Три аккорда. Сборник рассказов бесплатное чтение

Часы на башне пробили полночь. Гулкое «дон-дон» пробежало по площади и сползло туда, где в подземной мастерской трудилась Элиза. Перебросив на спину короткую рыжую косу с завитком на кончике, она склонилась над новым механизмом. Длинное узкое тело и четыре тонких крыла – два больших и два поменьше. Бабочка. В детстве Элиза каждый год на день рождения получала в подарок живую бабочку в банке. Синие, оранжевые, салатовые – все они казались прекрасными, хотя и радовали недолго.

Однажды, на очередной день рождения, Элиза попросила отца подарить ей книги. С тех пор она чинила часы и игрушки, копила деньги и вскоре купила подземную комнату с низким потолком, чтобы открыть собственную мастерскую. Жила Элиза недалеко от своей мастерской, но домой возвращалась редко. Она любила работать по ночам, щурясь при свечах и вдыхая запах плавящегося воска. Огонек придавал любому металлу желто—оранжевый оттенок, и Элизе казалось, будто она работает с золотом.

Механическая бабочка, лежавшая перед изобретательницей, порхала бы в банке изо дня в день. Однако она никак не хотела взлетать, а если и взлетала, то не порхала, а носилась по комнате, врезаясь в стены и громко звякая. Элиза никак не могла научить свои создания летать. Механические кошки, сделанные ею, хрипло мурлыкали, когда их гладили по спинкам, лошади гарцевали, собаки виляли хвостами, но бабочки и птицы не умели летать. Каждый раз всё заканчивалось одинаково: Элиза пряталась от собственных игрушек, а потом собирала по мастерской шестеренки и тонкий мятый металл.

Мастерскую Элиза оформила сама. Развесила картины с дирижаблями и видами городов, повесила занавеску на маленькое узкое окошко под самым потолком. Света в комнату попадало мало, поэтому Элиза купила подсвечники и газовые лампы. В пасмурные дни с улицы в комнате виднелся свет, как будто кто-то украл солнце и держал его в плену под землей.

В редкие солнечные дни Элиза брала книгу, выходила на улицу и садилась на скамейку возле лестницы, ведущей вниз, к двери мастерской. Дверь она постоянно красила в золотистый цвет, но дождь быстро делал ее ржаво-коричневой. Однако Элиза не сдавалась. Она выбирала новую краску и опять выходила к двери, вооружившись толстой кистью. Когда-то она рисовала черные шестеренки поверх золота, но сейчас ограничивалась тем, что изобразила их на вывеске мастерской.

На стене дома, подземная комната которого принадлежала Элизе, висела деревянная табличка с надписью: «Живые механизмы». Металлические буквы Элиза сделала сама, а на дереве нарисовала шестеренки и маленькую бабочку – символ своей главной мечты.

Бабочек Элиза видела и во сне, когда, сама того не замечая, засыпала прямо за столом, держа в руке новую, еще не законченную бабочку. Увы, механическая игрушка не походила на тех бабочек, которые порхали вокруг Элизы во сне. Насыщенного сиреневого цвета, с большими крыльями, они садились на ее волосы и длинную юбку. Элиза протягивала руку, чтобы хоть одна решилась опуститься на ладонь, но стоило бабочке коснуться лапками пальцев Элизы, как сон рассеивался.

Пыльный солнечный луч рассекал комнату, врезаясь в оголенные шестеренки. Неужели солнце? Да, всё верно, луч попал в комнату через окно. Элиза отперла тяжелую дверь и, приподняв юбку, поднялась на улицу. Перед ней открылась маленькая площадь, усеянная по кругу мелкими магазинами. Нога привычно шагнула на неровные камни, все еще влажные после ночного дождя. Элиза прикрыла рукой глаза – солнце показалось ей слишком ярким. Оно пряталось за остроконечной часовой башней. На самом верху башни были шестиугольные часы с крупными цифрами и изогнутыми стрелками. Чуть ниже удобно устроилась группа маленьких часов – круглые, овальные, в форме сердца и квадратные.

Элиза спустилась в мастерскую и вернулась на площадь с толстой книгой в руках. Солнечное утро пахло прохладой, и, если в мире существовали дни, созданные для особенных событий, этот день точно входил в их число.

Погода была приятной, а книга интересной. Помимо красоты слога, она пленяла еще и прелестью черно-белых иллюстраций. По страницам летали дирижабли, гуляли дамы в длинных юбках и тугих корсетах. Иллюстрации завораживали, казались даже реальнее камней под ногами, часов на башне, солнца, пробившегося сквозь серое небо. Волосы нарисованных красавиц развевались, вокруг дирижаблей собирались облака. Элиза понимала, что всё это – лишь иллюзия, но так хотелось верить в сказку. Хорошие книги тем и отличаются от плохих, что мы им верим.

Большой домашней библиотеки у Элизы никогда не было. Ее родители любили читать, но всегда одалживали книги и никогда потом не перечитывали. Они считали, что первое впечатление от книги – самое чистое и верное. Элизу это удивляло, – она любила возвращаться к знакомым героям, вновь проходить с ними долгий путь. Сердце ее замирало, когда любимый персонаж вступал в неравный поединок с судьбой, хотя Элиза знала, что всё закончится хорошо. Когда же Элиза дочитывала последние строки и закрывала книгу, она улыбалась, словно только что поговорила со старым другом, которого долго не видела и по которому сильно скучала.

– Зачем читать книги, если видишь яркие сны?

Элиза оторвала взгляд от рисунка с дирижаблем. Солнце мешало ей разглядеть лицо незнакомца. Был виден лишь высокий узкий силуэт в цилиндре.

– А вдруг я не вижу снов? – спросила Элиза.

– Все творцы видят сны. Иначе откуда бы они брали вдохновение.

– Из книг.

Незнакомец замер, а затем наклонился и заглянул в книгу Элизы. Двигался он неспешно, опираясь на деревянную трость с затертым рисунком на рукояти. Элиза так и не смогла рассмотреть лицо чужака – глаза слезились. Солнце заставило ее опустить взгляд на обувь собеседника. Кожаные ботинки на толстой деревянной подошве совершенно не подходили к шляпе и трости.

– Замечательный рисунок, хоть и устаревший, – отметил незнакомец. – Но всё же я уверен, что в ваших снах есть вещи намного интереснее воздушных кораблей.

– К чему вы ведете? – нахмурилась Элиза.

Ей все меньше нравился этот разговор, а немногочисленные горожане, бродящие по площади от магазина к магазину, будто бы специально обходили мастерскую, не давая шанса избавиться от странного гостя.

– Что вы, что вы! – Незнакомец сдержанно рассмеялся. – Я никоим образом не желал обидеть творца. Я пришел дать совет.

Незнакомец протянул к Элизе свободную руку. Плоский блестящий предмет мягко опустился на раскрытую книгу.

– Однажды вы встретите людей в шляпах с черными перьями. Покажите им эту вещицу. Разумеется, сейчас вы думаете, будто я – всего лишь спятивший старик, но, поверьте, зла я вам не желаю. Помните мой совет, и, надеюсь, однажды вы будете рады, что получили его.

На странице книги между парящим дирижаблем и высокой каменной башней лежали красновато-золотистые карманные часы. Круглые, потертые, с откидывающейся крышкой, сероватым циферблатом и застывшими стрелками. У часов была длинная цепочка с шероховатыми крупными звеньями.

– Старинные, – задумчиво сказала Элиза, потерев пальцем мелкий узор на крышке часов. – Вы уверены, что хотите оставить их мне?

Вопрос пролетел по площади, ударился о камни и вернулся к Элизе, так и не найдя адресата. Незнакомец, подаривший ей загадочную вещь и не менее загадочный совет, исчез, как могут исчезать только герои книг, растворился, словно сон или иллюзия.

Три часовые стрелки. Первая – тоненькая и длинная, с маленькой пикой на конце. Вторая – чуть короче и чуть толще. Третья – короткая и пузатая. Три литые стрелки. Никаких украшений, никаких надписей, никаких поломок.

Никаких цифр, кроме восьмерки. Циферблат потертый и посеревший, но не похоже, что остальные цифры стерлись от времени. Их просто никогда не было. Одна лишь восьмерка, идеально ровная и вытянутая. Если повернуть часы, она превращалась в знак бесконечности.

Цепочка. Звенья царапали корпус. Сильнее всего пострадала крышка. Шершавые глубокие царапины.

Рисунок. Угловатые цветы и изящная бабочка в центре. Элиза любила бабочек.

Самый обычный и давно знакомый механизм. Исправный. Но стрелки часов стояли. Элиза даже не смогла сдвинуть их вручную.

Странный и неожиданный подарок. Красивая старинная вещь. Очевидно, очень дорогая. Но бесполезная. Просто изящное украшение.

Элиза вздохнула и раскрыла ящик стола. Взяв часы за цепочку, она уже хотела положить их к остальным механизмам, но вдруг остановилась, еще раз взглянула на рисунок крышки и опустила часы в широкий карман своей темно-вишневой юбки. Она не следила за временем, оно само напоминало о своем существовании, отзываясь гулким «дон-дон», но слова незнакомца, лицо которого Элиза не смогла разглядеть, не покидали мыслей. Она слепо смотрела на рисунок в книге, ощупывая медные часы в кармане. К концу дня Элиза могла, закрыв глаза, рассказать, где на них есть царапины и пятна, но если бы у нее спросили, почему стрелки замерли, она опустила бы глаза. Все городские носили ей часы на починку, и ни разу не случалось, чтобы Элиза не смогла им помочь. Так было до того солнечного дня, когда она получила странный подарок.

Солнце, описав дугу в небе, отправилось радовать другие города, когда Элиза собрала вещи в небольшую кожаную сумку и, потушив все лампы, пошла домой. Изобретательница собиралась поработать ночью, но вдохновение покинуло ее. Хотелось принять горячую ванную и уснуть в мягкой постели, забыв про любимые игрушки.

Старый дом Элизы всё чаще скучал в одиночестве, глядя на прохожих грустными черными окнами. Когда-то этот дом проводил ночи и вечера в компании соседних домов, но и они однажды остались без хозяев. Заброшенные дома сносились и медленно превращались в развалины. Новостройки же на их местах не вырастали. Вся жизнь кипела в центре города, именно там стремились построить дома новые жители, приезжающие из деревень и соседних городов.

В доме было две комнаты, ванная, кухня и подвал. Два кресла с полинявшей грязно-розовой обивкой стояли напротив камина в гостиной. На полу лежал пушистый коричневый ковер с кисточками. На него Элиза и бросила сумку, когда вошла в комнату. Сероватое облачко пыли поднялось в воздух: в доме уже давно никто не убирался.

«Завтра устрою уборку», – подумала Элиза, направляясь в ванную.

Звонко скрипнул кран, и в фарфоровую ванну, поднимая клубы пара, хлынула вода. На стенах и потолке выступили прозрачные капли, помутнело зеркало в деревянной оправе, которую талантливый резчик покрыл колючими стеблями и бутонами роз. Элиза скинула одежду и залезла в ванную. Вода обжигала кожу, но после нескольких дней, проведенных в прохладной мастерской, хотелось согреться. Откинув голову, Элиза прикрыла глаза. Танцы длинных стрелок и часовых механизмов закружились в голове. Из темноты выпрыгивали пружины и спирали, следом бежали циферблаты – и белые, совсем новые, и посеревшие или пожелтевшие от времени. Их танец закончился, только когда вода заметно остыла.

В комнату Элиза вернулась, уже одетая в длинную ночную рубашку. Мокрые волосы прилипли к шее и тут же намочили подушку, когда она наконец-то залезла в постель и укрылась тяжелым одеялом. Часы перед глазами больше не мелькали. Как только голова Элизы коснулась подушки, она до самого утра больше не думала ни о чем.

Элиза неохотно открыла глаза, когда длинные золотые полосы с кружащимися в них пылинками проникли в окно и легли на пол. В мастерскую она решила сегодня не идти, но и дома сидеть не хотелось. Поэтому, встав с кровати и протерев слипшиеся после сна глаза, Элиза расчесала волосы, сильно спутавшиеся за ночь, и переоделась в длинное серое платье с многослойной юбкой, подол которой она недавно обшила серебряными нитями.

Когда Элиза, встав на стул, открыла верхнюю дверцу шкафа, чтобы достать оттуда сапожки, подходящие по цвету к платью, в дверь постучали. Два громких настойчивых удара, затем несколько секунд тишины и еще два удара. Клиенты стучали по-другому – нетерпеливо барабанили, как будто сломались не часы, а чья-то жизнь, или же скромно скреблись, словно мыши, желающие проникнуть в подвал и сделать дыру в мешке с зерном.

Элиза, держа в руках сапожки, спрыгнула на пол и настороженно подошла к двери.

– Если вы по поводу часов, то сегодня я не работаю, – крикнула она.

– Нам не нужны ваши часы, но нам нужно ваше время, – отозвался глухой голос из-за двери. – Всего лишь один разговор, юная госпожа.

Щелкнул замок, звякнула цепь, скрипнула дверь, и Элиза смогла увидеть человека, потревожившего ее. На пороге стоял незнакомец в черной рубашке и кожаном жилете, украшенном с левой стороны тремя золотыми цепочками. Позади него стояли еще двое – худые и высокие, в неприметной темной одежде. Колени Элизы задрожали – все трое носили бархатные цилиндры. На каждой шляпе сбоку подрагивало пышное черное перо.

– Позвольте представиться. – Незнакомец в кожаном жилете снял шляпу и слегка склонил голову. – Моё имя Алистер Дэвизер, я некогда служил советником у, кхм, ныне покойного короля.

Элиза много слышала о графе Дэвизере. Возможно, именно поэтому она, услышав слова незнакомца, нахмурилась и окинула его взглядом с головы до ног.

Тот, кто представился Алистером Дэвизером, казался человеком совершенно неаристократическим – невысокого роста, немногим выше самой Элизы, с широким ртом и сероватыми волосами, собранными в хвост. Морщины залегли на лбу и под блекло-зелеными глазами. Такая внешность могла бы принадлежать горожанину, принесшему Элизе для ремонта фамильные часы, но никак не королевскому советнику, пускай и бывшему.

– Я вижу в вашем взгляде недоверие, – сказал гость. – Ранее мы не встречались, но, пожалуй, один человек знаком нам обоим. Вы ведь знали мастера Найта? О, не делайте такого лица, вы точно помните этого человека. Учтивейший господин, хоть и не без причуд. Не расставался с тростью и носил ботинки – представьте себе! – на деревянных подошвах. Кажется, боялся какого-то излучения. Кто же его разберет, чуднóго старика.

Губы Элизы не дрогнули, будто вся она была выточена из мрамора.

– Вы ошиблись, граф.

– А я так не считаю. – Улыбка сошла с лица Алистера Дэвизера. – Мастер Найт в завещании указал ваше имя, ошибки быть не может. Боюсь, вам придется поехать с нами. Отныне именно вам принадлежит мастерская мастера Найта. Мастерская, дарящая радость юной принцессе Эмилии.

Эти слова куском льда проникли в душу Элизы, сковав страхом всё тело. Принцесса Эмилия. Она давно не носила этого титула, но всё равно оставалась для всех принцессой. Эмилия смотрела с портретов прославленных художников. Она не позировала для картин, но творцы уверяли, что этого и не требовалось, – стоило им увидеть принцессу один раз, и ее образ уже больше никогда не покидал память, отпечатываясь в ней лучше, чем на любой картине.

Но никогда Эмилия не появлялась на картинах одна – на диванах с резными подлокотниками и в беседках, увитых плющом, принцесса сидела вместе со своим братом, похожим на нее, как луна на своё отражение в озере. Принц Эмиль пришел вместе с ней в земной мир и отрезал себя от этого мира, узнав, что Эмилия никогда не сможет по-настоящему насладиться жизнью. Хрупкая, болезненная и слабая принцесса почти не покидала своей комнаты, и даже родной брат не мог обнять ее или подержать за руку. Единственной радостью для принца и принцессы были игрушки из мастерской мастера Найта.

– Можно мне попросить минуту времени? – спросила Элиза.

– Вы часовщик, обычно минуты просят у вас, – улыбнулся граф.

Странный подарок человека, которого, как оказалось, зовут мастер Найт, лежал там же, где Элиза оставила его вечером, на столе, покрытом слоем густой пыли.

– Взгляните на это, – попросила Элиза, вернувшись к своему гостю. Часы она подняла за цепочку так, чтобы они раскачивались между ней и Дэвизером.

– Уникальная вещь, пускай и, кхм, совершенно бесполезная, – ответил граф. – Мастер Найт сам сделал их и всегда носил при себе. Говорил, что это напоминание. О чем именно – он мне не рассказал. Чудной старик. Надеюсь, с вами мне будет проще.

– Просто не бывает ни с кем, – сказала Элиза, убирая часы в карман юбки. – Люди ведь не механизмы.

Маленькие ручки в тонких белых перчатках расставляли на столике фарфоровую посуду, расписанную гроздьями крупного синего винограда. Одну чашечку – напротив благородной дамы в платье с канительной вышивкой, другую – напротив не менее благородной дамы в светло-голубом наряде с белыми кружевами на воротнике.

– Доброе утро, ваше высочество.

Ручки замерли на мгновение, а затем поставили рядом с чашечками пузатый фарфоровый кофейник. Дрогнули худенькие плечи, а ножки в плотных белых чулках коснулись лохматого кремового ковра и утонули в нем.

Элиза стояла, замерев в неловком реверансе и склонив голову. Взглядом она внимательно изучала кремового цвета ковер, пересчитывая длинные и очень мягкие на вид ворсинки. Там, где ковер заканчивался, начинался холодный пол, на котором Элиза и стояла, вслушиваясь в тихие шаги. Когда маленькие ножки встали прямо перед ней, Элиза наконец подняла голову и выпрямилась.

Белее чулок и перчаток было разве что лицо девочки, стоявшей перед Элизой. Даже губы ее казались совсем белыми. Лишь глаза и волосы горели угольной чернотой.

– Госпожа Элиза? – Губы шевелились слабо, будто каждое движение стоило огромных усилий.

– Вы правы, принцесса Эмилия, – ответила Элиза, нервно сглотнув. Черные глаза смотрели открыто, но от этого взгляда Элиза не чувствовала страха, только неловкость. Не каждый день простые девушки говорят с принцессами.

– Мастер Найт говорил о вас. Я сразу узнала. Рыжие волосы, испуганные глаза. Так он сказал.

Элиза слабо улыбнулась. Принцесса Эмилия ответила ей тем же, только вот улыбались не ее губы, а огромные черные глаза.

– Простите, что прервала ваше чаепитие. – Элиза кивнула на столик, где сидели благородные дамы.

– Бекки делает их для меня, – сказала Эмилия, не отрывая взгляд от Элизы. – А вы, госпожа Элиза, будете что-нибудь делать?

На щеках Элизы выступили красные пятна, а глаза стали точно такими, какими описывал их мастер Найт.

– Я бы хотела этого, принцесса.

Принцесса вернулась к комоду и стоявшему рядом светло-коричневому креслу, на котором она сидела, когда Элиза вошла в комнату. Взяв в руки одну из благородных дам, Эмилия повернулась к своей гостье, настолько резко дернув головой, что Элиза вздрогнула.

– Подойдите. Только разуйтесь.

Послушно стянув полусапожки, Элиза ступила на ковер, утонув в нем. Ковер застилал почти всю комнату, в которой, помимо столика и кресла, стояли еще широкая кровать, ширма и несколько сундуков. Вместе с Эмилией в комнате жили прекрасные дамы в пышных нарядах. Они смотрели на Элизу стеклянными глазами, сидя на сундуках, на столике и прямо на полу.

– Бекки делает их для меня, – повторила принцесса. – Часто приносит новые. Платья она тоже шьет. И для меня, и для них. Посуду расписывает. Вы ведь еще не знакомы с Бекки? Она приходит из той двери.

Взгляд принцессы скользнул по стене. Рядом с дверью, через которую вошла Элиза, была еще одна, точно такая же.

– Зайдите к Бекки сейчас, – сказала Эмилия. – Я буду ждать вас здесь. Отсюда я никуда не ухожу. И у меня много времени. Больше, чем вы можете себе представить.

Иногда всего за день в нашу жизнь врывается столько событий, что они в голове перемешиваются, словно краски, пролитые на холст неловким художником. Вот и Элиза утонула в новых лицах и впечатлениях.

Кукольница Бекки встретила ее на пороге своей комнаты. Высокая девушка в строгом темно-вишневом платье, закрывающем шею и руки, выглядела скромно, опрятно и дружелюбно, но Элиза попятилась, впервые взглянув на нее. Из-под тонких бровей на Элизу смотрели глаза цвета осеннего неба, и их холод не могла скрыть даже спокойная улыбка на тонких губах.

– Проходите. В этих стенах собеседников найти непросто, а у нас с вами, надеюсь, найдется много общего.

Комната кукольницы, как и предполагала Элиза, была заполнена куклами. На полках сидели красавицы, ожидающие нарядов и париков, на столе лежали фарфоровые головы. Сильно пахло краской, – Элиза увидела маленькие баночки и тонкие кисти в выдвинутом ящике комода. Из стоявшего на полу сундука торчали куски тканей и дорогих кружев.

Разглядывая игрушки принцессы, Элиза представляла, что Бекки похожа на свои творения, ведь мастер всегда вкладывает частичку себя в то, что делает. Но кукольница меркла на фоне своих кукол. Она стояла перед Элизой, расправляя несуществующие складки на платье и приглаживая светло-русые волосы, уложенные в высокую прическу и заколотые гребнем из красного дерева. Темный наряд с высоким воротником и длинными рукавами придавал образу Бекки строгую женственность, а прилизанные волосы и темная помада старили лицо, покрытое слоем пудры.

– У вас уютно, – улыбнулась Элиза. – Правда, немного прохладно.

Она незаметно потирала одну руку об другую, чтобы хоть немного согреть закоченевшие пальцы.

– Принцессе вредит тепло, – сдержанно сказала Бекки. – Мы стараемся поддерживать нужную температуру. Наш алхимик знает своё дело.

– Надеюсь, что скоро познакомлюсь и с ним, – ответила Элиза, хотя знакомств в тот день было уже достаточно.

Бекки водила Элизу вдоль стен с полками, показывая кукол и рассказывая о них. Сначала Элиза честно слушала, но уже на второй полке сдалась, – собеседница говорила так, словно читала вслух книгу для мастеров-кукольников. Она сыпала терминами, рассказывая, как правильно накладывать краску на фарфоровые личики и какими швами лучше пришивать рукава к платью из шелковой ткани, чтобы наряд не порвался и не испортился от активных игр. Хотя Элиза сомневалась, что юная принцесса Эмилия умеет активно играть, – все ее куклы выглядели так, будто бы только что пришли из мастерской Бекки, сели на сундуки и больше никуда с них не слезали. Слишком крупные и тяжелые, они не подходили слабой принцессе. Даже Элиза охнула и немного согнулась, когда Бекки дала ей в руки одну из кукол – барышню больше полуметра ростом, одетую в многослойное платье с тяжелой золотой вышивкой. Бекки также показала Элизе шкатулки с украшениями – крошечные камеи в золотых оправах, бусы из граната, жемчуга и бирюзы.

«Они живут с принцессой и сами как принцессы», – подумала Элиза, посадив в кресло тяжелую куклу. Пальцем она коснулась фарфоровой щеки. Холодная.

Противно звякнула вилка, встретившись с ножом над запечённой куриной голенью. Элиза сморщилась и, отложив нож, подцепила на вилку маленький кусочек. Ела она медленно, не поднимая головы, но скользя взглядом по залу. Сквозь звон вилок и скрежет ножей слышались глухие шлепки резиновых мячиков, взлетающих в воздух и опускающихся в руки золотоволосого юноши, одетого в бархатный темно-синий костюм с серебряной вышивкой на воротнике и манжетах. Юношу звали Терри. Он развлекал жителей замка каждый день во время завтрака, обеда и ужина. Жонглирование, фокусы, музыка… – Терри умел многое. Хотя Элиза еще не успела с ним познакомиться, он постоянно подмигивал ей и улыбался, показывая белые ровные зубы.

Напротив Элизы сидел граф Алистер. Он ловко разделывал жареную рыбу, лежавшую перед ним на длинном овальном блюде. Рядом с ним Бекки без особого аппетита ковыряла вилкой салат из мелко порубленных овощей и кусочков курицы. Две служанки – юная девушка, встретившая Элизу у дверей замка, и ее мать, схожая с ней и лицом, и движениями, – сидели у стены. Иногда одна из них вставала, забирала грязную посуду или подливала в бокалы вина. Принца и принцессу Элиза не видела.

Молчание и позвякивание серебряных приборов нарушило шарканье за дверью. В зал вошел сутулый худой человек со спутанными, давно не стриженными волосами мышиного цвета. Бормоча что-то себе под нос, он подошел к столу и сел недалеко от Элизы.

– Кхм. – Граф Алистер отложил вилку и нож, коснулся губ белой салфеткой, после чего обратился к Элизе. – Госпожа Элиза, познакомьтесь с нашим алхимиком Бикенди.

Алхимик поднял на Элизу затуманенный взгляд, рассеянно кивнул, криво улыбнулся и снова принялся бормотать, взглядом уткнувшись в столешницу. Он напоминал мышь не только цветом волос, но и вытянутым лицом. Его щеки и подбородок покрывала короткая неравномерная щетина.

– Я рада познакомиться с вами, господин Бикенди. – Элиза почувствовала себя лучше, сказав эту давно заученную фразу. Неловкие молчания она не любила и не привыкла к ним.

Молодая служанка поставила перед алхимиком тарелку с густым грибным супом. Ел он быстро, поэтому почти сразу же второй служанке пришлось принести тарелку для второго. Бикенди проигнорировал ее, придвинул к себе большое блюдо с запечённой курицей, бесцеремонно оторвал ножку и начал ее есть, помогая себе вилкой для рыбы.

– Простите его, – натянуто улыбнулся граф. – Наш алхимик, увы, в общении с людьми не очень искусен. С некоторых пор.

На десерт подали пышный вишневый пирог, чуть подгоревший с одной стороны, но всё равно очень вкусный.

Когда Элиза только начала работать в своей городской мастерской, она часто заходила в пекарню и покупала пироги или печенье. Приходила она прямо перед закрытием, когда оставались только кособокие и помятые экземпляры, не понравившиеся ни одному покупателю. Элизе их отдавали почти даром, хотя она могла бы купить их и за обычную цену.

Граф Алистер разрезал пирог и положил Элизе самый большой кусок.

– Сегодня у нас особенный день, – сказал он. – Надеюсь, вы всё же решили остаться с нами?

– Разумеется, – ответила Элиза, с интересом покосившись на алхимика и циркача. Первый выковыривал из пирога вишни, второй убрал свои мячи и жонглировал теперь кольцами.

– Терри! – окликнул его граф Дэвизер. – К завтраку принеси контрабас, этим стенам не хватает музыки.

Терри кивнул, улыбнулся и снова подмигнул Элизе.

– Этот юноша не умеет читать и писать, но прекрасно справляется с цирковыми и музыкальными номерами, – сказал граф Алистер, когда Терри вышел из обеденного зала. – Когда я впервые увидел Терри, то сразу понял, что природа одарила его удивительным талантом. Не жалею, что принял его на работу. Даже принц и принцесса в восторге от этого юноши, разговаривают с ним, как со старым другом. А друзей им очень не хватает.

– Я заметила, – вздохнула Элиза. – Мы с принцессой Эмилией уже познакомились.

– Станьте другом для принцессы, – попросил граф. – Станьте для нее опорой, старшей сестрой. У Ребекки это не получилось, к сожалению. – Он покосился на Бекки, которая сосредоточенно жевала пирог. – Попробуйте. Вы нужны принцессе, и, я думаю, мастер Найт это знал, потому и сделал вас своей наследницей. Не подведите его.

Алхимик Бикенди громко хлюпнул чаем, поставил чашку на стол – при этом как будто специально постарался, чтобы она звякнула о столешницу как можно громче, – и встретился взглядом с Дэвизером. Глаза у алхимика были воспаленные, с чуть прикрытыми веками, но очень красивого нежно—лазурного цвета. Граф Алистер не отвел взгляд. На секунду в зале стало совсем тихо, даже служанки вжались в стену, затаив дыхание.

Первым взгляд оторвал Бикенди. Он махнул рукой, подозвав молодую служанку. Когда девушка подошла, алхимик дал ей в руки чашку и чистый бокал, в который он так и не налил себе вина. Сам Бикенди взял тарелки и приборы, после чего вышел из зала. Служанка смущенно засеменила следом.

– Мне, пожалуй, тоже пора, – сказала Элиза.

– Конечно, – улыбнулся граф. – Отдыхайте.

Из зала вели две двери. Элиза уже не первый раз замечала, что тот, кто строил замок, очень любил симметрию. Левая дверь, судя по всему, вела на кухню. Через нее вносили блюда и уносили грязную посуду. Туда же пошел и Бикенди, всем видом отрицая своё благородное происхождение.

Бекки успела рассказать Элизе немного про этого человека. Он редко выходил из лаборатории – занимался любимыми опытами и выращивал на заднем дворе цветы, которые Бекки так и не смогла описать. «Просто сходи и посмотри», – посоветовала она.

На задний двор вел всего один путь – через подземную лабораторию алхимика. Туда Элиза и отправилась сразу после ужина.

Идти нужно было по коридору, со стен которого пристально смотрели принц и принцесса. Возле одной картины Элиза остановилась. Маленькая девочка в белом платьице сидела на кресле, держа на коленях фарфорового младенца, наряженного в голубую распашонку с оборками. Когда Элиза думала про Эмилию, то всегда представляла ее с куклой в руках, поэтому младенец ничуть ее не заинтересовал. Любопытнее была сама девочка. Элиза помнила ее другой. Болезнь, очевидно, съедала принцессу. С картины на Элизу смотрела счастливая малышка с пухлыми щечками, а несколько часов назад эта же малышка, только уже повзрослевшая, казалась бледной и тонкой, как шифон.

«Неужели даже талантливый Бикенди, живущий своим делом, не может помочь тебе?» – подумала Элиза.

В это время талантливый Бикенди, живущий своим делом, натянул защитные очки с толстыми стеклами и, прикусив нижнюю губу, пересыпал порошок из одной колбы, тоненькой и прозрачной, в другую, сделанную из толстого мутного стекла. Мелкие гранулы цвета малинового варенья зашуршали. Резко запахло приторной сладостью, словно одновременно несколько шоколадных фабрик заработали прямо в лаборатории алхимика. Закончив, Бикенди заткнул горлышко второй колбы пробкой, а первую отправил в таз с водой. Там уже были мензурка и две серебряные ложки, одна из которых сильно оплавилась.

Колбу с розовым порошком Бикенди подвесил на длинный шнурок, свисающий с потолка, а затем легонько стукнул ногтем по мутной поверхности. Комнату наполнил мягкий розоватый свет.

Громкое «тук-тук» заставило Бикенди подскочить. На пороге стояла Элиза, рыжеволосая девушка, которую ему представили за ужином. Она теперь работала в мастерской вместо мастера Найта, того милого старика. Кажется, он сам назначил ее преемницей, даже подарил свои часы. Те самые часы, особенные часы. Хотя девушка не приходилась мастеру Найту ни дочерью, ни племянницей. Он даже не был с ней знаком.

Элиза, выпрямив спину и сложив руки за спиной, постаралась как можно приветливее улыбнуться взлохмаченному алхимику.

– Ребекка сказала, что уважаемый господин Бикенди может показать мне задний двор, где он выращивает цветы, – сказала она.

– Буду премного благодарен, если вы перестанете интересоваться моей работой, – прошипел Бикенди, сморщившись.

Тяжелая дверь глухо бухнула перед Элизой.

Толстые стены замка, построенные, чтобы защищать от холода, казалось, пропитались им насквозь. Перед сном Элиза растопила камин, и красные язычки пламени согрели маленькую комнату. К утру угли остыли, но тепло еще держалось.

Свернувшись под двумя толстыми одеялами и высунув из-под них только лицо, Элиза смотрела на прикроватную тумбочку. Перед ее приездом одна из служанок вытерла пыль, помыла полы и даже постирала шторы – они выглядели так, словно недавно лежали на прилавке одного из магазинов на площади с часами.

На тумбочку Элиза посадила бабочку, одну из своих недавних работ. Накануне вечером она рассматривала пламя, поселившееся в камине, сквозь крылья из тончайшего стекла чайного цвета. Бабочка, как и все предшественницы, не умела летать, но ее красоты это не убавляло. Есть вещи, созданные лишь для любования.

В углу комнаты что-то зашуршало. Элиза вздрогнула и резко села, вглядываясь в густой полумрак. Маленькая серая тень мелькнула, перескочила в другой угол, затем нырнула под тумбочку. Элиза вжалась в стену. Снова послышалось шуршание. Показалась маленькая лапка с тонкими длинными пальчиками. Положив на простынь что-то круглое, она скрылась. Элиза высунулась из кокона одеял. Перед ней лежала темно-синяя виноградина. Маленькая лапка снова высунулась и положила рядом вторую ягоду.

– Эй, – тихонько позвала Элиза, подбираясь к краю кровати.

Рядом с тумбочкой, поблескивая черными глазками, сидела рыжеватая обезьянка, наряженная в вязаную коричневую жилетку. В одной лапке она держала ветку винограда, в другой – оторванную ягодку. Обезьяна, застрекотав, протянула угощение Элизе.

Откинув в сторону одеяла, Элиза опустила ноги на ковер. Схватив помятое платье, которое накануне она бросила на стул, Элиза быстро оделась и пригладила волосы, даже не потрудившись достать расческу. Обезьянка всё это время спокойно сидела на ковре, поедала виноград и курлыкала. Доев последнюю ягоду, она прошлась по комнате, нашла в углу маленькую корзину для мусора и кинула туда ободранную веточку.

– Откуда ты здесь? – Элиза опустилась на колени и заглянула в мордочку гостьи. Обезьянка, снова застрекотав, протянула лапки к Элизе.

Уставшая от переезда и новых впечатлений, Элиза забыла закрыть двери в мастерскую, хотя граф Дэвизер предупреждал ее, что не стоит забывать о существовании ключа. При этом он странно покосился в сторону, как будто боялся, что стены услышат его слова. Живя в таком месте, многие, пожалуй, начали бы верить в привидения, вылезающие ночью из шкафов или портретов в коридоре.

– Если все призраки этого замка так же милы, как ты, пушистая сладкоежка, то я готова оставлять дверь незапертой каждую ночь, – улыбнулась Элиза, когда обезьянка, изучив маленькими лапками все карманы платья, удобно устроилась у нее на руках.

На завтрак Элиза пошла вместе с новой знакомой. За столом уже сидели граф Дэвизер и Бикенди. Терри располагался в стороне, наигрывая гулкую медленную мелодию на контрабасе.

– Томми! – воскликнул он. Мелодия оборвалась, Терри вскочил с места и подбежал к Элизе. Обезьянка перепрыгнула с ее рук на плечо циркача.

– Ваш питомец был очень мил со мной этим утром, – улыбнулась Элиза.

– О, простите, – покраснел Терри. – Томми непоседлив.

Когда Элиза села за стол, а Терри вернулся к контрабасу, служанки принесли для Элизы яичницу с жирным беконом, тосты с маслом, а также кофе, налитый в широкую фарфоровую кружку. Элиза вежливо поздоровалась с графом и пожелала ему приятного аппетита, получив не менее вежливый ответ и сдержанную улыбку. Она хотела поприветствовать и алхимика, но, повернувшись к нему, поймала взгляд такой холодный, что вздрогнула и постаралась как можно быстрее заняться завтраком.

Запах лавандовых духов и свежей краски проник в зал намного раньше, чем Бекки, снова одетая в строгое платье. Следом за ней вошла принцесса Эмилия. На ней было светлое платье ниже колен, стянутое на талии широкой голубой лентой. Рядом с принцессой, заботливо держа ее под руку, шел принц Эмиль.

Бекки села рядом с графом Алистером, принц и принцесса – напротив них, рядом с Элизой.

– Приветствую вас в нашем замке, госпожа Элиза. Очень рад, что вы останетесь с нами, – сказал принц Эмиль с сухой учтивостью.

– Мне приятно находиться здесь, мой принц, – ответила Элиза.

Служанки принесли еще три тарелки и три чашки с кофе. Принцесса Эмилия к завтраку так и не притронулась. Она сидела, выпрямив спину и положив на колени руки в тонких перчатках.

– Принцесса, сегодня вы решили присоединиться к нам? – спросил вдруг Бикенди, оторвавшись от куска бекона, который он ел прямо руками, игнорируя серебряную вилку, лежавшую рядом.

– Да, милый Бикенди, сегодня я чувствую себя превосходно, – ответила Эмилия, слегка улыбнувшись. – Бекки прекрасно заботится обо мне, не беспокойтесь.

Поставив на стол фарфоровую чашку, Элиза бросила удивленный взгляд на принцессу, сиявшую легким румянцем, затем на алхимика, слизывавшего с пальцев жир от бекона, и наконец на Бекки, пившую кофе маленькими глотками.

– Постойте, – нахмурилась Элиза. – Разве принцессу лечит не господин Бикенди?

За столом повисла тишина. Даже контрабас вдруг затих. Слышалось только тихое урчание обезьянки, которую принц Эмиль кормил кусочками фруктов, лежавшими на широком блюде в центре стола.

– Дело в том, дорогая Элиза, – спокойно сказала Бекки, поставив на стол чашку, – что я разбираюсь в медицине и могу помочь принцессе, пока господин алхимик проводит свои эксперименты в лаборатории.

Снова заиграл контрабас. Сначала совсем тихо, затем громче. Принцесса продолжала сидеть, с большим любопытством рассматривая зал и окружавших ее людей. Принц кормил Томми кусочками банана. Граф Алистер Дэвизер покашливал и кидал недовольный взгляд на обезьянку. «Уберите животное со стола!» – закричал бы он, будь на месте принца Терри, Элиза или же любой другой человек. Но перед Эмилем граф Алистер ограничивался немым недовольством.

После завтрака Элиза вернулась в свою комнату, чтобы приступить к работе. На полках Элиза обнаружила столько материалов, что смогла бы открыть собственный магазин игрушек, о чем и мечтала, когда только начала создавать механических зверей. Но сейчас она работала на принца и принцессу, и они – изгнанные наследники, которых обожествляло почти всё королевство, – считали изобретательницу своим другом.

Элиза принесла в спальню принцессы маленькую карусель с разноцветными лошадками. Она нашла эту работу в шкафу мастера Найта и, восхитившись ее красотой, решила доделать. Заводилась игрушка хрустальным ключиком. Он лежал в одной из маленьких шкатулок, стоявших на столе. Пролистав чертежи мастера Найта, Элиза поняла, что все игрушки заводились именно им. На вид совсем тоненький и хрупкий, ключик был сделан из материала, похожего на хрусталь, но крепкого, как металл.

Когда Элиза пришла в комнату принцессы, она увидела, что в этот раз Эмилия была не одна. Принц Эмиль, скрестив ноги, сидел на ковре поодаль от сестры, перебиравшей кукольные платья.

– Элиза. – Принцесса подняла черные глаза. – Сегодня Бекки обещала принести новое платье для Лизетты. – Эмилия указала на темноволосую куклу, лежавшую рядом на ковре.

– Возможно, Лизетте понравится и новая игрушка? – улыбнулась Элиза. Она разулась и села на ковер, держась на расстоянии от принца и принцессы.

Принц Эмиль, до этого сидевший неподвижно, вдруг повернулся к Элизе.

– Позвольте? – Он протянул руку к игрушке. – Мастер Найт всегда разрешал мне заводить новые игрушки.

Элиза протянула принцу карусель и хрустальный ключик. Она так и не успела познакомиться с Эмилем, поэтому немного смутилась, когда он вдруг заговорил с ней. Эмиль, возможно, заметил это, но вида не подал. Лицо его, хоть и не такое бледное, как у Эмилии, почти не выдавало эмоций. Только глаза, большие и черные, смотрели так, будто принц прожил уже сотню лет.

Ключик тихонько щелкнул. Лошадки, блестящие от свежего лака, побежали по кругу под тихую монотонную мелодию. Эмилия замерла, сжимая в руках маленькое шелковое платье. Впервые Элиза заметила, насколько же неотличима была принцесса от своих игрушек. Словно большая кукла, Эмилия сидела на ковре, одетая в белое платье. На ее шее висела небольшая камея – белый профиль на золотом фоне. Волосы принцессы казались совсем тонкими и пушистыми.

«Будто бы Бекки сделала и ее тоже», – подумала Элиза и содрогнулась от этой мысли.

Когда завод закончился, принц Эмиль снова щелкнул ключиком.

– Из чего он сделан, мой принц? – спросила вдруг Элиза.

– Называйте меня по имени, – усмехнулся Эмиль. – Мы с сестрой давно уже не наследники. А ключ для игрушек сделал господин Бикенди. Отдав его нам, он сказал, что только хрупкое снаружи и крепкое внутри может запускать все механизмы этого мира.