По ту сторону жизни бесплатное чтение

Глава I

Я очнулась в позе зародыша, находясь под неестественно огромным беспорядочно разросшимся кустом чайной розы. Мои руки и ноги были оплетены диким плющом, словно я была одной из старинных статуй в каком-нибудь одичалом древнем саду, в котором плющ уже давно хозяин и повелитель среди некогда прекрасных и ухоженных аллей.

Чуть привстав, я с нескрываемой неприязнью освободилась от уз назойливого растения и с удивлением осмотрелась вокруг. Всюду, куда падал мой взор, виднелись могильные плиты, поросшие вековым мхом и кресты разной высоты, вырисовывавшиеся среди легкого летнего тумана, как безмолвные стражи вечного покоя тех, кто уже никогда не увидит солнца.

«Кладбище?» – с изумлением подумала я. Но как я здесь очутилась? Чей коварный замысел закинул меня в столь ужасное, чуждое любому живому существу, место? Я силилась что-либо вспомнить, убирая с лица упертые волнистые кудри, в которых то тут, то там торчали лепестки чайной розы, но память устроила мне злостный бойкот. Состояние мое было сложно описать словами. Я как будто стала невесомой пылинкой, такой хрупкой и такой эфемерной, словно кто-то стер мою личность ластиком, но не полностью, а частично, оставив едва различимые контуры. Но в то же время никакой особой паники не было. Лишь небольшая тревога и безмерное ошеломление, – конечно же!.. Не каждое утро просыпаешься на кладбище, как тут не удивляться!

Я вылезла из-под куста, словно лесной зверек из норы и встала во весь рост. Ноги на удивление совсем не затекли. Как странно!.. Легкой походкой я начала не спеша бродить среди хмурых и неприветливых могил, которые словно с укоризной говорили мне: «Что ты тут забыла? Это царство мертвых, тебе тут не место!». Я молча кивала головой в ответ, безропотно соглашаясь с их вполне оправданным возмущением.

Повернувшись к востоку, я инстинктивно прикрыла ладонью глаза, чуть зажмурившись, так как выползшее из-за горизонта солнце бросило на меня свой первый робкий луч. Но я не почувствовала ничего такого, что было прежде – ни тепла от его прикосновения (а ведь летнее солнце уже на заре обжигает, предупреждая, что день будет неимоверно жарким), ни временной слепоты, которая бывает, если засмотришься на огненное светило, не любящее докучливых взглядов вопрошающих. Удивительно!

Я все дальше убирала ладонь от лица и без всякого напряжения смотрела на божественный светоч, которому издавна поклонялись наши предки. Что за странные необъяснимые метаморфозы происходят со мной? Я не ощущаю прохладных объятий сырого тумана, окружающего меня со всех сторон дымчатым покрывалом, я не чувствую теплоты от касания первых солнечных лучей, властно заполоняющих необъятные просторы кладбища…

Чем выше поднималось солнце над линией горизонта, тем больше оно пожирало туман – очертания могил стали более четкими. Но мир все так же, как и в момент моего пробуждения, виделся мне немного тусклым, словно заретушированным, будто я глядела на него сквозь слегка мутную пленку. Несмотря на это, он был ярче, насыщеннее, хоть и не столь различимее, как прежде.

Время шло дальше, и я с каждым мгновением делала какое-нибудь новое открытие, потрясающее меня до глубины души. Закрывая глаза, я с изумлением обнаружила, что все равно все вижу! И надгробия с эпитафиями умерших, и облака, окрашенные зарей в апельсиновые тона, и контуры синего моря, виднеющегося за зелеными холмами. Почему-то вид моря испугал меня еще больше, чем мое странное пробуждение на кладбище. Что-то слишком зловещее таилось в этом неспокойном темно-синем полотне, которое уже с утра разъяренно поднимало свои высокие волны. Волны казались морскими чудищами, которые поставили в позицию свои хищные лапы перед коварным прыжком.

– Смотри на нее! – услышала я за своей спиной.

Обернувшись, я увидела двух темноволосых девочек. На вид им было лет десять, не больше. Они стояли совсем близко и с изумлением разглядывали меня. Как две капли воды, эти чудные создания походили друг на друга. «Близнецы» – сообразила я. Одна из них, ткнув на меня указательным пальцем, что-то шепнула на ухо своей точной копии. На ней было надето желтое кружевное платье с белыми оборками, в то время как у ее сестры (о чем можно было догадаться по их внешнему сходству), платье было розовым, хотя пошив был точно таким же.

– Как ты тут оказалась? – спросили они одновременно.

– Не знаю… – растерянно ответила я, оглядываясь по сторонам, словно ища подсказки.

– А должна бы знать… – удивились девочки. – Как тебя зовут? – тут же поинтересовались они.

Какой простой вопрос, но как же я растерялась, с ужасом обнаружив, что я не помню своего имени! Более того, я не помню ничего! Не помню, как очутилась здесь, не знаю, где я живу, сколько мне лет. Есть ли у меня близкие, чем я занимаюсь и чем живу? Что для меня важно в этой жизни, а что чуждо?

Заметив мой смущенный вид, девочки загадочно переглянулись и вдруг улыбнулись.

– Меня зовут Ульяна! – представилась девочка в желтом платье. Махнув небрежно рукой в сторону своей соседки, она добавила: – А это – моя сестра, Лина…

Я приветливо кивнула головой и внимательно пригляделась к ним. Что они забыли на кладбище? И почему они без сопровождения взрослых? Ульяна выглядела чуть старше своей сестры: черты ее лица были немного жестче и резче. Тонкие черные брови бесцеремонно сдвинуты на переносице, из-за чего взгляд казался хмурым, но в то же время волевым. Большие карие глаза смотрели на меня с живым интересом, пышные каштановые волосы слегка прикрывали маленькие розовые уши, в отличие от ее сестры, у которой волнистая шевелюра доходила до плеч. Если бы не нарядное желтое платье, Ульяну можно было бы принять за мальчишку. Разорванная оборка на платье, ссадины на руках и шрамы на коленках говорили о том, что она изучала этот мир с огромным энтузиазмом и не боялась запачкать руки при этом. Лина же, наоборот, казалась более женственной и мягкой. Ее неспешная поступь и дрожащие нотки в голосе убеждали в ее неуверенности, уступчивости и ранимости. В отличие от сестры, на ней не было ни одной царапины, а на ее розовом платье не имелось ни одного грязного пятна.

– А ты не переживай! Поначалу здесь все выглядят потерянными и забывчивыми, но потом они вспоминают… – сказала вдруг Ульяна.

– Что вспоминают? – спросила я настороженно, заметив, как Лина предостерегающе взглянула на сестру.

– Все вспоминают. Вспоминают свою былую жизнь… Вспоминают своих родственников и… обстоятельства своей смерти…

– Смерти?! – я с ужасом заткнула пальцами уши, но все равно слышала ее навязчивый голос. Потом стала метаться среди могильных плит, как раненый, истекающий кровью зверь: утверждение этой девчонки повергло меня в шок.

Хлопнув ладонью себя по лицу, я старалась проснуться. Слишком затянулся этот жуткий непрекращающийся сон!.. Но… ничего не помогало – я по-прежнему видела перед собой четкие очертания могильных крестов и этих двух до жути странных девочек, которые спокойно наблюдали за моими мучениями, будто лицезрели нечто подобное уже много раз.

– Ты должна смириться с мыслью о том, что ты умерла. Только мертвые могут видеть нас, но не живые, которые провожают близких в последний путь, – с осторожностью пояснила Лина. Она прикоснулась к моему плечу и с благодушным участием посмотрела в мои испуганные глаза.

– Пошли, найдем твою могилу!.. Свою, представь себе, мы искали когда-то целый час! – увлеченно сказала Ульяна, беря меня за руку.

– Нет у меня никакой могилы! – топнув ногой, разозлилась я. – Что вы такое говорите? Вот сейчас брошу вас здесь с вашими глупыми играми и пойду домой… – с отчаянием добавила я, направляясь в сторону дороги, которая виднелась за кладбищем. – Вспомнить бы еще, где он, мой дом? – тихо произнесла я, копаясь в закоулках своей памяти, которая так и не соизволила пролить свет на то, кто же я и откуда.

– Ну-ну! – ухмыльнулась Ульяна и поспешила следом за мной, как и ее сестра.

Как любой нормальный человек, я начала аккуратно обходить все преграды, которые попадались на моем пути: могильные оградки, саркофаги и кусты сирени, росшие в небывалом изобилии среди могил. А мои назойливые попутчицы, тем временем, проходили сквозь эти препятствия так, словно являлись бестелесным духом или моим кошмарным сном, от которого я до сих пор не могла пробудиться.

Девочки, лучезарно улыбаясь мне, показывали все новые трюки – они то просачивались сквозь заросли шиповника, будто утренний туман, то, взлетая над землей, зависали над очередным надгробием.

«Как же, как же! – ухмылялась я сама себе. – Во сне и не такое привидится!». Да, у меня не было никаких сомнений в том, что я вижу несуразный, нелогичный и глупый сон. И, тем не менее, даже будучи во сне, я стремилась покинуть это жуткое пристанище мертвых, ведь вполне понятно, что юной девушке здесь не место. Я не видела себя со стороны, я не могла рассмотреть свое отражение в лужице, которую нашла в небольшой канаве возле долговязого тополя, но девочки рассказали, что на вид мне лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. У меня большие зеленые глаза, тонкие губы и высокий лоб. Остальное я знала сама – то, что я довольно худая и, наверное, совсем невысокая. Догадаться об этом было несложно: я была чуть выше близняшек, которым, как я и предполагала, минуло десять лет. На мне было голубое шифоновое платье с вышитыми на нем темно-сиреневыми фиалками. Мои длинные золотистые волосы были собраны в изящный хвост и крупными локонами спадали до пояса. Руками я нащупала какую-то заколку на затылке, но почему-то не смогла снять ее, чтобы разглядеть поближе.

– Мы не можем снять с себя то, что на нас надето! – пояснила Ульяна после того, как я в десятый раз попыталась содрать с волос эту злосчастную заколку.

– Да, в том, в чем мы покинули мир живых, мы вынуждены ходить вечно… – грустно произнесла Лина, осматривая с укоризной свое розовое платье. – А ведь у нас было столько разных платьев в гардеробе! Всех цветов радуги! – похвасталась она с благоговейным придыханием.

Ульяна равнодушно махнула рукой и добавила к словам сестры:

– А меня бесили все эти платья, сколько раз я просила мать купить мне комбинезон или спортивный костюм! – она угрюмо взглянула на свое желтое платье и нахохлилась, будто маленький цыпленок.

Я не удержалась от улыбки. Первое впечатление подтвердилось – несмотря на кровное родство это были две совершенно разных по характеру и темпераменту девочки. И пусть это всего лишь мое наблюдение из глупого сна, но оно привело меня в неописуемый восторг.

Просочившись сквозь полуразрушенный каменный склеп, мы очутились у приземистой кирпичной стены, которая заботливо огораживала всю территорию кладбища, образуя огромный неровный квадрат. Высокие кованые ворота виднелись в пятидесяти метрах от меня, и можно было выйти через них, но я посчитала нужным не терять драгоценное время. Ограда была невысока, перелезть через нее было секундным делом, к тому же, мне хотелось поскорее удрать отсюда. Сравнительно недалеко от кладбища я увидела череду панельных многоэтажек светло-голубого цвета, а чуть дальше – высокую белую церковь, украшенную золотыми куполами. В башне я заметила звонаря в монашеском одеянии: он виртуозно управлялся сразу с несколькими колоколами, оглушая округу звонкой чудодейственной музыкой. Жизнь кипит совсем рядом, стоит лишь перескочить через эту небольшую изгородь и пройти еще пятьсот метров, не больше, а там, глядишь, и закончится этот странный сон.

Я приподняла подол своего длинного платья и завязала его в узел, потом положила ладони на вершину каменной стены и приподнялась, чтобы взобраться на нее. На сей раз мои руки не просочились сквозь препятствие! Наверняка, хороший знак! Девочки не последовали моему примеру: они остались стоять позади меня и с увлечением наблюдали за моими действиями. Вскарабкавшись без особого труда на ограду я, развязав узел на платье, с радостью хлопнула в ладоши. Кивнув на прощание девочкам, я приготовилась спрыгнуть на дорогу, ведущую прямо в город. Но каково же было мое удивление, когда вместо того, чтобы по законам физики меня опустило на землю, я, сколько не спрыгивала, продолжала стоять на этом злополучном заборчике!.. Словно меня приклеили к нему! Какая-то невидимая стена мешала мне покинуть пределы этого кладбища.

Близняшки, прыснув от смеха, тыкали на меня пальцами и о чем-то перешептывались между собой. Я, обессилев от безуспешных попыток улизнуть отсюда, присела на ограду и свесила ноги вниз. Опустив голову на грудь, я начала всхлипывать, но… сколько я не хныкала, слезы так и не покатились из моих глаз.

– Эта кладбищенская стена и есть та четко очерченная граница, пределы которой мы не можем покинуть, – услышала я старческий голос где-то совсем близко от себя.

Я подняла голову и прямо перед собой увидела пожилую женщину лет восьмидесяти. На ней было надето коричневое драповое пальто с меховым темно-бежевым воротником, изъеденным молью и черный берет, из-под которого торчали короткие седые локоны. Она была слегка полноватой, низкорослой, с выпученными карими глазами и широким немного кривым ртом. Я от удивления вскинула брови, заметив, что женщина одета не по сезону.

– В чем помер, в том и будешь ходить на том свете… – словно прочитав мои мысли, ответила старушка. – Меня зовут Анна Павловна, кстати, – добавила она и протянула мне приветливо руку.

– Зато зимой вы не замерзнете, как мы! – оглядев свое легкое платьице, сказала рассудительно Ульяна.

– Вы находитесь здесь уже два дня и до сих пор не уяснили, что вам не страшен ни холод, ни зной, ни дождь, ни снег? – качнув седой головой, произнесла старушка.

– Да нет, мы уже это поняли… просто забыли! – начала оправдываться Ульяна, растерянно глянув на сестру.

– А как же тебя зовут? – обратилась ко мне Анна Павловна.

Я молча развела руками и грустно вздохнула.

– Она не помнит своего имени! – ответила вместо меня Лина.

– Это очень странно… – пробормотала Анна Павловна, с удивлением уставившись на меня. – Впервые за пятьдесят лет вижу такое! Хотя… – она вдруг радостно хлопнула в ладоши, давая понять, что ее осенила гениальная идея и добавила: – Мы же можем найти твою могилу и тогда узнаем твое имя! Будем искать свежие захоронения, возможно, тебе и памятник уже поставили? Тогда мы узнаем тебя по фотографии, ведь должна же быть фотография! А? Как я придумала? – ожидая похвалы в свой адрес, воодушевленно спросила она, глядя на нас.

– Хорошо придумано! – заголосили одобрительно девочки.

Я, тем временем, спустилась с кирпичной ограды на землю и в раздумьях почесала лоб. Что же, если мне еще долго не пробудиться от моего странного чрезмерно затянувшегося сна, почему бы и не поискать свою могилу? И даже если я найду ее, это ведь все не взаправду. Это всего лишь сон, не более того и на самом деле никакой могилы нет, ведь я живее всех живых и это факт! А девочки и Анна Павловна – плод моего богатого воображения, явившегося мне по ошибке в Царстве Морфея.

И я, скрестив руки на груди, поспешила со своими новоявленными друзьями на поиски собственной могилы.

Старая часть кладбища, на которой находились самые древние захоронения, была довольно запущена, все кресты и памятники покрылись мхом и обросли плющом. Среди каменных саркофагов буйно зеленели густые поросли дикой сливы, придавая этому месту жуткий вид. Многие могилы были украшены мраморными, бронзовыми или гранитными символами внезапно оборванной жизни – обрубленным деревом, сломанной розой, угасшим факелом, а также напоминанием о быстротечности времени – песочными часами.

В зарослях цветущей белой акации просматривалась частично разрушенная каменная часовня с уцелевшими металлическими дверями в виде арки, чуть левее от нее, на небольшой возвышенности виднелся гранитный подиум, на котором возвышался четырехметровый склеп. У входа в гробницу стоял высокий ангел с опущенной головой и сложенными в молитве руками. Упрямый плющ добрался и до него, оплетя своими зелеными щупальцами его крылья и белокурую голову.

– Эту усыпальницу видно с любого конца кладбища! – пояснила Анна Павловна. – Так и было задумано… Одна из самых помпезных гробниц и одна из самых старых.

– Кто там похоронен? – поинтересовалась я.

– Это фамильный склеп одной из самых богатых купеческих семей, живших в начале двадцатого века в нашем городе.

– А что мы тут делаем? – с удивлением спросила Ульяна. – Тут слишком старые могилы! Разве ее могила может быть здесь?

– Это верно, но на всякий случай осмотрим все, – ответила рассудительно Анна Павловна.

Мы стали заходить все глубже и глубже в заросли одичалых деревьев, среди которых то тут, то там виднелись старинные надгробия. Из-за обилия мха, надгробия почти что сроднились с буйной зеленью, царствовавшей вокруг. Под высокой сосной, у подножия которой беспорядочно разросся шиповник, я увидела памятник, имеющий в основании четыре мраморные ступени – на них был водружен каменный крест с двумя плачущими ангелами. Крест был стилизован под обрезанные древесные ветви. Внизу, на плите я с трудом прочла эпитафию:

«Здѣсь

покоится прахъ горячо

любимой жены моей

Анисiи Петровны

Лучниковой

скончавш. на 46 г.

12 декабря 1905 г.»

Чуть ниже было дописано:

«Спи мирно дорогая

много въ жизни творила добро

И вѣчную память себѣ

ты свела».

Я начала пробираться дальше и среди буковых зарослей увидела прямоугольную плиту из песчаника. Подойдя поближе, я смогла рассмотреть выпуклый орнамент в виде четырехконечного креста с дубовой и пальмовой ветвями по бокам. Я пыталась определить, кто здесь похоронен, но эпитафия не дожила до наших времен.

– Здесь похоронен священник, – пояснила внезапно появившаяся Анна Павловна. – Дубовая ветвь символизирует зрелость, силу и справедливость, а пальмовая – мученичество Христа, победу над смертью. А вон там, видишь на каменном надгробии изображение всевидящего ока? – спросила она. Когда я утвердительно качнула головой, она просветила меня: – Это символ неусыпно всевидящего и всеведущего Христа. Господь уподобляется солнцу, как источник света, а способ божественного видения – глазу.

После этого каменного надгробия мы повстречали гранитный памятник со скульптурой плакальщицы с крестом, обозначающей скорбь по усопшему, затем надгробие с огромной мраморной книгой, символизирующей раскрытый молитвенник или Библию. Очень часто нам встречались надгробия в форме лежачего креста. На нескольких усыпальницах, помимо опущенных факелов, венков и обломанных роз я вдруг увидела пчел и змею. За разъяснениями тут же обратилась к Анне Павловне, остановившись у позеленевшего ото мха ангела, который навечно застыл в молитвенной позе с воздетыми к небесам глазами.

– Пчела, – это символ возрождения после смерти, а змея, пожирающая свой хвост – это символ бесконечности, круговорота жизни, перерождения, – пояснила она.

Вскоре мы, воссоединившись с Ульяной и Линой, которые осматривали другую часть кладбища, стали постепенно уходить из зарослей густо растущих деревьев, облюбовавших столетние могилы, на ухоженные тропинки с выкрашенными скамейками и цветущими клумбами. Тут было гораздо светлее и приветливее – от центральных ворот отходило несколько аккуратных аллей, с выложенными каменными дорожками, подстриженными кустами и прибранными могилками.

– Пройдет каких-нибудь пятьдесят лет и эти могилы станут такими же заброшенными, как и те! – ткнув пальцем на старую часть кладбища, сказала грустно Анна Павловна. – Умрут те люди, которые знали и любили покойного и оборвется последняя нить, связывающая умершего с миром живых. Никто уже не вспомнит о нем, никто не прольет слезы на его могилу, никто не положит цветов у надгробия со словами любви. Эх! Вот так же произошло и с моей могилой. Пока был жив сын, он ухаживал за ней, но когда он умер, уже некому было навещать меня: детей у него не было.

Я подошла к Анне Павловне и взяла ее под руку. Ульяна повисла у нее на плече, Лина же обхватила ее за талию и, заглядывая ласково в глаза, проговорила:

– Вы теперь не одни!

– Да, мы теперь одна дружная семья! – улыбнулась Ульяна и уцепилась за мою руку, благодаря чему мы четверо отныне были сцеплены плотным нерушимым кольцом. Судя по всему, Ульяна уже считала меня своей второй сестрой.

Глава II

Близился вечер. Закатное солнце повисло над домами в черте города и откидывало свои насыщенно-оранжевые лучи на могильные кресты, просачиваясь сквозь нас, неспешно бродящих среди могил и всматривающихся в таблички с фотографиями. Нагулявшийся ветер утих, перестал трепать каштаны с плакучими ивами на нашем кладбище и волной покатился вслед за солнцем – на запад. Это стало понятным по тому обстоятельству, что спокойно торчащие в городе тополя-небоскребы вдруг принялись слегка танцевать, шурша листвой, сначала на окраине, затем все дальше и дальше от нас, все ближе и ближе к солнцу.

Сложно сказать, сколько времени прошло с тех пор, как мы начали поиски: я потеряла счет времени здесь, я не чувствовала его дыхания, я не ощущала теперь его значимости. К восточной части кладбища стали подползать темно-серые сумерки, которые с жадностью поглотили синеву моря, зелень просторных долин, и плантации стройных подсолнухов. Там, на востоке, смутными очертаниями начали вырисовываться первые звездочки на небе.

– Мы должны поспешить! – всполошилась я. – Ведь скоро стемнеет, и мы не сможем более искать мою могилу в кромешной тьме!

Анна Павловна повернулась ко мне, небрежно откинула меховой ворот своего пальто и с интонацией пояснила мне:

– Да ты за это не переживай! Мы все прекрасно видим и ночью, какой бы темной она не была!

Я округлила глаза от изумления. Сколько еще интересного и удивительного мне предстоит узнать о наших возможностях?

– Да, мы хорошо все видим, даже если нет луны на ночном небе! – добавила Ульяна восторженно.

Я заметила, что близняшки, которые уйму времени потратили на поиски моей могилы, ни капли не утомились, хотя в их возрасте уже можно было выбиться из сил. Наверное, помимо многих человеческих качеств, которых мы лишились, мы еще и потеряли возможность уставать – когда все тело ломит от изнурения и молит тебя о передышке и отдыхе!.. Об этом живые могут только мечтать!

– Да, и это тоже верно! – сказала вдруг Анна Павловна, всматриваясь в мое сосредоточенное лицо.

– Что верно? – с удивлением спросила я.

– То, что мы не чувствуем усталости! – хитро прищурившись, произнесла Анна Павловна.

– Вы читаете мои мысли? – догадалась я.

– Верно! – хором ответили близняшки вместо Анны Павловны.

– Отлично… – нахмурилась я. – А почему я тогда не слышу ваши мысли? – поинтересовалась я и прислушалась. Но ничего не услышала.

– Ты не слышишь наши мысли? – почему-то удивилась Анна Павловна.

– Нет! – с обидой в голосе ответила я. Чем я хуже их? Они все слышат, оказывается! Все, о чем я размышляю, и признались мне в этом, хитрюги, только вечером.

– Это еще одна странность, – почесав свой морщинистый нос, сказала Анна Павловна. – Ты не помнишь своего имени, хотя должна помнить, ты не слышишь наши мысли, хотя должна слышать… Чувствую, нам во многом еще предстоит разобраться! – с энтузиазмом добавила она и, вытянув перед собой руку, крикнула: – Вперед! У нас важная миссия – мы ищем твою могилу! Мы обязаны узнать хотя бы твое имя!

Девочки, как вкопанные, вдруг остановились перед двумя небольшими холмиками земли, утыканными высокими крестами, погребальными венками и живыми цветами.

Я подошла поближе и увидела между венками большую цветную фотографию в деревянной рамке. На этой фотографии две темноволосых девочки, улыбаясь, заплетали друг другу волосы.

– Это же… – я осеклась и повернулась к близняшкам. Они шмыгали носами, но видимо, как и я, не могли лить слезы – в этом нам было отказано.

Я обняла их и чтобы отвлечь, начала говорить:

– Послушайте, может быть, вы тоже спите? И эти ваши могилы плод нашего с вами воображения?

– Не давай им напрасных надежд, – строго сказала Анна Павловна. – Кому, как не мне знать, что это конец всего… утверждающий и бесповоротный…

– Но почему тогда мы не видим других? – озарило вдруг меня. – Вокруг столько могил, а нас только четверо? Где же остальные?

– Остальные здесь тоже были… но один день. Всего лишь один день после погребения они с нами, потом их в полночь забирает…

– Кто забирает? – с нетерпением спросила я.

– Ну, ангел, наверное… пёс его знает! – пожала плечами Анна Павловна. – Он с нами не разговаривает, все время игнорирует. Хотя мы его пытались расспросить, кто он и куда забирает покойников, почему не забирает нас…

– Хотя на ангела не похож, – произнесла Ульяна, теребя нервно белую оборку, наполовину оторванную от платья.

– Нет крыльев и золотистых кудрей… – как-то разочарованно добавила Лина.

– И нет длинного белоснежного одеяния, – с таким же разочарованием пробормотала Ульяна, злобно уставившись на небо. Не так, по ее твердому мнению, должны были выглядеть небесные жители.

– То вы мультиков насмотрелись при жизни… – улыбнулась Анна Павловна и с любовью погладила их взлохмаченные головы. – Думаю, что это действительно был ангел… ангел, который ведет всех умерших на суд божий. Но выглядит он, понятное дело, не так как насочиняли люди.

– А как же он выглядит? – спросила я с нескрываемым интересом.

– Скоро сама увидишь… – отмахнулась Анна Павловна.

– Сегодня ночью не увидит! – сказала уверенно Ульяна. – Ведь сегодня не было никаких похорон…

– А ведь верно! – заметила Анна Павловна. – Удивительное дело! Ведь каждый день кого-то да хоронят…

– Ладно, давай я тебе расскажу! – взобравшись на ближайший саркофаг, сказала с воодушевлением Ульяна. Она еще раз посмотрела на небо и произнесла громко: – Этот ангел выглядит как человек, но он огромного роста, наверное, метров пять, не меньше… – она запрокинула назад голову и ткнула пальцем на высокий тополь, стоящий неподалеку от нас.

– Да хватит сочинять небылицы! – засмеялась Анна Павловна. – Ну да, он высок, но не настолько же! Его рост метра два с половиной, где-то так, а может и меньше…

– Все равно высоченный, – удивилась я, с опаской поглядывая по сторонам. Еще не хватало встретиться здесь с таким громилой, да в таком жутком месте!

Лина, взобравшись на старый бетонный саркофаг, стала рядом с сестрой и добавила:

– А еще у него необычный наряд… На нем надета какая-то длинная светящаяся рубашка зеленого цвета…

– Да не рубашка, а кафтан! – схватившись за живот, засмеялась Анна Павловна.

– Ну, пусть будет кафтан, – не обращая внимания на Анну Павловну, продолжала Лина. – И этот кафтан светится в ночи, как сотни светлячков! Он доходит ему до пят, но он ни разу не запутался в нем! – с удивлением произнесла она. – Я бы уже давно упала в таком длиннющем одеянии!

– А на его кафтане широкий пояс золотистого цвета, – присоединилась Ульяна к описанию странного ангела. – Волосы на голове – светло-русые и длинные, как у девчонки, но лицо совсем не как у девчонки…

– Ага, лицо суровое… б-р-р-р! – тряхнув копной своих густых каштановых волос, сказала Лина. – Я его немного боюсь, а Анна Павловна – нет. Она даже иногда пытается с ним заговорить, но он не проявляет к нам интерес…

Анна Павловна, недовольно хмыкнув, поправила:

– Лицо не такое уж суровое, и волосы не такие уж длинные. Он ведь по возрасту выглядит как восемнадцатилетний юнец.

– Восемнадцатилетний юнец? – хихикнула я, не сдержавшись и прибавила: – Кто знает, сколько лет ему восемнадцать лет… может уже лет двести, не меньше! Ведь по людскому поверью, ангелы не стареют, на вид они всегда одного возраста…

– А ведь и правда! – запрыгала на саркофаге Лина, хлопая в ладоши.

– Видать старый уже, а все молодится! – фыркнула в кулачок Ульяна.

– Ну, вы тут сейчас присочиняете, – не удержалась от улыбки Анна Павловна. – Хотя, наверное, ваши догадки верны, – задумалась вдруг она. – Ведь все те пятьдесят лет, что я нахожусь здесь, он так и не изменился внешне…

– То есть, все это время за душами приходил только он? – спросила я.

Анна Павловна согласно кивнула головой.

– Да, только он. Вероятно, на каждом кладбище закреплён один определенный ангел, или как они там себя называют.

Пока мы разговаривали о таинственном ангеле, солнце спряталось за крыши домов и нас тут же накрыло покрывалом синевато-серых сумерек, которые с каждой минутой становились все гуще и темнее. Но я, как и днем, все прекрасно видела вокруг, словно стала вдруг кошкой, которая могла различать в темноте мельчайшие детали, такие как царапина на деревянном кресте, который стоял в двадцати метрах от меня или маленький хрупкий цветок, притаившийся под далеким деревом.

Глава III

Мы обошли оставшуюся часть кладбища в поисках моей могилы, но так и не нашли ее. Мы скрупулёзно обследовали каждый памятник, каждый венок с надписями, каждый куст, который мог спрятать мою могилу, но все безуспешно. Даже у древней Анны Павловны был здесь небольшой холмик, с поржавевшим крестом, который покосился в сторону запада и который оброс мхом, как болотный царь тиной, а у меня ничего не было, словно я и не жила вовсе на этой Земле. Мне стало по-настоящему жутко.

– Твоей могилы здесь нет, – заключила уверенно Анна Павловна. – Мы осмотрели здесь каждый надгробный камень, каждую усыпальницу без исключения. Каждый безымянный холмик без креста и памятника говорил нам имя своего хозяина, но никто не подходит под твои данные. И так как ты появилась здесь только сегодня, в принципе не было смысла осматривать древнейшие могилы. Но я сочла нужным испробовать все варианты… Так, на всякий случай, ведь ты единственная, кто не помнит своего имени. Ты единственная, кто появился здесь в тот день, когда никто не рыл новые ямы, когда не было никаких похоронных процессий. Загадка твоего странного появления здесь не дает мне покоя… Возможно, Павел что-нибудь знает. Но за прошедшие пятьдесят лет он не отличался особой многословностью, точнее сказать, он не проронил ни слова…

– Какой еще Павел? – насторожилась я.

– Ну, тот самый ангел, который забирает в полночь души умерших… – пояснила Анна Павловна.

– А если он с вами ни разу не заговорил, откуда вы тогда знаете его имя?

– Не знаю, – пожала плечами Анна Павловна, – но когда я впервые увидела его здесь, я поняла это сразу. Мне это подсказал мой внутренний голос…

– И у нас было то же самое, – подтвердила Ульяна. – Анна Павловна не сказала нам, как его зовут, мы догадались сами.

– Но с чего вы тогда решили, что он прольет свет на то, что я здесь делаю, если он не перекинулся и словом за полвека? – расстроено спросила я.

Анна Павловна присела на ближайшую мраморную плиту, обняла руками ноги и неспешно ответила:

– При моей жизни я любила повторять один и тот же девиз: «Никогда нельзя сдаваться! И если у тебя не получилось один, второй и даже третий раз, ты должна собраться с силами и попытаться снова! Ведь жизнь – это вечная битва!». Как выяснилось, и после смерти ничего особо не изменилось: мы ведем борьбу за право знать, почему мы тут зависли и что же с нами будет дальше?

Мое лицо нахмурилось. Чем больше я узнавала про этого ангела, тем меньше он мне нравился.

– Какое бесчувственное создание этот ангел! – топнув ногой, со злостью сказала я. – Смотрит на ваши мучения, молча и равнодушно слушает ваши вопросы и не соизволит на них отвечать!

– Больно надо ему, как видно! – ухмыльнулась Анна Павловна. – Возможно, ему строго запрещено это делать…

– Мне все понятно! Если это так, значит он боится за свою шкуру, опасается разгневать свое начальство… Как же это похоже на человека! – разочарованно протянула я. – А я то думала, что ангелы всесильны, а они такие же пешки в чьих-то руках, как и люди, которые вечно кому-то должны подчиняться… Эх!

Близняшки переглянулись между собой и тихо захихикали.

Анна Павловна с тревогой взглянула на меня и сказала:

– Эй, ты поосторожнее со своей дерзостью, он ведь может все услышать и обидеться!

– Ну и пусть услышит! – ударила я сердито кулаком по железной оградке, и мой кулак без труда просочился сквозь нее. К этому мне еще предстояло привыкнуть. – И к тому же, если вы можете читать мои мысли, он тем более сможет, так какой смысл в молчании?

– И все же будь осмотрительна в своих выражениях по отношению к нему, – снова предостерегла Анна Павловна. – За пятьдесят лет ни разу не видела, чтобы он улыбнулся: своим суровым видом он пугает всех, кого забирает отсюда.

– А может это и не ангел вовсе? – предположила я с замиранием сердца.

Девочки вдруг боязливо прижались ко мне, поддавшись моим сомнениям, и вопросительно уставились на Анну Павловну.

– Нет, это ангел! – с уверенностью ответила Анна Павловна. – Иначе от него не исходило бы столько тепла и света, несмотря на его грозный вид. А когда он в полночь спускается с неба по еле видимой ступенчатой дорожке, даже если вокруг непроглядная тьма, тучи расступаются перед ним в любое время года. Освещенный звездным светом, он направляется к самой первой, самой старой могиле на этом кладбище, датированной 1900 годом…

Я с недоверием покосилась на Анну Павловну.

– Что, прямо-таки с неба спускается?

– Да, с неба! – кивнула головой Анна Павловна. – Когда на городской ратуше огромные механические часы, находящиеся в старинной башне, пробивают двенадцатый удар, он появляется на этой светящейся дорожке и все вокруг безмолвно замирает. Если идет дождь – он прекращается, если шумит порывистый ветер, то он в один миг пугливо удирает отсюда, а филины, которые так любят охотиться на мышей на нашем кладбище, перестают ухать и садятся стройными рядами на ближайшие деревья. Даже сверчки прекращают свою шумную трель…

– Хороший ангел!.. Всех распугал, даже насекомых, – засмеялась я, не удержавшись.

– Т-с-с-с! – поднеся палец к губам, пригрозила мне Лина, опасливо оглядываясь по сторонам. – Он не любит таких шуток!

– А ты откуда знаешь? – с ухмылкой поинтересовалась я.

Она спрыгнула с бетонного саркофага и, приблизившись ко мне, тихо зашептала:

– Вчера, когда я сказала Ульяне о том, что неплохо было бы отругать его за плохое поведение, он отомстил мне!.. В полночь он так сверкнул на меня своими огромными синими глазищами, что я впервые сумела почувствовать острую боль в том районе, где у меня когда-то находилось сердце…

– Да, она скривилась так, будто ее убивают! – подтвердила Ульяна, съежившись от страха.

– Нельзя убить того, кто уже мертв! – встряла Анна Павловна. – Но Лина права! С ним шутки плохи… Не знаю, все ли ангелы такие, но полагаю, что нам достался самый суровый и нелюдимый из всех, кто существует на небе…

– Это радует, – сказала я с грустной иронией. – Такого я уж точно разговорю! Может, если он так суров, лучше не соваться к нему со своими вопросами?

– Но он – твой единственный шанс узнать о том, что ты тут делаешь! – с уверенностью произнесла Анна Павловна. – Тем более, без могилы!

Я призадумалась. Что же, если это действительно так, то мне следовало бы прикусить свой язвительный язык. Если он слышит все то, о чем мы говорим – ответа у него мне не выудить и за тысячу лет, после всего того, что я наболтала! Какая оплошность с моей стороны!

– Ладно… давайте подумаем завтра о том, как нам задобрить его и разговорить. А сейчас уже поздно. Нам пора спать, или мы не спим? – я вопросительно уставилась на Анну Павловну.

– Нет, представь себе и мы, как живые можем вздремнуть, но совсем недолго, – пояснила она.

Лина, вздохнув, добавила:

– Да, хотя мы не знаем усталости, это просто очередной способ убить время, которое тянется тут бесконечно…

Ульяна вдруг встрепенулась и взлетела в воздух. Лина последовала за сестрой. Взмахнув руками, словно крыльями, они начали не спеша подниматься все выше и выше, пока не достигли вершины самого высокого тополя. Ухватившись за его ветви, они стали раскачиваться взад-вперед, словно на качелях. Их цветастые платья пестрели в лунном свете, как крылья ночных бабочек. Я поспешила за девочками и принялась кружить вокруг них, словно стрекоза. Моему восторгу не было предела, ведь я, оказывается, умела летать! Я могла молнией кинуться вниз – к земле, не испытывая никакого страха и при этом не разбиться, а потом с такой же легкостью могла устремиться стрелой на верх – к звездному небу. И при этом у меня не кружилась голова: я чувствовала небывалую легкость и ощущала всю свою задорную юность. Но мне этого было мало, я хотела подняться еще выше – к звездам. Взлетев над кладбищенскими деревьями, я вдруг обнаружила, что выше ста метров от земли меня начинает тянуть вниз помимо моей воли. Получается, что и наверх нам путь прегражден: здесь есть невидимый для нас купол, невидимая граница, символизирующая нашу вечную тюрьму.

После нескольких часов полета, мы вчетвером присели на широкую ветку векового дуба, находящегося у той самой старой могилы, к которой почти каждую ночь спускался Павел и, обнявшись, стали ждать полуночи. Я заметила, что близняшки с тревогой косились на меня. Очевидно, они полагали, будто Павел все же может спуститься за мной, а мою могилу они просто пропустили. За этот день они успели привязаться ко мне, и не отходили от меня ни на шаг.

Но ровно в полночь, с двенадцатым ударом курантов, никто так и не появился. В эту ночь Павлу забирать с кладбища было некого. Анна Павловна, в отличие от радующихся девочек почему-то с озабоченностью посмотрела на меня и тихо вздохнула.

Глава IV

Раннее утро ознаменовалось особым событием – совсем недалеко от нас несколько мужчин, одетых в рабочие серые комбинезоны, стали рыть новую могилу. Близняшки непрерывно бегали вокруг них, показывая им языки и корча рожицы, оставаясь при этом совершенно незамеченными. Анна Павловна сердито покачала головой и одёрнула их. Проснувшиеся воробьи начали оживленно чирикать и прыгать с ветки на ветку, согреваясь под первыми лучами солнца. Возле новоявленной могилы, которая становилась все глубже и глубже, появилось несколько больших черных ворон: они деловито расхаживали поблизости от людей и при этом громко каркали, словно командовали и давали ценные указания людям, как следует рыть яму. Но люди не оценили их рвения и со злостью погнали их прочь, размахивая яростно лопатами. Вороны, словно обиженные дети, замолчали и перелетели на наш дуб, расположившись рядом со мной и Анной Павловной. В отличие от близняшек, которые не знали, куда деть свою неуемную энергию по пробуждению, мы с Анной Павловной все еще сидели на дереве в полудремотном состоянии. Одна из ворон подползла совсем близко ко мне и, посмотрев мне прямо в глаза, звонко каркнула два раза, после чего примостилась прямо мне на колени.

– Она видит меня? – я с удивлением уставилась на улыбающуюся Анну Павловну.

– Да, видит, как и все остальные вороны. Это особенные птицы, они являются проводниками в мир мертвых. Когда я оставалась здесь совсем одна, они составляли мне компанию, не давая мне скучать.

Я осторожно приподняла руку и слегка погладила ворону по голове. Она от удовольствия встрепенулась и еще ближе подставила ко мне свою взъерошенную голову.

– Просит, чтобы ты еще раз ее погладила, – улыбаясь, пояснила Анна Павловна.

– А почему мы не видим обладателя этой могилы? – спросила я, тыкая пальцем на глубокую яму, с которой вылезли рабочие. Их работа была окончена, но никакой вновь прибывшей души по близости не наблюдалось.

– Пока его тело не опущено в яму, его душа все еще витает дома – умерший навсегда прощается со своими родными, хотя они и не видят этого…

– А если родственников нет? – с тревогой поинтересовалась я. – Ведь бывает и такое…

– Тогда его душа в последние часы перед погребением находится возле тех, кто ему был дорог при жизни, а иногда и в том месте, где человек умер или трагически погиб, – понизив голос, Анна Павловна с опаской посмотрела на близняшек, которые дружно опустились в вырытую могилу и давали оценку, хороша ли она. При этом они строили предположения, кто будет здесь похоронен.

Я впервые за все это время поняла, что ни разу не спросила у Анны Павловны, как девочки очутились здесь. Что делают здесь две этих юных души, у которых вся жизнь должна была быть впереди?

Анна Павловна, прочитав мои мысли, тут же ответила:

– Они несколько дней назад утонули в море вместе с родителями, когда путешествовали на пароходе. Хотя эта старая посудина, как рассказывали девочки, затонула практически у самого берега. В тот день умерло много людей. Когда прибыла помощь, спасть практически было некого…

– В том самом море, которое виднеется вдали у самого горизонта? – с замиранием сердца спросила я.

– Да, в том самом.

Я, судорожно перебирая в голове трагический рассказ Анны Павловны, поинтересовалась:

– А где же их родители? Почему я не увидела их могил?

– Ты просто не успела заметить, что их могилы рядом с могилами девочек. И, в отличие от детей, они уже на небе: сама видела, как Павел их забирал. Лина и Ульяна обижены на них, полагают, что они их бросили. И в этом состоит еще одна загадка: «Почему так?». Почему Павел забрал родителей, но оставил бедных детей?.. Теперь они вынуждены бесконечно шататься по этому злополучному кладбищу. Было бы не так обидно, если бы была возможность покидать периодически пределы кладбища, но мы заперты здесь, как в клетке… Настоящие узники…

Я вскочила и начала яростно расхаживать по ветке взад-вперед, спугнув ворону, которая сидела на моих коленях. Меня душила волна гнева. Я пыталась понять, почему и в мире мертвых так все несправедливо и несовершенно. Почему осиротевшие дети не могут оставаться со своими родителями, зачем нужно было их разлучать? Что за кощунство? И с какими глазами этот Павел забирал у бедных детей самое дорогое, что еще оставалось у них?

– Так он, вероятно, не при чем, – ответила на мои мысли Анна Павловна.

Я от неожиданности вздрогнула. До сих пор не могла привыкнуть к тому, что все мои мысли и переживания были видны, как то самое море у горизонта, в котором купалось заутреннее солнце. Но, как пояснила ранее Анна Павловна, даже тут были ограничения, и на расстоянии двадцати метров загробный талант читать чужие думы улетучивался. Вот почему она, зрительно оценив расстояние от нас до близняшек, взялась рассказывать мне подробности их смерти.

– Павел всего лишь исполнитель чьей-то воли, и мы не знаем всех обстоятельств. Что-то не дает нам окончательно расстаться с миром живых. Должно быть, что-то очень важное. Вот почему мы так назойливо каждую ночь ждем Павла. Надеемся на то, что он разъяснит нам, почему мы все еще торчим здесь…

Я шумно вздохнула и, набравшись храбрости, спросила вслух:

– А как же вы ушли из жизни? Сердечный приступ? – предположила я.

– Да все намного банальней, – равнодушно махнула рукой Анна Павловна. – Я подавилась медовым кексом, когда шла из магазина в свой двор: не дотерпела до дома, уж очень хотелось попробовать его.… А на улице была зима, вот почему я хожу в этом пальто, теперь тебя это не удивит, верно?

– Верно, – подтвердила я и удивилась. Что за странные правила в мире мертвых? А если бы я умерла в тот самый момент, когда выходила из ванны в несуразной ночной рубашке? Очевидно тот, кто навязал покойникам это правило, был еще тем шутником.

– Ха-ха-ха! – засмеялась Анна Павловна, прочитав мои мысли. – Ну, между прочим, ходил тут две недели назад один дедок в семейных полосатых трусах… Рассказал мне, что умер, когда смотрел телевизор рано утром. Его рассмешило утверждение о том, что смех якобы продлевает жизнь и тут у него схватило сердце…

– Какая ирония! – усмехнулась я. – Хотя это хорошая смерть… умереть от смеха, вот потеха-то!

– Да, нарочно и не придумаешь! – согласилась Анна Павловна.

Наш разговор прервали живые. В пятидесяти метрах от нас начали рыть новую яму. Точнее пытались рыть. Двое полупьяных мужчин, еле стоявших на ногах, громко матерились, ведь у них ничего не получалось.

– Вы хотя бы лопаты перевернули бы нужной стороной, алкаши проклятые! – возмутилась Анна Павловна.

– Ну, эти и за день не управятся! – с уверенностью подытожили подоспевшие к нам близняшки.

– Очевидно, сегодня к нам прибудет пополнение? – спросила я у Анны Павловны.

– Это не факт, – усомнилась Анна Павловна. – Иногда похороны могут быть на следующий день, а бывало что и через несколько дней.… Хотя, с этим все понятно, – ткнув пальцем на место, где топтались незадачливые копатели могил, сказала она. – Этого запихнут в могилу как можно раньше. Возможно, это бездомный бродяга или просто бедняк без роду и племени, который не отложил деньги на помпезные похороны и соседи из жалости наняли тех, кто за работу берет копейки, то есть этих двух алкашей…

– Значит соседи – жадины! – обиженно пождав губу, сказала Лина. – Могли бы уже заплатить нормальным работникам… Тем, которые копали яму час назад. Видели, как они быстро управились?

– Не будем заранее осуждать соседей или кто там руководит его похоронами. Кто знает, может они такие же нищие, как и он… – произнесла Анна Павловна.

– А почему он? – удивилась я. – Возможно, это будет она?

– Ну, я каким-то образом чувствую загодя, кто это будет – мужчина или женщина, ребенок или старец какой-нибудь вроде меня…

– А мы еще не научились определять, кто это будет, – с сожалением произнесла Ульяна.

– Еще научитесь! – махнула рукой Анна Павловна. – А теперь пошлите, нам необходимо сделать обход, чтобы определить, сколько нам сегодня следует ожидать временных гостей…

– Почему временных? – спросила я.

– Потому что, в отличие от нас, они, везунчики, не задержатся тут дольше, чем на один день…

– Да, и нужно будет успеть поболтать с ними! – напомнила Лина.

– Узнать последние городские новости! – добавила Ульяна.

– Ну, за этим дело не станет! – уверенно сказала Анна Павловна. – У нас тут и так мало развлечений, так что допрос с пристрастиями им обеспечен! – подмигнув мне, добавила она.

Глава V

Анна Павловна была права. После обеда состоялась скромная траурная процессия: покойником действительно оказался мужчина и при жизни он был беден, как и предполагала Анна Павловна. Об этом он нам сам рассказал, хотя по внешнему виду мы и так догадались – жилось ему несладко. В последний путь его провожали всего лишь несколько женщин и четверо мужчин, которые несли гроб: двое из них оказались теми самыми полупьяными копачами могилы.

Простой деревянный грубо сколоченный гроб был закрытым. Никто из присутствующих не произносил длинных прощальных речей, никто не целовал бедняка в лоб, никто не оплакивал и не оглашал окрестности кладбища своими рыданиями. Боль утраты не постигла присутствующих, пока гроб опускался на дно чернеющей ямы. Никому до него не было дела. Как только его бренное тело было погребено под тонной земли, сопровождающие его люди, с равнодушием водрузив на маленький деревянный крест потрепанный венок, тут же направились к центральным воротам. Мы приметили, как над новоиспеченной могилой клубится еле заметный туман. Каждую минуту он становился все гуще и поднимался все выше: в нем словно зарождалось что-то. Вскоре мы увидели, как этот туман сначала вытащил из своего густого клубка руки, потом ноги, затем вылезла седая косматая голова, а из остатков серого облачка вырисовалось туловище.

Поначалу человек, который явился из клубков тумана, был еле различимым, полупрозрачным даже для нас, но с каждой минутой его очертания становились все ярче и насыщеннее: мы увидели, что на нем была надета выцветшая рубашка светло-бежевого цвета и затертые до дыр мятые грязно-серые джинсы. На вид ему было лет тридцать пять, но глубокие морщины и седые чуть взъерошенные волосы на макушке говорили нам больше слов: что-то при жизни сломило этого человека. Не просто так жуткая седина покрыла его голову, и не просто так морщины, как борозды исполосовали его все еще молодое лицо.

Анна Павловна первая заговорила с незнакомцем:

– Как тебя зовут? – спросила она и приветливо улыбнулась.

Мужчина, почесав задумчиво лоб, ответил:

– Николай…

– Вот видишь! – обернувшись ко мне, сказала Анна Павловна. – Все вспоминают свое имя!

– Но не я… – шмыгнув носом, я уставилась с любопытством на Николая.

Он растерянно сидел на холмике земли, под которым было погребено его тело, и с тревогой озирался по сторонам. Но, в отличие от меня, он, очутившись здесь впервые, не впадал в панику и не бегал с испугом среди могил, а на его лице вырисовывалось четкое понимание того, почему он здесь оказался. Кажется, это обстоятельство его даже обрадовало: он вдруг улыбнулся.

Мы подошли поближе и все, кроме меня представились ему. Анна Павловна присела рядом с ним на земляной холмик и тут же принялась обо всем расспрашивать его. Я с девочками последовала ее примеру и тоже умостилась рядом.

– У тебя был дом? – поинтересовалась она.

– Был, но он запустел и осунулся: крыша прохудилась, стала протекать, побеленные стены потрескались, штукатурка обвалилась, фундамент осел, а оконные ставни, которые много лет не красились и не чинились, отвалились и лежат теперь в грязи…

– Почему так? – округлив глаза, спросили с ужасом мы.

Николай некоторое время помолчал, затем обвел грустным взглядом всех присутствующих и ответил:

– Когда-то давно я жил благополучно, и мой дом был одним из самых красивых и нарядных на нашей улице. Те, кто проходил мимо, даже не зная меня и мою семью, говорили: «Здесь, наверное, живут счастливые люди!». И они были правы. Симпатичные цветастые занавески, любовно сшитые моей женой, резные ставни, сделанные мной и выкрашенные дочерью в цвет солнца – все это излучало радость и спокойствие. Зеленый фасад дома и пестрый ковер из разнообразнейших цветов в палисаднике радовал взор не только нам, но и прохожим, которые очень часто останавливались и с восхищением смотрели на наш прекрасный дом… Эх! – мужчина, громко вздохнув, обхватил голову руками и замолчал.

Что-то подсказывало нам – не стоит его пока трогать, через некоторое время он сам все расскажет, нужно только немного подождать. Анна Павловна шепнула мне на ухо, что не может прочитать его мысли, потому что в голове у него все спутано: он сразу думает о многом и быстро перескакивает с одного воспоминания на другое.

– А он сейчас слышит наши мысли? – спросила я у нее осторожно.

– Нет, но когда немного придет в себя, сможет это делать, как и остальные…

– Но ведь вы могли бы прочитать мысли и Павла? – вдруг озарило меня. – Если бы вы осмелились подойти к нему поближе, чтобы лучше расслышать их? И в них вы, возможно, смогли бы найти ответы на свои вопросы, помимо его воли?

– Ишь ты, хитрюга! – присвистнула Анна Павловна. – Размечталась! Думаешь, ты первая додумалась до этого? А что я, по-твоему, делала все эти годы? – обиженно сказала она, поджав губу. – Я только то и делала, что искала всевозможные способы подступиться к этому нелюдимому ангелу, но не тут то было! Мы не можем слышать их мысли, нам это не дано…

– Он как будто заранее видит все наши уловки! – огорченно сказала Ульяна, насупившись.

– Да, ничего от него не скроешь! – подтвердила и Лина.

Тем временем, Николай, немного придя в себя, снова продолжил свой рассказ, видя, как мы сгораем от нетерпения узнать историю его жизни:

– Я познакомился со своей будущей женой в ботаническом саду. Когда я увидел, с каким умилением она рассматривает цветки магнолии, как изящно касается своими тоненькими пальцами их пыльцы, будто цветочная фея, я был очарован ею навек. На ней было розовое, струящееся ручьями вниз платье и легкая светло-бежевая шляпка с приколотой на тесьме розочкой. Раскосые темно-карие глаза успевали уловить все, и как менялся цвет лепестков магнолии, в зависимости от солнечных лучиков, которые плясали и перепрыгивали с одного лепестка на другой и тень от шелестящей поблизости березы. Она сама была краше любой цветущей магнолии в этом саду и я, человек от природы застенчивый, набравшись смелости, подошел к ней познакомиться…

– Ах! – хлопнув в ладоши, Лина умиленно расплылась в счастливой улыбке, предвкушая, как и мы, замечательную историю любви.

Ведь девчонки, в каком бы возрасте они не были, всегда с замиранием сердца слушают подобные истории и верят в то, что однажды и в их судьбе произойдет такое же волшебство, и в их жизни появится человек, который сможет увидеть в каждой что-то особенное и ценное.

– А что вы делали в ботаническом саду? – с подозрением спросила Ульяна. – Вы не похожи на любителя цветов…

В отличие от романтичной и добродушной Лины, ее сестра всегда была настороже и готова была в любую минуту учинить строгий допрос и призвать к ответу, если чувствовала, что человек врет. Несмотря на поразительное внешнее сходство, эти две девочки обладали совершенно разными характерами и несхожими вкусами.

– Я попал туда случайно, – пояснил Николай смущенно. – Мой напарник должен был установить там кованые лавочки у пруда с лилиями и беседку, которую мы сами и сделали, но он вдруг заболел, и пришлось мне с этим возиться, хотя у меня было много других заказов. Когда я увидел Веронику поблизости, то забыл обо всем на свете! Отложив работу, я долго наблюдал за ней… Когда все же осмелился подойти, то смог вымолвить только одно слово: «Здравствуй!». Здравствуй! – строго повторил он. – Как будто я знал ее много лет! Очевидно, она посчитала это слишком фамильярным и не ответила на мое приветствие. Она с удивлением разглядывала меня и я подумал: «Побрезговала!». Не захотела разговаривать с простым рабочим, у которого все лицо было перепачкано землей, как у землекопа. Я минут пять стоял и молча смотрел на нее. Я понимал, что она вот-вот разозлится, топнет ногой, дескать, чего пристал? И молча уйдет… Но она не ушла, более того, она вдруг заговорила! Ах, как же это было чудесно! Ведь я не мог и надеется на это! Такая замечательная девушка вдруг заговорила со мной! – его глаза наполнились радостью – было видно, что он вспоминает один из самых счастливых моментов в своей жизни. Он словно помолодел вдруг и предстал перед нами таким, каким был в эти замечательные времена – морщины на лице разгладились, седые волосы слегка потемнели.

– И о чем же она говорила с вами? – с нетерпением спросила Лина. Ей как можно скорее хотелось узнать, что же будет дальше.

Николай не заставил ее долго ждать и ответил, улыбаясь:

– Первое, что она сказала мне, звучало приблизительно так: «Я не знаю, кто вы, но я ценю вашу храбрость и находчивость. Не каждый отважится подойти к незнакомке, тем более, вам это не свойственно!» – она словно видела меня насквозь, ведь она была права!

– Она все поняла! – восторженно сказала я, вскинув руки к небу.

– Да, все поняла, – закивал головой Николай, – я уверен, что она и есть моя вторая половинка. Слава богу, что она осознала это раньше, чем успела отправить меня куда подальше, сочтя чумазым наглецом. У нее не было отбоя от многочисленных поклонников, к тому же она могла брезгливо сморщиться при виде моей рабочей одежды и убежать прочь… Но нет, она не могла…

– И вы, конечно же, поженились… – с нетерпением вмешалась Анна Павловна. Ей тоже не терпелось узнать всю историю – от начала и до конца.

Николай, кинув благодарный взгляд на небо, ответил:

– Да, мы поженились, и она переехала ко мне. Мы стали благоустраивать наш маленький рай, и он казался нам незыблемым. Спустя год у нас родилась прелестная дочь, которую мы нарекли Алиной. Внешне она была похожа на мать: у нее были такие же вьющиеся волосы каштанового цвета и раскосые темно-карие глаза. Но характер был мой, и мои таланты передались: она очень быстро научилась сверлить, пилить, забивать гвозди и уже в пять лет сделала свою первую деревянную поделку – миниатюрный кукольный дом с такими же веселыми цветными ставнями, как и у нас…

– Замечательно! – хлопнув в ладоши, вскрикнула Лина.

Но тут лицо рассказчика резко омрачилось. И вновь проступили глубокие безобразные морщины на его все еще молодом лице, и вновь его голова покрылась седыми нитями горя.

Следующие слова он произнес словно через силу, напрягая мускулы незримого для людей тела:

– Я всегда понимал – все мы смертны, но ослепленный счастьем, сначала не заметил, что дочь моя становится все грустнее день ото дня и все чаще жалуется на головную боль. Мы с женой поначалу думали, что это последствия усталости, ведь у нее было столько увлечений, помимо учебы. Но когда она однажды упала в обморок, мы осознали – это серьёзно. Диагноз поставили очень быстро – рак головного мозга… «Откуда?» – не верили мы. Откуда могла взяться эта гадость у восьмилетней девочки? Врач лишь молча развел руками и принялся сухо описывать нам, что нас ждет дальше, но мы и так все поняли.

Николай замолчал, а мы, притихнув, с горестью смотрели в его выплаканные при жизни глаза, в которых не осталось и следа радости и беззаботности от былых счастливых времен. Лина нервно теребила каштановый локон на своих волосах и готова была вот-вот разреветься, хотя знала, что не может лить слезы, Анна Павловна слишком часто и слишком шумно вздыхала, а Ульяна, злобно посмотрев на небо, начала обвинять тех, кто устраивал людям такой печальный конец и кто насылал на них столько горя.