
Пролог. Идиллия и тревога
Ленинград встречал раннее утро золотистым сентябрьским светом, который лился через высокие окна квартиры на Фонтанке. Иван Кузнецов стоял у окна с чашкой кофе в руках, наблюдая, как северная столица просыпается. За окном виднелись шпили Петропавловской крепости, а дальше, за Невой, возвышались знакомые купола и башни исторического центра.
Город изменился за эти четыре года. По каналам неспешно плыли грузовые баржи с магическими двигателями – их мягкое голубое свечение создавало причудливые отражения в воде. На набережных прогуливались ранние пешеходы, кто-то из них держал в руках светящиеся артефакты связи – аналоги мобильных телефонов, работающие на кристаллах памяти.
Небо над городом рассекали только птицы и редкие дирижабли общественного транспорта. Летающие автомобили в черте города были строго запрещены после серии аварий два года назад – когда маг-любитель потерял контроль над заклинанием левитации прямо над Дворцовой площадью. Теперь воздушный транспорт был доступен только за пределами города и требовал специальной лицензии.
На столике возле окна лежали вскрытые конверты с письмами от Ольги, половника Карцева и отца Виктора. Все трое, несмотря на возможность в любой момент связаться с Иваном и Майей с помощью кристалла связи, предпочитали старомодные письма на бумаге. Иван как-то спросил, почему они до сих пор тратят время на эти пережитки прошлого? На что получил довольно аргументированный ответ. Бумага и чернила легко принимают на себя защитные чары, а значит становятся недоступны для тех, кто желает их прочесть. Использование эпистолярного жанра не было прихотью, так было нужно для сохранения тайны.
У Ольги Андреевны и Бориса Петровича все было хорошо, они занимались организаторской работой, налаживали дипломатические связи с Соединенными Штатами Америки— обычная рутина чиновников высшего звена.
Отец Виктор тоже не сообщил ничего экстраординарного. Он вел службы в храме, держал пост и много работал.
Жизнь обрела размеренность, о которой Иван когда-то мечтал, но теперь она временами казалась ему слишком предсказуемой. Работа в Департаменте контроля магических явлений, который он возглавлял уже два года, превратилась из череды смертельных схваток в рутину лицензирования магов, проверки артефактов и административных разбирательств.
Большую часть времени он проводил не сражаясь с монстрами, а выдавая разрешения на использование боевой магии, штрафуя нарушителей за несанкционированное колдовство в общественных местах и объясняя журналистам, почему нельзя позволить каждому горожанину иметь магический меч.
«Герой Советского Союза, начальник магического правопорядка», – так его называли в газетах. Звучало гордо, но за этими титулами скрывалось бесконечное количество бумажной волокиты. Иван ловил себя на мысли, что иногда скучает по тем временам, когда от его действий зависела судьба мира. Стыдно было признаваться в этом даже самому себе, но адреналин настоящей опасности заменить нечем.
В Ленинграде действовал строгий «Кодекс магического поведения». Использование боевых заклинаний разрешалось только сотрудникам силовых структур и только по особым разрешениям. Целительная магия требовала медицинской лицензии. Бытовые заклинания – освещение, обогрев, мелкий ремонт – были доступны всем, но только после сдачи экзамена на магическую безопасность.
Иван знал эти правила наизусть: он сам участвовал в их разработке. После событий в США стало ясно, что магия требует такого же строгого регулирования, как владение огнестрельным оружием. Слишком много людей пострадало от неконтролируемого колдовства в неумелых руках.
В его департаменте работало пятьдесят человек – половина магов, половина обычных людей со специальной подготовкой. Магические детекторы в каждом районе города отслеживали всплески магической энергии, а патрульные маги обходили улицы наравне с обычными милиционерами.
Утром прошлого дня Иван провел совещание по поводу увеличения числа несанкционированного использования магии – люди пытались освоить магию без официального обучения. Только за прошлую неделю было зафиксировано три случая: студент университета пытался заколдовать свой конспект, чтобы тот сам писался во время лекций, домохозяйка околдовала кастрюлю, которая теперь готовила только пересоленный борщ, а пенсионер создал магический будильник, который кричал голосом его покойной жены.
– Папа, я опять видела странный сон, – раздался за спиной знакомый голос.
Иван обернулся. Маша – теперь уже пятнадцатилетняя девушка, с копной рыжих волос и пронзительными зелеными глазами – стояла в дверях кухни, кутаясь в халат. Ее магические способности проявились несколько лет назад, и с тех пор сны девочки иногда становились пророческими.
– Расскажи. – Иван внимательно посмотрел в глаза дочери.
– Там был город, но не наш. И люди носили странную одежду, как в старых фильмах. А еще там были другие… другие «ты». – Маша нахмурилась, пытаясь найти слова. – Много тебя, но все разные.
Холодок пробежал по спине Ивана. За годы мирной жизни он почти забыл то особое чутье на опасность, которое когда-то спасало ему жизнь. Но сейчас оно проснулось с удвоенной силой.
– Завтрак готов! – донеслось из кухни. Голос Майи звучал беззаботно, и Иван решил не портить утро тревогами.
В их квартире на Петроградской стороне царил уют, созданный не магией, а обычной человеческой заботой. Майя принципиально избегала бытового колдовства дома – после всех пережитых испытаний ей хотелось простоты. Завтрак она готовила на обычной плите, посуду мыла руками, а цветы поливала из обычной лейки.
За завтраком семья обсуждала планы на день. Майя собиралась в Ленинградский университет – она преподавала теорию магии на недавно открытом факультете паранормальных исследований. Маша шла в обычную школу № 157, где изучала стандартные предметы плюс основы магической безопасности – новый предмет, введенный во всех школах города.
– А мне сегодня обещали показать, как работает кристалл памяти, – оживилась Маша, намазывая масло на хлеб. – Анна Петровна говорит, что если я хорошо сдам контрольную по основам магии, то в следующем году смогу изучать базовые заклинания.
– Только не вздумай экспериментировать дома, – строго сказала Майя. – Помнишь историю про мальчика, который превратил свою комнату в джунгли?
– Помню, – вздохнула Маша. – Родители до сих пор ищут его хомячка в зарослях папоротника.
Иван улыбнулся. Нормальные семейные заботы – вот чего ему не хватало в юности. Но даже сейчас, наслаждаясь этой идиллией, он чувствовал беспокойство. Что-то менялось в воздухе города, в самой ткани реальности.
По дороге на работу Иван прошел через Летний сад, где утром занимались группы магической гимнастики – комплекс упражнений, сочетающий физические движения с базовыми энергетическими практиками. На Дворцовой площади туристы фотографировались рядом с уличными магами, демонстрирующими простые иллюзии – разрешенные городскими властями как культурное развлечение.
У Зимнего дворца дежурил патруль магической службы – двое сотрудников в форме с нашивками в виде стилизованной руны защиты. Один из них, увидев Ивана, почтительно козырнул.
– Товарищ начальник! Все спокойно, только вчера пришлось разнимать двух туристов: поспорили, кто из них лучше умеет левитировать монеты.
– Штрафы выписали?
– Конечно. По пятьсот рублей за несанкционированное использование магии в общественном месте.
Департамент контроля магических явлений располагался в здании на Литейном проспекте – бывшем особняке XIX века, который после революции служил разным государственным учреждениям. Теперь его фасад украшали современные магические индикаторы – кристаллы, которые меняли цвет в зависимости от уровня магической активности в городе.
В приемной Ивана ждала гора документов. Заявления на получение лицензий, отчеты о проверках магических лавок, протоколы допросов нарушителей. Особенно много стало дел, связанных с «магическим самоуправством» – попытками граждан решать бытовые проблемы с помощью заклинаний без соответствующих разрешений.
Самым резонансным случаем последней недели стала история с пенсионером Василием Ивановичем Кругловым, который заколдовал свою дачу так, что она начала самостоятельно ухаживать за огородом. Грядки пололись сами, картошка сажалась без участия хозяина, а помидоры снимались с кустов и складывались в банки. Казалось бы, мечта любого дачника, но заклинание оказалось нестабильным. Через неделю огород превратился в агрессивное растительное царство, которое пыталось заставить работать на себе всех соседей по дачному кооперативу.
– Иван Петрович. – В кабинет заглянула секретарь Ольга Семеновна. – К вам пришел представитель из Москвы. Говорит, что дело срочное.
Полковник Жеглов из московского центра выглядел встревоженно. Поздоровавшись, он разложил на столе Ивана папку с фотографиями и документами.
– Иван Петрович, мы зафиксировали семнадцать случаев временных аномалий за последний месяц. География – от Калининграда до Владивостока. Везде одна и та же картина: люди внезапно начинают жить в другом времени.
Полковник показал фотографии. Новосибирские ученые в лаборатории встретили своих двойников в белых халатах странного покроя, которые утверждали, что прибыли из мира, где СССР развивался по пути технократии. Владивостокские рыбаки вытащили из моря рыбу неизвестного вида – палеонтологи определили, что это доисторические виды, которые вымерли миллионы лет назад.
– А вот самый странный случай, – полковник достал последнее фото. – Красная площадь в Москве, сегодня утром. Группа туристов утверждает, что видела, как из-за Мавзолея вышел человек в форме чекиста времен Гражданской войны. Свидетели говорят, что он что-то кричал о «надвигающейся угрозе» и потом растворился в воздухе.
Иван внимательно изучил описания. Что-то в них было знакомое, но он не мог понять, что именно.
– Есть предположения о природе явлений? – спросил он.
– Пока только гипотезы. Либо кто-то проводит эксперименты с магией времени, либо… – полковник замялся.
– Что?
– Либо что-то фундаментально нарушилось в структуре реальности.
Вечером того же дня, вернувшись домой после встречи с московским полковником, Иван застал Майю за компьютером. Она изучала что-то со сосредоточенным выражением лица. На экране мелькали графики магической активности и карты с отмеченными точками аномалий.
– Что там? – спросил он, садясь рядом.
– Анализирую данные, которые ты принес. – Майя не отрывалась от экрана. – И то, что сама нашла в архивах университета. Ваня, посмотри на эту схему.
На экране появилась карта Советского Союза, усеянная красными точками. Большинство скоплений располагались вокруг крупных городов, но была и закономерность – все аномалии концентрировались вдоль определенных линий.
– Видишь узор? – Майя провела пальцем по экрану. – Эти линии совпадают с древними магическими меридианами, которые описывал еще твой дедушка.
– Меридианы? – Иван нахмурился. – Но дедушка говорил, что они стабильны, как геологические разломы.
– Именно. А теперь они «дрожат». – Майя открыла новый файл. – Я связалась с коллегами из других городов. В Киеве зафиксировали колебания магического поля у Золотых ворот. В Минске странные показания дают приборы возле древнего капища. А в Ереване…
– В Ереване что?
– Там вообще показания зашкаливают. Местные маги говорят, что чувствуют что-то «огромное и голодное», которое приближается из-за границ реальности.
Иван задумчиво потер виски. Он уже давно полагался исключительно на логику и административные процедуры, но старая интуиция все еще работала. И она кричала об опасности.
– Ты думаешь, это связано со сном Маши?
– Боюсь, что да. – Майя сохранила файлы и закрыла компьютер. – Дети с магическими способностями часто чувствуют перемены раньше взрослых. Их сознание менее «заземлено» в одной реальности.
В это время в своей комнате Маша делала домашнее задание по истории. Но вместо привычных дат и событий перед ее глазами возникали картины, которых не было в учебнике. Она видела себя – другую, в странной одежде, сражающуюся с тенями в развалинах неизвестного города. Видела Ивана, но их было много – один в форме, другие в мантиях, третьи в одеждах, которые она не могла описать.
Девочка отложила ручку и посмотрела в окно на огни Ленинграда. Город жил своей обычной жизнью, но что-то в воздухе изменилось. Словно кто-то невидимый ходил по улицам и оставлял за собой холодные следы.
***
Степан появился в половине десятого, как всегда пунктуальный. Двадцатилетний парень вырос и возмужал за эти годы, стал настоящим профессионалом. Работа в специальном отряде МВД по аномальным явлениям превратила бывшего мальчишку в дисциплинированного сотрудника, хотя прежняя лихость никуда не делась.
– Ваня, Майя, привет. – Степан чмокнул Майю в щеку и взъерошил волосы Маше, на что девочка показала ему язык. – Готов к очередной загадке?
– Напомни детали. – Иван надевал кожаную куртку. За эти годы его гардероб стал более цивилизованным, но некоторые привычки остались.
– Вчера вечером жители дома на Московском проспекте обратились в милицию. Утверждают, что их соседи из квартиры напротив «застряли в прошлом». – Степан листал блокнот. – Говорят, что люди там одеваются как в пятидесятых, слушают радиопостановки про план первой пятилетки и искренне не понимают, о каких «артефактах связи» и «магических лицензиях» им говорят.
– Может, просто чудаки-энтузиасты?
– Я бы тоже так подумал, но есть нюанс. – Степан поднял глаза от блокнота. – Соседи клянутся, что еще неделю назад эти люди были самыми обычными: работали в банке, пользовались бытовой магией, дочка училась на факультете прикладной магии в университете. А теперь дочка говорит, что мечтает поступить в комсомол и стать инженером.
Иван нахмурился. Это действительно звучало подозрительно.
В дороге по Ленинграду Степан рассказывал о других странных происшествиях. На Васильевском острове обнаружили дом, жители которого утверждали, что на дворе 1953 год, а Сталин только что умер. В Киеве появилась площадь с архитектурой, которой не существовало ни в прошлом, ни в настоящем – здания выглядели как из фантастических фильмов о будущем, где магия и технологии слились воедино.
– А самое странное, – добавил Степан, когда они ехали по Московскому проспекту, – во всех этих случаях люди абсолютно искренни. Никакого притворства или помутнения рассудка. Они действительно верят в свою реальность.
Дом на Московском проспекте выглядел как типичная сталинка, но что-то в нем было не так. Иван почувствовал это сразу – воздух вокруг здания словно дрожал, как над раскаленным асфальтом.
– Магия времени, – пробормотал он. – Но кто мог?..
Их размышления прервал крик из одного из окон. Молодая женщина в платье пятидесятых годов кричала на кого-то внизу:
– Товарищ милиционер! Эти люди говорят какую-то ерунду про «две тысячи тридцатый год»! Вы же знаете, что сейчас тысяча девятьсот пятьдесят четвертый!
Иван и Степан переглянулись. Временная аномалия была реальной.
Вечером, вернувшись домой после сложного дня работы с пострадавшими от временной аномалии, Иван снова увидел Майю за компьютером.
– Что там? – спросил он, садясь рядом.
– Отчеты. – Майя не отрывалась от экрана. – За последний месяц поступило семнадцать сообщений о подобных происшествиях. И это только официальные случаи.
– Семнадцать? – Иван присвистнул. – А я знал только о трех.
– Потому что остальные засекретили. – Майя повернулась к нему. – Ваня, как говорил твой дедушка? Время – это река?
– Да. Реку можно перекрыть плотиной, но вода найдет обходные пути.
– А что если плотина разрушается? – В голосе Майи звучала тревога. – Что если все эти аномалии – признаки того, что структура времени дает трещину?
Иван задумался. За годы мирной жизни он привык к стабильности, к тому, что самые страшные опасности остались в прошлом. Но сейчас что-то подсказывало ему, что впереди их ждут испытания, которые затмят все предыдущие.
В детской комнате Маша ворочалась в постели, а в ее снах мелькали образы серой пустоты, поглощающей цветные миры, и множества знакомых лиц, кричащих о помощи из бесконечной тьмы.
***
В ста километрах от Ленинграда, в детском санатории «Белая роща», расположенном на месте старой царской усадьбы, царила та особая атмосфера, которая возникает, когда место, помнившее зло, полностью преображается добром. Лилит – теперь просто Лена Волкова (она взяла фамилию Маши, раз уж та стала Кузнецовой) по документам – помогала семилетнему Мише завязывать шнурки перед прогулкой.
– Тетя Лена, а правда, что вы раньше были злой колдуньей? – спросил мальчик с той прямотой, которая свойственна детям.
Лилит грустно улыбнулась. Ее лицо изменилось за прожитые среди простых людей годы: исчезла холодная надменность, появились смеющиеся морщинки вокруг глаз. Длинные черные волосы она теперь собирала в простой хвост, а вместо роскошных платьев носила практичную одежду воспитательницы.
– Была, Миша. Но это в прошлом. Теперь я просто ваша тетя Лена.
– А тетя Лена злая? – продолжал допрос мальчик.
– Нет, Миша. Тетя Лена больше не злая.
Рядом Черный рыцарь – Сергей Темнов, как звали его теперь, – помогал группе детей постарше собирать листья для гербария. Некогда грозный воин в черных доспехах превратился в терпеливого наставника, который мог часами объяснять детям устройство мира и отвечать на их бесконечные «почему».
Санаторий разместился в чудесном месте. На месте мрачного замка выросли светлые корпуса с большими окнами, детские площадки и спортивные поля. А в центре всего этого великолепия возвышалось Белое древо.
Крона дерева стала еще пышнее, а свет, исходящий от ствола, теперь был мягким и теплым, как солнечный день в мае. Дети любили играть в его тени, а взрослые часто приезжали сюда из Ленинграда помедитировать или просто отдохнуть душой.
– Дядя Сережа! – окликнула Черного рыцаря десятилетняя Катя. – Посмотрите на дерево!
Сергей поднял голову и нахмурился. В кроне Белого древа, среди здоровых зеленых листьев, появились желтые пятна. Несколько веток выглядели увядшими, словно осень коснулась их посреди сентября.
– Что с ним? – спросил Миша, подбегая ближе.
– Не знаю, – честно ответил Сергей. За четыре года работы с детьми он понял, что честность лучше ложного спокойствия. – Но я обязательно выясню.
К вечеру Лилит и Черный рыцарь стояли под древом, изучая увядающие ветки. Бывшая колдунья протянула руку к стволу и закрыла глаза, пытаясь почувствовать, что происходит с источником магии.
– Оно… болеет, – прошептала она. – Нет, не болеет. Оно чего-то боится.
– Боится? – Сергей коснулся коры. – Дерево не может бояться.
– Это дерево может. – Лилит открыла глаза, и в них читалась тревога. – Оно связано со всеми мирами, Сережа. А если оно боится… значит, всем мирам угрожает что-то ужасное.
Белое древо тихо шелестело листвой, и в этом шелесте слышались отголоски далекой тревоги, словно само время пыталось предупредить о надвигающейся катастрофе.
А в одном из миров, о существовании которого еще никто не подозревал, альтернативная версия Феликса Дзержинского – мудрого идеалиста, а не жестокого фанатика – смотрела на последние огни своей гибнущей реальности. Серая пустота поглощала дома, людей, воспоминания. Оставался только один способ предупредить те миры, которые еще не пали…
Дзержинский сделал глубокий вдох, активировал последний работающий портал и шагнул в неизвестность, неся с собой предупреждение о том, что грядет война не за жизнь, а за само существование.
Время покажет, достаточно ли будет сил у Ивана и его друзей, чтобы противостоять врагу, который является частью их самих.
Глава 1. Сигналы тревоги
Серое ленинградское утро встретило Ивана запахом кофе и звуками радио из кухни. Майя что-то напевала себе под нос, готовя завтрак – привычка, появившаяся за четыре года семейной жизни. Иван потянулся в постели, наслаждаясь редким моментом покоя. В последние месяцы такие моменты случались все реже.
– Папа, ты опять проспал! – раздался звонкий голос Маши из коридора. – Степа уже полчаса ждет!
Иван вскочил, мысленно выругавшись. Еще одна привычка – опаздывать на встречи со Степаном. Парень стал настолько пунктуальным после службы в специальном отряде, что Иван иногда чувствовал себя рядом с ним неорганизованным подростком.
– Иду, иду, – пробормотал он, натягивая джинсы.
В кухне его встретила привычная картина: Майя у плиты в уютном домашнем халате, Маша, любящая заниматься на кухне, с разбросанными по столу учебники, и Степан в форме, терпеливо дожидающийся завтрака. За четыре года Степа вытянулся, возмужал, но в его глазах по-прежнему читалась та же искренность, что и в шестнадцать лет.
– Доброе утро, дядя Ваня, – с легкой иронией поприветствовал его Степан. – Полковник Жеглов звонил уже три раза. Говорит, дело срочное.
Иван хмыкнул, садясь за стол. Полковник Глеб Жеглов – куратор магических дел в КГБ. Человек дельный, но излишне нервный. После событий с Лилит руководство страны относилось к магическим угрозам с удвоенной осторожностью.
– Какие подробности? – спросил Иван, принимая от Майи чашку кофе.
– Временные аномалии, – ответил Степан, листая блокнот. – За последнюю неделю зафиксировано семь случаев по всей стране. В Киеве появилась площадь с архитектурой, которая не соответствует ни одному известному стилю – как будто из будущего, которое еще не случилось.
Майя обернулась от плиты, нахмурившись.
– Звучит знакомо, – сказала она. – Помнишь сон, который снился Маше на прошлой неделе? Что-то про серую пустоту, которая поглощает все вокруг.
Иван поморщился. Тот сон, в красках описанный Машей, действительно не выходил у него из головы. Огромная серая масса, которая не просто разрушала, а именно стирала вещи из существования. Как будто их никогда и не было. И голос – детский, отчаянный, который молил о забвении.
– Это могут быть остаточные явления после разрушения Лимба, – предположил он. – Когда мы закрывали портал, вполне возможно, что где-то образовались временные нестабильности.
Маша отвлеклась от учебников.
– А может, это связано с моими способностями? – спросила она осторожно. – Вчера я пыталась заглянуть в прошлое Москвы для школьного проекта, и мне показалось, что я видела несколько разных версий одной и той же улицы одновременно.
Иван и Майя переглянулись. Способности Маши к ретроскопии – видению прошлого – развивались стремительно. Возможно, слишком стремительно.
– Покажи мне этот проект сегодня вечером, – сказал Иван. – А пока лучше не экспериментируй с магией времени без присмотра.
Степан допил кофе и встал.
– Нам пора, Ваня. Полковник ждет к девяти утра, а дорога до управления не близкая.
Иван поцеловал Майю на прощание, обнял Машу и направился к выходу. В прихожей он остановился перед зеркалом, поправляя воротник куртки. Отражение показывало мужчину сорока лет, в котором мало что осталось от растерянного юноши, впервые столкнувшегося с магией. Седые нити в волосах, морщинки у глаз, уверенный взгляд человека, повидавшего многое. Но сегодня в этом взгляде читалась тревога.
* * *
Здание встретило их привычной суетой. Охранники кивали Ивану с уважением – за время сотрудничества он стал здесь своим человеком. Но сегодня в коридорах чувствовалось необычное напряжение.
Полковнику Жеглову выделили кабинет на седьмом этаже, в секторе, официально не существующем. Жеглов – мужчина лет пятидесяти, с седой бородкой и пронизывающими серыми глазами – встретил их, не отрываясь от папок с документами.
– Садитесь, – сказал он, не поднимая головы. – То, что я вам покажу, не должно выйти за пределы этого кабинета.
На столе лежали фотографии, карты и схемы. Иван взял одну из них и нахмурился. На снимке была обычная ленинградская улица, но что-то в ней было не так. Архитектура зданий, одежда людей, даже автомобили – все указывало на пятидесятые годы, но снимок был сделан на прошлой неделе.
– Это улица Рубинштейна в центре города, – пояснил Жеглов. – Три дня назад местные жители обратились в милицию с жалобой на странных соседей в доме номер семнадцать. Выяснилось, что жильцы этого дома живут в полной уверенности, что на дворе 1956 год. Они читают газеты сталинского времени, слушают радиопостановки тех лет, даже продукты у них соответствующие.
Степан взял другую фотографию.
– А это что?
– Москва, район Арбата, – ответил полковник. – Неделю назад на месте сквера появилась площадь с удивительной архитектурой. Наши эксперты не могут определить стиль – это как будто проекция будущего, причем будущего, не нашего мира. Здания из материалов, которые нам неизвестны, транспорт без колес, парящий в воздухе.
Иван отложил фотографии и внимательно посмотрел на полковника.
– Это все мы уже знаем, – сказал Иван, – вы хотите сообщить что-то еще?
Полковник открыл папку и достал стенограмму допроса.
– Послушайте показания доктора физико-математических наук Валентина Короткова— о разговоре со своим двойником: «Он сказал, что в их мире начали исчезать люди. Не умирать – именно исчезать, как будто их никогда не было. Сначала пропадали отдельные личности, потом целые семьи, затем районы городов. Его мир борется с этим явлением уже полгода, но безуспешно. Он назвал это силу «Стирателем» и сказал, что она охотится на людей с магическими способностями в первую очередь».
В кабинете повисла тишина. Иван чувствовал, как холодок пробежал по спине. Описание пугающе напоминало его недавние кошмары.
– Инцидент во Владивостоке – тоже был в утренней сводке, – продолжил Жеглов, доставая очередную папку. – Вчера утром во Владивостоке рыболовецкое судно подняло сети с уловом, который, по заключению ихтиологов, не должен существовать в нашем мире еще несколько миллионов лет. Эволюция этих рыб пошла по совершенно иному пути.
Степан кивнул.
– Получается, аномалии затрагивают не только людей, но и природу?
– Именно. И что самое тревожное – все эти явления усиливаются. Если неделю назад мы фиксировали по одному случаю в день, то вчера было уже пять новых аномалий.
Иван задумчиво барабанил пальцами по столу. В его голове складывалась неприятная картина. Временные аномалии, альтернативные реальности, существо, которое «стирает» людей из истории… Это было похоже на что-то знакомое, но он никак не мог вспомнить, на что именно.
– Какие у нас версии? – спросил он.
Жеглов открыл еще одну папку.
– Официальная версия для прессы – «климатические аномалии неизвестной природы, изучаются советскими учеными». Неофициально рассматриваем несколько вариантов: последствия ваших прошлых битв с Лилит, эксперименты враждебной разведки, воздействие инопланетян или… – он помедлил, – проявление новой магической угрозы.
– Новой угрозы? – переспросил Иван.
– Да. Наши аналитики считают, что это может быть связано с вашими возросшими способностями. После поглощения силы Лилит ваша магическая мощь значительно увеличилась. Возможно, это привлекло внимание чего-то… большего.
Иван неприятно поежился. После финальной битвы с Лилит он действительно чувствовал себя иначе. Магия текла в нем свободнее, заклинания получались мощнее, а иногда он ловил себя на том, что видит мир как будто с нескольких точек зрения одновременно. Майя называла это «последствиями стресса», но Иван подозревал, что дело глубже.
– Что предлагаете?
– Выездную проверку. Начнем с Тулы – там зафиксирована одна из самых стабильных аномалий. Оружейный завод имени Демидова, третий цех. По сообщениям, там появился дополнительный зал с оборудованием неизвестного назначения и рабочими в странной униформе.
Степан уже доставал телефон, чтобы заказать служебную машину, но Иван остановил его жестом.
– А что говорят сами рабочие? Они видят этих… людей из другого времени?
– В том-то и дело, – ответил Жеглов. – Для рабочих завода эти люди – обычные коллеги. Они помнят их имена, знают их семьи, вместе работают уже много лет. Аномалией это считаем только мы, посторонние наблюдатели.
– Значит, изменения встраиваются в реальность органично, – пробормотал Иван. – Это плохо. Очень плохо.
– Почему? – вклинился в их разговор Степан.
– Потому что если магия способна изменять не только настоящее, но и прошлое так, что люди не замечают подмены, то мы имеем дело с силой уровня архимагов. А таких после Лилит в нашем мире не осталось.
Полковник кивнул.
– Именно поэтому мы и обратились к вам. Если это магическая угроза, вы единственный, кто может с ней справиться.
Иван встал и подошел к окну. За стеклом раскинулся Ленинград – привычный, родной, настоящий. Белые ночи только закончились, и город постепенно погружался в осенние сумерки. Но что, если завтра он проснется, а город изменится? Что, если история переписывается прямо сейчас, а они этого не замечают?
– Хорошо, – сказал он, поворачиваясь к полковнику. – Готовьте документы для поездки в Тулу. Но я беру с собой не только Степана.
– Кого еще?
– Лилит.
В кабинете воцарилась напряженная тишина. Степан удивленно поднял брови, а Жеглов побледнел.
– Иван Петрович, – осторожно произнес полковник, – напомню, что Лилит, она же в настоящее время Елена Волкова, официально находится под надзором как особо опасный преступник…
– И уже четыре года работает воспитательницей в детском доме и не совершила ни одного правонарушения, – перебил Иван. – Глеб, если мы имеем дело с магией такого уровня, мне нужен совет человека, который в этом разбирается. А Лилит, при всех ее недостатках, была одним из сильнейших магов в истории.
– Но риск…
– Риск есть всегда. Но риск столкнуться с неизвестной угрозой без подготовки выше риска взять с собой союзника, который знает о темной магии больше любого из нас.
Жеглов помолчал, явно взвешивая аргументы.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Но под усиленным конвоем и с условием, что при первых признаках измены…
– Первые признаки измены будут последними в ее жизни, – спокойно закончил Иван. – Это я гарантирую.
* * *
Усадьба под Ленинградом, превращенная в детский лагерь дышала спокойствием и умиротворенностью. Идеальное место для обретения покоя для Лилит, которая чуть было не уничтожила весь мир.
Директор детского дома встретила Ивана в своем кабинете. Женщина лет сорока пяти, с усталыми, но добрыми глазами, руководила учреждением уже больше десяти лет.
– Лена сейчас на прогулке с младшей группой, – сообщила она. – Должна сказать, Иван Петрович, что лучшего воспитателя у нас никогда не было. Дети ее просто обожают.
– А как дела с… контролем? – осторожно спросил Степан.
– Никаких проблем. Она строго соблюдает все ограничения: никакой магии без разрешения, регулярные отчеты о состоянии, еженедельные беседы с психологом. – Директор помолчала. – Знаете, я поначалу очень боялась ее присутствия. Но за эти годы… она изменилась. Как будто стала другим человеком.
Через окно Иван видел детскую площадку, где небольшая группа малышей играла в песочнице под присмотром высокой женщины в простом сером пальто. Лилит, некогда наводившая ужас на весь магический мир, терпеливо помогала четырехлетней девочке лепить куличики из песка.
– Позовите ее, пожалуйста, – попросил Иван.
Несколько минут спустя в кабинет вошла Лилит. Четыре года изменили ее разительно. Исчезла величественная холодность, характерная для архимага. Одежда – обычная, без намека на мистику. Но главное изменение было в глазах – вместо ледяного расчета в них читались тепло и осторожная надежда. Директриса вышла из кабинета и закрыла за собой дверь.
– Иван, – поприветствовала она, слегка кивнув. – Степан. Неожиданная встреча.
– Лилит, нам нужна твоя помощь, – сказал Иван без предисловий. – Консультация по магическому вопросу.
Она села напротив, сложив руки на коленях.
– Слушаю.
Иван рассказал о временных аномалиях, о встречах с альтернативными версиями людей, о «Стирателе». По мере рассказа лицо Лилит становилось все серьезнее.
– Покажите фотографии, – попросила она.
Полковник Жеглов протянул ей папку. Лилит внимательно изучила снимки, иногда что-то тихо бормоча себе под нос. Наконец она подняла голову.
– Это не остаточные явления после закрытия Лимба, – сказала она медленно. – И не экспериментальная магия. Это что-то принципиально новое. Или… – она помедлила, – принципиально старое.
– Объясни, – попросил Иван.
– В древних текстах, которые я когда-то изучала, есть упоминания о «Пожирателях реальности» – сущностях, способных стирать события из истории. Но они описываются не как внешние враги, а как… порождения самих магов. Материализованные страхи или желания, обретшие собственную волю.
Степан нахмурился.
– То есть кто-то из магов мог случайно создать эту угрозу?
– Не случайно, – покачала головой Лилит. – Такие сущности рождаются только из очень глубоких, очень личных травм. И судя по масштабу явления… – она посмотрела прямо на Ивана, – создатель должен обладать огромной магической силой.
Иван почувствовал, как что-то холодное шевельнулось в его груди. Воспоминания о недавних кошмарах, о чувстве, что за ним кто-то наблюдает, о странных видениях…
– Ты думаешь, это связано со мной? – спросил он тихо.
– Я думаю, – ответила Лилит осторожно, – что после поглощения моей силы и силы Лимба ты стал магически связан с множеством альтернативных реальностей. Возможно, в одной из них произошло что-то, что запустило этот процесс.
Полковник перегнулся через стол.
– То есть угроза исходит от альтернативной версии Ивана?
– Возможно. Или от всех версий сразу. – Лилит встала и подошла к окну. – Иван, ты помнишь свое детство? Были ли моменты, когда ты желал… исчезнуть? Никогда не рождаться?
Иван застыл. Вдруг, как молния, его пронзило воспоминание: он, десятилетний, на кровати в своей комнате, обхватив руками колени и шепчет сквозь слезы: «Лучше бы я никогда не рождался».
– Есть один момент, – признался он. – Но это было давно, я был ребенком… Из-за чего это было – я уже и не вспомню! Наверное, у каждого человека хотя бы раз в жизни были такие мысли…
– Детские травмы – самые глубокие, – серьезно сказала Лилит. – Особенно у людей с сильными магическими способностями. Эмоции ребенка, усиленные неконтролируемой магией, могут создать эхо, которое отзовется через годы.
Жеглов записывал каждое слово.
– Предположим, вы правы. Что мы можем сделать?
– Ехать в Тулу, – решительно сказал Иван. – Изучить аномалию изнутри. Если это действительно связано со мной, то я должен это прочувствовать.
– Я еду с вами, – заявила Лилит.
– Лилит…
– Иван, если я права и «Стиратель» – порождение травмированного ребенка внутри тебя, то тебе понадобится помощь кого-то, кто понимает темную магию. – Она повернулась к Жеглову. – Полковник, я официально прошу разрешения сопровождать группу в качестве консультанта.
Жеглов колебался, но в конце концов кивнул.
– Под строгим надзором и под полной ответственностью Ивана за ваши действия.
– Принято, – согласился Иван.
* * *
Дорога до Тулы заняла три часа. Иван вел служебную «Волгу», Степан изучал карты аномалии, а Лилит молчала, глядя в окно на заснеженные поля. Конвой из двух машин с оперативниками следовал на дистанции.
– Лилит, – сказал Иван, когда они свернули с трассы к заводу, – спасибо.
– За что?
– За то, что согласилась помочь. Знаю, для тебя это риск.
Она улыбнулась – первый раз за всю поездку.
– Иван, за эти годы я поняла много вещей. Главная из них – что настоящее искупление приходит через помощь другим, а не через самобичевание. Если я могу предотвратить катастрофу, то обязана это сделать.
Оружейный завод встретил их высокими заборами и усиленной охраной. Директор предприятия лично встретил делегацию у проходной. Мужчина лет шестидесяти, ветеран войны и труда, он выглядел растерянным.
– Товарищи из Москвы, – поприветствовал он их, – честно говоря, я сам не понимаю, что происходит. Вроде бы все как обычно, но люди говорят, что в третьем цехе что-то изменилось.
– Покажете? – попросил Иван.
По дороге к третьему цеху директор рассказывал о заводе, о работниках, о планах производства. Все звучало абсолютно нормально. Но чем ближе они подходили к аномальной зоне, тем сильнее Иван чувствовал странное покалывание в затылке – предупреждающий сигнал его магических способностей.
Третий цех снаружи выглядел как обычное промышленное здание сороковых годов постройки. Но едва они переступили порог, Иван понял, что что-то кардинально не так.
Внутри было два цеха. Один – привычный, с обычными станками и рабочими в синих комбинезонах. Другой – словно из другого мира. Станки там были явно более совершенными, а рабочие носили униформу неизвестного покроя – серую, с странными нашивками и символикой.
– Товарищ Жеглов! – окликнул их мужчина в такой униформе. – А я вас жду уже полчаса. Новая партия деталей готова для испытаний.
Иван почувствовал, как у него дрожат руки. Этот рабочий обращался к полковнику Жеглову так, как будто знал его годами. А Жеглов… Жеглов кивнул в ответ, как будто это было абсолютно нормально.
– Степан, – тихо сказал Иван, – ты видишь второй цех?
– Какой второй? – удивился Степан, оглядываясь. – Здесь обычный цех. Ты как-то не так себя чувствуешь?
Холод прокатился по спине Ивана волной. Степан не видел аномалии. Не видел второго цеха, странных рабочих, невозможных станков. Для него здесь было абсолютно нормальное производственное помещение.
– Лилит, – прошептал он, – ты видишь?..
– Вижу, – также тихо ответила она. – И это очень плохо.
– Что именно?
– То, что аномалию видим только мы с тобой. Это означает, что изменения затрагивают только магов определенного уровня. Все остальные воспринимают новую реальность как единственно возможную.
Рабочий в серой униформе подошел ближе. Иван всмотрелся в его лицо и едва не вскрикнул. Это был Константин Смелов – его старый знакомый, погибший во время противостояния с Лилит. Но Смелов выглядел живым, здоровым, только одетым в эту странную униформу.
– Костя? – неуверенно произнес Иван.
– А, Иван! – обрадовался Константин. – Наконец-то добрались до нас. Мы тут кое-что интересное изобрели. Хотите посмотреть?
Он повел их вглубь аномального цеха, где на верстаках лежали детали непонятного назначения. Они были сделаны из металла, который Иван не смог идентифицировать – слишком легкого для стали, слишком прочного для алюминия.
– Это компоненты для временных стабилизаторов, – пояснил Костя, поднимая одну из деталей. – В нашем мире мы давно научились предотвращать хронологические сбои. А вы все еще боретесь с ними традиционными методами.
Иван осторожно взял деталь в руки. Металл был теплым на ощупь и слегка вибрировал, как будто внутри него что-то жило. Магическое восприятие показывало сложную структуру заклинаний, вплетенных в саму материю предмета.
– В вашем мире? – переспросил он.
– Ну да. – Константин удивленно посмотрел на него. – В Советском Союзе Технологической Республики. Мы же коллеги уже пятнадцать лет, Иван. Вы что, память потеряли?
Лилит незаметно коснулась руки Ивана, предупреждая об опасности. Смелов говорил с полной убежденностью, что они знакомы многие годы. Для него это была абсолютная истина.
– Расскажите подробнее о вашем мире, – попросила Лилит.
– Да что рассказывать? – пожал плечами Смелов. – Обычная жизнь. После революции семнадцатого года страна выбрала путь научно-технического развития. Магия стала прикладной наукой, управляется Академией. Никаких войн, никаких репрессий – все решается рационально.
Иван почувствовал головокружение. Мир, который описывал Костя, был прямой противоположностью их реальности. Там, где в их истории была кровь и диктатура, в альтернативной версии царили наука и разум.
– А что вы знаете о… проблемах с исчезновениями? – осторожно спросил Степан.
Лицо Константина потемнело.
– Ах, это… Да, у нас есть проблема. Уже полгода люди начали исчезать. Не умирать – именно исчезать, как будто их никогда не было. Сначала думали, это экспериментальные ошибки с временными технологиями. Но потом поняли – это нападение.
– Нападение чего?
– Мы называем это «Пустотой». Серая масса, которая появляется без предупреждения и поглощает все на своем пути. Люди, здания, даже воспоминания о них. – Константин понизил голос. – Наши ученые думают, что это может быть связано с экспериментами по межмировому контакту.
Иван и Лилит переглянулись. Лилит крепко сжала руку Ивана.
– Нам нужно возвращаться, – прошептала она. – Немедленно.
* * *
Возвращение в Ленинград прошло в напряженном молчании. Каждый был погружен в свои мысли, пытаясь осмыслить увиденное. Полковник несколько раз пытался завести разговор, но, увидев мрачные лица спутников, предпочел оставить их в покое.
Только когда они остановились у здания Большого дома, Иван наконец заговорил:
– Лилит, насколько это опасно?
– Если я права в своих предположениях, – ответила она, выходя из машины, – то мы имеем дело с магией уровня, который теоретически может разрушить не только наш мир, но и всю систему параллельных реальностей.
– А если ты ошибаешься?
– Тогда мы просто потратим время на ложную тревогу. – Она посмотрела ему в глаза. – Но вряд ли я ошиблась в вопросах темной магии.
В кабинете Жеглова их ждал сюрприз. За столом сидел незнакомый мужчина лет сорока, в дорогом костюме и с уверенной осанкой человека, привыкшего к власти.
– Иван Петрович Кузнецов? – встал он навстречу. – Александр Михайлович Романов, помощник Председателя КГБ по особым вопросам. Рад наконец познакомиться.
Иван пожал протянутую руку, чувствуя неприятное покалывание. В мужчине была какая-то неестественность, как будто он был слишком идеальным для этого мира.
– Товарищ Романов прибыл час назад, – пояснил Глеб. – Привез дополнительную информацию об аномалиях.
– Не совсем так, – улыбнулся Александр. – Я прибыл из альтернативной реальности, где наша страна называется Российская империя, а царствует Ее Величество Ольга I.
Воцарилась мертвая тишина. Жеглов нервно передернул плечами.
– Простите, что?
– Временные разломы работают в обе стороны, – спокойно объяснил Романов. – Если жители других миров могут появляться в вашем, то и наоборот. Я здесь по поручению императрицы с предупреждением.
Лилит напряглась, готовая к бою, но Романов поднял руки в миролюбивом жесте.
– Я не враг. Более того, я здесь, чтобы помочь. Потому что «Стиратель» уже уничтожил четыре реальности в нашем кластере, и мой мир – следующий в очереди.
– Докажите, что говорите правду, – потребовал Иван.
Романов достал из кармана странный прибор – что-то среднее между компасом и часами, с множеством циферблатов и стрелок.
– Межмерный навигатор, – пояснил он. – Показывает состояние соседних реальностей. Видите красные сектора? Это уничтоженные миры. Желтые – находящиеся под угрозой. Зеленые – пока стабильные.
Иван взглянул на прибор и похолодел. Красных секторов было больше половины, желтых – почти треть. Зеленых оставалось совсем мало.
– Сколько времени у нас есть? – спросил он.
– По нашим расчетам, не больше недели, – ответил Романов. – «Стиратель» ускоряется. Каждый уничтоженный мир дает ему больше силы.
– И что вы предлагаете?
– Союз. В моем мире есть Иван – архимаг императрицы, один из сильнейших магов в истории империи. В мире Кости есть его версия – ученый и исследователь. Везде, где «Стиратель» еще не добрался, есть версии вас и ваших друзей.
Романов встал и подошел к карте на стене.
– Мы предлагаем создать Совет – альянс Иванов из выживших реальностей. Только объединив наши силы, мы сможем противостоять этой угрозе.
Иван молчал, осмысливая услышанное. Встреча с другими версиями самого себя… Это было и заманчиво, и пугающе одновременно. Нужно было обдумать варианты развития событий.
– А если мы проиграем? – спросил он.
– Тогда все миры погибнут, – просто ответил Александр. – «Стиратель» не остановится, пока не уничтожит каждую реальность, где существует Иван Кузнецов. А их… их очень много.
За окном начинало темнеть. Иван посмотрел на часы – время близилось к вечеру, а он обещал Майе быть дома к ужину. Обычная, простая человеческая забота среди всех этих разговоров о многомирии и угрозах реальности.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Но сначала я должен вернуться домой. Предупредить семью. Если мы действительно собираемся спасать все миры, мне нужно знать, что мой мир – в безопасности.
Романов кивнул с пониманием.
– Конечно. Но помните – времени у нас очень мало. Каждый час промедления может стоить жизни целой реальности.
Иван направился к выходу, но у двери остановился.
– Александр, а ваша версия Ивана… он когда-нибудь желал исчезнуть? Никогда не рождаться?
Лицо гостя потемнело.
– Да. В те годы, когда его возлюбленная была в заточении у темных сил. Тогда он часто думал, что его существование приносит только страдания близким. – Он помолчал. – Но тогда мы не знали, что отчаянные желания мага могут материализоваться через годы.
Иван кивнул и вышел из кабинета. В коридоре его догнала Лилит.
– Иван, – сказала она серьезно, – ты понимаешь, что нас ждет?
– Понимаю. Мне уже доводилось встречаться со своим темным двойником. Не самое радужное воспоминание, скажу честно.
– Если Романов прав, «Стиратель» – это коллективная тень всех версий Ивана. Все подавленные страхи, все желания исчезнуть, вся ненависть, накопленная через множество жизней в разных мирах.
Иван остановился посреди коридора.
– Значит, чтобы победить его…
– Тебе придется принять и полюбить ту часть себя, которую ты всегда отвергал. – Лилит положила руку ему на плечо. – Это будет самая тяжелая битва в твоей жизни, Иван. Потому что сражаться придется не с врагом, а с самим собой.
Вечерний Ленинград встретил их привычным шумом трамваев и отражениями фонарей в каналах. Но теперь каждая тень казалась подозрительной, каждый странный звук – предвестником беды. Где-то там, в серых глубинах между мирами, набирала силу угроза, рожденная из отчаяния влюбленного и магии, которая вышла из-под контроля.
А дома их ждали Майя с ужином и Маша с рассказами о школе. Жизнь, которую теперь нужно было защищать от самого страшного врага – от самого себя.
Глава 2. Встреча с прошлым
Портал в альтернативную реальность выглядел как разрыв в воздухе, сквозь который просвечивала серая пустота. Иван стоял перед ним, чувствуя, как магия в его теле резонирует с энергией разлома. Степан нервно поправлял очки, а Лилит изучала прибор Романова, который показывал координаты миров, еще не поглощенных «Стирателем».
– Этот мир умирает уже три дня, – сказал Александр, указывая на мерцающий красный индикатор. – Там остался только один человек, который может нам помочь. Феликс Эдмундович Дзержинский.
Иван вздрогнул. Имя главного палача советской власти было для него проклятием. Тот Дзержинский, с которым он сражался в своих приключениях, олицетворял худшие стороны революции – фанатизм, жестокость, готовность уничтожить любого во имя идеалов.
– Он другой, – будто прочитав его мысли, добавил Романов. – В этом мире революция пошла по иному пути. Дзержинский стал защитником справедливости, а не палачом.
– Нет времени на сомнения, – решительно сказала Лилит. – Если этот человек может помочь понять природу «Стирателя», мы должны рискнуть.
Иван кивнул и шагнул в портал первым.
***
Альтернативная Москва встретила их запахом гари и звуками далекого грохота. Небо затягивали серые облака, но не обычные – они двигались против ветра, словно обладали собственной волей. Воздух мерцал, искажая очертания зданий.
– «Стиратель» близко, – прошептал Романов, глядя на показания прибора. – Этот мир продержится еще несколько часов.
Они шли по пустынным улицам. Дома стояли целыми, но окна были темными, а из подъездов не доносилось ни звука. Изредка встречались брошенные вещи – детские игрушки, чемоданы, книги. Все это было покрыто тонким слоем серой пыли, которая не имела запаха и не прилипала к пальцам.
– Это не пыль, – сказала Лилит, растирая крупинки между пальцами. – Это остатки стертых воспоминаний. Когда «Стиратель» поглощает что-то, не остается даже праха. Остается только это – материализованная пустота.
Степан достал блокнот и начал делать записи. Его научный ум пытался найти логику в происходящем.
– А если попробовать взять образец для анализа? – предложил он.
– Не стоит, – предостерег его Романов. – Эта субстанция заразна. В моем мире один ученый попытался изучить ее в лаборатории. Через час лаборатория исчезла. Через день – весь институт. Через неделю мы потеряли половину Петербурга.
Они дошли до Лубянки. Здание выглядело иначе, чем в мире Ивана – более светлым, с большими окнами и без мрачного официоза. На воротах висела табличка: «Народный комиссариат справедливости».
В вестибюле их встретил высокий седой человек в простом сером костюме. Иван узнал бы эти острые черты лица и пронзительные глаза из любой толпы, но выражение было совершенно иным. Вместо фанатичного блеска в глазах читались усталость и глубокая печаль.
– Феликс Эдмундович Дзержинский, – представился он, протягивая руку. – Полагаю, вы из соседней реальности? Александр Михайлович предупреждал о вашем визите.
Рукопожатие было крепким, но теплым. Иван почувствовал, что магия этого человека была светлой – не идеальной, со следами темноты и сомнений, но направленной на защиту, а не уничтожение.
– Пройдемте в мой кабинет, – сказал Дзержинский. – У нас мало времени, но я должен рассказать вам все, что знаю о «Стирателе».
***
Кабинет поражал своей простотой. Деревянный стол, несколько стульев, книжные полки до потолка. На стене висел портрет не Ленина или Сталина, а группы людей в рабочей одежде: мужчины и женщины разных возрастов смеялись, обнявшись.
– Это первый съезд Советов справедливости, – пояснил Дзержинский, заметив взгляд Ивана. – В нашем мире революция победила не через насилие, а через просвещение и объединение. Мы научились слушать друг друга.
Он налил им чай из простого самовара и начал рассказ:
– «Стиратель» появился в нашем мире два месяца назад. Сначала исчезали отдельные люди – те, кто обладал магическими способностями или играл важную роль в истории. Затем стали пропадать целые районы, города, области. Мы пытались сражаться, но наша магия была бессильна. Нельзя победить то, что делает тебя никогда не существовавшим.
Лилит наклонилась вперед:
– Вы пытались понять его природу?
– Конечно. У нас есть целый институт, занимавшийся исследованием аномальных явлений. – Дзержинский горько улыбнулся. – Был. Они выяснили, что «Стиратель» охотится на определенных людей – тех, кто похож на одного человека, но из разных реальностей. Центральная фигура – молодой маг по имени Иван Кузнецов.
Иван почувствовал, как кровь стынет в жилах.
– Откуда вы это знаете?
– Потому что я сам видел его в видениях «Стирателя», – ответил Дзержинский. – Когда эта сущность поглощает мир, она оставляет… отпечатки. Образы. Я видел множество версий одного и того же человека – некоторые были героями, другие тиранами, третьи учеными или священниками. Но все они носили ваше лицо, Иван Петрович.
Степан перестал записывать и посмотрел на друга.
– Ты знал об этом?
– Подозревал, – признался Иван, опуская голову. – После битвы с Лилит моя магия изменилась. Стала сильнее, но… темнее. Я чувствовал в себе что-то, чего не понимал. Иногда просыпался от кошмаров, где видел себя… уничтожающим все вокруг. Думал, это просто остаточное влияние темной магии Лилит.
Лилит положила руку ему на плечо.
– Иван, это не твоя вина. Детские травмы оставляют следы в душе каждого человека. У обычных людей они остаются просто болезненными воспоминаниями. Но у мага твоего уровня…
– Они могут материализоваться, – закончил за нее Дзержинский. – Особенно если магическая сила резко возрастает. В тот момент, когда вы победили Лилит, ваша сила выросла в десятки раз. И вместе с ней выросла сила ваших подавленных эмоций.
Дзержинский потер подбородок.
– В нашем мире был один Иван Кузнецов. Хороший человек, честный солдат революции. «Стиратель» забрал его первым. Но перед исчезновением Иван успел сказать что-то важное: «Он идет из того дня, когда я пожелал никогда не рождаться».
– Детская травма, – прошептала Лилит. – Я была права.
Дзержинский встал и подошел к окну. За стеклом медленно расползалась серая дымка.
– Он уже здесь. Последние часы этого мира. – Он обернулся к гостям. – Но я не зря ждал вас. У меня есть информация, которая может помочь. Наши ученые выяснили, что «Стиратель» – это не просто разрушительная сила. Это материализованная боль, которая ищет источник своих страданий. Он не злой в обычном понимании. Он страдает.
– Это меняет дело, – задумчиво сказал Романов. – Со страдающим можно договориться.
– Возможно. Но сначала нужно его найти. А для этого потребуется то, на что способен только объединенный разум всех версий Ивана Кузнецова.
Здание вдруг содрогнулось. В окна ворвался холодный ветер, хотя рамы были плотно закрыты. В воздухе появились искры серого света.
– Время вышло, – сказал Дзержинский спокойно. – Александр Михайлович, откройте портал. Быстро.
Романов начал настраивать свой прибор, но устройство искрило и дымилось.
– Что-то не так! Портал не открывается!
Серая дымка за окном сгущалась, превращаясь в плотную массу. Она двигалась к зданию, поглощая все на своем пути. Дома, деревья, даже воздух – все исчезало без следа, оставляя абсолютную пустоту.
– «Стиратель» блокирует выходы, – понял Иван. – Он хочет нас забрать.
Лилит вскочила со стула.
– Феликс Эдмундович, есть ли в здании артефакты защиты?
– Был один, – ответил Дзержинский, доставая из ящика стола небольшой кристалл, излучавший теплый свет. – Камень справедливости. Он может защитить от любой темной магии, но ненадолго.
Иван взял кристалл и почувствовал, как его магия резонирует с артефактом. Внезапно его сознание заполнили видения: он увидел другого Дзержинского, того самого палача из своего мира. Но теперь понял разницу. Тот Дзержинский был сломлен детскими травмами и вырос в фанатика. Этот – научился превращать боль в сострадание.
– Вы… вы тоже потеряли отца в детстве? – спросил Иван.
Дзержинский удивился.
– Да. Когда мне было восемь лет. Как вы?..
– Кристалл показал мне. В моем мире ваша альтернативная версия пошла по темному пути. Боль сделала его жестоким.
– А меня научила понимать чужую боль, – тихо ответил Дзержинский. – Возможно, в этом ключ к победе над «Стирателем». Не сражаться с ним, а понять.
Серая масса достигла стен здания. Иван почувствовал, как «Стиратель» пытается проникнуть в его разум, найти воспоминания о детских травмах. Защитный кристалл пульсировал, отражая атаки, но слабел с каждой секундой.
– Иван, – позвал Степан, – прибор Романова начал работать! Портал открывается!
Разрыв в воздухе появился в углу кабинета, но был нестабильным и мерцающим. Сквозь него проникал свет родного мира, но портал дергался и искрил.
– Прыгайте! – крикнул Романов. – Он долго не продержится!
Лилит первой бросилась к порталу, но в последний момент обернулась.
– Иван! Бери артефакты Дзержинского! Они понадобятся нам!
Степа схватил папку с исследованиями и кинулся следом за Лилит. Иван подхватил зеркало, свиток и кристалл принятия, но не мог заставить себя двигаться. Детский плач «Стирателя» становился все громче, и в нем он слышал собственную боль, которую тридцать лет пытался забыть.
– Идите! – крикнул он остальным. – Я должен попробовать кое-что!
– Что ты делаешь?! – завопил Степан из портала.
Иван обратился к Дзержинскому.
– Вы сказали, что с ним нужно говорить, не сражаться. Позвольте мне попробовать.
– Иван, это безумие! – Лилит попыталась вернуться, но портал начал сужаться. – Ты погибнешь!
– Нет. – Дзержинский положил руку на плечо Ивана. – Он прав. Иногда единственный способ помочь раненому ребенку – это показать ему, что он не один.
Иван поднял кристалл принятия и сосредоточился на самых болезненных воспоминаниях детства. Серая масса уже проникла в кабинет, растворяя стены и мебель, но Иван не отступил.
– Я знаю, как тебе больно, – сказал он в пустоту. – Я тоже терял любимых. Тоже думал, что лучше бы не родиться. Но знаешь что? Никто из наших близких, никто из тех, кого мы потеряли, не хотел бы, чтобы его смерть разрушила твою жизнь.
Детский плач на мгновение стих.
– Боль – это не проклятие, – продолжал Иван, чувствуя, как кристалл в его руках становится теплее. – Это память о том, как сильно мы любили. И эту любовь нельзя стереть, даже если избавиться от всей боли.
Серая масса замерла в метре от него. В ней проступали черты восьмилетнего мальчика с заплаканными глазами – точная копия Ивана в детстве.
– Они… все еще здесь? – прошептал детский голос.
– Да, – ответил Иван, протягивая кристалл принятия к призрачной фигурке. – В каждом добром поступке, который ты совершишь. В каждом человеке, которому ты поможешь. Они живы в твоей доброте.
«Стиратель» медленно протянул к кристаллу призрачную руку…
Но в этот момент портал окончательно дестабилизировался. Романов с последними силами удерживал его открытым.
– Иван! Сейчас или никогда!
– Идемте с нами! – крикнул Иван Дзержинскому.
Тот покачал головой.
– Я должен остаться. Кто-то должен продолжить разговор с ним, показать, что не все взрослые бросают детей в беде.
– Но вы погибнете!
– Нет. – Дзержинский улыбнулся печально, но без страха. – Я просто перестану существовать. Вернусь в небытие. А иногда это лучше, чем жить, не сумев помочь страдающему ребенку.
Он повернулся к призрачной фигурке «Стирателя».
– Привет, малыш. Меня зовут дядя Феликс. Хочешь, я расскажу тебе сказку о том, как боль превращается в мудрость?
Иван понял, что больше медлить нельзя. Серая масса снова начала двигаться, поглощая остатки кабинета. Он прыгнул в портал в последний момент, сжимая в руках артефакты и исследования Дзержинского.
Последнее, что он услышал перед закрытием портала, был тихий голос Дзержинского, рассказывающего сказку плачущему ребенку в сером мареве разрушения.
***
Они материализовались в подвале здания КГБ в Ленинграде с грохотом и вспышкой света. Иван упал на колени, тяжело дыша, все еще сжимая в руках артефакты умирающего мира. В голове звучали последние слова Дзержинского, а сердце сжималось от осознания – еще один хороший человек пожертвовал собой ради спасения других.
– Все в порядке? – спросил Степан, помогая ему подняться.
– Да. – Иван посмотрел на папку с исследованиями, зеркало истины и кристалл принятия. – И теперь мы знаем гораздо больше о том, с чем имеем дело.
Но знание это было тяжким грузом. «Стиратель» – это не внешний враг, которого можно победить силой. Это часть его самого, израненная и потерянная, ищущая исцеления, но не знающая, как его обрести.
Лилит изучала показания прибора Романова, ее лицо оставалось мрачным.
– Пока мы находились в том мире, исчезли еще две реальности. Осталось только пять стабильных миров с версиями Ивана.
– Значит, у нас еще меньше времени, чем я думал, – сказал Александр. – «Стиратель» ускоряется. Каждое поглощение дает ему больше сил.
Иван открыл папку Дзержинского и начал изучать материалы. Схемы временных разломов, теории о природе многомирия, методики работы с травматическими воспоминаниями – все это складывалось в пугающую, но при этом и обнадеживающую картину.
– Посмотрите на это. – Он показал остальным схему. – Дзержинский и его ученые составили карту эмоциональных связей между мирами. «Стиратель» не выбирает жертвы случайно. Он начинает с тех версий себя, которые больше всего похожи на него по уровню боли и отчаяния.
Степан наклонился над схемой.
– То есть он пожирает сначала самых слабых? Тех, кто не смог справиться с детской травмой?
– Не слабых, – поправила Лилит. – Тех, кто справился с болью неправильно. Превратил ее в разрушение – либо себя, либо других. А сильные версии, те, что нашли конструктивные способы работы с травмой, оставил напоследок.
Иван задумчиво кивнул.
– Идет по пути наименьшего сопротивления. Возможно, так он набирает силу? Мотивы его поступков туманны. «Стиратель» не хочет исцеляться – он хочет, чтобы все разделили его страдание.
Романов перенастроил прибор.
– Тогда нужно действовать быстро. Следующий мир – мой. Там правит Российская империя, где магия официально признана государственной силой. Встретимся с нашим Иваном.
– Отлично, не будем терять времени, – согласился Иван. – Особенно, если Дзержинский был прав, и со «Стирателем» нужно не сражаться, а найти общий язык. Всегда нужно уметь найти подход даже к самым сложным противникам.
Он поднял с пола кристалл принятия, который выпал из рук при падении. Камень все еще излучал теплый свет, но теперь в нем пульсировали новые оттенки – словно он впитал часть той любви и понимания, которые Дзержинский проявил к «Стирателю» в последние минуты.
– Этот кристалл изменился, – заметила Лилит. – В нем теперь жертвенная доброта Феликса Эдмундовича.
Иван осторожно коснулся камня и почувствовал волну тепла. На мгновение ему показалось, что он слышит голоса – голос матери, потерявшей сына, но нашедшей силы простить, и голос революционера, выбравшего остаться с плачущим ребенком в серой пустоте разрушения.
Степан записывал в блокнот.
– Но как это применить на практике? Нельзя же просто подойти к «Стирателю» и сказать: «Давай поговорим о чувствах».
– Почему нельзя? – возразила Лилит. – В магии самые простые решения часто оказываются самыми эффективными. Иван уже начал с ним разговор в том мире. «Стиратель» отреагировал – замер, послушал.
– Но я не закончил разговор, – сказал Иван с сожалением. – Если бы у меня было больше времени…
– Время у нас будет, – решительно заявил Романов. – В следующем мире мы подготовимся лучше. Создадим защитные барьеры, которые дадут нам возможность полноценно пообщаться со «Стирателем».
Иван встал, чувствуя на плечах тяжесть ответственности не только за свой мир, но за всю множественность реальностей. В его руках были артефакты мудрости и сострадания, накопленные жертвами и героями погибшего мира. Он не имел права подвести их