Душа без признаков жизни бесплатное чтение

Пролог. Карцер падших душ Обители

Всему, что зрим, прообраз есть, основа есть вне нас,

она бессмертна – а умрет лишь то, что видит глаз.

Не жалуйся, что свет погас, не плачь, что звук затих:

исчезли вовсе не они, а отраженье их.

Джалаладдин Руми

Кандалы сдавливали запястья. Цепь ошейника заставляла стоять на коленях. Кожа под оковами распухла. Во рту сохранялся привкус крови. Я слушал удары сердца – единственный источник времени. Еще день. Час. Минута… И все закончится. Пытаться сбежать бесполезно…

Среди океана знаний в голове не находилось и одной спасительной ниточки. Я захлебывался от боли и голода, размышлял и ждал приговора.

В Обители мне подобных называют низшими. Демонское отрепье. Высшие боятся нас и обходят стороной, как люди зачумленных больных, покрытых гнойными бубонами, да и считают, что демоны – болезнь, чума на теле Обители. Меня презирали. Ненавидели за то, кто я есть.

Сородичи твердили одно и то же. Смирись. Не питай надежд. Демону не оказаться среди высших! Даже после того, как я доказал обратное, братья не поддержали. Они предали меня.

Когда я был молод и учителя Обители хвалили за очередные успехи, то в мечтах я представлял, как отправлюсь в высший мир, найду отца и воссоединюсь с Творцом. Глупые надежды наивного парня. Правда сожгла их дотла. Демонам не позволено покидать галактику. Никогда.

Быть другим – значит быть изгоем. Я стал тем, кто воспротивился унизительной жизни, неотвратной судьбе, какой окрестили при рождении. Понял, что обрести свободу получится, только если послать в бездну одобрение окружающих.

Я начал игру… опасную. Игру, которую начнет лишь тот, кому неведомо чувство страха, но риск мог окупиться величием, справедливостью и возмездием. Да, я начал эту игру и близко подобрался к победе.

Теперь прибудут серафимы и решат мою судьбу. Я жду, хоть и понимаю, что со мной сделают – разорвут душу на миллионы осколков.

Это конец.

Не вмешайся он, мир бы изменился. Единственный, кто знал правду и от кого я избавился. Стер. Он не должен был вернуться, не должен был помешать. Его не существовало! Его душа не подавала признаков жизни: ни призраком, ни человеком.

Но нет…

Он умудрился выжить.

Глава 1. Феликс. Шпиль Трибунала

Даже слепой поверит, что мир, о котором

рассказывают зрячие – существует.

Ведь уши позволят убедиться в реальности того,

что не под силу узреть в теле слепого…

Цитата из дневника Августина

Изречение отца

Ощущая на ключицах горячие поцелуи блондинки, Августин не мог понять: как убить лучшего друга?

И ведь не просто убить – уничтожить саму душу. Именно это сделает Трибунал, когда узнает правду, но разве есть иной выход? Приговор один. Смерть…

Пальцы второй девушки пробежали вдоль позвоночника. Приятная дрожь защекотала поясницу. Августин повернул голову и разглядел на миловидном лице десятки веснушек. Персиковые точки напомнили любимое созвездие кракена. Миллион лет потребуется, чтобы добраться туда на космическом корабле и всего одна червоточина, созданная серафимами за три минуты.

А сколько лет он знал своего друга? Сотни? Тысячи? И подумать не мог, кем тот является. Что скрывает…

Блондинка толкнула в грудь. Пришлось сесть на громадный круглый стол. Прохладный камень коснулся обнаженной кожи ягодиц. Шепот рыжей красавицы обжег висок: девушка залезла на поверхность стола и прижалась к Августину сзади.

Холод и тепло. Огонь и лед. Такой контраст – будоражил тело, такой диссонанс – рвал сердце изнутри. Тридцать три судьи в сияющих золотых мантиях, восседая за этим каменным гигантом, будут решать судьбу опаснейшего преступника, желавшего поработить всю Обитель.

Если Августин признается в его грехах… если решит предать того, кого любит…

– Мы плохо себя вели, господин, – промурлыкала девушка, ласкающая шею языком. – Нас до́лжно покарать.

– Магическим посохом, – добавила рыжая. – Где он? Ты обещал показать.

– В хранилище. Но второй всегда при мне, – усмехнулся Августин, безуспешно пытаясь вспомнить имена любовниц. – И он рад служить.

Аромат орхидей проник в легкие, когда блондинка потянулась с поцелуями к губам. Крепко обхватив ее бедра, Августин приподнял девушку и уложил на стол. Внизу живота выло и требовало, однако разум желал покоя, освобождения от давящих мыслей, от бремени ответственности за неверное решение.

Чем он заслужил подобное наказание?

В голове звенело. Хотелось, чтобы мир остановился, позволил забыть тот самый день, который засосал в водоворот сомнений. Августин выдохнул и рывком подтянул блондинку, впечатал в свое тело, укусил за мочку и задвигался, утопая в сладком забвении. Удовольствие обволакивало – за считаные секунды заполнило целиком. Только вот разум держался за нить совести. Мысли отрезвляли.

Потом… Я приму решение, когда вернусь… Он обещал все исправить. Он не мерзавец. Просто… потерял истинный путь, сошел с правильной дороги…

Качаясь на волнах женских стонов, Августин расслышал многозначительный кашель со стороны двери. Наслаждение разнесло вдребезги. А еще – стало зябко. Не без магических стараний гостя.

Обязательно было мешать?

Зубы мерзко скрипнули. Августин с неохотой отстранился от раскаленного девичьего тела. Пот лился ручьями.

– Учитель Касти, – воскликнула рыжая.

– Для вас, детки, я Кастивиль Шамбал Дратокс, – раздался отрывистый надменный голос. – Это новый способ подготовки к предстоящему экзамену? Сомневаюсь. Живо укатились отсюда, леди! Нам с будущим судьей-кочевником нужно поговорить.

Глупо было надеяться, что удастся спрятаться от Кастивиля – того, кто яростнее всех чертыхался, услышав объявление Августина о возвращении на Землю.

Учитель смотрел с немым укором. Розовые радужки контрастировали с молочным одеянием и шерстью, покрывающей кожу. Как Августин не пытался уговорить Кастивиля избавиться от крысиной шкуры – без толку. В своем образе учитель настолько белый, что как будто светится мириадами лун. Волосы скатываются снежной лавиной до пояса. Обруч на лбу сияет грудами разноцветных камней. Умения хозяина давно превышают количество символов и драгоценностей, которые могут там уместиться.

Никто не сомневается в авторитете учителя материализации. От сплетен это, конечно, не спасает. С такими способностями создают новые планеты в других галактиках, а не сидят в каменных стенах чертогов просвещения.

Однако Кастивиля не волнует мнение других. Совершенно…

Мрачное лицо учителя выглядело устрашающе, чем-то походило на лица бывших Августина, чьи угрозы он не любит вспоминать. А главное – ничуть не пугало. Наоборот, забавляло. Своими гримасами он словно предлагает ученикам залезть на стол, закинуть веревку на люстру и повеситься за компанию.

Августин уже привык к эмоциям Кастивиля: из года в год он косячит, а потом чувствует, как в затылок дует раздраженным взглядом. И все-таки, за сотни лет, добиться внимания учителя, пусть и порицательного, довелось лишь Августину. Своего рода честь! Обычно Кастивилю нет дела до других. Он обожает одиночество. И называть всех тупицами. Но не любимого ученика, которым умудрился стать Августин.

Девушки смутились и похватали одежду. Блондинка чмокнула в щеку и пожелала удачи.

– Я всего-то показывал им башню, – посетовал Августин и взмахнул в сторону трех статуй из золота. – Рассказывал о Прародителях. Очень… любознательные девочки.

– Да, видел, как ты вколачиваешь в них знания. Подумать только, на столе Трибунала! Хотя чему я удивляюсь? Держишь планку идиотизма. Молодец.

– Какая разница, все равно отправляюсь на Землю через пару часов, – отмахнулся ученик, натягивая белые штаны. – А студентки так просили… Кто я, чтобы им отказывать?

– Адекватный взрослый мужчина. Пошли, тебя ждут, – сказал учитель отворачиваясь.

– Кто?

– Будущая жена.

Августин застегнул пуговицу под горлом и заулыбался.

И с чего она решила встретиться раньше срока? Соскучилась? Передумала? В любом случае общество нареченной радовало.

– Ей не откажешь.

Ухмыльнувшись, он последовал за учителем.

В коридорах башни оказалось куда светлее и жарче. Да и запах поменялся. Розы и ваниль. Фруктовые и цветочные горшки – выстроились, как часовые, и приветствуют шествующих.

Пока брели к выходу, Августин просил учителя материализовать какой-нибудь крепкий напиток, так как в бар заскочить они не успеют. Но получил локтем в ребро. Зато по дороге успел сорвать с ветки апельсин. Перед перерождением безумно хочется есть. И напиться.

– Вот оно тебе надо? – выпалил Кастивиль, откидывая подол шелестящей мантии. – Потом снова восстанавливать память об Обители. Может, отбросишь глупости и проведем церемонию перерождения высшим? Неужели тебе не хочется максимального уровня сил? Ты так долго шел к триумфу, а у самого носа победы убегаешь на Землю. Немыслимо!

– Это как последний секс в жизни.

Великодушие учителя удивляло, больно несвойственно оно ворчливому херувиму. Августин ожидал моральной порки. Однако обошлось, так что настроение улучшилось. День вполне себе прекрасный. Апельсин вкусный. Красивая девушка жаждет встречи. Августин расслабился и задумался: не рассказать ли Касти правду?

Опасно…

В гневе учитель подобен извергающемуся вулкану.

И почему я никому не могу доверять? Тысячи людей зовутся моими друзьями. Но я один. Один в своих бедах и страхах. Ни одного человека, на кого можно положиться…

Лицо собеседника захлестнула волна растерянности.

– В этом никакого смысла.

– В жизни вообще нет смысла, – с иронией заметил Августин и сжег в ладони шкурку апельсина. – Твои слова, между прочим! Все бессмысленно и, осознавая это, мы становимся свободны. Понимаешь, для меня важна не цель, а новый взгляд. Я отправляюсь в приключения не ради победы над злодеем, а ради новых впечатлений. Мне это необходимо.

– Надеюсь, помрешь в детстве от холеры и вернешься.

– Мечтай! Планирую прожить до состояния сухофрукта и умереть в объятьях трех девок.

Кастивиль фыркнул.

– Что делать с тремя девушками одновременно?

– Много чего, когда у тебя есть воображение.

– И как такой способный человек умудряется быть настолько скудоумным? Тысячи преступников разнесло по галактике, а тебе лишь бы погулять, Август!

– Как же ты любишь бурчать… Фригидный зануда! И зови меня Феликс. Мои будущие родители уже выбрали имя. Ф-е-еликс-с-с, – просмаковал он и воодушевленно шаркнул по мрамору каблуком.

– Будто животное кто-то подманивает.

– Зато у вас на планете такие имена, что язык в три узла завяжется. И почему тебя зовут Кастивиль, а не Кастивилианосумосдан?

– Это половина имени, которым меня назвали на Шамбале.

– Тогда я удивлен, что ты его сократил, а не получаешь удовольствие от мучений студентов.

Учитель ухмыльнулся и указал на выход.

– Загляну к судье Рафаилу и вернусь. Подруга ждет тебя на улице.

Двери главного входа распахнулись, и Августин стал оглядываться в поисках девушки.

Не увидел.

Уже сбежала?

Кожу поцеловал свежий ветер. В нос проник приторный аромат цветов – их рассыпало по газону, точно тысячи аквамариновых солдат.

И куда пропала моя ненаглядная?

Августина сморила скука. Несколько минут он расхаживал от угла до угла, любовался величественным зданием. Шпиль Трибунала. До того древний, что первыми в нем заседали еще Прародители. Ходят слухи: здесь бывал даже Творец. Другие сооружения на планете сторонятся позолоченных зубцов башни. Шпиль красив и высокомерен, каким и полагается быть королю правосудия.

Посчитав, что ждать бесполезно, Августин поправил мантию и отправился в фруктовые сады. Тропа извивалась каменной змеей, разветвлялась и десятками концов впадала в кристальное озеро. Над головой шуршали изумрудные листья. Мимо мелькали стражи.

Кроме деревьев и статуй знаменитых дэв – смотреть здесь не на что. Августин по обычаю представил, как в будущем воздвигнут и его изваяние. Алмазное, золотое… Или сапфировое? Глупые мечты.

В сотый раз он пересчитал лица прошлых судей Трибунала и, убедившись, что ничего не поменялось, принялся высматривать знакомых.

Между плотных кущ – разглядеть сложно, у озера – никого.

Августин уже хотел вернуться в башню, как вдруг заметил серебряные волосы Мирилайлы. Девушка пыталась оживить увядшие фиолетовые розы, их стебли облепили многовековые стволы.

– Сейчас угадаю… Ты струсила и решила перерождаться с ним?

Августин обхватил тонкое запястье и нежно поцеловал ладонь девушки, затем сцепил свои пальцы с женскими и выставил руки над цветами. Засохшие лепестки задрожали, потянулись к трем солнцам в небесах. Мирилайла поколебалась и отступила.

Сорвав оживший бутон, Августин протянул его девушке.

– Зачем возвращать жизнь тому, что ты собираешься уничтожить? – вздохнула она, сдавливая лепестки в кулаке.

– А зачем уничтожать то, что приносит тебе счастье? – Августин взял ее под локоть. – Прогуляемся?

Невеста кивнула и, вдохнув запах фиолетовой розы, зашагала рядом.

– Эти отношения не приносят мне счастья. Ты заблуждаешься.

– А ему?

Мирилайла поджала губы, после чего тихо произнесла:

– Неважно.

– Тогда почему коришь себя?

Вздрогнув, девушка крепче сжала его локоть и заговорила с шелковыми лентами на своей груди:

– Ты лезешь туда, где не смыслишь. Откуда тебе знать, каково мне? На тебе нет проклятий.

Августин открыл рот, но вместо слов – вырвался крик.

Ногу свело в судорогах.

Шаркая по тропинке, он пнул корягу, которая зашипела и выгнулась дугой, обнажив иглы на спине. Сквозь кожу белых сапог иголки вонзились в ступню.

– А-а-а, дно гуватское! Что за демон?

Коряга фыркнула и улизнула под куст.

– Кажется, плюющий еж, – звонко рассмеялась девушка и поманила Августина к воде. – Он ядовит. Сядь. Надо промыть.

– Не понимаю, какого демона в Обители опасных животных оставляют?

– Безобидное существо. Это ты его ударил.

Августин плюхнулся на прогретый берег озера, стал выдергивать иглы из пальцев. С каждым движением боль усиливалась. Мирилайла села на колени и стянула продырявленный сапог с ноги жениха.

Зрелище не из приятных. Кожа покраснела и покрылась волдырями. Девушка скрестила пальцы. Из озера вылетели водяные струйки – они окольцевали ступню Августина. Жжение сменилось чувством прохлады.

– И когда мне ждать суженую? – зевнул Августин, наблюдая, как затягиваются язвы.

Мирилайла внимательно осматривала место ранения.

– Планирую перерождение через шесть лет.

– Ух ты, значит, у меня будет молодая жена? – защебетал Августин самым обольстительным тоном. – Отлично, погуляю на славу, пока моя девочка в куклы играет.

– Очень смешно, – протянула Мирилайла и посмотрела ему в глаза. – Ты договорился с Касти? Он сведет нас?

Августин невольно залюбовался аккуратным носиком и мягкими блестящими кудрями.

– Несомненно. Знаешь, шесть лет и еще хотя бы двенадцать до совершеннолетия – довольно долго по человеческим меркам. Может, останусь сегодня, и проведем тестовую ночь? М? Только ты, я и…

– Еще пара распутных девиц, которые за тобой бегают?

– Я хотел сказать – бокал любовного вина, но твоя идея мне нравится больше. Кивни, и я похищу тебя. Прямо сейчас! Ознакомлю… с меню моих умений.

– Заманчиво, – девушка наигранно улыбнулась. – О твоих талантах я наслышана. Ты ведь знаменитый Августин Мрит Талуд. Первый человек, умудрившийся стать херувимом, не имея статуса асура.

– Так, может, примешь предложение? Учитывая, что половину разговора я представляю тебя без одежды, а ты в восторге… от моих талантов.

Девушка шлепнула его по ноге. Августин взвыл.

– Отправляйся на Землю, уважаемый судья. Последнее перерождение самое запоминающееся.

– Да, планирую развлечься от души. И о тебе успею позаботиться.

– Он будет близко, но не рядом со мной? Так?

– Мы обо всем договорились! Вообще сочувствую, что ты не можешь переродиться на своей планете. К черту магию, почему бы тебе не переродиться без нее?

– Я не перерождаюсь сама. И уж тем более на своей планете. Я привязана к этому человеку, но не хочу быть с ним! Ты моя надежда хоть одно перерождение за семьсот лет провести без него.

– Чем он так мешает? Он ведь… правда любит тебя.

Августин заглянул в золотистые глаза. А в них – гнев. Для Мирилайлы унизительно существование подобного мужчины в ее судьбе. Все его проявления чувств она считает ребячеством. Благородные поступки и слова – ложью. Чем угодно, но не любовью.

– Он подавляет мою энергетику. Я не могу переродиться асуром, понимаешь? Из-за него! Прошу, на Земле ты должен быть со мной!

– Обещаю, – Августин обхватил ее теплые ладони. – Не волнуйся. Мы будем вместе. Посмотри, какая мощная энергетика у нас обоих, мы обязательно понравимся друг другу.

Девушка зажмурилась.

– Неизвестно, как он среагирует…

– Известно, – перебил Августин. – Будет в ярости. Когда бывало иначе?

Закончив промывать раны, Мирилайла села рядом и пустым взглядом уперлась в облака, положила голову Августину на плечо.

Пора было уходить. Но не хотелось. Аура девушки одаривала сочной белой энергией, прогоняла мрачные мысли.

Августин обнял изящную талию и прошептал:

– И все же, ну… разок? Тебе понравится.

Девушка засмеялась.

– До встречи, моя будущая любовь, – усмехнулась она, послала воздушный поцелуй и оставила Августина сидеть одного.

Через минуту вернулся Кастивиль.

– Не передумал?

– Лишь сильнее захотел. На Земле меня ждут очень интересные дела, – пропел Августин, поглаживая место, где сидела подруга.

– Творец всемогущий, как скажешь, – зарычал учитель и вытащил посох из-за спины.

Пространство лопнуло. Перед глазами завихрился портал.

– Провожать не стану. Раздражаешь тупостью.

– Я тоже люблю тебя. А обняться на прощанье? Серьезно. Даже до червоточины на Землю не проведешь? Ухожу в тоске и одиночестве?

– Тебя жаждал проводить наш любимый демон. Свяжись с ним. Он ждет.

Нет! Только не он. Не сейчас… Обязательно портить настроение перед перерождением?

– Сказал, что ты с ним не попрощался и не предупредил о резком отбытии. Странно с твоей стороны.

Куда важнее, что из-за него мы в заднице.

На мгновение показалось, что Кастивиль о чем-то подозревает. В сердце зароилась надежда. Вдруг это знание касается их общего друга? А мрачность, сковавшая белое широкоскулое лицо, следствие их общего страха.

Августин не мог быть уверен. Оттого – молчал. Вероятно, еще никто в галактике не знает о грядущей катастрофе.

Прошлой ночью он не спал. Совсем. Блуждал вокруг массивного ствола древа жизни, обдумывал прошлое и предсказывал будущее.

Отвратительная ночь. Худшая из всех!

Колупая кристалл на посохе, Августин видел бесстрастный образ человека, который знал истину. Кладезь мудрости. Демона, который научился проникать в глубины человеческой сущности и находить слабые места: для исцеления или гибели. Его боялись и уважали. Завидовали той стойкости, что в нем живет. Он никогда не жаловался. Когда его оскорбляли – усмехался. Когда отказывали переродиться высшим – приходил к совету Трибунала снова. И Августину больно, что другу многое не позволено из-за происхождения. Негласное правило. Демоны не могут получить высокий статус в обществе. Не могут отправиться дальше.

Вернувшись из воспоминаний, Августин проговорил:

– Не сегодня. Мы слегка повздорили. Он… не поддержал мое решение.

– Во имя Прародителей, вам обоим сотни лет, а ведете себя, как первородки. Ладно… дело ваше. Последние слова перед уходом?

– Не пинай ежей, – хохотнул Августин и прыгнул в портал.

Стужа царапнула щеки.

Вдох… Запах хлора и тлеющего угля.

Доля секунды и Августин провалился пятками в липкую пушнину платформы.

Цитадель встретила гулом. Как и всегда. Кто-то вернулся в Обитель и направляется на восстановление, кто-то провожает друзей, а кто-то, подобно Августину, волнуется перед отправлением в новое тело.

Червоточина с хлопком растворилась, и Августин направился к пирамиде, отвечающей за Землю. Он знал, что тело уже подготовили: связали его душу с малышом Феликсом. Им лишь предстоит стать. Пока что этот ребенок – пустая оболочка.

Сегодня все изменится.

Энергетическое ядро под платформой гудело и громыхало, а черное небо нагоняло тоску. Августину нравился аромат лесной малины на воздушной площади; нравился радужный свет, целующий верхушки пирамид; нравились бесконечные лестницы к червоточинам… Возникало желание остаться.

Нельзя…

Под ногами раздавалось хлюпанье. Подошвы становились влажными и липкими. Кто, интересно, придумал сделать в цитадели пол, как мочалку?

Августин замер.

В голове раздался голос из полыхающей геенны:

– Категоричность взглядов – ограничивающий мозги сорняк.

Августин сглотнул. Жуткий звук. Давно его не было слышно. Обычно у друга голос приятный, а этот – словно рычание вулкана. Первородный? Не иначе. Только представители клана разума умеют влезать в голову других, но их голос слышится исконным – тем самым, что душа получила при первом перерождении. А бас у демонов убийственный до дрожи.

– Молчи, если не способен найти причину, по которой я должен простить тебя, – выпалил Августин, забыв об асурах поблизости.

Ребята недоумевающе переглянулись, не понимая, к кому из них обратился Августин. Один – с голубиными крыльями, щуплый. Другой – округлый и раздутый, как морской огурец, с чешуей на шее. Нынче, кого только в стражу не набирают.

Кошмар…

– Я размышляю вслух.

Асуры скривились.

– Не собираюсь оправдываться перед тобой, – возродился голос. – Но мне безумно любопытно. Ты просто возьмешь и засадишь меня в карцер? Близкого друга? Мы семья. Или ты слишком высок для таких, как я… отбросов?

Августина потрясла легкость, с которой демон его попрекал.

– Не говори ерунды! – заорал он. – Ты дорог мне. Но ты не прав! То, что ты делал и продолжаешь делать – отвратительно! Ты забиваешь эти гвозди, разрушая последнее доверие к своей касте. И за эти ошибки пострадает весь твой народ и вся наша Обитель.

– Ты червяка не способен создать, зато рассуждаешь о глобальных проблемах галактики, будто ее Творец. Мой народ уже страдает. Хуже ему не сделать. И Обители ничего не грозит. Я и мои братья жаждем справедливости. Не больше.

Августин собрался возразить, но осекся. Перед входом в пирамиду к нему начали подступать другие души: одни желали успехов, вторые восхищались достижениями. В ответ приходилось бесконечно благодарить, поддерживать беседы, улыбаться, сбегать от назойливых девушек и снова улыбаться – так, что губы заныли от напряжения.

Со временем он стал воспринимать поклонников, как пищащих под ухом комаров.

И когда я успел стать настолько популярным?

Никто не перепрыгивал целую ступень в иерархии. Не одна душа в галактике! Это верно. Однако у Августина не было настроения радоваться. Ведь мозги терроризирует причина его негодования и срочного перерождения.

– Тело подготовили? – приглушенно спросил виновник анархии в голове, но каждое его слово, как удар камнем по мозгам.

– Не переводи тему!

– Считаю неуместным продолжать нашу конфронтацию.

– Слушай, прости, – прошептал Августин в ладонь, чтобы не создавать душам повода для сплетен. Не хочется увидеть в вестнике заголовок, что в судьи отбирают чокнутых. – Ты обязан всем рассказать. Это ужасно, понимаешь? Обещай, что, когда я вернусь, вопрос будет решен!

Отповеди не последовало.

Августин выдохнул и вошел в пирамиду. Главный коридор – длинный, как кишка. Свет исходит лишь от факелов. И к чему нагонять мрак на новеньких? Даже какая-то заунывная песня играет, от которой волосы в ужасе подпрыгивают.

Преодолев главный зал и несколько лестниц, Августин прибыл в место отправления. Червоточина крутилась посередине пола, подобно водовороту. Августин помахал горстке людей в конце зала. Все знают, что он любит покидать Обитель в одиночестве и не лезут под ноги. Ссориться с будущим судьей Трибунала – затея плохая.

Отскочив, Августин вскрикнул.

Узкие пальцы впились в плечо. За спиной стоял проводник: перекошенный, грязный и недовольный. Еще одна местная знаменитость. О нем ведают на стенах пирамид яркими словосочетаниями.

– Шевели задом! Стоишь, мнешься, – закрякал проводник.

Поправив капюшон – там прятался изюм, а не лицо, – он вытащил из кармана заплесневелую бумажку. Инструкция для перерождающихся. Августин подумал, что проводник принципиально не устанавливает стенд с этим злосчастным текстом и каждый раз вытаскивает огрызок из смрадного кармана.

Нет, он может заменить инструкцию новой. Просто не хочет. Ему нравится видеть отвращение на чужих физиономиях.

Ради смеха Августин пробежался по инструкции взглядом.

Не брать амулетов материализации, пекторалей, портальных свечей…

– Дай сюда! И не задерживай остальных.

– Повежливее. Хочешь, чтобы толпа моих поклонников тебя сожрала?

Проводник изобразил испуг.

– О, трясусь и падаю. Живо прыгай! И только попробуй что-нибудь протащить, найду и кости набелю, понял?

– Да понял, понял…

Августин зализал волосы к затылку и подошел к червоточине – она растекалась широким озером.

Шаг вперед. К свободе. К забвению…

Тьма затянула, испепелила временное тело, разорвала материю в пыль и обнажила кости души. В гаснущем свете Августин расслышал последние слова. Слова человека, которого он считал другом:

– Жаль. Безумно жаль, что ты не оставил мне выбора. Должен был сразу понять, что я не позволю тебе вернуться. Ты сгниешь на Земле. Прощай. Прощай навсегда, друг мой. И прости. Знай, я этого не хотел…

Глава 2. Феликс

Все планеты материального мира, от высшей

до низшей, – это юдоль страданий, где каждый

вынужден снова и снова рождаться и умирать.

Бхагавад-гита

Пробираясь через влажное полотно тумана, Феликс мчался к свету. Нечто призывало его. Манило… Требовало вернуться…

Путь на планете закончен. Он должен возвращаться! Его ждут.

Внезапно скорость снизилась. Что-то потянуло обратно. Ониксовое небо поглотило искрящийся водоворот, к которому Феликс так стремился.

Еще немного… Нет! Так не должно быть!

Рывок назад и бетонная дорога оказалась у носа, однако ни боли, ни удара не последовало…

***

Гром зарокотал в ушах.

Дождь не прекращался третий день, и грязные потоки заполнили каждую трещину центральной улицы города. Воздух пропитался грозовым запахом. Феликс обожал этот аромат… когда-то.

Он вернул взгляд на человека, ради которого здесь оказался. Парень за летним столом кофейни.

Улицы были безлюдны. Тишину нарушал шепот листьев и постукивание сочных капель. Однако объект внимания не собирался прятаться от прихотей погоды, лишь откинулся на железный стул, подставляя лицо пасмурному небу. Ливень вмиг омыл изумрудные глаза и прилизал светло-русые волосы.

Феликс наблюдал за парнем каждый день. Уже несколько месяцев. Единственное важное занятие, с тех пор как судьба свела их снова, с тех пор как Феликс отыскал его, жизнь обрела хоть какой-то смысл.

Он – личный судья и палач, вынесший приговор девять месяцев назад.

Андриан…

Феликс пытался вспомнить хоть одного человека с этим треклятым именем, однако то ли мозги атрофировались, то ли он и вправду не имел подобных знакомых при жизни. Тогда зачем парень убил его?

С их первой встречи Феликс стал незримой тенью следовать за убийцей, он стал свидетелем всех его разговоров, он стал полноправным участником его жизни.

***

Андриан спрыгнул с крыльца и побрел по заросшей сорняком дорожке. В руках убийцы была стопка разноцветных блокнотов. Как и всегда. Как и каждую среду. Парень нехотя покидал дом и направлялся к своему единственному собеседнику – психологу.

Прохладный ветер заставил Феликса встрепенуться.

Еще год назад он не мог позволить себе сидеть без дела. Времени никогда не хватало.

Феликс вставал раньше утренних лучей и спешил на свое место во дворце правосудия. Минуя гору бумаг, высотой с древний Олимп (где, видимо, и обитал Зевс), судья Ларский падал в судебный трон.

Периодами суд напоминал сумасшедший дом. Люди проявляли себя в полной красе, ощущая надлом собственного эго. Кто-то пытался кинуться на обидчика с кулаками во время заседания, кто-то громко рыдал, кто-то проклинал самого Феликса и угрожал кругами ада.

Откинувшись в черном кожаном кресле, Феликс представлял, что он судья не в двадцать первом веке, а в древнем Вавилоне. При царе Хаммурапи. Никаких судебных инстанций и обжалований. Любое твое решение окончательно, хоть в зале суда голову или руку отрубай. Никаких неверных толкований. Весь текст закона высечен на двухметровой базальтовой стеле.

Кроме изнурительной работы блюстителя справедливости, нужно было оставить время и для бизнеса, который отнимал не меньше сил, чем нытье народа. А теперь Феликс думал лишь о делах Андриана.

– Прошу вас, Андри, поясните, что изображено на рисунке, – спросила блондинка с лицом в форме сердца.

На остром носу психолога сидели кошачьи очки. Лавандовые духи наполняли ароматом кабинет.

– Я говорил. Не могу объяснить, – процедил Андриан, постукивая пальцами о поручни белого кресла. – Я рисую эти образы, потому что мне становится легче, когда они есть не только в голове, но и на чем-то материальном, понимаете?

– Хорошо. Откуда они в вашей голове, Андри? Почему они вас волнуют? Вы видите их во снах? – Психолог наклонилась в его сторону, заглядывая в зеленые глаза, однако парень отводил взгляд. – Видеть во снах странные вещи естественно для всех нас.

– Нет! Я… не только во снах… – Он поерзал в кресле. – Образы приходили и наяву.

– Вы хотели сказать – галлюцинации?

– Я не шизофреник, ясно? – прорычал Андриан. – Это не галлюцинации! Это похоже… похоже на воспоминания. Воспоминания, которые врезаются в мозги, когда не хочешь о них думать, и это происходит не так, как когда просто задумался… Они лезут насильно!

– Чувствовать себя больным неприятно. Но если принять этот факт, то получится назначить лечение, – мягко проговорила она и отхлебнула кофе из прозрачной чашки.

Пар кофе разносил запах миндаля.

Андриан подскочил. Вытянулся во весь рост, навострил указательный палец в сторону девушки и закричал:

– Мне не нужны заменители реальности! Напихать меня таблетками, чтобы мозг окончательно отключился – не лечение, а затуманивание правды!

Глаза его полыхали яростью, которую он с трудом сдерживал.

– Правды? – Психолог начала листать один из блокнотов. – Хорошо. Что это?

Она вальяжно поднялась, подступила к Андриану и развернула рисунок. В блокноте было нарисовано скалистое плато в клубах синего тумана и призрачные люди.

– То, что пару раз проявлялось в моей голове.

– У вас богатая фантазия, Андри, но не принимаете ли вы наркотики? Это объяснит неконтролируемые видения.

Парень черно выругался и схватил девушку за плечи. Блокнот шлепнулся на пол.

– Я идиот, по-твоему? Кто вам дипломы выдает?

– Руки… уберите, – прошептала она, но не стала вырываться. – Я понимаю ваши чувства. И хочу помочь.

Андриан сделал шаг вперед и придавил ее к стене.

– Ни черта ты не понимаешь! Совсем не разбираешься в людях.

Лазурные радужки девушки заблестели. Феликс ахнул. Почему она не сопротивляется? Давно пора влепить парню затрещину.

– Андри…

– Тебе нравится, когда тобой управляют, нравится подчиняться, да? Я чувствую, что нравлюсь тебе, уже который день чувствую твое желание отдаться мне, несмотря на то, кем я являюсь. Кажется, тебя заводят такие психи, как я. – Андриан запустил пальцы в ее белые волосы. – А вот мне нет. Но дрянь, которая сидит в мозгах, все контролирует и вспыхивает, когда ей вздумается! Сводит меня с ума! Понимаешь? Нет! Не понимаешь!

Девушка съежилась и попыталась выбраться из-под него. Впрочем, он и не держал.

– Бесполезная трата времени, – прошипел Андриан, пнув кресло. – Есть лишь одно лекарство. Пока мысли забиты тем человеком, видения не отпустят мои мозги. Значит, я должен завершить начатое. Должен во всем разобраться. Пора избавиться от всего, что меня с ним связывает. Уничтожить то, что от него осталось.

– О ком вы говорите? – уточнила психолог, держась за телефон.

Парень одарил девушку ядовитой ухмылкой и громко захлопнул за собой дверь.

Глава 3. Марлин

Прежде чем осуждать кого-то, возьми его

обувь и пройди его путь, попробуй его слезы,

почувствуй его боль. Наткнись на каждый

камень, о который он споткнулся.

И только после этого говори ему,

что ты знаешь, как правильно жить.

Далай-лама XIV

– Будешь сидеть, пока мхом не обрастешь? – раздался звонкий голос за спиной.

Марлин отодрала лоб от стола. Казалось, что дерево срослось с кожей, иначе сложно объяснить, почему голова не желала подниматься, а веки оставались закрытыми. Сколько времени прошло? Пять минут назад за окном было солнце!

Она протяжно зевнула, чихнула из-за пыли и покрутилась на скрипящем стуле. Ужаснулась, заметив себя в отражении зеркального шкафа.

«Одуванчик-утопленник, – посетовала Марлин. Белые пряди растрепались, а тушь на ресницах обратилась в черные синяки. – Господи, видел бы меня Феликс… Жуть».

Протерев сонные глаза, она постаралась улыбнуться, ведь рядом качала головой Яра (на бронзовой шее воображаемая табличка «Не злить после семи вечера») – статная брюнетка с кудрями, вьющимися лозой винограда. Будить Марлин на работе уже стало ее вынужденной обязанностью.

– Да, да… заснула за историей болезни… опять, – вздохнула Марлин, шурша страницами, – и кто сказал, что, если заснуть над текстом, к человеку приходит озарение?

– Твоя шизофрения. Вставай! – Яра толкнула ее в плечо. – Полдня проспала. Думаешь, так просто тебя прикрывать? Зачем ты вообще здесь работаешь, твою мать?

– Потому что я хочу закончить интернатуру?

– Зачем?

– Странный вопрос, – вяло улыбнулась Марлин, прилипнув щекой к бумагам.

– Нет, странно – это когда человек с огромными деньгами и бизнесом сидит в больнице, чтобы стать врачом.

– Это не мои деньги.

– Твои, дурында, – фыркнула Яра, – теперь твои. И на фиг тебе не нужна эта больница. Живи в свое удовольствие.

Марлин поджала губы, заставляя себя промолчать, ведь она не понимала, как можно жить в свое удовольствие на деньги человека, которого больше нет. Яра не переживала о таких вещах. Она относилась к жизни куда проще, в отличие от нервной Марлин, переживающей о каждом сказанном слове.

Никого не обидеть…

Ни с кем не вступить в конфликт…

Не высовываться…

После того как ее чуть не отправили за решетку, Марлин спряталась от мира, но эта больница – единственное место, где она может отвлечься и увидеть благодарные лица людей. После всех тех косых взглядов… это ей необходимо. Одобрение.

Марлин лениво поднялась на ноги и просунула руки в белый кардиган, оторвала бежевую пуговицу – мерзавка стукнулась о паркет и укатилась под стол, – попыталась найти беглянку. Паутина… Грязь. И не одной пуговицы!

Поиски не дали результата. Зато раздался грохот. Марлин больно ударилась макушкой о столешницу. Выругалась. В кабинете пугающе темно, как здесь передвигаться? Кто все выключил? Свет излучала лишь настольная лампа над бесконечными бумагами, среди которых Марлин то и дело засыпала. А вот ночью – в уютной, теплой постели – она не могла уснуть до рассвета. Уже год.

Именно столько времени прошло со смерти ее жениха.

Марлин часами лежала под одеялом, уставившись в потолок. И не спала… вообще не спала. Лишь изучала хрустальные капли люстры, мерцающие в лунном свете.

И так – день за днем.

Яра шлепнула по спине, отчего Марлин окончательно проснулась и выползла из кабинета. Села в автомобиль и отправилась к самому важному человеку, а точнее: к тому, что от него осталось.

***

Плита из черного мрамора превосходила рост миниатюрной Марлин.

Феликс красовался на ней во все семьдесят два дюйма. Художник запечатлел его с той самой иронией во взгляде, по которой она до безумия скучала.

– Привет, Фел, – прошептала Марлин.

Огромная ива задрожала от свистящего ветра: она росла рядом с могилой Феликса и матери Марлин – Анны, которая ненавидела жениха дочери. Тот случай, когда кто-то ненавидит другого просто за то, что он существует. Ее мать была очень тяжелым человеком. Никто, кроме Анны, не смел давать ее дочери советы, поэтому Феликс стал для матери Марлин – соперником.

Теперь они оба покоятся рядом друг с другом в сырой земле…

Жутко уставшая Марлин легла на скамейку. Чуть прикрыла глаза… и до ушей донесся чей-то голос. Источник – за густыми кустами, заросшими клейкой паутиной. Марлин очнулась и осознала, что уже час спит на лавочке, подметая волосами землю.

Проклятье!

С ловкостью пингвина она потянулась. Упала. И разодрала локоть об асфальт. Бурча под нос, она еще раз бросила взгляд на кусты, но никого не увидела.

В следующий момент кто-то позади схватил ее за плечо, и она закричала.

***

За спиной раздался мужской тенор:

– Тише, тише, успокойтесь, господи! Зачем сразу драться?

– Вы кто такой?!

– Уж точно не маньяк, чтобы так визжать и сразу бить в нос, – проговорил он в ладонь, потирая место, куда прилетел кулак Марлин.

К счастью, его нос остался цел. По крайней мере, с виду. Марлин окинула незнакомца взглядом.

Черное пальто, коричневые ботинки и самые сочные зеленые глаза, которые доводилось видеть: будто свежая мята после дождя. Парень смотрел на нее с тенью легкой улыбки, хоть она и зарядила ему с размаху в нос. Его светло-русые пряди резвились в осеннем ветерке.

– Это же кладбище! Зачем подкрадываться?! Вы бы еще с ножом из-за спины выскочили! Чокнутый!

– Вы бьете всех, кто подходит к вам на кладбище?

– Нормальные люди здесь не подходят!

– А нормальные люди избивают других за то, что те к ним просто подошли?

– Вы схватили меня за плечо!

– Нет, я слегка дотронулся до вашего плеча, потому что вы лежали под лавочкой. Я думал, что вам нужна помощь.

– Я упала, ясно?

– А до этого вы спали на лавочке.

– Вы кто такой?

– Спите на лавочке, избиваете незнакомых людей…

– Идите, куда шли, а?

– Уже не помню, куда шел. От удара в голове все перемешалось. Наверное, пойду писать заявление о насильственных действиях в отношении моей персоны.

– Чего?

– Кажется, в двух километрах отсюда есть отделение полиции. Надеюсь, успею добраться, пока вы снова меня не побили.

– Вы издеваетесь? – взвизгнула Марлин, не понимая, шутит парень или нет.

По его лицу было не понять.

А если и правда пойдет?

– Шучу, – загадочно улыбнулся незнакомец и сел на скамью, небрежно закинув ногу на ногу.

Марлин плотнее укуталась в аквамариновый плащ.

– А вы боитесь и призраков, и людей? – странно спросил он.

– Я боюсь психов, исподтишка хватающих людей на кладбище! И я не приглашала вас сидеть со мной, идите, куда шли.

– Сюда и шел, – пожал плечами незнакомец. – Мы навещаем одну могилу.

– Чего? Вы дружили с моим женихом? Что-то я вас не помню.

– Мы не были друзьями, просто знакомые. Скорее враги.

– Тогда какого черта вы здесь людей пугаете?

Марлин заняла лавочку напротив, скрестив руки на груди.

Что-то странное таилось в лице парня, в его блестящих глазах… Она не понимала «что», но ее тянуло продолжать диалог. Незнакомец вел себя сдержанно. Тень улыбки не покидала губ, окруженных темно-русой щетиной.

– Иногда мы сами не можем понять причину своих поступков, не находите? Возможно, я жалею, что не был приветлив с ним при жизни, а может, хочу ощутить себя живым, смотря на старого знакомого, лежащего в земле, когда черви и жуки поедают его внутренности.

Марлин сморщила нос.

– Прекрасно. Вы определенно сумасшедший.

Черви, трупы… великолепные темы для разговора. На секунду Марлин показалось, что она сейчас вскочит и убежит.

– Имя моей очаровательной собеседницы?

– С чего мне называть свое имя? Вашего я не слышала.

Парень театрально хлопнул себя по груди.

– Где мои манеры? Андриан Вериго. Для вас – Андри.

– Марлин Торрес.

– Иностранка?

– Я родилась в России, но родители иностранцы. Точнее, были ими. Они получили гражданство и переехали сюда.

Андриан расплылся в улыбке. Глаза у него миндалевидной формы: узкие, хитрые.

– Каким он был? Ваш жених?

– Сильным.

Андриан засмеялся.

– Мог морду набить? Вы отличная пара.

– Он… не знаю. С ним я чувствовала себя в безопасности. Обманчивое чувство, да?

– Да, люди слабы перед смертью и… – парень запнулся, затем продолжил: – перед планами других.

– Хороший план: убить человека и свалить, – огрызнулась Марлин.

– Я хотел сказать, что никто не может быть уверен в завтрашнем дне. В другом человеке. От смерти никто не застрахован. И от падения на дно тоже. Раньше я думал, что пробиваю второе дно, а потом оказалось, что можно пробить и десятое.

Марлин отвернулась. Слова Андриана пусть и шаблонны, однако они растормошили что-то глубоко внутри, будто парень поковырялся в сердце ржавой вилкой.

Вот, снова она просыпается в холодном поту, уверенная, что Феликс рядом. И надеется, что еще спит. Или сама умерла. Лучше так, чем очередное утро рыдать у камина. Притворяться сильной. Вспоминать, как коллеги привели к Феликсу. В морг. Посмотреть на мужчину, которого она любила. Он лежал на железе. Бледный. Холодный. Подняв зеленое одеяло, она увидела, как в районе его груди зияет багровая дыра с кровью. И этот запах… смерти. Марлин умоляла следствие вернуть ей пулю. Ту самую. Проклятую. Этот кусок стали был ненавистен и почему-то жизненно необходим, когда она осматривала его, то смеялась, не веря в смерть жениха. Такая ничтожная дрянь не могла убить человека, который спас Марлин и любил.

– У меня от тебя голова разболелась, – фыркнула Марлин, шаркнула по мрамору ногами и подперла коленями подбородок.

– А я рад, что мы перешли на «ты».

Андриан снова хмыкнул и облокотился о темно-синие джинсы. Он то и дело поправлял русую челку. Марлин подумала, что ей нравится манера общения этого человека. Слишком нравится… Вокруг них сомкнулась в кольцо удивительная атмосфера непринужденности. Даже ветер затих за пределами этого кольца.

– Как ты познакомился с Фелом?

– Это важно?

Андриан зевнул и, обхватив рукой лавочку, лениво распластался.

– Ты сказал, что вы не ладили.

– И зачем же говорить о грустном? Поведай мне, как ты встретила Феликса. Истории о любви интереснее историй о ненависти.

– Мы познакомились в суде. – Она осеклась: – но это не твое дело.

– Но ты ведь начала, свет мой, а я весь внимание.

– Почему ты разговариваешь, как аристократ при царской России? И тебе не пора домой? Твоя девушка будет волноваться, где ты пропадаешь.

Парень вскинул бровь, и Марлин кивнула в сторону кольца на его руке. Андриан рассмеялся, снимая кольцо с безымянного пальца.

– Ах… нет. Я не женат, – он с размаху закинул украшение в кусты.

Послышалось звяканье о мрамор соседней могилы. Марлин выпучила глаза, не зная, как отреагировать, а парень продолжил:

– Маленькое недоразумение. Кольцо даже не золотое. Подделка. Нужно было притвориться мужем одной девушки. Но разве я похож на человека, у которого есть жена? – усмехнулся Андриан. – Я один. Девушки у меня никогда не было.

– Неужели? – саркастично хмыкнула Марлин. – Прям ни разу? Печально.

Парень вздернул голову к небу, рассматривая пролетающий самолет.

– Не в этом смысле, конечно… А если в этом, то всегда кажется, что чего-то не хватает.

– Меньше философствуй. И будет тебе счастье.

Парень загадочно улыбнулся. Поднялся, обошел цветник и подал руку.

– Выпьем кофе?

Марлин оценивающе оглядела нового знакомого. Длинные пальцы его оказались испачканы по бокам: чем-то зеленым и голубым. Краска? Он заборы окрашивает, что ли? Андриан сконфузился от внимательного взгляда, спрятал руки в карманы. Марлин невольно хихикнула.

– Я тебя едва знаю.

– В этом же и прелесть… м-м-м, кайф, точнее. Раз тебе претит разговаривать возвышенно-культурно. Извини, я заволновался и переиграл в кавалера. Я давно за тобой наблюдал здесь. Просто не решался подойти. В общем… Новый человек – новые впечатления. Разве мы, одинокие люди, куда-то торопимся? Пойдем.

– Ты серьезно? Флиртуешь с девушкой у могилы ее жениха?

Андриан почесал затылок.

– Я не флиртую, а пытаюсь увести грустную девушку от могилы, чтобы поговорить с ней в каком-нибудь другом месте. Менее пессимистичном. К тому же… ты меня ударила. Выпей со мной кофе, и я об этом забуду, а то так… осадочек останется.

Андриан взял Марлин под локоть, и она ощутила волны палящего жара, затем отметила, что Андриан выше почти на две головы. Вспомнила, как плакала перед матерью с вопросом: почему она родила ее коротышкой?

– Ладно. Уговорил. Я уже сто лет в кафе не была.

Андриан прав. Одиноким торопиться некуда, но Марлин так жить не хотела. Возможно, поэтому она взяла под опеку сироту из детского дома после смерти Феликса.

Одиночество толкает на странные поступки.

Марлин боялась остаться одна, но страх стал реальностью. С каждым днем появлялись новые фобии: теперь Марлин боялась темноты, поглощающей ночами, боялась закрытых дверей и пустых домов, ведь даже если закричать во весь голос… никто не услышит. Она одна.

Бывали дни, когда Марлин сидела на окне своей спальни, часами исступленно смотрела вдаль и курила. Хотя всего год назад – ненавидела запах дыма. Ей безумно хотелось жить дальше, но после смерти Феликса… жизнь потеряла смысл.

***

– Сколько тебе лет? – спросила Марлин.

Она грела ладони о чашку кофе. Пар разносил запах капучино с мускатным орехом. От кружки Андриана тянулся шлейф пряного кардамона. Они сидели в кофейне «Сицилия». Недалеко от дома Марлин.

– Какой неприличный вопрос, – покачал головой парень и игриво подмигнул. – Двадцать пять.

– А мне двадцать три, – задумалась Марлин.

Андриан снял пальто, и Марлин отметила, что парень прекрасно сложен и источает какой-то необъяснимый шарм, который так нравится девушкам. Его приподнятые плечи облегала черно-оливковая рубашка. Скулы, нос и подбородок – скульпторы бы назвали произведением искусства. Да что там! Он красив, как дьявол! И ей это не нравилось. Рядом с ним мозг отключался напрочь.

Часы показывали полдесятого вечера – стояли в углу: величественные, потертые, с литыми стеклами и массивным пыльным маятником.

Интересно, здесь всегда так пусто? Ни одного клиента. Марлин около часа не могла налюбоваться старинным английским стилем заведения. Однако – вместо голосов за соседними столами – раздавалось лишь почикивание стрелок на циферблате.

– Ты сказала, что вы с Феликсом познакомились в суде? – спросил Андриан.

Марлин кивнула и уткнулась в чашку с кофе, вдыхая аромат.

– Тебя судили за вторжение по ночам в мужские мысли?

Он обезоруживающе улыбнулся.

– За хранение наркотиков.

Андриан поперхнулся капучино.

Часы захрипели и пробили десять ударов.

– Я преступница, – продолжила она. – Веришь?

– Значит, все-таки надо было идти в полицию, да? – засмеялся он.

– Возможно, – хмыкнула Марлин. – У тебя кулон на шее?

– Тему переводишь? – Андриан достал из-под рубашки крест. – Подарок отца.

– А что…

– Вернемся к твоей преступной жизни, – осек Андриан. Марлин собралась открыть рот, но парень снова перебил, уже настойчиво: – Хочу услышать, как преступница обаяла сердце судьи.

– Сперва откровенничаешь ты. – Она потянулась за красной салфеткой. – С твоим отцом что-то случилось?

– Откуда такой вывод? – Андриан залпом выпил остаток кофе и опустил чашку.

– Когда ты сказал, что это подарок, у тебя верхние и нижние веки подтянулись к бровям, а взгляд резко соскользнул в пол. Так бывает, когда упоминаешь что-то печальное или… винишь себя. А еще ты чуть стол чашкой не пробил.

Андриан закинул руку на спинку кресла, потер верхнюю пуговицу рубашки – бедняжка держалась на хлипкой нитке.

– Кем ты работаешь?

– Я интерн в больнице, – протянула Марлин, мастеря оригами лисенка из салфетки. – Если ты о чтении языка тела, то это Феликс меня научил некоторым штукам. Я плохая ученица… но все же. А ты?

– Вольный художник, – подумав, произнес парень. – Когда-то занимался бизнесом.

– Вот как? Подаришь картину? С автографом. Так и подпиши: от парня с кладбища.

– Буду дарить хоть каждую неделю, если пообещаешь приезжать и лечить меня, когда захвораю. Ненавижу ходить по больницам.

Марлин рассмеялась. Ее пальцы зашуршали в кармане, нащупали черный фломастер для глаз. Прикусывая губу и размазывая зубами любимую малиновую помаду, она нарисовала два глаза и нос. Андриан с интересом наблюдал, пока Марлин не протянула готовое оригами.

– Это кот? – воскликнул он.

– Лисенок, – улыбнулась Марлин. – Не похоже?

Андриан не улыбнулся в ответ.

– Ну что ты, – он осмотрел оригами из красной салфетки и убрал творение в карман. – Вылитый.

– У тебя какие-то проблемы с котами? Почему такая…

К ним подоспел официант и процедил:

– Простите, но мы закрываемся.

На фоне Андриана парень выглядел корявым клопом.

– Разумеется, – она поманила нового друга к выходу.

Подол аквамаринового плаща Марлин взвился пиратским флагом, едва парочка ступила за порог. Сентябрь выдался холодным. Дождь выпускал залпы почти ежедневно. Мрак, промозглость и удары острого ветра – все это разгуливало на улице в поздний час.

Адриан взял Марлин под руку и зашагал по мощенной булыжником дорожке.

Его жесты слегка напрягали Марлин. Хоть ей и самой хотелось к нему прикасаться.

Разбухла, лопнула и разлилась темнота. Лишь провода искрились и потрескивали на мокрых столбах, а звезды опустились настолько низко, что протяни ладонь, и ужалит огнем.

– Так что случилось с твоим отцом?

Марлин почувствовала, как Андриан напрягся.

– Он никогда не был мне отцом, честно говоря. Они с матерью рано развелись, и я его толком не видел. Этот подарок отец вручил, когда я слюни пускал. В года два. А когда было четыре, семейной жизни родителей пришел конец.

– Он умер, да?

Марлин принюхалась. Запах духов с древесной нотой и пряностями струился от шеи и одежды Андриана. Парень пах как весенний лес.

– Пять лет назад. На мертвых не сердятся. Вот и решил достать его подарок.

– Моя мать и отец тоже недавно умерли, – посетовала Марлин.

Может, пригласить его к себе? Нет… нельзя так сразу. И что значит – сразу? О чем я думаю? О, какой красавчик мне на кладбище попался, заберу его домой. А нет… нельзя так сразу… завтра заберу. Господи, Марлин, ты вменяемая?

– Много смертей на одного человека за короткое время, – прошептал Андриан.

Парень оборвал сплетение их рук, и Марлин ощутила некое уныние, будто тепло выкачали насосом. Но Андриан той же рукой обнял ее и прижал к груди.

– Ты дрожишь. Теплее надо одеваться.

– Я… да, ты прав. – Марлин заметила, что со рта вылетает пар.

Но от мороза ли она дрожит?

Она стоит, упираясь ладонями в грудь едва знакомого парня, дышит ему в шею. Еще и бредет с ним по темным улицам. С каких пор она стала такой бесстрашной?

– Слушай, я… вызову такси.

– Ты же сказала, что идти десять минут. Я провожу. Но если хочешь, давай вызову. В такси я тебя тоже сопровожу, уж извини. Раз я тебя пригласил, то несу ответственность за твое возвращение домой в полной сохранности.

– Я…

– Неужели я такой пугающий? – улыбнулся он.

– Дело не в тебе. Впрочем… ты и правда подозрительная личность, которая шпионит за девушками на кладбище.

Он закатил глаза.

– Да не шпионил я. Просто тоже приходил к Феликсу, а ты там часто бываешь. Вот и натыкался на тебя.

– Ага, ага…

– Значит, я тебе не нравлюсь? – низким голосом спросил он и приблизился почти вплотную.

– В каком смысле?

– Ну… как человек.

– Как человек, значит?

– Угу.

Он поморгал. Будто и правда имел в виду простое общение.

– Ты… хороший парень. Наверное.

– Настолько хороший, что ты меня боишься?

– Я тебя не боюсь!

– Разве?

– Ты невозможен.

Марлин вздохнула и потянула Андриана следом, они вновь зашагали по тротуару.

– А теперь расскажи мне о проблемах с законом и о встрече с Феликсом. – Он чарующе улыбнулся. – Интересно же.

Отчего-то захотелось зашить рот иголкой кедровой сосны, высаженной справа от дороги. Только бы не рассказывать этому человеку о прошлых отношениях с мужчинами.

– Два года назад я встречалась с одним парнем… – Прошла четверть минуты, пока Марлин решала, что именно можно рассказывать. – Он спрятал у меня дома псилоцибин. Оказалось, что этот козел занимался сбытом наркотиков. Потом он что-то не поделил с наркоторговцами, и мою квартиру нагрянула обыскать полиция. Нашли эту мерзость.

– Его решили кинуть. Я понял. Он смылся, а ты попала на крючок.

Марлин закивала.

– Ты же девочка, – прошептал на ухо Андриан и взлохматил ее белые волосы.

– А у тебя есть сомнения?

– Неужели ты никогда не рылась в его вещах?

– Что? Нет… – Марлин втянула в легкие запах недавней грозы. – В общем, мне предъявили обвинения, а Феликс… он был моим судьей.

Они свернули за угол. Мимо изредка пролетали автомобили, шурша шинами и поблескивая фарами. Марлин не замечала ни дороги, ни свист ветра. Разум стремился вытолкнуть мысли, запахи и звуки, не связанные с Андрианом. При виде его лукового лица в голову приходили золотые идолы. Прекрасные эталонные статуи из музеев.

– Если бы не Феликс, я бы отсидела в тюрьме, – проронила Марлин и сглотнула ком в горле. – Я все отрицала. Говорила, что их мне подбросили, но не называла имени.

– И это меня ты назвала чокнутым?

– Я… – Марлин ощутила, как багровеет лицо. – Феликс говорил, что я слишком доверяю мужчинам, а еще, что у меня все эмоции на лице написаны. Вот меня и обманывают. Сам он был замкнут. Я завидовала. Его никто не мог обмануть.

– Нельзя верить людям.

– Тогда мне лучше не говорить и с тобой.

Ухмыльнувшись, Марлин попыталась отпрянуть, но Андриан прыснул и прижал ее крепче.

– Поздно. Уже познакомились. Продолжай.

Она почувствовала его ладонь на пояснице… слишком низко… до боли откровенно. Почему он такой теплый?

– Ну… вот и мне Феликс не поверил. Убедил признаться. Его тайными усилиями разузнали о моем бывшем парне. Я созналась и солгала, что мне угрожали.

– Ага. То есть, когда сняли обвинения, он позвал тебя на свидание? Вот Феликс… совратитель маленьких девочек.

Лицо Марлин вновь запылало от смущения.

– Когда с меня сняли обвинения, я хотела одного… поговорить с Феликсом. – Она сжала свободную руку в кулак. – Я выследила его после работы. И спросила: зачем? Зачем было мне помогать? Ведь не должен он был этого делать! С таким количеством доказательств Феликс мог просто вынести приговор и отправить меня за решетку, но он так не поступил.

– И что он ответил?

– То, что мне было необходимо услышать.

Марлин остановилась у ворот дома и выскользнула из объятий нового знакомого.

Улица оставалась пустынной. Тихо. Лишь стрекотание сверчков и звуки трассы за домами будоражили слух. Марлин посмотрела на Андриана, который стал подозрительно молчалив. Свет фонарей мерцал в мятных глазах, парень осматривался, словно ребенок, вернувшийся в родительский дом после долгих лет. Мысли его нырнули в неизведанные глубины Марианской впадины, предоставляя Марлин возможность извлечь их словами, но она – как ни старалась – не могла придумать, что бы сказать.

К глубокому облегчению Андриан нарушил тишину первым:

– Теперь я знаю, где ты живешь, – прошелестел он, изображая таинственный шепот. – Если не дашь телефон, буду караулить у двора.

– Так ты гопник?

– А?

– Хочешь отжать телефон.

Он нахмурился, после чего его губы медленно расплылись в улыбке.

– Язва, – хохотнул он. – Дай мне свой номер телефона… пожалуйста?

Марлин хихикнула и достала из кармана сотовый.

После обмена телефонными номерами Андриан с улыбкой склонил голову и поцеловал ее запястье. Марлин покрылась мурашками и поспешила домой. Шагая навстречу двери, обернулась. Парень провожал взглядом – да таким, будто он ее уже раздел, закончил прелюдию и намеревается распробовать.

Марлин захлопнула входную дверь, припала спиной к холодному металлу и медленно сползла на корточки. Отрывисто задышала. Она забыла, когда последний раз так долго общалась наедине с парнем. Стоит ли ему звонить?

После ванны с маслом жасмина она переоделась и забралась под теплое одеяло. Выключила настольную лампу. С головы не выходила встреча с Феликсом. Марлин помнила каждое его слово в тот день:

«Ты думаешь, что я отправлю тебя за решетку? Девушку, чье сердце настолько большое, что она может так наивно верить людям и так невинно лгать?»

Губы жениха растянулись в самую обезоруживающую улыбку. Марлин долго стояла и смотрела вслед своему спасителю. Кажется, в тот день Амур стрелял в нее не из лука, а из танковой пушки.

Она вспоминала его слова. Взгляд, цвета ореха, серьезный и строгий… Несколько недель Марлин в любое свободное время приходила в здание суда – тайком следила за Феликсом. Конечно, хотелось подойти и как взрослый человек позвать мужчину выпить кофе, но когда она решалась, ноги сами уносили прочь. Как можно дальше. Если не на край света, то хоть на край России, на худой конец – на край города.

Прошел месяц.

Конь, на котором восседало желание заговорить с Феликсом, никак не трогался. И вот когда Марлин уже решилась, когда вонзила шпоры в его трусливые бока, душу скрутило в три зигзага от увиденной картины. Феликс заключил в объятья некую молодую особу с черной шевелюрой, обнял за талию и поцеловал. Она не увидела, как именно он целовал девушку. Со слезами Марлин выбежала прочь из места, где надежды разлетелись вдребезги.

Однако тем же вечером взяла листы, ручку и написала Феликсу… письмо. Кто-то другой бы погоревал и забыл, вылил стенания на бумагу, сжег или напился до потери пульса. Но не Марлин. Она отдавалась мужчине без остатка. Обжигалась снова и снова, но, когда влюблялась, весь опыт переставал иметь значение.

Она изложила свои чувства, а на следующий день вручила письмо лично в руки Феликса. Тот посмотрел широко распахнутыми глазами, но ответить не успел. Марлин улизнула на улицу.

Спустя несколько дней – поздним вечером – она спустилась со ступенек медицинского университета и направилась в сторону аллеи.

За спиной раздался автомобильный гудок. Марлин не обернулась. Ей показалось, что в раздумьях она просто сошла на дорогу, но гудок требовательно раздался вновь.

Тогда Марлин остановилась. Гневно прижала плечи к голове, а затем – резко повернулась. Вдоль дороги за ней ехал белый мерседес. Она покрутила водителю пальцем у виска и хотела покрыть самыми дурными словами, но звуки голоса превратились в невнятное хрипение, сердце рухнуло, а внутри все треснуло…

Из автомобиля вышел он… В черном костюме и при своем истинно царственном величии. Как обычно.

Марлин сжалась.

– Что вы… делаете здесь? – выдавила она, судорожно поправляя блузку и волосы.

Феликс приблизился и всмотрелся в ее серые глаза: скорее пытливо, чем ласково.

– Кажется, я болен, доктор Марлин, – прошептал он.

– А… я не доктор, я… учусь, – Марлин думала, что потеряет сознание. – Вы сказали… болен?

– Да, – его голос зазвучал ниже. – Все время думаю о тебе… маленькая преступница.

Марлин не смогла ничего ответить. Она застыла и дышала, словно запыхавшийся ребенок, который не может связать трех слов. При виде Феликса – слова просто забылись. Мир перестал существовать. Присмотревшись, она заметила, что Феликс едва сдерживается, чтобы не расхохотаться, и пришла в себя.

Стало ясно: он так шутит.

Феликс внимательно оценил ее реакцию. Из-под очков в золотой оправе карие глаза блестели какими-то особенными искрами.

– Скрасишь мой вечер совместным ужином в ресторане?

Она захлопала ресницами, но без раздумий схватилась за вытянутую руку судьи.

– Кстати, подумываю вставить твое письмо в рамку и повесить в спальне, знаешь… как приятное личное достижение.

Феликс улыбнулся. Той самой улыбкой…

Марлин открыла глаза.

Звук уведомления вырвал из сонных грез.

Взяв мобильный, она прищурилась. Свет экрана щипал глаза после пробуждения, но Марлин разглядела текст входящего сообщения:

«Не могу перестать думать о тебе… Андри».

Глава 4. Феликс

Я уверен, что так же, как сейчас, я уже

бывал в этом мире тысячи раз, и надеюсь

вернуться еще тысячу раз.

Иоганн Вольфганг Гете

В два часа пополудни Феликс сидел на холодном бордюре у ворот школы. Больше трех месяцев он наблюдал за Кристиной, подопечной Марлин, и не понимал: зачем невеста взяла под опеку сироту? Она ежедневно отвозит Крис в школу, пытается наставлять, как родная мать.

Забавное зрелище.

Марлин хотела детей, только вот для Феликса дети олицетворяли капкан. Он думал так всегда. Ничего не менялось. Зачем сооружать гильотину над личной жизнью? Каждый твердил ему – пора! Даже бродяги, обчищавшие мусор у дома. Но нет. Феликс никогда не задумывался о скоротечности жизни.

А что теперь?

На собственной шкуре знает: над головой с рождения висит топор, на тонкой нити, которая вот-вот оборвется.

И оборвалась.

На пороге появилась Крис. Она швырнула портфель со ступенек: бедняжка кубарем улетел в кусты, по дороге растеряв учебники, но девочка лишь заулыбалась. Впрочем, ненадолго. Она запихнула пострадавшие вещи обратно и закинула рюкзак на спину, села на ступеньки и заковыряла носком ботинка в сырой земле.

Очень «милая» девочка сидела прямо посередине прохода, сверкая глазами на других учеников.

Никого хуже Марлин, конечно же, подобрать не могла. Скажем, если бы она выбирала котенка в приюте, то обязательно бы взяла слепого, глухого и без двух лап. Феликс вздохнул и подумал, что ничего глупее, по крайней мере, она больше не вытворит, но то, что он улицезрел, когда прибыла невеста – его уничтожило.

***

Феликс впал в глубокий транс. Будто хвост питона, нечто толстое, склизкое и удушающее обвилось вокруг шеи, готовилось проглотить остатки разума и уничтожить все, во что Феликс когда-либо верил.

Рядом с Марлин стоял убийца.

Феликс не позволял себе думать, что невеста причастна к его смерти, но она была вместе с маньяком. Она держала его под руку!

Несколько дней Феликс сходил с ума, гадая, как Марлин связана с его убийством, но потом, из разговоров, узнал, что невеста – к великому счастью – познакомилась с Андрианом несколько недель назад. Внутри отлегло. Марлин непричастна к убийству. Это главное.

Но зачем Андриан познакомился с ней?

Феликс бесконечно прокручивал в голове слова Андриана у психолога:

«Я должен завершить начатое… избавиться от всего, что меня с ним связывает… уничтожить то, что от него осталось».

У Феликса не было никого, кроме Марлин, он даже заранее сделал ее наследницей всего своего имущества, и единственный вывод, который напрашивался сам собой: Андриан хочет убить его невесту.

***

– Ты всегда рисуешь маслом? – спросила Марлин.

Ее пальцы, держащие кисточку, тряслись над холстом. Андриан разглядывал другой мольберт у входа в комнату, но, услышав вопрос, приблизился и встал позади девушки. Всмотрелся в ее рисунок.

По улице бродил полусумрак. Из кухни доносилась лирическая музыка. Приторные запахи масляной живописи пропитали спальню.

Феликс наблюдал за парочкой в открытое окно.

Уже несколько недель Андриан и Марлин проводили время вместе, но не было и малого намека на то, что Андриан хочет принести вред Марлин. Собственный разум раскололся на два отряда голосов, один из которых соглашался с мыслью, что невесте ничего не угрожает, но другой, слабеющий, твердил: «Он убил тебя! Он ведет ловкую игру, и ты, баран, проигрываешь!»

Полы под ногами парня застонали, когда он сделал длинный шаг к Марлин.

– Да, масло – самый гибкий материал. И погоди, – сказал Андриан, перехватывая бледную женскую ладонь, – ты наносишь чересчур толстый слой. Поверх просохшего пастозного слоя мы рисуем лессировкой. Так, чтобы просвечивались нижележащие слои. Грунт картины, понимаешь?

– Много пустых для меня слов, Андри. Я же не закидываю тебя терминами типа: альтерация или остеосцинтиграфия.

Парень рассмеялся и поцеловал Марлин в висок. Феликс встрепенулся. И совсем уж скоробился, когда Андриан обхватил ее плечи, приблизился и, не отпуская женские пальцы, показательно провел кистью по холсту. Феликсу показалось, что Марлин в ответ обняла парня жадным, пылким взглядом.

– Ты должна чувствовать плоть краски, – прошептал Андриан, наклоняясь к уху девушки, – до этого мы рисовали пастозный слой. Лепили объемы, фактуры, освещенные места. А теперь пишем лессировками, тонкими мазками, и как бы глазируем пейзаж, придаем… м-м-м, глубину.

– А можно нарисовать картину как-нибудь… – Марлин на секунду задумалась, прикусывая нижнюю губу, – быстрее?

– Ну… я рисую в основном многослойной техникой, то есть жду просыхания каждого слоя. В каком-то смысле… – Руки Андриана переместились на талию девушки. – Растягиваю удовольствие.

Марлин содрогнулась, закрыла глаза, и, почти задыхаясь, вполголоса проговорила:

– Я не отличаюсь терпением, Андри. Нет. Я хочу…

– Есть еще техника алла прима, – перебил Андриан и продолжил медленно произносить каждое слово: – Быстрая техника. Когда не ждешь просыхания и рисуешь картину буквально за один день. Но в ней не будет ювелирной прорисовки, а это не отвечает… моим художественным предпочтениям. Не даст прочувствовать и ощутить душу картины. Наслаждение… – Марлин повернулась, и пальцы Андриана плавно проскользили по ее волосам. – От создаваемой красоты. Нет ничего прекрасней, Мари, чем сладостное томление в ожидании удовольствия… от готового произведения.

Огоньки в зеленых радужках Андриана неуловимо забегали, поблескивая потаенными мыслями. На лице пролегла изысканная похотливая улыбка. Он прикоснулся большим пальцем до малиновых губ, отчего Марлин непроизвольно приоткрыла рот.

Феликс уже был готов убить их обоих, но, когда он забрался в комнату, парочка направилась к выходу и покинула комнату. Осталось лишь оглядываться: пыльная мебель, везде засохшие капли краски, рваные обрывки холстов и картона, на окне жутковатый гербарий. Квартира слезно молила о ремонте. Феликс услышал, что на кухне подтекает кран. Обои местами отклеились, с мебели слез лак, грязные кисти пачкают стол, а использованные тюбики просто разбросаны по полу.

В усадьбе Феликса царила безукоризненная чистота. Все вещи имели свое место. А его кабинет? У коллег судей грудой лежали тонны документов, но только не у Феликса. Каждый документ на законном пристанище, каждый предмет, та даже каждая пылинка появлялась ровно там, где должна была и по расписанию! Во всем он соблюдал скрупулезность: в манерах, одежде, интерьере. Истинный перфекционист.

Он приковал взгляд к изображению на мольберте, которое ранее рассматривал парень, и обомлел.

Эта картина…

Она схватила Феликса за горло холодными пальцами дежавю и всосала в себя всю комнату.

Черная колодезная бездна. Руки со звериными когтями багрового цвета. С краю от глубокой пропасти ежится мальчик, напоминающий призрака. Похожий… на родного брата Феликса. На того, кого Феликс ненавидел больше всего на свете. Даже больше Андриана. Марк. Это точно Марк. Да, очень-очень похож! На лице маленького Марка застыл ужас. Он смотрел прямо в глаза Феликса, хоть и был лишь частью картины.

Рассудок окутал туман. Что-то происходило, что-то потянуло в транс, и тело перестало слушаться указаний мозга. Феликс зашатался. В глазах потемнело.

***

Белый туман. Еле различимая фигура на лестнице. Серебряные перила. Человек в золотом костюме – с прорезью в шлеме для белых глаз, – спустился по ступенькам. Даже шесть его крыльев опечатаны золотом. Пространство за его спиной искажалось и вихрилось.

Феликс бросился навстречу.

– Я знаю! Знаю тебя! Но… – он почувствовал себя в бреду. – Кто ты?

– Неважно, – ответил незнакомец, опуская крылья на пол, подобно плащу.

– Я видел тебя! Но я… я не помню.

Феликс схватился за голову.

– Ты и не должен помнить. – Тяжелыми ладонями существо взяло его за плечи, Феликс почувствовал исходящий от странного мужчины жар. – Что бы ни случилось, не убивай себя, понял? Иначе никогда не вернешься. Обещай мне!

– Бессмыслица. Объясните! Что со мной происходит? Что я такое?

– Я хочу взять с тебя обещание, не более. Небо затянуто облаками, за которыми скрыта твоя истинная природа. Помни: путь ко мне – единственное, что имеет значение.

– Кто ты такой?

– Обещай.

– Умоляю! Я должен знать, что мне делать!

– Жить. Дай слово, что будешь жить.

Существо загорелось белым пламенем и взорвалось.

***

Вечером парочка гуляла по городу. В пять часов Андриан попрощался с Марлин и двинулся по набережной, где отовсюду доносились звуки веселья: люди наслаждались вечером пятницы.

Сквозь шум музыки прорвался звук резкого торможения. На бешеной скорости в сторону парня летел красный седан. Феликсу показалось, что машина идет на таран, но в последний момент седан свернул и затормозил, перекрыв Андриану путь на тротуаре.

– Садись! Сейчас же! – раздался женский вопль из окна.

Андриан замешкался.

– Я сказала живо! – снова завопила незнакомка.

Оглянувшись, парень сел в автомобиль с таким видом, точно его везут на каторгу.

Закатное солнце окрасило дома и деревья в плавленое золото, когда таинственный водитель привез Андриана к богатому коттеджу в пригороде. Из автомобиля вышла симпатичная девушка. Длинные черные волосы, дерзкий взгляд и ямочки на щеках; в облегающих лосинах, сапогах на высоком каблуке и в красном трикотажном кардигане со жгутами.

Феликс подумал, что вряд ли это сестра убийцы. Тогда кто? Его девушка?

Она поднялась на террасу, затаскивая Андриана следом. Под их ногами шелестели сухие листья. Перед входом в дом парень резко остановился и с отстраненным лицом начал сопротивляться грозной девчонке.

– Прошу тебя, Кира. Я достаточно выслушал в машине, – пробурчал Андриан и отвернулся. – Многократно пожалел, что вообще согласился сесть. Ты ведешь себя, как ребенок.

– Да! Я настоящая идиотка! – подняла крик Кира. – Просила отца не трогать тебя, умоляла оставить в покое, простить! И как ты мне отплатил?!

– Единственным правильным решением, – ответил Андриан, заключая ее ладони в свои. – Исчез из твоей жизни.

Глаза Киры заполыхали. Выдернув руки, она отпрянула.

– Ты лжец! Лжец! – взвыла она и пустилась в слезы. – Это она, да? Блондинка, с которой ты ошиваешься постоянно!

– Я и Марлин просто друзья, – запротестовал Андриан и потянулся к ней вновь, будто хотел обнять. – А с тобой в сложившейся ситуации мы не можем общаться. Ты сама знаешь! Кира, послушай меня. – Девушка оттолкнула его и закрыла лицо. Андриан обхватил ее плечи, заговорил нежным тембром: – Я ценю все, что ты для меня сделала. Но прошу… Забудь обо мне, найди хорошего мужчину и…

Закончить фразу Андриан не успел. Кира развернулась и влепила парню звонкую пощечину. Да так, что щека у него зарделась, как багряное солнце, пронизывающее листву.

– Ты не можешь так поступить! – заголосила она. – Я люблю тебя, как никто другой. Ты должен быть со мной! Должен!

– Прости, – произнес парень, покачивая головой. – Этого не будет.

Кира отступила на три шага. Ее рука нырнула за пояс под кардиганом, и в следующую секунду лоб Андриана целовало предсмертным дыханием дуло пистолета.

– Ненавижу тебя… – прошептала Кира, снимая предохранитель.

– Хочешь убить меня? – Андриан мягко улыбнулся. – Давай.

– Думаешь, я этого не сделаю? – всхлипнула Кира.

– Не знаю, дорогая. Но мне плевать.

– Гнев отца тебя пугает, а на смерть наплевать? – проговорила Кира, ее красные пухлые губы дрожали.

Парень лишь изредка моргал – без единой эмоции.

– Я не боюсь смерти, – спокойно выговорил он и усмехнулся, взялся за затвор и резко дернул его назад, отсоединив от пистолета, прокрутил и разжал пальцы. Затвор со стуком упал на террасу.

Андриан поцеловал девушку в лоб и спустился по ступенькам. Едва удерживая слезы, Кира швырнула ствол в клумбы, пока парень медленным шагом преодолевал двор – он остановился у ворот коттеджа. Оглянулся.

Кира упала на колени и зарыдала во весь голос: протяжным, горьким воем, настолько безудержным, что Андриан невольно побледнел и сглотнул. Феликсу показалось, что парень сейчас бросится к ней, станет успокаивать, но Андриан на мгновение зажмурился, вцепившись в ручку калитки, а затем поспешно покинул место, где обратил любовь девушки в прах.

***

Марлин решила пообедать дома на террасе. Андриан растянулся на дугообразном диване, а девушка села рядом: среди разноцветных подушек.

Они открыли бутылку вина. Феликс пришел в недоумение. С каких пор невеста пьет в будние дни? Да еще и в обед. Совсем спилась?

– Последнее время мне было настолько одиноко, что вечерами я рассказывала сказки бродячей кошке.

– Странно слышать от такой девушки, что она одинока, – чарующе улыбнулся парень и отсалютовал бокалом.

– От какой… такой?

– Интересной, – кивнул Андриан. С каждым словом он подавался вперед, всматриваясь в блестящие серые радужки: – красивой… проницательной… слегка безрассудной… и знаешь что? Первый раз говорю с девушкой, как с близким другом.

– Тогда давай выпьем за дружбу. – Марлин сделала глоток вина. – Одиночество сводит с ума. А еще… я рада, что ты прислушиваешься к моему мнению.

– Жених тебя не слушал?

– На любой мой аргумент следовала фраза: «Кто тебе это внушил?» – сказала она, изображая деловой тон Феликса. – Мне кажется, он даже не предполагал, что у меня могут быть самостоятельно сформированные мысли.

– Видимо, жених считал тебя… м-м-м, как бы сказать… – после короткой паузы Андриан цокнул языком, – маленькой девочкой.

Марлин лучезарно рассмеялась.

– О да! Он не считал, что я еще молодая и глупая, а говорил напрямую. В лоб, – она весело ткнула пальцем между бровей Андриана.

Они со звоном чокнулись и одновременно осушили бокалы.

Феликс покоробился. Он никогда не задумывался над тем, что Марлин обижается на его слова. Казалось само собой разумеющимся, что она не смыслит в жизни, как он – взрослый, успешный мужчина. Что она могла знать в свои годы о том, как надо поступать? Он заботился о ней. Вот и все. Не нужно было ей думать о решении проблем. Да и работать тоже. Она хотела добиться чего-то, и он это уважал. Но, что для Марлин лучше – решал сам. И ее это устраивало. Устраивало, что он несет ответственность за них обоих и не дает повода усомниться в правильности его решений, и не любил, когда кто-то пытается поселить в голове невесты извращенные суждения.

Раздалось постукивание по стеклу.

Источником оказался зеленый попугай, который скреб клювом по окну.

Андриан подпрыгнул от неожиданности. Марлин захихикала:

– Крис завела попугая.

Птица перестала рваться сквозь невидимый барьер, шустро двинулась по подоконнику и вцепилась лапами в жердочку, торчащую, как кошачья когтеточка. Не горизонтально, а вертикально.

Попугай стал крутиться на ней, как на шесте, держась двумя лапками.

– Попугай-стриптизер – горе в семье, – хохотнул Андриан. – Кстати, ночные кошмары Крис еще преследуют?

Марлин побледнела.

– Да, – упавшим голосом протянула она. – И крики по ночам… каждый раз просыпается в холодном поту.

– Что ей снится?

– Говорит, что кошмары о монстрах, но… – Марлин прикусила губу. – Думаю, лжет.

Андриан с интересом наклонил голову набок.

– У детей такое бывает, – успокоил он и взял ее ладони. – Не говори мне, что ты в чем-то себя винишь.

– Зря я взялась за воспитание подростка, – проскулила Марлин, потупив серые глаза: в подавленном состоянии они напоминали набухшие небеса. Под стать сегодняшней погоде. – Крис всем видом показывает, что я ей не нужна. Конечно, она не скажет напрямую, но намеки могу заметить… И она права. Это мне всегда кто-то был нужен… это я всегда в ком-то нуждалась.

– Поверь, ты нужна Крис, – прошептал Андриан, понижая голос. Его пальцы двинулись вниз по ее скуле, спустились по шее. – И не только ей.

Щеки Марлин вспыхнули розовым цветом. Девушка медленно заправила за ухо выпавший из прически белый локон.

– Ты нужна мне, – продолжил Андриан, за талию притянул ее к себе и взял за подбородок, заставляя посмотреть в потемневшие от желания зеленые глаза. – К тому же… после нашей встречи мои ночи не обходятся без мыслей о тебе.

Марлин долго молчала, а потом потянулась к губам убийцы.

У Андриана забегал взгляд.

К изумлению Феликса, парень отстранился и свободной рукой прижал голову Марлин к своей груди. В недоумении девушка захлопала ресницами и нахмурила брови, пока Андриан поверх ее макушки устремил взгляд на сад.

Лицо его казалось обеспокоенным, словно внутри он борется сам с собой.

Небо вспорола бело-синяя молния, осветив чернильные пучки облаков. Под тяжестью воды оно будто опустилось.

По округе прокатился гром.

Феликс встрепенулся.

Капли посыпались с неба. С крыши полилась вода, омывая соты серого плитняка. Марлин молчаливо смотрела вдаль, но Андриан теперь смотрел лишь на нее. Она поправила непослушную прядь и кивком предложила отправиться в дом.

***

Черный автомобиль, кажется, следил за ним. Но Феликса волновала лишь невеста. Возможно, она мертва… а он… он ничего не может сделать. Ему даже в дом не попасть, черт возьми, в этом мерзком теле!

Грозовые облака уплыли. Длинные канавы заполнились и расплылись по дорогам, шлифуя побитый асфальт. Феликс смотрел на луну, когда услышал чей-то неудавшийся крик.

Он оглянулся.

Хозяин возгласа – Андриан.

В ночи было тяжело рассмотреть две темные фигуры, выбравшиеся из автомобиля. Но силуэт Андриана он узнал сразу. Фигуры схватили парня под руки и потащили следом.

Андриан замахал кулаками и вырвался, но один из таинственных незнакомцев ударил его лбом о серицитовый забор, украсив камень новым цветом – багрово-красным.

Феликс понял, что парню чем-то закрыли рот, а затем – грубо запихнули в машину.

***

Андриана доставили на старый склад далеко за городом, притащили в середину полуосвещенного зала и швырнули на пол.

В тусклом свете Феликс рассмотрел двух парней. Оба – высокие и громоздкие. Один: чернявый, кряжистый, с корявыми руками и густой порослью на подбородке – первым он и лягнул парня коленом в живот, когда тот снова попытался убежать. Андриан скорчился, но отвечать не стал, лишь поднялся на ноги. Однако Феликс заметил искру ярости в зеленых радужках.

Другой, с пепельными волосами, ударил Андриана по затылку старой доской, отчего парень опять упал на колени. С носа его заструилась кровь. Лицо уже было усеяно кровоподтеками и ссадинами. Он захлебывался и медленно моргал.

Феликс почувствовал, что не в силах смотреть на Андриана без жалости.

Странное ощущение…

Жалость к тому, кто тебя убил.

Андриан поднял голову и прищурился, когда из темного угла раздался смешок. Левый глаз его опух. Нижняя губа лопнула, и кровь текла с подбородка.

– А я думал, что только девчонки и кастраты боятся марать руки. Ты из каких будешь, Стасик?

– Считаешь себя остроумным, Котик?

Стас скорчил гримасу. Сухощавый, он напоминал поджарую скаковую лошадь с длинной черной гривой, собранной в хвост. Ровесник Андриана. Стоял и сверкал темно-синими кошачьими глазами в полумраке – почти фиолетовыми.

Феликсу лицо Стаса казалось знакомым, но он не мог вспомнить откуда.

– Я вернул все, что мог. Что тебе еще нужно?

– О нет, нет, нет. – Стас поцокал языком, сел на корточки, взял Андриана за клок волос на макушке и резко дернул, чтобы посмотреть в глаза. – Оказалось, что ты мне наврал, Андрик. Мог вернуть куда больше, но вздумал обмануть меня, не так ли?

– О чем ты? – с трудом выговорил Андриан.

– Скажи мне, Котик мой, что ты делал в усадьбе Ларского? Я слышал, ее хозяин мертв.

Феликс заметил, как бледный тон растекся по разбитому лицу.

– Я… Ларскому я тоже должен был денег, – взвешивая каждую букву, проговорил парень.

– В самом деле?

Стас стал расхаживать вокруг Андриана.

Феликса охватила лихорадка.

Денег? Никаких денег парень у меня не брал. Он боится за Марлин. Они думают… нет, этого еще не хватало!

– С каких пор должников зовут к себе домой чаи гонять? Что-то ты не договариваешь, красавчик, – Стас почесал губу, рассматривая Андриана, – хотя сейчас я бы тебя им не назвал. Зря его подпортили, парни. – Смех пролетел эхом по стенам склада. – Он у нас донжуан. Советую тебе не показываться подруге минимум пару недель. Авось она тебя и больше захочет, а? Считай, я оказываю тебе услугу.

Стас издал неприличный стон и вновь расхохотался. Андриан громко выругался, но очередной удар коленом под ребра заставил его замолчать.

– Как считаешь, Андрик, твоя подруга за тебя заплатит? – спросил Стас, и Андриан исступленно помотал головой в знак протеста. – А если мы твоей кровью напишем на стене ее дома какую-нибудь хрень? Что думаешь? Испугается?

– Откуда ей знать, что кровь моя? – ухмыльнулся Андриан.

Он устало смотрел в пол. Темно-русая щетина впитала алый цвет.

– Какой же ты тупой, – Стас оперся локтем о колено и взял парня за подбородок. – Мы напишем твое имя и потребуем оплаты, Котик. А, впрочем… Можно пойти и по другому пути. Ускорить процесс, так сказать. Может, девчонка будет дороже тебе, чем ты ей, а?

Феликс в ужасе попятился. Андриан вырвался из рук мужчин, низ лица его задрожал, а из горла раздался почти что рев:

– Не посмеешь!

Ой, дебил…

– Посмею. Но ты прав. Она мне не нужна. Лишний геморрой. Так что… будь добр, добудь еще денег отцу.

– Ты же в курсе, что у меня больше ни черта нет!

Андриан вскочил и заплевал Стаса кровью.

– Есть, Котик, есть. – Он лукаво ухмыльнулся и плавным движением обнял плечи Андриана. – Уже есть. – Одна рука Стаса обвилась вокруг шеи парня, а другую он выставил вперед, зачерпнув пальцами воздух. – Надо только протянуть свою ленивую культяпку – и взять!

Стас похлопал Андриана по спине и отправился к выходу, кинув через плечо пару слов:

– Ах да… привет тебе от Киры.

Когда Стас уехал, парня продолжили избивать. Феликсу стало дурно. Хотелось зажмуриться или велеть им перестать, но он мог лишь неподвижно смотреть на происходящее. Что-то внутри екало, заглушая другие чувства. Первый раз он ощутил вкус сочувствия к Андриану. И как такой человек мог испортить ему жизнь?

И главное – за что?

Теперь испортит жизнь не только мне, но и Марлин!

Андриан потерял сознание. Его выволокли наружу и оставили на окраине города. Седьмой час он лежал на влажной траве. Феликс подумал, что скорее случится Второе Пришествие Иисуса, чем Андриану кто-нибудь поможет.

***

Взошло пять лун, прежде чем Феликс отыскал палату, в которую определили Андриана, после того как к утру его – окоченевшего и избитого – заметил мотоциклист и вызвал скорую.

Парень лежал в одной из палат на третьем этаже больницы. И всякий раз, когда Феликс наведывался к окну убийцы, тот оставался в объятьях беспробудного сна. Случайность?

Разговор двух медсестер, то и дело обсуждающих, каким красавцем был этот русый парень (будто он уже мертв), отодвинул щеколду правды.

Андриан в коме.

Не удивительно. На нем живого места нет – сплошные ссадины и синяки от побоев. Никогда Феликс еще не испытывал жалости к маньякам. Но сейчас… не верил, что именно этот человек его убил. Вдруг это была не его идея? Парень должен денег. Это и есть причина? Ему заплатили за убийство?

Он размышлял и размышлял, перебирал сотни вариантов, за что Андриан мог его ненавидеть. В мозгах образовался гигантский сгусток вопросов. И ни одного полноценного ответа.

Когда Феликс уставал от океана собственных мыслей, он отправлялся к Марлин. Невеста была опечалена исчезновением нового друга. Сказать, что Андриан впал в кому, ей никто не мог. И прекрасно. Пожалуй, Марлин слишком сильно прониклась чувствами к этому парню.

Хватит с нее убитого жениха.

Спустя неделю, прохладной воскресной ночью, Феликс снова прилетел посмотреть на дела Андриана. Окно оказалось открыто, в помещении никого не было, и Феликс осторожно забрался внутрь. В палате пахло лекарствами. И унынием. Белый свет лампочки то и дело дрожал, заставляя рождаться и умирать одинокую тень Феликса.

Из носа Андриана выходили две дыхательные трубки. Голова повисла чуть набок.

Неприятная картина… Я хотел его смерти. Почти год. Мечтал об этом! А теперь сомневаюсь? Еще месяц назад я бы лично перерезал Андриану горло, имея хоть одну возможность! Что изменилось?

Феликс вздрогнул.

Он услышал странный звук: словно гул из медных труб. Обернулся, но никого не увидел. Затем в его голове раздался чужой голос:

«Пора».

Феликс резко посмотрел на Андриана, но тот не просыпался.

«Отлично, – подумал Феликс, – осталось только сойти с ума».

Голос захрипел вновь:

«Феликс… не сопротивляйся».

Несколько взглядов на дверь, на блеклое освещение, на пустое кресло. Может ли в нем кто-то сейчас сидеть? Свет снова заморгал в такт ударам пульса. Феликс поймал себя на мысли, что боится.

Но чего?

Голубые шторы хлопали по стеклам, пропуская уличный свет фонарей. Свет больше не моргал – он был мертв. Стены, пропитанные тьмой, сузились. Невыносимое давление черного цвета.

Феликс сглотнул и осознал, что почти не отдает себе отчета в происходящем, фантазия мешает логике, уничтожает все доводы странными теориями о нечисти, и эти мысли текут беспрерывными потоками куда-то в пустоту.

«Страх – дитя воображения».

Что-то старательно пытается затянуть во мрак.

Нужно бежать… бежать, как можно быстрее!

Со стороны пустого кресла раздается гортанная песнь – она всегда приходит. Перед концом и началом.

Глава 5. Феликс. Планета Кинви́н

Словно младенец во чреве матери, галактики

плавают в океане темной материи, который

в Вапланде называют – Гарбходака. Благодаря

темной материи, души возвращаются в Обитель

после смерти, а галактики развиваются.

Благодаря ей – существует сама жизнь…

«Последний танец Вселенной»

Лиситис, Старейшина Трибунала

Слова не порождали и самого тихого звука. Голос пропал. Пространство раскачивалось. Феликс не дышал: воздух тоже исчез, как и больница, солнце, холод или усталость, сам разум покинул его и, казалось, мыслями управляет некто иной.

Феликс попытался вспомнить, кто он и что здесь делает, но мозг по-прежнему не поддавался. Тело плыло вместе с дрейфующими вибрациями. А это тело? Нет же… никакое это не тело. Оно часть всего, что существует.

Потоки… такие быстрые, разные, мощные – они кружат вокруг, касаются огнем и пронзительным холодом.

Соберись, Феликс…

Время – оно существует? Секунды не идут. Сердце не бьется…

Феликс… Кто такой Феликс?

Пространство закружилось, как мощный торнадо. Мир погас. Но в следующее мгновение Феликс открыл глаза и возродился вновь.

– Наконец-то! – прозвучал громкий голос неподалеку.

Феликс обернулся.

Платиновый блондин возбужденно улыбался ему. Глаза незнакомца искрились чарующим зеленым пламенем. Одежда переливалась – фисташковое стекло, местами исчерченное бронзовыми линиями, – а из головы выходило шесть каменных полуметровых рогов.

«Шлем», – понял Феликс, присматриваясь. Рога, напоминающие черные лапы краба, соединялись на уровне висков узкой тяжелой маской, оставляя вырезы для глаз.

Пустота отступила. Рассеялась, будто плотный утренний туман. Пряный воздух. Изумрудный лес. Водопады. В ярких лучах солнца блестели и стрекотали крошечные насекомые. Ступни утонули в мокрой траве.

После длительного молчания Феликс обрел голос и воскликнул:

– Что происходит?

– Кое-кто очень хочет тебя видеть, – объяснил блондин.

Феликс выставил трясущиеся ладони перед собой.

Левая рука скользнула в темно-каштановые мягкие волосы на макушке, по гладкому подбородку, затем Феликс дотронулся до правой руки. На плечах черное длинное пальто – то самое, в котором он погиб.

– Я снова человек… – пробормотал Феликс, не веря тому, что говорит.

– А… не совсем… Ты дух, – процедил блондин. Повернувшись, причудливый мужчина устремил взгляд вдаль. Волосы его ниспадали длинной белой косой из-под шлема, за спиной резвился и шелестел черный плащ. – Просто это единственное прошлое воплощение человека, которое ты помнишь.

«Прошлое воплощение…» – просвистело в голове Феликса.

– Можешь звать меня Гламенти́л, – бросил мужчина через плечо волчьим голосом: зычным и гортанным. – Или Глэм.

Они стояли под сенью двух огромных дубов, переплетенных пышными верхними ветками, которые образовали зеленую арку. Феликс не успел увернуться от пухлого желудя, который упал с хрустнувшего сучка. Плод прошел тело насквозь и укатился в бурьян.

На верхних ступенях водопадов расположился город с каменными замками – каждый коронован сферической медной крышей. Разве на Земле есть такие места? Это было бы новым чудом света. Восхитительное сооружение!

Успокоившись, Феликс уставился на Гламентила. Постарался говорить громче, так как звон воды и щебетание птиц создавали скорее какофонию, чем приятную мелодию.

– Кто меня ждет? – спросил он и тут же опомнился. – Я умер?

– Нет.

– Это не загробный мир?

– Нет никакого загробного мира, Феликс. Есть разные формы существования. Твое земное тело еще живое. Просто тебя в нем нет.

Глэм подмигнул с озорным огоньком в лице и протянул ладонь.

Феликс не поторопился отвечать тем же.

«Мое тело давно мертво», – подумал он.

– Что за место?

– Одна из моих любимых планет манров – Кинвин. Тут красиво, – сказал Гламентил, и, заметив недоумение Феликса, добавил: – Нет времени объяснять. Долго здесь оставаться не сможешь. Дай руку.

Феликс застыл воском свечи, в сомненьях не желая касаться странного незнакомца. Жизнь научила оставаться спокойным и подозрительным даже в такой абсурдной ситуации. Он решил, что это сон. Довольно реалистичный…

– Почему я должен тебе верить?

Гламентил приблизился вплотную. На бесцветных губах застыла усмешка, но в остальном из его эмоций ничего не просачивалось, что до истерики раздражало. Феликс всматривался в каждую линию и борозду на лице блондина, желая уличить во лжи.

– Я не враг. Поверь… Знаю, ты думаешь, что спишь. Твое тело действительно спит без сознания, а ты здесь. Дай руку!

Феликс поежился, но затем – в нахлынувшей решимости – подчинился.

Как только пальцы коснулись Глэма: замок, деревья, водопады – исчезли. Феликса затянуло в черный водоворот. В глазах все взорвалось туманными кругами, но через пару секунд перед ним распростерлись прозрачные воды озера. Феликс упал на деревянный помост, заросший камышом и сорняковой травой.

Гламентил исчез, но Феликс остался не один…

Глава 6. Феликс. Земля. Астральный этаж

Кто не понял своего прошлого,

вынужден пережить его снова.

Будда

– Не может быть… Этого просто не может быть! – заорал Феликс.

Парень, сидевший в конце помоста, повернул голову.

Около минуты Феликс не мог пошевелиться. Он ждал этого момента бесконечное количество времени и теперь не знал, что сказать.

Я мог бы заорать, что ненавижу его, что он испортил мне жизнь, что он хочет угробить жизнь Марлин, но какой в этом смысл? Нет, это не то, что я хочу сказать. Этого недостаточно. Это не то! Что вообще можно сказать человеку, который забрал у тебя все?!

Больше года Феликс следил за жизнью парня. Любому действию придавал гадкий подтекст, ведь этот человек не может быть хорошим, но теперь – сомневался абсолютно во всем.

Что, если Андриан ненавидел меня сильнее, чем я его? Если это так… Огнем огонь не тушат.

– Зачем? – убитым голосом выдавил из себя Феликс.

Лицо Андриана стало непроницаемым, он облизнул пересохшие губы и тихо выговорил:

– Я ждал тебя.

– Зачем? – повторил Феликс сквозь зубы.

Андриан медленно побрел в его сторону. Деревянные доски помоста поскрипывали от ветра.

– Чтобы поговорить.

– Я не об этом спрашиваю! – закричал Феликс так громко, что из деревьев взмыли испуганные птицы.

Пальцы задрожали и сжались в кулаки.

Андриан остановился в метре от Феликса, нахмурился.

– Идем, Фел.

Он говорил так непринужденно, будто они старые друзья. Феликс схватил парня за шиворот. Пальцы въелись в шерсть черного пальто, но Андриан сжал губы и показал ладони, заявляя, что не опасен.

Феликс растерялся – разжал кулаки.

Андриан отпрянул и махнул головой, давая понять, что нужно следовать за ним. Но у Феликса разъедало мозг от подобного поведения. Парень считает, что имеет право разговаривать с ним? Вот так просто? Уму непостижимо!

Сухие опавшие листья под ногами не трескались и не шуршали. Синяки, ссадины на коже Андриана, разбитая губа, покрытая коркой подсохшей крови – они растворились. Он здоров, а Феликс снова человек. Или что? Что он такое?

Мы оба ни живы, ни мертвы. И мало того… Андриан сам вызвался встретиться! Это шутка такая?

Пока Феликс рассуждал, они брели по осеннему саду. Березы, красно-желтые сосны, тополи – деревья смотрели на Феликса свысока. Царственные. Могучие. Теплый ветер покачивал их ветви, и возникало впечатление, что они сплетничают и смеются над гостями.

Андриан сел у двуствольного клена – непозволительно уникального. Дерево танцевало.

Два ствола изогнулись в причудливых позах, кружились, как партнеры в танго. Один загибался к земле овалом, образуя полукольцо, другой, извиваясь, стремился вверх, протягивая к небесам руки.

Парень задумчиво смотрел на оставленный кем-то тлеющий костер. Солнце уже касалось земли и озолотило лучами округу, проявило рыжину на его русых волосах.

– Сядь, Фел, прошу тебя. – Андриан выглядел усталым и ждал, пока Феликс приземлится по другую сторону костра. – Я представляю, сколько у тебя вопросов.

– Нет. Не представляешь. И ты не ответил даже на один-единственный!

– Я не знаю, с чего начать. Ты ведь столько мог накрутить себе о причине моего поступка. – Андриан поджал одну ногу к подбородку и задергал пуговицу на пальто. – У человеческого воображения нет границ.

Феликс резко подскочил.

– Что ты хочешь от Марлин? Отвечай.

Парень охнул и шлепнулся лбом о колено.

– Я… не должен был я с ней знакомиться. Не должен… – Он оперся спиной о дерево, скрестив руки на груди. – Я просто хотел узнать у нее…

Парень замешкался. Феликсу показалось, что зеленые глаза под длинными коричневыми ресницами совсем ничего не видят перед собой – мертвые и пустые, они лихорадочно бегали по холодной земле.

– Узнать о чем? Где лучше ее зарезать?

– Нет! – Андриан в обиде открыл рот. – Я хотел поговорить с ней и только, но… увлекся. Прости.

– Поговорить? О чем?

– О тебе.

– Зачем?

– А если бы ты убил человека, то не захотел бы узнать, какой он был?

– Стоп… – На Феликса накатила безумная мысль, которую он мечтал срочно опровергнуть. – Ты хочешь сказать, что меня не знаешь? Не знаешь, кто я? Андриан, за что ты меня убил?! Отвечай!

– Я не знаю. – Лицо парня покрылось белыми пятнами. – Феликс, я не знаю, правда…

– Ты не помнишь? У тебя отшибло память после мордобоя на складе, или что?

– Нет! Когда я в тебя выстрелил, я… не знал, зачем это сделал. Лишь чувствовал. Чувствовал, что ненавижу тебя. Даже словами не передать, с какой всепоглощающей одержимостью я желал убить тебя.

– Людей ненавидит по какой-то причине! — Господи, мы два духа, вышедшие из тел, видевшие черт знает что, но этот мерзавец все равно не признается! Чего ему бояться? – Андриан, скажи мне правду. Я живу в теле… – Феликс очень громко и похабно высказался, прежде чем продолжил: – грача. И все из-за тебя! Я ничего не могу тебе сделать, так скажи правду!

– Грача? – удивился парень. – Это… птицы, похожие на ворон?

– Да, мать твою, грача!

– Но… как это?

– Отвечай на мои вопросы, скотина!

– Феликс, твои глаза смотрят, но не видят. Я сказал тебе правду. Клянусь!

– Чего стоит клятва убийцы?

– Я знал людей и похуже. Кто сознательно убивает других, глазом не поведя.

– Ты не представляешь, каких людей знал и судил – я! Сначала так и подумал, что ты недомерок, решивший мне отомстить. Но теперь я вижу, что ты просто псих! – Феликс залился истерическим смехом. – Псих! Меня убил псих! Какая идиотская смерть!

Парень с опечаленным видом наблюдал за впавшим в бешенство Феликсом и крепко сжимал руки на груди.

– Ты прав. Может, я и псих. Только не называй и себя благодетелем. Мы все – то еще… дерьмо. – Андриан задумался. – Но прости за Марлин. Я виноват. Понимаешь… она не похожа на остальных, и я не смог устоять перед возможностью познакомиться ближе с ней и твоей жизнью. Мне стало легче. Видения ушли.

При упоминании Марлин Феликс хотел броситься на парня, словно овчарка на наглого кота, но насторожился, услышав про видения.

– Какие еще видения?

– Которые заставили застрелить тебя.

– Ты что… издеваешься?

Феликс уже закипал белым ключом от ярости. Андриан же оставался холоднокровным и сдержанным, позволял себе усмехаться наглой лисьей улыбочкой. Исподлобья то и дело поглядывал на Феликса, но от его строгого взгляда юрко отворачивался и устремлялся куда-то вдаль.

– Андриан! – суровым и неукоснительным голосом закричал Феликс, когда парень очередной раз отвернулся. Он поднялся во весь рост над ним. – Ты решил встретиться со мной, и я это уважал, но теперь вижу, что ошибся. Какого черта ты сейчас делаешь?

– Пытаюсь поговорить с тобой.

Андриан нахмурился под укоризненным взглядом.

– Ты жалеешь себя и пытаешься оправдаться! Выдаешь все так, будто мое убийство – пустяк или чья-то шутка.

– Я виновен в разных грехах, но то, что произошло, не могу полностью возложить на свои плечи!

«Удивительно, как люди жаждут оправдать собственные грехи и найти вину жертвы в своем мерзком поступке», – подумал Феликс.

– Это сделал ты? Своими треклятыми руками?! Или кто-то другой нажимал на курок ствола, когда стрелял?

– Я! Но…

– Ты, – перебил Феликс. – Это сделал ты! Но сейчас ты смеешься мне в лицо!

– Это не так! – Андриана побагровел и окинул Феликса мятежным взглядом. – Я сожалею о том, что сделал. Но ты не понимаешь, ты…

Феликс резким взмахом ладони – с оттопыренными пальцами – велел парню замолчать.

– Может, и не помнишь. Могу поверить! Но ты зовешь меня на встречу. Сам! И вот я здесь. Но вместо того, чтобы покаяться, ведешь себя так, словно я кусок дерьма. Сидишь и оправдываешься! Ты, щенок, думаешь только о том, как бы себя пожалеть. Я бы мог даже простить тебя, если бы ты дал мне такой повод. Пару раз, когда следил за твоей жизнью, я утихал в ненависти. Но нет… Ты… просто ничтожество!

Андриан приуныл, а когда Феликс развернулся и собрался уходить, парень сорвался с места и окликнул его. Этот вопль показался таким истерзанным, что Феликс невольно обернулся.

– Ты прав! – убитым голосом вскричал Андриан. – Но я… я просто не надеялся, что такой человек, как ты, может простить такого, как я. Вот и не пытался.

Феликс усмехнулся, отвернувшись от парня, но когда лицо вновь обрело беспристрастное выражение – удостоил Андриана взглядом.

– Ты можешь попытаться.

– Я могу рассказать тебе, как было. Не хочу, чтобы ты меня прощал, поэтому и не вымаливаю прощения.

Подозрительное заявление. Не потому ли, что после их разговора парень собирается приударить за Марлин? Думает, совесть меньше терзать будет?

– Ты упоминал видения…

Андриан тоскливо покачал головой.

– Я, правда, сумасшедший. С детства мучился от галлюцинаций, которые вспыхивают, как горячка, и сжимают сознание в стальные тиски. Я не смог от этого избавиться, а в тот день не смог и контролировать. Единственное, что я могу сделать – это рассказать тебе о том паршивом дне.

Глава 7. Андриан. Тринадцать месяцев назад

Лучшее знание – это незнание о том,

что ты что-то знаешь…

Лао-цзы, философ

Задние колеса автомобиля занесло на повороте. Андриан услышал собственные удары сердца. Адреналин. Мимолетное предчувствие смерти – и гормон уже мчится густым потоком по венам. Привычный аффект…

Стрелка на спидометре прогнулась. Ветер, скользящий в окна, обдал запахом мокрой трассы. Машина рассекала воздух со скоростью пули. Стас Ви́льфанд остался далеко позади.

Победа в очередном сумасбродстве – за Андрианом. Он приехал первым. Только вот зря. Промаялся несколько часов, фальшиво и жизнерадостно улыбаясь гостям своего непутевого друга, который прибыл на вечеринку гораздо позже – за рулем нового бентли бентайга. Хотя выезжали они вместе, друг, похоже, сбился с курса и устремился в неком ином направлении. С чего бы еще он оказался не на своей машине, а на отцовской?

А может, дело в пафосе. Вечеринка закрытая. Присутствовать будут не последние люди в их кругах. Вот Стас и выпендривается. Андриан же очередной раз неплохо заработает, ведь заранее отправил сюда своих «сотрудниц».

Стас устраивал подобные гулянки часто, так что Андриан получал навара больше, чем хотел.

– А вот и мой Андрик, – с озорной усмешкой протянул Стас, захлопывая дверь автомобиля.

Голос у него медовый, гипнотический, а в лице ликующее самолюбование. Андриан заметил, что друг – при всей его театральной беззаботности – оглянулся: не испортил ли чего на машине? Кто бы сомневался. Больше всего на свете Стас боится своего властного отца.

Отец – единственный, кто словом способен его задеть. Стас нахальный и прыткий, но стоит бросить заветные: «Дан сказал» или «Дан решил», и бесконечные звуки, вылетающие изо рта друга, прекращаются. Ненадолго, правда.

Андриан и сам выражал при Дане высшую степень учтивости. Он находился в его кругах благодаря Стасу и ни для кого не тайна, что отец друга – один из высших авторитетов среди преступных группировок. Дан Вильфанд мог проявить к неприятелю не только силу, но и жестокую бездушность.

– Опаздываешь, – улыбнулся Андриан. – Все уже в дребадан пьяные, а ты только приехал.

– Когда я тебе расскажу, чем мы занимались, ты поменяешь мнение о моей пунктуальности, – заметил Стас и почти задушил Андриана в братских объятьях.

Перед входом они посмеялись над парой скабрезных шуточек, припасенных Стасом, и двинулись к гостям.

Благодаря толстым стенам заведения, на улицу не просачивались раскатистые волны музыки, и Андриана будто ударило по макушке кастрюлей, когда они вошли. Это здание строилось Даном так, чтобы не было слышно и самого истерического вопля. Разумеется – для своих целей.

Пройдя в зал, где по танцполу гуляли пятна радужных прожекторов, Андриан заворчал. Здесь музыка насиловала уши куда больнее.

Стас покатился со смеху, глядя на кислую физиономию Андриана, и отправился к диджею.

– Эй, тише сделай, имбецил! Мне барабанные перепонки еще дороги, а ты свои, я смотрю, выдрочил уже, – Стас дал парню подзатыльник, и тот живо убавил громкость.

Андриан лениво размяк на угловом диване из белой кожи. Вдохнул во всю силу груди. Зал пропах дымом кальянов и дорогими духами гостей. Затем Андриан повернул голову в сторону Лоры и Жанны. Хоть это и не настоящие их имена, здесь он называл их так, как они попросили. В его бизнес девочки вошли совсем недавно, и он предоставлял привычное понимание.

Хотелось просто откинуться и заснуть. Голова болела до рези. Однако ему нужно было следить и за тем, чтобы разгоряченные алкоголем мужчины не позволили себе лишнего, а точнее – не оплаченного. Андриан тщательно подбирал девушек. Знал достоинства и недостатки каждой, знал: какая черта выделяет ее среди остальных, чем девушка будет цеплять мужчин. Помогал увидеть и развить эту фишку самой эскортнице, создать что-то вроде бренда и ловить рыбу покрупнее. Как художник, он творил произведение искусства – женщину, будоражащую сознание потенциального клиента.

Приняв от блондинки два бокала, Стас игриво укусил ее за шею и направился к Андриану.

Пришлось отодвинуться, когда Стас непринужденно упал на диван, закинув ногу на спинку.

– Будешь так на меня падать, и все решат, что котиком ты называешь меня не в шутку.

– А ты думал, что в шутку? Столько лет? – Стас ударил себя по груди. – Да ты сейчас разбил мне сердце, сволочь! Я думал, что ты мечтаешь обо мне ночами, Котик, а ты… сучка ты… недоступная, – высказал друг и расхохотался, потягивая лонг-айленд. Андриан толкнул его в плечо. Стас остыл от смеха, затянулся мятным кальяном и, выпуская носом сладкий дым, продолжил: – А ты с вон той малышкой не спал?

Взгляда друга удостоилась рыженькая Жанна со вздернутым носом. Андриан был не удивлен, что Стас обратил внимание именно на нее. Девушка хороша. Сиреневое платье аппетитно скользило по женственным изгибам ее тела, а глаза искрились азартом.

У них похожий вкус на женщин. Хотя с возрастом Андриану стало казаться, что сексуальная сторона жизни потеряла для него интерес. Он обвинял в этом специфику работы и свой утонченный вкус.

Редко какой девушке удавалось «задеть» его.

– Я с ними не сплю, ты же знаешь, – тонко улыбнулся Андриан.

Перед глазами мелькнула секундная вспышка.

Мозг вдруг отключился…

«Судья», – пронеслось многоголосье в голове Андриана.

– О, Андрик, – послышался мелодичный голос Стаса, – хороший торгаш пробует свой товар.

Андриан тряхнул головой, возвращая себя из помутнений разума.

Опять галлюцинации… они стали появляться чаще. Видимо, не стоит пить.

Он поставил рюмку с текилой на столик.

– Давай выкладывай, стоит внимание на этой лисе заострять, или посоветуешь кого поинтереснее? – продолжил Стас.

– Я тебе что… ведущий программы «Давай переспим»? Выбирай, кого хочешь. А там уже посмотришь, согласится или нет. Это эскортница, а не проститутка.

– Тем интереснее. Я доверяю твоему вкусу.

– Ой, иди к черту.

– Да ладно тебе. Я так погряз в делах, что не до девок было. Придется отработать этот пробел. И не делай такое лицо! Ты же мужчина, твою мать. Столько баб сохнет по твоей смазливой морде, а ты штаны узлом от них завязал.

– С чего ты взял? – расхохотался Андриан. – Я ценю качество, да и только. К женщинам это тоже относится.

– Да? И кому последний раз бюстгальтер расстегивал?

– Сестре твоей.

Стас поперхнулся новой порцией алкоголя и запустил в друга рюмкой, пока Андриан катался со смеху, особенно учитывая тот факт, что это правда.

Большинство гостей танцевало. Кто-то сидел с девочками в бордовых шатрах по краям затемненного зала, подсвеченного лазерными лучами.

Стас притоптывал ногой в такт музыке.

Странно, что он до сих пор сидел на диване. Друг – звезда танцпола. Поддатый или трезвый, Стас проявлял себя одинаково. Сейчас же он какой-то сдержанный и безучастный.

Андриана это напрягало.

– Ты такой отрешенный сегодня… Что случилось?

– Отец дельце одно подсунул. – Стас сел поближе, склонился и вполголоса начал бормотать: – В тачке, на которой я приехал, утрамбовано целое состояние дури. Килограмм пятнадцать, Андрик. Три тысячи за грамм.

На этот раз – поперхнулся Андриан. Друг всегда был безответственным, но подобное уже выходит за все допустимые рамки.

Сказать Стасу, что он дебил? Додумался же… оставить в автомобиле и пойти развлекаться. Я и машину такую бы побоялся оставлять во дворе!

Выдохнув, чтобы от злости не дать другу пинка, Андриан запричитал:

– Может, тогда тебе поднять зад и довести все до места назначения, а не сидеть бухать?

– Спокойно, Котик. Так мило, что ты за меня переживаешь, – протяжным издевательским тоном сказал Стас, – я растроган. Видишь? Слеза бежит. Только вот это и есть место назначения. Скоро приедут люди, которым все надо передать. А пока, думаю, очковать нечего. Здесь наши ребята. Тем более, кроме меня и тебя – никто ничего не знает. Расслабься!

Спрашивать, какую именно роль сыграл в этом деле друг, Андриан не стал. Дела Вильфандов его не должны касаться.

Отец Стаса занимался как легальным бизнесом, так и… не очень.

Не Андриану судить, учитывая то, что он сам зависит от Дана. Стасу тоже не нравятся подобные авантюры и свои «подвиги» друг топит в алкоголе, девушках и веселье. Чувство вины ли гложет? Вряд ли. Скорее Стас не хочет быть рабом отца, но выбора у них обоих маловато. А Стасу выбирать не положено. Ему приходится делать все, что Дан потребует.

Друг поднял бокал.

– Выпьем за…

Дослушать восклицания Стаса не пришлось. Яркая вспышка – и реальность провалилась во мрак.

«Один из нас, – Андриан почувствовал, как озноб окутывает тело, ненавистные голоса возвращаются, что-то внутри содрогается и трепещет в агонии. – Сделка не может быть нарушена».

Словно в предсмертных судорогах, он попытался ухватиться за край реальности, но она ускользнула тающим куском льда из пальцев.

Изо рта вырывался истошный крик, но Андриан не выпускал его. Он еще ощущает свое тело. И хозяин в нем – он! Этой чуме его не одолеть, однако становилось безумно страшно.

Почему это происходит со мной?!

Темнота рассосалась. Перед ним снова предстал этот человек. Судья. Со строгим непроницаемым лицом.

Андриан встретил судью полгода назад и в тот день ощутил яростную силу своих галлюцинаций. Силу, что раздвигает горизонт сознания, а затем сужает его в непроницаемый туман и мрак, из которого шепчут голоса.

Она зовет. Требует подчиниться. И Андриан знал: нечто хочет, чтобы он отправился к судье.

Иногда он подчинялся. Следил за «врагом», а ведь даже не понимал: кто этот человек? Но как только судья приближался – в сердце разверзалась пучина пламени, разжигая всепоглощающую ненависть.

«Время… Он все испортит…» – слова превратились в унылое монотонное пение. – «Никто не должен знать».

– Эй, алле, что с тобой? – Андриан почувствовал толчок в плечо. Открыл глаза. У ближайшей барной стойки стоял Стас, прижимая привлекательно растрепанную Жанну. Друг что-то игриво шептал ей, пока девушка тихо хихикала.

– Я заснул, что ли?

Жанна запустила руки в длинные черные волосы Стаса, стянутые в хвост на затылке.

– Да, а я пытался объяснить моей лисичке, почему ты не носишь юбки. Ты как девчонка. Пару бокалов выпил и сдох.

– Готова поспорить, что я тебя перепью, – отозвалась Жанна. – Кстати, могу показать один фокус с шампанским… – Она прошептала остаток предложения ему в ухо, и Стас приоткрыл рот.

– Вот это я понимаю… талант.

Он свистнул и впился губами в девушку.

Андриан подпер руками голову. От висков до затылка череп трещал по швам. В горле пересохло. Он залпом осушил новый бокал с алкоголем. Горькая жидкость приятно прогрела, взорвалась в желудке, приводя в чувства.

Взгляд Андриана вернулся в сторону Стаса. Правда, у друга образовалось занятие поинтереснее.

Руки Стаса скользили по формам Жанны. Горячие поцелуи парочки становились все более пылкими, и промелькнула мысль, что Стас слишком увлекся. Когда друг засунул руку под сиреневое платье, Андриан решил его окликнуть.

Стас неохотно повернул голову.

Андриан поднялся с дивана, проверил ноги на устойчивость и подошел ближе к парочке.

– Иди развлекайся. Я сам посижу, – шепнул он у самого уха друга.

Музыка снова грохотала вовсю. Так, что стаканы дребезжали и позвякивали.

– Развлекаться мы будем вместе, – возразил Стас, шатаясь от количества выпитого, и ткнул пальцем в грудь Андриана.

В медовом голосе послышался упрек.

Девушка схватила Стаса за руку и потащила танцевать.

Андриан сделал шаг за ними и остолбенел. Поймал взгляд Киры, которая хищно поглядывала на него с лестницы: девушка поманила пальцем и поднялась на второй этаж.

Несколько минут подумав, Андриан залпом осушил рюмку, скривился от горького привкуса и поднялся, зная, что она ждет – и все же оторопел, когда Кира схватила за шиворот рубашки, едва он ступил в комнату, и припала с поцелуем.

Он почувствовал, как пальцы Киры расстегивают ремень на штанах.

– Не ожидал тебя здесь увидеть.

– Ты не отвечал на звонки, что оставалось? – сказала она, бросив скучающий взгляд.

– Я почти все время со Стасом, который, кстати говоря, внизу, и ты это прекрасно знаешь.

Да и не особо я хочу отвечать тебе…

Девушка закатила глаза и распустила гриву черных волос, откинула короткое синее платье, скрестила руки на груди, разрезая Андриана нахальным взглядом.

– Мой брат очень занят обществом шалав. А мне необходим ты, Андри. Сейчас!

С нетерпеливым стоном она прошлась горячим языком по ключицам Андриана и разодрала его рубашку, оторвав несколько пуговиц.

Запах ее, как всегда, отдавал бергамотом и мускусом.

Андриан смерил взглядом обнаженное женское тело. Глубоко вздохнул, сопротивляясь растущему возбуждению.

Кире недавно исполнилось девятнадцать, и выглядела она адски сексуально. Только вот желала не просто ночных развлечений, а того, что Андриан не в силах дать – любви. Нет, он способен кого-то любить. Но не за внешность. А невыносимый характер девушки – покруче характера ее брата Стаса. И чем чаще Андриан поддавался искушению, тем быстрее Кира протискивалась в его жизнь, тем глубже всасывалась под кожу укусом жадного клеща. Однако… сейчас он слишком мутно соображал, чтобы отказаться.

Заласкав губами ее грудь, Андриан приподнял девушку и посадил на комод. Кира обхватила его ногами, помогла стащить брюки и изогнулась, когда он проник в ее тело. Резко. До самого конца. Она закричала, и его рука заткнула рот с пухлыми губами, размазав по лицу красную помаду. Откинув голову, Андриан задвигался быстрыми рывками. Может, если он будет с ней груб, сама уйдет? Успокаивая дыхание, Андриан подумал, что надо попробовать. Хотя то, как он брал ее сейчас – ей явно понравилось.

Закончив с Кирой, Андриан вернулся вниз.

Стас пустился во все тяжкие. Все, что касалось игры на публику, он рьяно обожал: страстно танцевал, шалел от музыки и шума, параллельно успевал тискать девчонок.

Друг смеялся и балагурил, чему Андриан слегка завидовал.

Вскоре и сам вошел в раж. Несколько девушек окружили его и по очереди припадали в объятья. Он чувствовал, как тонкие пальцы скользят по телу, ныряют под рубашку.

Интересно, Кира уже ушла? Или сегодня его ожидает какая-нибудь сцена ревности?

Свет моргал разноцветными огнями. Под ногами гулял мятный дым. Алкоголь отключал мозг.

Вдруг показалось, что вокруг тонет не только пространство, но и время, оно колеблется и дрожит, как сломанная стрелка циферблата. Где-то глубоко в недрах – душа терзается настойчивым гостем… тенью прошлого. Андриан пошатнулся и, убрав руку Лоры с ширинки, непроизвольно поднес ладонь ко лбу.

«Августин!» – голос продолжал терзать, но теперь разносил голову выстрелом из снайперской винтовки.

Музыка слилась с воем голосов. Андриан уже не обращал внимания на страстно прижимающуюся к нему темноглазую Лору, на Стаса, прыгающего по барной стойке.

Голоса грозились разорвать голову неумолимым давлением. Гость внутри Андриана разошелся. И стало ясно: это должно прекратиться. Всего один раз… поддаться.

«Судья. – Голос стал плотнее, превратился в нечто зверское и сводил с ума. – Знает».

Андриан жадно схватил ртом воздух. Что-то разлилось по телу… Оно вырывается наружу. Пугающая уверенность, что он теряет рассудок, проникла в самые глухие закоулки мозга. Андриан наконец-то понял, что должен сделать.

Ноги медленно просеменили к дивану, где лежали вещи Стаса.

«Пистолет», – пронеслось в голове.

И он вытащил из черного кожаного портфеля друга – пистолет с магазином, вмещающим восемь патронов.

«Нужен лишь один».

Андриан нащупал в переднем кармане портфеля ключи от автомобиля. Сложил все обратно, схватил портфель и выбежал на улицу.

Андриан ехал по темным улицам, точно зная, куда направляется.

Феликс вернулся с работы поздно. Сегодня он тоже не поехал на своей машине. Он приехал на такси. Водитель остановился на углу дома. Феликс расплатился, пожелал доброй ночи и захлопнул заднюю дверь седана. Такси уехало. Судья остался один на улице.

Но это ощущение было ошибочным.

Андриан двинулся следом. Тихо и невидимо. Тенью во мраке. Было легко. Луну и звезды в ночном небе затянул непроницаемый облачный слой.

К телу прикасалась прохлада и сырость, и судья впереди Андриана то и дело закутывался покрепче в шерстяное пальто, ежась от холода.

Андриан окликнул его.

Раздался выстрел. Грудь Феликса окрасила кровь.

Судья упал так, чтобы увидеть лицо палача. Это лицо он запомнит навсегда – лицо человека, отнявшего его жизнь.

Андриан смотрел на мертвое тело судьи Феликса.

После оцепенения он вздрогнул и почувствовал сладкий ужас восторга. Андриан развернулся, добрался до автомобиля Стаса, завел двигатель и тронулся с места.

Он проехал мимо безжизненного тела Феликса, по десяткам глухих улиц, бульваров, проспектов. Сознание по-прежнему тонуло в мертвом сне.

Безотчетно он выжал педаль в пол.

Навстречу мчался грузовик, но Андриан лишь выжимал педаль сильнее. В последний момент – почти у самого капота встречной тяжелой машины – сообразил, что происходит и вывернул руль вправо.

Поздно…

Автомобиль пробил заграждение и вылетел с моста. Нырнул под кайму воды.

Переднее окно… оно открыто. Андриан следил из него за подъехавшим Феликсом, и сейчас это могло спасти жизнь ему самому.

Ледяная вода хлынула в салон, она бурлила и намеревалась слиться с легкими воедино. Андриан шел ко дну. Глубже и глубже… Смерть была готова принять его в свои руки, она ждала: терпеливо и сдержанно.

Салон доверху заполнился водой и первобытный, жестокий мрак въелся в глаза. Вода просочилась в нос, наполнила рот. Андриан чувствовал горьковатый болотный вкус. Вкус его гибели.

Сейчас или никогда.

Андриан нырнул в открытое окно автомобиля и яростно задергал ногами, руками.

Пришло чувство безнадежности. Он задыхался. Воздух закончился. Силы оставляли его.

Последние секунды… Он жил последние секунды, захлебываясь речной водой и моля о спасении.

И он вынырнул.

Вскоре Андриан стоял на берегу реки. Под проклятым мостом. Мокрые пряди русых волос прилипли к вискам и лбу, кожа посинела, а в груди бушевало раздирающее пламя.

Вскинув голову, он заметил человека, наблюдающего за ним с моста. Моргнул. И незнакомец исчез.

«Я умираю, – подумал Андриан. – Нет, не я… Моя жизнь и все, что мне было дорого».

Он осознал, что должен уходить – бежать, как можно быстрее, и не возвращаться.

Напоследок еще раз оглядел место захоронения прошлой жизни и почувствовал себя таким одиноким как никогда.

Глава 8. Стас. Тринадцать месяцев назад

Продолжать гневаться – все равно, что

схватить горячий уголь с намерением бросить

его в кого-нибудь. Обожжетесь именно вы.

Будда

Стас стоял посередине моста, облокотившись о каменную балюстраду.

Река раскинулась перед ним, словно матовое темно-синее стекло. Ни в одном ближайшем доме не горел свет и казалось, что все здания испуганно зажмурили глаза. Никто не желал разделить со Стасом его позор.

Несколько часов назад, когда «клиенты» подъехали за товаром, он обнаружил отсутствие как Андриана, так и отцовского автомобиля. Чуть позже – портфеля с пистолетом. Зачем другу его оружие, когда у него дома есть свое? Этот вопрос Стас задавал себе уже сотый раз, а на сто первый осознал, что просто хочет оправдать Андриана, иначе придется признать правду. И правда эта до боли омерзительна.

Его лучший друг – предатель!

Огромного труда стоило успокоить партнеров отца. Они таращились на Стаса, как на кусок грязи. Паршивее, чем сегодня, он никогда в жизни себя не чувствовал, но знал одно: скоро и не такое почувствует. Ведь отцу еще не доложили о случившемся.

Через час после пропажи машину, конечно, отыскали. Вон она. На дне треклятой реки!

Ребята поспешно прибыли ее вытаскивать. Не хватало, чтобы первыми это сделали легавые. Когда Стас понял, что автомобиль пропал, то не смог представить Андриана в качестве виновника, только вот камеры на фасаде здания, точно жгучим ударом кнута – открыли правду.

Андриан забрал его вещи, тачку и смылся. И не просто свалил, а будто хотел покончить жизнь самоубийством, прихватив за собой и спокойную жизнь Стаса. В машине его, впрочем, не оказалось, а значит, бывший друг еще жив. Жив и должен ответить за то дерьмо, которое предстоит Стасу разгребать.

Стас развернулся, сохраняя последнее достоинство, ибо скоро ему придется ползать перед отцом на коленях.

– Вот… сволочь! – прорычал Стас сквозь зубы на очередной сигнал автоответчика и с размаха запустил сотовый в реку.

Перед Стасом кинули дюжину кейсов, и вытекающая из них речная вода расползлась по столу. Какая-то детская наивность заставила потянуть руку к замкам, чтобы проверить положение дел наверняка.

И на что он надеялся? Товар угроблен.

Он зачерпнул несколько целых, но промокших марок и раздавил в кулаке. Затем так черно выбранился, что все вокруг растерянно переглянулись. Даже те, кто когда-то отсидел лет так десять.

За спиной раздался вопль. Стас закатил глаза и вскочил, перепрыгнув через стол.

– Заткнись! Ты думаешь, что тебя хотят здесь держать? – Он в ярости склонился над Жанной. – Я не хочу тебя здесь видеть, не хочу избивать и не хочу тебя вообще знать! Если ты не скажешь, где этот ушлепок, то я организую вам обоим встречу на том свете!

Должна же она хоть что-то знать! Кот сквозь землю провалился. Отец с меня три шкуры сдерет. Да какие три? Сто три! Мои дела хуже некуда!

«Ты позоришь мое имя», – сказал отец неделю назад. Он повторяет это разными словами (и не реже, чем раз в месяц), но смысл остается одним и тем же. Его сын – лузер.

Жанна бросилась Стасу в ноги и зарыдала. Крепко сжала его руку. Толку от нее, как от плохих актеров в шекспировской трагедии. Пока из девчонки пытались хоть что-то выбить, она визжала так, что охрипла. А остальные – оглохли.

Стас всегда ненавидел женские истерики. Большая сила воли требуется, чтобы не засомневаться, пока горячие ручьи текут из глаз девушки.

Особенно, если страдания выглядят искренними.

При таких эмоциональных картинах он видел мать. Его мать Виола была так красива, что отец спустя две недели знакомства женился на ней. Иногда Стас вспоминал ее густые черные волосы, оливковый цвет кожи, большие темно-синие глаза, которые теперь видел в отражении зеркала. Но вот «матерью» она была непутевой. То оставит сына в торговом центре, то накормит цветочным медом, на который у него аллергия. Однажды уронила в прорубь с ледяной водой.

Отец его, как человек беспощадно суровый, избил ее, потом и вовсе – выгнал из дома. До сих пор Стас помнит крупные слезы на ее щеках, помнит, как рыдания поднимали грудь матери.

Больше Стас ее не видел.

Он еще раз взглянул на Жанну. Стало жаль девушку. И все-таки он с презрением подумал… Нет… Он уверен! Уверен, что она специально отвлекала его, чтобы Андриан мог смыться.

– Хватит, – неожиданно для себя рявкнул Стас. Все изумленно посмотрели на него. Отлично! Сейчас люди отца решат, что он слюнтяй. – Она бы уже давно созналась. Видать, Андриан не вводил этих куриц в свои планы. Остальных выкиньте отсюда, а рыжую заприте. Ей я не верю. Сам позже навещу и вставлю по первое число.

«Хотя вряд ли у меня теперь на нее встанет», – подумал он, провожая Жанну взглядом.

– Дан Вильфанд прибыл. Ждет тебя в машине, – раздался тяжелый голос Ждахина. Стас узнавал его из тысячи. Этот человек – правая рука отца. Плечистый, хорошо сложенный мужчина с крупным квадратным лицом и ястребиными глазами.

– Что? Он здесь?!

Стас покрылся холодным потом.

Ясное дело, отцу уже доложили о позоре сына, но Стас надеялся, что Дан прилетит хотя бы не со скоростью астероида. Да, отец даром времени не теряет – упорен, когда дело касается его денег. Он найдет Андриана… живого или мертвого. Эта мысль приводила Стаса в ужас. Не хочет он смерти Андриана. Лично его найдет. Надо только убедить отца позволить ему разобраться самому.

Стас захлопнул дверь автомобиля.

Дан читал толстый документ, который отложил при виде сына. Они остались наедине. Помолчали. Ожидая приговора, Стас разглядывал отца. Каштановые волосы – серебряные на висках – зачесаны к затылку, черный костюм облегает широкие плечи.

– Не предполагал, что ты настолько великолепно справишься с заданием, – ухмыльнулся Дан. – Подумать только… Угробить не просто весь товар, но и мою машину заодно. Да еще и с помощью друга. Браво!

Он всмотрелся черными глазами в лицо сына.

– Я понимаю, как это выглядит, пап. Я сам в шоке! Кто мог предположить, чтобы Андри…

Дан прервал Стаса жестом поднятой руки.

– Ты ведешь себя, как маленькая девочка. Не желаю слышать. Виноват – ты. И надеюсь, сумеешь разобраться с Андрианом без моей помощи?

У Стаса пересохло в горле: такого он не ожидал.

– Конечно, я… Определенно. Пап, оставь его мне. И деньги я с него верну.

– Да? Знаешь, я много разговаривал с моими людьми о тебе.

Стас скривился, но постарался не показывать эмоций отцу.

Сплетничаешь обо мне со своими бугаями? Великолепно…

– Ты весь в мать. Разгульный, ленивый и мягкий. Не хочу, чтобы говорили, будто мой сын тряпка.

– Может, стоит найти другого сына? Этот явно не удался. – Слова вырвались сами. – Да, я не такой, как ты. И никогда не буду!

– И все же, ты мой сын. Потенциал у тебя намного больше, чем думаешь, но ведь ты его не используешь. Слушай… – Дан устало потер висок, а затем взял рядом стоящую прозрачную бутылку. – Вода в обычном жидком состоянии не представляет ощутимой угрозы, так?

– Если ты не посреди океана.

– Согласен. Мы сильны, когда нас много. Это тоже хороший пример. А теперь вернемся на сушу. Вода угрозы не представляет. Но… впусти она холод – станет смертельно опасной. Лед может быть твердым, как камень, и острым, как нож.

– Значит… – Стас скорчил саркастичную гримасу, указывая пальцем в сторону бутылки. – Хочешь, чтобы я типа… э-э-э… оледенел?

– Твои перспективы ниспосланы единицам. И как ты их используешь? Развлекаешься целыми днями, бухаешь, деградируешь. Собственные друзья тебя кидают на деньги и мешают с дерьмом.

Стас не придумал, что ответить. Но, хорошо зная отца, покорно склонил голову и скрестил руки на груди. Отец продолжил сам.

– Пора вводить тебя в дела. – Он сложил пальцы в замок. – По-другому ты ничему никогда не научишься. С этого дня будешь беспрекословно делать все, что я скажу. Понял? Со своим дружком разбирайся сам. Но помни! Я слежу за тобой и оцениваю все действия. – Опираясь о спинку бежевого кожаного салона, Дан снова взял в руки документы и указал сыну в сторону выхода. – Прочь!

Стас, не оглядываясь, вернулся в здание. Отец считает его тряпкой. Стас и так это знал, но все же… Что-то очередной раз больно кольнуло под сердце. Злость… Злость и обида.

«Слежу, оцениваю», – слова отца пронеслись тягучим эхом в голове.

Я словно денежный актив в злосчастном бизнесе. И отец считает, что этот актив не принесет успеха в конкурентной борьбе, что само мое рождение влечет катастрофические убытки.

Была ли когда-нибудь хоть малая эмоциональная связь между ним и отцом? Стас не мог вспомнить. Он фамильная собственность, за которой нужно присматривать, но собственность не спрашивают о желаниях и уж тем более не дают право решать свою принадлежность.

Стас хотел принадлежать лишь себе. Хотя весь смысл существования заключался в потакании желаниям отца.

Перспектива «входить» в дела не радовала. Скоро Дан станет решать за него: где быть, где гвоздить зад и в каких позах иметь девок – но последнее послушать из уст отца Стас не отказался бы. Адски любопытно. Ведь ни разу он не видел Дана с женщиной. А впрочем… Он в принципе отца редко видит.

Прожекторы в зале погасли. Осталось тусклое освещение. Глаза от такого света заломило, и Стас плюхнулся на диван с кучей бархатных подушек.

На столе возвышалась чья-то рюмка с недопитым виски, которую он осушил одним глотком. Сердце затрепетало от жгучей обиды: на отца, на Андриана… Отчасти – на себя, на свою бесхребетность. Хотелось выместить бешенство на ком-нибудь из окружающих.

Он поднялся на ноги. Пространство закувыркалось от выпитого.

Эти люди… все эти люди – против него. Люди отца. Не прошло и двух часов, как Дан был оповещен о провале своего безнадежного сына.

Горите адским огнем, твари!

Стас кинулся швырять в стену бокалы.

– Что делать с девчонкой? – грубый мужской голос прервал порыв истерики.

– Ты о чем?

– О Жанне. Ты же ее запер тут.

Он оставил вопрос без ответа, но всем и так было понятно, куда Стас сразу направился.

Жанну закрыли в гостевой комнате. Здесь стояли кресла, кофейный стол, пушистый ковер закрывал часть пола, на стенах – исполинские плакаты с изображением неведомой дребедени.

Эскортница поежилась в кресле при виде Стаса. Ему не понравилось, что Жанна смотрит таким равнодушным взглядом. Будто вовсе и не она полчаса назад падала в ноги.

– Ну что, обдумала свое положение? Может, хочешь уже что-то рассказать? Скажем, – Стас нетерпеливо цокнул языком, – где околачивается твой дружок? На квартире мои ребята его не нашли.

«Мои» ребята, ага, как же… Пора поправить шаткое положение в этой сфере.

– Ничего я не знаю о делах Андриана, – фыркнула Жанна с холодной учтивостью. – И он мне не дружок! Он…

Девушка не закончила фразу. Сначала она побледнела, но затем ее щеки обагрились румянцем.

– Твой сутенер?

Стас рассмеялся.

– Нет! – Жанна обиженно поджала губы.

– То есть ты вольная птица? Вольная эскортница? – Стас подошел к девушке и поднял ее на ноги, потянув за белоснежную руку.

В ее глазах промелькнула тень страха, что доставило странное удовольствие. Стас нашел это занятным. Жанна попятилась.

«Вот с таким взглядом ты и должна была меня встречать», – подумал он и схватил ее за тыльную сторону шеи.

Девушка отстранилась, однако он мгновенно вцепился в рыжие волосы. Пальцы другой руки скользнули под сиреневое платье – обхватили грудь.

Он прижал Жанну к себе. Припал ртом к гладкой шее. На коже остался след от его похоти, но девушка не издала и звука.

Жестко обхватывая рукой тонкую шею, Стас силой опустил Жанну на колени и стал расстегивать ширинку на штанах.

– Не надо, – выговорила девушка и вцепилась в руку. – Я и так сделаю, что скажешь.

Тон ее заставил остановиться. Стас оттолкнул Жанну к стене. Такая покорность претила.

Какого черта? Только что она была в ужасе, а теперь сама не против стянуть с меня штаны?

– Убирайся отсюда, – гаркнул Стас, сверкнув на Жанну глазами. – Живо!

Девушка заторможено покинула его. Придется вымещать злость на ком-то другом. Он упал в кресло и с досадой закатил глаза.

Где? Где может быть Андриан? Ни одна шалава не сравнится с удовольствием набить другу морду.

Стас схватил серебряную табакерку с кофейного стола и запустил в дверь, вкладывая в этот бросок скопившийся в жилах яд ненависти. От звона, грохота и вида, разлетевшихся по комнате, окурков – зверь внутри приятно замурчал. Но вскоре обезумел. Потребовал новых приступов буйства.

Он схватил картину со стены и разломал о колено.

– Развлекаешься? – протянул голос за спиной.

Стас узнал Ильдара Ждахина.

– Почему ты еще здесь? Разве тебе не нужно зад отцу прикрывать?

– Сегодня его зад во мне не нуждается. Чего не скажешь о твоем.

Ждахин закрыл дверь и опустился увесистым телом в кресло, которое протяжно заскрипело, точно вот-вот порвется обивка.

– Это мне решать, – огрызнулся Стас. – Только не говори, что отец отправил тебя помочь.

– Я сам решил помочь.

– С каких пор ты спущен с поводка? – прыснул Стас и сел в кресло напротив. Одну ногу он непринужденно свесил с подлокотника.

Стас на дух не переносил, когда другие замечают в нем озабоченность какой-то проблемой, но держаться невозмутимо скверно дается в таком настроении. Раздражение просачивается из него, как воздух из дырки в надувном матрасе.

– Следи за языком, – грозно сдвинул брови Ильдар.

«А глаза-то как заискрились…» – радостно подумал Стас. Но отвечать еще одним колким словом не стал. Со Ждахиным шутки плохи. Дан частично доверяет ему воспитание своего никчемного сына, и Стас хорошо усвоил строгие уроки, которые друг отца несколько раз преподал.

– Я не нуждаюсь в твоей помощи. У меня все под контролем.

– Неужели? Тогда почему ты здесь вещи бьешь, как ревнивая истеричка?

– Меня друг предал! А я его больше десяти лет знаю! Думал, что знаю… – Стас почувствовал, как дрожат собственные губы, и на миг смолк. Никогда бы не подумал, что придется испытать такой камуфлет со стороны лучшего друга. Казалось, он сейчас расплачется. Прямо перед Ждахиным. – На чем хочу, на том злость и вымещаю, ясно?

– Будь ты мужиком, выместил бы ее на Андриане, – отпарировал Ильдар.

– Твою же… да не знаю я, где этот подонок!

– Мою мать попрошу не трогать, малыш. Я вот что думаю… Твой так называемый друг, возможно, стал другом кому-то еще.

– Кому, например?

«Конечно, вся планета вращается вокруг моего отца», – подумал Стас.

– У него много врагов. А враги Дана всегда будут и твоими врагами.

– Ты думаешь, Андриан переметнулся? Да он даже не участвует в наших делах. Абсурд.

– Я думаю, что наша крыса ехала к кому-то… конкретному. И попала в аварию. Вы ведь тут знатно накачались.

Уверенность, с которой Ильдар разжевывал свою точку зрения о причине предательства, заставляла сердце Стаса визжать.

– Нет. Андри, он… не мог он ничего подобного вытворить.

– Тогда бы разговора не было. Увы. Смотри правде в глаза.

– Я выбью из него правду. И она будет иная. Я знаю! – сказал Стас с уверенностью, которой не чувствовал.

– Наивный мальчик. Где же вы познакомились с ним? В притоне? Я уже и не помню, когда этот щенок стал появляться рядом с тобой.

– В школе, – отрезал Стас. – Мы знакомы с ним почти всю жизнь. Теперь понимаешь, почему я не верю?

– Запомни простую истину. Все – рано или поздно – предают, лгут и умирают. Вы учились в одном классе? Что-то не припомню.

– Нет. Он старше меня на год. В шестом классе мы с ребятами из школы праздновали Новый год у меня дома. Утром, когда все разошлись, я увидел Андриана под елкой. Бухого в хлам. Мой новогодний подарок, гребаный стыд, – говорил Стас, стараясь оставаться хладнокровный, тогда как уголок рта дергался на каждом слове. – Я его, помню, даже пнул пару раз. Потом оказалось, что у нас много общего.

– Романтично как, – потешился Ждахин.

– Эй, я тут типа душу изливаю тебе, – Стас начал расхаживать по комнате, нервно размахивая руками. – Смешно ему. Обхохочешься!

– Пыл убавь. Баба крикливая, смотреть противно. Бери себя в руки, и поехали, найдем крысеныша.

– Я неясно выразился? Не нуждаюсь в помощи!

Ждахин скривил губы, похожие на две толстые нитки. Стас решил, что Ильдар сейчас его треснет, но тот всего-навсего тягостно вздохнул.

– Хорошо. Но мое предложение останется в силе. Если в зад его снова станешь выцеловывать, то…

– Вон отсюда! Пошел вон!!!

Пронзительный вопль Стаса затянул в себя всю комнату: громовой, пропитанный яростью, казалось, что затрещали оконные стекла.

За ним – повисла тишина.

Ильдар остался неподвижен. Он молча и пристально рассматривал Стаса с ног до головы.

– Что за девчонка из комнаты выбежала перед моим приходом?

– Тебе-то какое дело? Понравилась? Шалашовка. Вот, кто она.

– Может, тебе стоит подумать о серьезных отношениях или… жениться?

– Мне всего двадцать три, алло!

– И что? Повзрослеешь. Возьмешь на себя ответственность. Это полезно и лучше, чем по шалавам таскаться.

Ждахин вынул из кармана сигареты, вальяжно откинулся в кресле и закурил.

– Не для меня, – фыркнул Стас, скрестив руки на груди. – Нет ничего приятнее, чем знать, что ты никому не должен, тем более бабе. Не мое это.

Стас скривился.

– Есть еще такое чувство, как любовь, – с легкой улыбкой проговорил Ильдар, стряхивая пепел сигареты. – Что ты о ней знаешь?

– Что она всем портит жизнь, – произнес Стас с раздражением. Ладони невольно нырнули в карманы.

– Я не жалею, что женился на Рене. Пятнадцать лет вместе.

И половину из этих лет она превращалась в копию тебя. Теперь тот еще грузовик. Этот ваш ястребиный взгляд, повадки, манера общения…

– Да, вы просто созданы друг для друга. Сразу и не поймешь, где ты, а где баба твоя, – буркнул Стас и демонстративно захлопнул за собой дверь в комнату.

На реакцию Ильдара – наплевать. Сегодня каждая псина жизни учит. Хорошо, что Андриан украл пистолет: будь он при Стасе, по картине позади уже бы сползало пятно крови – застрелиться и то легче, чем слушать наставления.

Единственный выход – пойти спать. Хоть соображать нормально стану.

Стас поднялся на второй этаж, закрыл на замок дверь в комнату и упал на диван, накрыв голову прохладной подушкой.

Андриан должен где-то ночевать. Может, удрал из города? Шмыгнул за границу? Или он хотя бы отчасти не виноват?

Стас хотел на это надеяться. Не мог лучший друг просто взять и предать. Стас отлично усвоил, что нельзя доверять людям, которые хоть раз предали, но Андриан – не из таких. А тут вдруг нож в спину воткнул…

Нет. Он бы так не поступил. Куда вероятнее: закинулся дурью и сбрендил. Ну, с кем не бывает? Тогда, если Андриан уже отошел… возможно, он решил подумать над тем, что сделал? Или испугался и спрятался?

Стас услышал отчетливый стук наручных часов. Они всегда такие громкие? Раньше спать не мешали, а сейчас стучат барабанной дробью по лбу. Скрипя зубами, Стас сдернул часы с руки и бросил в сторону окна. Раздался звон стекла. Стас перевернулся на другой бок и снова накрыл голову подушкой.

Куда Андриан отправился? Его квартира пуста, машина осталась здесь. Мог ли он уехать из города?

Вряд ли. В городе осталась его мать. Он бы не бросил ее. Матери друга Стас, само собой, позвонил. Люси спокойно подняла трубку и слишком искренне удивилась, узнав, что Андриан не с ним. Значит, не в курсе ситуации. Друг не сбега́л, ничего не продумывал. Стас в этом уверен.

Здесь что-то не так…

Он сел и глубокомысленно запустил руку в распущенные черные волосы. После чего внезапно осознал: есть только одно место, куда его паршивый друг мог отправиться, надеясь побыть в одиночестве. Но Андриан не учел важный факт – лучше Стаса его никто не знает.

Сбив по пути настольную лампу, Стас вихрем вылетел из комнаты. Грохот сопроводил его шибкий спуск по лестнице.

– Ключи от твоей машины! – рявкнул Стас Алану, одному из наиболее верных приятелей.

Ерунда! Теперь я верным и свой болт не назову.

– Но… Я, вообще-то, уезжать собрался.

– Живо, черт тебя выпори! – прорычал Стас прямо в его лицо, схватив руками за голову.

Алан переглянулся с Яковом и, торопливо достав ключи из кармана, вручил их разъяренному Стасу.

– Может, нам поехать с тобой? – уточнил Яков вслед.

«Хорошо, что ему не наплевать: разобьюсь я по пьяни или нет, – решил Стас. – Надо присмотреться к этим двоим получше».

Пока Стас мчался по автомагистрали на встречу с бывшим другом, утренний воздух пробуждал все клетки изнуренного тела, врывался в раскрытые окна лексуса густыми свежими потоками. Мимо мелькали загородные дома, заправки, автомобили, дорожные знаки. Стас выжимал педаль в пол.

Место встречи стремительно приближалось, и живот скручивало в узел.

Оставив автомобиль на трассе, Стас зашагал по тропинке, ведущей к озеру.

Там, поодаль от воды, вечным стражем стоял необычный двуствольный клен, увешанный желтыми и коричневыми листьями. Любимое дерево Андриана. Оно стало на пару дюймов выше, чем год назад.

А вот друг ездил сюда каждую неделю – он питал странную нежность к этой груде травы и необъяснимую тягу к озеру.

Под ногами раздавался треск засохших листьев. Легкий осенний ветерок трепал волосы и пах утренней росой. У деревянного помоста Стас остановился и улыбнулся, гордо задрав нос.

Андриан одиноко стоял над гладью озера, чиркая спички.

Стас прекрасно помнил этот странный способ, которым пользуется Андриан, чтобы успокоиться. Вот и сейчас он отчужденно стоял у глади воды, поджигая одну спичку за другой. Опустошенные зеленые глаза наблюдали, как вспыхивает и медленно гаснет пламя. Друг делал так все годы, что Стас его знал.

Андриан, не оборачиваясь, подал голос. Стас уловил нервную дрожь в тоне.

– Дан Вильфанд в ярости?

– Пахан тактично объяснил мне, что я ленивый слюнтяй. А вот ты – мразь. Сколько дури ты принял, чтобы вытворить такой беспросветный звездец?

– Я не прикасался к ней.

– Еще и лживая мразь!

Рассекая воздух, кулак вонзился в челюсть Андриана. Стас, не желая слушать оправданий, бросился на друга, словно разъяренная собака.

Они сцепились. Андриан слабо сопротивлялся – почти не отбивался от ударов, – хотя в физической силе парни равны.

Для Стаса это не имело значения.

Он повалил Андриана на землю. Впечатал затылком в прибрежную грязь. Придавил своим весом. И бил куда попало. Бил яростно. Жестко. Нещадно. Вкладывал в каждый удар всю боль, рожденную предательством.

Андриан закрывался руками, но несколько раз дал Стасу кулаком по носу и губе.

Стас ничего не чувствовал. Продолжал наносить удары. Жаркий пыл, заполняющий легкие, постепенно высвобождался.

Вскоре Стас выдохся.

Глянул на разбитое лицо Андриана, стер рукавом кровь со рта и упал рядом. Челюсть пульсировала болью от полученных ударов.

Они оба молча лежали на траве. Стас прислушивался к тяжелому прерывистому дыханию друга.

Никто не хотел говорить первым.

– Сволочь ты, – прошептал Стас, ощущая пекло в глазах, а вместо слюны какую-то жгучую субстанцию.

Андриан поднялся на колени. Из тонкого носа ручьем текла кровь. Зеленая рубашка стала бордовой в районе груди.

Стас лежал на спине, не в силах пошевелиться – слушал, как свистит ветер, как шушукаются листья, как вдалеке поют птицы, и как Андриан хлюпает разбитым носом.

Наконец он заставил себя подняться на ноги. Выплюнул скопившийся во рту соленый сгусток. На воде остался багровый развод. Кажется, миновала целая эпоха, прежде чем Андриан, проглатывая буквы, хрипло выговорил:

– Я отдам тебе все, что смогу, все, что у меня есть. Сдохну бомжом, если понадобится, – промычал он, и, пошатываясь, сделал шаг в сторону Стаса. – Но…

Стас толкнул его в плечо, заехал коленом под ребра и пнул в сторону озера. Раздался всплеск. Андриан потерял равновесие и упал в воду.

– Разумеется, я все заберу у тебя, Андри! Я верил тебе, когда вокруг твердили, что я идиот. И за доверие ты отплатил мне предательством! Ты мой должник по гроб жизни. И клянусь, ты вдоволь отгребешь за то, как со мной поступил!

Андриан попытался что-то крикнуть вслед, но Стас не обернулся. В воплях бывшего друга он расслышал только собственное имя. Остальные слова разлетелись брызгами в воздухе, недостойными преподнести правду.

Глава 9. Феликс

По возвращении в цитадель Обители всем

душам наносится татуировка с символом касты.

При потере руки – татуировка появится на другой

части тела. Если не хотите раздеваться перед

стражниками или проявления метки на лбу, то

вернитесь в цитадель и восстановите конечность.

«Пособие для перерождающихся»

Глава 34. Ваша каста и ее особенности

Зибул Ин Румалан

– Вижу, вы славно пообщались, а?

Феликс вздрогнул от знакомого зычного голоса. Прервав поток мыслей, Гламентил появился буквально из вакуума, пока Феликс с Андрианом сидели на берегу того злополучного озера, где по истории парня произошел разлад со Стасом.

Что сказать после такого откровения? Феликс не знал.

Весь его захудалый смысл жизни рухнул с раскатистым грохотом. Да и странно как-то осознавать, что тебя убили не из мести, не по найму – нет, тебя просто застрелил шизофреник, потому что так велели голоса в голове. Разве не прекрасно? Феерически идиотская смерть. Браво!

Раскрывая душу, Андриан то и дело отводил взгляд. Боль на лице парня, обреченность, потрескивающий голос – они проникли в самую глубь сердца. И Феликс поверил. Скрипя зубами, с разрывающей тяжестью под ребрами, но… поверил.

Однако этого мало. Ему было непонятно: разве вслед за правдой не должно приходить облегчение? Почему разрослось лишь ощущение фундаментальной пустоты? Казалось, Феликс вот-вот задохнется от осознания, что его жизнь – чья-то глупая шутка, не иначе!

Мужчины молча сидели под деревом, вдыхая воздух, наполненный запахом яблок.

Заходящее солнце укрепляло тишину. Скоро прибудет ночь, желая нарисовать новую картину, замигает мириадами лимонных глаз на графитовом полотне, под которым будут засыпа́ть вечно суетящиеся горожане. И только Феликсу не придется никуда спешить. Никогда.

В безмолвии он отправился к озеру и сел на краю помоста. Прохладные волны плескались о доски. Андриан опустился рядом, перебирая в руках одну и ту же пуговицу, болтающуюся на тонкой нитке. Вдалеке вынырнула утка: крякнула, помахала крыльями и исчезла. Раздался всплеск, бульканье и снова – тишина. Мужчины смотрели вдаль. Ждали. Чего именно? Никто сказать не мог.

Если бы не явился Гламентил, просидели бы неподвижно до гибели человечества.

– Ты кто такой? – устало спросил Феликс.

– Мой наставник, – вступился Андриан. – Так ведь это называется, да?

– Называй как хочешь. В любом случае мне следить за твоей задницей на этой планете, – Глэм отмахнулся.

Феликс почувствовал, что блондин подозрительно следит за ним краем светящегося зеленого глаза. С очень напрягающей усердностью.

– Он нашел меня, как только я забрел далеко от тела, – продолжил Андриан. – Когда я лежал в коме, моя душа отделилась, и я смог передвигаться по больнице, затем и по улицам. – Феликс дивился, с каким воодушевлением Андриан повествует о случившемся. – О! Ты не представляешь, сколько призраков я встретил в округе больницы.

– Призраков? Серьезно?

– Его выбросило на астральный этаж. План приведений, – пояснил Гламентил. – Вы не можете его воспринимать, пока не выйдете из материального тела. Андриан вышел и черт бы с ним, но ему же вдруг потребовалось удрать чуть ли не на другой материк, рискуя потом остаться без тела.

Зеленый огонь в глазах Гламентила вспыхнул, он недовольно мотнул голову в сторону подопечного.

– Ой, ну, простите. На вас бы посмотрел в такой ситуации!

– Обычно люди калачиком сворачиваются от паники и сидят рядышком с телом, а ты, как тупой новорожденный птеродактиль, выпрыгиваешь из гнезда навстречу неминуемой гибели, – зароптал Гламентил.

Озабоченность поведением Андриана напоминала Феликсу недовольство родителей своим чадом.

– То есть ты… нянькаешься с Андрианом? – хмыкнул Феликс.

– Я контролирую процесс перерождений. – Гламентил набычился и прицыкнул языком. – Знаешь, я думал, что твой наставник появится, как только я вытащу тебя сюда, но нет… так и не явился. Странно.

– А то, что я после смерти грачом стал, это типа нормально?

Гламентил насмешливо прыснул, но Феликс заметил озадаченность в лице блондина.

– В мире все сложнее устроено, чем вы думаете. Должна быть какая-то логичная причина.

– Так, может, поможешь узнать эту причину? – участливо поинтересовался Андриан.

В раздумьях Гламентил провел рукой по одному из своих длинных рогов на маске.

– Не обязан я этого делать.

– Ты помогать мне должен! – Андриан вскочил на ноги и недоуменно уставился на наставника. – А ты даже объяснить не можешь, что со мной произошло. Тоже мне, помощник.

– Я бы ему не доверял, – настороженно заметил Феликс. – По мне, так это чистой воды вранье. Он о тебе ничего не знает.

– Феликс прав. – Андриан подошел к наставнику и пристально вгляделся в полузакрытое маской лицо. – Какого черта ты обо мне так мало знаешь? Когда, скажем, у меня был первый секс? Когда начали расти волосы… на груди?

– Избавь меня от этих знаний, – закатил глаза Феликс.

– Я лишь недавно стал твоим наставником. Буквально год назад.

Год назад? Когда меня убили?

– А раньше? Я был один?

– Скорее всего, – Гламентил неуверенно кивнул. – Так бывает.

Андриан на какие-то несколько секунд напрягся, не мигая, смотрел на Феликса, и тот понял, на каком заросшем лугу пасутся мысли ненавистного убийцы. Какой момент жизни транслирует пленка памяти. Один день изменил их жизнь. И парень хочет знать правду не меньше самого Феликса.

– Если ты теперь мой наставник, – сухо сказал Андриан. – Ты нам поможешь?

– Я уже достаточно помог, – грубо отрезал Глэм. – Проблемы мне не нужны. Ты попросил вытянуть к тебе Феликса, и я это сделал. Теперь отправлю его обратно, а ты вернешься к своему материальному телу. Такой был уговор. Ни больше, ни меньше.

Феликс окликнул Гламентила, нависшего над парнем, точно грозовая туча над небоскребом. Когда блондин злился, пламенные глаза и загнутые желоба на рукавах стеклянного костюма – сквозь которые виднелась оливковая кожа – вспыхивали и искрились разноцветными огнями. Феликс находил это занимательным.

– Как много ты знаешь душ, которые после смерти становились грачами? – раздельно произнес Феликс и нахмурился.

– Честно? Вообще не понимаю, как такое могло произойти… Возможно…

Глэм почесал шею и притих.

– Говори, – попросил Феликс.

– Могу предположить, что ты сам вселился в птицу, когда умер, но… Я не слышал, чтобы ма́ны по собственному желанию переселялись в тела… грачей… Да и не так это происходит. Совсем не так.

– Как ты сказал? Маны? – откликнулся Андриан, подняв одну бровь.

– Это название существ, живущих на определенном планетарном уровне. Вы маны. Феликс Мрит – имя в нынешнем перерождении. Обычно есть еще третье родовое, но я не знаю, кто там тебя породил. А впрочем… – Глэм ударил себя по лбу и уперся руками в бока. – Гува́тская бездна! Зачем я это рассказываю? Вы живые. И возвращаетесь в тела. Немедленно!

– Я же в коме! – с ужасом запротестовал Андриан, вцепившись в плечи наставника. – Ты должен мне помочь. Я качусь в яму!

– Что за бред? – возмутился Феликс. – Если ты на дне, то где я? Знаешь, мог бы уже элементарно поднять задницу и начать приводить жизнь в порядок, как подобает мужчине.

– Мое положение дел уже не исправить, Фел.

– Если бы Дан Вильфанд хотел тебя пришить, ты бы уже был трупом. А Стас явно пошел не в отца.

– Ты знаешь Дана?

– Определенно. Еще на складе, где тебя избивали, я подумал, что лицо Стаса кажется мне знакомым.

– Это не отменяет тот факт, что они будут терроризировать меня до скончания веков.

– Ты человек! Это главное! Ты можешь уехать, можешь начать новую жизнь, ты…

– Нет! Не могу, ты не понимаешь! Ты понятия не имеешь, каково это! Когда есть кто-то, дышащий в спину на каждом шагу, кто не дает тебе жить, кто заставляет испытывать постоянный страх.

Феликс не ответил, и Андриан, готовый разорваться фонтаном меланхоличных изречений, подбежал к нему в припадочном состоянии.

– Хватит! – Гламентил взмахнул рукой.

Между мужчинами расползлась холодная речная волна, которая взметнулась из озера бурлящим хлыстом и расплескалась о деревянные доски.

– Ладно. Есть одно место. Но… – Блондин вздохнул и обвел парней указательным пальцем. – Вы должны будете намертво молчать, ясно? Ни одной душе не сообщите, кто такие и что делаете. И Андриан, демон тебя забери, ты в коме сейчас исключительно потому, что вышел из тела. Как вернешься, сразу очнешься.

– Вот как? Отлично, так… а что за место? – спросил Андриан, с надеждой заглядывая в глаза наставника.

– Я отведу вас в Обитель. В дистрикт пирамиды сверхсознания. Но вход туда открыт лишь после смерти, а вы – живы. Так что будете делать и говорить только то, что скажу, понятно?

– Яснее некуда, – подтвердил Феликс.

Он поднялся на ноги, вдохнув напоследок запах влажной земли и речной воды.

Гламентил окинул всех неуверенным взглядом. Прокашлялся. Развернувшись, сомкнул средние и большие пальцы ладоней, загнув остальные друг к другу.

Феликс прислушался. В следующую секунду захотелось залить уши бетоном. Казалось, кто-то бьет молотом о железный барабан. Резкая вспышка света распорола пространство. Образовалась крутящаяся дыра, напоминающая черный хрустальный шар и переходящая в трехмерную трубу. Внутри тоннеля – беспроглядная тьма.

Дыра крутилась в воздухе и искажала пространство, словно завихрения на воде от прикосновений ветра.

Андриан громко и визгливо выругался:

– Как мне осточертели эти фокусы!

– Одно из преимуществ быть асуром. – Гламентил кивнул в сторону своего творения. – Вы первые.

– Что-то не хочется, – буркнул Андриан.

– Если твой новый друг нас прикончит, я тебя убью, – сказал Феликс.

– Ты же не убьешь нас окончательно, да? – Парень осклабился и приблизился к червоточине.

– Глупо бояться смерти, Андри. Ее не существует.

Глава 10. Феликс. Чертоги просвещения

Рассвет тьмы – самая древняя рукопись Обители,

в которой ищут мудрость серафимы. В ней

содержится истинное знание, овладев которым

дэвы достигали высшей степени мастерства.

Энциклопедия «Реликтан»

Площадь окаймляли полукруглые белые колоннады, из которых в разные стороны вели шесть портальных арок. Каждая дорога простерлась до величественных сооружений: сверкающих на солнце дворцов, роскошных садов или памятников. Некоторые статуи извергали изо рта пламя – одна и вовсе подожгла Феликсу макушку.

Хоть досконально разглядеть здания и не удалось, уже сама площадь удивила неповторимой красотой.

У колонн – благоухающие ладаном и жасмином алтари. Под ногами мраморный пол. Сочные зеленые деревья, кровавые дурманящие розы, медовая черемуха, бархатные голубые и́рисы, лилии, орхидеи и сотни цветов, название которых Феликс не знал – все они рьяно соревновались между собой в силе аромата. А чистота-то какая!

Казалось, все вокруг поет и нежится, утопает в сладких мелодиях флейт.

Прямо за спиной Феликса стоял обелиск с иероглифами – над ним воздушный стенд, надпись на котором горела переливающимися золотыми буквами: «Иерархия каст в галактике».

Дэ́вы, манры, ракша́сы; каких-то девять планетарных уровней с описанием планет и каст. Вапла́нда – Обитель Творца. Среди них и Мрит, что упоминал Глэм. Видимо, так называется Земля.

– И все? – изумился Феликс. – Что я тут должен понять? Тоже мне, пособие для чайников…

– Это для вида висит. Кстати, коснись стенда и получишь копию в виде брошюрки, – отозвалось существо низкого роста и со змеиной кожей, напоминающее огромную человекоподобную ящерицу. На нем струился серебристый облегающий наряд, за спиной пара крыльев, как у летучей мыши, а за поясом сверкал кинжал, который носят все асуры-стражники. – Только с редута вылез? Странно, обычно такие, как ты, все хорошо помнят после возвращения.

– Такие – как я?

– Аура у тебя ярко-фиолетовая, как у нас, асуров, – усмехнулся страж, затем взмахнул крыльями и подлетел к стенду. Темно-зеленым пальцем провел в воздухе линию от уровня «Ман» до «Джан». – Думаю, скоро станешь таким же красавцем, как я.

Феликс скривился, после чего – закашлял в кулак, посчитав свою реакцию, возможно, неприличной. Существо засмеялось, издавая шипение.

– Я в переносном смысле, друг. В том подтексте, что станешь асуром, – продолжил ящер. – Видок себе выберешь из прошлых перерождений. И сам должен знать. Надеюсь, женщиной станешь, у нас здесь дефицит прекрасного пола последнее время.

– Если ты видишь мою ауру, почему я не вижу твою?

– Потому что ты не медиум, не у всех есть этот дар, – закатил глаза асур. – Слушай. Сходи на пару лекций во дворцы или в библиотеку на худой конец, сгоняй в пирамиду к серафимам, словом… освежи память. – Страж опустился на ноги и указал Феликсу на собор колоссальных размеров. – Советую сходить в хранилище знаний. Удачи!

Ящер больно хлопнул его по спине и отправился в сторону громогласно спорящей парочки людей, поглаживая сверкающий бордовый кинжал.

Феликс нахмурился и спросил у другого асура: зачем им оружие, если душа бессмертна?

Вопрос был расценен, как признак слабоумия. Не вслух, конечно. Но страж оказался мастером красноречиво оскорблять других людей взглядом. Настоящий талант. Потом он все-таки решил ответить – резко вытащил из ножен белый меч и подкинул в воздух, прокрутил на пальцах и пафосно выставил перед глазами Феликса.

– Это шастр палачей. Оружие стражей. Изготавливается из иридия и родия, и советую не испытывать на себе ярость этого клинка. Он не просто губит физическое тело, а засасывает душу. – Одной рукой асур обнял Феликса за шею, а другой поднес к его горлу лезвие: серебристое, играющее пламенем на конце, такое горячее, словно расплавленный в кузнеце металл. – И когда этот клинок перережет тебе глотку, ты останешься в нем на веки вечные…

И почему у всех такое рьяное желание меня убить?

Феликс ощутил жжение – укус жара под кадыком. Невольно сглотнул, но не отпрянул, а лишь со злостью пронзил взглядом стража. Тот загоготал, отпустил его, и, захлопав пернатыми крыльями, поднялся в воздух, продолжая веселье:

– Да шучу я! Выпустят тебя, конечно, в карцере. А вот сколько ты там будешь находиться, зависит от того, что натворил.

Страж подмигнул и улетел.

Феликс пошатнулся от сильного порыва ветра. Мощные же у асуров крылья, подивился он. Затем осмотрелся и подумал: самый надежный вариант что-то узнать – отправиться к зданиям повеличественнее.

Поправив подол фрака, он зашагал к арке. Она вела в сторону дворцов.

Ойкнув, Феликс резко подпрыгнул. Икры чем-то защекотало. Между ног проскользнула трещащая змея – мохнатая, разноцветная щетка для пыли. Феликс неудачно приземлился прямо на нее. Раздался визг. Успокоить животное не удалось. Оно верещало и верещало. Неужели никогда не заткнется? Звук, как от сигнализации. Для чего здесь вообще эта тварь? Для уборки? Кажется, да.

Мерзость… Хуже, чем обычная змея.

Кто-то кинул в Феликса ботинком. Прямо в затылок. Местные не оценили концерт, который он устроил: пока щетка вопила, Феликс криком старался ее успокоить. В итоге сдался. Отправился к высокой золотой арке и ахнул от облегчения.

Идти пешком несколько километров – не нужно. Между арками тянутся энергетические потоки.

Счастливый, он шагнул вперед. Земля ушла из-под ног, когда прохладная лавина приняла в объятья. В глазах замелькали люди и деревья. Все поплыло. Феликса зеленым свечением потянуло навстречу дворцу.

Чувство, как в аэротрубе. А скорость какая!

Спустя секунд тридцать он прибыл. Только… куда? Даже не прочитал на указателе о месте, где собирается гулять. Прямо перед носом же висело! Видимо, взгляд стража оказался пророческим. Слабоумие имеется.

Зато теперь перед ним дворец. В довольно неординарном виде: крылья-флигели загибаются так, что здание имеет форму полумесяца. Или рогалика. Это кому как нравится.

В голове нечто зашуршало, как бывает, когда встречаешь человека, с которым был знаком очень и очень давно, позабыл его облик, но вот – снова увидел и пытаешься выковырять кусочки на свалке памяти. Конечно, Феликс здесь был. Видимо, до перерождения. Но почему именно в это здание его так тянет?

Вокруг дворца сады с разноцветными деревьями, а перед ним – несколько золотых фонтанов с ароматной водой сиреневого цвета. И на глади, между бьющихся о золотую кайму тысяч звонких струй, танцуют люди из воды. Бурлящая песня разносится и сливается со свистом иволги. Фигуры не настоящие. Что-то вроде декора. Но поют такие сладкие песни, что хочется нырнуть к ним и хоть одним пальцем потрогать извивающиеся формы водяных девушек.

Феликс удержался.

Осталось только в фонтан нырнуть. Гламентил, наверное, оценит его талант «не привлекать внимания».

На балюстраде дворца – дюжина каменных комбинаций двух ладоней, среди которых Феликс узнал и жест, используемый Глэмом для создания червоточин. Они обрамляли центральный бельведер, вытягивающий дворец ввысь: к огненной линии, что распарывает небеса.

Приблизившись, он увидел над входом мозаику, образы на которой будто транслировали кино о битве между богами. Миллионами разноцветных песчинок они перемещались, шептали и меняли сцены на фреске. Быстрыми волнами. Кажется, вот сейчас… сейчас рассыплются. Нет. Что-то держало песчинки вместе. Они магнитились друг к другу и погружали зрителей в яркую битву. Герои фрески кричали и ревели.

Феликс прочитал надпись: «Битва у врат Вапланды».

Немного потоптался. И зашел во дворец. Долго бродил по коридорам, восхищаясь изумрудными стенами. Все до безумия филигранно: мебель, люстры, монументы и статуи, одна из которых заскрежетала и больно ударила Феликса в плечо, когда он решил потрогать кварцевую женскую руку.

Мимо проходили манры (как все любят его называть), асуры и херувимы, которые особо выделялись украшениями с иероглифами. Одни носили обручи на лбу, другие – тиару или венец. Стражи поведали, что херувимы на касту выше асуров, да и сам Феликс понял это благодаря стенду на площади.

Обследовав дворец с длинными коридорами, где он успел заплутать; с дверьми, исчезающими прямо из-под носа (на месте одной из них образовалась яма, в которую он упал, но был спасен лысым карликом); с просторными залами, где собираются шумные толпы и слушают лектора – он сделал вывод, что это смесь университета и конференц-центра.

Феликс метался между колонн, в то время как рядом зацокала каблуками золотовласая девушка, щебеча о лекции некого Дариса. В нахлынувшем любопытстве Феликс проследил за студенткой.

Он протиснулся в помещение и сел позади остальных, но так, чтобы хорошо видеть учителя. Все-таки он находился здесь незаконно. Лучше не привлекать к себе внимание важных персон. Он ведь был так «скрытен» последние несколько часов – шпион от рождения.

Зал выглядел как амфитеатр.

Дарис ходил по овальной арене и разговаривал с аудиторией. В середине – каменный стол, под которым мурчала черная пантера с желтыми глазами: яркими и липкими, подобно свежему меду.

Все присутствующие слушали предельно внимательно.

– Что он преподает? – спросил Феликс девушек впереди.

– Историю зарождения и становления мироздания, – ответила одна из них, с веснушками на носу, и запричитала соседке, что этот предмет ей будет тяжело сдать.

Феликс не понял, зачем или для чего после смерти нужно сдавать какой-то предмет, тем более историю, но переспрашивать не стал.

– Что мы знаем о душах уровня талло́ка? О талах? – поинтересовался у слушателей учитель и сложил руки за спиной. – Почему они относятся к ракшасам?

– Талы не могут отделяться от физического тела. Если душа тала выходит на астральный этаж, то тело умирает, – ответил мужчина с синими волосами. – Они не имеют чувств и очень высокотехнократичны. На некоторых планетах даже научились с помощью приборов создавать кротовые норы, но…

– Что значит не имеют чувств? – выпалил другой студент. – Пара чувств у меня найдется! Например, желание набить тебе морду.

Часть слушателей рассмеялась, а другая часть возмущенно зароптала.

– Талы имеют чувства, но некоторые из них атрофированы. Кто-то не чувствует любви, кто-то сострадания, а кто-то гнева, – пояснил Дарис, жестом велев замолчать. – А вот у аталов все чувства имеются, но некоторые из них, что признаны Древним Законом негативными, наоборот, гипертрофированны. Гнев, похоть, алчность… Однако вот в чем вопрос… Кто из вас скажет мне, мешают ли их врожденные качества становиться дэвами?

– В каком-то смысле… да, – неуверенно продолжил тот же активист. – Они редко становятся высшими, особенно… демоны, то есть аталы. Не зря же Творец разделил всех на касты.

Учитель цокнул языком и покачал головой.

– При зарождении первых Обителей души ракшасов и манров не были поделены и оттого, что так сильно отличались друг от друга – начали воевать. Каждый хотел доказать Творцу, что он лучше и пришлось всех разделить. Отныне каждая каста перерождается на своем планетарном уровне, а дэвам, манрам и ракшасам запрещено… спариваться между собой.

По залу пронесся шепот, шелест бумаги и несколько смешков. Феликс заметил, что Дарис единственный, кто употребляет слово – ракшасы, вместо – низшие.

«Даже в загробном мире все делятся на касты, создавая социальное неравенство», – подумал он и почувствовал уважение к учителю за то, что тот не поддерживает расовую дискриминацию.

Дарис выглядел как обычный человек.

Статный мужчина с темно-коричневыми волосами, стриженными под полубокс. Высокий. С радужками разного цвета. Правый глаз – желтый с узким кошачьим зрачком, а левый закручивается в черно-белую спираль, которую можно найти в арсенале гипнотизера. Одет учитель во все черное. На плечах носит такой же длинный плащ, как и Гламентил.

– А как насчет того эксперимента, когда сварга отправили перерождаться на Мрите? – выкрикнула девушка с заостренными ушами. – Из-за особых способностей его почитали как божество. Это ведь неплохо!

Феликс прислушался. Мритом здесь называют Землю.

– И что с ним стало? – усмехнулся Дарис. – Его убили. Он выделялся среди остальных и это пугало жителей планеты. Я надеюсь, вы уже прочитали до конца тома о восстании серафима Люцария в соседней галактике? Этот человек тоже показывал свою особенность, затем возымел тщеславие доказать превосходство во всей Обители, и что из этого вышло? Катастрофа! Творец устроил махапрала́ю. Великое разрушение Обители Ша́лмали со всеми сущностями, которые там перерождались.

Аудитория притихла, и учитель продолжил:

– Теперь вернемся к теме лекции. Чем мы, души, отличаемся от остальных существ? Зачем перерождаемся, вдыхаем жизнь в тело, состоящее из материи?

– Чтобы стать асурами и отправиться в высший мир, – буркнул кто-то с первых рядов амфитеатра.

– Жизнь на материальной планете – испытание вашей прочности, достойности идти дальше. Мы имеем особое качество – способность осознавать бытие. В отличие от бессознательных душ животных, роков и существ без души. Можете представить себе жизнь такого существа? – Дарис сел на стол посередине арены и понизил свой глубокий голос. – Вы заходите в океан и плывете, старательно машете руками, чтобы не пойти ко дну. Как сознательная душа вы знаете, что плывете к вон тому острову, где вас ждет любимый, или где можно вкусно поесть, а эти существа плывут дальше и дальше – в пустоту, просто потому что их подталкивает это делать заложенный создателями код. Грести до тех пор, пока не утонешь. Даже если это бессмысленно. Они никогда не задумываются о цели своей жизни.

После лекции Феликс хотел подойти к Дарису, но посчитал неуместным, так как учителя сразу окружила толпа с вопросами о каком-то ритуале. Зато Феликсу подмигнула девушка на соседней трибуне. Красотка. Стало приятно.

Феликс побродил по коридорам и разузнал у асуров, что преподаватели Обители считаются самыми уважаемыми душами, многие из которых перерождались тысячу раз и знают наизусть миллионы книг с полок хранилища знаний.

Обучаются здесь те, кто готовится стать высшими. В каждой душе учителя стараются развивать врожденные таланты, благодаря которым им найдут место в Обители или на высших планетах.

Зайдя в соседнюю аудиторию, Феликс нервно вжал голову в плечи от строгого и звонкого голоса другого учителя, которого звали – Кастиви́ль Ша́мбал Драто́кс.

Феликс попал в группу для новеньких и с облегчением выдохнул.

– Материализация энергии – самый сложный предмет, который вам придется изучать, если считаете, что достойны стать дэвами. Он не менее сложный, чем опасный. Некоторые души так выматывали себя, желая добиться результатов и создавать не только булыжники, но и целые леса или горы, что распадались на атомы. Исключительно немногие способны в тонкости освоить эту науку и стать высшими.

Кастивиль переплел пальцы на посохе и взмахнул. Из песочницы посередине зала выросло несколько хвойных деревьев. Затем их выел рой визжащих насекомых.

– Если вы способны обучаться и не тратите время на развлечения для дегенератов, то я научу вас заполнять планеты океанами, создавать новые генетические коды, разумные деревья, туманности, звезды, алмазы, даже новые расы, в которые потом будут подселять души…

Рой насекомых полетел в аудиторию. Некоторые студенты запищали. Учитель не заметил. А может, ему просто нравилось, как они громко возмущаются и в ужасе бегают по трибунам.

Кастивиль показался Феликсу самодовольным, но послушать про то, как создаются целые галактики, хотелось до мурашек на коже.

Он наклонился поближе, и учитель вдруг заострил на нем взгляд ярко-розовых глаз, контрастирующих с длинной молочной мантией и волосами.

Даже тело Кастивиля покрывала белая короткая шерсть, как у британского кота альбиноса, а за спиной колыхались крылья.

– Августин! – закричал он, и вся аудитория въелась глазами в Феликса.

Твою мать… Мне конец…

Он не понял, кто такой Августин, но понял, что учитель обращается к нему, и к тому же машет, подзывая к себе. Феликс облизнул пересохшие губы, сглотнул, поправил фрак и медленно поднялся с места. Ноги подкашивались. Обливаясь потными ручьями, спустился по ступенькам, чувствуя, что идет на эшафот.

Встал рядом с Кастивилем.

Учитель схватил Феликса за плечо и развернул к присутствующим, которые активно перешептывались.

– Вот! Августин Мрит Талу́д. Мой любимый ученик! Не то, что остальное стадо безмозглых роков, – провозгласил Кастивиль, и Феликс сжался. – Друзья! Первый манр в нашей Обители, который станет херувимом, не имея статуса асура. Вы и сами знаете о нем из вестника, но Август уходил на последнее перерождение и теперь готов стать нашим новым судьей кочевником.

Кем?

Феликс так резко повернул голову на Кастивиля, что чуть не свернул себе шею. Лицо учителя преобразилось: из сурового стало приветливым.

– Не думал, что ты так быстро вернешься. Обычно с Мрита тебя взашей не достать, – сказал учитель и с озорным смехом пнул Феликса под ребра, после чего прошептал на ухо: – Сейчас же отправляемся в хранилище. Твой посох ва́джра с ума без тебя сходит!

В ответ Феликс промычал что-то нечленораздельное, а когда после лекции Кастивиль потащил за собой, закидывая тоннами вопросов, он выпалил – неузнаваемо жалким голосом, – что только вышел из редута восстановления (как и требовал Гламентил).

– Творец всемогущий, что с тобой на Мрите делали? Помнишь не больше пустого ореха, – заворчал Кастивиль. – Тебе надо выпить!

Отличная идея. Выпивка – залог ясных мыслей.

Пока учитель тащил в бар, Феликс пытался прикинуть, что с ним делали на земле: убийство, тело птицы, роман невесты с маньяком… Потом решил, что, не зная своего прошлого, сравнивать нет смысла.

– На самом деле ты вовремя, – скривился Кастивиль. – В Обители происходит нечто странное. Боюсь, это может добраться и до Земли.

Напитки в баре светились и мерцали. Некоторые долго не задерживались в желудке: через какое-то время дымом выходили из носа и ушей. Остальные ничем не отличались от обычного алкоголя на Земле.

Кастивиль жевал неоновый стебель, запивал вином. Иногда журил отдыхающих студентов. Те – молча кряхтели в ответ и обменивались мнением об учителе, но только друг с другом.

Феликс попробовал коктейли со вкусом миндаля и эдемских яблок. Ощутил приятное теплое чувство в груди. Слегка опьянел. Язык принял решение жить самостоятельно. Изо рта полился словесный водопад. Феликс признался, что его зовут не Августин, но учитель лишь рассмеялся, пояснив: последний раз он позиционировал себя, как Августин, а внешний вид выбирал пятисотлетней давности. Добавил, что узнает людей по энергетике, а не по форме причиндалов. К тому же ему не нравится ни имя «Августин», ни имя «Феликс». Все – дерьмо.

Кастивиль вел себя слегка бестактно. Вернее, он просто был самим собой. А когда ты становишься собой, другим это не по нраву, ведь каждый человек – неосознанный эгоист, желающий установить выгодные ему правила. Таким, как Кастивиль, плевать на мнение других и их правила. Он умен, одинок и прямолинеен.

Этот вопрос всегда был для Феликса до боли сложным: быть собой или быть одиночкой?

Кастивиль жаловался на учеников. Рассказывал, как тяжело сейчас найти достойных стать хотя бы асурами. Называл всех бездарными потребителями. Идиотами. И безмозглыми роками.

– Я все еще не могу вспомнить, кто такие судьи-кочевники.

– Такие же судьи, какие заседают в Трибунале. Решают судьбы опасных асуров. Вам выдают специальные посохи, усиливающие способности по трансформации энергии и материи, такие же, как у херувимов на Тапе, которые создают новые миры. Обычные посохи ваджра, как мой, годятся разве что в зубах ковырять.

Он попробовал поковыряться острием на конце посоха между резцов, но не смог и заворчал. Харкнул на пол. Стражнице под ноги.

– Ты ведь тоже херувим. Почему не судья?

– Я предпочитаю учить, а не судить, – усмехнулся Кастивиль, потормошив белые крылья за спиной. – Тебе еще не назначали обряд перерождения? – уточнил он, но, заметив недоумевающее лицо Феликса, добавил: – Это когда ты отправляешься в святилище, и серафимы производят тебя в высшие.

– Почему вы говорите – высшие, если называетесь дэвами? И… почему все так плохо относятся к аталам?

Кастивиль быстро заморгал и засмеялся.

– За права демонов теперь борешься? О, простите… аталов, – с иронией спросил он. – Помнится, ты толкал речи о недопустимости посвящения в высшие – животных. А теперь вдруг борец за права униженных?

Феликс отрицательно повертел головой, не отвечая на вопрос, и заметил под задравшимся рукавом Кастивиля нечитаемые символы. Он осмотрел свое запястье и обнаружил такую же татуировку, но чуть короче. У его товарища метка прорисовывалась до локтя и подсвечивалась.

– Демоны вселяются в чужие тела и крадут энергетику? Забыл? То-то же!

За стуком бокалов Феликс услышал, как заиграла музыка. Посреди зала на барную стойку запрыгнула девушка с золотистыми волосами, румянцем на белых щеках и фиалковыми глазами.

В голову ворвался ее прекрасный голос с песней о любовных утехах. Тело особы обтягивал голубой откровенный комбинезон, и Феликс невольно засмотрелся, ощутив прилив ниже пояса, когда певица одарила его игривым взглядом. Затем девушку подхватил высокий мужчина и закружился с ней в танце, выронив стакан с черным пивом.

На соседнем столе херувим расстелил двухметровую карту и начал громкое обсуждение. За его спиной торчал горящий посох.

Кастивиль подтолкнул Феликса в плечо и шепнул:

– Твой коллега. Судья-кочевник. Фагави́р Ян Паси́филь. Еще один сварг, считающий, что за высокое происхождение ему ноги должны облизывать.

Недовольно морщась, Кастивиль снова сплюнул.

Феликс присмотрелся к кочевнику в красной переливающейся броне. Благодаря массивным плечам, высокому росту и громоздкому прикиду – он походил на великана. Фагавир гоготал басом над чужими предположениями (а его окружила целая толпа советчиков) и тыкал пальцем в карту, на которой сменялись названия и рисунки.

– Почему эта карта постоянно меняется?

– Артефакт. Карта Обители, а здесь стабильно все переделывают. По настроению серафимов, на практике учеников, во время психических обострений у горе-активистов. Взять ту же долину неподвижных планет… Вечно что-то переустраивают! Хотел недавно на пляж сгонять, а там, – несколько ругательств, и Кастивиль продолжил: – джунгли!

Некоторое время мы помолчали, отдавая дань загубленному отпуску. Однако голоса толпы побыть в тишине не дали. Гул поднялся невыносимый.

– Бесполезно искать в Обители, – выпалил Фагавир, – скорее всего этот придурок отправился на планеты манов или талов, чтобы выставить себя каким-нибудь божеством среди местного населения. Обычное дело для сбрендивших асуров.

Все рассмеялись, но одна девушка нахмурилась.

– Этот очередной сбрендивший асур может быть причастен к распаду призраков на планетах сваргов. Тебе нужно быть осторожнее. Говорят, что даже на Гува́те происходит нечто странное. Там самоуничтожаются души роков.