Истории Турецкого вала 1920. Ра-ки-де-мо-ну-ля* бесплатное чтение

Посвящается двоюродному деду моей жены

                                               прапорщику Петрову Константину Григорьевичу

    Октябрьское море, уже отдохнувшее после курортников, радостно сверкало мелкой волной и шуршало у берега галькой. Каждую весну и осень мы вывозим стариков «проветриться» к морю, подышать свежим воздухом. После ночного дождя, несмотря на солнце, было свежо, и мы спрятались в кафешке на пляже. Пока жена щебетала с заказом и устраивала поудобней родителей, я, откинувшись в кресле, наслаждался видом осеннего моря.

– Эй, ты где? Слышишь? Что тебе заказать?

– А? Что заказать? А! Кофе.

   У моей рассеянности была причина. «Подсев» на тему Белой Армии в Крыму, я уже пару месяцев безуспешно пытался написать рассказ о двоюродном деде моей жены. И объем вроде получался неплохой и факты достоверные, но как-то все несуразно. Родился, крестился, женился … Не было стержня в рассказе, так набор фактов. Да и фактов-то по правде практически не было. Дед ушел с Врангелем, иногда писал, один раз приехал перед войной. Были непроверенные слухи о жизни во Франции и все. Крутил я этот рассказ и так, и сяк, все напрасно.

– Вот и спроси у мамы, может она, что-то еще вспомнит, – подсказывала жена.

   Пока я прикидывал, что я еще могу спросить и, что может пригодиться в моей писанине, супруга стала рассказывать теще о моем рассказе. Та покивала головой, что-то переспросила, помолчала и говорит:

– Я вам расскажу про семейную тайну. Ра-ки-де-мо-ну-ля! Мы в детстве, с ее помощью писали секретные письма друг другу.

   Прямо как черепаха Тортилла говорила Буратино: «Я открою тебе страшную тайну-у-у!». Голоса только не хватало загадочного. Подумав, что просто не разобрал слово, я переспросил. Но все правильно, тайна называлась странным словом «Ра-ки-де-мо-ну-ля». И тут произошло чудо! Когда, наконец, до меня дошел смысл этой самой таинственной «Ра-ки-де-мо-ну-ли» все сложилось. Как в калейдоскопе, трубочка повернулась, разноцветные стеклышки перемешались, свет отразился от зеркальца и «Вуаля!» получился законченный, мудреный узор. Я забыл про кофе и море. Рассказ стоял перед глазами, осталось только совсем немножко дописать, а что-то просто переставить. Я все закончил за два дня. И вот перед Вами история двоюродного деда моей жены – прапорщика 1-й конной батареи 1-й Кубанской казачьей дивизии Петрова Константина Григорьевича.

1

– Петров! Костя! Где ты?! – офицер осадил лошадь у артиллерийской позиции. – Где ты, черт тебя дери!?

– Я здесь! – из землянки выскочил молодой прапорщик.

– Все, Костя. Получили приказ Врангеля на отход. Наши корабли в Феодосии. У тебя сутки, чтобы посетить своих. Они ж где-то здесь, недалеко, через Сиваш только перебраться? Успеешь?

– Успею. Щас на Немецкий хутор, там по гребле на соляной промысел, а там всего полверсты через Сиваш и на Стрелке. Зимой воды немного, тропу найду. Успею.

– Ну, давай, действуй. Помни, у тебя сутки. Через сутки мы должны быть недалеко от Владиславовки, там и подберем тебя. Давай поторапливайся, и смотри красным не попадись, на Стрелке их вроде, пока нет.

   Быстро метнувшись в землянку за седлом, Костя бросился к коновязи. Яра – гнедая кобылка, увидев хозяина, затрясла головой и приветливо всхрапнула, перебирая тонкими, точеными ногами, обмотанными до колен бинтами с пятнами крови.

– Давай-ка собирайся, дорогая. Домой поедем, – прапорщик забросил на спину лошади седло и резко затянул подпругу. – Не подведи Яра, только не подведи…

   … На пустынный берег в урочище Маслины,из зарослей камыша, выбрался человек, ведущий на поводу лошадь. Оба мокрые и вымазанные черной и маслянистой грязью, с ног до головы.

   А ты боялась, Яра, – бормотал прапорщик, – только разик-то и провалились. Ну, что верст двадцать до дому-то. Поторопимся? А?

   Всадник запрыгнул в седло и аллюром поскакал на север. Лошадь шла неровно, то ли болели, забинтованные ноги, то ли она пыталась приспособиться к арабатской гребенке**…

   … К глухому хутору, возле села Счастливцево, подскакал всадник. Лошадь от усталости, аж мотало из стороны в сторону. Распугав десяток овец и гусей, он бросил повод на столб у поилки для скота.

– Батя! Батя! Я приехал! Это я, Костя! – прапорщик буквально ворвался в добротную хату.

   В доме ужинали. За столом сидел отец, младший брат и две сестренки. Все вскочили, радостно загомонили.

– Приехал! Костька, братец! Надолго ли! Как изменился! А грязный-то, грязный!

– Цыц, раскудахтались! – отец хлопнул по столу узловатой ладонью. – Давайте греть воду, ему помыться надо. Потом ужинать будем.

– Нет, батя, некогда мыться. Давай я поем немного. За едой и переговорим обо всем.

– Дак ты што, ненадолго?

– Нет, батя, поем и пора. Ухожу я, батя, с Врангелем! Ухожу надолго, корабли стоят в Феодосии. Ждать меня будут у Владиславовки, а до нее мне еще больше ста верст за ночь отмахать нужно.

– Значит уходите? А я-то смотрю, бухает уже южнее, за Таганашем. Что ж теперь будет, Костька? А? – отец вопросительно посмотрел на старшего.

– Не знаю, батя. Наверное, как везде на Украине. Придут красные, отберут все, живность, хлеб. Будешь сопротивляться – расстреляют. Ты бы отогнал подальше к Сивашу корову с телкой да пару овец. В камышах спрячь. Зерна прикопай. На какое-то время хватит. Слушай, батя, отпусти со мной Федьку. А?

– Как же вы вдвоем-то на одной лошади? Второй у меня нет. Да и мал он еще. Куда ему за границу.

– Все одно красные его мобилизуют. Отпусти. А?

   Отец пожевал губами, повздыхал:

– Нет. Как я с одними девками-то останусь? Не молодой чать. Да можа еще и не мобилизуют, здоровье у него сам знаешь, не ахти какое… Езжай один…

   Провожаться вышли на улицу.

– А лошадку-то ты запалил, Костька! – отец оглаживал Яру по бокам. – Расковалась на передок, да и через бинты вон кровит. Не дойдет она до Феодосии. Где ж так ноги-то коню сбедил?

– Об колючую проволоку порвала, на Чонгаре. Ниче, дойдет! Щас разойдется и дойдет. Все. Давайте прощаться.

   Обнялись. Уже на коне он обернулся, внимательно посмотрел на оставшихся:

– Я буду писать. Может нечасто, но буду. Ра-ки-де-мо-ну-лю помните? Так же и отвечайте. Будьте счастливы. Прощайте, – развернул лошадь и поскакал на юг, в сторону Крыма.

   Отец перекрестил его, а потом долго смотрел из-под руки вслед, тихо приговаривая:

– Может и разойдется, может и дойдет. Дай-то бог, расковалась вот только… – и вдруг задрожав плечами, осел на землю и беззвучно заплакал.

   Уже на рассвете Яра заспотыкалась, зачастила ногами и стала валится на бок. Он еле успел соскочить и, чертыхаясь, бросился к лошади:

– Яра! Вставай, Яра, что с тобой?! Ножки болят? Потерпи, Яра? Ведь совсем немного осталось!