Арвендейл. Долгое море бесплатное чтение

Роман Злотников
ДОЛГОЕ МОРЕ

Высокородная Кастимионэль, Старшая элери Великого дома Аэливар и самая признанная Великая провидица народа эльфов, стремительным шагом вошла в свои покои и, стянув длинные, по локоть, церемониальные перчатки из тончайшего, словно паутина, эльфийского шелка, раздраженно швырнула их на туалетный столик.

— Свириниэль!

— Да, госпожа! — Выдрессированная прислужница мгновенно возникла в проеме двери, испуганно уставившись на свою госпожу максимально преданным взглядом. Старшая элери Аэливар была истинной аристократкой. Из древнего рода. Очень древнего. Да и сама она была… м-м-м… ну-у-у… не то чтобы так уж и молода. Хотя, скажем, какой-нибудь человек вполне мог бы принять ее за весьма юную особу. Ну-у-у… если бы леди, по каким-то причинам, понадобилось, чтобы кто-то из этих полуживотных ее за таковую принял. Основа для этого у нее вполне наличествовала — свежая и гладкая, без единого изъяна кожа, сочные губы, высокая грудь, густые, блестящие волосы… Так что достаточно было продемонстрировать немного легкомысленности, жизнерадостности и столь присущей юности шаловливости, и любой человек посчитал бы, что перед ним юная и наивная эльфийка, чей возраст, возможно, даже еще не перешагнул порог детства, которое хоть и тянется у эльфов куда дольше, чем у людей, но все равно так же довольно скоротечно. Впрочем, подобное можно было провернуть только с этими полуживотными, каковые в своей неизбывной глупости всегда мерили окружающих, исходя из реалий своего убогого вида и своих собственных не менее убогих традиций. Ну, или с орками, которые суть — животные, только лишь обезьянничающие за истинными разумными… Никого из эльфов все эти внешние признаки обмануть не смогли бы. Потому что существовала масса различных примет и знаков, явственно различимых любым эльфом, на основании которых он мог бы более-менее точно идентифицировать истинный возраст любого из своего народа. Оттенок волос, с возрастом становящийся более глубоким и насыщенным, их истончившиеся концы, заставляющие зрелых эльфиек заплетать волосы в косы или сооружать на голове иные, куда более сложные прически, утолщение, и пусть и едва-едва, но все же вполне заметное любому эльфу изменение формы ушных хрящей, а также еще добрый десяток подобных мелочей, не увидеть которые способны только люди. Впрочем, они, похоже, даже орков отличают от своего вида только по торчащим из пасти клыкам и зеленоватому оттенку кожи. Хотя и это еще не факт! В конце концов, и среди людей имеется масса пород, различающихся тем же цветом и оттенком кожи… Но в случае с Высокородной никому из эльфов не потребовалось бы даже приглядываться. Ибо Великую провидицу народа эльфов знал каждый эльф. Причем не только то, как она выглядит, но и во что предпочитает одеваться, какими духами пользоваться, а также… м-м-м… скажем осторожно — все присущие ей особенности ее характера и воспитания. А воспитывалась Высокородная Кастимионэль в те далекие времена, когда эльфы еще… скажем так, в полной мере несли свое великое бремя Первородных и возложенную на них Создателями этого мира великую миссию. А именно — вести всех остальных разумных этого мира к свету, разуму и любви. И были твердо уверены в том, что те, на кого возложена столь великая миссия, не могут позволить себе никаких слабостей. Ни внешних, ни тем более внутренних. Так что свою молодежь древние эльфы воспитывали в полном осознании того бремени, которое падет на их плечи при вступлении во взрослую жизнь…

Именно поэтому подавляющее большинство из ныне живущих эльфов при первых же признаках того, что им на пути может встретиться Старшая элери Великого дома Аэливар, старались тут же забиться в какую-нибудь самую укромную и глухую дырку, моля Великую мать, чтобы пронесла, не попустила, отвлекла… Однако шанс на то, что Великая мать поможет с этим, был лишь у тех, кого свел с Высокородной Кастимионэль только лишь случай. Тем же, на кого Великий дом Аэливар возложил обязанность прислуживания одной из своих столпов, приходилось гораздо хуже…

— Купальня готова?

— Да, госпожа… — Прислужница склонилась в глубочайшем поклоне. В принципе, согласно эльфийским традициям, этого не требовалось. Более того, Свириниэль, являющаяся прапраправнучкой Высокородной Кастимионэль, сама принадлежала к числу высокородных элери Великого дома Аэливар. А кроме того, она, как и любая эльфийская аристократка, являлась обученной ведающей, причем довольно сильной. Так что по формальному статусу они были равны (ну, почти…). И то, чем она занималась в покоях своей прапрапрабабушки, официально именовалось «помощью старшей родственнице», а отнюдь не услужением высокородной госпоже. Вследствие чего подобных выражающих почтение жестов от нее вроде как не требовалось. Более того, теоретически она вполне могла возмутиться, выскажи старшая родственница требование приветствовать ее подобным образом. Которое Высокородная, кстати, никогда и не высказывала. Просто… в доме Аэливар так было принято. Испокон веков. И все эти века неукоснительно соблюдалось. Что же касается возможности возмутиться или просто отказаться соблюдать принятые правила… Свириниэль была бы очень не против поглядеть, что может случиться с той из весьма многочисленных «помощниц» Старшей элери, которая посмеет хотя бы намекнуть на нечто подобное в присутствии Высокородной Кастимионэль. А впрочем, нет, — против. Жизнь в Высоком доме Аэливар и так не сахар. Даже по эльфийским меркам. Незачем усугублять ее еще и ночными кошмарами…

— …с лавандой и настоем береники, — тихо закончила Свириниэль.

— Что-о-о?! — Великая провидица народа эльфов резко развернулась и гневно уставилась на свою служанку. Ну, или прапраправнучку. Кому как удобно… а затем свирепо прошипела:

— Да ты в своем уме? Какая береника?! Сегодня второй день Лунных перкалий! А друиды Восточной дубравы еще третьего дня объявили, что осенний дубовый сок загустел и побелел! Ты когда-нибудь научишься пользоваться своей тупой головенкой, бледная бестолочь?!

— Да, госпожа, — испуганно залепетала Свириниэль, склоняясь перед своей прапрапрабабкой в низком поклоне, — прошу меня простить, госпожа! Я немедленно все исправлю, госпожа!

— Тупая, бестолковая дрянь! — еще раз прошипела Высокородная Кастимионэль. — Пошла вон… — После чего повернулась и широким шагом двинулась в сторону огромной гардеробной, размеры которой могли посоперничать с бальными залами в некоторых баронских замках этих короткоживущих червей, внешний вид которых, сильнее других разумных похожих на истинных Первородных, с младых лет приводил Высокородную в еле контролируемую ярость…

Когда Кастимионэль, переодевшись, вновь вышла в главную залу своих апартаментов, ее уже ждали. Причем в отношении этого гостя даже Высокородная поостереглась бы спускать с поводка свой несносный характер. Во всяком случае, слишком часто и уж тем более по пустякам. Хотя отказать себе в шпильке все равно не смогла:

— Ты опять хлещешь мое вино, лорд Аэливар!

Нежданный гость повернулся к ней и смерил Высокородную злым взглядом:

— Что ты устроила на Совете, Кастимионэль?

Красивое лицо Старшей элери Великого дома Аэливар перекосилось в злобной гримасе.

— Эта тупая курица на троне меня уже достала!

Гость криво усмехнулся:

— Насколько мне помнится, именно ты тогда настояла на том, чтобы наш Дом поддержал ее кандидатуру на выборах Владычицы.

— Да, и готова вновь повторить все те аргументы, которые приводила тогда… Но все равно она меня достала! И в первую очередь — именно своей тупостью. Это же надо было ляпнуть такую чушь? — Тут лицо Высокородной презрительно скривилось, а в голосе появились нарочито слащавые нотки: — Я настаиваю на том, что мы обязаны исполнить наш древний закон и отправить Мастера жизни и Мастера растений в столицу людей для того, чтобы он попытался возродить меллирон скалы Северин!

Ее собеседник помрачнел и сделал большой глоток. Очень большой. Потом покосился на Высокородную, которая к настоящему моменту успела добраться до большого роскошного кресла, скорее даже полудивана, стоявшего с другой стороны сервировочного столика, уставленного легкими закусками, кувшинами с напитками и вазами с фруктами и печеньем, рядом с которым сидел он сам, и весьма живописно устроиться на нем, и пробурчал:

— А что ты предлагаешь — пойти на конфликт с друидами, которые…

— Да плевать на друдов! — Кастимионэль, как раз в этот момент ухватившая из вазы с фруктами спелый плод ашобли, разъяренно подпрыгнула и швырнула его об стену, украсив драгоценные обои из паутинного льна мокрым, грязным пятном. — Эти замшелые мухоморы не хотят ничего видеть дальше своих меллиронов и своего собственного носа, поросшего лесным мхом. Да после того, как один из этих короткоживущих ублюдков, только по какому-то недоразумению или, возможно, жестокой насмешке Великой матери, слегка напоминающих истинного Первородного, разогнал из Эллосиила всех этих тупых говорящих животных со всеми их уродливыми созданиями, в распускаемых ими слюнях можно запутаться! Как же — они получили возможность вернуть «благословенные деревья» на их «исконные места»!!! Тьфу, бараны! Ну как они не понимают, что этим действием усиливают этого урода Марелборо и ослабляют Великий лес!

— Светлый лес, — холодно поправил Великую провидицу Глава Великого дома Аэливар.

Высокородная аж захлебнулась и, развернувшись к своему собеседнику, боднула его таким яростным взглядом, что тот аж отшатнулся.

— Ф-ф-ф-вел-л-л-ликий лес, сопляк, — яростно прошипела она, — ф-вел-ликий… и никакого другого не будет! Эльфы вернут с-с-себе власть над этим ш-ш-шмиром или исчезнут! Третьего не будет!

Глава дома Аэливар зло стиснул зубы и промолчал. Он никог… вернее, очень не часто видел свою прапрабабку такой взбешенной. И уж точно никогда не хотел бы оказаться на месте того, кто вызвал на себя подобный гнев. Даже учитывая то, что официально, по статусу, она являлась его подчиненной. Потому что официальный статус — это одно, а реальный расклад сил — совершенно другое…

Впрочем, похоже, ярость сидевшей перед ним Высокородной все-таки по большей части оказалась направлена вовсе не на Главу Дома. Потому что того продолжения, которого так опасался Высокородный, так и не последовало. Более того, сразу после своей вспышки Великая провидица откинулась на спинку своего огромного кресла и, подняв руки и надавив пальцами на оба своих виска, на какое-то время замерла, прикрыв глаза тонкими веками, кожа на которых аристократично отливала синевой. Посидев так пару минут, она опустила руки и, шумно выдохнув, повернулась к своему собеседнику. Буквально натянув на лицо улыбку, которую никто бы не посмел назвать извиняющейся, она негромко произнесла:

— Прошу простить меня, Глава, вы сами знаете, что сегодня был довольно тяжелый день, а я уже не настолько… м-м-м… владею своими нервами, как более молодые Перворожденные. — Тут ее улыбка опять начала превращаться в оскал, поэтому Высокородная Кастимионэль оборвала свой спич и захлопнула рот. Причем сделала это она с явственно различимым стуком зубов. Несколько мгновений в зале висела напряженная тишина, после чего высокопоставленный гость сглотнул и, шумно выдохнув, произнес максимально нейтральным тоном, на который только оказался способен:

— Кхм… э-э-э… да-да, вы правы, Высокородная… вам просто необходимо отдохнуть…

— Что-о-о? Ты считаешь меня немощной старухой? — тут же вскинулась Кастимионэль, но не успел Глава Великого дома снова испугаться, как тут же рассмеялась: — Не беспокойся, мой мальчик, я в порядке. Хотя отдохнуть мне все-таки действительно не помешает. И-и-и… — она сделала короткую паузу, — я понимаю, что решения Совета, утвержденные Владычицей, уже не изменить, но ведь ты понимаешь, что исполнить их можно очень, очень по-разному. В том числе и так, чтобы результат их исполнения оказался полностью противоположен тому, на который рассчитывали те, кто инициировал принятие этих решений. Поэтому я прошу тебя подумать над тем, как сделать так, чтобы это решение было исполнено… наилучшим образом. Наилучшим именно для Великого леса. Ты меня понял?

Глава снова насупился, но затем нехотя кивнул:

— Я попробую, но-о… исполнение этого решения возложено Владычицей на друидов. А как вы сами знаете, у нашего дома не слишком хорошие отношения с Кругом. Так что…

— И все же я прошу вас постараться, Глава, — настойчиво повторила Кастимионэль, перейдя на официальный тон. — А сейчас прошу меня простить — мне действительно нездоровится…

Едва выйдя за дверь покоев Великой провидицы, Глава Великого дома Аэливар привалился к стене и рванул пальцами жемчужную застежку ворота. Вот так всегда! Когда бы и в каком бы состоянии он ни заходил в покои Высокородной Кастимионэль — пылая гневом и будучи совершенно убежденным в своем праве карать и миловать, или вот так, как сегодня, предельно собранным и с целым набором холодных, логичных аргументов, — это всегда оборачивалось тем, что его прапрабабка поворачивала разговор так, как сама считала нужным. После чего Глава Высокого дома покидал ее покои озадаченным донельзя и с полным ощущением того, что для него будет лучше как следует постараться и выполнить все, озвученное Высокородной. Иначе плохо будет всем. А уж ему в первую очередь. Ну почему, почему он до сих пор не способен преодолеть свой собственный страх перед этой престарелой тварью? Да чтоб она сдохла!

Кастимионэль же после ухода одного из своих праправнуков, которого она сама совсем недавно, всего около двадцати лет назад пропихнула на должность Главы Великого дома Аэливар, некоторое время молча сидела в своем кресле, глубоко дыша и прогоняя воздух через ноздри. Да уж, давно она так не заводилась. Или действительно — старость… Высокородная чуть привстала и бросила тревожный взгляд на хрустальное зеркало. Хм-м-м, да нет вроде… Впрочем, денек сегодня явно не задался. Сначала эти тупицы в Совете, затем эта бестолочь Свириниэль, а этот сопляк вообще выбесил! Надо же, приперся требовать ответа. И от кого? Совсем нюх потерял, что ли?.. Когда она проталкивала его на место Главы, это казалось ей отличной идеей. Молодой Тинувиэль (такое имя тогда носил нынешний Глава Великого дома Аэливар) был туповат, но исполнен апломба и при этом считал себя крайне недооцененным. Короче, обладал просто великолепным букетом качеств, необходимых для успешного манипулирования со стороны. Лучшего и пожелать было нельзя! Так что Кастимионэль посчитала, что он будет в ее руках великолепным орудием. И-и-и… в принципе так оно и произошло. Подавляющее большинство решений, принятых нынешним Главой Великого дома Аэливар, так или иначе либо ничуть не противоречили ее планам, либо были прямо инициированы Старшей элери. Нет, Кастимионэль отнюдь не отдавала Главе дома никаких прямых приказов. Еще чего! Подобные действия только разрушили бы всю ее власть над этим тупицей. Разумные со столь большим апломбом, получившие высокую должность, обычно крайне болезненно относятся к любым покушениям на свой статус и даваемые им права. Так что подобные наезды типа того, что она позволила себе только что, Высокородная Кастимионэль использовала очень и очень нечасто. Большую часть же времени она действовала куда более тонко, позволяя этому сосунку считать, что все в доме делается исключительно по его и только его воле. В чем, кстати, ей очень помогал ее титул Великой провидицы… Более того, и сам Глава, и многие в Доме были уверены, что некоторые решения Глава принял назло, а то даже и в пику своей старшей родственнице. И лишь очень немногие догадывались, что эти самые «назло» на самом деле были умело инициированы ей самой. Незаметно. Исподтишка. Ведь любому взрослому высокородному эльфу было известно, что для того, чтобы управлять разум… вернее не очень разумным существом, достаточно умело дергать его за ниточки его слабостей. Ну, как марионетку. Однако лишь немногие понимали, что настоящие мастера-кукольники управляют марионетками, не только натягивая одни нитки, но и ослабляя другие. А вершиной мастерства у них считается сделать так, чтобы зрителям со стороны казалось, что у марионетки вообще нет никаких ниток и кукла живет полностью свободно и совершает поступки исключительно по своей воле…

— Свириниэль!

Стройная фигура прислужницы тут же возникла в проеме дверей, молча склонившись перед Высокородной.

— Как там моя купальня?

— Свежая вода готова, госпожа, — быстро ответила эльфийка. — И я принесла Максиновый и Лунный сборы. Но если вы хотите какой-нибудь другой…

Кастимионэль на мгновение задумалась, а потом устало махнула рукой.

— Максиновый подойдет. И-и-и… добавь в воду береники. Мне нужно успокоиться.

Свириниэль коротко поклонилась и быстро вышла из залы, изо всех сил постаравшись, чтобы в ее глазах не мелькнуло даже тени обиды…

Купальня подействовала. А может, помогла дыхательная гимнастика. Или и то, и другое вместе взятое. Как бы там ни было, но когда после купальни Высокородная проследовала в свой покой для медитаций, ее желчь уже полностью успокоилась. Ну а поскольку в последнее время такое состояние духа являлось для элери Кастимионэль скорее исключением, чем правилом, Высокородная решила не упускать момент и попробовать разбудить свой дар. Ибо последние события, произошедшие как в империи людей, так и в земле Глыхныг, изрядно взбаламутили все ранее намеченные планы и выстроенные вероятности. Да что там говорить… одно возвращение Марелборо чего стоило! И ведь была же возможность совсем избавиться от этого Древнего, отчего-то воспылавшего столь необъяснимой любовью к этим полуживотным. Причем настолько сильной, что он не побрезговал не только встать во главе их самого крупного государства, которое сам же и создал, но еще и назваться (подумать только) человеком! Именно назваться, в этом Кастимионэль была совершенно уверена. Потому что мысль о том, что столь сильный маг и могучий владетель может не именоваться, а являться человеком, просто не могла уместиться в ее голове. Да и имелись у нее кое-какие предположения насчет того, кем Марелборо может быть на самом деле… Возможность была, но ею не рискнули воспользоваться. Неспровоцированная смерть столь могущественной м-м-м… сущности могла обернуться для тех, кто послужил бы ее виновниками столь тяжким ответом мира, что он поставил бы абсолютный крест на любых их дальнейших планах. И ладно бы неприятности грозили только исполнителям. Все, кто имеет амбицию подняться на вершину власти, готовы к риску и опасности, ибо путь наверх всегда идет с ними рука об руку. Однако никто не мог поручиться, что мир не посчитал бы достойными ответа не только непосредственных виновников, а, например, весь их род, — Дом, а то и всю расу эльфов или гномов в целом. Вот потому-то декавират самых могущественных магов и владетелей эльфов и гномов, который и принял решение устранить эту сущность, решил ограничиться всего лишь могучим проклятием, которое вцеплялось в разум и ауру проклятого, понадеявшись на то, что оно само по себе сумеет так или иначе устранить столь серьезное препятствие для их планов. Смерть по косвенным причинам должна была изрядно ослабить возможный ответ, а то и вообще полностью исключить подобную угрозу. А ее вероятность была очень высокой. Ибо под наложенным проклятием эта непонятная древняя сущность (ну так считала Кастимионэль, напрочь отказывающая людям в наличии сколько-нибудь серьезных возможностей) становилась всего лишь немногим сильнее любого рядового полуживотного, именуемого человеком. Увы, этого не произошло… Ну что ж, раз ситуация изменилась — значит, пришло время изменить и планы. Как минимум — свои собственные. Потому что тот декавират, который принимал решение по Марелборо, уже давно не существовал. Трое из его прежних членов уже «ушли вслед за богами», один умер сам, еще двое удалились от дел, а остальные… О-о-о, остальные с того момента по большей части стали самыми большими врагами друг для друга. Впрочем, это обычное дело среди тех, кто имеет волю и амбицию править разумными…

Приняв подобное решение, Высокородная подошла к изящному резному шкафчику и, распахнув украшенные тонким узором двери, задумалась.

Великое прорицание — дело очень серьезное. К нему готовятся долго или очень долго. Причем в этой подготовке участвует далеко не только сама Провидица. Даже если она вполне заслуженно носит титул Великой. Хотя ей, конечно же, достается больше всего… А вообще в Великом прорицании задействованы очень многие. Скажем, даже начальный уровень Великого прорицания, затрагивающий интересы всего одного эльфийского Великого дома, требует использования в ритуале энергии как минимум шести меллиронов. И это только начальный, который далеко не всегда способен принести ответ на более-менее сложный вопрос. Сама же Кастимионэль за свою жизнь принимала участие в куда как более экзотических вариантах. В одном из них, кроме эльфов и меллиронов, были задействованы еще и три связанных места силы, артефакты гномов, сами гномы и-и-и-и… эти полуживотные. Хотя Высокородная и была категорически против их участия. Была, но все-таки согласилась участвовать… А куда было деваться, если на их участии настоял Совет Владычицы? Так что у нее был только один выбор — либо согласиться, либо… просто не участвовать. Отказаться же от участия было бы куда большей глупостью. Возможности Провидицы растут тем больше, чем в более сложном и сильном ритуале ей выпадает участвовать… нет, не совсем так. Озарения могут осенить и просто так, случайно. Да так и осеняют. Когда и где угодно, и никому пока не удалось понять, отчего и почему это происходит. А вот даже самое простое контролируемое проникновение уже требует особой подготовки, существенная часть которой для Провидицы заключается в приведении себя в особенное состояние духа. В принципе самые начальные уровни, затрагивающие короткий временной горизонт хорошо знакомых и не слишком значительных разумных и некие простые, либо, наоборот, достаточно яркие события, никакой особенной подготовки не требуют. Кастимионэль еще помнила времена, когда она, будучи совсем юной ученицей, баловалась тем, что предугадывала, узнают ли старшие про ту или иную ее шалость, и какое ей в этом случае будет грозить наказание. Но так случается с самыми-самыми начальными уровнями, которые перестают развивать дар потенциальной провидицы уже к тому моменту, когда она начинает считаться старшей ученицей. И чем больше растет ее талант, тем больше для его развития требуется участие во все более сильных и сложных ритуалах. Поэтому любая провидица обычно руками и ногами вцепляется в возможности стать проводящим фокусом самых сложных и тяжелых ритуалов. Несмотря на все то, через что им во время ритуала приходится проходить… Так что, откажись она тогда от участия в ритуале с этими полуживотными, вполне возможно, титул самой признанной Великой провидицы эльфов скорее всего сейчас носил кто-нибудь другой.

Но столь большие сложности в подготовке относятся только лишь к Великим прорицаниям. Проникновения рангом пониже вполне возможно было осуществить и в одиночку. Конечно, такое под силу не каждой, далеко не каждой Провидице, но уж Высокородную Кастимионэль назвать «каждой» не повернется язык ни у кого. И хотя работа со столь влиятельным и затрагивающим целый пук вероятностей объектом, которым являлся вернувшийся на трон император людей, явно отнимет довольно много сил, но у Великой провидицы были весьма веские причины максимально ограничить круг не только ознакомленных с его результатами, но и даже хотя бы знающих о том, что подобный ритуал был. В идеале — до себя одной. Хотя это, несомненно, должно было окончиться для нее весьма болезненно…

Кастимионэль слегка скривилась и протянула руку внутрь шкафчика, легкими движениями выудив из его недр то, что ей было необходимо. Для одиночного погружения необходимо было воспользоваться самыми сильными «костылями». Слезы Света, Шепот ночи, Звей, глубокий, на шесть щелчков пальцами вдох… сознание потихоньку поплыло, уносясь в неведомые выси, и стройное тело Великой провидицы мягко упало на подушки, разбросанные по полу покоя для медитаций. Несколько мгновений ничего не происходило, но затем Старшая элери Великого дома Аэливар вздрогнула всем телом и глухо застонала, потом еще раз, еще, после чего неестественно выгнулась и закричала…

Свириниэль осмелилась заглянуть в покой только через десять минут после того, как затихли последние стоны и крики. Высокородная Кастимионэль обессиленно лежала на подушках, пялясь в потолок полубезумным взглядом, а из уголка ее рта сбегала по щеке липкая ниточка слюны, окрашенная в розоватый цвет пыльцы Звея. Эльфийка несколько мгновений молча и слегка испуганно рассматривала свою великую старшую родственницу, а затем осторожно позвала:

— Элери…

Высокородная едва заметно вздрогнула, а затем медленно перевела на служанку взгляд, в котором уже снова ощущался разум.

— Сви-и-и… — Она запнулась, сглотнула и попыталась снова: — Сви-и-иэль… пинеси… сдрафуррр…

— Да, госпожа! — испуганно вскрикнула та и вихрем выметнулась из покоя. Кастимионэль же скривилась и попыталась сесть, опираясь на дрожащую руку. Это получилось только с третьей попытки. Да уж… большей глупости и придумать было нельзя. Попытаться сделать прорицание на столь могущественное существо с помощью столь слабого ритуала… да тут стоит удивляться, что она не то что лишилась разума, но и вообще осталась в живых… И он еще смеет называть себя человеком?!!

— Вот, пожалуйста, элери! — Свириниэль возникая рядом с тонким хрустальным бокалом в руке.

— Помоги выпить, — сварливо отозвалась Высокородная, после чего сделала глоток и столь же сварливо продолжила: — А теперь — встать. Неужели ты думаешь, что я собираюсь улечься спать прямо в этом покое?

Добравшись с помощью служанки до своей спальни, Кастимионэль устало рухнула на кровать и задумалась. Ладно, в главном она потерпела неудачу. Скорее всего, в случае с этой сущностью даже начальным уровнем Великого прорицания не обойдешься. Потребуется воистину великий ритуал. Но можно ли считать ее попытку абсолютной неудачей? Кхм, а ведь, пожалуй, нет. Главная фигура так и осталась для нее сокрытой, но вот те, кто находится рядом с ней…

— Значит, Алый герцог, — задумчиво произнесла Высокородная, вспоминая то, что открылось ей во время ритуала, — забавный зверек… Может, заняться им лично? — Она покосилась на полог из лунного серебра, туго натянутый над ее кроватью, в котором, как в зеркале, отражались ее великолепная фигура и роскошные волосы, в данный момент живописно разметавшиеся по подушкам, после чего гадливо сморщилась. — Нет, не хочу… Свириниэль!

— Да, госпожа! — Служанка и-и-и… прапраправнучка мгновенно возникла в проеме дверей спальни. Кастимионэль окинула ее стройную фигурку оценивающим взглядом.

— Вот что, дорогая моя, мне… нам, всем нам нужно, чтобы ты влюбила в себя одного человеческого аристократишку.

— Челове… человеческого? — ошеломленно пролепетала Свириниэль.

— Да, — с кривой усмешкой кивнула Великая провидица, — он нужен мне отдрессированным. К тому же мне не нравится его жена. Она мне тоже мешает… и, похоже, действительно влюблена в своего мужа. Так что тут получится одним выстрелом выпустить две стрелы, — закончила она эльфийской пословицей, после чего замолчала и несколько мгновений молча смотрела на стоящую перед ней эльфийку, а затем медленно произнесла:

— А после того, как ты сделаешь все как надо, мы, так уж и быть, начнем заниматься развитием твоего провидческого дара.

Глаза Свириниэль на мгновение вспыхнули, после чего эльфийка опустила взгляд и склонила голову.

— Когда и куда мне выезжать, госпожа?

— Не надо никуда выезжать, — снова усмехнулась Кастимионэль, — этот зверек скоро сам сюда заявится…

1

Трой отшатнулся в сторону, а затем резким движением резко выбросил вперед Тайную ветвь, метя в шею, прикрытую добротным латным горжетом. Противник ловко заблокировал удар своим клинком и презрительно ощерился… но в следующее мгновение его башка, увенчанная крепким кованым шлемом с полуличиной, сделанной в виде кабаньей морды и прикрывающей лицо где-то до уровня верхней губы, слетела с плеч и покатилась по земле, все еще сохраняя то же самое презрительное выражение. Трой качнулся в сторону, уходя от возможного удара со спины и одновременно разворачиваясь, после чего окинул взглядом схватку и тут же прянул вперед, одним движением меча даже не нанося удар, а прямо-таки вскрывая спину еще одному бандиту, а затем… опустил меч. Бой закончился.

— Эти как-то быстро кончились!

Герцог Арвендейл развернулся и бросил взгляд на того, кто произнес эти слова. Виконт Аскавирал в настоящий момент ничем не напоминал того, кем он являлся на самом деле, — то есть благородного рыцаря и родовитого аристократа. Скорее его можно было принять за молодого, но уже, похоже, довольно опытного ополченца из числа вольных поселенцев или крестьян, выходца из какой-нибудь глухой деревеньки, в которой большая часть мужиков промышляет еще и охотой. Причем то, что он опытный, определить можно было только по тому, что на его плече в данный момент покоился здоровенный, но весьма покоцаный дрын, издали напоминающий обычный лом (ну ладно, будем честными — не совсем обычный, но где-то близко). И лишь за десяток шагов можно было различить, что это вовсе не лом, а довольно приличный двуручный меч с вороненым лезвием. Почему это служило признаком опытности? Да потому, что даже в той сборной солянке, которой являлась сейчас армия Империи людей, подобное оружие никогда бы не доверили неопытным рукам. Потому что двуручный меч в неопытных руках — это проблема для своих, а не для врагов… Весь же остальной вид молодого виконта соответствовал вышесказанному — поселенец или крестьянин из глухой деревеньки. А кем еще может быть молодой парень, одетый в домотканые штаны, кожаные онучи с тряпичными опорками и меховую безрукавку, натянутую прямо на голое тело?

Трой скупо усмехнулся и, стянув с головы напрочь порванный подшлемник, вытер им лицо. Вернее, попытался. Потому что на самом деле он просто повозил по лицу мокрой тряпкой, в которую превратился совершенно мокрый подшлемник. А откуда ему быть сухому-то? Дождь шел уже третий день. И хотя сегодня с утра он почти утих, превратившись скорее в этакую висящую в воздухе морось, на самом деле это было еще хуже. Потому что, в отличие от обычного дождя, от этой мороси не спасали уже ни плащ, ни полог воза. Да что там полог… казалось, она проникала даже внутрь домов. Впрочем, возможно, так не казалось, а и было на самом деле.

— Милорд герцог, нашли коней, — доложил Коском, как обычно подойдя вплотную совершенно незаметно. Старшина арвендейльских охотников, одетый так же непрезентабельно, как и все остальные, обозначил легкий поклон и мотнул подбородком: — Вон в том лесочке они их схоронили.

— Много? — уточнил Трой, разворачиваясь к своему старому соратнику, с которым они не только облазили большую часть герцогства, но еще и изрядно пошастали по лесам, окружающим Эл-Северин. — А возы там есть? Капитан стражи говорил, что Кривой Кабан всегда с собой возы таскает. Для добычи.

— Нет, коней всего с полдюжины. Наверное, только для одоспешенных, — он кивнул в сторону валяющихся тел налетчиков, несколько из которых были одеты в ржавые кольчуги, а парочка даже в латные нагрудники. В том числе и сам предводитель, которым являлся тот самый мужик со шлемом, увенчанным кабаньей личиной, которого завалил сам Трой. — Остальные, похоже, пешком шли. И возов мы тоже не нашли. Их, похоже, и не было. Следы-то по такой погоде точно должны были остаться. Судя по всему, они для того на тракт и вышли, чтобы возы захватить.

Алый герцог нахмурился и, подойдя к срубленной им башке предводителя разбойников, ухватил за клок выбивающихся из-под шлема с затянутым под подбородком ремешком волос, после чего поднял ее и озадаченно уставился на свой страшноватый трофей.

— Так это что, не та банда, получается? Странно… Судя по описанию, это и есть Кривой Кабан. Все как рассказывали — шлем с личиной в виде кабаньей головы, шрам через угол левого глаз, бельмо на глазу и, — тут он оттянул нижнюю губу у своего жутковатого трофея, — увеличенные нижние клыки. Ну как у любого полуорка. Точно он!

— Да, я тоже думаю, что это Кривой Кабан, — вступил в разговор подошедший Грикс. — Только вот его банда, похоже, разделилась. Ну, или разбежалась. Потому-то они, как их милость и сказал, — тут старшина имперских егерей мотнул головой в сторону виконта Аскавирал, — так быстро кончились.

— Насчет разбежались — не думаю, — задумчиво произнес Коском. — Судя по тому, что нам рассказывали про Кривого Кабана, от него хрен сбежишь. Так что если бы кто попытался, так Кривой бы скорее всего за ними в погоню бросился, нежели на тракт вышел. Поэтому мне кажется, что он просто часть своих людей с уже награбленным товаром куда-то отправил. Нынче-то в городах от стражи дай бог каждый десятый остался. Остальные — либо погибли, либо увечные, либо еще раненые лежат. Да и те, кто остался, по большей части юнцы или калеки. Вот купцы, ну из тех, что на руку нечист, и распоясались. Краденое да награбленное как обычный товар скупают безо всякого зазрения совести. Только что дешевле. Так что даже таким наглым бандам, как Кривой, не составит особенного труда найти, кому награбленное скинуть.

— Вариант, — согласно кивнул Трой после короткого раздумья, после чего окинул взглядом валяющиеся тела. — Вот незадача! Надо было кого-нибудь в живых оставить, для допроса. А теперь что делать-то?

— Не волнуйтесь, господин, — усмехнулся Коском, — там от места, где лошади привязаны были, следок один интересный пошел. Причем пеший. Опытный тать попался. На лошадей не позарился. По такой погоде на лошади не сильно быстрее пешего передвигаться получится, и лошадиный след не укроешь. А вот свой он почти сразу путать начал. Ну да чтобы след от моих ребят укрыть, оченно сильно постараться надо, а он явно торопился… Ну я тройку своих ребят по тому следку вдогон и отправил. Так что если этот, кто в бега кинулся, утек, когда тут, на дороге, еще вовсю схватка шла, — так часа через полтора-два догонят, а если когда уже все закончилось, — так и раньше.

— А не упустят твои его по такой-то погоде? — засомневался Грикс. Но старшина арвендейльцев только усмехнулся в усы. Ну да, ну да, уйти в дождь от арвендейльских охотников…

Вот уже полтора месяца они чистили запад империи от расплодившихся, как тараканы, банд.

Война это всегда не только смерть, пожары и болезни, война еще и время тварей, в которых превращаются вроде бы ранее вполне себе приличные люди — крестьяне, ремесленники, купеческие приказчики, городские стражники и наемники, а то и даже кто-то из благородных. До того как на страну обрушилась эта беда, большинство из них были вполне законопослушными подданными — растили хлеб, ковали железо, охраняли караваны, защищали и судили. И никто даже и не догадывался, что внутри вот этого, на первый взгляд вполне себе добропорядочного, человека таится черная тварь. Потому что эта самая тварь была загнана глубоко внутрь. Загнана жесткими законами, судьями, которые честно (впрочем, иногда и не очень, но все-таки) исполняли свои обязанности, отношением соседей, наставлениями родителей и жрецов, а также множеством традиций и правил. Да-да, тех самых законов, традиций и правил, которые, хотя и ограничивают свободу любого отдельного индивидуума, не позволяя ему «делать все, что хочется» или там «подчеркивать свою индивидуальность», на самом деле всего лишь обезьянничая за всякими там «иконами вкуса», «самыми модными трендами» или «настоящим андеграундом», и поэтому вся эта хваленая «индивидуальность» вовсе не индивидуальность, а обычное подражание, и любой, «подчеркивающий» ее таким образом, является всего лишь маленькой частью «массовки», всех этих зачастую совершенно дутых кумиров… но при этом заставляют эту самую «внутреннюю тварь» таиться там, внутри, прорываясь наружу только отдельными проявлениями типа неистребимой жадности, самовлюбленности и желания самоутвердиться не за счет собственных достижений, а унижая и принижая достижения других. Вы же сами не раз сталкивались с подобными «моськами», вся заслуга которых на самом деле состоит всего лишь в умении лаять на кого-то, добившегося чего-то действительно важного, сложного, трудного. Ибо этот лай, как им кажется, ставит их вровень с подобными «слонами». Впрочем, большинство нормальных людей, как правило, не сильно обращают внимание на всех этих «мосек», отчего они обречены «вариться» в чрезвычайно узком и мелком (хотя при этом очень шумном и скандальном) «котелке», в котором собрались точно такие же, как и они. Не особенно влияя на жизнь подавляющего большинства людей… Но так продолжается только до того момента, пока вокруг все более-менее нормально. То есть нет войны, мора или там землетрясения либо какого иного стихийного бедствия. Но стоит только случиться чему-то подобному, как все эти твари сразу начинают лезть наружу, а потом и наверх, поначалу еще рядясь в защитников, борцов за дело добра либо как минимум в тех, кто готов отобрать это добро у «чужих и плохих» и почти безвозмездно, то есть даром, отдать всем «своим и хорошим». Они говорят сладкие речи и иногда даже какое-то время действительно отдают что-то сколько-нибудь ценное тем, кто им поверит. Далеко не все и не всегда, потому жадность у таких «борцунов с самым страшным злом» очень часто зашкаливает, но случается. У самых умных… Однако даже если все это и происходит, то подобная очень ограниченная «благотворительность» быстро заканчивается. Ровно в тот момент, когда эти твари оказываются на вершине власти. И тогда горе тому, кто рискнул им поверить…

Вот и Кривой Кабан раньше тоже был не просто законопослушным гражданином, а вообще тем, кто и олицетворял этот самый закон, — старшим десятником городской стражи. Довольно прижимистым, но покажите мне щедрого стражника. Брюзгливым, ну а что хотели? Эвон как мужику морду-то располосовали. С чего ему радостным-то ходить? Завистливым… ну а что это, преступление, что ли? Просто характер у человека такой.

Когда формировалось городское ополчение, Кривой, как тогда его звали, сказался больным, и его не взяли. Хотя бойцом он был неплохим. Но таковых среди ополченцев было большинство. Даже еще и не всех приняли. Потому как желающих было очень много, но совсем оставлять город без умелых бойцов посчитали неразумным. Всем было понятно, что наступают тяжелые времена, и что даже если орки сюда не доберутся (что было совсем не фактом, потому что никто не мог знать, в какую именно сторону пойдут орки, когда решатся покинуть Эл-Северин), число иных опасностей совершенно точно увеличится.

Ну а после ухода ополчения Кривой, как один из самых опытных из числа оставшихся стражников, довольно быстро дорос до помощника сотника. На каковой должности и развернулся по полной, быстро сбив из части старых стражников, ну, из числа таких же жучил, как он, а также и свеженабранного молодняка, свою «бригаду». После чего довольно быстро подгреб под себя рынок, установив на нем свои порядки. Их было немного, но даже этого немного хватило. Как оно обычно и бывает, когда эти «немного» сплоченные и жестокие… Причем сначала он даже слегка снизил мзду, каковую купцы и торговцы обычно выплачивали стражникам помимо городского сбора. А что, стражников-то немного, а прилавков на городском рынке эвон сколько. И каждому хочется, чтобы, ежели чего, городская стража к твоему прилавку прибыла в один момент… Вот именно эту мзду Кривой Кабан и снизил. Мол, времена сейчас тяжелые, денег у людей поубавилось, так что стража «идет навстречу простому человеку». Вследствие чего окрестные крестьяне, составлявшие немалую долю рыночных торговцев, по первости на него едва ли не молились. Но этот праздник невиданной щедрости продолжался недолго. Уже через два месяца собираемая мзда вернулась к прежним значениям. Опять же под маркой того, что времена сейчас тяжелые, стражи мало… А еще через пару месяцев заметно выросла. Уж больно Кривой оказался жаден… Где-то около полугода новоиспеченному помощнику сотника, пользуясь извечной людской надеждой на то, что все как-то само рассосется, удавалось вполне успешно стричь местных купцов, ремесленников и крестьян, выжимая из них все соки, а потом народ буквально взбунтовался… Для города это обернулось огромной дракой и пожаром на рынке. А для Кривого — отстранением от дел и расследованием, которое довольно быстро докопалось до всей подоплеки событий…

Поскольку город имел право на собственный суд, магистрат решил не дожидаться возвращения владетеля и выдвинул обвинение против Кривого и его компании. А так как обвинения были довольно серьезными, да и с обвинительными материалом, судя по тому, как шло расследование, все так же должно было быть в порядке, бывший помощник сотника сотоварищи решили не дожидаться его окончания и одной недоброй ночью утекли за пределы городских стен. После чего компания озлобившихся головорезов устроила своим бывшим согражданам веселую жизнь. Пока на их пути не нарисовался герцог Арвендейл…

— Что с трупами делать будем, милорд? — поинтересовался виконт Аскавирал. Трой окинул его взглядом. Да уж… он даже не предполагал, что виконт увяжется за ним. Ибо дело, которое ему поручил император, с точки зрения благородного сословия было… ну как бы это… короче, не шибко благородным. То есть, вернее, не само дело — обеспечение безопасности и наказание виновных в грабежах и налетах составляло непременную обязанность любого владетеля, а скорее то, как он его исполнял.

Вообще последствия войны неожиданно более всего отразились именно на западных герцогствах. И вовсе не потому, что они так уж сильно пострадали от орков. Нет, центральные районы и особенно окрестности столицы пострадали от этих тварей куда как сильнее. На западе же основные проблемы устроили себе сами люди.

Западные герцогства империи по уровню жизни и достатку практически ничем не отличались от центральных провинций. Там точно так же, как и в окрестностях Эл-Северина, уже несколько столетий никто не слыхивал не то что об орочьих набегах, столкновениях с соседями или там «частных войнах» местных дворян, но даже и шайки бандитов в этих краях объявлялись совсем нечасто. И жили недолго. Потому что от орочьих земель границы империи на западе были отделены либо почти непроходимыми горами, либо людскими государствами, настроенными к империи вполне лояльно, а города и местное дворянство были достаточно богаты, чтобы содержать приличную стражу либо вполне достаточную дружину. Так что местные жители в основной своей части давно уже забыли — с какого конца держаться за меч. Далеко не все, конечно, но и не как в том же Арвендейле или южных провинциях, непосредственно граничащих с орочьми землями, где бойцами были практически все мужчины поголовно. Да и существенная часть женщин от них также не очень-то отставала… Но тех, что помнили, вполне хватало на то, чтобы обеспечить местным вполне сытую, спокойную и комфортную жизнь. Пока не случилось то, что случилось.

Первые проблемы начались сразу после захвата орками Эл-Северина. Сначала в этих краях появились беженцы, потом резко упали доходы от торговли. Ну а как же иначе-то — ведь все основные торговые пути проходили через столицу! Потом начались волнения на городских окраинах, где ютились бедняки, подрабатывавшие грузчиками, носильщиками и другими поденщиками, у которых беженцы, готовые работать буквально за кусок хлеба, начали перехватывать работу. А на ту, которую удалось-таки находить, резко опустили цены. Волнения удалось прекратить бесплатной раздачей хлеба, но всем было ясно, что это ненадолго. Да и проблемы только лишь бедняками не ограничивались. Торговля почти замерла, что поставило на грань разорения большинство ремесленников, потому как местный рынок был способен поглотить едва ли больше половины того, что они изготавливали. Да и купцы, естественно, от сокращения, а на некоторых направлениях и вообще полного прекращения торговли тоже терпели большие убытки. Так что когда император Марелборо объявил исполчение дворянских дружин и сбор городского ополчения, его горячо поддержали, надеясь на скорое восстановление привычной жизни… Но вот ведь какая штука, в собираемое им войско отправились как раз те, на кого ранее и возлагалась обязанность следить за соблюдением законности и порядка, а также сурово пресекать любые попытки их нарушения. То есть практически все владетели со своими дружинами и большая часть городской стражи. Других-то бойцов в этих местах уже давно не было… А это привело к тому, что защищать закон после их ухода оказалось практически некому. Вследствие чего в герцогствах началось то, что обычно и происходит, когда власть слабеет, а уровень жизни людей заметно снижается. Потому что первое всегда влечет за собой второе! Несмотря на то, что причины ослабления власти могут быть совершенно разными — от войны или стихийного бедствия до, скажем, «свержения тирана» или «обретения истинной свободы и независимости». Причем в наиболее острой форме все это происходит именно там, где вроде как до сего момента люди жили вполне себе прилично, а то и зажиточно. Потому что когда человек не живет, а выживает, он занят куда более насущными делами типа поиска куска хлеба для себя и своих детей и не забивает себе голову всякими навязанными бреднями. Да-да, именно навязанными, потому что считать, что это именно твое осознанное решение, можно только в том случае, когда ты глубоко изучил вопрос, рассмотрел со всех сторон несколько вариантов решения, причем экстраполировав как их ближайшие, так и более отдаленные последствия, и только после это выбрал из этой группы решений наиболее приемлемое. А вовсе не тогда, когда ты под действием эмоций (пусть даже и вполне обоснованных) с размаху и даже восторженно вляпался в то самое пресловутое «простое, любому понятное неправильное решение», которое, как известно, имеется у совершенно любой, даже самой сложной проблемы… Ничего хорошего в таком случае не получится. Более того, именно в этом случае откуда ни возьмись наружу сразу начинает лезть такая мразь, что люди только диву даются. Причем она не только лезет наружу, но еще и пытается пролезть на всякие теплые местечки, дающие возможность как минимум погреть руки в ставшей весьма мутной атмосфере, а как максимум — еще и покуражиться над остальными. Ну, типа того же Кривого…

Однако это оказались еще не все проблемы. И даже не самые главные. Главная из них носила наименование — банды!

По большому счету нечто похожее творилось практически по всей империи. Ну, возможно, кроме Арвендейла. Нет, конечно, трудностей и там было вполне достаточно. После того-то, как население Арвендейла выросло более чем в шесть раз! Причем существенная часть переселенцев добралась до герцогства едва ли не голыми и босыми. Так что в недавно восстановленном герцогстве не хватало почти всего — одежды, утвари, скотины, семян, инструмента, причем даже самого примитивного — начиная с лопат и топоров. Да и с размещением также были большие проблемы — почти половина переселенцев зиму пережила в землянках. А многие продолжали в них ютиться до сих пор. Так что забот у герцога Арвендейла (а вернее — у Лиддит) был не то что полон рот, а вообще до маковки. Но вот банд, число которых за время войны на территории империи резко увеличилось, в Арвендейле практически не было. Нет, попытки уродов сбиться в шайки случались и там. Но долго они не протянули. Озоровать в Теми-то… в принципе есть и более спокойные способы убиться, но, пожалуй, нет более надежного… Так что сходные проблемы в той или иной мере испытывали жители почти всех герцогств и графств империи людей. Однако на западе они были усугублены еще одним обстоятельством…

Как ранее упоминалось, запад империи уже давно жил довольно мирно. Поэтому уровень боевой подготовки и, главное, уровень дисциплины и боевой слаженности в дворянских дружинах и городской страже тех мест был куда как ниже, чем, например, у тех же дворян или ополченцев Южных пределов. Ну не было им до этого особенной нужды поддерживать свои боеготовность и боеспособность на уровне, схожем с теми, кто жил в куда более беспокойных местах… И хотя дворянские дружины и городское ополчение запада составили лучшие бойцы этих земель, но лучшими они были именно среди своих. То есть в тех землях, которые давно не знали ни серьезных войн, ни орочьих набегов и в которых уже давно практически не встречались ни крупные разбойничьи банды, ни опасные монстры. Поэтому в развернувшихся сражениях полки, сформированные из западного дворянства и ополченцев, понесли куда большие потери, чем остальные. Впрочем, еще им во многом просто не повезло. Например, в том, что именно полки, сформированные из выходцев с запада империи, составили основу той части армии, которой выпала задача разгромить орков, выдвинувшихся к Павилиолу…

Так что, когда Эл-Северин был освобожден и император распустил большую часть армии, обратно на запад вернулось очень небольшое число тех, кто когда-то ушел отсюда на войну. Причем этот момент был еще более усугублен тем обстоятельством, что западные дворяне и ополченцы ринулись домой еще до того, как сумели поставить на ноги и вернуть в строй большинство своих раненых. Уж больно тяжелые вести шли из дома… Вследствие чего тех сил, которые вернулись в более-менее боеспособном состоянии, оказалось совсем недостаточно, чтобы навести порядок и дать отпор распоясавшемуся быдлу. Более того, обнаглевшие и набравшие силу бандиты сумели даже разгромить несколько ослабленных дружин мелких владетелей, попытавшихся навести порядок в своих владениях и изрядно пощипать отправленные против них сводные отряды городской стражи. Так что ситуация еще более усугубилась…

— Да как обычно — разденем и развесим на деревьях, — усмехнулся Трой. Виконт скривился.

— Опять?! Ой, помяните мое слово, милорд, — так мы дождемся или мора, или — как минимум — падежа скота…

— Не дождемся, — не согласился герцог Арвендейл. — Сейчас прохладно. Дожди еще дня два точно будут идти, а это значит, что жары не будет. Да и ненадолго мы их повесим. Дня три-четыре повисят — и достаточно. Пусть народ полюбуется на то, чем закончили те, кто держал их в страхе… — Трой знал, что как раз завтра крестьянские телеги потянутся в город, на рынок: продать чего есть, купить чего надо, так что, до того как трупы будут сняты, эту «наглядную агитацию» успеет увидеть достаточное количество людей. Достаточное — для того, чтобы проникнуться и рассказать другим. Рассказать о том, что новая власть вполне окрепла и никому не позволит пробовать себя на прочность, а также о том, что жизнь в стране теперь будет становиться безопасней, ну и, естественно, о том, чем кончаются вот такие «кривые дорожки». Так что, так сказать, тренд жить мирно и законопослушно в текущем сезоне вновь становится полностью актуальным.

— …ну а потом магистрат отправит людей, которые снимут и захоронят останки.

Виконт помолчал пару мгновений, а затем согласно наклонил голову. После чего задумчиво произнес:

— А мне вот интересно, когда мы разберемся со всем этим, следующее задание Его Величества тоже будет таким же заковыристым?..

Марелборо вызвал Троя на следующий день, после того как уехала Лиддит. Император попросил ее взять на себя обустройство беженцев из земли Глыхныг, которых привезли Трой с северянами. Та было попыталась отказаться, мол, и без того уже намучилась с беженцами, да и после общения с Фра Арфиерой любые выходцы из земли Глыхныг вызывают у нее как минимум большую настороженность. Но Марелборо невозмутимо ответил, что обратился к ней именно вследствие обеих названных ею причин. Ну, не считая высокой оценки ее организаторских способностей. Ибо, во-первых, она поднаторела в обустройстве беженцев куда больше кого бы то ни было и, во-вторых, в отличие от подавляющего большинства этих самых остальных прекрасно представляет, что можно ожидать от подобных беженцев. Так что шанс, что она точно справится, очень велик, а того, что кого-нибудь с ходу прибьет, наоборот — минимален. Поэтому «император очень просит герцогиню взвалить сие бремя на свои прекрасные, но очень надежные плечи». Ну и Лиддит, естественно, пришлось согласиться. Но зато она вытребовала у Марелборо целую неделю единоличного пользования мужем. Так что они с лихвой вознаградили себя за все долгие месяцы воздержания и пребывания друг без друга. У Троя вон до сих пор поясница побаливала после их бурных ночей. Да и не только поясница, если честно…

— У меня есть для тебя поручение, побратим, — мрачно начал Марелборо, указав подбородком на стоящее перед его столом кресло, когда Трой вошел в кабинет. Герцог Арвендейл послушно присел и молча наклонил голову, всем своим видом демонстрируя, что он весь полное внимание и готов со всем тщанием исполнить любой приказ своего императора.

— На западе свирепствуют банды. А местные владетели и городские ополчения понесли слишком большие потери, чтобы суметь справиться с ними своими силами. — Император сделал паузу и уточнил: — Во всяком случае достаточно быстро для того, чтобы наши проблемы серьезно не усугубились. — Он бросил на Троя испытующий взгляд: — Справишься?

Алый герцог, легенда империи и правая рука самого Марелборо, задумался.

— Не знаю… Я бывал на западе, но недолго, и, считай, проездом, когда я… ну, то есть мы еще у Даргола служили. Поэтому я не особенно знаком с местной географией и особенностями обстановки. Так что надо собрать информацию и подумать, как все делать…

— Думай, — согласно кивнул император, — только побыстрее. Дела там аховые. К тому же много людей я тебе выделить не смогу. Возьмешь своих охотников и егерей. Ты уже с ними гулял в окрестностях Эл-Северина, так что они для тебя — хороший отряд. — Он замолчал, вздохнул, а затем продолжил: — В других местах тоже творится нечто подобное. Но там местные должны справиться сами. Я для того и распустил армию, чтобы владетели и городские ополчения навели порядок на своих и коронных землях. А вот на западе… — Он вздохнул. — Тем более что это нужно сделать быстро. У нас не так много времени, а разговаривать с нашими «союзниками», — тут Марелборо криво усмехнулся, — пока у нас творится такой бардак, — глупо и даже опасно. Могут встать в позу.

— Я понимаю, — кивнул Трой. — А как насчет моего десятка?

Император мотнул головой:

— Нет, побратимов я тебе тоже дать не смогу. Они мне нужны здесь.

— Что ж, ясно, задачу понял, — снова кивнул Трой.

— Вот и хорошо. Главное — почистить дороги. В городах должны сами справиться. Тем более что где-то через неделю на запад выйдет большой отряд под командованием графа Эсбели, сформированный из выздоравливающих. Если они сумеют без серьезных потерь добраться до своих мест, ситуация там должна заметно улучшиться. Но как боевая сила — они пока из себя представляют не особенно много. Большая часть еще окончательно не оправилась от ран, — закончил император.

— Понятно, Ваше Величество, — снова наклонил голову Трой, так сказать, переключаясь из режима «побратим» в режим «вассал». — Я выступлю не позднее чем через три дня.

Совет, собранный через два часа в шатре герцога Арвендейла и состоявший из побратимов и наиболее опытных командиров из числа арвендейльцев и императорских егерей, ломал голову над поставленной задачей почти три часа. По итогам этого собрания было решено, что наилучшим выходом в сложившихся обстоятельствах будет ловля «на живца». Иных более-менее надежных вариантов вследствие незнакомой местности и отсутствия достаточного количества проводников, а также крайне ограниченных возможностей по сбору необходимой информации, не просматривалось. Тем более что если уж банды настолько обнаглели, что нападают на дружины владетелей, купеческий караван они точно не пропустят…

Так что уже на следующее утро выделенные для экспедиции на запад империи люди начали активно переоборудовать купеческие фургоны, дабы, с одной стороны, оснастить их хоть какой-то защитой, а с другой — привести их внешний вид в соответствие с той ролью, которую должна была играть их импровизированная «пожарная команда». И вот именно тогда перед Троем и нарисовался виконт Аскавирал с требованием непременно взять его с собой…

Беглеца поймали, едва они закончили с живописным развешиванием трупов.

— Ведут, милорд, ведут, — довольно произнес Коском, взобравшийся на дерево, чтобы закрепить веревку, на которой должны были подвесить последний разбойничий труп, и потому первый углядевший возвращающихся охотников. — Эк, плюгавенький какой. Да еще хромой. То-то его робяты так быстро догнали… Или это они его стреножили?

Трой, как раз заканчивающий просмотр собранных трофеев, развернулся и окинул взглядом приближающуюся процессию. Да уж, видок как у охотников, так и у захваченного пленного был еще тот. Ну а что вы хотели-то по такой погоде? Тут просто по укатанной дороге милю пройдешь — и уже грязный, как чушка. А этой троице, похоже, пришлось еще по оврагам-буеракам полазать.

— Кто такой? — негромко поинтересовался он у пленника.

— Дык это, Ваша милость, крестьяне мы, из Извозного, знач… К свояку в Пристепь шел, а тута вона чего. Рубиться затеяли. А кто кого, и не понять. Мы ж того… крестьяне, знач… так что в етом деле, наше дело — сторона. Ну я и того… — мужик весьма натурально шмыгнул носом, — тикать, знач… А енти… — тут он зло покосился на двух стоящих по его бокам охотников, — еще и по шее бьють…

Играл мужик хорошо. Виконт Аскавирал так точно повелся. Эвон стоит рожу кривит… Но не Трой. Потому что ему уже пару недель назад стало казаться, что с засильем банд здесь, на западе, все не так просто. Те же нападения на дружины и отряды городской стражи взять. Они требовали не только изрядной смелости, на которую бандиты, как правило, не слишком-то падки. Они же сбиваются в банды для того, чтобы награбить добра и самоутвердиться через унижения и издевательства над другими, а не переть буром на вооруженные отряды. Особенно если эти отряды готовы к схватке и не охраняют ничего ценного… Для подобного нападения требовался еще и небывало высокий уровень координации. Что предусматривало и наличие координирующего центра, и созданную систему связи и опознавания, и налаженную сеть по сбору информации. Как-то оно слишком сложно для обычных грабителей, не так ли?

— Коском, — негромко позвал он.

— Здесь, мой господин.

— Перекинь веревку через во-он тот сук и прикажи развести костер, — Трой окинул стоящего перед ним хромого ледяным взглядом, — тут кое-кто непонятливый и пытается мне «лепить косицу». Так что разговор у нас с ним будет долгим и вдумчивым.

— Эт мы мигом. — Коском угрожающе осклабился. — А щипцы греть или так, головешкой обойдемся?

— Греть, — равнодушно бросил Трой. И тут послышался глухой голос мужика, в котором уже не было никакого «мужицкого» коверканья слов:

— Не надо ничего греть, Ваша Светлость. Я все расскажу.

Трой пару мгновений любовался совершенно обалдевшим лицом виконта, а потом кивнул мужику на валявшуюся рядом корягу:

— Тогда присаживайся. Я же сказал — разговор будет долгим…

2

— О-о, я считаю, что служить столь благородной эвли является честью для любого благородного эвлара, — жарко прошептал барон Каэверли в нежное ушко и мягко передвинул руку чуть ниже, окончательно выйдя за пределы того, что могло еще, пусть и с некоторой натяжкой, считаться талией.

— Ах, барон, вы меня просто смущаете, — игриво взмахнув ресницами, проворковала его партнерша по… м-м-м… наверное, это уже не могло считаться танцем, но как минимум началось оно именно как танец. — Но вы столь галантны, что я… что я… — Она страстно вздохнула и…

— Господин, господин! — Барон Каэверли вздрогнул, напрягся и, с дикой неохотой отстранившись от «партнерши», глухо произнес:

— Прошу меня простить, госпожа графиня, я вынужден ненадолго вас оставить.

По кукольному личику графини промелькнуло выражение крайней досады, почти сразу же сменившееся на высокомерно-благожелательную улыбку.

— Что ж, вас, благородных эвларов, долг часто отрывает от нас, слабых эвли. Идите и возвращайтесь, ваша эвли вас дождется.

Барон глубоко поклонился и ожег страстным поцелуем ручку графини, после чего картинно насупил брови, выпятил грудь и, гремя каблуками, вышел из бальной залы. Впрочем, едва только изящная дверь залы закрылась за его спиной, как его грудь тут же вернулась в более привычное состояние, а выражение лица мгновенно превратилось в озабоченно-злое.

— Ну что там еще, Тревлен? Я же велел меня не беспокоить…

— Прошу простить, Ваша милость, — испуганно пробормотал его личный слуга, — но там приехали… приехал Кругзан и требует немедленно допустить его к вам. Я проводил его в ваш кабинет.

— Кругзан? — Барон нахмурился. Кругзан являлся его доверенным лицом в нескольких весьма… м-м-м… опасных предприятиях. Опасных, но прибыльных. О-о-очень прибыльных.

После того как напыщенные тупицы с ослиными мозгами, не видящие ничего дальше своего носа и зацикленные на дворянском кодексе и родовой чести, ушли к этому новоявленному самозванцу, в попытке обмануть всех принявшему имя легендарного императора, здесь, на западе, у знающих и-и-и… небрезгливых людей появились неплохие шансы серьезно улучшить свое положение. А положение барона Каэверли к тому моменту даже самый деликатный собеседник однозначно должен был оценить как полную жо… кхм… безнадежность.

Папаша барона был типичным дубоголовым аристократом, кичащимся славными предками и родовой честью, для поддержания которой на кажущемся ему должным уровне папаша немилосердно тратил и весь доход, поступающий от не очень-то и богатого баронства, и приданое жены. Зато его охоты и пиры славились на все графство, а сам барон Каэверли-старший слыл среди общества истинным аристократом и хлебосольным хозяином. Ну и богачом, куда уж без этого. Так что его сын и наследник считался весьма выгодной партией и пользовался большой благосклонностью как у потенциальных невест, так и у веселых вдовушек, не только с благодарностью принимавших от «такого красавчика» всяческие подарки, но и с лихвой вознаграждавших галантного кавалера. Что уж говорить про остальную дворянскую молодежь, среди которой он являлся одним из кумиров. Надо ли уточнять, что подобное положение дел Каэверли-младшему очень нравилось. И почиталось им как совершенно заслуженное и незыблемое. Впрочем, так оно и было… До смерти папаши. А вот потом выяснилось, что баронство по уши в долгах, и новоиспеченный наследник старинной и благородной фамилии фактически банкрот.

Так что то, что случилось после этого печального события, было вполне закономерно. Потенциальные невесты, ранее изо всех сил стреляющие глазками и одаривающие многообещающими улыбками, мгновенно перестали замечать новоиспеченного барона, верные друзья и собутыльники исчезли, как и не бывало, двери домов веселых вдовушек также захлопнулись. Ну а сам теперь уже полноправный барон Каэверли, вместо того чтобы, как он и привык, проводить время в столице герцогства (в Эл-Северин папаша его не отпустил, и он теперь понял почему), вынужден был запереться в родовом замке, где и держать оборону от многочисленных кредиторов. Слава богу, еще предыдущий император утвердил право владетеля земли отказывать в доступе в замок кому бы то ни было, кого этот самый владетель видеть не хочет. К коим, естественно, и относились как кредиторы, так и нанятые ими судейские «чинушы». Так что пока барон прятался в своем замке, кредиторы не могли даже вручить ему уведомление о вызове в суд… Именно тогда, сидя в холодном и темном замке долгими унылыми вечерами, молодой барон поклялся себе вернуть блеск своему роду и-и-и отомстить всем тем, кто в тот момент при виде его кривил губы и презрительно морщился. И надо сказать, будущее показало, что эта клятва не оказалась пустым сотрясанием воздуха очередного экзальтированного юнца, находящегося на пике пубертатного периода. Ибо надо сказать, с той поры барон изрядно приблизился к воплощению этого обещания.

— Что случилось, Кругзан? — раздраженно спросил хозяин замка, входя в свой кабинет. Здоровенный детина звероватого вида, устроившийся в массивном деревянном кресле, сбитом из толстенных деревянных плах и стоявшем через стол напротив хозяйского кресла, при виде хозяина вскочил на ноги и довольно неуклюже поклонился. Ну да, Кругзан никогда и не был образцом этикета. Его ценность для барона Каэверли заключалась совершенно в другом.

— Я только что из Ггурбаха, — хрипло заговорил детина. — То есть я со своимя обретался у Торжного хутора, как вы и велели. Урожай Черной смолки в энтом годе не очень, но урок мы почти собрали. И все было в порядке, пока четыре дня назад подпасок, которого посылали в Ггурбах за маслом, не принес слух, что банда Кривого Кабана — все. Я отправился туда и-и… точно все. Ну, я и тут жа к вам.

Барон страдальчески скривился. Вот, Темные боги, значит, иссяк еще один ручеек, несущий золото в его закрома. Очередной! Впрочем, это было куда менее важно, чем то, что кто-то мог пойти по… м-м-м… руслу этого ручейка и добраться до самого барона.

— Как это произошло?

Кругзан пожал плечами.

— Точно неизвестно. Кривой-тко часть банды должен был отправить с хабаром в Каглум… ну, к Одноглазому. Особо ценного товару на этот раз у него не было, ежели только что в последние пару ден захватил. Поэтому ваших друзей из купеческой гильдии нонича решили не беспокоить и все скинуть этому ушлому барыге… Ну, а сам с остальными должон был остаться на месте.

— У него действительно не было ничего ценного или просто захотел захапать побольше, чем мы договорились? — раздраженно уточнил барон. Детина молча пожал плечами. Мол, может, и так, а может, и эдак. У вас же с Кривым свои дела, в которые вы меня не шибко пускаете… После чего продолжил рассказ:

— Поэтому у его, значить, оставалось, почитай, только половина банды. Так что на кого опасного он бы точно не полез. Да и не было там никого такого. С той поры как вы, Ваша милость, упокоили графа Умбертена с евойными изранетыми доходягами, дворяне, почитай, все по своим замкам забились и ежели куда выезжают, то гуртом и по-быстрому. А у купцов нонича и денег нет на большую охрану. Да и толку-то с нее таперя? Тот же Кривой такие караваны брал, куда там нонешним… Так что оне нонича почитают выгодным платить за проход, а на охране выгадывать. Ну, почитали…

Барон скривился, а затем задумчиво пожевал губами (ну была у него такая дурная привычка). Если банда Кривого Кабана действительно разгромлена, это может породить серьезные проблемы. Потому что она оставалась единственной крупной бандой, находившейся под контролем барона. А еще именно с Кривого и началось новое возвышение ранее совершенно разоренного баронства…

Вернее, началось все довольно грустно… Его вытащили прямо из постели. В одних подштанниках. Вытащили, заломили руки, бросили на колени. Когда он увидел перед собой огромное брюхо, одетое в один из старых отцовских камзолов, который еще и не сходился на пузе, то, даже не видя лица, сразу узнал главаря напавших. Замковый кузнец! Две недели назад барон, истосковавшийся по женскому вниманию, прижал в своем будуаре одну из служанок, чья неблагородная внешность вполне искупалась ее юностью и свежестью. Девка оказалась с норовом, так что, прежде чем удовлетворить свою накопившуюся потребность, пришлось ее немного поучить, несколько раз врезав рукоятью кинжала по лицу. Ну а из-за того, что та орала и дергалась, гарда кинжала разодрала девке губу. Так что удовлетворять свое естество пришлось, накинув на девку угол простыни, дабы не забрызгала кровью.

Как позже выяснилось, девка эта оказалась дочерью кузнеца, который сначала попытался в отместку поджечь конюшню и амбар, а будучи застигнутым за подобным непотребством, просто сбежал из замка вместе со всем своим семейством… Нет, случись нечто подобное в старые времена, барон тут же вскочил бы на коня и, прихватив пару-тройку дружинников (а зачем большее-то), бросился в погоню — и для того, чтобы наказать преступника, и дабы позабавиться самой увлекательной из охот — на двуногую дичь. Но сейчас… из всей дружины в замке остался только Старый Глуб, бывший капитан замковой дружины, ныне являющийся ветхой развалиной, который и выбирался-то из своей каморки, каковую отец нынешнего барона предоставил ему для житья из уважения к прежним заслугам, далеко не каждый день. Остальные давно разбежались — не только из-за отсутствия денежной платы, но и из-за того, что и кормить их начали далеко не каждый день. Как, впрочем, и большая часть остальных замковых слуг. А куда деваться? Барон мог ощущать себя в относительной безопасности только за стенами замка. Так что даже для того, чтобы забрать обычную десятину от таверны, стоящей на его земле, или у старост деревень, выбирался с большой оглядкой и куда реже, чем надо бы было. А эти сволочи этим и пользовались.

— Ну что, тварь, допрыгался? — зло прохрипел кузнец. — Пришло время отвечать за все…

Барон молча стоял, лихорадочно размышляя над тем, как можно выкрутиться из данной ситуации. Умирать жутко не хотелось. Он же фактически еще и не начинал жить! Потому что какая это жизнь, когда ты в долгах как в шелках и вследствие этого носа не можешь высунуть из родового замка… А ведь когда-то он (вот идиот!) страстно мечтал о том времени, когда он станет полновластным хозяином баронства. Ночами не спал, думал, страдал… Ну, вот он стал, и что — лучше стало? Думай вот теперь не о власти и блеске, а как долги отдать или вот как головы не лишиться.

— Ты, Уфлей, охолони, не гони коней, — пророкотало где-то левее. — Или ты теперь главарь моей банды?

Оп-па! Барон слегка приободрился. Кузнец не простил бы его ни за что, тут и думать нечего, но если он не главарь, то-о-о… тут уже могли появиться какие-то варианты. Могли появиться… а могли и не появиться. И для того, чтобы они появились, Каэверли-младшему следовало сильно постараться. Очень сильно! Потому что ставкой в этом деле была его собственная жизнь. А при такой мотивации чего только у людей не получается…

— Экхм, уважаемый… — самым вкрадчиво-завлекательным тоном начал он, — прошу меня простить, не имею чести знать вашего имени… — Тут барон сделал паузу, ожидая, что его собеседник назовет себя. Но тот сначала гулко захохотал.

— Ой, гля, робяты, какой у нас тут аристократик вежливый… — Тот, кто притормозил кузнеца, гулко расхохотался. — Что, спесивый гусь, поджилки затряслись?

— М-м-м… нет, то есть не совсем, — поспешно поправился барон. Кто его знает, может, этому разбойнику очень нравится, когда перед ним трепещут. Не дай бог обидится… — Просто… просто я хотел бы узнать у вас, как вы смотрите на то, чтобы заработать серьезные деньги. Не ту мелочь, которую вы получите у скупщика, коему оптом скинете все, что награбите в моем… м-м-м… не слишком-то и богатом замке, а по-настоящему серьезные…

Смех резко оборвался, после чего его резко вздернули на ноги и развернули в сторону. Сидевший перед ним детина, одетый в доспех городского стражника и шлем с полуличиной в виде кабаньей головы, окинул его острым взглядом и негромко бросил:

— Говори…

— Кривой, — вскинулся кузнец, — ты обещал мне, что… эыхххх!

Главарь разбойников молча выдернул меч из груди кузнеца и обтер его об его же плащ, а затем высокомерно бросил куда-то вбок:

— Уберите эту падаль. Достал он меня уже своим гундосаньем… — После чего кивнул барону: — Давай, гутарь что хотел…

Барон потер лоб, отвлекаясь от воспоминаний, после чего развернулся к Кругзану:

— А как вообще об этом узнали? Ну, откуда слухи пошли?

— Дык крестьяне на ярмарку ехали и увидели трупы, что на деревьях вдоль дороги развешаны были. Ну, вот и… — Детина развел руками.

— И что, все? Больше ничего узнать не удалось?

Кругзан виновато покачал головой:

— Я, этось, нанял пару охотников и съездил туда… ну где трупы висели. Так они походили вокруг, но ничего не нашли. Сами ж знаете — дожди который день. Развезло все и залило, да еще и крестьянские телеги потом проехали, так что ежели что и оставалось, так все и затоптали… Но никаких необычных следов не было. Поношенные сапоги, крестьянские опорки, некованые копыта — и все. В соседнем селе рассказывали, что через них незадолго до того проходил небольшой караван крытых возов, ну, на которых торговцы, что не шибко богатые, товары возят. Повозки три-четыре… Эти тупени всегда путаются. А больше никого не было.

— Караван был с охраной?

— Ну, этось… как сказать, — задумчиво протянул Кругзан. — Охрана-то была, но, как все сказывают, — рвань полная. Из защиты токмо поддоспешники стеганые. Да и то не у всех. Кто-то и вообще почти голяком — драна жилетка на голяк натянута. Шлемов нет, щитов — парочка на всех, и все битые. Да и было их меньше десятка. Хотя возы, на взгляд, были тяжело груженные. Кривой вполне мог позариться. Но такая охрана ему должна быть на один зуб!

Барон Каэверли нахмурился и прошелся по кабинету из угла в угол.

— Ой, не нравится мне все это. Это какая уже банда из тех, что под нами?

— Из больших — третья. А из мелочи я и не знаю. С имя другие завязаны были.

Барон поднял очи горе и снова пожевал губами.

— А твои люди все на месте?

— Все. Ну, те, кто не в разгоне.

— А в разгоне кто?

— Тупень и Хромой. Тупня я к гномам отправил, с письмом. Все одно от него в любом другом деле толку мало, кроме как кому врезать. А Хромой с последним обозом от Кривого Кабана в Каглум пошел.

— Точно пошел? — настороженно переспросил барон. — Он такой жадоба, что вполне мог задержаться у Кривого на денек. — Тут барон ернически искривил губы и, изменив голос, явно кого-то спародировал: — «Последние остатки собрать, господин барон, чтобы уж самые последние…»

Кругзан снова молча пожал плечами.

— Ему было велено уходить с обозом, а как там оно на самом деле — кто ж его знает? Вы ж сами велели его не трогать, ежели чего. Вот он и пользуется.

Хозяин кабинета резанул его злым взглядом, а затем приказал:

— Значит, так — дуй в Каглум к Одноглазому и найди Хромого. Если он там — волоки его сюда, а если его с обозом нет — галопом лети в Ггурбах и-и-и… — Тут барон оборвал фразу и задумался. — А впрочем, не надо в Ггурбах. Пока ты вернешься — все уже закончится. Так что, если не найдешь Хромого, также возвращайся сюда и доложи. Все понял?

— Само собой, ваша милость… — кивнул головой детина, но не сдвинулся с места, продолжая сверлить барона преданным взглядом. Тот поморщился и, подойдя к столу, снял с шеи цепочку с небольшим ключом и, наклонившись, открыл замок нижнего ящика. После чего немного выдвинул его и, выудив небольшой матерчатый кошель, молча кинул его стоящему перед ним мордовороту. Тот ловко поймал кошель, подбросил его на ладони и довольно осклабился.

— Благодарствуем, Ваша милость, не сумлевайтесь — все сделаем в лучшем виде.

Когда за детиной закрылась дверь, барон еще некоторое время молча сидел, уставив невидящий взгляд на столешницу, и вспоминал, как все начиналось…

Когда герцог начал собирать дворянское ополчение, барон Каэверли сказался больным. Нет, в тот момент это не было каким-то хитрым планом. Впрочем, и больным он тоже не был… Но что еще ему оставалось делать? У него не было денег, чтобы выставить положенный отряд, да и собственным воинским мастерством или умением командовать, которое позволило бы претендовать на место командира какого-нибудь подразделения в дружине кого-то более высокопоставленного, барон тоже не мог похвастаться. Как, впрочем, и большинство его сверстников. В отличие от их отцов, которые еще застали в молодости времена, когда приходилось надевать доспехи и садиться в седло, нынешнее поколение западного дворянства не слишком обременяло себя воинской наукой, предпочитая проводить время более весело… Впрочем, когда император объявил сбор ополчения, большинство натянули неудобные и непривычные родовые латы и, неуклюже взгромоздившись на коней, отправились на «священную битву с извечным врагом людей». Где по большей части и сгинули… Но это случилось уже куда позже. А поначалу барон тосковал. Его голова в тот момент была также все еще забита всякими высокопарными бреднями о долге дворянина, о чести, о предназначении, которые, как он теперь понимал, на самом деле не стоят и выеденного яйца. Но окончательно он осознал это только после того, как столкнулся с Кривым Кабаном. А тогда…

Барон криво осклабился. Да уж, как все хорошо шло… Но теперь ситуация снова переменилась, и ему нынче надо позаботиться, чтобы никто не догадался, что за большей частью нападений на наиболее богатые торговые караваны и самые богатые окрестные замки стоит родовой аристократ и утвержденный барон империи. А ведь как все хорошо складывалось…

План был воистину гениален! Сначала скооперироваться, а затем и взять под прямой контроль часть наиболее управляемых банд, для того чтобы с их помощью ухватить самые лакомые куски. Ну а после того, как закрома достаточно наполнятся, — всех уничтожить, представ перед высшим обществом герцогства в ореоле истинного аристократа — защитника слабых, твердой рукой возвращающего закон и покой на исстрадавшуюся землю запада. Возвращающего, но пока, несмотря на все явно видимые усилия, не вернувшего. А усилия были видны, видны… Барон во главе вновь набранной дружины неделями не слезал с седла, мотался по всему герцогству, ночуя в различных замках и с мужественной горечью повествуя то одной, то другой одинокой хозяйке о своих страданиях, вследствие того, что из-за проклятой болезни он не смог исполнить свой святой долг владетеля и прийти по зову императора. И единственное, что ему осталось, дабы не покрыть себя окончательным позором, это всеми силами бороться с этой страшной напастью, охватившей герцогство… О-о, какими велеречивыми и высокопарными эпитетами его награждали. Как горячо и жарко его благодарили. Как готовы были помочь… И иногда действительно помогали, отправив с ним пару-тройку, а то и десяток бойцов из числа тех, кто еще оставался в замке. Ну а то, что иногда, после того как он покидал очередной замок, на него внезапно нападала банда… что ж, в жизни есть место и подвигу, и трагедии. Наша ли в этом вина? Зато какие барыши это приносило им с Кабаном! Это тебе не обычный торговый караван ограбить. Богатства в замках аристократии копились не годами, а столетиями…

И спал он после подобного вполне спокойно. Злоба на тех, кто его когда-то, как он считал, предал, забыл, извергнул из своих рядов, выжгла в душе любые капли стыда или хотя бы смущения. Более того, барон создал целую концепцию, заключающуюся в том, что и времена, и нравы меняются. Поэтому то, что когда-то было немыслимым, сначала становится всего лишь невозможным, затем просто неодобряемым, а чуть позже переходит в разряд обыденного, а затем — и вообще остромодного. Так что можно считать, что он, барон Каэверли, просто является первым, кто начинает практиковать нечто в недалеком светлом будущем совершенно обыденное или даже модное…

Впрочем, несмотря на столь изящную стройность этих рассуждений, барон позаботился о том, чтобы поводов для озвучивания их у него не появилось. Что ж поделать — благородное общество пока еще слишком косно и отстало, чтобы оценить столь изящные умозаключения… особенно если учитывать, какие именно действия барона они должны были оправдать. И это ему пока вполне удавалось. Во-первых, потому, что несмотря на всю свою распущенность и жадность последний барон Каэверли был умен и неплохо образован. Уж это-то папаша смог ему обеспечить… А как ни говори, образование определенным образом перестраивает мозги, часто позволяя замечать возможности и перспективы там, где человек без образования не способен увидеть ничего, кроме проблем. Ну а во-вторых, потому что здесь, на западе, осталось слишком мало тех, кто был способен хотя бы задать барону какие-нибудь неприятные вопросы. Не говоря уж о том, чтобы начать предпринимать какие-то действия, предназначенные для того, чтобы докопаться до истины… Чтобы там ни было, этому самозваному императору, пожалуй, можно было сказать спасибо. Уж очень вовремя он вспомнил о праве Сюзерена требовать службу от своих вассалов. Впрочем, если пройти по этой цепочке до конца, скорее всего спасибо стоило сказать даже не императору, а оркам…

Так что уже спустя полгода после того, как состоялся его разговор с Кривым Кабаном, тот договор, который он заключил с этим бывшим стражником, начал приносить барону очень неплохой доход. Такой, что спустя еще месяц барон сумел дать в своем замке первый за многие годы бал, чрезвычайно удивив этим большинство своих соседей. Впрочем, было бы кого удивлять. Соседские замки были полупусты, скучны и унылы… Так что «блестящее общество», явившееся засвидетельствовать свое почтение барону Каэверли, почти сплошь состояло из стариков и старух, с чрезвычайно редкими вкраплениями совершенно сопливой молодежи и новоиспеченных вдов. Замужние женщины, как и девицы на выданье, дружно остались по домам, верно, ожидая возвращения из похода своих супругов и женихов. Но барон не расстроился. Начало было положено, а там… чем дольше продлится война, тем больше он сможет округлить свой капитал. И тем более достойное место он сумеет занять в итоге. И… о, нет, торопиться он не будет. Присмотрится, подумает… война — это всегда расходы. Большие. А иногда вообще неподъемные. Особенно если военное счастье окажется слишком переменчивым. Барон Каэверли же, если судить по тому, как все развивается, к концу войны совершенно точно должен был оказаться в числе тех, кто будет весьма твердо стоять на ногах. Уж куда крепче тех идиотов, что поперлись «исполнять свой долг»… Так что кто знает, вполне возможно, ему удастся заполучить в супруги куда более престижную партию, чем даже те, что когда-то планировал его отец. А у папаши-то были очень не слабые амбиции…

И вот теперь, похоже, над его планами нависла какая-то непонятная угроза. Потому что с уничтожением банды Кривого Кабана те славные ручейки золота, что весело бежали тайными тропками в его округлившуюся мошну, должны были почти совершенно иссякнуть. И возникшее у барона еще после уничтожения еще предыдущей из прикормленных им банд ощущение, что это совсем не случайно и что тучи начали сгущаться над ним самим, сейчас превратилось фактически в уверенность. А это означало, что пришло время как можно быстрее зачищать концы и обрывать любые нити, которые могли бы привести к нему. Что поделать, люди пока еще не доросли до того уровня свободы и незашоренности, до которого дорос барон. Так что если пройдет слух насчет того, чем он тут занимался, пока остальные прохлаждались в армии этого самозванца…

Барон Каэверли вынырнул из тягостных размышлений и тряхнул головой, отгоняя тяжкие мысли, после чего запер ящик стола и поднялся на ноги. А пошло оно все к Темным богам! В конце концов, его сейчас ожидает нечто куда более приятное. Эта графиня Умбертен весьма жаркая штучка. Он обхаживал ее почти два месяца. Причем не только по всем правилам галантной науки, но и предпринимая кое-что присущее, скорее, не слишком чистому на руку купцу, а никак не аристократу. Вдова графа Умбертена даже не догадывалась, что ее трудности с деньгами и неуступчивость кредиторов появились не сами по себе… Хотя львиная доля вины за ее нынешние неприятности, естественно, лежала на ее покойном муже. Покойный граф был образцом дворянина и, отправляясь по призыву самозванца, для наилучшего снаряжения своей уже давно не воевавшей дружины не только выгреб всю свою казну, но еще и изрядно назанимал у ростовщиков. Но и барон также приложил свою руку… А вот не надо было в свое время называть кое-кого «жалким неудачником». Пусть и не в глаза, а как бы «в своем кругу», но ведь на свете так много «добрых людей», которые не преминут донести до тебя все гадости, которые о тебе говорят. Люди же ведь так любят повысить собственную самооценку через унижение того, кто в данный момент кажется им слабым и проигравшим… О, как бы ему хотелось напомнить графине эти слова теперь, когда она принялась сама обхаживать барона, надеясь с его помощью если не решить свои проблемы, то хотя бы снизить их остроту. Но увы, к сожалению, жизнь устроена так, что мы не всегда можем позволить себе то, чего нам страстно хочется. Как сказал кто-то из мудрецов: «Не все, что можно делать безнаказанно, следует делать». Эх, если бы барон Каэверли понял это немного раньше, ему удалось бы в этой жизни избежать очень многих огорчений. Но главное, что он это все-таки понял… Так что сейчас придется удовольствоваться всего лишь, так сказать, доступом к телу. Впрочем, тело было вполне себе достойным… А еще в данной ситуации был один пикантный момент, который, как считал барон, переводил ее для него в ранг вполне достаточного вознаграждения. Дело было в том, что графиня возляжет с ним, даже не догадываясь, что отдает свою… о, нет, конечно, не любовь и даже не привязанность, но благосклонность и, н-да, пожалуй, и честь, тому, кто как раз и сделал ее вдовой. Потому что именно барон собственной рукой нанес тот самый удар, который и прервал земной путь графа Умбертена…

3

— И все-таки я считаю, что все не так однозначно, милорд, — произнес виконт Аскавирал, с сомнением покачав головой. Он и Трой сидели на ветке высокого дерева и рассматривали возвышающийся перед ними замок. Замок был в не очень хорошем состоянии — внешняя стена была испещрена оспинами обрушений, да и почти треть отсутствовавших зубцов также говорила сама за себя. Но в то же время было видно, что не так давно хозяин взялся за его восстановление. Трой усмехнулся и пожал плечами.

— Вот там все и узнаем.

— Но нападать на замок владетеля, не прислав официального вызова… — начал виконт. Однако герцог Аврендейл прервал его, жестко рубанув рукой:

— Ничего, если Хромой соврал — извинюсь и возмещу ущерб, а если нет и все подтвердится, то перед нами не дворянин, а обычный разбойник. Я эту тварь даже чести дворянской казни не удостою. Никакого ему отрубания головы — вздерну на ближайшем суку, и баста!

Допрос Хромого добавил последние детали в ту мозаику, которая начала потихоньку складываться в голове у Троя еще после того, как они прижали к ногтю первую банду.

То есть сначала все шло как обычно. На первый взгляд Хромой не рассказывал ничего особенного. Ну да, грабят, причем подчистую. Не брезгуя даже самым недорогим товаром. Товар накапливают в лесном лагере, а потом вывозят к скупщику. Скупщиков несколько. Нет, сам Кривой Кабан имеет контакты только с одним, а остальные — не его заслуга. Нет, сам Хромой с ними не договаривался. Просто его… тут Хромой запнулся, но, покосившись на спокойно смотрящего на него Троя, поежился и продолжил… его хозяин обычно передавал через своего подручного, кому вести товар на этот раз и-и-и… А что? Сам Хромой никого не грабил и не убивал. А исполнять повеления хозяина — обязанность любого добросовестного и рачительного слуги. Он был вроде как предельно откровенным. Предельно… Но чем дальше, тем больше у Троя складывалось впечатление, что Хромой что-то недоговаривает. Что-то очень важное. Но что? Лиддит говорила, что правильный ответ не менее чем наполовину зависит от верно и точно заданного вопроса. Но как задать вопрос, когда еще сам не понимаешь, о чем нужно спросить? Трой задумался, на некоторое время выпав из процесса допроса и оставив его на Коскома и Грикса. Нет, виконт Аскавирал также присутствовал на сем действе, но почти все время молчал, больше учась, чем реально участвуя. Он вообще, по мнению Троя, в последнее время очень сильно продвинулся в своем развитии, почти совсем перестав высказываться резко и категорично, как это свойственно глупой юности, считающей, что она уже знает все и вся и потому может быть только два мнения — ее и неправильное. Почти. Иногда это еще проявлялось…

Допрос некоторое время шел своим чередом — Коском и Грикс въедливо выясняли у Хромого, кому он и его подельники сдавали товар, как звали стражников, которые пропускали в свои города без осмотра возы с награбленным, на каких хуторах банда Кривого Кабана отсиживалась после налетов, и остальные подобные детали. Это была очень важная и нужная информация, но…

— А кому вы сдавали то, что награбили в захваченных замках? — внезапно спросил Трой. Хромой запнулся и побледнел.

— Господин… я-а-а не пони…

— Их было несколько? Или кто-то один? — продолжил Тро… хм, нет, уже именно Алый герцог, гроза врагов, меч императора и прочая, и прочая, и прочая…

— Й-аа-а-а… эта-а-а… — Хромой сделал еще одну, впрочем куда более жалкую, попытку сыграть непонимание. Но Трой уже понял, что задал-таки именно тот, самый верный и точный вопрос. И у этого, несомненно, весьма ушлого и хитрого бандита теперь не так-то много шансов отвертеться от ответа. Просто надо давить, давить и давить. Алый герцог подался вперед и, уткнув свой тяжелый взгляд прямо в зрачки, по всему было видно, изрядно запаниковавшему бандиту, эдак ласково продолжил:

— А самое главное, где твой хозяин держит те вещи, которые он не рискнул скинуть торговцам. Ну, ты же не дурак, Хромой, сам знаешь, что кое-что из того, что вы награбили в замках, еще долго нельзя будет светить — родовое оружие, фамильные драгоценности, парадные наборы посуды и столовых приборов, а также какие-нибудь широко известные предметы обихода, например, те же гобелены семьи Стольвинер. Долго, но не всегда же… Года через два-три-пять кое-что из этого вполне можно начать потихоньку продавать. А что-то даже и выставить в собственном замке. При приемлемом объяснении. Скажем, выкупил у какого-нибудь купца или обнаружил в логове какой-нибудь вот только что уничтоженной дружиной твоего хозяина банды разбойников, либо там вещь отыскалась в случайно обнаруженном старом разбойничьем схроне. — Трой сделал короткую паузу, злобно ухмыльнулся и вкрадчиво закончил: — Давай-давай — говори. Ты же знаешь, что я все равно получу ответы на все мои вопросы. Сейчас или чуть попозже. Так или иначе…

Хромой несколько мгновений сидел, оцепенев и глядя на Троя как кролик на удава, а затем этак страдальчески всхлипнул и заговорил…

— Ладно, больше мы здесь ничего не высидим, — махнул рукой Трой и, крутанувшись на ветке, соскользнул вниз вдоль ствола. Виконт восхищенно качнул головой и попытался повторить то же самое, но изрядно приложился плечом и оцарапал бок. Ну так его же в детстве Ругир не гонял…

Внизу, в кустах, ждали Грикс и Коском. И еще шестеро десятников. По трое от егерей и арвендейльцев.

— Значит, так, — начал Трой, опускаясь на корточки, — проникнуть в замок, как это было понятно сразу, особенного труда не составляет. Стена ветхая и выщербленная, а ремонт только начался. Так что я вижу тут только одну опасность для скрытого проникновения — если камни стены начнут осыпаться под руками и создадут шум. Поэтому снимать караульных пойду я.

— Но, милорд, — тут же вскинулся виконт Аскавирал, однако Трой не дал ему закончить.

— Виконт, как там ваше плечо? И бок? Не беспокоят? — усмехнулся он. Юный Аскавирал побагровел. Трой же протянул руку и примиряюще хлопнул его по плечу:

— Не обижайтесь, мой друг, я просто хочу сказать вам, что ползанье по полуразвалившейся стене — точно не ваша сильная сторона. Даже будь вы в полном порядке после вашей попытки повторить мой спуск с дерева. Вот если бы мне нужен был соратник для того, чтобы ворваться в крепостной двор и, встав спина к спине, схватиться с врагом, будучи в полном окружении, — вряд ли я нашел бы кого-то лучше вас. Но на сегодняшнюю ночь не только вы, но даже и егеря и мои арвендейльцы мне не помощники.

Виконт слегка порозовел, и герцог Арвендейл подумал, что юноша за последнее время все-таки научился несколько скрывать свои эмоции, хотя именно несколько…

— Но там же будет почти сотн…

— Там будет пара, максимум тройка караульных. К тому же, судя по рассказу Хромого, все дружина этого… — от голоса Алого герцога явственно повеяло льдом, а следующее слово он произнес как выплюнул, — барона почти полностью состоит из бывших бандитов. А эти твари не слишком-то привычны к дисциплине. Поэтому я не удивлюсь, если все эти трое, ну, или как минимум один-два из них, выйдя на стену, просто забьются в какую-нибудь дыру и нагло уснут. Так что мне либо вообще нужно будет просто зарезать спящих, либо каждый из этих противников столкнется со мной один на один. Ну не думаете же вы, что один на один они способны представить для меня какую-нибудь угрозу?!

— Нет, милорд, что вы?! — возмущенно вскинулся юный Аскавирал.

— Вот и отлично, тогда продолжим, — подытожил Трой…

* * *

Комех сладко зевнул и с силой потер лицо. Все-таки зря он вечером поддался соблазну распить с приятелями кувшин молодого вина. Ведь знал же, что в караул идти… Впрочем, еще недавно это бы не было особой проблемой. Перетер бы с ребятами, один из которых околачивался у ворот, второй на противоположной стороне стены, да и подремал бы в свое удовольствие в дальней башне. Потому что вся эта суета с караулами представлялась ему совершенно бессмысленным делом. Ну, кто бы посмел напасть на замок самого барона Каэверли, под которым, как всем было известно, ходили самые крупные банды этих мест? То есть как всем… кому надо было известно, конечно. А кому не надо — как раз нет. Но кого не надо в округе и появиться не могло. Потому как все дороги, ведущие к замку, были весьма плотно перекрыты местными бандитами. Но то было раньше… А почти декаду назад все изменилось. Кривозуб, бывший наемник из Каглума, поставленный господином бароном капитаном над его дружиной, будто с цепи сорвался. Комеху не было известно, что там такое произошло, но теперь Кривозуб, ранее всю ночь спокойно дрыхнувший в отведенных ему бароном покоях (евон как, оказывается, у дворян комнаты называются), теперь не менее трех, а то и четырех раз за ночь тихонько выбирался от себя и подкрадывался к караульным, проверяя, как те несут свою службу. И горе тому, кого он заставал спящим. Шестерых лишили жалованья за месяц, двое, попавшиеся на подобном, по два раза были выпороты, а Телепня, умудрившегося попасться трижды, Кривозуб вообще убил. Да еще сделал это его собственной алебардой и прямо на посту. А потом поднял ни свет ни заря всю дружину и, выведя их на стену, указал на труп Телепня, пришпиленный алебардой к полуразвалившемуся зубцу, и предупредил, что отныне так будет с каждым, кого он застигнет за сном на посту. А пороть… пороть он будет остальных из состава караула, которые не обнаружили, что один из них уснул и не исполняет обязанности караульного должным образом. Вот поэтому Комех и страдал нынче, изо всех сил борясь со сном и не рискуя, как раньше, забраться через выломанную дверь в дальнюю башню и растянуться в углу на куче тряпья, натасканного туда караульными аккурат для этих целей…

Молодой дружинник снова протяжно зевнул и с силой хлопнул ладонью по левой щеке, дабы развеять накатывающуюся сонливость. Нет, зря он все-таки пил это вино, ой зря…

В дружину барона Каэверли Комех попал всего пару месяцев назад. И очень был этому рад. Потому что служить барону оказалось куда приятнее и спокойнее, чем промышлять на большой дороге. Правда, сначала, когда доверенный человек барона по имени Кругзан предложил ему перейти в дружинники, Комех засомневался. Ведь до того, как начались все эти беды, он никогда не держал в руках оружия. А те навыки, которые он успел приобрести в банде, для уровня пусть даже и молодого, но настоящего дружинника никак не дотягивали. Это было объяснимо, потому что происхождением он был из мещан города Ггурбаха. Ну как мещан… Его отец был кожевником, а кожевенное производство, как известно, отличается изрядной вонью. Поэтому кожевенные мастерские никогда не размещаются внутри городской черты. Вот и их слобода отстояла от городских стен на расстоянии одного перестрела. Причем с подветренной стороны. Но и то, стражники на ближайшей стене частенько жаловались на вонь… И хотя формально жители слободы, вследствие того, что городской совет никак не мог себе позволить упустить из своих рук такие источники дохода, как кожевенные мастерские, считались полноправными жителями города, на самом деле отношение тех, кто жил в пределах городских стен, к обитателям кожевенной стороны всегда было несколько пренебрежительным. Их так и звали — «вонючки»… Естественно, что подобное никому из кожевников не нравилось. И потому кулачные схватки между молодежью кожевенной слободы и обитателями других ремесленных кварталов либо подвыпившими молодчиками из числа купеческих подручных случались довольно часто. И Комех не только принимал в них активное участие с того момента, когда более-менее вошел в силу, но и был настоящей звездой подобных потасовок! Боги наградили его изрядной статью, впрочем, взамен отсыпав весьма скромно ума. Так, во всяком случае, кричал отец, когда устраивал ему выволочку за очередную испорченную шкуру. Или загубленный дубильный раствор. Либо сломанную мешалку. Так что совсем немудрено, что молодой кожевник предпочитал хорошую драку семейному ремеслу. Но именно драку, а не схватку с оружием. Здесь, на западе, города уже очень давно не проводили учений своего ополчения, и вполне себе еще живые на том же юге традиции выставлять по ополченческой роте от каждого цеха в городах запада ныне являлись всего лишь городскими легендами…

Бывший кожевник снова смачно зевнул и, покрутив головой так, что захрустела шея, двинулся по стене, положив свою алебарду древком на шею и закинув руки на ее торчащие по бокам концы. Конечно, при таком положении в случае внезапного нападения он точно не успеет воспользоваться своим оружием, но кому тут нападать-то?

В наспех собранное ополчение молодого кожевника не взяли. Старшина кожевников сказал, что это потому, мол, что Комех в драке становился совсем дурной. Эвон, уже троих с горшечной улицы так покалечил, что до сих пор отлеживаются. А одному из кузнечных подмастерьев и вообще руку напрочь сломал. Но Комех был уверен, что дело совсем не в этом, а в том, что старшина просто его невзлюбил. Потому что младшая дочка оного старшины уже давно заглядывалась на молодого кожевника. Телея была пышной, как сдобный калач, и весьма своенравной. Так что уже в достаточно юном возрасте научилась закатывать отцу такие истерики, что никто из семьи старшины старался с нею не связываться. Но ленту в подарок от молодого кожевника она приняла. Хотя и фыркнула… Поэтому напрямую запретить дочери «женихаться» с Комехом старшина не решился. Комех же сему факту только порадовался. Семейка у старшины кожевенного цеха была богатая — две мастерские держали. Причем ни он сам, ни трое его сыновей лично у дубильных чанов уже не стояли. Да и городские поставки кож также шли через его руки. Уж, чай, найдет для зятя какое местечко, где также не придется шибко пачкаться… Однако всем было известно, что сам старшина выбор дочки явно не одобрял. Вот и отшил нелюбимого кандидата в зятья, не дав ему возможности прославиться и неплохо подзаработать. На чем? Да на тех же трофеях. А как же иначе-то? Зачем еще люди в воины идут, как не за этим?.. А добыча, по мнению знающих людей, к которым Комех прислушивался с блестящими от предвкушения глазами, ожидалась весьма знатной. Нет, не с орков. Ну чего с этих дикарей взять-то? Оне ж — босота и голь перекатная. С них из чего подороже ежели только какое оружье взять можно. Но оно совсем не под человеческую руку. Так что в лучшем случае его придется перековывать, а в худшем… в худшем и вообще отберут. Потому как ополчение — это не воины. И своего оружия иметь не могут. Только то, что получили из городских арсеналов. И после того как все закончится, требуется все оружие обратно в арсеналы сдать… Но ведь орки же цельную столицу того… сожрали! А в столице же самые богатства и есть. Это ж всем известно! И нонича они лежат совсем брошенные и никому не нужные. Так что приходи и бери, чего хошь. Так что тем, кто уйдет с ополчением, можно просто озолотиться. Ну, так говорили все эти знающие люди, которые, впрочем, отчего-то совсем не спешили записываться в ополчение. Но Комех на такие мелочи внимания не обращал… И тут такой облом! Вот точно старшина специально это сделал. Потому как — ну кого еще в ополчение брать, как не его? Да во всей кожевенной слободе никого лютее на драку, чем Комех, отродясь не было! А насчет того, что он дурел в драке, — так какой это недостаток-то? Чего врагов-то жалеть? Бей-убивай — и вся недолга…

Бывший кожевник дошел до конца своего участка стены и, развернувшись, двинулся обратно. Спать хотелось все больше и больше, так что он побоялся, что если остановится и расслабится, то точно уснет. А просыпаться пришпиленным к стене алебардой как бабочка ему совсем не хотелось…

В бандиты Комех попал по глупости. Причем случилось это почти сразу после ухода ополчения. Одним не очень удачным вечером он изрядно принял на грудь с более взрослыми мужиками да и двинулся к себе в слободу. Потому что делать в городе теперь было особенно нечего. В Ггурбахе после ухода ополчения стало тихо, уныло и… бедно. Торговля почти прекратилась. Даже в их кожевенной слободе склады гильдии буквально ломились от обработанных кож, которые никто особенно не покупал. Несмотря на то, что цены на них упали ниже некуда. Короче — ни развлечений, ни денег на них. Даже поход в бордель Комех мог теперь себе позволить не чаще пары раз в месяц. И если бы не парочка веселых вдовушек, которым молодой кожевник временами помогал слегка потешить свою… свой горячий темперамент, жизнь стала бы совсем унылой. Впрочем, и так он находил в ней не много поводов для радости…

Он совершенно не собирался убивать этих трех пьяньчуг. Ну вот совсем ему не было до них никакого дела, но… Короче, после того как с его глаз спала кровавая пелена, он обнаружил у своих ног три холодеющих трупа. И понял, что если он не хочет закончить жизнь на виселице, то ему нужно как можно быстрее покинуть город. В Ггурбахе, несмотря на уход большей части стражи с городским ополчением, к убийствам относились все так же строго. И затеряться в столь небольшом городе также не было никаких шансов. Уже через несколько часов после того как будут обнаружены тела, все содержатели ближайших трактиров, а также их завсегдатаи будут дотошно опрошены, после чего будет совершенно точно установлено, кто когда их покинул и куда направился. А имея эту информацию, вычислить, что путь этих трех пьяньчуг непременно должен был пересечься с траекторией двинувшегося в сторону дома Комеха, не составит особенного труда. Ну а после этого установить, кто нанес те самые удары, которые и прервали жизненный путь этих неудачников, вообще не составит никакого труда. Молодой кожевник ведь бил как привычно, как в обычной драке. Так что все, кто знаком с его тяжелой рукой, не узнать подобные удары не могут. А таковых в Ггурбахе до сих пор было вполне достаточно…

Комех дошел до надвратной башни и остановился. Внизу, у ворот, сегодня нес службу Бафсит, смуглый, чернявый улиец, не пивший ни вина, ни пива, но зато регулярно жующий какую-то оранжевую дрянь, которая ввергала его в странное полулетящее состояние. Но пребывать в этом состоянии Бафсит способен был чуть ли не целыми сутками. Причем практически не спя. Бывший кожевник вновь зевнул, едва не вывернув челюсть, после чего опять с размаху заехал себе ладонью по щеке. Но помогло это мало. Комех скривился и, перегнувшись через низкий внутренний парапет, тихонько крикнул:

— Бафсит, эй, Бафсит…

— Что? — очень невнятно донеслось снизу спустя некоторое время. Тоже небось придремал. Или эту свою дрянь жует. От нее голос тоже по-всякому меняется…

— А у тебя сейчас при себе эта твоя оранжевая дрянь есть? — Комех замолчал, ожидая ответа. А спустя минуту, так и не дождавшись, продолжил просительным тоном: — Ты это… может, поделишься? А то спать охота — мочи нет!

— Сейчас принесу, — глухо послышалось снизу, после чего послышался хруст щебня под каблуками, которым были засыпаны все внутренние лестницы в башнях. Бывший кожевник обрадовался, что ему самому не придется спускаться вниз по полуразрушенной лестнице, и, облегченно вздохнув, отвернулся и вгляделся в темноту за стену. Не то чтобы он там что-то увидел, просто в глаза будто кто-то песок насыпал, так что смотреть просто во тьму было легче, чем в ту сторону, которая освещалась рваным, трепещущим светом пары-тройки факелов… Так что когда возникшая за его спиной неясная фигура качнулась вперед и, ухватив его ладонью за подбородок, резко дернула голову вверх, он от неожиданности смог только испуганно втянуть воздух. А затем горлу отчего-то стало очень больно и мокро…

* * *

Трой осторожно опустил все еще содрогающееся тело на камни стены и огляделся. Это был третий, последний из караульных, которых он сумел обнаружить. И самый неудобный из них. Поскольку в отличие от остальных не пытался дремать, специально оградив место своего пребывания разными примитивными сигналками типа особым образом положенного камня или, там, пустой кружки, поставленной в неустойчивое положение в таком месте, где ее непременно должен был бы задеть приближающийся проверяющий, а просто тупо бдил. Положение еще больше усугублялось тем, что этот караульный нес службу на самом обветшавшем участке стены, заваленном щебнем и мелкими обломками, которые, с одной стороны, вследствие своих крайне малых размеров никак не могли послужить Трою укрытиями, а с другой — служили отличной сигнальной системой. Как осторожно ни двигайся — все равно либо щебнем захрустишь, либо какой обломок заденешь. То есть подобраться к караульному или хотя бы к месту, с которого на него можно было совершить внезапное нападение, было очень проблематично… Нет, будь здесь Алвур с его эльфийской сноровкой и ночным зрением — ему это, скорее всего, не составило бы большого труда, но Трой-то не эльф… И тут вот такой подарок! Самая неудобная цель не только сама позвала его к себе, но еще и в самый опасный момент, когда шансы разглядеть, что к нему приближается вовсе не тот, кого она ожидает, максимальны, — еще и тупо повернулась к Трою спиной. Удача? Несомненно! Вот только жизнь научила Троя относиться к подобным подаркам судьбы очень настороженно. Потому что, как говаривали еще Ругир и Тристан, — удача стремится к равновесию. И если она в какой-то момент щедро тебя одарила, готовься к тому, что очень скоро жизнь подкинет такую подлянку, что диву дашься! Так что лучше было бы ему сейчас на стене помучаться…

Как мнилось — так и случилось. Аккурат в тот момент, когда Трой, шатаясь от напряжения на подрагивающих ногах, медленно вытягивал из кованых скоб тяжеленный брус, запечатывающий ворота, за его спиной раздался удивленный голос:

— Ах ты ж, дюблая отрыжка ухнака, ты чего это тут творишь?!

Трой на мгновение замер, а затем, шумно выдохнув, рывком вырвал брус из последней скобы и, напрягшись буквально до звона мышц, швырнул его через себя в сторону неожиданного черта из табакерки. Брус с грохотом обрушился на булыжник, которым был вымощен воротный проем, не долетев до цели не менее пары саженей.

— Ах ты ж… — взвизгнул неожиданно появившийся тип, отпрыгивая в сторону, — да я ж тебя… — но тут же запнулся и, окинув Троя недоуменным взглядом подозрительно спросил: — Э-э-э… а ты кто? Откуда взялся? — И почти сразу же, не дожидаясь ответа на заданные вопросы, заорал: — Тревога! Враги! К оружию! — После чего бросился к тяжело дышащему Трою, выхватывая на ходу из ножен свой меч.

В первые секунды схватки Трой не погиб только потому, что, опасаясь поранить руки, рискнул надеть на себя левый наручь. Вот им он и сумел пару раз отмахнуться от весьма умелых ударов нападающего. Чешуя Раш очередной раз доказала свое полное превосходство даже над обычной сталью… А затем он извлек-таки из перевязи за спиной свою Тайную ветвь и… эта схватка закончилась.

— Вот дерьмо… — досадливо прохрипел Трой, вытирая лицо от кровавых брызг, которые напавший на него тип расплескал из обрубка своей руки. Но его досада была связана вовсе не с этим, а с тем, что вопль нападавшего не остался безответным. И из распахнувшихся дверей караулки уже выбегали дружинники, на ходу натягивающие на себя стеганки и кожаные панцири. И оружие они уже держали в руках… Алый герцог зло сплюнул. Вот ведь незадача — боец из него сейчас совсем никакой. Руки трясутся, ноги дрожат, и мокрый как мышь. Ну да этот брус явно человека четыре-шесть обычно накладывали, а Трой сунулся в одиночку… Так что то, что он справился с напавшим на него типом, который явно был из числа командиров и, скорее всего, заявился проверять караульных, было, скорее, удачей, чем результатом его реальных усилий. Ну не был напавший готов к тому, что Тайная ветвь легко разрежет и его меч, и наручь, и саму руку, и вообще отсечет ему все правое плечо. Он-то все правильно сделал — ловко заблокировал удар своим мечом. Откуда ж ему было знать, что у какого-то ночного бродяги, одетого, почитай, в лохмотья, может быть подобное оружие…

— Помнится, милорд, вы обещали мне, что если вам придется встать в кругу врагов спина к спине, вы не забудете об одном вашем знакомом? — Веселый голос, раздавшийся за спиной герцога Арвендейла, прозвучал несколько неожиданно, но очень вовремя.

— Рад вас видеть, виконт, — облегченно выдохнул Трой и привалился плечом к стене. — Должен вам сказать — вы довольно вовремя.

Виконт Аскавирал довольно хмыкнул и выпрыгнул вперед, замахиваясь своим двуручным мечом.

— Хресь!

— А-а-аы-ы-ы-ы-ы-ы… — Первый из подбежавших дружинников оказался недостаточно проворным для того, чтобы избежать удара, и потому повалился на камни замкового двора, оглашая его дикими воплями. Да уж, массивный меч виконта не был столь смертоносен, как Тайная ветвь, но устоять под его ударом могли о-о-очень немногие.

— Дзанг!

— Аа-а-а-аа-а-а-а… — Второй из подбежавших дружинников барона, как видно спросонья, подставил под удар деревянный щит… и огласил окрестности настоящей руладой, когда разрубившее щит лезвие заодно рассекло и руку, на которой, собственно, щит и висел. Трой отдышался и отлип от стены. Пора и ему включаться. Двуручный меч, конечно, вещь убойная, но у него есть один большой недостаток — он очень тяжел и инерционен. Поэтому переход от одного удара к другому возможен только через размашистые и потому довольно долгие по меркам ближнего боя удары-махи. Один на один и на открытом пространстве это не так уж и важно, — всегда есть возможность сработать корпусом или ногами и уклониться от излишне приблизившегося врага, а вот в арке ворот и против десятка противников…

— Фжух!.. жух! — Слева просвистела парочка стрел, и один из подтянувшихся к воротам дружинников барона рухнул на булыжник замкового двора. Трой довольно оглянулся. О, вот и егеря подтянулись. Ну, теперь живем! Он нагнулся и, подхватив слегка погнутый и выщербленный щит, оставшийся в воротной арке от второго из снятых им караульных, несколько неуклюже двинулся вперед. Ноги еще побаливали, да и пресс со спиной тоже — так что вряд ли он сейчас способен передвигаться достаточно ловко, чтобы исключить попадания по себе. А от его легендарного доспеха из чешуи Раш у него в данный момент имеется только один наручь. Так что уж лучше со щитом…

— Хрясь! — Двуручное чудовище виконта развалило до паха еще одно неудачливое тело. Какие-то странные у этого барона бойцы — так подставляться, это надо, считай, ничего не уметь в прямой схватке. Впрочем, если Хромой сказал правду о том, из кого этот Каэверли в основном набрал свою дружину, — все понятно. Подобный контингент только в подворотне силен. Ну, или на большой дороге… Но из примыкавшего к донжону приземистого здания казармы уже густо полезли остальные дружинники, не только из числа назначенных в караул. Так что основная схватка была еще впереди. Трой зло скривился. Ну почему сегодня все пошло так наперекосяк?! Изначально планировалось, что могучий и смертоносный герцог Арвендейл тихо взберется на стену, тихо переберется во двор, тихо вырежет караульных, после чего остальные столь же тихо проникнут внутрь и как можно более тихо вырежут (ну, или оглушат и свяжут, как настаивал виконт Аскавирал) возможно большую часть баронской дружины. Но как выяснилось, могучесть и смертоносность вышеупомянутого господина оказались изрядно преувеличены. Так же, как и его удачливость… Так что теперь предстояло выдержать бой со всем гарнизоном. Нет, в победе он не сомневался, но каковы будут потери? До сего момента им удавалось обходиться без них, хотя благодарить за это стоило, пожалуй, не столько его, так сказать, умелое руководство, сколько достаточный запас зелий и лечебных амулетов. И Алому герцогу очень не хотелось нарушать эту традицию. Но, похоже, сегодня без этого не обойдется. Если только он срочно не придумает, как…

— Позвольте, милорд! — Герцог Арвендейл качнулся в левую сторону, и мимо него шустро пробежал десяток егерей, держащих в руках луки с уже наложенными на тетивы стрелами.

— Э-э-э… прошу прощения, милорд! — На этот раз Трой ушел вправо, пропуская мимо себя своих арвендейлских охотников, устремившихся на узкую лестницу, ведущую на стену. Схватка, как обычно, вполне себе развивалась и без его «мудрого» руководства.

— Фжух!.. жух!.. жух! Ш-жжух! — запели впереди стрелы. И почти сразу же со стороны казарм послышались вопли и стоны подстреленных. Трой прищурился, всматриваясь в едва начавшую сереть темень, и тихо выдохнул. А может, и обойдется…

4

Барона Каэверли разбудило неясное ощущение тревоги. Впрочем, он вообще последнее время часто спал весьма плохо. Чутко, просыпаясь от малейшего шороха, а иногда и вообще просто так, потому что ему что-то почудилось. Ну, вот как в этот раз…

Все началось еще тогда, когда до барона дошли известия о том, что кто-то упокоил Угрюмого Пеппия. У Угрюмого была самая сильная банда из тех, что находились под негласным управлением барона, и приносила ему очень неплохой доход, который к тому же был уже до медяка учтен в его будущих планах. Так что известия эти были весьма неприятными, и барон несколько ночей долго засыпал, ворочаясь и кляня злодейку судьбу, подкинувшую ему такую подлянку.

Но особой тревоги у него тогда не возникло. Разбойная доля — дело такое… из числа тех, кто встал на стезю разбойника, смертью от старости умирает едва ли один из ста. Да и эти единицы по большей части последние годы жизни влачат весьма жалкое существование, чаще всего выпрашивая милостыню, демонстрируя сердобольным прохожим культи отрубленных палачом рук и ног и обрывки вырванных им же ноздрей и ушей. Остальные гибнут либо во время какого-то очередного грабежа, нарвавшись на слишком зубастую добычу, либо, будучи выслеженными егерями, — от «брака» с «пеньковой вдовой». Ну, или если совсем уж не повезет, — после приговора суда медленно сгнивают на каменоломнях и рудниках от обвалов, желудочных болезней и истощения. Очень редко кому удается избежать всего сказанного… А какой может быть иной исход, если в бандиты, как правило, попадают откровенные тупицы и неудачники? Потому что как еще можно назвать людей, которые оказались в разбойниках по большей части совершенно случайно. Вот жил себе такой человек, хорошо ли плохо, но обычно — пил, ел, занимался крестьянским трудом либо каким ремеслом, а потом — раз напился и прибил либо прирезал кого-то по пьяни — и все. Или на каторгу, или в бега. Ну а потом либо в наемники, либо в разбойную ватагу… Или там чего украл, но опять же или по пьяни, или настолько тупо и бездарно, что поймали за руку, — и опять тот же выбор.

Причем как раз в бандитах оказываются самые никчемные — трусы, лентяи и неумехи. Потому как хоть в наемниках и не спрашивают особо, кто, какой, откуда, но зато сразу же берут в оборот и нагружают по полной. Да еще и в бою молодняк, как правило, сразу же ставят в первую линию. Сумеет под мечами врагов вспомнить и применить все, чему успели научить, и выжить — есть смысл дальше с ним возиться, а нет — так нет. Свежее «мясо» на замену всегда найдется. Наемничество — ремесло суровое, трусы и неумехи в одном с тобой строю это не просто ненужные расходы, это прямая угроза собственной жизни. Так что для того, чтобы пойти в наемники, нужен либо собственный сознательный выбор, либо большое личное мужество. А вот в бандиты… в бандиты идет всякая шваль. У них же не жизнь, а малина! Пограбил, набрал добра и серебра, а то и золота с каменьями — и гу-уляй не хочу! Все бабы твои!

Так что поначалу барон не обеспокоился. Но после того, как в течение двух недель на ноль оказались помножены еще две крупные банды, он встревожился. А когда, подняв всех своих информаторов, барон так и не смог узнать, кто именно разобрался с этими бандами, у него засосало под ложечкой. Потому что никто из его контрагентов и информаторов даже не представлял себе, кто здесь, на западе, в настоящее время был на такое способен… То есть нет, представлять-то представляли, конечно, такие были, и они были достаточно известны — герцоги, пара-тройка графов посильнее, сводный отряд из городской стражи более-менее крупного города и пары-тройки дружин относительно сильных баронов — и так далее… Но судя по той информации, которую удалось собрать барону Каэверли, никто из этих потенциально опасных лиц и сообществ в последнее время не предпринимал ничего подобного. Более того, никто ничего подобного даже не планировал. Люди здесь, на западе, были настолько запуганы, что даже не решались ничего предпринимать. Но ведь это же случилось! А значит, здесь, на западе, появилась некая новая сила, от которой нужно было ждать всего самого плохого…

Ему очень не хотелось в это верить, очень! Потому что если все обстояло именно так, то это означало резкое нарушение, а то и полное крушение всех его планов. А также той жизни, к которой он уже успел привыкнуть… Нет, к настоящему моменту барон «заработал» уже почти в три раза большую сумму, чем та, на которую он рассчитывал, когда, так сказать, «вступил в отношения» с Кривым Кабаном. Но ведь всем известно, что аппетит приходит во время еды, не так ли? Вот и у барона Каэверли он также… пришел. К тому же выяснилось, что барон сильно просчитался с планируемыми расходами. Потому что женщины, даже попавшие в затруднительное положение, все равно остаются женщинами. А у женщин аппетит всегда безразмерен. И зависит вовсе не от того, что ей действительно нужно или, скажем, просто хочется, а от того, что ей могут дать. Ну во всяком случае так обстояло дело с теми женщинами, с которыми отношения у барона сложились настолько близко, что он посчитал для себя менее обременительным исполнить какую-то часть их желаний и прихотей, нежели сказать им «нет» и… получить полной мерой все, что последует после этого. К тому же с появлением денег и к самому барону вернулись все его старые привычки. А в молодости он был тем еще транжирой…

Поэтому, несмотря на то что холодная логика требовала немедленно свернуть все опасные контакты и начать решительно рубить концы, барон Каэверли поступил почти точно наоборот. То есть не просто не обрубил концы, но еще и попытался выжать максимум из того времени, которое, как он считал, у него осталось… Впрочем, это типичное поведение для любого бандита, не так ли? Все они грабят, насилуют и убивают до последнего момента, до того, как опасность не становится абсолютно очевидной… после чего с воплями разбегаются по щелям, моментом забывая про все байки о «воровском братстве», которые они так любили слушать или рассказывать, изрядно приняв на грудь у походного костра или на теплой городской «малине». Вот и барон тоже, искренне считая, что уж он-то — совсем не это тупое, трусливое и развращенное разбойничье быдло, попался в абсолютно стандартную для не только разбойничьего, а вообще абсолютно любого тупого быдла ловушку жадности. Ну оглянитесь вокруг — разве возле вас таких мало? Жадных и кичащихся своим «умением жить», своим, во многом ворованным, достатком, обожающих напяливать на себя горы золота или модных шмоток и хвастающихся не чем-то, что они создали собственным талантом, упорством и честностью, а некими «бирками», «вывесками», подтверждающими их условную принадлежность к «узкому кругу ограниченных людей» — машинами дорогих марок, ношением одежды раскрученных брендов, фотографиями с отдыха на палубах дорогих яхт или с танцполов престижных ночных клубов. Потому что ничего своего, чем можно было бы похвастаться, у них, увы, нет…

Так что действительно рубить концы барон Каэверли начал только после того, как была разгромлена банда Кривого Кабана, повязанного с бароном куда как сильнее, чем любой другой разбойничий главарь. Ведь именно с договора с этим бандитом и начались приятные перемены в жизни нищего барона. Но когда от Кругзана пришло короткое сообщение, что Хромого в Каглуме не оказалось, барон понял, что все, он не успел. И окончательно потерял сон…

Проснувшись, барон несколько мгновений лежал, прислушиваясь к ночной тишине и пытаясь понять, чем именно вызвана разбудившая его тревога. Как и ранее, чем-то подсознательным или на этот раз… закончить мысль он не успел. Потому что из-за неплотно прикрытых на ночь ставен до барона донесся раздраженный голос капитана его стражи, бывшего наемника, а затем разбойника — Кривозуба:

— Ах ты ж, дюблая отрыжка ухнака, ты чего это тут творишь?!

Барон досадливо скривился. Похоже, капитан застал спящим очередного караульного. «Ну, теперь начнется шарманка…» — раздраженно подумал барон, поворачиваясь на бок и прикрывая глаза в попытке снова заснуть. Но заснуть ему не удалось. Потому что буквально через пару мгновений от ворот донесся какой-то гулкий удар, будто кто-то уронил на булыжник двора что-то тяжелое. После чего снова послышался голос капитана дружины барона, но уже какой-то удивленный, а вернее даже ошарашенный:

— Ах, ты ж… Э-э-э… а ты кто? Откуда взялся? — И почти сразу же: — Тревога! Враги! К оружию!

Барон тут же вскинулся и сел на кровати, испуганно прислушавшись. Лежащая с другой стороны стройная женская фигура зашевелилась и, оторвав голову от подушки, удивленно произнесла:

— Дорогой? — собрав в одном этом слове целый сонм разных оттенков — вопрос, озадаченность, тревога, просьба успокоить… и тут же еще и раздражение, и обещание будущих проблем. Но барону Каэверли было на это наплевать. Даже не повернув головы, он свирепо рявкнул:

— Заткнись! — и настороженно прислушался. Пару мгновений со двора не было слышно ничего, кроме тяжелого дыхания и лязга железа, а затем раздался полный боли вой, мгновенно перешедший в череду полувсхлипов-полустонов, сразу после чего послышался скрип распахиваемых ворот и встревоженные голоса. А чуть позже вопли, лязг столкнувшихся клинков, хлопки тетив и ругань полились уже нескончаемой рекой. Барон Каэверли судорожно сглотнул и вытер ладонью мгновенно вспотевший лоб.

Он не был военным… Нет, как дворянин, барон, естественно, обучался военному делу. И когда был совсем еще молод и глуп, даже, помнится, грезил, как он мчится в полных латных доспехах на могучем боевом коне, повергая наземь врагов, разя мечом грязных орков и купаясь во всеобщем восхищении перед своей доблестью и силой. Ну-у-у… теоретически. Как бы… Если бы к этому не надо было прилагать особенных усилий и-и-и… не особо подвергать опасности свою жизнь. Вот чтобы — раз, и он уже на коне и разит… Потому что здесь, на западе, все уже привыкли к тому, что жизнь в империи размеренна и безопасна. И считали это правильным и неизменным. Так что молодежи даже приходится специально как-то напрягаться, чтобы отыскать способ пощекотать себе нервы. Ну тем, кто хотел… А юный барон хотел этого далеко не всегда. Нет, он, конечно, участвовал в дуэлях, но ведь дуэль это же совсем другое, нежели настоящая боевая схватка. Потому что здесь, на западе, никого не убивали на дуэлях уже как минимум лет двадцать. Это было просто не принято. Ведь на дуэли всегда есть возможность сдаться, причем сделать это можно было весьма пафосно. Ну там отшвырнуть в сторону клинок и гордо воскликнуть нечто типа:

— Пусть вам сегодня и повезло, но боги еще покарают вас за то, что вы сегодня выступили на стороне лжи! — А потом так: — Я извинюсь, как этого требует дуэльный кодекс, но запомните мои слова!

Барон и сам поступал так не один раз. А что — и нервы пощипал, и никакого особенного урона. Хотя, конечно, его противники поступали так куда чаще. Потому что барон Каэверли был весьма умен и всегда старался соглашаться на схватку, только если противник был явно слабее его. А от дуэлей с более сильными противниками старался всячески уклониться. Но, как известно, поединок — вещь не очень-то предсказуемая. И если ты понял, что ошибся в силе противника, то лучше красиво выйти из неудачно складывающейся для тебя ситуации, нежели тупо лезть на рожон. Потому что надо быть полным идиотом, чтобы реально, по-серьезному, рисковать своей такой драгоценной, такой единственной и неповторимой жизнью. Ведь каждый человек — это же целый отдельный мир, с его мечтами, чаяниями, желаниями и любовью. Разве не так говорят философы? Вот и барон с ними был полностью согласен. Особенно в отношении себя самого. Иначе он ни за что бы не пошел на ту сделку с Кривым Кабаном…

И вот теперь, похоже, ему предстояла реальная схватка не на жизнь, а на смерть. Ибо глупо ждать пощады от тех, кто уже вырезал или развесил по обочинам дорог не одну сотню таких же вполне себе живых людей, со своими желаниями, надеждами и чаяниями. А теперь пришел за ответом в его собственный замок, который он, вот досада, так и не успел восстановить в достаточной мере. А все из-за этих баб, которые требовали от него все больше и больше денег…

Барон зло покосился на делившую с ним ложе кровососку, которая уже села на постели и закуталась в одеяло, а затем быстро вскочил на ноги и судорожно бросился к висящему на вешалке доспеху. Однако подбежав вплотную, замер. Мысли метались как испуганные мячики. Зачем надевать доспех, если пока он оденется и выбежит наружу, все закончится? То есть либо гарнизон замка отобьет нападение, либо… А вот если произойдет второе либо, то эта громоздкая хрень точно помешает ему бежать… ну, или спрятаться. Значит, не надеваем! А вот меч… меч стоит взять. Может, придется прорываться. Да и все равно необходимо будет выглянуть наружу. Ну хотя бы для того, чтобы прикинуть, как там идут дела. Вот он и выглянет с мечом в руках. Дабы добавить воодушевления своим воинам. И еще чего-нибудь пафосное проорет…

— Дорогой, что случи…

— Заткнись!!! — истерично возопил барон и, схватив меч, бросился в сторону балконной двери.

Проорать ничего не получилось. Едва только барон Каэверли грозным пинком распахнул двери и выскочил на балкон, который когда-то, когда донжон и весь замок еще только строились, должен был играть роль стрелковой галереи, но уже очень давно не использовавшийся по изначальному предназначению, как любые слова просто застряли у него в глотке. Потому что… потому что внизу все было уже закончено. Двор замка оказался завален трупами, одетыми в форму его дружины, а несколько десятков бойцов, часть из которых, кстати, носила вполне узнаваемые накидки императорских егерей, тушила горящую караулку и деловито вязала около полудюжины его дружинников, которые, как видно, успели бросить оружие и потому умудрились остаться в живых. А у самых ворот стояли два человека и молча смотрели на все происходящее…

Барон испуганно сглотнул и… это оказалось его ошибкой. Потому что довольно гулкий звук долетел до находившихся внизу людей, и половина из них тут же развернула головы в его сторону. Несколько мгновений над двором висела тишина, нарушаемая только треском угольев на уже потушенной караулке, после чего один из тех двоих, что стояли около ворот, сделал приглашающий жест рукой и произнес:

— Спускайтесь, барон, не заставляйте нас посылать людей, которые приволокут вас силой.

Барон снова сглотнул, после чего постарался взять себя в руки.

— Кто вы-й… — грозно начал он, однако голос подвел его, на втором слове дав петуха. Барон осекся, откашлялся, а затем начал снова:

— Кто вы такие и почему столь подло напали на мой замок?

— А вы спускайтесь, — усмехнулся тип, стоявший возле ворот, боднув барона ледяным взглядом. — Здесь и познакомимся.

И Каэверли понял, что если он хочет получить хотя бы маленький шанс на то, чтобы не то что просто продолжить свою только-только наладившуюся и ставшую такой удобной и приятной жизнь, но и вообще остаться в живых, ему надо немедленно бежать. Причем бежать как можно быстрее и как можно дальше, а там, далеко, забиться в самую узкую и глухую щель… Поэтому барон резко отпрыгнул назад и бросился к красивой резной двери, за которой располагалась его личная гардеробная. Потому что именно из нее начиналась тайная лестница, ведущая вниз, в подвал донжона, к подземному ходу. Вот Темные, он не знал, успели ли его очистить! Нет, барон точно помнил, что отдавал такой приказ, но вот проверить выполнение так и не удосужился. Идиот! Все дела, дела, развлечения, женщины, а самого главного-то…

— Стынц! — Каэверли, уже почти добежавший до своей цели, резко отшатнулся назад, потому что в косяк двери, к которой он так стремился, перед самым его носом воткнулась стрела. После чего от входных дверей в его личные покои послышался хриплый и слегка запыхавшийся голос:

— Будешь дурить — вторую всажу в поясницу. Отвечать на вопросы милорда отнявшиеся ноги тебе нисколько не помешают.

— Й-а-а… — испуганно проблеял барон, замерев и не рискуя сделать последний, спасительный шаг, но затем дворянская спесь взяла свое и, он гневно начал, разворачиваясь: — Да как вы сме… — Но в этот момент за его спиной послышался голос еще одного из захватчиков:

— А чего ждать-то? Давай сейчас и всадим. Парочку.

— Нет-нет, — поспешно вскрикнул барон, мгновенно растеряв весь свой гонор, — я готов. Я уже иду!

Пока спускались по лестнице, слегка успокоившийся барон Каэверли прикидывал варианты того, что может ему грозить. Выходило, что пока ничего серьезного. Он — дворянин, барон и подвержен только суду лорда. К тому же даже герцог не имеет права судить его только и исключительно своей волей, а должен собирать судебную коллегию. А вот тут, даже если у напавших на замок имеются против него очень веские обвинения, уже возможны некоторые варианты. Недаром он последнее время активно окучивал местный «свет». По большей части, конечно, его «слабую» половину, но и «сильную» тоже. И хотя среди тех дворян, что ушли с дружинами к Эл-Северину, откликнувшись на призыв этого новоявленного императора, авторитет барона Каэверли был не особенно высок, то вот среди тех, кто все это время высидел здесь, у него уже успела сложиться кое-какая репутация. Недаром он столько денег спустил на разные воспомоществования. Благотворительность, она всегда окупается… Так что если его судьи будут именно из вторых, особо серьезных проблем можно не опасаться. А так скорее всего и будет. Первых-то вернулось не так и много, причем большинство из этих вернувшихся все еще отлеживалась по своим владениям, отходя от ран… Утвердившись в этих выводах, барон, выйдя на двор, высокомерно огляделся.

Основная суета во дворе уже прекратилась. Зато из внутренних помещений замка вовсю слышались испуганные крики, взвизги и плач. Похоже, захватчики не особенно церемонились с прислугой. Вот интересно, а эту сучку, которая так умело затихарилась в его кровати, они найдут? Каэверли вскинул голову и гордо начал:

— Кто вы такие и что вам на…

— Связать, заткнуть кляп и положить в сторонку, — равнодушно бросил тот тип, который предлагал ему спуститься. Второй боднул его укоризненным взглядом, но не стал ничего говорить, а только вздохнул.

— А-няй! — Барону заломили руки и одновременно ловко всунули в рот довольно грязную тряпку. Вон даже песок на зубах заскрипел… Еще несколько движений, и хозяин взятого штурмом замка оказался умело упакован и положен на бок у угла воротной башни.

Обыск замка и допрос слуг занял около получаса. Ну да замок у баронов Каэверли строился довольно давно, когда он еще был в первую очередь укреплением, а не жильем, и потому основной задачей зодчего было сделать так, чтобы стены замка можно было защищать максимально ограниченным гарнизоном. Поэтому сам замок был не очень-то большим. К парочке, так и не покинувшей своей позиции у ворот, время от времени подбегали воины и что-то негромко докладывали. Что именно, барон расслышать так и не смог. Но вот разглядеть этих двух сумел хорошо. Тем более что все эти полчаса его никто не трогал. А затем обыскивающие добрались до его покоев…

Сначала из донжона послышался женский визг, быстро ушедший куда-то в ультразвуковую часть спектра. После чего из расширенных проемов бойниц, ныне ставших окнами, полились потоки ругани… Если бы не тугой кляп, не позволяющий шевелить нижней челюстью и губами, барон Каэверли, скорее всего, криво усмехнулся бы. Маркиза Тевлери, с которой он делил эту, столь неудачную для него ночь, считалась самой шикарной любовницей запада. И после сегодняшней ночи барон понимал почему. Маркиза оказалась о-о-очень горячей штучкой. Она возбуждалась от простого прикосновения к обнаженной коже, а во время секса орала, визжала и царапалась как безумная, своими множественными, дикими оргазмами заставляя любого из своих партнеров чувствовать себя настоящим мачо и крутым, брутальным самцом. А ради такого мужики способны пойти на очень многое… И маркиза этим весьма умело пользовалась, выжимая из своих любовников деньги, драгоценности, новые туалеты и иные подарки в виде породистых лошадей, карет и, самое главное, оплаты своих долгов, каковые она плодила со всей широтой своей страстной натуры. Причем она делала это настолько виртуозно, что то один, то другой из ее любовников вынуждены были запираться в своих замках и не казать оттуда носа, будучи обложенные разъяренными кредиторами. Вследствие чего барон Каэверли первое время даже старался держаться от нее подальше. Но когда он изрядно поправил свое материальное положение, а затем и благодаря своей «непримиримой борьбе с бандами» стал едва ли не самым обеспеченным владетелем запада (ну надо же было как-то легализовать свои доходы), она сама открыла на него охоту. И у барона не осталось шансов… А вот интересно, на что она сумеет развести эту парочку?

— Да как вы смеете, грязный мужлан?! Немедленно уберите руки и не смейте ко мне прикасаться! Я — маркиза Тевлери и требую к себе подобающего отношения! — Полуодетая женская фигура, вылетевшая из дверей донжона, тут же заставила всех находящихся во дворе оставить свои дела и повернуться в ее сторону. Двое, стоявшие у воротной башни, быстро переглянулись, потом второй, ну, который с укоризненным взглядом, сделал шаг вперед и учтиво поклонился:

— Прошу простить, госпожа, я — виконт Аскавирал. Могу я узнать, как вы оказались в этом замке?

— А-а-а, вы — дворянин! — Звонкий голос маркизы заставил птиц заполошно взметнуться с крыш и коньков башен и крытых галерей, на которых они устроились на ночь. И вот что удивительно — звуки яростной схватки в замковом дворе не заставили их как-то всполошиться, а вот голос маркизы…

— Немедленно прикажите схватить этого грязного мужлана и повесить на воротах! Он посмел обойтись со мной крайне грубо. Вы же рыц… — Она запнулась и окинула его подозрительным взглядом. Да уж, тип, назвавшийся виконтом, был одет крайне простонародно. — Вы точно рыцарь?

— Да, госпожа маркиза. — Горделивый кивок сразу же развеял любые сомнения. К Темным богам одежду, держаться с таким природным достоинством способен только аристократ.

— Значит, вы принимали обеты защищать женщин, детей и стариков! Я — женщина, и меня оскорбили. Я требую защиты! — И маркиза не менее горделиво вскинула голову. На несколько мгновений во дворе замка повисла слегка ошеломленная тишина, а затем снова послышался голос первого:

— Где ты ее нашел, Коском? — Барон удивленно вскинул брови. А этот-то покрепче будет… У второго-то, ты только погляди, глаз горит, грудь колесом, румянец, а этот — все такой же холодный.

— Дык в кровати вот этого, ваша милость, — ухмыльнулся старшина арвендейлцев, кивая в сторону аккуратно упакованного хозяина замка, — у стеночки спряталась и покрывалом укрылась. А как услышала, что я собираюсь кровать мечом проверить, — так и выскочила!

— Да как вы смеете! — Голос маркизы вознесся до самых верхних высот. — Я не позволю… — но продолжить ей не дали, потому что из проема двери, ведущей в донжон, выскочил радостный тип в накидке старшего егеря и радостно прокричал:

— Нашли! — Он подбежал к своим командирам и, гордо выпрямившись, продолжил: — Нашли, милорд.

— Что нашли? Сокровищницу? — взволнованно уточнил виконт. — И что там?

— Не-ет, сокровищницу-то мы давно отыскали. В ней-то ничего не… кхм, то есть там только деньги, причем серебро и всего один сундук, и-и-и… ну всякая ерунда была. Ткани там, одежда, оружие украшенное, но не шибко хорошее. А больше ничего. Но когда я начал слуг спрашивать… — Тут Грикс криво ухмыльнулся, вследствие чего графиня даже заметно вздрогнула, и продолжил: — Так уже третий указал на такого плюгавенького старичка. Мол, он-то и есть доверенный слуга хозяина. Вот этот-то старичок и показал тут один тупичок. А там — скрытая дверка. И как ловко сделано: не зная — нипочем не заметишь! Там на стене гобелен висит, но старый и ветхий — никто и не позарится, а на полу сундук стоит тяжеленный… Ну а за дверкой комната без окон, а в ней все как вы говорили — и золото, и ковры узорчатые, и посуда всякая дорогая, и оружие с латами все изукрашенное.

Барон Каэверли прикрыл глаза и яростно стиснул зубами кляп. Тусмер… урод! А как клялся: «Можете быть покойны, ваша милость, — ни единого звука из моих уст никто не добьется!» В этот момент барон почувствовал, как кто-то резким движением, так что заломило зубы, вырвал кляп из его рта и, не удержавшись, зарычал:

— …ский выкидыш! Сын свиньи и крысы! Да чтоб тебя… — Но в следующее мгновение кляп вновь оказался в глотке барона.

— Зря вы так, — укоризненно произнес тот налетчик, который доложил об обнаружении его секретной сокровищницы. — Старичок-то ваш дюже не хотел говорить. — Тут он снова повернул голову в сторону первого: — Но вы ж знаете, милорд, у меня такие умельцы имеются — скелет заговорит!

— Пойдем, покажешь, — коротко приказал «милорд», но не успел сдвинуться с места, как на весь двор снова разнесся звонкий голос маркизы:

— Стойте! — Все замерли. Маркиза решительно подошла к отдавшему приказ и, ткнув пальцем ему в грудь, спросила:

— Кто вы такой?

Тот нахмурился, но нехотя ответил:

— Герцог Арвендейл, к вашим услугам, маркиза!

— Вот как? — Пухлые губки маркизы насмешливо изогнулись. — Не знала, что среди герцогов империи возникла новая мода — захватывать замки провинциальных баронов и грабить их сокровищницы.

— Я о такой моде не слышал, — спокойно отозвался герцог, — зато я не так давно услышал о том, что барон Каэверли, оказывается, имеет прямое отношение к тому разбойничьему беспределу, что творится здесь на западе. И что большинство ограбленных замков местных дворян — дело именно его рук.

— Да что вы говорите? — ахнула маркиза. — Но-о-о… это точно? Вы уверены?

— Практически да, — кивнул герцог. — Но для того, чтобы убедиться в этом окончательно, мы и захватили этот замок.

Маркиза несколько мгновений рассматривала стоящего перед ней человека, очень соблазнительно покусывая губку, а затем перевела взгляд на лежащее у угла башни тело.

— Барон, неужели это правда? Неужели за трагедией бедняжки Стольвинер стоите вы? И замок виконтессы Альматир тоже ваша вина? — Она замолчала, как будто ожидая ответа, а затем сделала два шага вперед и решительным жестом воткнула свою ручку под локоть герцогу.

— Я иду с вами. Я должна своими глазами увидеть ваши доказательства.

5

— А-ха, ха, ха, ха… — Марелборо весело хлопнул себя по ляжкам, а затем вытер навернувшиеся на глаза слезы и переспросил: — Так прямо и сказала: «Я научу вас таким тайнам любви, о которых на вашем патриархальном юге даже не слышали!»? Оо-о… Не могу! — И император вновь зашелся в хохоте…

Трой же молча сидел и недобро зыркал на своих побратимов, большая часть из которых сейчас по примеру своего императора натурально ржала. Только Алвур скромненько молчал, хотя и на его губах играла легкая усмешка.

— Да уж… — едва отдышавшись, прохрипел Гмалин, — честно сказать — Лиддит такое рассказывать не стоит. У нас и так сирот после всего случившегося в стране изрядно, не надо множить их число…

— А вот хрен я тогда расскажу вам, что дальше было… — обиженно протянул герцог Арвендейл. Услышав это, император тут же вскинул обе руки вверх, а затем звонко хлопнул ладонями по столу. — Так — все, не ржем. Не ржем, я сказал! Глав, твою маму…

Все началось еще в замке барона Каэверли. Когда они с маркизой вошли в скрытую сокровищницу барона, та на некоторое время впала в ступор. А затем рванула к углу, в котором были свалены ковры, затканные золотом скатерти и иная драгоценная ткань.

— О, Светлые, это же гобелены из замка Стольвинер! Я их отлично помню — они всегда висели в парадном зале сразу за графским троном. — Маркиза схватила один из гобеленов и, встряхнув его, развернула. — Ну да — вот герб Стольвинеров, а это знак императора Илиана, который и сделал Стольвинеров графами. — Она повернула голову влево и вскрикнула: — А это же парадный сервиз Альматиров! Из серебра, инкрустированного жемчугом и украшенного истивийской чеканкой. Прадедушка нынешнего виконта приобрел его за сумасшедшие деньги у купцов с южного побережья. Моя бабушка рассказывала, что об этой покупке в салонах судачили почти два года!

— То есть вы подтверждаете, что здесь находятся вещи, которые принадлежали владельцам разграбленных разбойниками замков? — уточнил Трой. Услышав его слова, маркиза резко развернулась в сторону герцога Арвендейла, отчего ее не застегнутое платье на несколько мгновений распахнулось, и в появившимся вследствие этого проеме мелькнули и весьма выдающаяся грудь, и длинная стройная ножка. Трой слегка покраснел и отвел глаза, а виконт Аскавирал еле заметно сглотнул и покраснел совсем даже не слегка. Между тем виконтесса обдала герцога Арвендейла крайне горячим взглядом и воскликнула:

— Да-да, несомненно! — Она закрутила головой. — А вон там еще лежат столовые приборы «Оливковая ветвь», которые были фамильной гордостью Темрениэлов. А вот там ковры из парадной залы графини Грантери. Ее муж погиб на службе нашего великого императора, а замок бедняжки был разграблен, причем сразу после того, как этот… эта… этот негодяй почтил ее своим визитом. — Охваченная благодарностью маркиза была чудо как хороша! Ее глаза горели, на щеках играл румянец, а грудь… ох, гру-удь…

— Милорд, — с трудом произнес буквально пылающий от смущения виконт Аскавирал, — я это… я пойду, проверю… ну-у… кабинет барона. Вдруг там имеются какие-то важные бумаги… — с этими словами виконт буквально одним прыжком выскочил из тесной комнатки, заваленной горами добычи. Грикс же, похоже, деликатно исчез еще раньше… Между тем маркиза, чей восхищенно-влюбленный взор буквально ласкал мужественную фигуру своего освободителя, сделала шаг вперед… вернее не шаг, а… ну-у-у… эдак скользнула, максимально чувственно качнув и бюстом, и бедрами, отчего платье вновь колыхнулось, показывая самое сокровенное, а затем ухватила Троя за руку и потянула к себе.

— Ах, герцог, я вам так благодарна! Благодарна за то, что вы раскрыли и вытащили на свет этого подлеца… эту низкую тварь, которая сумела обмануть нас, дворян запада, и втереться к нам в доверие! О, как он был коварен… Представьте себе, это чудовище, грабившее и убивающее всех без разбора, ради того, чтобы войти в доверие и усыпить наши подозрения, даже объявил, что готов выделить помощь семьям, которые наиболее пострадали от разбойников. Я прибыла в замок барона как раз для того, чтобы передать ему список семей, которые более всех нуждаются в помощи. Дело в том, что я и мои подруги уже давно собираем для них одежду, продукты и кое-какую утварь, а также деньги и иные ценности, которые можно продать. Из-за того, что творится, очень многие юные дворянки остались практически без приданого. Я вам так благодарна, мой рыцарь! — Тут маркиза мягко потянула его ладонь на себя и-и-и… ловким движением прижала к своей пышной левой груди. Причем, конечно вследствие случайности, как раз в этот момент ее расстегнутое платье очередной раз весьма откровенно распахнулось, и заскорузлая, привыкшая к узде, древку копья и рукояти меча ладонь герцога Арвендейла была буквально обожжена ощущением нежного, трепетного, обнаженного соска.

— Вот послушайте, как бьется мое сердце… — с придыханием начала маркиза. Но закончить свою фразу ей не удалось. Потому что его милость, герцог Арвендейл, вздрогнул и, со всхлипом втянув воздух, одним прыжком выскочил из тайной сокровищницы барона.

Никто не видел, что после того, как герцог вылетел из комнатки, маркиза на некоторое время замерла, чутко прислушиваясь, а затем победно ухмыльнулась и, на цыпочках подойдя к распахнутому сундуку, плотно забитому кожаными кошелями, в которых обычно хранили золотые монеты, подхватила парочку из них и начала деловито пристраивать добычу под платье, привязывая кошели к поясу для чулок. Она приехала в этот замок за деньгами, и она их получит. Что бы ни случилось! Касательно же этого герцога… м-м-м какой мужчина, даже при взгляде на него у нее становилось мокро между ног, а уж когда его ладонь коснулась ее груди… Ничего — никуда он не денется. Дорога до Ггурбаха займет несколько дней — так что этот суровый красавчик точно не отвертится. С ее-то опытом… А если даже вдруг с ним не получится — остается еще красавчик виконт…

— Все-все, сир, я уже все… — с трудом выдавил Глав и, шумно втянув воздух, замер с красным лицом, изо всех сил стараясь снова не заржать.

— Все, все замолчали! — Марелборо эдак величественно склонил голову в сторону Троя и чопорно произнес: — Прошу вас, герцог, продолжайте. Нам не терпится узнать, что вы ответили на столь… м-м-м… неожиданное предложение.

Трой настороженно покосился на побратимов, потом вздохнул и уныло произнес:

— А чего тут было отвечать. Сказал, что уже женат.

— Да вы что? — Делано удивился Марелборо. — Надо же? Должно быть, герцогиня Велиэ несказанно удивилась подобному известию…

Эх, если бы дело ограничивалось только герцогиней…

Все началось еще по дороге к Ггурбаху. Все те три дня, что заняла дорога до города, маркиза не оставляла попытки, так сказать, завладеть вниманием сопровождавших ее рыцарей, активно зазывая к себе в карету то Троя, то виконта, совершенно непринужденно переключаясь с одного на другого и наоборот. Но и для Троя, выросшего в деревне ветеранов, и для виконта Аскавирала, воспитанного на суровом севере, где до сих пор царили простые патриархальные нравы, а честь и верность были главными ценностями и для мужчин, и для женщин, подобная неразборчивость был не то что непонятной, а вообще шокирующей. Поэтому, несмотря на все свои усилия, маркизе пришлось всю дорогу до Ггурбаха ехать в своей карете в одиночестве. И ночевать так же. Поскольку Трой, под маркой того, что он очень озабочен опасностью разбойного нападения, погнал отряд скорым маршем, останавливаясь на ночлег не в придорожных трактирах, а прямо на лесных полянах в том месте, в котором их застиг закат. Ибо опасался того, что рискни он заночевать с маркизой под одной крышей…

Так что испытание, которым стала для них с виконтом дорога до города, они хоть и с трудом, но выдержали. Но в городе им совершенно не стадо легче.

Начнем с того, что Ггурбах оказался заполнен довольно большим количеством дворянских семей, укрывшихся за городскими стенами — после того, как по западу расползлись слухи о взятых и разграбленных разбойниками дворянских замках. Причем особенно много среди них оказалось молодых (и не очень) вдов, число которых после бойни у Падангеи на западе заметно увеличилось. И, как тут же выяснилось, почти все они полностью разделяли не только представления маркизы Тевлери о достойном и недостойном, но и ее манеры. Так что Трой с виконтом сразу же оказались вовлечены в активные боевые действия по всем правилам военной науки — со штурмами, волнами атак, планомерной осадой и засылкой шпионов и диверсантов. Причем они оба выступали в качестве именно объектов атаки. Вот только бои эти велись на таком поле, на котором оба прославленных воина чувствовали себя абсолютными сосунками.

Впрочем, в первый момент всей глубины постигшей их напасти оба аристократа не осознали, поскольку после казни барона Каэверли, ознаменовавшей собой крушение целостной системы грабежей и налетов, с остатками банд местные могли справиться и сами. Поэтому Трой посчитал, что поручение императора близко к исполнению. А как иначе-то? Самые крупные и организованные банды, объединенные одной волей, имеющие связь и поддержку, — уничтожены. И хотя мелочи, конечно, еще достаточно, но против дворянских дружин и баронских и графских егерей она уже не катит. То есть осталось только собраться и организовать патрулирование дорог и выслеживание остатков банд — и все! Пара-тройка месяцев, и в этих местах снова наступит мир и покой. Ну ладно, пусть полгода, но все равно дальше местные вполне способны справиться и без него… Однако не тут-то было. Несмотря на все его усилия, организовать местных на вроде как столь простые и понятные действия оказалось очень сложно. Нет, Трой понимал: местное дворянство оказалось слишком запугано дерзостью бандитов и жестокостью налетов — но вы же дворяне, Темные вас возьми! У вас в обете сказано — хранить и защищать! В ваших вассальных клятвах записано: «Да не отпустят мои руки меч, пока я дышу!» Так почему же вы предпочитаете тихо сидеть за стенами и никуда не высовываться? И даже известия о разгроме наиболее крупных банд — того же Угрюмого Пеппия или Кривого Кабана, ранее подвизавшихся в виде этаких бичей божьих «благословенного запада», оказались не способны подвигнуть вас начать шевелиться!

Нет, все радовались и поздравляли друг друга, а также выражали полное восхищение силой и умениями Алого герцога — но и все. Никаких иных телодвижений не последовало. Так что, несмотря на все свое желание поскорее покинуть этот сумасшедший край, Трой не мог себе этого позволить. Потому что если плюнуть и пустить все на самотек, могло случиться так, что к тому моменту, когда местные наконец-то зашевелятся, бандитская мелочь, которая сейчас не представляла особой опасности, снова соберется в более-менее крупные отряды — и тогда все начнется по новой.

Две недели Трой бился как рыба об лед, встречаясь с людьми, посещая обеды и мотаясь по окрестным замкам. Но все было тщетно… Нет, с ним никто не спорил. Более того — им восторгались, в честь его прибытия в очередной замок или городской особняк закатывали торжественные обеды, на которых произносили прочувственные речи, но стоило только знаменитому Алому герцогу покинуть этот замок или особняк, как большинство достигнутых договоренностей и торжественно озвученных клятв развеивались как утренний туман. А вот атаки со стороны благородных матрон, молодых вдовушек, юных аристократок и даже старых дев, давно потерявших надежду на замужество, с каждым днем становились все более и более мощными и скоординированными. Сил же, чтобы отбиваться от второго и продвигать первое, с каждым днем становилось все меньше и меньше…

Помощь пришла с той стороны, с которой не ждали. А именно — от незабвенной маркизы Тевлери. Все это время он старательно скрывался от нее, причем делал это довольно успешно. Но однажды, когда его милость герцог Арвендейл в крайне расстроенных чувствах возвращался из очередной, как уже ему было понятно, практически бесполезной поездки в пару окрестных замков, на подъезде к городу навстречу его небольшому отряду выехала кавалькада всадников и всадниц. Трой в этот момент ехал, не особенно глядя по сторонам, охрана есть — пусть она и бдит, а ему надо было понять, как все-таки можно справиться с этой абсурдной ситуацией. Вроде как все делается правильно, а вот поди ж ты — результата ноль… Так что на то, кто именно к ним приближается, он обратил внимание только тогда, когда едущий рядом виконт Аскавирал негромко выругался. Трой вынырнул из своих невеселых дум и-и… едва так же не выругался. Потому что рядом с ним, весело улыбаясь, обнаружилось то самое лицо, встречи с которым он так старательно избегал. А именно — маркиза Тевлери. Трой затравленно оглянулся. Виконт Аскавирал уже успел тихонечко слинять на другой конец их смешанной кавалькады, образовавшейся из их конвоя и сопровождающих маркизы, и «спрятаться» за какой-то молоденькой дамой, рядом с которой грозно возвышалась ее суровая мамаша. У-у-у, предатель…

— Ах, герцог, как я рада вас видеть! — сияя улыбкой, заявила маркиза, притормаживая своего коня и выравнивая его рысь так, чтобы двигаться рядом с Троем. — Мы с вами так давно не виделись, что я уже заподозрила, что вы просто скрываетесь от меня.

— Как вы могли такое подумать? — уныло и потому крайне неубедительно отозвался Трой. — Быть рядом с вами — истинное счастье для любого мужчины… — Ну вот не нравились ему все эти словесные кружева, так распространенные среди местных аристократов. Он был воспитан совсем в другой среде. Нравится кто-то — соберись с духом и скажи, а еще ленту подари или вечером на выгоне, где собирается молодежь, сядь рядышком с избранницей, возьми за ее ладонь, ну а после проводи до дому. Не нравится — тоже скажи. И зачем нужны все эти многомудрые витиеватости, которые являются всего лишь прикрытием того, что любой нормальный человек называет «Похоть потешить»…

— Вот-вот, — усмехнулась маркиза, — и я о том же. А между тем, если бы вы поделились со мной своими озабоченностями, я могла бы оказаться вам весьма полезной.

— М-м-м… это вряд ли, маркиза. Видите ли, мои озабоченности…

— Заключаются в том, что вы никак не можете подвигнуть наших мужчин взять на себя бремя вернуть на эту землю покой и безопасность? — с легкой усмешкой прервала его маркиза. Трой удивленно воззрился на нее. Эк как точно сформулировала. И вполне изящно. Он бы сам так не смог.

— Н-да… — несколько растерянно начал он, — позвольте искренне восхититься вашей проницательностью.

— Не стоит, — сморщив носик, отмахнулась маркиза. — Лучше примите совет. Если вы хотите добиться своего — объявите бал.

— Бал? — удивился Трой.

— Да, — серьезно кивнула маркиза. — Это лучший способ сдвинуть с места наших трусов.

— Ну-у-у… я бы не стал использовать столь сильное…

— Ах, оставьте, герцог, — маркиза досадливо махнула ручкой, — трусы и есть. Храбрецы, по большей части, еще отходят от ран, а среди тех, кто здоров и полон сил, очень мало кто имеет сердце льва… — Она на мгновение замолчала, а затем задумчиво продолжила: — Хотя вы, наверное, правы. Не стоит быть такой резкой… — Она сделала короткую паузу, а затем продолжила: — Понимаете, дело в том, что мы здесь, на западе, уже очень давно не знали, что такое война. То есть всем, конечно, известно, что война — дело грязное, кровавое, тяжелое. Но известно это нам было по большей части чисто теоретически. Особенно никогда не воевавшей молодежи. Более того, среди них представления о грязи, крови и ужасах войны были в основном очень отстраненными, почти эфемерными, а вот мечты о блеске, подвигах и доблести, наоборот — почти овеществленными. Ну кто из дворянских отпрысков не мечтал мчаться на закованном в латы боевом коне в шеренге столь же блестящих латников, уперев тяжелое боевое копье в упорный крюк? А как картинно должны были слетать с плеч уродливые орочьи головы под ударами родового меча! И даже возможное ранение или в самом крайнем случае (а как иначе-то?) возможная смерть для них были вовсе не бедой, а всего лишь еще одним поводом покрасоваться. Предстать перед дамой сердца с суровым лицом и в белоснежных бинтах, сквозь которые просвечивала сочащаяся из ран кровь, и тем заработать лишний горячий взгляд, побледневшие в волнении щеки, а то и страстный поцелуй — да что может быть лучше для юного героя? И вот такие герои, воспитанные на рыцарских балладах и юношеских мечтаниях, столкнулись с настоящей войной… — Она сделала паузу. Трой тоже молчал. Маркиза проехала еще несколько шагов, после чего снова негромко заговорила:

— Нет, многие закалились и окрепли, как клинок из хорошей стали, который сначала раскалили добела, а затем опустили в кипящее масло или горячую кровь. Но других, тех, что до сих пор вздрагивали во сне, вспоминая, как разлетается на мелкие осколки и брызги человеческая голова под ударом ятагана, как один удар орочьего готендага разваливает даже одетого в неплохой ламелляр человека на две неравные половинки, как изрубленное, изувеченное мясо, еще пару мгновений назад бывшее твоим другом, братом, отцом, умирающе хрипит и вздрагивает, буквально сочась последними мгновениями жизни, среди выходцев с культурного и изнеженного запада оказалось заметно больше.

— А вы много знаете о войне, маркиза, — тихо произнес Трой. Красивое лицо маркизы на мгновение исказилось в страдальческой гримасе, но затем она снова улыбнулась и делано легкомысленно махнула рукой:

— Ах, вы обо мне еще очень многого не знаете, герцог. Но не будем о ненужном. Я хочу сказать, что готова указать вам на вашу ошибку. Вы ведь воспитывались отнюдь не в дворянской среде, не так ли?

Трой кивнул.

— Вот и я о том же. Но вы, несомненно, знаете, что в среде дворян очень большое внимание уделяется чести. Однако, увы, в наших ранее столь тихих и благословенно спокойных местах это понятие заметно выродилось и стало скорее показным, чем истинным. Большинству нет никакой нужды быть истинно честным, достаточно им просто казаться… — Маркиза замолчала, а между ее четко вычерченных бровей залегла едва заметная горькая складка. Трой некоторое время ехал молча, ожидая продолжения, а не дождавшись, осторожно спросил:

— И как знание этого вкупе с объявлением бала может мне помочь?

— О, очень просто, — усмехнулась маркиза, — вы ведь пытаетесь договориться с местными владетелями практически наедине, с глазу на глаз, не так ли?

— Ну-у… не совсем, — осторожно произнес Трой, до которого уже начало кое-что доходить.

— Ай, ваш виконт и парочка-тройка рыцарей со стороны гостеприимного сеньора не считаются, — отмахнулась женщина. — По сути, вас — всего две стороны, то есть слово одного дворянина против другого. Тем более вы же не таскаете за собой нотариуса и не заключаете юридически обязывающего договора, не так ли? Так что любое ваше обвинение во лжи или неисполнении договоренностей просто купируется категорическим отрицанием второй стороны. И потому неопасно. А вот если все это будет проделано при большом скоплении людей… — И маркиза усмехнулась. Трой несколько мгновений обдумывал сказанное, а затем покачал головой.

— А что помешает тем, кто не хочет… ну, или ладно, пусть — боится в этом участвовать, просто не приехать на бал?

— Ну, во-первых, мы женщины, — ослепительно улыбнулась маркиза, — вы себе не представляете, как давно здесь не было настоящих, больших балов. В лучшем случае местные посиделки на три-четыре соседки. Да и те в последнее время очень редки… Так что пусть владетельные бароны и графы только попробуют встать между балом и женщиной.

Трой едва заметно усмехнулся. Да уж, Лиддит по своим привычкам и наклонностям очень далеко отстояла от ехавшей сейчас с ним рядом женщины, но и она также весьма… м-м-м… неоднозначно отреагировала бы, попытайся он воспротивиться, пусть и не часто, но все равно посещающему ее желанию потанцевать и поблистать…

— А во-вторых, — продолжила между тем маркиза, — не приехать по публичному приглашению, это как вполне себе столь же публично показать, что у тебя что-то не в порядке. Нет, даже не с доблестью и честью, это, как вы уже успели убедиться, в наше время не слишком-то и страшно, а с чем-то другим, более для всех здесь, на западе, важным — деньгами, престижем, состоянием дел в хозяйстве. Так что не сомневайтесь — приедут! — И маркиза уверенно улыбнулась. Трой несколько мгновений смотрел на женщину, оценка которой в его глазах только что изменилась на прямо противоположную, несмотря на то что все те черты ее характера и наклонности ее весьма страстной натуры, которые он считал негативными, совершенно никуда не делись, а затем уважительно наклонил голову:

— Благодарю вас за прекрасный совет, миледи!

Та весело рассмеялась:

— Ах, не стоит, герцог, не стоит. Просто помните, что к нам, женщинам, нельзя подходить с единственной и однозначной меркой. Мы еще те штучки! — После чего дала шенкеля своему коню и ускакала вперед…

— А я бы не отказался посмотреть на те тайны любви, которые тебе так настойчиво предлагала показать эта герцогиня, — мечтательно произнес Арил. — Говорят, они там, на западе, очень жаркие штучки.

— Не думаю, что тебе это понравилось бы, побратим, — с ехидным выражением лица произнес Гмалин.

— Это почему это?

— Потому что то, что на западе считают за изысканность, во многих других местах числится как извращения. — Он наклонился к Арилу и поинтересовался: — Вот, например, ты слышал что-нибудь об «эльфийской любви»?

— Эльфийской? — Арил наморщил лоб. — Нет вроде… А как это?

Гмалин весьма гнусно ухмыльнулся и, наклонившись почти вплотную к уху Арила, что-то жарко зашептал. Тот несколько мгновений заинтересованно слушал, а затем его брови взметнулись вниз, после чего он побагровел и полупридушенно произнес:

— Э-э-э… а как же… там же это… ык… какашки?

И над столом грохнул дикий ржач…

Известие о бале местное дворянское общество, к удивлению Троя, восприняло с огромным энтузиазмом. Именно к удивлению, потому что, несмотря на все уверения маркизы Тевлери, он все равно ожидал, что эта иде�

Высокородная Кастимионэль, Старшая элери Великого дома Аэливар и самая признанная Великая провидица народа эльфов, стремительным шагом вошла в свои покои и, стянув длинные, по локоть, церемониальные перчатки из тончайшего, словно паутина, эльфийского шелка, раздраженно швырнула их на туалетный столик.

– Свириниэль!

– Да, госпожа! – Выдрессированная прислужница мгновенно возникла в проеме двери, испуганно уставившись на свою госпожу максимально преданным взглядом. Старшая элери Аэливар была истинной аристократкой. Из древнего рода. Очень древнего. Да и сама она была… м-м-м… ну-у-у… не то чтобы так уж и молода. Хотя, скажем, какой-нибудь человек вполне мог бы принять ее за весьма юную особу. Ну-у-у… если бы леди, по каким-то причинам, понадобилось, чтобы кто-то из этих полуживотных ее за таковую принял. Основа для этого у нее вполне наличествовала – свежая и гладкая, без единого изъяна кожа, сочные губы, высокая грудь, густые, блестящие волосы… Так что достаточно было продемонстрировать немного легкомысленности, жизнерадостности и столь присущей юности шаловливости, и любой человек посчитал бы, что перед ним юная и наивная эльфийка, чей возраст, возможно, даже еще не перешагнул порог детства, которое хоть и тянется у эльфов куда дольше, чем у людей, но все равно так же довольно скоротечно. Впрочем, подобное можно было провернуть только с этими полуживотными, каковые в своей неизбывной глупости всегда мерили окружающих, исходя из реалий своего убогого вида и своих собственных не менее убогих традиций. Ну, или с орками, которые суть – животные, только лишь обезьянничающие за истинными разумными… Никого из эльфов все эти внешние признаки обмануть не смогли бы. Потому что существовала масса различных примет и знаков, явственно различимых любым эльфом, на основании которых он мог бы более-менее точно идентифицировать истинный возраст любого из своего народа. Оттенок волос, с возрастом становящийся более глубоким и насыщенным, их истончившиеся концы, заставляющие зрелых эльфиек заплетать волосы в косы или сооружать на голове иные, куда более сложные прически, утолщение, и пусть и едва-едва, но все же вполне заметное любому эльфу изменение формы ушных хрящей, а также еще добрый десяток подобных мелочей, не увидеть которые способны только люди. Впрочем, они, похоже, даже орков отличают от своего вида только по торчащим из пасти клыкам и зеленоватому оттенку кожи. Хотя и это еще не факт! В конце концов, и среди людей имеется масса пород, различающихся тем же цветом и оттенком кожи… Но в случае с Высокородной никому из эльфов не потребовалось бы даже приглядываться. Ибо Великую провидицу народа эльфов знал каждый эльф. Причем не только то, как она выглядит, но и во что предпочитает одеваться, какими духами пользоваться, а также… м-м-м… скажем осторожно – все присущие ей особенности ее характера и воспитания. А воспитывалась Высокородная Кастимионэль в те далекие времена, когда эльфы еще… скажем так, в полной мере несли свое великое бремя Первородных и возложенную на них Создателями этого мира великую миссию. А именно – вести всех остальных разумных этого мира к свету, разуму и любви. И были твердо уверены в том, что те, на кого возложена столь великая миссия, не могут позволить себе никаких слабостей. Ни внешних, ни тем более внутренних. Так что свою молодежь древние эльфы воспитывали в полном осознании того бремени, которое падет на их плечи при вступлении во взрослую жизнь…

Именно поэтому подавляющее большинство из ныне живущих эльфов при первых же признаках того, что им на пути может встретиться Старшая элери Великого дома Аэливар, старались тут же забиться в какую-нибудь самую укромную и глухую дырку, моля Великую мать, чтобы пронесла, не попустила, отвлекла… Однако шанс на то, что Великая мать поможет с этим, был лишь у тех, кого свел с Высокородной Кастимионэль только лишь случай. Тем же, на кого Великий дом Аэливар возложил обязанность прислуживания одной из своих столпов, приходилось гораздо хуже…

– Купальня готова?

– Да, госпожа… – Прислужница склонилась в глубочайшем поклоне. В принципе, согласно эльфийским традициям, этого не требовалось. Более того, Свириниэль, являющаяся прапраправнучкой Высокородной Кастимионэль, сама принадлежала к числу высокородных элери Великого дома Аэливар. А кроме того, она, как и любая эльфийская аристократка, являлась обученной ведающей, причем довольно сильной. Так что по формальному статусу они были равны (ну, почти…). И то, чем она занималась в покоях своей прапрапрабабушки, официально именовалось «помощью старшей родственнице», а отнюдь не услужением высокородной госпоже. Вследствие чего подобных выражающих почтение жестов от нее вроде как не требовалось. Более того, теоретически она вполне могла возмутиться, выскажи старшая родственница требование приветствовать ее подобным образом. Которое Высокородная, кстати, никогда и не высказывала. Просто… в доме Аэливар так было принято. Испокон веков. И все эти века неукоснительно соблюдалось. Что же касается возможности возмутиться или просто отказаться соблюдать принятые правила… Свириниэль была бы очень не против поглядеть, что может случиться с той из весьма многочисленных «помощниц» Старшей элери, которая посмеет хотя бы намекнуть на нечто подобное в присутствии Высокородной Кастимионэль. А впрочем, нет, – против. Жизнь в Высоком доме Аэливар и так не сахар. Даже по эльфийским меркам. Незачем усугублять ее еще и ночными кошмарами…

– …с лавандой и настоем береники, – тихо закончила Свириниэль.

– Что-о-о?! – Великая провидица народа эльфов резко развернулась и гневно уставилась на свою служанку. Ну, или прапраправнучку. Кому как удобно… а затем свирепо прошипела:

– Да ты в своем уме? Какая береника?! Сегодня второй день Лунных перкалий! А друиды Восточной дубравы еще третьего дня объявили, что осенний дубовый сок загустел и побелел! Ты когда-нибудь научишься пользоваться своей тупой головенкой, бледная бестолочь?!

– Да, госпожа, – испуганно залепетала Свириниэль, склоняясь перед своей прапрапрабабкой в низком поклоне, – прошу меня простить, госпожа! Я немедленно все исправлю, госпожа!

– Тупая, бестолковая дрянь! – еще раз прошипела Высокородная Кастимионэль. – Пошла вон… – После чего повернулась и широким шагом двинулась в сторону огромной гардеробной, размеры которой могли посоперничать с бальными залами в некоторых баронских замках этих короткоживущих червей, внешний вид которых, сильнее других разумных похожих на истинных Первородных, с младых лет приводил Высокородную в еле контролируемую ярость…

Когда Кастимионэль, переодевшись, вновь вышла в главную залу своих апартаментов, ее уже ждали. Причем в отношении этого гостя даже Высокородная поостереглась бы спускать с поводка свой несносный характер. Во всяком случае, слишком часто и уж тем более по пустякам. Хотя отказать себе в шпильке все равно не смогла:

– Ты опять хлещешь мое вино, лорд Аэливар!

Нежданный гость повернулся к ней и смерил Высокородную злым взглядом:

– Что ты устроила на Совете, Кастимионэль?

Красивое лицо Старшей элери Великого дома Аэливар перекосилось в злобной гримасе.

– Эта тупая курица на троне меня уже достала!

Гость криво усмехнулся:

– Насколько мне помнится, именно ты тогда настояла на том, чтобы наш Дом поддержал ее кандидатуру на выборах Владычицы.

– Да, и готова вновь повторить все те аргументы, которые приводила тогда… Но все равно она меня достала! И в первую очередь – именно своей тупостью. Это же надо было ляпнуть такую чушь? – Тут лицо Высокородной презрительно скривилось, а в голосе появились нарочито слащавые нотки: – Я настаиваю на том, что мы обязаны исполнить наш древний закон и отправить Мастера жизни и Мастера растений в столицу людей для того, чтобы он попытался возродить меллирон скалы Северин!

Ее собеседник помрачнел и сделал большой глоток. Очень большой. Потом покосился на Высокородную, которая к настоящему моменту успела добраться до большого роскошного кресла, скорее даже полудивана, стоявшего с другой стороны сервировочного столика, уставленного легкими закусками, кувшинами с напитками и вазами с фруктами и печеньем, рядом с которым сидел он сам, и весьма живописно устроиться на нем, и пробурчал:

– А что ты предлагаешь – пойти на конфликт с друидами, которые…

– Да плевать на друдов! – Кастимионэль, как раз в этот момент ухватившая из вазы с фруктами спелый плод ашобли, разъяренно подпрыгнула и швырнула его об стену, украсив драгоценные обои из паутинного льна мокрым, грязным пятном. – Эти замшелые мухоморы не хотят ничего видеть дальше своих меллиронов и своего собственного носа, поросшего лесным мхом. Да после того, как один из этих короткоживущих ублюдков, только по какому-то недоразумению или, возможно, жестокой насмешке Великой матери, слегка напоминающих истинного Первородного, разогнал из Эллосиила всех этих тупых говорящих животных со всеми их уродливыми созданиями, в распускаемых ими слюнях можно запутаться! Как же – они получили возможность вернуть «благословенные деревья» на их «исконные места»!!! Тьфу, бараны! Ну как они не понимают, что этим действием усиливают этого урода Марелборо и ослабляют Великий лес!

– Светлый лес, – холодно поправил Великую провидицу Глава Великого дома Аэливар.

Высокородная аж захлебнулась и, развернувшись к своему собеседнику, боднула его таким яростным взглядом, что тот аж отшатнулся.

– Ф-ф-ф-вел-л-л-ликий лес, сопляк, – яростно прошипела она, – ф-вел-ликий… и никакого другого не будет! Эльфы вернут с-с-себе власть над этим ш-ш-шмиром или исчезнут! Третьего не будет!

Глава дома Аэливар зло стиснул зубы и промолчал. Он никог… вернее, очень не часто видел свою прапрабабку такой взбешенной. И уж точно никогда не хотел бы оказаться на месте того, кто вызвал на себя подобный гнев. Даже учитывая то, что официально, по статусу, она являлась его подчиненной. Потому что официальный статус – это одно, а реальный расклад сил – совершенно другое…

Впрочем, похоже, ярость сидевшей перед ним Высокородной все-таки по большей части оказалась направлена вовсе не на Главу Дома. Потому что того продолжения, которого так опасался Высокородный, так и не последовало. Более того, сразу после своей вспышки Великая провидица откинулась на спинку своего огромного кресла и, подняв руки и надавив пальцами на оба своих виска, на какое-то время замерла, прикрыв глаза тонкими веками, кожа на которых аристократично отливала синевой. Посидев так пару минут, она опустила руки и, шумно выдохнув, повернулась к своему собеседнику. Буквально натянув на лицо улыбку, которую никто бы не посмел назвать извиняющейся, она негромко произнесла:

– Прошу простить меня, Глава, вы сами знаете, что сегодня был довольно тяжелый день, а я уже не настолько… м-м-м… владею своими нервами, как более молодые Перворожденные. – Тут ее улыбка опять начала превращаться в оскал, поэтому Высокородная Кастимионэль оборвала свой спич и захлопнула рот. Причем сделала это она с явственно различимым стуком зубов. Несколько мгновений в зале висела напряженная тишина, после чего высокопоставленный гость сглотнул и, шумно выдохнув, произнес максимально нейтральным тоном, на который только оказался способен:

– Кхм… э-э-э… да-да, вы правы, Высокородная… вам просто необходимо отдохнуть…

– Что-о-о? Ты считаешь меня немощной старухой? – тут же вскинулась Кастимионэль, но не успел Глава Великого дома снова испугаться, как тут же рассмеялась: – Не беспокойся, мой мальчик, я в порядке. Хотя отдохнуть мне все-таки действительно не помешает. И-и-и… – она сделала короткую паузу, – я понимаю, что решения Совета, утвержденные Владычицей, уже не изменить, но ведь ты понимаешь, что исполнить их можно очень, очень по-разному. В том числе и так, чтобы результат их исполнения оказался полностью противоположен тому, на который рассчитывали те, кто инициировал принятие этих решений. Поэтому я прошу тебя подумать над тем, как сделать так, чтобы это решение было исполнено… наилучшим образом. Наилучшим именно для Великого леса. Ты меня понял?

Глава снова насупился, но затем нехотя кивнул:

– Я попробую, но-о… исполнение этого решения возложено Владычицей на друидов. А как вы сами знаете, у нашего дома не слишком хорошие отношения с Кругом. Так что…

– И все же я прошу вас постараться, Глава, – настойчиво повторила Кастимионэль, перейдя на официальный тон. – А сейчас прошу меня простить – мне действительно нездоровится…

Едва выйдя за дверь покоев Великой провидицы, Глава Великого дома Аэливар привалился к стене и рванул пальцами жемчужную застежку ворота. Вот так всегда! Когда бы и в каком бы состоянии он ни заходил в покои Высокородной Кастимионэль – пылая гневом и будучи совершенно убежденным в своем праве карать и миловать, или вот так, как сегодня, предельно собранным и с целым набором холодных, логичных аргументов, – это всегда оборачивалось тем, что его прапрабабка поворачивала разговор так, как сама считала нужным. После чего Глава Высокого дома покидал ее покои озадаченным донельзя и с полным ощущением того, что для него будет лучше как следует постараться и выполнить все, озвученное Высокородной. Иначе плохо будет всем. А уж ему в первую очередь. Ну почему, почему он до сих пор не способен преодолеть свой собственный страх перед этой престарелой тварью? Да чтоб она сдохла!

Кастимионэль же после ухода одного из своих праправнуков, которого она сама совсем недавно, всего около двадцати лет назад пропихнула на должность Главы Великого дома Аэливар, некоторое время молча сидела в своем кресле, глубоко дыша и прогоняя воздух через ноздри. Да уж, давно она так не заводилась. Или действительно – старость… Высокородная чуть привстала и бросила тревожный взгляд на хрустальное зеркало. Хм-м-м, да нет вроде… Впрочем, денек сегодня явно не задался. Сначала эти тупицы в Совете, затем эта бестолочь Свириниэль, а этот сопляк вообще выбесил! Надо же, приперся требовать ответа. И от кого? Совсем нюх потерял, что ли?.. Когда она проталкивала его на место Главы, это казалось ей отличной идеей. Молодой Тинувиэль (такое имя тогда носил нынешний Глава Великого дома Аэливар) был туповат, но исполнен апломба и при этом считал себя крайне недооцененным. Короче, обладал просто великолепным букетом качеств, необходимых для успешного манипулирования со стороны. Лучшего и пожелать было нельзя! Так что Кастимионэль посчитала, что он будет в ее руках великолепным орудием. И-и-и… в принципе так оно и произошло. Подавляющее большинство решений, принятых нынешним Главой Великого дома Аэливар, так или иначе либо ничуть не противоречили ее планам, либо были прямо инициированы Старшей элери. Нет, Кастимионэль отнюдь не отдавала Главе дома никаких прямых приказов. Еще чего! Подобные действия только разрушили бы всю ее власть над этим тупицей. Разумные со столь большим апломбом, получившие высокую должность, обычно крайне болезненно относятся к любым покушениям на свой статус и даваемые им права. Так что подобные наезды типа того, что она позволила себе только что, Высокородная Кастимионэль использовала очень и очень нечасто. Большую часть же времени она действовала куда более тонко, позволяя этому сосунку считать, что все в доме делается исключительно по его и только его воле. В чем, кстати, ей очень помогал ее титул Великой провидицы… Более того, и сам Глава, и многие в Доме были уверены, что некоторые решения Глава принял назло, а то даже и в пику своей старшей родственнице. И лишь очень немногие догадывались, что эти самые «назло» на самом деле были умело инициированы ей самой. Незаметно. Исподтишка. Ведь любому взрослому высокородному эльфу было известно, что для того, чтобы управлять разум… вернее не очень разумным существом, достаточно умело дергать его за ниточки его слабостей. Ну, как марионетку. Однако лишь немногие понимали, что настоящие мастера-кукольники управляют марионетками, не только натягивая одни нитки, но и ослабляя другие. А вершиной мастерства у них считается сделать так, чтобы зрителям со стороны казалось, что у марионетки вообще нет никаких ниток и кукла живет полностью свободно и совершает поступки исключительно по своей воле…

– Свириниэль!

Стройная фигура прислужницы тут же возникла в проеме дверей, молча склонившись перед Высокородной.

– Как там моя купальня?

– Свежая вода готова, госпожа, – быстро ответила эльфийка. – И я принесла Максиновый и Лунный сборы. Но если вы хотите какой-нибудь другой…

Кастимионэль на мгновение задумалась, а потом устало махнула рукой.

– Максиновый подойдет. И-и-и… добавь в воду береники. Мне нужно успокоиться.

Свириниэль коротко поклонилась и быстро вышла из залы, изо всех сил постаравшись, чтобы в ее глазах не мелькнуло даже тени обиды…

Купальня подействовала. А может, помогла дыхательная гимнастика. Или и то, и другое вместе взятое. Как бы там ни было, но когда после купальни Высокородная проследовала в свой покой для медитаций, ее желчь уже полностью успокоилась. Ну а поскольку в последнее время такое состояние духа являлось для элери Кастимионэль скорее исключением, чем правилом, Высокородная решила не упускать момент и попробовать разбудить свой дар. Ибо последние события, произошедшие как в империи людей, так и в земле Глыхныг, изрядно взбаламутили все ранее намеченные планы и выстроенные вероятности. Да что там говорить… одно возвращение Марелборо чего стоило! И ведь была же возможность совсем избавиться от этого Древнего, отчего-то воспылавшего столь необъяснимой любовью к этим полуживотным. Причем настолько сильной, что он не побрезговал не только встать во главе их самого крупного государства, которое сам же и создал, но еще и назваться (подумать только) человеком! Именно назваться, в этом Кастимионэль была совершенно уверена. Потому что мысль о том, что столь сильный маг и могучий владетель может не именоваться, а являться человеком, просто не могла уместиться в ее голове. Да и имелись у нее кое-какие предположения насчет того, кем Марелборо может быть на самом деле… Возможность была, но ею не рискнули воспользоваться. Неспровоцированная смерть столь могущественной м-м-м… сущности могла обернуться для тех, кто послужил бы ее виновниками столь тяжким ответом мира, что он поставил бы абсолютный крест на любых их дальнейших планах. И ладно бы неприятности грозили только исполнителям. Все, кто имеет амбицию подняться на вершину власти, готовы к риску и опасности, ибо путь наверх всегда идет с ними рука об руку. Однако никто не мог поручиться, что мир не посчитал бы достойными ответа не только непосредственных виновников, а, например, весь их род, – Дом, а то и всю расу эльфов или гномов в целом. Вот потому-то декавират самых могущественных магов и владетелей эльфов и гномов, который и принял решение устранить эту сущность, решил ограничиться всего лишь могучим проклятием, которое вцеплялось в разум и ауру проклятого, понадеявшись на то, что оно само по себе сумеет так или иначе устранить столь серьезное препятствие для их планов. Смерть по косвенным причинам должна была изрядно ослабить возможный ответ, а то и вообще полностью исключить подобную угрозу. А ее вероятность была очень высокой. Ибо под наложенным проклятием эта непонятная древняя сущность (ну так считала Кастимионэль, напрочь отказывающая людям в наличии сколько-нибудь серьезных возможностей) становилась всего лишь немногим сильнее любого рядового полуживотного, именуемого человеком. Увы, этого не произошло… Ну что ж, раз ситуация изменилась – значит, пришло время изменить и планы. Как минимум – свои собственные. Потому что тот декавират, который принимал решение по Марлборо, уже давно не существовал. Трое из его прежних членов уже «ушли вслед за богами», один умер сам, еще двое удалились от дел, а остальные… О-о-о, остальные с того момента по большей части стали самыми большими врагами друг для друга. Впрочем, это обычное дело среди тех, кто имеет волю и амбицию править разумными…

Приняв подобное решение, Высокородная подошла к изящному резному шкафчику и, распахнув украшенные тонким узором двери, задумалась.

Великое прорицание – дело очень серьезное. К нему готовятся долго или очень долго. Причем в этой подготовке участвует далеко не только сама Провидица. Даже если она вполне заслуженно носит титул Великой. Хотя ей, конечно же, достается больше всего… А вообще в Великом прорицании задействованы очень многие. Скажем, даже начальный уровень Великого прорицания, затрагивающий интересы всего одного эльфийского Великого дома, требует использования в ритуале энергии как минимум шести меллиронов. И это только начальный, который далеко не всегда способен принести ответ на более-менее сложный вопрос. Сама же Кастимионэль за свою жизнь принимала участие в куда как более экзотических вариантах. В одном из них, кроме эльфов и меллиронов, были задействованы еще и три связанных места силы, артефакты гномов, сами гномы и-и-и-и… эти полуживотные. Хотя Высокородная и была категорически против их участия. Была, но все-таки согласилась участвовать… А куда было деваться, если на их участии настоял Совет Владычицы? Так что у нее был только один выбор – либо согласиться, либо… просто не участвовать. Отказаться же от участия было бы куда большей глупостью. Возможности Провидицы растут тем больше, чем в более сложном и сильном ритуале ей выпадает участвовать… нет, не совсем так. Озарения могут осенить и просто так, случайно. Да так и осеняют. Когда и где угодно, и никому пока не удалось понять, отчего и почему это происходит. А вот даже самое простое контролируемое проникновение уже требует особой подготовки, существенная часть которой для Провидицы заключается в приведении себя в особенное состояние духа. В принципе самые начальные уровни, затрагивающие короткий временной горизонт хорошо знакомых и не слишком значительных разумных и некие простые, либо, наоборот, достаточно яркие события, никакой особенной подготовки не требуют. Кастимионэль еще помнила времена, когда она, будучи совсем юной ученицей, баловалась тем, что предугадывала, узнают ли старшие про ту или иную ее шалость, и какое ей в этом случае будет грозить наказание. Но так случается с самыми-самыми начальными уровнями, которые перестают развивать дар потенциальной провидицы уже к тому моменту, когда она начинает считаться старшей ученицей. И чем больше растет ее талант, тем больше для его развития требуется участие во все более сильных и сложных ритуалах. Поэтому любая провидица обычно руками и ногами вцепляется в возможности стать проводящим фокусом самых сложных и тяжелых ритуалов. Несмотря на все то, через что им во время ритуала приходится проходить… Так что, откажись она тогда от участия в ритуале с этими полуживотными, вполне возможно, титул самой признанной Великой провидицы эльфов скорее всего сейчас носил кто-нибудь другой.

Но столь большие сложности в подготовке относятся только лишь к Великим прорицаниям. Проникновения рангом пониже вполне возможно было осуществить и в одиночку. Конечно, такое под силу не каждой, далеко не каждой Провидице, но уж Высокородную Кастимионэль назвать «каждой» не повернется язык ни у кого. И хотя работа со столь влиятельным и затрагивающим целый пук вероятностей объектом, которым являлся вернувшийся на трон император людей, явно отнимет довольно много сил, но у Великой провидицы были весьма веские причины максимально ограничить круг не только ознакомленных с его результатами, но и даже хотя бы знающих о том, что подобный ритуал был. В идеале – до себя одной. Хотя это, несомненно, должно было окончиться для нее весьма болезненно…

Кастимионэль слегка скривилась и протянула руку внутрь шкафчика, легкими движениями выудив из его недр то, что ей было необходимо. Для одиночного погружения необходимо было воспользоваться самыми сильными «костылями». Слезы Света, Шепот ночи, Звей, глубокий, на шесть щелчков пальцами вдох… сознание потихоньку поплыло, уносясь в неведомые выси, и стройное тело Великой провидицы мягко упало на подушки, разбросанные по полу покоя для медитаций. Несколько мгновений ничего не происходило, но затем Старшая элери Великого дома Аэливар вздрогнула всем телом и глухо застонала, потом еще раз, еще, после чего неестественно выгнулась и закричала…

Свириниэль осмелилась заглянуть в покой только через десять минут после того, как затихли последние стоны и крики. Высокородная Кастимионэль обессиленно лежала на подушках, пялясь в потолок полубезумным взглядом, а из уголка ее рта сбегала по щеке липкая ниточка слюны, окрашенная в розоватый цвет пыльцы Звея. Эльфийка несколько мгновений молча и слегка испуганно рассматривала свою великую старшую родственницу, а затем осторожно позвала:

– Элери…

Высокородная едва заметно вздрогнула, а затем медленно перевела на служанку взгляд, в котором уже снова ощущался разум.

– Сви-и-и… – Она запнулась, сглотнула и попыталась снова: – Сви-и-иэль… пинеси… сдрафуррр…

– Да, госпожа! – испуганно вскрикнула та и вихрем выметнулась из покоя. Кастимионэль же скривилась и попыталась сесть, опираясь на дрожащую руку. Это получилось только с третьей попытки. Да уж… большей глупости и придумать было нельзя. Попытаться сделать прорицание на столь могущественное существо с помощью столь слабого ритуала… да тут стоит удивляться, что она не то что лишилась разума, но и вообще осталась в живых… И он еще смеет называть себя человеком?!!

– Вот, пожалуйста, элери! – Свириниэль возникла рядом с тонким хрустальным бокалом в руке.

– Помоги выпить, – сварливо отозвалась Высокородная, после чего сделала глоток и столь же сварливо продолжила: – А теперь – встать. Неужели ты думаешь, что я собираюсь улечься спать прямо в этом покое?

Добравшись с помощью служанки до своей спальни, Кастимионэль устало рухнула на кровать и задумалась. Ладно, в главном она потерпела неудачу. Скорее всего, в случае с этой сущностью даже начальным уровнем Великого прорицания не обойдешься. Потребуется воистину великий ритуал. Но можно ли считать ее попытку абсолютной неудачей? Кхм, а ведь, пожалуй, нет. Главная фигура так и осталась для нее сокрытой, но вот те, кто находится рядом с ней…

– Значит, Алый герцог, – задумчиво произнесла Высокородная, вспоминая то, что открылось ей во время ритуала, – забавный зверек… Может, заняться им лично? – Она покосилась на полог из лунного серебра, туго натянутый над ее кроватью, в котором, как в зеркале, отражались ее великолепная фигура и роскошные волосы, в данный момент живописно разметавшиеся по подушкам, после чего гадливо сморщилась. – Нет, не хочу… Свириниэль!

– Да, госпожа! – Служанка и-и-и… прапраправнучка мгновенно возникла в проеме дверей спальни. Кастимионэль окинула ее стройную фигурку оценивающим взглядом.

– Вот что, дорогая моя, мне… нам, всем нам нужно, чтобы ты влюбила в себя одного человеческого аристократишку.

– Челове… человеческого? – ошеломленно пролепетала Свириниэль.

– Да, – с кривой усмешкой кивнула Великая провидица, – он нужен мне отдрессированным. К тому же мне не нравится его жена. Она мне тоже мешает… и, похоже, действительно влюблена в своего мужа. Так что тут получится одним выстрелом выпустить две стрелы, – закончила она эльфийской пословицей, после чего замолчала и несколько мгновений молча смотрела на стоящую перед ней эльфийку, а затем медленно произнесла:

– А после того, как ты сделаешь все как надо, мы, так уж и быть, начнем заниматься развитием твоего провидческого дара.

Глаза Свириниэль на мгновение вспыхнули, после чего эльфийка опустила взгляд и склонила голову.

– Когда и куда мне выезжать, госпожа?

– Не надо никуда выезжать, – снова усмехнулась Кастимионэль, – этот зверек скоро сам сюда заявится…

1

Трой отшатнулся в сторону, а затем резким движением резко выбросил вперед Тайную ветвь, метя в шею, прикрытую добротным латным горжетом. Противник ловко заблокировал удар своим клинком и презрительно ощерился… но в следующее мгновение его башка, увенчанная крепким кованым шлемом с полуличиной, сделанной в виде кабаньей морды и прикрывающей лицо где-то до уровня верхней губы, слетела с плеч и покатилась по земле, все еще сохраняя то же самое презрительное выражение. Трой качнулся в сторону, уходя от возможного удара со спины и одновременно разворачиваясь, после чего окинул взглядом схватку и тут же прянул вперед, одним движением меча даже не нанося удар, а прямо-таки вскрывая спину еще одному бандиту, а затем… опустил меч. Бой закончился.

– Эти как-то быстро кончились!

Герцог Арвендейл развернулся и бросил взгляд на того, кто произнес эти слова. Виконт Аскавирал в настоящий момент ничем не напоминал того, кем он являлся на самом деле, – то есть благородного рыцаря и родовитого аристократа. Скорее его можно было принять за молодого, но уже, похоже, довольно опытного ополченца из числа вольных поселенцев или крестьян, выходца из какой-нибудь глухой деревеньки, в которой большая часть мужиков промышляет еще и охотой. Причем то, что он опытный, определить можно было только по тому, что на его плече в данный момент покоился здоровенный, но весьма покоцаный дрын, издали напоминающий обычный лом (ну ладно, будем честными – не совсем обычный, но где-то близко). И лишь за десяток шагов можно было различить, что это вовсе не лом, а довольно приличный двуручный меч с вороненым лезвием. Почему это служило признаком опытности? Да потому, что даже в той сборной солянке, которой являлась сейчас армия Империи людей, подобное оружие никогда бы не доверили неопытным рукам. Потому что двуручный меч в неопытных руках – это проблема для своих, а не для врагов… Весь же остальной вид молодого виконта соответствовал вышесказанному – поселенец или крестьянин из глухой деревеньки. А кем еще может быть молодой парень, одетый в домотканые штаны, кожаные онучи с тряпичными опорками и меховую безрукавку, натянутую прямо на голое тело?

Трой скупо усмехнулся и, стянув с головы напрочь порванный подшлемник, вытер им лицо. Вернее, попытался. Потому что на самом деле он просто повозил по лицу мокрой тряпкой, в которую превратился совершенно мокрый подшлемник. А откуда ему быть сухому-то? Дождь шел уже третий день. И хотя сегодня с утра он почти утих, превратившись скорее в этакую висящую в воздухе морось, на самом деле это было еще хуже. Потому что, в отличие от обычного дождя, от этой мороси не спасали уже ни плащ, ни полог воза. Да что там полог… казалось, она проникала даже внутрь домов. Впрочем, возможно, так не казалось, а и было на самом деле.

– Милорд герцог, нашли коней, – доложил Коском, как обычно подойдя вплотную совершенно незаметно. Старшина арвендейльских охотников, одетый так же непрезентабельно, как и все остальные, обозначил легкий поклон и мотнул подбородком: – Вон в том лесочке они их схоронили.

– Много? – уточнил Трой, разворачиваясь к своему старому соратнику, с которым они не только облазили большую часть герцогства, но еще и изрядно пошастали по лесам, окружающим Эл-Северин. – А возы там есть? Капитан стражи говорил, что Кривой Кабан всегда с собой возы таскает. Для добычи.

– Нет, коней всего с полдюжины. Наверное, только для одоспешенных, – он кивнул в сторону валяющихся тел налетчиков, несколько из которых были одеты в ржавые кольчуги, а парочка даже в латные нагрудники. В том числе и сам предводитель, которым являлся тот самый мужик со шлемом, увенчанным кабаньей личиной, которого завалил сам Трой. – Остальные, похоже, пешком шли. И возов мы тоже не нашли. Их, похоже, и не было. Следы-то по такой погоде точно должны были остаться. Судя по всему, они для того на тракт и вышли, чтобы возы захватить.

Алый герцог нахмурился и, подойдя к срубленной им башке предводителя разбойников, ухватил за клок выбивающихся из-под шлема с затянутым под подбородком ремешком волос, после чего поднял ее и озадаченно уставился на свой страшноватый трофей.

– Так это что, не та банда, получается? Странно… Судя по описанию, это и есть Кривой Кабан. Все как рассказывали – шлем с личиной в виде кабаньей головы, шрам через угол левого глаз, бельмо на глазу и, – тут он оттянул нижнюю губу у своего жутковатого трофея, – увеличенные нижние клыки. Ну как у любого полуорка. Точно он!

– Да, я тоже думаю, что это Кривой Кабан, – вступил в разговор подошедший Грикс. – Только вот его банда, похоже, разделилась. Ну, или разбежалась. Потому-то они, как их милость и сказал, – тут старшина имперских егерей мотнул головой в сторону виконта Аскавирал, – так быстро кончились.

– Насчет разбежались – не думаю, – задумчиво произнес Коском. – Судя по тому, что нам рассказывали про Кривого Кабана, от него хрен сбежишь. Так что если бы кто попытался, так Кривой бы скорее всего за ними в погоню бросился, нежели на тракт вышел. Поэтому мне кажется, что он просто часть своих людей с уже награбленным товаром куда-то отправил. Нынче-то в городах от стражи дай бог каждый десятый остался. Остальные – либо погибли, либо увечные, либо еще раненые лежат. Да и те, кто остался, по большей части юнцы или калеки. Вот купцы, ну из тех, что на руку нечист, и распоясались. Краденое да награбленное как обычный товар скупают безо всякого зазрения совести. Только что дешевле. Так что даже таким наглым бандам, как Кривой, не составит особенного труда найти, кому награбленное скинуть.

– Вариант, – согласно кивнул Трой после короткого раздумья, после чего окинул взглядом валяющиеся тела. – Вот незадача! Надо было кого-нибудь в живых оставить, для допроса. А теперь что делать-то?

– Не волнуйтесь, господин, – усмехнулся Коском, – там от места, где лошади привязаны были, следок один интересный пошел. Причем пеший. Опытный тать попался. На лошадей не позарился. По такой погоде на лошади не сильно быстрее пешего передвигаться получится, и лошадиный след не укроешь. А вот свой он почти сразу путать начал. Ну да чтобы след от моих ребят укрыть, оченно сильно постараться надо, а он явно торопился… Ну я тройку своих ребят по тому следку вдогон и отправил. Так что если этот, кто в бега кинулся, утек, когда тут, на дороге, еще вовсю схватка шла, – так часа через полтора-два догонят, а если когда уже все закончилось, – так и раньше.

– А не упустят твои его по такой-то погоде? – засомневался Грикс. Но старшина арвендейльцев только усмехнулся в усы. Ну да, ну да, уйти в дождь от арвендейльских охотников…

Вот уже полтора месяца они чистили запад империи от расплодившихся, как тараканы, банд.

Война это всегда не только смерть, пожары и болезни, война еще и время тварей, в которых превращаются вроде бы ранее вполне себе приличные люди – крестьяне, ремесленники, купеческие приказчики, городские стражники и наемники, а то и даже кто-то из благородных. До того как на страну обрушилась эта беда, большинство из них были вполне законопослушными подданными – растили хлеб, ковали железо, охраняли караваны, защищали и судили. И никто даже и не догадывался, что внутри вот этого, на первый взгляд вполне себе добропорядочного, человека таится черная тварь. Потому что эта самая тварь была загнана глубоко внутрь. Загнана жесткими законами, судьями, которые честно (впрочем, иногда и не очень, но все-таки) исполняли свои обязанности, отношением соседей, наставлениями родителей и жрецов, а также множеством традиций и правил. Да-да, тех самых законов, традиций и правил, которые, хотя и ограничивают свободу любого отдельного индивидуума, не позволяя ему «делать все, что хочется» или там «подчеркивать свою индивидуальность», на самом деле всего лишь обезьянничая за всякими там «иконами вкуса», «самыми модными трендами» или «настоящим андеграундом», и поэтому вся эта хваленая «индивидуальность» вовсе не индивидуальность, а обычное подражание, и любой, «подчеркивающий» ее таким образом, является всего лишь маленькой частью «массовки», всех этих зачастую совершенно дутых кумиров… но при этом заставляют эту самую «внутреннюю тварь» таиться там, внутри, прорываясь наружу только отдельными проявлениями типа неистребимой жадности, самовлюбленности и желания самоутвердиться не за счет собственных достижений, а унижая и принижая достижения других. Вы же сами не раз сталкивались с подобными «моськами», вся заслуга которых на самом деле состоит всего лишь в умении лаять на кого-то, добившегося чего-то действительно важного, сложного, трудного. Ибо этот лай, как им кажется, ставит их вровень с подобными «слонами». Впрочем, большинство нормальных людей, как правило, не сильно обращают внимание на всех этих «мосек», отчего они обречены «вариться» в чрезвычайно узком и мелком (хотя при этом очень шумном и скандальном) «котелке», в котором собрались точно такие же, как и они. Не особенно влияя на жизнь подавляющего большинства людей… Но так продолжается только до того момента, пока вокруг все более-менее нормально. То есть нет войны, мора или там землетрясения либо какого иного стихийного бедствия. Но стоит только случиться чему-то подобному, как все эти твари сразу начинают лезть наружу, а потом и наверх, поначалу еще рядясь в защитников, борцов за дело добра либо как минимум в тех, кто готов отобрать это добро у «чужих и плохих» и почти безвозмездно, то есть даром, отдать всем «своим и хорошим». Они говорят сладкие речи и иногда даже какое-то время действительно отдают что-то сколько-нибудь ценное тем, кто им поверит. Далеко не все и не всегда, потому жадность у таких «борцунов с самым страшным злом» очень часто зашкаливает, но случается. У самых умных… Однако даже если все это и происходит, то подобная очень ограниченная «благотворительность» быстро заканчивается. Ровно в тот момент, когда эти твари оказываются на вершине власти. И тогда горе тому, кто рискнул им поверить…

Вот и Кривой Кабан раньше тоже был не просто законопослушным гражданином, а вообще тем, кто и олицетворял этот самый закон, – старшим десятником городской стражи. Довольно прижимистым, но покажите мне щедрого стражника. Брюзгливым, ну а что хотели? Эвон как мужику морду-то располосовали. С чего ему радостным-то ходить? Завистливым… ну а что это, преступление, что ли? Просто характер у человека такой.

Когда формировалось городское ополчение, Кривой, как тогда его звали, сказался больным, и его не взяли. Хотя бойцом он был неплохим. Но таковых среди ополченцев было большинство. Даже еще и не всех приняли. Потому как желающих было очень много, но совсем оставлять город без умелых бойцов посчитали неразумным. Всем было понятно, что наступают тяжелые времена, и что даже если орки сюда не доберутся (что было совсем не фактом, потому что никто не мог знать, в какую именно сторону пойдут орки, когда решатся покинуть Эл-Северин), число иных опасностей совершенно точно увеличится.

Ну а после ухода ополчения Кривой, как один из самых опытных из числа оставшихся стражников, довольно быстро дорос до помощника сотника. На каковой должности и развернулся по полной, быстро сбив из части старых стражников, ну, из числа таких же жучил, как он, а также и свеженабранного молодняка, свою «бригаду». После чего довольно быстро подгреб под себя рынок, установив на нем свои порядки. Их было немного, но даже этого немного хватило. Как оно обычно и бывает, когда эти «немного» сплоченные и жестокие… Причем сначала он даже слегка снизил мзду, каковую купцы и торговцы обычно выплачивали стражникам помимо городского сбора. А что, стражников-то немного, а прилавков на городском рынке эвон сколько. И каждому хочется, чтобы, ежели чего, городская стража к твоему прилавку прибыла в один момент… Вот именно эту мзду Кривой Кабан и снизил. Мол, времена сейчас тяжелые, денег у людей поубавилось, так что стража «идет навстречу простому человеку». Вследствие чего окрестные крестьяне, составлявшие немалую долю рыночных торговцев, по первости на него едва ли не молились. Но этот праздник невиданной щедрости продолжался недолго. Уже через два месяца собираемая мзда вернулась к прежним значениям. Опять же под маркой того, что времена сейчас тяжелые, стражи мало… А еще через пару месяцев заметно выросла. Уж больно Кривой оказался жаден… Где-то около полугода новоиспеченному помощнику сотника, пользуясь извечной людской надеждой на то, что все как-то само рассосется, удавалось вполне успешно стричь местных купцов, ремесленников и крестьян, выжимая из них все соки, а потом народ буквально взбунтовался… Для города это обернулось огромной дракой и пожаром на рынке. А для Кривого – отстранением от дел и расследованием, которое довольно быстро докопалось до всей подоплеки событий…

Поскольку город имел право на собственный суд, магистрат решил не дожидаться возвращения владетеля и выдвинул обвинение против Кривого и его компании. А так как обвинения были довольно серьезными, да и с обвинительными материалом, судя по тому, как шло расследование, все так же должно было быть в порядке, бывший помощник сотника сотоварищи решили не дожидаться его окончания и одной недоброй ночью утекли за пределы городских стен. После чего компания озлобившихся головорезов устроила своим бывшим согражданам веселую жизнь. Пока на их пути не нарисовался герцог Арвендейл…

– Что с трупами делать будем, милорд? – поинтересовался виконт Аскавирал. Трой окинул его взглядом. Да уж… он даже не предполагал, что виконт увяжется за ним. Ибо дело, которое ему поручил император, с точки зрения благородного сословия было… ну как бы это… короче, не шибко благородным. То есть, вернее, не само дело – обеспечение безопасности и наказание виновных в грабежах и налетах составляло непременную обязанность любого владетеля, а скорее то, как он его исполнял.

Вообще последствия войны неожиданно более всего отразились именно на западных герцогствах. И вовсе не потому, что они так уж сильно пострадали от орков. Нет, центральные районы и особенно окрестности столицы пострадали от этих тварей куда как сильнее. На западе же основные проблемы устроили себе сами люди.

Западные герцогства империи по уровню жизни и достатку практически ничем не отличались от центральных провинций. Там точно так же, как и в окрестностях Эл-Северина, уже несколько столетий никто не слыхивал не то что об орочьих набегах, столкновениях с соседями или там «частных войнах» местных дворян, но даже и шайки бандитов в этих краях объявлялись совсем нечасто. И жили недолго. Потому что от орочьих земель границы империи на западе были отделены либо почти непроходимыми горами, либо людскими государствами, настроенными к империи вполне лояльно, а города и местное дворянство были достаточно богаты, чтобы содержать приличную стражу либо вполне достаточную дружину. Так что местные жители в основной своей части давно уже забыли – с какого конца держаться за меч. Далеко не все, конечно, но и не как в том же Арвендейле или южных провинциях, непосредственно граничащих с орочьми землями, где бойцами были практически все мужчины поголовно. Да и существенная часть женщин от них также не очень-то отставала… Но тех, что помнили, вполне хватало на то, чтобы обеспечить местным вполне сытую, спокойную и комфортную жизнь. Пока не случилось то, что случилось.

Первые проблемы начались сразу после захвата орками Эл-Северина. Сначала в этих краях появились беженцы, потом резко упали доходы от торговли. Ну а как же иначе-то – ведь все основные торговые пути проходили через столицу! Потом начались волнения на городских окраинах, где ютились бедняки, подрабатывавшие грузчиками, носильщиками и другими поденщиками, у которых беженцы, готовые работать буквально за кусок хлеба, начали перехватывать работу. А на ту, которую удалось-таки находить, резко опустили цены. Волнения удалось прекратить бесплатной раздачей хлеба, но всем было ясно, что это ненадолго. Да и проблемы только лишь бедняками не ограничивались. Торговля почти замерла, что поставило на грань разорения большинство ремесленников, потому как местный рынок был способен поглотить едва ли больше половины того, что они изготавливали. Да и купцы, естественно, от сокращения, а на некоторых направлениях и вообще полного прекращения торговли тоже терпели большие убытки. Так что когда император Марелборо объявил исполчение дворянских дружин и сбор городского ополчения, его горячо поддержали, надеясь на скорое восстановление привычной жизни… Но вот ведь какая штука, в собираемое им войско отправились как раз те, на кого ранее и возлагалась обязанность следить за соблюдением законности и порядка, а также сурово пресекать любые попытки их нарушения. То есть практически все владетели со своими дружинами и большая часть городской стражи. Других-то бойцов в этих местах уже давно не было… А это привело к тому, что защищать закон после их ухода оказалось практически некому. Вследствие чего в герцогствах началось то, что обычно и происходит, когда власть слабеет, а уровень жизни людей заметно снижается. Потому что первое всегда влечет за собой второе! Несмотря на то, что причины ослабления власти могут быть совершенно разными – от войны или стихийного бедствия до, скажем, «свержения тирана» или «обретения истинной свободы и независимости». Причем в наиболее острой форме все это происходит именно там, где вроде как до сего момента люди жили вполне себе прилично, а то и зажиточно. Потому что когда человек не живет, а выживает, он занят куда более насущными делами типа поиска куска хлеба для себя и своих детей и не забивает себе голову всякими навязанными бреднями. Да-да, именно навязанными, потому что считать, что это именно твое осознанное решение, можно только в том случае, когда ты глубоко изучил вопрос, рассмотрел со всех сторон несколько вариантов решения, причем экстраполировав как их ближайшие, так и более отдаленные последствия, и только после это выбрал из этой группы решений наиболее приемлемое. А вовсе не тогда, когда ты под действием эмоций (пусть даже и вполне обоснованных) с размаху и даже восторженно вляпался в то самое пресловутое «простое, любому понятное неправильное решение», которое, как известно, имеется у совершенно любой, даже самой сложной проблемы… Ничего хорошего в таком случае не получится. Более того, именно в этом случае откуда ни возьмись наружу сразу начинает лезть такая мразь, что люди только диву даются. Причем она не только лезет наружу, но еще и пытается пролезть на всякие теплые местечки, дающие возможность как минимум погреть руки в ставшей весьма мутной атмосфере, а как максимум – еще и покуражиться над остальными. Ну, типа того же Кривого…

Однако это оказались еще не все проблемы. И даже не самые главные. Главная из них носила наименование – банды!

По большому счету нечто похожее творилось практически по всей империи. Ну, возможно, кроме Арвендейла. Нет, конечно, трудностей и там было вполне достаточно. После того-то, как население Арвендейла выросло более чем в шесть раз! Причем существенная часть переселенцев добралась до герцогства едва ли не голыми и босыми. Так что в недавно восстановленном герцогстве не хватало почти всего – одежды, утвари, скотины, семян, инструмента, причем даже самого примитивного – начиная с лопат и топоров. Да и с размещением также были большие проблемы – почти половина переселенцев зиму пережила в землянках. А многие продолжали в них ютиться до сих пор. Так что забот у герцога Арвендейла (а вернее – у Лиддит) был не то что полон рот, а вообще до маковки. Но вот банд, число которых за время войны на территории империи резко увеличилось, в Арвендейле практически не было. Нет, попытки уродов сбиться в шайки случались и там. Но долго они не протянули. Озоровать в Теми-то… в принципе есть и более спокойные способы убиться, но, пожалуй, нет более надежного… Так что сходные проблемы в той или иной мере испытывали жители почти всех герцогств и графств империи людей. Однако на западе они были усугублены еще одним обстоятельством…

Как ранее упоминалось, запад империи уже давно жил довольно мирно. Поэтому уровень боевой подготовки и, главное, уровень дисциплины и боевой слаженности в дворянских дружинах и городской страже тех мест был куда как ниже, чем, например, у тех же дворян или ополченцев Южных пределов. Ну не было им до этого особенной нужды поддерживать свои боеготовность и боеспособность на уровне, схожем с теми, кто жил в куда более беспокойных местах… И хотя дворянские дружины и городское ополчение запада составили лучшие бойцы этих земель, но лучшими они были именно среди своих. То есть в тех землях, которые давно не знали ни серьезных войн, ни орочьих набегов и в которых уже давно практически не встречались ни крупные разбойничьи банды, ни опасные монстры. Поэтому в развернувшихся сражениях полки, сформированные из западного дворянства и ополченцев, понесли куда большие потери, чем остальные. Впрочем, еще им во многом просто не повезло. Например, в том, что именно полки, сформированные из выходцев с запада империи, составили основу той части армии, которой выпала задача разгромить орков, выдвинувшихся к Павилиолу…

Так что, когда Эл-Северин был освобожден и император распустил большую часть армии, обратно на запад вернулось очень небольшое число тех, кто когда-то ушел отсюда на войну. Причем этот момент был еще более усугублен тем обстоятельством, что западные дворяне и ополченцы ринулись домой еще до того, как сумели поставить на ноги и вернуть в строй большинство своих раненых. Уж больно тяжелые вести шли из дома… Вследствие чего тех сил, которые вернулись в более-менее боеспособном состоянии, оказалось совсем недостаточно, чтобы навести порядок и дать отпор распоясавшемуся быдлу. Более того, обнаглевшие и набравшие силу бандиты сумели даже разгромить несколько ослабленных дружин мелких владетелей, попытавшихся навести порядок в своих владениях и изрядно пощипать отправленные против них сводные отряды городской стражи. Так что ситуация еще более усугубилась…

– Да как обычно – разденем и развесим на деревьях, – усмехнулся Трой. Виконт скривился.

– Опять?! Ой, помяните мое слово, милорд, – так мы дождемся или мора, или – как минимум – падежа скота…

– Не дождемся, – не согласился герцог Арвендейл. – Сейчас прохладно. Дожди еще дня два точно будут идти, а это значит, что жары не будет. Да и ненадолго мы их повесим. Дня три-четыре повисят – и достаточно. Пусть народ полюбуется на то, чем закончили те, кто держал их в страхе… – Трой знал, что как раз завтра крестьянские телеги потянутся в город, на рынок: продать чего есть, купить чего надо, так что, до того как трупы будут сняты, эту «наглядную агитацию» успеет увидеть достаточное количество людей. Достаточное – для того, чтобы проникнуться и рассказать другим. Рассказать о том, что новая власть вполне окрепла и никому не позволит пробовать себя на прочность, а также о том, что жизнь в стране теперь будет становиться безопасней, ну и, естественно, о том, чем кончаются вот такие «кривые дорожки». Так что, так сказать, тренд жить мирно и законопослушно в текущем сезоне вновь становится полностью актуальным.

– …ну а потом магистрат отправит людей, которые снимут и захоронят останки.

Виконт помолчал пару мгновений, а затем согласно наклонил голову. После чего задумчиво произнес:

– А мне вот интересно, когда мы разберемся со всем этим, следующее задание Его Величества тоже будет таким же заковыристым?..

Марелборо вызвал Троя на следующий день, после того как уехала Лиддит. Император попросил ее взять на себя обустройство беженцев из земли Глыхныг, которых привезли Трой с северянами. Та было попыталась отказаться, мол, и без того уже намучилась с беженцами, да и после общения с Фра Арфиерой любые выходцы из земли Глыхныг вызывают у нее как минимум большую настороженность. Но Марелборо невозмутимо ответил, что обратился к ней именно вследствие обеих названных ею причин. Ну, не считая высокой оценки ее организаторских способностей. Ибо, во-первых, она поднаторела в обустройстве беженцев куда больше кого бы то ни было и, во-вторых, в отличие от подавляющего большинства этих самых остальных прекрасно представляет, что можно ожидать от подобных беженцев. Так что шанс, что она точно справится, очень велик, а того, что кого-нибудь с ходу прибьет, наоборот – минимален. Поэтому «император очень просит герцогиню взвалить сие бремя на свои прекрасные, но очень надежные плечи». Ну и Лиддит, естественно, пришлось согласиться. Но зато она вытребовала у Марелборо целую неделю единоличного пользования мужем. Так что они с лихвой вознаградили себя за все долгие месяцы воздержания и пребывания друг без друга. У Троя вон до сих пор поясница побаливала после их бурных ночей. Да и не только поясница, если честно…

– У меня есть для тебя поручение, побратим, – мрачно начал Марелборо, указав подбородком на стоящее перед его столом кресло, когда Трой вошел в кабинет. Герцог Арвендейл послушно присел и молча наклонил голову, всем своим видом демонстрируя, что он весь полное внимание и готов со всем тщанием исполнить любой приказ своего императора.

– На западе свирепствуют банды. А местные владетели и городские ополчения понесли слишком большие потери, чтобы суметь справиться с ними своими силами. – Император сделал паузу и уточнил: – Во всяком случае достаточно быстро для того, чтобы наши проблемы серьезно не усугубились. – Он бросил на Троя испытующий взгляд: – Справишься?

Алый герцог, легенда империи и правая рука самого Марелборо, задумался.

– Не знаю… Я бывал на западе, но недолго, и, считай, проездом, когда я… ну, то есть мы еще у Даргола служили. Поэтому я не особенно знаком с местной географией и особенностями обстановки. Так что надо собрать информацию и подумать, как все делать…

– Думай, – согласно кивнул император, – только побыстрее. Дела там аховые. К тому же много людей я тебе выделить не смогу. Возьмешь своих охотников и егерей. Ты уже с ними гулял в окрестностях Эл-Северина, так что они для тебя – хороший отряд. – Он замолчал, вздохнул, а затем продолжил: – В других местах тоже творится нечто подобное. Но там местные должны справиться сами. Я для того и распустил армию, чтобы владетели и городские ополчения навели порядок на своих и коронных землях. А вот на западе… – Он вздохнул. – Тем более что это нужно сделать быстро. У нас не так много времени, а разговаривать с нашими «союзниками», – тут Марелборо криво усмехнулся, – пока у нас творится такой бардак, – глупо и даже опасно. Могут встать в позу.

– Я понимаю, – кивнул Трой. – А как насчет моего десятка?

Император мотнул головой:

– Нет, побратимов я тебе тоже дать не смогу. Они мне нужны здесь.

– Что ж, ясно, задачу понял, – снова кивнул Трой.

– Вот и хорошо. Главное – почистить дороги. В городах должны сами справиться. Тем более что где-то через неделю на запад выйдет большой отряд под командованием графа Эсбели, сформированный из выздоравливающих. Если они сумеют без серьезных потерь добраться до своих мест, ситуация там должна заметно улучшиться. Но как боевая сила – они пока из себя представляют не особенно много. Большая часть еще окончательно не оправилась от ран, – закончил император.

– Понятно, Ваше Величество, – снова наклонил голову Трой, так сказать, переключаясь из режима «побратим» в режим «вассал». – Я выступлю не позднее чем через три дня.

Совет, собранный через два часа в шатре герцога Арвендейла и состоявший из побратимов и наиболее опытных командиров из числа арвендейльцев и императорских егерей, ломал голову над поставленной задачей почти три часа. По итогам этого собрания было решено, что наилучшим выходом в сложившихся обстоятельствах будет ловля «на живца». Иных более-менее надежных вариантов вследствие незнакомой местности и отсутствия достаточного количества проводников, а также крайне ограниченных возможностей по сбору необходимой информации, не просматривалось. Тем более что если уж банды настолько обнаглели, что нападают на дружины владетелей, купеческий караван они точно не пропустят…

Так что уже на следующее утро выделенные для экспедиции на запад империи люди начали активно переоборудовать купеческие фургоны, дабы, с одной стороны, оснастить их хоть какой-то защитой, а с другой – привести их внешний вид в соответствие с той ролью, которую должна была играть их импровизированная «пожарная команда». И вот именно тогда перед Троем и нарисовался виконт Аскавирал с требованием непременно взять его с собой…

Беглеца поймали, едва они закончили с живописным развешиванием трупов.

– Ведут, милорд, ведут, – довольно произнес Коском, взобравшийся на дерево, чтобы закрепить веревку, на которой должны были подвесить последний разбойничий труп, и потому первый углядевший возвращающихся охотников. – Эк, плюгавенький какой. Да еще хромой. То-то его робяты так быстро догнали… Или это они его стреножили?

Трой, как раз заканчивающий просмотр собранных трофеев, развернулся и окинул взглядом приближающуюся процессию. Да уж, видок как у охотников, так и у захваченного пленного был еще тот. Ну а что вы хотели-то по такой погоде? Тут просто по укатанной дороге милю пройдешь – и уже грязный, как чушка. А этой троице, похоже, пришлось еще по оврагам-буеракам полазать.

– Кто такой? – негромко поинтересовался он у пленника.

– Дык это, Ваша милость, крестьяне мы, из Извозного, знач… К свояку в Пристепь шел, а тута вона чего. Рубиться затеяли. А кто кого, и не понять. Мы ж того… крестьяне, знач… так что в етом деле, наше дело – сторона. Ну я и того… – мужик весьма натурально шмыгнул носом, – тикать, знач… А енти… – тут он зло покосился на двух стоящих по его бокам охотников, – еще и по шее бьють…

Играл мужик хорошо. Виконт Аскавирал так точно повелся. Эвон стоит рожу кривит… Но не Трой. Потому что ему уже пару недель назад стало казаться, что с засильем банд здесь, на западе, все не так просто. Те же нападения на дружины и отряды городской стражи взять. Они требовали не только изрядной смелости, на которую бандиты, как правило, не слишком-то падки. Они же сбиваются в банды для того, чтобы награбить добра и самоутвердиться через унижения и издевательства над другими, а не переть буром на вооруженные отряды. Особенно если эти отряды готовы к схватке и не охраняют ничего ценного… Для подобного нападения требовался еще и небывало высокий уровень координации. Что предусматривало и наличие координирующего центра, и созданную систему связи и опознавания, и налаженную сеть по сбору информации. Как-то оно слишком сложно для обычных грабителей, не так ли?

– Коском, – негромко позвал он.

– Здесь, мой господин.

– Перекинь веревку через во-он тот сук и прикажи развести костер, – Трой окинул стоящего перед ним хромого ледяным взглядом, – тут кое-кто непонятливый и пытается мне «лепить косицу». Так что разговор у нас с ним будет долгим и вдумчивым.

– Эт мы мигом. – Коском угрожающе осклабился. – А щипцы греть или так, головешкой обойдемся?

– Греть, – равнодушно бросил Трой. И тут послышался глухой голос мужика, в котором уже не было никакого «мужицкого» коверканья слов:

– Не надо ничего греть, Ваша Светлость. Я все расскажу.

Трой пару мгновений любовался совершенно обалдевшим лицом виконта, а потом кивнул мужику на валявшуюся рядом корягу:

– Тогда присаживайся. Я же сказал – разговор будет долгим…

2

– О-о, я считаю, что служить столь благородной эвли является честью для любого благородного эвлара, – жарко прошептал барон Каэверли в нежное ушко и мягко передвинул руку чуть ниже, окончательно выйдя за пределы того, что могло еще, пусть и с некоторой натяжкой, считаться талией.

– Ах, барон, вы меня просто смущаете, – игриво взмахнув ресницами, проворковала его партнерша по… м-м-м… наверное, это уже не могло считаться танцем, но как минимум началось оно именно как танец. – Но вы столь галантны, что я… что я… – Она страстно вздохнула и…

– Господин, господин! – Барон Каэверли вздрогнул, напрягся и, с дикой неохотой отстранившись от «партнерши», глухо произнес:

– Прошу меня простить, госпожа графиня, я вынужден ненадолго вас оставить.

По кукольному личику графини промелькнуло выражение крайней досады, почти сразу же сменившееся на высокомерно-благожелательную улыбку.

– Что ж, вас, благородных эвларов, долг часто отрывает от нас, слабых эвли. Идите и возвращайтесь, ваша эвли вас дождется.

Барон глубоко поклонился и ожег страстным поцелуем ручку графини, после чего картинно насупил брови, выпятил грудь и, гремя каблуками, вышел из бальной залы. Впрочем, едва только изящная дверь залы закрылась за его спиной, как его грудь тут же вернулась в более привычное состояние, а выражение лица мгновенно превратилось в озабоченно-злое.

– Ну что там еще, Тревлен? Я же велел меня не беспокоить…

– Прошу простить, Ваша милость, – испуганно пробормотал его личный слуга, – но там приехали… приехал Кругзан и требует немедленно допустить его к вам. Я проводил его в ваш кабинет.

– Кругзан? – Барон нахмурился. Кругзан являлся его доверенным лицом в нескольких весьма… м-м-м… опасных предприятиях. Опасных, но прибыльных. О-о-очень прибыльных.

После того как напыщенные тупицы с ослиными мозгами, не видящие ничего дальше своего носа и зацикленные на дворянском кодексе и родовой чести, ушли к этому новоявленному самозванцу, в попытке обмануть всех принявшему имя легендарного императора, здесь, на западе, у знающих и-и-и… небрезгливых людей появились неплохие шансы серьезно улучшить свое положение. А положение барона Каэверли к тому моменту даже самый деликатный собеседник однозначно должен был оценить как полную жо… кхм… безнадежность.

Папаша барона был типичным дубоголовым аристократом, кичащимся славными предками и родовой честью, для поддержания которой на кажущемся ему должным уровне папаша немилосердно тратил и весь доход, поступающий от не очень-то и богатого баронства, и приданое жены. Зато его охоты и пиры славились на все графство, а сам барон Каэверли-старший слыл среди общества истинным аристократом и хлебосольным хозяином. Ну и богачом, куда уж без этого. Так что его сын и наследник считался весьма выгодной партией и пользовался большой благосклонностью как у потенциальных невест, так и у веселых вдовушек, не только с благодарностью принимавших от «такого красавчика» всяческие подарки, но и с лихвой вознаграждавших галантного кавалера. Что уж говорить про остальную дворянскую молодежь, среди которой он являлся одним из кумиров. Надо ли уточнять, что подобное положение дел Каэверли-младшему очень нравилось. И почиталось им как совершенно заслуженное и незыблемое. Впрочем, так оно и было… До смерти папаши. А вот потом выяснилось, что баронство по уши в долгах, и новоиспеченный наследник старинной и благородной фамилии фактически банкрот.

Так что то, что случилось после этого печального события, было вполне закономерно. Потенциальные невесты, ранее изо всех сил стреляющие глазками и одаривающие многообещающими улыбками, мгновенно перестали замечать новоиспеченного барона, верные друзья и собутыльники исчезли, как и не бывало, двери домов веселых вдовушек также захлопнулись. Ну а сам теперь уже полноправный барон Каэверли, вместо того чтобы, как он и привык, проводить время в столице герцогства (в Эл-Северин папаша его не отпустил, и он теперь понял почему), вынужден был запереться в родовом замке, где и держать оборону от многочисленных кредиторов. Слава богу, еще предыдущий император утвердил право владетеля земли отказывать в доступе в замок кому бы то ни было, кого этот самый владетель видеть не хочет. К коим, естественно, и относились как кредиторы, так и нанятые ими судейские «чинушы». Так что пока барон прятался в своем замке, кредиторы не могли даже вручить ему уведомление о вызове в суд… Именно тогда, сидя в холодном и темном замке долгими унылыми вечерами, молодой барон поклялся себе вернуть блеск своему роду и-и-и отомстить всем тем, кто в тот момент при виде его кривил губы и презрительно морщился. И надо сказать, будущее показало, что эта клятва не оказалась пустым сотрясанием воздуха очередного экзальтированного юнца, находящегося на пике пубертатного периода. Ибо надо сказать, с той поры барон изрядно приблизился к воплощению этого обещания.

– Что случилось, Кругзан? – раздраженно спросил хозяин замка, входя в свой кабинет. Здоровенный детина звероватого вида, устроившийся в массивном деревянном кресле, сбитом из толстенных деревянных плах и стоявшем через стол напротив хозяйского кресла, при виде хозяина вскочил на ноги и довольно неуклюже поклонился. Ну да, Кругзан никогда и не был образцом этикета. Его ценность для барона Каэверли заключалась совершенно в другом.

– Я только что из Ггурбаха, – хрипло заговорил детина. – То есть я со своимя обретался у Торжного хутора, как вы и велели. Урожай Черной смолки в энтом годе не очень, но урок мы почти собрали. И все было в порядке, пока четыре дня назад подпасок, которого посылали в Ггурбах за маслом, не принес слух, что банда Кривого Кабана – все. Я отправился туда и-и… точно все. Ну, я и тут жа к вам.

Барон страдальчески скривился. Вот, Темные боги, значит, иссяк еще один ручеек, несущий золото в его закрома. Очередной! Впрочем, это было куда менее важно, чем то, что кто-то мог пойти по… м-м-м… руслу этого ручейка и добраться до самого барона.

– Как это произошло?

Кругзан пожал плечами.

– Точно неизвестно. Кривой-тко часть банды должен был отправить с хабаром в Каглум… ну, к Одноглазому. Особо ценного товару на этот раз у него не было, ежели только что в последние пару ден захватил. Поэтому ваших друзей из купеческой гильдии нонича решили не беспокоить и все скинуть этому ушлому барыге… Ну, а сам с остальными должон был остаться на месте.

– У него действительно не было ничего ценного или просто захотел захапать побольше, чем мы договорились? – раздраженно уточнил барон. Детина молча пожал плечами. Мол, может, и так, а может, и эдак. У вас же с Кривым свои дела, в которые вы меня не шибко пускаете… После чего продолжил рассказ:

– Поэтому у его, значить, оставалось, почитай, только половина банды. Так что на кого опасного он бы точно не полез. Да и не было там никого такого. С той поры как вы, Ваша милость, упокоили графа Умбертена с евойными изранетыми доходягами, дворяне, почитай, все по своим замкам забились и ежели куда выезжают, то гуртом и по-быстрому. А у купцов нонича и денег нет на большую охрану. Да и толку-то с нее таперя? Тот же Кривой такие караваны брал, куда там нонешним… Так что оне нонича почитают выгодным платить за проход, а на охране выгадывать. Ну, почитали…

Барон скривился, а затем задумчиво пожевал губами (ну была у него такая дурная привычка). Если банда Кривого Кабана действительно разгромлена, это может породить серьезные проблемы. Потому что она оставалась единственной крупной бандой, находившейся под контролем барона. А еще именно с Кривого и началось новое возвышение ранее совершенно разоренного баронства…

Вернее, началось все довольно грустно… Его вытащили прямо из постели. В одних подштанниках. Вытащили, заломили руки, бросили на колени. Когда он увидел перед собой огромное брюхо, одетое в один из старых отцовских камзолов, который еще и не сходился на пузе, то, даже не видя лица, сразу узнал главаря напавших. Замковый кузнец! Две недели назад барон, истосковавшийся по женскому вниманию, прижал в своем будуаре одну из служанок, чья неблагородная внешность вполне искупалась ее юностью и свежестью. Девка оказалась с норовом, так что, прежде чем удовлетворить свою накопившуюся потребность, пришлось ее немного поучить, несколько раз врезав рукоятью кинжала по лицу. Ну а из-за того, что та орала и дергалась, гарда кинжала разодрала девке губу. Так что удовлетворять свое естество пришлось, накинув на девку угол простыни, дабы не забрызгала кровью.

Как позже выяснилось, девка эта оказалась дочерью кузнеца, который сначала попытался в отместку поджечь конюшню и амбар, а будучи застигнутым за подобным непотребством, просто сбежал из замка вместе со всем своим семейством… Нет, случись нечто подобное в старые времена, барон тут же вскочил бы на коня и, прихватив пару-тройку дружинников (а зачем больше-то), бросился в погоню – и для того, чтобы наказать преступника, и дабы позабавиться самой увлекательной из охот – на двуногую дичь. Но сейчас… из всей дружины в замке остался только Старый Глуб, бывший капитан замковой дружины, ныне являющийся ветхой развалиной, который и выбирался-то из своей каморки, каковую отец нынешнего барона предоставил ему для житья из уважения к прежним заслугам, далеко не каждый день. Остальные давно разбежались – не только из-за отсутствия денежной платы, но и из-за того, что и кормить их начали далеко не каждый день. Как, впрочем, и большая часть остальных замковых слуг. А куда деваться? Барон мог ощущать себя в относительной безопасности только за стенами замка. Так что даже для того, чтобы забрать обычную десятину от таверны, стоящей на его земле, или у старост деревень, выбирался с большой оглядкой и куда реже, чем надо бы было. А эти сволочи этим и пользовались.

– Ну что, тварь, допрыгался? – зло прохрипел кузнец. – Пришло время отвечать за все…

Барон молча стоял, лихорадочно размышляя над тем, как можно выкрутиться из данной ситуации. Умирать жутко не хотелось. Он же фактически еще и не начинал жить! Потому что какая это жизнь, когда ты в долгах как в шелках и вследствие этого носа не можешь высунуть из родового замка… А ведь когда-то он (вот идиот!) страстно мечтал о том времени, когда он станет полновластным хозяином баронства. Ночами не спал, думал, страдал… Ну, вот он стал, и что – лучше стало? Думай вот теперь не о власти и блеске, а как долги отдать или вот как головы не лишиться.

– Ты, Уфлей, охолони, не гони коней, – пророкотало где-то левее. – Или ты теперь главарь моей банды?

Оп-па! Барон слегка приободрился. Кузнец не простил бы его ни за что, тут и думать нечего, но если он не главарь, то-о-о… тут уже могли появиться какие-то варианты. Могли появиться… а могли и не появиться. И для того, чтобы они появились, Каэверли-младшему следовало сильно постараться. Очень сильно! Потому что ставкой в этом деле была его собственная жизнь. А при такой мотивации чего только у людей не получается…

– Экхм, уважаемый… – самым вкрадчиво-завлекательным тоном начал он, – прошу меня простить, не имею чести знать вашего имени… – Тут барон сделал паузу, ожидая, что его собеседник назовет себя. Но тот сначала гулко захохотал.

– Ой, гля, робяты, какой у нас тут аристократик вежливый… – Тот, кто притормозил кузнеца, гулко расхохотался. – Что, спесивый гусь, поджилки затряслись?

– М-м-м… нет, то есть не совсем, – поспешно поправился барон. Кто его знает, может, этому разбойнику очень нравится, когда перед ним трепещут. Не дай бог обидится… – Просто… просто я хотел бы узнать у вас, как вы смотрите на то, чтобы заработать серьезные деньги. Не ту мелочь, которую вы получите у скупщика, коему оптом скинете все, что награбите в моем… м-м-м… не слишком-то и богатом замке, а по-настоящему серьезные…

Смех резко оборвался, после чего его резко вздернули на ноги и развернули в сторону. Сидевший перед ним детина, одетый в доспех городского стражника и шлем с полуличиной в виде кабаньей головы, окинул его острым взглядом и негромко бросил:

– Говори…

– Кривой, – вскинулся кузнец, – ты обещал мне, что… эыхххх!

Главарь разбойников молча выдернул меч из груди кузнеца и обтер его об его же плащ, а затем высокомерно бросил куда-то вбок:

– Уберите эту падаль. Достал он меня уже своим гундосаньем… – После чего кивнул барону: – Давай, гутарь что хотел…

Барон потер лоб, отвлекаясь от воспоминаний, после чего развернулся к Кругзану:

– А как вообще об этом узнали? Ну, откуда слухи пошли?

– Дык крестьяне на ярмарку ехали и увидели трупы, что на деревьях вдоль дороги развешаны были. Ну, вот и… – Детина развел руками.

– И что, все? Больше ничего узнать не удалось?

Кругзан виновато покачал головой:

– Я, этось, нанял пару охотников и съездил туда… ну где трупы висели. Так они походили вокруг, но ничего не нашли. Сами ж знаете – дожди который день. Развезло все и залило, да еще и крестьянские телеги потом проехали, так что ежели что и оставалось, так все и затоптали… Но никаких необычных следов не было. Поношенные сапоги, крестьянские опорки, некованые копыта – и все. В соседнем селе рассказывали, что через них незадолго до того проходил небольшой караван крытых возов, ну, на которых торговцы, что не шибко богатые, товары возят. Повозки три-четыре… Эти тупени всегда путаются. А больше никого не было.

– Караван был с охраной?

– Ну, этось… как сказать, – задумчиво протянул Кругзан. – Охрана-то была, но, как все сказывают, – рвань полная. Из защиты токмо поддоспешники стеганые. Да и то не у всех. Кто-то и вообще почти голяком – драна жилетка на голяк натянута. Шлемов нет, щитов – парочка на всех, и все битые. Да и было их меньше десятка. Хотя возы, на взгляд, были тяжело груженные. Кривой вполне мог позариться. Но такая охрана ему должна быть на один зуб!

Барон Каэверли нахмурился и прошелся по кабинету из угла в угол.

– Ой, не нравится мне все это. Это какая уже банда из тех, что под нами?

– Из больших – третья. А из мелочи я и не знаю. С имя другие завязаны были.

Барон поднял очи горе и снова пожевал губами.

– А твои люди все на месте?

– Все. Ну, те, кто не в разгоне.

– А в разгоне кто?

– Тупень и Хромой. Тупня я к гномам отправил, с письмом. Все одно от него в любом другом деле толку мало, кроме как кому врезать. А Хромой с последним обозом от Кривого Кабана в Каглум пошел.

– Точно пошел? – настороженно переспросил барон. – Он такой жадоба, что вполне мог задержаться у Кривого на денек. – Тут барон ернически искривил губы и, изменив голос, явно кого-то спародировал: – «Последние остатки собрать, господин барон, чтобы уж самые последние…»

Кругзан снова молча пожал плечами.

– Ему было велено уходить с обозом, а как там оно на самом деле – кто ж его знает? Вы ж сами велели его не трогать, ежели чего. Вот он и пользуется.

Хозяин кабинета резанул его злым взглядом, а затем приказал:

– Значит, так – дуй в Каглум к Одноглазому и найди Хромого. Если он там – волоки его сюда, а если его с обозом нет – галопом лети в Ггурбах и-и-и… – Тут барон оборвал фразу и задумался. – А впрочем, не надо в Ггурбах. Пока ты вернешься – все уже закончится. Так что, если не найдешь Хромого, также возвращайся сюда и доложи. Все понял?

– Само собой, ваша милость… – кивнул головой детина, но не сдвинулся с места, продолжая сверлить барона преданным взглядом. Тот поморщился и, подойдя к столу, снял с шеи цепочку с небольшим ключом и, наклонившись, открыл замок нижнего ящика. После чего немного выдвинул его и, выудив небольшой матерчатый кошель, молча кинул его стоящему перед ним мордовороту. Тот ловко поймал кошель, подбросил его на ладони и довольно осклабился.

– Благодарствуем, Ваша милость, не сумлевайтесь – все сделаем в лучшем виде.

Когда за детиной закрылась дверь, барон еще некоторое время молча сидел, уставив невидящий взгляд на столешницу, и вспоминал, как все начиналось…

Когда герцог начал собирать дворянское ополчение, барон Каэверли сказался больным. Нет, в тот момент это не было каким-то хитрым планом. Впрочем, и больным он тоже не был… Но что еще ему оставалось делать? У него не было денег, чтобы выставить положенный отряд, да и собственным воинским мастерством или умением командовать, которое позволило бы претендовать на место командира какого-нибудь подразделения в дружине кого-то более высокопоставленного, барон тоже не мог похвастаться. Как, впрочем, и большинство его сверстников. В отличие от их отцов, которые еще застали в молодости времена, когда приходилось надевать доспехи и садиться в седло, нынешнее поколение западного дворянства не слишком обременяло себя воинской наукой, предпочитая проводить время более весело… Впрочем, когда император объявил сбор ополчения, большинство натянули неудобные и непривычные родовые латы и, неуклюже взгромоздившись на коней, отправились на «священную битву с извечным врагом людей». Где по большей части и сгинули… Но это случилось уже куда позже. А поначалу барон тосковал. Его голова в тот момент была также все еще забита всякими высокопарными бреднями о долге дворянина, о чести, о предназначении, которые, как он теперь понимал, на самом деле не стоят и выеденного яйца. Но окончательно он осознал это только после того, как столкнулся с Кривым Кабаном. А тогда…

Барон криво осклабился. Да уж, как все хорошо шло… Но теперь ситуация снова переменилась, и ему нынче надо позаботиться, чтобы никто не догадался, что за большей частью нападений на наиболее богатые торговые караваны и самые богатые окрестные замки стоит родовой аристократ и утвержденный барон империи. А ведь как все хорошо складывалось…

План был воистину гениален! Сначала скооперироваться, а затем и взять под прямой контроль часть наиболее управляемых банд, для того чтобы с их помощью ухватить самые лакомые куски. Ну а после того, как закрома достаточно наполнятся, – всех уничтожить, представ перед высшим обществом герцогства в ореоле истинного аристократа – защитника слабых, твердой рукой возвращающего закон и покой на исстрадавшуюся землю запада. Возвращающего, но пока, несмотря на все явно видимые усилия, не вернувшего. А усилия были видны, видны… Барон во главе вновь набранной дружины неделями не слезал с седла, мотался по всему герцогству, ночуя в различных замках и с мужественной горечью повествуя то одной, то другой одинокой хозяйке о своих страданиях, вследствие того, что из-за проклятой болезни он не смог исполнить свой святой долг владетеля и прийти по зову императора. И единственное, что ему осталось, дабы не покрыть себя окончательным позором, это всеми силами бороться с этой страшной напастью, охватившей герцогство… О-о, какими велеречивыми и высокопарными эпитетами его награждали. Как горячо и жарко его благодарили. Как готовы были помочь… И иногда действительно помогали, отправив с ним пару-тройку, а то и десяток бойцов из числа тех, кто еще оставался в замке. Ну а то, что иногда, после того как он покидал очередной замок, на него внезапно нападала банда… что ж, в жизни есть место и подвигу, и трагедии. Наша ли в этом вина? Зато какие барыши это приносило им с Кабаном! Это тебе не обычный торговый караван ограбить. Богатства в замках аристократии копились не годами, а столетиями…

И спал он после подобного вполне спокойно. Злоба на тех, кто его когда-то, как он считал, предал, забыл, извергнул из своих рядов, выжгла в душе любые капли стыда или хотя бы смущения. Более того, барон создал целую концепцию, заключающуюся в том, что и времена, и нравы меняются. Поэтому то, что когда-то было немыслимым, сначала становится всего лишь невозможным, затем просто неодобряемым, а чуть позже переходит в разряд обыденного, а затем – и вообще остромодного. Так что можно считать, что он, барон Каэверли, просто является первым, кто начинает практиковать нечто в недалеком светлом будущем совершенно обыденное или даже модное…

Впрочем, несмотря на столь изящную стройность этих рассуждений, барон позаботился о том, чтобы поводов для озвучивания их у него не появилось. Что ж поделать – благородное общество пока еще слишком косно и отстало, чтобы оценить столь изящные умозаключения… особенно если учитывать, какие именно действия барона они должны были оправдать. И это ему пока вполне удавалось. Во-первых, потому, что несмотря на всю свою распущенность и жадность последний барон Каэверли был умен и неплохо образован. Уж это-то папаша смог ему обеспечить… А как ни говори, образование определенным образом перестраивает мозги, часто позволяя замечать возможности и перспективы там, где человек без образования не способен увидеть ничего, кроме проблем. Ну а во-вторых, потому что здесь, на западе, осталось слишком мало тех, кто был способен хотя бы задать барону какие-нибудь неприятные вопросы. Не говоря уж о том, чтобы начать предпринимать какие-то действия, предназначенные для того, чтобы докопаться до истины… Чтобы там ни было, этому самозваному императору, пожалуй, можно было сказать спасибо. Уж очень вовремя он вспомнил о праве Сюзерена требовать службу от своих вассалов. Впрочем, если пройти по этой цепочке до конца, скорее всего спасибо стоило сказать даже не императору, а оркам…

Так что уже спустя полгода после того, как состоялся его разговор с Кривым Кабаном, тот договор, который он заключил с этим бывшим стражником, начал приносить барону очень неплохой доход. Такой, что спустя еще месяц барон сумел дать в своем замке первый за многие годы бал, чрезвычайно удивив этим большинство своих соседей. Впрочем, было бы кого удивлять. Соседские замки были полупусты, скучны и унылы… Так что «блестящее общество», явившееся засвидетельствовать свое почтение барону Каэверли, почти сплошь состояло из стариков и старух, с чрезвычайно редкими вкраплениями совершенно сопливой молодежи и новоиспеченных вдов. Замужние женщины, как и девицы на выданье, дружно остались по домам, верно, ожидая возвращения из похода своих супругов и женихов. Но барон не расстроился. Начало было положено, а там… чем дольше продлится война, тем больше он сможет округлить свой капитал. И тем более достойное место он сумеет занять в итоге. И… о, нет, торопиться он не будет. Присмотрится, подумает… война – это всегда расходы. Большие. А иногда вообще неподъемные. Особенно если военное счастье окажется слишком переменчивым. Барон Каэверли же, если судить по тому, как все развивается, к концу войны совершенно точно должен был оказаться в числе тех, кто будет весьма твердо стоять на ногах. Уж куда крепче тех идиотов, что поперлись «исполнять свой долг»… Так что кто знает, вполне возможно, ему удастся заполучить в супруги куда более престижную партию, чем даже те, что когда-то планировал его отец. А у папаши-то были очень не слабые амбиции…

И вот теперь, похоже, над его планами нависла какая-то непонятная угроза. Потому что с уничтожением банды Кривого Кабана те славные ручейки золота, что весело бежали тайными тропками в его округлившуюся мошну, должны были почти совершенно иссякнуть. И возникшее у барона еще после уничтожения еще предыдущей из прикормленных им банд ощущение, что это совсем не случайно и что тучи начали сгущаться над ним самим, сейчас превратилось фактически в уверенность. А это означало, что пришло время как можно быстрее зачищать концы и обрывать любые нити, которые могли бы привести к нему. Что поделать, люди пока еще не доросли до того уровня свободы и незашоренности, до которого дорос барон. Так что если пройдет слух насчет того, чем он тут занимался, пока остальные прохлаждались в армии этого самозванца…

Барон Каэверли вынырнул из тягостных размышлений и тряхнул головой, отгоняя тяжкие мысли, после чего запер ящик стола и поднялся на ноги. А пошло оно все к Темным богам! В конце концов, его сейчас ожидает нечто куда более приятное. Эта графиня Умбертен весьма жаркая штучка. Он обхаживал ее почти два месяца. Причем не только по всем правилам галантной науки, но и предпринимая кое-что присущее, скорее, не слишком чистому на руку купцу, а никак не аристократу. Вдова графа Умбертена даже не догадывалась, что ее трудности с деньгами и неуступчивость кредиторов появились не сами по себе… Хотя львиная доля вины за ее нынешние неприятности, естественно, лежала на ее покойном муже. Покойный граф был образцом дворянина и, отправляясь по призыву самозванца, для наилучшего снаряжения своей уже давно не воевавшей дружины не только выгреб всю свою казну, но еще и изрядно назанимал у ростовщиков. Но и барон также приложил свою руку… А вот не надо было в свое время называть кое-кого «жалким неудачником». Пусть и не в глаза, а как бы «в своем кругу», но ведь на свете так много «добрых людей», которые не преминут донести до тебя все гадости, которые о тебе говорят. Люди же ведь так любят повысить собственную самооценку через унижение того, кто в данный момент кажется им слабым и проигравшим… О, как бы ему хотелось напомнить графине эти слова теперь, когда она принялась сама обхаживать барона, надеясь с его помощью если не решить свои проблемы, то хотя бы снизить их остроту. Но увы, к сожалению, жизнь устроена так, что мы не всегда можем позволить себе то, чего нам страстно хочется. Как сказал кто-то из мудрецов: «Не все, что можно делать безнаказанно, следует делать». Эх, если бы барон Каэверли понял это немного раньше, ему удалось бы в этой жизни избежать очень многих огорчений. Но главное, что он это все-таки понял… Так что сейчас придется удовольствоваться всего лишь, так сказать, доступом к телу. Впрочем, тело было вполне себе достойным… А еще в данной ситуации был один пикантный момент, который, как считал барон, переводил ее для него в ранг вполне достаточного вознаграждения. Дело было в том, что графиня возляжет с ним, даже не догадываясь, что отдает свою… о, нет, конечно, не любовь и даже не привязанность, но благосклонность и, н-да, пожалуй, и честь, тому, кто как раз и сделал ее вдовой. Потому что именно барон собственной рукой нанес тот самый удар, который и прервал земной путь графа Умбертена…

3

– И все-таки я считаю, что все не так однозначно, милорд, – произнес виконт Аскавирал, с сомнением покачав головой. Он и Трой сидели на ветке высокого дерева и рассматривали возвышающийся перед ними замок. Замок был в не очень хорошем состоянии – внешняя стена была испещрена оспинами обрушений, да и почти треть отсутствовавших зубцов также говорила сама за себя. Но в то же время было видно, что не так давно хозяин взялся за его восстановление. Трой усмехнулся и пожал плечами.

– Вот там все и узнаем.

– Но нападать на замок владетеля, не прислав официального вызова… – начал виконт. Однако герцог Аврендейл прервал его, жестко рубанув рукой:

– Ничего, если Хромой соврал – извинюсь и возмещу ущерб, а если нет и все подтвердится, то перед нами не дворянин, а обычный разбойник. Я эту тварь даже чести дворянской казни не удостою. Никакого ему отрубания головы – вздерну на ближайшем суку, и баста!

Допрос Хромого добавил последние детали в ту мозаику, которая начала потихоньку складываться в голове у Троя еще после того, как они прижали к ногтю первую банду.

То есть сначала все шло как обычно. На первый взгляд Хромой не рассказывал ничего особенного. Ну да, грабят, причем подчистую. Не брезгуя даже самым недорогим товаром. Товар накапливают в лесном лагере, а потом вывозят к скупщику. Скупщиков несколько. Нет, сам Кривой Кабан имеет контакты только с одним, а остальные – не его заслуга. Нет, сам Хромой с ними не договаривался. Просто его… тут Хромой запнулся, но, покосившись на спокойно смотрящего на него Троя, поежился и продолжил… его хозяин обычно передавал через своего подручного, кому вести товар на этот раз и-и-и… А что? Сам Хромой никого не грабил и не убивал. А исполнять повеления хозяина – обязанность любого добросовестного и рачительного слуги. Он был вроде как предельно откровенным. Предельно… Но чем дальше, тем больше у Троя складывалось впечатление, что Хромой что-то недоговаривает. Что-то очень важное. Но что? Лиддит говорила, что правильный ответ не менее чем наполовину зависит от верно и точно заданного вопроса. Но как задать вопрос, когда еще сам не понимаешь, о чем нужно спросить? Трой задумался, на некоторое время выпав из процесса допроса и оставив его на Коскома и Грикса. Нет, виконт Аскавирал также присутствовал на сем действе, но почти все время молчал, больше учась, чем реально участвуя. Он вообще, по мнению Троя, в последнее время очень сильно продвинулся в своем развитии, почти совсем перестав высказываться резко и категорично, как это свойственно глупой юности, считающей, что она уже знает все и вся и потому может быть только два мнения – ее и неправильное. Почти. Иногда это еще проявлялось…

Допрос некоторое время шел своим чередом – Коском и Грикс въедливо выясняли у Хромого, кому он и его подельники сдавали товар, как звали стражников, которые пропускали в свои города без осмотра возы с награбленным, на каких хуторах банда Кривого Кабана отсиживалась после налетов, и остальные подобные детали. Это была очень важная и нужная информация, но…

– А кому вы сдавали то, что награбили в захваченных замках? – внезапно спросил Трой. Хромой запнулся и побледнел.

– Господин… я-а-а не пони…

– Их было несколько? Или кто-то один? – продолжил Тро… хм, нет, уже именно Алый герцог, гроза врагов, меч императора и прочая, и прочая, и прочая…

– Й-аа-а-а… эта-а-а… – Хромой сделал еще одну, впрочем куда более жалкую, попытку сыграть непонимание. Но Трой уже понял, что задал-таки именно тот, самый верный и точный вопрос. И у этого, несомненно, весьма ушлого и хитрого бандита теперь не так-то много шансов отвертеться от ответа. Просто надо давить, давить и давить. Алый герцог подался вперед и, уткнув свой тяжелый взгляд прямо в зрачки, по всему было видно, изрядно запаниковавшему бандиту, эдак ласково продолжил:

– А самое главное, где твой хозяин держит те вещи, которые он не рискнул скинуть торговцам. Ну, ты же не дурак, Хромой, сам знаешь, что кое-что из того, что вы награбили в замках, еще долго нельзя будет светить – родовое оружие, фамильные драгоценности, парадные наборы посуды и столовых приборов, а также какие-нибудь широко известные предметы обихода, например, те же гобелены семьи Стольвинер. Долго, но не всегда же… Года через два-три-пять кое-что из этого вполне можно начать потихоньку продавать. А что-то даже и выставить в собственном замке. При приемлемом объяснении. Скажем, выкупил у какого-нибудь купца или обнаружил в логове какой-нибудь вот только что уничтоженной дружиной твоего хозяина банды разбойников, либо там вещь отыскалась в случайно обнаруженном старом разбойничьем схроне. – Трой сделал короткую паузу, злобно ухмыльнулся и вкрадчиво закончил: – Давай-давай – говори. Ты же знаешь, что я все равно получу ответы на все мои вопросы. Сейчас или чуть попозже. Так или иначе…

Хромой несколько мгновений сидел, оцепенев и глядя на Троя как кролик на удава, а затем этак страдальчески всхлипнул и заговорил…

– Ладно, больше мы здесь ничего не высидим, – махнул рукой Трой и, крутанувшись на ветке, соскользнул вниз вдоль ствола. Виконт восхищенно качнул головой и попытался повторить то же самое, но изрядно приложился плечом и оцарапал бок. Ну так его же в детстве Ругир не гонял…

Внизу, в кустах, ждали Грикс и Коском. И еще шестеро десятников. По трое от егерей и арвендейльцев.

– Значит, так, – начал Трой, опускаясь на корточки, – проникнуть в замок, как это было понятно сразу, особенного труда не составляет. Стена ветхая и выщербленная, а ремонт только начался. Так что я вижу тут только одну опасность для скрытого проникновения – если камни стены начнут осыпаться под руками и создадут шум. Поэтому снимать караульных пойду я.

– Но, милорд, – тут же вскинулся виконт Аскавирал, однако Трой не дал ему закончить.

– Виконт, как там ваше плечо? И бок? Не беспокоят? – усмехнулся он. Юный Аскавирал побагровел. Трой же протянул руку и примиряюще хлопнул его по плечу:

– Не обижайтесь, мой друг, я просто хочу сказать вам, что ползанье по полуразвалившейся стене – точно не ваша сильная сторона. Даже будь вы в полном порядке после вашей попытки повторить мой спуск с дерева. Вот если бы мне нужен был соратник для того, чтобы ворваться в крепостной двор и, встав спина к спине, схватиться с врагом, будучи в полном окружении, – вряд ли я нашел бы кого-то лучше вас. Но на сегодняшнюю ночь не только вы, но даже и егеря и мои арвендейльцы мне не помощники.

Виконт слегка порозовел, и герцог Арвендейл подумал, что юноша за последнее время все-таки научился несколько скрывать свои эмоции, хотя именно несколько…

– Но там же будет почти сотн…

– Там будет пара, максимум тройка караульных. К тому же, судя по рассказу Хромого, все дружина этого… – от голоса Алого герцога явственно повеяло льдом, а следующее слово он произнес как выплюнул, – барона почти полностью состоит из бывших бандитов. А эти твари не слишком-то привычны к дисциплине. Поэтому я не удивлюсь, если все эти трое, ну, или как минимум один-два из них, выйдя на стену, просто забьются в какую-нибудь дыру и нагло уснут. Так что мне либо вообще нужно будет просто зарезать спящих, либо каждый из этих противников столкнется со мной один на один. Ну не думаете же вы, что один на один они способны представить для меня какую-нибудь угрозу?!

– Нет, милорд, что вы?! – возмущенно вскинулся юный Аскавирал.

– Вот и отлично, тогда продолжим, – подытожил Трой…

* * *

Комех сладко зевнул и с силой потер лицо. Все-таки зря он вечером поддался соблазну распить с приятелями кувшин молодого вина. Ведь знал же, что в караул идти… Впрочем, еще недавно это бы не было особой проблемой. Перетер бы с ребятами, один из которых околачивался у ворот, второй на противоположной стороне стены, да и подремал бы в свое удовольствие в дальней башне. Потому что вся эта суета с караулами представлялась ему совершенно бессмысленным делом. Ну, кто бы посмел напасть на замок самого барона Каэверли, под которым, как всем было известно, ходили самые крупные банды этих мест? То есть как всем… кому надо было известно, конечно. А кому не надо – как раз нет. Но кого не надо в округе и появиться не могло. Потому как все дороги, ведущие к замку, были весьма плотно перекрыты местными бандитами. Но то было раньше… А почти декаду назад все изменилось. Кривозуб, бывший наемник из Каглума, поставленный господином бароном капитаном над его дружиной, будто с цепи сорвался. Комеху не было известно, что там такое произошло, но теперь Кривозуб, ранее всю ночь спокойно дрыхнувший в отведенных ему бароном покоях (евон как, оказывается, у дворян комнаты называются), теперь не менее трех, а то и четырех раз за ночь тихонько выбирался от себя и подкрадывался к караульным, проверяя, как те несут свою службу. И горе тому, кого он заставал спящим. Шестерых лишили жалованья за месяц, двое, попавшиеся на подобном, по два раза были выпороты, а Телепня, умудрившегося попасться трижды, Кривозуб вообще убил. Да еще сделал это его собственной алебардой и прямо на посту. А потом поднял ни свет ни заря всю дружину и, выведя их на стену, указал на труп Телепня, пришпиленный алебардой к полуразвалившемуся зубцу, и предупредил, что отныне так будет с каждым, кого он застигнет за сном на посту. А пороть… пороть он будет остальных из состава караула, которые не обнаружили, что один из них уснул и не исполняет обязанности караульного должным образом. Вот поэтому Комех и страдал нынче, изо всех сил борясь со сном и не рискуя, как раньше, забраться через выломанную дверь в дальнюю башню и растянуться в углу на куче тряпья, натасканного туда караульными аккурат для этих целей…

Молодой дружинник снова протяжно зевнул и с силой хлопнул ладонью по левой щеке, дабы развеять накатывающуюся сонливость. Нет, зря он все-таки пил это вино, ой зря…

В дружину барона Каэверли Комех попал всего пару месяцев назад. И очень был этому рад. Потому что служить барону оказалось куда приятнее и спокойнее, чем промышлять на большой дороге. Правда, сначала, когда доверенный человек барона по имени Кругзан предложил ему перейти в дружинники, Комех засомневался. Ведь до того, как начались все эти беды, он никогда не держал в руках оружия. А те навыки, которые он успел приобрести в банде, для уровня пусть даже и молодого, но настоящего дружинника никак не дотягивали. Это было объяснимо, потому что происхождением он был из мещан города Ггурбаха. Ну как мещан… Его отец был кожевником, а кожевенное производство, как известно, отличается изрядной вонью. Поэтому кожевенные мастерские никогда не размещаются внутри городской черты. Вот и их слобода отстояла от городских стен на расстоянии одного перестрела. Причем с подветренной стороны. Но и то, стражники на ближайшей стене частенько жаловались на вонь… И хотя формально жители слободы, вследствие того, что городской совет никак не мог себе позволить упустить из своих рук такие источники дохода, как кожевенные мастерские, считались полноправными жителями города, на самом деле отношение тех, кто жил в пределах городских стен, к обитателям кожевенной стороны всегда было несколько пренебрежительным. Их так и звали – «вонючки»… Естественно, что подобное никому из кожевников не нравилось. И потому кулачные схватки между молодежью кожевенной слободы и обитателями других ремесленных кварталов либо подвыпившими молодчиками из числа купеческих подручных случались довольно часто. И Комех не только принимал в них активное участие с того момента, когда более-менее вошел в силу, но и был настоящей звездой подобных потасовок! Боги наградили его изрядной статью, впрочем, взамен отсыпав весьма скромно ума. Так, во всяком случае, кричал отец, когда устраивал ему выволочку за очередную испорченную шкуру. Или загубленный дубильный раствор. Либо сломанную мешалку. Так что совсем немудрено, что молодой кожевник предпочитал хорошую драку семейному ремеслу. Но именно драку, а не схватку с оружием. Здесь, на западе, города уже очень давно не проводили учений своего ополчения, и вполне себе еще живые на том же юге традиции выставлять по ополченческой роте от каждого цеха в городах запада ныне являлись всего лишь городскими легендами…

Бывший кожевник снова смачно зевнул и, покрутив головой так, что захрустела шея, двинулся по стене, положив свою алебарду древком на шею и закинув руки на ее торчащие по бокам концы. Конечно, при таком положении в случае внезапного нападения он точно не успеет воспользоваться своим оружием, но кому тут нападать-то?

В наспех собранное ополчение молодого кожевника не взяли. Старшина кожевников сказал, что это потому, мол, что Комех в драке становился совсем дурной. Эвон, уже троих с горшечной улицы так покалечил, что до сих пор отлеживаются. А одному из кузнечных подмастерьев и вообще руку напрочь сломал. Но Комех был уверен, что дело совсем не в этом, а в том, что старшина просто его невзлюбил. Потому что младшая дочка оного старшины уже давно заглядывалась на молодого кожевника. Телея была пышной, как сдобный калач, и весьма своенравной. Так что уже в достаточно юном возрасте научилась закатывать отцу такие истерики, что никто из семьи старшины старался с нею не связываться. Но ленту в подарок от молодого кожевника она приняла. Хотя и фыркнула… Поэтому напрямую запретить дочери «женихаться» с Комехом старшина не решился. Комех же сему факту только порадовался. Семейка у старшины кожевенного цеха была богатая – две мастерские держали. Причем ни он сам, ни трое его сыновей лично у дубильных чанов уже не стояли. Да и городские поставки кож также шли через его руки. Уж, чай, найдет для зятя какое местечко, где также не придется шибко пачкаться… Однако всем было известно, что сам старшина выбор дочки явно не одобрял. Вот и отшил нелюбимого кандидата в зятья, не дав ему возможности прославиться и неплохо подзаработать. На чем? Да на тех же трофеях. А как же иначе-то? Зачем еще люди в воины идут, как не за этим?.. А добыча, по мнению знающих людей, к которым Комех прислушивался с блестящими от предвкушения глазами, ожидалась весьма знатной. Нет, не с орков. Ну чего с этих дикарей взять-то? Оне ж – босота и голь перекатная. С них из чего подороже ежели только какое оружье взять можно. Но оно совсем не под человеческую руку. Так что в лучшем случае его придется перековывать, а в худшем… в худшем и вообще отберут. Потому как ополчение – это не воины. И своего оружия иметь не могут. Только то, что получили из городских арсеналов. И после того как все закончится, требуется все оружие обратно в арсеналы сдать… Но ведь орки же цельную столицу того… сожрали! А в столице же самые богатства и есть. Это ж всем известно! И нонича они лежат совсем брошенные и никому не нужные. Так что приходи и бери, чего хошь. Так что тем, кто уйдет с ополчением, можно просто озолотиться. Ну, так говорили все эти знающие люди, которые, впрочем, отчего-то совсем не спешили записываться в ополчение. Но Комех на такие мелочи внимания не обращал… И тут такой облом! Вот точно старшина специально это сделал. Потому как – ну кого еще в ополчение брать, как не его? Да во всей кожевенной слободе никого лютее на драку, чем Комех, отродясь не было! А насчет того, что он дурел в драке, – так какой это недостаток-то? Чего врагов-то жалеть? Бей-убивай – и вся недолга…

Бывший кожевник дошел до конца своего участка стены и, развернувшись, двинулся обратно. Спать хотелось все больше и больше, так что он побоялся, что если остановится и расслабится, то точно уснет. А просыпаться пришпиленным к стене алебардой как бабочка ему совсем не хотелось…

В бандиты Комех попал по глупости. Причем случилось это почти сразу после ухода ополчения. Одним не очень удачным вечером он изрядно принял на грудь с более взрослыми мужиками да и двинулся к себе в слободу. Потому что делать в городе теперь было особенно нечего. В Ггурбахе после ухода ополчения стало тихо, уныло и… бедно. Торговля почти прекратилась. Даже в их кожевенной слободе склады гильдии буквально ломились от обработанных кож, которые никто особенно не покупал. Несмотря на то, что цены на них упали ниже некуда. Короче – ни развлечений, ни денег на них. Даже поход в бордель Комех мог теперь себе позволить не чаще пары раз в месяц. И если бы не парочка веселых вдовушек, которым молодой кожевник временами помогал слегка потешить свою… свой горячий темперамент, жизнь стала бы совсем унылой. Впрочем, и так он находил в ней не много поводов для радости…

Он совершенно не собирался убивать этих трех пьяньчуг. Ну вот совсем ему не было до них никакого дела, но… Короче, после того как с его глаз спала кровавая пелена, он обнаружил у своих ног три холодеющих трупа. И понял, что если он не хочет закончить жизнь на виселице, то ему нужно как можно быстрее покинуть город. В Ггурбахе, несмотря на уход большей части стражи с городским ополчением, к убийствам относились все так же строго. И затеряться в столь небольшом городе также не было никаких шансов. Уже через несколько часов после того как будут обнаружены тела, все содержатели ближайших трактиров, а также их завсегдатаи будут дотошно опрошены, после чего будет совершенно точно установлено, кто когда их покинул и куда направился. А имея эту информацию, вычислить, что путь этих трех пьяньчуг непременно должен был пересечься с траекторией двинувшегося в сторону дома Комеха, не составит особенного труда. Ну а после этого установить, кто нанес те самые удары, которые и прервали жизненный путь этих неудачников, вообще не составит никакого труда. Молодой кожевник ведь бил как привычно, как в обычной драке. Так что все, кто знаком с его тяжелой рукой, не узнать подобные удары не могут. А таковых в Ггурбахе до сих пор было вполне достаточно…

Комех дошел до надвратной башни и остановился. Внизу, у ворот, сегодня нес службу Бафсит, смуглый, чернявый улиец, не пивший ни вина, ни пива, но зато регулярно жующий какую-то оранжевую дрянь, которая ввергала его в странное полулетящее состояние. Но пребывать в этом состоянии Бафсит способен был чуть ли не целыми сутками. Причем практически не спя. Бывший кожевник вновь зевнул, едва не вывернув челюсть, после чего опять с размаху заехал себе ладонью по щеке. Но помогло это мало. Комех скривился и, перегнувшись через низкий внутренний парапет, тихонько крикнул: