Сновичи бесплатное чтение

И все, что останется нам, —

Не доверять приметам.

Готэм feat. Asper X – Приметы

Глава 1

Первый курс

Наушники на голову, проверить, включен ли шумодав, и можно выходить. Ангелина оглядела себя, поправила платье и короткий пиджак, подхватила сумочку и быстро выскочила из дома. Первый учебный день, а она уже опаздывала. Следовало поторопиться, не хотелось пропустить линейку – лучше посмотреть на однокурсников сначала вне стен института.

Попасть именно сюда было давней мечтой Ангелины. Столько слышала о нем, читала в любимом романе. Дом Герцена, здание МАССОЛИТа, Литинститут хранил в себе секреты, которые безумно хотелось изучить и раскрыть. Сложнее всего было на вступительных. Обезличенный ЕГЭ в школе казался шуткой рядом с хмурыми мастерами, которые сидели за старым столом и зло говорили каждому тексту, что он бездарность.

«Да даже дети в седьмом классе так не пишут!» – это Ангелина запомнила ярче всего. Ей сложно было согласиться с этим утверждением. Писать она стала позже, в старшей школе, когда поняла, что истории внутри себя можно не только прокручивать по сто раз, но и записывать. Искать для них форму, подачу. Тогда казалось, что рамок в тексте никаких не существует. А их на деле оказалось огромное количество, и бо́льшую часть ты придумываешь сам. Но мастера были безжалостны к любому, кто приносил им свое творение. За вступительный текст они подарили Ангелине всего пятьдесят баллов, за этюд тоже. Но что-то удалось сдвинуть во время собеседования, и именно эти баллы позволили претендовать на место.

До метро Ангелина почти бежала, чуть не попала под машину, пересекая дорогу, сцепилась с какой-то бабкой, которой надо было, чтобы все шли с ее скоростью. И успела прибежать к дверям института ровно тогда, когда ректор произносил вступительную речь. Первый курс стоял ближе всего, слушал, задрав головы. Ангелина пробилась в середину толпы и только после этого выдохнула.

– Сегодня вы получите свое расписание, – говорил ректор. – Настоятельно рекомендую серьезно отнестись ко всем дисциплинам. Лишних предметов тут нет.

– Кроме физкультуры, – проворчал кто-то рядом.

– А что физкультура? – спросили в толпе.

– Конспект учебника – и зачет за год в кармане.

– Фу!

– Ну, можно еще марафон осенью пробежать.

– А можно ничего не делать?

– Получить исключение из-за физкультуры – стыднее сложно придумать!

Ангелина слушала, как переговариваются в толпе. Она давно потеряла смысловую нить в речи ректора и даже не пыталась ее найти. Замечание про физкультуру имело место быть. Если между конспектом и марафоном можно было выбирать, то она выбрала бы марафон – отстрелялся на поле и не тратишь уйму времени на бесполезный учебник. Кто вообще придумал учебники по физкультуре?

– Хочу обратить особое внимание. – Ректор повысил голос. – Те студенты, что поселились в общежитии, обязаны соблюдать правила этого общежития!

Толпа, ожидающая услышать что-нибудь поинтереснее, сразу сникла. Правила общежития не менялись годами и концентрировались в стенах этого старого здания. Ангелина даже не знала, где общежитие находится, не говоря уже о его внутреннем кодексе. А те первокурсники, что там жили, уже давно выяснили у старших, что можно, а что лучше не делать.

Стал накрапывать дождь, а речь ректора даже до середины не добралась.

– Если мы до кафе сгоняем и вернемся, никто не заметит?

Около Ангелины стояли два близнеца. Один зачесал волосы назад, второй разбил свою шевелюру пробором.

– Если кто-то из вас уйдет – точно не заметят. – Высокий рыжий парень рядом грыз зубочистку. – Хотя, если мы всем курсом на полчаса свалим, тоже вряд ли обратят внимание.

Близнецы хохотнули, Ангелина тоже не могла сдержать улыбку. Стоять рядом с ними было интересно, не хотелось снова включать музыку в наушниках.

– Вацлав. – Рыжий протянул руку близнецам.

– Я Игорь, – ответил один.

– Вова, – повторил другой. – Фарисовы, – уточнил он.

– Вы на каком семинаре?

Чтобы рассмотреть Вацлава, Ангелине приходилось задирать голову. У этого парня точно никаких проблем с полками не должно быть.

– На прозу поступили, – хором ответили близнецы. – А ты?

– Тоже на прозе. А кто мастер?

– Да там какая-то змеиная фамилия, – кажется, это говорил Игорь. – Алексей…

– Полозов? – уточнил Вацлав.

– Он! – согласно кивнул Вова.

– Значит, на одном семинаре. – Вацлав улыбнулся.

«И я», – мысленно проговорила Ангелина, радуясь, что на семинарах будет не скучно.

– А ты?

Девушка не сразу поняла, что обращаются к ней.

– Что я?

Глаза у Вацлава были светлые, серые, но пока до них взглядом дотянешься, уже шею свернешь.

– Тоже на первом курсе?

– А, да. – Ангелина убрала наушники в сумку. – Получается, с вами на одном семинаре буду. Я Ангелина.

– Геля! – радостно воскликнул Игорь и тут же стушевался. Ангелина так зло на него зыркнула, что шутить вообще перехотелось.

– Пожалуйста, никаких сокращений, – холодно проговорила девушка. – С моей фамилией делайте что хотите, но имя не трогайте.

– А фамилия у тебя какая? – спросил Вова.

– Колобкова. – Она посмотрела на близнецов.

– На колобка не тянешь, – задумчиво проговорил Игорь.

– В школе тянула, – улыбнулась Ангелина. – Потом на нервах перед экзаменами скинула больше десятки. Мама говорит – сдулась.

– А я вытянулся, – поддержал разговор Вацлав. – Год назад еще был с них ростом.

В сравнении с близнецами он был на голову выше, а строгий пиджак с четкими линиями делал фигуру еще более вытянутой.

– Интересно, кто у нас старостой будет? – Игорь осмотрел толпу, словно примеряя эту роль на каждого, за кого зацепился взгляд.

– Есть у нас уже один кандидат. – Вацлав смотрел на очередного первокурсника, который подошел к ректору и что-то у него спросил.

– Уже успели с ним познакомиться? – спросила Ангелина.

– Кажется, это Камиль… – протянул Вова. – Я с ним на вступительных был в одной группе. Он умный.

– И допытливый, – подхватил Игорь. – У него дед тут работал. Старички еще помнят профессора Мотова.

Наконец-то ректор закончил свою речь громким «ура», отчего микрофон взвизгнул, заставив поморщиться.

– Первый курс сразу проходит в зал на свою первую лекцию, – донеслось с крыльца.

Кто говорил, Ангелина уже не видела. Толпа студентов ломилась в институт, в первую очередь чтобы спрятаться от дождя.

– У нас не курс, а какое-то сборище Аполлонов и Афродит, – пробормотал Игорь, оглядывая аудиторию. – Где скрюченные поэты с очками больше головы? Писатели, которых из-за монитора не видно?

– Это все мода на фитнес. – Его брат копался в телефоне, выискивая чат курса.

– Хочешь сказать, что у нас все такие богатые?

– Мальчики, не обольщайтесь! – Ангелина села рядом. – Это все ради линейки и первого хорошего впечатления. Завтра все будут в мешковатых кофтах и скрюченные.

– Только я обрадовался… – проворчал Игорь.

К ним подсел Вацлав и недовольно цокнул, когда ноги уперлись в кресло напротив.

– Кажется, мое место возле прохода. – Он вытянулся вдоль рядов, убирая ноги каждый раз, когда кто-нибудь пробирался на свободное место.

– У вас не занято?

Ноги этой девушки могли посоперничать с вацлавовскими. Высокие каблуки, юбка-карандаш, прямая черная челка и длинный, до талии, хвост. Девушка смотрела на место возле Ангелины, единственное оставшееся свободным.

– Проходи. – Вацлав убрал ноги, освобождая проход.

Студенты галдели, выбирая места и разглядывая однокурсников. Ангелина оказалась права: каждому хотелось произвести хорошее впечатление в первый день. В аудитории был настоящий парад модных костюмов, платьев и рубашек.

– Хорошо, я подожду, когда вы все усядетесь.

Ангелина пропустила момент, когда за кафедрой возникла пожилая женщина в очках с огромными стеклами. Она хмуро смотрела на аудиторию, ожидая тишины.

– Глупо надеяться, – она говорила тихо, – что после школы вы сразу поймете, что такое дисциплина. Но хотя бы попытайтесь. Вас никто не будет здесь призывать к порядку, просить быть потише. Я просто запоминаю каждого, кто меня не слушает. Вам потом очень сложно будет сдать мне экзамен.

От ее тихого голоса становилось жутко. Страшно было не то что прошептать что-нибудь соседу – просто издать звук.

– Мы с вами изучим историю мировых цивилизаций. То, с чего начиналось человечество. О, поверьте, люди в те времена были воистину гениальны! Кто скажет: что было самым главным в жизни того времени?

С первых рядов несмело поднялась рука.

– Земля? – Девушка запнулась, испугавшись собственной догадки.

– А если конкретнее? Развивайте свою мысль.

– Ну, урожай там, здоровье скота… – Ответ звучал еще более неуверенно.

– Все верно! Но прежде, чем мы с вами погрузимся в подробности жизни древнего общества, я представлюсь еще раз. Меня зовут Инга Викторовна. Надеюсь, вы все запомните и расскажете своим друзьям. Потому что если я еще раз повторю свое имя – никто из вас не сдаст.

Инга Викторовна строго оглядела аудиторию и продолжила рассказывать про аграрное общество. Ангелина честно пыталась слушать, но спустя полчаса заклевала носом. Монотонная лекция действовала лучше любого снотворного.

– А какая следующая пара? – шепотом спросил Игорь, перегнувшись через брата. – Есть уже расписание?

– Философия, – также шепотом ответил Вацлав.

– А ты откуда знаешь? – Девушка рядом удивленно вскинула брови.

– В чате прочитал. – Он показал экран телефона. – На два дня есть, дальше пока не сверстали.

– Какие они быстрые! – проворчал Игорь, резко вернувшись на место. Ему показалось, что Инга Викторовна зло смотрит со своей кафедры именно на него.

– Там, говорят, с преподами была какая-то чехарда. Один ушел, другой пришел, и все в последний момент перед началом года. – Вацлав листал чат, не обращая внимания на взгляды Инги Викторовны.

– А как в чат попасть? – Девушка старалась говорить очень тихо.

– Скажи свое имя – добавлю. – Вацлав открыл поиск.

– Вилга Речкина, имя через г. – Она покосилась на экран, наблюдая, как Вацлав набирает имя и фамилию.

– Готово.

Телефон в сумке Вилги завибрировал и пиликнул.

– Звук выключаем сразу, – среагировала Инга Викторовна.

– Спасибо, – одними губами сказала Вилга и улыбнулась.

Пара тянулась бесконечно долго. Привычные со времен школы сорок пять минут давно прошли, и теперь мозг отказывался воспринимать хоть какую-то информацию. Ангелина с трудом подавляла зевки. А более того – желание снова надеть наушники. Но те были огромными – Инга Викторовна за версту увидит большие белые уши. Приходилось делать вид, что все крайне интересно, мозг не воет без музыки, а люди вокруг не раздражают.

Прозвенел звонок. В школе это была приятная мелодия, разлетавшаяся по всему зданию. Здесь же металлическая пластина истошно дребезжала панихиду по каждому, кто заснул во время пары.

Куда идти дальше, никто не знал, поэтому парень, которого Вацлав назвал Камилем, смело отправился в деканат выяснять, что делать курсу.

Это был не лучший день, чтобы проспать. Отключить случайно все будильники, прослушать, как сначала мать, а потом сестра уходят на работу. Пропустить комментарий отца. Не лучший день, чтобы узнать, что первая пара в самом разгаре, а до центра ехать полтора часа. Даже на вторую уже не успеть.

– Григорий! – Отец всегда называл его полным именем, когда был недоволен. – Кто божился, что завтра уйдет из дома первым? Начинаешь учебу в институте с прогула?

– Сон снился, никак не мог проснуться.

Не соврал.

Всю ночь Григорий носился по лесу, пытаясь снять с себя огромную медвежью шкуру, – та мешалась, путалась под ногами. А с неба светило созвездие Малая Медведица. Обычно еле различимая в этой широте, тут она горела буквально прожектором. И Полярная звезда на конце светила ярче луны.

Сон был плохой, тревожный. Медвежья шкура не несла ничего хорошего.

– Гриша, вставай. – Голос отца стал мягче, его тоже мучили сны.

В снах отца мир погибал, из-под корней огромного древа вырывалось чудовище и уничтожало все, что было дорого. Чудовище не знало усталости, не ведало пощады. Чудовищу было все равно.

Гриша знал о кошмарах отца и не стеснялся рассказывать ему о своих. Матери и сестре он не готов был открыться, а отец поймет.

Через колонку грянул рок. Музыка всегда помогала собраться с мыслями и прогнать остатки сна. Стоило приехать хотя бы на третью пару. Даже не столько для того, чтобы показаться, сколько совесть очистить, – в первый день уже два прогула.

Контрастный душ, быстрый завтрак, надеть то, что выпало из шкафа, – и можно бежать на пары. В группу института успели кинуть ссылку на чат первого курса. На потоки тут не делились, только переводчики шли особняком, остальные же специальности ходили всей толпой на одни и те же пары. А по вторникам были семинары с мастерами. Григорий успел посмотреть, кто будет преподавать его группе, и особо не впечатлился. Новый молодой мастер, который мало где издавался, почти не светился среди коллег. Неужели он так хорошо чувствует тексты, что может спокойно вести семинары у юных литературных гениев?

Гриша улыбнулся своим мыслям и перепрыгнул лужу. Мать предупреждала, чтобы он не возгордился. Поступил в Литинститут – будь добр доучись, а потом и зарекомендуй себя в этой сфере. И уже после всех испытаний задирай нос: мол, писатель, будущее современной литературы. Пока он только птенец, которому хватило навыков произвести впечатление на старых мастеров.

Народу в метро было немного – все уже давно уехали на работу, а возвращаться с нее пока не планировали. Заняв свое любимое место, в углу вагона на трех креслах, Гриша надел наушники, включил шумодав и попытался отключиться от съедающей тревоги. Как можно было так облажаться, да еще и в первый день?

Гриша водил взглядом по вагону, цепляясь за одежду пассажиров. Две абсолютно одинаковые девочки в широких штанах и таких же широких куртках. Разница только в прическах и маникюре. Старик, читающий пожелтевшую книгу. Рядом с ним – старый рюкзак, судя по растрескавшемуся рисунку, когда-то принадлежавший внуку. В вагоне было много свободного места, и Гриша часто развлекался тем, что сажал на эти места вымышленных людей. Мужчину в камзоле, которого недавно увидел в исторической книге. Космонавта, полностью готового к полету. Чем чуднее и неуместнее, тем интереснее.

В этот раз он решил посадить рядом с одинаковыми девочками викинга. Нарисовал в своем воображении мускулистую фигуру, шкуры, густую бороду. Шаблонное изображение благодаря сериалам плотно засело в памяти. Отвлекся посмотреть, к какой станции подъехал поезд. Еще несколько остановок, и надо переходить на другую ветку.

Посмотрев на девочек снова, Григорий ожидал увидеть там пустое место, но на него смотрели с абсолютно черного лица два огромных белых глаза. Фигура жалась к девочкам, пачкая их какой-то слизью, а те не обращали на нее никакого внимания. Вместе читали что-то с экрана телефона и хихикали.

Поезд снова остановился, открыл двери. Девочки резво вылетели из вагона, а фигура осталась сидеть. Она смотрела на Гришу не мигая, не отводя взгляда. Наклонила голову набок. Улыбнулась кривой черной улыбкой, хлюпнув мерзкой жижей, и пропала.

На следующей остановке вышел старик, и Гриша рискнул встать, подойти к месту, где только что видел черную тварь. На сиденье осталось выжженное пятно, словно кто-то плеснул кислотой.

– Да чтоб тебя!

– Что? И этот сдох?

Рогатый ворон вытянул вперед лапу и размял пальцы.

– Каким образом Яку удавалось собрать команду, которая сто лет работала бесперебойно? У меня за семь лет семь трупов. Я их плохо обучаю?

– Нет, – мотнул головой ворон. – Они плохо обучаются. Я твои лекции во сне могу р-рассказать. В ужасе жду день, когда ты новенького пр-ритащишь и начнешь заново обучать.

– Но они продолжают гибнуть.

– Потому что дебилы, – меланхолично ответил ворон. – Попр-робуй сменить тактику, поискать др-ругих.

– Каких других?

– Бр-рютик, дорогой, ну не мне р-рассказывать тебе, как Стр-ражу собир-рать.

– Этого еще не хватало. – Брют устало потер глаза и отмахнулся от пчел.

Слухи принесли весть о гибели очередного стажера. И либо нечисть стала куда злее, чем могла вывезти Стража, либо стажеры на самом деле были слабы и не в состоянии справиться даже с простым заданием.

– Знающих становится все меньше, все чаще они выбирают что-то более безопасное: карты, гороскопы. – Брют дотянулся до чайника и нажал кнопку. – Современный мир позволяет тащить к себе все, что нравится, вплоть до архетипов. Но именно такая мешанина и делает их слабыми. Нахватают по верхам, а вглубь никто не смотрит. Я не видел еще ни одного знающего, который умело совмещает учения иной культуры и свои истоки.

– А они вообще есть? – Ворон почесал клювом перья.

– Должны быть, – уверенно сказал Брют. – Раз такая практика есть, то должны быть и те, кто копает глубже. Не могут же все так поверхностно изучать тему, с которой работают. У меня есть идея, кого можно попробовать зазвать.

– Татуир-ровщика того? Не стар-роват ли он?

– Яку было хорошо за тридцать, когда он в Стражу вступил. А как показала практика, молодые чаще попадаются. Может, в этот раз получится.

– Ты так каждый р-раз говор-ришь. – Огромная птица почесала клювом перья.

Брют хмуро посмотрел на ворона. Ждать от птицы хорошего – все равно что дуть против ветра. Слюной в лицо прилетит, а проку не будет. Особенно невыносимой птица становилась рядом со своей боевой подругой. То ли ворон пытался казаться лучше, то ли, наоборот, всех отпугивал, но стоило ему прийти не одному, Брют уже заранее готовил ибупрофен. При этом сама его подруга была спокойной и оттеняла флегматичностью задиристого ворона.

– Сегодня без Норы? – Брют решил попытаться намекнуть птице, что неплохо бы куда-нибудь улететь.

Очень не вовремя ворон наведался в гости. Именно в этот момент пчелы принесли весть, что новый стажер не справился с заданием. А задание было максимально простое. Надо было всего лишь выяснить, что мешает рыбакам вернуться домой. Не пытаться справиться с нечистью, не возвращать всех заблудших домой. Просто понять, какая тварь поселилась в реке на этот раз. Такой прямой и понятный приказ. Как итог – теперь тварей в реке стало на одну больше. Озлобленная утопленница и ее новый партнер – бывший стажер.

– Нор-ра занята своими делами, – скучающе произнес ворон. – А я смотр-рю, у Стр-ражи все хор-рошо. Р-работа кипит, нечисть на место ставится.

– Иронизируешь?

Птица довольно каркнула.

– С каждым годом все становится только хуже. – Брют обхватил голову руками. – Я пытаюсь создать новую команду, а на деле гроблю жизнь за жизнью. Кажется, я самый бесполезный воевода!

– Это пр-росто кр-ризис.

– Я семь лет из этого кризиса выйти не могу! – крикнул Брют, и ворон от неожиданности чуть не завалился на спину. – Тупик, бесполезная трата времени.

– Ну, ты же р-решил попытаться р-рекр-рутир-ровать татуир-ровщика. Может, с ним будет лучше?

Брют махнул рукой. Он давно пытался переосмыслить саму суть Стражи, чтобы она снова работала, как единый Рой. Но либо бесполезно распылялся на всякую мелочь, либо не рассчитывал сил и увязал в проблемах по самую маковку.

– Хочешь, я с ним поговор-рю?

– С кем?

– С татуир-ровщиком этим.

– Чтобы он заикой стал? – Брют покосился на изогнутые рога огромной птицы.

– Зато ср-разу узнаешь, чего он стоит.

– Нет, спасибо, я сам.

– Как знаешь.

В кухонное окно стали биться пчелы. Брют встал со стула, открыл форточку, впуская насекомых в квартиру. Они залетали одна за другой, кружили по комнате, сжимая кольцо вокруг Брюта. Ползали по стенам, садились на плечи, путались в волосах. Брют выпрямился, прислушиваясь к жужжанию, нахмурился, отчего узкие глаза превратились в щелочки.

– Что случилось? – напрягся ворон.

– Кажется, в метро вернулось Лихо. Лучше бы я ошибся.

Глава 2

Свят-свят-посвят

Дешевые доспехи бряцали при каждом шаге, шлем сползал на глаза и мешался. Брат шел рядом, постоянно поправляя на плече тяжелое копье. Если хочешь попасть в Доброславль – главный город корневой части Ладного мира, – будь добр одеваться по правилам, соблюдая стиль эпохи. И если твой костюм хоть немного не вписывается в общую канву, то, извини, ты не пройдешь. Местные обложат так, что встреча с патрулями будет казаться счастьем.

Игорь не раз замечал стычки между жителями Доброславля и умельцами, пробравшимися за его стены в чем попало.

– Мы пытаемся сохранить хоть что-нибудь от нашей истории, а вы пришли и это уничтожить! – Истеричный вопль отвлек от мыслей о неудобных доспехах.

Вова поправил кольчугу и снова закинул на плечо копье. В этот раз сон предоставил им крайне неудобные образы, подходящие для того, чтобы снова попасть в Доброславль, но совершенно тяжелые и нежизнеспособные.

– В этот раз мы типа гвардии, – пошутил Игорь.

– Мне прошлый прикид нравился больше, – проворчал брат.

– Это на одну ночь.

– Которая может растянуться на неделю. Сам знаешь, как тут время летит.

Крыть было нечем. Каждое путешествие в это место никогда не повторяло предыдущее. За исключением времени – всегда ночью. Впервые братья вместе попали в один сон, когда оба готовились к экзаменам в девятом классе. Нервничали сильно и в какой-то момент, начитавшись истории, отрубились прямо на занятиях с репетитором. Подумали, что это получилось случайно. Пока снова не провалились в общий сон перед олимпиадой. А потом перед операцией мамы. Каждый раз, когда случалось что-то, пугающее до самой глубины души, приходили сны.

Место было странное: на горизонте возвышалось огромное древо, крона которого подпирала облака, а корни утопали в огромном золотом поле. До поля братья еще ни разу не доходили – обычно их приключение заканчивалось в каком-нибудь населенном пункте под звук будильника.

Сон услужливо подбирал правильную одежду, но не подсказывал, что вообще делать. Поэтому первое время братья бесцельно гуляли по местности, даже не пытаясь ни с кем заговорить. Издалека видели, как пробегает мимо огромный рыжий кот, в небо поднимается стая черных птиц. Самым страшным был сон в ту ночь, когда увезли в больницу маму, а с Великого древа упала огромная ветка. Небо наполнилось сотней черных птиц. Местные выли, не зная, куда бежать. А братья смотрели на поле, потерявшее в один момент все краски.

После этого случая в сон они стали попадать по своему желанию. На следующую ночь все было как обычно, только в кроне дерева появилась брешь. В эту ночь братья добрались до Доброславля и познакомились с Игнатом – прислужником в покоях царя.

– Тут есть царь? – удивился Игорь.

– Княжич, – поправил его Игнат. – Корневой Лад подчиняется его воле. Даже всякие-разные не смеют перечить! – Он гордо поднял голову, добавляя уверенности своим словам.

– Брехня! – ругнулись где-то под ногами у Вовы, отчего тот подпрыгнул и налетел на брата.

– Пошел прочь! – замахал Игнат на невидимую нечисть и виновато улыбнулся. – После того как ветка с Великого древа упала, они стали просто невыносимые. Зуб даю, все идет к концу.

– К какому концу? – не понял Игорь, но ответа не получил, да и не понял зачем ему зуб.

В этот раз сон вынес их недалеко от Доброславля, нацепив неудобные доспехи, как с картинки учебника. Этот мир имел свое чувство юмора, вытаскивая из голов мальчиков въевшиеся образы. У Игоря на поясе висел топорик, а Вова вынужден был переть длинное копье. Сбросить вещи было нельзя – они все равно появлялись в руках. Приходилось тащиться по пыльной дороге, бесконечно бряцая доспехами, поправляя шлем и ругаясь на неудачный сон.

Возле ворот братьев придирчиво осмотрели, изучили оружие, выдали пропуск в виде деревянной дощечки и отпустили.

Народу в городе было много, на главной площади зрел скандал. Два высоких мужика в кафтанах ругались с какими-то, судя по виду, не местными оборванцами.

– У него ветровка, что ли? – Игорь пихнул брата.

– Где?

Вова прищурился, изучая одежду.

– В самом деле! Еще и кеды! Это система сбой дала?

Игорь пожал плечами и решил подойти поближе – послушать, что говорят. Толпа кучковалась, образовывала вокруг скандала круг. Всем было интересно посмотреть на тех, кто нарушает правила, да еще и умудряется это делать в главном городе Ладного мира.

Доброславль представлял собой огромное поселение, полностью состоявшее из деревянных построек, домов из сруба, со старыми наличниками и высокими крылечками. Братья постоянно хихикали, когда приходили в это место. Не иначе киногород отстроили. А серьезное отношение местных вызывало еще бо́льшую улыбку. Помимо Доброславля, было еще несколько поселений, но туда чужаков не пускали – дорога не давала дойти, разворачивала восвояси.

– Погу́бите нас! – Высокий женский вопль привлек внимание, толпа загудела.

– На кой черт так явились?!

– Не чертыхайтесь без повода!

Толпа начинала распаляться, плотнее обступая со всех сторон.

– Дело плохо, – заметил Игорь. Вова кивнул.

Синхронно братья вылезли из толпы в самый центр круга и выставили вперед оружие.

– Сохраняем спокойствие, – громко сказал Игорь.

– Охрана разберется! – подхватил Вова.

– Охрана чего? – Тот же визгливый женский голос раздражал.

Игорь уже хотел огрызнуться, поставить истеричку на место.

– Княжича, – послышался знакомый голос. С помощью рослых стражников Игнат пробивал себе дорогу через толпу. – Княжич хочет получить ответ, почему вы выглядите так.

Незнакомцы переглянулись и кивнули. Они вели себя спокойно, не пытались ни на кого нападать и просто ждали, когда толпа даст пройти. До самого терема шли молча, слушая, как вокруг кто-то возмущается, кто-то охает и вздыхает. Близнецы не отставали; в Доброславле редко происходило что-то интересное, тем более с налетом современного мира.

– Это все из-за кроны, – тихо сказали в толпе. – Там все началось, вот и к нам пришло. Убивают наш дом, заразили Великое древо, теперь правила нарушают.

Игнат громко цыкнул, и в толпе замолчали.

– Куда стража смотрит? – крикнули вслед.

– Какая? – уточнили у него.

– Да хоть какая! – продолжали возмущаться. – Остались без присмотра, без помощи и защиты. Тьфу!

Голоса замолкли, только когда закрылись высокие дубовые ворота, отрезая компанию от толпы. Незнакомцы продолжали молчать, без вопросов поднялись в переднюю и так же тихо стали ждать, когда их пригласит княжич. Игнат виновато улыбнулся Игорю с Вовой и быстро скрылся.

Ждать пришлось долго. Вова успел разобрать и собрать хиленькую кольчугу, которая тонкой полоской болталась из-под доспехов.

– А вы реконструкторы? – вдруг спросил один из незнакомцев.

– Что? – не понял Вова.

– Изучаете историю, мастерите вещи под старину. – От пояснения понятнее не стало.

– Типа город реконов? – уточнил Игорь.

– Тогда уж целый мир, – хохотнул Вова. – Тут все так ходят, правила такие.

Незнакомец понимающе закивал и замолчал. Что он хотел, братья так и не поняли. Сон начинал расплываться – приходилось больше концентрироваться на разговоре, ловить детали помещения.

– А вы сновичи? – спросил вдруг второй незнакомец.

– Чего? – Игорь спросил с точно такой же интонацией, как брат.

– Прихо́дите в Ладный мир через сон. – Опять понятнее не стало.

Братья переглянулись. Они никогда не задавались вопросом, что позволяет им видеть общий сон. А особенно не пытались выяснить, является ли мир, куда они попадают, реальным. Не задумывались о том, как выглядят со стороны, когда просыпаются, выпадают посреди разговора. Да и Игнат никогда им это не рассказывал, будто это само собой разумеющееся. Выпали, поставили разговор на паузу, потом продолжат в каком-нибудь другом месте.

– Какой мир? – уточнил Вова.

– Ладный. Место, где вы сейчас.

Незнакомцы нехорошо переглянулись.

– Мы сами из кроны. – Один из них показал пальцем в небо. – Города разрушаются, людям деваться некуда: либо погибнуть, либо перейти в корни. Но тут эти правила.

– В кроне нет единого княжича, – громко заявили за спиной, и братья обернулись. В дверях стоял огромный мужчина с медвежьей шкурой на плечах. – Кто вы и что тут делаете?

– Столетние души, – хором ответили незнакомцы. – По воле Великого древа пришли договариваться о приеме душ кронного мира в корнях.

…Игорь хотел что-то спросить, но мерзкая мелодия будильника вырвала его из сна. Брат уже сидел рядом, сонно тараща глазами.

– Сходим на пары и обсудим, – сказал он брату, и тот кивнул.

Пора было собираться на первый учебный день, а в голове сумбурным комом перекатывались вопросы.

Первый курс стоял на улице и курил. Пару назначили, а аудиторию под нее не подобрали, в итоге все крупные помещения были заняты и разместить пятьдесят человек было просто некуда. В деканате обещали разобраться, устаканить расписание и возместить потерянную пару по философии.

– Если эта пара такая же занудная, как история мировых цивилизаций, то можно не возмещать, – проворчал один из близнецов, его брат кивнул.

– Боюсь, тут большинство пар таких, – подхватил Вацлав.

– Поспешу не согласиться, – заговорил Камиль. – Чем больше копаешься в истории и ее влиянии на литературу, тем интереснее становится.

– Пока мне интересно только узнать, где бы пожрать. – Вацлав осмотрелся. – Не спорю, материал сам по себе может быть очень интересным. Я даже не задумывался раньше, чем жило общество в то время. Но как же скучно его читают!

– Учиться вообще скучно. – Вилга выпустила клубничный дым из парилки.

– Зачем вы сюда поступали тогда? – прищурился Камиль. – Освободили бы тогда места для других.

– Какой ты душнила! – Вилга с разочарованием посмотрела на Камиля и отошла к Вацлаву.

Ангелина стояла рядом и просто слушала. Согласиться хотелось и с тем и с другим. Втягиваться в учебу после месяца ничегонеделания было тяжело. А лекторы с их монотонными голосами даже не пытались втянуть в свой предмет.

В толпу аккуратно влез незнакомый парень и сделал вид, что он тут стоял с самого начала. Камиль тоже сразу обратил на него внимание и кивнул. Парень подобрался поближе.

– Старостой назначили? – спросил он.

– Видимо, сам назначился, – улыбнулся Мотов.

– Посещаемость уже отмечают?

– Расслабься, Колдуненко, – хохотнул Камиль, – даже журнал еще не оформили.

– Что-то в этом году всё в кашу. – Гриша заметно расслабился.

– А ты чего опоздал?

Колдуненко махнул рукой и стал осматривать однокурсников, пару раз кивнул знакомым лицам. Ангелина видела его во время вступительных. Спокойный, медлительный, он, как и Камиль, производил впечатление человека, которому все легко дается. За внешним спокойствием не видно было, какая внутренняя борьба шла у этого человека. Колобкова снова поймала себя на мысли, что и этот человек ей нравится. Неужели за летние каникулы она настолько соскучилась по людям, что любой ей кажется красавчиком? Либо прокачала принятие, как ей советовала школьная подруга, с которой за все лето она ни разу не списывалась. Вот так разошлась школьная дружба.

После дождя во дворе было сыро и немного зябко, но расходиться никто не спешил. Боялись пропустить важную информацию. Пока было время, всех добавили в чат курса. Камиль пообещал, что там будет появляться вся важная информация: расписание, необходимые учебники и секреты от старших курсов.

– Я видел вопросы с первой сессии. – Вацлав возвышался над всеми, даже высокие каблуки Вилги не могли с ним потягаться. – Они считают, что мы в самом деле это все выучим? Сорок вопросов, и это только по одному предмету!

– А по истории мировых цивилизаций их сто, – хитро сказал Вова.

Вацлав в ужасе посмотрел на близнеца и поежился.

– Это у нас еще СРЯ не началось, – заметил Камиль.

– Чего?

– Современный русский литературный язык, – пояснил Мотов.

– СРЛЯ тогда уж. – Игорь покрутил в голове аббревиатуру. – Но СРЯ звучит прикольнее.

– Жизнь прожита СРЯ, – подхватил брат.

– Это когда мы диплом получим, – улыбнулся Колдуненко.

Снова прозвенел звонок. Истеричная металлическая пластина полминуты билась о стенки и успокоилась. На улицу вышли старшие курсы. Они никуда не спешили, лениво прошлись до курилки за территорией института, посмотрев на первый курс, который нагло курил свои парилки прямо возле крыльца.

– О, молодежь, че-как первый день? Когда посвят?

Ангелина заметила, как нахмурился Камиль, когда к ним подошел старшекурсник в растянутых трениках.

– Нормально, как у вас? – Колдуненко вежливо улыбнулся.

– А у нас не было посвята, мы пришли и просто учиться стали. – Он явно не понял, о чем был вопрос, словно ответил на голоса в своей голове.

– Очень похоже на нас. – Вилга старалась держаться от него подальше.

– В нашем случае посвят – ждать, когда для нас аудиторию подходящую подберут, – проворчал Вацлав.

– Не сегодня, чувак, – хохотнул старшекурсник. – Поэтому стоим курим.

– Я не курю.

– Тогда стой дыши.

Ангелина вздохнула с облегчением, когда он увидел кого-то из своих, попрощался и быстро свалил. Мысленно она дала себе зарок, что до такого состояния не опустится. Вид у человека был пожеванный и переваренный.

Камиль снова отлучился в деканат, чтобы выяснить, где пройдет их третья и последняя на сегодняшний день пара. Вернулся хмурый с новостью, что все могут расходиться, – аудитории под третью пару тоже нет.

– Я останусь, выясню, что у нас завтра по аудиториям и расписанию, отпишусь в чате.

Курс кивнул и, ворча, потащился с территории вуза.

– Можно было вообще не приезжать, – протянула Вилга.

– Ага, поспали бы нормально, – согласился с ней Игорь.

– Эти дурные сны уже достали, – эхом отозвался брат.

– Вам тоже снятся? – вклинился Колдуненко.

От земли веяло холодом. Тем сырым, пронизывающим до самых костей, каким обладает зимняя земля. За ночь поверхность успевала остыть и к утру превращалась в ледяной грязный ковер. С погодой в последнее время стало совсем тяжело. В начале сентября выпал снег, спутав все планы. Неубранные овощи промерзли, даже всякие-разные брезговали грызть ледяные огурцы. Скотина переживала, кричала в стойлах, путалась в дорогах, которые знала всю жизнь. Даже люди переставали отслеживать дни. В Ладном мире что-то сломалось. И теперь последствия, прежде неразличимые, наслаивались друг на друга, собирались в стаи и выбивали жизнь из привычной колеи.

Игнат не обратил внимания, как пропали два брата. Всегда пропадали и неожиданно появлялись снова. Больше его занимали столетние души, которые пришли договариваться. Сотни лет назад они настояли, чтобы люди ушли в крону, перенимали там все тренды Явного мира, а тут, понимаете ли, жить наверху стало невозможно – обратно просятся.

– Давно к вам сновичи ходят? – Слуга Великого древа раздражал, смотрел по-хозяйски, изучал комнату, криво сидящего княжича и его воеводу.

– Давно Стража перестала выполнять свою функцию? – Воевода смотрел хмуро, не пытаясь быть вежливым.

– Столетние души не отвечают за Стражу.

– Корневой мир не отвечает за сновичей.

Воевода выдержал недовольный взгляд, смотрел прямо, ожидая, когда ему объяснят, что происходит. Игнат старался не отсвечивать. Он и так нарушал правила, делал куда больше, чем должен обычный прислужник. В палатах давно смешалась иерархия, и теперь ее пытались поддерживать чисто для душевного равновесия княжича. А тому становилось все хуже.

– Как часто сновичи попадают в корни?

Воевода посмотрел на Игната.

– Когда захотят, – пожал плечами тот.

– Плохо.

– Великое древо, да перестаньте вы уже говорить загадками!

Голос в дверях заставил обернуться. Первым увидели огромного рогатого ворона, который важно прошел в сторону княжеского кресла и встал рядом с воеводой. Следом зашла девушка со светлыми вьющимися волосами, стриженными под каре.

– Нора, – недовольно выплюнул один из слуг. – Дня не пройдет, чтобы нос свой не сунула.

Столетница двигалась плавно, не переживая, что думают о ней коллеги.

– Был бы от вас прок, – ответила она, – не надо было влезать.

– Пр-рок? От них? – каркнул ворон. – Вышел весь.

– Хам!

– Что меняется? – Воевода смотрел на Нору.

– Правила, господин, – ответила она. – Правила изменились.

Глава 3

Хромой мастер

Кривой кулак вписался в стенку рядом с головой испуганного мужчины.

– Что? Хрен собачий, думал проканает?

Кулак оторвался от стены и снова прицелился. Мужчина попытался отползти подальше, но мешалась чужая нога.

– Давайте обсудим? – прозвучало жалобно, по-мышиному, совершенно не убедительно. С таким собеседником не то что обсуждать что-то, просто в одной комнате находиться не хотелось.

– А мы сейчас обсудим! – Владелец кулака осклабился, схватил огромной лапой за ворот пискнувшего еще раз мужчину и приподнял его над полом. – Обсудим, почему твои хваленые обережные знаки с ценником икс десять ни хрена не работают.

– Знак работал… – Мужчина цеплялся за душащую его руку. – Все работало. Но если ехать на красный, никакой знак не поможет!

На этот раз кулак не промахнулся. Со всей силы влетел в челюсть, хрустнул костью, снова отодвинулся и приземлился в глаз.

Мужчина безвольно повис. Лопнули сосуды, и рука державшего окрасилась кровью.

– Слабак! – Пришлось отпустить, чтобы не испачкаться еще сильнее. – Пакуйте его, поговорим у нас. Без свидетелей.

Он выпрямился, огляделся. Тату-студия находилась на первом этаже многоквартирного дома. Свежий ремонт, окна в пол, огромные зеркала, декорированные граффити – здесь все кричало, что место модное, современное и страшно дорогое. Техника, качественные расходники – все в студии подбиралось с умом. Потому и советовали ее, несмотря на удаленность от центра за МКАД.

Кулаки чесались разнести тут все, чтобы не осталось ничего от идеального помещения. Чтобы все кушетки были изрезаны, лампы побиты. Чтобы горел ресепшен, как горела машина босса, решившего сделать тут обережную татуировку.

– Смотрите, чтобы эта падаль салон не заляпала! – Он поздно увидел, что подельники просто бросили виновного на заднее сиденье. Конечно, не им же отмывать потом салон от собачьей крови.

Пока вышибала размышлял, с чего начать погром, звякнул колокольчик над входной дверью. Вот его бы оторвать в первую очередь – задрал звякать на фоне. Вышибала повернулся и удивленно уставился на парня. Тот внимательно смотрел, прищурив и без того узкие глаза, а по его плечам ползали, быстро перебирая лапками, мохнатые пчелы.

– Извините, я на сеанс. – Вошедший звучал устало, немного лениво. Никак не доходило до тупой головы, что сеансов больше не будет.

– Чеши отсюда, пасечник, пока я тебя не выпер. – Кулак снова занял боевую позицию.

– Вы не Ставр. – Это скорее была констатация факта, чем вопрос.

– Опух, придурок? – Вышибала угрожающе шагнул ближе. – Даже не смей меня именем этой падали звать!

– А как лучше? – Парень спросил с улыбкой и тоже сделал шаг навстречу.

– Гиря я!

– Хорошо, Гиря, а где Ставр?

– Продолбался твой Ставр. – Гиря криво улыбнулся. – Заказ выполнил через одно место.

– Я спрашиваю, не что он сделал, а где он? – Голос прозвучал холодно, пробирая до самых костей.

Гиря замер. В этом щуплом парне вдруг стала чувствоваться настоящая угроза. Против такой никакие кулаки не помогут. Взгляд мужчины забегал, пытаясь зацепиться за что-нибудь, что можно схватить в студии и использовать как оружие. Но поможет ли тут оружие?

Пчел становилось больше, они уже не просто ползали по рукавам странного человека. Часть облепила зеркала студии, часть обосновалась возле ресепшена. Гиря смотрел, как пчелы вокруг него начинают кружить дикий хоровод.

– Где Ставр? – Вопрос прозвучал за спиной.

Каким образом этот щуплый шкет оказался у него за спиной? Он только что стоял прямо под носом и смотрел нагло.

Гиря пискнул точно так же, как несколько минут назад пищал Ставр. Ответ застрял где-то в горле. Пришло понимание, что отвечать уже не нужно, – этот страшный человек знает, где нужный ему Ставр.

Гиря на негнущихся ногах пошел на улицу. Звякнул мерзкий колокольчик, который так хотелось выдрать с корнем, чтобы никогда больше не звякал.

Подельники сидели в машине, не понимая, что так испугало самого крупного из них.

Парень снова оказался впереди, стоял под самым носом и внимательно смотрел, как сереет от страха лицо Гири.

– Падаль… свою… забирай… – Гиря пытался говорить так, словно ситуация все еще была под его контролем, но лишь обманывал сам себя.

Он аккуратно, как ему казалось, засунул руку в карман и нащупал оружие. Тяжелый металл подарил уверенность. Быстро вытащив оружие, вышибала приставил дуло к самому лбу странного человека, который никак на это не отреагировал.

Он медленно наклонил голову набок. Машина, стоявшая за спиной, просела на задние колеса. Голова наклонилась на другой бок – машина уткнулась капотом в землю. Еще раз скрипнули задние колеса, и снова капот уперся в землю.

– Ты это… – Гиря в ужасе смотрел, как шатает машину синхронно с наклоном головы парня, напрочь забыв об оружии в руках. – Давай просто поговорим, без всех этих приколов.

Незнакомец устало посмотрел на Гирю, встал ровно. Машину перестало шатать, и оттуда в ужасе вывалились подельники. Одного из них сразу стошнило, второго трясло так сильно, что было слышно, как стучат зубы.

– Мы просто пошутить хотели. Ты это, не злись, – мямлил Гиря. – Мы сейчас уйдем, ничего трогать не будем. Кто же знал, что он тут не просто так? Мы не знали. Не трогай нас, хорошо?

Страшный человек молча смотрел, как выбирается из машины Ставр. Губа рассечена, глаз заплыл. Судя по расползающейся гематоме, челюсть либо сломали, либо вывихнули. Ставр хромал, припадая на одну ногу. Дохлый, коротко стриженный – таких в Страже никогда не было. Но именно такие сейчас и были нужны.

– Машина хорошая. – Парень всем корпусом повернулся к Гире.

– Забирайте.

От улыбки незнакомца стало еще страшнее – хотелось поскорее сбежать, зарыться под одеяло и проплакать до завтрашнего дня. От стыда перед самим собой. Иррациональное победило.

– Ни в чем себе не отказывай, ступай.

Гиря словно этого и ждал. Он быстро подхватил своих подельников и ломанулся прочь со двора новостройки.

Ставр проводил их взглядом, после посмотрел на незнакомца.

– Меня зовут Брют. – Он плавно подошел к татуировщику, здоровый глаз выцепил пчел на рукавах куртки, которых Ставр сначала принимал за вышивку. – У меня к тебе есть деловое предложение. Но оно изменит твою жизнь.

– Не в первый раз, – усмехнулся татуировщик и сплюнул на землю сгусток крови. – Плюшки будут?

– Сплошные плюшки и предлагаю, а если будешь соблюдать правила, то вот такого, – Брют кивнул в сторону сбежавших бандитов, – больше не повторится.

– Умеешь интриговать, малец. – Ставр улыбнулся. – Какие подводные камни?

– Я не малец. – Брют подошел к машине и осмотрел ее. – Главное но: человеком ты больше не будешь.

– Хороший прикол. – Ставр скептично осмотрел Брюта и ползающих по нему пчел. – Чё еще расскажешь?

– Поменяй машине номера, чтобы все чистые были, и приезжай ко мне.

Брют достал из кармана телефон, что-то быстро напечатал. Через секунду бренькнул телефон в кармане Ставра. Удивительно, что его не разбили.

– А как ты мой номер узнал? – Ставр быстро открыл сообщение и нахмурился, увидев адрес. – Мне эту квартиру сдали, когда я только переехал, спустя полгода попросили. Мерзкий тип такой, шепелявил постоянно и вонял, как сточная канава.

– Возможно, он тогда оттуда и вылез. – Брют рассеянно коснулся чего-то за воротом куртки, Ставр успел обратить внимание на бусину странной формы. – Это моя квартира, буду ждать.

Как Брют ушел, Ставр так и не понял. Просто в один момент заметил, что перестало жужжать над ухом и единственным звуком во всем дворе остался шум работающего у машины двигателя. Слишком много событий произошло за один день – надо было все переварить и понять, как жить дальше.

– Черт. – Ставр протер рукой стриженый затылок. – Он ведь не сказал, через сколько ждет.

На телефон пришло новое уведомление: «Завтра к вечеру».

Запах – это важно. Запах дополняет образ, завершает его, собирает воедино. Запах дает помещению атмосферу, человеку – лицо. В больнице не может пахнуть так же, как в книжном. От пьяного человека не будет пахнуть свежестью и чистотой. Запах всегда создает настроение, дает опору для зрения и осязания. Запах дарит вкус.

Ладный мир всегда пах смородиной, даже когда переплетался с Явным. Аромат ягоды был настолько сильным, что мог перебить химический запах бензина. И в последнее время этот запах все чаще стал появляться там, где ему было не место. Пахло рядом с Литинститутом, в сквере, где любили тусоваться студенты. Одно неаккуратное движение – и провалится весь курс куда-то между Явным и Ладным миром, где не найдет их ни Стража, ни всякий-разный.

Вечерело. Несколько человек стояли возле проходной и курили. Дешевые сигареты смешивались со сладким паром и вонью айкоса – запах всех студентов, даже тех, кто никогда не курил. Он всегда будет ассоциироваться именно с этим временем. А еще – дешевый растворимый кофе из пакетика, лапша, заваренная кипятком, и старая пыльная бумага.

Курящие расступились, пропуская к двери. Охранник коротко кивнул, щелкая кнопкой и открывая турникет.

– Александр Александрович, вы опоздали. У вас час назад лекция с первым курсом должна была быть. – Возле крыльца стояла деканша, низкая полная женщина с пушистыми завитыми волосами.

– О которой я узнал за час до лекции. – Александр вежливо улыбнулся. – Мне пришлось отложить все планы, чтобы приехать к вам и лично обсудить расписание.

Женщина кивнула и повела за собой в деканат. За глаза студенты звали ее Макошь. Сильная, властная, она во многом зависела от своего настроения и от того, что происходило вокруг. Не раз доставалось несчастному, который вовремя не понял, что Макошь не в духе. Александр помнил, как в первый день своего знакомства с ней он огреб так, что потом месяц боялся проходить мимо деканата.

– Валерия Ильинична. – Он не сразу запомнил ее настоящее имя и про себя продолжал звать ее Макошью, древнее имя подходило. – Прежде чем мы перейдем к расписанию, давайте сразу определимся, какое количество часов я посвящаю Литинституту.

– Занудству вы научились. – Макошь тронула мышку, и под столом заворчал системный блок, который Александр не сразу заметил среди бумаг. – Присаживайтесь, я сейчас найду расписание, все обсудим.

Предложенный стул не внушал доверия. Александр с сомнением посмотрел на тонкие деревянные ножки и остался стоять.

– Садитесь, – нетерпеливо сказала Макошь. – Он и не таких выдерживал.

Стул жалобно скрипнул, но выдержал вес крупного мужчины.

– Значит, – Макошь крутила колесико мышки, – Александр Александрович Буров.

– Так точно.

– Мы с вами обсуждали, что вы возьмете все курсы на этот год и поможете тем, кто возьмет научно-исследовательскую работу по вашему предмету.

– Речь шла только про лекции и семинары. – Буров нахмурился.

Макошь развела руками.

– У меня записано, что за вами еще дополнительные часы.

– Еще скажите, что элективы за мной, – мрачно пошутил Александр.

– Если вы можете, – оживилась Валерия Ильинична.

– Нет.

Следующие полчаса прошли в препирательствах с деканшей и спорах, в какие дни Буров готов приходить читать лекции.

– У нас принтер в другом кабинете. Я распечатаю, принесу вам сейчас бумажку с вашим расписанием.

– Лучше пришлите на почту.

– Сейчас приду.

Буров закатил глаза. Бесконечные бумажки уже старались выселить его из собственной квартиры. А учебный год только-только начался. Ждать Макошь было скучно, поэтому Александр решил посмотреть, что интересного есть на столе.

Рядом с клавиатурой лежал открытый недозаполненный журнал первого курса. Почему его заполняла Валерия Ильинична, Буров так и не понял. Пробежался глазами по списку. Все под своими именами – ни кличек, ни прозвищ, ничего, что может защитить от колдуна, который, если захочет, заберет и ум, и тело. Интересный курс. У одного через имя проглядывает знающий, двое прыгают через сон в Ладный мир. А если постараться, то каждый на этом курсе сможет войти в Лад по своей воле и выйти. Главное, дать им надышаться смородины с той стороны.

План родился сам собой. Простой в своей сути, несложный в исполнении. Самый тяжелый пункт – студенты должны доверять. Без доверия ничего не получится. Наверное, неплохо, что придется чуть ли не каждый день кататься в институт, – больше возможности пересечься с ребятами.

Дверь открылась. Буров замер над столом, ожидая увидеть Макошь, и очень удивился, когда в кабинет ввалился, припадая на одну ногу, человек, которого он с радостью никогда бы в жизни не встречал. Мужчина держал трость с набалдашником в виде змеи, а ногу ставил неестественно вывернуто.

– А ты что здесь делаешь? – вместо приветствия спросил Буров.

– Я мастер, веду семинар. Встречный вопрос: что ты здесь делаешь?

– Я лектор, учу истокам.

– Надеюсь, твои истоки не повредят моим студентам.

– Надеюсь, твои семинары тоже.

Буров отошел от стола и встал напротив мастера. Александр был выше его на целую голову, отчего вошедшему пришлось отступить.

– А, Лёшенька, – вернулась Валерия Ильинична, – я тебе сейчас твое расписание скажу. У тебя первый курс будет.

Макошь вручила Бурову листок, а сама снова заворковала у компьютера.

– Значит, Полозов, во вторник. Время можешь сам поставить.

Алексей Полозов улыбнулся и кивнул.

– Значит, мастер. – Александр изучал Полозова, задержался взглядом на его ноге, осмотрел набалдашник трости. – А что, в Ладном мире надоело?

– Так, мальчики, давайте не тут. – Макошь не поняла, о каком месте говорил Буров, но ей хватило внутреннего чутья, чтобы разобраться: эти двое не ладят.

Александр сложил лист, убрал в карман и вышел, нарочно потеснив Полозова.

– Удачи, мастер.

– И вам, лектор.

Они оба нарочито медленно вышли из здания. Буров проследил взглядом, как Полозов, хромая, покинул территорию вуза, а сам направился к скверу. Среди деревьев стоял памятник Герцену, окруженный кустами шиповника и снежноягодника. Ни одной смородины. Но именно тут запах чувствовался лучше всего. Среди кустов нашли для себя лазейку всякие-разные и потихоньку выбирались из Ладного мира.

«Крысы бегут с корабля первыми», – говорил дед маленькому Саше.

Правила изменились, а Ладный мир, похоже, на самом деле гибнет.

Буров нахмурился и, больше нигде не задерживаясь, вышел со двора Литинститута. До дома доехал без проблем – час пик уже прошел, в вагонах было пусто. Среди редких пассажиров дремала нечисть, прикидывающаяся бомжами. Их стало больше в последнее время. Повылезали.

Александр переводил взгляд от пассажира к пассажиру, пока не остановился на огромном коте, сидящем напротив.

Животное наклонило голову набок, лениво обмахивая себя хвостом.

– Ну что, придумал? – спросил кот.

Буров нахмурился.

– Я же сказал, что придумаешь. – Кот улыбнулся и вышел на следующей станции.

Глава 4

Древние соседи

На улице в наушниках, дома тоже в наушниках. Ангелине было так проще – не слышно невозможно сахарных воркований мамы по телефону, не слышно, как за стенкой сосед орет на своего ребенка, как надрывается собака. Весь этот гомон закрывается музыкой, щедро подкинутой сервисом.

К воркованию мамы присоединился второй голос. Перед тем как уйти в свою комнату, Ангелина всегда делала потише, чтобы избежать скандала: мол, опять не поздоровалась.

Мама вышла с кухни, услышав, как хлопнула входная дверь.

– Как первый день?

– Нормально. – Надо было побыстрее выпутаться из кед, чтобы уйти к себе.

– Привет, – послышался мужской голос сквозь музыку.

– Мм, привет. – Опять она с этим своим ухожором! Такими темпами он не только ухо отъест – всю ее сожрет. Было неприятно смотреть, как чужой человек нарушает границы своего, родного. Но мама молодая, и разрыв с отцом тяжело переживала. В целом пофиг, с кем она будет заново выстраивать свой разрушенный внутренний мир. Главное, чтобы Ангелина не была этому свидетелем.

– Закажем что-нибудь? – Мама не хотела так просто отпускать первокурсницу. – Отметим.

– Не хочется.

Все, что хотелось, так это побыстрее уйти и не смотреть на эти отношения. Пусть сначала покажет себя – не хочется привязываться к человеку, который поступит как папа.

– Точно все хорошо?

– Да. – Ангелина сняла наушники. – Курс хороший, первый день сумбурный. Есть не хочется, я по дороге в кафе заходила.

Про кафе было ложью – голод все-таки давал о себе знать, – но меньше всего хотелось сидеть и рассказывать чужому человеку, как прошел первый день в институте.

– Я устала. – С этим словами Ангелина снова надела наушники и ушла к себе.

Мать ее больше не трогала – полностью растворилась в человеке, в котором теперь был ее личный мир. Это раздражало. Или вызывало зависть?

Ангелина боялась думать об этом с такой стороны. В школе все разговоры сводились к мальчикам из параллели. Почему-то казалось, что в других классах они выше, крепче и симпатичнее. А рядом за партой сидят те еще орки и тролли. В школе Ангелина стала прятаться от всех за музыкой, неохотно снимала наушники на уроках.

На телефон пришло уведомление: Камиль скинул актуальное расписание на неделю. В этом году первое сентября попало на пятницу, а значит, впереди было два дня выходных. В чате народ обсуждал, где можно встретиться, чтобы познакомиться и обсудить пары, учебники, устроить посвят в конце концов. Шутка, что посвят для их курса не предусмотрен, превратилась в локальный мем. Особенно смешным он стал после того, как Камиль принес не очень приятную новость: «Так как у нас не было лекций, в деканате решили их возместить, поэтому завтра у нас две пары».

«А они точно уверены, что эта новость должна нас обрадовать?» – уточнил один из близнецов.

«Мне сказали, что завтра дадут заполненный журнал», – кажется, даже правильный Камиль не горел желанием идти в субботу в институт.

«Дерьмо», – написал Вацлав.

Ангелина читала переписку и улыбалась. Атмосфера, которую она так хотела найти в школе, пришла сама вместе с курсом. Интересно, сколько человек в итоге дойдут в субботу до пар?

Сквозь музыку показалось, что в доме что-то разбилось. Ангелина стянула наушники и прислушалась. Тихо. Даже мамино воркование с кухни не слышно.

Ангелина вышла из комнаты на кухню, там на самом деле никого не было. На столе лежала записка, где искать еду и с пожеланием хорошего вечера. Мама ушла в кино.

С одной стороны, было радостно смотреть, что ей снова захотелось наряжаться, танцевать перед зеркалом, выбирать на сайте косметику и ждать, когда привезут коробочку. С другой…

С другой – Ангелине хотелось так же.

Она включила чайник, достала приготовленный мамой салат, разогрела картошку и села за стол, глядя в окно. Музыка тихо играла в наушниках, заполняла собой убивающую тишину. Заполняла пустоту внутри Ангелины. В целом, можно было написать школьной подруге. Но они не общались все лето. Рука не поднималась нарушить это молчание. Наверное, именно так заканчивается дружба. Просто никто не решается написать другому, даже чтобы узнать, как дела. Боится, что тому хорошо одному. А раньше было хорошо вместе.

Ангелина тяжело вздохнула и включила музыку через колонку.

Закончив мыть после еды посуду, она снова посмотрела в окно и чуть не закричала.

На уровне ее этажа в воздухе зависла стая черных птиц. Одна из них смотрела прямо в окно на Ангелину. Из глаза птицы медленно стекала черная жижа. Ангелина на негнущихся ногах подошла ближе к стеклу. Птиц было так много, что весь двор стал серым от их тени. И ни одна из них не шевелилась. Они зависли, словно марионетки на невидимых нитях.

– Что это такое?

Заданный вслух вопрос спугнул наваждение. Грянул раскат грома, и все птицы стали грозовыми тучами.

Открылась дверь в квартиру – вернулась мама. Ангелина постаралась натянуть на лицо улыбку, но трясущиеся руки выдавали с головой. Чтобы это скрыть, она схватилась за кончик растрепавшейся за день косы.

– Что случилось?

– Кошмар приснился.

«Наяву», – добавила про себя Ангелина.

Брют рассеянно катал по столу неровную бусину. Застывал на мгновение, когда та упиралась рогом в столешницу, а потом снова продолжал катать. За семь лет, что он прожил в этой квартире, ему так и не удалось привыкнуть к одному: это его квартира. Не друга, которого он знал сотню лет, не представителя древнего рода, а его – стражника, оставшегося один на один с уже случившейся катастрофой. Брют шумно выдохнул, откинулся на спинку стула, потянулся и включил чайник.

Он так устал бороться, устал искать себе новую команду и пытаться собрать воедино то, что когда-то было Роем, Стражей, которая берегла покой Ладного и Явного миров. Когда-то их было много, потом все схлопнулось до маленького отряда. А после остался только Брют. Брют и его пчелы. Словно услышав, что он о них подумал, пушистые насекомые выползли из своего убежища и облепили стражника. Единственные, кто остался с ним. А он был единственным, кто понимал Рой. Неужели он настолько отчаялся, что решил взять в команду человека, которому лучше не доверять? А может, именно это решение спасет Стражу и вернет ей былое величие?

Мысли катались в голове, сбивая друг друга, как бильярдные шары. Решения не было. Точнее, не было того идеального решения, в котором не было бы ненужных жертв. Идеального решения хотелось всегда. Особенно после одного случая. Брют до сих пор считал себя виноватым. Ту душу еще можно было спасти, не дать ей погибнуть. Бусина в руках нагрелась.

– Да знаю я. – Стражник сжал кулак, нагревая бусину еще сильнее. – Надо отпустить прошлое, семь лет уже прошло.

Семь лет прошло с тех пор, как стражный воевода оказался тварью, с которой Стража боролась. И самой Стражи не стало. Остался только Брют. И как бы ни пытался рогатый ворон поменять его мнение, Брют все глубже закапывался в себя. Пытался найти новых людей и терпел поражение. Раз за разом. Словно что-то лишний раз подтверждало: ты не воевода, не босс. Твоя роль простая – быть замом.

Целый год ушел на самобичевание и вынянчивание внутренней боли. Потом надоело. Надоело самого себя делать слабым. Пришлось заново учиться использовать ладную силу, только теперь уже тут, среди обычных людей и маленьких чудес, которые ходят незамеченными. И Брют стал замечать, что среди них встречаются те, кто чувствует чуть больше остальных. Пока не видят, но явно ощущают, что есть сила, двигающая мировое Колесо. Только не все оказались готовы преобразовывать это ощущение в реальное знание. Тут началась главная проблема, с которой Брют пытался бороться.

Он пробовал разных людей: творческих и абсолютных рационалов, филологов и математиков, медиков и юристов. Род деятельности формировал в человеке определенные паттерны, искажал его мировоззрение. Вот только это все равно не помогало. Гибли все. Стоило иррациональному проявиться чуть сильнее – стажер сыпался. Будто вытянул на экзамене тот самый вопрос, который остался в самом конце. Авось не попадется. И именно этот вопрос попадался постоянно. Пора бы уже выучить. Пора бы самому понять, что не род деятельности влияет на человека, а что-то еще. Что-то такое неуловимое, что остается в подсознании.

– Надеюсь, в этот раз я не ошибся, – проворчал себе под нос Брют.

Весь день он переживал, нервничал, что и в этот раз может не получиться. Что Ставр окажется одним из многих не прошедших испытание. Они все на старте готовы были принять новое, а потом… Потом резко выпадали в свою собственную реальность, с которой не готовы были столкнуться.

– Чё-как?

Брют аж подпрыгнул. У ворона была дурацкая манера – приходить бесшумно и неожиданно пугать. Он наловчился просачиваться сквозь щели в пространстве и часто пользовался этим, чем страшно бесил Брюта и нервировал пчел.

– Ждешь новенького?

Брют мрачного посмотрел на незваного гостя.

– Подумал: может, тебе помощь нужна? Без меня, чай, не спр-равишься.

– С тобой, боюсь, если больше не справлюсь.

Ворон хохотнул, будто услышал сейчас самую большую глупость. В самом деле, как это без него лучше? Глупости!

– Норе помощь не нужна? – вкрадчиво уточнил Брют.

– Спр-равляется, – махнул крылом ворон, – не пер-реживай.

Спровадить птицу было непросто, особенно если та уходить не хотела. И, судя по всему, ворон решил, что ему необходимо посмотреть на нового кандидата на вылет.

Ставр пришел чуть раньше и топтался под дверью, выжидая. Брют чувствовал его, ощущал, как человек нервничает, постоянно смотрит на часы и шарахается пчел, вылетевших на него посмотреть. Татуировщика жизнь явно не жалела. Он выглядел сильно старше своего возраста, прихрамывал, много курил и дергался от любого шороха. Такой ли человек нужен в Стражу?

– Может, пустим? – участливо спросил ворон.

Брют молча смотрел на двери и ждал. Ставр должен сам войти. Через закрытую дверь, через лазейку, которую для него приготовили пчелы. Если у него это не получится, то можно даже не думать о таком кандидате.

Часы показали ровно. Брют напрягся, ожидая действий от Ставра. Тот стоял под дверью, искал звонок, скребся, стучал, потом затих. Пчелы говорили, что он не ушел, но они не понимают, что он делает. Брют тоже не понимал. Лазейка все так же была открыта, но Ставр ею не воспользовался. Заскребся в замке, и через пару секунд дверь открылась.

– Проверка, што ль? – спросил он, пряча в карман отмычку.

Брют недоуменно смотрел на татуировщика. Он ожидал другого. Но цель выполнена, кандидат сам открыл себе дверь. И не так, как от него ожидалось.

– Я же здесь хату снимал. – Ставр посчитал нужным объясниться. – Знаю слабое место этого замка. Часто ключи забывал – приходилось вскрывать тем, что под рукой было.

– А он неплох, – хохотнул ворон.

Ставр уставился на огромную птицу с козлиными рогами и завис.

– Все, сломался, – щелкнул клювом ворон. – Дор-рогой, не стой на пор-роге, пр-роходи!

Ставр послушался, закрыл за собой дверь и двинулся на кухню к Брюту и огромной птице. Он давно понял, что если кто-то или что-то явно сильнее, то лучше не перечить.

Брют сидел неподвижно, рассеянно катая бусину по столу. Так же он перекатывал в голове мысли, как теперь поступить. Ставр не воспользовался лазейкой, а значит, не открылся сам себе. Им заинтересовались пчелы, а значит, внутри что-то все-таки есть.

– В чем ты хорош? – мягко спросил стражник.

– Татухи бью хорошо, – пожал плечами Ставр. – Большой опыт в этом. Раньше жил в маленьком городке у моря, еле вырвался сюда.

Брют кивнул. Он пристально изучал Ставра, его забитый рукав на левой руке, неопрятную одежду, стриженый ежик. И рациональная часть стражника кричала, что не нужен такой стажер в команду. Ничего хорошего не будет. Но на рациональном он так и не смог найти новых людей, а значит, надо действовать иначе. И Ставр точно видел больше, но умел это скрывать. Слишком хорошо скрывать даже от себя. Он смотрел на ворона таким взглядом, словно хотел, чтобы птица либо исчезла, либо превратилась еще в кого-нибудь. Если уже смотреть на чудеса, то на всю катушку.

– Говорите, вы эту квартиру снимали? – Брют искал тему, которая сможет вытащить из Ставра его секрет.

– Да, тут тогда другой человек жил. Или несколько. – Ставр замялся.

– Несколько? – уточнил Брют.

– Да. Я точно не помню, но когда приехал сюда впервые, мне открыла девушка… или парень. А потом, когда надо было съезжать, меня выселял парень… или девушка… Много лет уже прошло, не помню. Или там вообще какой-то мужик был. Короче, их было несколько. Но у всех были одинаковые глаза.

– Это какие? – Кажется, вот оно: нащупал.

– Жуткие, – сказал Ставр, немного подумав. – Таких глаз не бывает у людей.

Он снова покосился на ворона.

– Вот ему бы такие глаза подошли. – Ставр на всякий случай отступил подальше. – А у него глаза человеческие. Кстати, тоже знакомые…

– Еще скажи, что вместе жили, – каркнул ворон и задумался. А ведь могли.

Ставр напоминал рогатой птице кого-то из прошлой жизни. Еще до того, как человеческое тело стало таким.

– Я лет десять уже в столице живу, – задумчиво сказал Ставр. – Помню глаза всех, с кем пересекался и тесно общался. Ваши точно видел.

Ворон внимательно смотрел на татуировщика, и тот стушевался.

– Ну, либо похожие, – попытался оправдаться Ставр. – Я пару месяцев снимал квартиру у парня. Классный был. Такой же задумчивый. – Он кивнул на Брюта. – Карьеру строил. А потом погиб. И меня его родные выселили.

– Стер-рвятники! – клацнул клювом ворон.

– Как звали того парня?

Память на глаза оказалась той самой ниточкой, с которой можно идти дальше.

Ворон от вопроса напрягся. Подумать только – наглой птице хотелось услышать что-то о своей прошлой жизни!

Ставр напрягся, вспоминая то время. Первыми пришли воспоминания об облике соседа. Высокий, подтянутый, с черными вьющимися волосами и внимательными глазами, смотрящими в самую душу. Как сейчас смотрит ворон.

– Его звали Свят.

Ставр смотрел на стул, на котором только что сидела птица, и видел человека, в компании которого провел лучшие два месяца в жизни. Моргнул – и морок пропал.

Рогатый ворон смотрел на Ставра тем же взглядом, что и Свят из прошлой жизни.

Ветер перекатывал волны по золотому полю, словно это была вода. Словно он хотел почувствовать себя вольным ветром над океаном, что может разбить любой корабль. А довольствоваться приходилось огромным полем с золотыми колосьями. Здесь стало больше сорняков, колючек и неожиданно выросшего борщевика. Столетние души – глаза, уши и руки Великого древа – нервничали. Золотое поле – отражение Ладного мира – менялось. Оно было хранителем всех душ, что пришли сюда и остались.

Золотое поле было единственным местом, где время стояло и бежало, шло назад и старалось подхватить все новое. Нора приходила в поле, когда на душе становилось тяжелее всего. Золотые колосья успокаивали, касались рук столетницы, шептали свои истории.

Историй у поля было много, на каждое зернышко в колоске. И Нора их слушала и собирала внутри себя. Два года назад ей пришлось уничтожить ветку Великого древа. Дуб гнил, просил о помощи. Но на душе после этого было гадко. Столько смертей. Столько душ пришло в поле. Можно ли этого было избежать?

– Нельзя, и ты это знаешь.

Нора опустила глаза, рядом сидел огромный рыжий кот. Его хвост нервно подрагивал, словно животное видело что-то, что его беспокоило.

– А в будущем?

Нора уже знала ответ.

– В том, что планируется в ближайшее время, или том, где уже все закончилось?

Нора нахмурилась. У кота был план, в который он никого не посвящал, но все оказывались его участниками. Нора знала только одно: Ладный мир умирал. Его поле, идеально золотое поле, теперь выглядело брошенным. Нора подняла глаза к Великому древу. Крона местами пожелтела, выглядела облезло. Не хотелось этого признавать, но кот был прав. Только что́ он придумал?

– Два брата собирают вокруг себя сновичей, – снова заговорил кот. – Понаблюдай за ними. Это не должно перейти рамки дозволенного.

– Сновичей? – не поняла Нора.

– Такие люди обычно не участвуют в ходе истории. Они просто наблюдатели. Случайно попадают через сон к нам, а потом так же случайно исчезают. Они не могут это контролировать.

Нору будто что-то толкнуло. Она дернулась, коснулась лица, опасаясь, что появились лишние глаза. Но проклятье молчало, его все лучше удавалось контролировать, особенно после того, как упала ветка с Великого древа.

– И если они начнут контролировать свои переходы… – Столетница нахмурилась.

Пришло время коту вздрогнуть. По шерсти пробежала волна, словно ветер решил, что рыжая шкура кота – идеальная площадка для полета.

– Значит, конец близок. – Голос кота прозвучал глухо, словно он не хотел, чтобы так случилось.

– В корневой части Ладного мира встретили сновичей, которые давно контролируют свои сновидения. – Нора вспомнила свою недавнюю встречу с коллегами и поморщилась.

Она не любила других столетниц. Можно было подумать, что у этого нет причины. Но нет, причина была. Нора повторяла ее себе каждый раз, когда приходилось пересекаться с другими, – они слишком правильные. Иррационально правильные.

– И как давно они контролируют свои переходы? – Кот смотрел на Нору с тревогой.

– С тех пор как… – Нора кивнула в сторону дуба.

Кот издал странный цокающий звук.

– Будем надеяться, что эти сновичи не пересекутся с братьями. Иначе, как снежный ком, остальные станут такими же.

Кот хотел уже уйти, но Нора окликнула его.

– Соврать или сказать правду?

Животное остановилось, медленно повернуло голову на столетницу и сказало:

– Да чтоб тебя…

Глава 5

Теория тихого места

Семинар должен был начаться час назад, но задержки словно были частью жизни института. Как насмешка звенел металлический звонок, отмеряя положенное время, и ничего не происходило.

Ангелина сидела возле окна за первой партой, периодически залипая на деревья и слушая одним ухом музыку. Мама подарила на начало учебы маленькие беспроводные наушники. Сколько было счастья! Ангелина догадывалась, что их купил мамин ухожор, но это было неважно. Пусть хоть уши жрет, хоть ухаживает.

Рядом скучал Вацлав. Почему он решил сесть рядом, Ангелина не поняла, но гнать не стала. В компании с Вацлавом и близнецами было интересно. А еще – ново. В школе Ангелина обычно общалась только с девочками, а тут внезапно ее стали окружать мальчики. За соседней партой близнецы устроили морской бой, за которым внимательно следили Вилга и еще одна девочка, имя которой Ангелина пока не запомнила.

На удивление, собрался почти весь курс. Никто не хотел получить прогул в первую же неделю.

– Может, про нас забыли? – скучающе спросил один из близнецов, в очередной раз потопив корабль противника.

– Мы сколько тут сидим? – Вацлав потянулся за телефоном, висящим на проводе у стены. Розетка была только рядом с кафедрой, куда длинные руки Вацлава спокойно дотягивались с первой парты.

– Полчаса, – ответил Камиль, изучая журнал курса и игнорируя всех вокруг.

– Так мы давно уже можем свалить, – подорвался второй близнец. – Пятнадцать минут вышли два раза.

Камиль медленно повернул на него голову и вздохнул:

– В деканате сказали дождаться. Нельзя от учебного плана отходить.

– Так разве в этом мы виноваты? – нахмурилась Вилга, и девочка рядом согласно закивала.

Курс эхом отозвался, повторяя вопрос Речкиной. Камиль на это ничего не ответил, лишь еще раз пробежался взглядом по списку.

– Сказали, – проговорил он после паузы, – что те, кто будет на паре, смогут рассчитывать на зачет. Прогулявшие будут сдавать.

Это был аргумент.

Ангелина снова уткнулась в окно. На улице стояло двое: деканша, кажется, ее звали Валерия Ильинична, и высокий бородатый мужчина. Он возвышался над женщиной, словно скала, и только качал головой. В какой-то момент деканша кивнула головой в сторону института – мужчина поднял голову и посмотрел на Ангелину. Захотелось отпрянуть от окна, словно ее застукали за каким-то хулиганством. Мужчина смотрел устало, что-то сказал, перевел взгляд на Валерию Ильиничну, после этого коснулся ее плеча и пошел в здание. Деканша осталась стоять, хмурясь и скрестив руки на груди. Потом вздрогнула, словно опомнилась, потерла рукой то место, где касался мужчина, резко развернулась и пошла в соседний флигель. Там Ангелина еще не была и не знала, что туда вообще можно было заходить. Наверное, только сотрудникам.

Курс тем временем изнывал от тоски и готов уже был лезть на стену. Сколько еще надо просидеть, чтобы пару посчитали посещенной? Может, препод на самом деле про них забыл? Ну кому захочется ехать в субботу работать?

– Это возмутительно! – распалялась Вилга. – Мы уже час тут сидим! Никакого уважения!

– Абсолютно согласен.

Курс вздрогнул. Никто не услышал, как вошел в кабинет этот огромный мужчина. Казалось, что само здание ему мало – плечи его еле прошли в дверной проем, а большой учительский стол выглядел просто ученической партой.

Голос у мужчины был низкий и обволакивающий. Стоило ему заговорить, как негодующий курс сразу успокоился и стал ждать, что еще скажет этот человек.

– Меня зовут Александр. – Мужчина встал за кафедру, и Ангелине пришлось немного задрать голову. – Так как у нас не то чтобы большая разница в возрасте, предлагаю без отчества. Фамилия моя Буров. Я буду читать у вас курс старославянского языка. Хочу заранее извиниться, что пришел так поздно. Обстоятельства непреодолимой силы вынудили задержаться.

Его слушали затаив дыхание. Неважно, что он говорил, – просто пусть говорит дальше. Ангелина краем глаза заметила, как пожирает глазами молодого мужчину Вилга.

– Кто у вас староста? – спросил Буров.

– Я. – Камиль поднялся со своего места и передал журнал. – Камиль Мотов.

Буров внимательно посмотрел на парня. Ангелине показалось, что тот его оценивает. Справится ли с ролью старосты?

– Сегодня нудной лекции не будет. Мы просто с вами познакомимся, и я немного расскажу, почему знание старославянского языка вам очень пригодится в будущем.

Ангелина даже забыла, что у нее в наушнике продолжала играть музыка. Полтора часа пролетели незаметно, и курс с большим сожалением отправился домой. Самой скучной частью было представление каждого в аудитории. Колобкова так и не запомнила никого из остальных, только то, что у Вацлава фамилия Плешков.

А еще – что прогульщик все-таки был. Только некий Григорий Колдуненко не явился на пару. Вацлав сочувственно прошептал, что придется этому Колдуненко сдавать зачет.

Почти весь курс собрался в курилке – обсудить преподавателя. Стояли даже те, кто на дух сигареты не переносил. Ангелина решила послушать, что говорят, а потом поехать домой. Взгляд ее блуждал по саду, который хорошо просматривался через забор. Среди деревьев ходил Буров. Ангелине сначала показалось, что тот принюхивается. Потом она уже была в этом уверена. Александр ходил вокруг кустов и действительно нюхал воздух. На толпу студентов он не обращал никакого внимания.

– Как думаешь, у него есть кто? – Вилга пихнула Ангелину, привлекая внимание.

– Чего? – не поняла Колобкова, но Речкина лишь хитро улыбнулась.

Ангелина снова повернула голову в ту сторону, где среди кустов ходил преподаватель. Он что-то изучал в самой глубине сада, потом шагнул и буквально провалился куда-то вниз. Ангелина помотала головой, пытаясь понять, что именно она увидела. Но понятнее не стало. Только что преподаватель стоял среди кустов снежноягодника, а теперь его нет. Может, он ушел за угол и теперь его просто не видно?

Брют быстро шел вперед по улице, внимательно всматриваясь в окна стоящих вокруг домов. Следом семенил Ставр. Ворон улетел еще из квартиры – что-то почувствовал или решил, что его присутствие больше не нужно и можно не переживать по поводу Брюта. Но Ставр слишком хорошо помнил, как этот молодой человек кивком головы качал машину.

– А ты часто в квартиры вламываешься? – спросил вдруг Брют, резко остановившись посреди улицы. Люди, шедшие следом, вынуждены были обойти его, несколько раз выругавшись. Но Брют не обратил на это никакого внимания – он смотрел куда-то вверх, словно разглядывал барельеф здания. По крайней мере, Ставр решил, что именно его.

– Да я так-то не домушник, – ответил татуировщик, пытаясь понять, к чему вообще этот разговор.

Ворон еще в квартире высмеял его, не стесняясь в выражениях. Буквально один в один его старый сожитель. Только тот был человеком. При всем при этом находиться рядом с Брютом было спокойнее. Была уверенность, что Гиря не сунется, даже если они встретят его в соседнем кафе.

– А надо что-нибудь вскрыть? – на всякий случай решил спросить Ставр.

– Да, – отозвался Брют, продолжая смотреть куда-то вверх. – Но не физически.

– Это как?

– Ну вот как ты знаки неработающие рисовал, без чернил, так и тут.

С этими словами Брют повернулся и посмотрел татуировщику прямо в глаза. Ставр вздрогнул. Обычно он встречал людей с подобным разрезом глаз с темной радужкой, но у Брюта она была светлая, словно выцвела. Когда-то темный карий превратился в песочный.

– Знаки работали, – нахмурился Ставр.

– Откуда ты знаешь? – уточнил Брют.

– Знаки долгое время помогали одной моей знакомой там, в родном городе. – Ставр мрачно уставился перед собой. – А потом они не смогли выдерживать ее.

– Выдерживать? – не понял Брют. – Сдерживать?

Ставр мотнул головой – что-то из прошлого не давало ему покоя.

– Им не надо было ее сдерживать, – пояснил он наконец. – Они не выдержали натиска с ее стороны. Должны были защищать от местной ведьмы, но сгорели. Думаю, даже друг ей особо не помог.

Брют задумался. Где-то жила сильная девочка, которая подавила древние знаки. Интересно, сознательно она это сделала или это подсознание включилось?

Брют снова вернулся взглядом к верхушке здания. Девочку он потом найдет, тем более что было это десять лет назад. Сейчас есть задача поважнее.

– В стене есть дверь, которая открывается на крыше, – сказал Брют.

Ставр внимательно осмотрел ближайшее здание, но никакой двери не увидел.

– Дверь надо открыть, а потом закрыть так, чтобы никто не смог справиться с замком.

– И как ты это себе представляешь? – Ставр решил, что его разыгрывают. – Открыть и закрыть несуществующую дверь?

Брют тяжело вздохнул, потер переносицу и повернулся к Ставру всем корпусом. Тот хотел что-то сказать, но осекся. За спиной Брюта парень в наушниках нашел на асфальте кусок мела, выпавший из рюкзака школьника, пробежавшего мимо. Взял его, задумчиво повертел в руках, посмотрел на стену дома, улыбнулся чему-то своему, а потом нарисовал дверь. Ручку сделал круглую, а под ней изобразил что-то вроде замочной скважины. Мел сломался, и кусок упал на асфальт. Ставру показалось, что удар был оглушительно громким. Словно уронили огромную гирю на металлический пол. Парень вздрогнул, снял наушники и уставился на мел в своей руке.

Брют все это время смотрел прямо. Не на Ставра, а куда-то ему за спину. Татуировщик хотел обернуться, но ему не дали.

Шумная улица резко стала очень тихой. Пропали люди, пропали машины. Не слышно было, как делают ремонт на крыше соседнего здания. Никто не кричал, не толкался. Улица буквально вымерла. Подобное Брют уже встречал. Но то было в Ладном мире – там, где сила буквально жила в воздухе и мутировала в то, что угодно было знающему. Здесь же такого не было, не должно было быть. Ладная сила в Явном мире становилась еле заметной – чтобы она сдвинула русло реки, требовалось время. И что-то снова изменилось, потому что теперь навстречу Брюту, его новому стажеру и ничего не понимающему парню шел змей. Змей ступал аккуратно, помогая себе тростью, змей улыбался.

– Сделай так, чтобы этот не смотрел. – Ставр услышал в своей голове голос. Хотел было ответить, но не смог – тишина не дала.

На негнущихся ногах он подошел к парню с мелом, криво улыбнулся и развернул того спиной к Брюту.

– Что происходит? – Голос звучал слишком громко. Как тишина позволила ему?

И этот вопрос вернул на место звуки. Пропал с улицы змей, вернулись машины и люди. Брют подошел к нарисованной двери и мрачно провел пальцем по контуру.

– Пацан, тебя как зовут? – спросил Ставр. Ему подумалось, что это важно.

– Гриша, – ответил тот.

– А что ты сейчас сделал, Гриша?

– Это не он, – включился Брют. – Но поговорить стоит. Ты торопишься?

– На пару бегу, – признался Григорий. – Не приду – придется зачет сдавать.

– На пару? В субботу? – крякнул Ставр.

– Вчера ее отменили, на сегодня перенесли, – пожал плечами Гриша. – Давайте я все-таки пойду.

Гриша покосился на Ставра, вид стажера ему не нравился. Он старался избегать таких людей, наслушавшись рассказов отца о его бурной молодости.

– У тебя ведь проблемы со снами? – спросил Брют, и это было ошибкой. Григорий весь подобрался и зло посмотрел на стражника.

– Чувак, а ты вообще кто? Говорю: мне идти надо, а ты лезешь!

Брют поджал губы и вздохнул. Разучился он общаться с людьми, которые могут стать Стражей, а этот парень мог. Он явно что-то чувствовал.

– На пару ты все равно опоздал. – Стражник попытался сгладить ситуацию. – Уже вечер.

Гриша недоуменно посмотрел на часы, потом на Брюта. Когда он заворачивал на улицу, было почти одиннадцать, сейчас же часы показывали восемь вечера. С этим мелом, несуществующей дверью и странными вопросами он не заметил, как солнце почти закатилось, а на улице стало прохладно.

– Может, все-таки поговорим? – Вопрос Брюта прозвучал умоляюще.

– Хрен с тобой, – махнул рукой Гриша, – поговорим.

– А что с дверью? – подал голос Ставр.

Брют задумчиво посмотрел на меловой рисунок. Еще одно испытание Ставр не прошел, да теперь и не пройдет. Гриша, сам того не зная, дал стажеру подсказку.

– Дождь смоет, – махнул рукой Брют.

В Ставре действительно что-то было, но это «что-то» не спешило раскрываться. Оно будто было сильнее сознания татуировщика, жило рядом и вылезало только тогда, когда надо было ему, а не внешним обстоятельствам. А может, все дело в тату-машинке? И Ставр силен, когда держит в руках инструмент?

Чтобы не спугнуть и без того настороженного Григория, Брют выбрал для разговора небольшой бар во дворах. Народу там было немного, столики стояли удобно – можно было аккуратно сесть и делиться секретами.

– Что случилось на улице? – Этот вопрос должен был задать Ставр, но спросил Гриша.

– Знаете про теорию тихого места? – Брют посмотрел на Ставра. Давай, стажер, подтверди внутреннее чутье, ну хоть чуть-чуть!

– Это типа… – снова включился Гриша, – когда в лесу становится очень тихо, значит, пришел страшный зверь?

Брют перевел взгляд на парня и улыбнулся.

– Я читал об этом, – пояснил Гриша. – Когда в литературный поступал, писал повесть как раз на основе этой теории. Мастерам понравилось.

– Так ты писатель? – Ставр интересовался совсем не тем.

– Разве что в пределах своей квартиры, – улыбнулся Гриша. – Пока только студент, который начал учебный год с прогула. Так что случилось?

Гриша всем корпусом повернулся к Брюту – просек, что этот человек со светлыми уставшими глазами сможет ответить на вопрос.

Брют думал, как ответить, чтобы не получить роль чокнутого, чтобы Гриша понял, что эта теория работает в жизни, чтобы Ставр понял, насколько важно знать, что случилось. Или чтобы что-то, что живет внутри Ставра, это поняло. Брют почувствовал, как нагрелась на груди бусина. Нет, все-таки не всякий-разный сидит внутри стажера, иначе пчелы бы поняли, что что-то не так.

– Ты веришь в другие миры? – Брют решил зайти издалека.

Гриша задумался. Теперь пришла его очередь взвешивать каждое слово. А еще он не мог решить, насколько можно доверять молодому человеку.

Брют словно почувствовал сомнения студента и протянул руку ладонью вверх. По ней ползала толстенькая пчела.

– Хочешь погладить? – спросил он Гришу, и тот внимательно посмотрел на пчелу, протянул руку и аккуратно коснулся спинки.

Пчела была теплая, мягкая, на ощупь будто велюровая. Но не это удивило Григория. От пчелы веяло силой – древней, уходящей корнями в самую глубь земли. Пчеле не очень нравился Ставр, но нравился Гриша. А еще пчела переживала за Брюта.

– Я подобное ощущал всего раз, – заговорил Гриша, не убирая руку от пчелы. – Когда писал текст полночи, так погрузился в него, что наутро не мог различить сон и реальность. Оно все переплелось и пыталось поглотить одно другое.

– То же самое случилось на улице, – тихо проговорил Брют. – Есть место, которое пытается поглотить собой нашу реальность. Есть люди – или они не люди, – которые пытаются ускорить этот процесс. Я же смотрю, чтобы при этом не пострадали невинные.

– Вроде полиции, – улыбнулся Гриша.

– Мы называем себя Стражей, – поправил Брют. – Я же не представился!

Его буквально осенило, что он притащил общаться студента с людьми, которых тот не знает.

– Меня зовут Брют. – Стражник протянул руку, Гриша пожал ее. – Это Ставр.

Рукопожатие со Ставром напоминало прикосновение к лягушке. Неприятно, но терпеть можно.

Хотелось подольше пообщаться с Григорием, спросить еще раз про сон, но пчелы подсказывали, что парня надо отпустить, – тот и так чувствовал себя странно и уже несколько раз пожалел, что согласился пообщаться.

– Я не знаю, пересечемся мы еще или нет, – сказал Брют. – Но если вдруг ты снова окажешься в тихом месте – в неправильно тихом, – то сделай все, чтобы задать вопрос. Все равно какой, главное – разрушить тишину.

Гриша кивнул, попрощался и поспешил уйти. Ставр проводил его взглядом. Это всяко интереснее, чем сидеть в студии и ожидать тумаков от Гири.

– А кто был за спиной, когда нельзя было оборачиваться?

Наконец-то он задал правильный вопрос!

– Это нам и предстоит выяснить, – задумчиво проговорил Брют.

– Так что с дверью? Она была опасная или нет?

– Да нет, – махнул рукой Брют. – Просто искажение в пространстве. Хотел закрыть, чтобы никто туда случайно не зашел.

Ставр сделал вид, что понял. Верить в такие вещи, когда рядом огромный рогатый ворон чистит перья, было проще.

– Я не стал при парне говорить, – Ставр подвинулся поближе к Брюту и понизил голос, – но от него медведем пахнет.

Доброславль лихорадило. Слишком часто стали заходить столетние души, слишком много стали вспоминать об упавшей ветке дуба. Хуже всего становилось княжичу. Все меньше в его глазах находили сознание. Игнат метался по палатам, пытаясь предугадать, что может повредить сознанию княжича в этот раз. И каждый раз ошибался. Простое яблоко тот принял за молодильное, истерил, что разбазаривают достояние его мира. Палас в коридоре стал для него шкурой медведя, и целый час княжич провалялся на полу, рыдая. Слуги с каждым днем все больше напоминали свою тень, все чаще молились Великому древу, чтобы то вернуло их княжичу сознание. И все чаще стало казаться, что древо не слышит.

День выдался теплым. Солнце поднималось над крышами, уютно окутывая двор светом, озаряя ворота и деревянные дорожки. Княжич вышел сначала во двор, походил вдоль забора, посмотрел, как ложатся на руку солнечные лучи, а после ушел в свою светлицу. Сегодня он был тихим, не пытался ругаться с поварихой, лениво проводил взглядом охрану. Даже улыбнулся, увидев своего прислужника, который зашел справиться о завтраке.

– Игнат. – Княжич вспомнил его имя, назвал правильно! – Давай поговорим?

– О чем, ваша светлость? – Игнат приблизился к креслу, где сидел княжич, обложившись подушками и крутя в руках увядшее яблоко.

– Давай ни о чем? Просто поговорим.

Взгляд у княжича был грустный и уставший. Словно он держал на себе всю тяжесть мира. Игнат не стал перечить – редко когда княжич мог так долго и понятно говорить.

Все началось давно. Он стал остро реагировать на свое имя, и с тех пор его стали называть только княжичем, никак иначе. Потом убрали и родовое имя, потому что и на него он стал бросаться. Порезал все картины, что висели в тереме, испортил родовые гербы. Княжич словно делал все, чтобы стереть из истории мира свой период правления.

– А ты знаешь, Игнат, что в конце реки с четырьмя названиями есть пещера и там спит чудовище? – Он очень внимательно посмотрел на прислужника.

Тот испуганно захлопал глазами. Рассказывали, что во время одного такого разговора княжич чуть не наложил на себя руки. Повторять такой опыт не хотелось. Игнат даже крикнуть не успеет, как вялый на первый взгляд княжич лихо исполнит, что задумал.

– Ваша светлость, – заикаясь сказал Игнат. – Нет никакого чудовища, это все сказки. Пугалки для детей.

– Хочешь сказать, и Лиха не было? – хитро прищурился княжич.

– Лихо было, и от него избавились два года назад ценой сотни душ, – как заученный ответ на билет, сказал Игнат, все еще ожидая нового взрыва.

– Больше погибло, – покачал головой княжич. – Сотня душ до поля добралась, а сколько осталось в уничтоженном городе?

Игнат промолчал. Он не вдавался в подробности тех лет. Помнил только, что в день, когда треснула и с грохотом полетела вниз огромная ветка дуба, княжич кричал так, будто его резали. Игнат тогда тихо порадовался, что не стало батюшки и матушки. Они бы не пережили все то, что происходило сейчас в Доброславле.

– Вот скажи, Игнат, почему крона всегда берет на себя все проблемы? – Княжич витал где-то в своих мыслях.

– Так повелось: крона подвижна, изменяема. А корни…

– А корни этим пользуются.

Когда княжеский род еще был силен, а Игнат так мал, что не понимал разговоры взрослых, он слышал уже нечто подобное. Запомнил, потому что очень громко ругалась княгиня-мать, настаивая на своем. Вторил ей князь-отец. Маленькому Игнату тогда показалось, что ругаются они с огромным рыжим котом, но увидеть всё ему не дали – увели подальше, чтобы не мешался.

– Я вас не понимаю. – Игнат вспомнил, как играл дурачка, лишь бы побольше услышать интересного и, возможно, того, что поможет ему в будущем.

Княжич ласково улыбнулся, отложил яблоко и приблизился к Игнату.

– Ты ведь лучший местный сплетник. – От улыбки княжича стало не по себе. – Ты знаешь больше, чем любая баба Доброславля.

– Я вас не понимаю, – сипло повторил Игнат и был абсолютно прав. Такого взгляда у княжича он не видел никогда в своей жизни. Возможно, будь тот здоров, это был бы его обычный взгляд – хитрый, расчетливый.

– Ты же подружился со сновичами? – Княжич наклонил голову набок.

– Да, два близнеца к нам ходят. – Тут врать было бесполезно. О сновичах, что курсируют туда-сюда по городу, знали все.

– А знал ли ты, что ни один снович ни разу не попадал в крону?

Это была проверка? Игнат замер. Он знал другое, но говорить это княжичу опасался.

Тот наблюдал за реакцией слуги, сминая в руке яблоко.

– Знал ли ты, что Стражи Ладного мира не стало семь лет назад? Мы абсолютно беззащитны. И когда чудовище проснется, нас никто не защитит.

Игнат смотрел на княжича так, будто видел его впервые. Он сидел прямо, сверкая глазами и что-то обдумывая.

– Знал ли ты, что то, что жило в Шипящем озере, ушло?

Игнат пытался вспомнить, что говорили по этому поводу в городе. Тщетно.

– Знал ли ты, что Умру-озеро нашло своего шамана?

Каждый вопрос княжича звучал все злее. Игнат стал пятиться к двери, почувствовав, что еще немного, и разговор завершится. И лучше, чтобы все закончилось спокойно.

– Знал ли ты, что… – Княжич не договорил, посмотрел на Игната. – Да ни черта ты не знаешь о мире, где живешь!

Он буквально взвизгнул и метнул яблоко, целясь Игнату в голову. Тот увернулся. Плод пролетел мимо и врезался в дверь, разлетевшись во все стороны мелкими брызгами.

Игнат поспешил выскочить из светлицы – как бы опять что не прилетело в него. Навстречу уже бежала охрана.

– Что случилось?

Игнат прислушался. В светлице княжича было тихо.

– Все хорошо, его светлость немного повздорили.

Охрана кивнула и вернулась на свой пост. Игнат хотел уйти подальше от светлицы, но не смог ступить и шага. Он охнул, хватаясь руками за стену, чтобы не упасть. В голове появилось чужое сознание. Хаотичное и злое.

– Вернись, Игнат. Задание для тебя есть.

Весь потный, трясущийся, как от лихорадки, прислужник повернулся к двери, что вела в светлицу княжича.

Инверсия

Чтобы охота сложилась, надо хорошо к ней подготовиться. Так говорили в деревне.

Изучить повадки зверя, найти его слабое место. Подобрать оружие и убедиться, что оно не подведет.

Поэтому каждую ночь он выходил в поле и наблюдал за небом. Каждый вечер проверял, ровные ли стрелы, насколько остр их конец. Каждый день он собирал по крупицам все, что можно было, про этого зверя. Каждое утро просыпался, отсчитывая дни до того самого, когда зверь будет виден лучше всего.

Он узнал, что луны на небе не должно быть, чтобы ее свет не мешал охоте. Узнал, что должна быть самая длинная ночь в году, чтобы как можно дольше солнечный свет не мешал охоте. Узнал, что такое случается очень редко. Но если случается, то зверь спускается с неба, чтобы пройтись по зимнему лесу.

Еще он узнал, что, чтобы стать берендеем, надо найти шкуру. Так говорили в деревне. Без шкуры никак. На себе свою не вырастить, а если и получится, то обратно человеком уже не стать.

Он узнал, что от шкуры зависит, насколько сильным будет берендей. Старый зверь не подойдет, как и молодой. Старый будет тянуть силы, пытаясь вернуть молодость, а молодой утащит в болото. Но с этим зверем проблем не будет.

Ему никто не сказал, что так можно. Никто бы не посмел даже подумать об этом. Он знал это сам. Знал так же ясно, как свое имя. Как дом, куда возвращался каждый день. Как мир, из которого ему пришлось уйти не по своей воле. Но после охоты все будет иначе.

А чтобы охота сложилась, надо быть готовым. Так говорили в деревне.

В ту самую ночь было очень холодно. На окнах намерз толстый слой льда, а двери с трудом открывались и не выпускали на студеный воздух. Из труб курился дым. В эту ночь поддерживали огонь до самого рассвета. Все, чтобы солнце встало. На улицу не выходили – на улице властвовали всякие-разные.

Поэтому никто не увидел, как он вышел из дома и двинулся в сторону леса. Все небо засыпало звездами. Снег искрился в темноте так, будто они упали вниз и замерзли, не в силах справиться с зимой.

Он заходил все глубже в лес, держа наготове стрелу. В последний момент он узнал, что наконечник у стрелы не может быть обычным, это должен быть особенный металл. Тот металл, что участвует в обрядах и колдовстве. Поэтому он выкрал у местной ворожеи серебряный клинок и переплавил его. Говорили, что этот клинок выпал из крыла птицы витари, но теперь никто это не докажет. А ворожея так стара, что пропажу не заметит. Он был в этом уверен. Серебряный наконечник блестел, как снег и звезды.

Черное небо распахнуло свои объятия, выпуская на землю двоих. Сначала ступила на снег огромная лапа с длинными серебряными когтями, на ее след упали две маленькие. В самую длинную ночь Большая и Малая Медведицы спустились на землю, чтобы пройтись по лесу, пока все спят.

Он сразу почувствовал, что в лесу что-то изменилось. Перестали похрустывать от мороза деревья, склоняясь перед древним существом.

Он увидел их почти сразу. Черная шкура поглощала свет вокруг, слабо светясь. По земле словно шло небо, принявшее форму медведя. На миг он почувствовал страх и слабость. Посмел поднять руку на то, что вечность должно быть неприкасаемым. Но это был всего лишь миг. Стрела легла на тетиву легко – там ей самое и место. Наконечник в последний раз сверкнул в ночной тьме и улетел вперед, в черное бездонное ухо. Медведица удивленно вздохнула и повалилась набок. Медвежонок испуганно заозирался.

К ним шел человек, который давно потерял свои принципы. Человек держал в руках сломанный клинок из крыла витари. Медвежонок сразу понял, что случится дальше, не стал ждать и смотреть, когда человек снимет шкуру, бросился бежать. Он бежал так долго, что его звездные лапы устали.

На глазах маленького зверя не было слез, в душе не было страха. Мать говорила, что такое случится, а значит, миру скоро придет конец. Значит, шкура, которую заберет этот человек, заберет его жизнь и душу. Значит, маленький медвежонок сможет повлиять на события в будущем. Но вернуться обратно на небо не сможет.

Медвежонок споткнулся и кубарем полетел с холма. Снег был такой мягкий, что, упав в сугроб, маленький медвежонок не стал вставать. Снег укутывал его, как человеческое одеяло, а под головой словно была уютная подушка.

В комнате пахло чаем. Опять забыл кружку на столе, пока читал материал к паре. Маленький медвежонок поднял голову, пытаясь увидеть на небе маму, но уткнулся взглядом в потолок со старыми пластиковыми звездами.

Гриша потер глаза. Сон был такой реалистичный, там было так холодно и страшно. Теперь до самого будильника не заснуть. Оставалось прокручивать в голове свист стрелы, вздох вечного медведя и тот взгляд. Взгляд убийцы.

Глава 6

Управляемые сны

Понедельник – день тяжелый. С этой мыслью встала Ангелина, пытаясь привести себя в порядок, а потом, просто забив на это, отправилась в институт в толстовке, которую первой достала из кучи стираных вещей. Первого сентября красивой побыла – достаточно, можно больше не париться на этот счет.

Ангелина замерла у зеркала и задумалась, разглядывая волосы, двумя длинными косами спускающиеся ниже плеч. Отросшая челка вилась, мешая глазам, но заправить за уши ее пока не получалось – приходилось терпеть. Что-то за лето изменилось, и Колобкова стала спокойнее относиться к своей внешности. Губы не такие пухлые, как хотелось бы, – ну и что? Глаза большие и синие – прекрасно! Рост средний, не низкий, не высокий – достаточно, чтобы комфортно жить в мире высоких людей.

Ангелина немного покрутилась, смотря, как в зеркале угадывается девичья фигура. Все лето бабушка гоняла ее на зарядку, напоминая, что однажды уйдет суперспособность подростка переваривать что угодно, и тогда тело будет копить все, что нужно и не нужно.

После школы Ангелина все больше стала задумываться о правилах взрослой жизни. Ей странно было, что ровесники спокойно могут не спать три ночи, пару часов покемарить, а потом снова скакать, будто так и надо. Мама говорила, что раньше тоже так могла. Она не запрещала, просто рассказывала, как попробовала сама упиться шестью литрами сидра и как потом страдала наутро. Ангелина улыбнулась, вспоминая этот разговор. Самой ей алкоголь брать не хотелось, хоть летом и исполнилось восемнадцать. Хватило попробовать, что намешали одноклассники – виски с колой, – не понравилось.

Еще немного покрутившись у зеркала, Ангелина взяла рюкзак, новые наушники, надела кеды и поехала в институт. В дороге вспомнился вопрос мамы: «У вас в литературном, небось, сплошные девчонки, мальчиков вообще нет?» Можно ли сказать, что курсу повезло и мальчиков было чуть меньше, чем девочек? Все-таки суть текста изучать одинаково интересно как одним, так и другим.

– Мам, это предрассудки, что в филологии только женщины. У нас много классных лекторов и мастеров.

Мама улыбнулась чему-то своему и оставила эту тему. Ангелина заметила, что стоило появиться в их жизни ухожору, как сошли на нет все разговоры об отношениях, парнях и необходимости с кем-то встречаться. Мама хваталась за свое счастье, не мешая дочери строить свое.

Курс уже успел разбиться на группки. Ангелина не всех могла назвать по именам, но по большей части запомнила, кто с ней на одном семинаре учится. Как-то само получилось, что рядом с ней сидел Вацлав. Приятная компания, а главное – умная. Если бы не знание, что он с ней на одном курсе, она решила бы, что Вацлав минимум несколько семестров уже отучился. Как и на первых занятиях, рядом сели близнецы, которые точно не дадут заснуть на скучной паре. Сзади расположились Вилга и девочка, которую Ангелина запомнила как Марфу. Переспрашивать было неудобно, а уверенности, что она именно Марфа, не было. Сначала показалось, что Вилга из тех, кто собирает вокруг себя весь цвет курса и ходит, будто свитой окруженная. Но чем больше Ангелина за ней наблюдала, тем больше видела неуверенности, спрятанной за красивой одеждой. Наблюдательность – то, что воспитывала в девочке бабушка, словно тревожась, что мать, пережившая тяжелый разрыв, опять свалится в депрессию.

– Вы залились кофе? – Игорь держал в руках огромный стаканчик, который источал аромат на всю аудиторию. – У нас сейчас будет лучшее снотворное из всех – история мировых цивилизаций.

– Вообще-то, история шумеров – это очень интересно! – возмутилась Марфа.

– Я тебя сфотографирую во время пары и покажу потом, как тебе было интересно, – подколол ее Вова.

В прошлый раз Марфа мирно посапывала, не переживая, что Инга Викторовна ее запомнит. Ангелина поразилась тогда ее смелости. Или усталости.

– А как вам наш историк? – спросила Вилга, накручивая длинную прядь волос на палец.

– Какой? – не понял Вацлав.

– Ну шкаф этот, с бородой, – улыбнулась Речкина.

– Он же не историю ведет, а старославянский, – поправила Ангелина.

– Да без разницы, – махнула рукой Вилга. – Пусть хоть философию.

Обсудить бородатый шкаф не удалось – в аудиторию зашла Инга Викторовна, и в помещении повисла гробовая тишина. Женщина поздоровалась с курсом и начала лекцию.

Ангелина тщетно пыталась бодриться, взяла у Игоря кофе в надежде, что напиток ей поможет, – тщетно. Как бы ни была интересна тема аккадской клинописи, сон был сильнее. Только Камиль сидел и строчил конспект. Интересно, он так старался потому, что его настолько увлекает, что спать не хочется, или потому, что фамилия деда висит цепью, – упаси господи опорочить?

Ангелина пыталась отвлечь себя разглядыванием рисунка на рубашке Камиля. Она только сейчас обратила внимание, что тот каждый раз надевает новую рубашку. При этом они были с интересными принтами. Сегодня были гуси. Волосы у Камиля на затылке вились кольцами и немного закрывали шею. Ангелина скосила глаза на Вацлава. Тот скучающе ковырялся в телефоне. В отличие от Камиля, Вацлав ходил в однотонных толстовках, но очень любил кольца и множество браслетов.

– Гематит и гранат, – прошептал он Ангелине.

– Чего? – не поняла Колобкова.

– Камни, – пояснил Плешков. – Гематит и гранат. Был еще шунгит, но я его порвал.

– А, – протянула Ангелина, надеясь, что Вацлав не заметил, как покраснели у нее уши. Настолько не скрываясь разглядывать человека рядом ей еще не доводилось.

– Интересно, какие украшения носили шумеры? – Вацлав задумчиво посмотрел на Ингу Викторовну.

– Глиняные, я думаю, – ответила Ангелина.

– Можем спросить, – хитро улыбнулся Вацлав. Ангелина посмотрела на него огромными глазами, но остановить не успела. – Извините, – Вацлав поднял руку, – а какие украшения носили шумеры? Тогда же не было наших технологий.

– Это не совсем по теме того, что я говорила, – заметила Инга Викторовна, – но если вы думаете, что шумерская цивилизация была настолько дремучей, что совсем ничего не знала об обработке металлов, то вы глубоко ошибаетесь. Есть раскопки, подтверждающие, что украшения древних шумеров сочетали в себе драгоценные камни и металлы. Их торговля распространялась далеко за пределы Двуречья.

Вацлав слушал внимательно, а Ангелина пыталась пошевелиться. Инга Викторовна смотрела прямо на их парту. Сон спугнул адреналин. Прозвенел звонок – пара закончилась.

– Куда дальше? – Вилга посмотрела на Камиля, и тот полез в телефон смотреть расписание.

– История, кабинет в соседнем корпусе, – ответил староста.

– О, опять шкаф будет! – довольно улыбнулась Вилга.

– Шкаф преподает старославянский, – закатила глаза Ангелина. – Историка мы еще не видели.

– Не знаю, как вы, а я за кофе сгоняю. – Игорь выкинул пустой стаканчик. – Еще одну подобную лекцию я переживу только со спичками в глазах и капельницей из кофеина.

– Никто не говорил, что будет легко, – ответила Марфа. Вова смерил ее уничижительным взглядом. – Это взрослая жизнь, легко в школе было.

– Знаешь, куда тебе надо? – Игорь встал рядом с братом, скрестив руки на груди.

– Куда? – не поняла Марфа.

– В комнату душнил, – ответил Вова. – Вот он тебе покажет.

Фарисов мотнул головой в сторону уходящего Камиля. Марфа надулась, но никуда не ушла.

– Будешь брать кофе, – напомнил Вацлав, – мне возьми.

– И мне, – вписалась Вилга.

– Да всем возьмем, – кивнул Вова и потащил брата, чтобы успеть во время короткой перемены.

Курс столпился возле кабинета, ожидая, когда откроются двери. Рядом стоял старый рояль, поеденный временем и, кажется, голодными студентами. Камиль куда-то пропал, а пара началась минут десять назад.

– У нас хоть одна пара начнется вовремя? – недовольно проворчала Вилга.

– ИДЦ вовремя началась, – заметил Вацлав.

– Что? – переспросила Марфа.

– История древних цивилизаций, – пояснил Вацлав. – То, что мы сейчас слушали.

– А-а. – Не очень было ясно, Марфа на самом деле поняла или просто так согласно протянула.

– Народ! – Ангелина не ожидала, что Камиль может так громко говорить. – У нас перестановка. Сейчас курс по списку делится на семинары и идет на старославянский. Первая группа идет к Аполлонову, в этом корпусе на втором этаже. Вторая группа возвращается в основное здание. У вас семинар ведет Буров.

– О, – обрадовалась Вилга, – шкаф будет! А вы говорили, что он не ведет историю!

– Он все еще не ведет историю, – подколол ее Игорь.

Нужный кабинет был открыт, и половина курса быстро разместилась за партами, ожидая преподавателя. Тот опаздывал. Это становилось уже привычкой – ждать половину пары Бурова.

– Классно получилось. – Фарисовы опять сели рядом, и весь ряд небольшой аудитории оказался занят самообразовавшейся компанией. – Мы все во второй половине списка. Даже Камиль.

– Марфа только в первой, – грустно заметила Вилга. – Она Борисова.

Но вся грусть быстро исчезла, когда рядом сел Мотов. Места ближе не оказалось, поэтому он занял единственный свободный стул.

– Сидим, ждем.

Вацлав вытянул вперед ноги и случайно задел Вову. Тот недовольно прокомментировал его длинные оглобли и полез вытирать штанину.

– А вы заметили, – встрепенулась Вилга, – что у нас деканшу зовут Инна Валерьевна, а преподшу – Инга Викторовна? Мы как это вообще должны запомнить?

– Так же легко, как все эти имена и тексты, – ответил Вацлав. – А еще то, каким образом в них отразился тот или иной исторический контекст.

– Я похожа на справочную? – нахмурилась Речкина.

– Если только ее в салоне красоты разместили, – заметил один из близнецов.

Ангелина готова была поклясться, что Камиль немного улыбнулся. Еще посидит с ними и вообще станет нормальным человеком.

Колдуненко тоже попал во вторую половину курса, но сел подальше ото всех. Ангелине показалось, что Гриша избегает однокурсников, хотя в первый день он весело общался с ними после пар. Он уткнулся носом в телефон и даже не стал доставать из ушей наушники. Ангелина хотела подойти, сама не зная зачем, но не успела. В аудиторию вошел Буров. Послышался вздох Вилги.

В целом пару можно было назвать интересной. Александр начал с алфавита, рассказывая разницу глаголицы и кириллицы и перемешивая исторические факты с шутками, которые становились понятны, только если внимательно слушать материал. Время пролетело быстро, и Ангелина не заметила, что в аудитории почти никого не осталось.

За партой, покрытой мхом, сидел Камиль, а в отдалении ковырялся в телефоне Гриша. Парты все больше стали напоминать бревна, а стулья – пеньки. Окна в аудитории треснули, из деревянных рам полезли молодые побеги. Колдуненко поднял голову, осмотрел кабинет, а потом перевел взгляд на Камиля и Ангелину.

– Пойдем, пока сами мхом не покрылись, – сказал он и вышел.

Ангелина встала со своего пенька, и тот быстро покрылся травой и ушел куда-то в пол. Сам пол был больше похож на землю. Но может ли быть земля на втором этаже?

Камиль быстро вышел следом, не задавая лишних вопросов. Его пенек превратился в куст. Ангелина ожидала, что он выйдет в коридор и посмотрит, что изменилось там, но за дверью оказались опушка леса, протоптанная тропинка и буйная зелень.

Камиль стоял в одной рубахе, закинув на плечо кафтан. Вместо привычных джинсов на нем были широкие штаны из грубого сукна. И словно в насмешку всему этому образу – его грубые ботинки, в которых он пришел утром на пары. Колдуненко видно не было – он быстро скрылся среди деревьев. По крайней мере, Ангелина решила, что Гриша поступил именно так. Не провалился он же сквозь землю.

Колобкова обернулась на аудиторию, но за спиной был лес. Сухой, безжизненный, так резко контрастирующий с зеленой поляной. Из леса несло смрадом, гнилыми листьями, сырой землей и, Ангелине показалось, гнилым мясом. Камиль стоял рядом и с беспокойством вглядывался в деревья.

– Куда Колдуненко делся? – спросил он.

– Не видела, – призналась Ангелина. – А мы вообще где?

Камиль не ответил, осмотрел поляну, подошел поближе к гнилому лесу, хотел коснуться ствола, но не рискнул. Смена одежды его не смущала. Как и то, что на Ангелине была не широкая толстовка, а сарафан в пол, понева и рубашка с широким рукавом. Обувь, которую скрывала юбка, осталась прежней – высокие кеды.

– Если это сон, – продолжила Ангелина, – то очень натуральный. Запахи, ветер, – она поежилась, – я даже ощущаю траву. Будто на самом деле в лесу.

Камиль грустно посмотрел на Колобкову и снова промолчал. Он словно знал больше, чем мог сказать. Или просто не хотел говорить. Его беспокоило не то, что лес был живым, а то, что Колдуненко куда-то исчез и рядом гниют деревья.

– А бывают коллективные сны? – Ангелина безуспешно пыталась разговорить Камиля.

– Бывают параллельные миры, – тихо сказал он. Настолько тихо, что Колобкова сначала решила, что ей показалось.

– Какова вероятность, что мы заснули на паре и нам снится один сон? – продолжала она гнуть свою линию.

– Какова вероятность, что мы задержались и Гришу сожрать успели? – Ангелина впервые увидела у Камиля эмоцию – раздражение.

– Не надо на меня свое недовольство сливать, – ощетинилась Ангелина. – Если ты понимаешь, что происходит, то я с удовольствием послушаю. Потому что я ни черта не понимаю!

– Не черти́ почем зря, – раздался рядом спокойный голос Колдуненко. – Не сожрали меня. Я вообще думал, что вы за мной идете.

Гриша был одет как Камиль, за исключением размера одежды, которая на его объемной фигуре висела мешком. Обувь при этом у него была другая. Невысокие сапожки с поднятым мысом по цвету сочетались со всем костюмом.

– Да как за тобой поспеть! – Камиль все еще был недовольным, но уже менее напряженным. – Я вышел, а тебя уже нет, а за спиной это. – Он махнул в сторону гнилого леса и поежился.

Гриша покачал головой. Вид леса доставлял ему физическую боль – по крайней мере, Ангелина видела именно так. Колдуненко бледнел, изучая мертвые деревья.

– Уйдем отсюда, – хрипло сказал он и быстро направился с поляны по тропинке. Ангелина и Камиль пошли следом, не желая снова остаться на поляне одни.

– Это сон или другой мир? – решила спросить Ангелина у Колдуненко.

– А ты как видишь?

Она ожидала услышать что угодно, но этот вопрос загнал девушку в ловушку. Как она видит? Да черт… Кто его знает… Может, это сон?

Камиль и Гриша шли впереди, тихо переговариваясь. Ангелину все больше бесила их причастность к этому тайному знанию. Они не задавались вопросом, что это такое. Не пытались понять, как сюда попали и в какой момент это произошло. Не спрашивали, почему Ангелина попала вместе с ними. Просто шли куда-то подальше от гниющего леса, обсуждая черт знает что!

– Да не знает он.

Ангелина даже подпрыгнула. Рядом с ней по дорожке шло странное существо. Кошка – не кошка, обезьяна – не обезьяна. Тело было у существа вытянутое и сухое, ребра торчали сквозь кожу так, что можно было разглядеть, как белеют кости, трущиеся изнутри. У существа был длинный хвост, в несколько раз длиннее хвоста обычной кошки. Лапы напоминали руки. Подобные еще были у котов сфинксов, но с длинным пальцами, украшенными изогнутыми когтями. На голове у существа торчали огромные уши, за которыми прятались маленькие рожки.

– Ни черт не знает, ни леший. – Существо шло рядом, шаг в шаг вместе с Ангелиной, а хвост змеей волочился по земле. – И мы рады бы узнать, да уходит знание вместе с душами в поле. А поле ничего не рассказывает. Никогда не рассказывало.

Ангелина молча слушала, как жалуется ей странное существо. А однокурсники уходили все дальше.

– А где мы?

Может, хоть это существо сможет дать ответ. Оно посмотрело на Ангелину, облизало длинным языком губы и проговорило:

– Снович, значит. – Не очень было понятно, довольно существо своим выводом или нет. – Что-то вы зачастили в последнее время. Не к добру.

– Что, извините?

Бабушка учила, что лучше свое искреннее удивление прятать куда-нибудь подальше, особенно если разговариваешь с тем, кто это удивление может неправильно считать. Поэтому Ангелина постаралась как можно спокойнее повторить свой вопрос существу. Может, это все-таки сон? Ведь люди не помнят, как оказываются во снах. Просто появляются и идут по его сюжету. Так и они появились в аудитории, заросшей мхом, а теперь идут по лесу. И наверное, Камиль и Гриша так и вели бы себя в жизни. Интересно, в какой момент Ангелина заснула?

– Так все-таки где мы?

– А ты как думаешь? – спросило существо.

– Никак, – огрызнулась Ангелина и ускорила шаг.

Ей хотелось прямого ответа. Колобкова не успела далеко уйти, как в спину толкнуло что-то тяжелое, и девушка полетела на землю.

– Тихо, – прошептало в самое ухо существо. – Он не должен тебя увидеть.

Ангелина не поняла, о чем речь, спихнула с себя сущность и аккуратно приподнялась. Впереди на тропинке сидел Камиль, прижимая руку к голове, а над ним склонился огромный монстр. Получеловек, полузмей. У него должен был быть хвост, но Ангелина видела только замотанный в тряпки обрубок. Змей все ниже наклонялся к ее однокурснику, что-то нашептывая. Колдуненко опять не было видно. Когда это все успело случиться? Ангелина почти не отставала, только немного отвлеклась на разговоры с существом.

– Теперь и Полоз к нам зачастил. Не сидится ему в своей кроне, – сощурилось существо, глядя прямо на чудовище. – Что вам тут всем, намазано?

Ангелина смотрела на Камиля, и сердце ее наполнялось ужасом. Полоз не внушал доверия, а реакция Мотова говорила сама за себя: ему было очень страшно. И где этот дурной Колдуненко?

– Надо ему помочь, – тихо проговорила Ангелина.

Существо удивленно посмотрело на Колобкову.

– Не ту тебе шмотку выдали, – покачало головой существо. – Надо было дать латы и меч. А не сарафан зажиточной крестьянки.

– Мне бы палку, – задумчиво проговорила Ангелина, игнорируя комментарий про одежду. Все равно не поняла.

Существо сунуло длинную лапу в кусты и вытащило оттуда толстую ветку.

– Подойдет?

Ангелина даже не посмотрела, что ей дают. Просто схватила палку и сразу побежала. Нельзя думать, иначе от страха ничего не сделаешь. Нельзя медлить, иначе Полоз сделает что-то очень плохое с Камилем. Колобкова чувствовала, что плохое. Не может существо с добрыми намерениями так смотреть.

Куда бить, она придумала сразу. Было у змея уязвимое место – оторванный хвост. Почти по самому его краю прилетело палкой, и мир содрогнулся от вопля Полоза. Не успев придумать ничего лучше, Ангелина заехала палкой ему по лицу и, пока змей пытался прийти в себя, кинулась к Камилю. Колдуненко лежал рядом без сознания.

– Надо отсюда выбираться, – зашептал Камиль. – Срочно вспомни какой-нибудь предмет, который у тебя остался там, в аудитории. Он будет твоим якорем. Давай!

Ангелина не понимала, о чем говорит Мотов. К ним двигался оглушенный Полоз, а Гриша никак не хотел приходить в себя.

– Давай, как я! – воскликнул Камиль, закатил глаза и исчез.

Просто растворился в воздухе. Ангелина сидела, упершись ему в ногу, а стоило Мотову пропасть, полетела на землю.

– Твари, – прошипело за спиной, и волосы на затылке встали дыбом.

Ангелине удалось растолкать Колдуненко – того хорошо приложило по голове. На лбу уже образовался синяк.

– Уходим, – сориентировался Гриша, подскочил на ноги, помог подняться Ангелине. – Быстро-быстро!

Повторять несколько раз не надо было. Ангелина отбросила в сторону Полоза палку и припустила вслед за Колдуненко.

– Якорь! – кричал на ходу Гриша. – Вспомни предмет из нашего мира, это твой якорь!

Он говорил то же самое, что Камиль, но Ангелина все еще не могла понять, о чем речь. На мгновение Колдуненко замедлился и тоже исчез. Колобкова осталась один на один с чудовищем и поглощающим ее страхом. Какой якорь? Что вспомнить? Она бежала так быстро, как только могла. Впереди среди деревьев показалось озеро. От свиста ветра в ушах казалось, что озеро шепчет.

– Скажи «вода – это переход»! – Рядом появилось то странное существо. – И подумай о доме!

Ангелина со всего маху влетела в озеро, поднимая кучу брызг.

– Вода – это переход.

Каждое слово обожгло легкие.

Под ногами образовался водоворот, утаскивающий Ангелину куда-то на дно неумолкающего озера. Она услышала, как за спиной взревело чудовище, не успевшее схватить свою добычу. Уши заполнила вода, вокруг потемнело, что-то резко толкнуло в спину.

Ангелина откинулась на стуле, тяжело дыша, с одежды стекала тина. Напротив сидел Александр Буров, внимательно глядя на ученицу. Рядом стояли Колдуненко и Мотов. Остальных ребят с семинара не было. Судя по небу на улице, пара давно закончилась. Весь день закончился. Горели желтые фонари, заглядывая в окна.

Ангелина тяжело дышала, пытаясь прийти в себя после бега. Ноги болели так, словно она действительно пробежала марафон, спасаясь от чудовища. В руке оказался пук водорослей, который она случайно схватила в озере.

– В целом это тоже вариант, – проговорил Камиль, рассматривая одежду Ангелины. – Якорем все-таки безопаснее.

Ангелина медленно повернула к нему голову и отчеканила каждое слово:

– В целом было бы здорово, если бы вы отвечали на вопросы!

Сидевший рядом Буров улыбнулся, забрал у Ангелины водоросли и вышел из кабинета. Он выглядел до невозможности довольным. Словно какой-то эксперимент удался.

– Черт бы вас побрал! – проворчала Ангелина, поежившись.

– Да на кой они мне нужны? – Существо выглянуло из-под парты.

Глава 7

Было – не было

Нора чувствовала недовольство, витающее в воздухе. Им всем недоговаривали. Все чувствовали, что после той битвы Великое древо стало другим. Мало уничтожить ветку, мало заточить меж корней Лихо, мало было жертв. Процесс был необратим. Получается, все, что случилось, было зря?

– То, что случилось, было только первым пунктом плана. – Рядом с Норой сел кот. Колтунов на его шерсти стало больше. Взгляд потускнел. – Совсем скоро исполнится следующий пункт. А потом еще один.

Нора грустно посмотрела на кота. Она видела, как меняется животное, но не могла понять, как ему помочь. Что сделать, чтобы огромный рыжий кот перестал отражать состояние Ладного мира?

– Как там наш стражник? – Кот забрался на колени к столетнице. – Слышу, клянет все на свете.

– Ворон говорит, что он наконец-то выбрался из болота.

Кот довольно улыбнулся.

– Взрослеет парень – все-таки уже сто тридцать лет живет. Помню, Як, – на этом месте Нора напряглась, – только к двумстам годам понял, что такое Рой. Брют умнее, лучше пчел чувствует.

Кот задремал. А Нора сидела и ждала, когда Великое древо даст отмашку: ей пора включаться. Но пока по задачам ходили другие столетние души, собирали и распускали слухи. Приносили к корням Великого древа информацию. Эту информацию хранили Нора и рогатый ворон.

Буров вернулся быстро, принес чистую одежду, явно купленную где-то недалеко от метро. Штаны и свитер.

«Про белье не подумал, – мрачно отметила Ангелина. – Про обувь тоже».

Мотов и Колдуненко испуганно молчали. Ангелина буквально излучала недовольство. Она пыталась собрать в голове все, что знала, и поженить это с тем, что случилось, но выходило плохо.

– Давай ты переоденешься и мы все расскажем? – предложил Камиль.

– Давай я просто пойду домой и подумаю, что именно хочу от вас услышать, – глухо отозвалась Ангелина.

Хотелось, правда, совершенно другого.

Что это было? Массовый гипноз? Ее решили облить грязью прямо в институте?

В школе она сталкивалась с травлей, один год. Но даже там лишь беззубо высмеивали ее полноту.

– Прежде чем мы разойдемся, – сказал Александр, – я хочу сказать, что все это было на самом деле. Это не сон.

Ангелина покосилась на него, окинула взглядом с головы до пят, поджала губы, забрала купленные вещи и, хлюпая носом, ушла в туалет переодеваться. В голове все еще звучал голос существа. Будто оно пришло к ней в аудиторию из сна. Будто существовало на самом деле, а не было выдумкой подсознания.

– Одному природа даровала мозги, другому – чувство стиля, – услышала Ангелина комментарий снизу. – Жаль, в данном случае первое. Такое бомжам отдать не жалко.

Ангелина не видела, кто говорил. В голове громко ухало, хотелось заорать «Хватит!», выбежать из вуза и никогда больше сюда не возвращаться. Но ноги все еще болели, а в груди тянуло, будто она долго задерживала дыхание и до сих пор не могла отдышаться.

Одежда в самом деле была так себе. Ангелина в ней напоминала соседку по лестничной клетке – тетку глубоко в возрасте, не интересующуюся никакими трендами. Вещь прикрывает срам – большего от нее и не надо.

– А ты молодец! – Существа все еще не было видно. – Поразительное самообладание!

Ангелина покинула туалет, понимая, что если она еще немного послушает это нечто, то все самообладание, воспитанное бабушкой, превратится в одну большую истерику и нервный срыв.

В аудитории спорили. Ангелина слышала, как тихо и недовольно говорит что-то Буров, как отвечает ему Камиль, а следом подхватывает Гриша.

– Мы ничего не успели ей объяснить – на нас напали.

– Да, насколько я понял, вы и не пытались.

– Мы писатели, конечно. – Ангелина услышала недовольство в голосе Колдуненко. – Но не дети малые, чтобы тут же поверить в иные миры и путешествия через сон.

– Тем более что мы попали в лес, а не на дорогу к Доброславлю, – подхватил Камиль. – Я, кстати, думал, что с нами близнецы провалятся или Вацлав.

– Все оказалось куда интереснее, – покачал головой Буров. – Они провалились в свою локацию.

Заметив Ангелину, разговор тут же свернули.

– Я домой, – повторила Колобкова, посмотрев на каждого в аудитории. – Надеюсь, после вашей шутки не заболею. Не хочется начинать год с ангины.

– Сделай дома чай со смородиной, – посоветовал Буров. – Простуда минует.

Ангелина буркнула, что так и сделает, забрала рюкзак с вещами и ушла. В ботинках неприятно хлюпало, а в новых вещах было неудобно. Дурацкая, дурацкая шутка, да еще от парней, которые ей нравились. Дурацкий сон, где все было так реалистично. Так страшно. Ангелина посмотрела на свои ладони, которые недавно сжимали ветку. На одном из пальцев она обнаружила занозу. Этой рукой она замахивалась, когда лупила змея по обрубку хвоста. Она еще помнила, как тряхнуло палку у нее в руке. Тогда и засела заноза. Но это же все был сон. Значит, занозу она посадила в аудитории – наверное, об стул. А зеленоватые пятна на руках не от коры. От чего?

Ангелина так и не придумала – тревога изнутри закрыла всю фантазию. Это был сон. Просто сон.

Дома никого не было. Мама оставила записку, что сегодня она ночует со своим ухожором. Тем лучше. Ангелина наговорилась уже за этот день, и сейчас было только желание залезть в ванну, просидеть там час, а лучше больше, чтобы выгнать из организма весь холод, а заодно и страх.

После ванны Ангелина почувствовала себя чуть больше человеком, при этом очень голодным. На кухне она нашла ужин, заботливо приготовленный мамой. А в заварнике – свежий чай. Он был еще горячий и густо пах смородиной. Запоздало мелькнула мысль, что мама ушла давно, ужин успел остыть. А чайник обжигал пальцы, будто его только-только заварили. Но в квартире больше никого не было.

– Он, конечно, так себе дружок.

Ангелина чуть не уронила тарелку. За столом сидел огромный рыжий кот, его клочковатая шерсть торчала во все стороны.

– Никогда не дружит просто так, во всем выгоду ищет.

– Вы о ком?

Чего еще ждать от этого дня? Говорящие коты, дальше могут быть русалки.

– О бирюке, что за тобой через воду увязался. – Кот залез на стол и понюхал, что было в тарелке у Ангелины. – Он питается страхом. Выглядеть может по-разному, обычно выбирает то обличье, что пугает.

Ангелина пыталась вспомнить, что именно ее пугало во сне. Но конкретного образа не могла выцепить. Они все были абстрактными. Боялась за гниющий лес, непонятно было, где они находятся. Боялась, что змей сожрет Камиля.

– Бирюкам сейчас все сложнее. – В тарелке кот не нашел ничего интересного и засунул морду в чашку. – Людей все меньше пугают конкретные образы, и все больше – несостоявшееся. Будущее пугает, а как ты в будущее переоденешься? Вот бирюк и тянется к страху, а впитать его не может.

Ангелина сидела на кухне, ела безвкусный ужин и слушала кота. Кота! Она, все, крышей поехала.

– Ложись спать, – посоветовал кот. – Завтра утром, когда солнце прогонит всю нечисть, ты узнаешь, какой вопрос тебе надо будет задать. Договорились?

Ангелина кивнула. С котом только соглашаться. Кто знает, что у этого существа в голове творится?

Колдуненко не мог сказать, что они с сестрой были друзьями. Все-таки разница в три года накладывала свои отпечатки. И было время, когда их вообще нельзя было оставить вместе – поубивали бы друг друга. Но годы шли, брат с сестрой становились старше, и отношения их перешли если не в дружеские, то в партнерские. Появлялось больше тем, на которые им интересно было друг с другом общаться. Больше желания слышать и слушать.

Когда сестра уехала учиться, Гриша на самом деле по ней скучал. По ее замечаниям, подколам или рассказам. Переживал, как она устроилась в общежитии. Понравилось ли выбранное направление. На Новый год сестра приехала с гостинцами, привезла Грише маленький кулончик в форме медведя. Рассказала, что когда она впервые этот кулон увидела на ярмарке, то сразу вспомнила брата. Гриша никогда не ассоциировал себя с медведем. До этого случая. С тех пор медведи постоянно стали появляться в его жизни. Потом сестра отчислилась, решила вернуться домой и поступить на другую специальность. Дома был скандал, только Гриша поддержал ее решение. Они долго обсуждали, куда стоит пойти, что принесет положительные эмоции и не даст выгореть.

Гриша сидел в своей комнате и крутил в руках медведя. Вещь, которая всегда с ним и которая вытягивает из сна. Он называл это якорем, научил Камиля тому же названию. С якорем было проще, правда, не все им пользовались.

– Спишь? – Сестра всегда заглядывала в комнату с таким вопросом. И неважно, день только начался, перевалил за полдень или близился к вечеру.

– Борюсь с желанием на самом деле лечь спать, – ответил Гриша.

– Пока ты совсем не отвалился, – она зашла в комнату и села в кресло, – я тебе расскажу кое-что!

Комнату Гриши обставляла мама в то время, когда еще мечтала примирить брата с сестрой. Поэтому у каждого, помимо кровати, обязательно было кресло, куда можно было сесть, утащив плед.

– Удиви меня, – устало произнес Колдуненко.

– А вот зря ты иронизируешь, – покачала головой сестра. – Я тебе такое расскажу – реально удивишься!

Гриша широко зевнул. Невольный сон на паре, спровоцированный Буровым, забрал все силы. Еще и это приключение со змеем.

– Ты меня слушаешь? – недовольно спросила сестра. – Будешь потом говорить, что я непонятно рассказываю.

– Но ты правда непонятно рассказываешь, – хохотнул Гриша.

Сестра нахмурилась, встала и собралась уйти из комнаты.

– Варь-Варь-Варь! – замахал руками Гриша. – Вернись, ты рассказать историю хотела. Я так устал…

– Я быстро, – улыбнулась Варвара и села обратно в кресло. – Мы нашли такое место интересное, куда с ребятами хотим скататься. На карте есть, а названия нет. Наши нашли в каких-то архивных картах название. Прикинь!

Гриша покачал головой. В целом таких мест на карте необъятной наберется на целую картотеку.

– Знаешь, как оно раньше называлось? – не унималась Варвара.

– Как? – Гриша с трудом подавил зевок.

– Умру-озеро!

Глаза у сестры горели так, будто она совершила какое-то важное открытие.

Колдуненко задумался. Ему казалось, что подобное название он уже слышал. Кто-то рассказывал про это озеро, но кто?

– Нашли статью, – продолжила рассказ Варя. – Там говорится, что вода у этого озера смертельно опасная. Наши хотят поехать, пробу снять. Что там такого в этой воде? Может, пары какие.

Новая компания Варвары состояла из почвенников и геодезистов. Они катались по всей стране, изучая разный грунт, воду, воздух. Гриша уже запутался, что там было еще и кто еще с ними катался. В целом это было и неважно – сестра всерьез загорелась изучением этой темы и уже подбирала факультеты, куда можно поступить.

– Планируем через полторы недели туда, – завершила свой рассказ Варя. – Это не очень далеко, так что, думаю, максимум на неделю уеду.

– За неделю мать успеет перемыть кости всей твоей компании, решить, что тебя сожрали звери, и доказать отцу, что это все не профессия.

– Ага, а еще пытаться звонить мне каждый день, – согласилась сестра. – И бесполезно говорить, что там связи не будет.

– В целом все как обычно, – улыбнулся Гриша.

– Ладно, отдыхай. – С этими словами Варя вышла из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь.

Но отдохнуть не получилось. Экран телефона осветился новым сообщением. Писал кто-то из близнецов. Эти два жулика поставили себе одинаковые аватарки и ники с разницей в одной букве – мельком вообще не отличишь, кто пишет.

«Что такое якорь? – спрашивал близнец. – Этот Буров сказал, что нам надо им озаботиться, еще сказал, что ты можешь подсказать, что это».

Гриша уставился в экран телефона, думая, как сформулировать ответ. Для начала ему надо было узнать, в каком контексте Фарисовы интересуются якорем. Они тоже сновичи? Не многовато ли сновичей на один курс?

«Ты, наверное, решишь, что мы чокнутые, – прилетело опять, – но…»

Что именно «но», Колдуненко не успел прочитать. В окно прилетел булыжник, разнеся стекло на мелкие осколки. Гриша жил на втором этаже – в целом докинуть камень было реально. Но не таких размеров. Висящая штора спасла от порезов и рухнула вместе с карнизом на пол. Прибежала взволнованная сестра, а следом отец и мать.

Гриша озадаченно смотрел на разбитое окно. Это какая бабка осталась недовольна, что ей место не уступили? Иных идей, кому успел насолить Колдуненко, у него не было. Даже новые знакомые с той тихой улицы не выглядели как люди, способные метнуть камень таких размеров так высоко.

Пока все стояли и смотрели на улицу, Гриша откопал из шторы камень. На серой шершавой поверхности выцарапали чем-то очень острым два слова: «Береги шкуру».

Фарисовы Бурова не очень любили. Можно сказать, даже немного боялись. Такой огромный мужчина, постоянно в каких-то своих мыслях. Хорошего от него не жди. Поэтому близнецы остались не в восторге от замены.

– Можно во вторую группу одну Речкину, а нас всех в первую? – шепнул Игорь Вове, глядя, как радуется Вилга.

– О да, она будет в восторге! – согласился брат.

Все начало пары близнецы перешептывались между собой, заодно подтрунивая над Вацлавом.

– Слышь, длинный, – тихо прошептал Игорь.

– Чего тебе, короткий? – отозвался Вацлав.

– Дай списать.

– Ты чего списывать собрался? Вон на доске все написано, берешь и оттуда катаешь.

– Я там не вижу, все в мыле.

– А ты зачем мылом глаза натер?

Ангелина сидела рядом и тихо хихикала. Потом ей надоело слушать, как беззлобно упражняются в остроумии Фарисовы с Плешковым, и она отвлеклась.