быть абстрактным понятием. Оно стало физическим. Оно было в дрожи его рук, в кислой слюне во рту, в тяжести в ногах, которые отказывались идти дальше. Он прислонился лбом к холодному стеклу витрины, закрыл глаза. Всё. Предел. Точка замерзания. Он больше ничего не хотел. Ни доказывать, ни бороться, ни выживать. Он просто хотел, чтобы всё это закончилось. Прямо здесь. Прямо сейчас.

Предложение, от которого нельзя отказаться

Холодное стекло витрины больше не давало ответов. Оно лишь тупо отражало уличный фонарь, превращая его в размытое, больное пятно. Артём оттолкнулся от него, чувствуя, как затекшие мышцы протестующе ноют. Пустота внутри больше не звенела – она превратилась в тяжёлый, вязкий вакуум, который тянул его вниз, к асфальту, к земле. Он сделал несколько шагов, бесцельно, подчиняясь единственному оставшемуся инстинкту – двигаться, чтобы не застыть окончательно, не превратиться в соляной столб посреди этого равнодушного города.

За углом, в полуподвальном помещении, тускло светилась вывеска. Несколько букв перегорело, и вместо названия бара «Причал» читалось нелепое «ич л». Это место не зазывало, а констатировало факт – конечную точку, дно, куда прибивает всё, что потеряло курс и управление. Дверь, обитая потрескавшимся дерматином, поддалась с глухим стоном.

Внутри было темно и густо. Воздух можно было резать ножом: он состоял из слоёв прогорклого масла от фритюрницы, застарелого табачного дыма, запаха пролитого пива и несвежих человеческих тел. Тусклые лампы под абажурами из грязного пластика едва разгоняли мрак, выхватывая из него отдельные детали: липкую поверхность стойки, обитые клеёнкой диваны с прожжёнными дырами, несколько помятых лиц за столиками. Из динамиков над стойкой хрипел какой-то забытый эстрадный певец, его голос тонул в гуле дешёвой вентиляции и невнятном бормотании немногочисленных посетителей.

Артём подошёл к стойке. Он не осматривался, не оценивал обстановку. Его аналитический аппарат, привыкший сканировать и структурировать любое пространство, отключился. Он просто двигался к единственному источнику возможного забвения. За стойкой дремал грузный бармен с лицом, похожим на непропечённый блин. Артём положил на липкое дерево последние мятые купюры.

«Водку. Самую дешёвую. И стакан».

Бармен нехотя открыл один глаз, смерил его взглядом – потрёпанный дорогой костюм, трёхдневная щетина, безумные глаза – и молча кивнул. Он не задавал вопросов. Сюда приходили не для того, чтобы разговаривать. Он налил гранёный стакан до краёв из бутылки без этикетки и пододвинул его Артёму.

Первый глоток обжёг горло, пищевод, огненным шаром прокатился в пустой желудок. Артём задохнулся, согнулся, уперевшись руками в стойку. Тело, привыкшее к дорогим винам и односолодовому виски, взбунтовалось против этого яда. Он выпрямился, тяжело дыша, и посмотрел на своё отражение в мутном зеркале за спиной бармена, испещрённом трещинами. Человек в зеркале смотрел на него с брезгливым сочувствием.

Артём залпом допил остальное. Огонь внутри сменился резким, химическим теплом, которое начало медленно расползаться по венам. Он пододвинул пустой стакан бармену. Тот молча наполнил его снова.

После третьего стакана мир потерял резкость. Звуки стали глуше, свет – мягче. Тяжёлый вакуум внутри начал заполняться мутной, тёплой жижей безразличия. Мысли, которые последние сутки метались в черепе, как обезумевшие птицы в клетке, замедлили свой полёт, стали вязкими, неповоротливыми. Вот обрывок совещания… графики, цифры… бессмысленный набор пикселей. Вот лицо Ксении, красивое, как фарфоровая маска… ничего не значащая картинка. Лицо Вадима… просто лицо. Боль притупилась, превратилась в тихий, монотонный гул на периферии сознания. Это работало. Анестезия начала действовать.

Он сидел, тупо уставившись на пузырьки воздуха, застывшие в толще стакана. Он больше не был Артёмом Корнеевым, гением IT, королём московского олимпа. Он был просто телом за барной стойкой. Объектом, занимающим определённый объём в пространстве. И это было почти облегчением.

«Слышь, пиджак, заблудился?»

Голос, прозвучавший рядом, был грубым, с прокуренной хрипотцой. Артём медленно повернул голову. Рядом с ним материализовались трое. Один, видимо, главный – невысокий, жилистый, с бегающими глазками и ухмылкой, обнажавшей ряд кривых, потемневших от никотина зубов. Второй – огромный, похожий на шкаф, с бычьей шеей и почти полным отсутствием интеллекта на лице. Третий – худой и суетливый, держался чуть позади, как шакал за тигром.

Артём промолчал. У него не было сил и желания вступать в диалог. Он просто хотел, чтобы его оставили в покое. Чтобы ему дали допить свою порцию забвения и раствориться.

«Глухой, что ли? – жилистый подошёл ближе, от него несло перегаром и дешёвым одеколоном. – Тебя спрашивают. Ты чьих будешь? Не местный, видать. У нас тут такие костюмчики не носят. Слишком чистый». Он хохотнул, и двое за его спиной поддержали его.

Артём снова промолчал, отворачиваясь к своему стакану. Это была ошибка. В их мире молчание было равносильно вызову.

«О, так мы ещё и гордые, – жилистый нагло взял его стакан и выплеснул остатки водки на пол. – Негоже барину с нами, с быдлом, разговаривать. Ты, видать, не понял, куда попал. Это наш „Причал“. И мы тут решаем, кто пьёт, а кто платит».

Артём медленно поднял глаза. Он посмотрел не на жилистого, а на его руку, всё ещё державшую его пустой стакан. В его затуманенном алкоголем мозгу что-то щёлкнуло. Не гнев. Не страх. Что-то другое. Холодное. Это была не эмоция, а чистая математика. Внезапно возникла задача. Простая, с тремя переменными. Задача, которую нужно было решить.

«Поставь стакан на место», – голос Артёма прозвучал хрипло и отстранённо, словно принадлежал кому-то другому.

Жилистый опешил на секунду, а потом его лицо исказила злобная гримаса. «Чего сказал? Ты мне тут указывать будешь, чмо офисное?»

Он замахнулся стаканом, чтобы ударить Артёма по лицу. И в этот момент время для Артёма растянулось. Он не думал. Он считал. Траектория движения руки. Угол замаха. Расстояние. Он видел всё это не как угрозу, а как набор данных. Его тело, опережая сознание, среагировало.

Он не отшатнулся. Наоборот, он подался вперёд, сокращая дистанцию. Его левая рука перехватила запястье жилистого, блокируя удар. Одновременно его правая рука, сжатая в кулак, ударила снизу, не в лицо, а в солнечное сплетение. Он не знал, как бить правильно. Он просто вспомнил курс анатомии. Точка концентрации нервных окончаний. Удар получился коротким, жёстким, как тычок ломом.

Жилистый согнулся пополам, выронив стакан. Из его горла вырвался не крик, а сдавленный, булькающий хрип. Воздух вышел из лёгких. Глаза вылезли из орбит.

Огромный «шкаф» заревел и двинулся на Артёма, раскинув руки, чтобы схватить его в медвежий захват. Это было медленно. Невероятно медленно. Артём видел всю кинематику этого движения. Он отступил на шаг, схватил тяжёлый барный стул, на котором сидел, и, развернувшись, с силой ударил им громилу по коленям. Звук был глухим, как удар по мешку с песком, но за ним последовал сухой, отчётливый треск. Громила взвыл от боли, его огромное тело потеряло равновесие и рухнуло на пол, хватаясь за раздробленную коленную чашечку.

Оставался третий, худой. Он на секунду замер, глядя на своих поверженных товарищей, а потом с визгом выхватил из кармана нож. Лезвие тускло блеснуло в полумраке. Он бросился вперёд, тыча ножом вслепую, скорее от страха, чем от ярости.

Артём отступал вдоль стойки. Его мозг работал с ледяной ясностью, недоступной ему в обычной жизни. Алкоголь не мешал, наоборот, он убрал все лишние фильтры: страх, сомнения, мораль. Осталась только чистая логика выживания. У стены стояла стойка с пустыми бутылками. Он схватил одну за горлышко. Худой снова бросился на него. Артём не стал замахиваться. Он просто выставил бутылку перед собой, как щит. Худой сам на неё напоролся. Раздался звон разбитого стекла. Артём, не разжимая пальцев, провёл оставшейся в руке «розочкой» по руке нападавшего, в которой тот держал нож. Худой взвизгнул, как поросёнок, выронил нож и отскочил назад, зажимая глубокий, кровоточащий порез.

В баре стало тихо. Музыка, казалось, захлебнулась. Бармен застыл за стойкой с открытым ртом. Немногочисленные посетители вжались в свои диваны. На полу корчились и стонали трое. А посреди всего этого стоял Артём. Тяжело дыша, с разбитыми костяшками на правой руке, в испачканном костюме. В руке он всё ещё сжимал окровавленное горлышко бутылки. Он смотрел на свои руки, на кровь – свою и чужую – и не чувствовал ничего. Ни триумфа, ни ужаса. Только звенящую пустоту и холод. Словно не он это сделал, а кто-то другой, кто на время занял его тело, решил задачу и ушёл, оставив его разбираться с последствиями.

«Неплохо. Для любителя».

Голос прозвучал из самого тёмного угла бара. Он был низким, спокойным, без малейшего удивления или испуга. Голос человека, который видел вещи и похуже. Артём медленно повернул голову. За дальним столиком сидел мужчина. Он был там всё это время, но Артём его не замечал. Крупный, бритоголовый, лет сорока с небольшим. На нём была простая чёрная водолазка и тёмные джинсы. Он сидел абсолютно неподвижно, положив на стол большие, мозолистые руки. На его лице не было никаких эмоций, но тяжёлый, внимательный взгляд, казалось, просвечивал Артёма насквозь. На щеке мужчины темнел старый, рваный шрам.

Мужчина медленно поднялся и подошёл ближе. Он не обращал внимания на стонущих на полу, перешагнув через ногу одного из них так, словно это был просто мусор. Он остановился в паре шагов от Артёма.

«Ты не боец, – сказал он, продолжая изучать Артёма своим немигающим взглядом. – Движения рваные, защиты нет. Но голова работает. Ты не дрался. Ты считал. Углы, дистанция, болевые точки. Интересный подход».

Артём молчал, пытаясь перевести дыхание. Адреналин отступал, и его место занимала тупая, пульсирующая боль в руке. Алкогольное оцепенение проходило, возвращая реальность во всей её омерзительной красе.

Мужчина кивнул в сторону барной стойки. «Брось стекло». Это был не приказ, а констатация факта. Артём посмотрел на «розочку» в своей руке, словно увидел её впервые, и его пальцы сами собой разжались. Стекло со звоном упало на пол.

«Я Евгений, – представился мужчина. – Можно просто Молот». Он не протянул руку. Он просто обозначил своё присутствие. «Я за тобой минут двадцать наблюдаю. С того момента, как ты вошёл. Вижу – человек на дне. Заказал стакан, потом второй, третий. Ждал, когда сломаешься. Начнёшь выть, бить посуду, лезть в петлю. Так обычно бывает. А ты… ты не сломался. Ты переключился в другой режим».

Молот подошёл к стойке, взял у остолбеневшего бармена бутылку водки и два чистых стакана. Жестом показал Артёму на ближайший столик. Артём, не понимая, что делает, подчинился. Его ноги были ватными. Он сел на стул, который чудом уцелел. Молот сел напротив. Он налил два стакана. Один пододвинул Артёму, второй взял себе.

«Эти трое – местные шавки, – Молот кивнул на корчащуюся троицу, которую бармен и какой-то смельчак уже пытались вытолкать за дверь. – Кормятся с таких, как ты. Залётных, потерянных. Обычно им хватает просто наехать. Ты первый за долгое время, кто дал им сдачи. Да ещё так… эффективно».

Он выпил свой стакан одним глотком, даже не поморщившись. Артём смотрел на свой, но не прикасался к нему.

«Что вам нужно?» – наконец выдавил он. Голос сел, превратился в шёпот.

«Мне? Пока ничего, – Молот поставил стакан. – Я просто смотрю. И вижу интересную картину. Дорогой костюм, хоть и грязный. Часы у тебя были хорошие, я заметил, когда ты вошёл. Сейчас, правда, их нет. Значит, уже продал. Речь грамотная, даже когда ты пьян и на грани. Глаза умные, злые. Не глаза работяги или мелкого клерка. Глаза человека, который привык командовать, решать. Но при этом сидишь ты в этой дыре и глушишь палёную водку. Вывод: ты всё потерял. Быстро и окончательно. И теперь не знаешь, куда идти. Вверх дороги нет, внизу – только вот это, – он обвёл взглядом убогий интерьер бара. – Я прав?»

Артём молчал. Этот человек, Молот, за несколько минут вскрыл его состояние с точностью хирурга, добравшегося до опухоли.

«Молчание – знак согласия, – хмыкнул Молот. Он наклонился вперёд, понизив голос. – А теперь главный вопрос. Что дальше? Ляжешь на дно и сгниёшь? Или попробуешь выплыть? Пусть даже в мутной воде».

«Выплывать некуда», – выдавил Артём. Это была первая осмысленная фраза, которую он произнёс за последние часы. Констатация его личного апокалипсиса.

«Всегда есть куда, – возразил Молот. – Просто места другие. Не такие чистые и светлые, как те, к которым ты привык. Мы с парнями… занимаемся бизнесом. Специфическим. Иногда возникают проблемы, которые нужно решать. Иногда силой. Для этого есть такие, как я. А иногда… нужно подумать. Просчитать. Найти слабое место не в коленной чашечке, а в бизнес-схеме конкурента. Парализовать его работу, не оставив следов. Заставить его самого принести ключи от своей конторы. Для этого нужны мозги. Холодные, быстрые, без лишних сантиментов. Такие, как у тебя».

Артём поднял на него глаза. Туман в голове рассеивался, уступая место ледяному, пронзительному пониманию. Он начал осознавать, что происходит. Это была не случайная встреча. Это было собеседование.

«У меня судимость, – сказал он ровно. – Условная. Любой привод, и я уеду надолго».

«Это не проблема. Это резюме, – усмехнулся Молот. – Это значит, что ты уже не чистенький. Что старый мир тебя выплюнул. И что тебе нечего терять. Нам такие подходят. Мы не спрашиваем дипломы. Мы смотрим на то, что человек умеет. Я сегодня увидел, что ты умеешь. Ты умеешь превращать хаос в решение. За секунду. В стрессовой ситуации. Остальному научим».

Он замолчал, давая Артёму время переварить сказанное. В баре снова включили музыку, но теперь она казалась далёким, неважным фоном. Весь мир сузился до этого стола, до двух стаканов с водкой и тяжёлого взгляда человека со шрамом.

Предложение было чудовищным. Оно было отрицанием всего, чем Артём был раньше. Он строил. Создавал сложные, элегантные системы. Ему же предлагали разрушать. Быть инструментом в руках грубой, примитивной силы. Это было падение даже не на дно. Это было падение сквозь дно, в какую-то другую, тёмную реальность, живущую по своим, звериным законам.

Но что ему оставалось? Вернуться на улицу? Умереть от голода или замёрзнуть в подворотне? Просить милостыню у таких, как Слава Белов?

Молот, казалось, читал его мысли.

«Никто не говорит, что будет легко. И красиво тоже не будет. Но это будет жизнь. Какая-никакая. У тебя будет крыша над головой, еда и деньги. Не такие, как раньше, конечно. Но на первое время хватит. А главное, у тебя будет дело. Твои мозги не сгниют от дешёвого пойла. Они будут работать. На нас. А мы своих не бросаем. Пока они приносят пользу».

Он снова пододвинул к Артёму полный стакан.

«Решай, умник. Либо ты сейчас выпиваешь со мной, и мы едем отсюда. Либо остаёшься здесь и ждёшь, когда вернутся дружки этих троих. А они вернутся. И в следующий раз их будет больше, и вместо ножа у них будет что-то посерьёзнее. И стульев на всех не хватит».

Это был не выбор. Это был ультиматум. Шах и мат, поставленный не на шахматной доске, а на липком столе грязного бара. Пат, о котором он не мог и помыслить, оказался не спасением, а ловушкой.

Артём смотрел на водку. Прозрачная, безвкусная жидкость. Растворитель. Она могла растворить его прошлое, его принципы, его имя. Растворить остатки того человека, которым он когда-то был, и оставить на его месте… что-то новое. Что-то, приспособленное к выживанию в этой новой, тёмной среде.

Его рука дрогнула. Он медленно, словно она весила тонну, поднял её и взял стакан. Пальцы были холодными, непослушными. Он посмотрел в глаза Молоту. В них не было ни жалости, ни сочувствия. Только деловой, оценивающий интерес. Как у селекционера, нашедшего злую, но породистую собаку.

Артём поднёс стакан к губам. Он не пил. Он совершал ритуал. Принимал причастие нового, страшного мира. Он делал ход в партии, правил которой не знал. И понимал, что этот ход – последний, который он делает по своей воле. Всё, что будет дальше, уже не будет зависеть от него. Он закрыл глаза и опрокинул стакан.

Танец с тенями

Старая «семерка» BMW пахла сырой кожей, табаком и чем-то неуловимо кислым, как запах старых денег. Она плыла по ночной Москве, и город за грязноватым стеклом превращался в смазанные неоновые полосы, в абстрактную картину лихорадки и пустоты. Артём сидел на заднем сиденье, вжавшись в угол. Его тело, казалось, существовало отдельно, как чужой, неудобный предмет. Боль в разбитых костяшках пульсировала в такт смене светофоров. Водка, выпитая в баре, больше не грела. Она превратилась в холодный, тяжелый камень в желудке.

Молот вёл машину молча, одной рукой. Его массивный силуэт почти полностью перекрывал вид вперед. Он не смотрел на Артёма, не задавал вопросов. Его молчание было плотнее и тяжелее любого допроса. Оно было профессиональным. В этом молчании Артём был не человеком, а активом, который перевозят из точки А в точку Б. Его только что приобрели, и теперь везли на склад.

Они нырнули с широкого проспекта в лабиринт спального района. Безликие панельные башни, слепые окна, редкие фигуры, спешащие сквозь промозглую темноту. Машина затормозила у подъезда, обшарпанного, как лицо прокаженного. Металлическая дверь была расписана уродливыми граффити.

«Приехали, – голос Молота был ровным, как гул трансформатора. – Третий этаж, квартира сорок семь. Ключи на щитке, под жестянкой. Внутри всё есть. Еда в холодильнике, одежда в шкафу. Не твои размеры, но на первое время сойдет. Ноутбук на столе. Пароль – дата твоего освобождения. Мы любим символизм».

Артём не пошевелился. Его мозг отказывался обрабатывать эту бытовую, приземленную информацию. Ключи, квартира, еда. Это были слова из другой жизни.

«Иди, – сказал Молот, не оборачиваясь. – Отдохни. Утром будет работа».

Артём медленно, как старик, выбрался из машины. Холодный, влажный воздух ударил в лицо. Он нашёл ключи там, где было сказано. Холодный, дешёвый металл. Замок в двери поддался со скрипом и скрежетом. Он вошёл внутрь и закрыл за собой дверь. Замок щёлкнул с окончательностью приговора.