Дочь двух миров. Испытание бесплатное чтение

Вера Чиркова
Дочь двух миров. Испытание

Глава первая

Меня забросило в лес, в этом я почти не сомневалась.

А чем еще могли быть растущие со всех сторон пышные, никем не обломанные кусты, над которыми возвышались подпирающие кронами небо деревья?

Правда, пока неясно, какой он, этот лес. Может быть, совсем небольшой, вроде парка или рощи, и если пойти через него, то скоро выйдешь к городу или деревне. Но вполне вероятно, что огромный, и выяснить это точнее у меня пока нет никакой возможности.

И я очень опасалась, что она не появится и через несколько часов или дней. Просто до сих пор не ощущала в себе никаких способностей не то чтобы следопыта, но и обычного туриста.

И даже хуже.

Желания идти куда-то через довольно густые, сумрачные заросли тоже не чувствовала. К тому же небо, видимое в просветах крон, сплошь закрыто темными, серо-фиолетовыми тучами, от которых так и веет проливным дождем.

Даже странно, во всех прочитанных мной книжках попаданцы обычно знали, чего им хочется или хотя бы куда нужно идти. Ну, на худший случай, от кого бежать.

А меня тянуло забиться в какую-нибудь норку или под елку, желательно самую развесистую и колючую, и немного поплакать от жалости к себе и от обиды на родного деда. Ну или почти родного. И на судьбу, не просто вышвырнувшую в чужой пока мир, но и отобравшую все, что я до этого дня считала своим и любила.

Первые, пока редкие капли приближающегося ливня, так и не раздумавшего осчастливить меня ради прибытия, стукнули по носу, запутались в ежике коротких волос, добрались до кожи. Я встрепенулась и торопливо завертела головой, в надежде отыскать хоть чуточку более надежное убежище, чем кочка, на которой так и сидела с того эпохального момента, когда вывалилась на нее практически из небытия.

С той стороны, откуда летели капли, тревожно зашелестело листвой невидимое, но явно немаленькое дерево. Пересиливая непонятную робость и слабость, я поднялась с травы и побрела туда, продираясь сквозь кусты и осторожно огибая подозрительные кучи мусора. С детства помню, чьими жилищами они могут оказаться, поэтому, заметив сухую ветвь, подобрала ее и, пока добиралась до цели, отломала тонкий конец и мелкие веточки, получив неказистую, зато весьма увесистую дубинку.

Вблизи дерево моих надежд не обмануло, превратившись в гигантского раскидистого ветерана с неохватным стволом и роскошной, закрывающей небо, синеватой кроной. Спеша до дождя притулиться где-нибудь поудобнее, я рванула к нему и вскоре наткнулась на просторное углубление между двумя мощными корнями толщиной с хорошее бревно, углом расходящимися в разные стороны. Между ними лежал стожок высохшей листвы, и мне хотелось верить, что ее нанесло ветром. Но даже если это не так, уступать кому-то свою находку я не собиралась. Разворошила листья, устроила гнездо и влезла в него, укладываясь так, чтобы можно было в любой момент вскочить и дать отпор. Ну или сбежать, судя по обстоятельствам.

Дождь понемногу усиливался, дерево шелестело все сильнее, однако в моем закутке было сухо и довольно тепло, и я начала успокаиваться.

Думать о том, как здесь выжить, я пока не хотела, да и никогда не любила строить пустые, совершенно утопические прожекты, как Наташка, одна из моих бывших сотрудниц.

– Вот представьте, иду на работу, и меня вдруг сбивает роскошная машина. А там олигарх, – говорила она, мечтательно закатывая обведенные густо-синим карандашом глазки. – Он, конечно, бросается ко мне, берет на руки, сажает в салон…

– Вывозит за город и выкидывает в мусорную яму, – меланхолично заканчивала Ольга, наш кассир. – Да еще дает бульдозеристу пару сотен на пиво, чтоб прикопал понадежнее. «Олигархи» и «добрые самаритяне» – антонимы.

Тогда я смеялась над возмущенным Наташкиным пыхтением и никогда бы не призналась, что и сама иногда придумываю романтичные истории. Только меня никогда не интересовали богатенькие бизнесмены, насмотрелась на них вблизи за время работы в магазине. Они никого не видят, кроме себя, а судя по разговорам, всех незнакомых людей оценивают прежде всего по одежде. Брендовая или нет.

А в моих историях все было проще. Мне внезапно дарил щенка или котенка скромный, тихий парень вроде соседского Тимки, вечно копающегося в каких-то моторах и в упор не замечающего никаких девушек. «Возьми, Варя, – говорил он, – у тебя ему будет хорошо. А гулять с ним будем по очереди… или вместе, если захочешь».

Я тоненько всхлипнула от жалости к себе. Те мечты и тот мир остались в прошлом, и знакомство с тихим любителем собак и прогулок мне больше не светит. Теперь меня ждет совершенно незнакомая жизнь, и только от меня зависит, удастся ли с ней сродниться. А еще от того, как выполню задание Беса, который, как выяснилось, давно изобрел многоступенчатый план по возвращению сюда, но меня посвятил в него лишь пару недель назад.

Тот день мне помнился так ясно, словно все произошло вчера. Был понедельник, законный выходной, и я собиралась выспаться всласть, потом сбегать в супермаркет и наготовить еды на два-три дня. Еще убрать и постирать… точно зная, что к вечеру захочу только одного. Устроиться на диване с любимыми пирожными и хорошей книжкой.

Однако все пошло не так. В восемь утра позвонил дед, но, схватив мобильник, я услышала не его насмешливый бас, а звонкий, холодно-официальный женский голос:

– Варвара Синцова? Это из «скорой помощи». Ваш дед, Бессонов Сергей Петрович, сегодня ночью перенес инфаркт, и ему требуется уход. Вы приедете сами или будете нанимать сиделку?

– Сама, – еще мало что соображая со сна, буркнула в ответ.

Несколько секунд, просыпаясь окончательно, слушала гудки, потом резво подскочила и помчалась собираться. Дед у меня – единственный родной человек на всем белом свете, и когда речь идет о его здоровье, отступают все остальные заботы.

Неподалеку кто-то возмущенно фыркнул, вырывая из полудремы и воспоминаний, и я резко приподнялась, оглядывая мокрые кусты. Близко к дубу они не подступали, видимо, мешала тень, зато здесь рос пышный мох и какие-то совершенно не опознаваемые грибы с кудрявыми сиреневыми шляпками. И среди этих диковинных грибов стояло на двух ногах еще более невероятное существо. Ростом с большую, почти как горилла, обезьяну и такое же лохматое, только изумрудно-зеленое. Даже не заросшие шерстью клочки кожи вокруг глаз и на носу отливали оливковой зеленью.

– У-у! – жалобно простонало оно и сделало пару шагов к моему гнезду.

Рыкнув в ответ так грозно, словно была уссурийским тигром, я перехватила палку поудобнее и грозно помахала ею над головой, давая понять, что без боя не сдамся.

И свое убежище тоже никому не уступлю.

Зеленое существо понуро опустило плечи и побрело куда-то в дождь, а я вернулась на пригретое местечко и огорченно вздохнула. Неизвестного зверя почему-то было жаль, но и себя не меньше. А еще очень хотелось есть. Однако мне и под расстрелом не пришло бы в голову пробовать незнакомые грибы. Дед запретил даже прикасаться к местным растениям, пока не найду людей или не проявятся хоть какие-то способности.

Хотя с того фатального дня я верю ему вовсе не так уж безоговорочно, как прежде.

Снова вспомнилось, как почти бегом добиралась от станции до деревушки, как отпирала калитку и торопливо поднималась по ступеням знакомого крыльца. А распахнув дверь, сразу обнаружила деда, спокойно загружавшего в духовку противень с какими-то пирогами.

– Ты зачем встал? – рассердилась я тогда.

– Пока и не ложился, – хитро ухмыльнулся он. – Умывайся и садись к столу, мне нужно открыть тебе одну важную тайну.

В тот момент я больше всего была рада, что он не валяется в подушках бледный и жалкий, а бодро топает по комнате, ставя чайник и подавая на стол посуду.

Но уже через полчаса, выпив чашку кофе и выслушав совершенно невозможную, на мой взгляд, ересь, сообразила, что врач «скорой» была права. Оставлять деда без присмотра никак нельзя, но сначала нужно хотя бы попытаться достучаться до его разума.

– Бес, ты все-таки серьезно болен, – констатировала я, расстроенно рассматривая загорелое, почти не морщинистое лицо. – И даже не спорь. Давай вызовем хорошего врача?

– Не притворяйся дурочкой, – беззлобно фыркнул он в ответ, доставая из доисторического холодильника пластиковую бутылку из-под колы.

Судя по цвету – с молоком. Следом появились завернутый в бумажные полотенца и втиснутый в полиэтиленовый пакет домашний каравай и литровая банка свежего меда.

– Вернись к столу и выслушай меня внимательно, – нарезая еще теплый хлеб, велел Бес, и я, строптиво поджав губы, села на свое место.

– Я все уже слышала. И могу сказать только одно: у тебя что-то с головой. Не нужно целыми днями сидеть за компом и читать всякую фэнтезятину. Особенно про попаданцев.

– Ну не любовные же романчики мне читать, – подколол он, разливая молоко в большие чашки. – Да и не глотаю я столько книг, как ты. И вообще, разговор сейчас не об этом.

– А про то ты мне почти целый час мозги морочишь, и с меня хватит, – сердито стукнула я кулаком по столу и попыталась встать, но ноги почему-то отказали. – Бес! Сейчас же прекрати тренировать на мне свой гипноз!

– Я не имею никакого отношения к гипнотизерам и не верю их трюкам, – щедро поливая ломоть хлеба медом, бесстрастно сообщил дед и, положив его на блюдце, подвинул мне: – Ешь. Я пока повторю основное, потом можешь задавать вопросы. Времени хватает.

– Я сама теперь могу повторить тебе твое основное, – передразнила я. – Проверяй! Мы с тобой якобы из другого мира, почти двадцать два года жили себе тут спокойно, а сейчас почему-то должны вернуться. А теперь мои вопросы, отвечай! Зачем мы сбежали из того мира, если там было так хорошо? А если попали сюда случайно, то почему не вернулись сразу же? Ну и последнее. С какой… дури мы вдруг ринемся туда, если нам и тут неплохо живется?

– Там ты попала под лавину. Меня утащило в пропасть, когда вытаскивал тебя, пришлось из последних сил открывать портал, но от испуга перестарался и попал сюда. А вернуться сразу не смог, потратил все силы, даже сознание потерял. Нас нашли в поле. Мокрых, грязных, без одежды. Языка я тогда не знал и потому молчал, притворился идиотом. Думал, восстановлю силу и вернусь, но обнаружил, что этот мир нищ на магию. Пока отлежался в больнице, потом в дурдоме, пока доказал, что не псих, и получил хоть какие-то документы, тебя успели сдать в приют. Пришлось воровать и скрываться. Здесь одиноким мужикам со справкой вместо паспорта даже в то время детей не давали.

– Дед, я столько книг про попаданцев прочла, и меня всегда волновал один вопрос… – подозрительно уставилась я на мужчину, которого еще вчера считала родственником, причем любимым и единственным. – Все они в конце концов оказываются принцами, демонами или избранными. Сразу доложи, ты кто, беглый король? А может даже, вожак оборотней? Или это я – принцесса фей?

– Твой сарказм неуместен, я не сумасшедший, если ты на это намекаешь. И не король и не демон. Обычный маг, там таких много. А ты – дочь крестьян, сель краем задел усадьбу твоих родителей.

– А ты говорил… – мгновенно задохнулась я обидой, сразу вспомнив прежнюю версию Беса.

Будто он мой родной дед и нашел меня в детдоме, когда родители пропали без вести.

– А что еще я мог сказать? Документов нет, пенсии за потерю кормильцев – тоже. Ты подрастешь и начнешь считать себя брошенным в роддоме отказником, – мрачно буркнул дед.

– Значит, они все же погибли. – В моей душе синим пламенем сгорала слабая надежда когда-нибудь встретиться с мамой.

– С чего ты взяла? – изумленно вытаращил он по-молодому яркие зеленые глаза. – Их я нашел первыми и отбросил в сторону. А потом почувствовал в глубине еще искорку магии и прыгнул туда порталом. Ты даже не испугалась, спокойно спала, защитный амулет держал вокруг тебя надежный кокон.

– То есть… ты хочешь сказать, они… – Горло внезапно перехватило спазмом.

– Варя! – ринулся ко мне Бес, замахал руками, потом, опомнившись, схватил стакан с водой: – Пей!

– Так почему мы не пошли к ним раньше? – С каждым глотком холодной воды в меня вливалось новое подозрение. – Ради чего остались тут? Ты уже давно что-то химичишь, не зря тебя соседи Бесом зовут.

– Раньше мы никак не могли. Место силы, хоть и слабенькое, я нашел только через двенадцать лет, еще два года ушло, чтобы набрать денег и уговорить хозяина. Он никак не хотел продавать дом, это память о его родителях. Предлагал купить рядом, а мне не нужен был другой. Я и тут, почти все время сидя в подвале, еле набираю за месяц четверть резерва… Хотя это неверное слово, да и понятие ложное, но тебе оно привычнее. Так вот, когда я наконец купил дом, ты отказалась переезжать… нет, я тебя не виню, друзья, первая влюбленность – для восемнадцатилетней девушки это было очень важно.

– Мне тогда было шестнадцать, – поправила я.

– Извини, – хмуро глянул Бес, – но свидетельство о рождении я тебе купил. А на самом деле ты года на два старше. Но точную дату я не знаю… да и нет тут такой даты. И настоящего имени твоего тоже не знаю. Вокруг моего замка несколько деревушек, и знать всех младенцев просто невозможно.

– Какого еще замка? – вмиг насторожилась я. – Ты же сказал, что простой маг?

– Неужели ты меня подозреваешь во лжи? – обиделся Бес. – Когда я тебе врал?

– Да как выясняется – всю жизнь.

– Это была необходимость! – вспылил он. – Ты же понимаешь, что меня могли упечь в дом сумасшедших, если бы я сказал тебе правду, а ты потом где-нибудь проболталась? Я не за себя беспокоился, той толики магии, которую всегда держу про запас, мне хватит, чтобы выбраться из любой переделки. Зато тебя могли за это время отправить в приют, а это страшное место… Я специально изучал. Редко где детей не бьют открыто, но издеваются везде. И сами работники, и старшие воспитанники… лучше тебе не знать. Потому я тебя даже на час бы туда не отдал.

– Извини… – Я и сама осознавала справедливость его слов, но никак не могла разобраться в куче свалившейся на меня информации, перевернувшей все мои представления о себе и мире, разрушившей в пыль все мечты и планы.

– Понимаю, – буркнул он. – И поверь, заранее готовился к этому, как к выступлению с трибуны. Вопросы записал, доказательства припас… Кстати, свое жилье замком зову всего лишь потому, что не знаю другого подходящего слова. На самом деле это просто дом за высокой стеной. И она не меня защищает от людей, а слишком любознательных подростков от несчастных случаев.

– Бес… – легко сдаваться мне вовсе не хотелось, – а фамилия, имя?

– Меня зовут Бестенс. Вернее, это одно из трех имен. Вот и придумал фамилию Бессонов. И имя взял какое попроще. Так и живу уже двадцать два года Сергеем Петровичем.

– Так сколько тогда мне?

– Здесь – двадцать два с половиной, может, двадцать три. А у нас годы чуть длиннее, и дни тоже. Но по моим подсчетам ты уже переступила третье совершеннолетие, оно наступает в двадцать лет, поэтому имеешь право сама решать, вернешься домой или останешься здесь. Но сначала выслушай подробности.

– Прежде всего ответь… если я решу остаться, ты все равно уйдешь?

– Нет… не уйду. Не смогу. Энергии не хватит открыть проход.

– А со мной, значит, тебе хватило бы?

– Я и не собирался идти с тобой, – помрачнел он. – Вернее, не сразу. Ты вполовину легче меня, и силы понадобится вдвое меньше. Я точно рассчитал – отправить тебя мне как раз хватит запасов.

– Дед! – мгновенно вспыхнуло во мне возмущение. – И как ты себе это представляешь? Выхожу это я в твоем мире и сразу смогу разговаривать, всех понимать и все мне будут жутко рады? Я все-таки книжки про попаданцев читаю, и этот момент меня всегда смешил.

– Разговаривать ты сможешь и понимать тоже, – невесело ухмыльнулся Бес, переходя на язык сказочной страны, придуманной им для меня еще в детстве.

Когда мы с ним весело переговаривались на этом мягком языке, прохожие недоуменно оглядывались, а некоторые даже подходили и интересовались, откуда мы приехали. Ни один из европейских языков не звучит так певуче и одновременно звонко, а на каких-нибудь забытых цивилизацией островитян мы ничем не походили.

– Так, значит… – начала я понимать, чем занималась всю жизнь, – сказки про страну синих дубов и розовых облаков – вовсе не небылицы?

– Я же маг, а не менестрель, чтобы придумать столько связанных логикой подробностей, – снова хмуро хмыкнул Бес. – Рассказывал чистую правду. И про магов, и про селян, и про заповедные леса, и про разных разумных существ.

– Ну и как мне искать среди этих леших, русалок и селян своих родителей? И с чего они вдруг поверят, будто я и есть их погибшая дочка?

– Там все знают, что ты не погибла, – терпеливо сказал дед, впрочем, он всегда умел все разъяснять очень доходчиво. – Межмировой перенос – вовсе не то же самое, что обычный портал. Он переносит лишь человека, практически разбирая на молекулы. А все остальное остается на месте. Я же тебе говорил. Маги обязательно должны были нас искать. И как только они нашли мою одежду и амулеты, то сразу поняли, что произошло.

– То есть, – медленно пробормотала, представляя эту картинку, – я появлюсь там еще и в чем мать родила? И меня не примут за сумасшедшую или какую-нибудь шальную русалку? И не погонят из деревни метлами? Или, еще хуже, могут принять за жрицу любви?

– Я об этом думал, – виновато глянул Бес, – и нашел выход. Только не начинай сразу кричать… сначала выслушай спокойно.

Кричать мне тогда не хотелось, абсолютно. Было огромное желание вскочить и сбежать, и не в свою квартиру, там он меня найдет, сам ее покупал. Нет, куда подальше, за океан, в Австралию, на дикие острова, потому что в глубине души я уже знала, что соглашусь на любую придуманную им авантюру. Ведь сообщением о родителях он попал мне прямо в сердце. О том, что они живы и не бросили меня, не уехали за деньгами в Америку или за открытиями в Тибет. А просто потеряли маленькую дочку в стихийном бедствии и надеются когда-нибудь встретить.

Я слушала и возмущалась, спорила и стучала по столу кружкой, но в конце концов все равно согласилась. Хотя сыграл свою роль вовсе не довод, который дед считал главным.

– Ты пойми, у многих жителей нашего мира есть способность управлять магией, у кого-то крохотная, у кого-то вообще незаметная. Примерно как у землян – умение петь. Но повезет только тем, чьи слух и связки не изуродует детская ангина или хроническая простуда, а остальные потеряют эту способность в раннем детстве или при взрослении. Так же и магическая одаренность. Малыш еще в утробе матери чего-то недополучил или испугался, как говорят здесь – испытал стресс, и сам наложил на себя защиту, которая закрыла к нему доступ магии. Поэтому прана, это самое подходящее местное слово, не поступала в организм, обтекая его стороной. Вот и не сформировались каналы, не вызрело неосознанное умение собирать энергию с каждым вздохом, как кислород. А при межмировом переносе все эти изъяны и уродства организма исправляются, тело собирается самым оптимальным вариантом. Можно сказать, идеальным, потеряв все болезни, раны и недостатки. И это не подарок, а необходимость, иначе практически невозможно выжить в чужом мире, где даже воздух и сила тяжести другие, не говоря про сотни прочих опасных различий.

– Следовательно, здесь ты стал сильнее? – уловила я из этих объяснений самое важное, что хотела знать наверняка.

– Да. Потому и уверен в успехе, – твердо кивнул он. – И кроме того, сто раз все просчитал и даже сделал несколько экспериментов. Тебе ничего не грозит, я бы никогда не решился открыть портал, если бы оставался хоть малейший шанс потерять единственного родного человечка. Но говорю сейчас не про себя. Ты теперь тоже маг, и я, как умел, все эти годы поддерживал в тебе эту способность. Да и сама, когда успокоишься, можешь припомнить, как везло тебе, если случайно падала, и как быстро исчезали все твои царапины. Уж извини, но я старался развивать в тебе защиту и целительство, на остальное не хватало энергии. А после переноса ты будешь уметь намного больше, только не рискуй, подожди день-два в укромном местечке, пока организм стабилизируется.

«Так вот почему меня так упорно манили разные елки и темные уголки!» – дошло вдруг до моего сознания, замороченного последними суматошными днями в родном, как я ошибочно думала, мире. Это дед постарался вбить мне в голову главные, по его мнению, правила. «И правильно, наверное, делал», – огорченно вздохнула я, словно наяву увидав его осунувшееся, обросшее седой щетиной лицо.

Поэтому главный довод, окончательно склонивший меня к этой авантюре, даже вспоминать не нужно, он и так все время рвет душу.

– Дед… – робко спросила я на следующее утро, – а может… все-таки останемся?

В тот момент мы вместе с ним спускались в подвал, где он оборудовал мастерскую и лабораторию в одном флаконе.

Причем современную и стерильную, ничем не похожую на остальной дом. Это там, наверху, стояли старинные шкафы и диваны, лежали на полу привезенные из города потертые ковры и висели на окнах выцветшие занавеси. А здесь были собраны какие-то приборчики и колбочки, блестели никелем инструменты и крохотные весы. Бес осторожно приторговывал собственноручно сваренными зельями, и они были в десятки раз эффективнее разрекламированных пилюль.

– Как хочешь, – сказал он внешне спокойно, но спина сразу как-то сгорбилась, руки бессильно обвисли, и мне вдруг стало понятно, как сильно он постарел за последнее время, хотя и старается держаться.

– А сколько тебе было там… когда мы попали сюда?

– Шестьдесят, – нехотя признался он и тише буркнул: – Но в нашем мире это считается молодостью. Мы живем в несколько раз дольше… магия, натуральные продукты, никаких заразных болезней.

– Но у тебя же и здесь есть магия! – Мне никак не удавалось понять, в чем проблема. Ведь он может сварить себе омолаживающее зелье, варит же богатым дамочкам и разным неизвестным личностям.

– Есть. Но очень мало. Все, что могу, вкладываю в накопители, чтобы с гарантией хватило на портал. И тратить на себя этот запас не собираюсь, – мрачно отчитался Бес.

Вот тогда я и поняла, что он и в самом деле скорее сдастся старости и болезням чужого мира, чем отнимет у меня надежду на встречу с матерью. Потому покорно, как мазохистка, и пошла в дальнюю комнатку, где мне предстояло прожить следующие две недели, обучаясь умениям, необходимым для выживания на далекой родине. И в основном ненадолго превращаться в подобие шеосса, бывшего в этом мире кем-то вроде лесничего и лешего в одном флаконе. Довольно неказистое и нелюдимое создание, зато покрыто мехом и не боится никаких хищников. И, конечно, разумное, никаким иным я никогда не согласилась бы стать даже на минуту.

Глава вторая

Глядя на растущую с рекордной скоростью густую шелковистую шерсть шоколадного цвета, покрывающую меня теперь с макушки до ногтей, я истерично хихикнула.

Все у нас получилось, хотя это была самая слабая сторона его плана. Закон междумирного переноса строг и незыблем, перейти может только разумное существо. И только в собственном теле. Даже если шагнет в портал в чужом облике, переход всегда доставит его в первозданном виде. Но если научиться менять внешность и хотя бы немного потренироваться, чтобы тело наизусть выучило порядок действий, то, оказавшись в другом мире и получив бонус в виде усиления магических способностей, можно довольно быстро повторить этот фокус.

Нужно лишь иметь на преображение хотя бы сутки, а лучше двое, и на этот случай дед научил меня несложному заклинанию отвода глаз. И я искренне считала, что оно действует, пока мерзла на своей кочке.

А вот теперь начала сомневаться, потому что зеленый гость снова сидел неподалеку от моего гнездышка и тихонько скулил, пытаясь обратить не себя внимание.

– А ну, пошел отсюда! – рявкнула я как можно более грозно и потрясла палкой.

Но существо обиженно фыркнуло и подвинулось ближе.

Пришлось вылезать из пригретого гнездышка, брать палку поудобнее и делать вид, будто собираюсь устроить ему взбучку.

– У-у! – укоризненно гукнуло оно и протянуло мне лапы, в которых держало лопух.

Ну или какой-то другой похожий лист, не важно. Зато на нем поблескивала мокрыми боками горка крупной земляники.

Она была такой знакомой и родной, что у меня во рту мгновенно появилась голодная слюнка, и некстати припомнилось, что ела я еще в родном мире, хотя это не имеет никакого значения. В новый мир человек всегда приходит с пустым желудком.

Но даже за эту прекрасную землянику я не готова была уступать так необходимое мне сейчас гнездо. Пусть приходит попозже, дня через два. Ничего же с ним не станет за это время, раз здесь в разгаре весна?

– Положи и отходи, – приказала строго, подумала и добавила помягче: – Можешь устроиться там, куда дождь не достает.

Если это шеосс, то он меня поймет, ведь говорю я на местном языке. А если какой-то зверь, то должен думать, будто шеосс – это я, и, значит, меня надо бояться.

Он вроде бы что-то понял, но поступил по-своему. Опасливо втянув голову в плечи, сделал несколько осторожных шажков ко мне и положил лопух на мох. А потом отодвинулся и сел на корень, явно давая понять, что теперь он отсюда не уйдет, так как выкупил это право своим подношением.

Справедливо, в общем-то, рассудил, вяло восхитилась я, пытаясь сообразить, как забрать ягоды. Идти туда с палкой не получится, одной рукой лопух мне не унести. А положить палку, утащить ягоды и попытаться вернуться за оружием – полный идиотизм. Животное вполне может за это время стать хозяином дубинки и, следовательно, положения.

Значит, нужно оставить ее в гнезде. И, забрав ягоды, отступать задом, не выпуская из виду зеленого подхалима. Ну а если что – кинуть подарок ему в морду и бежать за палкой.

Так я и поступила, только дубинку предусмотрительно переложила в другую сторону, чтобы все время быть между ней и зеленым. Но он оказался порядочным – сидел, заинтересованно наблюдая за моими маневрами, и не сделал ни единого движения к гнезду.

Добравшись до укрытия и переведя дыхание, я долго нюхала и рассматривала ягоды, пытаясь найти хоть малейшее отклонение от самой обычной земляники и невольно вспоминая картинки «найди десять отличий». Но их не было. Ни одного.

Как такое возможно? Миры разные, деревья другие, я ни одного знакомого листика не увидела, дубы синие, грибы вычурные, мох… вот мох вроде похож на наш, хотя, насколько мне помнится по альпийской горке, он бывает разных видов.

А ягоды – просто копия, и не только вид и цвет, но и аромат. Нет, специально я не нюхала, он сам постепенно достиг моего носа, и есть захотелось просто нестерпимо. Как и пить… но это желание я старательно отгоняла. Дед обещал, что через сутки, максимум – двое, когда я надышусь местным воздухом и в организме накопится прана, то есть магия, он сам начнет сортировать растения на съедобные и ядовитые, отличать чистую воду и всякие зелья.

Хотя я уже вижу потоки чистой воды, здесь дожди не несут ни химических выбросов, ни радиоактивных микроэлементов. Но из-за настырного зверя не могу до нее добраться. А он смотрит так укоризненно, словно понимает мои подозрения и оскорблен до глубины души.

Может, и правда попробовать одну ягодку? Хоть не целую, только кусочек откушу, ведь от него мне ничего не будет? Голод все же победил в борьбе с сомнениями, и, придирчиво выбрав ягоду, я осторожно откусила самый кончик. Пыталась долго дегустировать, прислушиваться к своим ощущениям, но он оказался таким настоящим и таким маленьким, что рука сама сунула в рот остальную ягодку. А потом еще одну и еще.

Опомнилась я в тот момент, когда в руках остался большой лист неизвестного растения, вовсе не похожего на лопух. А зеленый добродетель уже сидел рядом, по-хозяйски поглаживая меня по обросшему шерстью плечу.

– Эй ты, нахал! – возмутилась я. – А ну, пошел вон!

Но он даже ухом не повел, подхватил меня легко, как ребенка, и отсадил в сторонку. А сам повернулся спиной и принялся копаться в моем гнезде. Я попыталась схватить дубинку и припугнуть захватчика, хотя уже сообразила, что глупо драться с ним всерьез. С такой силищей и ловкостью он просто раздавит меня, как букашку.

И обмерла от неожиданного жуткого открытия – мои конечности отказывались меня слушаться. Не шевелились ни руки, ни ноги, да и голова поворачивалась с трудом. И даже язык стал чужим, оставалось только сидеть и смотреть на ненавистную кучу зеленого мха, поймавшую меня проклятой земляникой как последнюю лохушку. В сердце вскипели злость и досада на собственную доверчивость, на глаза навернулись слезинки.

А ведь дед сто раз повторил одно и то же:

– Только не спеши, Варя, потерпи пару дней! Спрячься подальше, чтоб никого не встретить, и спи, все остальное потом.

Я и спряталась… в самом неудачном месте, как выяснилось.

Зеленый очень ловко отгреб листья от развилки корней, выкопал ямку и достал какой-то очень грязный предмет. Вроде горшочка или круглой шкатулки. Поддел пальцем крышечку и плюнул внутрь. Быстрой искрой блеснула зелененькая штучка, похожая на льдинку, получше рассмотреть не удалось, и крышка сразу же захлопнулась. Горшок вернулся на место, земля тоже, а следом мой враг отправил туда и листья, сложив плотной кучкой, как две капли воды похожей на ту, какой она была до моего прихода.

Впрочем, к этому моменту я уже с ужасающей ясностью понимала, что умудрилась сделать все мыслимые ошибки. И вовсе не я тут шеосс, а вот этот невозмутимый зеленый зверь.

Он знал это с самого начала и разыграл меня, как маленького ребенка, наслаждаясь неожиданным развлечением. А теперь связал непонятной силой и явно имеет на меня свои планы, помешать которым я не могу, хотя и желаю всей душой.

Закончив маскировку своего нищенского клада, шеосс как-то подозрительно оглянулся, посомневался, затем, явно приняв решение, жестом фокусника вытащил откуда-то пучок зеленых лиан и ловко обмотал меня ими.

Ну вот и стало окончательно ясно, кто я для этого монстра.

Добыча. Причем легкая, сама пришла, сама наживку взяла, еще и дров на зиму принесла. И сейчас меня или просто съедят, или засушат на черный день, а дед напрасно будет ждать в условленное время портал, который я должна была выпросить для него у совета магов. И год, и два, и три… так как знает: я о нем никогда не забуду и никогда не брошу, как он не бросил меня когда-то в пропасти, а потом в приюте.

Просто решит, что не все получилось сразу.

Слезы катились уже потоком, в горле набух комок, а в носу хлюпало, когда ловко вскарабкавшийся по стволу шеосс начал подтягивать меня к себе, как рыбу из речки.

Мимо мелькали ветви и сучки, то бедро, то плечо ощутимо задевали ствол, и я, может, порадовалась бы, что уже покрыта шерстью, но думать о такой мелочи сейчас просто не могла. Меня переполняли горькая обида и тягучий, как смола, страх, перед которым отступили остальные чувства. И все, на что я еще была способна, – это зажмурить глаза и зло шипеть сквозь зубы, в очередной раз получая тычок от синего дуба.

Шеосс наконец подтянул меня к себе, сунул под мышку, как щенка, и куда-то поволок. Всего несколько секунд, но каждая оказалась для меня пыткой. А я еще считала, что нет ничего страшнее, чем входить в портал, когда не уверен, попадешь ли туда, куда отправляешься, или непонятная система откажет как раз на тебе.

Нет, попасть в жилище шеосса, которому я так беспечно угрожала палкой, намного страшнее. И где была моя интуиция, почему я не схватила свою дубину, не раскланялась с зеленым монстром и не сбежала, как заяц от волка? Вообразила себя магиней… три ха-ха. Магии так и не увидела, а жизнь уже тю-тю. Я снова всхлипнула и еще крепче сжала веки, предпочитая не видеть, как меня начнут есть.

Но монстр меня вдруг уронил. Сердце на миг остановилось, рот открылся в безмолвном крике, и тут же от удара легонько лязгнули зубы. Хотя пол был не очень твердым и я почти не ушиблась – упорно лежала не шевелясь и не открывая глаз. И вскоре почувствовала, как лапы шеосса крутят мое тело, снимая лианы. Затем он посадил меня, прислонив к чему-то спиной, и исчез.

Несколько минут, тянувшихся бесконечно, как вечность, я терпела, потом не выдержала и приоткрыла один глаз. Огляделась и распахнула второй. Я сидела у стенки сплетенного из ветвей шалаша, устланного сухим мхом и мелкой травкой, а шеосса нигде не было. Мелькнула мысль попытаться сбежать – и тут же растаяла. Руками я уже могла немного двигать, но ноги до сих пор оставались парализованными.

Внезапно ветви в дальнем от меня углу раздвинулись, и в щель протиснулся шеосс. В лапах он держал две деревянные посудины, больше всего похожие формой и размером на ведерки, в каких продается квашеная капуста. Одну он протянул мне, вторую примостил на крохотную кривенькую полочку.

Я демонстративно спрятала руки за спину, и близко не собираясь ничего брать у этого гада. Хватило одного раза, второй не попадусь.

– Ешь, – внезапно хрипловато буркнул он.

Его неожиданная разговорчивость меня ничуть не удивила и не обрадовала, лишь острее кольнула сердце горечь разочарования. Глупо ждать чего-то доброго от разумного существа, которое обращается с беззащитной незнакомкой как с рабом или вещью.

– Да пошел ты… – вырвалось само, ну а потом я уже добавила от души: –…со своими подачками, подлый гад! Сволочь, садист, живодер недобитый!

В сердцах я забыла, где нахожусь, и крыла его по-русски, спеша выплеснуть всю свою ненависть. Наверняка он это чувствовал, хотя и не понимал, но отвечать не собирался. Поставил посудину неподалеку от меня и сел у противоположной стенки, изредка поглядывая в мою сторону желто-зелеными глазками, в глубине которых светилось откровенное презрение.

И вот оно было самым неуместным в этом месте и этой ситуации, хотя я не сразу это заметила.

Некоторое время тишину странного жилища нарушало лишь шуршание ветвей от ветра, потом шеосс взял свою чашку и начал есть. Судя по всему, там было что-то молочное, сметана или простокваша: на морде монстра, поразительно похожей на человечье лицо, остались белые капли. Он вытер их какой-то серой тряпкой, отставил пустую чашу и, покопавшись в подстилке, достал плоскую деревянную шкатулку.

Я настороженно следила за каждым его движением, ноги постепенно оживали, и вместе с ними возрождалась надежда на спасение. Смешно ведь не попытаться сбежать, если это единственный шанс выжить самой и спасти деда.

– Ты хотел быть шеосс, – произнося слова как-то слишком медленно, словно с трудом, бесстрастно объявил мой враг, глянул на меня с откровенным ехидством и победно завершил: – Теперь ты шеосс!

Целую минуту, а может и две, я потрясенно таращилась на него, пытаясь понять, что он хотел этим сказать и есть ли какое-то второе или третье значение у этих диких слов, но монстр молчал, многозначительно постукивая по шкатулке обезьяньими пальцами.

– В каком смысле? – сообразив, что реплика за мной, сухо осведомилась я.

Он снова высокомерно ухмыльнулся и с неожиданной выразительностью оглядел меня с ног до головы. Автоматически проследив за его взглядом, я обмерла, не желая верить в происходящее.

Шоколадная шерстка, которую научил меня выращивать дед, просто на глазах росла и зеленела, превращая меня в точную копию сидевшего напротив шеосса. Вот теперь значение его слов наконец дошло до меня более чем отчетливо, и новая волна отчаяния затопила душу.

Теперь бесполезно даже пытаться сбежать: вторая часть плана – достать одежду, сменить облик и попытаться добраться до любого мага – мне уже недоступна. Ни один человек не станет задаром слушать шеосса, которых тут считают духами леса, способными за ночь вырастить любое дерево. Сначала от меня потребуют оплату… а где я ее возьму?

И я снова сорвалась, глупо и некрасиво, как самая натуральная гламурная истеричка, которых давно узнаю с первого взгляда и просто на дух не выношу.

– Какой еще шеосс?! – заорала во все горло, словно монстр был глухим. – Какой, ко всем чертям, шеосс?! Я никогда не собиралась такой оставаться, мне всего-то и нужно было выжить несколько дней, пока доберусь до поселка!!!

О том, что там я намеревалась просто обокрасть селян, оставив взамен одежды сомнительную расписку на имя Бестенса, я, разумеется, смолчала, надеясь, что этот вопрос никогда не возникнет в лохматой башке шеосса.

– Тут сказано, – с откровенным превосходством заявил он и достал из шкатулки документ.

Именно документ, каллиграфически выписанный на плотной, пожелтевшей бумаге замысловатыми значками и украшенный бледно светящимися печатями.

Я схватила его в руки и принялась лихорадочно складывать в слова, знакомые с детства, местные буквы, спеша и ошибаясь на каждом слоге:

– «Каж… каждый, кто при-дет в лес на… нагой… и во… возьмет об… образ…»

– Не умеешь, – еще высокомернее констатировал шеосс и, отобрав у меня документ, начал читать медленно и с явным удовольствием: – «Каждый, кто придет в лес нагим, добровольно примет образ шеосса, найдет клад, сделает редкий дар и примет ответный дар, – навеки станет шеоссом!»

– Ко мне это не подходит! – обрадовалась я. – Я тебе никакого дара не делала! И клада не находила!

– А ягода? – снисходительно фыркнул он. – Ты думала про незнакомую мне ягоду, я ее создал и тебе подарил. Теперь буду такие сажать.

– А клад? – ехидно осведомилась я. – Клада не было!

– Ты его нашла, защиту нарушила и сверху сидела. – В голосе шеосса чувствовались раздражение… и разочарование, что ли.

– Бред! Я не клад искала, а сухие листья, чтобы сделать себе постель. И шерсть отращивала только потому, что никакой одежды у меня нет, а сидеть под дождем нагишом холодно! – протестовала я, а в душе стремительно росла безумная надежда.

Возможно, у меня есть шанс избежать вступления в клан шеоссов, раз он начал переговоры?

– Весной в лесу таких листьев не бывает, – логично заметил зеленый зверь и сухо добавил: – А эти никто не видит. Только имеющий дар. А раз у тебя есть дар – ты могла сделать платье, а не шкуру шеосса! Значит, лжешь. Ешь и ложись спать, утром пойдешь учиться сажать дубы. Это теперь твоя жизнь.

Встал и направился к той стене, откуда пришел. Я сразу же очень отчетливо представила, как годами брожу по лесу, копая ямки под саженцы, потеряв из-за проклятого монстра все, чего у меня еще нет, но могло бы быть. Родителей и родной дом, деда и того пока неизвестного, но заведомо самого замечательного парня, которого я еще не встретила.

И не могла, как я теперь понимаю. Просто дед никогда бы этого не допустил. Только перед уходом сюда я внезапно сообразила, почему, едва познакомившись со мной, парни исчезали, не оставив координат. Некоторых почти сразу разоблачал дед, угостив домашней наливочкой и разговорив, другие прокалывались сами, как только попадали в нашу квартиру, заставленную старинной мебелью и антиквариатом.

И как деду удалось уговорить Клавдию Степановну, владелицу четырехкомнатных хором в дореволюционном доме, пустить нас на квартиру, теперь тоже догадываюсь. Понимаю, и почему она потом по-настоящему уважала деда и считала меня внучкой, нянчилась и воспитывала почти двенадцать лет, пока внезапный сердечный приступ не настиг старушку в булочной, когда при ней не оказалось приготовленных Бесом пилюль.

Все это промелькнуло в мозгу не молнией, а обжигающим откровением, заставившим меня снова взорваться ненавистью к проклятому монстру. И пусть он умеет говорить по-человечески и даже читать, на поверку это чудище хуже дикого зверя, который охотится только из-за голода.

– Я никогда не лгу! – закричала, всей душой желая убить, стереть в порошок существо, превратившее меня в шеосса ради дурацких дубов. – И никаких платьев делать не умею, иначе и близко бы сюда не попала! Это ты, гад, убийца, подлец, придумал хитрые правила и ловишь бедных людей, чтобы превращать в своих рабов! Чтоб ты сгорел, чудовище!

Ослепительная вспышка заставила меня на миг зажмуриться, но уже в следующий момент, услыхав потрескивание огня и почуяв едкий дым, я распахнула глаза и потрясенно замерла, глядя на яркий факел, в который превратился шеосс. Но горел не только он, язычки пламени весело лизали своды шалаша и устилающий пол мох, дымились корявые полки и пустая чашка.

Надо бежать, пока не сгорела, мгновенно решил кто-то за меня, и, ринувшись к выходу из шалаша, я принялась яростно раздвигать упрямо не поддающиеся ветви.

– Стой! – властно рыкнул шеосс, и в то же мгновение со всех сторон брызнула вода, словно кто-то нажал рычаг, включающий фонтан.

В несколько секунд я промокла, как сунутый в ванну котенок, и сразу поняла на своей шкуре, почему они так не любят купаться. Очень противно, когда по шерсти течет холодная жидкость, которую невозможно вытереть.

Кстати, пахла она странно, как будто в воду добавили майского меда. Автоматически собрав в позеленевшую ладонь несколько капель, слизнула их, смывая с горла горьковатый запах дыма. Действительно, вкус отдает лимонадом. Я уже осознанно подставила руки под слабеющие струйки, набрала сколько смогла и выпила до последней капли.

– Пункт четвертый, – насмешливо сообщил шеосс, и его голос почему-то показался мне женским, – выпить сока синего дуба, отданного добровольно.

– Не было в том свитке четвертого пункта! – машинально возразила я, опасливо поворачивая голову.

Смотреть на обожженного монстра не хотелось категорически, к тому же в глубине души плескался жгучий стыд. Я всегда остро ненавидела нелюдей, способных спокойно издеваться над живыми существами, а сегодня сама чуть заживо не сожгла шеосса. И не важно, что монстр поступил со мной подло, он лишь выполнял какой-то свой закон, который я умудряюсь нарушать каждые пять минут. И может, я сумею ему чем-то помочь?

Увиденное просто потрясло. Шеосс сидел на пеньке и спокойно соскребал с себя запекшиеся комки, под которыми нежно зеленела густая, чистая шерсть. И на его оливковой морде не было даже следа от пламени, жарко полыхавшего тут всего минуту назад.

Значит, огонь шеоссам не страшен? И я зря за него переживала? Он сейчас отряхнется и будет как новенький, а я нечаянно сделала еще один шаг в вечное рабство. Если только он не обманул со злости.

– Пункты с четвертого по седьмой написаны на другой стороне, – ехидно пояснил лохматый интриган.

И так уверенно он это сказал, что я вдруг очень отчетливо поняла – все бесполезно, и сопротивление, и ругань. И просить его о пощаде тоже не стоит. Им зачем-то нужны новички: может, сами размножаются плохо, а может, дубов нужно больше. Вот оно какое полезное, оказывается, это дерево: и жить на нем можно, и от дождя укроет, и от пожара защитит.

В груди все сжалось, и стало так больно и горько, что я села прямо там, где стояла, уронила голову на колени, обхватив их руками и заплакала так отчаянно, как раньше плакала лишь один раз, узнав, что бабушки Клавы больше нет. Я подвывала и всхлипывала, отчаянно жалея и себя, и деда, и незнакомую мне мать.

– Чего ты так ревешь? – буркнул шеосс совсем рядом. – Ведь получила все, чего желала!

– Дурак ты был, дураком и остался, – прорыдала я обреченно. – Тебе объясняют как человеку – не могла я этого хотеть! И правил ваших не знала! А одежды у меня нет по простой причине – я только утром пришла сюда из другого мира, а в портал вещи не проходят. И зачем мне твои клады, если мне мать искать нужно, я ее двадцать лет не видела! А потом деда сюда вытаскивать, он там быстро стареет, у нас магии нет!

– Но ты же маг?

– А ты – зеленый дурак! До дня сегодняшнего никакой магиней я не была. Магами становятся после межмирового перехода. Хотя в детстве, когда дед меня туда утащил, мне, конечно, достались способности, но без магии они не развивались. Кое-что я умела, погоду предсказать, и камни видела, но не больше, чем некоторые люди.

– Кто такой «дед»? – Шеосс уже сидел почти рядом и спрашивал с любопытством, но я не обольщалась.

Раз монстру так нужен раб, что он готов на любые интриги, то вряд ли станет меня жалеть и уж конечно никогда не отпустит.

– Он маг из этого мира. Вытащил меня из лавины и открыл портал в другой мир. Как это случилось, не знаю, была совсем маленькой, а потом он меня нашел в приюте и украл. И все эти годы, пока искал способ вернуться, заботился и копил энергию. Но накопил мало, хватило только на меня. Теперь я должна найти мать и магов и попросить помочь ему открыть портал. А если я буду сажать твои дубы, дед там скоро умрет… а он у меня единственный родной человек.

Я отвернулась от упрямого монстра и снова заплакала, тихо и безнадежно.

Шеосс встал и принялся копаться в своих потайных сундучках и схронах, открывавшихся в самых неожиданных местах: под мхом, среди ветвей и даже на куполе шалаша, в плотно прикрывающих убежище листьях.

– Идем, – объявил он, закончив свою возню. – Скоро ночь, спать будем в другом месте.

Мне было все равно, где спать, и спорить я не собиралась. Только законченные дурочки, попав в плен к могущественным существам, сопротивляются открыто. Сегодня такой идиоткой я уже была… правда, явно из-за стресса, но это плохое оправдание для разумного человека. И повторять печальный опыт больше не собираюсь, во всяком случае очень постараюсь.

– Слезай сама, – раздвинув ветви, скомандовал леший. – Ты теперь шеосс и сильнее, чем прежде.

«Благодаря твоим стараниям», – едва не съязвила я, но прикусила язык и полезла вниз, благодаря судьбу, что хотя бы гроза закончилась.

Руки и в самом деле стали крепче, или тут сила тяжести слабее, не мне судить, но спустилась легко, как будто весила втрое меньше. «Глядишь, с такими талантами вообще акробатом скоро стану, смогу в цирке подрабатывать», – ядовито ухмылялась я, топая за шеоссом, уверенно прокладывающим путь через густой кустарник. Но в душе было пасмурно и тоскливо.

А монстр, едва миновав мокрые, колючие заросли, тщательно расчесавшие и промывшие мою шерсть спереди и по бокам, остановился и коротко свистнул. С минуту мы чего-то ждали, потом между деревьев замелькали тени, и на полянку выскочили странные мохнатые звери. Явно травоядные, пониже оленей, но выше коз. Чем-то похожие на яков, однако ноги, заканчивающиеся широкими копытами, длиннее. Рогов они не имели, зато изо рта торчали внушительные бивни. «Значит, тут водятся и хищники, от которых этими бивнями удобно отбиваться», – мелькнула здравая мысль и пропала, когда одно из животных направилось прямиком ко мне.

Уж не знаю, чего оно хотело, выяснять это на близком расстоянии я не собиралась. Белкой влетела на дерево и устроилась в удобной развилке.

– Слезай, – мгновенно раздался приказ. – Это олени. Мы на них поедем.

– У оленей не бывает клыков, – возразила я сверху. – У них ветвистые рога, и вообще они изящные.

– Это твой маг так делал перевод, – укоризненно посмотрел на меня шеосс. – Значит, другого подходящего зверя не нашел. Слезай, они добрые и бегают быстро. До темноты доедем.

Я глянула на небо и медленно полезла с дерева вниз. Солнце и в самом деле уже наполовину ушло за кроны дубов, и путешествовать по лесу ночью – наверняка не самое лучшее развлечение.

Глава третья

На клыкастых оленях шеоссы ездили без седла и поводьев, просто вцепившись покрепче в гриву да пониже опустив голову, чтобы не выбило сучком глаз.

Распластавшись на шее стремительно ринувшегося вперед животного, я жалела лишь о том, что лешие не научились выращивать себе панцирь на лбу. А еще на затылке и плечах, хотя густая шерсть очень хорошо смягчала удары ветвей, заодно причесавших и вымывших теперь мою спину. Вообще, за шерстью, оказывается, очень удобно ухаживать: погулял по кустам после дождя – и мыться не нужно. А мелкие веточки и всякие листочки-цветочки обсыплются сами, когда просохнешь.

Как выяснилось, дорогу олени знали отлично и привезли нас к небольшому домику как раз к тому моменту, когда на небе поблекли розовые, как малина, облака. На несколько секунд замерли, позволив спокойно слезть, и так же стремительно умчались в заросли.

Шеосс не оглядываясь поспешил к дому, одним прыжком заскочил внутрь и закрыл за собой дверь, а я постояла, озираясь, и потихоньку побрела следом за ним. Все правильно он соображает, больше мне отсюда идти некуда. Если с того места, куда рассчитывал забросить меня Бес, он советовал идти на юг, то теперь я и близко не могу понять, как выбираться. На этой планете больше лесов, чем морей, и я вполне могу совершить кругосветное путешествие и вернуться сюда же, так и не попав ни в один город.

– Долго ты будешь раздумывать? – ехидно спросили откуда-то сверху.

Подняв голову, я увидела распахнутое окно и глядящую на меня из него женщину.

Самую обычную, деревенскую, я таких в поселке встречала, где дед живет. В каких-то пестреньких кофточках и несуразных платках, они с ранней весны копали и пололи грядки, продавали на лавочках у станции первую клубнику и молодую картошку, а по осени – груши и яблоки в ведерках разных размеров.

– А мне можно войти? – спросила я вежливо.

– Входи, – как-то странно скривилась она и захлопнула окно.

Мое «спасибо» никто уже не услышал, но ведь это и не важно? Главное, я его сказала.

В доме властвовали три сестры запустения: темнота, тишина и сыроватая прохлада, но из-за приоткрытой двери, ведущей из сенцев в какую-то комнату, тянуло дымком и доносился тихий треск разгоравшихся дров. Подождав немного, но так и не услыхав приглашения, я решительно направилась именно туда. Просто потому, что в другие двери входить не хотелось абсолютно.

Судя по первому впечатлению, это кухня. Небольшая, почти как в доме деда, только печь незнакомой конструкции. Снизу – маленький камин, в котором разгораются наломанные неровными кусками сучья, а выше – несколько глубоких ниш вроде духовок, и пара из них даже имеет дверцы.

Однако едой оттуда не пахло, да и никого, кроме меня, здесь не было. Но идти дальше не хотелось, и я скромно присела возле печи, протянула к огню руки, обросшие зеленоватой влажной шерстью.

– Тебе нужно выпить вот это и искупаться, – раздалось от двери указание, как хлыстом ударившее меня своей безапелляционностью.

И хотя девушка я вежливая, довольно покладистая и ни капли не хабалка, но вот такой командирский тон просто на дух не переношу.

– Ничего мне не нужно, – огрызнулась в ответ и показала ей зубы, как делает дедов ротвейлер. Подумала и добавила: – Согреюсь и пойду спать в кустики.

– Как тебя зовут? – Женщина вошла в кухню, поставила на стол свою кружку и корзинку, достала с полки котелок и принялась бросать в него все подряд.

Куски мяса, какие-то корни, крупу, травки, орешки. В общем, суп а-ля Гекельберри Финн.

– Варя, – нехотя буркнула я, глядя, как она вешает котелок над огнем.

Значит, ужин будет по-туристски, с дымком.

– Варья? – повторила она.

– Хоть горшком зови, только в печь не ставь, – само сорвалось с языка.

– Расскажи про деда.

– Откуда ты знаешь? – изумленно подняла я бровь и сразу сама сообразила, кто меня заложил. – А, тот зеленый изверг успел наябедничать. Ну, тогда он тебе все рассказал, мне добавить нечего.

– Почему ты такая злая? – укоризненно смотрела на меня женщина, и ее зеленые глаза казались смутно знакомыми.

– А чему мне радоваться? – с сарказмом ухмыльнулась я. – Не успела попасть в ваш мир, как вляпалась по самое не балуйся. И ведь предупреждал дед: сиди тихо в кустиках, нет, пошла к этому проклятому дубу, как поманил кто!

– Не говори так больше про дубы, они живые и могут наказать, – очень строго прикрикнула женщина и подвинула мне кружку: – Пей и не спорь. А потом иди в подвал, дверца под лестницей. Под домом теплый родник, выкупаешься, и будем ужинать. Да не забудь, как в воду влезешь, шерсть сбросить. Рубаху и юбку я там уже положила.

Целую минуту я испытующе сверлила ее взглядом, потом понюхала кружку:

– А это пойло… пить обязательно?

– Если хочешь, чтобы шерсть слезла быстро и кожа не чесалась, – ехидно ухмыльнулась хозяйка, и я решительно опрокинула в себя какой-то настой.

Слишком хорошо помнила по дедовым опытам, как трудно избавляться от проклятого меха.

Лесенка в подвал оказалась узкой и крутой, но откуда-то снизу тянуло теплом, и мне вдруг остро захотелось поплескаться в горячей водичке. Чтобы щедро текла по плечам и спине, прогревая каждый позвонок, унося с собой и телесную усталость, и душевные обиды.

Ступеньки закончились как-то неожиданно, и передо мной открылся не погреб, а небольшая пещерка с покрытыми мхом стенами. Никаких светильников тут не было, но не было и темноты, царил такой странный, зеленоватый полумрак, какой бывает только вечером в густом лесу.

Из торчащего под потолком деревянного желобка лилась струйка теплой воды, стекала по выложенному плоскими камнями полу и терялась в дальнем углу. Я встала под нее, закрыла глаза и постаралась припомнить то ощущение освобождения от чужого образа, вызывать которое дед учил меня почти две недели. Главное тут – свято верить, что покрывавшая меня шерсть – это просто продукт магии, материализовавшаяся энергия, и ничего общего с моим телом она не имеет. Лишь служит ему как обычная шуба, которую можно сбросить в любой момент и забыть о ней до следующего случая. Хуже было другое: в этот момент нельзя отвлекаться, пытаться вносить в процесс снятия шкуры какие-нибудь коррективы или оговаривать исключения. Поэтому каждый раз после тренировок моя голова напоминала гладкостью пресловутый бильярдный шар.

Слава богу, дед знал заклятие ускоренного выращивания локонов, и вот его я учила с особой старательностью. В этом мире короткие прически носят только наемницы и девушки, наказанные за неподобающее поведение.

Теплая струйка как-то подозрительно быстро отчетливо застучала мне по темени. Неверяще схватившись за голову, я ошеломленно замерла, ощутив под ладонью гладкую кожу лысого черепа. Почему-то в этот раз шерсть сползла с меня почти мгновенно.

Поплескавшись еще немного, я отстранилась от струи, немного подождала, пока с меня стекут капли, так как никакой тряпки, напоминающей полотенце, нигде не обнаружила, и натянула висящую на колышке одежду. Нечто длинное и бесформенное вроде старушечьей ночной рубахи и темная юбка по щиколотку, собранная на талии под продетый в дырочки ремешок. Обуви не нашлось, но сейчас я и за эти вещи была благодарна от всего сердца. По крайней мере, не придется щеголять голым телом и воровать крестьянские обноски.

Одевшись, уже уверенно произнесла заклинание роста, одновременно представляя пышную волну ореховых, с легкой рыжиной, локонов, и со спокойной совестью полезла наверх. Ходить босиком я любила всегда, да и дед с детства никогда не заставлял обуваться, как некоторые родители моих немногочисленных подружек. Поэтому безмятежно протопала на кухню, посмотрела на хозяйку дома, раскладывающую по мискам горячую еду, и спросила напрямик:

– Ты маг?

– Да, – миролюбиво ответила она и достала из духовки свежий хлебец. Ловко разломила и подвинула мне больший кусок: – Садись, ешь.

– А этого… монстра кормить не будешь? – поинтересовалась я, пробуя кашу.

Вроде ничего, чем-то напоминает жидкий винегрет.

– Это ты шеосса монстром зовешь? – помолчав, переспросила женщина.

– Его.

– Что плохого он тебе сделал?

– Все. Обманом в рабство взял… и не смотри так возмущенно. Вы с ним заодно, раз он привез меня к тебе.

– Варья, ты ошибаешься, – сказала она, сердито стукнув по столу ложкой, и в глазах мелькнула хорошо запомнившаяся мне зеленая искра.

Тугодумкой по жизни я никогда не была и делать смелые предположения тоже обычно не стеснялась. Как и вываливать их противникам на голову, не строя долгоиграющих планов мести. Мстительность, по-моему, вообще ущербное чувство.

– Нет. Ты ведь и есть тот шеосс, верно? Не смогла меня запугать, так начинаешь задабривать! Молчишь? Нечего сказать? Вот объясни, зачем тебе рабы, если ты и сама сильный маг? Я своими глазами видела, как слушались тебя эти вепри, которые у вас оленями зовутся!

– Давай поедим и поспим, а потом будем разговаривать? – с надеждой смотрел мне в глаза этот зеленый оборотень в бабьем платке.

– Ты думаешь, я смогу спокойно спать, когда знаю, что ты вокруг меня сети плетешь?

– Я думаю не так. Но сегодня у меня просто сил не хватит все тебе объяснить. И мне нужно вставать на рассвете, поэтому спать ложусь с закатом. Ешь и иди наверх, там уже постелено. Я сплю внизу.

– Ну да, чтобы рабыня не сбежала, – вредничала я, доедая винегрет с мясом.

– Добрых снов, – не пожелала отвечать хозяйка, прихватила свою миску и ушла.

Хлопнула где-то неподалеку дверь, нарочито звонко лязгнул засов, и мне ничего не оставалось, кроме как выполнить приказ незнакомки.

Или все же незнакомца – кто там превалирует в сознании этого оборотня? Разберусь завтра. Сейчас от горячей еды и купания сделалось не то чтобы легче, просто тревога стала не такой острой, безвыходно горькой, как была там, у синего дуба. И потихоньку ожила надежда, которую я считала окончательно погибшей.

А вместе с ней и планы, которые Бес просто вбил в меня, как в память компа. Не такие уж простые: постепенно меняя одежду на все более качественную, стать похожей на одну из горожанок из уважаемого сословия, иначе меня просто не пустят к городскому магистру. Соваться в замки к своим собратьям дед не советовал категорически, все они не любят, когда им мешают работать, и могут от раздражения лет на пять превратить в какую-нибудь бессловесную тварь в назидание остальным непрошеным гостям.

Дверей на втором этаже, который был обычной мансардой, обнаружилось три, но открылась только одна. Комнатка оказалась очень небольшой, квадратов восемь, и на них уместились лишь кровать, сундук с плоской крышкой и одноногий круглый столик, на котором стояли кувшинчик и стакан.

– Сама пей свои зелья, – презрительно буркнула я, и не думая прикасаться к кувшину, и влезла под одеяло.

Повозилась, удобнее устраиваясь на довольно мягкой, пахнущей какими-то травами постели, и с огорчением признала: если быть честной, мне в чем-то повезло. По плану деда я должна была сегодня спать под елкой, укрытая только собственной шерстью.

Наверное, потому, что, засыпая, я думала про деда, он приснился мне таким, каким был в самый последний день. Очень серьезным, собранным и решительным, но в глазах изредка застывала такая скорбь, словно он и сам не верил в успех собственной затеи.

Проснулась я резко, почувствовав скользивший по лицу чужой взгляд, распахнула глаза и увидела сидящую на сундуке хозяйку.

– У меня дел много, – сказала она, как будто продолжая разговор, – сходи умойся и расскажи мне все подробно. С самого начала.

– А что там рассказывать? Я вчера все объяснила. Всю жизнь жила и думала, что я Варвара Сергеевна Синцова. Родителей не помню, всегда жила с дедом. Он говорил, что они пропали… у нас такое бывает. А две недели назад вызвал меня и заявил, что мы с ним из этого мира. Он маг, а я крестьянка, и туда попали случайно. А теперь пора возвращаться, он магии, то есть праны, накопил мне на переход. А самому не хватает, и я должна найти в городке Крихет магистра и попросить помощи. Я, конечно, спорила, но дед очень упрямый. И старый – у нас люди дольше восьмидесяти не живут, и к этому возрасту уже очень слабые и больные. А ему было шестьдесят, когда мы туда попали… сейчас восемьдесят два.

Я невольно всхлипнула и тут же вытерла кулаком непрошеную слезинку.

– А тебе сколько было?

– Всего годик или два… дед тогда плохо разбирался в детях, своих ведь не было. Но ходить уже умела, а разговаривала плохо, два-три слова. В больнице, куда меня привезли, врачи считали это бессвязным детским лепетом, я ведь тогда говорила на здешнем языке.

– А сейчас говоришь довольно бойко, хотя подучиться не помешает.

– Меня дед специально учил. Придумал сказку, – горько усмехнулась я, – страну синих дубов и розовых облаков. Мы с ним как шпионы разговаривали на никому не понятном языке, и я очень гордилась этой маленькой тайной.

– Но читать не можешь, – задумчиво кивнула хозяйка.

– Могу. Только медленно. Меня дед три года учил дома, потом пришлось отдать в школу, а там два языка, русский и английский, и алфавит у них разный. А после девятого класса дед вдруг решил отправить меня в училище, мне камни всегда нравились, я их как бы чувствовала. Бес только недавно объяснил, что это у меня дар.

– Кто такой Бес?

– Так дед же. Зовут его Рэйльдс Теонс Бестенс.

– Понятно. – Женщина поднялась с сундука и направилась к двери, но на пороге оглянулась: – Я ухожу по делам, а ты сиди дома. К вечеру вернусь и принесу другую одежду, в этой тебя даже полы мыть не возьмут.

– Постой, – откинув одеяло, ринулась я следом, – шеосс! Зачем мне одежда? Ты… ты меня отпускаешь… что ли?

– Вечером поговорим, – глухо донеслось уже откуда-то издалека.

«Шустро она бегает, – мелькнула ехидная мысль и тут же сменилась не менее саркастичной: – А чего я, собственно говоря, ожидала от шеосса?» Ведь поняла уже, что у них и физические способности, и прочие возможности намного превышают человеческие. Поэтому зря она меня предупреждала насчет дома, никуда я не побегу.

И вовсе не из опасения, что меня найдут, догонят, поймают и приведут назад. Просто я даже не представляю, в какую сторону отсюда бежать. Следовательно, остается самый паршивый и тупой из всех возможных вариантов – положиться на судьбу и молча ждать ее милостей.

На душе стало тоскливо, словно погода испортилась и снова дождь зарядил, захотелось плакать, ругаться и есть. И если к первым проявлениям слабости я всегда относилась с презрением, то последнее меня воодушевило. Пора проверить, возможно, в кухне осталась какая-нибудь еда.

Вернувшись к постели за юбкой, я неожиданно наступила на что-то мягкое и испуганно глянула вниз. И на сердце вдруг стало так тепло, словно солнышко взошло. Перед кроватью стояли тапочки. Неказистые, явно самодельные и далеко не новые, но это не главное. Раз она с утра первым делом подумала обо мне и откопала где-то эту обувку, значит, верила, что у меня хватит ума никуда не бежать.

Натянув тапки, я уже спокойно спустилась вниз, прошла на кухню и обнаружила новое свидетельство заботы шеосса. На столе стояла миска с жареными или печеными грибами, и пахли они почти как наши… вернее, бывшие наши. Еще нашелся кувшинчик с каким-то компотом и свежий хлебец.

«Значит, – пришло понимание, – хозяйка встала еще раньше, чем разбудила меня, и позаботилась о еде». И за это я простила ей половину вчерашних обид. Но пока не все – ведь могла же она сразу объяснить по-человечески?

Или все-таки не могла? Смутные сомнения появились, пока я завтракала и убирала на полку остатки еды. Мне еще пообедать нужно будет, если она снова заявится после заката. А вот чем заняться до того времени, я пока думать не собиралась. Сходила в сенцы, заперла двери, обошла комнаты, которых, кроме кухни, внизу оказалось всего две. Маленькая спаленка, копия той, где я спала, и вторая, побольше. В ней тоже имелась постель, но стена напротив была увешана полками и шкафчиками, а у окна стоял основательный стол с явно алхимическими принадлежностями. Закопченный котелок над горелкой странного вида, узнаваемые весы и мерки, ступки, бутылки и пузырьки, терки и пинцеты нескольких видов.

В этой комнате я ни к чему не прикоснулась, постояла посредине, внимательно рассматривая незнакомые вещицы, потом вежливо попятилась и вышла. И засов на двери задвинула, поминая Беса добрым словом. Он мне все детство рассказывал сказки, но не так, как большинство бабушек. Дед обязательно разбирал ситуацию досконально, как хороший следователь, и так ловко задавал вопросы, что я своим умом находила ошибки главных персонажей, выносила им приговор и навсегда запоминала, почему нельзя вести себя беззаботно и самонадеянно, как Колобок, и без спросу совать нос в чужие шкафы и закутки, как несчастные жены Синей Бороды.

А я сейчас тоже в гостях, и хотя мне ничего брать не запрещали, интуиция просто вопила пожарной сиреной, что это может быть одной из проверок какого-то из пунктов, написанных на обороте листа, который шеосс так и не дал мне прочесть.

Именно поэтому я вернулась в комнату и с чистой совестью влезла под одеяло. Неизвестно, что ждет меня впереди, но во всех случаях еще немного отдохнуть после вчерашнего потрясения не помешает.

Во второй раз проснулась от духоты и, едва распахнув глаза, запаниковала. Кто-то накрыл меня с головой мохнатым одеялом, сквозь которое воздух почти не поступал. Я замахала руками, сбрасывая с лица мех, запуталась в нем, дернула сильнее и зашипела от неожиданной боли. Секунд пять приходила в себя, постепенно начиная осознавать свою ошибку, потом осторожно собрала пушистую копну и отвела в сторону.

Свежий воздух обдал вспотевшее лицо, принося облегчение и покой, и я наконец поверила в невероятную догадку. Никто меня душить не собирался, это выросли мои собственные локоны.

С невероятной, прямо-таки космической скоростью, которой и близко не наблюдалось, когда я сбрасывала шерсть в подвале Беса. Там у меня за ночь вырастало всего около сантиметра, и по двору можно было ходить только в косынке или панамке. Благо забор дед поставил высокий, иначе соседи поумирали бы от любопытства.

А сейчас, откинув назад густые, полузапутанные пряди, я обнаружила, что они уже опускаются ниже лопаток. И, как назло, нигде не завалялось ни расчески, ни заколки или хотя бы резиночки. Хотя это как раз понятно: если шеосс сбрасывает вечером шерсть, то рано утром снова влезает в зеленую шкуру, и никаких расчесок ему не нужно. Но судя по тому, как запущен дом, хозяйка чаще ночует на дубе, а не тут. А там ей шерсть сбрасывать незачем.

Некоторое время я бродила по дому, ища хоть какую веревочку, но так ничего и не нашла, только теперь обнаружив, что с тканью здесь напряженка. Не нашлось не только полотенец, салфеток и простыней, но и одежды. Занавесок не было изначально, судя по отсутствию гардин или хотя бы гвоздиков, на которые они бы вешались. В результате я оторвала полоску от собственной рубахи, и это далось очень нелегко: домотканое полотно намного прочнее родного трикотажа и тем более ситца, а ножниц и ножей тоже нигде не обнаружилось. Идею отрезать полоску ткани магией я сразу отбросила как безумную и опасную. Может, мне и удалось бы снова вызвать огонь, но вряд ли получилось бы провести им по ткани, как лазером. Скорее всего сожгла бы и единственную одежку, и дом, ведь тушить его некому.

Поневоле пришлось идти в лабораторию, брать тупой колун и, используя дедов метод, пробивать ткань, положив ее на лезвие и постукивая молоточком. На это ушла уйма времени, и не будь у меня профессиональной выдержки, бросила бы эту затею через пару минут. Но работа с камнями невольно учит терпению, настойчивости и вдумчивости. А еще аккуратности и осторожности, ведь отпиленный кусочек кристалла назад не приставишь. Поэтому в результате каторжного труда я все же получила неказистую сероватую ленту и гордо вплела в еще подросшие волосы.

Потом умылась и отправилась обедать, решив, что заслужила порцию грибов. Но войдя в кухню, замерла от неожиданности. На столе стояли миска и кувшин и лежал хлебец. Несколько минут я недоверчиво рассматривала этот натюрморт, потом все же шагнула поближе и коснулась хлеба рукой. Он был еще теплый. Значит, кроме меня, тут есть еще кто-то? И этот кто-то видел, как я целый час разгуливала по дому в одной юбке? Хотя и натянула ее повыше, как платье без плеч, но здесь такое считается признаком распущенности.

Или это какая-то магия?

Хотя при чем тут «или»?

Разумеется, магия, она здесь везде, и вот это мне как раз понятно. Неясно другое – почему Бес так мало об этом рассказывал? Боялся испугать или, наоборот заманить сладкими сказками, а потом выслушивать мои упреки?

Под эти размышления я приговорила и хлеб, и творожок с медом, оказавшийся в чашке. Встав из-за стола, убрала в сторонку грязную посуду. Поискала тряпицу, стереть нечаянно оброненные крошки и капельки меда, но не нашла. Не придумав ничего оригинальнее, смочила водой ладошку и тщательно протерла столешницу.

И озадаченно присвистнула, обнаружив четко выделяющееся на темном фоне светлое пятно. «Бедный шеосс! – невольно посочувствовала я. – Целый день ходит по лесу в зеленой шубе, сажает деревья, таскает во рту какие-то камни, а к вечеру так выматывается, что не хватает сил убрать свой дом». Хотя он тут скорее и ночует-то от случая к случаю, кое-как перебиваясь в растущих на дубах шалашах. Безо всяких удобств, без чистого белья и горячей еды. А вот теперь вернется и поймет, на каком грязном столе ему приходится обедать, когда он сюда добирается.

Ладно, делать мне все равно нечего, не оставлять же стол в таком виде. Я сходила к источнику, принесла клочок мха и кувшин воды, налила в миску и принялась драить столешницу, искренне жалея, что не удастся таким способом вымыть пол и окна.

Через полчаса дерево светилось как новенькое, а я, выплеснув в окно воду, вернулась в свою комнату. Мне хотелось проверить, не появилось ли в сундуке чего-нибудь подходящего на роль полотенца. Но там лежала лишь еще одна рубаха, и я снова пожалела бедную женщину, у которой нет не только мягкой ночнушки, но и обычных простыней, полотенец и занавесок. Хотя рубаху все же взяла, ей можно вытереться и обернуть волосы, а потом высушить.

Затем я направилась в подвал: теплый родничок меня очаровал, и сегодня хотелось поплескаться там подольше. Тем более шеосса обещала одежду – вдруг придется срочно куда-то ехать? На всякий случай лучше быть наготове.

Купалась я почти час, наслаждалась текущей по телу теплой водой и попутно изучала пещерку. Сегодня здесь почему-то стало светлее, и я заподозрила, что свет попадает из какого-то незаметного оконца на потолке, но сколько ни смотрела – ничего подобного не нашла. Зато обнаружила во мху грибы, росшие в небольших расщелинках и нишах. Они были очень похожи на те, какие я ела на завтрак, и запах тот же, значит, это шеосс специально их выращивает. Ничего не скажу, удобно. В любое время как захотел грибочков – полез в подвал и нарвал.

С неохотой выбравшись из-под необычного душа, я неторопливо оделась, замотала голову рубахой и распахнула дверцу, за которой начиналась ведущая наверх, на первый этаж, неказистая, темная, как все в доме, лесенка.

Поглядела на нее, чувствуя, как сердце обдало тревожным холодком, секунду посомневалась и снова захлопнула дверцу.

Минут десять стояла, крепко прижав ее к раме трясущимися руками, и никак не могла понять, что здесь происходит. И понемногу пыталась уговорить себя успокоиться, открыть все-таки дверь и сходить посмотреть… возможно, мне все это просто почудилось. Ну не бывает в жизни таких совпадений, а вот галлюцинации, наоборот, бывают, и очень часто. И вполне вероятно, это я надышалась в баньке грибным духом, вот и вижу не реальность, а мираж, навеянный тоской по миру, который привычно считаю родным.

Собрав всю силу воли, а заодно смелость и здравомыслие, снова открыла дверь и еще раз внимательно оглядела ступени, начиная подозревать, что где-то в своих логических рассуждениях делаю фатальную ошибку. И это все же не мираж, а нечто иное. Но пока ясно лишь одно: оно реальное, и никуда мне от этого не деться. Значит, нужно идти вперед и проверить все возникшие у меня версии, быть может, хоть одна окажется верной.

Я осторожно шагнула на первую ступеньку, выкрашенную светло-коричневой краской, знакомой до боли, до слез, постояла и шагнула выше. И еще, и еще… каждый раз ступая как по битому стеклу.

Оклеенные светлыми обоями под плитку сенцы, деревянная вешалка в углу и старое зеркало в простенке, кованая полка-скамья для обуви… все точно такое, как в доме Беса.

И видеть это нестерпимо горько и обидно, так как домом деда это помещение все-таки не являлось.

Не висела на вешалке его ветровка, не стояли на полочке повседневные галоши и резиновые сапоги. И большого яркого календаря на стене тоже не было, как и множества других, не менее знакомых вещей, неизменно стоявших и висевших на своих местах. Бес обожал порядок и никогда не разбрасывал вещи где попало.

Только поэтому, немного придя в себя, я не ринулась к окну смотреть, что за ним, соседский дом или лес синих дубов, а медленно прошла на кухню, гадая, изменилась она или нет. И снова замерла на пороге, изучая новый интерьер и находя очередные несовпадения.

И с кухней в доме деда, и с прежней непритязательной обстановкой шеосса. Или нужно говорить – шеоссы?

Мимолетная мысль мелькнула и пропала, пока я изучала кухню и радовалась. Первым делом заметила скатерть в синюю клетку и точно такие же занавесочки на окне. Я сама привезла их Бесу, выслушав строгий наказ не покупать ничего цветастенького, лаптастенького и красно-оранжевого. И теперь они висели тут, наполняя мое сердце печальным теплом и тоской.

Я уже здесь, хотя ничуть к этому не стремилась, а до того момента, как увидит родину дед, еще очень далеко. Даже по его прикидкам, в которые вовсе не входило мое проживание в этом доме.

После занавесок я заметила сразу несколько вещей: появившуюся на стенах покрытую светлым лаком вагонку, отсутствие холодильника, газплиты и люстры. А еще изменивший форму стол, стулья, появившиеся вместо чурбаков и грубой скамьи, и шкафчик над кухонным столиком вместо прежних темных полок. Еще посуду и большой чайник, украшавшие середину стола, и полотенчико рядом с раковиной, заставившей меня озадаченно призадуматься.

Если холодильник тут некуда включать, как и плиту, то зачем было делать раковину без водопровода? Я немедленно крутнула кран и потрясенно охнула, когда из него потекла струйка воды. Теплой, как в подвальном источнике, сообразила я и успокоилась. Раз неведомая сила, каким-то образом просмотревшая мои воспоминания и изменившая обстановку, понимает в водопроводах и сантехнике больше меня, то не стоит об этом беспокоиться.

Важнее другое: раз она решила изменить прихожую и кухню, то наверняка не оставила в прежнем виде мою комнату. Ведь я намного сильнее сожалела о своих вещах, чем о занавесках и чайнике.

Наверх я бежала бегом, но все же заметила и аккуратно выкрашенные ступеньки, и резные столбики перил, и изменившийся коридорчик второго этажа, куда теперь падали из оконца лучи медленно ползущего на покой солнца. А распахнув знакомую дверь, едва не задохнулась от счастья – вот тут все было как дома. И кровать, и постельное белье, и даже зеркало над тумбочкой, где я хранила разные мелочи.

Правда, здесь их оказалось в разы меньше, чем там, но расческа нашлась, и пачка длинных шпилек – тоже. Хотя я никогда не имела такой косы, как сейчас, и шпильки держала только на всякий случай, но именно про них и вспоминала, проснувшись перед обедом. «И про привычную одежду», – сообразила внезапно и ринулась к шифоньеру, который там, на Земле, был почти ровесником деду.

Я едва не плакала от счастья, когда, распахнув дверцу, обнаружила висевшие на вешалках вещи и аккуратно сложенное стопочками белье. Самое простое и практичное, в селе другое не нужно, но сейчас оно было для меня в сотни раз ценнее кружевных вещичек из дорогих бутиков.

– Большущее спасибо тебе, выручил! Никогда не забуду, – на все лады благодарила я неизвестного благодетеля, поспешно, как на пожар, сбрасывая местную дерюгу и натягивая привычную одежду.

Сильнее всего в тот момент меня беспокоило, как бы внезапно свалившееся на мою голову богатство не пропало так же резко, как и появилось. И только натянув любимый сарафан, вдруг очень четко поняла, что зря волнуюсь. Это ведь не настоящие вещи моего мира, а каким-то образом созданные ими копии. Причем, как выяснилось, с учетом местной моды, иначе чем объяснить, что сарафан, прежде бывший мне по колено, теперь доставал до щиколоток, а широкие лямки полностью закрывали плечи? Да и декольте тоже загадочным образом уменьшилось. Но, несмотря на изменение фасона, сарафан все равно несравнимо удобнее уродливой рубахи и домотканой юбки.

Некоторое время я перебирала висевшие в шкафу вещи, радуясь каждой, как найденному кладу, и постепенно понимая, что теперь у меня осталась только одна преграда на пути к незнакомому городку Крихету. Шеосс, которому ничего не стоит меня поймать. И именно поэтому я не буду даже пытаться сбежать, точно зная: зыбкое пока доверие могущественного существа утерять очень просто, а вот вернуть будет в сотни раз сложнее. Не похожа моя хозяйка на наивного северного юношу.

Остаток дня я провела, придирчиво отбирая и складывая в найденный на шкафу старый чемоданчик необходимые в дороге вещи и репетируя речь, которую собиралась сказать шеоссу.

А заодно пыталась остановить рост косы, спускавшейся уже ниже талии.

Глава четвертая

Она появилась, когда под окружающими дом деревьями уже лег вечерний сумрак, и не на олене, а в узкой коляске, в которую был запряжен самый настоящий лось. И была одета в серую рубаху и холщовую юбку, копию той, что выдала мне.

– Варья! – крикнула, не слезая с повозки. – У тебя все готово? Пора ехать.

В этот момент я стояла у окна и с тревогой посматривала в ту сторону, откуда мы вчера прибыли. Когда мои восторги по поводу обретения одежды и найденного в шкафу полотенца поутихли, наступила пора сомнений. Теперь я уже не считала, что зеленой хозяйке этого дома понравятся произошедшие с ним метаморфозы.

Даже больше – к вечеру я была уверена, что они ее обозлят. Ведь жила она тут до сих пор спокойно и не страдала от отсутствия простыней и шторок, а теперь забот прибавится, стирать, сушить…

И поэтому, так и не сказав ей ни слова, накинула плащ, в который превратилась ветровка, покорно взяла свой чемодан и поплелась на улицу. Но, шагая по лестнице и бросая прощальный взгляд на прихожую, вдруг поняла, насколько это неправильно – устроить в чужом доме свои порядки и сбежать потихоньку, воровски, как нашкодившая малолетка.

– Шеосса, – объявила ей прямо с порога, – ты меня извини, я не собиралась портить твой дом. Вернее, хотела, чтобы он был более удобным, чистым – таким, к какому я привыкла… но не думала, что он услышит и переменится.

– Можешь звать меня Шейна, – помолчав, устало буркнула хозяйка и слезла с повозки.

Забрала у меня чемодан, засунула в мешок и завязала узелком. А потом дунула на него, и он стал размером со спичечный коробок, только веревочка длинная болталась.

– Надень на шею и не снимай, пока не понадобится, – приказала так же хмуро, а едва я исполнила это распоряжение, указала на тележку: – Залезай.

И снова я молча полезла, куда сказали, хотя и сильно сомневалась, что мы уместимся вдвоем на одноместном сиденье.

– Ладно, посмотрю, – искоса глянув мне в лицо, совсем мрачно проворчала Шейна и побрела в дом.

– Надеюсь, тебе все понравится, – успела я прикусить язык, едва не ответив шуткой вроде: «Не переживай, за погляд денег не беру».

Пока ее не было, я любовалась сиреневым закатным небом, клубничными облаками и полной грудью дышала свежим воздухом, в котором витали абсолютно незнакомые ароматы. О своей провинности не думала, незачем портить настроение себе самой, когда и без того есть кому его испортить.

Шеосса появилась на крыльце в своем коронном зеленом виде, небрежно хлопнула дверью и направилась к тележке. Но подошла не ко мне, а к лосю и в два счета сняла с него ярмо. И не успело счастливое животное скрыться в кустах, как она сунула в ярмо собственную шею и рванула с места с такой скоростью, что меня впечатало в спинку сиденья.

Мне вмиг захотелось сделать сразу несколько вещей: завизжать, спрыгнуть и рявкнуть на монстра так, как я иногда рявкала на обнаглевших весельчаков, заходивших в наш магазинчик не за покупками, а ради развлечения. Встречаются такие особи, которые способны целыми днями бродить из магазина в магазин, почти ничего не покупая, зато профессионально тролля продавцов и кассиров идиотскими вопросами.

Но, разумеется, ничего такого я не сделала. Просто не успела, разглядев несущиеся на меня кусты. Мгновенно пригнулась, прячась за передком коляски, и шлепнулась на пол, костеря сумасшедшего монстра и искренне жалея, что у его повозки нет впереди защитного стекла, как у мотоцикла. А еще лучше – как у машины, хоть самой маленькой, чтобы не пришлось всю дорогу сидеть на полу, прикрывая голову от нещадно хлеставших ветвей. Видела я такие где-то в инете.

Словно в ответ на мои мечты, боковые и передние стенки повозки начали быстро расти, загибаясь внутрь, и скоро превратились в крышу, и я, с облегчением вздохнув, вернулась на сиденье. Огляделась и обомлела от вспыхнувших в мозгу подозрений. Слишком уж сильно нутро повозки стало походить на салоны легковых машин, в которых мне доводилось ездить. Овальной формой стекол и дверок, обивкой стен и потолка и даже сиденьем, ставшим шире и мягче.

Выходит, шеосс ощущает все мои чувства, огорчилась я, вспомнив про клубнику. Следовательно, я все-таки имею способности к управлению магической энергией. Вот только радоваться этому не надо, ведь теперь меня может почуять каждый маг уровня старшего ученика. Или обладатель особого амулета. Дед предупреждал об этом особо и повторил не раз, что необученный одаренный, особенно девушки, – это лакомый кусочек для некоторых слоев местного населения, и мне нужно постараться ничем себя не выдать, пока не попаду к надежному человеку. Значит, пора начинать следить за своими мыслями и спонтанными желаниями, иначе добраться до Крихета мне не удастся никогда.

А повозка мчалась вперед все стремительнее, но почему-то не подпрыгивала на кочках и не моталась на поворотах. Постепенно я начала подозревать, что Шейна бежит по лесу вовсе не ножками, но рассмотреть подробнее ничего не могла.

В этом мире наступила ночь, и хотя на небе не виднелось луны, а вокруг не светил ни один фонарь, тьма казалась какой-то призрачной, ненастоящей, словно в кино. Мне отлично были видны мелькавшие за боковыми окнами кусты и стволы деревьев, и даже ручейки, которые мы перемахивали, даже не замечая. А вот впереди все сливалось в седоватый клубок, и сквозь него ничего нельзя было разобрать.

А я и не упорствовала. Уселась поудобнее, откинувшись на спинку сиденья, и от нечего делать попыталась угадать, куда мы так спешим. Однако ни до чего так и не додумалась, все происходящее было странным, неправильным и подозрительным. А мне оставалось только молча подчиняться шеоссу, и это обиднее всего. Не привыкла я идти на поводу у ситуации, тем более не сулящей ничего доброго.

Наверное, я все-таки задремала, потому что очнулась внезапно, от скользнувшего по лицу свежего ветерка.

– Вылезай, – приказала Шейна, и я покорно выпрыгнула из повозки.

Встала в двух шагах от нее и, поеживаясь от ночной прохлады, с изумлением наблюдала за действиями шеосса. Достав откуда-то серый платочек, она встряхнула его и попыталась накрыть этим клочком коляску. Сначала я едва сдерживала смех, но вскоре замолчала. А позже и вовсе вспоминала пословицу, что хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Платочек оказался безразмерным и вскоре поглотил коляску, как удав – слона. А потом Шейна подергала за завязки и повесила на шею крошечную ладанку.

– Это невозможно, потому что невозможно, – расстроенно бурчала я, шагая следом за ней к темной громаде спящего дома, обнаружившегося неподалеку.

Ради чего мне нужно было учить физику, если в этом мире она не действует?

– Сейчас устроимся и поговорим, – ответила на незаданный вопрос Шейна.

– Куда устроимся?

– В пансион, – небрежно обронила она. – Приличные девушки не останавливаются на ночлег на постоялых дворах.

«А мы с тобой приличные девушки?» – едва не выдала я от изумления, но чудом сумела смолчать. Затем присмотрелась к шеоссу и надолго прикусила язык. Она снова где-то потеряла свою зеленую шкуру и обрела одежду, и на этот раз была принаряжена очень солидно. Почти роскошно – я по-прежнему видела в темноте почти так же ясно, как в Питере белой ночью.

На Шейне была шелковая длинная накидка с капюшоном, из-под которой выглядывал подол более темного платья, в руках она держала добротную сумку средних размеров.

Мне оставалось только расстроенно сопеть, жалея, что не додумалась надеть одну из трикотажных юбок, ставших длинными и широкими, как и все прочие найденные мной платья.

В этот миг мы обогнули дом и оказались у крыльца, над которым висел фонарь, освещавший подъездную дорожку и сидящего на ступенях огромного пса. Мои ноги сами остановились, едва я рассмотрела приоткрытую пасть и красноречиво оскаленные клыки.

– Варья? – оглянулась шагнувшая на первую ступеньку Шейна.

– Тебе знаком этот зверь? – подозрительно поинтересовалась я, следя за поднимающейся на лапы псиной.

– Нет, – беспечно пожала она плечами.

– Тогда зачем ты лезешь ему в пасть?

– Нас звери не трогают, – укоризненно глядя мне в глаза, тихо прошипела она. – Идем.

– Я – не вы! – Детской уверенностью в собственной исключительности я не страдаю, потому и не подумала двинуться с места.

– Варья! – В голосе шеосса ясно слышался упрек. – Ты же такая смелая!

– Когда деваться некуда, – поглядывая по сторонам, чтобы заранее выбрать, куда бежать, буркнула я и сделала маленький шажок.

Пес вдруг зевнул, отвернулся и лег, доказывая истину, в которую я и так верила. Про шеоссов и хищников. Но себя я пока к первым причислить не могла. Ведь не растет же на мне по утрам зеленая шерсть?

Настороженно и опасливо, не обращая внимания на нетерпеливый взгляд Шейны, я преодолела все три ступеньки и бочком пробралась к входу. Моя спутница очень по-земному закатила глаза, показывая степень своего возмущения, но ничего не сказала. Просто дернула за висевший на цепочке шарик.

Через несколько минут над нашими головами раздался скрип, кто-то выглянул в маленькое оконце, и вскоре двери перед нами распахнулись.

– Добрый вечер, госпожа Шейна, – счастливо улыбалась стоящая на пороге моложавая женщина. – Ваши комнаты готовы. Проводить?

– Мы сами, – отмахнулась шеосса. – Лучше принеси перекусить и кипятку.

– Бегу, бегу!

Она и в самом деле побежала, как только заперла за нами дверь, а мы пошли наверх по бледно освещенной ночниками лестнице.

Далеко идти не пришлось, комнаты Шейне приготовили в самом начале уходящего в глубь дома коридора. Их было всего две, гостиная и спальня. Общая ванная находилась через три двери.

– Я лягу тут. – Шеосса небрежно положила на диван свою накидку и указала мне на спальню: – Ты – там.

– Боишься, как бы не удрала? – не выдержала я и отправилась в выделенную мне комнату.

– Боюсь, – согласилась она. – Но не этого.

– А чего?

– Иди умойся, перекусим, потом скажу.

Спорить было глупо и не ко времени, и я это прекрасно понимала. Молча сбросила плащ и пошла искать ванную. А когда вернулась, Шейна уже сидела за накрытым столиком и с завидным аппетитом уничтожала все подряд.

Я немедленно присоединилась и вспомнила про обещанные объяснения только через полчаса, запивая душистым травяным чаем чуть подсохшую сдобу.

– А теперь, – откинувшись на спинку стула, произнесла моя хозяйка, – можно поговорить. Я проверила твои рассказы, и теперь все о тебе знаю. Имя Инла, дочь Кавина, без одной луны двадцать наших лет. Твой отец разводит скот, мать, Тона, занимается продажей молока, творога и сметаны. У тебя два брата, один – двадцати восьми лет, женат, живет в доме жены, ее отец торговец. Второму скоро девятнадцать, и у него есть невеста. Когда магистр Рэйльдс украл тебя у родителей, они подали прошение в ковен, и им выплачивают за тебя очень приличную компенсацию. Через месяц выплаты прекратятся. Или с того дня, как ты к ним приедешь.

Я слушала очень внимательно, и хотя вроде все было понятно, но вопросов меньше не стало. И первым задала самый больной:

– Кто-нибудь проверял их слова? Бес не мог меня украсть.

– Я догадывалась, что ты так думаешь, – печально глядела мне в глаза Шейна, – но больше мне сказать тебе нечего. Подробности того происшествия можешь узнать только ты сама. И лишь тебе под силу убедить магов вернуть в этот мир преступника, решившегося похитить чужое дитя.

Некоторое время я обдумывала ее слова и все яснее понимала, что она стопроцентно права. Действительно, никто из них не знает всего лучше меня, и никто не имеет права предъявить деду обвинение вместо потерпевшего. А я потерпевшей себя не считаю.

– Спасибо, – вежливо сказала я шеоссе. – Значит, ты меня отпускаешь?

– Да тебя никто и не держал, – вздохнула она укоризненно. – Но прямо сейчас бежать тебе некуда. Завтра приедут сопровождающие, и можешь отправляться.

– Извини… не поняла насчет провожающих?

– Не искушенная в житейских делах девушка со способностями – это мечта любого слабого мага. Поэтому я наняла тебе компаньонов, мужчину и женщину. Но с ними ты познакомишься сама, а сейчас выслушай меня внимательно. Шеоссы никому из людей ничем не помогают, кроме исключительных случаев. Если случайно заблудившемуся в лесу человеку грозит гибель или помощь требуется магу, который добровольно решил стать шеоссом и успешно прошел не менее семи первых испытаний. Ты прошла девять.

– Боже ж мой! – Я едва не взвыла от отчаяния. – Шейна, ну ты же очень умная женщина, мне теперь понятно! Какое «добровольно», какие «девять»? Я никогда не хотела становиться зеленой обезьяной и тем более не мечтала ничего сажать! Да и не люблю это дело. Вот дед все лето на своих грядках возится, травки выращивает, ягоды, овощи. Знаешь, какие у него помидоры? По полкило! А я в это время в гамаке с книжкой загораю, и ягоды люблю только в мисочке, политые взбитыми сливками!

– Ты думала так раньше, – спокойно кивнула она, – когда не имела дара и жила в чужом мире. А теперь, когда в тебе проснулась сильная способность к созиданию и испытание выявило все необходимые качества, и сама когда-нибудь поймешь, что это твое призвание, и захочешь стать шеоссом.

– Насчет «когда-нибудь» не знаю, – пожала плечами, сдаваясь ее непробиваемой уверенности. – Говорят, все люди к старости меняются. Некоторые становятся мудрее, а большинство выживает из ума. Может, и мне лет через триста захочется сажать дубы и разгуливать в зеленой шубе.

– Ну, значит, придешь через триста, – невозмутимо согласилась она и положила на столик выточенный из дерева и украшенный жемчугом браслет. – А пока нужно сделать еще несколько дел, чтобы ты меньше обращала на себя внимание. И первым делом надень на руку вот этот оберег. Здесь без амулетов никто не ходит, а в нем, кроме защиты, еще и заклятие, сдерживающее исполнение нечаянных пожеланий.

– А можно поподробнее для гостей из отсталых в магическим плане миров? – насторожилась я.

– Конечно. Сегодня ты пожелала, чтобы мой дом стал таким, как в твоем мире, и все исполнилось, кроме тех вещей, насчет которых ты сама в глубине души сомневалась. Или которые сочла не столь важными. Зато все остальное получилось очень точно и качественно. Значит, у тебя хорошая зрительная память на мелкие детали и сильно развита уверенность в желаемом результате.

– Ты начала говорить как профессор, – ехидно фыркнула я, чтобы не выдать своей растерянности.

Оказывается, не так-то приятно знать, что ты можешь подумать, например, про мороженое, и оно тут же появится, с головой выдав всем окружающим твои способности и автоматом поставив на тебе метку.

– Не беспокойся, – не обратив внимания на колкость, отозвалась Шейна в ответ на мою тревогу. – Обычно только подростки в первые дни стараются создавать все подряд. Но пару раз полежат без сил – и начинают соотносить свои желания с возможностями.

– Боюсь, – задумалась я, – свалиться мне не грозит. Я сегодня у тебя в доме столько наваяла, сколько целая бригада гастарбайтеров за месяц не осилит.

– Ты думаешь, у тебя в любом месте будет столько энергии? – вдруг засмеялась она. – Не обольщайся. Наш дом стоит на энергетическом роднике. И я не зря тебя туда привела, это было испытание, и немногие проходят его без единой ошибки.

– Шейна, – я в последний раз попыталась достучаться до ее благоразумия, – мне просто повезло. Понимаешь, воспитание у меня такое. Мало того что дед все время следил, так еще хозяйка растила на высоких и светлых идеалах. Я ей за это, конечно, безмерно благодарна, но ведь это не моя заслуга.

– Кто такая «хозяйка»?

– Старушка, у которой мы квартиру снимали. Она в молодости была учительницей, а потом занималась моим образованием вместе с дедом. Ее уже нет…

– Варья, я рада, что тебе встретились хорошие люди. Но мне точно известно, что они встречаются всем, и не так уж редко. А вот учатся у них доброте, деликатности и честности только единицы. Но сейчас у нас нет времени поговорить на эту тему. И хотя я уже расширила твой словарь, но пока ты изъясняешься как торговка.

– Да? – задело меня ее заявление. – А до расширения как я разговаривала?

– Как сельская девочка лет семи.

– Наверное, дед не успел научить меня более взрослым словам и понятиям, – сразу встала я на защиту Беса. – Он учил меня сказочному языку, пока я была маленькой, а потом навалились школьные уроки, инглиш, комп… сама понимаешь, взрослую девушку трудно заставить учить ненужные слова. Хотя он никогда меня не заставлял учиться на пятерки, и теперь мне понятно почему. Знал, что не все пригодится.

– Я его и не обвиняю, – примирительно вздохнула Шейна. – Но язык ты знать должна. Иначе маги просто не станут с тобой разговаривать, пошлют на прием к городским чиновникам, и тебе очень долго придется доказывать свои слова.

– Прямо как у нас, – зло восхитилась я и, вспомнив, о чем хотела спросить, испытующе уставилась на нее: – Шейна, а вы ведь сильные маги? Может, и вы умеете открывать порталы?

– Может, – неопределенно буркнула она. – Но Рэйльдс не зря отправил тебя к своему учителю Теонсу Саглерсу Хаттерсу. Найти его легко, Крихет – небольшой город, и там только один старший магистр. Ему уже двести лет, и он известен справедливостью и вниманием к чужим бедам. И лишь он может помочь тебе доказать невиновность твоего деда. Или его непредумышленную ошибку. Иначе команда инквизиторов, занимающаяся защитой населения от магических преступлений, поймает Рэйльдса, едва он выпадет из портала.

– Но ведь они должны будут его выслушать? – осторожно осведомилась я, чувствуя, как портится настроение.

– Сначала его лишат возможности пользоваться заклинаниями, а это весьма непростая процедура. К тому же неприятная и вовсе не безвредная для дара. Потом подвергнут всесторонней проверке на здравомыслие и честность, – хмуро глядела в сторону шеосса. – Ведь некоторые сильные маги умудряются обмануть даже мощные артефакты. Рэйльдс все это знал и выбрал самый надежный способ, чтобы вернуться домой, не потеряв ни способностей, ни умственного здоровья. Поэтому тебе придется ехать к Хаттерсу. Но добраться до него не так легко, и в пути придется быть очень бдительной и осторожной. Ни с кем не кокетничай и не разговаривай о своих делах, не спрашивай советов, ничем громко не восхищайся и не возмущайся. В общем, постарайся стать самой неприметной и неинтересной из путешественниц. Это очень трудно, но возможно.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я ее. – А можно еще вопрос?

– Можно три, – усмехнулась собеседница. – Потом идешь спать, иначе не успеем до рассвета изучить все слова и ты по-прежнему будешь в разговоре вставлять какие-то ругательства.

– Значит, учусь я во сне? Понятно. Но спросить хочу не об этом. У меня полный чемодан вещей, но, боюсь, они не похожи на одежду этого мира. Что делать?

– У тебя нет ни чемодана, ни вещей, – снова засмеялась Шейна. – Просто нельзя сжать их таким образом, чтобы уместились в крохотный узелок.

– Тогда что я таскаю на шее?

– Магический кошелек из волокон коры синего дуба. Редкая вещь, привязанная к хозяину. В нем хранится запас энергии, из которой ты в любой момент сможешь сделать все, что захочешь, причем не открывая кошеля. А вот когда что-то, изготовленное с помощью магии, нужно быстро спрятать, просто мысленно представляешь себе, как оно сжимается и впитывается в кошель. У тебя воображение хорошее, тебе будет легко это проделать. Как пойдешь спать, попробуешь спрятать это платье. Первый раз я помогу.

– Спасибо, – с чувством поблагодарила ее, сразу осознав бесценность этого дара. – А если магия в нем кончится?

– Подумай сама. Ты же тоже не глупая, – вернула она недавний комплимент.

– Ага… – задумалась я, начиная догадываться, что зря не набила чемодан до отказа, боясь, что потом не подниму, – ты считаешь, что я смогу создавать какие-то вещицы и скармливать кошельку?

– Ну, по сути, верно, хотя выражаешься ты непривычно.

– Еще раз спасибо. И какие вещи проще создавать? Камни, тряпки, фрукты?

– Лучше что-то мелкое, что можно держать в руках. Орешки, зерна, цветочки. Никого не насторожит девушка, вертящая в пальцах цветочек. Но как только кошель станет теплым, больше не пополняй. Все выяснила? Тогда иди умываться и спать.

Спорить я не стала, надеясь, что позже смогу задать еще несколько вопросов.

Но утром оказалось, что у шеоссы совсем другие планы.

Она разбудила меня, когда за окном еще даже не занимался рассвет и все тонуло в седой дымке.

– Какие странные тут ночи, – зевая, отвернулась я от окна и пояснила вопросительно смотревшей на меня шеоссе: – Серые и все видно.

– Не вздумай сказать так еще кому-нибудь, – неожиданно жестко одернула она. – Это у тебя после сока синего дуба проснулся дар ночного видения. Все шеоссы видят в темноте. На самом деле сейчас там непроглядная тьма.

– Да? – проснулась я окончательно. – А я думаю, почему у тебя в подвале света нет, а все видно!

– А вот там мох светящийся, – насмешливо фыркнула Шейна и встала из-за стола. – Мне пора. Скоро за тобой заедут. Поешь и надевай вон те вещи и ничего другого не создавай. В дороге придется переодеваться при чужих людях, а путники обычно очень внимательны.

И решительно двинулась к выходу.

– Шейна! – Я ринулась следом, роняя одеяло. – Спасибо тебе за все!

– Если будет очень плохо, – словно нехотя обернулась она от двери, – прикоснись своим браслетом к любому растению. Лучше к дереву. И позови.

Развернулась и исчезла, словно сквозь дверь прошла.

Глава пятая

– Постараюсь не звать, – подумав, пообещала я. – А то ненароком выполню десятый пункт.

Одежда оказалась довольно удобной, но старомодной, как на дореволюционных фотографиях. Был у Клавдии Степановны такой альбом, с портретами бабушек и дедушек, и она любила мне о них рассказывать.

А теперь и сама выгляжу как та бабушка – в длинном сером платье с обтянутыми бархатом пуговичками и в шляпке с вуалью под цвет более темной накидки.

Под одеждой обнаружился смешной пузатый сундучок, и в нем хранились запасное бежевое платье, белье, ночная рубаха до полу, домашние бархатные туфельки и куча всякой мелочи вроде шпилек, расчесок и перчаток. На дне нашлась пара маленьких шкатулок, а в кармане платья – кошелек и шесть носовых платочков с вышитым цветными нитками именем: «Инла Кавина».

И оно мне почему-то не нравилось.

Хотя я отлично понимала еще там, на Земле, что незаконно ношу чужое имя и где-то у меня есть свое. Но здесь и сейчас ни восторга от него, ни предвкушения встречи с родителями и братьями почему-то не ощущала. Мне даже думать об этом пока не хотелось. Тем более мчаться к ним, забыв про ожидающего помощи деда. Поэтому пусть спокойно получат свою компенсацию, чтобы не жалели потом потерянных денег.

Зато содержимое шкатулок удивило и потрясло. В той, что побольше, обнаружились украшения, броши, серьги, заколки и кольца. И даже ожерелье из незнакомых мне синих камней. Разумеется, не августиты, но и не сапфиры и не индиголиты.

А вот во второй, плоской и с ключиком на цепочке, который я немедленно повесила на шею, хранилось целое сокровище, по здешним меркам: десяток плотных, резных листьев с синих дубов. В детстве, когда мы играли с дедом в страну синих дубов, он рассказывал, что их листья – это денежки сказочного народа, и мы с ним рвали листики обычных кленов и тополей и расплачивались за конфеты и мороженое.

И только перед тем как отправить меня сюда, объясняя местные правила, дед признался, что и в этом не солгал. Синие дубы настолько редки, что их листья очень ценны и ими расплачиваются как золотыми слитками. Вернее, золота здесь много, и оно не так дорого, как лунное серебро, точнее, один из видов платины. Но банки принимают все, особенно от магов. И, следовательно, теперь я довольно обеспеченная особа.

Хотя вряд ли шеосса не догадывалась, на что, если потребуется, потрачу все ее дары, не задумываясь ни на миг.

– Госпожа! – без стука влетела в комнату вчерашняя служанка. – Повозка прибыла!

– Сейчас иду, – отозвалась я, запирая сундучок, и вдруг вспомнила про провожающих. – Спроси моих спутников, они перекусить не хотят?

– Не хотят, – как-то кисло скривилась женщина. – Они ждут.

Ну, ей виднее, настаивать не стану. Слишком многое в этом мире оказалось не так, как я представляла там, в доме деда. Сложнее, непонятнее и намного серьезнее. Но винить Беса не за что. Он очень хорошо знает мой характер и вряд ли уговорил бы на эту авантюру с переходом, начни объяснять тонкости и особенности местных взаимоотношений.

Повозка, стоявшая возле крыльца, походила на внушительный, темный, горбатый ящик, зажатый между высокими, почти в мой рост, колесами.

Визуально этот ящик можно разделить на две неравные части. Передняя – покороче, и там на скамье, защищенной козырьком от дождя и ветра, сидело двое крепких мужчин. Задняя, соответственно, длиннее и полностью закрыта, но в дверце, куда мне нужно попасть, имелось небольшое оконце.

– Залезай! – Ловко соскочив с сиденья, ближайший мужчина выдвинул маленькую лесенку в две ступеньки и подал руку. – Я помогу.

Но мне в этот момент больше всего хотелось бежать куда подальше, награждая деда и заодно шеоссу всеми известными непечатными выражениями. За пристрастие к сюрпризам и партизанскую скрытность. Потому что этот сопровождающий был кем угодно, только не человеком.

Если верить изображениям и описаниям из прочитанных мною книг, некто средний между орком и демоном, или даже нагом. Хотя тело и конечности вроде человеческие, если, разумеется, не обращать внимания на витые веревки мышц, бугрящихся под очень смуглой, с прозеленью, кожей, четко расчерченной сеточкой мелких чешуек. Да на двухметровый рост и остренькие бугорки торчащих над висками рожек.

– Госпожа? – чуть нахмурился он, когда я отступила. – Ты же наняла сопровождавших?

– Наняла, – отчаянно вздохнула я. – Но не очень хорошо себе это представляла.

– Разве тебе не доводилось нас встречать? – подозрительно прищурился незнакомец.

– Давно, – сказала правду, припомнив одну игру, где были похожие неписи, – и издали.

– Бывает, – мрачновато согласился он. – Так едешь или нет?

– Еду, – вздохнула обреченно, понимая, что иного выбора у меня нет.

Если они сейчас развернутся и уедут, то мне придется самой добираться до города, о котором я ничего не знаю, даже в какой стороне он находится. Нет, Бес нарисовал мне приблизительную карту этой области, и я даже ее заучила. Но вот показать на ней точку, где в этот миг нахожусь сама, не смогу даже под расстрелом.

– Тогда залезай! – Он бесцеремонно подхватил меня под локоть и как пушинку забросил в повозку.

Хлопнула за спиной дверца, и через секунду повозка резко дернулась, уронив меня на сиденье. Довольно мягкое, к моему счастью.

– Ты его оскорбила, – негромко сообщила сидевшая напротив женщина той же расы.

– Ну, извини, – огрызнулась я, почувствовав по ее тону, что меня ждет отповедь. – Мне жаль, что он не настолько умен, как я думала.

– Ты снова пытаешься нас оскорбить? – Голос спутницы стал еще холоднее.

Да что за напасть с утра! Вот почему Шейна просила помалкивать, но не объяснила точнее причину? Придется выкручиваться, используя опыт переговоров с поставщиками и покупателями.

– И ты туда же, – выдохнула, не пряча огорчения. – Выходит, меня обманули, когда рассказывали, будто вы предпочитаете, когда с вами разговаривают честно и открыто, а не лгут и хитрят.

– Не обманули, – помолчав, буркнула женщина и подозрительно прищурилась: – Но при чем тут мой брат?

– Я сказала ему правду, а ему не понравилось. Получается, он был бы рад, если бы я солгала.

Обиженно поджав губы, отвернулась к окну, всматриваясь в быстро мелькающие мимо темные пятна кустов и деревьев. Пусть подумает, раз не поняла сразу, что на это заявление просто не может быть двух ответов. Даже самые злые и жестокие люди, обманывающие всех и всегда, никогда не скажут, что им нравится, когда лгут им самим.

– Тут можно полежать, – примирительно сообщила она минут через пять.

Покосившись на противоположный диванчик, я обнаружила, что рогатая и чешуйчатая девица уже полулежит на нем с ногами, обутыми в высокие сапожки, подсунув под спину несколько подушек.

– Спасибо за совет, – вежливо поблагодарив в ответ, устроилась так же и тоже не стала снимать мягких туфлей.

Может, это и неправильно, но спрашивать ее о причинах такой предосторожности нет никакого желания.

Сколько именно мы ехали до привала, определить не удалось, не привыкла я обходиться без часов. Вроде довольно долго, судя по тому, как проголодалась. Но с другой стороны, в дороге всегда хочется есть сильнее, потому что все что-то жуют. Жевала и моя спутница, непрерывно грызла какие-то сухарики, но угостить не догадалась. Впрочем, присмотревшись к ней при свете дня, я начала понимать почему. Вряд ли мне понравилось бы ее лакомство.

Хотя я тоже могу, если пожелаю, вытащить из кармана горсть семечек или попкорна. Но вот желать, как все яснее понимаю, не имею права. Неизвестно, есть ли тут нечто подобное. Придется доставать кусок рыхлого, темного хлебца, каким кормили на завтрак в пансионе, а его пока не хотелось.

Когда мы наконец остановились и дверца распахнулась, я спрыгнула с лесенки первой и огляделась. Повозка стояла возле дома, над дверями которого висела вывеска «кафе», хотя я подозревала, что перевод довольно свободный. Но именно так мне когда-то перевел Бес, показывая рисунки, подписанные им на сказочном языке.

– Пансион, – подходя, коротко объявил рогатый сопровождающий и впереди всех взлетел на крыльцо.

Нас встретила очень приветливая хозяйка в светлом платье и темном переднике, взглянула на предъявленную моим охранником бумажку и повела меня в соседнюю комнатку. Как выяснилось, это номер на час: маленькая столовая с диваном и ванной комнаткой. Очень скромной, но удобной. И пока я умывалась и переплетала спутавшуюся косу, на столе появился вполне приличный обед. Мисочка с горячим бульоном, в котором плавало несколько кусочков мяса и мелко резанный овощ, опознанный мною как белая свекла. На второе была жареная рыба, румяная и золотистая, а к чаю – сладкая булка. И, выходя из-за стола, я очень хорошо понимала, что без Шейны, организовавшей мне это путешествие, вряд ли ехала бы с таким комфортом.

Получается, шеосса говорила правду, а это я все неверно поняла.

Посидев немного на диване, уже решилась спросить, поели ли мои спутники, как дверь распахнулась и на пороге возник охранник.

– Быстрей! – рыкнул он, посмотрел на мое недоумевающее лицо и скрипнул зубами: – Иди быстро, Сира попала.

– Куда попала? – поспешила я выйти следом за ним.

– В твою ловушку, – буркнул он с ненавистью, но очень тихо, и бдительно зыркнул по сторонам.

– В какую еще ловушку? – притормозила я, вмиг заподозрив, что это меня саму сейчас ведут в капкан.

– Сама знаешь. – Чешуйчатый смотрел так свирепо, словно собирался ударить.

– Не знаю, – холодно огрызнулась я, не двигаясь с места. – Или объясняй все здесь, или я никуда не пойду.

– Сиру опутали какие-то лианы, – по-змеиному зашипел он, – и тянут силу.

– А с чего ты решил, что это мои лианы?

– Они растут из твоего сундука! – В его глазах все жарче разгорались зеленые искры гнева.

– А зачем она полезла в мой сундук? – мгновенно пришло ко мне понимание, что дар Шейны не так-то прост.

– Освободи ее, потом спросишь! – навис надо мной рогатый.

– Попробую, – уклончиво пообещала в ответ и нехотя двинулась к повозке, попутно пытаясь сообразить, каким образом можно освободить воровку.

Нет, жалко ее мне не было, воришек и крыс я всегда презирала. Но пока охранница привязана к моему сундуку, я и сама ничего не смогу из него взять.

Из повозки доносилось тихое шипение, и чем ближе мы подходили, тем все жалобнее оно становилось. А когда чешуйчатый открыл дверь, и вовсе превратилось в тихое поскуливание.

– Освобождай! – приказал охранник, едва заглянув внутрь.

– Не смогу ничего поделать, пока она вслух не признается честно, зачем трогала чужие вещи, – посмотрев на сидящую на полу спутницу, я не смогла удержаться от маленькой мести.

– Сира! – свирепо рыкнул он, и вот теперь я четко осознала, что такое угроза в его исполнении. – Говори!

– Она ушла и оставила сундук… – заныла та.

– А тебя наняли охранять, а не проверять, – вмиг раскусила я ее уловку.

– Но я тоже хочу есть…

– Ну и шла бы себе. Сундук тут при чем? Еды там нет. Похоже, ты пытаешься схитрить, или тебе понравилось сидеть в обнимку с моими вещами?

– Ну раз ты его бросила… – не сдавалась она, хотя уже выглядела бледной тенью той самоуверенной и грозной охранницы, с которой я несколько часов ехала рядом.

Темно-зеленые плети, похожие густыми колючками на гигантских гусениц, словно поняли, что признаваться никто пока не собирается, и поползли проворнее, окутывая ее тело плотным коконом.

– Сира! – От свирепого рева над моей головой я едва не оглохла. – Быстро говори правду или больше никогда не возьму с собой!

– Ну просто интересно было… – заскулила она так знакомо, что стало противно.

Неужели они во всех мирах одинаковы, эти пустоголовые красотки, у которых на первом месте всегда только два слова: «Я хотела»?

– Чего там интересного? – с досадой рявкнул охранник и покосился на меня: – Ну, теперь освободишь?

– Оно само должно сняться, – пробормотала я, пытаясь представить, как эти зеленые плети ползут в мою ладанку, – как только она перестанет увиливать и искренне раскается. Ты же понимаешь, что заклятие завязано на ощущения?

– Сира, – помолчав, жестко сказал мужчина напарнице, – мне уже ясно, что ты твердо решила расстаться с жизнью, поэтому мешать не стану. И обещаю передать матери твои последние слова. Говори.

– Какие слова? – потрясенно вытаращилась она и вдруг завопила пронзительно и тонко, как возмущенный поросенок: – Храз! Я не хочу расставаться с жизнью! Освободи меня, Храз! Я не буду больше так делать! Просто она такая… наивная… я не думала, что ее сундук закрыт. Хотела посмотреть, какие у нее украшения!

Храз слушал и яростно скрипел зубами, а я потихоньку взялась за свисавший с ноги его родственницы колючий побег и представила, как он втягивается в висевший у меня на шее накопитель.

Плети растаяли, как мираж, а в следующий миг у меня за пазухой ощутимо потеплело. Значит, пока больше ничего класть туда нельзя, вспомнила я, вытащила из безвольных чешуйчатых лапок свой сундук и прижала к груди.

Только после этого оглянулась на охранника и замерла, предчувствуя новую проблему: рогатый стремительно бледнел, а в его глазах плескался неподдельный ужас.

– Прости, госпожа, – пробормотал он, сгибаясь чуть ли не вдвое. – Не понял сразу… прости. Я посажу ее на козлы, сам тебя охранять буду, только не наказывай дуру! Она всего третий раз едет сопровождающим, не знает всех правил…

– А ты почему не научил? – возник у меня законный вопрос и следом другой: – Кто она тебе?

– Сестра, – как-то убито выдавил он, глядя в сторону.

– Отведи ее поесть, – подумав с минуту, решила я, надеясь, что поступаю правильно. – И пусть едет где ехала.

– Спасибо! – Он бесцеремонно выхватил напарницу из повозки и утащил куда-то за дом.

«Надеюсь, не наказывать, иначе она утопит меня в ненависти», – вздыхала я, устраиваясь на своем месте.

Вернулись они через полчаса, и за это время я успела проверить свои сокровища и убедиться в их целости. И постепенно начала подозревать, как непросто быть богатой, особенно если не знаешь реалий окружающего мира.

Еще меня волновало, осталась ли на сундучке защита. Хотя, если рассуждать здраво, заряжать такие вещи одноразовыми ловушками довольно наивно, наверняка в дороге может встретиться не один любитель чужого. Но на всякий случай в этот раз не стала класть свое добро в багажный ящик, а сунула под подушку в самый уголок диванчика. Решив на всех остановках брать его с собой.

Сира скользнула в повозку тихой мышкой, сбросила сапоги, свернулась клубочком ко мне спиной и закуталась в одеяло, ясно давая понять, что больше ни разговаривать со мной, ни даже видеть меня не желает. Ее брат следил за этим, стоя у открытой дверцы, а едва напарница притихла, мрачно глянул на меня:

– Отсюда поедем в Роэн.

– Почему? – строго спросила я, пытаясь припомнить карту. Вроде мелькало такое название.

– До заката успеем добраться до башни аржаблей, на них быстрее попасть в Крихет. В договоре есть пункт о том, что мы имеем право выбирать самый безопасный и быстрый способ путешествия, – очень холодно и официально просветил меня чешуйчатый.

– Надо же, – не выдержав, фыркнула ехидно, – как вы, оказывается, умеете рассуждать. Но я не против, скажи только, во что мне это обойдется?

– Полученной оплаты хватит, – поджал губы Храз, помедлил и осторожно намекнул: – Только не надо на нее жаловаться.

– Ты сомневаешься в моих словах? – притворно изумилась я, сообразив, что лучше не выяснять, каким образом это можно сделать.

– Нет, – уверил он и, повеселев, захлопнул дверцу.

А через пару секунд повозка резко рванула вперед, и, судя по мельканию кустов за оконцами, ехали мы еще быстрее, чем до обеда.

И я пожалела бы бедных лошадок, если бы они у нас были. Но отправляясь обедать, хорошо рассмотрела запряженных в повозку животных, смутно напоминающих крупных крокодилов, только ноги намного длиннее, а хвосты короче. Да окраска у них не зеленая, а желто-черная, как у шмелей.

В этот раз время тянулось еще медленнее, и не случись это происшествие с сундуком, я попробовала бы уснуть. Но теперь не могла, весь мой жизненный опыт протестовал против подобной легкомысленности. Это еще глупее, чем положить на прилавок дорогой товар и отвернуться или заняться другим делом. Скорее всего, ни товара, ни покупателя не увидишь больше никогда.

Обо всем этом я знала не понаслышке. После училища дед искал для меня работу вместе со мной. И, разумеется, именно он нашел маленький магазинчик сувениров и договорился с хозяйкой, вложившись в открытие небольшого отдела бижутерии. С того дня мелкие партии поделок я изготавливала дома, а в магазине дежурила по три часа в день, после обеда. Принимала заказы на эксклюзивные сувениры и украшения, и если оставалось время, помогала продавцам раскладывать товар. За четыре года я научилась не только делать вещицы, которые влет разбирали постоянные клиенты, но и неплохо разбираться в торговле и покупателях.

И еще издали определяла любителей гулять семьями не по паркам и набережным, а по магазинам; щеголеватых, наглых карманников; заносчивых, амбициозных дамочек, тратящих деньги папиков; и секретарш, выбирающих сувениры по заданию боссов.

А здесь вдруг стала почти беспомощной и наивной, как сказала Сира, и только теперь начала отчетливо понимать, как непросто выжить в чужом мире. Даже если знаешь язык и имеешь приблизительное представление о местных обычаях и правилах. Но не имеешь навыка общения с местным населением и лавирования в обыденных ситуациях.

Храз не обманул, солнце еще не село, когда повозка остановилась. А через пару секунд дверца распахнулась, и рогатый сопровождающий торопливо объявил:

– Быстрее, в аржабле на Крихет есть свободные места.

Прихватив сундучок, я подала ему руку и тотчас очутилась на просторном пустыре, поросшем чахлой, вытоптанной травкой. По этому полю были разбросаны странные сооружения, больше всего похожие на гигантские грибы-поганки. Их огромные шляпки покачивались на тонких ножках, и было невозможно понять, как они передвигаются и как на них можно ездить.

Но Храз не собирался ничего объяснять, по-видимому, твердо уверенный, что нет ни одного человека, не знающего такой банальной вещи. Он попросту тащил меня на буксире, как таскают авторитарные мамаши своих бедных малышей, и изредка оглядывался. Но на кого – на Сиру или на других пассажиров, проверить я не могла, опасаясь сразу оступиться и пропахать носом сухую землю.

Ножка гриба, к которому мы бежали, наконец оказалась рядом, и Храз легко, как котенка, сунул меня на сиденье, очень напоминавшее качели. Я уже открыла было рот, намереваясь заявить, что не собираюсь ехать на таком неудобном и ненадежном приспособлении, как оно взмыло вверх, унося меня к шляпке гриба.

Крик замер на моих губах, а пальцы сами крепко вцепились в тонкие канаты.

«Скотина! Козел!» – ругалась я, чувствуя, как неудобно одновременно держать ручку сундучка и веревку, и понимая, что очень скоро мне придется выбирать между неожиданным богатством и собственной безопасностью.

И вдруг это мучение закончилось. Качели втянулись в шляпку, и кто-то тотчас схватил меня за локоть и сдернул с сиденья.

– Нельзя быть такой неосторожной, эйна! – строго упрекнул меня мужчина в светлой одежде. – Разве тебе неизвестно, что вещи нужно вешать через плечо или отправлять в багажной сетке?

– Я первый раз путешествую таким образом, – чувствуя себя последней лохушкой, пояснила еще дрожащим от потрясения голосом.

– Понятно, – смерив меня недоверчивым взглядом, буркнул он и показал на узкое овальное отверстие: – Твоя капсула. Можешь спокойно отдыхать, к утру будем в Крихете.

– Прошу извинить, – вежливо проговорила я, глядя ему в глаза, – но со мной собирались ехать сопровождающие.

– Денгулы, что ли? – приподнял он одну бровь.

– Храз. Это он сейчас посадил меня на… – Я поискала нужное слово, и оно вдруг всплыло в памяти: – На подъемник.

– Нет, – покачал он головой, – больше никого не возьму. Я получил заявку на одно место и ждал целый час, пока ты прибудешь. Все остальные уже спят.

– Прости за назойливость, – обреченно вздохнув, попыталась объясниться еще раз, – но мы мчались несколько часов, а едва прибыли, побежали сюда. А мне бы умыться…

– В капсуле все есть, – с внезапным подозрением уставился на меня водитель странного средства передвижения. – А как тебя зовут?

– Инла Кавина, – произнесла я устало, начиная понимать, что скоро меня выкинут отсюда как самозванку, если Храз назвал другое имя.

– Все верно, – с облегчением выдохнул водитель. – Иди в капсулу, я объясню.

Капсулой называлась крохотная, невысокая каютка, вся обитая пышной розоватой губкой. В ней помещалось лишь выдвигавшееся из стены низкое спальное место, но по необходимости можно было превратить эту клетку в санузел или даже столовую. Пока назвавшийся Юнгеном мужчина учил меня управлять нехитрыми рычажками, в каютке было неимоверно тесно, зато оставшись одна, я вздохнула свободно. Нажала запирающий дверь рычаг и первым делом растерла еще ноющее от напряжения запястье.

Думать про лживых денгулов не хотелось, и без них проблем хватало. Но себе я пообещала позже разобраться в этой странной ситуации. И не из мстительности, нет. Просто считаю, что нельзя оставлять безнаказанными негодяев, которые отступили лишь после того, как сообразили, что не могут справиться с жертвой. Потому что в следующий раз они найдут добычу послабее.

Глава шестая

Ночью мне снилось, будто я огромная, как облако, птица, медленно летящая сквозь ночь над спящими лесами и хуторами, над серебрящимися в звездном сиянии изгибами речек и ручьев, над холмами и полями. И на душе властвовали благодушие и снисходительная доброта ко всем и всему окружающему.

– Госпожа Инла, пора вставать! – упорно вещал над головой незнакомый голос, и это обстоятельство разбудило меня вернее самого призыва.

Чужих людей в своей спальне я категорически не выношу с детства. Наверное, из-за того, что у меня всегда была собственная комнатка. Даже когда, опасаясь черных риелторов, дед продал хоромы Клавдии Степановны и купил двушку неподалеку от места моей работы, комнаты в ней были раздельные.

Распахнув глаза, я огляделась и сразу вспомнила, где нахожусь. До этого дня в таких розовых помещениях мне еще жить не приходилось. Через пятнадцать минут я нажала отпирающий дверь рычаг и обнаружила ожидающего в коридорчике водителя.

– Мы уже прибыли?

– Да, – как-то непонятно усмехнулся он и укоризненно добавил: – Почему ты ничего не сказала?

– О чем? – нахмурилась я, с легким недовольством отзываясь на панибратское обращение.

В этом мире никто и никого не звал на «вы», если обращался не к компании, а к одному человеку, и для меня это обращение плохо сочеталось со словом «госпожа», как когда-то перевел для меня вежливое обращение к женщине Бес. На местном языке оно звучало как «эйна», а к мужчине, соответственно, обращались «тэйн».

– О своей силе. Аржабль прилетел на два часа раньше и готов к полету.

– Уважаемый тэйн! – произнесла, проникновенно глядя ему в глаза. – Я в первый раз еду. – И тут до меня дошел смысл его слов. – Так оно… летает?!

– Где водятся такие… – он поиграл скулами, мысленно объясняя мне свои претензии на доступном всем матросам и кучерам языке, – одаренные эйны, не знающие простых вещей?

– Очень далеко, – хмыкнула в ответ, и в моем голосе против воли прозвучала горечь.

– Если уважаемая эйна пожелает войти в долю, – посверлив меня испытующим взглядом, вдруг предложил Юнген, – то могу поговорить с хозяином башни.

– Эйна по поручению очень серьезного человека, – мгновенно нашлась я, почувствовав угрозу собственной свободе, – едет к магистру Хаттерсу и пока не имеет права распоряжаться своими желаниями.

И в подтверждение этого заявления удрученно вздохнула.

– К нему подвезет любой из извозчиков, – заметно сник водитель и без особой надежды добавил: – Но если будет нужно, обращайся в башню от моего имени. Вот.

И выдал мне странную розовую пластинку с начертанным черной тушью знаком. Если бы меня спросили на Земле, из чего она, я не задумываясь сказала бы – из пластмассы, но в этом мире не знали технологии изготовления подобных материалов.

– Спасибо, – сказала я от души, глядя, как Юнген прицепляет к тросу удобное кресло с багажной корзинкой.

– Не за что, – пожал он плечами, посомневался и все же сказал: – Если бы ты сразу предупредила, то я вернул бы цену билета. Но я догадался только на середине пути, когда встал на луч Крихета на час раньше.

Я абсолютно ничего не поняла, но признаваться не стала, чувствуя, что и без того сильно сглупила. Просто добавила в счет к Хразу еще один пункт.

В мире еще господствовала темнота, только где-то далеко серел край неба да тянулись над полем редкие языки предутреннего тумана. Воздух был довольно прохладным, и я зябко куталась в легкую накидку, рассматривая место, куда попала. Сначала мне даже показалось, будто я никуда и не уезжала, тем более не улетала. Вокруг торчали огромные поганки, под ногами стелилась редкая травка. Но потом, радуясь ночному зрению, рассмотрела примерно метрах в двухстах рядок поблескивавших на крышах довольно солидных зданий флюгеров и вздохнула с облегчением. Кажется, на этот раз меня не обманули.

– Куда едем? – резво подкатила крытая двуколка.

В нее была запряжена зебра, и это почему-то подействовало на меня успокаивающе.

– К магистру Хаттерсу.

– Сейчас к нему не пустят, – как выяснилось, мага тут знали все, – лучше в пансион. Хаттерс раньше обеда из башни не выходит.

– Ну, тогда в пансион, – подумав минутку, согласилась я.

– Одна серебрушка, ночь все-таки, – заломил цену возчик, но из серой пелены вдруг возник Юнген:

– Эйна едет за счет башни. И в пансионе предупреди. Покажешь мой знак, Инлана.

Последнее предупреждение явно относилось ко мне, и я послушно кивнула, начиная подозревать, что крестьян и магов можно различать по именам.

До пансиона добрались быстро, и он оказался чем-то похож на те заведения, где мне уже довелось побывать. Добродушная хозяйка – или ее помощница – мельком глянула на розовую пластинку и отвела меня в комнатку на первом этаже, а уже через пять минут принесла горячий завтрак.

Всю ночь они, что ли, готовят? Без аппетита поковыряв омлет с сыром, я легла спать, поняв, что больше здесь заняться нечем. Интернета нет, до книг я пока не добралась, телефона тоже не придумали. А если он и был – во всем этом мире нет ни одного человека, кому я могла бы позвонить.

Минут пятнадцать вертелась на удобной кровати, по-разному перекладывая непривычно пышные подушки в отделанных прошвами и вышивкой чехлах, пока не осознала, что сон ушел и возвращаться не собирается. Значит, можно заняться подготовкой к встрече с магистром, хотя дед заставил меня наизусть заучить и слова нехитрого пароля, и руну, которую нужно предъявить Хаттерсу. Я ничуть не сомневалась, что могу нарисовать ее без единой ошибки. В этом нет ничего сложного для человека, несколько лет точно вырезавшего узоры и надписи по полученному от клиентов или сделанному лично наброску.

Волновало меня другое – вспомнит ли эту руну и пароль учитель Беса? Вернее, захочет ли признаваться, все-таки почти двадцать лет прошло.

Разволновавшись, я встала с постели и занялась своим внешним видом, опасаясь, как бы маг не принял меня за селянку и не отказался выслушать, даже не узнав, о чем разговор. Первым делом сотворила новое платье. Почти такого же фасона, что и прежнее, только чуть потемнее и из плотного мягкого шелка. Подумав, добавила ему вышивку по низу подола и по отложному воротничку, потом создала новые туфли на устойчивом небольшом каблучке и все остальное.

Пока переодевалась и причесывалась, за окном окончательно рассвело, и в коридоре за дверью стали все чаще раздаваться шаги и невнятные отзвуки чужих голосов. К этому моменту я уже придумала, как поступлю. Покручусь возле дома, присмотрюсь, поспрашиваю народ. Возможно, кто-то даст подходящий совет. Или продаст – в кошеле обнаружилась довольно приличная сумма мелкими серебряными и бронзовыми монетами.

И уже через полчаса, получив на прощанье чашку крепкого горячего чая с оладушками, неторопливо шла в указанном кухаркой направлении. Хозяйки поблизости не было, она размещала гостей, прибывших на аржабле из Дезвелла. От Беса я знала, что это своеобразная торговая столица материка, так как единого правителя тут нет.

Зато в каждом городе есть свой князь, и, как ни странно, должность эта – выборная, хотя многие правили не один десяток лет. Но вот сыновьям власть оставить не могли, и те сами добывали себе славу и авторитет. И еще все князья подчинялись совету достойнейших, куда раз в год выбирали двадцать семь самых уважаемых жителей, в основном из магов князей и банкиров.

Крихетом тоже правил князь, уже немолодой и, судя по сроку службы, вполне уважаемый. Жил он в центре города в старинном особняке, который когда-нибудь должен будет уступить новому правителю. Мне, конечно, хотелось бы посмотреть на него. На дом, разумеется. Старинные здания, их резьба и роспись – моя слабость. Но я не позволила себе и на миг свернуть в ту сторону, где в утренних лучах местного светила сияли золоченые шпили и флюгера.

Особняк магистра находился недалеко от центра, в глубине тупикового переулка, и к его воротам шла чистая, выложенная светлым камнем дорожка. Свернув на нее, я обнаружила, что иду спозаранку к дому Хаттерса вовсе не одна. Впереди быстро шагали двое молодых парней, за ними катила удобную тележку женщина в темной юбке, вязаной кофточке и с покрытой светлым платком головой. Судя по одежде уже встреченных мной жителей, скорее всего, кухарка или служанка. Я попыталась ее догнать, но женщина, не дойдя до ворот пары метров, развернула тележку и села на простую скамью, тянувшуюся вдоль сплошного деревянного забора.

– Доброе утро, – улыбнулась я ей, подходя ближе. – Не подскажешь, уважаемая, когда здесь открывают ворота для посетителей?

Некоторое время она смотрела на меня как на сбежавшую из больницы идиотку, потом, опомнившись, прикрыла рот, внимательно оглядела мою одежду и обувь и вдруг жалостливо вздохнула:

– Сейчас выйдет Бронк, повар магистра, я его попрошу провести тебя в дом. Только ты ничего там не спрашивай и не отвечай, сиди себе и жди. Хаттерс приходит в столовую завтракать, и Бронк намекнет, что его ждет странная юная эйна. Тогда и спросишь, о чем хотела. Ну а дальше как судьба повернет. Обычно он помогает всем потерявшим память или двинувшимся разумом.

– Спасибо, – искренне сказала я, достала из кошеля монетку и протянула.

– Убери, – обиделась женщин, – тебе пригодится на лечение.

– Тогда продай мне что-нибудь, – не зная, как еще отблагодарить за обещание помощи, предложила я, поглядев на расставленные в коляске плетеные короба.

– Разве что орешков, – с сомнением поджала губы торговка, потом забрала монетку и достала из одного короба маленький туесочек: – Вот, каленые, с солью.

– Спасибо, – выдохнув еще благодарнее, присела рядом с ней.

Однако долго ждать не пришлось, минут через пять из распахнувшихся ворот появился пахнущий жареным мясом и ванилью невысокий и немолодой мужчина и начал переставлять короба в свою тележку.

Женщина тихо прошептала ему, что нужно бы помочь странной эйне, и мне пришлось сделать вид, будто не слышу ее слов.

– Тогда испеку сегодня блинчики, давай побольше сметаны, – искоса глянув на меня, постановил Бронк и скомандовал: – Иди за мной, не отставай.

Это распоряжение относилось ко мне, и на раздумья или сомнения не оставалось ни секунды. Я вмиг очутилась рядом с поваром и шла за ним след в след, пока мы не оказались в довольно просторной прихожей.

– Посидишь здесь, – еле слышно приказал Бронк, кивнув на стоявшие вдоль стен стулья. – А учеников не бойся. Буду сам приглядывать.

– Спасибо, – проникновенно поблагодарила я, рассмотрела в глазах мужчины неприятно царапнувшую меня откровенную жалость и села в самый темный уголок.

И не из-за страха перед учениками, просто так удобнее наблюдать за вошедшими. Ведь пока человек тебя рассмотрит, можно многое понять по его мимике. А вот свои чувства пока никому не хотелось показывать, поэтому поспешно опустила на глаза короткую вуаль, приколотую к шляпке скорее ради украшения.

Первый незнакомец появился примерно через полчаса. Уверенно вошел в дом, сделал несколько шагов по направлению к самой широкой двери и вдруг, резко остановившись, обернулся ко мне:

– Это еще кто такая?

Я смотрела сквозь вуаль на его лицо, не столько красивое, сколько выразительное, на дерзкую усмешку и темно-серые глаза под насмешливо приподнятыми бровями и мысленно прощалась с еще одной неудачной попыткой судьбы свести меня с мужчиной моей мечты.

Потому что только вот такому обаятельному парню, похожему на героя из моих заветных снов, я никогда не прощу грубости и высокомерия.

Так как никаким боком не отношусь к наивным мечтательницам в розовых очках, которые свято верят в собственную способность выковать из замшелого эгоиста и циника заботливого, нежного, все понимающего и верного возлюбленного.

Причем ковать пытаются не силой собственного чувства, не добротой и терпением матери Терезы, не преданностью декабристки и не материнской заботой и пониманием, а какими-то странными выходками, неуместными колкостями и капризами.

Я всегда искренне сочувствовала Наташке, упорно грезившей не менее чем об олигархе, но ни разу не попробовавшей посчитать, по сколько миллионов юных мечтательниц приходится на каждого из них.

И точно знала, что мне такая участь не грозит, в магазинчике хватало общения с высокомерными снобами, чтобы понять раз и навсегда, насколько духовно они далеки от манящего меня образа. А внешность… Ну не дурочка же я, чтобы не понимать – это всего лишь сосуд. И пусть кто-нибудь другой пьет из него горький яд.

– Ты кто? – не дождавшись ответа, грозно прикрикнул незнакомец.

– Инла Кавина, – с достоинством произнесла я, давая ему последний шанс.

– Селянка? – пренебрежительно вздернул он бровь. – Кто тебя пустил?

Выдавать повара я не собиралась, поэтому смолчала, продолжая наблюдать за ожидающим ответа мужчиной.

Пауза затянулась, и я уже начала прикидывать, насколько мощна защита на браслете Шейны, когда дверь за спиной моего собеседника распахнулась и в прихожую вошел магистр Хаттерс. Я сразу узнала его по описанию деда: среднего роста и неопределенного возраста светловолосый мужчина с неожиданно черными глазами.

– Где она?

– Вон, – кивнул в мою сторону сероглазый грубиян и с издевкой доложил: – Инла Кавина.

– Мне сейчас некогда, – буркнул магистр, проходя мимо нас, и я вскочила, собираясь бежать следом за ним. Но он и сам уже приостановился, медленно обернулся ко мне и неверяще переспросил: – Кто?!

– Вода в колодце холоднее, чем в реке, – тихо произнесла я, понимая, как мало у меня времени.

Он застыл и на краткий миг широко распахнул глаза, но тут же опомнился:

– Мне и в самом деле некогда, Инла. Срочное дело. Где ты остановилась?

– Пока нигде, – пожала я плечами.

– Тогда жди здесь. Нейлорс, скажи Бронку, чтобы отвел эйну в комнату для гостей и позаботился. И постарайтесь с ней не шутить.

– Спасибо, – шепнула я, провожая его взглядом, и, как только дверь за магом захлопнулась, опустилась на пригретое местечко ждать Бронка.

– Идем, – бросил помрачневший Нейлорс и направился к двери, но на пороге, не слыша позади себя звука шагов, оглянулся через плечо: – Чего сидишь?

– Магистр Хаттерс велел, – очень вежливо и холодно пояснила я этому упрямцу, – сказать Бронку.

Больше он разговаривать со мной не стал, возмущенно фыркнул и хлопнул дверью. Все ясно, или старший ученик, или подмастерье. Бес говорил, что у Хаттерса обычно живут двое-трое учеников разного возраста. По мнению магистра, обучение идет значительно быстрее, когда младшие наблюдают за тренировками старших.

– Инла, – выкатился из боковой двери сияющий повар, – идем, я тебя устрою в самой удобной комнате, поближе к черной лестнице. Как захочешь есть, приходи на кухню.

Через пару минут я сидела в уютной спаленке с видом на сад и слушала указания Бронка. Оказывается, он тут единственный постоянный слуга, вернее, домоправитель, и служит Хаттерсу много лет. Я едва удержалась от вопроса, знал ли он Бестенса, да вовремя прикусила язык, припомнив, что дед имел свой замок, когда ушел из этого мира, и ему было почти шестьдесят.

– Если будет скучно, спускайся вниз, в гостиную, и не бойся, – еще раз объяснил Бронк, прежде чем уйти. – Парни у нас не наглые, Хаттерс держит их в строгости.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я, и он вдруг решился, укоризненно шепнул:

– Да не благодари все время, как нищенка. Одежда у тебя небедная, незачем так унижаться.

– А разве… – расстроившись, поискала я в памяти нужное слово, – у вас нет обычая благодарить людей за доброту и внимание?

– Если тебе сделают доброе дело и денег не возьмут, – пояснил он, – то можно. Но лучше дать мелкую монетку, человек будет видеть, что ты оценил его труд.

«Да, – вздохнула я про себя, – русским духом тут и не пахнет». Хотя и в стране, которую я считаю своей родиной, жители все чаще надеются на шуршащую благодарность. Но мне встречалось немало людей, готовых помочь в трудную минуту абсолютно незнакомому человеку за искреннее «спасибо» или просто так, потому что иначе они не смогут считать себя людьми.

Достала кошелек, вынула несколько монет и протянула повару.

– Как тебе не стыдно! – вмиг вскипел он. – Я тебя пожалел…

– Ты же сам научил, – сердито швырнула я монетки на стол, – а теперь обижаешься! И не желаешь понять, что я приехала издалека и ваших обычаев не знаю.

– Ладно, – посмотрев в мое расстроенное лицо, постановил Бронк, – я обед сготовлю и приду, научу тебя самым простым правилам. А пока отдыхай.

– Я не устала и выспалась хорошо. Хочешь, помогу тебе?

Делая от чистого сердца это предложение, я в глубине души надеялась, что он откажется, не все повара готовы открывать свои секреты первым встречным, но Бронк неожиданно согласился:

– Ну помоги. Только платье попроще надень, тут в шкафу висит старая одежда Пантеи, она нарочно оставила.

Повар убежал, а я несколько минут сомневалась, не последовать ли его совету, но выбрала уже проверенный способ. Сняла накидку и шляпку, убрала вместе с сундуком в шкаф и заперла на ключ, а потом, встав перед зеркалом, превратила шелковое платье в простое, из небеленого полотна. Фасоном оно походило на довольно простенькие наряды, в каких были встреченные мной утром женщины. Только не удержалась, отделала оборку на юбке и лиф вышивкой в стиле гжели. Заколола заплетенные волосы на затылке в низкий узел, чуть подкрасила созданным блеском губы и вдруг поняла, что, собираясь чистить овощи или лепить пирожки, упорно думаю о здешних шутниках.

И не потому, что они меня волнуют как мужчины… хотя глупо себе лгать. Местные мужчины мне, конечно, интересны, ведь именно среди них придется искать свое счастье. Как теперь предельно ясно, ради этого дед так упорно разоблачал и критиковал всех моих земных ухажеров, никому не дав продержаться рядом со мной больше двух-трех встреч.

Ведь тогда шанса уговорить меня возвратиться сюда у него бы не осталось. Но не могу сказать, что сейчас я на него за это в обиде. Нет, ни в коей мере. Как-то случайно встретила в парке одного из бывших поклонников. Он вальяжно шлепал по тротуару в пляжном прикиде с открытой банкой пива в одной руке и мобильником в другой и о чем-то увлеченно переговаривался с невидимым собеседником, а метрах в трех позади везла детскую коляску явно беременная молодая женщина. Кроме надрывающегося плачем малыша, коляска была загружена сумками и пакетами.

– Насть! – оглянувшись, вдруг рявкнул мой бывший ухажер. – Ты не слышишь, что Машка орет?

Она хмуро огрызнулась и сунула ребенку соску, а я поспешила свернуть на другую аллею, вдруг с содроганием представив, что могла бы быть на ее месте.

Но сейчас в учениках Хаттерса меня больше всего интересовали их магические способности. Это дома, сидя в мягком кресле, интересно и даже весело читать, как кто-то шутя швыряет в героиню фаерболом, а когда начинаешь осознавать, что швырнуть какую-нибудь каку могут именно в тебя, становится вовсе не до смеха.

По лесенке я спускалась осторожно и облегченно выдохнула, лишь оказавшись на кухне. Тут было весьма просторно и очень чисто, так, как бывает только у педантичных аккуратистов. У моего деда такая чистота в кабинете и в лаборатории.

Бронк ловко строгал какой-то овощ и негромко напевал себе под нос веселую песенку, а заметив меня, панибратски подмигнул и кивнул на стоящий у окна обеденный стол:

– Поешь горячих пончиков.

Отказываться я и не подумала, завтрак в пансионе уже начал забываться, а впереди ждала неизвестность, и ее лучше встречать не на голодный желудок.

То, что повар назвал пончиками, очень мало напоминало круглые шарики с повидлом, которые пекла когда-то Клавдия Степановна, и еще меньше – пышечки с дыркой посредине, продающиеся в соседней с нашим магазинчиком блинной.

У Бронка это были круглые, как лепешечки, пирожки с творогом и ягодами, подслащенные душистым медом, и мне стало понятно, почему дед всегда страдальчески вздыхал, поглощая земной аналог родных пончиков.

– Отнесешь ученикам? – невинно спросил Бронк, когда я отодвинула тарелку.

Разумеется, мне хотелось посмотреть, чем занимаются молодые маги, пока учителя нет поблизости. Неплохо бы заодно и прикинуть их возможности. Все же я теперь тоже кое-что умела, хотя пока и сама в это не верила до конца и каждый раз ждала подвоха, создавая платье или туфли.

Но своих опасений пока не забыла и уверенности в том, что сумею выстоять перед каким-нибудь магическим фокусом, тоже не чувствовала.

– Хаттерс сказал, когда уходил, – осторожно намекнула повару, – чтобы они со мной не шутили. Может, лучше вообще не показываться им на глаза?

– Как хочешь, – разочарованным Бронк почему-то не выглядел, – я просто так предложил, все девушки мечтают познакомиться с магами.

– Спасибо, – не сумела я сдержать ехидную усмешку, – но я о таком никогда не мечтала.

Говорить вслух, что, как выяснилось, всю жизнь прожила рядом с магом, я пока не собиралась. Да и про шеоссов тоже – теперь они казались еще более загадочными, чем два дня назад. И явно неспроста дед на всякий случай советовал держаться от них подальше, хотя и буркнул, что встречаются эти существа еще реже, чем синие дубы. А мне вот повезло, попадание точно в яблочко.

– Тогда давай налепим пончиков, – предложил повар, ловко ссыпав порезанные овощи в котел. – Их все любят.

Глава седьмая

Мы принялись лепить пирожки, а попутно Бронк рассказывал обо всем, что ему вспоминалось. Как выяснилось, молодые девушки из высшего общества, к которому относятся дочери и родственницы князя и самых богатых горожан, по улицам без сопровождения не ходят. Нет, на них никто не нападает, просто не принято.

Такое позволено только простолюдинкам и магиням, ну, еще их ученицам и женщинам свободных нравов. Поэтому бакалейщица так удивилась, обнаружив меня утром в переулке. Ведь платье на мне было довольно дорогое и сундучок особый.

Про сундучок хотелось узнать поточнее, но Бронк уже рассказывал про чаевые, как я назвала про себя цену благодарности. Женщины в таких нарядах, в каком гуляла по городу я, вообще не достают кошелей, за них расплачивается сопровождающий. И тем более не говорят никому спасибо, это лавочники и приказчики больших магазинов обычно благодарят прекрасных эйн за то, что посетили их заведение. Так как позже будут с гордостью хвастать перед простыми покупателями, какие важные особы к ним заходят.

Ну и еще потому, что расплачиваются спутники этих девушек, не скупясь, не в пример прочим покупательницам. А особенно боятся и не любят торговцы магинь. Те, как правило, умеют считать не хуже самих лавочников и насквозь видят качество товара.

– Бронк! – Дверь резко открылась, и на пороге замер подозрительно прищурившийся Нейлорс. – Ты про чай не забыл?

А мне почему-то показалось, что спросить он собирался вовсе не это.

– Не забыл, – спокойно отозвался повар. – Вон на столе стоит корзинка, можешь взять.

Ученик поджал губы, повернулся и ушел. Корзинка послушно летела за ним.

– Пф, – фыркнул мой собеседник, махнул пальцем, и дверь захлопнулась.

– Ты маг? – изумилась я.

– Немножко. У меня способности меньше, чем положено ученикам. Но совсем без дара здесь нельзя, магистр везде разных заклинаний навешал, чтобы домоправитель мог один справиться. Маги помногу слуг не держат.

– А ученики, – оглянулась я на дверь, – разве не могут помогать?

– Мне и самому нетрудно, – пожал плечами Бронк. – А им учиться нужно, хотя всем по-разному. Нейлорс скоро сдаст на подмастерье, а двое младших только осенью пришли. Еще есть Витерс, но он всегда занят.

Повар нахмурился и перевел разговор на другое, начал рассказывать о том, с какими бедами приходят к магистру горожане и жители окрестных селений.

– Лезут со всякими мелочами, думают, он всемогущий, – с неодобрением усмехался Бронк, – может вернуть ушедшего жениха или найти в лесу заблудившуюся козу. Он, конечно, смог бы, но сил потратит много, а времени – еще больше. Ему проще дать пять серебряных за ту козу, но ведь так можно избаловать, они сами за хозяйством следить перестанут.

– Бронк, – в кухню без стука заглянул рыжеватый, курносый парнишка, плутовато покосился на меня, – мы там чашку случайно разбили и чай пролили. Селянка не может убрать?

– А сами вы не умеете? – само сорвалось с языка.

Нахальство и предприимчивость учеников меня одинаково возмутили и насмешили.

– Им магистр запрещает тратить силы на бытовые заклинания, – вставая, пояснил Бронк. – Они еще накопители заполнить должны.

– Отдыхай, сама схожу, – опередила я доброго домоправителя. – Ну, веди, Сусанин, где там ваша чаша Иуды?

– Меня зовут Звенорс, – покраснел парнишка и почти бегом ринулся к распахнутой створке в конце широкого коридора.

– Инла, – попытался остановить меня повар, – ну зачем ты это делаешь?

– Что? – На миг оглянулась я и рассмотрела на его круглом лице откровенное огорчение. – Ты думаешь, они могут на меня напасть?

– Нет, – уверенно качнул он головой и тихо вздохнул: – Просто проверяют.

Подробнее объяснять Бронк не стал, а расспрашивать не было времени, рыжий козел-провокатор уже выглядывал из засады. Я пожала плечами и пошла дальше, мне тоже хотелось кое-что проверить. Ведь потом такой возможности может и не представиться: едва Хаттерс выяснит, что у меня есть способности, он добавит к моему имени пару букв, и всем вокруг станет ясен мой новый статус.

Это как в онлайн-игре: пока бегаешь в простом шмоте – ты нуб, а как только надел артефактный сет, все сразу видят твою ценность и профу.

А мне необходимо как можно раньше понять для себя, насколько здесь ценятся личностные качества человека независимо от его магических умений.

– Ну, – входя в просторную комнату, осведомилась я с ехидцей, – и зачем вам потребовалась селянка?

И не обращая внимания на уставившихся на меня парней, нагло оглядела помещение, служившее, судя по шкафам с книгами и полкам, уставленным всевозможными камнями, бутылями и колбами, классом для этих великовозрастных учеников.

Старшим предсказуемо оказался Нейлорс, ему я дала бы, по земным меркам, от двадцати до двадцати шести лет, потом шел симпатичный шатен, сидевший у окна ко мне спиной, но искоса поглядывающий через плечо. Судя по заваленному бумажками и камнями столу перед ним, это Витерс.

Ушастый черноглазый парнишка с собранными в хвост темными волосами, уставившийся на меня заинтересованным взглядом, – единственный, чьего имени я не знала, и ему явно нет и восемнадцати, как и Звенорсу.

– Разве ты ей не сказал? – ненатурально удивился Нейлорс. – Вот чай на полу.

– И кто же из вас оказался криворукой растяпой? – еще ехиднее спросила я, продолжая изучать комнату. И начиная понимать, как тщательно они подготовились к моему приходу.

Все шесть свободных стульев, в беспорядке расставленных по комнате, заняты всякой мелочью, от книги до рабочей перчатки, и пройти между ними к поблескивающей у стола луже можно только бочком. А уж вытирать ее и вовсе придется, изогнувшись буквой зю.

Но я ничего убирать тут не намерена, только им об этом пока неизвестно.

– А тебе это важно? – прищурился Нейлорс, и его дружки затаили дыхание.

Только Витерс решительно отвернулся к своим книжкам и зашелестел страницами.

– Конечно, – уверенно бросила в ответ и направилась к шатену.

Мне просто не терпелось посмотреть, что за камни у него на столе.

– Инла! – насмешливо окрикнул Нейлорс. – Ты не туда идешь.

– С чего ты так решил? – не менее едко огрызнулась я, и не думая оборачиваться.

– Лужа в другой стороне.

– Мальчики, – вовремя припомнилось мне нужное слово, – вы уже достаточно взрослые, чтобы не делать луж. И убирать их самостоятельно, раз уж проштрафились.

В комнате повисла нехорошая тишина, но я уже добралась до стола. За спиной Витерса останавливаться не стала, зашла сбоку, желая видеть не только камни, но и все помещение. И на несколько секунд потеряла дар речи, разглядев рассыпанные перед шатеном сокровища.

Ну, на мой взгляд, разумеется. Хотя и лежало среди них несколько крупных, необработанных алмазов и изумрудов, мое внимание привлекли более простые и мягкие камни, из которых можно вырезать украшения и поделки любой формы. Разноцветные шпаты, шелковый селенит, россыпь льдистых кристаллов флюорита.

– Что ты собираешься с ними делать? – безошибочно выудила я из кучки серо-зеленый оникс с ярко выраженным кружевным узором.

– Ты взяла самый дешевый камень, – ухмыльнулся неслышно подобравшийся Нейлорс. – Попроси вон тот, серый.

– А с чего ты взял, что я собираюсь у него что-то просить? – изумленно подняла я бровь. – Тем более алмаз? Я просто смотрю.

– Я подарю тебе камень, – вдруг поднял ко мне лицо Витерс, и в серых глазах промелькнула острая боль.

И пропала, словно почудилась. Парень отложил свои книги, отвернулся от меня и слез со стула.

Все-таки хорошо иметь за плечами стаж общения с самыми разными покупателями, я еще в первую секунду почувствовала, что меня ждет большой подвох. И прочно наклеила на лицо приветливую улыбку – «все капризы за ваши деньги».

С этой улыбкой и смотрела, как Витерс ковылял к шкафу на неестественно коротких ножках в маленьких, словно детских, башмачках. Просто вопиющая несоразмерность ощущалась во всей его фигуре и в этих самых ногах. Они были ему чужды, как китайцу – котелок.

Присмотревшись и отбросив мысленно эти странные ножки, я вдруг отчетливо сообразила, что все остальное в ученике очень гармонично. И подтянутая, стройная фигура, и разворот прямых плеч, и гордая посадка головы.

И только от колен начиналось недоразумение, и теперь меня больше всего волновало одно: неужели у Хаттерса не хватает сил, чтобы исправить эту несправедливость? Ведь парень, который по всем правилам должен быть выше меня как минимум на десять сантиметров, сейчас почему-то не доставал и до плеча.

А он вытащил из шкафа какую-то шкатулку и преувеличенно спокойно вернулся на место, подтверждая этим показным хладнокровием уже сделанный мной вывод. Сейчас он специально показывал мне свой изъян, и, судя по притихшим соученикам, это отработанный трюк, вернее всяких луж отпугивающий от будущего подмастерья местных красоток, явно видевших в знакомстве с магами какую-то выгоду.

– Вот, взгляни. – Устроившись на стуле, Витерс щедрым жестом высыпал передо мной содержимое своего ларца.

В основном это были серьги, кольца, браслеты, медальоны, ожерелья и подвески. Все массивное, с крупными камнями, надежными кастами. И всего несколько поделок, но именно они меня привлекли с первого взгляда. Ящерки, рыбки, птички и листики были слегка наивны и непритязательны, но идеально выточены и отполированы.

– Как ты их делаешь? – изучая желтый ониксовый листок с прожилками и червоточинкой, спросила я задумчиво, но ответил не Витерс, а Нейлорс.

– Магией, – высокомерно фыркнул он, полюбовался моим озадаченным лицом и жестко закончил: – А теперь иди убирать. Ты ведь за этим сюда шла, а не камушки рассматривать.

– Ты прав, – подумав, согласилась я, – камни я здесь увидеть не ожидала. Но и убирать не собиралась. Мне просто хотелось понять, чем тебе не нравится твой учитель?

– Не болтай глупости! – обозлился Нейлорс и попытался меня припугнуть: – Не тебе рассуждать на эту тему!

– А кому? – оглянулась я, словно в поисках судей. – Да и рассуждать тут не о чем. Всем известно, что учителей положено уважать и слушать их указания. А тебя Хаттерс настойчиво попросил со мной не шутить. Но ты почему-то не счел нужным выполнить его просьбу. И как только нашел меня на кухне, стазу придумал, как заманить сюда. И младших учеников в заговор втянул, хотя не можешь не знать, что магистр их за это не похвалит.

Эти самые младшие мгновенно поскучнели, насупились и уткнулись в свои книжки. Только Витерс задумчиво перебирал камни.

А вот Нейлорс вскинулся, как от удара, и ядовито процедил:

– Ну надо же, какая разговорчивая селянка! И в какой же деревне обучают так ловко работать языком?

– Откуда мне знать? – холодно огрызнулась я. – Мне до сих пор никогда не приходилось бывать в ваших деревнях. А здраво рассуждать научил дед.

Бережно положила на стол листик, который вертела в пальцах, и спокойно направилась к выходу.

– Инла, подожди! – спрыгнул со стула Витерс и поковылял за мной.

Никому другому не удалось бы сейчас меня задержать, а вот от стука его уродливых ножек я остановилась как вкопанная, да еще и обернулась.

– Возьми на память. – Парень протягивал мне тот самый листик, и серые глаза смотрели с болезненной надеждой.

Пришлось взять, хотя я отчетливо понимала, что делать этого не нужно ни в коем случае. А еще положено что-то сказать или подарить взамен… хотя бы цветочек. Мне ничего не стоило сделать целый букет любых цветов, но я хорошо помнила слова Шейны про магов и пока не собиралась никому открывать свои способности. И без того уже дважды засветилась, в следующий раз может не повезти.

Поэтому просто нагнулась и прикоснулась губами к виску Витерса, тихо шепнув:

– Я буду о тебе думать.

Нейлорс ехидно заржал, но я уже шла к выходу, не обращая на него внимания. И только чудом, точнее каким-то невероятным седьмым чувством, заметила, что лужа к этому моменту разлилась по полу так привольно, словно здесь опрокинули не чашку, а бочку воды. На миг приостановилась, решая, как преодолеть неожиданное препятствие, но тут весьма своевременно подоспела помощь. Причем сразу с двух сторон.

– Ней! – яростно рявкнул позади меня Витерс, и в тот же миг от входа раздался строгий голос Бронка.

– Я обязан доложить об этом магистру, – официально, как полицейский, сообщил повар, махнул рукой, и лужа исчезла. – Эйна Инла, тебя ждут в кабинете, я провожу.

Глава восьмая

Кабинет оказался на втором этаже, и до самых дверей мы шли молча. Не знаю, о чем думал Бронк, я себя ни в чем виноватой не чувствовала и потому оправдываться не собиралась. И вообще, не моя вина, что магистр не вбил своим ученикам в голову простую вещь, о которой знали все маги. В этом мире умение управлять магией могло внезапно проснуться у любого человека, и его можно было приобрести переходом в другой мир или даже особым ритуалом. Хотя все эти способы требовали либо необычного стечения обстоятельств, либо желания верховного совета магистров.

– Инла Кавина, – открыв дверь, вежливо объявил повар, и я шагнула внутрь, вдруг почувствовав, как задрожали от волнения руки.

– Проходи, садись, – пригласил Хаттерс, сидевший за круглым столом рядом с двумя незнакомыми мне мужчинами.

Судя по одежде, обилию медальонов и колец да усталым, чуточку недоверчивым взглядам, все они маги, но мне уже поздно пугаться или отступать.

– Добрый день, – вежливо проговорила я, усаживаясь на стоящий с моей стороны стул.

– Как живет Рэйльдс? – холодно осведомился тот из мужчин, который показался мне старше всех, и его вопрос вдруг больно ударил меня откровенной отчужденностью, затаенным сарказмом и недоверчивостью.

– Неплохо живет, – процедила сквозь зубы и с ужасом почувствовала, что сдержаться не удастся.

Вдруг стало предельно ясно, как напрасно ждала от них помощи, и душу затопила волна полынно-горькой обиды и тягучей боли. Значит, придется возвращаться к Шейне, другого пути нет. Несколько секунд я боролась с подступающими слезами, потом, глядя в отстраненные лица магов, тихо добавила:

– Только болеет часто. Старенький стал, ему уже больше восьмидесяти лет. У нас редко кто живет дольше, экология плохая, войны, химия, а вот магии нет. Почти… Дед только через четырнадцать лет с трудом отыскал слабый источник. Но всю собранную энергию копил, на себя не тратил, чтобы отправить меня сюда. На двоих ему бы не хватило.

К этому моменту слезы уже катились по моим щекам непрерывным потоком, и я почти ничего не видела, но рассмотреть потрясенные взгляды магов все-таки успела.

А потом рядом со мной вдруг что-то взорвалось, прыснуло на спину и в лицо горячими брызгами, и я непроизвольно зажмурилась, сжалась и закрыла голову руками. Несколько минут вокруг громыхало и шипело, слышался звон бьющегося стекла, грохот падающей мебели, доносились встревоженные, яростные вопли, но понять я сумела немногое, маги кричали какую-то абракадабру.

Разобрала лишь голос Нейлорса, оравшего: «Мастер Хаттерс!» – да отчаянный зов: «Инла!» – но кто меня звал, Витерс или Бронк, в этой какофонии так и не поняла. Да и не до того было. Я с ужасом ожидала последнего удара, и даже не поверила себе, когда все стихло и раздался суровый голос Хаттерса, решительно выставляющего из кабинета учеников. А потом дошла очередь и до меня.

– Инла? – совсем рядом осторожно окликнул магистр. – Ты как?

– Жива вроде, – шмыгнула я носом и, не удержавшись, спросила: – А что такое вы тут устроили? Проверку?

– Получается, что да, – с невеселым смешком ответил он. – Нужно теперь уборку делать. А тебе с себя мусор придется самой снимать… и заодно объяснять, откуда на тебе такая мощная защита.

– Сейчас, – не открывая глаз, буркнула я, пытаясь решить нерешаемую задачку: и магам не солгать, и тайну шеосса не выдать.

Но сначала я представила, как тает и исчезает осыпавший меня мусор, а заодно возвращается чистота и свежесть. И не только ко мне, а ко всему в этой комнате. Все равно уже снова прокололась, так чего теперь мелочиться.

– Сильна, – озираясь, вздохнул через минуту один из магов и разочарованно выдохнул: – А я ведь почти поверил в другой мир.

– А вам неизвестно, – мгновенно оскорбилась я, – что междумировой переход открывает умение управлять магией? А я два раза его перенесла, туда и обратно. И там дед как мог мои способности тренировал.

– Но здесь установить на тебя защиту он никак не мог, – мрачно объяснил Хаттерс и отвернулся.

Вот теперь мне стало предельно ясно: настал тот самый сакральный момент, когда решается судьба деда, и значит, выбора у меня нет. Если я скрою свое знакомство с шеоссом, то потеряю доверие этих магистров и вместе с ним – возможность спасти единственного родного человека. Родного по духу и образу мыслей, а это, как я все яснее понимаю, самое главное.

– Вот, – обреченно пробормотала я и опустила браслет Шейны с предплечья на запястье, – моя защита.

– Что там? – еще пренебрежительно ворчал один из магистров, а Хаттерс уже сидел рядом и недоверчиво рассматривал кусочки дерева:

– Не может быть…

– Меня в лес принесло, – вздыхая, сдавала я свои тайны. – Там прохладно, а одежды нет. Но дед научил шерсть выращивать, велел пару дней сидеть под кустом, пока смогу делать отвод глаз. Потом, как назло, дождь пошел, под кустом мокро. Я и пошла искать место посуше. Ну и нашла… синий дуб.

– И шеосс тебя не выгнал?

– Он позже пришел, и это я его выгнала. Но он запретил про себя рассказывать… вы должны об этом знать.

– А сюда как добралась? – В глазах магистров жарко горел исследовательский огонь.

– Он помог. Нанял сопровождающих, а они посадили на аржабль. Но я не поняла, что это такое.

– Сегодня аржабль из Роэна прибыл на два часа раньше, – вдруг припомнил Хаттерс. – И башня прислала запрос на контракт для магини Инланы.

– Это пилот так меня назвал, когда на извозчика сажал, – вот об этом я могла рассказать досконально.

– Кто такой пильот? – спросил магистр.

– И дэд? – добавил Хаттерс.

– Черт… – задумалась я. – Не знаю, как по-вашему будет «пилот», но это человек, который управляет летающими повозками. Ну, аржаблями. А дедом я зову Рэйльдса Теонса Бестенса. Он меня вырастил и был мне дедом. По-русски это «отец отца». Понятно?

– А откуда ты знаешь язык этого мира?

– Сначала дед учил, а потом шеосс добавил, чтобы я не выглядела неграмотной.

– Но ведь, – заинтересовался ст�

Глава первая

Меня забросило в лес, в этом я почти не сомневалась.

А чем еще могли быть растущие со всех сторон пышные, никем не обломанные кусты, над которыми возвышались подпирающие кронами небо деревья?

Правда, пока неясно, какой он, этот лес. Может быть, совсем небольшой, вроде парка или рощи, и если пойти через него, то скоро выйдешь к городу или деревне. Но вполне вероятно, что огромный, и выяснить это точнее у меня пока нет никакой возможности.

И я очень опасалась, что она не появится и через несколько часов или дней. Просто до сих пор не ощущала в себе никаких способностей не то чтобы следопыта, но и обычного туриста.

И даже хуже.

Желания идти куда-то через довольно густые, сумрачные заросли тоже не чувствовала. К тому же небо, видимое в просветах крон, сплошь закрыто темными, серо-фиолетовыми тучами, от которых так и веет проливным дождем.

Даже странно, во всех прочитанных мной книжках попаданцы обычно знали, чего им хочется или хотя бы куда нужно идти. Ну, на худший случай, от кого бежать.

А меня тянуло забиться в какую-нибудь норку или под елку, желательно самую развесистую и колючую, и немного поплакать от жалости к себе и от обиды на родного деда. Ну или почти родного. И на судьбу, не просто вышвырнувшую в чужой пока мир, но и отобравшую все, что я до этого дня считала своим и любила.

Первые, пока редкие капли приближающегося ливня, так и не раздумавшего осчастливить меня ради прибытия, стукнули по носу, запутались в ежике коротких волос, добрались до кожи. Я встрепенулась и торопливо завертела головой, в надежде отыскать хоть чуточку более надежное убежище, чем кочка, на которой так и сидела с того эпохального момента, когда вывалилась на нее практически из небытия.

С той стороны, откуда летели капли, тревожно зашелестело листвой невидимое, но явно немаленькое дерево. Пересиливая непонятную робость и слабость, я поднялась с травы и побрела туда, продираясь сквозь кусты и осторожно огибая подозрительные кучи мусора. С детства помню, чьими жилищами они могут оказаться, поэтому, заметив сухую ветвь, подобрала ее и, пока добиралась до цели, отломала тонкий конец и мелкие веточки, получив неказистую, зато весьма увесистую дубинку.

Вблизи дерево моих надежд не обмануло, превратившись в гигантского раскидистого ветерана с неохватным стволом и роскошной, закрывающей небо, синеватой кроной. Спеша до дождя притулиться где-нибудь поудобнее, я рванула к нему и вскоре наткнулась на просторное углубление между двумя мощными корнями толщиной с хорошее бревно, углом расходящимися в разные стороны. Между ними лежал стожок высохшей листвы, и мне хотелось верить, что ее нанесло ветром. Но даже если это не так, уступать кому-то свою находку я не собиралась. Разворошила листья, устроила гнездо и влезла в него, укладываясь так, чтобы можно было в любой момент вскочить и дать отпор. Ну или сбежать, судя по обстоятельствам.

Дождь понемногу усиливался, дерево шелестело все сильнее, однако в моем закутке было сухо и довольно тепло, и я начала успокаиваться.

Думать о том, как здесь выжить, я пока не хотела, да и никогда не любила строить пустые, совершенно утопические прожекты, как Наташка, одна из моих бывших сотрудниц.

– Вот представьте, иду на работу, и меня вдруг сбивает роскошная машина. А там олигарх, – говорила она, мечтательно закатывая обведенные густо-синим карандашом глазки. – Он, конечно, бросается ко мне, берет на руки, сажает в салон…

– Вывозит за город и выкидывает в мусорную яму, – меланхолично заканчивала Ольга, наш кассир. – Да еще дает бульдозеристу пару сотен на пиво, чтоб прикопал понадежнее. «Олигархи» и «добрые самаритяне» – антонимы.

Тогда я смеялась над возмущенным Наташкиным пыхтением и никогда бы не призналась, что и сама иногда придумываю романтичные истории. Только меня никогда не интересовали богатенькие бизнесмены, насмотрелась на них вблизи за время работы в магазине. Они никого не видят, кроме себя, а судя по разговорам, всех незнакомых людей оценивают прежде всего по одежде. Брендовая или нет.

А в моих историях все было проще. Мне внезапно дарил щенка или котенка скромный, тихий парень вроде соседского Тимки, вечно копающегося в каких-то моторах и в упор не замечающего никаких девушек. «Возьми, Варя, – говорил он, – у тебя ему будет хорошо. А гулять с ним будем по очереди… или вместе, если захочешь».

Я тоненько всхлипнула от жалости к себе. Те мечты и тот мир остались в прошлом, и знакомство с тихим любителем собак и прогулок мне больше не светит. Теперь меня ждет совершенно незнакомая жизнь, и только от меня зависит, удастся ли с ней сродниться. А еще от того, как выполню задание Беса, который, как выяснилось, давно изобрел многоступенчатый план по возвращению сюда, но меня посвятил в него лишь пару недель назад.

Тот день мне помнился так ясно, словно все произошло вчера. Был понедельник, законный выходной, и я собиралась выспаться всласть, потом сбегать в супермаркет и наготовить еды на два-три дня. Еще убрать и постирать… точно зная, что к вечеру захочу только одного. Устроиться на диване с любимыми пирожными и хорошей книжкой.

Однако все пошло не так. В восемь утра позвонил дед, но, схватив мобильник, я услышала не его насмешливый бас, а звонкий, холодно-официальный женский голос:

– Варвара Синцова? Это из «скорой помощи». Ваш дед, Бессонов Сергей Петрович, сегодня ночью перенес инфаркт, и ему требуется уход. Вы приедете сами или будете нанимать сиделку?

– Сама, – еще мало что соображая со сна, буркнула в ответ.

Несколько секунд, просыпаясь окончательно, слушала гудки, потом резво подскочила и помчалась собираться. Дед у меня – единственный родной человек на всем белом свете, и когда речь идет о его здоровье, отступают все остальные заботы.

Неподалеку кто-то возмущенно фыркнул, вырывая из полудремы и воспоминаний, и я резко приподнялась, оглядывая мокрые кусты. Близко к дубу они не подступали, видимо, мешала тень, зато здесь рос пышный мох и какие-то совершенно не опознаваемые грибы с кудрявыми сиреневыми шляпками. И среди этих диковинных грибов стояло на двух ногах еще более невероятное существо. Ростом с большую, почти как горилла, обезьяну и такое же лохматое, только изумрудно-зеленое. Даже не заросшие шерстью клочки кожи вокруг глаз и на носу отливали оливковой зеленью.

– У-у! – жалобно простонало оно и сделало пару шагов к моему гнезду.

Рыкнув в ответ так грозно, словно была уссурийским тигром, я перехватила палку поудобнее и грозно помахала ею над головой, давая понять, что без боя не сдамся.

И свое убежище тоже никому не уступлю.

Зеленое существо понуро опустило плечи и побрело куда-то в дождь, а я вернулась на пригретое местечко и огорченно вздохнула. Неизвестного зверя почему-то было жаль, но и себя не меньше. А еще очень хотелось есть. Однако мне и под расстрелом не пришло бы в голову пробовать незнакомые грибы. Дед запретил даже прикасаться к местным растениям, пока не найду людей или не проявятся хоть какие-то способности.

Хотя с того фатального дня я верю ему вовсе не так уж безоговорочно, как прежде.

Снова вспомнилось, как почти бегом добиралась от станции до деревушки, как отпирала калитку и торопливо поднималась по ступеням знакомого крыльца. А распахнув дверь, сразу обнаружила деда, спокойно загружавшего в духовку противень с какими-то пирогами.

– Ты зачем встал? – рассердилась я тогда.

– Пока и не ложился, – хитро ухмыльнулся он. – Умывайся и садись к столу, мне нужно открыть тебе одну важную тайну.

В тот момент я больше всего была рада, что он не валяется в подушках бледный и жалкий, а бодро топает по комнате, ставя чайник и подавая на стол посуду.

Но уже через полчаса, выпив чашку кофе и выслушав совершенно невозможную, на мой взгляд, ересь, сообразила, что врач «скорой» была права. Оставлять деда без присмотра никак нельзя, но сначала нужно хотя бы попытаться достучаться до его разума.

– Бес, ты все-таки серьезно болен, – констатировала я, расстроенно рассматривая загорелое, почти не морщинистое лицо. – И даже не спорь. Давай вызовем хорошего врача?

– Не притворяйся дурочкой, – беззлобно фыркнул он в ответ, доставая из доисторического холодильника пластиковую бутылку из-под колы.

Судя по цвету – с молоком. Следом появились завернутый в бумажные полотенца и втиснутый в полиэтиленовый пакет домашний каравай и литровая банка свежего меда.

– Вернись к столу и выслушай меня внимательно, – нарезая еще теплый хлеб, велел Бес, и я, строптиво поджав губы, села на свое место.

– Я все уже слышала. И могу сказать только одно: у тебя что-то с головой. Не нужно целыми днями сидеть за компом и читать всякую фэнтезятину. Особенно про попаданцев.

– Ну не любовные же романчики мне читать, – подколол он, разливая молоко в большие чашки. – Да и не глотаю я столько книг, как ты. И вообще, разговор сейчас не об этом.

– А про то ты мне почти целый час мозги морочишь, и с меня хватит, – сердито стукнула я кулаком по столу и попыталась встать, но ноги почему-то отказали. – Бес! Сейчас же прекрати тренировать на мне свой гипноз!

– Я не имею никакого отношения к гипнотизерам и не верю их трюкам, – щедро поливая ломоть хлеба медом, бесстрастно сообщил дед и, положив его на блюдце, подвинул мне: – Ешь. Я пока повторю основное, потом можешь задавать вопросы. Времени хватает.

– Я сама теперь могу повторить тебе твое основное, – передразнила я. – Проверяй! Мы с тобой якобы из другого мира, почти двадцать два года жили себе тут спокойно, а сейчас почему-то должны вернуться. А теперь мои вопросы, отвечай! Зачем мы сбежали из того мира, если там было так хорошо? А если попали сюда случайно, то почему не вернулись сразу же? Ну и последнее. С какой… дури мы вдруг ринемся туда, если нам и тут неплохо живется?

– Там ты попала под лавину. Меня утащило в пропасть, когда вытаскивал тебя, пришлось из последних сил открывать портал, но от испуга перестарался и попал сюда. А вернуться сразу не смог, потратил все силы, даже сознание потерял. Нас нашли в поле. Мокрых, грязных, без одежды. Языка я тогда не знал и потому молчал, притворился идиотом. Думал, восстановлю силу и вернусь, но обнаружил, что этот мир нищ на магию. Пока отлежался в больнице, потом в дурдоме, пока доказал, что не псих, и получил хоть какие-то документы, тебя успели сдать в приют. Пришлось воровать и скрываться. Здесь одиноким мужикам со справкой вместо паспорта даже в то время детей не давали.

– Дед, я столько книг про попаданцев прочла, и меня всегда волновал один вопрос… – подозрительно уставилась я на мужчину, которого еще вчера считала родственником, причем любимым и единственным. – Все они в конце концов оказываются принцами, демонами или избранными. Сразу доложи, ты кто, беглый король? А может даже, вожак оборотней? Или это я – принцесса фей?

– Твой сарказм неуместен, я не сумасшедший, если ты на это намекаешь. И не король и не демон. Обычный маг, там таких много. А ты – дочь крестьян, сель краем задел усадьбу твоих родителей.

– А ты говорил… – мгновенно задохнулась я обидой, сразу вспомнив прежнюю версию Беса.

Будто он мой родной дед и нашел меня в детдоме, когда родители пропали без вести.

– А что еще я мог сказать? Документов нет, пенсии за потерю кормильцев – тоже. Ты подрастешь и начнешь считать себя брошенным в роддоме отказником, – мрачно буркнул дед.

– Значит, они все же погибли. – В моей душе синим пламенем сгорала слабая надежда когда-нибудь встретиться с мамой.

– С чего ты взяла? – изумленно вытаращил он по-молодому яркие зеленые глаза. – Их я нашел первыми и отбросил в сторону. А потом почувствовал в глубине еще искорку магии и прыгнул туда порталом. Ты даже не испугалась, спокойно спала, защитный амулет держал вокруг тебя надежный кокон.

– То есть… ты хочешь сказать, они… – Горло внезапно перехватило спазмом.

– Варя! – ринулся ко мне Бес, замахал руками, потом, опомнившись, схватил стакан с водой: – Пей!

– Так почему мы не пошли к ним раньше? – С каждым глотком холодной воды в меня вливалось новое подозрение. – Ради чего остались тут? Ты уже давно что-то химичишь, не зря тебя соседи Бесом зовут.

– Раньше мы никак не могли. Место силы, хоть и слабенькое, я нашел только через двенадцать лет, еще два года ушло, чтобы набрать денег и уговорить хозяина. Он никак не хотел продавать дом, это память о его родителях. Предлагал купить рядом, а мне не нужен был другой. Я и тут, почти все время сидя в подвале, еле набираю за месяц четверть резерва… Хотя это неверное слово, да и понятие ложное, но тебе оно привычнее. Так вот, когда я наконец купил дом, ты отказалась переезжать… нет, я тебя не виню, друзья, первая влюбленность – для восемнадцатилетней девушки это было очень важно.

– Мне тогда было шестнадцать, – поправила я.

– Извини, – хмуро глянул Бес, – но свидетельство о рождении я тебе купил. А на самом деле ты года на два старше. Но точную дату я не знаю… да и нет тут такой даты. И настоящего имени твоего тоже не знаю. Вокруг моего замка несколько деревушек, и знать всех младенцев просто невозможно.

– Какого еще замка? – вмиг насторожилась я. – Ты же сказал, что простой маг?

– Неужели ты меня подозреваешь во лжи? – обиделся Бес. – Когда я тебе врал?

– Да как выясняется – всю жизнь.

– Это была необходимость! – вспылил он. – Ты же понимаешь, что меня могли упечь в дом сумасшедших, если бы я сказал тебе правду, а ты потом где-нибудь проболталась? Я не за себя беспокоился, той толики магии, которую всегда держу про запас, мне хватит, чтобы выбраться из любой переделки. Зато тебя могли за это время отправить в приют, а это страшное место… Я специально изучал. Редко где детей не бьют открыто, но издеваются везде. И сами работники, и старшие воспитанники… лучше тебе не знать. Потому я тебя даже на час бы туда не отдал.

– Извини… – Я и сама осознавала справедливость его слов, но никак не могла разобраться в куче свалившейся на меня информации, перевернувшей все мои представления о себе и мире, разрушившей в пыль все мечты и планы.

– Понимаю, – буркнул он. – И поверь, заранее готовился к этому, как к выступлению с трибуны. Вопросы записал, доказательства припас… Кстати, свое жилье замком зову всего лишь потому, что не знаю другого подходящего слова. На самом деле это просто дом за высокой стеной. И она не меня защищает от людей, а слишком любознательных подростков от несчастных случаев.

– Бес… – легко сдаваться мне вовсе не хотелось, – а фамилия, имя?

– Меня зовут Бестенс. Вернее, это одно из трех имен. Вот и придумал фамилию Бессонов. И имя взял какое попроще. Так и живу уже двадцать два года Сергеем Петровичем.

– Так сколько тогда мне?

– Здесь – двадцать два с половиной, может, двадцать три. А у нас годы чуть длиннее, и дни тоже. Но по моим подсчетам ты уже переступила третье совершеннолетие, оно наступает в двадцать лет, поэтому имеешь право сама решать, вернешься домой или останешься здесь. Но сначала выслушай подробности.

– Прежде всего ответь… если я решу остаться, ты все равно уйдешь?

– Нет… не уйду. Не смогу. Энергии не хватит открыть проход.

– А со мной, значит, тебе хватило бы?

– Я и не собирался идти с тобой, – помрачнел он. – Вернее, не сразу. Ты вполовину легче меня, и силы понадобится вдвое меньше. Я точно рассчитал – отправить тебя мне как раз хватит запасов.

– Дед! – мгновенно вспыхнуло во мне возмущение. – И как ты себе это представляешь? Выхожу это я в твоем мире и сразу смогу разговаривать, всех понимать и все мне будут жутко рады? Я все-таки книжки про попаданцев читаю, и этот момент меня всегда смешил.

– Разговаривать ты сможешь и понимать тоже, – невесело ухмыльнулся Бес, переходя на язык сказочной страны, придуманной им для меня еще в детстве.

Когда мы с ним весело переговаривались на этом мягком языке, прохожие недоуменно оглядывались, а некоторые даже подходили и интересовались, откуда мы приехали. Ни один из европейских языков не звучит так певуче и одновременно звонко, а на каких-нибудь забытых цивилизацией островитян мы ничем не походили.

– Так, значит… – начала я понимать, чем занималась всю жизнь, – сказки про страну синих дубов и розовых облаков – вовсе не небылицы?

– Я же маг, а не менестрель, чтобы придумать столько связанных логикой подробностей, – снова хмуро хмыкнул Бес. – Рассказывал чистую правду. И про магов, и про селян, и про заповедные леса, и про разных разумных существ.

– Ну и как мне искать среди этих леших, русалок и селян своих родителей? И с чего они вдруг поверят, будто я и есть их погибшая дочка?

– Там все знают, что ты не погибла, – терпеливо сказал дед, впрочем, он всегда умел все разъяснять очень доходчиво. – Межмировой перенос – вовсе не то же самое, что обычный портал. Он переносит лишь человека, практически разбирая на молекулы. А все остальное остается на месте. Я же тебе говорил. Маги обязательно должны были нас искать. И как только они нашли мою одежду и амулеты, то сразу поняли, что произошло.

– То есть, – медленно пробормотала, представляя эту картинку, – я появлюсь там еще и в чем мать родила? И меня не примут за сумасшедшую или какую-нибудь шальную русалку? И не погонят из деревни метлами? Или, еще хуже, могут принять за жрицу любви?

– Я об этом думал, – виновато глянул Бес, – и нашел выход. Только не начинай сразу кричать… сначала выслушай спокойно.

Кричать мне тогда не хотелось, абсолютно. Было огромное желание вскочить и сбежать, и не в свою квартиру, там он меня найдет, сам ее покупал. Нет, куда подальше, за океан, в Австралию, на дикие острова, потому что в глубине души я уже знала, что соглашусь на любую придуманную им авантюру. Ведь сообщением о родителях он попал мне прямо в сердце. О том, что они живы и не бросили меня, не уехали за деньгами в Америку или за открытиями в Тибет. А просто потеряли маленькую дочку в стихийном бедствии и надеются когда-нибудь встретить.

Я слушала и возмущалась, спорила и стучала по столу кружкой, но в конце концов все равно согласилась. Хотя сыграл свою роль вовсе не довод, который дед считал главным.

– Ты пойми, у многих жителей нашего мира есть способность управлять магией, у кого-то крохотная, у кого-то вообще незаметная. Примерно как у землян – умение петь. Но повезет только тем, чьи слух и связки не изуродует детская ангина или хроническая простуда, а остальные потеряют эту способность в раннем детстве или при взрослении. Так же и магическая одаренность. Малыш еще в утробе матери чего-то недополучил или испугался, как говорят здесь – испытал стресс, и сам наложил на себя защиту, которая закрыла к нему доступ магии. Поэтому прана, это самое подходящее местное слово, не поступала в организм, обтекая его стороной. Вот и не сформировались каналы, не вызрело неосознанное умение собирать энергию с каждым вздохом, как кислород. А при межмировом переносе все эти изъяны и уродства организма исправляются, тело собирается самым оптимальным вариантом. Можно сказать, идеальным, потеряв все болезни, раны и недостатки. И это не подарок, а необходимость, иначе практически невозможно выжить в чужом мире, где даже воздух и сила тяжести другие, не говоря про сотни прочих опасных различий.

– Следовательно, здесь ты стал сильнее? – уловила я из этих объяснений самое важное, что хотела знать наверняка.

– Да. Потому и уверен в успехе, – твердо кивнул он. – И кроме того, сто раз все просчитал и даже сделал несколько экспериментов. Тебе ничего не грозит, я бы никогда не решился открыть портал, если бы оставался хоть малейший шанс потерять единственного родного человечка. Но говорю сейчас не про себя. Ты теперь тоже маг, и я, как умел, все эти годы поддерживал в тебе эту способность. Да и сама, когда успокоишься, можешь припомнить, как везло тебе, если случайно падала, и как быстро исчезали все твои царапины. Уж извини, но я старался развивать в тебе защиту и целительство, на остальное не хватало энергии. А после переноса ты будешь уметь намного больше, только не рискуй, подожди день-два в укромном местечке, пока организм стабилизируется.

«Так вот почему меня так упорно манили разные елки и темные уголки!» – дошло вдруг до моего сознания, замороченного последними суматошными днями в родном, как я ошибочно думала, мире. Это дед постарался вбить мне в голову главные, по его мнению, правила. «И правильно, наверное, делал», – огорченно вздохнула я, словно наяву увидав его осунувшееся, обросшее седой щетиной лицо.

Поэтому главный довод, окончательно склонивший меня к этой авантюре, даже вспоминать не нужно, он и так все время рвет душу.

– Дед… – робко спросила я на следующее утро, – а может… все-таки останемся?

В тот момент мы вместе с ним спускались в подвал, где он оборудовал мастерскую и лабораторию в одном флаконе.

Причем современную и стерильную, ничем не похожую на остальной дом. Это там, наверху, стояли старинные шкафы и диваны, лежали на полу привезенные из города потертые ковры и висели на окнах выцветшие занавеси. А здесь были собраны какие-то приборчики и колбочки, блестели никелем инструменты и крохотные весы. Бес осторожно приторговывал собственноручно сваренными зельями, и они были в десятки раз эффективнее разрекламированных пилюль.

– Как хочешь, – сказал он внешне спокойно, но спина сразу как-то сгорбилась, руки бессильно обвисли, и мне вдруг стало понятно, как сильно он постарел за последнее время, хотя и старается держаться.

– А сколько тебе было там… когда мы попали сюда?

– Шестьдесят, – нехотя признался он и тише буркнул: – Но в нашем мире это считается молодостью. Мы живем в несколько раз дольше… магия, натуральные продукты, никаких заразных болезней.

– Но у тебя же и здесь есть магия! – Мне никак не удавалось понять, в чем проблема. Ведь он может сварить себе омолаживающее зелье, варит же богатым дамочкам и разным неизвестным личностям.

– Есть. Но очень мало. Все, что могу, вкладываю в накопители, чтобы с гарантией хватило на портал. И тратить на себя этот запас не собираюсь, – мрачно отчитался Бес.

Вот тогда я и поняла, что он и в самом деле скорее сдастся старости и болезням чужого мира, чем отнимет у меня надежду на встречу с матерью. Потому покорно, как мазохистка, и пошла в дальнюю комнатку, где мне предстояло прожить следующие две недели, обучаясь умениям, необходимым для выживания на далекой родине. И в основном ненадолго превращаться в подобие шеосса, бывшего в этом мире кем-то вроде лесничего и лешего в одном флаконе. Довольно неказистое и нелюдимое создание, зато покрыто мехом и не боится никаких хищников. И, конечно, разумное, никаким иным я никогда не согласилась бы стать даже на минуту.

Глава вторая

Глядя на растущую с рекордной скоростью густую шелковистую шерсть шоколадного цвета, покрывающую меня теперь с макушки до ногтей, я истерично хихикнула.

Все у нас получилось, хотя это была самая слабая сторона его плана. Закон междумирного переноса строг и незыблем, перейти может только разумное существо. И только в собственном теле. Даже если шагнет в портал в чужом облике, переход всегда доставит его в первозданном виде. Но если научиться менять внешность и хотя бы немного потренироваться, чтобы тело наизусть выучило порядок действий, то, оказавшись в другом мире и получив бонус в виде усиления магических способностей, можно довольно быстро повторить этот фокус.

Нужно лишь иметь на преображение хотя бы сутки, а лучше двое, и на этот случай дед научил меня несложному заклинанию отвода глаз. И я искренне считала, что оно действует, пока мерзла на своей кочке.

А вот теперь начала сомневаться, потому что зеленый гость снова сидел неподалеку от моего гнездышка и тихонько скулил, пытаясь обратить не себя внимание.

– А ну, пошел отсюда! – рявкнула я как можно более грозно и потрясла палкой.

Но существо обиженно фыркнуло и подвинулось ближе.

Пришлось вылезать из пригретого гнездышка, брать палку поудобнее и делать вид, будто собираюсь устроить ему взбучку.

– У-у! – укоризненно гукнуло оно и протянуло мне лапы, в которых держало лопух.

Ну или какой-то другой похожий лист, не важно. Зато на нем поблескивала мокрыми боками горка крупной земляники.

Она была такой знакомой и родной, что у меня во рту мгновенно появилась голодная слюнка, и некстати припомнилось, что ела я еще в родном мире, хотя это не имеет никакого значения. В новый мир человек всегда приходит с пустым желудком.

Но даже за эту прекрасную землянику я не готова была уступать так необходимое мне сейчас гнездо. Пусть приходит попозже, дня через два. Ничего же с ним не станет за это время, раз здесь в разгаре весна?

– Положи и отходи, – приказала строго, подумала и добавила помягче: – Можешь устроиться там, куда дождь не достает.

Если это шеосс, то он меня поймет, ведь говорю я на местном языке. А если какой-то зверь, то должен думать, будто шеосс – это я, и, значит, меня надо бояться.

Он вроде бы что-то понял, но поступил по-своему. Опасливо втянув голову в плечи, сделал несколько осторожных шажков ко мне и положил лопух на мох. А потом отодвинулся и сел на корень, явно давая понять, что теперь он отсюда не уйдет, так как выкупил это право своим подношением.

Справедливо, в общем-то, рассудил, вяло восхитилась я, пытаясь сообразить, как забрать ягоды. Идти туда с палкой не получится, одной рукой лопух мне не унести. А положить палку, утащить ягоды и попытаться вернуться за оружием – полный идиотизм. Животное вполне может за это время стать хозяином дубинки и, следовательно, положения.

Значит, нужно оставить ее в гнезде. И, забрав ягоды, отступать задом, не выпуская из виду зеленого подхалима. Ну а если что – кинуть подарок ему в морду и бежать за палкой.

Так я и поступила, только дубинку предусмотрительно переложила в другую сторону, чтобы все время быть между ней и зеленым. Но он оказался порядочным – сидел, заинтересованно наблюдая за моими маневрами, и не сделал ни единого движения к гнезду.

Добравшись до укрытия и переведя дыхание, я долго нюхала и рассматривала ягоды, пытаясь найти хоть малейшее отклонение от самой обычной земляники и невольно вспоминая картинки «найди десять отличий». Но их не было. Ни одного.

Как такое возможно? Миры разные, деревья другие, я ни одного знакомого листика не увидела, дубы синие, грибы вычурные, мох… вот мох вроде похож на наш, хотя, насколько мне помнится по альпийской горке, он бывает разных видов.

А ягоды – просто копия, и не только вид и цвет, но и аромат. Нет, специально я не нюхала, он сам постепенно достиг моего носа, и есть захотелось просто нестерпимо. Как и пить… но это желание я старательно отгоняла. Дед обещал, что через сутки, максимум – двое, когда я надышусь местным воздухом и в организме накопится прана, то есть магия, он сам начнет сортировать растения на съедобные и ядовитые, отличать чистую воду и всякие зелья.

Хотя я уже вижу потоки чистой воды, здесь дожди не несут ни химических выбросов, ни радиоактивных микроэлементов. Но из-за настырного зверя не могу до нее добраться. А он смотрит так укоризненно, словно понимает мои подозрения и оскорблен до глубины души.

Может, и правда попробовать одну ягодку? Хоть не целую, только кусочек откушу, ведь от него мне ничего не будет? Голод все же победил в борьбе с сомнениями, и, придирчиво выбрав ягоду, я осторожно откусила самый кончик. Пыталась долго дегустировать, прислушиваться к своим ощущениям, но он оказался таким настоящим и таким маленьким, что рука сама сунула в рот остальную ягодку. А потом еще одну и еще.

Опомнилась я в тот момент, когда в руках остался большой лист неизвестного растения, вовсе не похожего на лопух. А зеленый добродетель уже сидел рядом, по-хозяйски поглаживая меня по обросшему шерстью плечу.

– Эй ты, нахал! – возмутилась я. – А ну, пошел вон!

Но он даже ухом не повел, подхватил меня легко, как ребенка, и отсадил в сторонку. А сам повернулся спиной и принялся копаться в моем гнезде. Я попыталась схватить дубинку и припугнуть захватчика, хотя уже сообразила, что глупо драться с ним всерьез. С такой силищей и ловкостью он просто раздавит меня, как букашку.

И обмерла от неожиданного жуткого открытия – мои конечности отказывались меня слушаться. Не шевелились ни руки, ни ноги, да и голова поворачивалась с трудом. И даже язык стал чужим, оставалось только сидеть и смотреть на ненавистную кучу зеленого мха, поймавшую меня проклятой земляникой как последнюю лохушку. В сердце вскипели злость и досада на собственную доверчивость, на глаза навернулись слезинки.

А ведь дед сто раз повторил одно и то же:

– Только не спеши, Варя, потерпи пару дней! Спрячься подальше, чтоб никого не встретить, и спи, все остальное потом.

Я и спряталась… в самом неудачном месте, как выяснилось.

Зеленый очень ловко отгреб листья от развилки корней, выкопал ямку и достал какой-то очень грязный предмет. Вроде горшочка или круглой шкатулки. Поддел пальцем крышечку и плюнул внутрь. Быстрой искрой блеснула зелененькая штучка, похожая на льдинку, получше рассмотреть не удалось, и крышка сразу же захлопнулась. Горшок вернулся на место, земля тоже, а следом мой враг отправил туда и листья, сложив плотной кучкой, как две капли воды похожей на ту, какой она была до моего прихода.

Впрочем, к этому моменту я уже с ужасающей ясностью понимала, что умудрилась сделать все мыслимые ошибки. И вовсе не я тут шеосс, а вот этот невозмутимый зеленый зверь.

Он знал это с самого начала и разыграл меня, как маленького ребенка, наслаждаясь неожиданным развлечением. А теперь связал непонятной силой и явно имеет на меня свои планы, помешать которым я не могу, хотя и желаю всей душой.

Закончив маскировку своего нищенского клада, шеосс как-то подозрительно оглянулся, посомневался, затем, явно приняв решение, жестом фокусника вытащил откуда-то пучок зеленых лиан и ловко обмотал меня ими.

Ну вот и стало окончательно ясно, кто я для этого монстра.

Добыча. Причем легкая, сама пришла, сама наживку взяла, еще и дров на зиму принесла. И сейчас меня или просто съедят, или засушат на черный день, а дед напрасно будет ждать в условленное время портал, который я должна была выпросить для него у совета магов. И год, и два, и три… так как знает: я о нем никогда не забуду и никогда не брошу, как он не бросил меня когда-то в пропасти, а потом в приюте.

Просто решит, что не все получилось сразу.

Слезы катились уже потоком, в горле набух комок, а в носу хлюпало, когда ловко вскарабкавшийся по стволу шеосс начал подтягивать меня к себе, как рыбу из речки.

Мимо мелькали ветви и сучки, то бедро, то плечо ощутимо задевали ствол, и я, может, порадовалась бы, что уже покрыта шерстью, но думать о такой мелочи сейчас просто не могла. Меня переполняли горькая обида и тягучий, как смола, страх, перед которым отступили остальные чувства. И все, на что я еще была способна, – это зажмурить глаза и зло шипеть сквозь зубы, в очередной раз получая тычок от синего дуба.

Шеосс наконец подтянул меня к себе, сунул под мышку, как щенка, и куда-то поволок. Всего несколько секунд, но каждая оказалась для меня пыткой. А я еще считала, что нет ничего страшнее, чем входить в портал, когда не уверен, попадешь ли туда, куда отправляешься, или непонятная система откажет как раз на тебе.

Нет, попасть в жилище шеосса, которому я так беспечно угрожала палкой, намного страшнее. И где была моя интуиция, почему я не схватила свою дубину, не раскланялась с зеленым монстром и не сбежала, как заяц от волка? Вообразила себя магиней… три ха-ха. Магии так и не увидела, а жизнь уже тю-тю. Я снова всхлипнула и еще крепче сжала веки, предпочитая не видеть, как меня начнут есть.

Но монстр меня вдруг уронил. Сердце на миг остановилось, рот открылся в безмолвном крике, и тут же от удара легонько лязгнули зубы. Хотя пол был не очень твердым и я почти не ушиблась – упорно лежала не шевелясь и не открывая глаз. И вскоре почувствовала, как лапы шеосса крутят мое тело, снимая лианы. Затем он посадил меня, прислонив к чему-то спиной, и исчез.

Несколько минут, тянувшихся бесконечно, как вечность, я терпела, потом не выдержала и приоткрыла один глаз. Огляделась и распахнула второй. Я сидела у стенки сплетенного из ветвей шалаша, устланного сухим мхом и мелкой травкой, а шеосса нигде не было. Мелькнула мысль попытаться сбежать – и тут же растаяла. Руками я уже могла немного двигать, но ноги до сих пор оставались парализованными.

Внезапно ветви в дальнем от меня углу раздвинулись, и в щель протиснулся шеосс. В лапах он держал две деревянные посудины, больше всего похожие формой и размером на ведерки, в каких продается квашеная капуста. Одну он протянул мне, вторую примостил на крохотную кривенькую полочку.

Я демонстративно спрятала руки за спину, и близко не собираясь ничего брать у этого гада. Хватило одного раза, второй не попадусь.

– Ешь, – внезапно хрипловато буркнул он.

Его неожиданная разговорчивость меня ничуть не удивила и не обрадовала, лишь острее кольнула сердце горечь разочарования. Глупо ждать чего-то доброго от разумного существа, которое обращается с беззащитной незнакомкой как с рабом или вещью.

– Да пошел ты… – вырвалось само, ну а потом я уже добавила от души: –…со своими подачками, подлый гад! Сволочь, садист, живодер недобитый!

В сердцах я забыла, где нахожусь, и крыла его по-русски, спеша выплеснуть всю свою ненависть. Наверняка он это чувствовал, хотя и не понимал, но отвечать не собирался. Поставил посудину неподалеку от меня и сел у противоположной стенки, изредка поглядывая в мою сторону желто-зелеными глазками, в глубине которых светилось откровенное презрение.

И вот оно было самым неуместным в этом месте и этой ситуации, хотя я не сразу это заметила.

Некоторое время тишину странного жилища нарушало лишь шуршание ветвей от ветра, потом шеосс взял свою чашку и начал есть. Судя по всему, там было что-то молочное, сметана или простокваша: на морде монстра, поразительно похожей на человечье лицо, остались белые капли. Он вытер их какой-то серой тряпкой, отставил пустую чашу и, покопавшись в подстилке, достал плоскую деревянную шкатулку.

Я настороженно следила за каждым его движением, ноги постепенно оживали, и вместе с ними возрождалась надежда на спасение. Смешно ведь не попытаться сбежать, если это единственный шанс выжить самой и спасти деда.

– Ты хотел быть шеосс, – произнося слова как-то слишком медленно, словно с трудом, бесстрастно объявил мой враг, глянул на меня с откровенным ехидством и победно завершил: – Теперь ты шеосс!

Целую минуту, а может и две, я потрясенно таращилась на него, пытаясь понять, что он хотел этим сказать и есть ли какое-то второе или третье значение у этих диких слов, но монстр молчал, многозначительно постукивая по шкатулке обезьяньими пальцами.

– В каком смысле? – сообразив, что реплика за мной, сухо осведомилась я.

Он снова высокомерно ухмыльнулся и с неожиданной выразительностью оглядел меня с ног до головы. Автоматически проследив за его взглядом, я обмерла, не желая верить в происходящее.

Шоколадная шерстка, которую научил меня выращивать дед, просто на глазах росла и зеленела, превращая меня в точную копию сидевшего напротив шеосса. Вот теперь значение его слов наконец дошло до меня более чем отчетливо, и новая волна отчаяния затопила душу.

Теперь бесполезно даже пытаться сбежать: вторая часть плана – достать одежду, сменить облик и попытаться добраться до любого мага – мне уже недоступна. Ни один человек не станет задаром слушать шеосса, которых тут считают духами леса, способными за ночь вырастить любое дерево. Сначала от меня потребуют оплату… а где я ее возьму?

И я снова сорвалась, глупо и некрасиво, как самая натуральная гламурная истеричка, которых давно узнаю с первого взгляда и просто на дух не выношу.

– Какой еще шеосс?! – заорала во все горло, словно монстр был глухим. – Какой, ко всем чертям, шеосс?! Я никогда не собиралась такой оставаться, мне всего-то и нужно было выжить несколько дней, пока доберусь до поселка!!!

О том, что там я намеревалась просто обокрасть селян, оставив взамен одежды сомнительную расписку на имя Бестенса, я, разумеется, смолчала, надеясь, что этот вопрос никогда не возникнет в лохматой башке шеосса.

– Тут сказано, – с откровенным превосходством заявил он и достал из шкатулки документ.

Именно документ, каллиграфически выписанный на плотной, пожелтевшей бумаге замысловатыми значками и украшенный бледно светящимися печатями.

Я схватила его в руки и принялась лихорадочно складывать в слова, знакомые с детства, местные буквы, спеша и ошибаясь на каждом слоге:

– «Каж… каждый, кто при-дет в лес на… нагой… и во… возьмет об… образ…»

– Не умеешь, – еще высокомернее констатировал шеосс и, отобрав у меня документ, начал читать медленно и с явным удовольствием: – «Каждый, кто придет в лес нагим, добровольно примет образ шеосса, найдет клад, сделает редкий дар и примет ответный дар, – навеки станет шеоссом!»

– Ко мне это не подходит! – обрадовалась я. – Я тебе никакого дара не делала! И клада не находила!

– А ягода? – снисходительно фыркнул он. – Ты думала про незнакомую мне ягоду, я ее создал и тебе подарил. Теперь буду такие сажать.

– А клад? – ехидно осведомилась я. – Клада не было!

– Ты его нашла, защиту нарушила и сверху сидела. – В голосе шеосса чувствовались раздражение… и разочарование, что ли.

– Бред! Я не клад искала, а сухие листья, чтобы сделать себе постель. И шерсть отращивала только потому, что никакой одежды у меня нет, а сидеть под дождем нагишом холодно! – протестовала я, а в душе стремительно росла безумная надежда.

Возможно, у меня есть шанс избежать вступления в клан шеоссов, раз он начал переговоры?

– Весной в лесу таких листьев не бывает, – логично заметил зеленый зверь и сухо добавил: – А эти никто не видит. Только имеющий дар. А раз у тебя есть дар – ты могла сделать платье, а не шкуру шеосса! Значит, лжешь. Ешь и ложись спать, утром пойдешь учиться сажать дубы. Это теперь твоя жизнь.

Встал и направился к той стене, откуда пришел. Я сразу же очень отчетливо представила, как годами брожу по лесу, копая ямки под саженцы, потеряв из-за проклятого монстра все, чего у меня еще нет, но могло бы быть. Родителей и родной дом, деда и того пока неизвестного, но заведомо самого замечательного парня, которого я еще не встретила.

И не могла, как я теперь понимаю. Просто дед никогда бы этого не допустил. Только перед уходом сюда я внезапно сообразила, почему, едва познакомившись со мной, парни исчезали, не оставив координат. Некоторых почти сразу разоблачал дед, угостив домашней наливочкой и разговорив, другие прокалывались сами, как только попадали в нашу квартиру, заставленную старинной мебелью и антиквариатом.

И как деду удалось уговорить Клавдию Степановну, владелицу четырехкомнатных хором в дореволюционном доме, пустить нас на квартиру, теперь тоже догадываюсь. Понимаю, и почему она потом по-настоящему уважала деда и считала меня внучкой, нянчилась и воспитывала почти двенадцать лет, пока внезапный сердечный приступ не настиг старушку в булочной, когда при ней не оказалось приготовленных Бесом пилюль.

Все это промелькнуло в мозгу не молнией, а обжигающим откровением, заставившим меня снова взорваться ненавистью к проклятому монстру. И пусть он умеет говорить по-человечески и даже читать, на поверку это чудище хуже дикого зверя, который охотится только из-за голода.

– Я никогда не лгу! – закричала, всей душой желая убить, стереть в порошок существо, превратившее меня в шеосса ради дурацких дубов. – И никаких платьев делать не умею, иначе и близко бы сюда не попала! Это ты, гад, убийца, подлец, придумал хитрые правила и ловишь бедных людей, чтобы превращать в своих рабов! Чтоб ты сгорел, чудовище!

Ослепительная вспышка заставила меня на миг зажмуриться, но уже в следующий момент, услыхав потрескивание огня и почуяв едкий дым, я распахнула глаза и потрясенно замерла, глядя на яркий факел, в который превратился шеосс. Но горел не только он, язычки пламени весело лизали своды шалаша и устилающий пол мох, дымились корявые полки и пустая чашка.

Надо бежать, пока не сгорела, мгновенно решил кто-то за меня, и, ринувшись к выходу из шалаша, я принялась яростно раздвигать упрямо не поддающиеся ветви.

– Стой! – властно рыкнул шеосс, и в то же мгновение со всех сторон брызнула вода, словно кто-то нажал рычаг, включающий фонтан.

В несколько секунд я промокла, как сунутый в ванну котенок, и сразу поняла на своей шкуре, почему они так не любят купаться. Очень противно, когда по шерсти течет холодная жидкость, которую невозможно вытереть.

Кстати, пахла она странно, как будто в воду добавили майского меда. Автоматически собрав в позеленевшую ладонь несколько капель, слизнула их, смывая с горла горьковатый запах дыма. Действительно, вкус отдает лимонадом. Я уже осознанно подставила руки под слабеющие струйки, набрала сколько смогла и выпила до последней капли.

– Пункт четвертый, – насмешливо сообщил шеосс, и его голос почему-то показался мне женским, – выпить сока синего дуба, отданного добровольно.

– Не было в том свитке четвертого пункта! – машинально возразила я, опасливо поворачивая голову.

Смотреть на обожженного монстра не хотелось категорически, к тому же в глубине души плескался жгучий стыд. Я всегда остро ненавидела нелюдей, способных спокойно издеваться над живыми существами, а сегодня сама чуть заживо не сожгла шеосса. И не важно, что монстр поступил со мной подло, он лишь выполнял какой-то свой закон, который я умудряюсь нарушать каждые пять минут. И может, я сумею ему чем-то помочь?

Увиденное просто потрясло. Шеосс сидел на пеньке и спокойно соскребал с себя запекшиеся комки, под которыми нежно зеленела густая, чистая шерсть. И на его оливковой морде не было даже следа от пламени, жарко полыхавшего тут всего минуту назад.

Значит, огонь шеоссам не страшен? И я зря за него переживала? Он сейчас отряхнется и будет как новенький, а я нечаянно сделала еще один шаг в вечное рабство. Если только он не обманул со злости.

– Пункты с четвертого по седьмой написаны на другой стороне, – ехидно пояснил лохматый интриган.

И так уверенно он это сказал, что я вдруг очень отчетливо поняла – все бесполезно, и сопротивление, и ругань. И просить его о пощаде тоже не стоит. Им зачем-то нужны новички: может, сами размножаются плохо, а может, дубов нужно больше. Вот оно какое полезное, оказывается, это дерево: и жить на нем можно, и от дождя укроет, и от пожара защитит.

В груди все сжалось, и стало так больно и горько, что я села прямо там, где стояла, уронила голову на колени, обхватив их руками и заплакала так отчаянно, как раньше плакала лишь один раз, узнав, что бабушки Клавы больше нет. Я подвывала и всхлипывала, отчаянно жалея и себя, и деда, и незнакомую мне мать.

– Чего ты так ревешь? – буркнул шеосс совсем рядом. – Ведь получила все, чего желала!

– Дурак ты был, дураком и остался, – прорыдала я обреченно. – Тебе объясняют как человеку – не могла я этого хотеть! И правил ваших не знала! А одежды у меня нет по простой причине – я только утром пришла сюда из другого мира, а в портал вещи не проходят. И зачем мне твои клады, если мне мать искать нужно, я ее двадцать лет не видела! А потом деда сюда вытаскивать, он там быстро стареет, у нас магии нет!

– Но ты же маг?

– А ты – зеленый дурак! До дня сегодняшнего никакой магиней я не была. Магами становятся после межмирового перехода. Хотя в детстве, когда дед меня туда утащил, мне, конечно, достались способности, но без магии они не развивались. Кое-что я умела, погоду предсказать, и камни видела, но не больше, чем некоторые люди.

– Кто такой «дед»? – Шеосс уже сидел почти рядом и спрашивал с любопытством, но я не обольщалась.

Раз монстру так нужен раб, что он готов на любые интриги, то вряд ли станет меня жалеть и уж конечно никогда не отпустит.

– Он маг из этого мира. Вытащил меня из лавины и открыл портал в другой мир. Как это случилось, не знаю, была совсем маленькой, а потом он меня нашел в приюте и украл. И все эти годы, пока искал способ вернуться, заботился и копил энергию. Но накопил мало, хватило только на меня. Теперь я должна найти мать и магов и попросить помочь ему открыть портал. А если я буду сажать твои дубы, дед там скоро умрет… а он у меня единственный родной человек.

Я отвернулась от упрямого монстра и снова заплакала, тихо и безнадежно.

Шеосс встал и принялся копаться в своих потайных сундучках и схронах, открывавшихся в самых неожиданных местах: под мхом, среди ветвей и даже на куполе шалаша, в плотно прикрывающих убежище листьях.

– Идем, – объявил он, закончив свою возню. – Скоро ночь, спать будем в другом месте.

Мне было все равно, где спать, и спорить я не собиралась. Только законченные дурочки, попав в плен к могущественным существам, сопротивляются открыто. Сегодня такой идиоткой я уже была… правда, явно из-за стресса, но это плохое оправдание для разумного человека. И повторять печальный опыт больше не собираюсь, во всяком случае очень постараюсь.

– Слезай сама, – раздвинув ветви, скомандовал леший. – Ты теперь шеосс и сильнее, чем прежде.

«Благодаря твоим стараниям», – едва не съязвила я, но прикусила язык и полезла вниз, благодаря судьбу, что хотя бы гроза закончилась.

Руки и в самом деле стали крепче, или тут сила тяжести слабее, не мне судить, но спустилась легко, как будто весила втрое меньше. «Глядишь, с такими талантами вообще акробатом скоро стану, смогу в цирке подрабатывать», – ядовито ухмылялась я, топая за шеоссом, уверенно прокладывающим путь через густой кустарник. Но в душе было пасмурно и тоскливо.

А монстр, едва миновав мокрые, колючие заросли, тщательно расчесавшие и промывшие мою шерсть спереди и по бокам, остановился и коротко свистнул. С минуту мы чего-то ждали, потом между деревьев замелькали тени, и на полянку выскочили странные мохнатые звери. Явно травоядные, пониже оленей, но выше коз. Чем-то похожие на яков, однако ноги, заканчивающиеся широкими копытами, длиннее. Рогов они не имели, зато изо рта торчали внушительные бивни. «Значит, тут водятся и хищники, от которых этими бивнями удобно отбиваться», – мелькнула здравая мысль и пропала, когда одно из животных направилось прямиком ко мне.

Уж не знаю, чего оно хотело, выяснять это на близком расстоянии я не собиралась. Белкой влетела на дерево и устроилась в удобной развилке.

– Слезай, – мгновенно раздался приказ. – Это олени. Мы на них поедем.

– У оленей не бывает клыков, – возразила я сверху. – У них ветвистые рога, и вообще они изящные.

– Это твой маг так делал перевод, – укоризненно посмотрел на меня шеосс. – Значит, другого подходящего зверя не нашел. Слезай, они добрые и бегают быстро. До темноты доедем.

Я глянула на небо и медленно полезла с дерева вниз. Солнце и в самом деле уже наполовину ушло за кроны дубов, и путешествовать по лесу ночью – наверняка не самое лучшее развлечение.

Глава третья

На клыкастых оленях шеоссы ездили без седла и поводьев, просто вцепившись покрепче в гриву да пониже опустив голову, чтобы не выбило сучком глаз.

Распластавшись на шее стремительно ринувшегося вперед животного, я жалела лишь о том, что лешие не научились выращивать себе панцирь на лбу. А еще на затылке и плечах, хотя густая шерсть очень хорошо смягчала удары ветвей, заодно причесавших и вымывших теперь мою спину. Вообще, за шерстью, оказывается, очень удобно ухаживать: погулял по кустам после дождя – и мыться не нужно. А мелкие веточки и всякие листочки-цветочки обсыплются сами, когда просохнешь.

Как выяснилось, дорогу олени знали отлично и привезли нас к небольшому домику как раз к тому моменту, когда на небе поблекли розовые, как малина, облака. На несколько секунд замерли, позволив спокойно слезть, и так же стремительно умчались в заросли.

Шеосс не оглядываясь поспешил к дому, одним прыжком заскочил внутрь и закрыл за собой дверь, а я постояла, озираясь, и потихоньку побрела следом за ним. Все правильно он соображает, больше мне отсюда идти некуда. Если с того места, куда рассчитывал забросить меня Бес, он советовал идти на юг, то теперь я и близко не могу понять, как выбираться. На этой планете больше лесов, чем морей, и я вполне могу совершить кругосветное путешествие и вернуться сюда же, так и не попав ни в один город.

– Долго ты будешь раздумывать? – ехидно спросили откуда-то сверху.

Подняв голову, я увидела распахнутое окно и глядящую на меня из него женщину.

Самую обычную, деревенскую, я таких в поселке встречала, где дед живет. В каких-то пестреньких кофточках и несуразных платках, они с ранней весны копали и пололи грядки, продавали на лавочках у станции первую клубнику и молодую картошку, а по осени – груши и яблоки в ведерках разных размеров.

– А мне можно войти? – спросила я вежливо.

– Входи, – как-то странно скривилась она и захлопнула окно.

Мое «спасибо» никто уже не услышал, но ведь это и не важно? Главное, я его сказала.

В доме властвовали три сестры запустения: темнота, тишина и сыроватая прохлада, но из-за приоткрытой двери, ведущей из сенцев в какую-то комнату, тянуло дымком и доносился тихий треск разгоравшихся дров. Подождав немного, но так и не услыхав приглашения, я решительно направилась именно туда. Просто потому, что в другие двери входить не хотелось абсолютно.

Судя по первому впечатлению, это кухня. Небольшая, почти как в доме деда, только печь незнакомой конструкции. Снизу – маленький камин, в котором разгораются наломанные неровными кусками сучья, а выше – несколько глубоких ниш вроде духовок, и пара из них даже имеет дверцы.