Тринадцатая девушка Короля бесплатное чтение

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. МОЛОДАЯ ЖЕНА

С женихом мне, откровенно говоря, не повезло. Так себе у меня был жених. Руки у него дрожали, и ноги тоже, и голова. Нет, пока мы шли к Храму, да и в Храме тоже, его, само собой, поддерживали рабы, но как только жрец объявил:

— То, что соединили Боги, не разлучат смертные, — хилое на вид (а на самом деле, морги[1] знают, до чего тяжелое) тело взвалили на мои уже успевшие многое повидать плечи, и я поняла, ох…

По традиции, молодые (Живая Вода! Мой муж был старше меня лет на семьдесят, даже если бы мы сложили прожитые годы вместе и разделили их надвое, молодыми назвать нас было бы очень сложно) дорогу от Храма до Двора невесты должны были преодолеть пешком, поэтому я, с радостью взглянув на жаркое солнце средолета[2], искренне понадеялась, что к отчему дому вернусь уже официальной вдовой. И уж тогда-то людям Короля я буду нужна, как рыбе зонтик. Да и родителю будет не к чему придраться, как говорится, и шерхи[3] сыты, и сети полны.

Жаль, что все складывается именно так, как ты задумывала, только в мечтах, а в реальности получается, что человек располагает, а Боги смеются над его планами. Потому что, несмотря на все мои старания и на всевозможную помощь сводных сестер и Маарит, жених, который теперь уже муж, все-таки выжил.

— Рада приветствовать тебя на своем Дворе, мальчик! — традиционно произнесла мачеха, глядя на того, кто мальчиком был еще до ее, мачехиного, рождения.

«Мальчик» дышал надсадно, хрипло и с пугающим присвистом, одной рукой ухватился за мое плечо — точно синяк останется, тут и к гадалке не ходи, — а второю пытался удержать рвущееся из хилой старческой груди сердце. Брезгливо скривив губы, я отвела глаза от того, который уже давно не мальчик, но муж, и тут же наткнулась на осуждающий взгляд мачехи.

А я что? Я ничего. Я уже давно привыкла. Она — Нийна — у родителя же третьей была, ей шестеро пасынков досталось только от моей маменьки, да от второй жены еще четверо, вторая тоже родами умерла, как и матушка моя. Так что нынешняя мачеха на нас пятерых — последних, кто еще остался при Дворе — смотрела неодобрительно всегда. Ну, оно и понятно, не родные ведь…

Счастье еще, что Живая Вода благословила батюшку дочерьми, сыновей у него родилось только двое — один, первенец, мой единоутробный, который давно уже вел собственный Двор, Мэй-на-Йо, и второй, последыш, от теперешней мачехи — Кайаро. Так что, да, Боги щедро одарили папеньку дочерьми, за дочерей Король не медными чешуйками платил — золотом да камнями… За самую старшую, Вирру, к примеру, нам прислали целый кошель золотой чешуи, да еще жемчужную подвеску. Ну, удивляться тут нечему — хотя все Озеро после того события кипело, как котел с рыбной юшкой: виданное ли дело, за какую-то девку столько деньжищ отвалили! — потому что Вирра была исключительной красавицей, такой, каких в Храмах на стенах рисовали. Не достанься она Королю, точно, говорю вам, ходила бы сейчас по одному из лучших Дворов Ильмы хозяйкой. А вместо того — кошель чешуи да диковинная жемчужная подвеска, что теперь красовалась на груди моей мачехи Нийны.

Да еще, как дань памяти, новая мода на медовый цвет волос и косу вокруг головы, короной. Вирра всегда волосы лишь так и укладывала… Только не в прическе дело, а в том, что сестрица моя старшая была Богами отмечена, не иначе. Потому как и красивая, и добрая. А уж вышивала как — хоть с магией, хоть без магии — глаз не оторвать… Да что теперь вспоминать? Вошла Вирра в Комнату Короля, только мы ее и видели. А уж достаточная ли цена за такую девушку в мешок золотой чешуи да одну жемчужную подвеску, то не мне судить. На то у нас глава Дома есть, батюшка, а уж он-то цену посчитал достойной, нашего c сестрами мнения не спрашивал, а Мэй-на-Йо собственноручно на стайне выпорол, чтоб язык укоротить. Хотя, как по мне, вожжами да по спине… разве таким лекарством сделаешь язык короче? Осторожнее если только. Мы той ночью, помню, с Маарит — с ней у нас только девять месяцев разница, потому, наверное, из всех сестер она всегда была мне ближе всех — когда вымоченные в дурман-воде[4] примочки братцу нашему болтливому меняли, много чего интересного от него услышали. Про родителя нашего, кобеля безголового, успевшего уже новую жену присмотреть, про жрецов жирнопузых, да про Короля, чтоб ему в бездну провалиться, да до дна не долететь. Маарит к утру рук поднять не могла — измоталась вся магические заглушки ставить. Так что нет, вожжами язык не укоротишь… приглушишь если только.

Ну, а еще семь дней спустя в наш Двор хозяйкой вошла Нийна. Подружка Вирры по Храмовой школе — Мэя аж заколотило от злости. И не диво, у нашей старшей сестры и новой мачехи лишь четыре дня разницы в возрасте было. Осторожная, испуганно оглядывающаяся по сторонам, она и взглянуть-то в глаза нам сначала боялась! Сначала… Теперь-то не боится ничего, сидит по правую руку от папеньки, нашептывает тому что-то на ухо, да дурман-воды щедро подливает в кубок.

Храни меня Живая вода, но мне совсем не нравились взгляды, которые мачеха бросала в мою сторону, да в сторону моего все еще не испустившего дух муженька.

Если мне придется подниматься с ним на брачное ложе… Меня передернуло от отвращения и я, пользуясь тем, что сегодня, наверное, был единственный день в моей жизни, когда мне можно было — совершенно безнаказанно! — делать все, что душа пожелает, последовала примеру папеньки.

Дурман-воды глотнула из женского кубка, ага. И пусть глаза полопаются у деревенских сплетников, а языки пойдут на корм моргам. Если я переживу эту ночь, завтра мне будет уже на все наплевать.

— Не пей дурман-воду, — прошипела в ухо Маарит, которая прошлым летом ушла на Двор Ойху. Уж как негодовал Королевский посланник, да против Закона не пойдешь.

Вот, кстати, да! Не с того я свою повесть начала. Не со свадьбы надо было бы, а с Закона, потому как только благодаря тому, что этот Закон между ильмами и люфтами положили, я в тот средолетний день в Храм-то с древним, как Вечное Озеро старцем и пошла.

Кто положил, спрашиваете? Так прародитель нынешнего правителя. А вот отчего да почему — не скажу, и не потому, что в Храмовом классе на часах истории карфу[5] мошкарой кормила, хотя и это бывало, что уж там, а потому что жрицы не только не отвечали на этот вопрос, а еще и лозами пороли тех, кто спросить осмеливался, да так, что батюшкины вожжи как благо вспоминались.

Мэй — он все-таки самый старший у нас, а стало быть, самый умный, — как-то с поручниками[6] своими болтал, дурман-воды налакавшись, а мы с Маарит не спали, да уши об их болтовню сушили. Так вот, Мэй говорил, что жрецы потому о причинах появления Закона говорить запретили, что именно по их вине он возник. Мол, давно это было, еще когда Гряда только-только проявляться начала, и в некоторых местах сквозь нее еще свободно можно было проходить хоть в Ильму, хоть в Лэнар, решили наши жрецы оттяпать у люфтов всего и побольше. У нас магия сильная еще до Гряды была, да не по одному виду. (Мэй вон, и жнец, и некромант, и зверолов. Потому и поручников у него не два, как у многих его сверстников, а аж целых шестеро), а у люфтов что? Две махины да один огнедышащий пистоль. Вот наши жрецы войну-то и развязали в надежде награбить, да за Грядой скрыться: было де у них предсказание, в какой день Гряда окончательно встанет и стоять будет нерушимо три тысячи лет, триста дней и три ночи, ну или примерно столько. Уж не знаю, что там у них случилось, только просчитались они, и войну ту, как Мэй говорил, ильмы проиграли (услышал бы кто такую ересь, не посмотрели бы, что Мэй-на-Йо первый папенькин сын, не угрюм-лозами, кожаными плетьми бы запороли братца моего языкастого, да безголового), а потому теперь и вынуждены воду на мельницу Короля лить.

Мол — это опять-таки Мэй говорил — наши столько люфтов за время войны изничтожить успели, что по Рей день своими девками — лучшей кровью своей — расплачиваются… А уж что там с ними, с девками, после сияющего зеркала происходит — то никому не ведомо, потому как, коли уж кто в зеркало вошел — назад дороги нет.

Так кто туда входит и что за Закон, спросите вы? Да простой Закон, проще только карфу на моль ловить. Каждое селение, что хотя бы Ручейком в Бездонный Океан впадает, раз в год обязано отдать Королю двенадцать юных дев, только в силу вступивших. Каждого первого числа каждого месяца, в течение всего года, жрецы во главе с Королевским посланником проводят отбор. Собирают в Храме всех девушек, кому в этом месяце пятнадцать исполниться должно, жриц зовут, чтоб те проверили, вправду ли дева чистая, или уже успела с кем из местных ильмов на сеновал сбегать, а потом выбирают одну по жребию (А чтобы неповадно было, тех, кто сбегать-таки успел, сначала порют прилюдно да по голому телу, а потом на Грязный Двор отправляют: раз уж девка в таком раннем возрасте до мужиков охоча, все равно, мол, из нее путной хозяйки не выйдет). И так каждый месяц, пока к Новорожденной Звезде не соберется двенадцать красавиц. Вот тогда Комнату Короля и открывают, чтобы двенадцать девушек вошли в сияющее зеркало, а что уж с ними дальше становится — это никому не известно, ибо ни одна из них, как и было сказано, до сего дня еще не вернулась. Кто-то шибко умный да шустрый мог бы сказать, а что ж вы, такие разнесчастные ильмы не пошлете Короля куда подальше вместе с его Законом? Гряда же между Ильмой и Лэнаром непреодолима, так что нам то Величество сделать сможет, коли мы на него наплюем и девок своих, красавиц, отдавать ему не будем, ни по двенадцать в год, ни по одной в двенадцать лет? Смотреть будет из своего Лэнара на нашу чистую синеокую Ильму да локти от бессильной злости кусать…

Ага-ага. Лет двадцать назад, еще до моего рождения, южные провинции Ильмы тоже так подумали, мол, пусть плывет этот Король далеким морем, а нашему кораблю и в малой речке места хватит. Да вот беда, это ж только для живых существ Гряда непреодолима, а для неживых — вполне себе. И ладно, кабы зомби, умертвия да прочая нежить, с ними наши маги да магички быстро справились бы… Да что магички? Свежего зомбика и младенец годовалый упокоит на раз. А коли младенец — некромант, так сначала упокоит, потом поднимет, наиграется вволю, да снова в землю спать уложит.

Не-ет. Величество наше нежить в Ильму отправлять не станет. На то он и Король, чтоб головой думать, а не тем местом, которым на трон садятся. Он, коли что вновь, сквозь Гряду железных воинов пошлет, а против тех и магия бессильна, и лук их не берет, и меч, говорят, не один надо сломать, прежде чем ту махину смертоносную уложишь. А уж она-то смертоносная! Я в запрещенном отделе Храмовой библиотеки в одной книжке картинку видела: здоровая дура, снизу колеса, как на телеге, только с шипами, сверху носяра длинный, в доброго сома[7] длиной, а из этой носяры огонь льется. И огонь этот, ежели верить подписи под картинкой, ни водой, ни магическим порошком погасить нельзя.

Вот так-то. А вы говорите, пусть морем Король идет. Мы б отправили, кабы не южные провинции. А что с ними, спрашиваете? Так нет их больше. Двадцать годочков как нет уже. Ни угрюм-лоз, самых мягких на всю Ильму (ах, какие из той лозы прялки делали! Я бы за то, чтоб за такую сесть, половину души Бездонным продала бы!), ни сладких медоносных трав, с которых собирали легкую и пьяную дурман-росу, ни птиц ярких, ни рыб-летунов (хотя эти, говорят, потихоньку возвращаться стали, тут врать не буду, сама не видела), ни гордых широкогрудых фью[8], ни добрых и ленивых мау[9]. Мне от маменьки по наследству, как самой младшей, достались летние чимы[10], так Маарит говорит, что их еще бабка наша носила. А все потому, что у мау была заговоренная шерсть, и не было обувке из той шерсти сносу, хоть тысячу лет носи.

Только что теперь об этом говорить? Ничего этого давно уже нет — лишь черная пепельная пустыня, в которой даже дурной каюк[11] не растет.

Как бы там ни было, но в тот рыбень[12], когда маменька, жизнь мне давая, сама в Светлые Воды ушла, ни одной другой девки в Озере на свет не появилось. И значит это, что мне прямая дорога в Комнату Короля и светящееся зеркало. А уж что там меня за этим зеркалом ждет — неизвестно. Красавец ли жених, хозяин с ошейником или, тьфу-тьфу, Великий Змей и его огромные зубы — ходили слухи, что Король девственниц ему в жертву приносит, якобы чтоб тот уберег земли королевства от большой воды?.. Хотя это, по-моему, чистое вранье. Ему за все эти годы, Змею этому, стольких девок скормили, что не о большой воде бояться надо бы, а о великой суши. Да вот только как ни водень[13], так нижние земли нашего Двора обязательно подтоплены! Так какой тут, спрашивается, Змей?

Я, само собой, как и всем девкам положено, нос имею любопытный, но не настолько, чтобы этот самый нос добровольно в силок совать и на личном опыте узнавать, кто и что меня по ту сторону зеркала ждать будет.

Так что выход у меня только один был: мужа взять, да как можно скорее, и не простого, а обязательно с собственным Двором. Только так от Короля с его Законом отвертеться и можно было. И не сказать, чтоб такие явления редкостью были, хотя б на Маарит мою посмотреть, она тоже единственной девицей на целехонький месяц в свое время была, а замуж за младшего Айху вышла. Двора своего молодые пока не имели — да и откуда, все пятнадцать старцев нашего Озера здравствовали, хвала Живой Воде, — но жили при отце мужа, да при мачехе до той поры, пока Айху-старший в Светлые Воды не уйдет. А случится это, если верить жрицам в Храмовом классе, уже совсем скоро. Говорят, гнилая болезнь на старца напала, а от нее никакое лекарство, никакое заклинание не поможет.

Одна беда, из Дворовых во всем Озере только Рэйху-на-Куули и остался, а тому, как известно, сто лет исполнилось еще тогда, когда между люфтами и ильмами не встала непреодолимая Гряда, то есть ровно три тысячи триста лет, три года, три месяца и три дня назад. А точнее, морги его знают, как давно. И от одной мысли, чтобы стать женою этому старому чучелу, становилось муторно и тошно.

— А может, тебе сбежать? — предлагала Маарит, но тут же с сожалением отметала собственное предложение:

— Хотя сбежишь тут, когда папенька, что тот пес цепной стережет, да и Королевский посыльный слюнями своими уже весь Двор закапал…

— Закапал, — печально соглашалась я, думая о том, что от родителя я бы еще и нашла где спрятаться, а вот от Короля… И на кой я ему сдалась, Величеству этому? Сам не знает, какой подарочек ему в моем лице достанется.

— Вздорная, дрянная, паршивая девчонка! — это если только мачеху послушать.

— Моржье отродье, — это папенька уже. Помню, когда он меня впервые так назвал, я заявила, что уж если я отродье моржье, то родитель мой никто иной, как один из вертких моргов, что живут в океанской бездне и только и думают, как честным ильмам жизнь испортить. Нет, потом-то уж я ничего такого не говорила никогда, хотя и очень хотелось, потому что у папеньки рука была ух какая тяжелая. Синие полосы от вожжей со спины месяц сходили. Так что с родителем я впредь уже не спорила, как и со жрицами. Те вожжами через спину не перетягивали, но зато сажали рукописи древние переписывать, а за каждую помарку гибкими стеблями угрюм-лозы так по пальцам хлестали, что о вожжах с радостью вспоминалось.

— Рыжая бестия! — цедили они, яростно сверкая глазами над традиционной джу, закрывающей все лицо служительницы Храма. — Дочь морга[1] и веи[14]!

Не знаю уж, чем им цвет моих волос не угодил, мы у папеньки все рыжие, как один, по-разному только. Маарит, вон, скорее желтая, а Вирра медовой была. Я же… я как морковка молодая, такая красная, что аж глазам больно, когда на солнце. Хотя и без солнца буйная вьющаяся копна на моей голове смотрелась пугающе… Эх, вея и есть.

Хотя что вея-то сразу? Ничего порочного за мной пока никто не замечал, так что наговаривать нечего. У меня не то что гарема, у меня даже парня не было, к которому б сердце присушило, чтоб повздыхать по ночам да помечать, хотя б о том же сеновале. Не то чтобы я туда с кем пошла, но вообще, в общем плане, так сказать. Хотя… если б было с кем…

Так что, нет, напрасно меня жрицы дочерью веи обзывали. Не такая я. Морги — это ладно, тут не поспорю. Они меня сызмальства на разные шалости да глупости подбивали. Спина до сих пор болит, как вспомню батюшкины вожжи…

А в тот день они, видать, с меня на сестрицу мою старшую переключились. Потому как отродясь за ней не водилось, чтоб она глупости говорила или делала. А тут, сидит-сидит, да как ляпнет вдруг:

— А ты, Эстэри, к старому Куули сходи. Сходи, Эстэри… потерпишь чуть-чуть, зато потом свобода! Ни батюшки, ни Короля, сама себе хозяйка, да еще и при Дворе.

Я качала головой, не соглашаясь. Потерпишь… Как тут терпеть, когда меня тошнить начинало, стоило представить, как потенциальный женишок целоваться лезет. А тут же не только целоваться, тут же надо было на брачное ложе восходить… Да и беззубый он, со слюнявым ртом и руки все время трясутся, как хвост у молочной лэки[15]. Нет уж, если выбирать между Куули и Великим Змеем, лучше уж тому в пасть… или не лучше?

Ох, разбередила душу Маарит. Хотя понять я ее могла. Всех наших сестер единоутробных Король уже себе забрал. Вот уж подвезло родителю моему, так подвезло. Ничего не скажешь. Нет, правитель наш за девушек хорошо платит, никто не спорит, да только и батюшке обидно было, стольких девок настругал, мечтал, что в каждом Дворе будет хоть одна его кровиночка, пусть и в младших домах, из младших-то старшие и вырастают. А тут, как назло — что ни девка, то к Королю. Маарит вон о прошлом годе повезло, да и то посланник чуть не удавился со злости. Так что да, сестру я могла понять. Мне бы тоже тоскливо было от мысли, что уйди она и никого, кроме Мэй-на-Йо, из родных на целую Ильму и не останется. Да и что Мэй? Он папенькин наследник, братец наш старший, у него своя жена, да первый ребенок на подходе, ему до нас скоро и вовсе дела не будет.

Всю ночь я глаз не сомкнула, думала, что лучше: смерть в пятнадцать лет в зубах Великого Змея или жизнь, но со старым мужем, из которого не то что опилки не сыплются, из него уже даже вода не капает — высох от старости весь. Усох, как куст угрюм-лозы.

А наутро меня вызвал в главный Дом родитель единственный и, поглаживая медную бороду, в которой уже отчетливо были видны толстые серебряные нити, сообщил:

— Завтра пойдешь к старому Куули. Скажешь, что хочешь его в мужья взять. И не спорь. Я так решил.

— Но…

Что «но» я не знала. Нечего мне было возразить, да и папенька припечатал напоследок:

— Дикому васку[16] нокать будешь, а мне за тебя посланник Сэйми хорошие деньги посулил, если ты на Двор Куули уйдешь… Приглянулась ты ему чем-то, посланнику-то. Хоть убей, не пойму, чем.

Приглянулась, как же! Я чуть не расплакалась от досады. Королевскому посланнику приглянуться могли только деньги. Ну, еще рабы, конечно, но деньги — в первую очередь. А кто на Озере готов отдать такие деньги, чтобы даже Сэйми клюнул? Племянник Рэйху, Адо-са-Куули, к которому перейдет весь Двор, с землями, водами, деньгами и рабами, если дядюшка помрет до брака или брак консумировать не успеет.

— Все поняла? — вырвал меня родитель из невеселых дум, и я обреченно кивнула. Что там Маарит говорила? Потерпишь чуть-чуть, а потом свобода? Ну-ну… Что-то мне подсказывало, что посланник Сэйми просто так деньгами разбрасываться не станет. Да и папенька сверкал хитрым зеленым глазом, сыто и довольно поглаживая густую бороду. Первый признак — ничего хорошего не жди.

Я вздохнула, поплакалась Маарит, помолилась Богам, маменькиным Земным и батюшкиным Водным, моргам посулила мешок сладкой чамуки[17], если они надоумят меня, как выбраться из той ловушки, в которую меня жизнь загнала. И спать легла, зареванная и от слез чумазая.

Не надоумили, не помогли, не поддержали и не оберегли. Потому и вышло так, что семнадцатого средолета, утром рано, еще до того, как солнце встало, вошли в мою спальню, что я с младшими сестрами делила, мачеха да Маарит, да еще пять или шесть баб из Дворни, и в руках они несли длинное красное платье, золотом вышитое да черный, матушкин еще, джу[18].

А вот теперь уже, да, можно рассказать о том, что жених мне достался неважный. Аховый достался мне жених. Да что из пустого в порожнее переливать, достаточно знать, что я у него десятой была, юбилейной, так сказать, однако ни одна из жен Рэйху дочери не подарила, а это о многом говорит.

Маарит рассказывала — а Маарит, была первой сплетницей в Озере, все знала, всегда и обо всех, — что Рэйху и к мажиням ходил, проверял семя, и у магов консультировался по вопросу порчи, и даже, говорят, жертву Бездонным духам приносил, чтобы благословили его хотя бы одной девкой.

Да видно Бездонным до него не было никакого дела, потому что дочерей ему Боги не дали, а сыновья все как-то растерялись в старых войнах и междоусобицах, и один, кто остался у Рэйху-на-Куули — это не кровный племянник — седьмая вода — Адо-са-Куули. А уж ему-то, Боги ведают почему, Рэйху отдавать Двор категорически не хотел.

— Не пей дурман-воду, — вновь зашипела мне прямо в ухо Маарит, когда я проигнорировала ее слова и во второй раз приложилась к кубку. — Там сонное зелье!

А я глаза выпучила, по сторонам оглядываясь, проверяя, не смотрит ли кто в нашу сторону, да и выплюнула все назад в кубок, до последнего, правда, сестру в мелкой пакости подозревая: ей-то муж дурман-воду пить строго-настрого запретил. Глянула на нее шерхом голодным и прошипела:

— Спятила?

— Я же как лучше хотела! — задрожала обиженным голосом Маарит.

— Думаешь, если я вырублюсь, муженек на мое тело постесняется покуситься? — тихим шепотом спросила я, поглядывая, не подслушивает ли нас кто.

— Покусится… — Маарит закатила глаза и пальцем у виска покрутила. — Думай, что говоришь! — а потом схватила меня за локоть и к дверям, что из зала в сени вели, потащила.

— Эй, молодая! — пьяно пошатываясь, окликнул меня Адо-са-Куули. — Ты куда плавники навострила, вертлявая? Плыви сюда, познакомимся поближе.

— Пасть закрой, — осек его Рэйху, по традиции сидевший на другом конце стола и, как мне казалось, в мою сторону даже не смотревший, голову повернул, окинул испуганную меня благосклонным взором и милостиво позволил:

— Бегите, детки. Нечего вам за дурным столом делать.

Мы с Маарит только переглянулись, да тут же стрекача дали, только нас и видели.

— Конечно, — зашипела сестра, как только мы из зала для торжеств выскочили в студеные даже несмотря на жаркое лето сени. — Как за столом, так нам делать нечего, а как на ложе молодую жену тащить, так уж наверное не откажется.

— М-а-ар! — застонала я.

Я бы, наверное, заплакала, если бы толком знала, как это делается, а так как я этого не знала, оставалось лишь в лицо сестры всмотреться внимательным взглядом и спросить:

— Что ты там с сонным зельем придумала-то?

Спросить и порадоваться тому, что пугающие мысли о моем ближайшем будущем можно на время засунуть в самый дальний уголок мозга.

— А что? — Маарит шмыгнула носом. — Если Рэйху вырубится, то утром ему можно будет сказать, будто он позабыл о том, что ночью все было… Ну, ты понимаешь. Я про ЭТО!

От отвращения, ни в коем разе не от страха, меня зазнобило, я обхватила себя руками за плечи и с тоскою посмотрела на желтую луну, что рассматривала свое отражение в зеркальных водах Большого Озера.

— Карфу в жертву богам принесешь, — продолжала нашептывать мне свой план Маарит, — а кровью простыни измажешь, чтоб он точно ничего не заподозрил. И все, дело сделано!

Я вздохнула. В то, что у нас все получится, верилось слабо, но без надежды было и того хуже.

— А мне в кубок зачем зелье подливала, дурья твоя голова? Думаешь, я во сне и карфу поймаю, и в жертву ее принесу, и простыни кровью измажу?

Маарит фыркнула.

— Сама ты дурья! Буду я еще разбираться, куда лить! Пошла в погреб и насыпала порошок во все бочки, что батюшка к свадьбе приготовить велел.

Я в ужасе прикрыла глаза. Даже думать не хотелось, что сотворит с нами глава рода, если когда-нибудь об этом узнает.

— Да не дергайся! — сестра беззаботно рассмеялась. — Это меня свекровь научила. Говорит, лучшее средство от дурного муженька избавиться. Наш-то батюшка, как налакается, так прямо в сенях рухнет и спит до утра, а Айху другой. Ему все мало — сначала льет дурман-воду в глотку, как в бездну, а потом во Дворе ко всем цепляется и жизни не дает. Да ты не бойся, Эстэри, никто ничего не заподозрит! Самое страшное, что может случиться — все подумают, что батюшка дурман пересушил, потому всех и срубило.

Я неуверенно кивнула, соглашаясь. Но все-таки:

— А если он прямо за столом уснет? Кто его в спальню-то потащит? Опять я? Вот уж дудки! Я его из Храма чуть доволокла, так он тогда хотя бы ногами шевелил…

— Тебе, Эстэри, не угодить! — Маарит не на шутку обиделась, даже со скамьи вскочила, на которой мы устроились, чтобы убежать. — Что ни сделаешь, все тебе мало!

— Да не мало мне, — я порывисто обняла сестру. — Не мало. Страшно только очень.

— Тебе? — смешно округлила глаза Маарит. — Ты же ничего никогда не боишься…

Я только вздохнула печально и, чтобы поменять тему, предложила:

— Пошли наверх!

За окончанием торжества мы наблюдали с галереи: лопали сладости вместе с младшими сестренками — счастливицы, самой старшей из них едва исполнилось двенадцать, а значит, впереди еще целых три года беззаботной жизни — да смотрели, как лучшие ильмы Озера упиваются до состояния нестояния.

Празднество затянулось глубоко за полночь. Гости приходили и уходили, а мы с Маарит все смотрели и смотрели, и дождаться никак не могли, когда же уже сонное зелье начнет действовать.

Но вот потихоньку у мужей стали слипаться глаза, а жены, привычно подхватывая грузные тела и подзывая рабов для помощи, потащили своих благоверных по Дворам. Зал пустел и становился тише. Маарит клевала носом в окружении видевших седьмые сны младших, а батюшка все шептался о чем-то с Адо-са-Куули, и мне даже с галереи было видно, как довольно розовели его щеки да разгорался жадный огонь во взгляде.

Наконец, и глава нашего рода не выдержал — уронил тяжелую голову на грудь. Мачеха недовольно щелкнула языком и убежала за рабами, а Адо, спотыкаясь, побрел к моему мужу. Я понимала, что как единственный наследник, он не мог уйти с торжества, не попрощавшись, обязан был выказать почтение, но со стороны казалось, что подходит он, скорее, для того, чтобы добить едва дышащего главу своего рода. Они перекинулись парой слов, и отзвуки их рычащих голосов докатились даже до галереи, а потом я растолкала Маарит, велела ей отправлять сестер в спальни, а сама поторопилась вниз: в конце концов, я теперь мужняя жена — хочу я этого или нет, мне моего мужа до спальни и тащить.

— Куули-на, — я несмело заглянула в мутные глаза муженька. — Не пора ли нам уходить?

— Мне-то давно пора, — хмыкнул старик и попытался встать из-за стола, оперившись двумя руками о край столешницы, — да незавершенные дела не отпускают. А тебе, детка, на мой взгляд, торопиться совершенно ни к чему.

Я закусила губу и отвела глаза, внезапно осознав, что в другой ситуации я бы к старому Рэйху совсем не так относилась: он хотя бы на меня не рычал.

— Я не о том вовсе. Поздно уже. Спать пора.

Муж мой устало кивнул и со второй попытки все же поднялся, чтобы тут же упасть назад в кресло.

— Не-а, не получится, — закашлялся от смеха. — Видать, на сегодня я уже находился. Беги-ка, детка, на стайню. Там мои рабы ждут с носилками, вели, чтоб меня прямо из зала забрали.

— А послушаются? — засомневалась я и тут же стукнула себя раскрытой ладонью по лбу. Как бы они не послушались? Я ведь с сегодняшнего дня их хозяйка, они скорее уж на приказы старого Куули наплюют, чем на мои.

Рабов в зеленых скиртах[19] — цвет моего нового дома — на стайне было всего четверо.

Они полулежали на куче сухой травы и дружно дымили листьями чамуки. Завидев меня, старший — о чем говорила медная цепочка на его поясе — подскочил на ноги и низко мне поклонился:

— Что прикажете, хозяйка?

Захотелось оглянуться назад, чтобы проверить, точно ли он ко мне обращается, но я отбросила в сторону этот детский порыв и, нервно сжав руки в кулаки — благо, длинные рукава свадебного платья позволяли этому жесту остаться незамеченным, — пробормотала:

— Там Куули-на… его забрать надо. Из зала, — обвела испуганным взглядом доброжелательные лица и, остановившись на старшем, который так и стоял, почтительно склонившись, спросила:

— Тебя как зовут?

— Рой-а, старший раб Двора Куули, хозяйка.

— Старший, — протянула я и все же оглянулась на выход из стайни, не подслушивает ли кто, — а вообще, много вас у… у меня?

Все четверо расплылись в понимающих улыбках. Рабы не были людьми по рождению, их создавали в алхимических лабораториях столицы, а потом продавали на Большом рынке. И не знаю, как в других поселениях, а на Озере, если верить главам родов, рабов жило больше, чем ильмов. Батюшка, например, клялся, что Двор Йо насчитывает пятнадцать голов, якобы каждому ребенку по защитнику покупал, тогда как на самом деле их было только семеро.

— Мы четверо, да на Дворе двое осталось, — перечислял Рой-а, — а еще двоих хозяин в Ильму с караваном услал, завтра к вечеру должны вернуться.

Четверо, да двое, да еще двое. Восемь, стало быть. Папенька удавится, если узнает… Хотя кто ему скажет-то правду? Если спросит, скажу, что восемнадцать. Или вообще, двадцать восемь!

Я коварно улыбнулась, а затем, приложив правую руку к сердцу, пообещала:

— Постараюсь быть вам хорошей хозяйкой.

Рабы ответили мне ритуальным жестом, поднеся левое запястье к середине лба и поторопились выполнить мой приказ. И все равно, пока мы грузили Рэйху на носилки, да выслушивали традиционное напутствование от мачехи моей, да пока шли на другой конец поселка, луна давно растаяла на небосводе, а солнце нещадно жгло глаза, оранжевым диском поднимаясь из-за крыш Двора Куули.

Рабы внесли моего мужа в спальню.

— На носилках оставить или на кровать скинуть, хозяйка? — прохрипел Рой, вопросительно глядя на меня.

Я закусила губу и с сомнением посмотрела на свое брачное ложе. Одного бы человека оно вместило без труда, а вот двоих… И потом, мне еще карфу резать и все остальное, получится ли вообще поспать в эту брачную ночь? Или правильнее будет сказать, день?

— Давайте на кровать, — махнула рукой я, и все четыре раба посмотрели на меня с жалостью. — И карфу мне жертвенную принесите кто-нибудь. Живую.

Жалостливые лица стали еще более жалостливыми, и я покраснела. Вот же морги, теперь они точно решат, что я буду богов просить о том, чтоб они меня от лишней боли уберегли или, что скорее всего, помогли моему мужу эту боль мне причинить… Одно радовало: рабы, как создания магические, приказов не обсуждают, а выполняют все четко и беспрекословно. В этом я еще во своем Дворе убедилась, глядя на то, как наши семеро сначала с моей первой мачехи пылинки сдували, а потом и со второй.

Рабы Двора Куули от наших ничем не отличались — разве что цветом скирты — сгрузили муженька, куда им велено было, и молча ушли. К счастью, вернулся только один, Рой. Минут тридцать спустя — я уже забеспокоиться успела, — но зато с нереально огромной карфой в руках.

— Простите хозяйка, ночь. Только мелочь на приманку лезла, столько времени потерял, пока хорошую жертву поймал…

Живая вода! У этой жертвы шея была с мою ногу толщиной. Как я ее убивать буду?

— Желаете, помогу с алтарем?

— Не надо! — слишком поспешно выкрикнула я. — Я сама. Сама хочу. Ступай.

Рой-а поклонился и, попятившись, закрыл за собой дверь, а я с опаской посмотрела на шевелящую плавниками карфу и мысленно обратилась к Светлым и Бездонным богам, заранее прося прощения.

— Ведь это же ничего, что не на алтаре? — спрашивала я у них. — Я ее на кровати прикончу, зато все остальное вам отдам, вместе с кишками и плавниками. А?

Карфа обреченно разевала рот и смотрела на меня пустыми рыбьими глазами, а я на нее страдальческими. Морги! Бросив короткий взгляд на храпящего мужа, я покрепче стиснула кою[20] и решительно полоснула ею прямо под жабрами, чтобы бедная карфа недолго мучилась.

Позже я поняла, что именно в этом и была моя ошибка: надо было все-таки смертоубийство на алтаре совершить, а уже оттуда нужное количество крови — знать бы еще, сколько ее нужно! — на простыни перенести. Но хорошая мысля, каждому известно, приходит опосля. Поэтому когда из карфы исчерна-алым потоком хлынула кровь, я тихо взвыла и схватилась сначала за голову, а потом уже за рыбину, из которой текло и текло — на пол, на ковры, на красное свадебное платье, на бежевый костюм жениха…

— Ой-е-е-е!

Сначала я избавилась от жертвы: вбежала в жертвенник и, разложив под медным конусом ритуальный огонь, поплотнее закрыла за собою дверь, чтобы запах гари в спальню не просочился. И уже после этого стащила с себя свадебное платье и принялась за уборку.

На мое счастье, бегать до студни за чистой водой мне не пришлось. У Рэйху, видать, и впрямь денег было намного больше, чем у батюшки, потому как между жертвенником и кладовой, где мой муж хранил свои костюмы, обнаружилась комната с краной. Я три года назад, когда, прыгая с обрыва в Озеро, ногу до кости разодрала, у столичного лекаря была — батюшка решил, что с таким шрамом за меня не только Король, самый захудалый жених в Озере и медной чешуйки не даст, вот и отправил на лечение. Вот там-то, в мажьем госпитале, я эту крану впервые и увидела. А не узнай я три года назад, как из нее воду добывают, ни за что бы не поверила, что если у двух серебряных отростков, что из стены торчат, в разные стороны головы отвернуть, они холодной и горячей водой плеваться начнут. Правильно люди говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. А шрам… Так он исчез — и следа не осталось.

Увы, но ничего хотя бы отдаленно напоминавшего ведро, я в комнате не обнаружила. Здесь вообще было как-то пусто: три крюка в стене, на которых висели два полотенца и один мужской халат, лохань для купания, намертво привинченная к полу, большая причудливая ваза с узким дном и широким горлом — не знаю, кто и с какой целью ее сюда поставил, но я только обрадовалась возможности оживить успевший завянуть невестин букет, все-таки мне его Маарит подарила, жалко, если он быстро погибнет — да странной формы стеклянная миска, обыкновенная, белая, но с дыркой на дне и почему-то приклеенная к стене примерно на уровне моего пупка. Пахло из нее сладкими фруктами, но для чего она нужна, я, сколько ни думала, так и не смогла понять, а потому, сделав руками знакомый пасс — благо, по маг-домоводству у меня всегда только хорошие оценки были — я эту посудину от стены отодрала да бесполезную дырку поплотнее куском тряпки, тут же валявшейся, заткнула.

Первым делом я в спальне полы от крови отмыла, потом уже ковры почистила да платье застирала, а когда пошла с мужа штаны, забрызганные карфьей кровью стаскивать — не мог же он меня самого ценного, не сняв штанов, лишить! — на всякий случай мокрой тряпкой по простыне прошлась, чтобы цвет немного подсветлить да лишнее убрать.

В общем, только-только я с уборкой закончила да стеклянную миску, из которой фруктами теперь несло так, что у меня глаза слезиться начали, обратно к стене приклеила, Рэйху-на-Куули в себя приходить и начал.

— М-м-м-м… — простонал он, и я торопливо закрутила серебряной кране головы на место.

— Куули-на?

— Кхе-кхе, — старик приподнял голову, посмотрел на меня красными, совершенно больными глазами и тут же рухнул обратно. — Ты что здесь забыла в такую рань, Эстэри?

Я посмотрела в окно, откуда мне насмешливо подмигивало полуденное солнце.

— В смысле, зачем ты вообще сюда пришла? Почему не в своих комнатах?

Хорошенькие новости! Я от обиды даже губы поджала. У меня, оказывается, есть собственные комнаты, а я об этом впервые слышу!

— И почему здесь так воняет рыбой и цедрой! Как в сортире рыбацкой харчевни, чтоб мне провалиться.

Я с независимым видом расправила складки отвратительно мокрого платья и предложила:

— Могу окно открыть.

— Можешь — открывай! — разрешил Рэйху, и я поторопилась выполнить его приказ. Морги его знают, может он, как батюшка, по два раза повторять не любит, сразу вожжи в ход пускает. — Йитит твою мать! Это что такое?

Я замерла с поднятыми руками, закусила губу и решила, что в сложившейся ситуации лучше всего делать вид, что я вообще не понимаю, о чем речь.

— А? — толкнула ставни, впуская в спальню знойный воздух, и только после этого решилась оглянуться.

Рэйху-на-Куули сидел на кровати и, выпучив глаза так, что, казалось, еще секунда и они, если не выскочат из орбит, то, как минимум, лопнут, смотрел на творение рук моих. Ну, то есть на старательно измазанные карфьей кровью простыни.

— Вот это вот что такое, я тебя спрашиваю? — страшным голосом спросил он, впрочем, в мою сторону не глядя.

Я решила, что пора смутиться, старательно напряглась и промямлила:

— Ну, это… это.

Рэйху наградил меня мрачным взглядом.

— Это?

Заглянул под покрывало, которым я его укрыла после того, как все, что на нем было ниже пояса надето, сняла, и странно хрюкнув, пробормотал:

— Вот же мерзавка, даже нательное снять не постеснялась.

— Я? — мне всегда говорили, что вру я просто виртуозно, вот и сейчас даже обиженные слезы на глазах выступили. — Да вы сами… И сняли… и это… и потом.

Куули внезапно закашлялся, что, как я уже успела узнать, заменяло ему смех, и упал на подушки, а я осталась переминаться с ноги на ногу у подоконника, раздражаясь из-за его веселья и не зная, как на все это реагировать.

— Дурища! — наконец выдавил из себя Рэйху. — Да даже если бы я мог… Светлые воды, послали боги наследницу, даже если бы я мог сделать тебя своей женой по-настоящему… То чем, по-твоему, я должен был нанести тебе такую рану, чтобы из нее столько крови вылилось?

Теперь мне уже не пришлось изображать смущение, потому что щеки запылали так, словно я два часа на солнцепеке проспала.

— Может быть, моей? — насмешливо изогнул бровь старик и уже не закашлял — забулькал.

— Очень смешно, — процедила я.

— А то нет? — всхлипнул и закрыл лицо руками. — Клянусь, я первый в истории ильмов муж, которого жена со свету решила сжить тем, что заставила со смеху лопнуть… Ой-й-е-е… Я старый человек, такие потрясения вредны для моего здоровья…

Я молча взяла с прикроватного столика стакан и, сходив к кране, принесла этому весельчаку ледяной воды.

— Выпейте сами, — ласково попросила я. — А то я ведь и на голову могу вылить.

Рэйху благодарно кивнул, сделал несколько жадных глотков, а потом снова рассмеялся, но уже совсем другим смехом, словно в этот раз он смеялся над самим собой:

— Надо же, а я боялся, что мне в старости некому стакан воды подать будет… Ладно, балбеска. Рабов и слуг мы звать не станем, нечего им на то непотребство, что ты тут устроила, смотреть. Сами справимся. Сейчас я только срам прикрою, а потом ты мне до уборной добраться поможешь…

— А где у вас уборная-то? — этот вопрос был актуален вот уже часа два как, терпеть еще, конечно, было можно, но определенный дискомфорт уже чувствовался.

— Так ты же только что оттуда, — муж кивнул в сторону комнаты с краной. — Не разобралась?

Я неопределенно пожала плечами. Не то чтобы совсем не разобралась, но отхожей ямы там точно не наблюдалось.

— Пойдем, покажу… Да не за руки хватай, плечо подставь… Вот так.

Очень медленно мы доползли до комнаты с краной. Я открыла дверь, и муж тут же снова начал принюхиваться.

— С канализацией, что ли, что-то… — непонятно пробормотал он, шагнув внутрь, а затем снова затрясся, глядя на вазу с цветами.

— Ой-й-й-е… — уже знакомо простонал Рэйху, а я закатила глаза.

— Уйди от греха, а то я точно сдохну, — обидно всхлипнул он, выталкивая меня вон. Я немного потопталась под дверью, не зная, что сказать и куда пойти, а когда в уборной сначала послышался шум воды, а вслед за ним невнятная ругань и вполне разборчивое:

— Йитит твою, Эстэри! Я тебя выдеру за вредительство! — я решила, что нечего мне здесь околачиваться, когда у меня свои комнаты есть, и выскочила из спальни, намереваясь найти Роя или кого-нибудь из слуг.

— Хозяйка? — старший раб Двора Куули сидел на полу сразу за порогом мужниной спальни и, увидев меня, тут же вскочил и почтительно склонился. Причем, вот же странное дело, склонился-то он почтительно, но смотрел на меня при этом самым что ни на есть укоризненным взглядом.

— Что? — буркнула я, хмурясь. Если и этот надо мной смеяться станет, то я не знаю, что с ними со всеми сделаю. — Ну, что молчишь? Я же вижу, что сказать что-то хочешь.

— Вы бы сами тяжелое-то не поднимали… — проворчал Рой-а и неодобрительно покачал головой, пристально рассматривая мое вконец испорченное и совершенно мокрое платье. — И переодеться бы вам, а то простудитесь же…

Про то, откуда раб знает о тяжелом, я спрашивать не стала, памятуя, что ему по статусу положено чувствовать мои проблемы, страхи и желания. Кстати, о желаниях!

— Послушай, Рой, а где тут у вас… ну, то есть у нас…

— Я покажу, — понятливо кивнул. — Сюда прошу.

Мы вошли в соседнюю со спальней мужа комнату, и я с интересом огляделась по сторонам. В этой комнате было больше окон, а соответственно, больше воздуха и света. Впрочем, сейчас я бы любому помещению порадовалась, в котором не воняло бы рыбой и… как там Рэйху сказал? Цедрой? Надо будет у него спросить, что это такое.

А еще эта комната совершенно точно была женской. И я так решила не только потому, что здесь до блеска отполированным боком подпирала стену трехногая кембала[21], такая же, как в батюшкиной гостиной и, надо сказать, она мне и там успела изрядно надоесть. Нет, не из-за кембалы я решила, что комната женская, а из-за общей атмосферы. Здесь воздух был теплее и мягче, что ли. Цветы на подоконниках, новехонький зеркальный столик — умереть не встать, даже лучше, чем в спальне у Нийны — секретер, уютный уголок для рукоделия, атласная ширма и манекен — настоящий! — стало быть, чтобы я могла сама себе платья на свой вкус перешивать.

— Хозяйка, вам сюда, — окликнул меня Рой и, надо сказать, вовремя, я уже чуть было от восторга не сделала все свои дела прямо там, посреди спальни.

— Это ведь моя комната? — боясь услышать разочаровывающий отказ, спросила я у Роя, но тот лишь кивнул и улыбнулся, когда я, не выдержав, радостно взвизгнула и подпрыгнула на месте.

Святая вода! Моя собственная комната! Кровать, которую не надо делить с младшими сестрами! И уборная, судя по тому, что раб сделал приглашающий жест в сторону одной из двух внутренних дверей, тоже собственная. Нет, я точно умру от счастья!

Влетев в нужную мне комнату, я расстроенно огляделась по сторонам. Серебряная крана, зеркало во всю стену, лохань, две полки, плотно заставленные соблазнительными пузатыми склянками, стеклянная миска в стене — правда, другой совершенно формы и не вонючая — и все та же странная ваза, намертво привинченная к полу.

— А где?.. — я с несчастным видом оглянулась на Рoя.

— Прямо тут, — невозмутимо ответил он. — Вот сюда, если позволите.

Широким жестом он указал на ту самую вазу, а я чуть сознание от ужаса не потеряла, представив, что я вот в эту вот красоту должна буду сделать.

— Вот эту пуговку серебристую потом нажмете, как… все дела закончите. Вам ванну наполнить? Девушку из служанок прислать?

Я подумала, что, наверное, надо бы смутиться, но потом решила, что со смущением можно и подождать, отказалась от ванны и девушки и выставила Роя вон, вдруг вспомнив, что Рэйху не хотел к ликвидации последствий нашей бурной брачной ночи посторонних привлекать, а потому мне не мешало бы вернуться в спальню мужа.

Сделав все свои дела и ополоснув руки водой из краны, я выбежала из уборной и рванула на выход, но тут мне преградили дорогу.

— Ну, что опять? — возмутилась я. — Меня Куули-на ждет.

Рой прикрыл глаза на миг, словно прислушивался к чему-то, а потом покачал головой:

— Нет, хозяин пока еще занят. А вы заболеете, если не переоденетесь. Если позволите, хозяйка, я вам кое-что сухое приготовил.

Я вздохнула. Платье неприятно липло к коже и его в самом деле хотелось снять как можно скорее.

— Ладно, — наконец решилась я, рассматривая простую домашнюю пару, что Рой мне приготовил: робу с коротким рукавом и пуговицами спереди и юбку до середины икры. Все совершенно новое из мягкой, приятной на ощупь ткани. — За дверью подожди.

Переодевшись, я пожалела о том, что не знаю, где мои чимы, они бы здорово смотрелись с этим костюмом. Но не успела я толком об этом подумать, как дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в нее пролезла мужская рука.

— Под кроватью, — спокойным голосом сообщил Рой, ткнув указательным пальцем в сторону спального места, занимавшего изрядную часть комнаты, а я закатила глаза. Интересно, я когда-нибудь к этому привыкну? Все-таки знать о том, что в твоих мыслях постоянно кто-то копается…

— Я могу не слушать, — тут же отозвался старший раб. — Но тогда мне будет сложнее угадывать, чего вы хотите.

Я улыбнулась, найдя под кроватью свои любимые чимы и, обувшись, выскочила в коридор.

— Ну и пусть, — беззаботно тряхнула головой я. — Не надо угадывать, Рой. Если мне будет что-то нужно, сама попрошу. Договорились?

— Вам стоит только приказать, — раб неуверенно кивнул головой, было видно, что моя просьба — пока еще не приказ — ему не пришлась по вкусу, но и отказать он мне не мог. — Вас хозяин зовет. Хотите, чтобы я пошел с вами?

— Нет! — воскликнула я. — Я сама… Мы сами.

И добавила торопливо:

— Обещаю, никаких тяжестей! — а после этого проскользнула в спальню, плотно прикрыв за собой дверь.

Муж бросил в мою сторону недовольный взгляд, и на мгновение все внутри меня сжалось: а что если рано я обрадовалась? Что если показалось только на миг, что ничего страшнее ругательств и добродушных насмешек мне в этом доме не грозит, а та комната, в которой я только что была, вовсе не для меня приготовлена…

— Ну, что, вредительница, успела переодеться?

Я кивнула, опасливо поглядывая на старика. Он сидел за массивным письменным столом, который, пожалуй, был единственным местом в этой спальне, которое не успела затронуть моя кипучая деятельность.

— Иди сюда.

— Куули-на? — я несмело подошла, не отводя глаз от морщинистых рук, что сейчас спокойно лежали поверх каких-то бумаг.

— Сядь куда-нибудь и не дрожи. Ничего я тебе не сделаю. Тем более, что все, что ты испортила, удалось починить без проблем…

Уф… Я выдохнула и едва не рассмеялась от облегчения. Все-таки, что ни говори, а слова Рэйху о том, что он готов меня выпороть за вредительство, не давали мне дышать полной грудью.

Присесть я решила на край стола, потому что единственное кресло в спальне занял мой муж, а садиться на кровать мне было как-то боязно.

— От простыни, пока ты переодеваться бегала, я избавился, — сообщил Рэйху, соединив перед грудью кончики пальцев в подобие какого-то домика.

— Да? — я виновато улыбнулась.

— Да. Подчистил немного и над Двором велел повесить. Уж прости, не смог отказать себе в такой малости, как позлить перед смертью ублюдочного племянничка. Он-то уже успел все закрома мои не только пересчитать, но и под свою руку примерить, а тут такая незадача…

Моя улыбка стала радостнее и шире. Бдо-са-Куули мне и самой не очень нравился, скользкий тип, неприятный.

— Комнату видела свою уже? Понравилось?

— Куули-на…

— Рэйху, — поморщившись, перебил меня муж.

— Рэйху, — послушно повторила я. — Я… у меня слов нет. Это что же, все мне? Одной? Боги…

— Хорошо, что понравилось, — старик довольно зажмурился.

— Только…

— Да?

— А можно я на кембале играть не буду. У меня на кембале, знаете…

— Нельзя, — он категорично рубанул рукой по воздуху. — И на кембале будешь играть, я уже учителя нанял. И заниматься со мной будешь каждый день. История, география, экономика, математика…

Я загрустила и скривилась. Опять заниматься? Да когда это закончится уже? Дома — учись, в Храме — учись, замуж вышла — и опять, что ли?

— И не кривись, балбеска, — старик закашлялся — именно закашлялся, не рассмеялся, — потянулся к стоявшему на краю стола графину и попытался налить из него какой-то резко пахнущей жидкости, да только расплескал больше. Я подскочила, чтобы помочь, и Рэйху, выпив лекарство, благодарно похлопал меня по руке, а потом откинулся на спинку кресла и, посидев пару минут с закрытыми глазами, продолжил:

— Тебе учиться надо, детка. Мне лекари и маги больше трех лет жизни не дают. И нам с тобой, Эстэри, за эти три года надо успеть больше, чем иные за тридцать три успевают… Я ведь не хотел тебя брать, знаешь? А потом посмотрел, думаю, почему бы и нет. Девка хорошая, хоть и бестолковая, живая. Огонь вон горит такой, что глазам больно, — я обиженно надула губы и заправила за уши выбившиеся из прически пряди. Огонь ему, видите ли, горит. Могу и платок надеть. Или джу, чтоб так больно не было. — Пропадешь ведь… А у меня все равно никого не осталось. Вот и взял. А раз взял — надо до ума довести. Тебе ж после меня на хозяйство становиться. Одной.

— У меня по маг-домоводству всегда хорошие оценки были, — проворчала я, но Рэйху лишь рассмеялся, качая головой.

— Малек ты совсем еще, не понимаешь, что наши шерхи, как только ты без моей защиты останешься, тебя или подмять попытаются, или разорвать на части. Так что, обижайся, сколько угодно, но сегодня — выходной, а с завтрашнего дня кембала, география с математикой, магия и стрельба.

Новость о том, что меня будут учить магии, порадовала и испугала. Потому что магом я была слабеньким, если по общим параметрам смотреть. То есть на домоводство меня хватало, покойника там уложить всегда смогу, злой глаз отвести… Но так чтобы что-то серьезное — так нет. Это если по общим. Так что порадоваться тут было чему… А вот если по индивидуальным… Тут было сложнее. О том, что я умею прясть, я вообще никому не говорила, никогда, даже Маарит. Не говорила и не скажу.

— Ну, что нахмурилась? Морщин не боишься, красивая?

— А стрельба-то мне зачем? — вовсе не о том, о чем на самом деле хотелось спросить, спросила я.

— Чтобы было, — ответил Рэйху, и тут же велел:

— Ну, все. Беги уже. Насчет обеда распорядись и гуляй. Попроси Роя, он тебе поместье покажет… Завтра в девять утра жду.

Я вышла из спальни и, глянув на услужливо подскочившего ко мне старшего раба, сообщила:

— Хозяин велел распорядиться насчет обеда и по поместью погулять.

Рой кивнул и вдруг улыбнулся.

— Что?

— Если позволите заметить, хозяйка… Он тоже не хочет, чтобы мы слушали его желания.

Надо же… Я с удивлением посмотрела на закрытую дверь в спальню Рэйху. А я думала, что это только я такая, с придурью. Ведь рабы за то и ценятся так высоко, что с полувзгляда понимают тех, к кому их привязали магическими путами.

— А ты точно не читаешь? — подозрительно сощурилась я, и раб искренне ответил:

— Иногда не нужно особых умений, чтобы понять, чего хочет твой хозяин. Например, сейчас я вижу, что вы совсем не хотите гулять по Двору и осматривать поместье.

Я вскинула бровь.

— А чего же я, по-твоему, хочу?

— Возможно, пройти в голубую столовую, где для вас накрыли столик с холодными закусками…

О-о-о! Желудок издал печальный до неприличия звук, и я сглотнула. Рой же, внезапно утратив веселое расположение духа, скроил страшно трагическую мину и горестно признался:

— К сожалению, горячего раньше шести не будет, так что…

Клянусь, бедняга чуть не плакал из-за того, что бедная я без горяченького осталась! И так мне его жалко стало, до невозможности прямо!

— Да ладно, — я беззаботно рассмеялась. — С нашей Нийной мы без горячего, бывало, по три дня обходились… Сам себя не накормишь — никто не накормит. Зато я на костре такую юшку варить научилась — пальчики оближешь… Вот я тебя как-нибудь с собой на рыбалку возьму, сам увидишь.

— Конечно, хозяйка, — скорбно кивнул Рой и открыл передо мной двери голубой столовой.

Надо сказать, что в тот день я поместье так и не посмотрела, налопалась до отвала, еле до своей комнаты доползла, и, как была, в платье рухнула на кровать, проспав и обед, и ужин, если он был — интересно, во сколько они тут ужинают, если обед в шесть вечера подают?

Где-то среди ночи я сквозь сон почувствовала, как чья-то рука провела по моим волосам, легонько коснулась горячей со сна щеки, а затем до моих ушей долетел короткий разговор:

— Малек и есть… Рой, ты горничную нашел?

— Да, хозяин…

— И где она? Почему я до сих пор ее не видел?

— Ее маг задержал, но теперь уже все в порядке. Уже утром она будет в поместье, хозяин.

— Хорошо. И еще, Рой…

— В оба глаза, я помню.

Я заворчала, переворачиваясь на другой бок, и в комнате сразу же стало тихо. До следующего дня меня никто уже не потревожил.

Утро же началось со знакомства с горничной, которая с этого момента и вплоть до последнего мига моего пребывания в доме Рэйху-на-Куули не отходила от меня ни на шаг — разве что нужду позволяла справить в одиночестве, — а если и отходила, то ее место тут же занимала другая нянька — Рой-а. Ну или муж.

Муж… Рэйху оказался тем еще деспотом. Изо дня в день мучил меня географией мира так, что названия рек и озер мне иногда снились. Он терзал меня математикой и экономикой, и я рыдала по вечерам из-за того, что не получалось найти решения. Он нанял жуткого типа, который больно бил меня по пальцам, если я недостаточно хорошо играла на кембале заданный урок, а раз в седмицу устраивал урок танцев, что было еще хуже, ибо после него у меня болела спина, руки, ноги и голова. Голова особенно — не представляю, как кто-то, кто в здравом уме, вообще способен запомнить, какая фигура идет после какой и в котором танце. Это было даже хуже, чем математика с экономикой вместе взятые. А еще был вульгарный[22] магистр магии. Этот невзлюбил меня с первого взгляда за то, что я рассмеялась, услышав его полный титул. Вульгарный? Я раньше думала, что вульгарными бывают только девки в грязном доме, а тут — целый магистр магии! Как не рассмеяться? Вот только мой новый учитель моего чувства юмора по достоинству не оценил и гонял по основам магии до тех пор, пока у меня мигрень не началась и не пошла носом кровь.

Я попробовала было пожаловаться Рэйху, но тот лишь бровью повел и сказал, что впредь, возможно, я буду думать прежде, чем говорить.

— Или вожжи тебе все-таки привычней? — спросил он, а я обиженно поджала губы.

Может быть, и привычнее. Что он вообще знает о моей жизни? Я, может быть, и не просила ни о чем. Меня, может, устраивало все. И не мечтала я ни о комнатах с личной кембалой, ни о горничных с рабами, ни об учителях этих бесконечных. Я просто хотела жить своей жизнью. Своей!

Я так прямо обо всем Рэйху и сказала, а он, не отрывая глаз от книги, которую читал в этот момент:

— Думаю, нам стоит еще один предмет в твое расписание ввести. А именно: историю ильмов и люфтов. Чтобы ты поняла, почему человек, живущий среди людей, должен соблюдать некоторые законы.

Я аж взвыла:

— Да за каким моргом мне нужны эти гнилые люфты, Рэйху? Ладно еще математика и кембала, но люфты…

— За таким, — коротко ответил муж и глянул грозно. — И я тебе сколько раз говорил, ты высокородная ильма, ты не можешь изъясняться, как портовая девка. Я скажу Лийэне, чтобы она получше следила за твоим словарем.

Я только губу от злости закусила, потому что горничная Лийэна была той еще пилой. Пилила и пилила с утра до ночи. Да вежливо еще так, аж зубы сводило.

— Держите голову ровно, хозяйка.

— Высокородные ильмы не едят птицу руками, хозяйка.

— Высокородные ильмы не ругаются… Не бегают… не прыгают с обрыва в озеро. Плечи ровнее!.. Не рыбачат и не варят рыбную юшку на костре. Не позволяют себе спать до обеда. Не. Не. Не. Не…

И единственной отдушиной во всем этом кошмаре были те занятия, которые со мной проводил Рой. Каждый день по одному часу мы с ним бегали, или стреляли из самострела, или дрались на ножичках, или без ножичков боролись. Правда, все занятия, кроме бега, проходили во дворе, под неустанным контролем Рэйху, который замечал каждый мой даже самый маленький промах, но даже это позволяло мне расслабиться и почувствовать себя живой.

А муж следил за тем, как старший раб учит меня делать подсечки и перебрасывать через бедро, и бормотал недовольно:

— Поздно начали. Поздно. И времени мало, ни морга не успеваем! Руки как держишь, Эстэри?! Это оружие, а не столовый нож… Хотя ты и столовый так держишь, что сдохнуть хочется…

И первого дождня[23] у меня сдали нервы. Я проснулась рано, еще до рассвета, прислушалась к тому, как за стеной посвистывает носом Лийэна, как шелестит за окном неспешный дождь, вытащила костюм для борьбы, который мне Рэйху специально из самой Ильмы заказывал, открыла пошире не запертое на ночь окно — и выскочила вон. Свобода! Я непрерывно бежала в сторону моря, оставив за собой поселок, Большое Озеро, дома, Дворы, хозяев и рабов, бежала, бежала, пока в воздухе не запахло песком и водорослями, а в боку не закололо от приятной усталости.

Полчаса я просто лежала на песке, подложив руки под подбородок и неотрывно следя за тем, как серые волны накатывают на берег. И плевать мне было и на непрекращающийся дождь, и на холод, и на ноющие ноги — а ведь надо было еще возвращаться назад — и даже на то, что — я точно это знала — в прибрежных кустах за моей спиной сидел упрямый в свой заботе раб. И точно так же, как я неотрывно смотрела на море, он смотрел на меня. Я затылком чувствовала его осуждающий взгляд и, казалось, даже слышала шепот возмущенных мыслей:

— Под дождем, на мокром песке… Простудитесь, хозяйка!

Обязательно простужусь и умру в самом расцвете! Уж лучше смерть, чем жизнь в мучениях…

Назад мы бежали рядом, так и не сказав друг другу ни слова.

И честное слово, мне было чудовищно хорошо! Наверное, как никогда в жизни.

— Отдохнула? — бросил мне с порога Рэйху вместо приветствия, стоило нам вернуться, и я невозмутимо кивнула. — Тогда, думаю, к утру успеешь еще написать эссе по экономике Первого Королевства люфтов.

— Легко, — я мило улыбнулась, хотя очень сильно хотелось послать в Бездну этого тирана-учителя, да в такую глубокую, чтоб он и выхода не нашел, но я точно знала: сделай я это сейчас, поспать мне вообще не дадут и заставят не только эссе писать, но и еще интегралы — чтоб их морги разодрали — решать принудят. — Вы самый заботливый муж в Ильме, Рэйху, только любимые темы мне всегда задаете.

Муж в ответ удовлетворенно хмыкнул и перевел вопросительный взгляд на Роя.

— Три с половиной часа, — сдал меня с потрохами раб, и Рэйху поджал губы.

— Ай-ай, Эстери! Один уль[24] за три с половиной часа? Рой, с пробежками Эстэри хорошо придумала, ты не находишь?

— Хорошо побегали, — согласился раб. Чудовище. Он даже не запыхался.

— Ну и молодцы. Каждый десятый день теперь будете на море бегать, раз вам обоим так понравилось.

Я скрипнула зубами и выдавила сквозь улыбку:

— Отличная идея, Рэйху. Морские пробежки очень бодрят… А в какой, скажите, день я смогу просто отдохнуть?

— На отдых ты пока еще не заработала. Иди эссе пиши, балбеска.

Когда два дня спустя к нам на ужин пожаловали Мэй с женой и Маарит с мужем, я чуть не завизжала от восторга, и только яростный блеск глаз Лийэны да насмешливо вздернутая бровь Рэйху помогли мне удержаться на месте, а не пуститься в пляс.

Маарит смотрела на меня, выпучив глаза, когда я старательно нарезала на маленькие кусочки поданную к обеду рыбу и не менее старательно ее потом пережевывала.

— А ты изменилась, — сказала она, когда мы прощались, и посмотрела странным взглядом. — Поправилась… Не тяжелая, нет?

Я смутилась и опустила глаза. Врать сестре не хотелось, но и правду сказать я не могла, ведь мы с Рэйху договорились о том, что никому не скажем, что же на самом деле произошло в его спальне в нашу первую брачную ночь.

— Не думаю, — наконец, ответила я.

Маарит хмыкнула.

— Не думаешь?.. А как же наш план? Ну, про карфу? Не сработал?

Хороший план, нечего сказать. Вот интересно, что бы я врала, если бы муж спустя какое-то время и в самом деле пришел ко мне за супружеским долгом? То-то смеху бы было…

— Какая теперь разница, Мар? — тихо ответила я. — Все так, как есть. Мне хорошо, муж счастлив. Батюшка получил свои деньги… Может, не все потратит на Нийну и ее детей. Может, и старшим что-то достанется.

Сестра щурилась, качала головой. Не верила мне, а я вдруг поняла, что не вру. Все так и есть. Мне и в самом деле хорошо. Нет, учеба эта проклятая хуже сушеной корьки[25] надоела, но как бы там ни было, свои плоды она успела дать: теперь я уже понимала, что все, чему меня учат, в первую очередь, нужно мне самой.

Вечером я стояла у окна одной из нежилых комнат, что располагалась под самой крышей, и бездумно смотрела на то, как огни Озера подмигивают друг другу, и вдруг спросила у темноты, не поворачивая головы:

— Скажи, Рой, а хозяин ведь сильный маг?

— Сильный, — спокойно ответили мне из темноты.

Сильный. Заботливый. Тот, кому можно верить. Наверное, можно, потому что если нельзя…

— Хозяйка?

— Все хорошо, — я резко развернулась, взмахнув юбками, и направилась к мужу.

Он сидел за столом, где проводил, наверное, большую часть незанятого мною времени, и что-то чертил. Услышав меня, вскинул голову. Улыбнулся.

— Чего тебе, детка?

— Хочу показать вам одну вещь.

Я поставила на пол корзинку для рукоделия и сама тоже опустилась рядом.

— Эстэри…

— Простите, Рэйху, но я умею это делать только так. Не по-высокородному, на полу.

Было немного боязно — вдруг я все же ошиблась в муже? — но я достала спрятанное на самом дне веретено, бросила на своего старика короткий взгляд и дернула за нить.

— Эстэри? — я не могла отвлечься от процесса, поэтому не видела, что делает муж, но по тому теплу, что коснулось моих волос и тут же исчезло, поняла: он только что использовал одно из вульгарных заклинаний — из тех самых, которые мне так плохо давались, и защитил спальню от подслушивания и подглядывания.

— Дайте руку, Рэйху, — попросила я двадцать минут спустя, и он беспрекословно выполнил мою просьбу, чтобы я могла завязать на его запястье простую серую нить. — Это ничего особенного. Так, ерунда. Гарантия того, что голова утром болеть не будет… и с тем человеком, которого вы ждете, вам обязательно повезет… Вы ведь ждете кого-то завтра?

— Жду, — Куули-на посмотрел на меня долгим странным взглядом, а потом спросил:

— Пряха?

Я кивнула. Да, пряха. Да, могу спрясть небольшой кусочек судьбы — для кого угодно, дайте только волос или капельку крови. Таких, как я, сильные мира держат в клетках, чтобы не убежали. О нас сочиняют такие небылицы, что я бы посмеялась, если бы это не было так страшно, нам завидуют, нас ненавидят и боятся…

Я прямо смотрела в глаза своему мужу. Боялась ли я увидеть в них алчный огонь? Не стану врать, был такой страх.

— Кто еще знает? — после нескольких минут молчания спросил Рэйху.

— Только вы.

— Ну что ж… — пару раз кашлянув, он устало потер переносицу. — Думаю, в услугах вульгарного магистра мы больше не нуждаемся. Дальше я тебя сам всему научу… Только один вопрос, Эстэри.

— Да? — я поднялась с пола и уже успела спрятать веретено в корзину.

— С чего вдруг такое доверие?

— У меня кроме вас нет никого, — честно ответила я. — Раньше думала, что есть, а теперь поняла — никого. Ведь это вы моих пригласили сегодня, да? Подумали, что я устала, захотели порадовать… Ни Мэй, ни Маарит… они же ведь не пришли бы сами. Скажете, нет?

— Скажу, что тебе пора спать, рыба моя. Завтра тяжелый день… Смотри, еще пожалеешь о том, что мы от магистра избавились.

Я улыбнулась. Ну уж, нет! Ни за что не пожалею! И кроме того…

— Я знаю, что вы не можете научить меня прясть, что с этим может только другая пряха помочь, а та единственная, которую я встретила… — я осеклась, а Рэйху понятливо кивнул. Конечно же, он сразу понял, о ком я говорю. Вряд ли в Озере когда-либо была другая пряха. Не то чтобы мы редко на свет появлялись, скорее, нас просто очень умело отлавливали, чтобы повыгоднее продать Наместнику или кому-то из его приближенных.

— Была не в том состоянии, чтобы учить? — спросил Рэйху, прикрывая глаза, и тут же добавил задумчиво:

— Не знал, что ты ее помнишь. Мне казалось ее привозили еще до твоего рождения.

— После.

И пусть я была совсем малышкой. Чуть старше двух лет, думаю, потому что батюшка уже привел в дом вторую жену, но она еще не успела родить свою старшую дочь. В тот день родитель решил вывести нас на ярмарку. Одни-то у нас женщины редко ходят — если сирота только или вдова. Или при Храме служка, та тоже еще может пробежаться по улицам в одиночку. Ну, и девки из Грязного Двора, тем на правила приличия вообще наплевать, на все, а не только на такие.

Но в те времена я об этом еще не думала, до пятнадцати мне было еще далеко, а значит, все ворота поселка были передо мной открыты, а все дороги стелились ровным полотном. Батюшка вывел нас на прогулку, но, как водится, застрял в первом же инне[26], однако мы все равно хорошо погуляли.

Мои старшие сестры говорили, что я не могу всего этого помнить, однако же я помнила. И сахарного петушка на палочке, и скоморохов, и кукольный театр, и внушительных размеров толпу, что собралась вокруг клетки, в которой сидела седая горбатая старуха. На ее шее было железное кольцо, какое надевают на сильных, но, к сожалению, свихнувшихся магов, а на ногах кандалы, будто клетки для ограничения свободы было недостаточно.

Старуха сидела на пятнистой шкуре, принадлежавшей когда-то, скорее всего, дикому или домашнему васку, и не глядя по сторонам, крутила колесо деревянной прялки.

— А почему она в клетке? — шепотом спросила, кажется, Вирра.

— Так пряха же, — ответил кто-то из толпы. — Боятся, что убегет.

И в этот момент старуха подняла взгляд и посмотрела прямо мне в глаза, а мне стало так страшно, что я расплакалась, и плакала, плакала, все никак не могла успокоиться, Мэй был вынужден нести меня домой на руках, но и после этого я не хотела его отпускать, боялась, что тот, кто посадил ту старую пряху в клетку, обязательно придет и за мной.

Не помню, кому удалось меня успокоить, но уверена, именно с той короткой встречи началось мое безумное увлечение пряхами. Я не отставала от старших сестер до тех пор, пока они не прочитали мне все сказки, в которых пряха судьбы была главной героиней или о ней упоминалось хотя бы раз. Я рисовала прялки, я пыталась прясть сама и не раз попортила нервы мачехе, надо сказать, пока Мэй не догадался подарить мне веретено. Простенькое и деревянное, он сделал его сам, чтобы я хоть на день оставила всех в покое…

Я отстала от них на месяц. Причем первую седмицу из этого месяца я не могла сидеть, потому что родитель выпорол меня за то, что остригла наголо его любимого хорда[27]. Ну, просто веретено-то Мэй мне сделал, а вот тем, чтобы раздобыть младшей сестренке хоть клок шерсти, не озаботился. Нет, молочные лэки, которых стригли строго два раза в год, в нашем Дворе, конечно, были, но они до икоты пугали меня своими крутыми длинными рогами, а хорд — вот он, рядом, с большими ушами, теплым языком и грустными глазами. И пусть, что зубы у него гораздо острее и смертельнее, чем у лэки, я знала, что хорд никогда не навредит никому из детей.

В общем, обрила я хорда самым безобразным образом, за что и получила. Счастье еще, что батюшка не отобрал с таким трудом добытую шерсть!

Сначала я просто играла в пряху. Пряла тонкие нити, плела из них тонкие браслетики, колечки или амулеты — все точно так, как в книгах про прях было написано. Где-то через полгода мне надоела шерсть, и я решила попробовать с волосами. Вооружилась острой бритвой — той самой, что на хорде успела опробовать — и ночью, пока все спали, оттяпала у Маарит половину косы. Волосы я, ясное дело, спрятала (каждая настоящая пряха знает, что именно на этом в первую очередь можно погореть) и до последнего стояла на своем, кричала, что это не я, даже тогда, когда у родителя рука пороть устала.

Ну, а когда синие полосы на спине, а главное, на том месте, что чуть пониже, зажили настолько, что можно было сидеть, не морщась при этом, я стала выдергивать из припрятанной косы по волоску и прясть судьбу. Нет, поначалу-то я не знала, что мои амулеты чего-то стоят, но когда удача, которую я так старательно призывала к своей любимой сестре, стала ходить за ней по пятам, я с ужасом поняла, что игры кончились.

Я экспериментировала с формой и размером, с соотношением шерсти, волос и крови, пристально следила за результатом и спустя полгода сделала два неутешительных вывода. Первый: я ничего не могла сделать для себя. Второй: и в этом деле, как и во всех остальных, я звезд с неба не хватала, поэтому максимум, на что были способны сделанные мною амулеты — это принести немного везения. Вот и все.

В тот день, когда Вирра должна была войти в Комнату Короля, я тоже сделала амулет и, пока сестра спала, потихоньку привязала его к ее платью. Уж не знаю, помог ли он ей хоть чем-то, хочется верить, что помог.

Тогда я была слабой и ничего не умела. Сейчас я умела не намного больше, но зато рядом был кто-то, кто был несравнимо опытнее и мудрее, и кому я от всего сердца желала добра и хотела помочь.

— Я правда видела ту пряху, которую много лет назад провозили через Озеро по пути в Ильму, — проговорила я. — Но тогда я еще не знала, что я такая же, а если бы и знала, то все равно не смогла бы расспросить ее обо всем. Сейчас же… я подумала, что, может, можно как-то увеличить мою силу? Может, есть какое-то средство, артефакт или зелье? Я бы тогда могла сплести такой амулет, чтобы вы поправились, Рэйху. Чтобы вы могли… чтобы вам не надо было умирать так скоро…

Старик удивленно моргнул и с признательностью и сожалением посмотрел на меня.

— Детка, — произнес он ласково, подзывая жестом к себе. — Иди сюда.

Я привычно устроилась на краю стола, и муж признался:

— Даже если мы тебя сделаем самой сильной мажиней во всем Королевстве, это ничем не поможет. Пряхи не меняют судьбу, не лечат смертельно больных и не возвращают к жизни умерших, как бы порою этого ни хотелось. Максимум, на что они — вы — способны, это немного повлиять на путь человека. Подсказать, где свернуть правильно, у кого дорогу спросить, с кем поделиться последним куском хлеба…

Рэйху выдвинул нижний ящик стола, где у него, я знала, хранилась трубка и коробочка с сухими листьями чамуки, которую он любил курить по вечерам.

— Вот же незадача, — он удивленно вскинул брови, с подозрением глядя на меня. — Я был уверен, что велел Рою ее наполнить… Эстэри, детка, будь добра…

— У вас опять приступ будет, — поджала губы я.

— Одним больше, одним меньше… Крикни Рою, чтоб принес.

Не скрывая своего недовольства, я прошла к двери и выглянула наружу. Старший раб по своему обыкновению сидел в коридоре, ожидая распоряжений. Выслушав меня, он кивнул и быстрым шагом направился в сторону кухни, а я вернулась в спальню.

— А если мы, например, найдем ученого, который при должной степени везения сможет изобрести лекарство от вашей болезни… — вернулась я к прерванному разговору, и Рэйху снова рассмеялся.

— Рыба моя, нужно обладать поистине зверским везением, чтобы придумать лекарство от старости и смерти. Ты как думаешь, сколько мне лет?

— Много, — буркнула я, покраснев от стыда, осознав, что не только не знаю возраста моего мужа, я вообще не представляю, когда у него день рождения.

— Не много, а очень много. Поверь, когда тебе перевалило за сотню, мечтать о бессмертии уже попросту стыдно.

Я повесила голову.

— Значит, все напрасно? Какой вообще толк от прях, если они ничего серьезного все равно сделать не могут? От меня какой толк? Ем, сплю, на кембале играю… Зачем все это?

В это мгновение в комнату заглянул Рой и с виноватым видом признался, что в доме закончились запасы листьев чамуки.

— Ума не приложу, как так получилось, — бормотал он. — Я даже у слуг поспрашивал и у других рабов — вообще ни одного листочка на весь Двор!!

Рэйху откинулся на спинку кресла и довольно хмыкнул.

— Ну, и морги с ней, с чамукой. Тем более что мне и жена ее курить не велит, — весело подмигнул мне и отчего-то погрозил пальцем. — Ступай, Рой.

А когда старший раб вышел, вздернул бровь и спросил:

— Теперь видишь?

— Что?

— Как амулет работает. Ты же хотела, чтобы у меня с утра голова не болела?

— Хотела, — кивнула я.

— А из-за чего она у меня обычно болит?

— Чамуки много курите, вот и… — я споткнулась на слове и коварно усмехнулась.

Рэйху хмыкнул.

— Даже не думай, — велел он. — Мне не так много дней жизни осталась, чтобы отказываться от любимых привычек, но за заботу и помощь я благодарен. Не думай, что не оценил. И не занижай свои способности. Ты умница, научиться такому без посторонней помощи — это не шутки. Верь мне. Кстати, Эстэри, с чего ты взяла, что научить ремеслу тебя только другая пряха может?

— А разве нет?

Когда наутро я увидела, сколько книг о магии прях для меня приготовил Рэйху, стало понятно, почему он был так уверен, что я еще пожалею о том, что решила во всем ему признаться.

С другой стороны, среди них почти не было учебников по общей и, будь она проклята, вульгарной магии, так что особых изменений я не почувствовала, и продолжила учиться в прежнем режиме, в прежнем темпе и с прежней нагрузкой. Наоборот, даже интереснее стало, потому что унылую теорию Рэйху из наших занятий полностью исключил, заменив ее интересными примерами из собственной жизни.

Он вообще оказался замечательным учителем и очень интересным рассказчиком, мой муж: не злился, когда я просила повторить тот или иной жест, используемый для простейших заклинаний, с охотой помогал разбираться в сложных терминах прядения. И тут меня тоже ждало море открытий! Я-то, наивная, считала, что о том, как и что прясть знаю все, что мне только сил не хватает, а выяснилось, что и здесь у меня вместо знаний была одна большая дырка.

Даже думать не хочу, кто и на чьем примере изучал работу прях, но неведомые авторы утверждали, что качество амулета зависит не только от того, сколько сил при его создании потратила мажиня, но и от свежести материала — лучше всего для этого дела подходила капелька теплой крови или волосок, отделенный от тела не более двух часов назад — от способа складывания и скручивания волокон, от того, каким образом сучат вспомогательный материал, наконец, от того, что именно пряха использует для работы — веретено или прялку.

Последнее стало для меня открытием. Для Рэйху, по всей вероятности, тоже. Он задумчиво потер подбородок, когда я зачитала ему отрывок из книги, и пообещал:

— Я решу этот вопрос уже к концу седмицы.

Два дня спустя, проснувшись утром, я обнаружила, что в моей спальне, рядом с тем самым манекеном, который я так ни разу и не использовала, поблескивая отполированным от старости и долгого использования красноватым боком, стояла самая настоящая четырехногая прялка, из тех самых лoз, что росли когда-то в южных провинциях.

Рэйху потом три дня ворчал и клялся, что я сделала его на старости лет глухим, пенял, что порядочные ильмы — а уж высокородные и подавно! — не врываются в спальню к отдыхающим мужчинам и не визжат прямо в ухо что-то пугающее и невнятное, доводя тем самым несчастных до сердечного приступа.

— Так я же не к кому-то, Рэйху! — улыбалась я, слушая стариковское ворчание. — Я же к вам!

И в щеку поцеловала.

На мгновение мне показалось, что в прозрачных от старости голубых глазах блеснула слеза, но Рэйху быстро взял себя в руки и велел мне убираться.

— Позавтракай хорошенько, рыба моя. Будем испытывать в деле мой подарок.

Впрочем, не все и не всегда было так безоблачно. Все чаще и чаще у мужа случались приступы, все чаще он заговаривал о том, что не так уж и много времени ему осталось.

— Не хочу об этом слышать! — я злилась, стучала ногами и хлопала дверьми, но слушать все равно приходилось.

— Ты же у меня умненькая рыбка, — говаривал Рэйху, и я, улыбаясь, соглашалась:

— Ага, хитрая и верткая, как юз[28].

— Хорошо, кабы как юз, — усмехался муж. — Я бы тогда мог умереть со спокойной душой. Да боюсь, ты, скорее, малек юза, Эстэри. Ни яду, ни хитрости, зато любопытства столько, что из сотенной кладки хорошо, если один выживает.

— Рэйху!! — возмущалась я.

— Ну, не рычи, не рычи. Ты лучше послушай, что я тебе скажу. Когда я умру… Эстэри! А я умру, и тебе меня хоронить. Так вот, когда я умру, ты первым делом Роя к Наместнику отправь, чтобы он мои печати на твое имя переписал. Он отказать не сможет, хоть и не захочет девку во главе родового Двора ставить, потому как многое мне задолжал. Ну, и нет у меня никого, кроме тебя. Не хлюпай носом! Терпеть не могу!

— Я не хлюпаю, — хлюпнула я и вытерла нос тыльной стороной ладони.

— Значит, Роя к Наместнику с печатями, и пока он назад не вернется, не смей никого пускать. Вообще никого, даже если Маарит придет или твой обожаемый Мэй. Ты не подумай, я этим двоим верю. Возможно, во всем мире только они и переживают о твоем будущем — в рамках своей выгоды, конечно, — но все равно не пускай. Дождись возвращения Роя. А уж как Дворовая святильня новые печати признает, тогда уж можешь и гостей принимать. Все поняла?

Я всхлипнула и кивнула.

— Кстати, о твоем отце… — Рэйху виновато глянул в мою сторону, и я, шмыгнув напоследок носом, милостиво позволила ему говорить гадости:

— Да ладно, я-то лучше всех знаю, что он хуже самого гнилого овечьего киру[29].

— Эстэри!!

— А что Эстэри сразу-то? Я взрослая женщина, замужняя, между прочим! Я просто обязана знать о таких вещах, как киру!

— Все-таки надо было тебя хотя бы раз выпороть, взрослая ты моя женщина, — усмехнулся Рэйху, но врешь, меня уже не испугаешь! Мало того, что я теперь знаю, что он на подобное попросту не способен, он смог и меня приучить к мысли о том, что порка — это низко и неправильно. А уж если мужчина поднял руку на женщину — это вообще за рамками прощения и понимания.

Я доплела косичку браслета, над которым работала с самого начала нашего разговора и, без спросу усевшись на подлокотник мужа, завязала тот на его запястье. Рэйху благодарно поцеловал меня в плечо и вернулся к прерванному разговору:

— Не думай, что я не знаю почему твой отец решил тебя мне продать. На что угодно готов поспорить, что он с пасынком моего Йелу какую-нибудь каверзную сделку заключил.

Адо-са-Куули, которого я ошибочно считала каким-то дальним племянником мужа, оказался приемным сыном его покойного брата. Я вообще без слез не могла слушать об истории жизни мужа. Вот уж кого прокляли все боги мира и бездна вместе с ним. И абсолютно незаслуженно, я вам скажу!

За свою долгую жизнь Рэйху успел схоронить не только родителей, не только всех многочисленных братьев и сестер, но и их детей тоже. И я уже не говорю о его женах и сыновьях — ни один отца так и не пережил.

— Не знаю, что уж они там придумали, — говорил Рэйху, вспоминая причины нашей свадьбы, — но уверен, что ничем хорошим тебе это не выплеснется. Поэтому не вздумай никого из них пускать во Двор, пока Рой с печатями не вернется!!

— Рэйху! — корчила жалобные рожицы я. — Ну, зачем вы опять? У нас еще столько времени впереди!! Успеем еще об этом.

Как выяснилось, времени было не так много, как нам обещали лекари. А еще выяснилось, что полностью подготовиться к смерти невозможно. Я знала, что Рэйху очень старый. Знала, что уже совсем скоро мне придется его похоронить, и все равно, когда однажды утром, за седмицу до второй Новорожденной Звезды, которую мы должны были встречать вместе, я вбежала в его спальню, чтобы вместе позавтракать и приступить к учебе, и увидела Роя и семерых его братков — именно так рабы называли друг друга, братка Рой, братка Ной, братка Аффа — которые омывали и заворачивали в белые простыни то, что еще восемь часов назад было моим мужем, а сейчас стало пустой оболочкой, бездушным телом, я вскрикнула и впервые в жизни потеряла сознание. В себя пришла уже в своей комнате. Рядом Лийэна, перепуганная до бледноты, и зеленоватый от волнения Рой.

— Хозяйка… — выдохнул он, не скрывая облегчения, когда я открыла глаза. — Вы нас так напугали…

— Лийэна, выйди, — велела я, принимая сидячее положение. Горничная, она же учительница и самая близкая подруга, посмотрела обиженно, но покинула комнату без возражений.

— Рой, ты знаешь что делать, — шепнула я, щелкая пальцами в безуспешной попытке выстроить заглушку.

— Вы позволите? — старший раб перехватил мою руку и помог правильно сложить пальцы. — Хозяин меня уже лет сорок учит, но магии-то все равно нет. Зато все фигуры помню наизусть… Хозяйка, вы спрашивайте, я… помогу.

Я зажмурилась от тоски и боли, и кивнула. А затем, как была в ночном платье, подскочила к корзине с рукоделием и достала веретено Мэя.

— Рой, иди сюда, мне нужна капля твоей крови.

— Конечно, — он невозмутимо протянул мне руку и даже не поморщился, когда я уколола его острым концом.

— Прости.

— Мне не больно.

— И все же, — не согласилась я. — Как думаешь, мы хорошую заглушку поставили?

— Я не думаю. Я знаю, хозяйка.

И добавил, заметив мой удивленный взгляд:

— Вам ли не знать, что я слышу желания всех обитателей Двора, если мне не запрещают этого делать. Сейчас абсолютная тишина.

Я улыбнулась.

— Вот и славно. Тогда я тебе спокойно спряду амулет для защиты… Тебе ведь в Ильму ехать. К Наместнику.

Минут пятнадцать прошло в безмолвии, а потом, заметив мое волнение, Рой проговорил, следя за тем, как я завязываю нитку вокруг его запястья:

— Три дня — и я буду дома, хозяйка.

— Возьми с собой двоих, — попросила я, не желая признаться в том, что боюсь оставаться без ставшей привычной защиты старшего раба. — Мне так спокойнее будет.

Рой кивнул и отбыл в Ильму в тот же день, а я занялась похоронами.

В первую очередь нужно было оповестить жрецов, Адо-са-Куули (фактически, он все-таки числился за родом Куули, хоть Рэйху и не оставил ему ни чешуйки) и Двор моего отца. Именно батюшка первым постучал в главные ворота.

— Прикажете впустить? — спросил мальчик-привратник.

— Не спеши, — я покачала головой. — Его один раз пустишь, потом поганой метлой не выгонишь.

Поднявшись на крепостную стену, я наклонилась, чтобы лучше рассмотреть родителя. За полтора года, прошедших со дня моей свадьбы, он не очень сильно изменился, разве что седых волос в медной гриве прибавилось.

— Что привело тебя в мой дом, отче? — спросила я, а когда Дафу-на-Йо запрокинул голову и отыскал меня взглядом, поняла, что правильно я решила не открывать ему ворота. Уж больно много было жадного, нетерпеливого огня в его взоре.

— Вели слугам, чтобы впустили меня, — крикнул батюшка, ни секунды не сомневаясь в том, что я, не раздумывая, выполню приказ.

— Хорошая жена не принимает у себя посторонних мужчин, пока тело ее мужа не предано земле, — чинно ответила я и отвернулась, не обращая внимания на разъяренный рев:

— Эстэри!!! Моржье отродье!!

Вслед за батюшкой явился другой родственник, но тут меня дворовые даже тревожить не стали, разумно предположив, что если хозяин Адо-са-Куули не особо жаловал, то и хозяйка его видеть не захочет.

Четверо жрецов из Храма пришли, как им и положено было, ближе к закату, перевязали завернутое тело моего мужа красными хайу[30] и под завывание всего Двора унесли Рэйху-на-Куули в его последнее путешествие.

Остаток вечера и всю ночь я сидела за осиротевшим письменным столом и ревела, как рыба-плач.

Если бы в день моей свадьбы мне кто-то сказал, что я буду плакать, узнав о смерти мужа, я бы рассмеялась. Теперь же я готова была весь свой смех отдать коварным веям, лишь бы Рэйху не умирал.

Но он умер, а я осталась наедине со своими страхами и проблемами, которые никто кроме меня не смог бы решить.

Начать с того, что жрецы назначили прощание с Рэйху на первый день после Новорожденной Звезды, и я без подсказок Роя и советов мужа поняла: что-то здесь нечисто. С чего бы иначе храмовникам тянуть с погребением восемь дней, когда обычно церемонию проводили в течении ближайших суток?..

Не успокоило меня и то, что после своего визита ни батюшка, ни Куули-са не вернулись, чтобы вновь попытаться проникнуть в мой Двор. Кроме того, время шло, а Рой с обновленными печатями и грамотой от Наместника все не возвращался.

Чтобы не думать и не бояться, я дни напролет решала какие-то немногочисленные хозяйские дела или, будто в наказание, зубрила историю люфтов. В общем, старалась занять себя чем угодно, а вечером седьмого дня, часа за четыре до Новорожденной Звезды, зачем-то — даже не помню зачем — зашла в спальню мужа, да так и замерла на пороге.

Рэйху-на-Куули сидел в своем кресле с таким выражением лица, будто ему удалось провернуть какую-то удивительно каверзную штуку, как тогда, когда он вывесил над крышами Двора простыню, измазанную карфьей кровью.

— Рэйху? — я прижала руку к груди, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. — Вы…

Полтора года замужней жизни приучили меня не задавать глупых вопросов. Уж что-что, а глупостей мой муж не прощал, откровенно высмеивая их. Вот и сейчас я не знала, что сказать и как поступить. Спросить о чем?

— Рэйху, это вы? — самый глупый из всех возможных вопросов.

Конечно, это он! При всем желании никто не смог бы подделать замысловатую сеть морщин на красивом когда-то лице и причудливо торчащие в разные стороны, всегда всклокоченные, жесткие, как шерсть хорда, белые от старости волосы. И глаза. Глаза бы точно меня не обманули, потому что никто и никогда не смотрел на меня так, как Рэйху. С легкой насмешкой, признательностью и прямо-таки согревающей гордостью.

— Вы живы? — еще хуже.

Конечно, он умер. Жрецы забрали его в Храм и, полагаю, давно совершили обряд, вот только земле еще не предали. Ждут чего-то. Возможно, дозволения Наместника…

— Что происходит?.. — ну, тут мне и самой следовало бы догадаться. — Как это возможно? Я ведь не одна из говорящих с призраками.

Вот бы был сюрприз! Говорящие не были такой редкостью, как пряхи, но тоже очень ценились. Чаще всего они вертелись в Ильме, промышляли сыском или работали на королевских шерхов. Я одной из них совершенно точно не была, ибо за всю свою жизнь не встретила ни одного призрака, хотя, если верить сплетнице-Маарит, их в Озере было полным-полно.

— Ты — нет, — проговорил Рэйху после того, как я нашла в себе силы, чтобы подойти к столу и, протянув руку, дотронуться до плеча мужа. Хотя бы попытаться, потому что пальцы, не встретив на своем пути препятствия, прошли сквозь бесплотное тело призрака, ухватившись за пустоту. — Да и я тоже, хотя с одним призраком я разговаривал довольно долго и вполне себе регулярно.

Он усмехнулся своим мыслям и, видя мое недоумение, все же сжалился:

— Мой отец. Бывший глава рода. Меня, если честно, уверяли, что это проклятие. А оказалось, что благословение.

— Я не понимаю, — прошептала я, хотя, если быть до конца честной, все-то я поняла еще до того, как увидела призрак Рэйху. И то, почему Рой до сих пор не вернулся, и почему батюшка и Адо не требуют моего внимания и не пытаются проникнуть во Двор. Может, всех подробностей я и не знала — да и откуда? — но какие-то подозрения у меня были. Пугающие и неутешительные, нo до того, как призрак мужа их озвучил, они были всего лишь подозрениями…

— Мы зря недооценивали твоего отца, — проговорил Рэйху. — Как выяснилось, он знал о том, что ты пряха.

— О, нет…

— Не вини себя, Эстэри, дети вообще плохо умеют держать что-то в тайне, но ты старалась. Просто он догадался.

— Догадался… — я сжала руки в кулаки и зажмурилась, потому что на миг показалось, что мир вокруг меня покачнулся, а стены спальни растаяли, превратившись в жесткие прутья клетки, из которой мне не выбраться до скончания дней.

— Не смей падать в обморок, Эстэри! — грозно окликнул меня муж. — У тебя нет на это времени.

Хотелось возразить, что как раз теперь-то мне спешить некуда. Если батюшка рассказал о моем даре Наместнику — мои дни на свободе сочтены.

— Я говорил тебе много раз. Повторю снова: безвыходных ситуаций не бывает и иногда, чтобы выйти из комнаты, стоит воспользоваться входом.

Я моргнула. Иногда Рэйху говорил уж слишком заковыристо. Какой, к моргам, вход?

— Твой отец продал тебя дважды: один раз мне и один раз Адо-са-Куули. По их замыслу, после моей смерти тебя бы выдали за ублюдка, и не думая интересоваться, хочешь ты этого или нет…

— Но…

Но был же закон! Закон, который защищал вдов от подобных действий. За этим следили очень строго и показательно карали преступников. Не для этого ли при каждом Храме находился посланник Короля…

— Посланник! — я вспомнила, какие взгляды он на меня когда-то бросал. Проклятье, мы с Маарит были слишком глупы, и перепутали алчность с желанием.

— Именно, — призрак Рэйху кивнул. — Но после того, как ты не открыла ворота, они решили действовать по-другому.

— И отец продал меня в третий раз, — догадалась я. — Наместнику.

Неизвестно, что еще хуже: войти в Комнату Короля или в клетку Наместника. Я горько усмехнулась.

Еще десять минут спустя я вышла из спальни мужа в поисках кого-нибудь из рабов. Не знаю, было ли это распоряжением Роя, или они действовали по собственной инициативе, но после того, как старший раб покинул Двор, в поле моего зрения почти всегда был один из них.

— Мне нужна помощь, — шепнула я, отыскав глазами массивную фигуру.

— Конечно, хозяйка.

И глазом не повел, когда я, вытащив из гардероба переметную сумку, велела:

— Прялку разбери и детали сюда сложи…

Рэйху, конечно, велел, чтобы я взяла только самое необходимое, но что-то внутри меня подсказывало, что пора мне учиться думать самой, а не жить чужим умом.

— Колесо в сумку не войдет, — спокойно заметил раб.

— Не страшно. Его я понесу в руках.

Итак, прялка, веретено, шкатулка с украшениями — Рэйху дарил их редко, но всегда что-то совершенно сказочное по красоте и, вероятно, баснословное по цене — сменное платье, мамины чимы, черный джу… Костюм!

Я скрылась в гардеробе, чтобы переодеться в костюм для бега и еще раз прокрутила в голове все, что мне предстоит сделать в ближайшие несколько часов.

Незаметно покинуть Двор, пробраться на главную площадь Озера — опять-таки незаметно, войти в Ратушу и, наконец, войти в Комнату Короля. Благо, именно сегодня была та единственная ночь в году, когда ее открывали, чтобы принести в жертву сияющему зеркалу двенадцать юных дев.

— Одной больше — одной меньше, никто и не заметит! — уверял меня Рэйху. — Ты, главное, спрячься так, чтобы тебя никто не видел и шагай на свет последней.

— А может, я лучше где-нибудь в лесу спрячусь? Я выживу, я смогу!

— Я не хочу, чтобы ты выживала, — мягко перебил меня призрак. — Я хочу, чтобы ты жила. А там тебе ничего не грозит: ни обморожение, ни хищные звери, ни голодная смерть. Верь мне, детка.

Там… За тридевять земель, чужие люди, другие традиции, непонятная жизнь, тогда как здесь все было знакомо и привычно. Не хочу, боюсь…

— Ты сможешь вернуться, — обещал мне Рэйху. — Как только о тебе тут все забудут, ты сможешь вернуться, не в Озеро, конечно, в какой-нибудь другой городок…

— Правда?

— Когда это я, интересно, тебе врал?

Никогда… Поэтому я и поверила на слово и бросилась, не раздумывая, собирать сумки. Ох, что же ты творишь, глупая девка? Напрасно тебя называли моржьем отродьем! Ты дочь васку и лэки. Трусливая, ленивая и совершенно безмозглая. Взгляд задержался на замершем в ожидании новых указаний рабе, и я неожиданно для себя спросила:

— Как тебя зовут?

— Юфий.

Глупо, потому что все рабы на одно лицо. Я Роя-то отличаю от остальных только потому, что на его поясе висит отличительная цепочка. Впрочем, нет. У Роя взгляд совершенно другой. И вот вроде то же смуглое лицо в обрамлении черных прядей, те же карие, шоколадные глаза, а все равно отличие есть.

— Спасибо тебе за помощь, Юфий. Можешь идти.

И удивленно моргнула, когда раб не сдвинулся с места.

— Вам нельзя выходить за ворота, хозяйка, — хмуро сообщил он и упрямо скрестил на груди руки. — Я не пущу вас.

Я растерялась. С таким открытым противостоянием не решался выступить даже Рой… А что если они уже чувствуют, что мне недолго оставаться их хозяйкой? Что если какой-нибудь столичный маг уже начал работу над тем, чтобы перенести печати Рэйху на Адо-са-Куули?

— Ты не понимаешь, Юфий, — как можно более мягко возразила я.

— С меня старший братка голову снимет, если с вами что-то случится, — проворчал раб, вырывая у меня из руку сумку. Ох, вернулся бы он живым и здоровым, чтобы ее снять…

— Он вернется, — тут же заверили меня. — А за воротами следят, вы не сможете пройти незамеченной. Мы с братками вас своим путем проведем. Вам ведь в Ратушу?

— Я ведь запретила слушать мои мысли! — сквозь слезы пробормотала я.

— А Рой и не слушает никогда, — Юфий пожал плечами. — И перчатки наденьте. Сегодня морозная ночь, а у вас кожа нежная, немедля цыпки схватятся.

Пришлось надеть перчатки, шапку и коротенькую шубку, и только после этого мне, окруженной пятью рабами, позволили покинуть дом.

Я не оглядывалась. Торопливо шла по вытоптанной между высоченными сугробами тропинке и смотрела в спину шагавшего впереди раба. По словам Юфия, за домом следили со дня смерти Рэйху, но только вчера утром вокруг него выставили караул.

— А почему вы мне сразу об этом не сказали? — возмутилась я.

— Братка Рой не велел вас расстраивать.

Бездна его задери, этого Роя!

— А караул? Они что же, никого не оставили охранять калитку для слуг?

Юфий отвел глаза и нехотя ответил:

— Да был тут… один.

Морги… Мне стало страшно. До меня только сейчас стало доходить, что сегодняшней ночью решится не только моя судьба. Только что мои рабы избавились — возможно, даже убили! — одного из соглядатаев. Сколько судеб они изменили ради меня? Одну? Больше? Были ли у него жена и дети? Родители, сестры?.. А ведь он не единственный, кто пострадал из-за меня. К утру изменятся судьбы всех слуг и дворовых Двора Куули и, что самое печальное, скорее всего, не в лучшую сторону.

Я остановилась и все-таки оглянулась на чернеющую за спиной махину дома. Темная фигурка на фоне окна моей спальни — Лийэна. Свет на кухне. На стайне…

— Хозяйка?

Рывком сдернула перчатку с правой руки, сняла кольцо с безымянного пальца — подарок Рэйху на свадьбу, когда-то символ хозяйки, теперь печать вдовы, последняя печать, которую не нужно заверять у Наместника и освещать в Светильне. Та защита, которая не позволяла кому бы то ни было посягнуть на свободу вдовы, вновь выдать замуж против ее воли или лишить всего. В борьбе против Наместника мне это мало поможет, а вот справиться с местными желающими поживиться за счет чужого горя я смогу.

Думаю отец и Куули-са — оба или по отдельности, не знаю, смогу ли когда-то узнать об этом более подробно — планировали держать меня в доме до самой свадьбы. Не удивлюсь, что и кольцо бы у меня отняли. Хотя отец с таким пренебрежением относился к моим умственным способностям… Думаю, он даже мысли не допускает о том, что я способна на такое…

А я способна. И именно сейчас, когда во Дворе еще не появился новый хозяин — а я была уверена, что он появится в самые ближайшие сроки — не ради того, чтобы насолить напоследок, а во имя будущего людей Двора Куули.

Я вспомнила, чему меня учил муж, о чем рассказывали жрицы на уроках домоводства, опустилась на одно колено и, расчистив от снега небольшой островок земли, прижала к нему последнюю печать, шепнув:

— Отпускаю.

Адо-са-Куули очень удивится, обнаружив, что в его Дворе нет ни одного человека. В моих силах сделать так, чтобы люди не перешли к нему по наследству, а сами решали, приносить ли присягу новому хозяину или поискать счастья в другом месте.

Я сделала что смогла.

— Вас я тоже отпускаю, Юфий, — проговорила я, глядя на раба снизу вверх.

— Боюсь, что это невозможно, — он вдруг усмехнулся, и я несколько раз моргнула от удивления — уж больно редко рабы проявляли какие-либо эмоции, не замешанные на заботе о хозяевах. — Позвольте я помогу вам подняться. Земля холодная, простудитесь.

На площади перед Ратушей, на счастье, народу было не очень много: несколько женщин в сопровождении рабов — видимо, матери тех, кто уже вошел в Комнату Короля — три или четыре мужчины, в которых я из-за темноты не смогла опознать никого из своих знакомых. Впрочем, я и не знала толком никого, кроме хозяев Дворов, а их тут точно не было.

— Что теперь? — спросил Юфий и выжидающе посмотрел в мою сторону.

— Не знаю, — я переводила взгляд с одного темноглазого раба на другого и тревожно сжимала руки. Как, спрашивается, незаметно пробраться к Ратуше, когда здесь столько народу?

С другой стороны, было достаточно темно для того, чтобы отличать скирты по цветам. Как говорится, в мутной воде все рыбы серы… Поэтому я достала из сумки матушкин джу и ловко повязала его вокруг головы, закрыв половину лица.

— В шапке теплее было, — упрямо заметил Юфий, но я на него только цыкнула. Нашел время и место!

— Идем в наглую, — озвучила я план. — Ты и я. Если все будет хорошо, донесешь сумки до Ратуши и сразу уходи… А если что-то пойдет не так…

Я посмотрела на четверых рабов, и они дружно кивнули. Оставалось лишь надеяться, что их помощь не понадобится.

Через площадь я шла, высоко подняв голову и смело глядя в лица собравшихся у Ратуши людей, всем своим видом показывая, что мне нечего скрывать и что мне страшно, а уж чего я там на самом деле боюсь — того, что во мне узнают вдову Эстэри-на-Йо-на-Куули, или того, что ждет меня за сияющим зеркалом — этого по глазам да в темноте прочитать мало кто сможет.

— Мам, ма-ама, — донесся до меня тихий шепот, и я скосила глаза в сторону девчушки лет шести, что жалась у материнской юбки. — А зачем ей колесо от коляски?

Я хмыкнула, колесо от моей прялки внезапно сыграло роль отвлекающего элемента. Никто не пытался рассмотреть меня, все таращились на мое колесо, думая, зачем оно мне.

Поэтому до Ратуши мы с Юфием дошли без проблем, а вот уже у двери в Комнату Короля он нахмурился, явно не желая отпускать меня одну.

— Ступай к братьям, — едва шевеля губами прошипела я и взмолилась мысленно, почти прокричала, надеясь, что раб по-прежнему игнорирует мой приказ и продолжает слушать: «Миленький мой, хорошенький! Будь человеком, уходи! Тебя внутрь все равно не пустят, только выдашь меня или погибнешь… Не хочу, чтобы ты умирал. Уходи, найди себе другую хозяйку! Я же отпустила вас!»

Юфий вскинул брови и удивленно посмотрел на меня, наклонил голову, явно собираясь мне что-то сказать, но в самый последний момент передумал, осторожно опустил на пол переметную сумку, приложил свое запястье к середине лба и прошептал:

— Будьте осторожнее, хозяйка.

Развернулся и ушел, а я, кивнув стражникам у двери, вошла в Комнату Короля, благодаря богов за то, что в комнату пускают абсолютно всех провожающих женщин, но не утруждают себя проверкой, все ли лишние вышли. С другой стороны, кто в здравом уме захочет там остаться по доброй воле? Правильно, никто, кроме того, кто хочет убежать от клетки Наместника.

Ох, Эстэри, Эстэри! Во что ты опять вляпалась? Права была жрица Тийна, что читала нам магическое домоводство в Храмовом классе.

— Вот смотрю я на тебя, Эстэри, — частенько говаривала она, — и меня терзают смутные сомнения. Уж не подменили ли тебя в колыбельке морги… Хорошего младенца выкрали, а на его место свое дитя подкинули…

А что, если правда?

Я огляделась. В Комнате Короля мне раньше бывать по весьма понятным причинам не приходилось, да и не на что тут было смотреть, по большому-то счету. Стены как стены, каменные, окна из кусочков разноцветного стекла, жутко дорогого. Я как-то у Рэйху в счетных книгах цены видела — он специально заказывал мне для занятий по искусству. Я сразу подумала: вот же блажь! Что я — дите, чтоб с цветными стеклышками играть?! А потом увлеклась, мне даже понравилось. Сделала мужу к празднику урожая картинку вместо одной из секций в окне его спальни. Рэйху клялся, что ничего прекраснее он в жизни не видел.

На глаза навернулись слезы, и я, скрипнув зубами от злости на собственную несдержанность, вернулась к изучению интерьера.

И вот что самое забавное: в Комнате Короля не было ни одного зеркала, ни сияющего, ни обычного. Да здесь даже медного таза не было, в котором можно было бы рассмотреть свое отражение… Дела…

Я удивилась этому внезапному открытию, но волноваться не стала. Подумаешь! Ну, нет здесь зеркала. Значит его слуги чуть позже принесут, ближе к полуночи. Ведь, если я не ошибаюсь, именно в полночь и происходит переход двенадцати жертвенных овец… прошу прощения, девственниц. Кроме того, Рэйху сказал, что волноваться мне совершенно не стоит, что все будет хорошо, если только я смогу добраться до Комнаты Короля. А я смогла.

— Дождись своей очереди, — вещал призрак, — и просто шагай в свет.

Я было засомневалась, откуда муж может знать про очередь и про свет? Мужчин к сияющему зеркалу и близко не подпускали.

— Потому что я умер, балда! — разозлился Рэйху, а я крякнула от досады. Не иначе, что после своей кончины он от чтения по лицам перешел на чтение мыслей. — А с этой стороны бытия все открывается несколько в ином свете! Ясно тебе?

— Ясно, — нехотя буркнула я.

— Будешь меня слушаться?

— Можно подумать, я вас когда-то не слушалась…

— Вот и умница, — призрак успокоился и, как мне показалось, даже расслабился. Хотя кто их поймет, этих призраков и их настроение. — Тогда ступай и делай все, как договорились. А я тебя дней через пять навещу…

Я обрадовалась и одновременно испугалась. Обрадовалась, потому что Рэйху и дальше не планирует меня бросать, а испугалась, потому что пять дней без него, пусть и призрака, без Роя, без Лийэны, совсем одна в чужом мире люфтов…

— Ничего не бойся, рыба моя! — повторил он. — Все будет хорошо.

«Все будет хорошо!» — мысленно повторяла я, сидя в одном из кресел, что стояли по периметру Комнаты Короля и стараясь не смотреть в сторону прощающихся. Батюшка никогда не пускал нас с Маарит провожать сестер, с каждой из них мы расставались у ворот Двора, чтобы больше никогда уже не увидеться, и я, если честно, думала, что это в порядке вещей, что это правило такое… Не думала. Позволяла Дафу-на-Йо (пора прекращать называть человека, который умудрился дважды меня продать, отцом) думать за себя.

«Бояться совершенно нечего!» Ведь Рэйху обещал, а он, во-первых, старше, во-вторых, теперь ему виднее, в-третьих, он никогда меня не обманывал.

Сверху что-то мелодично зазвенело. Я задрала голову, пытаясь сообразить, что это за звук, но поняла только после того, как один из стражников, стоявших по ту сторону двери, заглянул внутрь и сказал:

— Пора.

«Мне не страшно, мне не страшно!» — мысленно взвыла я и поглубже забилась в кресло, желая слиться с обивкой и хоть на миг стать невидимой. Больше всего я боялась, что кто-нибудь заметит, что нас здесь тринадцать, еще до того, как двери Комнаты закроют для посторонних.

Не знаю, как для моих товарок по несчастью, а для меня эти последние пятнадцать минут тянулись целую вечность. Когда же, наконец, за последней из провожающих закрыли дверь, я вздохнула с облегчением, и в ту же секунду вскрикнула, потому что в помещении разом погасли все свечи — уж не знаю, каким образом невидимый распорядитель этого жертвоприношения добился подобного эффекта, но допускаю, что без магии здесь не обошлось.

Не стану врать, на секунду подумалось, что вся эта история с Королем — выдумки чистой воды, что нет никакого зеркала, никакого Лэнара, а есть только торговцы живой плотью, из тех, что продают глупых девок хозяевам Грязных Дворов. К счастью, темнота не была долгой, и я не успела впасть в панику.

Нет, свечи назад не зажглись, но и без них в Комнате стало светло, как днем, потому что на дальней стене вдруг ослепительно вспыхнуло овальное пятно, очертаниями, не спорю, напоминающее большое сияющее зеркало. Вокруг меня зашевелился и зашептался перепуганный народ.

— Девки, кто знает, — пискнули слева, — они по месяцам вызывать будут? Или снова жребий кидать заставят?

А вот, да! Я задумалась. Что там Рэйху говорил о моей очереди? Что значит, дождись своей очереди? Меня же здесь вообще быть не должно… А что я буду делать, если всех двенадцать девушек зеркало примет, а меня не пустит?

Я почувствовала, как по позвоночнику ледяной капелькой пота скатился ужас и зажмурилась, а тем временем сияющее пятно утробным голосом, будто кто-то говорил, засунув голову в пустое жестяное ведро, произнесло:

— Холодень[31]!

И я поняла: вызывать по месяцам будут. И когда, спрашивается, моя очередь? В рыбне, когда родилась я и еще кто-то из здесь присутствующих? Или после того, как все двенадцать месяцев шагнут в сияющее зеркало, невидимый распорядитель с гнусным голосом вспомнит обо мне?

Пока я нервничала и грызла ногти, первая девушка подхватила свои вещи и смело шагнула навстречу неведомому.

Ох, Рэйху, что ж вы подробностей об очереди-то не рассказали? Что мне теперь делать?

За холоднем был вьюн[32], потом, как ему и положено, водень[13].

Наконец, настала очередь рыбня.

И, клянусь, я уже решила было ждать, пока передо мной пройдут все двенадцать месяцев, а уж потом соваться в петлю, но тут, как назло, за дверьми Комнаты послышалась какая-то возня и крик Посланника Короля:

— Отворите! Чрезвычайная ситуация!!

И другой голос, дребезжащий от еле сдерживаемой ярости, родителя моего, Дафу-на-Йо:

— Там она, ваша светлость, дочь библиотекаря видела, как она внутрь входила.

«Значит, все-таки кто-то меня узнал», — с тоскою подумала я и вздрогнула, когда дерево, из которого была сделана дверь, застонало под ударами чьих-то кулаков.

— Рыбень!! — более настойчиво повторил гнусавый голос, и девушка, бывшая на очереди, перевела свой взгляд с дрожащей двери на пятно света и наклонилась, чтобы поднять с пола свой узелок.

Я тоже наклонилась, но не для того, чтобы вещи взять — мои вещи давно были при мне: сумка на плече да колесо под мышкой — а чтобы бежать было ловчее. Это не низкий старт, конечно, но вряд ли кто-то из оставшихся девок бросится меня догонять.

— Ры-ы-ыбень! — рявкнул гнусавый распорядитель и я рванула, с разгона врезалась в спину девчонки, которой, как и мне, не посчастливилось родиться в месяце рыбне, и уже с ней вдвоем не вошла — влетела — в сияющее зеркало.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛУЧШИЙ СЫЩИК КОРОЛЕВСТВА

— Кэйнаро-на-Рити! — бригадир[33] Нуа-на сегодня был не в духе, впрочем, его можно было понять и где-то даже позавидовать. Если бы я выпил накануне столько, сколько он, то я не то что в гневном состоянии был бы, я бы вообще был не в стоянии, а в сидении или лежании. — Выйти из строя!

Шагнул и замер. Вайку-на-Нуа был хуже бомбы в руках мага-недоучки: никогда не догадаешься, что произойдет в следующий момент, рванет или прыгнет на тебя, превратившись в лягушку. У нас на практике случай был со стажером из маг-техников. Выехали на ограбление королевского банка — сам я в оцеплении стоял, такую мелкую корьку, как курсант Военной академии, коим я и был в те времена, шерхи к расследованию и близко не подпустили бы — кассир орет:

— Бонба! Они выставили в зале бонбу!!

Делать нечего, пришлось вызывать маг-техника. Тот прибыл быстро. Покрутился вокруг здания, повертел носом тут и там, а потом — шмыг внутрь. Мы и глазом моргнуть не успели, как бежит уже в нашу сторону, прямо на оцепление, а на вытянутых руках — она — бонба. И главное, кричит дурным голосом:

— Разойдись! Нестабильное поле! Сейчас как р-р-рванет!!!

Ну, она и рванула, да не так, как все ожидали. Из рук этого недоучки прыгнула, да прямо под ноги нашему звеньевому, а он не посмотрел, что техник бомбу в жабу трансформировать успел, и тоже… рванул. А точнее говоря, выстрелил. Газовой атакой по врагу в лице рядового состава. Уж и не знаю, удалось ли ему потом штаны отстирать, но жабу мы всей цепью ловили, чтобы маг-технику было чем перед начальством отчитаться.

Вот и Сейчас я стоял перед бригадиром Вайку-на-Нуа и гадал: рванет или прыгнет.

— Ни одного повода для веселья, младший ворнет[34]! — рявкнул бригадир, а я понял, что опасность миновала. Раз начальник не переходит на вкрадчивый шепот и не свистит, как рыба-шар, которую приливом выкинуло на берег, значит, волноваться больше обычного не стоит. — Я тебя вчера за каким моргом в рыбацкий квартал отправлял?

За спиной тихо хохотнул скотина-Олис.

— Так, шеф… — попытался оправдаться я.

— Я всего лишь просил запротоколировать факт кражи рыболовной сети у… — бригадир нацепил на широкий нос золотое пенсне, глянул в листок, лежавший на столе, пошевелил ржавыми от частого курения чамуки усами, и медленно, по слогам, прочитал:

— Юды-са-Киму, Илии-на-Чи и брата его Сайпу. Так? — глянул на меня сквозь тонкие линзы, и я был вынужден признаться:

— Так…

— Так какого морского дракона мне внутренники сегодня докладывают, что ты им едва не сорвал операцию по поимке какого-то хитровывернутого контрабандиста?

Олис уже откровенно ржал и, судя по сдавленному фырканью за моей спиной, не он один.

— Да ничего я не срывал, шеф! — возмутился я. — Я протокол составлял, как вы и велели, а тут этот Сайпу одноглазый говорит, мол, ворнет, не в службу, а в дружбу, поговори ты с Рыжим Папахеном. Мол, задолбал он поборами. Праздник на носу, а эта скотина последнюю чешуйку из дома забрал. Ладно, думаю, Папахен давно нарывается, навещу. Вышел из хибары…

— Кэйнаро, — грустно перебил меня бригадир. — Ты мне одно объясни: как они все тебя находят?

— Кто?

— Просильщики эти, йитит вашу за ногу! — рыкнул Нуа-на. — В этом месяце одноглазый Сайпу, в прошлом Мику, Рику или еще какой-нибудь моржий хрен!! Почему никому, ни одному другому офицеру в моем отделении не поступает предложений сделать что-то не в службу, а в дружбу? А?

Вопрос был риторическим, поэтому я счел возможным промолчать.

— И что прикажешь теперь с тобой делать? Командующий внутренников требует тебя отстранить от работы без сохранения жалованья, как минимум на месяц.

Отличная новость! И как всегда перед праздниками.

— Требует — отстраняйте, — спокойно согласился я.

— Отстраняйте… — передразнил бригадир, опускаясь в кресло и бросая косой взгляд в сторону остальных троих ворнетов участка. — А жрать что ты будешь, отстраняльщик?.. И так одни глаза остались, непонятно за что только душа держится… Домой ведь не поедешь?

Я головой мотнул. Еще чего не хватало! Маменьке я два дня назад телеграмму отправил, а отец… Отцу только того и надо, чтоб я, поджав хвост, домой прибежал. От голоду сдохну — а не поеду.

«И вправду сдохнем ведь», — жалобно простонал вечно голодный желудок, а я попытался замаскировать его стон легким покашливанием. Бригадир вздохнул и, макнув перо в чернильницу — самопишущие ручки он не признавал по определению — принялся писать приказ.

— Кэй, не сцы, — зашептал за спиной Олис. — Мне батя из дома передачу прислал. Как-нибудь протянем и на одно жалованье…

«Ноги мы протянем на одно жалованье», — подумал я, прикидывая, будут ли нужны в порту грузчики. Перед Новорожденной Звездой там всегда можно было неплохо заработать… Хотя какой из меня грузчик, когда руки от голода трясутся?

— Значится, так, ворнет Кэйнаро-на-Рити, рекомендацию по отстранении тебя от работы без сохранения жалованья я к сведению решил не принимать. Все-таки полностью операцию ты внутренникам не сорвал, так, всполошил только слегонца…

Мы с желудком безмолвно возликовали.

— Но и без наказания я тебя оставить не могу. Как у тебя с маг-ориентацией?

— Нормально… — ответил я. — Ну, отлично то есть. Шеф, вы же сами у меня экзамен в Академии принимали!

— Сам, — бригадир шевельнул в улыбке усами и снял пенсне, по-доброму глядя на меня. И вот же странное дело, смотрел-то он по-доброму, а я копчиком чувствовал какой-то подвох. — Это я так, уточнить только хотел. К приемщику поедешь в Красные Горы, помощником. Совсем он старый стал, не справляется сам… В прошлом году с точкой назначения ошибся, так бедную девушку четверо суток в Красногорской пуще искали, хорошо хоть живой нашли, а то страшно представить, как бы перед Королем потом отчитываться пришлось.

Я оглянулся на Олиса. Тот не ржал, а был пугающе печален и смотрел на меня с сочувствием.

— Шеф… — я вновь глянул на бригадира. — Вы меня что же? К королевским девушкам нянькой? Опять? А давайте лучше без сохранения жалованья, а?

— А давайте без давайте, ворнет Рити-на! Это приказ! Значение слова знаете? А если знаете, так извольте выполнять либо пишите рапорт и заявление и катитесь на все четыре стороны!

Я скрипнул зубами и отвел взгляд. Катиться мне было совершенно некуда, да и не хотелось, если честно. Я не для того с отцом вдрызг разругался, чтобы на середине пути остановиться.

— Я понятно выразился?

— Так точно, бригадир Нуа-на! — я вытянулся в струну и щелкнул каблуками, старательно глядя мимо лица своего начальника. — Разрешите приступить к исполнению?

— Приказ о временном переводе утром в секретариате заберешь.

Я развернулся и чеканным шагом вышел из кабинета. На что угодно готов поспорить, что без вмешательства отца здесь не обошлось! Никак простить мне не может, что я отказался продолжить династию ученых и академиков и выбрал карьеру военного, да ладно бы военного, это бы мой отец еще пережил, но шерха… Такого позора их сиятельство пережить не мог.

— Кэй! — Олис догнал меня на плацу. — Только не лезь в бутылку!

— Не думал даже, — возразил я и тряхнул рукой, пытаясь взять под контроль ворчащую внутри меня ярость.

— Ты это не мне скажи, а трупу того синеклюва, что смотрит на тебя влюбленными глазами! — я торопливо огляделся и выругался, увидев, что Олис прав. Морги! И не заметил, как поднял! Упокоил пташку щелчком пальцев и сплюнул от злости.

— Да ладно тебе, Кэй. Ну, подумаешь, придется с королевскими девчонками пару дней повозиться, зато жалованье сохранишь… А шеф быстро остынет, увидишь…

— Конечно. Кто ж еще, кроме меня, будет заниматься сложнейшим делом по поиску украденных рыболовных сетей и раскрытию тайны бутылки дурман-воды, что третьего дня пропала из сторожки академского привратника…

Олис сочувственно промолчал. Спасибо и на том… Будь на моем месте кто угодно другой — да хоть тот же Олис — даже замечание в личное дело никто писать бы не стал. Посадили бы в одиночку на пару дней, или на кухню овощи чистить бы отправили. На худой конец, назначили бы дежурным по казарме…

— Ладно, я в казарму. Надо вещи собрать и с довольствия сняться… Ты сегодня как? Во сколько освободишься?

— Думаю, часа через два…

— Тогда в «Рыжей вее»?

В тот вечер мне почти удалось повторить подвиг бригадира. Нет, двух ведер местного пойла я не выпил, но впасть в беспамятство все же получилось. А утром, получив соответствующий приказ в секретариате участка, я отправился в Красные Горы. Разбираться с девушками Короля. Как вспомню прошлый раз — так мороз по коже. Чтоб меня таким подарочком судьба в лице Его Величества решила наградить, я бы, наверное, повесился. Хотя прабабка моя ведь тоже из переселенок была… жаль, она умерла еще до моего рождения, а то я бы обязательно у нее спросил, все ли девки в их хваленой Ильме такие безмозглые, или они нам только то, что самим не нужно, отправляют…

Дорога предстояла долгая, а на свой транспорт я заработать еще не успел, потому решил воспользоваться речным волоком. Купил в кассе вокзала билет — не самый дешевый, отжалел-таки на плацкарту — забросил чемодан на верхнюю полку и завалился спать.

Может, в этот раз обойдется, никто не влюбится, не измажет китель соплями, не попытается сбежать или зарезать…

Всю дорогу мне снилась какая-то чушь. То огромное деревянное колесо, которое катилось на меня, намереваясь раздавить, то пламя, подступающее со всех сторон, то девчонка в платке, закрывающем почти все лицо, так что только глаза и можно было рассмотреть. Зеленые, с едва заметными желтыми крапинками. Совершенно бедовые. Хотелось протянуть руку, сдернуть черный джу, чтобы увидеть все лицо, но, как это часто бывает, ничего не получалось: то девчонка оказывалась слишком далеко, то платок скользил между пальцами и не хотел сниматься…

— Служивый, Красные Горы через пять минут! — гаркнули мне в ухо, и я, подхватившись, недоуменно уставился на проводника. — Подплываем, говорю. Вставай.

— Ага, спасибо, — я потер лицо руками, чтобы скорее проснуться, спрыгнул с полки и вышел на палубу.

Красные Горы встретили меня свинцово-синим небом и отчаянно сильным снегопадом. Подняв воротник форменного мундира, я спустился на берег и знакомой тропкой, которой из-под снега уже почти не было видно, побрел в Храм.

Говорят, что в мире есть только одно место, которое остается неизменно прекрасным в любую пору года, и имя этому месту Красные Горы. Мне приходилось бывать тут в конце весны и начале лета. В детстве, с мамой и старшими братьями, но без отца. Он вообще проводил с нами очень мало времени, денно и нощно пропадая в Академии. И осенью мне здесь тоже приходилось бывать, уже курсантом военного училища. И всегда Красные Горы оставляли после себя самые теплые воспоминания.

А вот здешнюю зиму я невзлюбил с первого взгляда еще два года назад, когда бригадир впервые услал меня в ссылку. Допускаю, что именно поэтому и невзлюбил, хотя не стану спорить, что свою роль сыграла и погода. Точно такая же, как и в этот раз. Сложно воспринимать красоту пейзажей, когда на улице холодно и сыро, с серого неба сыпется снег, который колючий ветер так и норовит бросить в лицо, а под ногами хлюпает снежная каша и ледяной жижей просачивается сквозь щели казенных сапог.

Было холодно, хотелось жрать и, в придачу ко всему, голова после вчерашнего болела так, что в пору на луну выть. И это несмотря на выпитое лекарство и долгих пять часов сна в пути. Поэтому не стоит удивляться, что к Храму я подходил в самом зверском расположении духа, забыв отдать должное таланту древнего зодчего, хотя, помнится, попав сюда впервые, я долго стоял, открыв рот, в самом низу белоснежных ступеней и не мог глаз оторвать от открывшейся мне красоты.

Да, тогда ступени еще были белоснежными, потому что впервые в Красные Горы нас мама привезла, до Последней войны. С тех пор и лестница, и стены Храма почернели, один из шпилей треснул и был отстроен заново, но уже из другого камня, да и большинство витражей пришлось восстанавливать… Тогда-то и выяснилось, что ни один из современных художников и в подметки не годится старым мастерам. И камень не тот, и краски не те, да и сама работа…

А кто виноват?

Тут спорный вопрос. Если у ильмов спросить, те, само собой, скажут, что мы, а если у нас… Сейчас, пожалуй, даже в самых старых книгах не найдешь ответа на вопрос, с чего началось противостояние между двумя нашими народами, но в тот год, когда окончательно встала Гряда, это противостояние достигло пика, едва ли не полностью уничтожив обоих. (На радость нашим другим соседям, надо сказать, для которых теперь, когда неспокойные колдуны оказались заточенными на своих территориях, земли люфтов в одночасье стали лакомым кусочком).

Ильмов во время Великой войны полегло столько, что они и по сей день, ходят слухи, не восстановились… Хотя это и не удивительно, их и тогда-то было в сотни раз меньше, чем нас, а теперь, когда за нами технологии и ужасающее по своей мощи оружие… Впрочем, не было бы ни того, ни другого, если бы не девушки Короля. Те самые, что в первые годы после становления Гряды были хуже самых бесправных рабынь. Это уже потом, едва ли не целое поколение спустя, когда стало понятно, что магия из Лэнара ушла почти полностью, и одаренные дети перестали рождаться под крышами наших домов, отношение люфтов к переселенкам изменилось кардинально.

А что делать? У нас и раньше-то маг рождался один на сотню, да и то силами не мог равняться ни с одним из ильмов, а с тех пор, как встала Гряда, магия из нашего мира ушла почти полностью.

Поэтому и витражи теперь не выходят такими красочными, и мрамор недостаточно бел… Единственное, что мы научились делать по-настоящему виртуозно — это создавать оружие и убивать. От документальных хроник и по сей день — а ведь уже двадцать два года прошло! — кровь стынет в жилах, и волосы встают дыбом. Мне хватило одного посещения музея Войны для того, чтобы не спать после этого седмицу. Ладно, тогда мне едва исполнилось десять, но я и Сейчас, если честно, не могу без содрогания смотреть на пластины с изображением того, как бушует в южных провинциях Ильмы мертвое пламя. То самое мертвое пламя, которое мы и выдумать бы не смогли, если бы не девушки, родившиеся на земле, что мы пытались уничтожить.

В истории каждой семьи, каждого рода, наверное, есть момент, которым ты не гордишься. Я не оправдываю свой народ, не кричу, как это делают многие, что мы в своем праве, потому что они первые начали. Потому, наверное, и не люблю зиму в Красных Горах. Потому что именно зимой, только в ночь Новорожденной Звезды и только в здешнем Храме на три четверти часа приподнимается завеса между нашими мирами. И только благодаря этому Ильма вновь и вновь платит по счетам, которые сотни лет назад выставил ей Лэнар.

И все равно, несмотря ни на что, я застыл у подножия храмовой лестницы, сожалея о том, что былого уже не вернуть.

— Кэйнаро-на-Рити! — окликнул меня тот, чьим помощником я должен буду стать на ближайшие пару седмиц. — Ты решил, что снеговик в твоем лице украсит подножие лестницы Храма? Поднимайся! Я уже распорядился, чтобы тебе ванну приготовили!

— Лучше б горячего дурманного меда, — проворчал я, оборачиваясь на голос и недоумевая, с чего вдруг меня пробрало на философские мысли.

Старика, что работал в Храме Красных Гор, звали Радо-са-Или, и я был уверен, что лишь наличие приставки «са» в имени помешало ему сделать достойную карьеру. Сейчас, конечно, силы у него были уже не те, но когда-то он по праву считался одним из самых сильных магов Лэнара, достойным кресла в Королевской магической палате. Был бы достойным, если бы не был внебрачным.

— Да поднимайся же ты! — вновь крикнул он мне, по-стариковски кутаясь в яркую шаль с длинными кистями. — Заморозить он меня решил, что ли?.. Ну, что смотришь, Кэйнаро! Я не красна девица, чтоб на меня так смотреть!

— Это уж точно, — хохотнул я, легко взбегая вверх. — С красной девицей вас, Или-са, даже слепой не перепутает.

У приемщика Радо были седые волосы до плеч, седая жидкая борода, большой сизый нос любителя нюхнуть сухой чамуки и просто чудовищный горб. Как человек, давно привыкший к собственному уродству, Радо-са-Или легко шутил на тему красоты и был большим любителем пройтись по собственной внешности.

Сегодня, судя по блеску подслеповатых глаз, старик уже успел нанюхаться чамуки и пребывал в прекрасном расположении духа, чего нельзя было сказать обо мне.

— Что нового на большой земле? Как там Лэнар?

Я пожал плечами. Меня всегда раздражала эта привычка провинциалов спрашивать, как там столица, а в сочетании с дорожной усталостью и похмельем вопрос приобрел какие-то издевательские нотки.

— Да что ему станется? Стоит себе… Радо-са-Или, а ужин у местной хозяйки по-прежнему в восемь? Я бы сейчас живого васка сожрал, вместе с рогами и копытами.

Старик рассмеялся, вслух позавидовав моему юношескому аппетиту, и велел поторопиться с ванной, пообещав, что попробует выпросить у грозной домоправительницы для меня чашку горячего меда и хотя бы парочку сухарей.

Сорок минут спустя я уже наслаждался вкусным обедом, удобно устроившись у жарко пылающего камина, и с удивлением вспоминал недавние свои мрачные мысли. Или-са смешно рассказывал о последних сплетнях Красных Гор, но я, честно сказать, слушал вполуха. Запеченное в ароматных травах ребро васка меня интересовало гораздо больше неприятностей местного градоправителя, связанных то ли с мелкими жуликами, то ли с крупными контрабандистами. (Смешно, честное слово! Что бы последние забыли в таком захолустье, как Красные Горы?!) Но, к сожалению, еще во время своего прошлого вынужденного визита в Храм я успел убедиться: если старик Радо что-то вбил себе в голову, отделаться от него невозможно.

— Очень, очень просили, чтоб ты их обязательно навестил, — вещал старик, блестя совершенно пьяными от чамуки глазами. — Взглянул, так сказать, на проблему опытным столичным глазом. А то ж, знаешь, как у нас, своего отделения нет, а из района по такой погоде к нам только на убийство и поедут. Кэйнаро, не в службу, а в дружбу, а? Ну, по старой памяти?

Я крякнул, помянув добрым словом того умника, что придумал это выражение, и испытывая нечто, больше всего похожее на беспомощность, глянул на старика — приемщика.

— Так что от меня-то требуется? — обреченно спросил я.

— Сходи к мэтру Ди-на, он тебе все подробно расскажет… Посмотришь, что там к чему…

Учитывая тот факт, что когда ко мне последний раз обращались с подобной просьбой, я едва не сорвал внутренникам операцию по поимке тех же контрабандистов, на которых мне тут битый час намекал старик-приемщик, настроение, приподнявшееся было от жаркого огня и теплой еды, снова скатилось к нулю.

— Не то чтобы я был большим специалистом в этом вопросе, — попытался отвязаться от старика я. — Это, скорее, к внутренникам…

— К вну-у-у-утренникам, — протянул Или-са. — Да где ж их в наших местах возьмешь? А ты все-таки из шерхов…

Тут он глянул на меня с изрядной долей сомнения и скептицизма, будто недоумевал, как такое недоразумение занесло в элитное подразделение внутренних войск, и принялся утешать:

— Да ты не бойся! Там если и есть какой злодей, так он тут же сбежит, как только твой мундир заметит! Местные, они такие. Про столицу только слышали да разве что на пластинках видели, напугать их несложно…

Проклятые морги и все бездонные боги мира!

— Завтра ночь Новорожденной Звезды, — напомнил я, заранее зная, что вывернуться все равно не получится.

— Так ты не ходи к ним на ночь глядя. По утречку сбегай, к вечеру вернешься, еще куча времени будет на то, чтобы помочь мне с настройками транспортировки…

Катись все в бездну! Я махнул рукой и согласился. Согласился, хотя дурные предчувствия полночи не давали мне уснуть, заставляя ворочаться с боку на бок. Впрочем, вполне возможно, что дурные предчувствия были вовсе ни при чем, а просто давало о себе знать похмелье и тот факт, что я продрых всю дорогу до Красных Гор. Так или иначе, но едва только небо за окном начало сереть, я вскочил с кровати и, даже не позавтракав, покинул жилую пристройку Храма.

За ночь землю прихватило морозом, и то, что под моими ногами теперь не чавкала ледяная жижа, а приятно поскрипывал чистенький снежок, меня несколько примирило с реальностью и необходимостью общения с мэтром Ди-на.

С градоначальником Красных Гор я, само собой разумеется, познакомился во время своего прошлого визита и запомнил его как немного суетливого мужика с круглой лысой головой и таким же круглым животом, который он называл комком нервов. Эшту-на-Ди был ровесником моего отца, но выглядел лет на двадцать старше. Не скажу с чем это связано, осмелюсь предположить, что свою роль сыграла супруга местного градоначальника Унайа — истинный правитель Красных Гор, отменная стервь и исключительно неприятная особа, считающая, что весь мир ей должен уже хотя бы за то, что она, в отличие от семидесяти процентов коренного женского населения Лэнара, смогла подарить мужу дочь.

Ни с мамашей, ни с дочерью мне видеться совершенно не хотелось. Общением с ними я был сыт еще с прошлого раза. Уж не знаю, какая добрая душа настучала супруге мэтра о том, какое положение в обществе занимает моя семья. Унайа вбила себе в голову, что более достойной невесты, чем ее Тия, мне не найти. Девчушка и в самом деле была славная, спорить не стану, и я бы, вполне возможно, даже сам рассмотрел вариант возможной женитьбы, если бы не два «но»: возраст предполагаемой невесты — к моменту нашего знакомства ей едва исполнилось шесть — и то, что мне «посчастливилось» родиться магом.

И если от первого недостатка невеста со временем легко бы избавилась, то вторую проблему обойти вряд ли удалось бы. Об этом знал я, знал мэтр Ди-на, Унайа и даже сама Тия, но все равно ее мать питала какие-то призрачные надежды в отношении меня, что, мягко говоря, раздражало.

Я был уверен, что причина сегодняшнего моего визита кроется именно в этом неистребимом желании матери выдать свою дочь за человека, наделенного магическими способностями. И, надо сказать, искренне удивился, когда Эшту-на-Ди встретил меня с распростертыми объятиями и едва ли не бегом потащил в свой кабинет, познакомить с обстоятельствами дела.

— Боги услышали мои молитвы и послали мне вас, мой мальчик! — воскликнул глава Красных Гор и схватился обеими руками за мою ладонь. Руки у него были на удивление неприятные — маленькие, теплые и прямо-таки неправдоподобно мягкие. Я с трудом подавил в себе желание сжать кисть так, чтобы хрустнули рыхлые пальцы, и выдавил из себя приветливую улыбку. Надеюсь, что приветливую.

— Неужели все так плохо? — удивился я.

Откровенно говоря, в серьезность проблемы верилось с трудом. В конце концов, ничто не мешало градоначальнику написать в район или даже в центральное отделение — уж там бы в помощи не отказали, прислали бы специалиста из внутренников. Специалиста. Из внутренников. Не меня.

— Вы даже не представляете! — всхлипнул Эшту и, выудив из кармана огромный платок внезапно розового цвета, торопливо вытер им блестящую лысину. — Будто проклял кто Красные Горы! Да вы не стойте, Кэйнаро! Присаживайтесь. Меду?

Я покачал головой, отказываясь от предложенного напитка — если пить с каждым, кто предлагает, то так и до запоя недолго, — но от горячего травяного настоя не отказался и, устроившись в широком кресле, приготовился слушать историю мэтра Ди-на.

Красные Горы по местным меркам считались довольно крупным поселением. Все-таки площадь, целых десять улиц, пристань, собственная школа, целое музыкальное училище, при котором даже был небольшой театр… Опять-таки, Храм. Так что Эшту-на-Ди лишь формально именовался правителем городка Красные Горы, фактически же толстяк управлял всем регионом, включающим в себя три десятка деревень, два более мелких поселка и добрую сотню хуторов.

Первый тревожный звоночек долетел до Красных Гор еще ранней весной. Староста Снежных Вершин — богатый селянин, сделавший себе состояние на том, что во время Последней войны занимался ликвидацией умертвий. (Тех самых, что на нашу сторону перекинули южные провинции Ильмов). Не устранением, а именно ликвидацией. Устранили-то их маги, а от мужика и требовалось-то всего ничего — вывезти упокоенные тела поглубже в лес и спалить, чтоб повторно не поднялись. И не сказать, что он с задачей не справился, да вот только перед тем, как костер разводить, снял с мертвецов — даже не украшения, нет! — артефакты! Старые артефакты, которые у нас бешеных денег стоят, а у ильмов, судя по всему, считаются такой ерундой, что их вместе с покойниками хоронят. Два кольца, кулон и заговоренная лента для волос обеспечили мужику безбедное существование.

Но история вообще не об этом, а о том, что в середине водня предприимчивый гробовщик спустился со своих Вершин и положил на стол перед градоначальником свиток.

— Договор аренды на Храм! — прошептал Эшту-на-Ди и вновь вытер лысину. — Хороший договор, по всем правилам составленный, с подписью стряпчего, на гербовой бумаге, даже с королевской печатью. Мол, у казны нет средств на содержание Храма, а ежегодная транспортировка девушек удовольствие не из дешевых, вот поэтому-то Король и издал указ… Копия указа, если что, тоже прилагалась. Могу показать… Так вот, Их Величество, якобы, распорядилось… хм… сдавать Храм в аренду. Мол, сами решайте, что вы с этими девками делать будете, хотите — продавайте, хотите — сами пользуйтесь… А нам что главное? Правильно, чтобы денежка в казну капала.

— Чушь! — не выдержал я. — Да никто в здравом уме никогда…

— Чушь, — покладисто согласился Эшту-на-Ди и подлил себе меду из греющегося над пламенем свечки небольшого котелка. — Вам точно не налить?.. Ну, как хотите. Я ведь тоже этому значения сразу не придал. Подумал, ну пошутил кто-то над Вершинным старостой. Скрывать не стану, его у нас многие недолюбливают. Пообещал разобраться, да жалобу ту в дальний ящик задвинул… А две седмицы спустя ко мне пришли еще двое. Арендаторов. К середине лета их уже набралось с десяток. Мы поставили на уши весь район, с ног сбились, разыскивая этого афериста. Страшно подумать, сколько он деньжищ за это время успел заработать… А деньги, Кэйнаро, вы же знаете. Они если есть, особенно если их много, то обязательно где-нибудь да всплывут.

Градоначальник замолчал, задумчиво глядя в окно, за которым вновь пошел снег, и я, нетерпеливо подавшись вперед, спросил:

— Ну и? Всплыли?

Эшту-на-Ди обреченно махнул рукой и выругался.

— Какое там! Дальше — хуже! К концу лета весь район жужжал о том, что в Красных Горах завелись аферисты, которые сдают в аренду Храм. И что бы вы думали?

— Что? — выдохнул я.

— В последний день средолета ко мне заявился некто Дарху-на… морги! Какая разница кто? Короче заявился один…

— С договором аренды? — улыбнулся я. Все-таки ничему наш народ жизнь не учит.

— Хуже! С ценной бумагой… как ее? Слово это новое, модное… С акцией! И с требованием выплатить дивиденды!.. И главное, акция такая хорошая, правильная! Опять-таки стряпчий, печати, бумага гербовая… Королевский указ прямо с газеткой — вот же умельцы! — где этот указ пропечатан.

— Так что за указ-то?

— Ай! — Ди-на уже чуть не плакал. — Якобы вся транспортная система от такого-то дня такого-то месяца становится корпорацией, и каждый житель королевства имеет право выкупить одну — одну, чтоб мне морги до конца жизни пятки щекотали! — акцию. Дело за малым, ее надо по символической цене в две медных чешуйки у казны выкупить. По символической цене. Всего две медных чешуйки — зато потом до конца жизни раз в месяц получать диви… диси… Тьфу-ты! Пенсию, короче, процент. В размере тех самых двух чешуек. И что ты думаешь?

От волнения градоначальник перешел на «ты» и, выскочив из-за стола, принялся бегать по кабинету.

— Сволочи эти вернулись в те деревни, где мужики на их предложение купились, и выплатили-таки! Все честь по чести. Ну, наша простота и повалила к ним косяком. А когда стало понятно, что покупать можно не только свою акцию, но и ту, от которой уже кто-то успел отказаться… В общем, как ты понимаешь, больше никто своих дивидендов не видел. Как и проходимцев этих… Мало того, они еще трем хуторянам умудрились пристань продать… Якобы, у них как раз акций хватает, надо только за само здание доплатить.

Фыркнув, я покачал головой. Ну, Или-cа, старый хитрец! Специально он мне что ли голову морочил? Почему сразу не сказал, что тут все так запущено!? А то ведь клялся, что ерундовое дельце, выеденного яйца не стоит, якобы злодеи сами наутек бросятся, как только мой мундир увидят… Нет, такие наглецы просто так не побегут…

— Так, а я-то вам чем могу помочь? — дождавшись, пока мэтр успокоится и вернется на свое место, спросил я. — Я ведь из криминальников на самом деле. У меня и опыта в такой работе нет… Вы в управление-то писали?

Градоначальник мучительно покраснел и отвел глаза, без охоты признавшись:

— Ну, писал.

— И что? — я в удивлении вскинул брови. — Неужто не прислали никого?

Эшту-на-Ди поерзал на стуле и потянулся было за черпачком, чтобы налить себе еще горячего меда, но в последний момент передумал, кряхтя нырнул под стол и минуту спустя появился с пузатой бутылью, в которой, как я подозревал, было не что иное, как запрещенный во всем королевстве домашний дурман.

Ну, дела…

— Отчего же не прислали? Прислали одного… Молодой, синеглазый. Усики черные, тоненькие, будто нарисованные, глаза синие-синие… на бабу чем-то похож. Тьфу! И мундир, главное, такой красивый. Зеленый. С золотыми эполетами.

Я оторопело заморгал, пытаясь вспомнить, в каких это подразделениях и войсках у нас носят зеленую форму с золотыми эполетами, но градоначальник, заметив мое состояние, не стал тянуть и продолжил:

— Два месяца этот прохвост тут следствие вел, по всему району на моем личном скате[35] разъезжал… Унайа уже к свадьбе во всю готовилась, даже дату назначили… Снарядили мы нашего женишка в столицу за подарками… — толстяк крякнул и в сотый раз за утро протер платочком лысину. А я-то думал, отчего она у него так блестит замечательно! — Больше мы его не видели… Поначалу ждали, конечно. Переживали, думали, может, случилось что… А потом мне будто глаза кто открыл!

Мэтр с горестным видом подпер кулаком щеку и проворчал:

— А тут ко мне Или-са позавчера вечером пришел, проведать, меду выпить… Ну и рассказал, что вас ему в помощники назначили… Вот я и подумал. Письмо-то мое, что я в управление отправлял, до точки назначения не дошло? Не дошло. Морги его знают, на каком этапе оно перехвачено было… А что как в районе? А что как снова пришлют подставного? Я ведь, стыдно сказать, уже никому не верю! Даже с женой шепотом разговариваю, чтоб никто не подслушал! Вон, старика Радо заставил в свои шпионские игры играть… Он ведь не сказал вам об истинной цели визита? Вижу, что не сказал… Уж и не знаю, кто из богов на мои мольбы откликнулся, но только это воля провидения, что вас к нам прислали — иначе пропали бы Красные Горы. Как есть пропали!

— Ну, а я? Я-то вам зачем нужен?

Не то чтобы я не сочувствовал бедняге мэтру, но даже моего уровня самомнения не хватало на то, чтобы ввязаться в это рискованное дело. Я, может, и самый невезучий ворнет Лэнара, но не самый же глупый, в конце концов! Сюда надо специалистов опытных вызывать, да не в мундирах, а тех внутренников, что из тайных.

— Так письмо же! — округлив глаза, шепнул Ди-на. — Письмо в столицу надо отвезти. Возьмете? Не побоитесь?

Я хмыкнул. Все-таки не зря Эшту-на-Ди свое место занимал. Хитрец. Так вопрос поставил, что и захочешь не откажешь, если, конечно, не боишься показаться трусом.

— Бояться, на мой взгляд, особо нечего, — ответил я и все же взял одну из маленьких чашечек для меда, чтобы выпить горячего напитка. — Если я не ошибаюсь, ваши злодеи пока еще никого не убили?

И искоса на градоправителя глянул, проверяя реакцию. Кто его знает, этого мэтра! Вон он с какой неохотой о своем несостоявшемся зяте рассказывал, и, между прочим, ни полусловом не обмолвился o том, какой именно магический дар и какого уровня у фальшивого внутренника был. А он был! У Унайи-на-Ди на магов нюх.

— Живая вода! — мэтр побледнел. — Нет! И думать не хочу, что у нас тут началось бы в случае смертей. И без того весь регион гудит, как заросли чамуки в конце средолета… Так отвезете?

И к коробке для писем, что на краю стола стояла, потянулся.

— Отвезу, — я перехватил мягкую руку но полпути. — Но у нас же еще две седмицы впереди. Пусть оно пока у вас побудет.

Зная свое везение, а точнее отсутствие оного, и уж если совсем быть точным — умение влипать в самые невероятные ситуации, я благоразумно решил, что бумаги, которые мне предстоит в столицу переправить, сохраннее будут, если какое-то время полежат здесь, в кабинете Эшту-на-Ди.

— И то верно, — мэтр выдохнул с облегчением и заулыбался так радостно, будто на его подворье уже прибыла целая бригада внутренников и приступила к поимке злодеев.

Сразу видно, устал мужик такой груз на плечах держать.

Мы выпили еще по чашке меда, а затем я стал собираться в обратную дорогу, опасаясь, как бы в кабинет градоначальника не нагрянула его супруга.

Выйдя на крыльцо особняка, я запрокинул голову, недоуменно глядя в зимнее небо. Что за погода в этом году в Красных Горах! То мокрый снег с ветром, то морозное солнце. Еще полчаса назад за окнами кабинета крупными хлопьями падал снег, а сейчас снова солнце светит, ярко и обманчиво ласково.

Глянув на вершину нависшей над городком горы, я отметил темно-серое облако, запутавшееся в кронах деревьев, и, подняв воротник осеннего мундира — за зимний надо было доплачивать, а у меня на это вечно денег не хватало — поторопился в Храм. Оказаться в центре приближающейся снежной бури — это было последнее, о чем я мечтал в тот день.

Однако, задумавшись, я, вместо того, что бы свернуть за рынком направо, прошел прямо, опомнившись лишь тогда, когда впереди показалось здание музыкального училища.

— Морги! — выругался я и посмотрел на небо. За десять минут облако успело значительно снизиться, а солнечные лучи, что пытались пробиться сквозь толщу тумана уже откровенно пугали. Оглянулся назад, не зная, что предпринять. В любой другой день я бы, не раздумывая, вернулся в дом мэтра Ди-на (уж если выбирать между его докучливой женой и снежной бурей, то жена гораздо предпочтительнее), но впереди была ночь Новорожденной Звезды, а я не понаслышке знал, что непогода в горах может затянуться надолго.

— Морги! — выругался я еще раз и, чтобы не терять время, свернул на узкую безымянную улочку, по которой, минуя Красный квартал, можно было выйти к восточным воротам, а оттуда до Храма уже рукой подать.

В любом мало-мальски уважающем себя городке королевства обязательно был Красный квартал. Если верить истории, одно время правители упорно боролись с этим явлением. Жителей квартала арестовывали, отправляли в ссылку или работные дома, устраивали очистительные пожары… Но все одно. Проходил год-другой, и на пожарище появлялся первый дом, затем второй, а десять лет спустя, глядишь — вырастал новый район, пристанище бродяг, мошенников и прочего сброда. Как правило, Красный квартал располагался в черте города. Градоначальники на равнине еще, бывало, выносили его за крепостную стену, в горах такое никому бы и в голову не пришло — уж больно суровы здесь были зимы, чтобы не ценить человеческую жизнь.

В Красных кварталах мне бывать приходилось, и не только по работе. Где вы еще найдете таких девочек, как здесь? А домашний дурман? Уж если кто и умеет варить дурман так, чтобы с одного глотка голова становилась легкой, а ноги тяжелыми, так это здешний народ. А уж бродяги Красных Гор в дурмане разбирались как никто!

Я с сожалением посмотрел на яркую вывеску, зазывающую в инн под названием «У папы Мо», и решительно прошел мимо. Завтра, все завтра. Послезавтра, в самом крайнем случае, если с приемом девушек возникнут проблемы.

Я часто думал потом, что бы было, если бы в тот день я все же зашел в инн. Или свернул на нужную улицу возле дома Ди-на и вышел к Храму через южные ворота. Или перенес свой визит к градоначальнику на другой день. Уж и не знаю, как бы в этом случае сложилась моя судьба, но в тот раз я отвернулся от питейного заведения и, сжав волю в кулак — в этот момент двери здания как раз отворились, выпуская наружу веселую компанию вместе с клубом ароматного пара — поспешил к выходу из города, оставив за собой шумные ряды черного марша[36], цветные стекла Веселого дома и каменные изваяния кладбища.

И уже когда до восточных ворот оставалось метров десять, не больше, я столкнулся с ней.

Ну, как столкнулся? Скорее, споткнулся взглядом и замер, как вкопанный, открыв рот и не в силах отвести взгляда от аппетитной попки в узких брючках и бесконечно длинных ног. Больше, к сожалению, увидеть пока не удалось, поскольку именно эта часть прекрасной незнакомки — девушка с такой… с такими бедрами просто не может быть не прекрасной — свисала из окна первого этажа, остальное пока еще скрывалось в комнате. (А окна в Красном квартале, надо сказать, прорезали высоко, чтобы не каждый смог, в случае чего, забраться.).

Девушка так извивалась, пытаясь нащупать ножкой невидимую опору, что у меня моментально кровь отхлынула от мозга к другому органу, и я совершенно бессознательно шагнул вперед и ухватил девчонку за икры:

— Прыгай, я держу, — негромко проговорил я, а уже в следующую секунду поморщился, ожидая если не пинка в голову, то, как минимум, оглушительного крика. Но вместо этого девчонка беспрекословно выполнила приказ, и я без труда поставил ее на землю, не отказав, правда, себе в удовольствии пройтись руками по стройному телу.

Помимо брючек на незнакомке была короткая шубка, едва прикрывающая бедра, и черный джу, полностью съехавший на глаза, но зато открывший кончик носа, розовые губы и подбородок, украшенный парочкой круглых веснушек. Вырвавшись из моих рук, девчонка смешно завертелась, оправляя шубку, которая, увы, не позволяла рассмотреть верхнюю часть беглянки, но что-то мне подсказывало, что при такой попе и все остальное тоже не разочарует. Резковатым движением поправила платок и, полоснув по мне зеленым пламенем возмущенных глаз, прошипела:

— Вы что себе позволяете? — и розовым кулачком без перчатки мне погрозила. — Вот я вам!

— А? — я вскинул брови, едва сдерживая смех — учитывая, что макушкой девчонка едва доставала мне до середины груди, ее угроза звучала забавно.

— Я вам разрешала себя хватать? Или, может быть, просила по… — тут ее взгляд зацепился за мой мундир, и в зеленых глазах — из-за проклятого джу всего остального, к моему огромному сожалению, видно больше не было — появилось удивление, растерянность, испуг и, наконец, встревожившая меня задумчивость.

— Ой, а вы шерх, да? Настоящий?

«Когда-то точно буду настоящий», — подумал я и, клацнув зубами, ответил:

— Самый настоящий, рыба моя…

Девчонка вздрогнула так, словно до свет-медузы[37] дотронулась, и я увидел, как расширились зрачки в ее глазах, почти полностью закрыв зеленую радужку.

Морги! Меня всегда раздражала любовь провинциалок к этим чудовищным традиционным платкам, а сегодня проклятый джу прямо-таки хотелось содрать с ее головы! Зачем женщины его вообще носят? Ну, я имею в виду, если они не служительницы храма.

— Это тебя пугает? — я ловко поймал девчонку за руку. На всякий случай, чтобы не вздумала бежать и, внезапно вспомнив о своих прямых обязанностях, поинтересовался:

— Ты зачем из окна на улицу полезла? Дверей нет?

— Вам-то что? — огрызнулась она и попыталась вырвать свой локоточек из моего захвата, но я ей этого не позволил, нахмурился и самым грозным голосом сообщил:

— А то, что, может, ты воровка. Может быть, ограбила честного обывателя, — тут я покривил душой и по блеснувшей в зеленых глазах насмешке понял, что девчонке прекрасно известно: ни одно честного обывателя сомов на сорок вокруг нас нет и быть не может. Не выживают честные обыватели в климате Красного квартала. Я прокашлялся и, многозначительно изогнув бровь, продолжил:

— Возможно, мне стоит обратиться к хозяину дома за разъяснениями, — она тихо усмехнулась. То ли не восприняла мою угрозу всерьез, то ли действительно не опасалась хозяина. — А заодно и обыскать тебя. На всякий случай.

Мысль о возможном обыске отозвалась приятной тяжестью внизу живота, и, ухмыльнувшись, я добавил:

— Откуда мне знать, что ты прячешь? Деньги или… ценный артефакт. И твой ли он?..

И взглядом пробежался по приятным глазу округлостям, внезапно осознав, что за все свои недолгие годы службы ни разу не воспользовался служебным положением… Не то чтобы такая мысль никогда не приходила в голову, что врать-то, но вот воплотить фантазию в реальность…

— Ценный артефакт? — девчонка склонила голову к левому плечику и, притворно вздохнув, протянула:

— Что ж… Надо обыскивать — обыскивай.

А я понял, что с ума сойду, если немедленно прямо сейчас не увижу ее лица. Ох, если бы не зима, если бы не приближающаяся снежная буря… Я оглянулся на вершину горы, полностью исчезнувшую в черном облаке, и вместо того, что бы воплотить свою угрозу в жизнь, спросил:

— Зачем из окна-то лезла? Обидел кто? Помочь? Разобраться?

Морги! Я что, сам предложил? Так ведь именно из-за этой дурной черты меня в Красные Горы и услали! Тупица, зачем самому-то в петлю лезть?

— Разобраться? — на этот раз она наклонила голову к правому плечику, а затем вдруг протянула руку и зачем-то потрогала ткань моего мундира. — Тонкая какая… Холодно, небось?

Я вновь растерянно моргнул, не успевая за ее мыслью, но никак не смог прокомментировать ее странное замечание, потому что мир взорвался ослепительной болью. Перед глазами полыхнуло белым, и меня качнуло вперед и в сторону. «Землетрясение?» — с удивлением подумал я и, падая, протянул руку в надежде сорвать с незнакомки проклятый джу, вспомнив, где же я видел эти зеленые глаза и этот же самый платок.

Больно приложившись лбом о выложенную круглыми камнями дорогу, я, к своему удивлению, сознания не потерял. Почувствовал, как меня в четыре руки переворачивают на спину, при этом моя незнакомка ворчала:

— Ты что здесь делаешь? Ты же в Храме должна была быть!! Морги… счастье еще, что Гнусарь меня запер и мне через окно лезть пришлось.

— Отстань, зануда! Сто раз тебе говорила, что удача именно так и работает… Эй! — напарником фигуристой злодейки оказалась симпатичная, но очень хмурая синеглазка, стриженная под мальчика. — Да он в сознании!

Она размахнулась, и я, проследив за ее рукой, заметил увесистый булыжник, который обхватывали тонкие пальцы. Твою же… Я шевельнулся, пытаясь если не подняться, то хотя бы увернуться от удара.

— Не надо! — в поле моего зрения на миг показалась голова в платке. Бледная переносица, тоже веснушчатая, глаза зеленые, а ресницы длинные-длинные, у края века черные, а на концах рыжие, будто в них солнце запуталось. — Не надо так… Его-то зачем? Он мне помочь хотел. Правда…

— И откуда ты на мою голову такая жалостливая свалилась? — проворчала синеглазка, а потом вдруг обхватила мое лицо тонкими, обжигающе холодными пальцами и низким голосом протянула:

— Все будет хорошо, ты только в глаза мне смотри. Смотришь? Умница, хороший мальчик. Хороший-хороший мальчик, который никого и ничего не видел, и который…

Твою же! Я поздно сообразил, что из себя представляет напарница моей беглянки, тело успело среагировать на голос, и зажмуриться я уже не мог, однако, вспомнив обо всем, чему нас учили на курсах выживания, полностью сосредоточился на том, чтобы не вслушиваться в тембр голоса сирены. На экзамене в академии, помнится, профессор был в полном восторге от моей «сиреноустойчивости». Долго добивался от меня правды, думал, что я использую какой-то исключительно сложный артефакт. Пришлось признаться, что нет никакого артефакта, а есть лишь детская считалочка, которую я повторял все то время, пока сирена-менталистка пыталась запудрить мне мозг. Вот и сейчас я неустанно повторял что-то из детского репертуара и одновременно пытался запомнить как можно больше из внешности обеих девушек — ох! как же все-таки жаль, что не удалось со второй платок сорвать! Морги! Узнает кто в отделении, что меня две девки уходили — придется самому, без намеков начальства, заявление писать и к отцу на поклон отправляться…

Очнулся я от того, что на мое лицо кто-то положил что-то мокрое, теплое и неприятно пахнущее овощным отваром. Поморщившись от отвращения, я сбросил с лица какую-то тряпку и сел. Для начала надо было определить, где я нахожусь. Головная боль была такой, что на ее фоне я даже забыл о своем недавнем похмелье.

— Вот же моржий хрен! — я сжал виски руками, даже не надеясь, что это поможет.

— Мало того, что пьяница, — проскрипел кто-то недовольным голосом за моей спиной, — так еще и охальник…

Скрипя зубами, я повернулся в сторону говорившего, и рот открыл от изумления, узнав домоправительницу храмового приемщика.

— Ну? Что смотришь? — она грозно нахмурила кустистые брови и потрясла огромным медным половником. — Совсем совесть потерял.

Я попытался возмутиться, но, закашлявшись, упустил возможность, а домоправительница, пользуясь моей временной недееспособностью, продолжила изливать свое негодование на мою несчастную голову:

— Прислали помощничка на мою голову! Оставил хозяина одного на делах, убег неизвестно куда спозаранку, вместо того, что бы дело делать… Вот я вашему начальству отпишу, я не Или-са, не постесняюсь! Виданное ли дело, чтоб представителя власти гулящие девки домой на руках приносили. Да еще и голого! Не умеешь пить — нечего по иннам шляться!

Ну, насчет голого достопочтимая Инайя-на-Сай слегка преувеличила, потому что исподнее на мне все-таки было. А вот насчет гулящих девок…

— Где они? — я вскочил на ноги, забыв даже про головную боль, а зря: отдача после атаки сирены не преминула прокатиться по мозгу обжигающей волной.

Я ухватился за край скамьи, с которой только что встал, и, костеря на чем свет стоит свое невезение — мысленно — повторил вопрос:

— Где они?

— А тебе что за дело? Не нарезвился? — ядовитым тоном поинтересовалась домоправительница и осеклась, испуганно прикрыв пухлой ладошкой рот. Уж не знаю, что ее испугало больше: мой ли зеленый вид — к головокружению и боли добавилась еще и тошнота, и я держался из последних сил, — или бешеное выражение глаз, или, что вероятнее всего, срывающиеся с кончиков пальцев магические искры — в моменты сильных эмоциональных потрясений, и особенно во время приступов ярости, я с трудом контролировал силу. В детстве, помнится, даже как-то раз во время ссоры со старшими братьями половину городского кладбища поднял. Шуму было на весь регион. С возрастом, само собой, таких мощных срывов у меня уже не случалось, но я бы не удивился, если бы сейчас из-под пола ко мне полезли поднявшиеся мыши и прочие усопшие обитатели храмовых подвалов.

— Уж точно не тут, — тщетно пытаясь скрыть испуг, проговорила домоправительница и перехватила половник так, что бы в случае чего им отбиваться. — Не думал же ты, что я их в Храм пущу.

— Давно? — прорычал я.

Инайя перевела взгляд на стену, где висели механические ходики, и недовольно ответила:

— Минут сорок уже…

«Могу успеть!» — подумал я и, одной рукой опираясь о стену, поплелся к выходу из кухни, но дальше порога меня не пустили: домоправительница стала в проеме грудью с таким выражением лица, что стало понятно: без боя мне мимо не пройти.

— Сай-на! — простонал я, скрипя зубами. — Это совсем не то… Мне надо. По работе, понимаете?

— Ничего не знаю, — женщина взмахнула половником и шагнула вперед, оттесняя меня к лавке у дальней стены. — Твоя работа сейчас быть тут. Хозяину с приемом помогать. Не хватало мне еще повторения прошлого года! Или-са чуть не умер от волнения, когда выяснилось, что девочка во время перехода потерялась. Шутка ли! Так что, милый мой, даже знать не хочу, что там у тебя было и где ты шлялся до самого вечера, но лучше бы тебе поскорее прийти в себя и заняться тем, зачем тебя сюда прислали. А блудных девок будешь утром ловить, когда снежная буря уляжется.

В бессильной злобе я ударил кулаком по стене, а затем проковылял к окну, пытаясь рассмотреть в бушующей снаружи круговерти хоть что-то, кроме снежно-серой мглы. Права домоправительница — соваться сейчас на улицу и глупо, и бессмысленно, потому что все физические следы давно уничтожила непогода, а магический шлейф никуда в ближайшие сутки не денется.

Инайя все еще недоверчиво поглядывала на меня, но, видимо, сообразила, что никуда бежать я уже не собираюсь, и вернулась к плите, что-то возмущенно шипя о моей распущенности и безголовости. Невесело усмехнувшись, я покачал головой. Против правды не попрешь: и безголовый, и распутный. Если бы думал тем органом, что на плечах, а не тем, что между ног, ничего бы со мной не случилось. А так, что получается? Увидел симпатичный зад — и все, начисто все мысли из головы вынесло.

Нет бы, прислушаться к интуиции, которая верещала, как сигнальный рожок общественных скатов, стоило этой девчонке из окна вывалиться, так нет, я ее веснушками и стройными ножками любовался…

Минут пять спустя, сжалившись надо мной — все-таки у Инайи сердце было доброе, хотя она всячески это отрицала и старательно изображала из себя совершенно бессердечное существо, — домоправительница вручила мне большую кружку травяного отвара, заметив между делом:

— А ведь ты трезвый совсем… Дурманом от тебя за сома смердит, а глаза чистые. Правда что ли, не в инне был?

— Не в инне, — покаялся я и, оттянув ворот нательной рубахи, пожаловался:

— Меня, видимо, дурманом облили, чтобы у вас подозрений не вызвать. а на самом деле, вот, гляньте, — я наклонил голову, демонстрируя Инайе пульсирующий от боли затылок. — Как там все выглядит? Болит зверски…

— Ох, батюшки-светы! — воскликнула женщина. — Что ж это делается! Да у тебя вся голова в крови! И шея! А я-то, дура старая, тебе трав от похмелья заварила… дай сюда!

Всплеснула руками и еще до того, как я успел хоть что-то предпринять, выбежала из кухни, отчаянно крича:

— Хозяин, Или-са! Хозяин!

Ну, все. Я закатил глаза и обреченно уронил голову на скрещенные руки. Теперь точно оставить все в секрете до поры или хотя бы скрыть унизительные подробности не получится. Старика-приемщика хлебом не корми, дай посплетничать. А неудачливый служитель закона из столицы в роли того, кому можно всем городом косточки перемывать… Да лучше этого вообще ничего не придумаешь! Чувствую, до Лэнара весть о моих злоключениях докатится раньше, чем я вернусь.

Хорошо еще, что я письмо у градоначальника не взял, а то увели бы его вместе с моим мундиром, как пить дать. Вот было бы смеху, если бы одна из этих аферисток явилась в отделение с донесением на собственные делишки. Я скривился. Уж в том-то, что это именно они, я почти не сомневался. Зачем по-другому им моя форма понадобилась? Не иначе, как решили не рисковать скоморошьими золотыми эполетами, а раздобыть более весомый реквизит. И тут я, как последний болван, при всем параде.

Проклятье! Купить форму шерха — даже такого низкого чина, как мой, — можно было только в специальных лавках и по предъявлению документов. Ну, или второй вариант — получить обмундирование у казарменного эконома, тоже не бесплатно, но тут, как говорится, кто что предпочитает: дорого, но новую, или дешево, но штопанную-перештопанную сотню раз. Моя была мало того, что старой, так к тому же я только-только закончил за нее кредит выплачивать. Потому и ходил до сих пор в осеннем мундире, что на зимний золота не хватало. Зараза! Некстати вспомнилось, как веснушчатая нахалка щупала ткань моего мундира, сокрушаясь по поводу ее тонкости, и я, сжав кулаки, поклялся:

— Все равно найду. Из-под земли мерзавку достану. И тогда уж дело одним обыском не ограничится.

И тут внутри меня заворочалось неприятное сомнение. Ведь насколько проще было бы, если б они меня добили! Или просто бросили бы там, в Красном квартале. Зачем руки марать, если буря может все сделать за них? А вместо этого рискнули, приволокли меня в Храм… И как это понимать? Глупость? Ошибка? Или я ошибаюсь, и они вообще не замешаны в этих аферах с ценными бумагами?.. Тогда зачем им мой мундир? И где их напарник, тот самый, который на себя роль будущего зятя Ди-на примерил? Почему на такое сложное дело девчонок отправил? И кем он им приходится? Сутенер? Главарь? А может, брат или любовник?.. Хотя разве брат стал бы рисковать жизнью сестры? А любовник отправил бы свою женщину, пусть и сирену, на рисковое мероприятие? Я бы не отправил.

Им ведь банально повезло! Сверни я от дома градоначальника на нужную улицу, мы бы с ними даже не встретились!

От всех этих мыслей голова разболелась пуще прежнего, я попробовал было выпить остывшего травяного отвара, но так как моя болезнь и близко не была связана с похмельем, ароматная жидкость подействовала не хуже самого сильного рвотного. Я едва успел добежать до раковины, где меня и застала вернувшаяся на кухню Инайя и тяжело дышащий от быстрой ходьбы Радо-са-Или.

Окинув меня придирчивым взглядом, старик пощупал мой пульс, недовольно осмотрел рану на затылке и, щелкнув языком, покачал головой.

— Завтра все расскажешь, — наконец, проворчал он. — Сегодня все равно уже ничего не сделаешь. Приходи в себя скорее, я тебя в приемном зале жду. Уж больно нехорошая нынче буря, все настройки то и дело слетают… Не хочется прошлогоднего повторения. Боюсь, в этот раз мы пропажу живо не найдем — замерзнет насмерть.

Я кивнул и даже не поморщился, когда Инайя, больно дергая за слипшиеся от крови волосы, принялась обрабатывать мою рану. Поймать аферисток и вернуться в столицу с триумфом, несомненно, хотелось, но при мысли, что из-за моих амбиций могут пострадать ни в чем не виноватые переселенки, становилось страшно.

Прикрыв глаза, я прислушался к внешним магическим потокам. Ох, прав Или-са. Нехорошая буря, странная… Как бы и вправду чего дурного ночью не случилось.

С особой тщательностью я проверял все плетения и все установки в точках назначения, которые задал Радо-са-Или, торопился изо всех сил, и все равно, когда висевшие в приемном зале огромные часы начали отбивать полночь, полной уверенности в том, что я ничего не пропустил, у меня не было.

Приемщик единственного в Лэнаре Храма Гряды был лучшим в своем роде специалистом в течение полувека. Он был здесь уже задолго до начала Последней войны. Говорят даже, что он сделал все, что бы ее не случилось, а после того, как мы умылись в крови, был первым, кто отдал свой голос в пользу нынешнего Короля. Мне до его уровня было очень и очень далеко, но все равно душу грызло воспоминание о том, что год назад он совершил ошибку, из-за которой одна девушка едва не погибла. Не для того мы вырываем их из привычной жизни, не для того они навек прощаются с родными и близкими, чтобы после перехода насмерть замерзнуть в сугробах Красногорской пущи.

Садо-са-Или совершил ошибку, а я сто раз перепроверил все его выкладки и сложные уравнения перемещения, что бы быть уверенным в том, что ничего подобного впредь не повторится.

Часы отбили сколько им положено, и старик, смачно высморкавшись в огромный клетчатый носовой платок, наклонился к междумировому рупору и произнес:

— Холодень!

И я второй раз в жизни увидел чудо, которое мало кому в нашем королевстве приходилось видеть: то, как приподнимается непроходимая завеса Гряды, и в Храм одновременно шагают пятьдесят девушек.

Кто-то, наверное, скажет, что это смешно. Ну, то, что Ильма в добрую сотню раз меньше, чем Лэнар, и по территории, которую занимает, и по населению, но при этом едва ли не половина наших жителей до сих пор боится своих соседей. Я сам встречал таких людей и в их оправдание могу сказать лишь одно: никто из них не был магом.

А вот те девчонки, что год за годом приходили к нам из-за Гряды, что бы по велению Короля выйти замуж за того, кто по мнению нашего правителя — и служителей Храма, само собой, о них тоже не будем забывать, тьфу-тьфу восемь раз через правое плечо! — этого достоин, они были. И, как правило, сила их магии ненамного уступала мощи наших колдунов или узконаправленных магов типа меня.

Ходят слухи, что Король не раз и не два благодарил богов за то, что они не надоумили ильмов открыть школу магии для их девчонок. Боюсь, если бы они приходили к нам уже обученными, у нас бы не было ни одного шанса сделать их частью своего мира. А так, пятнадцатилетние необученные и не инициированные мажини — это было как раз то, в чем нуждалось наше Королевство для укрепления своей колдовской мощи.

Та полночь началась ровно так же, как и предыдущая ночь Новорожденной Звезды, которую я провел в Храме: Или-са прокричал название месяца, и стены приемного зала окрасились в зеленый цвет, сообщая нам о том, что девушек действительно ровно пятьдесят. Приемщик довольно крякнул, поставил галочку в списке дел и, традиционно высморкнувшись, гнусаво прокричал:

— Вьюн!

И снова зеленый свет стен. Кто-то из девчонок всхлипнул, другие взволнованно зашептались, еще кто-то громко зарыдал, но до того, как Гряда сомкнется, никто из нас не имел права спускаться в зал, и потому я просто с сочувствием смотрел на прибывших со своего места и, не буду лгать, размышлял о том, что, будь я на их месте, ненавидел бы люфтов лютой ненавистью за то, что мы с ними делаем. Ненавидел бы, даже зная о том, что каждая из тех шести сотен, что прибудет из-за Гряды этой ночью, в конечном счете окажется довольна своей судьбой

— Водень! — проорал Или-са, подождал, пока стены примут положенный им окрас, поплевал на руки, высморкался, еще раз поплевал, затем шумно выдохнул и, бросив в мою сторону взволнованный взгляд, выкрикнул:

— Рыбень!

Секунда — и я чуть не оглох от оглушительного воя сирен и едва не ослеп от светящихся агрессивным алым стен приемного зала.

— Да что за напасть!? — страдальчески взвыл старик-приемщик, окидывая взволнованным взглядом все транспортные нити и плетения. — Опять Большое Озеро?

— Или-са? — я шагнул было в сторону старика, но тот выставил вперед руку, приказывая мне не двигаться.

— Не лезь, Кэйнаро! Сначала примем остальных, затем будем разбираться.

— Но девушка, — попробовал возмутиться я. — Буря…

— Спокойно. Если бы девушка преодолела Гряду и пропала, сигнализация включилась бы, но без светового сопровождения. Что же касается красных стен, не хочу тебя пугать, но в последний раз я нечто подобное видел лишь однажды, двадцать два года назад. Понимаешь, на что намекаю?

— Понимаю, — прошептал я, чувствуя, как холодок ужаса сковывает мой позвоночник. Еще одна война — это последнее, в чем нуждается Лэнар… С другой стороны, учитывая влияние Королевы на мужа…

Радo-са-Или, тем временем, забыв о всех своих приметах и неизменном насморке, оттарабанил в рупор оставшиеся месяцы, и после того, как в зале оказались пятьсот девяносто девять девушек, а место перехода, схлопнувшись, потухло, перегнулся через край лоджии, где мы с ним находились, в и прокричал, заставляя собравшихся внизу девушек, задрать головы вверх:

— Все, кто пришел из Большого Озера, в срочном порядке пройдите к выходу номер семь!

Думаю, не лишним Сейчас будет напомнить о том, какой специфической внешностью обладал старик-приемщик. И еще о том, что новым переселенкам всем было не больше пятнадцати полных лет, поэтому когда внизу раздался дикий визг и началась паническая беготня, я ни капельки не удивился, вместо этого укоризненно посмотрел на горбуна и, качнув головой, заметил:

— Или-са, вы вообще не разбираетесь в женщинах.

— Именно поэтому меня блудливые девки не бьют по голове и не раздевают донага, лишив единственного мундира, — отбрил тот и тут же велел:

— Спустись вниз и успокой их как-нибудь. Святая вода, что ж они так орут? Мы этак и до утра с расселением не управимся…

Я усмехнулся и по внутренней лестнице побежал вниз, а уже у седьмого выхода искреннее обрадовался тому, что у Или-са есть такая преданная и заботливая домоправительница. Инайя ждала меня у двери, нетерпеливо оглаживая круглые бока и взволнованно поправляя неумело повязанный джу. Парадокс, но вид традиционного платка, который на всех прогрессивных женщин Лэнара наводил ужас (про провинциалок не говорю), на переселенок действовал успокаивающе.

— Большое Озеро, — повторил я название интересующего нас населенного пункта прежде, чем взяться за ручку двери.

— Я слышала, — кивнула Инайя, и мы вошли внутрь.

Доводилось ли вам когда-нибудь видеть шесть сотен пятнадцатилетних перепуганных девушек, собранных в одном месте? Если доводилось, то вы представляете себе все разнообразие и всю многогранность звуков, которые издает эта толпа. Если же не доводилось… Что ж, возможно, оно и к лучшему.

Я приготовился напрягать голосовые связки, даже вспомнил одно из простейших заклинаний усиления звука — моего уровня магии, не связанной с основным профилем, должно было хватить на то, что бы его осилить, но, к моему огромному удивлению, сразу у порога нас с Инайей ждало одиннадцать взволнованных девушек — ни на одной из них, надо сказать, не было джу — самая серьезная из них сделала один шаг в мою сторону и дрожащим голосом попросила:

— Ваше величество, не отдавайте нас, пожалуйста, дракону. Или… или, может, сначала прочитайте записку от посланника. Он велел передать.

Инайя, словно птица с большими крыльями, всплеснула руками и засуетилась вокруг говорившей:

— Батюшки-светы! Девонька, какой дракон! Никакого дракона и в помине нет! Кто вам сказал такую глупость? Идемте со мной, малышки, у меня готова ваша комната, и горячий…

— Инайя! — я был вынужден прервать поток красноречия домоправительницы. — Одну секунду. Девочки стойте тут.

Вошел в зал перемещения и все же воспользовался заранее подготовленной формулой усиления звука, что бы произнести:

— Девушки! Мы очень просим вас успокоиться! Поверьте, ничего ужасного вас не ждет! К сожалению, вам придется некоторое время побыть в этой комнате, но обещаю — это не продлится долго, если вы во всем будете следовать указаниям и не будете создавать панику.

— И пусть встанут по месту происхождения! — прогнусавил Или-са, к счастью, не рискуя вновь показаться из-за края балкона.

— И для того, что бы ускорить процесс, сгруппируйтесь по городам. Инайя-на-Сай и несколько ее помощниц очень скоро проводят вас до комнат, где вы проведете некоторое время вплоть до того, как вас отправят по точкам назначения. Вы меня поняли?

Несколько мгновений тишины, а потом:

— А точно дракона нет?

— В нашем королевстве нет, — со всей искренностью заверил я и, наконец, перевел взгляд на девушек из Большого Озера. — Ну, что там за записка от посланника?

— Вот, — проговорила та серьезная девушка, что обратилась ко мне несколькими минутами ранее, и протянула белоснежный свиток, запечатанный сургучом королевской печати.

Не ожидая позволения Или-са, я развернул бумагу и быстро прочитал написанное.

«Ваше Королевское Величество, — обращался потомственный посланник Большого Озера, который, по всей вероятности, искренне верил в то, что девочек встретит сам Король, — ровно год назад наш поселок передал вам в услужение вместо положенных двенадцати юных дев, тринадцать. Мы сначала думали, что одну из них нам вернут назад, но так как девушка не вернулась, наши жрецы предположили, что Большое Озеро имеет право на некоторую поблажку, а потому в этом году вместо положенных двенадцати отправили к сияющему зеркалу лишь одиннадцать дев. Смиренно прошу прощения за их наглость, и клянусь, что моей вины в сим нет. И ежели Ваше Величество пожелает о возмещении, то к следующей ночи Новорожденной Звезды мы подготовим для вас вновь тринадцать дев. Уповаю на Вашу справедливость, искренне Ваш и от имени сиятельного Наместника, королевский посланник Больших Озер».

Я машинально отбросил назад упавшую на глаза челку и растерянно глянул на молчаливо ожидавших девушек.

— А давайте-ка поднимемся наверх.

— К дракону? — пискнула одна из одиннадцати, маленькая блондиночка в старомодном платье и с огромной переметной сумкой через плечо.

— Нет никакого дракона, — устало проворчал я. — Начальник мой есть, жуткий горбун, между прочим. Страх как не любит визжащих без поводу и болтливых девиц. Так что мой вам совет, с вопросами к нему лучше не суйтесь, если вам жизнь дорога.

Блондиночка испуганно ахнула, а ее подружка тихонько пробормотала:

— Начальник? Ваше величество, а кто же у вас начальник-то?

И дрожащим голосом сама ответила на свой вопрос:

— Бог?..

Чувствую, Или-са сегодняшней ночью повеселится вволю…

Покачав головой, я проводил девчонок к приемщику, а сам вернулся вниз, что бы помочь домоправительнице и нескольким ее помощницам — молоденьким девушкам из Красных Гор, которых специально ради этого нанимали раз в год. Кстати, платили за их помощь на зависть хорошо.

До утра мы распределяли переселенок по временным комнатам, которые, если честно, больше напоминали казармы, потому что спальни, оборудованные двенадцатью кроватями, двенадцатью тумбочками и имеющие неизменные решетки на окнах, мне встречались только там. Но, как я и сказал, жилище это было временным. Не позднее, чем через две седмицы девушки покинут храм, а комнаты запечатают до следующей ночи Новорожденной Звезды.

Мы и не заметили, как наступило утро. И лишь когда стрелки на часах показали половину шестого, я, прижав ребра ладони к стеклу окна, убедился, что снежная буря и не думает отступать. Морги! От чувства беспомощной злости хотелось выть. Время утекало сквозь пальцы, как вода, а я ничего не мог с этим сделать. Понадеявшись, что беглянки сейчас находятся в таком же положении, что и я, то есть сидят за четырьмя стенами, ожидая более благоприятной для путешествия погоды, я направил свои стопы к Или-са, узнать, что он выяснил насчет таинственной тринадцатой девушки, которая якобы проникла на территорию Лэнара год назад и осталась неучтенной.

Откровенно говоря, я был уверен, что посланник Большого Озера по какой-то причине солгал. Возможно, жребий выпал его сестре или невесте, вот он и решил попытаться обвести Короля вокруг пальца (такие случае не были редкостью, и наш Король, в отличие от своего родителя, зачастую смотрел на них сквозь пальцы), искренне полагая, что тем самым спасает девушку от страшной доли.

Я усмехнулся. Два года назад, когда я впервые оказался в Красногорском Храме не в качестве посетителя или праздного зеваки, я спросил у Или-са, ради чего весь этот цирк. Почему нельзя рассказать ильмам правду о том, какая судьба ждет переселенок в Лэнаре. Ведь Гряда непроницаема лишь для живых существ, механические повозки с товаром сквозь нее проходят прекрасно (и этим, надо сказать, очень рьяно пользуются местные контрабандисты). Ведь если бы мы отправили Наместнику и Посланникам письма с подробным объяснением, удалось бы избежать стольких слез и испорченных нервов!

— И как это я сам до этого не додумался! — деланно удивился Или-са. — Вот же я старый идиот! Серьезно, Кэйнаро, думаешь, что за эти несколько столетий никому и в голову не пришло поступить так, как ты предлагаешь? Пришло. Мало того, было время, когда переселенки активно переписывались с оставшимися за Грядой родными. И знаешь, что я тебе скажу? От этого было только больше несчастий. Пойди в библиотеку, почитай воспоминания былых хранителей и приемщиков. Узнаешь, сколько раз сквозь Гряду пытались прорваться те, кто считал себя достойным лучшей жизни. На моем веку, к счастью, подобного не было, не думаю, что я бы смог продержаться на этой должности так долго, если бы раз в год мне приходилось очищать приемный зал от трупов… А уж как бы мы выветривали запах горелого мяса, я даже представить себе боюсь.

О, да. У Гpяды была одна особенность: даже тогда, когда в ночь Новорожденной Звезды она становится частично проницаемой, не каждый житель Ильмы может покинуть свою родину — лишь юные девушки, не успевшие познать мужчину. Отсюда и слезы, и истерики, и жуткие страшилки о страшном драконе, который, якобы, лишь юными девственницами питается.

Теперь еще и меня приняли за Короля. Хорошо, что не за бога…

Радо-са-Или все еще был в небольшом кабинете над приемным залом. По моим подсчетам, он должен был уже заканчивать оценку магического потенциала переселенок, а вместо этого старик стоял у стены, на которой висела карта горного региона.

— Как думаешь, — он на мгновение оторвался от рассматривания горного массива и повернулся в мою сторону, — какова вероятность того, что Король отправит меня на плаху, узнав, что я потерял одну из девушек?

— Не думаете, что она плод воображения посланника Большого Озера? — спросил я.

— Уверен, что нет, — Или-са вздохнул и перебрался в кресло за столом. — Я столько времени пытаюсь понять, что же случилось год назад, где я ошибся настолько, что девушку выбросило посреди зимнего леса… А оказывается, дело не в моих расчетах, а в том, что их изначально было две.

— Но в этом случае они должны были шагнуть в портал одновременно, — заметил я.

— Полагаю, именно так и было.

— Тогда почему о тринадцатой девушке мы узнали только Сейчас? Почему вам та, что оказалась в лесу, не рассказала правду еще год назад?

Или-са скривился и потер виски с видом человека, страдающего от очень сильной головной боли.

— Вот и я хочу знать, почему, — ответил он, а затем вновь глянул на карту и пробормотал:

— А еще мне очень интересно, почему я не помню ни имени той девушки, ни как она выглядела, ни, что самое главное, куда она делась после того, как мы ее нашли…

— Что?

— А то. Помню рев сигнализации, многочасовые поиски и даже мальчишку, сына аптекаря, который сообщил, что пропажа нашлась, а дальше пустота. Ну, думаю, все. Совсем из ума выжил, Инайю позвал, чтобы расспросить о той девушке, что год назад потерялась. И что ты думаешь?

— Полагаю, что ваша домоправительница, которая вообще ничего и никогда не забывает, сделала большие глаза и посоветовала вам не пить за обедом дурман-воды, а главное, не отвлекать ее от работы в такую сложную ночь.

Старик хохотнул, тем самым подтверждая верность моего предположения.

— Сейчас мы все равно ничего сделать не сможем, — заметил я. — Буря. Разве что переговорить с девушками из Большого Озера… Расспросить, что они знают о событиях годичной давности.

На том и порешили.

С трудом дождавшись полудня — именно этот час Инайя посчитала подходящим для того, что бы разбудить девушек, — я приступил к опросу свидетельниц. Решив, что новые жительницы нашего королевства будут чувствовать себя более комфортно, если их не разлучать, я собрал всех в большой гостиной Или-са. Первые несколько минут девчата возбужденно щебетали (видимо, встреча со стариком-приемщиком убедила их в том, что дракона все-таки не будет), атакуя меня вопросами о Лэнаре.

— А вы точно не Король?

— У вас большая столица?

— А правда, что нас отправят в Королевскую академию?

— Говорят, нас всех замуж за знатных женихов выдадут…

Я еле отвечать успевал.

— Нет, я не Король, хотя и прихожусь ему дальним родственником. Столица большая, только в ней живет больше людей, чем во всей вашей Ильме. И в Королевскую академию поедут учиться не все, а лишь самые одаренные. А женихи у нас тут разные есть, и знатные, и не очень… Что вы говорите? Нет, я не женат. Нет, не собираюсь в ближайшее время. Не передумаю, нет, даже ради такой красавицы…

Короче, чуть не сдох, пока наконец не подобрался к интересующей меня теме.

— Ой, а у нас же в прошлом году в Большом Озере такой скандал был! — та самая блондиночка, что предположила, будто у меня в начальниках ходит сам бог, уж не знаю, который из плеяды, но, учитывая мой дар, подозреваю, что Глубинный Жнец, первая вспомнила о событиях годичной давности. — Представляете, вдова Рэйху-на-Куули с ума сошла, прорвалась в Комнату Короля и пыталась убить всех девушек.

— Да что ты врешь! — возмутилась соседка блондиночки, тоже блондинка, но более темная. — Тебя же даже возле Ратуши тогда не было.

— Можно подумать, что ты была.

— И была.

— А вот и нет!

— А вот и да!

— А вот и нет!

— А вот и да!

— А вот и…

Я не выдержал и рявкнул:

— Цыц!

И, конечно же, девушки сразу же обиженно надулись и замолчали.

— Да не была она сумасшедшей, — проговорила третья, которая до этого момента все больше помалкивала и лишь однажды спросила, когда с ее родителями рассчитаются, и нельзя ли будет с откупом передать записку, в которой им сообщат, что с ней все хорошо. — Вдова Рэйху-на-Куули. Нормальной она была. И в ту ночь, по-моему, никого она в Комнате Короля не убивала. Наоборот даже. Я слышала, что именно посланник грозился всех поубивать, если его немедленно не впустят внутрь. Даже дверь сломал.

— Точно-точно! — подхватила рассказ курносая брюнеточка с многоярусной прической. — Мне мама рассказывала, что главного жреца чуть удар не хватил, когда посланник вместе с ублюдком Куули и старым Йо-на в Комнату Короля вломились.

— Ага! Моя маменька тоже всю голову сломала, думая, с чего бы им так вдова понадобилась, что они на преступление пошли, а как про то, что она Двор отпустила, известно стало, только смеялась, и говорила, что так этому ублюдку и надо. Что будь она на его месте, так давно б из Большого Озера ушла и попыталась своим умом Двор построить, а не ждать, пока старик Рэйху ласты склеит.

— Ой, можно подумать, твоя мамаша лучше. Только и думает, как под своего сыночка одну из моих старших сестер подсунуть. Ни стыда, ни совести! Батюшка ей сколько раз уже от ворот поворот давал, а? А она все никак не успокоится.

— Да что б ты понимала, дура куцехвостая!

— Цыц!! — снова рявкнул я, испытывая страстное желание если не поколотить малолетних сплетниц, то хотя бы вставить каждой из них магический кляп, чтоб говорить могли только по приказу. Жалко только, что за такой метод дознания в отношении новых переселенок меня не только начальство по головке не погладит, меня и сам Король с Королевой на веки вечные в захолустье пострашнее Красных Гор сошлют.

— Вернемся к вдове Куули и тому, что с ней случилось после ночи Новорожденной Звезды.

На меня посмотрели, как на малахольного дурачка, после чего та девушка, что передала мне записку от посланника, насмешливо дернула бровью и спросила:

— А что, в Лэнаре в Храмовых классах грамоте не учат? Вы же читали записку. Там же ясно написано, что вдова нелегально за Гряду удрала. Что непонятного?

Настала моя очередь удивляться. В отличие от девушек, я знал, что вдова никак не могла попасть в Лэнар уже хотя бы потому, что не являлась невинной девой, но говорить девчонкам об этом я не стал, ответил только:

— Все понятно. Тогда другой вопрос. Как она выглядела? Высокая такая, чуть ниже меня ростом, темноволосая и глаза голубые.

— Про глаза не помню, — призналась девушка, — но точно не очень высокая. И рыжая еще. У них в семье все рыжими уродились, в папашу.

Я немного расстроился от такого известия, жалко было расставаться с теорией о том, что тринадцатая девушка была моей сиреной, с другой стороны, может, не все еще потеряно.

— А вы не помните, в тот год из девушек кто-нибудь под это описание подходил?

Девчата переглянулись, а затем одна из них пожала плечом и пробормотала:

— Может, и подходил. Эйга вот, к примеру, тоже темноволосая и глаза голубые. А уж каланча, каких свет не видывал! — и свою соседку в бок несильно толкнула. — А вам зачем? Вам только брюнетки нравятся? Если что, я и перекраситься могу.

— Сама ты каланча! — возмутилась та, которую звали Эйгой, и я понял, что беседа опять свернула в сторону скандала.

Морги! А еще стало понятно, что без художника, который по моему описанию сможет нарисовать портрет, большего я не добьюсь, а потому, с тоской глянув за окно, где по-прежнему бушевала непогода, отпустил девушек, предложив погулять по Храму, если у них есть такое желание. Желание было, и потенциальные свидетельницы упорхнули из гостиной, будто шумная стайка разноцветных птичек. Удивительное дело. Всего несколько часов назад каждая из них была уверена в том, что смерть в зубах морского дракона — это едва ли не лучшее, что может случиться с ними по эту сторону Гряды, а теперь они щебечут, обсуждают будущих женихов и отчаянно кокетничают с совершенно незнакомым мужчиной. Впрочем, не выходя за рамки приличий.

Я поднялся к Или-са, чтобы отчитаться об итогах беседы, и даже не удивился, обнаружив старика по уши зарывшимся в отчеты годичной давности. Как и я, он еще не ложился. Выслушал, сообщил, что один художник в Красных Горах все же есть, но в связи со снежной бурей добраться до него сейчас совершенно не представляется возможным.

— Ты бы отдохнул, Кэйнаро, пока время есть, — предложил он, возвращаясь к изучению бумаг. — Неизвестно, будет ли у тебя такая возможность после того, как распогодится. Ступай к себе, я распоряжусь, чтобы тебя разбудили, когда буря утихнет.

И не подумав спорить, я кивнул и, посоветовав старику и самому взять небольшой перерыв, ушел к себе. В первую очередь, хотелось помыться. Придя в себя на кухне, я умылся, но по-прежнему чувствовал на себе запах не самого лучшего дурмана, которым пропиталось мое исподнее. Побриться еще. Вспомнить бы еще, когда я в последний раз делал это. Кажется, в казарме, перед памятным разговором с бригадиром.

Проведя ладонью по лицу, я убедился, что моя небритость уже граничит с бородой и раздраженно скривился. Раньше, когда я еще жил с родителями, от ежедневной борьбы с ненужной растительностью на лице спасал ряд артефактов вроде заговоренного лезвия или специального лосьона после бритья, который значительно замедлял рост волос. Увы, нынешнее состояние моих финансов не позволяло пользоваться чудесами современной маг-техники, а это значит, что бриться придется по-старинке: при помощи куска мыла, горячей воды и опасного лезвия, после которого, даже если получится обойтись без порезов, всю рожу саднит так, словно я ею о каменную стену терся.

Ну и, конечно же, нужно было проверить толщину собственного кошелька, а точнее, что именно останется в нем после того, как я закажу себе новую форму — и хорошо бы ее подготовили до того, как мне придется возвращаться в казармы. Я все еще питал надежду, что историю с унизительным раздеванием получится замолчать.

Войдя в небольшую уборную, что примыкала к моим покоям, я снял с себя серый, полинявший от старости свитер, который мне выделила из своих запасов добросердечная Инайя, стянул брюки — эти были коротковаты, но дареному фью, как известно, длину хвоста не измеряют, — не скрывая отвращения, сбросил нижнее белье, от которого и в самом деле разило так, будто я, не снимая его, искупался в бочке некачественного дурмана. И только после этого я вспомнил, что в Храме нет центрального отопления, а по канализационным трубам течет лишь холодная вода.

— Вот же гнилой киру! — выругался я вслух, в первую очередь злясь на себя. Ну что мне стоило попросить Инайю, чтобы она распорядилась насчет ванны! Сам виноват. Я махнул рукой и, шипя сквозь зубы от холода, полез под ледяной дождь душа — уж лучше так, чем снова надевать вонючее исподнее или, что еще хуже, свежее — на грязное тело. И это еще хорошо, что воду для бритья можно нагреть над свечкой, благо, Инайя всегда очень трепетно следит за тем, чтобы у каждого обитателя Храма был свой собственный набор для горячего меда.

Наскоро приняв ледяной душ, я завернулся в пушистую простыню, которая заменила мне одновременно и полотенце, и халат, поставил на огонь чайник и какое-то время — очень короткое, к сожалению — посвятил пересчитыванию своих убогих капиталов. На новую форму, к счастью, хватало. К несчастью, не на зимнюю, да и то впритык. Даже не знаю, как на оставшиеся семь золотых и двенадцать медных чешуек дотянуть до жалования. Ладно, в Красных Горах меня хотя бы кормят, но возвращаться в столицу надо будет за свои деньги. А это, даже если не брать плацкарту, три с половиной золотых. И что в итоге у меня останется? Вот же моржья отрыжка! Снова целый месяц придется или к Олису на хвост садиться, или на пустую карфу переходить… Хотя, если бригадир не завалит бумажной работой, всегда можно найти подработку в порту. Может, мне нужно было сразу в грузчики податься? Весь последний год, когда неприятности сыплются на меня со всех сторон, я, по-моему, в порту времени провожу больше, чем на месте своей непосредственной службы.

Отягощенный этими не самыми радостными мыслями, я потащился в ванную, чтобы, наконец, побриться, да так и замер перед зеркалом, открыв от удивления рот: на груди, чуть ниже ключицы, красовалась небольшая татуировка в форме штурвального колеса. И самое смешное, что я даже абстрактно не представлял себе, как и когда она там появилась. Вчера утром, собираясь в гости к градоначальнику, я не особо рассматривал себя в зеркале, но накануне вечером, после принятия ванны, я точно стоял на этом самом месте и, скептически разглядывая свою щетину, размышлял над дилеммой: побриться сейчас или все-таки подождать еще денек. И тогда никаких татуировок абсолютно точно не было.

— Да чтоб мне сдохнуть! — забыв о финансовых проблемах, пропавших девицах и коварных аферистках, я отбросил в сторону простыню и со всей тщательностью изучил собственное тело. Хорошо это или плохо, но никаких других рисунков мною обнаружено не было.

— Моржьи потроха… — внезапно все мои былые неприятности показались сущей чепухой на фоне предстоящего разговора с родителями. Отец, скорее всего, удивится. Уверен, он даже во сне себе представить не мог, что Колесо Фортуны может появиться на плече его самого младшего сына. Того самого, что, наплевав на традиции предков, ушел из семьи. Удивится… Ха! Слабо сказано! Он будет в шоке, точно вам говорю. Потребует немедленного моего возвращения домой — временного, надо полагать, потому что теперь-то он уж не будет ставить мне палки в колеса…

А вот мама обрадуется, так и вижу, как она уголком белоснежного платочка утирает невидимые слезы…

Бригадир проклянет тот день, когда я появился на пороге его участка, и заодно день моего рождения.

Олис скажет что-нибудь в том стиле, что нечто подобное только со мной и могло случиться и, возможно, приведет в качестве примера какие-нибудь статистические данные о моих предшественниках. Ну, в смысле, о тех нескольких сотнях счастливчиков, кого боги отметили своей лаской дo меня… Интересно, среди этих данных будут сведения о тех, кто и представления не имеет, где искать ту, что наградила его этой отметиной?

Король поздравит. Может, даже личным опытом поделится… А Королева, наверное, запретит показываться в столице до тех пор, пока мои поиски не увенчаются успехом.

— Моржьи потроха, — я застонал, осознав, с каким количеством женщин контактировал в течение последних суток, тут не то что за две седмицы, за два месяца не управишься!

Понимая, что другого выхода у меня нет, и окончательно забыв об отдыхе, я снова потащился к Или-са. Сейчас, когда новость о том, что меня отметили боги, все равно не может покинуть здания Храма, только в его власти было помочь мне с поиском подарочка судьбы.

Подарочек… Морги! Выяснить бы еще, чем же я так разгневал Всевышних и Глубинных…

Радо-са-Или встретил меня с выражением полной обреченности на лице.

— Что? — хмуро спросил он, когда я, поскребшись в дверь его кабинета, замер на пороге.

— Даже не знаю, с чего начать, — пробормотал я, а затем молча стянул через голову свитер вместе с рубашкой и продемонстрировал старику свое нечаянное украшение.

— Это… — задохнулся Или-са. — Это… Это то, что я думаю?

Я обреченно кивнул и буркнул:

— А что вы так удивляетесь? Мои предки, между прочим, в родстве с Королем. Не то чтобы в близком, но все-таки… Говорят, шанс получить Колесо, если в семье оно у кого-то уже было, довольно велик.

— Голову мне не дури! — рыкнул приемщик. — Знаю я все про твое родство! Но ты ведь не старший сын.

— Не старший, — скривился я. Ох, сколько раз мне приходилось слышать эту фразу.

— Ты не старший сын, Кэй, — ласково утешала мама, объясняя почему я не могу поехать с отцом во дворец, чтобы меня представили Королю. Тогда мне было шесть, тогда я мог себе позволить обиженные слезы и открытый протест.

— Вот был бы ты старшим, тогда и выбирал бы, — проговорил отец, не поднимая глаз от утренней газеты, когда я сообщил ему, что меня совсем не греет мысль идти по его стопам и заниматься научной деятельностью. — А потому иди и делай, что тебе велят. И будь благодарен. В старину четвертому сыну от отца доставалась дорожная сума и, в лучшем случае, беззубый фью…

— В шерхи мы по результатам экзаменов только первородных зачисляем, — огорошил меня куратор курса, когда я в гневе требовал объяснений, почему моей фамилии нет в списке курсантов элитного подразделения. — У первородных магия значительно сильнее. Вот будь ты старшим сыном…

— Но у меня высокий потенциал! Вы же сами знаете! — взорвался я, понимая, что обиженные слезы были простительны в шесть, но никак не в двадцать два.

— Знаю, — кивнул куратор. — И лишь потому напоминаю, что в шерхи не только выпускники Академии попадают, но и рядовые служители правопорядка. Послужи, прояви себя, а там и поговорим. Посмотрим.

— Но ты ведь не старший сын! — удивленно воскликнул Или-са, и я дурашливо развел руки в стороны.

— Не старший, так и есть. Так что, мне теперь пойти и повеситься из-за этого?

— Я не о том, — смутился старик. — Просто, говорят же, что такая отметина наследнику передается… Вместе с титулом и именем.

Я пожал плечом. На самом деле о том, как и почему на теле некоторых избранных появляется Колесо Фортуны, толком не знал никто. Да и, если честно, до того, как несколько лет назад оно появилось у Короля, об этом вообще старались не говорить, посвящая в тайну лишь жрецов. Но после того, как половина королевства своими глазами видела, как на теле правящего монарха проявляется знак божественного благословения, отношение к магической отметине резко изменилось.

И если меня кто-то спросит, с какого такого перепугу Король решил обнажиться на глазах у своих подданных, я отвечу: его величество человек исключительно современный и прогрессивный, в тот год решил популяризировать в народе спорт. И то и дело принимал участие в показательных спортивных соревнованиях. И вот, когда он в Королевскую Академию приехал в составе команды борцов, тогда-то Колесо Фортуны на его теле и появилось.

Что началось… Ох, что началось! Жрецы и лекари первым делом решили, что на правителя порчу наслали. Такой крик подняли — страшно вспомнить. А потом присмотрелись… Бояться-то и нечего! Наоборот, радоваться надо. Не каждый год боги снисходят до того, чтобы выбрать одному из своих слуг идеальную пару, благословляя все их начинания. Их и их потомства.

Говорят, отмеченные Колесом в один миг становятся исключительными счастливчиками, что у них получается все, за что бы они ни взялись, а любое начинание заканчивается обязательным триумфом. В это мне верилось слабо, откровенно говоря. Нет, в качестве примера у меня перед глазами был его величество Король, который именно таким и был, но, скажем прямо, везунчиком он был и до того, как у него проявилась магическая татуировка. И еще дед мой. Тот был единственным — до меня — представителем семьи, кого боги «осчастливили» идеальной парой. Говорят, я на него как две капли воды похож, во что мне верится слабо, потому что деда я запомнил дряхлым, трясущимся от старости и совершенно седым. После того, как умерла бабушка, он, по большей части, сидел в своем кабинете, курил чамуку и радовал внуков разными страшилками из своего прошлого — до того, как податься в академики, старикан был всемирно известным путешественником и объездил весь мир, разве что за Грядой не смог побывать. Из молодых его портретов сохранился только тот, где он сидит на коленях у прабабки — лысый, беззубый, в каких-то жутких кружавчиках — совершенно никакого сходства. В детстве я часто смотрел на этот висевший в холле портрет и думал, как же этот розовый карапуз, на которого я, по словам матери и отца, просто невероятно похож, превратился в того человека, что сутками напролет сидел в малой библиотеке, именуемой «дедов кабинет» и громко ругался, если ему забывали пополнить запасы чамуки.

Так что да, право сомневаться в том, что Колесо Фортуны всем своим носителям приносит невероятную удачу, у меня были, потому что назвать счастливой жизнь своего покойного деда я не мог при всем своем желании. Нет, пока он был путешественником — еще ладно, но потом… Что за радость изо дня в день читать лекции в не самой престижной Академии, а потом торопиться домой, где тебя ждет жена с выводком из десятка отпрысков?

Я понимаю — это был его выбор. Но я-то здесь причем? Я себя научным сотрудником никогда не видел, с самого раннего детства мечтая стать элитным шерхом, и плевать я хотел на династию. Для династии у меня старший брат есть, вот он пусть за нас и отдувается.

Мечтал. И ведь почти. Почти дометался! Но нет, вновь судьба повернулась ко мне тем местом, на которое я только у симпатичных девчонок люблю пялиться, и наградила Колесом Фортуны и неведомой невестой в придачу. Хотя… если отец не потребует моего возвращения в лоно семьи — а как он может потребовать? Я же совершеннолетний и, к тому же, не наследую за ним — и после того, как бригадир переживет атаку журналистов, которые обязательно обрушатся на наш участок, как только станет известно о моей отметине… О-о-о! Меня наконец-то, после стольких лет ожиданий переведут из криминальников в полноценные шерхи.

Даже голова от счастья закружилась. Ведь все те неприятности, о которых я вспомнил в момент обнаружения колеса, они ведь все временные! Все, пожалуй, кроме прилагающейся к колесу жены. Но с женой-то уж я как-нибудь справлюсь, а удача останется при мне… Вот только прежде, чем сообщать о магической татуировке жрецам, Королю и родителям, не мешало бы выяснить, какой же счастливице досталась парная метка. А это была задачка не из простых. Пятьсот девяносто девять девушек Короля, дюжина служанок, которых наняла Инайя для помощи с переселенками да плюс две злоумышленницы, что облапали меня несколькими часами ранее. И как, спрашивается, мне заставить их всех раздеться, чтобы проверить, не появилось ли на их невинных телах магической метки? Парадоксально, но больше всего мне хотелось раздеть последних, хоть я и понимал, насколько невероятна идея, что они могли сохранить невинность, живя в Красном Квартале.

На миг позвоночник прошибло холодным потом. «А что, если это сирена?» — подумал я. Но тут же отмел эту мысль как крамольную: «Да ну, ерунда. Не может мне НАСТОЛЬКО не повезти! А невеста? Ну, что невеста? Радоваться надо, что за окном снежная буря и у меня моржья туча времени для того, чтобы раздеть каждую из шести сотен, пусть и не своими руками!»

— Я бы на твоем месте не радовался так откровенно, — вырвал меня из приятных мыслей Или-са, и я бросил в его сторону настороженный взгляд. Это он сейчас о чем? Если о том, что основное везение, если верить рассказам деда и тем слухам, что ходили про Колесо в обществе, начнется только после свадьбы, то еще ладно. А если о другом? Если он намекает, что женушку мне судьба присмотрела не среди переселенок и честных служанок, а среди аферисток бессовестных, что в свободное время не крестиком вышивают, а честных жителей королевства грабят, — тогда это совсем другой разговор…

— Я просто подумал, что если мы… — нахмурился от волнения. — Если вы попросите домоправительницу, чтобы она со своими помощницами организовала девушкам… м-м-м… может, баню?

И на удачу пальцы за спиной скрестил, потому как Или-са мог спокойно возразить, что возиться Сейчас с поисками невесты нет никакого резону, что стоит рассказать обо всем Королю (а главное, Королеве) и тогда невеста сама собой отыщется в один день, как по волшебству.

«Только бы не сирена!» — мысленно взмолился я. Потому что если сирена… Перед мысленным взором возникло лицо бригадира в тот момент, как ему станет известно, каким же подарочком меня наградила судьба,

— Моржий ты сын, Кэйнаро-на-Рити, — усмехнется он в усы. — Только тебя могло угораздить заиметь в жены аферистку. Так что, прощайся с карьерой шерха, друг мой, и дуй к батюшке в Академию, младшим научным сотрудником или кто там в подручных бегает? Потому как везение везением, а одно из правил приема в элитный отряд — безупречная репутация. Бе-зу-преч-на-я.

И так я ярко представил себе и пышные усы, и хитро прищуренный глаз, и вот эту известную манеру бригадира растягивать слова, произнося их по слогам, что когда Или-са произнес:

— Я, значит, попрошу, а ты, стало быть, будешь в дырочку подсматривать?

Едва не ляпнул:

— Можем и вдвоем подсматривать, если вам так хочется, — но вовремя прикусил язык и по возможности искренне возмутился:

— Подсматривать? Даже и в мыслях не было! Я же говорю, Инайя с помощницами… ведь не откажет?

Расчет был таким, что домоправительница осмотрит помощниц, а те, в свою очередь — девиц. И Или-са, уверен, прекрасно мою задумку понял, но все равно спросил:

— А просто спросить у девушек ты не хочешь?

Я выразительно посмотрел на старика и покачал головой. Спросить? Он серьезно?

— После того, как они верещали так, что в столице слышно было, опасаясь, что их сожрет страшный и ужасный морской дракон? Или-cа, ну чего ради их снова будоражить? Во-первых, они же соврать могут. А во-вторых, я и сам метку случайно обнаружил. Может, она… ну, жена, в смысле. Будущая, — в этот миг мой позвоночник снова прошибло холодным потом — все-таки мысль о жене не наполняла меня энтузиазмом, как-то я не планировал в ближайшие лет десять-пятнадцать женой-то обзаводиться. Я откашлялся, маскируя заминку и начиная откровенно злиться из-за этих перепадов настроения, от таких качелей немудрено и полным психом стать, продолжил. — Может, она и сама пока не знает.

— Воля твоя, — Или-са устало потер двумя руками лицо, а меня заполнило чувство стыда от мысли, что старик ведь не меньше моего устал, даже больше, пожалуй. Ему отдохнуть, горячего бульону попить и спать лечь. Так нет, мало ему проблем было с девушками Корoля, так тут еще и я со своим Колесом.

— Или-са, — в порыве искренности я схватил старого приемщика за руку и поклялся:

— Обещаю, никуда не уеду из Красных Гор, пока мы со всем здешним балаганом не разберемся. И с аферистами, и с похитительницами мундиров, и с пропавшими девчонками. Правда!

— Спасибо, Кэйнаро, — старик усмехнулся, — только, боюсь, если Король велит тебе ехать в столицу, сделать уже ничего не получится.

— Значит съезжу и вернусь! — я рубанул рукой воздух, настаивая на своем. — Охота самому понять, что же тут происходит.

И помчался за Инайей. Как оказалось, в сложном вопросе поиска суженой без домоправительницы никак нельзя было обойтись.

Женщина выслушала меня внимательно, восторженно поохала, в приступе романтизма прикрыла глаза, а затем деловито потерла ладошки и заявила:

— Я вдовицу Мо в главные помощницы возьму. Ее проверять не надо — вдова же — а с девушками она в силу юного возраста общий язык побыстрее меня найдет.

— Вдова? — забеспокоился я. Вдовы у нас вообще были явлением редким из-за недостаточного количества женщин. Если какая мужа и теряла, то к концу положенного на траур времени, как правило, новый кандидат в мужья уже имелся. — А вы ей доверяете?

— Я всем своим девочкам доверяю, — внезапно обиделась Инайя. — А Эри, наверное, больше всех. Уж до чего умница! И по хозяйству поможет, и слово нужное всегда найдет, и в музыкальной школе деток на кембале играть учит, а уж пряжу какую нежную из любой, самой жесткой шерсти делает! Ты такую во всем Лэнаре не найдешь! Да я ее сейчас вместе с девочками кликну. Сам посмотришь.

И не обращая внимания на мой протест — знакомиться с вдовицей Мо мне совсем не хотелось — убежала звать прислужниц.

Когда первая из них вошла в кухню, опасливо поглядывая в мою сторону и взволнованно сжимая в руках черный джу, я аж воздухом подавился. Невысокая, фигуристая, рыжая, а глаза зеленые и веснушки на носу.

— Ты! — выдохнул, не зная, радоваться или злиться. Неужто везение в действии!! Ай-да ну!! Вот дела! Если так и дальше пойдет, я самые сложные дела королевства буду как орешки щелкать! Я-то думал, мне надо будет художника искать, сирену рисовать и потом искать ее по рисунку во всем королевстве, а мне тут ее сообщница сама в руки идет, как дикая карфа в начале рыбня.

— А? — заметив на мой бешеный восторг, девица испуганно попятилась.

— Это же ты! Не придуривайся! — я даже возмутился такой отличной актерской игре, но тут же осекся, потому что из-за спины моей аферистки появилась еще одна. Фигуристая. Невысокая. Рыжая. Глаза зеленые и веснушки, чтоб им пусто было!

Из десяти нанятых Инайей служанок девять были веснушчатыми рыжухами, удивительно похожими друг на дружку, семеро из них радостно сообщили, что их дома ждут мужья и дети. Что же касается десятой, то та оказалась той самой вдовицей Мо.

— Вы сестры, что ли? — переводя взгляд с одного веснушчатого лица на другое, спросил я.

— А то! — счастливо ответила то ли третья, то ли четвертая рыжуха. — По папаше. Папаша у нас в молодости еще тот ходок был! Стольких жен в Красногорье перепортил! Мы до сих пор нет-нет, да очередную сестру найдем. Скажи, Эр.

— Угу! — вдовица Мо, а я, как оказалось, именно ее за свою аферистку принял, смущенно кивнула и потупила взор. Я же вздохнул, понимая, что везением тут и не пахнет, и потащился в Храмовые подвалы, баньку растапливать.

Однако о том, что именно мы ищем, Инайу попросил никому не говорить.

— Да как же я объяснять-то буду? — удивилась она. — Что скажу, вдове-то? Ищи то, не знаю что?

— Скажите, что отметину ищем, божественную. Знак, а какой точно, не знаете. Или шрам… — я задумался. — Или пятно родимое. Ну, в общем, придумайте что-нибудь. А лучше знаете что? Пусть она вас зовет при любой мало-мальски спорной ситуации.

Поздней ночью, когда меня уже тошнило от усталости — все же, если не считать короткого промежутка времени, в течение которого я был без сознания, я не спал почти двое суток, — я приполз в свою комнату и, не раздеваясь, рухнул поверх покрывала на кровать. От чувства глубокого разочарования хотелось выть, а от досады кидаться на стены. Счастье, что физические и магические силы были на нуле, а то я, чувствую, натворил бы дел. Впрочем, на моем месте кто угодно вышел бы из себя: шестьсот одна попытка найти суженую — и шестьсот одна неудача! Уму непостижимо! Какой, спрашивается, толк от этого Колеса Фортуны, если счастья как не было, так и нет?!

Я застонал, сжимая голову руками, и перевернулся на спину. Девственно-белые потолочные своды и старинная кованная лампа на тяжелой цепи немного примирили меня с существующей реальностью. Глядя на то, как пляшет за подкопченным стеклышкам неяркий огонек ночной свечи, я вяло подумал о том, что утром надо будет первым делом найти художника, даже если буря не успокоится.

Помнится, Или-са рассказывал, что из подземелья Храма в центр Красных Гор ведет подземный ход, построенный еще во времена Первой войны. Когда я впервые об этом услышал, то рвался обследовать его стены, но старик сказал, что якобы не помнит точно, где именно находится вход. Тогда я сделал вид, что поверил…

И в Лэнар тоже надо будет съездить, возможно, даже раньше, чем закончится срок моей ссылки. Не для того, чтобы как можно скорее донести до сведения Короля о моей магической татуировке, а чтобы доставить в участок письмо от Эшту-на-Ди. Выпросить у бригадира в помощники с десяток рядовых — ну, на худой конец, хотя бы парочку! — и вернуться в Красногорье. В том, что в переводе мне бригадир не откажет, я был уверен на сто процентов. Еще и в Храм побежит, чтобы карфу в жертву принести за то, что боги его от меня избавили.

Вздохнув, я щелкнул пальцами, пытаясь притушить пламя свечи, но у меня ничего не вышло — давало о себе знать истощение.

— Моржья отрыжка, — я смежил веки и для надежности спрятал голову под сгибом локтя. — Если какая-нибудь сволочь разбудит меня раньше полудня — убью!

По ощущениям, спал я пятнадцать, от силы двадцать пять секунд, и даже не сразу понял, что меня разбудило. Сел на кровати, оглядываясь по сторонам. Краем глаза отметил, что за стеклянной пластиной окна ставшая привычной за истекшие сутки снежная каша уступила место мягким предрассветным сумеркам.

Внезапно я ощутил страшную жажду и потянулся за кубком с водой, который заботливая Инайя приготовила мне с вечера, а в следующее мгновение воздух разрезал визг такой пронзительности, что я на секунду оглох и выскочил из спальни еще до того, как успел задуматься о том, кто и по какой причине может так ужасающе орать.

Источник отвратительного звука я обнаружил почти сразу — это была одна из девушек Короля. Она стояла в конце коридора, взобравшись босыми ногами на невысокую тумбу, которую в былые времена занимал один из часовых-стражников и, задрав до розовых коленей подол светло-розовой ночной сорочки, не переводя дыхания, верещала.

— Что случилось? — крикнул я, торопясь к девушке со своего конца коридора. Но какое там! Она смотрела куда-то в середину каменного пола и меня, судя по всему, не то что не услышала, даже не заметила.

— Какого морга! — в коридор выскочила еще одна девица: в распахнутом халатике, наброшенном поверх простой ночной рубашки и в растоптанных чимах. — Закрой рот, дурища! Перебудишь же всех!

И пальцами щелкнула, на раз накрывая крикунью непроницаемым, абсолютно идеальным по структуре и исполнению куполом тишины. Мне оставалось лишь благодарно улыбнуться, потому что именно в эту секунду я заметил причину визга — почти неприметный мышиный трупик (не иначе как от ужаса скончался, бедняга, если не от разрыва барабанных перепонок), лежавший посреди коридора. Представив, что тут начнется, если страдающая то ли от бессонницы, то ли от лунатизма девица все-таки кого-то разбудила, я поднял грызуна и велел убираться на улицу, и только после этого перевел взгляд на застывшую в трех шагах от меня помощницу.

— Хорошая работа, — похвалил я, кивая в сторону обеззвученной крикуньи. — Кто научил?

— Муж, — буркнула девица, а я, бросив взгляд, на гриву рыжих волос, только сейчас узнал в ней вдовицу Мо.

Ну, дела! Коренных магов, способных вот так, на раз-два, одним щелчком пальцев, поставить купол тишины, в Лэнаре было довольно много, скрывать не стану (не зря же мы столько столетий смешивали свою кровь с переселенками из Ильмы), но все они — неважно, мужчины или женщины — состояли на службе у Короля или обучали молодежь в магических школах и академиях.

Нет, если бы это была одна из девушек Короля, я бы не удивился — все-таки у них там, за Грядой, совсем другие понятия о сильной магии, и больше половины переселенок, из тех, что стали всемирно известными мажинями, твердили, что на родине у них подобными способностями обладает каждый второй. Но все дело было в том, что девушка, выстроившая купол тишины, не была одной из ильм. Она была вдовой какого-то местного мужика, бесталанного — талантливые в этой глуши надолго не задерживались — и небогатого, если судить по тому, что вдова была вынуждена зарабатывать на жизнь, подрабатывая прислугой.

И тут возникал закономерный вопрос: откуда в глуши Красногорья взялась сия жемчужина.

— И кем у нас был муж? — загибая бровь, спросил я.

— Кем был, того уж нет, — проворчала вдова. — Господин ворнет, вы собираетесь полуночницу к порядку призвать, или мы тут с вами до подъема болтать будем? Не знаю, как вы, а я бы не отказалась поспать еще хотя бы часок…

— Не надо меня ни к чему призывать, — проворчала та самая полуночница, без труда убирая купол и спускаясь с тумбы. Ильмы, говорю же, у них магией такого уровня, по-моему, даже младенцы владеют. — Я сама уйду.

— Какого морга ты вообще в такую рань в коридоре делала? — фыркнула вдова, старательно избегая моего внимательного взгляда. — И в таком виде?

А это был хороший вопрос.

— Действительно, — пробормотал я и, заметив, как смущенно зарделась крикунья, сделал себе мысленную заметку впредь запирать на ночь двери спальни изнутри. На магический замок. Чтобы потом не пришлось перед Королем ответ держать за то, чего я не делал и даже в планах не держал.

— Затем, — буркнула девица и, бросив на вдову полный негодования взгляд, скрылась за одной из дверей, я же подождал еще с минутку, не выглянет ли из своей спальни кто-нибудь еще, а затем вновь посмотрел на вдову.

— Что? — левой рукой она придерживала на груди полы халатика, а правую трогательно прижала к шее. — Что вы так смотрите?

Растрепанная со сна, под глазами усталые тени, но все равно хорошенькая. Очень. К тому же, вдова…

— Удивляюсь тому, что ты с твоими талантами в такой глуши живешь, — ответил я.

Девчонка дернула плечом и смешно скривила веснушчатый носик.

— Где хочу, там и живу. Имею право.

Я опустил взгляд на чернеющий на безымянном пальце правой руки вдовий камень, задержал взгляд на высокой груди, и кивнул.

— Имеешь, не спорю, — девушка не сдержала облегченного вздоха, а я невинным голосом спросил:

— Ты ведь зарегистрированная мажиня? Номер лицензии наизусть не помнишь?

Она глянула на меня с такой огненной злостью, что мне даже послышался треск пламени, а ноздрей коснулся пряный запах разогретой древесной смолы и горьковатый аромат дыма. Ответа я и не ждал, и без ответа было все понятно. Такие девчонки и парни, как вдовица Мо, до сих пор появлялись то в одной, то в другой провинции Лэнара. И чем отдаленнее уголок, тем больше была вероятность встретить незарегистрированного мага или мажиню. Маги встречались чаще, в силу того, что мужское население по численности значительно превосходило женское, но и девушки тоже не были редкостью. А все дело в необразованности и дремучести местных жителей, не желающих расставаться с одаренными детьми. Ими торговали, как живым товаром, из рук в рук передавали и оставляли по наследству. Каралось это дело смертью или пожизненной каторгой, но искоренить это семейное рабство полностью не удалось и по сей день.

— У сестер тоже есть дар? — осведомился я, на что мне показали неприличный жест и попытались скрыться за тяжелой дубовой дверью. — Стоять!

— Я замерзла, — пискнула вдовица и попыталась разжалобить меня несчастной рожицей. Ну уж дудки! И так от этой жалостливости одни неприятности.

— Хорошо, продолжим разговор в твоей спальне… Или в моей, на твой выбор.

Скрип зубов был слышен даже на расстоянии, а в зеленых глазах вновь вспыхнуло злое пламя. Мы вошли в комнату, как две капли воды похожую на мою, с той лишь разницей, что окна выходили на другую сторону, и вдова, обогнув кровать так, чтобы она находилась между нами, замерла на месте. Взгляд злой, но при этом испуганный. И эта рука, так трогательно прижатая к нежной шее… Я даже посочувствовал бедняге. Это было так знакомо: хотела помочь, а вместо этого встряла сама по самое не могу. А вслед за сочувствием пришел стыд и сожаление. Проклятье! Я ведь не могу иначе! Да и она должна понимать, что я просто не имею права теперь ее отпустить! Что обязан доложить о ее способностях, чтобы уровень ее силы должным образом проверили и выдали соответствующую лицензию. Она еще и благодарить меня будет, глупая, когда поймет, что с сегодняшнего дня ее жизнь изменится только к лучшему. Наверное.

— Так что насчет сестер? — повторил свой вопрос я. По большому счету, допрашивать вдовушку надо было по всем правилам, с применением «правда-камня», меняющего цвет, если в его присутствии говорили неправду, но, к сожалению, последний мне был по статусу не положен, поэтому оставалось надеяться лишь на умение читать по лицам. Так себе умение, если честно, учитывая, сколько раз за всю мою жизнь меня оставляли в дураках.

— Ничего, — нехотя ответила она и отвела взгляд. — Ни одна из дочерей папаши Мо магией не владеет. Разве что я…

— Ты же понимаешь, что это проверят?

— Понимаю, — девчонка нахмурилась. — Господин ворнет, а может, мы просто сделаем вид, что…

— Нет, — даже не дал ей договорить. — На должностное преступление я не пойду, да и тебе не позволю совершить глупость. В столицу ты поедешь вместе со мной, это не обсуждается.

Симпатичное личико исказилось от горестной гримасы, и я, убоявшись оказаться уговоренным, поторопился отвести глаза.

— Расскажешь свою историю?

— Нечего рассказывать, — после минутного молчания ответила вдова. — Отец, не папаша Мо, а тот, которого я до недавнего времени считала своим родным, продал меня богатому старику, которому скорее служанка нужна была, чем жена, — тихонько всхлипнула, и я почувствовал себя последним подлецом. — Потом муж умер. Год назад. Я отправилась в Красные Горы, и уже тут познакомилась с… сестрами. Интимные подробности семейной жизни нужны или так сойдет?

— Сойдет, — буркнул я. — Руку протяни.

Опасливо поглядывая на меня из-за кровати, девушка подала мне правую руку, и я — впервые в жизни, надо сказать, — захлестнул на ее запястье петлю магического браслета. Магия, которая не касалась некромантии, давалась мне тяжело, но это было одним из тех заклинаний, которые в Военной Академии учат, начиная с первого курса. Поэтому я с удовлетворением глянул, как ниточка браслета подмигнула мне огненным всплеском и слилась с кожей, став невидимой.

— Это чтобы ты не вздумала сбежать, — пояснил я и виноватым голосом добавил, заметив, как дрожат крылья веснушчатого носика:

— Не злись, потом еще благодарить меня будешь.

— Не дождешься! — вспыхнула вдова, внезапно переходя на ты, и указала мне на дверь.

А я… я уходить не торопился, я еще не все вопросы задал. И один из них меня еще с вечера волновал, с того момента, как я понял, что у всех служанок, что Инайя наняла, один отец. Я покачал головой, давая понять, что не собираюсь никуда уходить, наоборот, устроился на кривоногом стуле, еще и свечку под чайничком для меда зажег, удостоверившись, что внутри него напиток, а не вода, как у меня.

— Я тебя не приглашала, — проворчала вдова. — Я вообще-то спать хочу.

— Я тоже хочу, — согласился я, — поэтому давай-ка быстренько выпьем по кружке горячего меда, чтобы согреться, заодно и познакомимся. Меня Кэйнаро зовут.

— Зовут? — едким тоном протянула моя визави. — Я вот тебя точно не звала, а ты все равно пришел.

— Ну, не хочешь знакомиться — как хочешь. Буду тебя вдовицей Мо называть, хотя это и глупо. Почему, кстати, по отцу, а не по мужу? — и вновь она не ответила. — Кстати, об отце. Как вообще так получилось, что вас у него так много?

Я был уверен, что она вновь промолчит, и девушка действительно ничего не говорила довольно долгое время. Стояла возле кровати, закусив нижнюю губу и прожигая меня злым взглядом. И я уже, откровенно говоря, начинал злиться. Ну, что она, как маленькая! Молчит, трясется вся от холода. Хоть бы в одеяло завернулась… А то халатик этот тоненький явно не греет ни морга. Вон как пальчики на шейке дрожат… Тем временем мед начал закипать, и я, разлив его по чашкам, бросил на вдовушку выжидательный взгляд.

— Да к нему же жены со всего Красногорья до сих пор приходят, — без охоты призналась она, принимая из моих рук горячий напиток, — чтобы он им девочку сделал. Уж не знаю, артефакт у него какой, проклятье ли — сам он говорит, что благословение богов, — услышав о благословении, я вздрогнул, но перебивать не стал. — Нас ведь на самом деле, из тех, о ком мы знаем, гораздо больше, чем десять. А об остальных Папаша, наверное, и сам уже не упомнит.

Я хмыкнул. Хорошо устроился мужик! Удобно, нечего сказать. И тебе любовницы всех мастей и возрастов. И никакой ответственности. Позавидовать можно.

Мед допивали в тишине. Вдова, так и не назвав своего имени, зарозовела, согревшись, и стала потихоньку сцеживать в ладонь короткие зевки, да и я был бы не прочь вздремнуть еще хотя бы часок, а потому, решив, что времени у нас впереди предостаточно, двумя глотками допил мед и, кивнув на прощание, ушел к себе.

Засыпал я с улыбкой на губах. Шутка ли сказать! Я сам, пусть и случайно, но зато без посторонней помощи выявил незарегистрированную мажиню. Не знаю, как повышение, а премия мне точно обеспечена. Может, даже не только на новую форму хватит, но и на зимнюю шинель. И сапоги.

До самого завтрака, который в то утро Инайя решила сделать поздним, меня никто больше не тревожил, потому проснулся я в хорошем настроении, приветливо улыбнулся вдове, которая с мрачным видом завтракала рядом со своими сестрами, быстренько перекусил бутербродом из хлеба, сыра и холодной рыбы и поторопился в город, искать художника.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. НЕ МЫ ТАКИЕ, ЖИЗНЬ ТАКАЯ

Папаша Мо сидел на низенькой скамеечке слева от очага и чистил ногти кончиком складного ножа. Было у него несколько отвратительных привычек: ногти чистить на людях, или длинные толстые волоски из широких ноздрей выдергивать, или прыщи давить. Уж и не знаю, почему их у него было так много. Вроде же не мальчик давно уже, но его и без того рябое лицо постоянно желтело гнойниками, которые он, не стесняясь, выдавливал возле каждой повстречавшейся на пути зеркальной поверхности. И при этом, главное, он всегда так хитренько на окружающих поглядывал и ласковым таким голоском говорил:

— Ничего, милые, что я тут гигиеной немного займусь? Не перед чужими же. По-семейному…

Да, уж. Перед чужими он в добряка не играл. Если не считать самой первой нашей встречи. Так сказать, официального воссоединения семьи.

— Значит, говоришь, сказал, что заберет тебя в столицу? — во второй раз переспросил Папаша Мо, а я с трудом подавила желание бросить взгляд на Рейю и кивнула. Папаша, видимо, все-таки следил за мной краем глаза, потому что кивок заметил и довольно усмехнулся в рыжую бороду.

— А когда отъезжаете?

Морги! Издевается он надо мной, что ли? Ох, как же все-таки мы нечеловечески сглупили, когда решили назваться его дочерьми, но разве ж меня кто послушал? Рейка кричала, что это шикарная идея и отличная возможность. Что осмотримся, освоимся, а там можно будет и дальше двигать. Что две одинокие девки в такой глуши, как Красногорье, так в глаза будут бросаться, что и захочешь — не спрячешься.

— А нам, Эстэри, с нашими-то талантами, лучше вообще не высовываться, — напоминала Рейя, будто я и в самом деле могла o таком забыть. Да что и говорить, именно последний аргумент и стал решающим.

Впрочем, обо всем по порядку. И начать стоит не с того, как я по глупости прокололась перед столичным шерхом, а с того, как впервые оказалась в Лэнаре. Одна, если не считать визжащей от злости Рейи, растерянная, испуганная, совершенно не представляющая, что же теперь делать.

— Ты что натворила, идиотка? Ты… ты…

— Заткнись, а? — хмуро проворчала я, оглядываясь по сторонам. Если б мне сказал кто, что по ту сторону сияющего зеркала нас ждет не Король с драконом, а морозный полуночный лес, не поверила бы. А между тем все именно так и было: чистое звездное небо, колючий от мороза воздух, черные стволы корабел[38], уходящие далеко-далеко ввысь, и невероятные по своей глубине сугробы, в которых я немедленно увязла по пояс.

— Заткнись? — Рейя задохнулась от возмущения. — Это ты мне говоришь?

— А ты здесь кого-то еще видишь?

Я все же выкарабкалась на твердую землю и поискала глазами свои пожитки: сумка и колесо от прялки, к счастью, не сломавшееся во время нашего прыжка в сияющее зеркало, обнаружились немного в стороне, недалеко от торчащего из-под снега лишь вершинами ветвей куста жгучего яза[39]. Уж это-то растение я бы узнала даже в полной темноте и с завязанными глазами, а при наличии полной луны это было проще простого.

— Я тебя убью сейчас и закопаю тут, — пообещала Рейя, кстати, тогда я еще не знала, что ее именно так зовут. Видела знакомое по Храмовым классам лицо, а как зовут, вспомнить не могла. — В снегу. Вот под этим кустом.

И рукой в сторону яза махнула. Очень, очень опрометчиво. Я увидела, как безобидное только с виду растение шевельнуло одной из веток, и поторопилась поскорее вытащить из опасной зоны свои вещи. Если эта сволочь полностью очнется, то мало нам не покажется, потому что жгучий яз только выглядит, как обычный куст, а на самом деле это очень хитрый и очень опасный хищник. Я своими глазами видела в детстве, как он схватил зазевавшуюся молочную лэки и в мгновение ока разорвал ее на части своими пугающими усами. Мне тогда, кстати, тоже досталось: яз дотянулся до моей ноги и обвился вокруг щиколотки, уж и не знаю, как вырваться смогла, отделавшись лишь полоской ожога на ноге.

— Сама ты идиотка, — пропыхтела я (чтобы достать вещи, пришлось опять лезть в сугроб). — Это жгучий яз, не видишь, что ли?

Рейя недоверчиво покосилась на безобидные с виду ветки, но все же отошла от хищного растения подальше, буркнув:

— Ну, по крайней мере, мы теперь знаем, что в Лэнаре растут такие же деревья, как у нас. Слушай, а мы точно в Лэнаре? Я думала, нас встречать будут.

Я хмыкнула.

— Что?

— Ничего, — запрокинула голову, пытаясь найти Путеводную звезду и определить, в какой части мира мы находимся. Все-таки не зря Рэйху учил меня совершенно бесполезным вещам! Кое-что уже пригодилось. — Вспомнила, как я когда-то думала, что здесь дракон будет. Морской. И кстати, мы в Лэнаре, можешь не волноваться.

— Я и не волнуюсь, — Рейя помогла мне выбраться из сугроба, вытянув на дорожку, и зачем-то перешла на шепот:

— Как думаешь, за нами скоро придут? Холодно. И страшно.

Я думала, что за нами вовсе не придут. Нет, искать-то будут, но вряд ли найдут. Уж больно глубоко в лес нас забросило. Откуда я об этом знала? А все просто: корабелы. Они близко возле человеческого жилья не растут. А тут вон какие здоровые вымахали, вершин не видно! Впрочем, наличие твердой земли под ногами — по всей вероятности, лесной тропки, которой регулярно пользовались, раз она в сугроб не превратилась — позволяло надеяться на благополучный исход.

Мне бы только капельку везения, чтобы в нужную сторону пойти!! Чтобы не замерзнуть, не пропасть, чтобы выйти к людям живой и здоровой. Я покосилась на Рейю. Девчонка дрожала от холода, обняв себя за плечи, и я с сожалением отметила, что одета она совсем не для прогулки по зимнему лесу. И шубка вроде зимняя, но на одной только пуговице, а меховая шапка прикрывает только макушку, и перчаток нет, а на ногах вместо теплых сапог на толстой подошве, как у меня, например, какое-то недоразумение с острым носом. С одной стороны, оно и понятно, это я в Комнату Короля как на войну собиралась, а Рейя принарядилась, не иначе как ко встрече с женихом готовилась.

Обреченно вздохнув, я достала из сумки веретено и тарелочку, стянула перчатки и поманила к себе свою товарку по несчастью. Хотела попросить у нее капельку крови, но в последний момент вспомнила про жгучего яза, который все еще не утратил надежду заполучить нас в качестве позднего зимнего ужина и настороженно шевелил своими отвратительными усиками. Его я не опасалась, а вот привлекать к себе внимание острозубов[40], которые любят вить свои гнезда в кронах корабел, не хотелось. Я не была уверена, что они водятся в этом лесу — в нашем-то водились! — но рисковать и привлекать их внимание каплей крови совсем не хотелось, поэтому я протянула руку и потребовала:

— Волосок дай!

Честно говоря, я думала, Рейя начнет задавать вопросы и артачиться, но, к моему удивлению, она лишь молча протянула мне требуемое и по-прежнему не говоря ни слова с любопытством проследила за тем, как я вплетаю короткий черный волос, который она выдрала из своей стрижки (и кто ей позволил так коротко волосы остричь, интересно знать), в свою кудель.

Решив ограничиться одной лишь удачей в пути, я быстро скрутила нить нужной длины, завязала узелок на счастье и велела Рейе накрутить нить на указательный палец.

— Здорово! — восхитилась она. — Не знала, что ты тоже пряха. Хотя, конечно, о таком на каждом углу кричать не станешь…

— Тоже? — я спрятала веретено и закинула на плечо сумку. Надо же! А я была уверена, что единственная пряха в Большом Озере.

— Ага, — получив от меня предупреждение о жгучем язе, Рейя передумала меня убивать, а теперь, с амулетом, и вовсе смотрела почти дружелюбно. — Я Рейя-на-Эса. В Большом Озере за нашими спинами давно шепчутся, думают, батюшка золотую карфу поймал, вот ему во всех делах и везет. Только никто не знает, что это не карфа никакая, а троюродная батюшкина тетка. Всю жизнь в подвале у нас живет.

Мы пошли по тропинке, оставив за спиной голодного жгучего яза и несколько десятков следов. Рейя чуть впереди, непрестанно болтая и постоянно оглядываясь. Я позади, хмурая из-за того, что открыла этой болтушке свою тайну. Вот же язык без костей! Взяла и выболтала мне все семейные секреты! А если я молчать не стану?

Я хмыкнула, внезапно осознав, что Рейя-на-Эса самый близкий мне по эту сторону Гряды человек. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока я не найду кого-нибудь из своих сестер. Поняла это, видимо, и моя попутчица, потому что вдруг остановилась, оглянулась через плечо и, серьезно нахмурившись, сказала:

— Я никому про тебя не скажу, ты не думай, Эстэри. И прости, что я на тебя накричала. Это от страха. На самом-то деле я понимаю, что нам теперь вместе держаться надо.

Я угукнула и мы потопали дальше.

Минут десять шли молча, потом Рейя вновь начала говорить. Рассказывала о сестрах, о второй жене своего отца, о многочисленных талантах своей бабушки. В общем, у меня уже голова разболелась, когда впереди за ветками деревьев вдруг мелькнул огонек.

— Стой! — я схватила болтушку за руку. — Видишь?

Мы переглянулись.

— А что, если это разбойники? — прошептала Рейя.

— Ты еще скажи, косоглазая Уна[41], что только и ждет, как зажарить нас в своей большой печи и съесть, — возразила я. — Не глупи, Рейя, у тебя же амулет. Даже если там разбойники, то ничего плохого они нам не сделают. Тебе так точно. Идем.

Лесных разбойников в избушке, что светилась тусклым желтым огоньком, не оказалось, как и косоглазой Уны. Вместо нее в доме оказалась огненно-рыжая девушка, метавшаяся в горячке по кровати, да младенец, хныкающий в люльке.

— Вот так повезло, — пробормотала я, не зная, к кому кинуться: к ребенку или к девушке.

— Надеюсь, это не заразно, — проворчала Рейя и, сгрузив на пол сумки, подошла к больной. — Эстэри, может, ты ей амулет на здоровье сделаешь, а?

— Не думаю, что смогу, — ответила я. — Я ведь не целительница.

Осмотревшись, мы поняли, что девушка живет здесь одна — если не считать малыша, который после того, как я сменила ему пеленки, успокоился и заснул, засунув в рот молочный рожок.

Вспомнив все, что мы когда-то слышали или читали о горячечных больных, мы с Рейей сняли с девушки промокшую от пота сорочку и, кряхтя, как две старушки, поменяли под ней простыню, сменив ее на сухую, после чего я осталась около постели, чтобы менять компресс из холодного полотенца на лбу бедняжки, а Рейя решила проверить запасы.

— Тут есть овощи, — крикнула она, подняв одну из половиц возле белой каменной печи. И как только догадалась там поискать! Я бы ни за что не додумалась. — И соленое мясо. И клетка с квочами[42]. Можем суп сварить.

— Можем, — согласилась я. — Если ты сможешь квоче голову отрубить.

— А можем и не варить, — Рейя поставила на место половицу. — Морги, а если она не поправится?

— Поправится, — проворчала я, особой уверенности, впрочем, не испытывая.

Девушка пришла в себя уже утром. Вдруг распахнула мутные от болезни глаза и спросила скрипучим голосом:

— Ты кто?

— Эстэри, — пробормотала я. — Мы… заблудились.

Девушка назвала свое имя — Эри-на-Руп. Избушка, которую мы с Рейей приняли за лесную сторожку, оказалась частью трехдворовой заимки, и до ближайшего большого поселения, которое называлось Красные Горы, было не меньше дня пути, и там, если верить Эри, жил ее настоящий отец — Папаша Мо, который до сего дня свою дочь и в глаза не видывал.

— Мне так и не удалось накопить на представление, — пыталась оправдаться хозяйка домика.

— Ну и нравы у них тут, — шепнула мне на ухо Рейя.

Да уж, что и говорить. Нравы еще те. Мало того, что отец о своих дочерях не знает — в Ильме такое вообразить невозможно, да любой хозяин Двора глотку перегрызет не только за своего ребенка, за любого из дворовых. А все потому, что люди — это самый ценный ресурс. Чем богаче Двор на детей, тем больше дохода он принесет в будущем. А тут, видите ли, она на представление не накопила. Кому представляться-то? Собственному отцу?

— Ага, — нахмурилась я. — А я думала, это мне с Папашей не повезло.

— Да я не о том, — землячка скорчила рожу и стрельнула глазами на руки Эри. — Колец-то нет. Гулящая…

— Не гулящая я, — просипела больная, отворачиваясь к стенке лицом, и мы с Рейей синхронно покраснели. Вот ведь морги! Ведь совсем тихо шептались. — Полтора года назад в Красногорье королевская охота была. Король поохотился и уехал, а егеря и загонщики по здешним лесам еще седмицы две куролесили. Вот в те-то несколько дней я им на глаза и попалась. Даже не помню, сколько их было… Вообще слабо что помню, только что противно было. И больно. Очень. А потом вот Мори родился.

Я похолодела от ужаса, представив, что пришлось пережить этой бедняжке.

— Извини, — пробормотала я.

— Да ты-то тут при чем? Я сама виновата. Надо было дома сидеть, а не по лесу шляться.

Девушка замолчала, а мы с Рейей лишь несколько минут спустя поняли, что она снова потеряла сознание.

До полудня мы не выходили на улицу — и не потому, что боялись повстречать остальных жителей заимки — просто и в доме было чем заняться. Во-первых, нужно было следить за Эри (многим мы ей помочь не могли, но хотя бы пытались снизить жар, используя влажные полотенца). Во-вторых, неустанного внимания требовал Мори — улыбчивый и жизнерадостный мальчик, когда сытый, и монструозное чудовище в секунды голода. Кроме того, в доме мы нашли несколько газет и стопку книжек в ярких обложках серии «Женский досуг». Рэйху как-то выписал мне такую из Ильмы, назывался роман «Красавица и пират», и поначалу мне было даже интересно, но где-то к середине книги я так устала от внутренних терзаний главной героини, что вернула книгу Рэйху, честно признавшись, что история люфтов, пожалуй, поинтереснее будет.

Эри-на-Руп так, по всей вероятности, не думала, потому что эти книжки явно читала и, если судить по затертым до дыр переплетам, не один раз. В отличие от других, которые мы нашли в коробке под шкафом: два учебника по истории Лэнара, математический решебник, пособие по бытовой магии и экономический вестник. Удивившись из-за необычности литературной подборки, я отложила книги по истории и взялась за газеты. Они были старыми, пожелтевшими от старости и использовались, видимо, для растопки, но я порадовалась даже такой малой возможности узнать хоть что-то о люфтах. Все-таки мне среди них жить какое-то время.

Газета от наших ничем не отличалась — обычный вестник вроде тех «Известий», что выписывал Рэйху. Колонка светских сплетен, статья о принятии нового закона об образовании, одно объявление о помолвке, одно о том, что в семье каких-то Йули родились двойняшки-девочки, и целый лист, посвященный теме «Куплю/Продам».

— Ну, нашла что-то интересное? — шепотом спросила Рейя. Она только что покормила малыша, и я заметила, что у нее в руках снова был один из забракованных мною романов.

— Ага, — я отложила последний газетный лист и устало потерла глаза. — Представляешь, у них обычный «Стоп-мышь», даже не новый, восемь золотых чешуек стоит…

— Вот болваны, — хихикнула Рейя, и опустила глаза в книгу. — Боюсь представить, сколько у них будет заговоренная подкова стоить.

— Или амулет от дурного глаза, — подхватила я.

Все-таки странные эти люфты. В Большом Озере кому рассказать, животики надорвут. Старый «Стоп-мышь» через газету продают. Кому он нужен, старый-то? А главное, что людям мешает сделать новый? Смешные эти люфты, честное слово.

Примерно за час до полудня Эри вновь пришла в себя, посмотрела на нас пустым взглядом и тихо выдохнула, заставив меня нахмуриться:

— Вы кто?

— Мы… — я неуверенно посмотрела на Рейю.

— Что-то как-то наши компрессы, по-моему, не особо помогают, — пробормотала та.

— Вы за Мори пришли? Из магического контроля? — больная растерянно улыбнулась и опустила веки. — Это хорошо… А то я боялась, вы не успеете. Хорошо, что пришли. Он уже сейчас сильный, а станет еще сильнее. Я ждала, ждала. А вы не приходите и не приходите, боялась, что умру раньше.

— Эри, — я положила руку девушке на плечо, но та продолжила бредить:

— Ведь это неважно, что он еще маленький? Жалко, конечно, что не девочка, за девочку я бы так не переживала. Но ведь сильного мальчика могут взять в хорошую семью. Правда? Такой дар, как у него, не каждый день встретишь.

И тут она внезапно распахнула глаза, приподнялась на локтях и, впившись в мое лицо горячечным взглядом, потребовала:

— Пообещайте, что он обязательно попадет в хорошую семью. И что учиться будет не в Красногорье, а в настоящей Академии. Пообещайте!

На щеках нездоровый румянец, а в глубине совершенно безумных глаз мечется даже не страх — ужас. И я, будто завороженная, кивнула, не в силах прервать зрительный контакт.

— Обещаю.

Эри тут же упала на подушку и, приоткрыв рот, задышала часто-часто, как карфа на жертвенном алтаре.

— По-моему, она умирает, — шепнула мне на ухо Рейя, а я, всхлипнув от страха, кивнула. Не знаю, чего я боялась больше: того ли, что присутствую при последних минутах жизни человека, или того, что только что необдуманно дала обещание умирающей, поклялась у смертного одра. А между тем все знают, что такие клятвы нерушимы. Живая вода! Только младенца мне сейчас не хватало!

— Надо позвать кого-нибудь, — испуганно глянув на Рейю, пролепетала я. — Давно надо было. Есть же на этой заимке и другие люди, как думаешь? Вот только, что мы им скажем, если станут спрашивать, откуда мы взялись.

Рейя вскинула голову, задумчиво глядя на меня, а затем уверенно тряхнула стриженной головой и сказала:

— Не станут. Уж это я могу тебе пообещать. За мелким смотри, я быстро.

Схватила с вешалки у двери какой-то облезлый тулуп и выскочила за дверь, впустив в дом облако морозного пара. Я же так и осталась стоять столбом между кроватью и люлькой. С одной стороны жизнь, с другой — смерть. А в том, что это именно смерть, я уже не сомневалась.

Когда час спустя Рейя вернулась одна, без кого-то, кто мог бы помочь умирающей, Эри-на-Руп уже не дышала.

— Местные сказали, что не пойдут в дом к солдатской шлюхе, — с мрачным видом сообщила Рейя с порога еще до того, как я успела рассказать ей о случившемся. — Мол, если она померла, то к последней реке они ее проводят, а до того момента ноги их в ее доме не будет. Эстэри?

— Она не шлюха, — прошептала я.

— А им все равно. Дикие люди. В Ильме за изнасилование смертная казнь, а тут, по-моему, преступников даже искать не стали. Вот Эри поправится, надо будет у нее подробнее расспросить про тех, кто ее…

— Она умерла, — сказала я, и Рейя, испуганно вскрикнув, прижала ладонь к губам.

Два часа спустя хмурые мужики унесли мертвое тело, даже не озаботившись тем, чтобы использовать хай. Просто завернули Эри в серую простыню и вышли вон, даже не спросив у нас, кто мы, что здесь делаем и откуда взялись. Я подумала, что они вернутся позже, но Рейя, покачав головой, заверила:

— Не вернутся.

— Почему?

— Потому что я им не велела этого делать… И да, они послушались. О сиренах слышала когда-нибудь, пряха? Знаю, что слышала, теперь можешь посмотреть на одну из них.

И без какого-либо перехода:

— Что делать-то будем, Эстэри? Думаешь, Эри про маг-контроль правду говорила или бредила? Если правду, то надо убираться отсюда. Не знаю, что это за контроль такой, но что-то мне подсказывает, что с ними лучше не встречаться.

— Удача в пути тебе подсказывает, — вздохнула я. — Надо же, наспех делала, а еще работает. Я думаю, нам сейчас поспать надо — шутка ли, столько времени на ногах. А утром в эти Красные Вершины двинемся. Что там Эри про них говорила?

— В Красные Горы, — исправила меня Рейя. — Тут весь регион так называется, а Красные Горы вроде как их центр. Мне мужики рассказали, там довольно большой городок, ну, по местным меркам. Школа есть, пристань и Храм. Не обычный, а в некотором роде даже выдающийся. Представляешь, каждую Новорожденную Звезду именно в нем собираются все девушки Короля — переселенки из Ильмы — их там сортируют, оценивают по способностям и уму, а потом рассылают по всему королевству. Мы тут, Эстэри, что-то вроде приза для особо отличившихся вельмож и прочих подданных.

Я равнодушно пожала плечом, не понимая, почему Рейя так завелась. К примеру, я нечто подобное подозревала: либо муж, либо дракон. Впрочем, одно другому не мешает.

— И знаешь, что?

— Что?

— Ну их к моргам, этих мужей. До меня только Сейчас дошло, Эстэри: тут же ни отца нет, ни братьев старших, ни кого бы то ни было еще, кто будет указывать, куда идти и как быстро. Впервые в жизни, Эстэри! Веришь?

— Верю, — я грустно улыбнулась и подняла руку, на которой красовался вдовий — теперь уже вдовий — перстень. — Только, знаешь, Рей, мужья — они ведь разные бывают. Вот мой Рэйху был лучше всех. И если бы он был жив, я бы жизнь рядом с ним ни на какую другую не променяла бы.

— Он же старый!! — брезгливо сморщилась Рейя, а я вдруг почувствовала, что значительно старше ее. И дело даже не в тех двух годах, что нас разделяли, а в том, чему меня успел научить муж.

— Это совершенно не важно.

Глаза у моей землячки увеличились раза в два, она подалась вперед, видимо, чтобы не упустить ни одной эмоции из тех, что могут промелькнуть на моем лице, и с придыханием спросила:

— Ты его любила?

Я подошла к столу, где над маленькой круглой свечкой грелся чайничек с травяным отваром, налила себе в кружку ароматного напитка и тихо призналась:

— Я и сейчас его люблю.

Да, люблю. Как отца, которого у меня, по большому счету, никогда не было. Как друга. Как учителя. Как самого близкого в мире человека, которого я даже толком оплакать не смогла.

— Рей, давай в другой раз об этом, а? Что там с Красными Горами?

Рейя явно расстроилась, но возражать не стала, легко сменив тему:

— А что с ними? Город. Кстати, мне тут намекнули, что девки у этих люфтов на вес золота. Представляешь, своих нет, так они наших дергают, чтоб было от кого рожать. Фу просто! Короче, если мы с тобой не хотим снова примкнуть к девушкам Короля… Не хотим?

— Не хотим, — согласилась я.

— Тогда я только один выход вижу. Надо шуровать в Красные Горы и говорить всем, что ты не Эстэри-на-Йо-на-Куули, а Эри-на-Руп, дочь того самого Папаши Мо. Просто если у них тут с женским полом и в самом деле швах, по-другому и не спрячешься.

Я поежилась. Боязно. Нет, идея, конечно, смелая, но рисковая… А что, если все откроется? Да и как это — выдавать себя за другую? Морги! Но другого-то выхода нет. Опять-таки Мори, за которым мне теперь придется присматривать… Не знаю, что там из себя представляет Папаша Мо, но, наверное, он не откажется от собственного внука. Или откажется? И главное, что имела в виду Эри, когда про накопления на представление говорила? Может, бредила?

— А себе ты какую роль приготовила? — наконец, спросила я, и моя безумная землячка радостно огорошила:

— Сестрой твоей буду, младшей.

— Сдурела? — я покрутила пальцем у виска. — Посмотри на нас. Я низкая, ты высокая, я рыжая, ты черная. У меня глаза зеленые, а у тебя голубые. Да слепому видно, что мы такие же сестры, как шерх с карфой.

— Какие-какие… Единоутробные, — рассмеялась Рейя, предусмотрительно прикрыв рот рукой, чтобы не разбудить маленького Мори, который спал и не знал, что стал сиротой. — И кстати, еще неизвестно, кто из нас карфа… Эх, Эстэри, знала бы ты, как я всю жизнь жалела о том, что не мальчиком родилась! С такими талантами, как у меня, королями становятся… Будет тебе похожесть, не бойся, дай только мне пару часиков, чтобы как следует к тебе присмотреться.

Я в удивлении вскинула брови.

— Только не говори мне, что ты еще и хамелеон.

— Не скажу… Слушай, давай съедим что-нибудь, а? — и добавила с виноватым видом:

— Хозяйке ее запасы уже все равно не понадобятся.

Мы поужинали копченой квочей[42] с маринованными овощами, запивая все это горячим медом. Я выпила лишь одну чашку, а Рейя оприходовала все остальное — сразу видно, человек впервые вырвался из-под родительского надзора, — так что я совсем не удивилась, когда девчонка заснула прямо за столом, оставив на меня заботу о Мори. (Хорошо, что я с младшими сестренками успела весь процесс отрепетировать!)

Ложиться в кровать, где пару часов назад покоилось мертвое тело, я не рискнула, устроилась на полу под люлькой. И, несмотря на неимоверную усталость, сон ко мне пришел не сразу, а когда все-таки пришел, принес с собой головную боль и липкую испарину по всему телу, так что проснулась я еще более уставшей, чем ложилась.

Полежала, прислушиваясь к гудящему телу, откровенно протестующему против сна на голом полу, подняв ногу, легонько толкнула висевшую надо мной люльку — просто чтобы проверить, как там Мори. Малыш никак не отреагировал, и я обрадовалась, что у меня есть минутка, которую можно потратить на себя. Сладко потянувшись, вскочила и рысью поскакала в сторону уборной, на пороге которой я и столкнулась с…

— Моржья отрыжка! Это что такое?

Откровенно говоря, в первый миг я подумала, что в избушку забралась воровка. Длинная и худая, как жердь, рыжая и очень коротко стриженная. Но когда эта жердь заговорила Рейкиным голосом, я только рот открыла от удивления.

— Я же обещала тебе единоутробную сестру. Ну, как? Похожи теперь?

Выпучив глаза, я обошла свою нечаянную подружку по кругу.

— Обалдеть!

Теперь-то я видела, что это она, а не посторонняя девица. Форма глаз осталась прежней, а цвет лишь немного потемнел, превратившись из голубого в бирюзовый, да и в фигуре я не заметила особых изменений, но скулы и нос, усыпанные светлыми, совсем как у меня, веснушками, медный цвет волос и немного припухшие обиженные губы (у Маарит были точь-в-точь такие же!) — все это так изменило Рейю, что, если бы я не знала, что это она, решила бы, что вижу одну из своих сестер. Вот только рост землячку подвел. В нашем роду таких длинных не встречалось. Даже Мэй, и тот пониже будет.

— Нет, правда, обалдеть!

Рейя фыркнула:

— А я говорила тебе!

— Ага, — я зашла на второй круг, восхищаясь и удивляясь одновременно. — А образ долго сможешь держать? А резерв?

— Ой, Эстэри, пока ты рядом, мне к резерву даже прикасаться не надо. А без тебя… — она задумалась. — Ну, может, дней десять смогу продержаться. Седмицу — точно.

Везет. Я, не прикасаясь к резерву, вообще ничего сделать не могу, хотя Рэйху очень много сил потратил на то, чтобы научить меня пользоваться магией внешнего мира. Он говорил, что по-настоящему сильные маги только так и делают.

— Рэйху, ну вы смешной, — говорила я. — Где сильные маги, а где я?

— Малек ты совсем, — вздыхал муж. — И знаешь, я, наверное, не хочу, чтобы ты взрослела. Пообещай мне, Эстэри, что навсегда такой и останешься.

Лучше бы я ему пообещала, чем Эри. С другой стороны, Мори славный малыш. Толстенький и улыбается все время, особенно когда сыт. Хотя Мори, конечно, неважная замена Рэйху.

Мор-р-рги! Как же мне его не хватало! Как же я мечтала о том, чтобы его призрак скорее пришел ко мне! И как же боялась, что этого не случится!

— Эстэри?

Я моргнула, возвращаясь из прошлого в настоящее, и попросила:

— Называй меня Эри, Рей. Надо привыкать.

Мне все еще не нравилась идея моей авантюрной землячки, но другой мне на ум не пришло. Что ж, придется ехать в Красные Горы и знакомиться с новым родителем, а если он вдруг окажется таким же гнилым киру, как мой настоящий… Ну, что ж, имея в сообщниках Рейю, я всегда смогу удрать в столицу. Или за границу. Живая вода!! Мы же за Грядой! Мы же теперь вообще куда угодно можем поехать! Вот дайте только привыкнуть ко всему и осмотреться, а то ведь на первой попавшейся ерунде погорим!

Пару часов мы потратили на полноценный обыск избушки, решив, что раз уж нам в наследство достался Мори — скорее, мне, чем нам, но Рейя решила добровольно взять на себя часть груза ответственности по воспитанию малыша — то мы имеем полное право и на ценные вещи.

Впрочем, ценностей тех-то и было всего, что клетка с тремя квочами[42], одна из которых несушка, молочная лэки, пара книжек да личный дневник Эри, который мы нашли совершенно случайно и с которым не расставались в течение следующих нескольких месяцев.

Из заимки выезжали на поставленной на полозья телеге, в которую бодрые мужички впрягли седого от старости васка, заверив нас, что возвращать его не надо и по прибытии на место назначения мы можем с чистой совестью сдать полудохлую зверюгу на мясо. При условии, конечно, что он раньше не окочурится.

— Надо же, какая щедрость, — проворчала я, устраивая люльку с Мори в центре телеги и старательно обкладывая ее со всех сторон нашими пожитками.

— Угу, — буркнула Рейя и воровато отвела в сторону глаза. И мне бы возмутиться — а вдруг мы у селян последнее забираем? — но вовремя вспомнились пустые глаза Эри, когда та рассказывала о том, что с ней приключилось, и я промолчала.

До Красных Гор мы добрались к глубоким сумеркам, уставшие и промерзшие до костей, и уже на постоялом дворе, где мы сняли на ночь комнату, узнали новости, которые при неправильном подходе могли капитально смешать нам карты.

Могли бы, но не смешали. А почему? А потому что, во-первых, Рейя у нас была девушкой многих талантов. Ну, и во-вторых, я сама не сырой ниткой штопаная, кой-чего умела.

Хотя я снова забегаю вперед. По порядку надо рассказ вести, по порядку!

Маленькая хозяйка постоялого двора — и когда я говорю маленькая, я именно это имею в виду, потому что она была даже ниже меня ростом — встретила нас мрачно нахмуренными бровями.

— Если на пару ночей, то пущу, — предупредила она. — Если на дольше, то не обессудьте. Столичные маги заплатят больше.

— Маги? — Рейка бросила на меня испуганный взгляд. Правильно, шлейфа от моего колдовства почти не видно, а она-то ментал использует. Причем и тогда, когда «поет», и когда внешность меняет. — Столичные?

— Ага, — хозяйка метнула на стол перед нами огромную тарелку с пирожками, поставила две кружки с молоком и, бросив взгляд на Мори, что вытанцовывал на моих коленях кренделя, спросила:

— А можно понянькать? Сто лет карапузов на руках не держала — мои-то давно выросли…

Я осторожно передала женщине малыша, и пока тот гипнотизировал ее ямочками на щечках и очаровательно-беззубой улыбкой, спросила:

— А что им в Красных Горах понадобилось?

— Как что? Вы не слышали разве? Пропала девица-то, из переселенок королевских… Живая вода! Я с Новорожденной Звезды уже четыре карфы в жертву принесла, все боюсь, как бы снова война не началась. В прошлый-то раз нас ильмы как покосили, а? До сих пор в себя прийти не можем…

— Можно подумать, они могут! Ваших дочерей на откуп королю не отсылают! — вспылила я, а Рейя, больно ткнув меня пальцем в бок, прошипела:

— Заткнись, дура! — и преданно-преданно заглянув в глаза хозяйке постоялого двора, проговорила:

— Ухи заткни, дебилка… Это я не вам достопочтенная, вам я о другом хочу сказать. О море глубоком и теплом, о ласковых волнах, что качают так нежно, о… уши, Эстэри!!

И я торопливо выполнила приказ. И все время, пока Рей исправляла мою оплошность, старалась думать не о том, что мы нарушаем один из основных законов Ильмы и Лэнара, запрещающих ментальное воздействие на население, а о том, что все время, пока мы добирались до городка, я посвятила изучению дневников Эри, и теперь четко знала одно: маги в регионе Красногорье встречались редко. И когда я говорю «редко», то имею в виду, «фактически никогда», а потому магический контроль давно забыл про эту территорию, а шерхи и вовсе тут появлялись раз в сто лет. И зря, потому что, уделяй они больше внимания местной ситуации, Эри не постигла бы ее печальная судьба. Впрочем, как она сама говорила в своем дневнике, она была девушкой без дара, а бездарных женщин в Королевстве было, может, и меньше, чем мужчин, но о личном внимании Короля и его контроля они могли даже не мечтать. Чего нельзя было сказать о нас с Рейей.

Мы не знали, как именно работает этот самый люфтовский маг-контроль. Но уже из одного названия было понятно, что мимо магически одаренных личностей он не пройдет.

— Ты уверена, что он не заметит следов моей ворожбы? — шептала Рейка мне в ухо, когда мы устроились спать на узкой и жесткой, как доска, кровати. — Там, в заимке, и здесь тоже. Я, например, нет.

— И что ты предлагаешь?

— Не знаю. Но мне почему-то кажется, что они не успокоятся, пока меня не найдут.

— Ты что, передумала? — перепугалась я. — Одну меня хочешь оставить?

Нет, я, ясное дело, помнила об обещании Рэйху не бросать меня и за Грядой, но призрак покойного мужа — это одно дело, а живая подруга, которая в придачу к этому еще и сирена с задатками хамелеона — совсем другое.

— Ничего я не передумала, — надула губы Рейка. — Просто, сама понимаешь, лучше найтись сейчас, пока более опытный народ не подъехал, чем потом.

— Ох.

Все же я невероятный трус, и все идеи Рейи вызывали во мне стойкий ужас, но… но другого-то выхода не было. Морги, уверена, все начинающие преступники именно этими словами свои поступки и оправдывают.

— Я тебе амулет на удачу сплету, — пообещала я. — Утром. И попробуй только не вернуться к тому моменту, как мы с Мори пойдем знакомиться с родителем Мо.

— С Папашей Мо, — хихикнула Рейя. — Эр, так ноги мерзнут. На этом постоялом дворе холодно, как в могиле. Можно я об тебя погреюсь?

Я вздохнула — слева в меня уже молотил кулачками и пятками Мори. Не то чтобы правый бок из-за этого чувствовал себя осиротевшим, но:

— Можно, но если ты оставишь меня одну…

— Я не оставлю! — ледяные ступни прижались к моим тепленьким икрам, и я тихонечко взвыла:

— Итит твою… Рей, что ж ты такая холоднющая?

— Прости, пожалуйста, — всхлипнула подруга, а я зевнула сладко, пробормотав напоследок:

— Спи уже, чудовище. Утром будем думать о том, как тебе лучше сдаться властям.

План был прост: мы с Мори сидим на постоялом дворе, а Рейка идет в лес, что начинался сразу за Храмом и «случайно» попадается на глаза кому-нибудь из поисковой бригады (если верить нашей хозяйке, это несложно будет сделать, так как на поиски отправились все от мала до велика).

— И муж мой, и все сыновья, и даже работников вызвали… Ох, что делается, что делается… Стыдно признаться, девоньки, я сегодня ночью еще одну жертву принесла, молила богов, чтоб хоть тело бездыханное найти помогли. Нынешний Король-то получше прежнего будет, а все равно боязно. Что ежели попадет вожжа под хвост, и новую войну развяжет? Нет, говорят, у нас и оружие новое есть, и маги не чета прежним, но ведь и ильмы все это время не карфу в храмовых прудах ловили.

Как знать, как знать. Я, например, именно этим и занималась. Покосившись на приятельницу, я с ужасом заметила задумчивое выражение на ее порыжевшем от веснушек лице. Мы были не так давно знакомы, но я уже успела понять, что стоит ждать новой «гениальной идеи». Живая вода! Мне бы те, что уже были озвучены, пережить!

— Да найдется она, — хихикнула Рейя, — вот увидите.

— Хорошо, кабы так. Ко мне с утра пораньше Инайя-на-Сай приходила, смотрительница нашего храмовника. Жаловалась, что не старике лица нет, боится, кабы не помер от волнений. Вот как пришлют нам нового приемщика, как станет он тут все под себя переделывать, вот уж взвоем, так взвоем… Ох-х-х!

Она долго и протяжно выдохнула, издав красивый печальный звук, чем-то похожий на тот, что издают самцы морских коров во время гона. Мы с Рейей хихикнули, переглянувшись, а хозяйка тем временем вышла из транса и спросила:

— А вы по каким делам в Красные Горы вообще? На пристань? Или, может, за Папашей Мо пришли и остаться хотите?

О целях своего визита в Красные Горы, как и о планах на будущее мы с Рейей и полслова не сказали, а между тем первая же встречная сделала правильные выводы. Я, если честно, немного сдрейфила, почему-то посчитав это дурной приметой, а Рей, наоборот, заулыбалась:

— К Папаше, а вы как догадались?

— Да что тут догадываться, — женщина небрежно махнула рукой. — К нему раз в год какая-нибудь девка в дочки приходит… Да вы на него и похожи!

Я опустила глаза, чтобы скрыть раздражение: ладно, Рейка с меня образ копировала, но я-то с какого перепугу должна походить на какого-то там Мо с другой стороны Гряды?! Только потому, что нам с ним «посчастливилось» родиться рыжими? А если я перекрашусь?

— Да? — весть о «похожести» Рей восприняла как личный комплимент и теперь едва не мурчала от самодовольства. — Это хорошо. Думаете, примет он нас?

— Но как же?.. — женщина растерянно почесала переносицу. — Разве вас родные не предупредили? Он всех принимает, кто готов за представление заплатить.

— И много?

— Порядочно, — с сочувствием проговорила хозяйка. — За троих-то. Думаю, привычной тысячей вы не обойдетесь.

— Тысячей? — у меня глаза на лоб полезли. Да что там за Папаша такой? А главное, где я столько золота возьму? Да Король за Вирру почти столько же заплатил! Так то Король! Я вскинула бровь, зло посмотрев на Рейю, безмолвно проклиная и ее, и ее гениальный план. Непонятно, получится ли еще уйти незаметно после того, как мы на все Красные Горы засветились.

— А он мзду эту как берет? — поинтересовалась Рейя, гордо игнорируя мой помрачневший взгляд. — Сразу вперед или можно в рассрочку?

И где только слов таких нахваталась, нахалка. Хоть в рассрочку, хоть в кредит, а мы столько и за год не заработаем, а тут, не ровен час, со дня на день маги появятся со своим контролем. Как мы им объяснять будем, откуда, куда и зачем? И главное, кто такие.

Поджав губы, хозяйка покачала головой.

— Ох, плохо, что вас не предупредили…

— Мы не собирались вообще, — промямлила я, — да у нас мор был. Мама, отчим и муж мой в Светлые воды ушли. Вот мы с Рейкой и решились. Да и малыш… страшно с малышом посреди леса и без мужчин.

Историю о смерти всех родных мы с напарницей продумали заранее, а продумав, основательно подкрепили ее промыванием мозгов всем немногочисленным жителям заимки. Обыватели следов ментального вмешательства не заметят даже будь у них специальные амулеты и артефакты, а маги… Мы надеялись, что магам будет лень соваться в дремучий лес.

— Малыш? — хозяйка посмотрела на Мори и тот, словно почувствовав, что мы нуждаемся в его поддержке, порадовал женщину своими ямочками на щечках. — Малыш — это да… Слушайте, так ведь нам в школу помощница нужна! Учителкин муж вот только вчера жаловался, мол, рожать скоро, а замену так и не прислали. Да и вряд ли пришлют — кто к нам ехать захочет? А сама она не справляется уже…

— Учителка, — протянула Рейя и с сомнением посмотрела на меня.

— Помощница, — тут же исправили ее. — За порядком смотреть, класс к работе приготовить, делать все, что начальница скажет… Платят не то чтобы ах, но зато о жилье думать не надо, прямо при школе домик есть. Сейчас он пустует, а раньше в нем учителка жила. Пока замуж не вышла.

Домик при школе — это хорошо. Это очень-очень хорошо! Даже лучше, чем мифический Папаша Мо. Но, как говорится, преждевременная радость — первый признак скорого разочарования. Вот и сейчас хозяйка ласково посмотрела на наши радостные лица и припечатала:

— На представление Папаше Мо вам все равно деньги собрать надо. По всему видно, вы девочки хорошие, хоть и на гитарок[43] похожи. Может, еще и мажини?

— Да откуда? Да если бы! Да какие мажини! — в один голос запричитали мы с Рейкой.

— Тогда точно надо, — отрезала женщина, решительно поднимаясь из-за стола. — В наш Красный Квартал со всего региона мужики приезжают, да и граница рядом. По праздникам и на каникулах пристань от иностранцев так и ломится, всем охота в наш Веселый дом заглянуть. Говорят, один из лучших в Королевстве, если не считать тех, что в самом Лэнаре. Не то чтобы мы гордились этим фактом… — по всему выходило, что они тут этим фактом именно что гордились, но я благоразумно промолчала, не став спрашивать ни о Веселом доме, ни о гитарках, на которых мы были так похожи. — В общем, с учителкой я вас сведу, а как устроитесь, обязательно к Папаше загляните. Он мужик добрый, хоть с виду и не скажешь. Уверена, позволит вам пай частями выплатить… Ну, или, конечно, вы всегда можете пойти в Веселый дом. Молодые, красивые. Вас возьмут.

— Спасибо, но лучше к учительнице! — в один голос воскликнули мы с Рей, разумно усмотрев некоторую связь между названиями Веселый дом и Грязный Двор.

В общем, в тот день Рейя в Храм так и не попала. Сначала мы с местной учителкой знакомились, потом нам ее муж домик показывал — грязный и до потолка заросший пылью. И это я уже не говорю, до какой степени он выстыл — нечего было и думать о том, чтобы перевозить сюда ребенка. Так что мы до ночи драили полы и перестирывали постельное. Топили печь в большой комнате, которая была одновременно кухней и гостиной, и камин в малой спальне. Выколачивали тоненькие самотканые ковровые дорожки, раскатав их по серебристо-белому, хрустящему снежку. Начищали покрытые копотью котелки и сковородки.

А уже утром Рейя пошла сдаваться в Храм, а я, прихватив Мори, направила стопы к Папаше Мо.

Дорогу к его дому найти было несложно.

— Минуешь главную площадь, рынок, а возле музыкального училища свернешь на узенькую улочку, — объясняла мне хозяйка постоялого двора, — не бойся, мимо не пройдешь, она и в самом деле узенькая-узенькая. И вот по ней прямо в Красный квартал выйдешь, а там, если сама не увидишь, у любого спроси, где тут инн «У папы Мо»…

— Я поняла, спасибо, тетушка Ваппу, — выкрикнула я и, махнув рукой маленькой женщине, побежала по хрустящему снежку в сторону главной площади.

Мори я посадила на широкий деревянный лист с бортиками, который тут называли «детским скатом», у нас эту же вещь — только более удобную из-за специального ограждения, за которое малыши могли держаться, чтобы не выпасть во время быстрой езды, — называли полозами, но Мори, по всему было видно, с детскими скатами был знаком не понаслышке, улегся радостно на пузо, прямо поперек мягкой шкурки, которой я застелила эту своеобразную повозку, и нетерпеливо задрыгал ножками, мол, давай, Эстэри, не стой на месте, а беги быстро-быстро, чтоб в ушах свистело.

Ну, я и побежала. По улочке до главной площади, мимо ратуши и дома градоначальника, за рынок, прямо к музыкальному училищу, под радостный писк, который стимулировал к быстрому бегу лучше, чем любые нотации Рэйху и грустные взгляды Роя.

Рой…

Я взгрустнула и тут же запретила себе думать о старшем рабе и братках, что ушли вместе с ним, веря, что все живы, надеясь, что на свободе, что почувствовали, когда я отпустила всех на волю… А еще подумала, что все что угодно готова отдать за то, чтобы Рой сейчас был рядом со мной — к хорошему так легко и так быстро привыкаешь, а я от него видела только заботу, да такую искреннюю, что не от каждого близкого человека увидишь.

— Ау, — возмущенно выкрикнул Мори из-за того, что я замедлила свой бег, и тут же откуда-то из городской канавы послышалось такое же возмущенное, но при этом немного жалобное:

— Ау-р-р-р.

Я остановилась. Вот если б у меня не было старшего брата, я бы прошла мимо, но брат у меня был, и брат был зверолов, и на его зов кто только не прибегал: и дикие васк, и фью, а однажды даже жгучий яз приполз (я иногда думала, что тогда, много лет назад, я из стычки с этим хищником живой только потому и вышла, что во мне та же кровь, что в Мэе-зверолове текла).

— Ау-р-р, — раздалось из канавы, и я остановилась, бросила на Мори недовольный взгляд (вот, значит, какой у тебя талант), и только после этого посмотрела в сторону того, кто это самое «ау-р-р-р» произнес.

Из всех магов, с которыми мне приходилось сталкиваться, звероловы, на мой взгляд, были самыми страшными, даже хуже некромантов. Ну, что некромант? Ну, поднимет он умершего — так тот уже изначально без мозгов, его же потом нужно заново всему учить, как младенца. У меня, к примеру, с некромантией совсем фиговое было. Нет, упокоить-то я могла, но поднять… да еще и заставить делать то, что я хочу — нет, это не ко мне, а к тем, кто постиг сложную науку Интегралию.

— Мори, сиди и лучше молчи, — велела я, а сама шагнула к канаве, выискивая взглядом несчастное животное, что услышало зов малыша, который… который теперь был моим, а потому и ответственность за его поступки несу тоже я. Потому как это зомби вы можете упокоить, а от однажды призванного животного избавиться можно только одним способом. И этот способ меня не устраивал от слова «совсем». Именно поэтому я склонилась над канавой, всматриваясь в грязную снежную кашу, а когда увидела того, кто там скрывается, схватилась за голову.

Кого вызывал Мэй? Фью, васков диких, при хорошем расположении духа его зов могли услышать и рыбы. Но хищников (растения не в счет, у них и мозгов-то нет) — никогда!! Чтобы позвать хищника, надо было быть более сильным, более страшным и более кровожадным.

В канаве же сидел самый настоящий снежный ряу[44]. Белый, с черными пятнышками на кончиках ушей, с подвижным, черным же носом и пронзительно-синими глазами. Натурально, как на картинке, только маленький очень.

— Боги, — простонала я. — Вот только тебя нам для полного счастья и не хватало.

— Р-р-р-р-ряу, — рыкнул ряу и, пользуясь моей временной недееспособностью, выпрыгнул из канавы и устроился на детский скат с таким видом, словно он на нем всю жизнь катался.

Мори радостно взвизгнул и двумя руками вцепился в пушистую шерсть. Размера они с призванным хищником были примерно одинакового, возможно, ряу немногим больше.

— Мор-ри! — прорычала я. — Вот чему ты радуешься, моржий сын?

— Ау, — сказал Мори.

— Ряу, — согласился ряу.

Оба они явно наслаждались обществом друг друга и полностью игнорировали мои нахмуренные брови, а ведь эту зверюгу чем-то кормить надо. И думаю, что еще какое-то время он сам охотиться не сможет…

С другой стороны, если получится пережить годик-другой, пока ряу повзрослеет, лучшего защитника и не придумаешь.

— Паразиты вы, — вздохнув, сообщила я паразитам и, взявшись за веревочку, потащила скат в нужном направлении, негодуя по тому поводу, что кое-кто, у кого, между прочим, целых четыре лапы, заточенных под бег по снегу, мог бы и сам пройтись, корона бы с него не свалилась.

Но Мори был так счастлив, так радостно повизгивал, что я решила не лезть в бутылку. Ну, а если малыш решит призвать кого-нибудь еще… Что ж, в таком случае нашему хищнику будет, что жрать. И совесть меня из-за этого терзать не станет!

К дому Папаши Мо — моего нового Папаши — я подошла в исключительно агрессивном настрое. Не знаю, может, это на меня так наличие собственного хищника повлияло, а может, все проще — надоело.

Я влетела в светлую многооконную комнату, которая начиналась сразу за входной дверью — никогда раньше мне таких просторных сеней видеть не приходилось. И между тем это был именно коридор — огромный, спорить не стану, — у порога лежала горка обуви, а вдоль одной из стен стояли вешалки с верхней одеждой. Но при этом посреди комнаты стоял длинный, ломящийся от еды стол, во главе которого восседал…

Ни на секунду у меня не возникло сомнения в том, кто именно из присутствующих на этом то ли позднем завтраке, то ли раннем обеде был Папашей Мо. И не потому, что он был медно-рыж, даже если бы он был лыс, я бы не смогла перепутать, потому что именно этого мужчину окружал ореол буквально физически ощутимой силы. Ряу я оставила во дворе — чтобы скат охранял, но я уверена, войди мы сюда вместе, маленький хищник плюхнулся бы на пол и пополз к нему на брюхе.

Но я-то не хищник. Я устроила Мори на бедре и с интересом огляделась по сторонам. И только после этого посмотрела в глаза хозяину дома прямым и честным взглядом, произнеся:

— Ну, здравствуй, папа.

На мгновение он перестал жевать. Замер, глядя на меня и Мори — кстати, тоже рыженького, — а потом ухмыльнулся, довольно отрыгнул и, вытерев руки о салфетку, прикрывающую живот, выудил из кармана небольшой блокнотик, пробормотав:

— И кто тут у нас? — и цепким карим глазом стрельнул в мою сторону.

— Эри-на-Руп, — представилась я и пересадила Мори с правого бедра на левое, решив, что в такой ситуации правую руку все же надо держать свободной.

— Значит, Эри…

Папаша полистал блокнот, потом вновь посмотрел на меня, нахмурился, зажевав нижнюю губу.

— Мать тебя сразу выкупила, если верить записям. Так зачем приперлась?

— Мама умерла, — ответила я. — А мне объяснили, что твое имя здесь много значит. Вот я и подумала…

— За мальца хлопочешь?

Папаша выудил откуда-то другой блокнотик, к которому был привязан маленький самопишущий карандаш.

— Ну, хлопочи. Что смотришь? Это для внуков тетрадь. Внуки у меня по другому тарифу идут.

— Не смотрю, — ответила я. — Думаю просто.

Подойдя к столу, я устроилась на стуле напротив и, вручив Мори серебряную ложку — пусть развивается, проговорила:

— А мама только за меня заплатила? За младшую сестренку — нет?

— Пошли все вон!! — рявкнул Папаша.

Все десять человек, что присутствовали на этом странном завтраке, безмолвно подчинились, а я проследила, как за последним из них закрылась дверь, ведущая внутрь дома, и мрачно глянула на Папашу. Мужик криво ухмылялся.

— За младшую, говоришь?

Кивнула.

— Не хочу тебя расстраивать, малышка, но я два раза к одной и той же бабе не хожу, так что пусть твоя сестренка себе отца в другом месте поищет.

— А если подумать?

Я может, и не знала Папашу Мо, может, плохо разбиралась в мотивах, которые заставили его брать деньги с собственных дочерей, но одно я знала точно — уж если этот человек заставляет платить родных, то с фиктивной за то же самое он плату взять не откажется. — Если очень-очень хорошо подумать и вспомнить, что одно исключение, папенька, вы все же сделали и навестили нашу с Рейкой маменьку дважды. Сколько в этом случае мне пришлось бы доплатить за нее и за своего сына? Чисто теоретически.

— Теоретически? — Папаша Мо с задумчивым видом поковырялся в ухе. — Ну, допустим, пять тысяч золотом.

«А губа у тебя не треснет?» — подумала я, а вслух произнесла:

— Пять тысяч за два паспорта с подлинными печатями, я правильно понимаю?

Ох, если бы не Рейка, которой новые документы были нужны просто до зарезу, если бы не Мори, так опрометчиво и беспечно взятый мною под опеку…

— А не дороговато ли?

— Недешево, — с удовольствием согласился Папаша. — Но это кто что больше ценит. Вот ты, как я посмотрю, вдова. Потому претензий к тебе никаких, по крайней мере до поры. Сама решаешь, брать ли нового мужа, и если брать, то когда, и главное, какого. А сестрица твоя младшая, как я понимаю, пока не замужем.

— Нет.

— И отца у вас нет, — прямо-таки лоснился от довольства Папаша Мо. — Признал бы вас какой другой мужик, вряд ли бы вы к Папаше Мо прибежали. Нет, живи вы в столице, мой паспорт вам и даром не был бы нужен, там девок поболее, чем тут будет. Приличных, я имею в виду.

«На Красный Квартал намекает», — догадалась я и высокомерно вскинула бровь.

— Но вы-то здесь, в Красных Горах. А у нас с этим делом строго: как баба в возраст вошла — либо замуж, либо в Веселый дом. Фигня вопрос, скажешь ты. Замуж — так замуж. Да вот беда, девки, если ты не знаешь, не всегда хотят выходить за тех, кто предлагает. Мои три вон до сих пор в бобылках ходят, выбирают… Ну, им-то бояться нечего. Они ж мои, могут себе позволить… Да и не снасильничает их никто — не рискнут со мной связываться. Это, детка, только в столице за насилие смертная казнь, а в наших краях… — Папаша Мо сложил губы в похабную улыбочку и, гнусно хрюкнув, протянул:

— Тут и искать-то не будут. Да и кто? Может, градоначальник? Хо-хо три раза… Да и в районном отделении менталистов нет, а нет менталистов, значит это что? Это твое слово против слова твоего якобы насильника. А тут уж сама понимаешь…

Он развел руками и, цокнув языком, закончил:

— Да и потом, сука не захочет, кобель не вскочит. Сама понимаешь.

Меня аж затошнило от омерзения. Сот наполнился горькой, вязкой слюной, и я поторопилась запить ее, приложившись к графину с водой.

— Понимаю, — кивнула я, вспоминая о судьбе настоящей Эри-на-Руп, которая все же не избежала насилия. Видимо, не такой уж и всесильный был этот Папаша Мо. С другой стороны, Эри говорила о свите Короля…

— Значит, пять тысяч…

— За счастливую судьбу младшей сестренки и поболее отдать не стыдно… Хотя, как знаешь. В Веселом доме, говорят, девки живут… весело, — хмыкнул, — не жалуются, в общем. Опять-таки, не снасильничает никто, там с этим делом строго, все сугубо добровольно. Уж я-то знаю, частенько к ним забегаю.

— Я заплачу, — нахмурившись, перебила я, не желая слушать o том, что Папаша Мо делает в Веселом доме и с кем. — За Мори и за Рейю. Все, что вы просите. Только не сразу. Можно?

Папаша Мо усмехнулся.

— А документик, стало быть, сразу хочешь?

Я недовольно кивнула. Пять тысяч. Морги! Где я их возьму?

— Для сестры, стало быть?

— Да, — еще один кивок с моей стороны и странный смешок от Папаши. — Ладно, сделаю. И стряпчего своего к тебе пришлю, календарь по выплатам составите.

— Хорошо.

— И еще одно, хм, дочка. Бесплатный отеческий совет, так сказать, — мужчина, кряхтя, поднялся с места и, подойдя ко мне вплотную, толстым длинным ногтем на мизинце подцепил цепочку с неприметным кулоном, что висела на его шее, а затем шепнул:

— Если ты хочешь соврать человеку, у которого есть амулет, выявляющий ложь, то врать надо максимально приближенно к правде. Мне наплевать, что за девицу ты выдаешь за свою родню. Пока наплевать. Так что веди себя хорошо и не шали. И не вздумай сбежать, пока все не выплатишь, поймаю — накажу. Поняла меня?

Я внутренне похолодела, помянув недобрым словом тот момент, когда Рейе в голову пришла «гениальная» идея выдать себя за дочерей этого чудовища. Во что мы ввязались? Если он и вправду начнет копать, то сколько времени пройдет, пока докопается до того, кто мы такие на самом деле и откуда? Как можно скорее расплатиться, забрать паспорта, Мори и уехать отсюда куда подальше, куда угодно — главное, чтобы там Папаши Мо не было.

— Поняла.

— Ну, вот и славненько, детка. А мой человечек к тебе вечерком заглянет. Ты жди. Паспорта принесет и по финансовому вопросу разъяснит все.

Я снова кивнула, будто деревянный болванчик, последний писк столичной моды, недавно заполонивший все улицы Большого Озера, я даже упросила Рэйху, чтобы он мне купил одного. Муж только усмехнулся, обозвав меня мальком, и отправил Роя на рынок, откуда тот вернулся, неся в руках коробку с маленьким смешным человечком в скоморошьей шляпе. Болванчик забавно качал головой, стоило его легонько толкнуть пальчиком, и вызвал необычайный восторг у Рей нашей дворни, особенно у той, которой не перевалило за восемь лет.

Я загрустила. Морги! Месяц назад у меня был муж, Двор и рабы. Я думала, что нет ничего хуже, чем уроки по истории люфтов… А теперь я пришла на поклон к какому-то местному дельцу, нищая, одна в чужой стране. И почему у меня такое мерзкое чувство, что на пяти тысячах Папаша Мо не остановится?

Да и Рейя… Еще неизвестно, как все пройдет в Храме. А если у нее ничего не получится? Что, если девчонка не вернется? Как я буду выкручиваться одна?

Чтобы не слишком предаваться грустным мыслям, я по пути домой заглянула на рынок. Купила трав, два вида круп, овощей немного, свежего хлеба да мороженой рыбы — для ряу, ну, и для нас с Рейкой. Некстати вспомнилось, как Рэйху ругался, когда заставал меня на кухне:

— Иди учиться, Эстэри. Не трать время на мелочи.

— Это не мелочи, — возмущалась я. — Умение готовить красит любую достойную ильму.

— Мозг украсит достойную ильму. И он же поможет найти денег на приличную кухарку. Не зли меня, рыба моя. Или ты уже все выучила из того, что тебе задано было?

Эх, Рэйху-Рэйху!

Остановившись у станка со сладостями, я долго смотрела на засахаренную чамуку, на сушеные пластинки сладкой суали[45], а от вида разноцветных бус каруджи[46] у меня челюсть свело.

— Ау, — синхронно недовольно окликнули меня из-за спины. Чего, мол, стоим. Давай, шевели ногами!

— Пластинку суали, пожалуйста, — попросила я продавца. — Одну.

— Одну? — у мужичка — торговца сладостями обиженно вытянулось лицо. — Красавица, от одной у тебя даже во рту сладко не станет. Возьми хотя бы пять.

— Мне одной хватит, — буркнула я. — За пять мне расплатиться нечем.

— Всего чешуйка за пять пластинок, — уговаривал продавец.

— Чешуйка? — я удивленно приподняла бровь. — Но здесь же написано половинка за штуку…

— Остальное поцелуями возьму, — заржал мужичок. — Со вдовы не убудет.

— Поцелуями?

Я взяла одну пластинку суали и, присев на корточки перед скатом, вложила ее в ручку Мори, от второй откусила кусочек сама, а потом поднялась и перегнулась через прилавок, подманивая продавца к себе поближе. Пальчиком.

В светлых глазах промелькнуло недоверчивое удивление, но полные губы под редкими усишками уже сложились в похабную ухмылку, а я взяла и щелкнула нахала по носу.

— Засунь свои сладости себе знаешь куда? Обойдусь без подачек…

— Ах, ты…

Он сунулся было за мной, но продавцы на других станках засвистели и заулюлюкали, явно одобряя мой поступок, и это несколько подняло мне настроение, а то уже страшно становилось: как вообще женщины живут в этом Лэнаре? Шагу ведь ступить нельзя без страху! А Рэйху еще говорил, чтобы я ему верила, что он плохого не посоветует…

С другой стороны, если выбирать между клеткой наместника и должностью помощницы учительницы, которая, кажется, попала в кабалу к местному бандитскому главарю…

Я вздохнула. Ох, Рэйху, Рэйху…

Моя названная сестра вернулась, когда на улице уже стемнело, потопала у порога, стряхивая снег с подошв, а я, глядя на ее городские сапожки, подумала, что они совершенно не подходят к местному климату. Нет, и в Большом Озере зимы были снежными и морозными, но не такими лютыми, как в Красных Горах, а ведь это еще не вьюн…

— Ну, как все прошло? — хмуро спросила я. — Получилось?

— У меня всегда все получается, — не без доли высокомерия ответила Рейя. — Тем более, с твоим амулетом!

Она весело рассмеялась.

— Даже нашим немножко память подправила, чтоб они о тебе забыли.

— Здорово, — я вымученно улыбнулась. О том, что Королю не стоит знать про меня, мы еще накануне подумали. Вон какой крик поднялся из-за того, что Рейка потерялась, страшно представить, что бы началось, узнай они, что нас на самом деле двое было. — И что, они никому ничего не успели рассказать?

— Да кому там рассказывать, я тебя умоляю! — землячка повесила на торчащий из стены гвоздь шубку, туда же швырнула шапочку. — Один старикан с помощницей и несколько девок из села — кстати, все рыжие, не иначе, Папашки нашего дочери… Кстати, о Папашке. У тебя-то как все прошло? Сколько запросил? Много нам не хватает?

— Много, — нахмурилась я. — Ровно четыре тысячи и восемьсот девяносто четыре золотых чешуи. Медные я и пересчитывать не стала.

Рейка присвистнула и, поджав губы, опустилась на скамеечку возле печки, а я протянула ей календарь и документы. Человечек от Папаши Мо явился, когда я едва-едва успела переодеть Мори в домашнее и разобрать сумки. Покрутил острым носом, бегая по передней комнате — в заднюю я его не пустила, хотя этот любопытный морг туда очень рвался, уж и не знаю зачем — а затем протянул мне три голубых корочки на имя Мори-на-Мо, младенца одного года от роду, девицы Рейи-на-Мо и вдовы Эри-на-Мо-на-Руп. И аккуратно сложенный вчетверо листок, «сплатный календарь», как его остроносый назвал.

— Ну, допустим, где взять триста золотых для первой выплаты, я знаю, — пробормотала Рейя. — Но что делать с остальной суммой, ума не приложу… Хотя… — она задумчиво почесала кончик носа, — есть у меня одна идея, только начальный капитал нужен… Эстэри… Ой, прости, Эри… у тебя с вульгарной магией как? Более-менее?

Я растерянно пожала плечами.

— С бытовой получше будет, но и там кое-что могу… А ты что задумала?

— Да так, одну схемку. Я в книжке читала, дома. Здесь, надеюсь, до этого еще не додумались… Слушай, так есть охота! У меня в этом Храме на нервах кусок в горло не лез, есть что пожрать-то, а?

Я достала из печки котелок с юшкой, положила на стол кусок хлеба, попутно рассказывая о том, что магов в нашей странной семейке теперь на одного больше.

— Уж даже не знаю, хорошо это или плохо.

— Дура! — возмутилась Рейя. — Конечно, хорошо! Звероловы, знаешь ли, на дороге не валяются, а тут самый настоящий живой ряу… Слушай, может, его продать? М? Я в одной книжке читала, там один аферист хорда выучил так, чтобы тот всегда домой возвращался. А хорд был породистый с исключительной родословной. Он его семь раз продавал…

— А что ж восьмой? — хмыкнула я. — Замели?

— Не-а, — подруга небрежно махнула рукой с зажатым в ней куском хлеба. — Он на восьмом покупателе прокололся. Там типа страшная красавица была, как он увидел ее, так сразу покой утратил, сон забыл… в общем, там дальше неинтересно было, одни поцелуи и жаркие поцелуи. Тоска. Я не стала дочитывать…

Зафыркав от смеха, я покрутила головой.

— Ну, что ты смеешься? Пять тысяч мы на нем не заработаем, конечно, но пару сотен — как пить дать.

Я не стала спорить и говорить о том, что вряд ли домашние ряу настолько частое явление в Красных Горах, что никто не заметит, если зверь будет постоянно возвращаться к нам. К тому же, его еще и выучить надо было. И уговорить Мори расстаться со своим питомцем хотя бы на полдня… Нет, идея веселая, не спорю, но совершенно не подходящая к нашей ситуации.

— А в другой книжке ты про что читала? Тоже про аферистов каких-то?

— Про мошенников! — голубые глаза заблестели от восторга. Вот же послали мне боги сестричку! Прямо бандитка, а не благородная ильма. Атаманша с большой дороги. — Они знаешь, что делали? Вообще закачаешься. Короче, приехали они в город один… Там, правда, столица была, но я думаю, мы и тут что-нибудь придумаем. Так вот, приехали они туда, арендовали лавчонку махонькую, посадили туда человечка… Причем человечек этот вообще не при делах был, они его на зарплату наняли… Ну, короче, посадили они этого человечка, а потом во всех газетах пропечатали, что, мол молодые маги-предприниматели открывают предприятие по активизации и ремонту старых, поврежденных и полностью вычерпанных артефактов. Имени у них пока нет, как и репутации, много денег им платить никто не станет, а потому они, чтобы зарекомендовать себя, ну и переманить клиентуру от конкурентов, устраивают акцию: ремонт абсолютно бесплатно! Клиент должен только за материал заплатить. А что там того материалу-то? Не золото-бриллианты, чай… Ну, народ на халяву падкий, ясное дело. Вот и потащили к ним артефакты, амулеты, родовые перстни… Еще и доплачивали. Кто по медной чешуйке, кто по золотой…

Рейка зажмурилась от удовольствия, а я, кажется, начала понимать, к чему девчонка ведет.

— Я так понимаю, — хмыкнула я, — чинить никто ничего не собирался.

— Круто, да? — рассмеялась сестренка. — А если вспомнить о том, что они тут использованные «Стоп-мыши» продают… Представляешь, сколько заработать можно? Не пять тысяч, конечно, но…

— Рей, это же воровство, — тихим голосом перебила я. — Ты всерьез предлагаешь нам грабить людей?

Рейка обиженно поджала губы, взяла со стола грязную тарелку и, отойдя к раковине, гордо ответила:

— Не людей, а люфтов. Или скажешь, что они Ильму не грабят столько столетий подряд?

Подумала секунду.

— И не всех подряд люфтов.

Еще немного тишины, а потом:

— Нет, если у тебя есть идея получше, то я тебя с готовностью выслушаю, только сразу говорю: в Веселый дом не пойду, можешь даже не намекать.

— Конечно, не пойдешь! — и, не сдержав усталого вздоха:

— Нет у меня никаких идей. Разве что предложение: пойдем спать, поздно уже, а Мори уснул рано, завтра проснется чуть свет, вот увидишь…

Пока я ходила на наш небогатый скотник, чтобы проверить, все ли в порядке у квоч, и хватает ли все еще живому васку и молочной лэки сена, Рейка расстелила кровать и поменяла пеленку Мори. Затем мы умылись и легли спать. И только я провалилась в сладкий и теплый сон, как меня разбудил возмущенный шепот:

— Йитит твою, Эстэри! Это кто с тобой под одним одеялом лежит? Девка, что ли?

— А если бы это был мужик, вы бы обрадовались? — проворчала я, недовольно потирая глаза. — Таков был план?

Осторожно, стараясь не разбудить спящую Рейю, я выбралась из кровати, схватила висевший на спинке стула халатик и вышла в переднюю, уверенная, что Рэйху-на-Куули последует за мной, передо мной или вместе со мной, уж и не знаю, как именно призраки передвигаются.

Сняв колпак с маг-светильника (интересно, их люфты тоже без помощи специально обученного человека заряжать не умеют? Смех, да и только!), я плеснула себе воды из кувшина на столе и нахмурилась, услышав, как звякнули хрусталики льда о дно стакана. Морги! Я вчера полдня печь топила, и уже вновь холод! Эдак нам до конца зимы дров не хватит!

— Я ведь верила вам, Рэйху, — проговорила, не глядя в сторону призрака, хотя он был тут, рядом, на расстоянии вытянутой руки. — Только вам и верила, наверное. А вы?

— Что я?

— Верь мне, Эстэри, — от обиды хотелось кричать, но я боялась разбудить своих непосед, поэтому говорила шепотом. — Я не хочу, чтобы ты выживала… Вы мне что пообещали?

— Я…

— Вы пообещали, что все будет хорошо! Верь мне, рыба моя, сказали вы. Никакого обморожения, хищных зверей и голодной смерти… Вы что, издевались тогда надо мной? Это что? Месть за первую брачную ночь?

— При чем тут… — Куули-на нахмурился, его очертания дрогнули, и на мгновение сквозь них показался кто-то другой, тоже Рэйху, но… моложе. — Ты о чем сейчас говоришь?

— О том, что нас с Рейкой выкинуло из зеркала посреди зимнего леса прямо на куст жгучего яза. О том, что нам пришлось идти по сугробам к жилью, о том, что тут, в этом Лэнаре морговом, все наизнанку вывернуто. Королевская свита насилует женщин, отцы торгуют дочерьми, а те в свою очередь…

— Посреди леса? Как ты оказалась посреди леса? Ты должна была в Храме выйти, вместе с остальными девушками и… Постой. Кто такая Рейка? Рейя-на-Эса, что ли? Она что, тоже здесь? Это она там спит?

Я нехотя кивнула.

— Одни убытки от тебя, Эстэри.

И это Рэйху еще о долге в пять тысяч не знает.

— Меня теперь Эри-на-Мо-на-Руп зовут, — шмыгнув носом, призналась я. — Я теперь вдова… впрочем, это не новость…

Из комнаты послышался детский плач, и я добавила:

— А еще у меня теперь ребенок.

— Эри? — позвала меня проснувшаяся Рейя.

— Через пять минут! — отозвалась я и вновь посмотрела на покойного мужа. — Я не говорю, что эта жизнь хуже той, которая могла бы быть у меня во дворце Наместника, но… мне было так страшно одной! А вы все не приходили, хоть и обещали. Я ждала-ждала…

Подавленное рыдание вырвалось наружу коротким всхлипом, и почти сразу же в дверном проеме показалась стриженная голова Рейки.

— Эр, все в порядке? Ты с кем разговариваешь? Ты плачешь, что ли?

— Она меня не видит, — пояснил призрак. — Пока. Скажи, пусть спать идет.

Мы проболтали до утра. Ну, как мы. Говорила, в основном, я, а Рэйху только слушал, кивал, временами злился, и тогда я вновь видела, как оплывает его образ: будто восковая оболочка.

— Вы меняетесь, — не выдержав этих пугающих метаморфоз, наконец заметила я. — Это нормально?

— Ты не должна этого замечать, — проворчал призрак. — По эту сторону Гряды магии меньше, вот я и… Не делай такое лицо. Тот я, которого я прячу, тоже я. Только ты его не знаешь, меня того не знаешь, а соответственно, и поговорить с ним, со мной, не сможешь, а я… я ведь не всегда был старым, Эстэри, и здесь я могу быть таким, каким хочу. Смогу быть когда-нибудь. Надеюсь, что скоро.

— И тогда я вас больше не увижу? — на глаза вновь навернулись слезы. — Как же я буду? Опять одна?

Призрак проворчал что-то нечленораздельное, мне послышалось словосочетание «нормальный мужик», и я, недоуменно моргнув, почесала в затылке. С чего он вдруг? Я никогда не считала его ненормальным. Ну, после первой брачной ночи, так точно ни разу. Даже любила его, на самом деле любила.

— Иди спать, детка. И Рейке скажи, чтоб не спешила и пригляделась к старосте Снежных Вершин… Не скажу, что я от вашего плана в восторге, но, с другой стороны, если мы украдем у вора, будет ли это воровством, м?

Так мы и жили. Моя предприимчивая сестричка рыскала по округе, действуя по наводке Куули-на, а я работала в школе, обучала детей игре на кембале — будь она проклята, никогда мне от нее не отделаться, — и ухаживала за Мори. Много пряла и, надо сказать, не только чужие судьбы, хотя и не без этого. Местные жители высоко оценили мою работу, и заказы ко мне так и сыпались со всех сторон.

К весне мы смогли раздобыть все деньги, что требовал от нас Папаша Мо, но весь ужас был в том, что теперь мы не могли их ему отдать, по крайней мере, не все сразу. Ибо, узнав, что какие-то аферисты на его территории умудрились продать Храм, Папаша Мо пришел в неописуемую ярость и все свои силы бросил на поиск «залетных голубчиков». Счастье еще, что он не все время проводил в Красных Горах, здесь он предпочитал зимовать, а весной и летом крутил какие-то дела в столице.

— Вот бы мне туда, — мечтательно вздыхала Рейка. — Я бы там развернулась…

И я в этом не сомневалась — у моей приемной сестры был явный криминальный талант, и это пугало… и восхищало одновременно. С предприятием «Сдаю в аренду Храм» Рейе надоело возиться к началу лета, я уговаривала ее на этом и остановиться, но она заявила, что нам нужен капитал, чтобы было с чего начать, когда мы, наконец, сможем перебраться в столицу и, что самое ужасное, Куули-на не возражал. Он вообще чаще соглашался с этой аферисткой, чем со своей собственной женой. То есть, вдовой, конечно.

— У девочки есть коммерческая жилка, пусть поиграет, пока есть возможность.

— А потом не будет, что ли? — всполошилась я. — Вы что-то знаете и не хотите говорить? Рэйху!

— Будущего я, к сожалению, не вижу, — проворчал призрак. — Если бы видел, ты бы сейчас не в Красных Горах была, а совсем в другом месте!

— Это в каком это?

— В таком, — ответил Куули-на и растворился в воздухе. Появилась у него такая мерзкая привычка: исчезать, если вопрос не нравится. Иногда по несколько дней мог не появляться.

Время шло, на смену весне пришло лето, а вслед за ним, неспешно окрашивая склон горы, у подножья которой разместился наш городок, в красный цвет, наступила осень. Она привела с собой дожди, туманы, морозные ночи и неожиданного гостя. Неожиданного, но, чтоб мне всю зиму с моргами зимовать, приятного.

В дверь постучали негромко, но решительно. Я удивленно вскинула голову — незваные гости в Красных Горах были редкостью — и посмотрела на Ряу, которому мы имени так и не придумали, просто превратив имя нарицательное в собственное. Хищник лениво шевельнул кончиком хвоста и даже глаз не открыл. «Значит, угрозы нет», — решила я. Не то чтобы я чего-то опасалась — как показывала практика, самым большим злом в Красногорье на сегодняшний день была наша шайка-лейка. Обмели целый регион, чисто разбойники…

— Никакие мы не разбойники, — возмущалась моя атаманша. — Разбойники режут людей почем зря, убивают, грабят, снимают с бедняг последние портки… А нам все отдают совершенно добровольно, еще и спасибо говорят.

Я хмыкнула. Как же. Спасибо. Про «спасибо» старосты Снежных Вершин я до сих пор вспоминаю с дрожью. Когда мужик пришел к Эшту-на-Ди с бумагами на Храм, я как раз градоначальственную дочку на кембале играть учила. Я по домам, вообще-то, не хожу, но мать Тии отчего-то считала, что с ее принцессы корона свалится, если она своими собственными ножками будет в музыкальный класс ходить, а потому хорошо доплачивала мне за визит. В деньгах, благодаря Рейкиной криминальной деятельности, мы давно уже не нуждались, но население-то Красных Гор было не в курсе. Даже боюсь представить, что бы случилось, узнай они об истинном положении вещей, а уж если б увидели, чем забиты все горшки под нашей печкой…

Хотя как бы они увидели? У печки же все время Ряу отирается: или спит, или жрать клянчит, прожора и ненасытная морда.

А староста Снежных Вершин, да, орал знатно. Я, во-первых, боялась, что он меня признает, что было полным бредом, потому что меня-то он никогда не видел, да и Рейка ему лишь в образе темноволосого паренька показывалась, но от страха все внутренности скрутило в тугой узел, а пальцы задрожали и, сфальшивив, соскользнули с клавиш.

— Папенька, ваш посетитель мешает нам заниматься, — жеманным голоском пожаловалась Тия, и Эшту-на-Ди, к моему облегчению, поторопился увести жертву Рейкиных махинаций к себе в пристройку.

Мне даже было почти жалко беднягу. Но оберег из мизинцев умертвий, что болтался на его поясе, будто какой-то моржий брелок для ключей, вмиг привел меня в чувство, и я вспомнила, почему Рэйху посоветовал нам взять старосту в обработку.

Больше двадцати лет назад, во время войны, которую в Лэнаре называют Последней, во время той самой войны, что лишила Ильму южных провинций, когда стало понятно, что поражение неминуемо и будем мы отсылать Королю своих девушек до скончания веков, выжившие во время чудовищного побоища повстанцы решились на страшное. Терять им было уже нечего, у каждого из них в том самом ужасном пожаре, что превратил в черное пепелище земли южан, погибли все родные и близкие, да и самим им жить уже не хотелось — только мстить. Нет, оно и понятно, никто из нашего рода на той войне не погиб, а я и то зубами скрипела от злости, а тут такое…

Зная, что ни один живой человек не может пройти сквозь Гряду, на смерть они пошли добровольно. Помолились богам земным и водным, карфу в жертву принесли, а потом обратились за помощью к придворному некроманту. Это когда ты уже мертвого поднимаешь для какого-то дела, то не всегда можешь угадать, как долго и насколько качественно твое умертвие будет работать, а если ты в машину для убийств превращаешь живого, мечтающего лишь о мести человека, то результат может превзойти самые смелые ожидания.

Я не могу сказать, что считаю их героями. Они жизни предпочли смерть. А это уже плохой выбор, но то, что здешние варвары пустили их кости на амулеты, веря, что они защитят от умертвий, что торговали их артефактами вместо того, чтобы предать их земле вместе с последними представителями рода… Это было так… так…

Нет, жалости староста Снежных Вершин во мне не вызывал. Может, разве что, легкий стыд — все же его грязным золотом мы пользовались, а значит, и сами не лучше…

Впрочем, в тот момент, когда в нашу дверь постучали, я об этом не думала. Пожалела, что Рейка где-то бегает, замышляя очередное дело, и крикнула, не вставая с места, чтобы входили.

Узнала я его не сразу. И не удивительно. Без привычной зеленой скирты и медной цепочки, в черных узких штанах, заправленных в высокие сапоги, в белоснежной рубашке и черной же штормовке, он больше походил на капитана пиратского корабля, чем на старшего раба дома Куули.

— Рой! — воскликнула я.

Не знаю, как я его узнала. Как поняла, что это именно он, а не, к примеру, Юфий, или кто-то еще из братков.

— Рой! — всхлипнула и бросилась на шею рабу — наверное, теперь уже бывшему рабу, я же ведь их отпустила на свободу, покидая Большое Озеро, пусть Юфий ее и не принял. — Это в самом деле ты? Ты мне не снишься?

— Совершенно точно, нет, хозяйка, — мягко улыбнулся Рой. — Как вы тут без нас?

— Без вас, — я через мужское плечо глянула на распахнутую дверь, высматривая кого-то в осенних сумерках. — Вы все здесь, что ли?

— Ну, не прямо здесь, но рядом… Было бы странно, заявись мы сюда все вместе, — он хмыкнул каким-то своим мыслям, а потом внезапно хлопнул себя ладонью по бедру и воскликнул:

— Однако, скажу по секрету, найти вас в этой моржьей дыре было очень непросто…

Отступил на шаг, окинув меня с головы до ног тревожным, до костей пробирающим взглядом, будто пытался на глаз определить, сыта ли я, здорова ли. Счастлива?.. Знакомо нахмурился, заметив мои босые ноги, и неодобрительно качнул головой.

— Обулись бы. Чай не лето…

Я хохотнула.

— Это действительно ты. Живая вода! Рой! — схватила раба за руку, торопя войти внутрь дома. — Ты нашел меня. Вы нашли. Но как? Проходи же, проходи! У нас в печке каша осталась и суп из квочи, я сама готовила. Рой, я теперь настоящая кухарка, честно-честно… Да проходи же ты! Морги, я, кажется, с ума схожу. Как ты вообще тут оказался?

Раб мягко, но уверенно оттеснил меня от печки — самое смешное, что Ряу даже не вякнул, следя за нашим гостем, будто чувствовал, что тот не несет угрозы — и, отставив в сторону заслонку, заглянул в дышащее теплом нутро, повел носом, принюхиваясь, и вытянул из дальнего угла котелок с кашей.

— Как оказался? — заглянул под крышку и шумно сглотнул, на миг прикрыв глаза. — Горячего с весны не ел, по-моему… Так вдовий перстень же на вас. На его зов и шли.

— Перстень? — я в растерянности опустила взгляд на собственные руки. — Перстень, конечно же…

Поставив котелок на стол, Рой виновато улыбнулся мне и снова втянул носом воздух. Я поднялась со скамьи, на которую присела, пока раб хозяйничал у печки, достала из шкафчика над мойкой глубокую глиняную миску и ложку, плеснула из кувшина молока в большую кружку для мужчины и в блюдце, больше похожее на небольшой тазик — для Ряу, уж больно активно он суетился внизу, почти с ног сбивал.

И только когда Рой утолил первое чувство голода, спросила:

— Но сквозь Гряду-то вы как прошли? Ведь ни один живой человек не может…

— Вы забываете, что я не человек, — перебил Рой, и я растерянно моргнула. Как можно говорить такое? Вот же он, сидит, улыбается, кашу лопает с аппетитом, и при этом утверждает, что не живой человек. Чушь какая!

— Мы целиком и полностью порождения магии, хозяйка. Искусственно созданные магические существа. И, несмотря на то, что наши сердца бьются, перекачивая по жилам кровь, желудки требуют пищу, глаза видят и уши слышат, назвать нас людьми нельзя… Кстати, о нелюдях…

Он осекся, услышав тихий плач, долетевший до нас из соседней комнаты.

— Мори проснулся, — подхватилась я и побежала к малышу, поясняя на ходу:

— Сын мой.

И я действительно так считала. Нет, поначалу-то язык спотыкался об это чужое, никак не применимое ко мне слово, но потом я привыкла. Мы обе к нему привыкли, срослись душами, и жизни без него уже не представляли. Несмотря на не самый приятный характер маленького зверолова.

Отличительной особенностью нашего Мори было то, что просыпался он всегда в дурном расположении духа. И если в первые минуты после пробуждения он не находил взглядом меня или Рейку, то поднимал рев такой невероятной громкости, что, уверена, слышно было даже в Ильме.

— Сын? — Рой оторопел. Застыл с ложкой в руке, а когда я вернулась в переднюю с малышом на руках, еще раз прошелся взглядом по моей фигуре.

— Приемный, — рассмеялась я, — только не говори никому. И хозяйкой меня не зови, ладно? Не поймут.

Раб кивнул, не сводя глаз с ребенка, а потом неуверенно протянул к нему руки.

— Можно? Лет сто ребенка не держал. Позволите?

Я пожала плечом, следя за сыном, тот не выказывал признаков беспокойства и с охотой пошел к незнакомому дяде на ручки.

— Сто лет? — я убрала в раковину грязную посуду и посмотрела на раба. — Выглядишь моложе.

— Выгляжу я ровно так же, как тот день, когда меня создали, — ответил Рой. Говорил он слегка невнятно из-за того, что Мори засунул ему в рот свои пальцы. — И если вы спросите меня, когда именно это было, то точной даты назвать я не смогу. Примерно через десять лет после окончательного становления Гряды…

Тарелка выскользнула из моих рук и, стукнувшись о дно раковины, раскололась на две половины.

— Вы не знали? — раб передал мне малыша, а сам принялся собирать осколки. — Я думал, хозяин успел вам рассказать.

— О том, что ты бессмертный? Даже полусловом не обмолвился!

Ну, Рэйху! Сколько еще сюрпризов он готовит и какие тайны скрывает? И почему не предупредил меня о том, что в самое ближайшее время стоит ждать гостей? Не знал? Не захотел?.. Впрочем, может быть, я напрасно на него обижалась, он не раз выговаривал мне за глупые вопросы, напоминая, что мертвые, несомненно, видят больше живых, но они все же призраки, а не всемогущие боги, и не умеют заглядывать в будущее и предвидеть поступки тех или иных людей.

Или не людей.

— Я не бессмертный, — рассмеялся Рой, вытирая мокрые руки о холст серой ткани, служивший нам кухонным полотенцем. — Понятия жизни и смерти вообще неприменимы к существу, которое никогда не рождалось, вы так не считаете? Хеймо-на-Эйди, великий ильмский маг, равных которому не было никогда и теперь, наверное, уже и не будет, создал меня и остальных, изучая структуру и особенности строения Гряды. Изначально мы были побочным продуктом одного из экспериментов. Это уже потом наше производство поставили на поток, а сразу… Кстати, вполне допускаю, что именно поэтому Гряда нас и пропустила. По сути, мы же являемся ее частью. Хм…

И сам задумался, осененный этой внезапной догадкой.

— Живая вода! — следующие полчаса прошли в тишине. Сначала я переодевала и кормила Мори, потом в четыре руки мы убирали последствия кормления: малыш вступил в возраст «я сам», поэтому после каждого приема пищи приходилось мыть всю кухню, начиная с тарелки и стола и заканчивая забрызганными кашей стенами.

А когда уборка была закончена, и стало понятно, что Рейка сегодня вновь будет шастать неизвестно где до самого утра, Рой уложил Мори спать — удивительное дело, но тот заснул почти моментально и без утомительных капризов, — умело и ловко заварил чайничек легкого ароматного меда (у меня из того же количества продуктов мед отчего-то получался горьковатым и чудовищно пьяным), и предложил мне занять единственное кресло, а сам устроился на полу, перетащив к моим ногам шкуру васка.

Как обычно, мне не нужно было о чем-то просить его и задавать вопросы — даже не используя свое умение читать мысли, Рой всегда легко угадывал мои желания. Вот и тогда он не стал ждать, а начал рассказывать о том, что с ними произошло после того, как они покинули Двор, чтобы обновить у наместника печати Куули.

Самое смешное, что им самой малости не хватило — вовремя убраться, потому что посыльный от посланника появился во дворце наместника в тот день, когда рабы дворец собирались покинуть. Не знаю, как бы все сложилось, успей Рой довезти до меня печати, но мне отчего-то кажется, что и тогда мне не стоило бы очень сильно надеяться на свободу.

В любом случае, что ни сделано, то сделано к лучшему, и чем дольше я жила по эту сторону Гряды, тем меньше мне хотелось возвращаться на родину. Да, не хватало Маарит, да, мечтала увидеть Мэя… Пожалуй, мне хотелось бы иметь возможность навещать их время от времени в Большом Озере, но…

И этих «но» было так много: батюшка, посланник, наместник, возможная и, несомненно, очевидная несвобода и пожизненное рабство, а если не рабство, то что? Судьба Рейкиной тетки? Той самой, что всю свою жизнь провела в подвалах родовой усадьбы Эса…

— Если бы не Ильма, — говорил Рой, — мы бы гораздо раньше вас нашли. След от перемещения не успел бы еще развеяться, а так… Пока мы в Озеро вернулись, пока до Гряды добрались… А вы же знаете, как у нас, если раб идет по дороге да без хозяина, обязательно спросят, кто таков и по какому делу… Счастье еще, что вы Двор распустили, а то и не знаю, как бы мы дошли…

Двор. Вот еще одна причина, почему я и хотела, и не хотела возвращаться в Ильму. Хотелось узнать, как сложились судьбы дворовых, все-таки мы немало времени провели вместе, хотелось убедиться, что ублюдок Адо остался с носом, но… Но за роспуск Двора без предварительного согласования с наместником лишение свободы сроком до пяти лет и кнут. А кнута ни я, ни моя спина не хотели. Впрочем, как и тюремного заключения.

— Мы Гряду в конце весны пересекли и первое время шли лесом, чтобы внимание сильно не привлекать, а потом стало понятно, что Лэнар — это вам не Ильма… Я про территорию, если что. И на своих двоих мы до вас, хозяйка, лет за пять доберемся, не меньше.

— Не называй меня хозяйкой, — напомнила я.

— А как тогда? Вдовица Мо? Простите, но…

— Можешь, просто Эри. Или Эр…

Рой проворчал что-то невразумительно-ворчливое и вернулся к рассказу. После того, как рабы решили разбиться на пары и добираться в Красные Горы разными путями, дело пошло быстрее, но все равно приходилось задерживаться то тут, то там.

— Уж больно дорогая в Лэнаре жизнь. И это я уже не говорю о ценах на проездные билеты…

Я усмехнулась. О дороговизне местной жизни мы с Рейкой знали не понаслышке, и первые два-три месяца жизни в Красных Горах, бывало, что и голодали… Ну, пока моя предприимчивая землячка не поставила на поток свои махинации, и золото не потекло в наши сундуки, может, и не рекой, но точно весьма уверенным ручейком.

— Так вы тут все? Никого по дороге не потеряли? — улыбнулась я, когда Рой закончил свой рассказ, сообщив, что в самих Красных Горах они не рискнули появляться.

— Региончик тут небогатый совсем, — пояснял бывший старший раб Двора Куули. — Восемь рабов точно привлекут внимание. Поэтому братки в заброшенном охотничьем домике устроились. Тут недалеко, два уля, не больше. А я решил — к вам.

— И напрасно, — приуныла я. — То есть, я, конечно, страшно счастлива, что ты жив, что все вы живы, — я категорически отказывалась воспринимать Роя и братков как неживых существ, — и что вы здесь… Но Рой, по легенде я лишь бедная вдова, всю свою жизнь прожившая на лесном хуторе. Красные Горы для меня — предел мечтаний и пик цивилизации, а тут вдруг ты… Не удивится народ, думаешь, узнав, что я рабом обзавелась?

— Не удивится, — хмуро ответил Рой. — Они тут вообще непуганые. Странные какие-то. Сколько месяцев мы с братками до вас добирались, где только не работали… Думаете, хоть кто-то поинтересовался, где наш хозяин и почему мы вынуждены себе на пропитание зарабатывать?

Я задумчиво поджала губы, не зная, что на это ответить. Разумно было бы предположить, что в Лэнаре и вовсе не было рабов, потому никто и не видел в братках искусственно созданных существ, но рабы здесь были — мы с Рейкой не раз видели объявления о том, что продается раб-повар или раб-горничная. В Красных Горах, правду говоря, и в самом деле, золота ни у кого, даже у градоначальника, не хватило бы на то, чтобы приобрести хотя бы одного — цены тут были те еще! Один раб стоил столько, что на вырученную с его продажи чешую батюшка мог бы весь свой Двор полгода кормить, еще бы и осталось, — что уж говорить о восьми. Восемь рабов обошлись бы в сумму, равную годовому бюджету всего Красногорского региона. Поэтому я и хмурилась недоуменно. И, да. Боялась, что из-за Роя погорит вся наша с Рейкой конспирация.

С другой стороны, теперь, когда ко мне вернулись мои преданные братки, возможно, Папашу Мо можно было уже не бояться. Расплатиться, наконец, с долгами, чтобы уже ничто не держало, и уехать в столицу. У Рейи давно глаза горят, когда она о ней говорит, да и Мори рано или поздно, но нужно будет показать магам. Я все же обещала его матери, что позабочусь о будущем малыша.

Одно но. Папаша Мо.

Уж не знаю, везение ли это или злой рок — допускаю, что без Рэйху тут не обошлось, — но в каждой из наших авантюр пострадавшей стороной неизменно оказывался один из людей Папаши. Первое время нас с Рейкой это страшно веселило, а потом мы не на шутку перепугались. Не до смеха, знаете ли, когда ты понимаешь, как велик невод, в который ты по собственной глупости попал. (В какой бы регион Красногорья мы ни совались, всегда натыкались на кого-то, кто так или иначе был связан с Папашей). А мы с напарницей в этой сетке наделали немало дыр. Вот и бесился Папаша до белого каления, да мечтал изловить аферистов, что рискнули мутить воду в его пруде. А уж что он сделает с нами в случае, если его охота увенчается успехом… Тут гадать не приходилось. Права Рейка, надо выбираться из Красных Гор, но выбираться так, чтобы Папаша нас не то что не нашел, чтобы он нас даже искать не стал.

Где-то через седмицу после того, как на пороге моего дома появился Рой, наша неугомонная атаманша пришла домой злая, как сто тысяч моргов, которых лишили их любимой чамуки.

— Что случилось? — я как раз собиралась в дом Эшту-на-Ди на очередной урок с его прелестной дочуркой, и Рейя, голодным шерхом глянув на папку с нотами в моих руках, выпалила:

— И как ты к этой сволочи только ходишь!? Убила бы!

— А?

— Градоначальника этого мерзкого! Ты только подумай, что он сделать посмел: вот, читай!

И под нос мне какой-то листок сунула.

— Что это?

«Этим» оказалось письмо, которое глава нашего городка писал на имя начальника следственного управления северной области Лэнара. Я не стала вдаваться в подробности и выяснять, каким образом его смогла заполучить Рейка (мне было лучше всех известно, сколько на ней было навешано амулетов на удачу, на счастливую дорогу, на исполнение желаний и прочая, и прочая), и просто углубилась в чтение. Поначалу я удивилась, искренне не понимая, с чего это напарница такую панику развела. Если честно, этого уже давно надо было ожидать, все-таки на вверенной Эшту-на-Ди территории морги знают, что творится, а сам он, что совершенно очевидно, не справляется. Мы даже какое-то время думали, что Папаша Мо и до градоначальника дотянул свои толстые пальцы. Но все как обычно оказалось намного проще. Ди-на просто решил под шумок заработать немножко (или множко) золота, и попросту списал на деятельность аферистов пропавший обоз с налогами за первое полугодие.

«Поначалу я не хотел тревожить высокое руководство, надеясь, что мы своими силами сможем изловить мошенников, но после того, как их жертвой стали сборщики налогов, стало понятно — дело нешуточное».

— Обвинить меня… меня!! В вульгарном грабеже, — бушевала Рейка, — в разбое… Да как у него язык повернулся?! Да как у него рука не отсохла, пока он эту писульку писал?! Да я…

И тут меня осенило. Вот просто — бам! — и в голову пришла идея. Не знаю, как до подобных вещей додумывалась напарница, а для меня это стало внезапным озарением.

— Рейка, не трещи! Помолчи минутку. Послушай, мне такая идея в голову пришла!

— Хочешь попросить Роя, чтобы он гадкому вруну башку открутил? — оживилась подруга.

Я усмехнулась.

— Можно, конечно, и так, тем более он все равно без дела отирается с тех пор, как в школу сторожем устроился. Но, во-первых, смертоубийство — это не наш метод, а во-вторых, я вовсе не о том. Я знаю, как нам долг Папаше отдать, да так, чтобы он ничего не заподозрил.

— Ну?

— Надо просто провернуть дельце с его разрешения, понимаешь? Пойти к нему и сказать, мол так-то и так, хотим нагреть главу нашего города. Ну, чтобы заплатить любимому родителю за паспорта. У нас, мол, и план есть… Ну, то есть, пока нет, но будет же, я в тебя верю. Эшту-на-Ди ведь золото спер? Спер. А тратить его в Красных Горах не на что. Ты так не думаешь?

Рейя с сомнением почесала затылок.

— Я думаю, что Ди-на у Папаши на довольствии уже давно и плотно стоит.

— Ой, не факт! — перешла на торопливый шепот я. — Сама посмотри, что он в письме пишет. Ведь он же просит, требует даже, чтобы управление сюда следственный комитет прислало. Думаешь, Папашу эта новость обрадует? Да он за такое на лоскуты любого порвет! В Красных Горах каждая корька знает, что Папаша Мо поклялся этих аферистов собственноручно поймать…

На мгновение я умолкла, потому что, как ни крути, в словах подруги рациональное зерно все-таки было. Но…

— С другой стороны, если я не права, Папаша нам просто запретит соваться. Рей, подумай! Мы для того и спрашиваем у него позволения, чтобы в его глазах очки заработать. Понимаешь?

— Кажется, да, — Рейка улыбнулась.

— Мы ничего не теряем. Запретит — нестрашно, придумаем другую схему, без участия Ди-на. А если разрешит…

— А если разрешит, — задумчиво протянула Рейка, и на ее лице расцвела лукавая, но абсолютно счастливая улыбка, — то уж я-то смогу найти, где именно этот старый выхолощенный васк казенное золото припрятал.

Уф-ф-ф! Я выдохнула с облегчением, поняв, что названная сестрица не сотворит никаких импульсивных глупостей, пока я буду на уроке у дочери градоначальника. У нее на это банально времени не будет. Я по глазам видела, что подруга полностью ушла в проработку деталей грядущего преступления.

И я не ошиблась: уже к полуночи, подключив к составлению плана Роя и заручившись одобрением Рэйху, мы составили план и, едва дождавшись утра, приступили к его реализации: Рейка вооружилась иголкой с ниткой — для нашего дела был совершенно необходим весьма своеобразный маскарадный костюм, — а я побежала к Папаше испрашивать благословения.

По морозному вечеру я споренько добежала до инна со звучным названием «У папы Мо». В Красных Горах осень, к сожалению, была весьма короткой и подозрительно похожей на зиму. Казалось бы, еще вчера пригревало ласковое солнышко, а уже сегодня с деревьев облетели все листья, и лужи затянулись ломким, хрустким ледком. Так что торопилась я вовсе не из-за того, что горела желанием лицезреть названного родителя, а по более прозаическим причинам — ноги мерзли.

Папаша ужинал в комнате, которую он почему-то именовал кабинетом, и, что удивительно, он был один, без привычной свиты прихлебателей, состоящей из пяти-десяти человек.

— Добрый вечер и приятного аппетита! — натянуто улыбнулась я, искренне сомневаясь, что у Папаши бывают проблемы с последним. — Если не возражаете, то я хотела бы обсудить кое-что…

— Хочешь долг отработать? — темные глаза на лоснящемся, покрасневшем от жаркой и острой пищи лице маслянисто заблестели. — Знаю, кто заплатит за тебя хорошие деньги. И за малую твою тоже.

Меня передернуло от отвращения.

— Нет! Я о другом. Нам тут в голову одна идея пришла. Мне. О том, как можно хорошо заработать, если вы позволите… Только это незаконно.

— Ум-м? — глаза заблестели совсем-совсем по-другому, и я мысленно испустила облегченный вздох.

Рассказать Папаше о том, что мы с Рейкой из достоверных источников знаем, что казенные деньги спрятаны где-то в доме градоначальника, я по понятным причинам не могла. Поэтому заманила «родителя» идеей нагреться на ярмарочном доходе. Осенняя ярмарка должна была состояться на стыке времен года и, если верить местным, приносила она совершенно бешеный доход. В Красные Горы народ стекался со всего региона и даже из-за границы. Уж и не знаю, с чем была связана такая популярность. Однако, так или иначе, но Папаша клюнул. Поерзал не месте, внимательно вслушиваясь в мой план, и даже — на целую минуту!! — перестал жевать!

— Артистки, значит… — протянул, дослушав меня до конца. — И не боитесь?

— Не артистки! — я искренне изобразила обиду. — И боимся, конечно. Но Рейка же длинная, а если сделать хороший костюм, то никто же не догадается, что она…

— Баба? — Папаша заржал и из миски с овощным рагу выудил кусок жирного светлого мяса, не уверена, но, наверное, это был васк. — А сможете? В смысле, из бабы мужика сделать?

Ну, не говорить же ему, что Рейка не просто мастер маскировки?! Нет, не говорить.

— Мы постараемся.

— А форму где собираетесь взять? Настоящую форму шерха на раз не добудешь. Это я вам как человек опытный говорю.

— Если все пойдет так, как мы задумали, — ответила я, — то форма нам не понадобится.

— А если все пойдет по другому сценарию, и вас все же заметут, — хмуро предупредил Папаша, — то скажу наперед: у меня хватит связей, чтобы достать вас и в тюрьме. Имей в виду, девочка, от Папаши Мо еще ни один должник не уходил, не заплатив сполна.

— Я помню, — буркнула я. — Так вы согласны? Разрешаете нам… попробовать?

Он наклонил голову к плечу, словно прислушивался к чему-то, и при этом не сводил с меня нечитаемого взгляда. В который раз с момента знакомства с этим человеком мне стало страшно. Он был будто помесь дикого васка и глубинного шерха: злобный, хищный и совершенно непредсказуемый.

— Попробовать — можете. Разрешаю.

И вдруг улыбнулся, обнажив в пугающем оскале розовые десны.

— А что ж ты не ешь ничего, девочка? Возьми хотя бы пластинку суали. Сочная, сладкая, с пикантной остинкой. Ты такой и не пробовала никогда поди…

Меня прямо заколотило от отвращения, и пусть меня назовут параноиком, но чувство было такое, будто Папаша вовсе не об огненно-красном корнеплоде говорит.

— Спасибо, я не голодна, — неловко кивнула на прощание и едва ли не бегом выскочила из инна на морозный воздух. Хотелось бежать, что есть сил и как можно дальше, но я понимала, что это не выход. Не сейчас. Сначала нужно было с долгами расплатиться, чтобы ничто уже не затянуло назад. А потом можно и в столицу выдвигаться. Если мне повезет, и на то будет воля богов земных и водных, я даже смогу пристроить Рейку если не в хорошие руки, то хотя бы в хорошую школу. Женский пансион, где ее отучат тянуть ручки ко всему, что плохо лежит.

Но это, как я и сказала, потом. А сейчас нам надо было закончить костюм — настоящую форму шерха действительно было не достать — и обзавестись необходимыми артефактами.

Когда Рейя впервые отправилась на встречу с Эшту-на-Ди в образе присланного из управления молодого чиновника, я себе ногти до локтей сгрызла от волнения и ужаса. Из страха перед Папашей Мо Рейя не стала использовать хамелеона, а прибегла к более традиционным способам маскировки.

— Если что, спою им песенку и все начнем сначала, — она пыталась меня успокоить, но сама была бледная, и голос у нее дрожал. — Поможешь с руной?

— Конечно.

О том, что бывают руны, изменяющие голос, если их нарисовать на горле, мы не знали, но на то нам боги послали Рэйху — именно он рассказал мне, как, когда и какими красками надо рисовать, чтобы магия не подвела в самый ответственный момент.

— Куули-на, — восторженно улыбалась я. — Вы меня пугаете! Я начинаю сомневаться в вашей безупречно чистой репутации.

Призрак только ухмылялся многозначительно и наотрез отказывался колоться на предмет преступного прошлого, а я уверена — оно было.

— Все будет хорошо, — пообещала Рейка, но я все равно боялась.

В течение следующих двух месяцев мы почти не виделись — если только в доме Эшту-на-Ди, куда она переехала примерно дней через десять после того, как все началось, я-то по-прежнему давала Тии уроки игры на кембале. Так что да, виделись мы редко, и несмотря на то, что все шло просто прекрасно, я все равно боялась. И когда Рейка в зеленом мундире, сверкая золотыми эполетами, модными усиками и грозным взглядом разъезжала по всему Красногорью на личном скате Ди-на, боялась. Когда Папаша, встретив ее на улице, проводил задумчивым взглядом — чуть со страху не померла. Когда же весь город заговорил о скорой помолвке юной Тии и молодого, талантливого столичного шерха, со мною чуть инфаркт не приключился.

А Рейка все так же уверенно улыбалась и перла к намеченной цели, как голодный мау к сочным зарослям дурман-травы.

Отшумела ежегодная ярмарка, и в дом градоначальника выстроилась очередь из купцов, желающих заплатить налоги. К этому времени мои нервы уже были в таком плачевном состоянии, что Рой поставил вопрос ребром:

— Либо вы прекращаете убивать себя, хозяйка, — мрачно заявил он, — либо я сейчас же увезу вас отсюда. И плевать я хотел на этого Папашу, и пострашнее его типчики встречались.

— С ума сошел! — ахнула я. — Мы не можем так рисковать!

— Тогда не психуйте и выпейте горячего меду. Я сварил. И чимы наденьте. Заболеете, кто вас лечить будет? Может быть, Мори на пару с Ряу?

Рой — это просто Рой.

Провожать Рейку в столицу за подарками вышло едва ли не полгорода. И я тоже поплелась на пристань, посмотреть, как моя подруга и названная сестра в образе молодцеватого и щеголеватого шерха покидает Красные Горы, увозя с собой дань за ярмарку — услуга будущему тестю, — деньги на свадебные подарки и миллион пожеланий счастливого пути.

Да уж, немного счастья не помешало бы всем нам.

— Надеюсь, что она вернется, — произнесли негромко за моей спиной, и я оглянулась, с удивлением обнаружив в полусоме от себя Оки-са-Но, того самого востроносого помощника Папаши, который однажды вошел в мой дом, чтобы помочь составить сплатный календарь, и после этого заходил в него очень часто, как бы меня ни расстраивали и ни раздражали эти визиты. — Или, что не вернется. Второе ближе к правде.

— Почему? — я не удивилась тому, что Оки был в курсе дела — он был самым доверенным лицом Папаши и всегда держал руку на пульсе.

— Ты знаешь, почему, — криво ухмыльнулся он.

Знаю. И это знание, мягко говоря, мешало мне жить спокойно.

— Она вернется, — я уверенно вскинула голову и отправилась домой, добавив мысленно: «И надеюсь, что очень-очень скоро».

Я верила Рейке. Несмотря на ее вздорный характер и тягу к приключениям, верила, но не скажу, что не задумывалась о том, что буду делать, если она решит наплевать на меня и Мори и не вернется в Красные Горы. Ей-то, в отличие от меня, бояться было нечего: Папаша Мо даже не знал, как она выглядит на самом деле — как бы он ее нашел? Лэнар большой — есть где спрятаться.

Однако, к моей радости и абсолютному разочарованию Оки-са-Но, Рейя вернулась. Через десять дней после того, как от пристани отплыл волок на столицу. Вернулась и привезла с собой новый костюмчик для Мори, набор гребней и шпилек для меня, поводок из сверхпрочной кожи для Ряу, тридцать семь тысяч наложенных бумаг за ярмарку и почти сотню казенным золотом, тем самым, которое мы, по словам градоначальника, украли несколькими месяцами ранее.

— Ты все-таки нашла их, — рассмеялась я.

— А ты сомневалась? — Рейка отбросила с глаз вновь порыжевшую челку и гордо задрала нос. — Теперь можно и в дорогу собираться. До Новорожденной Звезды меньше месяца. Хочу к концу водня быть уже в Лэнаре.

Еще почти целый день мы наивно верили в то, что так и будет: мы рассчитаемся с долгами, Папаша, получив свои деньги, забудет о нашем существовании, столица встретит с распростертыми объятиями, и можно будет наконец вздохнуть свободно, не боясь каждую секунду быть пойманным с поличным.

— Узнаем подробнее о маг-регистрации, — мечтала я, — быть может, мы вообще напрасно так переживаем по этому поводу. Откроем лавочку по ремонту и зарядке артефактов… А можем и не открывать, золота у нас теперь столько, что финансовые проблемы нам в ближайшее время точно не грозят.

— Угу, — Рейка задумчиво кивала и блестела глазами. У нее явно были другие планы на наше будущее, с ее-то тягой к аферам и приключениям…

Так или иначе, но ни тем, ни другим нашим планам не суждено было сбыться, потому что у Папаши на наш счет были совершенно другие идеи.

Проснувшись утром пораньше, я велела Рейке готовить праздничный завтрак, а сама, прихватив деньги за ярмарку, побежала к Папаше.

Под ногами поскрипывал снежок, радуясь яркому солнцу, городские мусорщики — верткие, красногрудые птички, которые получили свое имя из-за любви к городским свалкам и сточным канавам — весело щебетали, поднимая настроение и мне. На марше с лотком сладостей ко мне пристал какой-то мальчишка. Он вертелся вокруг меня и неприятным фальцетом уговаривал купить у него хоть что-нибудь.

— Вдова, ну вдова, — ныл он. — Ну, хотя бы лизуна или замороженный сок чамуки…

Мальчишка, как я и сказала, был незнакомым, а я еще в первые дни жизни в Красных Горах поняла, что сторговывать что бы то ни было у приезжих — последнее дело.

— Мне ничего не надо, — проворчала я. — Пройти дай!

И на всякий случай сдвинула чуть ближе к затылку джу, чтобы паренек увидел цвет моих волос и, осознав, чьей дочерью я являюсь, оставил меня в покое. Паренек оскалился, скользнув взглядом куда-то мне за спину, и отступил на пару шагов к стене ближайшего дома. Я испуганно оглянулась, почувствовав неладное, но на улочке больше никого не было.

«Совсем у тебя нервы, Эстэри, расшатались», — подумала я и свернула к двери, над которой красовалась вывеска «У папы Мо».

Папаша ждал меня в главном зале инна и, что явно было плохим знаком, фактически ничего не ел (зная об аппетите родителя, засчитать кружку ароматного травяного настоя и огромный кусок пирога за полноценную еду я не могла). Тыльной стороной ладони он утер блестящие от мясного сока губы и вопросительно шевельнул темно-рыжей бровью.

— Принесла?

— Да, вот, — улыбнулась я и опустила руку к поясу, где у меня висел мешочек с ценными бумагами. Сердце пропустило удар, и я метнула испуганный взгляд на Папашу, потому что мешочка не было.

— Что такое? — ласково улыбнулся он. — Потеряла что-то?

— Деньги, — едва не плача выдавила из себя я. — Тридцать семь тысяч в ценных бумагах. За ярмарку. Я…

И осеклась.

Давешний мальчишка с марша, появившись откуда-то из боковой двери, скользнул Папаше за спину и зашептал тому о чем-то прямо в ухо.

«Проклятые морги и моржья отрыжка! Чтоб вы все сдохли тут! — мысленно костерила я свою невнимательность, наивность и глупость. — Свободной жизни обрадовалась, идиотка. Птичек слушала, солнышку улыбалась… Дура! Какая же я дура!»

Глянула на довольный блеск глаз Папаши Мо и с пугающей ясностью поняла: он нас никогда не отпустит.

— Меня ограбили, — обреченно прошептала я, глядя на хихикающего паренька. Вот же малолетняя сволочь! — На марше.

— Ай-ай, — Папаша сочувственно причмокнул и, отклонившись чуть влево, проорал:

— Эй, на кухне! Я долго еще буду ждать свой завтрак!? — а потом повернулся ко мне и ласково так:

— Не расстраивайся так, детка. Ну, украли и украли. Морги с ними, с этими бумагами. Не иначе, как эта сволота, из приезжих аферистов, тебя и грабанула. Поймаю — бошки им отверну, это я тебе обещаю…

И повторил:

— Не расстраивайся. Я к тебе Оки пришлю, он поможет сплатный календарь составить. Сколько там было? Тридцать семь тысяч?

Живая вода! Как же мне хотелось вскочить на обеденный стол и, схватив столовый нож, вонзить его в Папашу. И еще раз, и еще, и еще, чтобы черная кровь булькала в распоротом горле… Я опустила глаза и прошептала:

— Как скажете.

— Скажу, — ухмыльнулся он. — И это, детка… Если тебе в твою чудную голову придет еще какая замечательная идея насчет того, как можно заработать — не стесняйся, сразу ко мне беги, в любое время дня и ночи. Понимаешь, о чем я?

«Никогда. Он никогда нас не отпустит».

— Понимаю, — скрипнув зубами, я поплелась домой, чтобы отменить праздничный завтрак и выслушать от Рейки кучу нелицеприятных комплиментов о моей дурости и невнимательности. Впрочем, подруга очень быстро сдулась, признав:

— Хотя, думаю, принеси ты ему все тридцать семь тысяч, он бы все равно что-то придумал. У таких, как Папаша, в рукаве всегда припрятан какой-нибудь козырь. Не плачь, Эр, прорвемся. Придумаем что-то еще…

Но глаза у Рейки не сверкали, предвкушая очередную аферу, а брови болезненно хмурились.

— Я бы мог сделать так, — проговорил Рой, который тоже присутствовал на несостоявшемся праздничном завтраке, — чтобы Папаша однажды вышел прогуляться и не вернулся. И, скажу я вам, с превеликим удовольствием.

— С ума сошел! — в один голос возмутились мы с подругой.

— Он, конечно, гнилой киру, — пояснила я, — но все-таки человек. Я жить потом не смогу, зная, что ты его из-за нас…

Рой вздохнул и осуждающе покачал головой: наша единодушная принципиальность в этом вопросе его, совершенно определенно, не обрадовала.

— Мое дело предложить, — произнес он, а мы вздохнули и, отложив мечты о переезде в долгий ящик, вернулись к обыденным делам и ежедневным проблемам.

А дня за три до Новорожденной Звезды в наш дом без стука вбежал запыхавшийся и абсолютно счастливый Оки-са-Но.

— Вон пошла, — рявкнул он с порога на Рейку. — Мне с твоей сестрой поговорить надо.

И положил на стол какую-то тряпочку, в которой я с удивлением узнала браслетик, похожий на те, что плела для Мори. Ничего такого: немного здоровья, немного веселья, немного удачи в его исследовании окружающего мира.

Рейя недовольно нахмурилась, глядя на остроносого помощника Папаши, а я кивнула ей, чтоб не вмешивалась. Подруга понятливо опустила голову, схватила шубку и поводок, проворчав:

— Пойду погуляю с Ряу, — и вышла вон, а я перевела взгляд на Оки-са-Но, и, вскинув бровь, произнесла:

— Это что-то должно означать?

— Должно, — плотоядно ухмыльнулся наглец. — Например то, что сегодня же вечером ты окажешься подо мной.

К первой брови присоединилась вторая.

— Да?

— Да. Потому что я ездил с этой замечательной штучкой в столицу. Есть у меня там один знакомый человечек, который в обход госмагов может проверить вещицу на наличие магии. И столько он мне интересного рассказал, что я даже не знаю… — и облизал тонкие губы, вызвав у меня приступ тошноты.

— Не знаете? — я еще не определилась с тем, чего во мне больше вызвали слова Оки-са-Но: паники или… паники.

Ужас! Ужас! Ужас!! Мори постоянно терял амулеты, уж и не знаю, сколько я ему их за истекший год сделала, уж точно больше сотни, но предположить, что кому-то может прийти в голову мысль отдать на проверку детский браслетик, который по существу был несколькими цветными нитками, соединенными в круг при помощи простого узла…

Ужас! Ужас!

— Морги, я впервые слышу, что такое вообще возможно! — продолжил доверенный человек Папаши. Как вообще можно доверять таким людям, скажите мне, пожалуйста!? Он же гадкий. Он же мерзкий, скользкий, противный и… гадкий! Фу! — Мой человек был в таком восторге от открытия, что пришлось его убрать, чтоб ненароком не разболтал лишнего…

— У-убрал? — неприятным холодком плеснуло мне на позвоночник, и я передернула плечами. А еще мне стало противно, потому что внутренний голос гаденьким тоном прошептал: «Хорошо, что сам убрал. Меньше свидетелей будет».

— А ты как думала? — кончик розового языка снова скользнул по тонким губам, и я еле удержалась от того, чтобы попятиться. Морги!! Надо было сказать Рейке, чтобы не забирала Ряу. Его присутствие за моей спиной мне бы сейчас очень сильно помогло. — Не мог же я позволить кому-то еще узнать о таком сокровище! Нет, моя прелесть, я не привык делиться. Ты… Что это?

Под окнами что-то хрустнуло, рявкнуло и заскреблось. Рейка-конспираторша. Я вздохнула и, честно глядя в глаза стоящего напротив шантажиста, ответила:

— Ветер, быть может…

А сама подумала: «Раз Рейя не врывается в помещение с воплем: «Эстэри, заткни уши», значит, ее мудрую головку посетила какая-то идея». Меня идеи разного уровня криминальности озаряли не так часто — сказывалось воспитание Рэйху плюс воспоминания о первой брачной ночи — но тут даже я поняла, что подвернувшимся случаем грех не воспользоваться.

— Ветер… — брюзгливо фыркнул Оки-са-Но. — У меня в эту пору всегда со здоровьем проблемы… Вот, кстати, девочка моя. Наша сотрудничество мы можем начать с того, что ты мне сделаешь амулет от простуды. Вроде для своего ублюдка ты именно такой сделала… М? Совместим, так сказать, приятное с полезным.

И хохотнул, сверкнув желтыми от постоянного курения чамуки зубами.

— Так быстро не получится, — превозмогая приступ отвращения, ответила я. — Тут работы не на один час, но… — в окно снова поскреблись и, кажется, даже зарычали. Ряу, что ли, Рейка каким-то образом выдрессировала? Эта же сволочь никого не слушается, даже Мори! — Но я что-нибудь придумаю к… к утру… Ой, вы же вечером хотели…

Оки в задумчивости закусил губу.

— Говоришь, утром?

— Да. Если хотите, могу сразу к вам домой прийти. Сама.

Он раздраженно скривился и, не скрывая раздражения, проворчал:

— Я что, так сильно похож на идиота? — мое сердце, испуганно сжавшись, пропустило удар. — Никаких «ко мне домой». Папаша никому не прощает шашней со своими девочками. И мне не простит… Но ты глазками не сверкай, мой аргумент, если что, твою карту, девочка, перебьет на раз. Так что, нет. Ко мне домой тебе нельзя соваться. В меблированные комнаты придешь, в Красном Квартале. У меня там номер снят на чужое имя. Все поняла?

Я кивнула, а Оки-са-Но вдруг приблизился ко мне вплотную и, обвив своими противными ручонками мою талию, попытался поцеловать. Если бы его рот прикоснулся к моим губам, меня точно бы вырвало, но на счастье, дверь распахнулась, являя нашему вниманию Роя.

— Уважаемая вдова, — процедил бывший раб, бледнея скулами и костяшками кулаков, — вас совершенно срочно требует к себе учителка…

— Не смею задерживать, — хмыкнул мой несостоявшийся первый поцелуй (живая вода, какое счастье, что все-таки несостоявшийся!) и вложил в мою ладонь небольшую бумажную карточку. — Адрес тут.

Рой посторонился, пропуская шантажиста, а затем наградил меня мрачным взглядом и сообщил:

— К утру я заставлю его сожрать собственные яйца, хозяйка, а лекцию о человеколюбии и прочей ерунде сможете прочитать мне после.

— Не надо яйца! — пискнула за его спиной Рейка. — В смысле, не к утру! Рой, не сверкай глазами, как моржья королева, которую всех запасов чамуки лишили. У меня план есть, согласно которому Эри обязательно надо побывать в тех самых комнатах, о которых этот гнилой киру говорил.

— Благородные ильмы так не выражаются, — привычно исправил Рой.

— Так то благородные, — хихикнула Рейя и осеклась, заметив выражение лица бывшего старшего раба Двора Куули. — То есть, я постараюсь запомнить, Рой, правда. Только не надо мне яйца отрывать, пожалуйста.

— Мальки! — ругнулся Рой и, хлопнув дверью, вышел в сени. — Я Мори из яслей сам заберу.

И добавил уже более тихим, я бы даже сказала, страдальческим голосом:

— Боги-боги, эти аферистки меня до Светлых вод раньше срока доведут.

Мы с Рейкой хихикнули и переглянулись. Уж если раб, пусть и бывший, поминает богов и Светлые воды — дело совсем плохо.

— Доконала ты его, Эри, — хмыкнула подруга.

— Сама доконала, — улыбнулась я в ответ. — Выкладывай давай, что тебе в голову пришло. Думаешь, пора Папаше натолкнуться на след Красногорских аферистов?

— Гляди-ка, всего год рядом со мной, а же научилась пользоваться головой, — рассмеялась атаманша нашей бандитскл-разбойничьей шайки. — Еще годик-другой — совсем человеком станешь.

— Заткнись, а?

Рейкина идея была простой и в чем-то перекликалась с теми мыслями, которые пришли и в мою голову. Пунктом первым шло: попасть в комнату Гнусаря (они с Роем Оки-са-Но иначе как Гнусарем после этого разговора не называли), подкинуть тисненую бумагу, ту самую, что благодаря моим амулетам и Рейкиной находчивости мы раздобыли в начале нашей — эх! — преступной деятельности. А кроме бумаг немного казенного золота.

— Он скажет Папаше, что не делал этого, и тот ему поверит, — на пике обсуждения подробностей я вспомнила о том, что у названного родителя есть артефакт, позволяющий чувствовать, когда говорят неправду, и разочарованно махнула рукой.

— Как знать, — Рейка хмыкнула, и я вспомнила, что наша атаманша никогда и ни о чем не забывает. — Уверена, Гнусарю есть что скрывать и помимо того, что он подбивает к тебе клинья. А мы все помним, что в глазах Папаши уже за одно это можно лишиться головы. Так что, нет, этого я не боюсь…

— А чего боишься?

— Того, что он отдаст Папаше браслетик. Вот чего. Морги! И ведь не споешь же ему, чтобы он обо всем забыл, потому что тогда мы не сможем внутрь проникнуть…

Задумавшись, мы замолчали, и как раз в это время из яслей вернулся Рой. Мори радостно запищал, увидев меня, а бывший раб протянул мне мокрый, частично погрызенный браслетик, точнее то, что от него осталось, и проворчал:

— Кормят они его там плохо, что ли? На этого грызуна никакой шерсти не напасешься…

И я улыбнулась. Вот же оно! Надо заменить тот браслет, что нашел Оки-са-Но, на другой, обычный, чтобы на нем не было ни единого магического следа. Не самая простая задача, но, если подумать, не сложнее, чем все остальное. И еще одно. Гнусарь просил амулет от простуды? Что ж, будет ему амулет, только пусть потом не жалуется!

Ночью я так и не смогла заснуть: сначала пряла обычную шерсть, чтобы сделать подменный браслетик, затем плела якобы амулет от простуды, тоже не заряженный магией и, наконец, используя записку с адресом, на которой остались следы пота и волосок Оки-са-Но, сделала черную нитку невезения, забывчивости и рассеянности.

А утром прибыл гонец от Папаши со срочным приказом явиться в инн.

— Прямо сейчас! Бегом! — выкрикнул мальчишка-посыльный, и я бросила испуганный взгляд на Рейку. Подруга пожала плечом, тоже ничего не понимая, но все же нашла в себе силы, чтобы подарить мне подбадривающую улыбку.

Живая вода, за те двадцать минут, что я потратила на сборы и дорогу до инна «У папы Мо», в моей голове возникло три тысячи идей, касающихся того, что могло от нас понадобиться Папаше. И все они, надо сказать, были окрашены в траурные тона, поэтому когда Папаша встретил меня в дверях словами:

— В Красные Горы прибыл шерх. Настоящий. Мне нужен его мундир, — я едва не рассмеялась от облегчения.

И всего-то? Мундир? Морги!! Я-то думала, случилось что-то действительно страшное!

— И он нужен мне сегодня!! Се-го-дня!

— Но… — веселиться мне расхотелось сразу, я растерянно поправила джу, — Сегодня?

— К вечернему волоку он должен быть у меня… И лучше бы тебе меня не разочаровывать, девочка. Я слишком долго ждал такой возможности, поэтому… — влажные толстые пальцы несильно сжались вокруг моей шеи. Несильно, но вполне достаточно для того, чтобы я поняла: Папаша не шутит и настроен крайне серьезно.

— Мундир, шерх, Гнусарь, браслет… — бормотала я по пути домой. — Как же все это надоело! Знать бы еще, где искать этого шерха… А мундир? Как Папаша себе это представляет? Нам же время надо, чтобы придумать план… Мор-рги!! Рейка будет злиться. Весь план трещит по швам…

Но Рейка не злилась. Выслушала внимательно, почесала затылок и решительно заявила:

— Значит так, ты берешь на себя Гнусаря, а я разберусь с шерхом… Кто-то мне вчера говорил, что он приехал в Храм, не иначе как из-за наших землячек, что ночью прибудут… Вот там-то я его и подожду, — и прокашлялась, намекая на то, что кое-кто сегодня собирается петь.

— Ой-ей… — я потерла лицо руками, уверенная, что проблема у нас будет в любом случае: и если мы достанем мундир, и если провалим задание.

— И не ойкай! — прикрикнула на меня Рейка. — А постарайся там закончить все как можно скорее — и сразу ко мне.

Я была уверена, что в Храме подруга справится и без меня: всего-то делов, пропеть нашим землячкам, что они ничего не знают о том, как я чуть ли не с боем в комнату Короля прорывалась, и после этого можно еще целый год жить спокойно. Прекрасно бы Рейка и без меня обошлась, но, как говорится, уперлась рогом — с места не сдвинуть, упрямая, как мау, честное слово.

— И не закатывай глаза, Эр! Говорю же, у меня предчувствие.

Предчувствие у нее… Я вздохнула и пообещала, что приду в Храм сразу же, как разберусь с Гнусарем.

Оки-са-Но ждал меня по адресу, указанному на той самой записке, что я на производство амулета пустила. Когда я вошла, мужчина не поднялся мне навстречу, а так и остался сидеть, развалившись в кресле. Лишь глаза жадно заблестели, а руки нетерпеливо сжали подлокотники.

— Пришла.

Он немного подался вперед, слегка наклонив корпус, по тонким губам скользнул кончик розового языка.

— Пришла, — я закрыла за собой дверь и неуверенно шагнула внутрь, испытывая легкий страх: все же Гнусарь, хоть и был противным и тощим, но при этом оставался взрослым и, если верить слухам, довольно сильным мужиком, а я… Да я ему макушкой едва до плеча доставала! Что как он сейчас откажется играть по моим правилам и сразу в койку потащит? А он с этим тянуть явно не собирался, если судить по тому, что из одежды на Гнусаре были лишь домашние брюки из мягкой ткани да распахнутый халат…

«Без паники, Эстэри, — мысленно успокоила я сама себя. — У тебя был лучший в Ильме учитель по борьбе. Да Рой тебе уши только за то, что ты в собственных силах сомневаешься, надерет!»

— Подойди, — осипшим голосом велел Оки-са-Но и вновь облизал губы.

Я сделала три или четыре шага и замерла возле кресла.

— Шубку сними, — велел он. — И джу.

А когда я выполнила его приказ:

— И волосы распусти. Да, хорошо. А теперь на колени.

Я нахмурилась. Становиться на колени мне совсем не хотелось. Во-первых, было противно. А во-вторых, все-таки это не самое лучшее положение для того, чтобы отразить возможное нападение.

— Может сначала амулет возьмете, — отводя взгляд, предложила я. — Я сделала, как вы просили…

— Как вы просили, мой господин, — исправили меня, и я, скрипнув зубами, повторила:

— Как вы просили, мой господин.

Гнусарь поднялся и, сделав шаг, остановился напротив меня, положил руку мне на грудь и самым бессовестным образом сжал ее.

— Надевай.

То есть он меня лапать будет, а я должна на лапающую конечность амулет здоровья нацепить? Зря я Рою запретила рассчитаться с этим киру по-своему. Ой, зря…

— Как скажете, мой господин, — пропела я, изо всех сил стараясь не кривиться и не морщиться. Прикосновения мужских пальцев не причиняли боли, но вызывали такую стойкую волну отвращения, что я начала не на шутку бояться, что заблюю всю комнату и хозяина в придачу.

Навязав браслет-пустышку на руку Оки-са-Но, я застенчиво взмахнула ресницами и несмело провела ледяными от омерзения пальцами по колючей щеке, прикоснулась к уху, приклеивая черную нить невезения самым простым из вульгарных заклинаний, и только после того, как она заняла свое место, улыбнулась. Теперь все должно пройти как по маслу.

Да, пряха не может повлиять на собственную судьбу, как бы ей этого ни хотелось, но ничто не мешает ей сделать так, и удачу на сегодня я призывала не к себе, а к Рейке, что же касается Гнусаря… что ж, он сам напросился.

— Ты очень, очень красивая, — он склонился и громко втянул воздух возле моего лица. — И пахнешь сладко, как цветы чамуки. Притягательно и голову дурманит. Я ни о чем другом думать не могу, кроме как о том, что разложу тебя на кровати. Или прямо на полу. Или возьму стоя, у стеночки… Разденься! Полностью!

И сам сбросил с себя халат, нетерпеливо сверкая глазами и кривя в оскале тонкие губы.

Во рту у меня пересохло от страха, и я медленно подняла руку к горлу, нащупывая верхнюю пуговичку на костюме для занятий борьбой, том самом, что Рэйху мне когда-то из самой Ильмы выписал.

— Скорее! — поторопил Гнусарь, сбрасывая с себя брюки. Нательного белья на нем не было, и я вздрогнула, увидев, как дергается его красно-синее вздувшееся, влажное нечто, которое никто в здравом рассудке не стал бы называть достоинством.

«Мор-р-рги! — мысленно взвыла я. — Если ЭТО приблизится ко мне хоть на полграна, меня точно вырвет!»

Я сглотнула горькую слюну и принялась молиться всем известным мне богам, чтобы мой амулет поскорее действовать начал, а Гнусарь, заметив, как дернулось мое горло, улыбнулся и прохрипел:

— Нравится?

Живая вода! О чем он? Как это может кому-то нравиться?

— Я умею им пользоваться, не волнуйся, детка. Тебе будет очень-очень хорошо… И мне тоже, — он ухмыльнулся. — Хочу, чтобы ты взяла его в рот, моя сладкая суаль. Давно хочу, с того самого дня, как впервые увидел, как ты взволнованно кусаешь свои очаровательные пухленькие губки, которые просто созданы для того, чтобы вбивать между ними мужской член… Морги! Да что ты возишься-то так долго! Иди сюда, я сам тебя раздену.

Он двумя руками ухватился за ворот моей куртки, будто собирался разорвать ее сверху донизу, и я едва не заорала от ужаса, но тут в двери настойчиво постучали.

— Твою мать, — рыкнул Гнусарь, оглядываясь назад. — Кто там?

— Хозяин, я знаю, вы не велели вас беспокоить, но вас Папаша разыскивает по какому-то срочному делу.

Оки-са-Но мерзко выругался, а у меня от облегчения прямо ноги подкосились.

— Твою же… Сейчас буду! — он бросил на меня бешеный взгляд и заскрипел зубами, а потом притянул меня к себе за шею и так больно укусил за край уха, что я вскрикнула. — Все равно возьму тебя. Сегодня. Чтоб к моему возвращению была голой и в постели. Все поняла?

— Да, мой господин, — пробормотала я, не веря в собственное счастье и одновременно костеря на чем свет стоит себя и Рейку за глупый план. Морги с ним, с браслетиком. Морги с Папашей и его яростным желанием изловить аферистов. Надо было соглашаться на предложение Роя, а не играть в благовоспитанных дев!

Оки-са-Но ушел, злобно шарахнув дверью, и я услышала, как в замке два раза повернулся ключ. Подождала минутку-другую, не вернется ли хозяин, и только после этого огляделась по сторонам. Тисненую бумагу решила особо не прятать, просто бросила несколько листков к стопке документов, лежавших на краю стола — стоило, конечно, почитать, что там у Гнусаря за тайны, если он их на квартире, о которой якобы никто не знает, прячет (ха-ха три раза! Папаша Мо знает все и обо всех! А если не знает, то подозревает, как в нашем с Рейкой случае), но я до моргов боялась, что Оки-са-Но вернется до того, как я отсюда уберусь. И его гнусную рожу, и тонкие губы, и омерзительное мужское достоинство видеть еще раз мне совсем-совсем не хотелось. И так гадкий отросток мне теперь в кошмарных снах сниться будет…

Передернув плечами, я поискала глазами, куда бы спрятать мешочек с казенным золотом, и решила, что лучшим местом станет шкаф с постельным бельем. Выдохнула, не зная, где искать браслетик Мори, и понимая, что красть и заменять его другим полностью бесполезно. Если Гнусарь расскажет Папаше о том, что ему удалось узнать, местному авторитету ничто не помешает прийти в наш дом с обыском и перерыть там все вверх дном, и что-то мне подсказывало, что, как мы ни старайся, что-нибудь он все равно найдет: помимо Мори у нас был еще и Ряу — большой любитель тащить что ни попадя под печку и играть со всем, на что глаз упадет.

— Ох, надо было, надо было соглашаться с Роем, — в очередной раз вздохнула я и распахнула окно, выглядывая, нет ли кого снаружи, и одновременно прислушиваясь к тому, что происходит внутри дома, а сама в это время думала:

«Морги, Рейка меня поедом съест за то, что я браслетик не нашла… — на улице никого не было видно, и я, завязав джу и накинув на плечи шубку, выбралась наружу, вцепившись руками в край подоконника и пытаясь ногами нащупать какую-то опору. — А может и нет, может, все к лучшему… Может, так и надо. Я ведь сплела ей браслет на удачу. А вдруг ее удача немножко затронет и меня, и Мори, и Роя с Ряу?.. — я помнила, что здесь было довольно высоко, но не настолько, чтобы что-то повредить себе во время падения, но все равно не могла собраться с силами и разжать пальцы. — Что, если Гнусарь пойдет сейчас на встречу с Папашей, и ему на голову случайно камень упадет. Или, может, не камень. Может, он поскользнется и ударится затылком о камень на мостовой, после чего ему напрочь отшибет память. А что? Отличный выход из ситуации был бы… Надо будет спросить у Рэйху, нет ли какой-нибудь руны, которая может повлиять на координацию движений…»

И тут меня кто-то схватил за ноги, негромко предложив:

— Прыгай, я держу.

Нет, сначала-то я чуть от страху не померла, а потом, когда поняла, что голос совершенно точно не Гнусаревский, прыгнула. А этот держатель-спасатель доморощенный, вместо того, чтобы на ноги девушку поставить, сначала облапали всю, а потом еще и ухмыльнулся довольно, мол, вон я какой. Ух, как я хотела этому герою в глаз засветить, слов нет, чтоб передать, как сильно. Уж я бы на него все зло, что на род мужской накопилось, вылила бы, если бы глаз за форменный мундир шерха не зацепился.

«Так вот он какой!» — подумала я и, сглотнув, улыбнулась — мы с Рейкой его, мундир, в смысле, себе совсем не так представляли. Кстати, о Рейке! Где она шляется и почему этот мужик все еще одет, в хорошем смысле этого слова.

— Ой, а вы шерх, да? Настоящий? — чувствуя себя полнейшей дурой, спросила я и осторожно огляделась по сторонам, прекрасно понимая, что раз шерх тут, то и подружка где-то прячется, вот только почему ее до сих пор не видно? Амулет-то счастливый у нее, не у меня.

— Самый настоящий, — ответил шерх и, сверкнув синим смешливым глазом, добавил:

— Рыба моя.

И меня внезапно словно ледяной водой окатили. Сердце затрепыхалось в груди, будто корька, которую приливом на берег выбросило, и даже в глазах потемнело, потому что в лице незнакомого шерха на миг показалось что-то такое знакомое-знакомое, чему и слова-то подобрать нельзя было…

— Тебя это пугает? — заботливо спросил он и наклонился, внимательно вглядываясь мне в глаза — хвала Живой воде, мне хватило ума повязать джу не абы как, а самым что ни на есть традиционным способом, уж и не знаю, почему. Я чаще шапочку Рейкину надевала, или все тот же джу, но не по старинки, а на новомодный манер, завязав концы в массивный узел на затылке.

Потрясла головой, то ли отгоняя непонятное, пугающе щемящее чувство, возникшее где-то под левой лопаткой, то ли отвечая на вопрос молодого шерха. Нет, он меня не пугал. Меня, скорее, пугала собственная странная реакция. Он еще о чем-то спрашивал, а я отвечала, кажется, невпопад, а сама смотрела в его голубые глаза и думала, что бедняге, видать, холодно в этом мундирчике-то. Вон губы как побледнели, а на щеках ни следа от морозного румянца — первый признак если не полного или частичного обморожения, то уж точно того, что человек промерз до костей.

— Может, тебя обидел кто? — вдруг спросил этот странный шерх и почему-то раздраженно повел смоляной бровью. — Помощь нужна? Могу разобраться…

Чувство было такое, словно меня дикий васк копытом лягнул прямо в грудь.

— Разобраться? — я зачем-то подняла руку и потрогала ткань вожделенного мундира. — Слушай, холодно небось…

Он удивленно моргнул, а потом, коротко вскрикнув, закатил глаза и свалился прямо к моим ногам. Рейке все-таки улыбнулось счастье и она смогла найти и шерха, и совершенно забывшую о реальности меня.

Хотя какое уж там счастье?! Как вспомню, как мы под чернеющим предгрозовым небом под гору тащили парня, сгрузив его бессознательное тельце на детский скат, так вздрогну. Потому что шерх этот только на вид казался тощим, а на поверку весил, как туша домашнего откормленного васка, я упрела вся, пока мы его до Храма дотащили… А когда раздевать начали, от меня вообще пар, как от печки валил, несмотря на то, что с неба давно уже сыпала снежная крупа, из-за которой на четверть сома ничего видно не было.

— Эр!! — перекрикивая вой вьюги, проорала Рейка. — Не спи на ходу! Идем скорее! Время уходит, а мне надо еще Инайе пару ласковых пропеть, повезет, если успею, пока остальные девчонки-помощницы не пришли.

Повезло.

Один раз. А потом — как отрезало. Будто проклял кто или сглазил… потому что и с землячками переговорить не успели, потому что нас вездесущий шерх опередил. И мало того, что опередил, мало того, что узнал, что год назад в Лэнар прибыли не двенадцать, а тринадцать королевских жертвенных девственниц, так ему еще наши сплетницы умудрились про меня такой ерунды на уши навешать, что волосы дыбом… ну, как про меня?.. Они-то рассказывали про вдову Эстэри-на-Йо-на-Куули… Про характер мой — ее — гадкий, про нрав дурной, да про то, как я едва половину Большого Озера не изничтожила, пока в комнату Короля прорывалась… а я слушала и удивлялась. Вот же балаболки! Даже близко меня не помнят — а как иначе, если ни одна из них меня не узнала, пока я их на постой устраивала? — но языками при этом чешут будь здоров. И врут, как сивые морги, и заигрывают со столичным шерхом так нагло и откровенно, что у меня от стыда уши краснели и щеки пятнами покрывались.

Но самым страшным было даже не то, что девчонки вскрыли наши карты — мы с Рейей знали, что рано или поздно это все равно случится, просто хотели выторговать себе еще один годик. Ужаснее всего было то, что шерх этот Рейку не просто увидел и запомнил — несмотря на все ее пение — он ее, в придачу ко всему, увидел настоящей. То есть на него не только ее дар сирены не подействовал, но и флер хамелеона остался незамеченным, будто его и не было вовсе. Нет, потом-то он и на нее и на меня смотрел так, будто видел впервые, хотя я, надо сказать, пережила пару неприятных мгновений, когда шерх шипел мне обличительно, прямо в лицо:

— Это ты!! — и глазами при этом сверкал так яростно, что я невольно попятилась. Спасибо Инайе, заступилась. Уж и не знаю, что бы я делала без ее помощи.

Впрочем, я очень быстро снова вляпалась в историю, причем так, что ни Инайя, ни кто-либо другой помочь уже не смог бы. Попалась, как последняя дурочка на одном из вульгарных заклинаний. И ведь самое обидное что? Браслетик шерховский я в полмига снять могу, да что толку? Он-то на Рейкино пение не ведется, так что по всему выходило, что ехать мне с ним в столицу. И не беда, коли в седмицу обернусь. А коли нет? Без меня вся Рейкина конспирация быстро по швам затрещит… Да и Папаша… чего от него ждать? Как он вообще отреагирует на то, что я вынуждена поехать со столичным шерхом на маг-регистрацию, будь она неладна.

Нет, он-то улыбался да смотрел на меня хитро-хитро, а мне от его взглядов так тошно становилось, что хоть в воду… Да к тому же я изрядно злая была из-за всего, что в последние несколько суток случилось, начиная с мальчишки-вора и заканчивая произошедшим в Храме. А тут еще и Папаша этот ухмыляется, намеки разные неприличные делает, а я… я слушала-слушала и вдруг поняла. Все! Надоело! Не могу больше! Видеть его не хочу!

— А слышали ли вы, детки, какие нонче слухи по Красногорью ходят? — промокая жирные губы краем льняной салфетки, спросил он.

— И какие же? — процедила я.

— Говорят, будто в прошлом году не двенадцать, а целых тринадцать девушек королевских прибыло. И тринадцатую, говорят, до сих пор так и не нашли…

И на Рейку таким долгим, неприятным взглядом посмотрел.

— Правда? — хмуро спросила я.

— Правда, детка, правда, — зажмурился довольно, — и вот я подумал, сколько может стоить информация о том, что одна из моих дочерей мне и не дочь вовсе…

Да в гнилые воды все! B моржий омут!

— А действительно? — я щелкнула пальцами и салфетка, которую Папаша сжимал в кулаке, взметнулась в воздух и зависла у «родителя» над головой. — Сколько? Если вдруг узнают, что некто неизвестный беглой королевской девушке фальшивый паспорт сделал, укрывал ее, шантажировал, даже Веселым домом угрожал… Ведь угрожал, Рейка?

— Аг-гуф, — простонала в ужасе подруга и горло прочистила. Ну уж нет, сегодня обойдемся без ее пения. Я оглянулась через плечо, вся такая строгая и злая, и Рейя впервые не стала спорить и настаивать на своем, а просто заткнулась.

— Что будет, если вдруг станет известно, кто шерховский мундир заказал, а?

И тут папаша побледнел. Нет, не так даже, он посинел почти, вскочил с места, сжал в кулаки огромные ручища и открыл рот, чтобы заорать, или просто побольше вдохнуть воздуха, или еще морги знают зачем… Побагровел весь до черноты, схватился двумя руками за внезапно ставший тесным воротник и вдруг рухнул лицом вниз, прямо на заставленный многочисленными тарелками стол.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. СЛЕДСТВИЕ ВЕДУТ ЗНАТОКИ

Отбушевав, буря ворчливо спряталась за гору и, конечно, поглядывала еще оттуда краем грозового облака, но оно уже никого не пугало — народ массово вывалил на улицы Красных Гор и то ли просто жмурился на яркое солнце, то ли пытался подсчитать размер нанесенных непогодой убытков. Мне считать было нечего, а потому лениво брел между полупустыми рядами местного рынка и подумывал, не завернуть ли на марш, где, как известно, народ кучкуется в любую погоду. Не удивлюсь, если они станки и на время бури не закрывали.

Снег скрипел под ногами, художник — по слухам, страшно талантливый — пообещал явиться прямо в Храм, но не сейчас, а если господин шерх позволит, ближе к ужину. Господин шерх, понятное дело, не мог не купиться на «господина шерха» и, благосклонно кивнув, согласился:

— К ужину, значит — к ужину.

И после этого побрел по улицам города. B смысле, я побрел. Настроение было до омерзительного прекрасное — у меня даже пальцы в дырявых сапогах не мерзли, заразы, и уши не покалывало от неслабого морозца, а что касается совести — так та вообще молчала, словно с ней внезапно приступ амнезии случился, и она начисто забыла о том, что у нас с ней мундир увели. B общем, как я и сказал, настроение было замечательным, и самым противным в этом было то, что я точно знал — ни во что хорошее оно обычно не выливается. Уж если с самого утра пришла в голову опрометчивая мысль о том, что жизнь прекрасна и удивительна — жди беды.

Поэтому я не особо удивился, когда откуда-то издалека вдруг донеслось надрывное и не вполне искреннее:

— Уби-и-и-и-и-л-и-и-и!!!

Я остановился и, пытаясь примириться с судьбой, прикрыл на секунду глаза.

— Как есть уби-и-и-и-и-л-и-и-и, ироды!! — донеслось до моих ушей. — Ой, на кого ж ты нас…

Обреченно опустив плечи, я, а кроме меня еще человек десять, праздно и не очень шатавшихся по улицам Красных Гор, развернулись на звук голоса и, будто умертвия на свет луны, побрели вдаль.

— А ты ж мой касатик! А ты ж мое солнышко! А ты ж моя ягодка яхонтовая! Ой, а я ли тебя не любила, я ли уста твои сахарные не целовала, я ли ноженьки твои не омыва-а-а-а-а-ла… Убили, ироды, уби-и-и-и-и-ли…

Я без особого интереса вслушивался в доносившиеся до меня причитания, эгоистично надеясь, что к тому моменту, как я доберусь до места преступления, кто-нибудь эту крикунью уже успеет успокоить. В хорошем смысле этого слова.

— Эй, паря! — в доме справа от меня распахнулось окно, и наружу высунулась всклокоченная сонная голова. — Помер, что ли, кто?

Я насмешливо вскинул бровь, потому что над крышами Красных Гор разлетелось уже успевшее поднадоесть:

— Уби-и-и-и-и-ли-и-и-и!!!

— Ну, ни туя ж себе, — проговорила голова, — а мы с ним только дня четыре назад в инне у Папаши поспорили, кто из нас раньше окочурится. Я ему говорю, коли ты, так я тебе все похороны оплачу, а уж коли я…

— Простите, уважаемый, — я с заинтересованным видом повернулся к говорившему, хотя еще миг назад намеревался пройти мимо, — а вы, стесняюсь спросить, по тембру…

— Ироды… — раздалось вслед за «убили» и я поднял кверху указательный палец.

— …вот этого вот смогли определить, кто у нас тут покойник?

Мужик на мгновение задумался: губы поджал и шевельнул косматой бровью, будто раздумывал, ответить на мой вопрос или засунуть мне его назад в глотку.

— Ну, ясно ж кто, — все-таки снизошел до ответа. — У нас же плакальщица в поселке только одна. Ее по голосу только младенец, наверное, и не узнает. И то, если младенец глухой, потому как она по совместительству и плакальщица, и на свадьбах рыдальщица, и на родах дите зазывальщица… Голосина у нее такой, что ни с кем не перепутаешь…

— И? — я искренне пытался найти связь между воплем «убили, ироды», издаваемым неведомой мне плакальщицей, и тем, что лохматый мужик пару дней назад с кем-то там забился, кто ласты раньше склеит.

— Че, и? — он у виска покрутил. — Головой думай, или ты из-за Гряды? Буря часа три как закончилась, кто б плакальщицу нанять успел, а? Сразу ясно, мужика ейного и убили. Я ж говорю, поспорили мы, кто помрет раньше… — лохматый длинно сплюнул ржавой от давешнего перепоя слюной на девственно белый снег и горестно вздохнул, — мне теперь за похороны платить. Вот же моржий сын…

И окном хлопнул, скрываясь внутри дома, а я почесал в затылке, понимая, что до звания полноценного шерха мне еще расти и расти, и поторопился к дому местной плакальщицы. Кстати, что-то ее давно слышно не было. Я уже даже успел заскучать без ее «ой да на кого ж ты нас».

Лохматый мужик оказался на сто процентов прав, на весь городок действительно причитала плакальщица — я теперь тоже ни с чьим другим ее голос не перепутаю, даже с похмелья или после сна — и, действительно, причитала она по собственному мужу.

Сухопарая, простоволосая женщина стояла на крыльце дома, у которого уже успела собраться внушительная толпа, и, нервно обнимая себя за плечи, обводила присутствующих немного безумным взглядом. Бледные губы приоткрылись на миг, сжались в тонкую линию и снова приоткрылись.

— Убили, — негромко, как-то очень растерянно пробормотала она, — кормильца-то нашего…

И мне как-то резко расхотелось смеяться.

Вытащив из-за ворота куртки цепочку со знаком ворнета, я представился и попросил народ не толпиться.

— Расходитесь по домам, — предложил я, — или вам после снежной бури заняться нечем?

— Так че там заниматься-то? — ответили мне весело из толпы. — Работа, она ж никуды не денется, а убийства в Красных Горах, чай, не кажный день случаются.

«Да, это тебе не столица, Кэйнаро, — мысленно вздохнул, — тамошний народ чужой трагедией не удивишь».

— Ну, раз не кажный, — усмехнулся я, — тогда свидетелей преступления попрошу задержаться, я чуть позже всех опрошу и протокол составлю, а остальные, будьте любезны, отойдите от забора хотя бы сома на два. Физические следы-то, если какие и были, вы уже затоптали, так хотя бы магические постарайтесь не испортить.

Я не раз видел, как этот метод работает в Лэнаре. Стоит заикнуться о «свидетельстве», как на два уля вокруг ни одной живой души не найдешь, даже если захочешь. Но жители Красных Гор в этом плане оказались более стойкими.

— Слушай, паря…

— Че ты парькаешь? Это ж власть.

— Кх… служивый… Господин ворнет, я тебе что хочешь засвидетельствую, только напиши моей бабе справку, что ты меня по делу задержал, а? А то она уже мне плешь проела со своей расчисткой дорожек.

— Ой, Нахири, — заржали в толпе, — добегаешься от работы. Твоей жене кто-нибудь без тебя дорожки прочистит…

— Это кто сказал? — взревел Нахири и под общий хохот и свист рванул на голос. — Я те щас зубы-то прорежу…

Я обреченно тряхнул головой, глядя на этот балаган, и, припустив в голос строгости — хотя какая строгость, когда тут к властям никакого пиетету, — попросил:

— Мужики, серьезное дело же. Не топчитесь, по-человечески прошу.

Мужики крякнули и отступили на пару шагов, а я сделал себе мысленную пометку, что с местными привычная, «столичная», схема не работает, что тут совсем другой подход нужен.

— Че, правда, магию искать будешь? — спросили у меня уже из отдаления, но вопрос я оставил без ответа. И не потому, что ответить нечего было или просто пыль в глаза пустить хотел, мол, смотрите, какой я умелец-маг, и следы отыщу и злодея изловлю. Нет, не поэтому. Еще сутки назад я бы о магии вообще заикаться не стал, разумно предположив, что ни одному здравомыслящему магу и в голову не придет соваться в такое захолустье, как Красные Горы, но после знакомства со вдовицей Мо мой взгляд на местные реалии несколько изменился.

И все равно на вопрос мужиков я не ответил, а вновь посмотрел на плакальщицу, что сиротливо переступала с ноги на ногу на крыльце собственного дома, потерянную, с блестящими от непролитых слез глазами, и спросил:

— Вас как зовут, уважаемая, и где… покойный?

— Азали-на-Йети-са-Но, — женщина прижала тыльную сторону ладони ко рту, словно пыталась сдержать рвущийся наружу крик, вздохнула и как-то тяжело, будто у нее на каждой ноге по гире висело, шагнула с крыльца. — Я покажу. На стайнике он… ох-оюшки… я ж думала, он где по делам задержался, в инне или вновь в столицу укатил, а тут вона как…

Она шумно вздохнула и я, перепугавшись, как бы вдова Но не начала вновь кричать на весь городок, поторопился спросить:

— И что, часто он так пропадал, не предупредив? Покойный-то?

Женщина пожала плечами.

— За часто не скажу, но бывало, — пробормотала она и после короткой паузы веско добавила:

— Ваканция у него такая. Это понимать надо.

— Что у него, простите? — совершенно искренне растерялся я.

— Ваканция, — пояснила женщина. — Вроде и столичный парень, образованный, а простых слов не знаешь. Ваканция. Профессия, стало быть. Должность.

Я неслышно хмыкнул и кивнул.

— Понятно. И что за ваканция такая?

— Так стряпчий у Папаши Мо. Ответственный человек… туточки он, господин ворнет. Пришли мы.

Женщина остановилась перед кривоватой двустворчатой дверью, которая, если верить запаху, вела в стайник, и бросила на меня умоляющий взгляд.

— Я вас тут подожду, ладно? — жалобным тоном попросила она и пустилась в сумбурные объяснения. — Просто он там… знаете? А я и так теперь спать спокойно до конца жизни не смогу.

— Воля ваша, — стараясь выглядеть холодным и уверенным в себе специалистом, которым я пока, если уж говорить начистоту, не был, я кивнул женщине и, взявшись за отполированную частыми прикосновениями ручку двери, вошел внутрь.

Глазам понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к неожиданной после слепящего зимнего солнца темноте, и я постоял на пороге, вдыхая запах прелой соломы и животного духа.

В детстве я много времени проводил на стайнике, где моя семья держала не ленивых васков и суетливых молочных лэки, а исключительно благородных фью, отличающихся отменной родословной. Мне в те времена на родословную было плевать, меня больше интересовало, позволит ли стайер[47], неизменно ухаживающий за нашими фью вот уже не один десяток лет, покататься, а если позволит, то на ком и как долго.

Я вздохнул. Настоящий породистый фью под моим седлом в последний раз был еще до ссоры с отцом. Не то чтобы в Академии не уделяли время верховой езде, но разве можно было сравнивать казенных полудохлых кляч, которых на академический стайник отправили лишь потому, что от них отказался мясник, с теми тонконогими и гладкошерстными скакунами, на которых мне доводилось кататься в годы детства и ранней юности?

Тем временем глаза мои привыкли к темноте, и я без особой охоты вынырнул из воспоминаний, чтобы с головою окунуться в проблемы дня насущного.

Покойный лежал посреди стайника в центре темного пятна, которое, судя по всему, было его собственной кровью. И одного взгляда на него мне хватило, чтобы понять, с чего вдова взяла, что его именно «уби-и-и-и-и-ли», а не, допустим, он с собой покончил, или вообще какой-нибудь несчастный случай приключился. Не знаю… Васк на рога поднял, да мало ли что бывает?!

Права вдова была и во втором: сделать это могли только ироды. Необязательно, конечно, во множественном числе, покойный, хоть и был росту высокого, если судить по занимаемой им площади, телосложением обладал вполне тщедушным, а потому с ним бы без труда справился и один человек… Если конечно допустить на миг, что человек способен на такое зверство.

Руководитель практики в бытность мою студентом, да и бригадир потом, говаривали, что я еще не раз за время службы удивлюсь, на какую жестокость способны люди, и не раз прокляну тот день, когда мне в голову пришла идея стать шерхом. Сегодня я впервые столкнулся с одним из тех случаев, о которых они говорили.

Не знаю, кому и чем не угодил покойный, но из всего выходило, что не угодил, да к тому же сильно. Я не был специалистом по анализу смерти, нам преподавали лишь азы этой сложной науки, а потому сказать о том, как быстро умер бедняга и сильно ли перед смертью мучился, я смогу не раньше, чем через седмицу после обнаружения тела — семь дней — это тот минимальный срок, который необходимо выдержать прежде, чем поднимать мертвеца и задавать ему вопросы, а потому законодательно ввели правило о том, что до получения более веских оснований датой смерти считать миг обнаружения покойного.

Но я и тогда уже мог сказать, что смерть несчастного не была легкой. Изуродованное лицо, на правой руке не хватает двух пальцев — видимо их отсекли, когда он защищался — вместо грудной клетки кровавое месиво, широкий след от ножа на горле, из приоткрытого рта… Я наклонился ближе, чтобы рассмотреть, что же именно торчит изо рта убиенного и едва не осквернил беднягу содержимым собственного желудка.

— Ну, по крайней мере стало понятно, зачем ему штаны спустили, — пробормотал я. — Надеюсь, хотя бы эту подробность несчастная вдова не успела рассмотреть.

Покрутившись еще какое-то время по стайнику, я подробно описал место преступления, прихватил с собой внушительного вида мясницкий нож, которым, по всей вероятности, и наносились удары, и вышел во двор в поисках жены усопшего. Снаружи мало что изменилось. Народ по-прежнему клубился и жужжал, будто стайка любопытных нектаринов[48], вдова Но, зябко кутаясь в пуховый платок, сидела у приоткрытого окна. Где-то плакал ребенок. Толстый брок[49] на крыльце лениво мыл перепонку между пальцами на задней лапе.

Подозвав к себе одного из праздно шатавшихся мужиков, я велел тому сбегать к храмовникам и предупредить, чтоб не смели к телу прикасаться без моего особого разрешения, а затем метнулся к градоначальнику.

— Я и сам к нему обязательно наведаюсь. Участка-то в ваших Красных Горах нет, но было бы неплохо, чтоб он прислал сюда трех-четырех мужичков, чтоб снесли убиенного в мертвецкий ледник… Ледник-то у вас, надеюсь, есть?

— Ледник есть, — улыбнулся мужик, продемонстрировав отсутствие доброй половины зубов, и почти сразу ускакал ленивой рысью в снежную даль.

Я же поднялся на крыльцо, намереваясь перекинуться еще парой слов со вдовой, и даже уже за ручку двери взялся, как за моей спиной загудела, заворчала волна народного недовольного удивления.

— Да быть этого не может! — пробасил кто-то мужским голосом, коротко вскрикнула и заплакала женщина, и почти сразу послышалось горестное:

— Уби-и-и-или, ироды!!

— Опять? — я тихо выругался сквозь зубы и с мрачным видом оглянулся. — Кого на этот раз?

Вот тебе и тихий городок, в котором и участок-то упразднили за ненадобностью. То сто лет ни одной насильственной смерти, то две за одно утро. И это я еще о банде мошенников молчу.

— Говорят, Папашу Мо, — ответил на мой вопрос один из мужиков. — Мол, кто-то видел, как лекарь кого-то в повозку грузил…

— Так, может, и не убили еще никого? — подал голос кто-то из толпы. — Что ты народ в панику вводишь?

— Да никого я не ввожу, чего прицепился? За что купил, за то продаю. Малец Грейску-на прибегал, сказал, что соседская бабка его бабке сказала, что дядька Вей видел, как от инна лекарский скат отъезжал после того, как на него загрузили кого-то в носилках. Уж и не знаю, с чего все взяли, что там обязательно покойник. Да еще и Папаша, долгих лет ему жизни.

«Значит, Папаша, — с мрачноватой ехидцей подумал я. — Не иначе как надорвался мужик… Шутка ли, единственный осеменитель на все Красногорье…» И тут же мысленно прикрикнул на себя: «Завидуешь, Кэйнаро?»

Задумался.

Нет, местному производителю девочек позавидовать, конечно, можно было, но я не завидовал. Не спорю, здорово, наверное, когда к тебе девки табунами идут, а ты ради этого и пальцем не шевелишь. И я бы, пожалуй, даже не отказался от такого волшебного свойства. Но одна составляющая этого уравнения не давала мне покоя: байстрюки. О будущих детях своих я, по большому счету, еще не задумывался, достаточно было и того, что я давно и прочно для себя решил: все они у меня будут рождены обязательно от любимой женщины. Чтобы как у деда с бабкой было, по-настоящему, а не как у родителей…

— Где хоть этот ваш Папаша живет? — нахмурившись, спросил я, но тут же передумал:

— Хотя нет. Кто-нибудь проводит меня к лекарю, раз жертву все равно туда увезли?

В маленьких городах, по старинной традиции, небольшую больничку лекари и маг-целители устраивали прямо при доме, отдавая под это дело либо крыло дома, либо флигель, зависело от того, насколько богат регион, городок или отдельно взятый лекарь.

— Да че провожать-то, — откликнулся один из мужиков. — Он в доме, где раньше учителка жила, обитает. Прямо дверь в дверь. Чай, и сами найдете, господин ворнет.

Значит, возле учителки. Отлично. Где в Красных Горах находится школа, я знал, потому еще раз напомнил мужикам, чтобы послали кого-то к градоначальнику и поскрипел по белому снежку к старенькому, но невероятно уютному даже с виду зданию, где местная детвора училась писать и читать. Еще когда я только впервые увидел этот симпатичный домик, то подумал, что школа должна быть именно такой — теплой, цветной, со слегка покосившимся крылечком и веселыми окошками, на которые ученики самолично клеили вырезанные собственными руками снежинки. И чтобы в главном зале обязательно была изразцовая стена, раскаленная и исписанная посланиями бывших учеников. Чтобы старик-сторож сообщал об окончании уроков жутким треском старого медного колокольчика. И чтоб после уроков снежки и догонялки. Ну, или партийка-другая в убийцу[50]. В общем, чтоб все то и так, чего в моем детстве не было и в помине.

Минут пять я простоял, таращась на школу и предаваясь глупым мечтам, а затем раздраженно сплюнул себе под ноги. Ну не идиот ли я! Почему не настоял на сопровождении? Какой бешеный морг мне только шепнул на ухо, что дом учителки обязательно должен быть рядом со школой? Вон она школа, смотрит на меня сонными по случаю каникул окнами и молчит, а в поле зрения нет ничего, хотя бы близко напоминающего обиталище лекаря или больничку. Полоса препятствий, ледяное поле для игры в убийцу, сад, насчитывающий несколько десятков низеньких деревьев да пришкольный участок, полностью засыпанный снегом.

Правда, из трубы котельной вилась слабенькая струйка дыма, обнадеживающая, что какая-то жизнь в этой части Красных Гор все-таки теплится.

Солнце потихоньку катилось к западу, и я был вынужден поднять тощий воротник хлипкой куртенки, что выделила мне из личных запасов щедрая Инайя, в очередной раз попомнив недобрым словом двух мерзавок, которые лишили меня честно купленного мундира. Не то чтобы он грел лучше новой одежки, но как бы там ни было, в мои планы не входило расставаться с ним столь брутальным образом.

Сплюнув еще раз, я заправил брюки в носки домашней вязки (тоже подарок Инайи), чтобы снега в ботинки не начерпать, и побрел напрямик, по снежной целине, к котельной, понадеявшись, что раз дым из трубы идет, значит, истопник или хотя бы сторож будут при печке.

Ругаясь сквозь зубы на кусачий мороз и снежную зиму, я кое-как дополз до школьной пристройки и коротко стукнул в низенькую дверь, оповещая о своем прибытии. И сразу же ухватился правой рукой за круглую ручку, намереваясь войти, но внезапно дверь изнутри толкнули, и я был вынужден отступить на шаг, чтобы не получить той самой дверью по лбу. И еще на один, торопливый и — к моему стыду — испуганный, когда увидел того, кто был истопником при этой школе.

На картинках в учебниках он выглядел старше и более зловеще. Волосы у него не были коротко пострижены, а наоборот, были длинны и собирались в высокий хвост на макушке, и на лице не было обязательных — если верить авторам учебника — ритуальных татуировок. Наоборот, лицо это было чисто вымыто, выбрито и ласково мне улыбалось.

— Могу чем-то помочь? — взгляд на миг зацепился за цепочку с символом власти, что я так и оставил висеть поверх одежды, и вновь вернулся к моему лицу. — Господин ворнет?

— А?

Я судорожно пытался сообразить, что ответить и как реагировать. Попытался представить, что бы на моем месте сделал один из моих преподавателей, и шумно выдохнул. Вот же моржья отрыжка!! Да я даже в страшном сне себе представить не мог, что на школьном Красногорском дворе встречу герлари[51], модифицированного воина-убийцу, которого в Королевстве не производили вот уже сколько лет? Да со дня окончательного становления Гряды и не производили!

Тогда, простите, как получилось так, что вот он, стоит передо мной, в рабочих рукавицах и фартуке истопника, смотрит встревоженно и участливо, улыбается еще при этом, будто я не представитель власти, а местный юродивый?..

— Уф…

— Может быть горячего меду, господин ворнет? У меня чайничек все время над свечкой висит, мало ли кто заглянет… Учителка, муж ее… Или вот помощница с сестричкой у меня часто тоже бывают… Вы как насчет меда?

«Какой, к моргам, мед? — подумал я. — Дурмана мне самого забористого. И чамукой зажевать!»

Но вслух ответил:

— Мед — это отлично. Замерз, как карфа в зимнем пруду… но мне бы домик лекаря найти… Заплутал я немного… Вас, кстати, как звать? Меня Кэйнаро-на-Рити…

— Кэйнаро стало быть… — хмыкнул убийца и улыбнулся каким-то своим мыслям. — А меня можете звать Роем, хо… господин ворнет. Так что насчет меда?.. Холодно, а у вас курточка, простите, на рыбьем меху. Заболеете еще, чего доброго… Да вы проходите, не стойте на пороге! А к лекарю я вас всегда успею проводить.

Я удивленно моргнул, абсолютно шокированный столь радушным приемом и неуверенно шагнул внутрь котельной, каждую минуту ожидая нападения. А самое извращенное в своем стремлении убивать существо, машина-убийца, если верить авторам учебников по боевой магии, тем временем неспешно задвинуло заслонку печки, отгораживая меня от полыхающего жара и, приветливо улыбнувшись через плечо, спросило:

— Вам мед как? Погорчее?

— Погорчее, — растерянно кивнул я и нахмурился. Идиотская какая-то ситуация: просто не знаешь, что делать или говорить. Может, мне показалось?

Да ну… разве такое можно с чем-то перепутать? Эх… мне бы амулетик сейчас из арсенала штатных шерхов, занимающихся поиском маг-следов, хотя бы самый плохонький… Да где его взять? Нам он по статусу не положен, а зря! Мы, мелкая корька, курсантишки-практикантишки, как нас штатные между собой называли, в казармах не раз возмущались на этот счет. Вот, как и чему мы должны научиться, если нам даже возможности не дают? Я ж не говорю про «око» или «правда-камень», но хоть что-нибудь можно было нам из бездонных казарменных амбаров выделить, кроме цепочки со знаком ворнета, которая на практике нужна, как рыбе зонтик.

— Я так и подумал, что вы крепкий любите, — пробормотал Рой, возясь с чайником внушительных таких размеров, литра на два, не меньше, и будто фокусник из шляпы, извлек откуда-то из-под стола блюдо, жарко дышащее румяными ароматными булками. — Нормальной еды я тут не держу, так только, червячка заморить кое-что…

Я гулко сглотнул и отвел глаза, мысленно кляня того червячка, что немедля поднял голову и заворчал в животе голодным зверем, будто и не было у него сытного позднего завтрака от Инайи.

— Да вы не стойте, господин ворнет, садитесь на лавку… Нет, не на эту. На ту, что к печке ближе. И пирог берите, не стесняйтесь…

— Да я как бы… — и сам не заметил, как вгрызся в румяный бок. Вкус-с-но, сил нет. Аж глаза закатил от удовольствия, почувствовав, как на язык брызнул пряный мясной сок. — …уже.

— И медом запивайте, — по-отечески улыбнулся и протянул мне кружку. Хорошую, большую кружку, не наперсток, из каких нынче стало модно мед пить.

— Спасибо.

А мед горький, густой и горячий. «Я бы сам себе лучше сделать не смог, — отметил озадаченно. — Разве герлари такие бывают?»

— Я вообще-то домик, где раньше учителка жила, искал, — сообщил я, запихивая в рот остатки первого пирога и присматриваясь ко второму. — Точнее, тот дом, что с ним по соседству. Короче говоря, лекарь мне нужен, не подскажете, как к нему пройти?

— А вот без шапки по морозу ходить нечего, — внезапно проворчал Рой, полностью деморализуя меня своими укоризненно нахмуренными бровями, — тогда и лекари будут к ненадобности.

— Да я не для себя, — пробормотал я, внезапно почувствовав себя виноватым. Да что за ерунда! С чего бы вдруг? — То есть, я хотел сказать, что по делу. Слухи до меня дошли, будто к нему Папашу Мо привезли. То ли больного, то ли убитого…

«И зачем я ему об этом рассказываю? — с тоскою подумал я. — Мне надо ноги уносить, пока до герлари этого не дошло, что я его раскусил, да в Лэнар сигнализировать, чтоб они сюда полк прислали… Интересно, полк справится с одним убийцей или лучше сразу армию вызывать?»

Едва удержался от глупого смешка, представив, как отреагирует бригадир на мое сообщение: «Срочно высылайте войска в Красногорье. Тут одна пропавшая переселенка, сирена и герлари. И еще загадочный Папаша Мо, который девок на заказ стругает. В хорошем смысле этого слова».

— Да жив он, что ему станется, — проговорил Рой и нехорошо сверкнул глазами. Вот чтоб он в мою сторону так сверкнул, я бы вмиг аппетит утратил и за третьим пирогом не стал бы тянуться, но так как смотрел он в этот момент не на меня, а куда-то внутрь собственных мыслей, то я даже обрадовался. — Удар его хватил только… седмицу-другую отлежится и будет лучше прежнего…

И после короткой паузы:

— Если рецидива не случится, само собой… Удар — штука такая, один случился — пиши, пропало.

И улыбнулся. Да так мечтательно, что я все-таки подавился и торопливо запил вставший поперек горла кусок большим глотком меда. А откашлявшись, признался:

— Я все же навещу лекаря. Хочу, чтобы он убитого осмотрел…

И осекся, оглушенный внезапной мыслью: «Да ведь я, вполне возможно, с убийцей разговариваю. В смысле, с тем самым, что этому Папашиному помощнику ответственному яйца оторвал и в горло запихал… Говорили же мужики, что в Красных Горах сто лет убийств не было. А тут одно к одному: и герлари, и труп, и вообще, не пойми что творится».

Рой удивленно выгнул бровь.

— Убитого?

— А вы не слышали? — я поднялся и, стряхивая с колен невидимые крошки, сообщил:

— Оки-са-Но. Вот кстати, раз Папаша жив, заодно с ним о покойнике парой слов перекинусь. Он, покойник-то, говорят, на него вроде как работал.

Рой болезненно скривился и проворчал:

— Работал… Тот еще работничек. И не смотрите так. Сожалеть о нем не стану… Дрянной человечишка был, гнилой… В Красных Горах по нему, пожалуй, только вдова и станет плакать… Да и то, если допустить на миг, что она и слыхом не слыхивала обо всех его шашнях. Вам, кстати, уже сообщили, что покойник еще тот ходок был?.. Нет? Ну, еще обязательно скажут. Не в моих правилах отзываться о мертвецах плохо, но туда ему и дорога. А как убили-то? Точно не несчастный случай?

— Ну, только если он сам себя оскопил, — пробормотал я, задумавшись над словами Роя. — Что, конечно, возможно, но маловероятно.

Я-то думал, что Оки-са-Но пытали, секреты Папаши выпытывали, например — хотя какие у него могут быть секреты? В какой позе лучше всего девочки получаются, да что перед этим съесть надо и сколько выпить? — а тут, оказывается, возможна банальная месть. Но чья? Рогатого мужа? Разгневанной любовницы или?.. Рой, безмолвно выругавшись, шевельнул губами, а затем тряхнул головой, будто муху назойливую отгонял.

— Ну, что ж… Маловероятно, значит маловероятно. Кто я такой, чтоб властям не верить, правда, господин ворнет? А к лекарю я вам дорогу укажу, отчего не указать?

Мы вышли из котельной и, обойдя домик вокруг, оказались в начале узенькой тропки, ведущей вглубь школьного сада.

— По стежке на параллельную улочку выйдете. Тупиковую. Там лекарь и обитает, напротив жилища вдовицы Мо.

«Вдовицы Мо?» — температура тела повысилась на пару градусов, когда я вспомнил приятные глазу округлости и всклокоченные со сна рыжие волосы. Вдовица Мо — это прелесть до чего хорошо. В том смысле, что хороша. Вот на обратном пути к ней и зайду, узнать, как она в дорогу собирается.

— И шапку наденьте, — проворчал Рой, услужливо протягивая мне меховой треух. Откуда взял только?

— Да не…

— Наденьте, — категорично и с убийственно серьезным видом. Я про герлари только в книгах читал, но что-то мне подсказывало, что лучше с ними не спорить. Если этот Рой, конечно, герлари. — Простынете еще, чего доброго.

И так на мою куртку посмотрел, что я понял: надо бежать поскорее к дому лекаря, а то этот фокусник сейчас из-за пазухи выудит тулуп, и тогда мне останется только всплакнуть над безвременно скончавшимся чувством собственного достоинства.

Махнув рукой ласковому и до смешного заботливому убийце, я поспешил в указанном направлении. За пирогами с совершенно невероятным медом я, кажется, совершенно забыл о времени и о том, как короток в зимних горах день.

Смеркалось. Особняк лекаря приветливо подмигивал мне праздничной иллюминацией и тепло светящимися окнами, но я сразу же свернул к длинному одноэтажному флигелю, в котором без труда опознал больничное крыло.

«Загляну на минуточку сюда, — решил я, — если лекаря тут и нет, то при больных-то все равно кто-нибудь должен быть. Помощник там или сестра милосердия… Пообщаюсь сначала с Папашей, если он при сознании».

Расчет мой был простым. Не понаслышке зная о привычках столичных целителей запрещать все, что только можно запретить, я разумно предположил, что и местный лекарь от них отличаться не будет, заявит, что больному ни в коем разе нельзя ни с кем разговаривать — а у меня покойник в леднике лежит, и следствие стоит. Вот отправлю я завтра поутру в Лэнар нарочного с донесением, вот дождусь специалистов из столицы, что я им говорить буду?

— Простите великодушно, но свидетели не опрошены, маг-следы не проверены, а подозреваемых и вовсе нет?

Да меня не только бригадир, меня вообще все на смех поднимут.

Тут я, конечно, лукавил сам перед собой. Если бы приехали в Красные Горы столичные шерхи — настоящие, а не такие, как я, — хоть завтра, хоть прямо сейчас, я бы нашел, о чем им рассказать. Взять, к примеру, того же герлари — чем не подозреваемый? Но что-то мешало мне зачислить милаху Роя в ряды убийц. Да и сообщать о нем куда следует я тоже не очень-то спешил, оправдывая себя тем, что прежде, чем такие громкие заявления делать, надо все как следует выяснить. Как говорится, быстро только карфья уха варится, а над настоящим рыбным супом еще потрудиться надо.

В общем, хороший был план, придраться не к чему. Одна беда, лекарь почему-то крутился у постели больного сам, вместо того, чтобы по примеру более опытных столичных товарищей по цеху, переложить всю грязную работу на плечи служек и помощников.

— Вы по какому вопросу? — проигнорировав мое приветствие, спросил он. — Приходите в приемные часы, я сейчас занят.

— Насчет мертвеца бы парой слов перекинуться, — проворчал я и, переведя взгляд за спину лекаря, туда, где внушительной горой возвышалось тело схлопотавшего удар Папаши Мо, услышал, с каким грохотом на землю упала моя челюсть.

— Святая вода! — ахнул лекарь. — Какой мертвец? С ума посходили… Жив Папаша, жив… Спит только. Я ему сильное лекарство дал, раньше завтрашнего обеда не проснется, а вы заладили, мертвец-мертвец…

Спит. Я не смог сдержать облегченного вздоха. Не то чтобы я боялся быть узнанным. Самому мне с Папашей встречаться никогда не приходилось, но вот портретик его в нашем участке имелся. Только имя под ним иное значилось, ни разу не Папаша Мо, добряк, стругатель девок и почетный житель Красных Гор, а известный контрабандист и главарь банды Рыжий Папахен. Известная личность, ничего не скажешь. Одна беда: я знал, что он преступник, мой бригадир знал, каждый шерх в Лэнаре и его окрестностях тоже был в курсе дела. Но при всем при этом ни свидетелей, ни доказательств не было.

Помнится, на какой-то общей попойке один чел из «бандитского» отдела юморил, что уже начинает подозревать Папахена в том, что он тайный оборотень, который с наступлением холодов превращается в птицу и улетает в жаркие страны. Мол, а как иначе объяснить тот факт, что если весной и летом он в Лэнаре появляется с завидной регулярностью, то ни осенью, ни уж тем более зимой рядом со столицей не то что его самого, даже следов его сыскать было нельзя.

Я усмехнулся. Вот оно, значит, как. Не в жаркие, стало быть, страны, а в Красные Горы. Интер-ресно… И еще один повод отправить в столицу нарочного как можно скорее, но… Но вспомнилось, что случилось с письмом, которое градоначальник даже не в столицу, а в местное управление отправлял, поэтому пришлось скрипнуть зубами и раз и навсегда отказаться от идеи с посыльным. Слава Живой воде, имелись в моем распоряжении и более надежные средства связи. А пока же… Пока я с самым небрежным видом махнул рукой и обронил, будто нехотя:

— Да причем тут ваш Папаша, мне до его здоровья, по большому-то, и дела нет… Хотя переговорить не отказался бы… Да не пыхтите вы так, уважаемый, сам вижу, что не сейчас. Чуть позже. Однако мертвеца вам осмотреть все же придется. Мужики его пока на ледник стащили… Оки-са-Но. Неужто не слышали, как его вдова на весь поселок поутру причитала?

— Вдова? — лекарь с растерянным видом пригладил седые вихры на затылке и бросил испуганный взгляд на Папахена. — Оки-са-Но?

— Угу.

Я с интересом наблюдал за реакцией лекаря. Эка он побледнел, позеленел даже…

— И что с ним случилось? Несчастный случай? — а в глазах такая тоска, что сразу видно, кто-кто, а уж он-то в несчастный случай не поверит ни на секунду.

— Вот вы на покойника глянете и расскажете мне, несчастный случай или что другое, — я криво улыбнулся. — Утречком, да? И посыльного ко мне пришлите, будьте любезны, если Папаша раньше очнется, уж больно мне надо с ним насчет его стряпчего переговорить. Я в Храме остановился, если вы не…

— Я знаю, — перебил лекарь и, нервно обняв себя за плечи, качнулся с пятки на носок. — Я пришлю.

Кивнув на прощание, я вышел из флигеля на мороз, донельзя довольный собой. Ну, надо же! Сирена, герлари, теперь Рыжий Папахен… Живая вода! Даже если я в этом деле больше ни на шаг не продвинусь, мне уже внимание начальства обеспечено, а может, не ровен час, и двойной шеврон на рукав…

Я мечтательно зажмурился и вознес краткую, но самую что ни на есть благодарственную молитву всем известным мне богам. Если это так Колесо Фортуны, которым они меня наградили, о себе знать дает уже сейчас, когда суженой и на горизонте даже не виднеется, то что же будет, когда я ее все-таки найду?..

«Если найду», — мысленно исправил сам себя и, распахнув глаза, недовольно глянул на выкатившийся из-за тучи месяц. Проклятая зима с ее ранней ночью, моржьи мертвецы и герлари вместе с ними! Я за всей этой беготней так и не переговорил с художником!

Моржьи потроха!

С силой пнул подвернувшийся под ногу ледяной камешек и решительно перешел на другую сторону дороги, остановившись перед домиком, в котором вдовица Мо жила. Замер на пороге и почему-то вместо того, чтобы постучать, прислушался. Не знаю, что я хотел услышать: негромкий разговор, может, смех, пение или просто уютную тишину вечернего дома, — а вместо этого услышал ужасающее рычание и оглушительный визг.

Недолго думая, я ворвался в дом, едва не сорвав дверь с петель, и зажмурился, ослепленный светом нескольких десятков свечей и маг-светильников. Секунда понадобилась для того, чтобы привыкнуть к освещению и попытаться найти источник рычания и визга.

Посреди простенькой кухни, прямо напротив жарко пылающей печи, стояла огромная, видавшая виды лохань, в которой сидело мокрое снежно-белое чудовище. Чудовище ожесточенно трясло лобастой головой, пытаясь сбросить с черных кончиков ушей розовую пену для купания, рычало и злобно скалилось на визжавшего с другой стороны лохани младенца.

Я шагнул вперед. Не знаю, что я собирался делать, но просто стоять и смотреть, как чудовище, в котором я с ужасом для себя опознал совсем еще молодого ряу, собирается сожрать ни в чем не повинного ребенка, не мог. Хищник повернул в мою сторону голову и предостерегающе рыкнул, мол, стой, где стоишь, двуногий, а лучше проваливай. Проваливать я не планировал, но и выступать против ряу с голыми руками тоже не хотелось, поэтому я на миг оторвал взгляд от хищника, чтобы найти хоть что-то, что можно было бы использовать как оружие, и в этот момент заметил еще одного участника событий.

— Моржья отрыжка!

Вдовица Мо стояла на коленях перед лоханью, полубоком ко мне. Волосы ее были подняты наверх и заколоты в какую-то замысловатую башню, открывая взгляду обнаженную шею и нежную линию плеч. Из одежды на ней была лишь тонкая сорочка на бретельках, на которую, по всей вероятности, за миг до моего прихода вылили воду из лохани, и теперь тонкая целиком промокшая ткань облепила тело вдовы будто вторая кожа, не оставляя вообще никакого простора для воображения.

Я сглотнул, забыв и про хищника, и про младенца и, кажется, даже про то, как меня зовут. И не то чтобы мне не приходилось видеть раньше обнаженные женские тела. Приходилось, и не раз, если без ложной скромности. И обнаженные, и полуобнаженные, и полуодетые, и в нижнем белье разной степени развратности, и вовсе без оного… Но вот эта вот картина: хрупкая фигурка в промокшей простой сорочке, на коленях, посреди простой деревенской кухни… Это было как взрыв маг-бомбы. Ба-абах!! И ты не знаешь, жив ты еще или уже умер.

— Моржья отрыжка! — повторила вдова. — Мыло в глаза попало…

— Мозя иська! — радостно повторил младенец и, зачерпнув воды в деревянный ковшик, плеснул ею прямо в скалящуюся пасть ряу.

— Ар-р-р-ау!! — взвыло чудовище и под довольный визг маленького паразита ударило хвостом по воде, окатывая несчастную вдову новой порцией розовой ароматной пены.

«Похоже, никто тут никого убивать не собирается», — подумал я, чувствуя, как губы расплываются в улыбке. И тут же, будто в противовес моим словам, вдова прорычала:

— Мор-ри!! Ну, ты у меня получишь!

— Ар-р-р-рау! — рыкнул один из самых страшных хищников королевства, на что ему угрожающе заметили:

— И ты тоже! — а сама при этом пытается стереть с лица мыло и болезненно морщится.

Бросив настороженный взгляд на мокрого ряу — это, может, для них он домашний питомец, а меня легко порвать может, и моргнуть не успею, — я сдернул со спинки высокого стула полотенце и протянул его девушке.

— Рей, солнце. Ты как нельзя вовремя, — благодарно всхлипнула она, прижимая к лицу ткань и изгибаясь так, чтобы развернуться в мою сторону. — Меня эти моржьи дети совершенно вымотали.

— Мозьи, — рассмеялся младенец.

— Р-ряу, — сказал ряу.

— Не знаю, кто такой Рей, — внезапно разозлившись, ляпнул я, — но я совершенно точно не он.

А в следующий миг молодая вдова на ногах. Щеки розовые то ли от смущения, то ли от злости, а в зеленющих глазах прямо-таки молнии сверкают. И главное, сорочка же белая, мокрая и почти совершенно прозрачная. Не полностью, но я успел рассмотреть и аппетитные холмики грудей с темнеющими кружками сосков, и манящую пупочную впадинку, и гладкий, судя по всему, полностью лишенный волос треугольник внизу живота.

С ума сойти до чего хороша!

Отчего у меня потемнело в глазах, и вспыхнула болью левая половина лица, я понял не сразу, а лишь тогда, когда боевая вдовушка хлестнула меня полотенцем во второй раз. Понимая, что за дело, я, сдаваясь, поднял руки вверх и торопливо отступил к двери.

— Пошел вон!! — рычала вдова.

— Мозья иська! — авторитетно соглашался младенец.

Ряу молчал, и это пугало больше всего.

— Я не нарочно, честное слово, — от ударов полотенца я не уворачивался, лишь прикрывал голову руками. Что я, дурак, чтобы уворачиваться, когда, во-первых, вроде как виноват, а во-вторых, тут такое зрелище открывается, что прямо глаз не оторвать.

— Просто я мимо шел, а тут сначала рычание, а потом крик… Ай! — попытался оправдаться я, а затем, плюнув на справедливость, перехватил девчонку за талию, прижал к себе спиной и тонкие запястья одной рукой перехватил. — Кто ж знал, что это ты так своих домашних купаешь? Прости.

— А ну отпусти меня! — потребовала не женщина — чистая фурия, а я краем глаза заметил, как ряу прижал уши, явно готовясь к прыжку.

— Обязательно отпущу, — заверил я. — Только хищника своего успокой, а то он у тебя какой-то нервный.

— Проклятье, — она выругалась сквозь зубы и уже более спокойным голосом потребовала:

— Отпусти. И отвернись, наконец, морж…

— Иська!! — прокричал младенец и шлепнул ладонями по водной глади, выплескивая очередную порцию ароматной пены на пол.

Я хмыкнул и, выпустив женщину из рук — не без сожаления, надо сказать, — отвернулся.

— Теперь-то хоть скажешь, как тебя звать, воительница?

— Эри, — без особой охоты ответила девушка. Недовольно заворчал ряу, захныкал ребенок. — Воду сольешь в канаву, пока я Мори одену?

— Солью, — я кивнул, краем глаза отмечая на вешалке для одежды в точности такой же треух, каким меня не далее как час назад одарил герлари Рой. — А этот Рей, за которого ты меня приняла, он кто?

— Он моя сестра, — ответила вдова. — И воду на дорожку не расплескай. Обледенеет — мы потом костей не соберем.

Негромкий щелчок дверного замка сообщил мне о том, что вдова с ребенком скрылись во второй половине дома и, оглянувшись, я с радостью отметил, что ряу они тоже с собой забрали.

— Сестра — это хорошо, — пробормотал я, бросил последний придирчивый взгляд на одежную вешалку и, насвистывая незатейливый мотивчик из недавно вышедшей в свет и уже успевшей стать страшно популярной оперетты, взялся за стоявшие у печки деревянные ведра.

Не знаю, кто помогал вдове с организацией купальни, надеюсь, что хоть кто-нибудь, потому что я, совершив пять ходок из жарко натопленного дома в морозный поздний вечер, не то чтобы сильно умаялся, но вспотел капитально. А ведь я не был хрупкой барышней с тонкими изящными ручками и на занятиях по физподготовке, бывало, и не такие нагрузки переживал.

Избавившись от воды, я перевернул лохань на бок, развернув ее внутренностями к огню, чтобы быстрее сохла, а сам закатал рукава и, подхватив кусок мешковины, небрежно брошенный на край шестка, взялся за лужи. За этим занятием меня вдова и застала.

— Ого! — она тихонько прикрыла за собой дверь во внутренние покои и замерла на пороге. — Глазам своим не верю!

— Что такое? — проворчал я, коротко глянув на нее снизу вверх.

— Никогда не видела, чтобы мужчина по собственной воле пол мыл, да еще и без швабры, собственными белыми ручками.

— Не такие уж они у меня и белые, — хмыкнул я, выкручивая тряпку над ведром, — а со шваброй пол вымыть любой дурак может. Это я тебе как человек, не один год в казармах поживший, говорю.

Она кивнула и задумчиво выправила из-под воротника простенького домашнего платья темные от влаги пряди волос. Одно движение — вообще ни морга не эротичное — и я был вынужден признать, что я извращенец, потому что у меня опять встало. По-моему, я даже покраснел, не зная, что делать, то ли половой тряпкой прикрываться, то ли на улицу вновь бежать, чтобы проветрить мозг и… второй мозг тоже. Замер в дурацкой позе посреди кухни и как дебил слюни пускал, следя за тем, как Эри-на-Мо или как там ее по мужу, ловко перебирая пальчиками, собирает волосы в косу.

— У тебя на шее пятно какое-то, — сообщил я внезапно осипшим голосом.

Эри, испуганно ахнув, забыла про косу и прижала руку к горлу, а я нахмурился, что-то смутно припоминая.

— Что у тебя там?

— Ничего.

— Не ври, я же видел, что что-то есть!

Бросив тряпку на пол, я вытер мокрые ладони о брюки и шагнул к девушке.

— Покажи!

— Ну, на! На! Смотри! — процедила она сквозь зубы и, отбросив косу за спину, убрала руку. — Доволен?

— Что это?

Я осторожно дотронулся пальцем до странного наполовину стертого рисунка. Не татуировка, а будто кто-то краской на коже, прямо в ямочке между ключицами, пытался какой-то символ изобразить. Или иероглиф. Или…

— Это руна, что ли?

Эри вполне ожидаемо промолчала, а я лишь удивленно головой качнул.

— Тоже муж научил?

— Тоже, — буркнула она. — Насмотрелся?

Вообще-то, нет.

Вообще-то, смотрел бы и смотрел. И трогал бы не только кончиками пальцев, но губами и языком. Потому что на ощупь кожа оказалась такой же нежной и теплой, как мне и представлялось. Потому что вмиг покрылась мурашками, стоило мне лишь прикоснуться. Ее хотелось не просто целовать. Ее вылизывать хотелось, втягивать в рот и прижимать зубами, оставляя совершенно однозначные, страстные отметины, дурея от сносящего крышу аромата желанной женщины.

Я прокашлялся и, еще раз проведя по контуру рисунка, ответил:

— Что она означает, скажешь?

Эри настороженно заглянула мне в глаза и, торопливо стирая остатки руны, неуверенно соврала:

— Так, ерунда. От боли в горле.

— Понятно, — я сделал вид, что поверил, и мы неловко замолчали. Ну, то есть вдова-то молчала неловко, а я, например, очень вполне себе хорошо молчал. Ловко. Потому как, во-первых, она рядом, так близко, что если наклониться чуть ниже, можно почувствовать ветерок ее дыхания, а во-вторых, как я уже говорил, пахло от нее до невозможности хорошо. Так вкусно, что хоть ложкой воздух ешь.

«А вот интересно, — мелькнула шальная мысль, — как она отреагирует, если я ее сейчас возьму и…»

— Ты пришел-то зачем, полотер со стажем? — внезапно проговорила Эри, вырывая меня из мечтаний и отступая на несколько шагов к столу. Почувствовала мое настроение? Боится? — Уж точно не для того, чтоб помочь мне ребенка выкупать.

— Зачем-зачем? Затем, что надо было, — проворчал я раздраженно, потому как ответить что-то более внятное был не в состоянии: особого повода для визита я так и не придумал. Возможно, потому и не стал сразу входить, а стоял, подслушивая, под дверью. Взял ведро с грязной водой и вышел во двор, а когда вернулся, Эри уже убрала на место половую тряпку и теперь суетилась над чайничком с медом.

— Про родителя слышала уже? — грубовато спросил я, оттесняя девушку от стола. Пусть мне что хотят говорят, но мед женщины варить не умеют. Моча у них получается вместо меда. Горячая, не спорю, но сладкая как морг знает что и совершенно неудобоваримая.

Эри вздохнула и тихонечко села на краешек стула.

— Да я как бы рядом была, когда его прихватило. Я и Рейка. Рейя. Сестра моя.

— Тот самый Рей? — брякнул я и неловко замолчал. Что вообще принято говорить в таких случаях? Сочувствие какое-то проявлять? Соболезновать? Так вроде как рано. Папахен же не окончательно скопытился, да и Эри, как я еще в Храме понял, особо нежных чувств к нему не питала. Но как-то отреагировать на слова девушки все-таки стоило, поэтому я добавил в мед немного полынной настойки и спросил:

— И? Как вы теперь?

— Нормально, — Эри пожала плечами. — Поначалу-то, конечно… испугались, а потом уже, как в себя пришли, за лекарем побежали. Ну, он к себе Папашу и забрал.

Вновь вздохнув, она нахмурилась и замолчала. И внутренний голос мне подсказывал, что переживает она вовсе не из-за родительского здоровья. Возможно именно этот голос и нашептал мне, чтобы я следующий вопрос задал:

— А про стряпчего Оки-са-Но тоже знаешь? Убили его. Не слышала? Я вот как раз у лекаря по этому поводу был.

Вдова так стремительно побледнела, что я на мгновение испугался, как бы она чувств не лишилась.

— Как убили? Живая вода… Нет, не слышала… Я дома все время была, с Мори…

— Убили-убили, — кивнул я, старательно делая вид, что не замечаю нездоровой бледности Эри. — Да еще как! Подробностей я тебе рассказывать не буду. Нечего тебе о таких мерзостях слышать. Ты мне лучше ответь, правда что ли, что покойник ходоком был. Ну, бабником, в смысле?

Она еще больше побледнела, позеленела, я бы сказал, и попыталась за возмущением скрыть испуг:

— А у меня ты почему об этом спрашиваешь?

На миг поджала губы и передернула плечами, будто испытала внезапный приступ брезгливости, а я с откровенной злостью подумал: «Если он ее хоть пальцем тронул, то я ему все обратно приделаю, подниму, когда можно будет поднять, и к моргам снова оторву все причиндалы».

Уж и не знаю, почему мне вообще такая идея в голову пришла. Ну, что между Оки-са-Но и Эри что-то могло быть, но отчего-то подумалось, что по доброй воле она бы на это не согласилась.

— Да не почему, — растерянно ответил я, недоумевая, откуда у меня вообще такие мысли взялись. — Просто. Ты же тут живешь, в Красных Горах, я имею в виду. Может, слышала что… Может, что интересное расскажешь… Кружки для меда у тебя где хранятся?

— Кружки? Здесь, — она торопливо поднялась и потянулась к полке над столом, занавешенной цветастой шторкой. Платье на груди натянулось, обтягивая все очень плотно. Прямо руки зачесались, до чего захотелось почувствовать вес этой самой груди, ощутить, как вершинки сосков упираются в центры ладоней… — А насчет всего остального, пожалуй, я не смогу тебе помочь.

— А? — я моргнул, на секунду испугавшись, что вслух сказал о своих желаниях. Не то чтобы я их стеснялся или считал неприличными, но вряд ли мне от вдовы Эри-на-Мо прямо сейчас светит что-то поласковей оплеухи за наглость.

— Я ведь не так уж и давно в Красных Горах живу, — пояснила девушка, выставляя передо мной две разномастные кружки: одну глиняную с незамысловатым орнаментом и маленькой щербинкой на краешке и вторую, из красного фарфора с вставками из кусочков перламутра и морских раковин. Тоже, видимо, небогато живут, если даже одинаковой пары в доме не имеется, догадался я. — Мы с Рейкой и Мори примерно год назад сюда перебрались, когда у нас на хуторе эпидемия случилась. Я, кажется, тебе об этом уже говорила.

Я пожал плечом, действительно припоминая, что о чем-то таком Эри рассказывала мне прошлой ночью в Храме, и разлил мед по кружкам.

— В любом случае, ты здесь больше времени провела, чем я. Ведь правда?

Она кивнула, соглашаясь, а затем вздохнула и пробормотала скороговоркой:

— Я с Оки-са-Но не очень хорошо знакома была, и неважно, что он был стряпчим Папаши Мо. Он нас с сестрой… с сестрами в свои дела не посвящал.

— Кто? Отец?

Эри поджала губы и кивнула.

— Да. Нет, пару раз, конечно, сталкивались. Понимаешь, тут такое дело…

Тут она бросила в мою сторону долгий задумчивый взгляд, словно размышляла над тем, что мне можно сказать, а что лучше оставить при себе. Я прямо видел, как мечутся за гладким лбом тревожные мысли, растянул губы в ободряющей улыбке и попытался подтолкнуть девушку к откровенности:

— Какое?

— Папаша ведь не за просто так с нашими матерями спал. Они ему платили за нас. Ну, кто хотел, чтобы он нас признал. А в Красных Горах, видишь ли, это очень важно. Он, может, и непростой человек… Даже тяжелый, я бы сказала, но его защита дорогого стоит.

Я заметил, что Эри старается не называть Папахена отцом и нахмурился, понимая, что это неспроста.

— Ты хочешь сказать…

— Нет, за меня-то мама заплатила, а вот за Рей — нет. Ну, и Мори. Внуки у Папаши по отдельному тарифу идут. Ты не подумай, что я жалуюсь, нет! Просто подумала, что тебе все равно об этом расскажут. Вот и решила… А Гну… то есть, Оки-са-Но, он у Папаши, помимо всего прочего, финансовыми вопросами занимался. Ну и приходил к нам пару раз, помог «сплатный» календарь составить.

У меня внезапно пересохло во рту, я сделал большой глоток меда и просипел:

— Какой календарь?

— Ну, график выплат по задолженностям. Да мы и рассчитались уже почти, — между рыжеватых бровей появилась тоненькая, едва заметная морщинка. — Я ведь не для этого рассказываю, а потому что уверена, мы с Рейкой не одни такие. Морги знают, сколько таких должников у Папаши по всему Красногорью живет. Может, это кто-то из них стряпчего-то, того… Кстати, — она бросила на меня совершенно невинный взгляд из-под ресниц, — а как его убили?

Я пропустил мимо ушей ее последние слова, решив, что позже подумаю над тем, почему ее так этот вопрос волнует, и вернул разговор в прежнее русло.

— Спасибо за информацию, я буду иметь ее в виду во время расследования… Так а что там насчет его слабости к прекрасному полу?

— Да и не только к прекрасному, — вздохнула Эри, а я закашлялся, потому что у меня после ее слов мед не в то горло пошел. Как-то в моей голове слабо увязывалось Красногорье с мужеложством… Хотя, если вспомнить, как именно стряпчий был убит…

Я даже уже очередную версию почти успел выстроить, но Эри вмиг разбила ее всего парой слов:

— Он в этом плане вообще был не очень-то прихотлив. Говорят, даже с рябой мельничихой… м-м-м… Ну, ты понимаешь, — я c удивлением заметил, как нежные щечки окрасил стыдливый румянец, вот уж чего не ожидал, так это такого смущения от вдовы.

— Мельничиха? — мысленно я сделал себе пометку наведаться завтра на реку. Сразу после того, как с художником переговорю. — А еще кто?

Эри окончательно покраснела и спрятала глаза за кружкой меда.

— Вот прицепился… Не знаю я. Поспрашивай на марше. Или у достопочтенной супруги нашего градоначальника… Или знаешь что?

Она вдруг облизала губы, привлекая к ним мое внимание (понимаю, что не нарочно, но все равно провокационно очень), а взгляд зажегся совершенно непонятным мне азартом.

— Не подумай, что я имею привычку собирать сплетни… Так просто, случайно услышала, а сейчас вспомнила. Слухи ходят, что у Оки-са-Но тайное убежище было. Не скажу, где именно, но, опять-таки, говорят, он туда всех своих пассий водил. Вот если бы это убежище отыскать, глядишь, что и поинтереснее деревенских сплетен получится найти, — и снова этот невинный взгляд, а к нему в придачу очаровательнейшая улыбка, которую до невозможного хотелось попробовать на вкус.

— Вот видишь, — хмыкнул я, восхищаясь собственной силой воли, — а говорила, что ничем не сможешь помочь. Раз такое дело, я к тебе еще завтра забегу вечером. Вдруг еще что интересное вспомнишь.

И пока она не успела возмутиться, схватил с одежной вешалки свою куртенку на рыбьем меху, нацепил на уши трофейный треух и выскочил в морозную звездную ночь, даже не задумываясь над причинами невероятно хорошего настроения.

Чтобы не плутать впотьмах, возвращаться решил уже известным путем — по тропинке мимо котельной, на одну из главных улиц Красных Гор. И уже выйдя на дорогу, ведущую в Храм, внезапно передумал, вспомнив об одном важном деле (увы, не о художнике). Свернув на улочку, ведущую на центральную площадь, я уже десять минут спустя стоял перед домом градоначальника. В окнах второго этажа, как раз там, где находился кабинет Эшту-на-Ди, горел свет, и я, обрадовавшись, что не придется вытаскивать высокопоставленного толстяка из постели, постучал дверным молоточком по медной подложке.

Лакей появился почти мгновенно и, ничем не выразив своего отношения к столь позднему визиту, проводил меня в кабинет хозяина.

Эшту-на-Ди действительно не спал. Однако он и не работал, как я было заподозрил. Глава Красных гор сидел за своим столом и методично надирался. Причем, если верить количеству пустых разнокалиберных бутылок, которыми была уставлена добрая часть кабинета, делал он это уже не первый день.

— Доброй ночи! — поздоровался я и вздрогнул, когда мэтр Ди-на поднял на меня красные от пьянства и бессонницы глаза.

— Кэ-эй-йнаро! — икнул он. — Мальчик мой! Какими судьбами?

— Разве вам не докладывали о происшествии?

— Ах, это, — мэтр махнул пухлой ладошкой и смачно зевнул. Как-то я от него ожидал совсем другой реакции. Такое впечатление, что убийство для Красных Гор вещь настолько обыденная, что градоначальнику из-за нее можно и вовсе не волноваться. — Я уж было подумал, пф-ф-ф-у… Хотите дурману, а? Хороший, крепкий… Или брезгуете деревенским-то? А? Господин ворнет?

Отказываться от домашнего, тем более деревенского дурмана, на мой скромный взгляд, было полнейшим кощунством, но именно это я и сделал. Покачал головой, стараясь, чтобы на моем лице не проявилось признаков осуждения. Кто я такой, чтобы осуждать высокое начальство, тем более что и сам не без грешка за душой…

— Спасибо, но я, пожалуй, пас. И не потому, что нос ворочу, просто начальство мое определяет степень опьянения подчиненных даже без личного контакта. Не хочу рисковать.

— Вы о чем? — указательными пальцами мэтр Ди-на помассировал себе виски, но в его состоянии это могло помочь разве что как мертвому припарки. — Какое начальство? Какой разговор?

— Начальство самое что ни на есть непосредственное. Мне по уставу не положено обращаться к кому-то через его голову, разве в самых крайних случаях. Впрочем, магический кристалл у Вайку-на-Нуа прямо в кабинете находится. Тут мне бояться нечего…

Рассказывать не до конца вменяемому градоначальнику о том, что я только что узнал, кто именно скрывается под личиной Папаши Мо, я не стал. Я, если уж на то пошло, решил вообще никому в Красных Горах об этом не сообщать. Но в мои планы не входило держать в неведении бригадира Вайку-на-Нуа. И как бы мне ни хотелось самому распутать все это дело, взять Папахена с поличным и лично транспортировать его в столицу, я понимал, что в одиночку вряд ли справлюсь. А уж если рыбка сорвется с крючка… Тут не об отставке надо будет думать, а о штрафной роте и ссылке. В случае же, если дело увенчается успехом, то в качестве награды я схлопочу выговор за превышение полномочий и неоправданный риск.

Поэтому — нет, держать бригадира в неведении я не собирался, а отправлять нарочного в столицу с письмом мне показалось слишком уж рискованным (помнится, один раз письмо из Красных Гор уже не дошло до точки назначения). Поэтому я взвесил все за и против и посчитал использование чрезвычайного канала в данной ситуации вещью целиком оправданной.

Еще дед нашего нынешнего Короля пришел к выводу, что следить за тем, что происходит на задворках нашего государства из столицы, весьма убыточно и нерезультативно. В случае чего (заговор против короны ли, бунт, или просто распоясавшаяся шайка местных разбойников) вести до Лэнара будут идти слишком долго, а то и вовсе не дойдут. А потому собрал Его тогдашнее Величество большой магический совет и повелел:

— Сидеть вам, мудрецы, в совещательной зале тридцать лет и три года. Ну, или пока не измыслите способа, как можно было бы в одно мгновение с любой точкой нашего необъятного Королевства связаться.

Мудрецы думали-думали (не тридцать лет, правда, а говорят, всего полгода), и придумали-таки аппарат. Ну, как аппарат, скорее, магический кристалл. Эти кристаллы маг-инженеры, да не простые, а обязательно выпускники Королевской Академии, развезли по всему государству и установили их в каждом более-менее большом населенном пункте. Работал кристалл просто: всего-то и надо было, что активировать его при помощи кодового слова, да наговорить на него информацию, задав точку назначения, а получатель уже, опять-таки, произнеся нужные слова, это сообщение мог прослушать. Одна беда: на зарядку такого кристалла уходило столько магических сил, что использовать его из-за всякой ерунды было строго-настрого запрещено еще в те, дедовские времена, а уж сейчас-то, когда с сильными магами в Лэнаре стало совсем тяжко — и подавно. Одного шерха за нецелевое использование кристалла в прошлом году выпороли, да не просто так, а перед казармами да по голой заднице, при всем честном народе.

Я бы после такого, наверное, повесился. Да и тот бедолага, говорят, с карьерой покончил, перевелся куда-то в провинцию типа Красных Гор… А был перспективным, подающим надежды криминальником, между прочим, не то, что некоторые.

И все равно я хотел использовать кристалл. Потенциальный герлари, убийство, шайка аферистов, даже якобы пропавшая переселенка из Ильмы — все это, на мой взгляд, не было достойным поводом. А вот Рыжий Папахен — это да. Такое сообщение я не мог доверить бумаге или посыльному. И уехать сейчас в Лэнар тоже не представлялось возможным. Во-первых, я еще не выполнил того, ради чего меня сюда, собственно, прислали: не помог с транспортировкой девушек Короля. Во-вторых, не разобрался с собственными проблемами в виде Колеса Фортуны. Ну и, наконец, Эри-на-Мо. Отчего-то я был уверен, что отвези я девушку в столицу прямо сейчас, это не только не придаст мне в ее глазах очков, наоборот, напрочь лишит меня каких-либо шансов на… На все.

Поэтому, да. Я пришел в дом Эшту-на-Ди этим поздним зимним вечером с единственной целью: отправить в столицу сообщение о Папахене. А потом уже можно было не спеша вести расследование, собирать информацию и ждать бригаду из Лэнара.

Но планам моим не суждено было сбыться, ибо, услышав мои слова о кристалле, градоначальник погрустнел, с тоскою заглянул в пустой бокал и вздохнул тяжело-тяжело, как старый васк, на котором десять часов кряду пахали.

Я напрягся и нахмурился.

— Ничего не получится, — наконец проговорил мэтр Ди-на, блеснул печальной слезой в правом глазу и признался:

— Нету у меня кристалла-то.

— Как нету? — растерялся я.

— Ну, то есть он-то есть. Да только незаряженный он ни к столбу, ни к периллу.

Сказать, что я удивился — ничего не сказать. Стоял перед градоначальником и только рот разевал, как выброшенная на берег рыба. Я ведь ни капли не преувеличивал, когда говорил о том, как редко кристаллы используются. Да и заряда в них хватало не на одно, а как минимум, на три сообщения. И полной разрядки, насколько я знал, маг-инженеры вообще старались не допускать, отправляя на места специалистов уже после первой активации.

— И кто же его разрядил? — спросил я минуту спустя, когда ко мне вернулся дар речи, а Эшту-на-Ди только скривился и погладил блестящую лысину влажной ладошкой. — И главное, почему в Красных Горах до сих пор нет маг-инженера?

Градоначальник вновь ничего не ответил, лишь опечалился еще больше.

— Вы вообще за ним посылали?

Эшту-на-Ди отодвинул стул и зачем-то полез под стол. Я шагнул вперед, чтобы лучше видеть, что там происходит, а когда увидел, едва не задохнулся от возмущения: градоначальник, сидя на полу, зажмурив от удовольствия глаза, жадно глотал дурман прямо из горлышка.

— А ну-ка, дай сюда! — разозлился я и без труда отобрал у и без того туго соображающего толстяка бутылку. Мэтр Ди-на смачно отрыгнул, а затем облизал влажные губы и вдруг запел даже не драматическим, а каким-то жалобным тенором:

— Ой, да ехала гитарка-а-а-а,

Да за старшею това-а-аркой,

Да по реченьке туманна-а-а-ай,

Да не ведая обману-у-у-у-у.

Ой, нэй-да, нэй, да, нэй обману-у-у-у…

Ой, нэй-да, нэй, да, нэй гитарка-а-а-а.

Слушать дальше о злоключениях героини песни я не стал, а скрипнув зубами, вышел из кабинета в поисках лакея. Тот нашелся сразу же за дверью, и я тут же схватил его за пуговицу:

— Подслушивал?

— Никак нет, господин ворнет.

— Молодец, что подслушивал, — похвалил я. — Вот тебе от меня задание: чтоб к утру… Нет, до утра не успеет. Чтоб к обеду мэтр был трезв. Дурману ему больше не давать, головой отвечаешь!

Лакей шмыгнул носом и вытянулся в струну.

— Да как же не давать, — возмутился он, — когда оне сами…

— Дело твое. Как хочешь, так и не давай. Но только если Эшту-на-Ди не будет завтра вменяем настолько, чтобы нормально поговорить, я разбираться и искать виноватых не стану. Понятно изъясняюсь?

— Понятно, — проворчал лакей, повесив голову.

— Вот и славно. А теперь иди разбуди хозяйку, я подожду.

Лакей ускакал бодрым аллюром, а я вернулся в кабинет. Разговаривать с мэтром, когда он находится в таком состоянии, было бессмысленно, поэтому я решил сам проверить правдивость его слов. Довольно быстро нашел Рейф с кристаллом и, к своей досаде, убедился, что слова теперь уже бывшего градоначальника о том, что тот разряжен, не оказались пьяным бредом.

Вытащив ценный артефакт из Рейфа, я поудобнее перехватил шкатулку, в которой он хранился и, стараясь не смотреть в сторону абсолютно невменяемого главы Красных Гор, присел в кресло для посетителей. На мгновение проскользнула было мыслишка, а не сунуться ли мне с кристаллом к переселенкам? У них, чай, силы столько, что зарядят — и не заметят. И не на три использования, а на триста три… Но, увы, эту идею пришлось тут же отвергнуть. Если бы все так просто было с зарядкой, исследовательский отдел давно бы уже девчонок к этому делу подключил. А так… попробовать, оно, конечно, можно, но где гарантия, что я этими пробами дорогущий кристалл не испорчу? Нету таких гарантий, увы и ах.

В общем и целом, как ни крути, выход из ситуации виделся один: самому ехать в столицу, не доверяя ценной информации чужим рукам. И как можно скорее.

«Решено! — подумал я. — Тотчас переговорю с Или-са. И если он скажет, что справится без моей помощи, утром же отправлюсь в Лэнар… Только Эри, наверное, разозлится, как моржья бабушка… Но что поделать? Придется ей потерпеть».

И мне вместе с ней. Я тоскливо вздохнул, и тут в комнату вбежала запыхавшаяся, но при этом упакованная в до неприличия дорогое вечернее платье градоначальница.

— Господин ворнет!! — она засияла аки весеннее солнышко. Очень артистичное, надо сказать, солнышко, преотлично изображающее полнейшее равнодушие и совершеннейший игнор собственного, не вяжущего лыка муженька. — Какими судьбами? Что ж вы не предупредили, что придете? Я бы Ласочку свою не отправляла спать, обязательно велела бы ей вас дождаться.

Я с облегчением выдохнул. Признаться, был страх, что избежать свидания с «Ласочкой» не получится, а раз несостоявшаяся невеста уже почивать изволят…

— И напрасно велели бы, — как можно более строгим тоном велел я, но потом добавил чуть мягче:

— На-Ди Унайя, я ведь к вам по делу. Да по такому, что при девице лучше не обсуждать…

Моя визави напыжилась, напряглась как-то странно… Я сначала грешным делом было подумал, что бедолага газами страдает и даже приготовился задержать дыхание, но потом до меня дошло, что это она так смущение изображает и покраснеть пытается, и дышать сразу стало как-то легче. Однако, во избежание, так сказать, я решил немного уточнить:

— Ну не о похождениях же покойника при невинном ребенке разговаривать!

— Пастухи пасли овец! — неожиданно проорал непонятно из-за чего взбодрившийся мэтр Ди-на, чем заставил нас вздрогнуть. — Когда им явился жрец! Хэйдом, хэйдом, тидли дом! Хэйдом, хэйдом, тидли дом! Жрец им чресла показал и сосать тотчас сказал! Хэйдом, хэйдом, тидли дом! Хэйдом, хэйдом, тидли дом!

На этот раз градоначальнице не пришлось вызывать приступ газов, она покраснела дочерна прямо и процедила сквозь крепко сжатые зубы:

— Договорим в гостиной, если вы не возражаете, господин ворнет.

В другой ситуации я бы, пожалуй, возразил, потому что именно эти серии неприличных частушек о жреце мне пока не приходилось слышать, но, как говорится, положение обязывает:

— Как прикажете.

А частушки я у мэтра потом у трезвого под запись возьму.

Мы вышли из кабинета. Унайя-на-Ди впереди, я, как чинный гость в полушаге за ней.

Лакей испарился из коридора в тот же миг, как увидел, в каком настроении хозяйка, и я ему мог лишь посочувствовать. Будь я на его месте, улепетывал бы еще быстрее. В том смысле, что в другой раз посочувствовал бы, а сейчас решил не терять даром времени:

— Мне тут добрые люди на ушко шепнули, что уж коли я хочу о ком или о чем в Красных Горах узнать, так, в первую очередь, у хозяйки спросить должен, уж кому как не ей знать, что в ее вотчине делается.

— Как вы галантны…

— Ну, что вы, — я улыбнулся, — какая галантность? Чистейшая правда! Скажете, не так?

Унайя метнула в меня гневный взгляд и жеманно прижала кончики пальцев к губам. По всему выходило, что ей и отказаться от должности хозяйки Красных Гор не можется, и признаться в том, что она опускается до сбора сплетен, не хочется. Хотя, по моему скромному мнению, собирательство сплетен еще никому не навредило (главное, их распространением не заниматься).

— Так что вас, собственно, интересует, любезный господин ворнет? — сменила гнев на милость «хозяйка» Красных Гор, а я не постеснялся ответить.

Женщина вздохнула, а когда мы, наконец, вошли в гостиную, и я закрыл за собою дверь, показательно нахмурилась, но при этом велела весьма благосклонным голосом:

— Записывайте!

Ну, я и достал из кармана блокнот и огрызок карандаша.

Список любовниц тщедушного Оки-са-Но оказался таким внушительным, что я почти-почти почувствовал себя ущербным. Почему это я, если верить словам немногочисленных любовниц и десятку-другому гитарок, повстречавшихся на моем жизненном пути, весьма приятный глазу, и в любви, что немаловажно, стойкий молодой человек, не сыскал столь великой популярности среди прекрасных дам, тогда как какой-то там дрыщ… Стоп!

Я поглубже затолкал взбесившееся эго, еще раз сверился со списком, поблагодарил хозяйку и, наконец, радуясь, что день подошел к концу, поплелся в Храм, чтобы встретить сон с именем хорошенькой рыжей вдовы на губах.

А утром я вместо того, чтобы спуститься на кухню, наоборот поднялся к Или-са. Разговор нам предстоял серьезный. Во-первых, я не хотел бросать старика наедине с его проблемами, тем более что уже успел пообещать, что не брошу. И кстати, не жалел ни капельки об этом обещании. Во-вторых, меня все же направили ему в помощь, нужно было обсудить кое-какие моменты.

И уже поднимаясь по лестнице, я с разгона налетел на одну из помощниц Инайи-на-Сай, длинную и коротко стриженную девчонку с таким популярным в Красных Горах рыжим цветом волос.

— Эй! Моржья отрыжка! Прямо на мозоль! — взвыла она, когда я умудрился отдавить ей ее совершенно не девичьи ножки. — Зараза! Помедленнее не пробовал?

Я выдохнул через нос, уже смирившись с тем фактом, что авторитета среди местных мне не сыскать.

— Извини, я не хотел. Просто тороплюсь очень.

— Да куда уж теперь, — девчонка скривилась, как от зубной боли, — лед встал, до весны мы отсюда, в лучшем случае, пехом выдвинемся, да и то не факт, что до столицы дойдем.

— Как встал? — растерялся я, из всех слов девицы обратив внимание только на эти. — В каком смысле?

Она посмотрела на меня, как на убогого:

— Река замерзла, господин ворнет, — произнесла по слогам. — Разве не слышали? Говорят, снежной бури такой силы в здешних местах почти сто лет не было. Волоĸи все отменили… Теперь, зная местную зиму, хорошо если ĸ началу средолета до столицы доберемся.

Я аж воздухом подавился. Как к началу средолета? Какой средолет? У меня же убийство, и Рыжий Папахен, и шесть сотен королевских девиц, и… Мысленно взвыв, я схватился руками за голову. Чтоб мне сдохнуть! Это что же получается, раз волоков в Красных Горах в ближайшие полгода не предвидится, я все это время буду без зарплаты сидеть?

Скользнув взглядом по мрачному, как предгрозовое небо, лицу девчонки, я, будто полоумный, рванул к окну — благо Храм находился в самой высокой точке Красных Гор, и отсюда прекрасно было видно и причал, и уходящую за горизонт реку. В день моего приезда она «радовала» глаз унылым серо-бурым цветом, а сейчас сверкала такой белизной, что даже глазам больно стало.

Сколько отсюда до моря? Два уля? Три? Точно не больше пяти… И если по гладкому льду, да на скате… А уж там-то можно будет купить билет на межконтинентальный корабль… «Денег на межконтинентальный ты где возьмешь?» — ехидно поинтересовался внутренний голос, и я даже было задумался над этим вопросом, но тут судьба все решила за меня. Сомах в ста от берега — может дальше, с такого расстояния мне сложно было определить, — лед вдруг вздыбился, и вместе с водой над белоснежной гладью блеснуло огромное, гладко-черное тело рыбы-солнца.

Я чуть не застонал от разочарования. Мне не нужно было подходить ближе, чтобы увидеть огонь в ее огромной пасти — я и без того знал, что он там есть. Давным-давно мама возила меня на ярмарку, да не такую, что аккуратно четыре раза в год устраивали столичные организаторы на улицах Лэнара. На другую, настоящую и, пожалуй, немного незаконную. Где иначе можно было увидеть все мыслимые и немыслимые чудеса света, начиная от якобы заколдованного острозуба, до самой настоящей свет-медузы и рыбы-солнца? Да-да. Именно там, на полулегальной ярмарке в одном из приморских городков мы с матерью остановились у огромного — действительно огромного! — чана из сверхпрочного маг-стекла. Я видел, как в мутной воде шевелится что-то пугающе темное, и насмешливо смотрел на табличку с надписью «В сим резервуаре вы можете лицезреть ребенка рыбы-солнца. Мальку от роду не более десяти лет, но при этом он уже смертельно опасен. ВНИМАНИЕ!!! СТЕКЛО РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ!!!»

Прочитав надпись, я оглянулся на мать и фыркнул:

— Какая же это рыба-солнце? Черная совсем и ничего не страшная.

И тут же приложился лицом к блестящему и холодному боку чана, в надежде рассмотреть, кого же там на самом деле скрывают ярмарочные шарлатаны.

— Назад!! — взревел дремавший на низком складном стульчике охранник и дернул меня за шиворот, как можно дальше оттаскивая от резервуара с хищником, но я успел заметить три ряда острых зубов, а сразу за ними — пламя, чудовищный жар которого скрывался во чреве рыбы-солнца. Вода в чане закипела в один миг, не причиняя «мальку» вообще никакого вреда, а вот я, не оттащи меня вовремя служитель, мог получить серьезные ожоги.

— С ума сойти! — выдохнул я, не сводя глаз с медленно затухающего пламени.

— Такой большой, а читать не умеет… — охранник обидно и довольно больно щелкнул меня по затылку и обернулся к побледневшей от страха матери:

— А вы бы, мамаша, следили бы лучше за своим чадом. В прошлом году у нас тут один малец без рук и без глаз остался.

Мама схватила меня за шиворот и как можно скорее утащила с ярмарки. С тех пор рыбу-солнце вблизи мне лицезреть не приходилось, но и того, что я увидел в детстве, хватило, чтобы понять и почему ее, несмотря на совершенно черное и, я бы даже сказал, невзрачное тело так называют, и то, что все те истории, которые я по малолетству считал за сказки моряков — правда. (Ну, кто в здравом уме поверит, что в океане живет рыба, внутри которой горит самый настоящий негаснущий огонь?).

Уже позже, когда гувернера заменил десяток всевозможных учителей, я узнал об этом удивительном явлении гораздо больше. И то, что водятся они исключительно в холодных морях, лишь изредка заплывая в устья тех рек, которые могут вместить в себя их гигантские тела, и то, что в пищу у них идет все, что удается изловить, и то, что не гаснущий огонь, который помог нам выиграть последнюю войну с Ильмой, наши маги-ученые изобрели только благодаря тому, что вплотную занялись изучением этого диковинного морского хищника.

Я отвернулся от окна и мрачно глянул на рыжую девчонку. Выражение лица у нее было такое, что непонятно еще, кто больше из-за замерзшей реки расстроился — я или она.

— Может, еще все растает… — попытался было утешить я (меня бы кто утешил!), но девчонка махнула рукой и убежала вниз, в девичье крыло, а я продолжил свой подъем в кабинет Или-са. Была у меня маленькая надежда, что весточку на большую землю можно будет через девчонок передать. Если, конечно, среди них найдется хоть одна, достаточно сильная для маг — перехода.

И уж тут-то я не ошибусь — не зря же у меня по маг-ориентации «отлично» было! — прямо к бригадиру Нуа-на отправлю, а он уж потом пусть с ней сам разбирается. Сразу после того, как она ему записку от меня передаст. Меня, в конце концов, для того и сослали в Красные Горы. Чтобы, во-первых, помочь Или-са с приемом. И во-вторых, проконтролировать, чтобы все сильные и самые талантливые девушки попали именно в Королевскую Академию, а не к моргам на шабаш.

Что же касается остальных, то за теми, кто по уровню силы до Академии не дотягивает, но хорошие надежды подает, пришлют своих немногочисленных представителей оставшиеся магические школы. Эти уже своим ходом будут добираться. К концу второй седмицы прибудет волок от Короля — чтобы доставить обещанных невест придворным. Бывали еще случаи, когда знатные вельможи, состоящие в родстве с Его Величеством, присылали кого-то от себя, чтобы, так сказать, пощупать товар и убедиться в его качестве. (Отец вон тоже, помнится, грозился, что обязательно женит одного из своих сыновей на переселенке). Но у вельмож-то, само собой, эти уже не волоками путешествовали (не по статусу волок-то), а либо приплывали на собственных речных яхтах и семейных пароходиках, либо маг-переходами пользовались, если конечно имели подходящую мажиню в штате.

Последние вошли в обиход совсем недавно, и пользовались ими лишь счастливые обладатели дорогущего артефакта, да и то крайне редко, потому как к артефакту специально обученный навигатор не прилагался, а пользоваться услугами бывших студентов Королевской Академии мало кто решался, предпочитая более опытных магов. Да вот только где их взять, когда это средство передвижения только-только придумали. Мой выпуск был вообще первым, кому маг-ориентирование преподавали не факультативно, а как один из основных предметов.

Впрочем, все мои знания в условиях вставшего льда были в Красных Горах ни к чему: ни вельмож с артефактами, ни исключительно одаренных переселенок в моем распоряжении пока не было. Хотя насчет последних я все же еще питал надежды. Окрыленный этими самыми надеждами, я в кабинет Радо-са-Или и постучал.

— Входи, кто там такой вежливый?

Старик-приемщик, по горб закопавшись в бумаги, сидел за своим столом и вид у него был самый что ни на есть неприветливый.

— Вспомнил-таки о своих обязанностях? — проворчал он в ответ на мое приветствие. — Где тебя морги вчера целый день носили, а?

Я виновато пожал плечом и расплывчато ответил:

— То тут, то там… Или-са, а куда теперь торопиться-то? Лед встал. Мы от девиц все равно раньше, чем волок сможет пройти, не избавимся… Разве что от самых талантливых…

— Сам знаю, что не избавимся, — с досадой крякнул старик. — Потому и тороплюсь как можно скорее оценку закончить.

Я недоуменно вскинул бровь.

— Не понимаешь?

Пришлось покачать головой и признаться:

— Не-а.

— Как думаешь, сколько времени пройдет, пока местные холостяки додумаются, что у нас тут шесть сотен бесхозных девиц прозябает, тогда как они вынуждены либо с гитарками утешаться, либо из других стран себе жен выписывать? Молчишь? То-то и оно… А по последней переписи населения бобылей только в Красных Горах полторы сотни — и это не считая хуторов и деревенек… Я не раз уже писал королевскому секретарю, чтобы штат расширили. Что один проштрафившийся курсант — это, конечно, хорошо, но неплохо было бы прислать в Храм помощника на постоянной основе. И не одного… Да разве ж меня кто слушал?

Старик плюнул со злости, а мне некстати вспомнилось ночное происшествие с мышиным трупом. Однобоко Или-са мыслит. Опасаться надо не только внешней осады, но и внутренних подрывных работ: поди-ка удержи шесть сотен невест взаперти, да не две седмицы, а считай, полгода… Да они у нас через месяц взвоют и сами на поиски женихов отправятся…

Я загрустил, понимая, что из Храма нужно как можно скорее съезжать. Но куда? На постоялый двор? Так для этого золото надо, а где его взять…

— Так а торопиться-то с оценкой силы зачем? — все же спросил я.

— А затем, что всех мы все равно не убережем, как бы ни старались. А вот самых сильных постараемся для Его Величества сохранить. Ну, чтоб они с местными-то остолопками породу не портили.

Я поморщился, отводя глаза в сторону. То, что Радо-са-Или говорил о девчонках как о молочных лэки или скакунах-фью с хорошей родословной, раздражало до крайности.

— Теперь понимаешь? — старик бросил в мою сторону цепкий взгляд и тихонечко фыркнул.

— Что? Слова мои не по вкусу пришлись?

— Не по вкусу, — признался я.

— А что ты предлагаешь? Позволить девкам самим выбирать? Эх, молодой ты, Кэйнаро, малек совсем. Не понимаешь ничего. Бабе если дать возможность выбора, особенно если этой бабе только пятнадцать лет стукнуло, она такого навыбирает — потом до конца жизни локти кусать будет. А вот коли за нее отец выберет, или Король, или пусть даже и жених, коли он уже в возрасте, или отец жениха…

Или-са задумался на миг, а я, пользуясь образовавшейся паузой, попробовал было вставить слово:

— Но ведь…

Старик поднял вверх указательный палец и назидательным тоном закончил:

— Крепкая семья получается не тогда, когда два детеныша решили своей жизнью жить да в отдельном доме… Из этих девок хороших жен можно воспитать, коли с умом, а коли без ума… Так не для того мы их от родных отрываем, чтобы они тут слезы проливали да на судьбу богам жалились.

Очень хотелось возразить. Мои родители, вон, тоже не по сердцу женились, а по уму. И к чему это привело? Эх… Я мысленно махнул рукой и промолчал, понимая, что спорить со стариком бессмысленно.

— Я с вами не во всем согласен, — на большее уровень моей дипломатичности был не способен, — но спорить не стану. Останемся каждый при своем… Или-са, вы бумаги мне оставьте, я с этим сейчас закончу, а новые вечером проанализирую. Вы лучше тестированием займитесь, если вам нетрудно. А то, если помните, у меня с тестированием еще в прошлый раз не задалось…

Старик коротко хохотнул, вспомнив, как два года назад опрашиваемые девицы вместо того, чтобы свои магические силы показывать, ресницами хлопали да глазки мне строили, но на мое предложение согласился, отправившись в девичье крыло.

За составлением отчета я провел чуть более трех часов. Когда же последний листок, исписанный ровным круглым почерком приемщика, перекочевал в стопку отработанного материала, я потянулся, разминая плечи.

Увы, но среди первых пяти десятков опрошенных ни одной по-настоящему сильной мажини не оказалось. Были две девочки с очень хорошими задатками — их анкеты я отложил в сторону, — но до Королевской Академии они не дотягивали, увы.

— Что ж, — пробормотал я, — может быть, вечером мне повезет больше. А пока, господин ворнет, на повестке дня встреча с художником и обыск в тайном убежище убитого стряпчего… И завтрак! Плотный и горячий, как обед.

Инайя, надо отдать ей должное, кормила на славу. Женщине хватило одного короткого взгляда, чтобы определить степень моего голода. Без лишних слов она поставила передо мной миску с горячей солянкой, такой густой, что хоть ложку ставь. Положила на стол ломоть свежайшего, еще теплого хлеба, а пока я, сглатывая слюну, прицеливался, что бы зачерпнуть в ложку в первую очередь — белое мясо квочи или кусочек красной рыбы, водрузила передо мной блюдо с тушеными овощами и четырьмя видами мяса. От восторга я, кажется, даже разучился говорить: промычал что-то невнятное, но этого добрейшей Инайе хватило с лишком — она довольно улыбнулась и, пожелав мне приятного аппетита, убежала по каким-то своим делам.

Говорят, что лучше думается обычно на пустой желудок. Допускаю, что у кого-то именно так и есть, у меня же все работает с точностью до наоборот. Стоит бросить в топку чего-нибудь мало-мальски вкусного, как осчастливленный желудок немедленно дает пинка мозгу, который, в свою очередь, тут же выдает ИДЕЮ. Вот и в этот раз меня осенило еще до того, как я расправился с солянкой: а такое ли тайное убежище было у покойника-стряпчего, как об этом думала хорошенькая вдова? Опыта у меня было не так и много, но даже его мне хватило, чтобы вспомнить одну простую истину: жены всегда все знают о своих мужьях. Где те прячут заначку, сколько чарок дурмана выпил благоверный в инне с друзьями (и пусть не врет, что хозяин на работе задержал, она по глазам все видит), сколько у того любовниц и где именно находится тайное убежище, которое муженек, попрошу заметить, содержит за счет семейного бюджета…

Я хмыкнул и, втайне гордясь собственной проницательностью, приступил ко второму, которое было даже вкуснее, чем первое.

Понятно, что из Храма я выходил в самом что ни на есть благодушном настроении. На чистом небе светило яркое солнышко, тревоги неприятного утра отошли куда-то на второй план, и даже нерадостная перспектива провести ближайшие несколько месяцев в Красных Горах не казалась такой уж ужасной. Для полного счастья не хватало лишь того, чтобы очаровательная Эри-на-Мо позволила мне… собственно, все, на что только была способна моя фантазия, а она, как показала последняя ночь, была способна на многое.

Художника я застал за самым модным нынешней зимой в Красных Горах делом — за уборкой снега. Сложив руки на древке широкой легкой лопаты, которую в этом регионе королевства называли шпатой, он внимательно выслушал мою просьбу и понятливо кивнул:

— По словам, значит, портрет составить? Могу, наверное. Нет, раньше-то мне ни разу не приходилось такого делать, но в юности, еще когда я в подмастерьях ходил, о чем-то похожем слышал. Только, чур, господин ворнет, не серчать, коли что не так…

— Да какое там серчать, Ойко-на! — истово заверил я. — Вы у меня вообще единственный специалист! Получится — отлично. Нет — ну, что поделать… Вы когда сможете с девушками переговорить?

И вспомнив о недавнем разговоре c Или-са, посчитал должным поинтересоваться:

— А вы женаты вообще?

Художник, откинув голову назад, весело рассмеялся, а затем ответил:

— Женат, не извольте беспокоиться. Хотя мужики наши, как только поняли, что река встала, уже лыжи смазывать начали.

Выругавшись сквозь зубы, я напомнил себе о том, что проблемы надо решать по мере их поступления и, простившись с Йу-на-Ойко, поспешил к вдове стряпчего, и даже растерялся слегка, наткнувшись на крайне нерадостный прием. Не она ли давеча убивалась на весь городок, не она ли слезы лила над остывшим телом супруга? А теперь смотрит исподлобья и губы поджимает так, словно у нее зубы болят. Причем все сразу.

— Не поймите меня неправильно, господин ворнет, — пробормотала она, решив все же впустить меня внутрь. — Но соседи смотрят, говорят… Как-то они оценят, что ко мне домой местная власть как на работу ходит.

Я на миг растерялся, даже не зная, что ответить, но потом все же сумел взять себя в руки:

— Ну, так скажите им, что эта самая власть пытается найти убийцу вашего кормильца. Что не так-то?

— Все так, — Азали-са-Но тяжело и печально вздохнула и сделала приглашающий жест рукой, мол, присаживайтесь, господин ворнет.

— Спасибо, я постою, — ответил я. — Я на секундочку только. Один моментик уточнить хочу. Мне тут намекнули, что у вашего мужа где-то в городе убежище было… вроде как он тайной квартиркой владел…

Вдова пошла бордовыми пятнами, и я понял, что желудок с мозгом меня не подвели, хорошую идейку подкинули. Лицо Азали-са-Но искривилось от брезгливости.

— Не квартирку, а комнаты меблированные, — наконец, произнесла она. — Думал, что я не знаю, а я… знала. Баб своих туда он водил. Тьфу, чтоб ему до Светлых вод никогда не доплыть…

И тут уголки губ женщины вдруг опустились вниз, подбородок задрожал, а глаза наполнились чистыми, как воды горного ручья, слезами.

— Я же ведь так любила его, ирода-а-а…

Со страхом я отметил, как в голосе стали проявляться уже знакомые мне нотки и, забормотав что-то утешительное, попятился было к дверям, но остановился, вспомнив, что точного адреса мне так и не назвали. Эх!

— Молодость на него всю положи-и-и-ила! Все свои лу-у-учшие го-о-оды… А он всех баб в Красных Горах…

— Так где, говорите, комнаты-то эти были? — наплевав на тактичность, перебил я. И вдова стряпчего окатила меня таким злобным взглядом, что я невольно вжал голову в плечи.

— В Красном Квартале! — выплюнула она. — Где же еще, если не там? В синем доме… Погодьте чуть.

Она скрылась во внутренней комнате, но спустя короткое время вернулась уже с большим ключом в руках.

— Нате вот. На первом этаже синего дома комнаты. Налево от входа первая дверь. Он думал, что я дурочка хуторская, не знаю ничего, а я знала. И про квартиру, и про баб… И вообще.

— Так что ж не ушли от него, коли знали? — принимая ключ, зачем-то брякнул я.

— Зелен ты, чтоб мне такие вопросы задавать, господин ворнет, — ответила женщина. — Любила я его. Понятно?

— Что ж тут непонятного, — проворчал я и как можно скорее выскочил на улицу.

Не откладывая в долгий ящик, я рысью помчался в Красный Квартал и, поспрашивав тут и там, быстро нашел дом, который местные почему-то называли синим, хотя на самом деле он был насыщенного розового цвета, и уже находясь внутри комнат, стоя у окна, осознал, что именно отсюда выбиралась прекрасная попа таинственной конопатой незнакомки. И понимание это резко испортило мое настроение: одно дело думать, что судьба тебе в жены приготовила мошенницу, и совсем другое — убийцу.

— Не впадай в панику раньше времени, Кэйнаро, — проворчал я сам себе под нос. — Может, все совсем не так плохо, как кажется.

«С твоим-то везением?» — скептически хмыкнул внутренний голос.

Проклятье! Помянув недобрым словом моржье Колесо Фортуны, я решил, что лучше заняться делом, а не предаваться унынию и рефлексии, и приступил к обыску. И надо сказать, приступил в настроении близком к упадническому, но очень быстро был вынужден признать, что не все так плохо, как могло показаться со стороны. Во-первых, я почти сразу нашел тисненую бумагу. Судя по всему, ту самую, о которой мне мэтр Ди-на рассказывал. Покойный стряпчий, видимо, был совсем непуганым, хранил ее прямо среди рабочих записок, валявшихся посреди стола.

— То есть Папахен успел и к этому делу руки приложить? — присвистнул я, подспудно понимая, что Оки-са-Но при всем своем желании не мог действовать в одиночку. Не тот Папахен человек, чтоб позволить подобное кому-либо.

Сложив найденные листки вчетверо и спрятав их на груди, я вернулся к обыску уже в более приподнятом настроении, и когда какое-то время спустя нашел в платяном шкафу спрятанный между комплектами постельного белья мешок бархатной ткани с изображением герба и с не сорванной еще сургучной печатью, едва не заплясал от счастья!

Это же не моржий хрен — казенное золото!! А что, в моей ситуации, означает такая находка? Кто-то скажет, продвижение по службе? Да в бездну такое предположение! Кому это продвижение сейчас нужно вообще, когда до столицы добираться полгода в снегу по колено? В моей ситуации целый мешок казенных денег означал, что ворнет Кэйнаро-на-Рити не сдохнет от голода до весны!! Что надо сделать, так это только не превышать зарплатного лимита, чтобы потом было чем восполнить недостачу. Да и недостачу ли? Я в чем на присяге клялся? Правильно, служить Короне и защищать королевских подданных. Мне кто зарплату платит? Казна.

Так что, все просто отлично, господин ворнет, рано ты нос повесил и сопли распустил! Я не только Красные Горы ахнуть заставлю! Обо мне еще все королевство заговорит!

Я зажмурился, не в силах сдержать рвущегося наружу восторга, и даже не стал задумываться над тем, почему воображение мне услужливо подбросило образ хорошенькой вдовы Эри в очаровательно влажной сорочке.

Окрыленный неожиданной удачей, я еще с полчаса покрутился в комнатах покойного Оки-са-Но, но, к сожалению, ничего достойного внимания найти не удалось, однако я и не думал расстраиваться. Вынул из письменного стола все бумаги — разбираться с ними на месте не очень хотелось, но я прекрасно понимал, что в них легко могут оказаться другие доказательства вины Оки-са-Но или, если уж совсем повезет, причастности к делу Папахена. Сложив все в простую холщовую сумку, что удалось отыскать в одном из шкафов, я еще раз огляделся по сторонам.

Чего-чего, а недостатка опыта в проведении стандартных обысков у меня не было. Во-первых, свеженьких выпускников Академии всегда отправляли на самую черную работу, а во-вторых, я же некромант, и довольно сильный, если без ложной скромности. Меня и в бытность курсантом не раз на сложные места преступлений вызывали на предмет поиска тайников, а уж в последние-то три года и подавно.

Прикрыв глаза, я сосредоточился на поиске подходящего мертвеца. Он нашелся почти сразу — старик-острозуб, непонятно каким образом оказавшийся в центре Красных Гор, не позднее сегодняшней ночи залетел на крышу здания, в котором я сейчас находился, где и помер. Поднимать его я не стал, лишь привязал астральное тело маленького хищника к комнатам покойного и велел найти все тайники. Как правило, если таковые имелись, об их наличии я узнавал в течение ближайших же пятнадцати минут (зависело от размеров обыскиваемого помещения), а в этот раз сигнал в мозг поступил почти мгновенно: небольшая полость за зеркалом в ванной комнате.

— Очень интересно… — пробормотал я.

Откровенно говоря, острозуба я вызвал исключительно по привычке. Ну, правда, странно искать тайник, когда важные документы просто разбросаны по столу, а ворованное золото лежит в таком месте, где его и несмышленыш без труда отыщет. И между тем в указанном острозубом месте действительно был тайник и, надо сказать, весьма внушительных размеров — мешок с казенной чешуей туда точно бы влез. Спрашивается, почему Оки-са-Но вместо него спрятал потрепанную жизнью веревочку, назначение которой я с первого взгляда определить не смог, и карту Красногорья, исчерченную странными пометками? Ладно, карта. Может, тут какой-то шифр, насчет этого я решил с Или-са посоветоваться, уж больно старик-приемщик любил всевозможные ребусы и загадки разгадывать. Но веревочка… Я пожал плечами и, подумав, что раз эту вещицу покойник так надежно прятал, какая-то ценность в ней все-таки есть, спрятал странный шнурок во внутренний карман.

— Что ж, хорошо поработали! — довольный собой, крякнул я и, развернувшись, отправился в комнату привратника.

Вряд ли он помнил всех посетителей Оки-са-Но — в конце концов, стряпчий их мог и через черный ход к себе проводить, — но раз уж пошла такая масть, вдруг опять повезет. Но, увы, на этот раз удача от меня отвернулась. Сидевший в будке сторожа старик оказался слепым, глухим и совершенно выжившим из ума, он не то что не помнил, кто, когда и к кому из жильцов приходил в гости, он давно и основательно забыл даже собственное имя.

Пожав плечами — ну, не повезло, с кем не бывает? — я отправился к мэтру Ди-на, искренне надеясь, что его лакей выполнил мой приказ и проследил за тем, чтобы градоначальник протрезвел к моему приходу.

Во-первых, открытым оставался вопрос с кристаллом: кто, как и когда истратил заряд? И почему до сих пор не прибыл техник? Во-вторых, казенное золото. Замечательно, что я его нашел, избавив себя, попрошу заметить, от голодной и позорной смерти, но во избежание неприятностей в будущем неплохо было бы получить у градоначальника расписку.

Лакей, приставленный мною к мэтру Ди-на, постарался на славу. Начальник Красных Гор действительно протрезвел, но, к сожалению, отвечать на мои вопросы все еще был не в состоянии и вместо вразумительных объяснений выдавал мычание, всхлипывания и невнятное бормотание.

— Да что за детский лепет! — психанул я. — Вы будете говорить или вас под арест взять?

Услышав про арест, градоначальник уронил голову на руки и разрыдался, а я плюнул со злости и потребовал:

— Хрен с ним, с кристаллом. Будете на этот счет не передо мной, а перед представителями маг-отдела отвечать. А сейчас, будьте любезны выдать мне расписку, подтверждающую, что я у вас под государственные нужды взял один мешок казенного золота.

— А? — лысина мэтра пошла багровыми пятнами. — Какой мешок? Ни о каком мешке знать не знаю! Нет у меня ничего! Кэйнаро, мальчик мой, я же уже рассказывал…

Обращение «мальчик мой» царапнуло по ушам, будто камень по стеклу, и я скривился, а градоначальник, неправильно расценив мою реакцию, снова всхлипнул и, кажется, собрался разреветься.

— Моржьи потроха… Да, я не в том смысле! Вот.

Я выложил на стол упомянутый мною мешочек и пояснил:

— Сегодня во время обыска у Оки-са-Но нашел.

— Как у Оки-са-Но? — удивленно просипел мэтр Ди-на.

Я невозмутимо пожал плечами и состроил многозначительную рожу. Мол, как-как… вот так! Хотя, начни градоначальник задавать вопросы, ответа на них я, увы, — пока! — не смог бы дать.

— Святая вода, — пробормотал мэтр и, качаясь, прошел к стенке с Рейфом, чтобы взять королевскую печать. И пока он трясущимися руками открывал дверцу, пока пытался более-менее грамотно сформулировать текст расписки, я терпеливо ждал и молчал, никак не комментируя общее физическое состояние мэтра Ди-на. По моему скромному мнению, главный человек Красногорья ни при каких обстоятельствах не мог опускаться до столь низкого уровня, но моего мнения, само собой, никто здесь не спрашивал, и потому, как уже было сказано, я, красноречиво хмурясь, молчал.

Когда же градоначальник, заверив расписку подписью и расплавив над коротенькой свечой сургучный карандаш, попытался выбросить в ярко пылающий камин королевскую печать, по всей вероятности, перепутав ее с тем самым почти закончившимся сургучом, мои нервы сдали окончательно.

Некрасиво выругавшись, я отобрал у мэтра Ди-на атрибут власти и коротко рыкнул:

— С сегодняшнего дня и до полнейшего протрезвления считайте себя под домашним арестом!

На этот раз угроза ареста привела градоначальника в ярость.

— Не имеешь права, мальчишка! Это покушение на меня как на представителя власти! — взвился он, а я со всем пренебрежением, на которое только был способен, усмехнулся и парировал:

— Ну, так напишите жалобу в управление… Ну, или посыльного в центр отправьте. На худой конец, можете воспользоваться кристаллом связи. Покушение на представителя власти легко можно приравнять к государственной измене, а это весьма достойный повод. Вы так не считаете?

Градоначальник вмиг позеленел и, схватившись за воротник мятой рубахи, упал назад в кресло. Не знаю, что уж он там себе придумал, но в глазах его плескался такой ужас, что мне на мгновение даже стало жаль бедолагу. С другой стороны, с чего бы честному человеку так бояться? Правильно. Не с чего.

— Насчет домашнего ареста я не шутил, — уточнил я. — И лучше бы вам прислушаться к моим словам, потому как нам с вами теперь до весны терпеть друг друга придется. Понимаете, о чем я?

Я подождал кивка и только после этого мысленно выдохнул и ушел. Не знаю, какой морг дернул меня сказать про домашний арест. Мало сказать, что у меня на это не было полномочий, так он еще и был совершенно бессмысленным: смешно арестовывать человека, когда все пути из города на ближайшие несколько месяцев все равно отрезаны.

«Если будут спрашивать, — мысленно продумывал пути отступления я, — скажу, будто не хотел, чтобы мэтр своим нетрезвым и не презентабельным видом ронял авторитет власти в глазах простых подданных».

Кто и когда у меня станет об этом спрашивать, я не знал, но сама формулировка мне так понравилась, что я не заметил, как проскочил нужный поворот и опомнился лишь тогда, когда увидел, что вышел на улочку, ведущую к домику Эри-на-Мо. Хмыкнув, я развернулся в противоположную сторону, решив, что визит к понравившейся девушке — это, вне всяких сомнений, хорошо, но неплохо было бы сначала оставить в надежном месте казенное золото, прочие улики и королевскую печать.

И только я об этом подумал, как из затянутой сумерками подворотни вынырнул сутулый тип в надвинутой на глаза шапке и шарфе, закрывающем всю нижнюю половину лица.

— Эй, паря, — прохрипел он, делая плавный шаг в мою сторону, — закурить не найдется?

Я фыркнул и покачал головой. Что там Ди-на насчет своего региона говорил? Мол, он такой тихий, что в собственном правоохранительном участке они даже не нуждаются? Что им и того, что в районе находится, вполне достаточно? Прелестно-прелестно, нечего сказать. Шевельнув пальцами правой руки, встал так, чтобы иметь за спиной стену — хватит мне уже одного нападения сзади — и приготовился к драке, когда слева, как раз с той стороны, откуда я пришел, раздалось небрежно-угрожающее:

— У меня найдется, добрый человек. И прикурить, и закусить… А господин ворнет, он не курит. Он о здоровье своем заботится…

И если появление недоброжелателя для меня оказалось неожиданностью, то внезапный заступник и вовсе выбил из колеи. От удивления я открыл рот и, пока герлари Рой, а это был именно он, неспешно шагнул мимо меня прямо на нервно дернувшего кадыком «курильщика», пришибленно моргал, не зная, что сказать. К сожалению, неудачливый любитель пощупать чужие карманы быстрее меня сообразил, что к чему, и бросился наутек. Мне же оставалось только негромко выругаться.

— Проклятье! Его же допросить надо было.

— Не извольте беспокоиться, господин ворнет, — немного насмешливым, как мне показалось, голосом протянул герлари. — Допросим, если надо. Это Найку с Корабельного хутора. Хотите, чтоб его вам на допрос уже сегодня доставили?.. Хотя, как по мне, что там допрашивать, если и без того все ясно.

— Что ясно? — оторопело спросил я, не зная, как реагировать на то, что легендарный убийца записал себя в мои добровольно-принудительные помощники (почему добровольно, думаю, понятно, а насчет принудительных… ну, я же не полный идиот, чтобы сказать герлари, что не нуждаюсь в его помощи).

— Ему Папаша велел за вами проследить и пощупать вас на предмет наличия характера.

— То есть, проверял, трухану я или нет? — герлари кивнул и улыбнулся. Странно так улыбнулся, то ли виновато, то ли заискивающе. Я нахмурился. Что-то в его внешности не давало мне покоя. — А ты… вы… откуда знаете?

— Так подслушивали мы, — Рой по-простецки хмыкнул, и я со внезапным ужасом осознал, что это не Рой. Похож, сволочь, один в один (что не удивительно, они ж герлари, они и должны быть все на одно лицо), но чем-то неуловимо отличается.

— Кы-кто мы? — просипел я.

— Ну, то есть я, — лже-Рой улыбнулся. — Мне братка сказал, что вы насчет Папаши, х… господин ворнет, больно волноваться изволили, вот и велел мне проследить.

«За кем?» — с тоскою подумал я, но уточнять не стал. Отчего-то мне казалось, что если герлари ответит мне правду, то мне она не понравится. Вместо этого я спросил:

— А братка у тебя, я так понимаю, школьный истопник Рой?

— Ага, старший, — и снова эта преданная, заискивающая улыбка.

Мама, роди меня обратно!

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ВСТРЕЧНЫЕ ШАГИ

За все двенадцать месяцев, что я провела в Красных Горах, никто и ни о ком не обсуждал так долго и с таким удовольствием, как обсуждали местные жители столичного шерха ворнета Кэйнаро-на-Рити. Ну, оно и понятно — не каждый день в нашей глуши появляется новый человек, да не залетный, не на день-другой, как эро-туристы и прочие заграничные гости, а аж на несколько долгих месяцев.

Ну, для начала, конечно, местные сплетники где-то пронюхали, что наш ворнет не просто себе ворнет, а самый что ни на есть принц. Незаконнорожденный только. Еще говорили, что он маг-чернокнижник. (Тут мы с Рейкой не скрываясь ржали. Животики прямо от этих местных надорвали. Придумают же, чернокнижник! Умора!). Мужики активно обсуждали детективную активность деятельного шерха, а бабы — все, что были в Красных Горах, включая пожилых матрон, малолетних девок и обитательниц Веселого Дома то, до чего же молодой ворнет хорош собой. Да уж, улыбчивый красавчик никого не оставил равнодушной. Даже Рейка пала к его ногам, пусть и уверяла меня, что это вовсе не так.

Впрочем, я девчонку понимала, потому что и сама часто ловила себя на том, что не могу дождаться вечера, когда на пороге нашего домика по правилу, уже успевшему войти в привычку, объявится ворнет Рити-на, сбросит на сторону черную, будто крыло птицы-смерть, челку, да глянет на меня своими невозможными глазами, синими-синими, как воды Синь-Моря, которое я уже никогда не увижу. И если кто-то спросит меня, откуда я взяла это «никогда», ведь призрак покойного мужа мне обещал совершенно обратное, я отвечу:

— Никогда не верь призракам! Особенно, если это мужчина. И совершенно точно, если этот мужчина твой покойный муж.

О том, что дорога в Ильму для нас закрыта навсегда, Рэйху-на-Куули обмолвился во время одного из своих первых визитов, когда мы еще только делали свои первые шаги в новом мире. Было тяжело и страшно, поэтому я часто срывалась в слезы и досадливое «хочу домой»! Домой… о, как я мечтала о Большом Озере! Так сильно, что даже перспектива провести остаток жизни в клетке уже не так чтобы и пугала… Вот тогда-то Рэйху и обмолвился, что мне бы лучше перестать жить прошлым, потому что мое будущее теперь напрямую связано с Лэнаром.

— Куули-на, — возмутилась я. — Но вы же обещали, что однажды я смогу вернуться.

— Я врал, — пожал призрачным плечом муж. — Знал, что если скажу правду, ты струсишь. С этой стороны Гряда совершенно непроницаема. Всегда и без исключений.

Я тогда на него жутко обиделась, велела убираться и не возвращаться больше никогда.

— Видеть вас не могу! — вспылила я в сердцах, а Рэйху качнул головой и пробормотал:

— Девочка, я ведь для тебя старался…

— Мне все равно.

Я упрямо вздернула подбородок и отвернулась от призрака. Теперь, после того, как я узнала, что это совершенно невозможно, с такой силой потянуло на родину, что хоть вой. Хотелось пробежаться босыми ногами по теплому грунту Большеозерных дорог, полной грудью вдохнуть соленый воздух Синь-моря, забраться с сестрами на чердак и слопать потихоньку всю суаль, что мачеха развесила сушиться, проследить за старшим братом и хохотать на все Большое Озеро, когда он, обнаружив «хвост», будет грозить хворостиной и улыбаться.

Внезапное осознание того факта, что я их больше никогда не увижу, оглушило и выбило дух.

— У тебя, рыба моя, и по эту сторону Гряды сестры есть, — мягко напомнил Рэйху, будто прочтя мои мысли.

— Я знаю.

Мы с Рейкой не раз обсуждали, что неплохо было бы отыскать кого-то из наших, кто уже успел обжиться в новом мире, одна беда — для этого нужно было золото, а его у нас тогда еще не было. Теперь же…

Теперь, когда в Красные Горы приехал молодой ворнет, и у моей маленькой семьи появилась такая замечательная возможность избавиться от опеки Папаши Мо, как назло встал лед. И ведь до чего же обидно! Стоило мне только осознать, что угроза Кэйнаро отвезти меня в столицу на какой-то там магконтроль и не угроза вовсе, а самый настоящий подарок судьбы, как бац! — Рейка прибежала из Храма с ошеломляющей новостью о том, что лед встал. И это после того, как едва ли не прямо призналась Папаше Мо в том, что пришла из-за Гряды.

Я чуть умом не тронулась, честное слово.

— Он нас прикончит, — рухнув на лавку и закрыв лицо руками, простонала я.

— Кто?

— Папаша Мо. Придет в себя и прихлопнет, как маленьких глупых нектаринок — и мокрого места не останется.

Рейка пренебрежительно фыркнула:

— Ха, еще неизвестно, кто кого прихлопнет.

— Это ты о чем?

— О том, что тебе никто не мешает сделать еще один браслетик на удачу. С Гнусарем, на мой взгляд, просто отлично получилось. Если это, конечно, не душка-Рой с братками о нем так трогательно позаботился.

Содрогнувшись от внутреннего холода, я нахмурилась и возразила:

— Ни разу не смешно…

Я здорово струхнула, когда ворнет сообщил мне о смерти Оки-са-Но, но когда Рейка с марша принесла слухи о том, как именно тот умер, мне стало совсем страшно. Ни на одну секунду я не поверила в то, что это дело рук Роя, не после того, как я поняла, как сильна та нить, что связывает раба с его хозяином. Тут, скорее, была моя вина. Я так сильно ненавидела и боялась Гнусаря, что каким-то образом сумела вплести в матрицу заклинания неудачи тональность убийства. И неважно, что ни о чем подобном мне ранее слышать не приходилось: всегда бывает первый раз.

— Ну тебя, зануду, — проворчала Рейка, заметив мой затравленный взгляд. — Вот увидишь, все само собой образуется. У меня всегда так…

— А у меня нет, — буркнула я и поторопилась свернуть разговор до того, как моя встрепенувшаяся совесть не начала меня поедом есть:

— Пойдем спать, а? Устала я что-то…

А утром из домика через дорогу прилетела радостная весточка о том, что Папаша окончательно пришел в себя, с одной, правда, оговоркой: в результате удара у старого обжоры начисто отшибло память.

— Полнейшее нарушение памяти, — со скорбным видом сообщил лекарь, а я чуть в обморок не рухнула от счастья.

— Совсем, что ли, память отшибло? — неумело маскируя совершенно не мотивированную с точки зрения постороннего радость за приступом кашля, спросила Рейка.

— Начисто, — тряхнул головой лекарь, но только после короткого визита, на котором он настаивал, мы вспомнили, что в Красных Горах говорили об этом специалисте широкого профиля: «Выслушай все, что доктор скажет, и раздели на десять». Ибо про блокнотик и должников Папаша не забыл. Да и хитрым глазом поблескивал так, что даже Мори было понятно, что это нарушение памяти — чистой воды блеф. Неясными были лишь причины, побудившие старого обжору на этот блеф решиться… И я, если честно, об этих причинах совершенно не хотела знать. Как говорится, меньше знаешь — лучше спишь. Мы с Рейкой прекрасно понимали, что рано или поздно Папаша обо всем «вспомнит», а возможно, даже спросит с нас за смерть своего помощника, если попросту не убьет, посчитав причастными к его гибели, но пока радовались этой маленькой передышке.

И что-то мне подсказывало, что благодарить за нее мы с Рейкой должны были Кэйнаро-на-Рити. Того самого, у которого волосы черные, а взгляд синий-синий, цепкий, до самой души пробирающий. Ох, пробирающий…

После приснопамятного вечера с купанием, будь оно проклято, до сих пор краснею, как вспомню прикосновение обжигающего мужского взгляда к моему полуобнаженному телу, господин ворнет каждый вечер, без исключения, проводил в нашем доме. И главное, как только успевает все? И расследование это ведет — ведет же!! мужики на марше каждое утро сплетничают о том, что и у кого столичный шерх намедни выспрашивал, — и о работе в Храме не забывает (эти слухи не с марша, эти Рейка из Храма сама приносила), и каждый вечер заглядывает к нам на огонек. Сидит, улыбается, вопросы задает и смотрит. Смотрит так, что у меня иногда сердце срывается с положенного ему места и проваливается прямо в желудок, где и ворочается сладко и щекотно.

И вот эта вот сладкая щекотка каким-то образом влияет на мой мыслительный процесс. А чем иначе объяснить тот факт, что одним прекрасным вечером я поддалась на невыносимую провокацию синих глаз и совершила прямо-таки нечеловеческую глупость.

Однако перед тем как рассказывать о том, что же я натворила благодаря временному помешательству, надо, пожалуй, упомянуть еще об одном событии, которое всколыхнуло Красные Горы. Случилось это через день после того, как стало известно о смерти Оки-са-Но.

Ранним зимним утром, когда продрогшее за ночь солнце еще не спешило выкатываться на небосвод, усеянный по-зимнему яркими звездами, а большинство мирных жителей нашего городка мирно посапывало в своих постелях, жена молочника Винейя-на-Лури, позевывая и лениво заправляя концы джу, повязанного на манер простого платка, вышла из дома и скрылась в стайнике, откуда спустя несколько минут послышался размеренный звенящий звук, какой бывает, когда струя молока ударяется о дно пустой еще доенки. Вскоре к хозяйке присоединились два наемных работника, подтянулся и муж с сыновьями. Винейя окинула довольным взглядом мерно жующих в своих стойлах лэки, кивнула и проговорила вслух, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Ну, вы пока тут без меня справляйтесь, а я, пока еще не рассвело, снесу мэтру Ди-на свеженького молочка. Ихнея кухарка страх до чего ругается, если я ей уже остывшее доношу.

Никто из мужчин Винейе ничего не ответил, лишь муж поднял голову и, бросив в ее сторону короткий взгляд, кивнул и вернулся к работе. Молочница же, сменив меховую безрукавку на короткий — до середины бедра — тулуп, потеплее укутала бутыль с парным молоком и заторопилась в центр Красных Гор, к дому градоначальника. Неладное она почувствовала уже на подходе к особняку.

— И чей-то им не спится c утра пораньше, — пробормотала она, недоуменно глядя на горящие ярким светом окна. — Чай не ложились еще? Морги их дери, этих господ. Сначала гуляют до утра, потом спят до вечера. Тьфу.

К месту вспомнив пословицу о том, что барину хорошо, то простому человеку смерть, Винейя-на-Лури беззлобно плюнула в сторону светящихся окон и поторопилась к заднему ходу, где в этот час ее обычно уже поджидала местная кухарка. Однако в этот раз маленькой женщины, жены градоначальского дворецкого, на месте не оказалось.

— Ула! — Винейя толкнула дверь, которая на ее памяти не запиралась никогда ранее, да и в этот раз тоже была открыта. — Ты куда пропала? Что у вас вообще происходит?

А вместо ответа зловещая тишина…

В этом месте рассказа Винейя обычно выдерживала театральную паузу, а затем переходила на свистящий шепот:

— Все двери настежь, в гардеробной платья прямо на полу валяются, повсюду маг-светильники горят — и никого!! Я на кухню заглянула, а там — мама дорогая!! Ула связанная, с тряпкой во рту сидит. И муж ее. И сын. Того так вообще за шею к ножкам стола прикрутили, развратники такие, — в том моменте рассказа я всегда напрягалась, не совсем понимая, как работает логика рассказчицы, но перебить и уточнить, к сожалению, так ни разу и не решилась. — А мэтра и супружницы его с дочкой и след простыл… Не иначе как злодеи похитили главу нашего… — тем временем заканчивала молочница и, слезливо кривясь, старательно вытирала сухой уголок глаза. Поговаривают, что пока она через третий этаж в подвал особняка шла, где, собственно, кухня и располагалась, она многим чем из того, что бесхозно по полу валялось, карманы-то набить успела. Но рассказ мой, собственно не о людях, у кого руки так и тянутся к тому, что плохо лежит, а о пропавшем градоначальнике и его семье. Сказать, что жители Красногорья впали в состояние шока — ничего не сказать. Да с ними, мягко говоря, случилась истерика и масштабный коллапс. Народ высыпал на главную площадь и дружно выл нечто среднее между: «Убили, супостаты!» и «На кого ж ты нас покинул?»

Были на той площади и мы с Рейкой. В истерику впадать не спешили, но перепугались не на шутку. Это ж кому сказать! За целый год жизни в Красных Горах, считай, ни одного скандала не было (если не считать тех, которые мы сами инициировали), а тут один за другим. Да какие! Сначала убийство, потом похищение!

Впрочем, в последнем нас очень быстро разуверил примчавшийся на место действия ворнет. Раскрасневшийся, запыхавшийся, в тонкой куртке нараспашку и в меховом треухе.

— Отставить панику! — взлетев на крыльцо особняка, громовым голосом взревел он, чем вызвал изрядное уважение в рядах собравшихся. — Всем разойтись. Свидетелей попрошу остаться.

Само собой, расходиться никто и не думал, наоборот, народ стянулся к крыльцу и возроптал:

— Батюшки-светы и живая вода! Господин ворнет, что ж это деется-то, а?

— Я во всем разберусь, — уверенно соврал Кэйнаро-на-Рити и скрылся в глубине дома. Когда он вышел к народу во второй раз, вид у него был столь злобный, что одна половина зевак внезапно вспомнила о том, что их дома ждут — не дождутся совершенно неотложные дела, а вторая, изнывая от любопытства, хранила перепуганное молчание и отводила глаза.

— Люди, расходитесь по домам! — вновь обратился к горожанам Кэйнаро.

— Как же, расходитесь… — передразнил из толпы какой-то смельчак. — А что коли эти супостаты завтра к нам наведаются? Вы как хотите, господин шерх, но мы спать спокойно не смогем, пока вы ентого марьяка не изловите.

— Нет никакого маньяка, — устало вздохнул ворнет. — Градоначальник ваш сам дел наворотил и сбежал от наказания… И чего я, дурак такой, не додумался к его дому какую-нибудь охрану приставить?

— Как убег? — всполошился народ. — Как наворотил? Наворовал, что ль? Так разве ж из-за такой малости… А куда убег-то, господин шерх, река ж стоит плотно, да и рыба-солнце на выходе из лагуны все чаще стала появляться…

Ворнет скрипнул зубами и нехорошо посмотрел на последнего говорившего. Тот немедля смутился и, что-то невнятно бормоча, спрятался за спины товарищей.

— Вот когда узнаю, куда и как, вам первому расскажу, — пообещал Кэйнаро. — А теперь расходитесь по домам, а все вопросы прошу присылать мне в письменном виде в двойном экземпляре.

— На кой морг ему два экземпляра? — задумчиво протянула рядом со мной Рейка, и ей тут же ответил какой-то бойкий мужичишка, если мне не изменяет память, один из постоянных торгашей на марше:

— Ясно ж зачем! Одну бумажку к делу пришьет, а вторую в нужнике положит. Начальству, девонька, тоже чем-то надоть подтираться…

Мы с Рейкой прыснули в один голос. А Кэйнаро бросил в нашу сторону предупреждающий взгляд и вновь исчез за дверью особняка. Что же касается народа, то он постоял-постоял, да и пошел по домам, как выяснилось позже, писать челобитные новому начальству. И да, в двойном экземпляре.

Нет, ворнета Рити-на никто не избирал на осиротевшее место главы Красных Гор, и самопровозглашения тоже не было, но, как говорится, простой люд внял, оценил и воспылал любовью и уважением. Ну и, само собой, к концу седмицы Кэйнаро изгнали из Храма.

— Без обид, мой мальчик, — передразнивал хранителя Или-са бездомный ворнет, сидя за столом моей кухни, — но здесь шесть сотен чистых дев, а у тебя по двадцать мужиков-просителей в день. Я было сунулся на постоялый двор, но… но все комнаты оказались заняты.

— Как заняты? — удивленно заморгала я. — Кем?

— Да такими же бедолагами, как я, — ответил Кэйнаро. — Приехали по делам, а застряли тут до весны… В общем, я в усадьбу градоначальника переселился. Все равно же пустует, а мне жить где-то надо.

Мы с Рейкой незаметно переглянулись и сцедили в рукав по усмешке.

Живая вода свидетель, горожане и до этого-то к Кэйнаро дышали неровно, а после его переселения в дом на главной площади окончательно закрепили за ним звание главы, и теперь, помимо прочих дел, бедолага ворнет был вынужден разбираться с жалобщиками, кляузниками и просто любителями поболтать по душам.

И да, на марше с этого дня его стали называть исключительно «наш» ворнет.

— Наш-то с утра все вокруг мельницы рыскал, — громким шепотом сообщал продавец шкур и ремней. — Прямо землю носом рыл… Хоть бы сказал, чего ищет-то, мы б, может, и поднемогли.

Или:

— У нашего-то куртенка совсем тоненькая, как бы не заболел малец… Что мы потом Королю скажем? Он нам двоих послал, а мы ни одного не уберегли…

К концу второй седмицы горожане благополучно забыли о временности Кэйнаро-на-Рити и свято верили в собственноручно сотворенную легенду о том, что его величество Король лично прислал в Красные Горы молодого ворнета.

— Мага и некрофила! — гордились им местные, а я потихоньку хихикала и не торопилась передавать Кэю этот спорный комплимент.

В общем, жизнь в Красногорье как-то плавно покатилась по привычной колее, и молодой ворнет на удивление ловко в нее вписался.

Всю ночь и весь день накануне памятного события шел снег. Да не просто падал время от времени, а валил, не останавливаясь ни на секунду, так что ничего удивительного, что к вечеру второго дня народ высыпал на улицы города, вооружившись лопатами и шестами, чтобы сталкивать тяжелые насты с крыш домов и расчищать дорожки. Среди добровольцев были и мы с Рейкой. Работа шла весело. В красных Горах люди вообще очень радели за совместный труд, который, как правило, перерастал во всеобщее веселье, заканчивающееся обязательным застольем.

В тот раз все началось с возни местной детворы, вздумавшей играть в снежного вышибалу в то время, когда взрослые заняты уборкой снега. Само собой, учитывая тот факт, что я в силу своей работы была знакома абсолютно со всеми детишками и далеко не шапочно, уже через несколько минут после начала военных действий кто-то умный зарядил мне снежком прямо в спину.

— Эй, — отбросив в сторону лопату, возмутилась я. — Я с вами даже не играю!

— Поздно, Супи-на. Мы вас уже в свою команду взяли, — засмеялся рыжий мальчуган, сын одной из настоящих дочерей Папаши Мо.

— Вот же мелкий дрыщ! — радостно возмутилась Рейка, ловко скатала плотный снежок и тут же швырнула его в работавшего неподалеку мясника.

Тот молча поправил съехавшую на лоб шапку и, снимая со столбика одного из заборов снежную шапку, улыбнулся. Детвора пронзительно взвизгнула и бросилась врассыпную. Ну, и я, как зачисленная в отряд, вместе с ними.

— Слева заходи!

— Куда ты лепишь, мазила, я ж за вас!

— Рупи-на, вы где так стрелять научились?

— Ай! Только не за шиворот!

— Мама, Мэй мне снега в штаны насыпал. Специа-а-а-ально…

И конечно же, ничего удивительного в том, что столь яростное веселье вылилось в не менее шумный праздник. В инн народ решил не идти: мясник с молочником разложили костер прямо посреди до брусчатки вылизанной площади, портниха приволокла откуда-то невероятных размеров подвесной котелок, и уже очень скоро в нем завлекательно булькал густой, ароматный мед. Рой забрал у меня задремавшего на морозце Мори и унес малыша домой, а я, почувствовав себя свободной, с благодарностью приняла из рук молочника пузатую кружку с отбитой ручкой.

Горячая жидкость моментально нагрела глину, и я жмурилась от ощущения покалывающего тепла в озябших пальцах и искренне наслаждалась горьковатым вкусом крепкого напитка. В голове немедленно зашумело, а в ногах почувствовалась ватная слабость.

— Хороший день получился, да? — неизвестно откуда взявшийся Кэйнаро приобнял меня за талию, почти вынуждая откинуть голову себе на грудь (не то чтобы я сильно сопротивлялась).

— М-м-м… Наверное.

— Наверное?.. И чего же твоей душеньке не хватает для полного счастья?

— Не знаю…

Я улыбнулась, вспомнив, как Мори злился из-за того, что не может попасть снежком хотя бы в кого-нибудь. Кривоватый снежный шарик мальчишка еще более-менее слепить мог, но вот беда, дальше носков собственных сапог его не добрасывал. Тогда Кэйнаро, заметив мучения моего приемыша, сел перед Мори на корточки, да так, чтобы тот при всем желании не промахнулся, и долго катался по земле, изображая смертельно раненого под заливистый хохот мальчишки.

Я была пьяна: охмелела от меда, от шумного морозного веселья, от жаркого потрескивания костра, от колючего хвойного дыма и, пожалуй, совсем немного от крепких рук, ненавязчиво придерживающих меня за талию, да потяжелевшего мужского взгляда.

— Может быть, этого?

Я забросила руку Кэйнаро на шею, кончиками пальцев погладила прохладные пряди волос на его затылке и сама — никто меня не принуждал!! — потянулась за поцелуем, встретившим меня на середине пути.

Меня приветствовали тихоньким стоном, ладонями, крепко сжавшими тело и такими жадными губами, что голова закружилась, и я была вынуждена обнять мужчину двумя руками.

Раньше о поцелуях мне только в женских романах читать доводилось, да и то не шибко много. А все потому, что хороших было днем с огнем не сыскать, а к плохим — спасибо Рэйху за то, что привил мне вкус к литературе — у меня душа не лежала.

Поэтому этот внезапный, то ли благодарственный, то ли пьяный поцелуй стал для меня абсолютным откровением. Невероятно сладким, гораздо слаще сушеной суали и головокружительным, как самая крепкая дурман-вода. Таким притягательным, что я просто остановиться не могла. Самой себе казалась путником, что в жаркий день склонился над водами тихо журчащего ручья, только в отличие от ручья влага не охлаждала, а наоборот все больше и больше увеличивала непонятную жажду и жар…

— С ума меня сводишь, — прохрипел Кэйнаро, сжимая меня так, что перед глазами заплясали яркие блестящие точки. — Какая же ты вкусная… Пойдем ко мне, моя сладкая девочка… Моя Эри…

Я недоуменно моргнула, пытаясь понять, кто такая Эри, чье имя с такой страстью произносит господин ворнет, и замерла, будто парализованная хвостом ската рыба, по-рыбьи же разевая рот и хлопая глазами.

Живая вода и моржья селезенка! Что я творю?! Посреди площади, на глазах у всех Красных Гор… Оттолкнув Кэйнаро, я испуганно прижала кончики пальцев к зудящим губам.

— Эри, — конечно же, он сразу потянулся за мной. Правильно, я ведь сама поманила, на шею бросилась сама, идиотка. А теперь на попятную. — Что случилось?

— Ничего, — я огляделась по сторонам, проверяя, видел ли кто, чем мы только что занимались. Потому что если видел — конец моей репутации, конец работе в школе, а соответственно, жизни в маленькой уютной избушке, успевшей стать мне домом. К счастью, все были заняты своими делами и в нашу сторону никто, кажется, не смотрел. Да и не доставал до нас свет от костра… Я не сдержала облегченного вздоха.

— Эри? — Кэйнаро нахмурился, не понимая, что происходит, а я встряхнулась, сбрасывая с себя остатки возбуждения, как птица стряхивает капли весеннего дождя и негромко взмолилась:

— Не надо, пожалуйста!

— Что ты…

— Ничего не надо. Не спрашивай, не смотри так, и лучше… лучше тебе больше не приходить к нам, правда. Прошу.

И не дожидаясь ответа, чувствуя, как горят от стыда щеки, быстрее ветра умчалась с площади, так, что только меня и видели. А дома, едва выставив Роя, заперлась на все замки, забралась в постель и одеяло на голову натянула, мысленно благодаря Рейку за ее такт и молчание.

Тем вечером Кэйнаро не пришел, а я еще долго лежала, слушая мерное Рейкино посапывание и глотая злые слезы. Злясь на собственную глупость и обижаясь на судьбу, я ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть, пока не услышала тихий треск и не почувствовала запах гари.

Когда мне было года три, не больше, в Большое Озеро пришел большой огонь. Старшие сестры и Мэй говорили, что я просто не могу этого помнить, но все-таки я помнила. И ночное зарево над Двором соседей, и крики погорельцев и тех, кто прибежал на помощь, и запах. Запах отчего-то запомнился лучше всего: тяжелый, горьковатый смрад, от которого першило в горле и который, услышав однажды, уже не перепутаешь ни с чем. Вот и той ночью, лишь почувствовав его, я схватилась с кровати, как ошпаренная, активируя маг-светильники и крича изо всех сил:

— Пожар!

Мори недовольно заворчал и перевернулся на животик, никак не отреагировав на мой крик, а вот Рейка и Ряу проснулись. И если подруга сонно моргала и ничего не соображала спросонья, то Ряу повел себя более адекватно. Да и вообще, судя по его напряженной фигуре можно было сделать вывод, что о пожаре он догадался гораздо раньше меня. Не знаю, чем он занимался до того, как я зажгла свет, но сейчас Ряу оскалился, натопорщил усы и, припадая на передние лапы, пополз не к двери в переднюю, из-под которой уже стали появляться тоненькие струйки черного дыма, а к окну.

— Правильно, выбираться будем именно так, — заметила я вслух и, оглянувшись на Рейку, прикрикнула:

— Да вставай же, тетеря! Горим!

Названная сестра наконец-то пришла в себя и спрыгнула с кровати, на ходу пытаясь попасть руками в рукава домашнего платья. Я с одеванием заморачиваться не стала, а, памятуя о том, как быстро может сгореть огромный Двор, распахнула окно настежь и велела:

— Ряу, вон! Рейка, бери Мори прямо с одеялом, а я…

Надавила пяткой на половицу, под которой у нас находился тайник и, встав на четвереньки, потянула из углубления маленький сундучок, в котором мы хранили все наши сбережения и паспорта. Впрочем, сам сундук был едва ли не большим сокровищем, чем все его содержимое. Нет, в Ильме-то такой можно было купить на любой ярмарке, но здесь, в Лэнаре, пространственный карман стоил примерно как все дома Красных Гор вместе взятые, учитывая землю, на которых они стояли. Стоил бы, если бы мы решили его продать.

Одна беда. Все артефакты такого уровня по эту сторону Гряды давно уже были пересчитаны и поставлены на учет, мы с Рейкой в школьной библиотеке даже «Каталог фамильных артефактов» видели. Смеялись, как две дурочки, конечно, но факт оставался фактом, несмотря на наше с ней веселье: местные маги ничего подобного делать не умели.

В общем, схватила я сундучок, в котором лежало все наше золото и ценные бумаги, и просто вышвырнула в окно, приказав Ряу:

— Стереги!

Краем глаза заметила, что Рейка осторожно заворачивает так и не проснувшегося Мори в одеяло, выгребла из шкафа ворох одежды и швырнула его вслед за сундуком, прялку я вытаскивала наружу под аккомпанемент Рейкиных воплей.

— Пожар. Пожар!! — кричала она, бегая вокруг вспыхнувшего факелом домика, а я вдруг поняла, что никто к нам на помощь не придет. Да и кто бы пришел? Кроме целителя, других соседей у нас не было, а тот был не из тех людей, кто станет рисковать своей жизнью ради кого бы то ни было.

— За Роем беги, — рыкнула я и вскрикнула от испуга, налетев на бывшего старшего раба Двора Куули.

— Хозяйка, шубку наденьте, — невозмутимо проворчал раб, — и сапожки. Простудитесь.

Он был спокоен и монолитен, как вожак стада мау, чего нельзя было сказать обо мне. Переволновавшись, я даже не осознавала, что стою полуголая по колено в снегу. Я и холода-то не чувствовала, думая лишь о том, что на моих глазах рушится все, чего мы с Рейкой в Лэнаре добились.

Живая вода. Впереди несколько закованных в лед месяцев, а мы остаемся без жилья. Кто приютит нас под своей крышей? Папаша? Даже думать не хочу о том, какую цену он может назначить… Морги!

— Хозяйка?

Рой протянул мне что-то из верхней одежды, и я откровенно психанула, заорав:

— Какая шубка, Рой? Какие сапоги? Неужели ты не понимаешь, что… — всплеснула руками, не находя подходящих слов. — Неужели не понимаешь…

— Если бы вы позволили мне читать ваши мысли, я бы понимал все гораздо лучше, — не теряя спокойствия, произнес бывший раб. — Но я и так могу заверить, что вижу гораздо больше, чем вы бы могли…

Он вдруг замолчал, оборвав предложение на полуслове, и, резко развернувшись вокруг своей оси, бросил бешеный взгляд в сторону пылающего крыльца, а в следующий момент захрипел, будто смертельно раненое животное:

— К-куда? Назад!

Я всегда знала, что Рой сильный. На то он и старший раб, чтобы обладать нечеловеческой мощью. Знала, что он выносливый — успела во время наших совместных пробежек заметить, что даже на втором уле он не начинал задыхаться и, в отличие от меня, даже не думал сбавлять темп. Но я и представить себе не могла, насколько же Рой быстрый. Казалось бы, вот только что он уговаривал меня надеть шубку, а в следующее мгновение я уже вижу, как он взлетает на крыльцо вслед за какой-то темной фигурой, слишком близко подступившей к пылающей двери, а расстояние между нами и ею, между прочим, было весьма и весьма приличное: сомов десять, если не больше.

— Кто это у нас такой смелый? — растерянно пробормотала Рейка, накидывая мне на плечи шубку.

— Понятия не имею, — пробормотала я, но сердце — сердце шевельнулось в груди и радостно запело, расцвечивая мои щеки лихорадочным румянцем. Оно, в отличие от меня, знало, кто именно ринулся в пылающий дом, не думая о последствиях. И, глупое, зашлось от восторга, тогда как сама я чуть не свихнулась от ужаса, представив, что было бы, если бы Рой не успел. Что было бы, войди Кэйнаро в дом…

«Болван. Тупица!» — мысленно ругалась я, но вслух не произнесла ни единого бранного слова, ибо у молодого ворнета было такое выражение лица, когда Рой едва ли не за шиворот приволок его к нам, что даже проснувшийся наконец-то Мори счел разумным не устраивать скандал, а обнял Рейку за шею и тихо заплакал.

Заметив маявшуюся под деревьями меня, Кэйнаро сбросил с себя руку Роя и, в три шага преодолев разделяющее нас расстояние, далеко не нежно схватил меня за плечи.

«Сейчас поцелует!» — захлебнулась от восторга я, но он не поцеловал, а вместо этого крепко тряхнул меня, будто проверял на прочность, раз и еще один.

— Осторожнее!! — охнула я.

— Прости.

Кэй отпустил меня и, отступив на один шаг, рваным, нервным движением откинул назад упавшие на глаза волосы и глянул на меня из-под тревожно нахмуренных бровей. В обычно синих глазах клубилась тьма, пугающая и одновременно с этим будоражащая до дрожи в коленках. Струсив, я опустила глаза. Кэйнаро вздохнул.

— Возьми сестру и сына, — сказал он, — и ступай в особняк мэтра…

— Я не думаю…

— Ступай в особняк! — рявкнул ворнет так, что у меня чуть ноги от страха не подкосились. Ну, ничего себе! — Разбуди Улу, если она спит, конечно, в чем я лично сомневаюсь. И скажи, что я велел устроить вас на ночлег.

И более мягким голосом, основательно снизив тон:

— Эри, не упрямься. Подумай о сыне, о сестре. Не на улице же вам оставаться… Прошу. Нет времени с тобой спорить. Здесь скоро весь город соберется, а ты… — он скривился, как от кислого, и воровато отвел глаза, а я до безумия смутилась, осознав, что стою перед ним все в той же нижней рубахе, благо, что не мокрой.

— Все следы затопчут же! — невнятно пробормотал Кэй, искоса глянув в мою сторону.

Про следы-то я как раз и не подумала. Шмыгнула носом. Почва стремительно уходила у меня из-под ног. Остаться с НИМ под одной крышей? Даже если учитывать только лишь нашу с Рейкой преступную деятельность, это плохая идея, а если вспомнить о поцелуе…

Я почувствовала, что краснею и упрямо вздернула подбородок, но…

— Пожалуйста.

Кэй поднял руку, будто хотел обнять, но ограничился тем, что мягко провел по моей щеке тыльной стороной ладони, и я сдалась.

— Хорошо.

И только после этого посмотрела на Рейку, что замерла в стороне любопытным столбиком, распахнув и без того огромные глаза до размера маленьких блюдец. Хорошо, что хоть с расспросами не полезла. Что-что, а чувство самосохранения у подруги было развито прекрасно.

К особняку бывшего градоначальника (А что? Будущим ему уже не быть — если вдруг и найдется живым, то каторги ему в любом случае не избежать) мы подходили на полусогнутых. Ну, то есть я подходила, если быть до конца честной. А Мори, к примеру, вообще не шел, а ехал на моих подрагивающих от волнения руках. Ряу крался, как самый настоящий устрашающий и опасный хищник, каким он, в принципе и являлся, а Рейка топала будто стадо голодных мау, неустанно бормоча что-то себе под нос. Сундук со всем честно и нечестно нажитым добром, а также весь наш небогатый гардероб мы оставили на попечении Роя.

Кстати о последнем. С беднягой чуть мозговая горячка не приключилась, когда я ему самым категорическим шепотом (чтоб никто, упаси святые воды, не услышал) приказала:

— Тут останешься.

На пожар уже стали сбегаться и другие жители Красных Гор, и Рой, вскинув смоляную бровь, укоризненно простонал:

— Хозяйка, как же без провожатого…

— Я сказала, тут!! Или ты плохо слышал? — в некоторых моментах я очень удобно забывала о том, что сама дала всем своим рабам свободу, а они благосклонно позволяли мне об этом забывать. — Во-первых, вещи… — я выразительно поморгала, намекая на наш «волшебный сундучок». — Во-вторых, здесь ты нужнее. И в-третьих…

Щеки загорелись так, что реально могли остаться ожоги.

— В-третьих… — сгорая от стыда, я была вынуждена признать, что не могу озвучить собственную мысль. С другой стороны, зачем говорить вслух, если у меня есть Рой?

— Я разрешаю тебе, — шепнула я, отводя глаза в сторону. — Разрешаю, понимаешь? Под-подслушать. Только один раз!

А когда у Роя округлились глаза, и он перевел взгляд на Кэйнаро, который в тот момент пытался спасти драгоценные следы от полчища спасателей, покраснела еще больше.

«Просто присмотри за ним!» — мысленно взвыла я, а вслух произнесла:

— А за мной один из братиков присмотрит… И не ври, что все они на каком-то дальнем хуторе. Или Ряу. Этот тоже, если ты не заметил, давно уже не малыш.

— Заметил, — Рой кивнул и со значением произнес:

— Он как-то внезапно… повзрослел.

Я опустила веки. Морги, и кто скажет, почему мне так стыдно?

— Только один раз, Рой. Ты помнишь.

И лишь после этого, уверенная, что с Кэйнаро теперь, когда он под надзором старшего раба, точно ничего не случится, взяла у Рейки Мори и поспешила к дому градоначальника. К дому молодого ворнета Рити-на.

Ула встретила нас на крыльце: простоволосая, в холщовой рубахе, поверх которой был накинут шерстяной платок из моей пряжи. И когда я говорю «из моей», то именно это и имею в виду. Рейя рычала на меня и грозилась удавить во сне, когда узнала, что я сделала, но мне было плевать, потому что я просто не могла не отблагодарить заботливую повариху мэтра Ди-на, которая не раз подкармливала нас в те дни, когда о голоде мы знали не понаслышке.

— Горит че ли кто? — спросила Ула, завидев нас, и подслеповато натянула веко правого глаза. — Мой-то убег, как на пожар.

— Мы горим, Ули, — отозвалась я. — Приютишь погорельцев? Кэйнаро…

— Ох, батюшки-светы! — толстушка всплеснула руками, и платок из заговоренной на стойкое тепло шерсти чудом удержался на ее круглых плечах. — Да как же так, Эри? Да быть того не может!

Она торопливо заспешила в дом, ежесекундно оглядываясь на нас и причитая.

— Ой-е! Пожар! Уж и не припомню, когда в Красных Горах напослед горело-то… Кажись еще до Последней войны… Ой-е… Как же так-то? Чай заслонку у печки не закрыли? Али плиту заспали?

Я пожала плечами.

— Наверное… Не помню я уже.

— Да уж, — передразнила Рейка, — не иначе как заспали…

Мы обе знали, что ужин тем вечером в нашем доме никто не готовил, а что касается случайного уголька… Все же мы с подругой не зря ходили в Храмовую школу, а уроки по домоводству нам вообще запрещали пропускать, так что какой-никакой, но магический щит у печи и камина в спальне поставить могли.

— Ну, ничего, — утешила нас Ула. — Наш-то ворнет вдову с дитенком да девку несмышленую на улицу не выгонит…

Несмышленая девка возмущенно засопела, но я быстро приструнила ее грозным «кто-из-нас-двоих-в-Красных-Горах-авторитет?» взглядом и мягко улыбнулась добродушной женщине.

— Хотелось бы верить.

— Даже не сомневайтесь. До тепла у нас поживете, — мы с Рейкой встревоженно переглянулись.

— Д-до тепла? — у меня задергался глаз. — Как до тепла?

— А как иначе? — удивилась Ула. — Не на постоялом же дворе вам жить… Да и нет там нонче мест. Ваппу давеча плакалась, что и рада бы отдохнуть, да, видать, до весны терпеть застрявших гостей придется… Так что, Эри, даже не думай. До тепла. Раньше тебе новый дом никто и не возьмется ставить. А вот как лед треснет, да мужики соберутся лес по реке спускать, глядишь, к будущей осени мы вам новое жилье и сладим…

— К будущей осени… — жалобным эхом отозвалась Рейка, а я нехорошим взглядом посмотрела на Улу. Уж больно радостно она потирала одна о другую свои пухлые ладошки. Уж не причастна ли добрая кухарка к нашему пожару?

— Ну, что стоим? Кого ждем? Наверх пошли, — тем временем скомандовала Ула, и я, плюнув на свои смешные подозрения, потопала за женщиной.

— Я вас в бывших хозяйских спальнях поселю, — сообщила она, пока мы с интересом оглядывались по сторонам. Несмотря на то, что в доме бывшего градоначальника мне приходилось бывать довольно часто, выше третьего этажа я не поднималась. И теперь изумленно моргала, немного огорошенная увиденным.

Все же у нас, в Ильме, дома совсем иначе устраивали. Не было этих пугающе величественных окон в коридорах, из-за которых в доме гуляли бесконечные сквозняки — их мы успешно заменяли стеклянными стенами от потолка до пола. И ковры, в которых ноги утопают по щиколотку, мы стелили только в спальнях. Нет, в моей детской спальне ничего подобного не было, а вот у батюшки — это да. Там такие ковры были — ого-го! — мачеха как-то раз заставила нас их выколачивать. Так мы с сестрами посмотрели-посмотрели на то, как некоторые жируют, когда другие сами себе вынуждены рыбный суп на пустой воде варить, забрались в кладовую, где новая батюшкина жена мыло варила и всю ароматную, головокружительную ликоль[52] трухлым червем попортили. Не то чтобы это прибавило сытости нашим желудкам, но настроение улучшило однозначно. По крайней мере, до того момента, как папенька не узнал, кто всему был заводилой и не взял в руки вожжи.

Эх…

А вообще, если не отвлекаясь, то нет. Не умели в Лэнаре делать из жилья дом. И ты можешь в лепешку расшибиться, навешивая на все двери ручки из чистого золота, а в нужниках ставить вазы из цветного и невероятно прочного вэлльского[53] стекла, о котором в Ильме, кстати, мы и слыхом не слыхивали, но уютнее в комнате от этого не станет. И спокойствия ты тут днем с огнем не сыщешь.

— Очешуеть, — простонала Рейка, оглядываясь по сторонам, пока Ула умчалась куда-то за свежим бельем. — Слушай, а почему меня никогда не приглашали на этот этаж? Я ж, вроде как, женихом была…

— Не ори, — шикнула я. — Сама смотрю и представить не могу, сколько же этот моржий градоначальник… заработал.

— Мозья иська! — услышав знакомое слово, обрадовался Мори, и мы с Рейкой синхронно скривились, вспомнив заведенное с недавнего времени правило не браниться при ребенке.

Впрочем, думать о том, откуда у мэтра Ди-на было на весь этот шик золото, у нас уже не было ни сил, ни желания. Поэтому, когда Ула вернулась с двумя комплектами хрустящего постельного белья, мы поблагодарили ее, истово отказываясь от «стаканчика горяченького молочка с пирожочечком», кое-как застелили огромную кровать и завалились спать, наотрез отказавшись расселяться по разным комнатам.

— Завтра, все завтра, — пообещала я.

Сегодня же мы попросту не могли спать поодиночке. Завтра будем устраиваться на новом месте. Завтра думать о том, как жить с Кэйнаро под одной крышей. Все завтра.

— Люблю тебя, Эр, — устало прошептала Рейка.

— И я тебя, — ответила я.

— А маму лю, а Ею лю, — тут же защебетал Мори, и я привычно поцеловала его в макушку.

— Ряу, — отозвался Ряу, и я все-таки заснула. С улыбкой на губах.

Спала я, на удивление, легко, и проснулась полностью отдохнувшей вскоре после рассвета. Осторожно выбралась из кровати, чтобы не разбудить Рейку и Мори, и шикнула на поднявшего голову Ряу:

— Только не шуми. Если хочешь, можешь со мной вниз пойти.

Тот широко зевнул, продемонстрировав мне внушительные клыки, а затем спрыгнул на пол, устроив небольшое землетрясение, и сладко потянулся.

— Нет, — я покачала головой. — Ты все-таки не ряу, ты мау. Или даже целое стадо мау.

В ответ мне махнули хвостом и наградили вопросительным взглядом, который я расшифровала примерно так:

— Ну? Так и будем стоять? Или, раз уже все равно поднялись, спустимся на кухню и проверим, что там можно сожрать?

Выйдя их спальни, я плотно притворила за собой дверь и огляделась. Вчера я была слишком уставшей, чтобы подробно рассматривать свои новые покои, отметила только их чрезмерную, я бы даже сказала, утомительную роскошь и почти сразу провалилась в сон. Сейчас же я стояла посреди просторной и светлой гостиной. На большом окне, что занимало большую часть полукруглой стены, гардины из тонкого, нежного желтого шелка, а поверх них тяжелые парчовые шторы, которые то ли никто не завешивал с вечера, то ли уже успел раздвинуть с утра. Слева, между двумя дверьми, одна из которых вела в спальню, огромный камин. На стене справа две картины в громоздких золотых рамах. На одной из них изображена бывшая хозяйка особняка в розовом платье с неприличным вырезом на груди, на другой все семейство Ди-на, включая вислоухого хорда, которого я, кстати, не видела с тех самых пор, как по Красным Горам разлетелась весть о том, что мэтр Ди-на исчез в неизвестном направлении. Тут же, под картинами, между двумя низенькими столиками, плотно заставленными графинами с напитками и чайничками для меда, находилась еще одна дверь.

Я покачала головой, поражаясь тому, сколько комнат включают в себя покои Унайи-на-Ди. А это были именно ее покои. Об этом мне рассказала гардеробная, обнаруженная за дверью, что соседствовала со спальней. Кстати, платья бывшей хозяйки кто-то (подозреваю, что Рой) заботливо сложил в три огромных сундука, а освободившееся место заняли наши с Рейкой скромные пожитки. Тут же стоял столик для умывания, хотя я точно такой же успела заметить в уборной, которую навестила, едва успев проснуться.

Переодевшись, я обула любимые чимы, и вышла в коридор.

Дом встретил меня оглушающей тишиной, но я была уверена, что Ула давным-давно не спит, хозяйничая в своей вотчине. Ну, что ж, после года жизни в Красных Горах я уже не была прежней белоручкой, которую муж и близко к кухне не подпускал, и кое-что умела. И точно не собиралась смиряться c ролью нахлебницы. В мои намерения входило как можно скорее расставить все акценты и объяснить, что если я и буду вынуждена задержаться в этом доме до тепла — морги! Об этом было даже думать страшно! — то только на моих условиях. Особняк большой, требует ухода, а Кэйнаро, насколько я знала, распустил всех слуг, кроме Улы и ее мужа, которым, в принципе, и идти-то было некуда, так как всю жизнь супруги прожили тут, в отдельных покоях, занимавших дальнюю часть крыла для прислуги. Я была уверена, что от платы за постой Кэйнаро откажется наотрез, да и не могла я признаться, что чего-чего, а золота у меня хватает, а вот помощь мою ворнету придется принять. В противном случае я и в самом деле отправлюсь жить на улицу и собственноручно займусь восстановлением дома на пепелище.

Голоса я услышала только на первом этаже, как и ожидалось, раздавались они из кухни.

— Ой, ну ты и горазда врать, Вин, — донесся до меня смех Улы, и я поняла, что кухарка принимает в гостях жену молочника. — Прямо-таки все кладбище?

— Ну, не все, — недовольно проворчала Винейя-на-Лури. — Может, только половину… стайер Тир своими глазами видел…

— Стайер Тир, говорят, вчера в инне налакался так, что домой пришел на четырех вместо двух. Что он там мог видеть?

— Тьфу на тебя! — вконец разозлилась гостья. — Чтоб я тебе еще хоть раз что-то рассказала. Да пусть у меня лучше язык отсохнет и глаза полопаются, если я до конца жизни хоть слово тебе скажу!

— Вин, да я ж только…

— Не хочешь — не верь. А я тебе говорю, что наш ночью все кладбище только потому не поднял, что земля замерзла, и мертвецы сквозь нее пробиться не смогли. А вот как потеплеет, попомнишь мое слово, полезут из земли, что ранняя чамука. Да и вообще, — Винейя перешла на свистящий шепот, и я непроизвольно придвинулась ближе к кухонной двери, чтобы лучше слышать. — Я сама видела, вот этими самыми глазами, как наш что-то прошептал над обгоревшим скелетом квочи, а та возьми, да и поднимись. Мертвая!

— Что шептал-то?

— А кто ж его знает? Только я вот думаю, что неспроста это все. Ой, неспроста.

Да уж, в логическом мышлении жене молочника не откажешь. И пусть у нее нет никакого магического образования, но интуиции хватило для того, чтобы почувствовать правду. Мне кажется, я знаю, что именно шептал Кэй на ухо мертвой квоче, которая жила под полом кухни и которую мы никак не могли спасти от смерти в огне. Вот только, если мне не изменяет память, в Лэнаре, как и в Ильме было запрещено создавать призраков-мстителей (вот, кстати, не знала, что Кэйнаро способен на такое). И не важно, чье тело стало для них основой: квоча или человек.

Я передернула плечами, внезапно осознав, что на месте квочи, которой и так была уготована дорога в суп, могла оказаться я. Или Рейка. Или Мори. «Какое все-таки счастье, что я вчера не могла уснуть!» — порадовалась я. И еще порадовалась тому, что поджигателю теперь недолго осталось свободно ходить по улицам Красных Гор. Призрак всегда найдет своего убийцу. Всегда. Остается лишь надеяться на то, что наш ворнет сумеет усмирить мстителя после этого. Иначе неприятности нашему городку обеспечены.

Развернувшись, я, перепрыгивая через две ступеньки, понеслась назад в спальню. Не хотелось, конечно, будить Рейку, но, кажется, самое время одной жене молочника и одной кухарке прослушать небольшую песенку в исполнении моей подруги. Сразу после того, как я выясню, кто еще мог видеть, как Кэй шептался о чем-то с мертвой квочей.

И, конечно же, моя идея не вызвала у Рейки особого восторга. Лениво позевывая и еле двигаясь, она сползла с кровати и, полностью игнорируя мой хмурый взгляд, — это у нее всегда очень хорошо получалось — проворчала:

— Ты понимаешь, какой это риск?

Я понимала. Прекрасно осознавала, что Кэйнаро маг, и банально может почувствовать остаточный магический след. Помнила, что на него самого Рейкино пение вообще не действует, но…

— Он ведь пошел на риск ради нас.

— Ты уверена? — сирена насмешливо приподняла бровь. — Уверена, что ради нас, а не ради карьеры?

— Рей…

В отличие от подруги, я была именно уверена. Рейка же, повозмущавшись для виду еще немного, скрылась в уборной, буркнув напоследок:

— Но это будет в первый и последний раз, когда мы магичим под крышей этого дома. Мы, Эр. Ты меня слышишь? Никаких шалей для добрых кухарок, да и с Мори ничего не приключится, если он походит какое-то время без амулетов. В конце концов, другие дети без них прекрасно справляются. Давай притормозим немного с риском. Обидно будет погореть на малом сейчас, когда у нас на руках уже есть открытый билет в столицу.

Скользнув взглядом по колесу прялки, я вздохнула и согласно кивнула.

Когда четверть часа спустя мы подошли к кухне, Винейя все еще была там.

— Доброе утро! — радостно оскалилась Рейка прямо с порога и мотнула мне головой, чтоб не смела соваться внутрь, пока она работает.

— Но… — я хотела возразить и напомнить, что неплохо было бы выяснить, с кем уже успела переговорить жена молочника и что еще любопытная женщина могла заметить этот долгой ночью.

— Разберусь, — категорично отрезала сирена. — Покарауль тут пока…

И плотно прикрыла за собой дверь, а я, нервно обхватив себя за плечи, принялась выхаживать по коридору туда-сюда. Волнуясь, переживая и вместе с тем прекрасно осознавая, что не простила бы себя, если бы мы ничего не предприняли, чтобы прикрыть Кэя и уберечь его от возможных неприятностей.

Рейки не было минут десять, не больше («Три грамма песчинок, — в таких случаях говаривал мой покойный муж, который всем видам новомодных часов по старинке предпочитал песочные»), но мне показалось, что успела минуть целая вечность.

— Ну, как все прошло?

— Не бледней, — проворчала подруга. — Нормально все.

И самонадеянно добавила:

— У меня всегда все проходит нормально.

Но я все равно бледнела и переживала еще какое-то время, а потом домой вернулся мрачный и осунувшийся от усталости Кэйнаро, и я начала волноваться уже по другому поводу.

Мы как раз закончили завтракать, и Рейка ушла на улицу, чтобы выгулять Мори и Ряу, а я, не принимая во внимание возмущенное сопение Улы и прямо-таки осуждающий взгляд Ноя, ее мужа, который всю жизнь проработал в усадьбе мэтра Ди-на дворецким, занялась уборкой в просторной нижней гостиной.

Войдя в комнату, Кэй окинул меня хмурым взглядом, и я подумала, что сейчас он обязательно возмутится насчет моей инициативы с посильной помощью в уплату за предоставленную крышу над головой, но, к моему удивлению, заговорил он совсем о другом. Точнее не так. Он вообще ни о чем тогда не заговорил. Вошел в гостиную, остановился прямо на пороге и молча, не говоря ни слова, просто смотрел на меня. А я на него. И тоже молчала. Прислушивалась к себе, к тому, как снаружи дома, в заснеженном саду, повизгивает от восторга Мори (наверное, опять верхом на Ряу катается), и пыталась выровнять собственное дыхание. Будто это не они там бегают по сугробам, а я скачу, позабыв обо всем на свете.

И сердце стучало отчего-то не в груди, а в ушах. Бу-бух! Бу-бух! Бу-бух!

Живая вода, да что со мной такое?! Меня шатнуло в сторону, как на лодке или волоке во время легкого шторма, и я, выронив метелочку из перьев какой-то экзотической птицы, ухватилась рукой за полку над камином, откуда минутой раньше пыталась смести пыль.

Бух-бу-бу. Бух-бу-бу. Бух-бу-бу!

Да так громко, что, по-моему, все жители Красных Гор услышали, а не только Кэйнаро, который, по-прежнему ничего не говоря, пересек гостиную. Сквозь зубы, со свистом, втянул в себя воздух, будто еле сдерживался, чтобы не выругаться, и поцеловал. Жестко, почти болезненно впился в мой рот, зубами прижал нижнюю губу и тут же проглотил мой жалобный всхлип, а вместе с ним дыхание и, кажется, мозги. Потому что я совершенно точно не думала о том, что все надо немедленно прекратить, не сопротивлялась, не пыталась оттолкнуть. Наоборот, когда Кэй чувственно и неторопливо лизнул мои губы, словно прощения просил за излишнюю резкость, я безмолвно ахнула и позволила ему гораздо большее. Неприличное. Из того, о чем мне однажды случайно привелось прочесть.

Когда мы только-только въехали в бывший дом учительницы, помимо прочих вещей обнаружили и несколько книг. Была среди них одна, в черной обложке. Текста там было совсем немного, зато картинки были такие, что меня прямо-таки в жар бросило. В некоторых местах под иллюстрациями были короткие пояснения. Меня хватило на шесть или семь. Точно не больше десяти. На последней из просмотренных мной картинок была изображена страстно целующаяся парочка, а снизу пояснялось: «Введите язык в рот партнера и осторожно коснитесь им неба». Фу. Меня даже передернуло от отвращения, и я немедленно спрятала похабную книжонку подальше на дно сундука (не хватало еще, чтоб Рейке эта гадость на глаза попалась!).

Сейчас же, когда меня целовал Кэйнаро, не было ничего и близко напоминающего отвращение. И когда его язык мягко раздвинул мои губы, скользнув внутрь рта, я испытала пугающее, ни с чем не сравнимое, изысканное наслаждение. Это было слишком странно, слишком интимно и вообще слишком… Губы онемели, а в голове зашумела кровь. Будто я незрелой чамуки наелась или морги сыграли со мной одну из своих каверзных шуток, но…

Но мне все нравилось, и прекращать это безумие я не хотела. «Какого морга? — в какой-то момент в моей голове промелькнула злая мысль. — Я, в конце концов, уже вдова, а ни разу в жизни не целовалась по-настоящему!» Да и не по-настоящему тоже.

Именно эта мысль и принесла горькое отрезвление.

Поцелуй мы разорвали синхронно. Отшатнулись друг от друга. Боюсь представить, что можно было в тот момент прочесть на моем лице, а вот Кэйнаро выглядел слегка растерянным, злым и… таким голодным, что впору было испугаться за свое здоровье, однако я почему-то не испугалась.

В тишине, нарушаемой лишь шумом нашего срывающегося дыхания, Кэй наклонился, чтобы поднять мою метелочку, и я молча ее от него приняла.

Мы так и не сказали друг другу ни слова. А после этого Кэй просто вышел, что же касается меня, то я сползла на посеревший от пепла пол у камина и закрыла лицо руками. Бу-бух. Бух! Бу-бух. Бух!..

Во второй раз мы встретились уже в столовой, во время то ли позднего обеда, то ли раннего ужина. Здесь была Рейка, и Мори, и Ула с Ноем (которые наотрез отказывались садиться за «господский» стол, но были вынуждены уступить, когда я заявила, что в таком случае тоже пойду есть на кухню), и даже их сын заскочил на секунду, чтобы пожелать приятного аппетита перед тем, как умчаться на зимний ночной лов с приятелями.

Я с интересом рассматривала чудной узор на обеденном сервизе, любовалась замысловатым букетом из сухих цветов — если честно, жутко уродским, — которым Ула декорировала середину стола, пыталась пересчитать всех птиц на дорогих тяжелых гобеленах, украшавших стены столовой… В общем, смотрела куда угодно, лишь бы не встречаться взглядом с Кэйнаро. И самое поганое, последний прекрасно понимал, в каком состоянии я нахожусь.

— Эр, — внезапно окликнул он меня, и я чуть не подавилась от неожиданности. — Я все забываю спросить, вы как устроились? Все хорошо?

— М-м-м… — промычала я в ответ и сделала вид, что меня до потери речи восхитил рыбный суп, который Ула приготовила нам на первое.

— Это отлично, — невозмутимо продолжил Кэй. — Кстати, я видел, ты уборку затеяла в нижней гостиной…

Вероломный румянец окрасил мои щеки, сигнализируя о степени моего смущения, и я все же решилась на один взгляд в сторону Кэйнаро. Этот нахал улыбался, как ни в чем не бывало!

— Да вот, — поджала губы я. — Решила, что надо как-то отрабатывать наше содержание…

— Ну, раз ты сама предложила отработать… — он выразительно посмотрел на мои губы, и я остро пожалела о том, что мы не одни в комнате. Нет, я не стала бы его целовать, но придушила бы с преогромным удовольствием. — Может, и хищника вашего к этому делу приобщим? Я, кстати, вообще в недоумении. У вас в доме живет полноценный, фактически взрослый ряу, а вы вообще не занимаетесь его обучением. Это же воин, его учить надо, а не использовать как хорда, чтобы мелкие дрыщи катались на нем верхом да за усы дергали.

Мне стало стыдно, потому что именно как хорда мы Ряу и использовали. Я, если честно, даже не задумывалась ни разу о том, чтобы выдрессировать его на защитника или сторожа. Разве что на охотника. И то лишь для того, чтобы это прожорливое чудовище само себе мясо добывало.

— Можно подумать, ты большой знаток по части ряу.

— Не большой, — хмыкнул Кэй, — но при правильном подходе из Или-са можно выудить какую угодно информацию. Он-то и посоветовал мне книжку одного ловчего. Кстати, мужик очень подробно и доходчиво все объясняет. Хочешь, дам почитать?

— Я хочу! — вскинулась Рейка, а я, заметив, как довольно заблестели глаза у Кэйнаро, подозрительно сощурилась.

С другой стороны, ну что плохого случится, если Рейка свою кипучую деятельность направит в мирное русло вместо того, чтобы планировать очередную авантюру?

— А ко мне утром Винейя забегала, — внезапно вступила в разговор Ула. — Жена молочника.

Рыбный суп все-таки пошел мне не в то горло, и я закашлялась, метнув на Рейку испуганный взгляд. Подруга невозмутимо пожала плечом, храня прямо-таки завидное спокойствие, и насмешливо протянула:

— Милая тетушка, неужели вы и в самом деле думаете, что в Красных Горах найдется человек, который еще не знает главную сплетницу города?

Ула смутилась, а Кэйнаро, бросив на Рейку укоризненный взгляд, подтолкнул женщину, впервые решившуюся сесть за «господский» стол к продолжению разговора:

— И что же она? Что-то интересное рассказала?

— Очень интересное! — вскинулась кухарка.

— Ула, не лезь к хозяину со своей ерундой, — осадил жену Ной, но Кэй предостерегающе поднял руку, и мужчина замолчал.

— Мы тебя внимательно слушаем.

«Если и она тоже невосприимчива к пению сирены, — подумала я, — то мне останется только утопиться!»

— Винейя же раньше молоко всегда к нам первым заносила. Это теперь-то, когда старые хозяева пропали, она у нас ближе к обеду появляется, потому как вы, господин Ворнет, все равно дома почти не завтракаете, а… О чем это я? А! Стало быть, теперь мы у Вин последние покупатели, а потому она и задержаться может на чашечку меда, и поболтать. Ну, вот и сегодня она тоже. Осталась.

Я замерла, полностью обратившись вслух. И Рейка тоже затаила дыхание в ожидании продолжения.

— Ну, мы сначала меду попили, потом я нам фруктовый морс заварила. Из прошлогодних ягод. Думала пересохли, а они такими сладкими оказались, что та суаль. Честное слово, не вру. Потом я стала рыбу на обед чистить, а Вин и говорит, мол, Ваппу — не старуха, а та, что хозяйка постоялого двора, — тоже сегодня рыбу варит. Мол, один из жильцов до нее страшно охочий… Она-то поначалу думала, что он не из наших, больно странно тот говорит, а давеча убиралась в его комнате, да случайно — вы не подумайте, глубинные не дадут соврать! — заглянула в сундук, что постоялец раньше все как-то запертым держал, а тут отчего-то позабыл.

— А в сундуке-то что? — вспылила Рейка, когда Ула торжествующе замолчала. Вот кому надо поменьше с женой молочника общаться, чтобы не перенимать от той дурную тягу к излишней театральности.

— Так шерховский мундир. Шинель тощенькая. Рубашка там…

Сердце мое подскочило к горлу и там застряло. На Рейку я вообще боялась смотреть.

— Мундир? — удивился Кэйнаро.

— Ну, — Ула кивнула и потянулась ложкой к блюду с отбивными. — Видать, тоже из ваших. Непонятно только чего скрывается. Вин думает, что он тут… как это? Анкобнито. Что за анкобнито, а, господин ворнет?

— Инкогнито, — машинально исправил Кэйнаро. — То есть, тайно… Хм. Который, говоришь, это жилец? У Ваппу их же там несколько застряло, как я помню. То ли шесть, то ли…

— Девять! — отозвалась Ула. — Только Вин не успела спросить который. Жильцы как раз стали к завтраку спускаться, ну, Ваппу ее и выставила восвояси… Вин ей еще говорила, мол, надо нашему-то… то есть надо бы господину ворнету обо всем доложить, мало ли… А Ваппу и отвечает, что ужо доложилась, что муж как раз сел докладную писать. В этом… Как его? В двух экзенплярах.

И тут же, без перехода, будто и не заметила, как перекосило Кэйнаро после упоминания о двух экземплярах:

— Так вы и вправду думаете, господин ворнет, что он из ваших? Из шерхов?

Не знаю, что там себе думал господин ворнет, а я так на сто процентов была уверена, что ни морга застрявший жилец не был из шерхов. Иначе разве не пришел бы он к Кэйнаро с предложением помощи? Обязательно пришел бы! Что он, совсем без мозгов, что ли, чтоб до тепла в своем анкобните сидеть? Кому оно надо, это анкобнито, в Красных-то Горах?

Наш это был мундирчик, тут и к гадалке не ходи. Наш. Тот самый, что мы с Рейкой с Кэя сняли. Ох, беда, беда. И какого морга, спрашивается, он до сих пор в Красных Горах делает, если Папаше так срочно нужен был? С другой стороны, куда заказчику деваться? Лед встал, все дороги перерезаны…

Ох, не к добру это все, не к добру…

— Может, и из шерхов, — заговорил, наконец, Кэй. Да таким голосом заговорил, что у меня холодные мурашки по спине побежали. — Проверить надо. Где, говоришь, та докладная, которую Лури-на по просьбе своей жены писал?

— Так в кабинете, — отозвался Ной. — На столике для почты, как вы и велели, господин ворнет.

— Спасибо, Ной, — Кэй с улыбкой поблагодарил дворецкого и поднялся из-за стола. — Ула, все было очень вкусно. Рей, оставь мне немного мяса, не скармливай все Ряу, хорошо? Я потом захочу еще кусочек съесть, а пока пойду поработаю.

Все плохо. Плохо! Сейчас он начнет копать, прижмет заказчика к ногтю, выйдет на Папашу, а тот… Где гарантия, что он не сдаст нас с потрохами?

Да что ж за напасть-то? И какого морга этот идиот-постоялец мундир более надежно не спрятал?

Той ночью мы с Рейкой почти не спали. Лежали в спальне, вновь все вместе на одной кровати, вслушивались в темноту да перешептывались время от времени.

— Может, он и в самом деле тут с какой проверкой, а? Постоялец этот? — предположила подруга, как только мы заперлись у себя в комнате.

Но я на это лишь пальцем у виска покрутила, потому как не бывает таких совпадений.

— А что? — Рейка отказывалась так быстро сдаваться. — Приехал деятельность мэтра проверить. Тот, может, потому и сбежал, что неладное почуял.

— Сбежал он потому, что ему Кэй хвост прижал, — отрезала я. — Хорошо бы и этот вслед за ним подался, а?..

Однако надежды на это не было совершенно никакой.

— Может, еще все обойдется… — Рейка растерянно заправила за уши коротенькие прядки и перевела неуверенный взгляд на окно, за которым уже давно сгустились сумерки. — Давай спать, что ли, а? Все равно ничего сделать сейчас мы не можем…

Я промолчала. Потому что, если быть до конца откровенной, кое-что сделать мы могли. Могли предупредить Папашу или самого таинственного заказчика-постояльца, могли подключить к делу Роя, тот бы уж точно не стал разводить канитель и решил бы вопрос самым радикальным способом…

Но, повторюсь, я промолчала. Потому что идти к заказчику было опасно (за ним теперь, если я успела хорошо изучить местных жителей-а я успела, — весь город следит), мысль о том, чтобы связаться с Папашей вызывала тошноту, а радикальный способ мог затронуть Кэя, а мне этого совсем не хотелось.

Так мы и мучились до утра, ожидая неизбежного краха. Но каково же было наше удивление, когда ничего подобного не случилось!

Кэйнаро вышел к завтраку свежим и улыбающимся. Поприветствовал нас кивком, благодарно улыбнулся Уле, вошедшей в столовую с парующей супницей ягодного морса в руках, а затем, запивая горячим напитком свежие пирожки, попросил:

— Эр, Рейя, я с Улой и Ноем об этом уже говорил. Теперь попрошу и вас. Вы бы не могли за пределами этого дома не распространяться о том, что увидели или услышали здесь?

— Ты сейчас про инкогнито этого, что ли? — тут же брякнула Рейка. — Он что, и вправду шерх?

Кэйнаро загадочно улыбнулся.

— Я до обеда в Храме буду. Или-са просил помочь кое с чем. И кстати, Рей. Я книжку по дрессировке в гостиной на каминной полке оставил. Найдешь, если захочешь.

И просто ушел, так ничего и не объяснив. Ну, вот что ты с ним будешь делать? Ни стыда, ни совести у человека — мы тут, можно сказать, от волнения и любопытства погибаем, а он интригу разводит. Я нахмурилась и искоса глянула на Рейку, и сразу поняла, что подруга мне сегодня не товарищ. В том смысле, что ее Сейчас гораздо больше волнуют перспективы дрессировки Ряу, чем какие-то гипотетические (гипотетические ли?) проблемы.

Ну что ж, я повернула голову так, чтобы Рей не заметила моей улыбки: несмотря на всю свою взрослость и недюжинный криминальный талант, она временами вела себя, как сущий ребенок. Вот и в этот раз Кэй поманил ее яркой игрушкой, и она помчалась за ним сломя голову.

Оно и к лучшему.

Рейка схватила Ряу за ошейник и скрылась в гостиной, а я, для виду вооружившись метелочкой и влажной ветошкой, поднялась на третий этаж, но от лестницы свернула не направо, где находились наши комнаты, а налево: туда, где располагалась спальня и кабинет Кэйнаро.

Мори я сегодня отвела в ясли, и Рой пообещал, что сам заберет малыша, так что времени на уборку, которой я планировала замаскировать обыск, у меня было предостаточно.

Заходить в спальню я не рискнула. Так только, дверь приоткрыла, глянула внутрь, отметив ровно застеленную кровать и вычищенный камин. Боязно мне было заходить внутрь. И вот же понимала, что, с одной стороны, комната и комната, ничего такого. А с другой, спальня все-таки, да не чья-нибудь, а Кэйнаро. Кровать, опять-таки, там. Да и вообще.

Вздохнув, я вернула дверь в исходное положение и прошла к кабинету. Здесь-то я уже никаких неестественных страхов не испытывала, исключительно естественные. Боялась, в общем, что Кэй меня застукает. Поэтому, для начала, я прошлась ветошкой по подоконнику, протерла мясистые насыщенного зеленого цвета листья какого-то комнатного растения, метелочкой стряхнула пыль с книжных полок и, наконец, вплотную подступила к письменному столу.

Посредине столешницы лежала тонкая стопка пустых бумажных страниц. Справа — чернильница, подставка для обычных и магических перьев. Слева — сложенные в аккуратную стопку исписанные мужским, безупречно четким почерком страницы. А в единственном ящике какие-то скрепки, кнопки, фляжка, нож для бумаг и плотный, запечатанный еще, конверт из желтой бумаги. Уж и не знаю почему, может, потому что все остальные письма лежали беспорядочным ворохом на специальном столике у двери, но именно он и привлек мое внимание.

Задвинув ящик на место, я выглянула в коридор и прислушалась. Где-то внизу раздавались тяжелые удары, будто кто-то с высоты бросал на пол мешок с чем-то тяжелым (подозреваю, это Рейка Ряу дрессирует), а кроме этого до моих ушей не доносилось ни звука.

Выдохнув, я вернулась в кабинет и зажгла свечку под чайничком для меда. Нет, сначала-то я хотела вскрыть конверт при помощи магии, но ведь мы с Рейкой пообещали друг дружке не использовать ее без лишней необходимости, да и незачем это было в данной ситуации. К чему усложнять, когда можно просто подержать письмо над паром.

Ясно, что потом, вечером, я кляла себя за безалаберность — не в кабинете это надо было делать, а у себя в спальне. Я ведь в тот момент не подумала о том, что стану говорить Кэю, если тот вернется в кабинет, когда я пытаюсь его почту прочесть. Но это потом. А тогда я, закусив от усердия губу, двумя пальчиками держала конверт над паром, гадая, что может быть внутри.

Впрочем, моей фантазии все равно не хватило бы, чтобы догадаться. Потому что в письме было два рисунка. Точнее, два портрета. На одном из них была изображена девица, темноволосая и коротко стриженная, очень отдаленно напоминающая Рейку в ее истинном облике, который я, кстати, уже очень и очень давно не видела. А на втором, пожалуй, я.

У меня нарисованной были совсем другие глаза, да и прическу такую я уже года три, если не больше, как не носила. И скулы у меня не такие высокие, а нос чуть менее вздернутый, но, в принципе, если очень захотеть, узнать меня было возможно.

— И зачем Кэю эти портреты? — растерялась я. — А главное, откуда они у него? И почему в запечатанном конверте?

Вздохнула. Вот честное слово, лучше бы я не совала свой любопытный нос туда, куда не следует. Потому что теперь у меня еще больше вопросов появилось. И это я уже не говорю о страхе. Вот сейчас Кэйнаро как поговорит с тем беспечным моргом, который краденный мундир на видном месте бросает, как сопоставит эти рисунки с рассказом Папаши, так и станет ему сразу все понятно…

Ох, моржья отрыжка. Что ж нам делать-то?

Я спрятала рисунки назад в конверт, как можно более аккуратно его запечатала и вернула назад в ящик письменного стола. Настроение было вконец испорчено.

Быстро и без удовольствия я закончила уборку, вернула вниз метелочку и прочие орудия труда, а затем поднялась к себе, надеясь, что Рэйху, который не появлялся с момента пожара, все же решит осчастливить меня своим визитом. Надеясь и боясь при этом. Потому что от одной мысли о том, что покойный муж может знать — должен знать — о том, что я целовалась с Кэйнаро, становилось мучительно больно и стыдно.

Но Рэйху не пришел. Вместо него в особняк бывшего градоначальника Красных Гор вбежал запыхавшийся аптекарь в расхристанной фуфайке на голое тело.

— Господин ворнет где? — заорал он, влетев в холл, да так громко, что я выбежала на лестницу и перегнулась через перила, чтобы увидеть кричавшего.

— В Храме, — отозвалась снизу Рейка и мгновение спустя я увидела и ее тоже. — А ты чего так орешь?

— Так Тия нашлась. Дочка мэтра Ди-на!

— Ох, батюшки-светы! — всплеснула руками выбежавшая на шум Ула. — Ной! Ну, ты что стоишь? Беги в Храм…

— Я быстрее обернусь, — тряхнула головой Рейка и подняла голову, чтобы встретиться со мной глазами. — Эр, ты мою шубку не видела?

— В шкафу под лестницей, — ответила я, спускаясь вниз и прислушиваясь к вздохам и охам дворецкого, которые перебивал взволнованный голос аптекаря.

— Нет, вы понимаете, я за водой вышел. У нас домашняя колонка сломалась, мне жена и говорит, иди, мол, Шай, к колодцу. Вы ж знаете этих техников, пока дождешься — сдохнуть можно… А у нас дома-то жара. С ночи натопили так, что дышать нечем. Я было так сунулся, да Инула моя говорит, куда ты, дурень старый, голым прешься, хоть фуфайку возьми! Ладно. Взял я фуфайку, ноги в галоши сунул, ведро прихватил… Думаю, а не взять ли и второе? Ну, чтоб за раз больше принести. Ведра-то у нас в пристайнике хранятся — из дома туда не пройдешь, через улицу надо идти. Ну, я и выскочил. Гляжу — йитит твою! Лежит кто-то посеред двора. Ну, думаю, пьянь какая-то подзаборная. Дурманного меду с утра пораньше налакался и разлегси тут… Я этих сволочей терпеть до чего ненавижу. Думаю, ну я тебе сейчас! Подхожу. Глянь, а это и не пьянь вовсе, а Тия! Я ее на руки скорее — девонька в жару да сомлевшая совсем — да в дом. Инуле велел, чтоб раздела и уложила, а сам сюда, за господином ворнетом… Сам-то он где?

— Да в Храме, в Храме, — ответила я. За время долгого и подробного рассказа я успела преодолеть все расстояние от верхнего этажа до холла, и теперь хмурилась, недоумевая, что бы все это могло значить. И если Тия нашлась, то, во-первых, где она скрывалась? А во-вторых, почему девочка одна, без родителей? — Рей уже побежала за ним, Вэйно-на. Вы не волнуйтесь. Сестра у меня быстроногая, вмиг обернется. Вы тут хотите подождать или…

— Да какое подождать? — возмутился аптекарь. — Я к лекарю сейчас. Девка совсем плоха, своими силами мы с Инулой, боюсь, не справимся. Вы господину ворнету, Эри, если что, так и передайте.

— Обязательно передам, — заверила я мужчину. — Ной, у вас нет шарфа какого-нибудь под рукой? Или платка теплого? Боюсь, как бы господин аптекарь не застудился, бегая нагишом по морозу.

— Да какой платок! — возмутился Шай-на-Вэйно, но я была непреклонна, накинула мужчине на шею поданную Ноем шаль и проследила за тем, чтобы он фуфайку застегнул. И только после этого пошла наверх, готовить спальню для одной из бывших хозяев особняка. Отчего-то я была уверена, что Кэйнаро обязательно настоит на том, чтобы девочка под эту крышу переехала.

Так оно и получилось. С той лишь оговоркой, что разместили мы Тию не в ее бывших покоях, а в крыле прислуги, в спальне, где обычно спал сын Улы и Ноя, если оставался на ночь у родителей.

— Не очнулась она еще, — в ответ на мой вопросительный взгляд произнес Кэйнаро, — Вот как в себя придет, так мы ее наверх и переправим, а пока лучше бы ей внизу. Если что вдруг, тьфу-тьфу, целителю ближе бежать будет.

— Правильно, — подхватила Ула. — И я рядышком буду. Ей, поди, радостнее будет родное лицо видеть, как проснется. А уж кто ж роднее меня? Кроме мамки с папкой-то — и где их искать теперь? Никого. А я-то с самого ее рождения рядом…

Я вздохнула и взволнованно посмотрела на девочку. За истекшие две седмицы Тия сильно осунулась и похудела. Да и вообще, если закрыть глаза на болезненную бледность и синяки под глазами, выглядела какой-то… неухоженной. Обычно шелковистые золотые кудри сейчас больше походили на основательно потрепанное лыко или видавшую виды мочалку, ногти где-то обломаны, где-то обгрызены, да еще и грязные, будто девочка седмицу рук не мыла.

— Что же с тобой случилось, Ти? — поджав губы, покачала головой я… — Кэй. Она бледненькая такая, что мне даже страшно. Может, ей лучше у целителя какое-то время побыть?

— Не взял он ее к себе, этот моржий хр… — осекся, перебитый возмущенным покашливанием Улы. — Ну, в общем ты поняла. Сказал, что не может быть на сто процентов уверенным, что это не рыбья хворь[54]. Мол, очень похоже, а у него в лазарете и другие больные есть.

«Действительно, моржий хрен», — подумала я, а вслух сказала.

— Ну и ладно. Сами справимся. Ула, я с больными как-то не очень умею… Тогда давайте так: вы Тией занимайтесь, а я на себя ужин возьму и обед.

Никто против моего предложения возражать не стал. Я вертелась на кухне, внезапно испуганная тем, что, как выяснилось, совершенно не умею готовить на большое количество народу. Да и где мне было учиться? Мы с Рейкой обходились малым, да и Мори всякой еде предпочитал каши и овощные супы. А тут мне не только плитой надо было заниматься, но и бегать время от времени на зов Улы: то воду подогреть (колонка, как выяснилось, не только у аптекаря сломалась: водопровод у всех Красных Гор полетел), то помочь с переодеванием… Можно было бы привлечь к этому делу Кэйнаро, но тут Ула, что говорится, уперлась рогом: нет и нет, говорит. Где это видано, чтоб молодой господин, мужчина, на обнаженную девушку смотрел, пусть и больную.

То, что девушке еще и тринадцати лет не исполнилось, поборницу нравственности волновало мало. Потому и приходилось мне летать из кухни в спальню к больной и обратно: хорошо еще Рейка взяла на себя Мори.

— Позвала бы Роя, — ворчала подруга, — он бы тебе тут с радостью и нажарил, и напарил, и водопровод бы починил.

— Напарил, — передразнила я. — А Кэйнаро ты это как объяснять будешь?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю… Иди наверх, Рей, а? Хотя бы под ногами путаться не будешь…

Так что пришлось обходиться своими силами.

Ближе к вечеру Тия начала бредить, и у нее резко подскочила температура.

— Сгорит, если ничего не сделаем, — всплеснула руками Ула. — Беги за мужиками, Эр, не до приличий ужо. Вели, чтоб деревянную кадку сюда притащили. Из подвала. Ной знает. Будем ледяную ванну делать.

Я бросила короткий взгляд на бледненькое личико, на запекшиеся болезненные губы, и со всех ног кинулась в подвал. Пока еще этих мужиков дозовешься, а Кэйнаро все равно уже знает, что кое-какие маг-навыки у меня есть, уж как-нибудь справлюсь с громоздкой кадкой, не говоря уже о том, чтобы наполнить ее ледяной водой: благо, ходить далеко не надо. Целый двор снегу за окном.

Время было уже далеко за полночь, когда жар отступил, позволив нам с Улой облегченно выдохнуть.

— Ступай к себе, девонька, — шепотом проговорила женщина, когда я зевнула раз пять за минуту. — Отдохни.

— А как же вы?

— А я потом. Да мне много и не надо.

— Ула!

— Потом, говорю тебе! На рассвете меня сменишь. Иди. На ногах же уже не стоишь! Какая из тебя помощница будет, если сляжешь на соседней койке?

Я понимала, что женщина права, но все равно чувствовала себя виноватой. Какая от меня, вообще, польза? Ужин, и тот нормально приготовить не смогла… Хотя, если уж на то пошло, ужинал тем вечером только Мори, остальным как-то не до еды было.

— Ладно, — вздохнув, наконец согласилась я. — Но если что, вы меня сразу будите.

— Ступай ужо!

Я вышла в коридор, и стоило лишь щелкнуть за спиной язычку в дверном замке, как я лишилась остатков сил. Привалилась устало к стене и прикрыла глаза. Устала. И физически, и душевно. Голову себе сломала, предполагая, что же могло приключиться с дочкой градоначальника… А что, если Тие станет хуже? Что, если она вообще не поправится?

— Устала?

Я вздрогнула и распахнула глаза. Кэйнаро стоял шагах в пяти от меня и смотрел с сочувствием и пониманием.

— Очень. Мне бы сейчас в горячую ванну, да колонка сломалась, морги ее дери.

— А ты без колонки, — Кэй улыбнулся и кивнул на занимавшую почти весь проход кадку.

— Сил нет, — призналась я.

Нужды тащить кадку наверх не было: хозяйские покои, в отличие от спален прислуги, были оборудованы прекрасными ванными, но горячей воды-то не было. Да и холодная только в колодце либо во дворе, в виде снега. А от одной мысли о том, чтобы снова применять магию, собрав по крупицам остатки силы (уж больно много я ее потратила сегодня), становилось тошно. А ведь потом воду еще и греть надо… Бр-р! Я передернула плечами.

— Совсем.

— Я помогу, — Кэй мягко подтолкнул меня в сторону лестницы. — С левитацией у меня нормально, ты только формулу подогрева мне скажи.

Я не стала спрашивать, что за левитация такая странная, да и вообще не стала спорить, чувствуя, что еще пара слов — и я засну прямо в коридоре, махнула рукой и поплелась наверх, проклиная бывших хозяев дома и Улу вместе с ними: если бы она нас изначально на первом этаже разместила, сейчас бы не пришлось подниматься.

Кэй вошел в наши покои через минуту после меня, волоча за собой на аркане силы целую кадку снега. Вот же дурачина! Кто ж аркан в бытовых заклинаниях использует? Сразу видно: не бывал он на уроках по маг-домоводству. Я вымученно улыбнулась, качая головой. А потом коротко и по возможности понятно объяснила, что надо сделать, чтобы растопить снег и подогреть получившуюся воду, ничего не спалив при этом.

— Только тебе придется еще раз за снегом спускаться, — огорчила я Кэя. — Это так-то кадка полная, а как растает — едва ли половина останется.

— Надо будет — спущусь, — ответил столичный шерх и безмолвно пошевелил пальцами, повторяя фигуральное сопровождение формулировки. — Этому тебя тоже муж научил?

— М-гм, — соврала я, отводя глаза в сторону и мысленно радуясь тому, что нежелание говорить в данном конкретном случае без труда можно было списать на усталость. Врать ворнету с каждым разом становилось все сложнее.

Тем более что вниз он спускаться не стал, открыл в коридоре настежь окно — благо оно огромным было, и стал черпать снег прямо так, с расстояния (даже думать не хочу, сколько он на это магии потратил). А потом в пять минут подогрел мне ванну. Еще и Рейке, что высунулась на шум из спальни, велел:

— Ты бы за сестрой, красавица, присмотрела, пока она моется. Как бы не заснула в ванной.

— Без сопливых скользко, — зевнула Рей, вставляя заботливого ворнета вон.

И уже мне, закрыв за Кэем дверь:

— Ты что тут устроила? Ты зачем его тут заклинаниям каким-то учила? Мы же договаривались — никакой магии.

— Я тебя умоляю, — я быстро сбросила с себя потную одежду и, шипя от болезненного, обжигающего удовольствия, опустилась в ванну. — Чему я его там учила? Вульгарной магии и маг-домоводству? Пф… Он и так знает, что я что-то умею. Одним заклинанием больше, одним меньше… Рей, раз уж ты сегодня за банщицу, спинку мне не потрешь?

— Не потрешь… — ворча, будто столетняя старушка и недовольно сопя (как же, кто-то посмел с ней не согласиться), подруга подцепила с полочки под зеркалом свеженькую плетенку-мочалку да баночку с жидким мылом и переместилась мне за спину, а я тем временем села удобнее, поджала под себя ноги, чтобы можно было уткнуться лбом в колени, зажмурилась и приготовилась получать удовольствие. Вот сейчас напряженных плеч коснется намыленная жестковатая поверхность мочалки… А вместо этого раздался звон разбитого стекла и испуганное Рейкино:

— Эстэри! А что это у тебя на спине?

Настоящим именем Рейка меня называла либо в моменты наиболее сильного волнения, либо со страху. Вот и в тот раз я, услышав ее голос, перепугалась не на шутку, вообразила себе морги знают чего, вплоть до плотоядного червя, который в южных краях водится. Яйцом еще он в человека попадает, а уж там вылупляется и начинает потихоньку того жрать изнутри. У нас в Большом Озере на ярмарке однажды такой мужик выступал. Обычный с виду себе мужик, пока в рубахе. А как разденется до пояса — жуть! На спине, аккурат возле лопатки, как раз там, куда мне пальцем Рей тыкала, червяк торчит. Живой. Шевелится. И главное, убить его никак нельзя. Наш лекарь говорил, что только ждать, пока вызреет и сам вылезет — иначе сразу смерть. А так еще шанс есть, что вызреет он до того, как человека до конца доест.

Кстати, я про того мужика потом часто вспоминала, все думала, выжил или нет. Ждала, что он к нам на следующий год на ярмарку приедет. Не приехал…

— Что там? — осипшим от ужаса голосом спросила я. — Ну, что ты молчишь? Плотоядный червяк?

— Сама ты червяк, дура! — выругалась Рейка и поплевала в сторону от сглазу, видать, тоже на той ярмарке побывала. — Пятно тут странное. Рисунок. На колесо от твоей прялки похоже…

Забыв об усталости, я выскочила из ванны и подлетела к зеркалу. В бывшем домике учительницы из зеркальных поверхностей была только одна: на ручном зеркальце, что Рейка с собой еще из Ильмы привезла, но я и без отражения знала, что еще совсем недавно никаких пятен на моей спине не было: мы всем семейством на День банщика ходили. Мне даже в море леденющем пришлось искупаться вместе с остальными вдовами Красных Гор. Традиция у них тут была такая: уж коли женщине не посчастливилось мужика потерять, обязательно надо у Водных богов благословения испросить. И нет, чтобы летом, по теплой погоде! Зимой — за седмицу до Новорожденной Звезды. И неважно, что двум другим вдовам Красных Гор было давно за семьдесят. Традиция есть традиция! Захочешь — не отвертишься. Так что у меня не только Рейка, у меня все местные бабы в свидетельницах: не было у меня на спине никаких рисунков.

— Моржья селезенка!

— Ты руну себе что ли какую рисовала? — неуверенно протянула подруга.

— И как бы я это сделала? — рыкнула я в ответ. — У меня сзади глаз нету! Час от часу не легче!

— Может, это болезнь какая или проклял кто? — и вдруг завыла, искривив рот в жалобной гримасе:

— Эстэр-и-и-и-и!! Не умирай! Как же я без тебя совсем одна?

— Цыц! — я внезапно почувствовала злость и с яростью глянула на остывающую воду. — Никто тут не собирается умирать. Я сейчас буду мыться и спать. Ты спину мне потрешь или нет?

— А как же…

— Цыц, я сказала! Рэйху придет, все объяснит…

— Рэйху… — всхлипнула подруга, намыливая мне плечи. — Где он шастает вообще, когда так нужен? А что если он вообще не придет? Ты когда его в последний раз видела?

Давно видела. И не раз уже боялась того, о чем сейчас Рейка говорила: что если то день, когда муж уйдет навсегда, уже настал? Почему до этого момента была уверена, что он обязательно попрощается перед уходом? Кто мне об этом сказал? А что если все совсем не так? Что если я и в самом деле его уже никогда не увижу?..

— Придет, не вой, — пробормотала я без особой уверенности. — На волосы полей, пожалуйста, пока я совсем не заснула. Обязательно придет. Это же Рэйху. Хотя… Знаешь, я так устала, что мне уже почти все равно. Проклятие, знак… Моржья отрыжка! Я просто хочу вымыться и лечь спать. Нет у меня сил сегодня об этом думать. Давай завтра, а?

Рейка засопела, но не стала спорить, за что я была ей искренне благодарна.

За это и за то, что она честно притворялась спящей, пока я, достав из сундучка веретено, сплела ниточку-амулет и, тихо выскользнув из спальни, спустилась в крыло прислуги (уж больно мне не хотелось, чтоб Теина горячка вернулась, жалко же девочку).

Ула негромко похрапывала, сидя в кресле, вплотную приставленном к кровати больной. Тия тоже спала. Я потрогала лоб девочки, еще горячий, но уже не обжигающий, недовольно покачала головой, вслушиваясь в хриплое дыхание, и осторожно, чтобы никого не разбудить, вплела амулет в волосы за ухом.

На мгновение мелькнула было мысль: «А что если его кто-нибудь заметит до того, как я уберу его утром?» Но я быстро ее отмела, шепнув себе:

— Ты совсем из ума от страху выжила, Эстэри? Ну, кто станет обращать внимание на какую-то нитку?

Зевнула, вспомнив о том, что Ула просила сменить ее утром, и, наконец, пошла спать.

Наверх я поднималась с одной-единственной мыслью: добраться до кровати и умереть, в том смысле, что уснуть мертвым сном. Но стоило моей голове коснуться подушки, как все мысли о сне растаяли туманной дымкой, уступив место тревожным размышлениям о дне насущном. О странном рисунке на моей спине, о шерховском мундире, о Тие, появившейся неизвестно откуда, и, наконец, об амулете, который я сделала для нее.

Я раз десять посмотрела на часы, проверяя, сколько времени мне спать осталось, а заснула только тогда, когда, по моим расчетам, до рассвета оставалось не больше часа.

«Вовсе не буду спать», — решила я, после чего перевернулась на другой бок и немедленно заснула. И проспала, само собой! Да не только рассвет, но и завтрак с обедом, очнувшись от долгого сна лишь поздним вечером. От чувства зверского голода, если честно. И я даже подумать боюсь, сколько бы я еще проспала, если бы не он.

Я быстро ополоснулась, смывая с лица остатки сна, глянула в зеркало, проверяя, на месте ли рисунок, который, конечно же, был именно там, где мы его с Рейкой обнаружили накануне вечером. И только после этого направилась вниз, чтобы, во-первых, узнать, что у нас нового, и во-вторых, извиниться перед Улой.

Однако до крыла прислуги я дошла не сразу, вынужденная задержаться на какое-то время в холле у главного входа. Во времена старого хозяина здесь, само собой, неотлучно находился швейцар или один из лакеев, сейчас же, когда Кэйнаро был вынужден рассчитать всю прислугу, двери открывал тот, кто находился рядом, или вообще никто не открывал. Постоянные посетители об этом прекрасно знали, поэтому сразу шли к черному ходу и попадали внутрь через кухню, что же касается не постоянных…

Я мрачно посмотрела на еще закрытую дверь, в которую кто-то настойчиво стучал, испытывая раздражение и тревогу: отчего-то мне казалось, что никаких хороших вестей внезапный гость не принесет. Да что там говорить! Практика последних месяцев жизни доказывала, что хорошие известия — это вымысел оптимистов, и на самом деле их попросту не бывает.

Я малодушно огляделась по сторонам, надеясь, что, быть может, в холле появится Ной, и мне не придется открывать. Но, к сожалению, Ной не появился, а в дверь наоборот постучали еще раз, поэтому я вздохнула и нехотя отперла замок.

За порогом стоял тот самый мальчишка, встреча с которым стоила мне большой суммы и кучи потраченных нервов.

— Чего надо? — неприветливо буркнула я. Да и какая к моргам приветливость!? Я б, если могла, убила бы мерзавца за то, что он меня тогда ограбил. Потому что, если бы не он, мы бы, между прочим, давно бы уже обустраивались в столице, а не сидели бы в Красных Горах в ожидании теплых деньков.

— И тебе не хворать, — пацан оскалил в щербатой улыбке рот. — Я с напоминанием от Папаши. Ты платежный день пропустила.

— А ты у него теперь вместо Оки-са-Но, — скривилась я. — Не боишься его судьбу повторить?

— Дура! — он сбледнул с лица и насупился. — Я посыльный просто.

— Знаем-знаем мы таких посыльных, — откровенно издевалась я. — Сегодня посыльный, а назавтра, глядишь, не ту новость не тому человеку принесешь, и найдут тебя в канаве с перерезанным горлом. Если вообще найдут.

— Да что ты каркаешь? Ничего не найдут!

— Так я ж не спорю, я о том и говорю…

Теперь он уже не улыбался, а у меня наоборот посветлело на душе. Как говорится, сделал гадость — сердцу радость.

— А насчет платежного дня передай Папаше, что мы с ним в тот день, как у него удар приключился, по всем счетам рассчитались. Он просто запамятовал по болезни… Все понял?

— Отчего не понять? Передам, раз ты так хочешь.

Пацан глянул на меня сочувственно и одновременно брезгливо, как зачастую смотрят на умалишенных дурачков, и пожал плечом.

— Ну, а раз понял, так вали отсюда.

Я захлопнула дверь и пошла по своим делам: для начала проверить, как там Тия, потом позавтракать, а потом уже все остальное.

Дочь бывших хозяев особняка мирно спала там, где я и оставила ее накануне. И судя по чистоте ее дыхания и по тому, что рядом не наблюдалась Ула или какая-нибудь другая сиделка, опасность здоровью миновала. Ну, что ж, я и не сомневалась, что так и будет. Все же мои амулеты здоровья пока еще осечек не давали. Я наклонилась над девочкой, чтобы забрать ненужную уже ниточку и почти сразу же почувствовала, как тревога кольнула сердце ледяными иголочками страха. Амулетика нигде не было! Ни в волосах, ни на подушке, ни на одеяле, ни возле кровати. Оставалось надеяться, что он затерялся где-нибудь в постели или его, к примеру, случайно Ула выкинула, когда меняла больной постельное белье.

— Ой, а ты что тут делаешь? — донеслось до меня от входной двери, и я резко оглянулась, испуганно прижимая руку к груди.

— Ула! — выдохнула, укоризненно качая головой. — Что ж ты так подкрадываешься? Я просто зашла Тию проверить. Как она, кстати? Ты почему меня не разбудила?

— Да че ж будить-то, коли девочке полегше стало?

— Полегче это как? — я вышла из спальни, тихонько прикрывая за собой дверь. — В себя приходила?

Ула согласно кивнула:

— Наш с ней долгонько шептался о чем-то. Да я его после выставила вон, чтоб не мешал девочке отдыхать. Я и Рейку с зверюгой на улицу услала, а то скакали по дому, как два вьючных васка… Велела, чтоб на обратном пути Мори из яслей забрала… Потому как ты ж не железная, чай, тоже должна иногда отдыхать.

— А ты, стало быть, железная? — проворчала я, с благодарностью и признательностью глядя на женщину.

— Я привыкшая просто, — улыбнулась она. — А ты как? Отдохнула? Поешь сначала или сразу к ворнету нашему полетишь за новостями?

Я б, конечно, лучше полетела, но желудок был категорически против. Плотно пообедав и прихватив с собой пару бутербродов для Кэйнаро, я, заручившись заверением, что «наш в кабинете заседать изволят», поднялась наверх.

Кэй встретил меня улыбкой.

— Выспалась?

— Ага, — я поставила перед ним тарелку с бутербродами и опустилась на стул для посетителей.

— Спасибо, — он отодвинул в сторону бумаги. — И как мэтр со всем этим справлялся? Я себе мозги вывихнул, пытаясь разобраться в этих бухгалтерских книгах.

— Могу помочь, если хочешь, — предложила я. — Нас на уроках по…

И осеклась, испуганно глядя на Кэйнаро, осознав, что только что едва не ляпнула про уроки по маг-домоводству, о которых в Лэнаре никто и слыхом не слыхивал.

— …по математике родитель учил в домовых книгах разбираться. Тут, думаю, все то же самое, только в большем объеме.

— Думаешь? — Кэй откусил от бутерброда и задумчиво посмотрел на отложенный талмуд. Мою оговорку, казалось, он вовсе не заметил.

— Ага, — согласилась я и торопливо увела разговор в другую сторону:

— Ула сказала, что Тия в себя пришла. Удалось узнать, что с бедняжкой приключилось и где ее родители?

— А как же! И что приключилось, и где она была, и что мэтра с супругой мы уже никогда не увидим, тоже.

Я безмолвно охнула, прикрыв рот рукой. Пусть я и недолюбливала бывшего градоначальника, но смерти я ему не желала, это точно.

— Ну, рассказывай же!

— Да особо нечего рассказывать, — Кэйнаро откинулся на спинку стула и, заложив руки за голову, пояснил:

— О мотивах поступков Тия все равно ничего не знает. Сказала только, что папенька их с маменькой среди ночи разбудил, велел собрать все самое ценное. Что им срочно надо бежать из города и из королевства.

— Как из королевства? — я округлила глаза. — Так лед же…

— А они решили по морю идти. Подозреваю, что у Ди-на блат на таможенно-пропускном был. Ну, или если не блат, то выход на того, кто поможет границу перейти. Этого мы уже не узнаем. Не представляю, на что он надеялся, путь-то неблизкий, да еще с женой и ребенком… Не представляю. Впрочем, если другого выхода все равно нет, а жить хочется, и желательно на свободе… — он пожал плечами. — Допускаю, что если б не рыба-солнце, они б до точки назначения дошли.

— Рыба-солнце? — испытывая нешуточный ужас, прошептала я. — Ты хочешь сказать, что их…

Кэйнаро кивнул.

— Ума не приложу, как Тие удалось спастись. Как ты понимаешь, она об этом с трудом говорит, понять мне удалось лишь то, что, когда под ними лед вздыбился да из-подо льда жаром полыхнуло, маменьку с папенькой в одну сторону отбросило, а ее в другую. А, уже падая, она головой хорошенько приложилась и сознание потеряла. Думаю, то, что она не шевелясь лежала, ее и спасло. Рыба-солнце ведь фактически слепая: только на движущиеся объекты реагирует. Вот, видимо, девчонку и не заметила… А она полежала-полежала и в себя пришла, когда хищника — или хищников — поблизости уже не было.

Кэйнаро замолчал, а я нетерпеливо поерзала на месте, ожидая продолжения рассказа.

— Очнулась Тия какое-то время спустя в совершенном одиночестве. Огляделась по сторонам и сразу поняла, что родителей своих уже никогда не увидит. Поплакала немного, да и поплелась назад, к Красным Горам, разумно предположив, что местные жители ее в беде не оставят. Боюсь представить, сколько страху этот ребенок натерпелся, пока шел по льду, под которым огненная смерть, на ее же глазах убившая родителей, плавает.

— Кошмар какой! — содрогнулась от ужаса я. — Это что, получается, бедняжка две седмицы до дома добиралась?

Кэй хмыкнул и, покачав головой, посмотрел на меня, как на маленькую.

— Ну, ты наивная! Какие две седмицы? Они же недалеко ушли, Тия к ночи уже была у пристани.

Я удивленно приподняла брови.

— Как в тот же день? А где же она была все это время?

— Там и была, Эр. В доме начальника пристани. Точнее, в его подвале. Он, видите ли, решил, что неплохо бы женить своего сынка на этой девчушке. Ну, во-первых, как ты понимаешь, свободные женщины на дороге не валяются, а во-вторых, с дочкой градоначальника, пусть и бывшего, пусть и беглого, от короны уж точно можно было бы хорошее приданое получить. Вот только дочка, Тия то есть, за сынка замуж идти наотрез отказалась. Ну, вот ее и заперли в подвале до лучших времен. Ну, или пока не передумает, тут уж как карта ляжет.

Кэй сжал руки в кулаки и зло выругался.

— Ребенка, Эр! Ты понимаешь! Эта скотина почти две седмицы держала в холодном подвале несчастного, запуганного ребенка!

— Живая вода! — у меня просто слов не было. Бедная девочка!

— Она ведь даже голодовку объявила, надеясь, что он над ней сжалится и выпустит. Так подлец знаешь, что удумал? Через воронку ей в рот молоко с сырыми яйцами заливал! Мерзость, конечно, жуткая, но помогла держать девчонку при жизни.

Я с ненавистью посмотрела на последний бутерброд, оставшийся на тарелке. Хорошо все-таки, что поела до разговора с Кэйнаро. Маловероятно, что после такого рассказа я смогла бы засунуть кусок себе в рот.

— Ты с этим подонком уже… пообщался? — наконец, спросила я, почти не надеясь на отрицательный ответ. Потому что если «нет»… Что ж. В этот раз я не буду мягкосердечной и позволю Рою сделать с мерзавцем все, что старшему рабу может только в голову прийти.

— А как же! Обязательно. Сразу как меня Ула из спальни выставила, сразу на пристань и пошел.

— И что он?

— А ничего. Сидел за столом. Суп жрал. Скотина даже не заметил, что Тия сбежала. И так правдоподобно поначалу удивление изображал, что я его чуть на месте не порешил.

— И где он теперь?

Кэй сконфуженно усмехнулся.

— Там, где и положено. Ну, то есть, если бы в Красных Горах была темница или острог, он бы непременно сейчас был там. А так как ничего подобного здесь нет, сидит злодей в подвале. В домашних казематах. Жаль только, что у мэтра Ди-на он намного комфортнее той сырой дыры, в которой бедная девочка почти две седмицы провела… Эр, послушай…

Внезапно Кэйнаро перегнулся через стол и прижал ладонью мои пальцы, я удивленно моргнула и опустила взгляд.

— Моржья отрыжка!

— Что? — недоуменно переспросил ворнет.

— Кэй! У тебя ногти зеленые, как у мертвеца. И светятся.

— Да? — он проследил за моим взглядом и шевельнул рукой. — И в самом деле. Светятся…

На его губах заиграла проказливая, совершенно мальчишеская улыбка, а в глазах загорелся азартный огонек.

— Так вот как это работает, а я-то думал… — он рывком поднялся на ноги и стремительно вышел из-за стола, направляясь к выходу из кабинета. — Эр, будь любезна, передай Ною, что в нашей темнице скоро второй постоялец появится.

— Какой постоялец? — опешила я.

— Поджигатель, — почти мурлыкнул Кэй, остановился возле моего кресла, чтобы коротко, но крепко поцеловать меня в губы, и только после этого выбежал вон.

А у меня в голове не было ни одной идеи насчет того, кем же может оказаться этот злоумышленник. Кому мы с Рейкой могли так насолить? Некому, если вспомнить о том, что ни одной живой душе не известно, кто скрывается за маской красногорских аферистов.

— Разве что Папаша Мо, — пробормотала я неуверенно. — Хотя пожар? Как-то это слишком грубо для него…

Вздохнув, я не стала засиживаться в кабинете: поторопилась с новостями к Ною.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. НА РЯУ НАДЕЙСЯ, А САМ НЕ ПЛОШАЙ

Для всех студентов Королевской Академии — без оглядки на факультет и древность рода учащегося — всегда существовало единое правило, предписывающее посещать магический спецкурс два раза в седмицу, включая время, отведенное на каникулы. Распределение происходило еще во время вступительных экзаменов, когда приемная комиссия определяла и подтверждала направление маг-дара. Некроманты, стихийники, жнецы, ловцы даже, хотя за время учебы мне повстречался лишь один, — все мы обязаны были посещать своего наставника, который учил нас не только магии, но и основным законам, связанным с ее применением, а также профессиональной этике.

На первом же занятии нам, некромантам, зачитали три основных правила, давно и основательно закрепленных на законодательном уровне: не использовать свою магию против живых, никогда не поднимать тех, с кем связан кровными узами, и ни в коем случае не взывать к призраку-мстителю.

Когда я учился на третьем курсе, к нам из какого-то провинциального института перевелся один желторотик. Это была середина семестра, поэтому ему пришлось нагонять коллег-ровесников по спецкурсу. И уже на втором занятии этот глупец рискнул возмутиться, глядя в глаза наставнику:

— Я вообще не понимаю, с чего такая беготня с этим мстителем! А почему бы и нет? Почему бы не натравливать его на каждого злодея? Глядишь, остальные, на его пример глядючи, чем кого убивать, десять раз вперед подумают.

— А и правда, — наставник добродушно улыбнулся. — Что-то в Королевском совете перемудрили с этим законом.

Все, кто был знаком с ним чуть дольше седмицы, попытались прикинуться мебелью, а молодой самоубийца вместо того, чтобы брать пример с более опытных товарищей по цеху, удивленно взмахнул ресницами и пробормотал:

— Да?

— Ага.

У наставника у нашего была дивная привычка: в качестве подопытных использовать собственных учеников. Вот и в тот день он подошел к столу, за которым сидел желторотик, и задумчиво постучал пальцем по перевернутому стакану, под который малец заточил странную помесь острозуба с нектарином — в ту весну этих гибридов в Лэнаре развелось небывалое множество.

— И знаешь что, мил человек? Раз ты такой умный, ты следующие три седмицы можешь мои занятия пропустить.

— Серьезно, что ли? — самоубийца искренне обрадовался.

— Ну, зачем тебе мои занудные лекции? Пусть их узколобые заучки слушают. А ты, знаешь что? Ты пока займись-ка подготовкой проекта об отмене закона. А я его при случае Совету представлю. Ну? Что сидишь? Свободен.

— Ух-ты! — желторотик сгреб конспекты и вскочил на ноги. — Спасибо, наставник! До свидания!

Бедолага выскочил вон, а наставник любовно огладил перевернутый стакан и ласковым голосом предупредил:

— Если хоть один из вас, дебилов, предупредит этого идиота о том, что его ждет, будете у меня до конца обучения кладбище перекапывать.

Нектарин подох уже к следующему занятию — и то долго продержался, стаканчик-то совсем махоньким был — и наставник нужный ритуал проводил прямо при нас.

— Чтоб наука не только ему, но и вам, дебилам, была, — пояснил он свои действия. — А то ходят они тут, идиотские вопросы задают…

Первым мститель настиг младшую сестренку желторотика. Оно и понятно: молодая кровь более яркий запах имеет. Затем с сердечным приступом слег отец (я тогда все думал, что же наставник делать станет, если хоть кто-то из родни студента-неудачника умрет). Уж не знаю, кого и в каком порядке призрак терзал в течение следующих четырех дней, но до нашего неудачника он добрался лишь к концу седмицы. И еще целый день мальчишка потратил на то, чтобы понять, что с ним происходит.

Если честно, никто из нас так и не узнал, что именно сделал с ним призрак-мститель. Нет, желторотик, в противовес моим ожиданиям, не бросил Академию и не перевелся назад в провинцию. Мало того, он остался на кафедре и, если верить слухам, теперь ходит в первых помощниках того самого наставника, который заставил его на собственной шкуре испытать, что такое призрак-мститель в действии. Впрочем, это случилось гораздо позже, а тогда, глядя на трясущегося от страха мальчишку с седыми висками, я поклялся себе: никогда, ни при каких обстоятельствах…

Когда несколько лет спустя я мчался через зимний сад к полыхающему домику, не чувствуя под собой ног, строчки из того конспекта, в котором я самым подробнейшим образом записал особенности проведения ритуала по созданию призрака-мстителя, сами собой всплыли в памяти вместе с пониманием: плевать на закон и последствия, если Эри погибла в огне, тому, кто окажется виновен в ее смерти, тоже не жить.

Она не погибла. Моя вдовушка чудесным образом проснулась среди ночи и успела спасти не только всех своих домочадцев, но и большую часть своих вещей. Стояла раздетая и растрепанная посреди заснеженного сада, а я смотрел на нее и не знал, чего мне больше хочется: придушить за то, что заставила так волноваться, или зацеловать до потери дыхания. Снова. Как несколькими часами ранее у многолюдного и при этом непостижимо домашнего красногорского костра.

Она ощущалась как исключительно правильная женщина, как никто и никогда до нее. И это одновременно восхищало и злило.

Ее понимание, мягкий юмор и невероятная чувствительность к малейшим нюансам моего настроения, так, будто у нас с ней одна голова на двоих и одно сердце, не могло не приводить в восторг. Но именно это и злило до безумия, потому как не вовремя! Некстати! И вообще ни к чему!

Ни к чему хорошему не приведет.

Колесо Фортуны на моей груди никуда не исчезло, да и не бывало такого, чтобы появившись однажды, оно пропадало. А это значит, что где-то рядом ходит та, кого боги избрали моей парой. Это значит, что мне не стоит морочить голову честной вдове, раз уж я все равно не могу обещать ничего большего, чем банальная интрижка. Правильнее всего вообще отказаться от каждодневных визитов и выкинуть Эри из головы.

Но мысли о том, что свято место пусто не бывает, что не сегодня, так завтра найдется кто-то, кому она подарит свою симпатию и, собственно, себя саму, не просто злили, выводили из себя до зубовного скрежета, до немого бешенства, до срывающейся с кончиков пальцев магии.

И я ходил, не пропуская ни единого вечера, и целовал на Красногорской площади эти невероятные губы, надеясь на продолжение, и безумно злился, получив от ворот поворот…

А в письменном ящике стола тем временем лежал запечатанный конверт от художника, в который я боялся заглянуть. Нет, не так. Не боялся. Просто не хотел. Оттягивал до последнего неизбежное, понимая, что сейчас, когда мифическая жена не успела обрести реальных черт, ее будто бы и нет вовсе. Что наоборот есть надежда на благополучный исход и на то, что мои временные визиты в дом рыжей вдовы закончатся ее постоянным переездом в мою жизнь.

Я отправил Эри в особняк, но ужас, сковавший сердце в тот миг, когда я решил, что уже больше никогда не увижу ее хорошенького личика, щедро усеянного веснушками, все не отпускал. Разогнав к глубинным всех местных, я бродил вокруг остывающего пепелища и безмолвно костерил докучливых красногорчан, успевших за пять минут затоптать к моржьей селезенке все следы, если они были, конечно.

— Хозяин, да не нервничайте вы так, — ворчал Рой, неустанно следя за моими метаниями. — Скажите, что сделать-то надо, я сделаю.

На коротенькое мгновение длиною в полвдоха мелькнула мыслишка, а не попросить ли герлари разобраться с Папахеном, уж больно мне не нравились взгляды, которыми тот провожал мою рыжую. Мелькнула, и была тут же отметена в сторону, как совершенно бредовая. Папахен, ясное дело, сволочь, но далеко не дурак. И раз он смотрит на свою дочь с каким-то скрытым интересом, значит имеет на нее определенные планы, которые, как мне подсказывала интуиция, напрямую связаны с магическим даром девчонки. Стало быть, пожар ему нужен, как рыбе зонтик. Мало того, подозреваю, он ему капитально карты спутал, а значит мне нужно как можно скорее искать поджигателя, иначе у Оки-са-Но очень скоро появится сосед по леднику.

— Ты зачем хозяином ругаешься? — искоса поглядывая на Роя, спросил я. — Не помню, чтоб я тебя нанимал.

— Не нанимал, — герлари внаглую проигнорировал мой вопрос и криво усмехнулся. — Так чем помочь?

Не нравится мне все это.

— Пока ничем. Хотя… Раз уж ты сам предложил, проследи, чтобы Эри без приключений добралась до дома и… — я осекся, перебитый коротким смешком, лучше любых слов сказавшим мне о том, что моя забота запоздала. — И что тебя вообще с ней связывает, м?

— Ну, раз ничем помочь не надо, я тогда вашим завтраком займусь. И вы бы курточку застегнули бы. Не средолет, чтобы нараспашку бегать…

Я скрипнул зубами со злости, но спорить с герлари не стал, как и задерживать его для выяснения отношений. Во-первых, что-то мне подсказывало, что раз уж Рой решил не отвечать на вопросы, он на них не ответит, а во-вторых, то, что я планировал сделать, в лишних свидетелях не нуждалось.

Нужный материал я приметил еще во время первичного осмотра, и после ухода герлари переместился в глубину сада, туда, где еще можно было найти чистый снег, не уничтоженный почтенными жителями Красных Гор.

Здесь, под ветвями спящей дурман-вишни, я извлек из кармана нож — не громоздкую кою, которой жертвенную карфу режут, а маленькое, но очень острое лезвие некроманта, — и, морщась от боли, полоснул им себе по левой ладони. Теплые капли слегка подтопили снег, что слегка подпортило идеальность ритуального круга, но на сам ритуал не оказало отрицательного воздействия. Квоча поднялась. Пустые ее глазницы мерцали потусторонней зеленью, и я сглотнул вмиг пересохшим горлом. Смешно. Вот что может сделать мне дохлая птица? Ни клыков, ни когтей у нее нет. Да и не может умертвие атаковать того, кто его поднял… Но, несмотря на это, смотреть в глаза призраку было… неприятно.

— Не убивать, — велел я. — Найти, но не убивать. Это понятно?

Зеленое свечение сначала потускнело, а затем стало ярче, после чего мститель развернулся и, оставляя на снегу серый пепельный след, скрылся в глубине сада. С восходом солнца он утратит свою телесность и будет носиться над Красными Горами, над Лэнаром и, если понадобится, надо всем миром до тех пор, пока не почувствует убившую его кровь.

Мне же просто нужно запастись терпением. Ну и, само собой, не допускать мысли о том, что я могу не справиться с мстителем, который отыщет свою жертву. А уж в том-то, что он отыщет, сомневаться не приходилось. Поэтому я прислушивался к себе, ожидая знака — все же призрак возродился с помощью моей крови, а значит я первым узнаю о его успехах. Помнится, наставник в свое время и словом не обмолвился о том, как именно ему стало понятно, что мститель нашел желторотика, еще и злился, когда мы к нему с вопросами пристали.

— Да вы рехнулись! — возмущался он. — Как узнал, как узнал… Симптомы им подавай… Вы еще законспектируйте возьмите! Толпа идиотов… Орийе! Едрит твою! Это был сарказм, спрячь тетрадь, и чтоб я ее больше не видел! Я тут не для того поставлен, чтобы вас запрещенным заклинаниям и ритуалам обучать!

И вот теперь, годы спустя, я был вынужден едва ли не ежесекундно прислушиваться к себе, опасаясь по неопытности упустить нужный момент. Ведь, строго говоря, я ничего толком не знал о ритуале: так, нахватался по верхам.

Впрочем, нужно отдать должное красногорцам и моим домочадцам, ни те, ни другие не давали мне зациклиться. А одна мысль о том, что Эри живет теперь в моем доме, делала меня немного неадекватным. Едва не сорвался в то первое утро, когда вернувшись с пожарища, застал ее за уборкой гостиной. В простеньком платьице и домашних чимах, такую теплую и родную.

Я никого и никогда так не хотел. И уж точно ни разу не был в ситуации, когда желанная женщина — вот она, близкая и одновременно недоступная, как экзотический фрукт в королевском саду, что манит своей спелостью и наливным бочком, да взять не смеешь. Впрочем, почему не смеешь? Заплати нужную цену и бери. Вопрос лишь в том, готов ли ты эту цену заплатить.

Наблюдать за тем, как Эри передвигается по особняку, играет с ребенком, смеется над шуткой сестры, да просто ест, было невероятно приятно и мучительно одновременно. И страшно. Потому что я реально не представлял, как пережить ночь, зная, что она спит в двух шагах от меня.

К счастью, Ула упомянула о мундире шерха, который хозяйка постоялого двора видела среди вещей одного из своих жильцов. Вот за что я люблю и одновременно убить готов красногорчан, так это за то, что тут совершенно невозможно сохранить что-то в секрете: никто ничего не знает и одновременно все все знают обо всем!!

Ваппу-на-Юти, которую все жители Красных Гор называли просто тетушкой Ваппу, хозяйничала в просторной столовой зале постоялого двора и, заметив меня, расплылась в радостной улыбке.

— Теплого вечера, — поприветствовал я, сколачивая снег с сапог.

Сапоги, кстати, были новыми, меховыми. Третьего дня я их получил от сапожника в качестве платы за то, что решил его проблему с исчезающей из кассы выручкой.

— Не в службу, а в дружбу, господин ворнет, — скорчив просительную мину, пробормотал он магическую формулу, которая преследовала меня сколько себя помню. — Я б по форме прошение подал, правда. И даже в трех «акзынплярах», коли надо, да только ж тогда по форме и отвечать придется…

И так он на меня посмотрел, что я в тысячный раз обозвал себя мысленно идиотом и согласился помочь. Не в службу, а в дружбу, будь она проклята. Воришка нашелся сразу же, и искать не пришлось: стоило мне лишь войти в лавку, бросился мне в ноги с покаянием и просьбой не губить дурака, не сажать в острог да не ссылать на каторги с каменоломнями. Будто у нас в Королевстве бестолковых отроков за то, что они у родителей медную чешую приворовывают, когда-то куда-то ссылали.

Вот тогда-то сапожник мне обувку и приволок.

— Да за что? — возмутился я. — Я ж ничего не сделал!

— Как так? А оболтуса моего на чистую воду кто вывел?

— Все равно. Мне за это казна зарплату платит, так что уберите… Уберите, господин сапожник, ваши сапоги и…

— Да как же я уберу-то? — мужик чуть не заплакал от расстройства. — Да как я людям в глаза смотреть буду, если вы от меня босым выйдете?

Я тоскливо пошевелил озябшими пальцами ног и вздохнул.

— У нас так не принято, господин ворнет, — и снова сапоги мне сует. А они мягкие, да на настоящем меху. Раньше, когда я с отцом еще не разругался, я только такие зимой и носил. Хотя вру, никогда я таких не носил! То был столичный ширпотреб, купленный без особой примерки, а это была вещь ручной работы, фактически бесценная. — Хотя б за стоимость материала возьмите, если уж совсем в подарок не можете.

— За стоимость материала, так и быть, возьму, — сдался я, покаявшись мысленно, что обязательно оплачу мужику весь труд, но только после того, как лед треснет. А то спущу сейчас все казенное золото. Вот будет номер!

С тех пор младший сын сапожника смотрел на меня влюбленными глазами и клялся, что обязательно в шерхи пойдет. Вот как лед треснет, так сразу и пойдет.

— В шерхи только с магическим даром берут, — попытался я остудить его пыл, но парень лишь блеснул черным глазом и восторженно выдохнул:

— Тогда в криминальники!

В тот вечер, заметив его в зале постоялого двора, я даже порадовался.

— Пойди сюда, — поманил его пальцем, устроившись за крайним столом и заказывая чайник меду. — Ты что тут делаешь?

— Так работаю. Тетушка Ваппу взяла подавальщиком за две медных чешуи в седмицу да за пропитные[55].

— Отец, что ли, велел?

— Не, — мальчишка шмыгнул носом и виновато опустил глаза. — Он сразу выпороть хотел, да говорит, рука не поднимается на четырнадцатилетнего лба. Наказал, чтоб я все награбленное вернул. А как тут вернешь, когда я все потратил?

И так горестно вздохнул, что сразу стало понятно — отцовских денег на ерунду было спущено гораздо больше, чем две медные чешуйки.

— В помощники ко мне пойдешь? Не передумал еще бандитов ловить?

— Да ни в жисть! — и так истово тряхнул смоляными кудрями, что я даже восхитился такому энтузиазму.

— Только я много платить не смогу, — сразу предупредил я, — сам на мели. Но к двум чешуйкам от Ваппы еще две свои прибавить смогу.

— Здорово! — улыбнулся мальчишка. — А что делать надо? Аферистов выслеживать? Или марьяка того, что Папашиного помощника порешил?

Я устало вздохнул. И ведь сто раз уже говорил местным, что нет тут никакого маньяка, а они все равно…

— Не дорос ты еще до марьяка. Да и с аферистами я как-нибудь… Тебя как, кстати, звать, помощничек?

— Фули, — улыбнулся смущенно. — Счастливчик, в переводе с вэлльского.

— Ну, вот и познакомились, Счастливчик. А дело у меня к тебе будет такое. Я сейчас с тетушкой Ваппу переговорю, а потом тебе на одного человечка укажу. Надо будет, чтоб ты за ним походил. Но не приметно чтоб, понимаешь? Хочу знать, кто к нему приходит и как часто. Усек?

— Ага.

— И чтоб никому ни слова! Узнаю, что разболтал на все Красные Горы о моей просьбе — уши оторву!

— Да и в мыслях не было! — искренне возмутился Фули, честно заглядывая мне в глаза. Сразу видно, если б не мое предупреждение, уже б на весь городок разнес новость о своем назначении на должность помощника ворнета.

Перекинувшись парой слов с тетушкой Ваппу и узнав, что постоялец с охотниками в ночное ушел, я вернулся в особняк и долго ворочался в холодной кровати, пытаясь уснуть, а утром новая напасть!

Не успел я как следует устроиться в кабинете у Или-са, как в Храм прибежала Рейя с ошеломляющей новостью: Тия-на-Ди нашлась!

Это был один из множества безумных дней той долгой зимы. Я метался, будто безумный, от Храма до дома аптекаря, до усадьбы Ди-на, до целителя и обратно, я не один уль исходил вдоль мрачных коридоров усадьбы, пока Эри с Улой, закрывшись в одной из спален прислуги, пытались помочь моей несостоявшейся невесте. Я не чувствовал под собой ног, когда глубокой ночью из комнаты больной вышла моя рыженькая мажиня, даже не бледная, зеленая от усталости. Ее ощутимо шатало от изнеможения, а и без того большие глаза на осунувшемся и посеревшем лице казались просто огромными.

Девчонка, спотыкаясь, шла по краю ковровой дорожки придерживаясь рукой за стену, и у меня что-то защемило в груди. Хотелось взять ее на руки и… нет, не любить до срывающихся с пухлых губ криков, хотя и это тоже, но, в первую очередь, просто обнять. Прижать к себе крепко, чтобы телом почувствовать стук ее сердца… И не отпускать. В груди привычно заныло, и я, скрипнув зубами от досады и бессилия, абсолютно уверенный в том, что она не позволит даже простого объятия, и, понимая, что настаивать, когда она в таком состоянии, бесчеловечно и аморально, и словом не обмолвился о своих истинных желаниях.

И конечно же той ночью мне снова не спалось. Воображение, будь оно не ладно. Именно из-за него кровь кипела, а от возбуждения гудело в ушах и хотелось, наплевав на последствия, ворваться в ванную к рыжей, чтобы если не дотронуться, то хотя бы увидеть!

Я лежал в кровати без сна, закинув руки за голову и представлял себе, как тихонько открою дверь в ванную, отгоню от лица облачко влажного пара и, затаив дыхание, сделаю два шага вперед, пока носки домашних туфель не уткнуться в округлый бок старинной ванны. В красках представлял, как Эри повернет голову в мою сторону, как розовые губы приоткроются в немом удивлении, а в глазах блеснет на миг испуганный, но такой притягательный огонек.

А я шепну:

— Эри…

И опущусь на колени, чтобы кончиками пальцев погладить гладкую поверхность горячей воды, а заодно и порозовевшую от жара, усыпанную редкими веснушками кожу… Круглыми, коричневыми и всенепременно вкусными веснушками. У меня во рту пересохло, когда я представил, как облизываю их, пытаясь пересчитать, и тяжесть в паху из приятной превратилась в болезненную.

— Что я творю? — раздосадовано рыкнул я, одним прыжком вскакивая с кровати, чтобы направиться в ванную.

— Зараза! — уже там, слушая надрывный сип, доносящийся из пустых кранов, я вспомнил о сломанной колонке и, поминая всех моргов, что обитали на дне Великого Океана, обмотал вокруг бедер банное полотенце и неслышно выскользнул из спальни. В конце концов, купание в снегу не самая плохая замена ледяному душу.

Я вышел на задний двор и полной грудью вдохнул колкий морозный воздух, а затем нырнул прямо в сугроб, до крови закусывая губу, чтобы не заорать на все Красные Горы. На мгновение в мозгу мелькнула абсурдная мысль, что Рой задолбает меня своим занудством, если узнает о моем безрассудном поступке, и я, не выдержав напряжения последних дней, рассмеялся. До слез хохотал, сидя по шею в снегу и выстукивая зубами барабанную дробь. Не забывая, правда, зажимать рукою рот: не хватало еще, чтобы меня кто увидел! То-то слухов по Красным Горам расползется! Я прямо слышал, как мужики на марше перешептываются, торопливо глотая слоги:

— Наш-то, наш, совсем от спермотоксикоза клюкнулся!

— Бабу ему надо, — авторитетно скажет тетушка Ваппу, а герлари Рой добавит, взволнованно нахмурив лоб:

— Может, вам гитарку привести, хозяин? Если надо, я сбегаю.

Истерично всхлипнув, я выбрался из сугроба, подхватил полотенце и взлетел на крыльцо, где и замер, не в силах вспомнить, прикрывал ли дверь, когда выходил на улицу. Сейчас она была нараспашку, и страх, окативший меня с головы до пят холодной волной, отрезвил не хуже купания в снегу.

Первым делом я испугался за Тию. И, как был полуголый, метнулся в спальню, где ее разместила Ула. Девочка спала, разметавшись по постели и, судя по ровному дыханию, ей было гораздо лучше.

В комнате пахло фруктовым мылом и травами, и не было никакого намека на вмешательство извне, но кто сказал, что злоумышленники всегда оставляют следы? Едва ли не впервые в жизни я пожалел о том, что обладаю даром некроманта, очень сильным, но, к сожалению, совершенно бесполезным на бытовом уровне. Хотя…

Я прошептал формулу поиска проклятий, замешанных на крови, и даже не удивился, получив отклик. Все же не зря интуиция трубила в сигнальный рожок: в волосах Тии обнаружилась то-оненькая, едва заметная ниточка, в которую было вплетено столько непонятной мне силы, что в голове потемнело.

— Это что такое? — спросил я сам у себя, покосившись в сторону всхрапнувшей Улы. — Морги!

Похожая вещица лежала у меня наверху. В сейфе, где раньше хранился кристалл, и мне до сих пор не удалось разобраться, каково же было ее предназначение.

Понимая, что не усну, пока не проверю остальных домочадцев, я заглянул к Ною и поднялся наверх.

Не знаю, чего мне хотелось больше: чтобы Эри спала или чтобы встретила меня удивленным взглядом. Подозреваю, что больше всего мне бы пришлось по душе, если бы она была в спальне одна, а не в компании своей сестрицы, сына и вездесущего Ряу.

— Для полного счастья только Роя не хватает… — пробурчал я, ревниво поглядывая на маленькую ручку, которая собственнически обнимала ту самую шею, из-за которой мне пришлось устраивать купания в снегу. — Неужели обязательно спать всем в одной постели? Кроватей в особняке не хватает, что ли?

Ворча и поджимая губы, я попытался отыскать чужую ворожбу, замешанную на крови, и, надо сказать, нашел. Не в волосах спящих девушек, как это было в случае Тии, но где-то рядом.

Не в гардеробной. Не возле письменного стола и не в ванной…

Маячок вывел меня в малую гостиную, где я с удивлением обнаружил очень — действительно очень! — хороший полог невидимости, а под ним самый обыкновенный с виду сундук.

— И что мы тут прячем? — я оглянулся на дверь в спальню, но там все было тихо. — Девичьи секреты?

По хорошему, конечно, надо было все вернуть, как было, и уйти к себе, но внутренняя ищейка уже взяла след, и я, снедаемый любопытством, откинул крышку.

— Моржий хрен! — присвистнул от удивления. — А девочки не так просты, как казалось!

О том, что такое пространственный карман и сколько он стоит, я знал не понаслышке. Мой отец, как один из ведущих специалистов Королевской Академии, одно время входил в состав комиссии, работавшей над идеей, увы, не получившей высоко одобрения, поставить их производство на поток. И речь шла не о сундуке, в который можно засунуть половину имущества всех Красногорцев, а о кошельке, чтобы уберечь подданных королевства от карманников.

В сундуке двух сестричек лежало несколько объемных мешков — морги знают, что они в них хранят! — веретено, какие-то бумаги, паспорта, три или четыре книги, судя по всему, по общей и вульгарной магии, «Древний трактат, посвященный чувственной, эмоциональной жизни, вожделению и любви» (с картинками! Ну, вдовушка!) с десяток уже знакомых мне амулетов и тетрадь, по виду напоминавшая дневник. Я протянул руку, чтобы проверить, что именно лежит в тех самых огромных мешках — после трактата я ожидал найти там, что угодно — и замер, услышав тихое хныканье.

«Морги! Как не вовремя-то!». Тихонько выругавшись, я прихватил дневник, понадеявшись, что его отсутствие обнаружат не сразу, вернул на место полог невидимости, и тихонечко вышел из гостиной в коридор.

Если бы час спустя у меня спросили, что двигало мной, когда я выхватил из тайника эту тетрадь, а не, к примеру, ниточки-амулеты, я бы не нашел, что ответить. Короткое знакомство с дневниковыми записями заставило меня по-другому взглянуть на женщину, что полностью захватила мои мысли. После того, как я успокоился и ликвидировал последствия своей ярости — хвала Глубинным, кладбище было далеко, иначе Красногорье ожидало бы нашествие живых мертвецов.

Я долго сидел, глядя на покрытую пятнами обложку тетради и прислушиваясь к звукам дома. Вот мимо кабинета проскакал, стуча когтями по паркету, Ряу. За ним следом летящие шаги Рейи, сопровождаемые веселым детским лепетом. Несколько минут спустя вновь юная дрессировщица вернулась — торопливо и без Мори, наверное, забыла что-то — и снова вниз убежала, перепрыгивая через несколько ступенек. Ной прошел по коридору, кряхтя и ворча о чем-то. Из сада донесся детский визг и успокаивающий басок Роя…

Наконец, встав из-за стола, я взял в руки проклятую тетрадь и вернулся в гостиную Эри. Бедная моя девочка! Страшно представить, что тебе пришлось пережить! Теплая, нежная, с такими вкусными губами и сводящими меня с ума веснушками…

— Найду ублюдков и прикончу лично, — поклялся я, возвращая дневник на место. Скользнул взглядом по ниточкам амулетов и не стал их трогать. Не удержался от того, чтобы еще раз, хоть одним глазком глянуть на спящую Эри, и улыбнулся, обрадованный внезапно вызревшим решением.

— Ну, конечно! — я тихо рассмеялся. — Как же иначе?

Вернулся в кабинет, достал из ящика стола конверт, присланный мне художником и, не распечатывая, сжег его в камине.

— В конце концов, не в карьере счастье, — рассудил я и, ощущая просто невероятную легкость, спустился на кухню, где Ула хлопотала над завтраком.

— Ты точно знаешь, что делать? — услышал я голос кухарки, свернув в нужный мне коридор, и, странное дело, доносился он не из кухни, а из-под лестницы, где, как мне казалось ранее, находился чулан. — Может погодим, пока колонщики сами разберутся?

— Ула, ты мне что ответила, когда я тебе насчет пирожков советовал? — я закатил глаза, узнав голос. — Вот и я о том же. Ступай на кухню, женщина. Я такие колонки чинил, когда тебя еще на свете не было.

— Ага, ври больше, — проворчала кухарка. Что ж, я мог понять причину ее недоверия. По виду Рою больше сорока не дашь, да и сорок-то с очень большой натяжкой, а сколько ему лет на самом деле… Вряд ли герлари ответит, если я спрошу.

Ула выскочила из чуланчика и перепугано охнула, увидев меня:

— Ой, господин ворнет! Вы уже проснулись?

Я не стал говорить, что еще не ложился, и молча кивнул.

— Так что ж вы тут? Пойдемте… Или вам в столовую завтрак принести?

— Не нужно, я на кухне поем. Ступай, я догоню. Вот только с Роем парой словечек переброшусь…

Герлари даже не глянул в мою сторону, когда я появился на пороге: как копошился в пугающего вида переплетениях труб до моего прихода, так и продолжил это делать дальше. Я прокашлялся, привлекая к себе внимание Роя.

— Вот правильно, — тут же отозвался он, впрочем так и не посмотрев на меня. — Сначала мы без шапки ходим, потом нагишом в снегу купаемся, а потом простуда, жар, инфлюэнция и летальный исход.

Почувствовав, как кровь прилила к ушам, я заскрежетал зубами.

— Эмаль испортите, хозяин, — заботливо сообщили мне. — А вообще, надо было сразу сказать, что у вас тоже колонка полетела. Я бы еще вчера все исправил. Хорошо еще, что девушки по вашему примеру не стали в снег нырять… Лечи вас потом…

Я задумчиво посмотрел на широкую спину убийцы. Вот интересно, если я сейчас возьму что-нибудь потяжелее, да огрею его как следует? Злил он меня просто до икоты.

— Мы прекрасно и без твоей помощи справлялись, — огрызнулся я.

— Ага, я в курсе, — ответил он и, откинув за спину убранные в тяжелую косу волосы, соизволил-таки бросить на меня косой взгляд. — Кое-кто вчера так направлялся, что до сих пор спит, силы восстанавливает…

Стыд опалил не только уши, но и щеки с шеей.

— Я заплачу за работу!

— Как скажете, хозяин, — ответил Рой и сосредоточился на поломке, бормоча негромко, но вполне разборчиво:

— Заплатит он… Как дети, честное слово…

Осознав, что оставить за собой последнее слово все равно не получится, я ретировался в кухню, утешая себя одной лишь мыслью: «По крайней мере, Эри сможет нормально умыться, когда проснется. Да и Ною не нужно будет воду для жены таскать».

В общем, к концу завтрака я вернул себе утерянное было хорошее настроение и мог с чистой совестью приступить к своим прямым обязанностям, забыв на время об инвентурах, наложенных платежах, ведомостях и бухгалтерских книгах, потому что Тия очнулась, и мне даже позволили с ней поговорить.

Девочка все еще была очень слаба, но радовало уже то, что это не рыбья хворь или что похуже, а, если верить Уле, а ей я отчего-то верил больше, чем местному целителю, просто сильное истощение и очень запущенная простуда.

— Оправится, господин ворнет, вот поглядите! И седмицы не пройдет, как будет вместе с нашей Реечкой зверюгу энтого школить. Все паркеты в доме своими киптюрями изодрал уже, морг хвостатый…

К середине нашей беседы, когда Тия начала, захлебываясь, плакать, я уже не так сильно верил столь красочному прогнозу. И чем больше подробностей о своих злоключениях рассказывала девочка, тем больше мрачнел, сжимая кулаки в бессильной ярости.

Впрочем, не в такой уж и бессильной. Выйдя из комнаты больной, я сразу же направился на пристань, и мне дорогого стоило сдержаться и не раскатать тонким слоем по причалу не только хозяина, но и жену его вместе с сыночком. Остановило меня лишь то, что мальчишка ничего не знал, а женщина оставила незапертой дверь, позволив Тие сбежать, за что и была жутко избита собственным муженьком.

Упрятав мерзавца в подвале особняка, я строго-настрого наказал Ною подлеца не кормить, а держать на хлебе и сырой воде, вплоть до самой весны. Ну или чуть меньше.

— И давно он тебя поколачивает? — с мрачным видом спросил я у жены злодея, когда она, рыдая и ползая передо мной на коленях, умоляла не губить и пощадить. Не себя. Мужа.

— Так не бьет, господин ворнет, — она всхлипнула и вытерла сломанный в двух местах нос рукавом, — так, повоспитывает чуть. И только за дело…

«Дура!» — мысленно выругался я.

— За дело? — я сплюнул со злости. — Терпишь-то почему?

— А как иначе? — она недоуменно моргнула, и я понял, что о законе, согласно которому жена имеет право уйти от мужа, если тот ее избивает или другими какими способами унижает ее достоинство, в Красных Горах никто не слышал.

Все-таки мэтр Ди-на сволочь. Хорошо, что его рыба-солнце сожрала. Что он мне там говорил? Что у них тут так тихо и покойно, что одним районным участком можно без труда обойтись? То-то я смотрю, у меня каждый день не похищение, так убийство! И это я не говорю о поджоге, который мне стоил весьма неслабой головной боли.

Нет, определенно, как только лед треснет и появится возможность добраться до столицы, немедленно отпишу в Министерство, чтобы пригнали сюда участкового, да не одного, а с помощниками. Одному, как показывала практика, тут справиться совершенно невозможно. И это сейчас, когда туристов нет из-за погодных условий, и с хуторов народ с просьбами и жалобами ленится по снегу спускаться. Страшно подумать, что весной будет!

Правда, уже к вечеру этого дня от одной головной боли мне удалось избавиться. Даже от двух, если быть до конца честным. Как говорится, поймал на одну уду сразу двух щукарей. Впрочем, обо всем по порядку.

Я сидел у себя в кабинете, рассказывал Эри о событиях последних часов, а сам пытался решить, как быть: говорить девушке о том, что ее тайна для меня больше не тайна, или лучше промолчать. С одной стороны, начинать отношения со лжи не хотелось. С другой, неизвестно еще, будут ли они, эти отношения после того, как я признаюсь, что прочитал ее дневник.

Зараза! Что ж все так сложно-то?!

— Эр, послушай, — наконец произнес я, решив разговор o дневнике отложить на потом, но девушка испуганно округлила глаза и выпалила:

— Кэй! — просто млею, когда она меня так называет. — У тебя ногти зеленые. И светятся.

— Да? — я удивленно глянул на собственные руки. — И в самом деле. Светятся…

Надо сказать, я не сразу сообразил, что происходит, а когда понял, то улыбнулся, чем наверняка перепугал и без того напуганную Эри.

— Так вот как это работает! — кончики пальцев стало ощутимо покалывать, будто я струны исинги[56] перебираю или, что более правильно, за леску, с другой стороны которой бьется крупная рыба, тяну.

— Эр, будь любезна, — поднимаясь из-за стола, попросил я, — передай Ною, что в нашей темнице скоро второй постоялец появится.

И добавил, не скрывая зловещего предвкушения (ох, с каким удовольствием я спущу с подлеца шкуру!):

— Поджигатель! — склонился к распахнутым в немом удивлении губам и поцеловал, испытывая невероятный — гораздо сильнее прежнего — восторг. Все же одно дело целовать просто понравившуюся девушку и совершенно другое — девушку свою. Это было ярче и… вкуснее?

В пальцах закололо сильнее и я, на ходу застегивая впопыхах наброшенную куртку, вылетел на улицу.

Сигнал ощущался очень отчетливо и шел, такое впечатление, что с марша. Я нахмурился. Интересно, кто это шляется по рынку в такое позднее время? Обычно торги полностью сворачивались уже к полудню… Неужели злоумышленником окажется один из мужиков, ежедневно торговавших на марше?

За время пребывания в Красных Горах я успел познакомиться с каждым из них. А что делать, если они первыми узнавали Красногорские новости и рады были поделиться ими с любыми охочими послушать ушами?

Однако на марше было пусто, и сигнал, протянув меня сквозь стройный ряд пустующих прилавков, заставил свернуть на широкую улицу, что уводила меня от центральной площади к восточным воротам.

Сначала я услышал даже не крик, а ужасный, насквозь пропитанный болью вой. И содрогнулся, осознав, что голос принадлежит… женщине? Отчего-то я был уверен, что поджигатель обязательно окажется мужчиной.

На бег я сорвался почти сразу и до нужного дома добрался в считанные секунды, но все равно этого времени хватило, чтобы улица наполнилась стуком ставень и скрипом открывающихся дверей. Проклятье! Вот только свидетелей мне не хватало!.. Хотя, как показала практика ночного купания в снегу, в Красных Горах остаться в одиночестве можно только в нужнике… Уж там-то, надеюсь, Рой за мной не следит?

Отогнав совершенно неуместные ситуации мысли, я вбежал на знакомое крылечко и распахнул двери.

Азали-на-Йети-са-Но лежала посреди собственной кухни. Здесь же были и ее сыновья: прижавшись к деревянным стенам, мальчишки не сводили глаз с матери, судя по всему, пребывая в состоянии первозданного ужаса. Я мысленно выругался. Причинять боль детям в мои планы не входило, но… Но в доме Эри тоже был ребенок. Даже два, если вспомнить о Рейке. И неважно, что она готова выцарапать глаза любому, кто не считает ее взрослой…

— Б-а-а-а-а!!! — вдова помощника Папаши Мо выгнулась в крутую дугу и заорала. Скрюченные от боли пальцы царапали пол, глаза закатились, в уголках губ появилась коричневатая пена.

— Ма-ам! — всхлипнул самый младший из мальчишек, и я не стал медлить, схватил за шиворот старшего сына Оки-сa-Но, если мне не изменяет память, Хаайу, и велел:

— Братьев уведи из дома.

— Ш-што? — он с трудом оторвал взгляд от матери, и то лишь после того, как я его хорошенько тряхнул.

— Возьми братьев и ступай к соседям. И скажи всем, кого увидишь, чтобы по домам прятались. Увижу кого на улице — мало не покажется. Ну, что смотришь? Ступай!

Хаайя всхлипнул, но на ноги поднялся и, ухватив за руки обоев братьев, выбежал из дому, а я выдохнул, переводя дух. По крайней мере теперь, если что-то пойдет не так, рядом не будет носителей той же, что и у поджигателя, крови. У поджигательницы.

Я не стал задумываться о причинах, побудивших женщину пойти на столь ужасное преступление. С причинами мы всегда сможем разобраться после того, как я отправлю духа-мстителя в потусторонний мир, туда, где ему самое место. И лучше бы это сделать как можно скорее, пока он не успел напитаться эмоциями и не решил, что может справиться со своим создателем.

Если честно, я не был до конца уверен, что такое возможно (о мстителях в серьезной литературе писали редко, да и то лишь поверхностно, а сказкам, в которых он фигурировал довольно часто, я уже дано не верил), но рисковать не стал, полоснул по запястью ножом, вскрывая вены, зашептал запирающую формулу и даже удивился, когда все получилось с первого раза.

— Ух-х… — выдохнул, опускаясь на пол, зажал пальцами здоровой руки разрез и, сильно сдавив, пробормотал:

— Стабилито максимум, — и только после этого посмотрел на затихшую женщину.

Она тяжело дышала, но была в сознании, я это понял сразу, хотя глаз Азали пока не открыла.

— Встать можешь, кровопийца? — зло спросил я. Рвать и метать хотелось из-за того, что это не мужик, при всем своем желании я не смогу спустить с нее шкуру.

— Сам догадался или подсказал кто? — прохрипела она в ответ и медленно села.

Я промолчал. Ну, правда! Не говорить же ей о том, что это я создал мстителя, который только что пытался сжечь ее заживо, пусть и лишь на ментальном уровне, ощущения от этого менее острыми не становились.

— Оказывается, боги все-таки что-то видят, — не дождавшись ответа, произнесла поджигательница и криво усмехнулась. — А я-то, грешным делом, успела поверить, что мне теперь все с рук сойдет…

— Может и сошло бы, — нехотя признался я, — если б ты другой дом вздумала поджечь, а так…

— Так ты и о поджоге знаешь? — изумилась она, а я растерянно крякнул. — Силен ворнет, хоть и сопляк совсем. Не ожидала… Все ждала-ждала, когда ж ты меня за муженька арестовывать придешь, а оно вон как получилось… Ну, что уж теперь горевать? Видать мне на роду написано… Об одном только жалею, веришь?

Она посмотрела на меня злыми глазами и прошипела:

— Что змея эта из окошка выскочить успела. Я из-за нее собственного мужика жизни лишила, чтобы подлец к пигалице этой от меня не ушел. От меня!! Ишь, чего вздумал! Говорит, уж лучше в тестях Папашу иметь, чем… Ну, я и… Из-за нее теперь одна с тремя детьми загибаюсь, а она со столичным шерхом у всех на глазах миловаться вздумала…

У меня аж в глазах потемнело, я шагнул к трясущейся от злобы женщине и схватил ее за шкирку, вздергивая на ноги.

— Встать! — процедил сквозь крепко сжатые зубы, еле сдерживаясь от того, чтобы не ударить. И не потому, что бить женщину — это не по-мужски и вообще признак слабости. Я ведь все-таки представитель закона, королевский шерх — ну, почти — и опускаться до такого уровня… — В остроге показания давать будешь.

— Грозный какой, — она закудахтала, давясь безумным смехом. — А если не буду? Не скажу ни слова, хоть ты тресни…

Я наклонился к ее лицу и тихо выдохнул:

— А я верну того, кто мучил тебя минуту назад. И если ты думаешь, что он, разобравшись с тобой, успокоится, то я тебя обрадую. Он после тебя на детишек твоих переключится…

Она позеленела от страха и поджала губы.

— Так что бери верхнюю одежду, шубу там… не знаю, что у тебя… и поднимайся. До весны в остроге посидишь, a там уж с тобой королевский суд разбираться будет.

На улице, к огромной моей радости, никого не было. Уж и не знаю, что бы я стал делать, если бы любопытные красногорчане по своей привычке заполонили улицы городка, засыпая меня бесконечными вопросами.

Мы вышли на крылечко, я осмотрелся, а Азали потянулась было повесить на двери замок, но в последний момент равнодушно махнула рукой и спрятала ладони в карманах тулупа. Я покосился в сторону преступницы. Вид у нее был жалкий: бледная, опухшая от слез, губы искусаны, волосы неопрятными космами торчат из-под криво повязанного платка…

Мы уже подходили к площади, когда я не вытерпел и все-таки задал вопрос, который волновал меня больше всего:

— С чего ты вообще взяла, что Эри пойдет замуж за твоего урода? А?

— Неправда, он не был уродом! — возмутилась женщина истово, даже кулаки сжала, но я лишь фыркнул и качнул гудящей от усталости головой: все-таки не спал целую ночь, да и день выдался не из спокойных. А когда я вообще спал в последний раз? Чтобы нормально, а не урывками? Не помню…

— Именно уродом и был, — сжал зубы я. — Или ты думаешь, все эти женщины с ним по доброй воле? Как же, держи карман шире! Уж на то, чтобы выяснить, что он был моржьим шантажистом, у меня мозгов хватило… Проклятье! — поскользнувшись, я чуть не упал, но Азали моей неуклюжести, похоже, даже не заметила. — И вдова Мо к нему тоже не по доброй воле шла.

В то, что Эри спала с покойным помощником Папахена, я отчаянно отказывался верить.

— Врешь ты все! — женщина вспыхнула и заскрежетала зубами от ярости. — Они сами на него вешались! Сами! Бегали в квартиру эту проклятущую косяками… Уж я-то знаю! А вдовушка эта пришлая чаще всех…

— Почему пришлая? — до безумия хотелось спросить, с чего она решила, что чаще всех, но я все равно спросил о другом.

— А я знаю? Оки ее так называл, ну и я вслед за ним… А ты и вправду что ли не веришь, что зазноба твоя под моим мужиком побывала? Напрасно. Ты мне верь, господин Рити-на, на что мне тебе врать? Мне терять теперь нечего… Глубинные! Что ж я наделала-то, а? Как же теперь? У меня же дети…

— Раньше думать надо было, — нахмурился я и перевел взгляд на окна особняка градоначальника. Надо же, а я и не заметил, как мы до места дошли…

В тени ворот месила снег какая-то темная фигура, я прищурился, чтобы рассмотреть, кто бы это мог быть, и неуверенно окликнул:

— Ной?

— Нет, хозяин. Это всего лишь я. Помочь?

Сил на то, чтобы злиться уже не было: я их все, по всей вероятности, на нагрев ванн, чтение дневника и усмирение мстителя потратил. Тряхнул головой, чувствуя, как по позвоночнику стекают струйки холодного пота, и… И, в общем, хреново мне было. Очень.

— Помоги, — скорее обреченно, чем устало, согласился я. Все равно от него не отделаться. Уж если Рой решил помочь, то лучше с ним не спорить. — Ноя найди, путь он ее проводит, куда надо…

— Точно? — герлари сумрачно посмотрел на мою арестованную, и я внезапно понял… Нет, не понял. Почувствовал на каком-то интуитивном уровне, что мне даже говорить ничего не надо, достаточно лишь моргнуть, и Рой так позаботится об этой поджигательнице и убийце, что вспоминать о ней впредь уже не придется.

— Определенно, — я ухватился за дверной косяк, чтобы не упасть. Да что такое-то? — Ее судить будут. Я этого хочу.

— Ну, раз хотите, — Рой пожал плечами и с брезгливым выражением лица подхватил вдову Оки-са-Но под ручку, — тогда, конечно, все так и будет. Уж я прослежу.

И вот странное дело, но после его слов меня охватило чувство небывалого спокойствия. В голове мелькнула вдруг совершенно внезапная по своей абсурдности мысль: «Ну, раз Рой обещает, можно больше не беспокоиться»… И я выдохнул. Впервые за две седмицы, честное слово.

— Ну, вот и чудненько, — вместе с облегчением душевным появилась весьма физическая тяжесть на плечах. — Ты ее там устрой. Как следует… А я пока…

— Поспать бы вам, хозяин.

— Угу, — махнув на прощание рукой, я вошел в дом через парадный вход и, шумно втянув в себя воздух, застыл посреди холла.

Дома было жарко натоплено, и от этого тепла убаюкивающе путались мысли, а кровь в голове, наоборот, шумела и требовала, чтобы я немедленно пошел к Эри и выяснил, с чего это вдруг она вздумала мне врать о том, что никогда не бывала в квартире покойного, тогда как его вдова совершенно определенно настаивала на обратном:

— Да я своими глазами видела, как эта корька недоделанная туда вошла! В штаны еще вырядилась, мерзавка. Тьфу! Смотреть противно было, хуже гитарок из Веселого Дома.

— Вот кстати, да, — бормотал я, поднимаясь по лестнице на третий этаж. — Почему какие-то там Азалии видели мою женщину в неприличных штанах, а я до сих пор нет? Непорядок… Хочу неприличные штаны. И вообще.

— Женщина! — рявкнул, ввалившись на лестничный пролет верхнего этажа, и чуть не рухнул сраженный громкостью собственного голоса. — Эри! Иди сюда сей же час! Я тебя допрашивать буду!

— Что будешь делать? — она показалась на пороге своей гостиной, и я, чтобы не улыбнуться самой идиотской на какую только способен улыбкой, нахмурился.

— Допрашивать. По всей строгости закона.

Она вскинула бровь и, оглянувшись назад, что-то негромко произнесла.

— Что ты там шепчешь? Внятнее говори!

— Я говорю, чтобы ты не кричал, — ответила она, выходя в коридор и закрывая за собою дверь. — Я только что Мори уложила… Кэй, ты себя хорошо чувствуешь?

Взволнованно хмурясь, она посмотрела на меня, и я поторопился с ответом:

— Да лучше всех! Я ж только что два преступления раскрыл… Кстати, у меня к тебе серьезный разговор, рыба моя. Про этого… про покойника. Как его? Из головы вылетело…

— Оки-са-Но? Кэй, ты пьян, что ли? — Эри вдруг оказалась близко-близко, зачем-то принюхалась к моему дыханию и вдруг прижала прохладную ладонь к моему лбу, — да у тебя жар!

— Не заговаривай мне зубы, — буркнул я и переместил ее запястье поближе к своему рту. — У тебя с ним что-то было? Он тебя заставил, да? Узнал, что Мори незаконнорожденный и шантажировал? Я убью его!

Зачем я все это ей говорил — неясно. Про Мори опять-таки… «А что если она сейчас у тебя спросит, с чего ты взял про незаконнорожденность? Что врать станешь?» — шепнул внутренний голос, и я не на шутку перепугался, но Эри ни о чем таком спрашивать не стала. И, откровенно говоря, в другое время меня это обязательно бы напрягло, но не в тот момент. В тот момент меня несло. И, я бы даже сказал, уносило. И откуда взялась эта уносящая меня в неведомые дали волна, я не имел ни малейшего предположения.

— Он уже и так мертв, глупый, — мягко проговорила Эри, а я от того, каким нежным голосом она произнесла слово «глупый», вновь заулыбался, как идиот. — И ничего не было. Правда. Пойдем, я тебя уложу… Ты же на ногах не стоишь!

— Не соблазняй, — проворчал беззлобно, позволяя трогательной в своей заботе Эри увлечь себя вдоль по коридору в сторону спальни. — Я просто вымотался.

— Я вижу.

— И ты мне все равно не отвертишься от серьезного разговора.

— Не отверчусь.

Как попали в комнату, не помню. Вот вообще. Казалось бы, вот только что мы шли по мягкой ковровой дорожке, и Эри так ласково, так интимно обнимала меня за талию, а в следующий миг я уже сижу на кровати, и самая желанная в мире женщина с решительным видом стаскивает с меня рубаху со словами:

— Кэй, ну, пожалуйста! Не упрямься!

— И в мыслях не было, — с предельной искренностью выдохнул я и прижался губами к манящей ложбинке, видневшейся в развале домашнего платья. От ее кожи пахло свежестью цветочного мыла, а на вкус она была, как мед из поздних цветов чамуки: сладкая до головокружения и пьяная. И эти веснушки… Отведя ткань, я освободил чуть больше места для маневров и потерся щекой о выступающие над декольте мягкие полукружья.

— Кэй? — севшим голосом выдохнула Эри. — Что ты делаешь?

— М?

Я вскинул голову и заглянул ей в лицо. Рот приоткрыт, на щеках румянец смущения — или возбуждения? — а зеленые глаза просто завораживают своим сиянием.

— Эри, — прошептал и потянул девушку на себя, заваливаясь назад и позволяя ей упасть сверху.

— Кэй, перестань? — не возмутилась, не воспротивилась и даже не попросила, а скорее спросила она. У меня или у себя? И о чем?

— Эри, — перевернулся, подмяв ее под себя, и признался:

— Тебе совершенно не подходит это имя. Оно на тебе как одежка с чужого плеча: и вроде по размеру, а не твое.

— Правда? — она улыбнулась и неуверенно опустила руку мне на плечо. Подрагивающие пальчики коснулись шеи, и я тут же переместил их чуть ниже, к яремной ямке.

— Да, — прошептал, свободной рукой вытаскивая шпильки и освобождая шелковую волну волос. — Эри — красивое имя, я не спорю, но в переводе с вэлльского оно означает «вода в горном весеннем ручье». Понимаешь? У такой девушки глаза никак не могут быть зелеными, только голубыми. Это я тебе говорю.

— Да? — она слушала так внимательно, с таким удивленным, плохо скрываемым восторгом на лице, что я улыбнулся.

— А у тебя они зеленые. Разве вода в горном ручье бывает зеленой? Да никогда! Скорее в море. Нет, ты не вода. Ты звезда. Звезда, отражающаяся в ночной глади моря.

— Ш-што? — она изумленно дернулась и срывающимся голосом переспросила:

— Как ты меня назвал?

— Эстэри, — шепнул я. — У ильмов есть такое имя. Я знаю, мою прабабку так звали.

И повторил, скользя пальцем под нежным подбородком, приподнимая лицо для поцелуя:

— Эстэри.

Безумие вспыхнуло в мозгу и отравило кровь, рычало внутри голодным зверем, требуя немедленно взять, присвоить, чтобы уже никто и никогда.

— Эри! — хотелось сорвать с податливого тела домашнее платье и видневшуюся под ним простую белую сорочку, и исцеловать всю кожу, не оставить не обласканным ни одного кусочка, каждую коричневатую круглую веснушку сосчитать.

Потянув вверх путающееся платье, я опустил руку на обнаженную коленку и осторожно сжал. Интересно, на коленках у нее веснушки тоже есть? Надо проверить…

— Кэй? — Эри пискнула возмущенно и в протестующем жесте выставила вперед руки, будто пыталась оттолкнуть. Ее пальцы случайно соскользнули с рубахи на голую кожу, как раз там, где у меня было Колесо Фортуны. Меня словно молнией прошило, а Эри подо мной выгнулась в луковую дугу.

Я зашипел, а она удивленно отодвинула в сторону ткань рубахи и замерла. Провела пальцем по рисунку, обводя контур, и вдруг подалась вперед, прижимаясь губами к середине отметины.

Вторая молния ударила изнутри и сожгла к моргам все внутренности, мозги и даже намек на здравые мысли, заставляя сжимать в объятиях податливое тело и целовать, целовать, бормоча что-то среднее между бредом сумасшедшего и лепетом влюбленного сопляка, что-то, что я даже под страхом смертной казни не смог бы повторить.

Платье распахнуто, шнуровка сорочки распущена. Я приподнялся на вытянутых руках и не могу оторвать взгляда от молочной бледности часто вздымающийся груди, я абсолютно покорен и заворожен видом заострившихся розовых сосков.

— Какая ты… — склонился, чтобы приласкать ртом манящую вершинку, и застонал, ощутив во рту ее восхитительный вкус.

Руки покрылись гусиной кожей, то ли от сжигающего меня температурного жара, то ли от отдачи после уничтожения мстителя, то ли от того, как отзывалась на каждую ласку моя женщина. Моя Эри. Моя звезда в ночном океане.

Торопливо, будто впервые женщину раздевал, я дергал за шнуровку и пытался стащить платье с плеч, чтобы ничто не стояло между мной и Эри. Кожа к коже, дыхание к дыханию. Переплестись, слиться…

Ткань выскальзывала из пальцев, как заколдованная, и отказывалась поддаваться. Я рванул изо всех сил, мечтая порвать все к моргам, раз по-другому снять не получается, и в сердцах впился в натянутую струной шею, оставляя на коже красноватый след поцелуя.

Тихий стон, сорвавшийся с ее губ, отозвался дрожью предвкушения в паху.

— Эри! — прорычал я, досадуя и не понимая, что происходит, и отчего я не могу избавиться от каких-то тряпок.

— Чш-ш-ш, — прошептала она, и мне в ее голосе послышалась не страсть, а испуг. — Я здесь.

— Эри?

Веки весили тонну, но я, хоть и с трудом, но смог разлепить глаза, чтобы взглядом отыскать внезапно исчезнувшую из моих объятий девушку.

— Куда ты пропала? — прохрипел не своим голосом, с неудовольствием отмечая, что платье на Эри застегнуто до самого горла, а волосы убраны в косу. Когда успела? — И почему оделась?

— Кэй, ты очнулся? — она всхлипнула и оглянулась на дверь, взволнованно покусывая нижнюю губку.

— Иди сюда, — позвал я и попытался сесть, но рухнул без сил на подушки.

— Не вставай! — наклонилась надо мной, потрогала лоб губами.

— Эри…

— Ты как? Я… я Роя позову, он…

— Я тебе позову! — я обвил тонкий стан руками, притягивая к себе девушку и не позволяя ей вырваться, хотя, если честно, чувство было такое, что не вырывалась она лишь потому, что боялась мне боль причинить. — Лучше поцелуй меня еще раз.

— Кэй, ты больше суток без сознания. Какие поцелуи? У тебя бред…

— Не бред, — упрямо выдохнул я, лаская взглядом след от собственного поцелуя на женской шее.

— Не бред, — повторил, опуская вновь отяжелевшие веки.

— Кэйнаро! — в испуганном голосе встревоженные нотки, граничащие с истерикой, а я не то что успокоить, я даже голову от подушки поднять не могу. — Вот что мне делать?

— Отставить истерику, рыба моя, — произнес кто-то, находившейся с другой стороны кровати. — Мне еще не встречались полные сил молодые мужчины, что умирали от банальной простуды, пусть и осложненной магическим истощением.

— Вам легко говорить, Рэйху, — буркнула Эри, не отводя от меня встревоженного взгляда.

— Это ты на то, что я свое уже давно отмучился, намекаешь?

Я повернул голову и оторопел, увидев сидевшего у моей постели старика. Не старика. Деда в толстом халате, надетом поверх полосатой пижамы, и домашних тапочках. Моего собственного, умершего несколько лет назад деда. Он хитро подмигнул мне пронзительно-синим глазом и рассмеялся.

— Бред, — выдохнул я и провалился в ласковые объятия обморока.

Очнулся лишь поздним утром и первым делом подскочил на кровати, оглядываясь по сторонам. Однако — увы или к счастью, тут я не смог определиться — в спальне не было ни следа странного старика, так удивительного похожего на моего давно покойного деда. (А в том, что он был именно покойным, сомневаться не приходилось. Мы же семья потомственных некромантов, когда умирает кто-то их наших близких, из маг-комиссии приезжает специальный человек, проследить, чтобы близкие похоронили усопшего согласно традициям, раз и навсегда запечатывая его гроб). Комнату заливал солнечный свет, слегка приглушенный спущенными шторами, в камине дотлевали полешки, а в большом кресле возле кровати вместо старика дремала, поджав под себя ноги, Эри.

Вмиг позабыв о загадочных двойниках, я задумчиво посмотрел на девушку. Она была в темно-зеленом платье с глубоким вырезом, который целомудренно прикрывала легкая косыночка, и в своих обожаемых чимах, что прямо сейчас небрежно лежали на полу.

Я прекрасно помнил обо всем, что произошло между нами накануне моей болезни. Ну, как прекрасно? Ощущения были весьма живыми, и очень хотелось повторения и продолжения. Останавливало меня лишь одно: я не был до конца уверен в том, что произошло на самом деле, а что домыслило мое богатое, воспаленное болезнью воображение.

Эри улыбнулась во сне, а я наоборот нахмурился, вспоминая, как запросто она общалась с ночным визитером. Уверенно, привычно и по-дружески. Я бы даже сказал, по-семейному. Что может связывать мою Эри с каким-то стариком? И откуда он вообще взялся в Красных Горах? Скрипнув зубами, я впился внимательным взглядом в лицо девушки. Что еще, помимо своих магических способностей и особенностей дара, она скрывает? Ее тайны не злили, но раздражали и тревожили. Мутная история с Оки-са-Но, рождение Мори, покойный муж, который, по всей видимости, был из числа незарегистрированных магов… Теперь вот еще и это.

Сев на кровати, я прислушался к себе. Немного першило в горле, да от долгого сна слегка мутило, и кружилась голова — других признаков болезни я в своем организме не нащупал. Поднялся и тихо, чтобы не разбудить девушку, прошел в ванную. Когда несколько минут спустя я вернулся, Эри в спальне уже не было, а на ее месте в кресле лежала стопка чистой одежды. Я с досадой отшвырнул в сторону влажное полотенце, испытывая совершенно детское желание надуться, забраться в кровать и пролежать там до старости. Впрочем, желание найти Эри и обстоятельно с ней поговорить тоже никуда не исчезло.

Отчего-то казалось, что она станет от меня прятаться, и я буду вынужден искать ее по всему дому, и несказанно удивился, когда дверь в мою комнату открылась, впуская внутрь ту, что в данный момент занимала все мои мысли, отодвинув на задний план убийц, поджигателей и прочих аферистов Красных Гор.

— Привет, — Эри смущенно улыбнулась, входя внутрь. — Ула просила узнать, тебе внизу накрыть или ты здесь позавтракаешь?

Я ничего не ответил, молча рассматривая девушку. Значит, вот так она решила, да?

— Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится?

Я улыбнулся, хотя меня скорее разозлила, чем развеселила ее попытка принять независимый, «ничего-такого-не-было» вид.

— Смущение выдает тебя с головой, — насмешливо бросил я.

— Что? — она вскинула взгляд, наконец посмотрев на меня, и я «снизошел» до объяснения:

— Вот если бы ты так не нервничала и не краснела, я бы, может, и поверил, что мне все приснилось, — я совершил хитрый маневр, оттесняя девушку от двери. — Ну, или было навеяно жаром, а так…

— Не понимаю, о чем ты, — перебила она, упрямо вздернув подбородок.

Ну-ну.

— Могу объяснить, — шагнув ближе, я потянул за кончик косынки, повязанной у девушки на шее. Она возмущенно пискнула и прижала к горлу ладонь, но я уже успел заметить все, что мне было нужно. — И, так сказать, обновить воспоминания.

Эри смотрела испуганно, но я все же взял ее руку и, преодолевая сопротивление, прижал прохладные пальчики к татуировке на своей груди. Не знаю, что почувствовала она, а у меня просто дух перехватило. Не так, как в прошлый раз. Иначе. Мне вдруг почудилось, что прошло уже много-много лет, что я после долгой разлуки вернулся домой, и в ее широко распахнутых глазах удивление переплелось с радостью и узнаванием.

— Ты тоже это чувствуешь? — прошептал я, зная, что да, что иначе просто не может быть, и Эри кивнула, опуская ресницы. — Хочешь, чтобы я еще о чем-то тебе напомнил?

— Нет, — коротко ответила она, поднимая взгляд, а затем запрокинула лицо и выдохнула, сдаваясь:

— Да…

И сама — сама!! — потянулась ко мне за поцелуем. Моя хорошая…

Мы целовались, как безумные. Моя нетерпеливость ни на гран не уступала ее жадности, и все бы точно закончилось в кровати уже тогда, если бы в двери с напоминанием о завтраке не постучал Ной.

— Ты голодна? — шепнул тихонько, истово надеясь на отрицательный ответ.

— Очень! — если бы могла, она бы, наверное, сгорела от смущения. Глупая, чего стесняться, если все совершенно правильно и естественно. Естественнее просто не может быть. Тем более и сама согласилась, что чувствует эту странную связь, это невероятное притяжение, что вспыхнуло между нами.

Нахмурившись, я растерянно потер знак божественного внимания на своей груди. Эх, жаль, что не у кого спросить, с чего вдруг такая реакция, Эри ведь никак не может быть той, кого боги выбрали мне в пару. А жаль! Как чертовски жаль, что… Впрочем, теперь, когда я для себя уже все решил, мне было наплевать на Колесо Фортуны.

— Ты злишься? — Эри слегка побледнела, а я покачал головой, отвечая:

— Разве что на Ноя… — взял ее за руку. — Пойдем завтракать?

Мы вышли из спальни, и Эри стыдливо спрятала глаза, старательно не замечая всепонимающего выражения лица старого дворецкого.

— Доброго дня, Ной! — поприветствовал я, игнорируя попытки Эри вырвать ладонь из моего захвата.

— Доброго, господин ворнет! Рад, что вы пошли на поправку.

Я улыбнулся и, наклонившись к розовому ушку, неслышно шепнул:

— Не дергайся, а то поцелую.

Эри задохнулась и бросила на меня укоризненный взгляд. Ну, прелесть же до чего она хороша!

— Что? — Ной, нахмурившись, оглянулся.

— Говорю, неприятности носом чую, — ответил я и пояснил:

— Тихо очень. А практика показывает, что когда в доме есть один взрослый Ряу и хотя бы один малый ребенок, ни к чему хорошему это, как правило, не приводит.

Ной фыркнул.

— Что правда, то правда. Только напрасно волнуетесь. Мори в яслях, а девчат мы с Улой с утра пораньше в Храм услали. Пусть лучше Инайе помогают, чем по дому без дела шляются.

Я довольно вздохнул: отсутствие лишних свидетелей в доме мне было только на руку.

Завтракали мы в столовой. И, несмотря на то, что Ула накрыла стол на двоих, ел я один, а Эри, сославшись на то, что уже успела перекусить — хотя минуту назад клялась мне в том, что голодна, трусишка, — пила лишь морс.

— Что у нас нового? — спросил я, как только Ной вышел из комнаты. — В остроге новых жильцов не появилось?

— Не появилось. Кэй, — Эри взволнованно глянула на меня поверх кружки, — а ты уверен, что это Азали-са-Но?

— Уверен. И кстати, рыба моя, ты почему мне соврала о квартире Оки-са-Но? Помнится у нас был разговор на эту тему, и ты мне сказала, что…

Я осекся, вспомнив еще одну вещь. Точнее, две. А именно то, как поджигательница и убийца по совместительству описывала вдовицу Мо, когда та входила в тайное убежище помощника Папахена. И то, как ее наряд походил на наряд одной из двух бандиток, что в свое время избавили меня от формы ворнета.

— Что? — Эри испуганно затаила дыхание, а я вспоминал и сопоставлял. Фигура, глаза, рыжие волосы — совпадало все! И ведь я сразу ее узнал, еще когда впервые увидел в Храме! Спрашивается, почему убрал вдову из числа подозреваемых? Только потому, что голос был не похож? Вот уж ерунда! Голос и изменить можно… И кстати, помнится, у Эри на шее была руна. Что она тогда мне соврала? Что это от боли в горле? Вот же я идиот!

— Я так и знала, что ты будешь злиться, — девушка вздохнула и виновато потупилась. — Может, я просто испугалась, а? Знаешь ли, не каждый раз человека, который хотел меня… ну… который требовал от меня…

— Если бы ты сказала мне раньше, — я решительно оборвал невнятный лепет, пока Эри меня с мысли не сбила, — пожара можно было бы избежать. Наверное. Это ведь Азали мужа убила. Ты знаешь?

Девушка испуганно ахнула.

— Правда? Ужас какой… Но за что?

Подумав, я решил не рассказывать Эри о намерении покойника бросить старую жену ради новой, а вместо этого скорчил жалобную рожицу и произнес:

— Если помнишь, я заболел и не успел узнать всех подробностей. Кстати, о болезни. Горло болит — просто ужас — не могла бы ты мне с этим помочь?

Она тут же подскочила на ноги, оставив в сторону кружку с морсом.

— Молока подогреть? Я мигом.

— Я вообще-то думал, ты мне руну нарисуешь. Вот тут, — ткнул пальцем себе в шею. — Мне думается, это более эффективный и быстрый способ.

— Руну? — она рассмеялась. — Кэй, покойный муж меня многому обучил, но магия целителей мне не подвластна.

— Да?

Хм, значит, мы не только врем и не краснеем, мы еще и делаем это довольно часто. По крайней мере так часто, чтобы запутаться в собственной лжи.

— Увы, — она посмотрела на меня с сочувствием. Кем же была твоя напарница, моя маленькая врушка? И кто надоумил вас стащить мундир у приезжего ворнета? Или… меня осенила внезапная мысль. Ну, конечно! Как я раньше не додумался? Папахен большой любитель загребать жар чужими руками. Что там Эри говорила про долг? Что почти расплатилась за признание отцовства? А кто сказал, что в качестве платы она отдала Папаше золото? Да и откуда оно у нее?

Я мысленно выругался. Проклятье! Да у моей избранницы тайн больше, чем я предполагал с самого начала!

— Кэй! — в окликнувшем меня голосе послышалась тревога. — Что с тобой? Тебе хуже? Жар вернулся? Я зову-зову, а ты не отвечаешь…

— Извини, я задумался, — нет, не время сейчас припирать Эри к стенке со своей сотней вопросов, уж больно зыбка и призрачна установившаяся между нами связь. — Ты что-то хотела?

— Ты хотел, — она улыбнулась. — Молока. Подогреть?

— Я сам, спасибо.

— Ой, мне не сложно! — я и глазом не успел моргнуть, как девушка выскочила из комнаты. Может, и к лучшему. У меня, по крайней мере, будет возможность все обдумать в тишине. Эх! Записать бы все! Работа с бумагой и пером всегда помогала мне думать! Но раз я сейчас в столовой, а не в кабинете, придется обойтись тем, что есть. Итак. Я принялся мысленно загибать пальцы.

Вопрос первый. Кем была таинственная напарница моей скрытной вдовушки? Среди жительниц Красных Гор такой точно не было, я бы знал. А уехать сирена не могла — сначала буря не позволила, потом встал лед. Так что тут она, миленькая. Никуда ей от меня не деться.

Второе. Неизвестная мне пока сирена удивительным образом была похожа на сбежавшего жениха Тии. Того самого, что по версии погибшего мэтра Ди-на, имел какое-то отношение к красногорским аферистам. Они брат и сестра? И что их связывает с Эри?

Третье. Кем все-таки был покойный Руп-на (или Рупи-на, как его на деревенский лад называли в Красных Горах), о котором в дневнике вдовы Мо — очень тяжелом и очень подробном, надо сказать, дневнике — не было сказано ни слова? Кем был и откуда взял такие знания, о которых в Королевской Академии никто и слыхом не слыхивал? Разве что профессура…

И последнее. Что за таинственный старик навещал мою спальню минувшей ночью.

— Господин ворнет? — в столовую заглянул Ной. — Эри говорит, вам хуже стало… Может, за лекарем послать?

— Горло немного болит. Ничего страшного, — успокоил старика. — Ной, скажи, а кто из посторонних был в доме во время моей болезни?

— Посторонних? — дворецкий хохотнул. — После того, как Ула, чтобы отвадить от дома просителей, шепнула Вин по секрету, что у нас эпидемия рыбьей хвори? Вот уж нет…

— Как нет?

— А вот так! Горожане всевозможными дарами половину площади заставили, и к каждому не поленились записку с пожеланием доброго здравия приложить. В двух экзен… экзем…

— Не надо, я понял. Так точно никого не было?

— Ни единой живой души, господин ворнет, — заверил Ной. — Так сходить за лекарем? У нас сын в гостях, могу его послать…

— Не надо никого никуда посылать. Эри мне молока уже обещала подогреть. Спасибо, Ной.

Дворецкий кивнул и, прихватив грязную посуду, закрыл за собой дверь, а я задумчиво потер подбородок. Ни одной живой души, значит? Очень интересно…

Моя прабабка, та самая, что из переселенок, умела разговаривать с духами. А что если и Эри тоже умеет? Что если мой покойный дед пришел к ней и… Нет, бред! Она называла его другим именем, да и не мог он! Хоронили-то его в запечатанном гробу… Тогда кто, морги меня задери, это был? Галлюцинация?

Моя целительница все не появлялась со своим теплым молоком, которое, если уж на чистоту, мне было и вовсе ни к чему, поэтому я, чтобы не тратить время даром, все-таки расположился на краю обеденного стола с листком бумаги и цветным мелком — вот она, прелесть наличия в доме маленького ребенка: куда ни сядь, всюду если не мелок, так погремушка. Быстро набросав несколько тезисов, диковато смотревшихся в ярко-оранжевом цвете, я услышал скрип открывающейся двери и вскинул голову, пряча листок в карман — не хватало еще, чтобы Эри увидела все мои выкладки до того, как я во всем разберусь.

Но вопреки моему ожиданию, в столовую вошла не она.

— Господин ворнет, я вам молочка тепленького принесла, как вы и просили, — улыбнулась мне Ула и водрузила перед моим носом поднос, на котором я с удивлением увидел здоровенный кувшин молока, вазочку с вареньем и огромную гору румяных пирожков. — На здоровьице…

— Спасибо, но… — я слегка ошалевшим взглядом глянул на кухарку. — Это что? То есть, я хотел сказать, а где Эри?

— Так в ясли убежала, — c охотой ответила Ула. — Мальчонка прибег с писулькой от учителки. Что-то там с Мори сталось. Я толком и не поняла. А Эри как прочитала, сбледнула вся с лица да за шубейку схватилась. Говорит, Ула, миленькая, отнеси-ка господину ворнету тепленького молочка, а то у него горло разболелось, а я, говорит, пока за дитем обернусь. Видать что-то там у них приключилось…

Ула еще бормотала что-то о том, что в их времена за детьми так не носились. Мол, что может с мальцом приключиться, когда он у учителки под присмотром? Чай, голову не сломает. В их времена-то вон никаких яслей и вовсе не было, и ничего, справлялись… Я особо не вслушивался, кивал только, да мелкими глотками пил горячее молоко.

Наконец, когда кухарка все-таки оставила меня в покое, я поднялся в кабинет, да, постояв там с минуту, сразу же спустился вниз, решив проверить, как там наши заключенные.

Арестанты сидели по камерам и пребывали в самом гнусном расположении духа. Похититель юных дев размазывал по небритой морде сопли, молил о прощении и клялся всеми богами — Земными, Водными и даже Глубинными, — что впредь никогда и ни за что. Я покивал головой и захлопнул дверь, чтобы перейти во вторую камеру, наспех оборудованную в другом конце подвала. Поджигательница и убийца сопли не размазывала, да и вообще ни о чем не просила. Она молча смотрела в потолок и даже головы не повернула в сторону отворившейся двери.

— От еды отказывается, зараза, — прокомментировал мне поведение арестантки вынырнувший неизвестно откуда Ной. — Вот как господин Рой ее третьего дня доставили, так и не жрет ни морга. Небось надеется скопытится до суда.

И выкрикнул, оглушив меня на одно ухо:

— Зря надеешься, болезная! Не дам я тебе подохнуть. Еще денек-другой подожду, чтоб тебе жизнь медом не казалась, а потом позову мальцов в подмогу, чтоб руки-ноги тебе держали, в зубы воронку вставлю, да залью в живот с десяток квочьих яиц. У меня не забалуешь…

— Пошел ты, киру гнилoй, — вяло отмахнулась от дворецкого Азали-са-Но.

— Господин ворнет? — Ной явно обиделся и немо требовал возмездия, но я покачал головой.

— Не хочет есть — не переводи продукты. Пусть посидит денек на сырой воде. Я с ней завтра поговорю. Заодно и что делать с насильственным питанием решим.

Ничего нового Азали мне сейчас сообщить не могла, а с оформлением бумаг и снятием показаний до весны я еще успею разобраться. Так я решил. Пока более актуальной виделась другая проблема. Впрочем, вид совершенно уничтоженной женщины подтолкнул меня к принятию одного решения.

— Ной, — позвал я дворецкого несколькими минутами спустя, уже обувшись и злясь из-за того, что не могу свою крутку найти. — Ты куртку мою не видел? И кстати, вот еще о чем спросить хотел! А что мальчишки, сыновья Оки-са-Но? Где они теперь?

— Так дома у себя.

— Одни? Надо бы послать кого, чтобы проверили, как они там… Впрочем, не надо. Я сам к ним зайду на обратном пути. Моржья отрыжка! Да куда ж она делась-то?

— А вы куда это? — забеспокоился Ной. — На улицу, что ли, собрались?

— На улицу, — я хмыкнул. — А что, нельзя?

Задавая свой вопрос, я, конечно, подтрунивал над стариком, поэтому несказанно удивился, услышав в ответ:

— Никак нет. Господин Рой строго-настрого наказали, чтоб мы вас до полного выздоровления из дома не выпускали. Говорили, что…

— Так, хватит! — разозлился я.

С каких это пор истопник Рой распоряжается в моем доме? И плевать, что он вовсе не истопник, да и дом, по большому счету, не совсем мой, точнее, совсем не мой… Тьфу, ты!

— Что значит «велел»? Мне?

— Так я же это, господин ворнет… У вас же горло. И жар, опять-таки…

— На горло я шарф повяжу, — рыкнул я. — И шапку вот возьму, теплую, меховую, — потряс перед повесившим нос дворецким проклятым треухом, — а куртку…

— А куртку, может, сынка моего старшого возьмете? Ему-то она ни к чему, он на зимовку с рыбаками ушел, до весны все равно не вернется, а вам оно как-то нужнее…

— У жителей этого города сложилось обо мне какое-то ошибочное мнение, — сощурившись грозно и совершенно бесполезно, ибо на Ноя это никак не повлияло, произнес я. — Отчего-то здесь все решили, что я младенец!

— Так висит же без надобности… — старик сдернул с вешалки тяжелый тулуп из дубленой шкуры дикого васка и посмотрел на меня с видом виноватым и заискивающим. — Еще моль пожрет… Жалко.

Я внезапно почувствовал себя ребенком, который отказывается кашу на завтрак есть. И не потому, что терпеть ее не может, а из вредности. Конечно, можно было упереться рогом и настоять на своем — ну не сожгли же они, в самом деле, мою куртку! — но выглядел бы я при этом как капризный мальчишка, а не как господин ворнет Кэйнаро-на-Рити, надежа и опора всея Красных Гор. Поэтому я вздохнул и, пробормотав сквозь зубы слова благодарности, выскочил из дома, так шарахнув напоследок дверью, что с навеса над крыльцом скатился внушительный пласт снега, обсыпав меня с головы до ног — и это как-то остудило мой пыл и примирило с существующей действительностью. Да, стыдно! Стыдно брать у сапожника сапоги в долг и донашивать шубу за старшим сыном дворецкого. С другой стороны, разве я виноват, что собственного жалованья королевским ворнетам не хватает даже на нормальное обмундирование? В конце концов, я радоваться должен, что местные жители оказались такими душевными и заботливыми! Что бы я без них делал? Сдох бы от холода и голода, не иначе.

В общем, к тому моменту, как я добрался до Храма, настроение у меня вновь было самое что ни на есть рабочее.

— О, Кэйнаро! — Или-са встретил меня внизу Храмовой лестницы. — А мы тебя сегодня не ждали. Поправился уже?

— Поправился, спасибо, — я пожал протянутую мне руку и улыбнулся. — А я не к вам, мастер.

Старый приемщик вскинул бровь и протянул, щедро плеснув в речь иронии:

— Невесту себе, что ли, у нас присмотрел? Смотри у меня, ворнет Рити-на…

— Присмотрел, да не у вас, — рассмеялся я. — Мне в служебную часть Храма надо. К жрецам. Надо об одном человеке справки навести.

— Важный какой, — хмыкнул старик. — Может, хоть скажешь, что за человечек?

Я покачал головой.

— Пока не могу.

— Тогда поспеши. У храмовников рабочий день короткий. К обеду все закроют, так их потом днем с огнем не сыщешь.

Поблагодарив Или-са, я поспешил в левое крыло Храма. Туда, где проводились службы и жертвоприношения. Здесь же находилась и Районная книга, в которой старший жрец вел строжайший учет всех родившихся и умерших на вверенной ему территории.

Храмовник, на мое счастье, был на месте.

— Светлого дня, — поприветствовал я от входа и, низко наклонившись, чтобы не стукнуться головой о косяк двери, вошел в маленькое помещение, где находилась канцелярия Храма.

— И вам, господин ворнет, — жрец устало потер глаза и потянулся к маг-светильнику, чтобы немного прибавить яркости (света, исходящего из крошечного окна, было для такого большого помещения явно недостаточно). — Да благословят вас боги Земные и Водные. Вы по какому вопросу к нам? Службу какую желаете заказать? Или официальную жертву проплатить? А может, — он перегнулся через стол и хитро подмигнул мне подслеповатым глазом, — жениться затеяли?

— Может, и затеял, — хмыкнул я, поражаясь тому, как все-таки быстро по Красным Горам расползаются слухи. Я и для себя-то едва успел все решить, а они тут уже намекают со всех сторон. — Но не сегодня. Сегодня я к вам по другому вопросу. Мне надо чтобы вы информацию мне на одного человека в Районной книге нашли, когда родился, когда умер, кто родители были… Сможете?

— Отчего не смочь? — жрец поднялся из-за стола, повел плечами, поправляя капюшон вонки[57]. — Две медных чешуи в кассу заплатите и карту запроса заполните. В двух экземплярах.

И расхохотался, глядя на мое вытянувшееся от раздражения лицо.

— Шучу. Представителю власти второй экземпляр можно не делать, — от того, что шутка была произнесена два раза подряд, смешнее она не стала, но храмовник так точно не думал, чего нельзя было сказать обо мне. — Да ладно, господин ворнет, не кисните. Сейчас найду я вашего человечка. Но в кассу все равно оплатите.

Я пожал плечами, выражая свое согласие, а жрец поплевал на ладони и, отодвинув в сторону нижнюю дверцу огромной горки, вытянул на свет невероятных размеров талмуд.

— Нуте-с, — кряхтя швырнул его на откинутую дверцу секретера, отчего та протестующе застонала, и я на миг испугался, как бы мне не выставили счет еще и за попорченную в Храме мебель. — Какого именно вам найти надо?

— Мужчину. Покойного мужа вдовицы Мо. Точнее, Эри-на-Руп.

— Рупи-на, — пробормотал жрец и, облизнув указательный палец, зашелестел страницами. — Рупи-на, Рупи-на… Хм… Интересно. А если так?

Я занервничал и попытался заглянуть храмовнику через плечо, за что был награжден укоризненным взглядом и советом не лезть под руку специалисту.

— Стало быть, Эри-на-Руп, — наконец, произнес он, задумчиво почесав правую бровь, резко уступавшую левой в косматости, что говорило в пользу того, что и у жрецов бывают вредные привычки.

— Муж ее, — исправил я, подавшись вперед.

— Да где ж я его тебе возьму, когда она не замужем?

— А?

— Не было у вдовицы Мо никакого мужа, а имя ей от отца досталось. Был тут такой дровосек, Эрийно-на-Руп. Деревом его насмерть придавило еще когда жена на сносях ходила. Погодь… Ну, да. Вот. На дальнем хуторе они жили… Ну, как на хуторе? Заимка на левом склоне, посреди корабельного гая.

Глаза у жреца резко увеличились в размерах, и я поторопился пресечь его мыслительную деятельность, озадачив храмовника следующим вопросом:

— Сын у нее есть, у этой Эри-на-Руп?

— Сейчас… Ага, вот. Сын есть. Мори-на-Руп, родился восьмого…

— А сестра? У этой, как ее, жены покойника, которого деревом придавило, другие дочери были?

Жрец полистал книгу и отрицательно покачал головой. Ни морга не понимаю!

— А кто-нибудь, кто родился лет четырнадцать-шестнадцать назад и кому при рождении дали имя Рейя там есть?

Проворчав что-то, что мы только об одном запросе договаривались, а тут сразу на все Красные Горы информацию искать приходится, жрец покопался в записях и, наконец, выдал:

— Есть одна. Рейя-на-Нити. Но это точно не она. Эта утонула, когда ей семь лет было… Господин ворнет, а вот вдова…

— Моментик!

Я поднял вверх указательный палец, призывая храмовника к тишине и быстренько, на колене, настрочил подписку о неразглашении, к счастью бумаги и перьев, что простых, что магических, здесь было предостаточно. И со словами:

— Ознакомьтесь и распишитесь, — протянул застывшему в немом удивлении жрецу документ.

— А что это?

— А это, мой дорогой, смертная казнь в том случае, если хоть одна живая душа узнает о том, что вы мне только что рассказали. И еще. Районную книгу мне упакуйте и в бывший дом градоначальника велите доставить. Я ее у вас временно изымаю.

— Но как же?.. — брякнул храмовник. — А если…

— А если кто-нибудь родится или помрет, пришлете ко мне посыльного. Все. Меня нет, и вообще не было здесь никогда и ни с какими вопросами. Это понятно?

Жрец издал такой звук, словно на миг превратился в воздушный шарик, из которого кто-то медленно выпускает воздух, но кивнул утвердительно. Смотрел на меня, правда, с укоризной, но не спорил, за что ему честь и хвала.

— Я вам потом все объясню, светлейший, — пообещал я, сжалившись над служителем Храма. — Дайте только самому до конца во всем разобраться.

— Надеюсь вы ничего незаконного…

— Все только во имя справедливости, — заверил я и вприпрыжку поскакал к осиротевшим в одночасье мальчишкам, сыновьям покойного Оки-са-Но. Благо их дом был по дороге в ясли, куда убежала Эри.

Я не знал, что скажу ей при встрече и какой вопрос задам в первую очередь, но полученной информации мне хватило для того, чтобы понять: девчонка попала в нешуточную передрягу. И если за всем этим стоит Папахен… Позвоночник прошибло холодным потом, и я ускорил шаг.

Дом, в котором когда-то проживал один из самых влиятельных людей Красных Гор, встретил меня мрачной темнотой окон. Лишь в кухне виднелся тусклый огонек. В принципе, сумерки еще только-только начали опускаться на город, и с освещением можно было не торопиться… Но все равно, на душе стало как-то погано.

Миновав холодные сени, я коротко стукнул в дверь и вошел в сумрачную кухню. Старший из пацанов стоял с поварешкой в руках, а младшие с одинаково несчастным выражением на лицах гоняли ложками по тарелкам неаппетитно выглядевшие овощи.

Тот, что был ближе ко мне, покосился на брата и простонал:

— Хай, ну может хватит уже? Я наелся…

— Какое наелся? Лопай давай суп! Как налил две поварешки, так и осталось…

— Невкусно, — пожаловался мелкий и, скривившись, отправил в рот что-то зеленое.

Мой сытый желудок укоризненно булькнул, а сам я выругался некрасиво и витиевато, но только в мыслях. Вслух же произнес следующее:

— Вы что же, тут одни живете?

Хай пожал плечами.

— И готовите тоже сами, — уже не спрашивал, а утверждал я. Моржьи потроха и селезенка! — Вот что, — я решительно огляделся по сторонам, схватил с вешалки куртку и протянул ее одному из пацанов. — Одеваемся быстро и чешем в особняк бывшего градоначальника. Скажете Уле, что я велел накормить, вымыть и устроить на ночлег. Это понятно?

Хаайя покраснел, вскинул голову и обжег меня блеснувшими в глазах слезами гнева и ярости.

— Мы не попрошайки какие-нибудь, чтоб по людям побираться! — ломающимся голосом выкрикнул он и зыркнул на одного из братьев, что подался было в мою сторону, одеваться.

Я вздохнул.

— Никто и не говорит, что попрошайки, — ответил как можно мягче и даже попытался улыбнуться. Хотя какие уж тут улыбки, когда плакать впору! — У вас вон дом есть свой и… хозяйство?

Насчет последнего я не был уверен. Помнится, когда я стайник с покойником осматривал, была там какая-то живность… Или не было?

— И хозяйство! — Хаайя выпятил грудь.

— Ну! А ты говоришь, попрошайки. Только видишь ли, Хай, какие дела, не можете вы тут одни без взрослых жить. По Королевскому указу от семнадцатого листопада каждый ребенок, лишившийся законных опекунов, незамедлительно переходит под опеку Короля, — самозабвенно врал я. — То есть, покамест, до весны, под мою. Усек?

Мальчишка шмыгнул носом, посмотрел на братьев, а потом — исподлобья — снова на меня. Не верит. Правильно, я бы в его возрасте тоже не поверил. Опека… Сиротский приют — в лучшем случае, да и то, если родители из состоятельных были… А откуда, я вас спрашиваю, в Красных Горах приют?

— Так! — я за шиворот вытащил из-за стола самого младшего и напялил ему на голову шапку. — Спорить мне тут с вами некогда. Кто в Красных Горах представитель власти?

— Вы, — Хай тяжко вздохнул.

— А раз я, значит, отставить разговоры и немедля ни секунды топать туда, куда велено! Понятно?

— Так точно… — нестройно протянули все трое.

— А ты, — я ткнул пальцем в того, что наотрез отказывался есть неаппетитное варево, — чтоб слопал все, что тебе Ула на тарелку положит. Вернусь — лично проверю!

На миг в голове полыхнуло паническое: «На кой ляд я это делаю?» Что я им весной скажу, когда лед и в самом деле треснет, и мне придется возвращаться в Лэнар? С другой стороны, до этой весны еще дожить надо… Так или иначе, но над этой проблемой я решил пока не ломать голову. Бегом спустился с крыльца и, не сбавляя темпа, полетел к яслям.

Выкрашенный в желтый цвет домик встретил меня разноголосым писком и нестройным пением: половина малышни верещала от восторга, вцепившись руками и ногами в шкуру неимоверно терпеливого Ряу, вторая половина сгрудилась у кембалы и разучивала песенку ко Дню Коронации. За кембалой сидела Тия. Эри пока нигде видно не было.

— Привет! — сняв сапоги и переступая через рассыпавшуюся под ногами мелюзгу, я подошел к молоденькой музыкантше и улыбнулся. — А вы тоже здесь? Решилась проблема?

— Какая проблема? — из-за боковой стены громоздкого музыкального инструмента показалась короткостриженая голова Рейи. Девушка стояла на четвереньках, изображая фью редкой породы. Редкой породы и не менее редкой выносливости, если судить по тому, с каким яростным видом всадник молотил пятками по ее бокам.

Сердце на миг замерло в груди, а потом заколотилось в бешеном темпе: во всаднике я без труда опознал Мори. Веселого и, зараза, совершенно здорового. Не то чтобы я желал ему заболеть…

— Смотрю, с мелким спиногрызом все в порядке, — прохрипел я. — А Эри где?

— Дома, наверное. Где ей еще быть?

Я видимо побледнел или на моем лице как-то еще отразилась тревога и волнение, но Рейя тут же сняла со спины протестующе завопившего Мори и выпрямилась.

— Кэйнаро?

— Одевайтесь, я вас домой провожу.

— Да мы и сами…

— Одевайтесь! — тихо прорычал я, и Ряу негромко повторил мое рычание, нервно ударив по боку хвостом, от чего висевшая на нем малышня лишь радостнее и громче завопила. — Тия, тебя это тоже касается.

Я понимал, что если с Эри что-то случилось — а с ней обязательно случилось, не стали бы ее просто так обманом из дома выманивать! — то надо прямо сейчас, по горячим следам, пробежаться по площади, свидетелей поискать… Должны же быть свидетели! Это же Красные Горы! От особняка до яслей полчаса ходу. Минут двадцать, если бегом. Где ее могли перехватить так, чтобы без посторонних глаз? Не на марше. И не возле Музыкального училища… Разве что в проулке за улицей Трех королей, если Эри, конечно, решила сократить путь… А она бы обязательно так и сделала — тут и к гадалке не ходить — торопилась же…

Выскочив на улицу, я с тоской посмотрел на небо. Сейчас бы в проулок метнуться, пока еще не до конца стемнело… да не с девчонками же туда соваться! Их надо домой доставить в целости и сохранности. И Ною сказать, чтоб держал оборону и все окна задраил. Если это происки Папахена, ожидать можно чего угодно… И Рой! Ох, как бы мне сейчас не помешала помощь Роя, где его только носит, когда он так нужен!?

— Кэйнаро, что с Эри? — Рейка выскочила на крыльцо в распахнутой шубке и с Мори наперевес. Тия взволнованной тенью мелькала за ее плечом.

— Застегнись, — чувствуя себя одним хорошо знакомым мне герлари, проворчал я. — Не знаю. Не знаю, где. Надеюсь, что ее похитили.

— Похитили? — девчонка поперхнулась от возмущенного удивления, но тут же тихонько охнула, сообразив, какой может быть альтернатива похищению. — И что делать?

— Я вас до дома сейчас провожу — только очень быстро, а сам попробую следы поискать, ну и…

Что «ну и» я пока не знал. Вот хоть режьте, представить себе не мог, что стану делать, если моя догадка о том, где именно Эри схватили (не думать о том, что могли убить!), окажется неверной или что я попросту не найду никаких зацепок.

— Может, Ряу поможет? — спросила Рейя и воровато отвела глаза.

— Мог бы, — кивнул я, покосившись на хищника, который, нервно порыкивая, лупил себя хвостом по бокам, — если б его кто-нибудь на маг-поиск натаскал. А так толку с него…

Одомашненные Ряу не были такой уж страшной редкостью. Я, правда, их только в зверинцах встречал, но парочка одноклассников по Королевской Академии хвасталась, что у них на родине, в западных горах, такие хищники есть у каждого уважающего себя помещика.

— Горы у нас, знаешь какие? Ого-го! Если сам не видел — не поймешь, сколько ни рассказывай! Красивые. И вершины белые-белые круглый год, будто алмазной пылью покрытые… И если скажут тебе, что они не только красивые, но и злые — не верь! Да, случаются у нас и летом метели, так умные в такую погоду носа из дома не высунут, а уж коли дурак какой потерялся, так батя на то у себя троих ряу держит. Сам лично из детенышей вырастил, молоком кормил, как мамка, ночами не спал, нянькался все с ними. Да иначе и нельзя. Взрослого-то ряу ничему не научишь, хоть убейся! Только того, кого сам вырастил…

— А учатся они быстро, — поддакивал второй одноклассник. — Глазом моргнуть не успеешь, как он будет все команды выполнять… Вот разве что только для маг-поиска мы специалиста из Лэнара выписывали, чтоб на маг-поиск натаскал. У нас с батей дару-то с моржью фичку, а без магии не выйдет ни морга…

Я сплюнул со зла. Вот же я дебил! Надо было самому дрессурой Ряу заняться, а не перекладывать это дело на плечи девчонки, тогда, глядишь, сейчас бы… Рейка демонстративно громко вздохнула, и я вскинул на нее удивленный взгляд. Да быть этого не может!

— Что? — она покраснела, но нос вздернула воинственно и гордо. — Скажешь, лучше бы я этого не делала?

— В этом треклятом городишке хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь говорил мне правду?

— Я ни разу вам не солгала, Кэйнаро, — пискнула Тия и тут же стушевалась под моим грозным взглядом. — Ну, разве что, когда вы у нас в первый раз гостили…

— Выдрать бы вас как следует за вранье! Да времени нет!

— Сами кого хочешь выдерем, — пробухтела Рейка. — Тия, возьми Мори, пожалуйста, пока я господину ворнету объясню, что делать надо.

— Угу, — согласился я. — Сначала это, а когда вернусь — все остальное. И учти, вздумаешь врать — и вправду возьму в руки розгу.

— Ой, боюсь, прям дрожу, — фыркнула нахалка и вытащила из-за воротника кулончик в виде веревочного человечка. — В общем, так. Вот это на грудь повесь, под рубаху, чтоб до кожи дотрагивался, понимаешь?

— Не дурак, — я рывком расстегнул тулуп, под которым у меня кроме рубахи ничего-то и не было. Рейка скользнула взглядом по моей груди, заинтересовавшись видневшейся в развале ткани божественной отметиной, и я торопливо поправил одежду. — Не пялься!

— Больно надо…

— Дальше что?

— Теперь до Ряу дотронься и… подожди, я еще не выучила, мы ведь только два дня тренируемся, в книжке надо посмотреть.

Щелкнув пальцами, она создала маленький, но вполне себе яркий светильник, и я тихо выругался. Ее-то магии, интересно знать, кто учил? Тоже таинственный муж моей Эри? Ну, девки! Розги по вам плачут!

— Слушай, Кэйнаро! — игнорируя мое разгневанное сопение, Рейка взволнованно почесала кончик носа. — А у тебя как с магией-то вообще? Дар сильный? А то если нет, то тут написано…

— Дай сюда, — вырвал из ее рук учебник и быстро нашел нужное место, которое старательная ученица заботливо подчеркнула карандашом, чтобы в случае необходимости быстрее найти. Формула была несложной, и оставалось только надеяться, что я достаточно восстановился после болезни, чтобы удержать ее нужное количество времени.

Я взглянул на Ряу.

— Ты уж не подкачай, обжора, — попросил я его и, вдруг опустившись перед зверем на колени, обнял его за морду и зашептал, прижавшись щекой к его холодному мокрому носу:

— Ты, наверное, еще ничего не умеешь толком. Я понимаю. Но, дружище, уж как-нибудь… это ведь Эри, понимаешь? Постарайся, а?

Ряу тихо рыкнул, будто что-то отвечал мне на своем зверином языке, и тут же на руках у Тии громко заплакал Мори, навзрыд, моментально срываясь в истерику, как это только маленькие дети умеют. И Ряу тут же отозвался таким оглушительным ревом, что у меня волоски на руках дыбом встали.

— Давай уже скорее! — прокричала Рейка, хватая Тию за руку. — И за нас не беспокойся! Мы в ясли вернемся. Ула обязательно кого-нибудь за нами пришлет, когда заметит, что нас нет. Или Рой придет… Или кто-нибудь из братиков…

Я кивнул, соглашаясь, ухватился одной рукой за шерсть на загривке Ряу и вслух прочитал формулу из учебника.

— Яу! Яу! Яу! — надрывался Мори, пытаясь вырваться, но Рейка перехватила его извивающееся тельце и держала надежно. — Ма-ама!

Ряу же оскалился, демонстрируя мне нешуточные такие клыки, глаза его загорелись мрачноватым желтым светом, и он шумно втянул в себя воздух, принюхиваясь. Я терпеливо ждал, хотя от волнения хотелось рвать на себе волосы. Сколько времени прошло с тех пор, как Эри выманили из дома? Три часа? Больше? Пусть только она будет жива! Пусть только с ней ничего не случится, а с остальным я как-нибудь разберусь. Пусть только…

А в следующий миг произошло сразу несколько вещей. Во-первых, резко, будто ему кто-то рот рукой зажал, умолк Мори, Ряу же издал странный мурлыкающий звук, который по статусу положен не огромному хищнику, а разве что какому-нибудь броку… И мир в моих глазах качнулся и изменился. И я изменился вместе с ним. Моего сознания коснулось что-то живое и, вне всякого сомнения, опасное, но я отчего-то не предался панике, а очень внимательно пригляделся и понял, что это не захватчик, а гость и помощник. И он не один, их двое.

Я отчетливо, словно своими ушами, услышал приказ, произнесенный детским голосом:

— Яу, мама! — тряхнул головой и слился с Ряу в одно целое.

Очертания окрестных домов приобрели странную, не свойственную очень поздним сумеркам, четкость, в уши сплошным потоком влилось невероятное количество звуков, а ноздрей коснулся тонкий цветочный аромат…

Мы зарычали и сорвались с места.

Я помню безумный бег, сумасшедшую гонку, выбивающую воздух из легких, острую боль, когда какая-то ветка хлестнула меня по лицу. Помню, с какой скоростью менялись запахи. Горький дым городских труб, марш, пропитанный разнообразным и вкусным, булочная, скобяная лавка, острый запах сапожного клея, от которого хотелось фырчать и трясти головой, кровь, смешанная с молоком и шерстью лэки, сказала о том, что мы миновали ферму… Головокружительная корабельная хвоя, помет дикого васка, отвратительная вонь острозуба и… снова дым?

Мы мурлыкнули и тряхнули головой, а в следующий миг нас снова стало двое: человек и ряу. Причем Ряу, игриво припав на передние лапы, явно собирается прыгнуть куда-то в темноту зимнего леса, а ошалевший от быстрого бега человек тяжело дышит, схватившись рукой за бок и оглядываясь по сторонам, пытаясь сообразить, куда его занесла нелегкая.

До меня не сразу дошло, что образовавшаяся между мной и Ряу связь распалась, а когда я все же начал соображать, то потянулся к холке хищника, пробормотав:

— Слушай, ты куда нас привел?

— Р-ряу, — пророкотал мой проводник, а из темноты леса до меня донесся тяжелый, я бы даже сказал, горестный вздох, полный прямо — таки вселенской тоски, а вслед за ним голос:

— Ты глянь, Найку, кого нелегкая принесла! Это ж Красногорский ворнет.

— Да итит твою… — раздалось в ответ одновременно с негромким щелчком, который мне не раз приходилось слышать на стрельбище и в тире: такой звук обычно получается, если арбалет взводится не вручную, а при помощи специального рычага.

— Ряу, фу! — успел вполголоса приказать я и нырнул в ближайший сугроб.

— Попал?

— Да хрен его знает… Найку, посвети, я гляну.

По возможности бесшумно и быстро, я отполз поглубже в куст и выругался сквозь зубы, заметив, как снег в том месте, где я только что лежал, вспороли арбалетные стрелы.

Послышалась возня, видимо, один из пока невидимых мне злодеев снимал маскировку со светильника. Вот же моржьи потроха! Если тут станет светло, то они очень быстро заметят и мои следы, и меня самого… С другой стороны, я-то их тоже замечу.

Тусклое пламя маг-светильника осветило часть поляны, посреди которой я успел заметить низенькую землянку и двух вооруженных до зубов мужчин, что внимательно смотрели в сторону скрывающих меня кустов. Ох, как же я в эту минуту сожалел о своем опрометчивом решении бросится на поиски Эри без предварительного посещения дома. У меня же с собой вообще, ну, абсолютно ничего не было. Лишь книга о дрессировке ряу, веревочный кулон на шее и, собственно, Ряу, который недовольно порыкивал в полусоме от меня, но нарушить мой приказ не осмеливался. Уж и не знаю, почему. То ли Рейка оказалась такой талантливой учительницей, то ли Ряу проникся ко мне уважением, то ли просто выжидал нужного момента, который, надо сказать, настал очень скоро.

Один из мужиков, по всей вероятности, тот самый, что стрелял в меня чуть ранее, выдвинулся в нашу сторону, а второй, поставив светильник на землю, нацелил в сторону моих кустов блочный лук. И руки у него, надо сказать, дрожали, и весьма основательно.

— Найку, ты только стрелять не вздумай, — проговорил тот, что неспешно приближался к нам с Ряу. — А то ты со своим тремором и меня пристрелишь, сучий сын.

Я ухмыльнулся и перекатился к ближайшей корабеле, после чего набрал пригоршню снега и быстро соорудил весьма увесистый, хоть и немного кривобокий, снежок. Прицелился получше — не хватало еще промахнуться в такой ответственный момент — и ловко зарядил арбалетчику в лоб.

От неожиданности мужик вскинул руку с арбалетом, стрела ушла в небо, и я поднялся в полный рост, тихо скомандовав:

— Ату!

Ряу не пришлось уговаривать, он сорвался с места и достал свою жертву одним долгим прыжком. Толкнул арбалетчика передними лапами, заваливая того на спину, и, рыкнув, вонзил клыки в беззащитное человеческое горло.

Если ночной лес до этого и спал, то после переходящего в предсмертный хрип визга, что разнесся на всю округу, уж точно проснулся. И мне, если честно, очень-очень сильно не хотелось сталкиваться с тем, чей сон мы с Ряу могли потревожить. Я жутко рисковал, когда бежал через поляну на стоявшего у светильника Найку. К счастью, он оказался даже еще большим мазилой, чем думал о нем его покойный приятель, и к тому моменту, как я до него добрался, успел расстрелять весь блок, и теперь ухватился за нож.

— Даже не думай, придурок, — злым голосом посоветовал я (уж что-что, а с хорошим лезвием даже самый плохой некромант не расстается даже во сне), — пустишь его в ход, и я тебе сначала кишки выпущу, потом подожду, пока сдохнешь, а потом подниму и буду кромсать по кускам. Говорят, первые девять дней зомби даже чувствуют боль.

Тут я, конечно, врал. Ничего зомби не чувствуют, но в народе о жутких некромантских забавах и не такие байки ходили. И Найку о них точно слышал, потому что побледнел и, крутанувшись вокруг своей оси, кинулся к двери в землянку.

— Стоять! — заорал я, когда за ним белой тенью стремительно кинулся Ряу. Мне только еще одного покойника не хватало. — Стоять!

И он действительно остановился. Не сразу конечно, а лишь после того, как завалил Найку лицом в снег и прижал его лапой к земле. А после этого наклонил голову, повернул ее слегка в бок и, угрожающе зарычав, посмотрел на меня. Не стану врать, я испугался. Ведь это для Эри и ее домочадцев Ряу был домашним любимчиком и милахой. Это их он считал своей семьей, а не меня. Я для него пока оставался пусть не врагом, но точно чужаком. Чужаком, который, возможно претендует на его, Ряу, законную добычу.

— Слушай, зверюга, — я осторожно шагнул вперед, и хищник оскалился. — Ты, конечно, можешь сожрать и этого, но может сначала все-таки доешь того?

Мою кривую шутку зверь отказывался оценивать по достоинству и по-прежнему не сводил с меня настороженного взгляда.

— Может, хотя бы на завтрак его оставишь? Ряу, зараза ты зубастая. Будь человеком! Оставь мне хоть одного свидетеля в живых!

Я чувствовал, как по спине течет струйка холодного пота. Глубинными богами клянусь — никогда в жизни мне не было так страшно, и даже если меня станут пытать, я не смогу повторит всего того бреда, что бормотал себе под нос, непонятно кого успокаивая, себя или своего четвероногого напарника.

— Нам еще Эри надо найти, — почти сдавшись, выдвинул я последний аргумент, и Ряу, отпустив мой взгляд, мотнул лобастой головой в сторону землянки.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. ДОВЕРИЕ

В голове шумело так, будто… будто… Нет. По-моему, в моей бедной голове вообще никогда так не шумело. Ни одного моржьего раза, даже тогда, когда мы с сестрами снимали пробу с дурманного меда в подвалах отца.

А еще очень сильно хотелось пить и першило в горле. Я попыталась прокашляться, но стало еще хуже. Открыла глаза и села, абсолютно дезориентированная и не понимающая не только того, где нахожусь, но и напрочь не помнящая, что со мной приключилось.

В помещении был полумрак, но света, пробивавшегося сквозь крошечное окно в потолке, мне хватило, чтобы оглядеться. Это была небольшая, шагов на пять-шесть по диагонали, комната. Из мебели тут была лишь деревянная лавка, на которой я очнулась, да что-то округлой формы, похожее на колоду. Позже я выяснила, что это и была колода, которую приволокли сюда, чтобы сделать из нее своеобразный стол.

Пахло мерзлой землей, хвоей и еще чем-то неприятным, кислым. Я потерла виски и встала на ноги, едва не стукнувшись головой о низкий потолок. Единственная дверь, конечно же, оказалась запертой, но я все равно подергала за ручку, чтобы убедиться, а потом за стенами моей темницы раздался приглушенный мужской голос, и я вскинула голову, прислушиваясь:

— С ней все в порядке? Она мне живая нужна и здоровая, если хотя бы волос…

— Да что с ней станется, господин зверолов? — ответил ему смутно знакомый басок, совершенно точно принадлежавший кому-то из местных. Но кому? — По головке стукнули разок, чтоб не очень-то орала. Скоро очухается.

А ведь точно! Я осторожно потрогала затылок, нащупав внушительных размеров шишку, и стала потихоньку вспоминать. Как выбежала из дому, впопыхах накинув на плечи пальто, как мчалась к яслям самым коротким путем, а потом — темнота. Меня что, выкрали? Живая вода! Да кому я понадобиться могла?

— Я тебя самого сейчас по головке стукну, идиот! — взорвался незнакомец. — Ты хоть знаешь, кто она такая? Впрочем, откуда? Вы в вашем захолустье и короля-то только на монетах, видимо, видели.

— Отчего же не видеть, — но где я его слышала? На марше? У мэтра Ди-на? Кто-то из фермеров? — Еще как. С охотой оне в наших лесах года три назад проезжали. Наш Папаша на той охоте, господин королевский зверолов, с вами и сошелся.

Значит, все-таки Папаша — вот откуда голос знакомым кажется. Это же Найку! Всегда терпеть его не могла. Так захотелось самой себе задницу надрать — за безголовость! Ведь знала же, знала, что после того, как послала подальше его мальчишку, стоит ждать ответного шага от «родителя», и так глупо повелась на простейшую уловку.

— И только чтобы напомнить, — хихикнул Найку. — Папаша приказал девчонку изолировать. Так и сказал: «Спрячь, чтоб ее ручные убийцы поисками своей вдовушки занимались, а не вокруг Храма околачивались». О том же, чтоб к ней посетителей пускать, распоряжений не было.

— Пасть закрой! — посоветовал ему незнакомец, а затем я услышала, как в замочной скважине поворачивается ключ, и побыстрее метнулась к лавке. Морги знают, что на уме у этих похитителей, а я лучше сделаю вид, что ничего не слышала.

Зажмурилась (я бы лучше под одеяло с головой спряталась, но ничего подобного в комнате не наблюдалось) и выжидательное прислушалась. Скрип открывающейся двери, и мое лицо обдувает порыв ледяного, невероятного свежего ветра — такая радость после этой кислой вони! — осторожные шаги, кто-то дотрагивается рукой до моей щеки, переносицы… Когда палец, остро пахнущий мокрой шерстью какого-то животного, провел по моим губам, я, наплевав на притворство, вскрикнула и открыла глаза.

— Ох! — выдохнул незнакомец, с восторгом глядя на меня. — Вблизи ты еще лучше. И еще больше на нее похожа.

— На кого? — как-то само по себе вырвалось, наверное, от испуга.

— На Королеву, конечно, крошка.

«Он сумасшедший!» — подумала я и вжалась в стену за своей спиной. Псих.

— Откуда ты только взялась? А, чудо рыжее? И где? Здесь! В забытой всеми богами глуши, а не во дворце, под присмотром фрейлин, и не в Академии. Хотя я догадываюсь откуда… И просто поверить не могу, что мне так повезло.

— Повезло? — я совершенно искренне не понимала, о чем он бормочет, но подозревала, что с психами лучше не спорить, а наоборот, улыбаться и разговаривать мягко и осторожно. Улыбнуться я, правда, при всем своем желании не смогла, ну, а разговор… Да все, что угодно! Только пусть ко мне руки свои больше не сует, в этих перчатках мерзких, вонючих.

— Не каждый день подворачивается возможность породниться с Королем, — хохотнул он. — Это ли не удача?!

И тут он ласково-ласково улыбнулся, от чего на его щеках появились очаровательные ямочки. Точно такие же, как у… Я зажала рот руками, метнулась в угол своей темницы, где благополучно избавилась от завтрака.

— Я так полагаю, это «да», — зло прошипел мужчина, а у меня хватило сил лишь на то, чтобы ответить:

— Ты псих. Никакая я не сестра Королевы. Я всего лишь вдова из самой обыкновенной глуши…

— Нет, моя золотая девочка, — он жестом велел мне вернуться на лавку, и я подчинилась, — ты далеко не «всего лишь». Можешь не стараться меня обмануть. Таких совпадений попросту не бывает. Ты ведь не просто на нее похожа. Глубинные! Да вы же на одно лицо! Только Королева старше лет на десять… Или на пять. С этими бабами хрен поймешь… Ну, и если вспомнить о слухах, что по всему Красногорью разлетелись…

— О каких слухах?

— О тех, в которых говорится про тринадцатую девушку Короля. Или не слышала?

Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица.

— Вижу, что слышала. Это хорошо. Рад, что не ошибся. Обряд проведем завтра в полночь — я бы и раньше, да рисковать не хочу, моя золотая. Видишь ли, Король может настоять на разводе, если ты ему вдруг нажалуешься на то, что стала моей не совсем по своей воле, но мы поступим хитро. Да, крошка? Мы в Храм не пойдем. Мы в духе предков поступим: соединимся, призвав в свидетели Глубинных, и тогда никто и никогда уже не сможет нас разлучить. Даже после смерти, золотце. Будет у нас с тобой, как в сказке: жили они долго и счастливо, и умерли в один день.

И снова улыбнулся. Гадство! Как же сильно Мори на него похож! Просто невероятно.

— Только попробуй, — пригрозила я и сама удивилась спокойствию, прозвучавшему в моем голосе. Спокойствия во мне и близко не было, один лишь незамутненный страх, — и я прирежу тебя во сне.

— Я даже позволю тебе попытаться, — расхохотался королевский зверолов и мой похититель. — Ты так яростно сверкаешь своими очаровательными глазками, что я с удовольствием сыграю с тобой в эту игру. Морги!

Он вдруг схватил меня за косу и дернул, притягивая к себе.

— У меня на рыжих всегда колом вставало, а в здешних местах прямо беда, сплошь и рядом одни рыжухи, хоть вой. Помню года три назад мы с ребятами на троих расписали одну красотку в лесу. Рыженькую… Золотце, скажи, между ножек у тебя волосики какого цвета? Такого же, как на голове? У той были черные…

И разочарованно щелкнул языком, пожирая меня похотливым взглядом.

— Нравится принуждать женщин? — прохрипела я и дернулась, вырывая косу их его рук. — Или хочешь сказать, что она по своей воле с вами пошла?

— Нравится чувствовать себя победителем. Всем мужикам это нравится, моя прелесть, да не все могут себе это позволить. А по своей, не по своей… Тебе-то какая разница? Тебя я ни с кем делить не собираюсь.

— Меня найдут.

— Кто? Герлари твои? Ой, не смеши мои сапоги. Нет, они, конечно, попытаются. Думаю, весь лес носом изроют вдоль и поперек, но здесь не найдут. И знаешь почему? А потому что здесь раньше кладбище было, много-много лет назад. И земля так чужой кровью и тленом пропиталась, что даже им не под силу тебя здесь отыскать… Разве что по магическому следу пойдут, но… — он снова рассмеялся. — Не успеют, золотце!

— Я впервые слышу о каких-то герлари, — проговорила я, — и вообще плохо понимаю, о чем ты говоришь, но я отчетливо представляю, что с тобой сделает Рой, когда найдет. И знаешь что? Я ему это разрешу.

Зверолов вздохнул.

— Когда он нас найдет, я уже буду твоим мужем, крошка. И его хозяином. А уж на хозяина-то они руку никогда не поднимут. А теперь давай-ка быстренько поцелуй своего будущего мужа, и я займусь приготовлениями к полночи — все же вызывать Глубинных дело не из самых простых. Тем более, что мне еще в Красные Горы вернуться надо. Как бы эти мужланы там в Храме не испортили все. Ну, крошка? Чего ждем? Открывай-ка ротик, хочу пососать твой остренький язычок.

Псих — не псих, плевать! Терпеть это было уже невозможно. Я набрала в грудь воздуха и с радостью плюнула в это красивое, но при этом такое отвратительное лицо.

— Мерзавка! — выругался мужчина, брезгливо утираясь, а в следующий миг у меня в голове что-то взорвалось, вся левая половина лица вспыхнула от обжигающей боли, и я, кажется, потеряла сознание.

В себя пришла, когда на улице уже было темно, связанная по рукам и ногам. От бессилия хотелось плакать. Я тихо всхлипнула. И еще раз. И еще один… А потом снаружи кто-то заорал, да так страшно, будто его живьем на куски рвали. И слезы как-то сразу высохли.

«Если это какое-нибудь лесное чудище, то хорошо бы, чтоб оно и меня сожрало», — подумала я. Откровенно говоря, я в тот момент даже на жгучий яз была согласна, лишь бы не видеть больше никогда отвратительной рожи моего будущего мужа. Что он там сказал? Что я могу попытаться? Пусть не сомневается. А если попытка не увенчается успехом… Что ж, если нам будет суждено умереть в один день, значит, я умру счастливой, зная, что лишила жизни такого урода.

За стенами домика вновь послышалась возня. Кто-то кого-то уговаривал. Кто-то на кого-то рычал. Точно, Рой! Я даже улыбнулась от облегчения. Ну, правда! И чего это я вздумала верить мерзавцу на слово? Разве может старшего раба остановить какое-то кладбище? Пф! Даже смешно! Не иначе это он там за стенами моей темницы с похитителями расправляется. Еще и Ряу себе в подмогу взял… Хотя… сердце заполошно провалилось куда-то в пятки… зачем Рою — РОЮ! — подмога? Нет, это не он. Точно не он. Ох… Мне и доказательства никакие не нужны. Я тем органом, который сейчас так отчаянно счастливо колотился в пятках, чувствовала, кто именно пришел мне на помощь.

Дверь отворилась, и я вскинула голову, изо всех сил всматриваясь в темноту, но… Все, что смогла увидеть — это темная фигура, заслонившая проем. И тут я вдруг снова перепугалась. А что если мне все померещилось? Что если это вовсе не помощь мне, а просто тот, другой, вернулся, чтобы убрать людей Папаши и… Я зажмурилась и втянула голову в плечи. Боюсь-боюсь!

— Эри?

Всхлип непроизвольно сорвался с моих искусанных от волнения губ.

— Эри! — в следующее мгновение Кэйнаро оказался возле лавки и немедля схватил меня в охапку. Обнял так, что у меня искры из глаз посыпались, почти осветив темное помещение.

— Кэй, — просипела я, одновременно радуясь его появлению и протестуя против такого бурного проявления чувств.

— Я с тобой так поседею раньше времени, — пробормотал он, выпустил из удушающих объятий и поцеловал отчаянно, зло и бесконечно долго, полностью лишая дыхания.

— Или сдохну, — пробормотал едва слышно минуту спустя, — потому что, кажется, без тебя уже не могу.

Я никогда не думала, что от счастья может звенеть в ушах и кружиться голова. А еще казалось, что во мне вдруг появилось так много воздуха, что я, будто воздушный шарик, сейчас взлечу прямо в небо. У меня защипало в носу и немедленно захотелось сказать какую-нибудь глупость вроде:

— Мне никто никогда ничего такого не… — и застонать тихонько, когда эту глупость сцелуют прямо с твоих губ, слижут обольстительно-бесстыдным языком и… и тут же начнут бессовестно лапать?

Ну, то есть, как лапать… Сначала-то я подумала, что Кэй, не разрывая поцелуя, просто ищет узел на веревке, которой были связаны мои руки. Он прошелся ладонями от моих плеч до запястий, задержался на мгновение, переплетя свои пальцы с моими, и вдруг отшатнулся, переместившись в сторону моих ступней. И почти сразу я почувствовала, как горячие ладони погладили щиколотки и неспешно скользнули вверх, к коленкам, нагло оглаживая все на своем пути. Нагло, восхитительно и абсолютно головокружительно.

— Кэй, что ты…

— Тш-ш!

Я чувствовала, как вместе с его руками поднимается подол моей юбки, задираясь до неприличия высоко. Пыталась уговорить себя не смущаться, что темно, что ничего не видно, но все равно сгорала от стыда, таяла, будто лед на самом солнцепеке средолета. И чтоб мне провалиться, это было почти так же приятно, как тогда, когда Кэйнаро стянул с меня верх платья и…

Я все-таки увидела искры, потому что Кэй, доведя руки до обнаженной полоски кожи между чулком и краем панталон, внезапно дернулся вперед и вероломно обхватил губами навершие моей груди. Вот тут-то у меня перед глазами и полыхнуло всеми цветами радуги, да так, что я едва не взвыла, потому что, несмотря на довольно толстую ткань платья и нижней сорочки, ощущения были просто зверские. Даже лучше, чем той ночью, когда Кэй раздел меня почти до пояса и…

— Кэйнаро!

— Проклятье! — он выругался сквозь зубы и прижался своим лбом к моему. — Проклятье, Эри! С этим надо что-то делать.

— С чем? — просипела я, не узнавая собственный голос.

— Со всем этим. Хочу тебя целиком. Понимаешь? Це-ли-ком.

В темноте его глаза казались совершенно черными, и в них было столько мучительной тревоги и волнения за меня — за меня! — и столько откровенного желания, такого жаркого и испепеляющего, что даже я, абсолютный неуч и круглая невежда в этом вопросе, не могла спутать его ни с чем другим и, второй раз за один день сдаваясь, опустила веки. Гори оно все синим пламенем!

— Понимаю.

— Точно? Посмотри на меня!

— Да.

— Тогда возвращаемся домой, — он иронично вскинул бровь, — запираемся в спальне, — я почувствовала, как кровь прилила к щекам и порадовалась, что в темноте моего смущения не видно, — и сначала ты мне рассказываешь обо всем… Слышишь, Эри, обо всем! Потому что я не хочу, чтобы между нами стояло хоть что-то! Ни одного проклятого секрета!.. А потом я тебя…

Он выдохнул сквозь сцепленные зубы и громко сглотнул, а я сладко зажмурилась, позорно мечтая о том, чтобы он меня поцеловал. Прямо сейчас. И можно даже не развязывать.

— …отведу в Храм.

Внезапное окончание фразы выбило из колеи, и шарик счастья внутри меня начал стремительно сдуваться. Дернувшись от неожиданности, я попыталась столкнуть с себя Кэйнаро и сесть на лавке.

— З-зачем в Храм?

— А ты как думаешь?

— Я?

Он прищурился, окидывая мое лицо цепким взглядом, и вдруг заметно побледнел. Не знаю, что он на нем сумел прочитать и в каких мыслях меня заподозрил, но вдруг отшатнулся и, ругаясь на чем свет стоит, вышел из избушки. Вернулся, правда, очень быстро, я даже испугаться не успела. Поставил на пол возле лавки переносной маг-светильник и принялся развязывать мне руки.

— Кэй…

— Запястья разотри.

Я сделала, что он велел, молча наблюдая за тем, как Кэйнаро возится с узлом на щиколотках

— Кэй?

— Я что такой страшный, что от одной мысли, чтобы выйти за меня замуж ты меняешься в лице?

— Замуж? — пропищала я.

— Ну, а для чего еще я бы звал тебя в Храм? Чтобы совместную жертву в честь предстоящего Дня Коронации принести?

Я вообще-то подумала, что он узнал о том, кто я на самом деле, и… И давно уже пора перестать бояться! Я же сама только что пообещала ему рассказать обо всем, чтобы между нами точно больше ничего не стояло, чтобы… Мелькнула трусливая мыслишка, что неплохо бы для начала посоветоваться c Рэйху, но я тут же затолкала ее в самый дальний угол своего сознания и покаянно шепнула:

— Прости. Чувствую себя глупее не бывает.

Кэйнаро вскинул на меня недоверчивый взгляд и тихо спросил:

— Так ты… согласна?

— Я… я просто подумала, что… ой, Кэй! — на этот раз я все-таки вскочила на ноги и в волнении прижала руки к груди. — Что же мы с тобой тут, когда они там…

— Кто? — он нахмурился.

— Сволочь эта королевская… Зверолов. Морги! Я не знаю, как его зовут. Этот гад в общем, — я неопределенно махнула в сторону веревок, внезапно осознав, что, пожалуй не стоит прямо сейчас начинать раскрывать все свои тайны, и уж точно не стоит пока рассказывать Кэю о зверолове-насильнике. — Они с Папашей, кажется, затеяли какую-то гадость в Храме сделать. Меня-то и похитили только для того, чтобы им гер… Рой не помешал.

Кэйнаро с минуту молча смотрел на меня, а потом взглядом отыскал мое пальто и велел одеться.

— Идем, — сказал он. — Не будем тратить время. По пути расскажешь, — но прежде чем мы вышли из темницы, все же схватил меня за косу и спросил, взволнованно заглядывая в глаза:

— Но в принципе, ты согласна?

Я вновь смутилась и жалобно попросила:

— А можно я на твой вопрос отвечу после того, как мы поговорим?

— Полагаешь, я могу передумать?

Я нехотя кивнула, а Кэйнаро протяжно выдохнул, и не думая скрывать, что мой ответ доставил ему радость, и довольно шепнул:

— Конечно можно, родная.

Довольно, спокойно и уверенно, словно заранее знал, что не изменит своего решения, что бы я ему ни сказала. Невероятно приятно, настолько, что я даже потихоньку примерила к себе словечко «родная» и подумала, что была бы совершенно не против, если бы Кэйнаро употреблял его почаще.

Мы вышли из моей тюрьмы, держась за руки, и я испуганно вскрикнула, увидев лежавшего возле порога человека.

— Он мертв? — прошептала я, непроизвольно пятясь назад.

— Он — жив, — заверил меня Кэй и пнул несостоявшегося мертвеца носком сапога. — Пока. Поднимайся, и без глупостей, Найку.

— Какие уж тут глупости, — пробормотал тот, вставая на четвереньки и косясь влево.

Я проследила за его взглядом и улыбнулась, заметив Ряу. Все-таки не показалось. Защитники мои… Сердце защемило от нежности, и если бы не Найку, который так старательно подслушивал, что даже рот открыл, я бы точно поведала Кэйнаро обо всем еще по дороге в Красные Горы. Хотя… как бы я смогла? Когда проваливаешься по колено в снег, а при этом приходится еще и идти очень-очень быстро, почти бежать, особо не поразговариваешь.

Впрочем, Кэй после расспросов о внешности моего похитителя до самой центральной площади не промолвил ни слова, стиснув зубы так, будто они у него разом все разболелись. И тут не обошлось без моего участия.

— Знаешь, я думаю, он на самом деле не похититель, — проговорила я, когда землянка, в которой меня держали, осталась далеко позади, а Кэй все продолжал и продолжал задавать свои вопросы. — Найку ведь на Папашу работает…

— К-хм.

— А. То есть, ты и сам уже… Ну, да. Логично. Ты же все-таки специалист… Ну, а насчет того, как выглядел… Высокий. Волосы светлые… Противный, в общем. Морги! Надо ввести закон, чтобы в лесу дорожки расчищали… У меня уже ноги до колена мокрые. Уф…

— Высокий противный блондин, — Кэй помог мне выбраться из сугроба. — Эр, тяжело тебе? Устала? Ну, потерпи. Еще какие-то особенности внешности запомнила?

— Да мужик как мужик, — я вздохнула и нехотя призналась — шепотом, чтобы растопыривший уши Найку не услышал:

— Ямочки у него на щеках еще. Как у Мори. Я не то чтобы до конца уверена, но подозреваю, что он настоящий отец моего сына.

Если вам приходилось когда-нибудь слышать, как ревет самец мау в период гона, то вы имеете минимальное представление о том, какой звук издал Кэй после моего признания.

— Что-о-о?

С ветки дерева, под которым я стояла в этот момент, съехал внушительный пласт снега, осыпав меня с головы до ног, и я зашипела:

— Тс-с-с-с-с! Чего орешь?

— Что значит, «я подозреваю»? Ты что, не знаешь? То есть ты… ты… — казалось, он задыхался. Где-то сбоку похабно хихикнул Найку. Я вздохнула.

— Можешь не верить, но да, — насупилась, не представляя, как сказать часть, не поведав об остальном, а потом махнула на все рукой и выдала прямым текстом:

— Мори ведь приемный у меня. Ты не знал? — и удивленно заморгала. В стиле: КАК? КАК ты мог не знать? Об этом же все на свете знают. По-моему, даже Найку поверил. — Откуда у меня свой ребенок? Кхым-кхым.

— Ряу, сторожить! — рыкнул Кэй, и в голосе его послышались такие нотки… такие нотки… Что мне на мгновение даже почудилось, что сказки о перевертышах, которые днем ходят людьми по городам и селам, а ночами бегают в звериной шкуре по лесам, не такие уж и сказки… — Ты, иди сюда!

Схватил меня в охапку и, сделав семь больших шагов в сторону старой, разломленной посередине корабелы, прижал меня спиной к стволу.

— Что значит, «кхым-кхым»?

Я трусовато отвела глаза в сторону и промямлила:

— Мы ведь договаривались обсудить все, когда…

— Об этом — сейчас! — рыкнул он.

— Ну, это долгая история, — взгляд у него был совершенно бешеный. Такой «убью-всех-к-моржьим-хренам» взгляд, поэтому я потупилась и, глядя в ворот его распахнутого тулупа, закончила тихим голосом:

— Но если в двух словах… Понимаешь, дело в том, что я еще не была с мужчиной. Никогда.

Кадык на его шее дернулся, едва не пропоров острым углом кожу, и я испуганно вскинула голову, заглядывая Кэю в лицо.

— Это не два слова, — констатировал он.

— Нет.

— Идем, — он взял меня за руку и вывел назад на условное подобие тропы, по которой мы брели до того, как Кэйнаро в прямом смысле слова вытащил меня на откровенный разговор.

До самых Красных Гор он не выпустил мою ладонь из своего захвата. И вообще, когда мы уже вышли на центральную площадь, и впереди показались огни особняка градоначальника, так ускорил шаг, что я даже разволновалась, однако выяснить, куда же так торопился Кэй и почему его торопливость вызвала во мне чувство совершенно необоснованной паники, мне не позволил долетевший из особенно густого пятна темноты, образованного кустом вечнозеленой треи, голос. Трея была любимым садовым растением всех красногорчан, а у мэтра Ди-на ею был обсажен весь участок по периметру. Уж и не знаю, за что местные жители так полюбили этот невзрачный кустик. Сомневаюсь, что за мелкие розоватые цветочки и удивительную жизнестойкость, скорее уж за сок, который по весне добывали из тех самых вечнозеленых листьев. Дурман-вода из этого сока получалась такая, что одним литром можно было весь мой бывший Двор напоить вусмерть. Жаль, что в Ильме трея совсем не росла.

Правда в тот момент я о любви красногорчан к крепким напиткам домашнего производства не вспомнила, подпрыгнув от неожиданности и страха.

— Гос-с-с-сподин ворнет-с-с-с-с? — голос у говорившего был таким, будто издавал его не человек, а существо давно умершее и надежно похороненное.

— Кто здесь? — воскликнула я.

— Полагаю, что Счастливчик, — несчастным голосом ответил на мой вопрос Кэй. — Фули, ты что там делаешь?

— Вас-с-c-сду.

— Что? — Кэйнаро с сожалением отпустил мою руку и, вступив в темноту, окружавшую куст, выудил из нее мальчишку, в котором я с удивлением узнала одного из сыновей сапожника. Интересно, что он в столь поздний час забыл возле особняка градоначальника? Лавка его отца, если мне не изменяла память, находилась в другом конце городка. — Что ты трясешься, как припадочный?

— Так с-с-с-самерс-с-с, — признался мальчишка и тут же громко чихнул.

Кэй выругался, одной рукой схватил его за шиворот, второй вцепился в мою ладонь. Найку пошел сам, без понуканий. И мы все вместе двинули к крыльцу.

Правда войти в дом с первого раза у нас не получилось — дверь оказалась заперта. И странное дело, открыли нам не сразу, а лишь после того, как сбоку отворилось маленькое окошечко, в котором на мгновение показались всклокоченные бакенбарды Ноя. Что за новость?

Узнав нас, дворецкий воскликнул что-то радостно-нечленораздельное и принялся активно греметь засовом и отпирать замки, крича во все горло, чтобы Ула ставила на огонь ягодный морс и мед.

— Что у вас тут происходит? — пробормотала я, едва переступив порог. — Мори в поря…

И осеклась, напоровшись взглядом на среднего сына Нoя и Улы, который у родителей появлялся довольно редко, так как большую часть зимы проводил за охотой. Но сегодня в гости к родителям он явно пришел не просто так, а, если судить по взведенному и направленному на входную дверь самострелу, с какими-то скрытыми мотивами.

Кэйнаро, глянув на мужчину, поднял вверх большой палец и одобрительно кивнул, после чего, пользуясь тем, что Ула начала квохтать надо мной, как квоча над своим выводком, а Рейка ей весьма успешно вторила, корча при этом страшные рожи и отчаянно подмигивая сразу двумя глазами, велел Ною отвести пленника в подвал.

— В подвал… — проворчал дворецкий, недовольно сопя. — Корми их еще, вражин этих… Может, этого сразу в садике прикопаем? Уж больно мне его рожа не нравится. А что? Я как раз сегодня мусор жег, так земля в одном месте очень хорошо подтаяла, мягкая, могилку легко будет рыть.

Я с любовью глянула на старика и широко улыбнулась.

— Я подумаю над твоим предложением, — ответил Кэй, чем заставил и без того белого, как смерть Найку, еще больше побледнеть.

Ной неласково толкнул нового заключенного в сторону нужной двери, а мы все, кто остался в холле, посмотрели на Кэйнаро. Все, кроме Фули. Тот в данный момент блаженно жмурился, грея руки о кружку горячего морса.

— Счастливчик, ты как? — Кэй улыбнулся. — Речевые способности к тебе вернулись?

— А? — парень ошалело распахнул глаза, явно не понимая, чего от него хотят.

— Говорить, спрашиваю, можешь? Нормально и не заикаясь?

Фули тут же отставил кружку на столик для писем — не знаю, почему, но из холла мы так и не ушли, разговаривали прямо там, выстроившись в неровный кружок, в центре которого располагался тот самый столик — и, вытянувшись в струну, отрапортовал:

— Господин ворнет, докладываю. За объектом следил неотрывно, как было велено. С самого утра с него глаз не спускал. Оне сегодня спали допоздна, потом от завтрака отказались и к Папаше в инн забурились. О чем и с кем он там говорил, я не знаю — внутря я не совался, но только вышел он оттудать скорехонько и сразу в лес побежал. Да так резво, будто животом мается, честное слово. Я чуть поспевал за ним.

Кэйнаро отчет слушал внимательно, кивал, а я ничегошеньки не понимала. Какой объект? Зачем он за ним следил? Я вопросительно глянула на Рейку, но та в полном недоумении лишь пожала плечами.

— Не упустил?

— Как можно? — Фули обиженно шмыгнул носом. — Проводил до землянки и обратно на постоялый двор. Там он поднялся к себе в комнату, но тут же спустился вниз с бумагами.

Мальчишка вручил взиравшей на него с открытым ртом Уле кружку и полез рукой за пазуху, бормоча:

— Куда ж я их… моржья отрыжка! А! Нашел. Вот с этими вот бумагами, — довольно ухмыльнулся, продемонстрировав нам щербинку между двумя верхними зубами и откровенно наслаждаясь тем, как вытянулось у Кэя лицо.

— Те же самые? Ты что, их спер, что ли?

— Чего спер-то?! Господин ворнет, я ж вам поклялся, что никогда больше… А вы сразу — спер!

— Прости, прости! — Кэй поднял руки вверх, сдаваясь и извиняясь одновременно. — Я не хотел тебя обидеть. Так, значит, не спер?

— Перерисовал, — буркнул мальчишка. — Я ж в бумажки-то евоные объекту через плечо заглянул, больно хотелось рассмотреть, чего он там вымалевывает так усердно. Память у меня хорошая, знаете? Один раз гляну — и все, уже ни за что не забуду. Меня и батя всегда с собой в район на модные показы берет, чтоб я внимательно на новую обувку смотрел, а потом дома ему весь узор, каблук там и все остальное перерисовывал. Ну. Так узор — это ж сложно, а тут карта. Тьфу! И ладно б еще какая заморская, так нет, наша. Красногорская. Ну и уж на ней — вот тут, видите? — восемь крестиков по всему лесу. И промеж ими линейки разные, вот эти, ага. А на месте Храма кружочек. Вот.

— Здорово, — Кэйнаро посмотрел на него с уважением. — Молодец. Если насчет криминальника не передумаешь, я тебе потом рекомендации дам в одну школу в Лэнаре. У меня там хороший знакомый учителем работает. Он такому студенту знаешь, как обрадуется?

Фули аж вспыхнул, прямо-таки засветившись от восторга, а Кэйнаро еще раз глянул в карту, болезненно хмурясь и едва заметно шевеля губами, словно что-то считал.

— Значит, говоришь, линейки дорисовывал?

— Ага.

— Ясно, — я попыталась заглянуть в эту таинственную карту, но Кэй тут же ее свернул, легонько щелкнув меня по любопытному носу. Взгляд у него был встревоженный.

— Ну, с этим все понятно. Объект, я так понимаю, пропал? В воздухе растаял или сквозь землю провалился? — поинтересовался он. Именно поинтересовался, я чем угодно могу поклясться, что Кэйнаро в тот момент и не думал иронизировать.

— Нет, он в сортир зашел и не вышел… А откуда вы?..

— Ну, раз ты меня сторожишь, а не его… ладно, не переживай. Ула, Фули на ночь уложи где-нибудь. Нечего ему по ночам шляться, все-таки пацан еще совсем, хоть и криминальник… Кстати, о пацанах!

— Да что с ними станется? — проворчала Ула. — Накормила, уложила. Младшего вон Рейка в комнате с Мори устроила, уж больно они славно игрались друг с дружкой… Хорошо с ними все. Не извольте беспокоиться. Фули, ну! Что стоишь, носом хлюпаешь? Пошли, я тебя пирогами накормлю что ли, раз уж ты у нас такой героический криминальник. И ты, Рейка, не стой тут, а…

— Нет уж, я постою, — названая сестра упрямо вздернула подбородок и на всякий случай перебралась ко мне поближе.

Кэйнаро устало вздохнул, бросив на нее короткий взгляд, а затем перевел взгляд на вернувшегося из наших казематов Ноя.

— Ной, я тебя попрошу. Вы с сыном, пожалуйста, и дальше оборону держите, хорошо?

— О чем разговор! Само собой… — отозвался старик. — А вы…

— А мне срочно в Храм надо. Эр, можно тебя на два слова?

— Я с тобой! — где-то над ухом выдохнула Рейка и впилась пальцами в мой локоть.

— Наедине, — тут же отбрил Кэй, и, не позволив нам перекинуться и парой слов, уволок меня из холла в гостиную. Еще и дверь за собой закрыл на ключ, будто кто-то и в самом деле стал бы ломиться за нами следом.

Рассеяно глянув на часы, я отметила, что уже почти десять часов вечера, и устало вздохнула: каким-то совсем уж бесконечным получился этот безумный день. Хотя стоит признать, что не все в нем было так уж плохо. Утро, к примеру, было очень ничего… И вот то, что случилось между нами в лесной избушке, тоже. Волна сладкой дрожи прошла по моему телу, и я зажмурилась от головокружительного, но ужасно вкусного стыда.

— Эр-ри, — пророкотал Кэй, мягко, но настойчиво привлекая меня к себе. — Эр.

Прикосновение мужских губ к моему рту вновь выбило почву у меня из-под ног, и я, чтобы не растечься лужицей посреди гостиной, двумя руками вцепилась в плечи Кэя. Морги! Как же здорово было с ним целоваться! Не представляю, как я раньше без этого обходилась.

— Ты же поговорить хотел, — напомнила я, когда Кэй, оставив в покое мои губы, решил уделить внимание шее.

— Хотел, — прочистив горло, покаялся он и снова поцеловал.

— Я много чего хотел. Поговорить, спросить о чем-то важном, попросить сидеть дома и не высовываться ни в коем случае вообще никуда, пока вся эта кутерьма не закончится, но… Эр, — Кэй жалобно посмотрел на меня. — Эр, я рядом с тобой иногда забываю, как дышать. Веришь?

Смутившись, я попыталась отвернуться, но Кэйнаро пальцами приподнял мой подбородок и очень серьезным тоном произнес:

— Ты как чума. Сладкая, желанная чума, которая проникла в мою кровь и… И, Эр, я не хочу выздоравливать. Мне кажется… нет, я абсолютно уверен, что это не просто влюбленность, — сердце с разгону ушиблось о ребра, и я тихо охнула. — Понимаешь, что это значит?

— Что? — прошептала сипло, недоумевая, отчего мир подернулся прозрачной пленкой слез.

— То, — передразнил он, сжимая в объятиях и приподнимая над полом. — То, моя скрытная, моя невинная, моя сводящая с ума вдовушка. Слышишь? Только моя!

— Слышу, — я улыбнулась, изгибаясь в его руках и соглашаясь, чего уж там:

— Твоя.

Кэй довольно кивнул:

— Не отдам никому и не отпущу уже никуда. Поняла?

— Да.

И поцелуй в награду за понятливость. Сладкий-сладкий.

— И мне наплевать на все, что ты расскажешь. На все, о чем, ты полагаешь, я еще не догадался.

— Хорошо.

Морги, если бы мне кто сказал раньше, что быть покорной это так головокружительно хорошо!

— Поэтому я не хочу ждать, пожалуйста, прямо сейчас, еще до того, как я ушел, открой свой очаровательный ротик и скажи: «Кэй, я тоже тебя люблю и выйду за тебя замуж завтра же, без всяких разговоров и сомнений».

— Кэй, — произнесла я, обнимая своего ворнета за щеки, — после всех разговоров и совершенно точно без каких-либо сомнений я выйду за тебя замуж.

В глазах Кэйнаро вспыхнул победный огонек.

— Потому что…

— Потому что люблю, — шепотом в приоткрытые от нетерпения губы. Чума? Что ж, пожалуй, я тоже его подхватила…

Забыв обо всем на свете, мы целовались. И я уверена, скажи Кэйнаро в тот момент: «Эри, идем в Храм, не медля ни секунды!», я бы эгоистично и без оглядки согласилась! Живая вода! Да я бы в тот момент на что угодно согласилась, и если бы не чрезвычайная ситуация…

Впрочем, уже через мгновение она стала чрезвычайно чрезвычайной, и о поцелуях на некоторое время пришлось забыть, потому что стены особняка дрогнули, а стекла в окнах зазвенели.

— Что это? — у меня от страха подкосились ноги, и я испуганно прижалась к Кэйнаро.

— Понятия не имею, — нахмурился он, выпуская меня из объятий и отступая к двери, — но сейчас выясню. Побудь тут.

Вот уж нет! В битве страха с любопытством победило последнее. Следом за своим ворнетом я выскользнула в холл, мельком заметив, что самострел в руках Ноя ходит ходуном, да и сын дворецкого выглядит бледно. И не удивительно: звук был такой, будто в двери особняка кто-то молотил здоровенным каменным топором.

Я заметила, как на кончиках пальцев Кэйнаро появились яркие зеленые искры, и прикрыла рот ладонью. Неужели все так серьезно?

— Что происходит? — долетел до меня Рейкин голос. Запрокинув голову, я увидела, что подруга перевешивается через перила третьего этажа. — К нам кто-то ломится?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Мори не проснулся? Побудь с ним, пожалуйста.

В крыле для слуг тем временем тревожно захлопали двери, послышался испуганный голос Тии, детский плач, а вслед за ним — утешающее контральто Улы. А вот Ряу на весь этот шум и панику не обратил ровным счетом никакого внимания — как дрых возле теплой отопительной стены, так и продолжил в том же духе, лишь соизволил на долю секунды приоткрыть один глаз да вяло зевнуть.

«А ведь будь за дверью чужак, — подумала я. — Он бы так себя не вел».

— Кэй, — окликнула и, подбежав к ворнету, схватила его за руку, — подожди!

И тут же из-за двери послышалось:

— Не надо колдовать, хозяин. Это всего лишь я.

Пока все молчаливо переваривали информацию, я поспешила отпереть два замка и сместить в сторону засов, искренне радуясь, что старший раб Двора Куули не оставил нас посреди ночи и вовсе без дверей.

Каково же было мое удивление, когда я обнаружила, что на крыльце особняка стоит не Рой! Точнее, не только Рой, но и все семеро его братиков, отличающихся друг от друга лишь цветом тулупов и фасоном шапок.

— Вы спятили? — зашипела я. Морги! — Вы представляете, что начнется, когда вас увидят?

За моей спиной что-то булькнуло, и я оглянулась, пытаясь выглядеть как можно более естественно, что, впрочем, было совершенно бессмысленно, потому что на меня никто и не думал смотреть: все, кто в столь поздний час успел выбежать в холл, выпучив глаза, таращились мне за спину.

— Ну, что там? — надрывалась наверху Рейка (ей, бедолаге, с лестничного пролета входная дверь была не видна).

— Это всего лишь Рой, — беззаботно крикнула я.

— И его семеро братьев, — добавил Кэй и, положив руку мне на талию, глянул зверем.

А что я? Я, между прочим, давным-давно им свободу дала и вообще не просила за мной ходить.

— Как? — прошептала я, вскидывая в наигранном удивлении брови. — Разве это не то, о чем ты уже успел догадаться?

Я, между прочим, сразу заявляла, что нам поговорить надо, о многом и очень серьезно. Кто виноват, что всем беседам Кэйнаро предпочитает поцелуи?

— Это ничего не меняет, — наконец, прекратив сверлить меня взглядом, проговорил он, а затем вдруг коварно усмехнулся.

Одна его рука взметнулась вверх и, окончательно разваливая остатки прически, запуталась в волосах на затылке, оттягивая голову назад; а вторая, та, что была на талии, переместилась на лопатки, буквально вжимая меня в тело мужчины. Ну, и уже после этого Кэйнаро меня поцеловал. Не по-братски или там, к примеру, приятельски, а совсем-совсем по-мужски. Жадно, упоительно и глубоко. Пока у меня голова не закружилась, а коленки не стали мягкими и дрожащими, как желе.

На глазах у Роя! У всех домочадцев!

— Чтобы ты вдруг не передумала, — шепнул, мазнув напоследок губами по уху, пока я ошалело хлопала глазами, следя за тем, как мои бывшие рабы вваливаются в холл.

— Да что ж там происходит? — снова прокричала сверху Рейка.

— Ну, как тебе сказать… — пробормотал Ной, а я почувствовала, как заливаюсь краской под его задумчивым взглядом. — Зрелище не для детей.

— Хозяйка, — Рой окинул меня внимательным взглядом.

— Хозяин, — такого же был удостоен Кэйнаро… Так. А с какой такой радости он его хозяином называет? Это что? Из-за одного поцелуя? Он вообще на чьей стороне? Я задохнулась от возмущения, а старший раб между тем наклонил немного голову и пугающе спокойно произнес:

— А теперь просто скажите Рою, кто. Рой разберется.

В его черных, как стоячая болотная вода, глазах я прочла смертный приговор для любого, кто осмелился поднять на меня руку. И вдруг даже как-то стало страшно за Найку, что сидел в нашей домашней тюрьме. Не то чтобы мне его было очень жаль, но…

— Рой, — проблеяла я, почти уверенная, что старший раб, наплевав на мой запрет на чтение мыслей, в данный момент самым наглым образом копается у меня в мозгах. — Да все в порядке уже! Кэйнаро вовремя успел.

— Кэйнаро? — он перевел взгляд на ворнета и осуждающе покачал головой, — Больной, в лесу, по колено в снегу, забыв о магическом истощении. Хозяин-хозяин…

Кэй — всеми богами клянусь! — смутился и не смог выдавить из себя ничего вразумительного. Я же, не понаслышке зная о том, как долго и умело Рой умеет распекать за то, что ты на улицу вышла без муфточки и меховых трусов, благоразумно молчала в тряпочку, решив вопрос о том, с каких это пор у моих рабов — неважно, что бывших, — объявился хозяин, оставить на потом.

Не знаю, насколько бы затянулась эта неловкая пауза, если бы в гостиной не ударили часы.

— Четверть одиннадцатого, — пробормотал Фули, и мы все вдруг засуетились, заговорили одновременно. Ной бросился запирать двери, Кэй, придя в себя, проводил передислокацию, с таким видом отдавая указания моим семерым рабам, будто всю жизнь ими командовал. Восьмой же, старший, тем временем подошел ко мне и, опустившись на колени, прижал к своему лбу мою руку — ту, на которой вдовий перстень был.

— Простите, хозяйка, — произнес он, — Я виноват.

— Рой, — растерялась я. — Не выдумывай.

— Я не только позволил, чтобы вас выкрали, но потом еще и не смог найти.

Вот же упрямец!

— Да ладно, — я беспечно махнула свободной рукой, стараясь не замечать тех взглядов, которые на нас бросали присутствующие. — Все же обошлось. И потом, мы на старом кладбище были. Мне похитители сказали, что ты меня там ни за что не смог бы найти. То есть вы все не смогли бы.

Рой выдохнул сквозь зубы и закрыл глаза, по-прежнему держа мою ладонь у своего лба.

— Ты хочешь сказать, что твои похитители знали о природе Роя и его… братьев?

— БрАтков, — исправила я, растерянно оглядываясь на Кэйнаро. — Но, вообще, да. Похоже на то. Он еще называл их таким странным словом…

— Герлари? — прошептал Кэй, и мне на мгновение показалось, что он… испугался?

— Вроде бы, — попыталась припомнить, о чем зверолов говорил охранникам, не зная, что я подслушиваю, и несколькими минутами позже — мне. — Еще сказали, что похищение лишь для того и организовывалось, чтобы мои убийцы… — живая вода! Почему убийцы-то? Это кто убийцы? Рой? Юфий? — чтобы мои ручные убийцы, — исправилась я, — были поисками заняты, а не возле Храма околачивались…

Рой шумно выдохнул, поднимаясь на ноги, Кэйнаро выругался.

— Проклятье! Мне уже давно надо быть в Храме! Еще и карта эта… Рой, возьми на себя охрану дома и…

И тут я почувствовала, как под лопаткой шевельнулось дурное предчувствие, смешанное с каким-то совершенно иррациональным страхом.

— Кэй, я не пущу тебя туда одного, — выпалила я, не до конца уверенная, что Кэйнаро не посмеется над моим тоном и не заявит, что я на такие высказывания попросту права не имею.

— Эр…

— Или мы идем туда вдвоем, или … или ты знаешь, что, — сумбурно пригрозила я, и Кэйнаро обескураженно замер, открыв рот. Да, мое заявление казалось смелым даже мне самой, но что-то внутри меня было настроено против того, чтобы Кэй ушел в Храм один. Возможно, интуиция.

— Если хозяин позволит, — Рой с деликатностью самца-мау втиснулся между нами, разрывая дуэль взглядов, и закончил:

— Не хотелось бы показаться навязчивым, — Кэйнаро громко фыркнул, а я закатила глаза. — Но соваться в Храм среди ночи, больным, уставшим, самим… — старший раб осуждающе покачал головой. — Зачем, если есть я? Хозяин, вы просто скажите, что надо сделать? Не допустить проникновения чужаков к девушкам из Ильмы? Пф-ф-ф… Ну, для этого абсолютно не за чем соваться на улицу в морозную ночь — тем более больным — они и без того находятся в самом надежном и безопасном месте.

— Они были бы в самом надежном и безопасном месте, — противным голосом исправил Кэй. — Если бы в моем распоряжении была пара дюжин караульных и боевая сотня.

Рой иронично вскинул бровь, кажется, намекая на то, что он один ничем не хуже той самой сотни и дюжины. И Кэйнаро был вынужден ворчливо спросить:

— Что ты предлагаешь?

Рой оживился.

— Охрану Храма Юфий возьмет на себя, — сказал он. — Что бы там заговорщики ни надумали, этой ночью внутрь они проникнуть не смогут. А уже утром, отдохнув да хорошо позавтракав…

— В шубе, в шапке… — с досадой протянул Кэй, окончательно сдаваясь. — Я понял, да…

Огляделся.

— Ну? Что стоим? Кого ждем? Расходимся по своим комнатам… Хотя лично мне все это совсем не нравится… Еще и карта эта… Ладно, морги с ней, с утра разберусь. Эр, ты что делаешь?

— М-м?

Я как раз подавала знаки Юфию, чтобы он не смел уходить из дома так сразу, а сначала наверх поднялся. Ну, чтобы амулет сделать. Бывший раб смущался и стыдливо махал рукой, мол, ну вас, хозяйка! Я и сам как-нибудь.

— Эри?

Я мысленно выругалась и закатила глаза, а потом… Потом вдруг вспомнила, что время мучительных тайн и утомительных секретов, вроде как, закончилось. Что теперь можно не скрываться и не бояться.

— Идем, — я взяла Кэя за руку и потянула в сторону лестницы, — я покажу. Юфий!

— Да куда я денусь? Иду…

Рейка, поняв, что собираюсь делать, укоризненно сверкнула глазами и спряталась в спальни с таким выражением лица, что я сразу поняла: неприятного разговора избежать не получится.

Поставив прялку поудобнее, я принялась за работу. Из шерсти молочной лэки нитка получалась толстая и крепкая, поэтому создание одного амулета много времени у меня не занимало. Когда-нибудь, через много лет, а может быть, даже завтра, когда я перестану бояться, и тень пожизненной клетки растает, будто страшный сон, я займусь любимым делом на постоянной основе. А что? Буду покупать дорогую мягкую шерсть, прясть из нее тонкую, как нить паутины, и теплую, как мех мау, пряжу.

Пока же придется обходиться тем, что есть. Я подняла голову, и Юфий тут же протянул руку, позволяя уколоть себе палец.

— Спасибо, — улыбнулась, заметив недоумение на лице Кэйнаро.

— Обряд на крови? — пробормотал он. — Черная магия?..

— Нет же! — я рассмеялась, возвращаясь к работе. — Какая черная магия? Не говори чепухи.

Завязав на руке Юфия нитку, я отпустила раба и поманила Кэя пальцем.

— Иди сюда, — он с готовностью приблизился, устроившись на полу у моих ног. — Я для тебя тоже сделаю один, вот только не из шерсти лэки.

Да, шерсть молочной лэки — не тот материал, из которого можно сотворить подходящий амулет для моего ворнета. Из сундучка с рукоделием я достала комок белой шерсти Ряу, которого мы с Рейкой вычесывали по очереди, и который просто балдел от этого процесса, и вернулась к работе.

Наверное, надо было начать свой рассказ с того, как я увидела настоящую пряху, или как Маарит обстригла косы, как Рэйху подарил прялку, как учебники отыскивал, как помогал разбираться во всем… А вместо этого, улыбнувшись, спросила:

— Скажи, Кэй, хотел бы ты, чтобы болезни обходили тебя стороной, а удача, наоборот, всегда стояла за спиной?

Кэйнаро некоторое время смотрел на меня, не моргая, а затем неожиданно произнес:

— Единственное, чего я хочу, это чтобы ты стала моей женой.

— Причем здесь это? — смутилась я. — В смысле, одно другому не мешает.

— Конечно, не мешает, — он улыбнулся. — То, что ты сказала мне «дa» уже само по себе огромная удача.

У меня появилось странное чувство, что мы о разных вещах говорим, поэтому я коротко сообщила:

— Я пряха судьбы, Кэйнаро. Знаешь, что это значит?

Он растерянно кивнул, неотрывно следя за тем, как я из нескольких ниточек плету тонкую косичку.

— Я могу сделать амулет на удачу, на поражение. Мой ребенок никогда не болеет, и я могу помочь выздороветь чужому, хотя дара целителя во мне никогда не было, а еще… — я сглотнула. Уж если говорить, то все, — …еще могу сделать так, что человека после свидания со мной жестоко убьет собственная жена. Дай руку.

Кэйнаро протянул руку и даже не поморщился, когда я проткнула иголкой кожу на его пальце.

— Не думаю, что тебе стоит винить себя в этой смерти. Уверен, что нет.

— Я просто хотела, чтобы у него был плохой день, а получилось то, что получилось.

— Зато Тию ты совершенно точно спасла, — Кэй привстал, облокотившись о мое колено, и мягко поцеловал в губы.

— Что? Откуда ты… А я-то думала, куда он пропал! Так это ты нашел тот амулет!

— Я, — он щелкнул меня по носу и снова сел на пол. — А что касается Оки-са-Но, забудь. Он получил по заслугам. Тем более, что ты просто защищалась. Какую из твоих тайн он узнал, Эстэри? То, что ты пряха или то, что из Ильмы?

— Что пряха… Постой! Как ты меня назвал? — я ошарашенно глянула на Кэя, выронив из ослабевших рук еще не законченный амулет.

— Ошибся?

Я покачала головой и призналась:

— Иногда я тебя боюсь. Мне кажется, ты меня насквозь видишь.

— Я тебя насквозь люблю, — рассмеялся он. — Не нужно меня бояться. Тебе — никогда.

Я снова задохнулась от неожиданности, пораженная и восхищенная простой откровенностью этих слов и тем, как хорошо и сладко стало после них на душе. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь к этому привыкнуть.

В течение следующих нескольких минут я заканчивала амулет, а Кэйнаро следил за мной, опустив подбородок на мои колени, а я в свою работу не просто магию вплетала, я, по-моему, всю душу в нее вплела, думая о том, что, кажется, никогда, ни разу в жизни не чувствовала себя такой счастливой и цельной.

Когда Кэйнаро благодарил меня — самым восхитительным, надо сказать, способом — за браслет, повязанный вокруг его запястья, в соседней комнате заплакал Мори, и я нехотя выбралась из страстных объятий.

— Мне надо идти.

— Я слышу, — простонал мой… жених? — Давай не будем затягивать со свадьбой, а?

Я глупо хихикнула, выставляя его вон, а потом, продолжая улыбаться, поспешила в спальню.

Во сне заплакал не мой приемный сын, а второй мальчишка, ночевавший в нашей спальне, но Мори все-таки тоже проснулся. Хныкал, тер кулаками глаза и требовал маму. Я поспешила взять его на руки, пока Рейка успокаивала нашего маленького гостя.

— Младший сын Гнусаря, — прошептала она, сверля меня недовольным взглядом. — Ворнет их вечером к нам прислал.

— Хорошо.

Я старалась не смотреть на подругу, потому что чувствовала в ней желание не просто задать мне ряд вопросов, а откровенно поссориться. И мы действительно поссорились несколькими минутами позже. Впервые — всерьез.

— Эр, что происходит? — без лишних предисловий начала Рейка, стоило мне положить уснувшего Мори в кроватку. — Мне послышалось, или ворнет тебя настоящим именем назвал? И ты призналась ему, что ты пряха! Ведь призналась же?

— Рей, если бы я знала, что ты будешь подслушивать, поставила бы щит.

— Значит, призналась, — догадалась подруга. — Ты в своем уме? Забыла, кто он такой? Он же… Морги! Он же из королевских шерхов! Да если он только узнает обо всех наших с тобой делах… Знаешь, что он с нами сделает?

От мысли, что Кэйнаро может со мною сделать, я глупо заулыбалась.

— Рей, очень тебя прошу.

Подруга недовольно засопела.

— Ты хоть знаешь о том, что мне пришлось перед ним открыться? Он теперь знает, что у меня тоже есть дар! И про Мори, кажется, догадывается.

— О, да! — хмыкнула я, вспоминая выражение лица Кэя, когда я призналась ему насчет сына. — Кстати, o даре. Где там мое веретено? Прялку я с собой в Храм точно не поволоку, хотя…

— Ты ненормальная, — пробормотала Рейка. — Совсем мозги набекрень!?

— Хватит! — решительно потребовала я. — Если тебе больше нечего сказать, то давай спать.

Кажется, она обиделась, но у меня не было ни желания, ни сил что-то ей объяснять. Помиримся после того, как все закончится.

Я ушла в ванную комнату, а когда вернулась, Рейка уже легла под одеяло и, отвернувшись к стене, притворялась спящей. Пожав плечами, я легла с другой стороны кровати и закрыла глаза.

Сон не шел, хотя мне казалось, что стоит опустить голову на подушку, захраплю так, что стены вздрогнут. Но ничего подобного! Уж и не знаю, что тому было причиной. Ноющие ли мышцы рук и ног, общее ли переутомление, но как ни старалась, заснуть я не могла. В конечном счете у меня разболелась голова и начало звенеть в ушах.

«Надо спуститься на кухню, — наконец, решилась. — Выпить меду или горячего молока».

Думая о том, что все-таки умудрилась простудиться, я села в постели и спустила ноги на пол, пытаясь нащупать тапочки и откровенно недоумевая из-за необычайно темной ночи.

— Не иначе морги луну украли, — усмехнулась я, и в тот же миг мое тело скрутил приступ невыносимой боли.

В детстве, помимо историй о пряхах, я читала и обычные сказки. Самыми популярными в Ильме в те времена были сказания о принцессах-элементалиях, представляющих разные стихии — воду, землю, огонь и воздух. Принцессы были близнецами и друг от друга отличались лишь кровью. Точнее тем, что текло по их жилам вместо крови: вены элементали воды были наполнены водами Первозданного Океана, воздуха — ветром, что живет на вершине Мира, земли — песком Бескрайней пустыни, ну а огня, — соответственно, жаркой лавой глубинных вулканов. Именно принцессой Вийару — элементалем огня — я себя в тот момент и почувствовала. Ощущения были такими, будто кровь в моих жилах вскипела.

Я буквально оглохла от боли и, закричав, упала на пол.

Заплакал испуганно Мори.

— Эр, что с тобой? — подорвалась Рейка.

Второй приступ был даже сильнее первого, и я сорвала голос от крика.

— Ма-ама!! — рыдал Мори. — Ма-амочка!

Я стиснула зубы, чтобы не орать, и попыталась свернуться клубочком — не получилось.

— Эстэри! — прокричал откуда-то Кэйнаро.

— Хозяйка! — испуганно вторил ему Рой.

Легкие разрывались из-за того, что я не могла вздохнуть. Из глаз текли горячие слезы, к тому же почти полностью отказало зрение, и это почему-то пугало больше всего.

— Что с тобой?

Чьи-то руки коснулись моей кожи, и я взвыла, потому что стало еще хуже, еще больнее, еще невыносимее.

— Ной, за целителем пошли! Эстэри?

— Горю, — как-то умудрилась прохрипеть я и повернула голову на голос. — Не вижу ничего. Кэй?

— Я здесь, — Кэйнаро, полагаю, что это был он, погладил меня по плечу, и я отчетливо расслышала в его голосе панический ужас.

— Хозяин, руки… — произнес над моей головой, по всей вероятности, Рой.

— Что руки? — хотела спросить я, но вместо вопроса с уст сорвалось лишь жалобное хныканье.

Послышался треск рвущейся ткани.

— На брачные татуировки похоже, — заметил Рой.

— Какие татуировки!? — взревел Кэйнаро. — Ты чамуки перекурил?

— Я же сказал, брачные. Я как-то видел такие у пары, что Глубинных в свидетели брака призывала.

— Моржий хрен…

Я всхлипнула, внезапно вспомнив угрозу зверолова организовать нам с ним именно такой брак. И почему я думала, что для этого нужно, чтобы жених был обязательно рядом с невестой? Морги. Как больно-то!

— К моргам целителя. Жреца сюда, — после секундного замешательства проорал Кэйнаро. — Рой, при Часовне ведь должен кто-то быть?

Какое-то время вокруг меня ничего не происходило. В том смысле, что было оглушающе тихо, лишь Кэй время от времени шептал что-то утешительное, гладил по волосам да стирал слезы со щек. Рейка увела детей из спальни, но я все равно слышала плач Мори, и как он требует не делать мамочке больно, а потом раздались торопливые шаги, и вслед за ними возмущенный крик.

— Что вы делаете? Не трогайте! Не трогайте девушку, господин ворнет! Вы зачем ее на руки взяли? Ей же так только больнее!

— Я просто хотел… — растерялся Кэйнаро.

— А не надо хотеть. Ее сейчас будущий муж призывает, и то, что вы ее держите, никак не способствует ускорению процесса. Кстати, господин школьный истопник, напрасно вы его в подвале заперли, без него нам в этом деле все равно не обойтись. Так что…

Кэйнаро зарычал, а я, превозмогая боль, слепо схватилась за его одежду, истерично хрипя:

— Не отпускай! Не отпускай!

— Никогда, — заверили меня срывающимся голосом. — Это можно как-то отменить?

— Отменить? — в голосе жреца мне послышалась злая насмешка. — И где тот смелый, что осмелится сказать «нет» Глубинным богам? — и уже другим, успокаивающим тоном. — Поймите же, молодой человек, кровь жертвенной карфы накрыла божественная тень, свадьбы не может не состояться, всем будет только лучше, если…

— Всем будет только лучше, если ты сейчас заткнешься! — перебил Кэйнаро. — Думать мешаешь.

— Кэй! — я судорожно цеплялась за Кэйнаро, покрываясь холодным потом от открывшейся перспективы. — Кэй!

— Да, моя хорошая. Да, — пробормотал он, поднимая меня на руки и прижимая к себе. — Все будет хорошо.

Он провел ладонью по моей спине, стараясь не касаться открытых участков кожи.

— Я тебе обещаю.

Почувствовав приближение приступа, я задышала чаще, слепо хватаясь за Кэйнаро. Одна моя рука, упав с плеча, соскользнула на грудь… и вспышка обжигающей боли, которая приблизилась почти вплотную, внезапно отступила, а мне полегчало настолько, что я даже смогла нормально вздохнуть.

— Господин ворнет, вы только продлеваете мучения несчастной. Глубинные…

— Глубинные не могут связать двух людей, если один из них уже женат! — внезапно произнес Кэй. — Вы немедля объявите меня и уважаемую вдову супругами, и мы закроем этот вопрос.

Я плохо соображала, что происходит, и слова, произносимые Кэйнаро, впитывались в меня, как вода в песок пустыни — быстро, но совершенно бесполезно.

— Но как же? — забормотал жрец. — Глубинные…

— Родная, — губы Кэйнаро дотронулись до моего уха, — мы ведь все равно решили не тянуть со свадьбой. Правда?

— Я не могу… — продолжал бубнить жрец. — Как вы это себе представляете?

— Как-как? — вспылил Кэйнаро. — Как обычно. Жених готов, невеста не возражает, храмовник в наличии. Чего не хватает? Храма? Жертвенной карфы?..

— Можно в домашнюю молельню спуститься, — заметил Ной.

Кэй огрызнулся:

— К моргам молельню! Здесь и сейчас.

— Но Глубинные ведь…

— НЕМЕДЛЕННО! — громыхнул кто-то таким страшным голосом, что я на мгновение вынырнула из своей агонии. — Или я тебя заставлю собственные кишки жрать! Вер-р-р-ришь?

— Рой, если ты его запугаешь до смерти, нам это не поможет, — спокойствие в голосе Кэйнаро немного облегчило мою боль. — Так что? Долго мне еще ждать?

Жрец откашлялся и забормотал слова свадебной молитвы, закончив ее уже слышанным мною ранее:

— То, что соединили Боги, не разлучат смертные.

И я заплакала. Разрыдалась громко, по-детски размазывая по щекам непрекращающийся поток невыплаканных за долгие месяцы слез.

— Эстэри? Эр? — в голосе Кэйнаро смятение и ужас. — Тебе хуже? Не помогло?

— Помогло, — пряча лицо на его груди, всхлипнула я.

— Тогда я не понимаю, почему…

Ох, Кэй! Ну, кто же задает женщине такие вопросы в столь неподходящие моменты? Почему-почему? От страха — из-за жуткой боли я по-настоящему испугалась только сейчас, когда все закончилось. От облегчения — как подумаю, что меня могло связать с насильником-звероловом, так тошно становится. От стыда — теперь Кэю, хочешь-не хочешь, придется меня терпеть, несмотря на все мое криминальное прошлое и прочие секреты. Но самое, самое главное — от обиды. Честное слово, прямо моржьи проделки какие-то. Я второй раз в жизни замуж вышла, и второй раз не так, как мне хотелось бы.

Дома, в храмовой школе, во время жарких средолетних сиест мы с девчонками нередко мечтали вслух о том, какой будет свадьба каждой из нас. Я мечтала выходить замуж в первой трети лиственя[58], да не в храме, а в простой, увитой цветущим насом[59] беседке на берегу тихого озера, и чтобы в густом от цветочного аромата воздухе были слышны нежные трели поющих рыб. Я в красивом платье, не традиционно красном — красное мне вообще не к лицу, — а в нежно-зеленом или голубом. А жених чтоб обязательно в белом. И чтоб был молод, умен и красив, как бог.

Из всех моих пожеланий боги согласились исполнить лишь последнее — ворнет Кэйнаро-на-Рити был молод, обладал острым умом и весьма симпатичной внешностью. По крайней мере, на его статную фигуру, да синие глаза в обрамлении густых черных ресниц, да темные волосы до середины щеки заглядывались не только девушки Короля, кукующие в Храме в ожидании весны, но и дамы более солидного возраста, многие из которых были давно и основательно замужем. Так что с новым женихом мне повезло, спорить не стану. Не бог, конечно, но зато у меня от его открытой улыбки сердце сначала замирало, а потом неслось вскачь, как ненормальное. А уж когда он меня целовал…

В общем, ревела я. Понимала, что пугаю всех своей истерикой, но просто не могла ничего с собой поделать, стыдилась слез и еще горше от стыда рыдала. Моржий круг, из которого не вырваться!

— Эстэри, ну не плачь! — Кэйнаро поцеловал меня в краешек губ, в щеку, коснулся теплыми губами виска и шепнул уже в самое ухо:

— Пожалуйста…

Я судорожно вздохнула и обвила шею мужа — ох-ох! — руками.

— Мне к Мори надо.

— Конечно, — он перехватил мое безвольное тело поудобнее — видимо, выпускать меня из рук в ближайшее время в его планы не входило — и двинулся из спальни.

Рой предусмотрительно распахнул перед ним двери, а я виновато посмотрела на него, на перепуганного Ноя, на растрепанную Улу, на заплаканную Рейку, на…

— Мама!

— Мори! — я дернулась навстречу сыну, и Кэй тут же поставил меня на пол. — Маленький мой!

У мальчишки покраснели глаза и кончик носа, а кончики губ были опущены вниз.

— Мама моя! — он с разгону влетел в мои распахнутые объятия и так вцепился в шею, что я серьезно забеспокоилась, как бы не задушил. — Где боля?

— Боли больше нет, — едва не плача, заверила я. — Совсем-совсем.

— Мама, — еще раз повторил он и подозрительно посмотрел на Кэйнаро, — моя.

— Жадина, — беззлобно хмыкнул Кэйнаро, но во избежание рецидива, так сказать, на всякий случай удалился из помещения и удалил вместе с собой всех посторонних, чтобы мы с Рейкой смогли в тишине успокоить детей и уложить их спать.

И все бы хорошо, но краем уха, когда Рой прикрывал за собой дверь, я услышала тихий голос Кэя:

— Рой, а что там насчет подвала и… кхым… женишка? Где, говоришь, ты его запер?

Я оглянулась на закрывшуюся за спиной дверь. Закусила губу. Наверное, надо бы пойти вслед за мужчинами, узнать, что там к чему, да и вообще. Меня передернуло от озноба. Не пойду никуда. Я прижалась щекой к макушке Мори и решительно двинулась в спальню.

Перепуганные дети, успокоившись в уютной тишине комнаты, уснули довольно быстро. Да и Рейка вскоре последовала за ними, а вот у меня никак не получалось забыться. Я вертелась, переживала, вздрагивала от странных шорохов и других звуков ночного дома, и все перебирала в голове события минувшего дня, бесконечного, как хвост божественной реки.

Ну, а еще я ждала, что, закончив свои дела, Кэй непременно поднимется ко мне, чтобы поговорить. И чем дольше он не шел, тем тревожнее и тоскливее мне становилось. Наконец, промучившись без сна часа два или около того, я плюнула на попытки уснуть и, набросив поверх простои сорочки халат из теплой фланели, отправилась на поиски Кэйнаро.

«Я только удостоверюсь, что он спит, — уговаривала я себя. — А потом сразу вернусь к себе, и если снова не смогу уснуть, сяду за прялку. Или почитаю что-нибудь…»

В коридоре третьего этажа было темно, а вот из-под двери Кэйнаро пробивался лучик света. Повернув неслышно ручку, я заглянула внутрь.

— Кэй? — позвала шепотом.

Мне никто не ответил. Вошла в гостиную, которую ворнет переоборудовал под личный кабинет — еще один, для приема посетителей и Красногорских дел, был у него внизу. Удивилась беспечности, с которой Кэйнаро оставил открытое пламя в камине, не прикрыв его противопожарным щитом, исправила его ошибку, подкрутила огонек в маг-светильниках. С минуту мялась у внутренней двери, ведущей в мужскую спальню, а когда все же смогла побороть смущение и вошла, то застонала от досады: Кэйнаро там не было.

«Неужели они до сих пор в подвале? — выйдя в коридор, я недоуменно нахмурилась. — Что там можно делать столько времени? Спуститься, что ли?»

Я поплотнее запахнула полы халата и, неслышно ступая по толстой ковровой дорожке, подошла к лестнице.

Снизу доносились приглушенные голоса — и это обнадеживало. Значит, Кэй действительно там, и я, как минимум, смогу узнать, что происходит. А как максимум… Почувствовав, как кровь прилила к щекам, я ускорила шаг.

В холле, на маленьком диванчике, который кто-то передвинул от стены, поставив напротив входной двери, сидел Ной с одним из своих сыновей, Либу — так, кажется, его зовут.

— Доброй ночи, — негромко поприветствовала я, и мужчины подскочили на месте, будто ужаленные.

— Что-то случилось? — обреченно спросил Ной.

Я покачала головой.

— Нет. Просто уснуть не могу. А что вы тут делаете? — спросила вовсе не о том, о чем хотелось спросить.

— Так сторожим. Господин ворнет с вашим Роем ушли. Велели глаз с дверей не спускать. Ну, вот мы и…

— Не спускаем, — поддакнул Либу.

— Понятно, — я потопталась на месте и пару раз кивнула, хотя что тут могло быть понятным? — А куда ушли, не сказали?

Ной с таким сожалением пожал плечами и заглянул мне в глаза таким честным взглядом, что сразу стало понятно: правду мне тут говорить никто не планирует. Ла-адно.

— Жалко… А что там за новый пленник у нас в подвале?

— Какой пленник? — у Ноя покраснела одна щека, но при этом он все еще пытался изображать невинность.

— Уговорил, сама посмотрю, — я развернулась к двери, что вела в домашние казематы, как их Кэй называл, но не успела и трех шагов сделать, как на моем пути встали сразу два мужчины.

— Шли бы вы спать, Эри, — хмуро посоветовал Либу. — Нечего вам там смотреть.

Я упрямо поджала губы и вынужденно признала:

— Я и сама-то не очень хочу, но вы играете в молчанку… Зачем? Разве господин ворнет… Кэйнаро просил ничего мне не говорить?

Вот уж вряд ли. Уверена, что на мой счет он вообще никаких указаний не отдавал, уверенный, что после пережитого ужаса я продрыхну, как минимум, до обеда следующего дня. И мой расчет оказался верным. Ной смущенно почесал щеку и признался:

— Нет. Просто велел не беспокоить.

— Вот видите! — всплеснула руками я, с трудом сдерживая рвущуюся на губы торжествующую улыбку. — Не беспокоить! А я уже почти поседела от волнения, не в силах понять, что происходит. Ведь происходит, не отпирайтесь! Не отправились бы Кэйнаро с Роем в ночь, когда парой часов ранее уже решили подождать до утра. Ну?

— Я ничего не знаю! — буркнул Луби и с видом «сами тут разбирайтесь» вернулся на диванчик. Я перевела взгляд на Ноя.

— Ох, ну что ты будешь делать? — сдаваясь, проворчал он. — Был пленник, был. Я своими глазами видел, как Рой его в подвале запер, да только… Да только пропал он.

— Как так?

— А вот так. Мы подвал на два отделения разделили. Ну, типа женский и мужской. В женском плакальщицу-живодерку заперли, а в мужском начальника пристани, бывшего, да Найку, что вы с господином давеча приконвоировали. Ну, и этого… постояльца из таверны. Всех в отдельные кельи, чтоб чего не удумали. Так первые два на месте. А последний будто в воздухе растворился. Точь-в-точь, как Фули рассказывал.

— Ну-ну… — поторопила я. — А что Кэйнаро?

— Так знамо что! Сначала свидетелей выслушал. У начальника-то дверь сплошная, он ничего не видел — слышал только, а у Найку и постояльца — решетка. Вот он и рассказал. Говорит, мол, сначала-то новенький злился, как бешеный, и всем вокруг грозил скорой смертью. Кричал Рою в спину: «Уже ничего не исправишь, раб! Ты все равно станешь делать то, что я тебе велю. Я!» А потом как заорет вдруг дурным матом… Страшным-страшным. Я-то сам не слышал, в казематах, хвала Живой воде, эта, как ее?.. Звуколяция! Ага. Всем на зависть, но Найку клялся, что чуть не поседел со страху, так тот орал.

— Чего орал-то? — снова не выдержала я.

— Так от боли, — ответил Ной. — Найку рассказывал, что вдруг стало в подвале светло, как днем, а потом со всех углов тени поползли в середку, пока из них не соткался старичок: невысокий, горбатый и с бородою до самого пояса, что у нашего Или-са. Посмотрел он на постояльца и говорит: «Ты что ж, поганец, меня перед сестрами порочишь? Как я им теперь в глаза смотреть буду?» Вражина глаза вылупил. «И не думал даже, — говорит. — Они сами. Невесту у меня сговоренную украли, а я все честь по чести сделал. Жертву принес, круг начертил, молитву прочитал, жреца вон даже привлек. Всего и осталось-то, что невесту поцеловать, так меня к ней не пустили. Враги и отступники». А потом старик улыбнулся — хотя врет Найку, не мог он видеть, как тот улыбался, ибо свету в подвале я им не то чтоб много оставлял… Не хватало еще на отребье разное казенное золото переводить и маг-светильники тратить. Тийку вон нашу, поди, вообще в темноте держал, изверг такой…

— Ной! — взмолилась я. — Не отвлекайся!

— А, точно. Я на чем остановился?

— На том, что старик, по всей вероятности, улыбнулся.

— Ну да. Так и было. А потом вдруг раздулся до огромных размеров, будто воздушный шар, который тем летом, что у нас Король охотился, на площади надули, и всех желающих за три медных чешуи на нем катали… Придумают тоже ерунду! Я б в него не полез, даже если б мне не три, а триста три чешуины заплатили, и не медных, а золотых… Ну, так и старик этот раздулся и громыхнул страшным голосом: «Ты кому врать удумал, паскудник?» В грудь воздуха набрал, да как дунет огненным ветром. Да таким, что у вражины волосы повылезали, а лицо оплавилось, будто свечка, и с одной стороны почернело.

— Живая вода! — я прикрыла рот рукой. Интересно, меня бы та же участь ждала, если б тот пугающий старик посчитал, что за сорванную свадьбу ответ должна нести я, а не зверолов.

— И не говори. Найку тоже, как это все увидел, сразу и про живую, и про святую воду вспомнил, и даже молитву, которой его кормилица научила, когда он маленький был. Ну, а старик тот снова до нормальных размеров уменьшился и, не глядючи уже в сторону постояльца, погрозил Найку перстом. И такой говорит: «Нарываешься»…

— Ох!

— Ну, а потом пропал, да… Будто и не было его. И знаешь, что я тебе скажу, девонька? — Ной наклонился к моему уху и тихо прошептал:

— Думаю, никакой это не старик был вовсе, а один из Глубинных… Жрец ведь перед уходом весь подвал вдоль и поперек излазил, когда ему господин ворнет разрешил, плакал, копоть со стен в какие-то склянки соскребал. Говорил, что мы тут обязаны алтарь поставить и три года по три карфы в день в жертву приносить, иначе…

— Да морги с ним, со жрецом с этим! — вспылила я. — Ты про постояльца не дорассказывал. Он-то куда пропал?

И зачем-то брякнула, вспомнив сказку, что читала Мори несколько дней назад:

— Растаял?

— Хорошо, кабы так, — Ной невесело хмыкнул. — У него какая-то блестяшка с собой была. Он над ней пошептал, она вспыхнула так ярко, что Найку зажмурился, а когда глаза открыл — постояльца и след простыл… Только паленые волосы на полу да кровь осталась. Немного, но отмывать-то за ним все равно мне. Не позволю ж я Уле руки об этого урода марать…

— А ты Найку заставь, — предложила я. — Чего он там без дела сидит? Или начальничка. Пусть работают на благо общества…

Ной одобрительно глянул в мою сторону, явно недоумевая, как эта золотая мысль ему самому в голову не пришла.

— Только не сейчас, а хотя бы после того, как ты мне сообщишь, куда Кэйнаро с Роем ушли. Сомневаюсь, что беглеца ловить…

— А. Так им Найку со страху каяться начал во всем, что знал. Соплями захлебывался, просил святой воды из храма принести, умыться… Про кварталы какие-то говорил, про Гряду, про переворот и там про разное еще… Ну, они его послушали-послушали, да и пошли в лес.

— Зачем? — опешила я.

— Ну, так. На кварталы на эти посмотреть. Чтоб «сообразить, как их можно ликвидировать и спрогнозировать возможный урон, если из этого ничего не выйдет», — отчеканил Ной с довольным видом.

— Какие кварталы? — растерянно пробормотала я.

— А морги их знают. Чтоб я еще понимал…

Я зябко передернула плечами и задумалась. По всему выходило, что волноваться мне не из-за чего: Кэй ведь не один, а с Роем. Тот уж его в обиду не даст, какие бы кварталы они там ни уничтожали. А я все равно волновалась. Не то чтобы места себе не находила, нет… Но какое-то тревожное чувство покоя не давало.

— Надолго хоть ушли?

— Рой сказал, что пару часов до завтрака поспать еще успеют.

— Понятно, — вздохнула я. — Ну, что ж… тогда я, наверное, к себе пойду?

Ной обрадовался и закивал головой.

— Давно пора!

Я с минуту постояла в холле, глядя на входную дверь и надеясь, что она сейчас распахнется, впуская Кэйнаро, но чуда не произошло, и я поплелась наверх. Правда, к себе в спальню решила не возвращаться, прокралась в кабинет Кэя и устроилась в кресле, пододвинув его вплотную к камину, предварительно подбросив в огонь парочку полешек. Спать я и не думала, потому что хотела дождаться возвращения Кэйнаро, но усталость все же взяла свое, и какое-то время спустя я, сама не знаю как, провалилась в чуткий сон.

А снилось мне, что я сижу в своей старой комнате в доме, где мы жили с Рэйху, что голова болит от только что прочитанного урока по истории, и надо бы сесть за кембалу, потому как муж хотел, чтоб я ему вечером сыграла, а нету ни сил, ни желания.

И тут внезапно дверь отворяется, и в спальню входит Рэйху. В своем халате, живой, довольно попыхивая чамукой, скрученной в тонкую сигаретку и вставленной в длинный мундштук.

И тут я вспоминаю, что уже давным-давно в моей жизни нет дома с комнатой, посреди которой стоит кембала, нет уроков по истории, Большого Озера и Ильмы. И Рэйху тоже нет. Он умер. И все остальное тоже вспомнила, испуганно вскрикнула и закрыла лицо руками.

— Рыбка, — он как всегда все понял без слов. — Маленькая! Ты что это удумала? Тебе стыдно?

— Рэйху!.. — Живая вода! Я чувствовала себя так, будто изменила ему с Кэйнаро, честное слово! Я почувствовала себя тем самым звероловом, которого коснулось разгневанное дыхание бога, потому что кожа на моем лице запылала, а в глазах появились слезы… И между тем, я не сделала ничего плохого, но… как теперь быть? Кэйнаро муж, но ведь и Рэйху тоже!

— Эстэри, детка, посмотри на меня, — умолял призрак, и я нехотя опустила ладони, открывая свое горящее лицо. — Помнишь тот день, когда я впервые пришел к тебе после моей смерти?

— Вы же знаете, что помню, — проворчала я.

— А о чем ты меня спросила тогда? Тоже помнишь?

— Не спросила, — исправила я. — Скорее, удивилась, потому что никогда не была одной из говорящих с духами…

— А я немедля подтвердил твои опасения, — кивнул Рэйху, — сказав, что и сам никогда им не был, но с одним призраком мне все же пришлось общаться, и очень долго… Догадаешься, с каким?

Я покачала головой.

— С бывшим главой рода, с отцом, конечно. Моим отцом, который не оставлял меня со дня своей смерти и вплоть до того утра, когда я тебя в жены взял. И если ты думаешь, что восемь десятков лет в компании злобного, обладающего отвратительным характером призрака — это то, о чем можно мечтать, то я поспешу тебя разочаровать. Мы ненавидели друг друга при его жизни, да и после смерти ничего не изменилось. Видишь ли, детка, Двор Куули обладает редким даром, настолько редким, что кроме нас его нет ни у кого по обе стороны от Гряды. Наши родители — главы рода, я имею в виду — и после смерти заботятся о своих чадах. Мой отец любил лишь одного из трех своих детей — моего старшего брата, того самого, что умер, не оставив наследников, кроме приемного сына.

— Адо?

— Да. Но речь сейчас не о нем. Отец и после своей смерти не мог мне простить того, что брат, а не я, погиб в той войне. И ни разу, ни одного моржьего разу он не дал мне нормального совета, если не считать того дня, когда на порог моего дома пришла ты, чтобы просить взять тебя в жены. Знаешь, что он мне сказал тогда?

— Откуда?

— Раз уж твое семя, Рэйху, оказалось пустым настолько, что ни один из отпрысков — даже баба! — не дожил до твоей смерти, остается лишь одно — обратиться за помощью к Эстэри. Вот уж кто плодовит, как корька.

— Не поняла, — растерялась я.

— Я тогда тоже не понял, — рассмеялся он. — Думал, старый поганец о тебе говорит, а он другую Эстэри вспомнил. Ту самую, которую продал за мешок чешуи и вместо дочери Королевского посланника отправил в Комнату Короля.

И после нескольких минут тишины, во время которых он будто бы подходящие случаю слова подбирал, продолжил:

— Прабабка твоего Кэйнаро — моя родная сестра. Призрак тебя для него выбрал, а я… Знаешь, я впервые в жизни согласен с его выбором. Он славный мальчишка. Да и похож на меня знатно. Как ты думаешь?

Лицо Рэйху вдруг пошло рябью, словно отражение в воде, разбитое метко брошенным камнем, и я внезапно увидела не своего покойного мужа, а… мужа нынешнего. Хотя… У настоящего Кэйнаро черты лица мягче, а лучистые морщинки были возле улыбчивых глаз, а не у уголков губ. Он не был таким сутулым, а наоборот, значительно превышал своего предка в росте, но… Но я ни на секунду не усомнилась в том, что они действительно близкие родственники.

— Вы что же? — возмутилась я. — Меня с самого начала для него растили? Кембала эта проклятая, занятия бесконечные. Уроки по истории Лэнара, будь он проклят!!

— Не с самого начала, — Рэйху рассмеялся молодым смехом. — Я же сказал, папаша мой тем еще… хм… гнилым киру был. Исчез после нашей свадьбы, и словом не обмолвившись. Это я уже сам потом понял, что к чему… И только попробуй сказать, что ты недовольна!

Я смутилась и промолчала.

— Я жду, — Рэйху не был бы Рэйху, если б не настоял на полноценном ответе.

— Довольна.

— Ну, вот и славно, — он улыбнулся. — Одна беда, рыба моя, ты теперь глава рода, так что лучше заранее позаботься о наследнике, иначе ждет тебя моя незавидная доля.

— Почему я-то?

— Ну, а как же? Жена наследника, не оставившего после себя детей… Кстати, о детях! Вы бы как-то начинали уже работать в этом направлении!

— Рэйху!! — возмущенно ахнула я.

— Молчу-молчу, — он смешно фыркнул, а потом совершенно серьезным голосом произнес:

— Я очень сильно люблю тебя, детка. Слава богам, Земным и Водным, что ты пришла тогда на порог моего дома…

Если бы в тот момент я поняла, что это он просто прощается со мной, я бы, наверное, смогла найти подходящие слова, чтобы он понял, что о моих чувствах к нему не скажешь одним предложением, и что если бы я умела писать стихи, я бы сложила поэму, в которой главными героями был бы пожилой отец и его нерадивая дочь. О том, как многому он ее научил, и как часто она забывала о благодарности, принимая его заботу как данное.

Я почесала кулаком нос, поморщилась и буркнула негромко:

— И я вас, Рэйху. Я тоже.

Рэйху-на-Куули кивнул, улыбнулся, а потом просто исчез, превратившись в столп солнечной пыли, которая неспешно кружила в воздухе, оседая на кембалу, на разбросанные по комнате учебники, на мои руки, на щеки, мокрые от слез.

Чувствуя, как сжимается от боли и сожаления сердце, я плакала. Потому что знала: в этот раз Рэйху-на-Куули ушел навсегда. Кусала губы, всхлипывала и как-то не заметила, как растаяли границы сна, и реальность бросила меня в теплые объятия Кэйнаро.

— Да что ж такое, Эр! Ты опять плачешь!

Плачу. Вскинув руки, я обхватила шею ворнета и громко всхлипнула.

— Тебе приснилось что-то?

Воспользовавшись тем, как я удачно в него вцепилась, Кэй выпрямился и уверенно отнес меня в спальню. Свою.

— Нет. Да. Не совсем, — я судорожно вздохнула.

— Расскажешь?

Я кивнула. Подумала с пару минут и призналась:

— Знаешь, я ведь, когда первый раз замуж выходила, думала, что с женихом мне не повезло. Так себе у меня был жених. Руки у него тряслись. И ноги. И голова. И самое большое, о чем я в тот день могла мечтать, так это о том, что он плавники склеит еще до того, как мы до брачного ложа доберемся. А потом…

Я и сама не заметила, как сплелась история. Слово за слово, улыбка за слезой, и снова улыбка. Я то жаловалась на Рэйху за то, как он меня до седьмого пота гонял по ристалищу, то рыдала, вспоминая о тихих семейных вечерах. Рассказывала о том, как отец порол меня вожжами за испорченную мачехину ликоль. Про Маарит шептала. И про Мэйя. И даже про то, как резала карфу в свою первую брачную ночь…

— А потом Рэйху вдруг взял и умер. Понимаешь, Кэй? Это как… будто у тебя было все-все, целый мир на ладони, а потом тебя в один день лишили всего.

Когда я перешла к рассказу о том, как мы с Рейкой решили, что мне надо взять чужое имя, небо за окном посерело, и я вдруг поняла, что не так-то и просто сосредоточиться на одной конкретной мысли, когда ты лежишь в одной кровати рядом с мужчиной, который мало того, что твой муж, так еще и очень сильно тебя волнует.

— Так как, говоришь, вы решили долг для Папаши отрабатывать? — мурлыкнул Кэйнаро и осторожно сдвинул лямку моей сорочки с плеча.

— Не говорю, — испугавшись, я вернула сдвинутое на место. — Но в целом… То тут немножко удачи, то там…

— То тут, то там? — он повторил свой маневр и закрепил его поцелуем в оголившееся плечо. — А если поконкретнее?

— Поконкретнее? — морги! Рассказывать о своих тайнах — это одно, а вот о Рейкиных… Особенно, если учитывать, что Рейка ими делиться совершенно не хочет. — А кстати! Ты мне пока еще не рассказал, как про мое настоящее имя догадался и про то, что я из-за Гряды. По портрету узнал?

— По какому портрету?

— Я у тебя в кабинете видела. В конверте лежал.

Кэйнаро отстранился, забыв про поцелуи, и с недоверчивым удивлением заглянул мне в лицо.

— Серьезно? Ты его видела? А я не смотрел. Сжег, не открывая.

— Почему?

— Потому что, — он мягко поцеловал меня, сладко раздвигая языком мои губы, и я, забыв о стыде, ответила тем же. Имею право! Я все-таки мужняя жена. Опять.

— Потому что не хотел, чтобы что-то помешало мне быть с тобой, — продолжил Кэй, когда я уже успела забыть о первоначальном вопросе. — Потому что боги выбрали для меня другую невесту, а я хотел именно тебя.

— Другую? — на миг меня накрыло волной такой ядовитой ревности, что я едва не задохнулась. — Какую другую?

— Не все ли теперь равно? — радостно ухмыльнулся Кэйнаро, стягивая через голову рубаху. — Когда моя жена именно ты? Жена. Эстэри… Представь себе, моя!!

— Представляю, — севшим голосом ответила я и осторожно, по контуру, пальчиком обвела знакомую татуировку на его груди. Я видела ее во время его болезни, но только сейчас набралась смелости, чтобы спросить.

— А это что?

— Ерунда, — Кэй нахмурился и распластал мою ладонь по своей груди, прижав ее сверху ладонью. — Не обращай внимания.

— Не обращать?

Внутри меня внезапно проснулся морской демон, тот самый, что все мое детство и раннюю юность подбивал на глупости, за которые основательно перепадало вожжами по спине. Поэтому я оттолкнула Кэйнаро — не полностью, а только для того, чтобы сесть ровно — и решительно стащила с себя сорочку, оставшись перед жадным взором в чем мать родила.

— Эр-ри? — он шумно выдохнул через нос. — Ш-ш-што ты…

Было по-настоящему стыдно, но я не прикрылась руками, хотя от его жаркого интереса кружилась голова, да так сильно, что я едва не забыла, из-за чего я все это затеяла.

— Знаешь, а у меня, кажется, есть такая же…

И до того, как Кэй успел что-то сказать, повернулась к нему спиной.

— Я даже не думал об этом, — минуту или две спустя хриплым голосом произнес Кэйнаро и погладил отметину на моей спине. — Просто не думал. Хотя стоило догадаться…

Очень медленно он принялся расплетать мою растрепанную косу, шепча:

— Я ведь только сегодня вечером, когда увидел Роя и братков, допетрил, кто ты на самом деле такая, — рассмеялся он и несильно дернул меня за волосы, пока я не прижалась спиной к его груди. — Сама посуди. Невинная вдова с чужим ребенком, со способностями к магии и с восемью герлари… Лэнар слишком прост для того, чтобы под его небом могло родиться такое чудо.

Запрокинув голову и широко распахнув глаза, я смотрела в лучащееся от восторга лицо мужа и улыбалась.

— Говорят, что боги — самые большие шутники, — шепнул он, разворачивая меня к себе лицом и обвивая моими ногами свою талию. — Пожалуй, сегодня же надо будет принести им в жертву самую жирную карфу, которую я только смогу поймать.

Он так и не объяснил мне в тот момент, что же за отметины украшали наши тела (к этой теме мы вернулись позже), но я и сама совсем о них позабыла, потому что сложно о чем-то думать, когда тебя настойчиво и горячо целуют.

Говорят, любовь — это когда одно сердце на двоих. Не знаю насчет сердца, но дыхание у нас точно было одно. Дыхание и проникающее в кровь желание, жадное и требовательное. Когда Кэйнаро опрокинул меня на кровать, прижав тяжелым телом к простыням, я не испугалась и не задохнулась от стыда, а лишь нетерпеливо задрожала и вскинула руки ему на плечи. Стыду и страху не было места между нами. Только обжигающая, сводящая с ума страсть, сладкая, будто дурманный мед.

Я гладила ладонями шею Кэя, и ощущение его кожи под моими пальцами приводило в восторг и делало невероятно смелой и раскованной.

— Еще, — задыхалась я, млея от совершенного бесстыдства мужских губ.

— Пожалуйста, еще, — дрожала, прогибалась, горела, будто факел, видя восторг в глазах мужа, чистый и неистовый, как огонь рыбы-солнца, подчиняясь и покоряя… А потом замерла, распахнув глаза от изумления и приоткрыв рот в немом крике. Не из-за легкой боли, не из-за странного чувства, что будто огромный водяной змей раскручивал тугие кольца внизу моего живота — от понимания очевидной истины: Кэйнаро сделал меня своей. Навсегда.

— Эстэри… — напряженные плечи покрыты испариной, а во встревоженном взгляде вопрос, на который я отвечаю коротким вздохом:

— Все хорошо.

— Хорошо, — повторяет Кэйнаро и, не отпуская моего взгляда, двигается, пока мы оба не начинаем задыхаться, захлебываться в закружившей нас страсти.

Одно сердце на двоих? Вряд ли. Скорее одна душа.

Я приходила в себя медленно, прислушивалась к своим ощущениям и пыталась как-то свыкнуться с мыслью, что на этот раз я и в самом деле жена. Взаправду.

— Скажи еще раз, что любишь, — вдруг попросила я. — А то мне кажется, что я сплю.

Кэйнаро довольно хмыкнул и, потянувшись, как Ряу после сытного обеда, прошептал:

— Очень.

— И я. Очень, — тоже шепотом ответила я и вдруг покраснела.

Вслед за смущением вернулись тревожные мысли и понимание того, что как бы ни хотелось мне провести в этих уютных объятиях Кэя если не всю оставшуюся жизнь, то хотя бы один день, действительность требовала иного.

— Уже сегодня к ночи все закончится, — заметив, как я погрустнела, пообещал Кэйнаро. — Я надеюсь. Потому что мне тоже не хочется вставать и снова идти в лес или в Храм, чтобы просить Или-са о помощи. Я бы с гораздо большим удовольствием валялся с тобой в кровати. До завтрашнего утра или вообще до весны. Эстэри, — он вновь поцеловал. — Говоришь, что все похоже на сон? Живая вода! Да я и сам боюсь проснуться! Подумать страшно, если бы меня не отправили за провинность в Красные Горы, ничего бы этого не было! Ни тебя, ни свадьбы…

Из спальни Кэйнаро я выскользнула примерно час спустя. Будто воришка пробежала до нашей с Рейкой комнаты и облегченно выдохнула, обнаружив, что внутри никого нет. Умывшись и переодевшись, я спустилась в нижнюю гостиную, где все собрались за обеденным столом.

Стараясь не очень сильно краснеть, я опустилась на стул рядом с мужем и только после этого рискнула встретиться взглядом с Рейкой. Подруга сидела, немного склонив голову к плечу, ее глаза блестели от любопытства, а губы дрожали от еле сдерживаемой улыбки.

«Все потом», — шепнула я одними губами и посмотрела на остальных домочадцев.

Живая вода! Как же здорово, что они все у меня есть!

После обеда Кэй легко чмокнул меня в щеку и попытался удрать из дому без объяснений, отделавшись нахальным:

— Ни о чем не волнуйся.

Так я ему и позволила! Вцепилась плющом, категорически заявив, что не волноваться я смогу только в том случае, если четко буду знать, по какому поводу мне стоит не волноваться.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА

Жена. Смотрел в заплаканное лицо своей вдовушки и никак не мог поверить, что, не успев походить в женихах, превратился в мужа. Смешно, честное слово. Хотя, с другой стороны, несмотря на всю трагичность ситуации и стремительность свадьбы, в целом я был доволен.

Почти. Абсолютное счастье наступит в тот момент, когда я разберусь с «женишком». Ненависть отравила кровь злющим ядом и требовала выхода. Поэтому, спускаясь вслед за Роем в подвал, я думал лишь об одном: как удержать себя в руках и не допустить выплеска магии. Потому что если я все-таки сорвусь, боюсь, особняк мэтра Ди-на не устоит.

Никогда не думал, что стану зависим от какого бы то ни было человека, но одна мысль о том, что Эри могут причинить боль, срывала все тормоза и гайки.

Эри… Эстэри. Я потихоньку хмыкнул, глядя в спину Роя и качая головой. Мозгов у меня, конечно, что у того васка, а еще о звании шерха мечтаю! И как я сразу, когда она только сказала мне о том, что невинна, не догадался, из каких краев эта рыбка приплыла в наши воды? Ведь знал же, знал о том, что в Красных Горах пропала девушка. Та самая вдова, что непонятным образом прошла сквозь Гряду и выжила. Знал, но яростный собственник внутри меня с таким ликованием взревел, услышав, как Эри говорит о своей невинности, что думать о чем-то другом уже было просто невозможно.

И только появление в доме восьмерых герлари как-то все расставило по своим местам, заставив думать головой. Озарение буквально ослепило. Я вспомнил о магическом даре Эри, о том, как она рассказывала, что муж научил ее тем или иным магическим вещам… А я гадал, что ж за таинственный маг скрывался под его личиной! Ничего таинственного! Он просто жил в Ильме. Да и имя вспомнилось сразу. Девчонки в Храме не раз рассказывали мне о безумной вдове Куули, которая комнату Короля едва ли не с боем захватила.

Я снова усмехнулся. Нужно будет расспросить Эстэри, что же там случилось на самом деле.

Эстэри. Жена. С ума сойти, да и только!

— Рой, а почему ты меня хозяином называешь? — спросил, когда мы спустились на второй этаж.

— Ну, могу господином. Хотите? — пожал плечами герлари, и я понял, что отвечать на мои вопросы прямо он не собирается. По крайней мере, не сейчас, когда рядом столько лишних ушей. И если в надежности Ноя и его семьи я не сомневался ни секунды, то храмовник доверия во мне не вызывал.

— Светлейший, — я оглянулся на семенившего за мной жреца. — Сами расскажете, что произошло в Часовне, или будем очную ставку проводить?

Он испуганно икнул и зажал рот дрожащей рукой.

— Очную ставку? — промычал он. — К-какую ставку?

— Т-такую ставку, — передразнил я. — Что вы там плели про кровь жертвенной карфы и про то, что свадьба не может не состояться. Вы, стесняюсь спросить, что же, вступили в преступный сговор с кем-то, кто захотел силой взять в жены одну из девушек Короля?

Храмовник позеленел до цвета первой весенней листвы и несколько раз шлепнул пухлыми губами, пытаясь вдохнуть.

— Если это так, боюсь, одной каторгой вы не отделаетесь.

— Не губите! — взвыл он и упал на колени, едва не навернувшись с лестницы.

Я кивнул Ною и Уле, чтобы они не задерживались, и с брезгливостью посмотрел на жреца.

— Может все-таки скормить ему его кишки? — лениво поинтересовался Рой. Наш человек! Я ему с благодарностью улыбнулся, а жрец заплакал громко и горько, как младенец.

— Да разве ж я знал, господин ворнет! — причитал он. — Какой преступный сговор? Мне бы и в голову не пришло! Солидный же человек! Я его сразу узнал, он два года назад с Королевской охотой приезжал. Разве ж я… Да если б я только знал, что господин барон… Он же ведь ничего такого! Ходил. Молился. Расспрашивал про Храм. Сокрушался, что из-за Королевских девиц большая его часть закрыта для посетителей. Я говорю: «Да кабы только большая часть! Или-са грозится, что коли так и далее пойдет, вообще Храм до весны закроет. Мол, чтобы службу провести, нам и городской Часовни хватит»… Господин барон изволили возмутиться. Мол, как же так!? Да виданное ли дело? Обещались пожаловаться Королю. Хорошее пожертвование внесли в золоте.

Жрец горестно всхлипнул, и я был вынужден пнуть его кончиком сапога в бок, несильно, а только для стимуляции. Рой укоризненно посмотрел из-под насупленных бровей, как бы безмолвно говоря: «Зачем же вы, хозяин, собственные ножки о дерьмо мараете, я бы и сам с этим делом прекрасно справился. И с превеликим удовольствием. Вы только скажите!»

— А третьего дня, в обед, прибегает, — продолжил свой рассказ храмовник. — Бледный, взъерошенный, глаза блестят как у пьяного… Молю, говорит, пресветлый, спасайте. Люблю-умираю! Девушка согласилась стать моей, но лишь на одном условии: брак должен быть непременно с призывом Глубинных заключен. Мол, Папаша против этого брака, у него на нее — на вдову то бишь — другие виды. Ну, я что? Я рассказал, что для этого надо взять немного крови невесты, смешать ее с кровью жениха, карфу в жертву принести да по святому льду начертить круг призыва Глубинных…

— А если б льда не было? — с мрачным видом перебил я.

— Чего бы это его не было? Предки наши не дураками были, свадьбы лишь по зиме справляли, когда работы боле никакой не было, и можно было лежать на печи да детей строгать.

— А невесту спросить о согласии вам святая карфа запретила?

— Кто ж мог подумать, что невеста идиотка!? От такого завидного жениха отказалась.

— Вот и женился бы на нем сам! — разозлился я. — Раз он такой завидный!

Жрец тихонечко вздохнул и опустил глаза. Почувствовал, видать, что я и без того зол, что не надо мне тут сейчас о завидных женихах и глупых невестах говорить. Поднялся на ноги, опасливо поглядывая в сторону Роя. Правильно, пусть боится. Может, в следующий раз, прежде чем что-то сделать, использует голову по назначению.

Если он еще будет, этот следующий раз. Воспоминания о том, как Эстэри кричала от боли, мешали мне быть благодушным и всепрощающим.

— Господин ворнет, а вы это… В Часовню со мной не сходите? Там же ведь круг призыва. И Глубинные… А они, знаете, шуток не любят. И непочтительности никому не прощают. Боюсь, как бы…

— Боишься? — нехорошо оскалился я. Нет, ну что за народ пошел непонятливый! Ему сейчас не Глубинных бояться надо, а того, что я позволю Рою воплотить его идею с кишками в жизнь! — Правильно делаешь! Потому что если вдруг случится чудо, и за самоуправство и взяточничество тебя не покарают Глубинные, то этим займусь я.

Жрец вновь позеленел, а я, утратив к нему всяческий интерес, решил, что настало время и с завидным женишком пообщаться. Королевский зверолов, говорите? Барон? Ну-ну… Баронам я челюстей еще не ломал.

Когда я уже спустился в холл и двигался в направлении черной лестницы, под которой находился вход в подвал, оттуда с бледным видом выскочил Ной.

— Кэйнаро! — вскрикнул он, едва не плача. — Господин ворнет! Это что ж делается-то такое?

У меня неприятно засосало под ложечкой, и я ускорился, спрашивая на ходу:

— Что случилось?

— Вражина пропал, — растерянно ответил старый дворецкий и виновато опустил голову. — Эх, надо было мне с ним остаться… Так ведь стены же и решетка. Золяция, опять-таки… Королевский архитектор сам погреба проектировал, а тут… Как же так-то? Сквозь землю он, что ли, провалился?

Не особо вслушиваясь в виноватое и сбивчивое бормотание Ноя, я вбежал в подвал и тут же зажал пальцами нос. Вонь тут стояла та еще! Экскременты, гарь, паленая шерсть и горелая плоть — вот тот набор, который я успел по достоинству оценить за то мгновение, что стоял наверху погребной лестницы и смотрел вниз.

Пока спускался, пока с недоумением и злостью осматривал пустую самодельную камеру, стены которой были покрыты копотью и сажей, старался не дышать через нос, но глаза все равно слезились. А если упомянуть о том, что все мои действия сопровождались безумными завываниями Найку, которые он чередовал с отрывочными предложениями из старой молитвы, то картинка складывалась какая-то уж совсем нерадостная.

— Хозяин?

Рой появился как всегда бесшумно и неожиданно. Но, должен признать, кстати, потому что в его руках я заметил сложенный в несколько слоев кусок ткани, пропитанной цветочной водой.

— Чтобы вонь перебить, — пояснил он. Морги! И как я раньше без него обходился?!

Покрутившись еще с пару минут в камере, я с досады сплюнул. Ушел зверолов. И где его теперь искать? А главное, что предпринять, чтобы его следующее появление в нашей с Эстэри жизни оказалось последним. А еще лучше — летальным. Эх!

— Я его магический след чувствую, хозяин, — сообщил Рой и виновато пожал плечами. — Ну и… он же вроде как папаша молодого хозяина, так что, если надо, я и по крови найти могу.

Я мрачно уставился на герлари.

— Ты что, мысли читаешь?

— Ну… — он отвел глаза, а я заскрипел зубами, не находя слов.

— Могу не читать, — Рой с мольбой заглянул мне в глаза. — Но, хозяин, это так усложнит вашу жизнь…

— Пусть усложняет! — прошипел я. — Чтоб я вообще больше этого никогда не слышал! Чтоб ты даже не смел…

— Как скажете… — герлари вздохнул, упрямо поджав губы. Вот интересно, он и в самом деле не будет или же просто постарается впредь не попадаться?

— Ладно, — я снова сплюнул и выругался, — с этим потом разберемся. Морги! Не верю, что это говорю, но жить нам теперь, кажется, вместе… Поэтому…

— Я все понял. Но магический след все равно чувствую. Только он странный какой-то.

— Что значит, странный?

Рой неопределенно пожал плечами.

— Кривой.

Очень информативно! Я почесал лоб и вдруг вспомнил о том, что у нас же есть свидетель! И пусть я немного сомневался в здравом уме Найку, поговорить мне все равно было не с кем.

Я взял ключ у притихшего Ноя и открыл дверь в камеру. Безумец даже не глянул в мою сторону, лишь быстрее стал произносить слова молитвы.

— Послушай, Найку, — я опустился на пол рядом с ним и понял, что тряпица, принесенная Роем, утратила свое волшебное свойство. Как выяснилось, цветочная вода слабо помогает, когда ты находишься рядом с человеком, который наделал в штаны. — Не хочешь набрать очков перед королевским судом и рассказать, что здесь произошло. Помилование не обещаю, но…

— Помилование? — он вскинул голову, глядя куда-то в пространство перед собой. — Помилование… Да-да! Конечно же! Это же мой шанс!

— Я сказал, что не обещаю, — подал голос я, но Найку, казалось, меня даже не услышал. Заговорил торопливо, будто боялся, что я его прерву или что-то другое помешает ему рассказать обо всем, что накопилось на душе.

Начал он, к большому моему сожалению, издалека.

— Года три назад это началось, — зашептал он, придвинувшись ко мне почти вплотную. Не понимаю, как мне удалось вытерпеть эту невыносимую вонь, не выблевав все содержимое желудка. Впрочем, если б и выблевал, хуже бы пахнуть от этого в подвале не стало. — Меня тогда кредиторы притиснули, да и криминальники в розыск объявили по одному дельцу. Ну Рыжий Папахен мне и говорит, мол, проще б тебя, конечно, было на корм рыбам пустить, уж больно карфа на человечине жирная вырастает, боги любят такие жертвы, да нужен мне в одном месте надежный человечек. Чтобы свой. Мол, дело будет очень прибыльным, только подождать надо годик-другой. Я тогда думал, он какую-нибудь аферу сложную планирует, Папахен на такие мастак. А когда понял, что тут кое-что похлеще, на попятный идти уже поздно было… Да и куда мне идти? На каторгу? Ну и остался в Красных Горах… Поначалу страшно, конечно, было, а потом как-то попривык…

Следующие минут пятнадцать Найку в подробностях рассказывал о том, как участвовал в контрабанде, как помогал организовывать колоссальную по своей грандиозности махинацию с налогами… Я, бесспорно, радовался. А как мне не радоваться, когда все ж таки удалось мне найти способ, как Папахена прижать! Дело за малым — сдать живого свидетеля на руки нашим шерхам… Впрочем, можно и неживого. Ради такого улова королевские некроманты пойдут на нарушение этических норм и приведут к присяге в суде умертвие… И так я замечтался, представляя себе этот самый судебный процесс, что едва не упустил момент, когда Найку перешел к тому, что в данный момент волновало меня больше всего.

— Поверите, господин ворнет, и так перестал чего бы то ни было бояться, а после того, как тут Король со всей свитой побывал и ничего не заметил, вообще страх потерял. Понял, что все у нас получится, раз такие люди за этим стоят.

— За чем стоят-то? — перебил я, боясь, что Найку в своем рассказе вновь уплывет в мутные, но все же не такие интересные воды.

— Так за государственным переворотом же! — шепотом ответил он.

Я криво усмехнулся. Эх! А так все хорошо начиналось! Я уж было поверил в свою удачу, а тут снова здорово! Все ж таки клюкнулся мой свидетель. Жалко…

— Прям вижу, как Рыжий Папахен организовывает государственный переворот, — не скрывая насмешки, протянул я и наклонился, чтобы встать и выйти наконец вон из этой вонючей дыры, но Найку удалось меня удивить.

— Причем тут Папахен! — вспылил он. — Вы же разумный человек, господин ворнет! Где он, а где государство? Да он даже не шестерка, а так… шестерка шестерки! Но зато при деньгах и хорошо устроился в нужном заговорщикам месте.

— Это в Красных Горах, что ли?

Я не понимал, почему трачу свое время на эту ерунду. Зачем слушаю бред сумасшедшего? У меня есть более важные дела, как, например, поиск гнусного барона. И более приятные… Я улыбнулся, подумав об Эстэри, а Найку тем временем продолжил.

— Ну, ясно, что здесь. Все-таки единственный действующий портал с Ильмой находится в местном Храме, а не где-то еще.

Я захлопнул рот и окончание рассказа слушал уже без скептических комментариев.

Все началось довольно давно, когда было открыто дорогое и из-за своей специфичности фактически бесполезное маг-перемещение. Ну, как открыто? К одному из исследователей Гряды попали в руки записки старого мастера Хеймо-на-Эйди. Уж и не знаю, как рукопись великого мага Ильмы оказалась в Лэнаре, да это и неважно. Важно, что наши ученые смогли разобраться в специфике так называемой комнаты Короля — пусть и не до конца — и создать артефакт, позволяющий стоить туннели сквозь подпространство. Этот способ передвижения и назвали маг-перемещением.

Поначалу, само собой, все страшно обрадовались! Ну, как же? Наконец-то можно будет забыть о долгих и утомительных путешествиях: активировал артефакт, открыл портал — и ты в нужной точке. Радость длилась недолго, а ровно до того момента, как стало понятно, что пользоваться новым транспортом смогут только женщины, да и то лишь девственницы. К тому же магии на такие туннели тратилось столько, что в конечном счете пользоваться ими стали лишь самые обеспеченные люди Королевства и авантюристы.

— А с год назад, — сообщил Найку, — один из членов Королевской Академии Наук вновь обратился к рукописям Хеймо-на-Эйди и внезапно посмотрел на расчеты древнего мага с другой позиции. Заменил несколько цифр, уж простите, господин ворнет, я во всем этом не очень разбираюсь… Короче, этот старый морг с бородой до пуза выяснил, что если при построении портала использовать другие данные, то по туннелю сможет пройти кто угодно. Мужик, баба, девственник — все равно. Да не один, а хоть сотня за раз.

Я чуть было не рассмеялся — все же, если бы такое изобретение действительно имело место быть, то я бы о нем уж точно знал, все-таки у меня отец академик… Сам не знаю, что удержало меня от ехидного смешка. Наверное, предчувствие.

— Ну, магистр этот, что расчеты проводил, ясное дело, сразу к руководству побежал. А кто у нас в руководстве?

Я нахмурился и нехотя ответил:

— Младший брат покойного Короля.

И добавил мысленно: «По кличке Чокнутый Профессор».

— Правильно, — Найку ухмыльнулся. — Он-то сразу просек, что к чему, и как это дело можно с толком использовать. Магистра они в тот же день убрали. Делов-то? Человек пожилой. Шел домой, дорога скользкая, подскользнулся, упал, головкой о край бордюра приложился — и траурный гимн, пенсия вдове и внукам, все как полагается…

Мне стало совсем нехорошо, потому что я вспомнил, как пару лет назад столица действительно хоронила одного из академиков, который погиб, неудачно упав посреди улицы. А ведь тогда никто даже не заподозрил, что этот несчастный случай был не таким уж и случайным…

А если вспомнить о том, что младший брат покойного Короля был младшим весьма условно — родился на четыре минуты позже… И о том, что по Лэнару давненько ходят слухи о его связях с Тарругу — нашими самыми воинственными и самыми непримиримыми соседями… Лет пять-семь назад на границе с ними была не одна стычка, грозившая перерасти в полноценный конфликт. А не переросла лишь потому, что нас разделяет море, а на воде у степняков Тарругу против Лэнара нет никаких шансов. Вот если б они нашли способ высадить свои войска на нашей земле так, чтобы проскочить Королевский флот, тогда… Нерадостная картинка, в общем, тогда прорисовывалась.

— Одна беда, — продолжал Найку. — Магии на такие порталы требовалось по-прежнему до моржьих потрохов. Даже больше, чем для прежних. А где ее взять?

Я сглотнул сухим горлом, почувствовав внезапно горький привкус во рту.

— В Ильме?

— А то! — Найку ухмыльнулся. — Мы-то ильмских девок вместо кобылок для наших жеребцов используем, а если их возложить на алтарь… Девственная кровь, да не простая, а юных мажинь… Тут не на один портал хватит, а на десяток.

— Или на восемь, — пробормотал я, вспоминая расчеты на карте, которую Фули у барона подсмотрел. Ведь я же видел, что чем-то они от привычных глазу отличаются, да задумываться не стал! А напрасно…

Но почему здесь, в Красных Горах? Хотя где еще? Не везти же девиц через половину королевства, когда в здешних глухих лесах все можно сделать и тише, и незаметнее… С другой стороны, даже если бы у заговорщиков все получилось… Как они собираются войска на столицу перебрасывать? Это же, фактически, полуостров. Летом — ладно, можно через горы. Но Сейчас, зимой? Впрочем, — ответил сам себе, — их бы сначала в Лэнар доставить, a остальное, как говорится, дело техники…

Так что схему заговора я себе представил весьма и весьма четко. Лишь одно мне оставалось непонятным:

— На какого обкурившегося чамуки морга вам понадобился мой мундир?

— Да не нам, — показалось, что Найку смутился. — То есть, нам, но не заговорщикам… Папаша последнее время очковать начал. Говорит, деньги, мол, большие, а что коли все сорвется? Заговор — это, конечно, очень интересно и золота принесет немерено… Но это когда еще будет, если будет вообще… А тут такая драгоценность как мундир ворнета сама в руки идет, чего б не взять? С таким-то маскарадным костюмчиком с дурачков неслабо золотишка можно срубить… Ну, а потом, как вы со вдовой замутили, мы с Папашей слегонца струхнули. Думаем, что, коли она вам во всем признается? Ну, и подбросили мундир-то зверолову. Третьего дня. Или четвертого… Тут уж не упомню, не серчайте. Столько всего произошло…

Я скрипнул зубами и прикусил себе язык, чтобы не начать выспрашивать, в чем там мне вдова должна была признаться. Хотя врать не стану, очень хотелось. Ума не приложу, как сдержался! Наверное, вспомнил, с какой доверчивой нежностью смотрела на меня Эстэри, рассказывая о пряхах.

— А на когда вы прорыв запланировали? — спросил у Найку.

— Так на теперь, — ответил он и вздохнул. — А ведь Папаша говорил господину барону, чтоб тот не торопился. Мол, сначала дело, а потом бабы… Теперь уж и не знаю, что будет…

— Какие бабы? — хмуро спросил я, а заключенный, помявшись, ответил:

— Так вдова… У барона от нее совсем мозги набекрень съехали. Вбил себе в голову, что во что бы то ни стало должен на ней жениться. И главное же, не говорил, почему! Да я подслушал, когда он с ней в землянке обжимался, — и ухмыльнулся мерзко, скотина, даже забыв о собственном страхе перед Глубинными.

По наглой роже хотелось даже не кулаком пройтись — сапогом, но я снова сдержался. Прямо горжусь собой.

— И что услышал?

— Да ерунду! — Найку рассмеялся. — Этот полоумный вбил себе в голову, что дочка нашего Папахена и Королева родные сестры.

— Какая королева? — переспросил я, мысленно перебирая прозвища местных жительниц. — Не помню такую.

— Ко-ро-ле-ва, — по слогам произнес Найку и покрутил пальцем у виска, демонстрируя свое отношение к идеям зверолова. — Жена Его Величества Короля.

Я моргнул.

— Понятно.

Очешуеть.

Нет, ерунда, конечно… Но если задуматься… Я тряхнул головой, отгоняя ненужные теперь мысли. О том, насколько реальная почва под ними лежит, подумаю потом, Сейчас же меня волновал другой вопрос: куда делся этот самый господин барон, по знакомству с челюстью которого так тосковали мои кулаки.

Найку вздрогнул и побледнел, отводя глаза и сжимая руки в кулаки. «От страха», — догадался я. А потом рассказал о том, что произошло в подвале в то время, как жрец проводил свадебный обряд наверху.

Не скажу, что мысль о справедливой каре, постигшей мерзавца, меня расстроила, но я все-таки хотел бы сам свернуть ему шею и, кстати, все еще не терял надежды сделать это.

Все вопросы были исчерпаны, а если какие и оставались, то, боюсь, Найку не смог бы на них ответить, поэтому я поднялся, намереваясь выйти из камеры.

— Господин ворнет, — преступник схватил меня за рукав и попытался заглянуть в глаза. — А что со мной теперь будет?

— На каторгу пойдешь, — ответил я, добавив безжалостно:

— Если на то будет воля Глубинных.

Несчастный вскрикнул и, спрятав лицо в ладонях, заплакал.

Жалко мне его не было. Я, наверное, к безумной вдове, что сидела в соседней комнате, испытывал больше жалости.

— Ной, можешь запирать, — обратился я к дворецкому и перевел взгляд на герлари.

— Надо бы сходить, посмотреть эти порталы, — проговорил он, — может, получится их уничтожить… Не то чтобы я переживал за девушек в Храме, они под защитой Юфия, и вообще…

— Точно не читаешь мои мысли? — сощурился я, потому что он озвучил мои намерения почти слово в слово, за тем лишь исключением, что я подумал: раз уж порталы построены и артефакт есть в наличии, то найти подходящую жертву — это вообще не проблема. В конце концов, дверь можно открыть и с той стороны, и степняки никогда не отличались особой щепетильностью в отношении человеческих жизней, а если вспомнить о том, что рабы у них не магически созданные существа, как в Лэнаре, а пленные, захваченные во время бесконечных войн… Чем не жертвенная кровь?

— Даже не думал, хозяин, — заверил меня Рой.

Мы вышли из особняка, строго-настрого велев Ною не сводить глаз с входной двери. Потому как магическая защита — это отлично, но морги его знают, этот звероловский артефакт. А что если она ему не помеха?

— Можешь не волноваться, сынок, — бормотал старый дворецкий, провожая нас на крыльцо. — Старшенький у меня стрелой острозубу в глаз попадает… Пусть только попробуют сунуться, вражины эти, освежуем в один миг!

Я улыбнулся, хотя на душе было нехорошо и тревожно. Ведь если мы не сможем уничтожить порталы, то и Ной, и его семья, и все красногорчане либо погибнут, либо станут рабами Тарругу. И, честно говоря, я даже не знаю, что хуже.

Сверяясь с картой, которую сделал Фули, мы с Роем очень быстро обнаружили первый из порталов. Он находился на опушке леса, минутах в тридцати ходьбы от окраины Красных Гор. Два плоских камня, на поверхности которых были начерчены руны перемещения и несколько незнакомых мне иероглифов, лежали на расстоянии одного сома друг от друга. На самом виду.

— Поразительная наглость, — проворчал я, рассматривая следы на снегу. Больше всего их было прямо возле камней, одна цепочка вела к кустам, три пары от тропинки и назад. А самое паршивое, что мерзавцы даже не пытались их как-то замаскировать. Да и камни особо никто не прятал. Впрочем, оно и понятно. Местных бы они не заинтересовали, а я до недавнего времени не покидал пределов городка.

А минутой спустя, когда я решил подойти к одному из камней поближе, чтобы как следует рассмотреть рисунки, стало понятно, что сегодняшний день еще не устал радовать меня неприятными сюрпризами. Оба камня были защищены такими сложными щитами, что я не то что разбить их не мог, у меня не получалось до них даже дотронутся.

Рой хмурился, стоя в стороне и наблюдая за моей возней. На лице его застыло нечитаемое выражение, но я отчего-то был уверен, что герлари не на шутку встревожен.

— Есть какие-то идеи? — спросил я, когда испробовал все знакомые мне формулы, а ключа к защите портала так и не подобрал.

Рой, наконец, сошел с тропинки, чтобы подойти ко мне. Остановился рядом, в трех шагах от камня, и внимательно посмотрел на иероглифы.

— Вот там вот, видите, хозяин? На девять часов глаз в круге?

— Ну? — я посмотрел на руну, о которой он говорил.

— Я не такой уж и специалист в этой области, и пользоваться магией никто из нас, несмотря на свою природу, не может. Но кое-чему нас старый хозяин все же научил. И я не знаю, с какой целью этот символ нарисован здесь, но мы точно такой же использовали и не раз, когда надо было за молочными лэки следить или когда товар в столицу на продажу возили. Нарисуешь такой же на ошейнике животного, ну или на обозном сундуке, и если только кто-то попытается тот сундук без спросу открыть или, допустим, лэки из загона вывести, вот тут — Рой постучал себя указательным пальцем по лбу — сразу звоночек звенит… Хотя, конечно, если я сам этот символ нарисую, работать он не будет…

Я кивнул. Это и понятно. Руна в руну превращается только в том случае, если ее кто-то из одаренных начертит, а дай кисть и краски в руки простому человеку, и даже самое элементарное заклинание останется просто красивым орнаментом — ничего более.

— Думаешь, здесь ее разместили с той же целью? — тревожно вглядываясь в остальные рисунки, спросил я.

Эх! И почему я в качестве дополнительного курса рунологию не выбрал? Ведь мог же! Так нет, подумал, какого морга на эту дребедень время тратить, шерхам эта мазня все равно ни к чему, и на рукопашный бой записался…

— Ну, узнать мы это можем только двумя способами, — ответил Рой. — Или найти того, кто это все организовал и расспросить его с пристрастием, или все же попытаться разрушить один из камней и подождать, как на это отреагируют их создатели.

— Разрушить… — буркнул я. — Легко сказать — сложно сделать.

Ничего не говоря, герлари сделал два шага за щит и спокойно уселся прямо на камень.

— Как ты?.. — я попытался последовать за ним, но меня немедленно отбросило назад. Упав, я больно ударился спиной и выругался. В то же мгновение Рой оказался рядом со мной и посмотрел с укоризной.

— Меня из магии создали, хозяин, — пояснил он. — Так что все эти штучки на нас не действуют.

Я почувствовал, как от стыда загорелись щеки, и воспользовался помощью герлари, чтобы подняться.

— Спасибо.

Потирая ушибленное место, вернулся к черте щита. Остановился, мрачно всматриваясь в иероглифы. Прав Рой. Нельзя все бездумно разрушать — неизвестно кто и что в эти камни мог заложить. Неплохо было бы сначала все перерисовать, чтобы узнать значение каждого символа. У Эстэри спросить, может, она что подскажет. У Или-cа… Тот, если и не знает, то в книгах посмотрит — Храмовой библиотеке Королевская Академия завидует. В конце концов, можно расспросить переселенок, может, и они чем помогут.

— Думаешь, есть шанс, что они начнут атаку сегодня? Который вообще час? — мы с Роем одновременно посмотрели на желтоватый диск луны.

— Три, — уверенно ответил герлари.

— Не самое лучшее время для по-настоящему серьезных магических дел, — согласился я. Достал из кармана маг-перо, которое меня еще учителя в Королевской Академии приучили всегда носить с собой, перевернул карту Фули на чистую сторону и занялся рисованием. Рой тем временем, вооружившись корабелной веткой, уничтожал наши следы.

— В любом случае, — закончив срисовывать иероглифы, я засунул карту в карман и угрюмо глянул на Роя, — что бы мы там ни узнали, надо найти способ, как уничтожить все камни и, хорошо бы, не позднее завтрашней полуночи.

— С этим-то как раз никаких проблем возникнуть не должно, — спокойно ответил герлари. — Мы с братками справимся.

Всю дорогу назад я, к своему стыду, думал не о деле и не о том, что надо бы как-то поиски барона организовать — знать бы еще, куда он переместился и как скоро собирается вернуться в Красные Горы! — а об Эстэри. О том, что она сейчас вместо того, чтобы ждать меня в моей постели, наверное, сладко спит в своей. И как бы мне ни хотелось исправить это несправедливое положение вещей, будить ее сегодня я не стану.

Но морги! Как же хочется-то, хотя бы просто лечь рядом!

Я сам себе казался смешным и глупым. Как мальчишка, честное слово! Ни терпения, ни выдержки! Теперь-то моя невинная вдовушка уже никуда от меня не денется! Вот только кольца надо купить. И объявление сделать, чтобы ни у кого даже мысли не возникло заглядываться на мою жену. И церемонию провести нормальную, чтобы было красиво, с цветами… Не то чтобы мне это было очень нужно — меня-то полностью устроила и та, что была, но женщинам такие вещи, кажется, важны. Да и Эстэри, наверное, захочет надеть свадебное платье… Разве не все девчонки об этом мечтают?

Впрочем, у Эр в жизни одно свадебное платье уже было. Я нахмурился, почувствовав совершенно иррациональную ревность. Да и к кому? К покойнику! Ерунда какая! Даже думать об этом не буду.

Но церемонию все равно проведем. Чтобы Эстэри, вспоминая о нашей свадьбе, думала не о боли, от которой ее наизнанку выворачивало, а о цветах, поздравлениях, платьях и прочей лабуде.

Или о брачной ночи. О брачной ночи — лучше всего. В этом месте воображение окончательно унесло меня из реальности. Так что нечего и удивляться, что, обнаружив Эстэри в своем кабинете, я сначала подумал, что она мне грезится. Уж больно хотел я ее увидеть!

Правда, горестные всхлипы и слезы слабо вязались с грезами. Шепча слова утешения, я взял девчонку на руки, прижал к себе, как самую большую драгоценность и, наконец, сделал то, о чем мечтал со дня незабвенного купания Ряу: отнес Эстэри в свою спальню, чтобы положить на кровать.

А он обняла меня за шею так доверчиво, так трогательно, и зашептала сонным, заплаканным голосом:

— Мне сон приснился.

— Расскажешь?

Она вздохнула. Бросила на меня короткий взгляд, завозилась, устраиваясь удобнее, а потом, когда я уже было подумал, что ничего не услышу, заговорила:

— Знаешь, я ведь, когда первый раз замуж выходила, думала, что с женихом мне не повезло. Так себе у меня был жених. Руки у него тряслись. И ноги. И голова. И самое большое, о чем я в тот день могла мечтать, так это о том, что он плавники склеит еще до того, как мы до брачного ложа доберемся. А потом…

Я слушал, затаив дыхание. О детстве — и завидовал, что меня не было рядом уже тогда. Об отце, который не дурак был выпороть своих чад вожжами или чем другим, что под руку подвернется, и скрежетал зубами из-за невозможности расплатиться с мудаком той же монетой. О ее первом муже, Рэйху-на-Куули, — и ревновал, клянусь, до черных кругов перед глазами ревновал к той нежности и любви, с которыми Эстэри о нем отзывалась. Когда же она перешла к рассказу о том, как они с Рейкой появились в Красных Горах, за окном уже начало светать и ночная мгла, рассеявшись, напомнила мне о том, что я лежу в кровати с полуобнаженной желанной женщиной, которая по совместительству теперь еще и моя жена, и приоритеты как-то изменились.

Нет, услышать подтверждение своим подозрениям и мыслям по-прежнему хотелось, но… Какого морга! Я видел, что Эстэри давно уже успокоилась, замечал взгляды, которые она бросала в мою сторону… И пальцы как-то сами собою скользнули вверх по руке Эстэри, чтобы сдвинуть бретельку простенькой сорочки.

Она пискнула что-то испуганное и смешно попыталась увести разговор в сторону, но я останавливаться не собирался. Если только она не попросит прямо, конечно. А она не попросит, если судить по сбившемуся дыханию и смущенному румянцу, залившему не только щеки, но шею, плечи и даже грудь. По крайней мере ту ее часть, что виднелась в вырезе сорочки.

Захотелось немедленно проверить, какого цвета все то, что от меня пока скрывала проклятая ткань. Такого же очаровательно розового? Пересчитать веснушки — всюду, где они только есть! Исцеловать всю. Начиная с линии плеч и заканчивая…

Я тряхнул головой и, чтобы немного успокоиться и отвлечься, втянулся в разговор. Впрочем, не отказывая себе в удовольствии целовать шейку, и теплое местечко за ухом, и рот. Восхитительно сладкий. Я o нем неприлично долго и часто мечтал!

Собственная одежда стала раздражать, и я одним движением избавился от рубашки, отбросив ее в сторону. Эстэри замерла, распахнув свои невозможные глазищи, от чего они, казалось, стали еще больше. Идиот я! У нее же все впервые! Надо как-то помягче и, наверное, помедленнее… Уф! У меня мозг вскипит, потому что помедленнее совсем-совсем не хочется. А хочется наоборот, бешено, жестко, до стонов сквозь сцепленные зубы и разноцветных кругов перед глазами…

Медленно, чтобы не напугать еще больше, придвинулся ближе, а Эстэри подняла руку и пальчиком несмело обвела Колесо Фортуны на моей груди.

— А это что?

— Совершенная ерунда, — искренне ответил я. А что? Я и в самом деле так считал. Особенно теперь, когда моею женой стала она, Эстэри, моя невинная, соблазнительная вдовушка, а не какая-то там неизвестная избранная богов. — Не обращай внимания.

— Не обращать? — она, на мгновение задумавшись, наклонила голову к левому плечику. Лукаво глянула на меня из-под ресниц и абсолютно неожиданно стянула с себя сорочку, оставшись полностью обнаженной. Полностью! Я с хрипом выдохнул, не в силах оторвать глаз от совершенно темных на фоне молочно-белой груди сосков. Что я там говорил насчет того, чтобы медленно и осторожно?

— Просто у меня, кажется, есть точно такая же, — прошептала Эстэри, и прежде чем я успел опустить свою ладонь на одну из восхитительно-притягательных полусфер, повернулась ко мне спиной.

Чтоб мне сдохнуть! Я все-таки самый большой везунчик в мире! И, кажется, до конца жизни буду благодарить богов за то, что они позволили нам с Эстэри встретиться.

Прижавшись спиной к моей груди и запрокинув голову, она смотрела на меня широко распахнутыми, светящимися от счастья глазами и, кажется, ей тоже внезапно стало не до разговоров. На щеках лихорадочный румянец, губы подрагивают, доверчиво ожидая поцелуя… Такая красивая…

Мое сокровище, мое счастье, подарок богов… Разобьюсь в лепешку, но сделаю так, чтобы она всегда смотрела на меня так, и чтобы так верила.

Я целовал мою Эстэри, боготворил ее нежное, отзывчивое тело, с ума сходил от тихих восторженных стонов, что слетали с ее губ, и снова целовал.

— Еще, еще… Пожалуйста, Кэй! — всхлипывала она, и ее слова были для меня лучше пения айгу, волшебных рыб, что живут в чертогах Глубинных. Маленькие, не больше ногтя, золотые рыбки беспрепятственно снуют по покоям богов, а когда край вечернего солнца касается водной глади, начинают петь. И, говорят, трели их голосов так прекрасны, что даже Земные боги раз в день спускаются под водную гладь, чтобы насладиться их пением.

— Ничего не бойся, моя волшебная рыбка, — шепнул я, нежно прикусив розовое ушко. Уж и не знаю, кого я успокаивал, Эстэри или себя… Потому что она испуганной не выглядела, а вот я переживал и нервничал, как несчастный девственник, который впервые в жизни дорвался до сладкого.

Рывок — и я еле сдерживаю рвущийся наружу совершенно животный вой. Такая жаркая, такая сладкая. Моя. Краем сознания все еще помню, что надо сдерживаться, а Эстэри прогибается подо мной, хрипло выстанывая:

— Так… хорошо.

И все мои благие намерения смыло, как волна прилива смывает следы на песке. К моржьим хренам я забыл об осторожности и нежности. Все, на что меня хватило — это не сжимать податливое тело до синих отметин на боках, да целовать распахнутый в немом крике рот. Стыдно…

Ну, то есть, мне бы ПОТОМ обязательно стало стыдно, если бы я сделал больно Эстэри или если бы ей не понравилось. К счастью, этого не случилось.

— Скажи, что любишь, — томным голосом попросила она, едва выровняв дыхание, — а то мне кажется, что я сплю.

Я уже говорил, что я везунчик?

Так вот, это правда.

К обеду за столом собралась куча народу, а я окинул довольным взглядом своих домочадцев и улыбнулся. По-моему, я даже в детстве не чувствовал себя дома настолько спокойно и идеально.

Увы, но мой покой закончился вместе с последней ложкой десерта. И как бы мне ни хотелось остаться в особняке, чтобы если не запереться с Эстэри в спальне, то просто провести рядом c ней целый день — наш первый семейный день! — нужно было идти в Храм, разговаривать с Или-са, искать необходимую информацию, чтобы до полуночи придумать хоть что-то, что могло бы решить нашу проблему. И хорошо, что Фули успел сделать копию с моих зарисовок.

Идея привлечь к помощи Счастливчика пришла в мою голову еще возле порталов, однако, когда мы с Роем вернулись домой, мальчишка еще спал.

— Хозяин, я сам поговорю с пацаном, когда он проснется, — заверил меня герлари. — Идите отдыхать.

Поэтому сейчас у меня помимо моего экземпляра было еще два листочка, на которых в аккуратный столбик были перерисованы руны. Очень профессионально. Надо приложить максимум усилий к тому, чтобы мальчишка не закопал свой талант в землю.

— Счастливчик, тебе просто цены нет! — заверил я довольно краснеющего Фули. — Мне теперь не нужно переживать из-за того, что я не могу оказаться сразу в нескольких местах одновременно.

— В каких местах? — подала голос Эстэри. Она упрямо поджала губы, второй раз меньше чем за сутки пытаясь поразить меня одним и тем же оружием:

— Ты никуда без меня не пойдешь!

Ее тревога, несомненно, была в чем-то приятна, но кем бы я был, если бы стал таскать свою жену по местам, где ей может грозить опасность? Сволочью. Вот кем.

— Конечно, я пойду, — я миролюбиво улыбнулся. — И конечно, без тебя. Есть мужские дела, а есть женские, и ты…

— Если ты сейчас скажешь, — зеленые глаза угрожающе потемнели, как море перед ураганом, — что теперь я, как порядочная жена, должна сидеть дома, вышивать и играть на кембале… Вот у меня где эта кембала сидит!

Она чиркнула кончиками пальцев по собственному горлу, такая воинственная, что я залюбовался и едва не забыл, о чем хотел сказать.

— Не скажу, — усмехнулся, — хотя было бы неплохо, если бы однажды ты сыграла только для меня. М?

Эстэри покраснела, а я подумал, что мне нравится ход ее мыслей.

— К сожалению, не сегодня, — я поймал ее руку, легко прикоснулся губами к ладошке. — Сегодня же мне нужна твоя помощь в другом деле.

— В каком?

— В том, в котором ты точно меня превосходишь. И это не кембала, если что, на ней я играю лучше, чем ты… Мне надо чтобы ты посмотрела на кое-какие руны и сказала, что они могут значить. Посмотришь?

— На руны? — она немного нахмурилась и с сожалением призналась:

— Я ведь не такой уж и большой специалист в этой сфере. Рэйху… — осеклась и прикрыла глаза, будто от вспышки боли. — Рэйху меня только самым азам успел научить.

— Твои азы лучше всех моих знаний вместе взятых, — заверил я. — Идем в кабинет.

Мы не стали подниматься наверх, устроились внизу. Я, Эстэри, Рейка и Рой. Ну, еще Ряу, но он не в счет. В двух словах объяснив суть проблемы, я позволил девушкам вырвать из моих рук бумаги с рисунками рун.

— О! Я знаю вот эту! — тут же воскликнула Эстэри. — Называется «око пастуха».

Указав на символ, о котором мне уже рассказывал Рой, она быстро сделала рядом с ним коротенькую пометку.

— А вот эта вот «замкнутая цепь», — ткнула пальчиком в середину списка Рейка и выхватила из рук Эстэри маг-перо. — И здесь вот на «расширение пространства» похожа. Скажи, Эр?

— Похожа. А вот тут вот хлыст, соединенный с молнией, мне такое сочетание не встречалось… Но что-то знакомое… Не помнишь?

Сделав еще несколько пометок, девушки начали спорить о какой-то особенно сложной руне, а я, потихоньку прихватив уже исписанный листок, попытался скрыться.

— Кэй? — Эстэри тут же обратила ко мне встревоженный взгляд. — Ты…

— Добьюсь лучшего результата, если буду знать, что ты в безопасности, — заверил я. — Эр, правда. Мне надо поговорить с Или-са и с девушками в Храме. Если вы с Рейкой вдвоем объяснили значение половины рун, то представляешь, что смогут они?

Она нехотя согласилась, пробормотав:

— У меня наверху есть пара книг. Посмотрю, может там есть что-то интересное.

— Люблю тебя, — шепнул я на прощание и, кивнув Рою, торопливо вышел из кабинета.

Или-са встретил меня с хмурым видом.

— Ну, что опять случилось? — с порога спросил он вместо приветствия.

— Случилось, — не стал лукавить я и, плюхнувшись в кресло, выложил все как на духу. Разве что портал порталом так ни разу и не решился назвать. Уж больно сложно было поверить в то, что кому-то и в самом деле удалось изобрести такое!

Старик кивал, задумчиво дергая кончик седой бороды, хмурился, но от комментариев воздерживался до тех пор, пока я в своей истории не подошел к самому концу.

— Ну, уничтожить портал, положим, мы всегда успеем, — пробормотал он. — Ломать — не строить. Меня сейчас другое волнует: что злоумышленникам помешает сделать еще один? До весны времени много, весточку в столицу мы отправить не можем. А что если они и в самом деле плюнут на наших девственниц и найдут энергию в другом месте? А что если не только дядюшка Его Величества во всем этом замешан? Надо бы сначала разобраться…

В любое другое время я бы не возражал, но сейчас…

— А если, пока мы будем разбираться, они прорыв устроят?

— Вот! — Или-са поднял вверх указательный палец и нравоучительным тоном произнес:

— Вот, как устроят, так порталы и надо рушить: чтоб ни отступить не могли, ни подмогу позвать.

Идея отличная и в чем-то даже героическая, но абсолютно точно самоубийственная, а расставаться с жизнью сейчас, когда только-только счастливо женился, совсем не хотелось. С другой стороны, у меня же теперь Колесо Фортуны… Я широко улыбнулся и кивнул.

Определенно, хорошая идея!

— А еще я, Или-са, знаете, о чем я подумал? Помните, Найку говорил, что они наших переселенок на алтарь положить хотят?.. А ведь для того, чтобы это сделать, тоже люди понадобятся.

Старик оживился.

— Думаешь, они сначала десант пришлют? — я кивнул. — А что? Дело говоришь… Давай сюда свою писульку, посмотрю, что у меня в библиотеке по рунам есть… Хотя если честно…

Он поджал губы и покачал головой, я понятливо хмыкнул и предложил:

— А вы у переселенок поспрашивайте. Из тех, у кого потенциал повыше.

— Тоже мысль…

Когда я покидал Храм, дело близилось к полудню. Ох, быстро, быстро время летит! Успеть бы все…

Бегом спустившись с мраморной лестницы, я постоял с минутку, соображая, которой дорогой быстрее доберусь до марша, и трусцой побежал в нужном направлении. Когда впереди послышался шум городского рынка и возмущенные вопли, я понял, что, во-первых, надо купить себе лыжи — и как местные с их зимами без них справляются? — во-вторых, бегать в тулупе и зимних сапогах — то еще удовольствие, и в-третьих, мужики, судя по доносившимся до меня воплям, изловили воришку.

— Ах ты, вражье семя!! — надрывался кто-то густым басом.

— За ворнетом кого послали или еще нет? — вторил ему женский голос.

— Да на кой нам ворнет? Сами энтого урода в землю закопаем…

— А лучше камень на шею да в полынью…

— И то верно, ишшо землю из-за урода копать… Ишь чего удумал!

— Наш такую методу не одобря…

— А девок наших резать он одобря? Чего тут говорить, мужики?! На пристань пошли! Там вир хороший, покойника утащит — и весной не найдешь…

— А я б все ж таки за ворнетушкой послала…

— Да ладно… Тольки мешать человеку с молодой женой любиться… Эх-х-х… я б с нашей вдовой тожа б полюбился, так полюбился б, что аж дым стоял бы. Огонь-баба!

— Я те полюблюсь, так полюблюсь, что любилка отсохнет…

— Ай-и, солнце, я ж только так… Для красного словца…

— На пристань! На пристань! Топить урода!

— А ну стоять! — я влетел на площадь и затормозил у рыбного станка. Из-за крови и чешуи снег вокруг него всегда был грязный, серо-бурый, с прожилками из рыбьих потрохов, плавников и прочих отходов рыбного промысла. — Вы что тут затеяли?

— А ты говоришь, с женой милуется… — протянул кто-то в середине толпы, еще и вздохнул тоскливо. И как только местные новости узнают? Прямо магия! Волшебство…

— Что там насчет моей жены? — грозно сощурился я, и мужики слаженно вздохнули. Видимо, поняли, что самосуда не получится.

— Да боги с вами, господин ворнет, — обладателем того самого баска оказался шкурник Ним-на-Лайсу, хороший мужик, хотя и сплетник. Впрочем, в Красных Горах этим каждый второй грешит. — Мы только так если, языком почесать… А мужикам я сразу говорил, надо за господином ворнетом послать… Да разве ж меня кто слушал?

Вот же наглец! Я аж крякнул от восторга — врет и не краснеет.

— Так что там у вас? Кого топить собрались? Давайте его сюда, раз уж я все равно здесь… Да поживее, времени в обрез, а у меня к вам еще дело. Наиважнейшее.

Мужики зашевелились.

— Ну, коли наиважнейшее, — протянул шкурник.

— А может, все-таки в прорубь его? А? — это не шкурник, другой мужик сказал. Если память мне не изменяет, то на марше он орехами и сладостями торгует.

— Поговорите мне тут еще, — буркнул я, а в следующий миг толпа расступилась и выбросила мне под ноги розовое обнаженное тело.

Моржий хрен!!

От растерянности я даже не сразу нашелся, как это прокомментировать, а когда дар речи ко мне все же вернулся, несостоявшийся утопленник поднял голову, и я витиевато выругался.

Нам не приходилось раньше сталкиваться лицом к лицу, но я его сразу узнал. Узнал, несмотря на исключительно уродливый ожог на лице, отсутствие одного глаза и жуткого вида кровоподтеки на теле. На миг в голове промелькнула мысль, что зря я так рано пришел, если б минутой-другой позже, и максимум, что в этой ситуации можно было сделать — так это поднять утопленника. Хотя у пристани и в самом деле очень быстрое течение…

— Точно топить не будем? — правильно истолковал мое молчание орешник, и я вздохнул с сожалением.

— Не будем. А почему он голый?

— Так, — Лайсу-на шевельнул густыми бровями и виновато почесал затылок, сдвигая на лоб меховую шапку, — мажье ж семя, господин ворнет. Не в обиду вам будет сказано. Вы ж честный некрофил… — я молча выругался. — Этот… как его?

— Дипломированный! — подсказали из толпы.

— Во-во, — обрадовался шкурник. — А эта моржья задница рябую Ройку подрезал — добро, хоть не насмерть. Блестяшкой вот энтой вот в нее тыркал. Хорошо, мне по нужде приспичило, вовремя успел. А коли б опоздал? У! Урод!! — и саданул кованым носком тяжелого сапога под ребра бывшему королевскому зверолову, несостоявшемуся жениху моей Эстэри и по совместительству барону, которому теперь уже и челюсть-то не сломаешь, ибо все, что можно, ему сломали уже до меня.

Урод, не сводя с меня злобного взгляда, сплюнул кровью и ухмыльнулся. Из треснувшей губы на подбородок вытекла желтоватая сукровица, и я брезгливо скривился.

— Что это за блестяшка-то хоть? А, господин ворнет?

— Это? — я взял из рук мужика костяную пластину, исписанную неизвестными символами и украшенную россыпью изумрудов. — Это, друзья мои, ценнейший артефакт. Думаю, Король хорошо Красные Горы наградит, когда мы эту блестяшку Его Величеству вручим. Он, правда, сейчас разряжен… И, подозреваю, чтобы его зарядить, надо хорошенько магии потратить. Ну, или кровью напитать. А? Я прав, господин барон?

— Пошел ты… — урод хорохорился и испуганным не выглядел. Надеется, что его сообщники вытащат? Напрасно-напрасно…

— Мужики, кому не лень, отконвоируйте эту падаль к особняку. Ной его там примет в теплые объятия… Да скажите, чтоб ни одежды, ни одеял ему не давал… Еще удавится, чего доброго, а он мне живым нужен. Целителя порезанной девке-то позвали?

— А то как же!

— Хвалю.

Два мужика схватили барона за ноги и, будто кусок мяса, поволокли его к дому бывшего градоначальника. Урод захрипел, заорал в мою сторону что-то гнусное, оскорбительное и, по-моему, даже угрожающее. Я отвернулся.

А может, пока не поздно, переиграть все на бурное течение под пристанью? Сплюнул, чтоб избавиться от желчного вкуса во рту, и обратился к оставшимся на марше мужикам:

— Охотники среди вас есть? Хорошо бы, стрелки. Снайперы. Ну и остальные тоже сгодятся. Ночью, думаю, заварушка будет…

Охотники среди красногорчан нашлись. Еще бы нет! Да тут каждый второй в королевских лесах браконьерствует! Уже час спустя я с восторгом рассматривал старинные луки, стрелы с заговоренными наконечниками, десяток самострелов, два рыцарских арбалета и даже один спортивный — новехонький, самой последней модели с окуляром и маг-прицелом. Я чуть слюной не захлебнулся, рассматривая этот великолепный образец современного оружия, и решил, что обязательно куплю себе такой же. Потом. Когда корабль моих финансов, наконец, сойдет с мели.

Последним на площади, где я собирал свою маленькую армию, появился один из мужиков Рыжего Папахена. То есть, я только предполагал, что они связаны, доказательств у меня пока не было, но тем не менее…

— Эй, ты! — я подошел к подозрительному типу. — Оружие сдай.

— Чего это? — он сжал в кулаке один из метательных ножей, который принес с собой, и нахмурился.

— Того это, — я протянул руку, ожидая, пока он выполнит приказ.

— А если не сдам?

— А если не сдашь, я тебя на шнурки пущу, — ласково пообещал местный портной, подходя к мужику со спины и опуская здоровенную ручищу ему на плечо.

Народ, прислушиваясь, сплотился вокруг нашей маленькой группки и любопытно зашуршал:

— А чей-то тут? А зачем это? Господин ворнет, а че, с ножами нельзя, потому как у меня тоже ножи?

Я глянул исподлобья на человека Папахена и, взвесив в уме все «за» и «против», произнес:

— Наверное, многие из вас знакомы с Найку.

— Это с которым? С тем, что с Корабельного хутора?

Я кивнул.

— И что с ним?

— Я его вчера задержал за похищение, но дело не в этом. А в том, что на допросе Найку показал… Рассказал, значит, что он, падаль та, которая нашу Ройку зарезать пытался, Папаша и, как я подозреваю, все его люди, подвизались помогать кое-кому из столицы, кто вступил со степняками в сговор, чтобы подвинуть с трона нашего Короля.

После моих слов на Красные Горы упала такая тишина, которой тут отродясь, наверное, не слыхивали. Клянусь, я услышал звук, с которым снежинка опускается на землю.

— Наш Папаша? — проговорил один из мужиков, и я пожал плечами.

— За что купил, за то продаю.

— Дела-а-а… — протянула единственная, непонятно каким образом затесавшаяся в толпу охотников женщина. — А он не брешет? Найку этот? Он из пришлых, он могет…

— Могет, — согласился я. — А коли нет? Вот вы, уважаемая, со спокойной душой отпустите своего мужика на опасное дело, зная, что его спину прикрывает Папаша Мо и его люди?.. Я, к сожалению, всех не знаю, но насчет этого могу сказать с уверенностью…

— Ты-то, может, и не знаешь, — портной ласково погладил моего подозреваемого по голове, и тот заметно побледнел. — Да мы подскажем. Господин ворнет, а точно Папаша во всем этом замешан? Нет, мы-то знали, что он на руку не чист, опять-таки с девок своих маржу за паспОрты берет, но чтоб против Короля…

— Точно, — коротко ответил я, не став уже уточнять, что Рыжий не просто нечист на руку, а они у него по плечо в крови. Все ж таки это местный авторитет, в хорошем смысле этого слова, и местные его если и не любили, то относились с должным пиететом. Я б даже не удивился, если б мужики после моих слов отказались мне помогать.

Не отказались.

— Ну, раз точно… — чернобровый мужик погладил по голове конопатого пацаненка, черты лица которого неуловимо напоминали Папахена. — То чего волынку тянуть… Ийко, беги за мамкой, скажи, чтоб горячее к вечере не ладила, а достала из погреба мясо вяленое и рыбу на ссобойку. Скажи, что папка в ночное пойдет. А сами к тетке на хутор собирайтесь. Неча вам сегодня в Красных Горах делать.

— Справно говоришь, — поддакнули товарищи чернобрового. — Ийко, и к моим заскочь. И к моим тоже… А моей скажи…

Две минуты спустя детей на площади не осталось, а у мужиков во взглядах появилась какая-то пугающая кровожадность.

— Живыми брать! — заранее предупредил я, памятуя о том, что эти же добропорядочные семьянины собирались сделать с королевским звероловом. Так то пришлый, а это ж свои, красногорчане. К своим, поди, и счеты совсем другие.

Был ли я удивлен? Точно не тому факту, что красногорчане знали, кто из местных состоит в тайной армии Рыжего Папахена — странно было бы, будь все наоборот. Меня, скорее, изумило то, с какой активностью и искренностью местные кинулись выявлять возможных заговорщиков и потенциальных саботажников.

Назначив шкурника Нима-на-Лайсу главным по вопросу отлова Папаши и его людей, я взял двa десятка охотников и, показав им карту Фули, распределил по позициям, попутно объясняя, что им нужно будет делать, а от чего лучше воздержаться.

— К камням близко не подходите, — напутствовал я. — Во-первых, там магическая защита, а во-вторых, лишние следы нам ни к чему…

— Касательно следов уж ты, господин ворнет, не тревожься, — успокоили меня. — Мы тут тоже не пальцем пиханые, коли надо, сховаемся так, захочешь — не найдешь.

Я с благодарностью кивнул.

— Мужики, вы меня успокоили. Одна просьба: парочка человек мне живьем нужна. И хорошо, кабы не только из степняков… В общем, ориентируйтесь по ходу дела… Да что я вас учу? Вы не безусые пацаны, в некоторых вещах получше меня разбираетесь…

— А то ж, — довольно крякнули мужики, и я, пожав каждому из них на прощание руку, заторопился домой: надо было проверить, как там Ной устроил нашего барона. Да и первые из тех мужиков, что отправились на охоту за заговорщиками, уже вернулись с добычей.

— Ты что себе позволяешь, сопляк? — Папахен побагровел от злости и смотрел на меня так, что если бы взглядом можно было убивать, от меня б даже мокрого места не осталось. — Да ты знаешь, на кого тявкнул? Я ж тебя размажу по мостовой тонким слоем и…

— Повежливее, — Рыжего ткнули в бок рукояткой охотничьего ножа, и Папаша подавился своими же словами. — Не с шестерками своими разговариваешь, с господином ворнетом.

Я тихо хмыкнул. Эх, слышали б моих мужиков настоящие, элитные, шерхи, животики б от смеха надорвали, тут и к гадалке не ходить! Но, увы, шерхов тут не было, а был лишь я, восемь преданных герлари да с полсотни местных охотников, которые могут с трети уля попасть острозубу в глаз, но при этом ни морга не знают о профессиональной армии… Эх, знать бы еще, сколько человек может за раз сквозь ворота пройти!

— Папахена в казематы, — распорядился я, когда на крыльцо особняка выскочил Ной.

— А остальных? — дворецкий взволнованно глянул мне за спину. — У меня на всех камер не хватит…

Я оглянулся. Два охотника, привязав пятерых мужичков за шеи к длинному шесту, с видом триумфаторов, вели арестованных через площадь. Папахен проследил за моим взглядом и грязно выругался.

— Коли надо, могу под острог свою квочню* отдать, — подал голос тот мужик, что минутой ранее воспитывал Папахена рукояткой охотничьего ножа. — На время. Все равно она до зимы пустует… А квочня хорошая, господин ворнет! С золяцией. Отхожего места, правда, нет. Так на кой оно квочам?

Я растерянно кивнул. Действительно, на кой квочам туалет?..

— А там не холодно? Все ж таки под землей…

— Так протопить можно! — мужик посмотрел на меня, как на нерадивое дите. — Квоча ж, она тепло любит, как тут без печки? Опять-таки птенцы, яйца… Сейчас-то там пусто, так только, если с десяток наседок, но через пять-шесть седмиц я их на гнезда посажу, так чтоб к первой травке молодняк вылупился, тогда-то уж…

— Понял-понял! — я оборвал лекцию о квочеводстве, вскинув руку. — Квочня — отличный вариант для изолятора временного содержания. Благодарю. Король… Казна оплатит вам расходы… Наверное… Ну, я сделаю все, что от меня зависит, чтоб оплатила…

— Да разве ж я из-за денег… — проворчал птицевод. — Хотя добре было б, кабы оплатили… Золяцию, опять-таки обновить, а то молодняк квохчет так, что в доме по ночам спать невозможно…

На том и порешили. Я отправил Нима-на-Лайсу к дому птичника, на всякий случай напомнив, что все наши арестованные пока еще пребывают в статусе подозреваемых, и что каждого из них ждет Королевский суд, а потому неплохо было бы, чтоб перед судьей отвечали они сами, а не их умертвия. И только после этого зашел в дом, чтобы переговорить с Эстэри.

Время неумолимо близилось к закату, но все же я нашел несколько минут для того, чтобы просто побыть с Эри. Она была бледной, встревоженной. Из-за усталости под глазами залегли темные круги, но я даже не пытался уговорить ее отдохнуть. Какой там отдых! Будь я на ее месте, свихнулся бы, точно. Потому что одно дело быть в гуще событий, какими бы они ни были, и совсем другое — просто сидеть и ждать.

— Вот, мы с Рейкой разобрали еще два символа, — она протянула мне сложенный вчетверо листок, и я, не глядя, положил его в карман. — Кэй, у меня дурное предчувствие. Ведь все будет в порядке, правда? Скажи, что все закончится, что ничего плохого не случится… Мне как-то… тревожно.

— Все будет в порядке, — ответил я. — Рыбка, не из-за чего волноваться. У нас все под контролем.

Ох, если бы все и в самом деле было так! Если бы у меня только было чуть-чуть больше опыта! А что если я ошибаюсь? Что если я промахнулся с основным виновником тех событий, которые прямо сейчас разворачиваются в самом центре Красногорья?

Я нервничал. Бегал в густых сумерках, проверяя посты и переговариваясь с мужиками. В конце концов, не выдержал и прямо спросил у Роя:

— Скажи, что ты не только мои мысли читаешь!

— Я не читаю, — ответил он. — Вы запретили.

— В принципе, — я покрутил в воздухе рукой, подбирая подходящие слова. — Ведь Эстэри, Рейя и Мори не связаны узами крови, а ты, насколько я понял…

Я замолчал, предоставляя слово герлари, и тот кивнул.

— Пока хозяйка не запретила. На Мори запрет не распространяется. Но если в принципе, то я и братки можем читать сознание любого человека, которого она — теперь и вы тоже — считает частью своей семьи.

— Понятно.

Я немного расстроился. Как же все-таки было бы здорово, если б можно было заранее знать, а не ждать первого хода врага. А если я рассчитал все правильно, первый ход будет именно за ним.

— Я думаю, вам не из-за чего волноваться, хозяин, — Рой положил мне руку на плечо, и я вздрогнул от неожиданности, потому что герлари, кроме тех случаев, когда это было действительно необходимо, старался избегать физического контакта. — Вы все верно рассчитали. Не скажу, что ваша ловушка хитра или оригинальна, но мне она кажется надежной.

— Надежной? — я вздохнул.

Часом ранее у меня состоялся разговор с Или-са. Старик по случаю предстоящей войны даже вышел из Храма и спустился в Красные Горы. Он принес мне флягу с горячим медом и свиток с рунами, в который он тщательно и аккуратно перенес все руны, снабдив их своими пометками.

— Я поспрашивал у девочек, — сказал он, — сам покопался в библиотеке. И, в общем и целом, разобрался со всем. Как понимаешь, гипотетически.

— Спасибо, — я развернул свиток. — Я вам очень признателен, правда. Б вот здесь вот, смотрите. Эстэри говорит, что эта руна называется «хлыст», а вы пишете, будто «ветер»…

— Она ошиблась. Молоденькая еще просто, — успокоил меня Или-са. — Недоученная.

— Молоденькая, — кивнул я, пряча бумагу в карман, в тот самый, где лежала записка Эстэри. На душе было, мягко говоря, погано. — Или-са, вы с нами останетесь или вернетесь в Храм?

— Останусь, — проворчал он. — Что я, мальчик, скакать впотьмах по горам. Утром вернусь. А если все быстро закончится, так у тебя переночую. Возьмешь-то на постой, а?

— Можете не сомневаться, — я криво усмехнулся. — Или-са, не возражаете, если я вас пока оставлю в компании Лайсу-на? Он у меня тут за главного… А мне надо наших магически созданных друзей по местам расставить. Это просто чудо, что порталов именно восемь, а не больше, вы не находите? Будь их больше, ума не приложу, что бы мы делали.

— Уверен, что как-нибудь разобрались бы, — успокоил меня старик. — Нет, конечно, если б ты взял в жены не Эри-на-Мо, а озаботился поисками той, кого боги одарили парной отметиной, шансы бы значительно увеличились… Хотя я и так уверен в положительном исходе дела. Видишь ли, друг мой, у меня всегда получается довести дело до конца. И именно так, как я это задумывал.

Я промолчал, не спеша делиться с миром тем открытием, которое сделал сегодня утром, поблагодарил Или-са за теплые слова, махнул рукой и вслед за Роем ушел в лес, к тому порталу, который мы с герлари обнаружили первым.

Здесь все было тихо. Впрочем, в мужиках я не сомневался.

Прислонившись спиной к огромной корабеле, я задумался. План был кривой и целиком и полностью основывался на случайностях и ничем не подтвержденных гипотезах. И еще у него был один, но зато весьма существенный минус: если я ошибся хотя бы в чем-то, то Рой и остальные герлари погибнут. А я ведь клялся, клялся Эстэри, что все будет хорошо, и даже словом не обмолвился о том, что своих «рабов» она, вполне возможно, уже больше никогда не увидит…

— Хозяин, не дергайтесь, — проворчал Рой, будто умел видеть в темноте. Хотя почему «будто»? — Своими нервами вы делу не поможете. Повторяю еще раз, нам с братками не нужно быть рядом, чтобы сработать, как часы. Мы чувствуем друг друга всегда, будто мы одно целое. Фактически, мы одно целое и есть.

Эх, если бы я только из-за синхронности действий нервничал!

— Я помню, — огрызнулся и, задрав голову к звездам, попытался определить, сколько времени осталось до полуночи.

— Пятнадцать минут, — тут же сообщил Рой.

— Я тебя ненавижу. Ты знаешь об этом?

— Я бы ваши чувства охарактеризовал иначе. И если вам интересно мое мнение, то вы…

— Мне неинтересно!

— Простите.

Это, конечно, покажется бредом, но, по-моему, герлари насмешливо фыркнул. Я недоверчиво покосился в его сторону, только сейчас осознав, как же мне будет его не хватать.

— Наверное, все же стоило предупредить Эстэри, — произнес я. — Она не простит мне того, что я не дал вам попрощаться…

Рой запрокинул лицо к небу, сделав вид, что смотрит на звезды. Напрасно. Я все равно понял, что он просто раздраженно закатил глаза.

— Хозяин, я же сказал, ни со мной, ни с кем из братков ничего не случится ни при каком раскладе. Мы не люди и не животные. Не мертвые и не живые. Единственным, кто мог бы избавить от нас этот мир, была хозяйка…

— Была? — я недоуменно нахмурился.

— Она дала нам свободу. Разве вы не знали?

— Тогда я не понимаю, почему… — я растерянно нахмурился.

— Она слишком ярко живет и слишком отчаянно любит, чтобы позволить этому пламени угаснуть, — тихо ответил мне герлари. Тот самый, который несколькими минутами ранее уверял меня, что, фактически, не является живым существом.

Оставшееся до полуночи время мы провели в тишине, а потом Рой произнес:

— Кажется, начинается, хозяин, — и я увидел, как руны на камнях налились голубым светом. Раздалось едва слышное гудение, и на поляне появились два человека.

— Уф-ф-ф, — выдохнул один из них и отскочил в сторону. — Живые. А я до последнего боялся.

— Ну и дурак, — даже при свете луны было видно, как брезгливо скривился второй. — Я, например, никогда не полагаюсь на волю случая. Предпочитаю все проверить опытным путем.

Обоих заговорщиков я знал лично еще по Королевской Академии. С первым мы были однокурсниками, а второй закончил в тот год, когда мы только поступили.

— Не степняки, — шепнул Рой, и я удовлетворенно кивнул.

В течение следующих пяти минут на поляне появилось еще четыре пары магов — всего десять человек. Ни один из них не задержался в поле нашего зрения надолго, растворившись в темноте почти мгновенно.

Я содрогнулся от озноба, прислушиваясь к тишине ночного леса и отчаянно жалея о том, что не могу раздвоиться и быть одновременно в нескольких местах.

— Пора, — наконец, обронил Рой и, не таясь, прошел вперед, чтобы занять место между камнями. Вновь послышалось гудение, но на этот раз оно не закончилось появлением очередной пары заговорщиков. Вместо этого воздух над поляной вдруг вспыхнул, и голубоватое пламя в секунду охватило тело герлари.

Я прикрыл глаза, мысленно повторив слова Роя о том, что с ним ничего не может случиться, скрипнул зубами и стал ждать.

Горбатую фигуру приемщика я заметил издалека. Он торопливо ковылял в мою сторону, склонив голову набок и по привычке заложив руки за спину. Я надеялся, что именно он, а не ктo-то из его помощников придет сюда.

— Ну как, все по плану, господин ворнет? — хмыкнул он, когда расстояние между нами сократилось до нескольких шагов.

— Вроде бы, — ответил я, скользнув взглядом по тому месту, где еще недавно был Рой, а теперь лишь стена магического пламени.

— Сам вижу, что по плану, — довольно крякнул Или-са.

Будучи уверенным в том, что красногорские мужики преследуют по лесу «диверсантов» и охраняют город, Или-са, наверное, уже чувствовал себя победителем. Как он там сказал? У меня всегда получается то, что я задумал? Завидное умение.

Обойдя по кругу полянку, горбун остановился у левого камня и любовно огладил его поверхность.

— Только такой растяпа, как ты, Кэйнаро, мог принять его за портал, — тихо рассмеялся он, а я не стал говорить о том, что ни один некромант даже с перепою, недосыпу и будучи от рождения слепым ни за что и ни с чем не перепутает жертвенный алтарь. И мне, наверное, стоит гордиться своими актерскими способностями, раз Или-са не почувствовал подвоха. — Что ты там говорил? Девчонки нужны для того, чтобы портал открыть? Что я, совсем дебил — такой хороший материал так бездарно расходовать? Ну, уж нет. Не тогда, когда у меня под рукой аж восемь герлари. Да я такого шанса всю свою жизнь ждал!!

Приемщик достал из кармана часовой диск и проверил, сколько времени, а я старательно изображал растерянность, надеясь узнать как можно больше подробностей, потому что так и не понял, для чего заговорщикам все это надо. Это они таким простакам, как Найку могли заливать про степняков, а я в такую сложную схему верить не хотел. Ибо кто бы ни стоял во главе заговора, свергать Короля для того, чтобы уступить трон кому-то другому? Вот уж ерунда!

И раз уж Или-са решил заговорить, так сказать, разъяснить растяпе-ворнету, что тут к чему, кто я такой, чтобы его перебивать?

— Моя бабка была родом из Ильмы, — пробормотал он, извлек из недр своего кармана какую-то тряпицу и старательно стер несколько рун на одном из камней. — Да не из какой-нибудь дыры, а из столицы. Ее семье принадлежала мануфактура по производству рабов… По производству герлари!!! Живая вода, когда она только попала в Лэнар и поняла, чем именно обладала ее семья, оружием какой силы владела, с несчастной случился припадок. Не удивительно, что ее потом все полоумной считали…

Горбун старательно сложил тряпицу и достал из рукава самодельное стило. Мне приходилось видеть подобное у магов-рунистов, но сам я ничем подобным не пользовался. Некромантам в общении с магией посредники не нужны.

— Много лет моя семья искала возможность вернуться в Ильму. Мор-р-р-рги! Бабка говорила, что у любой, считающей себя мало-мальски обеспеченной, семьи — Дворами они их называют — есть, как минимум, три-четыре раба, тогда как Лэнар технологию производства герлари утратил еще до окончательного становления Гряды. А что есть у Короля? Несколько смешных изобретений да пара сотен магов-слабаков?..

Седой, с косматой всклокоченной бородой приемщик походил на безумца. Я смотрел, как он чертит на жертвенных алтарях новые руны и поражался, почему его безумие так долго никто не замечал. Да и я тоже хорош! Ведь только тогда заподозрил неладное, когда Или-са, честно глядя мне в глаза, сказал о том, что не нужно торопиться и уничтожать порталы. Ведь если бы за заговором и в самом деле были степняки, Красные Горы ни за что в жизни не выстояли бы.

— Нет, тут надо было действовать иначе. Вернуться в Ильму, увеличить производство герлари, а потом уже показать всему миру, почем фунт лиха! И ведь в чем вся прелесть! Для этого даже Гряду уничтожать не надо — наоборот! Потому что мы сможем атаковать — а нас нет.

— В последней войне с Ильмой все-таки победил Лэнар, — напомнил я.

— Пф! — Или-са перешел ко второму камню, чтобы изменить надписи и на нем тоже. — Это все потому, что эти идиоты не знают, чем обладают…

— А вы знаете?

— А я знаю, — отрезал он. — Иди сюда, Кэйнаро, одна жертва мне все-таки нужна.

Я удивленно вскинул бровь.

— Вы так уверены, что я добровольно лягу на алтарь?

— Я так уверен в своих людях, которые держат тебя на прицеле, или ты наивно полагал, что несколько деревенских охотников справятся с лучшими магами Лэнара?

Морги, как можно быть таким самонадеянным?

— Вы же их минутой ранее слабаками называли, — напомнил я, усмехнувшись.

— Не скалься мне тут! — раздраженно велел Или-са. — Ложись на алтарь, или я отдам приказ стрелять.

Я сделал вид, что сомневаюсь, и даже сделал шаг в сторону одного из камней, а потом уверенно бросил:

— Приказывайте!

И в то же мгновение магическое пламя погасло, поляна погрузилась в темноту, а я улыбнулся, потому что услышал возмущенный голос Роя:

— Хозяин! Ну нельзя же так рисковать! Они все-таки маги!

— А-а-а-а-а-а!!! — никогда в жизни мне не приходилось слышать такого жуткого крика, и уж точно я не ожидал, что эти ужасающие звуки может издавать тщедушный Или-са:

— Б-а-а-а-а-а!! Что ты наделал? — орал он, с ужасом глядя не на Роя, не на меня — на потухший алтарь. — Ты, ты… ты все разрушил. Я убью тебя! Я прикажу своим людям, чтобы…

Он вдруг развернулся и, быстро-быстро перебирая ногами, побежал куда-то влево. Несколько раз падал, но почти сразу поднимался… Я глянул на Роя и, дождавшись его кивка, крикнул старику в спину:

— Или-са, вы напрасно торопитесь, остальные алтари тоже разрушены. Вы не вернетесь в Ильму. Ни сегодня, ни когда бы то ни было еще.

Он упал, рухнул, как подкошенный, а я смотрел на него и не чувствовал ни морального удовлетворения, ни триумфа. Противно было, это да, все же я ему верил, ценил его. Живая вода! Да я готов был отказаться от собственной карьеры, чтобы только не бросать старика наедине с его проблемами…

Я смотрел на сальные седые волосы, на неопрятную бороду и думал лишь о том, как я устал.

— Рой, помоги почтенному старцу добраться до казематов… — обратился я к герлари. — Морги! Там же места уже не осталось!!! Лучше до квочни до этой… Зараза! Надо будет намекнуть королевскому казначею на то, что неплохо бы как-то профинансировать строительство полноценного острога в мирных и спокойных Красных Горах.

Или-са отказался от помощи, поднялся сам, глянул на меня даже не с ненавистью, а с какой-то прямо-таки кровожадной злостью в глазах и презрительно процедил:

— Меня помилуют. Я напрямую обращусь к Королю. Расскажу ему о своих разработках, и алтари восстановят. Я открою прямую дорогу в Ильму, и никто, никто не сможет мне…

— А я могу сломать тебе шею даже без прямого приказа хозяина, — ласково перебил его Рой, а я не стал вмешиваться. — Тебе приходилось слышать звук ломающихся шейных позвонков? Нет? Я почему-то так и подумал. Он еле-еле слышный, но совершенно оглушающий… И если Сейчас моему хозяину вдруг приспичит отойти по нужде, я не постесняюсь воспользоваться ситуацией.

Или-са рассмеялся.

— Серьезно? Смерть? Мы с нею старые друзья, уж можешь мне верить. Я рос среди уличных мальчишек, раб! И горб у меня от рождения. Думаешь, когда впервые я задумался о том, что устал от жизни? Правильно, примерно тогда же, когда и о том, что стоит немного потерпеть, если хочешь насладиться болью обидчика, — он глянул на меня насмешливо и спросил:

— Что бы ты отдал, господин ворнет, за право содрать кожу живьем с того, кто лишил тебя самого дорогого?

— Не замечал за собой садистских замашек, — отмахнулся я.

— Просто пока тебе не приходилось терять что-то по-настоящему ценного. Понимаешь, о чем я? Очевидно, что нет.

Или-са рассмеялся, и его смех плавно вылился в приступ удушливого кашля. Старик сорвал флягу со своей шеи, но она оказалась пуста, и я протянул ему свою, предупредив:

— Не надейтесь, без яда. Вашим напитком Рой украсил снег на заднем дворе городского инна, заменив его обычным ягодным морсом.

— Хозяин, — герлари посмотрел на меня с укоризной. — Будьте осторожнее в своих утверждениях, потому что некоторым людям вполне хватает того яда, который вырабатывает их собственный организм.

Горбун оскалился и вытер рот тыльной стороной ладони, а я вновь содрогнулся, на этот раз не из-за злобности его взгляда, а из-за дурного предчувствия.

До города мы дошли без остановок, но уже на окраине я почувствовал неладное. А запах гари, появившийся в воздухе двумя минутами позже, и вовсе заставил сорваться на бег.

Приходилось ли мне терять что-то по-настоящему ценное? Нет. Но от одной мысли, что это может случиться прямо сейчас, перед глазами все расплылось, а в груди заболело. Мучительно. Оглушающе.

Смеялся Или-са.

— У тебя ведь нет запасного герлари, Кэйнаро? — хохотал он. — Того, которого бы ты оставил охранять свою молодую жену. Нет?

О чем-то просил Рой. Я не слышал, не понимал ничего, лишь смотрел на столб пламени, в который превратился особняк мэтра Ди-на и, кажется, кричал. А еще в тот момент я осознал одну простую истину: плевать я хотел на право содрать кожу живьем с того, кто это все устроил, а вот за возможность повернуть время вспять отдал бы все на свете.

Дальнейшие несколько часов моей жизни превратились в самый жуткий кошмар, который только может создать воображение человека, а учитывая, что человек этот потомственный некромант…

В горячечном бреду мне мерещилось, что небеса разверзлись, земля вздыбилась, а океан отступил за линию горизонта. Чудилось, что мертвое поменялось местами с живым, и по улицам Красных Гор маршируют мертвецы разного срока давности. Кто-то плакал, кто-то орал так, будто его режут, кто-то вещал грозным голосом:

— Кто из вас, смертные, востребовал Судный День?

В общем, хороший бред получился, забористый, но я согласен был и на него, лишь бы никогда не возвращаться в ту реальность, где есть пылающий дом мэтра Ди-на.

— Да что же вы делаете с собой, хозяин! — сокрушался Рой, и тут же плакал голосом моей матери:

— Кэйнаро, мальчик мой…

— Ворнет Рити-на, отставить вакханалию и привести город в порядок, или вы у меня до второго явления Глубинных в отпуск без довольствия уйдете! — гневным, но испуганным басом приказывал бригадир Нуа-на.

— Кэй, — шепнула Эстэри, и я распахнул глаза.

— Эр?

— Я здесь, — послышался всхлип, скрип кресла. Я повернул голову на звук, но ничего не увидел. — Я здесь, Кэй, ты только не волнуйся.

— Я ничего не вижу, — пожаловался я. — Что происходит? Иди ко мне.

— Целитель говорит, что это откат из-за повторного магического истощения, на которое наложилось мощное проклятие… Но все самое страшное уже позади, и зрение вернется через пару дней… Кэй!

Прохладные ладони дотронулись до моих щек. Кончиками пальцев я погладил тонкие запястья, прикоснулся к волосам, от которых пахло весенними травами и солнцем, а затем судорожно, чувствуя себя потерявшимся в пустыне ребенком, прижался к хрупкой фигурке своей жены. Кажется она шептала что-то о каком-то проклятии, о болезни, о маг-истощении. Наплевать! Она жива. Она рядом.

— Святая вода, Эстэри! Я думал, ты умерла…

— Пф, — она растрогано шмыгнула носом, устраиваясь рядом со мной на кровати. — Ерунда какая. Как будто мне впервой выбираться из горящего дома… С чего ты вообще взял, что я там?

— Не знаю, — пробормотал я, с наслаждением вдыхая запах весенних трав. — Просто не знаю… Я, по-моему, тогда вообще не думал… Просто хотел умереть.

Она заворочалась, заворчала недовольно, а потом вдруг довольно болезненно ущипнула меня за бок.

— Уй! За что?

— За то, что у тебя почти получилось, бестолковый ты человек! Если бы не придворный маг и личный лекарь Короля…

Я подавился дыханием.

— Кто?? Личный лекарь кого?

— Тш-ш, не кричи так, — взмолилась Эстэри. — А то все поймут, что ты очнулся, а я хочу, чтобы еще хотя бы чуточку ты побыл только моим.

— Все? Ты о ком?

— К сожалению, не о Ное и остальных домашних, — она жалобно вздохнула и я услышал, как скрипнула дверные петли. — Только, пожалуйста, не нервничай. Тебе пока еще нельзя.

— Кэйнаро, малыш мой! Ты очнулся!

Моржья отрыжка! Если бы не запах весенних трав и не руки, что обнимали меня так крепко, я бы решил, что снова вижу кошмарный сон. (То есть, слышу — не видел я ни морга!) Ничем другим, кроме как дурным сном, я появление своей матери в Красных Горах объяснить не мог.

Почувствовав, что с той стороны, где лежала Эстэри, резко похолодало, я шевельнул рукой, пытаясь поймать ускользнувшую жену, и, надеюсь, что требовательно, а не жалобно попросил:

— Эр, не уходи!

— Я только…

— Пожалуйста!! — она сдалась, присев на край постели, тогда как мне хотелось чувствовать ее всем телом, как минутой ранее. — Не уходи, а то мне начинает казаться, что я схожу с ума.

— Кэй? — нет, мамин голос все же не был бредом. — Так это правда? Ты и в самом деле женился на этой… девушке? Мы с отцом не могли поверить, что вот так вот, без помолвки, без родительского благословения…

Мама — это мама. Война, заговор, сумасшедшие горбуны — это все несущественные мелочи и досадные недоразумения, потому как приличия должны быть соблюдены всегда и во всем.

— Правда, — я сжал пальцы Эстэри, мысленно приказывая ей ничего не бояться и не переживать из-за пустяков. Ах! Как жалко все-таки, что я ни морга не вижу!! — Мам, это и в самом деле ты? Но как, живая вода, как вы очутились в Красных Горах?

— По морю, конечно, — с достоинством ответила моя родительница, и мне не нужны были глаза, чтобы увидеть, как приподнимает подбородок в насмешливо-высокомерном жесте или щелчком сбрасывает с плеча невидимую пылинку. — С Королевской эскадрой. Не думал же ты, что мы с отцом будем сидеть сложа руки, когда наш младший сын попал без вести!

Я впал в состояние крайнего недоумения и, пожалуй, даже испуга. В то, что моя мать в стремлении опекать своих чад может проесть плешь кому угодно, я знал не понаслышке, но чтобы она довела Короля до того, что он оправит мне на выручку весь военный флот… По-моему даже для мамы это было слишком.

Впрочем, уже несколько минут спустя, когда в спальне появился мой отец, стало понятно, что я несколько преувеличил способности женщины, давшей мне жизнь. Как выяснилось, эскадру Его Величество отправил в Красные Горы после того, как в Лэнаре вскрылись некоторые подробности одного заговора, к тому же надо было обеспечить безопасность переселенок.

Так что нет, никто, конечно, в Красные Горы всю королевскую эскадру не отправлял, но две фрегаты и три брига, к радости местных мальчишек, колыхались на волнах Поющей Бухты. И не успел я перебить рассказ отца, чтобы выяснить, каким же волшебным образом корабли смогли преодолеть сковавшие море льды, как услышал ответ на свой вопрос:

— Кстати, это один из моих студентов придумал использовать мальков рыбы-солнца, чтобы растопить льды. Тогда как ты, Кэйнаро, с таким пренебрежением относишься к моей научной деятельности.

— И в сотый раз повторю, что ты ошибаешься, — лениво возмутился я. — Никогда я не относился ни к тебе, ни к брату с пренебрежением. Я лишь говорил, что меня не привлекает стезя преподавателя. Не в Королевской Академии — это точно… Отец, ты хочешь именно сейчас это обсудить? Давай потом, а? Хоты бы, когда ко мне вернется зрение, и я смогу видеть твою реакцию на свои слова… Кстати, об этом. Эр, что ты говорила о проклятии? Меня прокляли? Кто? Или-са?

Сейчас, лежа в постели и держа свою женщину за руку, я понимал, насколько нездорово среагировал на горящий дом мэтра Ди-на, и в другое время, наверное, я бы сначала бросился на поиски и принялся тушить пожар, а уж потом, убедившись, что (даже думать об этом не хочу!) случилось самое страшное, предался панике и горю… Но это сейчас, а то, что произошло тогда, пока еще оставалось тайной за семью печатями.

— Так что за проклятие? — повторил свой вопрос, услышав, как всхлипнула мама и почувствовав напряжение, исходящее от Эстэри.

Да и сам, откровенно говоря, напрягся, потому что отвечать на мой вопрос, кажется, никто не торопился.

— Эй! Я не только ослеп, но и оглох? Или вы все и правда молчите? Отец?

Ужасно злил тот факт, что я не мог прочесть по лицам людей, находящихся вокруг меня, что именно они думают и почему не могут найти нужных слов. Я не был безусым юнцом, наивно верившим в то, что любое проклятье можно было устранить без последствий для проклятого. Точнее говоря, такого проклятия, которое могло исчезнуть без следа, в природе и вовсе не существовало, а потому я просто хотел узнать о размерах ущерба и о том, чего ждать от будущего.

— Это была растянутая смерть, — отец все-таки снизошел до ответа, но произнеся несколько слов, замолчал. Оно и понятно. Давал мне возможность осознать услышанное. Морги, а ведь я и представить не мог, что Или-са проклятийник, старик-приемщик, десятилетиями занимавшийся лишь тем, что принимал переселенок из Ильмы и заносил их имена в каталог… И вдруг растянутая смерть. Наверное, самое отвратительное из всех известных мне смертельных проклятий. С этой гадостью за плечами человек мог прожить довольно долго — в королевском госпитале, говорят, есть страдалец, который гниет уже десятый год кряду… Я бы предпочел яд или петлю. Особенно если учесть тот факт, что растянутую смерть нельзя было нейтрализовать даже частично.

— Внезапно, — я прокашлялся. Эстэри сжала мою руку. — И сколько мне осталось по прогнозам королевского целителя?

— По его прогнозам ты проживешь долгую жизнь здорового человека, — проговорил отец мрачным, совершенно не вязавшимся со смыслом сообщения тоном. — Не знаю, что точно произошло на площади. Или-са, к моему огромному сожалению, не выжил, чтобы обо всем нам рассказать, а кроме тебя и него там больше никого не было… — тут я откровенно порадовался тому, что о Рое и братках, кажется, никто не знает. Хоть одной проблемой меньше. — Но по следам на твоей ауре мы смогли сделать заключение, что что-то отразило проклятие, поэтому оно затронуло тебя лишь краем. И этим чем-то было Колесо Фортуны. Я уверен. Кэйнаро! Такой безответственный поступок! Это слишком даже для тебя!

— Не хочу тебя обидеть, отец. Но знаешь, сейчас, когда я не вижу твоего лица, несомненно встревоженного, мне кажется, что ты искреннее негодуешь из-за того, что я таки осмелился выжить.

— Не пори чушь! — рявкнул он. — Я в бешенстве совершенно по другой причине! Ты же понимаешь, что тебе придется развестись с этой девушкой, которая наивно полагает, что останется твоей женой даже после того, как мы узнали всю правду? Развод! В нашей семье! Святые воды! Такой скандал. Такое пятно на репутации семьи!

— Кэйнаро, — отец замолчал, выпуская вперед тяжелую артиллерию. Маму. — Мальчик мой, вдова с ребенком — эта не совсем та женщина, которую мы с отцом готовы были бы принять в нашу семью. Как ты мог? Признайся, ты сделал это только для того, чтобы позлить отца? Да? Давай посмотрим на вещи реально. Мы готовы хорошо заплатить. Мы обеспечим этой женщине и ее ребенку хорошее… даже безбедное существование, но ты же понимаешь и сам, что она тебе не пара.

Моя «не пара» лежала рядом и утешала меня тем, что легко поглаживала мои сжатые в кулак пальцы. Утешала!! Она — меня. Тогда как мои родители говорили о ней так, словно ее не было рядом. Будто она была невидимкой, мебелью, частью интерьера… Не то чтобы я был очень сильно удивлен, но… Морги. Это же мои собственные родители, разве они не могут хотя бы притвориться, что им есть дело до меня? Чотя бы сейчас, когда я тут лежу слепой и беспомощный? Неужели это так сложно?

Моржья отрыжка. Мои родители! А самое паскудное, что я уверен, что они запоют совсем другую песню, когда узнают правду. Захотелось взбрыкнуть и по-мальчишечьи отказаться от каких-либо объяснений. И, да! Пользуясь положением больного, я так и собирался сделать. По крайней мере сегодня, однако мама еще не закончила, и я решил дать ей возможность высказаться. Да и Эстэри будет полезно узнать, в какую семью она попала, чтобы не удивлялась потом, почему я так редко встречаюсь с родителями и братьями.

— Я не понимаю, что тебя может связывать с этой женщиной.

Любовь, быть может? Впрочем, мои родители считали это чувство роскошью, которую себе могли позволить лишь плебеи.

— Я бы вошла в твое положение, будь она хотя бы красавицей, но ведь нет. Хорошенькое личико, не спорю. Но ничего более… Отец высказал предположение, что она могла воспользоваться своим удивительным сходством с Ее Величеством Королевой, возможно, даже намекнула на их родство. Это правда? Скажи, мы все поймем! Если она аферистка, то развода можно избежать. Ее просто будут судить, и она не сможет…

— Ничего, что она все слышит? — проворчала Эстэри. — Меня учили, что приличные люди не говорят о присутствующих в третьем лице. Это как минимум неприлично, а как максимум оскорбительно. Но вам, как я посмотрю, до приличных людей еще работать и работать над собой!

— Что? — в голосе мамы появились истерические нотки.

— Да как ты смеешь!?

— Вот вы не поверите, но смею! — фыркнула Эстэри. — И знаете, что я смею еще? Выставить вас вон! Это, конечно, не мой дом, но вряд ли мои желания пойдут вразрез с принципами Ноя, который пригласил меня и мою семью пожить какое-то время в доме его среднего сына. Мою семью. Не вас. Поэтому я прошу вас покинуть эту комнату. Пока только комнату.

Мне хотелось смеяться и плакать одновременно. Живая вода. Я люблю эту женщину. Она… невероятная.

— Они ушли? — спросил я минутой позже.

— Прости, — виноватым голосом пробормотала моя воинственная вдовушка. — Но я и сама смогу ответить на все твои вопросы. Я понимаю, они твои родители, но можно…

— Я люблю тебя, — перебил я, и едва не сдох от счастья, когда Эстэри неумело, но очень старательно прижалась к моим губам поцелуем…

А от проклятия, которым в меня бросил Или-са, хвост все-таки остался. И в этом полностью была моя вина. Точнее, вина моей магии. Я все-таки некромант, и на внешнюю угрозу отреагировал соответственно. И, забегая вперед, скажу: я никогда не думал, что проклятие может стать благословением.

Впрочем, обо всем по порядку.

Мне понадобилось некоторое время — не один день, если честно, — чтобы восстановить все события, но в конечном счете я добился того, что смог заполнить все черные дыры в своей памяти.

Мы вышли на площадь. Я, Рой и Или-са. Старик смеялся, потому что один из заговорщиков — местный житель, кстати, который каким-то чудом не попал в квочню — поджег дом бывшего градоначальника. Поджег, сволочь, грамотно. Так, чтобы точно никто не сумел выбраться.

Мерзавец не учел лишь одного: мэтр Ди-на был тем еще параноиком, и в тот год, когда в Красные Горы прибыл специалист по «золяции» и планировке погребов, тем же волоком приплыл еще один человек: архитектор, соединивший дом градоначальника с разветвленной сеткой местных подземных ходов — хотя бы в этом Или-са не солгал, они действительно были!

Не знаю, в какой момент горбун запустил в меня проклятием, но думаю, что еще когда понял, что нам удалось разрушить его планы по захвату Ильмы, Лэнара и всего мира. Навсегда останется неразгаданной загадкой и то, почему же растянутая смерть не сработала. Морги знают, что мне помогло: Колесо Фортуны или амулет Эстэри. Меня, если честно, это не то чтобы очень сильно и волновало. Гораздо больше меня тревожили последствия собственной несдержанности.

Я всегда был чрезмерно вспыльчив, и в минуты гнева и особо сильного раздражения частенько выпускал магию из-под контроля — без вреда для окружающих. В тот день, когда проклятие растянутой смерти опутало мое сознание, я полностью слетел с катушек, а взбешенный и полностью потерявший контроль некромант — это довольно разрушительно.

— Представь себе, — шептала Эстэри, предварительно поставив надежный щит от прослушивания, — особняк горит, народ высыпал на площадь, не зная, тушить или подождать, пока здание само рухнет, ты лежишь на земле, Или-са мертв, Рой рвет и мечет… и тут начало гореть море… Выглядело это ужас до чего страшно. Мы с Рейкой чуть ласты не склеили… Ай! Я пошутила!!

— А ты не шути, — ворчал я, — я каким-то нервным становлюсь, когда ты так шутишь…

— Ну, мы потом-то выяснили, что это не море горело, а королевские звероловы призвали мальков рыбы-солнца, чтобы растопить лед для своих кораблей, а тогда просто не знали, что думать… В общем, решили для начала перенести тебя в Часовню. И тут случилось две вещи: ты открыл глаза и небо налилось кровью.

— Подожди! Что ты хочешь сказать? Я открыл налитые кровью глаза?

— Допускаю, что так. Прости, но при том освещении я не особо обратила внимание на то, какого они были цвета, — с укоризной произнесла Эстэри. — Ну, сам представь. Море горит. Небо красное. Ты стоишь на пороге Часовни, такой ужасный, бледный и, кажется, чуть живой… И жутким громоподобным голосом говоришь: «Кто из вас, смертные, затребовал Судный День»? И на площади, главное, такая тишина… и лишь пламя пожара гудит — а больше ничего. Мы все в шоке. Стоим, не знаем, что делать. К тебе подойти страшно… И тут к живым решили присоединиться мертвые. Вначале те, что были похоронены в склепе при Часовне, потом — и с дальнего кладбища подтянулись.

— Погоди-погоди. Ерунда какая! Это что? Все я? — бормотал я. — И что за Судный День? Я о таком заклинании даже не слышал никогда!

— Мне почем знать? Может, ты его сам и придумал, но только почти до утра ты судил мертвецов и только с рассветом переключился на живых. Глядел на человека своими жуткими кровавыми глазами, и тот сразу начинал сознаваться в самых страшных своих прегрешениях. Уж и не знаю, чем бы это все кончилось, если бы, наконец, не прибыли войска и если бы при них не оказалось пары некромантов, которые смогли тебя успокоить…

— Хорошо, хоть не упокоить…

— Кэй. Не смешно!

— Молчу-молчу.

— И вообще, если верить королевскому целителю, ты теперь до конца жизни будешь этаким правдовидцем… Тебя Король даже по такому случаю распорядился перевести в столицу немедля. Мол, станешь его придворным судией, но тут, к счастью, вмешались советники: намекнули на возможный рецидив, на твою нестабильность… В общем, Его Величество пока не торопится жаловать тебе новую должность. И слава живой воде. Только этого нам для полного счастья не хватало. Где я во дворце буду Ряу выгуливать?

Я рассмеялся про себя. Да уж, и вправду, если ты о чем-то очень сильно мечтаешь, то будь осторожен, потому как мечты зачастую сбываются. Я хотел стать королевским шерхом и заниматься расследованием самых сложных и запутанных дел? Получите и поклонитесь с благодарностью, ибо вам теперь не сможет солгать никто, начиная с мальчишки-карманника и заканчивая королевским министром.

О, я прекрасно понимал, почему Король не торопится переводить меня в столицу. Если с моими новообретенными возможностями все окажется именно так, как рассказывает Эстэри, то я не удивлюсь, если меня вообще ушлют в какую-нибудь дыру на самых задворках Королевства.

— Рыбка моя, — я поймал мягкую теплую ладошку и поднес ее к своим губам, — а что ты скажешь, если я попрошу Его Величество перевести меня в Красные Горы насовсем?

— Я ведь люблю тебя, — негромко ответила Эр. — Что я могу сказать?

Зрение вернулось ко мне к концу седмицы, тогда же и ни секундой ранее я сообщил родителям, что у Эстэри есть парная метка. Мать обиделась из-за того, что я поставил ее в такую неловкую ситуацию. Мол, если бы я сразу во всем признался, моей жене не пришлось бы выслушивать нелицеприятные слова в свой адрес. А я вспылил и едва не наговорил матери таких гнусностей, которых мы друг другу точно никогда бы не простили, но заглянул ей в глаза и промолчал. Все же она моя мама и любит меня, пусть и такой странной, искривленной любовью.

Мне было немного неловко перед Эстэри — все же мои родители не церемонились, оскорбляя ее, но моя любимая женщина вновь удивила меня своим великодушием.

— Да морги с ними, Кэй, — хмыкнула она, когда я пытался извиниться за их поведение. — Я люблю тебя и жить собираюсь с тобою, а не с ними. Тем более если мы решили остаться в Красных Горах, мы не будем видеться слишком часто.

«Решили». Легко сказать — сложно сделать. Особенно, когда от тебя почти ничего не зависит.

Еще две седмицы после случившегося Красногорье кипело и все никак не могло успокоиться. А потом постепенно все стало возвращаться на круги своя. Уплыли первые из королевских кораблей и увезли с собой выживших заговорщиков, Папашу и прочих обитателей нашей квочни.

Мне, конечно, пришлось не раз еще мотаться в столицу и давать показания на суде, выслушивать приговоры и мнения врачей о душевном здоровье некоторых заговорщиков — особенно тех, которые уверяли, что в Красных Горах орудует шайка одичавших герлари, но все это было такой рутиной, что и вспоминать не хочется.

С последней королевской фрегатой из Красных Гор исчезли не только все девушки Короля, но и названная сестра Эстэри. Рейка сбежала ночью, тайком, оставив коротенькую записку, в которой говорила, что очень рада за подругу, но сама пока не торопится садиться на яйца и надевать на шею ярмо в виде мужа и детей, что мир большой, что приключений в нем очень много, и что она обязательно вернется в Красные Горы. Когда-нибудь.

— Если раньше эту аферистку не упрячут за решетку или на каторгу не сошлют, — обиженно ворчала Эстэри. — Слышать о ней не хочу!!

Но я слышал, как она плакала ночью, закрывшись в ванной, и готов был всыпать Рейке, да так, чтобы она месяц сидеть не смогла! Не за ее аферы и преступный склад ума — морги с ней! Эстэри, в конечном счете, мне призналась во всех их проделках, — нет, не за это! Как раз таки это помогло им выжить в чужой стране. Но разве нельзя было поступить по-человечески? Поговорить, проститься? Зачем было резать по живому? С другой стороны, скажи она правду, отпустила бы ее Эстэри? Не знаю…

Еще через седмицу в нашей Часовне появился новый жрец, совсем мальчишка, который так бойко обивал порог нашего временного жилища — до весны о своем собственном доме нечего было и мечтать, — что вскоре всем стало ясно: осиротевшей Тие недолго осталось жить в чужой семье. Впрочем, чужой она в нашем доме себя не чувствовала, кажется, ни одного дня.

Забота о девочке и окончательно прижившихся в нашем доме мальчишках Оки-са-Но несколько сгладили горечь от исчезновения Рейки. Тем более что примерно в те же дни в Красные Горы вернулся Рой и остальные братки. Я даже выдохнул от облегчения, когда однажды утром увидел герлари во дворе нашего временного дома. До последнего боялся, что его исчезновение было как-то связано с разрушением магических камней и проклятием, которое наслал на меня Или-са.

— Ты где был? — Эстэри слетела с крыльца и повисла на шее у бывшего раба. — Я думала, что никогда вас больше не увижу!

— Да так… — Рой ласково погладил ее по голове, заодно поправляя съехавший джу, — не хотел попадаться на глаза людям Короля.

— Да, конечно, — Эр мягко улыбнулась. — Я не подумала…

С первыми днями весны герлари вновь покинули Красные Горы и на этот раз вернулись лишь к первым заморозкам, но теперь-то уж я мог не бояться, что какому-нибудь психу снова захочется завладеть лабораторией по производству магических убийц. Рой с братками постарались, чтобы они стали мифом не только по эту, но и по ту сторону Гряды, уничтожив те последние, что еще оставались. И я был уверен, что новые в Ильме построить не смогут. Не знаю, с чем это было связано, но все изобретения, магические ли, технические ли рождались только в Лэнаре, а по ту сторону Гряды люди по старинке обходились простой магией…

Кстати, о магии. Наши ученые активно изучали все записи по порталам, исследовали амулет зверолова, который я им предоставил, допрашивали выживших магов, но… увы (или к счастью, тут уж с какой стороны посмотреть) так и не смогли разгадать природу этих перемещений. Я понимаю, что рано или поздно в мире появится новый ученый маг, который вновь заинтересуется этим вопросом и, быть может, даже совершит прорыв… Но искренне надеюсь, что это случится не при моей жизни. Пока наши люди не готовы к таким открытиям.

Впрочем, я снова забежал вперед, забыв упомянуть о еще одной немаловажной вещи, случившейся еще до того, как из Красных Гор сбежала Рейка. Подозреваю, что она и сбежала-то только потому, что я получил приказ явиться во дворец для представления супруги ко двору. Надо сказать, что во время того памятного представления маменька моя все же лишилась чувств и, думаю, они с отцом нескоро еще решатся осчастливить нас с Эр своим визитом. Не после того, как выяснилось, что Эстэри и в самом деле младшая сестра нашей Королевы.

Три дня я не видел собственную жену, метался по отведенным нам покоям, как шерх на привязи, и рычал на перепуганных слуг. А к концу третьих суток, когда я уже почти смирился с тем фактом, что нам придется забыть о Красных Горах и переехать в столицу, Эстэри все-таки вернулась, выслушала меня и покрутила пальцем у виска.

— С ума сошел? — спросила она. — Я люблю своих сестер. Я рада, что мы нашли друг друга, что они счастливы… Но зачем нам столица? Нет, если ты конечно, хочешь, Кэй, я за тобой и на дно моря пойду, а не только во дворец. Но ведь мы уже, кажется, решили остаться в Красных Горах. Тем более теперь, когда Его Величество не сможет тебе отказать…

Не сможет — слабо сказано. Он, по-моему, только что не плясал от восторга, когда понял, что максимум, на что я претендую — это должность градоначальника. От своих королевских щедрот он пожаловал мне целого губернатора, так что в подданных у меня теперь ходили не только местные сплетники, но и все Красногорье, включая «хуторских», «низинных», «районных» и «загорских». В общем, дел хватало: приют открыть, в училище с визитом съездить… устроить свадьбу, о которой твоя собственная жена мечтала все свое детство: с беседкой на берегу лесного озера, цветами, трелями поющих рыб, с молодым жрецом и Мори в качестве его помощника… Я из-за этого помощника чуть не погорел, когда он принялся распевать на всю гостиную свадебные гимны… А красногорцы с их неуемным любопытством и привычкой почесать языками? Да я чуть не придушил портниху, когда застал ее и половину женского населения Красных Гор за примеркой свадебного платья «вдовицы Мо»!! А Ула, обнаружившая совершенно неуместную слезоточивость в самый ответственный момент? И даже предатель Ряу, что изжевал торжественные хозяйские сапоги всего за одну ночь до такого состояния, что отец моего личного ответственного помощника (Фули решил, что эта должность его привлекает больше, чем карьера криминальника, он даже ради такого дела согласился окончить вечернюю школу) только всплеснул руками.

К счастью, новые сапоги нужного размера нашлись, Мори не забыл слова гимна, платье невесте понравилось…

И Эстэри была такая красивая, так светилась от счастья и так яростно и жарко благодарила меня за сюрприз во время нашей второй первой брачной ночи, что я не на шутку задумался, а не сделать ли свадьбу одной из наших семейных традиций… Почему бы и нет, в конце концов! Это самое малое из того, что я готов сделать, чтобы счастливый огонь в ее глазах не погасал ни на миг.

Конец.

ЧАСТЬ ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ. ГЛОССАРИЙ

Брок — полуводное одомашненное млекопитающее. Длина его тела достигает 50-100 см, включая хвост. Глаза у брока небольшие; уши широкие и длинные. Брок обладает красивым мехом, очень густым и шелковистым, самой разнообразной окраски. Легко передвигается по суше и за счет легкорастяжимой кожистой перепонки прекрасно плавает. В дикой природе питается мелкими грызунами, рыбой и водяными змейками.

Бригадир — военнослужащий офицерского состава королевских внутренних войск.

Васки — домашние животные, ленивые и толстые, которых выращивают исключительно для мяса и жертвоприношений. Васки дикие отличаются от своих сородичей дурным и злобным нравом, зато их мясо очень высоко ценится и считается деликатесом. В неволе не размножаются.

Вея — рыжеволосая водяная дева, заманивает сладкими песнями одиноких молодых парней на середину озера, где потом их и топит. Одни источники утверждают, что из тех утопленников веи себе потом гарем делают. По сведениям других — водяные девы питаются сердцами тех парней.

Водень — первый месяц весны.

Вонка — верхняя длинная одежда жреца, традиционно красного цвета.

Ворнет — категория младшего командного и начальствующего состава в королевских внутренних войсках.

Вульгарная магия — элементарная магия, к которой относятся, в основном, бытовые заклинания, кое-что из защитно-охранных, а также основы некромантии.

Вьюн — третий месяц зимы.

Вэлльсы — немногочисленный народ, заселяющий восточные провинции Королевства, славятся своими талантами в области стеклодувства и производства фарфора.

Герлари — магически созданный раб-убийца.

Гитарка — незамужняя женщина, ведущая свободный и независимый образ жизни. Гитраками становились девушки, приехавшие из соседствующего с Лэнаром Кро-Арга. Как правило, они обладали очень яркой внешностью, имели высокий уровень образования. Жили гитарки в так называемых Веселых домах (своеобразное сочетание игорного дома и борделя с пансионом для благородных девиц) и зарабатывали на жизнь, развлекая мужчин. Иногда в гитарки шли и местные, не обладающие магическим даром девушки.

Джу — цветной ритуальный платок, которым по традиции жрицы и служительницы Храма закрывали лица.

Дождень — первый месяц осени.

Дурман-вода — вид легкого алкогольного напитка, что-то среднее между квасом и сидром.

Инн — небольшое питейное заведение с продажей крепких напитков.

Исинга — струнный щипковый музыкальный инструмент с деревянным корпусом-резонатором

Каруджи — вкусное и полезное лакомство. Изготавливается из орехов и кусочков засушенных фруктов, которые вымачивают в густом соке и карамели, а затем нанизываются на веревочку.

Карфа — ритуальная рыба, живущая в Храмовых прудах.

Квоча — домашняя птица. В естественной среде обитания живет под землей, в глубоких норах, летает плохо, полностью слепая. Ценится за сочное мясо и пух.

Каюк — вечнозеленый сорняк.

Кембала — клавишный струнный музыкальный инструмент.

Киру — чехольчик из тонкой кишки животного, чаще овцы, надеваемый на мужской половой орган для предупреждения беременности и для защиты от грязных болезней.

Корабела — вечнозеленое дерево, достигающее шестидесяти метров в высоту и трех метров в диаметре ствола. Древесина легкая и прочная, чаще всего используется при строительстве кораблей.

Корька — мелкая дешевая рыба.

Коя — ритуальный нож.

Ликоль — многолетнее растение-полукустарник, чьи розовато-фиолетовые цветки обладают не только ярким и стойким ароматом, в них заключена масса полезных свойств, благодаря чему ликоль активно используют лекари и парфюмеры.

Листвень — третий месяц осени.

Марш — нелегальный рынок.

Мау — гигантское травоядное животное, его шерсть очень высоко ценится.

Молочная лэки — крупное парнокопытное домашнее животное, разводится для шерсти и молока, мясо у нее жесткое, но в голодные годы и оно идет в пищу.

Морги — мифические существа, маленькие проказники, любители розыгрышей, сбивают путников со следа и по ночам пугают домашних животных.

Нас — цветковое травянистое растение. Однолетнее, вьющееся, при подходящей опоре вырастает до пяти метров в высоту. Листочки темно-зеленые массивные, цветки состоят из пяти лепестков неправильной формы. Обладает сильным приятным ароматом.

Нектарин — маленькая верткая, очень задорная и очень любопытная птичка, размером не более пяти сантиметров и весом до двух грамм. Питается нектаром цветов, отсюда и название. В отличие от других теплолюбивых птиц нектарины не улетают на зиму в теплые края, а сбившись в многочисленные стаи (от трех сотен до десяти тысяч), зимуют в так называемых ульях, впадая в спячку.

Острозуб — летающий коричневый грызун, весит от двенадцати до двадцати граммов, имеет размах крыльев более 30 сантиметров и длину тела менее семи сантиметров. Питается насекомыми, более мелкими животными, а так же кровью более крупных животных. Таких, как дикие васки или фью. Не брезгует и человеком.

Поручник — одногодки, ближайшие соратники правителя Двора.

Пропитные — золото, даваемое за мелкие услуги дополнительно к оплате.

Рыбень — второй месяц весны.

Рыбья хворь — заразное заболевание кожи, вызываемое микроскопическим паразитом — рыбным зуднем, поедающим плоть. Заболевание сопровождается высокой температурой, бредом больного. На третий-четвертый день заболевания кожа больного покрывается струпьями, которые по внешнему виду напоминают рыбью чешую. Очень заразное и сложно лечится.

Ряу — крупное хищное млекопитающее семейства кошачьих, в размерах достигает полутора метров в холке, трех метров в длину без хвоста и до трехсот восьмидесяти кг веса.

Свет-медуза — обитатель подводного мира, в случае высокой опасности она ярко вспыхивает и бьет нападающего сильным, часто смертельным разрядом.

Скат — самоходная открытая повозка.

Скиpта — верхняя часть одежды раба, однотонная холщовая рубаха до колена, которая, как правило, подпоясывалась, медной цепочкой кожаным ремнем или веревкой — это зависело от статуса раба и его хозяина.

Сом — мера длины равная примерно двум метрам.

Средолет — второй месяц лета.

Стайер — работник на стайнике.

Суаль — корнеплод ярко-красного цвета.

Убийца — командная игра на одни ворота, относящаяся к зимним видам спорта.

Уна косоглазая — персонаж детских сказок. Жуткая старуха-людоедка, живущая в дремучем лесу.

Уль — мера длины, равная примерно сорока километрам.

Фью — невероятно быстрые и выносливые скакуны, до смерти преданные своему хозяину.

Хай — ритуальные полотенца, используемые при праздновании рождения и похоронах.

Холодень — второй месяц зимы.

Хорд — домашнее животное, одно из многочисленных животных-компаньонов, обладает острым чутьем, хороший охотник, чаще всего их заводят многодетные семьи, так как хорды очень хорошие няньки.

Чамука — сладкий сочный фрукт. Спелый — очень вкусный и полезный, но если не дозрел, хоть на день, то жди галлюцинаций и головных болей. Потому и говорят, что это моржий фрукт, любит пошутить с людьми не хуже моргов.

Чимы — обувь на мягкой подошве.

Шерх — крупная хищная рыба, гроза всего подводного мира и промышляющих рыбной ловлей селян. Шерхами также называют элитное подразделение королевских внутренних войск, обеспечивающее охрану и безопасность, а также занимающееся выявлением и раскрытием преступлений и других правонарушений.

Юз — небольшая рыбка, больше всего похожая на красную змейку, ядовитая и несъедобная.

Яз жгучий — плотоядное растение.