Боярский эндшпиль бесплатное чтение

Пролог

Шестеро мужчин осторожно поднимались по каменной полуразрушенной лестнице, один за другим. Лестница вела на верхний этаж башни, спиралью обходя резной мраморный столб. Внутри башни не было площадок, только самая нижняя, выложенная красными мраморными плитами, и верхняя, выходящая на единственное жилое помещение.

Перед этим группа преодолела густой лес, окружавший башню ровным, словно циркулем очерченным двухкилометровым кругом, ров с затхлой водой, обошла многочисленные ловушки и сигнальные барьеры. Шедший впереди воин высокого роста, в сером комбинезоне с вкладками по всей площади ткани, с широкими плечами, уверенно вел группу через препятствия. Оставалось только одно.

На уровне десяти метров лестница прервалась широким обвалом. Метра три в длину. При желании легко можно перепрыгнуть, но эта легкость заставила поднимающихся удвоить осторожность. Вперед выдвинулся тот, кто шел последним, изящный, даже в какой-то степени женоподобный юноша с правильными чертами лица и длинными белыми волосами, завязанными в хвост. Он присел возле края обрыва, потер ладони и прислонил их к камню.

Первые несколько секунд ничего не происходило, потом красная волна разлилась по месту слома, стекла вниз, на кучу камней, лежащих на широких мраморных плитах. Куча зашевелилась, задергалась, один из камней из самой ее середины выбрался наружу, словно живое существо, подпрыгнул, сначала невысоко, потом, с каждым разом, все выше и выше, пока не прилепился на то место, где стоял раньше.

Дело пошло быстрее, то один, то другой камень взлетал, презирая гравитацию, и вставал на свое место, колдуну лишь приходилось двигать руки все дальше, поднимаясь ступенька за ступенькой вверх. Остальные члены группы терпеливо ждали, когда лестница восстановится.

Наконец все камни встали на свои места, и шестерка продолжила подъем. Снова высокий занял место лидера, указывая товарищам, на какие ступени лучше не вставать. Ловушки шли сплошняком, иногда приходилось пробираться по самому краю лестницы, перил не было, расстояние между ступенями и центральной колонной было не меньше метра. Упасть никто не боялся, с такой высоты даже не слишком опытный воин упадет без каких-то серьезных повреждений, но знаки, нанесенные на столб, ярко светились синим, приближаться к ним не рекомендовалось даже сильным колдунам.

Наконец вся группа вышла на верхнюю площадку, деревянные балки, держащие пол, за несколько столетий ослабли и свободно ходили в пазах, доски прогибались под тяжестью человеческих тел. Единственная перегородка на площадке отделяла от общего пространства небольшой сегмент, тяжелая дубовая дверь с блестящими желтыми накладками светилась от наложенных, но так и не разрядившихся заклинаний.

Изящный юноша улыбнулся, знаком показал спутникам, чтобы те отошли подальше, и вытянул руки ладонями вверх. Как и в прошлый раз, несколько секунд потребовалось, чтобы заклинание проявилось, тонкая красная нить взметнулась вверх, к каменному потолку, проникла сквозь щели кладки, прошлась по контуру, вырезая квадрат.

Часть кладки потолка рухнула, пробивая пол, оставляя зазубренные обломки досок, рассыпаясь камнями на нисколько не поврежденном мраморном полу первого этажа. Один за другим пришельцы, высоко подпрыгнув, исчезали в проделанном проеме.

На крыше дул сильный ветер. Скрепленные специальным раствором и магией, камни держались, не пропуская осадки, но перед воздействием колдуна оказались бессильны. Тот очерчивал контур каждого камня, один из членов команды в это время стоял на одном колене, приложив ладони к вырезаемому блоку.

Прилипший к ладоням блок аккуратно извлекался и отправлялся вниз, к подножью башни. Слышался треск срабатываемых ловушек, виднелись вспышки, но приглушенно, словно башня стояла за несколько километров от окружавшей ее земли.

За несколько минут отверстие метр на метр было проделано, и пришельцы спустились в закрытое помещение. Практически пустое.

Только посреди комнаты на полу стоял небольшой, черного цвета ящик с открытой крышкой, отделанный изнутри красным бархатом. На ткани в ряд лежали семь золотых кругляшей с дыркой посредине. А вдоль ряда монет – черный клинок. Такой же, как я когда-то видел.

Пришельцы обступили ящик, высокий колдун чуть присел, вглядываясь в покрывающую пространство вокруг находки вязь заклинаний.

И тут за их спинами скрипнула дверь.

Глава 1

Я проснулся, выглянул в окно – темень, хоть глаз выколи, а ведь утро уже. Хоть и светает раньше с каждым днем, все равно на службу мне к семи, так что восхода солнца я сегодня не увижу. Но чего греха таить, выспался, еще бы не этот сон, и вообще все шикарно было бы.

Сны эти странные, нет бы что полезное приснилось, какая-то хрень уже третью ночь прямо под утро в голову лезет, и ведь в первый раз я конкретно испугался звука открывающейся двери, словно это со мной происходило, проснулся в холодном поту, а сейчас уже нет, буднично как-то. Подумаешь, шестеро любителей погулять по лесу пробрались сквозь какие-то заросли, увидели башню – классическую такую, с расширением наверху. На водонапорку похожа. Забрались наверх, повредили потолочное перекрытие, добрались до золотишка и оружия, и тут кто-то входит. Вот дальше сон ни в какую не шел, хотя все новые и новые детали я подмечал, сегодня, например, почти удалось разглядеть, что же это за кругляши такие, ведь на них что-то написано, на каждом – свое. И что интересно, если для каждого незваного гостя по монетке получается, как они делить последнюю будут? Может, распилят? Или подерутся – хотя, по мне, вот этого не надо, и так сон беспокойный. И еще, как ни пытался, не мог вспомнить лиц. Вот общие какие-то приметы помню, а детально описать – никак.

Так-то обычно мне сны редко снятся, а чтобы одно и то же, и несколько раз, такого не было. И людей-то я этих знать не знаю, и места для меня незнакомые, вот откуда берется все это, из каких глубин мозга, кто знает. Нет чтобы что-то приятное приснилось, про родную Землю, про студенческие годы, или как мы в Португалию ездили всем кагалом, шикарные бы сны вышли, так ведь нет, снится бред какой-то. Да еще с повторами.

Вылез из-под одеяла, шлепая босыми ногами по дубовому паркету, подошел к окну – свежевыпавший снег блестел в свете фонаря, отличная январская погода, не холодно до такой степени, что зубы сводит, но и оттепели нет, луж, грязи, всякой гадостью тут дороги не посыпают, экология на хорошем уровне. Да, чуть не забыл – поздравил себя с Новым годом, первое января как-никак. Первый новый год на другой стороне реальности.

Десять дней уже как переехал в стольный град Жилин. Коляды прошли, жизнь начала возвращаться в нормальное русло, правда, еще пару дней никто не работал, так что пришлось в гостинице пожить, даже пожалел, что так резко свернулся и уехал. Но подошел к концу Карачун, на улице сожгли какое-то чучело, хозяйка зарезала поросенка, намазала кровью криво прорезанные губы черному идолу, вынесенному во двор. Потом на обед того же порося с гречкой, укропом и запеченными перцами подала на стол, и мы его с удовольствием съели. На следующий день открылись лавки, свежие газеты с утра уже лежали в ящике в обеденном зале, так что найти жилье по объявлениям не составило труда.

Столичные издатели шли в ногу с неторопливым местным временем, выделили для таких целей отдельную газету, аж на шестнадцать полос третьего формата. Варианты подешевле или поудобнее были расположены далековато от будущего места службы, я искал или такой же флигель, или лучше отдельный дом, опыта проживания с соседями у меня здесь не было, и вообще я интроверт, люблю тишину и покой.

Шуша рядом не было со дня приезда в город, Кувалда забрал его к себе на воспитание, обещал вернуть через декаду совсем другим человеком, так что мне пришлось делать свой выбор единолично. Расстояние в километр-полтора до центра меня вполне устраивало, на повозке рукой подать, а если погода хорошая, быстрым шагом минут десять-пятнадцать пройтись совсем не трудно. К тому же чем дальше живешь от места работы, тем больше вероятность, что придешь вовремя. Вот если она под боком, до последнего сидишь дома, потому что твердо уверен, что не опоздаешь. А те, кому часа три добираться, выезжают за четыре и встречают тебя на рабочем месте с укоризненным выражением лица.

Ну три-четыре часа – перебор, а вот пятнадцать-двадцать минут в самый раз. Тем более что варианты ближе стоили каких-то уж совсем сумасшедших денег. Золотой в день за небольшой домишко с садом и открытой верандой. Три золотых опять же ежедневно за крыло небольшого боярского дворца. Пятьсот в месяц за сам дворец. И какой бюджет это выдержит? Не то чтобы денег жалко, а вот так выбрасывать ради каких-то понтов, которые мне по понятным причинам не нужны, кровно нажитые гульдены совершенно не хотелось.

Цены на варианты в четверти часа от центра, хотя и превышали кратно то, что я платил в Славгороде, чем-то чрезмерным не казались. Особенно после того, как я всю газету просмотрел и местный рынок недвижимости изучил – без помощи риелторов, которых тут отчего-то не было.

За десять золотых в месяц мне достался скромный двухэтажный домик, зажатый с двух сторон такими же строениями, с небольшим садом и площадкой для повозки перед крыльцом. Гостиная с подсобными помещениями внизу и две небольшие спальни наверху, у одной окна выходили в сад, а другая, с окнами на улицу, была переделана мной в кабинет – стоило мне об этом упомянуть, как кровать тут же убрали, а роскошный письменный стол поставили. Каждый этаж метров по пятьдесят квадратных, особо развернуться негде, но балы и приемы я устраивать все равно не собирался. Высокая черепичная крыша, чердак, заваленный каким-то хозяйским хламом, в гостиной – непременный камин. С внешней стороны дома лестница в подвал, на всю площадь первого этажа, там лежали дрова, какие-то железяки явно мирного происхождения, проходили медные трубы отопления и прочих удобств.

Хозяев я так и не увидел, управляющий в строгом малиновом камзоле и с печатью вечной занятости на лице принес договор, дождался, пока я хлопну по нему ладонью, забрал свой экземпляр, плату за первый месяц и обещал зайти на днях, объяснить слуге, что и как работает. Узнав, что слуги нет и еще какое-то время не предвидится, поморщился, словно что-то кислое сожрал, и показал все мне. За несколько золотых я договорился с ним, что в подвале все приберут, хлам выкинут, отгородят каморку и поставят там кое-какую мебель, все-таки вдруг мой блудный слуга решит за барином поухаживать, будет ему место отдохнуть от праведных трудов.

В отличие от флигеля Куровых, этот дом отапливался централизованно, горячая вода подавалась на весь Соломенный переулок, что создавало некоторые неудобства – если у соседей не было воды, то и у меня тоже, но такое, по заверениям управляющего, случалось редко и в основном летом. Все десять домов по нечетной стороне сдавались одним домовладельцем, десять домов по четной – другим.

Благодаря такой конкуренции я и выбил скидку, с двенадцати до десяти золотых с полным обслуживанием, вплоть до приготовленных заранее дров для камина, стирки с глажкой, уборки снега перед домом и стрижки кустов и деревьев. А если доживу тут до осени, обещались и сбор урожая с яблонь сами организовать. Насчет того, будут ли они за меня эти яблоки есть – не спросил, до осени не рассчитывал тут оставаться, в захолустье этом.

На углу улицы стоял трактир, довольно приличный внутри и не очень дорогой. Он принадлежал «чужому» домовладельцу, проживающим по четной стороне полагался подарок. Бесплатная кружка пива раз в день. Пиво было отвратное, горчило и пенилось плохо, что как раз и определило мой выбор.

Я хотел было отказаться от половины предложенных услуг, Шушу чем-то надо заниматься, разжиреет на дармовых харчах, ничего не делая, но нет, все опции уже были включены в стоимость, и ради меня этот порядок отменять не собирались. Так что на ближайший месяц, а скорее всего – на полгода этот дом стал моим пристанищем.

Не сказать, что рождественские каникулы я провел без всякого толка. Хотя такие попытки были, но пересилил себя. И зря – особых результатов не достиг. Обещанный допуск в библиотеку я так и не получил, Росошьев где-то пропадал, а без его ведома никто не решался пустить меня в хранилище знаний. Даже сам библиотекарь, облизываясь на пять золотых ассигнациями – что не сделаешь ради хороших отношений в дальнейшем, только руками разводил, мол, без прямого указания никак, даже вынести ничего нельзя. Вот как выдаст боярин разрешение, да будет пластина на стойке реагировать на мое серебряное колечко, так он в лепешку расшибется, чтобы мне услужить, а пока никак. Такие правила. Пятерку пришлось отдать, уж очень возбудился книжный червь на деньги.

Город Жилин от Славгорода отличался в основном ценами и княжьим дворцом в центре. Обнесенный красной кирпичной стеной, облицованный белым мрамором дворец в римском стиле издалека выглядел богато – портики, анфилады, статуи на крыше, позолота и фонтаны.

Вблизи рассмотреть не удалось, на вопрос, какое к князю у меня конкретное дело, я ответить не смог, а мои объяснения насчет культурной программы поняты не были, тут в диковинку экскурсии были. Любовался издалека.

Центральная часть города была занята домами местной знати. Совсем уж местные, которые похудороднее, жили тут постоянно, а те, что познатнее, держали здесь вариант летнего дома, появляясь изредка, основная светская жизнь шла даже не в Северске – в Смоленске, хотя оба княжества и были великими. Но превосходство смоленской земли чувствовалось во всем, и в лавках, принадлежащих в основном смоленским торговцам, и в культурных центрах – театре и цирке, где приезд смоленской труппы сразу же собирал аншлаг. У них даже свой автор был, писал какие-то совсем неинтересные пьесы, публика морщилась, но патриотично скупала все билеты. На мой взгляд, напрасно, местный театр удобными сиденьями не обладал, и нормально выспаться даже в ложе не получалось, тут славгородский с его мягкими подушками был вне конкуренции.

Так что, если в Славгороде Драгошич убеждал меня, что северский князь получше смоленского будет, здесь наглядно демонстрировалось, чья на самом деле это земля.

Ко всему единственная дочь нынешнего князя Северского была замужем за вторым сыном смоленского князя, и их старший сын должен был занять престол великого княжества, родство с соседним государством было не то что близкое – роднее некуда. Если бы не поместная хартия пятисотлетней давности, давно бы уже два княжества объединились. А так нет, попробуй, и сразу из Ростова, Новгорода, Рязани и Чердыни двинутся стройные ряды воинов и нестройные – колдунов. Или не двинутся, народ обленился, с одной стороны, риска меньше, а с другой, и рисковать никто не хочет. Но послов вышлют и слово грозное скажут.

Один из трех университетов, где учили колдунов на опять же колдунов, только дипломированных, находился именно в Смоленске, так что тамошний князь снимал сливки с одаренного контингента соседних княжеств. Вот куда бы я отправился с удовольствием, как говорил один лысый картавый товарищ – «Учиться, учиться и еще раз учиться лучше, чем работать, работать и еще раз работать». Но нет, кабальный контракт был подписан, рабское колечко надето, и я снова буду работать в офисе, как в первые годы после института. Дресс-код, обеденный перерыв, больничный лист и премия в конце квартала, до которой я не дотяну.

На днях ко мне завалился сурок Фил, принес вручную написанный на роскошном листе шелковой бумаги экземпляр распорядка дня. На службе полагалось быть в семь утра, опоздание каралось штрафами из жалованья, которого у меня не было, так что с этим пунктом я был полностью согласен, дисциплина превыше всего. Форма одежды – свободная, обязательно черный камзол, штаны строгого покроя и короткие сапоги или ботинки на шнуровке. Оружие можно было выбрать в канцелярии, я легкомысленно отказался, понадеявшись на собственные запасы. Всех слуг, которые на момент принятия договора были в закупе, полагалось передать на княжеский кошт, с тем чтобы сотрудники не тратили понапрасну жалованье на всяких дармоедов, а их слуги – были под присмотром.

Тут я понял, что сплоховал с вольной, можно было вот так Шуша сплавить, а теперь он будет дома сидеть по вечерам и вздыхать о неразделенной любви. Рыжая малолетка дала парню от ворот поворот, явно не без участия своей матери и тетки. Я уж Кувалду озадачил, чтобы он своему родственнику какую-нибудь девку подсунул в приятные собеседницы. Тот обещал, но что-то меня терзают смутные сомнения, что с этим верным товарищем что-то получится, Клавдий был человеком семейным, и порывы молодости не одобрял.

Соседские дома под номерами 11 и 15 были пусты, можно было бы туда слугу заселить, но слишком жирно будет для такого тюфяка, пусть в подвале поживет, возле труб и дровишек. Там всегда тепло, гудение водопровода настраивает на философский лад, а бултыхание дерьма в канализации напоминает о бренности бытия, так что подкидышу понравится.

Утро нового года встретило меня завтраком из соседнего трактира, заботливо сервированном прямо в гостиной, стоило выйти на улицу – прохладой, повозка завелась с пол-оборота, чего там, прогревать не надо, аккумулятор от погодных условий не зависит, амулет на воротах, настроенный на нового арендатора, распахнул створки, выпуская меня в первый рабочий вторник. Вот только к добру или нет, но, когда я выезжал со двора, туда прямо наперерез повозке прошмыгнул черный кот.

Глава 2

На работу я привычно опоздал. Не по своей вине, тяжелая подвода с продуктами перекрыла дорогу у трактира, и пока я ходил, орал на извозчика, бил ногой по сломанной оси, сломал вторую в назидание и пригрозил сжечь трактир, для демонстрации серьезности намерений запалив сложенные в камине дрова и получив от трактирщика огромный бутерброд с окороком и солеными огурчиками в качестве компенсации, время утекло. Пришлось объезжать с другого конца переулка, и выверенное пробной поездкой расчетное время не совпало с фактическим.

Во двор княжьей канцелярии я въехал ровно в десять минут восьмого. Стражники с бердышами наголо, стоявшие на крыльце, укоризненно посмотрели на меня, но ничего не сказали. Зато не стал молчать один из ларца, доставший лист бумаги и что-то там черкнувший.

– Штраф половина дневного содержания, – веско сказал он, скрипя пером.

– В задницу себе его засунь, – посоветовал я. Боярина, по словам Фила, не будет еще дня три, они там что-то с красной пылью не могут разобраться, видимо, делят, кому сколько достанется. Так что торопился скорее для приличия, первый день все-таки, это потом, как я надеялся, можно будет к обеду приезжать и после него – обратно.

Паулюс или Прокулос, не знаю, кто именно, эти двое были похожи до неприличия, оскорбление стерпел, только махнул пером в сторону кабинета, мол, ждут. Интересно, кто это там прохлаждается в хозяйской комнате, пока все честные чиновники ведут войну с силами тьмы.

Место боярина пустовало, а вот по правой руке, там, где в прошлый раз Фоминский сидел, примостился какой-то невзрачный человечек, ростом мне по плечо, толстенький, в очках и сером камзоле, заляпанном бурыми пятнами. Увидев меня, человечек вскочил, подбежал, затряс руку и предложил садиться.

Что-то нехорошие предчувствия у меня появились, так обычных сотрудников не встречают.

– Вы – Марк Львович Травин, – радостно сообщил мне собеседник.

– Да, – признался я, – простите, а вот вашего имени-отчества не знаю.

– Ну, это не секрет, – человечек весь лучился радостью и добродушием, прям как маленькое солнце сиял. Причем не в переносном смысле, давить на мой разум он начал сразу, как только я вошел, а сейчас так даже щит пришлось поставить дополнительный, и ведь еще немного, может продавить, гад.

– Я – Менелай Феоктистович Розумовский, ваш, так сказать, начальник.

– Очень приятно, Менелай Феоктистович, – поморщился я. Голова начинала болеть, и обезболивание не помогало, верный признак, что магическое давление потихоньку проникало сквозь рубежи моей обороны.

– Очень, очень рад, что мы будем работать вместе, – продолжал умиляться Менелай. В этой канцелярии колдуны как на подбор довольно сильные, судя по плотности линий, мой новый знакомый помощнее ан Трага, бывшего учителя моего, будет.

– А уж как я рад, до безумия. Менелай Феоктистович, вот то, что вы сейчас делаете, это обязательно?

– Угу, – радостно согласился тот, резким ментальным ударом отправляя меня в нокаут под какое-то сообщение внезапно проснувшегося модуля.

Очнулся я от воды, льющейся мне на лицо, и осторожных похлопываний по щекам. Приоткрыл глаза.

Я лежал на полу в том же кабинете, а рядом стояли мой новый знакомый и близнец из приемной.

– Больше не делай так, – все тем же добродушным тоном выговаривал Менелай, – ежели человек без сознания, по ребрам и почкам его бить бесполезно. Да еще с такой силой, будто ты не помогал ему, а наоборот, навредить пытался. Аккуратно надо, видишь, у человека магический удар, в этот момент все нервные окончания заблокированы, боли он не чувствует. Твоя задача как спасателя – быть рядом, и едва тот очнется, помочь сориентироваться в пространстве и времени. Вот водичкой можно, очень хорошо помогает, особенно холодная. Кипяток-то на место поставь, пригодится еще. И вот по щекам можно похлопать, отлично разгоняет кровь, и от морщин заодно помогает.

Близнец отвел руку, намереваясь хлопнуть меня кулаком по щеке.

– Я сам, – я поднял голову, бодро вскочил.

– Ну вот видишь, Прокулюс, – человечек аж руками всплеснул, – что я тебе все время твержу. Лаской надо и хорошим отношением, и люди сразу в себя приходят. А покалечить или убить мы всегда успеем. Как вы, Марк Львович?

– Все отлично, Менелай Феоктистович. Вот только на секунду сознание потерял, видимо не выспался, так-то привык позже вставать, видимо спазм сосудов случился.

– Приятно. Приятно встретить образованного человека, – Менелай жестом руки показал Прошке на выход, того как ветром сдуло. – Вот только не секунда прошла, уже второй час. Но это ничего, времени у нас много, садитесь.

Я взгромоздился на стул, человечек обошел стол и остался стоять.

– Странные дела у нас творятся, Марк Львович. Вдруг из ниоткуда появляется человечек, вроде бы не знатный с виду, но и не крестьянин. И не воин. Мозолей на руках нет, к физическому труду непривычен, одно слово – колдун. Не гений, но и не тупица. И есть у него прелюбопытная способность – уж очень хорошо колдовские линии видит, даже такие, что магический прибор засечь не может. Но это ладно, такое у многих случается, кто-то хуже видит, кто-то лучше. Я вот вообще в очках хожу, как думаете, почему?

– Для солидности, – предположил я.

– В точку. Зрение-то исправить любой лекарь одаренный может. А вот колдовское зрение – тут нет, выкуси. Врожденное это. Передается только по отцовской линии, так что вы завидный жених, как узнают тут местные кумушки, сразу с невестами к вам в очередь выстроятся, дар-то редкий. И ладно бы только это, так еще у этого очень молодого человека обнаруживается другая способность – разум он свой блокирует. И пусть бы с помощью закладки какой или амулета, так ведь нет – осознанно, да так, что я, не самый последний разумник, продавить этот блок не смог. Объяснить не изволите?

– Так тоже врожденное, – пожал я плечами. – От прадеда моего, Сергея Олеговича Травина. Он известным разумником был, вот мне и передалось. Говорят, я вообще на него похож, как две капли воды. Одно лицо. Не отличить.

И перстень родовой выставил напоказ.

– Ну да, ну да, – человечек стоял, покачиваясь с пятки на носок, и всем своим видом показывал, что он мне верит. Как родному.

– Послушайте, Менелай Феоктистович, – я улыбнулся, – я ведь этого места не просил, и на службу не набивался. Если у вас есть сомнения, вы их боярину Росошьеву скажите, только на вашей стороне буду. Мне, знаете ли, в шесть утра каждый день вставать тоже особой радости нет, да еще к этому на съемных квартирах жить, в трактирах питаться, гастриты с неврозами наживать. У меня вот дом образовался на Смоленщине, туда перееду. Или вообще, вернусь-ка я к себе в Пограничье. Там леса, поля, воздух свежий, а какие там щуки в озерах водятся, руками и не показать, не отросли еще такие руки. А лоси какие в лесах, а куропатки – жирные, еле летают, каждая по два кило весом. Одним выстрелом сразу пятерых можно снять, они, подлецы, сами под заряды выстраиваются, чтобы охотнику поудобнее было.

– Так уж и пятерых, – Менелай недоверчиво посмотрел на меня.

– Если повезет. А грибы, ягоды. Идешь, и сами под ноги бросаются, или сразу в корзинку.

– Прям самому туда захотелось, – вздохнул человечек. – Но нельзя, служба. Ладно, Марк Львович, раз уж Фоминские вас признали, да амулет родовой тоже, примем за данность, что вы действительно Травин. Как колечко серебряное, не жмет?

– В самый раз, – заверил я его. – Ношу не снимая.

– Часто пробуете?

– Да сначала часто, а сейчас уже и не пытаюсь.

– Тут вы молодец. Некоторые, знаете ли, пальцы отрубали, но без толку это, на другой палец кольцо перекидывается. А вот отрубленный палец уже не отрастает сам, хотя, казалось бы, процедура пустяшная, вон Мирон такие не глядя делает. Да головой не качайте, не запугиваю я вас. Просто хочу, чтобы понимали, эти полгода следящий амулет будет на вашей руке.

– Он не подсматривающий? – уточнил я.

Менелай задумался, потом тряхнул головой.

– Идея хорошая. Вот как это сделать, пока не знаю, но тут сложности есть, подслушивающий проще будет сотворить. Как думаете?

Я вместо ответа окружил кольцо щитом.

– Да, – вздохнул собеседник, – это очевидное решение. Другое дело, что вот так никто не будет все время ходить, с простыми людьми сработает, а с вами, колдунами, вечно какие-то проблемы. Ладно, перейдем к рабочей части. Я – стольник княжьей канцелярии.

И поклонился. После ответного поклона продолжил:

– С этого дня ваш непосредственный начальник. Вы, Марк Львович, служите в княжьей канцелярии, как думаете, чем она занимается?

Я только руками развел.

– Надзором, – не стал тянуть кота за яйца стольник, – мы следим, чтобы приказы свою работу выполняли, лишнего себе не дозволяли, но и от обязанностей тоже не отлынивали. Это с одной стороны. А с другой, если есть угроза княжеству, или самому князю, все расследования идут через нас. Тут уже ни один приказ нам не указ.

И сам улыбнулся, как удачно скаламбурил.

– Выходит, – осторожно предположил я, – что все, что князь считает своим делом или делом княжества, переходит в ведение канцелярии?

– Отлично. Именно так. А княжество у нас маленькое, удельное, и так получается, что князю до всего дело есть. Вот склад, на котором красную пыль нашли. Вроде бы дело торгового приказа, контрабанда ведь, и колдовского, раз там волшба проклятая творилась. И сыскного, трупы-то никуда не делись. А все равно приходится нам следить, чтобы розыск в правильном направлении шел, в нужном. Так что на любое значимое дело обязательно от нашей службы кто-то выезжает. Вот этим вам и придется заниматься, в силу ваших возможностей. Опыта нет? Не страшно, зато взгляд свежий, не замыленный. К тому же одного, Марк Львович, вас никто отпускать не собирается, не тот вы спец, чтобы в одиночку клубки распутывать. Где ваша способность нужна будет, там и понадобитесь. Не обижаетесь?

– На что? – пожал я плечами. – Колдун я, как вы правильно сказали, так себе, опыта мало, только что вот ловушки хорошо вижу.

– Ну и славно. А какой вы колдун, мы проверим, благо время есть. Боярин Росошьев не раньше Турицы вернется, до Интры народ сонный, пакостить не торопится, дел у нас будет мало. Так что две с половиной недели у вас есть в запасе. Идите сейчас к нашему умельцу, я и сам, знаете, иногда, если что не ясно по колдовским делам, к нему иду, так что и вам не зазорно у Силы Грановича поучиться. Заодно он и проверит, что там с вашими способностями да умениями. Что-то спросить хотите?

– Да, – кивнул я. – Есть два вопроса. Первый – Лаврентий Некрасович грозились в библиотеку местную допуск дать.

– Верно, – Менелай кивнул. – Модест Всеславич заходил, справлялся о вас. Я уж ему объяснил, что вы человек новый, порядков не знаете. А то надо же, пятью гривнами старика обеспокоили. Дам совет, как в следующий раз пойдете, еще двадцаточку золотом накиньте, и будет в самый раз. Книги – дело дорогое, в пересчете на полгода не так уж и много выйдет.

– Хорошо.

Надо же, а таким скромником этот библиотекарь казался.

– А второе что?

– Штраф на меня наложили, половину дневного содержания.

– И что такого? – удивился стольник.

– Так ведь за просто так работаю, нет у меня содержания.

– И вправду, – Менелай задумался. – Но наказать как-то надо. Вот что сделаем. Как первый трофей возьмете, так и отдадите половину дневного жалованья. Вы у нас кто? Подьячий. А раз подьячий, значит половину золотого и взыщем. А теперь идите уже, идите, все остальные вопросы – потом.

За дверью Прокулос все так же шкрябал что-то на листе бумаги, нарочито меня не замечая. У двери на табурете дремал стражник.

Проходя мимо него, я случайно задел ногой его алебарду, и она почти уже упала на пол.

Стражник вскочил, подхватил оружие и вытянулся во фрунт.

– Виноват, ваше благородие.

– Ты, братец, поаккуратнее, – я приблизился к нему, ткнул пальцем в стальное кольцо на его руке. – Ты знаешь, что это колечко все твои действия записывать может, как ты спишь, например, или вдруг начальство ругаешь словом нехорошим?

– Да что вы, барин, никогда такого не было. А что, правда записывает?

– Пока нет, – доверительно сообщил ему. – Но планы такие насчет них уже есть.

– И кто же этот… умный человек, который такое придумал? – стражник грозно встопорщил усы.

Я ни слова не говоря, кивнул головой на писаря, который, старательно не глядя на нас, грел уши, похлопал стражника по плечу и пошел дальше по коридору.

По дороге встретил Кувалду. Тот куда-то волок грустного осунувшегося Шуша, парень, увидев меня, аж в лице поменялся, проявилось в нем что-то такое, ну вот как щеночек пожрать просит.

– Домой хочешь, – сказал я Шушу, поздоровавшись с его родственником.

– Нет, что вы, барин, – вздохнул парень. – Тут хорошо, кормят на завтрак вдоволь, дозволяют спать до пяти утра, занимаются по двенадцать часов в день, тренируют до седьмого пота. Словно в чудесную страну попал, где кисельные берега.

– Смотри. Если захочешь, можешь домой.

– А можно? – Шуш аж взвился.

– Нет, – вбил гвоздь в гроб его надежды Кувалда. – Не готов ты еще, салага. Если барин дозволит, до Интры тебя здесь подержу. Ведь можно, да, барин?

– Можно, – согласился я. – Разве ж я изверг, Шуш, тебя из такой жизни выдергивать. И не благодари, некогда мне. Надо какого-то Сила Гирьевича найти.

– Силу Грановича? – уточнил Кувалда. – Так это, барин, тебе во двор надо выйти, и в соседнюю постройку, что слева, там на первом этаже и найдешь. Видел я сегодня колдуна нашего, он что-то не в духе. Так что ты, барин, особо на рожон не лезь, а то вон Шушу придется нового хозяина искать.

Строго наказав Шушу, чтобы даже и не надеялся, я вышел на улицу. Девять утра, солнце уже висело низко над горизонтом, по-зимнему освещая, но не грея. Запахнул куртку, поискал глазами вход в соседнее помещение. Канцелярия была выстроена в виде квадрата с внутренним двором, так что технически это было одно четырехэтажное здание. Внутренних подъездов было четыре. Мой, получается, левый.

Стражник отсалютовал мне бердышом, почему-то посмотрел на свое кольцо. Просто так, наверное, слухи настолько быстро разойтись не могут.

Подъездная дверь вела в просторное помещение, где-то пять на десять метров. Справа от меня стояли шкафы, уставленные какими-то склянками, а слева стоял большой стол, за которым худощавый молодой человек с пепельно-черными волосами сосредоточенно что-то ел.

– Простите, – я постучал по распахнутой двери, – где мне Силу Грановича найти?

– Я это, – не прекращая жевать, местный колдун вытер жирные руки о салфетку и приложился к большому кубку. – Чего надо? А, знаю. Ты новенький, да? Марк Травин, подьячий.

– Так точно.

– Проходи, садись, – он кивнул на стул, стоящий чуть в стороне. – И зови меня по-простому – Сила, ни к чему все эти расшаркивания. Удобно? Ну и отлично. На заклинания мы твои потом посмотрим, это в подвал идти надо, тут сам видишь, мебель дорогая и вообще чисто. А пока что-нибудь сотвори. Вот светлый шар, например. Умеешь?

Я зажег над ладонью светляка, Сила пригляделся, удовлетворенно кивнул.

– Ага, ясно. Пятый круг, посередке где-то.

– Это хорошо? – осторожно поинтересовался я.

– Ну как сказать, – Сила ухватил пирожок, откусил аккуратно, не давая клубничной начинке стечь на подбородок, – ты сам-то откуда?

– Из Пограничья.

– А, тогда понятно. Натуральное деревенское образование, без всяких городских премудростей, ближайшая школа в ста верстах, из колдунов только волхв местный голышом через костер прыгает, для большинства людей этого вполне достаточно. Но мало. Так вот, есть шесть кругов, чем меньше круг по номеру, тем сильнее колдун. Шестой – самый никчемный, там знахари всякие деревенские, ведьмы недоученные, сельские ведуны, которые только и могут, что очаг развести с помощью амулета или бородавку свести. Их даже не учит никто, без толку. Даже в обычных семьях такие рождаются иногда, хоть и редко. А вот с пятого круга истинные одаренные идут, обычно из старой семьи, потому как порода и происхождение. Если вдруг такой у обычных родителей появляется, прямая дорога ему в какой-нибудь род, просто так в покое не оставят. Как дар обнаружился, ставят на учет, и хочет он, или не хочет, а в нужную семью рано или поздно попадет.

– Что, прям так и забирают у папки с мамкой?

– Ну потенциал-то только годам к двадцати раскрывается полностью, так что и забирать не надо – сами бегут вприпрыжку, про старую семью и не вспоминают.

– И что, сильно эти круги друг от друга отличаются?

– Если по запасу сил, то в три-пять раз различие между каждым кругом, ну и внутри тоже есть своя градация. Но это все так, для сравнения, чистая сила, она не главный показатель, умение гораздо важнее. Я вот с тем же расходом сил заклинание могу создать в десять, а то и пятнадцать раз мощнее, чем ты, а представь, что будет, если я и силы вложу больше. С пятого круга потому и учат, что потенциал для развития есть. Ну а шестой круг учить, только время зря терять, не чувствуют они магии и скорее всего никогда не почувствуют, по шаблонам могут еще что-то сделать, но это как слепому картины рисовать. Ты линии видишь?

– Да, – кивнул я. – Светящиеся такие.

– Ну вот, с тобой можно что-то сделать. Увидел, считай, уже в пятом круге, дальше только ядро развивать да опыта набираться.

– Сила, а ты сам в каком круге?

– В третьем, – спокойно сказал колдун. – И надеюсь когда-нибудь во второй перейти. Все время тренируюсь, еще шестьдесят лет назад вот таким же как ты был, может послабее даже. Но это от семейных особенностей зависит. У нас вообще в семье парни рождаются в основном на пятом круге. А потом набирают силу, годам к семидесяти минимум четвертый. А в других семьях есть такие, кто в четвертом родился, в нем же и помер.

– А девочки?

– Что девочки?

– Ты сказал – парни рождаются. А колдуний нет?

– Почти нет, – вздохнул Сила. – Редко кто пятого, чаще в шестом остаются. А то и вовсе бездари, думаю, может проклял кто нас. Ну да ладно, пять минут подожди, доем, и пойдем. Сам-то не голоден?

– Нет, я успел позавтракать.

– Ну и ладно, а я вот вчера набрался, как домой принесли, не помню, сегодня еле встал. Хорошо хоть подлечил себя. У тебя как с этим?

– Царапину могу. Или рану какую несложную.

– И то хлеб. Кого там принесло?

Шум у двери перерастал в перепалку.

– Не велено пускать, – бубнил стражник на чьи-то обещания грозных кар и проклятий.

– Эй, Горян, да кто там?

– Племянница ваша, – в дверной проем заглянул стражник, – что хочет, не говорит. Только грозится убить, а потом на клочки порвать и замучить до смерти.

– Это она может, – кивнул Сила. – Впускай.

В помещение подобно молнии ворвалась девушка, не обращая на меня внимания, подскочила к столу, уперла руки в бока.

– Дядя, что это значит, почему этот урод меня не пускает?

– Он на службе, что сказали, то и делает, – спокойно парировал Сила, ковыряясь зубочисткой во рту. – Денег больше не дам, если за ними пришла. Кстати, познакомься, наш новый подьячий, Марк Львович Травин. А это, Марк, моя племянница Милана Борковна Белосельская.

Девушка повернулась ко мне.

– Привет, Мила, – кивнул я ей. – Давно не виделись.

Глава 3

Учиться надо у лучших. Все так говорят – на тренингах по межмировому оптимизму, в блогах, или советы когда дают. Может, Сила и не был лучшим, но определенно не худшим учителем. После того, как я продемонстрировал ему весь свой нехитрый арсенал, он со вздохом констатировал, что этого мало для настоящего колдуна, и попытался научить меня некоторым очень нужным заклинаниям.

Например – как изменять температуру предмета. Иначе как электрическим воздействием я это сделать не мог, и то в сторону повышения, и это еще если предмет попадется металлический. А вот понизить – это было уже за гранью моих возможностей.

И схемка-то легкая, кубик с тремя символами на гранях – для охлаждения, нагрева и уровня воздействия. Первый раз я увидел, как заклинание можно масштабировать, до этого просто выбирал уровень через модуль, и все. Оказывается, это все в схеме есть. Ценность ан Трага как преподавателя в моих глазах сильно упала. А Силы – возросла, потому как я понял все, что он объяснил.

Предмет, заключенный в конструкцию, температуру изменял практически мгновенно, от уровня колдуна это не зависело. А вот объем, на который можно было воздействовать, зависел. На моих глазах Сила охладил кувшин с пивом, потом подогрел несколько колбасок, и мы все это продегустировали, чтобы наглядно оценить пользу магии.

Ученик попался колдуну не то что тупой – просто необучаемый. Модуль в моей голове упрямо сопротивлялся новым знаниям, предлагая сначала достичь первого уровня, а потом уже заниматься всякой второстепенной фигней. Но схему запомнил и куда-то там записал.

– Ничего не понимаю, – в сердцах грохнул стаканом об стол Сила. – Полчаса бьемся, и ни в какую. Словно блок у тебя поставлен. Так, погоди, вот в чем дело. Блок. Ты ведь порталом сюда попал?

– Ну да, – подтвердил я. – Два месяца как.

– А сам когда-нибудь порталы ставил? Нет, чего я там спрашиваю, с пятым-то уровнем. Тебя в него впихнули? Еще кандалы на тебя надевали? Ну понятно тогда, – не дожидаясь развернутых ответов, Сила быстро нашел корень проблемы. – Темнишь ты, парень. Скорее всего, скачок какой-то был, сила в нашем организме, она везде разлита, словно кровеносные сосуды, и иногда вдруг раз, и увеличивается, а сосудики-то прежние остаются, крови колдовской деваться некуда, вот и распирает она их постепенно, от этого все проблемы твои. Ладно, если есть блок, я трогать не буду, себе дороже. Потом отскребай твои мозги от пола, а уборщики меня и так не любят. Считают, что я мешаю им захватить мир.

– Так что с блоком? – осторожно поинтересовался я.

– Рассосется, – уверенно ответил колдун. – Нам, одаренным, все нипочем. У меня бы недели три продержался, может чуть больше, у тебя, судя по той ледышке, которую ты сейчас сделал, еще несколько месяцев стоять будет, но не факт, так что чаще практикуйся. Это как атлетика для бездарностей, качаешь мышцу, она растет. Но забивается. И нужен перерыв, чтобы рост продолжался. Так и тут. Видать, был у тебя прорыв, может с шестого уровня на пятый прыгнул, или внутри круга ядро выросло в несколько раз, бывает такое в самом начале. Или может какое умение активировалось, вот и стоит блок. Потом снимется, и совершенствуйся дальше. А пока учи теорию, это всегда помогает. И ешь-пей себе в удовольствие.

– Тоже помогает? – поинтересовался я.

– Нет, но не все же для пользы делать. Надо кое-что и для себя. Кстати, что у тебя с племянницей моей? Я тебе, конечно, благодарен, что она как тебя увидела, сбежала сразу, но сам понимаешь, семейные дела в конечном счете и меня задеть могут.

– Ничего личного, – успокоил я Силу. – Мы просто не любим друг друга.

– Ну да, это заметно, – с сомнением протянул тот. – Ладно, Марк, уровень я твой понял, Менелаю доложу. Ты если вопросы будут, подходи, пусть даже не можешь повторить, знания – они останутся. Три золотых за час занятий тебя не разорят?

– Для любимого учителя ничего не жалко, – легко согласился я с потерей очередной порции денег.

– Ну так уж и любимого, – зарделся Сила. – Ты меня перехваливаешь. И совершенно напрасно, скидку все равно не сделаю.

Я пожал плечами. Попытаться все равно стоило.

Колдун велел вытянуть руку, дотронулся своим кольцом, золотым, между прочим, до моей серебряной бижутерии, мол, доступ в зал для занятий открыт теперь, содрал за это десять медвежьих гривен ассигнацией и выпроводил меня с глаз долой.

Вот это я понимаю – работа. Первый день вышел – и уже сорок золотых считай заплатил. Надо будет поподробнее узнать, что там за трофеи такие, о которых Розумовский говорил. Если судить по разговорам Фила, они тут как сыр в масле катаются, пусть даже ведут себя скромно, одеваются как мещане, и вообще впечатления богатых ребят не производят. Вот даже по повозкам сужу, моя тут самая дорогая, хотя на вид так себе. Не «ламборгини». Телега и есть телега, пусть даже и карета самодвижущаяся.

Прикинул финансы – пока молчат, не поют, денег осталось больше тысячи, да еще вот обещают золотые горы, трофеи несметные. Так что экономить нет причин, зашел в одну неприметную дверцу в западном крыле, низко поклонился знакомому дедку.

– Давай, – дедок, не здороваясь, протянул ладонь, куда я положил четыре ассигнации по пять медведей. – Вот и молодец. Теперь читай, сколько хочешь. Подвал большой, книжек много, авось поумнеешь.

– Я так понимаю, за то, чтобы книгу найти, тоже надо платить?

Модест Всеславич расхохотался. Несмотря на преклонный возраст, смеялся он задорно и очень даже не по-старчески.

– Ладно, если бы спорить начал, заплатил. А раз пришел, поклонился, деньги без звука отдал – помогу тебе. Только учти, тут свои правила. Первое – книгу больше чем на три дня с собой не брать. Забыл отдать, плати штраф. Какой – ты уже знаешь. Второе – есть книги, которые выносить нельзя, проходишь в каморку, сидишь, читаешь там. Хмельного при этом не пить, хотя ты же колдун, тебе без толку. И правило третье – на руках только одна книга. Дома или здесь – без разницы. Хочешь читать здесь – приносишь то, что уже взял. Хочешь дома – тут не читаешь. Понятно?

Я кивнул. Про жирные руки и запрет выдирать страницы старик ничего не сказал.

– Ну и книги чтобы не пачкать, – прищурился Модест Всеславич, словно прочитав мои мысли. – И не портить. И вообще, правила тем, что я сказал, не исчерпываются. Веди себя прилично – и ходи сюда. Или…

– Да понял я.

– Ну и молодец. С чего начнешь?

Я задумался.

С одной стороны, в этом мире для меня было много неясного – почему Рюриковичи были, а христианство – нет, хотя оно появилось-то пораньше этих самых пришлых варягов. И почему вот так мир образовался. Значит, история. А с другой стороны, ну это только ради любопытства, множественные и частью магические реальности подразумевали как бы вариативность исторических событий, тут что ни предположи, хоть где-то, да сбудется. Так что исторические хроники можно отложить на потом.

Магия. Тут тоже были сложности. Как сказал родственник Милы, ждать мне еще какое-то время, пока я не смогу что-то новое изучить. И я даже знаю, сколько – почти восемь лет. Теорию-то я подучу, но вот применять пока все равно не смогу. Хотя вдруг и смогу? Так что магией стоит заняться, хотя бы для общего развития.

И самое главное – как мне попасть обратно? Вот не хочу тут столько времени сидеть, не нравится мне этот мир, какой-то он несовременный. Вроде и двадцать первый век на дворе, а народу немного, князья кучкуются между какой-то неосвоенной территорией и Империей, причем на первый взгляд все тихо и гладко, а вот стоит копнуть, наверняка столько дерьма полезет, что утонешь. Да и весь этот уклад старый, как с лубка писанный, не очень как-то. Люди-то такие же, поставь вместо дьяка-дознавателя прокурора нашего, а вместо городского головы – нашего же мэра, и какая разница? Вся эта возня вокруг денег и власти на родной Земле меня не очень привлекала, хотя возможности были – и дядя Толя предлагал, и на сестре Милославского мог жениться, а там к тестю под крыло, или вон Уфимцева с ее влиятельной родней замуж просилась. Но нет, лучше я сам по себе. Тем более что Светка, так уж получилось, вышла за отца Кати, чуть было тещей моей не стала. Ладно, что вспоминать, дело прошлое, а вот синяя смерть, как ее тут называют – настоящее. И перспективное для меня.

– А есть ли у вас, Модест Всеславич, что-нибудь о синей смерти?

Очнулся я, сидя в кресле. Хитром таком, попробовал пошевелиться – не смог. Смахнул мысленно сообщения о попытке проникновения в мой слабый разум, что за день сегодня такой, все пытаются в голову мою бедную залезть. Поднял глаза – на стуле передо мной сидел дедок, по-хипповому так сидел, развернув стул спинкой вперед, положив руки на спинку, а голову – на руки. И внимательно на меня смотрел.

– Очнулся, болезный?

Я кивнул.

– Не соврал Менелай, и вправду защита у тебя стоит знатная. Так что не заставляй уж меня плохими делами на старости лет заниматься, расскажи сам, зачем тебе вдруг понадобилось про синюю смерть вызнать.

Пришлось рассказать. И про клад, который мы с сельским головой нашли, опутанный синими нитями, и про призрачную рысь, запечатанную в комнате синей смертью. Рассказ получился недолгим и не слишком, на мой взгляд, интересным, а вот библиотекарь даже головой покачивал в нужных местах.

– Ясно, – резюмировал он. – Хорошо, что меня спросил. Синяя смерть – колдовство редкое, сталкиваются с ним немногие, а чтобы вот так – разобраться, для этого надо хотя бы третьего круга быть, а у тебя, милок, ты уж не обижайся, пятый всего лишь. Так что самому тебе подобное воспроизвести не получится. Сила большая нужна, а главное – умение ее расходовать. Про заклинание это ничего тебе не дам, рано тебе, да и не нужно, а вот для общего развития есть у меня книжка про измененных. Справочник. Они ведь, твари эти, как раз на синей смерти взращены. Вот и почитаешь. А про то, что ты мне сейчас рассказал, никому особо не болтай, договорились? Вижу по глазам, что да.

Он потер большим об указательный палец, и я снова обрел способность двигаться. Встал. Даже присел пару раз, больше для порядка, вернуть кровообращение я и другими способами вполне мог.

– А обязательно было вот так? – я кивнул на кресло.

– Ну да, – библиотекарь пожал плечами. – Ты, Марк Львович, сам посуди. Приходит ко мне человек, в канцелярии без году неделя, и требует книгу о заклинании, заметь – запретном. И вроде как по деятельности ему об этом знать совсем не нужно, а ведь хочет. Вот и вопрос сразу – зачем? А тут и разум закрыт, а вдруг ты шпион имперский.

– Ага, – согласился я. – А еще небось Менелая Феоктистовича обойти хотелось, тому-то не удалось, а тут повод такой.

Дедок неодобрительно поглядел на меня.

– Ум, милок, не в том состоит, чтобы все подмечать да анализировать, и других людей в краску вгонять, а в том, чтобы на свою пользу это обратить.

– Извините, – я развел руками, – когда вас вот так по голове шарахнут, тоже начнете небось всякую чушь нести.

– На первый раз прощу. Хотя мог бы и поддаться. – Библиотекарь вздохнул, встал со стула, зашел за свою конторку, провел рукой над столешницей, где тут же материализовалась толстая книга в бархатном красном переплете. – Три дня.

Есть вещи, к которым привыкаешь, и хотя они вроде как мелочь, но без них все гораздо сложнее. К примеру, пластиковые пакеты. Понятно, что с зелеными технологиями как-то и не до нефтеперегонки, но все равно полимеры тут конкретно не в ходу. Пришлось книгу заворачивать в кусок коричневой бумаги и уже потом швырять на сиденье личного авто. А то станется с этого поганенького старикашки докопаться до пятнышка на бархате, а золотой запас у меня не бесконечен.

И хотя рабочий день мой начинался, согласно распорядку, в семь утра, о его окончании упомянуть там же как-то позабыли, так что я сам назначил себе свободный рабочий график, работа, как оказалось, нервная и небезопасная, да и время уже было далеко за полдень.

– Что-то ты, Марк Львович, бледный какой-то, – словно черт из табакерки, возник Фил. Он как всегда улыбался своей фирменной длиннозубой улыбкой, оптимист по жизни, что сказать.

– От мороза, – я открыл водительскую дверь, впуская январский воздух внутрь салона. – Климат тут неблагоприятный, континентальный резко.

– Никак у господина Хомича, Модеста Всеславича, был? – догадался Фил. – Да? Тогда понятно, я, когда первый раз в библиотеку пришел, так потом три дня отпаивался в местном кабаке, и больше в этот книжный вертеп ни ногой. И чего меня туда занесло, не помню уже. Я-то больше на девок полуголых в театре посмотреть люблю.

– И правильно, – согласился я. – От книг один вред здоровью, особенно глазам.

– Точно, – Фил серьезно кивнул. – То-то они у тебя такие усталые. Надо, Марк, их каплями волшебными спрыснуть. Наливочкой клюквенной, к примеру.

– Надо бы. Только вот скажи, – решил все-таки подстраховаться я. – Во сколько вы тут заканчиваете работать? А то в списке, который ты мне приносил, там ни слова об этом.

Фил почесал затылок, задумался.

– Ты вот что сегодня должен был сделать?

– Ну не знаю, – я пожал плечами, – вроде с Розумовским встретиться, потом с Силой Горынычем, а потом в библиотеку. И вроде все.

– Вот! – Фил поднял палец. – Зуб дам, что ты все это сделал. Значит, и работа на сегодня закончена. А завтра в семь утра начальство тебе еще что-нибудь придумает, чтобы просто так без дела не шлялся.

– Логично, – я забрался в повозку, распахнул пассажирскую дверь. – Поехали глаза промывать.

Лучшую жидкость для промывки глаз, по уверениям Фила, продавали недалеко от моего дома, буквально в двух кварталах. Неприглядного вида забегаловка, с обшарпанными стенами и засранным – в буквальном смысле, к коновязи были привязаны настоящие лошади – двором, внутри оказалась вполне чистым и благопристойным местом. Худенькая официантка подскочила к нам, стоило усесться за столик, дежурно улыбнулась мне, и очень тепло – Филу, выслушала наши, а точнее говоря – его пожелания, и упорхнула. Фил остался сидеть с дурацкой улыбкой на лице.

– Хорошая девочка, надо за ней приударить, – потянулся я, поудобнее усаживаясь на мягком стуле.

Улыбка на лице Фила почти пропала вместе с привычно дурашливым выражением лица, на меня смотрели холодные глаза человека, готового убивать. Буквально мгновение, потом и выражение, и улыбка вернулись.

– Да, отличная девочка, – Фил продолжал улыбаться как ни в чем не бывало, – зовут Лукерья, по-нашему – Лушка. Дочка хозяина этого заведения.

– Расслабься, – посоветовал я коллеге. – Не буду я шашни с твоей Лушкой крутить. Просто пошутил.

– Ох, Марк Львович, ты и шутник, – добродушная, чуть придурковатая улыбка не сочеталась со снова ставшими серьезными глазами, – ухо востро с тобой держать надо.

– Много вас тут таких, нервных воздыхателей, – улыбнулся ему в ответ я и рассказал про Шуша и его любовные страдания. Фил внимательно слушал, в нужных местах кивал головой, фыркал и смеялся, видно было, что эту историю он уже знает, хоть и в другом пересказе.

– Не, Луша не такая, – совершенно не обидевшись на аналогию с дочкой хозяйки гостиницы, под конец сказал он, прихлебывая принесенную наливку. – Отец ее не разрешает нам встречаться, считает, что работа у меня слишком опасная. А Луша – она хорошая и добрая девочка, правда?

Хорошая и добрая девочка кивнула. Принеся наливку практически в начале моего рассказа, она уселась рядом с нами и слушала, подперев голову рукой.

– Эта Кеси – тварь та еще, – с юношеским максимализмом заявила она. – На месте Шуша я бы давно ее бросила.

– Ты просто этого Шуша не видела, – хмыкнул Фил. – Он вон Марка Львовича никак не бросит, уж как его милость от этого парня пытался отделаться, а все никак.

– Один-один, – я отсалютовал Филу стаканчиком наливки, сделал очередной глоток. Наливка и вправду была хороша, спирт практически не чувствовался, только густая, тягучая кисло-сладкая жидкость с ярким вкусом клюквы и нотками каких-то трав. Отлично шла, несмотря на мою индифферентность к алкоголю, просто приятно было вот так делать маленький глоток, размазывая напиток по нёбу, смаковать потихоньку.

Какой-то явно небедный господин за столиком в углу так не считал. За то время, пока мы сидели, он успел выхлебать кувшин такой же с виду наливки, да еще и самогона заказал. Но первый стакан дистиллята, видимо, не в то горло пошел – он схватился за шею, лицо покраснело, и тело в богатой одежде свалилось рядом со столом, сотрясаясь в судорогах.

Глава 4

Так получилось, что лицом к упавшему на пол алкоголику сидел именно я. Фил, так тот вообще спиной, а Луша на Фила больше смотрела, чем на происходящее вокруг, тем более что и народу-то в этот час было не очень много. Кроме нас и дрыгающего руками и ногами посетителя – практически никого.

– А что вот с этим господином случилось? – разорвал я притяжение влюбленных взглядов.

Фил обернулся, Лушка взвизгнула, и оба они бросились к замирающему телу. Девушка принялась брызгать водой, Фил попытался поднять страдальца, но тот непроизвольно сопротивлялся. Пришлось помочь.

– Огненная вода не в то горло пошла? – опустился я на одно колено рядом с посетителем. Фил меж тем короткими приказами заставил местную обслугу взяться за спасение клиента – под головой уже лежала свернутая скатерть, рядом стоял кувшин с водой, слегка подкисленной уксусом.

Положил руку уже даже не дергающемуся человеку на лоб. Странно, такое впечатление, что все органы отказывали один за другим. Сердце билось с перебоями, еле прогоняя по сосудам загустевшую кровь, почки явно пошли вразнос вместе с печенью, из-за недостатка кислорода мозг отключился. Странные судороги шли от нервных корешков позвоночника, и там импульсы практически не проходили – спасибо внутреннему диагносту, я мог определить, где находится очаг всего этого безобразия. Что странно, вовсе не в желудке, куда было вылито огромное количество пойла, и не в печени, которая должна была все это переработать. Грязная черная клякса находилась прямо в локтевом сгибе.

Я сосредоточился, попробовал хоть как-то нормализовать состояние больного, но ничего не получалось. Казалось, его организм не отторгает лечение – игнорирует. Даже попытка залечить ссадину на лбу от падения на пол ничем не кончилась, хотя это-то должно было сработать.

– Странно, не могу ничего сделать, – я отнял руку ото лба клиента, машинально поглядел на ладонь. В центре было какое-то красное пятно. Точно такое же – над бровями лежащего на полу. – Может, помощь вызвать?

Фил сначала задумчиво кивнул головой, потом увидел пятно, вскочил и отшвырнул девушку от тела. Судорожно крутанул кольцо.

– Всем отойти подальше, – заорал он.

Двух подавальщиц и повара как ветром отшвырнуло к стене. Ничего не понимающая Луша сидела на полу на круглой попе и непонимающе таращила глаза. Кстати, я тоже что-то ничего не понял. Так и сказал.

– Ты чего это?

Фил чуть ли не отпрыгнул от меня, стоило мне лишь наклониться в его сторону.

– Ты эта, Марк, не двигайся, – попросил он.

– Ладно, – пожал я плечами, – может, объяснишь, что случилось-то?

– На ладони у тебя, – он отодвинулся еще дальше, кивнул в мою сторону.

Я осмотрел руку со всех сторон. Ну подумаешь, красное пятнышко. Тем более что оно вроде как меньше стало. А вот у больного – наоборот, красное пятно расползлось уже на половину лба. Он почти не дышал, только хрипел, глаза налились кровью и смотрели в одну точку. Как аллергия какая-то. Или инфекция. Не хватало мне только местную чуму подхватить. Я спохватился, продиагностировал себя – все было практически в полном порядке, ну кроме пятнистой ладони. Под этим пятнышком на руке сформировалось черное зернышко со жгутиками, оно пыталось проникнуть дальше, но мой организм не то чтобы сопротивлялся – он лениво обрубал жгутики, словно издеваясь над зерном. Я практически чувствовал, что даже без заклинания он справится с заразой за секунду, но вот что-то внутри меня, и я догадывался – что, изучало этот объект. И никаких сообщений, типа – мол, Марк Львович, обнаружена новая зараза, изучается. Нет, ничего этого не было. Зная сквалыжный характер доставшегося мне модуля, я особо не беспокоился, все, что надо, я узнаю в самый неподходящий момент, как всегда.

А вот Фил беспокоился. Он беспрестанно крутил кольцо, словно палец пытался себе оторвать. И смотрел на дверь.

Пока я смотрел внутрь себя, прошло несколько минут, и вот такие дергания оптимизма мне не добавляли. Луше надоело отсиживать попу, она получила от Фила ценные указания и куда-то убежала, прочий персонал тоже очистил обеденный зал от своего присутствия. Так что остались мы втроем – я, Фил и практически уже даже не хрипящее тело.

Но тут двери распахнулись, впуская вовнутрь новых действующих лиц.

Сначала, прямо дежавю, вбежали два парня в серых камзолах, придерживая створки для прибывающих особ. Потом в залу влетел мой старый знакомый, врач Мирон, и сразу направился к лежащему на полу телу.

– Посторонние? – бесстрашно кладя руку на окончательно покрасневший лоб, повернул он голову к Филу.

– Заперты в подсобке, – отрапортовал тот, – до пострадавшего не дотрагивались, сразу после появления пятна отошли на условно безопасное расстояние.

– Это хорошо, – Мирон кивнул.

Тем временем в зале появились еще двое, мой местный учитель Сила и мой же недоброжелатель боярин Тятьев, который при виде меня неодобрительно покачал головой, мол, как что случается, так этот новоявленный колдун обязательно тут как тут.

И не более того, все внимание вновь прибывших было сосредоточено на пострадавшем.

– Ну как? – Тятьев пододвинул стул, разместился с комфортом.

Сила уселся рядом.

– Последняя стадия, – Мирон встал, вытер руку салфеткой. Вот на его ладони ничего не появилось. – Грибница уже проросла.

– Выяснить, кто – и сжечь. Или себе возьмешь? – Тятьев кивнул Силе.

– Не, – тот покивал головой, – чего я там не видел. Вот если бы удалось на предпоследней стадии отловить, тогда да – понаблюдал бы с удовольствием. А так подумаешь, еще один проросший. Там уже вся грибница сформировалась, через несколько минут рассыплется. Ценности не имеет.

– А ты никак хотел бы отросток взять? – прищурился Тятьев.

– Ты меня, Север Вельминович, под приказ не подводи, – с ленцой протянул Сила, – а то сам знаешь, я человек не злопамятный, но память у меня хорошая.

Тятьев неожиданно хохотнул, легко встал, подошел к Мирону.

– Ну что, Мирон Ипатич, забираем.

– Да, – тот потер лоб. – Никто точно тело не трогал?

– Ну, кроме меня – никто, – опередил я Фила, уже готового было сдать боевого товарища.

Мирон поморщился.

– Ну, судя по тому, что вы, Марк Львович, живы и здоровы, отросток к вам не перешел.

Я поглядел на ладонь – обычная здоровая кожа, пятно бесследно исчезло, как и черное зернышко под ним. И кивнул головой, чего человека расстраивать, от важных дел отвлекать, со своим здоровьем я уж как-нибудь сам разберусь.

– Пятый круг, – вступил в разговор Сила. – Всплеск был недавно.

– Тогда понятно, – Мирон окончательно успокоился.

Тем временем два серых камзола притащили что-то вроде гроба, Тятьев с Силой не погнушались загрузить туда тело, и покойник окончательно исчез за дверями. И Тятьев за ним. А мы вчетвером остались в трактире.

– Ты ведь, Марк Львович, ничего не понял, правда? – Сила отхлебнул пиво из огромной кружки, отломил от красного, пахнущего укропом огромного рака клешню и высосал содержимое. Мы сидели за заново накрытым столом, Фил с Мироном дегустировали наливку, а мы с Силой – пиво. На мой взгляд, очень даже неплохое, вот с него надо было начинать, глядишь, и день бы по-другому пошел.

– Нет, – честно признался я.

Сила оглядел обеденный зал.

– Прислуга в подсобке, – тут же доложил Фил.

– Ну и хорошо. Так вот, поскольку тут все люди свои, и о расследованиях знают, скажу, как есть. Ты, Марк, на складе, когда с Еропкиным из колдовского приказа знакомился, его подручные красную пыль нашли. Не буду подробно рассказывать, что да как, по сути – красная пыль, это споры одного гриба, в естественных условиях почти не встречающегося. Потому как для этого гриба нужен переносчик. А единственный вид, на котором этот гриб паразитировал, уничтожен почти тысячу лет назад, вместе с остальной живностью небольшого континента, на котором он обитал. Так вот, для обычных людей красная пыль – это наркотик. Практически безвредный, если не превышать определенную дозу. И очень действенный, куда там конопле или опиуму. Но вот если эту дозу превысить, а со временем потребность растет, споры образуют грибницу, прямо в человеке. Обычно в локтевой впадине – туда пыль втирают. И вот с этого момента человек преображается – он всегда весел, благодушен, в отличном настроении. Прямо идиот, но умный – мыслительные способности тоже возрастают.

– Еще как, – подтвердил Мирон, отрезая кусок от окорока. – Не гений, конечно, но разница с прежним уровнем существенная.

– Именно, – продолжал Сила. – И живет так человек несколько месяцев, а то и год. Иногда даже полтора, максимум – два. А потом грибница пробуждается. Это называется предпоследней стадией. В ней она при удачном стечении обстоятельств, которое карается казнью через сожжение и проклятием на весь род, начинает выделять споры. А вот если обстоятельства не складываются, за чем мы пристально следим, человек умирает. И тут опасность, в то время, когда прежний носитель гибнет, грибница может переползти на другого носителя. Но!

Тут он поднял вверх очередную клешню.

– Колдунов эта зараза никак не поражает. Только обычных людей, ну иногда – из шестого круга кого, но тех вылечить можно. А вот обычного человека – тоже можно, но дорого, дешевле помереть. Так что дотронулся кто по неведению, а так обычно и случается, ведь помочь всегда желающие находятся – и все, в девяносто девяти случаях из ста грибница решает, что ты ей не подходишь. И вот так же носитель помирает, максимум за неделю, и за эту неделю размножается в других носителях, ищет своего единственного. Так что вещь это заразная, иногда приходится и карантин вводить. Это вот сейчас Мирон Ипатич всех осмотрит и, если что – отпустит.

Фил побледнел, отложил на тарелку куриную ножку.

– Не пойму, – признался я. – Эту ведь пыль откуда-то берут. Значит, есть где-то носители, которые вот так носят в себе заразу.

– И не надо понимать, – отрезал Сила. – Вопрос государственный. После чумы эта пыль везде вне закона. Любой, кто занимается ее добычей, торговлей и употреблением – государственный преступник. Сейчас вот этого придурка, который решил в астрале полетать, личность установят, и всем его родным, близким, друзьям, даже дальним знакомым мало не покажется.

– Часто так? – осторожно поинтересовался я.

– С пылью? Бывает. Десяток раз за год. Уж и малым детям в школах рассказываем, и околоточные беседы проводят, но вот найдется обязательно такой идиот, которому мало доброго вина или обычной дури, а ведь порция пыли по чем сейчас идет? – Сила поглядел на Фила.

– По десять золотых за щепоть, – подсказал тот.

– Вот! А это на один раз. Так что поэтому и банки за расходами следят, и пришлых мы отслеживаем, откуда что берется. Ну кроме колдунов.

– Ага, – усмехнулся Мирон, – не испытать нам настоящего блаженства. И все равно колдунам завидуют. Да, Фил?

– А как же, – подтвердил зубастик. – Черной-пречерной завистью.

С прислугой обошлось. Трясущиеся от страха, ничего не понимающие, они подходили к Мирону, тот их быстро обследовал и отпускал. Всех трех – повара и двух подавальщиц. А вот с Лушкой задержался подольше, держал за руку, покачивал головой, от чего Фил то бледнел, то краснел. И наконец отпустил бедную девушку.

– Все в порядке, – подвел местный эскулап черту под диспансеризацией. – Все здоровы, а дальше пусть сыскной приказ этим занимается.

Обрадованный Фил увел Лушку куда-то. Успокаивать, как пить дать. А я засобирался домой, и так день вышел слишком насыщенным.

У дверей уже стояли трое в черных камзолах, при виде меня подобрались, слегка поклонились. Один из них протянул мне серебряную пластину, предложил дотронуться до нее кольцом. Пластина вспыхнула зеленым. Вроде как за своего сошел, выпустили, но поглядывали с сомнением.

День уже клонился к вечеру, и дел-то всего было ничего, а вот поди, первое января почти прошло. Без елки, тяжелой головы утром и доедания салатов в течение дня. Благодать. По январскому морозцу я бодро дошагал до своей колымаги, и уже в ней помчался на всех парах домой – к тишине и одиночеству.

Когда я поставил повозку на парковочное место во дворе и зашел в двери, оказалось, что мчался я еще и к коту.

Здоровый черный котяра сидел прямо в прихожей и требовательно глядел на меня, не отвлекаясь на «кис-кис» и «пошел вон». А пнуть его вот не поднялась нога.

У меня никогда не было животных. В детстве, когда другие ребята умоляли родителей купить им щенка, я больше о велосипеде мечтал. Потом, с взрослением, я понял, что был прав, велосипед не просился гулять два раза в день, не жрал котлеты со стола и не оставлял шерсть в самых неподходящих местах вместе с какашками. Да, он не клал голову мне на колени, не давал чесать за ухом, или что там у велосипеда – грипсы? Но тем не менее он был мне верным другом на протяжении нескольких лет, уступив место другому, со следующим размером рамы и колес. А животные… они отлично смотрелись у моих друзей и приятелей, у Жоры Богданова – аж два пса, у Лехи – доберман. Но у них и дети были, и жены. А я вот как-то всего этого избежал.

Но собаки, это так, мелочь, другое дело – кошки. Романтические отношения, в которые я периодически вляпывался, неизбежно втягивали меня в круг увлечений очередной половинки. И вот тут кошек было в избытке. Такое впечатление, что женщины помешаны на них. Ладно одна серая напасть, а то и две, и три разных цветов, но с одинаково мерзким характером. В отличие от собак, кошки меня никогда не любили. И если до откровенного жидкого подарка в кроссовки не доходило, то вот царапнуть исподтишка, поточить когти о новые джинсы или нагло улечься на колени, оставляя клочья шерсти, – это пожалуйста. И ведь не сделаешь ничего, не погладишь котика – не получишь любви от его хозяйки. А попробуй обидь – и отношениям конец. Хотя что там кошки, вон у Катьки Уфимцевой целый спиногрыз человеческий был, тоже не очень-то любил меня. Детей я смело относил к домашним питомцам.

Так что к нежданному гостю я отнесся с прохладцей. Даже не стал забивать себе голову, как он вообще появился в доме, все окна и двери были закрыты, подвал – проверен в первый же день, никаких потайных ходов или щелей в нем не было.

– Ты как тут оказался? – все же спросил я. Коты любят человеческую речь. Они в ответ на нее урчат, как мне кажется – матерятся потихоньку. Вот и этот заурчал, лениво приподнялся, подошел ко мне, потерся об ноги.

– Может, ты есть хочешь?

Урчание стало громче.

Не знаю, почему книги и фильмы с упорством заставляют нас думать, что коты обожают рыбу, мышей, сметану и молоко. На моей памяти только у одной из моих пассий представители семейства кошачьих ели что-то натуральное. Она каждые две недели строго по списку, бедняжка, покупала какие-то потроха, смешивала их с отличной говяжьей вырезкой, яйцами, прямо со скорлупой, и зачем-то – морской капустой. И вот эту адскую смесь ее две кошки жрали за милую душу, еще бы, не в каждом ресторане такое сготовят.

У остальных отлично обходились круглыми вонючими шариками. Ягненок с лососью, курица с гранатом или говядина со злаками и ананасами пахли и выглядели одинаково отвратительно.

Но как бы там ни было, тут, на этой Земле, кошачий корм никто специально не делал. В лавке на углу приказчик странно на меня посмотрел и посоветовал зайти в трактир, мол, основная фабрика по приготовлению кошачьих лакомств – там.

И точно, подавальщица, услыхав о моих бедах, скрылась на кухне и через минуту вынесла мне пакет с какими-то обрезками. Надо сказать, весьма неплохо пахнущими. Все это роскошество, а там был почти килограмм, обошлось мне в серебряную монету. Точнее говоря, стоило это тридцать медных, но на сдачу я просто потрепал симпатичную девушку по румяной щечке и вернулся домой.

Кот к принесенному угощению отнесся благосклонно, сожрал все, улегся в кресло и потихоньку урчал, так что когда принесли ужин мне, я договорился со служкой, что вместе с завтраком и вечерней доставкой еды мне будут приносить порцию и для кота.

И надо сказать, вечер мы провели отлично. Кот тихонько посапывал, я сидел перед камином, глядя на огонь, и даже когда черная тушка весом не меньше десяти кило плюхнулась мне на колени, подставляя голову, не стал возражать.

То ли я постарел, то ли гормональный фон из-за перехода действительно изменился, как и предупреждал ан Траг, но почесывание кота за ухом неожиданно принесло удовольствие. Тихое урчание, потрескивание дров, отличное красное и тишина, что еще нужно для первого вечера нового года.

Уже ближе к полночи я согнал кота с колен, поднялся на чердак, оттуда через окно вылез на крышу и уселся на заботливо сделанную кем-то скамеечку. Нашел на небе Полярную звезду, ковш Малой Медведицы, Большой, на этом остановился – других звезд и созвездий я все равно не знал.

– Красиво, – выдохнули рядом со мной. Тонкая женская фигурка в полушубке вот уже пять минут как примостилась рядом, отобрала кружку с взваром и изредка прихлебывала.

Глава 5

– Попу отморозишь, – предупредил я.

Женская головка тряхнула белоснежно-платиновыми волосами, голубые глаза сверкнули.

– Вылечишь!

Процесс лечения затянулся до трех утра. А потом Мила выскользнула из кровати и исчезла. В этом преимущество колдовского образа жизни – всю ночь можешь бухать, по бабам ходить, веселиться – а утром свежий как огурчик, двух-трех часов сна вполне достаточно, если, конечно, не приснится что-нибудь нехорошее. Так что в половине седьмого я уже садился в свой пепелац, спеша на службу.

На этот раз никаких непредвиденных обстоятельств не произошло, и уже без четверти семь я входил в приемную канцелярии. Личным кабинетом меня до сих пор не обеспечили.

Прошка уже сидел на месте, словно и не уходил никуда, старательно выводя каракули и так же старательно меня не замечая. А я вот, напротив, поздоровался с ним, да еще подошел руку пожать, и вот на тебе – случайно чернильницу опрокинул. Оттуда прямо на документ вылилась лужица чернил, судя по ошарашенному виду Прокулюса, чернильница была непроливайкой, и вот такой подлости он от нее не ожидал. Ну так и мы не пальцем деланы, что для колдуна, вставшего в шесть утра, стоит подгадить ближнему.

Надо отдать должное парню, он не вскочил, не заорал и не швырнул стулом, а тихим замогильным голосом проинформировал меня, что вот уже десять минут в комнате дальше по коридору идет совещание, где меня очень ждут.

Наврал Прошка. Никто меня там не ждал, в небольшом помещении без окон, освещаемым развешенными по углам светильниками, за круглым столом сидели четверо, из которых я знал только Тятьева. Что характерно, и стульев возле стола было только четыре, так что я заглянул, оценил обстановку и сразу же попытался закрыть дверь.

– Марк Львович, – ласковым до приторности голосом позвал меня Тятьев в последний момент.

Пришлось остановить движение створки.

– Да?

– Вы-то как раз нам и понадобитесь.

– Зачем? – вступил в разговор один из присутствующих, тощий и очень надменный мужчина средних лет.

– Ну как же, – Тятьев кивнул в сторону правой от меня стены, где стояло несколько свободных стульев, мол, бери и садись. – По регламенту в таких ситуациях должны быть двое из сыскного приказа, двое из колдовского и один из канцелярии, так?

– Ну да? – с сомнением протянул еще один, толстенький и розовощекий, с большим мясистым носом и карими глазами навыкате.

– Конечно. От колдовского здесь я и княжич Хилков, – он кивнул на надменного дрища, – от сыскного – Косолапов и Лапник. А вот Марк Львович Травин будет от канцелярии.

– Это из каких Травиных? – тощий, оказавшийся целым княжичем, покосился на меня.

– Из тех самых, – пожал плечами Тятьев. – Не слыхал разве, у Фоминских новая старая родня объявилась?

Не знаю, на что он рассчитывал, то ли на то, что я по его самодовольной физиономии врежу, то ли что я скромно буду сидеть и слушать, как меня обсуждают. Оба варианта были так себе. Но не это было сейчас главным.

– Ну, если господин Розумовский так распорядился, – развел я руками, – то конечно. Или сам Росошьев Лаврентий Некрасович приказ отдал?

Хилков рассмеялся.

– Уел он тебя, Север.

Тятьев виновато улыбнулся, я привстал, уже готовясь покинуть теплую компанию, и тут дверь отворилась. В комнату тихо и даже как-то плавно вошел только что упомянутый Розумовский.

– Ага, Марк, ты уже здесь, отлично. Я думал Ухтомского послать, но Сила Гранович мне сегодня тут нужен. Так что езжай с господами из приказов, посмотри, что там происходит. Вернешься – доложишь.

Судя по слегка ошарашенным физиономиям Тятьева и двух дознавателей, решение стольника было неожиданным. Только вот Хилков откровенно веселился, что выражалось чуть приподнятым уголком рта на унылом лице.

Выехали мы на трех повозках, каждая служба – на своей. Сыскные впереди, телега Тятьева – замыкающей, а я посредине, видимо, чтобы не сбежал. Ехать пришлось недолго, минут десять, и мы были на месте, небольшое, но богатое подворье в черте города, но ближе к окраинам. Ворота нам отворили молодцы в черной одежке с синими бляхами, стало быть из сыскных. А вот внутри ограды и серые попадались, и черные, не меньше десятка ходило, что-то осматривали, оглядывали и проверяли. Я пока только в догадках терялся, что же от меня потребуется – то, что сегодняшний выезд со вчерашним происшествием связан, было понятно, вот только выбрали они не того. Все, что я знал о красной пыли, ограничивалось коротким и неполным объяснением нашего штатного колдуна.

Тятьев, выскочив из повозки, махнул рукой, приглашая нас пройти в дом. Основная постройка – одноэтажное бревенчатое здание с фасадом не меньше чем в двадцать метров, с резными наличниками, коваными решетками на окнах, затейливой резьбой и прочими украшательствами, видимо, подчеркивающими достаток и безупречный вкус владельца, внутри было изрезано сетью коридоров. Все двери были распахнуты, помещения внутри были небольшие, видимо, чтобы не тратиться сильно на освещение и отопление, туда-сюда сновали служки в форменной одежде, один из них, посолиднее, в сером камзоле, сразу подскочил к Тятьеву и уже что-то докладывал. Боярин внимательно выслушал, повернулся к нам.

– Ну что, Олег Викторович, как ты и говорил, следы ведут в Кирполь.

Тощий кивнул, недовольно поморщился.

– Торгаши. Как что поганое найдем, всегда к ним все ведет. Что скажешь, Иосиф?

Румяный огляделся, показал рукой.

– Пойдем, там вроде стол есть.

Мы прошли в небольшой зал с обеденным столом, судя по посуде, спешно уносимой куда-то приказными.

Иосиф смахнул несуществующую крошку, разложил по углам стола четыре кристалла, над столешницей появилась карта.

– Вот здесь, – показал он на яркую точку, – тот самый склад, ваша светлость. Пыль везли из Кирполя, не заезжая в Славгород. А потом со склада дальше, тут у них вроде как перегрузочный пункт был, пыль приходила вместе с ханьской бумагой, поди отличи, чем картинки раскрашены. На складе ее соскребали, с листа как раз щепоть получалась.

– К чему такие сложности? – поморщился Тятьев.

– Кто их знает, – сыскной дьяк пожал плечами. – Пытаем, но попалась мелочь, не знает ничего. Так вот, у этого купца, Свешникова, племянник на складе у Курова работал. И надоумил его дядя листы со склада таскать, а взамен отдавал похожие, с обычной киноварью. Мы племянника этого еще тогда нашли, на дыбе висит, дядю уже сдал с потрохами, а вот найти Свешникова не могли. И тут объявился. Жена говорит, что рухлядью торговал, а получается – еще и пылью приторговывал.

– Ясно. А пыль, значит, он в Кирполь отвозил?

– Ну, отвозил – это сильно сказано, – пояснил второй сыскной, Косолапов. – По нашим подсчетам, выходило у него в год щепотей двадцать, не больше.

– И стоило из-за такой мелочи мараться? – недоуменно покачал головой Хилков.

– Ну это вам, ваше сиятельство, мелочь, – Лапник хихикнул. – А для мелкого купца сто золотых тоже доход. Да и себя не забывал, лекари вон говорят, не меньше пяти щепотей себе втер, пока грибница прорастать не начала.

– Не сходится, – Хилков задумчиво посмотрел на сыскных дьяков, на меня, на Тятьева, на распахнутую дверь, соединил ладони, резко развел в стороны. Над нами оранжевыми всполохами силовых линий замерцал купол, отрезая от остальных. – Давай, не темни. Что нарыли?

– Защиту поставили? – Косолапов огляделся.

– Да, – Хилков нетерпеливо передернул плечами.

– Есть неувязочка. Торговля пылью в Кирполе шла через Митяя Хромого, а он у нас на крючке давно. Так прикинули мы, не было столько товара у Свешникова, чтобы и себе оставлять, и Митяю продавать.

– Намного?

– Раз в двадцать.

– Может, еще кто?

– Всех на складе растрясли, только вот Свешников додумался до такого, остальные по чуть-чуть себе воровали, это уж, как водится, но там слезы, а не товар.

– Ясно, – Тятьев кивнул. – Думаешь, откуда-то еще получал?

– Вот тут, – Косолапов ткнул в карту пальцем, отчего на ней зажглось небольшое красное пятнышко, – деревенька есть, Полесная, Свешникову от матери досталась. Несколько дворов всего. Так люди говорят, что давно уже не видели из нее никого. Словно пропали.

Хилков внимательно посмотрел на меня.

– Мы, Марк Львович, сейчас поедем, проверим одно местечко. Если с нами соберетесь, милости прошу. Но вот вызывать подмогу не надо, если там то, что я думаю – спугнем. Вы человек новый, поэтому предупреждаю сразу – вы только наблюдаете, а всю работу мы сами сделаем. Договорились?

Я кивнул головой. Раз так принято, чего мне со своим уставом лезть. Ну а если обманул, и сделаю по глупости что-то не то, уволят меня как пить дать, выгонят взашей. Излишняя доверчивость, она иногда помогает.

Во дворе приказные спешно рассаживались по повозкам. Деревенька купца Свешникова находилась в стороне от главной дороги, если отъехать от города километров пятнадцать, то на север еще двадцать пять – тридцать, через леса. Вытянутое с востока на запад Жилинское княжество граничило там с Великим Рязанским, так деревенька находилась километрах в пяти от границы, в самой гуще леса.

Кавалькада повозок растянулась на сотню метров, наших две – сыскные уселись ко мне, а в их телеге разместились шестеро чернокамзольников, и еще три повозки с остальными приказными. При движении в колонне скорость задает самое медленное транспортное средство, так что сначала мы плелись со скоростью километров двадцать пять в час, не больше. И все равно приказные повозки отстали, после чего Тятьев не стал их дожидаться, а наоборот, только ускорился. Так что к повороту на север выскочили только наши две повозки, остальные плелись где-то за пределами видимости. Тятьев затормозил, вылез из своего роскошного тарантаса, подошел ко мне.

– Ждать не будем. Все равно на месте осматриваться, так что давай, Марк, держись за нами. Иосиф, ты подожди остальных, от них все равно вначале никакой помощи не будет, и выдвигайтесь, как сможете. А Митрия с собой возьмем, будет с тобой связь держать. Он что, опять спит?

– Вы не обращайте внимания, как до дела дойдет, шустрее нас с вами будет, надежный человек, – Лапник похлопал по плечу уютно сопевшего Косолапова, вылез из повозки, запахнул поплотнее тулуп.

– Думаю, вчетвером управимся на первое время, – Тятьев кивнул, побежал к своему пепелацу, тронулся.

Без аутсайдеров дело пошло живее, мы разогнались до сорока километров в час, не меньше. Заснеженная дорога, хорошо укатанная и расчищенная, легко ложилась под обтянутые цепями колеса повозки, сыскной дьяк проснулся и молча смотрел в окно, не донимая меня беседами, так что я спокойно наслаждался видами русской природы. Солнце уже чуть поднялось над горизонтом, освещая бескрайние леса и равнины. Буквально через пять километров от перекрестка мы въехали в лес, дорога стала петлять, по холмистой местности повозки то замедляли ход, поднимаясь, то разгонялись вниз под горку, приходилось следить, чтобы вот так не вылететь куда-нибудь в целину.

Но обошлось, хотя экстремальное вождение – не мой конек. Одну бы мою знакомую сюда, отмороженную на всю голову, вот уж она любила гонять по любой трассе на своем «Лансер-Эволюшн». Хотя что это я ее уже второй раз за неделю вспоминаю, не к добру это.

Лес, сначала перемежаемый вырубками, становился все гуще, пока не превратился в непролазную чащу. По моему внутреннему таймеру, мы ехали уже больше часа, а по карте – практически приехали, не больше двух километров осталось. И точно, повозка Тятьева начала притормаживать и окончательно остановилась перед развилкой. Основная дорога уходила чуть правее, а влево шла накатанная колея. Из окошка повозки боярина высунулась рука, махнула в нужную сторону, и мы тихонько тронулись по узкой дорожке, уходившей прямо в чащу.

По проминающемуся насту скорость никак не получалось держать больше десяти километров в час, по бокам узкой дороги возвышались отвалы снега высотой почти в два метра, вроде и зима не слишком щедрой на осадки была, а вон сколько нападало. По дороге явно часто ездили, но могу вот точно сказать – Косолапов тот проезд боковой даже не заметил, только когда мы уже въехали на него, удивленно уставился в окно. Да и мне показалось, что какие-то всполохи пошли по развилке, стоило нам свернуть.

Но Тятьев пер напролом, так что мне ничего не оставалось, как ехать за ним след в след. В таком темпе, а насчет десяти километров я погорячился, передняя повозка то и дело притормаживала, мы не то что за полчаса – за час до места не добрались бы. Но тут узкая колея закончилась, мы выехали на поляну диаметром не меньше полусотни метров, укатанную, словно каток по ней прошел. На первый взгляд, дальше дороги не было, повозка колдовского приказа остановилась, оба стольничих вылезли на свежий воздух. Ну и я тоже, а вот Косолапов остался сидеть в повозке, закрыв глаза, видимо, опять сморило сыскного, укачало. Да и толку от него пока мало было, пусть человек отдохнет.

Тятьев что-то объяснял Хилкову, тот кивал головой, соглашаясь, и показывал рукой вправо. Увидев, что я тоже вылез на свежий воздух, Хилков помахал мне рукой.

– Марк, иди сюда. И давай без церемоний, договорились? Меня можешь звать просто – Олег, ну а с Севером вы давно знакомы, да?

Тятьев кисло поморщился, но кивнул. Еще бы, лучшие друзья.

– Вот и хорошо. Мы, когда поворачивали сюда, нить пересекли колдовскую, ход этот она загораживает, чтоб чужие не совались. Заметил что?

– Всполохи, – ответил я. – Оранжевые, словно какая-то сигнальная метка стояла.

– Вот и мы увидели. Но что странно, от сигнальных меток линия обычно идет, почти незаметная, где-то тут должна быть, сможешь найти? Север говорит, у тебя талант к таким делам.

Я пожал плечами, мол, если смогу, найду, и вернулся к тому месту, где мы выехали на поляну. Снег пружинил под ногами, но не проваливался, так что идти было легко.

Внимательно осмотрел все вокруг, если линия, то она должна идти по ходу движения, просто так подать знак, что кто-то пересек границу не слишком информативно, а вот отследить, где в настоящий момент нарушитель находится – это было бы логично. Несколько раз прошел туда-сюда, под внимательным взглядом Хилкова и насмешливым – Тятьева, и все без толку. Уже было отчаявшись, поднял голову вверх и увидел ее.

Метрах в трех над дорогой шла еле заметная красная нить. На грани восприятия видимая. Не будь солнца, на котором она смотрелась тоненькой царапиной, так и осталась бы незамеченной.

– Что-то разглядел? – Хилков быстро подошел ко мне, поднял голову. – Видишь что?

– Красная нить, очень тонкая, – показал я рукой. – Еле видна, лучше на солнце смотреть.

– Нет, не вижу, – Хилков пригляделся, покачал головой. – Север, может, ты?

Тятьев нехотя подошел, уставился на солнце. Он смотрел в ту же точку, что и я, но явно ничего не видел.

– Ничего не напутал? – спросил он, не дожидаясь ответа, полез в карман, вытащил монокль на длинной ручке, украшенной самоцветами, с квадратным окуляром и толстым, словно линза от лупы, стеклом. Приложил к глазу, поморщившись, тут же убрал от лица.

– Да, точно. Что же ты, Марк, меня у оценщика тогда дурачил? Неумеху строил?

– Я с удовольствием послушаю эту историю, но потом, – Хилков похлопал Тятьева по плечу. – А сейчас, Марк, будь добр, посмотри, куда эта линия ведет.

Я пригляделся. Теперь, когда я знал, где эта красная нить находится, различить ее на фоне неба стало легче. Сторожевая линия шла вокруг поляны, кольцом, я прошел вдоль нее – от кольца отходили три луча. Первый – в том направлении, откуда мы приехали. Второй – в противоположном. И третий, почти незаметный даже мне, метрах в тридцати справа от въезда уходил прямо в лес.

У повозок, на снегу, я нарисовал план сигнальной линии. Как смог. Тятьев со своим моноклем сходил, проверил, подтвердил, мол, так все и есть.

– Ну что же, – Хилков подошел к моей повозке, присмотрелся к Косолапову, укоризненно покачал головой, – место тут непростое. Я связаться с нашими не могу. У тебя как?

Север покачал головой.

– Попробуй ты, Марк.

Я крутанул кольцо. Обычно было достаточно чуть повернуть его, чтобы палец слегка занемел, сигнализируя о связи с канцелярией, и несколько раз нажать. Четыре – если требовалась срочная помощь. Но кольцо не отзывалось.

Отошел к краю поляны, к въезду – чтобы не стоять внутри сигнальной петли, результат был тем же самым.

– Беда-а, – протянул Хилков. – Три колдуна и один спящий дьяк попали в ловушку. Можем отступить, но что-то подсказывает мне, что просто так нас отсюда не выпустят. Так что лучше пойдем, посмотрим, кто тут такой наглый.

– Пойдем, – Тятьев потянулся, – давно я не развлекался. А подтянутся наши, и опять скукота.

– Ты как, Марк, с нами? Можешь остаться здесь, – Хилков кивнул на Косолапова, – посторожишь его. Но что-то подсказывает мне, что проснется он нескоро, уж очень крепко спит. Старается.

Словно подтверждая слова княжича, Косолапов засопел, громко всхрапнул и зачмокал губами. Талант.

– С вами, – геройствовать не хотелось, но и оставаться на открытой со всех сторон местности не хотелось. К тому же, судя по тому куполу, который поставил Хилков, он был сильнее меня раз в десять, так что лучше уж я поближе к нему побуду.

– Можем разделиться, – предложил Хилков. – Вы идите вот в этот отросток непонятный, а я прямо.

– Нет, – Тятьев покачал головой, – место непонятное, лучше вместе держаться. Начнем с отростка этого. Сердцем чую, неспроста он вбок уходит. Давай, Олег, ты иди первым, Марк за тобой, а я замыкающим.

Глава 6

По глубокому снегу идти то еще удовольствие. Хорошо хоть сегодня не щегольские ботиночки надел, а такт-обувку из прежнего мира, с мощной рифленой подошвой и пассивной терморегуляцией, а то чихать мне и кашлять потом неделю – подлечить-то я себя смогу, но кто же от законного больничного откажется?

Хилков бодро пер вперед по непролазной чаще, срезая нависающие ветки движением рук, я – по его следу, а сзади вечно недовольный Тятьев что-то бормотал себе под нос. Судя по тому, что мне хотелось икнуть, про меня там тоже было что-то. Так мы прошли метров сто, неожиданно заросли закончились, и мы вышли на накатанную дорогу. Хилков наклонился и потрогал наст.

– Укреплен, – с каким-то непонятным удовольствием в голосе произнес он. – И хорошо так. Слышь, Север, тут минимум четвертый круг сидит. А то и третий.

– Что третий, что четвертый, – Тятьев обошел меня, потыкал наст носком сапожка. – Вдвоем мы его раскатаем. Главное, ты, Марк, не мешайся, позади стой. Но не сейчас, сейчас ты как раз иди вперед и нить эту отслеживай, я-то ее не вижу, но чувствую, непростая она. У нас в приказе…

– Так и сделаем, – прервал его княжич. – Марк, что видишь?

Когда знаешь, что и где искать, найти и взять гораздо проще. Нить висела на высоте трех-четырех метров, ровная, словно натянутая, по ней изредка пробегали искры. Странно, что эти хваленые колдуны их не замечали.

Про искры я сказал – ну чтобы показать, что не последний член коллектива. Тятьев неожиданно оживился.

– Давай, как искру увидишь, подай знак. Куда смотреть?

Я показал, где точно проходит нить, даже создал небольшого светляка и подвесил его рядом. А как только увидел крохотную вспышку, хлопнул в ладоши.

– Есть, – довольно улыбнулся боярин. – Я тоже увидел. Олег, ты как?

Тот только руками развел.

– Это вы такие глазастые, я, сам знаешь, больше разрушать могу. Ладно, что дальше делаем?

– Идем, – Тятьев мотнул головой, – смотри, дорога прямо в направлении границы, параллельно основной идет, значит, через несколько километров уже Рязанщина. Если до этого не найдем ничего, будем выбираться и подмогу ждать, тем более что где-то через час они все равно на развилке будут. По карте – деревня эта неподалеку от той поляны была, значит, карта врет.

– Одно из двух, – продолжил Хилков, – или деревеньки нет больше, или не было никогда, бывает такое, придумают, чтобы статус свой поднять или дворянство вдруг получить служивое. Но хватит рассуждать, уже обед скоро, а мы все телимся.

Тятьев согласился, и мы зашагали по ровной, хорошо укатанной дороге. Первый вопрос, который бы я задал – как эта дорога стыкуется с той, по которой мы ехали. Но раз у моих коллег это удивления не вызвало, то я тоже решил пока собственным невежеством не щеголять. Тем более что всего через несколько минут мы вышли к очередной развилке.

Путь разделялся на три, прямо как в народных русских сказках. И валун стоял прямо посреди дороги, вот только надписей на нем никаких не было. Человеческий череп на верхушке мрачно наблюдал за нами, создавая необходимый настрой опасности и предстоящих невзгод, сигнальная линия доходила до точки над ним и вертикально вниз уходила в правую глазницу.

– Направо пойдешь – коня потеряешь, – тихо сказал я.

– Что-что? – переспросил княжич.

– Сказки такие у нас в Пограничье есть. Про вот такие дороги с валунами, только на них еще надписи. Направо пойдешь – коня потеряешь. Налево пойдешь – смерть найдешь.

– А прямо?

– А прямо у нас никто не ходит, – вздохнул я. – Все огородами какими-то.

– И как выбираете?

– Монетка. Подбрасываете монету, на какую сторону упадет, туда и идем.

Хилков покопался в кармане, достал золотой, подбросил. Монета воткнулась ребром в наст.

И мы пошли прямо. Княжич монету поднимать не стал – видимо, не по чину ему за всякой мелочью наклоняться, а я постеснялся как-то. Но на монету следящий конструкт наложил, чтобы на обратном пути случайно к ботинку прицепилась. Вот действительно, мелочь, даже по моим капиталам, а жалко – четыре грамма золота вот так оставлять.

– Правильно, – одобрил мои действия Тятьев, – тут неизвестно что начаться может, якорь всегда не помешает. Молодец, Марк.

И действительно, началось.

Мы прошли по дороге минут пять и вышли снова к этому валуну. По совершенно прямой дороге и точно к этому – монетка так и стояла на ребре. Причем вышли мы справа, хотя по моим ощущениям дорога была совершенно прямая, никуда не сворачивала. Обратно по той же дороге мы снова вышли к валуну, но уже слева. Третий раз Тятьев с нами не пошел, остался дожидаться возле монеты. И правильно сделал, левый путь тоже вел к валуну, только вернулись мы по той дороге, по которой пошли в первый раз.

– Мне надоело, – пожаловался Хилков. И саданул чем-то очень мощным по булыжнику.

Тятьев-то устоял, а меня снесло метров на десять и отбросило на снег, вдавило наполовину.

Вместо валуна на дороге зияла яма метра три в диаметре, с черными оплавленными краями. А прямо над ней висел как ни в чем не бывало череп. И вот не знаю, как ему это удавалось, но улыбался, какое-то время.

А потом разлетелся на куски, каждый из которых так и норовил в нас попасть, только щиты не пробил.

Пока мы пялились на это представление, сзади раздался треск. Деревья смыкались за нашей спиной, Хилков бросил огненный шар в заросли, но огонь бессильно стек вниз, словно каждая веточка была покрыта противопожарным составом.

– Север, щит, – выкрикнул княжич, вытягивая руки вперед. С его пальцев сорвались зеленые искры, сначала ровно десяток, потом они вспыхнули, и на месте каждой появилось еще по десятку, и еще, и еще, пока не образовалось большое облако, которое, впрочем, быстро распалось на комочки, которые подлетали друг к другу, цеплялись и отрывались, вытягивая зеленые нити. Огромный комок зеленой пряжи начал растягиваться, образуя паутину. Там, где она касалась растений, те рассыпались в пыль.

Тем временем боярин с ленцой взмахнул руками, и над нами появился плотный купол – подобный, только в виде щита в руках лже-Ждана, я уже видел, когда доставал из-под земли таинственный сверток. Незнакомые мне символы, похожие на германские руны, горели ярким оранжевым пламенем. Мой негибкий внутренний помощник сообщил, что изучается новый алфавит, но мне было не до служебных сообщений.

Сеть развернулась метров на пятьдесят и неслась по дорожке, уходившей прямо, расширяя ее до тех же пятидесяти метров. Видно было, как что-то пытается ее увести вправо, но она сопротивлялась, держала направление. Удалялась быстро, буквально несколько секунд, и она продвинулась почти на двести метров. И внезапно остановилась.

Из всей команды только я этим обеспокоился. Хилков на сеть внимания почти не обращал, создавая вариант местной системы залпового огня. Перед ним висели шесть искрящихся шаров, сантиметров тридцати диаметром, напоминающих мне любимое заклинание – шаровую молнию. Шары располагались один за другим, и княжич как раз создавал седьмой, когда в сети появилась прореха. Сначала небольшая, метр на метр, она начала быстро расширяться.

Хилков улыбнулся, небрежно хлопнул в ладоши, и первый шар сорвался с места. Словно комета, со шлейфом из искр, он влетел в прореху и рванул. Сильно. Не будь у нас тятьтевского купола, опять валяться мне на земле. А так только деревья посносило вокруг. А княжич не останавливался. Один за другим еще шесть шаров взорвались за сетью, было хорошо видно, как очистилась территория от деревьев, снега и вообще ото всего.

Судя по создаваемым заклинаниям, княжич с моим новым учителем Силой находился примерно на одном уровне, значит, как тут считают, третий круг? В хорошую компанию я попал.

Хилков тем временем ускорился и создавал один шар за другим, с промежутком не более секунды, зачищая и без того пустынную территорию. Сеть тем временем начала двигаться по краям, смыкая их где-то позади места взрывов. Обстрел прекратился, когда она наконец превратилась в большой вязаный чулок пятнадцати метров диаметром и высотой в пятьдесят. Впрочем, верхняя часть тут же образовала узел, не давая чему-то внутри нее вырваться наружу.

– Что там? – задал вертевшийся у меня на языке вопрос Тятьев.

– Не знаю, – Хилков даже не запыхался. Он лениво стряхивал снег с кафтана. – Но определенно что-то есть. Никуда не денется, ловчая сеть и не такое держала.

– Неплохая штука, – раздался голос сбоку. – А силенок-то хватит удержать?

Мы дружно повернулись.

В десяти метрах от нас, насмешливо улыбаясь, стоял невысокий мужчина средних лет, в аккуратном полушубке, толстых утепленных штанах и коротких сапожках с опушкой. Мощный лоб уходил лысиной вверх, клиновидная бородка под усами, скуластое лицо и прищур глаз мне кого-то напоминали. Да что там кого-то, я хоть пионером не был, но дедушку Ленина на картинках видел. Похож, не то чтобы одно лицо, но определенно что-то общее было.

– Хватит, – спокойно ответил Хилков. – Только надо ли?

– Нет, – лже-Ленин замахал всполохами перстней, унизывавших пальцы. – Там и нет ничего.

– Совсем?

– Да, – застенчиво кивнул мужчина. – Обманка, а то ходят лихие люди вроде вас, имущество портят. С чем пожаловали?

– Я – стольник колдовского приказа Жилинского княжества боярин Север Тятьев, это стольник того же приказа княжич Олег Хилков, – выступил вперед боярин. – С нами Марк Травин, из княжьей канцелярии подьячий. Здесь для инспекции деревеньки Полесной.

В отличие от Хилкова, Тятьев был явно напряжен.

– А, понятно. Так вам туда, – незнакомец махнул перстнями в обратную сторону. – Пройдете с километр, там и будет ваша деревенька. Только я бы вам туда ходить не советовал.

– Почему? – поинтересовался боярин.

– Место нехорошее, – незнакомец пожал плечами, скорчил забавную рожицу, отчего на лбу образовались разнонаправленные складки. – Говорят, люди там пропадают. Хотя я вижу, вы господа знатные, значит – одаренные, за себя постоять можете, так что идите, не бойтесь. А хотите, я вас провожу?

– Не откажемся, – Тятьев чуть поклонился. – А можно ли узнать, с кем нам довелось встретиться?

– Отчего же нет, – незнакомец поклонился в ответ. – Я – Феодор Игнатов, бывший лекарь, подданный Рязанского княжества, живу тут неподалеку в деревеньке Алексеевке служилых дворян Шиловских.

Я с сомнением покосился на перстни лекаря.

– Так мы сейчас на рязанской земле? – уточнил Тятьев.

– Точная граница неизвестна, – покачал головой Игнатов, – вот уже двести лет эти леса в общем владении, князья наши никак не решат, кому это все больше не нужно. Толку-то от глухомани этой никакой нет.

– Верно, – Хилков кивнул, – так что, идем?

Игнатов спокойно обошел нас, повернулся спиной и двинулся в нужном направлении. Как раз туда, откуда мы пришли. Судя по напряженным лицам стольников, в лекарское прошлое незнакомца они верить не собирались, ну и хорошо, пусть будут начеку.

Мы шли обратно, к поляне, но дорога существенно изменилась. Если раньше это был накатанный путь шириной в несколько метров, почти дорога, то теперь он превратился в узкую утоптанную тропу, на удивление прямую, словно не ее прокладывали в лесу, а деревья сажали вдоль уже готового пути, строго по линии. Монета меж тем исправно подавала сигнал, ее отбросило взрывом, но на эксплуатационные качества это не повлияло. И отметка сигнала была точно на том же месте, где мы монету оставили. Я попытался сказать это Хилкову, но тот остановил меня, подняв ладонь вверх и кивнув. Ладно, раз они в курсе, все идет по плану. Хороший у них план. Наверняка.

Бывший лекарь бодро шагал впереди, не оборачиваясь, спокойно подставляя спину под удар. Никаких защитных заклинаний на нем не было, так что Хилков, зажегший было еще один шар, загасил его и топал впереди нашей небольшой колонны.

Километр быстрым шагом – это десять минут. За это время я несколько раз мог бы сбежать, и моя интуиция прямо-таки вопила, что это самый правильный поступок, но любопытство, которое столько кошек сгубило, видимо, и людьми не брезговало тоже. Ну еще и толика жадности – повозка-то моя как раз по ходу движения находилась. Поэтому вместе со всеми я вышел обратно к поляне.

Вот только поляны на этом месте не было. Точнее говоря, она была, но другая. Гораздо больше.

На свободном от леса пятне, размерами не меньше километра, раскинулось селение – обнесенное невысокой стеной, изрядно потрепанной, со сторожевыми башенками по бокам от кованых ворот. В бойницах были видны головы стражников – двое на правой башне и трое на левой глазели на пришлых.

– Ну вот и дошли, – Владимир Ильич Сусанин повернулся к нам, раскинул руки, – вот это и есть Полесная.

Я сверился с картой – вот только не было на ней ничего. Вообще – просто белое пятно. Подозрительно все это.

Видимо, те же самые мысли были и у Хилкова, он сжал кулаки, и возле них начало формироваться что-то уж очень убойное, грязно-зеленое. Взглядом он не выпускал Игнатова, даже загородил нас от него своей спиной. Я быстро наложил на себя защиту, какую смог, мало ли что, вдруг спасет.

А Тятьев достал кинжал, повертел его, глядя на провожатого, да и ударил Хилкова в бок, только лезвие сверкнуло за солнце. Казалось, клинок вошел в тело колдуна не меньше чем наполовину, полыхнул красным, княжич покачнулся и осел прямо в снег.

– Мог бы и раньше сделать, – недовольно проворчал наш новый знакомый. – А то утомился уже его щит сдерживать.

– Ты, дядюшка, вообще мог нас сюда не вести, – Тятьев повернулся ко мне, насмешливо поглядел на ствол дерринджера, направленного ему прямо в переносицу. – Марк, лучше даже не пробуй, может, и жив тогда останешься.

Я отступил на шаг, продолжая держать Тятьева на прицеле.

– Да брось ты его, – посоветовал Игнатьев, или кто он там. – Посмотри, что с Хилковым, что-то мне кажется, глаз у него дрогнул.

– Не должен, – Тятьев пнул носком сапожка валяющееся тело, – смотри, заклинания развеялись. Не придется больше этого зануду терпеть. А то ходил гоголем, почти третий круг, княжич. Тьфу. От проклятого оружия еще никто не спасался.

– Кинжал твой хорошо, если против четвертого круга сгодится, а тут третий. Проклятое оружие – для слабаков вроде вас, ты ж не в голову его ударил. Так что все же посмотри, – настойчиво попросил дядюшка.

– Ладно, – Тятьев осторожно поместил кинжал в чехол, продолжая держать его в руке, встал на одно колено перед княжичем, положил руку на лоб. – Дохлый, пад…

Договорить он не успел. Руки валяющегося на снегу Хилкова ударили Тятьева по ушам. Отличный прием, в фильмах про единоборства он часто обыгрывается, после него пострадавшая сторона крутит головой и падает на колени, тщетно пытаясь встать. Но у тех киношных бойцов не было того, что было у Хилкова – магии.

Я только краем глаза успел увидеть, как на приближающихся к ушам боярина ладонях формируется заклятие. Словно взрыв – из крохотного, сжатого до точки магического конструкта во все стороны ударили энергетические нити, и сразу же собрались в шипастую объемную фигуру с длинным острием. Которые, каждое со своей стороны, вошли точно в ушные раковины Тятьева. Удар был настолько стремителен, что даже с доступным мне замедлением я это еле разглядел. А вот стоящий в пяти шагах добрый дядюшка – успел дернуться и постарался скастовать защиту, но было поздно, ему не хватило какой-то тысячной доли секунды, длинные шипы уже проникли в голову боярина, когда вокруг его головы замерцал щит.

Тятьев тоже что-то такое успел увидеть и попытался защититься, но рука его словно приросла ко лбу княжича. Поняв это, он в последний момент ударил в ответ, выронив кинжал, сформировавшийся заряд бессильно стек по лицу Хилкова. А потом боярин умер. Сразу, без криков и судорог, голова лопнула и разлетелась на части, на меня попали какие-то ошметки, наверное – мозг стольника, левое ухо так точно отлетело в дядюшку, но сгорело в защите.

Обезглавленное тело, и без того стоящее на одном колене, покачнулось, опустилось на второе, а потом мягко повалилось на снег, щедро орошая алой кровью белоснежное покрывало поляны. Плавно, как в замедленной съемке.

Хилков тем временем вскочил на ноги, развел руки в стороны, и отовсюду к нему потянулись оранжевые линии бору. Такое я видел впервые – чтобы маг оперировал не внутренней силой, а внешними потоками. Что-то всплыло в памяти из пространных объяснений ан Трага о псионах и их рангах, пафосные такие названия – Видящие линии, Усмиряющие силу, и венчающие этот магический Олимп – Повелители потоков, маги, способные подчинять себе окружающий магический фон, не только отдавать энергию и притягивать ее к себе, но еще и новые потоки создавать каким-то образом. Этот вроде как к Усмиряющим был ближе.

– Силен, – усмехнулся «дядюшка». И начал делать то же самое.

Глава 7

Два колдуна стояли друг напротив друга, напряженно следя за движениями противника. Хотя их и не было особо, движений этих. Отзеркаленная поза – расставленные на ширину плеч ноги, чуть согнутые в коленях, разведенные в стороны руки ладонями вперед, чуть согнутые в локтях. Большие пальцы вытянуты вперед, к противнику. Со сторон выглядело забавно, словно две фигурки из какой-то компьютерной игры.

– Княжич Хилков, Олег Сергеевич, – насмешливо проговорил наш провожатый. – Надо же, боярин знатного смоленского рода, и всего лишь стольник в каком-то занюханном приказе, в мелком удельном княжестве. Зачем же ты, Олег Сергеев сын, моего племянника порешил? Он ведь и тебе родня, хоть и дальняя. Сволочь он был, конечно, но кто не без греха.

– Полагаю, княжич Тятьев? – Хилков чуть пошевелился, переминаясь с ноги на ногу. – Давно хотел эту гниду раздавить, но не при таких обстоятельствах. Да и тебя заодно.

Я потихоньку отходил от этой стремной парочки к стенам деревеньки – от тех зрителей, что на башнях глазеют, я отобьюсь. Думаю, что сначала от стражников на правой – там всего двое, захватить ее не составит труда. А потом и за другую примусь.

– Вот это правильно, Марк, – оценил мои телодвижения Тятьев-старший. – Нечего тебе во взрослые игры лезть. Иди вон в деревню, за ворота, на башню тебя пропустят, если хочешь, только ребят моих не трогай, не то чтобы они мне дороги, но сам знаешь, после Большой войны, Чумы и прочих катаклизмов люди на вес золота. А мы тут разберемся, кто чего стоит, да, дорогой родственничек?

Ну что за мир такой, куда ни плюнь, одни родственники кругом, словно в бразильский сериал попал. Ладно, пусть себе занимаются братоубийственными игрищами, а мне во все это и вправду лезть сейчас не с руки, да и не по силам. Быстро добежал до ворот, где меня ждала распахнутая калитка, по винтовой лестнице забрался на третий этаж невысокой башенки. Два стражника с ружьями осклабились при виде меня, пододвинулись, пропуская поближе к бойнице, еще бы кресло сюда, и вообще, как в театральной ложе бы сидел.

Представление внизу потихоньку наращивало темп. Синхронными взмахами колдуны очертили вокруг предстоящего места разборок квадрат, словно бойцовый ринг, только вместо канатов шли оранжевые линии бору. Так и представил, как они отходят в разные стороны, кладут руки на канаты, натягивая их, и с помощью импульса бегут друг другу навстречу, пытаясь сбить соперника с ног. Словно рестлеры. Голдберг и Каин, других почти не помню, разве что Рока, но тот лысый был, а эти двое – нет.

Тщедушная фигурка Хилкова если и походила на Каина, то только ростом, а уж дядюшка Тятьев на Голдберга не тянул вообще. Поэтому они не стали бить себя в грудь, выкрикивая всякие обидные слова, а ударили. Мощно, определенно собираясь покончить с противником первым ударом.

Два конструкта столкнулись прямо посредине поля битвы – аморфные образования, явно одной природы, от каждого тянулся к хозяину толстый оранжевый жгут. Конструкты сцепились в единое целое, искрясь, выстреливая в разные стороны плазмой, одна такая в виде небольшого шара летела мне прямо в лицо, я отшатнулся, но щит из заклинаний окутал башню, заставляя заряд уйти в землю.

Стражники поначалу лениво переговаривались – с их точки зрения два человека стояли на снегу и пялились друг на друга выпученными глазами, ну еще руками чуть шевелили. И только когда электрические шары начали в разные стороны разлетаться, а башня содрогнулась от удара, они попятились и скатились вниз по лестнице, оставив меня одного.

Внизу события развивались стремительно. Так и не одолев друг друга, два облака заклинаний взорвались с оглушительным грохотом, между противниками по снегу пошла трещина. Деревья на краю поляны повалило, самые ближние – просто снесло, словно пушинки огромные стволы отлетали вместе с корнями. Снег поднялся вверх, обнажая землю, и тут же испарился. Земля под ногами колдунов покраснела, спеклась от сильного жара, потрескалась, кое-где потекла.

Хилков упал на одно колено и ударил ладонью прямо по расплавленной лужице. От удара волна пошла прямо в сторону Тятьева-старшего. Вначале едва возвышающаяся над поверхностью, уже через несколько метров она была высотой с человеческий рост, а когда достигла противника – никак не меньше пяти метров. Крохотная на ее фоне фигурка лже-лекаря смотрелась незначительно, казалось, волна сметет его и не заметит.

Но не тут-то было, повинуясь небрежному движению ладони, огромный ком замер на месте. Княжич Тятьев лениво протянул руки к земляной массе, воткнул пальцы в месиво, оранжевые искры потоком заструились, покрывая массу плотным покрывалом. Хилков тем временем сформировал вокруг себя щит – намного плотнее того, что я видел на поляне у Белосельского, и, тяжело дыша, вытирал пот со лба. На другой его руке сформировалась знакомая мне шаровая молния, выросла до размеров баскетбольного мяча, оторвалась от ладони и присоединилась к десятку других таких же, выстроившихся прямо над головой стольника и медленно там кружащихся.

Земляная масса тем временем начала превращаться в нечто звероподобное. Оскаленная пасть, шипы на узкой спине, мощные лапы с горящими лавой когтями. В разные стороны выстрелили крылья, земляной дракон подпрыгнул, приземлился на обе ноги, потоптался, потом снова прыгнул, уже сильнее, поднялся в воздух, завис перед создателем.

Тот щелкнул пальцами, дракон повернул голову в сторону Хилкова и как-то с ленцой, медленно набирая скорость, полетел. Крыльями при этом он почти не шевелил.

Хилков развел руки чуть в стороны, и шаровые молнии, сверкнув, оказались возле дракона. От них к летающему существу протянулись искрящиеся зеленым жгуты, каждое такое попадание оставляло на теле дракона выбоины, которые вскоре превратились в зияющие отверстия. Немногим более десятка секунд потребовалось, чтобы от земляного чудовища осталась в буквальном смысле кучка земли. Впрочем, от шаровых молний тоже ничего не осталось.

– Эффектно, – решил разбавить пафос события Тятьев-старший, отряхивая руки. – Но это не второй круг. Кто тебя учил, уж не наш ли дражайший Емельян Порфирьевич?

– Ага, он, – тяжело дыша, кивнул Хилков.

– Старая школа, – одобрительно покивал местный княжич. – Но слегка устаревшая, так сказать, а ведь прогресс на месте не стоит, люди все время что-то новое придумывают. Да и силенок у тебя маловато, хотя твердый третий круг, тут врать не буду. А что ты скажешь на это?

Он словно стряхнул воду с кончиков пальцев, и в сторону Хилкова помчались десять шариков. Крошечные, меньше мелкой монетки, они казались совсем безобидными, но я-то видел – в каждом из них больше энергии, чем во всех применявшихся конструктах, вместе взятых. Словно черные дыры. Действительно черные цветом, они поглощали все вокруг – и брошенные навстречу Хилковым молнии, и линии барьера, и защитное плетение купола. Хилков окутал себя пеленой заклинаний, плотной, не хватало только высоковольтного гудения, шарики закружились вокруг, снимая слой за слоем. Колдовской сотник уже не атаковал – он едва успевал ставить одну защиту за другой, целиком сконцентрировавшись на этих шариках и на тех повреждениях, которые они делали.

Княжич Тятьев подошел поближе, остановился метрах в двух от Хилкова и, наклонив голову, наблюдал, как его творения рвут на части выставленные щиты. В этот момент я очень порадовался, что не нахожусь там, внизу, моя защита и секунды бы не выстояла.

– Жаль, такой талант пропадает, и это в то время, когда каждый колдун на счету, – Тятьев-старший выставил вперед руку ладонью вверх, над ней появился такой же шарик, только побольше. – Но, как говорят мои имперские друзья, сик транзит глория принцепс.

И он другой рукой подтолкнул последний шарик, выросший до размеров теннисного мячика.

Шар, наплевав на защиту, вошел в грудь Хилкова и вышел с обратной стороны, завис, собирая своих меньших братцев, и, вернувшись к хозяину, втянулся обратно в ладонь.

Тело Хилкова теперь уже окончательно упало на землю, защитные щиты исчезли. Однако его противник решил не рисковать – огненный поток испепелил стольника, а порыв ветра разметал прах по обожженной земле.

– Ну вот и все, – Тятьев-старший повернулся и смотрел прямо на меня, с расстояния в сто метров мне было слышно каждое тихо сказанное слово. – Все кончено. Надеюсь, Марк, ты не станешь делать глупостей?

Я даже не успел ответить. Видимо, вопрос был риторический – из стен ко мне метнулись жгуты силовых линий, опутали с ног до головы. Внутренний голос бубнил о попытках вмешательства в работу модуля и успешно отраженных атаках, обещал что-то сделать, но что – я не узнал. Снова, вот уже третий раз за неполные двое суток, свалился в спасительный обморок. Как барышня кисейная прямо, если так и дальше пойдет, привыкну.

Меня разбудил звук капающей воды. Не монотонный, как обычно, а с паузами, причем разной длительности. И это реально бесило, хотелось упорядоченности. Открыл глаза, вокруг царил полумрак, бледный желтоватый свет исходил от стен просторного помещения с высоким потолком. И от потолка, кстати, тоже. И от пола, на котором я лежал. А вот окон в комнате не было, как и мебели, и дверей, сплошная подсветка.

На удивление, чувствовал себя отлично, ничего не болело, никакой замутненности сознания не ощущалось. Я отлично помнил все, что происходило, по моим меркам, почти только что. Однако, судя по внутренним часам, которые исправно отсчитывали время, половину дня я пропустил, было уже около восьми вечера. Ну да, так и есть, утром мы выехали, часам к десяти были на месте, гуляли туда-сюда по морозцу, играли в черные снежки, а потом восьмичасовой здоровый сон, если не считать неудачных попыток вторжения в мое многострадальное сознание, вот как медом намазано оно, все кому не лень пытаются в нем покопаться.

Поднялся на ноги, попрыгал для порядка, якобы разгоняя кровь, поприседал, руками помахал, огляделся.

Истинные габариты комнаты терялись из-за неясности границы между поверхностями. Свет от них шел не сплошняком, а пятнами, где-то ярче, а где-то вообще ничего. Подошел к ближней стене, отсчитал до другой десять шагов. Перпендикулярное измерение было таким же, значит, где-то восемь на восемь метров. Подпрыгнул, с третьего раза достал до потолка. И метра четыре в высоту. Хоромы.

– Нагулялся? – послышался голос из угла, я аж вздрогнул.

Пригляделся, на фоне неравномерной подсветки было заметно какое-то темное образование. Судя по голосу – женское.

– Ну чего уставился? – продолжал голос. – Заняться нечем? Попрыгай еще, хорошо получается.

Отвечать не стал. И так понятно, такая же жертва произвола, как и я. Без еды и воды обычный человек может прожить несколько дней, а я, думаю, с месяц протяну. Так что особой надобности в выяснении местных тюремных обычаев у меня не было, а поощрять вот такую манеру разговора не хотелось. Отвернулся, прошелся вдоль противоположной от незнакомки стены, осматривая стену.

– Эй, я тебя спросила, – не унималась молодая, судя по голосу, девушка. Хотя с магией возраст – понятие растяжимое. – Где только таких воспитывают невеж.

Следующие десять минут незнакомка, не дождавшись ответа, молчала, я за это время исследовал комнату вдоль и поперек, держась, впрочем, подальше от оккупированного ею угла – а то, стоило мне подойти поближе, она нервно сопела.

Каменные стены не реагировали на попытку воздействия никак. И вообще, что-то псионить сегодня не получалось, наверное, день не тот или место поганое, любой конструкт моментально развеивался. Вот внутри организма – пожалуйста, и сканирование, и лечение, все работало, а на что-то внешнее хозяином каземата было наложено табу. Даже светляка не смог зажечь. Поэтому просто пощупал камень, везде одинаковый, с аккуратными тонкими швами между тесаными блоками. Оставалось только подождать, когда явятся тюремщики, чтобы определить, какие из швов – фальшивые.

– Что, не получается? – на одну из моих попыток помагичить ехидно отреагировала сокамерница.

Не получив ответа, замолчала еще на несколько минут. Я успел лечь на пол и даже почти задремать, как снова раздался этот голосок:

– Так и будем молчать?

Сел, скрестив ноги, помахал рукой.

– Привет, я Марк Травин. А ты?

– И что ты здесь делаешь, Марк Травин?

Поднялся, несмотря на протестующий бубнеж, пошел знакомиться.

В углу сидела чумазая, насколько можно было рассмотреть в рассеянном свете, девчушка, совсем юная еще. Может, лет пятнадцати, или чуть старше. Когда сел рядом с ней, отодвинулась, недовольно зыркнула огромными глазищами.

– Послушай, – сказал я, – догадываюсь, что мы тут в плену. Ты знаешь, у кого?

Девушка знала. И про Тятьева-старшего, которому ее дедушка оторвет причиндалы, сожжет и развеет по ветру, и про эту деревеньку, и про красную пыль. Вот тут я заинтересовался.

– Ты чего, не знаешь, что это такое? – искренне удивилась она.

Я пересказал ей то, что знал.

– Ну да, вот только в колдунах она тоже растет, даже лучше. Споры внести должен другой колдун, посильнее, – обрадовала меня безымянная девушка. И добавила грустно: – Так что мы скоро умрем.

– Ты-то как здесь оказалась?

А оказалась девчушка тут совершенно случайно. Туманно, нагородив всяких ненужных и совершенно неинформативных подробностей, поведала, что возвращалась от родственников из удельного княжества Лискова. По каким-то причинам порталом она воспользоваться не захотела, отправилась по накатанной зимней дороге, и вместе с охраной, прислугой и повозками вот угодила сюда.

Получается, соседка у меня знатная, как бы не княжеских кровей. Лисковое княжество, как подсказал мне атлас, давно уже зафиксированный в памяти, было уделом князей Горянских и входило в Великое княжество Рязанское.

– И где они, твои стражники? Ну и прислуга с повозками?

– Не знаю, – девчушка наконец всхлипнула. И как только держалась. – Меня сюда сразу бросили, пятый день уже идет. Хорошо, что ты появился, – совершенно нелогично продолжила она, – а то я бы тут от тоски повесилась. Мне страшно.

Ну да, ребенок еще совсем, молодец, не раскисает, я бы в ее возрасте истерил, наверное, в такой ситуации. Присел поближе, девчушка положила мне голову на плечо и всхлипнула.

– Ого, вы подружились! – раздался голос прямо из стены. Часть кладки исчезла, и в камеру вошел мой новый знакомый княжич. – Марк Львович, что же ты так скромно, она в невесты тебе годится. Прижал бы к себе, поцеловал в уста сахарные. Ничего, что молодая, зато бойкая.

Девчушка вздрогнула, отодвинулась от меня и уставилась на хозяина тюрьмы.

– А глаза как сверкают, загляденье, – продолжал Тятьев-старший. – Эх, кабы не обстоятельства, такая красавица выросла. Ну да ладно, дорогие мои, не буду ходить вокруг да около, уверен, Марк, твоя новая подружка тебе уже рассказала, для чего вы здесь. Так что поднимайтесь, а то я человек пожилой, тащить вас сил нет, а стражников звать не по чину будет. Как же, княжна и боярин, да еще праправнук моего старинного друга. Давайте-давайте, поживее, а то дело к вечеру, кому спать, а кому и…

Он запнулся, пошевелил рукой в воздухе, подбирая слово.

– Впрочем, неважно. Вот, молодцы, поднялись. А теперь без глупостей, тихонько выходите. Хотя можете и сглупить, если здоровья не жалко. Да что это я, здоровье вам теперь ни к чему, – лже-лекарь продолжал ерничать, наблюдая, как мы идем к выходу.

В коридоре действительно никого не было, ни стражников, ни тюремщиков, Тятьев настолько был уверен в себе, что даже не связал нас. Да что там, выйдя из темницы, я почувствовал, что способность создавать конструкты ко мне вернулась, и зажег над ладонью плазменный шар, но все, чего я добился, это одобрительного смешка хозяина.

– Смотри, девонька, какого я кавалера тебе притащил. И колдун неплохой, это сейчас он слабенький, а в будущем был бы о-го-го, как прапрадед его, Олег, вот тот был мощный чародей, знатный во всех отношениях. Куда нынешним, движением руки мог эту деревеньку с землей сровнять, он же со Смоленском так однажды почти сделал. Ох и детки бы у вас пошли, сразу четвертого круга, а то и третьего, да?

Он подмигнул покрасневшей девчушке, небрежно повел пальцем, и плазменный шар развеялся без следа.

А потом Тятьев повернулся к нам спиной и, сделав знак рукой, мол, идем, пошел по коридору. А с потолка два жгута силовых нитей спустились и обернулись вокруг наших шей. И чуть дернули. Волей-неволей пришлось идти, а бодрый старикан еще и шагу прибавил, чуть ли не вприпрыжку припустил, так что и нам с так и не назвавшей своего имени девушкой пришлось поспевать за ним. Очень быстрым шагом.

Так мы прошли до конца коридора, спустились по лестнице и оказались в большом зале с высоким куполообразным потолком, подсвеченным изнутри. По периметру шли двери, много дверей, не меньше пяти по каждой стороне.

– Вот тут, – Тятьев повернулся, повинуясь движению пальцев, жгуты исчезли, – все и происходит. Давайте я проведу вам экскурсию, такого ведь нигде не покажут, в университетах ваших только и могут, что ненужные знания преподавать, ох и испортилась земля русская, всяких неучей плодят. Наберут силы, как вон этот Хилков, а умений-то нету, да и откуда взяться, если настоящие знания – они теперь запретные. Дураки, не бывает запретных знаний, бывают неумехи, которые неправильно их используют.

Он открыл самую правую дверь по одной из стен, поманил нас рукой. Пришлось подойти.

В комнате на выставленных в ряд кроватях лежали люди. Человек пятнадцать, в панталонах и майках-алкоголичках. Мужчины, женщины, два подростка. Лежали с закрытыми глазами и улыбались. Над каждым из них висел оранжевый шар, от которого шел жгут оранжевых же нитей в центр груди.

Глава 8

– Я называю их грядками, – Тятьев прошел в комнату, подталкивая нас вперед, остановился рядом с одним из улыбающихся подростков. – Обычному человеку для того, чтобы грибница прижилась, нужно от пяти до десяти доз красной пыли. Тут достаточно двух. Только не втирать надо в локтевую ямку, а закапывать специальный раствор в глаза, жжет ужасно, зато экономия получается большая. Ну да это дело известное, не я придумал, другие боятся, а я делаю. Пойдем, не будем им мешать, только пятого дня они свою первую дозу получили, еще недели три лежать, пока созреют.

Девушка стояла рядом со мной и смотрела прямо на лежащего на крайней кровати мужчину. Ее лицо застыло, по щекам катились крупные слезы.

– Да не расстраивайся ты так, смотри, как улыбается. Он счастлив, этот месяц для него будет лучшим в жизни, – приободрил ее наш великосветский чичероне. Подмигнул мне. – Наставник ее, смотри, как убивается, добрая девочка. Ладно, хватит их беспокоить, пойдем.

Он практически вытолкал нас за дверь, открыл следующую.

Там лежали пятеро, только шары над ними были зеленые.

– А это, – продолжал экскурсию Тятьев, – уже товар не первой свежести, почти месяц лежат. Вот смотрите, – он высветил одного из лежащих, – видите в центре лба красное пятнышко? Грибница принялась, если умеючи, то осечек не бывает. Вот в этом состоянии человек уже ничего не чувствует, личности считай, что и нет. Гриб пророс, захватил тело и теперь решает, что ему надо сделать – полностью поглотить и разделиться, или выделить споры. Нам отдельные грибы не нужны, толку никакого от них нет, даже суп не сваришь, невкусный он, я, кстати, пробовал. А вот споры – это то, зачем все это затевается. Идем, покажу.

За третьей дверью висели в воздухе восемь человек, на всех один зеленый шар, раза в четыре крупнее, обвил такими же зелеными щупальцами каждого, словно коконом. Люди были полностью обнажены, красного цвета кожа, обвисшие остатки волос, пустые глазницы.

– Это уже не люди, – поморщился Тятьев. – Если вот тех, кто в первой комнате, еще можно спасти, то вот эти – практически грибы. Ни мозга, ни внутренних органов. До такой стадии обычный человек не доходит, он просто умирает, едва миновав вторую, гриб захватывает тело и практически самоуничтожается, не совместим этот паразит с человеком изначально. И задача колдуна, – он скромно поклонился, – вытянуть вторую стадию до третьей. Ох и трудное это дело, каждые несколько часов к ним захожу. Все по старинке. Это вот сейчас тарквист в моде, засовывают в себя, извращенцы, а потом всякую китайщину используют, не то что наши деды – все родное, посконное, древних богов только попроси, они, если подход к ним есть, все тебе дадут, и воду мертвую, и бой-траву, и серебро черное настоящее, из-под идолов кровью пропитанное. Мало осталось нас, кто традиции чтит, молодежь-то сейчас все больше торопится, ритуалы попроще выбирает, без затей. А как в таких делах спешить, это ведь искусство, а не ремесло.

Он вздохнул, вытолкал нас наружу.

– Для чего я это вам показал, чтобы вы не думали, что я садист какой, душегубец. Нет, эти людишки, что они в своей жизни видели, голод да лишения, да капризы боярские, а тут целый месяц нескончаемого счастья. Не морщись, девонька, мала еще, вон на боярина посмотри, он понимает. У многих вся жизнь проходит, а радости никакой. Не просто так люди за эту пыль золото платят, ох не просто. Ну ладно, пришли. Заходите.

Тятьев открыл четвертую дверь, запустил нас внутрь. В небольшой комнате стояли два кресла.

– Вот, для вас подготовил. Не так часто мне одаренные с истинной кровью попадаются, с вас и пыль другая будет. Чуть краснее, насыщеннее, она для знающих людей по двести золотых идет, а то и по пятьсот. Такие же одаренные и платят, это обычной пылью колдуна не проберешь, а от вас – другой товар пойдет, качественный. Наши-то нос воротят, а вот в Империи ждут давно, там предрассудков нет. Несколько лет на нем вино будет настаиваться, и получится чудесный напиток. Ох, пробовал я раз, скажу вам, ощущения – непередаваемые. Садитесь, гости дорогие.

Он усадил нас в кресла, умильно сложил руки на груди.

– Вот и парочка, гусь да гагарочка. А вино это, если выпить, очень способствует колдовскому совершенствованию, такие способности раскрываются, о которых и не догадывались. Правда, ненадолго, так и товар ходовой, а не так чтобы один раз напился, и на всю жизнь. Но все равно кое-что остается. Гордитесь, ребятки, поможете кому-то из колдунов сильнее стать, да силы новые обрести. Никуда не уходите, сидите, поговорите напоследок, а я вернусь через час. А может и раньше, не каждый день такая радость случается.

Тятьев ласково посмотрел на нас и аккуратно затворил за собой дверь.

Я дернулся, проверяя, смогу ли выбраться – кресло надежно держало меня. На подлокотниках были начертаны знакомые символы. Посмотрел на девушку – она была точно в такой же ситуации. И тоже дергалась, так же безуспешно. Но дольше меня, я-то сразу попытки освободиться оставил, без толку это, кресло развеивало конструкты почище камерной сетки.

Наконец и девчушка прекратила трепыхания, посмотрела на меня с отчаянием и каким-то вызовом, мол, сейчас я должен освободиться и бежать ее выручать. Да я бы с радостью, по крайней мере насчет того, чтобы освободиться, только не получается. Так ей и сказал.

К чести моей сокамерницы, она попыток геройства от меня требовать не стала, наоборот, через силу улыбнулась.

– Злата.

– Что?

– Зовут меня Злата. А ты – Марк Травин, я помню.

– Ага, очень приятно, – попытался галантно поклониться я. Получилось плохо, но девушка прыснула.

– Тебе страшно?

– Да, – признался я. – Но не очень. Столько всего сегодня произошло, это как вишенка на торте.

– Вишенка? Почему на торте?

– Ну, когда торт украшают, сверху такой сугробик из крема или сливок взбитых делают, а на него – вишенку кладут сладкую, в сахарном сиропе. Без нее сугробик не такой красивый.

– Странно, у нас торты украшают всякими птицами волшебными и леденцами, а еще орехами и сушеными фруктами. Это где ты такие сладости ел?

– В Пограничье, – привычно соврал я. Мог бы и правду сказать, мол, из другого мира пришелец, носитель инородной высокоразвитой культуры, но и так положение сложное, тем более что, думаю, для моей кармы одной ложью больше, другой меньше – значения не имеет.

– Понятно, – девушка отчаянно цеплялась за разговор. – А расскажи, как там…

Минут десять я вешал ей лапшу на уши, перемежая русско-скандинавский фольклор с просмотренными фильмами, даже «Калевалу» вспомнил – книжка валялась у нас дома, от нечего делать как-то прочитал, когда с бронхитом валялся. Как раз заканчивал рассказывать, как человек с фамилией Бромелайнен сделал гусли из огромной рыбы, и тут вернулся наш хозяин.

– Лапы мои, – с порога растянул губы в слащавой улыбке, – подружились. Ай молодцы, прямо сердце кровью обливается, когда думаю, что сейчас с вами сотворить придется.

Девочка сразу вернулась в реальный мир и зарыдала.

– Ну вот, слезки, – Тятьев-старший подошел к ней, погладил по голове. – Да не убивайся ты так, я ж не злодей, не на кусочки вас порежу. Смотри.

И он раскрыл ладонь.

На ней лежали два черных зернышка.

– Настоящие споры, – похвастался хозяин. – Не какое-то мелкое дешевое барахло, которое обычным людишкам продают, а что ни на есть вскормленные. На чистой силе, такие по сто золотых идут за штуку, да разве могу я плохое что-то своим дорогим гостям предложить.

Зернышки зашевелились, мне показалось, что у них ножки выросли, как у маленьких паучков. Нет, не показалось. И вправду выросли, по шесть штук. Одно из зернышек резво поползло к краю ладони и только там уже остановилось, словно уткнувшись в ограждение.

Злата затряслась, попыталась отодвинуться подальше, но кресло сильно ограничивало ее попытки. Тятьев поднес ладонь к ее лицу, но не торопился.

– Сейчас этот жучок заползет тебе в глаз, девонька, а оттуда прямо в мозг проберется. Да ты не бойся, он не кусается, такой славный, посмотри, какой красавец. И там, в мозгу твоем, он совьет себе гнездышко. А потом переберется в грудь, к сердцу поближе, а ниточка потянется за ним прямо внутри тебя, и ты будешь видеть прекрасные сны, пока он в тебе обустраивается. Я даже завидую тебе, лапа моя, это ведь для меня месяц пройдет, а для тебя – годы, целую жизнь проживешь на молочных реках и кисельных берегах, мужа там хорошего встретишь, детишек нарожаешь, может даже станешь великой княгиней. А потом, когда твое счастье к концу подойдет, вырастут в тебе несколько таких же жучков. И тебе хорошо, и мне прибыль. Это еще не считая обычных спор, которых с два десятка щепотей наберется, ты же у нас девочка сильная, а?

Рассказывая эти ужастики визжащей и рвущейся в разные стороны девчушке, он потер пальцами, создавая два маленьких оранжевых шарика. Потом одной рукой достал из кармана какой-то грязный комок, сжал его в ладони – от кулака в сторону шариков потянулись оплетающие их синие нити.

– Смотри, ради тебя стараюсь, глупышка, – хозяин упорно все внимание уделял моей новой подружке. – Это ж синяя смерть, только название страшное, а на самом деле – главный друг каждого колдуна, и потоки в нужное русло направит, и грибу развиться даст как надо. А чтобы ее добыть, знаешь, сколько мне пришлось людишек невинных погубить, измененным скормить? Ой много, лучше не знать тебе. Ну да кто их считает, сиволапых. Волю им дали, значит, на одну доску с благородными поставили. Нет чтобы как в Империи, или в царстве Куэйо, знали свое место, так ведь лезут с рылом своим в калашный ряд.

Политические взгляды нашего оппонента меня не слишком волновали. Ну еще один отмороженный на всю голову, таких везде полно, во всех мирах. А вот то, что он делал – очень даже волновало. Один из жучков-паучков был посажен на оплетенный синими нитями шарик. Поерзав на нем, он зацепил нить и стал тянуть ее вниз, прямо в глаз девчушки. Та уже даже не визжала, хрипела от ужаса, пыталась крутить головой, но та словно приклеилась к спинке кресла.

Спустив синюю паутинку почти до лица пленницы, паучок спустился по ней, цепанул за конец и зарылся в уголок глаза, таща нить за собой. Первое время виднелся бугорок, шевелящийся под роговицей, но потом и он пропал, а еще через несколько секунд девушка замолчала и внезапно улыбнулась, уставившись в одну точку.

– Ну вот, – Тятьев вытер несуществующий пот со лба, вздохнул. – Первый ушел, стало быть. Теперь ты на очереди, Марк Травин.

Оранжево-синий мячик для пинг-понга завис прямо над моей запрокинутой головой. Вращая глазами, я наблюдал, как второй паучок спускается теперь уже в мой глаз. Вот он оперся лапкой о веко, переполз на роговицу, таща за собой синюю нитку. Ощущение было такое, словно сделали анестезию, глаз резко потерял чувствительность. Паучок пробрался прямо в зрачок, появилось слепое пятно, потом короткий укол – и оно пропало.

– Вот и славно, – наш мучитель потер ладони, потом встряхнул, создавая один большой оранжевый шар, от которого потянулись жгуты к нашим шарикам. – Теперь спите, дорогие мои, смотрите сладкие сны, наслаждайтесь долгой ненастоящей жизнью.

На это пожелание я ничего не ответил, только тупо улыбнулся и вперил взгляд в трещинку на стене. Странно, но никаких волшебных ощущений не было, паучок ползал у меня где-то в мозгах, пытаясь оплести синей паутиной лобные доли, и по словам хозяина, я уже на седьмом небе от кайфа должен быть. Но не был, прекрасно все чувствовал, только заморозил мышцы лица, чтобы не выдать себя.

Тятьев еще немного полюбовался нами и тихонечко, словно стараясь не разбудить, прикрыл за собой дверь.

И тут проснулся мой пространственно-портальный модуль. Как всегда – очень вовремя. Обрадовал меня, что новый объект изучен и взят под контроль. И действительно, паучок замер, потом дернул лапкой и окончательно затих. Синяя нить потускнела, съежилась и оборвалась где-то в десяти сантиметрах от лица, покачиваясь в воздухе, словно настоящая.

С одной проблемой при помощи встроенного в мой мозг рояля я разобрался, но на самом деле это была хоть и важная, но не самая главная помеха. Кресло все еще надежно держало меня в своих мебельных объятьях, и выпускать не собиралось.

Я подергался, посмотрел на соседку – вдруг тоже притворяется, а на самом деле совладала с подселенцем, но нет, все также сидела с широко раскрытыми глазами и тупо улыбалась стене, значит, помощи от нее сейчас ждать бесполезно. Внимательно осмотрел символы. Точно такие же были на той клетке, в которую нас поймал лже-купец на складе. Помнится, тогда я так и не смог ее взломать, только вот призрачная рысь смогла, которая на рысь ну вообще не похожа. А рысь держала в плену вот эта самая синяя смерть. Логика слабая, но попробовать стоило.

Жгут от центрального, оранжевого шара шел к моему шарику с видимым натягом, словно опутанный синими нитками мячик пытался оторваться. Конструкт я не мог создать, они сразу развеивались, но кто мешал мне применить чистую силу. Сам жгут проходил где-то в метре от моей руки – практически предельное для меня расстояние. Но я очень постарался. Где-то на сороковой попытке, когда конструкт снова развеялся, а энергия впиталась в жгут, он дернулся и чуть удлинился.

Со жгутом я провозился не меньше двух часов, прислушиваясь, нет ли звука шагов за дверью. Но хозяин этой грибной фермы, видимо, посчитал свою миссию выполненной и надолго к нам интерес потерял. Более того, вообще никто мимо нашей двери не проходил за это время, ну да, кормить не надо, паучки обслуживают сами себя, фитолампа горит исправно, чего дергаться-то понапрасну.

На исходе второго часа жгут растянулся настолько, что кончик синей нити оказался на уровне подлокотника. Осторожно, чтобы не промахнуться, я качнул кресло. Где-то на седьмой или восьмой раз синяя паутинка таки зацепила горящий красным символ. Он вспыхнул и с хлопком исчез.

Ура, счет 1:0!

Следующий час я провел, раскачиваясь и елозя по полу. Кресло было тяжелым, но, по счастью, его не догадались привинтить к полу, так что оно свободно перемещалось в нужных мне направлениях, символы один за другим гасли, и наконец я одолел последний, восьмой.

Вместе с его исчезновением исчезли и невидимые путы, сковывающие движения, и возвратилась способность создавать заклинания. Первый шаг я сделал, оставалось пройти всю дорогу. Вот только куда эта дорога ведет, и какой она длины, я и понятия не имел.

И вообще, беспечность хозяина этого места была подозрительной. Если бы я захватил пленников, вкатил им дозу пауков и оставил одних, то обязательно поставил бы охрану или сам бы наблюдал удаленно. Да что там, маячок навесить на человека – раз плюнуть. Причем не фигурально, некоторые маги, насколько я знаю, так и делали. Слюной – собственная жидкость, она надежнее всяких других схему держит.

А тут ни видимых камер, ни невидимых, совершенно обычная комната, даже защитных заклинаний нет. Я обошел ее по периметру, тщательно обследовал, ничего. По моим расчетам, давно уже должен был ворваться хозяин и пригвоздить меня обратно к креслу, заклинания-то исчезли, но нет, не было никого. Промаявшись так с полчаса, я остановился перед выбором. Идти одному, или взять с собой свою новую подружку.

Подружка все так же сидела и улыбалась, как манекен. У обычного человека роговица давно бы превратилась в сухую сморщенную тряпку, а она ничего так – даже не моргнула ни разу. Синюю нитку я с нее снял бы, не вопрос. Для проверки зажег светлячок и уничтожил еще несколько сантиметров тонкого жгутика, местное смертельное заклинание отлично нейтрализовалось определенным спектром. Но вот что делать с паучком, я не знал – у девочки-то не было моего рояльного модуля, а сам я пока нейрохирургию опасался практиковать. Сколько там сказал этот местный доктор Менгеле? Неделю, пять дней? Думаю, за это время я успею что-то сделать. В худшем случае – займу место рядом. Для очистки совести положил Злате ладонь на лоб. Прислушался к ощущениям. Нет, не совладать мне с этой пакостью, но кое-что я сделать все же смогу, вдруг поможет и пригодится. По крайней мере, если девочка вдруг очнется, то страдать почти не будет.

Оказавшись в большом зале, я огляделся. Все двери казались одинаковыми. Назначение первой, второй и третьей по нашей стене я знал – их мы уже открывали. Из четвертой я вышел только что. Остальные двери, по идее, тоже вели в какие-то помещения, из любопытства можно было посмотреть, что там творится, но, поразмыслив, я решил с этим не торопиться. Главное, это выход найти.

Из зала было два выхода. Первый – в который мы вошли, пройдя недолгий путь от темницы, и второй, еще неизведанный. Обратно в тюрьму мне не хотелось, скучно там и неуютно, поэтому шагнул в широкий проем и оказался возле винтовой лестницы, уходящей вниз. Оттуда отчетливо потянуло магией, причем не всплесками, как когда кто-то колдует, а мощным таким фоном, словно какой-то источник концентрации пси-энергии находился прямо подо мной.

Идти вниз было страшновато, но и оставаться на месте не хотелось, лучше уж встретить опасность лицом к лицу. Проверил состояние моего оборонительно-наступательного снаряжения – показатели заряда чуть выросли, но на такой мизер, что использовать их полноценно было нельзя. Но на один удар, если что, должно было хватить. Время возврата тоже изменилось на несколько минут, и это за три часа моих мучений, совершенно нерациональное использование магии.

Я глубоко вдохнул, резко выдохнул и сделал первый шаг вниз по лестнице.

Глава 9

Узкая винтовая лестница, казалось, никогда не закончится. Я спустился уже метров на пятьдесят, а ей конца и края видно не было. Энергетические линии, редкие поначалу, слились в стену, окружавшую лестницу, словно колодец. Оранжевые искорки хаотично вспыхивали и гасли. Хоть за этот день я и пережил многое, казалось, это были лишь чистилище перед входом в локальный ад. Скрежет металлических ступеней и звук капающей воды добавляли жути в и так депрессивную обстановку.

Поглядев вверх, я пожалел, что не пошел обратно в тюрьму. Макароны там не давали, но хотя бы было привычное квадратно-гнездовое горизонтально ориентированное пространство, а тут – труба в бездну.

Спускаться пришлось еще метров тридцать, потом лестница неожиданно закончилась. Ступени уходили вниз и дальше, только вот пройти было нельзя – путь вниз преграждала плита. Бетонная.

Я оказался в очень просторном помещении. Настолько просторном, что края видно не было – ровный бетонный пол уходил куда-то в полумрак. Неясный свет шел с потолка, но чем дальше от лестницы, тем он становился тусклее. Кстати, лестницей-то почти не пользовались, толстый слой пыли лежал на ступенях, и мои следы выдавали меня с головой. Странно, но там, наверху, я такого не замечал, возможно, есть промежуточный этаж, который я проскочил. Оранжевая сеть примерно с половины спуска стала настолько плотной, что вполне мог бы и пропустить.

Второй раз в этом мире я вспомнил Нила Армстронга, и второй раз – к месту. Вот так же на Луне он опустил ногу в лунный реголит, или что там на поверхности спутника Земли лежало, и сделал шаг, оставив отпечаток ботинка. Судя по толщине слоя пыли, мой отпечаток имел все шансы пережить американский. Бетон вообще очень сильно пылит, если его не покрывать специальными пропитками, а тут, видимо, с этим не заморачивались.

Стены справа и слева от меня были в зоне видимости, ничего интересного – обычный красный кирпич, ложковая кладка без тычковых рядов, словно поверхность просто облицевали. Ни дверей, ни окон, такой длинный-предлинный неухоженный коридор. И только сделав первый шаг, я понял, что было неправильно, по неясным ощущениям. Коридор шел с наклоном вниз.

Все ниже, и ниже, и ниже, и ниже, и… Эту старую песенку я напевал вначале, первые несколько минут, а потом надоело. Сначала прямой, коридор начал заворачивать, фактически я шел по широкому пандусу, описывающему, судя по карте, круг диаметром в километр. Угол наклона был такой, что через десять минут, пройдя четверть круга, я спустился метров на пятьдесят. И тут мне встретилось первое препятствие.

Массивные черные столбы в количестве семи штук стояли, преграждая мне путь, словно часовые. Абсолютно гладкая матовая поверхность, никаких символов или оранжевых нитей, однако веяло от них чем-то нехорошим. А главное – сразу за ними пыль исчезала. Было видно все неровности и шероховатости бетонного пола – все так же не покрытого ничем, но тем не менее чистого. Огляделся, похлопал себя по одежде, знаю я способ определить, есть опасность или нет. В фильме по Индиану Джонса видел. Кроме небольшого запаса монет, в карманах ничего бесполезного не было. Эх, была не была, запустил небольшой плазменный шарик между центральными колоннами.

Плазмоид пролетел беспрепятственно, растворился в темноте. Да, ошибся я, это здесь кидаются энергетическими структурами прямо от руки, а у меня-то она возникла уже за границей, обозначенной колоннами. Обозначил точку переноса чуть ближе и запустил снова. И опять – неудача, точнее говоря, нулевой результат.

Пришлось снова искать что-то материальное. Не найдя в себе желания расставаться с собственными вещами, подошел к стене и выломал кирпич – для этого его пришлось подрезать из стены, кстати, так себе раствор, цемента пожалели, уж я-то знаю, навидался всего, когда дачу мне строили. Опытные мастера-гастарбайтеры, которых отец по критерию «подешевле» нанял, бетономешалку принципиально игнорировали, а может просто не нашли. Сперва они налили в корыто воду, потом размешали в ней черенком лопаты цемент, затем насыпали песок и снова чуток перемешали, и вот на такую смесь собирались класть мне первый ряд кирпичей на фундамент. Надо было с них цену материала взять, но я добрый, просто выгнал взашей.

Тут придерживались, видимо, схожих технологий, так что кирпич из швов я выломал без труда.

Отломил половину, размахнулся и бросил все туда же, между колонн.

Оранжевый жгут, словно хлыст, стеганул по куску кирпича, превращая его в глиняную пыль. Пыль эта, не успев осесть на пол, была втянута в колонну. Я поежился, представив, как вот такой столб сначала разделывает, а потом пожирает меня, и решил не рисковать собственным здоровьем, пока все не обследую тщательно. Следующие десять минут экспериментировал, заворачивая куски кирпичей в слои защиты, пока не добился того, что кусок только вздрагивал, но продолжал лететь дальше. И задумался, точнее говоря, прикинул собственные силы.

Необходимый щит по емкости был почти на пределе моих возможностей. Откуда вылетал жгут, я определил методом ненаучного тыка – из каждого нечетного столбца. А пыль втягивалась в четный. Но проблема была не только в том, чтобы пройти дальше. Если за этими колоннами меня ждет что-то опасное, обратно вернуться будет проблемой. Трудности – они ведь по нарастающей обычно идут.

Хорошенько подумал, обозвал себя дураком и прошел между седьмым столбом и стеной. Стегануло знатно, часть кладки снесло в труху, меня тоже швырнуло, правда – в нужном направлении, я прокатился по твердому полу, поднялся – пыль от кирпичей всасывалась в шестой столб, но не вся, та, что у стены, пока лежала.

Идти по чистому покрытию было приятнее – пыль не поднималась при каждом шаге, следов не оставалось. Потолок все так же подсвечивался, заметно было, что при моем приближении яркость увеличивается, а при удалении – уменьшается. Вполне возможно, что кто-то за мной следил, но если всех бояться, то и вообще лезть не стоило во все эти катакомбы.

Размышляя об этом, я спокойно прошел еще четверть круга. И уткнулся в ряд из семи колонн. А за ними виднелись мои собственные следы. Была здравая мысль пройти обратно, дойти до винтовой лестницы и поискать другое развлечение, но любопытство – оно не только кошек губит, а еще и некоторых не туда попадающих товарищей. Так что я сверился с картой, да, точно, то самое место, четверть круга, и не прекращая наблюдать за перемещением на ней, отправился в обратный путь.

Переход происходил ровно на середине пути. Вот я иду в одну сторону, а через мгновение – в обратную. Причем происходило это только со мной – кусок многострадальной кирпичной кладки, отправленный в полет через условную линию отражения, спокойно пролетел дальше и валялся на бетонном полу. Всего в десятке метров, но пройти этот десяток я не мог, хотя старался – пятился назад, перекатывался по полу, прыгал, словом, всякой хренью занимался, только без толку.

Обследовал стены, пол и потолок – никаких следов заклинаний не было. Однако что-то упорно отправляло меня назад.

Записал видеоряд, но не смог засечь промежуточное состояние между тем, как я иду в одну сторону, и тем, как возвращаюсь обратно. Одно было странно – я даже прочертил кирпичом линию на бетоне – обратно я возвращался, только когда заходил за линию полностью.

Так я смог практически целиком переползти на ту сторону, оставив за линией кончик пальца. Но только подтянул его к себе – тут же оказался на своей половине.

Решение пришло спонтанно. И в принципе оно было вполне логичным, только кто-то вместо того, чтобы подумать, занимал себя бесполезной деятельностью и физическими упражнениями. Обломок кирпича отлично подошел для эксперимента.

Я поставил на него метку, и тоненькая следящая нить соединила мою ладонь и кусок обожженной глины. Потом практически на цыпочках я перешел красную линию, и ура, обратно меня не откинуло, видимо, неведомое заклинание считало, что я пока еще частично на этой стороне. Красный камешек остался лежать на моем старом маршруте, а я вступил на новую территорию. Что произойдет, если разорвать нить, я очень хотел узнать, но рисковать не стал. Ну нафиг, обратно вернуться всегда успею.

В приподнятом после решения задачки настроении я прошел еще четверть круга – нить послушно тянулась за мной, помнится, Шуш гулял по городу, и я видел его на своей карте в нескольких километрах от себя, так что в эту игру с меткой я мог тут играть еще очень долго.

Так что появившиеся семь колонн не слишком меня расстроили. Легкомысленно предположив, что характеристики одинаковых с виду объектов тоже одинаковы, я наложил на себя щит и прошел через препятствие по проторенной дорожке. Оранжевый жгут, стеганув по мне, перерубил следящую нить.

Назад я не отправился, и это было хорошо. Но вот то, что способ быстрого возвращения теперь не сработает – это было плохо. Впереди меня ждала еще половина кольца.

Я неторопливо брел по коридору. Он ощутимо сузился, от двадцати с лишним метров осталось едва ли четыре, и кажется, еще немного, и я смогу, разведя руки, спокойно доставать до стен. Ну как спокойно – по кругу я бродил уже больше трех часов. Путь все так же уходил куда-то вниз, я уже намотал третий круг и спустился почти на полкилометра, казалось, этой дороге конца-края не будет. Поэтому глухую стену, преграждающую путь, и небольшую дверцу рядом с ней я встретил с радостью, хоть какое-то разнообразие. На удивление дверь легко поддалась, распахнув створку, я оказался в небольшой комнате все с тем же светящимся потолком. Обшитые каким-то темным деревом стены, паркет на полу и резной диван в углу – все это после бетонно-кирпичного интерьера прямо-таки ласкало глаз.

Дверь захлопнулась – я оглянулся, позади меня была деревянная стена, без малейших признаков створки и проема.

А вот на противоположной стене появилась другая дверца. Маленькая, где-то шестьдесят на шестьдесят. В американских домах их специально делают для домушников, чтобы те не ломали замки в нормальных дверях и не били окна, в фильме «Один дома» показано, как эти проемы правильно использовать. Свет на потолке стал гаснуть, я поспешил зажечь светильник. Сначала один, потом еще три, развесил их по углам, и вовремя. Маленькая дверца приоткрылась, потом распахнулась, и через нее в комнату с трудом пролез волк. Огромный, с синими огоньками в глазах.

Сначала я даже подумал, что это мой старый знакомый, тот, который жевал мой такт-ботинок, но так и не прожевал. А потом волк прыгнул, и мне стало не до посторонних мыслей.

Челюсти лязгнули у меня перед лицом, обдав смрадом, я уклонился, перекатился влево и бросился к дивану, ставя щит. Вовремя – волк врубился в него со всей силы, увлекая своей тушей и меня. Не меньше ста двадцати кило мышц против семидесяти пяти моего мозга.

Все попытки прокусить выставляемые щиты провалились, но волка это ничуть не смущало. Он рвал несуществующую плоть, не обращая внимания на мои физические удары и совершенно игнорируя магические – заряды просто стекали по шкуре. Зато он с успехом возил меня по полу, и я успел перепачкаться в стружке, когти волка легко снимали ее с деревянных покрытий. Пока боролся, вспомнил, как разбирался с тем, первым волком, и мысленно обозвал себя дураком.

Первый светляк нужного спектра заставил волка отпрыгнуть. В отличие от своего собрата, он не завизжал, не поджал хвост, а приземлился на четыре лапы, пригнул голову и, злобно оскалившись, вперил в меня взгляд своих сине-искристых глаз.

– Получай, фашист, гранату, – выкрикнул я и разразился роем светляков. Теперь игра шла по моим правилам, волк вертелся, стараясь убрать морду от ненавистного света, и это ему удавалось. Вот только меня он выпустил из поля зрения. А зря. Заняв зверюгу иллюминацией, я подошел к нему, вытащил дерринждер, который у меня никто не удосужился отобрать, и выпустил несколько выстрелов прямо в ухо.

Голова зверя откинулась в сторону, он дернулся, бессильно лязгнул зубами в воздухе, свалился на пол и затих. Только задняя лапа дернулась пару раз. Синие огоньки горели в глазах, но одного светляка на каждый хватило, чтобы они потухли.

А потом я со злости шарахнул плазменным шаром по той стене, откуда вылез волк. Деревянная обшивка разлетелась вместе со стойками, на которых держалась, горящие куски досок отлетели куда-то вглубь.

Вдарил таким же зарядом по той стене, на которой была раньше дверь – но тут меня ждало разочарование, заряд стек по доскам, словно перед ними стоял щит. Хотя я мог бы поклясться, что никакого щита не было. Еще раз пробовать не стал – раз мне показывают путь вперед, я иду вперед. И держитесь там, денег с собой нет, зато есть большая куча дури и злости.

Идти, правда, пришлось недолго, миновав небольшой коридор, усыпанный горящими обломками, я оказался в большом круглом зале с вытянутым вверх потолком. Белоснежный пол, казалось, был сделан из цельного куска мрамора, никаких щелей или границ плиток. По периметру стояла мебель явно практического назначения – шкафы с какими-то камнями, столы с химическим оборудованием, просто столы, заваленные бумагами, коробками и свертками. И прямо напротив меня – резной рабочий стол, а за ним глубокое кресло. А в кресле – мой недавний знакомый.

– Марк, проходи, – радушно махнул он мне рукой, – бери любой стул, садись. Как дошел? Никаких трудностей не возникло?

– Нет, – пробурчал я, но стул взял. И сел метрах в двух от стола. Правда, пришлось препятствие в центре зала небольшое обойти, а так пустое пространство вокруг, сколько его пропадает.

– Ну и хорошо, – Тятьев сложил пухлые ручки домиком. – Сразу видно Олегову породу, как ты с волком измененным расправился, я аж похлопал тебе, жаль, ты не видел. И с зеркальным отражением совладал. А вот стенку зря разнес, убирать потом тут придется, а уборщики – они знаешь какие? Сам их боюсь.

Я промолчал. Что сказать-то, ну развлек хозяина этой душегубки. А дальше что?

– А дальше, – словно читая мои мысли, улыбнулся княжич, – у тебя есть два выхода. Или ты отправляешься обратно на колдовскую грядку, и там со второй, или с десятой попытки я в тебе этот гриб все равно проращу, из принципа, сам понимаешь – задето мое самолюбие, ты единственный, с кем это не получилось. Тут уж не в деньгах вопрос, а в интересе. Да?

Пожал плечами. Вариант этот мне не очень нравился.

– Вижу, неохота тебе в сладостных грезах время проводить. Ну что сказать, хвалю, растительное существование не для творческих натур вроде нас, правда? Ну а второй вариант – пойдешь ко мне на службу. Колечко твое серебряное тут не работает, а если понадобится, снять я его смогу легко, тебе кто его на палец нацепил, Росошьев? Сильный колдун, но профессия – дело такое, что нужно постоянно заниматься, а не размениваться на всякие канцелярии мелких князьков. Ну как, согласен?

Я кивнул головой. А какой еще тут выход, что-то придумать можно, только если остаешься в живых.

– Вижу, – Тятьев улыбнулся, – уже сейчас думаешь, как бы меня потом обмануть. Тут ведь такое дело, Марк, отсюда такие как ты выходят или в виде грибных спор, или в виде трупа, скрывать не буду. Но вот здесь, внутри этого всего, можно жить долго, очень долго. А там, глядишь, и втянешься. А когда вот душой к делу прикипишь, то и обманывать, и предавать не нужно будет, поймешь, что в принципе обычным делом тут занимаемся, не хуже и не лучше, чем другие. Вот тогда и во внешний мир тебе можно будет выйти, с легкой душой. Ты же не видел многое, думаешь, мир он один такой, а вот и не так. Еще благодарить меня будешь. Мы с твоим прадедом, Сергеем Олеговичем, друзья такие были, что не разлей вода, в память о нем и я тебе добро сотворю.

Он легко встал с кресла, подошел ко мне, похлопал по плечу.

– Пойдем, покажу. Тут, – он обвел рукой зал, – сердце моего поселения. Только я сюда спускаюсь, ну вот ты еще добрался. Как от грибницы избавился, потом расскажешь, да под кристаллом правды, а пока смотри.

Он поманил меня рукой, мол – за мной.

– Вот здесь, – мы подошли к одному из столов, где были разложены разноцветные камни, соединенные вырезанными в дереве канавками, – основной механизм нашей деревеньки. Как ты уже понял, а может, нет, находится она чуть в другом пространстве. Больше скажу, даже в другом мире, ты не знаешь, но такие тоже есть, мы вот не можем по ним путешествовать, но это не значит, что не могут другие. Но это не важно. Смотри.

Он передвинул два камня, синий и голубой, по часовой стрелке, а зеленый с красным поменял местами.

– Это – портальное окно. Вот сейчас я приготовил его для переноса в наш, настоящий мир. Обычно там полянка, которую ты видел, но стоит мне активировать этот механизм, как место полянки займет центр нашей деревеньки, Полесной. А если я сделаю так, – и он убрал красный камень со стола, – откроется небольшой портал, куда могут пройти несколько человек. Или повозка твоя, кстати, до сих пор в лесу стоит. Но если сговоримся, перевезешь ее сюда, будешь по улицам ездить, Полесная-то не маленькая, ты только часть ее видел, а так – на версту раскинулась деревенька, тут полно народу живет. И представляешь, дурни, думают, что в своем мире они, вот только дороги перекрыты и война идет, а я вроде как их защищаю от вторжения злобных врагов. Ну и ладно, быдло сиволапое – что с него возьмешь. Расплодились, не убивать же их всех сразу, вот поставлю производство спор на поток, тогда и до них очередь дойдет. Пошли дальше.

И мы пошли. Медленно обходя залу, я узнал, как споры грибов погружают в спячку, а потом упаковывают. Как создаются новые реагенты, более действенные, позволяющие увеличить выход спор с одной посадки.

– Раньше и десятка щепотей с трудом набирали, – с гордостью поведал мне Тятьев, – а сейчас до двадцати спокойно с одного. Это с нами, колдунами, возни много, а простой человек – он на натуральной пище выращен, здоров, вот и гриб таких любит, и развивается хорошо, до определенной стадии.

Когда мы дошли до плавающих в банках частей тела, я думал, меня стошнит. Но нет, магическим усилием подавил позывы и дослушал-таки лекцию до конца.

– А вот здесь, – Тятьев подвел меня к середине зала, где возвышался силовой купол, – сердце, так сказать, моего владения.

Он щелкнул пальцами, купол пропал, передо мной на полу темным металлом была выложена семилучевая звезда, с голубым кристаллом посредине.

– Прадед твой, Сергей, откуда-то привез, а потом и сам сгинул. Вот Олег Всеславич мне и отдал, знал, я всякие диковинки люблю. Никто не смог этот камень заставить работать, а я смог.

Тятьев гордо приосанился. Видно было, что его распирает от собственной важности.

– Эти все ученишки и колдунишки зубы обломали об камешек, только я понял, как его пробудить. Синяя смерть – универсальное средство, которым почему-то мало кто пользуется, а ведь при правильном применении такие чудеса творит, куда там кругам этим. Так вот, стал я с этим камешком опыты проводить, и перенесся куда-то. Сначала страшно было, а потом вот, – он развел руки, – до чего дело дошло. Правда, наружу, в тот мир, ходу нет, барьер стоит, только кусочек пространства удалось подчинить, но это ведь только начало, Марк, сколько времени еще впереди. Все, что нужно – жертвы, а значит, золото. Золото – это красная пыль. И когда-нибудь мы перенесемся с тобой в другой мир, и в третий, и дальше. А там – бессмертие, там – власть, какой здесь никогда не будет. Да ладно, власть, это же на какие вершины в колдовском искусстве мы поднимемся, всем носы утрем. Князья великие в пол нам кланяться будут, бородами своими грязь мести. Кичатся своим первородством, носятся с ним, вот они у меня где все вскоре окажутся.

Он вздохнул, разжал кулак, махнул рукой.

– Иди, посмотри, можешь даже потрогать. Это ведь в какой-то мере и твое наследство. Не бойся, камень надежно закреплен, тут только я могу с ним что-то сделать.

Я кивнул, подошел к кристаллу, сел на корточки. Ну да, похожий мне дядя Толя показывал, только этот какой-то неправильный, словно…

«Обнаружен портальный маяк, – всплыло сообщение. – Повреждения – критические. Возможность восстановления работоспособности – отсутствует. Есть возможность интеграции. Выполняется».

Даже сделать ничего не успел, как из моей груди выстрелила черная нить и впилась в кристалл.

Глава 10

– Ну что ты там застыл, наследство разглядываешь? – позади меня хохотнул Тятьев.

А вот мне было не до смеха. Тело в буквальном смысле парализовало, я даже моргнуть не мог. Только внутренним зрением наблюдал, как по тонкой черной трубочке в мой мозг прямо через артерию перетекает непонятная субстанция. Противная такая, она впитывалась височной долей, растворялась в ней. Казалось, кто-то щекочет мою черепную коробку изнутри – отвратительное ощущение, но ничего поделать я был не в состоянии.

– Эй, – княжич забеспокоился, – друг ситный, ты там не уснул часом?

И тут зал сильно тряхнуло.

Меня, вот уже третий раз за день, бросило на пол, прямо на септаграмму. Способность двигаться вернулась, только слишком уж поздно – мои ладони буквально прикипели к металлу звезды, ни боли, ни жжения – их просто притянуло, словно магнитом. Я оказался в буквальном смысле лежащим ниц прямо перед кристаллом, чуть ли не носом в него уткнувшись. И поэтому мог наблюдать за тем, что с ним происходит, практически без помех.

На кристалле появилась трещина. Очень тонкая, она отделяла примерно треть камня. На пентаграмме зажглись синие символы, два из них оказались под моими ладонями и просвечивали сквозь плоть.

– Что ты натворил! – Тятьев, которого тоже слегка потрепало толчком, бросился ко мне, попытался оторвать от пола сначала одну руку, потом вторую. – Что ты сделал с камнем, дурак?

На камне меж тем появилась вторая трещина. Она шла вертикально, соединяясь с первой. Символы разгорелись ярче, зал снова заходил ходуном, на столе с механизмом перемещения взорвался один из кристаллов, кажется – зеленый.

Княжич оставил попытки убрать меня с септаграммы и что-то активно магичил. Я чувствовал, как нарастает давление, оранжевые линии окружили нас со всех сторон и складывались в какой-то узор. На секунду притяжение металлической звезды прекратилось, я быстро отполз в сторону. По лицу Тятьева катился пот, он заставлял то один, то другой символ гаснуть, но остальные разгорались все ярче, а те, что погасли, загорались вновь. Раздался треск – семилучевая звезда начала поворачиваться прямо в полу, кроша мраморное основание.

Тятьев бросился к своему механизму, переставляя камни, тряска немного стихла, он переместился к кристаллу – первый раз я видел, как телепортируются в одном помещении, вот княжич стоял у стола, а тут уже – рядом со мной, положил ладонь на кристалл, надавил.

Энергетические потоки вокруг нас дрогнули и сложились в сложные геометрические фигуры – многоугольники, вписанные друг в друга в различных плоскостях, начали по одному срываться, впитываться в руку колдуна, а оттуда – перетекать в кристалл. Вытянутость зала поплыла, пошла волнами, реторты с какими-то жидкостями взрывались, то там, то здесь возникали очаги пожара, но Тятьеву все это было до лампочки, он упорно собирал конструкты, запихивая их в портальный маяк.

Не меньше десяти минут он простоял на коленях возле камня. Толчки стали тише, а потом и вовсе перестали, синие символы гасли один за другим, на лице княжича появилась улыбка. Он уверенно брал под контроль кристалл, тот явно стабилизировался, трещины почти исчезли, а конструктов оставалось еще больше половины. Новые уже не появлялись, видимо, все силы колдуна шли на восстановление камня.

Наконец, трещинки исчезли, Тятьев тяжело поднялся, видно было, что колдовство далось ему нелегко. Руки дрожали, на лбу появились глубокие морщины, и вообще он как-то постарел, осунулся, из дышащего здоровьем живчика превратился в изможденного старика.

– Это ты, – он ткнул в меня костлявым пальцем, – ты! Ты это сделал. Не знаю, как, но тебе конец.

Он попытался притянуть очередной конструкт, с трудом ему это удалось, возле ладони княжича начало формироваться какое-то убойное заклинание. Тятьев-старший вливал в него остатки своих сил, видно было, что это прямо вытягивает из него жизненную энергию, но он упорно все колдовал и колдовал. Я оглянулся – бежать было некуда, вокруг только разбитая мебель и посуда, валяющиеся обломки, стена и потолок застыли складками, выхода видно не было. Видимо, мне действительно пришел конец, от заклинания такой силы мой щит не спасет.

Гримаса на лице Тятьева должна была означать улыбку – он почти справился и теперь не торопился, докладывая последние штрихи на схему, когда голова его отделилась от тела.

– Получи, падла, – выдохнул я, подкидывая на ладони рукоятку тактического клинка, энергии, отобранной у волка, хватило на единственный удар. И тут же пожалел об этом.

С противным скрежетом, словно по мокрому стеклу вели пальцем, кристалл в центре семилучевой звезды рассыпался. Все символы одновременно зажглись ослепительным синим цветом, пол ушел у меня из-под ног, и я провалился куда-то в темноту, теряя сознание.

Очнулся от того, что кто-то осторожно шлепал меня по щекам. Открыв глаза, я увидел сначала пенсне, а потом – и всю физиономию своего начальника.

– Очухался, – ласково сказал тот. – Вставай, герой, хватит валяться.

Я поднялся, покряхтев – надо же показать, что раз герой, то подвиг отнял много сил, но никого, видимо, этим не впечатлил. Розумовский, увидев, что встаю, тут же убежал куда-то, а все остальные вокруг были заняты. Да, и этих остальных было много – и серые, и черные, и даже красные камзолы, таких я не видел еще.

Все, что было до взрыва, помнил отлично, но сознание я терял в помещении, а в себя пришел на свежем воздухе. Знакомые стены Полесной, за которыми я прятался во время магической драки, возвышались метрах в сорока от меня, на месте ворот зиял пролом, башенки были частично обрушены, да и самим стенам досталось – все в трещинах и сколах, со следами мощных ударов. Через них виднелись какие-то домишки, бродили люди, плакали дети, визжали женщины, их сортировали, сгоняя в небольшие колонны, и куда-то уводили. Часть строений дымилась, мимо меня поволокли за ногу стражника, судя по пустым глазам, глядящим в небо, он был мертвый совсем. Еще несколько тел валялось возле пролома.

– Барин, живой, – сзади на меня накинулись и начали душить. – Барин вернулся.

– Будешь так горло сжимать – ненадолго, – прохрипел я.

– Простите, барин, – Шуш отступил на шаг, аккуратно стряхнул снег с моей куртки. – Радость-то какая, уж не чаяли вас найти.

– Я тоже рад тебя видеть, – честно признался я. Приятно, когда хоть кто-то тебя ждет и надеется увидеть. – Что произошло-то?

– Так ведь пропали вы, с княжичем и боярином, стольниками приказными, – Шуш осматривал меня, видимо стараясь найти несовместимые с жизнью увечья. – Два дня как. Все княжество на ушах стоит, как из сыскного приказа дьяка нашли в вашей повозке, да следы, а потом они пропали. А начальство ваше уж как рассердилось, а потом тут эта анармания…

– Аномалия, – машинально поправил я.

– Она самая, барин. Так кого только сюда ни понагнали – и колдовских, и сыскных, и наши тут. И ничего, никаких следов. Уж и отчаялись, а потом бах – и деревенька из ниоткуда появилась, да еще с укреплением посередке. Тут уж даже княжья стража прибежала, вон они, красные, шастают везде, – Шуш сплюнул. – Говорят, каких-то людей внутри нашли, важных, так что вон даже боярин Росошьев примчался, а то и князь даже сам будет, хотя врут, наверное. А с повозкой вашей все в порядке, я уже проследил, лихоимцы эти колдовские хотели ее забрать на какие-то исследования, так нет, не отдали мы. Только дьяка оттуда вытащили, он двое суток спал, еле разбудили. Кто-то заколдовал его, чтобы не просыпался, вот.

Я поморщился. Ну да, переборщил чуток, а что он с разговорами лез, водителю мешать нельзя.

– Так людей-то внутри спасли?

– Не знаю, барин. Лекарь наш, Мирон Ипатич, только руками разводит, говорят, какой-то колдун аж из Смоленского княжества сюда приехал, очень ученый, цельный князь.

– Это хорошо, – я даже чуть порадовался. Выходит, девчушку эту спасти могут, то, что один колдун нахимичил, другие исправят. – Так говоришь, повозка моя в целости и сохранности?

– Как есть, – ударил себя в грудь Шуш, мол, самолично заботился, – она прямо у дороги как стояла, так и стоит, только оттащили ее немного в сторону, чтобы людям не мешать. Уж очень много этих людей тут набежало, прям жуть.

– Дьяк сыскной в ней?

– Проснулся давно, бегает, руководит. Ох и шустрый, вроде спит-спит, а как вскочит, не догнать.

– Ну и ладно. Вот я что думаю, слишком много здесь народа бродит, тесно. Давай-ка потихоньку уйдем отсюда, чего толкаться, мешать важным делам. Где, говоришь, повозка?

Шуш ткнул пальцем, я развернулся в нужную сторону и быстро зашагал прочь от этого нехорошего места. А то герой-героем, а как ни крути, я – свидетель. А свидетели, по моему опыту прежней жизни, очень часто превращаются в обвиняемых, а там и до приговора недалеко.

На удивление, повозка оказалась в отличном состоянии. И согревающий конструкт, который мне за небольшую мзду Сила поставил, исправно прогревал возок, так что, хоть я и не мерз, но сидеть в тепле значительно приятнее, чем на снегу. Шуш ни в какую не соглашался отпускать меня одного, и Кувалда, поколебавшись, все-таки разрешил своему подопечному с барином до дома сгонять. Но чтобы завтра, как штык, на плацу – было отдано распоряжение, и бедняга, пригорюнившись, полез за мной в повозку.

Время давно перевалило за полдень, так что солнце неумолимо снижалось, пока мы мчали по снежной мостовой, и во двор мы въехали, когда уже почти стемнело. Осчастливив Шуша его законным местом в подвале, впрочем, парень и не собирался возражать – после канцелярской казармы и это казалось ему раем земным, я уселся в кресло напротив камина, уже разожженного, стоило повозке пересечь ограду, и призадумался.

То, что я спасся от превращения в Ленина, который, как всем известно – гриб, это хорошо. Можно занести себе в плюс. А вот в остальном были сплошные минусы.

Тятьев-младший – первая головная боль. С ним у меня были общие знакомые, к примеру – оценщик. То, что его начнут трясти, к гадалке не ходи. А от него и ниточка к дьяку сыскному, что в Славгороде, потянется. С дьяком-то я больше откровенничал, ничего такого вроде не было особо криминального, но кое-какие грешки и делишки, вроде фальшивых банкнот и некоторых операций на грани закона, всплывут.

Вторая головная боль – дядюшка его, колдун-грибник. По местной градации как бы не ко второму кругу относящийся. И тут закономерный вопрос – как это некий Марк Травин, так себе колдунишка, никудышный, пятого круга с натяжкой, от такого монстра сбежал. У меня был на это ответ, продумал, пока в повозке ехал. И раз тепленьким не взяли, то пусть мою версию слушают, а уж поверят или нет – чего гадать.

Третья – Злата, девочка, которой грибницу подсадили. Нет, то что, возможно, ее спасли – это хорошо. Плохо, что она меня видела, все слышала, как там Тятьев-старший распинался про технологию выращивания мухоморов, мы, можно сказать, на одной грядке сидели, так что сдаст меня с потрохами. А где споры особо ценного гриба в том же Марке Травине, спросят дознаватели? Тут тоже надо так ответить, чтобы хотя бы на время отстали.

Ну и четвертая – разборки в колдовском приказе. Они хоть меня прямо достать не могут, но Еропкин, судя по тому, как Фил перед ним чуть ли не на животе ползал – фигура серьезная, и если захочет, наизнанку вывернет. А по всему выходит, что крыса у них в приказе работала. И наверняка подельники есть. Так что твердо держусь версии, что и Тятьев, и Хилков пали смертью храбрых. По сути, так и было – обоих княжич убил. А то, что княжичи разные – так это не моя вина, и уточнять совершенно необязательно.

С этими мыслями и пошел спать, раньше ляжешь – раньше встанешь, а мне на работу к семи. Насчет выходных надо узнать, пятичасовой рабочий день мне должен быть гарантирован.

Следующие три дня канцелярии в лице моего непосредственного начальника, Менелая Феоктистовича Розумовского, и нашего общего начальника, Лаврентия Некрасовича Росошьева, было не до меня. Я исправно приходил на работу к семи – выходного как такового не было, но несколько раз в месяц можно было взять денек на отдохнуть, Трудовой кодекс по этим эксплуататорам плачет. Сидел в той самой комнате, где меня завербовали в отряд охотников за наркоманами – минут пятнадцать, не больше, потом шел в библиотеку, где вместе с книгами получал последние новости. Библиотекарь Модест Всеславич, пока я ему бутылку дорогущего бренди не подарил на праздник Турицы, ни в какую не хотел проникаться ко мне добрыми чувствами, но после выпивки подобрел, так что я был в курсе всех значимых и не очень событий.

Неожиданное появление деревеньки практически проморгали. Поначалу-то, когда мы пропали, туда и сыскные приехали, и прочие – дьяк Лапник с отрядом поддержки подоспел вовремя, а поскольку колдуна у него собственного не было, и следы наши терялись на полянке, он в канцелярию так и сообщил, мол, пропал ваш драгоценный сотрудник, и двух колдовских стольников с собой прихватил. Коллегу своего он, между прочим, так разбудить и не смог. Или старался плохо.

Повозку мою, как Шуш и сказал, к дороге отогнали, чтобы не мешалась, потом это ее и спасло.

До сумерек побродили, нас поискали, а потом вроде как колдун вызванный сказал, что ждать нужно, нет результатов немедленных, ну и уехали все. Оставили только небольшой пост на поляне, если мы вдруг решим вернуться, а нет никого. И спящего Косолапова в повозке – его просто забыли. Да еще камень тревожный оставили, для экстренной связи – пост был из обычных стражников, которых не жалко, если что случится.

Если что случилось на третий день, очевидцев не осталось, стражников из поста этого так и не нашли пока. Только тревожный камень подал сигнал, что происходит что-то нехорошее.

Прибывшие на место порталом колдовские, скучающие по пропавшим стольникам, в компании с Силой, на месте поляны обнаружили небольшое такое поселение, которого тут до этого не было. С охваченными паникой жителями, палящими со стен стражниками и следами портала.

Тут уж завертелось. Со стражниками колдуны сами на месте управились, особенно боярин Ухтомский постарался, засиделся в своем подвале без настоящей работы. Сила снес ворота, почти разрушил башни и начал корежить стены, явно не собираясь останавливаться, но тут в руки колдунам попался чудом выживший стражник, вот они его и выпотрошили. Не физически – ментально. По счастью, стражник оказался не простой, а приближенный к начальству, про делишки темные хоть чуть-чуть, но ведал. И про людей, которых княжич Тятьев приводил в свои владения, знал, и что среди них знатные попадались. А знатные люди – это княжья головная боль, тут уж и всех на ноги подняли.

А там уже и запасы красной пыли нашли, и готовые споры, и людей зараженных. Внутри сопротивления почти никто не оказывал, так что все сделали оперативно. При виде тел, лежащих под энергетическими шарами, приказные колдуны на себя ответственность брать не стали, и вызвали Мирона, а уж тот, увидев, что и из колдунов научились споры получать, сначала хотел закрыть территорию с собой внутри надолго, но потом все-таки чувство самосохранения победило, и дальше дело пошло по княжеской линии. Тем более что девочка, которую Тятьев-старший вместе со свитой к себе приволок, оказалась какой-то там родственницей князя Смоленского. По мне, тут куда ни плюнь, одни родственники, но видимо, родство близким достаточно оказалось, и Златой занимался уже другой колдун-лекарь, из Смоленщины, княжич Вяземский.

Не нашли только самого главного злодея – княжича Тятьева, который, как оказалось, уже лет двадцать как умершим считался. Новость о его существовании настолько взбудоражила всю эту аристократическую шайку, что обо мне просто забыли. На время. Тем более что Полесье это с населением почти в пять сотен жителей оказалось никому не нужно, князья Северский и Рязанский широкими жестами пытались всучить стремный клочок земли соседу, то есть друг другу, и судя по всему, этот спор еще двести лет продлится как минимум.

А князь Смоленский существованием деревушки и ее промыслом был очень недоволен. До такой степени, что собственных дознавателей прислал, и что интересно, ни Северский, ни Рязанский князья и слова против не сказали, что уж там Жилинским и Горянским удельным – те вообще молчали в тряпочку. Шутка ли – полтыщи подданных, которые были уверены, что живут в медвежьем углу, где до ближайшего города десять дней по бурелому, вдруг оказались на границе княжеств. И хоть быт их был обустроен, правда, разрушен чуток во время штурма, но не сильно, так ведь им еще вливаться в местный социум. И князья решили, что спасение утопающих – дело рук их самих, а свои руки умыли.

Все это библиотекарь выдавал мне мелкими порциями, с подробностями и рассуждениями, заодно внимательно слушая мой рассказ о происшедшем, в нужных местах охал, а уж когда я рассказал, как Хилков с Тятьевым-старшим бились над бездыханным телом героически погибшего за правое дело Тятьева-младшего, и вовсе разнервничался, стаканчик бренди выпил и меня угостил. Так что первый этап допроса я кое-как прошел.

Глава 11

Под ясные очи боярина Росошьева я попал только в четверг.

Перед этим меня Мирон осмотрел, как, впрочем, и всех, кто участие в поисково-спасательной операции принимал, красная пыль – дело серьезное, а уж коли обнаружилось, что колдунам передается, то проверять решили всех, невзирая на чины. Даже к Еропкину из колдовского приказа пришли, после этого Мирон проверяющего лечил лично, и даже спас. А глаз – что глаз, вырастет, как и рука, и половина ноги. Главное, чтобы человек был хороший.

В этот свой визит лекарь был один, пышногрудой красавицы Любушки не наблюдалось, так что сам осмотр прошел быстро, скучно и без лирических отступлений. Убедившись, что никакие споры грибные во мне не поселились, Мирон потребовал точного описания процесса – что и как Тятьев-старший делал с подопытными, вот прямо по пунктам и этапам. Во время моего рассказа внушительно кивал головой, часто переспрашивал, уточнял детали. Особенно его интересовали энергетические шары, контролирующие рост гриба. Те, которые для колдунов. Простых людей он и сам отлично мог использовать в качестве корма для грибницы. И даже похвастался, что прогресс кое-какой наметился, мол, если ослабленную спору подсадить человеку, то тот не помрет совсем, а словно живым мертвецом станет, но с понятиями, слушаться будет, тяжести там носить или охранять чего. Только пока это в теории, для практики подопытные нужны, а с ними дефицит.

В ответ на такую откровенность я тоже ничего не скрывал. Да что там темнить, библиотекарю уже было доложено, так что только повторил. Шары как шары, цвет обычный, да и не успел я хорошо все разглядеть, сознание потерял, а там как тряхнуло – и я на поляне. И почему два дня прошли – не знаю. Мирон, кстати, тоже не знал. И Сила, к которому я с тем же вопросом приставал. Тот только сказал, что портальные перемещения – дело темное и недостаточно изученное, тем более между мирами, такое якобы только в теории описывали, а на практике дальше другого континента не получалось, и вообще, радоваться надо, что выжил, а не застрял где-то между одним миром и другим.

Лаврентий Некрасович был не один. По правую руку от шефа сидел Розумовский, а по левую – сам окольничий колдовского приказа Еропкин. Под это дело и кресло притащили роскошное, даже посолиднее, чем у тиуна княжьей канцелярии.

Я вошел и скромно остался стоять, что характерно, предложения присесть не последовало.

Росошьев чуть нагнулся, опершись кулаками о стол, вперил в меня тяжелый взгляд, но пробыл в такой грозной позе недолго, снова расслабился, хмыкнул.

– Смотри, Нестор Петрович, как держится. И не боится нас.

Еропкин пожевал губами, постучал пальцами по столу.

– А чего ему бояться. Он уже свою историю всем рассказал, если что в секрете оставил, то уж точно не расколется. Хомич говорил, в обморок падает?

– Точно так, – угодливо наклонил голову Розумовский. – Сопротивляемость очень высокая, сами не хотите попробовать?

– Нет уж, – Еропкин усмехнулся. – Сколько Хомич тебе проспорил? Десятку? А Модест Всеславич – мастер знатный во всех отношениях, хорошо, что не кичится близостью родственной к князю. Так, Марк Львович, что делать-то с тобой? Ты ведь у нас герой теперь – из всей колдовской команды единственный живой вернулся. Тятьева-то мы давно подозревали, да, Лаврентий?

Росошьев кивнул, не сводя с меня тяжелого взгляда.

– А вот Хилкова жаль, такие спецы на дороге не валяются, опять человечка на место его искать, а где сейчас найдешь, одни бездари и невежи. Слушай, твоя светлость, может отдашь мне Травина? Он хоть колдунишка слабый, а все у тебя без дела болтается. В колдовском приказе мы его всему научим, глядишь, и принесет пользу княжеству. Что скажешь?

Тиун поглядел на Розумовского, тот покачал головой.

– Нет, – Росошьев сложил ладони домиком, – здесь будем приглядывать. У парня удивительная способность влипать в дерьмо, а потом выходить оттуда с прибылью.

– Ну и ладно, – Еропкин хлопнул по столу. – Значит, в пыточную его тащить не будем?

– Надо бы, – тиун поморщился, – но толку нет. Если уж княжич Тятьев с ним не совладал, а он какого там круга был, когда исчез? Подтвержденного второго, кажется? То куда нам супротив него. Ты вот, Марк, стоишь и думаешь, а чего это тебя позвали, а сами обсуждают, словно тебя и нет тут?

Я кивнул. С начальством надо соглашаться.

– Чтобы ты понял, что, если какая награда вдруг тебе будет от нашего князя, или Смоленского, это не тебе награда, а твоей удаче. А она – явление непостоянное. Еще – будут про Тятьева выспрашивать – держись того же, что и раньше. Нечего нам сор из избы выносить, его много еще осталось, как бы сам исчезать не стал, без нашей помощи. И если кто из подельников на тебя выйдет, интересоваться начнет, что и как – сразу к нам. Самодеятельностью не занимайся, ясно?

– Ясно, – снова согласился я. – Так что, и допрашивать не будете?

Росошьев улыбнулся мне ласково, словно дитю недоразвитому.

– Был бы ты злодеем, разговоры с тобой не разговаривали. Давно бы уже прикопали. Вел ты себя правильно, и Модесту Всеславичу сразу доложился, и сам вопросы какие надо задавал, и на вопросы чужие ответы давал нужные, так что рыть не будем, что там такое между вами стряслось. Раз получилось, и не рассказываешь – значит, это важно для тебя, а не для нас. Про то, что с синей смертью ты как-то совладать можешь, это еще Белосельские докладывали… Что тут сказать, у каждого есть секреты. Вот только себя не перехитри, Марк Львович. А теперь иди, некогда нам с тобой воду в ступе толочь.

Пашка и Прошка, два брата-писца, провожавшие меня в кабинет гадливыми ухмылочками, увидев, что я вышел живой, здоровый и даже в хорошем настроении, уткнулись в свои бумаги и ожесточенно заскрипели карандашами, словно не замечая меня.

Ну и ладно. Выходя, кивнул на них стражнику.

– Каждое слово записывают. А боярин потом читает. Ох как внимательно читает, братец.

– Понял, – серьезно кивнул стражник, сжав бердыш до белизны в пальцах.

С того дня жизнь потекла своим чередом. Шуш так и остался у меня, утром вместе со мной выезжая в канцелярию, а вечером – возвращаясь самостоятельно. И если первое время на него было жалко смотреть, то потом в парне какой-то стержень проявился – стал увереннее, уже не ныл о несчастной любви, и рассудительности прибавилось. Хоть кому-то военная служба на пользу пошла.

А в колдовской приказ неожиданно для меня взяли Ждана, или как там его по-настоящему звали – Ирия Белосельского? Мила об этом рассказала в тот же вечер, как меня к Росошьеву вызывали на допрос. И все выпытывала, что там с Тятьевым произошло. А что произошло, как другим рассказывал, так и ей, да еще шепнул, что, когда мы одни в том лесу остались, Тятьев с Хилковым повздорили. О чем – не знаю, только, мол, смотрели друг на друга волком все время, пока их княжич Тятьев не утихомирил. Подумаешь, секрет выдал. Ну как отказать в такой мелочи совершенно обнаженной женщине, особенно если она мило просит, глядя большими голубыми глазищами. Только предупредил ее, что знать об этом никому не нужно, а особенно – братцу ее, который разболтать может. А это совершенно лишнее, и так приказ лихорадит.

Будни канцелярии, когда никто красной пылью не торгует или грибы не выращивает – дело скучное, в основном мы выезжали, когда дело касалось сразу нескольких ведомств. Или торговец на запрещенных амулетах попадется, или тать какой знатную особу ограбит, ну и само собой, на всякие княжьи выезды и церемонии. И по княжьим личным делам, которые канцелярию заботили отчего-то больше, чем государственные.

Жилинское удельное княжество богатством особым похвастать не могло, но и бедным тоже не было, так, в середнячках. Князь, пожилой уже человек, а по меркам моего мира – так вообще горец, ста сорока лет от роду, был тот еще ходок. Одаренных детей у него не было, как оказалось, довольно распространенное явление среди колдунов, поэтому на княжий престол должен был сесть один из его племянников, из Вяземских. Со знатными барышнями и замужними боярынями даже князю не дозволялось, тут хоть и было классовое деление, но все равно – при нужде и на князя управа бы нашлась, среди колдунов знатность – не главное. Поэтому Войхо Жилинский довольствовался дамами попроще и посговорчивее.

Мне до того, развлекается князь с кем или один дома лысого гоняет, дела не было совершенно, а вот канцелярии – даже очень. Мало того, каждую такую пассию проверяли и колдовские, и стража княжья. Самому-то князю договариваться не с руки, он должен прийти на все готовенькое, тут уж в дело вступал еще и торговый приказ. И мы.

Так что с полусветом местным я познакомился, даже полезные знакомства завел. И не то чтобы проникся презрением, свойственным одаренной верхушке по отношению к обычным людям, но логику их понял и не принял.

Когда купец фактически продает свою жену и дочь за особые права торговли в праздник, это можно объяснить. И те вроде согласны, там и подарки, и сам князь человек обходительный. И муж-отец в прибытке, да и опять же, деньги в семью. Все довольны, князь-то больше недели-двух в одной койке не задерживается, дальше прет, словно жить чуток осталось, а грамота – она надолго, на год, не меньше. И все равно ощущение гадливости есть. Ведь все почти соглашались, рано или поздно, вопрос был только в цене.

А проверяли мы, нет ли в доме закладок каких колдовских, или, может, будущая пассия опоена чем, или кто вложил в нее мысли недобрые. Оно понятно, места своего лишаться никто не хочет, когда еще Вяземские сюда придут и своих людишек попробуют понасажать, а пока нынешний князь жив и здоров, и служивые при деле и при деньгах.

Вот так и ездили по всяким потенциальным шлюхам – скука смертная, сидит, к примеру, девица лет семнадцати, краснеет, а рядом мамка строгая, как сутенерша вьется. Смотрит, чтобы не обделили деточку, а сама из себя гордая, словно орден дали. А какие там мысли в семнадцать лет? Ну находили несколько раз закладки – то кристалл следящий, то вот метка на девке стояла, еле видна, только я и разглядел, а что раздеть при этом пришлось, так люди-то простые, откуда им знать, что колдовские знаки через одежду прекрасно видны. Да, вот тогда повеселились немного. А так – скука смертная.

Денег с этих поездок было немного – вынесет купец несколько десятков золотых, чтобы подмаслить, на всех разделим, и получается по чуть-чуть. Я уж даже начал жалеть, что на общественных началах практически работаю, так бы по гривне-медведю в день получал, и ладно. Мне ведь еще за квартиру платить, и Шуша вон кормить – уж я парню сколько раз намекал, что в казарме ему гораздо лучше, и делать ничего не надо, и кормят, и ухаживают, так ведь нет, ни в какую, как клоп прямо, из дома не выведешь.

Благодарностей от князей что-то видно не было. Ни от местного удельного, ни от местного великого, ни от Смоленского. Не упал на меня золотой дождь из наград и привилегий. Но все это меня мало заботило – в жизни были вещи куда важнее.

На Интру – по-нашему 18 января, когда какой-то волхв пришел поорать в дымоход, чтобы подземных духов запугать, модуль в моей голове наконец разродился, сообщил, что дефектный кристалл, который я с таким эффектом интегрировал, наконец усвоился, и время до моего возвращения уменьшилось аж на полтора года. На зарядку моего обмундирования это, правда, никак не повлияло, но появился реальный шанс свалить отсюда пораньше. Все-таки шесть лет – это не семь с половиной. Так что пафосная синяя смерть теперь представляла для меня интерес постольку-поскольку. А вот найти еще несколько кристаллов было бы неплохо.

По кое-каким намекам, да что там – включая прямые доказательства, картина вырисовывалась, что в этом мире я не первый из чужаков, значит, другие могли оставить в нем свои портальные маяки, за ненадобностью там, если лишние были, или из-за несчастного случая. Правда, вероятнее всего в Империи, но и в княжествах должно было что-то попадаться. Ведь если кто-то посетил этот мир, оставив дефектный портальный камень, то нормальные-то у него с собой были. И наверняка за столько лет это был не один человек – как я успел понять, новые шумеры предпочитали уже изученные миры для периодических посещений, посылая в неизвестные экстремалов вроде моего шапочного знакомого Анура.

Я обошел все лавки, где торговали камнями. Кристаллы кварца продавались везде – и в качестве накопителей, в том числе для моего пепелаца, и для других целей, когда нужен был постоянный энергетический поток. Но найти среди бесчисленных россыпей местных изделий нужные мне инореальные было почти невозможно, по виду-то они не отличались практически.

В библиотеке мои вопросы о способах перемещения подозрений не вызвали – главный по книжкам был в курсе, куда я попадал и откуда выпал, вот только местная наука действительно считала, что реальных способов попасть в другой мир нет. Теоретически – да, допускалось, что есть другие миры, и даже одно время проводились какие-то опыты. Но потом один умник первого круга, а по совместительству великий князь, доказал, что перемещение физического тела невозможно, и дискуссии утихли. И были засекречены, чтобы неповадно было людям пустыми делами заниматься.

И вообще, Модест, библиотекарь, считал, что ни в какие параллельные миры деревенька не перемещалась, ее просто отбросило в обособленное пространство. Интересно, что он подумает, когда местные жители расскажут ему о длинных, похожих на нити облаках высоко в небе, из которых не идет дождь. Конденсационный след от какого-то летящего аппарата я лично наблюдал во время эпической битвы Тятьевых и Хилкова. Тятьев-старший наверняка знал больше, чем мне сказал, может быть даже выбирался во внешний мир, но теперь не спросить – удар мечом-хапу прервал блестящую карьеру ученого-исследователя навсегда.

Оставалось только надеяться, что есть вещи, которые мне пока знать, по мнению книжных червей, не нужно. И что отсутствие портальных кристаллов – явление, присущее захолустью типа мелких удельных княжеств. А вот в княжестве Смоленском, куда я должен был в апреле отправиться, чтобы в наследство вступить, может, и найду что-то.

– Какой-то ты напряженный, – Мила массировала мне плечи, у нее это отлично получалось.

С момента обретения колдовских способностей про недомогания я забыл, и мог бы отлично разогнать кровь на спине самостоятельно, но сам факт, что в настоящий момент привлекательная женщина своими крепкими ручками умело разминает мне мышцы, был очень приятен. Ну и ей этот процесс нравился. Так почему бы и нет.

– Дела, – зевнул я.

– Знаю я твои дела, по девкам шляетесь. Ты как, на невинность проверяешь или допросы ведешь?

– На невинность, – повинился я.

– Врешь, – Мила стукнула меня твердым кулачком по затылку. Хорошо, щит поставил, а то могла бы и позвонки повредить. – Ты для этого в слишком мелких чинах, да и знаний у тебя никаких нет.

– Что есть, то есть, – согласился я. А что сказать, вон ее брат – дьяком сразу, а через год обещают стольником сделать. Еще бы, с таким дядей – Сила Гранович Ухтомский во всех приказах в почете был.

– И что?

– Ну нафиг, – честно сказал я, вот как на духу. – Полгода пройдут, уйду жить в свой дом. Заведу себе жену, детей, собаку и велосипед.

– Что заведешь?

– Собаку. А то кот вон разжирел, ему стимул для движения нужен.

– Нет, последнее слово.

– А, велосипед. Да, механизм такой имперский. Вроде как табуретка, но с колесами.

– Дикари, – припечатала Мила. – А по существу? Неужели тебе не хочется занять высокое положение?

Я подумал и занял.

Потом, когда мы просто лежали рядом, она сказала:

– Дьяка помнишь сыскного, с которым ты все якшался?

– Это Тушин Федор Анисович?

– Он самый. Говорят, в бега ударился. Какие-то дела у него были с Куровым, да к деревеньке той, которую вы нашли, тоже отношение имел. Славгород весь перерыли, все дружков его искали, кто-то попался, а кто-то и утек вслед за ним. Ирий мне рассказал, он вообще какой-то странный в последнее время, тоже задумчивый и угрюмый. Может, зараза у вас какая там, в этих приказах-канцеляриях?

– От неправильного питания, – пояснил я. – Мы там раз в день едим, а надо – четыре. И кофе обязательно нужно пить между каждым приемом пищи, Шуш, кстати, отличный кофе готовит, прям с каждым днем все лучше и лучше.

Мила расхохоталась.

– Да ну его, я уж и не думаю. Шуш – хороший мальчик, я бы и сама его отпустила через год или два, опыта бы жизненного понабрался только, а то тюфяк тюфяком. И скажи парню, пусть от меня не прячется, раз уж сумел волю получить, пусть даже и с помощью такого вот пронырливого подлеца, то я за него не держусь.

– Чего это подлеца? – возмутился я.

– А кто девушку совратил?

– Согласен, – только и оставалось признать. И совратить еще раз.

31 января я уехал домой пораньше. Хотя, думаю, моего отсутствия на службе и не заметили бы – ничего серьезнее обследования княжьих потаскух мне не поручали, видимо, доверие было утеряно, еще не нашедшись. Ну и ладно, мне же легче. Днем позанимался с Силой, в очередной раз убедившись, что до настоящего колдуна мне расти и расти, отпустил Шуша на всю ночь – парень явно катился по наклонной, одна пассия за другой, как прорвало. Видимо, наверстывал упущенное. Сел у камина, посадил в соседнее кресло кота – что-то привязался я к этому потенциально блохастому существу, поставил перед собой на стол тортик с сахарными птичками и вишенкой сверху, сделанный в центральной кондитерской по особому моему заказу, и зажег над ним тридцать семь крошечных светлячков. Загасил их. И сказал:

– С днем рождения тебя, Марк. Удачи тебе и счастья в личной жизни.

Чокнулся бутылкой терпкого илирийского с пустым бокалом, выпил ее до дна и съел торт. Третий раз в жизни – целиком, не оставив никому ни кусочка. За родителей пить не стал – чего там, я и так их прекрасно помню, и надеюсь увидеть.

И друзей – надеюсь, даже Леву Гуревича, хоть он и тот еще поц. Анур должен был давно уже передать от меня привет моим родным и друзьям. Так что, может быть, и они сегодня оторвутся от дел, и вспомнят, точнее говоря, понадеются, что где-то, живой и здоровый, сидит и ест торт Марк Травин.

И что интересно, мне было ни капельки не тоскливо, наоборот, какая-то уверенность возникла – все у меня получится. Кот, кстати, судя по его довольной мордахе, тоже так считал.

Глава 12

Я специально интересовался, существует ли в славянских княжествах, да и в других местах День дурака. Самым остроумным был ответ, что мой день – круглый год. Ну другого я от библиотекаря и не ожидал. А на встречный вопрос, где же такое празднуют, отвечал стандартно – в Пограничье.

Вместо этого у них тут тоже что-то отмечают – на это земля русская, видимо, во всех мирах богата. В пять утра ко мне заявился управляющий, который с совершенно серьезным видом собственноручно смел снег с крыльца моего флигелька, вбил гвоздь прямо в дверь и повесил на нем крохотные лапти. И еще бутылку молока оставил, хоть я его и не пью. Пока я офигевал, Шуш, выскочив на улицу, положил в лапотки по серебряной рыси, и монету в десять рысей управляющему отдал. В подробности вдаваться я не стал – каждый сходит с ума по-своему, вот разбуди меня раньше в это время, убил бы. А так – заставил своего Санчо кофе варить.

Первое утро апреля встретило меня ручьями, пробивавшими путь сквозь остатки снега и льда на дороге, ярким весенним солнышком, ощутимо припекавшим, когда я шел к своей повозке, и новой рабочей неделей.

Новогодние события потихоньку теряли свою остроту, работа княжеских служб вошла в прежний режим, даже Розумовский не так подозрительно осматривал меня каждый раз, как встречал в коридорах нашей рейхсканцелярии. Вот и сегодня он даже попытался мне улыбнуться, вышло откровенно плохо и натянуто. Дружеских объятий не случилось, да и торопился я – к высшему начальству.

– Ну что у тебя? – Росошьев как всегда был чем-то занят. – В Смоленск собрался?

– Да, – не стал отнекиваться. Не скроешь от него ничего.

– Езжай, – неожиданно легко разрешил боярин. – Вот в сатурнов день и езжай. Десяти дней хватит? Да чего там, если даже подольше задержишься, не торопись. Но чтобы к Живиному дню был тут.

– Лаврентий Некрасович, – осторожно поинтересовался я. – А может, ну ее, эту службу? Серьезных дел мне не доверяют, со всеми жилинскими потаскушками я уже перезнакомился, книг начитался на всю жизнь вперед, да и Сила говорит, что заниматься со мной дальше – только портить.

Не то чтобы я проникся и усвоил, и на то, что другие смеются – наплевать, но все равно, нехорошо так с ценными кадрами обращаться.

– Ну ты наглец, – Росошьев развеселился даже, – смотри какой, самые сливки с работы снял – по бабам походил, да-да, знаю, и от семьи Карауловых, кстати, жалоба на тебя, аж на пяти листах. Книжек начитался, у нашего колдуна секреты повыведывал. Считай, тебе от службы твоей только прибыток. А службе что?

– Так ведь герой я, деревеньку нашел вот, за княжество наше удельное пострадал.

– Ага, – боярин хмыкнул, – ты бы знал, каких трудов мне стоило отговорить князя нашего тебе эту деревеньку вручить в качестве награды. Сейчас бы сидел там безвылазно, с мужиками местными, крепостицу восстанавливал за свой счет. А так только золотом отделался.

– Большое спасибо, помню и ценю, – искренне сказал я. Пятьсот золотых от князя лишними не были, а деревенька мне не сдалась вообще. Пятую часть, правда, Росошьеву пришлось отдать, и проставиться на службе, но за такое не жалко.

– А по делам, Марк, должен понимать – пока мы эту всю шайку не раскрутим, что-то серьезное тебе поручать не с руки. Я мог бы и сейчас с тебя колечко снять, но договор есть договор. Иначе и другим на уступки пойти придется, а это неправильно. И что всерьез тебя воспринимать не хотят канцелярские – тоже хорошо, к обиженным всякая пена тянется, только успевай ее поварешкой снимать.

И тут я полностью согласился. Помню свою жизнь на директорских хлебах, только подчиненным слабину дай, сядут на шею и ножки свесят. И с пеной Росошьев прав, пострадавшие от чистки рядов были, троих сдать пришлось, ну да при жизни своей они людишки были так себе, не жалко.

– Так что езжай, я слыхал, князь Смоленский твое дело решать будет вскоре, осмотришься пока, к родичам своим наведаешься. Ратибор Всеволодович, княжич Фоминский, спрашивал о тебе.

– Понял, – кивнул я.

– Вот и хорошо. Если своим ходом поедешь – скатертью дорога, глядишь, к Семарглову дню и доберешься. Порталом решишь идти – это в колдовской приказ, к Еропкину, цену он тебе назовет.

Цену я знал, несколько раз в Северск порталом ходил. Пять золотых до Смоленска, это если одному. А у меня еще Шуш и кот. А если с повозкой – то десять-двенадцать, но на всех. В Северск-то подешевле будет, два золотых всего, но все равно накладно, если часто. Портал этот – ничего особенного. Круги диаметром от двух до восьми метров, с кристаллами по окружности, основание из металла, колдун – важный из себя, как же, третий круг. Рядом встает, для антуража бормочет что-то – я-то вижу конструкты, бормотание там лишнее. И оказываешься в таком же круге в пункте назначения. Я уж надеялся, что тут портальные маяки используются, но обломило – обычные кварцы, и заклинания простенькие, только силы требуют много. Схему мой портальный модуль усвоил и расщедрился внезапно, разрешил мне ей пользоваться. Так что за несколько золотых я приобрел и впечатления, и раскрывшееся умение телепортации – на десяток метров, не больше. Сила потом показал, как в нем вес настраивать и дальность, но что толку, если даже и смогу ползунки двигать на схемах, да сожму еще одного человека в крепких мужских объятиях, то дальше метра не перемещусь – как шаг сделать. Слабоват я пока для таких развлечений.

Насчет недели пути, а Семарглов день тут – 14 апреля по-нашему, боярин, конечно, загнул, до Смоленска отсюда почти восемьсот километров, на повозке моей – ну два-три дня, не больше, и то из-за дорог, они хоть и в порядке содержатся, но больше пятидесяти километров в час разогнаться не получится. Да еще заезды в города, путь из Жилина идет через Северск, это на месте нашего Белгорода, а дальше – на северо-запад, крюк порядочный. И по городкам, что на пути попадаются, никто не даст мне мчаться с такой лихой для здешних мест скоростью. Так что два дня. Зато на Россию-матушку посмотрю, вдруг что интересное увижу. Считай, почти за полгода здесь и не был нигде, только в княжью столицу иногда ездил по канцелярским делам.

Буду в Смоленске в понедельник, до 1 мая – Живина дня, три недели, надеюсь, времени хватит с делами разобраться.

Сборы были недолгими. Ну что там, я и Шуш, вещей нам мало надо, если что понадобится, по дороге всегда купить можно. Ну еще Мила напросилась с нами, какие-то дела у нее в Смоленске образовались, а может, просто скучно было девушке – брат на службе пропадает день и ночь, ее в приказ не позвали, шестой круг – вроде есть способности, но по большому счету не нужны никому без умения линии силы видеть. В Жилине с развлечениями негусто, местное общество к пришлым княжьим отпрыскам из северного государства относилось прохладно, и хотя бывшая трактирщица обладала даром втираться в доверие к любому человеку – по себе сужу, но вот подружек, достойных ее высокородного внимания, она так и не нашла.

Я отнекивался, мол, места мало в повозке, Шуш разожрался на двойном рационе – и дома в три горла, и в казарме без добавки не уходил, раздался в плечах, мне кажется, даже подрос немного. Хотя что тут такого, парню всего восемнадцать, расти и расти. Но все равно на переднем сиденье помещался с трудом, а уж если на заднее сядет, второму там неуютно будет. Но чего хочет женщина – того и мне пришлось захотеть.

Спереди-то я лавку на удобные сиденья заменил, а сзади старый диванчик остался, когда сам за рулем, особо не заботишься от тех, кто там сзади трясется.

Апрель стоял теплый, снег почти везде уже сошел, так что дорога обещала быть легкой и беззаботной, по примеру Империи за трактами здесь следили, мостили и чистили вовремя, да и колдуны тоже старались, обеспечивали крепость дорожного покрытия.

Субботним утром мы вчетвером уселись в повозку. Вчетвером, потому что кот для себя решил, что хорошее питание напрямую связано с моим присутствием, и решил не рисковать. Без спросу уселся на заднем сиденье и нагло вылизывал хвост, не обращая внимания на открытую дверь и попытки Шуша позвать его обратно в дом.

Шуш нарядился в свой боевой костюм, к которому докупили заговоренные пластины, захватил свое ружье и всем видом показывал, что с нами шутки плохи будут. Мила тоже не подкачала – лук брать не стала, зато взяла метатели дротиков, на каждой руку по такой штуке нацепила, неплохое оружие для ближнего боя, с магазином на полсотни тонких металлических спиц, заколдованных лично Силой Грановичем. Тот пыхтел, отнекивался, но как узнал, что племяннице это нужно для долгого, почти в месяц, путешествия, сразу согласился, да еще и кристаллы особые вставил, чтобы дальность и точность повыше были.

Оба они неодобрительно косились на меня – я даже такт-костюм надевать не стал, ограничился камзолом с гербом – над серебряной пушкой такого же цвета ворон и все те же четыре капитанские звезды, пистолет свой Шушу отдал, разряженный меч хапу убрал в карман. Только безрукавку надел с защитной подстежкой, от серьезного оружия не защитит, а от удара ножом или стрелы – вполне. Но все равно Мила попеняла мне на легкомысленность, хоть и хорошие дороги были в русских княжествах, но бывало, что пошаливали разбойники. Или измененные звери попадались в тех глухих местах, которые нам предстояло посетить.

Я посоветовал с водителем не пререкаться, во избежание высадки пассажиров задолго до конца пути, и наша дружная компания тронулась в недолгое и безопасное путешествие – за рулем капитан корабля и заодно российской армии в запасе Марк Травин, рядом с ним штурман Милана Белосельская, позади бортпроводник Шуш и единственный пассажир вип-класса – черный разожравшийся кот.

Ехать нам предстояло до Северска – столицы великого княжества, потом через удельное княжество Куреское мы доезжали до границы между великими княжествами, а въезжали в удельное Добрянское княжество, а там уже по прямой до Смоленска рукой подать.

Стражники на выезде подняли полосатую палку и отсалютовали бердышами, стоило мне выставить в окно руку с колечком – хотя особой нужды в этом не было, кристалл в их будке изменил цвет с красного на синий, стоило нам подъехать поближе, но жест мне этот нравился – оттопыренный средний палец левой руки. И особенно то, что его никто тут не понимал. Есть колечко – это главное, а уж куда его барин нацепил, его личное канцелярское дело.

От Жилина до Северска шла широкая дорога, временами она раздваивалась, отводы уходили то вправо, то влево к городам и селениям, иногда трудно было понять, где же основной путь, а где – съезд. К тому же каждые двадцать километров стоял пост стражи – на отводе дороги, туда сгоняли торговцев для досмотра. Мы периодически обгоняли еле плетущиеся повозки, движение было оживленное, ехали самодвижущиеся телеги с товаром – эти медленно, километров двадцать в час под горку, люди спешили по своим делам на разномастном транспорте, были и служебные повозки, с княжьим гербом – немного, по службе быстрее порталом перейти.

До Северска мы домчали за шесть часов, Шуш тихо сопел на заднем сиденье, псион я или не псион – остановился на минуту, избавил парня от храпа. Но тишины все равно не было. Мила решила, что главная задача штурмана – развлекать водителя общением, и почти не замолкала. Она бы и не только общением развлекла, но видимо, кота стеснялась. Тот вообще к ней относился с прохладцей, гладить не дозволял, вниманием подчеркнуто не баловал. Считал, наверное, что всяким кошкам драным рядом с его главным слугой не место. Вот и сейчас он забрался Шушу на живот, разлегся и периодически выпускал когти из правой передней лапы. Выпростанной как раз по направлению к Миле.

Только один раз мы свернули с пути – ошиблись поворотом, и дорога ушла южнее, я сначала не заметил, что сошли с основного тракта, а Мила внимания не обратила – едем и едем. И только когда доехали почти до границы с Перяславским княжеством, острым клином в этом месте вторгшимся в Северское, я остановился.

Шуш остался спать в повозке, здоровый сон – показатель отменного самочувствия, Мила вышла размяться, ну и кот вылез, местность пометить. Я обошел повозку, постучал по багажной крышке, открыл. На воздух вылез беглый дьяк Тушин, потянулся.

– Спасибо, Марк Львович, вовек не забуду.

– Да чего уж там, Федор Анисович, люди должны друг другу помогать. Дальше-то как?

– Да уж доберусь, – сыскной дьяк достал свою котомку, взвалил на плечо. – Если припрет нужда скрыться или надежных людей найти, вон ту тропинку видите, рядом с дубом раскидистым? Идите по ней километра четыре, она будет петлять, но не ошибетесь. Там избушка на поляне, а в ней женщина живет, в возрасте уже, вдова солдатская. Скажете, что от меня, она поможет – и в княжество Перяславское перебраться, и, если надо – в Империю.

– Спасибо, – кивнул я. Мало ли что, а вдруг.

– Это вам я благодарен по гроб жизни, – серьезно сказал дьяк. – Не знаю, свидимся или нет, но знайте – должник у вас есть на этом свете. Как меня найти, знаете.

Он поклонился и ушел по той самой тропинке. Так себе человек, но не хуже и не лучше других, не злодей. В куровских делах с порошком не замарался, что бы там ни говорили, а что уж он там через торговый приказ делал, это внутренние этого мира разборки, меня не касаются.

Так что залезли в повозку, доехали до сторожевого поста, там узнали, что кругаля дали, и развернулись обратно. Всего-то час потерял, а дело доброе сделал. Ну а дальше, никуда не сворачивая, мы помчались к Северску – обедать.

Мила после того, как дьяка увидела, стала молчаливее, только губы поджимала. Я спрашивать о причине не стал, надо будет – сама расскажет, у Белосельских тоже какие-то дела с криминальным миром Славгорода были, так что и Тушин наверняка о них знал, а самый хороший в этих делах свидетель – мертвый. Но попыток догнать дьяка и прикончить не сделала, когда останавливались, а уж теперь и вовсе ей его не достать, так что будут и дальше секреты о темных делишках Белосельских-младших по свету гулять. Ну и хорошо, никто под руку не болтал, так что, обгоняя попутные повозки и подрезая встречные, я, выставив средний палец, влетел в город Северск, а там уж скорость пришлось убавить, чтобы не задавить кого ненароком.

Вот чем мне нравилась моя нынешняя подружка – так это почти полным равнодушием к шопингу. Мы остановились чуть ли не на центральной улице стольного города, жилых домов на ней почти не было – одни магазины, лавки, рестораны, гостиницы и бордели. Даже я после обеда – и то прошвырнулся по торговым точкам, прикупил себе перчатки на замену, Мила же ходила за мной с недовольным лицом, мол, нечего взрослому половозрелому мужчине в таких местах делать, и только в оружейном магазине зависла. Там ее и оставил, а сам зашел в банк, мощное здание с узкими окнами-бойницами, и взял векселя Смоленского княжества. Земли вроде все вместе, а денежки – врозь. Золото еще шло один к одному, а вот банкноты пришлось бы менять с дисконтом. Ну и заодно общий счет открыл – у банка были отделения в разных княжествах, так что и вещи, и деньги можно было получить в любом, только распорядись да денежку заплати, быстро перешлют.

Долго задерживаться в стольном граде Белгороде, то есть Северске, мы не стали, и в пять вечера, только начало темнеть, загрузились в повозку – я рассчитывал доехать почти до границы со Смоленским княжеством к ночи, и остановиться в селе Жирово, вотчине служилых дворян Чернышевых, километрах в тридцати от Куреска. Путеводители хвалили тамошний постоялый двор за блюда из дичи и удобные комнаты. Хоть местность тамошняя была дикая, только дорога шла посреди глухого леса, но вот этот островок цивилизации пользовался популярностью. Сначала появился тот самый постоялый двор, с вывеской, изображающей пузатого мужика с кружкой пива и большим окороком, а потом вблизи выросло село, жители которого все как один работали на нужды путников, следующих из одного княжества в другое. Можно было бы и в Куреске остановиться, но лучше проехать в первый день чуть больше, а на следующий – приехать пораньше. Да и дорога была не такой уж долгой, всего четыре часа – и в полной темноте, развеиваемой подвешенным метрах в двадцати впереди повозки светляком, мы заехали на постоялый двор.

Глава 13

Колдун ты или не колдун, а на природе спится лучше. Свежий воздух, никакого шума – хозяйство Чернышов предусмотрительно разместил в трех километрах от постоялого двора, за перелеском, и петухи с коровами орали там в свое удовольствие, сколько хотели, не тревожа постояльцев. Зато каждое утро, а тут уже до рассвета было многолюдно, к столу подавался свежий хлеб, парное молоко, овощи только что с грядки и яичница из только что снесенных яиц. Органическое питание, и цены вполне умеренные. Местный маркетинг только уважение вызывал.

Я потянулся, скинул с себя ногу Милы и спустился вниз, к завтраку. Семь утра, казалось бы – слишком рано для приема пищи, однако большинство гостей уже давно поели и разъезжались – для медленной повозки как раз день пути что до одной столицы, что до другой. И чего Росошьев так неодобрительно отзывался о путешествии на своих четырех, непонятно, дорога была отличной, разбойники наверняка взяли отпуск до середины мая, а впечатления от самого постоялого двора – выше всяких похвал. Белоснежное мягкое белье, удобный матрас, комнаты тщательно звукоизолированы, хоть режь кого, никто не услышит. В каждом номере свой санузел с большой медной ванной, горячей водой и наборами лесных настоев. Смело бы поставил гостинице пять звезд – но вот бассейна и тренажерного зала не наблюдалось, вместо них были пруд и лес, но как ни крути, упущение хозяев, на котором, впрочем, я не стал заострять внимание.

Договорились выехать в девять, так что мои попутчики еще спали и были в своем праве, только я ранняя пташка, да еще кот – тот уже на рассвете куда-то сбежал.

Быстро умяв яичницу с беконом и запив ее стаканом сбитня, вышел на улицу – лучи весеннего солнца подгоняли последних отъезжающих. Мне показалось, что среди отходящего торгового конвоя я вскользь увидел знакомое лицо, но вот чье – никак не мог вспомнить. Может, и припомнил бы, если постараться, но в такое чудесное утро меньше всего меня волновали случайные знакомые. К тому же вереница повозок уже выезжала с огромного, с футбольное поле размерами, мощенного плитняком двора, не бежать же за ней. Хотя догнать я бы смог, неспешная группа повозок развила крейсерскую скорость едва ли больше двадцати километров в час. Да что там, не будь со мной Шуша, Милы и блохастого монстра, я бы и от Жилина до Смоленска добежал, причем примерно за то же время, что мы доедем. Вот вернусь обратно в свою реальность, все призы на супермарафоне – мои.

Кота до отъезда так и не нашли, пропал куда-то. Оставил хозяину гостиницы свой адрес в Жилине, рассказал, как меня искать в Смоленске, толстенький лысеющий дядька обещал, что как только животина появится, он своими руками засунет кота в клетку и отправит по назначению. За что получил лишний золотой, с животными – одни расходы и проблемы.

Зато остальные попутчики были на месте, никуда от них не деться. Шуш – парень неизбалованный, так что свой завтрак он смел два раза и добавки попросил, растет парень, ничего не сделаешь. Подавальщица, та ему подмигивала так усердно, что аж лицо у бедняжки перекосило, а наш дон Хуан даже бровью не повел, несчастная любовь направила в нужном направлении, меньше страстей – меньше разочарований. Мила, та поклевала чуть-чуть, вообще какая-то сонная сидела, словно не выспалась. Можно подумать, пять-шесть часов спокойного сна человеку не хватит для того, чтобы быть бодрым и веселым.

Уже когда садились в повозку, отметил недовольный вид Милы, но спрашивать, что случилось, не стал, настоящий мужчина сам должен догадаться и исправиться, а такой как я – просто подождать, когда само пройдет. Шуш, обнаружив, что кота нет, с надеждой посмотрел на меня, мол, хозяин, неужели ты понял, что от этих животных одна грязь. Но ничего не сказал, полез на заднее сиденье, зашуршал пакетами, бережно укладывая купленный сыр и колбасу отдельно от горячих караваев хлеба.

Повозка тронулась, и мы помчались по тракту, по бокам вяло мелькали деревья, с такой скоростью через час-полтора мы должны были обогнать последний торговый караван и начать догонять ушедшие раньше. Дорога через лес шла ровная, плавно поднимаясь и спускаясь с очередного невысокого холма, в нашем направлении никто не ехал, и навстречу – тоже, встречные повозки начнут попадаться уже за границей между княжествами, а тут – безлюдное место, и не селится никто, как мне хозяин рассказал, неподалеку от границы капище старое, и попадаются измененные – чаще волки, но иногда и медведи. Бывает, что нападают на проезжих путников, если тем вдруг по надобностям придется отойти, но на проезжающие повозки – почти никогда. Так что по пустой дороге мы разогнались до крейсерских пятидесяти. Правда, притормаживать тоже пришлось, чуть трех зайцев не раздавил, а под конец уперся в поваленное дерево. Вот хоть и следят за дорогой, но такое тоже случается. Может, лесник схалтурил, а может, и дикие измененные кабаны подрыли, вот верю, что от естественных причин этот ствол упал.

Мила сидела совершенно спокойно, только руку с самострелом в окно выставила, а Шуш напрягся, но это понятно, убирать последствия ветра, урагана или кабаньих развлечений придется именно ему.

– Давай, давай, – подбодрил я парня, – тренировки – путь к здоровому образу жизни. И еще закалка. Главное, ничего не бойся. Если тебя начнет медведь грызть – спасем. Или отомстим – жестоко, так, что надолго запомнит.

Бормоча о том, что он лично думает о закалке и хозяевах-самодурах, но тихо, так, чтобы я не слышал, мой слуга подошел к стволу – не такому уж и большому, может максимум сантиметров двадцать в обхвате, поднатужился, поднял толстый конец и потащил по кругу к противоположному краю дороги.

– Погоди, сейчас мы тебе поможем, а то надорвешься с непривычки, – раздался из-за кустов голос, и на дорогу вышел мой старый знакомый, Инвар.

Шуш вздрогнул, но дерево не выпустил, да и что толку, если на тебя смотрит дуло ружья.

– Веся, держи его на прицеле, – Инвар сделал несколько шагов по направлению к повозке, остановился, чуть склонив голову набок.

Я оглянулся – дорогу назад мне преграждали еще четверо. Одного из них я помнил, Гиря, кажется. Да, вот его-то я утром и заметил. А тех, что были с ним, видел точно в первый раз. Мог бы и раздавить, но как-то с прошлой жизни не прижилась у меня эта привычка. Так что пришлось выйти из повозки, на свежем воздухе все больше пространства для маневра.

– Смотрю, Инвар, ты теперь лихим промышляешь. Отличное занятие – работа на свежем воздухе, новые знакомые, в общем, одобряю. Сколько возьмешь за проезд – золотой, два?

– Даже не знаю, – помощник Ждана наморщил лоб. – Ты у нас, Марк Львович, персона знатная, говорят, что почти боярин уже, так что как ни крути – меньше сотни никак. А с другой стороны, ну как брать деньги у того, с кем под стрелами стоял, мы же тогда на поляне на одной стороне были, правда? Вот и получается у нас, что деньгами никак не разойтись.

– А брат мой знает, что ты здесь, холоп? – Мила тоже выпрыгнула из повозки, развернулась боком, наставила самострелы на обе группы.

– Милая, я не холоп, а свободный человек. И тут сам по себе, – улыбнулся Инвар. – По велению сердца. Не могу смотреть, как этот недомерок за тобой ухлестывает. Мы ведь были так счастливы вместе. А ты стой, Шуш, не двигайся, Веся будет стрелять, если пошевелишься.

Шуш все-таки отпустил ствол, со стуком упавший на дорогу, и стоял, опустив руки. С мрачным и очень решительным лицом, прям картину с него писать.

– Так, друзья мои, давайте-ка переместимся чуть в сторону, а то здесь люди ездят, мало ли, пострадать могут невинные. Да, ваша милость? Уж будь добр, отгони на обочину свою роскошную повозку и спокойно иди за нами. Только без глупостей, пули у нас заговоренные, щиты твои враз прошибут.

Я пожал плечами, под дулами ружей переставил пепелац на обочину, даже чуть в кусты заехал, чтобы тот особо не отсвечивал. Мила порывалась что-то сказать, но я ей сделал знак, мол, не надо. И не оборачиваясь пошел в показанном Инваром направлении. За мной топал Шуш, громко сопя. Ну а за ним все остальные.

Полянка оказалась от дороги в двадцати шагах буквально, от проезжей части ее скрывали густые заросли орешника, вымахавшего метра на четыре в высоту. Утоптанная площадка со следами костра, метров в тридцать диаметром, была практически пуста, только на бревне сидел еще один мой знакомый.

– Да кто тут у нас, – вот в ком актер пропадает. Провинциальный. – Боярин Марк Львович Травин, из рода князей Фоминских, владетель домов и земель. Прошу, прошу к нашему шалашу, не побрезгуйте. Простите, что руки не подаю, ем.

Рокша Пырьев издевательски отсалютовал мне обглоданной куриной ножкой. И моим сопровождающим тоже – Шуш и Мила шли под прицелом ружей.

– Еще раз спрашиваю, – отчеканила Белосельская. – Мой брат знает, что вы тут творите?

– Заткнись. Твой брат продался княжьим людям, наплевал на наше воинское братство, – Инвар неожиданно обернулся, с размаха зарядил Миле в ухо.

Ту просто снесло. Шуш дернулся ей на помощь, но двое бросились на него, начали выкручивать руки. Пырьев махнул рукой, ноги парня подкосились, он рухнул на колени и упал ничком на землю.

Мила, упав, не растерялась, перекатилась по земле, привстала, вытянула руки и выстрелила. Светящиеся на дневном свету спицы веером вылетели из наручных метателей, раздались вопли.

Двое незнакомых бойцов, которые на Шуша напали, катались по траве, пытаясь вытащить из тела стрелы, один лежал неподвижно, спица торчала у него из правого глаза. Гиря отделался царапиной, спрятался за дерево и целился в меня, Веся шлепнулся на землю, перевернулся на живот и взял на мушку Милу.

А вот Инвар стоял спокойно. Возле него валялось полтора десятка стрелок, а новые – просто отскакивали от невидимого доспеха. Мила расстреляла обе обоймы и теперь сидела на траве, мрачно глядя на разбойников.

– Я же говорил, слабак, – Пырьев поднялся с бревна. – Колдунишка. А еще в родичи набивается, шваль всякая, голь перекатная. Давай, Инвар, кончай его, нечего возиться. Да и щит держать затратно.

– Погоди, – Инвар пошевелил ногой стрелки, подошел к Миле, злобно глядящей на него с земли. – Ну что, дорогая, выбирай, он или я. Мы ведь можем быть счастливы вдвоем, ничего, что я простой парень, я знаю нужных людей, с ними и денег можно заработать, и деревеньку какую прикупить. Нам ведь хорошо вместе было, правда? Подадимся в пограничные земли, а там любой, у кого голова на плечах и верные люди за спиной, могут быть хоть баронами. Хочешь стать баронессой?

– Да пошел ты, – и Мила рассказала Инвару, куда тому нужно идти. Тот во время этой тирады довольно улыбался.

– Ну что же, лапушка моя, ты сделала выбор. Сначала мы твоего полюбовничка порешим, а потом с тобой вон ребята развлекутся. И Рокша Мелентьевич, вот с него и начнешь, чтобы чести его боярской урону не было.

– И смотри, чтобы сделала все как надо, – Рокша не торопясь подходил ко мне, держа щит. Такой мне не пробить. А на ладони его уже искрился оранжевый шар. – Инвар, держи эту сучку, с нее станется какую глупость выкинуть, а вы, ребята, подходите к колдуну, его защиту пробивать и щиты держать мне тяжело, а вот мечами вы его порубите. Не сразу, но пробьете. Да, и потом этих, которых наняли, надо будет оттащить подальше, зверье покормим. Измененные – они человечинку любят.

– Слушай, Пырьев, ты чего, – попытался усовестить я Рокшу. – Мы же пили с тобой вместе, ты меня домой приглашал, говорил, мол, родичи мы кровные. И денег у меня больше, чем у Инвара. Хочешь тысячу дам? Или две? Золотом – мне для родственников ничего не жалко.

Рокша аж скривился весь.

– Да кто ты такой, чтобы мне деньги предлагать? Родственничек! Отброс, вот ты кто, нищета безродная, приблудный пес. Из-за тебя мне от места отказали, мразь, выгнали взашей. Сначала мои ребята тебя на полоски нарежут, как щит твой хиленький схлопнется, ну а потом я за тебя возьмусь. Выжгу тебе глаза, кожу сниму живьем, кромсать буду, чтобы в ногах ползал у меня, кровавыми слезами умывался.

Ребята вылезли со своих позиций и подходили ко мне, поигрывая мечами. Такие хоть полчаса будут рубить, но потом все равно, щит – вещь не постоянная, на сколько его хватит?

Я решил не испытывать судьбу, тем более что Пырьев подошел достаточно близко, загородив меня от Веси с Гирей. И движением снизу вверх, с полуприседа, всадил ему проклятый тятьевский клинок прямо под нижнюю челюсть.

Рокша только руками взмахнуть успел, щит его заискрился и пропал, тут же пропали щиты у его подручных. Держа колдуна, а точнее – его труп, как щит, засадил два заряда в Весю с Гирей, те сразу вышли из игры, с развороченным в кашу лицом особо не посражаешься. Выдернул кинжал, развернулся к Инвару, уже приготовившемуся к прыжку, выпустил три заряда. Они стекли по защите, но видно было, что та тускнеет, значит, амулет выдыхается.

Инвар отпрыгнул в сторону, выхватил из-за пазухи пистолет, направил на Милу.

– Дернешься – порешу, – предупредил он. – Ты меня знаешь, за делом не постою.

– А давай, – я улыбнулся. – Тебе-то все равно помирать, еще один-два заряда, и сдохнет твой амулет. В женщину-то попасть – слава и почет тебе, великий герой.

Инвар заколебался. Мила крутила головой, глядя то на меня, то на бывшего любовника. Может, выбирала? Заталкивала запасные стрелки, по меньшей мере десяток был уже в каждом самостреле, но чего-то ждала.

– Давай как мужчина с мужчиной, – наконец решился Инвар, сорвал с шеи амулет, отбросил. – На мечах. Или слабо тебе?

– А давай, – я подошел к валяющемуся на земле слабо дергающемуся телу, то ли Веся это, то ли Гиря, с месивом вместо физиономии не разберешь, поднял меч, неумело крутанул. Хотя почему неумело, кое-какие навыки Арраш в меня вбил, на пару с рыжей капральшей. Так что посражаемся еще.

Инвар заулыбался довольно, легко шагая, приблизился ко мне, держа меч острием вниз. Чуть качнул, приглашая напасть.

Ну я и напал.

Ледяная сосулька легко вошла в бронепластины, пробила грудину и вышла из спины воина. Тот упал на колени, изо рта пошла кровавая пена. Только меч, воткнувшийся в землю под углом, не давал ему упасть.

– Как мужчина, – прохрипел из последних сил Инвар. И умер.

В фильмах герои, расправившись с врагами, бегут скорее обнять любимую, прижать к сердцу и замереть минуты на три. Или насколько у режиссера терпения хватит. Я хорошо помнил недавнюю сцену с Хилковым и Тятьевым, поэтому первым делом обошел валяющиеся на поляне тела.

Из троих незнакомцев двое были живы, крови от спиц натекло немного, но вот внутренние органы были с перфорацией. Два движения рукой, и на два трупа стало больше.

Колдун с виду был абсолютно мертв, сердце не билось, ядро не ощущалось, но я на всякий случай через глазницы проткнул ему мозг все тем же проклятым кинжалом, как там Тятьев-старший говорил, для четвертого круга в самый раз. Рокша дернулся и окончательно подох. Сильный, тварь. Пытался себя вылечить. Но опыт, сын ошибок трудных, и тут пригодился.

Веся и Гиря еще дышали и дергались, но были без сознания. От болевого шока, наверное – кроме искромсанных лиц, других повреждений у них не было. Не было и глаз, и частично ушей, так что я, считай, помог ребятам обрести покой, еще двое.

Наконец, главарь. Инвар был полностью и безоговорочно мертв, но на всякий случай я и его добил – тем же ударом кинжала в глаз, хуже не будет. От соприкосновения проклятого клинка с мозгом голова помощника Ждана раскололась, серая жирная субстанция выступила над трещинами. Значит, мозги были, когда пакость эту задумывал, сам виноват в том, что вышло.

С чужими покончили, занялся своими.

Шуш был просто без сознания – обычное сонное заклинание, которое я развеивать пока не стал, пусть полежит, отдохнет.

Медленно поднялся, не оборачиваясь, сказал:

– Бесполезно. На моей спине щит, спереди – тоже. Да и Сила добавил на спицы отслеживающее заклинание, мне они вреда не принесут. Я его специально просил.

Обернулся, Мила все равно держала меня на прицеле.

– Но ты можешь попробовать. Вдруг получится.

Она вздохнула, опустила самострелы, потом подошла и поцеловала. Вот кто поймет этих женщин.

Глава 14

На въезде в Смоленск мы простояли около часа в общей очереди, колечко мое здесь не работало, точнее говоря, в общем списке лиц, которых нужно пропускать без очереди, мы были где-то на самом дне, так что я возмущаться не стал, кстати, так поступало большинство из тех, кто такие права имели. Повозки досматривали, но не то чтобы дотошно – стоящий у шлагбаума колдун со скучающим лицом махал рукой, если замечал что-то подозрительное, транспорт осматривали стражники. Но повозок было очень много, не меньше двух сотен.

Нас тоже хотели отправить на досмотр, но при взгляде на кольцо колдун улыбнулся, махнул рукой – мол, проезжай, и занялся следующей телегой. Не на канцелярское поглядел, а на родовое, с вороном. Местная знать, как-никак, братство аристо. А может, родственник какой, в этой Санта-Барбаре куда ни плюнь – или в дядю попадешь, или в племянницу.

Шуш давно уже проснулся, аккурат возле Добрянска, где мы на обед останавливались, и не переставая пыхтел со своей задней лавки, как он виноват, и как бы он обязательно защитил хозяина – это он подчеркнул интонационно – если бы не злобный колдунишка, которого барин зря просто так убил, надо было кожу с живого снять и подвесить за кишки, а потом пальцы клещами пооткусывать. Я важно кивал, Мила злилась, в общем, доехали весело.

По пути в гостиницу я специально сделал крюк и проехал мимо потенциального наследства, большой участок земли был обнесен высоким кованым забором, удивившим новой краской и отсутствием повреждений, на шикарных воротах, с тонко выгнутыми зверями, птицами и вороном в навершии, висел большой замок, и даже в будке охраны кто-то жил, из трубы шел легкий дымок. Соседей фактически не было – оба участка по бокам, узкие и длинные, стояли пустые, только трава густая росла, ни деревьев, ни строений. Подумал еще, что неплохо бы и их прикупить, а потом одернул себя, вот куркуль, толку от этой недвижимости в непонятной реальности – ноль. С собой ее все равно не возьмешь.

В глубине участка кирпичный трехэтажный дом, с высоким, наверное, метров в шесть первым этажом, да еще и высоким цокольным, был на первый взгляд во вполне приличном состоянии, крыша дырами не зияла, все окна на своих местах блестели стеклами. Не знаю, чего там Драгошич хотел сносить и перестраивать. На фотографиях дом выглядел значительно хуже, непонятно, отчего мне именно их оценщик показал. Да разве спросишь теперь, не тащиться же ради этого в Славгород.

Что там внутри, потом погляжу, но если решусь обосноваться в Смоленске, проще будет вообще не трогать, а где-нибудь на съемной квартире поселиться, мол, денег нет, а то бы враз отремонтировал родовое гнездышко и приемы там устраивал. И не торопясь продать, а то впопыхах всегда прогадаешь.

Показал Шушу на дом, спросил, справится ли он с уборкой и стрижкой газонов, ремонтом труб, переустройством крыши и мощением новых дорожек. Парень притих и ушел в себя.

Гостиница «Медвежий уголок» располагалась почти в центре. Ну как почти, километра три с половиной до княжьего замка, в серебряном поясе. До золотого рукой подать, а там, среди палат удельных князей и бояр-выскочек, и до замка дойти недолго неспешным шагом.

Каждый пояс от соседнего совсем уж капитально не отделялся, когда мы ехали из предместий через стальной пояс, где в основном жил рабочий люд, в медный – прибежище местного среднего класса, то даже не заметили, как пересекли границу. Только дома стали пониже и побогаче. А вот когда в серебряный пояс решили въехать, первый же городовой нас остановил. Перстень и тут помог, вопросов не задавали, едет боярин, значит, надо ему, и не забота всяких служивых людей в эти дела лезть.

Золотой пояс от серебряного отделялся невысокой стеной. Кому надо – перелезут, охране и сторожевым собакам лишняя тренировка не помешает, а вот обычный посторонний люд просто так не пройдет, и стража не пустит, и схемы, в стену вмурованные, отшвырнут незваного гостя.

Ну а в центре города стоял княжий замок – в Жилине и Северске все попроще было, князь вроде как близко к народу, отдельный огороженный дом, а тут целый городок, обнесенный высокой стеной, площадью почти в квадратный километр.

Собственно, мне туда и нужно было, но не сразу, два дня пути все-таки, да еще с приключениями, требовали отдыха. И я его получил. У брата и сестры Белосельских в Смоленске был собственный дом, не так чтобы шикарный, но тоже в серебряном поясе. Так что Мила наскоро попрощалась со мной, обещала как-нибудь заглянуть и исчезла. Баба с возу, как говорится.

Шуша определили в комнаты для прислуги в цоколе, парень не возражал, да и не привыкать ему после жилинского подвала с медными трубами. Так что номер был в полном моем распоряжении – две комнаты, добротная мебель, широкое окно и все удобства. Даже камин с заранее сложенными поленцами, который я разжег мановением руки, поставив перед огнем завесу, чтобы жаром не особо тянуло, а вот вид горящих поленьев мой взор услаждал.

Глубокое кресло, теплый глинтвейн, музыка, слышная только мне. И полумрак. Штора чуть колыхалась ветром из приоткрытого окна, на улице перекрикивались прохожие, слышался шелест шин проезжающих повозок и стук закрывающихся ставен торговых лавок. Хоть и не устал почти, но вот так посидеть, помечтать, поразмышлять иногда необходимо, и одиночество человеку порой нужно не меньше, чем общение.

Неясная тень мелькнула за шторой, та чуть отодвинулась, и в комнату проник человек небольшого роста, худой и, судя по наличию маски, не слишком красивый. Совершенно не таясь, он подошел ко мне и протянул металлическую пластину.

На стальном квадрате была нарисована красная окружность.

Чуть кивнув, я приложил к ней ладонь.

Окружность изменила цвет на синий, гость вытащил из-за пазухи бумажный сверток, протянул мне и исчез тем же путем, что и пришел.

Пришлось зажигать светильник, вот всегда дела не вовремя. В свертке была черного цвета дощечка, тонкая, миллиметра три, и размерами почти со стандартный лист А4. Все с той же красной окружностью посредине.

От рукоприкладства окружность стала синей, исчезла, и появился текст с картинками. Я внимательно прочитал его, приложил ладонь к поверхности, старая страница исчезла и появилась новая. И так одиннадцать раз. Когда я приложил ладонь в двенадцатый раз, деревяшка рассыпалась в труху, которая, впрочем, сразу исчезла.

Такие одноразовые послания были недешевым удовольствием. Вот за это мне пришлось выложить пять золотых. И еще полсотни за ту информацию, что была вложена в деревяшку – только потому, что некий беглый дьяк меня рекомендовал отправителям, иначе мог бы и двумя-тремя сотнями не обойтись. Хотя деньги дело наживное, информация стоит дороже, а иногда просто бесценна.

Я встал и прикрыл окно, больше гостей не ожидалось, если только Мила вдруг решит, что ей одиноко одной в большом незнакомом городе, и придет проведать старого приятеля. Но она вполне могла сделать это и через обычный вход.

Ничего срочного и неожиданного послание не принесло, в общих чертах ожидания подтвердились слова Тушина и некоторых других людей, с которыми я успел пообщаться, хотя и были нюансы. Но все это могло подождать, я даже пожалел, что рано приехал, и не послушался совета Росошьева – провести в дороге недельку. Поездил бы по лесам и весям, пошугал разбойников, поел экологически чистой еды, другие люди в моем мире большие деньги платят за такие вот броски подальше от цивилизации, в палатках живут, по рекам сплавляются, а то и на необитаемый остров замахнутся. Но я не такой, увы.

В канцелярию князя мне надо было явиться не раньше среды, примерный порядок я себе представлял. За день до Семаргла, в субботу, большой прием у князя, на котором моя предполагаемая родня расскажет, какой я есть замечательный и знатный боярин Травин из рода князей Фоминских, которые есть колено Смоленских, которые в свою очередь из Рюриковичей. А посторонние из конкурирующих семей – какое я безродное говно. Потом через неделю, в ночь на Навьин день, мне предстояло пойти на могилы предков для какого-то обряда. Вот только не пойму, почему нельзя было сделать наоборот, если я настоящий, то и прием потом, а если подкидыш, то не сдались мне все эти великосветские развлечения.

И вот если я благополучно этот обряд пройду, то на Навьин день меня торжественно примут в род, а уже во вторник, 23 апреля, будет аукцион по продаже моего, как я потихоньку привыкал считать, дома. Программа не слишком насыщенная, приемов я не очень-то боялся, и с губернаторами приходилось водку пить, что там какой-то великий князек, у которого и айфона-то небось нет, и «патек филипп» отродясь руку не обнимал. Хомич, библиотекарь и по совместительству дядя жилинского князя, книжку по этикету мне подогнал и от себя кое-что порассказал, так что теоретически я был вполне подкован. А практически – мог бы сейчас любых наших чиновников, нефтяников и газовиков перепить спокойно, с моей-то волшебной печенью.

На следующий день, сразу после плотного обеда я зашел к своей родне – князьям Фоминским, обитавшим в золотом поясе, в собственном подворье на большом участке земли, богатые родственники – видимо, моя фишка в путешествиях по реальностям. Ожидаемо тех, кто мог бы принять потенциального брата-племянника, дома не было, но визит вежливости я совершил, оставалось только ждать, когда их светлости соизволят меня пригласить на чашечку кофе с эклерами. Фоминским я оставил письмо в конверте – такими торговали в находившемся неподалеку от гостиницы писчебумажном магазине, там даже текст за меня составили стандартный и красивым почерком написали, мне осталось только перстень приложить, контур ворона стек с него и проявился на листе бумаги, а над силуэтом – четыре звездочки, крохотные, но видимые невооруженным глазом.

Ну а потом начались важные походы по портным, обувщикам и галантерейщикам, костюмы для приема и обряда обещали сделать за пару дней, нет ничего невозможного, когда колдуна-странника обшивает колдун-портной, только деньги плати. Заказал парадный меч – укороченный вариант, дорогой, зараза, таким только в индийских фильмах место в реквизите, практической ценности абсолютно никакой. В каждой лавке с горестным лицом отсчитывал ассигнации Северского княжества, так что еще и на обменном курсе меня нагрели. Шуш, ходивший за мной тенью, чуть ли не причитал от горя, видя, как у его хозяина отнимают последние шекели. Ну а что делать, понты они в любой реальности – понты, приехал бы прямо к обряду, может, и сэкономил сотню-другую, но разве так ведут себя наследники богатого и знатного рода, получившие неожиданное и богатое наследство?

Так что, когда в среду расфуфыренный слуга в шитом золотом кафтане принес мне записку-приглашение от княжича Ратибора Фоминского, мне было в чем пойти, а точнее говоря – поехать. Шуш хоть и рвал на себе волосы при виде моих трат, однако, приодевшись во все новое, проникся важностью момента и так зыркнул на хозяина гостиницы, распахивая передо мной дверь, что тот аж во фрунт вытянулся. Растет парень, еще немного, и смогу выгнать в реальную жизнь, авось не пропадет.

Уже подъехав, мысленно сравнил свое наследное подворье с поместьем родственников. У Фоминских отдельное здание для гостей было одноэтажным и стояло недалеко от ворот. Кроме него, было еще несколько построек и основное здание, где, видимо, князья проживали. Неплохой такой трехэтажный особнячок, по фасаду не меньше чем в пятьдесят метров, и неизвестно сколько в глубину, с башенками на черепичной крыше, большими окнами и строгими линиями, отделанный мрамором и темно-красным деревом. Неброско, но очень дорого и стильно, я бы и в своем мире от такого не отказался.

Дом для гостевых церемоний тоже был неплох, натуральные деревянные полы и облицованные кожей и дубом стены, строгая кожаная мебель и металлические светильники, никакой помпезности, но вот веяло большими деньгами, веяло.

Важный слуга проводил меня в небольшую залу и оставил одного. Почти все помещение занимал квадратный стол черного дерева, со столешницей, инкрустированной гербом Фоминских – пушкой с летящим над ней вороном. Изображение ворона смотрело на меня и со стен – тиснением на кожаных обоях, с изумрудными глазами. Натуральными изумрудными глазами, я подошел и поковырял одну из птичек, драгоценные камни были врощены в кожаное покрытие. Вытащить камень не удалось, уж очень он был добротно заделан, да еще и покашлял кто-то сзади.

Обернулся – возле стола стоял мой старый знакомец Ратибор, а рядом с ним – совсем уже пожилая женщина, с черными как смоль волосами и морщинистым лицом. Почти старуха, но вот старческой немощи в ней не наблюдалось.

– Марк, рад, что ты заехал, – неискренне улыбнулся княжич. – Садись, не стесняйся. Рада Всеславовна, это вот наш родственник новый, Травин Марк Львович, праправнук Олега.

Я тоже улыбался в ответ и во все глаза смотрел на старушку. Вот только видел не ее, а молоденькую девушку, держащую за руку бравого гвардейского офицера на очень старой фотопластинке. И черты лица давно уже не те, и глаза выцвели, а все равно она это. Отец так и не выяснил, кто эти люди, прадед, Сергей Олегович Травин, старший майор госбезопасности, наверняка знал, но пропал на войне, а вещи его нашли, когда из Карелии в Центральную Россию перебирались. И там это фото на стекле, без подписи, только двое – девушка и парень, стоят, держатся за руки и улыбаются, не в камеру, а друг другу.

Фоминские стояли и ждали, когда я наконец просмотрюсь.

– Простите, – наклонил я голову, – просто показалось.

– И что тебе показалось, дружочек? – старушка уселась, сложила руки в замок – никаких артритных утолщений, ухоженные такие.

– Да нет, ничего. Старая семейная фотография вспомнилась.

– Фотография? Слово какое чудное, – вступил в разговор княжич. – Греческое. И что оно означает?

Я как мог объяснил, что такое фотография.

– А, факсимилия. Что скажете, Рада Всеславовна?

– Не похож, – покачала головой старушенция. – Может, он и вправду Сергея правнук, но не чувствую я в нем травинского ничего. Говоришь, ворон откликнулся?

– Да. Марк, если тебе не сложно, расскажи о себе.

И я рассказал. Как говорил дядя Толя – хочешь соврать, скажи правду, поверят в одном, значит поверят и в другом. Я прочитал больше десятка книг о Пограничье, разорился на карту тех мест, в которые колдунам-картографам удалось добраться живыми и потом живыми же чудом выбраться обратно, а потом оттачивал свои знания на беседах с «земляками», и если поначалу было какое-то недоверие, то вот последние мои знакомые – точно принимали меня за своего, пограничника. Биография была надежнее, чем у Штирлица, я вплетал свою историю в реальные события, людей, которых я называл, можно было найти и переспросить, и наверняка они подтвердят то, что я сказал – кто запомнит пацана среди толпы друзей и знакомых. А уж о нашем баронстве я мог бы рассказывать часами – и про лошадей, и крестьян каждого по именам помнил, и высоту крепостных стен, и даже какие цветы возле моста росли. Росошьев – и тот с пятого раза одобрил, благословил, так сказать.

Хозяева выслушали мой получасовой монолог, не перебивая. Княжич в нужных местах улыбался, когда надо было – охал, а вот Рада – та сидела молча, с одним и тем же недовольным выражением лица.

– Так я оказался возле села какого-то недалеко от Славгорода, – закончил свой рассказ я, перед этим живописав, как меня втолкнул в портал неизвестный колдун.

– Так значит, Травины теперь бароны пограничные, под Империей, считай, ходят, – старушка пожевала тусклыми морщинистыми губами, повернулась к княжичу. – Врет он все. Рассказ гладкий, но ни одного слова правды.

Фоминский развел руками, мол, что есть – то есть.

– Зазубрил хорошо, молодец, так и держись, – Рада постучала пальцами по столу. – Лаврентий свое дело знает. Значит, ворон признал? Дай-ка руку.

И требовательно протянула ладонь.

Делать нечего, положил руку на стол, цепкие пальцы вцепились мне в кисть. И узкий стилет пригвоздил мою ладонь к столешнице.

Я было дернулся, но старушка держала меня крепко. Слишком крепко для ее возраста и телосложения. И улыбалась – недобро так, гадко. Кровь из раны потекла на стол, тонким ручейком обогнула выпуклое изображение пушки и начала заполнять выемку в виде ворона. Сначала я попытался заживить рану, но от моих стараний кровь шла только сильнее. Так что колдовать я прекратил и просто ждал, чем все закончится. Не убивать же меня сюда привели. Наверное.

Кровавая фигурка ворона пошевелилась, Рада хлопнула меня по руке, кровь мигом остановилась, и рана зажила без следа.

Послышалось хлопанье крыльев, и на стол приземлился мой старый пернатый приятель. А может быть, его брат – очень уж похож. Ворон не торопясь подошел к алой фигурке, обмакнул в лужицу крови лапку и нарисовал на столешнице руну. Потом еще одну. И еще, и так одиннадцать раз, обмакивая коготь в натуральный краситель.

Руны налились оранжевым, вспыхнули, поднялись в воздух, начали вращаться. А потом исчезли, вместе с кровавой фигуркой. На месте лужицы крови лежал красный кристалл, чуть больше ногтя.

– Держи, – старуха протянула его мне. – На поляне предков, если испытание провалишь, это хоть жизнь твою никчёмную спасет.

– А вдруг не провалит? – княжич с сомнением поглядел на меня.

Рада засмеялась неприятным клекочущим смехом.

– Сам-то в это веришь? Нашел кого-то с каплей смоленской крови, может, он и родич какой, но вот не чувствую я, что брата моего потомок. И что с ним Всеслав сделает, представляешь? А так скажем, что род давно в другую сторону ушел, там ведь травинского малая доля должна быть, бывает, предки сомневаются. Но в живых оставляют. Или тебе Травино не нужно?

– Как не нужно, – вздохнул Фоминский, – из-за этого все и затевалось. Даже дом отдаю, а все из-за тебя, Рада. Надо было с братом мириться. Ну да ладно, это дела семейные. Марк, на княжеском приеме, как появишься, сразу к нам, в разговоры попереж меня ни с кем не вступай. Так что пока иди, а там и встретимся.

Моего мнения никто не спросил. Ну и ладно. Спрятал камень в карман, откланялся гостеприимным хозяевам – даже чая не предложили, только крови попили. Зато на одну семейную тайну стало меньше. Только мне до этих тайн дела не было.

Глава 15

Весенний прием прошел с размахом. Нескончаемая вереница гостей медленно вилась от ворот замка к большому одноэтажному зданию, стоявшему на возвышении. Князь – невысокий средних лет толстячок с добрыми глазами палача самолично встречал у входа вновь прибывших, кого-то хлопал по плечу дружески, от других принимал поклоны и подношения, но никого не обделял словом и вниманием. Даже мою скромную особу – стоило подняться по широкой лестнице, и отвесить подходящий для такого случая поклон, князь, кивнув головой что-то прошептавшему ему на ухо придворному, вперил в меня взгляд и лениво улыбнулся.

– Давненько Травины не одаривали меня своим вниманием, давненько. А тут такая удача, правнук Сергея пожаловал. Надеюсь, исправишься, частым гостем будешь?

Я просто кивнул, сзади уже напирала за своей порцией княжеского внимания какая-то пара – тощий мужичок и гренадерского вида баба, связываться с ней не хотелось. Впрочем, великого князя Смоленского мой не слишком почтительный кивок не смутил, он подмигнул мне и тут же чуть ли не восторженно обнял тощего. А я пошел дальше по лестнице в залу.

Все происходящее вполне укладывалось в мое представление о царских приемах. Гости кучковались, переговаривались, мигрировали от одной компании к другой, в одном зале дефилировали возле накрытых столов, в другом – танцевали вполне современный вальс, в третьем играли в карты и кости, в четвертом…

Туда я уже не пошел, всего залов было девять. В центре – большой квадратный, по бокам от него – поменьше прямоугольные, и самые маленькие по углам, вместе они составляли квадрат со стороной в полторы сотни метров. И идя вот так по часовой стрелке, я остановился на третьем. Еда, танцы, азартные игры, все шло по нарастающей. Думаю, в шестом или седьмом меня ждала оргия, а я такие развлечения предпочитаю в небольшой компании. Идеальный вариант – вдвоем.

Ну и другая причина была. Фоминские сидели за карточным столиком, Ратибор, заметив меня, махнул рукой, так что пришлось подойти. И остаться – за столом играли в местный вариант покера, казалось, только меня и ждали, едва я уселся в свободное кресло, как тут же сдали по две карты. Кроме меня и Фоминских, за столом сидели двое – высокий полный мужчина в возрасте и средних лет черноволосая женщина со строгими чертами лица, а с ними – молоденькая девушка, в которой я узнал хорошенькую племянницу Драгошича. Как там ее, Беляночка? Девушка при виде меня покраснела и смущенно улыбнулась.

– Давай я объясню тебе правила, Марк, – Рада сегодня была куда более дружелюбна, или казалась такой. – Сейчас князь Добрянский сдал по две карты. Мы делаем ставки, по маленькой, десять гривен, не больше. А потом перед каждой открывающейся картой, а их всего три, будем ставки повышать. Но тоже не больше чем на десять гривен. Колдовать запрещено, так что будь поосторожнее. А что собрать, я тебе потом покажу.

А чего показывать, сыграв пару раздач, особых отличий от клубного покера, кроме как одной карты на флопе, не нашел. Три круга торговли, те же стриты, флеши и хаусы, только назывались по-другому. И масти были непривычные – четырех разных цветов, масть тоже считалась, и два одинаковых флеша разной масти по-разному стоили. И еще джокер – который здесь назывался «князь», он был старше туза и с ним роял флеш становился еще роялистее.

Первую сдачу я ожидаемо проиграл, просто пасанув, а вот во второй почти выиграл.

После десяти сдач Ратибор махнул рукой, к нам подбежал слуга с корзинкой и сгреб все наши выигрыши в кубышку. Мои двести сорок выигранных золотых – в том числе.

– Для бедных, – на мой недоуменный взгляд пояснил Фоминский.

Дамы встали и, о чем-то переговариваясь, ушли дальше по кругу, раскланиваясь со знакомыми. Надеюсь, не в седьмую залу, старушке там, может быть, и понравилось бы, а вот Беляночка – та наверняка будет шокирована. Мы остались за столом втроем. Князь Добрянский поглядел вслед ушедшим женщинам, хмыкнул.

– Бедняжка. Второй месяц из деревни, а все никак к нашим не привыкнет.

– Где ты ее взял-то? – Фоминский достал красную пастилку, бросил в рот.

– Дальняя родственница, из Заболоцких. Ни рубля за душой, но уже сейчас пятый круг посередке, а через десяток лет, как мой племянник утверждает, в четвертом будет, так и до второго дойдет. Дед с бабкой от нее отвернулись, как же, их сыночек среди простых себе пару нашел. А дочка-то вон какая уродилась, талант, ну мы и подобрали, как-никак – наш род. Князю представим, в университет здешний определим, нечего такому сокровищу в глубинке пропадать. А дальше пусть эти себе кусают локти. Ты, я вижу, тоже решил род усилить?

– Это Олега праправнук, – кивнул Фоминский.

– Да ты что, – его собеседник понимающе улыбнулся. – Настоящий?

– Через семь дней увидим, – пообещал Ратибор. – А сегодня князю представлю. Они с Сергеем были не разлей вода, ты помнишь? Парню лишнее участие не помешает.

– Смотрю, ты уверен, – Добрянский покачал головой. – Ох и хваткий ты, Ратька, весь в отца. Мое слово крепкое, ты знаешь. Уговор есть уговор. А твоего прадеда, молодой человек, я знал. Да что там прадеда, отца его, Олега Всеславича, вся Смоленщина боялась. С прежним-то князем они ох как были дружны, не разлей вода, да что-то разладилось у них, это потом твой предок, который поближе, с нынешним князем сошелся. Уж не думал, что потомка своего старого приятеля увижу, порадуюсь на старости лет.

Я глядел на них непонимающими глазами, внутренне усмехаясь. Ломают тут комедию, тайны, понимаешь, мадридского двора. Все это было в той книжечке, что прахом рассыпалась. Фоминские получают Травино в полное владение, а Добрянский княжичу свою внучку в жены отдает, а с ней прилегающие земли. Вроде как для Фоминских – прибыток, а Добрянским – сплошные расходы, но там все в выигрыше. Деньги и власть на кону такие, что Марка Травина сожрут и не подавятся, если он хоть шаг в сторону сделает. А я сделаю, не нравится мне моя роль в предстоящем спектакле. Не только у моих партнеров по покеру есть свои князья в рукаве. И не потому, что так вовремя и удачно подвернулся, а просто привык, что вот такие власть имущие всегда только свой интерес блюдут, а на нас, простых людей, им плевать с высокой колокольни.

Да и институт брака тут странный у одаренных, исключительно для воспроизводства. Евгеника во всей красе, вон, Беляночки отец взбрыкнул – и изгоем стал. Правда, как оказалось, мужик был с мозгами, пару правильную выбрал. Тут они об отсутствии приданого распинались, так это оттого, что о моем знакомстве с Драгошичем не знали, наверное.

Слуга в шитом золотом кафтане, неспешно прохаживавшийся между столами, подошел и к нам, произнес: «Через пятнадцать минут» и ушел дальше.

– После кого мы пойдем? – Ратибор поднялся, потянулся, даже в таком положении камзол свободно висел на его тощем теле.

– Вяземские, наверное, – Добрянский бросил колоду карт на стол, потряс кистью, из рукава вылетели два туза. – Не пригодились. А все ты, зыркал на меня, падлюка. Вот как с тобой играть?

Удельный князь и княжич рассмеялись.

Центральный зал постепенно наполнялся гостями. В назначенное время приглашенные подходили к возвышению, на котором сидел князь, выпивали чарку вина – Смоленский так уже наверняка за третий десяток чарок перешагнул, а что ему, с колдовским даром, хоть ведро выпьет, хоть бочку. Выслушивали вопросы, отвечали, некоторые даже спорили, и все это неторопливо, с толком и расстановкой, без суеты. Наш черед пришел ровно через пятнадцать минут, мы приблизились к трону – вшестером, в центре – князь с княжичем, дальше их спутницы, ну а мы с Беляночкой позади, шагах в пяти.

Я ободряюще похлопал девушку по руке, мол, все нормально, блондиночка снова покраснела и вцепилась мне в руку словно клещами.

– Излагайте, – великий князь все так же добродушно улыбался. Первый круг, таких на все княжество двое, а на все княжества – и двух десятков не наберется. Правда, на одного, кажется, меньше стало, ну да я не буду своим подвигом хвастаться, понятия дружбы и вражды на таком уровне – простой звук. Могут и отрезать что-нибудь фатально за уменьшение общего магического потенциала.

А вот практически рядом с князем сидел мой туз, точнее говоря – дама червей. При раскладе, который мне приготовили, карта не лишняя, может и сыграет.

– Челом бьем, – начал Добрянский.

– Брось, – князь даже рукой пренебрежительно махнул, мол, чего ему это чело, – давай к делу переходи. Хотя постой, я сам за тебя все скажу. Женитьбу Ратьки Фоминского с твоей внучкой одобряю, дело хорошее, обряд назначим на осенний экинокс по-имперски, или по-нашему на Радогошь.

– Благодарю, владыка, – оба князя синхронно поклонились.

– А остальное, – Смоленский внимательно посмотрел на меня, потом почему-то на Беляночку, – на Ярилов день охота будет, а потом – торги. Вот после них и посмотрим, что почем.

И снова обе владетельные особы поклонились, и спутницы – вместе с ними. Ну и мы с девушкой тоже, вон, уже следующие своей очереди ждут не дождутся. Только собрались отходить, вижу, молоденькая девчушка, сидевшая через руку от князя, вскочила и что-то шепчет ему на ухо.

Шепчи, Злата, шепчи. Неважно, что, главное, чтобы на пользу. Есть у меня к твоему прадеду интерес.

Не то чтобы я в танцах дока, но ходил больше года на латину, была у меня одна знакомая, от джайва без ума. Расстались мы с ней быстро и без особых эмоций, а вот на занятиях я задержался, уж очень симпатичная преподавательница там была – к двум занятиям в неделю у меня какое-то время прибавлялись еще столько же внеклассных.

Так что в вальсе Беляночку я вел уверенно, хоть и без домогательств. Девочка хоть немного расслабилась, а то на междусобойчике с князем ее аж трясло. Даже чего-то там рассказывала мне о своей жизни в большом городе, я кивал и особо не вслушивался. Гораздо больше интересовало меня, как отреагирует князь на слова своей правнучки. Как-никак, спас ее, хотя, с другой стороны, может, и не стоило ей последние воспоминания блокировать, но не сдержался тогда, с этим грибом разум становится открытым, словно проходная – что хочешь делай. Я наглеть не стал, какие-то существенные воздействия сразу обнаружили бы местные мастера, но вот что-то помочь забыть получилось, в итоге девчушка не помнила, как попала в комнату к паучку. А как увидела меня, тут же пелена с разума спала – не мастер я на такие вещи, как смог, так слепил, но что ни делается, все к лучшему, а главное вовремя. Поскольку заклинаний, в сущности, не было никаких, так, запертые воспоминания плюс ключ, поймать меня на этом не смогут, и считай три месяца никто и не догадывался, что я с княжной, или как ее там, в одной процедурной сидел. А вот теперь время пришло. Уж очень мне нужно, чтобы князь на меня внимание обратил.

В общем, наелся, напился и натанцевался я вволю, и всего-то за двести с небольшим золотых, изъятых в самом начале. Знакомых у меня в княжестве практически не было, показалось только, что лицо Милы мелькнуло в толпе гостей, но раз сама не подошла, значит, и не нужно. А с незнакомыми людьми я всегда отлично ладил, им по большому счету было на меня наплевать, мне на них – тоже, в общем, идеальные отношения.

Добрянские уехали ближе к полуночи, увозя с собой мою партнершу по танцам, Фоминские – еще раньше, так что я в гордом одиночестве вышел из дворца приемов и зашагал по направлению к гостинице. Апрель выдался не слишком теплым, но разве это помеха для умеющего справляться с холодом. Только вот дойти до ворот мне не дали.

– Марк Львович Травин? – в лучших традициях российской полиции передо мной возникла фигура человека в форме. Я даже к карману потянулся, чтобы паспорт достать.

Не дожидаясь моего подтверждения, человек вытянул руку в сторону пятиэтажного здания и коротко сказал:

– Туда. Следуйте за мной.

В комнате, куда мы вошли после пятиминутных петляний по этажам, лестницам и коридорам, сидели трое. Знакомый мне князь, Злата и какой-то качок, уж очень сильно похожий на Мариуша Пудзяновского из передачи «Самые сильные люди планеты», с мощными плечами и сжатыми пудовыми кулаками. Доставивший меня офицер поклонился и вышел, затворив дверь.

– Ну что, садись, Марк, – князь показал мне на стул. – Не стесняйся, тут все свои. Со мной ты знаком, Злату, мою правнучку, тоже, как оказалось, знаешь. А это вот князь Богдан Жижемский, мой внук и одновременно отец Златы. Не бойся, мы тебя поспрашиваем кое о чем и отпустим.

– Уж он все расскажет, – мрачно и как-то наигранно просипел Мариуш-Богдан.

Конечно расскажу. Хотя что лукавить, от человека с такими кулаками скрыть что-то трудно.

– Не спеши, – князь Смоленский похлопал внука по предплечью. – Итак, Марк, я не буду пока спрашивать, зачем ты залез в голову к моей правнучке. Расскажи все, как было.

И почти ласково посмотрел на меня. Такой не будет останавливаться, когда я тут на пол упаду, просто вскипятит мне мозги, но что делать, сам знал, на что иду. К тому же что-то скрывать я не собирался.

– От синей смерти, говоришь, заряжается? – князь вертел в руках хапу. Кнутомеч был полностью разряжен и на нажатия не откликался. На мои. У Смоленского модуля сопряжения не было, в его руках это была просто пустая кварковая батарейка с дополнительной электронной начинкой в качественно сделанном корпусе. – Чудная штука, вроде встречал уже такие. А что отсюда выскакивает?

Я как смог показал руками, какой длины клинок можно получить.

– Да, ханьцы – затейники, – резюмировал князь свое впечатление от бесполезного в сущности девайса. – Игнашка Тятьев просто не готов был к такому, считай, повезло тебе. То, что правду говоришь, вижу, да и внук мой, он разумник почище Олега Всеславича, предка твоего, будет, тоже вон кивает, что не брешешь. Это кристалл правды обмануть можно, а нас двоих – навряд ли, так что молодец, все рассказал, почти ничего не утаил. А внучке-то зачем воспоминания заблокировал? Пожалел девочку?

– Да, – я кивнул. – Меня самого аж передернуло, когда этот паук полез прямо…

– В глаз, – продолжил за меня отец Златы, потрепав дочку по голове. – Страшно было?

– Ага, – Злата кивнула. – Сейчас вот помню, как он прямо под веко забрался, противно еще. Потом словно уснула. Спасибо тебе, Марк, – неожиданно повернулась она ко мне, – за то, что спас. А за то, что в разум залез, не буду благодарить, хоть и добрые твои намерения были, но обиду нанес.

Князь улыбнулся.

– Вот видишь, вроде ты и герой, Марк. Так латиняне своих храбрецов называют, живота не жалеющих. Но и натворил ты тоже много такого, что не по нраву нам. Правнучке моей в голову залез, колдуна сильного убил, а ведь тот мог пользу княжеству принести большую. Скрывал все это столько времени. Хотя что тут сказать, правильно скрывал, за такие вещи по голове не погладят. По-хорошему, казнить бы тебя. Сначала наградить, а потом на кол. Да, Богдан?

Тот молча кивнул. Неразговорчивый парень, с таким дело можно иметь.

– Но деяние твое славное все грехи перевешивает, – Смоленский хлопнул ладонью по столу. – Так что жди награды. О разговоре нашем – никому, то, что раньше молчал и свою линию гнул, ты правильно сделал, нечего людям знать то, что их не касается. Штуку эту твою возвращаю, полно у меня таких диковинок, да только не работают они. А синей смертью заряжать, это как золотом свинарник отделывать, можно, но глупо и расточительно. Потом, если вдруг получится, и заряд будет, покажешь, как этот меч диковинный работает. Может, еще какие у тебя вещи есть, которые умельцы сделали? А то вдруг мне пригодятся?

Я помотал головой. Такт-костюм ему точно не подойдет, самому нужен пока, а модуль из головы вынимать я не собираюсь, уж очень это операция опасная. С предсказуемо смертельным исходом.

– Ну и ладно. Навью ночь переживешь, тогда и порешаем все. А пока иди.

Когда дверь закрылась, князь повернулся к внуку.

– Что скажешь, Данька?

– Есть в нем гнильца какая-то. Вроде и правду сказал, с тем, что дочка рассказывала, расхождений нет, и не утаил ничего, а все равно чувство такое, что темнит. Словно обманул нас в чем-то, вот только понять не могу. Надо было его все-таки просмотреть.

– Пытались уже, – князь вздохнул, – падает в обморок, потом встает как ни в чем не бывало, с тобой просто не встанет, помрет, но ничего от него не добиться. Вяземский, лекарь мой, так говорит. Что сказать, весь в предка своего, Олега, тот тоже был человек по-своему уникальный. С дедом моим не поделили что-то, а так бы Травины княжеским родом были, возле трона стояли.

– Известно, что, – внук осклабился, – бабку твою не поделили, подумаешь, тайна за семью печатями. А ты, дочка, что думаешь?

– Не знаю, – Злата серьезно нахмурилась. – Колдун он слабенький, конечно. Когда мне в мысли залез, в ту часть, которую я для внешних влияний определила, а потом ушел и бросил меня одну, как сейчас помню, разорвать его на части была готова. Ну а когда все это закончилось, даже благодарна была, ведь сопротивлялась этому красному паучку как могла, а он все равно пробирался, рано или поздно я бы сдалась. А так, как ни крути, вызволил он нас. Поэтому сегодня и подыграла.

– Неужто сама бы не смогла?

– Нет, – девочка вздохнула. – Он, этот Марк, как-то на синюю смерть воздействовать может, я потом так же пыталась, но не получается ничего. Да вы сами от Росошьева знаете это.

– Да, он говорил. А что с Тятьевым?

– С Тятьевым я и до этого поговорить пыталась, но силен он был, рассказывала уже. Со мной как с котенком играл. И не пошел бы он под нас, скорее наоборот, под себя подмять бы пытался.

– Все верно рассудила, девочка. И каково твое слово будет? Он твоей судьбой пытался распорядиться, тебе его судьбу и решать.

– Казнить, мне кажется, это слишком, и так на трех колдунов меньше стало, нельзя разбрасываться даже самыми никчемными. А наказать надобно, наглый этот Марк и слишком уж самостоятельный, такое надо подобрать, чтобы на всю жизнь запомнил. Ну а награда, тут ты сам, великий князь, мастак придумывать.

– Молодец, девочка, – князь улыбнулся. – Все правильно рассудила, быть тебе великой княгиней Рязанской, заодно и твои бабка с дедом, Горянские, возвысятся. По-государственному рассуждаешь, разумно и справедливо. Казнить колдунишку этого мы всегда успеем. Марк вроде не болтлив, себе на уме, так что пусть живет пока. Наказание его ждет уже, он просто не знает, какое. И награду ему дадим, коли Навьину ночь переживет, тем более что повод будет. По деяниям соразмерно.

Глава 16

Что делало этот мир похожим на мой родной, так это обилие праздников. Новогодние каникулы длились больше трех недель, а так редкий месяц обходился без двух-трех праздников, каждый из которых растягивался на несколько дней. Гуляли тут с размахом, ни в чем себе не отказывая. Страна большая, народу немного, что такое голод – знали понаслышке, когда купцы из ханьских государств приезжали и страшилки разные рассказывали. Прям рай на земле, а не средневековое феодальное общество.

И вот что интересно, что с прежним, шумерским миром, что с этим – там, где я оказался, простых людей вот точно столько, сколько надо, чтобы псионо-колдовскую верхушку обслужить. Если больше расплодится, могут из-под контроля выйти, а меньше, глядишь, свара среди одаренных начнется за человеческие ресурсы. Как на Американских континентах, или по-местному Лун-кахаль, где людей разводили как скот, или в ханьских царствах, там тоже особо с простыми не церемонились.

Период от дня Семаргла, который в этом году пришелся на наше воскресенье, и до Живина – 1 мая, вот таким нескончаемым праздником и был, правда, в основном для знати. Рабочий люд работал, крестьянский – пахал, купеческий – торговал, чиновничий – воровал, а верхушка общества, распрощавшись с зимними заботами и весенней распутицей, веселилась вовсю, особняком только Навьин день, который прямо через неделю после Семаргла, стоял.

Ни в субботу, ни в воскресенье никто не работал, лавки закрывались, улицы пустели, а жители славных княжеств отправлялись на встречу с предками. Так-то они могли этим хоть каждый день заниматься, но в этот праздник – обязательно. Собирались на специальных полянах, где прах был захоронен, костер зажигали, ну и всякие свои обряды проводили, с разной степенью непристойности, я вникать во все это не стал, ну обычаи, и что, в каждом мире свои. Больше меня интересовала ночь перед вот этой поминальной вакханалией. Для решения каких-то важных вопросов люди, а обычно собиралась целая группа экстремалов-любителей, оставались ночью на поляне предков, чтобы от давно умерших людей получить ценные указания. Ну они-то делали это добровольно, а вот я – исключительно по собственной глупости и чужому указанию. Не стоило мне вообще с этим домом связываться, глядишь, пережил бы спокойно эту командировку в случайный мир, отдохнул. Нет, влез с головой в местные интриги и имел сейчас все шансы без этой головы остаться. На красный кристалл, который мне родственница подогнала, большой надежды не было, как все повернется, неизвестно.

Поляна предков верхушки Смоленского княжества занимала не такую уж большую территорию, как можно было подумать, принимая во внимание количество покойников. Огороженный кусок земли примерно в двадцать гектаров, с сотней каменных домиков. Прах умершего, ну а если не удавалось его обнаружить – то пепел от сожженных личных вещей развеивался над всей этой «поляной», семья, отделившись от рода, возводила свое собственное место встречи с предками. Между каменными строениями шли аккуратные мощеные дорожки, свободное пространство было засажено декоративным кустарником и цветами, в нужных местах висели светляки, так что со стороны этот погост производил впечатление самое благоприятное.

Часов в десять вечера перед каждым из шестнадцати входов собрались небольшие толпы народу, входящим давали советы разной ценности, слышался смех и даже песни. Отправляющихся за благодатью и напутствием можно было отличить просто – из одежды кроме белого балахона с капюшоном и легких сандалий, на нас ничего не было. Ну мы-то тут одаренные все, не заболеем, а вот что с простым народом творится в +10 по Цельсию, легко представить. Поэтому и рождаемость тут низкая, подмораживали себе все, что можно.

Каждый белопростынник заявился на погост с группой поддержки. У меня тоже была собственная компания – строгие военнослужащие люди из княжеской стражи, которые бдительно следили, чтобы я на радостях не сбежал куда-нибудь. Еще Шуш – он остался в повозке, уж очень ему в ней спать нравилось, особенно после того, как выпросил несколько золотых и поставил себе сзади удобный диванчик. И кот.

Моему удивлению предела не было, когда сегодня, вернувшись в свои номера после завтрака и прогулки, я обнаружил эту животину, разлегшуюся на гостиничной кровати и потягивающуюся с наглой довольной мордой. Что скрывать, тоже обрадовался, привык к этому черному блохоносцу за несколько месяцев, уже в душе распрощался с ним, а тут на тебе – явился. И никуда от меня не отходил, и обедал я вместе с ним в ресторации, и поужинал, и в княжью канцелярию с ним же заявился. Что интересно, возражений никаких не было, взял с собой кота, значит, так нужно.

Еще у входа в такой же белой простынке ошивался мой родственничек, княжич Ратька Фоминский. Он торжественно вручил мне фигурку ворона, наказал поставить в центре поминальной плиты и этим ограничился. На мои попытки вопросы задать или выяснить хоть что-то только отмахивался, проверил только, не забыл ли я красный камень из собственной крови, оставил меня стражникам и в общую толпу влился – видать, было о чем ему поговорить со своими предками. Впрочем, если тут у нас предки общие, будет время, и его палатку навещу, расскажу им, какой их потомок – засранец и махинатор.

Под бой колоколов мы белоснежной толпой вступили на территорию кладбища. С остальных пятнадцати точек входа вливались группы товарищей, с других сторон квадрата – предположительно, а вот соседний вход был в пределах видимости, там тоже зашло не меньше десятка человек. Это я один, как робинзон, а в других склепах ночные тусовки намечаются, не иначе. Статуэтка ворона в моей руке зашевелилась, расправила перья и превратилась во вполне живую птицу, а значит, как втолковывала мне тетя Света, переносчика страшных инфекций. Выпустив пернатого спутника на свободу, я огляделся – в нашей группе из пятнадцати человек были кроме моего еще два ворона, лисенок и медвежонок. И еще какая-то птица, может, сокол, может, кречет, не разбираюсь я. Ну с животными понятно, они стояли на земле. А вот летающие объекты зависли в воздухе, издеваясь над аэродинамикой и гравитацией, однако стоило хозяину тронуться с места, его спутники тут же устремлялись вглубь территории. Мой ворон тоже было рванул, потом обернулся ко мне и прям по-человечьи мотнул головой, мол, чего стоишь, тормоз, пора. Мы с котом пошли – я был здесь единственным с двумя питомцами, остальные на меня поглядывали искоса, вот чую, в следующий раз придут сюда с целым домашним зоопарком, мода – вещь прилипчивая.

Ворон, для приличия двигая крыльями, уводил меня все дальше от входа. Одногруппники разбрелись кто куда, дольше всех продержался Фоминский – почти до склепа травинского меня довел, молча похлопал по плечу и ушел со своим вороном куда-то в сумрак. Значит, тоже один будет тусить.

Скрипнула тяжелая, окованная медью дверь, ворон проклекотал что-то, я вошел и огляделся. Круглая комната, не так чтобы большая, метров семь в диаметре, посередке – круглый постамент, такой, чтобы человек на нем лег не скрючившись. По стенке лавки стоят столики для поминальных предметов, все чинно-благородно, светляк горит под высоким куполообразным потолком. На полу мрамор, стены – гранитные, наверняка радиационный фон повышенный, как бы на мутанта какого тут не напороться. Ворон между тем уселся на штырь, торчащий прямо посреди постамента, уставился на меня немигающим взглядом янтарно-желтых глаз.

Вот у нас на кладбища ходят – с водочкой, закуской, сядут, помянут хорошенько, и умершим нальют, все как у людей. А тут неуютно как-то, столики пустые, лавки жесткие, и что, собственно, мне тут делать? До четырех утра сидеть, пока солнце не начнет всходить. Хорошо хоть домашняя видеотека со мной, хоть и пересмотрел большую часть, а придется чем-то занять себя. Был у меня старый один фильмец, «Снова в школу» с Родни Дэнджерфилдом, одним из неоцененных комиков Голливуда. Достал из-под балахона припрятанную бутылочку иберского, с вспомогательными емкостями заморачиваться не стал, отхлебнул прямо из горла, откинулся на жесткую стену и вывел перед собой видимый только мне экран. Кот, зараза, разлегся у меня на коленях и засопел. Только ворон недовольно на нас поглядывал, не из нашей он компании.

Фильм я давно не пересматривал, да и скачал как-то, просто чтобы на Воннегута поглядеть, а тут неожиданно увлекся – кот сопел, бутылка наполовину опустела, ворон тоже притих, и на одной из сцен я, отвлекшись от фильма, обнаружил, что сижу не один. Рядом со мной примостился, если так можно сказать про богатыря ростом на голову меня выше и стероидными бицепсами как три моих, мужчина средних лет, с длинным чубом на выбритой голове, в вышитой косоворотке и длинных полотняных штанах с растянутыми коленками. От него пахло травами и чем-то острым, словно кимчи нажрался – да, нотки чеснока и перебродившей рыбы определенно присутствовали.

Очередной бродяга, решил я. И когда мужик кивнул на бутылку, я кивнул в ответ, мол, забирай, что есть, допьешь, а пустую тару сдашь на закуску. Мужик благодарно улыбнулся и в момент выхлебал оставшуюся треть. Прямо одним глотком. Затем рыгнул и хлопнул меня по плечу.

– Ты чего тут делаешь-то, отрок?

– Да какого-то предка жду, – махнув рукой, ответил я, сворачивая киношку. Досмотреть всегда успею. – А ты как забрел-то сюда? Тут вроде склеп Травиных, чужих, говорили, не пускает.

– Кто говорил? – мужик пытался вытрясти из бутылки последние капли, даже мизинец умудрился в горлышко просунуть, чтобы не пропало ничего.

– Да так, всякие, – покосился я на незваного гостя. Как-то он очень уверенно держится, может, княжич подослал, – Фоминский.

– Это какой Фоминский? – мужик зашвырнул пустую бутылку под скамью. – Всеволод?

– Нет, Ратибор.

– А, Ратька. Ему там Феодор сейчас лещей прописывает, – поделился своей осведомленностью мужик. – Но все же, ты как сюда попал? Сам говоришь, Травиным только ход сюда есть.

– Так я и есть Травин, – зевнул я. – Марк Львович Травин.

В следующий момент что-то приподняло меня и швырнуло на помост. Даже сориентировавшись и выставив щит, я почувствовал, как треснули ребра и локтевой сустав. Подлечить мне себя не дали. Ворон, взвившись над помостом и сложив крылья, кинулся на меня, пытаясь выклевать глаза. Верткая птица, я и так и эдак пытался отбиться, только тщетно – острый клюв находил незащищенные места и выдирал оттуда мясо. К тому же я почувствовал, что мои щиты начинают ослабевать, внутренняя энергия расходовалась, а внешняя, ранее хоть и немного, но восполнявшая пустоту – ее как отрезало.

Глаза у ворона горели красным, клюв был весь в моей крови, когтистые лапы распускали балахон на полосы, из последних сил я уцепил-таки птицу за крыло и отшвырнул к стене. Ворон зашипел, расправил крылья – на конце каждого был еще один коготь, отливавший металлом, мутант какой-то, и двинулся на меня.

Не успел он и трех птичьих шагов сделать, как мощная черная лапа припечатала птицу к земле. Кот, до этого валявшийся на полу, вдруг решил вписаться за хозяина и вспомнил, кто его кормил и поил. И откуда только силы взялись, может, печенка из трактира волшебная какая, ворон дергался, пытался освободиться, клюнуть обидчика, но кот спокойно прижимал его к полу за шею, словно плюшевую игрушку. И еще хвостом лениво помахивал.

Мужик на скамье понаблюдал за трепыханием птицы, потом перевел взгляд на меня. И этот взгляд мне не понравился. Злобный и решительный. Будут бить, и ладно бы только ногами.

Словно прочитав мои мысли, здоровяк смазанным движением оказался возле меня, хватил за остатки одежды и швырнул в стену. Еще один мазок, и я лечу обратно на плиту, чудом увернувшись от металлического штыря. Рядом с печенью прошел, еще бы чуть-чуть, и мне себя не залечить. Ночной гость спокойно подошел, схватил мое трепыхающееся тело и поднял над железным стержнем. Я что есть силы заехал ему ногой по причиндалам – как по бетонному столбу ударил, железные яйца у мужика. На удары руками он даже внимания не обращал. Спокойно прицелился, приподнял так, чтобы мой живот находился на одной линии со штырем. Я выставил щит, может в первый раз спасет, по виду моего оппонента было видно, что пока он своего не добьется, не остановится.

Шнурок, на котором висел кроваво-красный камень, от очередного удара лопнул, и кусок моей крови свалился на пьедестал. Растекся кровавым пятном, собрался в ручеек и вкатился-впитался в стержень, тот засиял оранжевым, образуя конструкт, опутавший меня, словно щит. Странно, но способность поглощать пси-энергию из окружающего мира внезапно ко мне вернулась, словно свежего воздуха вдохнул.

С победным воплем я засадил мужику плазмой промеж глаз, теперь уже он отлетел к стене и плюхнулся на скамью, правда без видимых повреждений, а я грохнулся на круглое возвышение. Стержень подо мной смялся, словно был из пластилина, и впечатался кляксой в мрамор.

Стероидный качок сидел у на лавке, тяжело дыша и привалившись к стене, я сидел на пьедестале, пытаясь соединить лохмотья в какое-то подобие одежды и одновременно залечивая не такие уж сильные, на удивление, повреждения организма. Ворон прекратил трепыхаться, но кот его все равно не отпускал, легонько прижимая к полу.

– Чую, Радослава делала оберег, – наконец прохрипел мой противник. – Чего сразу не показал?

Я как мог пожал плечами. Левым, если быть точным, правое пока не двигалось.

– Откуда он у тебя и почему тебе моя дочка его дала?

Так, если эта старая карга его дочка, а зовут ее Рада Всеславовна, то значит, логично было бы предположить… – тянулись неторопливо мысли в моей голове…

– А ты Всеслав?

– Для тебя – боярин Всеслав Силыч Травин. А ты кто такой, собака приблудная?

Кот при этих словах, случайно, наверное, как-то странно на меня посмотрел. С сомнением.

– Ты же мертвый давно? – на всякий случай уточнил я.

– Вестимо мертвый. Ты куда приперся-то, помнишь?

Ну да, вот, значит, как тут все происходит. Приходят потомки, предки их хорошенько метелят, на кол сажают, потом напутствие дают, после этого точно поумнеешь, если выживешь. Так этому зомби-боярину и заявил.

– Ты каким боком потомок? – грохнул кулаком по лавке Всеслав. Хорошо так ударил, обычно по камню врежешь, из звуков только вопль от боли, а тут грохот стоял, словно кувалдой приложили.

– Тебя не знаю, – честно признался я. – А вот прадеда моего звали Травин Сергей Олегович, как у отца его отчество было, не знаю, сведений не сохранилось. Может, и Всеславич, хотя навряд ли, имен таких у нас при царе не было.

– При каком царе? – устало вздохнул собеседник. Мол, видно, человек головой стукнулся, бормочет невесть что.

– При Николае Втором Кровавом, – охотно объяснил я. – А может, при Александре Третьем Освободителе. Или еще при каком, я в этих делах не силен.

– Чудны твои дела, Сварог. И чем этот твой Сергей Олегович занимался?

– В революции участвовал, потом в разведке работал, потом воевал в Великую Отечественную, а там уже пропал куда-то без вести. Он, между прочим, старший майор госбезопасности был, – отчего-то похвастался я. – Это как генерал-майор, или комдив.

– Смеяться надо мной решил? – привстал со скамьи вечно живой предок, сжимая кулаки.

– Нет, просто ты спросил, я ответил. Думаю, с натяжкой тебя можно моим предком считать.

– А ну дай руку, – потребовал Всеслав, протягивая свою. Не дожидаясь, пока я соизволю подняться, сам подошел, плюхнулся рядом со мной, схватил за кисть, разворачивая ладонью вверх, и непонятно откуда взявшимся ножом располосовал мне возвышение большого пальца, не обращая внимания на мои попытки вырвать руку, окунул палец в кровь, лизнул.

– Не пойму, – честно признался он. – Вот по крови ты вроде как Травин, да. Не боковая ветка какая-то Фоминских или, упаси Макошь, Вяземских, а истинный Травин, отголосок своей чувствую. И как раньше не смог, не пойму. А не можешь ты моим потомком быть, сгинул мой внук Сергий в болотах Пограничья, порвали его и его любушку измененные. Скопом навалились, не отбился. Был у них младенец, тоже сгинул напрочь, не назвали никак, не успели к роду приобщить. Если и остался жив, не ведаю о том.

– Никак не назвали, – кивнул я. Был у Сергея Травина первый ребенок, в гражданскую от тифа умер в младенчестве вместе с матерью. А дед родился только в 37-м.

– И откуда ты такой взялся, словно из-за грани, – мой далекий не-предок одним движением залечил мне руку, хлопнул ладонью по колену. Потом оглядел меня внимательно, хмыкнул и так же легко лохмотья мои в божеский вид привел. – Точно, из-за грани. Приходят иногда, редко очень, но тут не задерживаются. Ты тоже из таких? Говори, не бойся, мы чужим разговоры не передаем, нельзя, развоплотимся.

И это было единственным, что я почерпнул из намеков окружающих про обряд. Поэтому, собственно, и разоткровенничался.

– Из таких, – подтвердил.

И рассказал Всеславу, что и как.

– Вот оно что, – протянул мертвец. – Значит, другие миры, говоришь. И люди прям как у нас? Слыхали мы про чудеса эти, и все равно, на Земле людям место, а не в космосе твоем. Потому и молчим об этом, что нечего смущать наших потомков, своя жизнь у них должна быть. И ты молчи. А Ратька Фоминский на Травино нацелился, значит, с подачи дочки моей непутевой. Ну и пусть, правильно, что не цепляешься, пустое это. После сынка моего, Олега, чай, там и не оставалось ничего стоящего, так что Фоминские в праве, заново, считай, отстроили, пусть владеют. Но дом себе забирай.

– Даже не знаю, нужен ли он мне.

– Как хочешь, – местный Травин вздохнул. – Неволить не буду, но все же родовое гнездо наше, дому этому уже пять сотен лет, а все стоит. Что тебе надо сыскать, помогать не буду, знаю, где, но не прижизненное это знание, а значит, для тебя запретное. Только одно могу сказать – на правильном ты пути. Не там, где думаешь, но найдешь. И Раде передай, чтобы на следующий обряд сама приходила, простил я ее. Не поверит, скажи, что внизу кованого сундучка, который от меня остался, в доме смоленском в подвале стоит, в накладке серебряной прощение мое. Расплавить накладку эту надо, только осторожно.

– Мудрено, но передам, – заверил я. – Для этого дом сначала надо получить.

– Хитер Всеволодов сын, какую штуку придумал, – Всеслав рассмеялся. Молодо, звонко. – Думал, что с камнем этим попугаю я тебя, но тронуть не смогу, а там ты на все его условия согласишься. Вот только дочка моя, хоть и кровиночка, но тварь та еще, не все тебе про камень рассказала. А должна была. Ну да ладно, покажу я им, дай-ка перстень наш фамильный, смотрю, уже как собственный носишь.

Он взял кольцо, развернул печаткой к себе, легонько дунул. На серебряном поле парящий над пушкой ворон с черного поменял цвет на золотой.

– На, носи, боярин Травин Марк Львович. Перед Велесом и Мокошью признаю тебя здесь своим потомком, а потомство твое здешнее – Травиными навек.

– Какое еще потомство, – хмыкнул я, но Всеслав только рукой махнул.

– Неважно. Травины во всех гранях этого мира – одной крови. Вдруг по глупости заделаешь кому ребенка, будет боярином, хоть что-то перейдет от меня. Да, коту своему скажи, чтоб птичку отпустил, ворон теперь твой спутник верный, с нашей семьей навсегда. Где животинку-то взял? Непростая она, чувствую, и мне вред нанести может.

Я с сомнением поглядел на кота. Тот, за исключением ворона, вроде вред мог нанести только себе своим обжорством. Так Всеславу и сказал.

– Ну и ладно. Солнце встает, время мое подошло. Не забудь, Рада через год чтобы сюда явилась.

– Обязательно передам, – пообещал я, и мужик растаял в воздухе. Будто и не было.

А ворон, выбравшись из кошачьего плена, замахал крыльями, взлетел, уселся ко мне на плечо как ни в чем не бывало, словно это не он меня хотел зрения лишить. Ох, что с птицы взять, мозг размером с грецкий орех, прощу.

Глава 17

Тому, что я вернулся живой и здоровый, искренне обрадовался только Шуш. Родственничек Фоминский кисло поздравил меня с удачно проведенной ночью, отсутствие на пальцах заблаговременно спрятанного перстня заметил, но вопросы задавать не стал, видимо, у него самого все прошло не слишком хорошо. Предупредил, что к князю пойдем вместе, когда мои права на наследство объявят, а это только в среду, потому как в понедельник будут славить богиню весны, Лелю, с крашеными яйцами, гуляниями и мордобитием, а во вторник – опять же праздник, в честь Ярилы. Вроде как продолжение банкета с доеданием салатов и допитием остатков. Причем на сам банкет меня никто не приглашал, видимо, решили, что у себя приняли, к великому князю сводили, и хватит, достаточно деревенщину в свет навыводили. Ну а я и не набивался, с такими родственниками лучше исключительно по электронной почте общаться. А раз нет ее тут, то и общение на этом закончено.

Однако в среду Фоминские обязательно рассчитывали меня видеть в княжеском дворце. На что я резонно заметил, что дворец этот – не проходной двор, у него хозяин есть, если пригласит – приду. Ратька скривился еще сильнее, но гарантировал, что приглашение будет, он, мол, лично в понедельник на попойке Смоленскому напомнит. Ну а что там, основное условие я выполнил – признание предков получил. Как оно было получено и как все прошло, не их собачье дело, выжил, значит, происхождение подтверждено.

А мне до среды надо было уйму дел переделать, большую часть я отложил, а вдруг на поляне этой не выгорело бы, а вот теперь самое время было заняться.

Первым делом я посетил брата Милослава Драгошича, Кирилла Феофилатовича, служилого дворянина князей Вяземских. Похожий на славгородского родственника как две капли воды, местный оценщик благоприятного впечатления не произвел. В разговоре юлил постоянно, напирал на то, что дом только с виду такой приличный, а на самом деле – старье старьем, в общем, сделал все, чтобы я пожелал этот дом выкупить. Или чтобы я подумал, что он хочет, чтобы я дом выкупил, и сделал наоборот. Психология – дело тонкое и, как утверждал Фрейд, основанное исключительно на сексе. А поскольку сексуального в служилом дворянине не было ничего, то и заморачиваться я с этими намеками не стал. Предупредил только, что в среду в наследство вступать буду. Кирилл заверил, что все уже знает, и всегда готов в этом мне способствовать за малую цену.

В понедельник посыльный от князя принес приказ прибыть для признания наследства. Это только князей удельных, наверное, приглашают, а мне вот велели. Так что съездил, купил себе еще один комплект парадной одежды, темно-синий, да еще по кое-каким делам заехал. Смоленск – город большой, пока во все торговые точки зайдешь, глядь, и день прошел. В одной лавке присмотрел украшение с сапфирами, как раз под цвет глаз Милы, и, не обращая внимания на стенания Шуша, оплакивающего последние деньги, купил. Всего две сотни золотых, нам, боярам, дешевле нельзя подарки дарить, неприлично. Вот только самой Милы не было, как приехали в город, пропала и больше не появлялась, а я ведь почти привык к ней.

Так что остались мы снова вчетвером – Шуш в полуподвале и мы втроем на третьем этаже, я, кот и ворон. Ни в какую улетать не хотел, уж я и окно открытым оставлял, и намекал, что на соседней крыше симпатичная по птичьим меркам ворона одна тоскует, но нет, сидел пернатый гад на подоконнике и мрачно смотрел на мир своими янтарными глазами. Нас с котом подчеркнуто игнорировал. Из номера если и вылетал, то только в мое отсутствие, метка на это существо не ставилась никак. Зато в среду, стоило мне собраться в княжеский замок, уселся на плечо, стек серебряным ручейком на камзол и отпечатался там. Это у плебса голуби пометом гадят, а боярские птицы – исключительно драгметаллами.

В замке царила суета. Слуги выносили из дома приемов мусор, ковры и запоздалых гостей. Но князь на то и повелитель своей земли, что у него этой земли навалом, строения на каждый случай предусмотрены. Процесс вступления в наследство требовал помпезности и церемоний, под это дело был отведен отдельный павильон строгих сельских форм, с башенкой, высокими, метров пятнадцать, сводами, витражными окнами, длинными лавками, стоящими перед сценой, балконами, балюстрадами и отличной акустикой. Ни дать, ни взять методистский собор. Не хватало только певчих на возвышении, поющих госпел, и негра-священника. В купленном путеводителе я вычитал, что в этом здании давал представления придворный княжеский театр. Не знаю, что они обычно тут разыгрывали, но сегодня, думалось мне, то еще представление будет.

Приглашенные на представление уже сидели по лавкам, человек тридцать, среди них я увидел и Фоминского, и его родственницу, дочку Всеслава. Ратибор одобрительно кивнул, заметив силуэт ворона на моем плече, но тут птица, как жидкий терминатор, снова собралась в живого ворона и, клёкнув, взвилась в воздух, уселась на балке под потолком. Свободу почуяла, не надо было кота в гостинице оставлять, в его присутствии ворон замирал и старался лишний раз не шевелиться. Среди гостей спектакля я увидел Кирилла Драгошича и его брата славгородского, Милослава, издали с ними раскланялся. Возле Драгошичей сидел крупный, центнера в полтора, мужчина с толстым носом и глазами навыкате. По тому, как братья угодливо ему улыбались, было видно, кто из них – главный.

Бодрый после вчерашней попойки князь влетел в распахнутые слугами двери минут через десять, оглядел присутствующих, по-свойски помахал рукой и залез на сцену, где уже поставили кафедру. Его сопровождающие, знакомый мне Жижемский и молодая женщина, рыжая и довольно привлекательная, заняли места на первом ряду. Я уселся на последнем.

– Ну что же, – начал князь, – как я вижу, все вы выглядите хорошо, особенно княжич Вяземский.

Толстяк с базедовой болезнью недовольно что-то пропыхтел.

Великий князь ему улыбнулся персонально и задвинул речь о традициях, важности семейно-родового уклада и заветах первого Рюрика. Те, кто познатнее, внимательно слушали, видимо, в общую нить вплетались нужные им намеки, гости попроще – откровенно скучали. Минут через пятнадцать, когда знать начала понимающе переглядываться, а один из их числа злобно сморщился, докладчик решил закруглиться.

– А теперь перейдем к тому, для чего я вас тут собрал, – прервал он перешептывания. – Своим повелением признаю Марка Львовича Травина наследником семьи Травиных и ее последнего представителя, колдуна второго круга, прекрасного человека и моего друга Сергея. Мы думали, что он так и сгинул, не оставив потомства, но нет, чудом ребенок Сергея и его жены, Ляны из князей Мезецких, остался жив. И сегодня мы принимаем в наш дружный семейный круг его потомка. Решение это, – князь строго оглядел присутствующих, – одобрено предками, так что не нам с этим спорить.

И посмотрел почему-то на Фоминского. Тот кивнул. Еще бы, выложил за это триста пятьдесят тысяч золотом, хрен бы он без дозволения князя всю эту аферу провернул. Весь этот банкет, по сведениям моего тайного информатора, был оплачен еще в прошлом году, так что мое присутствие тут было чисто номинальным. Думаю, не получись у меня что на поляне, или не появись я вообще в этом мире, нашли бы другого наследника. Так что дом – это подачка, по сути. Бонус мне за то, что систему послушался, сам выбирать реальность не стал.

Я на всякий случай встал, поклонился в пояс князю великому, потом не так старательно – удельным князькам, ну и остальным перепало, вперемешку же все сидели.

– Наследный договор между Фоминскими и Травиными подписан, – продолжал князь, – и я, со своей стороны, его утверждаю. Да, Горислав Модестович, твои претензии на Травино отклонены.

Пучеглазый встал, грязно выругался и сел. И этому заплатили, по закону-то обязательно кто-то против должен сказать, иначе потом могут споры возникнуть.

– Не имущество – главное, а честь, – строго сказал князь. – Поделили все по справедливости, а кто против, уже высказался. Дальше приглашенный оценщик из Северского княжества проведет торги, чтобы никто из присутствующих не усомнился – передаваемое Марку Травину наследство оценено по правде. Объявляю волю свою – семь тысяч золотом за Травинское подворье. А кто захочет больше дать, начнем с двадцати. И от доли своей отказываюсь.

Во как, ну прям как Драгошич и сказал, если никто не захочет выкупить домик-развалюшку, семь тысяч от князя я все равно получу. Два процента от фоминских денег. Или сколько кто-то заплатить захочет. Двадцать за такой дом – цена высоковатая, даже если бы он в отличном состоянии был, я приценивался. На самом краю серебряного пояса такие и по десять продаются.

Милослав Драгошич на сцену выходить не стал, скромно встал в уголке, впрочем, его всем было отлично слышно. Сначала он коротко перечислил, какой отличный домик достанется покупателю, упомянул и про соседние участки, которые можно было всего за тысячу золотых каждый выкупить. А потом позвонил в колокольчик и объявил первую цену – двадцать тысяч гривен. Ну или восемьдесят кило золота.

Торги по голландской системе оживления не вызвали. После каждого снижения цены Драгошич находил все новые и новые аргументы для покупки, но нет – гости занимались чем угодно, только не покупкой моего наследства. И только когда цена снизилась до двенадцати тысяч, начались переглядывания.

Тут уж кто первый цену назовет, тот и выиграл.

– Десять тысяч, – объявил Драгошич и оглядел зал, несколько разрозненных групп сидели, что называется, на измене, и были готовы уже дать денег, только оставалось еще чуть скинуть.

Драгошич вздохнул, потянулся к колокольчику, чтобы назвать следующее по нисходящей число.

– Покупаю.

Я встал, оглядел слегка прифигевших зрителей.

– Я, Марк Травин, покупаю это наследство за десять тысяч.

– Э, Марк Львович, я бы хотел объяснить, что платить надо сразу, – проблеял Драгошич. – Таковы правила.

Князь кивнул со своего возвышения.

– Да, Марк, ты, может, хочешь денег где занять, но правило такое – тут и сейчас надо платить. А деньги эти, за дом, получить ты сможешь только через месяц. Ты человек пришлый, законов можешь не знать, так что на первый раз простим. Да?

Я пожал плечами и достал из внутреннего кармана пачку бумажных листов.

– Надеюсь, векселя княжеского банка в качестве оплаты подойдут?

Белый как бумага Драгошич подошел ко мне, трясущимися руками получил десять бумажек, почти ополовинивших стопку, вернулся на свое место и начал разглядывать каждую закорючку.

– Дай сюда, – требовательно протянул руку князь, получил векселя, небрежно их пересчитал. – Десять тысяч. Поздравляю, Марк Львович Травин, с полным вступлением в наследство. Через месяц отдам тебе твои деньги.

Ну а что, я подожду, еще столько же осталось. Ох, спасибо тебе, Мефодий Куров, за закладку, денег-то припрятанных поболее семи тысяч было. Недаром я почти всю ночь мучился, разгребая доступ к схрону и восстанавливая его обратно, в одном тайнике, как муж-изменщик и сказал, семь с копейками лежало, зато другая захоронка, почти рядом, двадцаткой порадовала. Вот кого перед смертью мой домовладелец-барыга обмануть хотел? Жену или колдуна? Но факт, что у него получилось, а мне – прибыток. И вот поделись со мной Тина хотя бы поровну, все-таки жизнь спас – отдал бы ей те деньги, «нашел» бы еще один тайник с ценными бумажками. Но нет, пожадничала, с барского плеча мелочь сбросила и повозку ненужную, а таких людей баловать нельзя. Не за что.

Ну а мне пригодились. Трудно было их обезличить, но беглый сыскной дьяк помог. Я ему – свободу и путевку в Империю оплатил, а он мне через нужных людей все устроил, и не подкопаешься, концов ко мне нет, и дьяка нет – сбежал с деньгами, ищи его по Европам.

Гости потихоньку расходились, обсуждая представление. Добрянский ко мне подошел, поздравил, еще какие-то люди подходили, знакомые еще с Семарглова приема, спасибо модулю – все имена я помнил, ни разу не сбился. Наконец в зрительном зале остались только Фоминский с Радой, Вяземский в одиночестве и сам князь со своим внуком.

Смоленский лично открыл неприметную дверцу за сценой, взмахом руки позвал нас пройти в небольшую комнату, где на столе лежала стопка бумаг. Уселся в резное золоченое кресло, ну и мы примостились по стульям, Жижемский по правую руку от него, Вяземский – по левую, а те, кто из рода Фоминских или перебежчики туда – напротив.

Хозяин паузу выдерживать не стал, протянул обратно мне тощую пачку ассигнаций.

– Держи, Марк, чего там месяц ждать. Откуда деньги взял?

– Наследство от безвременно скончавшегося дядюшки, – осторожно ответил я.

– Н-да, всем бы таких дядюшек. А ты, Ратька, целую интригу затеял. Если сговорился с Гориславом, то и надо было все выяснить. Так что теперь дом этот – Марка. Что скажешь?

– Так слуга его причитал, что последние деньги тратят, – Фоминский, ничуть не расстроившись, пожал плечами. – Кто ж знал, что Марк у нас богач такой. Надо бы канцелярским ему проверить.

– Это ты сам с Росошьевым обсудишь, – Смоленский хлопнул ладонью по столу. – Ну а ты, Горислав?

– Пятнадцать, больше не дам, – проворчал пучеглазый. – Половину сейчас, половину в следующем году.

– Продашь?

– Я бы позже обсудил этот вопрос, – снова состорожничал я, – когда осмотрюсь. Может, через полгода.

Смоленский расхохотался.

– Ох и хитер, подлец. Ладно, вот твоя грамота, Марк, приложись перстнем именным, и все, можешь распоряжаться своим имуществом.

И хитро так на меня посмотрел. Последняя подстава, да?

Даже у Смоленского глаза округлились, когда золотой ворон сверкнул на печатке, сполз огненным знаком на грамотку, которая вспыхнула синим и разделилась на три одинаковых листа.

Рада ахнула, Фоминский аж закашлялся, а вот Вяземский, тот захрюкал, хлопнул себя ладонями по коленям.

– Подкидыш! Ратька, опять ты в лужу сел. Так он и Травино твое получит обратно, если захочет. Вот уел, молодец! Марк, если тебе невмоготу станет, приходи, я тебе занятие найду. И деньгами, если надо, подсоблю.

– Кто ж знал, – прохрипел Фоминский.

– Водички выпей, полегчает, – посоветовал ему князь. – А ты опять меня удивил, боярин Травин. И вправду, теперь можешь Травино обратно требовать, и цену тебе дам ниже, двести пятьдесят тысяч. А? Сдюжишь? Место знатное, а будет еще знатнее, а там глядишь, и удельным княжеством станет. Что скажешь?

– Нет, – задавив внутреннюю жабу, вздохнул я. – Договор есть договор, порядили – значит надо выполнять. Да и в Пограничье, может быть, вернусь.

– Ну, так тому и быть. С первым делом закончили.

Фоминский облегченно вздохнул, Вяземский закончил хрюкать и внимательно разглядывал меня, словно первый раз увидел. Ну а дочка Всеслава сидела, сложив руки на коленях, и в одну точку смотрела. Задумалась о чем-то, наверное.

– Ну а второе, – Смоленский поджал губы, – надо Марка наградить. Он спасению моей правнучки способствовал, так что скряжничать не буду. Денег не предлагаю, за такое боярину, считай, оскорбление, должность, может, какую?

– Да у меня уже вроде есть, – пожал я плечами. – И то лишнее, работу не люблю.

– Тогда одно осталось – выберешь себе любую вещь из моей особой сокровищницы. Вон Даня проводит тебя. Это первое.

По взглядам, которыми перекинулись присутствующие, было заметно, что подарок этот их удивил. И рассмешил. Ладно, еще второе есть, может, с этим повезет.

– Ну а второе, негоже такому доброму молодцу одному быть. Женю я тебя. На девушке скромной, красивой и одаренной. Чтобы род Травиных процветал в веках. Не благодари, – князь махнул рукой, а я только ошалело молчал, – мое княжеское слово дадено, а за невестой приданое я дам. Богатое. Так что и честь твоя боярская не пострадает, и спутницу жизни достойную обретешь.

Спасибо колдовским способностям, обездвижил лицевые мускулы, а то изобразил бы матом картину своего отношения к таким «подаркам». Но князь все понял и лукаво на меня поглядывал. Остальные тоже развеселились, Фоминский, так и вовсе по плечу похлопал довольно.

– Могу я хоть узнать, кто мне это счастье доставит? – выдавил из себя я. Тридцать семь лет удачно бегал от штампа, авось и тут пронесет.

– Так родственница князя Добрянского, Беляна, – припечатал меня Смоленский. – Видел я, видел любовь в ваших глазах, истинные чувства не скрыть.

А я видел, как подхожу к князю и с разворота бью его в подбородок. Потом, как только он начнет падать, добавлю ногой по яйцам, а согнется вперед, локтем по носу, чтобы хлестала кровь из гада, вся вытекла.

Смоленский, очевидно, ход моих мыслей понял, нахмурился.

– Или награда княжья не по нраву тебе?

– По нраву, спасибо, великий князь, – быстро пришел в себя, – желание тайное мое исполнил, будет возможность, отслужу соразмерно.

Князь намек понял, только усмехнулся. Ага, лаяла моська на слона.

– Ну, так тому и быть. Вот на Купалу и поженим, чего тянуть. Ну все, мы еще с моими друзьями тут потолкуем, а ты иди, Марк, Богдан тебя в сокровищницу проводит. И помни, только одну вещь, уж больно они у меня ценные.

Глава 18

Богдан Жижемский по каким-то катакомбам довел меня до хлипкой на вид, но очень заколдованной деревянной двери, приложил ладонь к верхней части, распахнул ее и завел в некое подобие музея. В нескольких больших комнатах на стеллажах, витринах и полках лежали всевозможные предметы, назначение которых так сразу и не разберешь.

– Полчаса, только одна вещь, – предупредил он, бросил на меня насмешливый взгляд и вышел, затворив за собой дверь.

Полчаса – слишком мало времени, чтобы подойти к каждому предмету, определить его назначение, подумать, нужен он или нет, сравнить с другими и наконец выбрать одну-единственную вещь. И – очень много, если точно знаешь, что искать.

Сокровищницы с магическими диковинками были почти у всех князей. Но то были вещи хоть и уникальные, но понятные. Те же, которые работать отказывались, не по причине поломки, а по непонятности предназначения, собирались на территории славянских государств всего двумя великими князьями – Смоленским и Ростовским. Остальные к подобным занятиям относились с прохладцей и иронией, а вот эти двое соревновались, кто больше непонятных предметов работать заставит. По мне так мастер спорта по колдовству может заставить работать все, что угодно, вот эти двое были действительно увлеченными людьми, тратили свое время, а потом хвастались друг перед другом результатом. Ну а неликвид, который так оживить и не удалось, и который иногда куплен был просто по случаю, вот в такие «сокровищницы» и складывали.

Вроде и предметы уникальные, князь от сердца, считай, оторвал, а перед этим бился над вещью, может, час, а может – неделю, деньги отдал немалые когда-то, а с другой стороны – фуфло. Только если для красоты взять, не подарок, а издевательство. Поэтому и удельные фыркнули, и Жижемский этот чуть ли не хохотал.

Не рассказывать же им, что именно сюда я и стремился, хоть и непонятно как попал. Вроде все сделал, чтобы меня князь заметил, а потом просто бы разговор завел о диковинках, ну и под подвиг мой меня сюда запустили бы. А видать, прокололся где-то, раз вот так решили наградить. Может, зря этой девчонке в мозги залез, пожалел? И лекарь ее там остаточное воздействие увидел и на меня вышел? Нет, бред какой-то, другая должна быть причина, но не важно это.

В первой комнате нужной мне вещи не было, и во второй, а вот как полагается – в третьей, на витрине лежал он.

Кожаный браслет, на котором были инкрустированы переплетенные между собой тончайшей работы диковинные животные, золотые и платиновые, с сапфирами и еще какими-то там камушками. Сам по себе красивый, такой в ювелирной лавке не меньше сотни будет стоить. Да еще заклинание на нем, дающее обладателю возможность сексом заниматься ночи напролет. Для одаренного – вещь практически бесполезная. Ну а для меня, человека происхождения простого и совсем немагического, в самый раз.

На описание браслета я набрел в одной лавке в Северске, в лучших традициях современного маркетинга там были магические каталоги, позволяющие подобрать дорогое украшение по желаниям, с полной информацией – кто сделал, кому продали и где купить. Ну я и пожелал. И вышло, что единственный нужный мне предмет приобрел великий князь Ростовский за триста золотых, а потом передарил Смоленскому, у которого украшение так и осталось.

Застегивался браслет на петлю, в которую продевался кожаный шнурок с куском обычного на вид кварца. Настоящим портальным камнем.

«Обнаружен портальный маяк, – обрадовал меня мой модуль. – Повреждений не обнаружено. Заряд полный».

Так что свой выбор я сделал. Прошелся еще по комнатам, и на тебе – натолкнулся на хапу, такой же, как у меня, один в один, модель, правда, лет на двести старше, но на вид такая же. И опознался он легко, и почти половинный заряд показал, прям вот если бы пришлось выбирать между ним и кристаллом, очень бы жалел. А так достал свой кнутомеч, валяющийся в кармане камзола еще со времен приема, и заменил батарею. Князю все равно, активировать оружие ему без модуля не светит, а мне авось пригодится. Так что, если бы не предстоящая женитьба, был бы князю благодарен.

Ну а с учетом всего, благодарным мне быть не за что. Беляночка – девушка хорошая, местами даже очень, и на легкие, ни к чему не обязывающие взаимоотношения я в общем-то был готов, но ей, по словам ее опекуна бывшего, настоящий муж нужен, а где я его найду. Кристалл этот целый, если уж дефектный к сроку полтора года подарил, то этот должен мне хорошую подвижку к обратному пути отсюда дать, что-то я засиделся в этом княжьем болоте. Так что быть сиротинушке, судя по всему, без мужа еще какое-то время, ждать себя я бы ей не посоветовал, чую, не вернусь сюда больше.

К приходу княжьего внука оставалось только сделать унылый вид, мол, продешевил, понимаю, но старался – выбрал из всего этого неликвида хоть что-то симпатичное на вид. Богдан выбор одобрил, с совершенно серьезным видом поздравил с приобретением и до выхода проводил. А когда стражник меня к воротам провожал, странные звуки неслись из оставленного помещения. На хрюканье похожие. Ну с таким свинским отношением к подвигу это немудрено.

Жижемский хохотать имел полное право. Сколько я с этим камнем ни бился, ничего не получалось. Модуль не откликался, интегрировать портальный маяк не желал, что только я ни делал. Да и портал явно на другого был привязан, чтобы отвязать и использовать, нужно обратно вернуться, а чтобы обратно вернуться, нужно… Замкнутый круг. И ведь других камней я так и не нашел, не спрашивать же прямым текстом у аборигенов, мол, не видели здесь странного человека с кусками кварца, примета – портативный коллайдер в правой руке. Они тебя к повозке собственной подведут, ящик зарядный откроют, там этого кварца хоть задницей ешь, а странного мозгом человека в зеркале покажут. В итоге моей авантюры я остался с ненужным домом, потенциальной невестой, бесполезным камнем и потерянным впустую временем. Сам себя переиграл.

К Фоминским я заявился в последний день своего смоленского отпуска, как раз на семейный праздник – Радуницу. Не без приглашения, теперь вроде как свой был, даже отношение поменялось. О том, что на поляне предков произошло, никто меня не расспрашивал, может, ждали, что не выдержу и сам все выложу. Ага, дождетесь у меня. Что произошло на поляне, остается на поляне.

В этот раз меня допустили в залу побольше, человек пятьдесят чинно и благородно сидели за длинным столом, слуги разносили блины с черной икрой и клюквенный морс, разговоры шли больше о старых временах, заодно и предка моего здешнего вспомнили, Всеслава. Во главе стола сидел княжич Всеволод Фоминский, отец Ратибора, угрюмый такой средних двухсот лет от роду мужчина, ну а дальше младшие Фоминские, и главы семей, вроде меня.

Наевшись, гости разбрелись кто куда, вроде как посидели вместе для приличия, ну и на кучки по интересам разбились. Моего интереса тут почти не было, служба ждет, только одно дело незавершенное.

– Привет вам, Радослава Всеславовна, – подловил старушку я.

Та охнула, увлекла меня в какую-то каморку, усадила в кресло, сама стоять осталась.

– От кого?

– От него, – не стал скрывать я.

Старушка села рядом, закрыла лицо руками, затряслась. Я терпеливо ждал, пока она не отняла ладони – как есть, смеялась, аж до слез.

– И что этот старый хрен сказал?

– Сказал, что прощает, и через год видеть хочет.

– Уже бегу, – Рада вытерла глаза платочком. – Ты, Марк, наверное, подумал, что обрадуюсь и на шею тебе брошусь?

– Ну вообще-то у меня уже есть невеста, стараниями родственничка вашего, – парировал я.

– Так тебе и надо, проходимец, – заявила старая карга. – А к отцу приду, ох вытрясу из него все, из гада ползучего. Вся жизнь из-за него наперекосяк. Да тебе это знать не нужно, а то опять во что-нибудь ввяжешься и в лужу сядешь.

– Ввязался уже, – я достал из кармана коробочку, протянул собеседнице.

– Что это? Давай посмотрю.

Рада достала из деревянной шкатулки колечко, незатейливое такое, простой золотой ободок, перевитый по всей длине ниткой из рубинов крохотных, повертела в руках, положила обратно и протянула мне.

– Держи. Где нашел?

– Отец ваш спрятал в доме, место указал.

– Раз ты нашел, тебе и владеть. Не нужно оно мне уже давно. Могла бы отцу в рожу его швырнуть мертвую, да перегорело все. Невесте отдашь, или сам носи. А то продай, пятьсот золотых за него выручишь.

Я с сомнением поглядел на бижутерию.

Старушка усмехнулась, ухватила меня за руку и нацепила кольцо рядом с фамильным перстнем. Золотой ободок внезапно засиял линиями силы, ярко, словно бензина в огонь плеснули, камешки пришли в движение, и сложный сформировавшийся конструкт завис перед нами в метре от пола.

– Портал персональный, – небрежно кивнула Рада. – Четыре сотни лет в нашей семье, девицы Травины, когда замуж выходили, должны были надевать. Нет кольца – нет обряда. Теперь времена посвободнее стали, а еще недавно ох как строго с этим было. Чего там объяснять, сам понимаешь, почему мне оно теперь не нужно. А вот невесте своей можешь надеть, и если этой курице мозгов хватит, она от тебя прямо с обряда сбежит. Как работает, разберешься, у друзей своих, колдунов, поспрашивай. Или сам испытай сначала.

Вредная старушка похлопала меня по руке и ушла.

В Жилин я вернулся порталом, но не новоприобретенным, а коммерческим, за десять золотых. Считай, двадцатую часть цены повозки отдал, не пожадничал. Зато явился в срок, как с Росошьевым и договаривались. Пока меня носило по городам и весям, с флигелем ничего не случилось, стоял такой же чистенький, и изнутри и снаружи вылизанный, словно и не на Руси. Ворон после того, как грамота наследная подписана была, превратился снова в статуэтку, оставив кота без развлечений, так что черный подлец отыгрывался на мне как мог – и гладить заставлял, и колени мои в качестве лежанки использовал, а не согнать, считай, жизнь практически спас. И чего в нем необычного покойник разглядел, кот как кот, жрет только много и гадит на улице где-то, а не как все приличные коты – в тапки и под диван. Ну прижал птичку лапой, так и весу в нем килограммов десять уже, наверное, а то и больше, чудо что насмерть не раздавил.

На работе до Сатурнова дня, то бишь субботы, никто не работал, у них то Живин день, то какого-то водяного подкармливают, плавают в водоемах голышом. И чего, спрашивается, тиуну меня торопить надо было? Спокойно бы доехал привычной дорогой, эти вот местные забавы все равно не для меня, так что я просто наслаждался бездельем и последними холостыми денечками. А тут и Мила объявилась. Ходить вокруг да около не стала, а в привычной для нее манере заявила:

– Так тебе и надо.

– С чего это? – поинтересовался я. Вроде ревность должна быть, битье тарелок и царапанье лиц, а тут такой конформизм.

– Слишком уж ты счастливый и довольный жизнью. Трудностей у тебя нет, как-то все гладко и хорошо. А теперь будут.

– Так ты, собственно, одобряешь?

– Ну как, – Мила потянулась, сапфиры на ожерелье сверкнули в тон глазам. Хороша девка, интересно, как тут на внебрачные отношения смотрят? – Если бы ты сам ее выбрал, сказала бы, что курица ощипанная и мозгов столько же. А так тебя князь-то насильно женит, об этом все знают, значит, повезло деревенщине. Голова есть на плечах, из захолустья, а целого боярина себе отхватила, да еще с деньжищами несметными. Сколько там их у тебя?

– Мелочь, – уклончиво ответил я.

– Слыхала, князь за невестой десять тысяч гривен дает? – не унималась девушка. – Ты как иудей, те тоже плачут все время, что денег нет, а потрясешь их, каждый их нищий богаче меня.

Собственно говоря, даже Шуш, чисто славянской крови, наверное, был богаче Милы, куда она деньги спускала, для всех ее родственников было загадкой. Так ей и сказал.

– Ох, Марк, у девушек столько потребностей. Вот женишься, узнаешь, что и почем, действительно мелочь останется. Твоя Ляна только с виду такая скромная, знаю я этих сельских барышень, как вырываются в большой город, только держись. Брошь-то ей обратно не отдал?

Про брошь я и забыл со всеми этими делами, так в банке и лежала, в хранилище. А правда, раз Заболоцкой принадлежит, надо как-то подкинуть, что ли. Через Драгошича, он, правда, захворал не при помощи княжича Вяземского, но откупится, выздоровеет. Пусть безделушка в доме пока полежит, заодно может узнаю, для чего с такими трудами ее надо было воровать, Мила вон молчит, на вопросы только отшучивается, мол, много буду знать, плохо буду спать. А колдуны всегда хорошо спят, это наша колдовская фишка.

Так что неторопливо потекли весенние деньки и ночи. На службе меня не нагружали чем попадя, определили к Хомичу в помощники, старые книги разбирать, отличная работа для колдуна. Ну да я не спорил, два часа в день делал вид, что таскаю старые рукописи, а потом примерно столько же сидел у Силы, разговоры разговаривал за чашкой взвара и подносом бубликов. Мне вся канцелярия, после того как в первый день после работы в библиотеке жив остался, завидовала черной завистью. Розумовский, тот вообще на меня рукой махнул, чего там, последние недели в кабале, а Росошьев уехал до июня, оставив канцелярию отчего-то на Хомича.

Лозунга Нестора Махно, впервые высказанного Прудоном, Модест Всеславич не знал, но следовал ему четко. Пил со мной чай, листал книги и нехотя какие-то распоряжения отдавал. Ну а поскольку побаивались его, то и особо не беспокоили. Анархия в канцелярии действительно привела к порядку, стража ходила по струнке, а писари – угодливо мне улыбались, как-никак приближенный к временному тиуну человек.

Сила был с ним совершенно согласен.

– Все торопятся, – Ухтомский окунал кусочек бублика в чай, аккуратно клал размякший кусочек в рот. – А чего торопиться? Дело, оно не убежит, если что и сотворили, то это уже совершено, не исправить. Время – оно обратно не течет, мой юный друг.

Вот этот философ под чай и выудил у меня почти все, что со мной произошло. Ну не совсем все, особо щекотливые моменты я не стал рассказывать, но в целом зачем-то рассказал. И про Велия, и про Курова, и даже про Злату «вспомнил», а что, к девочке память вернулась, если начнет болтать, я свою версию раньше озвучил.

Брошь, взятую в банке по дороге на службу, он повертел в руках, присмотрелся.

– Какое-то заклинание здесь хитрое, словно еще предмет должен быть.

– Не знаю, – пожал я плечами, – невесте подарю. Может, она и есть этот предмет.

– Женщина, – поднял палец канцелярский колдун, – предмет загадочный. А это – нет. Видал я уже такие штуки, они обычно наборами идут. И не обязательно только украшения, все что угодно может быть. Смоленскому князю предложи, он любит фигней страдать, глядишь, денег отсыплет.

– Нет, нехорошо это, – про историю ограбления Сила откуда-то знал, хотя почему откуда-то – от племянницы своей. – Раз девушке от матери вещь осталась, надо отдать.

– Ну да. Сиротинушку обижать нехорошо, – согласился колдун. – Она ведь сирота?

– Полная, – подтвердил я.

– Повезло, – вздохнул умудренный годами и молодой лицом Ухтомский, – жениться надо на сироте, а в идеале, чтобы вообще у нее родственников не было. Ладно, оставь мне, посмотрю, может, разгадаю секрет. Да не бойся, отдам, а то вдруг что опасное, так я поопытнее тебя буду.

Так что, когда он примерно через неделю возник на пороге моего дома, я не слишком удивился. Сила Гранович – натура увлеченная, раз сказал, что разгадает, значит, хотя бы попытался. И судя по виду колдуна, небезуспешно.

– Уютно у тебя, Марк, – оценил он интерьер флигеля, усаживаясь в кресло и принимая у Шуша чашку кофе. – И слуга готовит хорошо. Продашь?

Про то, что Шуш – вольный человек, он знал прекрасно.

– Триста золотых, – подыграл ему я под возмущенный взгляд парня. И тут же пояснил: – Жениться хочет, нашел себе хозяйскую дочку, а денег на обряд нет. У меня брать не желает, а вот в закуп если отдать, может, и сладится все.

– За триста золотых, – веско сказал Сила, – я себе наложницу куплю с южных ханьских островов, там, говорят, такие затейницы есть, о кофе и думать перестанешь. Ладно, не буду вокруг да около ходить, кое-что мне выяснить удалось.

Я выжидательно посмотрел на выдерживающего паузу Ухтомского.

– Ох и молодежь пошла, – вздохнул тот, кося под Хомича, – нет чтобы интерес изобразить, старшего уважить, сидят и молчат. Брошь эта не то чтобы необычная, она к луне привязана. Смотри, – он выложил украшение на стол, – здесь семь лучей, по четыре камня в каждом. И один посередке. А всего в лунном месяце двадцать девять дней и одна ночь. Да, Ирий?

– Да, – подтвердил брат Милы, появляясь в комнате из ниоткуда. Надо же, и как это я его не заметил. Кот тоже прошляпил, и теперь пытался исправиться, шипя на незваного гостя. Или гостей – Мила, оказывается, тоже тут была.

Глава 19

Я аккуратно положил лист бумаги на стол, честно говоря, задуматься было о чем. Да и не торопили меня особо с ответом, остальные участники нашей тайной вечери терпеливо смотрели на меня.

– Это розыгрыш?

– Нет, все сходится, – Сила ткнул в лист пальцем. – Метки колдовские проявили, приложив печать, потом сказ появился, как найти карту, да, Ирий?

– Точно, – подтвердил Белосельский. – Я, пока карту не нашли, тоже думал, что шутка такая, мало ли чего дед у себя собирает, он всякое барахло в дом тащит. А потом, как проявилось, вон к дяде пошли, он и подсказал, что дальше делать.

Мне оставалось только промолчать. Дядя плохого не посоветует? Всего лишь обокрасть бедного оценщика и сиротинушку, делов-то. И вообще, по моему мнению, затея была совершенно дурацкая, найди то, не знаю – что. По тому, как горели глаза у брата с сестрой, было видно, что они у себя в голове уже все нашли и поделили.

Послать бы мне их куда подальше, отдать брошь, и пусть себе ищут. Вот только сверху листа на классическом, прямо-таки каноническом эми-гир, со всеми положенными выпуклостями на линиях, чуть загнутыми клинышками и обязательным острым углом при переходе с горизонтальной линии на вертикальную, двумя символами было написано «кунну урух». Истинный путь.

– И все же, я тут при чем? – осторожно спросил я. То, что Ухтомский многое не договаривает, было понятно, кто-то же запрятал все эти ништяки. Что-то не верится, что какой-то безумный шумер тут бегал по княжествам и закапывал сокровища.

– Ну вот же, – Мила раздраженно ткнула в текст. – Тут написано, что обладающий брошью должен начать игру. Мы уже пробовали без тебя, не получается.

Я посмотрел на Силу, тот только руками развел.

– Давай, Марк, это весело, – толкнула Мила меня в бок острым кулачком. – Ты тут сидишь, киснешь, о Беляне своей мечтаешь, а мы тебе предлагаем настоящее приключение.

– Ладно, – вздохнул я, положил справа от себя карту, а слева – шпаргалку с четким изложением, как и чего делать. – Давайте начнем. Тут сказано – как луна образует полный круг, разложи карту. Полнолуние – в наличии. Карту разложил. Дальше – помести печать в правый верхний угол. А какой угол тут верхний? И вообще, что это за карта непонятная, где верх, где низ?

– Ты – дебил, – вздохнула моя подружка, развернула ко мне карту правильной, по ее мнению, стороной и показала на едва заметный кружок. Как раз на верхней правой от меня стороне.

Я взял протянутую печать и поместил точно по контуру окружности. Ничего не произошло.

Сверился с текстом, медленно начал поворачивать печать по часовой стрелке. Где-то на пяти часах из печати выстрелили пси-линии, они заполнили всю карту, складываясь в непонятный мне, но очень знакомый конструкт. Где-то я точно его видел.

Однако напрягать память не стал, на карте проступили контуры.

– Империю вижу, княжества, Булгарское царство, – разочарованно сказал Ирий. – Это что, нам везде искать? Нет, я так не играю.

– Погоди, – я поднял ладонь, раз уж начали, надо закончить. Забрал у Силы брошь и положил в левый верхний угол. Та задергалась, потом начала поворачиваться, закрутилась на месте. – А дальше что? Так, написано – «Птица судьбы». Волшебно. Окно надо открыть и ждать сову?

– Почему сову? – опешила Мила.

– Тоже птица, символ мудрости, которой, похоже, кое-кому не хватает, – ответил я и сделал знак Шушу, мол, иди открывай.

Но не успел тот тронуться с места, только движение обозначил, как на карту, хлопая крыльями, опустился мой фамильяр. Снова живой и с перьями. Протопал к нижнему левому углу карты, там уселся.

Брошь, как только ворон примостился на столе, начала вращаться медленнее, из ее лучей периодически вылетали искры и оставались на карте.

– Двенадцать мест, – Ирий поморщился, посчитав непотухшие искры после остановки броши. – Это мы года два искать будем. Нет, если как с картой получится – все двадцать.

– Погоди, еще не все, – я постучал пальцем по последнему абзацу, улыбнулся. – Тут сказано – камень силы. Сила, где твой камень?

Сила взял лист, прочитал, рассмеялся. Залез в карман и вытащил кристалл-батарейку. Положил в центр карты.

Ну что же, последнее осталось. Нужно бросить проклятые кости. Где они у меня?

Эффектного жеста не получилось, Белосельские и Сила определенно были в курсе моего невольного приобретения, что, в общем-то, логично. Смысл ко мне заявляться на ночь глядя, если основной составной части любой настольной игры нет.

Положил на карту, на оставшийся свободным угол. Ворон лениво подошел, сгреб клювом костяшки и небрежно бросил на карту. Они покатились, закружились, наплевав на трение и гравитацию.

– Я поняла, – Мила захлопала в ладоши, – вот что значила эта строка.

Ну да, «птица выберет число».

Шесть и один. Все искорки, кроме одной, погасли. А она, поднявшись в воздух и впитав конструкт с карты, обтекла со всех сторон портальный камень поисковым заклинанием. Прямо на браслете, который я носил не снимая, вдруг модуль одумается и примет кристалл за своего. А кристалл Силы проигнорировала.

– Надо же, Новгородское княжество, – хлопнул ладонью по столу Ирий. – Да это прямо рядом с нами, столько времени угрохали на то, чтобы найти, и на тебе – кругами ходили. Ну что, Марк, отправишься с нами на веселую, неутомительную прогулку? Или браслет своей продай.

– Треть – моя, – помимо воли вырвалось. Вот она, жадность.

Ирий расхохотался.

– Даем одну часть от дюжины, Марк. Половину так и так нам деду отдать придется, по правде его печать-то, если не отдадим, против традиций пойдем. Треть наша, расходы опять же немалые мы уже понесли, пока бегали по городам да весям, а остальное тебе и Силе, мне кажется, так честно будет.

– Так и быть, только ради вас, друзья мои, – натянуто улыбнулся. – Договор?

– Договор, – Мила припечатала ладонь к листу.

– Договор, – подтвердил Ирий и проделал то же самое.

Ну и я шлепнул. Ребята сидели довольные, словно сметаны объелись, где-то они меня пересчитали.

– Только я на службе, – предупредил. – И еще женюсь.

– Да тут пара дней, – Ирий заворачивал печать в карту. Все по инструкции, так сказать, неизвестный составитель квеста на конкретику не скупился. – Доберемся порталом до Пскова, а там полдня пути по заповедным лесам, места не то что знакомые, но где найти проводника, знаю. С Еропкиным я договорюсь, отпустит. А потом обратно в Псков, там знаменитой наливочки брусничной отведаем – и по домам, богатство считать.

– А я со своей стороны перед Хомичем похлопочу, – Сила улыбнулся. – Сам бы хотел с вами отправиться, но не на Фила же дела текущие оставлять. Как на листе этом сказано – успеть до новолуния? Если отправитесь дня через три, на Трибога, то до 1 июня точно обернетесь, а раньше Росошьев все равно не объявится.

– Чего тянуть-то, – видно было, что Миле невтерпеж, она аж ерзала на стуле. – Завтра с утра и в путь.

– Погоди, – попридержал сестру Ирий, – надо наших найти, Инвара с ребятами. С ними поспокойнее будет.

Я поглядел на Милу, она на меня, ясными своими голубыми глазами. А братец-то не в курсе, оказывается.

– Найдем, – пообещала она. – Ну а если не отыщутся, сами виноваты, без денег останутся.

Хомич, на удивление, мою командировку воспринял одобрительно.

– Ну и правильно, – заявил он, наблюдая, как я разливаю клюковку, чтобы ни миллиметра разницы. – Езжай, на Русь-матушку посмотришь, а то кроме Пограничья и захолустья нашего и не видел ничего.

– В Смоленске я еще был, – напомнил ему.

– Ну это не считается, еще сотня-полторы лет, и тут тоже будет Смоленское княжество.

– И вы так просто об этом говорите?

– А что делать, – Хомич вздохнул. – Удельные князья все больше из владетелей в слуг превращаются. Раньше князь-то великий к их советам прислушивался, по любому важному вопросу совет созывал, а теперь только приказать может, и попробуй поперек пойти. Так и сохраняют видимость независимости, а пройдет лет триста, может пятьсот, и будет здесь как в Империи – один кесарь и толпа лизоблюдов. Ну да ладно, нам с тобой до этого не дожить. Так что возвращайся к июню, там и Росошьев вернется, глядишь, отпустит тебя к невесте пораньше.

– Ох, Модест Всеславич, прям по живому.

Хомич рассмеялся.

– А ты как хотел? Я ж говорю, меняется народ. Предка твоего, Всеслава, попробовали бы заставить что сделать супротив желания его. Осталось бы от Смоленска пепелище, а ведь не самым сильным колдуном твой предок был, хоть и из первых. Вы, молодые, не такие – если нужно, прогнетесь, где нажмут, отступите, и все норовите по-своему сделать, но не прямо, а с хитростью. Может, так и следует поступать. Молотком-то по твердому камню ударят, он расколется, а по гевейской смоле, так ничего ей не сделается, только молоток отскочит. Ты на старика не обижайся, а вот как наступит в твоей жизни момент, когда надо стать камнем, а не куском смолы, свои интересы отринув, потому что по-другому нельзя, вспомнишь.

– Да чего там, – махнул я рукой неожиданно разоткровенничавшемуся старику. – От вас-то я плохого не видел почти. Ну кроме пыли на книгах, неужели заклинания на это нет?

– Есть, – согласился библиотекарь. – Выучишь, приходи.

Инвара Белосельский так и не нашел, не знал, у кого спросить надо, где кости искать. Так что наша дружная компания состояла из четырех человек – меня, Шуша и Белосельских. Кот в путь отправляться не возжелал, с птичкой, снова превратившейся в статуэтку, остался. Наверное, чтобы не пропустить, когда она снова в живую обратится, и вдоволь наиграться.

Колечко, которое мне Рада отдала, портал открывало, вот только недалеко и неохотно. Может, сказывалась устаревшая технология, а может, силенок не хватало у меня, но только до Северска и добивало. Так что с предложением услуг по переносу живой силы и техники я влезать не стал, хотя, чего там таить, хотелось впечатление произвести. Посему – ранним утром вместе со всеми доехал до портальной станции, в компании встал в круг и оказался в Пскове. Вот в собственной реальности не был там никогда, так хоть в этом мире побывал.

Городишко оказался захолустный, типа Жилина. Псковский удельный князь владениям своим много внимания не уделял, оставив все на тиунов, так что прозябала псковская земля заброшенной и неосвоенной. Народ в основном селился в самом городе или в восточных землях, и огромные территории на юге и севере постепенно превращались в непроходимые лесные заросли. Дороги, само собой, были. Две – одна вела из Новгорода в Полоцк, а другая – в Тверь. Сказывалась близость Пограничья, рубеж проходил почти в десяти километрах от города, и на озерах приличный люд селиться отказывался.

Наш путь лежал на юг, по Полоцкому тракту мы проехали на повозке километров пятнадцать и, судя по карте, теперь должны были идти на запад, к Пограничью. Единственным населенным пунктом в этих местах была деревенька Стремка. Дальше по тракту в тридцати километрах был купеческий городок Остров, и вокруг него какие-то поселения еще, а вот места, куда мы попали, оказались совершенно глухие – сама деревня стояла прямо на тракте, ну где-то еще километр занимали распаханные поля, а дальше непролазная чаща.

Чем выгодно отличалась Мила от моих прошлых подружек – так это минимумом багажа. Небольшой туристический рюкзак, на руках самострелы, на поясе фляга с водой – и практически все. Представляю, что было бы, отправься я в такое же путешествие с Катей Уфимцевой, к примеру. Помню, летали мы с ней в Португалию, так тащил я свой рюкзачок, ее чемодан с вещами, чемодан с вещами ее спиногрыза и самого спиногрыза, который постоянно ныл. И с чего это я ее вспомнил? Ну да, болото преградило путь. Так и отношения – когда в болото превращаются, надо идти по отдельности и выкарабкиваться поодиночке. Или нет?

– Плотно пойдем, группой, – Ирий оценил размеры трясины. – Мы с Марком, если что, выберемся, а Шуш точно утонет. Сначала иду я, если что, укрепляю тропинку. Мила за мной, потом Шуш, Марк – замыкающий, при необходимости вытащит, заодно проследит, чтобы какая болотная нечисть в спину не ударила. Возражения есть?

Мила сморщила носик, видимо, хотела сказать, кто кого еще вытащит и проследит, но промолчала. Шуша по сути вообще никто не спрашивал, слуга он и есть слуга. А я покачал головой – турист из меня аховый, без колдовства я в этом болоте в пять минут утону.

– Идти нам километров двадцать, – продолжал Ирий. – Карта всего не отображает, но там как раз начинается Пограничье. Твои родные места, Марк. Ты ведь отсюда?

– Я с севера, за Новгородом еще четыре сотни километров, – не стал легенду рушить. Может, просто спросил, а может, и проверка очередная. – Мы ближе к нурманам живем, там озера с красной рыбой и залежи апатитов. Самое что ни на есть выгодное место. Утром – шахта, вечером – рыбалка, так и живем.

– Да, далековато. Ничего, в следующий раз к тебе пойдем, рыбу ловить, – улыбнулся экс-Ждан. – Готовы? Пошли.

И мы пошли.

Впереди Ирий безошибочно выбирал относительно твердую почву. При необходимости – уплотнял, так что нога не проваливалась. За ним легкой походкой шла Мила, словно летела над поверхностью, не удивлюсь, если сапожки у нее с секретом колдовским. Нет, не так – удивлюсь, если без секрета. Ну а дальше топал Шуш. В парне полторы сотни килограммов, со спины всегда мне Пашку напоминает, такой же богатырь, так что иногда даже усилий Ирия не хватало, Шуш проваливался, выбирался, сопел и упорно шел дальше.

Болото мы преодолевали не меньше трех часов, время уже близилось к обеду, комары, оживившись при виде добычи, слетались со всех сторон вместе со слепнями, мошками и прочим гнусом, вот тут бы я себя показал, уничтожил тварей еще на подлете, амулеты не позволили – у каждого на шее висели, так что всякая мелочь кровососущая нас не трогала.

А потом нам попался первый измененный.

Лось с яростно-синими глазами, жевавший труп какой-то мелкой живности на твердой земле, увидев нашу процессию, бросился на Ирия. Тот стоял в болоте, расслабленный, и нападения словно не ожидал. Лось разогнался, с разбегу влетел в жижу, словно не замечая трясины, за счет инерции преодолел полтора десятка метров, потом замедлился и окончательно завяз.

– Интересно, – протянул Белосельский, достал из кармана кусочек дерева и подошел к лосю. Тот вошел в трясину почти по половину туловища, но еще барахтался и пытался вырваться, изо рта комьями брызгала пена, оскаленные совсем не травоядные зубы обещали попавшемуся жуткие ощущения. – Пробую настроить, не получается.

– Может, сломался? – Мила иронично усмехнулась. – Ты где его брал, в лавке у Мойши Одноглазого?

– Почти, – Ирий почти вплотную приблизился к лосю и, не давая себя укусить, водил деревяшкой возле морды. – Такое впечатление, что еще что-то вмешивалось в изменение. По всему он должен был затихнуть и равнодушно тонуть, а смотри, бросается как.

Словно в ответ на эту реплику лось дернулся и практически достал Ирия зубами. Защита легко пропустила огромные резцы, которые сомкнулись на металлическом наруче.

– Ага, так черная сталь и поддастся, – погрозил измененному лосю Белосельский и прижал деревяшку к носу животного.

Тот дернулся, завыл, попробовал отпрыгнуть, но от этого еще больше увяз, и через полминуты практически скрылся под темной жижей.

– Ну как, получилось?

– Да, кровь сейчас впитается, и проверим на следующем обитателе. Странно, прошли-то всего ничего, а они уже здесь. До Пограничья еще пятнадцать километров, далековато забрел. Хотя, может, и здешний. На обратном пути надо будет в деревне старосту предупредить, наверняка проклятое место рядом где-то.

– А то они не знают, – Мила выбралась вслед за Ирием на твердую землю.

– Знали бы – предупредили, – одним движением руки Белосельский счистил грязь с себя и сестры. – Закон во всех княжествах один.

Мы с Шушем тоже потихоньку вылезли из болота. Я – чистый, спасибо такт-одежде, а вот мой Санчо изгваздался по самые уши, пришлось Ирию и его чистить тоже. Несправедлив я к нему был, хороший парень, другой бы нос задрал, а этот ничего, отдраил бывшего своего слугу, словно так и надо. И по моей колдовской неумелости не прошелся. А вот сестра его – ей только повод дай.

– Идти пора, – прервал язвительный монолог Милы Белосельский. – Сама-то вообще неумеха, Марк вон хоть пятого круга.

Мила обиженно замолчала, огляделась, подошла к кустам и раздвинула их. В зарослях обнаружилась тропинка.

Глава 20

Извилистые тропинки в незнакомом лесу, как известно, до добра не доводят. Даже если за добром идешь. Пятнадцать километров по лесу, это не по нахоженной дороге, мы со своими чародейскими фокусами больше пяти в час не делали, в основном из-за Шуша. Парень честно старался не отставать, но поспеть за двумя колдунами и одной недоведьмой ему было тяжело. Мила уже весь мозг мне вынесла, зачем я взял с собой это еле-еле ходячее недоразумение, да и я тоже уже начал подумывать, что надо было в деревеньке его оставить. Но Кувалда особо просил, если какие сложности, обязательно брать Шуша с собой, мол, должен тот развиваться как личность, а без преодоления и развития нет.

Вот и преодолевал молодой боец овраги, поваленные стволы деревьев, холмы и кротовые ямы, тихо матерясь.

А Ирию хоть бы хны, смотрел на все это, словно так и должно быть. Даже иногда помогал выбраться из особо глубоких нор. В одно из таких углублений Шуш попал основательно, хрустнуло что-то у него.

– Ногу сломал, – равнодушно прокомментировала вынужденный привал Мила, усевшись на поваленный ствол и доставая бутерброд с окороком. – Может, пристрелить его?

Мы с Ирием вытащили Шуша, осмотрели, вроде нет, парень здоров и может хоть сейчас поход продолжать.

– Точно кость треснула, – Белосельский внимательно присмотрелся к ямке, поводил рукой. – И какая-то тут метка стоит. Чувствовать чувствую, но не вижу.

Я пригляделся – нору окружала еле заметная оранжевая ниточка. Настолько еле, что пришлось напрягать свои невеликие способности. От окружности отросток уходил вглубь. О чем я Ирию и сказал.

– Интересно, – глава нашей экспедиции ковырнул носком землю. – Какая тут глубина, сантиметров шестьдесят?

Он растопырил пальцы, вытянул руки над ямкой, с ладоней стекли на землю два сгустка, возле земли сформировали заклинание. Свечение нитей конструкта делало круг вообще незаметным. По земле пошла волна, и поверхность стала расступаться. Появился земляной бортик, очерчивая трехметровый круг, земля вопреки гравитации собиралась из глубины и шла вверх, обнажая каменную плиту, на которой ровненько, словно отдыхая, лежал скелет. С проломленным черепом.

Когда вся земля с плиты переместилась наверх, Ирий развеял заклинание, и я снова смог увидеть сторожевую нитку. Отросток от нее уходил прямо в грудь скелету, в небольшой сверток.

– Самое правильное, – Белосельский пригляделся, чуть дотронулся палкой до скелета, – будет ничего не трогать. И так потревожили, неизвестно, что за метка тут стоит.

– Ага, и оставим все как есть, – Мила тоже подошла к яме, залезла на бруствер. – Пускай другие себе забирают, им ведь нужнее. Кончай чушь нести, давай уже, хватай этот сверток, и быстренько посмотрим, что там внутри.

От нетерпения она притопнула ногой, отчего несколько комочков земли скатилось вниз, прямо в пролом черепа. Тут бы по законам жанра скелету ожить, подобрать ржавый меч и пойти косить все кругом, но нет, лежал смирнехонько, только, казалось, оставшейся пустой глазницей за нами следил.

Мила тем временем вооружила Шуша свежесрезанной палкой и отправляла на подвиги. Парень как мог сопротивлялся, но против напора бывшей хозяйки не устоял, подошел к краю ямы, и, стараясь не повредить давно уже мертвые останки, аккуратно подцепил сверток специально оставленным для этого на конце палки сучком, тихонько потянул на себя. Сверток поддавался, вылезая из костяной клетки, но, когда уже добыча была так близко, зацепился за ребро. Ткань треснула, чуть-чуть.

– Тяни, – азартно заорала Мила, пихая Шуша в бок.

– Стой, – предупреждающим жестом выставил ладонь Ждан-Ирий, но было поздно.

Сбитый с толку рекрут рванул палку, сверток лопнул, и обратно внутрь скелета посыпались камни и кости.

– Обманка, – спокойно пожал Ирий плечами, доставая изогнутый меч из ножен за спиной.

Словно тихий шепот прокатился по лесу, казалось, возле нас сгущается марево. Но нет, визуально воздух был так же чист и свеж, как и раньше. Вот только магическим зрением ощущалось что-то неправильное.

Ирий достал из кармана два кристалла на стержне, воткнул в землю. Вытащил, воткнул еще раз. И тут впервые за нашу прогулку выругался.

– Порталы не работают. Уйти не получится.

– Может, ты делаешь что не то? – Мила была в своем репертуаре.

– А может, ты хочешь попробовать? – парировал ее брат, разрезая ладонь и окровавленной рукой обхватывая кристалл. С тем же самым эффектом.

Пространство вокруг нас, казалось, очистилось от всего постороннего. Полностью исчезли звуки. Любые – а они всегда есть. Создавалось впечатление, что солнечный свет застревает над нами на какой-то высоте, и до нас доходит только его рассеянная проекция. Даже деревьев стало вроде как меньше, вот слева по ходу движения был дуб, кажется, только сейчас его не стало.

– Да, как я и думал, – Ирий кивнул, усевшись на землю и раскладывая перед собой магическое снаряжение. – Видать, капище рядом неупокоенное, вот и лось оттуда. А раз приманки, то или волхв какой на капище этом кормится, ну или был тут, скелет-то давно лежит. Будем надеяться.

Он споро собрал какую-то штуковину, напоминающую косу с автоматной рукояткой, причем для лезвия использовал меч.

– Если мертвяки полезут, против них магией особо не повоюешь, – объяснял он, – а вот обычное оружие, особенно режущее, хорошо идет. Нервных окончаний у трупов нет, но анатомия такая же осталась, так что, если на тебя мертвяк лезет, не старайся боль причинить, руби по уязвимым местам – шея, руки, суставы. Голову отрубишь, считай, способности ориентироваться мертвяка лишил. Они ведь тоже мозгом все ощущают, или тем, что там остается. И старайся на рожон не лезть, силы у них особой нет, но если числом задавят, не выбраться. Да, помнится, ты синюю смерть как-то мог уничтожать, так вот – наша задача найти поводыря, убьем его, и все эти трупы просто разбредутся по лесу, а через несколько дней сгниют. Ты как ее – одним взглядом убираешь?

– Нет, – признался я, тоже приготовившись. Такой же меч-косу сделал. А вот у Милы из вооружения только самострелы были. – Подойти надо, сосредоточиться. И как действует быстро, не знаю. Убирать убираю, но пока не понял, за счет чего.

– Ну вот сейчас и потренируешься, и разберешься заодно, – Ирий вскочил и заозирался. В сгустившемся мареве копошились тени, теперь уже и обычным взглядом было видно, что нас окружает полоса тумана.

– Слушай, – вспомнил я свою ночь на поляне, – а эти трупаки по деревьям лазают?

Говорят, что медведь легко залезает на дерево, несмотря на свой солидный вес. Лично я сомневался до какого-то времени. Пока не увидел, как Шуш практически взлетел на одиноко стоящую сосну и уселся на высоте семи метров. Мила не менее ловко забралась на какое-то дерево с листьями, ну и мы с бывшим Жданом тоже – но нам-то проще, как-никак колдуны. Вот только пока колдовство наше никак не выручало, под нашими насестами собралось не меньше полсотни ходячих трупов, они хоть и медленно, но двигались в броуновском ритме, пытаясь нас достать.

То один, то другой подпрыгивал, максимум на полметра, но и это совсем неплохо для бывших людей. Самый прыткий попытался залезть на дерево, но стоило ему оторваться от земли, как он тут же потерял цель и висел на ветке, тупо смотря по сторонам. Потом упал и снова активизировался.

– Они привязаны к земле, – крикнул мне Ирий. – Отлично, иначе плохо бы нам пришлось.

Но нам и так приходилось нехорошо. Зомби воняли, куда там бомжам в районе Московского вокзала, выглядели неприглядно, и главное – совершенно не уставали. То, что привыкли к земле, это плюс, но вот то, что отвыкли спать и отдыхать, это большой минус. Мила поначалу развлекалась, кидая в мертвяков ветки, но потом притомилась, да и надоело, видимо.

– Нам хорошо бы выбраться до темноты, – продолжал громко рассказывать мне о подробностях загробной жизни Ирий, – ночью у них сил прибавляется, могут и скинуть с деревьев. А то и вместе с деревьями, подроют корни и повалят.

Я сверился с хронометром, еще часа четыре у нас есть, а потом к зомбям придет второе дыхание.

Вздохнул, ну ее, эту секретность, и зажег возле дерева светляк, ровно на той частоте волны, чтобы синие огоньки в глазах трупаков отреагировали. Первый зомби, наткнувшийся на светящийся шар, совсем по-человечески прижал остатки ладоней к лицу, упал и начал кататься по земле, словно огонь на себе тушил. Вскоре к нему присоединился второй, третий…

Ирий, глядя на мои успехи, создал точно такой же светляк. Вот только для зомби он был не больше чем диковинкой, они подходили, тыкали в него пальцем и отходили. И второй, и третий, и четырнадцатый светильник Ждана никакого воздействия на зомби не оказал. А вот мой работал, правда – недолго. Одного хватало на пятерых-шестерых мертвяков, потом шарик сдувался, и приходилось надувать новый.

Плохо, что пораженные светом снова вставали, да, синевы в их глазах убавлялось, но все равно они еще были условно живы. Перелом произошел, когда один из зомби решил поконтачить с землей в четвертый раз. Он привычно изобразил двойной фейспалм, упал на землю, но кататься не стал, а чуть задымился и через минуту рассыпался в прах.

– Дави тварей, – азартно закричала Мила. – Давай, жги!

И я дал, а что делать, если девушка просит. Не меньше сотни светляков зажглись внизу, потихоньку прореживая количество нападающих. Свет прямо-таки притягивал бывших людей, они шли на смерть сознательно. И это не метафора, я бы тоже второй раз убился, лишь бы вот так не выглядеть. Светляки вырабатывали ресурс и гасли, зомбаки потихоньку убывали в окончательно загробный мир, дело шло к закату, казалось, все разрешится в нашу пользу.

И тут в мое дерево ударил файербол. Небольшой, но мощный, от удара я чуть было не слетел на землю, хорошо щит успел выставить – за первым тут же прилетел второй, и третий. Били откуда-то из-за тумана. Не иначе как хозяин паноптикума решил проверить, кто тут прорежает число его слуг, или работников. Огненные шары били плотно, очередями, щиты постепенно проседали, и я чувствовал, что надолго меня не хватит.

Ирий решил помочь, выставил передо мной щит, но сам оказался без защиты и получил шаром в грудь. Впрочем, огонь просто стек по нему, амулеты сыграли свою роль. Я выпустил несколько плазменных шаров в направлении точки обстрела и, видимо, попал. Раздались ругательства, из тумана появился дедок небольшого роста, с посохом, в навершии которого торчали десятка полтора кристаллов. Вот этот-то посох и плевался огнем.

– Получай, фашист, гранату, – выкрикнул я, отправляя заряд прямо в лоб нашему гостю.

Но тот отмахнулся от плазменного шара своей палкой, такого я тут еще не видел. Все выставляли щиты, а этот старикан как шаолиньский монах просто парировал удары. Ирий присоединился к обстрелу, швыряя какими-то неприятными сгустками коричневого цвета, противник морщился, но и их тоже отбивал. Как и стрелы Милы, которая решила нас поддержать.

Раздался выстрел – это Шуш разрядил во врага свое ружье. Посох на мгновение засветился, окутал дедульку чем-то ярко-красным, и пуля завязла в защите, как в песке.

– Давай, Шуш, пали, – закричал я. Раз посох так реагирует, то заряд-то наверняка закончится рано или поздно.

И Шуш выпалил, честно сделал двадцать метких выстрелов. Мы тоже не отставали, заставляя пожилого человека вертеться на месте, словно его поджаривали. Хотя почему «словно» – поджаривающих заклинаний было предостаточно. Не знаю, что там Ирий говорил про нечувствительность зомби к заклинаниям, или они ослабли порядочно после моих шариков, но все до одного мертвяки полегли как от вражеского, так и от дружественного огня.

Наконец дедок стал выдыхаться. Посох уже не так сильно полыхал красным, и частота обстрела стала уменьшаться. Видя, что перевес на нашей стороне, он нахмурился, топнул ногой, ударил посохом об землю, и в нас полетели четыре черные кляксы.

Видимо, последнее заклинание старика подкосило изрядно, он даже на одно колено опустился, держась за посох. А вот в наших рядах наметились жертвы. Кляксы впечатались точно в лбы моих попутчиков. Мила и Шуш рухнули с деревьев тут же, как подкошенные, Ирий пытался сопротивляться, так же, как и покойный княжич Хилков, окружал себя заклинаниями и сетью защиты, но черная клякса только слегка замедлила движение, закружилась вокруг головы колдуна и попала ему в висок. Ирий обмяк, взмахнул руками и полетел на землю.

Я тоже решил упасть. Клякса не причинила мне ровно никакого вреда, впитавшись в лоб, она проникла под кору и попыталась закрепиться в моем мозгу, но вездесущий модуль перехватил ее, закапсулировал и оставил для опытов, хотя по мне, не увлекался бы он такими делами в моем организме. Иначе скоро он, организм, будет напоминать гараж, где сваливаются стройматериалы, запчасти и прочая фигня для будущих построек и поделок, до которых никогда руки не дойдут.

Свалился удачно, вот Шуш, к примеру, лежал в чьих-то останках, а я на чистое место упал. Раскинул руки, словно отдыхающий богатырь, прикрыл глаза. Но не полностью. Лежать было не очень удобно, лесная земля не ровная, там и корни, и кочки, и масса других выступов и впадин, но я терпел. Повреждений практически не было, только ногу вывихнул, и тут же себе ее вылечил.

Пришлый колдун меж тем оклемался чуток и решил нас проведать. Подошел к Шушу, ткнул его ногой, парень застонал, попытался подняться, но не смог. Я со своего места видел торчащую наружу кость в его ноге, открытый перелом, если вовремя не лечить в походных условиях, может сепсис начаться.

Мила даже после удара ногой лежала неподвижно и, по-моему, не дышала. Колдун постоял немного возле нее, видимо думая, удовлетворить свои некрофильские наклонности сейчас или чуть позже, но решил сначала с остальными покончить, и почти уже бодрой походкой направился к Ирию. Тот помирать не собирался, стонал, что-то там с защитой мудрил, но видно было, что парень потихоньку сдает позиции.

– Крепкий, – колдун плюнул на копошащееся тело, – хороший слуга получится. Я тебя через обряд Мокоши проведу, так что будешь, милок, моей правой рукой.

Видимо, Ирий и обряд этот знал, и перспективу быть правой рукой извращенца оценил, так что собрался с силами и влепил в грудь противнику последний, мощный заряд. Колдун покачнулся, закричал, и так не слишком нарядная одежда тлела и висела на нем лохмотьями, правая часть лица была чуть ли не обуглена, оставшийся глаз бешено вертелся.

– Помрешь, как собака, – брызжа слюнями, завопил колдун, – гнида, на куски порву и скормлю поднятым, мозг твой жрать буду.

Ирий пытался отползти, но дедок припечатал его ногой к земле и поднял посох. Прям как Иван Грозный.

– Эй, – тихо сказал я.

Стоя у дедка за спиной.

Тот начал оборачиваться, слегка отведя руку с посохом, туда и пришелся первый удар. Спасибо князю Смоленскому, если бы не батарейка, так и был бы хапу в моем кармане обычной прорезиненной рукояткой. А так – из нее выскочило атомарное лезвие, по уверениям капрала Линник, разрезавшее все, в том числе обшивку космических кораблей, и легко рассекло локтевой сустав.

Дед, еще до конца не поверив в произошедшее, на мгновение оторопел, наблюдая, как из оставшейся половины локтя выплескивается кровь, попытался перехватить посох другой рукой, тут я, чтобы не тянуться, отсек кисть. И откинул ногой отрубленные части конечностей, а то вдруг приживить решит.

И без того не слишком симпатичное лицо колдуна исказилось, он открыл рот, наверняка для того, чтобы меня проклясть. Набрал полную грудь воздуха, чтобы проклятие это было как можно более страшным. Ну я и не стал ждать, просто ткнул в раскрытую, полную гнилых зубов пасть клинок, увеличивая его длину и вибрацию нажатием пальца. А потом резко дернул рукой вправо.

Лезвие атомарного меча настолько тонкое, что места разреза идеально соприкасаются и даже могут под действием сил молекулярного притяжения срастись. Если только не сместить их чуток, что я и сделал, толкнув старика в грудь. Тот взмахнул остатками рук, пытаясь удержать равновесие, покачнулся и плашмя хлопнулся на землю, от удара отрезанная половина головы откинулась, позволяя артериям выплеснуть кровь, разгоняемую еще не остановившимся сердцем. Ну а потом, помня, что врага нельзя оставлять с малейшим шансом на жизнь, я и вторую половину головы отсек. И сжег их огненным шаром, чтобы соблазна не было восстановиться.

Ирий боролся. То ли он действительно был так силен, то ли клякса была не очень, но он потихоньку извлекал ее из себя. Сначала кончик черного тельца показался из ноздри, потом и основная часть. Словно соплю, Белосельский вытащил из себя чужое материализовавшееся заклинание, растер в ладонях, полыхнувших красным, закашлялся, прикрыл глаза.

– Сейчас, минуту, – прохрипел он. И начал потихоньку восстанавливаться.

Глава 21

– Нет, ты честно скажи, где этому учат? – Ирий доставал меня уже с полчаса.

Мы топали в нужном направлении, не так бодро, как раньше, но все равно – неумолимо приближались к цели. Тем же макаром, что и себе, Белосельский вытащил кляксы из сестры и Шуша, а потом примерно часа два лежал на земле, раскинув руки и тупо глядя в темнеющее небо. Я по мере своих скромных сил их подлечил – Милу так практически полностью, сломанный позвоночник срастить, это не так сложно на самом деле, всего-то восстановить хрящик да нервный ствол, а вот с Шушем пришлось повозиться, практики вправления костей у меня почти не было, Пашка, помню, объяснял что-то, но где нам, гуманитариям, высшую медицинскую математику понять. С помощью девушки, отрывочных воспоминаний и какой-то матери мы кости Шуша на место сложили, и я даже кое-что успел сделать. А там и Ирий проснулся, завершил начатое лечение.

По-хорошему, надо было бы на привал остановиться, но два самых впечатлительных участника экспедиции не желали оставаться на поле боя ни в какую. Хотя по мне уж лучше плохо лежать, чем плохо идти. Но нет, потопали дальше, дорогу освещали светляками, Шуш при виде каждой ямки вздрагивал и чуть ли не за метр ее обходил, тыкая в подозрительные места посохом колдуна, доставшегося ему в качестве трофея. Ну а еще потому, что Белосельский с сестрой как-то подозрительно легко отказались от палки с полопавшимися кристаллами, а я вообще тяжести носить не люблю.

Ирий, придя в себя и приведя в порядок других, насел на меня с расспросами, как это мне, недоучке пятого круга, удалось избавиться от наложенного проклятия.

– Обидно, – заявил он, выслушав мою историю про жрецов, прыгающих через огонь, и строгое домашнее воспитание, а также правильное питание с настоями из редких пограничных трав и мухоморов. – Почему вот тебе повезло родиться в Пограничье, а нам – нет? Все отчего-то ваш край дремучим считают, а у вас вон, и с синей смертью боретесь, и проклятия не страшны, и диковинки у вас всякие есть, и вообще – удачу притягиваете. Нет, я завидую.

– А еще у нас сазаны – во, – я показал руками, какие рыбины ловятся в Пограничье, – и глухари по полпуда весом.

– Врешь! – Ирий и Мила воскликнули хором.

Я скромно промолчал, не стал что-то доказывать. И так понятно, что краше и лучше края, чем Пограничье, на этой земле нет. Сам-то я в этом убеждаться не хочу, мне и городские условия вполне подходят. А вот брат с сестрой загорелись, прямо обсуждали, что, когда все закончится, рванут на мою малую родину, отловят жреца и заставят его всему пограничному их научить. Ну это он Ирия учить будет, а Мила в это время – на рыбалку и на глухарей. Ирий даже к моему мечу сначала прицепился, пытался активировать его, но, когда понял, что не получится, сильно не расстроился, заявил, что в Пограничье себе такой же найдет, не хуже.

Шуш, топая сзади, сопел, завидовал молча. Только когда я сказал, что, если вернусь в свое родное баронство, то парня с собой обязательно заберу, мол, только там он станет настоящим мужиком, сразив один на одну медвежью семью из медведя, медведицы и трех медвежат десяти лет от роду, бывший крепостной сопеть перестал, и вид у него стал какой-то жалобный. Видать, теперь ждет не дождется, когда же это счастье его ударит по всем местам.

До места мы добрались, когда стемнело окончательно. Карта в руках Ирия показывала светящуюся точку как раз на том месте, где мы стояли.

– Нет, чуть вправо надо пройти, метров пятьдесят, – разобравшись с топографией, заметил экс-Ждан. – Вон там, куда тропинка ведет.

Странная, на мой взгляд, тропинка. Кругом еловый бор, иголок понавалено, трава не растет, так что не определишь, ходят тут люди или нет, но все равно полоска вытоптанной земли начинается как-то внезапно. Тем не менее такие детали смущали только меня. Оправившиеся от недавней битвы Белосельские чуть только не с гиканьем бросились по хоженой земле и, пробежав нужные метры, резко остановились. Ну и я затормозил. А Шуш по инерции пролетел метра три и тоже встал как вкопанный перед нами.

Перед нами кроме Шуша стояла церквушка. Кирпичная, с одним куполом, небольшой полуразрушенной колокольней, крест на ней католический, с одной перекладиной. Первый храм, увиденный мной в этом мире, был в плачевном состоянии. Вместо окон зияли провалы, вместо двери – темный проем, дорожка из плитняка давно проросла травой и деревьями, так что только угадывалась. Но вытоптанная тропинка и через эти поросли вела уверенно к входу в здание.

– Эклизия, – выдохнул Ирий. Мила так вообще потрясенно молчала. Шуш меж тем пятился назад, пытаясь скрыться за нашими спинами. И даже меня непочтительно отпихивал, так что пришлось парня на место поставить, дать ему леща по спине. Не поморщился, только пробормотал что-то вроде «прости, хозяин» и все равно меня чуть с тропинки не снес.

Ирий неуверенно поднял руку, приложил ладонью ко лбу. Потом к животу, к левому плечу, правому. Перекрестился. Видно было, что делает он это нечасто, как бы не каждый год. Мила, та неодобрительно смотрела на брата, культовых движений не совершала. А вот Шуш движения Белосельского повторил.

Не обращая на меня внимания, компания по шажку, вытянувшись в строй, начала приближаться к церкви. Словно в вражеский укрепобъект заходили. Впереди Ирий, вытянув руку ладонью вперед, за ним Шуш с палкой колдуна наперевес, потом Мила, ощетинившись самострелами. Ну и я замыкающим, ничего особо не понимая, но наложив щиты на уязвимые места.

Не то чтобы я был верующим христианином, но и атеистом себя не считал. И верил-то даже не в конкретного бога, а в то, что есть какая-то высшая сила, создавшая этот мир, а потом иногда наблюдающая, что же в нем происходит. Но церковников не очень любил. Призывали вроде народ к смирению, а сами особой экономией на себе, любимых, не отличались. Расценки на освящение новых бизнес-объектов устанавливали такие, что ЧОПы и налоговая нервно курили в сторонке, охрана со стороны божественных сил стоила намного дороже, и пожертвования почище всяких налогов требовались. Всякого я понавидался, когда занимался бизнесом. Хотя, что скрывать, были среди священников и нормальные люди, истинно верующие, и молились, и постились, и пастве своей помогали по мере сил. Вот только общаться приходилось в основном с чернорясниками на «рендж роверах» и «крузаках», которые чувствовали себя гораздо комфортнее, сидя в кабинете у губернатора, чем стоя у алтаря.

Но все равно вот эта церквушка, неухоженная, какая-то забитая, внушала жалость и желание чем-то помочь. Воспитание требовало – храм должен быть храмом, а не туалетом общественным.

Внутри, на удивление, было более-менее чисто, в полукруглом зале по стенам располагались каменные скамьи, а в центре возвышалась кафедра с двумя зажженными свечами. Восковыми, толстыми, не знаю, сколько они горели уже, но оставалось еще часа на три-четыре. Пол был подметен, паутины не наблюдалось, а воздух, с оттенком ладана и каких-то трав, был удивительно приятен.

Перед кафедрой на постаменте стояла высеченная из черного камня статуя человека, поднявшего над головой руку с двуперстным знамением, в метр высотой. Ирий подошел к ней, наклонился, прижал голову к каменной голове, лоб в лоб, постоял немного, потом то же самое проделал Шуш, только здоровяку для церемонии этой на колени встать пришлось. Мила презрительно наблюдала за ритуальным соприкосновением, ну а я в стороне стоял – к чужой вере всегда относился уважительно.

Белосельский отошел и поглядывал на меня, видно было, что в молодом колдуне борются два желания – пристрелить меня или объяснить.

– Объясни, – помог я ему сделать выбор.

– Ты хочешь сказать, что никогда про последователей единого бога не слышал? – фыркнула Мила.

– Нет, – пожал я плечами. – У нас такого не было, мы духам леса поклоняемся, а тут, в ваших княжествах, вообще никаких даже намеков на вот такие здания нет.

– И правильно, – Ирий уселся на скамью, похлопал по сиденью, мол, давайте, присаживайтесь. – Ты действительно не знаешь, или дуришь нас?

– Первый раз тут я вижу вот такое здание, – честно сказал я. – А что оно означает, и вообще, почему это такая тайна?

– Темнота деревенская, – Мила пренебрежительно махнула рукой, – ты же боярский сын, тебе такое должны были учителя вдалбливать в детстве. Хотя, о чем это я, учиться – не с голой жопой через костер прыгать.

Я представил прыгающую через костер Милу, голую, с отблесками пламени на интересных местах, и улыбнулся.

– Про большой передел что знаешь? – осторожно спросил Ирий.

Помотал головой – с историей тут вообще какая-то странная история, так сказать, самые ранние сведения относятся к нашему двенадцатому веку, все, что до этого было, в трех-четырех абзацах умещалось. Пришел Рюрик, насажал своих потомков, и правили они долго и счастливо. В Империи похожая история, а остальной мир не заморачивался, на прошлое плевал.

Ирий сделал быстрое движение рукой, усевшийся на скамейку Шуш покачнулся, свалился вбок и захрапел.

– Не для простых умов это, – Ирий даже рад был паузе, оставалось сделать последний шаг, но вот место действия словно выбило из него всю решимость. – Понятно, что учителей у тебя не было, а нам с малых лет втолковывают. Появишься в Жилине, зайди к Хомичу, он тебе подробно расскажет. А вкратце – пару тысяч лет назад на Земле появился человек, которого почитали как бога. Для него строили храмы, вот такие, и гораздо красивее, его изображения были везде в Империи. А тысячу лет назад наш князь, внук Рюрика, решил эту веру в славянские княжества внести. Раньше-то в Сварога верили, в Макошь и Семаргла, не так как сейчас – там и жертвы были человеческие, и обряды серьезные. А вот новая вера все перебила. Старых богов забывать начали, только это князья забыли, а простой народ – нет. Знать и поклоны била, и в церковниках ходила, простых людей не пускали божье слово нести.

– А потом был Великий сход, – кивнула Мила.

– Ну да, – улыбнулся Ирий, – раньше-то колдовали потихоньку, но не выше нынешнего шестого круга. А как Великий сход начался, тут способности у людей и проснулись. И что характерно, боги, и старые, и новый, своим почитателям помогали. Наши правители обозвали всех колдунов еретиками и начали истреблять. Это время никто не любит вспоминать, выжигали деревни целиком, да что там, города уничтожали, у кого хоть какие-то способности проявлялись, и кто к Рюриковому племени не принадлежал, под корень изводили весь род. Так что через сотню лет из всех, кто колдовством владел, у нас только потомки киевского князя и остались. Все как один, в единого бога верующие. Ну а потом оказалось, что в старых богов верить выгоднее, и силы дают больше, и от жизни разгульной отказываться не требуют. Так что не стало больше храмов на Руси, все разрушили. А тех из князей, кто в вере единобожьей оставаться хотел, тоже извели. Ну и Киев с землей сровняли, как рассадник запретной веры. Там теперь даже трава не растет, проклятое место.

– А в Империи? – спросил я.

– Что в Империи, там то же самое, – Ирий вздохнул, – старые-то боги оказались куда щедрее, вот и верят там в Юпитера да Марса, в столице – Риме, старые храмы вернули, латиняне хоть и поразобщеннее, но выгоду быстро просекли, чужих колдунов уничтожили, и тоже между собой колдовскую власть делят. Только не прошло это даром, раньше, говорят, в семьях и по пять, и по десять детей было, а сейчас хорошо если трое родятся, последствия Скверны – когда последние церковники собрались вместе и проклятие на врагов наложили, а заодно и на всех остальных. Так что вот только такие заброшенные храмы и остались, но если найдут – сровняют с землей.

– А вы, я так понимаю, из последователей этого бога, – осторожно уточнил я.

– Только он, – Мила кивнула головой на брата.

– Это не запрещается, – вздохнул Ирий. – И на силу колдовскую не влияет уже. Сотни лет прошли, каждый верит во что хочет, вон иудеи свою веру сколько лет блюдут, никто им и слова не скажет.

– Ну да, колдунов-то среди них нет, – хмыкнула его сестра.

– Так что верь во что хочешь, обряды проводи, а храмы строить нельзя. Никакие, – продолжал Белосельский. – Запрещено. Чтобы соблазна не было. Идолов – пожалуйста, сколько хочешь, но чтобы крыши над головой его не возводить. В Империи – там посвободнее, но чужие храмы все равно строить не разрешают, только официальных богов.

Про остальные части света я спрашивать не стал, и так информацию получил. Выходит, если перекрещусь, ничего страшного не случится.

– А мы с Милой по разные стороны, выходит, – усмехнувшись, закончил исторический экскурс Ирий. – У меня кормилица, Шушина мать, колдовским-то молоком поить нельзя, была набожная, так она с детства мне эти сказки про единого бога рассказывала, вот и осталось. А сестра, у той со способностями проблем не было, так что семейные традиции чтит. Да, Мила?

Та показала брату язык.

– Так значит, про церковь эту лучше никому не говорить? – уточнил я.

– Да что уж теперь, рассказывайте, – раздался голос из-за кафедры.

На свет вышел высокий, мощного телосложения, мужчина в обычной городской одежде – камзол, свободные штаны, невысокие сапожки мягкой кожи, с короткой бородкой и вьющимися светлыми волосами. Без оружия – ладони он подчеркнуто держал открытыми, чуть разведя руки в стороны.

– Но, – Ирий попытался приподняться со скамьи, что-то мощное удержало его на месте, оранжевые нити вспыхнули вокруг.

– Не бойтесь, я вам вреда не причиню, – пришелец привычно встал за кафедру. – Только чтобы вы сами глупости не сотворили. Вон ваш товарищ спит, и пусть себе. А насчет рассказов не беспокойтесь, тут уже Пограничье, ваши глупые обычаи не действуют. Хотим храмы строить – строим, и никто нам не указ.

Ирий достал из-за пазухи карту, сверился.

– Точно, – подтвердил он, – ровно пятьдесят метров от линии.

– Да, – хозяин храма вздохнул, – сюда и ваши бегают, но закона-то не нарушают. Так что нет тут никаких причин что-то рушить. Сами-то зачем пришли?

– Дело у нас тут, – я решил взять инициативу в свои руки. – Клад ищем.

– Клад, – мужчина расхохотался, – если бы тут что было, я бы давно нашел. Сто лет, почитай, тут службы провожу, да, кстати, представлюсь, раз уж вы такие невежды и в гостях хозяев не почитаете. Раб божий, а по совместительству барон Пограничья боярин черниговский Савваоф Володимирович Бяконтов.

Мы представились.

– А, так это те Белосельские, которые деда своего обокрали, – проявил удивительную осведомленность Савва. – Про Травиных слышал, да вроде род пресекся давно.

– В Пограничье мы теперь, – скромно уточнил я.

– Это где? А, триста верст за Новгородом, нет, не знаю те места, хотя много где бывал. Там вроде чудинцы раньше жили, пока их измененные не схарчили. Далековато забрались, почти к нурманам. В Одина веруешь?

– Нет, – пожал я плечами. – Гностик с уклоном в пастафарианство.

– Ну сейчас молодежь те еще извращенцы, некоторые даже считают, что Земля плоская, а звезды не подобие Солнца нашего, а на небо наклеены, – махнул рукой на мое откровение Савва, показав удивительную для средневековья осведомленность в астрономии. – Спасибо, что зашли, послушал бы ваш рассказ внимательно, да скоро уже на службу людишки собираться начнут. Давайте, ищите что хотите, а я погляжу, чтобы ничего лишнего с собой не унесли.

И он красноречиво поглядел на покрасневших брата с сестрой.

Ирий быстро оправился от смущения, вскочил со скамьи, достал лист с инструкциями. Я подошел поближе, заглянул через плечо. Клинопись окрасилась красным цветом, а внизу добавился новый абзац.

– На престоле, говоришь, – выслушал зачитанный текст Савва. – Эта кафедра тут стоит со времени основания храма, заклинаний столько, что даже камень небесный ее не разрушит. А у тебя сказано, внутри. Чушь какая-то. Ну давай, ищи, где там твой рычаг.

И отодвинулся в сторону, освобождая место Белосельскому. Тот присел возле кафедры, ощупывая каждый сантиметр поверхности, нажимая на только ему видные точки, прям облапал камень снизу доверху. А вот я сразу нашел то, что нужно.

Барельеф, идущий по верхнему краю, наглядно показывал сошествие Вифлеемской звезды. Семиконечной. А чтобы тупой какой сразу понял, что это, фигурки волхвов, схематично выполненные в виде клинописи, объясняли, что с этой звездой делать.

Я достал из кармана брошь и под недоуменными взглядами зрителей приложил к звезде, состоящей из семи исходящих из одной точки лучиков, повернул немного, совместив концы броши с лучами, надавил.

Раздался скрежет. Верхняя часть кафедры, прямо по границе барельефа, разъехалась в разные стороны, освобождая нишу, в которой лежал лист бумаги. Практически такой же, как и тот, который Ирий держал в руках. И который рассыпался пеплом, стоило новому листу появиться на свет.

Глава 22

– Ты сам-то когда догадался? – Хомич положил обглоданную баранью косточку на тарелку, скептически оглядел вымазанные жиром пальцы, чуть дунул на них, очищая.

– А вот когда он, – я кивнул на лыбившегося Силу, прихлебывавшего пиво, – кристалл зарядный на стол положил. Словно знал, что понадобится. И еще раньше сомнения были, когда выспрашивал, будто угадывал, что скажу.

– Прокололся ты, Сила Гранович, – рассмеялся библиотекарь. – Вон как тебя юнец раскусил, а племянники-то твои, тюфяки тюфяками, проглотили что дали и еще добавки ждут.

– Так парень из Пограничья, – Сила развел руками, – как там у вас, Марк, – никому не доверяй, ничего не опасайся и просьбами не докучай, сам свое возьмешь, да?

– Примерно так, – согласился я.

– Так да не так, – Модест Всеславич развалился в кресле, взял чашку кофе, принесенную Шушем, отпил. – Ох, хорош напиток, сманю я у тебя слугу, такой должен в княжьем дворце жить, а не боярину прислуживать в этой лачуге.

Я оглядел залу – лачуга как лачуга, по мне так хороший дом. Отремонтировали травинское подворье на совесть, и всего за две недели – новые дубовые полы, кожей и камнем отделанные стены, хрусталь и золото. Дорого и богато. И, как ни странно, удобно. Еще позавчера здание напоминало муравейник, не меньше сотни человек прибивали, докрашивали, расставляли мебель, застилали кровати, клали черепицу на крышу и ровняли дорожки – все одновременно. А сейчас вполне пригодный для жизни особняк с небольшим уютным парком.

– Шучу, шучу, – Хомич отсалютовал кружкой, – отличный дом, раньше похуже был, попроще, а ты, я вижу, не поскупился. И где только деньги взял, банкир мой волосы рвет на своей толстой заднице при мысли, что хоть и невеликие, но богатства мимо него проплыли. Ох, невеста будет довольна.

Я поморщился – прямо по живому режет, гад. Неделя до свадьбы осталась, или как тут ее называют, обряда. Ну да брак как ни назови, он и есть брак. Радует только, что осенью моей будущей женушке в университет, а там четыре года безвылазно сидеть, первый год вообще почти за стены не выпускают. Отношения – они вдали друг от друга, как известно, только крепче становятся.

Хомич-то непростым человеком оказался, мало что дядя удельного князя, так еще и владелец банка Северского, давно я подозревал, что библиотекари – все сплошь тайной жизнью живут. Ну не может обычный человек столько времени среди книг и кристаллов с записями проводить.

– Ладно, чего вокруг да около ходить, ты, Марк, так получилось, в это дело вляпался, и до конца его надо довести.

– А то еще решишь, что оно тебе не нужно, – поддакнул Сила.

Надо сказать, именно так я и решил. Но все равно выслушать – еще не значит согласиться.

– К тому же оно и тебя касается. Все это произошло лет сто назад, – Хомич словно сотни раз рассказанную историю вещал размеренным голосом. – Была у нас компания друзей, я, твой предок, Сергей Олегович, и еще пятеро. Ох мы и гуляли, шороху наводили на княжества, любо-дорого вспомнить. Но сказ не об этом. Однажды куролесили мы в Новгороде, и решили в Пограничье наведаться, измененных поусмирять, да и вообще, нравы в тех местах свободнее, девушки доступнее, а тетерева, как ты говорил, в десять кило весом. И вот мы, семеро дураков, от нечего делать в это приключение пустились. Нагулялись вволю, а когда возвращались, наткнулись на странное место. И вроде по тому же лесу шли вначале, а обратно – совсем другое оказалось. Еле живы тогда остались, твой прадед, ох и силен был, и тот отбивался с трудом, но прорвались. Нашли башню, а в ней чудные диковинки. Вот только забрать мы их не успели, товарищ наш хозяина башни обнаружил, и пока мы за ним бегали, строение это рухнуло. А у хозяина башни мы вот эти листы нашли, один ты видел. Ну и часть диковинок удалось потом в обломках разыскать, мы их тоже разделили.

Я покачал головой. Вот где надо было искать, а не по сокровищницам княжеским. И лицо Хомича проявилось – когда скрипнула дверь, он в комнату вошел, только молодой еще совсем. Выходит, сон не простой мне снился, правда, каждый раз как в тумане – фрагменты помню, а общая картина не складывается.

– Листы эти оказались непростые, – продолжал библиотекарь. – На каждом сказ появлялся, что и как надо делать. И в конце концов приводило это к схрону в непонятном месте. Небольшому, не слишком богатому, но и кристаллы зарядные там были, и черное железо, которое колдовские способности обуздывает. Но ничего необычного. Да и способности отчего-то росли, тут уж непонятно, как это происходит. Наперво мы сами ходили, а как надоело, ребятам молодым под разными предлогами отдавали – там и опасности есть, хоть и небольшие, и смекалку проявить надо, да и колдун посильнее никому не помешает. Войн-то нет давно, а как развиваться молодежь будет, без конфликтов и сражений. Так, глядишь, и обмельчаем совсем.

– Так измененные – тоже ваших рук дело? – догадался я.

– Я тебе про ум как-то говорил, – Модест Всеславич недовольно поморщился, – а все без толку. Но – нет, они и сами прекрасно размножаются. На ваш век хватит. Так вот, этот лист – последний. Ну да не страшно, мы и сами научились подобное делать, и как этот схрон найдется, для других уже готовы свои приключения. Этот клад особый, про него жрец говорил, что богатства там несметные. Мы бы и сами пошли, но есть условия, которые приходится выполнять. Наперво, никому нельзя объяснять про клад, пока последний лист не найден. Пробовали – рассыпается первый лист прахом. Второе, те, кто начал поиск, должны его и завершить, причем все, кто в добыче предметов участвовал и в живых остался. Тоже пробовали против правила пойти, и опять неудача. Ну и третье, этого мы сначала не поняли, сказано было, что в последнем поиске будут изначальные вещи участвовать. Все так и получилось, брошь эту предок твоей невесты себе забрал с развалин, у ворона глаза сделаны из камушков тамошних, печать Нестор у себя хранил с последним листом.

– Так что же вы сами-то не взяли этот лист? – задал я совершенно логичный вопрос.

– А то мы не пытались, – Хомич поморщился. – Так затерялся он, мы его искали не раз и не два, хотя точно знали, что он у Нестора в сокровищнице лежит. А тут случайно получилось, для Ирия и Милы свой лист был готов, из новых, а они решили деда обнести. Дуракам везет.

– И в чем подвох? – поинтересовался я с невинным видом.

– Вот молодежь, – посетовал Хомич, – ничему не верят. Да, есть тут одна сложность, последний шаг к кладу не в нашем мире происходит. Точнее говоря, в каком-то пространстве чужом. Замкнутом, будто частичка земли, вроде как то, что княжич Тятьев создал. Мы пока такое сотворить не в силах, но пытаемся. Так вот, заклинание это как раз на камне висит, оно же вас и перекинет куда нужно. Так мы в этом месте помочь вам не сможем. Если вот недавно Сила за вами наблюдал, и если что случилось – на помощь бы пришел, нам живые колдуны нужнее мертвых, то последнюю находку сами разыщете. Но по опыту скажу, обычно ничего такого смертельного не бывает. За все время только полсотни молодых колдунов потеряли, и то по их же глупости. Но усилия приложить придется. Так что собирайтесь по полной программе, не на увеселительную прогулку идете.

– Моя доля – десятая, – уверенно заявил я.

– Наглец, – констатировал Модест Всеславич. – Вы сначала клад-то найдите. А то не каждый возвращался с прибытком, были и такие, кто ничего так и не обнаружил, пустышка оказалась.

– А Сила, я так понимаю, нашел? – я кивнул на пьющего пиво литр за литром Ухтомского. Судя по его довольной улыбке, еще как нашел.

– Когда? – задал я еще один важный вопрос.

– Ты сначала жену молодую в дом приведи, там до дня Велеса у вас времени даже помиловаться не будет, все приличия соблюсти надо, родственников навестить, в своем доме принять. Опять же, 23 дня месяца Юлия Цезаря – Нептуналии, Смоленские их очень отмечать любят. Ну а как Перунов день пройдет, или по латинскому – второй день месяца императора Августа, так и отправитесь.

– А стоит ли? Говорите, пустышки там, опасности? А у меня молодая жена, – сделал я последнюю попытку соскочить. Но, глядя в ясные добрые глаза Хомича, понял, что не получится. Все, кто остался в живых, идут искать. Уважительная причина одна – смерть.

Ну и неудобные вопросы поэтому же задавать не стал, вроде – почему проклятые кости так удачно образовались, когда в ловушке оказался один наивный колдун, а ведь за колдуна две точки дали, не одну. Или почему заклинание на камне, висящем на браслете, так похоже на конструкт Тятьева-старшего на разрушенном кристалле. А еще почему у мужчины того, в церкви, Саваофа, такой же медведь на заколке в волосах был, как на цепи у поводыря мертвяков, и почему этот медведь как две капли воды похож на герб князя Жилинского.

Ответов все равно не получу, соврут, а неприятностей огребу мало не покажется. А так они вроде подозревают, что я подозреваю, что они подозревают, и так далее, но пока прямо претензии не высказаны, вроде и убивать не за что. Если только для профилактики.

– На неделе после Перунова дня впятером и пойдете, – развеял мои сомнения добрый старик-библиотекарь.

Уход со службы я отметил знатной попойкой. Те, кто без дара, упились в хлам, драбадан, зюзю и вусмерть. Ну а одаренные – честно пытались, и даже кое-кому удалось. Звезд я с неба на канцелярской работе не хватал, так что отряд потери бойца не заметит. Росошьев колечко серебряное с меня снял, вроде как из рабства отпустил, но судя по его намекам, предстояла мне новая кабала, у князя Смоленского, виды на меня великий князь имел и отпускать не собирался. Я согласно кивал головой, поддакивал, обещал если что, так сразу, пусть только свистнут, переманивал Кувалду себе на службу, пока безрезультатно, но вот тиун неожиданно одобрил, мол, если в канцелярию великокняжескую перейду, то Клавдия-Кувалду он отдаст. Под конец Розумовский торжественно освободил меня от штрафов, которых за мою разгильдяйскую работу накопилось под полсотни золотых, и я тут же купил на эти деньги трактир. На два дня. С выпивкой, девками и оплаченным дебошем. Верхушка-то побрезгует, а рядовые ребята, да те же Фил с Кувалдой, оторвутся. Ну и работа канцелярии будет сорвана на эти два дня, не все же на мне отыгрываться, надо и сдачи дать при случае удобном.

Впрочем, судя по виду начальства, эта идея им понравилась. Так что сдачи я дал самому себе. Под конец, правда, пьянка порадовала мордобитием, служаки отыгрались на Пашке и Прошке, отметелили их знатно, прямо бальзам на мою мелкую злорадную душонку.

Мила к попойке отнеслась неодобрительно. Ей в последнее время во мне отчего-то все не нравилось, кроме будущей женитьбы. Я даже прямо спросил, уж не беременна ли она, на что получил такой же прямой отрицательный нецензурный ответ. Заодно посоветовала с будущей женой с этим не спешить, мол, дураки не должны размножаться. Короче, окончательно примерила на себя роль стервы, да и я чувствовал, что отношениям, и без того не слишком крепким, приходит конец. И кроме легкой грусти и некоторой доли облегчения, других чувств не испытывал. Хорошего, как говорится, понемножку.

Так что в Смоленск я переехал практически свободным человеком. Свободным от отношений, работы и солидной суммы денег. Ремонт – вообще штука дорогая, а когда больше двух тысяч квадратов надо отремонтировать, очень даже накладная. Да еще ландшафтный дизайн, фонтаны, альпийские горки и лабиринт на соседнем, выкупленном по случаю участке – деньги улетали так же легко, как пришли. Князь хоть и обещался приданое за невестой дать, но после нашего разговора как-то замолк и больше об этом не вспоминал. Скряга. Будь у меня времени побольше, отобрал бы свое Травино обратно, ну а раз несколько лет осталось, хоть в комфорте их проведу. В крытом бассейне поплаваю – на эту диковинку даже внук князя приезжал посмотреть, удивительно, как такое здесь раньше не прижилось. Грей воду, очищай, матовым стеклом огороди, подсветку да конструкт осушающий повесь – всего и делов-то. А что девки голые в том бассейне должны купаться, так это не я придумал, а латиняне, у которых, как оказалось, таких развлечений навалом было. Те, кто по заграницам ездил, тут же об этом вспомнили, мол, это не я такой умный, а это им просто не интересно. А что ездили посмотреть, так чтобы совет дать ценный, как это в европах делается правильно. И вообще плавают только плебеи, знатные люди голышом в воде только после бани плещутся, солидно, на одном месте. Как в проруби.

Не знаю, как насчет латинян и солидности, только у великого князя тоже купель сооружать начали, размерами раза в три побольше моей.

Удельному князю Добрянскому имперское развлечение понравилось, он аккурат на следующий день после нашей с Хомичем беседы заявился, вроде как будущее место жительства воспитанницы своей осмотреть, советов будущему названому зятю дать. Словно угадал, без жены приехал, так что водные процедуры принял с удовольствием в компании разбитных девиц.

– Правильный ты человек, Марк, – заявил он, сидя в халате на застекленной террасе с трубкой в руке и дирижируя ей в такт играющим музыкантам. – Чувствуется пограничное воспитание. Вот наши сиволапые, пожрать вынесут, или выпить, или в карты сядут играть, а у тебя развлечения культурные, для ума и сердца. И организм развивают в правильном направлении, плаванье – оно у древних греков еще в почете было, даже игры у них были олимпийские, для физического совершенствования организма. Ты, пока Беляна у себя там в университетах учится, плавай себе на здоровье сколько хочешь, но как закончит учебу и домой жить переберется, эту срамоту снеси.

Я кивнул. Или шах сдохнет, или ишак, четыре года – это не так много. Тем более что дата моего возвращения еще немного сдвинулась, одержимые зомби помогли.

– А что там с обрядом? – осторожно поинтересовался.

– Так ты что, не знаешь? – искренне удивился Добрянский. – Вот как сейчас помню, мы с моей Августой… Нет, у вас по-другому произойдет, мы то на равноденствие, а у вас Купала, тут все серьезнее, пышнее должно быть.

Оказалось, что церемония обряда на Купалу даже по местным меркам была непростой и длительной. Начиналось с того, что жених и невеста принимали гостей – в лесу, на специально отведенном для этого месте, обязательно возле реки. Сперва все чинно и благородно сидят за накрытыми столами, потом, набив животы, идут купаться в реку. Обязательно голышом, тут все строго. Хватать за разные части тела присутствующих разрешено, а вот что серьезнее – ни-ни. Особенно стараются две команды – команда молодых парней лапает невесту, а группа молодых девушек – жениха. И тут главное не дать волю инстинктам, а то весь праздник насмарку. Ну уж кто не удержится, тех медом мажут, перьями обваливают и едой в них кидаются.

Как гости накупаются, все столы и стулья сваливают в кучу вместе с одежкой, поджигают, и вот через этот костер опять же голышом прыгают. Заодно и эпиляцию делают. Напрыгаются, взвару из трав заповедных попьют, в речке последний раз окунутся – и к жениху в дом. Там снова чинно сидят, едят, пьют, а жених с невестой в это время в спальне делают маленького колдуна. Пытаются. Считается, что если получится, быть такому минимум четвертого круга, это если гены позволят. А если не позволят, то как родится дураком, да так дураком и помрет.

– Это обязательно? – уточнил я.

– Нет, – князь махнул рукой, рассыпая пепел. – Дело молодое, обряженным обычно уединиться хочется, так что обычай под них подделали. Вас вроде как силком тащат, так что, если вместе с гостями ночь просидите, всем по сути на это наплевать. Вот только ты сам посуди, Марк, невеста у тебя не страшилище какое, и умная, и воспитанная, вот честно скажу, если бы не решение князя, нашел бы на ком женить и побогаче, и повлиятельнее. Ты хоть парень прыткий, а при хорошем раскладе была бы Беляна княжной. Она ведь потенциально колдунья сильная, еще и четыре года отучится, там две инициации как минимум, да ее любой приказ с руками оторвет. И что она в тебе нашла, не пойму, не сказал бы, что от счастья светится, но и не прочь. Так чего тебе, собака, надо? Раз уж такой случай выпал, удача такая, пользуйся, хватайся обеими руками. Счастье – оно штука капризная, смотри как отвернется.

Я подумал – и согласился.

Глава 23

Русские народные праздники славятся своим размахом. Если с горки – так полгорода огромной кучей, если на кулачках – километровая стенка на стенку. Ну а если свадебный обряд, то любители халявных развлечений аж из соседних княжеств собираются. Так что полторы тысячи человек погуляли широко и с размахом. И голышом купались, аж речка чуть из берегов не вышла, и свежерасчищенную поляну в полкилометра диаметром как свиньи изгадили, а костер когда запалили – с луны, наверное, видно было. Думаю, окрестное зверье место обряда еще года два будет стороной обходить.

Я веселился со всеми, тем более что князь решил сам оплатить это безобразие, вроде как с барского плеча, так что тысячи три золотых сэкономил. Единственный момент, который меня смущал – во сколько обойдется восстановление травинского подворья, когда все эти люди заявятся ко мне в дом. Но – обошлось. Только самые близкие родственники в количестве двух сотен человек почтили мою скромную обитель своим присутствием, разбив два окна, вытоптав всю траву и загадив бассейн с искусственной волной и вышкой для прыжков. Кстати, наспех возведенная вышка пользовалась особенным успехом, любители экстрима падали с нее в воду плашмя – а чего там, для одаренного любой смертельный прыжок оборачивается в худшем случае неприятными ощущениями.

Великий князь попытался, подобно героям прошлого, превратить воду в бассейне в вино, но добился только странного зеленого оттенка воды с отчетливым запахом бормотухи, впрочем, чистка тоже не заняла много времени.

Количество обвалянных в перьях достигло пятидесяти, и это был рекорд последних десяти лет. Впрочем, застигнутые за этим делом не смущались, охотно валялись в пуху, потом бегали, уворачиваясь от продуктов питания. Некоторые – по нескольку раз.

В общем, погуляли хорошо. Да и мы с Беляной время провели неплохо в спальне, а чего отказываться, если хорошенькая девушка в кровати ждет и не против.

– Я вот подумала, – заявила она на следующий день, глядя, как выносят из особняка последних гостей, пожелавших вкусить всю прелесть опьянения, – а может, нам и вправду обычную семью создать? Ты, я, трое детей, или даже четверо, если получится. И кот.

Она погладила усатого дармоеда, который, странно даже, уделял ей внимания больше, чем мне, и расхохоталась.

– Ой, Марк, видел бы ты себя в зеркале. Да шучу я, шучу. Но согласись, смотримся мы вместе неплохо. Так что подумай хорошенько. Слушай, а может, в нашу семью перейдешь? Боярин Заболоцкий – звучит куда лучше, чем боярин Травин, а?

– Ты прям сейчас моей боярской чести нанесла глубокую моральную травму, – заявил я. – И вообще, я гордый, но жадный. Так что если разойдемся, то кот останется мне.

– Вот еще, – Беляна показала мне язык, – бедный котик, ты ведь не останешься с этим гадким человеком? Он заморит тебя голодом, не разрешит за мышками бегать, сливки будет наливать пониженной жирности, и из кровати небось выгонит.

Кот замурчал. Вроде как согласился, падла. Вот так, кормишь, кормишь этого паразита, а он увидел хорошенькую блондиночку с куском ветчины, и все – прощай, крепкая мужская дружба.

– Ну, что у нас сегодня? – Блондиночка взяла в руки лист бумаги, посмотрела. – Нужно съездить к Добрянским, они пока из Смоленска не уехали, послезавтра – к Фоминским, через неделю – к князю, раньше нельзя, он еще приданое не подготовил.

Я хмыкнул. Не то чтобы рассчитывал на какие-то богатства несметные, но за язык никто Смоленского не тянул, сам обещал.

– Вообще могу и отказаться от приданого этого, – лукаво взглянула на меня Беляна. – А что, я не какая-то простушка деревенская, а как-никак из князей Заболоцких, пусть наш род и захудалый, но все мы от Рюрика идем.

– Откажись, – равнодушно ответил я.

– Вот еще, – совершенно нелогично возразила девушка. – Но вот чем ты мне нравишься – не скряга. Хоть и обратное утверждаешь. Такое впечатление, что деньги для тебя ничего не значат. Или у тебя где-то миллион золотом прикопан? А ну, сознавайся!

Может, и прикопан. Кто знает, что там в этом суперкладе, который так ждут оставшиеся в живых из моего сна. Может, миллион, а может – шиш с маслом.

Так до Перунова дня и развлекались – то по гостям, то они к нам, на какие-то приемы, игрища лесные. Скучать некогда было. Я даже было подумал, что Беляна знает о моей будущей поездке «иди туда, не знаю куда» и пытается отвлечь. Наверняка не знала, но отвлечь – получалось. Не такой я представлял себе семейную жизнь, хоть и не сказать, что мне не нравилось. Но и восторга особого не испытывал. Равно как и Беляна.

Так мне и заявила накануне моего отъезда, наблюдая за чисткой бассейна после прошедшего местного дня ВДВ.

– Слушай, я думала, что вот замуж выйду, и тут-то настоящая жизнь начнется, радостная и счастливая. Но как-то поторопилась. Может, я просто не создана для всего этого?

– Чего этого? – вяло поинтересовался я.

– Ну уюта семейного. За детьми смотреть, слуг гонять. Дом – слишком большой, у дяди поменьше будет раза в два, и там у меня только комната была. А еще университет этот. Вчера туда ездила.

– И как?

– Сказали, что у меня выдающиеся способности.

– Что есть, то есть, – согласился я, скосив глаза. – Я бы сказал, выдающиеся при идеальных пропорциях.

– И это тоже, – хихикнула она, – но я насчет колдовских. Так что в Стрибогов день переезжаю. Плохо только, что до Коляд нас оттуда не выпустят, разве что на день-два. Раскачивать дар будут, как они это называют, и без присмотра опасно оставаться. Еще это село, которое князь в приданое дал, вот что мне с ним делать? Я же в делах таких ничего не понимаю.

– Дядю попроси, – посоветовал я. – Милослав с этим разберется лучше всех.

– И то правда, – Беляночка всплеснула руками, – не подумала, надо вчера и было спросить, когда заезжал. Думаешь, согласится? Ты меня вообще слушаешь?

– Ага, – рассеянно сказал я, глядя в окно.

– Да что с тобой, куда едешь – не говоришь, только молчишь и вздыхаешь, словно в острог тебя сажают. Нельзя рассказывать?

– Отчего нельзя, – вздохнул я. – Можно.

И вкратце рассказал. В очень общих чертах.

Беляна внимательно выслушала, кивнула.

– Но до отъезда моего увидимся?

– Да, тут дел-то на пару дней, не успеешь оглянуться, как суслик уже вернется к своей курочке.

– С миллионом?

– А как же.

– Да ну его, – отчего-то стала серьезной Беляна, – главное, сам возвращайся. Я тебе про способности свои не просто так сказала, будущее чувствовать могу. Не ясно, и ошибаться тоже случается, но вот свадьбу нашу я увидела, когда тебя в первый раз встретила. Как сейчас помню, лежишь ты на полу, весь такой красивый, глаза закрыты, лицо тупое, слюна изо рта капает, и как вспышка – обряд, гости голышом купаются. А сейчас – вот марево какое-то, словно закрыто от меня то, что произойдет. И это меня пугает. Отказаться, я так понимаю, не можешь?

– Нет.

– Я так и думала. Может, Шуша дома оставишь?

– Заберу, развеяться ему надо. Парень сам не в себе, опять влюбился в кого-то.

– В дочку соседского управляющего, подумаешь, тайна какая. Он хоть и выглядит недалеким, а невест из бедняков не выбирает. Ну тогда хоть кота оставь.

Я посмотрел на наглую черную морду, лежащую на коленях у девушки, и кивнул. Хотя, как можно оставить насильно того, кто гуляет сам по себе.

Сила вертел лист бумаги, периодически сверяясь с картой.

– Смотрите, вот здесь точка входа. Далеко идти не придется, как раз рядом с Белым озером, родиной вашей, да, Ирий?

– Угу, – бывший Ждан что-то жевал.

– Так что с дедом вашим повидаться сможете, хоть прощения попросишь. Ну а как выйдешь на берег озера, вот тогда Марк и должен будет заклинание активировать.

Я кивнул. Мне раз десять все объяснили и показали, словно космонавта к запуску готовили. Даже экзамен своеобразный сдал, активируя конструкт не до конца.

Мила, та в нетерпении только что копытом не била. Торопила нас, пока мы собирались. А вот Ирий – тот спокойно проверил все, заставил сестру взять защитные амулеты запасные, Шушу дал несколько штук, проверил его ружье, даже мое снаряжение осмотрел. И найдя там хапу, одобрительно кивнул.

А потом порталом мы шагнули в Белозерск, столицу небольшого великого княжества на самом севере.

Ирий с Милой, стоило нам выйти из портального круга, тут же распрощались и умчались по своим боярским делам, как я понял, деда своего проведать. Ну а у меня родственников не было, по крайней мере в этом мире – точно, так что просто погулял по городу, поглазел на нехитрые достопримечательности, которых было ровно две. Первая, статуя брата Рюрика – Синеуса, стояла на городской площади, укрытая от вездесрущих голубей заклинанием, горожане, те к статуе первого князя города относились индифферентно, а немногочисленные приезжие дергали изваяние за каменный ус, вроде как на счастье. Я выделываться не стал, тоже подергал, по ощущениям – счастья от этого не прибавилось. И вторая – небольшой музей, где были собраны всякие старинные находки. Того, что мне нужно, я не нашел, а смотреть на куски свинца и камней было скучно. Впрочем, остальные горожане и гости столицы мое мнение разделяли, по музею я один ходил, даже смотритель, сонно открыв глаза, получил серебряную монету, бросил в пустой кошель, зевнул и снова заснул. Так что отсутствие ценных экспонатов имело наверняка и другое объяснение, с такими служаками все вынесли давно.

Обошел княжеский дворец кругом, не чета Смоленскому, бедненько, но чисто. Великий князь, близкий родственник Ирия и Милы, никого не принимал, двести лет – отличный возраст для одиночества и размышлений, так что пришлось довольствоваться наружным осмотром. Скучное княжество, а люди хорошие – деньги из кармана пытались украсть, а когда за руку поймал, вернули с улыбкой и хорошего дня пожелали, видно, что не просто часы отрабатывают, а к делу и клиентам – с душой.

Утром, выйдя из гостиницы, мы с Шушем поймали повозку и отправились на место встречи. Белосельские уже были там, мрачные и неразговорчивые. Видимо, родственных объятий от своего деда они так и не дождались.

– Все готовы? – Ирий попрыгал на месте.

– Погоди, – я покачал головой, – Сила же говорил, нас пятеро будет.

– Ну да, – экс-Ждан показал рукой куда-то мне за спину.

Я обернулся, прямо у меня за плечом стояла Тина. Аж вздрогнул, умеет эта воровка подобраться неслышно.

– А ей-то с нами зачем?

– Так брошь она вытащила, – Ирий перекладывал что-то в рюкзаке. – Вот и попала под раздачу. Да, Тина?

Моя бывшая домохозяйка недовольно поморщилась, но ничего не сказала.

– Так и молчит, – Мила покачала головой. – А ведь пили вместе, помнишь, Марк? У тебя дома, когда ты Шуша себе переманил?

– Не переманил, а честно выкупил, – парировал я.

– Ладно, дело прошлое, – Ирий закончил копаться, выпрямился. – Жаль, с Инваром что-то случилось, он со своей командой нам бы не помешал. Но раз без него идем, в живых нет, наверное. Так что давай, Марк, переноси нас.

И я перенес.

Мы оказались посреди равнины, заросшей невысокой слегка увядшей травой. Вдали виднелся лес. И спереди, и сзади, и по бокам, вот только далеко до него было, не меньше десяти километров.

– Лошадей надо было с собой взять, – запоздало поумничал я.

– Нет, не получилось бы. Я заклинание рассмотрел внимательно, только те, чей отпечаток есть, могли бы сюда перейти. – Ирий, как всегда, обо всем подумал заранее. – А вот магическая летающая доска нам бы не помешала. Я такую у великого князя Рязанского видел, ох и забавная штука, правда, летает недолго, и энергии колдовской жрет как не в себя, но как развлечение подойдет.

– Нам и так весело, – Мила достала из рюкзака яблоко, с сомнением на него поглядела, откусила. – Куда пойдем?

На листе была карта, вот только ориентиров не было никаких. Где на изображении север, где юг – загадка, одна цель, не пойми где находящаяся.

– Мне кажется, или там над деревьями что-то возвышается? – Тина смотрела в подзорную трубу.

Мы пригляделись.

Действительно, среди деревьев торчал какой-то столб, в несколько раз выше окружающей его растительности, с выступом наверху.

– Кажется, это башня, – уточнила Тина.

Ирий снова взглянул на лист, хотя наверняка уже выучил то, что там изображено и написано, наизусть. Башни на карте точно не было, по крайней мере пиктограммы, и судя по расстоянию, она не была нашей целью.

– Часа за два дойдем до леса, а там вроде недалеко, – Мила выбросила огрызок, в траве что-то зашуршало. – Смотрите под ноги, тут, кажется, змеи.

И Ирий, и Тина новость эту восприняли совершенно равнодушно, а Шуш – побледнел. И теперь смотрел исключительно под ноги. Не иначе как герпетофобия у парня, ну да подобное исправляется подобным, походит по гадюкам, глядишь, излечится. Может быть даже раз и навсегда.

До леса мы не шли – бежали трусцой. Так оказалось быстрее и удобнее. Каждые треть часа делали привал, Ирий и я подлечивали наших неодаренных товарищей, хватало пары минут, и дальше в среднем темпе, километров десять в час. По правде сказать, подлечивать приходилось только Шуша, Мила и Тина прекрасно справлялись сами, чуть запыхались, но выглядели не уставшими, а наоборот, бодрыми и румяными. Я сомневался, что сэкономленные полчаса нам помогут, но зайдя за ряд деревьев, понял, что был неправ.

Путь нам преграждала река. Не то чтобы очень широкая, метров тридцать, не больше, но быстрая, возле коряги, валявшейся рядом с берегом, вода аж бурлила.

– Реки на карте не было, – Ирий бросил камушек на середину реки, прислушался. – Тут метров семь глубины, течение сильное, так что есть два варианта. Первое, мы разделяемся и ищем брод, он обязательно должен быть выше или ниже по течению. И второе, пробуем перейти здесь. Но я даже насчет себя сомневаюсь, а всех точно не вытяну. Какие будут мысли?

– Мне кажется, брод должен быть ниже. Смотрите, – объяснил я, – здесь течение сильное, значит, выше его ничего не сдерживает. Там должен находиться источник воды. Судя по тому, что гор вокруг нет, скорее всего, подземный. Он может быть и рядом, и в десяти километрах. А вот ниже точно брод есть, вода течет с такой скоростью, что поднимает с дна песок и камни, и при любом препятствии там будет намываться дамба.

– Я в этом не понимаю ничего, но звучит логично, – Ирий кивнул. – Давайте разделимся. Ты, Мила и Шуш идете вниз. А мы с Тиной – наверх. Если найдете брод, выпускай один светляк, опасность – два, ничего не нашли и возвращаетесь – три. На какую высоту сможешь подвесить?

Попробовал – получилось метров двадцать от земли.

– Пойдет, – одобрил Ирий. – Пусть этот висит здесь, будет ориентиром, если со мной или с тобой что-то случится.

Я кивнул, ну да, мы-то всегда определим, где находимся, а тем, кто без дара, трудно это сделать, карты здесь не работают.

Мила только съязвить успела, как ее братец себе удачно молодую вдову подобрал, а спины наших компаньонов уже скрылись за зарослями. Быстро они. Ну а мы направились в другую сторону.

Река текла в овраге, так что мы шли поверху, метрах в десяти от воды. Солнце припекало прямо в затылок, с юга, а значит, с юга текла и река. Я сначала попытался вспомнить, какие реки текут с юга на север, и только потом сообразил, что раз мы в созданном кем-то пространстве, то и реки тут должны течь не как природа посчитает нужным, а как бредовая фантазия дизайнера этого места подскажет. На всякий случай проверил, как там мое магическое пси-колдовское ядро, но нет, размер не поменялся почти, и приток энергии не изменился, значит, мы в похожих с прежней реальностью условиях. Или все же перенесло нас только в пространстве? Мало ли на Руси нехоженых мест.

Мои размышления прервал крик Милы, вырвавшейся вперед. Я встревожился, но тут же успокоился, судя по ее воплям, она что-то нашла. Безобидное, иначе частота звуков была бы другой. Шуш, так тот вообще ухом не повел, когда бывшая хозяйка заорала, видимо, за столько лет привык.

– Смотри, что я нашла, – орала Мила, словно я находился не в пятидесяти метрах от нее, а минимум за километр. – Никогда такую штуку не видела. Иди быстрее, может, у вас в Пограничье такое встречается?

Я поглядел на Шуша, тот на меня, словно извиняясь, вот, мол, какая бывшая хозяйка, небось нашла бабочку красивую или цветок, и теперь весь лес об этом должен знать.

Но шагу прибавил. Были у меня сомнения, что Мила при виде бабочки или цветка будет так разоряться. От искательницы приключений нас отделяли небольшие заросли, так что пришлось чуть поднажать, и мы с Шушем выскочили на пологий берег. Река здесь замедлялась, растекаясь на сотню метров, но не это заставило Милу переполошить весь лес на пять километров вокруг.

Из песка торчала круглая металлическая конструкция с длинной металлической же трубой. Башня танка. Ржавая, с осыпавшейся краской и открытым люком.

Глава 24

Я подошел, зачем-то поскреб железо, будто понимаю в этом что-то. Ну ржавчина и ржавчина, может, десять лет тут стоит, а может, сто, но одно точно – мы не на прежней Земле, по Солнцу координаты определить достаточно просто. Практически на той же широте, откуда отправились, только восточнее километров на двести, но все равно – в пределах русских княжеств. А в княжествах таких штук не водилось.

– Вот это – пушка, – показал я на металлический ствол. – Метатель такой, из него вылетали снаряды. А внутри сидели люди, которые управляли самоходной повозкой.

– Как думаешь, она работает?

– Через столько лет? – я скептически поглядел на ржавую развалину. – Нет, не думаю.

– Интересно, что там внутри? Хотя откуда тебе знать. Эй, Шуш, иди-ка сюда, залезай и доложи, что увидишь.

Шуш подошел, но внутрь не полез, посмотрел на меня.

– Ты свободный человек, Шуш, и она тебе не хозяйка, – объяснил я парню текущую ситуацию. – Так что хочешь – лезешь, не хочешь – все равно лезешь, но по моей команде. Ясно?

Здоровяк кивнул.

– Ну а раз ясно, – отмахнулся я от шипения Милы, – стой здесь, я сам посмотрю. Я в этих делах лучше понимаю, мы в Пограничье каких только диковинок ни видели. У нас рядом с каждым домом такие штуки стоят, на глухарей охотимся. Которые по центнеру.

Внутри оказалось неожиданно просторно. Металлическая рама сиденья вращалась на полный оборот, позволяя единственному члену экипажа полноценно управлять танком, если кто-то сможет установить оборудование обратно – кроме самого сиденья и металлического каркаса с разъемами, ничего не было.

«Обнаружено сопряжение. Подключить?» – внезапно оживился модуль. На каркасе приборной доски заморгал огонек, впрочем, быстро потухший. Модуль вывел передо мной какие-то цифры, потом, словно спохватившись, убрал их, ограничившись тремя строчками.

Уровень заряда накопителей – 0,0001 процента.

Боекомплект – отсутствует.

Модель – неизвестна.

Потом и эти строки исчезли, внутренний советник, видимо, понял, что мне совсем другое нужно знать, и наконец – исправился.

Запас хода – 400 метров. Одноразовая активация.

Ну, вот это другое дело. Я выпрыгнул из люка, уселся на башню, наблюдая, как Мила что-то выговаривает Шушу, а тот вяло отбивается.

– Хватит уже доставать моего слугу, – решил положить конец этой перепалке. – Своего заведи и приказывай.

Мила обиженно замолчала, надулась было, но сразу же передумала и лениво так, вразвалочку, подошла к танку.

– Ну, что ты там нашел?

– Фигня, – махнул я рукой, – полкило золота и сережки с какими-то камушками.

Тут же меня отпихнули, и гибкая девичья фигурка скрылась внутри танка. Чтобы через полминуты выпрыгнуть с очень недовольным видом и нацеленными в мою сторону самострелами.

– Пошутил, – повинился я. – Ты, когда дуешься, еще красивее становишься.

Раньше, с другими девушками, прокатывало, но с Милой как-то все неправильно. Дротик воткнулся в ствол дерева, за которым я успел спрятаться.

– Вылезай – убью, – потребовала Белосельская.

Я не стал рисковать, выпустил вверх светляк и стал ждать. Брод, не брод, а средство передвижения через реку у нас вроде нашлось.

Ирий и Тина появились через несколько минут, значит, тоже недалеко отошли.

– Ну, что там, – экс-Ждан подошел к танку, тоже зачем-то поскреб железо, обрушив на землю очередной пласт ржавчины. – Не вижу брода.

Я похлопал танк по трубе и вкратце объяснил, для чего этот агрегат нужен.

– Ага, – Белосельский кивнул, – прошлые команды тоже что-то такое рассказывали, только никому не удалось с этим механизмом что-то сделать. Но вот такие штуки вроде как ездили, местные ими управляли.

– Какие команды? – Вроде Хомич говорил, что все покрыто мраком и запечатано высшей степенью секретности.

– Ну другие, – Ирий рассмеялся. – Ты-то тоже откуда-то знаешь, не строй дурачка.

– Погоди, так ты знал? – я пытался не строить, но не получалось.

– Да ладно тебе, конечно. Мы и команду собирали специально для этого. Я, Мила, Инвар с ребятами, вот Тина еще. А ты случайно попал, извини, мы вообще-то думали Пырьева с собой взять, но он намеков не понял – с детства тупостью отличался. А потом вообще пропал, затаился где-то.

– А как же Хомич, Сила, они же говорили, что никто не должен знать.

– Ну да, – Ирий пожал плечами, – условие такое. Никому нельзя рассказывать, пока первый лист цел. Ну и тот, кто его первый прочитал, собственно, и собирает команду, мы-то с Милой случайно на бумажку наткнулись, а оказалось – то как раз, о чем наши приятели рассказывали. Я пытался вчера деду это объяснить, но он что-то еще больше рассердился, вроде как сам хотел эту карту себе забрать, в общем, окончательно нас лишил денег и всего остального. Так что вся надежда на эту прогулку, другие и черное серебро привозили, и диковинки всякие, а раз этот лист особенный был, то наверняка тут что-то очень ценное. Жалко вот, Инвара нет, но зато есть Шуш, да? Он большой, донесет наши богатства.

Шуш, услышав свое имя, подошел поближе.

– Смотри, – сказал я ему, – твоя задача – откопать это железное чудовище, потом привязать к нему веревку и оттащить нас на ту сторону. Справишься?

По виду парня можно было понять, что он бы с удовольствием справился с совсем другим важным делом – удавил хозяина-деспота, но вот что значит канцелярская муштра – только кивнул, вздохнул и огляделся в поисках лопаты.

Ирий хрюкал, закрыв лицо руками, Мила тоже улыбнулась и, кажется, перестала временно на меня сердиться, и только Тина равнодушно зевнула и протянула Шушу небольшой плоский совочек, по виду – натуральный малярный шпатель.

– Так, ладно, – отсмеявшись, вернул себе командирские бразды Ирий. – Марк, эта повозка дотащит нас до того берега?

– Должна, – с показной уверенностью кивнул я.

– Тогда – что нам делать?

Мы расселись, словно солдаты-победители в сорок пятом – прямо на броне. Внутрь никто залезать не возжелал, как-никак, река, зальется вода через люк, и окажешься в персональном аквариуме. Мы с Ирием сели на башню, по бокам от пушки, Шуш примостился сзади на площадке, а девушки – рядом с ним.

Я вытянул руку вперед, так, чтобы кристалл браслета слегка покачивался, достал хапу, активировал кинжал и вырезал в броне углубление. Аккуратно опустил туда кристалл, не отцепляя от браслета.

Остальные внимательно наблюдали за моими манипуляциями. Наконец, когда кристалл уместился в ложбинке, я создал фиолетовый световой шар, подвесил над запястьем, а заодно активировал танк через модуль.

Модель оказалась продвинутой – на антиграве. Внутри что-то загудело, затрещало, танк дернулся и начал приподниматься. С корпуса осыпался песок, упало несколько змей и бесчисленное количество насекомых, в яме, образовавшейся после подъема, что-то круглое и плоское копошилось. Я резко растопырил пальцы, одновременно отдавая команду на движение вперед. Бронированная машина плавно пошла в нужном направлении, движением повторяя рельеф местности, заехала в реку, погрузившись в нее до середины корпуса, и бодро поплыла к противоположному берегу.

– Это ты так любую повозку можешь заставить ехать? – Ирий похлопал заглохшую машину по боку.

Танк и двухсот метров не проехал – сдох, шлепнувшись на траву. До леса не дотянул каких-то пятьдесят-шестьдесят метров.

Я собирался было ответить, как что-то щелкнуло по корпусу, оставив неглубокую борозду. Плавным движением Ирий закинул Тину за корпус, используя как противовес, и сам шлепнулся на землю, Мила уже лежала, наводя самострелы в сторону вспышки. Только я чуть замешкался, и следующая пуля ударила меня в плечо.

Спасибо тебе, ан Траг, за тренировки. Пальцами аккуратно достал стальной цилиндрик, вмявший такт-броню в тело, одновременно заращивая повреждения. Перекатился за танк, уселся рядом с Шушем, сжимающим ружье побелевшими от напряжения пальцами, щелчком отбросил пулю на траву.

Осторожно выглянул – перестрелка шла полным ходом. Ирий, закрывшись щитом, поливал позиции соперника маленькими огненными стрелами, судя по воплям со стороны врага, некоторые из них достигали цели. Мила по-пластунски ползла в сторону деревьев, росших сбоку, возле нее изредка появлялись фонтанчики земли. Но вроде пока девушку не задели. Тина лежала, глядя в окуляры, и даже Шуш, справившись с волнением, по примеру Милы осуществлял фланговый маневр, только с другой стороны.

Я поставил перед собой щит и прыгнул в открытый люк. Сдохнуть-то танк сдох, но вдруг на один выстрел хватит энергии?

Остатки исчислялись миллионными долями процента, но энергетический заряд много не требует, а вот с психологической точки зрения стреляющая боевая машина куда опаснее, чем непонятный молодой человек с растопыренными ладонями.

Танк долго отказывался отвечать на запросы модуля, уровень зарядки моргал красным, предупреждая о необратимых последствиях полного исчерпания энергии, но потом все-таки загудел в последний раз, труба навелась на шевелящиеся вдали кусты и выдала плазменный шар размером с баскетбольный мяч. Преодолевая атмосферу и еще больше раскаляясь, плазмоид врезался в позиции противников, раскидав растения, землю и тела метров на десять от места взрыва.

Стрельба на какое-то время прекратилась, оставшиеся фигурки в зарослях перегруппировывались, собираясь в две атакующие группы, каждая примерно по десять человек. Судя по их телодвижениям, нас должны были атаковать с флангов, оставив двух-трех стрелков в выкопанном взрывом окопе. Вот только эта передышка сыграла против нападающих. Мила и Шуш уже скрылись в подлеске и вплотную подобрались к противнику.

Грянул выстрел – ружье моего Санчо вступило в игру. Одна из фигурок дальней от него группы переломилась и упала, тут же упала следующая, барабанный механизм на десять патронов исправно отправлял в сгруппировавшуюся команду заряд за зарядом. У Шуша хватило ума залечь за деревом, так что ответные выстрелы портили пока только местную флору.

Мила выпустила два разрывных дротика, уничтожившие сразу троих, и теперь не торопясь выцеливала остальных, перемещаясь от дерева к дереву. Редкие попадания окрашивали ее фигуру в оранжевое, амулеты пока работали.

Видя, что нападавшие от нас отвлеклись, Ирий спринтерским рывком переместился к их позициям, ну а там уже колдун показал, на что способен против обычных плохо вооруженных людей. Переломанные, обожженные и разорванные тела валялись на земле, висели на кустах, три или четыре были пришпилены к деревьям, и все это за десяток секунд, я даже добежать не успел.

Огляделся, вроде никого больше вокруг не было. Поднял с земли оружие аборигенов – короткий карабин с пистолетной рукоятью и пристегивающимся сверху магазином. Нацелил в небо, нажал на рычажок большим пальцем, карабин чуть дернулся, бесшумно отправляя заряд вверх, ни пороховых газов, ни хлопка выстрела. Осмотрел повнимательнее – рядом с магазином крепилась какая-то коробочка, отстегнул ее, карабин пискнул. И на нажатие рычажка больше не реагировал.

– Про такое рассказывали, – Ирий тоже повертел оружие в руках, отбросил на землю. – Стреляет металлом, никакого колдовства. Но никому забрать с собой не удалось, рассыпается в пыль при возвращении. По мне, так бесполезная штука, наши самострелы куда эффективнее.

– Точно, – Мила небрежно пихнула ногой карабин, – я пятерых уложила, пока эти пытались меня подстрелить из своих ружей.

Я поближе подошел к одному из «этих». Типичный азиат, маленький, тощий, с раскосыми глазами и смуглым скуластым лицом. Судя по драной одежде, похожей на спортивный костюм, не из зажиточных.

– Если не принимать во внимание странности нашего места, – продолжал Ирий, – то таких групп обычно несколько. Знаю, что нескольких наших подстрелили, но тут скорее боевые навыки играют роль, да и в тех компаниях было много неодаренных, а с ними всегда морока.

И получил родственный пинок от Милы.

Тина меж тем занималась своим любимым делом – обшарила карманы мертвых стрелков, сложила найденные вещи в четыре кучки.

– Это – видимо, запасы для оружия, – показала она на магазины и коробочки.

– А вот здесь – какие-то личные вещи, дешевые, ценности никакой.

Ирий кивнул. Ну да, ножи, упаковки с каким-то порошком, непонятные фигурки из камня.

– Здесь – деньги, – третья кучка была совсем маленькой. Несколько десятков серебряных кружочков. Ни золота, ни меди, только серебро.

– Ну а вот тут – интереснее, – и она показала на три предмета, лежащих отдельно. Кольцо, браслет и металлическую пластину на шнурке.

– А, знакомая вещица, – Ирий поднял кольцо, повертел в руках. – Это кого-то из Рязанского княжества, вроде как из Горянских. Надо будет отдать. А вот браслет я бы не трогал, – предупредил он Милу. – Там что-то нехорошее на него наложено.

Я пригляделся – да, темное марево окружало тонкий ободок.

– Странно, что тот, кто его в кармане носил, умер только сейчас, – Ирий не обращал внимания на побледневшую Тину. – Оставим браслет здесь, только добавлю еще кое-чего.

Он присел возле украшения, поводил над ним ладонью, с нее стекло на ободок что-то черное и вязкое.

– Чтобы – наверняка, – объяснил Белосельский.

Добрый человек, что сказать.

– А что это такое, я не знаю, – признался Ирий, раскачивая пластину. – Ты у кого ее взяла?

– Видимо, у главаря, – Тина кивнула на труп с почти приличной одеждой. – На шее висела.

Ирий подумал и кинул пластину в кучку с монетами. Ну да, серебряная пластина к серебру, иероглифы к иероглифам. Пайцза к деньгам.

Личные вещи оставили лежать на земле, по два карабина досталось Тине и Шушу, вместе с запасными магазинами и коробочками-батареями. Деньги одним свертком отправились Миле в рюкзак, кроме как коллекционной, другой ценности у них не было.

К башне мы добирались больше часа. За это время нас обстреляли три группы. Только одну удалось хорошенько потрепать, другие, увидев, что мы огрызаемся, отходили. По пути мы наткнулись на лесное поселение – обнесенную частоколом деревеньку с вырубленной вокруг полосой, видневшимися в глубине рублеными хижинами и сторожевыми постами на деревьях. На дощатых настилах несли вахту бойцы, не слишком внимательно несли, нас они даже не заметили. Мила предложила захватить деревню и попытать оставшихся в живых насчет карты и местонахождения клада, но общим голосованием идея не прошла. Никому, кроме нее, не хотелось ввязываться в ненужную драку.

У деревеньки мы задержались минут на пятнадцать – понаблюдали, как местный феодал возвращается из рейда. На носилках с потрепанными занавесками, в халате с золотыми блестками, сидел толстенький человечек с плеткой, которой он хлестал ленивых соотечественников, несших его транспорт. Ручную кладь окружал отряд человек в двадцать, одетых немного приличнее тех, кого мы уничтожили первыми. Впереди шли четверо бойцов с копьями, на которые были насажены человеческие головы, все вместе они держали веревку, к которой были привязаны несколько пленников, в одних штанах, с исполосованными плеткой телами. При виде трофеев охранники на деревьях завопили, запрыгали, потрясая оружием, толстячок выглянул из-за занавески, так что стала видна длинная заплетенная косичка на его голове, и помахал рукой. Вызвав еще один шквал радостных воплей.

Ирий при виде отрезанных голов поморщился и было решил деревеньку сжечь, но тут уже воспротивилась Мила, слишком простой способ массового убийства был ей явно не по душе, а на сложный время тратить было жалко. Так что мы просто пошли дальше, тем более что до башни было уже рукой подать.

На таком расстоянии было видно, насколько она высокая. Черного камня труба с блямбами внизу, посредине и круглой площадкой наверху уходила в высоту метров на сто, не меньше. Мои спутники обсуждали, кто и зачем мог построить такое высоченное строение. Ну кто, я тоже не знал, а строения и повыше видал, ту же Останкинскую башню. Уж очень круглый выступ посредине напоминал знаменитый ресторан. Жаль, что не он, я хоть и способен был задавить в себе червячка, но предпочитал его заморить, и желательно – чем-нибудь горячим и мясным.

Площадка перед башней была вымощена бетонными плитами, сквозь стыки давно проросли не только трава, но и деревья, некоторым уже, судя по толщине ствола, было много десятков лет. Вытоптанные участки травы говорили о том, что жизнь вокруг кипит, и местные это место стороной не обходят.

Сводчатый проход, в который мы зашли, вел в огромное помещение, во всю площадь основания.

Глава 25

С высоты ста пятидесяти метров открывался замечательный вид на окрестности. Мы с Белосельскими полюбовались бескрайними лесами, скалами, возвышающимися на севере, и пятном городской застройки на юге. Шуш и Тина сломались на сотне метров подъема и остались ждать нас в среднем выступе. Поляну, на которой мы здесь появились, тоже было хорошо видно, многокилометровая проплешина казалась сверху не такой уж большой.

– Появилось, – Ирий сидел на краю открытой площадке, свесив ноги вниз. Казалось, порывом ветра посильнее его точно сдует.

– Что? – я подошел поближе. Не знаю, как-то не по себе от такой высоты, открытое пространство, образующее круг диаметром метров двадцать, было совершенно не огорожено, словно залили бетонную плиту и так и оставили.

Вообще башня была заброшена уже очень давно. Сама конструкция была как новенькая, материал стен – без трещин, лестница, винтом уходящая вверх, не скрипела и не раскачивалась, но все равно – ощущение глубокой древности присутствовало. В промежуточном утолщении явно раньше кто-то работал, металлические каркасы, из которых давно вытащили оборудование, мебель из металла и полимеров была покрыта пылью, но исправно функционировала. Сколько лет назад это место покинули – десять или триста? Сложно было сказать, здание было выстроено на совесть, из качественных материалов. Панорамные стекла спокойно выдержали выстрел из трофейного карабина, даже царапины не осталось.

Сама башня, выступающая из основания, была внутри диаметром метров десять, посредине – еще одна труба трехметровой толщины с неработающим лифтом внутри, вокруг которой вилась лестница. С первой площадкой на отметке в сто метров, промежуточной – на уровне утолщения, и последней – на самом верху.

Ирий продемонстрировал мне карту. Там и вправду появилась башня – вытянутый треугольник, судя по поляне и по тому, где мы находились, ее, собственно, и обозначал. Теперь стало понятно, где находится цель нашего путешествия.

В виднеющемся в южном направлении городе, к которому прямо от башни шла узкая извивающаяся лента лесной дороги.

– Километров пятнадцать до него, – Белосельский убрал карту, легко вскочил на ноги. – Сегодня через лес можем не дойти.

– Можем оставить остальных здесь, втроем добежим быстро, – предложила Мила.

– Нет, – подумав, решил Ирий, – пойдем все вместе. Раз уж впятером тут оказались, надо держаться единой группой. Переночуем в башне, а ранним утром двинемся.

Оставшаяся часть команды восприняла новость с энтузиазмом – всегда приятно узнать, что конечная точка у похода не какая-то абстрактная, а самая что ни на есть конкретная, пусть даже и в непонятном месте находящаяся. У Ирия заклинания были на все случаи жизни, помещение, занимавшее четверть этажа, освободилось от пыли и даже стало каким-то образом уютнее, особенно после того, как мы, а точнее – Шуш, перетаскали металл в лифтовую шахту. Даже, в порыве трудового энтузиазма, хотели и другие комнаты очистить, но те были гораздо захламленнее, так что порыв угас так же быстро, как и появился.

– Вы мне слугу не портите, – кивнул я на Шуша, уминающего один бутерброд за другим. – Разожрется, придется новую кровать покупать, чтобы пятнадцать пудов выдерживала.

– Ничего, – Тина положила перед парнем еще стопку, и где она только их берет. – Больше поест, больше унесет.

– Золота? – хмыкнул я.

– Скажешь тоже, – Ирий рассмеялся, – это сколько пудов надо унести. Золото – это так, его и у нас полно.

– А разве вы не за золотом сюда пришли?

– Ну смотри, – Ирий смахнул крошки с куртки, – в пуде золота четыре тысячи медведей. Сколько Шуш унесет, пудов пять? Ну по пуду женщины могут взять, и мы пуда по три – идти-то до точки входа надо, чтобы вернуться. Итого тринадцать пудов, это в килограммах имперских чуть больше двухсот. Пятьдесят тысяч медведей – отличные деньги. Только где тут столько золота взять? Максимум несколько килограммов находили, стоило из-за этого в неизвестные дали идти. Нет, Марк, тут поинтереснее есть находки. Например, тарквист, проклятое серебро, вещество такое, нужное для некоторых опасных заклинаний. Никто нам его не даст себе оставить, а вот казна купит с удовольствием – по пятьдесят золотых за грамм. Или черное серебро, которое против измененных идет, по восемь золотых за тот же грамм можно продать. Ну и черное железо для доспехов защитных против колдунов, его тоже приносят, по три золотых за грамм идет. Команды, бывало, тысяч по пятьдесят-шестьдесят поднимали, а то и по сто, если удача была на их стороне.

– А если – нет?

– Ну значит, не повезло. Случалось, что и почти пустые приходили. Но у меня на этот поход особая надежда, недаром дед так взбеленился, когда к нам лист волшебный попал. И все равно придется ему отдать большую долю, да подельникам его. Так что наша задача набрать как можно больше и подороже, тарквист-то у нас не встречается, а тут при везении и грамм на пятьдесят куски можно найти. Где местные его берут, никто так и не узнал, но водится он у них.

– Так, может, пошуруем в деревеньке лесной? – выдвинул я рацпредложение.

– Нет, – отмахнулся Ирий, – сколько раз пробовали кроме цели еще где поискать, не стоит это затраченных усилий. Листы четко места находок определяют, там надо брать.

Остальные, прислушивавшиеся к нашему разговору, с Белосельским полностью согласились. Особенно Шуш, уж очень ему пять пудов тащить на себе не хотелось, хотя жрет вон за троих, натуральный троглодит.

Ночь прошла спокойно, даже слишком. Никто из аборигенов не пытался нас захватить, Мила до меня не домогалась, а в ответ на мои намеки так посмотрела, что всякое желание отбила. Ну и ладно, разошлись и разошлись.

Ну а мне не спалось что-то. Да и башня была вроде как похожа на что-то, что я уже видел. Может, во сне? Нет, та вроде другая была, пониже и пожиже, эта вон какая капитальная. И все равно будто что-то тянуло.

Вверх, на ту площадку, где мы уже побывали.

Что такое пятьдесят метров по лестнице – да подумаешь, на шестнадцатый этаж забраться. В наших городах вон, колдунов, способных на такое, каждый второй, когда лифты отключают. И пенсионерки так колдуют с полными сумками, и даже инвалиды-колясочники. Ну а мне – тем более под силу, даже не запыхался.

Ночное небо давило обилием звезд, давно я такого не видел, да что там – только раз и видел, когда на своей пирамидке в виртуальном мире вылетал. Незнакомые мне по причине незнания астрономии созвездия были почти рядом – только руку протяни. И ветер еще свежий, такой типичный для исхода лета, вот сел бы и сидел, глазел на небо и пиво попивал. Ну а поскольку важной пенной составляющей с собой не было, решил заняться тем, за чем, собственно, и пришел.

Выход на площадку был такой шестиугольной надстройкой, словно болт прикрутили. Лифтовая шахта заканчивалась на приспособленном нами для сна этаже, и дальше шла только лестница, вот она и была закрыта со всех сторон, только небольшой проем выхода оставался. По площадке я прошелся несколько раз, даже вниз заглянул, свесившись – толщина перекрытия была сантиметров тридцать, но ничего интересного не увидел. Попробовал играть в «горячо-холодно», но ощущение, что нужное мне находится здесь, от моего местоположения не зависело.

Решил уже уходить, как заметил, что камень на моем браслете ведет себя странно. Словно пытается одной стороной повернуться, хоть и темно вокруг, а магические-то линии я вижу, как они будто стекают, поворачиваются вокруг оси.

Эмпирическим путем установил, что нужная мне точка находится внутри лестничной шахты. Залез обратно в проем, подвесил светляка, огляделся. Тонкие стены и потолок из какого-то гладкого материала, то ли пластика, то ли камня синтетического, стыков не видно, следов сварки – тоже. Монолит, не царапается, такой бы мне на дачу, сарай отличный выйдет, вечный практически. Камень меж тем показывал, что нужное мне находится на потолке. А когда я на крышу залезал, на пол показывал. Осмотрел еще раз, и потом догадался светляк погасить.

И как я такую красоту не заметил. Весь потолок был покрыт бледным узором заклинаний. Что они должны были делать, я даже не представлял, а модуль, паразит, небось знал, но выдавать страшную тайну не хотел. И так, и эдак я пытался заставить узор заработать, но все без толку. До тех пор, пока не поднес к нему левую руку, на которую браслет был нацеплен.

Портальный камень зашевелился, ощутимо потянул мою руку вверх и прилип к потолку, плотно так, я подергал – крепко приклеился. Только собрался снять браслет, как поверхность потолка пошла еле заметными волнами, исходящими из места притяжения камня, буквально вытолкнувшими вниз два красных кристалла размером с желудь, еле поймать успел. Маяк сразу успокоился, отлип и вернулся к своему предназначению – быть застежкой для аляповатого дорогого украшения.

– Что это? – выдохнули из-за моего плеча.

– Не знаю, – покачал я головой. – Камушки какие-то. Хочешь, подарю? Сделаешь себе сережки.

– Беляне своей сережки сделай, – Мила поджала губы и ушла. И чего, собственно, полчаса почти за мной наблюдала? А идею-то хорошую подала, колечко свадебное вот с такими же камушками было. Портальное. Надо было с собой все-таки взять, как вернусь – отберу.

Моя находка особого переполоха не вызвала, Ирий подтвердил, что да, что-то в этих камнях есть, но настолько слабое, что даже и непонятно, зачем их так прятали. Энергию они не поглощали, не отдавали, просто красиво блестели. И были отправлены в карман. Как мог нарисовал картинку с заклинанием на потолке, на что Белосельский просто отмахнулся, мол, дело известное, птиц отпугивает, чтобы не гадили внутри, кстати, вот и объяснение этим камням. Вытащил я их, теперь здесь будет все загажено. Но раз мы уходим утром, то и пусть. И дальше спать пошел.

Ну а Шуш с Тиной даже не проснулись. Так что ранним утром все встали отдохнувшие и полные сил.

– У нас гости, – Ирий стоял возле окна, наблюдая восход солнца, и заодно что-то высматривая внизу. – Человек тридцать, все вооружены.

– Прорвемся, – беспечно сказала Мила, заработав недовольный взгляд брата.

– Подождем? – спросил я.

– Нет, – Белосельский встряхнул пальцами. – Мы с Марком их отвлечем. Щиты, как вчерашнее сражение показало, им не по зубам, а вот обычную защиту вполне могут пробить. Так что мы вдвоем их связываем боем, а вы тихо выходите и прямо сюда идете.

Он показал на карте, куда им троим надо идти.

– Тут поляна, встретимся.

– Плохая идея – разделиться, – Мила нахмурилась. – Уж лучше тогда идите и перебейте их, а мы останемся здесь.

– Нет, – Ирий показал куда-то вдаль.

Я пригляделся – по пологой траектории к башне двигались три летательных аппарата. Небольшие, похожие на корыта, они летели медленно, периодически снижаясь и набирая высоту, прямо к нам.

– Похоже, за нас взялись всерьез, – кивнул головой. – Авиацию подключили.

– Именно, хоть я и не знаю, что это такое. Так что или разделяемся, или прорываемся все вместе, нападут сверху и снизу, неизвестно, что от башни останется. А эти машины летающие от деревьев подальше держатся, значит, снижаться не будут. Да. Мила, я знаю, это плохой вариант. Но все другие еще хуже, держать щиты на четверых я смогу, но не слишком долго, а у Марка сил только на себя хватит.

Летательные аппараты находились уже метрах в трехстах, я решил проверить, вдруг получится. Подошел к стеклу, приблизил ладонь, сформировал заклинание плазмы и пустил пробный шар. Все же местные ограничены траекторией полета заряда, это я, считай, телепортирую, и есть материальная преграда или нет, не так важно.

Плазмоид материализовался метрах в двадцати от внешней стороны окна и с видимой глазу скоростью помчался к цели. Та начала маневрировать, но от самонаводящейся плюхи не уйдешь. Искрящийся комок ударил в бок самолета.

И просто растекся по оболочке, соскальзывая вниз.

– Проклятое железо, – Ирий кивнул. – Я предполагал что-то подобное. Видимо, с колдунами у них уже был опыт. Придется сначала с ними разделаться.

– А железо? – уточнил я.

– Так оно только снаружи, – Белосельский достал свой меч, полюбовался оранжевыми всполохами на лезвии. – А люди-то мягкотелые. Да и аппараты эти внутри ничем не защищены, вдвоем запросто справимся. Мила, Шуш, Тина, держите тут оборону. Внизу уже штурмовая группа на подходе, человек десять, старайтесь не высовываться, снимайте издалека.

Мы стащили металлические конструкции на лестницу, быстро их сплавили – теперь, если кто снизу полезет, сначала должны будут все это распилить, и побежали наверх.

Стоило нам показаться в проеме, как со стороны нападавших обрушился град выстрелов – первый бот уже приземлился, заняв большую часть площадки, а остальные были на подлете. Ирий выставил щит, большая часть зарядов попадала в него, но стрелки среди противников были так себе – пули летели в стены, не причиняя им никакого вреда, в пол, рикошетя в разные стороны, в небо и даже в самих нападавших.

– Что будем делать? – Ирий двумя точными попаданиями уменьшил количество врагов, но остальные спрятались за корпусом бота.

Я пожал плечами, достал хапу. Перевел в режим кнута. Спасибо тебе, князь Смоленский, за батарейку.

Первый удар растянувшегося на пять метров хлыста снес нос аппарата напрочь. Еще двух бойцов противники лишились сразу – эти отправились вниз, громко вопя что-то на своем языке. И пока оставшиеся шестеро перегруппировывались, Ирий выскочил, перекатом ушел с линии огня и оказался у них за спинами.

Висящие рядом с площадкой аппараты при виде полного разгрома первого экипажа начали неуклюже разворачиваться. Один из них я зацепил – искрящийся шар на конце хлыста разворотил обшивку бота, внутри стали видны встревоженные лица сбившихся в кучу бойцов. Ирий, разделавшийся со своими противниками, не растерялся и запустил внутрь несколько зарядов, внутри летательного аппарата что-то полыхнуло, он вспучился и лопнул, разбрасывая во все стороны барахтающиеся в воздухе тела. Большая часть их улетела вниз вместе с обломками, а двоим все же удалось каким-то чудом приземлиться на площадке. Первого Ирий разрубил пополам, а второго прижал ногой к земле.

Оставшийся целым третий бот на крейсерской скорости километров сорок в час удирал от башни, стрелять вдогонку мы ему не стали.

Допрашивать Ирий умел. Не прошло и десятка секунд, как пленный уже выложил все, что знал. Вот только толку от этого почти не было, язык-то все равно мы не понимали, модуль что-то там вякнул насчет адаптации словаря и затих. Ну а у Белосельского и того не было, заклинание, которое позволяло понять чужеземца, в наличии присутствовало, но требовало танцев с бубном. Причем почти в прямом смысле этого слова.

– На ханьский язык похоже, несколько слов разобрал, – Ирий равнодушно столкнул пучившего глаза пленника с площадки вниз. – Лопотал что-то насчет великого повелителя, который нас убьет. Ну а дальше не понял я ничего. Пойдем, посмотрим, что там с нашими.

Наши тоже не подкачали. За металлической баррикадой валялись тела атакующих – из десятка тут полегли почти все, десятое тело мы так и не нашли. У Шуша появилась царапина на лице – это он неудачно карабин перезаряжал, да еще шальным рикошетом разбросало остатки еды по полу.

– Придется идти быстрее, – Мила попинала остатки металлических конструкций, – без жратвы парень пропадет.

– Пойдем быстрее, – согласился Белосельский. – Что-то этот поход мне нравится все меньше и меньше. Уж больно легко мы со всем справляемся, словно на прогулке. Как бы не быть беде.

Прямо как в воду глядел.

Глава 26

Сначала пропала Тина.

Мы отошли от башни буквально на километр по утоптанной грунтовке, когда на нас снова напали остатки тех, кто штурмовал башню, с присоединившимся подкреплением. Их было человек сорок, во главе со вчерашним толстяком все в том же аляповатом халате. Первый местный маг, встреченный нами в этом походе.

Засада была устроена по шаблону – поваленное дерево, с магическим зарядом под ним, и двумя группами захвата в окружающей дорогу густой растительности. Это бы сработало, будь у нас транспортное средство, но мы просто перелезли через ствол. Видимо, ошалев от такой наглости, на нас и напали всем скопом.

Первые ряды нападавших смело двумя магическими ударами – моим и Ирия. Мила берегла заряды самострела, вооружившись винтовкой, так что стрелков у нас стало трое – и все они выбивали противников одного за другим. Половину атакующих мы положили на месте в первые секунды боя. И уже готовились обнулить их численность, как в бой вступил толстый предводитель.

Хлопнув в ладоши, он прокричал какую-то тарабарщину, и сбившихся наперекор всем военным правилам нападавших накрыло куполом. Качественным, мои заряды его не прошибали. Белосельский был поудачливее, но и его огненные шары, преодолевая барьер, теряли в мощности и почти не приносили вреда. А вот пулям противника ничего не мешало преодолевать преграду – мы с трудом сдерживали обстрел. Вдвоем сдерживали, немагическая троица спряталась за упавшим стволом и обстреливала купол в ответ, правда, безуспешно.

– Марк, сможешь один их сдержать? – крикнул мне Ирий, опускаясь на одно колено. Странно, раненым он не выглядел, но ладно, надо значит надо.

Я усилил обстрел – большие и по сути безобидные огненные шары растекались по куполу, не давая противнику сосредоточиться. Белосельский тем временем вел себя странно – принял практически йоговскую позу собаки, отклячив задницу, куда уже попали минимум две пули, и дергал пальцами.

– Тебе помочь? – на всякий случай между файерболами поинтересовался я, с трудом подавляя в себе желание отвесить Белосельскому пендель, уж очень удобно тот подставился.

– Нет, еще немного, – просипел Ирий и упал на живот.

Вокруг него земля зашевелилась, пошла волнами, Белосельского чуть приподняло, а волна уже уходила к противнику.

Те поздно опомнились – когда солдаты внутри купола начали падать, толстяк тоже упал на колени, и не обращая внимания на исчезнувший тут же барьер, уперся ладонями в землю. Вокруг его бойцы вязли в земле, некоторые уже почти полностью утонули, тщетно пытаясь выбраться, а толстый в халате держался. Изо всех сил.

Пока земля под ним не дрогнула, и ладони не ушли сантиметров на десять в землю. Толстяк попытался встать, но словно приклеился, не мог оторвать ни ноги, ни руки, постепенно погружающиеся в почву. И когда погрузился по шею, жалобно завыл. Так и выл, пока земля не забила ему рот. Вокруг него постепенно успокаивалась почва, из нее торчали чьи-то конечности, головы, части амуниции. Многие люди были еще живы, кричать от ужаса уже не могли, только таращили глаза.

– Уф, устал, – Ирий тяжело поднялся с земли. – Вот эти заклинания даются мне легче других, но все равно, массу такую попробуй подчини. А толстяк неплох, у нас бы на четвертый круг пошел. С этими что будем делать?

– Как всегда, – мрачно сказала Мила. Под глазом у нее наливался синяк, из простреленной руки сочилась кровь. – Добьем.

– Лучше оставим, – Ирий подлечил сестру. – Без предводителя они неопасны, первое, что сделают, побегут делить наследство. Так что я им даже помогу. А вот толстяка надо добить.

Он взмахнул руками, и земля снова зашевелилась, было видно, как она стала рыхлой, только что вскопанной. Оставшиеся в живых солдаты выбирались из нее, мрачно глядя на нас и падая на колени. Их на удивление осталось много, почти два десятка. Шуш сноровисто разоружил бандитов и пинками отправил их в лес, впрочем, те не особо и сопротивлялись. Тем временем Ирий подошел к торчащей из земли заднице со звездами, пнул по ней ногой.

– Эх, сейчас бы кинжал из проклятой стали не помешал.

И удивленно воззрился на меня.

– Ну да, кто бы сомневался, – забрал протянутый стилет, повертел в руках и вонзил прямо в задницу.

Раздался вой. Жуткий, пробирающий до самого нутра. Тело под землей дернулось, пытаясь освободиться, и тут же опало, съежилось, словно раза в два меньше стало.

– Мертв, – Белосельский поглядел на меня, я махнул рукой, мол, оставь пока себе. – Так, все целы? Мила в порядке. Шуш?

– Нормально все со мной, – прогудел парень.

– Ну и хорошо. Тина? Где она?

– С нами была, а потом пошла по зарослям, вроде как с тыла зайти, – протянула Мила, осматриваясь. – Вроде и стреляла даже.

Мы обошли все кругом, следы Тины обнаружились на дороге.

– Туда пошла, – хмыкнул Ирий, махнув рукой в сторону города. – И вроде сама, свежие следы только ее.

– Вот сучка, – Мила пнула камушек, улетевший в кусты, – никогда ей не доверяла. Хочет сама все захапать, тварь.

– Не получится, – Белосельский похлопал сестру по руке, – без листа ей там делать нечего. Без листа…

Он полез в карман и тоже выругался. А потом рассмеялся.

– Марк, камень-то твой хоть на месте?

– Ага, – я оторвался от порчи ненужного снаряжения и продемонстрировал браслет с болтающимся на ниточке кристаллом.

– Тогда пусть ее. Вернуться-то без тебя все равно не сможем. Да, Мила?

– Все равно я ей задницу надеру, – блондинка кровожадно ухмыльнулась. – И долю ее себе заберу.

Не знаю, гибель ли местного колдуна так подействовала, или вокруг действительно были безлюдные места, но следующие несколько километров мы проделали без приключений. Не считать же за такое нападение бешеного волка с синими глазами, походя зарубленного Белосельским.

– Почти все, как и рассказывали, – поделился тот. – Только вот про колдунов никто не упоминал. Но если здесь все такие неумехи, то не страшно. Вернемся, деревеньку купим, да, Мила? Или даже село?

– Ага, – блондинка мечтательно улыбнулась. – Стародворье. Смотри, что это там?

Дорога вылезла из леса и теперь шла по проплешине – обожженная земля метров на двести в обе стороны так ничем и не проросла, а вот грунтовка превратилась в проезжую часть – с твердым гладким покрытием. Мы поднялись на взгорок, и дальше вниз было хорошо видно, как дорога снова уходит в лес, где-то через километр-полтора. А прямо на краю выжженной земли стояло какое-то двухэтажное строение, явно раньше бывшее частью большого комплекса – остатки полностью разрушенных домов виднелись повсюду.

– Дом какой-то, – Ирий пожал плечами. – Тут же живут люди, только почему ханьцы, не пойму. Ты как думаешь, Марк?

– Каждый четвертый на Земле – ханец, – поделился я иномирным знанием.

– Вообще-то каждый третий, но тут их слишком много. Такое впечатление, что кроме них, никого не осталось. Интересно, что тут такое произошло? Повозки странные, да еще летающие, оружие вот чудное, а по виду голытьба-голытьбой, будто всех воинов убили, а крестьянам все досталось.

За этими разговорами мы подошли поближе.

– Смотри, надпись какая-то непонятная, – Мила подошла к остаткам двери, шлепнула ладонью по налепленной на стену табличке с гравировкой. – Буквы как наши, но и другие есть. Первая вроде как Е перевернутое. Ебакиа… дальше какие-то знаки непонятные, потом ох…

Я пожал плечами. Прочти я «Эвакуационный пункт» по-русски, вряд ли удалось бы Пограничьем отбрехаться.

– Точно не ханьские закорючки, – подтвердил Ирий. – Словно кто-то имперские буквы взял и свои добавил. Внутрь пойдем?

Внутрь мы не пошли – местные явно использовали пункт не по прямому назначению, обгадив все начиная от входа. Только одна вещь привлекла внимание – детская кукла, валявшаяся прямо у бывшей двери. Странно, что никто на нее не позарился. Мила подняла пупса в грязном платьице, повертела и аккуратно положила назад. Силиконовая голова куклы была прострелена.

– А лицо-то у куклы славянское, – подметил Ирий. – Значит, не одни ханьцы обитают здесь. Славяне – тоже живут.

Или жили. Я поежился внутренне. Что же тут такое случилось, что Земля одними азиатами заселена?

Ближе к городу проплешины на земле стали попадаться все чаще. То, что с башни выглядело как черные кляксы, при ближайшем рассмотрении оказалось спекшейся землей. И если вдали от города она была просто выжжена, то в зоне видимости застыла стеклообразной массой. Как при взрыве каком-то.

– Это какие маги воевали, – Мила цокнула языком, – тут мощь первого круга нужна, чтобы вот так землю в твердь превратить.

И не только землю. Виднелись остатки фундаментов, еле выступающие из-под земли стальные скелеты конструкций, все это было покрыто нанесенной пылью, на которой, отвоевывая место для жизни, прорастали пучки травы. А сам город вблизи производил удручающее впечатление. Будто метлой прошлись, сверху-то казалось, что какие-то здания есть, но на самом деле – только остатки строений. Искореженные несущие балки, почти нетронутые временем, обломки стен из того же, что и у башни, материала, не хватало только скелетов. Хотя почему не хватало – на одном из обломков явно отпечатался рентгеновский снимок.

К центру города разрушения становились все сильнее, тут уже было не различить, где куски зданий, остатки техники, все спеклось в одну черную массу. Атаковали явно с этой стороны, дальше, на горизонте, виднелись вполне жилые строения.

Прямо по ходу, словно отделяя разрушенную часть города от уцелевшей, стояло нетронутое здание. В стиле сталинского ампира – со звездой на высоком шпиле.

– Пентакль, немудрено, что устояло, – Ирий на всякий случай активировал щит. – Не нравится мне это место, Марк.

Будто в ответ на его слова над правым крылом здания поднялись две черные капли и рванули к нам.

– Быстро сюда, – Белосельский хлопнул в ладоши, мы сгрудились вокруг него.

Вовремя. С истребителей сорвались плазменные заряды и тут же растеклись по куполу. Каплеобразные летательные аппараты разошлись в разные стороны, беря нас в клещи.

Ответный залп никакого результата не дал. Заряды даже не долетели до нападающих, просто развеялись в воздухе.

– И это еще не все, – Ирий мотнул головой в сторону здания, из открывшегося проема выезжали ховеры, один в один как тот, что перевез нас через реку. Только они, в отличие от сломанного и оставленного на берегу реки, были в гораздо лучшем состоянии. Шесть штук окружили нас полукругом, я обернулся – путь к отступлению тоже был перекрыт. Две фигуры в черных балахонах стояли прямо на дороге. Одна из них махнула рукой, истребители тут же прекратили обстрел. А потом шагнула по направлению к нам.

– Не стреляй, – предупредил Белосельский напрягшуюся Милу. Но купол не снял.

Меж тем фигура в балахоне подошла поближе, откинула капюшон, за которым оказалось обычное светлоглазое вполне славянское лицо.

– Повелитель хочет вас видеть, – на славянском же языке произнес подошедший. – Не сопротивляйтесь, и останетесь живы.

– А ты кто такой? – Мила была в своем репертуаре.

– Я? – собеседник улыбнулся, непринужденно поклонился. – Боярин Станислав Хотетовский.

– Красиво, правда? – Хотетовский вел нас коридорами, не один – за нашими спинами шла пятерка бойцов в футуристических доспехах и с оружием в руках, рядом с которым оставленные нами на дороге карабины были словно дубинки против пистолетов. Да еще непонятная вторая фигура в черном балахоне двигалась вместе с ними.

Внутри правда все было дорого-богато, мрамор, нефрит, какие-то вставки вроде оникса, золоченые статуи, картины в резных рамах. Словно по музею гуляли. Огромный комплекс – а стреловидное здание переходило в небольшой городок, видимо, нечасто посещали гости, раз нас так ценили, вдруг убежим.

Ирий беззаботно вертел головой, словно и вправду в гости попал. А вот Мила была на взводе, ее настроение и Шушу передалось, казалось, только дай команду, и он бросится на бойцов. Кулаки у парня были крепко сжаты, аж костяшки побелели.

– Расслабься, – тихо скомандовал я ему.

Шуш руки чуть разжал, но видно было – не по душе ему все происходящее.

– Смотрите, – остановил нас боярин возле одной из статуй – на ней человек в скафандре держал перед грудью на ладони пятиконечную звезду, – первый путешественник в космос.

– Куда? – переспросил Белосельский.

– Туда, – Хотетовский указал пальцем вверх. – Полет на Луну. Ах да, вы там в своем сиволапье и не помышляете о таком. А тут еще четыреста лет назад люди за пределы Земли вылетели, поселились на Луне и других планетах.

– И так и живут там? – Мила ахнула.

– Не знаю, – Станислав пожал плечами, – на Луне так точно больше нет никого, а кто дальше улетел, может, и выжили, только нет от них вестей уже очень давно. Тут большая война была, от людей малая часть осталась, только и успели, что диковинки всякие придумать, вроде тех летунов, что вы видали. А потом не поделили что-то, ну и разрушили все. Чем – долго объяснять, все равно не поймете пока.

– Не глупее некоторых, – пробурчала блондинка.

– Не говорю, что глупее, – Хотетовский улыбнулся, приглашая нас следовать дальше, – просто знания, которые тут есть, нам на нашей Земле их даже в сказках не представить. И повозки эти, которые над землей движутся, и тоннели под землей, в которых самодвижущиеся кареты ходили, и много еще всего. Я, когда сюда попал, тоже вот ходил, головой крутил, поверить не мог. А потом вот и в космос слетать довелось, скажу я вам, это потрясающее зрелище. Когда ходишь по земле, на небо смотришь, и представить не можешь, как это там, за тысячи верст от поверхности.

– Врешь! – Ирий аж разволновался. – Не может человек летать, как птица. Да и воздуха там нет.

– Как птица – не может, – согласился боярин, – а вот тут в повозках специальных может. Не додумались у нас просто еще до этого, все на Земле чего-то делят.

– А тут, значит, додумались, – не выдержал я, – а заодно и друг друга истребили.

– Что есть, то есть, – кивнул Хотетовский. – Все мы не без греха, как некоторые говорят. А вот это – устройство для приготовления пищи. Проголодались, небось?

Живот Шуша предательски заурчал, похоже, даже сопровождавшие нас бойцы смеялись, хотя за забралами шлемов не видно, но от чего еще они там дергаться начали, не плакали же. Наш чичероне приложил ладонь к выступу в стене, чуть нажал, открылась ниша – там стоял поднос с брусочками.

– Берите, не стесняйтесь. Питательный комплекс, один такой съел – и целый день сыт.

Хотетовский, видя наше недоверие, первым взял батончик и сунул в рот.

Я пожал плечами и последовал его примеру. Ну что, не знаю, как на день, а на вкус как сникерс, даже кусочки орехов чувствуются.

Поглядев, как мы осторожно уминаем угощение, боярин улыбнулся и поманил нас дальше.

Коридор как раз закончился, мы уткнулись в дверной проем.

– А тут вам придется подождать, – наш гид движением руки заставил створки уйти в стены, приглашающе махнул рукой, – Повелитель позовет вас, когда освободится. Может, через час-два, так что пока отдыхайте, там есть где помыться и полежать.

Он подмигнул фыркнувшей Миле, бойцы подтолкнули нас внутрь, и створки закрылись. Мы оказались в квадратном помещении с высоким потолком, откуда лился рассеянный свет. Две нормального вида двери вели в смежные комнаты, в самом помещении стояли четыре мягких дивана, один из которых был занят.

На нем сидела Тина.

– Ах ты тварь, – Мила подскочила к воровке, влепила ей оплеуху. Точнее говоря, попыталась, Тина тоже была не лыком шита, перехватила руку, перевела на болевой. Женщины покатились по ковру, мелькали руки, ноги, даже клок рыжих волос полетел. Я залюбовался – две стройные девушки, блондинка и рыжая, катались по полу, срывая друг с друга одежду, смотрел бы на такое вечно.

Ирий моего эстетства не разделял.

– А ну перестали, – рявкнул он командным голосом, аж самому захотелось встать по стойке смирно и отдать честь, вспоминая недолгую военную службу. Как ни странно, на девушек это тоже подействовало, они поднялись и уселись на один диван, сложив руки на коленях. Пай-девочки, только раскрасневшиеся и с царапинами на лицах. – А теперь, Тина, пожалуйста, объясни, почему ты от нас ушла и как здесь оказалась.

Глава 27

Стоящие перед высоченной двустворчатой дверью солдаты расступились, освобождая нам путь. Первым в зал вошел Хотетовский, а за ним – мы гуськом. Тину поставили посредине, чтобы опять не сбежала куда-нибудь.

С поля боя воровка утекла, как только увидела, что против нас применили магию, даже ждать не стала, когда все закончится. Лист она заранее позаимствовала у Белосельского, здраво рассудив, что одной ей проще будет добраться до места, а значит, и конкуренции избежать. Вот только насчет обратного пути была не в курсе, а то бы и браслета я лишился. Все это она откровенно высказала, не обращая внимание на наше возмущение. А что, дело есть дело, пусть даже все вместе, но все равно каждый за себя. Прекрасный подход к партнерским отношениям.

Зал, куда нас привели, резко контрастировал с аляповатыми интерьерами, виденными ранее, – строгие линии, никаких лишних деталей, только белые стены, золоченый пол и кресло на возвышении. И еще какой-то столбик, до того опутанный заклинаниями, что смотреть было больно.

В кресле восседал мужчина средних лет, смуглый, в белой рубашке навыпуск и свободных брюках. Черная, совершенно без седины бородка оттеняла кипенную белизну одежды. При виде нас мужчина улыбнулся, приветливо и открыто, словно старым знакомым, и приглашающе махнул рукой, мол, проходите, не стесняйтесь. С кресла он вставать не пожелал, и нам сесть было некуда, так что, не дойдя до хозяина здешних мест десятка шагов, мы остановились.

– Добро пожаловать, чужеземцы, – на чистом, совершенно без акцента, привычном мне уже славянском говоре, приятным баритоном сказал мужчина. – Не предлагаю вам сесть, такой тут обычай. Так что потерпите, постойте немного.

И посмотрел на Хотетовского.

А потом перешел на эми-гир, родной язык моего дядюшки Анатолия Громова.

– Ты кого мне привел, червь? – продолжая все так же улыбаться и не изменяя тембра голоса, спросил он. – Те, кто мне нужен, должны быть старше. Намного старше. И силы в них должно быть гораздо больше.

– Но были только эти, – Хотетовский тоже говорил на эми-гир, но с трудом, было видно, что язык ему не очень-то привычен. – У рыжей – последний лист, я посчитал, что это именно те, кого вы ждете. У старшего печатка рода Белосельских.

– Будешь наказан. – Мужчина продолжал нам улыбаться. – Я немного поговорю с ними, выясню, куда делись те, кто убил моего жреца и разрушил портальную башню, и ради кого все это затевалось, а ты тем временем отведешь девок и здоровяка в темницу, они мне не нужны. Когда покончу с этими двумя, можешь делать с остальными все, что хочешь. Пошел вон.

– Будет исполнено, повелитель, – Хотетовский в свою очередь улыбнулся нам. И перешел на родной язык: – Повелитель задаст вам несколько вопросов, а потом сможете отдохнуть. И получить то, за чем пришли. А я пока вас покину.

И, быстро пятясь задом, скрылся за дверью.

Местный повелитель наконец-то поднялся с кресла, подошел к нам, прошелся вдоль строя, с видимым удовольствием разглядывая наши непонимающие лица.

– Сотню лет назад я придумал эту игру, – он театрально взмахнул рукой, – чтобы самые одаренные представители ваших княжеств могли приобрести опыт сражений и награды за это. Некоторые, самые удачливые, смогли остаться здесь и теперь служат мне. Обретают могущество, которого не достигли бы у себя на родине.

Он кивнул на дверь.

– Как вы уже поняли, этот мир – другой, вы приходите сюда и уходите обратно, получив то, за чем пришли. Наши миры связаны, а скоро будут еще ближе, и тогда награда возрастет. Как вы получили этот лист?

Ирий вкратце рассказал, опустив некоторые подробности, как именно они с сестрой до такой жизни дошли. И меня упомянул, особенно подчеркнув, какую важную роль я во всем этом сыграл.

– Неплохо, – хозяин терпеливо выслушал Белосельского, похлопал его по предплечью. – Но все дело в том, что этот лист предназначался другим людям. Тем, кто смог выполнить самое первое задание, найти башню тайного жреца. Это, видимо, твой предок?

Ирий кивнул. Пнуть вовремя и незаметно его не удалось, а болтун, как известно, та еще находка.

– Замечательно, – обрадовался бородатый. – На пути к сокровищам вас должны были ждать великие испытания, но местные жители слишком ленивы, а измененные за столько-то лет повывелись совсем. Если пожелаете, я могу устроить вам еще сражения по пути обратно, на точку входа, или можете просто забрать свой приз и дойти до нее спокойно. Вы ведь не против?

И он махнул рукой.

Столик, появившийся из ниоткуда, был практически завален черными брусочками.

– Тарквист, – местный князек подошел, взял один, – измененное серебро, берущееся неизвестно откуда и так же исчезающее. Появляется только в одном месте на этой Земле, в жарких краях. Любой колдун отдаст все, чтобы заполучить его, ценится не на вес золота, а дороже, гораздо дороже. Так что думаю, вы от него не откажетесь. Серебро и железо до последнего грамма досталось вашим предшественникам, но вот это все – ваше.

Он все с той же улыбкой понаблюдал, как Тина сгребает брусочки в рюкзак. Поглядел на радостную Милу и не менее радостного Ирия. Подхватил под руки Белосельскую и Тину, повел их двери.

– А сейчас у нас будет мужской разговор, я обязательно должен порасспрашивать ваших друзей отдельно, перед тем как поговорю еще и с вами. Возьмите слугу и подождите немного, хорошо? Мои помощники вас проводят.

– Сейчас нас будут убивать, – тихо предупредил я Ирия, глядя, как представитель Земли-ноль выпроваживает женщин и Шуша за дверь.

– С чего ты взял? – Ирий чуть напрягся.

– А действительно, – повернулся к нам бородатый. – С чего ты взял?

Он уже не улыбался. Я даже больше почувствовал, чем увидел, как уплотнился внезапно возникший зеленый узор на стенах, полу и потолке. Как практически сгустился воздух. Как что-то тяжелое легло на плечи, не давая двигаться, как разум стал вязким, и происходящее пыталось ускользнуть от него.

Маг стоял у двери, и через мгновение – возник уже прямо возле нас. Ирий пытался что-то сделать, и у него почти получилось, но из пола выхлестнулись голубые нити, разрушая конструкт, и буквально спеленали Белосельского. Ирий застонал, было видно, что энергия утекает из него вместе с жизненными силами.

– Не надо делать резких движений, – бородатый усмехнулся. – Так с чего ты взял, что я вас убью? Погоди…

Он схватил меня за руку, развернул, разглядывая браслет.

– Ты, наверное, и не знаешь, что мне принес.

– Ну отчего же, – перешел я на эми-гир. – Знаю.

Бородатый пошевелил пальцами, отбрасывая Ирия к стене, равнодушно посмотрел, как его переломанное тело дрожит, безуспешно пытаясь подняться.

– Так-так, – снова повернулся он ко мне. – У нас гости. Светлые волосы – значит, не чистой крови. Из Киша, возможно? Из какой семьи?

– Из Громешей, – не стал скрывать я. Вдруг поможет.

Мужчина расхохотался.

– Надо же, – он даже хлопнул меня по плечу, – я-то поначалу решил, что сегодня неудачный день. А тут такое. Сначала кристалл, а потом вот как – сами Громеши решили меня проведать.

И голубые нити захлестнули меня.

Было больно. Очень больно. Такой боли я не испытывал, наверное, никогда. Только разделение сознания, показанное когда-то, кажется, в прошлой жизни, ан Трагом, позволило мне выжить. Маги умирают только тогда, когда сами этого хотят. Ну или когда этого хотят более сильные маги.

– Прямо праздник, – улыбка исчезла с бородатого лица. – Старые враги принесли мне на подносе кристалл и донора для него. Это что, щедрый подарок нуна Наамар-уту Громеша?

– Кого? – с трудом прохрипел я.

– Ну что же, возможно, нун в вашей семейке поменялся. За столько лет чего только ни случится. Зато, когда я вернусь – благодаря тебе, я смогу посчитаться за всё. И за эту ссылку, и за жалкий мирок, который мне достался, и другой, в котором меня заперли. И за подмену кристаллов. Я уничтожу вашу поганую семейку, вырежу всех до единого. И начну с тебя, ты ведь знаешь, что портальный маяк питается древней кровью? Конечно, знаешь, иначе как бы ты сюда попал.

Я хотел сказать, что не надо с меня начинать, что к Громешам я отношения почти не имею, но не мог – спазм сдавил мне горло, руки не слушались, ядро начало не то чтобы разрушаться, но съеживаться. Модуль что-то вопил, отводя проникшие голубые нити от мозга, даже начал отсчет какой-то, но тут же прекратил. С мелькнувшей надписью – «опция доступна на этом уровне только один раз».

Хозяин дворца меж тем оставил меня стоять и что-то там колдовал над невысоким пеньком. Сплетались заклинания, проскальзывали оранжевые и синие нити, воздух то сгущался, то наоборот, становился разреженным, как на большой высоте. Не знаю, сколько прошло времени, может быть, секунды, а может – часы, все мои силы тратились на то, чтобы цепляться за остатки сознания. Боль не то чтобы стала привычной, меня не хватало на то, чтобы ее замечать.

Наконец враг семьи Громешей закончил свои сине-оранжевые дела и подошел ко мне.

– Ну вот и все. Гордись, ты умрешь от руки эгиба эн Ас-эрхана Уриша, Повелителя потоков, – бородатый вытянул руку в сторону, в ней появился странный клинок.

Где-то я такой уже видел, ну да, самое время вспоминать такие мелочи. У Арраша, точно, тот вот таким же Конташа обезглавил, перед тем как меня взорвали. Превратил в фиолетовые хлопья.

– Эр-шатх отсечет тебе голову, что может быть почетнее, падаль. Я мог бы просто задушить тебя руками, вырвать сердце, как вскоре сделаю со всеми твоими родственничками. Но портальный кристалл требует крови, чистой крови. Надеюсь, у тебя есть хоть небольшая примесь для активации?

Нет у меня никакой чистой крови. И вообще я из другой реальности. Вот что я должен был сказать! Но только промычал, на большее не хватило.

– Ничего, даже малой доли будет достаточно, – мой собеседник и по совместительству мучитель сжал в кулаке кристалл, вспыхнувший синим, удовлетворенно улыбнулся, отпустил. – В крайнем случае я-то всегда здесь, пожертвую для себя немного. Ладно, имеешь право узнать, из-за чего умрешь.

Я если бы мог, закатил глаза. Типичный рассказ злодея перед тем, как он прикончит главного героя.

– Лет двести назад кое-кто из твоей семейки решил от меня избавиться. Решили, что я слишком опасные эксперименты провожу, людишек убиваю, и плевать, что ради науки все. Заперли в этом поганом мирке, тут даже магии почти не было, столько сил и ману ушло, чтобы раскачать. Хорошо, что я нашел способ соединить два мира – этот, практически без пси-энергии, и другой, с псионами, после скачка, после этого поле деформировалось, и появились мощные всплески. А там и до нормального фона недолго. Ты хоть понимаешь, что это значит? Нет, куда тебе, твой родственничек тоже особо не понимал, и друзья его. Бывшие мои. Эти жалкие недоучки никогда не понимали моих идей, – он сплюнул. – Вечно критиковали. Жертвы им не нравились, чистоплюи.

Он для наглядности сплюнул на пол.

– Только все начало налаживаться, пси-энергия, она ведь может перетекать из мира в мир, словно волна, просочилась сюда, создала резонанс. И тут несколько идиотов из того мира разрушили мой маяк. Хорошо хоть успел им задумку свою подкинуть. И их матрицы на кристаллы переписать.

Жрец-эгиб мерзко расхохотался. Вот в этот момент в фильмах обычно врывается американский спецназ, через крышу и окна. Где же вы, ребята?

– Сотню лет сюда шастали сильные и не очень псионы, а те, кто от меня подарочки получил, росли, и выросли почти до Повелителей. Те, кто сюда приходил, от них ведь, кроме раскачки здешнего поля, и информация текла рекой. Все, что мне нужно было – три Повелителя. Три! По одному на кристалл, чтобы соединить их в один, полноценный. А вместо них пришли вы, жалкие ничтожества. Но зато с подарком. Так что, в принципе, эти недоучки мне уже и не нужны.

Он полюбовался на мой браслет, погладил камушек пальцем.

– Я бы тебя отблагодарил за такой щедрый дар, но камню все равно нужна жертва. Думаю, ты и твой друг будете не против. И вообще, я бы не стал на вашем месте оставаться в этих двух мирах, они, как только я уйду, начнут сливаться. Нет, не знаешь, что тогда произойдет? Эти ваши господа Создатели не рассказывают своим рабам, что происходит с реальностями, слившимися в одну? Жалкие идиоты, вы даже не понимаете, в каком континууме живете.

Я всем видом, как мог, изобразил внимание. Пусть говорит. Время-то идет.

– Эти два мира разорвет на части – настолько они разные. Первые пять-десять лет будет весело, поля наложатся друг на друга, миры будут проникать частями. Вообрази – сегодня город в этом мире, а завтра – в другом. И так словно маятник – то туда, то сюда, пока не остановится в одном положении. А потом новая общая реальность схлопнется от перегрузки, только меня тут уже не будет. И тебя, надеюсь, ты понял, почему мои следы должен целовать за то, что избавляю тебя от всего этого? К тому же такая честь. Казнь для истинных, а ты ведь наверняка не то что полукровка, так, приблудыш.

Уриш как-то по-доброму мне улыбнулся, подошел поближе, схватил за волосы, приподнимая голову. Отступил чуть, чтобы, наверное, кровью не запачкаться. Вот гнида, а последнее слово? Я бы объяснил, что не ту жертву он выбрал.

Внезапно местный шумер прервал начавшееся было движение руки, глядя куда-то мне за спину. Из последних сил я попытался оглянуться.

От двери прямо к нам гордо вышагивал мой кот. Ну да, и ошейничек вон тот я покупал, за три серебряных монеты, в лавке на соседней улице от дома моего смоленского, приметный очень. Вот о чем я думаю, вместо того чтобы спросить себя, как он вообще тут оказался.

– Эр-асу, – с придыханием произнес бородатый, – давненько я его не видел. Значит, твоя смерть угодна Создательнице реальностей, раз ее тварь сюда заявилась.

Кот меж тем подошел к нам и, начисто игнорируя меня, потерся о штаны бородатого. Потек, словно размазываясь, и увеличился раза в три, сверкнув красными глазами. Кот со склада, как там его лже-купец называл – Призрачная рысь? И где мои глаза только были, я его кормил, поил и воспитывал. От синей, падла, смерти спас. А он вон как к чужим ластится.

Кот закончил обтираться об одежду стоящего столбом Уриша, обнюхал клинок.

И ленивым таким, неспешным, очень плавным и красивым движением откусил глубокоуважаемому эгибу-энгуну руку.

Секунду тот стоял, непонимающе глядя на хлещущую кровь, а потом страшно заорал, упал на колени, зажимая рану. Для псиона кровь остановить – плевое дело, а тут она лилась и лилась потоком, прямо хлестала, пятью литрами явно не обошлось, да не простая это кровь была, а вся перевитая синими прожилками.

Кот меж тем махнул хвостом, сбивая с меня голубые нити и давая возможность двигаться, подхватил зубами откушенную кисть с зажатым мечом и подтащил ко мне. И чуть ли не силой впихнул мне в руки.

Я стряхнул чужие пальцы с клинка. Измазанный кровью браслет колдуна пристал к рукояти, пришлось отлепить его, машинально обтер и спрятал в карман. Взял меч в правую руку и подошел с Уришу. Тот уже не орал, молчал, а потом прохрипел что-то, с ненавистью глядя на меня исподлобья. Внезапно улыбнулся, нехорошо так, оскалом. И вот с тем же оскалом и этим взглядом его голова отделилась от тела. А потом покатилась по полу, осыпаясь черными хлопьями. Тело осело на пол кучкой пепла, тот растекся, смешался с вытекшей кровью, превратился в черную лужицу, собравшуюся в большую каплю, размером с теннисный мяч. И втянулся в клинок. На полу осталась черная цепь с вделанным в золотой медальон черным же камнем, которую я тоже спрятал в карман. Ну и мой портальный браслет, туда же его.

Кот облизнулся, ухватил меня зубами за полу камзола и потянул к столбику.

На подставке, на стальной подложке золотом была изображена пентаграмма. В каждом угловом сегменте лежала золотая монета с отверстием посредине, а в среднем – две монеты. Три вершины были заняты кристаллами, такими же, как у старшего Тятьева, была хорошо видна та же вязь заклинаний. А вот оставшиеся две вершины были свободны. Я не понимал, что надо сделать, и кот, поднявшись на задние лапы, ткнул носом мне в нагрудный карман.

Да, точно, два камушка из башни. Я достал их, поместил в углубления. Черные нити опутали все пять кристаллов, замкнулись. Пентаграмма засияла, заливая комнату ярко-синим светом. А потом в дело вступил модуль.

«Обнаружены портальные маяки, – всплыло сообщение. – Повреждения – критические. Возможность восстановления работоспособности – отсутствует. Есть возможность интеграции. Выполняется».

Из моей груди выстрелили три черные нити, если в прошлый раз процесс поглощения происходил медленно, то теперь – практически мгновенно. Кристаллы вспыхнули и рассыпались, на подложке остались лежать семь монет.

Наследство Уриша? Как их там называли в шумерском мире – ману? Ровно семь штук, как во сне.

Кот, убедившись, что я все сделал правильно, не торопясь поднялся, подошел к Ирию и ударил лапой по голубому кокону, опутавшему Белосельского практически полностью. А потом исчез, уже в который раз.

Если все закончится нормально, подумалось мне, кошек заводить не стану, уж больно много хлопот. Куплю собаку. Добермана. Или двух. Сгреб монеты, подошел к Белосельскому.

Ирий зашевелился, кое-как, держась за стенку, поднялся, ощупал себя.

– Что тут произошло?

– Да мы с хозяином местным поспорили, – не стал скрывать я. Меч, сделав свою работу, растаял в воздухе, вместо него я взял в руки хапу. Чем-то я ведь убил Уриша, если вдруг кто заинтересуется?

– Напомни мне, – Ирий попрыгал на месте, убеждаясь, что с ним все в порядке, – чтобы я с тобой не спорил никогда. Удалось узнать, куда наших повели?

– В местный острог.

– И где он?

– Найдем, – самонадеянно ответил я. После поглощения кристаллов меня знатно потряхивало, такое ощущение, словно энергетиков перебрал, и пошел обратный эффект. А вот Белосельский как новенький выглядел, словно не его тут мотало по стенам и полу с синим украшением по всему телу.

Осторожно выглянул за дверь – стражники стояли на своих местах, черные непроницаемые для света забрала, отливающие матовым титаном доспехи, футуристические ружья нацелены точно на меня.

– Повелитель приказал его не беспокоить, – на эми-гир попытался успокоить я бойцов. Как ни странно, получилось. Все четверо заняли свои привычные места. Я поманил рукой Белосельского и добавил уже тише: – Никого не впускать. Приказ повелителя.

– Странный язык, – Ирий повертел головой, мы отошли уже метров двадцать по коридору от залы мертвого хозяина. – Тоже в Пограничье выучил?

– Ага, – не стал отказываться я от привычной версии.

– Ладно, а дальше-то куда, знаешь?

Я остановился, сверяясь с картой. Метка Шуша еще минуту назад была где-то на юго-западе от нас, а сейчас почему-то погасла. Но местоположение осталось, надо было только дорогу найти, хорошо, что карта трехмерной была, и примерное направление наличествовало. Чуть влево и вниз.

По пустым практически коридорам, мимо монументального вида дверей и статуй мы добрались до нужной точки минут за десять. Странно, но место, где только недавно висела метка Шуша, никто не охранял, даже стальная створка была приоткрыта.

В небольшой каморке без окон и мебели на полу валялись два тела.

Ирий поставил на входе щит, подскочил к тому, что с рыжими волосами, приложил ладонь ко лбу.

– Вроде жива, но без сознания, – сказал он. – Что у тебя?

А что у меня. Шуш лежал с широко открытыми глазами и развороченной грудной клеткой. Кроме этого, на теле виднелось несколько огнестрельных ран. Кровь уже запеклась, да и немного ее было, по парню жахнули чем-то раскаленным, навроде плазмы, так что ткани спеклись. Сквозь разрывы было видно сердце, уже остановившееся.

– Мертв, – сглотнув, глухим голосом сказал я.

Глава 28

Ирий подошел, приложил ладонь ко лбу моего слуги. Вздохнул.

– Кто ж его так.

– Узнаем, – я дотронулся до век, чтобы закрыть глаза. И даже не тактильно, а на грани ощущений почувствовал, как что-то дрогнуло. – А он, похоже, жив еще.

– Да? – Белосельский оживился. – Давай еще раз. Приложи ладонь к его животу, чуть выше пупка. На счет два, направляем энергию, только одновременно надо. Готов? Раз-два.

Я сосредоточился и сформировал лечебный конструкт. От рук Ирия, приложенных к вискам Шуша, тоже полыхнуло.

– Нет, – брат Милы покачал головой. – Может, показалось? Давай попробуем еще раз. Раз-два.

Еще один конструкт ушел впустую, все так же мертвый Шуш лежал, глядя своими ясными глазами в потолок.

– Бесполезно, – Ирий горько усмехнулся. – Слишком много времени прошло.

– Еще раз, – потребовал я.

– Хорошо.

Я сосредоточился, вложил максимум в лечебный конструкт и зачем-то добавил еще схему обнаружения ловушек. От безысходности, наверное.

– Раз-два…

Несколько секунд ничего не происходило, а потом вдруг сердце дернулось, выталкивая с небольшой порцией крови наружу что-то черное…

– Подействовало! – обрадованно отметил Ирий, вливая новую порцию энергии.

Мертвые ткани сдвинулись, заращивая открытые участки, появился пульс. Белосельский еще минуту всаживал в голову Шуша конструкт за конструктом, пока еле заметный румянец не появился на щеках парня.

– Хватит, – Ирий поднялся, – теперь выживет, надо только в течение часа-двух его подлечить. Мила куда делась?

Он подошел к Тине, похлопал вдову Курова по щекам. Не просто так, с подпиткой. Та застонала, открыла глаза.

– Тина, слышишь меня?

Рыжая слабо кивнула.

– Что тут произошло?

– Боярин этот, – Тина говорила еле слышно, – он Милу увел с собой. Шуш пытался заступиться, но его убили. А меня просто бросили на пол и потом оглушили чем-то.

– Куда увел? Где они?

– Не знаю. Он говорил что-то о покоях своих, – из последних сил проговорила воровка, снова теряя сознание.

– Где эти покои могут быть? – Ирий повернулся ко мне. – Ты знаешь их язык, сможешь узнать?

– Попробую.

– Тогда пошли.

Я кинул на Шуша еще один конструкт, авось поможет продержаться, и мы вышли из каморки, приварив дверь.

Помощь пришла с неожиданной стороны. Черная фигура в балахоне с надвинутым на голову капюшоном перегораживала проход метрах в десяти от камеры.

– По приказу Повелителя, – рявкнул я на эми-гир. – Срочно проведи нас к зу Хотетовскому.

Черная фигура кивнула, приглашающе махнула рукой.

Мы бежали по коридорам несколько минут, то поднимаясь по лестницам, то спускаясь, проходя через какие-то узкие проходы, пока не остановились перед дверным проемом с оранжевой круглой нашлепкой на косяке.

Черный молча кивнул в сторону проема, повернулся и ушел.

Я шлепнул ладонью по кругу – без толку, стена как была монолитной, так и оставалась. Должен же быть какой-то способ открыть!

Браслет Уриша. Я достал из кармана отливающую синевой металлическую полоску с тремя красными камушками, нацепил на руку и приложил к кругу – совсем как на базе Громешей.

Углубление разрезала посредине тонкая черная полоса, образовавшиеся створки разошлись, давая нам доступ к помещениям.

Ирий первый влетел в, судя по всему, прихожую, распахнул первую попавшуюся дверь.

– Спальня, тут нет никого. Пусто.

– И тут нет, – я распахнул вторую, ведущую в небольшой санузел.

– В зале – никого, – третья дверь разлетелась от удара ногой. – Где же они?

– Может, там? – я указал на еще одну дверцу, прямо возле кровати в спальне. Неприметную, сразу и не заметишь, в цвет стен.

Узкая винтовая лестница вела в натуральные катакомбы. Узкий проход с проходящими под потолком трубами, чавкающей под ногами жижей и пауками на стенах через сотню метров пологого спуска вывел нас в огромный зал с куполообразным потолком. Четыре колонны черного камня с колдовскими светильниками подпирали свод, образуя квадрат стороной метров восемь. И в центре этого квадрата, на плите, установленной на возвышении, лежало практически обнаженное женское тело. А рядом с ним копошилась фигура все в том же черном балахоне.

– Кто тут еще? – балахон повернулся, капюшон откинулся, открывая лицо боярина Хотетовского. – Вы что тут делаете? Давно уже должны телами бездыханными валяться.

– Отпусти ее, – потребовал Ирий.

– Что? А, да. – Хотетовский нервно рассмеялся. – Да забирайте. Я уж думал, она одаренная, а оказалось, так, пустышка почти.

Мы подбежали к распятой на камне Миле. Руки и ноги ее были пробиты черными матовыми кинжалами, еще два торчали из груди и живота, и один – во лбу. Ирий протянул к сестре руку, черная плеть хлестнула его, отбросив в сторону.

– Ритуал не остановить, – Хотетовский явно наслаждался. – Иномирцы – мастера в этом деле, не то что мы. На самом деле она уже мертва, только оболочка осталась, но и та скоро рассыплется. Но можете забрать, она и вправду мне уже не нужна. Только зря силы потратил на ничтожество это.

– Мразь, – Белосельский на коленях попытался дотянуться до боярина, но черные плети вновь стеганули его. – Ты сдохнешь, как и твой повелитель.

– Так он мертв? – боярин расхохотался. – А не врете? Нет, нить пропала. А как удавка была, столько лет на веревочке, как пес дрессированный. Так и надо этому напыщенному идиоту. Если бы не вы, я сам его бы убил. Не верите?

Он развел руки, от черных лезвий потянулись черные же нити, складываясь в плотный узор, а потом резко разошлись. Вокруг квадрата появился цилиндр со знакомыми мне символами, идущий от пола до потолка. Ну вот такой, как на складе видел.

– Ты не представляешь, Белосельский, что может сделать с простым колдуном тарквист. Особенно если его поглощать постоянно, – Хотетовский взмахнул рукой, черные нити собрались в пучки и рванули вниз, пригвождая Ирия к полу. – Возможности расширяются, нужна только чужая энергия. Сколько вас, таких доверчивых идиотов, тут появляется. Если бы не хозяин, давно бы я уже стал первого круга, но теперь, когда он умер, я развернусь. С твоей помощью стану еще немного сильнее. А ты, Травин, не дергайся. Послабее будешь, я с тобой последним разберусь. Твоя энергия мне тоже пригодится.

Удар хапой бессильно скользнул по одежде боярина. Ну да, стоило попробовать. Не обращая на это внимания больше, чем на укус комара, Хотетовский подошел к лежащему на полу Ирию, наклонился, положил ладонь ему на лицо. Что-то темно-синее начало вытекать из ладони, впитываясь в кожу Белосельского. Тот стонал, сопротивлялся, но боярин был явно сильнее. На меня даже не оглянулся, опасности для него я не представлял.

Черный меч скользнул в чуть отведенную в сторону руку, я слегка присел на левую ногу, переступил на правую и без отмашки, как Арраш учил, с одного удара снес боярину голову. Не знаю, наверняка показалось, но клинок даже как-то довольно отозвался, завибрировал. А потом на удачу подошел и ударил мечом по вращающейся круглой стенке из заклинаний.

Цилиндр лопнул.

Ирий приходил в себя несколько минут. Все это время я пытался оживить Милу. Вытащил черные лезвия, мгновенно впитывающие кровь, положил одну ладонь на холодный уже лоб, другую на живот, вливая энергию. Белосельский, только поднявшись, бросился мне помогать. Точнее, теперь уже я ему. Мы вталкивали конструкты, наполняли их энергией прямо внутри тела – и казалось, что вот-вот получится.

Мила даже задышала, открыла глаза, нашла меня взглядом, слабо улыбнулась, попыталась что-то сказать.

Я наклонился поближе.

– Береги себя, Марк, – прошептала девушка.

И умерла.

– Я пуст, – Ирий бессильно сел у колонны, откинулся назад, ударил кулаком по полу. – Мила, ну что же ты так.

– Мы могли бы ее спасти, – я сел у другой колонны, – если бы не стали лечить Шуша.

– Жизнь за жизнь, – горько усмехнулся Белосельский.

– Ей уже нельзя было помочь, – раздался голос из-за колонн.

Фигура в балахоне вышла на свет. Только капюшон теперь был откинут. Приятное лицо мужчины средних лет, коротко стриженного, с небольшой русой бородкой и шрамом на нижней губе. Кого-то неуловимо мне напоминающее.

– Если ритуал начат, его не остановить, – бородатый пнул почерневшее тело Хотетовского. – Эта тварь не первого человека в жертву так приносит.

– А ты, значит, лучше? – с вызовом сказал Ирий.

– Нет, – пришлый пожал плечами. – Такой же. Только колдовскую силу вот так не развиваю. Но повелитель любил, когда его слуги замараны по самую шею. Ты сказал, что он мертв. Как вам это удалось?

Ирий злобно посмотрел на собеседника, махнул рукой. Тот не стал настаивать.

– Ладно, что сделано, то сделано. Вещи на нем были, где они? И не надо так зыркать на меня, пока что я вам не враг. Но пока. Без глупостей.

Я вытащил из карманов все, что натаскал у Уриша – семь монет, браслет и цепь с медальоном, вывалил возле себя.

– Интересно, – человек в балахоне сел на корточки, взял одну монету, приложил ко лбу. – Ан Уриш, как он сам себя называл, при мне однажды такое проделал, и монета эта странная исчезла. Очень он над ними трясся, сначала вроде много было, несколько сотен, а осталось всего семь. Нет, не действует.

Он отбросил монету на пол, к другим, туда же пододвинул браслет. Взял себе цепь.

– Универсальный ключ, – пояснил он. – Теперь я тут вроде как хозяин. Пойдем, надо вас вывести. И хорошо, что портальный пентакль загасили, хватит уже вас тут, пришельцев, а то шастаете, как к себе домой. Один так вообще целую деревню притащил, пытался за барьер выбраться. Да, и кинжалы эти черные с собой заберите, нечего всякую пакость оставлять.

Молча мы дошли до камеры, где нас дожидались Тина и бледный как смерть Шуш. Ирий нес завернутое в балахон тело Милы. Потом по длинным коридорам, как здесь любили, и лестницам поднялись наверх, почти под шпиль. Там стоял каплевидный летательный аппарат. Незнакомец чуть пошевелил пальцами, люк откинулся.

– Залезайте, – скомандовал он. – Погостили, пора и честь знать.

Мы стояли на той же поляне, на которой тут появились. Даже наши следы еще не стерлись. Незнакомец высадил нас и тут же улетел, молча, не попрощавшись. Ирий только спросить успел, мол, как звать-величать. Но ответа не получил. А я спрашивать не стал. Может, и кажется мне, но уж больно этот незнакомец, если бороду сбрить, был похож на моего деда, Константина Сергеевича. Нос чуть прямее, лицо круглее, а так вылитый он.

Оставил свои догадки при себе. Был ли этот человек сыном моего здешнего прадеда, или нет, какая разница. Сколько их еще, таких родственников, в разных реальностях, настоящие – только в моей.

Милу похоронили тут же, брать с собой тело было бесполезно, мертвые не переносились обратно. На остатках сил Ирий соорудил из земли саркофаг, общими усилиями мы сожгли тело. Я старался отводить взгляд, но образ исчезающей в огне девушки отпечатался в моем мозгу.

Потом ждали часа переноса – солнце должно было сесть. Тина разлила по кружкам горячий взвар, мы сидели на земле и молча прихлебывали из кружек, разговаривать никому не хотелось. Вдруг Ирий как-то странно дернулся и откинулся назад. А за ним – Шуш.

Я уронил чашку из цепенеющих пальцев, посмотрел на Курову. Та ехидно улыбалась.

– Что, Марк Львович, онемели ручки-то?

Я похлопал глазами – шея тоже вроде как занемела.

– Вот как бывает, – Тина аккуратно подняла чашки, выплеснула из них оставшийся напиток, похлопала Ирия и Шуша по щекам. – Спят. Красная пыль – она по-разному может действовать. Главное, с чем смешать, особо хорошо на колдунов тарквист действует. Вы ведь меня и тут обойти решили?

– С чего ты взяла? – с трудом проговорил я. Холодные губы кое-как двигались.

– Так ведь вы, Марк Львович, человек прыткий, сначала наследство мое себе присвоили, а потом вон решили и здесь без доли оставить, намеки гадины этой, Белосельской, я хорошо поняла. Вовремя она сдохла, считай, не зря сходили. Плохого я ей не желала, но все равно не жалко ее ни капельки. А ты, значит, домик на мои деньги решил прикупить, думал, не узнаю я ничего?

– Дьяк розыскной сдал? – попытался поморщиться я.

– Он, кто же еще. С потрохами. Федор Анисович ведь такой, и вашим, и нашим. Сколько там у муженька моего поганого сверху лежало? Десять тысяч? Двенадцать?

– Двадцать, – я изобразил мстительную улыбку.

– Ах ты ж тварь. Ну и ладно, – Тина злорадно ощерилась. – Вот тут, в рюкзачке, не меньше шести таких наследств лежит. И треть моя, а остальное отдам, ничего, не жалко мне. А вот вы трое тут останетесь. Могла бы и прибить вас, да не хочется потом перед богами оправдываться, кровь на себе носить.

– Так и оставишь нас? Не жалко?

– Чего жалеть-то? Обратно к людям вернетесь, дело себе по душе найдете, тут не пустыня. А меня вам теперь не достать, – Курова наклонилась ко мне, поцеловала. – Ты смотри, колдун, хоть и заморожен, а прыткий. Ох, боярин, не надо было тебе дорожку мою переходить.

– Сама виновата, – слова с трудом выходили из онемевшего рта.

– Это про склад, что ли? Да, не получилось, а ты молодец, виду не показал, что знаешь. Сам догадался? Не отвечаешь? Ничего, еще часа три, и отпустит, если не сожрут вас тут местные твари. Амулет-то давай сюда, мой друг сердешный.

Она протянула руку к браслету.

Внезапно голова ее мотнулась, и воровка упала на бок. Нехорошо так упала, вывернув голову.

– Долго же ты, – недовольно произнес я, растирая почти в твердь онемевшие руки. А что, сам себя заморозил, самому и отмораживать.

– Так эта, барин, слаб еще, – прогудел Шуш. – Но, если бы не вы, точно всех бы положила, падлюка. И как только таких женщин земля носит.

– Подумай об этом, когда жениться решишь, – посоветовал я Шушу, выводя Ирия из транса. Тот закряхтел, уселся на дворянскую задницу.

– Что я опять пропустил?

– Да вот эта, – кивнул я на валяющуюся на земле рыжую, – хотела нас тут оставить, а сама с добром сбежать. Опоила чем-то с красной пылью.

– Да? – Ирий тяжело поднялся, подошел к Тине. – Слушай, да вы ей шею сломали. Отходит. Вылечить не смогу уже, сил не осталось, если только ты.

Я с сомнением прислушался к себе. Пси-энергия вроде чуть накопилась, много ушло на обезвреживание бормотухи этой воровской, да еще Шуша лечил, пока с Куровой болтал. Ладно, гуманист я или нет?

С точки возврата нас тут же перекинули в Смоленск, порталом прямо в княжий замок. Двоих, Шуша оставили добираться на перекладных, хорошо, что денег с собой немного было, отдал ему, наказав долго по Руси-матушке не шастать.

В знакомой мне комнатке собралась великосветская компания. Библиотекарь, знакомый мне лекарь из Вяземских, высокий солидный старик, которого Ирий дедом сразу назвал, на что тот недовольно поморщился, Еропкин из колдовского приказа и внук князя Смоленского, Богдан Жижемский. Они сидели, а мы с Ирием стояли.

– Ушло пятеро, вернулось трое? – Хомич недовольно пожевал губами. – И все из-за пары килограммов тарквиста? Вот эти сто лет мы ждали такой жалкой подачки?

– Выходит, так, – Жижемский хохотнул. – Модест, скажи честно, ты чего ожидал?

– Да уже ничего, – библиотекарь махнул рукой, посмотрел на нас. – Где твоя сестра, Ирий?

– Мертва, – глухо сказал Белосельский.

– Даже так, – высокий старик нахмурился. – Чего ж ты не уберег ее? Ладно, не говори, потом мне все расскажешь.

– Да, с семейными делами вы сами решите, – кивнул лекарь. – А вот куда вы дели Тень?

– Тень? – переспросил я.

– Ну эту, как ее…

– Тину Курову, – подсказал Еропкин.

– Да, ее. Тоже умерла?

– Не знаю, – покачал я головой. – Отстала от группы. Как выручать пойдете, узнаете.

– Ясно, – Хомич хлопнул ладонью по столу. – Сходили, хорошо. Долю свою получите. А теперь брысь отсюда, и чтобы завтра весь сказ о походе вашем был у князя Жижемского, во всех подробностях.

Нас с Ирием выставили за дверь, а потом и совсем из замка.

– Я – домой, – сказал я Белосельскому. – Потом поговорим, ладно?

– Да, – Ирий вздохнул. – Что-то, по правде, и не хочется совсем разговаривать сегодня. Темно на душе.

– И не говори, – согласился я.

– Погоди, – Белосельский замялся.

– Да?

– Вот эти все чудеса, черные кинжалы, повелители и язык странный. Будто показалось?

– Показалось, – кивнул я. – Разве ж такое бывает.

Ирий кивнул в ответ.

На нанятой повозке я подъехал к своему особняку, прошел мимо вытянувшегося у караулки стражника, поднялся на крыльцо. Несмотря на поздний час, Беляна ждала меня в гостиной на первом этаже, книжку какую-то листала.

– Как съездили? – с напускным равнодушием спросила она. – Миллион привез?

– Так, – махнул я рукой. – Впустую, считай, сходили.

– А Шуш где?

– Доберется через день-два. Мы сюда порталом, а ему места не досталось.

– Хорошо, – Беляна сделала паузу, прикусила нижнюю губу. – Марк, нам надо поговорить. Серьезно.

– Давай не сейчас, – я вымученно улыбнулся. – Устал очень. Час отдохну, потом спущусь.

– Ладно, – улыбнулась блондинка. – Буду ждать.

Я поднялся к себе в кабинет, уселся в кресло, вывалил на стол трофеи. Монеты эти, браслет с камушками, закатанные в салфетку черные лезвия. Отодвинул их вправо. Слева от себя положил кожаный браслет с портальным камнем, подумал, пододвинул туда хапу. Не нужен он мне теперь, другой меч есть, появляется, стоит только захотеть.

Снял с пальца родовую печатку, добавил туда же. Погладил неизвестно как очутившегося на столе ворона по пернатой голове, тот жалобно прохрипел что-то на своем вороньем языке, потерся о палец.

Сгреб правую кучку обратно в карман.

Открыл ящик стола, снимая охранное заклинание, из слегка похудевшей пачки тысячных ассигнаций достал четыре, на чистом листе бумаги накарябал два слова. Прощай, Шуш, простой сельский парень. Может, и отдадут тебе чего, ну а если нет, то сам, все сам.

Оглядел свое наследство. Мало? Сколько есть. Нет, в подвал не пойду. Захотят схрон найти – найдут, если вообще про него прознают, Всеслав, он тот еще затейник был. Как знал, что Рада от кольца откажется.

Ну вроде все.

Поговорить? По горло я сыт этими разговорами, местными интригами и вообще этим подленьким миром. Так погано на душе, и чувствую, не держит меня здесь ничего. Да и счетчик переноса обнулился, чего ждать-то?

Так что кому я должен – всем прощаю.

Надеюсь, больше не увидимся.

Эпилог

Трое детей, мальчик лет шести и две девочки раза в два младше, резвились у бассейна. Неподалеку на лужайке молоденькая девушка с платиново-белыми волосами и пронзительно-голубыми глазами сидела за столиком рядом с мужчиной, черноволосым и очень серьезным, с едва заметным шрамом на лице.

– Так ты теперь боярин Белосельский?

– Да, – мужчина повертел в руках перстень, – мы с дедом и не разговаривали толком эти годы, думал, он не простил меня за ту старую выходку. Кто ж знал, что он так рано уйдет, сто восемьдесят лет всего. Сначала Мила, теперь вот он. Отец с матерью остались, и ты с детьми. Боярыня Белосельская.

– Уже была я боярыней, – блондинка рассмеялась, – так что дело привычное. А дед – людям свойственно умирать даже в таком возрасте. Вон у князя Смоленского внук недавно тоже умер, лет на двадцать твоего деда моложе, просто не проснулся. Родственник князя Жилинского, Хомич, опыты с синей смертью затеял, и не уберегся. Люди, дорогой, пока еще не научились жить вечно.

– И не говори, – Белосельский вздохнул.

– А с чего это отец твой наследником великого князя стал? Вроде не прямая родня?

– Второй круг, почти первый, – Ирий вздохнул. – Вот уж некстати. Ты же знаешь его, как до власти дорвется, начнет княжество расширять, благо земли свободные на севере есть. Только конфликтов с Пограничьем и нурманами нам не хватало.

– Может, и не хватало, – задумчиво протянула боярыня. – Болото это кто-то должен раскачать. Да, Олег, представляешь, что учудил. Утверждает, что кристалл на браслете, который Марк оставил, сверкнул чем-то синим и в него впитался.

– Дети, – новоиспеченный боярин усмехнулся. – Вечно что-то выдумают. Сама-то веришь?

– Нет, конечно. Для порядка я его сразу осмотрела, проверила, вдруг правда врос куда, но никаких следов нет. Потерял, наверное. Да и толку от этого камня никакого, обычная застежка, без него браслет даже лучше смотрится. Только что сыну память об отце. Он, да еще этот странный предмет, который, ты говорил, меч какой-то диковинный.

– Видел я несколько раз, как Марк с ним управлялся, так что меч он и есть. А Олег – тот еще фантазер, – мужчина помахал рукой пацану, который только что столкнул сестер в воду и не давал им вылезти, создавая на пути близняшек водовороты. – Настоящий боярин Травин, совсем как его отец. Тот тоже был мастак на всякие чудеса и выдумки. Странно, семь лет прошло, как исчез. И так нигде и не объявился, словно в другой мир ушел.

– Может быть, – голубоглазая блондинка улыбнулась. И послала пацану в спину мячик сжатого воздуха, отчего тот с воплем свалился в бассейн. – От него всего можно ждать.