Часть 1 «Лучший друг и вечный соперник»
Денис
На меня всегда возлагали большие надежды. Я ведь, как-никак, старший ребёнок и единственный сын своего отца. В самого детства мне скармливали идеи о лидерстве, ответственности за стаю, долге настоящего альфы. Я предпочитал слушать отца, так ведь заведено у волков. Но быть вожаком, как он, я не хотел. Я собирался окончить универ и уехать в Москву, где были более привлекательные перспективы для жизни и карьеры. Я на это и приятелей подбивал, Андрея и Стаса. По крайней мере, до той поры, пока Андрею не втемяшилось в башку, что мы с ним кровные враги.
Наша семья жила с Васнецовыми по соседству. Мама дружила с тётей Алиной, в одиночку воспитывающей двоих сыновей. Куда делся отец Андрюхи и Стаса, она никогда не рассказывала. То есть, сами они знали, наверное, но за порог никогда не выносили и на все вопросы отвечали одной фразой: «А твоё какое дело?» Мне, по большому счету, было всё равно, тем более, что, если этой темы не касаться, то со старшим, Андрюхой, всегда было круто проводить время. Он был очень активным пацаном, всё время находил приключения на пятую точку, носился везде, а я вместе с ним.
Младший, Стас, был более спокойными и не таким хорошо развитым физически, потому мы брали его с нами поиграть, только когда тётя Алина настаивала. Андрюха закатывал глаза, но брал брата за руку и тащил с нами куда-нибудь на свалку или за гаражи. Если Стал падал или жалился крапивой и начинал ревёть, он злился и кричал на него, чтоб тот шёл домой. Мне в такие моменты становилось жалко Стаса. У меня ведь тоже была младшая сестра, Кристинка, и мне, как старшему, положено было любить её и заботиться. Я пытался успокоить младшего Васнецова, но так, чтобы старший не думал, будто мне есть какое-то дело. Вообще чем старше Андрей становился, тем сильнее у него закреплялась привычка чмырить младшего. В конце концов, Стас почти перестал проводить с нами время. Тётя Алина, поняв, что на Андрея не стоит рассчитывать, стала оставлять Стаса у пожилой матери.
Мы взрослели, менялись наши увлечения. Андрюха увлёкся лёгкой атлетикой, даже стал участвовать в городских соревнованиях и занимать призовые места. Пытался и меня подбить, но я не мог из-за отличной от человеческой физиологии. Мы просто тренировались вместе. Там, где раньше носились с палками и желеляками, теперь бегали как заправские спортсмены. Андрей не понимал, почему я отказываюсь от спорта, хотя у меня для этого визуально были все данные. И его недоумение было понятно: как бы он ни старался, сколько бы ни работал над собой, я всё равно был сильнее и быстрее него.
– Читер! – кричал он мне в спину, когда я в очередной раз обходил его на стометровке. Я, улыбаясь, разводил руками.
– Шевели булками быстрее в следующий раз.
Он посылал меня куда-подальше, но смеялся. В этой дружеской борьбе не было проигравших. Как он сам говорил, ему просто было куда стремиться.
Отношение Андрея изменилось, когда у них со Стасом появился отчим. Михаил был вдовцом и работал на оружейном заводе. По мнению большинства, отличный вариант для тёти Алины, столько лет влочившей эту лямку быта и воспитания детей практически в одиночку. Для большинства, но не для нашей семьи. Так исторически сложилось, что среди заводских было много охотников. Едва увидев Михаила, отец сразу предупредил меня, чтобы я был осторожнее с Андреем. Он сказал, что скоро его отношение ко мне и нашей семье может измениться. Я тогда только посмеялся. Наивный.
Однажды, когда я, как обычно, вышел утром на пробежку, Андрей, демонстративно игнорируя меня, прошёл мимо. Я догнал его и поздоровался, но он только ускорился. Наверное, мне не стоило лезть на рожон, но в моём мозгу в тот момент действительно ничто не предвещало бури. Я снова догнал его и толкнул легонько, чтобы спровоцировать на реакцию. Реакция последовала незамедлитеньно: Андрей бросился на меня с кулаками. Я даже не сразу понял, что он это всерьёз. Только когда он со всей дури двинул мне в челюсть, я оценил серьёзность его намерений. Естественно, в первую очерерь, мне стало интересно, что я такого сделал, что вызвало его гнев.
– Андрюха, успокойся! Объясни нормально, что стряслось, – я толкнул его в грудь, но не расчитал силу, и он упал на асфальт. На ободранной руке выступили капли крови.
– Читер сраный! – только и смог произнести он испуганно, потом поднялся и пошёл в сторону дома.
Догонять его не было смысла. Я понял, что имел ввиду отец, когда сказал, что охотники умеют находить к людям подход, выставляя оборотней виноватыми во всех бедах. История про Макара Агеева, оборотня, растерзавшего пятерых туристов, давала им бесконечный карт-бланш на притеснение. При этом никто из них не хотел задумываться, что этой истории уже больше полувека и ни одного свидетеля её уже не осталось в живых. Как не хотели задумываться и о том, что после случая с Макаром за всё это время не было зафиксированно ни одного случая нападения оборотня на человека. А все пропавшие без вести, которых приводили в пример как возможных жертв, сами были оборотнями, погибшими от рук охотников. Но, как говорят, нет тела, нет дела. Погибшие в волчьем обличье не трансформируются обратно в людей посмертно, а значит и доказать что-то практически невозможно.
Постепенно даже тётя Алина перестала с нами здороваться. А через некоторое время они и вовсе переехали.
Накануне переезда Стас по дороге из магазина остановился под окнами моей комнаты. Нервно крутил в руке пакет-маечку, пялился огромными глазищами в зарешоченное окно, неловко убирая за уши отросшие светлые кудри. Я смотрел на него и удивлялся – совсем не изменился с детских лет, только подрос немного. Но черты лица как были мягкими и плавными, так такими и остались, словно у омеги. Я невольно вспомнил, как Андрей дразнил его слабоком и девкой, и попытался отогнать от себя неприятные мысли. Заметив меня, он кивнул приветственно и улыбнулся. Это было одновременно и очень странно, и совершенно естественно.
– Ты же в университете учишься? – спросил Стас как-то совершенно буднично, будто не было этих нескольких лет его отлучения от нашей троицы или волчье-охотничьих тёрок с Андреем и их отчимом.
– Да, на информационном, – кивнул я, облокотившись на подоконник. То ли из-за ностальгии по былым временам, то ли из-за того, что я был расстроен ссорой с Андреем, мне захотелось поговорить со Стасом подольше.
– Я тоже хочу, – сказал он, задумчиво отведя взгляд. – Поможешь мне с подготовкой в следующем году?
Я замялся. Не то, чтобы я был против. Как раз наоборот, мне очень хотелось помочь ему. Но было одно «но», из-за которого вопрос с поступлением для него несколько осложнялся. Равно как завод негласно считался вотчиной охотников, так университет считался территорией оборотней. Конечно, запрета никакого не было. Это, опять же, всё сложилось исторически. Поскольку дети из охотничьих семей в основном шли работать на завод и смежные предприятия, они чаще выбирали технический институт или коледж с подходящей специальностью. Университет же привлекал оборотней своей лояльностью и неким ощущением общности и безопасности. Почему Стас выбрал именно его для поступления, хотя это было труднее и явно порицалось бы его отчимом, я не понимал. Но в итоге всё равно согласился.
– Если не передумаешь, то помогу, – ответил я и зачем-то подмигнул. Стас покраснел и опустил глаза с длинными светлыми ресницами.
– Смотри, сам не передумай, – пролепетал он еле слышно. Меня такая его реакция даже завела.
– Слово даю, – улыбнулся я. – Приходи после экзаменов.
Стас отчего-то зарделся ещё больше. Я не мог объяснить самому себе, почему мысленно пришёл в восторг от этого. Хотелось вечность вот так стоять и болтать ним. Расспросить, чем он занимался в то время, пока мы с Андреем ставили свои около спортивные рекорды. Я слышал, что из-за болезни бабушки, он последние несколько лет жил у неё и ухаживал за ней практически в одиночку. Она в целом была довольно своеобразной женщиной. По словам тёти Алины, к ней нужно было найти подход. И у Стаса, судя по всему получилось, а вот Андрея она недолюблювала. Из-за этого пропасть между ним и младшим братом стала только больше.
– Я приду! – сказал Стас взволнованно и бросил на меня обжигающий взгляд из-под ресниц.
Что-то ёкнуло внутри от него. Я долго смотрел ему вслед, ища повод окликнуть и вернуть. А на следующий день тоже искал повод обратить на себя его внимание. Но повода так и не нашлось, и, в конце концов, Васнецовы вместе с Михаилом переехали в другой район. Мне пришлось успокоиться и заняться привычными делами вроде подготовки к экзаменам и помощи по учёбе Кристине.
Мы пересекались со Стасом после этого всего пару раз в городе совершенно случайно. И каждый после таких встреч я на несколько часов выпадал из реальности. Можно было, наверное, что-то сделать с этим. Например, догнать его и попытаться заговорить. Нам ведь, в конце концов, было, что обсудить и вспомнить. Но я не делал этого по двум причинам. Во-первых, уже тогда я догадывался, что мой интерес к Стасу не просто дружеский или человеческий. Меня влекло к нему, и пусть это желание всё ещё на осознанном уровне оставалось платоническим, оно всё равно пугало. Каким бы симпатичным и милым он ни был, он всё же был парнем, как и я. И пусть лично у меня предрассудков на этот счёт не было, но вот отец мой, помешанный на идее продолжения рода, такие отношения не одобрил бы. Ещё одной моей обязанностью, как альфы и наследника, было найти себе тихую и скромную омегу, которая бы родила мне здоровых волчат.
Вторая, и наверное даже более значимая, причина, как и многие годы до этого, упиралась в Андрея. Я по-прежнему считал его своим другом и не хотел бесить лишний раз. Хватало уже того, что Андрей не смог поступить в универ и попасть в местную спортивную команду. Это был бы отличный шанс для него продолжить карьеру легкоатлета, ведь университетская команда имела совсем другой уровень известности, профессионализма и спонсорской поддержки. И пусть конкретно моей вины в том, что он не прошёл, не было, тот факт, что я был в списке зачисленных, делал меня виноватым в его глазах. Наверное, мне стоило просто смириться, что я для него больше не друг, а вечный соперник. Но сделать это было не так-то просто. В конце концов, я не мог стереть за один день воспоминания о годах дружбы. Андрей был мне дорог. Но у него на мой счёт было иное видение. К сожалению, я понял это с огромным опозданием.
Никто точно не знает, откуда в Сибири взялись оборотни. Но есть теория, что первые практики обращения были связаны с шаманством. Бурятская легенда о худоогэй таабай рассказывает от старце-хранителе леса, оборачивающемся белым волком для защиты. Считалось, что встретить его в лесу – редкая удача. Даже просто увидеть белого волка – добрый знак. Местные на протяжении сотен лет доверяли волкам-оборотням и относились к ним с почтением. В монографиях деда я читал множество примеров обрядов и тотемов в разных областях Сибири. По его словам, всё изменилось с приходом советской власти. Как и религия, шаманизм был признан вредным пережитком прошлого. У советского гражданина могла быть только одна фигура для поклонения – это фигура вождя. Потому негативное отношение к оборотням стало распространяться ещё до эпизода с Макаром Агеевым. После же озлобленное общество просто выместило на волках свою неудовлетворённость жизнью.
Каждый раз, думая об этом, я вспоминал фильм про судную ночь. Я никогда особо не был его фанатом, но идея, которую он транслирует, довольно точно, на мой взгляд, отражает мотивацию охотников, преследующих волков. У нас есть естественная потребность – хотя бы раз в месяц принимать форму волка и уходить в лес, отдавшись природным инстинктам. А у них есть неудовлетворённость и неустроенность жизнью, которые можно слегка притупить за счёт ощущения власти и вседозволенности, которое даёт охота. Звучит ужасно, но это, по крайней мере, хоть как-то объясняет эту жажду причинить вред другому антропоморфному живому существу.
Я в подобные размышления не часто ударяюсь. Это удел стариков – сетовать на жизнь. Но даже у меня иногда появляются причины ощущать эту чудовищную несправедливость. Наша семья полную луну обычно встречает на территории Усть-Сибирского заповедника. Он удалён от города и туристам для посещения нужны специальные разрешения, так что риски для всех минимальные. Но в это полнолуние я оказался на даче у друга за городом. Просто взбунтовался против отца в очередной раз и уехал в первое же подвернувшееся место. Обычная вписка с огромным количеством алкоголя и доступных девиц, обычный дачный посёлок посреди лесного массива. Я просто ослабил бдительность, думал пробежаться немного, пока народу не до меня. Но оказалось, что одному человеку всегда есть до меня дело.
– Вот ты и попался, гад, – произнёс за спиной Андрей, стоило мне начать трансформацию.
Я резко обернулся и увидел в потёмках его чуть покачивающуюся фигуру. В воздухе чувствовался запах алкоголя. В руках Андрея был спортивный лук. Чингачгук, блин, хренов. Хотя я тоже хорош, чем думал вообще? И как не заметил его среди остальных? Я был не в силах остановить трансформацию, хотя и понимал, наскольно это опасно. Смутная надежда на то, что Аднрей одумается и прекратит этот фарс ещё теплилась в груди. Но в глазах его застыли неприкрытые злоба и отвращение. Стоило мне полностью обрасти шерстью, как он выпустил первую стрелу. Грудь обожгло. Стрела засела в мышцах, отравляя ткани составом на наконечнике.
«Аконит», – тут же смекнул я.
И если до этого я ещё мог сомневаться в том, что Андрей опасен, то сейчас его намерения были очевидны. Единственным верным решением в этой ситуации было сбежать, найти тихое место и трансформироваться обратно. Даже с учётом того, что стрела отравлена, ранение не было серьёзным. Я зарычал, а после сиганул в заросли кустарника.
– Тварь! Куда?! – прокричал мне вслед Андрей. – Вернись и дерись со мной честно!
Если бы я мог, я бы ответил, что оборотням запрещено нападать на людей, даже для самозащиты. Это непростое решение было принято после расправы над Агеевым. Оборотни в то время пытались исключить любую возможность обвинений в их адрес, как и сейчас, собственно. К тому же, этот самый честный бой, которого он требовал, на самом деле не такой уж и честный, учитывая отравленные аконитом стрелы. Но волкам человеческий язык не доступен, а потому я разворачиваюсь и издаю агрессивный рык в надежде отпугнуть Андрея.
Что скалишься, тварюга? – с отвращением произносит он. – Я с самого начала догадывался, что ты какой-то не такой. Ну не может человек быть таким быстрым и сильным. И я оказался прав, ты не человек. Ты монстр! А монстров надо мочить.
Он прицелился и натянул тетиву. Дожидаться второго выстрела я не стал, бросился в ближайшие заросли крапивы и лопуха. Андрей что-то проорал мне вдогонку, но что именно, я не разобрал. Стараясь держаться подальше от трассы и человеческих запахов, я направился на север к заповеднику. Наконечник стрелы, застрявший в грудных мышцах, раздирал рану, заставляя её кровоточить. Аконитовый яд обжигал и дурманил. Мне повсюду дорогой мерещились зловещие тени и подозрительные звуки. Казалось, вот-вот из-за деревьев покажутся охотники с ружьями наперевес.
Мои нашли меня на границе заповедника. Вытащили наконечник, привели в чувство. Во взгляде отца читалось: «Я же говорил». Но вслух никто ничего не сказал, поскольку то, что со мной случилось, к большому сожалению, не было нонсенсом. Каждый оборотень хотя бы раз в своей жизни подвергался опасности со стороны охотников. А мне ещё повезло, что мой охотник оказался другом, которому надо было сначала выпить для храбрости, чтобы попытаться меня убить.
Часть 2 «Будь осторожен, следи за собой»
Стас
Я всегда считал себя неполноценным. Маленький, худой, слабый – полная противоположность старшего брата. Единственное положительное качество, которое во мне находила мама, это симпатичное, милое личико. Однако для брата и его друзей это был скорее недостаток, поскольку они беспрестанно дразнили меня тем, что я похож на девчонку. Было обидно, но реветь из-за такого означало показать им, что они правы. Тем более, что у меня для слёз и так хватало поводов.
Единственным другом брата, кто хоть как-то терпимо относился ко мне, был Денис. Мы жили по соседству и много времени проводили вместе. У Дениса была младшая сестра моего возраста, о которой он переживал и беспокоился с самых ранних лет. Когда я смотрел на них, мне становилось завидно. Андрей был плохим старшим братом, задиристым и агрессивным. Злость от недостатка маминой любви и внимания он вымещал на мне. Он даже Дениса порой ревновал, когда тот начинал вести себя со мной заботливо, как со своей младшей.
Мне некому было пожаловаться на брата, кроме, может быть, бабушки. Она меня жалела и утешала, хотя и не хотела связываться с хулиганом Андреем, которого, по всей видимости, сама боялась. Бабушка часто сетовала на то, что мама родила нас без мужа. А без твёрдой отцовской руки старший совсем распоясался и ни бог, ни чёрт ему был не указ. Про отца в нашей семье спрашивать было не принято, но по её случайным фразам я понял, что и я, и брат появились от отношений мамы с женатым мужчиной. Правды, конечно, никто никогда не узнает, но уже в сознательном возрасте я сделал вывод, что мама по молодости была очень наивной и верила, что её женатик рано или поздно уйдёт из семьи. Что же случилось с ним на самом деле, я так и не понял. Бабушка вспоминала его так, как будто того уже не было в живых. Но умер ли он на самом деле или просто был мёртв фигурально для них с мамой, я не был уверен. Бередить раны расспросами мне не хотелось, да и это не изменило бы ничего. Я сделал вывод, что отец мой был человеком так себе, раз умудрился заделать аж двоих на стороне и продолжил при этом приспокойно жить с женой. Я подозревал, что у меня, наверное, где-то есть сводные братья или сёстры, но заведомо относился к ним ещё хуже, чем к Андрею. Будто они украли у меня счастливую полную семью и беззоботное детство.
Бабушка часто повторяла мне, что я обязательно изменюсь, когда стану старше. Ничего в своей жизни я не ждал так сильно, как полового созревания. Но мне, видимо, на роду написано было прожить всю жизнь несчастным. Я становился старше, а признаков пубертата, как у всех других парней, так и не наблюдалось. Я понимал, что со мной что-то не то. Даже бабушка порой осторожно роняла в мой адрес «недоразвитый» и старалась кормить меня получше. Но все эти переживания отошли на второй план после того, как в одну из лунных ночей я вдруг начал трансформироваться.
Бабушка сначала решила, что у меня припадок, хотела вызвать скорую. Но потом увидела, что у меня все кости выворачиваются, а на гладкой коже появляется шерсть. Она начала причитать и креститься, облила меня святой водой, стала тыкать мне в лицо икону. Я на это всё смотрел как-то отстранённо. Было больно, жутко больно, так что я принялся скулить и подвывать тихонько. Забился под кровать и попытался не шевелиться. Она ещё некоторое время ходила охая по квартире, пару раз шваброй приподнимала край застилавшего кровать покрывала.
– Что же это? Что же это делается-то, а? – произнесла она беспокойно, сев на диван. – Стасик, это ведь ты?
Я тихонько подал голос. Тело горело, дышать было тяжело.
– Да как же это? Что же делать-то?
Она посидела немного, беспокойно вздыхая, а потом пошла на кухню и принесла оттуда пару варёных сосисок.
– На вот, – она бросила мне их под кровать. – Только меня уж не кусай, ладно?
Вспоминая об этом позже, всегда удивлялся такой её реакции. На самом деле есть мне не очень хотелось, но сосиски пахли очень аппетитно и были прямо у меня под носом, так что я в конце концов их слопал. Бабушка заглянула под кровать и довольно закивала. А потом снова сходила до кухни и принесла маленький тазик с водой. Я попил, расплескав половину воды на пол. Она только усмехнулась на это.
Как только я перестал бояться её и освоился немного в новом теле, мне захотелось выйти на улицу. Я осторожно вдоль стеночки пробрался в прихожую и начал скрести входную дверь.
– Нет, Стасик, на улицу тебе нельзя, ты там всех алкашей местных перепугаешь, – она заперла дверь за замок, а потом поспешила к балкону. Мне не оставалось ничего, кроме как сесть на полу последи кухни и уставиться в незашторенное окно. Там же я в итоге и уснул. А когда проснулся, уже вновь был человеком.
Просто так оставлять ночной инцедент бабушка не стала. С самого же утра села за телефон и за два часа обзвонила всех своих знакомых. При этом соблюла все правила конспирации. Разговор начинала вообще с других тем, заходила издалека, прямых вопросов не задавала. Главная её задача заключалась в том, чтобы выяснить природу моей транформации. И к моему удивлению, пара её приятельниц по большому секрету рассказали, что знают о таком. Дескать, с давних времён ещё пошло, что некоторые колдуны-шаманы могли превращаться в волков. И вроде как, у того, в ком их кровь, тоже могут проснуться сверхестественные силы. Но распространяться о таком не стоит, поскольку люди по натуре своей злые и не принимают всего, что не могут понять умом.
Наверное я бы ударился в панику и наделал глупостей. Но бабушка меня успокоила, сказала, что будет присматривать за мной. Просто велела не говорить никому и следить за собой. А ещё внимательно слушать людей и искать себе подобных. Мысль о том, что вокруг могут быть такие же как я, заставляла меня чувствовать трепет. Мне очень хотелось подружиться с кем-то, хотя бы немного. Порой я даже представлял, что семья Дениса тоже волки. От Дениса даже исходило что-то такое непонятное, что-то что привлекало моё внимание и заставляло думать о нём долгое время после встречи. Но, разумеется, спросить его напрямую я не мог.
Отсутствие у меня типичных мужественных признаков стало беспокоить родных. Чем старше я становился, тем больше походил на девушку. Андрей язвил, называя меня бабой с яйцами. А мама начала подозревать у меня генетическое отклонение, именуемое синдромом де ля Шапеля. Это патология, при которой мужчина генетически является женщиной с соответствующими хромосомами. Мама настаивала на том, чтобы я прошёл обследование. Я, разумеется, отказывался. Одно дело, когда тебя просто обзывают уродом, а другое, когда твоё уродство подтверждено медицинской справкой. Я не собирался давать Андрею ещё один повод постебаться над собой. В ответ на тираду мамы я привёл аргументы из той же статьи, которой она тыкала мне в лицо.
– Даже если это действительно болезнь, то лекарства от неё нет, – озвучил я очевидное. Гормонотерапия – это довольно спорный выход, дорогой и не всегда эффективный. Сейчас я чувствую себя здоровым и нормальным, но любое вмешательство может резко изменить ситуацию.
На удивление мама прислушалась ко мне. Полагаю, финансовая сторона вопроса стала определяющим фактором. Я наконец смог выдохнуть спокойно. Перспектива обследования меня пугала ещё и потому, что я понятия не имел, что стало с моей физиологией после трансформации. Я чувствовал себя сапёром, идущим по минному полю с завязанными глазами.
Тем временем, здоровье бабушки начало ухудшаться. Чтобы обезопасить и меня, и себя она уговорила маму отпустить меня жить с ней. Вроде как, самой маме надо было жизнь устраивать, Андрей тоже был занят учёбой и тренировками, а я и так всё свободное время у бабули торчал, так что в сушности, ничего бы и не поменялось. Мама сначала сомневалась, говорила, что я обязательно наделаю дел без её надзора, но в итоге всё-таки сдалась. Андрей, когда понял, сколько свободы у меня будет, попытался уговорить меня поменяться. Клялся и божился, что будет бабулю носить на руках. Но бабушка отлично знала цену его слову. В итоге, мы с ним рассорились ещё больше. После всех тех вещей, что он мне наговорил в прошлый раз, фраза: «Ну и катись к своей старухе!» была воспринята мной, как пожелание доброго пути. Я собрал вещи и окончательно переехал.
Я прекрасно понимал, что надеяться в этой жизни мне не на кого. Скрывать правду от семьи всё время невозможно. Рано или поздно они узнают, и не факт, что отреагируют на ещё одну мою «странность» спокойно. Бог послал мне бабулю, и я был благодарен. Но ко взрослой жизни нужно было готовиться уже сейчас. Из-за неплохой усидчивости и способности к концентрации внимания учёба давалась мне легко. У меня даже были шансы поступить в университет. Там учился Денис. И пусть мы были бы на разных курсах, всё равно, наверное, пересекались бы иногда, а ещё у нас было бы больше общих тем для разговоров. Просто после их ссоры с Андреем мы вообще почти перестали видеться. Я ощущал какую-то ностальгическую тоску по прошлому, даже по тем временам, когда Андрей обзывался и специально убегал от меня, чтобы довести до слёз. Денис обычно делал ему замечания, что нельзя так поступать с младшими и тогда мне казалось, что ему совсем капельку не всё равно.
Время шло и всё неизбежно менялось. Прежде мама никогда не заговаривала с нами о своих мужчинах, хотя время от времени у неё кто-то и появлялся. Но для знакомства нас с Михаилом она собрала целое застолье, позвала нас с бабушкой и пару своих подруг, включая маму Дениса. Михаил всем официально представился, как мамин будущий муж, хотя до этого я даже не слышал о нём. Но возражать как-то я посчитал себя не в праве, просто потому что мама и так слишком долго ставила нас на первое место и забивала на личную жизнь. Я не стал возражать, даже несмотря на то, что интуитивно чувствовал, что Михаил не такой уж положительный, каким пытается всем казаться. Я видел это в его взгляде, чувствовал в воздухе, что его окружал. Андрей же, напротив, отчего-то пришёл в восторг от нового маминого ухажёра. У них мгновенно нашлась куча общих мужицких тем для разговоров. Андрей, как маленький, хвастался ему своими медалями, полученными на соревнованиях. Приглашал их с мамой на спартакиаду, на которой он должен был представлять свой торгово-финансовый колледж. Михаил одобрительно кивал, но как-то странно косился на маму Дениса. Та в ответ бросала непрязненные взгляды. Я не понимал, в чём дело, думая, что тут замешаны какие-то личные тёрки.
Потом, спустя время я понял, что в тот день случилось нечто, чего обычно не происходит – за одним столом встретились оборотень и охотник. А если точнее, два оборотня и охотник.
Михаил очень быстро принял на себя роль главы семьи, стал распоряжаться всем, включая финансы и имущество. Мама была не против, ведь Михаил и сам не был оборванцем, неплохо зарабатывал и имел собственное жильё. Решение разменять нашу двушку и его однокомнатную на большую трёшку после заключения брака показалась ей совершенно логичным. После долгих лет мама наконец обрела мужа, а у нас официально появился отчим. В общем-то, с самого начала я не имел ничего против Михаила. Он любил маму и нравился Андрею. А я с ними так и так не жил, и в семье присутствовал слишком номинально, чтобы сформировать своё мнение. И пусть он смотрел на меня свысока, наслушавшись осторожных рассказов матери и насмешливых замечаний Андрея, я до последнего не признавал в нём угрозу. Мне хотелось верить, что хоть я и не вписывался в нашу семью, она была нормальной.
Но потом оказалось, что для моего беспокойства есть реальные основания. Всё началось с разговоров про тайгу. Михаил заверял, что волки в последнее время расплодились, и будто бы даже туристы начали пропадать в лесах. Потом стал Андрею показывать видео на телефоне, как они с друзьями мучают подстреленного волка. К сожалению или к счастью, я был в тот момент дома и с первого взгляда понял, что это необычный волк. Он очень походил на меня в волчьем обличие, только крупнее и окрас темнее. (По крайней мере, насколько я мог судить по фото, что для меня делала бабушка.) Мне даже физически стало нехорошо. Я ведь сам был волком. И за все эти годы единственный вред, который я принёс – это порвал диванную подушку, за что получил от бабушки тапком по морде и больше так не делал.
Не выдержав, я убежал тогда, чем вызвал очередную насмешку брата. Меня шокировало то, настолько жестокими могут быть люди. Единственное, что хоть как-то могло оправдать подобное, это незнание, что под волчьей шкурой скрывается безобидный человек. Но что-то мне подсказывало, что Михаил всё знал, и это ничуть его не останавливало. Я понял, что от него нужно держаться подальше. Но самое ужасное, что Андрей слушал это всё и увлекался его рассказами. Очень скоро дома у мамы появился спортивный лук, для которого Михаил и Андрей вручную изготовили опасные стрелы. Всё чаще и чаще отчим заговаривал о покупке ружья. Благо мама была категорически против, приводила какую-то там западную статистику, что люди, хранящие дома огнестрел, чаще всего от него в итоге и погибают. Разговоры на время поутихли, но я знал что это только видимость. Что там на самом деле мутили отчим с братом, одному Богу было известно.
Пока они обсуждали между собой способы борьбы с такими, как я, сам я учился различать запахи волков. С каждым разом получалось всё лучше и лучше. Смущало только, что собственного запаха я не чувствовал. Мне казалось, это из-за моей персональной «особенности». Раз я ни рыба, ни мясо, то и запах у меня соответствующий. Зато я был теперь почти уверен, что Денис оборотень. Мне очень хотелось поговорить с ним, расспросить обо всём. Но каждый раз, когда я видел его где-то в городе, возникало какое-нибудь обстоятельство мешающее моим планам. Я помнил его обещание помочь мне с подготовкой к вступительным экзаменам и надеялся, что он от своих слов не откажется. Через его маму я узнал номер и позвонил Денису.
– Не вопрос, – ответил он, ни секунды не раздумывая. – Приходи в пятницу вечером, позанимаемся.
От его слов у меня внутри появилась какая-то странная лёгкость, словно живот был полон мыльных пузырей и они способны были поднять меня в воздух. Я так волновался, что даже спать не мог нормально неделю. Но встречу нашу в итоге пришлось отменить. В накануне у бабушки случился инсульт и её увезли в больницу. Мне стало вдруг очень страшно. Она часто повторяла, что давно бы померла, да только без неё мне придётся туго. Мы оба понимали, что даже если она завещает мне квартиру, скорее всего семья вынудит меня продать её и перехать к ним. Я не любил подобные разговоры, но порой она заводила их против моей воли.
– Пока могу, я, конечно, ещё буду сопротивляться. Но никто не вечен, Стасик, и однажды и моё время настанет, – говорила она. – Найти бы тебе невесту до тех пор, такую же, как ты. И чтобы родители были нормальные, а не как Мишка-живодёр.
Я только грустно улыбался на это. Честно говоря, мне казалось, я так один до старости и проживу со своими уродствами. Какая девушка захочет встречаться с женоподобным парнем? Да и меня к ним, видимо, из-за гормонов, не тянуло особо. Так что я был рад, если бы получилось хотя бы друзей завести, вроде Дениса.
В больнице, пока ждали, что скажут врачи, Михаил завёл разговор о том, что бабушкину квартиру бы надо продать до конца года, пока недвижимость в цене не упала. Не знаю, он то ли дурак, то ли просто чёрствый в таких вопросах. Мы втроём сидели бледные понурые, зарёванные. Даже у Андрея глаза блестели. А он тут со своими бизнес-идеями, экономист хренов! Я не сдержался и психанул.
– Квартиру бабкину захотел? А хрена лысого не хочешь?! – проорал я ему в лицо и убежал.
На душе было очень тяжело. Страх сковывал по рукам и ногам. Я понимал, что никакой подготовки к экзаменам в таком состоянии не может быть, и написал Денису сообщение. Объяснил всё и извинился. Он перезвонил через минуту.
– Ты где сейчас? – спросил он с тревогой.
– В сквере, рядом с больницей, – глотая слёзы, ответил я.
– Будь там, я сейчас приеду.
Часть 3 «Ты не понимаешь, это другое»
Денис
В своём белом платье Кристина была похожа на куклу. Тонкие руки, острые ключицы, огромные наивные глаза. Я откровенно не понимал родительского стремления сплавить её поскорее замуж. Сейчас уже не то время, чтобы окольцовываться, едва стукнуло восемнадцать. И приоритеты у молодых совсем другие: получить образование, сделать карьеру, обзавестись материальными благами, чтобы, по крайней мере, не думать, когда появятся дети, чем заработать им на кусок хлеба. Но у отца и на это был свой взгляд. Ему нездоровилось в последнее время, так что он поставил себе цель пристроить детей до того, как придёт его время. Александр, жених Кристины, был старше её на семь лет и к своим двадцати пяти имел небольшой бизнес – сеть кафе-пиццерий. В одном из таких я до недавнего времени подрабатывал администратором. Потом нашёл работу ближе к своей специальности, тоже не без помощи Александра. Он оказался нормальным мужиком, к тому же Кристина была в него влюблена по уши, но мне всё равно казалось, что со свадьбой они поспешили.
Возможно, я ещё так сильно распереживался, потому, что боялся, что после Кристины отец возьмётся за меня. А я жениться пока не собирался. Да и вообще, когда смотрел на тех же Никиту и Искандерова, рискнувших пойти против общественного мнения, невольно вспоминал о Стасе. Бессмысленно было отрицать то, что он мне нравился. Да и как такой может не нравится? Он же красивее и милее любой девушки, но без всяких там женских заморочек. Простой и искренний. Один только недостаток – из семьи охотников. Я понятия не имел, насколько влияние Михаила распространилось на него. Очень надеялся, что раз он живёт с бабушкой, то этот хмырь ещё не успел забраться ему в подкорку. Но после того случая с Андреем я не был уверен. Может, он также, как и старший, бросится обвинять меня во всех своих неудачах. Надеюсь, он всё же не для этого назначил встречу.
Свадьба Кристины стала знаковым событием не только из-за появления на ней пары Никиты и Глеба. Про этих двоих я знал и до этого, и даже поучаствовал немного в разрешении их личной драмы. Я был рад, что в итоге им всё удалось утрясти с родителями и даже набраться смелости, чтобы держаться за руки в публичном месте. Я не был уверен, что мне бы хватило на это смелости. Хотя… кто знает? Меня, как и многих других гостей, удивило поздравление Валерия Никифорова, дяди Никиты и одного из самых известных охотников в городе. Само его появление было крайне нетипичным для подобного мероприятия. Я чувствовал напряжение, витавшее в воздухе. Каждый оборотень в зале бракосочетаний ждал какого-то подвоха. Даже я, хотя и знал, что его племянник тоже оборотень.
– Даю вам слово, что отныне всё будет по-другому, – сказал он.
Собравшиеся дружно выдохнули. Никто точно не знал, как именно интерпретировать его слова, но все понимали: охотники выказали жест доброй воли. Скоро всё изменится. Позже Валерий обмолвился, что решение о перемене политики в отношении оборотней было принято большинством семей охотников. Но что-то мне подсказывало, что семья Андрея в это большинство не входила. И чего ждать от него теперь, я не имел ни малейшего представления. Хотелось бы верить, что для поддержания мира, охотники сами будут наказывать своих отступников. Только в этом случае у нововведений была хоть какая-то возможность прижиться.
После регистрации я задержался в зале. Нужно было забрать подаренные цветы и отнести их в машину. Чтобы не толпиться с этими «вениками» у лифта, я направился к лестнице. Там на удивление было пусто, только между пролётами в тени от искусственного фикуса притаились Глеб и Никита. Видимо, поймав общий романтический вайб, и они не сдержались. Глеб прижимал Никиту к стене и целовал очень настойчиво. Я растерялся на секунду, чуть не выронил букеты. Глеб, прижав голову Никиты к груди, опасливо обернулся. Во взгляде у него появилось что-то агрессивное, собственническое. Я даже мысленно усмехнулся, подумав, что такая реакция у него, вероятнее всего, только на меня. Не знаю, чего он там себе навоображал. Если бы я захотел, я бы давно сделал Никиту своим и его злобные взгляды меня бы не остановили.
– Извините, – только и мог произнести я и прошёл мимо.
За спиной послышался встревоженный шёпот Никиты. Хоть он и моложе, но, похоже, отвечает за здравый смысл в их паре. Я не против проявления чувств на публике, но это всегда риск. И прежде, чем рисковать, нужно убедиться, что твой партнёр к этому готов. Я спускаюсь по лестнице и выхожу на улицу. Мысли снова возвращаются к Стасу. Завтра все наши будут праздновать второй день свадьбы у родителей жениха, и квартира останется полностью в моём распоряжении. Мне наконец-то удастся пообщаться с ним, без опаски внезапного вмешательства отца или кого-то из домашних. Да и сам Стас, наверное, в отсутствии посторонних будет чувствовать себя свободнее. Всё-таки эта размолвка между нашими мамами сильно повлияла и нас тоже. В один момент мы просто стали друг другу абсолютно чужими.
Я запихиваю цветы в багажник и чувствую, как вибрирует телефон в кармане. Достаю его с мыслью, что надо бы, наверное, отключить, раз сегодня такой день. Но всё резко меняется, когда я вижу на экране сообщение от Стаса:
«Извини, я не смогу прийти к тебе завтра. Бабушка попала в больницу».
Внутри тут же разлилось эгоистичное чувство возмущения. Что-то вроде: «Как это он не сможет прийти? Я же его жду!» Но я под гнётом беспокойства задвинул эти мысли подальше. Всё-таки бабушка для Стаса была, пожалуй, самым близким человеком. Он ведь даже сам выбрал жить с ней. И прямо сейчас он, должно быть, очень напуган. Секунд десять у меня ушло на принятие решения. Я снова открыл его сообщение и жмякнул по значку с зелёной трубкой в углу экрана. Стас ответил не сразу, и его гнусавый голос ясно дал понять почему. От мысли, что он плакал мне стало жутко не по себе. В груди потяжелело.
– Да, Денис, – пробормотал он, чуть прочистив горло. – Извини, что так получилось.
– Ты где сейчас?! – не обращая внимания на его извинения, спросил я.
– В сквере, рядом с больницей, – ответил Стас, чуть помедлив.
– Будь там, я сейчас приеду, – пообещал я и завёл автомобиль. На выезде с парковки я остановился у парочки свидетелей, друзей Кристины. Они трясли перед лобовым стеклом бутылкой шампанского и что-то кричали.
– Ребят, мне по срочному делу надо отъехать. Вы, если что, Кристине скажите, ладно? – бросил я в приоткрытое окно. Те переглянулись, но кивнули.
– Ты позвони ей потом! – крикнула подруга Кристины вдогонку. Я махнул рукой, соглашаясь, и уехал. Было немного стыдно перед сестрой, но беспокойство за Стаса оказалось сильнее.
Сестре повезло с погодой. День выдался солнечным, но нежарким. Я следовал по загруженным пятничными пробками улицам в сторону больницы. Из багажника на весь салон благоухали розы. Я вспомнил про них слишком поздно и не стал возвращаться, подумав, что после встречи со Стасом позвоню сестре и завезу их, куда она скажет. Я не знал точно, что буду делать, когда увижу Стаса, даже что сказать не имел понятия. Просто в тот момент во время телефонного разговора я решил, что сейчас я Стасу нужнее, чем всей этой разряженной толпе. Было ли это решение опрометчивым – покажет время. Сейчас же я просто хотел убедиться в том, что Стас больше не плачет.
Когда я доехал до больницы, он уже ждал меня недалеко от автобусной остановки. Заметив мою машину, сдержанно махнул рукой и улыбнулся. Я выдохнул с облегчением. Если он всё ещё способен был улыбаться, значит, не всё так безнадёжно. Я бросил свой пиджак с переднего сиденья назад и притормозил у тротуара. Стас, поколебавшись всего пару секунд, сел в машину. Его глаза были чуть красноватыми, припухшими, но выглядел он всё равно очень мило. Ветер, проникавший в открытое окно трепал воздушные светлые кудри. Он тщетно пытал убрать их за ухо и морщился с досады.
Я не мог долго стоять в этом месте, а потому тронулся, едва он пристегнул ремень безопасности. К запаху роз в салоне примешался его притягательный аромат, до странного напоминавший омежий. Я вдыхал его, пытался распробовать, разложить по нотам, как дорогое вино, и снова и снова убеждался, что обычный человек не может так пахнуть. Мне всё больше казалось, что Стас оборотень. Я в принципе и раньше замечал нечто необычное, что исходило от него. Но с возрастом это нечто, видимо, окончательно сформировалось и усилилось. И хотя я понимал, что парни оборотни могут быть только бетами или альфами, я спросил Стаса:
– Ты омега?
На его лице отразилась растерянность. Он минуту пытался найти какой-нибудь удобоваримый ответ, но в итоге всё-таки стыдливо спросил:
– А что это?
Я задумался, стоит ли продолжать расспрашивать его на тему оборотней. Ведь если бы он был одним из нас, то наверняка бы знал, кто такие омеги. В его возрасте про такое все знают. Мне не хотелось ставить его в ещё более неловкое положение.
– Забей, – покачал головой я. – Это не важно.
Стас тут же погрустнел, но кивнул и уставился вперёд перед собой.
– Как бабушка? – вдруг опомнился я, мысленно обругав себя за эгоистичные мыслишки.
– Парализовало наполовину, – ответил он, так же глядя в одну точку. – Врач сказал, что есть хорошие шансы на восстановление.
– Ну вот видишь, – я ободряюще улыбнулся. – Шансы есть. Так что не расстраивайся.
Он нахмурился и замотал головой.
– Да я понимаю. Просто… – он тяжело вздохнул. – Отчим иногда меня пугает. Бабушка всё ещё борется, а он уже собрался её квартиру продавать. Будто она умерла, понимаешь?
Стас взглянул на меня в отчаянии. Его глаза снова заблестели. Мне оставалось только покачать головой. Ситуация была ужасная. Я мог бы сказать, что для продажи квартиры у Михаила не было прав, но понимал, что эти слова сейчас Стаса вряд ли утешат.
– Жестокий, – продолжил он, и по его выражению лица, я понял, что он всё ещё про отчима. – И в Андрее тоже поощряет жестокость. Раньше брат не был таким.
Он отвернулся к окну и шмыгнул носом. Я достал из подлокотника посередине салфетки и протянул ему. О жестокости Андрея я знал не понаслышке, но мне стало тревожно за Стаса. Ведь если моё изначальное предположение было верным, и он действительно оборотень, то положение его крайне незавидное.
– Стас, а они не обижают тебя? – спросил я осторожно.
Он продул нос и замотал головой.
– Я поэтому и не живу с ними. Но, если честно, я очень боюсь, что однажды они узнают правду, – ответил он и снова уставился на дорогу.
Не имея чёткого маршрута, я привёз нас к себе домой. В мыслях у меня вертелся всего один вопрос: «Про какую правду ты говорил, Стас?» Но он после этих слов немного ушёл в себя. А когда увидел свой старый дом так и вовсе стал, будто гипсовое изваяние. Я понял, что облажался, не спросив, куда он хочет поехать.
– Давай, может, отвезу тебя домой? – осторожно спросил я. Он чуть улыбнулся и кивнул.
– Не обязательно прямо домой, – добавил он, чуть подумав. – Можно просто до остановки.
От умиления мне захотелось потрепать его по волосам. Но я побоялся, что это может ему не понравиться. Через дворы я выехал на улицу Ленина, а оттуда снова свернул в полупустой переулок. Оказалось, что от нашего дома до квартиры, где жила бабушка Стаса ехать меньше семи минут. Мы остановились в тени берёз под окнами и немного посидели молча.
– Ты очень красивый, – сказал он вдруг, не поднимая на меня глаз. Сердце в груди описало дугу. Я не сразу понял, что он имел ввиду белую рубашку и жилет.
– А, так сегодня свадьба у Кристины, – ответил я с лёгкой досадой.
Стас удивлённо вскинул брови, а потом, помрачнев, протянулся к ручке двери.
– Я не знал, – сказал он извиняющимся тоном. – Тебе, наверное, надо ехать?
– Куда? – не понял я.
– На свадьбу, – печально вздохнул он.
Я покачал головой. Возвращаться мне не хотелось. Мне казалось, что после встречи со Стасом, я уже не смогу просто так кутить и веселиться со всеми. Просто от мысли о том, чтобы оставить Стаса одного, мне становилось неприятно.
– Да отгуляют без меня, – махнул рукой я. – Не жених же, в конце-концов. Так что можем перенести нашу подготовку с завтра на сегодня.
– Правда? – с надеждой переспросил Стас. Я кивнул.
– А! Только я, дебилушка, увёз Кристинкины цветы, – вспомнил я, обернувшись назад.
– А давай мы их в ведро пока поставим? – предложил Стас, чуть подумав. – Будут как новые.
Он улыбнулся, и мне вновь захотелось его коснуться. Чтобы хоть немного отрезвить себя я укусил до крови губу. Она тут же со жжением регенерировала. Я вздохнул обречённо и открыл багажник. Мы поделили цветы по четыре букета на каждого. Дорогой до квартиры Стас удивлялся, как я один их донёс до машины.
Дома у Стаса было душно из-за запертых окон. Он тут же поспешил открыть форточку на кухне и балконную дверь. Здесь я явственно ощущал волчий запах. Кое-что мне показалось странным, но я сначала не придал этому значения. Пока Стас набирал воду в оцинкованные вёдра и устраивал там цветы, я осматривался в квартире. Собачья миска, следы от когтей на двери, погрызенные ножки кровати… тут явно был большой зверь. Большой, но довольно домашний. Я взглянул на собачий мячик у своих ног, а затем поднял глаза на Стаса.
– Ты оборотень? – спросил я его, катнув ногой мячик.
Стас вздрогнул и пару секунд смотрел на меня не моргая. Я осознал, что, вероятно, выгляжу сейчас слишком сурово или даже агрессивно. Просто мне стало вдруг тошно от мысли, что волка могут дрессировать как собаку. Но Стас мог интерпретировать моё выражение совсем иначе, как угрозу. Так что мне пришлось перебороть себя и немного смягчиться.
– А ты тоже? – осторожно спросил он, глядя на меня исподлобья.
– Да, я тоже, – подтвердил я. И хотел ещё добавить: «Но, в отличие от тебя, не позволяю держать себя на цепи». Но увидел счастливое выражение лица Стаса, и все мысли разом покинули мою грешную голову.
Даже в комнате как будто стало светлее. На глазах его вновь навернулись слезинки, которые он быстро смахнул. Он облегчённо выдохнул. Немного растерянно огляделся по сторонам, шагнул к дивану, потом передумал и кивнул мне на диван, а сам сел на стул напротив.
– Можешь, пожалуйста, рассказать мне всё, что знаешь? – спросил Стас почти умоляющим тоном.
Я даже растерялся. Понятия не имел, с чего начать, а потому спросил:
– Как много ты знаешь?
– Вообще ничего, – мгновенно ответил он и вновь в нетерпении уставился на меня. Я вздохнул. Отчего-то мне казалось, что он меня обманывает, и я чувствовал себя глупо, рассказывая прописные истины. Но, как ни странно, он внимал каждому моему слову с щенячьей благодарностью. Мне даже неловко было.
– Стас, не смотри на меня, пожалуйста, так, – сказал я, отведя взгляд.
– Как? – удивился он.
– Будто я твой хозяин, а ты мой верный пёс, – ответил я строго. – И вообще, собачьи замашки – это довольно стыдная вещь для оборотня. Волки – гордое племя.
Я вновь пнул мячик в сторону, он откатился к его ногам. Стас грустно опустил глаза.
– Бабушка не разрешала выходить из дому, – пояснил он на мой немой вопрос. – Но понимала, что мне скучно, потому придумывала всякие игры.
Тяжёлый вздох вырвался из моей груди. Как же мне жаль было Стаса. Он ни разу не был за пределами квартиры в полную луну. Как я понял, он начал обращаться с задержкой, где-то в пубертате. Слышал, у полукровок такое бывает. И всё-таки поразительно, что его бабушке удавалось справляться с ним и сохранять при этом его тайну и от матери, и от брата с отчимом. Я в очередной раз мысленно выразил почтение этой женщине, и с отвращением подумал о Михаиле, посмевшим пожелать ей смерти.
– Мне нравится твой запах, – признался неожиданно Стас.
Мне захотелось ответить, что и мне его запах нравится до безумия. Настолько, что это иногда даже кажется неприличным. Но сама эта фраза уже выходила за рамки приличий. Я поднял на него глаза, и наши взгляды встретились. Что-то странное было в воздухе, но я не мог понять, что именно.
Часть 4 «Мой ласковый зверь»
Стас
Моё сердце стучало так громко, что казалось, ещё немного, и соседи придут разбираться. А они ведь у нас были привычные к шуму. Денис тоже оказался оборотнем! Я знал это, знал… боже, я чувствовал себя таким счастливым. Хотя он ведь не сказал, что мы подружимся. И отчитал меня к тому же. Но всё-таки… всё-таки я был так рад.
От него веяло такой уверенностью и силой, что невольно хотелось поджать несуществующий хвост и делать всё, что он скажет. Это чувство вместе с его мужественным запахом потихоньку сводило меня с ума. Даже страшно становилось. Я ведь не девушка, чтобы слабость в ногах чувствовать в присутствии парня. Мне следовало подобрать сопли и быть мужиком, раз уж я наконец нашёл кого-то из своих.
Денис рассказывал, что в нашем городе почти три сотни волков, что большинство из них очень уважаемые люди. Я представлял себе лицо Михаила, если бы он узнал правду. Но разумеется я не собирался ему рассказывать ни под каким предлогом. Осознание, что я теперь больше не буду один, окрыляло. Я начинал представлять себе, как встречаю полную луну в тайге вместе с остальными волками. Кажется, день, когда я наконец смогу почувствовать себя свободным, был не так далёк.
– Значит, Андрей не знает, что ты оборотень? – спросил Денис, вырвав меня из мечтаний.
– Нет, – ответил я. – Ты ведь помнишь, как он в детстве пытался отделаться от меня. С годами это его стремление только усугубилось. Он считал, что это не круто – быть братом такого, как я.
Вспомнив момент из детства, я уставился себе под ноги. На самом деле, я не был уверен, что Денис поведёт себя со мной иначе. Ведь, как ни посмотри, а даже как волк я был мелким задохликом. У меня даже запаха своего не было. О чём тут говорить?
– А сам он точно не один из наших?
Может, мне показалось, но в вопросе Дениса прозвучала надежда. Ну точно, он не хочет дружить с таким, как я. Я ведь ему не ровня. А вот с Андреем было бы интереснее.
– Нет, – стиснув зубы, я качнул головой. – Он точно не оборотень. Если бы ты знал, сколько страшных и ужасных вещей они с отчимом обсуждают тайком от матери, ты бы ни на секунду не сомневался.
Я хотел, чтобы он знал правду, поэтому почти выплюнул эти слова ему в лицо. Однако они его не удивили.
– Я знаю, – грустно ответил он. – И искренне тебе сочувствую. Но ты должен знать, что сегодня один из главных охотников в городе объявил перемирие. Больше у них нет права расправляться с оборотнями по своему усмотрению.
– Вряд ли этих двоих что-то сможет остановить, – я искренне не мог представить себе, что брат и отчим вдруг резко изменятся.
Я вздохнул и взглянул на него вопросительно. Денис беспокойно оглядывался по сторонам, принюхивался, прислушивался. Это немного смущало. Я не мог сообразить, в чём дело.
– У тебя есть омега? – спросил он. И хотя я уже слышал этот вопрос, всё равно растерялся. Он, вспомнив, что так и не объяснил мне значение этого слова, поспешил исправиться. – Я имею в виду, у тебя есть девушка?
Я покачал головой ещё более растерянно и даже немного напугано. В машине он спрашивал, не омега ли я. И если «омега» значит «девушка», выходит, что Денис либо насмехается над моей мужественностью, либо что-то знает о моей болезни.
– Объясни мне, что это значит, и почему ты спрашиваешь, – нервно попросил я. Денис слегка покраснел и отвёл взгляд.
– Ну, понимаешь, все волки в стае делятся на альф, бет и омег, – начал он неохотно. – Беты – это самцы, основной костяк, рядовые члены стаи. Они защищают остальных, выполняют свои социальные роли. Альфы – самцы-лидеры, они принимают важные решения касательно будущего стаи. Их обычно всего несколько, наряду с вожаком, и они появляются, чтобы сменить его при необходимости. Ну и есть омеги – самки, они могут быть жёнами, как альф, так и бет. Их всегда чуть меньше, чем альф и бет вместе взятых, потому их принято беречь и окружать заботой.
Рассказ Дениса звучал невероятно, но я верил безоговорочно. А ещё, хоть Денис и не говорил этого, мне почему-то казалось, что он альфа. Просто мне оказалось очень легко представить его своим вожаком.
– Прости, я наверное запутал тебя, – Денис вздохнул и почесал переносицу. – Просто учуял в квартире особый омежий запах. У каждого в иерархии есть отличительный запах, который невозможно спутать с другим. Это важно для разделения территорий и разных вопросов, связанных с воспроизведением потомства. Когда ты чуть лучше познакомишься с нашим миром, то ты научишься различать эти запахи, а также узнаешь некоторые особенности. Например, омеги не могут различать собственный запах.
Денис усмехнулся этому, как чему-то необычному и забавному. А у меня сердце пропустило удар. Я попытался осмыслить всё, что Денис говорил мне до этого. Нет, он не упоминал, что самцы могут быть омегами. Значит, только самки могут. Но со мной что опять тогда не так? Или моё человеческое уродство и на волчью сущность передалось? Я в отчаянии схватился за голову.
– Ну-ну, я понимаю, столько информации, голова пухнет, – попытался успокоить меня Денис. – Но постарайся не напрягаться, тебе ведь не придётся по всему этому сдавать экзамен. В отличие от той же информатики.
Он подмигнул мне ободряюще, а я в ответ покачал головой.
– Дело не в этом, – ответил я растерянно. – Просто у меня нет девушки, и я не чувствую своего собственного запаха.
Денис озадаченно посмотрел на меня. Я под его взглядом ещё больше стушевался. Было очень дискомфортно от мысли, что я вновь не вписываюсь в привычные рамки. А ещё очень пугала неизвестность. Я уже представлял, как быть уродом в мире людей, но понятия не имел, как таким живётся в мире оборотней.
– Ну я, в общем-то, подозревал, – сказал неожиданно Денис и улыбнулся. – Просто… как бы тебе объяснить? Меня тянет к тебе.
Он покраснел до кончиков ушей.
– В смысле… ты меня хочешь? – в удивлении предположил я и тоже покраснел. В моей голове этот вопрос не звучал так пошло и вульгарно. А так я как будто напрашивался на что-то. Денис замялся, заёрзал на диване. Выдал подряд несколько тяжелых вздохов.
– Ну типа того, – подтвердил он, когда я уже почти поверил, что ошибся. Я округлил глаза. Это всё было похоже на розыгрыш.
– Серьёзно? – прищурившись, спросил я, давая ему шанс дать заднюю.
– Ну… ты только не подумай, что я какой-то псих озабоченный. Меня к тебе не только физически тянет, – начал оправдываться он. А у меня в ушах пульс отдавался так громко, что я едва его слышал. Я поднялся со стула и подсел к нему на диван. Я хотел ему сказать, что меня тоже влечёт к нему, что его терпкий мужественный запах сводит с ума всё больше с каждой минутой. Но вместо всего этого, я просто осторожно дотронулся до его руки, покоящейся на накидке дивана.
Последнее, что я помню, прежде чем меня захлестнула волна чувств и инстинктов, это взгляд Дениса, обжигающий и заставляющий подчиниться его воле. Вслед за этим я почувствовал, что трансформируюсь и поспешил снять с себя одежду. Остаток разума чувствал дикий стыд за то, что приходится обнажаться при Денисе, но я в своей жизни не испытывал большего дискомфорта, чем когда пытался будучи уже в волчьем обличье выбраться из штанов с трусами. Стыдился я ровно до тех пор, пока не понял, что Денис тоже постепенно обретает волчью форму. И он, как и я, тоже обнажился. Я даже порадовался про себя, что сам нашёл верное решение, хотя никто меня этому не учил.
В волчьем обличии Денис был просто огромен. Казалось, он крупнее меня раза в два. Тесное пространство бабушкиной однушки было для него явно маловато. Первую минуту после трансформации он беспокойно оглядывал всё кругом. Потом принялся обнюхивать и изучать территорию. Я старался держаться в стороне, не то опасливо, не то почтительно. Страх и желание подчиниться в волчьей форме стали в разы сильнее. Я ушёл под стол, как делал, когда бабушка была занята делами и не могла играть со мной.
Однако долго сидеть там мне не пришлось. Бурый волк, осмотрев территорию, добрался и до меня. Некоторое время просто смотрел, потом стал обнюхивать, норовя забраться мне под хвост. Страх перемешался с интересом. Откуда-то появилась неожиданная мысль о том, что бурый – крупный и здоровый альфа, а значит и потомство от него будет более живучее. «Потомство?» – переспросил я самого себя, но ответа в голове не нашёл. И чем дальше, тем больше я чувствовал, как хочу отдаться бурому. Под хвостом стало мокро. Бурый ткнулся носом в короткий мех. Лизнул шершавым горячим языком. Попытался забраться ко мне под стол, но места для двоих оказалось недостаточно. Он попятился назад и опрокинул ведро с цветами. Букеты рассыпались, вода разлилась по полу. Оставаться на мокром ковре под столом было некомфортно, а потому я вышел на середину комнаты и улёгся, задрав хвост. Бурый зарычал, снова обнюхал, а затем стал вылизывать. Воздух заполнили густые звериные запахи. Бурый забрался сверху и вцепился в холку зубами. Я мог только зарычать в ответ. Боль и желание следовать инстинкту смешались в голове. Я отклячил зад и чуть расставил в стороны задние лапы, скользящие по синтетическому ковру. Бурый толкнулся внутрь, потом ещё раз и ещё. Всё было так естественно, так легко. В момент кульминации он протолкнул узел внутрь и замер на какое-то время. Я чувствовал, как он заполняет меня. После появилось ощущение, будто я сделал, что должен был. Семя внутри должно прорасти. Бурый выпрямился и вылизал покусанную холку. Я тоже поднялся, встряхнул шерсть и ушёл обратно под стол. Тут всё ещё было мокро, но мне хотелось покоя. Тело после случки нуждалось в отдыхе.
Я видел сквозь полуприкрытые глаза, как бурый вновь стал человеком. Как испуганно заозирался по сторонам. Как подобрал с пола одежду и надел её. Но не не полностью, а так и остался с голым торсом. Он осторожно подобрался ко мне, присел рядом на корточки. Коснулся вздымающегося от дыхания живота. Я не удержался и клацнул зубами по наглой руке. Пусть не забывается. Бурому позволено многое, но он не бурый. Человек отдернул руку, посмотрел сначала на укус, потом на меня. Его суровый взгляд был полон осуждения. Я ничего не мог поделать и виновато прижал уши к голове. Нет, бурый был всё ещё там, внутри него. Я послушно дал коснуться своей морды. Он ласково погладил её пострадавшей рукой. Улыбнулся, начал говорить что-то, смеясь. Я обнюхал руку, немного отдающую кровью, а потом стал вылизывать укус. Денис кивнул и потрепал мою шерсть, повторяя:
– Хорошая, хорошая девочка.
Я лежал в комнате и слушал, как Денис на кухне гремит посудой. Волчий нюх улавливал заполнявшие пространство запахи феромонов, цветов и свежей еды. И если до первых двух мне было всё равно, то вот последний дразнил и будоражил воображение. Я неспешно встал и прошествовал на кухню. Посмотрел на Дениса в бабушкином фартуке, прикрывавшем голый торс, потом ткнулся мордой в пустую миску.
– Ну нет, – покачал головой Денис, тряся над моей головой сковороду с чем-то дразняще шипящим. – Если есть хочешь, то давай, становись обратно человеком.
Я взглянул на него склонив голову на бок, пытаясь понять, чего он от меня хочет, и самое главное, зачем.
– Давай, милая, давай, – улыбнулся он и погладил меня между ушей.
Прикосновения Дениса отчего-то казались куда более приятными, чем бабушкины. Единственное, что я слабо понимал, почему он зовёт меня «девочкой», когда бабушка всегда говорила «мальчик». В волчьей форме я этот момент был не способен понять. Постепенно я нехотя приходил к осознанию, что надо становиться обратно человеком. Я ушёл в комнату. Процесс обратной трансформации каждый раз был для меня болезненным, потому я и приходил к нему с такой неохотой. Денис поставил сковороду на стол и пошёл за мной. Присел рядом со мной на пол и стал растирать мне вытягивающиеся, видоизменяющиеся конечности. Удивительно, но от этого становилось легче. Мышцы меньше тянуло и судорог почти не было. Я постанывал от болей в суставах и связках, а он тихим голосом подбадривал и хвалил, говорил, что я молодец и отлично справляюсь. Это было очень странно, как и всё остальное, что он делал. Но как и всё остальное, что он делал, очень приятно.
После того, как обратная трансформация завершилась, мы ещё немного посидели в потёмках. Я наполовину лежал у него на коленях, абсолютно голый. Денис гладил меня где попало, перебирал кудрявые волосы, чуть влажные от пота. Я чувствовал смятение, не понимал, что происходит, и насколько это вообще нормально для оборотней. Ведь Денис выглядел очень спокойным, даже радостным.
– Стас, ты как? – спросил он меня, заметив, как я напрягся.
Я поднял на него глаза. В голове металась сотня вопросов, но у меня не было ни решимости, ни воли задать хотя бы один из них.
– Денис, а мы теперь кто? – выдал я ту, что казалась наименее значимой.
– Пара, – ответил он и погладил меня по саднящему участку шеи сзади. – Ты мой, а я твой.
Его ответ меня немного успокоил, хотя я по-прежнему ничего не понимал. Денис коснулся губами моей макушки, а затем поднял на руки и понёс в ванную. Там, при свете, я заметил налипший к коже с пола мусор, цветочные лепестки и клочья шерсти.
– Сам помыться сможешь? – спросил он с выражением полной готовности помогать во всём. Я быстро закивал головой. – Ладно, тогда давай. А потом поедим и поговорим.
Он вышел, оставляя меня наедине со своими тревогами. Я задумался, о чём он собирается поговорить. Вариантов было немного. Я смутно помнил, что между нами произошло, но точно знал, что именно. И моё тело помнило его тело, пусть и в другой форме. И прямо сейчас я чувствовал что-то странное внутри. Ощущения, которые не мог выразить ни словами, ни как-то ещё. Меня влекло к Денису. Но вместе с этим появлялась мысль о том, что такие отношения общество вообще-то не одобрит. С моей-то семьёй изначально всё было ясно. Но даже его понимающие родители вряд ли смогут смириться, что единственный сын вдруг оказался геем. Тяжело вздохнув, я потянулся за гелем для душа.
Когда я вышел из ванной, Денис в комнате вытирал разлитую воду и собирал уцелевшие цветы. Я взглянул с тоской сначала на них, потом на мокрый ковёр. От воспоминаний о случке стало очень стыдно. И почему это вообще произошло, мы же оба самцы? Или…
– Денис, я что, самка? – спросил я, нервно вцепившись в обёрнутое вокруг бёдер полотенце. Он кивнул, не поднимая на меня глаз, и улыбнулся.
– А ты не знал? – он чуть нахмурился, заметив, как я помрачнел.
– Нет. Откуда мне было знать? – я присел на край дивана и уставился отрешённо в стену напротив. Оказалось, природа не совершает ошибок. Я должен был родиться женской особью, и как волк я именно женская особь. Почему же тогда, как человек, я не пойми что?
Денис унёс тряпку в ванную, там же вымыл руки. Вернулся ко мне и присел на корточки у ног.
– Малыш, ты чего? – он положил мне на колени свои большие горячие ладони. Жар от прикосновений тут же поднялся выше и отозвался возбуждением в паху. Я чувствовал запах Дениса и запах бурого волка, оба они дразнили и привлекали. Но умом я понимал, что это какая-то дикость. Мне нельзя было поддаваться.
– Денис, я не могу быть твоей парой, – я попытался убрать его руки. – Я парень. Да, моя волчья форма другого пола, но это не отменяет факта, что как человек я мужчина!
– Я в курсе, – сдержанно улыбнулся Денис, ловко перехватив мои пальцы и устроив их у себя на голове. Я строго посмотрел на него.
– Но если ты в курсе, то должен понимать, что это ненормально, – дрогнувшим голосом произнёс я. – Ты ведь раньше встречался только с девушками.
– Стас, да просто ты мне нравишься, – вздохнув, тихо произнёс он. – Да, у меня не было раньше парней, однако я не считаю свои чувства ненормальными. Но если я тебе противен, то так и скажи. Я сразу уйду. Просто скажи, если ты хочешь именно этого. Если тебе некомфортно, ты ощущаешь себя подавленным, чувствуешь, что я принуждаю тебя, то просто кивни. И я тут же скроюсь с глаз и больше не появлюсь.
Он с мучительным выражением уставился на меня. Я задумался. Денис не был мне противен. На самом деле, даже просто вот так касаться его волос, пропускать гладкие пряди сквозь пальцы было очень приятно. Мне не хотелось, чтобы он уходил, но было страшно. Я не понимал, что будет дальше, не мог себе представить хэппи энда для такого рода отношений. В конце концов, я просто поддался сиюминутной прихоти.
– Останься, – прошептал я, не глядя на него.
Он кивнул, улыбнувшись, а затем вдруг припал губами к моему бедру. Дрожь пробежала по коже, я резко выдохнул, а Денис продолжил целовать поочерёдно то одно, то другое бедро, задирая полотенце всё выше. Каждое его касание, каждый поцелуй были будто наэлектризованы. Я откинулся назад, на спинку дивана и прикрыл глаза. Это было слишком волнующе, но в тоже время слишком стыдно, чтобы наблюдать. Денис коснулся моего подрагивающего от возбуждения члена. Я простонал, закусив губу. Никто меня прежде не касался там. Я и сам-то не часто.
А Денис выглядел так, будто всё ему было привычно. Берёт сильной рукой разгорячённый ствол, сжимает, слегка оттягивая кожу вниз, заставляя меня снова подать голос. Вторая его рука ушла к основанию, ощупала яички и большим пальцем упёрлась в то место над отверстием. Я снова вздрогнул, на этот раз немного тревожно. Но Денис дальше не пошёл, просто потёр немного это место, вызвав новую волну приятной дрожи. Его язык коснулся влажной головки, обвёл её по кругу и упёрся кончиком в уретру. Моё дыхание со стонами превратилось в жалкое блеяние. Я понял, что ещё чуть-чуть, и не выдержу. Голова перестала соображать. Казалось, то, что я вижу своими глазами невозможно. Денис обхватил губами головку и заскользил вниз, пытаясь заглотить ствол целиком. Я неосознанно сжал его волосы, он зарычал. Я ощутил вибрацию, расходящуюся от его горла. Было слишком горячо, слишком приятно. Моё тело невольно выгнулось навстречу. И я, не совсем отдавая себе отчёта, кончил ему в рот.
Осознание и стыд накрыли почти сразу. Денис сглотнул и, усмехнувшись, утёрся рукой. Я взглянул на него с опаской. Тот развернулся и сел затылком ко мне у меня в ногах. Одна его рука гладила моё бедро, но не настойчиво, а скорее успокаивающе. Я чувствовал растерянность, не понимал, что должен делать. Денис вроде бы был возбуждён. Наверное, мне тоже нужно было помочь ему кончить. Но я не очень понимал, как именно. Так же, как он или можно по другому?
Я потянулся к его плечам, обвил руками шею и наклонился чтобы поцеловать. Но в этот самый момент у меня дико заурчало в животе. Я попытался проигнорировать своё звериное чувство голода, но Годзилла внутри меня не собиралась сдаваться просто так. Денис задрал голову и посмотрел на меня снизу вверх. Я виновато отвёл взгляд. Это надо было испортить такой момент.
– Ну что, пойдём поедим? – сказал он, чмокнув меня в колено. Я смущённо улыбнулся и кивнул.
Часть 5 «Я должен быть первым!»
Андрей
С самого детства я чувствовал себя обделённым. Безотцовщина. Мать всё время пропадала на работе. Но несмотря на это, денег в семье всё равно не было. Не на что было купить нормальную одежду и школьную форму. Новых учебников я в своей жизни вообще не видел. Даже в школе меня кормили по специальному списку для «бесплатников», так называли детей из малоимущих семей, которым питание оплачивалось за счёт бюджета. Из-за этого к таким, как я, в школе относились, как людям второго сорта. Меня даже собственная бабка недолюбливала, предпочитая мне моего миленького младшего братика-ангелочка.
Стас всегда был очень феминным. Мать даже подозревала у него какой-то там синдром. Типа должен был родиться девкой, а родился пацаном. Из-за того, что он такой нюня, к нему было особое отношение. Взрослые его чаще тискали, хвалили и жалели. Ему чаще перепадали всякие случайные ништячки, вроде одежды или вкусностей, от маминых знакомых. Он нравился учителям в школе и девчонкам, хотя, казалось бы, сам был похож на девчонку. Будучи рохлей и нытиком, он всё время обходил меня во всём и ещё обижался, что я шпыняю его и обзываю.
У меня было лишь одно, в чём брат не мог бы меня превзойти, это спорт. Я был выше, крепче и развитее его. С самого детства я очень быстро бегал. Физкультура была единственным предметом, по которому я всегда получал отличные оценки. Тренеры хвалили меня и видели для меня хорошие перспективы. Благодаря хорошим результатам на межшкольных соревнованиях я даже получал поблажки от других учителей.
Мне казалось, что если не во всём остальном, то хотя бы в этом я могу быть первым. Хотя бы таким образом я мог заслужить материнскую любовь и общественное одобрение. Но внезапно рядом со мной появился Денис – такой же, как я сильный и спортивный, но вдобавок ещё и приветливый и улыбчивый. Он жил по соседству и до поры до времени я его не замечал. Он вечно носился со своей мелкой младшей сестрой. Но чем старше мы оба становились, тем чаще пересекались на улице. Вдобавок оказалось, что наши матери неплохо общаются. Меня даже порой брали в гости в квартиру, где, по сравнению с нашей тесной двушкой, казалось, был миллион комнат и сколько угодно свободного пространства. Где можно было бегать и прыгать и вообще делать всё, что в душе угодно, и никто тебя за это не ругал. Таков был принцип воспитания в этой семье: детей не ругали, только разговаривали, и от чего-то это казалось невероятным. Ведь я за малую провинность мог получить от матери затрещину или мокрым полотенцем по ногам.
У Дениса было всё, чего не было у меня: полная обеспеченная семья и родительская любовь, друзья и хорошие оценки в школе. Успехи в спорте стали для него ещё одной галочкой в списке достижений, причём даже не самой значимой. И когда я осознал это, мне захотелось взвыть от обиды. Это казалось мне вершиной несправедливости – то, что он забрал у меня единственное, в чём я был хорош.
Но если я что-то и понял в жизни к тому моменту, так это то, что никому нет дела до моих эмоций. Вместо того чтобы раз за разом безуспешно пытаться одолеть Дениса, я подружился с ним. Это было несложно. Дети, воспитанные в любви, обычно не ищут подвоха в добром отношении. Денис принял меня без всяких вопросов, стал звать меня к себе поиграть в игры на компе. А ещё мы стали вместе тренироваться. Я в тайне надеялся, что если буду бегать вместе с ним, то пойму его секрет, научусь его технике. Первое время даже казалось, что у меня наметился прогресс. Я улучшил своё время на коротких дистанциях. Но чем дальше, тем больше я убеждался, что Денис какой-то сверхчеловек. Ну невозможно было без стимуляторов развивать такую скорость!
На все вопросы Денис только улыбался загадочно и пожимал плечами.
– Шевели булками, – говорил он и ускорялся ещё больше.
А во мне закипала злость. Я ведь и так был на пределе возможностей. Выкладывался на все сто, но в итоге оставался всего лишь вторым. Школьные тренеры хвалили Дениса, говорили, что его ждёт большое спортивное будущее. А меня просили стараться больше. Но куда больше, я просто не понимал.
Бежать, бежать быстро… ещё быстрее. Раньше это была моя мантра. То, что обещало мне признание и успех. Теперь я возненавидел бег. Нет радости, нет эйфории от побед, есть только жгучая боль в мышцах и онемевших лёгких. Я снова был обделён и никому не нужен, лежал на обочине дороги и не мог пошевелиться. Казалось, что-то стало с правым мениском. Слезы выступили на глазах при мысли, что я не смогу больше бегать. И где-то в глубине души вместе с этим появилось облегчение.
– Андрюх, ты чего? – Денис подбежал ко мне и склонился над лицом. Надо было подобрать позорные сопли и что-то сказать, но сил не было. Уже ни на что не было сил. Хотелось просто исчезнуть с лица земли бесследно.
Денис, чуть постояв надо мной, предпринял попытку поднять мою тушу. Получалось плохо, учитывая, что я никак не помогал. Но его это не остановило. Он предпринял ещё попытку. В конце концов, чтобы не выглядеть глупо мне пришлось таки подняться. Идти было больно. Просто невыносимо. Денис, как настоящий друг и товарищ, предложил мне свою широкую спину. Я понимал, что это глупо. Мы были километрах в трёх от дома. Проще было подождать и поймать попутку. Но обида внутри заставила принять его иррациональное предложение.
«Это из-за него мне больно, – думалось мне. – Так что пусть тоже страдает».
Но мой невероятный друг оказался ещё более невероятным, чем я думал. Он тащил меня всю дорогу до дома без лишних слов и жалоб. После его отец отвез меня в больницу. К счастью травма оказалась не такой серьёзной, как я себе навоображал. Мне наложили тугую повязку и запретили тренироваться пару месяцев. Почему-то я почувствовал себя обманутым.
На следующий день Денис пришёл проведать меня и сказал, что не будет больше участвовать в соревнованиях. Сказал, что хочет сосредоточиться на учёбе, но всё ещё готов поддержать меня на тренировках, когда я восстановлюсь.
– Я продолжу бегать, но уже для себя, – сказал он и улыбнулся.
«Бегать просто для себя?» – я уже не помнил, как это.
Я не понимал, что вдруг стало с Денисом. Из дурачка-простачка он стал каким-то серьёзным и загадочным. Оставил спорт и перестал общаться со старыми друзьями. Это незнание раздражало меня. Я пытался выведать у него, что с ним, но он только пожимал плечами.
– Да просто пора уже повзрослеть, – говорил он, но при этом продолжал сюсюкать с сестрой и моим мелким, будто заправская нянька.
Я подозревал, что необходимость следить за младшими ему вдалбливали родители. С возрастом они перестали казаться такими уж идеальными. Они тоже ссорились между собой и тоже ругали своих отпрысков, только делали это в своей интеллигентской учительской манере. Иногда мне даже казалось, что моя мать по сравнению с ними хоть и скупая на ласку, но более искренняя. По крайней мере, она не стремилась воспитывать нас, как по методичке. А ещё она всеми силами пыталась сделать из Стаса мужика. Получалось конечно с переменным успехом, спортивным секциям и кружкам он предпочитал рисование, но она старалась. Денис, по примеру своих родителей, на это смотрел с осуждением. Особенно когда я пытался замотивировать Стаса на какую-то физическую активность. Меня это раздражало. Возникало ощущение, что он между мной и младшим выбирает Стаса. И это при том, что Денис вообще-то мой друг.
– Ты просто не знаешь этого мелкого, – говорил я ему. – С ним только так и можно, иначе он с места не сдвинется.
– Ни с кем так нельзя, – отвечал Денис и качал головой.
– Ой, иди домой к себе и там нянчись со своей как хочешь. А нас не трогай, – только и оставалось ответить мне. Денис и правда уходил, и в такие моменты я злился на Стаса ещё больше из-за того, что он стал причиной ссоры.