Копия неверна бесплатное чтение

В тексте упоминается социальная сеть Instagram – продукт компании Meta Platforms Inc., которая была признана экстремистской организацией и запрещена в России

© Дыбовская Т.В., 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Эвербук», Издательство «Дом историй», 2025

© Макет, верстка. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2025

Глава 1

Профессор был уже немолод, но дрался как лев. Максимычу он понаставил синяков, а нерасторопного Илюху наградил длинной и глубокой ссадиной под правым глазом. Чем дальше, тем хуже она выглядела, и Максимыч косился на нее с растущим неодобрением.

Перспектива идти сдаваться врачам вместо интересного задания расстраивала Илюху так сильно, что он даже позволил себе толкнуть профессора, водворяя его в автомобильную «клетку». Тот был уже упакован в наручники, так что толчок вышел и бессмысленным, и даже каким-то некрасивым. Обломки прибора, изъятого у профессора, пришлось сложить туда же – впрочем, Вера была уверена, что пользоваться им уже невозможно и испортить еще больше – тоже.

– Да нормально все, – с деланой бодростью уверял Илюха по дороге в Управление. – Ща сдадим нашего красавца, я умоюсь быстренько и на обыск с вами, да?

– Нет, – вздохнула Вера. – Приедем – и чеши в травму. Как бы твою боевую рану зашивать не пришлось. А профессора мы сами сдадим.

Илюха угрюмо отвернулся.

– Справку потом мне скинь на телефон, – добавила Вера безжалостно.

– Правильно, – поддержал ее Максимыч. – А то вдруг тоже задвоишься и драться полезешь. Кровищи-то…

– Невозможно стать доппельгангером от ранения, нанесенного доппельгангером, – нравоучительно сказал Володя с водительского сиденья. – На копирование необходимо минимум сто тридцать секунд контакта. Доказано профессором Гартунгом в 1836 году.

– А без чувства юмора жить, значит, возможно, – грустно сообщил Максимыч, обращаясь к автомобильному бардачку.

– Адрес профессора прислали? – спросила Вера.

Максимыч неохотно полез в сообщения.

– Не-а. Да не до адреса им сейчас, у них весь институт на ушах стоит. Он же какой-то заслуженный был, красавец наш, приоритетной темой руководил. Что-то, связанное со свечением Д-жертвы.

– Это я уже знаю. С адресом что?

– Ну я ж рассказываю. Переполох полный, половина института под карантином, вторая половина валяется с сердечным приступом. И всю работу его перепроверять неизвестно с какого года, мы ж не знаем, когда он задвоился-то…

– Звони, узнавай, – перебила его Вера. – Володь, сколько нам ехать еще?

– Минут пятнадцать, Вер Михална.

– В течение получаса адрес должен быть у нас.

Максимыч насупился, но все же взялся за телефон.

Как и все доппельгангеры, с момента задержания профессор перестал разговаривать, не сопротивлялся, не смотрел в глаза и весь как будто обратился внутрь себя. Следуя за Максимычем по затемненному коридору, Вера машинально бросала короткие взгляды за стекло каждой одиночной камеры на их пути. Доппельгангеры сидели у кроватей, на кроватях, на полу, расслабленно прислонившись к стене. Самому юному было двенадцать. Самому старшему, точнее, самой старшей, – почти девяносто. Практически каждый десятый был задержан Верой лично, а ведь кроме изолятора в Центральном Управлении был еще резервный Д-изолятор в Раменках и еще один областной, в Мытищах, и там Вериных клиентов тоже хватало.

Только до последней камеры по этому коридору она уже лет пять не доходила, хотя раньше спускалась сюда регулярно, когда выдавалась возможность, лишь ради этого конкретного допа. Стояла и смотрела, смотрела, смотрела до рези в глазах, хотя он на нее вообще никак не реагировал. Ему недавно исполнилось тридцать два.

Оказавшись в камере, профессор деревянным шагом прошел к кровати, сел, опустил голову и замер. Дежурный запер за ним двери и, согласно инструкции, еще минут пять возился, проверяя замки.

– На что бюджетные деньги расходуются, – проворчал Максимыч. – Он же, может, лет двадцать тут еще просидит за казенный-то счет. Вот в Сингапуре: выявили допа – на утилизацию. Что значит эффективная экономика!

– Хочешь как в Сингапуре? – Вера тихонько кивнула на камеру с бывшим скейтбордистом Витей, миловидным темноволосым мальчиком. Доппельгангер сидел на полу, безвольно уронив на колени крупные подростковые кисти с обгрызенными ногтями. Длинные черные ресницы отбрасывали на его щеки мохнатые тени. – Ну иди. Утилизируй.

Максимыч посмотрел на него с непонятным выражением и отвел глаза.

– Адрес-то есть? – спросила Вера, уже шагая обратно.

Выходя из изолятора в лифтовый холл, она машинально вскинула глаза: над дверным проемом с незапамятных времен висела репродукция хоррор-картины Решетникова «Опять двойка»: мальчик возвращается из школы, мать и младший братик на велосипеде уже привстают с мест ему навстречу, но оскалившаяся, со встопорщенной на загривке шерстью собака, не признающая в нем своего, ясно показывает – перед нами доп. На самом деле это неправда, собаки не чувствуют допов, но именно поэтому она такая страшная, эта яростная псина…

А на стуле слева так и висят неубранные вещи девочки-пионерки – красный галстук, черная лента для волос. И тут ты вспоминаешь – не просто «Двойка», а «Опять двойка»; было у этой мамы три ребенка, а остался только один…

– Университетский проспект, шесть, корпус один, – буркнул Максимыч за ее спиной. – Володю брать?

– Сами справимся. – Задержаний по адресу не предполагалось, а значит, гонять спецмашину – ненужное расточительство. Лучше она возьмет «ниссан», он менее тряский, более чистый, и зеркала в нем настроены под водителя, так, чтобы видно было дорогу, а не что попало. – Он же один жил? Родственники есть у него?

– Какие-то очень дальние. Живут в Юрмале, отношений с профессором не поддерживают.

– Все равно надо проверять. Пошлем запрос в латышское Управление, вдруг он доп совсем давно, с юности. Или даже с детства.

Личные вещи профессора по-прежнему валялись неразобранные в лотке на посту охраны. Смартфона среди них не было – либо доппельгангер забыл его дома или на работе, и это было бы невероятной удачей, либо он все-таки избавился от него по дороге. Сделать запрос, чтобы попробовали отследить сигнал, записала себе Вера мысленную заметку. Хотя и это было скорее для проформы: кто сейчас не смотрит детективные сериалы и не знает, что смартфоны надо либо топить, либо бросать, например, под асфальтоукладчик? Уж точно не доп. Нераскрытые доппельгангеры, когда их никто не видит, не сидят на полу, как куклы, не сводя мертвого взгляда с собственных колен. Немногочисленные сохранившиеся съемки четко показывали: доппельгангеры, оставшись одни, читали книги, учились онлайн, писали в соцсетях, покупали всякую дрянь на маркетплейсах, резались в компьютерные игры и, конечно, смотрели телепередачи и сериалы – словом, делали все то же, что и люди, только очень общительные и неутомимые. Они не станут заниматься в одиночестве тем, что годится для компании. Если спорт – то в фитнес-клубе или на улице. Если новый фильм – то в кино. Если игры – то онлайн, где можно переговариваться с другими игроками в чате. Доппельгангеры нередко заводят блоги, постят много и часто и к каждому полученному комментарию обязательно оставляют авторский ответ. Некоторые из них становятся популярными, и потому аналитический отдел Управления постоянно держит блогосферу на контроле. Но даже доп, ведущий блог или канал с сотней подписчиков, будет выкладывать по десять постов в день с негаснущим энтузиазмом – вдруг кто-то все-таки заметит, прочтет, прокомментирует.

Выходит, вдруг подумала Вера, перебирая кончиками пальцев содержимое неказистого профессорского портфельчика, выходит, что допы любят людей, а не просто употребляют их тела, убивая прежнего владельца. Мы к коровам и овцам, как ни крути, относимся хуже.

– Ключей-то, ключей… – пробормотал Максимыч, заглядывая ей через плечо. Связка и в самом деле была увесистая.

– Да тут большая часть, наверно, от каких-нибудь институтских шкафов.

– Почему шкафов, а не дверей?

– Потому что на дверях у них электронная пропускная система. У сотрудников ключ-карты.

– Господи, – в ужасе сказал Максимыч самому себе. – Как ты все запоминаешь?

– Когда я только в Управление пришла, в этот институт меня Щеглов несколько раз гонял за экспертизами. Только не к нашему профессору, а к каким-то сотрудникам попроще.

– А теперь кого гоняет?

– А теперь – никого. Я так поняла, что толку от тех экспертиз не было никакого, потому что о биофизике допов мы на самом деле практически ничего не знаем. А для наших целей – установления времени смерти Д-жертвы или, там, идентификации биологических следов – вполне хватает экспертов по человеческой биологии. Все, поехали.

Верин «ниссан» ждал их во дворе Управления, припаркованный с известным шиком в узкой нише. Капот был осыпан кленовыми листьями – совсем свежими, полупрозрачными, как мед. Лобовое стекло было залито солнечным светом. Вера потянула на себя ручку водительской дверцы, зажмурилась и, только окончательно приземлившись, открыла глаза. Зеркала мирно показывали разметку, забор, мусорный бак справа. Все было в порядке.

Она искоса бросила взгляд на Максимыча. Тот не успел отвести глаза, и выражение лица у него было сложное.

– Когда ты уже привыкнешь, – в сердцах сказала Вера.

– Ну прости, – смущенно пробормотал Максимыч. – Прости, больше не буду. В квартиру первый зайду, лады? – попытался подлизаться он.

Она отвернулась и завела двигатель.

Парня этого Вера заметила сразу, как вошла в просторную комнату, где Настины родители, так удачно свалившие на дачу, обычно принимали гостей. Он стоял у обшарпанного буфета и возвышался над сидящими, как ливанский кедр посреди ельника. Протискиваясь мимо к свободному стулу – рядом с Ленькой как раз был свободный стул, вот удача-то! – Вера как-то неудачно столкнулась с выходящим Пухлым, отшатнулась и впечаталась этому длинному затылком в плечо. Метр девяносто, не меньше.

Вечеринка была уже в разгаре. Вера плюхнулась на облюбованное место и на презрительный взгляд Вероники, занявшей позицию с другой стороны от Леньки, только гордо вздернула подбородок.

– Эй, – сказала Ольга. – Вообще-то тут Женька сидит.

– Женька пересядет, – спокойно ответила Вера и в упор посмотрела на длинного.

– Да не вопрос, – легко улыбнулся длинный. – Дама же просит.

Конфликт исчерпался, не начавшись. Вера тоже улыбнулась, и даже Ленька приподнял уголок рта.

Из закуски на столе были только чипсы и чудовищный салат из консервированной фасоли, кукурузы и сухариков, залитых майонезом, зато алкоголь лился рекой. В квартиру набилось уже человек двадцать, погасили свет, включили музыку, хорошую – Вере хотелось пойти потанцевать, песни были классные, и Настя, верная Настя Иванова, ей уже махала откуда-то из коридора, куда протянулся импровизированный танцпол. Но Ленька не двигался с места, травил анекдоты, пил одну за одной, и как приклеенные, с прямыми спинами, сидели рядом с двух сторон две влюбленные девчонки, как две резные статуи: нарядная блестящая Вероника с легкими льняными локонами и смелым декольте и строгая Вера с гладкими черными, как у японки, волосами до пояса, застегнутая на все пуговицы черной рубашки, зато в такой юбке, что почти без юбки, как говорил папа.

Вероника напивалась каким-то жутким ликером не существующего в природе цвета. Вера тянула водку с колой. Ленька пил без колы, чистоганом, и в целом держался молодцом – в туалете уже неудержимо рвало кого-то из менее крепких гостей.

Первой не выдержала Вероника:

– Лень, пойдем потанцуем?

– Да ну. – Ему явно нравилась сама ситуация, то, что они его так откровенно караулят и пацаны это видят – ни с одним не сидели две девчонки сразу, да еще такие разные. Поэтому он отмахнулся от Вероники и продолжил свои байки: – И, короче, я ему говорю: тебе в бубен, может, захотелось? А он…

Вера вдруг почувствовала, что колы было, пожалуй, выпито слишком много. И туалет вроде бы освободился, надо было прорываться, пока опять не заняли. Получалось, что Вероника выиграла, потому что ее пересидела. Ну что за детский сад, раздраженно подумала Вера, уже и пописать нельзя сходить? Ничего не случится. И вышла. Ленька даже на нее не посмотрел, продолжал рассказывать свои истории – пацаны с готовностью заржали.

На выходе из ванной ее перехватила наконец Настя и вытащила на лестницу покурить. Она вся горела энтузиазмом – ведь и вечеринку эту они придумали вдвоем, именно для того, чтобы что-то началось наконец нормально у Веры с Ленькой, и теперь ей не терпелось узнать, как продвигается процесс.

– Да никак, – с отвращением сказала Вера. – Еще Вероника эта… Я надеюсь, это не ты ее пригласила?

– Не-е-е, ты че! – округлила глаза Настя. – Ее это… Пашка привел.

– Пашка? – Вера вскинула бровь.

– Ну, они вчетвером пришли, – нехотя призналась Настя. – Ленька, Пашка, Олька и эта… Пашка, конечно, привел, кто же еще? – с наигранной уверенностью постановила она. – Ну Верыч, ну я же не могла сказать: ты, ты и ты оставайтесь, а ты – кыш отсюда, тварь в блесточках!

Вера засмеялась, хотя смешно ей не было.

– Насть! – крикнули из квартиры. – За догоном надо идти!

– Ну иди! – милостиво разрешила Настя.

– Так не продадут!

Настя почесала в затылке.

– Длинному продадут, – наконец решила она и заорала на весь подъезд: – Же-е-е-е-ень!

Длинный будто только и ждал Настиной команды и нарисовался на площадке уже одетый и даже в шапочке – надо сказать, довольно дурацкой, с огромным зеленым помпоном.

– Какой молодец, – похвалила его Настя. – Значит, деньги на полке справа, где шкафчик такой стремный. Полетаева возьми в помощники. Ему не продадут, но донести поможет. Сколько чего – сами решите, не маленькие.

Постояли еще, вслушиваясь, как топот гонцов затихает внизу. Дверь подъезда глухо хлопнула.

– А он вообще кто? – негромко спросила Вера.

Настя достала еще сигарету и полезла за зажигалкой.

– Длинный? Да фиг его знает. Полетаев с ним в какую-то секцию ходит, они в соседних домах живут. Звонит мне, говорит, можно я товарища приведу, скучно ему одному, товарищу-то. Но он не в нашей школе учится, а в шестьсот двадцать пятой.

– Ну это и так понятно, что не в нашей, – пожала плечами Вера. – Мы б заметили.

– Да, в общем, он вроде нормальный, симпатичный даже. – Настя задумчиво затянулась. – Мышцы какие, видела? Ручищи… Только длинный очень. Целоваться неудобно.

– А ты пробовала? – Это уже было интересно, и Вера тоже взяла вторую сигарету.

– Не-а! – засмеялась Настя без малейшего сожаления в голосе. – Это я так. В теории. Не, ну а вот как? – вдруг спросила она совершенно серьезно, будто на уроке физики. – Ты вот где, он – вон где. Лежа разве что…

– Иванова!

– Ну вот что «Иванова»? Сама же знаешь, если не Андрюха, то… При чем тут Длинный вообще? Так просто интересно. Или он только с такими же длинными?

На площадку вывалилась Анька из параллельного, бледно-зеленая, с белыми губами – вот она-то как раз была каланча, такой целоваться с длинным Женькой точно было бы удобно, мельком подумалось Вере, однако Аньке было явно не до поцелуев. Она пошатнулась, развернулась, упала на колени, и ее вырвало прямо на коврик перед Настиной дверью. Вера сделала шаг назад.

– Вот ведь не умеют, а пьют, – неодобрительно припечатала Настя и снова заорала. – Пухлый! Пу-у-у-ух! Да что ж такое. Бу-лат-ни-ков!

После недолгой возни из-за двери высунулся недовольный Пухлый.

– Меня Костей зовут, – сообщил он.

– Да ты что! – изумилась Настя. – Слышь, Пухлый, принеси салфетки, они на столе на кухне. И веди эту звезду домой. Не к себе только, а к ней.

– А почему сразу я?

– А кто, я? – ехидно поинтересовалась Настя. – Твоя одноклассница, ты и веди. Мы тебе сколько раз говорили, переводись к нам в «А», у нас таких мутных не водится. Не-е-ет, у него физматпрофиль! Вот и давай… математик.

Вместе они приблизительно оттерли салфетками бедолагу Аньку и проводили их с Пухлым до лестницы. Потом Вера с Настей с грехом пополам отмыли многострадальный коврик и лестничную площадку. Наконец, закончив приводить себя в порядок, они вернулись к гостям.

Ни Леньки, ни Вероники в комнате не было. Вера замерла на пороге. Настя охнула и тряхнула за плечо Пашку:

– Бегунков и Хороненко где?

– Сама как думаешь? – ухмыльнулся Пашка.

– Где?!

Он мотнул головой куда-то в сторону Настиной спальни. Настя изменилась в лице и рванула с места.

– Не мешай ребятам, Иванова, – неожиданно трезво проговорил Пашка ей вслед.

– Я же там сплю, блин! – заорала Настя.

– Ну хочешь, будешь спать у меня?

– Дебил! Вер…

Но Вера застыла, как изваяние, перед этой клятой дверью, через которую, конечно, было все слышно, которая вообще не оставляла пространства воображению. Где-то рядом фоном кричала и безуспешно дергала ручку разъяренная Настя. Вере не хотелось плакать, господи, спасибо, что хотя бы не хотелось плакать, и убегать тоже не хотелось, вот провалиться сквозь пол прямо сейчас было бы неплохо, но она не могла двинуться с места, все ее усилия уходили на то, чтобы держать спину прямо и дышать ровно.

Поэтому она даже не вздрогнула, когда на плечо ей успокаивающе легла огромная ледяная с мороза ладонь.

Глава 2

На четвертом этаже перед входной дверью они нацепили видеорегистраторы. «Седьмое октября двадцать четвертого, – сказала Вера. – Обыск у профессора Запольского Адама Юзефовича, ставшего жертвой доппельгангера, дата смерти неизвестна, тело не обнаружено. Квартира по адресу Университетский проспект, дом шесть, корпус один, квартира девятнадцать». Две красные кнопки одобрительно горели, запись шла.

Максимыч все гремел ключами. Седьмой в связке подошел к верхнему замку, но дверь, судя по всему, была заперта еще и на нижний. Чертыхаясь, он начал сначала – теперь сев на корточки.

– Бери только длинные, – посоветовала Вера. – Сам же видишь, какой замок.

Максимыч выразительно посмотрел куда-то ей ниже плеча – видимо, в камеру.

Третий ключ подошел. Вера потянула дверь на себя.

– Давай, – скомандовала она.

Максимыч зашел в просторную прихожую, нащупал выключатель, осмотрелся. Снял ветровку и как бы невзначай бросил на зеркало.

– Начинаем прямо отсюда?

– Нет, давай с документов. Если есть кабинет, то оттуда. Если нет, то со спальни.

– Какой же профессор без кабинета! – с энтузиазмом воскликнул Максимыч. – Вот он, родимый. Что берешь?

– Письменный стол, – решила Вера. Здесь профессор уж точно зеркал не держал. – На тебе вон та тумбочка у кушетки – отодвинуть, кстати, не забудь и то, и другое, – а потом книжные шкафы.

Стол тоже был заперт. Вера вернулась в прихожую за ключами, и процесс подбора начался сначала. На этот раз выстрелил пятый.

На самом столе профессор Запольский (или лицо, его замещающее, поправила сама себя Вера) держал монитор, люто заляпанную клавиатуру, страшную редкость – городской радиотелефон, перекидной календарь за 1993 год с видами городов России и стакан с ручками и карандашами. Тут же – слева и справа – размещалось по увесистой стопке бумаг, папок, обрывков и распечаток. Вера начала с левой.

– Слушай, – спросил Максимыч из тумбочки. Он вообще не терпел тишины, и видеорегистраторы его нисколько не заботили. – А что он, собственно, вынести-то пытался, дражайший наш?

– Да я сама точно не знаю, как эта штука называется, – откликнулась Вера из-за журнала D-Science за ноябрь 2019 года. – Что-то типа хроматографа, только в пять раз сложнее.

– Хроматографа?! – изумился Максимыч. – Да его на любом маркетплейсе купить можно.

– Такой – нельзя. Установка экспериментальная, собрана в самом институте. Насколько я поняла, они с ее помощью пытались не только точно определить спектр, но и понять, как добиться того, чтобы убрать свечение. – Она отложила журнал и взялась за распечатки каких-то статей, посвященных как раз проблеме свечения Д-жертв.

– Убрать? – ужаснулся Максимыч. – Зачем?! Как же определить Д-жертву, если она не светится?

– Ну, строго говоря, кроме свечения, у Д-жертвы есть еще один характерный признак.

– Какой?

– Пока она лежит в морге, где-то бегает ее копия, – усмехнулась Вера. – Но вопрос «зачем» очень правильный. В институте на него отвечают так: серия экспериментов была поставлена в план на этот год в рамках более широкой профильной темы. Тема эта, если формулировать ее простыми словами, – какой процесс или фактор в копировании заставляет запускаться Д-свечение. Вот здесь у нас мог бы быть прорыв, понимаешь? В теории. А на практике у нас новая вводная: руководитель темы – доп. И, возможно, очень старый. Зачем бы допу технология, которая убирает свечение Д-жертвы?

– Именно! – Максимыч помахал в воздухе стопкой счетов за коммуналку. – Им-то она как раз очень бы пригодилась.

– И вот в один прекрасный день – как раз сегодня – наш доп приезжает на работу с утра пораньше. Институт режимный, но он же у нас заслуженный, ему все можно. Прекрасно зная, что раньше половины десятого никто на рабочем месте не появится, он шустро размонтирует установку и пытается ее вынести – благо это не очень большой по размерам прибор. На его несчастье, не в меру бдительный эсэнэс Плотников из конкурирующей научной группы…

– И там конкурирующие группы? Ужас.

– Такой же террариум, как везде. И, как и положено террариуму, со стеклянными стенами. Через эти стеклянные стены Плотников видит, как он выносит установку, и звонит на пост охраны. Но профессор давит авторитетом или что-то им плетет, непонятно, и выходит из института с установкой. Тогда Плотников сообщает на горячую линию. Профессорскую машину тормозит первый же патруль ДПС и тянет резину до нашего приезда, прикапываясь к каждой мелочи в его документах. Через двадцать минут приезжает наша группа. Все.

– Я, кстати, так и не понял, почему наша. Разве не мы сегодня на дежурство заступаем?

– Мы, – согласилась Вера. – Может, потому что мы лучшие?

– Вот вообще неубедительно, – проворчал Максимыч. – Но все-таки, зачем он хотел вынести установку?

– А ты сам как думаешь?

– У него что-то получилось. – Максимыч тяжело поднялся с колен и с тоской посмотрел на книжные шкафы. – Что-то он придумал и хотел проверить дома. Не знаю… Задвоить соседку по лестничной клетке и на свежей, так сказать, жертве…

– …а назавтра о пропаже установки и профессора стало бы известно всему институту. То есть в рамках этой версии он однозначно уходит в бега. Зачем? Нельзя было в институте спокойно доработать все, что он хотел?

– Видимо, нельзя. Вот, например, как я и предположил: нужна была свежая Д-жертва, а где ее взять в условиях лаборатории? Но тут мы без институтских вряд ли разберемся. Да и не наша это задача вообще-то.

– Может, не наша, а может, и наша… Так, тут есть открытки, заберем с собой, тут могут быть его неинститутские контакты. У тебя что-нибудь есть?

– Пока ничего интересного.

– Все добро по его работе – вот сюда, в этот пакет. Передадим в институт, когда они будут готовы. Комп, конечно, тоже изымаем. Может, хоть до переписки доберемся. Пока я тут ничего личного, кроме этих открыток тридцатилетней давности, вообще не нашла.

– Представляешь, есть люди, которые используют рабочий стол для работы! – обрадовался Максимыч.

– Не хочется признавать твою правоту, но, похоже, так и есть…

Они провозились еще минут сорок, прежде чем Вера была вынуждена признать: в кабинете профессор держал только документы, касающиеся работы и не содержащие на себе никаких следов использования. Запольский не рисовал на протоколах заседаний Ученого совета чертиков и звездочек, не делал заметок на полях книг, не хранил писем, не вел дневника.

– Если только, – сказала Вера самой себе, – кто-то здесь уже не побывал.

– Да когда бы он успел, Михална?! – возмутился Максимыч. – Мы сюда прямо с задержания приехали!

– А тогда же, когда принял решение вынести установку. Хоть этой ночью. Либо сам все повыбрасывал, либо попросил кого-то забрать. Копать еще его связи и копать… Кстати, закончим здесь – найди мне участкового. Поквартирный обход будем делать, хотя бы в подъезде. Может, к нему хоть приходил кто.

– Понял. Будет тебе участковый. Только я бы Илюху послал, задача как раз под него.

– Поправится – пошлю. А мы с тобой проследуем в спальню.

– Ой, тебе лишь бы смущать старика. – Максимыч картинно схватился за якобы пылающие щеки, явно позируя для ее видеорегистратора.

– Хорош дурака валять. Так, что у нас тут… – Вера распахнула дверцу гардероба, и сплошная зеркальная поверхность, вспыхнув, ударила ее в лицо, как огромный медный гонг.

Из необъятного светового пятна появились и замелькали быстрые светящиеся мушки, а потом так же быстро растаяли, и в зеркале проросла профессорская спальня – стена, кондиционер, часть окна, но это было уже неважно, потому что перед ней выросло ее отражение. Вера расширила глаза и замерла – ее отражение тоже расширило глаза на секунду, а затем прищурилось, поднесло к щеке руку, насмешливо усмехнулось, наклонило голову…

– Вера! Вера!!

Максимыч с силой оторвал ее руку от дверцы и захлопнул шкаф с такой силой, что на люстре зазвенели подвески.

– Сядь сюда. Ну что ж ты, извиняюсь, прешь как танк, я же сказал, что я первый! Что ты из лекарств пьешь? Вот тут у него аптечка у кровати, давай поищу успокоительное какое-нибудь…

– Н-ничего. – Вера все еще дрожала, и, чтобы говорить отчетливо, ей приходилось сильно напрягать челюсть. – Ничего не п-пью. А вп-печатляющая у него аптечка, да?

– Неплохая, – согласился Максимыч, разглядывая четырехъярусную тумбу, целиком забитую таблетками, капсулами, бутылками и чем-то еще. – Если ты не против, я пока сам посмотрю, что у него в гардеробе, а ты как раз займись аптечкой.

– З-займусь, – смущенно согласилась Вера. – Да что ж т-такое-то!

Минут пять ей пришлось посидеть, созерцая тумбу-аптечку и ожидая, когда перестанут дрожать руки. Михалыч деловито копался в карманах профессорской одежды. Нарыл он несколько авторучек, две пары очков, таблетки, пожелтевший носовой платок – в общем, ничего интересного.

Убедившись, что хотя бы руки и ноги ее слушаются, Вера все-таки слезла с кровати и села на корточки перед тумбой. Из второго сверху ящика торчал краешек распечатки. Она осторожно потянула за него и поднесла к глазам.

«Цель исследования: исключение метастатического поражения костей».

– А вот это уже кое-что, – медленно произнесла Вера.

– Что? – встрепенулся Максимыч.

– Заключение радиолога, причем совсем свежее. Вот: четвертое октября. Он ходил на остеосцинтиграфию.

– А по-простому нельзя? – взмолился Максимыч. – На какую графию?

– Сейчас, погоди… «множественные очаги гиперфиксации РФП». Короче, у него искали метастазы в костях. И, судя по всему, нашли.

– Ты и в этом разбираешься? – ужаснулся Максимыч.

– Папа, – коротко пояснила Вера.

Похоронив папу, она сняла зеркальную дверцу гардероба в его комнате, вывезла в лес и, зажмурившись, расстреляла в притаившуюся в отражении незнакомку из пневматического пистолета все пули, что были с собой, – пятнадцать штук. Больше у нее дома не было зеркал.

А через полгода, едва вступив в наследство, она продала их квартиру и переехала в однушку, в модную новостройку-высотку, где никто ее не знал и узнать не пытался.

– Сейчас просмотрим все остальное, наверняка тут есть и еще медицинские документы. А потом надо будет связаться с больницей или онкодиспансером, где он наблюдался. Не удивлюсь, если ему там дали месяца три. Вот почему он так торопился.

Верин сотовый зажужжал. Звонил Илюха.

– Ну я скинул справку-то, Вер, – жалобно сообщил он. – Сказали, до конца недели. А на фига, не болит же даже!

– Ладно. – Вера изобразила усталое снисхождение, хотя, если честно, ей просто не хватало рабочих рук. На того же Илюху, старательного и безотказного, давно уже покушалась группа Паши Маевского, и она боялась, что, если его недогружать, рано или поздно он попросится к Паше сам, а Щеглов его отпустит. – У нас тут для тебя как раз нарисовалось задание.

Максимыч терся рядом с безразличным видом, рассматривал заключение.

– Выходит, если б мы его не взяли, – бормотал он, – профессор бы точно перекинулся сегодня в кого угодно. Мы сегодня кого-то от задвоения спасли, Михална.

– А дежурство? – в параллель ныл в трубку Илюха.

– До завтра свободен! – рассердилась Вера. – Какое тебе дежурство, ты рожу свою видел?!

– А я чувствую, – заявил он. – Раз меня не будет, значит, точно произойдет что-то интересное!

– Не каркай, – отрезала Вера и дала отбой.

– …Ну мое прозвище ты, наверно, уже вычислила.

– Метр с кепкой на коньках? – предположила Вера.

Женька расхохотался.

– Угадала. А твое как?

– Кошак.

Он фыркнул от неожиданности.

– Нет, ну что-то от пантеры в тебе есть… Но почему Кошак, а не Кошка?

– Потому что фамилия такая. Я Вера Кашук.

– Необычно. А что это значит?

– Понятия не имею. Все, моя очередь. Каким спортом ты занимаешься?

– Таким, что ни в жизнь не угадаешь. Все, как увидят, сразу: о, баскетболист. Ну или волейболист.

– А на самом деле?

– Ну все тебе скажи. Хотя бы попробуй для приличия сама угадать.

– Единоборства какие-нибудь? Самбо?

– Академическая гребля. Давай, тут должна быть рифма. Ну?

– Да ну тебя… Нет, серьезно, что ли?

– Абсолютно.

– В Москве есть академическая гребля?!

– Есть, в Серебряном бору. Ладно, я смотрю, ты не особо впечатлена. Тогда мой вопрос. Почему ты не красишься? То есть ты не подумай, ты и так красивая, – смутился Женька. – Очень. Просто… ну, вроде у вас тусовка, девчонки все нарядные, накрашенные. Все, кроме тебя. Я подумал, должна же быть этому какая-то причина. Аллергия?

– Аллергии нет. – Вера помолчала. – А причина есть, тут ты прав.

И снова замолчала.

– Вер, если это какая-то тяжелая тема, ты извини меня…

– Просто, чтобы накраситься, нужно смотреться в зеркало, – мрачно выпалила Вера.

– Ну да. И?

– А я не могу смотреться в зеркала. И никогда не смотрюсь.

Обычно на этом месте собеседник начинал испытывать неловкость, будто узнал о какой-то очень стыдной Вериной болезни и стремился свести все к шутке: «Да ладно, ты не настолько страшная! А если прыщ выскочит, что станешь делать? Ой, ты, наверное, вампир!»

– Я читал в детстве такую книжку, – задумчиво сказал Женька. – Девочка, чтобы спасти друга, дала слово год не смотреться в зеркало. А она была танцовщица, а в танцклассе были зеркальные стены. И тогда она начала танцевать с закрытыми глазами.

– А что было дальше?

– Она упала со сцены прямо во время выступления. И за ее самоотверженность фея простила ее друга. Что там, в зеркалах? Другая ты?

– Не-а, не я. В том-то и дело. Там… двойник, наверное. Лицо такое же, но не я.

– Но у допов всегда одно тело, – возразил Женька. – Не бывает двух одинаковых допов.

– Я знаю. Я даже не уверена, что это доп. Просто кто-то с моей внешностью.

– И что она делает?

– Всегда разное. Но это никогда не я. Думаешь, я чокнутая?

– Думаю, это очень страшно, – сказал он чуть слышно. – Но это ничего. В той книжке девочка сказала другому своему другу: «Будь моим зеркалом». Так тоже можно.

– Все, – решительно сказала Вера в полный голос. Это уже было слишком. – Теперь мой вопрос. Погоди, ты же старше нас? Тебе сколько, шестнадцать?

– Семнадцать.

– Все, считай, старость. Куда поступаешь?

– В МАДИ. Ну, или, если не получится, в армию пойду. А ты будешь меня ждать.

– Я тебя впервые вижу, – напомнила Вера.

– Я тебя тоже, – пожал плечами Женька. – А ты все-таки жди.

– Это ты лучше все-таки поступи.

– Раз ты просишь, я постараюсь, – серьезно сказал он. – А ты сама куда планируешь?

– На экономический, наверно, но я точно еще не решила. Я же еще только в девятом, так что время…

Она запнулась. На пороге комнаты стояли изрядно потрепанные страстью Ленька и Вероника. Вид у обоих был довольно неприглядный, и Вера даже испытала удовлетворение от того, что не она сейчас стоит перед всеми с размазанной косметикой и взлохмаченными волосами, в перекрученной юбке, держа Бегункова за потную бледную руку. Но Вероника смотрела прямо на нее, и взгляд у нее был ликующий, победный, презрительный даже, будто она выиграла сложные соревнования. Вера почувствовала, как снова до боли напрягает спину и начинает считать: вдох, выдох, вдох…

– Смотри на меня, – сказал Женька где-то рядом. – Вера, смотри на меня.

Она посмотрела. Его лицо было совсем близко. И тогда он ее поцеловал.

Сидя это было даже очень удобно. Непонятно, почему Насте не пришел в голову такой очевидный вариант.

Вокруг стало как-то очень тихо.

– Не понял, – сказал Ленька.

– Давай я тебе объясню, – с готовностью предложила Настя. – Вот прям щас расцепляйся со своей простигосподи, двигай на кухню, и я там тебе объясню. В доступной твоему интеллекту форме.

Вероника что-то протестующе пискнула.

– Рот закрой, – беззлобно предложила ей Иванова, большой души человек.

– Он не наш, – тяжело уронил Ленька. – Пацаны.

Но в этот момент Женька встал с дивана.

Он был минимум на голову выше Леньки и заметно шире его в плечах. Он был старше и спокойнее. Рядом с ним Ленька весь как-то съежился и уже не выглядел так грозно, как раньше, хотя он-то как раз занимался боксом, а вовсе не академической греблей (рифма же, подумала Вера, рифмует, правда, вовсю, как выясняется).

– Ну давай тогда я объясню, – добродушно сказал Женька. – Только не все на одного, а лично я – лично тебе. Но зато предельно доступно, даже лучше, чем Настя.

Обернулся и подмигнул Вере.

Повисла тяжелая тишина. Ленька оказался в сложной ситуации – авторитет потерять было нельзя, но и противник выглядел серьезно. А думал Ленька всегда не очень быстро.

– Ну, я смотрю, ты уже и сам догадался, – подытожил Женька. – Пошли, Вер.

– Разговор не окончен, – сквозь зубы сказал Ленька им вслед.

– Договорим еще, – бросил ему Женька через плечо. – Соскучиться не успеешь.

Потом они шли до Вериного дома несчастные пятьсот метров часа два, останавливаясь под каждым фонарем и рыхля снег мокрыми ботинками, и Вера все время смеялась как дурная.

– Ну что опять? – вздохнул Женька уже у ее подъезда, когда ее накрыл очередной припадок хохота.

– Да вспомнила одну вещь. Настя сказала, что с тобой целоваться неудобно. В теории.

– А на практике?

– На практике тоже неудобно.

– Тебе каблуки нужны.

– С тобой не каблуки нужны, а ходули… Погоди! – спохватилась она. – А как ты домой пойдешь один?

– М-м-м… собирался ногами, а что?

– Это же через парк. А если доп? – Предупреждающие плакаты висели по всему городу, и на стенде у подъезда тоже болтался один, весь мокрый от снега, с размазанной эмблемой Управления.

Поддержит тебя в самой страшной беде

Горячая линия Управления Д

Телефон в Москве – 775-37-35

Не оставайтесь наедине с малознакомыми людьми!

Не ходите одни в безлюдных местах!

– Допы все разбежались, – уверенно сказал Женька. – Сидят по домам и пьют чай с малиной. Тем более, как ты могла убедиться, не так-то легко решиться на меня напасть. Что-то мы с тобой до этого обсуждали более интересное. Что ты сказала последнее?

– Не каблуки, а ходули.

– Хо-ду-ли, – задумчиво повторил Женька и внезапно поднял ее в воздух, прямо в водоворот падающих снежинок.

Вера наклонилась к нему из темноты и опять засмеялась.

– …Так, – сказал он минуты через две. – Значит, завтра я тренируюсь…

– В Серебряном бору? – подсказала Вера. – Ледокол дорожку проложит?

– Откуда ты все знаешь, даже удивительно. Нет, в зале, но это все равно надолго. В понедельник у тебя сколько уроков?

– Восемь, – вспомнила Вера. – Потом репетиция еще. Часа в четыре освобожусь.

– Что репетируешь?

– Да какая разница, – снова засмеялась она. – Какая сейчас разница, Женечка, что я репетирую!

– Ну интересно же! У тебя рок-группа?

– У меня английский спектакль.

– Спектакль – это хорошо. – Он все-таки поставил ее на землю. – Надо будет посмотреть. Жаль, что я совсем не знаю английского.

– Веронике цветов купи, не забудь. У нее роль раза в три больше моей.

– Вероника – это кто? – искренне удивился Женька. – А, эта, беленькая? Господи, Верчик, какая ты у меня еще… Как бы так сказать, чтоб ты не обиделась? То тебе этого быковатого подавай не пойми зачем, то какой-то дуре роль дали больше… Да пропади она совсем. Это не важно. Понимаешь? Не важно.

– А что важно?

– Важно, что послезавтра в четыре я буду ждать тебя у выхода из вашей школы. Только сильно не опаздывай, там по прогнозу минус двадцать. Ну что? Все-таки обиделась?

– Нет, – серьезно сказала она. – Конечно, ты прав. Конечно, только это и важно.

Глава 3

Чутье у Илюхи было, конечно, феноменальное. Только Вера пристроилась спать, уронив голову и локти прямо на рабочий стол, как зазвенел внутренний телефон и буквально через минуту Максимыч уже тряс ее за плечо:

– Подъем, Михална. У нас выезд на труп.

– Что за труп? – Вера помотала головой, разгоняя сон.

– Говорят, свежий. Там дежурная СОГ уже на месте. Лосиный остров в пределах МКАД, неизвестный мужик лет тридцати – тридцати пяти. По виду типичная Д-жертва.

– Да что ж у них за осеннее обострение, – простонала Вера. – Только одного взяли, другой пошел перекидываться. А как было летом тихо!

– Зато судмедэксперт, кажется, толковый, – утешил ее Максимыч.

Вера уставилась на него с подозрением.

– Ну ведь сколько раз ухитрялись проглядеть свечение, особенно если слабое! – немедленно исправился Максимыч. – Все, я пулей за Володей.

– Маевскому отдам, – пригрозила Вера ему вслед.

– Не возьмет! – радостно донеслось из коридора. – Они ж Илью хотят, молодого-красивого, зачем им я, старый пень!

О, ну скажем так, предрасположенности Веры Кашук к разнообразным экспертам мужского пола по Управлению ходили если не легенды, то, во всяком случае, многочисленные слухи. Эксперты могли быть судебно-медицинскими, криминалистами, почерковедами – неважно; с Вериной точки зрения, к этой профессии прилагался целый набор плюсов. Во-первых, раз уж человек научился хоть в чем-то хорошо разбираться, значит, какие-то мозги у него есть. Во-вторых, никто из них не работал в Управлении – все они занимались человеческими преступлениями. В-третьих, встретившись с экспертом в неофициальной обстановке раза два или три (тут Вера исключений не делала), можно было спокойно оборвать все контакты и не встречать его по работе больше никогда. Сами они ее тоже не разыскивали – первый пункт работал безотказно.

Увы, судмедэксперт Мишин Олег Валентинович – высокий, черноглазый, вполне даже симпатичный – вел себя настолько надменно и с такой брюзгливой неприязнью, что его кандидатуру Вера отмела сразу и навсегда. Зато следователь обрадовался Вере как родной и, почти насильно всучив ей протокол осмотра места происшествия (в протоколе было заполнено от силы три строки), удалился в туман, стуча копытами и даже, кажется, демонически хохоча.

– Ну и кто у нас теперь руководит осмотром? – осведомился Олег Валентинович, с тоской глядя ему вслед. – Чья была гениальная идея отпустить следователя?

– В Управлении Д следователей нет, – вкрадчиво пояснил Максимыч. – Поскольку нет ни следственного процесса, ни судопроизводства, не запаслись, извините. В случае Д-преступления осмотром места руководит старший в оперативной группе, в данном случае капитан Кашук.

– И где же он, ваш капитан?

– Да вот стоит.

– А-а… – Мишин выразительно посмотрел на Веру. – Я вас внимательно слушаю.

– Это я вас внимательно слушаю.

– А что вы хотите услышать? Причина смерти – копирование доппельгангером, вызвавшее остановку дыхания и прекращение сердечной деятельности. Наблюдается типичное для Д-копирования серебристое свечение по всем открытым участкам тела, степень выраженности – средняя, на контактном запястье – выше средней. Все.

– Время смерти хоть примерно?

– А не знаю! – радостно улыбнулся Мишин. – Умер-то он не здесь. Вот у нас следы волочения, видите? И на земле тоже – вон, к дороге, это вам Екатерина Георгиевна лучше объяснит. Скорее всего, его на машине привезли и сюда от дороги отволокли. Если это так, имел место резкий перепад температур, а значит, по таблицам уже ничего определить не получится.

– А без таблиц? Сами как считаете?

– Ну мало ли, как я сам считаю, – с удовольствием протянул Мишин.

– Максим Максимович, сходи пока к свидетелям, обнаружившим тело, вон они с операми стоят, – попросила Вера, кивнув на пару измученных собачников, и присела на корточки, поближе к телу и эксперту. – А вы, Олег Валентинович, прекратите для разнообразия дурака валять и давайте уже начнем работать. Следователь к вам в любом случае не вернется. Осмотром руковожу я. Раз я уточняю ваше мнение, значит, оно мне нужно. Для дела. Это же не очень сложная мысль?

Некоторое время они смотрели друг на друга.

– Как тяжко мертвецу среди людей, – наконец проговорил Мишин будто сам себе, переводя взгляд на жертву, куда-то в область неуместно выставленного кадыка.

Ах ты ж черт, подумала Вера с сожалением, он же еще и начитанный. «„Как он умен! Как он в меня влюблен!“ В ее ушах – нездешний, странный звон: то кости лязгают о кости».

Блок, «Пляски смерти». Эти стихи она часто читала про себя, тренируясь в тире. Сейчас была ее очередь, и она начала с новой строфы:

– Живые спят. Мертвец встает из гроба, и в банк идет, и в суд идет, в сенат… Чем ночь белее, тем чернее злоба, и перья торжествующе скрипят.

Теперь удивиться должен был Мишин, и он действительно вскинул на нее растерянный взгляд, но Вера не оставила ему времени:

– Труп ведь совсем свежий?

– Часа два от силы, – ответил он как завороженный. – Может, даже полтора.

– Вскрытие сегодня? Распишут вам?

– Если сегодня, то мне. Если завтра – другому эксперту. Простите, капитан, не знаю вашего имени-отчества…

– Вера Михайловна.

– Вера Михайловна, а что вам даст вскрытие? – Олег Валентинович все-таки прочухался от изумления и снова ушел в глухую оборону. – Типичная Д-жертва.

– А личность потерпевшего мы как устанавливать будем? – ласково поинтересовалась Вера. – По родинкам на попе? Хорошо, если его родственники завтра хватятся, а если нет? Причем, судя по тому, что доп даже не стал заморачиваться его прятать, а просто выбросил труп, чует мое сердце – нет, не хватятся. Значит, мне нужно содержимое его желудка. Содержание в крови алкоголя и самых распространенных наркотиков. Шрамы, рубцы, следы чего угодно, хоть что-то, за что я смогу зацепиться. И к Екатерине Георгиевне я тоже обязательно подойду. С той же самой целью.

Но прежде, чем идти к криминалисту, она решила сама осмотреть тело, насколько это было возможно в темноте лесопарка, и сделать несколько снимков.

На вид Д-жертва была абсолютно ничем не примечательной. Средний мужик среднего роста с вполне, насколько можно было судить в свете фонарика, среднерусским лицом и короткими русыми волосами. Довольно крепкий, мог бы отбиться, но не отбился. Ноги кривоватые. Из одежды одни трусы в клеточку – остальное надел на себя доп. Ищи ветра в поле.

Разговор с дамой-криминалистом только подтвердил предварительные выводы Мишина: скорее всего, тело привезли на машине, немного протащили между деревьями и оставили, лишь слегка, для проформы, забросав листьями. Неудивительно, что собачники обнаружили его почти сразу.

– Демонстративное какое-то преступление, – недоуменно сказала Екатерина Георгиевна. – Я, конечно, в вашей теме не специалист, но я до прошлого года в Питере работала, и мне Д-шники рассказывали, что Д-жертва – это всегда пазл, собираемый по кускам. Светящаяся рука, светящаяся нога… то в баке мусорном обнаружится фрагмент, то из Мойки что выловят… У вас в Москве не так?

– У нас в основном пытаются сжечь или кислотой заливают, – призналась Вера. – Иногда просто закапывают поглубже или забрасывают мусором. Расчлененка – это чисто питерская фишка. Скажите, пожалуйста, а вы там работали случайно не с группой Лещинского?

– Случайно именно с ней, – довольно согласилась Екатерина Георгиевна и затянулась сигаретой – не модной и не дамской, с обычным желтым фильтром. – Вы знакомы?

– Ну так… – Вера неопределенно покачала рукой. – Скорее слышала отзывы.

– Прекрасный оперативник Даниил Юрьевич, не сотрудничество, а сплошное удовольствие. Впрочем, в Москве тоже очень хорошее Управление, – тут же исправилась она, испугавшись, видимо, что Вера обидится. – Ну что, вам следы протекторов поискать? Попробуем установить машину?

– И весь путь от дороги до места, где он лежал, тоже, пожалуйста, поподробнее…

– Понятно, понятно, – закивала Екатерина Георгиевна. – Темень, правда, сами понимаете. Кстати, тащил его один человек. То есть доппельгангер. По следу видно невооруженным взглядом. Почему они так редко объединяются, Вера? Разве не логичнее было бы действовать вместе, чтобы перебить нас всех?

– А кого тогда копировать? – вопросом на вопрос ответила Вера. – Мы же кормовая база. А насчет того, почему среди них так много одиночек, я не знаю. Проработав в Управлении почти десять лет, я до сих пор не уверена, что это именно так.

Она отвернулась и снова посмотрела на труп. Неизвестный мужчина лежал на земле, запрокинув в темноту удивленное лицо, и светился жутковатым серебристым светом.

В понедельник в четыре Женька не пришел.

Мороз действительно стоял страшный, и у Веры сперва замерз нос, потом пальцы на руках, потом пальцы на ногах, и колени, и лоб, а потом она заледенела вся целиком и отступила за дверь школы, чтобы хоть немного согреться, но все равно каждые десять минут выскакивала на крыльцо ненадолго – вдруг он придет, увидит, что ее нет, и решит, что она его не дождалась.

В половине пятого с репетиции, с которой Вера все-таки сбежала пораньше, чтобы успеть к Женьке, вышла Вероника Хороненко с подружкой, две исполнительницы главных ролей, леди Уиндермир и миссис Эрлинн. На крыльце Вероника окинула Веру взглядом сверху донизу, доверительно спросила: «Что, бросил тебя твой столб фонарный?», обидно засмеялась и пошла дальше. Надо было тоже, конечно, уходить, но было уже совсем темно и идти было не с кем, и Вера так и ходила с крыльца в темный вестибюль и обратно до самого вечера, пока не дождалась Валерию Павловну, учительницу ИЗО, с которой им было примерно по дороге.

Папы дома еще не было. Вера машинально скинула каменную от холода куртку, помыла руки, переоделась и встала жарить котлеты. Котлеты шипели, как змеиные головы, и по форме были примерно такие же.

Два варианта, думала Вера, всего два варианта, и это очень плохо, потому что двойка, как известно, цифра несчастливая. Либо он не захотел прийти. Либо не смог.

Вариант «не захотел» тоже можно разделить на две ветки. Первая – передумал под воздействием внешних факторов. Родители популярно объяснили, что надо думать о поступлении в институт, а не о малознакомых девятиклассницах. И он подумал: точно, как же я сам не дошел до этой мысли! Вера хмыкнула. Нет, этот вариант, пожалуй, можно отбросить. Что еще? Кто-то ему что-то сказал о Вере. Что-то очень плохое и очень убедительное. Кто бы мог это сделать? Ленька либо Вероника. Но Ленька вроде собирался Женьку бить, а не разговаривать. Кроме того, для такой сложной комбинации он слишком тупой, подумала Вера и сама удивилась – как же до нее раньше не доходило, что Бегунков такой тупой? Тупой и агрессивный, зачем он вообще ей понадобился? Стыдобища.

Ладно, тогда, предположим, Вероника. Вполне в ее духе, но ей же это совершенно невыгодно. Пока Вера с Женькой, Вероникиному сомнительному счастью ничто не угрожает. Поссорить их просто из вредности? Допустим, но Женька не стал бы слушать Веронику. Все же на поверхности лежит. А если она была невероятно достоверна? Но как она вообще до него добралась, если он вчера весь день был на тренировке, а из общих знакомых у них один Полетаев?

Змеиные головы почернели. Вера ахнула, выключила конфорку и переставила сковородку на подставку. На кухне все было в дыму, как после лесного пожара.

Открываем окно. Включаем чайник. Идем дальше.

Он передумал самостоятельно. Протрезвел, вспомнил и подумал: ну и начудил я вчера! Вера какая-то. Или Катя, или Маша, или как ее там. Ужас какой.

Правдоподобно? Нет. Конечно нет.

– Нет! – возразила Вера дыму.

А может быть, предположил дым, вообще все было враньем. Поэтому и номер телефона у нее не взял, а вовсе не забыл, – логично! И у него, например, есть девушка в этой его шестьсот двадцать пятой, красивая, взрослая, выпускница. Длинная, конечно, чтобы удобно было. Вообще, наверно, даже модель. И вчера он был с ней. А сегодня она его пригласила в какое-то очень крутое место, например, в ночной клуб…

– Нет, – сказала Вера в ужасе. – Нет, пожалуйста…

– С кем разговариваешь? – весело спросил папа из коридора. Через пару минут он появился на кухне. – О, горелые котлетки, какая прелесть. Ты убеждала их не гореть?

– Прости, пожалуйста, – вздохнула Вера. – В принципе, у нас еще есть колбаса.

– Та, из туалетной бумаги? Нет уж, горелые котлетки прельщают меня больше. Так кто твой невидимый собеседник?

– Не знаю, потолок, наверное. Просто… Женя должен был прийти к школе в четыре и не пришел. – Никогда она ничего не скрывала от папы, нечего было и начинать.

– Заболел? – уточнил папа и засунул в рот кусок котлеты, обрезанной с четырех сгоревших сторон. – Двусторонняя пневмония?

– Не знаю.

– Ну узнай. Вдруг твой Женя в беде. У него есть какие-то друзья, которых ты знаешь?

– Да, Севка Полетаев. Но, пап, а если я просто все придумала, и он и не собирался приходить?

– Такое тоже может быть, – кивнул папа. – Но ты бы, наверное, хотела узнать, так это или нет? А чтобы что-то узнать, надо начать что-то выяснять. Звони Севке Полетаеву.

Полетаев был дома, но был увлечен компьютерной игрой и долго не мог сообразить, что Вере от него нужно.

– Женя? – недоуменно переспросил он. – Какой еще Женя? А, Длинный-то?

– У него фамилия есть? – терпеливо уточнила Вера.

– Вершинин Женя, – вспомнил Полетаев. – А нафига тебе его фамилия? Замуж собралась?

– Очень смешно, – язвительно вздохнула она, хотя подумала именно это – «Вершинина Вера». – Так что с ним случилось-то?

– Это ты мне скажи! – сказала Вера в отчаянии. – Ты его после тусовки у Ивановой видел? Может, вы по телефону говорили? Или, может, я не знаю, он тебе письма писал романтические и складывал в почтовый ящик?

– Нет, – отперся слегка оторопевший от такого напора Полетаев. – Не видел, не звонил, и писем тоже не было.

– Ясно. А школа точно шестьсот двадцать пятая?

– Это верняк, – с облегчением выдохнул Полетаев. – Отвечаю. Она самая, на Шверника.

– А класс какой? Одиннадцатый, а буква?

– Усложняешь, – заметил папа из кухни. – Просто попроси его номер телефона.

Точно, надо было сразу сообразить. Просто взять номер телефона.

– Сейчас, погоди, – пообещал Полетаев и куда-то ушел. Вера сделала два круга по коридору, зашла к папе на кухню, взяла зачем-то чашку с чаем, вышла. Наконец Полетаев объявился снова, но голос у него был какой-то странный. – Слушай… я нашел и городской номер, и мобильный, только…

– Ну? – поторопила его Вера.

– По-моему, я его только что в окно видел. Он в свой подъезд заходил с улицы.

– Я поняла, – ровным голосом сказала Вера, хотя поняла она только то, что Женя не болен и не сломал ногу, раз уж ходит по улицам. – Телефоны мне продиктуй, и я отстану. Хорошей игры тебе.

Прошло пять минут. Потом десять. Подняться в квартиру, отсчитывала Вера. Лифтов у них нет, пятиэтажки. Раздеться. Помыть руки.

Первым она набрала городской. Трубку сняли после третьего гудка.

– Да, – голос был какой-то непонятный, то ли Женин, то ли нет.

– Жень? – неуверенно спросила Вера.

Сперва в трубке ничего не было слышно, даже дыхания. А потом раздались короткие гудки.

– Кажется, звонить на мобильный уже нет смысла, – пробормотала она.

– Похоже на то, – согласился папа. – Во всяком случае, ты знаешь, что он жив, выходит из дому и бросает трубку. Может быть, он и в самом деле был не так уж… м-м-м… заинтересован в тебе?

– Видимо, да. Но это так странно, – тихо сказала Вера. – Зачем притворяться, что влюблен до полусмерти, если на самом деле нет? Ты же сам все время говоришь: у любого действия есть цель. Какая тут могла быть цель? Ну, то есть… я понимаю, какая, но тогда логичнее уж ее добиться, а потом уже… нет?

– Не знаю, – развел руками папа. – Меня же там, слава богу, не было. Если не хочешь воспроизводить мне все ваше общение дословно, думай сама.

– Мне кажется, я уже подумала, – проговорила Вера, и тут же ей стало понятно, что и думать тут не о чем, все кристально ясно. – Знаешь, ерунда это все, что я тут наговорила. Все у нас было по-настоящему. Но почему тогда он не пришел?

– Продолжай собирать информацию, – посоветовал папа.

Глава 4

Пока Вера и Максимыч отсыпались по домам после дежурства, Илюха, упрямо отказывавшийся признавать, что у него заклеено пол-лица и на руках больничный лист, все-таки сгонял на Университетский проспект. Начал он с того, что опросил соседей профессора Запольского на предмет того, кто к нему приходил и с кем они его встречали. Полученные свидетельства были немногочисленны: юная пара, снимавшая соседнюю квартиру, вспомнила «седого, в очках», вроде бы темноглазого человека, который регулярно наведывался к профессору. Этого же персонажа подтвердила и молодая мама Алиса Юрьевна Поливанова, из двадцать первой квартиры, добавив, что у посетителя в очках, несмотря на седую голову, были совсем черные брови – «красит, наверное».

Она же вспомнила платиновую блондинку лет тридцати с длинными волосами, собранными в высокий хвост, и ярким макияжем, а также мужчину и женщину, приходивших несколько раз вместе – «она лет пятидесяти, темно-каштановая, прическа – каскад по плечи, с таким, знаете, контурингом, а его я, извините, вообще что-то не запомнила». До декрета свидетельница Поливанова работала парикмахером-стилистом первой категории.

В двадцать второй не открыли. На этажах выше и ниже профессорской квартиры вообще не нашлось никого, кто мог бы сообщить Управлению хоть что-то полезное. Да, профессора знали. А вот фамилию его, извините, слышим впервые. Потому что не общались. Да поди пойми, кто из всех людей, заходящих в подъезд, идет именно к нему. Нет, сам он ни с кем не выходил.

– Зато я теперь знаю, что такое контуринг, – уныло подытожил Илюха, закончив отчитываться Вере по телефону о результатах своей бурной деятельности. – На фига мне, правда, это знание…

– Лишних знаний не бывает, – утешила его Вера. – По крайней мере, ты установил четырех человек, которые приходили к профессору домой, и на трех из них имеешь даже какие-то приблизительные описания. Значит, сделаем так. Ты позвонишь Максимычу…

– Так он же спит!

– Так я тоже сплю. Проснется, ничего страшного. Позвонишь Максимычу, возьмешь у него телефон института, какой-то контакт у него там есть. Потом свяжешься с институтскими. С ними договаривайся о встрече и сразу дуй туда. Попробуй с ними сверить эти описания, может, узнают кого. И вот этого мужика без особых примет возьми прям на заметку – чем черт не шутит, вдруг это наш ночной труп. Я тебе фотки сейчас сброшу, если они его опознают – звони на пульт, пусть направляют в институт группу. И мне набери обязательно.

– Наберу, – обещал он с энтузиазмом, но, когда он перезвонил через час – Вера так и не проснулась окончательно и, стоя у плиты, машинально подъедала яичницу с помидорами прямо со сковородки, – голос у него был скорее задумчивый.

– Порожняк? – напрямую спросила Вера после нескольких минут многоголосого институтского шума и не вполне внятных Илюхиных объяснений, где он был и с кем успел встретиться.

– Не совсем. То есть, смотри, седой с черными бровями – это Хлиян Роберт Арамович, секретарь Ученого совета. Ну, то есть я его сфоткал, потом сгоняю на Университетский, людям покажу, но, скорее всего, он. Он и сам не отрицает, что неоднократно бывал у Запольского.

– А брови-то он красит?

Яичница закончилась, а с ней, кажется, и вся еда в квартире. Немытая сковородка смотрела на Веру укоризненно и явно думала что-то неприятное о бытовых инвалидах вообще и Вериных хозяйственных способностях в частности.

– Не спросил, – хихикнул Илюха. – Схожу уточню, если тебе интересно. Теперь эта пара, которая вовсе не пара, а сотрудники из лаборатории. Они Запольскому всякие бумаги возили. С контурингом – это Кудимова Светлана Олеговна, а мужик с ней – Богатов Артур Андреевич. Не знаю, чем он нашей Поливановой так не глянулся, у него одна черта даже очень примечательная – глаза разного цвета. Один карий, второй такой, серый типа.

– Гетерохромия. Может, она его в профиль видела.

– Может быть. На фотки твои он совсем не похож, но я его на тест Малиновского все равно направил.

– Твоей бы энергией малые города отапливать, – вздохнула Вера. – Вот на фига его на тест, если это совершенно точно не тот, которого мы в парке нашли? Этот твой Богатов вчера тест уже прошел, иначе бы еще сидел на карантине!

– Ну, на всякий случай, – попытался оправдаться Илюха. – А зато я еще протокол вскрытия у судмедэксперта выпросил!

– Вот это скорость! – восхитилась Вера. Часы показывали начало четвертого. – А где ты его телефон взял?

– В суточной сводке был. Слушай, Вер, а что ты ему сделала? – с любопытством спросил Илюха. – Когда я тебя упомянул, он прям это… разложился на плесень. И на липовый мед, – добавил он с сомнением.

– Ты опять в машине батину подборку слушал? – догадалась Вера. – Смотри, Лисичкин, так ведь и до бардовской песни докатишься! Отрастишь бороду, купишь каподастр…

– А это еще что?! Гигантская морская свинка из Южной Америки?

– Нет, свинка – это капибара, а ты купишь приблуду струны прижимать. Потащишь Анютку в поход по горам Челябинской области…

– А вот мне кажется крайне подозрительным, что ты уходишь от ответа!

– А я и не ухожу, будущая звезда Грушинского фестиваля. И ничего я Мишину не сделала. Он немного пытался дурить, а я ему немного объяснила, что так себя вести нехорошо. Так что в протоколе?

– Ну там что пил, что ел… – Судя по паузам в разговоре, Илюха параллельно открыл у себя протокол и только сейчас сам начал его читать. – Алкоголь в крови есть, но так, умеренно, не то чтоб до беспамятства. По наркотикам чисто. Пил, скорее всего, вино белое, а ел… прикинь, мидии в сырной корочке. Кучеряво жил потерпевший!

– А пришли мне этот протокол прямо сейчас, можешь? – попросила Вера, переключаясь на громкую связь.

Пока она ждала файл, успела налить себе огромную кружку горячего чая и некоторое время сидела, грея о нее ладони.

– Ага. Вижу, да. Ух ты, и впрямь мидии. Глаз-алмаз у нашего Олега Валентиновича, зря я с ним так… Слушай, Илюш, ты, когда закончишь с визитерами Запольского, поищи мне рестораны и кафе в… Где у нас Лосинка, Северо-Восточный? Да, вот в Северо-Восточном округе поищи мне, пожалуйста, где подают мидии в этой самой корочке, и мы с тобой туда смотаемся. Ну или ты с Володей смотаешься, если будешь хорошо себя вести.

– Не вопрос, – легко согласился Илюха, и Вера в который раз с тоской подумала: нет, не упустит Маевский такого, ни за что не упустит. – Слушай, я все-таки что-то забыл.

– Да ты вон сколько всего уже переделал!

– Не, рассказать забыл… Что ты до этого говорила?

– Поедешь с Володей, если будешь хорошо себя вести.

– А еще раньше?

– Когда закончишь с визитерами Запольского.

– Точно! – Даже на фоне гула голосов был слышен стук, с которым Илюха хлопнул себя по лбу. – А ты тоже хороша, не спросила!

– Да про что?! – Вера уже потихоньку начала раздражаться. Пора было все-таки дойти до магазина, пока выходной, но в лифте часто пропадала связь, и, не закончив разговор, выйти из квартиры она не могла.

– Так про четвертого фигуранта, длиннохвостую блондинку! – торжествующе воскликнул Илюха. – В институте такой никто не знает. У них там вообще с молодежью не очень, сорок пять лет – научный младенец.

– Любопытно, – подумав, сказала Вера. – Значит, она не с его работы. А откуда? Какая-то неучтенная нами родственница? Так у него все родственники в Латвии. Правда, в Латвии блондинов много, вдруг приехала и давай навещать двоюродного дядю или кем он там ей приходится. Все-таки я им сейчас отправлю запрос, пока при памяти.

– Иностранцев обычно видно, – с сомнением возразил Илюха. – Даже если они из Латвии и молчат.

– Проверить все равно лишним не будет, но я с тобой согласна. Тогда другое поле возможностей: она не из Латвии и не родственница. Что связывает тридцатилетнюю блондинку с шестидесяти-с-чем-то-летним профессором? Давай, когда вернешься к Поливановой, помимо опознания Хлияна, попробуй из нее вытащить побольше. Когда примерно эта дамочка приходила, в какое время суток, во что была одета, как себя вела. Окей?

– Все понял. Сперва Поливанова, потом поискать рестораны.

– Спасибо. Ты просто сокровище, – совершенно искренне похвалила его Вера. – Все, Илюх, на связи.

Положив трубку, она какое-то время сидела, созерцая вытяжку над плитой и размышляя, не упускает ли чего. Так и не придумав ничего путного, Вера отпила совершенно остывший чай, привычно чертыхнулась и, уже натягивая кроссовки, чтобы идти в магазин, сообразила, что так и не отправила запрос в латышское Управление Д. Чертыхнувшись вторично, она сняла кроссовки, вернулась на кухню и со вздохом уселась за компьютер.

В восемь утра было еще темно. Вера стояла на крыльце шестьсот двадцать пятой школы, переминаясь от холода с ноги на ногу, и вглядывалась в лица всех прохожих, кто был выше ее хотя бы ненамного. Конечно, зеленую шапку с помпоном пропустить было невозможно, но вдруг именно сегодня он будет в какой-то другой шапке?

Но нет, его не было ни в зеленой шапке, ни в фиолетовой, ни в полосатой – ни в какой. Мелькали чьи-то папы, уставшие уже с утра пораньше, папы в дубленках, пальто, пуховиках, папы красноносые от мороза, с небритыми сонными лицами. Иногда попадались и старшеклассники, и старшеклассницы – Вера всматривалась в лица, но в шапках и капюшонах все они были одинаково несимпатичными. Некоторые в ответ так же изучающе смотрели на Веру, но никто к ней так и не подошел и ни о чем ее не спросил.

Восемь двадцать пять. Внутри глухо прозвенел звонок. Восемь тридцать. Начался первый урок. Поток у школы сразу поредел, и Вера осталась одна. Кругом стремительно светлело. Восемь сорок. Алгебру она прогуляла сознательно, но, если хочет успеть хотя бы на геометрию, уже пора идти.

Она сделала шаг на ступеньку вниз и вдруг увидела у калитки зеленую шапку с помпоном.

Женька шел к двери прямо на Веру, торопливо хмурясь, и лицо у него было абсолютно равнодушное. Он не прятал глаза, не делал вид, что они незнакомы. Под его ничего не выражающим взглядом Веру продрал мороз. Он ее просто не узнал.

Вот он стремительным шагом пронесся мимо нее. Вот взялся за ручку двери.

– Привет, – громко сказала Вера.

Он обернулся к ней, не отпуская ручку, и чуть вопросительно улыбнулся: мы знакомы? На левой щеке у него появилась ямочка. От этой улыбки, очень милой и открытой, но совершенно равнодушной, ее сердце остановилось.

– Привет, – сказал Женя. – Что-то случилось?

Поддержит тебя в самой страшной беде

Горячая линия Управления Д

Телефон в Москве – 775-37-35

В самой страшной беде. В самой страшной…

– Я Настя, – проговорила Вера, сама не веря тому, что делает. – Настя Иванова, я в другой школе учусь. Помнишь, ты у меня в гостях был в субботу?

Он с облегчением кивнул: помню, разумеется.

– Конечно! Ты извини, Насть, я просто опаздываю…

– Да-да, я на минутку, мне самой уже бежать надо! – махнула рукой она. – Просто ты у меня книжку взял, помнишь, а про нее мама вдруг вспомнила и спрашивает, так что надо ее быстро вернуть на место. Ты ее найди, пожалуйста, а я тебе вечером позвоню, и мы договоримся, как мне ее забрать, ладно?

– Конечно, не вопрос. – Он снова улыбнулся. – Ты когда позвонишь? Часов в семь нормально?

– Да, отлично! – выпалила она с абсолютно ненатуральной щенячьей радостью. – Все, Жень, я побежала!

И действительно побежала. Побежала, как не бегала, наверное, никогда в жизни, пока в висках не заколотился требовательный пульс, а дыхание совсем не закончилось. Она ведь прокололась во всех возможных местах – думала Вера, вдох, выдох, – она все запорола. Не пояснила, почему просто не прислала ему сообщение и не позвонила, а ждала у школы. Назвалась хоть и не своим, но реально существующим именем, именем близкой подруги. Не сказала, какая книжка, кто автор, да и вообще глупо вышло – кто сейчас берет почитать бумажные книги? Надо было другое что-то…

Но он ее не догонял. И, кажется, ничего не заметил.

Она выскочила на Новочеремушкинскую, на заледеневший бульвар, чуть не сшибла какого-то гражданина, идущего на работу. На нее приветственно залаяли два огромных пушистых облака – лайки-самоеды, Вера помнила их клички – Джой и Мэй, но сейчас пронеслась мимо стрелой, и их хозяин удивленно посмотрел ей вслед. Она свернула к своему дому, забежала одна в подъезд – так тоже делать было нельзя, – взлетела по лестнице, отперла дверь в квартиру и минут пятнадцать стояла, прислонившись горячим лбом к ее темной от времени деревянной изнанке. Потом упала на пуфик куда-то в темноту, под подолы висящих курток. Под ботинками скопилась темная снежная лужа и расплылась по плитке. Вера достала телефон. «Ты где???» – писала Настя. «Позвони», – писал папа.

В самой страшной беде…

– Вы звоните на горячую линию Управления по защите населения от доппельгангеров по городу Москва, – сообщил механический голос. – Пожалуйста, ожидайте.

Вера откинулась спиной к стене, приготовившись к обещанному ожиданию, но музыки проиграло буквально два такта, и уже вполне человеческий, довольно строгий голос отозвался:

– Да!

– Здравствуйте, – сказала Вера. – Я, кажется, только что разговаривала с допом… доппельгангером.

– Сейчас вы в безопасности?

– Да, – сказала Вера. – Надеюсь.

– Тогда давайте по порядку, – устало предложил голос. – Имя, фамилия?

– Мои или его?

– Ваши, девушка, – вздохнула трубка.

– Кашук Вера Михайловна.

– Год рождения?

– Девяносто четвертый.

– Так вы еще несовершеннолетняя, – внезапно смягчился голос. – Вы не переживайте, Вера Михайловна, сейчас мы во всем разберемся. Но поскольку вам нет восемнадцати, мне придется уточнить еще и данные ваших родителей. Отец у вас есть?

– Да. Кашук Михаил Борисович, шестьдесят пятого года.

– Записал. Мать?

– Умерла.

– Давно? – сочувственно спросил голос.

– Тогда же, – сухо ответила Вера. – В девяносто четвертом. Аневризма.

– Соболезную. Проживаете вдвоем с отцом или еще кто-то есть?

– Вдвоем.

– Ваш домашний адрес?

– Винокурова, пять дробь шесть, корпус два. Тридцать восьмая квартира.

– Учитесь в школе?

– Да, в сорок пятой. Девятый класс.

– Ого, спецшкола, – с уважением прокомментировал голос. – Математическая?

– Языковая.

– Вы сейчас дома, Вера Михайловна?

– Да.

– Возможно, вы хотите подождать отца, чтобы наш разговор происходил в присутствии вашего законного представителя?

– На моих глазах доп вошел в здание школы, – не веря своим ушам, проговорила Вера. – Разве можно в таких обстоятельствах кого-то ждать? Мне же не пять лет все-таки!

– Это отказ?

– От присутствия… представителя? Конечно отказ!

– Принято, Вера Михайловна. Что у вас произошло?

Теперь, когда пора было переходить к сути, она вдруг растеряла все нужные слова.

– Вера Михайловна? – напомнила о себе трубка.

– Мой… знакомый, – аккуратно начала Вера, словно ступая мелкими шажочками по очень тонкому льду, – сегодня меня не узнал. Я назвалась именем подруги, и его это все равно не насторожило. Он вел себя… странно. Будто мы никогда не встречались.

– Как зовут знакомого?

– Вершинин Женя. Год рождения не знаю, но, наверное, девяносто второй. Плюс-минус год. Шестьсот двадцать пятая школа, на Шверника, одиннадцатый класс, букву… тоже не знаю.

– А адрес знаете?

– Дом только, и то приблизительно. Он на Новочеремушкинской живет… или это тоже Шверника? – Вера никак не могла сообразить, где же находится полетаевский дом. – Там через дорогу общежитие ДАС, знаете? Телефон домашний есть, вы, наверно, можете определить по номеру…

– Телефон запишем обязательно, – согласилась трубка. – Давно вы знакомы с Вершининым, Вера Михайловна?

– Нет. Мы встретились в субботу в гостях у моей подруги, долго разговаривали… – Она сглотнула. – Он проводил меня до дома. Часов в десять вечера мы попрощались. И он пошел домой.

– Один? – спросила трубка с упреком.

– Один, – прошептала Вера и заплакала.

Глава 5

Когда на следующий день Вера переступила порог рабочего кабинета, почти вся группа была уже в сборе. Не хватало только водителя Володи – его, видимо, опять забрал Щеглов по какой-то своей надобности, как уже нередко бывало. Максимыч увлеченно бездельничал, делая вид, что читает сводку, а Илюха висел на телефоне. Увидев Веру, он зажал рукой трубку и прошептал:

– Нашел ресторан! «Мидиатека» на Преображенке. Но никакого мужика они не помнят, во всяком случае, администратор не помнит.

– Никаких никогда никто не помнит, – хмыкнул Максимыч. – Вот если б был хоть какой…

– Понял, – сказал Илюха в трубку. – Ага, спасибо. Подъеду ближе к вечеру. Всего доброго.

– Ты его как описывал-то? – усмехнулась Вера. – Абсолютно среднестатистический мужик?

Илюха слегка покраснел.

– Не, ну я ж понимаю, что надо ногами ехать! Но обозначиться-то надо было.

– Надо, надо, – успокаивающе сказала Вера, включая компьютер. – Сгоняем туда сегодня же, раз ты так удачно обо всем договорился. Что по блондинке?

– Глухо, как в танке, – вздохнул Илюха. – Единственное, что наша свидетельница говорит полезного: блондинка приходила не один раз, а минимум два. Оба раза днем, когда Поливанова то ли выходила с коляской, то ли заходила с коляской. Между четырнадцатью и шестнадцатью часами. Описание – треш: тюнингованная, модная, спортивная, фитоняшка… что-то на инстаграмьем, в общем. А! С большой сумкой, вроде так.

– Спортивная и фитоняшка – это ее фигура или одежда произвела такое впечатление?

– Одежда спортивная, да. Кроссовки, штаны, куртка короткая. Про фигуру там вообще ничего не понятно. «Стройная, подтянутая». Ну правда, Вер, если бы не волосы, это могла бы быть вообще любая хорошо выглядящая девушка, хоть Анютка моя.

– Так блондинка же у нас лет тридцати?

– Так ярко же накрашена! Если Анютку ярко накрасить, неизвестно, сколько ей бы дала посторонняя тетя. Может, и блондинка моложе.

– Тюнингованная? Аня?

– Да упаси Господь, – ужаснулся Илюха. – Нет, конечно. Но Поливанова сама не может объяснить, в чем там тюнинг. Просто, говорит, видно, что ухоженная, и все.

– Печаль, – согласилась Вера, сама имевшая о тюнинге крайне смутные представления. – А протокол-то есть у тебя?

– Пока только заметки в телефоне, – признался Илюха. – Полчаса мне дай, сделаю.

– Бери. Только прям полный сделай, ладно? Максимыч, а ты что скучаешь? По делу Возняка что у тебя?

– А я пишу, вот! – Максимыч оскорбленно развернул к ней экран монитора с открытым документом – насколько Вера могла судить, практически незаполненным.

– У тебя час. – Вера наконец развернулась к компьютеру с ее собственными недоделанными отчетами.

Но мысль не шла. Какое-то время Вера созерцала портрет Беннигсена над входной дверью – умное усталое лицо легендарного Д-шника, сумевшего разглядеть доппельгангера в действующем монархе, убедить в своей правоте графа Палена и возглавить операцию по ликвидации, вошедшую во все мировые учебники истории. Леонтий Леонтьевич смотрел на Веру с некоторой укоризной.

Она открыла окошко браузера, но и в Интернете ничего вдохновляющего не нашлось. В США левацкие активисты активно призывали к бойкоту Джоан К. Роулинг, которая опрометчиво призналась в своем блоге, что в первой версии «Гарри Поттера и философского камня» у Фреда Уизли был брат-близнец. Наличие у любимого героя полной копии было воспринято хейтерами как «оскорбление чувств родственников жертв доппельгангеров» и «неприятная и необъяснимая толерантность к двойникам».

В следующей статье сообщалось, что Netflix приступил к созданию очередного мини-сериала о Ганнибале Лектере – популярном допе-маньяке, который скопировал и съел известного психиатра. К авторам сериала (а также всех предшествующих ему произведений о Лектере) претензий об избыточной толерантности к двойникам почему-то ни у кого не возникло.

– Вер Михална! Ну телефон же звонит!

Она очнулась и наконец сняла трубку.

– Пост охраны беспокоит, – сообщили ей. – К вам тут посетительница.

– Посетительница? Ко мне?! – оторопела Вера, представив себе почему-то разыскиваемую ими блондинку. Ощущение абсурдности происходящего накрыло ее окончательно.

– Ну не прям лично к вам, – уточнил невидимый пост охраны. – Просто тут девушка пришла, хочет сообщить о допах, и почему-то обязательно только женщине. Утверждает, что обстоятельства дела таковы, что она совсем никак не может рассказать о них мужчине. Причем ей нужна именно женщина из оперсостава, а таких во всем Управлении только вы.

Час от часу не легче. Что бы ни случилось с неизвестной девушкой, Вере эта история уже заранее не нравилась. С другой стороны, на горячей линии действительно дежурили только опера мужского пола.

– Сейчас спущусь, – пообещала она.

Неторопливо листая паспорт Елагиной Зои Андреевны двухтысячного года рождения, уроженки города Кадникова Вологодской области, зарегистрирована на Криворожской улице в Москве, Вера из-за прочного стекла поста охраны разглядывала посетительницу. Невысокая и тонкая в кости, очень хорошенькая, с наивными русыми кудряшками, стянутыми сзади в хвостик, на блондинку-фитоняшку Зоя Елагина не тянула никак. Она заметно волновалась, а увидев Веру, и вовсе оцепенела от ужаса: личико у нее стало совсем бледное, и всю ее потряхивало, как от электротока.

Да что ж с ней такое произошло?!

– Добрый день, Зоя Андреевна, – сказала Вера, выходя из комнаты охраны. – Капитан Кашук Вера Михайловна, оперативный отдел Управления Д. Вы хотели со мной поговорить?

– Д-да, – неожиданно низким голосом согласилась Зоя. – Только можно не здесь?

– Разумеется, не здесь. – Придется тащить ее в кабинет, обреченно подумала Вера. Обе комнаты для работы со свидетелями были заняты сотрудниками детского отделения. – Может быть, вам нужен психолог или просто врач? Вы как себя чувствуете?

– В-все хорошо, – слабо улыбнулась Зоя.

– Мне показалось, что вы меня испугались. Возможно, вы все-таки хотите поговорить со специалистом горячей линии или с другим оперативником?

– Нет-нет! – наотрез отказалась Зоя. – Я просто никогда… никогда не видела женщины-Д-шника… но я буду с вами разговаривать.

Бред какой-то, раздраженно подумала Вера. Зачем тогда просила встречи с женщиной из Управления, если думала, что таких не бывает?

– Тогда пойдемте к лифтам, поднимемся в мой кабинет, – предложила она.

Двери лифта за ними уже закрывались, когда в проем втиснулась нога в не очень чистом замшевом ботинке, а за ней и весь Щеглов – Верин начальник, руководитель всего оперативного отдела Управления. Был он, как всегда, неукротимо энергичен и жизнерадостен:

– Добрый день, добрый день! Очень приятно! – приветствовал он Зою, которую при виде такой бурной активности накрыл, видимо, очередной приступ паники, потому что она буквально отползла от Веры и окончательно забилась в угол. – Работаете, капитан Кашук?

– Работаю, товарищ полковник.

– Ну и отлично! – не пойми чему обрадовался Щеглов. – Потом зайдите ко мне.

Они вышли на одном этаже. Щеглов направился направо, Вера с Зоей – налево. Вера приложила пропуск, толкнула дверь кабинета, и Максимыч с Илюхой синхронно подняли головы.

– Проходите, Зоя Андреевна, – пригласила Елагину Вера. – Вон у того стола присядьте пока. Коллеги, у нас тут немного нетиповая ситуация: свидетельница просит, чтобы при ее рассказе не было мужчин.

– Протокол, – тихонько напомнил Максимыч.

– Знаю, – вздохнула Вера. По регламенту личные беседы с таким «самотеком» полагалось вести минимум вдвоем. – Но второй женщины у нас нет.

– Давай из детского позову психолога, – настаивал Максимыч. – Я Черникову с Кирьяновой видел с утра. Или аналитиков наберу, там Лариса Петровна на месте точно.

– Ну давай, – уступила Вера. – Но мы все равно сами начнем, чтобы время не терять. Давайте, ребят, попейте кофе пока.

За Максимычем и Илюхой закрылась дверь. Вера устроилась за столом и повернулась к Зое. Та вроде бы преодолела первый страх и теперь следила за Верой неотрывным, каким-то даже жадным взглядом.

– Ну что ж, Зоя Андреевна, ваше условие выполнено, – обратилась к ней Вера. – Давайте вы все-таки попробуете рассказать, с чем же вы пришли.

– Спасибо вам большое, – с горячечной торопливостью заговорила Зоя, заглядывая ей в глаза. – Я так вам благодарна, что вы меня приняли, я уверена, что никто, кроме вас, не сможет мне помочь… А вы давно допов ловите?

– Давно, – терпеливо согласилась Вера. – Зоя, давайте все-таки не обо мне, а о вас.

– Извините, – немедленно вспыхнула та. – Простите, просто к этому не так-то легко перейти. Но я чувствую, что вам можно доверять, потому что вы такой добрый, понимающий…

Она протянула к Вере ладони, словно затем, чтобы взять ее руки в свои. В тот же момент Вера изо всех сил толкнулась спиной и опрокинулась назад вместе со стулом. Сверху на нее бросился доп, целясь в ее запястья. Вера пнула его ногами в грудь – Зоя отлетела к окну, но тут же пружинисто прыгнула на корточки и снова бросилась вперед.

Вера толкнула стол – грохота он создал бы немало, но опрокинуть его совсем Вере не удалось, только монитор с принтером полетели на пол. Сто тридцать секунд, думала она, на копирование ей нужно целых сто тридцать секунд. Но для установления контакта, при котором Вера умрет, как известно, хватит и одной.

Зоя рухнула на нее сверху. Это уже было совсем плохо – при близком контакте приходилось защищать запястья, что сильно ограничивало возможности. Вера попробовала достать допа головой. В этот момент наконец-то распахнулась дверь в кабинет. Кто-то – Илюха? – рванул Зою за плечи, но сам потерял равновесие и грохнулся. Зато Вера получила пространство для маневра и еще раз изо всех сил пнула допа ногами в живот. Зоя резко отклонилась назад и вскочила на ноги. В этот момент Маевский выстрелил.

На несколько секунд все замерло. Илюха тяжело дышал. Паша стоял, опустив оружие. Тело бывшей Зои Елагиной неподвижно лежало на полу.

– Вы же кофе пить пошли, – прошептала Вера.

– Какой еще кофе? – неподдельно удивился Максимыч откуда-то сверху. – Это у тебя, Михална, шок, не иначе. Несешь, прости старика, сама не знаешь что.

Их было двое. Оба светловолосые, один повыше и потоньше, другой пониже и покрепче, оба в гражданском, в джинсах каких-то и пуховиках, но Вера сразу поняла, что это Д-шники, оперативники. Они пришли за ней прямо на урок – была опять геометрия, у доски маялась от собственной несообразительности и общей бренности бытия Валькова, Ирина Викторовна зевала в кулачок, за окном опять валил снег.

– Здрасьте, – пробасил тот, что пониже. – Извините, а Кашук Вера в этом классе учится?

– Простите, а вы кто? – строго спросила Ирина Викторовна.

Вера встала из-за парты.

– Центральное Управление Д, – представился ее собеседник. – Капитан Борисов, лейтенант Близнюк. Документы показывать?

Теперь весь девятый «А» смотрел на них во все глаза. Настя подавала Вере отчаянные знаки, но та уже зашла за спину капитану Борисову и встала у двери.

– Можно, Ирина Викторовна?

– Так срочно, что нельзя было подождать конца урока? – демонстративно вздохнула Ирина Викторовна. – Иди, Кашук. Валькова, продолжай, пожалуйста, я всегда зеваю, когда мне интересно.

Дверь закрылась. Вера, капитан Борисов и лейтенант Близнюк стояли втроем в пустом коридоре.

– Пойдем вниз, Вера. – Капитан Борисов мягко подтолкнул ее к лестнице. – Там секретарь вашего директора нам какой-то кабинет открыла. Поговорим без посторонних.

Кабинет, который им открыли, оказался биологическим. «Биогеоценоз» – гласила грозная надпись на доске. На стене раскинулся гигантский плакат с эволюционным древом, желтый от старости. Они расселись вокруг первой парты и замолчали.

– Как вас зовут? – наконец спросила Вера.

– Николай Андреевич, – представился капитан Борисов.

– Николай Андреевич, вы вроде бы поговорить хотели.

– Хотел, – согласился Борисов. – Но разговор у нас будет тяжелый, Вера. Тяжелый даже для взрослого человека, а ты еще такая молодая…

– Он погиб? – спросила Вера. – Женя.

Николай Андреевич молча кивнул.

– Это точно? Никакой ошибки быть не может? Вдруг он все-таки…

– Доппельгангер, который… захватил его тело, – медленно проговорил Николай Андреевич, – был направлен на тест Малиновского еще вчера. И провалил этот тест с треском, Вера. Там все прозрачно, никаких ошибок. Совсем свежий, не успел еще вжиться как следует. К тому же он, видимо, по каким-то своим причинам очень торопился перекинуться, когда ему встретился Женя. Зима, вечер, парк. Увы, это классика.

– А я читала, что тест Малиновского на детях дает некорректные результаты, – упрямо сказала Вера.

– Именно что на детях, Вера. Пока ребенок не начнет хорошо говорить, пока он не начнет отличать реальный мир от мира своих фантазий, от него, конечно, многого не добьешься. Но Жене было почти восемнадцать лет, он был психически здоров, с развитой речью и памятью. Для таких людей тест Малиновского отлично подходит, и результаты его, как правило, достоверны.

– «Как правило» – значит, бывают исключения?

– Тело уже нашли, – внезапно вмешался Близнюк. – Там же, в парке, под снегом. И родители его опознали. Оно, конечно, промерзло за сутки, но для опознания это даже…

В кабинете вдруг потемнело, и Вера больше не видела его лица. «Но я же не теряю сознание, я же сижу, а не падаю, – подумала Вера. – Я слышу их хорошо, капитана и лейтенанта, могу дотронуться до своего носа, по щекам мурашки какие-то, но это ерунда, я же понимаю, кто я и где нахожусь. Разве это так происходит?»

– Знаете, это странно, – сказала она им. – Но я почему-то совершенно вас не вижу.

– …несовершеннолетнюю! Без присутствия законного представителя! Ее отец уже выехал в школу! Да я на вас персонально и на все ваше Управление жалобу подам! Ей пятнадцать лет, вы понимаете или нет?!

– Вы имеете на это полное право, – кротко согласился Николай Андреевич. – Вы во всем правы. В наше оправдание я могу сказать только то, что при общении она производит впечатление очень взрослой и самостоятельной девочки. Ведь она сама поняла, что перед ней доппельгангер, сама позвонила в Управление и оставила заявление. Никаких законных представителей при этом не было.

– Да мало ли какое впечатление! Есть протоколы! Не знаю, нормативные акты! Вы не могли ее допрашивать вне присутствия законного представителя!

– Да никакого допроса и не было!

Вера открыла глаза. Орала Анжелика Юрьевна, школьная медсестра, разъяренная белокурая бестия. Борисов сидел на стуле около кушетки, на которой лежала Вера. Близнюк стоял нога за ногу, утомленно прислонившись к косяку двери медкабинета. Оглушительно воняло какой-то медицинской дрянью.

– Тихо, не вставай, – сказал Николай Андреевич.

– Да нет, я в порядке, – пробормотала Вера. Она села, тут же поняла, что насчет порядка наврала, и прислонилась затылком к стенке.

– Я прошу вас обоих немедленно покинуть мой кабинет, – заявила Анжелика Юрьевна. – Вы уже ей сказали все, что хотели. Вы тут совершенно лишние.

– Вера, ты молодец, – сказал Николай Андреевич, не обращая внимания на эти вопли. – Ты все сделала правильно и, возможно, помогла избежать еще большей беды. Я оставлю тебе номер телефона, если у тебя появятся какие-то вопросы, позвони мне, хорошо?

– Подождите. – Вера поняла, что они сейчас уйдут. – А похороны Жени? Вы знаете, где они будут и когда?

– Верочка, какие похороны, детка, тебе лежать надо! – снова завелась Анжелика Юрьевна. – Психоэмоциональная нагрузка в твоем возрасте…

Но Близнюк, уже выйдя за дверь, бросил как бы через плечо:

– Послезавтра в двенадцать на Троекуровском.

Глава 6

Дверь квартиры на Криворожской им открыла глухая бабушка, которая ни о какой Зое Елагиной сроду не слышала и что от нее хотят Д-шники, не поняла. В самой квартире тоже ничто не указывало на проживание молодой девушки. Типичное бабкино жилье, и даже кот был на месте – тощий и весь какой-то ободранный, он выгибал спину, оглушительно шипел и всячески демонстрировал, что им тут не место.

– Порожняк, – подытожил Максимыч уже в машине. – Регистрация купленная, судя по всему. Куда теперь?

– Да вот непонятно, – пожала плечами Вера. – Наверно, в Управление. Не тащиться же в ресторан вчетвером.

– А паспортные данные есть? – внезапно спросил Володя.

– Даже целый паспорт есть. – Максимыч помахал в воздухе паспортом Зои Елагиной. – Вот ни телефона, ни ключей нет, а паспорт – вот он.

– Можно пробить номер сотового, а по нему – адреса доставки. Ну, куда по этому номеру пиццу заказывали, например. Есть же базы такие в «Телеграме».

– Есть! – откликнулся Илюха. – Давай прямо сейчас попробуем, а?

– Ну можем. – Володя с сомнением покосился на Веру – базы, о которых он говорил, явно были не то что неофициальными, а откровенно нелегальными. Но руководство хранило молчание, и он, зарулив на парковку гипермаркета, выключил двигатель, после чего они с Илюхой засели за телефоны, оживленно обмениваясь советами.

– О, – наконец сказал Володя. – Есть наша девушка. Вот, смотри: Ереванская, тринадцать, даже не очень далеко. Поедем?

– Поедем, – решила Вера. – Только, если там не откроют, дверь придется вскрывать. Максимыч, надо звонить с полицией договариваться.

– Угу, догадался уже, – пробурчал Максимыч и полез в недра своего сотового, где хранил, кажется, номера всех отделений полиции в Москве.

В квартире им действительно никто не открыл, и вскрытия двери пришлось ждать довольно долго. Пока в ожидании полиции Илюха бегал за чаем в ближайшую кофейню, Максимыч как бы невзначай завел разговор об утреннем происшествии, и Вера никак не могла взять в толк, к чему же он клонит.

– А к Щеглову ты заходила потом? – не отставал он.

– Конечно заходила. Все рассказала, как было, но он, по-моему, отнес все это к разряду необъяснимых форс-мажоров.

– А ты?

– А ты? – в упор посмотрела на него Вера.

– А я так думаю, Вер Михална, что она конкретно на тебя шла.

– В смысле? – не поняла Вера.

– А в том, что к чему была вся эта бодяга именно о женщине?

– Ну, с женщиной, очевидно, проще справиться, а Зоя была не то чтоб богатырь.

– Допустим, – кивнул Максимыч. – А зачем тогда она просила опера? Согласилась бы на психолога, была бы ей не просто женщина, а даже не очень физически тренированная женщина.

– Значит, психолог не годился для ее целей, – парировала Вера. – Ты же понимаешь, что планировалась очень короткая операция, в чем бы она ни заключалась. Мое тело осталось бы в кабинете, и вы нашли бы его очень быстро – это раз. Моего двойника вы бы раскололи за минуту – это два. Значит, по ее плану дело обстояло примерно так: она задваивает меня, тут же делает то, ради чего пришла, причем очень быстро, и так же быстро сматывается. А вот зачем она пришла?

– За тем, к чему был доступ именно у тебя, – упорно сказал Максимыч. – Материалы какие-то? Убить Щеглова, парализовать работу отделения? Что-нибудь взорвать или распылить…

– Ничего у нее с собой не было ни для взрыва, ни для распыления. Материалы именно нашей группы у нас в головах и легко восстанавливаются. Материалами Маевского и Булавина я не располагаю. Вот у Щеглова – да, у него все отчеты есть. Так и шла бы к Щеглову.

– Информация! – поднял палец Максимыч. – Может, она хотела не уничтожить информацию, а, наоборот, узнать.

– Тогда она должна была точно знать, что она у меня есть, да еще и иметь план действий на случай, если я успела запаролить вход в систему. Ну ладно, допустим, у меня пароль qwerty или вовсе никакого. Что у нас сейчас в производстве незаконченного? Возняк, Косенко, Катина, хвосты по Запольскому и неизвестный мужик. В любом случае, либо мы имеем дело с организацией, либо у Елагиной тут были источники. Даже не знаю, что хуже.

– Хуже только комбинация обоих вариантов. А ты заметила, как она на тебя смотрела? – вдруг вспомнил Максимыч.

– Да, странно. Но она в принципе была очень странная. Ее так трясло, что я сперва решила, что там по меньшей мере групповое изнасилование…

Вернулся Илюха – одновременно с чаем, участковым и специалистами по вскрытию. Вера и Максимыч тут же замолчали, зато Илюха болтал без умолку. Даже когда полицейские уехали, а Д-шники включили видеорегистраторы и приступили к осмотру жилья Зои Елагиной, он продолжал комментировать все найденное, как испорченный репродуктор:

– В прихожей шкаф производства… «Шатура Мебель». В шкафу зимний пуховик Orsa в чехле, размер сорок два, в карманах пусто. Куртка кожаная бренда… нет, это мне не выговорить… размер сорок два, в правом кармане жвачка Orbit, начатая. Ветровка спортивная Baon, размер сорок два…

– Тебе еще не надоело? – с тоской спросил Максимыч.

– Не-а, – откликнулся Илюха. – Пусть у нас все на записи останется, не придется вспоминать потом.

– Вер, пойдем пока кухню посмотрим, – предложил Максимыч. – Он тут сам прекрасно справится.

На кухне наконец нашлось свидетельство, что квартира действительно Зоина, – фотография самой Зои в рамочке с пальмами на подоконнике. Но больше ничего интересного там не было. Небольшой совмещенный санузел закончился еще быстрее.

В спальне же они снова столкнулись с Илюхой, который продолжал бормотать, как акын:

– На подоконнике книга «Двойные стандарты» Майкла Коэна. О, классика доповедения! А также банка с металлическими монетами достоинством от десяти копеек до десяти рублей.

– Сейчас пересчитывать будет, – ехидно спрогнозировал Максимыч. Илюха бросил на него взгляд, исполненный оскорбленного достоинства.

– На стене над кроватью кондиционер Kitano… не знаю такой, но, наверно, хороший…

– Слышь, малой, – не выдержал Максимыч. – Ты только не обижайся, но видеофиксацию изобрели именно для того, чтобы не комментировать каждый свой чих!

Не обращая на него ни малейшего внимания, Илюха придвинул к себе стул и полез к кондиционеру поближе:

– А это что?

– Датчик температуры и влажности, – объяснил Максимыч медленно, будто обращаясь к слабоумному. – Продается на «Алиэкспрессе» за малую копеечку. Клеится на… ну, на что захочешь, вот на кондиционер тоже можно. Что ты к нему прикипел-то?

– Максим Максимыч, – восторженно прошептал Илюха. – Тут видеокамера. И запись идет.

– Да ты что! – ахнула Вера.

Оба, не сговариваясь, бросились к стулу, на котором стоял Илюха, и благоговейно наблюдали, как он осторожно отцепляет провод и снимает камеру с фронтальной панели «наверно, хорошего» кондиционера Kitano.

– Домашняя, обычная, – сообщил он сверху. – Как и сказал Максим Максимыч, на «Алике» такого добра навалом. Передает владельцу изображение и звук, скорее всего, через какое-то приложение типа Google Nest. Возможно, хранит записи, но вряд ли долго.

– Зачем допу снимать себя на камеру? Да еще на скрытую?

– Незачем, – согласился Илюха. – Но, я так думаю, это не он снимал. Точнее, не она. Не Елагина.

– А кто тогда? – нахмурился Максимыч. – Она же одна жила!

– В паспорте-то у нее другой адрес, – прищурился Илюха с высоты стула и своего немалого роста.

– Ты гений, – медленно сказала Вера. – Никакому Маевскому я тебя не отдам. Останешься у меня – года через три будешь лучшим опером в Управлении. Максимыч, квартира съемная. А запись вел собственник.

– Я сгоняю в УК тогда? – полувопросительно уточнил Илюха и спрыгнул со стула. Модный ламинат жалобно дрогнул.

Вера кивнула, и через минуту Илюхи в комнате уже не было. Еще через двадцать минут у Веры зажужжал сотовый:

– Есть собственник! – выдохнул Илюха. – Лукьянов Артем Егорович, будет у нас в течение часа. Мы ему прям с управляющим позвонили, сказали, что тут потоп и он залил все квартиры по стояку. Мчит, родимый.

– Супер. Слушай, будь другом, зайди пока купи еды хоть какой-нибудь. Пофиг что, хоть дошик. Я уже с голоду помираю. Пока он там мчит, как раз перекусим.

– Да тебе бы вообще, по-хорошему, отгул взять, – пробурчал Максимыч. – На тебя навалилось с утра пораньше: и драка, и ликвидация.

– Отгулы для слабаков, – грустно сказала Вера. – А допа ликвидировала не я, а Паша Маевский. Я всю дорогу вела себя фантастически глупо, Максимыч, и все это знают.

– Ну ничего, – утешил ее Максимыч. – Зато Лисичкин у нас вон какой умный. Практически как щенок чау-чау.

На кладбище они поехали втроем – Полетаев, Вера и Настя. Вера принесла белые розы, Полетаев – темно-красные, с длинными, за все цепляющимися стеблями. На Насте был нарядный ярко-голубой пуховик, и она чуть не в слезах объясняла Полетаеву, что это ее единственная теплая верхняя одежда, хотя Полетаев и не думал ее в чем-либо обвинять. Он вообще как-то очень резко повзрослел, ненавязчиво, но постоянно заботился и о Вере, и о Насте, поддерживал их на скользких ледяных дорожках, посадил в маршрутке на хорошие места, поправлял на Насте капюшон и вел себя спокойно и сдержанно, что раньше ему было совершенно не свойственно.

Изменение личности, подумала Вера, может быть признаком того, что тело вашего знакомого уже захвачено доппельгангером. Хотя этого, конечно, быть не могло – она знала, что Севку вчера тоже прогоняли через тест Малиновского в каком-то специальном институте, как и все Женино окружение.

Ее почему-то не вызвали. Наверно, из-за того, что она сама обратилась в Управление.

В крематории было много молодежи: Женькин класс, Женькина команда по гребле, друзья по общему с Полетаевым кружку по программированию. Полетаева тут же окружили, он представлял девчонок – ребята кивали и, как правило, тут же отворачивались, продолжали тихо разговаривать между собой, но, видимо, какие-то слухи все-таки просочились, и Вера стала ловить на себе чужие взгляды через плечо, шепоток – «та самая…»

А потом перед ней оказалась женщина, слишком молодая для Жениной мамы и все-таки очень на него похожая. Очень симпатичное заплаканное лицо. Старшая сестра?

– Это ты, – тихо, но жестко сказала она. – Это все случилось из-за тебя. Уходи отсюда… Кашук Вера.

– Простите меня, – ответила Вера, опустив голову и не двинувшись с места. Пол в крематории был кафельный, серый, в мелкую матовую плитку.

– Что ты стоишь? Иди!

– Я сочувствую вашему горю, – негромко сказала Настя, беря Веру под руку. – Но это случилось не из-за нее. А из-за этого проклятого допа. А она Женю… любила. И я думаю, мы имеем право попрощаться… с другом. А потом уже уйти. Да?

Сестра (или все-таки мама?) некоторое время сверлила их взглядом, затем резко развернулась и отошла.

– Так, перекур, – скомандовала Настя. – Выходим наружу пока что. Потом вернемся.

– Насть? – вопросительно позвал ее Полетаев, сроду не называвший ее иначе, чем «Иванова».

– Все нормально, Сев, – ответила она, хотя всю жизнь обращалась к нему «Полетаев». – Пять минут.

Он остался внутри. Настя вытащила сигареты и дала Вере одну.

– Не бери в голову, – строго сказала она. – Не вздумай. Если бы не ты, они бы этого допа еще год ловили. Или, не знаю, десять лет.

– Если бы не я, Женя бы этого допа даже не встретил. Она права.

– Ничего подобного. Ты его в этот парк не выгоняла. Он принял решение сам. Он мог бы… да хоть вернуться ко мне за Полетаевым… Севой. Или позвонить родителям, чтобы его встретили. Много вариантов.

– Я могла настоять, – бесцветным голосом сказала Вера. – Он бы меня послушал. Она права, конечно, все из-за меня.

Около них остановился какой-то мужик – вроде бы не совсем рядом, но последние ее слова он, конечно, слышал. Настя неприязненно уставилась на него:

– Простите, вы что-то хотели? Если про сигареты, то…

– Я хотел бы сказать пару слов Вере, – перебил он. Она подняла взгляд и в этот момент его узнала – это был капитан Борисов, тот самый Д-шник.

– Николай Андреевич, – сказала Вера.

– Я, – согласился он. – Послушай, Вера, у меня не такой уж большой опыт общения с подростками. Моей дочке всего три года. Поэтому я могу, может быть, не самые правильные слова говорить. Но я скажу как думаю. Тебе кажется, что ты могла что-то для Жени сделать и не сделала. Так сделай что-то сейчас. Ты сейчас можешь сказать «уже поздно», но просто поверь мне, что это не совсем так. Напиши для него песню, нарисуй картину, скворечник сколоти, я не знаю. Все, что в голову придет, но только это должно быть что-то хорошее. Полезное. Нужное. Ладно?

– Скворечник, – повторила она.

– По-дурацки звучит, я понимаю, но…

– Я, кажется, знаю, что надо делать, – внезапно сказала она. – Николай Андреевич, вы где учились?

– Учился? – немного растерялся он. – Ну в Боровичах в школе учился, в пятнадцатой. Потом в Высшей школе милиции, в тверском филиале. Сейчас это Университет МВД.

– В Управление к вам попадают обычно оттуда?

– В Центральное – да. В региональные обычно из региональных вузов.

– А какая специальность для этого должна быть?

– Веришь, у нас до сих пор нет специальности «защита от доппельгангеров», берут с разных специальностей. У меня была ОРД, оперативно-разыскная деятельность. – Николай Андреевич пристально посмотрел ей в глаза. – Но я догадываюсь, к чему ты клонишь, поэтому сразу скажу: на ОРД девчонок не берут.

Вера не отводила от него взгляда.

– В Управлении Д нет женщин?

– Да есть, есть. В детском отделении много девушек работает, в основном психологов-диагностов. Ты же знаешь, что все дети-вундеркинды стоят на учете, проходят тесты – ну там специальные, детские?

– Это не подходит, – помотала головой Вера.

– Можно в следователи, там тоже много женщин. Правда, почти все потом так и остаются в системе МВД – в Д ведь нет следствия, где им там себя применять… Рост у тебя какой?

– Сто шестьдесят четыре.

– Нормально. Проблемы со здоровьем есть? Травмы были? Зрение хорошее?

– Нет. Нет. Да.

– Стометровку за сколько пробегаешь?

– А за сколько надо? – нахмурилась Вера, которая в последний раз ходила на физру в начальной школе.

В спортзале была зеркальная стена, потому что он заодно использовался гимнастками. Очередная папина барышня, детский невролог, что-то подкрутила в аппарате ЭЭГ, выдала ей справку с диагнозом «нейроциркуляторная дистония», и с тех пор Вера в свое удовольствие читала в раздевалке, пока стометровку бегал кто-то другой.

– Семнадцать секунд, кажется. Справишься?

– Два года впереди. Справлюсь.

– Не буду тебя отговаривать, – сказал Николай Андреевич. – Характер у тебя… какой надо характер. Если ты в процессе не передумаешь, из тебя выйдет хороший Д-шник. А если передумаешь, не кори себя за это. Но имей в виду: целевого набора у нас нет. Поступаешь – делаешь это на свой страх и риск, в Управление отбирают только на пятом курсе. Я от помощи не отказываюсь, звони, проконсультирую в любое время. Но если пролетишь мимо отбора, я буду бессилен.

– А что надо сделать, чтобы отобрали?

– Хорошо учиться, – пожал плечами Николай Андреевич. – На физуху не забивать. Ну и курить, действительно, бросай, пока не начала.

Из двери крематория высунулся Полетаев.

– Прощание начинается, – сказал он. – Пора.

Николай Андреевич еще раз пристально посмотрел на Веру и первым пошел ко входу.

Глава 7

Артем Лукьянов оказался совсем молодым, прекрасно упакованным и довольно скользким юношей, которому родители купили жилье, чтобы он спокойно учился в выбранном ими вузе, чего он делать, по-видимому, совершенно не собирался. Сам жил у девушки в Сити, родительский подарок сдавал в аренду. Известие о том, что дверь в квартиру вскрыта, а внутри его ждут три Д-шника, он воспринял совершенно бестрепетно.

– Какая еще камера? – картинно изумился он. – Вообще не знаю, о чем вы.

– Телефон давайте, покажу, какая. – Вера протянула ему открытую ладонь.

– Телефон?! Да вот еще, – хмыкнул он. – А где у вас постановление, чтобы мой телефон шмонать? Соблюдайте права мирных граждан, господа хорошие.

Вера мысленно досчитала до трех.

– Слышь ты, поганец мелкий, – с расстановкой произнесла она. – Ты, когда девчонку снимал в ее спальне на скрытую камеру, ее правами что-то не интересовался, это раз. А два – мы тебе не полиция, и на права твои нам срать. У меня есть функции дознавателя, и я тебе сейчас что угодно выпишу, так что ты мне не только телефон сдашь до закрытия дела, а вообще все, включая резинку от трусов. В противном случае – вмешательство в деятельность лица, производящего дознание, до шести месяцев, а за Д тебе еще годик накинут. А после сдачи резинки от трусов я тебя оформлю на двадцать четыре часа и заодно направлю не просто на тест, а на полное освидетельствование. Хочешь?

Максимыч мечтательно улыбался. Артем Лукьянов молчал, созерцая носы своих кроссовок. Тишину нарушил ощутимый стук – Илюхе удалось наконец захлопнуть рот.

– Куда идет запись с камеры? – спросила Вера.

– Ну как вы и сказали, – буркнул Артем. – В телефон ко мне.

– Сколько времени хранится запись?

– Там не по времени, а по размеру хранилища. Оно заполняется, старая запись стирается, новая пишется.

– А в среднем по времени сколько хранится постоянно?

– Ну день, может, два.

– Камера с датчиком движения? – вклинился Илюха.

– Да.

– Звук пишется?

– Нет, – покачал головой Артем. – Раньше писался, а потом в ней что-то глюкануло. Может, микрофон полетел.

– Давно она тут установлена? – спросила Вера.

– Ну как стал квартиру сдавать… месяцев шесть, может.

– За это время Зоя Елагина была твоим единственным арендатором?

– Ну да.

– Ты смотрел записи?

Артем уставился на нее как на идиотку:

– А на фига камера, если в нее не смотреть?

– Ты когда-нибудь видел в поведении Зои что-нибудь странное? Что-то тебя заинтересовало или насторожило, может?

– Да не было там ничего! – воскликнул Артем. – Ну пришла, ну разделась, ну спать легла – и так каждый вечер примерно. Мужиков никаких не приходило к ней, в комнате она не курила. Я вообще против курения, – ни с того ни с сего заявил он.

– Ясно, – вздохнула Вера. – Давай скидывай, что у тебя там осталось в хранилище.

– Да там большие же файлы! – возмутился Артем.

– Ничего, – утешила его Вера. – Мы совершенно никуда не торопимся.

– А если я вам их спишу, вы меня отпустите?

– Посмотрю, как ты себя вести будешь, – мрачно пообещала Вера.

На этот раз он внял ее словам без дополнительной аргументации и дальше вел себя практически безупречно. Через полчаса все записи были у них, и Артем Лукьянов с видимым облегчением ускакал восвояси, не озаботившись даже тем, чтобы запереть дверь.

– По домам? – с надеждой спросил Максимыч в машине. Было уже совсем темно.

– Как это по домам?! – возмутился Илюха. – А видео смотреть?

– Да там этих роликов часов на шесть! Дома нельзя посмотреть, что ли?

– Давайте действительно поделим, – решила Вера, которая уже не чувствовала ног от усталости. – Только, Илюх, ты помнишь, что на сегодня с рестораном еще договаривался? Позвони им тогда, сдвинь на послезавтра?

– Сейчас съезжу, – упрямо сказал Илюха.

– Тогда записи полностью берем мы с Максимычем. Устраивает?

Илюха недовольно посопел.

– Ладно, уговорили. У меня ресторан, у вас – записи. Я побежал тогда?

– Куда ты в ночи один побежал?! Володя сейчас всех развезет. И в ресторан пойдете вдвоем. Сегодня утром один доп уже пытался внедриться в Управление, так что не повторяй, пожалуйста, моих ошибок. Особенно таких тупых.

– Да ну, он сейчас разноется, что его дома ждут… Поеду один, не будет ничего, – махнул рукой Илюха. – Ты все-таки девушка, а я вон какой здоровый! Ни один доп напасть не решится.

Сердце бухнуло в груди, как огромный молот, и она покачнулась.

– Вер, ты чего? – растерялся Илюха.

– Много лет назад, – глухо произнесла Вера, – один человек, здоровый, сильный, немного младше тебя, сказал мне те же самые слова, а потом пошел домой один. Зима, вечер, парк. Классика… Можешь в свободное время сходить посмотреть, что от него осталось. Минус первый этаж, левый коридор, последняя камера. Поезжай, пожалуйста, с Володей, очень тебя прошу.

Этот день никогда не закончится, думала Вера, сидя на кровати с чаем и ноутбуком, на котором в ускоренном режиме крутились записи с камеры. Стрелки настенных часов застыли на десяти минутах двенадцатого. Ей осталось еще час сорок минут записей за понедельник. Черно-белая Зоя Елагина на экране зашла и вышла смешной ускоренной походкой, опять зашла, расставила сушилку, повесила мокрую одежду и, включив телевизор, села делать маникюр. Опять вышла. Опять зашла. На радость мелкому Артему разделась догола, хотя что он при таком качестве картинки там особо мог рассмотреть? Надела пижаму, погасила свет.

Надо ложиться спать, в который раз подумала Вера и сделала очередной глоток из чашки.

Ночь. Снова день. Зоя оделась, взяла рюкзак, вышла.

Следующая запись. Вернулась. Принесла высокие кружки и вазочку с чем-то непонятным. Затем в комнату зашла еще одна девушка.

Вера опрокинула чашку – чай разлился по одеялу и закапал на пол, но это было уже неважно. У Зоиной гостьи были длинные белые волосы, собранные в высокий хвост на затылке.

Она выключила ускорение и отмотала запись на несколько секунд назад. Зоя сидит на стуле. Вот заходит блондинка-фитоняшка, на ней темные штаны в обтяжку и темная же укороченная толстовка. Они сидят за столом, пьют что-то из кружек, разговаривают… Да что ж стоило этому дебилу Артему Лукьянову починить микрофон! Смотрят друг на друга. Потом блондинка берет Зою за руку. Они сидят неподвижно. Потом блондинка встает и выходит. И Зоя не падает бездыханной, наливаясь Д-свечением, а встает и выходит за ней.

Зоя возвращается. Смотрит телевизор. Раздевается, ложится спать.

Но это же было копирование, чуть не взвыла Вера вслух на всю квартиру, это же совершенно точно! Почему Зоя не умерла?! Куда делось тело, ведь должно было образоваться тело? Что именно записала камера Артема Лукьянова?!

Она еще раз перемотала запись и на этот раз засекла время, в течение которого блондинка держала Зою за руку. Две минуты двадцать секунд.

Включив видеоредактор, она вырезала отрывок с Зоей и блондинкой в отдельный файл и просмотрела его еще раз. Так ничего и не придумав, она со вздохом потянулась за сотовым и набрала Щеглова. К его чести, он взял трубку сразу и никак не дал понять Вере, что для звонков уже поздновато.

– Сергей Евгеньевич, пожар, – выпалила она. – На квартире у Елагиной нами получена запись копирования с участием фигурантки по делу Запольского. Ну, то есть это пока предположительно наша фигурантка, но вероятность очень высокая. Но запись очень странная. Копирование есть, а трупа нет.

– Как это?!

– Да я уже голову сломала, как! Такое впечатление, что какой-то супердоп научился управлять несколькими телами сразу. То есть наша фигурантка, Запольский и Елагина – это вообще один и тот же доп.

– И при этом он не оставляет трупов? – не поверил Щеглов.

– Ну да. Допустим, он не копирует тела, а захватывает. Не знаю, Сергей Евгеньевич, я, наверно, уже не соображаю ничего…

– Заинтриговала, – перебил ее Щеглов. – Вроде ты у нас буйной фантазией не отличаешься, а такое мне тут нарисовала, хоть сейчас в Голливуд! Ну-ка сбрось мне эту запись прямо сейчас.

Вера нажала кнопку «Отправить». В трубку слышалось только сопение Щеглова – он смотрел присланный файл. На заднем фоне периодически раздавалось недовольное бурчание, видимо, его жены.

– Ух ты! – сказал наконец Щеглов. – Ты вообще понимаешь, капитан, что к нам попало в руки?

– Нет, – честно призналась Вера.

– И я не понимаю, а это уже вообще практически невероятно. Я попрошу специалиста из института…

– Ой, нет, – взмолилась Вера. – Пожалуйста, Сергей Евгеньевич, хватит с меня уже этого проклятого института!

– Да не этого! При психфаке МГУ есть Институт бихевиористики доппельгангеров. Вот оттуда тебе позвонит человек – если не сильно занят, прямо сейчас и позвонит…

– Начало первого ночи, – напомнила Вера. – Это мы с вами маньяки-трудоголики, но все остальные люди…

– Он еще больший маньяк, не переживай. Не сейчас, так завтра прямо с утра будет весь твой. Телефон далеко не убирай. Но, капитан, без подписки о неразглашении отправлять ему это нельзя. Тема будет, судя по всему, сверхсекретная, так что договаривайтесь как хотите, а смотрите вместе. Желательно на территории Управления. Ты поняла меня?

Предупреждение начальника оказалось излишним – телефон она не успела не то что убрать, а даже выпустить из рук, как он зажужжал снова.

– Здравствуйте, вы Вера Кашук? – Буква «р» собеседнику явно не давалась. – Мне только что звонил полковник Щеглов и просил срочно с вами связаться. – И со звуком «ш» в «что» у него тоже были сложности, машинально отметила Вера. – Меня зовут Александр Сергеевич.

– Пушкин? – обреченно уточнила она.

– Почти, – признался Александр Сергеевич. – Пряжкин, если честно. – А вот мягкая «р» у него получалась прекрасно. Интересная особенность речи, на акцент похожа. – Доцент ИБД, но это вы, наверное, и без меня знаете. Как я понял, у вас есть какая-то чудо-запись, но получить ее нельзя. Все верно?

– Да, – подтвердила Вера. – Нужно, чтобы вы приехали к нам в Центральное Управление, и я вам ее покажу. Только, боюсь, ближайшее доступное время – завтра вечером, когда моя группа заступит на дежурство по городу. Сможете? После восьми где-то. Я вам пропуск закажу.

– Конечно смогу.

– А вы сами тест Малиновского давно проходили? – внезапно спросила Вера.

– Привезу свежий любой из версий, начиная со сто одиннадцатой. Сто четырнадцатую и сто пятнадцатую писали как раз у нас, так что, сами понимаете, для тестирования у меня уйма возможностей. Что-то еще?

– Еще вы должны понимать, что меня в любой момент могут выдернуть на труп или на задержание.

– Буду вас ждать хоть всю ночь, – пламенно пообещал доцент Пряжкин.

– Запись свою вы будете ждать, – засмеялась Вера. – До завтра, Александр Сергеевич.

Спать ей расхотелось окончательно. Да и пододеяльник, залитый чаем, все равно надо было менять.

– Пап, мне нужна помощь.

Михаил Борисович отложил планшет и откинулся в кресле.

– Я весь внимание.

– В общем… я буду поступать в Университет МВД.

– Так, – спокойно сказал Михаил Борисович. – А почему именно туда?

– Оттуда потом набирают в Управление Д.

– Так, – повторил он.

– Я знаю все, что ты хочешь сказать, – заговорила Вера. – Я только в девятом классе. Я еще сто раз передумаю. Я не представляю, на что иду, это порыв, импульс, это пройдет. Образование – это очень важно, а Университет МВД – это не МГУ и не Вышка. На кону все мое будущее. Мы были знакомы всего несколько часов, я совсем его не знала, я его забуду, а может, и не забуду, но в любом случае у меня еще будут любовь, муж, дети, ипотека и так далее. Давай эту часть просто пропустим?

– А с чего ты взяла, что я хотел сказать именно это? – с любопытством спросил папа.

– Разве это не обязательный набор? – пожала плечами Вера.

– Ну что-то из перечисленного тобой я действительно думаю. А что-то – нет, – улыбнулся он. – Будущее твое мне действительно небезразлично. С другой стороны, это на моей памяти первая идея по поводу этого самого будущего, которая исходит от тебя самой. С третьей – ты вроде собираешься чему-то учиться, а не говоришь мне «я уйду в сквот и буду там до двадцати пяти лет курить марихуану»…

– Куда не уйду?

– Сквот – это такое… ну как бы хиппи-общежитие… Мне кажется, Верчик, что сейчас ты находишься в поиске глобальной цели. А так уж устроен наш мир, что все глобальные цели в нем укладываются всего в два типа: спасение мира либо месть. У тебя что?

Вера помолчала, завороженная этими словами. Спасение мира либо месть.

– И то, и другое. Можно же и то, и другое?

– Можно. Мы можем прерваться минут на двадцать, я сделаю пару звонков?

– Я не передумаю, – сообщила Вера ему в спину.

– Сомнений нет, – откликнулся Михаил Борисович. – Я просто хочу уточнить кое-что.

Пока он там звонил, Вера немного посидела над докладом по истории. Доклад был о Двойном времени – жутком периоде в истории России, когда она была полностью захвачена доппельгангерами. Помимо того, что бесконечные Лжедмитрии – все, разумеется, допы – развязали в стране кровавую бойню, им удалось еще и уничтожить большую часть письменных свидетельств о двойниках. По всей видимости, Управлению или той службе, которая тогда существовала вместо него, они этим попортили немало крови, откатив знания людей о допах практически к нулю, во всяком случае в России. Вера выбрала знаменитое покушение допов на князя Пожарского, потому что это был важный поворотный момент в истории будущего Управления.

Было это в Ярославле, в съезжей избе, где столпилось столько служивых, что не продохнуть. Казак по имени Стенька, доп, судя по всему, хотел подобраться к Пожарскому поближе, но в такой толкучке это было невозможно, и, чтобы протиснуться, он заколол другого казака. Но его заметили и схватили практически мгновенно. Когда другие допы из окружения Пожарского хотели пробиться силой, их всех взяли тоже. И вот тут наступил тот самый поворотный момент, о котором писали во всех учебниках. «А убити ни единого не дал князь Дмитрий Михайлович», – писал летописец. Князь Дмитрий Пожарский не разрешил уничтожать пойманных доппельгангеров. Он понял, что их надо изучать, надо что-то понять о них, чтобы хоть как-то всем вместе с ними бороться. Что он для себя в процессе этого изучения выяснил, неизвестно, но он победил. Двойное время закончилось, и российский престол занял Михаил Романов…

– Ну, про физнормативы ты, видимо, уже знаешь? – спросил у нее над ухом папа.

– Знаю. – Вера захлопнула крышку ноутбука. – Я именно поэтому и пришла за помощью.

– Детализируй.

– Стометровка – семнадцать секунд. Километр – четыре минуты двадцать, хорошо бы довести до четырех ровно, чтобы был запас. Тридцать секунд отжиманий, пока не знаю, сколько это раз. Тридцать секунд на пресс. Пресс я тебе хоть сейчас сделаю. Отжимания не сделаю, но это ничего, это можно тренировать и в комнате. А вот километр этот… зима же, темнеет рано. Ты можешь ходить со мной на улицу, чтобы я бегала? До работы или после, как скажешь?

– Да, конечно, – согласился папа, явно думая о чем-то другом. – Но, детка, придется ведь еще пройти профессионально-психологический отбор. Психологический тест. Собеседование. Полиграф.

– И что?

– И сама знаешь что. Зеркала. Может, все-таки… Я не знаю, попробовать со специалистом поработать, все-таки два года у тебя есть еще…

– Пробовали же уже, – пожала плечами Вера. – Бесполезно. Тем более, к государственным мы как не могли обратиться, так и сейчас не можем: государственный специалист немедленно поставит меня на учет в психдиспансер. А частные – ну ты сам помнишь – такая лотерея… Все, что я могу, – подготовиться так, чтобы пройти эти их тесты. Думаю, это реально, вряд ли они будут выяснять конкретно про то, как я отношусь к зеркалам.

– Обмануть систему?

– Да. – Она посмотрела прямо ему в глаза. – Обмануть систему.

– Ладно, – махнул рукой папа. – Что-то еще?

– Да, что-то еще. Преимуществом будет спортивный разряд не ниже КМС.

– О господи, – оторопел папа. – Ты собираешься получить КМС с нуля за два года?!

– Ну да, – согласилась Вера. – Попробовать-то я могу?

– Хотя бы в каком виде спорта?

– В стрельбе, наверно, лучше всего. Ты знаешь тир какой-нибудь?

– Стрелковый клуб, – уточнил папа. – Ну хотя бы в пулевой или в практической?

– А какая разница?

– Шикарный вопрос для будущего КМС. В практической мишень движется, а в пулевой – нет.

– Тогда пусть лучше не движется.

– Остался один вопрос – винтовка или пистолет, но, думаю, он риторический, потому что винтовку ты просто не удержишь. А вот куда бы нам тебя загнать… Половина моих знакомых в «Объект» ездит, но не факт, что это правильно. ДОСААФовская секция через пол-Москвы, а больше я никаких и не знаю. Пойми, детка, я не боец спецназа, а глава аналитической службы в бизнес-холдинге, поэтому мне надо сперва…

– …собрать информацию, – с улыбкой закончила Вера. – Бегать идем?

– Сейчас?!

– Ты занят?

– Минус восемнадцать!

– Так до апреля может быть минус восемнадцать!

– Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом, – обреченно вздохнул папа. – Ладно. Бегать так бегать.

Глава 8

Когда Вера вошла в кабинет, Максимыча еще не было. Зато Илюха сиял так, что было сразу видно, что у него-то новости есть.

– Ну? – спросила Вера, вешая куртку в шкаф.

– Что «ну»? – хитро улыбнулся Илюха.

– Я же вижу, что ты что-то нарыл. Давай уже, не томи.

– Джекпот! – почти выкрикнул Илюха. – Официантка узнала никакого мужика!

– Личность установлена? – обрадовалась Вера.

– Что нет, то нет, – радость Илюхи несколько поутихла. – Кто он такой, мы по-прежнему не знаем. Но зато мы знаем, что перед смертью он был в ресторане с женщиной и она с ним прям активно флиртовала. А после ужина они уехали вместе на ее машине. И у женщины этой…

– …были длинные светлые волосы, – упавшим голосом закончила Вера.

– Точно! А разве это плохо? Правильно мы тогда ее вычислили, на ней же все сходится!

– Это верно, – вздохнула Вера. – Только ее больше нет. А есть вместо нее как раз таки никакой мужик, про которого мы по-прежнему не знаем ровным счетом ничего. Все приметы – при жизни носил трусы в клетку и любил мидии. Эх, а я так рассчитывала выйти на этого допа-блондинку!

– Блин, – расстроился Илюха. – Об этом я как-то не подумал.

– Гутен абенд, камрады! – в кабинет ввалился Максимыч, делая вид, что он вовсе не опоздал.

– И тебе привет. Илюха выяснил, что наш ночной труп при жизни ужинал в ресторане с блондинкой Запольского, которая его, видимо, и скопировала. А что у тебя по видеозаписям?

– Ничего интересного, – пожал плечами Максимыч. – Приходила, уходила, занималась какой-то бытовухой. В раздетом виде она и впрямь была ничего себе, но тебя же это вряд ли заинтересует?

– Тут ты, пожалуй, не ошибаешься. Зато в моей порции нашлось то, что вас заинтересует. Да и не только вас. Только имейте в виду, что эта информация секретная. Никому, в том числе, Илюх, Паше твоему.

– Вовсе он не мой, – немедленно открестился Илюха, заинтригованный секретной информацией.

– Блондинка была в гостях у Зои Елагиной накануне ее визита в Управление.

– Да ты что?! – вытаращился Илюха. – И это есть на записи? Погоди, но ведь Зоя… Блондинка что, ее не тронула?

– Тронула, в том-то и дело. Потрогала и ушла. И Зоя тоже ушла, и, возможно, уже допом. Я досмотрела потом все записи до конца, больше она не приходила. Ну или это не попало на камеру. В общем, Щеглов договорился, что ко мне сегодня приедет специалист, – от слова «эксперт» она элегантно ушла, – и посмотрит все это добро, чтобы помочь нам разобраться, что же там вообще такое произошло.