Со слов очевидцев бесплатное чтение

Глава 1. Старое дело

Анна заметила дрожь в руках только тогда, когда сняла перчатки.

Перчатки были тонкие, одноразовые, и пальцы внутри давно вспотели. Но стоило стянуть их и увидеть на своей коже тонкий белесый след от резинки, как мозг наконец позволил себе усталость.

– На сегодня всё, Мельникова, – сказал следователь, закрывая папку. – Протоколы у нас есть, психпортрет – тоже. Дальше уже наша рутина.

Он говорил спокойно, почти сухо, но в этом был привычный профессиональный комплимент: их работа для него не «рутина». Для него она – спасение, когда свои мысли слишком громкие.

Анна кивнула, убрала блокнот в сумку и вышла из кабинета, чувствуя, как шум отдела – телефоны, шаги, далёкий гул голосов – отходит куда-то на второй план. После многочасового опроса свидетеля мозг всегда немного плывёт: кажется, что все голоса продолжают говорить внутри, как эхо в бетонном коридоре.

На улице было неожиданно светло. Зимнее солнце пробилось сквозь облака и ударило в глаза так резко, что Анна прищурилась. Во дворе отдела лежал грязный, переживший уже и оттепель, и заморозки снег – тёмными островками вдоль тротуара. Машины, серые стены, голоса – всё это казалось отстранённым, как декорации.

В кармане завибрировал телефон.

Она автоматически подумала: «Мама?», но на экране высветилось другое имя.

Сергей Латышев.

Анна нахмурилась. Они не то чтобы давно не общались – иногда пересекались на конференциях, иногда он звонил «поспрашивать по памяти свидетелей», когда готовил очередной документальный цикл. Телевизионщики любили сложные формулировки, но в итоге всё сводилось к одному: можно ли зрителю объяснить, зачем человек соврал.

Она нажала «принять».

– Анна? – голос Сергея был как всегда чуть хрипловатым, тёплым, и на фоне слышался какой-то гул – то ли улица, то ли вокзал. – Не отвлекаю? Ты жива ещё после своих гениев-убийц?

– Отвлекаешь, – честно ответила она и позволила себе небольшой выдох. – Но это даже приятно. Ты где? Судя по шуму – не в студии.

– На вокзале. В командировку еду. Хотя… – он запнулся, – вернее, в предкомандировку. Слушай, у меня к тебе дело.

Анна усмехнулась.

– Обычно всё начинается с кофе и вежливых слов, а потом – «дело». Ты пропускаешь важную часть.

– Кофе будет, обещаю, – беззастенчиво отмахнулся Сергей. – Но сначала скажи: ты ещё занимаешься нашими любимыми свидетелями, травмами и прочим ужасом?

– Да, – Анна села на скамейку у входа в отдел, натянув шарф повыше. В её голосе прозвучала привычная ирония: – Память, ложные воспоминания, искажения, всё в том же духе. Ты нашёл кого-то, кто видел инопланетян?

– Почти, – коротко засмеялся он. – Помнишь дело… Нет, ты тогда ещё училась. Подожди… Убийство в кафе «Эспрессо» десять лет назад.

Анна нахмурилась сильнее. Название вспыхнуло где-то на краю памяти, как давно забытая вывеска из детства.

– «Эспрессо»… Это где-то на юго-западе? Маленькое кафе у остановки?

– Оно самое. Тогда андеграундное местечко для студентов и тех, кто хочет пить в тишине. – Сергей явно оживился. – Вечер, полный зал, выстрел. Семь свидетелей, куча показаний, но картинка не сходится. Убийцу так и не нашли. Дело тихо умерло в архиве.

Теперь вспомнила. В школьные годы по новостям пару дней шла эта история. Мама тогда буркнула за ужином: «Опять кого-то завалили в этих их кабаках», и переключила канал. Анна была слишком молода и занята экзаменами, чтобы вникать. Но слова «семь свидетелей» зацепились.

– И? – она переложила телефон в другую руку, чтобы согреть пальцы. – Зачем оно тебе сейчас?

– А вот тут ты мне нужна, – Сергей понизил голос, словно поблизости могли быть лишние уши. – Я делаю цикл про нераскрытые дела. Реальные, без мистики, без этих ваших духов. «Эспрессо» идеально подходит: много свидетелей, куча противоречий, добротный провал следствия…

Он ненадолго замолчал, потом добавил:

– Но самое интересное – не это. Я уже поговорил с несколькими очевидцами. Они рассказывают по-разному. Не просто детали путают – у них будто были разные вечера.

Анна невольно выпрямилась.

– Ты уверен, что это не ты их по-разному спрашивал?

– Спасибо за доверие, – фыркнул Сергей. – Я, конечно, могу навязывать свою версию, но тут совсем другое. Они не просто забыли. Кто-то явно подгонял свои воспоминания под что-то. Или под кого-то.

В животе у Анны возникло знакомое ощущение – смесь профессионального интереса и холодка. Там, где много свидетелей и мало совпадений, почти всегда прячется или чужая вина, или собственный страх.

– И что ты хочешь? – спросила она.

– Хочу, чтобы ты официально поучаствовала как эксперт, – сказал Сергей, и в голосе появилась деловая твёрдость. – Не только за кадром, как в прошлый раз. В титрах, в договоре, со всеми делами. Мы собираем всех семерых свидетелей в одном месте, снимаем их рассказы. Мне нужен человек, который будет фиксировать не только слова, но и то, как они говорят.

Он на секунду запнулся, потом добавил чуть тише:

– И, возможно, поможет понять, кто тогда соврал так, что из-за этого дело легло в архив.

Анна посмотрела на серый фасад отдела, на ободранную краску у крыльца, и подумала, что слишком хорошо знает, как выглядят дела, «которые легли в архив». И слишком часто там лежит не отсутствие улик, а чья-то усталость или чей-то интерес.

– Сколько у тебя материалов по старому делу? – спросила она.

– Копии протоколов, вырезки из газет, служебная переписка, старые фото. Я кое-что достал через знакомых, – Сергей сказал это с тихой гордостью человека, умеющего лазить в закрытые папки. – Плюс уже есть пара свежих интервью, но я их тебе пока не покажу. Хочу, чтобы ты сначала увидела официальную версию, а потом – живые голоса.

Она представила: загородный дом, семь человек, каждый со своей правдой. Семь версий одной ночи. И продюсер, который хочет продать эту кашу зрителю как историю о забытом преступлении.

Звучало… опасно. И интересно.

– Где вы собираетесь всё это делать? – спросила Анна, пытаясь звучать ровно.

– Дом у моей тёти. За городом, тихое место, никто нам мешать не будет. – Сергей снова оживился. – Небольшой съёмочный лагерь на пару дней. Ты приедешь, познакомишься с ними, послушаешь. Официально – ты консультируешь проект по теме травмы и памяти. Неофициально… – он чуть усмехнулся, – неофициально я надеюсь, что мы сможем сложить эту проклятую картинку.

Анна подумала о том, как звучало это «никто не будет мешать». Семь людей, запертых в одном доме с собственными страхами и виной – звучало как группа для интенсивной терапии, только без правил безопасности.

– А следствие? – осторожно спросила она. – Ты не думаешь, что кому-то может не понравиться, что ты заново ковыряешь старое дело?

– Следствие давно забыло об этом, – легкомысленно отмахнулся Сергей. – Сроки, отчёты, новые дела. Для них это один файл среди тысяч.

Он сделал паузу и, уже другим тоном, добавил:

– А вот для тех, кто тогда был в кафе… я не уверен, что они забыли. Понимаешь?

Понимала.

Есть события, которые не затягиваются даже за десять лет. Просто люди учатся жить поверх них, как поверх трещины в асфальте.

– Сколько у меня времени на раздумья? – спросила она.

– До послезавтра, – быстро ответил Сергей. – Встречу мы запланировали на выходные, чтобы всех собрать. Я вышлю тебе договор, материалы по делу… Анна, – он неожиданно стал серьёзным, – если честно, я думал о тебе первой. Никто так не видит мелкие несостыковки, как ты.

Он усмехнулся:

– И мне нужен кто-то, кто будет говорить «нет», если я начну гнаться за красивой картинкой в ущерб правде.

Она услышала в его голосе не только деловой тон, но и просьбу – почти личную. И вдруг вспомнила: тогда, десять лет назад, в новостях мелькнула фотография того самого кафе. Жёлтоватый свет, пластиковые столы, люди в шоковых одеялах. И подпись: «Несмотря на многочисленных свидетелей, полиция затрудняется восстановить картину произошедшего».

Анна тогда мельком подумала: как можно не восстановить картину, если свидетелей так много?

Сейчас ответ был ей слишком хорошо знаком.

– Ладно, – тихо сказала она. – Скидывай материалы. Посмотрю и дам ответ сегодня вечером.

– Знал, что на тебя можно рассчитывать, – облегчённо выдохнул Сергей. – Я тебе всё пришлю в течение часа. И… Анна?

– Что?

– Не пугайся сразу. Старое дело выглядит… странно. Даже по бумагам.

Связь треснула – объявили посадку, кто-то толкнул его, в динамике вокзала заорали очередной поезд. Они быстро попрощались. Анна отключила телефон и ещё пару секунд сидела, глядя на чёрный экран, в котором отражалось её собственное усталое лицо.

«Странно даже по бумагам», – повторила она про себя.

В сумке глухо щёлкнула папка с только что завершённым делом – свежие протоколы, фотографии, схемы. Там всё было привычно: один преступник, один мотив, немного вранья на периферии, но в целом история собиралась в ровный, понятный пазл.

А там… семь свидетелей и пустое место, где должен быть убийца.

Анна поднялась, поправила ремень сумки и пошла к машине. Завтра у неё, возможно, появится новое старое дело – и семь голосов, которые придётся услышать до конца.

Глава 2. Дом, где всех ждут

Дорога за город оказалась длиннее, чем обещал навигатор.

Сначала Анна ехала по шоссе, где все полосы были заняты одинаково грязными машинами, потом свернула на узкую дорогу между полей. Город остался за спиной неожиданно резко – как будто кто-то выключил фон. Светофоры, витрины, остановки – всё сжалось до полоски огней в зеркале.

Снег здесь лежал чище. Поля были белыми, как незаполненные страницы. Время от времени попадались тёмные островки – полосы деревьев, серые сельские дома, редкие остановки без людей.

Сергей прислал адрес и короткое сообщение: «Если что, звони Маше. Она уже на месте» – и номер телефона, подписанный «Маша ассистент».

Въезд к дому она почти пропустила. Узкая дорога резко свернула в лесок, и только когда колёса заскрипели по не очень ровному насту, Анна поняла, что это уже частная территория. Между соснами показалась металлическая калитка и забор, дальше – кирпичный двухэтажный дом с мансардой. От трубы шёл дым.

«Тётин дом», – вспомнила она слова Сергея.

Она припарковалась у кучи утрамбованного снега, на которой когда-то был газон. За домом виднелся сарай, небольшой гараж и какие-то хозяйственные постройки. Свет горел почти во всех окнах – тёплые прямоугольники на фоне ранних сумерек.

Анна взяла сумку, папку с распечатанными материалами и поднялась по ступенькам к крыльцу. Дверь открылась раньше, чем она успела нажать на звонок.

– Вы Анна? – спросила девушка с тёмным хвостом и в вязаном свитере, который был ей чуть велик. – Я Маша.

Она улыбнулась быстро, чуть нервно, отступила в сторону, пропуская гостью внутрь.

В доме пахло варёным мясом, луком и чем-то ещё – корицей или гвоздикой. Тепло ударило в лицо так резко, что Анна на секунду прикрыла глаза.

– Проходите, раздевайтесь, – Маша взяла у неё сумку из рук почти автоматически, как будто боялась, что гостья передумает. – Сергей просил вас сразу в гостиную привести, но он… э… немного занят. С аппаратурой.

Прихожая была широкая, старомодная: шкаф, крючки, маленькая скамейка, коврик, который давно просился в стирку. Анна сняла пальто, сапоги, аккуратно повесила шарф.

– Аппаратура важнее, чем эксперт? – спокойно уточнила она.

Маша слегка покраснела.

– Нет, извините, я не так… – она запуталась в словах, потом махнула рукой. – Он просто сейчас в подвале, у него там… студия и паника. Вам правда лучше сначала выпить чаю. Тётя уже всех кормит.

– Софья Петровна? – вспомнила Анна.

– Да, – в голосе Маши появилось что-то вроде уважения, перемешанного с лёгким страхом. – Вы её не бойтесь, она добрая. Просто смотрит так, будто знает, что вы в детстве делали.

Анна усмехнулась.

– Если она действительно это знает, мы с ней найдём общий язык.

Они прошли по коридору. Стены были оклеены старыми обоями с выцветшими цветами, то тут, то там висели фотографии – семья, дети, какие-то застолья. Дом был явно старый, но ухоженный – не из тех дач, куда приезжают раз в год.

Из столовой доносились голоса. Несколько, разные. Смех, фраза, обрываемая посередине, звук передвигаемого стула.

Маша обернулась на ходу:

– Почти все уже приехали. Один человек опаздывает, но он всегда опаздывает, я уже привыкла. Вы… – она замялась, – вы заранее смотрели их досье?

– Только старые протоколы, – ответила Анна. – Личных дел у меня нет. Пока вижу только имена и показания десятилетней давности.

– Интересно, – тихо повторила Маша, будто про себя. – Скоро будете видеть больше.

Она толкнула дверь.

Столовая встретила их светом, запахом еды и вниманием.

За большим деревянным столом сидело шестеро человек. Пустых стульев было два: один у угла, другой рядом с ним, чуть отодвинутый. На стене тикали часы, ритмично и слишком громко.

– А вот и наш эксперт, – раздался мужской голос.

Анна сразу узнала Павла – не по имени, а по осанке. Бывших милиционеров она научилась отличать почти безошибочно: посадка плеч, руки всегда чуть наготове, взгляд, который оценивает помещение раньше, чем людей. Сейчас он был в гражданском – свитер, рубашка, но привычка осталась. Ему было лет сорок с небольшим, широкие плечи, короткая стрижка.

– Анна Мельникова, криминальный психолог, – сказала Маша чуть официальным тоном. – Это…

Она стала быстро перечислять:

– Ирина, – женщина лет тридцати восьми, в светлом свитере и с собранными в небрежный пучок волосами, – Лена, Тимур, Вера, Павел и Кирилл.

Анна кивнула каждому.

Имена сразу ложились на прошлые строки протоколов, как подписи к фотографиям.

Ирина, бывшая официантка, сейчас – с тёмными кругами под глазами и быстрыми руками, всё время поправляющими салфетку. Лена – ровная, собранная, в строгой блузке, с таким видом, словно пришла на деловую встречу и до сих пор не верит, что это не совещание по контракту. Тимур – худощавый, в тёплой толстовке, с тем внимательным, слегка прищуренным взглядом, который бывает у людей, привыкших высматривать номера домов сквозь метель. Вера – аккуратная, в очках, с идеально уложенными волосами и идеально ровной стопкой приборов перед собой. Кирилл – в джинсовой рубашке, с чуть длинноватыми волосами, выбившимися из хвоста; он барабанил пальцами по столу в ритме негромкой музыки, которую слышал, наверное, только он.

– И ещё один должен подъехать, – добавила Маша, закатывая глаза. – Андрей Соколов. Но вам всё равно сначала надо поесть. Тётя Софья очень злится, если кто-то садится за работу голодный.

– Я не злюсь, – раздался голос за спиной, – я разочаровываюсь.

Анна обернулась.

В дверях стояла женщина лет шестидесяти с небольшим, в домашнем фартуке поверх вязаного платья. Волосы собраны в пучок, лицо с чёткими чертами, взгляд – прямой, внимательный. Это была не та мягкая старушка, что печёт пирожки всем подряд. В ней чувствовалась та самая спокойная железность, которой держатся на себе многолетние дома.

– Софья Петровна, – подсказала Маша.

– Софья, – поправила та. – Петровной меня называют только те, кто от меня чего-то хочет.

Она подошла к столу, поставила ещё одну миску с супом и внимательно посмотрела на Анну.

– Это и есть ваш психолог? – спросила она у Маши, но смотрела на гостью.

– Мой нет, – спокойно ответила Анна. – Ваш – возможно.

В уголках губ Софьи дрогнула улыбка.

– Садитесь, Анна. У нас борщ. В вашей науке без него, наверное, тоже тяжело.

Анна села на свободный стул – как раз так, чтобы видеть большую часть лиц. Хорошая позиция. Левая рука ближе к столу, правая свободна – привычка.

Маша поставила перед ней тарелку, налила суп, поставила рядом хлеб.

Несколько секунд за столом стояла лёгкая пауза – та самая, когда все понимают, что появился новый человек, и примеряются к нему.

Первой нарушила тишину Ирина:

– Это вы будете нас… допрашивать? – Она быстро обвела всех взглядом, словно ищет поддержку. – Я просто… я думала, камеры, вопросы… А тут психолог.

– Я не допрашиваю, – мягко сказала Анна, размешивая сметану в тарелке. – Я слушаю. А иногда задаю вопросы. В основном чаще, чем хотелось бы.

– Мило, – хмыкнула Лена. – Новый формат реалити-шоу: «Психолог и семь свидетелей».

Кирилл усмехнулся, не поднимая глаз от тарелки:

– Отличное название для группы. Я бы так коллектив назвал.

– Тебе любую трагедию дайте – ты из неё песню сделаешь, – отозвался Тимур, отодвинув рюмку с наливкой, которую ему настойчиво пододвигала Софья. – Простите, Анна, он у нас музыкант.

– Музыканты и психологи – одна порода, – заметила Софья, расставляя хлеб. – Только одни людей напаивают, а другие – многозначительно молчат.

– Я обычно спрашиваю, – уточнила Анна. – Молчать за вас мне невыгодно.

Павел наконец вмешался:

– Скажите честно, – он говорил ровно, без улыбки, – вы приехали на съёмки или заодно посмотреть, кто из нас врет?

Анна подняла на него взгляд. В протоколах десять лет назад рядом с его фамилией было много бумаги. Участковый, который «обеспечивал порядок» в кафе, хоть и находился там не по службе.

– Я приехала работать экспертом проекта Сергея, – ответила она. – Оценивать, как свидетели помнят событие через десять лет. Как говорит моя наука, все вы врёте. Включая меня.

Кто-то нервно усмехнулся. Вера опустила глаза в тарелку и сделала аккуратный, почти бесшумный глоток.

– Приятного аппетита, – сказала Софья и села на свободный стул у конца стола, как капитан на мостике.

Пару минут разговаривали о простом. О дороге, о погоде, о том, что в городе опять взлетели цены на бензин. Анна слушала тоном «ни к чему не обязывает», но отмечала:

Ирина слишком часто оглядывается на Павла, словно боится сказать что-то «неправильное» в его присутствии. Лена почти не смотрит по сторонам, только на тарелку и иногда – на телефон, который лежит экраном вниз рядом с вилкой. Тимур расслаблен, но руки у него свободны, ладони – чистые, без украшений, ногти обрезаны коротко. Вера сидит ровно, будто на экзамене, и каждый свой жест проверяет заранее. Кирилл слушает всех, но взгляд у него – чуть в сторону, он, кажется, замечает не слова, а ритмы голосов.

Маша то и дело вскакивает – подать хлеб, убрать пустую тарелку, принести чай. Софья не вмешивается в разговор, но ни разу не спросила, кто из гостей что любит или не ест – как будто знает заранее.

– А Сергея не будет? – наконец не выдержал Кирилл. – Я ради него, между прочим, ехал. Он мне обещал, что будет «творческая атмосфера», а я вижу только борщ и психолога.

– Творческая атмосфера в подвале, – буркнула Маша. – Он там с проводами дерётся.

– И с совестью, – добавила Софья. – Тоже проводами не обошлось.

Анна подняла бровь.

– Что это значит?

Софья пожала плечами – медленно, с достоинством.

– Это значит, что мой племянник – человек талантливый, но иногда слишком верит, что правда сама себя покажет, если на неё посветить камерой. А правда любит темноту не меньше, чем мы любим свет.

Ответ был из тех, что можно счесть просто красивой фразой, а можно положить в отдельный ящик в памяти.

Дверь в прихожую хлопнула. По коридору прошли быстрые шаги, послышался мужской голос:

– Вы хоть оставили мне что-нибудь? Или мне опять достанется холодное?

В столовую вошёл мужчина лет сорока: хорошее пальто, шарф, уверенная походка. Волосы чуть тронуты сединой у висков, на руке – дорогие часы, которые он даже не попытался снять за столом.

– Андрей, – сказала Маша, выдыхая так, будто только что поставила галочку в длинном списке дел. – Мы уже начали без тебя.

– Я это вижу, – улыбнулся он, окидывая всех быстрым взглядом. – Зато я привёз Сергею то, что он просил.

Он поставил на свободный стул кожаный портфель, снял пальто, повесил его на спинку, сел – как будто дом всегда ждёт именно его. Андрей кивнул Павлу, перекинулся коротким «здорово» с Тимуром, улыбнулся Лене, почти не глядя.

– Анна, – поспешно вмешалась Маша, – это Андрей Соколов.

Андрей повернулся к ней, кивнул вежливо. В его взгляде было что-то вроде профессиональной оценки – неторопливой, не слишком внимательной, как у человека, привыкшего встречать много новых лиц.

– Очень приятно, – сказал он. – Наш моралист, да?

– Наш эксперт, – поправила Анна. – Моралист обычно приходит позже, когда всё уже плохо.

– Тогда у вас есть шанс не дать нам до этого дойти, – усмехнулся Андрей.

Сережу так и не дождались к концу ужина. Только когда тарелки начали постепенно пустеть, а Тимур в третий раз отказался от «ещё кусочка», в дверях появился он – с растрёпанными волосами, в футболке под расстёгнутой рубашкой, с кабелем через плечо, как с декоративным шарфом.

– Я знал, что вы начнёте без меня, – объявил он и сразу поймал на себе взгляд Софьи. – Да, да, я виноват, тётя, борщ уже остыл, мир не рухнул.

Он повернулся к Анне:

– Ты добралась. Уже познакомились?

– Они успели задать три вопроса, – ответила она. – Один про то, кто я, два – про то, собираюсь ли я их допрашивать.

– И что ты ответила? – заинтересовался Кирилл.

– Что вы все врёте, – спокойно сказала Анна и хлебнула чаю. – Но не злобно.

Ирина нервно засмеялась. Павел слегка прищурился. Андрей улыбнулся чуть шире, будто принял это за шутку.

Сергей хлопнул в ладони:

– Отлично. Значит, у нас есть ужин, свидетели, дом и психолог. Не хватает только одной вещи – старого дела. Анна, как ты насчёт того, чтобы после еды подняться в гостиную? Я покажу тебе бумажную часть, а этим товарищам – правила игры.

– Игры? – переспросила Вера, впервые оторвавшись от своего аккуратного куска хлеба.

– Телеигры, – поправился Сергей. – Расслабьтесь, никто не будет вас мучить допросами под прожекторы. Мы просто расскажем, как всё будет устроено: кто, когда, что вспоминает, где стоят камеры.

Он подмигнул Анне через стол:

– А Анна нам скажет, насколько это безопасно для ваших нежных психик.

– Если вы собираетесь вскрывать давнюю травму в закрытом пространстве с минимальным выходом наружу, – сказала Анна, – ответ заранее: «не очень».

– Слушай, ну, – Сергей развёл руками, – ты же не на конференцию приехала.

– К сожалению, нет, – вздохнула она. – Там хотя бы кофе бесплатный.

– Кофе будет, – пообещала Софья. – И чай. И всё, что положено, чтобы вы, – она посмотрела по очереди на всех, – не свалились раньше, чем скажете, зачем на самом деле сюда приехали.

Эту фразу можно было адресовать кому угодно.

Анна подумала, что к вечеру дом уже наполнился не только запахами борща и корицы, но и чем-то ещё – плотным, невидимым, как воздух перед грозой.

После ужина, когда Софья с Машей начали собирать со стола, Сергей махнул Анне:

– Пошли. Покажу, где мы будем работать.

Они вышли в коридор, поднялись по деревянной лестнице на второй этаж. Ступени чуть поскрипывали, перила были гладкими от рук. На стенах снова висели фотографии – молодая Софья с ребёнком на руках, мужчина в форме, компания у новогодней ёлки.

– Это всё её жизнь, – сказал Сергей, заметив её взгляд. – Дом, люди, годы. Она не любит, когда кто-то лезет в эти рамки. Так что старайтесь не сбивать.

– Постараюсь, – ответила Анна.

Гостиная оказалась большой комнатой с диваном, несколькими креслами, большим столом у окна и старым книжным шкафом. На одном из столиков уже стояла камера, рядом – штатив, кабели, ноутбук.

Посреди стола Сергей разложил папки.

– Это то, что у меня есть по делу «Эспрессо», – сказал он, уже другим, деловым голосом. – Официальные материалы, копии протоколов, вырезки, служебные записки.

Он провёл рукой по бумагам.

– Видишь, какой красивый хаос? Семь человек, каждый что-то видел. И никто ничего не видит до конца.

Анна подошла ближе. На первой папке аккуратно, почти каллиграфическим почерком было написано: «Кафе "Эспрессо". Убийство. 10 лет назад».

Она коснулась обложки пальцами – так, как прикасаются к старым фотографиям, на которых ещё не знаешь, кого следует искать.

Где-то внизу дома скрипнула дверь, кто-то громко засмеялся, кто-то ответил резче, чем нужно. Звуки поднялись по лестнице и растворились под потолком.

– Дом, где все видели, – сказал Сергей вполголоса, словно пробуя фразу на вкус. – Хорошее название, да?

Анна посмотрела на него, потом на папки.

Внутри было прошлое. Внизу, за стенами – настоящее.

И между ними была она.

– Посмотрим, – ответила она. – Кто и что тут на самом деле видел.

Глава 3. Тогдашняя ночь в кафе

Первые двадцать минут Анна просто молча перелистывала бумаги.

Шершавый картон папок, хрупкие копии, светло-серый тон ксерокса – всё это было ей знакомо до автоматизма. Менялись только фамилии, адреса и названия мест. На обложке этой папки чёрным по белому значилось:

«Кафе "Эспрессо". Убийство. Дата: 12.11.ХХ. Потерпевший: Назаров Олег Викторович»

– Предприниматель, – пояснил Сергей, устроившись на краю стола и болтая ногой. – Малый бизнес, какие-то оптовые поставки, полуофициальные схемы. Ничего особо героического.

Анна кивнула, хотя это её интересовало меньше всего.

Для неё пока был важен сам каркас: где, когда, сколько людей.

На первой странице – сухое описание места происшествия.

Кафе «Эспрессо» по адресу… небольшой зал, десять столиков, барная стойка, кухня, санузел, служебное помещение. Освещение – тёплое, жёлтые лампы. Музыкальное оформление – «живой звук»; на момент убийства играл приглашённый музыкант.

Плотность заполняемости зала: 80–90%.

– Набитое, в общем, место, – прокомментировал Сергей. – Но не клуб. Уютное подвальное гнездо. Ты, кстати, там ни разу не была?

– Нет, – ответила Анна. – В мои студенческие годы мы ходили в совсем другие подвалы.

Она перевернула страницу.

Фотографии – чёрно-белые, хотя дело было уже относительно недавнее, просто копии делали второпях. Размытый снимок стойки, столы, стулья. В центре – закрашенное пятно: тело, которое по инструкции прикрыли на фото. Лишь контуры: вытянутая рука, перевёрнутый стул рядом.

Под фотографиями – аккуратная подпись следователя:

«Тело Назарова О.В. обнаружено у стола № 4, лицом вверх, рука вытянута к барной стойке. В области груди – огнестрельное ранение».

Анна перешла к схеме.

Квадрат зала, прямоугольники столов, крестики людей.

Под каждым – номера: С1, С2… С7 – свидетели.

– Семь крестиков, – тихо сказала она. – И ни одного кружочка, обозначающего стрелка.

Сергей наклонился, посмотрел через её плечо.

– Официальная версия: стрелок был один из тех, кто успел уйти до приезда полиции, – сказал он. – «Неустановленное лицо». Фигурирует во всех бумагах как «НЕУСТ.». Люблю это слово. Как будто оно отдельный персонаж.

Анна отметила расположение:

Стол № 4 ближе к центру.

Ирина – у стойки, между залом и кухней. Павел – в углу у окна. Тимур – ближе к двери. Лена с подругой – у стены, напротив сцены. Вера – возле кассы. Андрей…

Она нашла на схеме его обозначение.

С6 – на соседнем столике от Назарова, но чуть в стороне, почти в тени.

Кирилл значился как Музыкант на мини-сцене.

– Итак, – сказала Анна, переворачивая страницу. – Официальная хроника ночи. Давай по времени.

Сергей подвинул к ней распечатку «последовательность событий по показаниям свидетелей». Это был любимый жанр её работы: таблица, в которой следователь отчаянно пытается свести воедино несоводимое.

––

19:30–20:00 – по словам нескольких свидетелей, кафе «постепенно заполняется посетителями».

Ирина показала, что «обычный вечер, без особой толпы, но к восьми вечера мест почти не осталось». Павел подтвердил: «Вышел после смены, зашёл перекусить, уже было довольно людно».

Тимур заявил, что приехал «около восьми», ожидая клиента, и решил «выпить кофе, пока не позвонили».

Вера вспоминала, что пришла «чуть раньше восьми», потому что «не любит опаздывать».

Лена уверяла, что заранее забронировала столик к двадцати ноль-ноль.

20:15 – по словам большинства свидетелей, в кафе появляется Назаров.

– Вот тут интересно, – заметил Сергей. – Смотри: почти все говорят, что он вошёл «громко».

Анна нашла этот момент в протоколах.

Ирина: «Он зашёл так… уверенно. Сразу снял пальто, огляделся, как хозяин».

Кирилл: «Скрипнула дверь, потом хлопок – это он пальто стряхнул от снега, я на секунду сбился с ритма».

Вера: «Я услышала, как кто-то громко поздоровался с официанткой».

Лена, наоборот: «Я заметила его не сразу, только когда он уже сидел. Я читала, честно».

Тимур: «Вошёл мужик в хорошем пальто. Пальто мне, кстати, запомнилось лучше, чем лицо».

Павел: «Мужчина лет сорока. Трезв, но напряжён. Сел за столик, с которого хорошо видно весь зал».

Анна провела ногтем по строчке.

– То есть он точно не был местным пьяницей, который забежал случайно, – сказала она. – Он знал, куда идёт.

– И его знали, – подхватил Сергей. – Ирина в одном месте оговаривается, что он «как всегда сел там же».

Анна нашла нужное место.

«…ну, он как всегда к четвёртому сел, у стены, там розетка рядом, многие любят… ой, то есть я его до этого пару раз видела, да».

Анна тронула карандашом поля.

– Ирина сначала говорит «как всегда», а потом спохватывается, – вслух сформулировала она. – Вопрос: она просто оговорилась или на самом деле хорошо знала, что он постоянный?

Сергей кивнул.

– Один из моих любимых моментов, – сказал он. – Но в деле это никак не развивается. Следователь не задаёт уточняющих вопросов. Или задаёт – но в протокол это не попадает.

Анна перевела взгляд дальше.

20:30–21:00 – обычный ход вечера.

Музыка, заказы, разговоры.

Ирина: «Всё как обычно, народ ел, пил, я носила тарелки. Ничего подозрительного».

Вера: «Мы обсуждали на работе отчёты, я иногда видела краем глаза, как кто-то подходил к тому мужчине (Назарову), но я не прислушивалась».

Лена: «Я читала конспект, подруга иногда отвлекала, но я плохо помню именно этот отрезок».

Павел: «Сидел у окна, думал о своём. Никто не шумел».

Тимур: «Я ждал звонка, листал ленту в телефоне. Музыкант что-то там играл, не моё».

Кирилл: «Я переключился на вторую часть сета, играл поспокойнее, чтоб народ не расходился».

21:10–21:20 – момент, когда в первый раз кто-то упоминает возможный конфликт.

Анна задержала взгляд.

Ирина: «К нему подошёл один мужчина, что-то сказал, потом второй. Они тихо разговаривали. Я думала, знакомые».

Вера: «Мне показалось, что у четвёртого столика кто-то повысил голос. Но музыка была, я точно не слышала».

Лена: «Я не уверена, это был он или кто-то рядом, но голос был резкий. Я испугалась и ещё сильнее уткнулась в конспект».

Павел: «Я видел, как какой-то тип подошёл к Назарову. Тот жестом послал его подальше. Я готов был вмешаться, если начнётся драка, но они быстро успокоились».

Тимур: «Я был в туалете в это время, если честно. Возвращаясь, заметил, что у того мужика лицо было злое».

Кирилл: «Я поменял композицию на что-то погромче, потому что почувствовал, что народ напрягся».

Анна выдохнула через нос.

Семь людей. Семь разных углов обзора, семь разных уровней внимания. И уже здесь – расслоение. Для кого-то это просто «фоновые голоса», для кого-то – потенциальная драка.

– А теперь самое интересное, – сказал Сергей и перевернул ещё один лист. – Время убийства, согласно заключению эксперта: примерно 21:23–21:27.

Он положил рядом ещё одну распечатку – уже из другого документа.

«По показаниям свидетелей, в этот временной промежуток в зале раздался хлопок, похожий на выстрел, после чего часть посетителей закричала, некоторые бросились к выходу».

– Один хлопок, – уточнила Анна. – Официально.

– Угу, – кивнул Сергей. – Один.

Она провела взглядом по протоколам.

Ирина: «Я услышала хлопок, как будто что-то уронили, и почти одновременно – крик. Повернулась и увидела его уже на полу».

Вера: «Сначала хлопок, потом крик женщины, потом кто-то опрокинул стул».

Лена: «Я испугалась от резкого звука, кажется, это был выстрел. Я вскрикнула, подруга тоже. Всё началось очень быстро».

Павел: «Я услышал звук, похожий на выстрел, вскочил и уже потянулся к кобуре, хотя был без оружия. Потом крики, и я побежал к центру зала».

Тимур: «Хлопок. Я сразу понял, что это не петарда. Потом стул, потом крики».

Кирилл: «Я на долю секунды подумал, что это что-то со звуком, как будто колонка хлопнула. Музыка играла, я сбился с ритма».

И только в одном месте, на полях, чужой рукой было приписано карандашом:

«Музыкант в первичном опросе сказал: "как будто два хлопка" – в протокол не внесено? Уточнить».

Анна на секунду замерла.

– Видишь? – Сергей ткнул пальцем. – Это, кстати, не моя надпись. Это чья-то попытка совести из отдела.

– Уточнить, но не уточнили, – тихо сказала Анна. – Или уточнили, но решили забыть.

Она откинулась на спинку стула, закрыла глаза на пару секунд.

Ей хорошо знаком был этот внутренний рисунок: когда в деле есть маленькая мысль, застрявшая на полях. Кто-то её заметил, кто-то выбрал запихнуть обратно.

– То есть официально у нас один выстрел, один хлопок, – проговорила она. – Неофициально – возможны два. Это уже расщепление момента. Хорошо.

Сергей усмехнулся:

– Ты радуешься несостыковкам, как дети – конфетам.

– Они честнее, – ответила Анна. – Честнее, чем гладкие истории.

Она перевернула страницу.

После хлопка началась паника. По словам большинства свидетелей, люди вскочили со своих мест, кто-то закричал, кто-то бросился к выходу. Официантка (И.О.) подбежала к пострадавшему, увидела кровь и…

Анна представила это.

Жёлтый свет, столы, тарелки. Кто-то встаёт, кто-то опрокидывает стул. Музыка на секунду замолкает, потом Кирилл сбивается, лишний звук. Ирина, с подносом в руке, поворачивается на крик.

…подбежала к пострадавшему, увидела кровь в области груди, поняла, что это серьёзно. Закричала: "Вызовите скорую!"

Вера: «Я встала, но не подошла, я боялась крови. Я увидела только, что он лежит».

Лена: «Я вообще не сразу поняла, что он умер. Мне казалось, что он просто упал. Всё как в кино…».

Павел: «Я подошёл, проверил пульс – не прощупывается. Кровь. Я сориентировался, крикнул, чтобы закрыли двери и никого не выпускали до приезда наряда».

Тимур: «Я помогал выводить людей, кто-то чуть не сбил меня с ног. Не помню лиц, только общую массу».

Кирилл: «Я стоял как идиот со своей гитарой, пока ко мне не подбежали и не сказали выключить звук».

Анна мысленно вставила этот эпизод между строк.

Стул, падающий на пол.

Рука, тянущаяся к барной стойке.

Кровь, расползающаяся на скатерти.

Семеро людей – каждый видит свою часть.

– Дальше? – спросила она.

Сергей потянулся за следующей стопкой.

– Дальше начинается моё любимое: показания по отдельности, – сказал он. – Здесь ты можешь увидеть каждого из них в первичном виде. До десяти лет оправданий.

Анна отложила общий «хроникальный» лист в сторону и взяла первый протокол.

«Опрос свидетеля: Орлова Ирина Сергеевна…»

Ровный, немного уставший шрифт компьютера. Вопросы следователя, ответы, иногда сбивчивая речь, которая всё равно записывалась «литературно».

«…я работала тогда вечером. Всё было обычно. Этот мужчина – да, я его видела раньше пару раз, но мы не были знакомы. Он всегда заказывал одно и то же. Нет, я не знаю, как его зовут, мне в тот вечер впервые сказали фамилию».

«Нет, я не слышала, о чём он говорил с тем другим мужчиной. Они сидели у меня за спиной, я бегала между столами. Я только видела, что к нему подходили».

«Когда произошёл выстрел, я стояла у стойки. Я сначала подумала, что уронили что-то тяжёлое. Потом крик. Я подбежала…»

Анна чувствовала, как взгляд цепляется за мелочи.

Там, где Ирина говорит «этот мужчина», когда могла бы сказать просто «он».

Там, где «видела пару раз», сменяется на «как всегда сел».

Она положила протокол рядом с хронологией. Уже сейчас в голове начиналась карта: где кто стоял, что мог видеть.

Следующим был Павел Трошин.

«В тот вечер я зашёл перекусить после смены. Да, был в форме, но без фуражки и без табельного оружия, оно оставалось в шкафчике отдела…»

«Мужчина, который был убит, мне ранее знаком не был. Вёл себя спокойно, разговаривал тихо. Один раз к нему подошёл какой-то парень, но конфликт я бы это не назвал…»

Анна прочитала эту фразу дважды.

«Конфликт я бы это не назвал» – в хронике при этом уже фигурировало «повышение голоса».

«…после выстрела я подошёл, проверил состояние пострадавшего, убедился, что он мёртв. Попросил администратора вызвать полицию и скорую, дал указание закрыть двери, чтобы посетители оставались внутри для опроса…»

– Нигде ни слова о том, что он пил, – заметила Анна. – Хотя ты говорил, что он был «не при исполнении».

– В отдельной справке есть упоминание, что у него был чек на одно пиво и закуску, – сказал Сергей. – Но в протоколах это будто растворилось. Видимо, решили, что это не добавит престижа.

Анна отложила и этот лист.

Лена, Вера, Тимур, Кирилл…

Её глаза цеплялись за похожие фразы:

«не уверена, но, кажется…»

«по-моему, это было уже после…»

«я тогда был в туалете»

«я плохо слышала из-за музыки»

Каждое «кажется» было маленьким провалом в памяти. Каждое «точно не помню» – честнее уверенных, слишком гладких рассказов.

Когда до очереди дошёл Андрей Соколов, Анна почувствовала странное внутреннее напряжение – так бывало, когда на имени висело больше воздуха, чем должно.

«…я опоздал на встречу. Мы договорились на девять, я приехал ближе к половине десятого. Когда вошёл в кафе, он уже сидел. Я подошёл, поздоровался. Мы обменялись парой фраз, он что-то сказал про то, что "пора заканчивать с этим делом"…»

Анна перечитала: «пора заканчивать с этим делом».

– В деле это никак не расшифровывается? – спросила она.

– Никак, – развёл руками Сергей. – Следователь записал красиво и двинулся дальше. Мол, деловая встреча, мало ли о каких делах речь.

«…потом к нему подошёл ещё один человек, попросил "поговорить на минуту". Я отошёл к бару, чтобы не мешать, заказал кофе. В этот момент произошёл выстрел…»

– Очень удобно, – тихо сказала Анна. – В момент выстрела он смотрит в другую сторону. Не видит ни стрелка, ни самой сцены.

– Да, – согласился Сергей. – Зато его показания потом стали опорными в части «жертва вела себя спокойно, конфликтов не было».

Анна дочитала протокол до конца.

Андрей говорил ровно, уверенно. Почти все его фразы были завершёнными, без этих сбивчивых «эээ…» и «ну…» других свидетелей. Даже его «не помню» выглядели аккуратными, как заранее подготовленный отчёт.

Она положила лист на стол, аккуратно, не смешивая с другими.

– Итак, – сказала она, подводя промежуточную линию, – картина официально такая:

Мужчина, возможно, постоянный клиент, приходит в почти полный зал. Сидит за своим столиком. К нему несколько раз подходят разные люди – кто-то явно знакомый, кто-то «на минуту поговорить». В какой-то момент раздаётся один выстрел, возникает паника. Вариантов, кто мог стрелять, – десятки. Ни одна версия не крепнет настолько, чтобы её довести до обвинения.

Она подняла взгляд на Сергея:

– Плюс минимум одна неотработанная деталь про второй хлопок и минимум одна фраза про «пора заканчивать с этим делом», которая никого не заинтересовала.

– Звучит как «обычное нераскрытое», – кивнул Сергей. – Именно это мне в нём и не нравится.

Анна ещё раз пробежалась глазами по сводке.

«Основные версии следствия: бытовой конфликт, неурегулированные финансовые отношения, случайный выстрел неустановленного лица… Дело приостанавливается в связи с неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого.»

Стиль был тот же, что у десятков подобных дел.

И всё же…

Анна слегка постучала пальцами по столешнице.

– Ты сказал, что уже разговаривал с некоторыми из них, – напомнила она. – И что у них «будто были разные вечера».

– Да, – вздохнул Сергей и потер шею. – По этим бумажкам они сидели в одном помещении. По тому, что они рассказывают сейчас… иногда кажется, что они были в разных кафе.

Он на секунду замолчал, потом добавил:

– Один, кстати, уверял, что в тот момент, когда произошёл выстрел, Назаров вообще не сидел за столом.

Анна подняла голову.

– Кто?

– Скажу позже, – уклончиво ответил Сергей. – Не хочу подмешивать тебе свои впечатления до того, как ты сама их услышишь.

Он взял со стола карандаш и аккуратно провёл линию от времени выстрела к небольшой отметке на схеме.

– Представь: мы знаем только то, что записано «со слов очевидцев», – сказал он. – А теперь эти же очевидцы собрались внизу и будут рассказывать всё заново. Со своими новыми словами. Со своими новыми страхами.

Анна закрыла папку. Бумага чуть хрустнула.

– Знаешь, что самое забавное? – тихо произнесла она. – Никто из них, вероятно, не считает себя лжецом. Каждый из них рассказывает свою правду.

Она встала, подошла к окну. Снаружи темнело. Свет от дома попадал лишь на небольшой участок двора, дальше начиналась чёрная масса деревьев. Внизу у крыльца кто-то закурил – по силуэту похоже на Тимура. Спустя пару секунд к нему вышел Павел, обменялись парой фраз. Дым поднялся в холодный воздух, смешался с паром.

– Я видела сотни таких дел, – продолжила Анна. – Обычно через десять лет люди рассказывают не то, что было, а то, как они научились с этим жить. Это уже не просто воспоминания. Это история, которую они повторяют себе, чтобы вообще выдержать этот вечер.

Сергей прислонился к стене, скрестив руки.

– И всё-таки есть ощущение, что там, в "Эспрессо", кто-то тогда тоже тщательно готовил свою историю, – сказал он. – Не только для себя. Для дела. Чтобы оно умерло в архиве.

Анна повернулась к нему.

– И ты надеешься, что за выходные мы эту историю расковыряем?

– Не мы, – поправил он. – Ты. Я максимум красиво подсниму.

Она усмехнулась.

– Если ты хочешь, чтобы я расковыряла десять лет чужих защитных механизмов за пару дней, – сказала Анна, – тебе стоило позвать не одного психолога, а целый институт.

– Бюджет не позволил, – развёл руками Сергей. – Но ты же любишь сложные задачи.

Анна снова посмотрела на папки. На схему зала. На крестики вместо людей.

Ей вдруг очень ясно представился тот вечер.

Жёлтый свет, шум голосов. Студентка, уткнувшаяся в конспект. Бухгалтер, считающая в голове чужие деньги. Таксист, проверяющий телефон. Музыкант, меняющий аккорд. Участковый, решающий, стоит ли вмешиваться в чужой конфликт. Официантка, несущая тарелки. Бизнесмен, который приходит позже и отходит к бару «не мешать».

Хлопок. Крик. Падение стула. Пауза, в которой у каждого свой звук.

– Ладно, – сказала Анна. – Пойдём знакомиться с их новыми версиями. Посмотрим, как за десять лет переписалась их ночь в "Эспрессо".

Она взяла папку с собой, как берут старый сценарий на репетицию нового спектакля.

Внизу, в тёплом доме, семь человек уже жили своими нынешними жизнями.

А где-то между строк протоколов по-прежнему застревало эхо того единственного – или двойного – хлопка.

Глава 4. Перед грозой

Когда они спустились вниз, дом будто стал теснее.

В столовой уже убрали, запах борща растворился, остались только чай, корица и тонкий шлейф табака, проникший с крыльца. Голоса переместились в гостиную – туда, где Сергей устроил импровизированную «студию».

Маша, заметив Анну у лестницы, махнула ей рукой:

– Мы тут… всех собрали. Почти. Осталось только объяснить, во что вы нас втянули.

Гостиная теперь выглядела иначе, чем час назад.

Кресла и стулья развернули полукругом к пустой стене, где стояла камера на штативе. На низком столике – бутылки с водой, кружки, тарелка с печеньем. Возле окна – ноутбук с открытой программой записи: зелёные полоски уровня звука бегали, реагируя на каждый шорох.

Сергей хлопнул в ладони, привлекая внимание:

– Итак, товарищи свидетели прошлого и герои настоящего! – Он говорил слишком громко, слишком бодро – Анна уже научилась слышать, когда за этим тоном прячется нервозность. – Официальный старт нашего маленького эксперимента.

Все устроились кое-как.

Павел – на стуле у стены, откуда видно и комнату, и дверь. Тимур – поодаль, вытянув ноги, руки в карманах. Кирилл развалился в кресле, закинув ногу на ногу; гитара стояла в углу, как собака, которую на время выставили из комнаты. Вера села прямо, почти по линейке, сложив ладони на колене. Лена расположилась ближе к ноутбуку, словно хотела контролировать технику. Ирина заняла край дивана, словно готовая в любой момент вскочить на помощь.

Софья Петровна не села: она стояла у дверного проёма, опершись плечом о косяк, и молча наблюдала. Как хозяйка театра, которая пустила чужую труппу на свой старый реквизит.

– Для начала, – продолжил Сергей, – технические моменты. Завтра мы будем записывать с вами индивидуальные интервью. Один на один, максимум – я, оператор и Анна.

Он показал рукой на камеру.

– Формат простой: вы рассказываете, как помните тот вечер в "Эспрессо". До выстрела, момент выстрела, что было потом. Мы не заставляем вас отвечать на «неудобные вопросы», но… – он развёл руками, – чем честнее, тем интереснее получится фильм.

Павел скептически фыркнул:

– Фильм получится и без нашей честности. Вы же монтажом всё дорисуете.

– Монтажом дорисовать можно только то, что есть на плёнке, – возразил Сергей. – Мы не делаем художественную постановку, это не криминальное шоу из девяностых. Это документальный проект.

– Документальный проект, который уже получил грант, – сухо добавила Лена. – Я видела новости. То есть у вас есть обязательства перед каналом.

Она подняла взгляд на него:

– И, вероятно, перед теми, кто до сих пор не в восторге от того, что вы решили копать.

Сергей опустил глаза на стопку листов в руках – договоры, согласия на съёмку.

– Я никого не заставляю говорить то, чего вы не хотите, Лена, – сказал он спокойнее. – Именно поэтому у нас есть бумаги.

Он раздал каждому по три листа.

– Согласие на участие в проекте, согласие на обработку данных и ещё одна маленькая радость – пункт о том, что вы можете отказать в ответе на любой вопрос, который сочтёте слишком личным. Но тогда я имею право это зафиксировать в кадре. Чисто как факт.

– Иными словами, – вежливо уточнила Вера, пробегая глазами по тексту, – мы имеем право молчать, но зритель увидит, что мы молчим. Очень гуманно.

– Это честно, – вмешалась Анна. – Лучше, чем когда ваш отказ вырезают и вставляют закадровый голос, который говорит за вас.

Ирина смяла край листа пальцами:

– А это всё… – она поискала слова, – это не повлияет… ну… официально?

Она подняла тревожные глаза на Анну.

– Я имею в виду… если мы что-то вспомним по-другому. Или скажем не так, как десять лет назад.

Сергей уже вдохнул, чтобы ответить, но Анна опередила.

– Официально это не допрос, – сказала она. – Вы не являетесь подозреваемыми и не даёте свидетельских показаний в юридическом смысле. Вы рассказываете о пережитом опыте.

Она выдержала паузу, чтобы каждое слово успело дойти.

– С точки зрения науки о памяти нормально, что спустя десять лет вы что-то вспомните иначе. Ненормально было бы, если бы вы повторяли каждую деталь слово в слово. Это как раз вызвало бы вопросы.

Павел прищурился:

– У кого?

– У меня, – спокойно ответила Анна. – У тех, кто понимает, что такое живая память.

Тимур поднял руку, как в школе:

– А если я тогда соврал, чтобы мне меньше досталось, а теперь скажу правду? – спросил он почти легко. – Это у вас как классифицируется? Как прозрение или как расстройство личности?

– Как позднее осмысление травматического опыта, – ответила Анна таким тоном, будто читает лекцию. – Иногда правда приходит не потому, что человек «стал лучше». А потому что ему больше невыгодно держаться за старую версию.

Она улыбнулась краем губ:

– Психологи редко пользуются словами «прозрение» и «соврал», если честно. Нам удобнее говорить о мотивации и защите.

– Нам, – тихо повторил Павел, – иногда удобнее говорить протоколами.

Кирилл, который до этого лениво вертел в пальцах ручку, неожиданно оживился:

– Подождите, – сказал он. – То есть я могу, грубо говоря, сказать, что тогда был… ну, не совсем трезв, и половину видел как через аквариум – и вы не скажете, что я плохой свидетель?

– Я скажу, что вы честный свидетель, – поправила Анна. – Плохой – это тот, кто притворяется, что помнит всё идеально.

– Тогда я уже этот фильм люблю, – удовлетворённо заключил Кирилл.

Вера подняла руку, будто просилась отвечать на экзамене:

– А вопрос по конфиденциальности, – начала она. – Нас узнают? То есть коллеги, начальство…

Она запнулась, подбирая слова аккуратно, так же, как она, вероятно, подбирала формулировки в отчётах.

– Я не скрываю, что была свидетельницей, но я не хочу, чтобы моя нынешняя работа ассоциировалась с каким-то криминальным делом десятилетней давности.

Сергей чуть смягчил голос:

– Мы можем частично изменить личные данные в титрах, – сказал он. – Но лица от вас никуда не денутся. Это же не анимация.

Он посмотрел на неё внимательнее:

– Но мы можем обсудить, как именно вас представить. Вы – бухгалтер, правильно? Я не буду вывешивать ваш нынешний логотип на табло.

– И на том спасибо, – тихо сказала Вера.

Лена отложила бумажки, сложив их ровно.

– Меня больше интересует, – сказала она, – будете ли вы обращаться к следствию повторно, если вдруг «всплывут новые обстоятельства».

Она чуть повела подбородком в сторону Анны:

– Раз уж у нас здесь не только телевизионщик, но и консультант.

– Если всплывут обстоятельства, которые прямо указывают на совершённое преступление и на конкретное лицо, – Анна ответила без обтекаемых формулировок, – у нас у всех возникает не только моральный, но и юридический вопрос.

Она перевела взгляд по кругу:

– Но я напоминаю: мы не ведём следствие. Мы работаем с тем, как вы проживаете прошлое сегодня. Это не подменяет работу полиции.

– То есть если кто-то вдруг признается, – не удержался Кирилл, – вы просто скажете: «А теперь проживите это экологично»?

– Для начала я попрошу его выключить микрофон, – серьёзно ответила Анна.

Кто-то тихо хмыкнул. Напряжение, висевшее в комнате, чуть сдвинулось – как шторка, которую приоткрыли на сантиметр.

Сергей сделал шаг вперёд:

– Смотрите, – сказал он. – Я понимаю, что вы нервничаете. Это нормально. Но я не враг вам. Мы не делаем передачу «Найди у себя дома убийцу».

Он поставил ладонь себе на грудь:

– Мне важно показать, что такое память свидетелей. Как меняется восприятие событий, как на это влияет страх, давление, шум, алкоголь, всё что угодно. У нас не будет голливудского ответа «вот он, злодей». Возможно, у нас вообще не будет ответа.

Он на секунду замолчал, потом добавил:

– Хотя… было бы красиво, да?

– Красиво и опасно, – сухо заметил Павел.

За окном что-то ударило – не громко, но ощущаемо. Все одновременно повернули головы к окну. Ветер шевельнул ветви деревьев, темнота за стеклом стала плотнее.

– Снег пошёл сильнее, – прокомментировала Софья. – К ночи поддаст. Дорогу переметёт, связь начнёт глючить.

Она посмотрела на Сергея.

– Ты как всегда выбрал идеальное время для того, чтобы запирать людей в доме с их демонами.

– Я никого не запираю, – возразил он, но прозвучало это не слишком убедительно.

Будто подтверждая её слова, телефон Маши пискнул – и тут же она раздражённо выдохнула:

– Сеть опять пропала. Интернет еле тянет. Если что, онлайн-трансляцию судного дня не выйдет провести.

– Ну и слава богу, – пробормотала Ирина. – Одного фильма хватит.

Сергей посмотрел на часы.

– Ладно, – сказал он. – На сегодня с официальной частью всё. Заполните бумаги, отдайте Маше, она разложит по папочкам. Завтра начнём с индивидуальных бесед.

Он кивнул на Анну:

– Я думаю, будет правильно, если Анна начнёт с кого-то, кто готов говорить больше других. Добровольцы?

Повисла неловкая пауза.

Все почему-то синхронно посмотрели не друг на друга, а на пол, на бумаги, на кружки.

Первой подняла руку Ирина – дрогнувшими пальцами:

– Я, – сказала она. – Мне всё равно от этого не спрятаться. Лучше… ну… сразу.

– Принято, – кивнула Анна. – Утром, после завтрака.

– Я после, – довольно быстро добавил Кирилл, будто боялся дать себе время передумать. – Чем раньше я это всё выговорю, тем меньше буду сочинять в голове песни об этом.

– Я поставлю вас вторым в списке, – записала Маша в блокнот. – Остальных распределим по ходу дела.

Постепенно полукруг начал рассыпаться. Кто-то поднялся за чаем, кто-то вышел покурить, кто-то остался сидеть, делая вид, что дочитывает текст соглашения.

Софья Петровна обвела всех взглядом:

– Помните, – сказала она негромко, но так, что её услышали в каждом углу комнаты. – Дом – место, где все всё слышат. Даже если делают вид, что заняты своим.

Она посмотрела на Анну:

– Особенно, если в доме есть психолог.

––

Когда Анна оказалась на кухне, там уже суетились две фигуры – Маша и Ирина.

Маша ставила на плиту чайник, Ирина мыла чашки, делая это слишком быстро, как будто физический труд может затопить тревогу.

– Хотите чаю? – спросила Маша, заметив Анну в дверях.

– Если ещё осталось, что не ушло на телевизионщиков, – кивнула Анна.

– На телевизионщиков уходит только кофе, – вздохнула Маша. – Чай – для тех, кто ещё способен спать.

Ирина нервно усмехнулась, но смех тут же оборвался. Она опустила взгляд в раковину, но через пару секунд всё-таки повернулась к Анне:

– А правда, что… – начала она и тут же запуталась, – что если человек много раз рассказывает одну и ту же историю, он начинает в неё верить?

– Правда, – ответила Анна. – И это не всегда плохо. Иногда это единственный способ не сойти с ума.

Ирина выключила воду, вытерла руки о полотенце.

– Я… – она посмотрела в окно, где тёмные ветви царапали стекло, – я иногда думаю, что если бы я тогда просто сказала всё, как было, то… может быть…

Она прикусила губу, сглотнула.

– Одного человека уже не вернуть, да? А других… я же не знала, что это всё так… – она махнула рукой в сторону гостиной, где ещё слышались голоса.

Анна не задавала уточняющих вопросов. В такие моменты достаточно оставить пространство, чтобы слова сами доползли до края.

– Вы тогда сказали так, как могли сказать в тот момент, – мягко произнесла она. – Человек в шоке редко говорит «идеальную» правду. Он говорит так, как позволяет страх, вина и то, кто стоит напротив в форме.

Ирина криво улыбнулась:

– В форме там стоял только один человек, – сказала она. – А вот кто стоял без формы, но с… – она запнулась, – с влиянием, – это ещё вопрос.

Анна отметила это себе.

– Завтра вы всё равно будете рассказывать, – тихо сказала она. – Можно начать с того, что вы рассказывали десять лет назад. А потом – с того, что вы думаете сейчас. Я не буду вас ломать об стену, Ирина. Мне неинтересно вытаскивать признания силой. Мне интереснее понять, как вы живёте с этим.

Ирина уткнулась взглядом в чашки.

– Я живу… – выдохнула она. – Встаю, иду на работу, ругаю повара, если пересолил суп. Иногда ночью просыпаюсь от хлопка двери, и у меня сердце в горле.

Она подняла глаза на Анну:

– Это считается? Как жизнь?

– Считается, – ответила Анна. – Вы же сейчас здесь.

Ирина кивнула, словно ей дали хоть какой-то зачёт.

Маша молча поставила перед ними кружки с чаем. Свет от лампы падал сверху, делая тени под глазами глубже.

– Сергей иногда… – начала она и запнулась, глядя в сторону. – Иногда слишком верит в то, что свет вылечит всё. Что если что-то показать в кадре, оно перестанет быть страшным. А я…

– А вы? – тихо спросила Анна.

– А я живу в доме, где стены тонкие, – сказала Маша. – Я знаю, что не всё, что сказано вслух, делает легче. Иногда, наоборот.

Анна взглянула на неё внимательнее.

– Вы боитесь за него? – спросила она.

Маша пожала плечами:

– Я боюсь, что он опять влез туда, куда не надо. – Она усмехнулась безрадостно. – Он же не просто так выбрал дело, где семь свидетелей и ни одного убийцы. Ему нравятся истории, в которых можно быть тем, кто вытащит правду.

Она опустила голос:

– А люди, у которых есть, что терять, очень не любят, когда кто-то рядом начинает вытаскивать что-то на свет. Особенно под камеру.

Анна вспомнила реплику Лены про гранты, вопрос Веры о начальстве, жёсткий взгляд Павла, аккуратный протокол Андрея.

И поняла, что на самом деле боится больше за всех сразу.

––

Ночью дом изменился.

После разговоров, чая, лязга посуды, чьих-то шагов по коридору наступила та особенная тишина, которая кажется не тишиной, а ожиданием. Как будто дом задержал дыхание вместе с людьми.

Анне выделили маленькую комнату на втором этаже – узкая кровать, тумбочка, торшер, занавески в мелкий цветочек. Окно выходило в сторону леса. В темноте ветви казались чёрными пальцами, упирающимися в стекло.

Она легла, но сон не приходил. В голове крутились обрывки фраз:

«как всегда сел там же»

«я тогда был в туалете»

«пора заканчивать с этим делом»

«как будто два хлопка»

Дом скрипнул. Где-то хлопнула дверь – не громко, но чётко. Анна взглянула на экран телефона: почти полночь. Связь по-прежнему ловила через раз; маленький значок сети то пропадал, то появлялся.

Она уже было повернулась на другой бок, когда снова услышала шаги. Тяжёлые, уверенные, по коридору. Дверь в конце – та, за которой Сергей устроил свой «штаб» – тихо щёлкнула.

Потом – голоса. Приглушённые, слишком глухие, чтобы разобрать слова, но достаточно напряжённые, чтобы почувствовать интонацию. Один голос – Сергея, узнаваемый по хрипотце. Второй…

Анна напрягла слух. Что-то в этом тембре показалось знакомым. Возможно, Павел. Возможно, Андрей. Оба умели говорить тихо и настойчиво.

Голоса поднялись на полтона, потом снова стихли. Дверь щёлкнула ещё раз. Шаги – один человек уходит, другой остаётся.

Она уже хотела встать, открыть дверь и выглянуть в коридор – не из любопытства, а из профессиональной настороженности. Но в итоге только сжала пальцы на одеяле.

«Я здесь как эксперт, а не как ночной патруль», – напомнила она себе.

Шаги удалились вниз по лестнице. Через несколько минут послышался слабый шум внизу – то ли открылась наружная дверь, то ли сработала вентиляция в подвале. Дом опять вздохнул.

Анна закрыла глаза.

Завтра она начнёт с Ирины. Потом будет Кирилл. Потом остальные.

Семь человек, семь версий. Дом, где все всё слышат – и где за стенами всё равно кто-то будет говорить шёпотом.

За окном ветер усилился. Где-то далеко глухо ворчал гром – как напоминание о том, что настоящая гроза ещё только идёт к этому дому.

Глава 5. Тело в кабинете

Анна проснулась от тишины.

Не от будильника, не от голосов за стеной, а именно от слишком правильной тишины, в которой дом будто ещё не решил, проснулся он или нет.

Она какое-то время лежала, глядя в потолок. В комнате было полутёмно, свет пробивался сквозь шторы полосами. За окном ветер заметно поутих: ветви больше не царапали стекло, а только глухо шевелились.

Телефон показывал 8:17.

Для дома, где ночевало столько людей, это уже было бы временем посуды, шагов, чая и чьих-то утренних вздохов. Но коридор за дверью молчал.

Анна оделась, умылась в маленькой ванной и вышла в коридор. Деревянный пол под босыми ступнями был чуть прохладным. Где-то далеко послышался глухой стук – словно захлопнули дверцу шкафа.

На лестнице она встретила Машу.

Та выглядела так, будто не спала вообще: волосы собраны в небрежный хвост, под глазами тени, свитер надет наизнанку.

– Доброе утро, – тихо сказала Анна.

Маша дёрнулась, как от хлопка, потом узнала её и выдавила бледную улыбку:

– А… доброе. Извините, я просто… задумалась.

– Что-то случилось?

Маша замялась на секунду, потом мотнула головой:

– Софья сказала всех звать к столу. Только… – она опустила голос, – Сергей не отвечал. Я думала, он уже сидит в подвале с проводами, но там пусто. Наверное, вырубился у себя в кабинете.

Она попыталась усмехнуться:

– Наш гений любит работать до упора, а потом падать где придётся.

– Может, уже проснулся и ушёл гулять, – предположила Анна. – Мужчины иногда так делают, если ночью не дают покоя мысли.

– Надеюсь, – сказала Маша, не слишком уверенно. – Если увидите его по дороге – скажите, что тётя злится.

Она добавила уже шёпотом:

– И что я тут одна как дура всех собираю.

На кухне было оживлённее.

Софья ставила на плиту широкую кастрюлю с кашей, на столе уже лежали нарезанный хлеб, масло, варенье. Запах кофе перебивал всё остальное.

За столом сидели Тимур и Кирилл. Тимур медленно пил из кружки, ещё не до конца проснувшись, Кирилл уже успел растянуться на стуле и отстукивать пальцами по столешнице какой-то беззвестный ритм.

– Утро доброе, – сказал он, заметив Анну. – Или хотя бы бодрое.

Он потер шею:

– В этом доме странные сны. Мне снилось, что я до сих пор играю тот сет в "Эспрессо", и никак не могу закончить песню, потому что кто-то всё время выключает свет.

– Это дом, где свет выключает не кто попало, – отозвалась Софья. – Ешьте, пока горячее.

Она повернулась к Анне:

– Вам кофе или чай?

– Сначала кофе, потом будем имитировать оптимизм, – ответила Анна.

С минуту они завтракали в почти мирной тишине. Вошёл Павел – выбритый, в чистой рубашке, будто собрался не на съёмки, а на дежурство. Поздоровался коротко, налил себе кофе, сел так, чтобы видеть дверь.

Следом появились Вера и Лена. Обе выглядели так, словно им приснились не сны, а таблицы с дедлайнами: ровные движения, немного стеклянные глаза.

– А где Сергей? – спросил Тимур, когда тарелки уже наполовину опустели. – Наше солнце экрана не может пропустить такой шанс попромыть нам мозги с утра.

– Своё солнце может прятаться за тучками, – отрезала Софья. – Поспит, проснётся голодным, ещё придёт к вам вымогать яичницу.

– Он телефон не берёт, – в очередной раз пробормотала Маша, глядя на экран. – Я уже пять раз набирала.

– Может, правда вырубился, – предположил Кирилл. – Он вчера до ночи возился с вашими папками. Я как-то заходил – он сидел, как живой столб из бумаги.

Анна поймала на себе взгляд Веры.

– Вы не думаете, – осторожно начала та, – что… ну… раз уж он так настойчиво говорил о том деле…

Она запнулась, осознав, что мысль звучит уже ближе к суевериям.

– Что старые истории имеют привычку кусаться, – договорила за неё Анна. – Думаю.

Она поставила кружку.

– Но пока у нас одна более простая гипотеза: человек просто не проснулся.

– Я сейчас схожу, – сказала Маша и резко поднялась. – Постучу ему в дверь. Если не откроет – буду ломать.

– Не будешь, – твёрдо сказала Софья. – Сначала постучишь. Потом постучишь громче. Потом позовёшь кого-то из мужиков. А ломать двери в этом доме буду я.

Это прозвучало так серьёзно, что Кирилл едва сдержал смешок.

Анна встала:

– Я с вами, – сказала она Маше. – Всё равно нам надо начинать день.

Они втроём – Анна, Маша и Павел – поднялись на второй этаж.

У кабинета Сергея дверь была закрыта. Та самая, за которой ночью Анна слышала голоса.

Маша постучала раз, осторожно:

– Серёж? Подъём. Нас тут дом полный свидетелей, а у нас ведущий спит.

Пауза. Тишина.

Она постучала громче:

– Сергей! Уже девятый час. Если ты не выйдешь сейчас, тётя заставит тебя завтракать холодной кашей.

Снова ничего.

Павел посмотрел на Анну, потом снова на дверь.

– Обычно он как-то реагирует, да? – спросил он у Маши.

– Даже если злится, всё равно орёт из-за двери, – прошептала та. В голосе сквозила тревога. – Или бросает что-то в стену. Он не… он не молчит.

Анна положила ладонь на ручку. Холодный металл, чуть шершавый. Она попробовала повернуть – без результата.

– Заперто, – сказала она. – Изнутри?

– Да, – кивнула Маша. – У него там старый замок, щеколда. Он иногда запирается, чтобы никто не приходил с "только один вопрос".

Павел шагнул вперёд.

– Отойдите, – коротко сказал он. – На всякий случай.

Анна отошла к стене. Маша прижала к груди телефон.

Павел постучал сам – два чётких удара кулаком.

– Латышев! – голос у него стал командным, резким, тот самый тон, которым он десять лет назад, возможно, кричал в «Эспрессо» «всем оставаться на местах». – Открывай. Это уже не смешно.

Тишина. Дом как будто затаил дыхание вместе с ними.

Павел выматерился вполголоса, отошёл на шаг и одним ударом плеча в нужную точку проверил прочность дверной коробки. Замок скрипнул, но выдержал.

– Старые двери – злые двери, – выдохнула Маша.

– Старые двери не любят, когда в них лезут, – согласилась Анна. – Есть запасной ключ?

– У тёти, – сказала Маша и уже развернулась к лестнице, но Анна остановила её.

– Подожди. Если он просто спит и заперся…

Она додумывала вслух, но слова уже звучали неправдоподобно.

– Если он просто спит, – сухо сказал Павел, – он будет ругаться. Это лучше, чем варианты, при которых он не ругается вообще.

Они спустились за ключом.

Софья, выслушав их, не стала задавать лишних вопросов. Только на секунду сжала губы в тонкую линию, сняла с гвоздика на стене маленькую связку ключей.

– Я с вами, – сказала она.

Кухня и гостиная мгновенно почувствовали, что что-то не так.

Тимур перестал шутить, Вера поставила кружку, Лена невольно встала.

Ирина прошептала: «Что случилось?» – но ответ так и не последовал.

Вчетвером они снова оказались у двери кабинета.

Софья вставила ключ в замок. Повернула. Замок щёлкнул, но дверь не поддалась.

– Щеколда, – тихо сказала Маша. – Я же говорила.

– Отойдите, – повторил Павел. – Теперь точно.

Он отступил на шаг, затем второй и ударил плечом в дверь с такой точностью, что щеколда с треском слетела. Дверь распахнулась внутрь, ударилась о стену.

Первое, что почувствовала Анна, – запах.

Не резкий, не сладковатый, как от давних тел, – ещё нет. Но в воздухе уже стояло что-то тяжёлое, плотное, смешанное с запахом бумаги, пыли и холодного кофе.

Кабинет был небольшой. Рабочий стол у окна, заваленный бумагами и блокнотами. На стене – доска с приколотыми листками. У стены – диван, на котором Сергей иногда валялся с ноутбуком.

Сейчас он сидел в кресле у стола.

Сидел, как человек, сильно задумавшийся: спина чуть откинута назад, руки на подлокотниках. Голова – чуть набок, так, будто он прислушивается к чему-то.

Только глаза были открыты как-то слишком широко и смотрели не на них, а чуть выше, в угол комнаты.

– Сергей, – выдохнула Маша, сделав шаг вперёд. – Ты…

Анна успела перехватить её за плечо, прежде чем та подошла ближе чем на полметра.

– Не трогайте, – резко сказала она. – Никто ничего не трогает.

Павел уже и сам замер, инстинктивно поставив руку перед Машей.

– Чёрт, – тихо сказал он. – Только не это.

На груди у Сергея, на футболке, темнело пятно. Не очень большое, но достаточно, чтобы понять: это не кофе.

Чуть ниже грудной кости, ближе к центру. Ткань слиплась, внизу образовался засохший край.

Анна сделала шаг в сторону, обходя кресло по дуге, не наступая на листы, которые валялись на полу.

– Пульс? – спросила она почти машинально, хотя ответ был уже в глазах.

– Не нужен, – коротко сказал Павел, но всё равно подошёл, наклонился, коснулся шеи. Его лицо стало ещё более каменным. – Всё.

Он выпрямился, посмотрел на Анну:

– Давно.

Анна на секунду закрыла глаза, потом снова посмотрела на тело.

Лицо Сергея было бледным, губы чуть посинели. На столе рядом стояла кружка с засохшими остатками кофе, рядом валялась ручка. Экран ноутбука погас, но значок «сон» мерцал ровным светом.

– Стреляли, – сказала Анна, не делая видимых шагов к ране. – Похоже, один выстрел. В упор или почти в упор.

– Я не слышала выстрела, – прошептала Маша. – Я не… я бы…

Её начало трясти.

Софья крепко взяла её за локоть.

– Сядь, – сказала она жёстко, но без крика. – На пол сядь, если нужно. Дыши.

Маша, как послушный ребёнок, осела прямо у стены, прижав руки к лицу.

– Дверь была заперта изнутри, – тихо произнесла Анна, вслух фиксируя очевидное. – Щеколда. Замок. Окно…

Она подошла к окну.

Рама старого образца, с форточкой. Форточка была закрыта. Ручка – цела. Створки – плотно прижаты, на подоконнике – тонкий слой пыли, из которой явственно выделялись только два следа: кружки и локтя.

Анна не увидела ни намёка на свежие следы от вскрытия. Разве что лёгкий налёт инея по краю стекла.

– Окно закрыто, – сказала она. – Щелей, через которые пролез бы человек, нет.

Павел обошёл комнату, не касаясь ничего, только глазами.

– Значит, классика, – сухо констатировал он. – Запертая изнутри комната.

Он посмотрел на Анну:

– Любите такие задачки, Анна?

– Ненавижу, – ответила она честно. – Особенно в реальной жизни.

Она наконец позволила себе приблизиться к креслу ещё на шаг, насколько было возможно, не задевая ничего.

Положение рук, головы, тела. Неестественной позы не было – он не рухнул, его не поднимали. Как будто он просто сидел и в какой-то момент перестал жить.

– Оружие я не вижу, – сказала Анна. – Ни на столе, ни на полу.

– Я тоже, – кивнул Павел. – И это мне нравится ещё меньше.

Из коридора показалась тень – Тимур. Следом за ним – Ирина, Вера, Лена, Кирилл.

Они остановились в дверях, как дети, подсматривающие за запретной сценой. Лица сразу изменились: на них появился тот особенный выражение, которое бывает у людей, увидевших мёртвое тело впервые за много лет или впервые вообще.

– Что… – начал Кирилл, и слова застряли.

– Назад, – коротко сказал Павел. – Никто не заходит. Это место происшествия.

Он взглянул на Анну:

– Мы вызываем полицию.

– Связь прыгает, – тихо сказала Вера. – Маша говорила. Но, думаю, если выйти на улицу, поймает.

– Я выйду, – сказал Тимур. – У меня мобильный другой сети, может, потянет.

– Иди, – кивнула Софья. – Скажи, что здесь убийство. И что дорогу может переметать, пусть берут машину, которая не застрянет в первом сугробе.

Тимур исчез в коридоре.

Анна всё ещё стояла у кресла.

В голове со щелчком соединились две картинки:

Назаров, лежащий на полу «Эспрессо» с вытянутой рукой, и Сергей, сидящий в старом кресле с отверстием в груди.

Один – на схеме, крестик С0. Другой – здесь, сейчас.

…кто-то десять лет назад готовил историю, чтобы дело умерло в архиве…

Теперь история сама вернулась.

– Никого не впускайте сюда, – сказала Анна спокойно. – Вообще никого. Ни любопытных глаз, ни камер.

Она посмотрела на Сергеев ноутбук, на бумаги на столе.

– Особенно не впускайте сюда тех, кто любит монтаж.

– Ты думаешь, это связано… – начала Лена и не договорила. Слишком рано было вслух произносить слово «связано».

– Я думаю, – ответила Анна, – что человек, который снимает цикл про нераскрытое убийство с семью свидетелями, не просто так умирает в запертой комнате на следующий день после того, как собирает этих свидетелей в одном доме.

Она подняла глаза на них:

– А ещё я думаю, что теперь вы все официально остаетесь здесь до приезда полиции. И, скорее всего, ещё какое-то время после.

Кирилл судорожно засмеялся – нервно, коротко:

– Ну всё, добрый день, Агата Кристи. Кажется, мы попали в тот самый формат, в котором нас никто не мечтал увидеть.

– Мечтают или нет, – сказала Софья, – а живём мы теперь вот в этом.

Она посмотрела на Сергея, на комнату, на Анну.

– Дом, где все видели… – повторила она тихо. – Только почему-то каждый раз всё равно делают вид, что ничего не заметили вовремя.

Анна почувствовала, как внутри поднимается холодная, тяжёлая волна – не паники, а ответственности.

Её сюда пригласили, чтобы она слушала семь голосов о чужой смерти.

Теперь к этим семи добавился ещё один, который уже никогда ничего не расскажет.

И ей придётся слышать за него тоже.

Глава 6. Версия Ирины

Тимур вернулся с улицы красный, как после бега.

– Дозвонился, – выдохнул он прямо с порога, не снимая куртки. – С трудом, но дозвонился. Сказали, выезжают. Дорогу местами перемело, так что…

Он сделал неопределённый жест рукой.

– В лучшем случае – пару часов. В худшем – больше. Но едут. Сказали: ничего не трогать, никого не выпускать.

Слово «не выпускать» повисло между людьми, как сквозняк.

Вера крепче сжала кружку. Лена машинально потянулась к телефону, будто проверяя, есть ли хоть какое-то внешнее соединение. Кирилл перестал стучать пальцами по столешнице. Ирина и так побледневшая после вида Сергея теперь выглядела, как человек, который держится исключительно на мускульной памяти.

Павел стоял у дверей кухни, опираясь плечом о косяк.

– Значит так, – сказал он ровно, выпрямившись. – До приезда полиции все сидим тут. В пределах видимости.

Он перевёл взгляд по кругу:

– Никаких одиночных прогулок по дому, никаких «я только забыл телефон/сигареты/книгу». Надо – говорите. Пойдём вместе.

– То есть теперь мы даже в туалет строем ходить будем? – нервно хихикнул Кирилл.

– В туалет – по одному, – сухо отозвался Павел. – Но без вылазок в чужие комнаты по дороге.

– Мы что, уже подозреваемые? – тихо спросила Вера.

– Мы – свидетели, – вмешалась Анна, прежде чем Павел ответил слишком резко. – Пока так.

Она посмотрела на Тимура:

– Дату и время вызова записали?

– Да, – кивнул он, показав ей журнал вызова на экране. – Могу переслать кому-нибудь… ну… когда сеть будет ловить не раз в полчаса.

Анна кивнула.

Софья поставила на стол ещё один чайник, будто в доме можно было залить тревогу кипятком.

– Всё равно, пока они доберутся, – сказала она, – мы тут успеем передумать тысячу мыслей и сто раз наорём друг на друга. Лучше бы каждый занялся чем-то, что умеет.

Она взглянула на Анну:

– Вы, например, умеете задавать вопросы. Начните уже, а то они все лопнут от своих догадок.

Анна встретилась взглядом с Ириной.

Та сидела на стуле, сжав руки так, что побелели костяшки пальцев. Глаза – как у загнанного зверя: одновременно и бежать, и замереть.

– Вы говорили, что хотите первой, – напомнила Анна мягко. – Помните?

Ирина сглотнула. На секунду закрыла глаза.

– Если не сейчас, – хрипло сказала она, – то я потом уже не смогу.

Она поднялась, цепляясь рукой за спинку стула.

– Пойдёмте. Пока они не приехали. Пока… это всё… – она оглянулась в сторону верхнего этажа, – не стало официальным до конца.

Анна кивнула.

– Нам нужна отдельная комната, – сказала она. – Без лишних ушей.

– Можете взять маленькую гостевую рядом с библиотекой, – предложила Софья. – Там только книги и кресла. Книги слушают лучше, чем люди.

––

Маленькая гостиная действительно походила на карман внутри дома.

Низкий потолок, два старых кресла, торшер с жёлтым абажуром, стеллаж, заставленный книгами в разных переплётах. Окно выходило во двор, на занесённые снегом кусты. Здесь не было ни камер, ни проводов – Сергей, видимо, планировал использовать эту комнату позже или вообще не планировал.

Анна закрыла дверь, на всякий случай повернула ручку – не на замок, просто проверяя, что её не распахнёт сквозняком.

– Хотите без камеры? – спросила она, обращаясь к Ирине. – Или лучше всё-таки включить диктофон, чтобы вам не пришлось потом повторять?

Ирина нахмурилась, словно внутри боролись две мысли.

– Если мы всё равно уже влезли в это… – наконец сказала она, – пусть будет.

Она слабо усмехнулась. – Я последние десять лет всё равно повторяю это сама себе. Может, хоть кто-то ещё услышит.

Анна достала из сумки маленький рекордер, положила его на низкий столик между креслами.

– Я включаю запись, – произнесла она вслух, для протокола. – Только для своей работы. Если вы в какой-то момент захотите, чтобы я что-то не использовала в фильме, – скажете. Я умею выключать технику.

Ирина села в кресло, подогнув под себя ноги, как ребёнок. Плечи – подняты, шея – втянута, пальцы ковыряют край рукава.

Анна устроилась напротив, слегка наискосок, чтобы не упираться взглядом.

– Начнём с простого, – сказала она. – Назовите, пожалуйста, своё имя и то, кем вы были тогда. В тот вечер.

– Орлова Ирина Сергеевна, – послушно произнесла та. – Тогда… я была официанткой в «Эспрессо». Подрабатывала по вечерам, училась заочно.

– Сейчас вы – хозяйка кофейни, – напомнила Анна. – То есть контекст не исчез.

Она сделала пометку в блокноте.

– Хорошо. Ира… можно так?

– Можно, – кивнула та. – Все так зовут.

– Ира, расскажите, пожалуйста, тот вечер. Как вы его помните сегодня. Не по строчкам протокола, а как картинку. С самого начала, насколько возможно.

Ирина молчала несколько секунд, глядя куда-то в угол, где полка с книгами создаёт тень.

– Там всегда было немного темно, – тихо начала она. – Ну, не как в подвале, но свет жёлтый, лампы под потолком, немного копоти, немного жира. Запах кофе и жареного мяса.

Она невольно улыбнулась. – Знаете, это странно, но я помню, как тогда пересолили картошку. Вот серьёзно. Повара у нас менялись, а картошка – это святое. И я всё думала, что постоянные посетители заметят.

– Постоянные, – мягко повторила Анна. – То есть такие были.

– Конечно, – Ирина оживилась на секунду, привычный голос официантки прорезался сквозь тревогу. – Там же не забегаловка у метро, там был свой круг. Студенты, преподаватели из ближайшего института, бухгалтеры из соседнего офиса, какие-то «бизнесмены» с портфелями. Я по лицам знала, кто когда обычно приходит.

Анна сделала пометку: она помнит лица. Значит, оценивает «новых» и «своих».

– Назаров был… – Анна намеренно не добавила фамилии, оставляя паузу.

– Назаров был своим, – ответила Ирина, не задумываясь. А потом чуть отпрянула, будто услышала собственное признание. – То есть… ну… он не каждый день, нет. Но раз в неделю, раз в две появлялся стабильно. Всегда вечером.

Она сделала жест рукой, будто ставит тарелку. – Так и садился почти всегда за четвёртый столик. Там розетка рядом, он иногда телефон на зарядку ставил. И попросит свой кофе, потом горячее. Он был…

Она попыталась подобрать слово.

– Не хам, – наконец сформулировала она. – Бывают такие: «эй, девочка, мне быстро». Он не такой. Всегда «пожалуйста», «спасибо». Иногда оставлял чаевые, иногда нет, но… без этого «я тебе делаю одолжение, что с тобой разговариваю».

– То есть вы его хорошо запомнили, – констатировала Анна.

– Да, – Ирина сжала пальцы. – И поэтому я соврала тогда в протоколе.

Она подняла глаза на Анну:

– Я сказала, что видела его пару раз до этого, как любого клиента. На самом деле… я знала, когда он садится, что он примерно закажет, и… – она вздохнула, – и знала, с кем он иногда приходит.

– С кем? – не повышая голоса, спросила Анна.

– С… – Ирина слегка замялась. – С одним человеком. Из тех, кто сейчас… здесь.

Анна не стала подскакивать.

– Вы можете назвать его имя? – спросила она всё так же спокойно.

Ирина закрыла глаза.

– С Соколовым, – выдохнула она. – С Андреем.

Она сжала кулаки. – Они пару раз сидели вместе. Я сначала решила, что друзья или партнёры. Они спорили о чём-то… ну, не так, чтоб драка, но… напряжённо.

Губы дрогнули. – А потом, когда следователь спросил, знаю ли я, знакомы ли они, я сказала: «Нет. Я не видела их раньше вместе». Потому что…

Она запнулась.

– Потому что? – тихо подтолкнула Анна.

– Потому что Андрей тогда сидел напротив меня, – быстро заговорила Ирина, словно эти слова давно ждали выхода. – За другим столиком. И смотрел на меня так… так, как люди смотрят, когда ты говоришь что-то, чего говорить нельзя.

Она провела руками по лицу. – Я не могу это объяснить, честно. Но было ощущение, что если я скажу, что они знакомы, мне потом… мне будет хуже. И не только от него. У него тогда было такое лицо… как у человека, который привык, что его слова важнее, чем твои.

Анна дала ей секунду.

– Вы думаете, он мог на вас надавить потом? – спросила она. – После убийства?

– Не знаю. – Ирина покачала головой. – Он ко мне не подходил. Но когда нас всех собрали, когда был этот… хаос… он пару раз задержал на мне взгляд. И этого хватило.

Анна отметила: страх не всегда приходит через прямую угрозу. Иногда достаточно социального веса.

– Хорошо, – сказала она. – Вернёмся к вечеру.

Она немного сменила тему, чтобы снять остроту.

– Вы приходите на смену. Что дальше?

– Я захожу через служебный вход, переодеваюсь, выхожу в зал. – Голос Ирины стал чуть механическим, как будто она читает внутреннюю инструкцию. – К восьми у нас уже полная загрузка. Музыкант – Кирилл – настраивает аппаратуру, играет первую часть сета. Павел уже сидит у окна. Вера – у кассы или за своим столиком, не помню точно. Лена с подругой у стены. Тимур входил позже, ближе к восьми, кажется.

– Вы говорите «кажется», – мягко напомнила Анна.

– Да, – кивнула Ирина. – Вот это я правда не помню точно. Там всё каждый вечер примерно одинаково. Только Назарова я точно помню: он в тот вечер зашёл чуть позже обычного. Я как раз несла поднос с четырьмя кружками пива… – она усмехнулась. – И подумала: «Отлично, сейчас он попросит меня ещё там что-то, а у меня руки заняты».

Она невольно повторила жест – будто балансирует поднос.

– Он зашёл, снял пальто, оглядел зал… и посмотрел на меня. Не просто так, знаете, «глазами скользнул», а прямо – в глаза. И – не знаю, может, показалось – но он как будто выдохнул. Типа: «А, всё на месте».

– На месте вы? – уточнила Анна.

– И я. И четвёртый столик. И… – Ирина нахмурилась, – и ещё кое-что.

– Что именно?

– Администратор, – наконец сказала она. – Тогда администратором была девушка, Лида. Она сейчас давно в другом городе, я с ней не общаюсь. Но она… – Ирина опустила глаза, – она частенько делала так, что некоторые счета… не проходили через кассу.

Она бросила быстрый взгляд на Анну, как ученик на учителя.

– Я не была святой, – честно добавила она. – Иногда мы разделяли чаевые не совсем официально. Но то, что было между Лидой и теми «бизнесменами», – это был другой уровень. И Назаров был из тех, кто «не через кассу», если вы понимаете.

Анна кивнула.

Финансовая схема. Неоформленные расчёты. Лида и Назаров. Ещё один слой мотива.

– В ту ночь, – продолжила Ирина, – он зашёл, глянул на Лиду – она была у компьютера – и на меня. И сел за свой стол.

Потом…

Она закрыла глаза, вспоминая.

– Потом всё шло как обычно. Заказал кофе, потом что-то горячее. Я таскала тарелки, Кирилл играл. В какой-то момент к нему подошёл…

Она помолчала.

– Подошёл мужчина, которого сейчас здесь нет, – сказала она. – Его тогда в свидетелях не было. Он сидел у дальнего столика с компанией, я его видела. Когда все начали говорить со следователем, все как-то разом забыли про тот столик. Может, потому что они ушли быстро.

Анна приготовилась фиксировать каждую букву.

– Опишите его, – попросила она. – Насколько получится.

– Лет сорока, может, чуть больше, – Ирина говорила медленно, подбирая из памяти кусочки. – Костюм тёмный, галстук, но не «как у чиновников», а… – она пошевелила пальцами, – дорогой, я не знаю марок, но видно было. Лицо… обычное, честно. Из тех, которых много. Но у него была манера… он всё время поправлял запонку. Вот так.

Она показала – легкое движение большим и указательным пальцем.

– С кем он сидел?

– С двумя другими. Те были помоложе. Они смеялись, пили… В какой-то момент этот мужчина встал, подошёл к Назарову.

Ирина напряглась.

– Я как раз тогда несла поднос, – сказала она. – И услышала только кусочек. Он сказал: «Надо решить сегодня». А Назаров ответил: «Сегодня я ем. Остальное потом».

Она чуть улыбнулась чужой фразе.

– Я подумала тогда: «Вот это наглость» – как будто она еду важнее каких-то серьёзных разговоров. А потом…

Она вдохнула.

– Потом подошёл Андрей. Уже после того, как тот мужчина вернулся к своему столику. Андрей опоздал, как обычно. И… вот тут я, наверное, больше всего боялась тогда говорить.

– Говорите сейчас, – мягко сказала Анна. – Здесь никто не делает протокол. Пока.

Ирина кивнула, сжимая край кресла.

– Андрей подошёл к Назарову, – сказала она. – Сел, они обменялись несколькими фразами. Я не слышала всё, потому что было шумно. Но одно предложение я услышала очень ясно.

Она подняла глаза на Анну:

– Назаров сказал: «Я не буду прикрывать тебя больше, даже если они придут ко мне домой».

Анна ощутила, как у неё внутри щёлкнул автоматизм профессионала – та самая внутренняя лампочка, которая загорается на словах, меняющих вес сцены.

– Вы в протоколе этого не говорили, – тихо напомнила она.

– Нет, – прошептала Ирина. – Потому что если я скажу, что он кого-то «прикрывал», надо отвечать – кого и от чего. А я… я не знала. Я только знала, что после этих слов Андрей посмотрел на него так…

Она замолчала, подыскивая сравнение.

– Как человек, который долго верил, что всё под контролем, а сейчас ему сказали, что нет, – наконец нашла она. – И в этом взгляде было… не только злость, но и страх.

– Потом они поссорились? – спросила Анна.

– Нет, – удивлённо покачала головой Ирина. – Вот что странно. Андрей взял бокал, сделал глоток – он уже успел заказать, наверное, пока ждал – и очень спокойно сказал: «Тогда ты заставляешь меня делать то, чего я не хочу». И улыбнулся.

Она передёрнула плечами.

– И эта улыбка… я до сих пор её вижу. Не хищная, не такая, как в фильмах. А… очень вежливая.

Анна сделала пару пометок.

– Дальше, – сказала она. – Момент выстрела.

Ирина нервно сглотнула.

– Вот тут у меня всё всегда как в плохом сне, – призналась она. – Звук, картинка, запахи – всё вместе.

Она сжала пальцы, словно держась за край стола.

– Я стояла у стойки, спиной к ним. Лида что-то говорила мне, я половину не слушала. Музыка играла, кто-то смеялся.

И вдруг – хлопок. Один. Громкий.

Она замолчала на секунду.

– В протоколе я сказала, что подумала про упавшую посуду, – продолжила она. – Это правда. Я правда сначала подумала, что у кого-то поднос слил. Но ровно через секунду ещё один звук. Не такой громкий, глуше… как будто по крыше что-то ударило. И в этот момент Кирилл сбился с музыки.

Анна подняла голову.

– То есть вы тоже слышали два звука, – сказала она.

– Да, – кивнула Ирина. – Но второй я тогда… я решила, что это просто… ну… что-то упало ещё. Люди начали кричать, стул опрокинули. Я развернулась и увидела Назарова на полу.

Она закрыла глаза.

– Кровь. Белая скатерть, на ней пятно. У меня в руках был поднос, я его чуть не уронила. Потом поставила на пол. Побежала к нему.

Голос её дрогнул:

– Знаете, я столько раз потом думала, что если бы я не побежала, а… не знаю… бросилась к двери, закрыла её сама… Может быть, кто-то…

– Там уже был Павел, – напомнила Анна. – В протоколе он говорит, что почти сразу дал команду закрыть двери.

– Да, – выдохнула Ирина. – Он появился как будто из воздуха. Ещё секунду назад сидел у окна, а потом уже был рядом. Кричал, чтобы никто не выходил, чтобы вызвали скорую и полицию.

Она нахмурилась, глаза увлажнились.

– А вот это… – она понизила голос, – вот это я вообще никогда никому не говорила. Ни в протоколе, ни потом.

Анна слегка подалась вперёд, но не торопила.

– Когда я подбежала к Назарову, – сказала Ирина, – он ещё…

Она сделал жест рукой у горла.

– Он ещё как будто пытался вдохнуть. Рот открылся, глаза… я думала, он хочет что-то сказать. Я наклонилась ближе, спросила: «Что?».

Она замолчала, шепча еле слышно:

– И мне показалось, что он сказал: «Кухня». Или «у них». Или «туда». Я не знаю. Звук был… глухой. Может, я сама себе это додумала.

Она резко вдохнула.

– Но знаете, куда я посмотрела в тот момент? Не на дверь, не на Павла, не на Андрея. Я посмотрела в сторону кухни.

Анна почувствовала, как у неё внутри всё сжалось.

– И что вы увидели? – спросила она.

– Дверь в кухню была открыта, – ответила Ирина. – Обычно она прикрыта, чтобы жар от плиты и запахи меньше шли. А тут – распахнута.

Она стиснула пальцы.

– И я увидела, как кто-то исчезает за этой дверью. Быстро. Я не видела лица, только силуэт. Рост средний, в тёмном. Как наши повара, как Лида, как кто угодно.

Молчание стало тяжёлым.

– В протоколе вы сказали, что не видели никого, кто убегал, – напомнила Анна.

– Да, – прошептала Ирина. – Потому что… если я скажу, что кто-то убегал на кухню, значит, надо идти на кухню. А там…

Она облизала пересохшие губы.

– А там наш хозяин. И его связи. И… – она замотала головой. – Я думала, что это… может, кто-то из своих. А «своих» сдавать страшнее, чем «НЕУСТ.».

Она выговорила абсурдное для протокола слово и сама нервно усмехнулась.

Анна накрыла своим взглядом рекордер, чтобы убедиться, что тот всё пишет.

– После этого, – продолжила Ирина, – всё было как в тумане. Плакали, кричали, кто-то пытался его трогать, потом Павел нас всех отодвинул. Приехали…

Она запнулась, как будто даже через десять лет не готова произнести: «коллеги Павла».

– Вы видели, чтобы Андрей пытался подойти к телу? – спросила Анна. – Или он держался в стороне?

– Держался, – выдохнула Ирина. – Вот это я помню отчётливо. Он не побежал, не потянулся. Стоял чуть поодаль, у барной стойки. Лицо…

Она задумалась.

– Не испуганное, нет. Скорее злое и… как будто… – она поискала слово, – раздражённое. Как у человека, у которого сорвалась сделка, а не у человека, который только что увидел, как убили знакомого.

Она опустила глаза.

– А тот мужчина в дорогом костюме? Который «поправляет запонку»?

Ирина мотнула головой.

– Я его после выстрела не помню, – призналась она. – Может, он уже ушёл. Может, был в толпе. Я тогда… я видела только кровь, Назарова, и дверь на кухню. И всё время думала: «Не говори. Не говори. Не говори».

Голос сорвался:

– Потому что если скажешь, что кто-то сбежал туда, тебе скажут: «Докажи». А я не могла. Лицо не видела. Только силуэт. И слово «кухня» в голове.

Анна позволила тишине повисеть.

– Вы говорите это сейчас, – спокойно произнесла она. – Через десять лет. В доме, где только что нашли тело человека, который хотел это дело раскопать.

Она посмотрела Ирине в глаза:

– Почему именно сейчас?

Ирина какое-то время молча сжимала и разжимала пальцы.

– Потому что, – наконец сказала она, – второй раз я молчать не смогу.

Она всхлипнула, но слёз не было – только усталость.

– Тогда я думала, что если промолчу, всё как-нибудь само… рассосётся. Ну не нашли убийцу – значит, так надо. А сейчас… – она перевела взгляд в сторону, там, где за стеной была лестница, ведущая к кабинету Сергея, – человек, который полез в это дело, лежит там с дырой в груди. И если я опять скажу, что «ничего особенного не видела»…

Она криво улыбнулась:

– Наверное, это уже будет не защита, а соучастие.

Анна кивнула.

– В протоколе сегодняшнего дня вы готовы будете это повторить? – спросила она.

Ирина глубоко вдохнула.

– Да, – сказала она. – Только…