Отражение в окне бесплатное чтение

Знакомство

Что нехарактерно ни для одного дверного звонка, звонок квартиры номер девять защебетал в самый подходящий момент. Костя уже тонул в затянувшемся споре с мошенниками и чувствовал скорое поражение. Если бы он мог себе позволить проявить хоть немного нелюбезности, то завершил бы текущий диалог в самый подходящий момент – сразу после слов: «Константин, персонально для вас есть замечательное предложение! Можете мне уделить пару минут?», что в действительности означало: «Константин, не хотите ли дать нам денег?» Гипертрофированная вежливость заставила Костю ответить: «Да», что в действительности означало: «Да». Остальное уже было делом техники.

За вполне скромную сумму Косте обещали предоставить нотариально заверенные доказательства его родства с одним из крайне состоятельных семейств Британии. Костю убеждали, что, имея эти документы на руках, он, безусловно, получит колоссальное наследство, которое его британские родственники совершенно не знают, куда пристроить. В общем, на фоне водопада британских фунтов, которые польются на Костю, он тут же забудет о вышеозвученной сумме.

Дело усугублялось тем, что Костя действительно не имел ни малейшего представления о своем генеалогическом древе, к тому же он начинал чувствовать свою вину за то, что потратил время мошенника, а моросящий за окном дождь действовал на него гнетуще и вытягивал все моральные силы, столь необходимые для ведения диспутов. И вот именно в тот момент, когда Костя был готов зачитать номер кредитной карты, синтетический щебет несуществующей в природе птицы, словно гонг, возвещающий конец раунда, спас его от нокаута.

– Прошу прощения, мне звонят в дверь, я должен открыть, перезвоните, пожалуйста, позже, – скороговоркой протараторил Костя, с чистой совестью сбросил звонок, добавил номер мошенников на телефоне в черный список и выдохнул.

Считая, что, подглядывая в глазок или, что еще хуже, вслух интересуясь, кто там, он оскорбит недоверием пришедшего, Костя, как всегда без промедления, открыл дверь. Впрочем, как и всегда, никакой угрозы жизни с той стороны не оказалось. Лишь безликий курьер попросил его расписаться в двух бланках и без малейших признаков вежливости и клиентоориентированности всучил посылку и конверт.

Вначале вскрытию подверглась посылка. Адресом отправления значился некий департамент Британии. Костю прошиб холодный пот: он не был готов к столь скорому продолжению боя за наследство. В ящике среди пенопластикового наполнителя оказалась бутылка из мутного зеленого стекла и увесистая стопка исписанной гербовой бумаги. В меньшей степени сносное знание английского языка и в большей – онлайн-переводчик достаточно точно донесли до Кости содержание прилагающегося послания. В нем говорилось, что в результате судебного делопроизводства, длившегося с седьмого июля тысяча девятьсот двадцать первого года, Константин признан единственным наследником некого мистера Блэка. Поскольку Константин в установленный срок не отказался от своих прав на наследство, он с момента получения данного извещения становится полноправным владельцем имущества согласно прилагаемой описи № 1 на тридцати двух листах. Суд приносит свои извинения за несколько затянувшиеся разбирательства, тем не менее Константину, принявшему на себя, помимо прав на наследство, также и обязательства семьи Блэков, надлежит погасить ряд задолженностей, а именно оплатить налог, судебные издержки и пени за каждый месяц разбирательств. Также Суд спешит обрадовать Константина тем, что в связи с более чем солидным размером состояния мистера Блэка задолженность за большую часть периода разбирательств может быть погашена имуществом, ранее принадлежавшим мистеру Блэку (а теперь Константину), согласно описи № 2 на тридцати двух листах. Стоимость же издержек и пени за оставшийся период, а именно с октября тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года в размере более чем круглой суммы Константину надлежит возместить из собственных средств. Насколько в точности данная сумма была кругла, Константин осознавал весьма смутно, ибо указана она была в малопонятных фунтах стерлингов. Но, даже подставив вместо них более привычные рубли, что ни в коей мере не соответствовало текущему курсу Центробанка, Константин мягко осел на пол. Далее в письме сообщалось, что имущество мистера Блэка, не поддающееся оценке, а значит и не позволяющее списать себя в качестве части задолженности, согласно описи № 3 на одном листе передано настоящей посылкой. Костя перевернул прошитую стопку бумаги и открыл последнюю страницу.

На ней значилось:

Опись № 3.

1. Бутыль зеленая стеклянная винная, объем «магнум» – 1 штука.

На этом опись заканчивалась.

Уже догадываясь, что находится в конверте, за который он расписался во втором бланке, Костя взял его в руки. В нем сообщалось о завершении судебного делопроизводства и настоятельно рекомендовалось в ответном письме в течение трех месяцев прислать заботливо заполненную за Костю форму отказа от прав на наследство. Согласно отметкам почтамта, письмо пролежало в местном отделении немногим меньше пяти месяцев.

Дочитав письмо, Костя сделал то, что сделал бы любой из нас на его месте, а именно, сходил на кухню за штопором, после чего вернулся в коридор, сел прямо на пол рядом с посылкой и достал бутыль в надежде найти на ней надпись «вино», а лучше – «виски», «джин» или «ром» (причем неважно, на каком языке), с тем чтобы незамедлительно употребить все содержимое по назначению. Надпись на бутылке присутствовала, но была не написана, а то ли выгравирована, то ли бутылка изначально была отлита с этой надписью на боку. Впрочем, в обнаруженных знаках не угадывались ни кириллические, ни латинские символы, поэтому даже онлайн-переводчик был бы здесь бесполезен. Костя попробовал протереть мутное стекло бутылки и посмотреть через него на свет, попробовал потрясти и на слух определить, не булькнет ли что-то внутри, но однозначного ответа о заполненности бутыли проведенные эксперименты не принесли, оставалось только откупоривать.

За спиной раздалось деликатное покашливание. В прихожей около двери стоял британец. Нет, он не прокашлял информацию о своей принадлежности к этой нации, и на груди у него не было бейджика с надписью «британец». Просто весь его вид не оставлял никаких сомнений касательно данного вопроса.

Стоит отметить, что в современном мире высоких технологий любая информация, за исключением нужной, например, о внезапно свалившихся наследствах, передается по всему земному шару с поистине фантастической скоростью. Так и информация о том, что требуется на себя надевать в текущем месяце согласно очередному писку осипшей моды, чтобы подчеркнуть индивидуальность и не стать изгоем общества, достигает примерно одновременно и мегаполисов, и отдаленных поселков городского типа с неблагозвучными названиями. Параллельно в эти же населенные пункты добирается информация о том, какой именно должна быть индивидуальность в соответствии с современными тенденциями и какими чертами характера следует обладать в текущем месяце, чтобы оставаться в тренде и также не стать изгоем общества. В связи с этими обстоятельствами в современном мире высоких технологий практически отсутствуют изгои общества и индивидуальности, а отличить современного британца от, допустим, австралийца не представляется возможным ни на первый взгляд, ни на любой последующий.

Так вот внешний вид человека, стоявшего в коридоре квартиры номер девять, сочетал в себе все мыслимые черты, характерные исключительно для британцев того времени, когда высокие технологии эти черты у них еще не отняли. Иными словами, он выглядел так, как любой человек опишет абстрактного англичанина конца девятнадцатого – начала двадцатого века, если его об этом попросить: лакированные безукоризненно чистые туфли, строгий черный костюм с белоснежным носовым платком, выглядывающим из нагрудного кармана, элегантный цилиндр, круглые часы на цепочке, трость, перчатки, аристократичное лицо, чопорный взгляд. В целом же весь ансамбль незнакомца был настолько катастрофически несовременным, что, вероятно, мог стать писком моды следующего месяца, а потому когнитивного диссонанса не вызывал. Определить же возраст незнакомца было решительно невозможно. С уверенностью можно было лишь сказать, что джентльмен уже давно не юн. А вот насколько давно он стал не юн, оставалось загадкой.

– Смею заверить, штопор вам не поможет, – произнес незваный гость, конечно же, на английском языке. Более того, будь знания Кости в этом языке более продвинутыми, он бы уловил именно британский английский, а имей Костя диплом лингвиста в области диалектологии данного языка, определил бы в речи незнакомца фонетические черты, характерные для Лондона двадцатых годов прошлого века.

Костя выронил бутылку, она с удивительным грохотом ударилась о кафельный пол, но не разбилась, а, шумно позвякивая, укатилась в комнату.

Мягко говоря, подавленное состояние не давало Косте сейчас испытать какие-либо эмоции. Поэтому он не ощутил ни возмущение касательно беспардонного появления постороннего человека в его квартире, ни даже неприязнь к нему за принадлежность к столь ненавистной с недавних пор нации. Костя лишь смог спросить: «Я что, забыл закрыть дверь?» Очевидно, перенесенные переживания не самым лучшим образом сказались на мыслительных способностях новоиспеченного наследника, так как вопрос он задал на русском языке. Британец озадаченно нахмурился: «Так мы в России?» Его взгляд прошелся по окружающей обстановке и остановился на вскрытой посылке.

– Да сколько же можно?! Такой шум в выходной день! – Из-за двери раздавались решительно приближающиеся шаги.

В этот момент выяснилось, что Костя действительно не закрыл дверь. В нее ворвалась Зоя Петровна – соседка, живущая этажом ниже. Иногда Косте казалось, что большую часть времени склочная пенсионерка проводит, прильнув ухом к его двери, и стоит ему недостаточно беззвучно передвинуть стул или, упаси боже, уронить что-то на пол, в его квартиру моментально врывался воинственный вопль, достойный по своей мощи боевого клича викинга былых времен, а вслед за воплем врывалась сама Зоя Петровна. Далее следовало идеально отрепетированное за то время, что Костя жил в этой квартире, представление с точно выверенными интонациями и безукоризненно заученными словами. Полторы минуты удивительно громких причитаний о том, что Костя не дает ей жить и измотал все ее нервы, четыре минуты перечислений всех лекарств, которые она вынуждена пить исключительно по его вине с подробным описанием, какие именно боли какое лекарство должно унимать, но не унимает, очевидно, тоже по вине Кости. Далее три минуты театрально отыгрываемых для несуществующего зрителя сожалений, что такого шумного соседа, мешающего жить всему дому, еще не выселили. И наконец, скромные полминуты угроз вызвать полицию и уход со сцены с оглушительным хлопаньем дверями.

Раньше полиции отводились добрые две с половиной минуты, и Зоя Петровна, действительно, с завидной регулярностью ее вызывала. Но год назад после очередного выезда в квартиру номер девять служители закона пообещали старушке в следующий раз подбросить ей героин и увезти к более шумным соседям. Больше она не решалась их вызывать и сократила соответствующую часть выступления до возможного минимума. Несмотря на регулярность повторений этого спектакля, Костя так и не сумел окончательно раскрыть свою роль в нем. С одной стороны, ему решительно запрещалось что-либо говорить и перемещаться в пространстве. То есть вести себя он был должен в точности как зритель. С другой стороны, находился он всё же на сцене, а после каждого представления у Кости оставалось стойкое чувство причастности и практически диалога. Вероятнее всего, он был реквизитом.

Очевидно, бутылка, и вправду наделавшая немало шума, не оставила Косте возможности избежать возмездия.

– Константин, уходя на пенсию, я надеялась на спокойную и тихую старость, – начала Зоя Петровна стандартное вступление.

Внезапно перед ней возник британец, которого она еще не успела заметить, и соседка осеклась.

– Искренне сожалею о причиненных вам неудобствах, единственным виновником которых явился я, но, надеюсь, столь благородная леди достаточно великодушна, чтобы принять мои извинения? – сказал гость на прекрасном русском, при этом он наклонился и, глядя в глаза Зое Петровне, вопросительно приподнял брови, подчеркивая, что этот вопрос не является риторическим, и на него придется ответить.

В воздухе повисла тишина. Поднятые британские брови не собирались опускаться, не оставляя пенсионерке ни малейшей возможности вернуться к нападению. Пауза начала затягиваться. Тогда правая бровь англичанина приподнялась еще на полтора миллиметра, что стало переломным моментом сражения.

– Эээ… да… – то ли ответила, то ли спросила соседка, совершенно выбитая из привычной колеи.

– Премного вам за это благодарен, а теперь, не сочтите за дерзость… – Он почтительно и крайне деликатно взял Зою Петровну под локоть и не спеша повел к выходу. – …но нас с Константином ждут дела, не терпящие отлагательств, так что, если мы ничем больше не можем быть вам полезны, разрешите выразить надежду, что в следующий раз мы встретимся с вами при более благоприятных обстоятельствах, и пожелать вам хорошего дня.

Последние слова британец произнес, уже проводив соседку за порог, после чего бережно отпустил ее руку и без какого-либо выражения на лице вернулся в квартиру номер девять, не забыв запереть за собой дверь. Совершенно сбитая с толку Зоя Петровна с полминуты стояла не шевелясь, после чего медленно вернулась к себе в квартиру, где до самого вечера сидела чрезвычайно тихо и много думала.

– Уверяю вас, – обратился британец к Константину, – мы гораздо быстрее найдем решение всех проблем, которые, простите мою бестактность, судя по вашему внешнему виду вас постигли, если вы позволите мне ознакомиться с данным документом.

Концом трости британец указал на прошитую стопу бумаги, состоящей по большей части из описей № 1 и № 2.

– Ммм? – Костя безнадежно упустил нить происходящих событий и предпочел даже не шевелиться, а просто следить за происходящим вокруг него, представляя, что всё это – сон.

– Будем считать, вы не возражаете.

Незнакомец взял бумаги в руки и с ловкостью, которой позавидовали бы многие опытные крупье, перелистал по одной странице весь талмуд за полминуты.

– Надо полагать, вы не обладаете указанной в письме суммой, подлежащей взысканию. – Это был уже не вопрос, а утверждение. – Что же, – продолжил британец, – досадно, что нам приходится знакомиться, когда вы и без того находитесь в состоянии значительного эмоционального перенапряжения, зато хуже вам уже стать не должно.

Он прислонил трость к стене, положил свой цилиндр на полку и присел на корточки перед Костей.

– Я – джинн, сэр, и уже… – Он одним плавным движением вытянул из кармана часы, описал ими в воздухе элегантную дугу и убрал обратно, успев взглянуть на циферблат. – …почти две минуты нахожусь на службе у вас.

Костя перевел отсутствующий взгляд на британца.

– Разве я не должен потереть лампу?

Вопрос был задан совершенно безразличным голосом, свидетельствующим о том, что речевой аппарат Кости работал со слишком большим опережением ошарашенного за сегодняшнее утро сознания. Костя сейчас воспринимал происходящее как фильм с видео, сильно отстающим от аудиодорожки. Минуты на три. До него только начало доходить, что на шум упавшей бутылки наверняка прибежит злобная соседка.

– Действительно, в качестве подтверждения заключения контракта на оказание услуг джинном согласно оферте, – гость говорил тоном родителя, который объясняет своему ребенку, почему же Танин мяч из одноименного произведения не утонет, – вы должны были потереть сосуд соответствующего джинна. Необязательно лампу. Например, в нашем случае – бутыль.

– Джинн из бутылки… – Костя посмотрел на бутылку, укатившуюся в комнату, улыбнулся одними губами, отчего его лицо приняло совсем уж туповатое выражение. – Бутылка джинна…

Тут его глаза расширились, он вернул взгляд на британца.

– Я вас чуть не выпил! – зловещим шепотом произнес Костя и хихикнул.

Джинн сочувственно наклонил голову:

– Понятно… Вы посидите, отдохните, придите в себя. – Британец успокоительно похлопал Костю по плечу. – А я пока приготовлю вам завтрак.

Контракт

Полчаса спустя осторожно и боязливо, как опальная кошка, Костя подкрался к входу в кухню.

– Проходите, сэр, чувствуйте себя как дома! – раздался из-за двери удивительно веселый голос.

Костя открыл дверь и просочился на кухню. На столе стояло блюдце с двумя сваренными яйцами, тарелка с овсянкой, от которой поднимался аппетитный пар, чайник чая и все необходимые согласно этикету столовые приборы. Чай источал густой аромат, который в это напряженное пасмурное осеннее утро окунал в безоблачные детские воспоминания о жарком лете в деревне, прогонял все тревоги и заставлял задуматься о том, как британцу удалось на этой кухне найти необходимые для такого аромата ингредиенты.

Сам же гость сидел за Костиным ноутбуком, кажется, в наилучшем расположении духа. Костя бросил взгляд на экран. Он помнил, что перед телефонным звонком, впервые за сегодняшний день поднявшим тему наследства, Костя успел только включить компьютер. Теперь же на экране красовалось окно браузера с неприличным количеством вкладок. Рядом с ноутбуком лежала книга, посвященная основам работы с компьютерами и предназначенная для Костиного соседа. На профессиональный взгляд Кости, книга была написана очень недурно, несмотря на обложку с изображением улыбающегося пенсионера, сидящего за ноутбуком с синим экраном смерти[1], кошмаром любого системного администратора. Учитывая скорость чтения гостя, на освоение этого пособия у него ушло не больше трех минут.

– Константин, должен признать, я восхищен техническим прогрессом, которого достигло человечество за время моего отсутствия.

К сожалению, эта фраза не внесла никакой ясности в происходящее, зато породила в озадаченном мозгу Кости ряд дополнительных вопросов. Основными из них были: «Сколько именно отсутствовал незнакомец, если за это время прогресс успел ускакать вперед достаточно далеко, чтобы теперь вызывать удивление?», «Где же надо прятаться от человечества с его прогрессом, чтобы они так долго не могли его найти?» и, конечно же, главный вопрос, который, впрочем, был сформулирован еще до прихода на кухню: «Не сбежал ли незнакомец из психдиспансера?». Все три вопроса Косте удалось уместить в один максимально лаконичный.

– За время вашего отсутствия?

Британец отвернулся от монитора, и его восторженное лицо мгновенно превратилось в пристыженное, он встал из-за стола и вытянулся по струнке.

– Прошу прощения, сэр, я слишком увлекся освоением этого чуда инженерной мысли. – Он кивнул в сторону ноутбука. – И упустил из виду вашу неосведомленность как о предмете заключенного между нами контракта, так и о том, кем является исполнитель данного договора, то есть ваш покорный слуга, – британец почтительно склонил голову.

– Что же, надеюсь, вы прольете на это свет? – Костя скрестил на груди руки, пытаясь показать всем своим видом, что не очень-то верит ни в существование контракта, ни в существование джиннов.

Британец снова склонил голову.

– Я приложу для этого все возможные усилия, но вначале попрошу вас приступить к завтраку: поверьте, он вам сейчас не повредит. К сожалению, гастрономический ассортимент ваших… кладовых… оставляет желать лучшего, но этим вопросом я предлагаю заняться позже.

Костя прекрасно знал, что в его «кладовых» мышь повесилась, и потому нисколько не обиделся на последнее замечание британца. Напротив, его немного тронула дипломатичность, с которой изъяснялся гость, и то, что впервые с тех пор, как он съехал от приемных родителей, для него кто-то приготовил завтрак. В общем, Костя решил, что даже если у визитера и съехала крыша, не стоит на этом зацикливаться и надлежит отнестись с пониманием к его проблемам.

Костя приступил к лучшему завтраку в своей самостоятельной жизни, а британец, опустившись на второй стул, начал проливать свет на свое появление.

– Сэр, вначале должен отметить, что ваше недоверие вполне закономерно. Поверьте, скепсис – это самая лучшая реакция из возможных, с которой сталкивается каждый джинн в начале отношений с новым хозяином. Обычно нас пытались незамедлительно выгнать, отправить в дом умалишенных либо сжечь на костре в специально подготовленной для подобных мероприятий зоне центральной площади города. Но рано или поздно к каждому, заключившему с одним из нас контракт, приходило осознание, что все наши слова – чистая правда. Дольше всего мне пришлось добиваться признания одного служителя церкви, который после знакомства сказал, что ему нужно отлучиться в уборную, и, воспользовавшись моей этичностью, сбежал через окно в ближайший порт, где устроился матросом на первое попавшееся судно и уплыл на другой континент. Я его выслеживал полтора года, но в итоге все закончилось благополучно.

Британец встал, пододвинул Косте тарелку с овсянкой и забрал блюдце с яичной скорлупой – Костя, привыкший есть лишь из очевидной необходимости, всегда делал это чудовищно быстро, чтобы не успеть распробовать свои кулинарные потуги. Хозяин квартиры, а точнее ее арендатор, решил принять правила игры.

– Разве джинны не обладают… магией? Почему вы просто не переместились к нему… по волшебству?

Гость сполоснул блюдце, вытер его полотенцем и вернулся на свое место.

– Раньше бы я так и поступил, но за несколько веков до тех событий наша гильдия приняла решение полностью отказаться от использования того, что принято называть волшебством.

Костя хмыкнул.

– Зачем же было так себя ограничивать?

– Практика показала, что то, что достается человеку, с вашего позволения, по волшебству, этот человек по-настоящему не ценит и довольно быстро так или иначе теряет. Поэтому все попытки улучшить жизнь хозяевам простым способом в итоге в лучшем случае не приводили ни к чему, а обычно, напротив, лишь порождали новые проблемы.

– Но почти во всех сказ… – Костя кашлянул. – …историях о джиннах их основная цель – как раз причинить вред человеку. Разве не в этом истинный смысл вашего существования?

– Если только за время моего отсутствия не было прорывов в решении данного вопроса, никому не удалось познать истинный смысл своего существования. Поэтому самое разумное – придумать такой смысл для себя самому. Джиннов нашей гильдии свел вместе выбранный каждым из нас один и тот же смысл – получать удовольствие от существования. А самое притягательное в жизни бессмертных существ – следить за развитием доминирующего вида на земле и добавлять к его истории интересные сюжетные повороты. Мы не гордимся этой частью своей истории, но вначале действительно решили, что вам слишком легко все дается и портили человечеству жизнь всеми возможными, а чаще – невозможными способами. Однако вскоре мы заметили, что сами люди справляются с этой задачей гораздо эффективнее, чем это удавалось нам. Но к тому моменту мы уже привыкли к вашему обществу и даже начали испытывать к вам определенную симпатию, поэтому решили, как и раньше, появляться в вашей жизни, но уже с целью не вредить, а помогать. В обмен на помощь мы по-прежнему получали единственное ценное для нас – интересные сюжеты, участниками которых становились сами.

Британец снова поднялся, деликатно налил в чашку заварившийся чай и подал его Косте, после чего вернулся на стул и продолжил:

– Как я уже сказал, ничего из получаемого без какого-либо труда, «по волшебству», не приносило никакой пользы нашим хозяевам, и мы нашли, как мне кажется, идеальное решение. Джинны продолжили все так же исполнять желания людей, но силами самих людей. Мы стали советниками. За проведенные рядом с вами многие тысячи лет мы научились безошибочно предсказывать последствия ваших поступков. Поэтому для осуществления любого желания своего хозяина джинну достаточно предоставить ему четкий план действий. Следуя такому плану, человек гарантированно и уже в значительной части самостоятельно добивался желаемого. Только цель, достигнутая своими силами, становится действительно ценной, а то, что человек понастоящему ценит, уже не потеряет.

Последняя фраза заставила Костю задуматься. Она, конечно, была несколько банальна, но гость произнес таким серьезным тоном, что Костя решил попытаться чуть серьезней отнестись к гостю в целом. Впереди были два выходных дня и запредельная сумма долга перед чужой страной. Сам он не представлял, с какой стороны подступиться к проблеме, а надеяться на чью-либо помощь не приходилось. К тому же, рассуждая рационально, принимая помощь британца, Костя ничего не терял.

– То есть у меня есть три желания, которые я должен буду сам для себя исполнить?

Британец улыбнулся.

– С вашего позволения, я все же буду вам помогать, просто без применения так называемого волшебства. А количество желаний ограничено только тем, сколько их мы успеем выполнить в течение срока действия контракта.

– И какой же у контракта срок действия?

– Бессрочный. Но вы можете расторгнуть его в любой момент в одностороннем порядке, либо он будет расторгнут автоматически в момент вашей смерти.

Костя подавился чаем. Британец укоризненно посмотрел на него.

– Осмелюсь напомнить, что расторжение контракта не в моих интересах. Я предпочту находиться у вас на службе, чем в бутылке.

– А после расторжения контракта вы вернетесь в бутыль?

– Причем незамедлительно. И буду находиться там до заключения следующего контракта.

– То есть когда вы сказали, что отсутствовали…

– Да, последние приблизительно сто лет я находился в бутыли. Моим прошлым хозяином был ваш предок мистер Блэк, контракт с которым был расторгнут автоматически весьма внезапно для нас обоих. До встречи со мной он работал на стройке. Нажив же благодаря моим советам изрядное состояние, он не потерял любовь к профессии и организовал строительство нескольких довольно величественных объектов. Мы можем только догадываться, какая психологическая травма послужила тому причиной, но вместе с состоянием он приобрел свою вторую страсть – страсть к головным уборам. Так или иначе, все свободное время мистер Блэк проводил либо на стройках, либо у шляпного мастера. К сожалению, в одном он игнорировал как мои предостережения, так и здравый смысл. Каждую субботу (свой любимый день недели) он предавался двум своим любимым слабостям одновременно и, придя на стройку, распаковывал только что купленный головной убор, который с наслаждением водружал на голову вместо защитной каски. Конечно же, столь дурная привычка не могла не оборвать жизнь мистера Блэка в его любимый день недели, что и произошло в конце июня тысяча девятьсот двадцать первого года. Я успел с ним попрощаться лишь благодаря тому, что кирпич попал по касательной, в противном случае я бы даже не узнал, почему снова попал в свою бутыль. Поскольку следующего хозяина бутыли удалось определить совсем недавно, все это время с тысяча девятьсот двадцать первого года я провел за зеленым непрозрачным стеклом. Но не переживайте, для джинна внутри его сосуда время останавливается. В противном случае немногим из нас удалось бы сохранить здравый рассудок в результате регулярных длительных заключений в полном одиночестве.

Тут Косте пришла в голову идея, как можно вывести гостя на чистую воду. А поскольку до сих пор свою легенду британец излагал крайне складно, перспектива разоблачения разожгла настоящий азарт, отодвинувший на второй план желание разобраться с собственными проблемами.

– А что произойдет, если сосуд джинна кто-нибудь уничтожит? Например, я случайно чуть не разбил вашу бутылку.

– О, не переживайте по этому поводу. Сосуд джинна невозможно ни вскрыть, ни уничтожить, он так же бессмертен, как и сам джинн.

Это было уже просто смешно. Главное, британец говорил с такой уверенностью и спокойствием в голосе, как будто в соседней комнате не лежала та самая бутылка. Костя вышел из кухни и тут же вернулся с ней в руках.

– Вы не будете возражать, если я… просто чтобы убедиться…

– Будьте так любезны, – гость не подавал никаких признаков тревоги.

Костя обмотал бутыль полотенцем, впервые достал из выдвижного ящика металлический молоток для отбивания мяса, подошел к раковине и угрожающе посмотрел на британца. Тот в ответ подбадривающе кивнул.

Спустя десять минут различных экспериментов Костя выяснил, что бутылку невозможно ни разбить молотком, ни раздавить тисками, ни просверлить сверлом по керамике, ни даже поцарапать при помощи болгарки с алмазным диском. Сургуч же, которым была залита пробка, ничуть не уступал по твердости адамантию[2]. Озадаченный и уставший, он в конце концов вернулся на кухню, рухнул на свой стул и, поставив на стол целую и невредимую бутылку, вопросительно посмотрел на британца. Тот, подперев рукой подбородок, сидел с невероятно скучающим видом.

– Не желаете ли теперь пырнуть меня ножом? Просто чтобы убедиться, – безразличным тоном осведомился гость.

Костя желал, и притом сразу, по нескольким причинам. Но решил воздержаться от подобных экспериментов. Подозрительная прочность бутылки все же ничего не доказывала, хотя зародила несколько семян сомнений. Тут Костю осенило второй раз.

– Скажите, а контракт может заключить кто угодно?

– Только полноправный владелец бутыли. В настоящее время это – вы, сэр.

– А могу ли я расторгнуть с вами контракт и через пару минут, когда я буду убежден, что вы вернулись в бутылку, снова его заключить?

Британец мгновенно сменил вид на крайне озадаченный. «Ага!» – подумал Костя и победно улыбнулся.

– Раньше так никто не поступал, но, строго говоря, – после нескольких секунд раздумья ответил гость, глядя в никуда, – это не противоречит ни базовым законам, ни правилам гильдии.

Костя никак не ожидал такого ответа, и улыбка сползла с его лица.

– Так что должен признать, – британец перевел взгляд на Костю, – вы нашли весьма простой и гуманный способ расставить все точки над «i».

Воцарилось молчание.

– Эмм… и как мне расторгнуть контракт? – спустя почти минуту неловкой тишины осведомился Костя.

– О, просто сообщите мне о расторжении в произвольной форме.

– Будет достаточно сказать: «Я расторгаю с вами контракт»?

– Вполне.

– Я расторгаю с вами контракт.

Британец исчез. Только что он сидел за столом на стуле, и вот стул уже стоял пустой. На всякий случай Костя заглянул под стол. Там британца тоже не оказалось. Костя нахмурился, ущипнул себя за руку, чтобы убедиться, что не спит, взял в руки бутыль и с подозрением всмотрелся в стекло. По-прежнему ничего не разглядев, он для чистоты эксперимента зашел в туалет. Немного подумав, вышел из туалета и зашел в ванную комнату, закрыл за собой дверь, сделал глубокий выдох и провел рукой по надписи бутылки. Британец появился в чугунной ванне.

– Я расторгаю с вами контракт! – сказал Костя первое, что пришло ему в голову.

На лице Британца возникло выражение крайнего удивления, которое тут же исчезло вместе с самим британцем. Костя, опомнившись, тут же снова потер бутылку. Британец появился. Костя смущенно пробормотал:

– Прошу прощения, я что-то растерялся.

Британец снисходительно улыбнулся.

– Признаться, я боялся, что вы выберите туалет, – заметил он, выбираясь из ванной.

Оказавшись на полу перед Костей, он сказал:

– Думаю, сейчас самое подходящее время выпить еще чашечку чая и обсудить наши дальнейшие планы.

Костя послушно кивнул и отпер дверь ванной комнаты. Настроение улучшалось.

Картина

– В начале, – Костя сделал глоток еще горячего чая, – давайте решим, как мне к вам обращаться. Не могу же я называть вас джинном.

– Мистер Блэк придерживался того же мнения и выбрал имя Джим как наиболее созвучное. Не могу сказать, что этот критерий было необходимо учитывать в принципе и более подходящего мне имени подобрать было нельзя, но я успел к нему привыкнуть и практически сродниться. Поэтому, если вы не возражаете, я бы предпочел остаться Джимом.

– Отлично, Джим. Как бы вы посоветовали решить вопрос с моим долгом?

– Самым простым решением было бы оспорить законность вменения вам самого наследства вместе с долгом, – без малейшего раздумья ответил Джим. – Уверяю, положительный исход данного дела не подлежит сомнению. Но в этом случае вам придется вернуть бутыль, а вместе с ней потеряете и меня – не думаю, что такой выход будет самым благоразумным.

Насчет последнего Костя не был так же уверен, но решил пойти навстречу джинну:

– В таком случае не будем излишне поспешны в принятии решений. Очевидно, будет разумным считать этот план запасным. – Косте понравилась манера общения Джима, и он попытаться ее перенять.

– Очень хорошо, сэр. Тогда единственной альтернативой остается обзавестись финансовыми средствами в требуемом либо большем размере. Для решения проблемы этим путем мне потребуется немного времени, чтобы ознакомиться с современными принципами ведения дел и в целом изучить экономический контекст нашего положения, – Джим вопросительным взглядом указал на ноутбук.

Костя, как и большинство представителей мужской части населения, был слаб по части намеков, но тяга Джима к компьютеру была настолько очевидна, что данный намек не нуждался в расшифровке.

– В таком случае не буду вам мешать и займусь пополнением кладовых.

Джим просиял:

– Будет ли мне позволено дать рекомендации касательно необходимого джентльмену минимума провизии?

Костя не возражал. Работая системным администратором в преуспевающей организации, он хотя и не мог позволить себе приобрести квартиру в собственность, денежных затруднений не испытывал. К тому же благодаря весьма аскетичному образу жизни на его счету скопилась изрядная (по его собственным меркам) сумма. Однако при взгляде на список необходимого минимума провизии Костя сглотнул и понял две вещи. Первое – накопления были не такими уж изрядными. По меркам джентльменов для описания их размера скорее подошло бы слово «скромные». И второе – джентльмены любят поесть. Однако чтобы хоть сколько-нибудь соответствовать стандартам Джима, Костя молча забрал список и отправился в магазин.

Выйдя из подъезда, он увидел Константина Эдуардовича, своего тезку лет шестидесяти, который, спрятавшись от непогоды в дождевик, вновь восстанавливал разоренные клумбы. Ему нравился этот одинокий сосед с верхнего этажа из-за его бесконечной доброты и неизменно улыбающегося лица. Костя любил с ним общаться и с удовольствием помогал ему то по хозяйству, то с теми же клумбами, хотя сам сосед никогда не просил о помощи.

– Доброе утро, Константин Эдуардович, очередной набег хулиганов?

– Здравствуй, Костя. Да пустяки, детям положено озорничать, я в детстве и не такое вытворял. А мне лишний повод с цветами повозиться только в радость.

– Обычно этим детям лет за пятьдесят.

– Значит, мои цветы кому-то понравились и сейчас радуют своей красотой. Получается, я незнакомому человеку добро сделал, а добро всегда возвращается.

Костя давно заметил, что Константина Эдуардовича просто невозможно расстроить или обидеть. Он замялся. Ему хотелось помочь, но нужно было осмыслить все произошедшее с ним за это насыщенное утро, для чего требовалось побыть наедине с собой. Константин Эдуардович поднял на Костю свои добрые мудрые глаза и с легким укором сказал:

– Я же вижу, что по делам идешь, ну так иди, справлюсь. А как освободишься, заходи ко мне на чай, я печенье напек.

Константин Эдуардович всю жизнь работал кондитером, и даже перед самыми незамысловатыми сладостями в его исполнении устоять было совершенно невозможно.

– С шоколадной крошкой?

Дедушка в ответ улыбнулся и вернулся к цветам. Возможно, он опытным взглядом заметил, что Костя озадачен, хотел помочь ему добрым словом и после цветов пойдет готовить печенье. Либо печенье действительно уже готово, что означает: соседу требуется Костина помощь, а после цветов он сам собирался зайти к нему, чтобы пригласить на чай, потому что никогда не просит о помощи. Значит, на всякий случай надо будет обязательно зайти.

Чтобы дать себе больше времени переварить сегодняшние события, Костя шел в магазин настолько окольной дорогой, что сам Сусанин снял бы шляпу.

Хотя некоторые сомнения в Костиной душе все же оставались, беспощадная логика с этими ее фактами заставляли признать существование джиннов в принципе и в частности джинна Джима (спасибо мистеру Блэку за имя, достойное попсового виски).

Следующее, о чем подумал Костя, это не надлежит ли ему передать джинна государственным чиновникам. Нет, он не питал ни пиетета по отношению к правительству, ни даже хоть сколько-нибудь теплых чувств. Телевизор он использовал исключительно для просмотра художественных фильмов и сериалов, федеральные телеканалы даже не были настроены, а влияния проправительственных средств массовой информации в интернете ему удавалось избежать по той же причине, по которой ему не довелось стать и жертвой оппозиционной пропаганды – Костя как во всемирной паутине, так и в реальной жизни вел весьма затворнический образ жизни, а статьи и видеоролики, касающиеся политики, открывал только случайно, промахнувшись мышкой. Проще говоря, Костя был настолько далек от политики, что являлся одним из немногих, имеющих о ней свое собственное мнение. И оно было не самым положительным.

Собственно, вопрос о передачи джинна правительству возник в его голове лишь потому, что заключение контракта с джинном явно не регламентировалось никакими законодательными актами. А Костя старательно избегал всего незаконного, правда, в первую очередь не в том смысле, что не ступал на скользкую дорожку сам, а в том, что не мешал тем, кто по ней идет. Он считал, что дорожка эта уже давно превратилась из скользкой в асфальтированную четырехполосную автомагистраль и по ней обычно не шли, а ехали в тонированных автомобилях. Попадать же под колеса метафорического автомобиля ничуть не менее опасно, чем буквального. Впрочем, Костя решил, что, если чиновники узнают про джинна, скорее всего, довольно быстро из-за него передерутся и не обойдется без жертв. За жертвы надо будет кого-то наказать, а если выбирать виновного придется среди служителей государства, выберут, очевидно, непричастного к государственной службе Костю. Логика всегда была его сильной стороной. Выходило, что при подключении к ситуации государства, хоть в чем-то, да виновен он будет в любом случае. Значит, надо будет поручить джинну приложить усилия к тому, чтобы их не раскрыли.

– Доброе утро! – незнакомый женский голос выдернул идущего знакомым маршрутом, а потому ничего не замечающего вокруг Костю из размышлений.

Костя поднял взгляд и увидел такое же незнакомое, как и голос, но украшенное приветливой улыбкой лицо.

– Доброе… – на автомате ответил он.

Женщина, не останавливаясь, прошла дальше. Костя в недоумении обернулся, провожая ее взглядом. Это было странно. В угрюмой России вообще не принято улыбаться, тем более незнакомым встречным прохожим. Тем более пасмурным осенним утром под мелким дождем в безрадостном сером городе. Тем более если руки оттягивают тяжелые сумки. Пожелать же при этом незнакомцу доброго утра и как ни в чем не бывало продолжить свой путь, даже не притормозив, чтобы попытаться что-то продать, было практически незаконно.

– Доброе утро! – сказал ее удаляющийся голос следующему прохожему, шедшему в одном с Костей направлении метрах в десяти от него. Вот этот россиянин был более аутентичен – его лицо было немногим добродушнее кирпича и от приветствия лишь прибавило в суровости. Костя пожал плечами и вернулся к своему маршруту.

– Хорошего вам дня, молодой человек, – бодро поприветствовал Костю солидный немолодой мужчина в деловом костюме, шедший за улыбчивой женщиной.

– И вам, – ответил Костя, окончательно сбитый с толку второй улыбкой.

Он вгляделся в лица пешеходов, идущих навстречу. Все они были немного мечтательны и неизменно улыбались, будто вспоминали одинаково прекрасные сны. Костя посмотрел на соотечественников, следовавших за ним и человеком-кирпичом. Тут каждое лицо было сосредоточенным, серьезным, с легким оттенком хмурого недовольства, то есть именно таким, какими им быть и положено. Костя, почесав затылок, продолжил свой путь.

– Доброе утро! – опередил он следующую встречную.

– Бог в помощь, – с улыбкой ответила миловидная старушка.

Спустя несколько минут обмена приветствиями с незнакомцами Костя увидел причину нехарактерного благодушия соотечественников. На грязном пустыре стояло двухэтажное техническое сооружение без окон, зато со стенами, ранее выкрашенными самым отвратительно-болезненным оттенком желтого. Теперь же вся стена, смотрящая на дорогу, представляла собой незамысловатый, но пробирающий до мурашек летний пейзаж, яркое солнце на котором, казалось, освещало всю улицу, а с бескрайнего зеленого поля почти ощутимо веяло июльской беспечностью, свежестью сочной травы и теплом. Каждый прохожий, привычно смотрящий под ноги, будто вначале замечал именно это столь недостающее зябкой осенью тепло, а потом уже в поисках его источника нащупывал взглядом громадную картину и в изумлении замирал на долю секунды, которой хватало на то, чтобы пойти дальше в совсем ином расположении духа. Костя узнал руку художника. Его картины всегда совершенно разного содержания регулярно появлялись по ночам на стенах города и неизменно поднимали настроение каждому, кто успевал на них посмотреть. Каждому, кроме Кости. Он при виде очередной работы уличного художника мог думать только о том, что через пару дней ее назовут вандализмом и закрасят самым отвратительно-болезненным оттенком желтого.

Сегодня Костя едва успел опередить коммунальщиков. Два гостя из ближнего зарубежья с названием местной управляющей компании на жилетках уже подготавливали краску. Костя чертыхнулся, развернулся в сторону магазина и налетел на щуплого, но очень высокого молодого человека с пакетом продуктов, оказывается, стоящего рядом с ним, чем вывел того из оцепенения.

– Прости, пожалуйста, я тебя не заметил, – извинился Костя.

– Опять смета на ремонт победила душу.

Парень смахнул слезу и ушел не оглядываясь.

Учитель

Каждый раз после прихода маляров у него опускались руки, каждый раз он признавал свое поражение перед коммунальными службами в этой позиционной войне, каждый раз зарекался брать в руки кисть и каждый раз на следующее утро начинал работу над новой картиной. Он как никто понимал бесперспективность этой борьбы и с самого первого штриха, создавая первый эскиз, начинал оплакивать гибель еще не созданной картины. Он был несчастен почти все свободное время, чтобы окружающие стали чуть счастливее ненадолго, и считал это справедливым обменом.

Дома его встретила мама. Забрав пакет с покупками, спросила:

– Что такой хмурый? – И тут же, прижав руки к груди, сменила тон с беспечного на встревоженный: – Неужто уже закрасили?

– Да, мам. В этот раз и двух дней не подождали.

– Вот негодяи, такую работу загубили! А должны были поблагодарить и стену веревочкой оградить. Ведь за бесплатно настоящую красоту создаешь, ни рубля тебе город не выделил на это. Хотя в этом и проблема. На том, что бесплатно достается городу, своровать нельзя. А то, что нельзя обокрасть, в нашей стране не любят.

Мама Саши работала бухгалтером в бюджетном учреждении, поэтому привыкла на все смотреть через призму профессиональной деформации. То есть любые события трактовать с точки зрения повсеместной коррупции. После уничтожения каждой картины она говорила Саше примерно одинаковые слова, чтобы как-то подбодрить и убедить перестать изводить себя этой борьбой с ветряной мельницей. Хотя прекрасно понимала, что не сможет его утешить и уж точно не сможет уговорить оставить эту ночную работу.

– Ладно, мам, не переживай. Мне пора в школу.

Единственное хорошее, что дали ему ночные вылазки, это дневную работу, ставшую для него отдушиной и местом, где он, несмотря ни на что, чувствовал себя по-настоящему счастливым. Пару лет назад руководитель частной художественной школы Егор Валентинович застал посреди ночи Сашу, неуклюже ползающего по стене с малярным валиком. Это был мужчина средних лет, ценящий, разбирающийся, а главное, всей душой любящий искусство. По иронии он был начисто лишен каких бы то ни было художественных талантов и преклонялся перед людьми, ими обладающими. В картине, появляющейся на его глазах, он без труда разглядел искусство, в Саше – талант и твердо решил, что ему необходим такой человек среди наставников его школы. Он не рискнул отвлечь художника и терпеливо ждал почти до рассвета окончания работы.

– Молодой человек, могу я соблазнить вас чашкой горячего кофе? – спросил Егор Валентинович, когда Саша закончил работать.

Саша, уже готовый начать погружаться в горе неминуемой потери своей картины, был готов идти куда угодно и с кем угодно, чтобы это погружение отложить. К тому же промышленный альпинизм его вымотал и кофе входил в его планы в любом случае. Спустя несколько минут они сидели в тихом пустом кафе и пили согревающий напиток. Егор Валентинович видел, что Саша находится в легкой прострации и решил начать издалека.

– Как вас зовут?

Саша ответил.

– Александр, вы развили свой талант, обучаясь на профессию художника, или это врожденное?

– Врожденное, но я учился. Правда, научить меня смогли только терминам, рисовать по правилам я так и не смог. Поэтому выпустился со скрипом.

– Если не секрет, чем вы зарабатываете на жизнь?

– Я – курьер, так что ногами, – улыбнулся Саша.

– Почему же не кистью? Мне кажется, это вам подошло бы куда больше.

– Я пытался, но это оказалось для меня слишком сложно.

Конечно, после выпуска из института Саша пытался работать по специальности и устроился на стажировку дизайнером. Он должен был создавать логотипы компаний. Свой первый заказ Саша воспринял с воодушевлением, лично приехал к заказчику и целый день в мельчайших подробностях расспрашивал его про фирму в целом, про сотрудников в частности, про направления деятельности. Потом почти неделю создавал настоящий шедевр, в котором отобразил все детали и нюансы. Логотип вышел поистине эпохальным и подходящим для размещения в шапке документов чуть менее, чем микроскоп подходит для забивания гвоздей. Саша так увлекся работой, что был ошарашен, когда ему напомнили, что логотип нужен по большей части для размещения в шапках документов, и для этого было бы неплохо, чтобы он умещался на стандартном листе А4, а в идеале занимал бы на этом листе лишь несколько сантиметров. Впрочем, заказчик был ошарашен не меньше и с удовольствием забрал получившийся логотип для размещения на стене офиса за ресепшном (ресепшн пришлось, правда, перенести к более длинной стене). Работодатель же был не столько ошарашен, сколько обескуражен и опечален. Согласно внутреннему регламенту одному дизайнеру за рабочий день в зависимости от выбранного заказчиками тарифа полагалось отрисовывать от двух до пяти логотипов, что несколько не соответствовало одному логотипу, законченному Сашей за неделю. Из-за благодарственного письма, больше похожего на хвалебную оду, в котором заказчик красноречиво восхищался Сашей, а с ним вместе и всей конторой, было решено дать стажеру второй шанс. Теперь за ним строго следили, одергивали, если он начинал увлекаться, и за вторую неделю из-под его пера вышло требуемое количество товара требуемого качества.

– Представьте себе человека, – продолжил Саша, – обожающего, допустим, конфеты до потери сознания. Если он пойдет работать в цех на шоколадную фабрику, то либо на второй день заработает диабет, принеся фабрике больше убытков, чем прибыли, либо не прикоснется ни к одной конфетке, чтобы не сорваться, и станет совершенно несчастным человеком, постоянно делая со сладостями вообще не то, что хочет. Вот и я должен был рисовать, делать то, что больше всего люблю, но делать не так, как мне хотелось, а так, как требовалось по техническому заданию. Из-за этого любимое занятие превращалось в пытку. Я продержался меньше месяца и ушел на работу, не связанную с творчеством.

Саша старался не думать ни о чем, чтобы не начать думать о картине, и до сих пор ему это вполне удавалось. Он просто бездумно отвечал на вопросы странного незнакомца. Но сознание не могло дремать вечно и, наконец очнувшись ото сна, выдало очевидный в такой ситуации вопрос:

– Извините, я не спросил вашего имени и… почему мы перед рассветом сидим в кафе?

– Простите мою бестактность, меня зовут Егор Валентинович, а сидим мы тут потому, что я увидел ваше творение и теперь хочу предложить вам работу.

Костя с удивлением посмотрел на собеседника.

– Мне очень лестно, что вы оценили мою картину, но я уже сказал, что не могу работать на заказ.

– Это и не потребуется. Я хочу, чтобы вы рисовали то, что вам хочется, просто при этом поясняли небольшой группе детей, как вы это делаете и почему. Ну еще иногда комментировали их собственные работы. – Егор Валентинович, давно общаясь с глубоко художественными людьми, привык всегда сглаживать углы и подбираться к сути своих вопросов и предложений предельно осторожно, чтобы не спугнуть и не оскорбить тонкие ранимые натуры.

– То есть вы предлагаете мне место учителя рисования?

Егор Валентинович еще не знал, насколько тонкая (и тонкая ли вообще) натура сидит напротив него и ощущал, что оказался посреди минного поля, а любой непродуманный шаг может стать фатальным.

– Нет… – он вглядывался в лицо Саши, чтобы понять его настрой. – Не совсем.

Лицо Саши было просто удивленным. Не было видно ни признаков оскорбления, ни возмущения, ни пренебрежения, ни чего-либо другого, что руководитель школы так привык анализировать в лицах людей искусства. Тогда он сделал следующий шаг:

– Хотя, строго говоря, да.

Саша не вскочил, опрокинув стул, не закатил глаза, он просто принял задумчивый вид, и Егор Валентинович выдохнул.

– Но у меня нет никакого опыта общения с детьми, и, вообще, дети меня не любят.

Саша, действительно, имел вид, не оставляющий шансов ни одному малолетнему хулигану пройти мимо. Он был слишком высок, слишком сутул, выглядел слишком молодо, растительность на лице росла слишком беспорядочно и даже несимметрично, а сбривать ее Саша постоянно забывал. В общем, внешним видом добиться уважения детей было идеей бесперспективной. Оратор в то время из него тоже был неважный. Из всего выходило, что с небезынтересным предложением он не справится.

– Это частная художественная школа, так что о детях не беспокойтесь, они идут к нам по своему желанию, и вам не придется держать их в узде и уговаривать прекратить бросаться бумажными комочками.

Саша с недоверием вгляделся в лицо директора: было похоже, что он говорил искренне.

– Я не знаю… вернее, не помню программу.

– Мне нужно, чтобы вы взяли на себя факультатив. Программу дети знают и так, но одной программы некоторым из них мало, и им пошло бы на пользу не углубляться в теорию, а больше рисовать под присмотром практикующего художника.

Егор Валентинович встал из-за стола и протянул Саше визитную карточку.

– Пожалуйста, не принимайте пока никаких решений. Просто загляните к нам на неделе, чтобы посмотреть на школу и детей своими глазами. – Он пожал Саше руку, оставил на столе деньги за две кружки кофе и вышел. Он всегда выбирал самый подходящий момент, чтобы уйти.

На следующий же день Саша позвонил по номеру, указанному на визитке, и договорился об экскурсии по школе.

– Да, и захватите, пожалуйста, несколько своих картин, – сказал Егор Валентинович в конце разговора.

Школа Саше понравилась сразу. Что снаружи, что изнутри она была яркой и красочной, чем остро выбивалась из облика города. Солидная часть стен была покрыта рисунками учеников и учителей. Все работы, и профессиональные, и примитивные, никто не думал закрашивать. А главное, Саша не увидел ни одного скучающего лица, детям тут явно было интересно, и они приходили в школу не на рутинные пытки уроками, а на оттачивание навыков и просвещение в любимом деле. Не все лица были радостными, на многих было выражение муки, но Саша хорошо знал это выражение, которое опытный взгляд не мог спутать ни с чем другим. Это были муки творчества, и лица именно с этим выражением растрогали и подкупили Сашу в первую очередь. Он сам много раз испытывал всевозможные вариации этих страданий и почувствовал, что сможет подобрать нужные слова для каждого из этих детей, и из мук родится достойное творение, а лицо просияет удовлетворением от собственной работы. Когда Егор Валентинович отвел его в класс к детям, с которыми Саше предстояло заниматься, и попросил показать его работы, не прозвучало ни одного провокационного вопроса, не было смешков, не было издевок и перешептываний – только уважение, осознанное восхищение и вопросы – робкие, исключительно уместные и очень правильные про технику, идеи и скрытый смысл. Саша не мог поверить, что в их городе (да и вообще в мире) есть такие дети.

К немалому облегчению Егора Валентиновича, к концу экскурсии Саша уже настолько проникся атмосферой школы, что был готов работать в ней кем угодно, лишь бы иметь возможность приходить в этот яркий красочный мирок. Ему дали карт-бланш и месяц на выработку методики занятий, чтобы потом принять окончательное решение о целесообразности факультатива и его утверждении. Уже через две недели Саша нашел самый продуктивный способ проведения занятий, от которого дети были в полном восторге, а через месяц его группа пока свободного посещения разрослась из двенадцати человек до двадцати семи. Факультатив утвердили, а группу пришлось разделить на три потока. К концу года каждый обучающийся по направлению «живопись» посещал Сашины занятия, а Егору Валентиновичу пришлось изменить расписание уроков и включить туда на постоянной основе факультатив, переименовав его в «практические занятия».

В эту субботу спустя два года преподавания Саша собирался на первое занятие с новым потоком. Он по-прежнему не был профессиональным педагогом, внешний вид его по-прежнему не был презентабелен, но общаться с детьми он уже научился, и даже не знакомые еще с ним ученики частной художественной школы заочно его уважали и почитали.

Как обычно, еще издали увидев цветастые стены школы, Саша испытал облегчение. По мере приближения к порогу его покидали все тревоги и переживания, приходили спокойствие и умиротворение.

– Доброе утро, – сказал он, зайдя в класс. – Меня зовут Александр. У меня плохая память на имена, поэтому ваши отчества я даже не буду пытаться запомнить, и мое отчество вам тоже не потребуется.

– Доброе утро, – нескладным дружелюбным хором ответил класс.

Саша улыбнулся. В этот раз каждый ученик, придя на первое занятие, уже знал, что обращаться к учителю будет без отчества, а приветствия в виде вставания из-за столов тут не практикуются.

– Вижу, основные правила вам уже известны. Значит, и чем мы сегодня будем заниматься, вы тоже уже придумали?

Это было первой находкой Саши в роли преподавателя, когда к нему приходили еще только первые двенадцать учеников. Он поручал им самим выбирать, что будет объектом для практики на занятии. Ограничений при этом не было, и фантазия детей начинала работать задолго до начала урока. К тому же всех, включая самого Сашу, интересовало, как учитель справится с заданием школьников, ведь он рисовал вместе со всеми. Также не было ограничений в стиле исполнения задания, единственное требование – надо было на картине обыграть объект, выбранный классом, поэтому в конце урока ни одна работа не была похожа на другую. Простое яблоко на одном полотне было сосредоточением света в саду Эдема, на другой – инфернальной тьмой в пасти дьявола, на третьей – плавилось, оказавшись горящей свечой. Оттого коллективное обсуждение результатов каждый раз было не менее захватывающим, чем процесс решения задачи, и занимало добрую половину занятия.

Вместо ответа к Саше отважным шагом подошла девочка с термосом и вытряхнула из него на учительский стол кучку снега, после чего, испугавшись собственной смелости, виновато посмотрела на Сашу.

– Снег в теплом помещении? Все подойдите поближе и постарайтесь запомнить, как он тает, у вас на это не так много времени.

Девочка, до того полагавшая, что придумала оригинальную задачу, поняла, что не только сделала ужасный выбор, но сейчас еще и затопит стол учителя на первом же занятии, съежилась и чуть не заплакала. Саша посмотрел ей в глаза и с широкой улыбкой совершенно искренне сказал:

– Великолепный выбор, молодец.

Променад

Когда, совершив все необходимые покупки, Костя наконец добрался до дома, от мелкого утреннего дождя не осталось и следа, а через поредевшие тучи начинало проглядывать солнце. Увешанный пакетами с едой, как новогодняя елка игрушками, Костя протиснулся в дверь своей квартиры и опустил все покупки на пол. Из кухни вышел Джим.

– Вы уже вернулись, сэр? Позвольте помочь вам.

С этими словами Джим поднял с пола миниатюрный тортик, с которым Костя планировал позже зайти к Константину Эдуардовичу, и отнес его на кухонный стол, после чего сел обратно за ноутбук. Костя разулся, перетащил пакеты на кухню и, начав раскладывать провизию по шкафам, осведомился:

– Как успехи в ознакомлении с «принципами ведения дел в современном мире»?

– Вынужден констатировать, что за последнюю сотню лет появилось впечатляющее количество новых сфер деятельности, в специфике которых я еще не успел разобраться. Но, по счастью, многое осталось неизменно, например, принципы таких базовых вещей, как торговля или реклама. Оценив особенности этих направлений в условиях современных информационных технологий, могу вас заверить, что концентрация усилий на получении денежных средств будет нерациональным расходованием наших временных ресурсов. Иными словами, в настоящее время заработать можно, занимаясь чем угодно, например, тем, что для вас действительно является важным. Данное обстоятельство подводит меня к закономерному вопросу: что же вы хотите в действительности?

По всем ощущениям Кости, больше всего он хотел погасить долг, а принимая во внимание уровень своего благосостояния, заметно уменьшившегося после пополнения кладовых, решение именно этой задачи считал действительно важным. Однако джинн оставался непреклонен в своем убеждении:

– Сэр, просто представьте, что долга уже нет. Чем бы вы хотели заняться в таком случае?

– Джинн, я хочу обзавестись состоянием, превышающим состояние мистера Блэка, – настаивал Костя, – вы ведь должны исполнять мои желания? Так вот это оно и есть.

– Исполнение желаний хозяина, действительно, является базовым условием нашего существования, так же как вам необходимо для существования дышать. Но если один вдох вы пропустите, серьезного вреда вашему здоровью это не принесет. Так и мы можем усилием воли сдерживаться, и уклоняться от исполнения прямых указаний, разумеется, только для блага хозяина в соответствии с правилами гильдии.

– Надо полагать, в данном случае, вы намерены сдерживаться ради моего же блага?

– Вы весьма проницательны, сэр.

– И надолго джинны могут, образно говоря, задерживать дыхание?

– Точно никто не знает, но одному моему коллеге удалось сменить трех хозяев, прожив с ними бок о бок суммарно чуть больше ста лет, не выполнив при этом ни одного поручения.

Костя сглотнул. Джинн медленно вдохнул и еще медленнее выдохнул.

– Покойный мистер Блэк никогда не ставил самоцелью получение прибыли, которая стала следствием, а не причиной создания его строительных компаний, того, что было дорого его сердцу по-настоящему. И осмелюсь заметить, что только такой подход к ведению дел может сделать человека действительно счастливым, каковым и был ваш дальний родственник. Если поставить целью получение денежных средств, по мере приближения к заветной сумме вы начнете желать получить еще большую сумму и так раз за разом. Вы будете становиться все богаче и все несчастнее от того, что цель все время ускользает. Мистер Блэк же просто делал то, что хотел, – он строил здания. И завершение каждой стройки приносило ему удовлетворение, ведь целью было каждое новое здание само по себе. Безусловно, для реализации большинства задач требуется финансовое обеспечение. Я готов это взять на себя при условии, что вы сформулируете задачу, выполнение которой будет по-настоящему желанно. А, как я уже сказал, заработать при правильном подходе можно на чем угодно. Поэтому гарантирую, что долг вы погасите, но исключительно вследствие выполнения настоящего желания.

Джинн говорил уверенно и при этом столь мягко и вкрадчиво, что убедил Костю. Правда, не в том, в чем хотел. Костя понял, что уговорить Джима заняться погашением долга ему не удастся. Впрочем, поначалу результат джинна устроил – Косте пришлось сдаться и оставить надежды решить свою основную проблему. Правда, лицо его при этом приняло такие кислые и скорбные черты, что в совокупности они говорили о приближающемся отчаянии и потере способности желать что-либо в принципе. Поскольку хозяин, не имеющий желаний, был для джинна профессиональной катастрофой и практически крахом карьеры, Джиму пришлось пойти на компромисс:

– Могу я предложить вам заключить соглашение? Если в ходе исполнения вашего желания нам не удастся погасить долг, я обещаю решить эту проблему, не отвлекаясь более ни на что.

Косте за неимением лучшего варианта, пришлось согласиться.

– Как правило, – продолжал джинн, – в повседневной рутине люди забывают о том, чего хотят на самом деле. Чтобы разобраться в себе, вам следует ненадолго отвлечься. Есть несколько наиболее подходящих для этого методик. Например, можно заняться медитацией или сочинением четверостиший на возвышенные темы, но я бы предложил совершить променад по городу, тем более что вам не помешало бы обновить гардероб, а мне, признаться, хотелось бы обзавестись аналогичным устройством, – джинн указал на Костин ноутбук, – только, если возможно, более компактным.

Костя понял, что появилась возможность проверить на деле способности джинна, воспользовавшись его очевидной слабостью к умной технике. Он сделал задумчивый вид:

– Думаю, вам нужен смартфон, – Костя сделал многозначительный вид, который произвел должное впечатление на джинна, – но, боюсь, мои финансы не позволят проспонсировать данное приобретение. Так же, как и обновление гардероба. А с учетом моего долга перед Британией кредит мне не получить.

У джинна загорелись глаза, он мечтательно повторил:

– Смартфон… В данном случае получение денежных средств будет лишь средством достижения цели и вреда не принесет, – моментально заключил Джим. – Не возражаете, если я обеспечу нас необходимыми финансами?

– Ну… раз вы говорите, что вреда не будет, думаю, можно рискнуть, – как бы нехотя согласился Костя.

– Какая сумма, на ваш взгляд, покроет наши издержки?

– Возможно, тысяч в двести рублей мы бы могли кое-как уложиться, – сказал Костя с лицом, говорящим, что этой суммы и впрямь хватит внатяжку.

Джинн сел за ноутбук и застучал по клавишам, параллельно бурча под нос то ли самому себе, то ли поясняя свои действия Косте:

– Я предполагал, что нам потребуются стартовые средства. Чтобы впустую не тратить время, мы сыграем на колебаниях цен, спрогнозировать которые для меня не составило никакого труда. Совсем недавно над побережьем Каспийского моря сформировался циклон, который, согласно моему опыту приведет к масштабному затяжному шторму. Как известно, только в этих водах обитает белуга-альбинос – единственный источник невероятно ценной белой икры, которую я успел заказать, как только спрогнозировал изменения погоды.

Костя следил за резвым бегом курсора по экрану, слушал слова Джима, но понимание того, как и что он сейчас делает, все равно не приходило, будто все происходило во сне. Джинн продолжал:

– Да, так и есть, четверть часа назад о возможном шторме уже догадались метеорологи. Шторм вызовет временное прекращение добычи икры, и она неминуемо подорожает. Нам остается только дождаться отклика цен на сообщение о непогоде и продать икру в тот момент, когда разница цен покроет наши издержки.

Джинн зашел на какой-то англоязычный торговый портал, где отображалась текущая стоимость икры Джима, при виде которой Косте захотелось стать иранским рыбаком.

– Но на что вы купили икру? – испугался Костя новых долгов.

– Пока ничего покупать не требовалось. Я лишь оформил заказ, товар зарезервировали, а счет за икру по старой цене будет действителен еще три дня.

– И долго надо будет ждать?

– С учетом того, что цена уже начала расти, думаю, до требуемого нам уровня, она дойдет минут через десять. Могу я пока узнать реквизиты вашего банковского счета?

Четверть часа спустя Джим с Костей, разбогатевшим на четыреста с небольшим тысяч (Костя устроил небольшую диверсию, тайком отключив роутер, раздающий интернет, чем позволил белой икре вырасти в цене еще немного, прежде чем джинн смог ее продать), вышли из квартиры номер девять. После успешного эксперимента Костя, уверовав в способности Джима, воспрял духом и действительно был готов искать в себе сокровенные желания. Джим же начал атаковать Костю вопросами про смартфоны, устройство современного общества и бросающуюся в глаза интеграцию одного в другое.

Костя решил повести Джима в торговый центр у железнодорожного вокзала – самый крупный из находящихся в шаговой доступности. Темп для прогулки задал джинн, и Костя подумал, что не передвигался так медленно, вероятно, с тех самых пор, как научился ходить. Благо от туч не осталось и следа, вовсю светило солнце, и в целом погода нашептывала не спешить скрыться с улицы. Выйдя на привокзальную площадь, Джим с подозрением осмотрелся и спросил:

– Сэр, сегодня какой-то праздник?

– Да вроде нет.

– Быть может, какое-нибудь другое значимое событие в общественной жизни города?

Костя с удивлением посмотрел по сторонам.

– Нет, а почему вы спрашиваете?

– То есть все себя ведут совершенно повседневно?

– Вполне.

Джим еще раз обвел площадь взглядом, несколько секунд о чем-то размышлял, потом спросил:

– Почему же у каждого прохожего, кроме тех джентльменов, вид, будто он опаздывает на какое-то важное мероприятие?

Строго говоря, упомянутые джентльмены не были пешеходами, они вообще уже давно никуда не ходили, ибо эта площадь была и их работой, и их домом, а также местом для отдыха и дружеских встреч. При таком высоком уровне оптимизации жизнедеятельности, чем бы им ни заблагорассудилось заняться в конкретный момент времени, они автоматически оказывались в нужном месте, отчего их можно было смело считать самыми пунктуальными горожанами.

Костя задумался. Из уст джинна этот вопрос не звучал риторически, более того, он вообще становился нетривиальным и требующим вдумчивого ответа. Косте даже пришлось подключить поверхностный самоанализ, ведь он сам обычно передвигается по совершенно привычным маршрутам ради рутинных дел именно с таким видом.

– Думаю, все дело в том, что люди хотят внешним видом отогнать от себя других людей, поэтому и стараются выглядеть спешаще-опаздывающими. Почти каждый человек сейчас старается избежать внезапного разговора, причем неважно, разговора с незнакомцем или с тем, кого он знает. В случае с незнакомцем, скорее всего, разговор будет сведен к попытке что-то продать, что не может принести ничего хорошего по определению. В случае знакомого человека все еще хуже – придется говорить.

– Но сэр, что же плохого в разговоре со знакомым человеком?

– В самом разговоре – ничего. Плохо то, что это будет разговор вживую. – Джим удивленно посмотрел на Костю. – Сейчас поясню. Благодаря технологиям, которые вас так впечатлили, современный человек привык общаться на расстоянии, например, при помощи того же телефона, который мы собираемся для вас приобрести, или компьютера, который вы уже освоили. И общение современный человек предпочитает в виде переписки. Так он может без спешки подумать, что именно сказать, как это сформулировать и совершенно спокойно отослать собеседнику текстовое или, прости господи, надиктованное в телефон голосовое сообщение. В случае живого общения нет времени подумать над словами, надо сразу говорить, а люди, отвыкшие от подобной импровизации, попав в такую ситуацию, начинают паниковать, теряются, и разговор приятелей становится трудным, мучительным и неловким для обоих.

– Вы хотите сказать, что все люди вокруг нас, смотрящие на экраны своих телефонов, сейчас с кем-то переписываются?

– Уверен, что большинство из них заняты именно этим. Сейчас вообще принято переписываться постоянно. То есть люди любят общаться, просто оставаться при этом в полном одиночестве. К тому же в данном формате можно вести одновременно несколько диалогов с разными людьми. К сожалению, такая переписка обычно не носит высокохудожественный характер. Более того, люди все реже пользуются собственными словами и все чаще используют чужие. Дело в том, что большинство из тех немногих, кто сейчас умеет красиво, емко или оригинально выражать свои мысли, сделали это своим ремеслом – как раз одной из тех сфер деятельности, которую, думаю, вы не успели осмыслить. Они конструируют лаконичные и остроумные высказывания, соответствующие основным точкам зрения на произошедшие события, и оформляют полученные несколько фраз в виде картинок, которые распространяют в интернете. Остальным же людям остается только найти подходящую чужую мысль и переслать ее собеседникам. Такое положение дел закрепляет косноязычие, и постепенно человек, увязший в подобном общении, разучивается самостоятельно формулировать собственные мысли, а со временем – и генерировать мысли в принципе. Его диалоги будут состоять примерно из одинаковых шаблонных фраз, написанных к тому же с катастрофическим количеством грамматических и пунктуационных ошибок, и чужих мыслей в виде забавных картинок.

– Какую ужасную картину мира вы нарисовали! Но, сэр, я не заметил в вашей речи и тени косноязычия.

– Я не поклонник переписок, мне нравится видеть глаза собеседника и эмоции на его лице, а читать предпочитаю книги.

Костя действительно был противником постоянной болтовни в сети, он с наслаждением презирал людей, не вылезающих из социальных сетей и мессенджеров, отчего был крайне непопулярен во всех кругах. Поэтому профессия, доставшаяся ему волею судьбы, его полностью устраивала – общаться приходилось по большей части с компьютерами.

– Знаете, – решил сменить тему Костя, – несмотря на великолепный завтрак, я проголодался. Позвольте поднять нам настроение менее изысканным, но легендарным в современном мире блюдом.

Они как раз оказались около ларька с шаурмой. Джим ответил:

– Не смею вас останавливать, но мне еда не требуется.

– Но ведь ничего страшного с вами не случится, если вы поедите ради самого процесса?

Джим смутился.

– Безусловно, мне приходилось много раз пробовать еду, чтобы корректно готовить ее для хозяев, но разделять с ними трапезу было бы неэтично. Хоть я и выделяюсь из обычной прислуги, тем не менее являюсь ее частью, а правила приличия не позволяют прислуге принимать пищу вместе с хозяином.

– Возможно, в высших кругах до сих пор действуют подобные правила, но в моем сословии неэтично есть в одиночку. Поскольку я также придерживаюсь правил приличия, если вы откажетесь от этого великолепного блюда, мне придется остаться голодным.

Джинн выглядел пристыженным и растроганным.

– Вы очень добры, сэр, мне давно так не везло с хозяином.

– Вот и договорились, только перестаньте, пожалуйста, называть меня хозяином.

– Я постараюсь в вашем присутствии воздержаться от этого слова.

Купив две шаурмы в сырном лаваше, они продолжили путь.

– Как вам наше величайшее кулинарное достояние?

– Не могу сказать, что привычный для меня классический британский завтрак можно назвать хоть сколько-нибудь здоровой пищей, но количество заболеваний, которое должно вызвать систематическое употребление в пищу данного блюда, едва ли может быть компенсировано его вкусом[3].

Костя пожал плечами:

– Посмотрим, что вы скажете, когда мы в следующий раз окажемся у подобного киоска.

Активистка

Как только со вторым завтраком было покончено, Костя, извинившись, ненадолго оставил Джима одного и убежал на вокзал в поисках двери с изображением мужского силуэта – медленный темп прогулки сделал их путь весьма продолжительным, а чая этим утром он выпил преизрядное количество. Вскоре после того, как Костя скрылся из виду, к Джиму подошла молодая несколько растрепанная, крайне скромно одетая, очень невысокая, но суммарно симпатичная девушка, вручила дешевого вида черно-белую листовку и попросила:

– Подпишите, пожалуйста, петицию.

Джим взглянул на листовку, на которой из-за ее оставляющего желать лучшего качества было решительно невозможно ничего разобрать, кроме номера телефона, и уточнил:

– Позвольте поинтересоваться, чему, собственно, посвящен сбор подписей?

– Помощи членам общества, которым не повезло в жизни так, как нам с вами, – взглядом, полным неподдельной жалости, она указала на самых пунктуальных джентльменов города.

– Чем же вы хотите им помочь?

– В первую очередь, их необходимо увести с улиц, обеспечить муниципальным жильем и работой. Они такие же люди, как и все остальные, но к ним обращаются как к отбросам и рабам, готовым за смешные деньги выполнять самую тяжелую работу. Своим высокомерным отношением мы сами загоняем их все глубже в прозябание в нищете среди горя и несчастья, – проговорила она отрепетированную речь.

– А вы уверены, что они несчастны и им нужна помощь?

Девушка опешила, что выдали невероятно широко раскрывшиеся глаза. Джим продолжал:

– Судя по всему, они гораздо счастливее вас и будут таковыми оставаться, если только вы их не переубедите, – будто в доказательство слов Джима со стороны бездомных раздался взрыв дружеского беспечного хохота. – Статистика говорит о том, что люди, так или иначе пришедшие к подобному образу жизни, в итоге находят в ней больше положительных сторон, чем отрицательных. Даже если их насильно вытащить в нормальную, по вашим меркам, жизнь, снабдив для этого всем необходимым, рано или поздно они все равно вернутся к прежней более безмятежной жизни. Впрочем, в этом городе наверняка есть люди, действительно нуждающиеся в помощи, но вы их не увидите на улице в приподнятом увеселительными напитками настроении. Они сейчас заняты работой на по-настоящему рабских условиях.

Окончательно растерявшаяся девушка неуверенно спросила:

– Может, тогда надо помочь им? Ведь рабство в современном мире недопустимо?

– Безусловно, недопустимо. Рабство в любом проявлении – явление ужасное и постыдное. Но, к сожалению, я не уполномочен подписывать документы за моего хозяина. Впрочем, он – человек весьма сопереживающий и добрый, уверен, он найдет возможность помочь вашему правому делу.

Теперь глаза девушки и вовсе заняли чуть ли не половину всего лица.

– Ваш хозяин?!

Джим кивнул:

– Добрейший человек. Он даже разрешил мне сегодня поесть. Я ему обязательно передам ваш буклет.

С этими словами Джим раскланялся и пошел навстречу вышедшему из здания вокзала Косте, оставив обомлевшую девушку в полнейшем смятении. Из оцепенения ее вывели пискнувшие на руке дешевые китайские часы, возвестив таким образом начало нового часа. Она посмотрела на время и, чертыхнувшись, побежала к автобусной остановке. В кармане зазвонил телефон.

– Лена, ты опять опоздала! – раздался в трубке раздраженный мужской голос.

– Пожалуйста, прости, уже бегу, десять минут! – протараторила она и спрятала телефон обратно.

Сидя на заднем сидении покрытого дорожной пылью и копотью видавшего виды автобуса неоднозначного цвета, она собралась с мыслями и припомнила, что однажды читала про эксперимент, проведенный где-то в Америке. Тогда бездомному человеку предложили весьма крупную сумму денег в обмен на съемки документального фильма о том, как же он этой суммой распорядится. В итоге не прошло и года, как все деньги были растрачены, а подопытный вновь стал бездомным. Выходит, тот солидный мужчина хоть и нес какую-то чушь про хозяина, по меньшей мере отчасти был прав, и петиция, даже собрав необходимое количество подписей, была, вероятно, в конечном счете обречена.

Девушка снова чертыхнулась, впрочем, не особо расстроенно. Она привыкла, что петиции чаще всего не приводили к желаемым результатам, поэтому предпочитала волонтерство в более персонализированном формате, когда она могла лично работать напрямую с проблемой до получения результата. Например, за это утро она успела разнести три продуктовых набора, оставшиеся со вчерашнего дня, инвалидам и получила искренние улыбки благодарности, помогла безработному составить и отправить в несколько организаций резюме после того, как устроила его на курсы обучения компьютерной грамотности, помогла с ними справиться и в награду получила трогательные объятия, полные признательности, а также накормила колбасой дворовую кошку, получив в ответ мурчащее чавканье.

При этом альтруистом она себя не считала и вообще придерживалась мнения, что альтруизма как такового не существует, а каждым человеком так или иначе движет эгоизм, хотя ничего ужасного в этом она не видела и воспринимала как закон природы. Просто кому-то для удовлетворения собственного эго требуется добиться превосходства, либо возвысившись самому, либо втоптав окружающих, а кого-то тешит эго, когда те же окружающие ему признательны и благодарны.

Выскочив из автобуса, она увидела презентабельного молодого человека в компании не менее презентабельной молодой особы. Она его окликнула:

– Привет, Сереж, как жизнь молодая?

В ответ Сережа лишь отправил взгляд, полный презрения, и сказал своей спутнице, что его, видимо, спутали с другим, не столь великолепным Сергеем.

Лена горько вздохнула и тихо, чтобы ее не услышали, сказала:

– И тебе всего хорошего.

Не так давно она вытащила его из крайне неблагополучной семьи, выбила для него комнату в общежитии и устроила на престижную работу – все же очень многие помнили добро и готовы были костьми лечь, но выполнить Ленину просьбу. Сергей ее боготворил и регулярно звонил с отчетами о своих успехах, безустанно благодарил и даже присылал цветы ровно до тех пор, пока не вошел в высшее общество и не счел зазорным общаться с представителями рабочего класса. Поначалу он испытывал уколы совести, отвечая на ее звонки, что занят, перезвонит позднее, и не перезванивал, но со временем окончательно пропитался мировоззрением сильных мира сего, отчего совесть атрофировалась полностью, и начал просто сбрасывать Ленины звонки, не испытывая при этом ничего, кроме раздражения. Лена все понимала и даже не злилась на него, просто удалила очередной номер из телефонной книги. Подобная неблагодарность от бывших подопечных была редка, но тем сильнее ранила, впрочем не отбивая желание заниматься помощью нуждающимся, а наоборот, заставляя работать еще упорнее в поисках ответной доброты.

Наконец Лена влетела в кафе и приземлилась за столик к молодому человеку обиженного вида с поджатыми губами. Он сидел с ужасно прямой спиной, положив обе руки перед собой на стол, и в целом выглядел как неприступная крепость в глухой обороне. Перед ним стояли две опустевшие тарелки разного калибра и большая кружка со следами выпитого кофе, свидетельствовавшие о том, что он даже не пытался дождаться Лену.

– Привет, прости, пожалуйста, за опоздание.

– У тебя постоянно – подчеркиваю, постоянно – не хватает на меня времени.

Лена развела руками.

– Ты же знаешь, скольким людям нужна моя помощь и внимание.

– А мне, значит, внимание не нужно?

Лена нежно положила свою руку на его, сжатую в кулак.

– Леш, ну как мне загладить свою вину? Хочешь, сходим сегодня вечером в кино?

Молодой человек страдальчески вздохнул и закатил глаза.

– Лена, я так больше не могу. Ты стала уделять мне слишком мало своего драгоценного времени.

Справедливости ради, раньше она действительно проводила с ним по много часов почти каждый день – без постоянного контроля и поддержки избавить человека от сильнейшей алкогольной зависимости невозможно. Одна из множества общественных организаций, в которых состояла Лена, поручила ей Алексея как совершенно безнадежного алкоголика. Когда самое сложное осталось позади и ей удалось убедить Алексея в существовании проблемы, он принял ее помощь и от недели к неделе насыщенной терапии пропитывался к ней признательностью и уважением. Надо отметить, что гораздо большей признательностью к Лене преисполнилась его сестра Катя. Довольно быстро они стали близкими подругами, а поскольку каждая из них испытывала финансовые трудности на перманентной основе, начали снимать одну крошечную квартирку на двоих. С учетом того, что некоторые общественные организации худо-бедно помогали финансово или снабжали продуктовыми наборами, Лена со своей зарплаты библиотекаря вполне могла раскошелиться на половину ренты.

Работу в библиотеке Лена выбрала по ряду причин, главной из которых был сменный график, оставляющий большую часть времени на волонтерство. Вторым немаловажным фактором было то, что чтение на рабочем месте не только не возбранялось, но даже приветствовалось, а без литературы сохранить трезвый рассудок при таком образе жизни было бы, скорее всего, невозможно. Ближе к окончательному выздоровлению Алексей сказал, что восхищается Лениной самоотдачей и хочет вместе с ней помогать остальным, попавшим в беду, чтобы они всегда могли быть рядом, чем покорил ее сердце. Они начали работать в паре, но довольно быстро выяснилось, что Алексею больше нравится получать, чем отдавать, и он под разными предлогами начал увиливать от бесплатной работы, а поняв, что вне этой работы он может видеться с Леной не слишком часто, стал уговаривать ее сократить работу на безвозмездной основе. Не добившись в уговорах успеха, сейчас он решил поставить вопрос ребром.

– Пора выбрать, что тебе важнее: я или твоя бесплатная – подчеркиваю, бесплатная – работа.

Глаза Лены наполнились слезами.

– Но ведь только благодаря этой работе мы познакомились! И ты сам говорил, что восхищаешься этим занятием…

– Лена, пора повзрослеть и начать выстраивать свою жизнь, а не жизни всех этих твоих бесконечных неудачников.

– Давно ли ты сам перестал быть одним из этих неудачников?! – Лена, испугавшись собственных слов, зажала себе рот руками.

Алексей побагровел и медленно выдавил из себя:

– Что ж, в таком случае… – Он вытер рот салфеткой и, скомкав, бросил ее на тарелку перед собой. – Желаю тебе найти себе какого-нибудь наркомана, такая зависимость заставит дольше терпеть тебя!

Алексей резко встал и с гордым видом ушел из кафе, предоставив Лене возможность оплатить счет за его обед.

Так Лена поняла, что из телефонной книги придется удалить еще один номер. В слезах она позвонила Кате.

– Ой, дура-ак, – ответила Катя, выслушав сбивчивый, прерываемый всхлипываниями, пересказ недавних событий. – Когда у тебя ближайшее окно?

Катя никогда не посягала на Ленино время, занятое работой, считая его практически священным и потому абсолютно неприкосновенным.

– Сегодня ве… вечером, – размазывая по щекам тушь, прохныкала Лена.

– Значит, так. Во-первых, я люблю своего брата, но вспомни, что хорошего он для тебя сделал. Это не должно занять много времени. Хочешь, я отвечу за тебя? Один раз подарил цветы. И ты носилась с ними как с писаной торбой. Потому что ничего другого он для тебя не сделал, и ты пыталась выжать из этого события все возможное. Во-вторых, забей. Мы найдем тебе нормального мужика без букета психических расстройств и закидонов. Хотя такие тебе не нравятся. Значит, найдем мужика с красивым букетом психических расстройств. В-третьих, я сама собиралась тебе звонить, потому что меня повысили и, что гораздо важнее, дали нормальную зарплату, так что сегодня вечером мы празднуем. Подчеркиваю, празднуем, – Катя передразнила любовь «подчеркивать» Алексея, – твое избавление от моего братца на широкую ногу.

– Катька! Я так за тебя рада! – неподдельная радость за лучшую подругу моментально высушила слезы на глазах Лены. – Ты давно заслуживала повышения.

– Давай, боец, держись и не роняй слезы попусту. Скоро заживем!

– Я уже не плачу, пока, Кать.

Лена выдохнула и достала ежедневник, чтобы проверить, куда еще надо успеть сегодня. Выяснилось, что на очереди масса дел и ей совершенно некогда переживать за себя, поэтому она достала зеркальце и на скорую руку навела на лице некое подобие красоты.

Она поймала себя на мысли, что перспектива заниматься делами из ежедневника вместо общения с Лешей, будь они еще парой, вызывает у нее только радость. Выходит, их разрыв стал для нее облегчением. Она поморщилась от этой мысли. Значит, вроде как уже и незачем плакаться в Катину жилетку, хотя было жалко времени, потраченного на Алексея, так что моральная поддержка все равно будет кстати. Причем не жалость, а именно поддержка. В жалость Лена не верила так же, как и в альтруизм. Точнее, не в саму жалость, а в ее благотворность. Она считала, что это чувство исключительно деструктивно, и в первую очередь для того, кого жалеют, поэтому никогда никому не разрешала себя жалеть, хотя сама регулярно грешила этим и одергивала себя.

В общем, пролистав свои записи в ежедневнике, Лена побежала помогать не остро, но все же нуждающимся в помощи людям. Без жалости. С Катей она договорилась на восемь часов вечера, так что должна успеть вычеркнуть три, а если повезет – четыре пункта из своих списков.

В безлюдном захламленном переулке стояли трое подростков и обсуждали свои подростковые дела. Двое из них выглядели вполне прилично, насколько это вообще возможно подросткам. Внешний вид третьего (он был покрупнее одноклассников) прямо-таки кричал о вызове обществу и его устоям – эдакий стереотипный плохиш. Мимо них, уткнувшись в телефон, прошла девочка в мешковатой куртке с накинутым на голову капюшоном, скрывающим лицо. Без капюшона было бы понятно, что этой девочке давно за двадцать, но в нем из-за роста она больше походила на ученицу средней школы.

Подросток покрупнее указал на нее одноклассникам провокационным взглядом. Один из них ответил:

– Оно тебе надо? Завязывай ты с этим.

Второй поддержал:

– Я в этом участвовать не буду. Ничего хорошего их этого не выйдет, да и мобильник – дешевая китайская фигня.

Оба понимали, что физически остановить крупного товарища у них шансов нет, зато есть шанс (и притом неплохой) выхватить у него, предприми они такую попытку. Поэтому пытались облагоразумить словами. Но бунтарь не воспринял ни эти, ни еще несколько последующих доводов.

Плохиш хищно свистнул, великовозрастная школьница рефлекторно обернулась, но тут же вернулась к переписке. Свистун не успел разглядеть ее лица, двое же его собеседников узнали свою знакомую. Бунтарь грозно пошел за жертвой, оставив одноклассников за спиной. Один из них взглядом показал другому, что Лену надо спасать, другой в ответ усмехнулся и скорчил гримасу, говорящую: да брось, мы оба знаем, кто огребет в этой схватке. Переживающий прикинул в уме вероятности и успокоился.

Хулиган натянул на лицо бандану, висевшую до того у него на шее как платок, и крикнул:

– Девочка, а девочка! Тебе не говорили, что опасно ходить одной по пустым переулкам?

Лена остановилась, вздохнула, убрала телефон в карман и медленно обернулась. Подбежавший подросток наконец заметил, что жертва уже совсем не девочка, но охота началась, и ее возраст лишь прибавил адреналина.

– Не спеши убирать телефон, – в его голосе слышалась опасная улыбка, – мне как раз надо позвонить маме, а мой телефон отобрали хулиганы.

Лена оценивающе на него посмотрела и без малейшего напряжения в голосе сказала:

– Покажи-ка руки.

Плохиш от такой наглости запнулся. Лена закатила глаза и дернула его за руки, вытянув их вперед. Хулиган вообще перестал понимать, что происходит, и выдавил из себя только:

– Э!..

– Да помолчи ты, – оборвала его Лена. Она осмотрела и прощупала его руки. – Я еще ничего не спросила. Повернись.

Хулиган ошалело на нее уставился. Лена снова закатила глаза.

– Да не тупи! – резким, неожиданно сильным движением она его развернула. – Сказала же повернуться.

Она ощупала его шею и спину, будто осматривала пса на выставке, развернула обратно к себе лицом и спросила:

– Ты вроде сильный?

– Да… – неуверенно ответил хулиган. Из-за повязки голос звучал неразборчиво.

– Сними ты эту фигню! – Лена сдернула с его лица бандану. – Не слышно же ни шиша. Еще раз спрашиваю: ты – сильный?

– Да, – голос подростка был уже совсем растерянный.

Лена посмотрела на часы – без семи минут восемь – и чертыхнулась. Она надеялась сегодня хоть на встречу с Катей прийти вовремя. Но оставлять подростка на улице было нельзя, иначе он отыграется на более беззащитном прохожем. Она вытащила телефон, нашла в записной книжке номер Кати и нажала на вызов. Подросток начал что-то мямлить, она вскинула перед его лицом руку в жесте: «замолчи и жди» и сказала в телефон самым девчачьим пищащим голоском:

– Кать, прости, пожалуйста, я немного задержусь. – Катя ей что-то ответила, от чего Лена заулыбалась. – Ты самый замечательный человечек на свете, люблю тебя, чмоки-чмоки. Быстро пошел за мной!

Слова после чмоков были сказаны без запинки, но после сброса звонка и уже совсем другим тоном, не терпящим пререканий и без улыбки на лице. Подросток попытался возмутиться:

– Да какого вообще…

Лена снова его оборвала:

– Короче, так: у меня нет времени сейчас вправлять тебе мозги, поэтому коротенечко. Ты маешься от безделья и безденежья. Пойти на доступную работу, чтобы избавиться и от первого, и от второго, ты не можешь, потому что гордость не позволит тебе кричать: «Свободная касса!», ты же мачо, ты должен делать что-то крутое. А стоять за кассой не круто. Я тебя сейчас устрою на работу твоей мечты, где, если повезет, ты даже заработаешь несколько шрамов.

В глазах подростка мелькнула искра интереса, но тут же погасла под недоверием. Лена не дала ему ни задать вопрос, ни возразить:

– Мои мотивы тебя не касаются. Да, тебе это нужно. Спасибо скажешь потом, когда у меня появится на тебя время. Теперь пойдем – и быстро, у меня сейчас этого времени нет.

Она так грозно и нетерпеливо на него посмотрела, что он только спросил:

– Куда идти?

Лена просто махнула рукой, что означало: не отставай, и они торопливо пошли по переулку.

Один из двух стоявших в отдалении одноклассников хулигана тихо сказал ему вслед: «Добро пожаловать в клуб».

Минут через десять Лена с подростком, хранившие молчание всю дорогу, чтобы сберечь дыхание для быстрой ходьбы, добрались до черного входа в какое-то нежилое здание. Лена настойчиво вдавила кнопку звонка, в здании раздался лай множества собак. Вскоре дверь открылась, за ней стоял невероятно огромный мужчина вполне спортивного телосложения, хотя и с несколько выдающимся животом. Короткая, но чрезвычайно густая борода делала его в целом грозный вид даже несколько пугающим. Увидев Лену, он превратился в подкачанного Санта-Клауса:

– Здорово, Ленка! Какими судьбами? – Он ее подхватил, обнял и осторожно поставил обратно на землю. Создалось впечатление, что Лена весила не больше плюшевой игрушки.

– Рада видеть тебя, дядька! Скажи, тебе манекен нужен?

– Да нет, – ответил богатырь не задумываясь.

Лена нахмурилась, отчего великан осекся и поправился:

– То есть конечно нужен! Этот, что ли? – Он правой бровью указал на подростка.

Лена кивнула. Санта вновь посуровел, подошел к подростку и сказал:

– Вытяни руки.

Плохиш, догадываясь, что последует, тут же вскинул руки, подозревая, что если верзила сделает это за него, как это сделала недавно Лена, то, чего доброго, оторвет эти руки, не моргнув глазом. Ощупав руки, подростка развернули, проверили шею и спину, после чего терминатор повернулся к Лене и вновь подобрел.

– Пойдет. Лен, его как – насовсем или постажироваться?

– Неделю пробную, потом дашь оклад.

Было видно, что работник тут не особо нужен, но Лене дядька отказать не мог. Оставалось только догадываться, чем он ей обязан, но, по-видимому, всем, что у него есть, как минимум.

– Заметано, – сказал он весело. – Заходи через пару недель проведать. Как его зовут?

– Понятия не имею. Четверть часа назад… познакомились.

Плохиша не смущало, что о нем говорят, будто он и не стоит рядом. Сейчас он только боялся, как бы Лена не сказала, как именно они познакомились. Также он понял, что только что за него решили его ближайшую судьбу, и еще он понял, что не посмеет никому здесь возразить.

Дядька хмыкнул:

– Значит, только что познакомились? Ну что ж, мне все ясно, не переживай, сделаем из него человека.

Потом снова повернулся к подростку и сказал твердо, но уже не устрашающе:

– Ладно, не боись. Не все так плохо. Не ты у меня от Ленуськи первый… – Он послал ей воздушный поцелуй, хотя до этого представить, что такой человек способен на подобный жест, было решительно невозможно. – …не ты последний. Будешь приходить сюда после уроков без опозданий, и мы с тобой подружимся. И поверь, лучше тебе со мной дружить.

Подросток поверил. Дядька продолжал:

– Меня зовут Герасим. Имя не настоящее, но я к нему привык. Меня так прозвали очень давно, потому что больше собак люблю только Ленку. И ты ее полюбишь, когда поймешь, что она для тебя сегодня сделала. Я не знаю, чем ты занимался до сих пор, и меня это не интересует, но раз она тебя привела ко мне, значит, не все гладко в твоей жизни. Как тебя зовут, мне пока фиолетово. Продержишься три дня – тогда я поверю, что ты не безнадежен, и познакомлюсь с тобой. А сейчас топай домой, до завтра.

Подросток севшим голосом сказал «до свидания» и торопливо зашагал восвояси. Лена взяла руками руку Герасима, при этом обхватить смогла только два его пальца, и нежно сказала:

– Спасибо тебе, Гер, ты мне очень помогаешь. Надеюсь, он для тебя не проблема?

Богатырь поплыл, зарделся и смущенно ответил:

– Да что ты, такие пустяки. Ты же знаешь, что я тебе по гроб жизни… Да и от парня прок будет. Не переживай, свои деньги отработает.

– Ладно, Гер, я опаздываю, так что побежала. Нагнись-ка!

Герасим послушно нагнулся, Лена его обняла и чмокнула в щеку. Он глупо хихикнул и сказал:

– Пока, Ленуська, если что, приводи еще школоту, всех перевоспитаем!

Герасим занимался дрессировкой и профилировался на собаках, превращенных людьми в самых опасных, злобных и яростных животных. Таких, с которыми предпочитают не возиться, а усыплять. Самого безбашенного питбультерьера после общения с Герой можно было бы смело отдавать работать мягкой игрушкой в детский сад. Правда, обычно за четвероногими сотрудниками к нему приходили из правоохранительных органов и всегда оставались довольны.

Лена отправляла к нему на практику тех своих подопечных, которые могли бы стать или уже были угрозой для окружающих. Вначале они работают у Герасима, как он их называет, манекенами. На практике эта должность означала, что подростка одевали в невообразимо толстую, набитую ватой одежду с кевларовой подкладкой, после чего отправляли на встречу с настоящей угрозой. Обычно человек, которому нравится быть опасным самому, не особо представляет, что испытывает тот, кто его боится. Обычно человеку, которому нравится быть опасным и который сам по-настоящему не испытывал страх, достаточно один раз увидеть несущуюся на него крайне недружелюбно настроенную собаку весом под центнер, чтобы испытать это ощущение и раз и навсегда его запомнить. Обычно человек, узнавший, что такое настоящая опасность и страх, в здравом уме никогда больше не захочет испытывать это чувство вновь, равно как и вызывать его у других.

Каждый подросток, отправленный к Герасиму, работал манекеном по меньшей мере месяц. Спустя неделю трудный подросток становился одним из самых миролюбивых созданий на планете.

Желание

Изнутри торговый центр невероятно впечатлил Джима. Он не пропустил ни одного киоска, магазина или просто прилавка. Все, абсолютно все вызывало у него полнейший восторг. Очень быстро Костя понял, что ему достался джинн-шопоголик.

«Наборы для вышивания с готовыми шаблонами таких прекрасных картин? Сэр, должен заметить, что вышивание крестиком является известным способом расслабиться и отдохнуть после тяжелого дня. А за такую цену это считайте, что даром… Сэр, вы только посмотрите, какой огромный выбор парфюма в этом заведении! Джентльмену следует иметь не только безупречный внешний вид, но и приятный запах… Константин, я заметил, что у вас нет часов, в данном магазине у нас есть возможность исправить эту оплошность… Узнаете время на телефоне? Сэр, никто не носит часы для того, чтобы узнавать время. Для индивидуальных часов указание текущего времени – лишь удобная необязательная функция. Главное назначение часов – они должны быть. Как чистый носовой платок. Вы его никогда не используете, но он всегда при вас… В каком смысле нет платка? О, я вижу, где мы можем его приобрести».

Костя ненавидел походы по магазинам всей душой и свел эти походы в своей жизни к возможному минимуму. Если же жизнь заставляла посетить, например, обувной магазин, Костя влетал в него как на штурм базы боевиков. Он молниеносно проносился вдоль стеллажей, в кувырке уклоняясь от атак продавцов-консультантов, выхватывал из рядов обуви первую попавшуюся пару ботинок приемлемого внешнего вида, цены и размера и, расплатившись, вылетал в еще не успевшую захлопнуться после его прихода дверь.

Несмотря на такой подход к совершению покупок, Косте было нечего противопоставить безудержному энтузиазму Джима, и через четыре часа единственным магазином, в котором не было приобретено ни одной вещи, остался магазин детских товаров. Даже красноречивому Джиму не удалось обосновать целесообразность приобретения памперсов или овощного пюре в крохотной стеклянной баночке. Из каждой же другой торговой точки было захвачено по меньшей мере по одному трофею. Чтобы как-то добраться со всеми покупками до дома, пришлось вызвать такси. Джим не без удовольствия самостоятельно заказал поездку при помощи новенького телефона, на который в итоге едва хватило денег.

Придя домой, Костя предоставил Джиму разбирать покупки, сам же, полностью изможденный, рухнул на диван. Несмотря на беспрецедентно длительный тур по магазинам, в целом он получил удовольствие от этой вылазки. Хотя он и стал ортодоксальным интровертом и социофобом задолго до того, как это стало популярным, общаться с Джимом ему понравилось. Учитывая крайне почтенный возраст джинна, его колоссальный опыт в общении с людьми и абсолютное понимание устройства их мышления, Костя не испытывал стеснения, обнажая перед ним свои искренние мысли и мнения как о современном обществе, так и себе самом, как люди не испытывают стеснения, раздеваясь перед доктором на профосмотре. Джинн оказался вторым человеком в его взрослой жизни после Константина Эдуардовича, с которым можно было разговаривать запросто – без лукавства, увиливаний и недомолвок. Вспомнив про соседа сверху, Костя встрепенулся, поднялся с дивана и сказал:

– Джим, мне надо ненадолго отойти. Запишите мой телефонный номер на случай, если я вам срочно потребуюсь.

Обменявшись номерами, Костя захватил тортик, книжку по компьютерной грамотности и поднялся к соседу. Печенье с шоколадной крошкой было еще теплым, значит, помощь дедушке не требовалась, и Костя расслабился.

– Не жуй всухомятку. Тебе чай или кофе?

– Давайте кофе. Константин Эдуардович, я, к своему стыду, не обратил внимания на клумбу. Вам удалось ее воскресить?

– А то! В этот раз я посадил нарциссы и тюльпаны. Весной будет просто загляденье. Нарежь пока тортик.

Вся квартира соседа сверху была больше похожа не на жилье, а на ботанический сад, даже в ванной комнате по стенам вился плющ и цвели орхидеи, поэтому в любой момент можно было без труда найти цветок для пересадки на улицу.

Когда кофе был готов, Константин Эдуардович сел за стол, внимательно посмотрел на Костю и с удивлением спросил:

– Утром на тебе лица не было, а сейчас так светишься, будто от виселицы спасся. Что случилось-то?

– Ничего от вас не утаишь, Константин Эдуардович. Вы, как всегда, совершенно правы. Но проблемы, которые мне утром казались неразрешимыми, сейчас уже даже не стоят обсуждения. Хотя кое-что спросить я все равно хочу. Если бы вы золотую рыбку поймали, чего бы у нее попросили?

Сосед удивился:

– Странный ты сегодня, и вопрос странный. Такие вопросы обычно дети друг другу задают. Ребенку я бы не задумываясь ответил, что попросил бы вернуть молодость с ее здоровьем и силами. Но ты уже давно не ребенок. Значит, и вопрос не детский, и ответ тебе другой нужен. Что ж, дай подумать.

Костя уже давно перестал удивляться проницательности соседа. Константин Эдуардович продолжил рассуждать вслух:

– Все, что мне надо, у меня уже есть, и счастья своего хватает. Получается, главное – чтобы несчастий не случалось. Сами по себе они не случаются, за всеми несчастьями люди стоят. Сами люди и войны начинают, и обманывают друг друга, и клумбы вытаптывают. Я бы попросил доброты людям добавить. Тогда и меня никто счастья лишать не захочет.

Они поболтали еще немного о всяких пустяках, и Костя, обменяв книгу по компьютерной грамотности на кулек печенья, попрощался с соседом. Датчики среагировали на звук закрывающейся двери и послушно включили свет в общем коридоре. Костя подошел к окну. Если в своей квартире он держал шторы задернутыми, чтобы скрыть довольно тоскливый вид, то из окна общего коридора можно было полюбоваться городским парком, и он никогда не упускал этой возможности. По самой границе парка тянулась, уходя вдаль, автомобильная дорога. При свете дня она несколько портила пейзаж, но, когда город погружался в темноту, свет фар и габаритных огней казался праздничной иллюминацией, украшающей парк.