Волки Севера бесплатное чтение

Сага о Ледяном Сердце и Железной Воле

Мир: Глубокие, бескрайние леса Севера, где зима длится девять месяцев, а лето – короткая, яркая вспышка зелени и жизни. Здесь правят два древних клана оборотней-ликанов, чей облик в звериной форме – могучий волк размерами с крупного медведя, с густой, непроглядной шерстью и глазами, полными древнего разума.

· Клан Ледяной Гривы: Потомки самих лесов и холмов. Их философия – единство с природой, жизнь по её законам, суровая мудрость и оборона своих территорий. Их шерсть в волчьем облике отливает серебром, сталью и белоснежным мехом. Столица – тайный город-крепость Вековая Чаща, спрятанная в непроходимой глуши, где деревья-великаны служат живыми стенами и башнями.

· Клан Железного Клыка: Клан кузнецов, строителей и завоевателей. Они верят в силу, прогресс, подчинение природы ради безопасности и мощи. Их крепости высечены в скалах, их оружие – лучшее среди ликанов. Шерсть – в оттенках бурого, угольно-чёрного и тёмно-рыжего. Их цитадель – Чёрная Кузница, комплекс укреплений у подножья гор, из труб которого вечно струится дым, а звон молотов не умолкает.

Между кланами – вековая вражда, коренящаяся в разных взглядах на мир, подогреваемая пограничными стычками и старыми кровными обидами.

Глава Первая: Граница Теней

Холод пронзал до костей, даже сквозь густой подшерсток. Эйвинд, наследник Ледяной Гривы, стоял на краю Ущелья Павшего Дуба – естественной границы, которую вот уже три поколения не пересекали без кровавых последствий. Его волчий облик был воплощением северной зимы: шерсть цвета лунного света на свежем снегу, с серебристой гривой вдоль мощной шеи и спины. Глаза, холодные и ясные, как горное озеро, сканировали противоположный скалистый склон. Он был здесь по приказу отца – проверить тревожные слухи о движении Железных Клыков. Одиночная, тихая разведка.

Воздух, чистый и колкий, донёс до него запах. Дым. Не лесного пожара, а угольный, едкий, с примесью раскалённого металла и… чего-то сладковато-медового, совершенно ему незнакомого. Он насторожил уши, каждый мускул в его теле напрягся, как тетива. Кто-то был на их территории.

С лёгкостью тени он ступил в ущелье, камни бесшумно скользили под его лапами. Запах вёл его вглубь, к старой, полуразрушенной сторожевой пещере времён относительного мира. И там он увидел её.

На поляне перед пещерой, в луче редкого зимнего солнца, стояла она. В человеческом облике. Девушка в практичной, но изящно отделанной мехом одежде тёмных тонов, с плащом из плотной шерсти. Её руки, в кожаных перчатках, разводили маленький, почти невидимый костерок с миниатюрным тигельком. Рядом лежали странные металлические инструменты. Её волосы, цвета воронова крыла, были заплетены в сложную, не мешающую движению косу. Черты лица – острые, волевые, с высокими скулами и упрямым подбородком. Но больше всего Эйвинда поразили её глаза. Когда она на мгновение подняла голову, почуяв его взгляд, он увидел в них не страх, а любопытство, стальную решимость и… искру чистейшего янтаря. Глаза охотницы.

Это была Фрея, младшая дочь вождя Железного Клыка. Не воин и изгой в своем воинственном клане, а величайший его ум – алхимик и изобретатель. Она искала на нейтральной территории редкий лишайник, необходимый для нового состава, укрепляющего сталь.

Они замерли, измеряя друг друга взглядами. Эйвинд вышел из тени, позволив солнечному свету играть на его серебристой шерсти. Он был вдвое больше её в этой форме, воплощение силы её клана.

– Ты пересекла границу, дочь Кузницы, – его голос в облике волка был низким гулом, в котором слышался скрежет льдин.

Фрея не отступила ни на шаг. Её рука медленно потянулась к поясному ножу, но не с дрожью, а с расчётом.

– Границы – для воинов. Я здесь за знаниями. Этот лишайник не растёт на ваших скалах. – Её голос был твёрдым и чистым, как удар клинка о камень.

– Знания вашего клана всегда пахнут дымом и кровью, – проворчал Эйвинд, сделав шаг вперёд. Земля дрогнула.

– А ваша мудрость пахнет замшелой плесенью и страхом перед новым, – парировала она, поднимая подбородок. Янтарные глаза вспыхнули. – Я не представляю угрозы тебе, принц Ледяной Гривы. Разве что для твоего самолюбия, если позволю этому образцу сгореть.

Она жестом указала на тигель, где крошечный кусочек лишайника начинал тлеть, издавая тот самый сладковатый запах. Эйвинд почувствовал его странное, магическое свойство – он будто очищал воздух вокруг. Это не было оружие. Это было… искусство.

Внезапно, с противоположного склона донёсся далёкий, но отчётливый вой. Не её клана. Чужой. Дикий. В воздухе запахло гнилью и старой кровью. Бродяги – одичавшие, потерявшие разум ликаны-изгои, бич для обоих кланов.

Эйвинд мгновенно забыл о вражде. Инстинкт защитника сработал быстрее мысли.

– В пещеру! – рявкнул он, и в его голосе была такая неоспоримая команда, что Фрея, отбросив гордость, схватила свои инструменты и рванула к входу.

Он развернулся, встав между ней и направлением угрозы. Три измождённых, с потрёпанной шерстью и безумными глазами волка вывалились из-за скал. Слюна капала с их оскалов. Эйвинд издал глухой рык, полный такой первобытной мощи и угрозы, что бродяги на мгновение заколебались. Но голод взял верх.

Завязалась стремительная, жестокая схватка. Эйвинд сражался молча и эффективно, используя рельеф и свою превосходящую массу. Но их было трое. Когти одного из них впились ему в бок, когда он отбрасывал другого.

И тогда в спину нападавшего вонзилась стрела. Не обычная. С тонким металлическим наконечником, который, поразив цель, выпустил облачко того самого сладковатого дыма. Бродяга взвыл от боли, более острой, чем от железа, и откатился, ослеплённый и дезориентированный.

Фрея стояла у входа в пещеру, небольшой арбалет с причудливым механизмом в её руках дымился. Её лицо было бледным, но руки не дрожали. Она уже заряжала вторую стрелу.

Этот момент взаимного спасения, это немыслимое союзничество, растопило лёд первого контакта. Эйвинд, истекая кровью, добил ослабленных противников. Когда последний бродяга пал, на поляне воцарилась тишина, нарушаемая только их тяжёлым дыханием.

Он перешёл в человеческий облик, чтобы лучше осмотреть рану. Высокий, с плечами воина, с волосами цвета бледного льда и теми же пронзительными синими глазами. Фрея, не говоря ни слова, подошла. Она вытащила из пояса маленькую склянку.

– Это антисептик и коагулянт. Остановит кровь и не дат заражению распространиться. Ваши… мхи в этом плане менее эффективны.

Эйвинд кивнул, позволяя ей обработать рваные раны. Её прикосновения были уверенными, точными, без лишней нежности.

– Твой состав… Он не просто дымит. Он причиняет боль их чудовищной чувствительности.

– Наблюдательно, – заметила она, почти улыбнувшись. – Я называю его «Слёзы Феникса». Горит, очищает и карает нечисть.

Работа была сделана быстро. Они снова оказались лицом к лицу, но теперь между ними висела невидимая нить пережитого вместе. Вражда кланов казалась тут, в тишине ущелья, абстрактной и далёкой.

– Ты должна уйти, – тихо сказал Эйвинд. – До заката. Мои воины будут патрулировать эту зону.

– А ты? – спросила Фрея, упаковывая свой нехитрый скарб.

– Я останусь. Им нужно найти тела. И… мне нужно подумать.

Она кивнула, понимая больше, чем было сказано. На пороге леса она обернулась.

– Лишайник. Он для состава, который делает металл тише. Чтобы клинки не пели перед ударом. Чтобы когти и зубы не скрежетали на морозе. – Она сделала паузу. – Это оружие против шума, а не против плоти.

Эйвинд смотрел ей вслед, пока её тёмная фигура не растворилась в сумерках соснового бора. Воздух всё ещё пах её дымом, его кровью и тем странным, чистым ароматом лишайника. Он потрогал аккуратную повязку на боку. В его мире, построенном на льде, инстинктах и традициях, появилась трещина. И сквозь неё пробивался странный, тёплый, металлический свет.

Глава Вторая: Чернила и Сталь

Вековая Чаща жила и дышала, как единый гигантский организм. Дома, выдолбленные в стволах древних исполинских сосен или свитые из живых, направленных ветвей, сливались с лесным пейзажем. Воздух был напоен запахом хвои, мха, влажной земли и дыма очагов, топившихся сухими кореньями. Здесь царила тишина, нарушаемая лишь шепотом листвы, далёким перекликом стражей и мерным стуком резчиков по кости.

В главном зале «Сердца Леса» – огромной пещеры, которую столетия назад облюбовало прародительское дерево, чьи корни-колонны служили опорами, а ветви-своды – потолком, – собрался совет старейшин Ледяной Гривы. Эйвинд, уже залечивший раны (средство Фреи сработало безупречно), стоял перед ними. Его отчёт о стычке с бродягами был тщательно выверен, как клинок. Он говорил об их необычной наглости, о слаженности, несвойственной одичавшим тварям. Но умолчал о двух вещах: о составе «Слёзы Феникса» и о янтарных глазах, что наблюдали за битвой.

– Бродяги становятся смелее, – проворчал седой, с лицом, испещрённым шрамами, вождь клана, отец Эйвинда, Бьорн. – Но чтобы зайти так глубоко на нашу территорию… Их кто-то гонит. Или приманивает.

– Железные Клыки, – глухо прозвучало из толпы. – Они расширяют свои рудники. Воняют дымом и страхом. Зверьё бежит от шума их машин.

Эйвинд почувствовал, как сжались его кулаки. Он видел в уме не дымящиеся трубы, а сосредоточенное лицо девушки, её точные движения.

– Нет доказательств, – сказал он громче, чем планировал. Все взгляды устремились на него. – Бродяги – болезнь для всех ликанов. Они не разбирают кланов. Нападение могло случиться и на их стороне границы.

Бьорн внимательно посмотрел на сына. В его синих, как ледник, глазах мелькнуло что-то похожее на удивление.

– Твоя осторожность похвальна, сын. Но наивна. Железные Клыки дышат войной. Их новый правитель, Хальдар, отец той самой алхимички-выродка, не скрывает своих амбиций. Он хочет не просто границ. Он хочет Чащи. Наших священных рощ, наших звериных троп.

После совета Бьорн позвал Эйвинда в свои личные покои – тихую комнату, стены которой были покрыты резными летописями клана.

– Твоя рана зажила странно быстро, – без предисловий начал вождь, разглядывая сына. – И пахнет не мхами нашей целительницы.

Эйвинд не стал лгать. Но и не раскрыл всего.

– Бродяга был поражён чем-то… химическим. Состав вызвал у него панику. Я успел воспользоваться моментом. Возможно, они экспериментируют с новым оружием.

– Или кто-то экспериментирует вопреки воле клана, – мудро заметил Бьорн. Он подошёл к древнему свитку, изображавшему карту земель. – Ходит слух, что дочь Хальдара умна как бес и упряма как скала. Её не интересуют когти и клыки, её интересуют шестерни и эликсиры. Такие… непредсказуемы. И опасны вдвойне. Запомни: самый острый клинок – тот, что ты не видишь, пока он не вонзится в твое сердце.

Эйвинд молчал. Сердце. Именно оно отозвалось странным беспокойством при этих словах.

Тем временем, в Чёрной Кузнице, царстве огня, пара и ритма, Фрея имела свой разговор. Её мастерская, редкая привилегия для женщины в клане воинов, напоминала логово сумасшедшего учёного: полки, ломящиеся от склянок с минералами, порошками и экстрактами, чертежи на пергаменте, сложные механизмы в разобранном виде. Воздух пах озоном, серой и сушёными травами.

Дверь с грохотом отворилась, впуская грузную, могущественную фигуру Хальдара. Его волосы и борода, цвета железной руды, были заплетены в жёсткие косы, лицо – как выкованное из бронзы, с горящими, как угли, глазами.

– Отец, – Фрея не оторвалась от микроскопа (её собственное изобретение из линз и медных трубок), где изучала структуру лишайника.

– Интригуют старейшин, дочь, – прорычал Хальдар. Его голос заполнил всё пространство. – Говорят, ты просила разрешения на экспедицию к Павшему Дубу. Для «сбора образцов». В то самое время, когда наши патрули заметили активность Ледяных Грив в том секторе.

Фрея наконец подняла на него взгляд.

– Мои образцы могут сделать наших разведчиков невидимыми для ушей и носа. Они важнее, чем ещё один патруль, который только распугает дичь и насторожит врага.

– Враг уже насторожен! – Хальдар ударил кулаком по столу, заставив подпрыгнуть склянки. – Бьорн вынашивает что-то в своей Чаще. Его сын, этот ледяной призрак, рыскает у границ. Скоро зима ослабит их. Их магия природы спит под снегом. А наша мощь – нет. Нам нужны твои составы, дочь. Не тишина, а огонь! Не маскировка, а яд!

Фрея сжала губы. В её глазах бушевал конфликт: долг перед кланом и отвращение к слепому разрушению.

– Насилие порождает только насилие, отец. Можно выковать меч, который не будет нужен, если построить неприступные ворота.

– Ворота можно сжечь! – парировал Хальдар. – Меч – вот истинная гарантия. Готовь то, что я просил. К новолунию.

Он ушёл, оставив после себя тяжёлое молчание. Фрея взглянула на свои чертежи. Среди них был проект не оружия, а фильтра для очистки дыма из кузниц, чтобы ядовитые пары не травили щенков. И план сигнальных шаров, которые, взрываясь, ослепляли бы бродяг светом, а не убивали. Её целители были чужды миру её отца.

Мысль неотступно возвращалась к серебристому волку с озёрными глазами. К его сдержанной силе, к тому, как он принял её помощь без уничижительной гордости. «Он слушал», – подумала она с удивлением. В её мире редко кто слушал.

Ночью, под светом холодной луны, она совершила рискованный поступок. В самой старой, пыльной части кланового архива, среди свитков о свойствах металлов, она нашла упоминание о «Лунном Серебре» – редчайшем металле, падающем со звёзд, способном проводить не только электричество, но и саму магию природы. Легенда гласила, что последний самородок был захоронен поколения назад в «Святилище Угасших Лун», месте, которое находилось… на нейтральной земле, в самом сердце запретной для обоих кланов долины.

Идея оформилась мгновенно, дерзко и безумно. Что, если найти этот металл? Его свойства могли стать ключом. К новому виду энергии, к исцелению, к чему-то, что превосходило бы тупую дихотомию «дерево против стали». Но идти одной было самоубийственно. Долина кишела бродягами и дикими зверями.

Ей нужен был кто-то, кто знал те земли. Кто чувствовал их. Кто мог сражаться.

И она знала, кто. Это было безумием, предательством в квадрате. Но её ум, разогнавшийся как маховик, уже не мог остановиться. Она начертила быструю, условную карту на тонком листе стали (бумага размокала), и написала на обороте алхимическими символами, понятными лишь посвящённому: «Источник истинной силы не в когтях и не в огне. Он в камне, что упал с неба. Святилище Угасших Лун. Завтра, на закате. Граница у Ревущего Водопада. Приди один».

Она не подписалась. Но была уверена, что он поймёт.

На следующее утро Эйвинд обнаружил свёрток, туго обмотанный кожей и пришпиленный к стволу старого дуба на самой окраине их территории – том самом месте, куда он иногда уходил, чтобы думать. Внутри не было яда, ловушки. Была холодная стальная пластина и знакомый, едва уловимый медовый запах. Его сердце совершило мощный, глухой удар в груди.

Прочитав послание, он долго смотрел на карту. «Святилище Угасших Лун». Это было из древних сказок, которые рассказывали у огня. Место проклятое и забытое. Идти туда – безумие. Встречаться с ней – измена. Но в послании звучал зов не просто любопытства. Это был вызов к чему-то большему, зов к тайне, которая лежала за пределами их мелкой вражды.

Весь день он метался, как зверь в клетке. Долг, разум, инстинкт самосохранения – всё кричало «нет». Но что-то другое, новое и тихое, но неумолимое, тянуло его к Ревущему Водопаду. К её янтарным глазам, в которых он видел не врага, а такого же пленника в мире, выкованном не ими.

Когда солнце начало клониться к вершинам гор, окрашивая небо в кроваво-оранжевые тона, Эйвинд, в облике волка, уже мчался сквозь чащу. Он шёл не как наследник Ледяной Гривы. Он шёл навстречу самой опасной и захватывающей загадке в своей жизни. Навстречу точке, где сойдутся чернила её расчётов и сталь его воли.

Глава Третья: Шёпот Камней

Ревущий Водопад был не просто границей; он был символом неумолимой силы природы, перед которой меркли амбиции кланов. Вода, холодная как смерть, низвергалась с высоты сорока локтей, разбиваясь о черные, отполированные веками скалы, и уходила в узкое, туманное ущелье. Грохот был таким, что заглушал любой другой звук на сотню шагов. Здесь нельзя было подслушать. Здесь можно было только кричать в лицо.

Эйвинд пришел за час до заката, заняв позицию на высоком уступе, с которого просматривался весь подход к водопаду. Он наблюдал в облике человека, закутавшись в плащ из волчьей шкуры, сливаясь с камнями. Его разум был полон противоречий. Каждая логичная мысль оставляла во рту вкус пепла. Но под ней, глубже, пульсировало живое, неотвязное любопытство. И что-то еще… предвкушение.

Она появилась точно с последним лучом солнца, окрашивавшим брызги водопада в кровавое золото. Не в волчьем облике, а в своем человеческом – ловкая, закутанная в темно-серый плащ с капюшоном, с прочным мешком за плечами. Она шла без страха, но с осторожностью охотника, ее глаза выхватывали каждую тень. Эйвинд спустился бесшумно, появившись перед ней из-за завесы ледяной водяной пыли.

Фрея вздрогнула, но не отпрянула. Ее рука лежала на рукояти странного, короткого устройства у пояса – не арбалета, а чего-то, напоминающего трубку.

– Ты пришел, – сказала она, и ее голос, усиленный нужной интонацией, пробился сквозь грохот воды.

– Ты предложила загадку, – отозвался Эйвинд, шагнув ближе. – Говори. Что за «сила не в когтях»?

Она вытащила стальную пластину с картой.

– «Лунное Серебро». Легендарный металл. Он не просто редок. Он… иной. Мой анализ древних текстов, ваши предания о «камнях с неба» – всё указывает на то, что последний известный самородок лежит там. – Она ткнула пальцем в центр долины на карте. – В Святилище. Его свойства могут изменить всё. Представь сплав, который лечит. Или механизм, работающий на чистой энергии места, а не на паре и угле. Это может положить конец спорам за ресурсы.

– Или дать одному клану невообразимое преимущество, – холодно парировал Эйвинд. – Почему ты рассказываешь это мне? Почему не своему отцу?

В ее янтарных глазах мелькнула боль, быстро скрытая сталью.

– Мой отец увидел бы в нем лишь наконечник для копья. Он сломал бы святилище, чтобы добыть металл. Ты… ты защищаешь места силы. Я видела это. Ты сражался за ту пещеру, как будто она была твоей.

Они стояли так, разделенные тремя шагами и пропастью недоверия, а водопад ревел вокруг них, словно голос самой невозможности их союза.

– Эта долина, – начал Эйвинд, глядя в туманное ущелье, – называется «Путь Скорби». Ни один клан не владеет ею, потому что земля там… больна. Бродяги – лишь симптом. Камни шепчут там о безумии.

– Я знаю риски, – сказала Фрея, распахнула мешок и показала несколько стеклянных шаров с мутной жидкостью внутри. – «Свет Лунной Пыли». Ослепляет и дезориентирует. И… – она достала две небольшие маски из тонкой кожи и прозрачного, гибкого кристалла, – фильтры для воздуха. На случай ядовитых испарений. Я не иду туда беззащитной. Но я не могу идти одна. Мне нужны чужие… чьи-то чутье и сила.

Слово «чужие» повисло между ними. Эйвинд взвешивал. Измена? Или долг перед чем-то большим, чем клан? Перед самой истиной?

– Если мы идем, – сказал он наконец, и его голос перекрыл рев воды, – то по моим правилам. Ты слушаешься меня в вопросах опасности. Никаких опытов на месте. Мы заходим, смотрим, берем образец, если он есть, и уходим. И клянись своей сталью, что никто в твоем клане не узнает об этом.

– Клянусь огнем своей горни, – серьезно ответила она. – А ты? Клянешься ли ты своим корнем-прародителем?

Он встретил ее взгляд.

– Клянусь Серебром Первой Звезды.

Это была древнейшая, самая страшная клятва его народа. Произнести ее ложно – навлечь вечное проклятие на свой род.

Путь в долину был кошмаром. Воздух становился гуще, тише. Грохот водопада остался позади, сменившись гнетущей, живой тишиной, в которой слышалось лишь их дыхание и шелест их шагов по хрустящему, серому лишайнику. Деревья здесь были кривыми, скрюченными, с наростами, похожими на лица в агонии. Камни под ногами местами были теплыми. Эйвинд шел впереди в волчьем облике, его нос улавливал мириады запахов: гниль, плесень, металлическую пену от давно усохших ручьев… и следы. Множество следов бродяг.

– Они здесь живут, – прошептал он, его мысленный голос донесся до Фреи, как легкий ветерок в сознании – редкая способность альф, которую он рискнул использовать. – Стаей. Не уходи от меня ни на шаг.

Она кивнула, ее пальцы белели на рукоятке светового шара.

Святилище Угасших Лун оказалось не пещерой, а разломом. Гигантская расщелина в теле горы, вход в которую обрамляли два искривленных, окаменевших древа, словно стражи, застывшие в вечном поклоне. Над входом виднелись высеченные, почти стершиеся временем символы – волк и сокол, сплетенные воедино вокруг круга. Знак эпохи до раскола.

– Здесь почитали не только волка, но и дух неба, – с благоговением прошептала Фрея, проводя пальцами по резьбе.

Эйвинд молчал. Эти символы он видел лишь в самых древних, запретных хрониках.

Внутри царил мрак, который не рассеивал даже свет ее холодного светлячка (еще одного изобретения – стеклянной колбы со светящимся мхом). Воздух был сухим и пыльным, но не застоявшимся – где-то был другой выход. И в нем витал сладковато-горький запах, похожий на озон после грозы и на расплавленный металл.

Они шли по главному залу, усеянному обломками старых жертвенных чаш и потускневшими фресками, изображавшими ликанов в смешанных обличьях – полулюдей-полуволков, летящих с горных вершин. В центре зала, на низком каменном алтаре, лежал Он.

Лунное Серебро. Оно было размером с кулак, но казалось тяжелее всей горы. Это был не блестящий слиток. Его поверхность была матовой, глубокой, словно вобравшей в себя тьму между звезд. И по ней, едва уловимо, струились прожилки мягкого, фосфоресцирующего сияния, пульсирующего в такт их собственному сердцебиению.

– Боже правый… – выдохнула Фрея, забыв обо всем на свете. Она сделала шаг к алтарю.

В этот момент из бокового туннеля донесся рык. Но не безумный, какою издают бродяги. Низкий, угрожающий, полный ненависти и… странной дисциплины. В проеме возникли три фигуры. Это были бродяги, но не тощие парии. Эти – упитанные, с более ясным, хотя и озлобленным взглядом. На их шеях болтались грубые железные ошейники с шипами.

– Сторожа, – мысленно крикнул Эйвинд, отталкивая Фрею за спину. – Их кто-то поставил здесь!

Бой был яростным и молчаливым. Эйвинд сражался как демон, используя узкое пространство, чтобы не дать им окружить себя. Но эти трое действовали слаженно, как дрессированная стая. Один отвлекал, двое атаковали с флангов. Когти одного из них впились Эйвинду в плечо.

Фрея не растерялась. Она швырнула один из шаров им под ноги. Взрыва не было – лишь ослепительная, белая вспышка, заполнившая все помещение на мгновение вечности. Бродяги взвыли, ослепленные. Эйвинд, действуя на слух и инстинкт, воспользовался моментом.

Когда свет погас, двое лежали бездыханно, третий, раненый, отполз в темноту. Эйвинд, тяжело дыша, истекая кровью, стоял над алтарем. Его синие глаза в полумраке горели диким светом.

– Торопись, – хрипло сказал он. – Будет больше.

Фрея, дрожащими руками, достала из мешка инструмент, похожий на щипцы с кристаллическими наконечниками, и небольшую свинцовую шкатулку, выстланную мягким мхом.

– Металл может реагировать на тепло тела и силу, – прошептала она. – Изоляция…

Она аккуратно сдвинула самородок щипцами. В момент, когда металл оторвался от камня, по всему святилищу пронесся тихий, высокий звон, как будто лопнула незримая струна. Казалось, само время замерло.

И тут Фрея увидела его. Под самородком, в углублении алтаря, лежал еще один предмет. Маленький, изъеденный временем медальон из того же Лунного Серебра, но на его поверхности, защищенной самородком, сохранилось четкое изображение: два профиля – мужской и женский, волк и сокол, сплетенные в поцелуе. На обороте – надпись на древнем наречии: «Единство – в различии. Сила – в единстве».

Она судорожно сунула и самородок, и медальон в шкатулку, захлопнула крышку. Звон стих.

– Пора! – Эйвинд уже толкал ее к выходу, его рана сочилась, но он игнорировал боль.

Они вырвались из святилища в предрассветные сумерки. Преследования не было, но ощущение чужого, наблюдающего взгляда не покидало их всю дорогу до границы водопада.

У Ревущего Водопада, под первый рассветный луч, они остановились. Оба были измотаны, испачканы кровью и пылью веков.

– Делись, – сказал Эйвинд, его голос был хриплым. – По справедливости. Ты нашла. Я защитил.

Фрея вынула шкатулку, открыла. Пульсирующее сияние самородка озарило их лица. Затем она осторожно вытащила медальон и протянула его Эйвинду.

– Это… твое. По праву крови стражей. Взгляни.

Он взял холодный металл. И в момент, когда его пальцы сомкнулись на нем, в его сознание ударило видение. Краткое, яркое, как вспышка молнии: два ликана, вождь с серебряной шерстью и женщина-воительница с крыльями сокола за спиной, стояли вместе на этом самом водопаде, обмениваясь клятвами под ликование единого клана. И он почувствовал… любовь. Такую всеобъемлющую, такую мощную, что его сердце сжалось от боли и восторга.

Видение исчезло. Он стоял, ошеломленный, глядя на медальон, а потом – на Фрею. В ее глазах он увидел отражение своего потрясения. Она тоже что-то почувствовала, когда касалась его.

– Это не просто металл, – прошептала она. – Это память. Доказательство.

– Доказательство того, что мы были дураками, – глухо произнес Эйвинд, сжимая медальон в ладони. – И что кто-то, кто поставил тех стражей, знает об этом и не хочет, чтобы правда всплыла.

Они снова смотрели друг на друга. Но теперь между ними висела не нить недоверия, а цепь из общего секрета, страшного и прекрасного. Они коснулись запретной истории своего мира.

– Мы встретимся снова, – сказала Фрея не как просьбу, а как констатацию. – Чтобы понять, что с этим делать.

– Узнай всё, что можно, о своих архивах. Об ошейниках, – сказал Эйвинд. – Я выясню, почему земля больна.

Он кивнул, повернулся и растворился в утреннем тумане Чащи, унося в руке холодный отзвук древнего единства. Фрея же, прижав к груди шкатулку с пульсирующим самородком, смотрела ему вслед, понимая, что их судьбы теперь сплелись не желанием, а самой тяжестью истории, которую они вдвоем подняли с алтаря забвения.

Глава Четвертая: Яд в Корнях и Оковы из Железа

Возвращение в Вековую Чащу было для Эйвинда возвращением в клетку. Древний медальон жёг его ладонь, скрытый под одеждой. Видение единства не давало покоя, контрастируя с подозрительными взглядами старейшин. Рана от когтей «стражей» заживала медленно, оставляя шрам, который ныл при каждом воспоминании о тех странных, слишком осмысленных глазах бродяг.

Его отец, Бьорн, сразу заметил перемену в сыне.

– Ты пахнешь смертью и старыми камнями, – сказал он, не отрываясь от резьбы по оленьему рогу. – И не только своей кровью. Ты что-то скрываешь.

– Земля за границей больна, отец, – начал Эйвинд, решаясь на полуправду. – Я углублялся в Путь Скорби. Там не просто бродяги. Там… порча. Деревья гниют заживо, камни сочатся. И это приближается к нашим границам.

Бьорн отложил резец. Его ледяные глаза стали острыми, как скальпель.

– Порча. Старая сказка для щенков. Земля просто болеет, как всё живое.

– Нет, – настаивал Эйвинд, впервые так прямо противореча отцу. – Это не болезнь. Это как рана. И кто-то её поддерживает. Я видел бродяг – упитанных, с ошейниками. Кто-то их кормит. Кто-то ими управляет.

Мысль о третьей силе, манипулирующей из тени, заставила Бьорна нахмуриться. Это было опаснее открытого врага.

– Железные Клыки. Они способны на такое. Ошейники – их почерк.

– Зачем им портить землю, которая может стать их добычей? – возразил Эйвинд. – Им нужны руды, леса. Мёртвая земля бесполезна.

Этот логичный довод заставил вождя задуматься. Он знал сына не склонным к фантазиям.

– Что ты предлагаешь?

– Позволь мне исследовать нашу сторону границы. Старые места силы, родники. Узнать, не проникает ли эта порча к нам. И… поговорить с Хранительницей Корней.

Бьорн аж поднялся с места. Хранительница Корней – древнейшая из их клана, полумифическая старица, жившая в симбиозе с Прадеревом в самом сердце Чащи. Её редко беспокоили.

– Она говорит лишь тогда, когда грозит гибель. Ты уверен в своих догадках?

Эйвинд вытащил медальон. Он не показал отцу, лишь сжал в кулаке, чувствуя его пульсацию.

– Я уверен, что мы чего-то не видим. И цена слепоты может быть высокой.

Получив молчаливое согласие, Эйвинд отправился в глубины Чащи. Путь к Прадереву был обрядом очищения. Он шёл пешком, босыми ногами касаясь земли, слушая её шепот. Чем ближе к центру, тем явственнее он чувствовал – едва уловимую, горькую ноту в общем гармоничном хоре леса. Как фальшивую струну.

Прадерево было не просто большим. Оно было миром. Его ствол шире крепостной башни, а ветви, уходящие в небо, поддерживали собственный купол из листвы и лиан. Воздух здесь был тёплым, влажным и густым от запахов цветов, почвы и древней мощи.

Хранительница не была похожа на старуху. Она казалась воплощением самого дерева: кожа – как кора, волосы – седые мхи, а глаза – два бездонных тёмных водоёма, в которых отражались тысячелетние кольца роста. Она сидела, вернее, росла из огромного корня, и перед ней не было необходимости в словах.

Эйвинд опустился на колени, положил перед собой медальон и открыл разум, как делали его предки. Образы хлынули рекой: видение из святилища, ошейники бродяг, тёплые камни Пути Скорби, грибковые наросты на деревьях.

Прикосновение сознания Хранительницы было подобно погружению в бурный поток. Он ощутил боль земли. Не метафорическую, а острую, жгучую, как от яда. И увидел источник: не на поверхности, а глубоко в корнях мира, где каменная кровь земли (потоки подземной энергии) была отравлена чем-то холодным, чужеродным и… металлическим. Не железом Клыков. Чем-то иным. Алхимическим ядом, медленно просачивающимся в жилы мира.

И среди этого хаоса боли он увидел нити контроля. Тонкие, как паутина, тянущиеся от источников порчи к… к людям. Не к ликанам в зверином облике, а к фигурам в капюшонах, использующим странные устройства, похожие на треноги с хрустальными шарами. Они собирали что-то из страданий земли. И направляли бродяг, как пастухи стадо, с помощью тех самых ошейников.

Видение сменилось. Он увидел лицо. Человеческое, старое, с умными, беспощадными глазами алхимика и шрамом через левую бровь. Незнакомец. Ни Бьорн, ни Хальдар.

Эйвинд выдохнул, отшатнувшись, его тело покрылось холодным потом. Хранительница открыла глаза – настоящие, человеческие, полные скорби.

– Червоточина в плоде, – её голос был шелестом миллионов листьев. – Они калечат мать, чтобы украсть её силу. Их орудия – не когти, но числа. Их яд – не слюна, но формула. Они пришли из-за моря. Искатели Искажённой Истины. Они… Коллекционеры.

В его сознание вложилось последнее, самое страшное знание: порча была заразной. Она могла передаваться через магические связи между местами силы. И Чаща, будучи величайшим из таких мест, была следующей мишенью.

Тем временем, в дымных недрах Чёрной Кузницы, Фрея вела свою войну. Запершись в лаборатории под предлогом работы над «секретным проектом отца», она изучала ошейник, снятый с одного из стражей-бродяг. Под грубым железом скрывалась хитроумная работа: тончайшие медные провода, миниатюрный кристалл, испещрённый рунами (но не их клана), и крошечный резервуар с остатками вязкой чёрной жидкости.

Она провела анализ. Результаты заставили её кровь стынуть. Жидкость была алхимическим коктейлем из редких, часто ядовитых компонентов, некоторые из которых добывались только в глубоких пещерах или на морских утёсах. Формула была гениальной и чудовищной: она подавляла волю, усиливая агрессию и животные инстинкты, и одновременно создавала магическую «метку», позволяющую отслеживать и направлять носителя. Но самое ужасное – в её состав входил катализатор, реагирующий на ту самую «порчу земли». Бродяги не просто охраняли святилище. Их водили туда, чтобы они «заряжались» болью этого места, становясь сильнее и яростнее.

Это была не технология Железного Клыка. Их методы были грубее, прямее. Это было нечто изощрённое, чуждое.

Её размышления прервал неожиданный визит. Не отца, а её старшего брата, Гуннара, наследника клана, воина до мозга костей, смотревшего на сестру с привычным снисхождением и подозрением.

– Отец недоволен, – заявил Гуннар, облокотившись о косяк. – Говорит, ты копаешься не в том направлении. Что за секреты?

– Я улучшаю состав для травления стали, – солгала Фрея, прикрывая рукой ошейник. – Чтобы клинки отца были острее.

– Клинья отца и так остры, – усмехнулся Гуннар. – Ему нужен огонь, сестра. Гористое вещество для «горшков», чтобы швырять их через стены Вековой Чащи. Ты должна сосредоточиться на этом.

– И отравить дымом ещё и нашу землю? – не выдержала Фрея. – Мы уже дышим этой копотью! Щенки кашляют по ночам!

Гуннар нахмурился.

– Война требует жертв. А Ледяная Грива – наш враг. Не забывай, чья ты кровь. – Он бросил взгляд на её стол, уставленный непонятными приборами. – Иногда мне кажется, твоё сердце не с нами. Будь осторожна. Отец терпит твои чудачества, пока они полезны. Не переходи черту.

После его ухода Фрея почувствовала ледяной страх. Не за себя, а за правду. Она понимала: её клан, её собственная семья, слепа к реальной угрозе. Они готовы рваться в драку, не видя ножа у своего горла.

Она достала шкатулку с Лунным Серебром. Его пульсация была ровной, успокаивающей, противоядием от окружающего хаоса. Она провела простой эксперимент: поднесла самородок к остаткам чёрной жидкости с ошейника. Металл мгновенно отреагировал – его внутреннее свечение вспыхнуло ярко-голубым, и жидкость в колбе начала быстро темнеть, распадаясь на безвредный осадок и прозрачный пар. Лунное Серебро очищало яд.

Сердце её забилось чаще. Это был ключ. Не к оружию, а к исцелению. Но чтобы использовать его, нужны были знания. Нужен был доступ к архивам обоих кланов. И нужен был союзник, который верил бы не в войну кланов, а в спасение земли.

Той же ночью, рискуя всем, она отправила ещё одно послание. Не стальное, а написанное невидимыми симпатическими чернилами (из сока одного из её образцов) на куске берёсты – материале её клана. Послание было коротким: «Яд в земле – алхимический. Ошейники управляют. Ищу источник в наших архивах. Нужны ваши хроники о „Пришельцах с Туманного Берега“. Место встречи – Терновый Ручей (нейтральная земля). Через три дня. Принеси то, что нашел».

Она выпустила прирученного почтового ворона, обученного летать сложными маршрутами. Птица исчезла в ночи, неся в клюве берёсту, которая проявит текст лишь при нагревании.

Фрея смотрела в пламя свечи. Она пересекла черту. Она стала предательницей в глазах своего клана. Но в её душе теплилась надежда, сильнее страха. Надежда, что серебристый волк с озёрными глазами поймёт. Что он тоже увидел ту же тень, нависшую над их миром. И что вместе они смогут найти способ не сражаться друг с другом, а спасти всё, что они знают.

Глава Пятая: Тени в Архивах

Терновый Ручей был местом забытым и безрадостным. Неширокая полоска кислотно-зелёной воды бороздила поле остроугольных, чёрных базальтовых скал, поросших колючим кустарником с ягодами цвета запекшейся крови. Ни один клан не оспаривал эту территорию – здесь не было ни дичи, ни руд, ни древесины. Только сырой, пронизывающий ветер и ощущение, что время здесь остановилось. Идеальное место для тайной встречи тех, кому нечего делить с миром.

Эйвинд пришёл первым. Не в волчьем облике – здесь негде было укрыться, – а в человеческом, закутанный в плащ с капюшоном. Он нёс с собой не только медальон, но и свиток, добытый из самых потаённых хранилищ Чащи после разговора с Хранительницей. Его разум был переполнен образами боли земли и холодным, аналитическим ужасом от осознания масштабов угрозы. Коллекционеры. Пришельцы из-за моря, воры сил.

Он заметил её по изменению запаха ветра – лёгкая нота металла, озон и теперь ещё что-то новое, горькое, как полынь. Фрея шла осторожно, её тёмный плащ сливался с камнями. В руках она несла не мешок, а плоский, запертый на замок кейс из закалённой кожи.

Они встретились у самого ручья, где рёв воды заглушал бы любые слова для посторонних ушей. Ни приветствий, ни любезностей. Их лица были серьёзны и бледны от недосыпа и напряжения.

– Что нашел? – спросила Фрея, её янтарные глаза лихорадочно блестели.

– Правду, которая хуже любой лжи, – ответил Эйвинд, разворачивая свой свиток. Это была не карта, а генеалогическое древо, испещрённое пометками. – Хранительница Корней показала мне боль земли. Источник – алхимический яд, внедряемый в подземные токи. И тех, кто это делает. – Он описал человека со шрамом. – Они называют себя Коллекционерами. Они пришли за нашей магией, за самой жизненной силой этого места. Бродяги – их инструмент и побочный продукт.

Фрея молча открыла кейс. Внутри, на чёрном бархате, лежали: странный ошейник, несколько склянок с веществами, исписанные формулы и – самое главное – копия страницы из кланового архива Железного Клыка, которой, судя по пыли и стилю письма, было не меньше двухсот лет.

– Мой анализ подтверждает твои слова, – сказала она тихо. – Яд – сложнейший алхимический коктейль. Ошейники – устройства управления. Они работают на энергии этой порчи. Но это… – она ткнула пальцем в архивную страницу, – хуже. Прочти.

Эйвинд наклонился. Текст был на древнем наречии, общем для предков обоих кланов. Это был отчёт о встрече с кораблём «из-за Туманного Берега». Незнакомцы предлагали «великий союз и обмен знаниями». Они демонстрировали чудеса: камни, светящиеся без огня, эликсиры, укрепляющие сталь. Но в конце отчёта, уже другим, дрожащим почерком, была приписка: «Они спрашивали о „Слёзных Венах Земли“ и „Сердцах Мест Силы“. Их интерес алчен. Отказали. Они ушли, но обещали вернуться. Да хранит нас Первый Волк от их холодного любопытства». Подпись: Хроникёр Ульфрик.

– Они приходили и раньше, – прошептал Эйвинд. – И их интересовало именно то, что они сейчас калечат.

– И мой клан, – голос Фреи дрогнул от ярости и стыда, – возможно, невольно помог им. – Она достала ещё одну бумагу, уже современную, – накладную на поставку редких реагентов: «аэритовая глина», «корень молчаливой ивы», «пыльца камнепада». – Эти компоненты есть в составе яда. Их закупали через подставных торговцев для… «сельскохозяйственных экспериментов» по приказу одного из старейшин, Грима, курирующего рудники.

– Грим? – Эйвинд нахмурился. – Его имя встречается и в наших записях. Лет пятьдесят назад он выступал за расширение контактов с южными купцами.

– Он мог быть контактом, «троянским конём» в нашем доме, – заключила Фрея, сжимая кулаки. – Они готовили почву десятилетиями. А теперь, когда порча набрала силу, они активировали своих агентов и стражей.

Они стояли над ручьём, и ветер трепал их волосы, словно пытаясь унести страшные слова. Враги оказались не друг другом, а общим, невидимым врагом, который стравливал их, как псов, чтобы беспрепятственно высасывать соки из их земли.

– Что нам делать? – спросила Фрея, и в её голосе впервые прозвучала беспомощность. – Мы не можем просто прийти и всё рассказать. Мой отец обвинит во всём тебя и твой клан. Твой отец – нас. А Грим или кто-то ещё вывернет всё в свою пользу.

Эйвинд смотрел на пульсирующий в его кармане медальон. Видение единства. «Единство – в различии. Сила – в единстве».

– Нам нужны неопровержимые доказательства. И союзники. По одному в каждом клане. Люди, которые верят не в драку, а в выживание.

– У меня есть… один, – нерешительно сказала Фрея. – Ингрид, наша главная кузнечиха. Она ненавидит Грима за то, что его реагенты портят воздух в её цехах. Она уважает силу, но чтит честь. Если показать ей, что его действия губят саму землю, на которой стоит её горн… она может помочь.

– А у меня – Торун, брат моего отца, – сказал Эйвинд. – Он отвечает за священные рощи. Он первым заметил увядание деревьев на восточных границах. Он не воин, но его слово имеет вес у старейшин -«зеленологов».

План был шатким, как мост из паутины. Но это было начало.

– Есть ещё одна вещь, – Фрея вытащила из кейса маленький кристалл, подключённый проводами к компасу. – Это детектор. Он настроен на вибрации яда. Чем ближе к источнику порчи или к заражённому артефакту – тем сильнее дрожит стрелка. Я сделала два. – Она протянула один Эйвинду. – Ищи у себя. Я буду искать у себя. Особенно вокруг Грима и его людей.

Эйвинд взял детектор. Его рука на миг коснулась её пальцев. Контакт был коротким, но оба почувствовали странный разряд – не магический, а чисто человеческий, полный общего напряжения, страха и… зарождающегося доверия.

– Будь осторожна, – сказал он, и в этих словах было больше заботы, чем он планировал.

– Ты тоже, – она ответила, пристально глядя на него. – Если они узнают, что мы что-то подозреваем… они ускорят свои планы. Или устранят нас.

Они договорились о следующей встрече через семь дней, на старом, заброшенном стойбище угольщиков на нейтральной земле. И разошлись, как тени, каждая неся в себе груз измены своему клану ради его же спасения.

Возвращаясь в Чёрную Кузницу, Фрея поймала себя на мысли, что идёт не той дорогой. Её ноги сами понесли её не в свою башню, а в Дымные Цеха – царство Ингрид. Здесь, в полумраке, освещённом лишь адским пламенем горнов, ковался хребет клана. Воздух гудел от ударов молотов и шипел при закалке стали. Ингрид, женщина с руками, как древесные корни, и лицом, опалённым вечным огнём, руководила работой, не повышая голоса. Её слово здесь было законом.

– Дочь Хальдара, – Ингрид заметила её без удивления. – Твой новый полироль для клинков не выдерживает температуру закалки. Трещины.

– Это не в полироле дело мастерица, – тихо сказала Фрея, подходя так, чтобы их не слышали. – Это в ржавчине, которая точит сам фундамент кузницы.

Она не стала рассказывать всего. Но сказала достаточно: о подозрительных поставках Грима, о странной болезни земли у границ, которая может дойти и до их рудников, отравив сами жилы железа. О том, что кто-то, возможно, внутри клана, работает на тех, кому выгодна эта порча.

Ингрид слушала, не перебивая, её глаза, отражающие пламя, сузились.

– Грим… Он всегда нюхал там, где не пахло железом. Его угодники на рудниках жалуются на «дурные сны» и «тяжёлый воздух». Я думала, это от газа. – Она вытерла руки о грубый фартук. – Что ты хочешь?

– Наблюдать. Сообщать. И… когда придёт время, возможно, потребуется голос разума в Совете Старейшин.

Ингрид долго смотрела на неё, затем медленно кивнула.

– Я не политик. Я кузнец. Но я не позволю никому отравить моё железо и воздух моих подмастерьев. Ты знаешь, где меня найти. И помни, дочь Хальдара: в кузнице искры летят вверх, но огонь всегда горит в очаге. Не обожгись.

Это было больше, чем Фрея могла надеяться. Союзник был найден.

Тем временем Эйвинд, уже в Чаще, проводил детектором Фреи возле священных родников. Стрелка вздрогнула у одного, самого восточного источника. Вода была чиста на вкус и вид, но прибор упрямо показывал слабое, но зловещее мерцание. Он взял пробу в кристальную колбу и отнёс Торуну.

Дядя Торун, человек с бородой, заплетённой в косу с вплетёнными сухими листьями, понюхал воду, потом капнул туда несколькими реагентами из своей походной аптечки. Жидкость помутнела, и на дне выпал тончайший осадок цвета ржавчины.

– Чужое, – прошептал Торун, и его обычно добрые глаза стали жёсткими. – Это не наша болезнь. Это… инъекция. Кто-то отравил родник-предтечу. Отсюда яд растекается по малым ручьям. – Он посмотрел на детектор в руках Эйвинда. – У тебя есть инструмент, которого нет у меня. И, кажется, информация. Говори.

И Эйвинд, доверяя мудрости дяди, открыл часть правды. О третьей силе. О возможном предательстве (он не назвал имени Грима, но намекнул на «внешнее влияние» в стане Железных Клыков). Торун слушал, и его лицо становилось всё мрачнее.

– Война с Клыками была бы честной битвой. Это… подлость. И она смертельна. Я помогу тебе, племянник. Но твой отец должен узнать. И скоро.

– Сначала нужны неопровержимые доказательства, дядя. Чтобы никто не смог назвать это вымыслом или провокацией.

Они договорились, что Торун будет тайно проверять другие ключевые точки Чащи с помощью детектора, а Эйвинд продолжит искать источник.

Ночь застала Эйвинда в его покоях. Он смотрел на медальон, лежащий рядом с детектором Фреи. Два предмета, два мира. Один – напоминание о потерянном единстве. Другой – инструмент для борьбы с силой, которая это единство уничтожила. И между ними – образ девушки с янтарными глазами, чей ум был острым, как её лезвия, а сердце, вопреки всему, стремилось не к разрушению, а к исцелению.

Он понимал, что идёт по лезвию ножа. Но впервые за долгое время он чувствовал не безысходность, а цель. И это чувство было странно связано с мыслью о следующей встрече у заброшенного стойбища.

Глава Шестая: Кровь на Угольной Пыли

Заброшенное стойбище угольщиков было призрачным местом. Полусгнившие бараки, заросшие бурьяном, черные, как сама ночь, отвалы шлака, и вездесущая, едкая угольная пыль, которая въедалась в одежду и легкие. Когда-то здесь добывали топливо для первых кузниц Железного Клыка, но запасы иссякли, и люди ушли, оставив память о своём труде в виде уродливого шрама на земле. Ветер гудел в щелях развалин, словно плача о чём-то утраченном.

Фрея пришла на место встречи первой, укрывшись в тени самого цельного из бараков. Она нервно перебирала детектор в руках. За прошедшую неделю её прибор дрожал возле складов Грима, а один раз – когда мимо проходил его личный помощник, молчаливый тип по имени Скелли. Она не спала ночами, анализируя пробы грунта с периметра Кузницы. Результаты были однозначны: порча не просто приближалась, она уже здесь, на их земле, как мина замедленного действия.

Шорох заставил её обернуться. Эйвинд появился из-за груды шлака, двигаясь с присущей ему тихой грацией хищника. Его лицо было усталым, но сосредоточенным. В его руке был свёрток из непромокаемой кожи.

– Ты цел, – выдохнула она, не осознавая, как много в этих словах.

– Пока что, – кивнул он, оглядываясь. – За мной следили. Не мои. И не твои, думаю. Кто-то третий. Я оторвался у Ручья Белой Рыбы.

Это известие сковало им спины ледяным страхом. Значит, Коллекционеры или их агенты уже в курсе, что кто-то рыщет не там, где надо.

– Что у тебя? – спросила Фрея, кивая на свёрток.

– Доказательство, – Эйвинд развернул кожу. Внутри лежали несколько заостренных кристаллов кроваво-бурого цвета, будто ржавое железо проросло внутрь кварца. – Я нашёл их вбитыми в землю вокруг того родника. Это не просто яд. Это… иглы. Концентраторы. Они втягивают жизненную силу места и преобразуют её в ту самую чёрную субстанцию, что в ошейниках. – Он достал ещё один предмет – обломок керамической трубки с выгравированными мелкими, чужими символами. – А это – часть насоса или проводника. Забрал с места, где, судя по следам, кто-то недавно проводил «техническое обслуживание».

Фрея взяла кристалл и обломок, её глаза сузились.

– Работа мастера. Не наша и не ваша. Механическая точность сочетается с алхимической гравировкой. Это как раз то, о чём говорила Хранительница: числа и формулы как оружие. – Она показала ему свой журнал. – Мои данные сходятся. Яд уже в почве у наших восточных стен. Его концентрация растёт по направлению к шахтам Грима. И детектор реагирует на его людей.

– Тогда у нас есть имя, – мрачно произнёс Эйвинд. – Или, по крайней мере, цель. Грим.

– Но он старейшина. Мы не можем просто прийти и обвинить его. Нужна ловушка. Нужно поймать его с поличным, связав напрямую с Коллекционерами.

– И для этого, – Эйвинд посмотрел на неё, – нам нужно знать его следующий шаг. Твой детектор… можно ли сделать его более чувствительным? Чтобы он не просто показывал наличие яда, но и направление к его источнику, как компас?

Идея осенила Фрею, как вспышка. Её глаза загорелись.

– Можно. Но для этого нужен чистый резонансный кристалл. И… катализатор. Частичка незаражённой энергии земли.

– У меня есть кое-что получше, – Эйвинд вытащил медальон Лунного Серебра. Его пульсация в темноте барака казалась живым сердцем. – Он очищает яд. Он – антитезис. Если использовать его как основу…

Он не договорил. Внезапно, снаружи, послышался звук – не ветра. Металлический, скрежещущий щелчок, будто взводится затвор. И хриплое, шипящее дыхание.

Они замерли. Эйвинд жестом велел Фрее замереть и бесшумно сместился к дыре в стене, служащей окном. Во дворе стойбища, между угольными отвалами, двигались три фигуры. Не бродяги. Люди. Но их движения были резкими, механическими, а в глазах, отражающих лунный свет, не было ничего человеческого – только плоская, холодная целеустремлённость. Они были одеты в одежды из тёмной, непромокаемой кожи, а в руках держали странные устройства – короткие, толстые стволы на прикладах, больше похожие на духовые ружья, но со стеклянными колбами вместо стволов, где переливалась та самая чёрная субстанция.

Солдаты Коллекционеров.

Один из них поднял руку, и на его ладони замигал тот же кристалл, что был у Эйвинда, но излучающий не свет, а тёмно-фиолетовое мерцание. Он поворачивался, явно что-то сканируя.

– Они ищут, – мысленно донёс Эйвинд до Фреи. – Возможно, те кристаллы-иглы. Или нас.

Один из солдат повернул голову прямо в их сторону. Его рот, скрытый маской, что-то произнёс, звук был искажён, как сквозь воду. Они начали расходиться, окружая барак.

Положение было безвыходным. Бежать через открытое пространство – стать мишенью. Оставаться – быть взятыми в кольцо.

Фрея судорожно рылась в своём кейсе. Она вытащила два шара «Света Лунной Пыли» и один другой – с густой, дымной жидкостью внутри.

– «Удушающий Туман», – прошептала она. – Заполняет пространство, нейтрализует обоняние и раздражает глаза. Но нам тоже придётся задержать дыхание.

– Дай мне один световой, – сказал Эйвинд. Его голос был спокоен, холоден. – Я отвлеку. Ты жди моего сигнала и бросай туман в противоположный выход. Беги к лесу, что в двухстах шагах к северу. Я догоню.

Она хотела возразить, но в его взгляде была неоспоримая команда, та же, что и при их первой встрече. Она кивнула, сжав шары в потных ладонях.

Эйвинд глубоко вдохнул, и его тело начало трансформироваться. Но не в огромного волка – серебристая шерсть покрыла его в его «боевой» форме, промежуточной: выше человека, на мощных задних лапах, с когтистыми передними конечностями и вытянутой волчьей мордой. Это был облик скорости и смертоносной силы.

Он метнулся не к двери, а проломил собой прогнившую заднюю стену барака с оглушительным грохотом, одновременно швырнув световой шар высоко в воздух в центре двора.

Ослепительная вспышка озарила ночь. Солдаты, попавшие в эпицентр, взвыли, закрывая лица. Но те, что были с краю, среагировали с пугающей быстротой. Раздались глухие пффуу звуки, и стеклянные шарики, наполненные черной жижей, прилетели в стену рядом с Эйвиндом. Там, где они разбились, камень и дерево начали шипеть и чернеть, покрываясь чем-то похожим на мгновенную гниль.

– Беги! – крикнул он.

Фрея выскочила из своего выхода, швырнув шар с туманом под ноги приближающемуся солдату. Густое, маслянистое облако, пахнущее горелым перцем и ржавчиной, заполнило проход. Послышались приглушённые крики и звуки кашля.

Она побежала, не оглядываясь, прижимая кейс к груди. Сердце колотилось, как птица в клетке. Сзади доносились рыки, звуки раздираемой плоти, ещё те глухие выстрелы и шипение яда. Она вбежала в чащу низкорослого, но колючего лесочка, и тут же споткнулась, упав в промоину, скрытую тенью.

Резкая боль пронзила лодыжку. Она стиснула зубы, пытаясь встать, но нога не слушалась. Вывих или перелом. Паника начала подбираться к горлу.

Из тумана и темноты стойбища вырвалась серебристая тень. Эйвинд. На его боку дымилась рана, где яд разъедал шерсть и кожу, но в его глазах горела только ярость и решимость. Увидев её, он мгновенно сориентировался.

– Не могу бежать, – выдавила Фрея.

– Тогда не будем, – просто сказал он.

Он снова перешёл в полностью волчий облик – огромный, могучий, и аккуратно, но крепко взял её за плащ зубами, приподняв и бросив себе на спину, между лопаток.

– Держись.

И он рванул вглубь леса. Не с безумной скоростью, а с выверенной, мощной рысью, выбирая путь так, чтобы ветви не сбили его ношу. Фрея вцепилась руками в его густую гриву, чувствуя под пальцами напряжение каждой мышцы, слыша его тяжёлое, но ровное дыхание. Запах его крови, дикий и тёплый, смешивался с запахом леса и её собственного страха.

Погони, казалось, не было. Либо солдаты не решились углубиться в чащу, либо Эйвинд избавился от преследователей. Через полчаса он остановился у небольшого, скрытого скального выступа, где когда-то было логово какого-то зверя. Аккуратно опустил её на землю.

Теперь, при свете пробивающейся сквозь хвою луны, она увидела рану. Яд продолжал разъедать плоть, пусть и медленно.

– Сиди. Не двигайся— прошептала она, и в её голосе не было упрёка, только тревога.

Хромая, она открыла кейс, достала склянки и чистые бинты. Дрожащими руками (от боли в ноге и адреналина) она смешала антидот на основе щёлочи и абсорбента, затем, не задумываясь, плюнула в состав – слюна ликана, даже в человеческом облике, обладала слабыми целебными свойствами.

– Это может жечь, – предупредила она и вылила состав на рану.