Перерождение мира. Том второй: Предвкушение бесплатное чтение

Глава XIII. Ощипанный орёл

^{Глава XIII. Ощипанный орел.}

^{Квинтий 19, 1118 год IV эры (II новая эра)}

^{Столица империи Магрисбург,}

^{что в Империя Магрис}

С высоты Императорского холма Магрисбург казался дымящимся гигантом, застывшим между славой и забвением. Белоснежные стены, поросшие плющом, вздымались к небу, увенчанные золочёными куполами соборов и бронзовыми орлами – символами имперской власти. Широкие проспекты, мощённые базальтом, расходились лучами от подножия дворца, словно артерии гигантского, но истощённого существа. Внизу, в порту на великой реке Мелриз, теснились десятки кораблей, но слишком многие причалы простаивали пустыми. А на самых больших зернохранилищах, что виднелись у кромки воды, зияли пробоины от таранов и катапульт, заделанные грубой, неотёсанной кладкой. То были шрамы недавней гражданской войны. Магрисбург всё ещё был велик, но он был ощипанным орлом – гордым, но исхудавшим и истекающим кровью.

Леон IV стоял у высокого окна в своей приёмной, прежде чем войти в зал. Его пальцы сжимали подоконник из полированного мрамора. Былое величие, – безжалостно пронеслось в голове. Он видел не величественный город, а больное тело. Там, внизу, в переулках, ютящихся между величественными проспектами, кипела жизнь – грязная, голодная, отчаянная. Именно за эти переулки он и сражался четыре года, и теперь именно они могли стать его могилой, если он сделает неверный шаг.

В тронном зале, под сводами, расписанными фресками побед прошлых веков, стояла гробовая тишина, которую резал голос премьер-министра Великославии.

– Ваше Величество, – голос Владислава Пилсудского звенел сталью, – договор есть договор. Степной Каганат не дремлет. Пока Империя восстанавливается, они копят силы. Мы ждём выполнения союзнического долга. Обещанного похода.

На возвышении, на троне из тёмного дуба и слоновой кости, сидел Леон IV Брундешварц. Ему было лишь тридцать семь, но четыре года гражданской войны положили на его лицо сеть преждевременных морщин. Слева от трона, неподвижный, как скала, стоял его бастард двадцатиоднолетний Давид в сияющих доспехах командира гвардии. Справа, стараясь казаться невозмутимым, сидел наследник, шестнадцатилетний принц Карл. Юношеские годы обошли его стороной, наградив вместо этого широкими плечами и осанкой, более свойственной закаленному легионеру, чем придворному аристократу. Его ладони, лежавшие на подлокотниках, были крупными и покрыты тонкой паутиной едва заметных шрамов – свидетельствами упорных тренировок с клинком. Казалось, его мощные, жилистые пальцы, сжимавшие резную ручку кресла, вот-вот обратят изящное дерево в щепу. В свои шестнадцать он выглядел и двигался как мужчина, перешагнувший четверть века, и эта не по годам мужественность заставляла многих придворных чувствовать себя неуютно в его присутствии.

– Слава Империи, господин Премьер-министр, – голос Леона IV был тих, но заполнил собой весь зал, – измеряется не только территорией на карте, но и благополучием её граждан. Наши легионы, что веками держали мир, – сейчас лишь тень былого величия. Нам пришлось три из четырёх лет войны полагаться на ополчение. Наши зернохранилища пусты. Вы требуете, чтобы орёл полетел на охоту, забыв, что у него подрезаны крылья и когти. Сначала мы должны залечить раны и отрастить их вновь.

– Залечить? – вскричал один из «Ястребов», пожилой сенатор с седой щёткой усов. – Пока мы зализываем раны, кочевники режут наших союзников! Империя сильна духом!

Карл почувствовал, как по его спине пробежала судорога нетерпения. Эти старики думали только о прошлой славе, не видя, что будущее трещит по швам здесь и сейчас. Его взгляд скользнул по спинам придворных – упитанным, облачённых в шёлк. Они не знали, каково это – спать в дождь под открытым небом, сжимая меч, или делить с солдатами последнюю краюху хлеба. А он знал. Отец позаботился об этом «образовании».

– Дух не накормит легионера и не выкует ему меч, – парировал Леон, и его взгляд скользнул по лицам собравшихся. – Империя сильна порядком. А порядок сейчас – в восстановлении.

Час спустя в Императорском кабинете, за массивным овальным столом из красного дерева, воздух был столь же густым и напряжённым. Здесь собрались главные игроки: сам Леон IV, Пилсудский, лидеры «Ястребов» и «Голубей», и советник короля Вифанции Дин Ромзли. Мужчина с потухшим взглядом и вечной скорбью в уголках губ. Слухи гласили, что несколько лет назад он потерял детей, и с тех пор его речь стала неуклюжей, а мысли – будто в тумане.

– Улицы заполнены ветеранами и нищими! – страстно выступал лидер «Голубей», граф с умными, уставшими глазами. – Экономика просела вдвое! Торговцы наживаются на нашем горе, продавая зерно впятеро дороже! В стране процветает бандитизм, а вы говорите о походе? Легионеров осталась десятая часть! Какая армия? О каком величии речь?

– А о каком будущем речь?! – ударил кулаком по столу «Ястреб». – Если мы покажем слабину, Каганат сомнёт и нас, и Великославию! Мы получим тотальное разорение страны от кочевников, а пока у них вновь нет лидера, мы можем это предотвратить превентивным ударом!

Давид, стоявший по стойке смирно за спиной отца, не сводил взгляда с Карла. Он видел, как мускулы на скулах наследника ритмично двигались от сжатия челюстей. Он рвётся в бой, – с прохладной ясностью осознал Давид. Он винит во всём этих болтливых стариков, а не опустошённые амбары. Сам Давид, рождённый в тайне в нищей каморке на окраине этого самого города, понимал доводы «Голубей» куда лучше. Он помнил вкус голода, который знал до того, как тайна его происхождения была раскрыта. Его мать, будучи молодой служанкой зверолюдкой при дворе, навсегда осталась первой страстью юного Леона – страстью, что подарила Империи бастарда.

Дин Ромзли смотрел на блики света на столе, но видел не их. Он видел два лица – рыжие, с озорными ухмылками. Рафаэль и Рафтин. Его мальчики. Шум в зале доносился до него как сквозь толщу воды. Помощь Империи? Защита от Алании? Это были чужие слова, заученная роль. Единственное, чего он хотел по-настоящему, – это чтобы кто-нибудь заплатил за ту ночь в лесу. За ту тишину, что наступила после их криков.

Дин Ромзли поднял голову. Его голос прозвучал глухо, словно из колодца.

– Королевство Вифанция… мы помогали. Ресурсами, войсками. Мы ослабили себя, помогая вам. Нам… нам требуется крепкая опора. Нам нужна ваша защита от Алании. Мир хрупок… вы же понимаете…

Он говорил неуверенно, сбивчиво, и Пилсудский с нескрываемым раздражением отвел взгляд. Леон IV наблюдал за ним с лёгкой жалостью. Он понимал истинный смысл этого лепета: Вифанция, вкусившая победу над Аланией, жаждала нового пира, но боялась есть в одиночку. Ей нужен был сильный союзник, молот, который она могла бы направить.

Леон вздохнул, подняв руку, и в зале воцарилась тишина.

– Я понимаю доводы каждой из сторон, – сказал он. – «Ястребы» правы в одном – угроза Каганата реальна. И я сам выступал за её ликвидацию, за что и получил вашу поддержку. Но «Голуби» также правы – вести сейчас большую войну значит добить собственную страну. Вы ставите меня в положение меж двух огней.

Он обвёл взглядом всех присутствующих, его голос приобрёл стальные нотки.

– Вот мое решение. Мы объявляем о «Дипломатическом Треугольнике». Империя сосредоточится на внутреннем укреплении. Нам требуется пять лет. Пять лет, чтобы восстановить армию, наполнить амбары и навести порядок в провинциях. После этого Империя выполнит свои союзнические обязательства перед Великославией и выступит в поход против Степного Каганата.

В зале повисло молчание. Это была не победа, но перемирие. «Ястребы» получили отсрочку, а не отказ. «Голуби» – передышку. Союзники – хоть какую-то определённость.

Когда тяжёлые дубовые двери кабинета закрылись за последним из советников, Леон IV откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. В комнате остался только Давид. Безмолвно, он налил в серебряный кубок тёмного вина и протянул отцу.

– Они не понимают, отец, – тихо сказал бастард.

Леон взял кубок, но не отпил. Он подошёл к огромному арочному окну, выходившему в сад. Сумерки окрашивали небо в пепельно-лиловые тона.

– Понимание – роскошь, которую мы не можем себе позволить, Давид. Им нужны победы. Как и нам. Но в этот час… нам нужно выживание. – Он сделал глоток, глядя на огни города, зажигающиеся внизу. – Запомни, сын: иногда, чтобы сохранить Империю, нужно на время забыть о её величии.

Его взгляд упал вниз, в сумеречный сад. Там, на лужайке, резвились двое подростков. Девушка с волосами золотистыми волосами и юноша, её точная копия, гнались друг за другом, их смех едва долетал сквозь стекло. Леон и Томори. Его близнецы, его надежда и его боль. Рядом с ними, прислонившись к дереву, с высокомерной ухмылкой наблюдал Карл. Наследник. Императору на мгновение показалось, что он видит не брата, наблюдающего за сестрой и братом, а хищника, высматривающего добычу. Взгляд Карла, обычно тяжёлый и уверенный, сейчас был острым и цепким. Он следил за Томори с таким напряжённым, почти голодным интересом, что у Леона похолодело внутри. Это был не взгляд брата. Это был взгляд соперника, а может и хуже, оценивающего свой будущий приз. Он резко отвёл взгляд, сердце заныло от тяжёлого предчувствия.

– Давид, – позвал он, не оборачиваясь. – Распорядись, чтобы к ужину позвали и близнецов. Семейный ужин. Пора.

Давид кивнул с холодной почтительностью и вышел. Леон IV остался у окна. Фундамент для передышки был заложен. Но он чувствовал, что трещины в его империи и в его собственной семье лишь начинали проступать наружу.

Глава XIV. Сокровища не за горами

^{Секстилий 20, 1118 год IV эры (II новая эра)}

^{Поселение «Долины Мечты»,}

^{что в Королевстве Вифанция}

Последние ветви Тёмного леса расступились, словно тяжёлый занавес, открывая вид, от которого у новоприбывших перехватило дыхание. Пятнадцать пар глаз уставились на долину, раскинувшуюся внизу. Их взгляды, ещё секунду назад полные усталой опаски, теперь широко распахнулись от изумления.

Амелия первой ступила на скошенную траву на опушке. Она потянула носом воздух, уже не пахнущий гнилью и магической порчей, а свежий, с примесью дыма очагов и речной влаги.

– Ну, вот мы и дома, – произнесла она, оборачиваясь к своей немногочисленной, запылённой группе.

Но её никто не слышал. Все смотрели вниз, на поселение, которого, по их мнению, не могло существовать.

Поселение «Долины Мечты» раскинулось вдоль изгиба чистой, сверкающей на утреннем солнце реки. Прямо перед ними, на небольшом возвышении, стояло массивное, срубное здание с высокой крышей, напоминавшее своим видом общинные дома северных народов – сердце их маленького мира. От него по склону к воде спускались аккуратные ряды бревенчатых домиков, из труб которых вился дымок. У самой воды виднелся причал с несколькими рыбацкими лодками. Чуть поодаль, к северу, стояла мельница, её крылья пока были неподвижны. Правая часть поселения, упиравшаяся в лес, была огорожена добротным деревянным частоколом – не для защиты от армий, а как предупреждение и препятствие для случайных лесных тварей.

Это не была крепость и не лагерь выживания. Это была деревня. Живая, дышащая, процветающая.

– Это… это всё… ваше? – прошептал один из новых рабов, зверолюд лет тридцати.

– Наше, – твёрдо ответил Хэлл, проходя мимо него. Его юная фигура, казалось, вобрала в себя всё спокойствие и уверенность этого места. – Общий дом. И ваш тоже. Идём, вас ждёт тёплая еда и работа для ваших рук.

Спуск в долину занял не больше получаса. Чем ближе они подходили, тем громче становились звуки жизни: отдалённый лай собак, смех детей, гомон голосов у реки, ритмичный стук топора из кузницы.

Староста Торн ждал их у околицы, у края тропы, ведущей от леса к первым домам. Он стоял, заложив руки за спину, в простой, но чистой холщовой рубахе, и его лисьи уши были повёрнуты вперёд, улавливая каждый звук приближающейся группы. За четыре года его потухший взгляд обрёл уверенность, а в осанке появилась властность человека, несущего ответственность. Рядом с ним стояла молодая зверолюдка-мурмошка с глиняной табличкой в руках – его помощница.

– Господин Хэлл, госпожа Амелия, – Торн сделал короткий, но уважительный поклон. Его взгляд скользнул по измученным, но целым новоприбывшим, – Добро пожаловать в Долину Мечты. За вами уже прислали. Сейчас вас проводят в общинный дом, накормят и дадут отдохнуть. Завтра начнётся распределение работ, – обратился он к новоприбывшим.

Пока помощница и несколько подошедших поселенцев из числа старожилов забирали группу, уводя их к большому срубу в центре деревни, Торн повернулся к Хэллу и Амелии.

– Пройдёмте ко мне? – спросил Торн, после чего Амелия утвердительно кивнула.

Его «кабинет» располагался в пристройке к его же дому – просторной комнате с большим столом, заваленном свитками, глиняными табличками и толстыми кожаными книгами. На стене висела большая самодельная карта долины с цветными отметками: где пашня, где лесозаготовки, где будущая кузница побольше. В углу стояли полки с образцами зерна, кожи и даже несколькими магкристаллами низкого качества – что-то вроде натурной биржи и архива в одном лице. Пахло здесь деревянной пылью, воском и сушёными травами.

– Итак, – Торн уселся за стол, взяв главную книгу. – На сегодня – снова без беженцев? Только купленные?

Хэлл утвердительно кивнул, скидывая с плеч лёгкий дорожный плащ. Амелия тем временем достала из походной сумки небольшой, аккуратно сложенный лист бумаги и протянула его старосте.

– Список. Пятнадцать имён. Раса, возраст, видимые навыки. Один кан-латрис, судя по всему, разбирается в камне. Одна зверолюдка-тарги с жилкой травницы.

Торн взял список, бегло пробежался глазами и начал переносить данные в свой огромный реестр, время от времени сверяясь с другими книгами – «Реестр специалистов», «Книга домовладений», «Список на распределение».

– Латриса определим в камнетёсную артель, к Горну, – бормотал он себе под нос, делая пометки. – Травницу – в заготовители, под начало Хельге… – Он отложил перо и взглянул на Хэлла. – Хельга, кстати, просила передать, что, если вы встретите кого-то с познаниями в гончарном деле или ткачестве, было бы очень кстати. Детей рождается много, одежда и посуда расходуются быстрее, чем мы успеваем их делать.

– Постараемся, не от меня ведь зависит то, кого мы найдем, – сказал Хэлл, подходя к карте. Его взгляд скользнул по отметке на юге, у устья реки. – Как там дела на верфи?

Торн хмыкнул, перекладывая ещё одну табличку. – На верфи всё по графику. Каркас уже стоит, сейчас обшивают днище. Говорят, ещё года два, не меньше. Но лес хороший, сухой, мореный – должен служить долго, – Он взглянул на Хэлла поверх книги, – А вот с плотниками тут напряжёнка. Все, кто хоть что-то смыслит в корабельном деле, уже там, на юге. Так что новую кузницу, о которой вы говорили, придётся отложить до осени.

Хэлл лишь кивнул, принимая это как данность. Управление ресурсами – это всегда выбор.

– Покажи итоговые цифры, Торн.

Староста отложил текущие списки и достал из нижнего ящика стола другой фолиант, более массивный, с кожаным корешком.

– Общая книга поселения, – пояснил он, открывая её на последней заполненной странице.

– По состоянию на вчера, – начал он деловым тоном, водя пальцем по аккуратным столбцам цифр, – общее количество душ – четыреста восемьдесят семь. Из них детей, родившихся уже здесь – сто сорок восемь.

Амелия присвистнула, привалившись к столу.

– Ничего себе приплод за четыре года.

– Взрослых – триста тридцать девять, – продолжил Торн. – Из них: купленных и отработавших свою вольную – сто восемьдесят один. Беженцев, включая тех немногих людей, что рискнули на лес – сто пятьдесят восемь. По расам… – он перевёл палец на соседнюю графу, – канов всего сто два. Зверолюдов – триста шестьдесят один. Людей… двадцать четыре.

В комнате повисло молчание. Цифры висели в воздухе, сухие и безжалостные.

– Зверолюдов могло бы быть и больше, – тихо сказал Хэлл, глядя в окно на мирно дымящиеся трубы, – если бы не лес. Но если бы не он… всего этого вообще бы не было.

– Так и есть, господин, – согласился Торн, закрывая книгу. – Но с учётом естественного прироста… если всё и дальше пойдёт так, к вашему возвращению из академии можем перевалить за две тысячи. А там, глядишь, и до трёх тысяч рукой подать. Если, конечно, все и дальше будет в таком же темпе и ресурсов будет хватать.

– Это да, ресурсы – главная проблема, – уверенно произнёс Хэлл, но в его голосе прозвучала не детская бравада, а холодный расчёт стратега, просчитывающего ходы на десятилетия вперёд. – Когда стану официальным правителем этих земель, начнём строить дорогу через лес. И мост через реку на востоке восстановим.

Амелия фыркнула.

– Легко сказать, – фыркнула Амелия, – Дорогу через Тёмный лес. Ты там всех жителей поселения на охрану этой дороги поставишь?

– Не всех, – парировал Хэлл. – Если найдём что-то, что будет отпугивать монстров не на час, а постоянно. Как те мешочки, только… мощнее. Или иначе устроенное. Тогда можно будет не просто дорогу проложить. Можно будет и город-призрак вернуть к жизни.

– Амбициозно! – воскликнула Амелия, но в её глазах вспыхнул знакомый Хэллу огонёк – огонёк азарта перед лицом безумной, почти невозможной задачи.

– По-другому и быть не может, – сказал Хэлл. – Восстановленный город-призрак станет не просто городом. Он станет символом. Символом того, что у страха перед этим лесом есть границы. И что мы эти границы установили.

– Ага, и туристов привлечёт, – с едва уловимой иронией добавила Амелия.

– Вот именно. Но это пока только планы в воздухе. На бумаге. – Хэлл оторвался от окна и повернулся к Торну. – А на земле у нас другая задача. Мне нужно попасть в академию через несколько месяцев. А для этого нужны деньги. Много денег.

Он встретился взглядом с Амелией. В её малиновых глазах он прочитал то же, что и в её недавней шутке – понимание грядущей тяжести. Год обучения в Королевской Академии Магии стоил тридцать золотых. Пять лет – полторы сотни. У них, после всех закупок, приобретений рабов на невольничьих рынках и вложений в поселение, скопилось в излишке всего пятьдесят восемь. Едва хватало на два года.

^{Секстилий 22, 1118 год IV эры (II новая эра)}

^{Поселение «Долины Мечты»,}

^{что в Королевстве Вифанция}

Через два дня пути на северо-восток от Долины Мечты ландшафт изменился до неузнаваемости. Чаща Тёмного леса стала реже, уступая место каменистым склонам и гигантским, поросшим мхом валунам. Воздух стал холоднее и тоньше, пахнул хвоей и сыростью камня. Впереди, подобно стене, встали Вильгельмовы горы – древние, суровые, с седыми шапками снега на самых высоких пиках, даже в разгар лета. Они шли вдоль предгорий, оставляя основную массу леса по левую руку.

Хэлл и Амелия стояли перед чёрным провалом в скале. Вход в пещеру был нешироким, но высоким, и из него веяло холодом, пахнущим пылью веков и чем-то ещё – едва уловимым, металлическим. Предгорья вокруг были пустынны и тихи – слишком тихи для Тёмного леса. Здесь даже птицы не пели.

Амелия сбросила с плеча свой нехитрый рюкзак и потянулась, её суставы хрустнули.

– Ну что, кладоискатель? Готов к своим «сокровищам»? – в её голосе звучала усталость, прикрытая привычной иронией. Но в глазах не было былой легкости.

Хэлл внимательно посмотрел на неё. Он видел эту усталость, накапливавшуюся за четыре года. Не физическую – с ней Амелия справлялась легко. А ту, что копится внутри, от постоянной ответственности, от необходимости быть сильной.

– Амелия… – начал он, не зная, как подступиться. – Эти пять лет в академии… Вся тяжесть ляжет на тебя. Охота, переправы, защита поселения. Ты и так уже всё это делаешь, но скоро… Скоро этот груз ляжет лишь на твои плечи.

Она махнула рукой, отворачиваясь к входу в пещеру.

– Не начинай. Мы обо всем договорились. Твое обучение – наш билет в будущее. Без титула и легального статуса мы так и останемся бандитами в лесу, какими бы благими намерениями ни прикрывались. – Она вздохнула, и этот звук был непривычно серьёзным. – Просто… постарайся там не зазнаться, ладно? А то вернёшься через пять лет каким-нибудь напыщенным архимагом, будешь смотреть на нас свысока.

– Никогда, – твёрдо сказал Хэлл. И это была не пустая бравада. В его голосе звучала клятва, данная самому себе. – Всё, что я там получу – знания, связи, статус – это всё для «Долины». Для нашего дома. Для тебя.

Амелия на мгновение задержала на нём взгляд, потом кивнула, и в уголках её губ дрогнуло подобие улыбки.

– Ладно, хватит сантиментов. Ты почувствовал что-нибудь своим… «Восьмым чувством»?

Хэлл закрыл глаза, сосредоточившись. Да, он чувствовал. Глубоко в недрах гор, за слоями камня и тьмы, пульсировал источник маны. Мощный, сконцентрированный. Он даже и подумать не мог, что информация из библиотеки окажется явью. В своих вылазках за новыми жителями в деревню, он часто ходил по библиотекам и искал всю возможную информацию о погибшем герцогстве Иллион. И вот, наконец, он нашел информацию на весь золота. Он пока не знает, что это прям буквально так и будет, а предположил, что дворфы так и не покинули эти горы спустя века господства монстров в окрестностях. Он чувствовал рядом множество мелких, тусклых огоньков, похожих на следы.

– Чувствую. Источник маны впереди. И много… остаточных следов. Не живых. Как будто кто-то работал с магией здесь давно и много.

– Значит, не зря пришли, – Амелия достала из рюкзака светящийся камень-светильник и повела его перед собой. Бледный голубоватый свет выхватил из темноты первые метры прохода – неровные стены, усыпанные обломками, пол, покрытый вековой пылью, двери, которые раньше служили на входе в пещеру, а теперь это сгнившие доски. – Пошли. Осторожнее под ноги.

Они вошли в горло пещеры. Холод обнял их, а звуки внешнего мира – шелест листьев, крики редких птиц – мгновенно отступили, сменившись гулкой, давящей тишиной, нарушаемой лишь их шагами и мерным падением капель с потолка где-то в темноте впереди. Туннель шёл вниз, извиваясь, разветвляясь, но Хэлл вёл их без колебаний, следуя за невидимой нитью магического чувства. Иногда в боковых ответвлениях мелькали силуэты скелетов мелких существ или груды сгнившей древесины – следы давно забытых лагерей.

И вот, после почти часа ходьбы, проходя множество развилок, словно в лабиринте, туннель вывел их в обширную пещеру. Свет светильника Амелии не мог осветить её полностью, но его хватило, чтобы увидеть главное. У дальней стены, частично встроенный в скалу, стоял массивный каменный стол, заваленный приборами странной формы – стеклянными колбами, медными трубками, кристаллическими призмами, покрытыми толстым слоем пыли. На полках, вырубленных прямо в стене, стояли ряды склянок, некоторые из них были разбиты, а их содержимое давным-давно высохло, оставив лишь цветные потёки. В воздухе витал слабый запах озона и старого пергамента.

Это была не сокровищница дворфов. Это была лаборатория. Заброшенная, давно забытая кем-то, кто когда-то проводил здесь свои опыты, пока Тёмный лес не поглотил всё вокруг.

Хэлл медленно подошёл к столу. Он сдул пыль с большой, развёрнутой на столе карты, испещрённой пометками на языке, который он не сразу узнал. Его пальцы скользнули по краю стола, нащупав вырезанные в камне рунические символы.

– Лаборатория мага, – тихо произнёс он, и в его голосе прозвучало не разочарование, а жадное любопытство. – Очень старого. И, судя по остаточной мане… очень могущественного. Его «сокровища» могут оказаться ценнее любых слитков золота.

Амелия, осматривавшая полки, обернулась, и свет камня выхватил её лицо с заинтересованной ухмылкой.

– Ну что ж, господин учёный? С чего начнём?

Спустя пару часов молчаливых поисков их добыча лежала на каменном столе: две скромные, но небесполезные кучки.

Амелия скептически ткнула пальцем в деревянный посох, который принесла. Он был вырезан из тёмного дерева, некогда богато инкрустирован серебром, но теперь серебро почернело, а сам посох прогнил изнутри и легко поддавался нажатию. В его навершии тускло мерцал потрескавшийся магкристалл.

– Видимо, наш затворник был не только магом, но и волшебником, – заключила она. – Или пытался им быть. От этого прутика сейчас даже мышь не отшатнётся.

Хэлл, изучавший стопку пергаментов, кивнул, не отрываясь.

– Логично. Колдуют ведь не только маги. Есть волшебники, чародеи, ведьмы… у каждого свой источник. Но у всех, кроме магов, запас маны либо ничтожен, либо… специфичен. Они пользуются артефактами, как этот посох, или черпают силу извне.

– Извне? – Амелия присела на край стола, с любопытством разглядывая найденные свитки в своей руке.

– Чародеи могут использовать силу растений, стихий. Ведьмы… – Хэлл на мгновение замолчал, его взгляд стал отстранённым, будто он перебирал в памяти знания из миллиардов лет. – Ведьмы часто используют жизненную энергию. Как ты для поддержания жизни. Только они берут её у других. Жертвоприношения… дети считаются самым мощным источником.

– Мрачновато, – фыркнула Амелия, но в её голосе не было удивления. Она видала в этом мире и не такое. – Хотя, есть ведь и другие, «белые», что ли? Те, что лечат, а не калечат?

– Да, – подтвердил Хэлл. – Они девственны должны быть. Титул, доступный только женщинам, пока они непорочны. Но как его получить, какие силы он даёт… эти знания почти утеряны. Возможно, их знали только «просвещённые». Вся тема ведьм окутана тайной. – Он наконец оторвался от пергаментов и указал на свёртки в её руке. – А это что?

– А! Это?! – Амелия развернула один из свитков, показывая ему сложные магические схемы, выведенные выцветшими чернилами. – Судя по записям – свитки-консерваторы маны. В них можно было запечатать часть своей маны. Для чего – не ясно. Не знаю, сколько в них ещё влезет, они древние. Но сохранились более-менее только десять штук. Судя по записям – вместимость каждого десяти тысяч единиц.

– Десять на десять… сто тысяч, – мгновенно просчитал Хэлл. В его глазах мелькнула мысль. – Это… могло бы помочь.

– Чем? Притвориться слабым? – уловила Амелия его ход мыслей.

– При поступлении. Чтобы скрыть истинный масштаб. Но риск… Выкачать столько маны, а потом вернуть – это мучительно и опасно для тела. Хотя, если делать это постепенно… – он замолк, уже взвешивая все «за» и «против» в уме.

– А смысл? – Амелия покачала головой. – Главное отличие гильдейской карты от магического шара приёмной комиссии в том, что шар смотрит насильно. Он пробивает пассивные защиты. Но из-за этого же у него и изъян: он не показывает больше девяносто восьми тысяч и ограничен против сильных и уникальных навыков. И твой навык «Скрытность» для него – как раз такая помеха. Ты и так сможешь скрыть свой реальный потенциал. Это же все знают, – добавила она, пожимая плечами. – Особенно ты, вечный копильщик информации.

Хэлл хмыкнул, признавая её правоту.

– Значит, свитки – не для этого. А что ты нашла ещё? – он указал на странные металлические символы и пожелтевшие бумаги у неё под мышкой.

Амелия разложила их на столе рядом с прогнившим посохом.

– Монеты старой чеканки, второго века… А это – атрибутика Дориканства. Но не нашего, святославского. Это мирославский толк.

– Религиозной конфессии Великославии? – уточнил Хэлл, его интерес проснулся вновь.

– Именно. На континенте почти везде Дориканство, но толкается оно в трёх направлениях: наше Святославство, Мисаславизм и Мирославие. Самое многочисленное – наше. А вот Мирославие – только в Великославии на государственном уровне, – она говорила с лёгкой снисходительностью человека, который давно свыкся с этими различиями. – У нас бог один – Всеотец. У них – два основных божества: Свет и Тьма. Брат и сестра. Одно без другого не существует. А в мисаславизме одна богиня – Всемать.

– И только они, – подхватил Хэлл, вспоминая, – принимают языческих богов, интерпретируя их как детей Света и Тьмы. Поэтому для них языческие божества – полубоги.

– Да. Из-за этого наше Священное Папство Божье и пальцем о палец не ударит, чтобы помочь Великославии против язычников-кочевников. Сидят, потирают руки, пока Каганат грабит границы. И ещё унию религиозную пытаются навязать, чтобы главенствовала их церковь.

Хэлл взял одну из самых потрёпанных рукописей, его брови поползли вверх по мере чтения.

– Судя по этим записям, Великославия на это никогда не пойдёт. Отрицать богиню Тьмы для них – всё равно что отрицать собственную историю и небо над головой. Народ не поверит.

Амелия заглянула ему через плечо, её малиновые глаза бегло скользили по строчкам. Постепенно её легкомысленное выражение сменилось внимательной серьёзностью.

– Действительно… Я думала, что семь князей тьмы – это просто сказки для запугивания детей. Но здесь… здесь говорится о трёх. И о том, что именно богиня Тьма дарует этот титул. После ряда условий. Одно из них – жертвоприношение. Причём измеряется оно сотнями жизней. И с каждым разом нужно всё больше.

– Значит, маг увлёкся тёмной магией, – заключил Хэлл, водя пальцем по описанию симптомов. – Но будучи изначально слаб, он не справился с её ценой. Она стала разрушать его тело, но не давала умереть, поддерживая в нём жизнь. Сначала пожелтевшие зрачки, потом агрессия, разложение плоти… и души. Он переставал чувствовать, его эмоции стали лишь воспоминанием. В итоге он стал походить на ходячий труп. На нежить.

– Поэтому он и рвался стать «Князем тьмы», – прошептала Амелия, дочитав последний отрывок. – Это даровало бы ему и силу, и бессмертие. Да я помню твои слова: «Если тебя можно убить, то ты лишь долгожитель, а не бессмертный».

– Умница, – похвалил Хэлл девушку. – Только вот богиня отвергла его, – Хэлл отложил свиток. В его голосе звучала не жалость, а холодная констатация. – Не даровала титул. Годы изучения, все эти невинные жертвы – всё впустую.

– Как сказать «впустую», – усмехаясь, Амелия сложила рукописи, ее взгляд стал острым и цепким. – Теперь мы знаем наверняка. Есть религия, основанная не на выдумках, а на реальных богах. Или, по крайней мере, на одной очень капризной богине. Она может одарить, если ты ей понравишься. А может и не сказать даже «спасибо» за сотни принесённых ей жизней. Это… ценная информация.

Он посмотрел на Амелию, и в его зелёных глазах вспыхнул тот самый огонёк, который она знала так хорошо – огонёк существа, которое только что нашло новый, крайне опасный, но многообещающий пазл в головоломке под названием «этот мир».

Тщательно, без спешки, они собрали самое ценное. Монеты старой чеканки отправились в один мешок – для коллекционеров они могли стоить в разы больше их изначальной стоимости. К тому же, они – доказательство возраста других находок. Важные бумаги и заметки мага, несмотря на ветхость, Хэлл упаковал с особой бережностью: в них могла крыться теория, способ, обрывок знания, который окажется важнее груды золота. Десять магических свитков-консерваторов, религиозные артефакты мирославия, несколько менее испорченных инструментов из лаборатории – всё это заняло место в их походных рюкзаках.

Хэлл затянул шнурок своего рюкзака и замер, прислушиваясь. Не ушами, а тем самым внутренним чутьём, что вело их сюда.

– Пора двигаться дальше, – сказал он тихо. – Источник той маны, что я чувствовал, не здесь. Он глубже, мощнее. И судя по силе излучения… его эпицентр должен быть близко. Не дальше, чем в паре поворотов от нас. – Нас ждут дворфы!

Они покинули пыльную тишину лаборатории, снова погрузившись во мрак главного туннеля. Теперь Хэлл вёл их не просто вперёд, а следуя за тончайшей, почти осязаемой нитью магического давления, которая становилась всё плотнее с каждым шагом. Лабиринт ответвлений, мимо которых они прошли ранее, теперь предстал в новом свете – не как случайные ходы, а как периферия, дорожки, ведущие к центру.

Они свернули в одно из таких ответвлений, более широкое, чем другие, с полом, отполированным до блеска будто чем-то огромным и тяжёлым, скользившим здесь веками. Воздух изменился. Исчез запах пыли и затхлости. Его сменила прохлада, пахнущая озоном после грозы и чем-то ещё – древним, неподвижным, как сам камень горы.

И тогда, в конце туннеля, мелькнул свет. Не голубоватое сияние неба или их светильника. Это был тёплый, живой, золотой свет, мягко разливающийся по стенам, отбрасывая на камень мерцающие, словно водяные, блики.

Они замерли на пороге.

Пещера, в которую они вошли, не была творением природы. Это был зал. Огромный, величественный, свод которого терялся где-то в вышине, в полумраке. И свет шёл не от факелов или кристаллов. Он исходил от чешуи.

В центре, на ложе из собственных сброшенных чешуек, покоилось Существо.

Это был Дракон. Но не приземлённое чудовище из на которых могли охотиться авантюристы, дабы спасти города и деревни от бедствий. Он был другим. Больше. Его форма была воплощением могучей, змеиной грации, помноженной на невероятную силу. Длинная, мускулистая шея, изгибаясь, вела к голове, венчанной массивными, изогнутыми рогами и закрытыми веками, за которыми таилась бездна вековой мудрости. Тело, подобное бронированному холму, было покрыто не чешуёй, а, казалось, живым, дышащим золотом. Каждая пластина была крупной, рельефной, отполированной до зеркального блеска временем и движением, и светилась изнутри ровным, тёплым сиянием, освещая всю пещеру. Крылья, сложенные за мощной спиной, были обтянуты перепонкой, тонкой, как лепестки, но отливающей тем же металлическим блеском, что и тело. Это был Владыка Металла, плоть и кровь которого были самой сутью его стихии.

И он дышал.

Каждый вдох был медленным, тектоническим движением. Грудная клетка, широкая, как опрокинутая ладья, поднималась, и воздух втягивался в ноздри с тихим, похожим на отдалённый ветер свистом. Выдох – тёплый, насыщенный запахом озона и древнего камня – заставлял слабо шелестеть золотые чешуйки на полу, образуя вокруг него мерцающее, дремлющее море. В этом ритмичном, вечном дыхании была мощь спящего вулкана. Не было ни угрозы, ни интереса. Было лишь присутствие. Абсолютное, самодостаточное, равнодушное к муравьиной суете у своего подножия.

Хэлл и Амелия стояли, забыв, как дышать сами. Все их находки, планы, амбиции – всё это сжалось в ничто перед этим воплощением древней, первозданной силы. Лаборатория жалкого мага, мечтавшего о бессмертии, казалась теперь глупой и пошлой пародией.

Одно из девяти первородных существ, олицетворяющих саму суть мира. Дракон Стихии Металла – Высший Золотой Дракон.

Он не шелохнулся. Не открыл глаз. Он просто был. Его присутствие, его самодостаточное, вечное бытие было таким полным, что в нём не оставалось места для таких понятий, как «гости» или «угроза». Они были для него не больше, чем муравьи, случайно заползшие в храм.

Глава XV. Летопись золотых снов

^{Секстилий 22, 1118 год IV эры (II новая эра)}

^{Покои Золотого дракона, Вильгельмовы горы,}

^{что в Королевстве Вифанция}

Время перестало течь. Оно застыло, как смола, втянутое ритмичным дыханием исполина. Воздух гудел низкой, не слышимой ушами нотой – вибрацией самого металла в недрах горы.

Амелия не дышала. Её рука сжимала эфес меча с силой, способной сломать кость, но это было движение мухи, пытающейся удержать ураган. Хэлл стоял неподвижно. В его глазах – не страх, а титаническое усилие понять. Он смотрел не на дракона. Он смотрел сквозь него, пытаясь измерить бездну этого присутствия.

И тогда Оно открыло глаза.

Не сразу. Медленно, будто каменные плиты веков сдвигались с места. Из-под век хлынул свет – не слепящий, а всепроникающий. Тёплый, как расплавленное золото, и холодный, как энтропия вселенной. В этой бездонной глубине не было зрачков – только мерцающие отражения далёких созвездий… и две ничтожные точки, ими оказавшиеся.

Голос пришёл не через уши. Он родился внутри костей, в глубине сознания, заставив зубы сомкнуться, а металл на поясах – тонко звенеть.

Он начался с тишины, которая была громче любого звука. А потом пришли слова. Медленные. Тяжёлые. Каждое – как печать, опускающаяся на свиток судьбы.

– Пришёл… наконец-то. Носитель памяти не от мира сего. Ждал тебя… я. У этого порога.

Пауза. В пещере зазвенело, будто ударили по натянутой струне размером с гору.

– Но не сегодня. На пять лет… опередил ты линию судьбы. Пять лет… украв у неё. И за это… одна из троп твоих теперь ведёт во тьму кромешную. Любопытно… посмотреть, как ступишь ты на неё.

Хэлл почувствовал, как что-то внутри него – древнее, холодное, привыкшее быть самым старым существом в любой комнате – сжалось. Его собственный голос прозвучал хрипло и неестественно громко в поглощающей всё тишине:

– Ждал?.. Как? Ты… знал о моём существовании?

Амелия, наконец вырвав дыхание, прошептала, глядя не на дракона, а на Хэлла, будто ища подтверждения безумию:

– Высшие драконы… это миф. Сказки для детей у костра. Этого… не может быть.

Золотые веки прикрылись на мгновение, и свет в пещере померк, будто солнце скрылось за тучей. Потом снова открылись.

– Сказкой быть удобно… Да. Для тех… кто не готов увидеть правду. Видел я тебя… в снах своих. Слышал… в шёпоте ветра, что несёт память чужих миров. Чужой ты здесь… Хэлл. И потому за тобой… интересно наблюдать.

Хэлл сделал шаг вперёд. Не вызов, а попытку сократить дистанцию между своим разумом и этим… архивариусом вечности.

– Видел во снах? Ты сказал – спя, чтобы видеть. Что это значит? Ты следишь за нами?

Могучая голова дракона не шевельнулась, но в воздухе запахло озоном и древним камнем, будто пещера вздохнула.

– Следить? Нет. Мы – хранители. Летописцы. Планета спит. И мы спим вместе с ней. Но наш сон… он видит. Глазами ворона в лесу. Сердцем ребёнка в колыбели. Сном воина перед битвой. Каждую мысль, рождённую в страхе или любви, каждый поступок, что меняет течение реки истории – всё это оставляет след. Всё записывается. В наших снах. Мы не видим все и сразу. Мы видим в своих снах лишь теми глазами, что выбираем.

Амелия медленно выдохнула, её взгляд метался от дракона к Хэллу.

– Вы… записываете историю? Всю? Просто… наблюдаете?

– Наблюдаем. Не вмешиваемся. Не судим. Только видим и помним. Миллионы лет. С самого начала.

Его голос, звучащий прямо в сознании, стал чуть тише, задумчивее.

– Знаю я… чего ты хочешь, путник из иного мира. Знание. Сила. Место в этом мире. Помочь тебе в этом… я могу. Не из жалости. Из… любопытства. Всё равно бы ты пришёл к этому. Рано или поздно. Теперь… просто будет интереснее смотреть.

Хэлл почувствовал холодную струю прагматизма среди океана благоговения. Дракон говорил не как благодетель, а как учёный, ускоряющий эксперимент.

– Ты говоришь о моей цели. О поселении. О турнире.

– Реализуемо, – прозвучало немедленно, без колебаний. – Путь трудный. Узкий, как лезвие. Но под ногами твоими… твёрд. До поры.

Золотые веки снова медленно прикрылись, и свет в пещере стал пульсирующим, словно от огромного, спящего сердца.

– Оружие твоё… тоже увидел я во снах. Меч, что будет отражением души твоей. Сильный. Постоянный. Верный. Не любишь ты менять клинки… как перчатки. Потому и не будет его у тебя на турнире. Появится он… после. Когда будешь готов не рукой его держать… а волей.

Хэлл замер. Эта точность была пугающей.

– Ты знаешь, как его создать? Технологию? Как выковать легенду?

– Технологии не знаю. Знаю… принцип. Рецепт не кузнеца… а алхимика бытия.

В сознании Хэлла вспыхнул не образ, а понимание. Не чертёж, а откровение.

– Сердце падающей звезды… растопи в крови титана… закали в первом дыхании хаоса… и дай имя… когда металл заплачет от счастья быть твоим. Душа. Дух огня… Олицетворение хаоса… Идеально подойдет…

Это было не инструкцией. Это было поэзией изначального мира, и Хэлл чувствовал, как эти слова впитываются в его древнюю память, находя там отклик.

– Спасибо, – сказал он, и это слово прозвучало слишком мелко, слишком по-человечески.

Дракон промолчал. Казалось, он снова погружается в сон. Но Хэлл не мог остановиться. Вопрос, который он носил в себе с момента своего пробуждения в этом мире, вырвался наружу:

– Вы… вы были всегда? Вы с начала времён?

В пещере воцарилась тишина, настолько полная, что Хэллу показалось, он слышит, как остывает камень.

Потом раздался звук, похожий на отдалённый, сухой кашель – смех горы.

– С начала времён?.. Нет. – Золотой дракон медленно покачал огромной головой, и свет заиграл на его чешуе. – Старше нас… только камни и пустота. Нам… пять миллионов лет. С тех пор, как мир стал дышать жизнью. А планете этой…

Он замолк, и его взгляд, казалось, ушёл внутрь, сквозь толщу скал, в самую сердцевину мира. – Планете этой… от двух… до двух с половиной миллиардов лет. Точнее скажет… брат мой каменный. Земляной. Он… к глубинным толщам ближе.

Пять миллионов. Два миллиарда. Цифры повисли в воздухе, неумолимые и унизительные. Всё это было лишь мгновением перед лицом этого спокойного, дышащего вечности. Это напомнило Хэллу то, кем он был раньше.

Хэлл проглотил ком в горле. Его ум, всегда жаждущий систематизации, ухватился за новую нить.

– Пять миллионов… Вы не одни. Сколько вас? И… действительно между вами есть та разница, о которой повествуют сказания?

Золотой дракон издал долгий, похожий на шум ветра в ущелье, выдох. В нём звучало что-то вроде терпения учителя, в сотый раз объясняющего азы.

– Высших драконов… девять. Первые дети нового мира. Сила наша… одинакова. Десять миллионов единиц маны… в каждом. – Он сделал паузу, давая осознать эту астрономическую цифру. – Магия всякая нам подвластна… но у каждого… стезя своя. Путь, на котором мана не тратится. Суть… наша вторая натура.

Он начал перечислять, и с каждым названием в воздухе на миг являлся призрачный образ:

– Огонь, что плавит горы… Вода, что точит камень… Воздух, что носит континенты… Земля, что держит тяжесть мира. – Образы сменились: раскалённое ядро, бездонный океан, свирепый ураган, движение тектонических плит. – Свет, что дарует жизнь… и Тьма, что хранит покой. – Вспышка рождения и уютная, абсолютная чернота. – А ещё… Шторм, что смешал ярость и небо… Кровь, что помнит связь всего живого… – Грохот грома и тихий, мерный стук сердца. – И я. Золото. Проводник. Стихии подвластны мне… но не так, как их хозяевам. Магия света и тьмы во мне течёт лучше… но не так чисто, как в их источниках. Я… мост. И лучший ученик среди равных.

Амелия слушала, разинув рот. Её практичный ум пытался применить эти знания.

– Обычные драконы… они не такие?

– Звери магические. Сильны, но неразумны. Инстинкт, а не мысль. – В голосе дракона не было пренебрежения, лишь констатация. – А дети наши, если смешиваем облик с вашим родом… драконидами зовутся. Силу имеют нашу… но форму одну. И запас маны… меньше. Восемьсот тысяч.

Хэлл кивнул, впитывая. Мир обретал новые, чудовищные очертания.

– А другие расы? Кроме людей, эльфов, канов… демонов и их потомков?

– Низкорослые народы есть, – отозвался дракон, и в его тоне появились лёгкие, почти неразличимые нотки чего-то вроде… снисходительной привычки. – Краснолюды, гномы, дворфы. Кузнецы и рудокопы. Дворфов, что искал ты… здесь никогда не было. Но краснолюды на южных склонах, у Бухты Русалок, поселение имеют. Искусны в огне и металле… хоть и не так, как дворфы. И красны лица их всегда… от пламени и выпивки.

Он снова прикрыл глаза, будто проверяя какую-то дальнюю нить.

– Но путь туда для тебя теперь… закрыт. Время утекает, как песок. В столицу на север идти тебе… а дорога не быстра. Поздравляю… со скорым днём рождения. Опоздаешь… если замешкаешься.

Предостережение было ясным. Но Хэлл не мог остановиться. Лаборатория, свитки, богиня Тьмы…

– Князья Тьмы. Ритуал. Ты знаешь о нём?

В пещере стало холодно. Тёплый золотой свет словно потемнел, стал тяжелее, отливая старым, потускневшим металлом.

– Знаю, – голос дракона утратил оттенок отвлечённой мудрости, став плоским и острым, как скальпель историка, вскрывающего старую рану. – Знаю цену, которую богиня их требует. Жизни. Не десятки. Сотни. Тысячи. С каждым разом – больше. Кровь, пролитая с верой, что она льётся во имя. Вот её валюта.

Он помолчал, и в тишине зазвучал далёкий звон, будто кто-то провёл пальцем по краю хрустального кубка.

– Видел я одного такого. В снах чёрных воронов над полями битв. В снах умирающих кочевников, чьи души улетали не на небо, а в цепкие ладони вечной ночи. Ангела.

Амелия вздрогнула, вырвавшись из оцепенения.

– Ангела? Но они же… светлые существа? Из легенд?

– Раса, – поправил её дракон без эмоций. – Только женского пола. Живут далеко на востоке, на большом острове. И да, обычно… светлые. Но не эта. Крылья её были чернее самой глухой ночи. Сородичи изгнали её. Или она сама ушла… почувствовав зов иной. Она пришла на землю, что станет Великославией, когда та была ещё грудой воющих друг на друге княжеств.

Образы заколебались в воздухе: не детальные картины, а вспышки – сталь, клинки, знамёна, и над всем этим – силуэт с огромными, поглощающими свет крыльями.

– Сражалась она. Не за князей. За землю. Рубила орды степняков, приходивших с юга. И после каждой битвы… проводила ритуал. Отдавала души павших своей новой госпоже. Не из жажды власти. Из… веры. Истинной, яростной, слепой веры. Богиня Тьмы оценила такой дар. И даровала титул. Пятой за всю историю. Княжной Тьмы.

В его голосе появилось что-то, что Хэлл с трудом определил – не восхищение, а… признание факта невероятной силы воли.

– «Чернокрылой Княжной» её прозвали. «Ангел Кровопролития», «Посланником Тьмы», «Падший Ангел». Имена – всего лишь ярлыки для тех, кто не может понять сути. Суть же в том, что даже ангел… может найти свой дом во тьме. И служить ей с рвением, которого лишены сами дети ночи.

Свет снова начал меркнуть, сворачиваясь к центру пещеры. Разговор подходил к концу.

– Но рассказывать тебе путь к этому титулу… не буду. Не сейчас. Не здесь. Надейся… что никогда тебе не понадобится искать эту тропу. Ибо если придёшь к ней, Хэлл… назад дороги не будет. Только вперёд. В темноту. По груде тел, которую ты сам и сложишь. Ангел шёл по телам врагов. Уверен ли ты, что твоя груда будет состоять только из них?

Предупреждение повисло в воздухе ледяным клинком. И в нём, сквозь вселенское равнодушие дракона, Хэлл с неожиданной ясностью уловил именно что – предостережение. Почти жалость к тому выбору, который однажды может встать перед ним.

Дракон медленно стал отводить взгляд, его огромная голова начала погружаться обратно на ложе из золотой чешуи. Беседа, длившаяся целую эпоху и мгновение одновременно, подходила к концу.

– Ступай, носитель чужой памяти. Летопись ждёт новой строки. Интересную… ты главу пишешь.

Хэлл понял, что это всё. Щедрость золотого летописца исчерпана. Он обернулся к Амелии, всё ещё стоявшей в оцепенении. Пора было уходить, уносить в себе груз знаний, способный раздавить любого смертного.

– У хранителя истории есть имя? Как к тебе обращаться? – уже отступая к туннелю, спросил Хэлл.

Из сгущающейся тьмы, уже почти полной, донёсся последний шепот, в котором впервые прозвучало нечто, отдалённо напоминающее человеческую усталость или… лёгкую насмешку над самой идеей.

– Имя?.. Для чего? Я – то, что я есть. Золото. Сон. Летопись. Имена дают… те, кто нуждается в ярлыках для мира. У высших драконов… имён нет.

Пауза. Дыхание стало глубже, пещера начала втягивать их в себя, будто желая забыть.

– Но, если твоему разуму… нужно слово… чтобы помнить этот миг… придумай его сам. В конце концов… это всего лишь… еще одна строчка в сновидении.

И с этим свет погас окончательно. Их поглотила абсолютная, живая тьма, наполненная лишь ровным, тектоническим дыханием и чувством, что их только что отпустили. Что гигантское, равнодушное сознание перестало фокусироваться на двух песчинках у своего подножия и снова растворилось в созерцании миллиардов других снов.

Они стояли так ещё минуту, пока глаза не начали различать тусклый голубоватый свет их собственного светильника, который Амелия бессознательно сжимала в одеревеневших пальцах.

– Пошли, – наконец выдохнул Хэлл, и его голос был хриплым от невысказанных мыслей. – Пока он не передумал и не решил… записать нас в свою летопись более… наглядным способом.

Амелия лишь кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Они развернулись и зашагали обратно по туннелю, в мир узких коридоров, понятных опасностей и давящей, но теперь такой знакомой и почти уютной, тишины простого леса.

У них не было золота. Не было сокровищ дворфов. Но в груди у Хэлла пылал рецепт оружия, рождённого из поэзии хаоса. А за спиной, в чёрной сердцевине горы, спал новый, молчаливый союзник. Не бог, не покровитель – наблюдатель. Самый беспристрастный и самый осведомлённый во всём мире.

И этот мир только что стал в их глазах и неизмеримо старше, и бесконечно теснее.

^{Секстилий 25, 1118 год IV эры (II новая эра)}

^{Поселение «Долины Мечты»,}

^{что в Королевстве Вифанция}

Солнце ласково грело бревенчатые стены, с реки доносился смех и плеск – поселение жило своей размеренной, упрямо-спокойной жизнью. Но в маленькой комнатке, отведённой Хэллу, царила иная атмосфера.

Он лежал на жесткой кровати, уставившись в потолок из неотёсанных плах. Его тело было расслаблено, но Амелия, стоявшая в дверях, видела напряжение. Оно висело в воздухе, как запах перед грозой. Он не спал. Его взгляд был устремлён куда-то внутрь, сквозь дерево и штукатурку, вглубь времени и камня. Она даже на мгновение почувствовала дурной миг – ей показалось, будто она видит его насквозь, и за хрупкой оболочкой мальчика клубится бездна тревожных, нечеловеческих вычислений.

– Эй, – тихо позвала она, переступая порог. – Земля призывала? Или золотой кошмар не отпускает?

Хэлл медленно повернул голову. В его зелёных глазах не было обычной остроты – только тяжесть, глубокая, как шахта.

– Кошмар не там, Амелия. Кошмар – здесь. Всюду. Мы ходим по его кожуре и думаем, что это земля.

Она села на краешек кровати, отодвинув его ноги.

– Говори. Что увидел, кроме дракона?

– На Земле за сотни миллионов лет копились ресурсы. Гигантские леса падали, превращаясь в уголь. Океаны кишели жизнью, чтобы однажды стать нефтью и газом. Моря выпаривались, оставляя пласты соли и селитры. Здесь этого не было. Нет древних, готовых к использованию кладовых. Мир родился… пустым. Красивым, но пустым.

Амелия нахмурилась, всё ещё не схватывая сути.

– Но мы же живём. Растем. Строим…

– На чём? – перебил он, и в его вопросе звучала стальная логика. Он начал загибать пальцы, и каждый пункт ложился в тишину комнаты, как камень в могилу надежды. – Удобрения. Фосфориты, нитраты – это скелеты триллионов существ, осевшие за эпохи. Их здесь нет в промышленных масштабах. Почва истощается. Сейчас. Урожаи будут падать на глазах. Где-то начнется голод. Он будет расползаться, как чума. Это не война, это – тихий удушающий кризис. Первый и главный. Топливо. Нет угля для паровых машин. Нет нефти для двигателей. Даже если гении-иномирцы изобретут автомобиль – он встанет. Неначем будет ехать. Логистика упрётся в скорость лошади и силу ветра. Архитектура застынет – без цемента и дешёвой стали города не могут расти вверх, они могут только гнить вширь.

Хэлл замолчал, переводя дух. В комнате повисла тишина, которую теперь наполнял не покой, а леденящее предчувствие. Он посмотрел на Амелию, и в его взгляде была не тревога, а ясность. Ужасающая ясность карты, на которой все дороги ведут в тупик.

– Цивилизация здесь подошла к потолку, Амелия. К каменному потолку своей собственной планеты. Она не может сделать рывок, потому что под ногами нет фундамента из прошлого. Ей нужно чудо. Нужно прыгнуть сразу в атомную эру, минуя всё, что было между. Но для атома нужна наука, которой нет. Нефть – это не только топливо, но и легкий пластик.

Амелия молчала, переваривая этот поток. Она смотрела не на пророка, а на картографа катастрофы, который только что начертил перед ней карту без единого зелёного поля.

– И… что это значит для нас? Для Долины?

Хэлл снова откинулся на подушку, но теперь его взгляд был сосредоточен, целеустремлён, как у хирурга, принимающего решение об операции.

– Это значит, что наш эксперимент только что усложнился в тысячу раз. Мы строим не просто убежище. Мы строим ковчег. Ковчег, которому предстоит плыть не по воде, а по пустоши грядущего кризиса. Нам нужно искать не золото. Нам нужно искать решения. Как удобрять землю без фосфоритов. Как получать энергию без угля и нефти. Как сохранить знания, когда вокруг всё будет рушиться в борьбе за последний мешок зерна.

Он повернулся к ней, и в его глазах вспыхнула та самая, знакомая ей, древняя искра – не отчаяния, а азарта перед титанической задачей.

– Дракон дал рецепт меча. Но это оружие для битвы. А главная война, которая нас ждёт – это не война с людьми или монстрами. Это война с бесплодием самой планеты. И нам нужно к ней готовиться. Сейчас. Потому что урожай следующего года может быть последним щедрым. А потом начнётся настоящая зима.

Глава XIV. Обжигающий лёд

^{Трудий 1, 1118 год IV эры (II новая эра)}

^{Королевская Магическая Академия, город Берсель,}

^{что в Королевстве Вифанция}

Последнее тепло уходящего лета ласкало белоснежные стены Королевской Магической Академии. Ветерок с равнин приносил аромат спелых колосьев и нагретого камня – воздух был прозрачен и мягок, не предвещая скорого прихода осенних дождей. На центральном плацу, вымощенном серым гранитом, стояли два строя. Один – шеренга первокурсников, мальчиков и девочек десяти лет от роду, в чёрных мантиях с зелёными каймами, символизирующими первый курс. Их лица были смесью восторга, трепета и едва скрываемого страха.

Напротив них, подобно элитной гвардии, стояли выпускники этого года. Они уже сдали последние экзамены в секстилии, получили свои дипломы и теперь, в трудии, проходили последний обряд перед окончательным выходом в большой мир – наставничество над новым поколением. Их мантии были украшены золотым шитьем, а позы говорили о заслуженной уверенности. Впереди этой когорты, чуть в стороне, стояла Алиса Аркхолд. Её длинные волосы цвета ледяной вершины были распущены и развевались на лёгком ветру. Чёрная офицерская фуражка с серебряной эмблемой академии была слегка сдвинута набекрень. Чёрный двубортный сюртук с минималистичными серебряными аксельбантами сидел на ней безупречно, подчёркивая атлетичную фигуру. Её пронзительные, холодные как осколки голубого льда глаза с лёгкой насмешкой скользили по рядам первокурсников, будто выбирая добычу. Она была живой легендой, победительницей Магического Турнира, который закончился всего неделю назад. Вся её осанка кричала об этом – о праве не подчиняться правилам.

На возвышении, у подножия главной лестницы, ведущей в здание академии, стоял директор, Архимаг Хейдрик ван Сик. Мужчина лет пятидесяти, с благородной сединой в аккуратно подстриженной бороде и умными, проницательными глазами цвета старого серебра. Его фиолетовая мантия, отороченная рунами, казалась частью самого плаца.

– Ученики! – его голос, усиленный магией, прозвучал на плацу чистым, вибрирующим баритоном, заставив вздрогнуть даже самых рассеянных. – Сегодня на этих древних камнях сходятся две реки времени. Одна, бурная и полная сил, только начинает своё долгое течение в океан Знаний. Другая, набравшая мудрость и мощь, готова выйти в открытые моря Деяний.

Он обвёл взглядом оба строя, и его лицо озарилось искренней, отеческой улыбкой.

– Вы, выпускники, – наша гордость. Вы доказали, что упорство и талант способны преодолеть любые преграды. Вы уже не просто носители магии – вы стали её творцами, её архитекторами. Помните: сила, дарованная вам стенами этой академии, – это не привилегия, а ответственность. Перед королевством, перед людьми, перед самой тканью мироздания, которую вы теперь способны чувствовать. Мир за этими стенами жесток и прекрасен одновременно. Несите в него не только мощь, но и свет разума.

Затем его взгляд смягчился, обращаясь к первокурсникам.

– А вы… Добро пожаловать в дом, который станет для вас и крепостью, и кузницей, и колыбелью вашего будущего «я». Здесь вас научат не просто манипулировать маной. Здесь вас научат понимать её. Слышать шёпот стихий, видеть узоры маны в камне и живых существах, отличать гармонию света от соблазнительной глубины тьмы. Ваш путь начинается сегодня. И он будет труден. Вы столкнётесь с неудачами, усталостью, сомнениями. Но помните – каждый великий архимаг, чьи портреты висят в Зале Славы, когда-то стоял здесь, на вашем месте, с трепещущим сердцем и пустым свитком в руках. Доверьтесь своим наставникам. Доверьтесь друг другу. И самое главное – никогда не переставайте доверять жажде познания, что привела вас сюда.

Аплодисменты выпускников были сдержанными, почти церемонными. Первокурсники хлопали с восторгом и облегчением.

– А теперь, – продолжил директор, и в руке у него материализовался свиток пергамента, – традиционный обряд наставничества. Каждому новому ученику будет назначен сопровождающий из числа выпускников. Я буду зачитывать имена. Первокурсники – поднимите руку, когда услышите своё имя, чтобы ваш наставник мог вас найти.

Он развернул свиток.

– Эммануэль Мигуна.

Из шеренги первокурсников поднялась рука стройного мальчика с гордым, чуть надменным лицом.

– Алиса Аркхолд.

Все взгляды устремились к ледяной красавице в фуражке. Она медленно, небрежно сдвинулась с места. Но вместо того, чтобы направиться к сыну герцога, её холодные глаза нашли в толпе другую цель. Она прошла мимо Эммануэля, чьё лицо исказилось от внезапного унижения и непонимания, и остановилась сзади у ничем не примечательного, темноволосого мальчика в конце шеренги.

Хейдрик ван Сик, увлечённый чтением списка, лишь мельком заметил движение и, удовлетворённый, что Алиса нашла своего подопечного, перешёл к следующей паре.

Хэлл почувствовал на своём плече холодную, твёрдую ладонь. За его спиной раздался тихий, властный голос:

– Вот мы и встретились, милый.

– Дамочка, вы ошиблись, – сказал Хэлл, не оборачиваясь. Его голос был тихим и ровным.

– Уверен? – риторически спросила Алиса, и её пальцы слегка сжали его плечо. – Я никогда не ошибаюсь. Только меняю планы. А планы, в которых участвуют такие, как сынок герцога, всегда слишком… предсказуемы. Скучны.

Хэлл почувствовал, как по спине пробежал холодок. Самая заметная и опасная фигура в академии. Идеальный магнит для ненужного внимания.

– Ну, как пожелаете, – нейтрально ответил он, понимая, что спорить сейчас – значит привлекать ещё больше глаз.

Между тем директор дошёл до его имени.

– Хэлл.

Мальчик поднял руку. Хейдрик поднял взгляд, собираясь назвать наставника, и замер. Он увидел, что за мальчиком уже стоит Алиса Аркхолд. На его лице промелькнула лёгкая тень досады и понимания. Он бегло взглянул на свой список, сделал едва заметную пометку в воздухе магическим перстом и просто кивнул.

– Алиса Аркхолд. Следующая пара…

Шёпот удивления пробежал по плацу. Эммануэль Мигуна стоял с побагровевшим лицом, сжимая кулаки. Алиса же, казалось, наслаждалась произведённым эффектом. Она наклонилась к уху Хэлла, её дыхание было холодным, как горный ветер.

– Видишь? Мир вертится для тех, у кого хватает смелости схватить его за ось. А у тебя, я чувствую, такая смелость есть. Глубоко внутри.

Она выпрямилась, оставив руку на его плече. Её прикосновение было не просто жестом – это был знак собственности, вызов, брошенный всему залу.

Церемония подошла к концу. Директор объявил о начале экскурсии. Алиса, не убирая руки, развернула Хэлла к себе. Её взгляд изучал его лицо с откровенным любопытством, словно она рассматривала редкий, но пока не до конца понятый артефакт.

– Знаешь, – начала она, её пальцы слегка сжали его плечо, – я сама выбрала тебя. Могла бы взять любого принца или вундеркинда. Но выбрала тебя.

– Польщён, – сухо ответил Хэлл, пытаясь отстраниться на полшага. Её близость была неестественной, подавляющей. – Хотя не совсем понимаю, чем я заслужил такое внимание.

– Не понимаешь? – Она засмеялась – короткий, резкий, как удар хлыста, звук. – В тебе есть… искра. За этой маской послушного ученика. Я видела её месяц назад, когда ты пришёл на вступительные испытания. Ты стоял перед магическим шаром, смотрел по сторонам – взгляд того, кто оценивает поле боя. А потом, когда старый Хейдрик предложил тебе бюджет… Ты не засиял от счастья, как остальные. Ты взвесил. Я это видела. Как будто решал, стоит ли эта экономия твоей будущей свободы.

Хэлл почувствовал, как по спине пробежал холодок. Она была куда более наблюдательна, чем он предполагал. Месяц назад…

^{Тений 4, 1118 год IV эры (II новая эра)}

^{Королевская Магическая Академия, город Берсель,}

^{что в Королевстве Вифанция}

Зал Приёмной Комиссии был высоким, но аскетичным. Солнечный свет, проникая через витражные окна, выхватывал из полумрака дубовый стол, за которым сидели трое магов в строгих мантиях, и массивный магический шар, покоящийся на тёмно-синей бархатной подушке на отдельном постаменте. Шар был прозрачным, и внутри него медленно клубился серебристый туман, временами вспыхивая бледными искрами. В зале, кроме комиссии, находились только двое – Хэлл и Амелия, стоявшая чуть поодаль, скрестив руки на груди. Её малиновые глаза внимательно следили за каждым движением.

Хейдрик ван Сик стоял у окна, наблюдая. Он был не в парадной мантии, а в простом тёмно-синем камзоле, но авторитет исходил от него так же явственно, как тепло от камина.

– Подойди, – сказал один из магов за столом, мужчина с пронзительным взглядом.

Хэлл сделал шаг вперёд. Его лицо было спокойным, поза – собранной, но не скованной. Он положил ладонь на прохладную поверхность шара.

Камень на мгновение стал тёплым, потом ледяным. Внутри заиграли вспышки – не хаотичные, а словно выстраивающиеся в сложный узор. Цифры начали проявляться внутри самого шара, медленно нарастая: 10 000… 20 000… 30 000… Они застыли на отметке 32 197.

Один из членов комиссии присвистнул, откинувшись на спинку стула.

– Серебряный уровень. В десять лет. Это… впечатляюще, юноша.

Хейдрик оторвался от окна и медленно подошёл. Его взгляд скользнул по цифрам, затем пристально остановился на Хэлле. В этом взгляде не было простого одобрения – он был аналитическим, взвешивающим, как будто директор видел не только цифры, но и ту силу воли, что стояла за ними.

– С такими исходными данными, – произнёс он мягко, но твёрдо, – академия может предложить вам бюджетное место. Мы покроем половину стоимости пятилетнего обучения. Вторая половина – это проживание и питание в стенах академии. – Он сделал небольшую паузу, давая словам усвоиться. – Предложение действует при условии стабильной успеваемости и соблюдения устава. В противном случае место перейдёт на полную самоокупаемость.

«Половина. Сто пятьдесят золотых превращается в семьдесят пять. Огромная экономия. Но… цепь на шее. Придётся быть на виду, соответствовать, возможно, раскрывать чуть больше, чем хотелось бы, чтобы удержаться на плаву.» – Мысли Хэлла пронеслись со скоростью молнии, взвешивая риски и выгоды.

Отказ был непозволительной роскошью. Война с бесплодием планеты, подготовка ковчега – всё это требовало ресурсов, а легальные знания и статус были самым ценным из них. Жертвовать краткосрочной свободой ради долгосрочных целей – тактика, знакомая ему за миллиарды лет.

Он медленно снял руку с шара. Его лицо не озарилось восторгом. Он лишь чуть склонил голову, встретившись взглядом с директором.

– Я… очень благодарен академии за такое доверие, господин директор, – произнёс он, делая голос чуть выше и проникновеннее, подобающе благодарным учеником. – Я приложу все усилия, чтобы его оправдать.

В глазах Хейдрика мелькнуло что-то вроде лёгкого, одобрительного удивления. Он ожидал детского ликования или заискивающей благодарности. А получил взвешенное, почти дипломатическое согласие взрослого, понимающего цену предложения.

– Это правильное решение, – кивнул директор. – Добро пожаловать в нашу семью, Хэлл.

В этот момент боковая дверь в зал открылась. Вошла женщина. Невысокая, со стремительной, лёгкой походкой. Её короткие, аккуратно постриженные волосы цвета молодой весенней листвы контрастировали с тёмно-зелёными, почти изумрудными глазами, в которых светился живой, острый ум. На ней была не мантия, а практичный костюм из плотной ткани, напоминавший кросс между лабораторным халатом и полевым кимоно – явно одежда для работы, а не для церемоний.

– А, Котонэ, – обратился к ней Хейдрик, и в его голосе появились тёплые нотки. – Как раз кстати. Знакомься – наш новый бюджетник, Хэлл. Потенциал выдающийся.

Женщина – Котонэ Кадзуши – оценивающе оглядела Хэлла с ног до головы. Её взгляд был быстрым, как у хищной птицы, и таким же цепким.

– Кадзуши-сэнсэй будет вашим куратором, Хэлл, – пояснил директор. – И преподавать у вас магическую биологию. Лучшего специалиста по взаимодействию маны и живой материи во всём королевстве вам не найти. Она прислана к нам по обмену из Небесного Сёгуната.

Котонэ слегка кивнула, не убирая изучающего взгляда с Хэлла.

– Тридцать две тысячи, – произнесла она, её голос был негромким, но очень чётким, с едва уловимым акцентом, придававшим словам лёгкую певучесть. – Сила – это хорошо. Но биология – это не про силу. Это про понимание связей. Про то, как мана течёт в жилах волка и в корнях дерева. Как она рождается и как умирает. Сила без понимания – грубая палка. Опасная. – Она сделала крошечную паузу. – Надеюсь, ты не просто палка, Хэлл-кун.

В её тоне не было ни пренебрежения, ни лести. Была лишь констатация факта и… вызов. Словно она сразу же проверяла, насколько его разум гибок.

Хэлл встретил её взгляд без робости.

– Я здесь, чтобы учиться пониманию, сэнсэй, – ответил он просто.

Уголки губ Котонэ дрогнули в подобии улыбки.

– Посмотрим.

Амелия, наблюдая со стороны, незаметно перевела дух. Первый барьер был взят. Теперь начиналось самое сложное.

^{Трудий 1, 1118 год IV эры (II новая эра)}

^{Королевская Магическая Академия, город Берсель,}

^{что в Королевстве Вифанция}

– …Именно так, – голос Алисы вернул Хэлла из воспоминаний на плац, где уже начиналось движение. Группы, возглавляемые выпускниками, начинали расходиться по территории академии. – Ты взвесил. Как стратег. Я была удивлена.

Она наконец убрала руку с его плеча, но её присутствие по-прежнему ощущалось как ледяное силовое поле.

– Большинство этих ничтожеств, – она кивком указала на других учеников, – мечтают лишь о силе, чтобы подчинять. Или о богатстве, чтобы покупать. Они – стадо. А ты… ты похож на того, кто смотрит на мир как на шахматную доску. И знает, что иногда пешку надо принести в жертву, чтобы поставить мат.

Хэлл посмотрел прямо в её ледяные глаза.

– Вы слишком много проецируете, госпожа Аркхолд. Мне десять лет. Я здесь, чтобы учиться магии, а не играть в игры с судьбами.

Алиса замерла на секунду, её брови поползли вверх под полями фуражки. Затем она рассмеялась – на этот раз искренне, с низкой, бархатистой ноткой восхищения, которая странно контрастировала с её холодной внешностью.

– Боги, да ты просто прелесть! «Проецируете»! Ты слышал себя? Ни один ребёнок в этом лепрозории не знает таких слов! – Она шагнула вперёд, снова сократив дистанцию. – Игры с судьбами – это и есть магия, милый. Самая чистая её форма. И я вижу в тебе игрока. Сильного. Потенциально – очень сильного.

Её рука снова потянулась к его лицу, будто желая прикоснуться к этой загадке. Но Хэлл поймал её за запястье, прежде чем пальцы коснулись его кожи. Движение было быстрым, точным, без лишней силы, но и без возможности сопротивления.

Алиса замерла. На долю секунды – но это была целая вечность для неё. Лёгкая, едва заметная краска тронула её обычно бледные щёки. Не от гнева, а от чистой, неотфильтрованной неожиданности. Никто не смел. Никто даже не думал.

Затем её глаза сузились. В них вспыхнул не гнев, а странная смесь – изумление, азарт и что-то ещё, более тёмное и любопытное. Она не вырвала руку. Она позволила ему держать её запястье ещё мгновение, ощущая силу его хватки, прежде чем плавно, с отточенным усилием, которое говорило о её собственной силе, высвободилась.

– О, – выдохнула она, и её голос звучал приглушённо, с новым, хрипловатым оттенком. Она отступила на шаг, её взгляд пристально изучал его лицо, будто видя его впервые. – Интересно. Рефлексы. Решимость. Не просто слова, а действие. Настоящее действие.

Она медленно потерла запястье, где на белой коже могли остаться лёгкие следы от его пальцев. На её губах играла уже не прежняя насмешливая улыбка, а нечто более сложное – признание, смешанное с зарождающимся азартом.

– Ты прав, конечно. Границы. Сила в том, чтобы их устанавливать, – произнесла она, и её тон стал почти задумчивым, но в нём звенела сталь. – Но большая сила – в том, чтобы решать, когда их уважать, а когда… переступать. Ты показал, что у тебя есть первое. Покажи мне когда-нибудь, что есть и второе. Это было бы… достойно зрелища.

Она оглядела его с головы до ног, и её взгляд стал пристальным, как у коллекционера, наконец-то заполучившего вожделенный редкий экземпляр, который оказался ещё интереснее, чем он казался.

– Знаешь что? У нас есть пять лет. До твоего выпуска. До Сто Одиннадцатого Юбилейного Турнира. – Она выдержала драматическую паузу. – Я делаю тебе предложение, Хэлл. Давай посмотрим, сможешь ли ты догнать меня. Сможешь ли ты стать тем, кто будет стоять не позади, а рядом. Мне смертельно скучно с этими тараканами. Мне нужен… достойный противник. Или союзник. А может и… Как посмотреть.

Хэлл смотрел на неё, его разум работал, анализируя каждое слово, каждый микрожест. Высокомерие, эгоизм, жажда власти и контроля – всё было на поверхности, кричаще явно. Но под этой броней угадывалось другое – скука божества, заточенного среди смертных, отчаянный, почти инстинктивный поиск того, кто сможет её понять, бросить вызов, развеять эту вечную ледяную тоску. Это было чудовищно, опасно и… по-своему искренне.

– Ваше предложение… лестно, – наконец произнёс он, тщательно подбирая слова. – Но турнир – лишь одна из многих целей. У меня есть обязательства. Другие планы.

– Всегда есть, – парировала Алиса, и её глаза сверкнули холодным огнём. – Но самые грандиозные планы требуют самой грандиозной силы. А я могу показать тебе, как её получить. Быстрее. Эффективнее. Жестче, чем кто-либо ещё в этих стенах. Подумай над этим. – Она повернулась, её сюртук развелся полами. – А теперь пойдём. Пора показать тебе твою новую клетку. Или, как здесь любят говорить, «дом». – Она бросила ему взгляд через плечо, полный ледяного вызова и обещания. – Не отставай, будущая легенда.

Хэлл последовал за ней, его мысли уже перестраивались, включая новую, мощную и непредсказуемую переменную в сложнейшее уравнение под названием «выживание и развитие». Алиса Аркхолд была ураганом, способным смести все его тщательные построения. Или же… стать тем самым мощным, хоть и опасным, парусом, который позволит «ковчегу» плыть куда быстрее. Нужно было лишь научиться ловить её ветер и при этом не дать ему сорвать мачту.

Впереди их ждал зал, общежития, расписание и сотни новых глаз. И где-то далеко на юге, в сердце Тёмного Леса, спал золотой летописец, а в Долине Мечты Амелия готовила поселение к грядущей зиме. Игра, стоившая целой цивилизации, делала новый, неожиданный виток.

Экскурсия по академии превратилась для Хэлла в парадокс. С одной стороны, он с холодной ясностью аналитика впитывал информацию: планировку зданий, имена преподавателей, маршруты между корпусами. С другой – всё его внимание неумолимо притягивала к себе ледяная гравитация, шедшая рядом.

Алиса вела его не так, как остальные выпускники – деловито и отстранённо. Она водила его, как демонстрирует личную собственность, её комментарии были полны скрытых намёков и оценок.

– Главный учебный корпус, – она кивнула на монументальное здание из белого камня, уходящее ввысь тремя этажами с остроконечными шпилями. – Здешние аудитории напичканы магией до отказа. Стабилизирующие руны в стенах, усилители резонанса под полом. Здесь даже шепот заклинания звучит как удар гонга. Идеально, чтобы новички с первого раза поняли, насколько их силы жалки.

Они прошли через вестибюль с мраморным полом, где на стенах висели портреты предыдущих директоров и победителей турниров. Алиса небрежно посмотрела на одно из изображений – более свежее, где она сама, стояла с ледяным клинком, поднятым в победном салюте.

Они поднялись по широкой лестнице на второй этаж, прошли мимо рядов аудиторий с массивными дубовыми дверями. В воздухе витали запахи старого пергамента, магических реактивов и воска. Затем – просторная, светлая столовая с длинными дубовыми столами и высокими окнами.

– Кормят сносно. Главное – не садиться за стол к потомкам торговцев. У них в манерах столько же изящества, сколько в их генеалогическом древе ветвей, – бросила она, и Хэлл заметил, как несколько первокурсников у другого стола поёжились, услышав это.

Наконец они снова вышли на улицу, в сторону жилого квартала. Два симметричных здания из красного кирпича стояли друг напротив друга, разделённые ухоженным садом.

– Общежития. Левое – мужское. Правое – женское. Между ними – двадцать метров, три слоя защитных барьеров и вся карьера того, кто попытается эти барьеры преодолеть, – Алиса говорила, но её внимание явно было не на зданиях. Она шла так близко, что её плечо почти касалось его. А когда они повернули за угол, в тенистую аллею, ведущую к тренировочным полям, она наконец совершила то, к чему, казалось, шла всё это время.

Она остановилась, и, прежде чем, Хэлл успел отреагировать, её руки мягко, но неотвратимо обвили его сзади, опустившись с его плеч. Она наклонилась вперёд, и её грудь, мягкая и упругая даже через слой формы и сюртука, легла ему прямо на затылок и макушку, почти свешиваясь на лоб. Её подбородок упёрся в его темя.

– Устал, птенчик? – её голос прозвучал прямо над его ухом, тёплый и влажный. В нём не было прежней насмешки, только странная, почти томная интонация.

Хэлл замер. Первым порывом было отстраниться, вырваться, восстановить дистанцию. Но он подавил его почти мгновенно. «Бесполезно. Она будет настаивать. Сопротивление её только раззадорит, превратит в игру, на которую у меня нет ни времени, ни желания тратить силы. Это физическое доминирование – её язык. Её способ утвердить связь. Бороться с ней на этом поле – глупо.»

И потому он не дёрнулся. Не напрягся. Он просто стоял, позволив её тяжести давить на него, её теплу проникать сквозь ткань. Его дыхание оставалось ровным, тело – расслабленным, будто он принял не объятия противницы, а просто неудобный, но привычный груз.

Алиса не сказала ни слова. Она лишь чуть сильнее прижалась, и её пальцы слегка сжали его плечи. В её молчании была тщательная оценка. Она ждала сопротивления, отпора, хотя бы минимального напряжения. Но не получила его. Через несколько секунд она тихо, почти беззвучно выдохнула и отпустила его, продолжив путь, как будто ничего не произошло. Но её взгляд, брошенный на него украдкой, стал ещё более пристальным.

Тренировочные поля поражали масштабом. Целый гектар ровного, упругого газона, разметанного на сектора для дуэлей, полосы препятствий, площадки для метания и силовых упражнений. По краям стояли манекены и мишени. Здесь пахло свежескошенной травой, потом и озоном от недавно применённых заклинаний.

– Здесь ты будешь проводить половину своего времени, если хочешь быть кем-то, – сказала Алиса, остановившись на краю главного поля. Её голос снова стал деловым, но в нём появились новые нотки. – Турнирная арена в десять раз больше. Давление маны – в сто раз сильнее. И зрители… они не аплодируют. Они ждут крови. Твоего падения или твоего триумфа. Им всё равно.

Она повернулась к нему. Солнце, пробиваясь сквозь листву, играло на её ледяных волосах и серебре аксельбантов. Экскурсия подходила к концу. Наступал момент прощания – или чего-то, что должно было его заменить.

– Ну что ж, – начала она, и в её глазах снова вспыхнул тот самый хищный, заинтересованный блеск. – Основное ты увидел. Остальное… узнаешь сам. Если, конечно, выживешь в этой мышеловке.

Она сделала шаг вперёд. И затем, без всякого предупреждения, совершила то, что даже для неё было наглостью. Она притянула Хэлла к себе, прижав его лицо к своей груди. Её руки обвили его голову, пальцы вцепились в его волосы не больно, но властно. Она пригнула его, прижав к себе так плотно, что он почти задыхался от запаха её духов, морозного воздуха и чего-то ещё, тёплого и живого.

– Слушай меня, – её голос звучал приглушённо, вибрируя у него прямо над головой. Её пальцы медленно гладили его затылок, движение было почти… успокаивающим, если бы не абсолютный контроль, с которым оно совершалось. – Пять лет. Я даю тебе пять лет, чтобы перестать быть птенцом. Чтобы отрастить когти. Чтобы научиться не просто стоять, а давить. Я буду ждать. И если ты придёшь на турнир тем, кем я уже тебя вижу… тогда мы поговорим по-настоящему.

Она замолчала, и в тишине было слышно лишь её ровное дыхание и далёкие крики с поля. Её пальцы замерли в его волосах.

– Ты не сопротивлялся, – наконец произнесла она, и в её голосе впервые зазвучала не уверенность, а тихое, задумчивое любопытство. – Ни тогда, в аллее. Ни сейчас. Ты сдался? Смирился? Или… – она чуть отстранилась, ровно настолько, чтобы он мог поднять голову и встретиться с её ледяным, пронзительным взглядом, – …или ты понял, что это именно то, чего ты хотел? И позволил себе это захотеть, зная, что я… позволю?

В её вопросе было кокетство, смешанное с холодной, почти клинической попыткой понять механизм, который стоял перед ней. Она пыталась разгадать его, как сложную головоломку.

Хэлл, его лицо, всё ещё прижатое к её сюртуку, сделал медленный вдох. Затем он аккуратно, но настойчиво высвободил голову из её захвата, не отступая от нее ни на шаг. Его лицо было спокойным, лишь в уголках губ таилась тень чего-то, что могло быть усталостью, а могло – глубочайшим безразличием.

– Я понял, что бороться с ураганом, стоя в его эпицентре, – глупо, – сказал он просто. Его голос был ровным, без дрожи. – Нужно либо бежать, либо… научиться использовать его силу, чтобы летать. Тратить силы на то, чтобы вырываться из каждого порыва ветра… это… самоубийство.

Он посмотрел прямо на неё, и в его зелёных глазах не было ни страха, ни покорности. Была лишь та самая, увиденная ею ранее, ясность картографа, оценивающего местность.

– Ваше предложение я услышал, госпожа Аркхолд. И ваше… ожидание. Дальше покажет время.

Алиса смотрела на него долгие секунды. Затем её губы медленно растянулись в улыбку. На этот раз в ней не было ни насмешки, ни высокомерия. Было чистое, почти восхищённое признание.

– Блестяще, – прошептала она. – Просто блестяще. До встречи, Хэлл. Не заставляй меня ждать слишком долго. – Она аккуратно, вновь оценивая реакцию парня, медленно приблизилась своим лицом к его лицу и поцеловала в лоб.

Она повернулась и ушла прочь по аллее, не оглядываясь, её сюртук развевался за ней, как знамя. Хэлл смотрел ей вслед, чувствуя на своей коже остаточное тепло её тела и холод её взгляда. В его груди клубилась не привычная тревога, а странное, почти азартное предвкушение. Ураган получил имя. И теперь нужно было решить – строить от него убежище или же попытаться оседлать его яростный ветер.

Впереди его ждала его комната, учебники и первая ночь в клетке, которая должна была стать его крепостью. Игра только начиналась.

Глава XVII. Начало игры

^{Трудий 2, 1118 год IV эры (II новая эра)}

^{Королевская Магическая Академия, город Берсель,}

^{что в Королевстве Вифанция}

Звонок врезался в сон, как лезвие в масло. Звон колокольчика. В каждой комнате был такой и все они были синхронизированы магией с главным колоколом директора. Хэлл открыл глаза, и на долю секунды в его сознании всплыло низкое деревянное перекрытие столичной таверны, где он провёл последний месяц, ожидая начала учёбы. Затем реальность вернулась жёстким каменным привкусом.

Комната. Не клетка, но и не приволье. Комната на двоих для детей зажиточных торговцев, небогатых баронов или небогатых графов. Узкая, с двумя простыми деревянными кроватями, двумя столами у противоположных стен и одним окном, делящим скупой утренний свет пополам. Никаких излишеств: красивые стены с узорами и картинами, грубый дубовый пол, две узкие шифоньерки. Привилегия одиночества с личным санузлом была не для него – такие апартаменты в другом крыле занимали отпрыски герцогов и зажиточных графов. Здесь же, в этом коридоре, царила практичная, буржуазная умеренность. Экономия была священным правилом, и он следовал ему безропотно.

На соседней кровати заворочался, испуская недовольное мычание, его сожитель. Кай Эберхард. Мальчик с аккуратно уложенными, даже во сне, золотистыми волосами и лицом, на котором ещё не стёрлись следы дворянского воспитания, но уже легла тень академической серьёзности. Он потёр глаза карие, ещё мутные от сна, и уставился на Хэлла.

– Этот колокольчик… он всегда будет таким душераздирающим? – прохрипел Кай, садясь.

– Академический стандарт, – отозвался Хэлл, спуская ноги с кровати. Пол был холодным даже сквозь тонкие носки. – Привыкай. Впереди пять лет.

Кай скривился, но встал. Они молча, каждый в своих мыслях, совершили утренний ритуал. Санузел на этаже был общим, но цивилизованным: каменные умывальники с простыми, но эффективными рунами подогрева воды – благословение инженерного гения иномирцев. Холодная вода становилась тёплой за считанные секунды, отдавая металлом и смутным запахом маны. Канализация существовала, чудо техники, до которой не все даже богатые поместья дотягивали – ещё одно напоминание, что они учатся в лучшей академии континента, а не в провинциальной школе. После таверны с её ночными горшками это казалось почти роскошью.

Одевшись в строгие чёрные мантии с зелёной каймой первокурсников, они направились в столовую. Коридоры общежития уже гудели. Здесь толпились такие же, как они – не первые сливки общества, но и не бедняки. Где-то в другом конце здания, за массивными дубовыми дверями, жили поодиночке дети высшей аристократии, а в дальних крыльях, в четырёхместных каморках, ютились отпрыски мелких торговцев, с трудом наскребшие на обучение. Социальный рейтинг был прописан в квадратных метрах и количестве соседей по нужнику.

Столовая оглушала гамом. Они нашли место за длинным столом. Кай, оживившись, начал обсуждать с соседом вчерашнюю церемонию посвящения и слухи о сильнейших выпускниках. Хэлл ел молча, впитывая атмосферу.

– Видел список сильнейших по мане на доске почёта? – Кай с энтузиазмом тыкал ложкой в воздухе. – На первом месте, конечно, она. Алиса Аркхолд. Серебристые волосы, ледяной взгляд… Говорят, её сразу взяли лейтенантом в королевскую гвардию. Закончила все пять курсов с максимальными баллами по фехтованию и боевой магии. Легенда.

Хэлл лишь кивнул, не поднимая глаз от тарелки. Мысль о том, что эта «легенда» всего сутки назад прижимала его к своей груди и сулила стать ему либо величайшим союзником, либо личным проектом, казалась сюрреалистичной. Но церемония с выпускниками была просто ритуалом, красивым жестом передачи эстафеты. Никакого постоянного наставничества не предусматривалось. Алиса сделала свой ход и удалилась. Теперь она была где-то там, в большом мире, а её леденящий вызов висел в воздухе его новой жизни незримым обещанием.