Берегись! Сейчас я буду тебя спасать бесплатное чтение

Глава о том, как больно получать в спину нож

Эмма стояла в алькове, скрытом от людских глаз плотным пологом, и пыталась усмирить бешено бьющееся сердце. Её ноги так и норовили пуститься в пляс, бежать вниз и снова танцевать, но уже не было сил. То и дело во время очередного танца она принималась глупо хихикать от восторга, чем вызывала недоумение кавалеров. Больше такого позволять себе нельзя.

Пора успокоиться. Выдохнуть. Выпить стакан, может, два лимонаду и только потом спуститься.

Там, желательно, пропустить следующие два танца, а лучше и вовсе дождаться нувара! Его положено танцевать с женихом, а у Эммы был жених! И она даже этим могла похвастать перед подругами, потому что всё было уже совсем официально. Папенька принял предложение, семья Гая внесла положенную сумму на счёт будущей семьи, был выбран фасон платья, и, по слухам, папенька принял решение выделить землю под строительство поместья!

Да, конечно, Гай наследовал поместье своего отца, но жить в доме родителей мужа, пока те не решат уйти в мир иной, то ещё удовольствие для девушки.

Эмма хотела всего и сразу! И оттого теперь стояла в тёмном алькове, переводя дух, пока этажом ниже гремела музыка… не стоило танцевать пять раз подряд. Но бал. Первый! И она на нём уже невеста.

Эмме минуло восемнадцать, она уже закончила академию, получила два диплома. В одной книжечке значилось: “Специалист по сохранению водных ресурсов”, Эмма этим особенно гордилась, она мечтала всем говорить, что занимается охраной природы. Второй диплом был куда скучнее: “Специалист по праву”.

Ну какое право?

Эмма имела только одно право! На новые туфельки каждую неделю да пожалуй на пирожные! Благо матушка-природа не обидела и жирных боков не даровала.

Нет, Эмма вовсе не была такой уж пустоголовой, но она была импульсивна, немного капризна, возможно, избалована, допустим… испорчена? Но в целом очаровательна!

О да, это самое главное! Очаровательнее графской дочки с двумя высшими образованиями, чёрными волосами, бирюзовыми глазами и тончайшей талией не было не только в Графстве Гриджо, но и во всём Траминере! Она обладала немалой силой, благодаря смешанным корням, говорила с рождения на двух языках, правда во втором не было никакой пользы, и музицировала! Последнее – особенно приятно.

– Гай! Тут никого, – услышала Эмма и замерла статуей.

“Ой, не к добру…” – шепнул внутренний голос, который был с Эммой с шести лет и вполне себе отчётливо вступал в великосветские беседы. Непросто было научиться контролировать себя и не выдавать внешне, что происходит в голове.

– Иду, – отвечал Гай своему приятелю. Эмма не сомневалась, что беседа велась с Лордом Майлзом Кей, лучшим другом Гая и претендентом номер два в личном списке леди Гриджо.

– Ну что, дело в шляпе? – усмехнулся Майлз. – Она весь вечер хвастала своим колечком!

– Не то слово! – смех Гая был таким заразительным, что в первую секунду Эмма и сама расплылась в улыбке. Они о ней говорят! Как мило, как хорошо… она услышит что-то сокровенное, быть может, признание. И никогда, конечно, не признается в том, что давно знала о чувствах жениха. – Дура!

Сердце бедняжки дрогнуло и остановилось. Щёки залила краска, а кончики волос, отливающие бирюзой по забавной шутке природы, колыхнулись и закрутились сами собой в тугие колечки.

“Дура? Он тебя ДУРОЙ назвал?” – бушевал внутренний голос.

“Тише…. тише… давай послушаем ещё”, – отвечала ему Эмма.

– Она так верит в наше счастье, – протянул Гай.

Послышались шаги, кто-то рухнул в кресло, и ножки заскрипели по паркету.

“Кто так обращается с раритетной мебелью? – возмутился голос. – Это кресло нашей прабабки!”

“Да тише ты, я сейчас всё пропущу!”

– Оу-у – у, как мило. Ну… она же любит сюрпризы? Он-то её и ждёт… через пару-тройку недель. Когда свадьба?

– В следующую среду. Эти Гриджо помешаны на традициях. Хотят все ритуалы… тьфу. Она так состарится.

– Да ладно тебе, неделей больше неделей меньше…

– Сил нет лыбиться и ходить на эти бесконечные чаепития! Эти Гриджо гоняют чаи, будто больше заняться нечем! И конные прогулки. Каждый святой день! От седла уже воротит, в жизни столько верхом не ездил. Откуда эти замашки?

– Для здоро-овья, – протянул Майлз, и Эмма чуть было не бросилась колотить нахалов собственными руками.

Её пальцы нагрелись, и она уже чувствовала слабые позывы магии, это водная стихия просыпалась, как всегда самая неконтролируемая и гадкая. И к чему только ею наградили? За какие заслуги? Жила бы как все с одной единственной силой, повелевала землёй, камнем и всем таким… Деревья там… пересаживала.

“Угомони это!” – попросила Эмма у внутреннего голоса.

“Ой, милая, еле держусь”, – невозмутимо ответил он.

– Ну-ну, не переживай. Свадьба. Денежки. Общий счёт станет твоим, и поминай, как звали! Неужели такие дурёхи, как Эмма, считают, что кто-то женится на них, а не на их деньгах и батюшках?

– Ха! Видал, как её родитель светится? Зе-емлю пообещал! Землю, Майлз! Не поместье, не один из своих домов, а… землю! У моря. Что? Что это вообще за подарок такой? И главное, он считает, что прямо-таки расщедрился, а мы якобы построим всё как хотим. Эмма уже душу выела со своими чертежами!

И только тут из глаз Эммы побежали горячие слёзы обиды. Жуткой обиды! Она и правда бегала с чертежами и планами… Она и правда хотела всё сама… всё для них. Так верила в свой домик у моря, остеклённую мансарду… белое крылечко.

Слёзы катились и катились… ярко-бирюзовые, необычные. Дурной знак, и позволять себе это никак нельзя, никогда ничем хорошим такие истерики не кончались, но увы. Внутренний голос ушёл бушевать куда-то в другое место, а Эмма утирала влагу с лица, чувствуя себя беспомощной дурой, каковой её и обозвали.

– А если она пожалуется? – голос Майлза будто отдалился. Послышались шаги. Эти двое собирались на выход.

– Она будет уже замужем, – ловко парировал Гай. – И будет принадлежать моей семье. Отдам её матери… Будет всю жизнь пить с ней чай и читать вслух книжки, как какая-то нищая компаньонка. Её предыдущая как раз померла от старости!

Молодые люди расхохотались, дверь закрылась, и Эмма упала на пол, сминая кринолин и дорогой шёлк.

Ей было чертовски больно. Из спины торчал самый настоящий нож с серебряной ручкой и гербом Алиготе. И доставал этот нож прямо до сердца.

Глава в которой Эмме приходит на ум гениальная мысль

Эмма вышла из укрытия и огляделась. Она стояла посреди большой комнаты, которая служила чайной, если приходило слишком много гостей. Тут было пусто, кресел никто не принёс, помимо старинного гарнитура прабабки. Стены, обитые деревянными панелями и оклеенные шелком, пустовали.

Эмма прошла туда-обратно по комнате, потом поперёк, по диагонали и снова по горизонтали, но легче, увы, не стало.

Отец не поверит, должно быть…

Ну конечно, не поверит! А кто бы поверил в такую дикость!?

Ни с кем из знакомых Эммы не случалось подобного…

По расчету… ради папеньки и его денег… но папенька этого Гая сгноит потом в тюрьме!

Эмма топнула ногой.

Сгноит ли?

Она припомнила строгий взгляд отца и его слова:

«Мы не настаиваем на раннем браке, знай. Напротив! Я хотел бы, чтобы ты все обдумала. Так что я дам согласие, но это целиком и полностью под твою ответственность. Потом не ной и обратно не просись!»

Ну конечно… папенька не поймёт. Решит, что это очередной каприз. Сначала требовала, свадьбу ей подавай, а теперь на попятную.

И снова обида прокатилась по венам волной магии, кончики пальцев засветились, и горячий пар испортил лак на старинном столике, возле которого стояла Эмма.

Она взвизгнула и отступила.

– Дурацкая магия! Дурацкая! – и снова пар, только теперь на бирюзовой шелковой юбке появилось большое тёмное пятно.

– Бесполезная! – рыкнула Эмма и покинула комнату, на ходу пытаясь высушить платье.

Она неслась вниз по узкой лестнице для прислуги, но перед дверью, ведущей на первый этаж, застыла в нерешительности. Там бал… Там родители, подруги, которым она прожужжала уши о своём женихе. Там сам Гай, который будет снова улыбаться и сыпать комплиментами.

“Ах, какие у вас чудесные волосы, они как живые!”

“М-м… ваши глаза… никогда не видел такого цвета глаз!”

“Мы будем так счастливы в нашем домике у моря, милая Эмма!”

Эмма передёрнула плечами и, миновав двери, пошла вниз по лестнице.

Помимо первого этажа в доме имелся наземный подвал. Гениальная архитектурная придумка матушки Эммы. Смысл заключался в том, чтобы с первого этажа открывался вид получше, будто это второй этаж, при этом на втором располагались спальни и он был для гостей полностью закрыт, а из того, что был под первым, сделали комнаты для прислуги, кухни и длинные помещения – склады для продуктов и старых карет.

Там-то Эмма и оказалась, озираясь по сторонам.

Маленькой девочкой она обожала забираться в старые экипажи и представлять, что путешествует. Заигравшись, она порой вызывала дождик за окном, а после бродила с зонтиком по подвалу. Водная магия проснулась в ней раньше земляной и доставила всей семье сущую головную боль.

Эмма шла, понурив голову, по длинному коридору, поглядывая на прислугу, которая взволнованно перешёптывалась, готовя праздничный ужин и разбирая спальные принадлежности для тех, кто должен был остаться на ночь. Работа кипела, но каждый проводил Эмму настороженным взглядом, будто хотел поддержать.

– Миледи, – первой решилась заговорить личная горничная графини Гриджо, матери Эммы, Эллария. – Вы в порядке?

– Мне печально, Эллария…

– Быть может, чаю? В тишине, на кухоньке, – Эллария подошла ближе и погладила Эмму по плечу.

– Хорошая идея… А что там? – Эмма кивнула на тёмную комнату, дверь в которую была отворена. Внутри была кромешная тьма, но из-за падающего из коридора луча были видны высокие пирамиды из чемоданов.

– Вещи гостей…

– Что же у нас столько гостей, которые будут ночевать? – Эмма решительно направилась к комнатке. – К чему это всё?

Она открыла пошире дверь и окинула взглядом сундуки и дорожные сумки.

– Кто-то проездом, потому вещи тут… пока моют да чинют кареты. Кто-то останется на день-два, а кто-то привёз подарочки к свадьбе.

Эмме тут же стало дурно, она обиженно сморщила нос и чуть было не всхлипнула. Постояла пару минут, пока Эллария терпеливо ждала, а потом вдруг закусила губу и резко развернулась на каблуках. Тон Эммы изменился, и Эллария тут же почуяла неладное, разволновавшись.

– Вот что, милая, – начала Эмма, и даже взяла служанку за плечи. – Чаю я не хочу… Но ты мне помоги, хорошо?

Служанка кивнула.

– Я страсть как хочу подарки посмотреть! Ну сил нет… Ты меня тут закрой и ступай, а я сама потом вылезу. Это меня повеселит, понимаешь?

– Миледи… нельзя…

– Ну что за глупости. Я же вижу, вон чемоданы тётушек, наверняка там подарки. Я их и буду смотреть. Ступай, ступай… и никому не говори! Я быстренько. Ты меня даже не заметишь!

Эллария вышла, и тут же у Эммы в голове зазвучал внутренний голос, сбивая весь настрой.

“Ой не нравится мне всё это!”

“Не гунди… У меня нет другого выхода!”

“Это опасно! А вдруг ошибёшься…”

“Ой… не начинай. Вот… этот симпатичный сундук… не может принадлежать плохому человеку. И бирочка вот… погрузить в экипаж по готовности. Ну… с нами святая сила”.

Глава о том, как Глер встретил Эмму

– ТВОЮ МАТЬ!

Именно от этого воя проснулась наша Эмма, чувствуя себя разбитой и перемолотой парой жерновов. Её тело жутко затекло, а голова страшно болела.

Эмма открыла глаза, озираясь по сторонам, и как только поняла, что находится не в своей комнате и не в своём доме, испуганно обняла коленки. Она сидела… в сундуке. На неё орал… молодой человек. Волосы… о, силы святые, запеклись от крови на затылке!

– Вы меня похитили? – взвизгнула она.

– Что? – молодой человек усмехнулся и сделал шаг назад, поднимая руки. – Где. Мои. Вещи?

– Мне почём знать, где ваши вещи? – Эмма решительно встала, отряхнула платье и вышла из сундука с таким видом, будто это был золочёный экипаж.

– Вы вообще кто? – холодно поинтересовался молодой человек, и Эмма коротко окинула его взглядом через плечо.

Этот тип был скорее молодым мужчиной, лет тридцати. Постарше Гая, но значительно младше мистера Гриджо. Его сюртук был не самым дорогим, но очень опрятным, а волосы безукоризненно убраны назад в длинный чёрный хвост. Он создавал впечатление эдакого аккуратиста, скучного человека. При этом лицо имело такие выразительные крупные черты, что с другим не спутаешь.

– Фр-р, – Эмма огляделась в комнате и нашла то, что искала. Зеркало.

Ну конечно, волосы от ужаса, буквально, шевелились на затылке. Бирюзовые кончики теперь занимали почти половину длины и накрутились в тяжеленные букли. Лицо бледненькое, синяки под глазами.

– Жуть, – констатировала Эмма. Пощипала свои щёчки, улыбнулась отражению и повернулась на каблуках к молодому мужчине.

“Он тебя не похищал, дура”, – услужливо подсказал внутренний голос.

“А как же я тогда…”

И всё встало на свои места.

Комнатка с вещами, сумки-чемоданы. Этот огромный уродливый сундук.

Эмма не смогла сдержать смешка, а потом и вовсе закатилась в весёлом хохоте и без страха подошла к молодому мужчине.

– Ах, это всё просто совпадение, – пропела она.

– Потрудитесь объяснить, – терпеливо промычал он, сквозь стиснутые зубы.

– Я так… разозлилась, что решила во что бы то ни стало бежать из дома! И тут ваш этот огромный сундук… я просто вывалила из него все вещи и спряталась там, решила, что доеду до ближайшей почтовой станции, а там возьму экипаж до Мерло, у моего дядюшки там поместье. И вот… видимо, пока меня переносили в экипаж, я ударилась головой и… я тут! Простите, я немедленно вернусь домой. Ваше имя…

Эмма покрутилась вокруг, будто ожидала увидеть где-то подпись, молодой мужчина закатил глаза, не веря, видимо, что это безумие происходит именно с ним. Эмма же в свою очередь склонилась к сундуку и покрутила в руках бирку, на лицевой стороне которой всё ещё значилось, что по готовности вещи нужно погрузить в карету.

– Глер Мальбек!

– Мальбек, – поправил Глер.

– Чудно, мистер Мальбек! Ну… что ж… не могли бы вы заказать мне экипаж до дома?

– Простите, но нет, – всё так же холодно ответил Глер, устало потёр переносицу и отвернулся от неожиданной находки. – Вы, – начал он, пытаясь оставаться вежливым, но видят святые силы, терпение было на исходе. – Просто взяли… и выбросили. Мои. Вещи?

– М… да, – кивнула Эмма. – Я вышлю чек.

– Мне не нужен чек. Мне нужны мои вещи, – Глер снова развернулся, уставившись на Эмму в бешенстве.

– Хорошо, я вышлю вам ваши вещи! – вспылила она, всплеснув руками.

– Да не можете вы мне ничего выслать! – он пересёк комнату и чуть было не схватил избалованную девчонку за плечи, нависнув над ней коршуном, но отступил и опустил замершие над худым тельцем руки, а Эмма только закатила глаза.

– Это ещё по-че-му? – ворчливо уточнила она, плотно сжав губы уточкой.

– Это по-то-му, – прорычал Глер и схватив с кровати газету, вручил её Эмме.

Эмма безразлично пожала плечами и забрала газету так, будто ей делали огромное одолжение после дюжины просьб.

– Сенсация! – громко и переигрывая прочитала она, кривя маленький носик. – Похищена дочь Неро Гриджо… – Эмма понизила голос. – И невеста Гая Алиготе… за поимку преступника… ах…

Она прижала руку к губам и уставилась на Глера Мальбека, широко распахнутыми глазами.

Секунда, две, и снова раздался её весёлый беззаботный смех.

– Ах, – сквозь слёзы пробормотала она. – Какая нелепица! Какая глупость и недопонимание. Ну расслабьтесь же, что страшного? Я просто вернусь и всё объясню, – она пожала плечами и снова стала прихорашиваться, чтобы покинуть уже эту странную серую комнату.

Только теперь Эмма стала понимать, что это напоминало гостиничный номер. Большая кровать, медный таз и кувшин возле зеркала. Окно с видом на какую-то незнакомую широкую улицу.

– Да не можете вы вернуться, какая же вы… глупая, – не сдержался Глер и упал на кровать, снова сжав переносицу и зажмурившись.

– Не смейте так со мной говорить! И не лежите при даме на кровати! – возмутилась Эмма, зачерпывая воду и пытаясь оттереть кровь с волос, – Да раскрутитесь вы уже!

Глер перевёл на Эмму шокированный взгляд, не догадываясь, что она обращается к волосам. Те, к слову, послушно распрямились до еле заметных волн.

– Дама? – усмехнулся он. – Вы провели в моём номере ночь, – его голос был полон яда, и от этого Эмме стало не по себе. Она смотрела на собственное отражение и будто не видела его.

– Я лежала в сундуке, – слабо поправила она.

– В сундуке, да… но кто об этом знает? Технически, вы или сбежали со мной, или ушли не по своей воле. В первом случае мы оба лишимся будущего, во втором я лишусь головы. Выбор за вами. У вас рана на голове, вам, быть может, и поверят. Можете просто отдать меня под суд. Но если вы попытаетесь объясниться, то… мы оба будем вынуждены это расхлёбывать.

– Вас заставят жениться и…

– Я не дворянин, – с довольной… дьявольской улыбкой объявил Глер Мальбек. – Хотите за меня замуж? Прошу…

И он распахнул руки, приглашая Эмму в собственные объятия, а она с ужасом уставилась на него и прошипела: “Не дворянин? Какого дьявола вы делали в доме моего отца?”

– У меня была аудиенция у короля, он давал мне важное задание.

– Вам? – скривилась Эмма.

Они никак не могла осознать, что попала в руки оборванца, дикаря! Да, неплохо одетого, но… не дворянин, это звучало как клеймо преступника. Нет, предрассудков у Эммы не было, но и ночи в компании простых работяг она не проводила!

– Представьте себе, дорогая жёнушка, – Эмма скривилась ещё сильнее, а Глер рассмеялся. Теперь её личико ему даже не казалось хорошеньким. – Итак, вы провели со мной ночь. Уже… полдень, – он кивнул на большие часы, висящие над площадью, и Эмма бросилась к окну.

– Полдень… но что это за… Это не похоже на центральную площадь Бовале!

– Потому что мы не в столице, моя прекрасная леди, – тихо и спокойно ответил Глер, снова закрывая глаза, будто разговор его жутко утомил. – Мы в Неббиоло.

– Какого… дьявола нас занесло в Небиолло? – прошептала Эмма, глядя на центральную площадь приморского городка, в котором никогда не бывала.

– Потому что отсюда я собирался нанять каюту до острова Молинара! И как только получил заказ, немедленно взял свой сундук, погрузил его в экипаж и за десять часов добрался до Небиолло. И вот, решив принять ванну перед обедом и дальнейшей дорогой, я открыл свой сундук, и вместо вещей и необходимых в поиске артефактов нашёл вздорную, капризную богачку. И теперь попал в РОЗЫСК! – он повышал голос на каждом слове, пока, наконец, не перешёл на крик. – И за мою голову будет назначена награда, как только меня опознают с… синеволосой, – выплюнул он. – Синеглазой, – с отвращением, – девчонкой!

– Это БИРЮЗОВЫЙ! – выкрикнула Эмма, отпрянула от окна, села в свой сундук и горько зарыдала.

Глава о Глере Мальбеке

Глер не был представителем благородной семьи. Его отец служил при полицейском участке помощником следователя. Мать была дочерью обувщика и всю жизнь шила на продажу шляпки в крошечном салоне.

Будучи ребёнком, Глер часто был то с матерью, то с отцом и нахватался самых разных знаний.

Салон обслуживал господ достаточно обеспеченных и благородных, так Глер привык к тому, что вокруг постоянно изъясняются вычурно и “правильно”, даже если это звучало как полнейшая чепуха.

В следственной конторе, у отца, Глер с детства видел пораженные магией тела убитых траминерцев, жертв ритуалов фанатиков, и обугленные кости заигравшихся с огненной стихией студентов.

Так, когда пришла пора думать, что же делать дальше со своей жизнью, у Глера спросили:

– Что дальше, сынок?

А он ответил:

– Да кто бы знал…

Как известно, все, кто не имеют понятия, что с собой поделать, идут учиться на артефакторов. Обучение стоило недорого, можно было легко получить бесплатный грант, да к тому же диплом уже к девятнадцати годам! И это для неблагородной-то семьи.

Так мистер Мальбек стал дипломированным специалистом в области артефакторики, сам поступил на службу в ту же следственную контору, где трудился верой и правдой его отец, а после бросил её и пошёл в помощники детектива Зальбера, который, скончавшись, отписал Глеру всех своих клиентов.

Это значило, что дела пяти, а то и десятилетней давности перелегли со старческих плеч Зальбера на юные плечи Мальбека и могли бы пролежать на них ещё полвека.

Только вот Глер был наивен и не понимал всей роскоши таких “сложных дел”. Вместо того, чтобы годами тянуть из клиентов деньги, он расследовал всё, очистил архив и счастливый проснулся однажды утром, уверенный, что справился с тем, что Зальбер тянул столько времени.

Наивность… тяжкий груз, что тащит юность.

Глеру заплатили положенное, похвалили, даже написали пару заметок и забыли о нём.

Деньги, которых по началу казалось неприлично много, быстро заканчивались, выросшие траты превышали доходы, а портной между тем ждал, что ему-таки закроют кредит за новый сюртук.

Было закуплено немерено артефактов, цельный сундук, и это при том, что ни единого заказа не предвиделось!

Горе… горе юному наивному детективу, получившему такую сумму и так бездарно растратившему её.

Не будет у него ни титула, ни домика на центральной улице Бовале, не будет маленькой конторки с секретарем и студентом-помощником, не будет громких государственных дел!..

Всё решил случай. Принцесса Марла потеряла на площади Бовале кольцо, и Глер его нашёл. Пустяк и безделица, все знали, что кольцо – часть королевского фамильного гарнитура. Молодой детектив тут же отправился ко двору, используя остатки былой славы, добился аудиенции и передал кольцо с пожеланиями доброго здоровья.

Принцесса Марла была в неописуемом восторге! А король чуть сощурился и медленно протянул:

– Глер… Мальбер?..

– Мальбек, ваше величество, – склонился в поклоне Глер.

– Хм… я слышал, вы расследовали дела, которые Зальбер не мог распутать за десяток лет, это так?

– Не буду хвастать, ваше величество.

“Какой юноша!”

“Какая скромность!” – прокатилось среди придворных.

– Вы достаточно молоды, – продолжал король.

– Двадцать три года, ваше величество.

– Недурно… приходите-ка на бал в дом графа Гриджо! Там и поговорим. Есть у меня к вам одно дельце… распутаете – и титул ваш. И поместье, разумеется. Не графство, но небольшая ферма… скажем, в районе Мерло…

И король тут же потерял к Глеру интерес, а тот, полный надежд, вылетел из дворца, совершенно окрылённый.

Тут же он узнал, что его выселяют из квартиры, за тем что денег так и не поступило. Собрал свои вещи, нанял дешёвый экипаж на утро, провёл ночь в родительском доме и к обеду при полном параде уже был в особняке Гриджо на улице Авильо.

Впервые мистер Мальбек присутствовал на балу. Он планировал отправиться на дело сразу же, как получит задание, потому свой сундук выгрузил тут же, в доме. Он нанял карету до Небиолло, и в назначенное время она прибыла на улицу Авильо. Туда даже загрузили драгоценный сундук с “артефактами и последними штанами” Глера. Сундук дважды уронили, но решив, что раз ничего внутри не звенит, не хай упасть и в третий.

А получив задание от короля, Глер тут же покинул дом Гриджо, запрыгнул в карету и велел отправляться в Небиолло немедленно. Предчувствие не подвело, дорога предстояла дальняя.

Теперь же он лежал в номере дешёвой гостиницы, на кровати и напряжённо думал над сложившейся ситуацией.

В его сундуке по-прежнему рыдала белугой графская дочка, её волосы посинели уже почти до корней и так туго закрутились, что казалось, будто она сидит в бигудях.

– Хватит! – велел Глер, и Эмма тут же подняла на него зарёванное лицо.

– К-как… хватит? – растерянно спросила она.

– Так. Слезами делу не поможешь…

– А как помочь делу? – она стала быстро-быстро вытирать лицо рубашкой Глера, которую решила не выбрасывать из сундука ещё при посадке, чтобы было мягче ехать.

– Последняя… – только и успел вставить Глер, но махнул рукой.

– Помочь… – повторила она. – А вы… детектив, да? Ну, настоящий. Да?

– И?

– А у вас есть помощник?

– Нет. Я работаю один.

Эмма кивнула и стала думать. Нет, это была не фигура речи или мнение нашего всезнающего авторского ока… Эмма Гриджо прямо-таки наизнанку выворачивалась, давая понять, что сейчас всё решит. Она сидела, постукивая ногтем по подбородку, отмахивалась от волос, норовящих влезть в рот, и то и дело сдувала со лба непослушные пряди.

– Давайте по порядку…

– О, святые… – взвыл Глер. – Ну давайте по порядку.

– А я не могу вернуться домой, так?

– Так.

– А вы уезжаете, так?

– Так.

– И вас не будет в городе, так?

– И даже в стране не будет.

– Так это же прекрасно! А значит ли это, что по возвращению, если вы распутаете ваше… дельце, – она сморщилась, решив, что никто не даст никакого важного задания такому оборванцу. – Вам даруют всё на свете, и я свободна?

– Я не утверждаю, но есть шанс, что да, – Глер напряжёно стиснул зубы. Ему не нравилось то, к чему вела девчонка.

А ещё Глеру не нравилась её приметная внешность, её манеры, бестактность и бесконечный шум. Леди Эмма Гриджо каждую минуту норовила произвести на свет сотню различных звуков: то заплачет, то станет обиженно пыхтеть, то стучать ногтями по чему-то твёрдому, то играет с застёжкой сундука.

Личность настолько раздражающая, что сложно представить, как её родители сами не выставили из дома.

– Тогда я еду с вами!

Глер не ответил, просто уставился на девчонку, потом устало прикрыл глаза.

– Что? Я дипломированная волшебница! У меня родовая магия! Я знаю два языка!

– И приспособлены к жизни на земле, конечно же…

– Я приспособлена ко всему! – уверенно ответила она.

– И какие же у вас… дипломы, леди Гриджо? – вздёрнув бровь, спросил Глер.

Он смеялся, а Эмма была уверена, что сейчас шокирует наглеца своими знаниями.

– Специалист по защите водных ресурсов! И специалист по праву!

И тем, и другим она слишком гордилась, чтобы говорить спокойно. Оттого голос звучал невероятно важно и самоуверенно, и Глер не сдержал смеха.

– Водные… ресурсы? Водные… в земляном краю? – бормотал он сквозь смех.

Эмма и сама знала, как это странно. В сущности, она была лучшей студенткой только оттого, что попросту единственной на курсе. Буквально единственной. Если откровенно, курс и создали-то, только чтобы Эмма Гриджо там отучилась.

– Я обладаю… водной магией, – обиженно ответила она.

– Хорошо… славно… – отсмеявшись, выдавил он. А потом его лицо исказила страшная мука. – И у меня ведь даже нет выбора…

Он стоял, уперев руки в колени и склонившись к самому лицу девчонки.

От его спокойного внимательного взгляда её кудри медленно раскручивались и чернели, а бирюзовые глаза радостно сверкали.

– Это “да”? – пропищала она, будто мигом забыла обиду.

– Это вынужденное “да”…

Он не успел закончить ехидную фразу, потому что великосветская дама, леди Эмма, выскочила из сундука и повисла на его шее.

– Спасибо! Спасибо! Я так рада, что у вас нет выбора! Вы не пожалеете! Нам скорее нужно за покупками!

Глава о титулах, обращениях и истории Траминера

Всего Глеру Мальбеку выдали три тысячи клерет. Сумма была немалая, и он даже рассчитывал, что привезёт обратно минимум треть. Своих денег у него было двести тридцать клерет, не считая мелочи. А новые артефакты обошлись бы в половину от общей суммы. Три тысячи двести тридцать… и графская дочка в довесок.

Первым делом Глер спустился в аптеку и купил пару порошков. Смешав их в номере гостиницы, он велел Эмме выпить состав, чтобы скрыть бирюзовые кудри. Увы… волшебные волосы цвет не сменили, а все остальные приобрели рыжеватый оттенок и Эмма радостно ими трясла перед зеркалом.

– Что делать будем?

– Я их замотаю, – пожала плечами она и резво отпорола от нижней юбки волан, будто не причитала только что на тему местных магазинов.

Глер в восхищении смотрел на то, как богачка скручивает низкий пучок и обматывает его куском бирюзовой ткани на манер платка.

Они покинули гостиницу со всеми вещами спустя четверть часа. Глер оплатил десять клерет за сутки проживания и ещё три за нехитрый обед на двоих. Удивительная леди уплетала за обе щеки простую похлёбку с жирным мясом, а после, оглядевшись по сторонам, стала макать в бульон лепёшку и с наслаждением жевать.

– Какая вкуснотень! – пропела она.

– Вы всегда так ведёте себя за столом?.. – осторожно поинтересовался Глер, прокашлявшись и вздёрнув бровь.

Ему не было неловко, она явно копировала поведение окружающих женщин, но те были простыми труженицами: торговки, швеи, горничные. На их столах помимо похлёбки был только дрянной напиток из варёного изюма, а перед леди Гриджо стояло вино, за которое отдали треть из счёта. Может, ещё оттого было странно смотреть, как подстраивается под окружение эта девчонка, его обыденная жизнь – игра для неё. Забавный спектакль.

Эмма сделала большой глоток разбавленного чёрного вина и пожала плечами.

– Знаете… мистер Мальбек, сэр, я не то чтобы не понимаю, как всё устроено, – она сложила локти на стол. Рюши её голубого платья теперь лежали прямо на сальном дереве, но их хозяйка этого будто и не замечала.

– Ну… разве это не весело, в конце концов? – она развела руками, а Глер всё следил, как одна из рюш прилипла к большому пятну от сиропа. Удивительно, что сама Эмма ничего не замечала.

– Ещё вчера… я обедала в лучшей гостиной в доме моего отца, знаменитом на весь Бовале. Собиралась провести лето в графстве Гриджо, наслаждаясь прохладой лесов… путешествовала по самым удивительным уголкам страны… мира, – её голос становился всё более жалким, а на глаза наворачивались слёзы, и Глеру это совсем не нравилось. – У меня был свой домик в деревне отца… ну знаете, – она махнула рукой, будто мистер Мальбек мог что-то об этом знать. – Как бы моя личная резиденция… – губы её задрожали. – И… и ох, какой там рос виноград… А мой жених! Он такой приятный и благородный… он виконт… старший сын… – и она склонила голову, силясь не разрыдаться окончательно, а Глер откинулся на спинку стула и помрачнел.

Ну конечно, “принцесса винограда” будет страдать и чахнуть. А главное он, Глер, совершенно не виноват в том, что она ему навязалась! Сущее наказание.

– И что же? – напряжённо поинтересовался он. – Вы там что-то рассказывали про вчера… а что же сегодня?

– Ах да, – она слабо улыбнулась и вытерла слёзы со щеки.

Глер удивлённо уставился на бирюзовые капли, сбегающие по её коже, но пока не решался задавать про это вопросы.

– И вот представьте… сегодня я тут. В каком-то трактире… ем… что это?

– Морская похлёбка.

– Морскую похлёбку. Пью дрянное, разбавленное вино… и собираюсь спать на голой земле… – и её глаза снова стали наполняться слезами, отчего приобрели совсем уж невозможно яркий оттенок. Невыносимо необычный цвет, только теперь казалось, что он ещё и источает сияние.

– А можно… – неуверенно начал Мистер Мальбек. – Что-то сделать с вашими… глазами…

– Оу… – Эмма зажмурилась, вытерла новую порцию слёз и проморгалась. – Простите, так лучше?

– Да, так намного лучше, но всё ещё слишком… эффектно.

– Простите, я не знаю, как с этим бороться. Это моя особенность, моей магии…

– Водная магия. Верно? Большая редкость в Траминере.

– О да, это у меня от бабушки. Её волосы тоже были вот такими, бирюзовыми, только не оживали всякий раз от волнений или радости. А мои просто невыносимы! – Эмма тут же порозовела, разулыбалась и с гордостью начала рассказывать. – Мы не знаем, как так вышло, но бабушка, как и я, знала два языка и владела двумя видами магии! Говорят, что она её привезла в Траминер и в тот год стали рождаться первые дети-водники…

– Но их довольно мало, верно? – сам Глер владел обыкновенной, классической силой. Он вообще не встречал ни одного водника за все свои двадцать три года.

– Да-а, потому что артефакт так и не был найден, – шепнула Эмма, будто сообщала какую-то тайну. – Говорят, если бы его доставили во дворец, как и планировали… в Траминере бы появилась новая сила!

– Разве погоня за этим артефактом была не из-за океана? – вздохнул Глер.

Он ненавидел сплетни, связанные с тайнами, заговорами, артефактами и переворотами. Это всё были глупости, которые активно распространяли любительницы нагнать на себя важности.

По сути, двести лет назад Траминер и правда нуждался в артефакте воды. Каждое королевство владеет какой-то стихией, чаще всего одной, и в Траминере это земля. Бескрайние зелёные поля, леса, пустоши. Каждое графство Траминера выращивает какую-то культуру. Тут производят прекрасное вино, пекут лучший хлеб и далее, далее. Однако, как это часто бывает, возникает недостаток магии другого рода. Так, Траминеру понадобилась вода. Океан, омывающий берега полуострова, стал стремительно отступать, оголяя сушу, и королём было принято решение заключить соглашение с соседним королевством, Пино. Поженить принца и пинорскую королеву, восполнить баланс водной силы и жить дальше, но… королева взбунтовалась и разбила артефакт, уничтожив его вовсе.

А в Траминер почему-то вернулся океан. Что удивительно, но за несколько лет и правда восполнились пресные реки, начавшие было мельчать. Стали лить как прежде частые дожди, делая почву плодородной. Даже родилось несколько водных магов, что совсем уж удивительно для земли, в которой не хранится соответствующий артефакт.

И почти каждая третья аристократка, обладающая голубыми глазами или предпосылками к зачаткам не классической магии… утверждала, что именно её бабка двести лет назад привезла в Траминер воду.

Глер не был удивлён рассказом Эммы Гриджо. Он даже полагал, что сама она своей сказке верит. Да, внешность её была необычна, и магия воды редкость, но в самом деле… это же в сущности легенда! Не более того. Никто никогда в глаза не видел той мифической бабки и того артефакта!

Да, был такой принц Натаниэль, да, пропал он без вести и никто никогда больше о нём не слышал..

Но такое случается сплошь и рядом… Ради святых, только пару сотен лет назад научились лечить переломы, а не отрубать руки! Никто не вечен, даже принцы! Мало ли что там стряслось с ним в позапрошлом веке?

– Ох… Глер, Глер… – перешла на “ты” Эмма и тут же плотно сжала губы. – Простите.

Она залилась краской до самого лба и опустила глаза, а он чуть прищурился, внимательно изучая свою новую “помощницу”.

–Леди Эмма, если позволите? – она кивнула, соглашаясь. – Леди Эмма, вы очень неоднозначная личность. И я надеюсь, что мы найдём общий язык, но… позвольте, не в обиду, я попрошу вас держать дистанцию.

Она кивнула и злобно на него посмотрела, не веря своим ушам.

– Я не хотел бы… усугубить наши непростые отношения и нашу непростую ситуацию.

Она кивнула снова.

– Спасибо за понимание. Леди Эмма, – он сделал упор на обращении, будто намекая, что перешёл с ней на дружеский тон, но она всё ещё может отступить и вернуться к более официальному обращению.

– Вы… Сэр… – она неуверенно замолчала, не зная, как правильно обратиться к Глеру. – Мистер Мальбек… – и снова замолкла.

Достаточно ли этого? Или она вообще могла бы обращаться к нему по имени? Или это нагло? Он дал понять, что нагло… и Эмма терялась.

Глер кивнул, не смог сдержать усмешку.

Он ввёл в краску графскую дочку, которая рассчитывала стать виконтессой ещё вчера. Ох… сложно же будет. Она хотела звать его по имени, как слугу. А будет говорить мистер Мальбек. Ничего необычного, он давно это заслужил, но от Леди Эммы Гриджо это слышать особенно приятно.

Глава о том, как правильно распоряжаться временем

Они шли по улице Авильо, и Эмма почти верила, что рано или поздно на горизонте появится её родной дом. Однако… в каждом городе Траминера была улица Авильо, увы. И почти всюду она была широкой, парадной и длинной.

Разница была лишь в том, что если в Бовале улица обрывалась обширным, засаженным хвойными парком, то в Небиолло она упиралась в набережную.

Эмма, на самом деле, очень хотела увидеть море, хотела скорее сесть на корабль до Молинара. Она никогда не бывала в таких местах, и Глер видел это восторженное нетерпение. Леди Эмма Гриджо просто подпрыгивала на месте, желая скорее добраться до порта.

Только вот… теперь у Глера не было вещей. А до отправления оставалось не так много.

– Леди Эмма, – Глер остановился, а Эмма сделала ещё несколько шагов, только после осознав, что идёт одна. – Нам нужно в краткие сроки сделать две вещи. Купить необходимые для поездки артефакты и ингредиенты, – он кивнул на свой пустой сундук, который послушно катился следом за ними, зачарованный. – И нужен билет. В кассе перед отправлением всегда очередь, и кто-то должен её отстоять. Билет стоит десять клерет и ещё двенадцать кахет за ужин и обслуживание…

– Оу… – Эмма опустила голову. – Так… дёшево?

– Вы поедите третьим классом, – он пожал плечами. – Всегда так стоит.

– Я… третьим… классом?..

– А как же?

– Я не езжу третьим классом! – она вздёрнула подбородок, и образ девушки, намотавшей собственный пыльный подол на волосы, рассыпался, как не бывало.

Она сейчас выглядела весьма смешно. Платок как у труженицы из бедного района и уж точно не аристократки. Платье при этом из дорогого шёлка, сверкающее на солнце как драгоценное. И очень… просто очень наглое выражение лица. Не бывает таких пассажирок в третьем классе.

– Простите, леди Эмма… но надо бы вас спустить с небес на землю, – пробормотал он еле слышно. От его ухмылки у Эммы по спине мурашки пробежали, и она отступила на шаг. Её каблучки стукнули по брусчатке.

– Что вы имеете ввиду…

Глер огляделся по сторонам и удивлённо воззрился на вывеску прямо над их головами. Платья. Просто и коротко, даже имя мастера не указано.

– Так. Ваша задача купить себе платье и билет в каюту третьего класса до Молинара. Вот – магазин с платьями, денег у вас должно хватить и на то, и на то, надеюсь, что специалист по праву считать умеет. Билетная касса – через дорогу.

Он кивнул на очередь из дюжины человек. Мужчины и женщины стояли под палящим солнцем, хохотали и сжимали ручки своих чемоданов.

Эмма кивнула трижды, а потом набрала в грудь воздуха.

– Что вы имели ввиду? – строго поинтересовалась она. – М?

– То, что пора бы вам внешне соответствовать статусу, который вы теперь занимаете, будучи моей спутницей. Может и выражение лица ваше тогда станет… попроще.

И пока Эмма не принялась возражать, Глер вручил ей двадцать пять клерет и отсыпал дюжину кахет, чтобы билет она купила без сдачи.

– Встретимся через час на причале!

И Глер, посмеиваясь, направился в обратную сторону, к магазинчику с артефактами… увы, подержанными. Ему предстояло отправляться в путь с пустыми руками, вся надежда на то, что он уложится по крайней мере в тысячу золотых, а лучше в пять сотен, потому что впереди недели три, которые предстояло провести в Пино, погребённом под саркофагом из песка, городе.

Лавка была тёмной и пыльной, отовсюду доносились писк и жужжание старых механизмов, чиненных-перечиненных приборчиков и поисковых ловушек.

В таких лавках Глер покупал свои первые защитные амулеты, когда поступал на первый курс. Первые камни и кожаные шнуры, звуковые ловушки и подавители.

Он глубоко вдохнул затхлый запах старья и смиренно склонил голову. Возвращаемся к истокам, Глер… сама судьба подсунула тебе эту девчонку в сундук.

И такая тоска взяла по новеньким наборам флакончиков с ингредиентами для зелий, по блестящим бокам идеальных, новеньких приборчиков. По симпатичным кожаным мешочкам и чехольчикам. Всё чистое, сверкающее. И валяется сейчас в подвале дома Гриджо в Бовале.

А тут разбитые склянки, ингредиенты в деревянных лотках на развес… И гора подавителей, сваленная в одну корзину с табличкой: “Всё по 5 коллет. Целые ищите сами!”

– Добрый вечер, – сквозь зубы проговорил Глер, разочарованно глядя на корзину подавителей. – Я затариться… по крупному.

Пухлый старичок-торговец безразлично пожал плечами, пошевелил моржовыми усами и скрылся под лавкой, откуда крикнул:

– Сами всё ищите, сэр! Мне некогда!

Глер кивнул и вошёл в самые недра лавки, как в волшебную пещеру с тайными сокровищами… сомнительными сокровищами, стоит сказать.

Глава о волке в овечьей шкуре

Глер вышел из лавки совершенно разочарованный. Он худо-бедно восполнил все свои запасы, но пришлось идти самому себе на некоторые уступки. Отказываться от новомодных приблуд, призванных упростить некоторые задачи, в пользу дешёвых, а главное, подержанных аналогов.

Итого… всего сотня золотых! Не сказка ли?

Только такая сказка ломаного коллета не стоит… что уж греха таить.

Забежав по дороге в салон готовой одежды, Глер прикупил пару новых рубашек, брюк и тёплых сюртуков. Перепаковал свой сундук и отправился на причал, в надежде, что Эмма уже всё купила и только его и ждёт.

В Глере теплилась надежда, что девчонка куда смышлёнее и собраннее, чем ему показалось на первый взгляд.

Её невозмутимое поведение в таверне, её смех в ответ на новости о похищении, да даже то, что сбегать она решила в сундуке… это всё говорило о Леди Эмме Гриджо, как о безбашеной, но не изнеженной девушке.

Глер рассчитывал, что увидит её в простом платье из грубой практичной ткани, с новым платком на волосах и в удобных походных ботинках взамен атласным туфелькам.

Он понятия не имел, сколько стоит дешёвая дамская одежда, но он, без сомнения, оделся бы на пятнадцать золотых!

Эмма… превзошла его ожидания.

Потому что не стояла на причале, у исторгающего шум и вонь пассажирского судна, на котором им предстояло отправиться в Молинар.

Глер потоптался пару секунд, всматриваясь в толпу, гневно щурясь и отыскивая признаки знакомой фигуры в снующих мимо девушках, но нет, увы. Ни одной дамы в платке, а без платка её точно никак нельзя было бы пропустить.

Глер зло выругался и развернулся, поймав по ходу контролёра, спешащего к судну.

– Сколько до отправления? – поинтересовался Глер, даже не потрудившись смягчить тон.

– Четверть часа, сэр, – испуганно проблеял контролёр, испугавшись решительности молодого человека.

Глер кивнул и обернулся на свой сундук, который как верная собачка катился следом и теперь нервно дёргался, точно спешил на прогулку.

– Идём, – со вздохом велел сундуку Глер и почти бегом ринулся к торговым рядам, где рассчитывал искать чёртову леди Эмму.

У билетных касс он её не видел, в магазине с платьями на улице Авильо тоже, но совсем рядом были торговые ряды. Одинаковые палатки, в которые свозили “заморские” ткани. Там шумно шла торговля, раздавались крики и споры.

Глер остановился посреди прохода, закрыл глаза и стал напряжённо вслушиваться в происходящее.

Он не обладал усиленным слухом, но у него имелся хитрый, хоть и барахлящий, артефакт, позволяющий расширить зону досягаемости ушей. В мгновение, стоило только влить в приборчик каплю силы, мир наполнился множеством звуков. В первую секунду даже голова закружилась, к горлу подкатила тошнота, но через пару мгновений Глер стал различать то что слышит. Он уверенно отделял голоса один от другого, в поисках звонкого, принадлежащего Эмме.

Какое счастье, что она такая шумная и вечно повышающая тон. Её ни с кем не спутаешь, Глер сразу это для себя определил. Невозможно игнорировать то, что глубоко и до глубины души раз-дра-жа-ет.

– А я вам говорю три! Ткань тонкая!

– Пять!

– Три!

– Пять, мэм! И ни на кахет меньше!

– Да что ж вы делаете со мной? А ну-ка, вот вы, мэм! Отдали бы вы пять?

– Ну позвольте… – третий голос вмешался в спор. – Я так же считаю, что пять – это слишком. Посмотрите, какая строчка!

– Верно! – это точно была Эмма, и Глер, поманив за собой сундук, направился в сторону, откуда слышал голос. С каждым шагом беседа становилась всё громче и чётче, оттого пришлось убрать артефакт и теперь искать спорщицу глазами.

– Вы посмотрите, все согласны! Три! И ни кахетом больше! Вы обдираете простой народ, мэм! Это недопустимо!

– Верно говорит! – за спиной Эммы было целое собрание недовольных.

Женщины грозно смотрели на наглую торговку, которая впаривала некачественные платья за завышенную, как понял Глер, цену.

Эмма же, уже в новом наряде, стояла, уперев руки в бока, и невозмутимо взирала на огромную грузную женщину как истинная простолюдинка. Наглости много, достоинства ни на грамм.

– Подавись своим тряпьём, – гаркнула торговка и швырнула Эмме прямо в лицо платье.

Глер дёрнулся было, чтобы встать на защиту Эммы, но та лишь кинула на прилавок три серебряные монеты, отчего они попадали на землю, подняла платье над головой и радостно заулюлюкала.

– Победа! – объявила она.

Дамы вокруг захохотали, а одна из них вручила Леди Эмме из графства Гриджо… жирный свёрток.

– Пирожки в дорогу, – улыбнулась женщина.

Эмма разулыбалась, собрала свои сумки, коих оказалось больше, чем Глер рассчитывал, и стала прощаться с новыми знакомыми.

И только дойдя до последней товарки, заметила Глера, стоящего прямо в трёх шагах от неё.

– Мистер Мальбек, – радостно и немного кокетливо поприветствовала его Эмма.

Она дёрнула плечом и отставила в сторону ножку, будто желая показать, вот какая она теперь хорошенькая и как одета.

– Леди Эмма, – он склонил голову, а Эмма сделала к нему три шага и зашептала.

– Молчите! Я теперь не Леди Эмма! Мы же ин-ко-гни-то! Зовите меня мисс Гри.

– Как скажете, мисс Гри, – он не мог не улыбаться, глядя на обновлённую спутницу.

Она мигом стала выглядеть совершенно иначе, и на секунду Глер даже забыл, что они опаздывают.

На голове Эммы был белый платок, прихваченный парой шпилек, так что виден остался только пробор. Волосы ещё не потеряли рыжий оттенок, и казалось, будто от этого личико её стало чуть проще и симпатичнее.

На ней было серое льняное платье с передником и рукавом по локоть. На ногах ботинки. Грубые, но добротные, на шнуровке.

Она явно наслаждалась этим приобретением после шелковых каблучков, и то и дело приплясывала на месте.

Шёлковая лента с сапфиром отправилась, очевидно, в сумку, которая теперь болталась на плече. Отныне шею ничего не украшало, кроме грубого шнурка, какие носили почти все простые жители Траминера. На такие шнурки обычно вешали обереги, которые в детстве дарили детям бабушки.

Эмма тоже приобрела себе оберег.

Глер хотел было вытащить его из-под платья и изучить, но вовремя себя остановил.

Эмма так сильно изменилась, что он поверить не мог, что это и правда она.

– Вы что стоите? – вдруг очень высокомерно заявила мисс Гри. – Мы же опаздываем!

И она с невозмутимым видом скинула свои сумки прямо на сундук, который недовольно дёрнулся, и пошла в сторону причала.

– Я сэкономила денег, – кинула Эмма через плечо. – И обменяла ваш билет! Мы едем вторым классом, муженёк!

– Муж… муженёк? – опешил Глер, вмиг забывший, что леди Эмма Гриджо только что казалась ему милой.

Дьяволица!

Волк в овечьей шкуре!

Глава о том, как из леди стать женой детектива

Эмма и Глер сидели в каюте второго класса. И сейчас он тут смотрелся даже уместнее, чем она, с той лишь разницей, что у Эммы было невозмутимое выражение лица, а Глер оглядывался по сторонам.

– Как и зачем вы это сделали? – поинтересовался он тихо, будто смущался обстановки.

Нет, Глер был очень прилично одет.

Эмма бы назвала его бароном или обедневшим виконтом, если бы не знала правды. Мистер Мальбек держался достойно и смотрел на Эмму порой так, будто она что-то делает неправильно. Это определённо ставило на место, а для такой особы, как Эмма, всё равно, что возвысило его в её глазах.

В Эмме проклёвывалось к мистеру Мальбеку уважение, и потому она с лёгкостью назвалась его женой и приобрела два билета в каюту второго класса.

– М-м… я зашла в тот салон, что вы мне велели, мистер Мальбек. К слову… мой экспромт на рынке с мисс Гри – забудьте. Теперь я миссис Мальбек, – с гордостью объявила Эмма.

– Зачем?

– Потому что я побоялась жить с незнакомцами, а тут две раздельных койки, и мы с вами не окажемся в неловкой ситуации. Только каюты не продают одиноким молодым людям разного… пола. А вот супругам – почему нет? Мы мистер и миссис Мальбек. Здорово?

– Нет. Продолжайте, – холодно велел Глер.

– Так вот. Зашла я в тот салон, а та-ам… ужас! Платья стоят состояние, а качество… ну словом не стоит ломаного коллета, – она сказала последнее с гордостью, будто только что подцепила это словечко и жутко гордилась своей новой способностью изъясняться как простой человек. – И зашли туда две дамы. Ну не в том смысле, что две аристократки, а просто две дамы. Одна, кажется мисс Моррисон, другая не то её дочь, не то сестра. И вот они зашли и говорят: “Ну до чего дорого! Идём на рынок!”, я вышла вслед за ними. И вот! Я на рынке! Там всё та-ак дёшево. Я накупила просто кучу всего. Ку-учу! И за такие гроши.

И у меня осталось много денег. Я и думаю, что мне брать этот билет третьего класса с обедом за двенадцать кахет, если можно обменять? Я подошла к кассе и говорю, мол муж мой, мистер Мальбек купил билет, а я бы хотела обменять на другую каюту и докупить для себя. Кассир говорит: где же билет? Я говорю: мы с мужем разделились, и билет я взять забыла. Ищите его имя! И кассир нашёл! А потом я устроила целое представление, и в итоге мне вернули деньги, продали два билета второго класса с обедом и ужином! А? Как здорово!

И Эмма выдохнула, покончив с историей. Откинулась на спинку сиденья и сложила руки на коленях.

Каюта была просто ужасна по её меркам. Простые стены, оклеенные бумажными обоями. Минимум мебели, две койки и столик. Имелся скромный умывальник, и больше никаких удобств. Зато не по шесть человек в каюте и еда получше будет. Эмма вспомнила о пирожках, что вручила ей женщина на рынке, и объявила, что пора пить чай.

В шкафчике она нашла две казённые кружки и под удивлённым взором Глера, ошпарила их кипятком прямо из ладоней.

– Вы…

– Водная магия! Она почти бесполезна, на мой взгляд… Но я могу делать всякие вещи… вроде этого. Ничего особенного, я понимаю, но хоть что-то, верно?

– Постойте… что-то вроде этого? И всё? – Глер удивлённо уставился на Эмму. Она тем временем шарилась в единственной тумбе, имеющейся в каюте, в поисках чая и сахара.

Наконец Эмма разогнулась и поставила перед Глером две жестяные банки, два стакана и принялась заваривать чай.

– Я не очень сильный маг, мистер Мальбек. Я окончила школу… потом колледж. У меня есть образование, но больше теоретическое. Папа всегда говорил, – Эмма вздохнула с толикой печали, это было так искренне, что Глер не мог не посочувствовать. – Что это не главное. Что для женщины магия – не главное… Семья, дети. Моя матушка, – Эмма неловко засмеялась. – Она из семьи графа Аиренского… богатая наследница и совсем лишённая какой-либо силы. Её выдали за отца в пятнадцать, она даже не получила образование. Якобы… было хорошее время для брака. На деле просто не хотели афишировать, что ни о каком колледже и речи быть не может. А я, видимо, унаследовала от неё эту… слабость.

– Но вы же не совсем слабы, леди Эмма. Вы что-то можете.

– Да. Я и не претендую на большее, – кивнула она. – А вы, мистер Мальбек?

– Я учился на артефактора. Так что занимаюсь тем, что умею, – коротко ответил Глер.

Эмма уже поняла, что этот молодой мужчина не очень-то разговорчив и вообще довольно хмур для своего возраста.

В её понимании, все джентльмены до тридцати были весёлыми и беззаботными! Они, как правило, ещё не вступали в права владения, могли развлекаться и ни о чём не думать. Такие как Гай или Майлз – вот она молодость, а Глер был так серьёзен, будто уже разменял третий десяток.

– Вы сильный маг? – напрямую спросила она.

– М-м… – вопрос был так же неловок, как спросить: “Вы богаты? Сколько годового дохода?”. – Я не слаб, – увильнул от ответа Глер и взялся за свою кружку чая.

Эмма впервые сама заваривала чай, и осталась результатом довольна.

Она даже не замечала, как паром отгоняет плавающие на поверхности чаинки, и они сами собой закручиваются в спирали.

Это была красивая и естественная магия, так колдуют дети, без задней мысли. Так колдовала Эмма. А вот запомнить формулу… Научиться контролировать “потоки” и прочее – не для неё.

Глер поймал себя на мысли, что наблюдает за тем, как Эмма пьёт свой чай, глядя в иллюминатор. Там, была видна кромка воды. В каюте второго класса можно было посмотреть на воду за стеклом, в третьем классе ничего такого не было.

– А что насчёт океана? – поинтересовался Глер. – Или моря? Вы были так близки к воде, верно?

– Я путешествовала, конечно, – улыбнулась Эмма, несколько смущённо. – И морем, и… океаном. Но я не чувствую, что магия как-то откликается. Она есть. И я получила по ней диплом. Но не более того.

Глер кивнул и больше вопросов не задавал.

Он думал о деле. И о том, что за последние двое суток, в которые должен был хоть что-то выяснить о Пино и водном артефакте, который должен найти, он только и делал, что носился со вздорной девчонкой… леди Эммой Гриджо из графства Гриджо. Которая сейчас закручивала в стакане чаинки, пила обжигающий чай и ела жирные пирожки, глядя в иллюминатор на бирюзовую водную гладь.

Глава о важности документов

Путь до Молинара не занимал и десяти часов. Остров располагался так близко, что никогда не считался даже отдельным регионом и относился к герцогству наследного принца Мюррея.

Глер и Эмма сели на корабль в три часа дня, а уже в час ночи сошли на причале Молинара. Уставшие и не спавшие и сорока минут.

Они не болтали, не обсуждали планы. Каждый был погружен в свои мысли всю дорогу, и это устраивало и одного, и другую.

Тишина.

Оба пережили за последние два дня слишком много потрясений, которые было просто необходимо обдумать.

В какой-то момент, уже после великолепного заката, встреченного Эммой на палубе, она вернулась в каюту и горько-горько разрыдалась от тоски по дому. А Глер просто смотрел на неё, хмуро, с жалостью, но ничего не предпринимал. Не мог.

Он не мог её пожалеть, не мог утешить.

Но его сердце недовольно ворочалось, будто намекая, что в общем и целом ситуация сложная с обеих сторон. Он сдержался. Откинулся и сделал вид, что спит, решив, что так Эмме будет проще представить себя в одиночестве.

Теперь, стоя на причале, они впервые посмотрели друг другу в глаза, и Глер снова ощутил приступ неимоверной жалости к маленькой аристократке. сейчас ему придётся отвести её в дрянную гостиницу, за которую они заплатят гроши. Накормить скверным ужином без вина, и она ляжет спать на сырые холодные простыни, а не на мягкие перины.

Он почти был готов сделать к ней шаг и как-то успокоить.

– Идём? – тихо произнесла она.

Глер кивнул.

– Идём.

И они побрели по центральной улице Молинара. По иронии судьбы, всё той же Авильо.

Две гостиницы на улице Авильо стояли друг напротив друга, будто сварливые соседки, желающие показать, что каждая живёт лучше и балкончик у неё симпатичнее.

Гостиницы были скромные, маленькие, в два этажа. Но в обеих горел свет, и Эмма выбрала ту, дверь которой была выкрашена в голубой.

Молинар весь был чертовски цветастым, каждый красил дверь так, чтобы отличаться от остальных как можно сильнее. Каждый норовил себя проявить, оттого улицы были пёстрыми, нестройными, будто танцующие дамы в разномастных платьях.

– Добрый вечер, – улыбнулся сидящий в холле служащий и расплылся в добродушной улыбке.

Вид Глера намекал на то, что постоялец обеспечен, а вид Эммы, что не настолько, чтобы снять самые дорогие комнаты.

Такая вот ирония.

– Нам нужно два одноместных номера, – произнёс Глер, потупив взгляд.

– Конечно, Сэр. Смежные номера, десять и двенадцать, – служащий кивнул на книгу, в которую Глер вписал имена, прежде чем расплатиться и взять ключи.

– И ужин в десятый номер, если можно. На двоих, – устало потирая переносицу попросил Глер и обернулся к Эмме.

Она просто кивнула.

– Сделаем, – улыбнулся мужчина и кивнул в сторону лестницы.

Глер и Эмма расположились в десятом номере, дождались, когда принесут остывший ужин, и только тогда нарушили молчание.

– Ваши документы. Они пригодятся для выезда из Молинара. Я не смогу просто представить вас моей супругой и провести на корабль до Пино.

– Пино? Вы сказали Пино? – Эмма сорвалась с кровати, на краю которой сидела, и бросилась к крошечному накрытому для ужина столику, за которым расположился Глер. – Ушам не верю… Мы что, едем туда?

– Да… а что? – Глер хмурился, а Эмма в ужасе на него смотрела.

– Ничего… но я же вам рассказывала. Моя бабушка из Пино!

– Вот и повидаетесь, – иронично хмыкнул Глер.

Он понимал, что то, о чём твердит Эмма, никак невозможно. Не бывает никаких бабушек “из Пино” и не перевозят они артефакты.

– И что за дело? Я же должна знать, – строго потребовала ответов Эмма и упала на стул.

Взялась за нож, вилку и принялась нарезать бифштекс.

– Это королевск…

– Я ваша помощница, мистер Мальбек. Напоминаю вам. И нам будет проще, если я буду знать всю правду. У вас уже есть план?

– Нет. Меня кое-кто отвлёк от его составления.

– Вот теперь кое-кто вам и поможет. Мистер Мальбек. Ну? И?

– И?

– И?..

– Ради святых… хорошо. Я ищу артефакт, погребёный под песками в Пино.

– Это невозможно, – хмыкнула, со знанием дела, Эмма. – Все мы знаем, что его разбили.

– Но если так, как к нам вернулась вода? Все эти вещи крайне интересуют короля, и он отправил меня за подтверждением того факта, что Пино не хранит по сей день артефакт. Я должен исследовать королевский дворец и найти или подтверждение, или опровержение тому, что…

– Поняла, – резко ответила Эмма. Мотнула головой и скинула с себя платок. Бирюзовый кудри рассыпались по плечам. – Хорошо!

– Если это вас удовлетворит, то… документы. Вам нужны документы.

– Разве Пино не мёртвый город?

– Мёртвый. Но выезд за территорию Траминера без документов как минимум опасен.

– У вас нет… знакомых, которые решают такие вопросы? – осторожно поинтересовалась Эмма, понимая что говорит о вещах совершенно незаконных.

– В Молинаре – нет. Я из Бовале, как и вы, леди Эмма. И все мои знакомые там.

– М-м… и что же делать?

– Завтра попробую что-нибудь придумать. Сегодня – спать. Молинар не самый… приличный остров. И тут можно всякое найти, но это займёт время.

Глер встал, поправил сюртук и, попрощавшись, вышел, оставив Эмму одну в своём номере.

Она вышла на крошечный балкончик и стала всматриваться в темноту в попытке различить блеск воды и тусклые огни в неспящих ещё домах. Но всё тщетно. Тишина и темнота.

Эмма вздохнула. Воздух пах солью даже сильнее, чем в Небиолло, остров был окружён водой со всех сторон. Никогда раньше леди Гриджо не бывала в этой части страны и представляла себе её дикой, почти пиратской и совершенно точно преступной.

А ещё совсем рядо Пино.

И Эмма верила, что это её истинная родина.

Глава про новую личность

Утро было душным и шумным, как бывает только после кошмарных снов или летних барбекю на открытых лужайках парков Гриджо.

Но нет. Это всего лишь Молинар хозяйничал в комнате, проник туда сквозь открытую дверь балкона, ворвался беспокойной болтовней народа и раскалённым воздухом.

Святые силы… ещё только утро! А уже так невыносимо жарко…

Эмма попыталась накрыть голову подушкой, даже встала и закрыла балконную дверь, но увы, уши будто сами додумывали и усиливали еле слышные звуки с улицы.

Делать нечего! Эмма потянулась, размяла кости и решила, что пора вставать.

Номер не был оборудован удобствами, но зато была магия, а умывания – едва ли не единственное, для чего свои силы смогла применить за свою недолгую жизнь Эмма.

После окончания школы, как и все девочки четырнадцати лет, она должна была посещать до восемнадцати или до замужества колледж. Там, в крошечных комнатках общежития, ютилось по две девушки и умыться было негде, кроме как в общей купальне. Ах, как пригодился странный дар!

И Эмма в любых условиях могла оставаться красивой и опрятной, всего-то имея власть над «чертовой водой».

Теперь же, за четверть часа раздобыв и мыло и приличный медный таз, она с радостью привела себя в порядок. Затем сменила платье, найдя что-то очаровательное в простом наряде цвета травы. Перевязала кудри очередным платком и стала ждать Глера.

Он же появился только к десяти утра, когда несчастная леди успела измучиться со скуки.

– Ну сколько можно спать! – всплеснула она руками.

– Позвольте, леди Эмма, но я общался с людьми по поводу ваших документов.

Он, как обычно, вздёрнул бровь и Эмма устало вздохнула.

Эта широкая тёмная бровь, точно нож гильотины, уничтожала её настроение одним взмахом! До чего надменный и ледяной человек. Весь вид мистера Мальбека так и вопил о его безразличии к мелким проблемам какой-то там Эммы.

– Прошу прощения, – процедила Эмма, вовсе ни о чём не сожалея. – И что же?

– Вы, Эммоджен Гри. Моя… супруга, – он откашлялся. – Я хотел сделать вас сестрой, но, на случай лишних расспросов, супруга – безопаснее. Теперь относительно фамилии, – Глер до этого стоял посреди комнаты, а Эмма чуть поодаль у кровати. Стоило разговору выйти на дружелюбный тон, и оба зашевелились.

Эмма пересела за крошечный столик, а Глер занял ужасную на вид софу у окна.

– Мы не можем использовать мою фамилию. Конечно, вы уже успели сообщить её всем и каждому, – пауза, в которую Эмма успела вспыхнуть. – Но это и к лучшему. Если будут искать именно меня… след оборвётся. К тому же я не женат!

Это звучало так высокомерно, будто брак это что-то ужасное и Эмма отвернулась. Её охватывало самое настоящее отчаяние. Никогда! Ни-ког-да, молодые люди не говорили с ней так пренебрежительно. Она попросту привыкла быть в центре внимания. Слово брак из их уст звучало как великое благо! Они на все лады распевали, как это прекрасно, намекая на неё, Эмму (она не сомневалась). А те, кто считался закостенелыми холостяками… ну как правило к ним Эмма и не приближалась. Да и кому нужны скучные одинокие старики?

И вот теперь, сидя в одной комнате с молодым и, хоть не благородным, но привлекательным молодым мужчиной, Эмма вдруг впервые всё поняла…

Отец…

Всех всегда интересовала женитьба не на молодой леди Эмме, а на деньгах. И это при том, что она даже не была старшей дочерью! Да, приданое было, но разве это что-то значит, если отец ни за что не отдал бы свою младшенькую за нищего оборванца? В чём расчёт?..

Эмма не понимала и понимать не хотела.

Она как испуганный ребёнок стояла на пороге тёмной комнаты и отказывалась сделать заветный шаг, чтобы узнать, что же страшного таит в себе чернота.

– Отныне мы – Гри. И миссис Гри засветилась на местном рынке, к счастью.

– О, святые, я не бесполезна, – рассмеялась Эмма, а Глер даже не улыбнулся.

– Раз в год и океан пресный, – проворчал Глер, запустив пальцы в свои длинные волосы, собранные в хвост.

От этого жеста идеально лежащие пряди выбились и стали выглядеть чуточку живее.

“Так-то лучше”, – проворчал внутренний голос Эммы, и она даже вздрогнула.

“Вот ты и объявился!”

“Хорош, верно? – ехидно подначивал голос. – А уж с этими прядочками… м-м-м! “

“Дикарь! Не более того!”

“То-то ты смотришь… глаз не отведёшь”.

“Ещё чего. Чурбан и оборванец! Иди-ка туда, где сидел! Больно мне нужны дурные советы”.

– Ау! – Глер пощёлкал пальцами перед лицом Эммы, и она вздрогнула.

– А… ага…

– В полдень заберём наши новые документы, а пока пойдём в город и пообедаем.

– А… м… почему Эммоджен? – она встала со стула, подошла к потемневшему старому зеркалу и стала поправлять волосы, следя за синими прядками, которые норовили вырваться на волю, стоило Глеру только начать выводить Эмму из себя.

– У меня спросили полное имя, а я его не знал. Решил, что Эмма – слишком заметно. Эммоджен – старинное Траминерское имя.

– Понятно. Ну так вот, чтобы вы знали, даже если вам это вовсе не интересно, моё полное имя просто Эмма.

Она хотела быть колкой и не придумала лучшего повода, а он просто… проигнорировал, как настоящий истукан.

Эмма разочарованно смотрела, как за Глером закрывается дверь, и всё, что услышала напоследок: “Жду вас на крыльце!”

“Ах, как хорош… ну просто душка!” – внутренний голос разговорился не на шутку.

“Это?? Душка? Да что с тобой не так?”

“Много ты понимаешь, девчонка…”

Глава про платья

– Леди Эмма, мы не можем бездумно раздавать деньги! Даже особо нуждающимся! Мы сами… нуждающиеся!

– Но она была так несчастна!

– Это не повод!

– У неё был младенец на руках! Голодный!

– Скоро вы, голодная, будете у меня на руках, если раздадите все деньги!

Эмма округлила глаза и остановилась, как вкопанная, посреди тротуара.

– Что вы только что сказали?.. – севшим голосом спросила она.

Глер тоже остановился и запрокинул голову, будто его ужасно увлекли облака. Он чертовски устал, потому что препирался с Эммой всё утро и хотел, чтобы всё разрешилось миром и они просто перестали го-во-рить. Но и не начали обиженно пых-теть.

Невыносима.

Невыносима!

Не - вы - но - си - ма!

Глеру было просто жизненно необходимо отчитать эту мелкую сердобольную девчонку, которая только что отдала почти тридцать клерет золотом какой-то оборванке, клянчившей деньги на обочине. И никто не говорит, что деньги пойдут на благое дело. Пропьёт! И говорить не о чем!

Но Эмма же вышла из леса и всем подряд верит…

Глер был в бешенстве.

Глер хотел бросить эту сумасшедшую прямо тут, попросить отвернуться на минутку, и просто сбежать. Ну что она в самом деле сделает?

В первом же пабе отдаст все деньги попрошайке.

Купит ещё десять дрянных платьев.

Снимет дорогущий номер.

Разболтает каждому встречному своё имя.

Попадёт в передрягу.

Очнётся в канаве…

Замёрзнет…

– Ничего, – спокойно перебил поток собственных мыслей Глер. – Идёмте и заберём уже эти чёртовы документы. Нас ждёт долгая дорога из Молинара.

– До Пино? – тут же оживилась Эмма.

Она явно ждала, что увидит свою, сверкающую в закатных лучах, родину.

“Как же! – хохотнул про себя Глер. – Бесконечную пустыню и кучу мумифицированных тел!”

Глер заказал документы в самом сомнительном месте, в каком бывал. Это был крошечный кабинетик в подвале, где сидел тощий и юркий, как маленькая змейка, человечек. Он брал деньги вперёд и обещал всё сделать после полудня, как все, кто занимался подобными делишками. Увы, иного выхода, кроме как обращаться к таким экземплярам, не было.

В подворотне было грязно, спал, привалившись к стене, лишённый магии бродяга, и самое дорогое, что на нём было – это серебряный браслет, блокирующий силы. В грязи и мусоре, в воняющем отходами стоке, в пыли и серости – так жил Молинар. И как же он отличался от других островов, где отдыхали такие как Гриджо “спасаясь от городской суеты”.

Невольно Глер поглядывал на Эмму в ожидании, что она в любой момент сорвётся и пожелает уйти. И он её даже понимал. Место не для леди, не для женщин и не для таких, как Глер.

И он запрещал себе ругать её, за то что именно по её милости пришлось шляться по таким переулкам в поисках новых документов.

– Вы в порядке? – всё-таки спросил Глер. – Тут… не лучшее место…

– О… я всё понимаю! – улыбнулась Эмма. – Я одета подобающе, а это главное. Знаете, за годы жизни в высшем обществе я уяснила одно: ты можешь быть где угодно, если подобающе одет. Будь я тут в шикарном наряде, думала бы только о том, как бы кто не оборвал серьги с моих мочек. Но я выгляжу под стать подворотне! Так чего же мне стесняться? Вы думаете, что я глупая?..

Глер не смог ответить сразу. Он вдруг задумался, насколько глупо то, что говорит Эмма. И глупо ли? А она не дождалась ответа и продолжила:

– Смешно, но, вероятно, я умею быть только мебелью в комнате, – и замолчала.

И Глеру стало искренне её жаль.

Как же просто быть никем и ходить в том, на что хватает денег в данную минуту.

Как же просто быть недостаточно бедным и недостаточно богатым. Никто ничего от тебя не ждёт.

Они спустились в полуподвальчик и встретили тишину. Не было юркого человечка, не было его клиентов, не было мошенников, желающих подзаработать на нечестном люде.

Только стеллажи и полки, полные папок. Чернильница на полу, чёрное пятно под ней. Пара сломанных перьев и следы от грязных подошв.

– Где же?.. – шепнула Эмма.

– Не знаю. Вероятно, нужно подождать.

Она кивнула и подошла к столу, заваленному толстыми кожаными папками.

– О, наши… Эммоджен Гри и Фотилер Гри. Интересное имя…

– Самое популярное на островах, – пробормотал Глер, не глядя на Эмму и документы в её руках.

А она с интересом копалась в папке, будто без страха, что их застукают. Эмма была слишком бесстрашна, чтобы думать о таких глупостях, потому быстро-быстро перебирала листочки, заняв уже половину стола.

– Что вы чёрт побери делаете? – Глер оглядывался.

Было слишком тихо и слишком странно. Не бывало такого, чтобы в подобных местах никто не ошивался. Обычно там, где поддельные документы, там и шуллеры-мошенники, желающие во что бы то ни стало продать свои услуги тем, кто скрывается от закона. Честному человеку не нужны услуги таких контор.

Но было тихо. Только тот самый бродяга.

Сквозь открытую дверь было видно, как несчастный встал и ковыляет из дворика.

– Мне тут не нравится что-то, – пробормотал Глер и посмотрел, наконец, на Эмму.

– Что же вам не нравится? – спросила она, не поднимая головы.

– То что лавка оставлена без присмотра. Не бывает так.

Эмма только кивнула.

И начала приводить в порядок то, что переворошила.

– Вам не кажется, что в таком случае стоит уносить ноги? – спросила она, не теряя оптимизма. От её сверкающих в темноте заброшеной лавки глаз становилось будто легче. Будто одной проблемой на плечах Глера, стало меньше.

– О чём вы?

– Ну как же. Вот документы. Вы всё оплатили. Берём и уносим ноги!

– Если этот человек нас сдал, в чём я сомневаюсь, ищейкам известны наши новые имена, – Глер говорил очень тихо, но Эмма могла разобрать каждое его слово, потому что стояла теперь совсем близко. – Если он нас не сдал, то они и так всё выяснят. Но его тут нет, а своей шкурой никто рисковать не станет, не за полсотни клерет, это уж точно.

Дыхание Мальбека касалось виска Эммы, и оттого волосы так и норовили сбросить платок. Они нервно шевелились, и ледяной волной ползла бирюза к самым корням.

– И чего мы будем ждать? – на губах Эммы играла нервная улыбка. Она будто предвкушала увеселительную прогулку, а не проблемы.

– Ну точно не напа…

И в этот момент оба поняли, что ноги нужно не просто уносить, а делать это немедленно. Грохот в подворотне известил о прибытии нескольких всадников, а их громкие голоса сообщили, что ищут не кого-то, а Глера и Эмму.

– Вы быстро бегаете? – Глер невольно схватил Эмму за руку, и она сжала в ответ его пальцы.

Улыбка на её губах стала ещё шире.

Леди Эмма Гриджо с готовностью кивнула, подобрала свои юбки, заткнула их за пояс и засучила рукава.

– Бежим! – шепнула она.

– К пристани, прямо через это окно!

И будто разделяя детский восторг и бесстрашие Эммы, Глер тоже не сдержал улыбки.

Глава про побег. Снова!

Они и правда вылезли в окно. Эмма карабкалась, не оглядываясь, ступая прямо на полки и скидывая на пол бумаги. Когда она вылезла на улицу, Глер уже ждал, выставив руки, чтобы её поймать.

– Не страшно? – спросил он, когда Эмма без лишних раздумий прыгнула вниз и оказалась прямо в его объятиях.

Это могло бы быть излишне интимно, если бы не было так необходимо, а в крови не бушевал жуткий адреналин.

– Нисколько! – шепнула она, вмиг потеряв голос.

Платок сбился, и Глер видел, как её волосы скручиваются в мелкие кудряшки, обрамляя теперь лицо пышной бирюзовой копной.

Они стояли в крошечном дворике, который упирался в набережную, и чтобы проникнуть сюда, преследователям бы самим пришлось воспользоваться окном.

– Фора небольшая. Скорее, – Глер выпустил Эмму, и они бросились бежать к набережной, в надежде, что там будет где спрятаться.

Эти двое уносили ноги, прекрасно осознавая, в какую передрягу попали, и с каждой секундой азарт становился всё сильнее, а шансов на спасение оставалось всё меньше.

Ровный ряд домов по одну и по другую сторону. И обрыв. Просто отвесная стена, облицованная гранитом. И никакой тропинки, по которой можно было бы уйти. И никаких скоб, чтобы спуститься к воде.

Да и куда к воде? Там не было берега, только толща воды и жалкая рыбацкая лодчонка, привязанная к железному крюку, расположеному в паре футов над уровнем воды.

– В барку? – нерешительно поинтересовалась Эмма, глядя на воду с высоты набережной и понимая, что придётся нырять.

Глер обернулся. Со стороны дома, который они покинули, доносился шум. Их ещё искали.

– В барку!

Он упал на колени и свесился вниз, в поисках лестницы или верёвки.

– Как-то же хозяин туда лезет… – бормотал Глер себе под нос.

– М-м… – Эмма в бессилии крутилась на месте. Кожаная сумка, что появилась у неё не так давно и о которой Глер пока предпочитал не думать и не спрашивать, билась о ноги и мешала. – Чёрт побери эту лодку. Давайте прыгать!

– Тут не меньше тринадцати футов! Мы расшибёмся, – покачал головой Глер и прижал раскрытую ладонь к граниту. – Что-то должно быть… Хозяин не дурак…

– Вы что-то… колдуете там, – неловко шепнула Эмма.

– Да… земля должна откл… – он замолчал, посмотрел за спину и выругался.

В окно выглядывали.

Их заметили.

– Чёрт бы… – Эмма всплеснула руками. – Прыгаем! Ну же!

– Есть! – воскликнул Глер и достал из потайной щели меж гранитных плит толстый канат. – Скорее. Карабкайтесь!

– Я… я упаду, непременно!

– Ну так хоть будет не так высоко. Ну же! Я за вами! Скорее!

Эмма в отчаянии посмотрела за спину, зажмурилась и… сделала шаг к краю. Встала на колени, схватила канат и прыгнула, моля святых, чтобы он держался крепко.

С писком и ругательствами несчастная вчерашняя леди Гриджо, болталась в шести футах над кромкой воды и жалкой лодчонкой, прекрасно понимая, что даже если достигнет цели живой – они уже пропали.

Эмма перебирала руками, кожу жгло от трения и царапин. На глаза наворачивались слёзы, но жизнь была дороже и впервые висела на волоске.

– Ради святых, Глер, скорее! К чёрту всё, если канат оборвётся! Не умрём, только не стойте там! – прокричала Эмма, и Глер, кивнув, отправился за ней.

Когда до лодки оставалось совсем немного, Эмма не удержалась и плюхнулась прямо на дно, завизжав. Барка погрузилась в океан, чуть было не перевернулась и зачерпнула воды.

– Глер! Прошу вас, осторожнее! Вода в лодке!

Он в три приёма спустился, отвязал барку и даже оттолкнул от стены, но её всё равно влекло обратно, будто по велению некой хитрой магии. Глер стал искать вёсла, пока Эмма руками черпала воду.

– Эмма! Вы же… вы не можеет использовать силу?

Он был почти раздражён, потому что шаги преследователей были не просто близко, а над головой. Трое офицеров свесились с края набережной и рычали, пытаясь поймать канат.

– Нет вёсел! – прорычал Глер.

Эмма, плача бирюзовыми слезами, что-то пыталась сделать с водой на дне лодки, а первый преследователь уже висел на канате.

– Эмма, прошу вас. Это ваша сила! Приведите чёртову лодку в движение!

– Я… я не умею ничего, – лепетала она, глядя Глеру прямо в глаза.

– Можете! Я верю в вас! Правда, верю. Вы – волшебница! С двумя высшими образованиями! Ну же!

Преследователь уже шарил ногой в поисках опоры совсем у края барки.

Эмма в ужасе смотрела на эту ногу будто была букашкой под подошвой солдата. Она шептала что-то, делала неловкие пасы руками.

– Всё кончено, – прорычал мужчина в военной форме. – Глер Мальбек, вы…

И офицер полетел в воду, потому что барка дёрнулась, Эмма завизжала, а вода вокруг зашлась брызгами.

– Получилось! Получилось! Глер, миленький! – пищала Эмма, хлопая в ладоши!

– Вы умница, Эмма, ещё, скорее! – рычал Глер, стараясь держаться на грани вежливости из последних сил.

Эмма кивнула и снова стала шептать.

Она крутила руками, рисуя в воздухе руны, которые еле-еле отдавали блекло-голубым светом, и барка толчками и рывками удалялась от берега, а офицер грёб следом из последних сил.

– А-а-а-а, – визжала в восторге Эмма, хлопая в ладоши. – Глер, я волшебница!

– Волшебница, – кивал он, смеялся и жутко хотел обнять неразумную недоучку, которая только что спасла их жизни.

За спиной разыскиваемых в бессилии топтались офицеры. Гранитная набережная делала их безоружными. Ни грамма земли. Только вода. И только леди Эмма Гриджо могла эту воду укрощать.

Утренняя газета. Следующий день.

Личность похитителя установлена. Это детектив Глер Мальбек. Корона отрицает, что преступник находится на её службе. Стало известно, что Глер Мальбек принуждает леди Эмму Гриджо использовать силу. Напоминаем, что леди Эмма относится к числу уникальных талантов Траминера, владеет водной стихией. Образованная девушка, несчастная невеста убитого горем Гая Алиготе, Траминер скорбит! Мы верим, что преступник будет наказан.

Глава о поиске убежища

– Ваш сундук… – тяжко вздохнула Эмма.

Барка торчала посреди океана вот уже четверть часа. Всё это время путешественники наслаждались видом на луну, купающуюся в воде, и молчали. Это было так уютно, просто сидеть в тишине после шумного побега, однако, стоило мыслям из прошлого обратиться в будущее, как Эмма нарушила молчание.

– Ваши платья, – вторил ей Глер.

– Мои платья… и правда, – она облокотилась о колени и подпёрла кулаком подбородок. – Куда теперь?

Глер огляделся по сторонам.

По правую руку от него сверкал огнями полуостров Траминер с его королевством. За спиной остался остров Молинар с его преследователями. Прямо перед ними чернел форт Гриджо, который не использовали по назначению уже полсотни лет. А по левую руку простирался океан и купалась в нём луна всё так же, как и четверть часа назад.

– Почему форт назван Гриджо? – спросил Глер, вглядываясь в черноту прямо перед ними. Стены форта были неразличимы, он просто стоял там как вечный древний страж, зиял провалом, точно портал в другие миры.

– О… он не совсем наш. Ну то-оесть его так назвали в честь моего пра-пра… Он служил при дворе и был весьма неплох. А тогда всё подряд называли в честь всех подряд, – Эмма пожала плечами и обернулась, чтобы смотреть в ту же сторону, что и Глер. – Я бывала там в детстве, – её голос стал тихим и мечтательным. – А знаете… мы могли бы сейчас поплыть прямо туда!

– Туда? Это охраняемая короной территория! – усмехнулся Глер, не в силах раздражаться на Эмму после всего, что произошло за день. И уж точно не после того, как она несколько часов толкала магией чёртову лодку, пока не поняла, как это делать, и трижды чуть их не угробила.

– Да, да. Я знаю, но в сущности никто не охраняет этот старый громадный форт! Зато я точно знаю, что там рядом есть… Ах! Глер, какая я глупая! Плывём к полуострову!

– Вы с ума сошли. Нас же схватят…

– Да нет же! Плывём скорее, вернее, о чём это я, я же сама управляю… – и она стала быстро-быстро махать руками, подгоняя лодку, но та лишь дёрнулась дважды, отчего Глер упал с лавки на колени перед Эммой.

Воспользовавшись случаем, мистер Мальбек просто схватил девчонку за руки и прижал их к себе.

– Что. Вы. Творите. Леди. Эмма, – терпеливо произнёс он, обнаруживая между делом, что пальцы Эммы совершенно ледяные и она явно нервничает от того, что теперь ей стало куда теплее.

– Я. Еду. К полуострову, – совсем тихо ответила она.

– Зачем?

– Там же наш остров! – она закатила глаза так, будто Глер должен был знать такие детали. А он только ждал, когда она продолжит говорить. – Когда форт признали совершенно бесполезным и закрыли, все крошечные островки, что располагались от него к полуострову, стали раскупать богачи под морские дачи! Папа тоже такой купил, он как раз за фортом, нам нужно туда! В сторону полуострова. Там есть маленький домик, мы сможем переодеться, отогреться и быть может поесть, но в этом я не уверена. И там никого нет.

– Вы уверены?

– Абсолютно! – она снова закатила глаза. – Ну что вы, Глер, морские дачи вышли из моды. Все острова заброшены, сейчас пошла мода на лесные домики и парковые зоны! Кто станет держать прислугу посреди океана за зря? Верно! Никто! Я, кстати, была уверена, что тут море…

– Оно с другой стороны полуострова, – вздохнул Глер и отпустил руки Эммы, почти рассчитывая на её разочарованный вздох. Но то ли девчонка сдержалась, то ли не предала произошедшему значения.

Она не стала дёргаться и растирать запястья, всем видом давая понять, что общество, а тем более прикосновения “ЭТОГО ОБОРВАНЦА” ей глубоко неприятны. Вместо этого леди Эмма Гриджо улыбнулась, сморщила нос, поёжилась от ледяного ветра и стала управлять лодчонкой.

У неё получалось почти виртуозно заставлять океан подчиняться. Силами Эммы барка послушно тащилась по поверхности воды и уже даже не дёргалась, как делала поначалу, если только никто не волновал хорошенькую капитаншу.

Когда Эмма колдовала, её волосы распрямлялись, наливались синим цветом и чуть светились. Глаза начинали ещё больше сверкать бирюзой, точно два драгоценных камня.

– Жаль, что теперь наши новые имена раскрыты… – заговорил Глер, чтобы отвлечься.

Он уже несколько минут смотрел на то, как его напарница управляется с магией, и счёл недопустимым продолжать и дальше. Недопустимым настолько, что просто уставился на чёрные стены форта.

Скучные. Чёрные. Старые. Стены… форта… Гриджо…

А ветер тем временем подхватил бирюзовые волосы леди Эммы Гриджо, и они упали ей на лицо, прядка прилипла к губам.

Глер снова отвернулся.

Старые. Скучные. Чёрные. Стены. Форта.

– Почему это? – отвлеклась Эмма, и барка вздрогнула.

– Ну как же… у них остались наши документы и остальное.

– О, Глер, – в третий раз закатила глаза Эмма, а потом отвернулась от него и покраснела, глядя прямо на свою цель – форт Гриджо. – Мистер Мальбек, – исправилась она, хоть и звала молодого человека по имени последние несколько часов. Теперь, когда им предстояло остаться наедине в её доме и Эмма это осознала, ей снова пришло в голову, что они договаривались иначе. – Сумка. Достаньте её!

– Сумка?

– Да, из коричневой кожи, уродливая сумка. Она под вашей лавкой.

Глер всё ещё сидел на коленях на дне лодки. Его штаны и так были промокшими, потому местоположение не особо заботило, а теперь ещё и появилась надежда сменить одежду, так чего расстраиваться по пустякам? Потому Глер просто обернулся и стал шарить под лавкой, собирая на рукава водоросли и грязь, протирая колени. Сумка нашлась тут же, но что ещё более удивительно, внутри неё лежала толстенная папка с данными о Глере Мальбеке и Эмме Гриджо.

– Что это?

– Я всё украла, – довольная, разулыбалась Эмма, и лодчонка поплыла быстрее.

– Фантастика… – бормотал Глер, разглядывая документы.

– А ещё я прихватила пару векселей… мягко говоря порочащих хозяина. Если он всё правильно поймёт, то не сдаст нас! Я собрала всё, что нашла! Я вообще-то специалист по праву.

И Глер расхохотался.

Фантастика!

Пока что леди Эмма Гриджо в этом деле была полезнее его самого.

Остров был и правда крошечным по меркам Эммы и райским по меркам Глера. Он бы запросто жил в таком месте, а не использовал как “морскую дачу”.

Вдоль аккуратного причала были привязаны прогулочные яхты со снятыми парусами. Лодчонка Глера и Эммы смотрелась тут просто потешно.

Ближе к берегу стоял двухэтажный коттедж из белого кирпича с множеством окон. Эмма, стоило ей увидеть домик, стала разливаться соловьём о том, к какому архитектурному стилю относится сие творение и где покупали витражи.

По обе стороны от дома располагался парк, неухоженный, по всей видимости, но пышный. А по словам Эммы, на другой стороне острова было ещё множество построек, фонтанов и даже канал.

– И это дача? – недоверчиво поинтересовался Глер, пока они с Эммой ещё стояли на причале.

Оба кутались от холода в мокрую одежду и мечтали о тепле.

– Скромно, да? – расстроенно сморщилась Эмма.

– Это великолепно! – усмехнулся Глер.

– На свадьбу папа обещал мне землю в Мерло, у дяди… там море и тепло, и…

– О, я с радостью послушаю про Мерло, но не пойти ли нам к камину. Иначе я разведу костёр прямо тут!

– А вы бы смогли? – на ходу, кокетливо, поинтересовалась Эмма, бодро шагая к облагороженной камнем тропинке.

– Хотите проверить?

И Глер зажмурился, не давая себе продолжить разговор.

(К своему ужасу он понял, что почти готов доказать, на что способен в вопросе… разведения огня!)

Это был… флирт. Будто Эмма не графская дочка и не леди, которая ведёт его, Глера Мальбека, среди ночи на свою “морскую дачу”, чтобы остаться там наедине, чёрт побери.

И Глер мог бы спросить, не боится ли Эмма оставаться наедине с малознакомым мужчиной, но страшно боялся, что она скажет “нет” и рассмеётся.

Глава о морской даче

Дом и вправду был практически заброшен. Всюду пыль, паутина. Чехлы на мебели и безжизненный запах застоявшегося воздуха.

Хотелось открыть окна во всех комнатах, но путешественники так замёрзли, что не могли себе такого позволить.

Однако, стоило Глеру развести огонь в камине, и всё тут же изменилось, будто некий художник, взяв кисть и краски, стал расцвечивать серую комнату, даря ей уют. Казалось, что даже сероватые обои приобрели тёплый оттенок, а воздух быстро пропитался запахами горящей древесины.

Огонь будто выжигал пыль, и становилось легче дышать.

Глер дышал. Глубоко, сосредоточенно. Смотрел на языки пламени и ждал, когда Эмма вернётся в комнату.

Она ушла на разведку и поиск каких-то сухих вещей. На еду оба даже не рассчитывали.

– Другие комнаты… не особенно пригодны для жизни, – звонкий голос Эммы вывел из раздумий, и Глер обернулся.

Она сменила платье на чёрное, очень похожее на те, что носят в богатых домах горничные. Теперь её синие кудри стали ещё ярче на тёмном фоне. Удивительным образом ещё ни разу Глер не подумал, что Эмме что-то не идёт, будто она украшала собой любую вещь. Ему только стало казаться, что ей совсем не шло то голубое платье, уступая простому наряду с рынка, как новое преображение и так и подмывает сказать: "Леди Эмма… чёрный – ваш цвет!"

– Я нашла вам это, можете переодеться.

И подала свёрток. Глер кивнул. Он мечтал о том, чтобы стянуть с себя мокрую рубашку, и был согласен даже обойтись без горячей ванной.

– Я могла бы… – Эмма подала голос, едва Глер успел зайти за ширму, украшавшую некогда гостиную, и стянуть сырую одежду. – Могла бы…

И она замолчала.

Тишина оказалась такой пугающе звенящей, что Глер стал быстро одеваться, не успев даже рассмотреть во что.

Он выскочил из-за ширмы и замер.

Эмма Гриджо сидела на краешке софы напротив камина и горько-горько рыдала.

– О, мистер Мальбек… мне так страшно, – шепнула она, и стоило Глеру сделать к ней шаг, сорвалась с места и бросилась ему на шею.

Эмма рыдала как маленькие дети, искренне и безутешно, и её горе было куда больше и глубже любых эмоций Глера.

Он испытывал досаду, злость, он был расстроен. Эмма же была убита. И стало ясно, что не существовало никакой отважной девочки, что спасала их и решала любые проблемы.

Была только та же леди Эмма, просто очень перепугавшаяся, и вот сейчас, в тишине и тепле, она смогла дать волю слезам.

– И как же вы так долго держались, – выдохнул Глер и, наконец, обнял её в ответ.

Его пальцы легли на её спину и даже провели по длинным прядям. Волосы как живые отозвались на его прикосновение и тут же сами полезли в руки, это вызвало у Глера невольную улыбку.

– Настоящих леди учат выживанию… неужто вы не знали? О… я могу держаться долго. Как-то… – она всхлипнула, крепче утыкаясь лбом в грудь Глера. – Я как-то порезала руку ножом для фруктов и… терпела три часа пока не уйдут гости…

“Бедная девочка… бедная моя девочка”, – чуть было не выдал Глер, но прикусил язык.

– Как иначе? – она перешла на сиплый шёпот, и стало ясно, что сидение в холодной барке не прошло даром.

– Сядьте.

Глер потянул Эмму к кушетке, усадил напротив себя и стал греть её ледяные руки.

– Вытяните ноги к огню и сбросьте ботинки. Они мокрые?

Эмма кивнула, и по её щекам полились новые слёзы, а Глер не сдержался, потянулся к ней и вытер бирюзовые капли со щёк.

Он смотрел на хорошенькое лицо, на слипшиеся от слёз чёрные ресницы и покрасневшие глаза, и сам испытывал её тоску. Он так хорошо понимал девчонку, до которой ещё вчера было не дотянуться, что становилось страшно.

Эмма стала неловко пытаться скинуть ботинки, но для этого пришлось бы развязать шнурки и это привело несчастную в отчаяние.

– Ну что с вами? – с жалостью в голосе спросил Глер.

– Пальцы не слушаются, – пробурчала она, и Глер сам спустился с дивана.

Он быстро расшнуровал ботинки и поставил их к огню на сушку. Рядом поставил свою, не менее промокшую, обувь.

Лёгкую софу, с сидящей на ней Эммой, Глер просто придвинул ближе к камину и раздобыл под чехлами пыльный пуфик для ног.

– Вот, ставьте ноги сюда, и они быстро согреются. Ну же, Эмма. Сами себе не поможете, никто…

И остановил собственную речь.

Нет, она сейчас не должна это слышать, сейчас нужно её пожалеть.

Она молодец. Она многое сделала. Она имеет право снова стать слабой, и Глер опять сел рядом и опять взял её руки в свои, грея их дыханием и понимая, что влип. Он превратился в настоящего слабака, не иначе, раз носится вот так с девушкой. Позволяет им оставаться наедине. Заботится… Компрометирует их. Да к тому же влез в проблемы по самые уши.

– Вы презираете меня, – она, должно быть, хотела задать вопрос, но вместо этого вышло утверждение. Её сиплый больной голос пугал, не хватало им простуд или чего похуже.

– Бросьте, – мотнул головой мистер Мальбек, не желая отвечать на провокационные вопросы. – Нужно согреться. Нужен чай или алкоголь, да покрепче. У вашего отца может быть тут бутылка виски?

Эмма перестала плакать и задумалась, закусив губу.

Она вела себя комично, будто играла на сцене, а Глер почти привык не видеть в этом ничего странного.

– М-м… я думаю, что в баре? Мы же в гостиной, тут обязан быть бар… Или на крайний случай в погребе. Посмотрите у северной стены, там, я так понимаю, зеркало… кажется, на полочке всегда стояли графины папы.

Глер кивнул, отпустил руки Эммы и, только оказавшись на расстоянии, поймал себя на мысли, какими они были мягкими.

Девушки удивительный народ. Они все такие мягкие, тонкие, хорошо пахнут и мило выглядят, но сколько же в них чертей! Просто уму не постижимо.

На полке у зеркала и правда нашлись графины. Три пустых и один на четверть наполненный янтарной жидкостью. По запаху алкоголь.

Глер нашёл и два бокала, оба чертовски грязные покрытые пылью, в одном даже осталась зимовать муха.

Эмма, глядя на бокалы, поморщилась и первым делом сделала глоток прямо из горла.

– Лихо!

– Мне нужно восстановить силы, чтобы помыть эти бокалы, а потом сделать нам ванну!

Уверенно и уже без слёз ответила она. Щёки не покраснели от двусмысленной фразы, будто Эмма и не поняла, что только что сказала, а вот Глер отвернулся, закусив с обратной стороны щёку. Он взял графин и тоже сделал хороший глоток виски, тут же закашлявшись.

– Ох! Мистер Мальбек, вы не умеете пить виски? – мило улыбнулась Эмма. Её щёки мигом порозовели, а голос стал куда спокойнее и игривее.

– А для вас это, похоже, прямо-таки животворящее зелье.

Она обиженно отвернулась.

– Ваши шутки – что-то с чем-то. Давайте сюда бокалы!

В три приёма Эмма ошпарила пыльное стекло, выплеснув воду прямо на пол, вытерла их подолом собственной юбки и вытянула руки, намекая, что можно уже наливать виски.

Глер вздохнул и покачал головой.

Теперь она ещё и его собутыльница.

Глава о лимонном щербете вместо сугробов

Эмма еле открыла глаза. Веки были тяжёлые, опухшие. Она слишком много плакала, мёрзла, чихала. От голода свело желудок и страшно тошнило. Холодно из-за потухшего камина и снова пахло пылью и затхлостью, но уже наступило утро, а значит что-то, наверняка, должно измениться.

И океан шумел за окном, непривычно.

Окна спальни Эммы, в те времена, когда она приезжала сюда графской дочкой, а не беглянкой, выходили в сад, и даже при скромных размерах острова этого хватало, чтобы просыпаться и засыпать в тишине.

Теперь же Эмма проснулась в большой гостиной, где обычно устраивали летние чаепития и скромные дачные приёмы. На жёсткой софе, даже не уложенной подушками. И с шумом океана.

А ещё что-то давило на живот.

И руки что-то обнимали, мягкое, мохнатое, будто кошку или игрушку.

Эмма сама не замечала, как шевелит руками, словно делала это всю ночь, её пальцы перебирали мягкие волосы… Глера.

Эмма распахнула глаза.

Глер и правда был тут, сидел на полу, привалившись к софе. Он крепко спал, уткнувшись лбом в её живот, а она, видимо, всю ночь прижимала его ближе к себе. Рука Глера обнимала её согнутые колени, он вполоборота к софе, спиной к Эмме, и она не могла разобрать, спит он ещё или уже проснулся. Не хотела его будить, не хотела давать ему повод вторым узнать об их компрометирующей ночи.

Эмма просто прикрыла глаза и, борясь с жаждой и тошнотой, ждала. Теперь ей было видно сквозь полуопущенные ресницы, что он мерно дышит, а ещё иногда шевелит головой вслед за её рукой. Эмма продолжала гладить его волосы. Она убеждала себя, что будет делать вид, будто ещё спит и всё это случайность. Она находила себе оправдание, потому что ей казалось… только казалось, что всё происходящее с ними невинный пьяный пустяк. И её рука в его волосах, его рука на её коленях – только часть этого пустяка, как сцены шутливого спектакля.

Эмма не дышала.

Ей безмерно нравилась его спина, и она задумалась: почему?

Эмма слышала собственное сердце, тяжело стучащее в груди.

Ей бесконечно тепло от руки Глера, которая кажется такой уверенной, крепкой и сильной… это важно?

“Оборванец!” – подумала она, а внутренний голос вышел из тёмного угла.

“Как мило вы смотритесь друг с другом…”

“Молчи… Молчи…”

“Ты, кажется, превзошла минувшим вечером… днём… саму себя. Что, интересно, привело тебя на эту дачу?”

“Меня? Мы случ…”

“Ну-ну… Ты случайно гнала лодочку к форту Гриджо, маленькая негодяйка? Просто вот именно в эту сторону силы работали, – ехидничал голос. – А в другую – нет. Досада какая…”

“Это. Случайность. Куда ещё было плыть? В открытый океан? Или, может, в обратную сторону, где я ничего не знаю?”

“Да-да… Гладь, гладь волосики мальчику… он такой милый!..”

“Проваливай, чёрт бы тебя побрал! Ты невыносим! И магия твоя!” – внутренне вопила Эмма. Волосы яростно скрутились, и оттого начала чесаться шея, а руки никак нельзя было поднять, не разбудив Глера.

“Встретимся в Пино, дорогуша!” – прошипел внутренний голос и снова ушёл в темноту…

Порой Эмме казалось, что рядом с Глером её стал гораздо меньше посещать этот воображаемый друг.

Она представляла себе Голос наглым, лохматым чудовищем. Уродливым, но очень милым. В детстве часто его рисовала, советуясь и интересуясь, какую бы он хотел шерстку, и она непременно была бирюзовой. У Голоса были большие глаза, милый носик и… грязный язык!

Нет. Эмма не специально плыла сюда. Он не прав! Она вообще не сильна в географии и понятия не имела, что находится в океане, а не в море!

– Леди Эмма? – она открыла глаза снова и поняла, что голос её отвлёк от важного дела… от Глера.

А мистер Мальбек смотрел на неё, очень внимательно. Он сидел всё так же, на полу у софы, но теперь убрал руку от коленей Эммы и больше не прижимался головой к её животу.

– Ми-ми-мистер Мальбек, – рассеянно произнесла Эмма и села, да так резко, что от голода и долгого сна в неудобной позе кругом пошла голова.

– Вы… Мы… уснули, – голос Глера хрипел и звучал как-то и интимно и в то же время простужено, а Эмма от этого мигом покраснела. Волосы за секунду распрямились и тяжёлой волной упали, только что скрученные под каре, вдруг превратились в идеально прямой чёрный водопад. Эмма запищала, её голова откинулась назад от неожиданности, а с пальцев сорвался сгусток магии, окатив Глера ледяной водой.

– О-о-ой, – пропищала Эмма. – Простите… холодно?

– Да… но зато освежает… – Глер принялся вытирать лицо и развязывать волосы, убранные в хвост широкой лентой и изрядно растрепавшиеся за ночь.

– Знаете, тут есть большая ванна, я для вас её вмиг наполню горячей водой, а потом сама…

– Нет, нет, вы идите первая. А я, раз уж искупался, пойду окунусь теперь в океан. Полезно это… а вы… отдохните, приведите себя в порядок и будем думать, – Глер подскочил на ноги, разбил стоящий на столике пустой графин, еле сдержал ругательство и удалился, нервно поглядывая через плечо.

И стоило двери закрыться, как Эмма, кусая губы и краснея, начала смеяться.

Глер показался ей настолько смешным и очаровательным, он так растерялся и… это было стеснение?

Ожидать такой чуткости от такого сухаря, всё равно что ждать от снегопада лимонного щербета вместо сугробов!

Эмма вздохнула, огляделась кругом и пошла наверх, по дороге придумывая, как им выбраться. В её далеко не самой глупой голове уже зрел вполне приличный план!

Гениальные идеи Эммы Гриджо!

– Мы с вами уже были бедняками! Быть может, чтобы теперь не попасть под подозрение… сунемся под самый нос? – она пожала плечами и закусила губу от восторга перед собственной идеей.

– Вы что имеете ввиду? – Глер, чистый и отдохнувший, но страшно голодный, сидел перед Эммой за кухонным столом.

Они нашли на большой пыльной кухне крупы, поеденные мышами, пропавший, слежавшийся кофе и дырявые мешки со специями. Негусто. Потому довольствовались фруктами из сада. От кислых яблок, персиков и недозрелого винограда сводило желудки, но это лучше, чем ничего.

– Я нашла, пока вы принимали ванну, довольно приличную одежду. Там есть чем поживиться и вам, и мне! Оденемся как богатые господа, документы у нас есть, они на новые имена! Поедем… ну в Молинаре нам точно делать нечего… Что у нас тут поблизости?.. Может, какой-то курорт?..

– Лавалле не так далеко… – пробормотал Глер, уже обдумывая план. – Мы возьмём яхту вашего отца. Только нужно будет хорошенько её подготовить. Мы должны выглядеть, как супружеская пара, которая путешествует… что-то вроде свадебной поездки!

– О! Мне нравится! Мы возьмём ту белую яхту. Она небольшая, но там есть всё для жизни на воде. Мама и папа дважды плавали на ней и… Лавалле – это изумительно! Это курорт, там нет никому дела до нас! Но… мы оба такие… заметные.

Эмма критически оглядела Глера. Его длинный хвост был очарователен и действительно привлекал внимание. Мужчины носили подобные причёски, но не настолько длинные. А тут просто удивительная шевелюра.

– Ваши волосы хороши, но… много вы знаете мужчин… которые бы носили такое?..

Глер сокрушенно кивнул.

– Я не уверен, что готов к этому, но ваши слова… вы правы.

– Мы укоротим, но не сильно. Так, как носят сейчас молодые люди, хорошо? Примерно по лопатки. Как вам это?

– Хорошо! Хорошо…

Эмма закусила губу с жалостью глядя на длинные чёрные волосы Глера. Такое богатство… Ей было ужасно их жаль, и теперь сильнее прежнего ощущался стыд.

Это она его во всё это втянула.

Она. Она. Она. Она.

Ножницы нашлись в кухонном шкафчике, и Эмма принялась стричь, призывая все свои таланты, коих было немного, по её мнению, да что уж там, и всеобщему тоже.

Она собрала волосы Глера в хвост и решила стричь их прямо так, не распуская. К дьяволу аккуратность, они должны прилично выглядеть и не более того.

Вчерашняя тоска отступила с рассветом, и теперь, представляя, как мило они будут выглядеть вместе на улицах Лавалле, Эмма была снова полна энтузиазма.

Гай называл это непостоянством…

Интересно, что думал Глер?

“Он считает меня сумасшедшей, это точно!” – подумала про себя Эмма, сдула со лба прядь и срезала последний ненужный волосок.

Так… из потрясающе заметного (а это Эмма отрицать не могла, и даже шёпотом проговорила про себя “привлекательного”) мужчины, Глер стал обычным городским модником.

– Мы поженились три месяца назад, – заявил Глер, пока Эмма завязывала у основания его хвоста бархатный бантик.

– И я настояла, чтобы мы совершили морское путешествие до Лавалле! По итогу мы прибудем в наш свежепостроенный домик…

– В регионе Анчеллота! У нас там будет милое поместье… скажем… на берегу! – пожал плечами Глер. – Вам нужно… что сделаем с вашими волосами? Вы больше не можете ходить в платке. Я бы предложил парик, но вам будет в нём жарко в Лавалле.

– Я могла бы потерпеть… Но быть может я заплету причёску потуже, я так делала во время конных прогулок, и намотаю бирюзовых лент… И шляпку с полями пошире.

– Сойдёт. Я обычно зову вас Дженни. Эммоджен – Дженни.

– А я вас… Ларри… Фотилер – Ларри.

– Мило, дорогая жёнушка! Вы – дочь барона… или виконта?

– Барона. Но богатого! А вы – виконт. И я теперь виконтесса!

– Наши документы говорят об обратном… и у нас нет…

– Бросьте! Никто ни о чём не спросит, если ваши туфли будут за пару сотен клерет!

– Не бывает таких туфель.

– О, поверьте… я вас удивлю. О! А ещё ваша матушка настояла, чтобы мы непременно посетили Пино!

– Ах да, как я мог забыть. Такая досадная нелепица, она уверена, что там “место силы нашей семьи”.

– И, я буду говорить это шёпотом, но она рассчитывает, что это поможет нам поскорее завести наследника! – Эмма подмигнула, в очередной раз давая ужасный намёк и не замечая этого.

Глеру хотелось сделать ей замечание, но от этой безумной идеи он сам стал мыслить неразумно, и даже эта шутка показалась смешной!

– Идёмте искать одежду, мне не терпится сделать из вас Виконта Гри!

– Идёмте, миссис Гри… сделаем это… хорошо бы было ещё раздобыть помимо туфель за две сотни клерет новый сундук с артефактами.

– М-м… вы могли бы порыться в вещах моего папы. В конце концов, он сильный маг, быть может, и артефакты кое-какие у него были. В этот домик стали свозить всякую всячину, когда дачи вышли из моды. В чулане можно найти скелет моей прабабки, я вас уверяю. А сундук… он был просто очаровательным малым, но увы, тут мы раздобудем только пару-тройку чемоданов. Зато! Они будут модными и как раз подходящими для морских путешествий.

– А что, для морских путешествий нужно что-то особенное?

– Как же! Для всех видов путешествий есть мода. Так вот. Родители обычно добирались сюда на небольшой яхте, тут брали вещи, яхту для прогулок и всё остальное, а потом отправлялись в путешествие. Мы тут та-ак собер… – Эмма застыла на пороге гардероба, её глаза загорелись недобрым блеском. Ровные ряды летних костюмов, всё в чехлах. Она сделает из Глера красавца!

Тут главное не влюбиться в собственного “муженька”!

Глава о Лавалле

Пино лежал в совершенно другую сторону, и теперь Эмма и Глер от него удалялись, направляя свою шикарную прогулочную яхту в Лавалле. Но оно того стоило, как ни крути! Любому молодому пижону стоило раз в сезон засветиться на берегу курорта, пройтись босыми ступнями по белому песочку и поулыбаться официантам в дорогих ресторанах на побережье.

В Лавалле всё стоило бас-но-слов-но дорого. Сюда приезжал весь бомонд, молодняк и непременно супружеские пары без детей. Всё лето в Лавалле гремели невиданные вечеринки, тут снимали крошечные комфортабельные домики, только лишь для того, чтобы отсыпаться после бурно проведённых ночей. Крошечные яхты скользили по водной глади залива Лавалле, а на них стояли молодые дерзкие аристократы в коротких брюках и лёгких рубашках. Дамы тут носили летние шляпы с широкими полями и пили не чёрное, а розовое шипучее вино.

И именно отсюда круизный лайнер "Земляная змея", большая сенсация и новинка этого года, отправлялся до самого берега Пино, чтобы молодые прожигатели жизни поглазели, не сходя на берег, на погребённый под песком город-призрак.

– О, святые, святые, – пропищала Эмма, стоя на борту яхты. Вдвоём они с Глером разобрались, как управлять ею без капитана, а когда ситуация становилась совсем уж невыносимой, Эмма всё брала на себя. Правда, двигать яхту оказалось в десять раз труднее, чем лодочку.

– Тише, тише, – не сдержал улыбки Глер, понимая, что говорит без должного яда в голосе. Он уже почти не замечал, как становится терпимее к сумасшедшей напарнице.

– Нет же, мистер Мальбек…

Глер прокашлялся. Как только эти двое ступили на борт своего судна, то договорились забыть настоящие имена или по крайней мере фамилии.

– Ларри, милый, – улыбнулась Эмма и закусила губу. – Это так странно звать вас по-имени… – она вдруг стала задумчивой и так и не отвернулась, смотрела Глеру прямо в глаза, не отрываясь, и он не мог не отвечать тем же.

До берега Лавалле оставалось всего ничего, и Глер не мог себе позволить надолго отвлекаться от дороги, но каких-то десять секунд уделил внимательно смотрящим на него ярко-бирюзовым глазам. И Эмма застыла. Она не замечала будто до этого момента, что у Глера глаза зелёные. Потрясающего оттенка, будто крона молодого дерева, сквозь которую пробивается яркий солнечный свет.

– … да ещё и чужое имя. Ларри… Быть может Фотилер… лучше Фот? Тиль? Лер? Лар? – она перебирала имена, будто ждала, когда одно из них отзовётся внутри чем-то знакомым. Эмме казалось, что Глер уже утвердился как некий нерушимый образ и она его предаёт, называя простым и глупым именем Ларри. – Ларс?

– Ларс, – кивнул он.

Глер теперь смотрел на приближающийся берег, ругая себя за десятисекундную слабость, но тем не менее чувствовал и очень явно, что Эмма на него смотрит как и прежде, причём её взгляд будто дыры в нём прожигал. Хотелось приосаниться, проследить за собственной мимикой и стараться не улыбаться из последних сил.

– А вам очень идёт имя Дженни.

– Почему? – она сложила руки, затянутые в кремовые кружевные перчатки, на фальшборт яхты.

– Оно очаровательное, очень милое. И вы теперь… ему соответствуете, – он мельком окинул взглядом новый наряд спутницы.

Кремовое платье, тонкие кружева. Оно было лёгким, летним и почти дерзким, потому что Эмма самолично выбросила все подъюбники, заявив что в Лавалле так не носят! Волосы были заплетены в косы и стянуты на затылке, и плетёная шляпка на макушке, широкие поля, вуаль. Эмма казалась такой юной, правильной и прекрасной, будто Глер смотрел на какую-то картинку, а никак не на стоящую рядом девушку, до которой можно дотянуться.

Эмма отвернулась и снова уставилась на берег, который только что вызывал в ней такую бурю эмоций. Теперь побережье Лавалле стало казаться обычным, будто кто-то сдул с первых впечатлений загадочную пыльцу новизны.

Эмма стала улыбаться, ей чертовски нравилось то, что она слышала, видела, чувствовала. Глер смущался, а она снова и снова этого требовала своими жестами, улыбками и словами. Потому что никогда ещё не ощущала такой острой необходимости в эмоциях человека. Её напарник так редко смеялся вместе с ней, а не над ней, так редко это было по-доброму, что стало на вес золота. И Эмма собирала это золото, бережно, осторожно, а потом шла на новые поиски.

Она гордилась ими, их новыми лёгкими отношениями, не замутнёнными злобой. Их дистанцией, которая не стала неприлично короткой после ночи, проведённой в одной комнате. Их естественным флиртом, смущением и трогательными секундами заботы. Как это всё вышло? Неужели за те часы, когда измученные голодом, они маскировали яхту под свою, собирали чемоданы и искали артефакты?

Почему ещё вчера Эмма не давала себе отчёт, что ей нравится смущать и смущаться?

Она помотала головой и выбросила всё это из головы.

Лавалле.

Они вот-вот прибудут туда на яхте, которая теперь носит звучное имя “Белая магнолия”. В их трюмах чемоданы с одеждой, всё, что нашлось подходящего дома, а ещё две модные кожаные сумки на тайных замках, при виде которых глаза Глера зажглись как две праздничные свечки.

Артефакты. Новые, дорогие игрушки, которыми практически не пользовался Неро Гриджо и купил только потому, что нужно было такое покупать. Мода!

Имелся и прекрасный набор, подаренный королём, предназначенный для зелий. Склянки и ингредиенты, даже крошечные точные весы.

Все эти артефакты достойны виконта Гри, а не детектива Мальбека. Даже у Зальбера не было такого набора.

Глер ловко сошёл с яхты и помог сойти Эмме. К ним тут же подбежал служащий в изумрудной форме порта Лавалле и принялся рассыпаться в улыбках и поклонах.

– Сэр, – тучный служащий снял фуражку. Он оценил размеры и внешний вид “Белой Магнолии”, а Эмма искренне переживала, не отвалились бы наспех нарисованные буквы на её боку.

– Виконт Фотилер Гри и Виконтесса Эммоджен Гри, прошу прощения, мы не резервировали место заранее, можно ли проблему… решить? – Глер улыбнулся служащему, стараясь обращаться немного свысока, как учила Эмма. В кармане были подготовленные заранее деньги, а взгляд обращён к ровному ряду белых яхт, составленных тут посетителями курорта.

Жизнь в Лавалле обещала отнять большую часть средств, и, к счастью, в доме Гриджо имелся сейф с кое-какой «мелочью». Эмма выгребла всё подчистую, заявив, что отец не заметит, если вдруг решит наведаться на дачу. Глер же искренне сомневался, что пропажу вещей, денег и яхты можно… не заметить.

– О… конечно, милорд! – расшаркался служащий, и Глер с улыбкой последовал за ним в конторку, чтобы рассчитаться за стоянку.

Эмма в это время отошла в сторону, натянула пониже шляпку, как бы давая понять, что бесед с подобными людьми не ведёт и за неё это делает муж.

Их вещи уже стали спускать, и теперь на причале громоздилась горка из чемоданов, две сумки с артефактами стояли рядом, пузатые и кожаные. Эмма встала подле них, чтобы ненароком не упустить из виду.

Глер рассчитался, тут же нанял экипаж и даже небольшой коттедж на берегу.

– И всё в этой конторке? – рассмеялась Эмма, уже сидя в экипаже напротив Глера.

Они оба всё ещё чувствовали себя самозванцами и никак не могли сдержать улыбок, волнительных и заговорчищеских.

– Не поверишь, милая жена, но да, – усмехнулся Глер. – Вы уверены, что стоит нанимать экипаж на все дни, что мы тут проведём?

– Конечно! Это обязательно! Никак нельзя иначе, поймите, Гл… Ларс, это статус. Если мы будем не как все, того и гляди нагрянет какой-нибудь ушлый офицер, – Эмма огляделась и обратила взор на несколько свежих газет, вложенных в карман на стенке экипажа. – О! Смотрите, свежая пресса!

Было только первое утро с их побега. Ровно сутки назад Эмма и Глер стояли посреди лавки того проходимца, что сделал им документы.

– Личность похитителя… – начала Эмма за здравие, а вот дальше читала уже за упокой. – … установлена… детектив Глер Мальбек. Корона отрицает… уникальных талантов Траминера… преступник будет наказан.

– Где-то я это всё уже слышал, – обречённо выдохнул Глер и устало потёр переносицу.

Прямо как в первую их встречу.

Эмма низко опустила голову.

– Наших новых имён нет. И не будет, так ведь?

– Мы не можем этого знать наверняка, но должны убедиться, пока будем тут ждать лайнера и светить молодыми женатыми лицами, – и в голосе Глера снова прежний решительный холодок.

Глава о виконте и виконтессе

Домики в Лавалле сдавались в наём под ключ. Это были небольшие, но очень недешёвые строения в два этажа с парой-тройкой спален, гостиной, столовой и кабинетом. К домику обычно прилагались управляющий, лакей и горничная. Обедать можно было как не выходя на улицу, за отдельную плату, разумеется, так и в местных ресторанах.

И как выяснилось, снять такой можно было совершенно без проблем, только имея некоторое количество золотых. Прямо в порту предлагали на выбор несколько разных классов жилья, от простеньких до шикарных.

К домику четы Гри прилагались: управляющий, горничная, лакей, повар на полставки, экипаж на неделю и проход в клуб “Лавалле”.

Неплохо, не совсем скромно, но и не роскошно. Прилично.

Виконт и виконтесса не вызвали в городе ажиотаж, но привлекли внимания ровно столько, чтобы о них упомянали в разговорах минимум дважды в час. Они явились на приём в день своего приезда, и клуб “Лавалле” обратил на них свои взоры.

Полсотни магов разных уровней обернулись, вздёрнули брови, помолчали.

Виконтесса подняла повыше подбородок, щёлкнула каблучком.

Приняты!

Клуб “Лавалле” перестал обращать внимание на новеньких посетителей курорта. Условно.

– М-м… они сняли дом на побережье и собираются в круиз на “Земляной змее”… Нам с ними ещё две недели соседствовать!

– Виконт. Говорят, из Анчеллота. Неплохо… Поместье, рядом два крупных графства. Думаю, он выбьется в люди побыстрее нашего Лестера!

– И не говорите… виконтесса одета с иголочки, надо сказать, хоть и выглядит моложе. По платью я дала бы ей… двадцать пять, но на вид восемнадцать…

– Что вы! Это кружева из Соло, писк моды, это до наших краёв всё медленно доходит!

– А вы видели туфли виконта…

– … две сотни клерет!

– Хороший человек!

– Позову их на чай в среду.

– Я уже отправила приглашение, милочка, придержите коней.

Эмма торжествовала! Никогда и никакой приём не вызывал в ней такого восторга! Она искренне влюбилась в своё новое положение, и пусть всего лишь виконтесса, а не графиня! Пусть! Пусть рядом липовый виконт… пусть их брак ненастоящий, но она тор-жест-во-ва-ла!

Оказалось так просто крутиться среди светских дам, когда ты в сущности только притворяешься. Проще, чем когда ты действительно аристократка среди аристократов.

Можно улыбаться, выдумывать истории и молоть чепуху, даже не стыдясь. А ещё… как же прекрасно, когда рядом есть супруг, который поддерживает любое твоё дурачество.

Она видела рядом с собой Гая раньше, и он был бы приятным, правильным, и очень-очень похожим на других. Свой среди своих, лучший из лучших.

Глер же был просто-напросто самозванец, но какой обаятельный!

Виконт, как же!

Зато всеобщее внимание (женщин преимущественно) приковано именно к нему. Не официально внимание. Исподлобья. Тайком. Негоже любоваться чужими мужьями, верно?

Нет, Гри не оказались в центре, они не были для этого достаточно знатными, но на них то и дело поглядывали. Что пьют, о чём говорят, как одеты.

Костюм Глеру успели перешить у местного портного, разыграв целый спектакль про то, что супруг похудел от морской болезни. В итоге все обратили внимание, какая дорогая ткань и как изумительно сидит!

А вот туфли оказались и так в пору.

Своё платье Эмма улучшила сама, и не прогадала. Каждая дама подходила и желала познакомиться или вовсе пригласить на чай. Успех! Ничто не зарекомендует тебя лучше, чем платье.

Теперь алиби у них железное.

Никто даже толком не спрашивал имён.

Мало ли людей с фамилией Гри? Зато Виконт и Виконтесса такие одни! Молодые и великолепные.

Вечером они ехали в своём экипаже усталые, в ожидании скорого сна и даже не в силах были обмолвиться словом, пока Глер не нарушил молчание:

– И как на ваш взгляд?

– О, уверяю, нас запомнили и точно никто не упомянул о том, что мы связаны с какими-то другими Гри… Все в восторге от нас! Вы умопомрачительно смотрелись среди этих богачей.

– Благодарю, это очень высокая оценка, – губы Глера изогнулись в улыбке, и Эмма невольно расхохоталась, всплеснув руками.

– Ну а я…

– Тш-ш, – перебил он, прикрыв глаза, и Эмма испугалась, что он прислушивается к чему-то снаружи, но Глер только мягко улыбнулся. – А вы… от вас никто не мог глаз отвезти. Моя молодая жена всех свела с ума.

И Эмма… растаяла.

Она отвернулась, еле сдерживая губы, которые так и норовили изогнуться, и уставилась на улицу.

Экипаж был открытым, и было видно побережье Лавалле, протянувшееся с одной стороны, и ровные ряды одинаковых белых коттеджей с другой.

Спокойствие. И полная, абсолютная защита от внешнего мира. Будто курорт – другая планета.

– Мне тут так хорошо… вот бы мы остались навечно в Лавалле…

– Нам бы вечно пришлось играть мужа и жену, – зачем-то уточнил Глер, тоже глядя на улицу. Его взгляд был прикован к череде яхт, видимых вдали, на причале.

– Да, – тихо подтвердила Эмма.

И ей вдруг стало так тепло и хорошо.

Если зажмуриться, очень-очень крепко, то вот она сейчас счастлива. Она виконтесса, как и хотела, когда собиралась за Гая, только рядом другой мужчина. И он изумительно хорош, стоит его приодеть.

Или он всяким хорош? Она ещё не поняла.

Её приняли в обществе.

Она наняла коттедж в Лавалле.

Она едет в Анчеллота в своё поместье у моря.

– Почему это всё не правда? – и Эмма вдруг прижала руку к глазам и зажмурилась. – Вот бы сейчас… щёлк… и всё это правда…

– Дженни…

– Нет же, Гл… Ларс. Нет… Дайте мне помечтать.

Экипаж остановился, и они вышли, попрощались с кучером, пожелали ему доброй ночи и остались одни.

Прислуга спала не в их коттедже, но оба, не сговариваясь, всё равно пошли в сад, где была крошечная беседка. Там Эмма упала на лавку, и Глер почему-то встал на колени перед с ней и даже взял её руки в свои.

– Представьте. Я и вы. Тут, и всё это правда… – прошептала Эмма.

– Но я оборванец и дикарь, – его полные чётко очерченные губы изогнулись в улыбке. Эмма засмотрелась, а потом перевела взгляд на глаза.

– Вы… – она хотела назвать его виконтом Гри, но это показалось таким смешным. – Вы – Глер Мальбек.

– Эмма, – из-за улыбки это слово вышло таким тёплым, что она невольно всхлипнула от тоски по чему-то, чего и быть не может. – Вы что же, будете впадать в отчаяние всякий раз с приходом темноты? – спросил Глер, перебирая её пальцы, а потом и вовсе стянул с Эммы кружевные перчатки, чтобы чувствовать теплоту кожи.

– Выходит, что так…

– Не нужно. Всё исправится… Ищут меня, а не вас. Мы всё сделаем, мы найдём доказательства. Не знаю как, мы ещё даже не добрались до Пино. Мы принесём их королю, а он простит мне все грехи. Включая вас.

От этих слов Эмма вся покрылась мурашками до самых пяток и невольно ахнула.

Слова показались самыми красивыми из всех, что она слышала. А он даже ничего особенного не сказал.

– Я – грех? – и Эмма встала с лавки, не вырывая своих рук из рук Глера, а потом тоже села напротив него на колени, не заботясь о платье.

Это так сладко звучало, что всё трепетало внутри.

– Разве нет? Самый главный из всех что я совершил…

– А какие ещё?

– Ну… первый… Я родился оборванцем и дикарём.

Эмма почему-то захотела немедленно начать протестовать.

Она вдруг вспомнила, как Глер Мальбек, оборванец, смотрел ей в глаза и говорил, что верит в неё, что она сможет использовать силу. И сразу захотелось доказать ему, что не важно кто он и откуда… но нет. Наверное, важно.

– Второй?

– Я распутал все дела в Бовале.

– Это плохо?

– Кошмарно! – они оба засмеялись и стали вдруг немного ближе, чувствуя энергию друг друга.

– И вы… самый главный, страшный, ужасный грех. Вы, влезшая в мой сундук и спасающая мою шкуру раз за разом.

– Но и в переделки вы попадаете только из-за меня.

– Что верно, то верно. И всё-таки. Вы такая молодец.

– Просто вы в меня поверили, я как… инструмент в ваших руках, – она подняла руки, и Глер тоже, потому что так её и не отпустил.

Теперь переплетёные пальцы были на уровне лиц и оба склонились и поцеловали их. Губы Эммы коснулись указательного пальца Глера, а губы Глера – запястья Эммы.

Их лбы почти соприкасались, и несколько секунд они сидели так, будто в молитве. А потом встали и пошли спать, жалея, что не придётся делать это в пыльной гостиной на неудобной софе.

Их ждали две уютные раздельные спаленки.

Глава про магию

Траминер являлся гордым обладателем земляной магии. Гордым и неоправданно высокомерным… Все знали, что грош цена этой силе, потому как ни в бою, ни в быту она особо не годилась никому, кроме земледельцев. Не могли земляные маги во время приёма или светской прогулки как-то облегчить свою жизнь, согреться, напиться воды, даже устроить лёгкий ветерок.

Но зато Траминер был крайне богат! Земледелие процветало, а как иначе! Винодельческие фермы обеспечивали чёрным вином дюжину королевств. И при этом никаких войн, разоряющих казну.

Очень быстро аристократы придумали, что использование магии – дурной тон. Они учились ей после четырнадцати лет, как и положено. Они получали степени и иногда даже не одну, но после забывали об этом.

Дамы выращивали цветы на подоконниках, но не более того.

Господа служили в конторах и занимались бумажными делами.

Другое дело сельскохозяйственники и военные, артефакторы и простой народ. Вот кто тратил силы, а поскольку аристократия своими практически не пользовалась, корона была довольна! И если в других королевствах со временем артефакты истощались и требовали вливаний, то Траминер не нуждался ни в ком. Он приспособился к жизни без магии, и ему нравилась эта независимость. Да, прогресс стоял на месте, но зато благородство! Гордость! Сила аристократии.

Глер, как и многие другие простые люди, знал куда больше той же Эммы о магии, однако учёба и служба при Зальбере сделали своё дело. Он почти не использовал то, что дано природой. И если в каких-то государствах использовали блокирующие серебряные браслеты, то в Траминере народ всё делал сам. Сознательный… и глупый. Даже выражение появилось. Носить браслет! То есть отказаться от магии добровольно.

Так, утром следующего дня после прибытия в Лавалле, Глер удивился, застав Эмму в саду.

Она сидела возле той самой беседки, где они провели несколько странных минут минувшим вечером, и пыталась заставить цветок на клумбе распуститься. Крутила руками вокруг увядших лепестков, обкусывала губы, но не могла понять, что не так.

– Гл… Ларс! – ахнула она. – Вы не знаете, почему не выходит?

Он тоже сел к клумбе.

Глер умел вливать силы только в артефакты, это было просто. Ты берёшь нечто созданное до тебя, активируешь и работаешь. Всё сверхточно и экономит время, силы, даёт меньшую погрешность. Красота! А тут… цветок. Пятилетки с таким справляются.

– М-м… если честно, не занимался таким лет пятнадцать, что на вас нашло?

– Да вот… пришла мысль в голову, я целый день пользовалась магией воды, а она мне досталась так… случайно. Я же такая же аристократка, как и все, и я владею земляной магией, так почему не использую? Я знаю, что это дурной тон, но мне просто стало интересно… почему? В других королевствах не так.

– Я нигде не был, – Глер сел прямо на траву и вытянул ноги. – Я не знаю, что там.

– О, я была в Экиме, там живут воздушные маги. Это такое королевство над землёй, и там всё на этом держится. Ты просто идёшь по их улице, а люди буквально парят над тротуаром, и всё время что-то делают с помощью магии. В ресторанах никто не касается предметов, всюду особые приспособления для облегчения жизни. Это такое расточительство… И там достаточно толерантны к другим видам магии… но не так, как в Фолье! Мы с отцом были там по его делам… Это те лесные народы, которые превращаются в зверей. Они просто дикари!

– Как я? – усмехнулся Глер, и Эмма покраснела.

– Разумеется, как вы, – она вздёрнула бровь, но нашла в себе силы подмигнуть ему, намекая, что он может и дальше шутить свои шутки.

Эмма тоже села на траву, вытянула ноги и откинулась, подставляя лицо солнцу.

Горничная вышла из дома и, увидев супругов на лужайке, нахмурилась.

– У нас будет пикник, подайте завтрак прямо сюда, – велела Эмма. Глер тоже кивнул горничной, и та стала переносить посуду со столика в беседке на расстеленный перед господами плед.

– Итак. Фолье, – напомнил Глер.

– Да-а, в Фолье приветствуют всех! И там есть эти… монастыри, где живут отшельницы. Они курят папиросы и говорят странные вещи. Хоть магия там и лесная, что кстати очень… эффектно… почти половина жителей обладают иной силой. М-м… универсальной?

– Да, – кивнул Глер, налил себе и Эмме кофе и протянул ей чашку. – Универсальная… неплохо.

– Вот-вот. И там куча смешанных браков! Рождаются маги, которые могут превращаться в зверей и колдовать. Там варят зелья, летают на всяком хламе. О… это очень мрачное королевство, и там люди все всё время пьют! Не вино… Что-то крепкое. И как же там сыро и туманно. И эти их старинные чёрные замки!

– А водные королевства? Вы были там?

– Никогда, – покачала головой Эмма и вздохнула. – У нас в семье есть легенда, что в Пино магию расточали ещё больше, чем в Экиме. И она просто истощалась, и город погибал на окраинах, процветая в центре. У нас же всё иначе… У нас окраины питают столицу. Всё равноценно, равнозначно. Магия уравновесила деньги, но… не жалко вам быть обычным человеком и добровольно “носить браслет”?

Глер задумался, а Эмма отставила свою чашку и снова вернулась к цветку. Она сосредоточенно смотрела на него, выпускала из пальцев зеленоватые волны, отчего стебелёк прогибался, но ничего не происходило.

– Дженни… секрет в том, что сила, которая нужна этому цветку, лишь в воде.

– Вода… – кивнула Эмма сокрушённо, смиряясь с действительностью.

Она занесла руку, и с её пальцев скатилось несколько капель, впитавшись в землю.

Вода, созданная магией, была куда более животворящей, нежели обычная, и цветок почти сразу стал поднимать жалкие лепестки.

– Ах… как же мы… бесполезны, – вздохнула леди Гриджо и снова взялась за кофе. – Наши предки… они же относились иначе к земле?

– Они жили на ней. Они считали её матерью, кормилицей. Приносили ей жертвы, создавали храмы. Это было что-то сродни веры в высшую силу. И да, они использовали магию так, как мы не умеем. Они общались с лесом. Мы его только бережём.

– Ну хоть не уничтожаем.

– Я написал письмо, – сменил тему Глер, его голос звучал чуть напряжённее чем раньше. – В ту контору. Подписался другим именем, всё зашифровано. Мы будем ждать ответ, и если он будет положительным отправимся на лайнере в Пино.

– А если нет?.. – Эмма с тоской смотрела на коттедж, будто кто-то собирался его у неё отнять.

– А если нет… то жить нам в бегах! И добираться до Пино окружными путями. Добраться бы хотя бы до Гаме, а там что-то придумаем…

– Дождёмся письма. Не хочу заранее расстраиваться. А сегодня у нас увеселительная прогулка по Лавалле!

– Это обязательно? – поморщился Глер.

– Да, Ларс, это обязательно! Пришли ваши костюмы от портного, моё платье готово. Мы прокатимся до ресторана, побродим по пляжу, а вечером нас пригласили на бал к графине Чарасской. Грандиозно.

– Разве графство Чарас не ближайшие соседи Гриджо? – вскинул бровь Глер, и Эмма за такое пренебрежение и эту противную “бровь” захотела напарника-супруга стукнуть.

– Но она в глаза не видела меня. И это, несомненно, плюс! И поверьте, я так иначе выгляжу со всеми этими кружевами и вуалями, что никто во мне не признает Леди Эмму Гриджо!

И снова с наступлением утра Леди Эмма весела и полна идей…

Глава о том, как Эмма стала открывать глаза

Ларс и Дженни Гри выехали на прогулку в полдень, когда солнце было высоко, а народ как раз собирался группками, чтобы искать, где перекусить после насыщенного или, напротив, ленного дня.

Их экипаж был с откидной крышей, они сидели там светленькие, чистенькие как начищенные клереты и нежно улыбались друг другу.

Окружающие были в восторге!

И никому и в голову не пришло связать судьбу этих молодых людей с начавшим шуметь и в Лавалле делом.

О пропаже наследницы из дома Гриджо…

– О, я знала эту девочку, – графиня Черасская, светская дама и посредственная волшебница, заявила это громко и все обернулись, глядя на неё с интересом.

– Да что вы? – некая незнакомая Эмме дама приосанилась, намекая, что ей эта тема интересна.

– Да-да… Я видела её в последний раз… когда она была ещё девочкой, я полагаю. Но у меня было приглашение на свадьбу, конечно!

“Какая ложь”! – возмутился внутренний голос Эммы, и она даже вздрогнула.

“Ты же решил больше не появляться…”

“Не могу ничего с собой поделать! Эта графиня просто наглая особа!”

“И не говори…”

Эмма сидела в окружении дам в летнем кафе на берегу моря. Глер с другими почтенными мужьями сидел в сторонке, но было видно, что прислушивается больше к женскому обществу.

– И как она вам? – не удержалась Эмма.

Она не знала ничего о графине такого, чтобы припомнить, хороший ли та человек, но этот разговор был слишком волнующим, чтобы осторожничать.

В эту же секунду раздался кашель, а потом мужской смех.

– Что же вы, – рассмеялся некий джентельмен, стуча по спине Глера, а тот поддерживал общее веселье.

Подавился… явно не одобряет вопроса Эммы.

“Поделом… не будет подслушивать!”

“О, без тебя прямо не было бед! Проваливай!” – возмутилась про себя Эмма и отвернулась от Глера к графине Черасской, которая также отвлеклась от разговора.

– Милая девочка и такая талантливая! Мы всегда были поражены!

– Талантливая? Вы о… – начала дама в розовых кружевах, но на неё тут же посмотрели с осуждением.

Ни слова о магии! Вот о чём вопили эти взгляды.

– Она прекрасно пела и играла на инструментах. Хорошая девушка, очень приятная. Ну и богатая, конечно. Умом не блистала, хоть и… эти её два образования… столько смеху наделали в обществе! Но право, если граф может себе такое позволить – почему нет? Она как раз собиралась в академию, когда мы виделись в последний раз. Все балы проходили без неё…

– А тот вечер, когда она пропала? – спросила Эмма, чтобы не казаться слишком напряжённой, сама не в силах припомнить, почему графиня пропустила тот вечер.

Это было важное мероприятие. Помолвка. Первый настоящий бал, в котором Эмма учавствовала наравне с другими. Окончание учёбы…

– М-м… признаться мы опоздали и когда прибыли, я не припомню была ли леди Эмма на балу… ну должна была быть… Но я её не застала. Молодёжь как раз танцевала нувар, все уже оставили церемонии, и мы просто присоединились к ужину с матушкой леди Эммы. А к ночи, когда виконт вышел объявить о помолвке… девушку уже не нашли.

– О, и как же её родители? – Эмма широко раскрыла глаза и быстро поправила шляпку, чтобы вдруг не выпал ни один локон компрометирующий её.

– Родители, о, были страшно злы! Не явиться на помолвку! Они рассчитывали на этот брак. И я их понимаю, – графиня окинула присутствующих взглядом и все стали активно кивать. – Конечно, Алиготе тот род, с которым стоило бы породниться. Да, они не так богаты, как Гриджо, но у них есть графство. И мальчик – виконт, у него есть что предложить девушке. Тем более не самой… ну словом не так уж она была популярна. Хорошенькая, но без претензии. Какое её ждало будущее? А уж у Гриджо нет недостатка в деньгах, чтобы искать более обеспеченную партию, да и кто, скажите мне, сравнится? У Сузао дочери, и, я слышала, они не желают связываться с местной аристократией, потому как больше нет ни одной графской семьи в Траминере! Отправляют бедняжек за границу. В Анчелотте холостков нет! В Мерло одни торговцы и старики… И… при всём уважении, – она кинула взгляд в сторону дамы в розовом. – В Нарве и Гам-ме, – она тянула “м” будто придавая слову чуть больше важности, хоть все и понимают, что она так даже не думает. – Тоже! Так что Гай Алиготе – был лакомым кусочком, хоть и…

– Что? – не сдержалась Эмма.

– Ну словом, говорят, что он… – графиня замолкла, прикрыла глаза, а потом продолжила: – Говорят, что ему от леди Эммы и нужны-то были только деньги. Графских дочек много, но тут… просто бриллиант в его случае! Всё-таки граф Гриджо очень влиятельный человек…

– Ах… вы же соседи Алиготе! – воскликнула дама в розовом. Она явно хотела стать близкой подругой графини и старалась не выпадать из беседы, активно имитирую буйную деятельность.

– И Алиготе и Гриджо! Чарас как раз между ними. Ближайшие соседи! – с гордостью заявила графиня и самодовольно улыбнулась.

– Конечно, Гриджо будут познатнее, поважнее… они уже столько поколений в приближённых короля! Да что там, король бывает на всех их балах в Бовале! Но Алиготе… попроще. С ними можно общаться более свободно, потому мы часто пьем чай с матушкой Гая.

Эмма чувствовала себя опустошённой и уничтоженной, и если бы не Глер, она точно ударилась бы в слёзы при всех этих дамах.

От каждого слова о Гае и семье в душе что-то обрывалось, а глаза горели подступающими слезами.

Глер подошёл. Положил руку на плечо Эммы.

– Прошу прощения, дамы, – женский кружок смолк. Все взгляды обратились на Глера.

Он казался настолько привлекательным, что никто и не подумал обижаться за вторжение.

– Дженни, милая, боюсь, что нам пора! Ты помнишь?

– Ах да! Прошу прощения, встретимся…

– Вечером? – с надежной спросила графиня.

– Вечером! Да, конечно!

– Ах, Глер, – и Эмма, стоило им закрыть дверь комнаты, которую прислуга считала “хозяйской”, повисла на шее Глера и уткнулась носом в его плечо. – Это ужасно… ужасно…

Он стоял, даже не задумываясь над тем, что сам потянулся ей навстречу и крепко обнял. Сжал её плечи. Уткнулся в её волосы.

– Тише…

– Вы слышали?..

– Слышал.

– Я так… так бесполезна, и все об этом знают. Все знают. Им даже не жаль, что меня похитили… всем им! Деньги. Деньги. Деньги! Почему они слепы?

– А вы? – тихо спросил Глер с улыбкой, прижался к макушке Эммы щекой. – Вы не были слепы?

– О, была… и я была…

– Но теперь всё иначе, Эмма. Верно?

– Вы… верите в меня? В то, что всё иначе? – она отстранилась, чтобы посмотреть на него. Ей вдруг стало страшно, что увидит осуждение в его глазах.

– Верю. Я очень в вас верю. Давайте не дадим никому усомниться, что вы – не Эмма Гриджо. Вы – моя жена Дженни Гри. Да?

– Да… Я – ваша жена.

И ей стало так тепло на душе, будто солнечный луч проглотила.

А Глер только поражался тому, как эта девушка терпела и держала себя в руках всё чаепитие и всю дорогу до дома.

Глава о первом бале Эммы

Лавалле охватила настоящая истерия. Это не тот случай, когда все чего-то и впрямь боятся, но ровно тот, когда у всех на устах одна и та же история.

"Эмма Гриджо…" – слышалось отовсюду. Сплетни следовали одна за другой, все мало-мальски знакомые с юной аристократкой люди спешили поделиться тем, что они думают на её счёт.

Новости выходили без перерыва! В утренней, вечерней газете. Приходили письмами со всех концов страны. Владельцы поместий в Мерло, Нарве, Анчеллоте и Гаме, не бывшие в этот сезон в Лавалле, радостно делились сплетнями. Из Гриджо расползались, как тараканы, тревожные новости. Перевранные, переиначенные, искажённые. И до курорта, лежащего на юге страны, на противоположной от Гриджо стороне, всё это доходило в самом скверном виде.

Бал в разгаре! А музыканты всё тоскуют, потому что никто не дал им знак начинать. Ужин стынет, потому что не завершилась беседа. Споры бушуют, догадки и домыслы сыплются, как горох из порванного мешка.

В это пекло и попала чета Гри, вошедшая с приличным опозданием.

Эмма тут же взяла с подноса проходящего мимо официанта шипучее розовое вино и сделала большой глоток, пока никто не видит. Она нервничала и тряслась, как осиновый лист. Уже предвкушала чего наслушается, сколько нового узнает о себе…

Глер отвёл на секунду взгляд от её спины и мрачно окинул присутствующих, подмечая, что никто особенно не смотрит на только что вошедших гостей.

Спина Эммы странно волновала Глера уже четверть часа, с того момента, как была замечена.

Никогда прежде не возникало ни единой мысли, что у женщин…(есть спина) бывают… (спины??)… словом, Глер не понимал, что именно его волнует.

Эмма смогла закрасить волосы и провела с ними некую… “беседу”, потому сейчас несколько идеальных чёрных локонов, без намёка на бирюзу, лежали как раз между двух лопаток, обтянутых тонкой молочной кожей. Глер, в силу своей исключительной "романтичности", думал об этом именно так: “Лопатки, обтянутые кожей!”, он невольно представлял какие они, как двигаются когда Эмма идёт, шевелит руками, плечами, когда она дышит. Их кто-то напудрил или они всегда были матовыми?

У платья Эммы был ужасно низкий вырез на спине, по сравнению со всеми предыдущими платьями, кроме, разве что, самого первого. Кружево было молочным, еле отличимым от цвета кожи, и потому невольно представлялось, что ткани нет вовсе.

А ещё позвонки… этот ровный ряд жемчужин-позвонков как раз между чёртовых лопаток. И шея. Она оказалось тонкой, будто у цыпленка. И талия, не толще шеи, так решил Глер.

– У вас не уз…. – он осёкся.

Неприлично интересоваться, не узок ли корсет дамы.

– Что? – Эмма повернула голову, и стал виден её профиль. Его украшал накрученный чёрный локон, а ещё щёки казались особенно румяными, но это могло быть от быстро выпитого вина.

Глер кашлянул и не ответил. Потому Эмма поврнулась к нему всем телом, и он, будто до этого не видевший своей собственной “жены”, отступил.

Ни в темноте кареты, ни в полумраке гостиной, мистер Мальбек не удосужился рассмотреть ту, что сегодня станет с ним танцевать. И пока его внимание было полностью сосредоточено на позвонках и лопатках, ускользнуло всё остальное.

– Вы что? – голос Эммы был напряжённым и немного разочарованным.

– Ничего, вы… прекрасно выглядите, Дженни.

Она хотела было улыбнуться в ответ, но вовремя себя отругала и сдержалась.

– Не стоило. Я ждала комплимента ещё дома.

Чёрная, изогнутая будто по велению кисти художника-идеалиста, бровь взлетела, а губы сложились сердечком.

– Простите… там был полумрак. Теперь… я вижу.

Эмма наконец не смогла сдержаться и разулыбалась. И таким очаровательным показалось её лицо, такой милой улыбка, что Глер не сдержался, сделал к ней шаг и сжал её пальцы. Тёплые, сквозь тонкую перчатку, тонкие. Такие тонкие для его руки, что безумный трепет охватил сердце.

– Идёмте, – с улыбкой позвал он, спустя несколько секунд.

– Идёмте, – кивнула она.

После череды приветствий и очередной порции сплетен, которых Эмма теперь старалась избегать, хозяйка вечера объявила, наконец, ужин, и все проследовали в столовую.

Это было так пышно и вычурно, что Эмма не сдержалась, шепнула Глеру:

– Вы только посмотрите! Она подаёт три блюда в шесть вечера, и всё это на серебре, – но он шутки не понял и только покачал головой.

– Дженни… нам ли судить? Наш дом в Анчеллоте вполовину меньше этого съемного жилья!

И Эмма прыснула, прикрывшись рукой, а Глер спешно сделал шаг вперёд, чтобы закрыть её от присутствующих.

– Вы привлекаете внимание, – шепнул он, поворачивая к Эмме голову, и теперь она наблюдала, в свою очередь, за его профилем.

– А вы меня смешите, – уже без смеха ответила Эмма и покраснела.

Сколько бы Глер ни любовался этим вечером своей “женой”, ни за что бы он не догадался, что уж она-то с него глаз не сводила весь предшествующий балу день.

Пока собирала его наряд.

Пока делала замысловатый хвост из его гладких волос.

Пока повязывала галстук, касаясь костяшками его подбородка.

“У него что, глыба льда вместо сердца?” – то и дело возмущался внутренний голос.

“И не говори… и не говори…” – грустно подтверждала все догадки Эмма.

Перешёптываясь весь ужин, оба с нетерпением ждали, когда объявят небольшой отдых.

Это был не первый бал Глера, но Эмма никогда не присутствовала позже ужина и теперь страшно волновалась.

Обычно не достигшие шестнадцати лет девушки покидали вечер в течении четверти часа, пока взрослые отдыхали и прогуливались по саду. Пропадавшая в колледже Эмма так и не побывала ни разу до той части, когда приходили музыканты, а не просто несколько умеющих играть юных дам, и начинались настоящий танцы. Конечно, почётно в четырнадцать танцевать до ужина с сыном какого-нибудь графа или даже герцога, но не побывать ни разу на вечере…

Теперь Эмма волновалась, будто ей снова шестнадцать лет.

Она не могла усидеть на месте и то и дело норовила выйти из-за стола.

– Вы что? – наконец спросил Глер, и их взгляды пересеклись.

Эмма была крайне возбуждена и взволнованна, а он совершенно спокоен. Теперь, видя состояние “жены”, Глер и сам нахмурился.

– Я… мне, пожалуй, нужно проветриться. Можем мы…

– В сад? – он кивнул и встал, чтобы помочь Эмме.

Они вышли на крыльцо, и оба глубоко вдохнули солёный воздух Лавалле.

Это было чарующе, морские южные ночи всегда казались особенными. Сад переполняли светляки и стрекот мелкой живности. И шум порта, куда прибывали люди, и говор за спиной из открытых окон, и стук копыт.

– Я… можем… отойти, – Эмма подала руку, а Глер её поймал.

Они могли вести себя на людях более открыто, чем стали бы делать наедине, и это странно волновало. Создавалось ощущение, что мир сошёл с ума и перевернул всё вверх дном, поменял людей ролями и не позволяет теперь вернуться на место.

Эмма шла под руку с Глером Мальбеком, оборванцем, бедняком и неблагородным молодым человеком без званий, денег, имени. И ей хотелось найти самую уединённую тропу и просто побыть вдвоём, чтобы перевести дух.

– Вы так взволнованы…

Голос Глера казался слишком мягким.

Эмма с трудом могла вспомнить напарника язвительным, грубым, самонадеянным чурбаном.

– Вы так переменились, – она закусила губу.

– Вот ведь, – его смех заставил Эмму покраснеть.

Она опустила голову, рассматривая носки своих туфель, выглядывающие из-за ткани юбки.

– Возможно, я лучше вас узнал, – задумчиво произнёс Глер.

Они остановились перед небольшой площадкой в глубине сада, где стоял самый обыкновенный фонтан, не наделённый никакими свойствами.

– И что же? – она сама не знала для чего это делает. Зачем заставляет молодого человека говорить о таких вещах, но в статусе “жены” как-то осмелела, а от волнения и вина стала совсем пьяной.

– И теперь думаю, что стоит быть сдержанным и больше верить в вас. Эмма? Что с вами?

– Это мой первый бал, – она обернулась на окна гостиной.

Там играла медленная музыка, предназначенная для того, чтобы гости отдохнули перед танцами и допили своё вино.

– Первый?..

– Я бывала на них только до ужина…

– Ну вот… первый бал, а вы тут со мной, – усмехнулся он, намекая, что недостоин такой чести, а Эмма отчаянно запротестовала, давая понять, какой это вздор, и в итоге схватила Глера за руки.

– Что вы…

– Оборванец, – напомнил он.

– Я… не заставляйте меня краснеть и сыпать признаниями, – смущённо ответила Эмма и стала отстраняться, но теперь Глер не дал.

– Вы краснеете? – он смеялся. Почти язвительно, почти как раньше. – Милая Эмма…

Она ахнула, подняла голову, заглянула Глеру в глаза и растерянно моргнула.

– Неужели после всего, что мы успели пережить, я вас смущаю?

– Нет, нет конечно, – а вот и гордость избалованной девочки. – Не выдумывайте лишнего! Конечно нет! Но для меня честь, что именно вы меня сопровождаете, поскольку вы делом, а не именем предка, доказали своё благородство. Идёмте же танцевать!

И Эмма отстранилась, стараясь быть ледяной и строгой, а сама еле могла унять сердце.

Пережить танцы… и можно домой, где никто не заставит краснеть.

Глава про танцы

Эмма шла первой, не оборачиваясь, а перед крыльцом замерла, нерешительно потопталась на месте и не сделала больше и шагу. На ступени ложился луч света из распахнутого окна. Он был расчерчен на клетки, будто манил поиграть в детскую игру-скакалку. Думала Эмма, конечно, не о том, но вот тут, на границе тьмы и света, больше не могла пошевелиться в ожидании Глера.

Глер же подошёл секунд пятнадцать спустя и остановился совсем рядом. Его дыхание касалось кожи на лопатках, а её волосы чуть не принялись рваться на волю.

“Умоляю… успокой это!” – попросила Эмма. Внутренний голос сначала молчал, а потом скрипуче вздохнул:

“А ты своё серде-ешко успокой, дурочка!”

– Что стоим… леди Эмма?

И всё, ураган в душе уже не остановить.

Леди Эмма?

“ЛЕДИ ЭММА?”

“Да как он смеет после всего, что было… возвращаться… к этому!”

“Ты непоследовательна и ведёшь себя как сумасшедшая!”

“Это ещё что значит? Ну и на чьей ты стороне?”

“Логики!”

“Нет тут логики, вот и не цепляйся попусту”.

– Идём… мистер Мальбек! – зло прошипела Эмма, обернулась, испепелила Глера взглядом и стала подниматься по ступеням, не глядя ни назад, ни по сторонам.

Глер так и застыл, а через секунду в разговор вклинился третий голос:

– Мистер… как вы сказали?.. Мальбек?

Графиня Чарасская стояла на верхней ступеньке и с милейшей улыбкой обмахивалась веером.

– Да… – Эмма замерла на верхней ступеньке. – Д… дело в том…

Она даже толком не успела перепугаться. Из состояния жгучей злости к полнейшему ужасу – путь неблизкий, и всё ещё находясь в запале, Эмма просто заикалась и ждала, что небо разверзнется и убьёт всех к чертям.

– Дженни рассказывала мне последние новости, – пожал плечами Глер. – И мы стали спорить как звали того проходимца, что похитил эту несчастную леди Эмму. Я говорил, что Мальбек, а Дженни, что он Мальбер. В итоге она меня уже четверть часа дразнит “мистером Мальбеком” и обижается, что была неправа.

И Эмма нарочито беззаботно расхохоталась, чем привела графиню в просто неописуемый восторг.

Семейство Гри тоже не прочь поболтать о сплетне номер один… хорошие люди. Определённо.

– А я как раз думала, где же вы… мы решили начать с нувара, отдать дань традициям, так сказать… Цветы, виконт? – и графиня кивнула на несколько корзин со всевозможными цветами.

Алых и чёрных роз практически не осталось, и джентельмены стояли кружком, присматривая хоть что-то сносное для своих дам.

По традиции нувар начинался с того, что кавалер дарил даме цветы. Хозяева любого бала всегда заказывали много роз, на них был самый большой спрос, все их любили! Эмма же всегда считала их дурным вкусом, а запах и вовсе вызывал дурноту. Её взгляд привлекли белые магнолии. Несчастные цветочки стояли в корзине одинокие и никому ненужные.

Глер присоединился к остальным, изучая ассортимент, и Эмма с замиранием сердца ждала, к чему потянется его рука.

Графиня настойчиво звала с собой, занять место в танце. Дамы начинали первыми. А Эмма ждала и загадывала: возьмёт… не возьмёт?

Рука Глера дрогнула над простенькими веточками садовой ромашки с нежными лепестками оливкового цвета. Потом над пышными лилиями. И наконец… магнолия.

Три веточки на длинных стебельках.

В чёрных волосах Глера было две бирюзовых ленты, одна у основания хвоста, вторая ниже на три дюйма. Это была модная причёска, и почти у каждого третьего обладателя таких же красивых длинных волос они были перевязаны именно так.

Глер снял нижнюю ленту, и его хвост стал самым обычным. Он перевязал белоснежные магнолии бирюзовой лентой, оставив длинные шёлковые концы свободно свисать.

– Как мило, – томно произнесла графиня.

– Очень, – кивнула Эмма.

– Ну же, леди Эммоджен, идёмте становиться в фигуру!

Эмма кивнула, на секунду встретилась взглядом с Глером и еле заметно улыбнулась. Не смогла не улыбнуться. Будь её воля, она бы как на духу выдала всё, о чём теперь думала.

Дамы уже стояли кружком в ожидании кавалеров. Заиграла музыка. Поговаривали, что раньше нувар был совершенно иным танцем, но теперь это было сложное, полное множества затейливых фигур действо, где точно нужно знать, что делать.

Джентельмены выстроились широким кругом в вольном порядке и всякий раз, как дамы останавливались, один из них выходил, искал ту, с которой желает продолжить танец, и дарил ей цветы.

Музыка то остановится, то заиграет снова. Раз… два… три… очередь Глера.

Он вышел, и в кругу дам волнительно зашептались.

Отчаянно краснеющая Эмма слышала, как все восхищаются и сравнивают Глера с другими.

“Ах, как хорош…!”

“Магнолии? Как интересно… И не будет этих шипов…”

“Он перевязал лентой, как мило!”

“Он мой… ясно?” – подумала Эмма и поняла, что с каждым шагом Глера к ней до жути боится, что он свернёт к другой. Она следила за каждым его движением, за каждым взглядом, и он чувствовал это напряжение собственной кожей.

Раз! И магнолии уже в её руке.

Два! И Глер сжимает её пальцы в своих.

Три! Он касается талии, кляня плотный корсет.

Четыре! Увлекает за собой, и Эмма даже не следит за ногами, потому что растворилась в этом внимательном взгляде.

“Какие у него зелёные глаза… Они напоминают листву дерева летом… с тёплыми жёлтыми крапинками…”

Эмма всегда об этом мечтала. Забыть себя, танцуя с кем-то, не слышать и не видеть окружающих, наплевать на музыку и такт. Так она и представляла свой первый бал, свой первый настоящий танец. Ради этого столько ждала…

Теперь её рука с магнолиями на его плече, голова склонена набок, грудь вздымается при каждом вдохе, и это единственное, что задаёт ритм. И они кружатся… кружатся…

Как он смог её зачаровать?

Думает ли он о том же?

Почему они тут?

Глер прижался лбом к виску Эммы и… закрыл глаза. Его большой палец рисовал узоры на тыльной стороне её ладони, а мысли витали где-то в воздухе наравне с музыкой. И кружились, кружились, как пары, уже сошедшиеся в танце.

Тепло. Между Эммой и Глером было такое тепло, что оба ощущали дыхание холода за спиной. Эмма чувствовала, что губы Глера почти касаются её щеки. Что пальцы его руки, сжимавшей её талию, теперь касаются обнажённой спины, что тела стали чуть ближе, чем были, и всё превратилось в настоящую катастрофу.

– Мы…

– … совершаем…

– … непоправимое.

Они говорили одни и те же слова, потому что понимали друг друга. Они говорили то, что гложило их изнутри, потому что иначе оно могло попросту свести с ума.

– Я не хочу вас терять.

И оба остановились, будто музыка больше не подгоняла и не просила двигаться. Случился переполох, пары сбились с ритма, послышался недовольный говор.

Глер сказал то, чего говорить не имел права.

А Эмма совершенно неуместно затрепетала от этих слов.

– Офицеры? – удивлённый голос графини вывел супругов Гри из оцепенения, а танцующих из недоумения.

– Кажется, мы пропали, – шепнула Эмма и Глер ощутил дыхание этих слов на своих губах.

Глава о неразумных доводах разума

Гости графини Чарасской толпились у парадных дверей и с интересом разглядывали офицеров королевской стражи. Все были взволнованы и, несомненно, настолько чисты перед законом, что ни на миг не усомнились в том, что пришли не по их душу.

Эмма и Глер оказались скрыты за любопытствующими да так и остались стоять, вцепившись друг в друга, словно в надежде на спасение.

– У нас не больше минуты, – тихо, почти спокойно произнёс Глер, не сводя глаз с Эммы. – Нам нужно незаметно покинуть комнату и выйти, для начала, в сад.

– Есть идеи? – так же тихо вторила Эмма, почти касаясь губами воротника Глера.

– Увы, я не маг воздуха, чтобы скрыть нас, и не обладаю звериной силой, чтобы стать мухой.

– О, я бы сейчас с радостью стала мухой… – в отчаянии шепнула Эмма и кинула быстрый взгляд на спины гостей.

Офицеры зачитывали с чем пожаловали.

– … Глер Мальбек… по слухам…

– Ради святой силы, хоть что-то, – взмолилась Эмма. – Я верю, что вы…

А Глер просто кивнул, не дав ей завершить молитву. Крепко сжал дрожащие пальцы Эммы и даже кривовато улыбнулся.

– Неужели никогда и ничего не будет получаться легко?

– О, и не говорите…

За их спинами никого не было, только опешившая прислуга. И всё-таки уходить теперь подозрительно, потому Глер замер, обдумывая, как поступить.

– В обморок, живо, – велел он, почти не размыкая губ, и Эмма, как дрессированная собачка, тут же стала заваливаться на спину.

– Дорогая?! – воскликнул Глер, подхватывая её на руки. – Прошу прощения, господа, мы будем в саду! Моей супруге стало плохо от волнения.

– О, конечно! – не оборачиваясь, отмахнулась хозяйка вечера.

Офицеры пристально вгляделись в пару, что стояла за спинами гостей, но из-за высоких причёсок дам с трудом можно было угадать только молодых людей в приличной одежде.

Глер не стал дожидаться, когда за ними увяжутся.

Подхватил Эмму и вышел на задний двор в сад.

Стоило оказаться в тёмном уголке под кустом изумрудной сирени, как Эмма завозилась и вскочила на ноги, стараясь не придаваться сентиментальному порыву понежиться в руках Глера ещё немного.

– Что дальше? – с энтузиазмом спросила она, будто очередной побег разогрел кровь.

– Эмма… Они ищут меня, – и Глер замолчал.

Он сделал шаг назад, а Эмма в каком-то неестественном порыве, будто повинуясь чьей-то воле, шагнула вперёд.

– Что вы хотите сказать?

– Что сейчас… вы можете вернуться туда, – он медленно поднял руку и указал на крыльцо.

Музыка в зале стихла, и теперь слышались только голоса сплетников и твёрдая речь офицера.

Эмма уставилась на пальцы Глера, будто он указал на что-то неприличное, и презрительно скривилась.

– Вы можете вернуться… и сказать… что не ведали, что творили. Что были под воздействием неких сил. Что просто не понимаете, как это произошло. Вы можете снять эти накладные волосы и явиться в своём прежнем виде, думаю, вас даже не узнают, а родители… они замнут дело, я уверен…

– А вы… – она спрашивала не потому, что хотела убедиться, что он в порядке. Она хотела понять не шутит ли он.

Эмма и Глер… в голове укладывалось только так, только два этих имени вместе, в любом порядке.

“О чём он, чёрт возьми?.. Мы хотим с ним в Пино!” – но отвечать Эмма не стала. Ей было отчего-то очень больно, будто внутри всё полосовали острым кинжалом.

– А я поеду в Пино. Я доберусь туда окольными путями, через заповедник. Найду чёртов артефакт и сдам его королю. И меня простят, вышлют из страны или сменят мне имя. Стану кем-то совсем другим… – Глер невольно улыбнулся. – И может однажды… вы придёте в мой дом гостьей. На равных.

Он чуть склонил голову, заглядывая ей в глаза.

– Только я буду чьей-то женой, – холодно ответила Эмма и сглотнула непрошеный ком в горле.

И стало ужасно страшно.

Чужой женой. Будто сейчас она была для кого-то “своей”, будто был мужчина, которого можно назвать “своим”.

Мерзко-то как… хотеть того, чего нельзя, да ещё и стыдиться саму себя, будто в чём-то перед кем-то виновата.

Условности, какие всё это условности! Впервые стало ясно, как отвратительно это общество и этот мир. Как низки его ценности. И она, Эмма Гриджо, графская дочка, аристократка, лицо этого общества – не видела всего раньше… Не видела людей в тех, кто не носил титула, не видела иной жизни кроме той, что вели её родители.

Тоска теперь разъедала глаза ядовитым зельем, и катились слёзы по щекам, как никогда ярко-бирюзовые.

Берег, что начинался за садовым забором, вдруг наполнился шумом волн, которые с невероятной силой накатывали и сбивали с песка оставленные вечером вещи. И собирались тучи над Лавалле, невиданное чудо. Погоду над курортом контролировали очень и очень тщательно, лучшие природные маги, вызванные из дружественных королевств.

– Эмма, я… Вы верите в то, что говорите? – Глер сделал к ней шаг и, наплевав на доводы рассудка, коснулся её талии.

– О чём вы?.. – она обиженно отвернулась. Он смеет спрашивать то, о чём никогда бы не спросил даже близкий человек.

– Нет, сейчас важно знать наверняка.

– Я не…

– Эмма! – твёрдо, уверенно оборвал он.

– Ну что?

– Вы мне… – остановился. – Я вас… – остановился. – Чёрт побери, вы должны понимать, что это всё не шутки. И нет, я не буду рад видеть вас чьей-то женой.

Внутри Эммы с лукавой улыбкой вышла из-за портьеры маленькая хитрая ведьма. Ну же… говори ещё!

– Но я должен знать. Понимать, что вы осознаёте… это не шутки. Нас ищут. Всё становится только сложнее и хуже. Опаснее. Я – покойник. Вдвоём бежать трудно. Я уже давно перестал думать о деле, об артефакте… ради святых, я вообще ни о чём не думаю уже неделю, – Глер повысил голос, а Эмма не сдержала смешок.

В ней бурлил восторг, подобно изумрудному зелью эйфории, что она готовила в колледже. Пузырьки лопались, обжигали. Щёлк-щёлк-щёлк.

– Я вас, значит, отвлекаю, – не справилась с собой Эмма, желая подначить на большие откровения и без того несчастного Глера.

– Вы самое глупое создание, что я встречал, – не стал оправдываться Глер. – Спасите себя. Ради… меня.

И Эмма задрожала.

Она сама не заметила, как с её губ сорвался стон поражения, точно последний крик поверженной охотником птицы. И руки сами потянулись обнять Глера за шею, а он не стал сопротивляться, потому что давно уже думал о том, как попрощается с ней и что при этом сделать напоследок. И горько было, но что поделать теперь, когда совсем рядом дышат в спину те, кто станет решать судьбу беглецов.

Эмма спряталась, уткнулась носом в его шею и почувствовала на щеке поцелуй. Настоящий, тёплый, трепетный.

Завертелась, чтобы вырваться, Глер испуганно разжал руки, решив, что перешёл границу, а Эмма встала на цыпочки и сама его поцеловала. По-настоящему, в губы.

Бывают эти моменты, что слаще мёда и нежнее пёрышка. Ты их хранишь и записываешь в самом сердце. Это и был именно такой момент. Чистый, радостный, как июльское утро. Прекрасный. Они будто впервые учились дышать. Осторожно, медленно касались губ друг друга и, как безумцы, дрожали. И Глер не решался опустить руки на её плечи, так и замер в миллиметрах от кожи Эммы. Оторвался от неё, поцеловал снова и снова, коротко, рвано, так чтобы успеть перевести дух.

Раз, второй, третий, и наконец погладил её шею, щёки, прижался к её лбу своим и шепнул:

– Спасибо, мне есть ради чего вернуться и найти проклятый артефакт.

– Не смейте думать, что я вас оставлю.

Теперь уже Глер простонал что-то похожее на проклятие и притянул к себе Эмму. Отчаянно и зло. Он будто пытался убедить её, что это их прощание, а она его, что это ещё не конец. И пусть такой поцелуй не был приличным и даже подарить его украдкой кавалеру было бы преступно, но Эмма и не думала о том, что совершает ошибку. Это был её супруг. Фотилер Гри, Глер Мальбек. И Эммоджен Гри, Эмма Гриджо в этом не сомневалась.

– Бежим, – шепнула она.

Глава про то, что не входит в планы

Страшно боясь бедности и нужды, после того, как лишилась отчего дома, Эмма всегда носила при себе немного денег за корсажем.

Теперь, нанимая на почтовой станции пару лошадей без экипажа и покупая у почтмейстерши шерстяной плащ необъятных размеров, Эмма этому была крайне рада.

У четы Гри, бросившейся в бега, не было ни копейки, и стало совершенно очевидно, что их обман раскрыт. Две лошади скакали во весь опор так быстро, как могли, и двое всадников на них торопились остаться незамеченными. Эмма закрывала волосы и лицо широким капюшоном, радуясь, что раздобыла эту чудную вещицу. Глер же натянул повыше воротник и пониже фуражку, что его ушлая супруга стащила у почтмейстера.

Они не сомневались, что и этот побег не увенчается успехом, но делать было нечего. И Эмма как никогда ликовала. Если раньше её охватывал восторг от страха быть пойманной, то теперь от того, что на губах ещё горел невероятный поцелуй и скачущая впереди лошадь принадлежала Глеру Мальбеку.

Несносному оборванцу, грубияну, не способному отличить синий от бирюзового, неблагородному мужлану, детективу средней руки, который не уважает титулы и звания.

И всё это относилось к человеку, при мысли о котором щёки Эммы пунцовели, а сердце радостно сжималось, будто от нетерпения вновь пуститься вскачь.

Они держали путь в Нардин, город, граничащий с Лавалле. Там, в серых промышленных улочках, затеряться было проще, особенно приодевшись поскромнее. Два путника. Верхом. И снова всё начинать с начала. Снова прятаться, выдумывать легенды.

Но будто и не было другой жизни, в которой всё уютно и спокойно.

Глер сделал знак рукой и велел остановиться, Эмма спешилась оглядываясь по сторонам.

Дорога лежала через лес, тёмный и тихий. Он носил название Нардинский и будто отделял серый Нардин от солнечного богатого Лавалле. Деревья стояли как стражи, высокие, строгие. И мурашки пробирали, лезли под одежду – мрачно.

– Что такое? – Эмма вцепилась в сюртук Глера, будто боялась на секунду оказаться без опоры.

– Ничего, ничего, – он коснулся её висков и скул кончиками пальцев, убеждаясь, что ему это безумие не чудится.

Мысль, что Эмма не скачет следом казалась неуютной и пугающей, будто одиночество охватывало.

– У нас нет денег, – начал он.

– Нет, – улыбнулась она.

– Нет одежды.

– Нет.

– Снова нет артефактов!

– Ни единого!

– Нет имён.

– О… мне нравилось быть вашей вынужденной супругой.

– Нам нужно пересечь всю Нарву и затеряться как-то в Бовале.

– Так и есть…

– А после сунуться или в Чарас, или в герцогство Мюррея.

– О да, это одинаково опасно!

– И я не знаю, что опаснее, но через Мурведр мы быстрее доберёмся до Пино. А через заповедник потеряем пару недель, но будем в безопасности.

– Решайте вы, я доверяю.

– Вы отчаянная…

– И, очевидно, глупая.

– Очевидно, – усмехнулся Глер, борясь с желанием ещё немного задержаться, прежде чем бежать дальше, чтобы просто убедиться, что Эмма его не оставила.

– Ещё… долго по лесу?..

– Нет, нет… на самой его окраине трактир, где всем будет безразлично, кто мы. И это уже совсем недалеко три мили, не больше. И пешком бы дошли. Там куча сброда и вам нечего делать, но… вам бы брюки, да маскировку. В остальном идеальное для нас место.

– Брюки, – Эмма постучала себя по подбородку. – Мой плащ, как я думаю, не женский?

Глер осмотрел Эмму. Плащ был самым обычным, чёрным. На талии не собирался и ничем украшен не был. Зато юбка была невероятно пышной и вот тут – полный провал.

– Ваша юбка.

– Я могла бы оборвать её, – с сожалением вздохнула Эмма. – Это же… для безопасности.

Она неуверенно поёжилась и кивнула Глеру на плотную стену деревьев у дороги.

– Помогите, пожалуйста, у вас есть нож?

Он кивнул и молча пошёл следом, привязав лошадей к ближайшему дереву. На случай, если кто-то сунется в лес посреди ночи, отошли подальше, скрытые в темноте, и Эмма распахнула плащ. Она дрожала от холода и чувства неловкости, смешанного с волнением. Глер же опустился на колени и неуверенно посмотрел на неё.

– Вы… уверены?

– Режьте. Мне будет хуже, если защищая мою честь вы подерётесь и напоретесь на чей-то нож, а меня сдадут в бордель.

“Как мрачно!”

“О, милый, мы в такое ввязались, что расклад сказочный!”

“Не хочу в бордель, таких, как мы, там не любят…”

“Таких, как ты, никто не любит!”

Эмма подняла верхнюю юбку из тонкого шёлка, а Глер вооружился кинжалом и стал отпарывать волан за воланом, приближаясь к ногам, затянутым в чулки. Эмма боялась, что он срежет лишнего, и всё молилась, припоминая, во что одевалась перед выходом. Сомнительное удовольствие оголяться в тёмном холодном лесу даже перед тем, кому доверяешь.

Глер остановился и взялся за край самой нижней юбки.

– Придётся укоротить, чтобы не выглядывала из-под плаща.

– Действуйте!

Он оторвал пышные воланы, запылившиеся от дороги, и стали видны тонкие щиколотки да атласные туфельки.

То же самое пришлось сотворить и с шёлковой юбкой, превратив наряд в девчоночье платье. В таком коротком наряде Эмма ходила на свой первый бал, только руки были закрыты, спина не соблазняла обнажённой кожей, и ткань была попроще.

Эмма всё ждала, когда Глер встанет, но он так и сидел у её ног.

– Что же мы делаем… – шепнул он, склонился уткнувшись лбом в её колени.

Эмма не ответила. В её глазах закипали слёзы волнения, она хотела бы что-то сделать, но доверяла себя воле Глера, понимая, что беспомощна перед ним. Он имеет право решить её судьбу. Теперь – имеет.

– Я втянул вас… нет! Вы! Позволили мне втянуть вас, – он рассмеялся. – А я и рад, видимо… проверить на прочность, ждать, когда богачка сбежит. А потом пропасть ко всем чертям с ней и стоять теперь на коленях посреди Нардинского леса. Я в вас пропал. А вы…

– А я вам доверяю, – шепнула она, зажмурившись.

Глер оправил её плащ. Встал, оглядывая фигуру с головы до пят.

– Сойдёт. Едем.

И тут же послышался шум, топот, ржание.

– Тише! Будьте тут, – Глер натянул капюшон поглубже на лицо Эмме и усадил под деревом.

– Глер, я…

– Не смейте! Даже! Нос! Высунуть. Ясно? – он шептал так тихо, что не услышал бы никто, не привыкни к этому голосу. Но Эмме казалось, она сможет читать Глера по губам. Она кивнула и зажмурилась.

– Надеюсь, это разбойники… а не офицеры, – и Глер пошёл к дороге.

Разбойники с большой дороги

Пока Эмма дрожала от страха и холода, сидя под деревом и кутаясь в шерстяной плащ, Глер пробирался к дороге, раздвигая ветви деревьев и стараясь как можно больше шуметь.

Больше всего он боялся офицеров, и даже пара разбойников, что ждала у привязанных к дереву лошадей, не показались чем-то страшным. Подумаешь… разбойники! Глер с облегчением выдохнул и улыбнулся, а два коренастых мужичка в грязной одежде из грубой ткани осклабились в ответ. Вид эти двое имели премерзкий, курили дурно пахнущие жжёной хвоей сигары, и расточали вокруг себя крепкий запах спиртного.

– Привет парниша! – усмехнулся один из них, сделав шаг вперёд. – Чегой то ты делал? Ась? Кого в лесу прячем?

– Никого, по нужде ходил, – не задумываясь ответил Глер.

– А лошадка втАрАя ко-ому, а? – разбойник противно тянул гласные, будто старался петь.

– На продажу везу в Нардин.

– На прда-ажу, – протянул разбойник. Помимо сигары, зажатой меж пальцев, он гонял по рту от щеки к щеке “нечто”, судя по всему, смоляную жвачку. Жвачки были в моде у работяг и бандитов, потому что спасали их гнилые зубы от хвойного дыма курева.

Такие типы были частыми героями баек в трактирах, где порой обедал Глер. Они не представляли особой опасности, были трусливы и просто искали, чем поживиться. Никаких крупных краж, никаких убийств. Это был своего рода кодекс, и Глер знал, что в лучшем случае лишится одной лошади, а значит и части залога, что была оставлена почтмейстеру, но уж лучше так, чем вступить в схватку и пострадать, да ещё вмешать в это Эмму.

При мысли, как должно быть напугана бедняжка, Глер нервно дёрнул подбородком, но оборачиваться не стал.

– Ну что… прда-ай нам, а? – усмехнулся парламентёр. Его товарищ просто улыбался, даже не меняя позы, и позвякивал длинной цепочкой, которую крутил в руках.

Цепочка противно щёлкала, и это нервировало почище улыбок этих двоих.

– Вам? Да запросто. Мне же лучше, меньше забот, – улыбнулся Глер. – Сколько даёте?

С лошадью можно было прощаться сразу, нечего юлить. Теперь главное не потерять вторую, им ещё до Нардина доехать и как-то двигаться дальше.

– Па-арень, обжаешь! – фыркнул дорожный работяга. – Это ты что нам прдложишь.

Глер еле разобрал последнее слово. У разбойника, видимо, скопилась во рту слюна, и он толком не выговорил последнее слово, а потом смачно сплюнул на обочину и вытер рот рукой.

Деньги… а деньги были только под корсажем Эммы. Значит, за вторую лошадку нужно было заплатить, к Эмме идти не вариант, а у Глера в кармане шиш, как заглянешь так скорбишь.

– Даже не знаю, что предложить… у меня ни копейки, можете сами проверить.

Только бы не вторую лошадь…

– Ну эт… – второй тип подал голос. – Мы ж эт… ну тольк полвину… ну эт…

Глер ничего не понял, но второй разбойник, видимо, в этих шифрах разбирался, и медленно кивнул.

– Что верно, то верно… – а потом оценивающе посмотрел на Глера. – Снимай сртучёк па-арень!

И разбойник снова сплюнул так, что на пыльной дороге остался глубокий кратер.

Глер медленно расстегнул пуговицы, каждая из которых стоила как золотая монета, и протянул добычу разбойникам. Те вцепились в сюртук, как голодные псы в мясо, и стали отрывать нашивки и пуговицы, тут же пряча их по карманам.

Ледяной ночной воздух мгновенно проник под тонкую рубашку, и Глер поёжился. Разбойники же обернулись и снова уставились на свою жертву.

– Ну чё… прводим тебя… да?

О. нет….

Глер ушам не поверил.

О схеме “мы тебя проводим” он знал.

Бросать жертву на дороге без коня – дурной тон, зато вполне можно его проводить до ближайшего трактира и метров за пять до него бросить ни с чем. Убежать, конечно, можно, но лучше это делать уже в седле, а значит Эмме сидеть в лесу одной, пока Глер подальше уведёт бандитов и вернётся за ней.

Схема “на дурочка”, вдруг ты так наивен, что с чистой душой поверишь в “проводы”.

Глер же медленно кивнул. Отказаться – вызвать подозрение. А парни явно не верят, что вторую лошадь вели на продажу.

– Ваша лошадь, господа, – начал Глер, стараясь расслабиться, чтобы голос не дрожал. – Ведёт мою. Вы первые.

– Чёй то за лошадка у тбя? – присвистнул разбойник.

– Потому и продаю, что сама по себе не ходит.

– А чегось запряжена тогда?

– Так с седлом продаю, хоть за него немного выручу. Измучила она меня, эта кобыла.

Разбойники переступили с ноги на ногу. Сами они были на своих двоих, потому ехать им на одной лошади. Переглянулись.

И полезли на коня Глера, устраиваясь там вдвоём и пыхтя от неудобства.

Глер же сел на лошадку Эммы. Взял в руки поводья и, пока не видят “провожатые”, обернулся на лес.

Она была там.

Эмма, в плаще и капюшоне, как призрак леса стояла у дерева в самой дали, держась за ствол, и смотрела на Глера горящими глазами. Не то от страха, не то от волнения.

Нет… я не уйду, ты же знаешь?

Мысленно Глер умолял Эмму не верить своим глазам, а потом пришпорил коня, обдумывая, что же делать дальше.

Глава про (сколько ж можно) побег

Глер мучительно припоминал хоть что-то из своих первых курсов колледжа.

Хоть что-то.

Магия… Земля…

Без артефактов и концентрационных колец. Просто… сила. Он же маг, в конце-то концов!

Разбойники шли медленно, им было неудобно сидеть вдвоём, потому о галопе речи не шло. Но далеко уходить никак нельзя.

Шаг-шаг-шаг…

Хоть что-то!

Глер мысленно считал, на сколько он отдалился от Эммы, насколько далеко она осталась за его спиной, и ненавидел себя за каждый дюйм. Он буквально пропускал через себя ужас этой девочки, оставшейся в лесу в одиночестве, и такой гнев его охватил! Просто настоящая ярость!

Бессильный! Ни на что не годный маг земли, как и все в этом проклятущем отсталом королевстве! Какого чёрта он не может…

И… взрыв!

Под копытами коня, на котором ехали разбойники взорвалась земля.

Громкое ржание растревожило тихий тёмный лес, конь встал на дыбы, а Глер молился, чтобы разбойники с него не упали, потому что тогда плохи дела.

Кобыла Глера сделала шаг назад, спасаясь от комьев земли.

Ещё взрыв. Конь разбойников снова заржал и в ужасе припустил, да так, что из-под копыт полетели куски утрамбованной до того дороги.

Разбойники выли от ужаса, но голоса их удалялись, и оставалось гадать, как скоро они угомонят животное, а Глер развернулся и помчал к Эмме. Лошадка ещё не успела остановиться, а он спрыгнул с неё и бросился в лес, только далеко идти не пришлось. Эмма стояла на самом краю и дрожала, перепуганная настолько, что даже рыдать не могла.

– Вы! Вы! – завопила она, бросаясь с кулаками. – Я так испугалась! Я ничего не поняла! Вы! Ненавижу вас, Глер Мальбек, я думала, что они ведут вас, чтобы прирезать! Я думала, вы меня бросили! Где чёрт побери ваш сюртук!

Меж ругательств Глер явно слышал и слёзы, и ликование, и отчаяную радость.

Она волновалась и о нём, и о себе, и будто даже в равной степени, а теперь колотила Глера изо всех сил, будто это что-то могло исправить.

– Тш-ш, скорее, нам нужно бежать и, увы, в другую сторону. Дорога через Нардинский лес теперь закрыта…

Глер поймал руки Эммы, чтобы потащить за собой и замер ровно на секунду, а потом крепко обнял уже не сопротивляющуюся, но всё ещё дрожащую “жену”.

Она была такой растрёпаной от долгой езды верхом, такой тоненькой без этих своих подъюбников, такой естественной в своём страхе, что сердце пропустило удар.

Объятие, короткое, но такое пылкое. Он будто решил переломать Эмме кости и заодно вытрясти душу, чтобы унести с собой куда бы ни пошёл.

– Скорее.

– Вы застынете! – пропищала Эмма, хватаясь за тонкую рубашку Глера, а он только отмахнулся.

Лошадка ждала на месте, никаких разбойников в округе. Глер подсадил Эмму и сам устроился за её спиной, но тронуться с места она не дала. Быстро расшнуровала плащ, радуясь, что он необъятно огроме, и, развернувшись, накинула на плечи Глера.

– Нам же очень быстро нужно бежать… – решительно заявила она.

И только Глер решил отказаться, как за их спинами послышался топот.

– Будем надеяться, что ваша лошадка быстрее моего коня, – шепнул Глер, натянул плащ так, чтобы прикрыть Эмму, и крепко прижал её к себе.

А потом что есть силы хлестанул лошадку.

Разбойники следовали за ними, видимо, рассчитывая наплевать на собственный кодекс. А Глеру и Эмме нечего делать в Лавалле. Их побег куда серьёзнее встречи с двумя озлобленными дикарями.

Впереди замаячил перекрёсток, и Эмма испуганно зажмурилась, оставляя выбор за Глером, который уже всё решил.

Прямо – Лавалле и делать там нечего, на границе наверняка ждут не самые приятные люди.

Налево – Небиолло, а там они знамениты не меньше, чем в Лавалле.

Направо… Нортонский лес. Огромный и тёмный. Это не просто дюжина миль густых зарослей, это настоящая пропасть, особенно страшная в ночи.

Глер не думал и не останавливался на перекрёстке. В Нортон. И надеяться, что кто-то поставил постоялый двор прямо посреди леса.

Чем дальше выбивающаяся из сил лошадка уходила в чащу, тем тише становился стук копыт. Разбойник явно не были так смелы, как беглецы Гри, а ещё, видимо, не имели столько проблем. Потому Глер сбавил шаг и нашёл время проверить, не околела ли Эмма и не распахнулся ли плащ.

Эмма же и не думала о такой мелочи, как холод. Она пригрелась, прижимаясь к горячей груди Глера, крепко держала полы плаща и старалась думать только о том, как ей теперь хорошо и спокойно, а вовсе не страшно.

– Эмма? – позвал Глер, чуть склоняясь к её волосам.

– Прошу вас, только не останавливайтесь. Я не переживу новой остановки… Сколько нам ехать теперь?

– Почти… шестьдесят миль, я полагаю…

– М… я не уверена… что понимаю, сколько это по времени.

Лошадь пошла шагом, изредка переходя на аллюр, и Эмма стала устраиваться удобнее. Теперь, когда прошёл первый страх, она пыталась привыкнуть к тому, что чувствует тело Глера так близко и так хорошо различает его напрягающиеся мышцы. Его дыхание щекотало её макушку, а сердцебиение буквально отзывалось ответными ударами.

– Мы не можем загонять наш единственный транспорт. Полагаю, что в медленном темпе мы сможем добраться часов за… десять. Может немного меньше, но у ближайшего ручья придётся остановиться. Лошади нужна вода и минимальный отдых.

– Десять!? – ахнула Эмма. – Но это… Мы же идём в сторону границы с Нортонским лесом, верно?

– Верно.

– Но… там же… всякое водится. И… десять! Мы прибудем к утру, да? – Эмма неверяще покачала головой.

– Ну… я предлагал вам остаться в Лавалле, – усмехнулся Глер. – Теперь никаких жалоб.

– О! Какие жалобы? – фыркнула Эмма. – Ваше общество меня нисколько не смущает.

“Ещё немного, и ты пойдёшь пешком вслед за лошадью!”

– Ещё немного и вы пойдёте пешком, – ответил Глер.

– Сговорились…

– Что?

– Что? – она постаралась выпрямиться, чтобы не выдавать себя и притвориться недотрогой, но кого тут обманывать?

Глер сам притянул “недотрогу” ближе, прижав к себе крепче, а потом поцеловал её в макушку, чтобы совсем никуда не делась.

– Не ершитесь. Десять часов могут быть интереснее, чем вы думаете. На том свете отоспимся.

Глава про долгую ночь

Между Эммой и Глером – поразительная тишина. Оба смущены, напряжены и боятся шевелится. Почему? Да стоило только уйти первичному страху за жизнь, как пришёл страх новый… за чистоту мыслей, что теперь нещадно терзали.

Чем медленнее тащилась уставшая лошадка, тем сложнее становилось находиться так близко, под общим плащом. Эмма уже устала отодвигаться, тело её затекло, а горячее плечо Глера так и манило откинуться и просто уснуть. Глер же старался держаться подальше, но увы, с каждым шагом лошадки они оказывались ближе и ближе.

– Это невыносимо, – в какой-то момент всхлипнула Эмма.

– Давайте будем сохранять спокойствие. Мы в вынужденном…

– О, не будьте истуканом с этим вашим “спокойствием”, терпеть не могу! – капризный голос казался каким-то неестественным, будто его, Глера Эмма, так не говорит.

Хотя… так ли давно она стучала ножкой об пол и возмущалась посреди его номера в Небиолло?

– Ну давайте все тут будем “неспокойны”, – раздражённо фыркнул Глер.

Они оба мгновенно завелись и будто в миг стали недругами.

– От того, что мы тут делаем вид, что всё хорошо…

Эмма выдохнула. Она совершенно точно понимала, что просто-напросто оба на взводе, спрятала лицо в ладонях и медленно выдохнула.

– Я устала, – шепнула Эмма, и Глер кивнул, уперев подбородок в её макушку и зажмурившись.

Он тоже всё понимал, ясно было, что предстоящие часы наедине пугают едва ли не больше, чем всё, что происходило с ними раньше. А ещё всё темнее и запутаннее неизвестность. Голод мучает снова и преследование, и темнота леса.

Казалось, что там, посреди океана, Эмма была в своей тарелке, хоть и разрыдалась в секунду отчаяния. Тут же уверенность её таяла, и снова перед Глером была та девочка, встреченная впервые.

– Скоро граница с Нортонским лесом, – тихо произнёс Глер, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и не раздражённо.

– И что там? Ещё страшнее и ещё темнее?

– Давайте-ка остановимся. Вы напоите нашу лошадь, и мы быстро домчим до границы. Может, нам повезёт и там найдётся старый пост, я знаю, что раньше такие были. А не повезёт, так заночуем как придётся. Хорошо? Не стоит проводить в седле всю ночь.

Эмма кивнула, они спешились, и Глер стянул плащ. Теперь, когда можно было разойтись друг от друга на несколько футов, оба ощутили могильный холод, пронизывающий ветер и липкий страх.

Лес казался совсем не волшебным и не прекрасным. От земли веяло сыростью, стелился низко туман, и совсем не прельщала влажная трава в качестве ложа для сна.

Эмма смотрела по сторонам, чувствуя себя потерянной и одинокой, будто Глера не было рядом. Пусть он стал неожиданно раздражать, пусть его слова стали казаться неправильными, а поддержка недостаточной – Эмма не хотела разлучаться с ним ни на секунду.

Она наполнила водой глубокую борозду, у которой лошадка так удачно остановилась, и потом повторила это ещё дважды. Глер всё это время сидел в стороне на поваленном стволе дерева и что-то крутил в руках.

– Глер?

– Да?

– Мы… можем ехать? Что вы делаете?

– Да вот. Пытаюсь понять, как я без артефакта смог подорвать землю.

– Разве в детстве мы такого не делали?

Эмма вытянула руку и стала думать о том, как бы земля потрескалась, пришла в движение под её пальцами, но увы. Даже дорожная пыль, покрывшая траву у обочины, осталась недвижима.

– Делали, в том то и дело… И я был достаточно смышлёным в этом вопросе. Все считали, что Глер Мальбек, сын солдата, будет великим магом, – он рассмеялся.

– А про меня говорили только, что я похожа на мать… хотя во мне от матери совсем ничего! Я – копия бабушки. Теперь мне кажется, что они имели ввиду то, что мама была скверной волшебницей и едва окончила школу. За всю жизнь она ни разу не коснулась земли.

– Может, в этом дело? В детстве мы все играем на земле… Связаны с ней.

– Не знаю, как вы…

– Ой, бросьте, – Глер подобрал ком земли и растёр между пальцами. – Только не говорите, что не играли во дворе и не делали земляных големов? Не проращивали семечки? Не устраивали битвы?

Эмма задумалась, привязала лошадку к сухому дереву, стоящему у дороги, и подошла к Глеру.

Она тоже подобрала ком земли и растёрла в руке.

– Мои сёстры были талантливее меня. Да, сейчас всюду трубят, какая я уникальная, но это из-за синих волос и водной магии. На деле я всегда считалась чудной и слабой. Странной. Но я никогда не могла оживить голема и тратила кучу времени, чтобы его смастерить. Семечки проращивала кое-как и часто бросала дело, не закончив. Я пошла учиться праву, а не чему-то полезному.

– Право – это полезно.

– О… прошу вас. И к чему оно мне?

Эмма стала лепить из грязи, в которую превратила землю, человечка.

Глер же стал подавать новый материал. Веточки, листики.

Так играли дети на улицах, делали этих человечков и устраивали бои не на жизнь, а насмерть. Приходили потом грязные, все в пыли, а матушки их ругали.

До чего странно было теперь наблюдать, как юная леди восемнадцати лет лепит с молодым мужчиной голема. Они даже замолчали, увлечённые процессом.

Спустя некоторое время оба переглянулись в волнении. Оживёт? Или нет?

Обязан ожить.

Глер и Эмма невольно взялись за руки и стали вместе вливать в человечка силу. Маленькая земляная куколка лежала на траве, с недвижимыми ручками-веточками и волосами из лесных маргариток, а два взрослых волшебника пытались куколку оживить. Их ладони, сомкнутые и напряжёные, нагрелись от усилия. Бирюзовая магия Эммы обрела зеленоватый свет, как бывало всякий раз, стоило взять в руки земляной артефакт. Сила Глера всегда была изумрудной, но редко когда он мог призвать её без посторонней помощи усиляющих приборов или амулетов.

Эти двое вливали всё, что могли, в человечка и как дети смеялись, когда голем и вправду начал шевелиться.

– Силы святые, Глер… он оживает.

– А как же. Мы же волшебники.

– Да уж… тоже мне… волшебники.

Эмма закусила губу и стерла со щеки грязь. Этот человечек казался невиданным чудом, будто никогда в жизни никто не создавал ничего настолько удивительного и сложного.

– Я заберу его с собой, ладно?

Эмма нашарила карман на плаще и спрятала человечка туда. Он недовольно завозился, не желая пропускать самое интересное, но выбраться не смог. Ручки-веточки цеплялись за ткань, мордочка, неловко вылепленная Эммой, кривилась.

– Едем?

Они встали лицом к лицу, и Глер опустил ладони на плечи Эммы, привлекая её внимание.

– Вы расстроены больше обычного. Я могу что-то сделать? – спросил он, понимая, что вряд ли услышит честный ответ.

– У меня просто дурные предчувствия. Я боюсь тёмных лесов, я не уверена, что я или вы справимся с новыми разбойниками и… давайте поедем и будем надеяться, что впереди нас ждёт хоть какая-то еда.

Глер кивнул, помог Эмме забраться на лошадку, и они снова пустились в путь, разгоняя лесной туман.

Глава про пост на границе Нортонского леса

До границы с Нортонским лесом оставалось не так много галопом, потому уже спустя четверть часа лошадь остановилась перед крошечным, практически ушедшим под землю домиком, а Эмма с облегчением выдохнула.

Оба не верили, что увидят что-то, кроме толстых стволов вековых деревьев в ближайшие часы, потому, когда впереди замаячил огонёк, показалось, что это не более чем игра воображения.

– Глер… это и правда домик… мы не будем ночевать на земле!

– Мы ещё не знаем, кто там внутри, – напряженно произнёс Глер и заставил лошадку сбавить шаг.

Домик виднелся из-за зарослей и выглядел заброшенным, но свет в окнах горел, а вокруг летали зачарованные светляки. В городах давно такого не было, никто уже не украшал дома этими волшебными огоньками, не тратился попусту на уют, предпочитая обходиться простыми и “изящными” деталями интерьера.

Посреди дороги мерцала защита, воздух вибрировал, чуть подрагивал.

Дверь приземистого домика распахнулась, и мужичок лет пятидесяти, сухонький и бородатый, выглянул на улицу, ёжась от холода.

– Вам чегось?

– Ночлег бы, заблудились и нарвались на разбойников, – ответил Глер настороженно.

– А эт вам что, постоялый двор? – гаркнул мужичок.

– Прошу вас, мы так устали, – подала голос Эмма и тоже спрыгнула с лошадки. – Мы с супругом направлялись в Нардин, но разбойники забрали нашу вторую лошадь…

Мужичок смерил пристальным взглядом и Эмму, и Глера, а потом вышел из домика затворив за собой дверь.

– Так вы едите не в Наддин, – с подозрением протянул он. – Там – Нортон!

– Мы знаем, но путь до Нардина для нас закрыт. Разбойники… мы от них бежали.

Глер совсем продрог в одной только рубашке, плащ он как вернул Эмме, так и не забирал от греха подальше.

Мужичок не сдавался, но в его взгляде зажёгся интерес.

– Что у вас есть?

Эмма и Глер переглянулись.

– М-мы… – начала Эмма. – М-мы… разбойники у н-нас…

– Ох, горе с вами, – гаркнул мужичок. – Спать будете на чердаке, и из еды дам только чаю и хлеба! Жена! Нагрей воды для этих несчастных!

Пост уже давно не работал. Нардин и Нортон были территорией одного государства уже много лет, только, кажется, никто не сказал об этом постовому. Старичок морщился, вздыхал, но пропускал путников, нагоняя на себя важности и всё считал, что нардинцы-проходимцы, а нортонцы-молодцы.

Чердак оказался скверным, но тёплым. Пол устлан толстым слоем соломы, а по центру дымовая труба, нагретая из-за затопленного в домике камина.

Потолки были низкими, так что Глер пригибался, а крыша хлипкой, так что были слышны завывания ветра.

Жена постового накрыла в столовой обед, позволила спуститься и отдохнуть у огня. Дала и хлеб, подогретый на вертеле, и пустую похлёбку, и две кружки сладкого чаю, и даже хотела достать остатки чёрного вина, но супруг не дал добро.

– Вы очень любезны, спасибо, – шепнула Эмма.

Она сидела у тёплого бока камина, не снимая плаща, и макала хлеб в похлёбку.

– Да у нас жеж тепло, – возмутилась хозяйка. – Вон и муженёк твой уже не дрожит, а тож какой колотун его взял, как вошёл… ух… сколько ж вы проскакали по этому холоду. И вот ведь, до Лавалле всего ничего, а из Нортонского леса вечно тянет ледяным.

– Ну! Разболталась! – гаркнул постовой, сел за стол напротив Глера и стал пристально его изучать. – Не нравится мне… не нравится…

Глер не отвечал. Жевал хлеб и только изредка поднимал на хозяина твёрдый, лишённый страха взгляд.

– Мы честные люди, – наконец, произнёс Глер. – И честно просим о помощи, поскольку не имеем иного выбора.

– Так-то оно так… Но ежели нагрянет кто? – медленно говорил постовой.

– То вы нас сдадите, – сжав губы, ответил Глер, и постовой улыбнулся.

Всё будто переменилось.

Хозяин вскочил на ноги и зашагал по домику, пригибаясь под балками и размахивая руками.

– Ха! Так и знал, что не всё чисто! – глаза его засветились не то возмущением, не то интересом. – Так и знал!

– Мы всё ещё честные люди. Попавшие в нелепую историю.

– И кто же по вашу душу придёт? М?

– Кто бы ни пришёл… мы защиты не просим. Только ночлег.

Хозяин остановился перед стулом Глера, и на секунду Эмме показалось, что сейчас им придётся собираться и идти своей дорогой.

– С чердака ни шагу, – велел постовой, окинул строгим взглядом так и не скинувшую плаща Эмму, и уселся в кресло в дальнем углу.

– Кушайте… кушайте…

Хозяйка смотрела на гостей с жалостью, и, если бы не это, пожалуй, Эмма бы от страха сбежала.

Ей не нравилось, что её подозревали. Что её сдадут при первой возможности. Казалось, будто эти простые люди несправедливы, в то время как встреченные ранее аристократы и богачи – были милы и любезны.

Но милая женщина-хозяйка внушала спокойствие. Она была пухлой и очаровательно свеженькой. С белой кожей и пшеничного цвета волосами. Невысокая, румяная. Эмма с каждой минутой всё больше убеждала себя смотреть не на строгого постового, а на его милую супругу.

– Мы пойдём спать, – кивнул на прощание Глер, когда с ужином было покончено, а Эмма нехотя отлепилась от камина, тут же ощутив холод.

Но на чердаке было удивительно жарко, хоть и пахло соломой и пылью.

Эмма скинула плащ, Глер постелил его в углу, сделав ложе, и оба сели на краешек, не решаясь лечь. Их голем устало бродил рядом, как ручной зверёк, магия в нём истощалась, и скоро он уже должен был уснуть.

– Нужно спать, завтра будет тяжкий день, – шепнул Глер.

Эмма подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Я могу вас попросить?

Глер не мог видеть, как её щёки залила краска, а глаза налились слезами отчаяния.

– Обнимите меня, прошу вас. Если вы скажете, что не станете – я не приму… Я так…

Она не стала говорить дальше, потому что Глер и без этого потянулся к ней, погладил кончиками пальцев её щёку, а потом крепко обнял.

– Не бойтесь, Эмма… Я буду с вами сегодня и никуда не денусь.

– Обещаете?

– Обещаю.

Глава про ночь обещаний

Он обещал. А обещания Глер выполняет.

Эмма никак не могла уснуть, вот уже третий час к ряду, и это при том, что устала ужасно. Корсет давил, неудобно упирался в кожу спины, и уснуть было никак нельзя. Сырые нижние юбки остужали кожу, противно липли, да ещё щекотали необработанными краями.

А Эмма страдала и ворочалась, пока не почувствовала на своей талии руку Глера.

Она не решилась спросить, в чём дело и чего он хочет, но догадалась, что бедолаге просто мешают спать и решила затихнуть.

“Он устал, а ты тут ворочаешься!” – проскрипел голос, явно ухмыляясь.

“Ну что я могу?.. не привыкла спать на соломе в корсете!”

“А в домике нашего батюшки никого ничего не смущало…”

“А там я была… пьяна!”

Эмма стала ждать, оставит ли Глер её талию или так и будет спать. Мгновения одно за другим утекали, и если бы оба в этот момент прислушались к себе со стороны, непременно бы поняли, что сердца их бьются одинаково надрывно, а дыхание еле-еле пробивается сквозь этот стук.

А всё оттого, что Глер потянулся к шнуровке и ловко развязал узел.

– ..Гл… – начала было Эмма.

– Вам трудно дышать. Неужели вы думаете, что я не понимаю?

Она вздрогнула, когда он с силой потянул, освобождая борты корсета, а потом блаженно выдохнула.

– Силы Святые, спасибо вам, – шепнула Эмма.

Корсет и сырой шёлк легли кучей к дымовой трубе, а освобождённая от них Эмма осталась в сорочке, кусая губы от смущения.

– Вы замерзнете, если…

Эмма стала мотать головой, будто Глер начал говорить что-то поистине ужасное, завозилась на уже нагретом телами плаще и перевернулась на другой бок.

Глер отпрянул, а потом вдруг поднял руку и сжал плечо Эммы, стараясь до последнего не смутиться окончательно собственного порыва.

– Глер…

– …если вы скажете какую-нибудь глупость, то лучше… лучше совсем уж молчите.

Она кивнула.

– Я никогда не спала с мужчиной… вот так.

– Вы спали со мной, – улыбнулся он, понимая, что может сейчас сделать со своей великолепной напарницей буквально что угодно, и размышлял о том, как от этого удержаться.

– Да, но вы были на полу… и мы с вами не сами сделали этот выбор. Глер… вы обещали меня обнимать, прошу вас, обнимите меня.

– Эмма, мы не можем… вы практически обнажены и…

– Я вас прошу! – ей казалось, что она уже умоляет, что это всё неприлично и глупо, что пора залиться краской и сбежать в самый дальний угол, прекратить просить о невозможном, но в ту секунду, когда почти решила – он тоже решился.

Руки Глера легко обхватили её талию, лишённую корсета, и будто кто-то с силой ударил обоих по голове, высекая из глаз искры. Повисла тишина.

Это было откровение. Большее, чем поцелуй или касания рук.

И от обнажённой кожи отделяла только тонкая ткань сорочки, сквозь которую так близка и ощутима была широкая горячая ладонь.

И лбы соприкоснулись, будто и того было мало.

И пальцы Эммы легли на плечи Глера, сжали тонкую ткань рубашки и смело переместились на шею. Он сглотнул. Она провела самыми кончиками пальцев по его напрягшейся шее и прикрыла глаза.

Так трогательно показалось и ему, и ей то, что они сейчас рядом, что одни, что вопреки целому миру с его дурными правиламиь считают себя женатыми.

– Вы – моя Эмма, – шепнул Глер, понимая, что между их губами становится всё меньше пространства. Что он уже ощущает её дыхание щекой. Что их носы соприкасаются.

– Ваша…

– И что бы нас ни ждало, вы должны это помнить.

– Буду…

– Вы станете моей женой, – он не спрашивал, он утверждал, а она кивнула, проводя по его щеке кончиком носа.

– Стану.

– Что бы с нами ни случилось. Где бы мы ни оказались. Вы никому больше этого не пообещаете.

– Не пообещаю, – и она со стоном вдохнула побольше воздуха в грудь, потому что Глер коснулся её губ, притянул к себе. Его ладони на её пояснице, и её нога на его бедре. Так всё близко, так рядом, что страшно. Ужасно страшно и прожить эту ночь, и встретить утро. Потому что невыносимо, мучительно и ясно как день – они друг другу только заболевание, никак не будущее.

Они друг другу – одержимость.

– Я вас люблю, – тихо и честно сказал Глер, остановившись и переведя дух. – Знайте это, что бы ни случилось.

– Ох, – только и смогла ответить Эмма, прижала руки к губам, но он их отнял.

– Тише… я вас этими словами ни к чему не обязываю, верьте мне. Просто говорю. Эмма, я вас люблю. И это правда.

– Но я…

– Не говорите ничего в ответ, хорошо? Сейчас не время. Вы подумайте. И может быть однажды…

Она кивнула, потянулась и крепко обняла его шею.

“Я люблю его… я так его люблю!”

“А я говорил!”

Под утро они ещё не спали. Говорили о разном, никак не могли наговориться, и ругали собственную глупость, но ничего поделать не могли.

– А я вас так по дороге ругала…

– За что?

– Ну вот почему нас нашли? Как вы считаете?

– Потому что я плохо зашифровал письмо, – вздохнул Глер, и обнял Эмму крепче.

Она лежала к нему спиной, и подбородок Глера упирался как раз на её плече, а руки сжимали её талию.

– Вот и я так подумала. Но… с другой стороны… я украла сумку.

– Кстати, где она? Я не видел её с того момента, как мы были на вашей даче…

Глер привстал, опираясь на локоть, и Эмма пришлось перекатиться на спину, лишившись опоры.

– В том то и дело… я не знаю. Может ли быть такое, что отец обнаружил пропажу яхты…

– А офицеры, что преследовали нас, нашли сумку…

– И все просто сложили два и два. Святые силы, мы просто ужаснейшие аферисты на планете! И нас точно-точно найдут!

– Не говорите так, – Глер взял её руку и поцеловал костяшки пальцев. – Это всё пройдёт. В конце концов… вы – моя жена, а с такой женой никак нельзя пропасть! Это же настоящее золото!

– Ох, вы мне льстите, – рассмеялась Эмма. – И я вам пока только не-вес-та.

– Давайте хоть часик поспим, невеста.

– Давайте, – кивнула она, с тоской глядя в крошечное чердачное окошко, покрытое пылью. – Уже светает… А так бы хотелось валяться до обеда и никуда не спешить. И не уходить с этого чердака, – она сладко потянулась, чувствуя, как затекли все мышцы.

– Мы скоро доберёмся до Нортона.

– И снимем там комнату!

– Целый номер для молодожёнов, хотите?

– На все наши деньги? – расхохоталась Эмма.

– Гулять так гулять!

И Глер снова лёг рядом, снова обнял тоненькое, будто для него созданное, тело Эммы и провалился в недолгий мирный сон.

Глава, в которой всё стало иначе

– Именем короля… если вы покрываете преступников… вы будете считаться… соучастником.

Эмма зажала рот рукой, и по её щекам были готовы уже побежать слёзы, но воля была сильнее. Силы ещё оставались. Оставалась призрачная надежда, что спасётся кто-то один.

– Бегите, Глер, – шепнула она, и сердце её будто бы в ту же секунду разбилось.

Всё началось минут десять назад, не больше. Нежданные гости нарушили тишину постового домика. В крошечное окошко было хорошо видно, что прибыли офицеры, что их пятеро, и трое остались ждать на улице. И ужас подкатил к горлу тошнотой, потому что спасения тут нет и быть не может. Нельзя подставлять человека, давшего кров и еду. Никак нельзя.

И убегать уже будто некуда.

Единственное, о чём жалела Эмма, что не успела провести с Глером ещё немного времени… её оборванец, её чёртов бродяга, детектив, не аристократ – должен уйти.

Те несколько секунд, что они провели наедине, казались вечными и бесконечно недостаточными, но такими необходимыми, что дыхание застревало в глотках.

– Бегите, обещайте, что вернётесь за мной…

– А вы меня ждите, вы обещали.

Эмма спускалась с чердака так, как не делала этого в гостиной своего отца перед толпой высокопоставленных благороднейших гостей.

Она придерживала грязные шёлковые юбки, будто это был великолепнейший наряд. А голову держала высоко и ровно, не дав себе ни обернуться, ни дать слабину и хотя бы нахмуриться.

“Ох, Глер, беги, прошу тебя… Я не сказала тебе главного, чтобы ты смог сбежать!”

“Всё кончено?!”

“Мне почём знать?..”

“Мы пропали?”

“Нет. Аристократки не пропадают, если не захотят”.

Эмму увозили из Нардинского леса, и ехала она с комфортом, а мечтала оказаться на той лошадке, что надрывалась под двумя наездниками, и проклинать судьбу и Глера за то, что вынудил передвигаться с такими неудобствами.

– Леди, вам нужна помощь? – голос пожилой компаньонки, которую предоставила служба королевской стражи Нардина, вызывал раздражение, и Эмма только и сделала, что дёрнулась в ответ.

Она не спустилась, пока не увидела, что Глер бежал.

Он выставил хлипкое окошко, спустился на землю, благо приземистый домик позволил сделать это почти бесшумно, и, обернувшись лишь трижды, скрылся в лесу. Спустя пару секунд даже ветви перестали трепетать там, где Глер искал тропинки для бегства.

– Вы, должно быть, в ужасе, такой кошмар! – и компаньонка, имени которой Эмма не запомнила, протянула очередную склянку с зельем.

Этими зельями леди Гриджо поили уже не в первый раз за какой-то час пути. Стража, решившая, что Эмма находилась под воздействием чар, торопилась избавить несчастную от наваждения до того, как она попадёт к отцу.

Никто, вопреки страхам, не решил, будто Эмма по своей воле попала в переплёт. Тот факт, что из домика её отца пропали вещи, деньги и яхта – натолкнул всех на мысль, что её слабостью и беспомощностью просто воспользовались. То, как стража услышала, что Глер заставлял Эмму править лодкой, доказало, что она не сама решила идти с преступником. Сплетни, подогретые сплетнями, да ещё попавшие на страницы газет, превратили ложь в правду, домыслы в факты, и вот – Эмму спасли.

Из утренней газеты

“Я видела, к сожалению, что с этой леди Эммоджен что-то неладно, но увы, не распознала чар. Так жалко бедную девочку. Она же всё делала против воли! Если её не спасут доброе имя отца и любящее сердце жениха – она пропала!”

Графиня Черасская

Эмма с отвращением отпихнула газету и откинулась на спинку.

Невыносимо и немыслимо. И что же с ней теперь сделают?..

“Радуйся, если нас выдадут замуж!” – вздохнул голос.

Эмма тут же ощутила, как волосы стали накручиваться, всю ночь они вели себя как самые обыкновенные человеческие локоны, а теперь не находили себе места.

“А в каком же случае рыдать?” – холодно поинтересовалась Эмма и отвернулась, чтобы слишком живой мимикой не испугать компаньонку.

“Ну… нас же могут… обвинить во всяком…”

“Пусть делают, что хотят. Я не собираюсь замуж. Я – замужем!”

“Да-да, расскажи это папочке, девочка…”

“Глер скоро меня найдёт…”

”Да - да… Верь ему!”

”И это ты между прочим всегда был на стороне Глера!”

“А я и не против него, но ставочки-то выросли. И не в его пользу”.

Эмма и рада была бы уснуть, отключиться прямо тут, в экипаже королевской службы безопасности, нагретом при помощи пары огненных артефактов, но всякий раз, как закрывала глаза, дурные предчувствия начинали терзать грудь.

– Куда меня везут? – спросила она у компаньонки, и та вся всполошилась, готовая услужить.

– В Гриджо, конечно!

– Как? Экипажем?

– Я… я не знаю… но мне сказали, что… что мы послезавтра будем на месте. Ночь мы проведём уже в Бовале, до того остановимся и поедим, сменим лошадей. А потом поедем и… – компаньонка была женщиной лет пятидесяти. Сухой и тонкой, как лист бумаги. Одета скромно, но чисто. Просто идеальная гувернантка.

Эмме бы даже могла понравиться такая женщина, будь обстоятельства несколько иными.

– Благодарю, – просто ответила Эмма, и компаньонке этого хватило, чтобы разулыбаться и даже пересесть со своего места напротив Эммы, к ней на сиденье.

– Вы не бойтесь, с вами теперь всё будет хорошо, – Эмма кивнула. – Вы поспите и наберитесь сил… – Эмма кивнула. – Меня зовут миссис Риз.

Эмма кивнула в последний раз и сделала вид, что спит.

С закрытыми глазами было куда хуже, но зато миссис Риз, наконец, замолчала.

“Только беги быстрее, Глер… Не дай себя сцапать! А я что-нибудь придумаю”.

Глава про дом на улице Авильо в Бовале

Дом на улице Авильо в Бовале, принадлежащий семье Гриджо – был произведением искусства, примером великолепного вкуса и образцом для подражания.

Когда же к нему подъехал экипаж, принадлежащий королевской страже, и из него вышла дурно одетая, в грязном платье и с растрёпанными волосами молодая леди, дом сразу будто бы стал ещё выше и значимее.

Леди Эмма Гриджо гордо смотрела на место, которое покинула так недавно, и думала о том, что вернулась туда совершенно другим человеком.

– Родители дома? – спросила она миссис Риз, а та покачала головой.

– Меня просили передать вам это по приезду в Бовале, – ответила миссис Риз и протянула письмо подписанное рукой отца.

Эмма кивнула и пошла по ступенькам, но была остановлена окликом компаньонки.

– Леди Эмма, позвольте…

– Да? – Эмма обернулась.

– Мне велели провести вас… не этим входом… простите.

Эмма только кивнула и мельком окинула свои криво обрезаные юбки взглядом.

Кошмарно!

Кошмарно, но родители явно стеснялись собственной любимой дочери!

Всё было совсем не так, как она могла бы себе представить. Её не встречали радостными улыбками, стоя на крыльце, напротив: экипаж прибыл среди ночи, да к тому же простоял почти три часа на станции под предлогом смены лошадей. Только вот Эмма видела, что никто никого не менял. Экипаж просто задержали, чтобы графская дочка не явилась средь бела дня или того хуже вечером, когда улица Авильо переполнена людьми, вышедшими на прогулку.

У чёрного хода, который использовали для прислуги и то, самой простой, ждала Эллария – личная горничная графини.

– О, о, миледи! – защебетала она.

– Я устала. Могу я выпить чаю, – мрачно произнесла Эмма, не глядя на Элларию.

– Я подготовила одежду, чтобы вы… переоделись…

– Что, простите? – Эмма замерла на пороге, вглядываясь в тёмный узкий коридор, которого прежде и в глаза-то не видела.

Там, в самой глубине стояла молоденькая девушка в чепце, она держала несколько свёртков на вытянутых руках, а на плече её висел чехол с одеждой.

– Что это? Мне нельзя войти в пустой дом, где даже нет моих родителей, пока не переоденусь?

Эллария опустила глаза и вся осунулась. Тон Эммы был властным и строгим, но очень уверенным. Раньше молодая хозяйка была просто капризной, но никогда не приказывала так, будто точно знает, что говорит.

Каждая горничная смотрела на Эмму Гриджо с улыбкой и снисхождением. Теперь же она внушала… страх.

– Миледи, я…

– Идите вон. Обе, – спокойно велела Эмма. – И в свой дом я войду как пожелаю. А если это не устраивает графа, он может лично мне это сказать!

И Эмма решительно переступила порог, так что и горничная, и девушка в чепце сгинули с дороги.

В доме было сумрачно, но свет в гостиной горел. Новомодные светильники, присланные из огненного королевства Фрага, укутали всю комнату в витиеватые кружевные тени, а лица выстроившихся вдоль стеночки горничных скрыли во мраке.

Эмма окинула присутствующих ревнивым взглядом. Даже они тут на месте, а она, дочь Графа, должна прятаться. И даже отец не встретил! И мать не дождалась.

– М-мы… накроем, – пролепетала Эллария.

– Накройте, – кивнула Эмма, переведя дух.

– Эллария, – остановила она горничную. – Ты пользуешься магией? – вопрос пришёл сам собой при виде этих беспомощных бедных людей, которые боялись Эмму только оттого, что она их хозяйка.

– Нет, миледи, я ношу браслет, – Эллария склонила голову. – Как и все в этом доме.

Эмма кивнула, пересекла гостиную и отпустила присутствующих, велев позаботиться о компаньонке, и не сомневаясь, что и без приказов все знали, кто прибудет, а комнаты были уже готовы. Кому нужно мнение девчонки, если есть её отец?

Эмма встала у камина, любезно растопленного заранее, и распечатала письмо.

“Дорогая, Эмма!

Надеемся, что ты…”

И письмо отправилось в огонь недочитанное.

– Какой кошмар… – шепнула Эмма, падая на пуфик у огня.

“Мерзость!” – возмутился внутренний голос.

Всё, что успела прочитать Эмма, это то, что родители надеются, что она не потеряла честь. Совесть. И выглядела прилично, когда вошла в гостиную. Ах, и ещё, разумеется, что она прибыла в ночи, а не при свете дня.

“Я хочу отсюда уйти… и поскорее!” – внутренне провыла Эмма, сжимая виски и надеясь, что всё это окажется дурным сном.

“Соберись! Иначе мы точно отсюда не выберемся!”

“О, кто-то вернулся на мою сторону?”

“Ну это же ужасно… они совсем по тебе не скучали и не беспокоились…”

“Не трави душу…”

– Миледи. Ваш чай и комната готовы…

– Иду, Эллария. Спасибо.

Эмма ещё с минуту понаблюдала за тем, как распадается на серую пыль бумага вместе со злыми словами отца, а потом встала с пуфа и пошла к себе, надеясь, что хоть там будет что-то знакомое и родное, что вылечит душевные раны. Только Глера там, увы, не будет.

Возвращение домой давалось нелегко.

Рёбра сдавливал корсет, дыхание перехватывало от волнения, сердце томилось от тоски.

Всю ночь Эмма не находила себе месте, хоть и спала в привычной постели, на мягких простынях и в лёгкой ночной рубашке.

Теперь же дорога от Бовале до графства показалась бесконечной и скучной, но в сон совсем не клонило, а мысли были заняты тревогами.

– Леди Эмма… – позвала компаньонка, но Эмма сделала вид, что не слышит из-за стука копыт.

– Леди Эмма! – настойчиво позвала миссис Риз.

Эмма промолчала во второй раз.

– Леди Эмма.

– Да что же это такое! – взорвалась, наконец, Эмма и всплеснула руками. – Неужто не ясно, что я не желаю ничего слышать?!

– Прошу прощения, но… – миссис Риз замолчала, перевела дух и даже пожевала губу, а потом продолжила: – Ваш отец просил зачитать вам некоторые… инструкции.

– Не утруждайте себя, я всё равно не стану слушать. И это не капризы, хотя можете считать и так. Мне попросту не интересно, что вы скажете, и уж тем более не интересно, что думает об этом отец.

Эмма сама от себя не ожидала такой речи и потому невольно покрылась мурашками. Её охватил настоящий ужас от осознания собственной власти над… собственной же жизнью. Неужели раньше это было недоступно? Неужели раньше она не имела на это права?

– Но леди Эмма… а ваша легенда?..

– Какая ещё легенда? – Эмма обернулась так резко, что волосы больно ударили по лицу и взвились будто ощетинившиеся псы.

– Ну… то что вы… что вас не было…

– Где не было?

– С тем детективом. Мальбером.

– Он. Мальбек. И где же я по-вашему была?

– У… у дядюшки в Мерло… а шумиха в прессе – это просто сл-слухи…

– Но это не слухи, и вы это знаете! – Эмма сощурилась, глядя на блеющую овечкой компаньонку и прекрасно понимая, что та ни в чём не виновата, но ничего с собой поделать не могла.

Не клеилось, ничего не клеилось, и никак не выходило разобраться.

А она далеко, и едет не в Пино, где спасение от бед, где скорый брак с человеком, к которому стремится сердце, а обратно в проклятущий Гриджо, где новые интриги.

– Я… Вам отец…

– Вы откуда взялись на мою голову? – мрачно усмехнулась Эмма. – Я думала, это королевская стража предоставила напарницу. А вы от отца?

– От отца… Он прислал меня в помощь страже.

– Очень мило, спасибо. Помощь удалась. И больше не требуется. А с отцом… я поговорю.

Миссис Риз кивнула и замолчала, а Эмма дождалась, когда экипаж остановится, и решительно вышла на тропинку, ведущую прямиком к крыльцу.

Причёсанная, в новом платье, пальто и в шляпке, Эмма была совсем не невестой Глера Мальбека, а той же графской дочкой, какой привыкла жить в доме родителей. Он виднелся, крошечный с такого расстояния, и даже различались родители, стоящие на пороге. Старшая сестра стояла там же, и двое её очаровательных детишек. И почтенный муж сестры. И… Гай Алиготе.

А самое ужасное, что послышался за спиной шум ещё одного экипажа. Эмма ещё не знала, кто там, но уже с ужасом понимала, что попала в западню.

Дядюшка. Его супруга. И их дочери вышли на дорожку и встали рядом с Эммой. Кузины тут же взяли под руки растерянную леди Гриджо, дядюшка подхватил её чемодан, собранный в столичном доме компаньонкой.

– Дорогая племянница, неужели не хочешь встретиться в семьёй? – улыбнулся дядюшка, так похожий на отца и такой любезный обыкновенно.

– Я в западне? – бесцветным тоном поинтересовалась Эмма, глядя на дядюшку в упор так, что тот даже поёжился.

– Полагаю, вам объяснили…

– Я хочу услышать это от вас. Я в западне?

Улыбка исчезла с лица дядюшки. Он вздёрнул бровь, холодно окинул племянницу взглядом и кивнул на дом.

– Идём. Нечего тут стоять. Девочки, шевелитесь.

И кузины пошли к дому, весело щебеча и что-то обсуждая.

Конвой – вот кем они были. Не более того.

Преступницу вели в темницу, где ей суждено быть запертой ещё очень и очень долго.

Глава про Неро Гриджо

Неро Гриджо был графом, приближенным короля и потомственным лэндлордом. Его земли приносили доход, его дочери приносили доход, его зверинцы приносили доход. Богатство и знатное происхождение обеспечивало репутацию едва ли сравнимую с герцогской. “Быть принцем хорошо, а графом Гриджо – лучше”, – вот как говорили о Неро.

Старший сын графа уже готовился принять эту участь, стать новым Гриджо.

Старшая дочь графа уже исполнила предназначение: прекрасно получалась на портретах и радовала глаз народа в заметках, где твердили о её выездах на отдых и приёмах.

Младший сын графа сделал карьеру военного. Браво!

Средняя дочь графа вышла замуж за благородного священнослужителя – очень мило.

Младшая дочь графа… была Эммой.

Нил Гриджо – был виконтом. Жил в Мерло, женился на почтенной вдове, обзавёлся одним сыном и тремя дочерьми и прослыл отличным производителем вина, что и похвально, и не “граф Гриджо”, увы.

Нил и Неро почти никогда не встречались, дети Неро использовали поместье дядюшки для отдыха в детстве и мечтали прикупить там землю после вступления в брак, но никогда ничего подобного никто не делал. И вот Нил пригодился брату впервые со времён их отрочества.

– Нил, как я рад, дорогой брат, – улыбнулся Неро, прежде обращаясь к брату, нежели к блудной дочери.

Дочь же его стояла вся красная как рак, с бешено сверкающими бирюзой глазами, унаследованными от бабки неясного происхождения, и недовольно пыхтела. Под руки её держали чистенькие и светленькие дочки Нила, как на подбор фирменные Гриджо. И Эмма! Сущее наказания. Чёрные волосы, лицо загорело, веснушки, эти её бирюзовые локоны и глаза!

– Спасибо, что позаботился об Эмме, как отдохнула, дорогая? – почти сквозь зубы прошипел Неро, обращаясь к дочери, но ответить ей не дали.

– О, дорогой дядюшка, так прекрасно было провести эти недели в компании кузины! Тётушка! Как мы рады! – прощебетала одна из дочерей Нила и потянула Эмму на себя.

– Проходите же в дом! – улыбнулся Неро и задержал Эмму, сжав её руку.

Кузины тут же отступили, засобирались и почти сразу все испарились, прикрыв за собой дверь.

Эмма и Неро остались одни, и сердце дочери дрогнуло от страха, впервые в жизни это случилось рядом с горячо любимым отцом.

– Папа…

– Идём, – сухо ответил он и грубо схватив Эмму под руку потащил минуя парадные двери в крошечный коридор для прислуги.

«Опять??»

«Крепись…»

– Папа… что проис…

– Позор! – прорычал он.

Тёмный коридор обрывался серой кухней, на которой чадили кастрюли и скверно пахло. Эмма тут же поёжилась, опасаясь, что новое платье пропахнет тошнотворным запахом, что-то пригорело или прокисло. В поместье всё было и знакомо и нет. Эту кухню Эмма помнила совсем другой, и прислуга казалась будто бы более перепуганной и кроткой, потолки стали ниже, стены ближе друг к другу.

Всё давило.

А сердце недовольно ворочалось и молило остановить это безумие. Предчувствие беды… хуже самой беды.

– Объявите, что Леди Эмма отдыхает с дороги и присоединится к ужину. Она неважно себя чувствует, – прорычал Неро, усаживая Эмму на стул посреди кухни. – И все вон! Ты – останься, – он ткнул в сторону полной кухарки, а потом ещё и на тощую девочку-поварёнка. – И сообщите моей супруге… чтобы делала всё, как мы договаривались.

– Папа… – Эмма хотела было встать, но отец толкнул её в плечо и усадил на место.

– Позор, Эмма. Это. Был. Позор. Что скажешь? Что тебя околдовали? Чушь! Вздорная, несносная, эгоистичная девчонка!

И впервые в жизни щёку Эммы опалило пощёчиной.

Звук ещё долго не стихал в душной кухне и кухарка с поварёнком поёжились, отпрянув и потупив взгляд, настолько он был громким и отчётливым.

Ни с чем не спутаешь.

А Эмма настырно поймала взгляд кухарки, со злобой глядя на добродушное существо, не желавшее ей зла, мол, и ты не защитишь?

Нет. Никто не защитит.

Эмма это чувствовала как никогда ярко и отчётливо. Она – бесправная девочка, совершившая большую ошибку. И тут она одинова, и ненависть отца, что просто сочилась из его пор, была ощутимее, чем что-либо другое, страшнее грозы и бури, страшнее шторма в открытом океане. Страшнее, чем остаться одной в Нардинском лесу.

– Дура! – прорычал Неро, отвернулся и пересёк кухню. – Но я не дам тебе нас погубить. Нет уж… Ты так просто не отделаешься.

– Что ты хочешь… – бесцветным голосом спросила Эмма. – Уж лучше отпусти и скажи, что умерла твоя дочь в дороге от лихорадки.

– Ба! Как ты ловко выдумала! А ты тем временем снова меня обчистишь и будешь, как голодранка побираться по миру? Нет, милая… такого я тебе не позволю, – Неро шипел и лицо его становилось всё более и более красным.

"Кто этот человек?" – ахнула про себя Эмма.

"Мы никогда ему не доверяли… мамочки, что-то мне не хорошо…"

– Ты! – ткнул он на девочку-поварёнка. – Ножницы неси. А ты, – теперь на кухарку. – Руки её держи. Пора этот цирк прекращать. Ох, Эмма… мы терпели тебя долго… И будет.

Эмма сидела в своей детской комнате и до сих пор слышала противное шуршание волос над ухом, скрип с которым туповатые ножницы заедают, отрезая прекрасные локоны, которые безжизненной трухой валились к ногам.

Кудри на глазах раскручивались, становились серыми, бирюза из них будто утекала. Она точно прощались, являя миру свой волшебный дар напоследок, и при виде этих несчастных клочков на полу и шёлковых юбках, сердце сжималось от боли и тоски. Эмме даже казалось, что сил становилось меньше… и меньше, с каждой кудряшкой.

А теперь этот противный звук преследовал и не выходил из головы, и Эмма хныкала и тёрла виски, ей чудилось, что волосы щекочут шею. Что она обнажена, что обезображена.

«Ты где?..» – молила она голос, но он молчал.

Не мог он жить в волосах, не могло быть такого.

«Ты где…»

И тишина в ответ. Впервые с семи её лет – тишина. И никто уже не поворчит, не посмеётся, не даст глупого совета.

На юбке, плечах и в декольте всё ещё лежали остатки прядок. Серых, не чёрных, будто седых. И Эмма в ужасе смотрела на своё отражение.

Совсем пепельное…

Её ни разу не стригли с самого детства. Даже мысли ни у кого не возникало. Прекрасные волосы милой младшей девочки, так похожей на бабушку. Какая хорошенькая куколка, какая милая малышка, какие у неё густые пышные локоны. Ах, не плетите кос, оставьте так, пусть весь мир видит, как наша девочка хороша.

И вот, что из этого вышло…

Серые волосы, жёсткие, грубо обрезанные. Бледное лицо, бескровные губы. Будто призрак в отражении.

– Ощипаная курица, вот ты кто, Эмма! – прошипела она сама себе.

И вроде нет её вины, а так горько, что хоть на стену лезь. Не смогла победить, побороться, сбежать. Бежала бы с Глером, да только и ему от неё проку мало.

Эмма размахнулась и швырнула в зеркало туфлей, но сил не хватило. Та отскочила обратно и упала к её ногам.

Глава про новую Эмму

Белокурый парик, как призрак прошлого, лежал на тумбочке, и, когда в спальню вошла горничная, Эмма тут же на него обернулась. Она будто заранее знала, что её ждёт, и при этом не могла пошевелиться, чтобы этому противостоять. Горничная пришла по её и его, парика, душу. Отвратительно было думать, что на Эмму нацепят эти убогие мёртвые волосы, но и они не были живее её собственных серых обрубков.

– Миледи, – поклонилась горничная. – Меня зовут…

– Ага, – и Эмма упала обратно на постель.

«Быть может… Если я сделаю вид, что ничего не происходит… они все уйдут?»

– …Марла.

– Здравствуй, Марла, – бесцветно отозвалась Эмма.

– Меня прислали вас собрать…

– Куда?

– На приём.

– Какой?

– В вашу… честь.

Эмма перевернулась на спину и уставилась в потолок, но ответов оттуда никаких не получила. Ей уже не было страшно, она чувствовала себя беспомощной и обнажённой перед этим обществом, чувствовала себя преданной, лишённой дома и опоры. Страх делает сильнее, а беспомощность превращает в тень себя самой, увы. И у Эммы не оказалось сил бороться. Даже плакать сил не оказалось.

Она просто закрывала глаза и думала, что, быть может, рано или поздно придёт Глер. И даже была уверена, что иначе никак. Только бы эта безумная карусель не закрутилась настолько, что с неё уже нельзя было бы спрыгнуть…

– В мою… честь! – усмехнулась она. – Чего только не придумают…

И встала, совсем печальная, осунувшаяся и пугающе-покорная. Марла выглянула и подозвала к себе ещё двух девушек. Эмму готовили к величайшему в её жизни маскараду.

Нежно-розовое платье, парик с длинными белокурыми локонами, под стать сёстрам и кузинам, румянец на щеках.

Эмма никогда раньше не выглядела такой кукольной. Она всегда была совсем капельку, но чертёнком, странной девочкой с бирюзовыми волосами, капризной младшей дочкой, которая могла бесконечно шалить и быть прощёной.

Могла.

А теперь вот лишилась всего разом, будто за все прошедшие годы отомстили.

Горничные кудахтали над ней, как курочки, затягивали корсет так, что кости трещали, пушили кружева, которые прикрывали слишком загорелые худенькие руки, то и дело тянулись к пудре.

– Ох, быть может, довольно? – наконец возмутилась Эмма, глядя на себя в зеркало.

Сливочный торт… вот на что она была похожа.

Никогда Эмма Гриджо так не выглядела.

И что они скажут? Что на дне её помолвки была не она?

Что в колледже училась какая-то другая девочка?

Что магия испарилась? Что?

А кто тогда был в Лавалле, если вот она, Эмма, хорошенькая белокурая графская дочка?

– Да, миледи, – Марла шикнула на горничных, и те тут же бросились на выход.

– Иди, я спущусь, – велела Эмма, глядя на горничную в отражении зеркала.

– Миледи… вы в порядке? Быть может, вам настойку какую…

– У тебя есть магия? – перебила Эмма, уже привычным вопросом.

Ей было важно это знать, она тогда переставала чувствовать себя слепым котёнком.

– Нет, миледи, я ношу браслет, – Марла протянула худую бледную руку, на запястье была серебряная цепочка, совсем простая.

Эмма кивнула. Ей казалось, что она не видела раньше дальше собственного носа. Все эти люди, что окружали её годами, все они носят браслеты. Бесправны, как сама Эмма.

– Ваши волосы… – вздохнула Марла. – Я видела… И…

– И что?

– Зачем он так? Простите, – горничная тут же стушевалась, щёки её покраснели. Она явно была страшно любопытна и, очевидно, крайне бесстрашна.

– Он решил, что моя магия в них, – с презрением выплюнула Эмма. – Что без волос, я – никто.

– А вы?.. – с надеждой подалась вперёд Марла. Эмма только пожала плечами и вытянула руку вперёд.

Она не чувствовала в пальцах магии, никакой. Даже земля безмолвствовала, хоть и не должна была оставлять хозяйку. Никак не должна. Но увы, ни капли силы, ни капли воды с тонких изящных пальцев, и снова Эмма обнажена и беззащитна.

– Они ждут?

– Ждут, – кивнула Марла.

– Что-то ещё передали?

– Нет…

– Тогда, полагаю, мне пора.

Приём был скромным, но гости на подбор.

Ни одного лица, которое бы было знакомо с Эммой по-настоящему. Никого, кто мог бы признать в белокурой девочке самозванку.

Графиня Чарасская, собственной персоной.

Не виденные ранее и должные прибыть только ко дню свадьбы, родители Гая Алиготе.

Несколько лиц, видевших виконтессу Гри в Лавалле, чьих имён Эмма и не вспомнила.

Родители, сёстры, дядюшка.

Это было похоже на скромную пирушку, пикник или чаепитие. В уголке поставили столик для игры в слим, мужчины потягивали виски, наверняка привезённый из Мерло дядюшкой. Трещал огонь в камине, а сидящие подле него кузины вышивали.

Это было похоже на образцово-показательное выступление, на спектакль, театральную постановку, и, ох, как же Эмма злилась.

«И ты, мой друг, меня оставил…» – молилась она, обращаясь к собственному внутреннему голосу.

Тишина теперь была её спутницей, как назло.

Тишина и одиночество.

И чувство предательства, на котором можно свернуть горы, если есть силы.

– Дорогая! – воскликнул сам Дьявол, Неро Гриджо, и обернулся к дочери, воздев к потолку руку с бокалом. – А вот и ты! Не представляешь, какие тут творились без тебя новости! Простите, графиня, я вынужден всё рассказать моей милой дочери…

– Ну что вы, – графиня Чарасская вышла вперёд.

Ещё одна актриса театра, очевидно, на ведущей роли.

– Вы меня смущаете. Такой позор… как я могла подумать такое? Не будьте ко мне жестоки! Милая Эмма, вы так хороши. И эта самозванка на вас совсем не похожа!

Эмма слабо улыбнулась под строгим взглядом отца. Как же она хотела испортить всем праздник, разрушить отцу его игру, но только бы понимала до конца, что к чему. Понимала бы, какова цель Неро, а он только лукаво улыбался и потягивал виски глоток за глотком.

– Очаровательны… – пропела графиня и удалилась с авансцены.

На неё вышли граф и графиня Алиготе, а за их спинами маячил Гай.

Его тонкое гладкое лицо, такое отличное от лица Глера, такое нахальное и слишком молодое, показалось личной насмешкой над Эммой.

«Нет уж… я тебе не невеста, Гай Алиготе, и не мечтай!»

– О, мы так волновались! Эти сплетни! – затараторила графиня Алиготе, сжав руки Эммы.

Фальш. Какая же фальш! Сколько приданого им пообещали за эту ложь? Ради кого этот спектакль?

– И эта самозванка… её поймают! Она пользовалась вашим именем, дорогая, но всем очевидно, что это только вульгарная подделка… Вы так загорели в Мерло!

«Да, в Мерло… конечно! И вовсе не на борту «Белой магнолии» в Лавалле!» – рычала Эмма, но без всякой надежды на ответ.

Её милая зверушка, её лучший друг внутренний голос, теперь уже наверняка затих…

– Дорогая, как я рад. Ты так надолго нас оставила! Была ли ты в тех местах, что мы выбрали для нашего будущего дома? – Гай Алиготе приблизился вплотную, будто намекая, что Эмме не так уж и просто будет сбежать.

Она содрогнулась.

От «жениха» отвратительно тошнотворно пахло одеколоном и цветочным мылом.

А ещё тепло его тела было так отлично от Глера, что казалось не просто неправильным, но и вовсе ненастоящим.

Эмма дёрнулась от неожиданности, но Гай протянул руку и придержал её за спину всё с той же сладкой улыбкой.

– Ну что ты… я слишком дорого заплатил, чтобы всё исправить, – прошипел он. – Так что будь добра… оставайся на месте… милая.

Глава, в которой Эмма и сестры шьют и беседуют

Эмма сидела в обществе сестёр и кузин за вышивкой и проклинала свой новый ужасный парик.

Короткие волосы под ним чесались, и это отвлекало, помимо ещё множества факторов, не способствующих работе.

Руки мелко подрагивали, сердце горело от обиды и раздражения, внимание ускользало, и вышивка уже пошла плохо, криво, и можно было смело швырнуть её в камин.

– Ох, как красиво, Эмма, – пропела Эльвина, старшая сестра, та, что замужем за богачом.

Она считала, что знает больше других, что и как, поскольку уже родила детей и была жутко мудрой замужней дамой. А Эмма ещё помнила, как пять лет назад эта сама Эльвина чуть не опозорилась, почти вступив в связь с заезжим офицером, который щеголял новенькой формой и белыми зубами, как у акулы.

– Да, Эмма, ди-ивно… – сморщилась “святая простота” средняя сестра Эммы, Эва.

“Жена священника, как же! Да кому нужна эта религия?”

Церкви в Траминере не имели никакого смысла, никто ни в кого не верил. Раньше были какие-то земляные божки, поклонялись неким эльфам, и в их честь воздвигали храмы. А потом должность священнослужителя просто превратилась в пафосный и смехотворный пост, на котором сменяли друг друга всякие проходимцы. Единственной задачей священника было жениться на достойной даме, завести детей и проповедовать, что король – лучшее, что случилось с Траминером, магия – это дар, который мы бережём и не используем, а хорошие манеры – главная ценность.

Муж Эвы ходил по их деревне с важным видом и всем улыбался. Следом по обыкновению семенила сама Эва и все вздыхали, как чисты и благородны эти Грейпы.

Эмма невольно фыркнула, и сестры с осуждением на неё воззрились.

Быть отверженной оказалось не смешно. Ещё и этот парик…

Теперь Эмма выглядела совсем не так, как прежде, и скрипя зубами старалась смириться с новым положением дел. Её волосы, если их можно было так назвать, лежали аккуратными волнами, а на макушке их убирали искусственными косами, приколотыми на шпильки. Лицо белили, чтобы скрыть загар, а чёрные брови активно запудривали коричневым порошком. Слишком алые губы покрывали светло-розовой пастой, отчего они сохли и трескались.

Платья теперь были всегда белые в цветочек, как у деревенской аристократки на выданье. Скромные, изящные и прямо-таки кричащие о нетронутой благодетели.

Только выражения лица никто переделать не смог. Как было недовольным и протестующим, так и осталось!

И никакого Гая Эмма не признавала, как с ней не бились.

Семейство Алиготе уехало, не попрощавшись с “невестой”, которую объявили захворавшей, отец сам вёл переговоры и настаивал, что свадьба, конечно, будет. Гай светился от счастья, его родители обещали всевозможную поддержку этому браку.

А Эмма смотрела, как их экипаж удаляется, и понимала: теперь её щадить не станут.

Не стали.

Каждый день от Эммы требовали вышивать с сёстрами, каждый вечер с ними читать, каждое утро пить чай и совершать прогулки на воздухе, призванные взбодрить и дать сил на целый день активного труда.

Труда?

“Кто-то из этих кумушек знает, что такое труд?”

– А что это будет? – кузина Кара, младшая дочь Нила, перегнулась через руку Эммы и заглянула в её шитьё.

– Тряпка с цветочками, – тихо ответила Эмма и с ненавистью воткнула в ткань иглу.

– М-м…

Светленькая очаровательная Кара улыбнулась и опустила глазки. Она была образцовой невестой. Вообще не имела никакого отношения в магии, не училась в институте и сразу после школы нашила себе сундук приданого, а потом стала ждать.

– Эмма, как ты находишь семью Гая? – улыбнулась Кора, старшая дочь Нила.

Она была уже взрослой и ещё незамужней.

На грани позора, так сказать.

Даже жениха не имелось.

– Восхитительно, – и снова игла в ткань, да так, что порвалась нитка.

Девушки сидели на поляне, называли это пикником, но еды никакой не было. А ещё про происходящее говорили: “Восхитительная идея!”

“Как весело…”

И не то чтобы раньше Эмма в подобном не участвовала, просто сплетничать теперь совсем не хотелось.

Все делали вид, что Эмма провела последние недели в Мерло, никто не упоминал Глера, а мысли беглянки были только о нём. Сёстры обсуждали моду, соседей, и то, как такая-то целовалась с таким-то, а потом Эва непременно замечала, что это “вопиюще”, и все смолкали.

“Знала бы ты, что такое вопиюще, да я не расскажу!” – мстительно думала про себя Эмма.

На полянке рядом с сёстрами копошились дети Эльвины. Девочка лет пяти и мальчик лет шести. Эмма с завистью на них смотрела, долго, пока это не стало неприличным. В общении с племянниками ничего дурного нет, но вот пялиться на них нехорошо, особенно… когда те пробуют впервые проявить себя в магии. Это считалось чем-то непристойным, сродни подглядыванию за купанием чужих отпрысков или их неожиданному конфузу на людях.

Все предпочитали отворачиваться и делать вид, что ничего не происходит, поскольку сдержать эти процессы было невозможно.

А Эмма смотрела, как ловко девочка Эльвины, Зола, выращивает траву и заставляет её светиться. Сидящий рядом мальчик Эльвины, Зей, создал голема, очаровательную куколку, которая ходила, то и дело спотыкаясь.

Голем…

Эмма вспомнила того, который вышел у них с Глером, и невольно сорвалась с места.

– Что-то стряслось? – холодно спросила Эльвина, стараясь выглядеть учтивой, но получалось у неё скверно.

– Н-нет, – быстро ответила Эмма и покачала головой. – Простите. Я, кажется, перегрелась на солнце. Быть может, вернёмся в дом, приведём себя в порядок, а после прогуляемся до деревни? Купим кружев и лент.

– Какая волшебная идея! – воскликнула Кара.

– Конечно, давайте так и поступим, – мягко улыбнулась Эва.

– М-м… я не могу, я обещала детям, что с ними позанимаюсь, а вечером у нас с супругом выезд в гости, – строго отрезала порыв сестры Эльвина.

– Я могла бы позаниматься с ними, – Эмма постаралась выглядеть благодетельной и покорной. Она больше всего на свете хотела, чтобы Эльвина ей поверила и доверила детей.

– Тогда можно. Ненадолго.

Вечер был тихим, тёплым и очень светлым. Луну не скрывали тучи, в доме все разбрелись по своим комнатам, и на удивление никто Эмме не мешал.

Она сидела на полянке за домом, в крошечной беседке, а напротив Зола и Зей. Они почти не знали свою тётю и очень стеснялись.

– Здравствуйте, – обратилась к ним Эмма. Оба вздрогнули.

– Вы меня совсем не помните? – этот слишком откровенный вопрос детей смутил. Они привыкли, что все делают вид, будто заведомо знакомы.

Оба покачали головами.

– Раньше у меня были синие волосы…

“И я могла развлекать вас тем, что превращала воду в ледяные кубики и пускала из пальцев облака пара!”

– Здравствуйте, тётя, – хором отозвались Зола и Зей.

А Эмма сжала губы.

Она была когда-то такой же.

– Ваша мама сказала, что я должна с вами позаниматься. Чтением?

– Да, – кивнули оба.

– А как насчёт того… чтобы позаниматься чем-то более интересным? Помните, когда вы были помладше, иногда мы с вами колдовали, как настоящие волшебники?

Дети опустили взгляды, сжали плотнее губы и тихонько медленно кивнули.

– Может, поиграем? А потом я вам почитаю…

“Меня за это распнут… но хуже уже быть не может, была не была!”

И Эмма достала из шелкового мешочка своего нелепого голема.

Играть с детьми посредством магии было не запрещено, но считалось совсем уж глупым занятием для бедняков. Эмма прекрасно это знала, но ей было очень интересно, на что способны такие вот малыши.

– Зей, не добавишь ли ты нам света, – медленно произнесла Эмма. Мальчик кивнул, сделал пасс рукой, и на каждой веточке кустарника, окружающего беседку, зажглись крошечные огоньки. – Зола, ты не замёрзла?

Девочка пожала плечами.

– Можешь согреть воздух, если захочешь.

Эмма видела, что пальчики девочки мелко подрагивают, а уже через пару мгновений вокруг сидящих за столом появилась завеса из тепла, исходящего из самой земли.

Магия была безгранична и подчинялась детям абсолютно.

Эмма вспомнила, как сама могла творить, что угодно. С лёгкостью и быстротой, любая мысль была чиста и материальна.

– А теперь давайте сделаем так, чтобы наши големы разыграли сценку, которую мы зачитаем, хорошо? – попросила Эмма и достала две одинаковые книжки.

Дети достали своих крошек-големов, неживого голема Эммы положили рядом, а потом все трое зашевелились. Детские человечки были совсем как настоящие существа, они бодро двигались и шагали по столу, а вот тот, что принадлежал Эмме, почти не двигался с места.

– Тётя, ваш голем нездоров? – спросила Зола.

– Да, увы…

– Вы ему не поможете?

– Я слишком взрослая… Как это сделать? – спросила Эмма, наблюдая за их с Глером големом. Зола протянула ладошки и коснулась глиняного человечка, а потом он слегка дёрнулся и стал будто немного живее. Дети заулыбались.

– Вот, вот так, – кивнула Зола.

– Очень мило, спасибо. А теперь читаем по ролям. Я – за автора, Зола – за мышонка, Зей – за волшебного кролика. А големы пусть повторяют за вами.

Дети с довольными лицами потянулась к книжкам, а Эмма внимательно за ними следила, пытаясь понять, в чём между ними разница и как ей стать такой, как они.

Она непременно должна научиться. Это её природа. Которую никак нельзя отрицать.

Глава, в которой Эмму везут на суд

Когда рано утром в комнату влетела горничная и стала что-то быстро-быстро тараторить, Эмма едва разлепила глаза и удивилась, что за окном еле-еле брезжит рассвет. Её никогда не поднимали так рано, особенно теперь, когда она находилась вдали от “приличного” общества. Завтракали обычно без неё, а сёстры звали на прогулку позже. Эмме даже нравилось проводить в одиночестве эти часы, когда все суетятся и что-то делают, выставляются друг перед другом будто ярмарочные шуты. А она могла смотреть со стороны и просто быть предоставленной себе самой.

– Так рано? – пробормотала она, глядя на Марлу, которая заламывала руки.

– Вас… батюшка ожидает…

– Ясно, – медленно кивнула Эмма. – А зачем?

– Не велено ничего по этому поводу…

Эмма остановила жестом речь Марлы и огляделась. Раннее утро. И отец желает видеть… не к добру, как ни крути. Нет ни единого повода им встречаться после всего произошедшего.

Отец на людях был любящим, а наедине избегал встречи. Он никак не объяснял то, что случилось, он не говорил о магии, волосах и побеге. Вообще все делали вид, что всё идёт своим чередом, но, конечно, Эмма не ждала, что ей позволят и дальше быть незамужней приживалкой при живом-то женихе!

Эмма поднялась с кровати и поморщилась, тело ломило. Вечером она долго занималась с детьми, и это уже стало напоминать настоящие магические тренировки со всеми последствиями… только практически без результата.

Эти “занятия”, под которыми все предполагали чтение книг, на самом деле превратились в “игру” с магией. Эмма ловила каждый жест детей, задавала им вопросы и пыталась что-то из себя выдавить путное, но пока успехи были слабыми и еле ощутимыми.

Зола была чуть сильнее Зея, и тот капризничал и делал вид, что быстро устаёт. Эмма как могла его поощряла, дети соперничали, и, как оказалось, для них тренировки тоже не проходили даром. Это было удивительно, но погружаясь в игры с големами, землёй, травой и деревьями, маленькие племянники будто стали развиваться чуть быстрее обычного.

Как правило к возрасту Зея малыши начинали остывать к собственным волшебным силам, их загружали учёбой, тренировками и этикетом. Никто им особенно не преподавал магию и не поощрял её, от того пропадал и интерес. К моменту поступления в колледж подростки почти ничего о себе не знали, ничего толком не могли сделать и только прожигали родительские деньги следующие четыре года.

Эмма помнила, как в какой-то момент не смогла даже растрескать землю, чтобы пустить по ней ручеёк из лужи до берега реки. В тот момент она разозлилась, но спустя месяц даже не вспомнила, что что-то такое умела.

Зей же, сколько ему ни давали занятий в течении дня, к вечеру прибегал полный энтузиазма. Ему нравилось, что всё это тайна, что добрая и красивая тётя с ними играет и что поблизости нет надсмотрщиков. Его поощряли. И он хотел быть лучше сестры. Появилось соперничество.

А Эмме становилось неловко.

В желании вооружиться собственными силами она использовала детей, и было очевидно, что они схватывают всё на лету. Она думала, что просто будет за ними смотреть и постепенно перенимать понимание принципа работы их магии, но всё стало заходить слишком далеко.

– Миледи… – позвала Марла.

Она как раз зашнуровывала на спине Эммы корсет, стягивая рёбра и придерживая узлы коленом.

– Да?

– Могу я вас спросить?

– Спроси, – пожала плечом Эмма, не отрывая взгляда от собственного пепельного отражения.

К этому она тоже привыкла. К коротким волосам. Каждый день Марла подравнивала пряди, чтобы они смотрелись не так неряшливо, мазала их смесями и составами в надежде ускорить рост.

Привыкла Эмма и к белилам, из-за которых загар так быстро сошёл. Теперь по утрам, до того как наносили макияж, Эмма могла видеть собственные румяные щёки, алые губы и тёмные глаза, приобретшие после потери волос густой синий цвет вместо бирюзового. Всё это было чудовищно ярким на контрасте с рваной пепельной причёской.

– Ну же! – поторопила Эмма нерешительную Марлу.

– Я видела… вы колдуете… с детьми.

– Хочешь меня сдать? – холодно поинтересовалась Эмма, глядя на отражение Марлы в зеркале. Та густо покраснела и покачала головой.

– Нет, никак нет, миледи… Я лишь думала… могу ли я быть рядом и просто смотреть…

Она шептала, точно речь шла о чём-то постыдном, а Эмму разрывало от противоречивых чувств. Она испытывала самое настоящее отвращение к тому, как народ стеснялся быть собой, как стеснялся собственной магии.

Она стала остро желать, чтобы люди выходили на улицы и кричали, что у них есть сила. Чтобы дети, такие, как Зей и Зола, учились своей магии, чтобы такие, как Марла, сняли браслеты и стали наконец собой.

Ярость охватывала Эмму при мысли, что её мир, её маленькое королевство так бездарно и глупо тратит собственные ресурсы на пафос и самомнение. Эмма хотела революции.

– Приходи вечером, когда Эльвина уедет в гости. Мы будем на опушке за домом, там, где собираемся всегда. Если ты за нами следила – знаешь где это, – спокойно ответила Эмма, поправила парик, улыбнулась своему отражению и по старой привычке пощипала щёчки, и на пальцах осталась белая пудра.

“Какая всё это глупость… какое ребячество!” – вздохнула она про себя, до сих пор надеясь на ответ, которого не последовало.

– Отец в малой гостиной?

– В чайной, миледи, – поклонилась Марла, на губах которой распустилась широкая счастливая улыбка.

Только что Эмма исполнила мечту несчастной девочки.

– Отлично выглядишь, дорогая, – усмехнулся Неро Гриджо, оглядывая дочь с ног до головы. – Твои вещи уже в экипаже, нам нужно поторопиться.

Неро посмотрел на карманные часы, и коварная улыбка превратила его приятное, в общем-то лицо, в лукавую саркастическую маску.

– Куда мы? – спросила Эмма так, будто не боялась до ужаса остаться с отцом наедине. Всё это время она ждала встречи, и вот теперь ужас охватил измученную душу. Один на двоих экипаж, и никто не защитит.

– В город. У меня там дело… для которого ты просто необходима.

Расспрашивать Эмма не стала, предпочитая следовать воле отца.

Она не разговаривала с ним, но и не стремилась показать свою обиду. В тот момент, когда на колени упала первая прядь волос, она будто закрылась в себе от этого человека и просто надеялась, что он не заставит в очередной раз её жизнь перевернуться с ног на голову.

Теперь же эта поездка в город показалась чем-то страшным, и принять это Эмма решила зажмурившись, как делала это в детстве.

Если не видеть беду, её же будто бы и нет…

Бовале сиял столичным лоском, некогда так любимым Эммой. Она обожала эти улочки, городской особняк, гремящие экипажи, движение. Столица не спала и не отдыхала, она всегда была чем-то занята. Транспорт был быстрее, люди говорили быстрее, даже сама жизнь быстрее текла. Всякий раз по приезду казалось, что день идёт за два, а то и за три. К концу сезона молодые леди, не нашедшие мужей, были уверены, что кардинально изменились и вернутся в свои деревни зимовать новыми и взрослыми людьми.

И впервые Эмма не предвкушала этого чувства столичной жизни, не испытывала восторга при виде сверкающих шпилей и белоснежных стен особняков. Она впервые не волновалась о том, как выглядит.

– Хороша столица… а? – масляно улыбнулся Неро.

– Если я задам тебе вопрос, ты ответишь? – Эмма говорила тихо, будто покорно. На деле же сдерживала рвущуюся наружу ярость. Обращалась на “ты”, как делала только во время очень личных и доверительных бесед, а отец даже не нахмурился. Он хотел такую беседу, ему будто не терпелось высказать всё, что скопилось на душе.

– Попробуй, – благосклонно протянул Неро.

– Ты что-то придумал, чтобы я вышла за Алиготе? – Эмма смяла кружево своей юбки и почувствовала, как оно прорвалось там, где острый ноготь натянул нити.

– А ты сомневалась? – он всё ещё улыбался и был как будто вежлив.

– Нет, но…

– Как ты считаешь, я злодей?

Эмма не могла дать ответ на этот вопрос.

Перед ней сидел отец, всё ещё тот же человек, что когда-то читал сказки перед сном, покупал наряды и хвалил за успехи в учёбе. Этот человек утешал, спасал от падений и помогал на взлётах.

Но и вот такого Неро Эмма знала. Он увольнял прислугу, расправлялся с врагами, был дельцом. Этот Неро решал дела и всегда блестяще, хоть и жёстко, и никогда бы Эмма не подумала, что она тоже встанет на одну ступень с теми, кто знал, что такое “рука Неро Гриджо”, станет его жертвой, и острая боль пронзала её сердце.

Эмма гордилась тем, кто её отец и как она себя чувствует под его защитой. Теперь он её больше не защищал.

– Ты ненавидишь меня? – ответила вопросом на вопрос Эмма.

– Я?.. – горькая усмешка. – Теперь – нет.

– Теперь? – голос задрожал, зазвенел как бьющийся хрусталь.

– Теперь, когда в тебе нет того, что ты не заслуживала и в итоге не оправдала, – жёстко ответил отец и будто бы завершил разговор, отвернувшись и уставившись в окно.

Экипаж остановился.

А Эмма не успела понять, что имел в виду Неро Гриджо под этим “теперь”. Не заслужила…

Единственное, чем Эмма владела в отличии от других Гриджо – магия, необычная и странная. Сколько раз в детстве она дралась с сёстрами, которые говорили, что Эмма должна была поделиться с ними силой. Потом они стали высмеивать это “уродство”, но отец никогда об этом не говорил и Эмме никак не помогал. Он купил ей образование, будто показывая миру, как гордится талантом дочки, но никогда не говорил этого лично. Сколько раз она пыталась разобраться, выяснить, что же произошло, раз именно ей достались эти силы – но Неро даже не слушал.

И вот теперь, когда Эмма всего лишилась, неужели речь о магии? Запретной теме. Неужели всё это время он и правда Эмму ненавидел и тоже считал “уродством”, но в чему эта игра всю её жизнь?..

– Отец. Почему с волосами ушла и моя сила, – спокойно спросила Эмма, когда вышедший первым из экипажа Неро подал ей руку.

– А ты не знаешь?

– Я ничего. О себе. Не знаю, – прошипела она.

– Так подумай… история повторяется. Отец дал, отец отнял.

Отец дал. Отец отнял.

Но он же не о себе?.. Он не мог говорить о себе, она потомственная траминерка, она урождённая земляная волшебница, Неро – её отец, он дал ей магию земли, а не воды.

– Отец?.. Ты о себе? Что ты мне дал?

Неро Гриджо не ответил, с дьявольской улыбкой развернулся на каблуках и пошёл к зданию суда, у которого экипаж остановился. Эмма наконец осмотрелась.

“Суд?.. О, мой друг, когда ты так мне нужен… отец привёл меня в суд. Там… Глер?”

Но никто не ответил.

И острая боль тревоги пронзила сердце Эммы, а пальцы впервые знакомо потеплели. Не бирюзой. Изумрудом.

Эмма посмотрела на собственные ногти и закусила губу. После радости неприятности… и за каждый подарок судьба обязана что-то отнять.

Глава про Эмму и самозванку

В зале суда было шумно, сыро и холодно. Эмма ёжилась, чувствуя, как теряется в окружении всех этих людей, как они недобры и неприятны.

На многочисленных рядах амфитеатра, уходящего почти под потолок, восседали почтенные горожане, не запятнавшие честь аристократы. Их лица были пусты и будто бы даже не заинтересованны особенно в происходящем. Рутина, только и всего. Они хотели поскорее вернуться домой и заняться своими важными делами.

По центру имелось место с простой деревянной табуреткой – для обвиняемого.

Напротив него сидел судья, сложив на пузе руки, а Эмму и Неро проводили и усадили по правую от судьи руки.

– Хорошего дня, граф, – улыбнулся судья, и его усы зашевелились, будто распушаясь от удовольствия видеть доброго друга рядом.

– Хорошего дня, ваша честь… – печально вздохнул Неро.

– Ну что вы… – покачал головой судья. – Сейчас всё уже и решится, не переживайте, не печальтесь. Ситуация сложная, – а потом он с сожалением посмотрел на Эмму, и та опустила взгляд.

Всё ещё не понимая толком, что именно происходит, Эмма озиралась по сторонам в надежде узнать хоть кого-то, поймать хоть какой-то знак, что не Глер сядет на табурет и предстанет пред судом, только вот… очень уж удачно всё складывалось, увы. Суд. Отец. Его злая усмешка, не намекающая ни на что хорошее.

И до сих пор эти слова. Отец дал. Отец отнял.

– Можем начинать, ваша честь? – шёпотом спросил некий служащий у судьи, и тот медленно кивнул. Все присутствующие тут же смолкли, и на их лицах появилось неподдельное любопытство.

А потом шаги, как удары молотка по крышке гроба. И на каждый этот шаг сердце Эммы больно билось, не в силах справиться с волнением. Щёки её заливал нервный румянец, а пальцы побелели, вконец изорвав кружево.

Скрип двери и Эмма зажмурилась.

– Подсудимая…

Подсудимая?

Эмма умоляла святые силы, чтобы ей не послышалось, а потом открыла глаза и ахнула, прижав руки ко рту.

На стуле сидела девушка, которой зачитывали приговор. Тонкая, хрупкая. С чёрными волосами, концы которых были выкрашены в синий. Неряшливо, грубо и совсем ненатурально. Она была обряжена в какие-то голубые тряпки, будто чтобы убедить присутствующих, что это и есть Эмма. Её лицо было серым, несчастным, отёкшим, а глаза совсем красные от слёз. Исхудавшая бедняжка, несчастная девочка, которая будто бы могла сойти за Эмму, если очень захотеть всё обставить именно таким образом.

– Смотри-смотри, – прошипел Неро в самое ухо дочери. – Наслаждайся… Как тебе, м?

– Ты чудовище, – севшим голосом произнесла она, понимая, что хуже быть уже не может.

А секретарь зачитывал обвинение, и после каждого слова девушка сжималась всё больше, будто хотела спрятаться за грязным голубым кружевом. В её светло-голубых глазах сверкали слёзы, но кто же теперь скажет, что у настоящей Эммы они были бирюзовыми?

Настоящая Эмма вот она, перед ними. Блондинка с очаровательными кудряшками в белом платье, а не черноволосая загорелая оборванка. Но как… кто поверит, в самом-то деле?

Ну помнят же её преподаватели в колледже, друзья родителей. Все знают, что Эмма – вот такая, как эта несчастная девушка, как оправдать…

Неро встал со своего места и прошёл для дачи показаний. Эмма не хотела его слышать, но шум в ушах отступил. Всё-таки это не Глер на табурете, это не он, и пусть беда всё ещё раскачивается над самой макушкой острым клинком – это можно пережить. Нужно пережить.

– Моя дочь… Леди Эмма Гриджо стала жертвой мошенничества, и в то время как отдыхала в Мерло, в поместье моего дорогого брата, активно распространялись слухи о том, что она якобы похищена ещё одним самозванцем. Господа, мы живём в цивилизованном обществе… – в голосе отца Эмма услышала насмешку, а не сожаление и призыв к здравому смыслу. – И не должны принимать во внимание провокации тех, кто, не имея нашего положения, нашей благородной крови… – уничижительный взгляд в сторону несчастной девушки, – …пляшет на нашей чести, не снимая грязных башмаков!

– Как вы объясните, что публиковали обращения в газеты? Вы и семья виконта Алиготе? – задал вопрос человек, который должен был защищать права лже-Эммы.

Впрочем, он улыбался больше Неро, нежели девушке, имени которой Эмма и не слышала. Его даже не произнесли? Или это волна облегчения, что охватила после появления “не Глера” так смутила рассудок?

– Это была совместная работа с офицерами королевской стражи, чтобы выманить самозванку и принудить дать ответ за свои действия, – не задумавшись ни на секунду, солгал Неро, а Эмма еле сдержалась, чтобы не упасть со стоном отчаяния и не спрятать лицо в ладонях. Ей было стыдно за то, кто она.

Она видела браслет на тонком запястье девушки и понимала, что из себя представляет это существо.

Испуганная беднячка, которой нельзя поднять руку и выпустить свою магию в мир. Она даже не относилась к касте торговцев, ниже и беднее. Она лишена всего. А быть может, теперь и свободы.

– Ваша дочь, леди Эмма Гриджо, конечно ни в чём не повинна, но у господ могут возникнуть вопросы относительно её внешности.

Эмма вскинула голову в ожидании очередной лжи, а Неро сокрушённо покачал головой, будто признавая что-то не очень приятное.

– Да… недоработка этих бандитов, пытавшихся оскорбить честь моей семьи. Все вы помните, сколь необычна и экстравагантна была внешность леди Эммы, и скрывать этого я не стану. Но так же все помнят о её уникальном даре, доставшимся по наследству от первой из Гриджо, принесшей ко двору двести лет тому назад, спасительный артефакт…

По залу прокатился смешок. По обыкновению никто этим россказням не верил.

– …так как Эмма была единственной из нашей семьи, кто владел разом двумя силами, мы внимательно наблюдали за тем, как развивается её дар. Это давало свои следы, оставило отпечатки на внешности девочки, и мы, признаться, переживали, что это может навредить. Магия, о которой мы, как и вы, – пауза. – Ничего не знали… – ещё одна пауза, пока не донесётся одобрительный шум аристократов.

Эмма в ужасе зажмурилась.

“Все эти важные сэры всего лишь шуты, не более! Отрицают, что мир куда больше их жалкого отсталого королевства!”

Пальцы её снова стали изумрудными, она не видела такого яркого свечения у сестёр, племянников или Глера, потому не могла понять, что это значит. Но к своему удивлению она почувствовала, как еле заметно покачнулась над её головой богато украшенная люстра, и на макушку упала глиняная крошка.

Судья тоже обратил на это внимание, но тут же отвлёкся, обратившись снова к спектаклю Неро.

– … со временем же выяснилось, что эта магия попросту губит мою дочь! – аристократы дружно ахнули. Голос Неро окреп, а Эмма вздрогнула, заподозрив, к чему отец клонит. – После того, как она закончила колледж и достаточно окрепла, мы занялись её “лечением”, и вот, – он указал на Эмму, и все дружно обернулись, увидев совершенно неприметную девушку, которая уже ни за что бы не выделилась из толпы, как это бывало раньше. – Эта проказа… этот убивающий, ввергающий в ужас нашу семью рок, был побеждён и снят. Эта девушка спасена, а эта! – и теперь широкий жест в сторону лже-Эммы. – Лишь использовала то, что было болезнью. Она насмехалась над нашим проклятием, но мы не можем позволить, – в глазах Неро сверкнули слёзы. – Мы… не можем позволить…

И он картинно опустил голову, прикрывшись рукой, а защитник лже-Эммы принялся его утешать.

– …чудовищно, ваше сиятельство, чудовищно… – приговаривал защитник.

– Но позвольте, офицеры видели, как девушка заговаривает воду, – подал голос один из аристократов, сидящих на трибуне.

Глаза Неро, за которыми внимательно следила Эмма, недобро сверкнули.

Но она уже понимала, что отец готов к прозвучавшему вопросу.

– Конечно, заговаривает, – глухо, без слёз и трепета ответил Неро. – Потому что эта девушка – пришелец из другого королевства, чужая для нас. Она – не Траминерка, и её магия чужда нам. Но если мою дочь соседство столь разных сил убивало, то она! Чистокровный водный маг!

“О, будто первая она такая в Траминере… отец, что ты делаешь. Ты разжигаешь войну! Открываешь на таких как она охоту!”

Увы, но люди – рабы, прикованные к газетам и сплетням. И если завтра появится призыв, что водные маги опасны, что такая магия убивает, что это порок для нас – то будет война. Если станет очевидно, что это было просто неудобной правдой на которую все просто закрывали глаза, ситуация приобретёт совершенно другой вид. Она станет всем поперёк горла, она будет выставлена напоказ и станет обсуждаться, пока не превратится в грязную разборку.

Опасны. Они – опасны.

Прецедент есть.

Виновный есть.

Жертва есть.

Война будет. Пока не кровавая, пока она будет информационной, но кто знает, что дальше?

Эмма в ужасе и смятении слушала приговор, который практически без разбирательств выносили дрожащей девушке. Её пальцы и правда наливались синевой, но совсем-совсем слабо, то, чего добилась Эмма, когда двигала “Белую Магнолию”, было выше на множество ступеней.

“Ах, почему их не учат… почему никого из нас не учат! Неужели нас боятся?”

– Кража имущества графа Гриджо.

– Мошенничество.

– Подделка документов.

– Преступные действия в сговоре.

– Клевета.

– Казнь.

– Казнь? – Эмма вскочила на ноги, и на неё тут же уставились все присутствующие, и даже девушка подняла голову и медленно покачала головой из стороны в сторону, будто что-то понимала куда лучше самой Эммы.

– Ты всё увидишь, – осклабился отец.

– Ты не можешь…

– О, я могу. Ещё как могу.

– То что ты там говорил… неправда!

– Что не правда? Что Траминеру грозит опасность смешаных браков? Что эта гадость скоро заполонит мир? Что мы, истинные земляные маги, будем в ногах чудовищ…

– Я – не чудовище!

“Он боится… силы святые, он в ужасе! Все знают, как слаб земляной маг по сравнению с другими, все знают, что никакого боя не выдержит он против соперника любой стихии. Отец… боится. И король боится!”

– Вы… вы все просто в ужасе, да? – шепнула Эмма. – Вы боитесь, что однажды трон захватит водный маг. Что ваша аристократия падёт. Вы годами не учили и не готовили детей, собственных детей…

– Молчи.

– Ты всегда боялся меня! Ты до ужаса меня боялся… ты завидовал?

И Эмма, стоило это произнести, всё поняла. Всё сложила в своей голове.

– Ты, внук великой наследницы двух стихий… остался ни с чем. Ты не унаследовал водной силы и ждал, кому же она достанется. А сила выбрала младшую дочь, всего лишь. Но не тебя… Почему? Она передаётся только по женской линии?

Неро дрожал. Они стояли вдвоём в сыром коридоре ведущем к камерам, и их голоса звонко разносились в оба конца, теряясь за железными дверьми.

– Ты всегда хотел меня её лишить… Волосы… Почему это связано? Это невозможно… – Эмма вырвала руку из хватки отца и стала ходить туда-обратно, кусая ноготь. – Нет. Не волосы. Отец дал. Отец… отнял. Та, первая Гриджо. Эммоджен. Дочь графа Гриджо из Траминера и аристократки из Пино. Водную силу ей дала… мать. А земляную отец. Сыновья получали землю, дочери – воду. Но тогда…

Неро всё ещё молчал.

– Но тогда это как-то связано с артефактом? В чём его секрет?

– От меня ты этого не узнаешь, а теперь идём, – глухо произнёс он, отрезая все последующие пути к разговору. – Ты сделаешь выбор. Надеюсь… верный.

Эмма посмотрела вглубь коридора, там открылась тяжёлая дверь, и их поманил за собой стражник, а мимо провели покорно опустившую глаза девушку-самозванку, так непохожую на Эмму, и так некстати разделившую её судьбу.

Глава в которой Эмма соглашается

Девушка сидела на лавочке в крошечной камере, сложив руки на коленях. Когда Эмма остановилась и увидела “другую себя” по ту сторону решётки, её горло сковал страх. Невероятная злость на отца, который стоял в двух шагах, заставляло смотреть не на него, а вглубь камеры. И появился жгучий стыд. И норовили пролиться слёзы.

– Ты погубишь… невинную…

– О, она не невинна, – прошипел отец, а Эмма сжала прутья решётки. Девушка даже не подняла головы, будто зомбированная.

– В чём она… что она…

– Она – водный маг.

– С каких пор ты уподобился этой швали!?

Эмма прошипела это тем же тоном, каким говорил с ней отец.

Швалью она называла аристократов средней руки, свято верящих, что именно маги другого рода превратили их в дрожащих тварей. Никогда приближённые короля активно не выступали против “иных”. Никогда Гриджо не опускались до того, чтобы стать частью этой секты. И вот её отец говорит теми речами, что всегда публично высмеивал.

Низкие, трусливые слова. Любой думающий человек знал им цену.

Эмма покачала головой.

– Не трогай её… прошу тебя. Ты же губишь невинную душу…

– У тебя есть шанс спасти “невинную”, всё в твоих руках, Эмма, – мягко произнёс отец, будто это было что-то действительно милое. Будто он предлагал Эмме бескорыстную помощь.

– Занять её место? – шёпотом спросила Эмма, прислонясь к холодным прутьям лбом.

Девушка на скамье вздрогнула.

– Нет, нет… дочь Гриджо не сядет в камеру и на плаху не пойдёт… Дочь Гриджо станет полноценным членом общества. Она займёт положенное ей место. Она станет женой виконта Гая Алиготе и навсегда исчезнет с моих глаз.

Голос отца, будто кинжал вонзённый в самое сердце. Эмма ахнула, обернулась и на глазах её сверкнули слёзы.

– Женой?..

– А чего ты ждала?

– Отец…

Она сделала шаг, он отступил. Эмма покачнулась, потеряла равновесие и упала на бетонный пол, пачкая юбки в серой крошке. Она шептала: “Не делай этого”, а он только смотрел свысока и молчал. После подошёл, протянул руку и пальцем подцепил её подбородок, будто разглядывал морду щенка при покупке.

– Она смотрит на тебя. На твоё малодушие, – шептал он. – Она умрёт из-за того, что какая-то избалованная эгоистка отказалась стать женой богатого наследника… Ты даришь мне незабываемые минуты блаженства, в которые я в который раз убеждаюсь, что воспитал чудовище, которое заслужило свою участь… Как же я надеялся, что ты не станешь такой, как я верил, что ты станешь обычной. Я почти это получил в день твоей помолвки, но ты сбежала… ты о чём-то догадывалась? М?

– Что? – дрожащим голосом переспросила Эмма.

– Ты догадывалась… иначе бы не совершила столько опрометчивого поступка… Милая, милая Эмма. Ты сама себя погубила. Ты была бы женой Алиготе, обычной девушкой, обычной Траминеркой. Теперь всё это ты получишь и посчитаешь величайшим даром, после того, как всего лишилась. Магию тебе… не вернуть.

Эммой овладела настоящая ярость, и пальцы, впившиеся в бетонный пол, вдруг вошли в него на дюйм, как в масло. Неро этого не видел, Неро искал признаки страха на лице дочери, а она только злобно скалилась, уверенная, что ничего у него не выйдет. Она наверняка знала одно: больше она не будет эгоистичной и слабой. Она знала, что все её беды только от того, что оставалась ребёнком, что не понимала ценности магии, человеческого отношения, чести и совести. Больше так нельзя. Она копала себе могилу своими инфантильными поступками.

Однако, оказывается однажды это спасло ей жизнь… Показало, что существует любовь.

И теперь ради этой жизни и этой любви нужно побороться.

– Не боишься спать со мной в одном доме, отец? – с горечью спросила Эмма, не понимая, что же делать дальше.

Только бы он не добрался до Глера… Остальное мы переживём.

– Не боюсь. Будь ты сильной, не совершила бы свой позорный побег, Эмма. Решайся. Счёт дням этой самозванки не долог.

Эмма перевела взгляд на девушку, скинув руку отца, снова увидела тонкую несчастную фигурку, сгорбившуюся, дрожащую.

– Я подчинюсь твоей воле, отец, – глупой голос Эммы прокатился по коридору и погиб ударившись о глухую стену. – Отпусти её.

– Непременно. В день твоей свадьбы.

И Неро, насвистыва,я ушёл, а Эмма и девушка остались одни.

Эмма не желала с несчастной беседовать, но та сама подняла голову, как только стихли шаги графа. Встала с лавочки и приблизилась к решётке. Эмму охватил настоящий ужас.

– Вы… меня отпустят? – тихо поинтересовалась девушка.

– Отпустят, непременно, – кивнула Эмма. – В день… мое свадьбы.

– Но как?

Эмма непонимающе уставилась на лже-Эмму.

– Просто отпустят, если отец обещал – он сделает, ему важно только получить мою жизнь, а не отнять вашу.

Девушка будто всё ещё ничего не понимала. Она дрожала и качала головой, как тогда на суде.

– Я вас оставлю. Ничего не бойтесь. Я найду вас после освобождения. Обещаю, всё наладится…

А девушка только снова покачала головой.

Вернувшись в графство, Эмма заперлась у себя и не выходила из комнаты.

Она гадала, где же Глер, и не знала, как сказать ему однажды, что произошло и почему она не сдержала слова.

Их голем сидел на тумбочке у кровати. Печальный, с треснувшей ручкой. Это будто была частичка Глера, оставшаяся с Эммой, трогательное послание от него.

Убить себя проще, чем стать женой Гая Алиготе, он вдруг показался ещё более отвратительным, а сама себе Эмма из прошлого показалась непроходимой дурой. Верила в любовь и сказки.

“Убью себя, как только увижу, что девушка на свободе. В самом деле убью… жаль только не вырвусь из дома раньше, чем свершится первая брачная ночь… о, как я его ненавижу, и себя, и то что будет. Не верю, что он будет со мной наедине, что ему я поклянусь в верности… “

Эмма села перед зеркалом, оттёрла лицо от краски, стянула парик.

Она слышала, как отъехал экипаж сестры, как дети прошли мимо спальни Эммы и стукнули в дверь – условный сигнал. Но вместо того, чтобы выйти она велела войти им.

– Тётя… – шепнула Зола, глядя на короткие торчащие волосы Эммы.

– Не обращай внимания, отрастут. Подождите минуту, и мы пойдём, хорошо?

Дети кивнули. Эмма ещё раз протёрла лицо холодной водой, взяла голема и спряталась ненадолго в гардеробе, где сменила белое в цветочек платье на мужские брюки и желтоватую грубую рубашку.

Это ей удалось купить в городе, рассчитавшись серёжкой. Отец уехал без неё, оставив слуге денег на наёмный экипаж, и пока тот искал, на чём же вернуться домой, сказала, что желает посетить лавку готового платья, что располагалась вниз по улице. Слуга лишь пожал плечами, проводил Эмму до салона и сообщил, что вернётся через десять минут. Десяти минут оказалось предостаточно. Свёрток со штанами и рубашкой даже немного грел душу.

Эта спонтанная идея пока не оформилась в план, но теперь, переодевшись и оглядев себя с головы до ног, Эмма ощутила, как в ней появились силы. Она смотрела в зеркало на совершенно другого человека. Мальчишку с короткими волосами и в простом одеянии.

Нашлись и ботинки, их Эмма стащила у брата руками Марлы. Тот давно в графстве не жил, но кое-что оставил в своей комнате. Без макияжа, с отчаянным румянцем на щеках, Эмма думала, что вот теперь она ни о чём не жалеет, даже о волосах. Она что-нибудь непременно придумает.

Когда дети увидели тётю Эмму в новом облачении, они дружно охнули, а Эмма прижала палец к губам.

– Тише. Это наш маленький секрет, милые. Вы же его сохраните?

И дети кивнули. А Эмма с лёгким сердцем повела их на выход. Ей тоже есть что скрывать ради них…

Поляна была залита изумрудным светом. Марла сидела в сторонке и крутила свой браслет на руке, наблюдая за тем, как магия охватывает всё вокруг дюйм за дюймом.

Марла не была “лишённой магии” за какие-либо преступления и не была нищей. Она в общем-то имела право, как и её отец, колдовать. Он умел делать многое. Вообще все из бедных районов, где Марла жила, использовали магию. Проблема же заключалась в том, что, не имея хотя бы года образования и специального сертификата, любой житель Траминера получал браслет. Ей просто негде было взять денег на обучение после кончины отца.

Прямой путь в служанки в каком-нибудь богатом доме, в котором хозяева принимают только “лишённых”. И дом Гриджо был именно таким.

Теперь, глядя как леди Эмма, одетая совершенно возмутительно, колдует, сидя на полянке, и учит детей, Марла будто бы стала верить в себя.

Она просто наблюдала – не более. И уже это словно открывало завесу в тайный мир магии, так надолго закрытый.

Дети охотно повторяли, леди Эмма читала какие-то записи и говорила им, что делать. У неё самой почти ничего не получалось, но концентрация силы на поляне была такой огромной, что даже Марла ощущала покалывание в кончиках пальцев. Она могла коснуться изумрудного сияния и срастись с ним, оно ластилось, узнавая “своего мага”. Будто ждало, что и Марла сделает свой вклад.

– Не могу, – шепнула Марла магии, и та просто повисла в воздухе.

– Это потрясающе! – услышала Марла голос Эммы. – Никогда раньше такого не видела…

– Тётя… а вы так можете? – заливался смехом Зей, в его ручках концентрировался густой пар, похожий на лесной туман, а потом низко стелился, замораживая травинки.

– А я так могу! – пищала Зола.

Она создавала почти настоящих фей, что кружили в воздухе, от их крылышек исходило сияние. Феи тоненько хихикали и скакали по траве.

– А я вот! – Зей растрескивал землю.

А Зола соединяла её.

И Марла видела, как по щекам леди Эммы бегут слёзы, и как она тоже поднимает руки и слабое-слабое сияние от них исходит.

– Мы будем тренироваться и дальше, – произнесла она, дети кивнули.

Им нравились эти занятия, нравилось, что это тайна, и что по утрам они будто забывают о том, что умели.

Но Марла видела, как Зола вырастила заново увядший цветок в кадке. Как Зей заставил шире разойтись трещину на стене за портьерой, и потом хихикал и потирал ручки. Дети менялись, очень сильно менялись, и это не заметил бы только слепой, коих в доме оказалось больше, чем можно было ожидать.

– Марла? – позвала леди Эмма. – Отведёшь детей в их комнаты?

– Да, Миледи, – Марла встала с травы и бросилась к хозяевам.

На какую-то секунду она подумала, что с неё снимут браслет и чему-то научат, но… увы, не во власти леди Эммы решать такие вопросы.

Глава про то, что такое есть истинная магия

Детей спешно увозили.

Эльвина решила, что просто обязана во что бы то ни стало ввести их в “детский круг”, пока внучка короля не покинула Бовале, потому Зей и Зола, оба страшно расстроенные и уже получившие за это по первое число, плелись к экипажу, то и дело оглядываясь на Эмму.

Все утро они пребывали в ужасном настроении и то и дело ходили в комнату тетушки, чтобы пожаловаться, но она лишь просила несчастных не забывать их уроки. А сама думала: “И чему же я их научила? Развлечениям, не более… ну где им всё это сгодится?”

Эмма смотрела им вслед и понимала – пропали дети. И магия их пропала.

Через месяц они забудут, что умеют нечто большее, нежели оживлять глиняных человечков. Через два – попрощаются с большей частью магии. Через три их увлечёт жизнь маленьких аристократов настолько, что они станут добровольными носителями браслетов, и прощай будущее Траминера, что зиждется вот на таких юных талантах.

Нет талантов.

И будущего нет.

Эмма не плакала, не злилась и не сожалела настолько, чтобы в отчаянии биться в истерике. Но она видела в этих детях не племянников, а целое пропавшее без вести поколение магов. И понимала, очень хорошо понимала, что не в её власти что-то исправить. Особенно не научившись ничему самой.

Она что-то чувствовала по итогу всех этих часов, проведённых на поляне, а что именно – не понимала. Будто развила в себе некий резерв, ничем его не заполнив.

После того, как последняя свеча в окне дома погасла, Эмма и Марла вдвоём вышли во двор и медленно побрели к поляне, будто совершали невинную прогулку.

– Что же дети? – вздохнула Марла. – Верите вы, что они будут без вас заниматься?

– Нет… нет… – покачала головой Эмма. – Я вообще не думаю, что на самом деле они чему-то научились. Все эти фокусы… есть у меня чувство, что магия – это нечто большее, Марла. И я готова к чему-то большему. Я почти это нащупала…

– Миледи, но как же большее? Это же чудо, то, что они творили.

– Да, но ты видела этот кокон, что рассеивался вокруг них. Как… аура.

– Да… раньше я такого не видела. От господ… – добавила Марла и кивнула, а потом приосанилась и набрала воздуха в грудь, будто готовилась сказать что-то важное: – Вы знаете… я вам что-то принесла, Миледи. Я сходила нынче в дом моего отца и порылась на чердаке. Вы же знаете, – она смущённо опустила голову. Эмма остановилась и велела остановиться Марле. – Вы знаете, что я из очень простой семьи.

– И?

– И что магия в таких семьях несколько иначе…

– Ну же! – Эмма нетерпеливо топнула ногой, чувствуя, что нащупала то самое, важное, что скрывалось от неё столько времени. Она была так переполнена эмоциями, что никак не могла с собой совладать.

– У нас совсем иначе колдую,т и эти големы… – Марла помотала головой, понимая, что от неё ждут совсем иного. – Вот. Это записи моей бабушки, она, конечно, не была сильной или особенной, но зато очень аккуратной. И всё-всё записывала. И я рассказала о вас, о том, что вы делаете. В моём районе готовы помочь. Они… верят, что что-то изменится. И я верю.

– О, Марла… – вздохнула Эмма, глядя на тетрадь. – Это то, что нужно, я полагаю… Вся магия держится не на аристокртии.

Эмма в восхищении разбирала старые пожелтевшие листы и бегло читала неровные строчки.

– Я должна это всё изучить. И… я должна тебе. Я что-нибудь придумаю для тебя.

– Миледи… не для награды или денег, – решительно ответила Марла. – Я верю, что однажды мы все станем другими и мир станет другим.

– Да, да, понимаю, но всё-таки что-нибудь придумаю. Не отказывайся. И сегодня не занимаемся. Увидимся завтра.

Эмма прижала к груди тетрадь, одарила Марлу улыбкой и бросилась в дом.

Аристократия – глупое стадо баранов!

Это заявила Эмма Марле на утро после получения тетради, и с этими же словами каждый день отныне ложилась спать. То, что теперь захватило мысли обладательницы двух высших образований, было совершенно новой ступенью в понимании человеческой природы.

В следующие несколько дней Марла носила ещё и ещё тетради. Эмма просила её ходить по соседям и собирать подобные записи, так что в спальне графской дочери, не читавшей ничего кроме дамских романов, вдруг накопилось немерено книг и самых разных исследований.

Кто-то отдавал свои старые учебники, кочующие из поколения в поколение годами, а кто-то с радостью делился простыми записочками, кое-как склеенными между собой, в которых содержались не менее ценные записи.

И все эти люди… были счастливы делиться.

В один из дней Марла нашла Эмму переодетой в мужской наряд, в кепке скрывшей короткие волосы, и с тонкой полоской искуственных усов над губой.

– Отведи меня в свой район, – попросила Эмма. – И зови меня Ларсом. На ты.

– Да Мил… Ларс, – смело улыбнулась Марла.

Спустя час Эмма увидела своими глазами, что такое магия. Она с замиранием сердца слушала истории старых мудрых волшебников и понимала, что совершенно ничего до этого дня не знала о мире, в котором жила.

– Да-а, неведомо господам то, что мы знаем с младенчества, – мягко улыбаясь, сообщила женщина в возрасте.

Эмма сидела на низкой лавочке во дворе приземистого домика, а вокруг собрались все жители района, и каждый хотел что-то рассказать.

Им не нужны были подарки, деньги или еда. Они были рады, что полезны, точно старые добротные ботинки, найденные спустя много лет и признанные годными для носки.

– Неведомо и никогда не будет. Они желают использовать силу легко, без знаний. Поднимать руку да творить магию, только так быть не может. Человек – не сила. Человек – проводник. Сила в земле, и к ней нужно обращаться. Нужно просить её о помощи. Нужно с ней говорить.

В этом бедном районе, полном нищеты и лишённых магии, Эмма впервые поняла, что ничему у детей не научилась и не смогла бы. Они лишь обладали природной основой, тем, что даётся человеку для вступления в жизнь. И это ой как мало. Это самое самое начало.

– Ну вот, смотри девочка, – велела очередная старушка Эмме, которую Марла представила под истинным именем, сказав, что от мудрейших всё равно ничего не скрыть.

– Ты должна вызвать силы, направить их, пропустить через себя. Это тебе не просто так, это молитва. Она священна.

И старушка начала шептать неведомые Эмме слова на неведомом языке. И вокруг старушки забурлила земля, и невероятный поток магии, чистой, сильной будто пророс из неё подобно вековым деревьям.

– Ах… вот, что это… – восхищённо шепнула Эмма.

Марла сжала ее руку и ободряюще улыбнулась.

– Идите… Вас научат.

Каждую ночь Эмма теперь засыпала с молитвой на губах. Она стала понимать, как всё устроено. Она осознала, какие глупые фокусы были эти её занятия. И то, чему учили её раньше, и то, что она делала с водой, и то, что знали все вокруг.

Умеет ли так Глер?

Понимает ли он магию так, как эти простые люди?

Он жил лучше, чем те нищие, что радостно несли Эмме свои записи. Он был уже городским ребёнком.

В глазах этих людей была вера. Они верили Эмме, что она изменит мир. Изменит. И если Глер не знает того, что узнала Эмма – она и его научит.

За день до примерки свадебного платья Эмма отчаялась исправить что-то в своей жизни. Её волосы ещё немного отросли, но она всё ещё напоминала мальчишку. Свадьба неумолимо маячила к концу недели, и единственное, что помогало скрыться от дурных мыслей и переживаний – это походы на заветную поляну, которая преобразилась и изменилась до неузнаваемости.

В роще за домом, вдруг стало больше птиц и живности, и Эмма с восторгом понимала, что это она тому причина. Неведомый язык, которым пользовались те люди, был прекрасен и певуч, от каждого слова, произнесённого на нём, кожа покрывалась мурашками, а тело отзывалось.

Если раньше для магии были нужны эмоции: страх, злость, ненависть, то теперь было необходимо спокойствие и желание. Эмма стала чувствовать ту, с кем ведёт беседу. Землю.

Она стояла на ней, она вдыхала её запах, она верила, что всё вокруг – это она. И слова молитвы сами собой шли на язык, а всё кругом бурлило и было готово служить.

Не оживлять человечков и не проращивать цветочки. А воздевать и разрушать, давать и забирать жизнь. Что-то большее и более величественное. Настоящее.

Эмма теперь точно знала: если захочет – перевернёт и дом, и всё графство.

Она становилась с каждым днём всё смелее и сильнее и никогда бы не сказала больше, что маги земли слабы и бесполезны.

Это убийственно и страшно, то что они могут.

И каждый должен об этом узнать.

Осталось всё правильно рассчитать, а время уходило.

Два месяца минуло с того дня, как Эмму увезли. Два месяца, как Глер без неё скитается в поисках артефакта и даже не может послать никакую весточку.

А Эмма понимала, что стала совершенно другим человеком, будто стала больше, будто сердце её увеличилось вдвое, а то и втрое, и для всего стало хватать места, а любовь и тоска заполнили его до самых краёв.

Марла в восхищении слушала слова, которые пела Эмма, закрыв глаза, обращаясь к основе своих сил, и не могла сдержать восторженной улыбки.

– Ах… это чудо.

– Чудо – это то, что ты открыла мне глаза, Марла. Я тебя освобожу, слышишь?

Марла смущённо опустила голову.

– Эй!

– Спасибо, Миледи… я буду верить, но…

– Верь мне, Марла.

– Там… платье ваше привезли.

– Уже? – ахнула Эмма. Она боялась этого дня. Боялась показаться на глаза матери и отцу. Боялась увидеть себя в свадебном платье.

Она так изменилась внешне. Глаза Эммы налились изумрудным цветом, волосы стали терять пепельный оттенок, становясь почти пшеничными. Они все ещё торчали, но теперь завивались в мягкие кудряшки, почти незаметные, вечно спутанные и грязные от париков.

– Они ждут, что я примерю его сегодня? – спросила Эмма.

– И платье для торжественного приёма тоже тут, – кивнула Марла.

– А это ещё зачем?

– Так ваш батюшка пожелал… Он, кажется, торопится. Он желает скорее свадьбу устроить, Миледи. Он созвал всех на приём, уж как бы не задумал чего. И Алиготе завтра прибудут. И сёстры ваши возвращаются. Что же делать?..

– Тш-ш, не бойся так, – велела Эмма и задумалась, напряженно перебирая варианты.

– Ты думаешь, он устроит свадьбу завтра же?

Марла кивнула.

– Он пожалеет. Я клянусь. Я не верю, что стану женой Алиготе! А это что-то да значит.

Глава про примерку и свадьбу

Платье было превосходным во всех отношениях, и Эмма с сожалением отмечала, что и сама бы себе выбрала нечто подобное. Кремовое кружево, не вульгарное и не вычурное. Изящный фасон. Лёгкая юбка, без сотни нижних, в такой не устанешь всю ночь плясать нувар. И даже белый парик, уже так надоевший, совсем не казался ужасным. Его украсили, облегчили. И отросшие волосы не так сильно чесались под ним.

Только вот по мере того, как стайка горничных приносила всё новые и новые предметы туалета, превращая Эмму в настоящую принцессу, ей всё больше казалось, что не на примерке она, а на главном представлении. Все молчали, никто не расхваливал будущую невесту, и от этой тишины брала жгучая тоска.

Эмма так не привыкла жить без бесед с самой собой, а уж теперь и вовсе стало паршиво.

Никто ничего не афишировал. Все делали вид, что ничего особенного не происходит…

У крыльца стояла карета, не пышно украшенная, но парадная. На такой семья Гриджо выезжала в Бовале в первый день сезона или использовала её для поездок в театр. Белоснежная и запряженная тройкой лошадей.

На лицо Эммы нанесли макияж. Очаровательный, яркий. Розовые щёчки, паста на брови, восковое личико. Принесли Эмме украшения: дорогие и не повседневные. Серьги с длинными изумрудными подвесками, колье и крошечная диадема. Парик обновили, иначе начесали, украсили лентами и цветами. Туфельки новые, атласные, с каблучком. И очаровательные чулочки.

– Где Марла? – поинтересовалась Эмма, когда поняла, что уже ни к чему сопротивляться и лишний раз паниковать.

Сегодня. Всё случится именно сегодня, и пока не зашло слишком далеко,нужно решить все вопросы и быть готовой ко всему. Перед смертью не надышишься, как ни крути.

Эмма и не собиралась.

Она просто знала, что не отцу ею повелевать, и требующее революции сердце уже не мыслило единицами, оно перешло на сотни.

Улыбка играла на губах Эммы, потому что она предвкушала не трагедию, а свободу. Она хотела вырвать этот последний корень, прежде чем распрощаться с прошлым. И казалось, что время ещё есть, никуда не денется. Казалось, что всё ещё в её, Эммы, руках. Только та девушка… её бы спасти. На руках Эммы не будет крови невинной, на таком не строится новая жизнь.

– Нет Марлы… отослали в Бовале, – тихонько пискнула девушка, взбивавшая парик Эммы тонкими деревянными палочками.

Все девушки сникли при этом, наверняка тоже хотели на торжество, но их сочли недостаточно умелыми, чтобы прислуживать там.

Из распахнутого окна доносилась музыка. Весёлая, бодрая и явно свадебная. Дворовым наверняка дали бочку чёрного вина, выпить за счастье молодой хозяйки. Пусть пьют! Ну что ж… жениться, так жениться.

И Эмма уверенно встала с места, не дав закончить последние штрихи, отогнала горничных, окинула себя беглым взглядом и пошла вниз.

– Миледи… – позвала девушка.

– Что?

– Вы знаете… мы верим в вас, – шепнула она.

И Эмма не сдержалась. Широко улыбнулась и кивнула всем. А потом прошла и каждую поцеловала в лоб, шепнув: “Не бойтесь”.

Она покидала дом отца в сопровождении сестёр и кузин, так же как сюда вернулась.

Она видела, что отец, дядя и братья переступают с ноги на ногу, точно волнуются.

Она встретилась взглядом со своей матерью, та не выдержала и опустила голову.

Можно начинать.

Экипаж тронулся с места и покатил в Бовале.

Приём ничуть не напоминал “предсвадебный”, и по всему выходило, что не имел никакого отношения к обыкновенному чаепитию.

Это была свадьба. Пышная, на широкую ногу. И Эмма должна была принять в ней участие на правах невесты, не иначе. Потому что Гай Алиготе стоял в центре зала, разодетый так, что лица не видно, и руками еле может шевелить. Рядом его друг Майлз Кей, не менее празднично одетый и с не менее довольным лицом. Навстречу Эмме бросились родители Гая и знакомые по Лавалле, и друзья родителей. А сёстры, будто умелые актрисы, как ни в чём не бывало улыбались и всем кругом делали комплименты.

– Неужто вам, милые мои, не совестно? – с ласковой улыбкой поинтересовалась Эмма у сестёр, а те только плотнее сжали губы и ответила за всех Эльвина.

– Совестно должно быть тебе, – прошипела она, сжав локоть Эммы. – Ты поедешь в Мерло и будешь там жить одна, пока семья Алиготе не решит тебя вернуть. А ещё раз приблизишься к моим детям, и однажды твой муженёк найдёт в твоей груди нож.

Острая боль от обиды опалила внутренности как огненная вспышка, и Эмма даже задохнулась, но продолжила идти дальше.

Революция… всем она нужна. И таким, как Эльвина, и таким, как отец, и таким, как сама Эмма.

– Ну что же, ты готова стать частью нашей семья? – расплылась в жутковатой, плотоядной улыбке графиня Алиготе. – Как мы счастливы, что этот день настал! Как хорошо, что отказались от пятницы, верно, дорогие?

– Мне не терпится назвать Эмму женой, а тебе милая? – обратился к Эмме Гай.

– Непременно, – ответила она и могла поклясться что увидела страх в глазах Гая от того тона, которым этот ответ прозвучал.

Дьявольский спектакль объявили открытым. Заиграла музыка, специально подобранные пары принялись кружить, а на подиуме, где обычно стоял распорядитель, накрывали свадебный церемониальный стол.

Там, на этом подиуме, всё и должно свершиться. Там Эмма должна будет клясться в любви Гаю Алиготе. И там он навсегда назовет её своей.

Только бы немедленно придумать хоть что-то. Эмма рассчитывала, что сообразит, что делать дальше, как только войдёт в свой особняк на улице Авильо, но интуиция подвела.

Эмма нахмурилась и огляделась по сторонам. Время шло неумолимо, и было жизненно необходимо хоть за что-то зацепиться, только даже Марла не мелькала среди толпы прислуги.

– Я бы… выпила чего-то холодного, – тепло обратилась она к Гаю.

– Сама иди и налей, – прошипел он.

Он даже не станет притворяться милым. Весь этот спектакль шит белыми нитками, иначе не скажешь. Всё это только декорации, да ещё столь дурно поставленные, что видно, как переодевается массовка из дворян в купцов. Эмма пересилила себя, сжала его пальцы и тихо ответила:

– Как скажешь, – это было больше подарком судьбы, нежели чем-то обидным.

Наедине с собой, быть может, выйдет запереться где-то в тишине и подумать, но отец, как коршун, следил за своей добычей, вполуха слушая, что говорит ему дряхлый чиновник, проводивший в Бовале церемонии.

Эмма, заметив взгляд отца, поманила его за собой, и тот нехотя спустился в зал.

– Ну? – гаркнул он, стоило им остаться наедине.

– Ты обещал отпустить ту девушку, отец.

– Девушку?

– Ту самозванку, что чуть было не казнили вместо меня.

– Да. Да… завтра, – улыбнулся он, и Эмма почувствовала в его словах фальшь.

Это стало совсем несложно: отличать добро от зла и видеть насквозь людей. Несложно, стоило только открыть глаза.

Эмма проводила отца ледяным взглядом, налила себе пунш и медленно побрела к Гаю, и почти сразу её за руку тронула Марла, одетая в форму. Она тут подавала закуски и просто светилась от счастья.

– Миледи…

– Да?

– Я напросилась сюда, – с гордостью сообщила Марла.

– Нам нельзя на людях беседовать. Сделай вид, что ищешь что-то на полу.

Эмма прикрыла рукой ухо, будто потеряла серёжку.

– Ищи скорее, Марла. Она где-то тут! – капризно выкрикнула Эмма.

– Да, Миледи.

Несколько дам с сочувствием вздохнули и покачали головой, сетуя на нерадивость прислуги, а Эмма отстегнула бриллиантовую подвеску и сунула Марле в карман.

– Вот, Миледи, – ловко вытащив подвеску, пискнула Марла.

– Идём, поможешь мне привести себя в порядок, – ледяным тоном ответила Эмма.

И даже услышала несколько комплиментов.

Девушки покинули зал, и стоило им скрыться в алькове за портьерой, тут же Марла зашептала, и вправду помогая вернуть подвеску на серёжку.

– Я взяла ваш костюм, тот, что вы покупали. А ещё… ну я взяла у брата кое что… он моряк. Оно чистое, всё матушка постирала.

– Ох, Марла, это спасение! И как я сама не догадалась.

– Ну что вы… Всё это в подвале, там, где сундуки…

Эмма кивнула. Тот самый подвал, что стал для неё спасением однажды.

– Как только поймёшь, что я могу бежать – иди туда, поможешь уйти. И, Марла, если для тебя это будет опасно, не смей двигаться с места. А ещё… дай руку.

Эмма выглянула из-за портьеры и, убедившись, что они наедине, вернулась в альков.

Марла протянула чуть дрожащую руку с серебряным браслетом, а в глазах ужас, вдруг просят не о том, но Эмма кивнула. Она… коснулась застёжки, и зашептала что-то на том самом неведомом языке.

– Миледи… – тихонько выдохнула Марла.

Эмма покачала головой. Её пальцы засветились изумрудным, а браслет упал к ногам Марлы.

– Теперь почини его и носи, но больше он тебя не сдерживает.

– В-вы…

– Тш-ш… Ничего, – пожала плечами Эмма. – Все этого заслуживают. И ты не исключение.

– Но как же… никогда никто не мог из моих родных…

– Ну я всё-таки с двумя высшими образованиями, – широко улыбнулась Эмма. – Скоро мы освободим всех.

– Я верю… – Марла склонила голову и Эмме показалось, что это какой-то новый культ.

“Я верю”, сколько раз она услышала это за последние часы.

Эмма вернулась в зал, взяла свой бокал пунша, но его у неё тут же отняли.

Мать осмотрела с головы до ног, кивнула. Потом тоже самое от отца.

А потом её повели как будто на убой, к церемониальному столу, где уже ждал Гай Алиготе.

Сердце Эммы сжалось, она надеялась, что они начнут позже. Что у неё будет ещё хоть пара минут, что она придумает…

Но та девушка ещё в опасности, и идти на конфликт никак нельзя. Нельзя встать и начать молиться Земле, нельзя разрушить особняк. Эмма даже не знает, где узница. П это так важно, не дать отцу хоть это.

Но вот он стол.

И вот он Гай.

И вот сухонькая рука ложится на их соединённые руки, и старик начинает читать слова молитвы, а в глазах Гая не трепет, а ненависть и жестокость, и Эмма снова слабая и готова вот-вот разрыдаться.

Монотонное бормотание заставило изумрудные ленты оплетать руки молодожёнов, вот-вот узел завяжется и оба они получат свадебные браслеты.

Рука Эммы дрожала, по лбу бежала капелька пота, и за секунду до того, как она отдёрнула руку, раздалось ржание лошади, грохот, выстрел, а потом дверь распахнулась, и все присутствующие не сдержали гневного возгласа.

На пороге стоял человек в чёрной маске, в руке его была сабля. А в глазах настоящая ярость.

Глава в которой Эмма продаёт драгоценности

Эмма отдёрнула руку за мгновение до того, как лента завязалась узлом, и прижала к груди, словно обожжённую. В её глазах полыхала изумрудная ярость, а губы изогнулись в решительной улыбке.

Эмма нашла в толпе Марлу, та прыгала, как нетерпеливый ребёнок, словно хотела что-то важное сказать, но Эмма не могла читать по губам и как ни прислушивалась, не понимала, что ей пытаются сказать.

А незнакомец в чёрной маске, решивший напасть на господский дом в самый разгар торжества, и десяток таких же как он, уже крушили всё, что видели. Они ловко переворачивали столики с закусками и бокалами, били посуду, сносили цветочные арки и срывали портьеры. Эмма еле сдерживалась, чтобы не захохотать.

– Именем КОРОЛЯ! – взвыл граф Гриджо, но его сбили с ног. А сам король, присутствующий как почётный гость, молча ретировался при первом появлении бандитов.

– Миледи! – Марла наконец пробралась к подиуму и дёрнула Эмму за юбку.

Эмма отмахнулась, она была уверена, что это Глер и никто иной.

– Миле-еди! – взвыла Марла. – Вам бы бежать немедля.

– Секундочку, Марла…

– Скорее! Я что-то узнала!

Но Эмма присматривалась к тому, первому, который ворвался. Ей казалось, что она слышала его голос, что она его узнала, но давно уже у леди Гриджо были видения. Она часто была уверена, что слышит Глера, которого не было рядом и в помине.

– Миледи! Девушка мертва! – выкрикнула, наконец, Марла и Эмма отвлеклась, потеряв бандита из виду.

– М-мертва?..

– Я своими ушами слышала! Мертва… и давно. Казнили сразу, как только вы покинули Бовале после суда.

Марла стянула Эмму с подиума и тащила теперь за собой через толпу.

В суматохе никто не обращал внимания на убегающую со свадьбы невесту, но за спиной всё равно был слышен жуткий, угрожающий топот.

– Я слышала только что… её никак нельзя было спасти. Эта девушка была настоящей мошенницей и оборванкой, её и так должны были казнить, без вашего решения!

– Меня обманули? Стой, да куда же ты… – Эмма обернулась и с ужасом поняла, что топот ей не чудился.

Отец и Гай следовали по пятам. Молча и решительно.

– Марла… беги, они тебя не оставят в покое, а я разберусь.

– Я с вами.

– Марла! Скажи только свою фамилию.

– Я – Марла Католина Нуар, – шепнула девушка.

А потом зажмурилась, сделала шаг вперёд и завизжала, исторгая из ладоней густой изумрудный свет.

Это была не магия, а только её зачатки. Туман был бессмысленен и не вреден, но вызвал у Эммы одобрительную улыбку и задержал преследователей на две секунды, исказил картинку, прикрыв беглянок.

Все четверо находились в длинном тёмном коридоре, и где-то впереди уже маячили помещения, к которым Эмма стремилась.

– Марла…

– Я отвлеку. Переодевайтесь, сюда.

Марла распахнула двери в комнату, в которой была кромешная темнота, а Эмма, почти не задумываясь, выпустила на волю несколько светляков, которые залили помещение мягким светом.

Марла закрыла дверь и прижалась к ней, глядя сквозь щелку на коридор. Она подтащила тяжёлый сундук на всякий случай, но Эмма была уверена, что если отец поймёт, где искать, его не остановят никакие засовы. Оставалось надеяться, что созданный Марлой туман хоть немного помог и не раскрыл, за какой именно дверью беглянки скрылись.

Эмма скинула платье, не мешкая и не стесняясь. Избавилась от лишних юбок и решительно натянула штаны, рубашку, ботинки и кепку. С восхищением она достала и замечательный военный камзол, потрёпаный, просоленный и не первой свежести, но тщательно выстиранный.

В таком никто Эмму не примет за переодетого шута, эта вещь ношенная и ухоженная. Настоящая!

Прекрасное прикрытие.

Свои вещи и парик Эмма спрятала в один из сундуков, осталось только краску с лица смыть.

Она металась по кладовой в поисках хоть чего-то жидкого и впервые чувствовала, что без воды как без рук.

Тряпками Эмма тёрла лицо и видела, как те размазывают помаду и румяна, но не убирают их совсем. Лицо наверняка теперь смотрелось кошмарно.

– Грязь, – почти неслышно шепнула Марла. – Запачкайте лицо посильнее и камзол тоже. Не страшно!

Эмма кивнула и упала на пол. Там, у крошечной печки., приспособленной, чтобы господские вещи не сырели, Эмма нагребла в руки золы и закидала себе волосы, лицо и рубаху.

Обернулась на Марлу, и та кивнула.

– Идём, – шепнула Эмма. – Он не узнает. Растрепи волосы, сними чепец и фартук.

Эмма накидала и на Марлу немного золы, а потом, подумав, достала свой растрепанный парик, сорвала с него шпильки и ленты, натянула на горничную, а чепец повязала сверху.

– Смейся, – шепнула Эмма, распахнула дверь и вывалилась в коридор, схватив Марлу одной рукой за талию, а другой за зад.

– Шваль, – выплюнул Неро, проходящий мимо.

Эмма сделала вид, что прижимает Марлу к стене, а сама оказалась спиной к графу и виконту. Потом развернулась, будто бы в смущении опустив голову.

– Простите меня, милорд… – пролепетала не своим голосом Марла и стала притворяться, будто усердно оправляет юбки.

– ВОН!

И Эмма с Марлой бросились бежать.

Уже стоя в саду, где даже крики из гостиной не были слышны, Эмма обняла Марлу как добрую подругу, а потом подмигнула:

– Я не забуду тебя, Марла Католина Нуар, ты лучшая любовница, что у меня была! – и подкрутила невидимые усы.

А Марла пошарила в кармане юбки, приблизилась и стала клеить усы вполне себе реальные, фальшивые, Эмме под губу.

– Так то лучше, мой милый морячок!

Эмма поклонилась Марле, и они расстались, зная, что больше не увидятся.

Это точно был Глер, и Эмма ни на секунду в этом не сомневалась.

Он в городе. Он испортил её свадьбу. Он был с ней в одном доме. Эмма хотела было ждать, сидя прямо под носом у Неро, но здраво рассудила, что от этого никому лучше не будет, и решительно отказалась от глупой затеи.

Эмма поплелась в город, где первым делом заглянула в самый паршивый ломбард.

– Мсье, – хохотнула Эмма.

В ломбарде собрались рабочие люди: торговцы и торговки, женщины с рынка. Обувщики и столяры.

– Зачем пожаловали? – с улыбкой спросил хозяин, приготовившись к торгам.

Люди с интересом обернулись, а Эмма шумно вытерла рукавом нос, прикинув, что так наверняка сойдёт за свою.

– Виделили вы, что творится на Авильо? Ну просто представление!

– Ах, мальчик мой, расскажите! – взвилась одна из торговок, что сидела с чашкой изюмного компота.

– На свадьбу дочери графа напала шайка бандюг!

– Да… вы… что… – прошептала ещё одна торговка.

– А я слышал! – кивнул тучный торговец. – Слышал там переполох!

– Е-ещё какой! Все бегут, как крысы с корабля, и по пути теряют много ценного! – хохотнула Эмма, пошарила в кармане и достала собственные драгоценности. – Вот, некая дама грохнулась прямо с подножки экипажа, так торопилась сгинуть, а на неё бросился кучер. Помочь хотел. Та ка-ак завизжит, приняла его за бандита, да стала срывать с себя всё что было! Мы от хохота чуть животы не надорвали! Думали, она и вовсе разденется!

Присутствующие рассмеялись, какой торговец откажет себе в удовольствии высмеять глупость аристократа?

– В общем, поделили добро по братски, завтра небось придут выкупать назад, так что выбрал ближайший ломбард, – улыбнулась Эмма, протягивая хозяину подвески и колье. Диадема осталась где-то у Марлы, но та её заслужила, главное, чтобы распорядилась мудро.

– И правильно сделали, – подмигнул хозяин, доставая увеличительное стекло. – М-м… бриллианты, изумруды… добро-отно. Уж не Эмма ли Гриджо была та дама?

– Да шут её знает! – хохотнула Эмма, подмигнула молоденькой прачке, что сидела раскрасневшаяся и потягивала пряный эль. – Может и Эмма, а может это у той Эммы уже та дама стащила. Аристократы – это ж дело такое, сами друг у друга прут всё что не попадя, да потом слуги виноваты, – и Эмма снова вытерла нос рукавом.

– Вот-вот! – воскликнула торговка с изюмным компотом. – Работала я у одних, так после бала начиналась свистопляска… А где колье? А где серьги? Всю прислугу на уши, а в итоге на те-с, пожалуйста, соседка вышивает в хозяйских серьгах и не стесняется!

– Да вы знаете, – хозяин посмотрел по сторонам. – После вот таких заварушек мне столько всего приносят… а рожи-то вижу, всё хозяйские горничные. Явно не сами идут. А потом приходит другая горничная и те же драгоценности выкупает втридорога. Аристократия… – хозяин снова вернулся к гарнитуру. Эмме его даже жаль не было. Фамильные украшения хороши, когда есть семья, а Эмма теперь сама по себе.

– Ну что, много хошь? – спросил хозяин.

– Да ну, мне б на обмундирование, да на хлеб с ночлегом. Я в порт хочу на корабль какой устроиться. Страсть, как о море мечтаю! Знаете, что стоит в порту?

– Как же! – подскочил один из мужчин, неопределенной профессии. – Так “Гордость Танната” набирает моряков! Они конечно… почти бандюки, не удивлюсь, если они-то на аристократов и напали, те ещё пьянчуги, но не пираты. Мы у них закупили отменный шёлк, а теперь путь держат в Пино, уж не знаю, зачем им туда надобно…

“Зато я догадываюсь… “ – Эмма чуть было не закусила губу, но сдержалась и вместо этого снова вытерла нос.

– О-о, эт мне подходит. Всю жизнь мечтал те края глянуть…

– Да, – мечтательно вздохнула прачка.

– Кто ж не мечтал… водники, не доведёт господ до добра то, как они этих водников со свету сживают… опять жеш девочку давеча казнили ироды… Раньше хоть прикрывались, а тут всем ясно, обвинение липовое, а дочка Гриджо сама от этого дьявола сбежала с детективом!

– Где ж тот детектив? – махнул рукой тучный торговец, а Эмма вытаращилась на присутствующих.

Она не подозревала, что её история известна народу, да ещё и в таких правдивых подробностях. Неужели только она и ей подобные считали, что все верят в эти бесконечные спектакли и публичные выезды?

– Знал бы кто… – вздохнула торговка с компотом. – Но есть слух… что он на той самой “Гордости”..

Эмма чуть было не встрепенулась, дёрнулась и тут же сделала вид, что просто чихает.

– Фу, дрянь, эта зола, – выругалась она. – Ну что, хозяин, хватит мне на постой с королевскими ванными? – как могла беззаботно хохотнула она.

– Та-ак, – с довольной улыбкой протянул хозяин. – Вот тебе на обед, который предложит вот эта дама-а, – он кивнул на товарку с компотом, которая, видимо, держала харчевню.

– Отужинаете как те аристократы, – сообщила она. – Ещё и позавтракаете!

А потом сгребла выделенные деньги.

– Новый костюмчик вам выделят, да этот постирают вот за это-о, – хозяин выложил ещё золотых, и за ними потянулся уже тучный торговец.

– Соберём тебя, парень, будешь мечту исполнять! – ему поддакнула пьяненькая прачка, подмигнув при этом Эмме.

– А королевские хоромы эт уже тебе к нам, – и хозяин выложил на стойку ключ. – И на вот, ещё золота…

– Да что вы, оставьте, на что моряку деньги! И продайте это подороже, пусть не скупятся жадюги! – подмигнула Эмма, но приняла всё-таки мешочек от доброго хозяина.

Она знала, что не выручила и шестой части от цены, но от этого была ещё больше довольна. А потом почесала затылок, совсем как настоящий мальчишка-бедняк, и попросила:

– А знаете что… ежели придут к вам покупать да заплатят как положено… не пошлёте ли вы деньжат подруге моей. Она в доме Гриджо работает горничной. Марла Католина Нуар.

– Маро-о! – воскликнул хозяин, и люд радостно загалдел. – Как же, пошлём!

– Может, бросит она тогда этот дурной дом, – продолжила Эмма. – Её их молодая хозяйка, – она понизила голос до шёпота и все склонили головы, притихнув. – Ой, как наградила… браслет сняла! И научила кой-чему.

– Да ты что… – восхищённо прошептал кто-то.

– Да-а… революция грядёт.

Хозяин восторженно смотрел на Эмму, а потом вдруг произнес:

– Мы верим!

– Не бойтесь, – чуть не плача, выдавила Эмма и отвернулась.

Глава про посудину «Гордость Танната»

По утру Эмма уже была уверена, что победа у неё в кармане. Проснувшись едва рассвело, она обнаружила и новую одежду, и выстиранную старую. Пошитый комплект был слишком чистым, на наряд бедняка не тянул, но Эмма не удержалась и схватила камзол. А рубашку отложила про запас, чтобы не оказаться однажды обнажённой и без смены.

В номере имелся умывальник и, оттерев грязь и краску, Эмма с восторгом предвкушала, как явится перед Глером, а в том, что он сейчас в порту Небиолло, она не сомневалась ни секунды.

Глер и она – снова будут вместе.

Революции быть!

И до Пино они доберутся, а потом король их непременно выслушает.

Эмма уже видела, что уж тут, как является перед двором, как отдаёт доказательства, которые так нужны короне, а потом высказывается насчёт секты отца, насчёт браслетов и прав бедняков. Насчёт магии, школ, детей…

И король верит им, и отец хмурится, но признаёт свою неправоту.

Мечты должны были сбыться, и Эмма это знала!

Она переоделась и распушила посильнее волосы, сделав висящую над глазами вьющуюся щёлку. Так не носили господа, так носили уличные мальчишки, а ещё это помогало скрыть лицо от посторонних, а тем более знакомых.

Только… кто знал её такой? Светловолосой, зеленоглазой, без юбок и корсетов?

Глер узнает. Непременно.

Эмма отправлялась в порт Небиолло с лёгким сердцем и свято верила, что не вернётся нынче в лавку ломбардщика, в Бовале и уж точно на улицу Авильо, где стоял ненавистный особняк.

Другое дело улица Авильо в Небиолло, которая как и несколько месяцев назад обрывалась набережной, переходящей в порт и широкую пристань. Даже издали громадная посудина привлекала взгляды своей чернотой и почти пиратским лоском. Были и нелепо торчащие пушки, и фигура на гальюне с похабно обнажёнными грудями. Всё это волновало народ Небиолло, а офицеры, бродящие туда-обратно вдоль набережной, недобро поглядывали на посудину.

Сплетни ходили среди народа, и, обедая в таверне, Эмма наслушалась достаточно. Значит, набирают людей в трактире, что стоял прямо у причала. Там нужно было искать боцмана, которого именовали Кэпом, и проситься матросом.

Брали всех подряд без разбору, но не связывались с преступниками и шулерами.

Пиратами себя команда не считала, хоть нынче ночью и вернулись они шумной компанией из Бовале и даже нехорошие слухи пошли по городу, мол не просто так они там были и как-то это да связано с грабежом во время свадьбы дочки графа Гриджо.

Капитаном на «Гордости» был некий Свияр, помощником его тот самый Кэп. А ещё среди народа поговаривали, что некий молодой человек с какой-то крайне скандальной историей занимал важное место в верхушке командного состава. И Эмма даже не сомневалась, о ком речь.

В этот раз она была счастлива оказаться в Небиолло и с радостью и спокойствием шла старой дорожкой по Авильо, глядя по сторонам и нежась в лучах тёплого солнца.

В мужском костюме было удивительно легко и приятно идти. Ничего не мешало и никак движения не стесняло. Голове было легко без парика, а фуражка защищала от солнца. Лицо не чесалось от краски, корсет не мешал дышать, а ботинки не натирали и не цокали по тротуару, как лошадиные подковы. И Эмма могла даже бежать, а не идти, и слова никто не скажет! Красота, как ни крути.

Перед отъездом из Бовале ей сообщили, что действительно приходили господские слуги и выкупили драгоценности за немалую сумму. Значит, пропажу дочки Неро обнаружил, как и пропажу колье с подвесками.

А вот хозяин ломбарда приятно удивил, он отдал Марле, которую нашли в городе тем же утром, все деньги и записку от Эммы:

«Распорядись правильно. Научи их магии!»

Теперь Эмма была свободна и спокойна. Даже если её не ждёт удача, дело не умрёт. Магия обязана жить в этом мире, а не спать под серебряными браслетами.

И она верила, что Небиолло, встретивший ясной погодой, и ещё не отчалившим судном, добрый город, с которого всё началось, и которым всё закончится, благословляет этот путь.

Единственный, откуда они не бежали, а уплывали честными людьми.

В порту и правда стояла «Гордость Танната». Большая чёрная посудина с уродливой массивной женщиной на носу. Всюду сновали матросы, грязные и будто бы уже не трезвые. Они что-то таскали с корабля на сушу и обратно, торговались с местными и шумели. Тут же Эмма замерла в страхе: если почудилось, если Глера нет, а дом Гриджо стал случайной жертвой этих пиратов, то она может ввязаться в страшное предприятие и оказаться на борту в открытом море с этими животными в соседях.

Но что уж тут попишешь, торчать тут, пока «Гордость» не уйдёт, никак нельзя. Эмма откашлялась, набралась смелости и пошла прямиком к таверне, в которой по слухам сидел боцман, принимавший новых матросов.

– Добрый день, – сначала совсем тихо произнесла Эмма, но поняв, что её не услышали, откашлялась. – Здрасьте!

Боцман, тучный и усатый, в грязной серой рубахе, пропахшей потом, поднял голову от листка, на котором записывал имена.

«Какой тщательный учёт, надо же!» – усмехнулась про себя Эмма.

– Я желаю на борт «Гордости Танната» матросом!

– Ха! Слышали? – гаркнул боцман, но никого рядом, чтобы поддержать, не оказалось.

Потому он лично посмеялся, а потом пристально всмотрелся в лицо Эммы.

– Больно ты юн, пацан! Как звать?

– Ларс.

– Фамилия?

– Нет фамилии, – как можно скорее отозвалась Эмма. Она ничего так и не придумала, чтобы отвести от себя подозрение.

– Нет фамилии? – протянул боцман. – Уж не с тюрьмы ль сбежал, пацан?

«Это что… фамилия что-то значит?» – Эмма переступила с ноги на ногу и медленно покачала головой.

– Ларс Сэддиданс, – пробормотала она тихо, но боцман не удовлетворился. – Я эт… из дома ушёл. Понимаете? В море хочу, душа лежит.

Фамилия бабушки пришла на ум случайно, и Эмма тут же за неё ухватилась. В Траминере таких не водилось, но и судно шло в другое королевство. Приятно было оставить себе хоть что-то “семейное”, пусть и фамилию родственницы, которую отец так бездарно и нагло предал.

– А в Пино душа не лежит? – усмехнулся Боцман.

– А как же! Это ж моя мечта! И фамилия моя знаете отчего странная такая?

– Да слышу, что странная… Не траминерцы все эти… дансы. Уж не Пинорец ли часом?

– Ну-у… как Пинорец… я-то уж конечно нет. Но бабуля моя…

– Сказки рассказывать будешь? – снисходительная улыбка боцмана была куда теплее подозрительной, и Эмма поняла, что это всё-таки победа.

Она быстро кивнула.

– Никак не сказки. Просто была моя бабка оттуда и всё. Знаю я что вы подумали. Так что, нужны вам люди?

– А то ж… матросом пойдёшь, только хилый ты. А зрением как? Не слаб? Летаешь ловко?

Эмма замялась, не зная, что значит «летать», но на всякий случай уверенно кивнула, а потом вдруг побледнела. Она чувствовала, что кровь сбегает вся к ногам вместе с полчищем невидимых муравьёв, потому что за её спиной послышались шаги. Донёсся сквозь вонь таверны знакомый запах. И звук знакомого голоса…

– Нечего ему делать в гнезде, Кэп. На кухню сойдёт, – и Глер Мальбек, бывший детектив, а ныне один из этих морских псов, прошел мимо Эммы и, опираясь о стол руками, посмотрел прямо на боцмана.

– Да-а… верно дело, салагу в гнездо, – кивнул Кэп. – Иди с миром, пацан. Команда уже собирается… иди.

Кэп явно растерялся не меньше Эммы, которая и вовсе дар речи потеряла. Она стояла ни жива, ни мертва и смотрела на спину Глера, мечтая к ней прижаться, но вместо этого скрепя сердце развернулась и пошла на улицу, где, зайдя за таверну прижалась, спиной к хлипкой стене.

«Это он… это точно он! Изменился ли? Стал ли совсем другим? Стал сильнее? Он кажется шире в плечах. И я не видела его волос. И эта одежда, весь в чёрном, чёрная рубаха. Голова прикрыта шляпой. Он совсем другим стал!»

Эмме было страшно теперь явиться ему на глаза, но делать нечего. Она уже тут, уже нашла его, и оставалось верить, что это всё тот же человек, который просил её никому не давать обещаний кроме него.

Впервые Эмма входила на борт такого судна, как «Гордость Танната», и оно ничем не напоминало круизные лайнеры и яхты, что использовали её родители.

Чёрная палуба, просоленная и тщательно начищенная. Желтоватые паруса, невероятно огромные, так что кажется, что мачты уходят в самое небо.

Эмма стояла, задрав голову, и глядела туда, пока её не начали толкать матросы, снующие по палубе.

Им не терпелось отчалить, а Эмма опасалась, что Глер на борт не взойдёт.

Она осталась стоять и даже сделала вид, что ей дали задание записывать входящих и спустя пару минут никто и не сомневался, что нужно объявить собственное имя, чтобы Эмма его записала.

А если спросят, спихнёт на «того-то, имени кого она не знает».

– Ларс Гри, – услышала Эмма и подняла голову.

Их взгляды пересеклись.

Глер дёрнул подбородком. Он будто… хотел верить, но не мог, будто не до конца понимал, кто перед ним.

«Ну конечно, ты тоже помнишь меня совсем другой…»

Его лицо стало более худым, а руки более мощными. Он оброс, ещё больше укоротил волосы, и теперь несколько прядей падали на лицо.

Он больше не носил своего хвоста, вместо этого собирал половину на макушке в узел, как делали это почти все на борту. Он выглядел таким уверенным, таким пугающим, что Эмма совсем по-женски ахнула, а Глер медленно покачал головой из стороны в сторону.

– Тёзка, – кивнула Эмма, сглотнув вязкую слюну и записала его имя на листке.

А вы?..

– Ларс Сэддиданс.

Глер кивнул и отошёл. А каждый шаг от Эммы будто ломал ей кости.

Она хотела, чтобы неловкая беседа длилась чуть дольше вечности.

– Эт кто велел? – сбил Эмму боцман.

– Да… там… сказали…

– Ну ла-адно. Принесёшь потом.

«Принесу», – про себя ответила Эмма, так и не раскрыв рта, и машинально продолжила писать фамилии.

Глава про жаркие встречи

«Гордость Танната» отчалила от порта спустя ещё пять часов, которые Эмма мучительно страдала, принимая продукты на кухне.

Она хорошо писала, и это сочли за величайшее благо, почти исключительный талант. В итоге дочка графа Гриджо, да ещё и имеющая два высших образования, считала тюки с крупой и солёным мясом, писала их в грязные книги и втолковывала коку, что три плюс восемь – это не двенадцать!

При том что руки её непрестанно дрожали, а сердце обливалось кровью, выходило споро и ловко. Эмме это почти нравилось. Новая жизнь, новое занятие. Удивительно приятно оказаться при деле, а ещё приятнее оказаться своей в компании мужчин, которые и не думают сально шутить и пялиться. Нет. Они видят мальчишку.

– … и я ей грю, ну что. Пошли ко мине, дамочка?

– А она? – спросила Эмма.

История про некую жену трактирщика, рассказанная старшим матросом по клички Шницель, даже казалась интересной после того, как кок Бернард почти три четверти часа трепался о своей подагре и винил во всём проклятущих хозяев, которые не наказывали за кражу вина из погребов.

– Тык пшла! Натурально прям. И вот поднимает она юбки… – задохнулся от смеха. – А та-ам…

И Шницель чуть не повалился на бок, но его удержал Бернард, а Эмма еле сдержала тонкий девичий смех, боясь себя выдать.

Договорить Шницелю не дали, к счастью или к сожалению, потому что на пороге появился Глер и строго посмотрел на мужчин.

– Шницель! Мне кажется, или ты должен был заняться тряпками на палубе?

Шницель подмигнул Эмме, Бернарду и хохоча ушёл, так не дорассказав историю про юбки жены трактирщика. Впрочем, Эмме уже и не было это особенно интересно. Она во все глаза смотрела на Глера, боясь при этом выглядеть «влюблённым мальчишкой». Дыхания не хватало, а он не делал жизнь проще, сверля несчастную взглядом.

– Пошли за мной, пацан, – велел Глер.

Эмма кивнула, вручила коку записи и бросилась на выход, так что чуть было не споткнулась и не расшибла нос, но Глер… схватил за шиворот, как котёнка, и без лишних сантиментов поставил на ноги.

– Я… простите, – шепнула Эмма, оказавшись с Глером нос к носу.

– Прощаю.

– Э, Ларс, куда пацана тащишь? Стащил чего? – подмигнул боцман, проходя мимо.

– Нет, пацан пишет шустро, а мне надо бы кое-что переписать.

– Есть тако-ое! – усмехнулся боцман. – Ну его не задерживай. У нас там, оказывается, для таких грамотеев работёнки накопилось. Взяли картографа, а он шельмец ничерта прочитать не может. Грит я по сторонам света, по ветру, по тому, по сему, а карту прочитать – никак. Ну это ль ни хохма?

– Ага, – и Глер потащил Эмму дальше, она только и успела пикнуть.

– Не боись, матрос! – хохотнул боцман. – Ларс наш из городских. Больно не бьёт!

И с равнодушным лицом отвернулся, продолжив свой путь по палубе.

«Больно не бьёт?..»

Ледяным потом окатило всё тело, даром что без корсета и бесконечных юбок, только и обыкновенная рубашка вдруг показалась тесной и жаркой.

«Что с ним? Он же… узнал меня?..»

Но Глер тащил дальше, пока они не добрались до каюты, одной из немногих на всём корабле.

– Какая честь, сэр, – пробормотала Эмма, когда её грубо впихнули в каюту. Грязную, крошечную, но отдельную. Роскошь! Ей предстояло, судя по слухам, спать в гамаке, да ещё вероятно под открытым небом.

Между сном в грязном, душном помещении трюма, где по соседству будет толпа мужчин не самых свежих на вид и уж точно не сдерживающих свои физические порывы и сном на сложенных парусах, Эмма выбрала второе, уступив свой гамак Шницелю.

Каюта Глера была на одного, да вторая койка бы и не поместилась. Всё деревянное, чёрное, крошечный стол, заваленный картами, и грязная шкура на полу, будто остаток невиданного шика – ковра.

Эмма влетела в это помещение пулей, даже споткнулась о шкуру и навалилась на стол животом, а пока разворачивалась, ловя равновесие, чему мешала качка, Глер уже запер входную дверь.

Они стояли в тёмной крошечной каюте, не больше каморки для швабр и значительно меньше того чердака на границе Нардина и Норта. Тот чердак был, кажется, вечность назад, в другой жизни, где Эмма была настоящей принцессой, хоть уже и перевоспитанной, а Глер был настоящим героем, хоть и лишившимся коня.

Сейчас они совершенно не походили на прежних себя и уж точно на тех двоих, что встретились когда-то в Небиолло, уже давно не видимом из иллюминатора.

В темноте лишь сверкали их глаза, у обоих теперь зелёные.

Слышно было только тяжёлое надрывное дыхание.

И будто того мало, словно ниточки между ними натягивались, соединяя крепче и сильнее, выбивая почву из-под ног и притягивая друг к другу, только оба так и стояли, словно не могли найти сил или причин воссоединиться.

Ты или не ты?..

– Кто ты? – медленно, осипшим голосом спросил Глер, а потом в один прыжок оказался рядом с Эммой и вцепился в её короткие волосы. Стянул фуражку, убрал пряди с лица и, будто надеясь, что это лишь парик, потянул вниз. Эмма зашипела, помотала головой.

– Это я, – тихо ответила она.

Не сдержавшись, Эмма гладила его лицо самыми кончиками пальцев и то и дело всхлипывала уже не от боли в голове, а от боли в груди.

Она видела, какие печальные стали глаза Глера, как он полон надежды, что сказанное ею – правда, как боится понять, что это всё жуткая и несправедливая игра его воображения.

Но кончики её пальцев, голос, взгляд не лгут.

– Это я, Глер. Я – Эмма, твоя Эмма. Эммоджен Гри. Эмма Гриджо. Дженни. Чёрт знает кто ещё, и вот, наконец, Ларс Сэддиданс…

– Эмма? – нахмурился Глер и на секунду сердце несчастной влюблённой пропустило удар. Она решила, что он её не узнаёт, решила, что всё, ради чего старалась, бессмысленно.

Он ничего не помнит?

Забыл её?

Это не Глер?

– Эмма? – произнёс он, таким вопросительным тоном, от которого её сердце снова зазвенело от болезненной остановки.

– Глер, Глер, – зашептала она, держа его лицо в ладонях и уже целуя его щёки без зазрения совести, без сомнений, что какой-то мальчишка-матрос пристаёт к доверенному лицу капитана в его каюте.

Последнее, в чём Эмма могла усомниться, это то, что Глер всерьёз считает, что перед ним пацан Ларс Сэддиданс.

– Эмма, – и Глер прижался к её лбу своим, дыша теперь одним воздухом и почти касаясь её губ. Она выдохнула, засмеялась и почувствовала его крепкие руки на своей талии, спине. Он её обнимал.

Впервые за все эти месяцы он! её! обнимал…

И как же было чертовски хорошо, как же было жарко внутри от этих объятий, так что голова шла кругом и каюта растаяла, будто её и не было.

Эмма шептала что-то, а Глер не понимал, и уже спустя несколько секунд встряхнул её:

– Что происходит?

Она огляделась по сторонам и захохотала, Глер тут же прижал к её губам палец, строжась.

– Тише… Женщина на корабле к беде, милая, – и снова прижал к себе Эмму, не дожидаясь ответа на собственный вопрос.

Вокруг них творилась магия, которая оказалась такой естественной спутницей в секунду счастья. Эмма бездумно нашептала несколько молитв, и всё заволокло туманом, запечатало каюту и оградило их от целого мира. Стало теплее, запахло листвой и кострами, а не морем и грязью.

– Я колдую. Я теперь волшебница, – она сверкнула в темноте своими глазами-изумрудами, и будто того и ждал Глер, со стоном прижался к ней сильнее и поцеловал.

Целовал с жадностью и сквозящими в каждом движении любовью, страстью и безумием. С такой невероятной тоской. Он скучал куда больше, чем она даже могла представить. Куда больше, чем сам думал, потому что эти месяцы вдали были трудными и суетными, и так мало было времени отдавать себе отчёт, сколь глубоко зашли душевные терзания.

Но руки и губы Глера Эмму помнили и даже не мечтали больше снова коснуться.

Она без корсета, без своих безумных волос, без юбок.

Так близко, что можно с ума сойти, потому что не нужно гадать, какая у неё талия и какие ноги, как она легка и тонка. Можно видеть её всю, особенно если скинуть этот ужасный мужской камзол, наверняка новёхонький и оттого ужасно подозрительный.

И обнимать крепко, чувствуя, какая она тёплая и как доверяет ему, Глеру, потому что не исчезла, не погибла, не осталась в доме отца, не испугалась.

– Что ты… что ты делаешь тут, – спросил он, отрываясь от её губ и понимая, что не может не смотреть на них теперь.

– Где твои волосы, где твои… глаза…

– Не нравлюсь? – спросила Эмма без горечи и разочарования, она и хотела услышать ответ, и понимала, каким он будет.

– Разве это важно, – и Глер снова её поцеловал. – Останови меня, потому что сейчас не время и не место… Я веду себя… как животное, недостойное тебя.

– А я так скучала, что сама стала… – она покраснела, потому что почувствовала пальцы Глера на собственной талии, да ещё и представила, что собиралась сказать. – Я же твоя жена, я…

– Он не успел? Ты… не успела, – Глер отпрянул, глядя ей в глаза.

Узнавая Эмму и не узнавая. Она была совсем другой и в тоже время так похожа, даже лучше прежнего, будто сняла наконец все свои дурацкие маски.

– Что ты, о чём ты? – она повисла на его шее, мечтая отпустить ноги и остаться так навсегда. Остаться его частью и больше не разлучаться.

Он расстегнул на ней рубашку, что было уже совершенно неприлично, и её ничего вовсе не скрывало, кроме бинтов, перетягивающих грудь.

Она была сейчас более обнажена чем когда-либо и даже об этом не думала, а Глер хохотал, целуя её волосы. Те так непривычно безжизненно обрамляли голову Эммы, казались чужеродными, но вся магия отныне крылась в бесподобных глазах.

– Ни о чём… я успел. И ты успела.

Над верхней палубой уже разливался алым закат, солнце катилось под воду, купалось напоследок в море, и никто не мог найти Ларса Гри и Ларса Сэддиданса, пропавших из виду, когда едва смеркалось.

За дверью каюты была гробовая тишина, только внимательный бы увидел слабое изумрудное свечение.

– Шут его знает, – махнул рукой боцман и бросил попытки разобраться, кто и куда запропастился.

До Пино ещё неделя ходу.

Найдутся. Куда они с корабля денутся.

Глава про рассветные беседы

Миля за милей приближалась «Гордость Танната» к Пино и миновала даже свою последнюю остановку – Небиолло. Трюмы были забиты едой, чёрным вином и пресной водой. Матросы грели животы на палубе, наслаждаясь солнечными днями, а по вечерам кутались в камзолы да курили пахучий табак. И так день за днём, день за днём.

В едином темпе и едином распорядке.

И рассвет второго дня пути застал промозглым северным ветром, который судно должно было миновать в скором времени. Иней покрыл палубу, паруса стали тяжелыми, неповоротливыми, а матросы попрятались в норы, да никто не гнал наверх, все ждали, когда выглянет солнце. Ленились после буйной пьяной ночи, капитан ещё спал, а боцман даже не ложился. Как и несколько несчастных, лишённых права на ночной отдых, бродили и ждали, когда их сменят.

И никто никак не мог найти того человека, что дал им направление и идею поехать в Пино. Ларса Гри.

Слава Ларса не дошла до команды «Гордости», проведшей много месяцев в плавании, и, когда этот молодой человек появился в порту, где «Гордость» распродавала последние шелка, чтобы заработать на пару бочек вина и какое-никакое продовольствие, никто понятия не имел, с кем имеет дело.

Этот молодой человек и рассказал, что в Пино, к которому он знает дорогу, погребён под песком целый город. Город этот был когда-то богат, был отдельным королевством и там не счесть драгоценностей и денег.

Капитан «Гордости» почуял наживу, он знал о Пино, и вся команда в скором времени стала им грезить.

Только у капитана было условие. Ларс Гри станет трудиться на благо корабля матросом и ни слова не скажет о том, как именно они зарабатывают на жизнь. А ещё наведёт их на выгодные сделки, если у него такие имеются. Без денег такой путь не преодолеть, а деньги команда зарабатывала не всегда честно. И как только средства появятся – их путь ляжет туда, куда Ларс пожелает.

У Ларса Гри выбора не оставалось, потому что ни одно легальное судно, промышляющее честным ремеслом, преступника на борт не возьмёт. И в Пино такие суда не ходят.

А «Гордость» была готова на всё ради золота.

Ларс был готов на всё ради Пино.

И потянулись долгие месяцы пути, в которые от самого неумелого матроса Ларс Гри дослужился у капитана до личного советника.

Он устроил не одну сделку, пользуясь тем, что язык подвешен прекрасно. Свёл команду с нужными людьми на суше.

Однажды Ларс спросил: «Вы пираты?»

– Нет, мой мальчик. Мы выживаем, – ответил капитан, и подмигнул.

Но Ларс знал, что команда не гнушается разбоем и обманом. А ещё команда кое-что понимала в магии, куда больше чем кто-либо, кого знал прежде Ларс.

Они использовали неизвестный ему язык и называли его речью «морского дьявола». На этот зов отзывалось море, подобно тому, как это делала Эмма. У большинства на судне были синие глаза, но никто не носил «живых» волос.

Водники, вот кем были эти люди, а значит практически вне закона, об этом Ларсу тоже рассказали уже местные. Никогда он не думал, что существуют какие-то гонения в сторону «иной» магии.

Последнее дело. Последний город. Небиолло. Так близко от Бавале, где могла быть возлюбленная Ларса, о которой он никогда не говорил, но никогда и не забывал.

И капитан говорит, что в доме Гриджо свадьба.

И боцман возражает: «Тот самый Гриджо?» со злобным рычанием, намекая на личные счёты.

И Ларс Гри, он же Глер Мальбек, говорит: «Быть может, нам посетить это мероприятие? Чем мы хуже аристократов?»

Так Глер узнал, что Неро Гриджо – часть организации, проповедующей «чистую магию», а ещё, что у Эммы намечается свадьба.

И вот, спустя два дня после той свадьбы, он лежал на узкой койке, обнимал обнажённые плечи Эммы и смотрел, как узкая полоска света разделяет потолок на две половины. И всё думал, как так случилось, как ему так повезло, что это всё стало реальностью. И как она оказалась тут, рядом, обнажённая и совершенно точно его.

– Куда же делись твои волосы? – спросил он, зная, что Эмма не спит.

Она лежала, прижавшись щекой к его груди, и выводила на ней узоры.

– Отец отрезал… и оттого ушла моя магия. Я больше не имею ничего общего с водой.

– Твой отец сектант, – зачем-то фыркнул Глер.

– Знаю. Но ничего не ясно о том, как это работает.

– Мы выясним, непременно, – Глер поцеловал её кудрявую макушку. – Так мне тоже очень нравится.

Эмма улыбнулась и впервые с того дня, как осталась одна, почувствовала себя совсем маленькой и очень защищённой.

Сбылась её мечта – проснуться в постели Глера Мальбека. Глупая, наивная и неприличная мечта влюблённой по уши девочки.

– Твои глаза стали как два изумруда. Зелёные с чёрными прожилками…

– А твои я всегда мысленно сравнивала с листвой, – ответила Эмма. – Зелёные с жёлтым.

– Ты сказала, что ты теперь волшебница. И что-то шептала. Что-то странное, но я это уже слышал. На этом судне многие говорят на подобном языке.

Эмма поднялась над Глером, даже не вспоминая о наготе, и уставилась на него широко открытыми глазами, а Глер улыбнулся, его поражало, какой Эмма стала милой. Её пшеничные кудри, которые кое-где казались пепельными, будто выгорели. Её большие зелёные глаза, тёмные брови, алые щёки и губы, она была очаровательно-прекрасна и в то же время совершенно не кокетлива и не полна самомнения.

– Они… колдуют? По-настоящему…

– Наверное, я никогда такого не видел.

– Как колдовали твои родители?

– Как все…

– И ты?

– И я.

– Так ты не знаешь. Глер, милый, всё это не волшебство.

Эмма села в кровати, перекинула через Глера ноги и откинулась на деревянную стену.

Обнажённая нимфа, при одном взгляде на которую Глеру казалось, будто всё это сон. Жестокий сон, из тех, что к утру оставят горечь во рту и невозможную тоску, от того, что несбыточны.

– А что же это?

– Это только малая его часть. Настоящая магия – иная…

И Эмма зашептала свою молитву. Ей было невероятно сложно делать подобное вдали от земли, но, впитывая тепло деревянных стен каюты, она ловила ту же энергию, что вчера во время поцелуя. Она вспоминала прошедшую ночь, вспоминала то, какой стала счастливой, и думала о своём огромном влюблённом сердце, которое просто обязано вмещать в себя больше магии теперь, и всё снова стало получаться.

Стены будто оживали, они прорастали изумрудным туманом, как листвой, и этот туман, как послушный пёс, ластился к рукам Эммы, готовый служить.

– Эмма…

– Всё, что мы делали прежде – только глупости. Мы использовали резервы своего тела и выгорали. Оттого были маги-пустышки, видимо, отдавшие всё, что могли, в детстве. Оттого были и те, что казались сильнее. Ты – артефактор, черпал магию из приборов и амулетов, оттого что-то ещё сохранил. Моя стихия – вода, она разделила тяжкую ношу и не дала совсем сгореть. Но всё это только… мелочи, жалкие крохи. Истиная магия больше и выше. Только нам об этом никто не говорил. А я – узнала. Я читала об этом, изучала. Нам, земляным магам, дано черпать силы у земли, у деревьев. Мы можем безгранично много. Земля – повсюду, даже сейчас она под нами, там, под толщей воды!

Глаза Эммы светились от фанатичного огня, и Глер затаил дыхание. Ему раскрывали великую истину, суть всего. Правду, которая годами охранялась от них, простых людей.

– Кто знает?..

– О… я полагаю, что отец знает. И его секта, по крайней мере верхушка. Они не могут не знать. И они боятся.

– Из страха он это сделал?

– Да. Из страха… но это ничего. Я получила больше! – с восторгом прошептала Эмма. – Я получила силы бороться, получила истинную магию, которая была моей с рождения. И я… получила свою революцию. Я добьюсь, я не дам таким, как отец, забивать ногами таких, как Марла, или…

– …кто?

– Не важно, таких, как она, много… простые люди с браслетами. Их больше не будет, и я это обещаю. Торжественно клянусь, если хочешь знать!

Глер и Эмма вышли на палубу, где уже суетилась команда, и никто не обратил на них практически никакого внимания. Зато Эмма в каждом искала знакомые призначи, ждала, когда кто-то из них что-то скажет на неведомом Глеру языке. Хотела понять, общаются ли водные и земляные маги между собой словами молитв?

Но все молчали, делали свои дела, и только иногда Эмма видела, как лёгкий бирюзовый туман – не пар, какой создавала она, вдруг помогал расправить парус, развязать непослушный узел или толкнуть рычаг, застрявший из-за соли.

– Они все колдуют… по-настоящему, – прошептала Эмма, а Глер на секунду сжал её пальцы и ушёл.

Они не могли никак себя выдать и дни должны были превратиться в бесконечные часы тоски по их ночам.

А после – Пино.

После – шанс на то, что скоро всё станет хорошо.

Глава про шторм

Глер в то утро растолкал Эмму и шепнул: “Сегодня мы сойдём на берег!”

А она только улыбнулась и спряталась под одеялом.

Он ещё не знал, что увидит, поднявшись на палубу, и был уверен, что ещё несколько часов, десять или одиннадцать, и их путь окончен. Их цель достигнута. И месяцы скитаний на “Гордости Танната” можно забыть как страшный сон.

А над судном сгустились тучи. Чёрные, грозовые. И ветер стал ледяным и колючим, а волны поднимались всё выше.

– Что это? – Глер поднялся на капитанский мостик, где Свияр стоял, вцепившись в фальшборт, и всматривался в тёмно-серую даль, где небо соединилось с водой.

– Шторм, вот что это, – рявкнул капитан.

– Но… мы уже близко, верно?

– И что же? Хочешь сойти – дерзай! Чёртов Пино! Я оставлю этих парней на дне, кормить рыб, из-за горстки золота! Нам всей командой не успокоить этого дьявола!

Глер и сам понимал, что на них надвигался не просто шторм, а сама смерть, будто старый артефакт защищал Пино от нежданных гостей. Только куда теперь денешься?

И пусть хоть сколько месяцев провёл Глер на этом судне, а всё равно понятия не имел, как справляться с такой стихией. Убийственной и беспощадной.

Эмма, одетая как мальчишка-матрос, в фуражке, висела на такелаже и так же, как и все, хмуро вглядывалась в горизонт, скрытый стеной приближающегося ливня.

– Эмма! – взревел Глер, понимая, что должен всеми силами постараться её защитить, то мальчишка-матрос только покачал головой и скинул фуражку.

– А как насчёт того, чтобы самого дьявола о помощи попросить? – прокричала Эмма.

За эти дни она многому научилась, будто освободившись от корсета и юбок, решила превратиться в настоящего матроса. Теперь она раскачивалась взад-вперёд, как на качелях, а команда смотрела на неё, чуть щурясь.

– Как ты Ларса назвал? – хохотнул Кэп.

– Никак, – мотнул головой Глер, глядя на Эмму.

– Помолимся, ребята? – крикнула она, и команда стала слушать внимательнее, а капитан крепче сжал планширь.

– Что он несёт… Он… маг? – прохрипел еле слышно Свияр.

– Да. Земляной.

– Вот оно что… я уж думал, они ни на что не годны!

Огромная волна по меркам Глера и совсем уж крошечная по сравнению с теми, что надвигались с севера, ударила в правый борт, и судно тряхнуло. Команда вцепилась кто во что, друг в друга, в снасти. Поднялся невероятный шум и ор, а Эмма будто птичка пролетела над их головами, крепко держась за канаты.

– НУ ЖЕ? Вам что, жизнь не дорога? – прокричала она, и капитан усмехнулся.

– А ну все вместе! – рявкнул он.

Глер с изумлением и восторгом смотрел на то, как самые хилые и грязные матросы, от которых и ожидаешь меньше всего, стали закрывать глаза и отчаянно что-то шептать. И Эмма шептала, только если водники смотрели на горизонт и разбушевавшуюся стихию, то она туда, где должен быть Пино.

Она просила помощи у земли, они – у моря.

Корабль охватило настоящим вихрем, будто мощный поток ветра, почему-то окрашенного в синий цвет, налетел и ударил прямо в левый борт, и среди всего этого тонкая изумрудная полоса – Эмма. Она уже не шептала, а кричала, и нестройный гул команды поддерживал её. Язык был странный, Глеру незнакомый. Он был тягучим, должно быть, но в шуме дождя, который добрался до “Гордости”, уже казался резким. Голоса еле перекрикивали шум. Стоящий рядом с Глером Свияр тоже набрал в грудь воздуха и стал говорить. Медленнее других. А потом развернулся лицом к стихии, и его голос, похожий на сам гром, словно перекрыл остальные.

Волна била в правый борт, ветер – в левый.

– НЕ ДАЙТЕ ПЕРЕВЕРНУТЬ КОРАБЛЬ! – взревел капитан.

И Глер, чувствуя себя слишком беспомощным, кинулся к Эмме на такелаж, взобрался туда, еле справляясь с порывами дождя и ветра, и завис так, чтобы их лица были на одном уровне.

– Что… как говорить… – проорал он, перекрикивая свист в собственных ушах.

– Ты сам поймёшь! – крикнула Эмма. – Слова молитвы не выучить! Просто начни, это в тебе! Верь в то, что делаешь!

И она подмигнула, как настоящая морская дияволица, крепче ухватила канат и чуть согнула в коленях ноги.

Такелаж качнулся, и Эмма, теперь уже с Глером, пролетела над головами матросов.

Ей будто до смерти нравилось то, что происходит, нравилось купаться в этой магии, которая пропитывала сам воздух наравне с дождём и морской солью.

– Давай же, это просто! – она подмигнула, потянулась и впилась в губы Глера таким поцелуем, каких он никогда не знал, даже в те их ночи на “Гордости”, что прошли в, казалось бы, совершенной откровенности и открытости.

И стоило Эмме от Глера оторваться, стоило ей снова начать вопить незнакомые слова, Глер мелко кивнул и зажмурился.

Это ни на что не выло похоже, но какое-то зерно внутри, налившееся счастьем обладания, любовью к женщине, счастьем единства с без малого сотней людей, азартом от встречи с безумной стихией, точно росток требовало выпустить его наружу.

Глер чувствовал это внутри себя. Оно уже крутилось на самом кончике языка.

Это было больше, чем вера и знание, это был он сам, сдерживаемый годами и ничего толком не смыслящий.

Он начал с тех слов, что знал. Это были простые команды, что знакомы любому артефактору, и интуиция не подвела, шли эти слова из того же языка, каким Эмма призывала на помощь землю.

Глер упорно искал, за что зацепиться.

Земля под ним. Всюду. Под толщей воды, и впереди, на юге, куда стремился их корабль. И волны бьют в правый борт, а он обращается налево. К земле.

С изумлением Глер открыл глаза и понял, что… молится. Как Эмма, Свияр, Кэп или Шницель. Как все эти люди. И его голос не тише других, а руки словно растворяются в зелёном молоке.

– Получилось, – шепнул Глер, но Эмма не слышала.

Увлечённая своей молитвой, она весело щебетала без остановки, перебравшись на соседнюю сеть, и теперь выдавала безумные виражи, держась за канат только одной рукой и цеплясь одной ногой.

Её магия, резко отличная от других, словно озорной заяц скакала по волнам, сбивая гребни, и она же будто тащила корабль к земле, при том что нос его был направлен в другую сторону.

– Что ты творишь?

– Там коса! – крикнула она, вглядываясь на восток. Там всё было так же непроглядно, как и в других сторонах, а Глер знал, что Пино – на юге.

– Нет же!

– Смотри лучше!

Она продолжила делать то, что делала. А судно тащилось вдоль волн, а не от них, опасно кренясь, и Свияр проклинал всё на свете, а Глер не понимал, поддержать Эмму или нет.

Но от этого её безумного вида, от неуёмной храбрости, будто всё внутри него затопило сумасшедшей любовью к ней.

Вот она, настоящая сила, ни с чем не сравнимая.

Женщина!

Она держит в руках больше, чем сотня мужчин, лишь молящих стихию стихнуть. Она просит её подчиниться и тащит, тащит вперёд.

Эта любовь Глера будто преобразила, он давно не замечал, что шепчет незнакомые слова, а потом увидел и собственную магию, широкий изумрудный луч, вплетавшийся в тот, что создавала Эмма.

Магия Глера отливала лимонно-жёлтым, а магия Эммы была густой и почти чёрной. Они… соединились.

И в тех местах, где тугим жгутом стали сплетаться широкие линии, что-то искрило и подрагивало, а корабль стал будто бы быстрее двигаться, превозмогая силу моря.

– Какого дьявола? – завопил со своего мостика Свияр.

– ДЕРЖИТЕ БАЛАНС! НЕ УРОНИТЕ! МЫ СКОРО БУДЕМ НА СУШЕ! – проорала в ответ Эмма, перепрыгнула, как обезьянка, на сетку Глера и, глядя ему в глаза, зашептала без криков и надрыва. И он зашептал.

Изумрудное полыхнуло всюду, будто накрыв “Гордость Танната” колпаком, и, словно ослепшие, дёрнулись матросы, взревели, а Глер и Эмма, разве что не смеясь от восторга, продолжали своё дело, невзирая ни на что.

Корабль сел на мель, команда с руганью посыпалась на палубу и за борт.

Огромная волна каким-то немыслимым образом добралась-таки до “Гордости” и накрыла её, ломая мачты.

До берега Пино оставалась лишь миля.

– Ты что, баба? – гаркнул Кэп, едва отдышавшись.

Он не стоял на ногах, как и вся команда, потому завис над распластавшейся по песку Эммой, вглядываясь в её лицо.

– Ну есть грешок, – прохрипела она.

– Из-за тебя всё!

– Да уж, конечно! – Эмма сплюнула соль, как настоящий морской волчонок, и рассмеялась. – Господи, а ещё неделю назад я стояла в корсете на собственной свадьбе.

– Ты – дочка графа? – Шницель, оказавшийся рядом, поражённо застыл. – А я тебе такую пахабщину…

– Да полно вам, господа! Я какой только пахабщины от всех вас не наслушалась!

– Ну, поздравляю, ты единственная баба на всём этом чёртовом клочке земли, – прорычал Кэп, оглядываясь по сторонам.

Как только “Гордость” погибла, пережёванная морем, словно кость собакой, море успокоилось, шторм стих, а небо очистилось раньше, чем выжившие доплыли до берега. Почти все преодолели эту милю и теперь валялись на узкой песчаной косе, плюясь и кряхтя.

Некоторые жадно глотали из фляжек, те, что поумнее, прятали свои поглубже за голенища сапогов.

– Э, псы! Я если там воды не будет? – Свияр единственный, кто шёл на своих двоих, переступал через полуживые тела и сурово поглядывал на команду.

– Это ж водное королевство… – прохрипел один из матросов.

– Погибшее… мой друг, погибшее. Поднимайтесь. Вы! Кому же пришла эта идея? Ларсу или… кхм… Ларсу? – и Свияр пронзил Эмму внимательным злым взглядом.

– Моё имя – Эмма Гриджо. И идея моя, – воскликула Эмма, едва Глер смог успеть потянуться, чтобы её заткнуть, и вскочила на ноги. – Я точно знаю, что в Пино был порт, и думаю, вы найдёте, на чём убраться отсюда, когда поживитесь золотом. Думаю, что на этом нам пора попрощаться, – она пожала плечами, Глер встал за её спиной, а потом сделал шаг вперёд:

– Она права. Наше дело сделано.

– Уж не думаете ли вы… – начал капитан, угрожающе поблескивая железяками во рту, но Глер не дал ему договорить.

В три слова он взорвал песок под ногами капитана, а тот не успел отступить, только прикрыл руками глаза.

– Земляные…

– … маги, спасли ваши шкуры, – закончила Эмма за Свияра, выглядывая из-за плеча Глера. – Не стоит благодарностей!

И не встретив больше сопротивления, Глер и Эмма направились в сторону Пино по длинной песчаной косе.

Глава про Пино

– Это что-то невероятное! – в который раз воскликнул Глер, схватил Эмму поперёк талии и побежал вперёд.

Он проделывал подобное уже не в первый раз, и она как всегда хохотала и визжала, болтая в воздухе ногами.

Коса была длинной, почти бесконечной, и как никогда не хватало способностей Эммы добывать воду из воздуха. Однако оба рассчитывали найти в Пино способ напиться, и душу грело то, что на горизонте уже виднелась песчаная громада, видимо, бывшая стенами крепости.

– Да… теперь ты тоже волшебник, – кивнула Эмма, прижимаясь к Глеру и обхватывая его талию ногами.

– Это так просто…

– Ну… на самом деле это сложнее, чем ты думаешь. Чтобы это получить, нужно переступить через себя и поверить! Много ты знаешь людей, способных на такое?

– Но неужели потом так просто?

– Не знаю… Я не знаю, как бы оно было, знай я это с детства. Но то ,что мы делали там, во время шторма, и для меня было невероятным, понимаешь? Это не то чтобы нормально. Я не знала, что сила так огромна.

– Помогла бы она теперь…

– Стой, – Эмма спрыгнула на песок и отступила от Глера.

– Что?

– А… зачем нам теперь артефакт?

– Что?

– Зачем доказательства, если в Бовале, в Траминере нас никто не ждёт? – лицо Эммы было напряжённым, она будто просила услышать её и до ужаса боялась, что этого не случится.

– Эмма, я…

– Там нас не ждут, чтобы оправдать. Может, разве только, чтобы убить… Я уже не нужна моей семье, и мне не за что оправдываться. Ты… не думаю, что ты там кому-то нужен. Так зачем нам доказывать что-то?

– И куда?

– Скрываться… делать то, что мы лучше всего умеем, – пожала плечами Эмма и всмотрелась в стену Пино, будто хотела там увидеть что-то знакомое. Будто могли откликнуться на её молчаливый зов предки, жившие в этих стенах когда-то, связанные с ней кровью и магией.

– Разве мы не сделали только что самое главное и невероятное?.. Мы приняли свои силы. Вместе. Объединили их. Перед нами целый мир.

– Мы не женаты и, – начал было Глер.

– Мы больше, чем женаты! Мы любим друг друга! А мир, который теперь признаю я – не признаёт важности брака! Этот мир будет совсем другим!

– И ты готова на это? Снова бежать со мной, отказаться от того, чтобы стать одной из… тех, с кем выросла?

– Ну конечно, Глер! – Эмма подступила к нему.

– Мы пойдём туда, но… я не вернусь в Бовале! Мне не нужна аристократия! Я готова остаться с тобой, где угодно!

– Даже если я позову тебя в Фолье или Эким?

– Да!

– Ты пойдёшь со мной, даже если у меня нет денег и толкового плана?

– Да, – она улыбалась и говорила так, будто самой было смешно от этих слов.

– Ты не пожалеешь? Не попросишься домой?

– Нет… конечно нет!

– Но мы всё равно узнаем правду. Сейчас. Мы пойдём туда, во дворец, и всё узнаем. И после ты больше никуда от меня не денешься! – объявил Глер, глядя Эмме в глаза и не веря, что она теперь не просто рядом с ним, а будто бы… навсегда?

Он сам себе казался сейчас счастливцем, нашедшем драгоценный клад.

Девушка, которая свела его с ума, оказалась настоящим изумрудом в горстке пепла и пустых стекляшек.

Эмма – сильнейшая из женщин, мудрейшая, прошедшая путь, который никому и не снился, из девчонки превратилась в настоящего воина.

– И ты… бросишь свою революцию?.. Но как? Ты говорила о ней всю эту неделю…

– А она уже идёт. Без меня. Я дала ей начало, имя и лицо. Но мой ресурс закончился, – Эмма пожала плечами. – Я выбираю тебя, бродяга.

– Я всё ещё бродяга?

– А я всё ещё верю, что хоть на каплю осталась аристократкой и настоящей дочерью графа… И мне это нравится!

– Ты начиталась глупых романов, – объявил Глер, взял Эмму под руку, и они медленно пошли к стене, возвышающейся над тёмными водами Таннатского океана и какого-то безымянного моря, что омывало берега Пино.

Город был мёртв.

Толстый слой песка превратился в погребальный саркофаг и скрывал дома, башни, сады, дворцы и пересохшие русла рек. Эмма с замиранием сердца озиралась по сторонам, не веря собственным глазам.

Королевство, скрытое под песками, и как величественная гора над ним возвышался дворец. Разрушенный и такой же жёлтый, как и всё кругом.

Ветер поднимал песчаные вихри, оголил кое-где скаты домов, но по большей части солнце давно превратило пыль в камень. Ноги даже не проваливались под эту толщу песка, которая трескалась, словно в пустыне.

Лишённый воды умирает не только человек, но и город. Этот не спасла бы даже полноводная река.

– Мы тут умрём, – шепнула Эмма. – До дворца идти…

– Не бойся, – шепнул Глер. – Быть может, вода осталась? Она в земле, земля – это мы.

– Ты так веришь в наши силы? – засмеялась Эмма.

Она видела, что Глер был сильнее, чем она. По крайней мере там, на корабле, он сотворил чудо, объединившись с ней, и хотелось верить, что это что-то да значило. Но… вода?

Эмма так тосковала по своей магии, она так в неё раньше не верила, и только теперь поняла, сколь много это значило.

Развить бы обе в себе, вырастить. Стать… всемогущей?

Нет.

Нельзя об этом думать. Довольно одной силы.

Но Голос – по нему Эмма скучала.

Глер сел на песок, вытянув ноги и стал шептать. У него прекрасно получалось, настолько, что в Эмме поднялась ревность. Она и гордилась своим учеником, и в то же время ещё не победила в себе до конца ту девочку, что хотела быть лучшей и с “двумя высшими образованиями”.

Глер просто шептал и просил у земли подсказки, а Эмма стояла над ним и смотрела, и только поняв, что так каши не сваришь, плюхнулась рядом.

– Дай, помогу, ты без меня, очевидно…

– … бесполезен? – рассмеялся Глер. – Ну тогда я согласен таскать тебя с собой всюду.

И от взгляда его добрых совершенно невозможных глаз, Эмма устыдилась, покраснела и взяла его руки в свои. Они вдвоём зашептали, поражаясь тому, как легко им на ум приходят одни и те же слова, а может, земля за них говорила? Но голоса сливались, просачивались в трещины на песке и утекали вниз с просьбой дать подсказку.

– Тш… слышишь? – Глер открыл глаза. – Смотри…

От их рук по земле пошла трещина. С тихим шуршанием песок расходился и стремительно продолжал лопаться дальше, зазор становился всё длиннее и длиннее.

Трещина удалялась от Глера и Эммы, и те, переглянувшись, бросились за ней, так что только песок разлетался из-под ботинок.

– Она нас ведёт? – запыхавшись, спросила Эмма, еле ворочая языком от бега, жары и жажды.

– Видимо, да. Она не становится шире, только длиннее.

Трещина и правда, словно только для того и была нужна, чтобы указать путь, и в страхе перепутать её с другими, Глер с Эммой продолжали следовать за этой чёрной шуршащей змейкой, разбившей песок. Пока не замерли как вкопанные, едва не упав с крутого обрыва.

– Эм… – Глер уставился под ноги, балансируя на краю и расставив широко руки. – Она привела нас к морю?..

– Эй! Мы воду просили, – крикнула Эмма прямо в трещину, а потом села на край обрыва и свесила ноги. – И стоило бежать, я умру тут…

– Не умирай. Думаю, что это не всё…

– Снова молиться?

– Может…

Глер стал смотреть по сторонам и, подчиняясь одной только интуиции, снова зашептал молитву. Только теперь, завиваясь тонкими лентами, магия полилась из его рук, исследуя землю, словно стайка ищеек.

– Хах, – воскликнул Глер. – Эта магия мне нравится куда больше прежней.

– М-м? – Эмма повернулась и с интересом уставилась на Глера.

– Колодец. Пошли, наберём воды и во дворец!

Глава про дворец

– Что скажешь? – задумчиво произнесла Эмма. – Что стряслось? Ты не слышал ничего новенького?

– Нет, – он покачал головой. – Разве что фамилию тот дамы, что увезла магию в Траминер. Сэддиданс. Прежде чем попасть на “Гордость”, набрёл на одну лавку с древними книжками и там нашёл полуправдивую газетёнку, в которой разбирали детали того древнего дела.

– О, Глер, – Эмма закатила глаза. – ну а я по-твоему почему назвалась этой фамилией?

– Потому что… – медленно произнёс он. – Очевидно, тоже читала ту газетёнку, – и он пожал плечами, будто это было что-то очевидное сродни причинам, по которым ночью темно, а днём светло.

– Какие вы все… противные! – Эмма топнула ногой, и песок под подошвой пошёл трещинами.

С тех пор, как они с Глером объединили силы и почувствовали, на что могут быть способны, оба слабо контролировали свою магию. То и дело что-то невероятное происходило, о чём раньше даже не мечталось.

А ещё за ними теперь, как ручная змейка, следовала та самая трещина, что привела к колодцу. Оба решили, что это своего рода отклик земли на просьбу о помощи и решили за ней следовать ко дворцу.

– Что?

– Да бабушка это моя! Сколько повторять! Я – не шучу! Более того, докажу. Только доберёмся до места. Тут и идти-то осталось…

Идти и вправду осталось недолго, Эмма и Глер уже пересекали то, что некогда, вероятно, было дворцовым садом. Пустынная аллея, вероятно, была прекрасна когда-то, но теперь не отличалась ничем. Всюду виднелись холмики, в которых Эмма с ужасом угадывала останки людей. Грудой валялась покрытая песком карета и несколько лошадиных крупов, уже давно истлевших до костей, а потому провалившихся под тяжестью жёлтого покрывла, принёсшего смерть этому городу.

Эмма замерла перед этой картиной, а Глер развернул её к себе.

– Там будут люди, я полагаю… во дворце, – предупредил он.

Эмма кивнула.

– Я знаю, я готова. Только эти лошади… какой-то кошмар всё это. Поверить не могу! Целый город… Дети, животные, женщины, старики. Все погибли!

Дворец внутри был таким же, как и всё в этом городе, ибо стеклянный купол, бывший некогда крышей, провалился и ничто не могло спасти людей под ним.

– Интересно… были же, наверняка, подвалы, – вздохнула Эмма.

– Наверняка… только если кто-то выжил, кроме твоей бабушки…

– … Глер! Я не лгу!

Он усмехнулся.

– Если кто-то выжил, что ему мешало рассказать миру правду о гибели Пино? Всё, что мы знаем, – это стихия, захватившая несчастное королевство. Гибель народа, правительницы и исчезнувший артефакт, что возродился в Траминере, более слабым, но живым.

– Мы попросим нашего нового друга, – Эмма кивнула на змейку, – найти то, что нам нужно?

– Вероятнее всего, да, только… не хочешь осмотреться?

Глер прошёл по круглой зале, в которой, вероятно, когда-то встречали гостей, и попытался найти лестницы или двери. Только вот всё было так плотно забито песком, что следы их даже не угадывались.

– Да уж… те, кто спрятался в подвалах, там и умели, я полагаю…

– А верхние этажи?

Глер кивнул на выбитые двери, сквозь которые они вошли, и Эмма согласно поплелась на улицу.

Её охватывал ужас от этих видов, Совершенно беспомощное чувство утраты. Им никак не спастись, у них шансов не было… Никаких.

– Эти холмики… – протянула Эмма.

– Да, вероятно, это те, кто прыгал с верхних этажей.

Засыпанные песком могилы, созданные самой природой.

– Давай уже отыщем то, за чем пришли. И забудем всё это. Я очень надеюсь, что как только мы разгадаем эту последнюю загадку, всё встанет на свои места.

– А если нет?

– То что мы теряем? – усмехнулась она. – Подумай сам. Нас и так не ждут. Мы делаем это только для собственного успокоения.

Глер кивнул, наклонился к змейке и стал её просить о помощи, а Эмма пошла обратно во дворец.

Она представляла себе, как должно быть тут было красиво когда-то, какими были эти стены, витражи. В её воображении это было поистине райское место.

Эмма вышла на самый центр комнаты, под балконы, на которые выходила, должно быть, когда-то королева Пари, и посмотрела вверх, а потом прикрыла глаза.

“Что тут было, интересно?..” – подумала она, по старой привычке обращаясь к внутреннему Голосу.

“Неужели всё нужно рассказывать и показывать? А фантазия на что?”

Эмма вскрикнула, оступилась и отошла от пятачка на котором стояла.

Крошечное бирюзовое зёрнышко лежало на самом верху, хоть его и не было пару секунд назад.

– Как?.. – Эмма впервые обратилась к Голосу вслух, и к своему ужасу поняла, что он тоже может отвечать, и звучал он невероятно громко, будто с ней говорили сами стены.

Эмма наклонилась, подобрала зёрнышко и уставилась на него.

– Здравствуй, – Голос изменился. Он больше не был хитрым, вздорным и смешным. Он стал красивым, как мелодия старинной песни, женским. И очень-очень знакомым. – Обернись.

Эмма помотала головой, а потом развернулась на пятках и обомлела. Она сама, та же, что была до того, как потеряла волосы, только в совершенно другом платье по другой моде, стояла напротив и улыбалась.

Та, другая Эмма, а вернее Эммоджен Сэддиданс, была призрачной, словно её не существовало вовсе, да так оно и было.

– Эмма, ты была права, кажется… – воскликнул Глер, вбегая во дворец, и застыл.

Эмма не могла оторвать взгляд от собственной бабушки, собственной копии.

– Я это нашёл… – и Глер поднял крошечный кулон, в котором была картинка искусного миниатюриста с изображением Эммоджен.

– О, медальон… я помню его, но право забыла, кому он принадлежал… – Эммоджен задумчиво смотрела на вещицу, что держал Глер.

– Не матушке, это точно, она была слишком бедна, но, быть может, тёте? Да… тётя вполне могла такое заказать из сентиментальных чувств. А может, Натаниэль?.. но как успел? Хотя… что для принца миниатюра? Ох, Натаниэль…

Эммоджен говорила так спокойно, медленно, что Эмма не узнавала в этом себя. Только внешность – ничего больше общего.

Она с восторгом следила за тем, какие у Эммоджен мягкие жесты, будто одухотворённые даже. Как она внимательно смотрит на всё кругом, не суетится.

– Это ты – мой внутренний Голос?

– Нет, не я, – мягко улыбнулась бабушка. – Это артефакт. О, он тот ещё проказник, но во мне он не нашёл соратницы и подруги. У меня была… дочь, – Эммоджен постучала себя по подбородку. – И она, кажется, тоже говорила на двух языках… и она дружила с этим ворчуном. А вот сыновья – нет. Кажется, нет…

– Ар-тефакт? – пробормотал Глер.

– Да, молодой человек, – пожала плечами Эммоджен, сделала несколько шагов к Эмме и склонилась к бирюзовому зёрнышку в её руках. – Артефакт… Эмма и есть артефакт. И я им была. И моя дочь. А вот дети моего младшего сына и мои единственные внуки – оба мальчики. Неро и Нил… вероятно, им ничего не досталось.

– И они этим не были довольны. Но как… при чём тут мои волосы? – ахнула Эмма. – Что значит: отец дал, отец отнял?

– Ох, Неро. Он был ужасным мальчиком, признаю. Он как-то пришёл ко мне и стал требовать магию, как у тётки. Только моя милая Элла была… бездетна. Голос практически свёл её с ума, разрушил. Она никак не могла им управлять. Тогда никого не учили волшебству, и девочку это попросту погубило. Неро просил у меня магию. И… ну что я могла? Я говорила ему, что он станет однажды отцом очаровательной дочки и эта магия будет принадлежать ей. Так и случилось. Но… он обижен, я думаю, – Эммоджен склонила голову. – Волосы… как низко! С девочками так нельзя, – и она протянула руки и коснулась головы Эммы, та ахнула, выронила зёрнышко, оно покатилось под ноги Эммоджен, как раз нод носок туфельки. Раз, и прабабушка раздавила зёрнышко, а локоны Эммы в три мгновения стали такими же длинными, какими были, только не вернули свой тёмный прекрасный цвет.

– Волосы хранили магию? – спросила Эмма, крутя в руках локон.

– Нет… Душа и сердце, – Эммоджен коснулась щеки Эммы. – А отец твоё сердце разбил, а душу предал… Ничто не ранит сильнее. Это отняло твои силы, но я вижу, что ты справилась. Ты стала так сильна, как не был силён твой прадед, милая!

– Да?..

– Да, – Эммоджен перевела взгляд на Глера. – Увы, но артефакта нет и никогда не было.

– И, видимо, не будет?

– Видимо, нет, – она пожала плечами. – Я не думаю, что магия переведётся в Траминере. Я видела то, что сделала Эмма, и таких зёрен, как эти крохи, – они кивнула себе под ноги, где уже ничего не лежало, растаяв в воздухе. – Она много заложила в души несчастных людей. Они не дадут воде снова уйти из королевства. Можете не переживать. Можете… идти с миром, я полагаю. От вас больше ничего не зависит.

– Значит, я нашёл артефакт, – вздохнул Глер.

– Нашёл, мой милый, – улыбнулась Эммоджен. – Эмма неплохо его берегла!

– Но как это вышло… – покачала головой Эмма. – Магия в человеке…

– Ревность, дорогая. Много лет назад я пришла в этот дворец, – Эммоджен взмахнула рукой и будто провела пальцами по чьей-то невидимой щеке.

И всё стало меняться. Наливаться цветом, фактурами. Посреди залы появился великолепный фонтан, из которого то и дело выпрыгивали самые настоящие рыбки, только прозрачные, созданные из самой воды. Светляки кружили ровными столбами, уходящими к полотку. Всюду сияли витражи и возвышались экзотические растения, а перила лестницы отливали золотом. Пол из мрамора, гобелены и портьеры.

Это была богато обставленная и украшенная комната, а на балконе над фонтаном стояла великолепная красивейшая женщина.

– Я пришла переводчицей, ты, должно быть, тоже знаешь Пинорский?

– Да, наверное… я не практиковалась…

Эммоджен перешла на пинорский и Эмма быстро кивнула.

– Знаю, да, – она расплылась в улыбке, а Глер ничего не понял.

– Вот и я знала его. Мой отец – Граф Гриджо, был приближённым короля, а мать пинорской аристократкой. Я могла быть подданной одного из двух королевств, но жила в Пино в нищете и позоре. А потом оказалась при дворе… где влюбилась в жениха королевы. Принца Траминера, Натаниэля.

– Вы… не могли быть вместе?

– Конечно, нет, – Эммоджен уставилась в одну точку, и Эмма с Глером увидели там, замершего на середине лестницы, светловолосого принца. Он был совсем юн и красив, и братья Эммы на него очень походили. – Он принадлежал королеве. И ему был нужен артефакт… Траминер погибал. Земля не может жить без воды.

– И что же?.. Он отказал ей? – задохнулась восторгом Эмма.

– Отказал, – улыбнулась Эммоджен. Иллюзорный принц стал спускаться по лестнице, глядя на возлюбленную.

А королева на балконе с беззвучным рёвом сжала перила.

– И она уничтожила артефакт, разрушив город, – вздохнула Эммоджен. – Королева Пари, не став невестой Натаниэля, погубила целый город… А артефакт упал к моим ногам. Он не мог жить без сосуда и стал жить во мне… И в моих детях. Он и правда приехал в Траминер. Я была им, потом им стала ты.

– А теперь он…

– Теперь он вернётся. Мир теперь станет совсем другим, Эмма. Ты всё для этого сделала, и я не могу тобой не гордиться.

Эпилог

Утренняя газета. Следующий день

ТРАГИЧЕСКАЯ ГИБЕЛЬ ДОЧЕРИ НЕРО ГРИДЖО, ГРАФА ГРИДЖО

Ночь была омрачена страшными, но интригующими событиями. По сообщениям береговой службы и офицеров морского флота, корабль “Гордость Таммата” потерпел крушение у берегов Пино. Экипаж числится погибшим.

Среди экипажа были замечены Эмма Гриджо и её спутник.

Граф Гриджо не даёт комментариев. Редакция передаёт свои искренние соболезнования семейству Гриджо и надеется, что они перенесут утрату достойно.

Все мы любили и уважали Леди Эмму, на долю которой выпало столько горя.

Вечерняя газета. Последняя страница.

УМЕРЛИ НА ЭТОЙ НЕДЕЛЕ

…

Глер Мальбек, детектив, сын Созо Мальбека, помощника следователя.

Кораблекрушение.

Скорбим вместе с семьёй.

Ничто не вечно, как не вечны и слухи и не вечна любая власть, кроме той, что имеют деньги над людьми. Что же стало на самом деле? Можем ли мы верить сообщениям в газетах? Пожалуй, у тебя, дорогой читатель, остаётся выбор. Я же могу привести только голые факты, а в конце раскрыть свою личность и более не высказываться на этот счёт.

Весной тысяча восемьсот пятого года прогремела первая революция, так и не ставшая гражданской войной. Это случилось ровно через пятнадцать месяцев после кораблекрушения, погубившего экипаж “Гордости Танната”, однако, по замечаниям очевидцев среди протестующих были замечены: сэр Шницель, сэр Кэп и сэр Бернард.

Результатом революции стало падение королевского двора, король был взят под стражу на площади Авильо, а его сын и наследный принц в то же самое время был взят под стражу в своём герцогстве, где и проживал до конца дней, пользуясь одним только домом и не выходя за его пределы.

Главной и самой важной фигурой в революции стала Марла Католина Нуар.

Марла Католина Нуар уволилась из дома Гриджо и, спустя три недели после исчезновения Эммы Гриджо, начала бурную деятельность в Бовале и Траминере. Ею было создано около дюжины общественных организаций, самые значимые из которых: “Женщины-волшебницы” и “Рабочие-волшебники”. Силами этих организаций было создано первое общество “Иной магии” ныне, как известно, запрещённое.

Марла Католина прожила долгую, трудную жизнь. Из её самых громких достижений можно выделить не только организация революции, но и создание первого Полимагического Университета имени Марты Католины Нуар, существующего по сей день.

Марла Католина умерла в своём доме на улице Риббэ в возрасте семидесяти шести лет в окружении единомышленников. Её смерть дала начало первой гражданской войне в Траминере.

Неро Гриджо был лишён титулов и званий, отстранён от государственного управления и королевского двора ещё до революции. После революции он бежал в королевство Фолье, однако жизнь его не была долгой. Обстоятельства смерти нам не известны.

Графиня Гриджо помутилась рассудком после известия о смерти дочери и спустя шестнадцать месяцев оказалась в больнице для душевнобольных, где жаловалась на преследования со стороны образов и видений. Её навещала дочь, Эва. Эльвина, старшая дочь Графа, предпочла не делать публичных заявлений на этот счёт и, насколько нам известно, покинула Траминер после первых слухов о волнениях.

Жизнь её не была счастливой, муж изменял, тем и удовлетворим любопытство.

Зола и Зейн забыли тётушку, никогда не учились в университете или колледже и так и не стали частью “просветленной аристократии”.

Семья Нила Гриджо продолжала проживать в Мерло и выращивать виноград, однако после революции лишилась права на выплаты от государства и была вынуждена объявить себя фермерским хозяйством. Нил скончался от тоски, позора и пьянства.

После революции, в качестве оппозиции организации “Иной магии”, появилась организация “Просвещённой аристократии”. Мир раскололся, поделившись на Иных и Истинных магов, и по сей день они не могут бродить по одной земле.

Траминер наводнили волшебники других стихий, стали процветать новые отрасли, и к нашему времени уже невозможно вспомнить, что некогда, ещё до того, как Эммоджен Сэддиданс привезла в Бовале артефакт, всем в королевстве заправляла стихия земли.

Но вам, должно быть, более всего интересно, что сталось с Эммой и Глером? Какие они отныне носят имена и правдивы ли слухи?

Не можем сказать. Однако в королевстве Фолье, в школе для детей смешанной магии служила тридцать лет к ряду очаровательная белокурая учительница по имени Эмма. Она была талантливой волшебницей с изумрудными глазами и дослужилась до директрисы, окончив свою карьеру в университете.

Супруг талантливой волшебницы, Глер, был владельцем частной сыскной конторы, прославившейся в Фолье несколькими громкими делами. Вторую половину своей жизни Глер управлял несколькими детективами, сам же предпочитал проводить время с семьёй.

Дочь талантливой волшебницы и владельца частной сыскной конторы, Католина или просто Като, окончила школу, колледж, университет и связала будущее с музыкой и театром.

Сын талантливой волшебницы и владельца частной сыскной конторы, Ларс, сделал блестящую карьеру военного и погиб в возрасте тридцати пяти лет, чем разбил сердце матери.

Доподлинно известно, что семейство носило фамилию Сэддиданс, проживало в поместье “Чёрная гавань” и владело вересковой пустошью, где никогда ничего не росло. Они разводили лошадей, брали в дом на воспитание сирот, а после и внуков. И мы совершенно точно знаем, что им не понравится, если мы заглянем в их частную жизнь и расскажем больше. В сущности, так ли нам это нужно?

Прощаюсь с вами, надеюсь, что не навсегда, но кто меня знает?

Искренне ваш, Внутренний Голос!