Мрачные сказочки Гренлока бесплатное чтение

Пролог

Одним темным-темным вечером в одной небольшой лаборатории университетского кампуса горел свет. Свет извлекался из потрескивающего и шипящего искрами экранчика, к которому десятком проводов была присоединена печатная машинка. Клавиши оной то и дело хлестко ударяли воздух, распуская неприличный шум, в столь позднее время пугавший страдающих от неврозов лабораторных летучих мышей, для которых подобный звук означал начало протоколирования очередного эксперимента. Но в этот вечер им нечего было опасаться, в отличие от маленькой печужки, только что собравшейся спеть свою ночную идиллически прекрасную песнь. Как только птаха раздулась, набравши воздуха для знаменательной начальной ноты, чья-то черная когтистая лапа успела схватить несчастную и уволочь во мрак.

Под хруст костей на пыльном от неприличной россыпи злорадно перемигивающихся звезд небе тяжелыми тушами волочились накудрявленные облака. То и дело из них выпадали мелкие тучки, которые тут же, не жуя, жадно заглатывала желто-зеленая пасть заката. Ветер, тоскливо завывающий в трубах, в исступлении сорвал единственный листочек на голой ветке ивы, и, не удовлетворенный отсутствием внимания к собственной персоне, потащился выламывать лист железа с карниза лаборатории. Об этом самом давно шатающемся листе университетский «живой зомби» Геркулай вот уже двадцать пять раз предупреждал равнодушного к его просьбам и вселенной вообще толстячка завхоза с широкими усами и квадратным лицом.

Примечание: по правде говоря, с научной точки зрения Геркулай не являлся зомби, скорее жертвой неудачного эксперимента с астральными сферами, застывшей между «там» и «здесь», между мистическим и физическим мирами. К вящей неудобице «здесь» застряло лишь его тело и некоторая часть примитивных личностных качеств, в которые как нельзя кстати затесалось умение делать проблемы из ничего и возводить их до уровня абсолюта. Для помощника завхоза – качество наипервейшей важности, для самого Геркулая – единственный доступный ему вид магии. Тем не менее, научное сообщество университета не смогло определиться, «недоумер» Геркулай, или же «пережив». И потому, ради уменьшения бумажной волокиты на закрытом заседании Комиссии по этике решено было инвентаризировать несчастную жерву излишней веры в экспериментальную науку как «Зомби. Исключительный подвид – живой» и причислить к лаборатории факультета прикладной магии в качестве особо ценного экспоната «с зачатками разума».

Меж тем, ветру удалось покончить со своим подлым делом и вырвать-таки несносный лист железа, от чего тот насупленно бросился вниз и с грохотом обрушился на крышу коморки Геркулая. Разбуженный и злой, Геркулай вышел на улицу и сразу получил каплей дождя в ухо, а затем и в лоб. По неизвестным науке причинам Геркулай ненавидел дождь с еще большей яростью, чем вампиры ненавидят, когда кто-то пытается укокошить их серебряной пулей или забросать чесноком. Так что в следующую четверть часа зомби Геркулаем были поставлены с ног на уши все ответственные и безответственные лица, а упавший лист усилием воображения превращен в злонамеренную попытку вредительства казеного имущества. По этому поводу на место преступления была вызвана охрана кампуса, собранная из весьма незаурядных существ, о которых мы узнаем позже.

Об этих событиях, конечно же, не подозревала маленькая ведьма, увлеченно печатающая в визире свой первый в жизни литературный труд. И еще она не знала о том, что черная когтистая тень жидким пятном пролилась вокруг оконца и заглянула внутрь, сузив глаза и облизнувшись. Еще больше она удивилась бы, если бы догадалась, что этот противный визг, оторвавший ее от кипучей деятельности и так похожий на арию умирающей игуаны, был спровоцирован довольно грубым вторжением одного скучающего оборотня, пожелавшего влезть в то же самое оконце и заглянуть за ведьмино плечо прямо в ее новорожденную историю.

Ну, что ж, заглянем и мы с вами – не пропадать же удачно сложившимся обстоятельствам.

Сказочка первая, в которой рушатся тщательно подготовленные ведьмины планы

– Так, что тут у нас? Ведьмы, магия, иномирцы… декан! Да это будет премия века по литературе!

Мой бывший треснул меня по плечу в порыве вдохновения и дико взоржал. Между всхлипами слышалось слово «ректор» и еще что-то нечленораздельное, но матерное.

– Это только вступление, идиот! – яростно защищала свое творение я.

Вот помните какое у вас лицо, когда вы случайно находите в супе волос? Еще хуже, когда он там не случайно, но это уже другая история… Так вот, вот такое именно лицо сейчас было у меня, когда я смотрела на агонию Луки. Он даже похрюкивал. Вот-вот задохнется. Честное слово, я бы с удовольствием посмотрела, как он откинет ласты, но его папочка знатный оборотень. Не приведи Ковен, меня еще обвинят в намеренной попытке убийства. Так что мы переглянулись с Фуфом, сидящим на подоконнике и мерзко вылизывающим свою ушибленную лапку. Естественно, мы посмотрели друг на друга с ненавистью. То, что он мой фамильяр, вовсе не значит, что я должна любить эту злокозненную сволочь. Дабы спасти Луки, я ловко пнула ножку стула, и несчастный повалился на пол. К моему удивлению, смех не прекратился – гад валялся по полу и продолжал ржать. Нет, ну это уже не моя вина! Я сделала все, что могла! Однако я тут же живо представила, как буду рассказывать лорду Диваку о причинах безвременной кончины сыночка, и немного расстроилась. «Понимаете, сэ-э-э-р-р, так получилось, что не так давно я вырвала клок волос из волосатой груди нашего декана… Ну, а что, у него их много, а мне для дела нужно!». Тут даже я улыбнулась, это звучало ужасно дико. Но и ужасно подходило месту. Гренлок, так его и раз так.

К этому моменту Луки перестал ржать как ненормальный и просто тихонько всхлипывал. Он-то знал всю эту историю с самого начала. Тоже мне друг. Да, мы с ним решили остаться друзьями, но мне все больше казалось, что это я ему друг, а он мне так – пользователь. Но, сейчас это не так уж и важно. Не исключено, что скоро меня и вовсе попрут из Гренлока с овациями и оркестром. Я вздохнула…

Но, кажется, пора представиться!

***

Всем привееет, чао, саламалейкун, хай, здраво, жонапот, алоха и так далее! В общем, это, типа, моя социальная сеть, так что, дорогие иномирцы, ежели я чего напутала в ваших приветствиях, не держите на меня зла! Заполните форму обоснованной жалобы, у нас в вузе их раздают в первый день учебы. Начну с празднословия, а то эмоции щекочут мозжечок, ну или не знаю там что, на самом деле я нифига не смыслю в анатомии. Суть в том, что они рвутся наружу. Главное, я честная, да? Вы же мне верите? Верите? :-))))) Надеюсь, что да. По крайней мере у вас принято совать побольше скобок в конец предложения, чтобы вызвать доверие собеседника. И я обязуюсь честно выполнять это правило! По крайней мере какое-то время. Но, вернемся к несправедливости мира сего (не вашего, я про ваш знаю маловато, но, наверняка и у вас полно всякого нехорошего). Так вот…

Видите ли!!! Ведьмы и социальная сеть несовместимые понятия!!! Так мне и сказали на студ совете. О, жабры красощекой журпежи! А ведь я была очень убедительна, даже график нарисовала на трех листах, между прочим! И Фуф мне помогал. Правда, преимущественно наводить художественный страх и ужас на плакате, но на то он и ведьмин фамильяр. Но про это позже.

Я подсмотрела эту идею в визире, через который мы подглядываем в иные миры. Преимущественно смотрим всякое кинцо, разумеется. Особенно любим поглазеть на супергероев – спорим из каких они универов выпустились. Это всегда смешно, поверьте! Визир у нас запечатан в лаборатории, и смотреть в него можно только строго по пятницам. Исключительно строго! Но я дружу с Айко – он у нас вечный студент и вечный лаборант. Он говорит, что у меня красивые волосы, и я иногда отдаю ему то, что осталось на моей расческе, на опыты. Не, не подумайте, будто я не знаю, что по волосу можно навести какое-нибудь проклятье, я вообще-то выпускница. Просто мои волосы не только рыжие, а у всех ведьм черные или каштановые, но еще и полностью лишены отпечатка моей ауры. Такое вот аномальное явление. Айко первым это заметил (интересно, чего он там пытался на меня навести?), и поэтому, как первооткрыватель, взял с меня слово, что я никому не скажу. И теперь делает с ними что-то в лаборатории. Мне не страшно, потому что моя бабуля Зловещая Розамунда. А дядя по папиной линии Геральт Кривощек. Вам это пока ни о чем не говорит, но, надеюсь, тоже немного пугает. В общем, я это к тому, что иногда я пялюсь в визир по своим личным целям. И мне подумалось – ведь не плохая, в сущности, идея, а? Почему бы не стать дружнее и взаимосвязаннее?

Однако мою мысль не оценили от слова «не пошла бы ты, Зелин, далеко и надолго?». Да еще и смотрели взглядом, с каким можно запросто прожечь дыру в озоновом слое. Нет, я, конечно, понимаю, что в нашем образцово-показательном ведьминском сообществе опасно выставлять свои чувства напоказ… Эх, может, меня и правда подбросили, как говаривала бабуля, темная и ужасная ей память? Кстати, про бабулю.

Бабуля у меня была действительно страшная и злобная колдунья, умевшая проклинать одним взмахом брови. Так что именно поэтому взгляды из студсовета не прожгли во мне дыру, а лишь слегка подпалили окружающее пространство. То, что бабуля давненько почила, не делало никого смелей. Ведьмы легко и весело могли восстать из могилы, если им того хотелось. Но им чаще всего не хотелось. Считалось, уж не знаю, как там на самом деле, что после отшествия в мир иной, ведьмина душа упокаивается, потому что там, ну, типа, круче что ли. Вот нафига ей наш дурацкий запутанный мир, пропитанный всякой там ненавистью и мракобесием? А, ладно, не люблю философию. Это скучно.

Один лишь человек обрадовался моему нескромному предложению – Хамс, плотоядное чернявое чудовище. Еще и прыщавое. И настоящий упырь, между прочим. Потомственный. Но без клыков и повадок летучей мыши, он у нас редкий вид – так называемый энергетический. Не было таких никогда, пока этого гада кто-то из другого мира не выкинул в наш. Видимо, там он все, что мог, высосал. Крептозоя ему в печенку! (Это такой вид паразитов, если вы не знали). Нет, ну вот с его-то знаниями можно было запросто свести с лица эту хмарь! Хотя, поговаривали, что это его бывшая прокляла – навела так называемый «неизбывный угорь». И теперь ему ничто не поможет, только искреннее раскаяние. По всей видимости Хамс предпочитал ходить прыщавым, нежели извиниться.

И вот я с отвращением смотрела, как упырь потирал ручонки. Еще бы – такой ведь простор для сплетен и козней эти социальные сети. Он еще подошел ко мне потом в темном, разумеется, коридоре, подмигнул левым косоватым глазом, и сказал, что он на моей стороне. Фи-и-и-и. Но ведь я-то хотела иного! Камон, гайз? Неужели никому не интересно, что чувствует и чем живет обыкновенная среднестатистическая ведьма, студентка Гренлокского университета подозрительных сил? (На самом деле «таинственных», но тут что-то такое иногда преподают, что мы в общаге его иначе и не называем, как Гупсом, иногда просто Упсом).

После этого моего вопроса на меня фыркнули. Двадцать пять фырков. Один воздержался. И как я это вынесла? Еще и Фуф, гаденыш, высунул язык и скорчил препротивную рожу, выставляя ее всем на обозрение! Да ну вас, ведьмино отродье! Я на самом деле не сильно-то и расстроилась. Чтоб меня расстроить нужно что-то более увесистое и душещипательное. Так что я просто гордо удалилась, не дослушав остальные пятьдесят восемь вопросов на повестке дня. В спину мне гаденько рассмеялись.

Ну, знаете, этот такой традиционный ведьмин смешок? У нас, кстати, каждый год Фестиваль веселья на первое апреля. И Лилинда, да, которая вот сейчас вовсю гоготала, всегда одерживала победу в конкурсе злобного смеха. Ее поэтому на все стрелки брали с собой для устрашения. Однажды даже наш местный Гренлокский авторитет Лысый Хельмуг пригласил на кровавую битву между восточным и западным районами. Лилинда была страшно хороша в своем деле. Поэтому Лысый Хельмуг ее больше не приглашал, ибо после этой битвы у него самого начались кошмары. Правда, сейчас она вдруг подавилась (ну, я просто щелкнула пальцем пока никто не видит, ибо нечего смеяться мне в спину, – если бы в лицо, я бы, может, стерпела). Еще не отойдя от приступа кашля, Лилинда случайно оступилась (это уже не я) и, падая, порвала свое красивое платье из кожи страстоцветки о заботливо подставленный коготь Фуфа (я не просила, честное слово!). В общем, неудобненько вышло. Пожалуй, пропущу пару собраний.

После этого я ускорила шаг и направилась в лабораторию, решившись-таки завести свой собственный аккаунт на вашем фейсбуке. Надеюсь, друзья, вам-то интересно?

***

Вы, наверное, подумали, что Фуф это кот?

Ахаха! Ой, не могу, щас лопну от смеха! Держите меня двадцать восемь!

Короче, Фуф это такая помесь обезьянки с крокодилом, исполненная коварства и подлости. Химера, как настаивала бабуленька, когда дарила мне на пятый день рождения, хотя всем казалось, что Фуф более похож на исчадье ада. Я на эту пакость смотрела с отвращением, но бабуленьке не откажешь. Так что Фуф присох ко мне, как гречневая каша к оставленной в раковине тарелке. Ну, вы понимаете. Пришлось выращивать, воспитывать, вычесывать… и терпеть все Фуфовы выкрутасы, пока бабуленька была жива.

Но когда она, наконец, почила (я тогда была курсе так на втором), я посмотрела на эту угольную зубастую морду, помещавшуюся у меня в ладошке, и нехорошо улыбнулась. Фуф все понял без промедления и бросился наутек, наворотив приличный беспорядок. Я гонялась за ним несколько дней, а потом плюнула. Хорошо так плюнула, по-настоящему, от души. Так что даже пришлось потом избавляться от последствий, так как в порыве чувств я попала на тетрадку соседки. После этого я установила с десяток твареловок по всей комнате, но Фуф изящно обошел их все, и утром я обнаружила его неспешно вылизывающим свой зад на моей кровати у меня же в ногах. Поскольку я сильно не выспалась, а мне еще нужно было участвовать в предвыборной гонке в студсовет, пришлось оставить его целым и невредимым. Все же по части порчи имущества он был неоценим. А в выборах, сами понимаете, все средства хороши, особенно когда твои соперники ведьмы и колдуны. Так вот и живем с тех пор, неотрывно вместе.

Фуф, надо сказать, засранец еще тот. Не одно свидание мне подпортил. А когда началась вся эта история, я встречалась с Луки. Непонятно почему, но Фуф его не трогал и даже, о ужас, пытался ластиться! Я умоляла Луки скормить Фуфа кому-нибудь из пестрого зверинца его папеньки, а там всяких чудищ навалом. Ну, или сожрать самому на худой конец. Луки оборотень что надо, Фуф бы ему на один зубок пришелся. Но Луки как-то странно кривил глазом, подергивал ноздрей и отказывался, мотивируя страхом перед памятью Зловещей Розамунды. В общем, подозрительно это все. Нечто хранило Фуфа, а Фуф продолжал делать гадости, преимущественно мне. Но и другим он тоже норовил залезть в печенку, не без этого. А уж если кто по незнанию насолил Фуфу (на хвост, там, наступил, или пытался погладить – да, бывают и такие извращенцы), все – тут уж проще было уехать из Гренлока, присыпав дорожку волшебным пеплом, чтобы никто не мог отследить путь.

И-и-и… в общем, как только я дописала сие предложение, в лабораторную ворвались вооруженные спесью и черными плащами учинцу (это такие странные твари неопределенного вида, которых наш ректор притащил с каких-то болот и определил охранять универ) и, зловеще ругаясь (наверняка, я их язык все равно не понимаю), вырвали все провода из визира! Луки тут же смылся, и я его в чем-то понимаю – попадись он на нарушении университетских правил, и папочка заставит его вечно вычесывать вшей из своего зверинца. Но все равно я была возмущена до предела! Наверняка это Лилиндины проделки – накапала ведьма! Ну, подумаешь, испортилось одно из тысяч ее платьев, ну, подумаешь, слегка пострадала самооценка… и что теперь – жители Земли никогда не узнают про Гренлок?!

В общем, я вздохнула, манерно, глубоко и несчастно, и попыталась воздействовать на учинцу укоризненным взглядом. Вот только у них, скорее всего, вообще нет глаз, мир они видят как-то иначе и вроде как могут протягивать свои невидимые руки к самым чувствительным струнам души, чтобы как следует их выжать. Так что мне оставалось лишь усилить свои эмоциональные вибрации, внушая им все, что я о них думаю. Меж тем, учинцу, конечно же, должны были меня арестовать и доставить в нашу местную кутузку – отделение для выяснения обстоятельств всяких там происшествий. Тут я даже немножко обрадовалась – там дежурным сегодня был мой двоюродный братец Мико, тринадцатый сын дяди Геральта. Из всех двадцати пяти дядиных детей с Мико у меня сложились самые добрые отношения. Хоть какое-то утешение под конец этого несносного дня! Однако учинцу почему-то не стали меня вязать, кидать на пол, заламывать руки и все такое.

И я поняла почему, когда немного пришла в себя и до моих ушей донесся этот скрежет – Фуф противно переминал челюсти, обнажив все свои сто восемьдесят клыков, между которыми застряло синее птичье перышко, и зловеще сверкал глазами у меня за спиной. Учинцу попятились и, грозно потряся крюковатыми руками в мою сторону, испарились за дверью. Я снова выпустила печальнейший вздох и повернулась к Фуфу. Тут, надо сказать, я тоже испугалась. У Фуфа было настолько гадкое выражение морды и настолько плотоядно блестели голодным огнем его глазенки, что мое сердце, как пишут в романах, неистово ударилось о ребра и принялось суматошно метаться по грудной клетке. Не знаю, как писатели себе это представляют, но было похоже – запульсировал аж кончик носа. Так вот и закончилась моя история с социальной сетью.

Впрочем, я не стала огорчаться, а только сжала кулаки так, что новенький маникюр вонзился мне в ладони, о чем я не подала вида, и, сделав коварно-злобное лицо, вознамерилась вернуться в свою комнату для продумывания плана мести. Выйдя из визирной, я прошла по коридору мимо кабинета с лабораторными животными, в которой обычно зависал Айко. Как ни в чем ни бывало, будто и не было тут никакого шума и гама, произведенного учинцу, он ковырялся во внутренностях очередной распятой на столике крысо-ящерицы. Не поворачиваясь ко мне, он безэмоционально поинтересовался:

– Ты закончила?

Я остановилась. Фуф врезался мне в лодыжку, оцарапав щетиной голую кожу. Я хихикнула от возникшей вследствие этого щекотки. Айко медленно повернулся, осмотрев меня с ног до головы. На лицо ему упала волнистая черная прядь. Я всегда считала его привлекательным, но этот его невероятный снобизм и полная закрытость не оставляли мне и шанса на ковыряние в его сущности – а ведь это мое любимое занятие, по психомагилогии у меня всегда были отличные оценки!

Айко был смугл, у него были черно-карие большие глаза, смотревшие флегматично и подозрительно, будто он знает все-все твои постыдные мыслишки и даже то, что мое воображение всегда рисовало его этаким мартиратийским воином с далекого востока, не будь он настолько замкнутым и неподвижным. Иногда он отращивал короткие усы и бородку и становился вылитым пиратом, но и без этого он умел производить опасное впечатление одним только своим проникновенным взглядом. Волосы он всегда собирал в пучок на затылке. В общем, Айко повернулся ко мне и, закончив свой беглый осмотр, спросил:

– Я могу выключать визир?

– Так его уже того… выключили…

Тут я снова немного испугалась, потому что бровь Айко дернулась и сделала опасный вираж, так что я кинулась наутек, спасая свою сущность и предоставив ему самому разбираться с последствиями.

– Это не я, это Лилинда! – выкрикнула я напоследок.

Ну, а что? Пусть ей тоже достанется. Мести Айко, при всей его загадочности, я бы опасалась куда больше, чем учинцу.

Сказочка вторая, в которой Зелин проводит максимально научное разграничение между котами и китами

Я старательно щурила глаза и скребла пальцем по бумаге – как будто это могло помочь мне разобраться в корявейшем почерке нумы Антинуйи Благоухающей. Вам должно быть смешно, а человек, между прочим, живет с таким именем! Хотя за спиной мы, разумеется, звали ее У̀хающей и иногда Бу̀хающей.

Нумами у нас называют преподавателей, достигших определенного уровня таинственности, и это не шутка. Орден Тайны – самый жуткий орден, перед которым трясутся и нервно смахивают пот со лбов все магически одаренные люди. Именно Орден выдает разрешение на колдовство всех уровней и определяет возможные пределы и беспределы его использования. Не будь Ордена Тайны, все колдуньи и колдуны уже давно понаводили бы друг на друга разные неизлечимые заклятья. Но в этом им, к счастью, мешает Свод правил Кодекса Вражды – огромная книга толщиной с мою голову вместе с взлохмаченной шевелюрой, в которой Орденом Тайны были изложены все способы взаимодействия, которые могли сложиться между магически одаренными людьми от проклятий до благословений. В общем, используй магию с умом! И не попадись. Вот что я поняла, когда готовилась к вступительным экзаменам.

Сдав же выпускные экзамены и защитив дипломный проект, можно получить низшую ступень нума. Тогда тебе будут доступны разного рода мелкие манипуляции, а более сложные и энергозатратные – только под наблюдением куратора (альговея). Нормальные студенты, такие, как и я, подыскивали кураторов заранее, чтобы потом не пришлось полвека исполнять прихоти какой-нибудь сумасбродной ведьмы, пока тебе, наконец, не дадут возможность обрести самостоятельность и отвечать за свои проступки исключительно перед Орденом. У Ордена, естественно, были свои рыцари. Эта особого рода полиция, в народе лениво именуемая «магической», маячила тут и там и имела свойство появляться в неожиданных местах с недобрым прищуром во взгляде. У рыцарей ордена на отворотах рубашек можно было заметить латунные типсы, изображающие глаз. В остальном они одевались, как все, с явной целью обескураживающего появления перед нарушителями.

Но я отвлеклась. Произошло нечто!

Это случилось полтора месяца назад, в конце марта, когда всем нам выдали задание на дипломный проект, которым должно было стать зелье высшего уровня. Я догадывалась, что у меня будут проблемы, поскольку куратор нашего потока – нума Антинуйя, дряхлеющая мадам с невероятно высокой прической по моде прошлого века, была в некоторой вражде с моей усопшей бабуленькой. Это, если честно, скромно сказано, потому что об их сумасбродных баталиях писали в Гренлокском вестнике еще лет пятьдесят назад. Журналисты следили за животрепещущими событиями, не успевая придумывать меткие комментарии и определения изворотливой и остроумной мести бывших подруг. Что они только не натворили, не поправ, меж тем, ни одного правила из Свода (вот чему стоило бы поучиться). И когда одна из соперниц отошла в мир иной, а я осталась без защиты, у нумы Антинуйи сложилось настолько сладостное выражение счастья на лице, что первые три года она не проявляла по отношению ко мне никакой агрессии. А после кто-то обнародовал бабулины мемуары, где в выражениях, каких стеснялись репортеры, было описано все, с чего началась эта памятная вражда. Случилась эта напасть аккурат за пару недель до выдачи задания. Никогда я так сильно не расчесывала лицо от волнения. Дошло до того, что Сэйни, моя подружка и соседка, начала тайно капать яд своей фамильярной бабочки, то есть бабочки-фамильяра, мне на пальцы, чтобы я перестала тянуть их к лицу. Сволочь она, конечно, но спасибо ей – это подействовало. После этого я начала барабанить пальцами по всем поверхностям, зато с чистой рожей, по меткому замечанию Сэйни.

И вот настал сей памятный день. Я получила свое задание и нервно сглотнула. Мои худшие страхи были оправданы. Ведьма решила не только сорвать мою выпускную работу, но и прилюдно опозорить. Буквы в моих глазах перемешались. Остановились, побегали еще немного и снова замерли, нарочно издеваясь. Я силилась вспомнить приличное ругательство, но у меня не хватило бы букв, способных выразить всю степень моего возмущения.

Уна, моя вторая подружка, быстро подхватила меня под локоть и потащила за парту. Я сидела с перекошенным лицом еще долго, чувствуя всеми фибрами души гаденькую ухмылочку на лице нумы Антинуйи, которая как следует любовалась произведенным эффектом. Нет, решительно, таких ингредиентов мне не достать! Я провалю защиту и меня выпрут из ГУТСа, посмеиваясь и пританцовывая. Наконец Уна выхватила бумажку из моей руки и сунула куда-то в глубину своей необъятной сумочки, пространственно-временные характеристики которой могли бы послужить предметом для хорошей магической диссертации. Уна что-то говорила, пыталась шутить, била меня по плечу ладошкой, но я не слушала, потому что представляла себе свои помпезные похороны, и как маменька и папенька утирают слезы над моим бархатно-кремовым гробом, а дядя Геральт сурово покачивает головой и хвалит одного из своих сыновей за хорошо проделанную работу по моему упокоению, так как никто из семейства Деантар не мог позволить себе бросить тень на безупречную репутацию магического рода. И такое преступление, как провал дипломной работы, не могло быть допущено ни при каких обстоятельствах.

***

После занятия на меня налетел Луки. Как всякий оборотень, он довольно приветлив и навязчив по части проявления эмоций. Он принялся трепать мои волосы и кружить меня на руках, пока, наконец, я не отмерла от окоченения и не треснула его по счастливой физиономии. Справедливости ради, я только метила в физиономию, а залепила в ухо. Луки перестал поясничать, выслушал мою грустную историю и даже заботливо покачал головой, а потом спросил: «Ну, мы же все равно пойдем сегодня воровать птиц из птичника нума Батиста?».

Луки не всегда занимался такими делами, но он сильно в чем-то провинился перед отцом и теперь ему нужно было загладить вину. Сделать это он намеревался достав необычное животное для папиного зоопарка. А так как долгие поиски решений никак не относились к личностным качествам Луки, он тут же сообразил где можно достать нечто редкое и бесплатное, а я нужна была ему в качестве отвлекающего маневра. Луки клялся и божился, что нум Батист положил на меня глаз, а то и оба. Я покачала головой – Луки был неисправимым чудовищем и слушал только себя. Так я и дошла до дома, продолжая раскачиваться как умалишенная, в сопровождении Уны. Там я снова потребовала у нее выдать мне зловещую бумажку и начала читать:

– «Мариандра, 5 унций; коктобус обыкновенный, 2 листа; эпокрит толченый, унция; раствор кликтобелии Александрийской очищенный, 200 мл; верещанка желторотая, 5 перьев; клинкоберон пугливый, 10 шипов; кость зуборыла, средний помол, 2 унции….» да чтоб тебя! Где я это возьму? Подамся пираткой в Сиреневатое море?! – вскричала я. – Ты вообще слышала, чтобы такое можно было найти в Гренлоке?

Уна вздохнула, поглаживая Зевуса, своего желто-белого кота. Больше ничем она мне помочь не могла, и обе мы это знали.

– Ну, может, дядя тебе поможет?

– Дядя принципиально не помогает никому, даже своим детям! – всхлипнула я. – Нет, но ты… – тут я часто-часто заморгала, не может же быть в конце-то концов… – «волос декана»?

– Чего? Может, пекана?

Уна подскочила ко мне, сбросив Зевуса на пол. Фамильяр зевнул, оправдывая свое имя, и тут же оказался на подоконнике, щурясь от солнца и присаживаясь поудобнее.

– У пеканов нет волос, они орехи! – завопила я, теряя самообладание.

– Может, не волос, а колос? – робко предположила Уна.

– Ррррр! – все, что я могла на это сказать.

В этот, полный боли и напряжения, момент дверь распахнулась, и из спальни вышла Сэйни, вся в лучах полуденного света.

– Что тут у вас? Кричите и рычите.

Хорошо ей – дрыхнуть до обеда, ее-то куратор только глазки ей строит, а никак не дорожку в преисподнюю выкладывает.

– У нас тут волос декана! – прыснула Уна.

Я посмотрела на нее с подчеркнутым раздражением. Все это походило на первоапрельский розыгрыш, а никак не на настоящую тему для работы. Но дело было щекотливым. Вернись я к нуме Антинуйе с вопросом о разумности, и на меня тут же обрушится обвинение в неуважении, пожалуюсь декану – весь Ковен никогда мне этого не забудет. Выходила глупая и абсурдная ситуация. Но и готовить зелье по этому рецепту – заведомо провальное дело, что из него могло получиться? Старая карга наверняка собирала ингредиенты просто из редко встречающихся названий.

Сэйни вырвала у меня бумажку и начала читать сама:

– «…ноготь бугриуса, толченая кожа змеедавки, жилкоплещ бледнорогий, златоглавка ворсистая…», а почему сразу не сопля из правой ноздри чупакабры? Или понос больного носорога?

– Две унции! – расхихикалась Уна.

– С чупакаброй бы проблем не было, кстати, – задумчиво отозвалась я. – У отца Луки наверняка найдется хотя бы одна… да и носорог… скорее всего, трехрогий, конечно…

– А это что? – присмотрелась Сэйни и, потеснив Уну, положила бумажку на самое светлое место на подоконнике прямо рядом с Зевусом, который не обратил на нее никакого внимания, даже ухом не повел.

– Где?

– Ко…ки… китовий ус?

– Не может быть, тогда был бы «китовый»! – поправила Уна.

Я вздернула руки, сотрясая воздух.

– Да черт бы разобрал ее подчерк! Наверняка писала так, чтобы никто не догадался какой ответ правильный!

– Да, похоже на «котовий», – задумчиво промямлила Сэйни.

– Почему не «кошачий»? – резонно вопросила Уна.

– Потому что мадам – приверженка Латунного века и любит архаизмы! – взвыла я, расхаживая по комнате. – Котовий! Китовий! Кит… – я развела руки на немыслимую щирину, – …кот! – я сузила их до масштаба Зевуса, быстренько примерившись к нему и замерла, впившись в него взглядом.

Видимо мои глаза засветились болезненными искрами, потому что Уна тут же закрыла Зевуса собой, успев отгородить его от моих резко протянутых цепких рук. Сэйни же схватила меня за талию, пытаясь оттащить от источника ценного ингредиента, а я вопила:

– Ус! Котовий ус! Кот маленький! Кит большой! У кота когти! У кита плавники! Кот пушистый и теплый, а кит лысый, гладкий и мокрый! Кот близко, а кит далеко! Как я буду выдирать ус у кита?! У него вообще есть усы? Дайте мне кота! У него много, зачем ему столько! Подумаешь, ус! Да он их десятками по комнате роняет, а потом Фуф ими вместо зубочисток пользуется! Отдайте кота, сволочи! Вы мне не подруги! Ведьмы! Чтоб вас всех загребли рыцари Ордена на экзекуции! Какого-то кота, и без того драного, вам жалко для родной меня! Да моя бабуленька…

Когда я начинала вспоминать Зловещую Розамунду, это свидетельствовало о крайней степени моего отчаяния и дереализации, так что Уна с Сэйни спешно вынесли меня из комнаты, оставив там шипящего и заметно округлившего и глаза, и спину Зевуса, и так и понесли на улицу в ближайший ромбар, а я продолжала крючить пальцы и пытаться схватить ими пробегавших кошек и иногда вцепиться в кого-нибудь из подруг. Ради равновесия я еще отчаянно дрыгала ногами. Такие приступы случались у меня не часто, всего-то парочку раз, вследствие моей сверхэмоциональности, но, согласитесь, в тот день у меня была весомая причина.

И как на зло по пути наша дурная троица наткнулась на университетскую дружину, которая набиралась из числа самых качковатых студентов. Они, наверняка, должны были что-то сделать, вместо того, чтобы ржать во все глотки и показывать на меня пальцами, но этого не случилось. К несчастью, там был один парень, перед которым мне хотелось выглядеть феей, а не надышавшейся газов пифией. Я заметила его краем глаза и взбесилась пуще прежнего, однако это лишь сподвигло меня сооружать более изящные позы, какие можно было запечатлеть на картине. От неожиданности я даже запела старинную оду. Заслышав сие, Сэйни с Уной побежали еще быстрей. Вися вниз головой и бороздя волосами траву, я видела Альказара среди этих недорослых идиотов. Он один не смеялся, а только морщил лоб и кривил свои красивые губы.

Я уверена, что у каждого человека есть некие маркеры общества, – люди, которые вроде как задают нужный тембр. Например, в моем галлюциногенном мире Альказар представлял собой мерило неземной идеальности, наподобие статуй, в изобилии обнимающих фасады ГУТСа, и, хоть я и не была в него влюблена, мне всегда хотелось, чтобы он тоже видел во мне нечто не менее прекрасное. По крайней мере, по нему я калибровала свою женственность, если можно так выразиться (разумеется, представляя себя в роли его спутницы). Однажды заметив его по пути в универ сидящим на каменном ограждении лестницы и смотрящим вдаль, я так залюбовалась, что не заметила бордюр и упала на газон, разбросав все свои учебники. Ко мне тут же подошел коренастый широкоплечий парень и деловито завис между мной и солнцем.

– Помочь?

– Да нет, конечно, проходи мимо, оставь меня тут валяться с вывернутой лодыжкой! – проворчала я, моя женственность быстро дала сбой.

– А… ну ладно! – тут же отрапортовал курчавый и повернулся, чтобы зашагать прочь.

– Стоять! – гавкнула я. – Ты что совсем тупой?

Так мы и подружились с Луки. А Альказар тогда так и не заметил, что случилось почти у него под носом. Да, там было много студентов… и я даже видела вдалеке неподвижную фигуру Айко, который смотрел прямо на меня, когда Луки помогал мне подняться. Подходить он не стал.

Уже вечером, когда я почти пришла в себя после нескольких кружек рома, мне удалось-таки договориться с Уной путем выдавливания из нее жалости, а также при помощи разумных доказательств и угроз. В общем, она согласилась достать мне «котовий ус». Я облегченно вздохнула. Хоть один ингредиент. «Ох, и знатное же выйдет дерьмецо из этого рецепта…» – думалось мне. И сейчас, когда все ингредиенты были уже почти собраны, я снова и снова всматривалась в эту ненавистную бумажку с заданием, пытаясь определить все-таки «кот» или «кит»?

Сказочка третья, о сотворении мира, курицах и яйцах

– Когда-то давным-давно-предавно, миллиарды и квинтилиарды столетий назад, в общем, так давно, что ученые не придумали для этого цифр, в космосе плавало маленькое зернышко. Точнее, пребывало, летело, или что-то в этом роде. Здесь важно то, что оно летело и никого не трогало. Так прошли еще миллионы лет, пока однажды его не проглотила огромная черепаха, которая тоже никого не трогала, всего лишь путешествовала по своей орбите и случайно открыла рот, так как увидела очень красивую комету. Спустя еще какой-то длинный промежуток времени, семечко внутри черепахи проросло и превратилось в могучее дерево, которое, спустя еще сотни лет, развило над черепаховым панцирем пушистую и привлекательную крону. Как можно догадаться, еще через какое-то время на дереве выросли плоды. Древние цивилизации Авесказары уверяют нас, что это были китята. Они висели на ветках головами вниз и раскачивались, пока не дозревали в больших китов, не отрывались и не уплывали в великий космос. Когда же они возвращались к родному дереву, которое, к слову сказать, было китодубом, чтобы свить гнезда, то приносили с собой много космической пыльцы. Со временем эта пыльца, в изобилии кружившая вокруг черепахи и дерева, образовала оболочку, которая становилась все толще и прочнее, пока не превратилась в кору. Так, согласно преданиям, появилась наша планета Авесказара-1. Ученые присвоили ей порядковый номер, дабы утвердить ее изначальность перед возможными другими Авесказарами из параллельных миров.

Тут я саркастически ухмыльнулась – больно кому это нужно! С другой стороны, странное соперничество с воображаемыми врагами многое говорило о жителях нашей планеты и их детских комплексах.

– Так вот. Существуют небезосновательные предположения, что великая черепаха Анума и великое древо на ее панцире до сих пор существуют в чреве Авесказары, и что если спуститься в глубокий-глубокий кратер какого-нибудь вулкана, например, Эцнаткаухурашкавиланотцотля, можно запросто попасть к Ануме на обед, так как наверняка она очень голодная и злая. Когда Анума чихает, на земле происходят землетрясения. А еще…

Маман зевнула, закатив глаза. До моего зловредного появления она сидела в кресле-качалке посреди своего любимого зимнего сада и наслаждалась звуками природы из магического патефона.

– Зелин, что ты хотела сказать? Не обязательно было начинать от сотворения мира, чтобы озвучить свою просьбу. Однако, судя по всему, ты хочешь сообщить мне нечто очень неприятное? – догадливо поморщилась маман.

Я вздохнула, закусив губу. Маман была не глупа. И даже в своем глубоко беременном положении прекрасно различала все оттенки человеческих эмоций и не теряла ни блеска разума, ни внимательности. Но я все равно почему-то рассчитывала усыпить ее бдительность, а, может, и ее саму.

– Понимаешь, мамочка, авесказарцы очень чтят свою историю, иначе откуда бы появилось столько черепаховых памятников по всей планете? А вспомни эти китовые амулетики? Правда, милые? Защитят от сглаза, от дурных намерений, от облысения и поноса…

– Да-да, и женихов отвадят. Ну, и что?

Маман была непробиваема и скептически относилась к верованиям каких бы то ни было людей. Мне оставалось лишь выжать слезу, чтобы воззвать к ее материнскому инстинкту, который наверняка должен был усилиться в ожидании младенца. Я глубоко и трагично вздохнула – этому искусству я училась с того самого момента, как у меня появился младший брат, и мне пришлось конкурировать с ним в борьбе за родительское внимание. Произошло это восемь лет назад. Справедливости ради, надо отметить, что лучше всех в нашей семье умел вздыхать отец. На втором месте прочно утвердилась моя старшая сестра Амалия. И только потом я. Но так как поблизости не было ни того, ни другого, я могла быть уверена, что мое мастерство не померкнет в блеске ничьего иного. А вот первенство в закатывании глаз, кстати, бесспорно принадлежит маме, и сейчас она это умело демонстрировала.

– Зелин, ближе к сути. Если ты хотела уморить меня до полусмерти, то у тебя почти вышло еще на третьем досолнечном периоде истории космоса.

– Ну, что ж… – я поморгала в надежде на случайно выпавшую слезу, но мои слезные каналы, как на зло, были сухи, подобно арыкам в опустевшем древнем Самгериконе. – Видишь ли, мама… как я, надеюсь, я смогла показать тебе ценность истории и реликвий в глазах современного общества, к коему я, несомненно, отношусь, стремясь чтить память предков. Знаешь ли ты сколько ученых сообществ посвятило свою жизнь изучению культуры древних народов и их мифов, а также истории зарождения магии…

Я украдкой взглянула на маман. Глаза у нее слипались, и единственным, что мешало ей сейчас же предаться неге, была я. В попытке перехватить инициативу и закончить этот утомляющий разговор, она оперлась рукой о щеку и попыталась сконцентрировать на мне убийственный взгляд.

– Мне нужны ключи от бабуленькиного домика! – выпалила я и застыла, прижав руки к сердцу и задержав дыхание.

Маман разочарованно фыркнула.

– И почему ты не пошла с этим к отцу, ты же знаешь, что ключи у него?! Боги, я столько времени страдала почем зря!

Маман была прямолинейна. Но мое умение все скривлять и запутывать было достойно похвалы, так что я не отступала.

– Потому что, моя милая, любимая, обожаемая мамуля, ты же знаешь, как папа относится к бабуленькиному наследию?

Мама нахмурилась, что-то прикинув в голове, и покачала головой.

– С болезненным подобострастием.

– Вот! И я сказала бы так же! – я подняла указательный палец для усиления акцента. – Он страшно боится ее проклятия, и все-все время со дня ее смерти запрещал нам подходить к ее дому ближе, чем на десять метров! Он ни за что, ни за что не позволит мне туда попасть, а мне это очень нужно, иначе я завалю диплом, меня выгонят с позором, а ты будешь нелепо выглядеть в своем траурном платье пятилетней давности над моим кремово-бархатным гробом. Все будут тыкать в тебя моноклями и говорить, что ты перестала быть модной!

– Почему это пятилетней? – тут же спросила маман.

– Потому что ты не успеешь сшить новое! Кто-нибудь из тридцати восьми моих кузенов подсыплет мне ядовитое зелье в зубную пасту!

– Да с чего ты это взяла?!

– Ну, ладно, – согласилась я, – ты права – скорее, в мой завтрак. Или в крем для лица. Или в гель для душа. Или они могут, ну, знаешь, натереть токсичным порошком мой корсет. Или…

– Ох, – маман махнула рукой и вздохнула тяжело и трагично, даже лучше, чем я. – В дедушкином склепе есть запасной ключ.

– Правда? – мое лицо просветлело.

– Думаю, да. Ты же знаешь кодовое заклинание, найдешь сама, – маман зевнула.

– Спасибо, моя милая, обожаемая мамуленька! – я подпрыгнула на месте и набросилась на нее с объятиями. – Только не говори папе, ладно?

– Да-да, осталось тебе убедить в том же своего брата.

– Что?

Я встрепенулась, резко обернувшись. Как я могла забыться и позволить себе ослабить бдительность? Мелкий засранец притаился в кустах и все подслушал! Подтверждением тому был шелест листьев и его удаляющееся хихиканье. Я тут же бросилась вдогонку.

– Стой, гаденыш!

Мы с Кристианом порой не плохо проводили время. Примерно до того момента, как ему стукнуло шесть, и он, несомненно, переняв мамулин интеллект, начал понимать, когда его нагло используют. О, могу вам сказать, он быстро реабилитировался, и его умение манипулировать обществом было за гранью моего понимания. Способствовала тому его смазливая мордашка. Если, дамы, вы хотите узнать, как выглядели в детстве герои ваших любовных романов, то вот он – удирающий будущий Казанова, который когда-нибудь лишит рассудка не одну трепетную леди! Однако, не смотря на его юркость и скорость, мои ноги все же были длиннее, а желание выжить в этой борьбе – сильнее. Так что я успела поймать его за шиворот, пока он не проскочил в щель в заборе и не скрылся в прилеске.

– Не смей рассказывать папе! – как можно грознее зашипела я.

– Ой, да что ты мне сделаешь? – Кристиан извивался, как уж, и дважды попытался меня укусить, но так как я уже давно знала все его приемчики, у него это ни разу не вышло.

– Я надеру тебе уши и нашлю страшную чесотку! – внушительно пообещала я. – А еще расскажу девочкам из твоего класса, что ты до сих пор писаешься в постель!

– Это не правда! Не правда! Не правда! – заорал оскорбленный Кристиан.

– Это ты им доказывай!

Кристиан надулся, как злобный воздушный шар и покраснел.

– Сделка!

– Какая тут может быть сделка? – возмутилась я, уперев руки в бока.

– Я не говорю отцу, а ты научишь меня разжигать огонь из воздуха!

– Ты что совсем оборзел?! Вообще-то это я тебя шантажирую, значит, это я выдвигаю условия!

И тут мой братец жутенько возвел бровь и взглянул на меня с искусственным умилением. Голосок у него при этом стал сладеньким и пугающим.

– Но ты же знаешь, Зелин, что когда-нибудь я тоже закончу магический университет?

Я побледнела, мои губы сделали грустную дугу.

– Ладно, – согласилась я. – Ты не говоришь отцу, а я покажу тебе легкое заклинание со светом.

– С огнем!

– Нет, со светом! Иначе за тобой придет Орден! – зловеще произнесла я.

Кристиан до чертиков боялся Ордена. Вероятно потому, что мечтал стать пиратом или черным некромантом, о которых читал много книжек, а Орден частенько портил жизнь и тем и другим, изобретая удивительные способы казни.

– Идет! – он протянул мне свою худощавую руку и самодовольно улыбнулся.

– Договорились, – я сделала как можно более важное и внушительное лицо и закрепила наше рукопожатие простейшим заклинанием обоюдной клятвы. – Но не сегодня, мне некогда.

– Нет, сегодня!

– Послезавтра!

– Завтра!

– Я сказала послезавтра!

– Я поступлю на некромантию, так и знай!

– Ладно, завтра! Но тебя не возьмут!

– Почему это не возьмут?!

– Ты блондин!

– А я покрашусь!

– Тогда дядя Геральт тебя утопит!

– Это еще почему?

– Потому что мальчики не красятся!

– А я, а я…

Кажется, Кристиан был готов расплакаться или искусно делал вид. Тем не менее, я сжалилась.

– Да ладно, я пошутила. Возьмут тебя, не переживай.

– Я так и знал, что ты врешь, ведьма!

– Простой констатации факта маловато, чтобы меня огорчить! – презрительно фыркнула я.

– Рыжая! Рыжая! Рыжая – бесстыжая!

Он довольно залыбился и припрыжкой поскакал в сад. Я цикнула раз пять, наблюдая за сверканием его светлой макушки между кустов. Ничего, ничего, вот получу первую степень нума и тогда посмотрим!

Жаль, мне некогда было предаваться мечтам. Нужно было успеть забрать в студсовете агитлитературу и листовки с приглашениями на бал Ворожей, который должен был случиться совсем скоро. А после этого меня ждал Луки для одного неприличного дела. Я снова трагично вздохнула. Луки всегда втягивал меня в какие-то сомнительные приключения. Пару раз я даже была свидетельницей разборки межу оборотнями Востока и Запада. До сих пор не понимаю, что меня хранит. Ах, да…

Я посмотрела направо. Фуф преспокойно сидел на изгороди, щурился на солнце, и жевал гусеницу. Вокруг него мирно и красиво порхали ничего не подозревающие бабочки. Заметив мой взгляд, он протянул мне вторую половину своего обеда, громко чавкнув. Я сморщилась и поспешила улизнуть. Спрятаться от Фуфа у меня бы не получилось, но я до сих пор тешила себя надеждой, что хотя бы какое-то время я могу провести без его вездесущего общества.

***

Вечером сего же дня я стояла на пороге дома почтенного нума Урвина Батиста, ряженая в прекрасное голубое платье, которое так чудно контрастировало с моими волосами, и мерзла. Было довольно прохладственно, ведь весна еще только наступала, но Луки стащил с меня плащ, чтобы открыть «прекрасную перспективу». В общем, я сильно подозревала, что мне в скором времени понадобится рецепт от бывшей Хамса как навести кое-на-кого «неизбывный угорь». Не смотря на поздний час, нум Батист открыл почти сразу и вместо приветствия вылупил глаза. На нем был длинный полосатый халат, из-под которого выглядывала белоснежная шелковая рубашка. Мне даже показалось, что ее верхняя пуговица тоже пялится на меня на манер глаза. К моему счастью, сообразительность нума вернулась на место в рекордные сроки – он отмер, хитро заулыбался и пригласил меня внутрь.

– Вы совсем продрогли, Зелин! Что это – новая мода молодежи – не носить плащей?

– Н-н-не т-то чтобы, – стуча зубами, отозвалась я.

– Прежде, чем я узнаю, чему обязан визиту в столь темное время суток, не желает ли леди горячего чаю? – наконец, сообразил нум.

Я закивала головой, как те статуэтки с черепахами, что можно в изобилии встретить на рынках нашей родной Критии. Но потом опомнилась и добавила:

– Только если леди сама его приготовит, или если вы сперва отопьете из ее кружки.

Нум Батист одобрительно улыбнулся одним уголком губ, по-кошачьи сузив глаза.

– Помилуйте, дорогая, разве я могу причинить вред внучке Зловещей Розамунды? Мне, если хотите знать, дорога не только жизнь, но и посмертие.

Я вздохнула.

– Ладно, тащи… кхм, несите чаю. Леди действительно желает горячего чаю, – умоляюще протянула я.

Нум Батист обольстительно ухмыльнулся.

– Сперва принесу вам кое-что теплое.

Вообще-то, если честно, он был довольно хорош собой для человека его возраста. Под возрастом я, разумеется, подозревала предполагаемый возраст – что-то около сорока – сорока пяти лет, так как о реальном количестве кругов, которые нум Батист намотал в космосе вместе с Авесказарой, не ведал никто. Все мы знали, что наши обожаемые преподы балуются запретными заклинаниями. Запретными для нас, разумеется. И кто знал насколько сильно они умели растягивать свои жизни? Нум, ко всему прочему, неплохо следил за собой и, в целом, был довольно обаятельным мужчиной, если бы не эти его мелкие усишки и налакированные на пробор волосы. Фи-и-и… Однако бабуленька, когда была жива, еще на свое стопятидесятилетие утверждала, что в ее молодости так было модно. Исходя из этой информации можно было предположить, что нум Батист либо излишне увлекался историей, либо до неприличия вытянул свою жизненную линию, наподобие той единственной жвачки, которую выдали ребенку сильно строгие родители.

Пока я согревалась и размышляла, нум вежливо проводил меня в гостиную, довольно милую для человека его пола. Я имею в виду, что в ней явственно ощущалась женская рука. В цветочных обоях, в бесконечных кадках со штамбовыми деревцами и свисающих с полок вьюнах, в картинах с кудрявыми багетами, в вазах и шторах, в лакированных статуэтках, и во всем остальном… Поймав себя на этой мысли, я окинула спину нума Батиста, отправившегося мне за пледом, подозрительным взглядом. Не мог же он сам, в конце-то концов, так красиво и изысканно все обставить? Ну, да ладно.

Вернулся он довольно скоро и принес в руках чистой воды чудо – нежную пуховую пелерину, что вновь пробудило во мне нехорошие подозрения.

– Присаживайтесь, Зелин.

Он отодвинул для меня плетеный стул за круглым столиком, накрытым кружевной скатертью, а сам отошел хозяйничать на кухню, отделявшуюся от гостиной небольшой арочкой. Окна гостиной и кухни выходили в сад. Там, за этими милыми вечноцветущими клумбами и экзотическими деревьями, начинался заповедник нума Батиста, тянущийся довольно далеко, чуть ли не до Жемчужной улицы, где жил сам ректор. Поговаривают, что нум Батист, издавна находящийся с ним в некоторой вражде, специально поселил на границе своего сада крикливую пуншу – птицу, любящую встречать первые лучи солнца отвратительным воем. Почему именно такое могло сойти ему с рук – оставалось загадкой.

Я с тревогой взглянула в окно. Мне показалось, будто я услышала шорох, и что нум тоже его услышал. Опасаясь преждевременного раскрытия злокозненного плана, я поспешила к нуму для помощи в приготовлении чая.

– А что у вас за травы? – я заинтересованно сунула нос в тут же окутавший меня аромат чего-то пряного и цветущего.

Должно быть, я подошла слишком близко, потому что нум сотворил пронзительный взгляд и с усиленным вниманием уставился на мои украшения.

– Святые небеса, Зелин, сколько же на вас защитных артефактов? Серьги, колье, браслет, брошь, пуговицы, пояс, булавка? Вы либо собрались убить меня, либо ограбить.

– Чт-т-о-о… чт-то… что вы такое говорите? – я удивленно расширила глаза и оскорбленно сдвинула брови.

На самом деле я страшно испугалась внезапной прозорливости нума и тут же укорила себя в том, что недооценила его способностей. Нум же рассмеялся, снимая чайник с огня и заливая кипяток в стеклянный заварник.

– Я пошутил, Зелла. Но, должен признать, лучше бы вы сняли всю эту дрянь и носили настоящие бусы.

Он отправил мне медленный тягучий взгляд, от которого у меня по лопаткам разбежались мурашки. Никакие артефакты не смогли бы меня от них защитить. Но, в чем-то он был прав – такие безделушки всегда были тяжелыми и громоздкими, так что до изящества тут было далеко.

– У такой девушки, как вы, должны быть качественные и яркие украшения.

– Это потому что я не красивая?

– Напротив. Вы прекраснее утренней зари. И вы достойны лучшего.

– Вы мне льстите.

– А вы набиваете себе цену, – усмехнулся он, ставя на поднос две кружки на блюдцах, чайник и сахарницу с костяной ложечкой.

– Хм.

Я не нашла, что остроумного ответить, предпочтя молча последовать за красноречиво указующим взглядом нума обратно в гостиную. Там мы сели по разным сторонам столика и принялись сосредоточенно всматриваться друг другу в душу, для чего нум слегка сместил с центра стола вазу со свежесрезанными цветами. Я отпила чай под неотрывным его взглядом.

– Недурственно.

– Благодарю, Зелин. Ну, раз вы все еще живы, может быть, наконец, расскажете мне то, что хотели?

– Я… я… ну, я…

Вообще-то я не определилась с речью. Я разрывалась между одной хорошо сконструированной ложью и другой, чем и было вызвано мое нелепое заикание. Однако, ни с того, ни с сего, я вдруг решила сказать правду. Но не ту, которую должна была, разумеется. В этом-то то, как вы понимаете, и состоит мастерство лжи.

– Мне неловко об этом говорить… – я грустно опустила ресницы.

– Мне подлить виски в ваш чай? – с готовностью отозвался он.

Я манерно вздохнула.

– У меня возникли сложности с дипломным проектом.

Нум взглянул на меня с интересом.

– Какого же характера?

– Абсурдного, – поспешила ответить я.

– А если точнее?

– Совершенно абсурдного.

– И все же?

– Не совместимого с моим дальнейшим обучением.

– Угу… – нум кивнул, задумчиво откинув голову. – И вы решили обратиться ко мне, зная, что дипломная работа в корне исключает возможность чьей-либо помощи?

Я сделала печальное лицо. Почти не специально. Нум глядел на меня изучающе и с любопытством.

– Что ж, могу сказать вам по секрету, Зелин, что есть отдельная графа в бланке оценок, который раздается членам аттестационной комиссии.

– И что это за графа? – оживилась я.

– Это графа о том, на какие ухищрения идет студент, чтобы выполнить невыполнимое.

– Позволю себе заметить, что невыполнимое задание из всей нашей группы получила только я.

Нум смерил меня еще одним колючим взглядом, будто нарочно протискивающимся в мое подсознание.

– Видимо, вам сильно не повезло с наставником, – совершенно без иронии произнес он.

– Вы знаете, – тоже серьезно добавила я. – И что будет в моей графе?

– А этого мы никому не скажем, – он отпил чай из своей кружки, как заправский злодей. – Итак, чего вам не хватает?

– Вообще-то много чего… но, нет ли у вас случайно толченых крыльев полосаторогой блеклокрылой короедки?

– Зелин, как вы могли такое предположить, короедка занесена в красную книгу еще лет сто назад!

Моя чашка обиженно звякнула о блюдце.

– И я, конечно же, знала об этом! – чистосердечно соврала я. – Но что же мне делать?

– Вас втянули в какую-то опасную игру, Зелин. Сколько ингредиентов в вашем зелье?

Я мысленно воспроизвела список у себя в голове.

– Пятьдесят пять.

Нум Батист посмотрел на меня так, будто увидел призрак.

– Еще один секрет? – предположила я.

Он медленно кивнул и отвернулся, приняв вид философа-меланхолика.

– Это известно лишь тем, кто имеет степень нума выше третьей. Все зелья, включающие в себя пятьдесят пять ингредиентов, имеют необратимую силу. Отдавая что-то своему создателю, они забирают это у другого, – он взглянул мне в глаза. – Здоровье, красоту, молодость, жизнь…

– Но… но… но как же я могла получить такое задание?! – искренне ужаснулась я.

– Вы покажете мне список?

– Я не могу, вы же знаете.

– Потому что не доверяете мне?

– Первый закон ведьмы – не верь никому, потому что все врут. Ведь и вы помогаете мне не просто так…

– Верно, – согласился нум.

А я приготовилась к перечислению неприличных вещей, которые нум запросит взамен на свою помощь, одновременно прикидывая на что я могу пойти и до чего доведет меня эта скотская ситуация.

– Буду с вами откровенен. Я хочу, чтобы вы избрали меня своим альговеем. Но не подумайте, будто у меня есть в отношении вас какие-либо порочные планы, – тут же поспешил заверить меня нум. – Все просто. Я собираюсь открыть свою фабрику редких химикатов, и хочу, чтобы вы поработали в моей будущей лавке. Всего один год. Потом вы получите первую степень нума и будете свободны, как ветер.

– Почему я? И почему всего год?

Я не верила своему счастью и судорожно искала подвох.

– Год – потому, что больше с вами мучиться я не вынесу. А вы – потому, что вы внучка Зловещей Розамунды, вот почему. Во всем Гренлоке не сыщется более скомпроментированной ведьмы.

– Простите, вы сейчас про меня или про бабуленьку? – уточила я.

– Про Розамунду, естественно. О ваших подвигах я еще ничего не знаю, но, уверен, вы тоже достигнете успеха.

Я промолчала, обдумывая принять эту фразу за комплемент или за оскорбление.

– И ваше участие сделает отличную рекламу моему магазину, – продолжал нум. – Только и всего.

– Только и всего? – переспросила я. – Скажите, нум Батист, а вы и моя бабушка…

Он издевательски скривил бровь.

– Хотите спросить не являетесь ли вы моей родственницей и нет ли у вас случайно права звать меня дедушкой?

– Ну, вообще-то я хотела спросить были ли вы знакомы… – сконфуженно поправила я.

– Нет. Я приехал в Гренлок совсем недавно, и не имел чести быть знакомым с вашей бабушкой, хотя многое о ней слышал.

– Так вы мне поможете?

– А вы согласитесь у меня работать?

– А почему для этого вам обязательно нужно стать моим альговеем?

– Потому что это гарантия того, что вы будете работать именно у меня.

– Да… я слышала, что вы почти ни с кем здесь не ладите, почему…

– Почему я все еще здесь живу?

– Ну, и это тоже.

– Ах, Зелин….

Нум приготовился преподнести мне нравоучительную историю, как вдруг на улице послышался шорох. Мы синхронно повернули головы и разом вздрогнули, при этом я даже успела сипло взвизгнуть, а нум Батист – помянуть чрево Авесказары и болотных леших. Скажу честно – звук раздавался издалека, и виной ему совершенно точно был Луки, но нас напугал вовсе не он, а мерзавец Фуф, который почему-то решил прикрыть моего блохастого друга и со всей силы шлепнулся о стекло. Сползая вниз, он скрежетал по нему когтями, прижавшись к поверхности мордой и злобно на нас поглядывая.

– Эт-то… это мой фамильяр… – объяснила я, не отнимая руку от сердца.

– Да, я наслышан…

Макушка Фуфа скрылась за подоконником. Он прерывисто рявкнул и усиленно зашуршал кустами, воспроизводя драку двух, а то и более, котов.

– У вас случайно нет какой-нибудь особо опасной отравы? – шепотом спросила я.

Нум посмотрел на меня с сочувствием.

– Мне сказали его подарила вам бабушка.

– Да.

– Тогда нет, простите, Зелин. Но… я могу дать вам крылья короедки.

– Но вы сказали…

– Я не говорил, что у меня их нет. Однако…

– Я согласна. Я буду у вас работать!

Нум улыбнулся и протянул мне руку, помогая встать.

– Тогда я приглашаю вас в мой маленький реликварий.

***

Столько баночек и скляночек я видала только в фондах университетской лаборатории. Я, между прочим, забыла упомянуть, что нум Батист, хоть и был, судя по всему, достаточно древним, любил догонять и обгонять время, активно используя все новейшие достижения магии и техники. В ГУТсе он преподавал элементарную механику, в которой я никогда ничего не понимала. Именно поэтому его внимание ко мне еще в прошлом году показалось мне странным. Хотя, кого я обманываю – я ведь красивая. И рыжая. Среди брюнеток. Я всегда привлекаю взгляды, где бы ни была. По большей части они завистливые, поэтому у меня так много артефактов. Но я отвлеклась.

«Маленький реликварий» нума Батиста был маленьким только в длину и ширину, в высоту он был двухэтажным и плотно увешанным полочками и шкафчиками. Пока я разглядывала все это нагромождение вещиц, нум успел вытащить откуда-то бархатную коробочку и извлечь из нее одну колбу с серо-зеленым порошком. Он внимательно вчитался в надпись на колбе под тусклым светом свисающей с потолка на регулируемом проводе лампочки.

– Да, это точно оно… Да твою ж, гоблинова нога!!

Раздался страшный лязг. Я тоже подскочила. Баночка выскользнула из руки нума, но я успела ее поймать. Это был Фуф. Он вынырнул из темноты коридора и снова врезался в стекло, напугав нас до сердечного приступа. Зацепившись присосками на подушечках пальцев, он прилип к стеклянной двери и корчил нам рожи, противно высовывая язык. Нум Батист перевел на меня взгляд. Я пожала плечами.

– Вы ему не нравитесь.

– У меня два вопроса – как он сюда попал и неужели есть кто-то, кто ему нравится?

– Ну… я не знаю ответа на первый вопрос, а на второй… скажу вам по секрету, что Фуф питает подозрительную слабость к оборотням. Как минимуму к одному. Из чего я делаю вывод, что вы не оборотень.

– Спасибо и на том, – нум Батист перевел дыхание. – Что еще в вашем чудовищном списке?

– Кость плоскозубки?

– Нет, это вам лучше поискать в палеонтологическом музее.

– Яд крестолобика?

– Н-нет.

– Пыльца окали?

– Нет.

– Ну… я еще не выучила все наизусть.

– Сдается мне, ваш рецепт кого-нибудь убьет.

Нум посмотрел на меня с высоты в угрожающем свете одинокой лампочки. Вышло зловеще. Я вздохнула. И тут за узким окошком разлился красный мерцающий свет. Нум обернулся и бросился на улицу, позабыв про затаившегося Фуфа. Я поспешила за ним. Вдвоем мы выбежали на крыльцо, чтобы застать замечательную картину убегающего Луки с чем-то в руках. Мое сердце застыло – все кончено… а ведь я уже почти договорилась… Но на мое удивление нум Батист не стал доставать магический арбалет, чтобы прицелиться Луки в задницу, и даже не поминал всуе еще не упомянутые части гоблинских тел. Он расслабленно сложил руки в карманы своего старомодного полосатого халата и с укором взглянул на меня.

– Ах, Зелин…

– Только не говорите, что я ведьма…

– Ведьма, и еще какая. Чем он вам насолил?

– А что?

Вопрос застал меня врасплох.

– Вы ведь знали, что моя охранная система сработает независимо от того будет меня отвлекать красивая девушка или нет? Вы ведь были на моих лекциях. Хоть и ничего не поняли.

Я пожала плечами, скромно потупив глазки.

– Ну, в общем, да. А что с ним будет?

– Это животное, – нум нацелил на Луки указательный палец.

– Простите, но это уже слишком, – оборвала его я, – он хоть и оборотень, но…

– Да гоблин с вашим оборотнем, я про то, что он пытается украсть.

– А…

– Так вот, это пузатая хохлатка.

– И… и… – я силилась обосновать выбор Луки, но не могла.

– Она очень редкая.

– Ааа…

– Но это не просто хохлатка. Это боевая хохлатка.

Я посмотрела на Луки с курицей в руках и обратно на нума. Надо сказать – глядеть как Луки удирает, нелепо подпрыгивая над колючими кустами с жирной хохлаткой наперевес, у которой подергиваются крылья и лапы, а голова остается на одном месте, доставляло мне невероятное удовольствие. Я сдерживала смех изо всех сил.

– А чего же она так смиренна? – удивилась я. – Не вырывается даже…

– Она обучена не проявлять агрессию на домашней территории.

Я проследила путь моего парня и поняла, что он почти достиг цели. Забор у нума Батиста был невысокий. Луки перемахнет через него одним прыжком буквально через пол минуты.

– Я повторю свой вопрос – что он вам сделал?

– А с чего вы взяли, что он мне что-то сделал?

– С того, что я только что рассказал вам о том, что вашего друга ждет нелегкая встреча с боевой хохлаткой, а вы улыбаетесь так, что сейчас самое время писать с вас портрет для рекламы моего будущего магазина.

И все равно я не могла перестать улыбаться.

– Хорошо, нум Батист, если вы все еще хотите, чтобы я у вас работала, я буду вспоминать этот случай, когда вы будете писать с меня портрет для вашей рекламы.

Нум тоже улыбнулся.

– Он был к вам невнимателен?

– Вы читаете мысли? – изумилась я.

– Нет, предположил наугад. На что еще обижаются женщины?

– Да… это уже не важно.

– Жду не дождусь, когда вы приступите к работе.

– Это почему?

– Мне нравится ваш изящный ход мысли. Он даже не поймет, что вы ему отомстили.

– Ну… Ах! – я прикрыла ладонью рот, потому что Луки перепрыгнул через забор.

Крики, рычание, кудахтанье и много перьев – вот, чем закончился этот вечер.

Сказочка четвертая, про Дуню и низости, на которые способна отчаявшаяся ведьма

Утром я сидела в столовой на стратегическом месте и задумчиво стучала ложечкой по тарелке. В затылок мне било утреннее солнце, а еще оно било Уне в глаз, от чего она щурилась и пыталась слиться с моей тенью. Уна сидела прямо передо мной, закрывая меня от преподавательского стола, так чтобы не было сильно заметно, что я кое-кого высматриваю. Слева от меня примостилась Сэйни, которую больше волновало, как получше припудрить засос на своей шее, нежели ароматный омлет с пряностями и беконом, стоявший у нее под носом. Лично меня волновал только замдекана лорд Кекула, хотя на самом деле огромный кусок торта, сильно не подобающий ситуации, говорил о том, что я переживаю трагическую утрату.

О, не волнуйтесь. С Луки все было в полном порядке. Хохлатку мы с нумом поймали минут через двадцать, а Луки часа через два. Из которых примерно час ушел на поиски и еще час на уговоры слезть с дерева. Луки был исцарапан, но горд. А еще наг, так как хохлатка застала его врасплох, и он не успел подумать о том, как будет возвращаться домой после развоплощения из волка обратно в человека. Не то, чтобы мне не нравилось смотреть на эти окровавленные кубики пресса, но было довольно холодновато, а я, в отличие от некоторых, иногда думала не только о себе. Так что мне пришлось пообещать Луки, что я прям сейчас же пойду жаловаться его папочке на недостойное поведение и без того проштрафившегося отпрыска и его же неоправданный эксгибиционизм. Одного только скользкого упоминания о такой возможности хватило, чтобы моему другу, уязвленному физически и морально, пришлось сползти с дуба.

И тут нум Батист проявил себя истинным героем. Он не стал сдавать Луки в полицию и даже одолжил ему свой халат. Свои боевые ранения Луки залечивать отказался, сославшись на то, что все на нем заживет, как на собаке. Но все же он не мог поднять глаз, так как, ну… понимаете, – курица загнала его на дерево. А вот то, что он собирался нарушить закон, его совесть отнюдь не трогало. Тем не менее, если пойман на месте преступления – изволь ответить. Но и тут нум Батист сделал что-то не по-колдунски рыцарское. Он не только не стал тащить Луки в каталажку, но и предложил отработать его косяк без занесения в личное дело – двухнедельной уборкой в клетках губорогов. Между прочим, нум поинтересовался и о причинах проступка и, дабы помочь Луки в разрешении его конфликта с отцом, подарил ему окаменелое яйцо древнего плющехвоста. Луки так светился от счастья, что даже не расстроился, когда я сообщила ему, что мы расстаемся.

И вот именно поэтому я задумчиво стучала ложечкой о край блюдца с тортом, пока что-то не клюнуло меня в ляжку. Я опустила голову и обнаружила на своих коленках огромный орлиный клюв и два глаза, в которых светилась вселенная.

– О, Дуня! Ну, привет.

Дуня, на самом деле Даниор, это наш университетский грифон, символ, так сказать всего здесь происходящего. Дуню все очень любили, не смотря на склочный характер. Большую часть времени Дуня проводил в столовой, выпрашивая ништяки, или валялся на солнышке на газоне, играя с поливальными фонтанчиками и мешая садовникам делать свою работу. Частенько он устраивал на них охоту, притаившись в засаде меж розовых кустов. Зная Дунино любимое место, садовники старались обходить его стороной. Однако Дуня тоже был стратег, и поэтому садовники у нас часто менялись. Нет, Дуня их не ел, просто пугал. Когда же садовые шалости ему надоедали он переключался на зазевавшихся студентов. Но если вам повезло, и вы встретили Дуню в хорошем расположении духа, можно было не только почесать ему бархатное пузо, но и слетать на купол актового зала.

– Что, перешел на сладости? – я потрепала Дуню по загривку. – Мяса у меня нет, прости, дружочек…

Дуня сварливо порычал, чуть свернув голову на бок, и с намеком уставился на завтрак Сэйни из-под моего локтя.

– А давай ты мне кость плоскозубки, а я тебе кусок бекона? Нежнейшего… свежайшего… – умасливала я.

«Откуда я возьму кость плоскозубки?»

Разумеется, Дуня говорил телепатически, клюв у него для человеческой речи не приспособлен.

– Ну, ты же закапываешь там всякое, – предположила я.

Дуня презрительно фыркнул, уронив слюну мне на юбку. Мысль о нежнейшем беконе сводила его с ума.

«Ррр… ну, не знаю, поищи плоскозубку у того жирного скряги».

Я проследила Дунин взгляд и уперлась глазами в нашего всезнайку второкурсника Круера. Он сосредоточенно поедал гренки, периодически поправляя сползавшие на нос очки, и о чем-то думал. Все дразнили Круера Гарри Поттером, про которого мы знали из дней кино в визире, хотя он напоминал его исключительно очками. А за всезнайство его, видимо, следовало обзывать Гермионой. Впрочем, история про мальчика волшебника быстро всем приелась (мы тут все волшебники, если что, сплошной Слизерин вдоль и поперек), поэтому Круера все чаще звали просто «баяном», уже и не помня откуда пошло это прозвище.

– Думаешь, у него есть? Он же всего лишь второкурсник!

«Да, но его отец занимается древностями. И это я не про миссис Круер, которая, как всем известно, старше супруга на шестнадцать лет».

– Ммм… – я коварно сощурила глаза. – Так, Дуня, весь бекон твой, если достанешь мне кость плоскозубки из тайников этого толстячка. Идет?

Судя по тому, что Дуня обслюнявил уже значительную часть моего одеяния, он был согласен. Так что я, ничтоже сумняшеся, стащила тарелку Сэйни и отдала ее грифону. Сэйни только фыркнула. После вчерашнего есть ей все равно не хотелось, а антипохмельное зелье еще не подействовало.

– Вот он, девочки, он тут! – взволнованно зашептала я. – Да не все разом!

Уна с Сэйни перестали тянуть шеи и сконцентрировали взгляды на мне.

– Ничего у тебя не получится, – мрачно изрекла Сэйни, уксусная кислота делала с ее головой что-то нехорошее.

– Это еще почему?

– Потому что в весенний семестр декана не найти, – поддакнула Уна. – Он же знает, что его постоянно пытаются подловить выпускники, умоляя сменить задание. Взятки, шантаж, мольбы, слезы, сопли…

– Да, но лорд Кекула уж всяко знает, когда тут появляется наш декан, чтобы подписать какие-нибудь бумажки. Моя жизнь висит на волоске! И все мы знаем на чьем! – горестно произнесла я.

Уна с Сэйни прыснули со смеху, чем заработали мое осуждение. В это время Дуня уже управился с беконом и снова сложил свою огромную голову мне на колени. Я потрепала его по загривку.

– Так, все, вы не представляете себе уровень моего отчаяния, так что я пошла!

Пришлось, не без труда, высвободиться из Дуниных пут и направиться на встречу судьбе.

***

Лорд Кекула, мрачный, высокомерный, бледнокожий истинный вампир, аккуратно нарезал тончайшими ломтиками кровавый бифштекс, отвратительно при этом улыбаясь. Он всегда занимал теневую сторону преподавательской зоны, хотя свет ему совершенно не вредил. Единственное, на что у лорда была аллергия, так это мы – студенты. От долгого общения с нами лорд покрывался пятнами, и у него начиналась зубная чесотка. Всякий студент знал, что нужно успеть сообщить лорду свою просьбу, вложив в краткое сообщение всю боль своего рода, прежде чем у лорда начнется эта самая чесотка – верный признак того, что пора давать деру. Я согласна – я выбрала не самое удачное время для беседы, но потом лорд мог запросто в буквальном смысле испариться, и ищи его по всем склепам!

Слева от лорда возвышался длинный, как каланча, помощник Хин-хин (слуга фамильяр). Флегматичный, худощавый и замкнутый паренек, мечтавший, что однажды лорд подарит ему вечную жизнь, в чем я лично сильно сомневалась. Хин первым меня заметил и сделал предупредительный выстрел обжигающим взглядом. Да ну что он может супротив отчаявшейся ведьмы? Не остановленная, я возникла перед лордом Кекулой в момент, когда он отправлял в рот очередной филигранный кусочек бифштекса, и загородила ему обзорный вид на столовую. Для усиления эффекта я дебильно улыбалась. Хин поднял столовый ножичек и с намеком провел им рядом со своей шеей, сделав страшный взгляд. Лорд Кекула замер, перестав жевать. Его красные глаза остановились на этом вопиющем безобразии, то есть на мне.

– Доброе утро, темнейший лорд! – с подобострастием произнесла я.

– Бобае? – прошамкал лорд с набитым ртом. – Тьфу!

Он выплюнул еду, принявшись наводить порядок с помощью салфетки.

– Вы только что в разы усилили мой аппетит! – лорд обнажил зубы, и я немножечко вжалась в стул. – Хин, принеси мне еще один бифштекс. Леди тоже желает стать завтраком? – это он уже обратился ко мне.

– Благодарю вас, лорд Кекула, но я, пожалуй, откажусь, хоть это и великая честь быть вами поку… – я не к месту задумалась о правильности фразы, – укуси… укушенной!

– Тогда вон отсюда! Приемные часы – в четверг с 25:60 до 27:70!

– Но… но ведь нет такого времени? – недоумевающе промямлила я.

– Какая вы догадливая! Бегом марш!

– Но мне очень нужен наш декан! На минуточку! На секундочку! Умоляю! Моя жизнь висит на волоске! Если бы вы знали насколько буквально! Просто скажите, когда я могу его увидеть!

Лорд махнул наманикюренной рукой.

– Банально. Придумайте что-нибудь поубедительнее.

– Именем студсовета… – начала я.

– Бла-бла… – проворчал лорд.

– Ради темной памяти моей бабушки…

– Бла-бла-бла-бла-бла…

– А как насчет сведения счетов с одной противной вам особой?

(Все знали, что лорд Кекула и нума Антинуйя друг друга не переваривают. Впрочем, все знали и то, что все тут друг друга не переваривают, так что шансов ошибиться у меня не было).

– В данный момент вы сами рискуете выйти на первое место в списке противных мне особ, – скучающе отозвался лорд.

В это время Хин уже притащил второй сочный бифштекс, и оба – Хин и лорд, уставились на меня с явным намеком о том куда и как срочно мне нужно проваливать.

– Это нечестно! Я буду жаловаться! – пригрозила я.

– Жалуйтесь сколько угодно, у нас тут тирания и тоталитаризм, закрепленные в университетском уставе. Всего доброго! – лорд милейше улыбнулся, обнажив все свои пары клыков.

Я сурово выдохнула и удалилась победоносным шагом. Кровожадный взгляд лорда прожигал мне спину, а взгляд Хина только немного щекотал. Вот дурачок! Ничего, они еще все у меня попляшут!

Я возвратилась за стол, где меня ждали подруги и Дуня. Дуня зевнул и свернулся клубком в пятне солнца у нашего стола. По моему взгляду Уна с Сэйни поняли, что не стоит говорить «мы же говорили». Я печальнейше опустила голову на руки, пытаясь совладать с желанием что-нибудь поджечь, и тут появился Фуф. Только этого мне не хватало!

После нашего с Луки расставания Фуф находился в прескверном настроении. Он всю ночь не давал нам спать, отчего Сэйни и свалила на вечеринку. После этого Фуф подрался с Зевусом, высобачив ему приличный клок шерсти на макушке, потом перевернул все горшки с цветами и нагадил на всю обувь, какую нашел не запертой. Я пыталась намочить его усыпляющей водой, но всякий раз он уворачивался от брызг. Зато я случайно усыпила Уну, пока разбрызгивала «засыпай-отвар». Я наорала на забившегося за коробки на шкафах разбушевавшегося фамильяра чтобы он отправлялся к своему ненаглядному оборотню, но от этого он обиделся еще сильней и съел мой любимый кактус, почти не жуя. Этого я вынести уже не могла и пришлось мне самой идти к Луки. Мы поговорили и решили остаться друзьями. Я переночевала у него, ибо только здесь можно было хоть немного поспать, пока дома Фуф заканчивал обдирать мебель. Все было не так уж и плохо – мне больше не придется зависать с Лукиными братками оборотнями. С другой стороны, если мне понадобится переломить чей-нибудь хребет я всегда могу попросить их о помощи.

Увидев Дуню в столовой, Фуф взбеленился. Он ощетинился и встал на дыбы, пробежал вокруг него на цыпочках, распушив шерсть и шипя. Дуня лениво поднял орлиную голову и предупредительно шмякнул хвостом об пол. Фуф подпрыгнул и взвился под потолок по колонне. Мы с девчонками наблюдали за этой сценой с надеждой, что Дуня решит закончить завтрак откусив Фуфу голову, и я, наконец, смогу завести себе карликового медведя, о котором давно мечтала. Однако грифон лишь разлегся на спине, подставив солнцу мягкий живот. Фуф перескочил с капители на балку, оттуда взобрался по открытым стропилам на прикрученные к перекладинам люстры и начал раскачиваться, яростно шипя и плюясь. Плевался Фуф отменно, так что вскоре досталось и Дуне, и мне, и некоторым студентам, и даже лорду Кекуле, которому Фуф умудрился угодить в бифштекс.

– О-ей! – воскликнула я и бросилась под стол.

Сидеть в укрытии или жить мне оставалось совсем недолго, потому что вскоре я увидела прямо перед собой острые носки лакированных ботинок. Затем раздался менторский голос замдекана:

– Ну, что ж, Зелин, вот теперь вы меня убедили.

Я выглянула из-под скатерти.

– Значит, у меня будет встреча с деканом?

– О, и еще какая, – мечтательно протянул лорд Кекула и захохотал.

– Благодарю вас, лорд!

– Угу, и обезьянку свою прихватите.

Я посмотрела наверх на висящего на хвосте и роняющего вниз ядовитую слюну Фуфа и вздохнула.

– Только если вы поможете мне его поймать.

– Это уж вы как-нибудь сами, – не согласился лорд. – Я жду вас в приемной через два часа. Советую также завершить все неоконченные дела, – почему-то сказал он и снова сделал мечтательный взгляд. – И только попробуйте не прийти.

– Я обязательно приду!

Я выползла из-под стола и сложила руки домиком. Лорд покачал головой и гордо удалился восвояси, взмахнув черным плащом. У темнеющего проема арки стоял подвывала Хин и тоже качал головой, проводя пальцем под подбородком.

– А про дела это он к чему? – спросила я у девчонок.

– Ох, Зелин, – Сэйни сочувственно поджала губу. – Даже не представляю, что с тобой сделает декан, если ты свершишь задуманное…

– Да мне нужен-то только один волос! Может, со шляпы или расчески! Может, напроситься к нему домой?

– Ты готова пожертвовать репутацией? – сморщилась Уна.

– А что если я прикинусь грабителем? И стащу его расческу!

– А как ты узнаешь, что она его? – не унималась Уна.

– Она будет лежать в ванной? – предположила очевидное я.

– Может, он ей собаку чешет? – возразила Уна.

– Не пори чушь, у декана восемь детей и жена та еще ведьма из совета Ордена. Так что врываться к нему домой самоубийственная идея, – оборвала наш спор Сэйни.

– Точно. О самоубийстве то я и не подумала, – грустно вспомнила я, почесав подбородок. – А ведь это какой-никакой выход из моего положения…

И тут на стол запрыгнул Фуф. Он показал Дуне язык и напушился. Уши он свел на макушке, а зубы и когти спрятал. И даже как будто стал светлее шерстью. Мы все втроем нахмурили лбы – Фуф перестал выглядеть отвратным чудовищем и стал вполне себе ничего. А после того, как он издал звук типа «ммурррлл» и потерся об меня, как кошка, некоторые из нас, а именно я, собрались и вовсе выпасть в осадок.

– Вот так и веди себя у декана! – предупредила я.

***

Прежде, чем попасть на аудиенцию, нам с Фуфом пришлось посидеть в приемной. Фуф притворялся пушистым песцом, свернувшись клубочком на спинке кресла, на котором сидела я и от нечего делать барабанила пальцами по мягким подлокотникам. Периодически мне в лицо прилетал недовольный взгляд мисс Анрены, болотной русалки и секретарши декана. Мисс Анрена была женщиной завидной красоты – с приятными округлыми формами и мятно-зелеными волосами. Глаза и губы у нее тоже были выдающимися. Но мы все равно звали ее Гангреной, пока она не слышит, за въедливость, с какой она допытывалась истинных целей визита, даже если ты принес на подпись никчемную бумажку из студсовета. В общем, времяпрепровождение в ее обществе нам с Фуфом критически не понравилось. Я слышала его сопение у себя за ухом. «Уфр, фурр, урр». И так все двадцать три минуты.

В кабинете декана в это время шел оживленный разговор. Там явно был лорд Кекула, и, как мне казалось, он умолял магистра Регуша отдать меня на съедение своим домашним пиявкам. Тут я хочу внести ремарку – в пиявку лорда Кекулы вошли бы три с половиной Фуфа. Я с удовольствием представила себе эту сцену, но тут дверь отворилась, и в проеме возник сам замдекана, черным силуэтом в ореоле света.

– Входите, Зелин.

Мы с Фуфом повиновались, при этом мой фамильяр потрусил следом за мной, мелко перебирая лапками, как будто был ручной собачонкой.

Магистр Люций Регуш, такой же человек, как и я, только член совета Ордена, поливал цветочки, звавшиеся лютиками за лютый характер. Зубы у лютиков были острые и частые, так что поливать их нужно было вовремя. Но меня чужие лютики не волновали, так что я разглядывала нашего декана, которого чаще всего видела издалека, обращая особое внимание на наличие и густоту растительности. Магистр был крепкого телосложения, коренаст, имел тонкую нервную кожу и маленькие глазки. И, к моему неописуемому счастью, был чернобров, кудряв и волосат. Этому факту я обрадовалась больше всего, мысленно благодаря генетику магистра за то, что природа не сделала его лысым.

– Магистр, – напомнил лорд Кекула.

Декан обернулся, разглядев мою скромную персону, и натужно вздохнул.

– Ну, что вы там натворили? Зачем напали на лорда Кекулу? – устало вопросил он.

– Это не я. Это он.

Я честно указала пальцем на виновника торжества. Фуф напыжился и стал походить на пуховый шар. Декан не без интереса обвел его взглядом и покачал головой.

– Вот он?

– Вот он, – подтвердила я.

– Не верю, – закачал головой магистр. – Им разве что пыль протирать в каком-нибудь склепе, или шапочку, там, какую, смастерить.

Заслышав сие, Фуф обиделся, но не подал виду. Но я-то знаю к чему эти скрежетания лапками по полу. Все, будет вам, господин магистр, и чудесный склепик, и шапочка.

– Э… – я не знала, что сказать.

– Ну, давайте, не будем тянуть. Вы признаетесь, приносите извинения, мы вас прощаем… и все идем дальше учиться. Ай!

Занятый нудной речью, декан не заметил, что слишком близко поднёс палец к лютикам. На коже выступила капля крови. Лорд Кекула промакнул лоб салфеткой и отвернулся, глубоко закатив глаза.

– Да вы ее спросите зачем она так к вам напрашивалась! – сглатывая слюну, подсказал лорд.

Магистр взглянул на меня исподлобья.

– Ну, и зачем, Зе…

– Зелин Деантар, – не без гордости напомнила я.

– Деантар? – выкатил глаза декан. – Я-то надеялся мы уже всех Деантаров выпустили. Что ни день, то печальные новости.

– Ну… лет десять вы еще можете жить спокойно! – заверила его я. – Если только вы, конечно, меня выпустите в этом году!

– Ну вот, приехали! Сейчас начнется! – возвел очи к потолку лорд Кекула. – Дайте мне другое задание, дайте мне другого куратора, я подам на вас во вселенский суд по правам учащихся!

– Не перебивайте, лорд. Все студенты знают, что пугать нас вселенским судом бесполезно, так как у нашего университета есть индульгенция на истязание учащихся, подписанная еще триста восемьдесят лет назад, – меланхолично остановил его декан. – Так что же вы хотели, Зелин?

– А мы можем поговорить с вами наедине? – заискивающе вопросила я. – Это личное.

Лорд Кекула зло ухмыльнулся, сложив руки на груди.

– Плиний, оставь нас, – попросил декан.

– Что? – возмутился лорд, взметнув бровями.

– Не переживай, мы найдем чем накормить твоих пиявок, – он приценивающе осмотрел Фуфа и в пол голоса произнес: – Тут им все равно нечем поживиться.

– Черти что! – оскорбился лорд и, взметнув плащом, куда-то исчез.

Декан выжидательно посмотрел на меня.

– Ну, выкладывайте.

Я понимала, что у меня почти нет шансов. Что если я нажалуюсь на нуму Антинуйю, то он просто не станет меня слушать. А если я цивилизованно попрошу магистра отрезать мне локон своих волос, то он, скорее всего, сдаст меня инквизиции. Осознав, что выбора у меня нет, а время стремительно кончается, я набралась смелости и решительно набросилась на магистра, крепко вцепившись ногтями в его волосатую грудь, так кстати показавшуюся за двумя отстёгнутыми пуговками рубашки. Декан от неожиданности взвизгнул и попытался вырваться, но у меня не было морального права уйти отсюда без добычи.

– На кого вы меня оставили! Бедная я, несчастная! – взвыла я и быстрым шепотом добавила: – Умоляю, избавьте меня от моего фамильяра, он пытается меня убить, не верьте его милой мордашке!

– Что? Что вы несете?! Отцепитесь немедленно!

Я отскочила, спрятав руки за спину. В кабинет торжествующе ворвался лорд Кекула.

– Что тут происходит?! Ага!

Декан нервно оправлял потрепанный пиджак и прическу, растирая пострадавшую растительность и в ужасе глядя то на меня, то на Фуфа. Фуф в это время успел переместиться на трюмо, где сидел у зеркала, обхватив бюст великого магистра Фарэвэла, председателя Совета Ордена Тайны, и самозабвенно лизал ему бронзовое ухо. По всему было видно, что декану не хотелось связываться ни со мной, ни с Фуфом.

– Мне его бабушка подарила, – произнесла я скромным голосочком.

– Ба… бабушка? – переспросил магистр.

Я кивнула.

– Она сказала, что он химера.

Лорд Кекула прищурился, разглядывая моего фамильяра.

– А больше похож на…

– Не придумывай, Плиний! – резко прервал его декан. – Раз Зловещая Розамунда так сказала, значит, так оно и есть! А вы – идите учиться! И больше чтобы я от вас ничего такого не слышал! А лучше – не слышал ничего о вас!

Я облегченно вздохнула и собралась скорее отсюда сбежать, но лорд Кекула загородил мне выход.

– Два нападения за день. По-моему, в нашем уставе есть четкие распоряжения относительно несанкционированного руководством насилия, особенно в отношении профессорско-преподавательского состава!

Декан вздохнул, глядя на меня и пожимая плечами.

– Устав!

Так вот я и попала, наконец, в наше местное КПЗ. Но до этого мне пришлось подождать конвоя в приемной. Пока мы с Фуфом сидели на том же кресле, я подслушала несколько интересных фраз, донесшихся из кабинета декана. При этом мисс Анрена смотрела на меня осуждающе, хотя я была почти уверена, что ее правое ухо немного вытянулось в сторону кабинета, вследствие распиравшего ее любопытства.

– Подумать только! Люций! В нашем университете, как у себя дома, расхаживает сам-знаешь-кто, и ты ничего не делаешь! – это ругался лорд Кекула.

– А что я могу сделать? Такова воля Розамунды!

– Я предупреждал Совет, что ее захоронение нужно уничтожить! Старая карга давно в могиле, а мы до сих пор пожинаем плоды ее злобства!

– Тише, Плиний! – зашикал декан. – Лютики не переносят шума. Они становятся дико кусачими.

– До чего ты докатился, Люций! Лучший выпускник Академии чародеев, непревзойденный победитель Турниров бесконечных войн беспокоится о цветочках! Ты бы лучше побеспокоился о сам-знаешь-ком! Ты совсем обрюзг!

– Я бы посмотрел на тебя, если бы тебе твоя супруга подарила лютики! – возмущенно защищался декан. – А это не наши проблемы, девочка выпустится, и пусть сама их расхлебывает.

Раздался громкий «пхах». Мне кажется, я физически почувствовала колебание воздуха от того, как лорд Кекула осуждающе качает головой.

– Моя супруга, как все нормальные супруги, дарит мне кровяную колбасу собственного изготовления, а не эти ваши романтические извращения! Вот и проследи теперь, чтобы «девочка» выпустилась, и ничего не пришлось расхлебывать нам!

– Я?! Пять лет мне никто ничего не говорил, а тут – на тебе, расхлебывай! Это ты его упустил! Как, я тебя спрашиваю? Пять лет, Плиний!

– Пять лет никто не плевался в мой бифштекс! – с ярым негодованием выпалил лорд Кекула.

– Ах, Плиний…

– Да что Плиний? Думаешь, Розамунда просто так дарит кому-то такие вот «подарочки»? Не понимаешь, к чему все идет?

Дальше я ничего не услышала, потому что за мной пришли, а Фуф смылся. Как всегда, на самом интересном! Мне и самой было жутко любопытно к чему же все идет, а пока…

***

Я планировала провести четыре часа своего заключения выкрикивая лозунги за свободу слова, но тут мой взгляд упал на камеру напротив. Нет, не подумайте, что у нас тут какой карцер. Камеры у нас были чистые, светлые и даже немного уютные. Настолько, что некоторые неплохо проводили там время.

– Айко?

Мой лабораторный друг сидел на полу, оперевшись спиной о скамью, и читал книгу. Луч солнца из высокого окна за его спиной обворожительно прекрасно падал ему на голову. Увидев меня, он лишь на мгновение поднял взгляд и перелистнул страницу.

– Здравствуй, Зелин.

– А ты… ты чего тут делаешь?

Он вновь удостоил меня короткого, но внимательного взгляда.

– Читаю.

– Да ладно? – иронично выпалила я. – А что у себя в лаборатории не почитаешь?

– Тут тихо и светло. Было. До твоего появления, – не поднимая глаз, произнес он.

– Эй, тюремщик! – закричала я.

– Ну че? – недовольно спросили меня из-за стенки.

– Тут одному заключенному сильно весело сидится! А давайте вы меня к нему подселите, и я гарантированно испорчу ему существование!

В коридоре показался высоченный Бало, который и исполнял сегодня роль тюремщика.

– Че правда?

– Совершенно так!

– О, нет… – простонал Айко.

Бало повернулся к нему и злорадно ухмыльнулся, доставая ключи.

– Сильвупле, мадам, – пробасил он, выпуская меня из моей камеры и препровождая в камеру Айко.

Я сделала книксен и улыбнулась.

– Только без всякого там! – пригрозил Бало. – Никаких шпилли-вилли!

– Агась, – тут же согласилась я.

Айко мучительно закатил глаза, словно играл умирающего Ромео. Я плюхнулась на пол рядом с ним и выцарапала книгу у него из рук.

– Ну-ка, что тут у нас?

– Геологическое строение и новые направления в исследовании разломов доликийских отложений Прикритийского бассейна и западной части Агаванской плиты, – размеренно и четко вывел Айко.

Я пролистала книжку, не найдя в ней цветных картинок, только какие-то карты и графики.

– Скукотищщаа… А чем ты этому детине насолил?

– Не подписал обходной лист. Он вернул магический ускоритель в нерабочем состоянии.

– Аа… ясненько. Ну, скажи же, что ты это специально изобразил, что тебе не хочется, чтобы я посидела тут с тобой?

Айко смерил меня уставшим взглядом.

– Конечно, ведь мне страсть как не терпится срочно начать выслушивать все твои печальки вместо того, чтобы почитать сей достойный труд по геологии.

– Ну… – я зависла, пытаясь осознать сарказм это или нет, – у тебя все равно уже не было выбора!

Айко вздохнул. А я принялась всматриваться в мелкие строчки, сложив голову ему на плечо.

– Ты переходишь всякие границы, женщина, – заметил он.

– Ну, а зачем же мы еще нужны по-твоему? – весело отшутилась я.

– Чтобы нарушать равновесие и создавать хаос из ничего? – саркастично вывел Айко.

Мы посмотрели друг другу в глаза. У Айко был все тот же возмутительно глубокий взгляд, в который хотелось упасть, как в какой-нибудь доликийский разлом. Однако он не дал мне ответить гадость.

– Ну, что ж, давай не будем оттягивать неизбежное. Что у тебя случилось?

– С чего ты взял, что что-то случилось?

– Ты раньше не была такой неуравновешенной. И не сидела в камере временного заключения.

– Все мужики – козлы, – выпалила я и снова уткнулась в книгу.

– Интересно, – меланхолично произнес Айко, наблюдая за мной. – А ты сама дошла до этого вывода или тебе помогли?

Я повернулась к нему, чтобы одарить рассерженным взглядом.

– Ничто так не помогает дойти до этой мысли, как встреча с бесчувственными представителями якобы сильного пола, – как можно язвительнее произнесла я.

– Угу, – мягко отозвался он, тоже глядя мне в глаза. – И ты решила, что лучший способ забыть одного козла – это броситься в объятия другого?

– Что? Ты не козел.

– Это противоречит твоей логике, – спокойно отметил Айко.

– Ладно, я не права! Не все мужики козлы! Ты доволен?!

– Отчасти, – согласился он.

– И что же мне сделать, чтобы осчастливить тебя полностью?

Вместо ответа Айко долго и странно смотрел мне в глаза. Неужели тоже представлял меня в качестве ужина для пиявок? В общем, мне надоело ждать, и я снова удобно устроилась у него на плече.

– Так и почему же ты тут оказался?

– Поссорился с заведующим лаборатории.

– О, а ты что умеешь и такое?

– Выходит, что умею.

– А почему тут? Ты ему с ноги врезал?

– Нет, просто отметил, что его труды недостойны стоять даже на полках в детском саду. И аргументировал почему.

Я прыснула.

– Но за это же не сажают?

– Ну, допустим, я еще демонстративно отправил в урну его магистерский диплом в рамочке, который висел на стене почета. И сломал магипоглощающую установку.

– О… это уже прям подвиг… Постой-ка! – я отстранилась. – Ты специально это сделал?

Айко ответил не сразу, все так же красочно вглядываясь мне в самую душу.

– Почему ты так решила?

– Потому что ты тоже так себя никогда не вел. Ты так носишься с этой всей магитехникой… странненько, что ты сломал магипоглощающую установку. Даже в приступе гнева не могу представить, чтобы ты это сделал… Точно! – вспомнила я. – Сейчас же конец года! У тебя весной подозрительные обострения чуства справедливости. Ты хочешь снова остаться на какой-то там по счету год! Да? Да?

Айко отвел взгляд, стиснув челюсти.

– Не вмешивайся, Зелин. Тебя это не касается. Сама-то что натворила?

– Я? Да так… «несанкционированная агрессия».

– А жертва?

– Декан и замдекана, – без особого выражения ответила я.

Айко посмотрел на меня с уважением.

– И, заметь, я не спрашиваю зачем.

– А хочешь я скажу? – оживилась я.

– Нет.

– Ну, пожалуйста!

Айко вздохнул.

– Просто так я все равно не отделаюсь?

– Не-а! – радостно подтвердила я.

– Ну, и зачем?

– У меня диплом пропадает! Мне там такое задали! Нум Батист даже сказал, что меня втянули в какую-то опасную игру…

– Ты рассказала другому преподу? Зелин? Ты что хочешь вылететь?

– У меня не было выбора! Он сказал, что это необратимое зелье! Мы никогда такого не проходили! Как бы еще я об этом узнала?

– Дай-ка список, – заинтересовался Айко.

Выражение бесконечной скуки на его лице сменилось озабоченностью. Я потянулась к корсету и, отвернувшись, вытащила листок. Айко взял его в руки и долго и внимательно бороздил взглядом.

– Бред какой-то…

– Вот и мы так решили!

– Мы? – Айко вздернул бровь.

– Я и мои соседушки.

– Зелин, я знаю человека, который может помочь тебе бежать из страны. Так, к слову.

– Что, все так плохо?

– Ты не сдашь этот экзамен, – совершенно серьезно заявил Айко. – Половину из этих средств можно достать только на черном рынке. И если ты это сделаешь, то автоматически станешь обвиняемой в хранении запрещенных веществ. А если не сделаешь… кажется, ты говорила, что у тебя очень чувствительная к поражениям семья.

– Но что же мне делать??

– Я уже подсказал тебе путь.

Айко вернул мне злосчастный список.

– По идее, никто кроме меня и куратора не будет знать состав… – размышляла я.

– Да, и если твое зелье сработает, твой куратор может принародно объявить список, и ты отправишься этапом в Заречную колонию для ведьм и колдунов.

– А если не сработает?

– Тогда ты просто провалишь экзамен.

– Тогда может мне так и поступить?

– Это разумно, – согласился Айко. – Но ты живешь на Авесказаре. В мире, где не спрашивают почему ты проиграл, а просто закапывают тебя по самую макушку, не испытывая сожалений. Если бы ты читала историю, то знала бы, что в ГУТСе каждые лет сорок – пятьдесят происходят такие ситуации. И никто не в праве обвинить нума высшей ступени. Зато простого студента, как ты, – запросто. При этом не важно насколько богаты твои родители. Таков Устав. Поэтому, как только ты провалишь экзамены и опорочишь безупречную репутацию твоей семьи победителей, то можешь спокойно прятаться на Волчьих островах всю оставшуюся жизнь от своего дяди Геральта. Хотя, скорее всего, он просто выдаст тебя замуж в какую-нибудь отдаленную колонию и сотрет твое изображение с семейного древа. Но еще ты можешь попросить о помощи того, у кого есть разрешение на владение такими средствами. И это точно не нум Батист. Уж извини, Зелин, но это было глупо. Ты не можешь быть уверена, что он не донесет об этом в аттестационную комиссию.

Я дернула плечом, ничего не ответив.

– И у кого же есть такой доступ?

Айко отвел взгляд к потолку.

– Например, у заведующего лабораторией…

– Шикарно! Раз ты знаешь, как вывести его из себя, значит, знаешь и то, как завоевать его расположение!

На меня тут же направили осуждающий взгляд.

– И насколько же низко ты готова пасть?

– Прямо до уровня пола! В смысле готова даже полы помыть у вас до конца семестра. Вам же нужна девушка, владеющая навыками идеальной уборки?

– У нас для этого есть Арти.

Арти – это зомби, если что. Настоящий, а не как Геркулай. Айко подключил Арти к каким-то электродам, заставляющим его думать, что он уже поел мозгов. А еще он обучил его простейшим действиям – таким, как мытье полов. Единственное, что в Арти никак не получалось исправить, так это его странную тягу к костям. Точнее, рефлексивную остаточную речь, которая звучала как: «кости бы». Вот если честно, жутко, когда к тебе подкрадутся в коридоре и гулко рявкнут такое на ухо. Айко, разумеется, не приносил питомцу костей, считая это атавизмом из прошлой жизни.

– Ага, ну-ну. Неужто ФранкенАрти лучше, чем живая и нуждающаяся в помощи я?

Айко улыбнулся. В первый раз за вечер.

– Так и быть, Зелин. Я расскажу тебе как понравиться нуму Грецлаву. Но только из научного любопытства.

Я не удержалась и набросилась на него с неуместными объятиями, но сверху тут же раздалось:

– Эй! Мы же договорились!

– Я пытаюсь его задушить! – шикнула я. – Уйди, Бало! Не мешай процессу!

Наш тюремщик насупился, постоял еще немного, взвешивая все за и против, но так как был безмерно туп, то так и не смог сделать какой-нибудь вывод и ушел обратно на свой пост читать неприличные магижурналы с движущимися картинками.

Вечером, когда я вернулась домой, меня ждал Дуня, притаившийся за портиком у входа. Скрыть свои внушительные телеса и крылья у него не вышло, так что об эффекте неожиданности не могло быть и речи. Но ради его удовольствия я постояла на крыльце и даже пропела: «Ой, как хорошо сегодня, стою тут одна одинешенька, никого не трогаю… тишина, красота, цветочки распускаются…». А когда Дуня выскочил из укрытия, я картинно напугалась, изобразив падение в обморок. Дуня был счастлив, а я получила свою кость плоскозубки, добытую в неравном бою. Итого, у меня было целых четыре ингредиента из пятидесяти пяти и целых три варианта где взять еще – черный рынок, нум Грецлав и бабуленькина сокровищница. Я довольно улыбнулась, решив начать с последнего.

Сказочка пятая, про расхитителей гробниц

На следующий день я первым делом отправилась конечно же… трам-да-да-дам! В лабораторию! Мучить моего ни в чем не повинного товарища по несчастью! Увидев меня, он стал мрачен и попытался изобразить боль. Но я-то знаю, что такую расчудесную прелесть, как я, просто невозможно не любить! Поэтому я была уверена, что он притворялся. И даже эти умилительные попытки скрыться от меня в отсеке для особо опасных экспериментов нисколечко не убавили мой азарт. Тем более, что я успела ухватиться за ручку двери прежде, чем Айко смог окончательно сбежать. Пару секунд мы тупо смотрели друг на друга через стекло. При этом я улыбалась, а Айко делал вид, что у него кто-то умер. В конце концов ему пришлось уступить моему очарованию!

– У меня начинается передоз тебя, – мрачно сообщил он. – Симптомы – жгучее желание перевестись в лабораторию другого факультета.

– Во-первых: «Ничего, ничего, от счастья не умирают!» – процитировала я какую-то крысу и похлопала несчастного по плечу. – А во-вторых, ты ведь понимаешь, что я и там тебя найду?

Губы Айко разочарованно поджались.

– Мне больше нравилось, когда ты молча пялилась в визир и воровала фразы из мультфильмов, доедая мой ужин. А теперь мне приходится с тобой разговаривать.

– Если ты хотел добавить восхищение в эту фразу, то получилось не очень, старайся лучше! – воскликнула я.

Айко прикрыл глаза и покачал головой.

– Мои волосы, знаешь ли, дорого стоят! – с намеком улыбнулась я.

Осчастливленный моим появлением друг изобразил недоумение.

– Я тебя умоляю…

– Вот-вот, умоляй меня! А, кстати, что ты с ними делал?

– Так зачем, говоришь, ты пришла?

Хм… Быстрая смена темы… Я прищурилась, нащупав крупную рыбину и хорошенько ее помассировав, но, к сожалению, мне было сильно некогда, так что рыба выскользнула, напоследок шлепнув меня хвостом. Так… кажется, пора завязывать с визуализацией. Следя за переменами на моем лице, отражающими мою внутреннюю мучительную борьбу, Айко сел за стол и приготовился слушать.

– Меня посетила восхитительная идея!! – я прямо-таки горела азартом.

– Только не это… – прошептал он одними губами.

– Я тут подумала....

– Мне уже вызывать спасателей? – совершенно серьезно спросил он.

– Нет, подожди пока я все расскажу!

– Хм… Ну хорошо, – обречённо согласился Айко.

– Я подумала, что не знаю ни одного настолько же умного студента, как ты!

– Неужели? – искренне изумился он.

Его бесстрастное выражение вновь не позволяло мне определить степень сарказма. С Айко всегда было так – я без понятия, что там творилось в этом ледяном разуме.

– Да! Ты дольше всех тут находишься!

– Потрясающий вывод. У тебя блистательный ум, Зелин. И почему ты не закончила универ экстерном?

– Я специально притормаживала, чтобы увидеть, как ты, наконец, выпустишься! – немного разозлилась я. – Не сто же лет тут торчать! Мир жаждет расцвета твоего гения!

– Сколько мне по-твоему? – скривился мой друг.

– Э… ну… – я засомневалась, – я не знаю, это сложно определимо! Но когда я поступила, ты тут уже был! В общем, суть в том, что ты: «А» – умный, – я начала загибать пальцы, приглядывая, как на испытуемого подействует моя усиленная лесть, – «Б» – сильный, «В» – тебе совершенно точно нечем заняться в этот чудесный вторничный вечер, так как ты не был замечен ни в порочащих, ни в непорочащих тебя связях с внешним миром!

– Ну, разумеется… – тягостно заключил Айко. – Хоть это и подлое преувеличение.

– А ещё тебе явно понравится мое предложение!!

Айко выжидательно смотрел на меня, приподняв левую бровь, так что я даже почувствовала некоторый холодок в печенке, говорящий о том, что я волнуюсь.

– Ты пойдешь со мной в склеп моей бабушки, чтобы немножко ее огра… позаимствовать кое-чего, в общем!

Айко издал длиннющий «хм», что породило во мне хрупкую надежду, что если не моя неотразимая красота, то хотя бы эта многообещающая шалость его заинтригует.

– А почему ты не попросишь своего друга?

– Ты про моего блохастого ненаглядного? Так мы расстались. Он оказался меня не достоин, – гордо заключила я.

Айко никак не отреагировал.

– А еще он проиграл в стратегической битве за мое уважение, – повысила ставки я.

– И с кем же он дрался? – исключительно от неожиданности спросил Айко.

Я посмотрела в окно, поджав губу. Такого вопроса я не ожидала.

– С курицей.

Тут я скосила глаз, чтобы взглянуть на Айко. Он очень старательно не давал себе расплыться в похабной улыбочке.

– В его защиту могу сказать, что курица была боевая и специально натаскана на оборотней, – вздохнула я.

– О, так это было не фигуральное выражение? – еще сильнее удивился он.

– Увы.

– Сочувствую. А подруги, я полагаю, тоже недостойны? – поинтересовался Айко, очевидно в надежде на другие шокирующие подробности.

– Не то слово! – чуть не расплакалась я, разумеется, картинно. – Готовы были отправиться на омовения в святых источниках, лишь бы не составлять мне компанию!

– Разумно. Тебе бы тоже не помешало, – как бы между делом заметил Айко. – Может быть, это спасло бы тебя от глупых идей.

Я пропустила это мимо ушей, продолжая изображать истукан. Очень симпатичный, между прочим.

– Так ты идешь?

– Судя по тому, что ты уже успела всем наболтать про твою и без этого знаменитую бабушку, если не я – тебя наверняка принесут в жертву или утащат в преисподнюю… – размышлял вслух Айко, как будто на полном серьезе, почесывая подбородок и бороздя взглядом блестящий лабораторный пол.

Я снова промолчала, так как он вполне мог оказаться прав.

– Но у меня есть одно условие.

– И какое же?

– Мы не возьмем с собой твою мартышку.

– Почему это?

– Она мне не нравится.

– Это «он», и он никому не нравится, – робко возразила я.

– Мне плевать на остальных. Эта тварь меня бесит. Оставь ее дома, она только мешает.

– Ты себе и представить не можешь насколько он бесит меня! Но я не могу им управлять! Он сильно кусается, – я поежилась от травмирующих детских воспоминаний, когда я еще пыталась приручить Фуфа. – И я даже не знаю где он сейчас. Но из-за него мне не дают взять нормального няшного фамильяра, так как формально, он у меня уже есть!

Айко покачал головой.

– Не обессудь, если я ее случайно прихлопну.

– О, я бы на это посмотрела! – развеселилась я. – Это еще никому не удавалось! Можешь даже не случайно, – добавила я, прикрыв рот ладонью.

– А с чего ты вообще взяла, что эта вылазка может мне понравиться? – вдруг вспомнил Айко.

– А я не сказала? – я заманчиво сверкнула глазами. – Моя бабушка покоится в своем собственном доме по ее собственному завещанию. И у нее о-о-о-очень большая коллекция всяких зловещих штучек.

На секунду мне почудилось, что в глазах у Айко зажглись маленькие алчные звезды. Однако он сделал безразличный вид и махнул рукой.

– Хорошо, я пойду с тобой, если ты позволишь мне взглянуть на библиотеку твоей бабушки.

– Да пожалуйста!

– Договорились.

Айко неожиданно повеселел. Я-то надеялась, что он будет счастлив от одной только моей компании, но он, похоже, больше любил книги. И хотя я не питала больших иллюзий относительно его ко мне отношения, эта ситуация начинала бесить мою внутреннюю ведьму. Что ж… посмотрим сколько он выдержит супротив моего бордового платья!

***

Была густая, как гуляш, мрачная и жуткая ночь… Пахло сыростью. Противный ветерок гнулся по лысой земле и зло щекотал лодыжки… странные подвывания и шорохи слышались со всех сторон…

Вот примерно так я рассказывала об этом девчонкам, с удовольствием глядя на их округляющиеся, как алюминиевые тазики, глаза. Но, по правде, все было несколько иначе. Не сумасшедшая же я, в конце-то концов, идти грабить бабуленьку, самую, между прочим, злющую, хоть и мертвую, колдунью, посреди ночи! Особенно в компании с таким подозрительным типом, как Айко. Еще и без электричества в заброшенном доме. Как я найду свои жизненно важные ингредиенты при свете фонарика? А?

Почему я не взяла кого-нибудь из своих ста тысяч родственников и друзей, спросите вы? Во-первых, я не хотела огласки, а люди, как ни крути, не умеют держать языки за зубами. А вот в том, что Айко относится к одному со мной виду, я небезосновательно сомневалась. По мне так он больше был похож на мифические машины, о которых нам рассказывал нум Батист на «Элементарной механике». Взять хотя бы его вот это: «Хм, неплохой прикид, – минуточка молчания, – для жертвенного алтаря».

Возмущению моему не было предела! Ни один смертный не мог устоять перед бордовым платьем! Оно было длинное и нежно бархатное с тонкой газовой верхней юбкой, расшитой цветами, и ну очень выразительным изгибом декольте. Правда, мне пришлось накинуть черный плащ с капюшоном (все ж таки не лето), а потом, раз пошла такая пляска, накрасить губы черной помадой, а глаза подвести углем, на щеках нарисовать точки, и насурьмить, конечно же, брови, и нацепить чокер с черепком (отличный защитный артефакт, кстати). И колечки с костяным вороном и волком. И браслетик змейкой. Два. И сережки-мечи. И колечко в нос. Простенькое такое, с камушком. Ну, вот и при чем тут алтарь?!

А, во-вторых, Айко на самом деле был одним из самых начитанных и умных колдунов, которых я знала. Он легко мог заткнуть за пояс любого магистра Ордена Тайны. Однажды он поспорил с нашим деканом о свойствах «вечной пустоты» (это одно из самых сложных заклинаний), и с тех пор он с ним не разговаривает. Я догадываюсь, что по той же причине Айко обходят стороной почти все члены аттестационной комиссии, но, однако, я решительно не догадывалась почему же в таком случае они не выпнут его всем собором с красным дипломом и медалью. Смею предположить, что в таком случае им придется назначить его верховным магистром, а этого допустить, судя по всему, никак нельзя.

Пока мы пробирались до бабулиного дома, поросшего вокруг чертополохом и прочими колючестями, я раз сто пятьдесят пожалела о своем «прикиде». Ну, возможно, я и преувеличиваю. Скорее, сто тридцать девять раз. Но, это не так важно. Суть в том, что у моего чудесного платья был один малюсенький недостаточек – оно было сильно длинным и цеплялось за всякую дрянь. Айко несколько раз останавливался, чтобы огреть меня снисходительно сочувствующим взглядом, и пару раз высвободить из зарослей. В конце концов, когда мы добрались до дверей, я была зла, как ведьма, и действительно готова принести кого-нибудь в жертву. Например, Фуфа. Про подвывания и шорохи я не приврала. Они и правда имели место быть и ярко свидетельствовали о том, что Фуф решил составить нам компанию. Держался он отдаленно, так как с Айко у него оказалась какая-то взаимная нелюбовь, но, в отличие от всех предыдущих эпизодов, Фуф не предпринимал попыток нагадить моему другу. Ни одной! Просто крысился и дыбил шерсть, огибая его по косой дуге. Как знать, может, они тоже успели подискутировать о «вечной пустоте» пока я не вижу?

При виде бабушкиного дома глаза у Айко восхищенно заблестели. Еще бы! Он был большим, каменным, мрачным, и с башенками! Весь облепленный ядовитым плющом. Входная дверь отвратительно скрипела, а еще где-то капала вода. Тьфу ж ты! Я подняла очи к небу и изо всех сил грозно нахмурилась. Прицельно над бабулиным домом на чистом небушке повисла туча. И из этой самой тучи упала всего одна капля, и та – прямо мне в лоб! Айко украдкой улыбнулся. Я потрясла кулаками и ворвалась в дом.

Заросли плюща пробрались внутрь и окутали все его стены плотной сетью. Айко сразу же сотворил заклинания, чтобы оградить нас от посягательств кровожадного растения. На такую дерзость вьюн обиделся и спрятал все-пре-все цветочки, оставив только шипы.

В холле мне почему-то стало жутковато. В первый раз. Я не сказала об этом Айко и не упомянула в своем рассказе девчонкам. Но как-то будто даже ком начал подкатывать к моему горлу. Словно что-то противное и гадкое начало рождаться в моем теле и проситься наружу. Фу… И, кстати, это не то, о чем вы подумали.

Айко тронул меня за плечо, и я очнулась от своего мерзкого оцепенения. Но мне по-прежнему казалось, будто я слышу, как какая-то тягучая мрачная сила, окутывающая дом, ползет по его стенам из самой земли и тяжело волочится по полу, касаясь моих ног.

– Забыла, куда идти?

– Не… просто… воспоминания, знаешь… – я встряхнулась.

– Надеюсь, приятные?

– Ну, это как посмотреть… – философски протянула я.

– Пойдем, Зелин, у меня через два часа третий курс, – поторопил он. – Не хочу опаздывать, нужно еще подготовить лабу.

– Прикладники?

– Если бы… – Айко фыркнул. – С факультета теории и истории магии. Каждый раз кто-нибудь падает в обморок при виде Арти.

Я хихикнула.

– А ты еще поди специально его напоказ выставляешь!

Айко не ответил, самодовольно улыбнувшись. Мы стали подниматься по большой парадной лестнице, увешанной портретами с хитрыми господами и дамами. Меня еще в детстве не покидало ощущение, что они украдкой следят за мной и подмигивают. А вот и чистокровный вампир Тобиус, бабулин друг. На портрете у него были высокие треугольные брови и руки, сложенные домиком. Как будто он ухмылялся, увидев еще живой, трепещущий от ужаса, десерт. Странное дело, но мне почудилось, будто ногти у портрета подросли. А, может, я просто давно его не видела. Тобиус, между прочим, слыл «старовером», то есть не питался кровяной колбасой, как лорд Кекула, а предпочитал поддаваться «зову природы» и охотиться, как все вамиры далекого прошлого. За это он был объявлен persona non grata во всех странах мира, но так как вампиры умеют растворяться в воздухе, никому так и не удалось его поймать и откуда-нибудь выдворить. Именно поэтому он частенько и безнаказанно бывал в гостях у моей бабуленьки.

– Арти тот еще симпатяжка! – вспомнила я.

– Да, вот только в их курс входит ознакомление с анатомическими препаратами. А там, знаешь, всякое… и похуже Арти, который и правда выглядит не плохо, учитывая сколько времени он провел взаперти.

– Знаю! Я видела! – гордо заявила я, вспоминая внушительную коллекцию магических существ. Точнее того, что от них осталось.

– И это я молчу про циклопа Клопа, у которого до сих пор дергается веко, хотя его упокоили лет пятьдесят назад.

– А почему, кстати? Все хотела спросить.

– Не знаю насколько это правда, но говорят, что первому циклопу сильно не повезло – его ослепил какой-то пират и украл всех его овец. С тех пор циклопы очень плохо спят и у них непроизвольно открываются глаза. Трансгенерационная травма. Ну или эволюционное приобретение, если посмотреть с другой стороны. Кстати, Клопу я вставил черный кристаллит вместо глаза, – похвастался Айко.

– Чтобы напугать перваков посильнее? – заулыбалась я.

– Ну… да, – нехотя согласился мой благородный друг.

– А я не испугалась! Бе-бе-бе!

– Ага… ты у нас смелая…

– Да! Я сама отваг-А-А-А-А-А-А! – тут же заорала я, бросившись Айко на шею и полностью уничтожив свой непоколебимый образ решительной и отважной ведьмы.

Собственно, это и было «в-третьих». Я подозревала, что мне обязательно будет страшно, и мне понадобиться крепкая шея, чтобы на нее бросаться.

– Всего лишь бордюр отвалился.

Айко высвободился из моих дрожащих объятий и поднял с пола кусок лепнины.

– Ох уж эти девы…

– А чего он это… падает мне на голову? Почему что-то весь день пытается мне навредить? Это же дом моей любимой бабуленьки! Что же будет дальше??

– Дом старый… – пожал плечами Айко. – Или ты и правда думаешь, что он специально?

Айко сощурил насмешливый взгляд, и я, отвернувшись и расправив плечи, пошлепала дальше через длинный коридор в бабушкины покои. Тоже мне рыцарь… плюща и бордюров. Одолжить, что ли у нума Батиста его любимую хохлатку в счет будущего аванса? Мы с ней вроде как уже подружились. Я даже подверглась дружественному обнюхиванию с ее стороны, что я считаю своим лучшим достижением в опыте взаимодействия с опасными магическими существами. Дуня в рейтинг не входит, так как он от природы добрый увалень и пакостит исключительно из желания привлечь к себе побольше внимания.

В бабушкиной сокровищнице мне стало совсем жутко. Мы стояли на пороге. Айко воспринял на удивление серьезно мой окаменелый вид и даже внимательно вгляделся в мое лицо, а потом на стоящий посреди небольшой комнаты каменный саркофаг. На крышке саркофага сидел Фуф. Увидев нас, он заходил взад и вперед, пофыркивая и оглядываясь, а потом присел на край, свесив длинный хвост и поскребывая лапкой по резным орнаментам. Из окон бил веселый дневной свет, в котором беззаботно танцевала разноцветная пыль. Над шерстью Фуфа свет загорался наподобие пламени, как будто окружавшего его со всех сторон. Жутенькое зрелище, но ему шло.

Я вошла и огляделась. Все тут осталось так же, как я помнила. Эти занавесочки, милые канделябры, кружавчатая мебель, помпезные обои в цветочек и с птичками, даже махровый ковер с оленями, убегающими от коварных охотников. Только саркофаг здесь был лишним. И еще тонны пыли.

– Неожиданно, – заключил Айко после беглого осмотра комнаты.

– Д-да… – согласилась я. – Я думала она в склепе, а не прямо тут.

– Боишься?

Айко сложил руки за спину и испытующе всмотрелся мне в глаза. Самого его, похоже, нисколько не волновала сложившаяся ситуация.

– Нет, просто… я представляла себе несколько иную картину…

– А что теперь, – думаешь, она поднимется из гроба, чтобы схватить тебя за руку и вырвать ее из плеч?

Я сурово воззрилась на «помощничка», вознамерившись напомнить ему для чего он здесь присутствует. Однако он не знал истинной цели, и в его словах мне почему-то почудилась доля правды.

– Бабуленька меня очень любила… – сказала я больше для себя. – Так что, скорее, я переживаю за твои руки и плечи.

Я вышла в смежную залу, где бабушка хранила свои сокровища. Фуф выгнул спину и зевнул, развалившись на солнышке пузом кверху, и даже не взглянул на Айко, будто его тут и не было. Мы начали осматривать стеллажи, заполненные бесчисленными книжками, коробочками и колбочками. Я подвергла тщательному осмотру даже бабочек, пришпиленных на антикварные булавки и заключенных в дорогой багет. Айко помогал мне искать нужное из моего злосчастного списка. Пользуясь ситуацией, я доставала книги с красивыми обложками и картинками и с удовольствием пролистывала их.

«… гремледины – сила земли. Они рождаются из ее магии и выходят на свет в смутные времена. Рыцари подземелий, они одеты в кайрановые доспехи и вооружены стрелами мудрости и мечами справедливости. Главная же святыня – «камень бесконечности» – покоится в руках короля гремлединов. Раз в тысячу лет гремледины отправляют вестника на поверхность, опоенного зельем забвения. Вспомнив себя и пройдя путь очищения, вестник возвращается в лоно земли и становится Белым рыцарем, правой рукой короля. Белый рыцарь вершит судьбу мира, объявляя королю достойны ли смертные обладать дарами магии…»

Айко заглянул мне через плечо.

– Сказки читаешь?

Я повернулась.

– Да, а что?

– Бред – вот что. Камень бесконечности. Ага. Антинаучно!

– Ты живешь в магическом мире!

– В научно обоснованном магическом мире! – поправил Айко. – И зачем гремледина поят зельем забвения?

– Чтобы он сложил беспристрастное мнение, ясен пень!

– Но как он сложит какое-то мнение, если он лишен своих знаний, а, значит, не может оценить достоин кто-то даров магии или нет? Разве он не становится пристрастным, проведя много лет среди жителей света?

– Ну вот через триста восемь лет сам у него спросишь!

– Откуда такая точность?

– Бабушка мне часто про них рассказывала… – я задумалась, – очень даже часто. И по ее словам последний гремледин посетил землю шестьсот девяносто два года назад.

Айко покачал головой, не став говорить того, что думал вслух. Может, из уважения к славе моей бабушки, а, может, потому что боялся, что я обижусь и выгоню его отсюда. Я не собиралась, так как мне было страшно до чертиков, поэтому он мог нести абсолютно любую чушь. Разумеется, я тщательно это скрывала.

– Зато смотри какие красивые! – я нашла последний аргумент и ткнула пальцем в картинку с гремледином. – В детстве я мечтала, что выйду замуж за короля гремлединов, и мы будем жить в нашем уютном подземном мире, а вместо светильников у нас будут камни бесконечности. А почту от маменьки нам будут спускать в колодец, ведь наверняка ей будет интересно узнать, как я там живу.

Айко усмехнулся.

– А твою мерзопакостную мартышку тебе тоже спустят в колодец?

Я ничего не сказала, но мое внутреннее «фи» было очевидно и по моему лицу. И тут я заметила странность. Пока Айко качал головой, поворачиваясь к свету, в его глазах зажигались маленькие оранжевые искры. И в свете всех маленьких гадких мелочей, которые уже случились со мной за эти краткие полчаса, это было пугающе. Но мне могло показаться, вот только…

Когда мы проходили мимо старого пыльного зеркала, я увидела в отражении медный свет, вспыхнувший в глазах Айко, будто пламя.

– Ой-ей!

Испугавшись, я отступила назад и споткнулась об огромный раскрытый сундук, упав в него и запутавшись в тканях и свитках. Айко тут же подал мне руку, но я взвизгнула, и попыталась высвободиться самостоятельно. Айко поглядел на мои комичные попытки справиться с паутиной и кружевной шалью и насильно вытащил меня из наглых пут. Он держал меня за плечи и смотрел мне в глаза. Пламени я больше не видела.

– Ну, чего опять? Зелин? Тебя что все-таки ужалил плющ? Ты какая-то странная, честное слово!

– Да кто бы говорил… – промямлила я.

– А что со мной не так?

– А ты на себя в зеркало-то посмотри!

Айко устало вздохнул и потащил меня к ни в чем не повинному зеркалу. Встал за моей спиной и… ничего. Да что за фигня, друзья мои?

– Ну, и кто теперь странный? – спросил он.

– Видимо, мне показалось… а, нет! – искорки снова зажглись. – Вот, вот, смотри!

Айко меланхолично водил взглядом по своему отражению.

– Я ничего не вижу.

– Как это не видишь! Вон же! Вон! – я трясла руками, указывая на его глаза.

Айко повернулся ко мне и приложил руку к моему лбу.

– У тебя жар. Ничего не чешется?

– Руки у меня чешутся – съездить по твоей физиономии! И о чем я только думала!

Во время моей тирады Айко осматривал меня с ног до головы и вдруг резко опустился, схватив меня за подол платья.

– А! Отпусти, извращенец!

– Да заткнись, Зелин!

От неожиданности я послушалась. Айко осмотрел мои лодыжки и прицокнул.

– Черт…

– Что?

В голове у меня немного мутилось.

– Ты и правда ужаленная. Наступила на плющ, когда заходила, наверное. Или еще пока шли по этим зарослям. Надо было сразу повесить на тебя что-нибудь защитное… Я ведь знал, что ты обязательно вляпаешься… во что-нибудь подобное.

Да… я пожертвовала артефактами в угоду красоте моего образа. Если вы помните, они были громоздкими и вычурными, и, видимо, речи нума Батиста повлияли на меня довольно значительно, так что я позабыла об элементарной безопасности. Я опустила голову, подставив ногу к свету и трагически скривила лицо. Моя бедная красивенькая ножка! На ней расплывался отвратительный розовато-фиолетовый волдырь.

– А почему мне не больно?

– Это тебе сейчас не больно, – Айко покачал головой, прикинув, что ему придется нести меня и мои галлюцинации назад в общагу.

– Я же говорю! Дом пытается меня прикончить!

– Глупости. Банальное совпадение. Так, и что же тебе показалось? – из интереса спросил он.

– Что у тебя глаза светятся!

Айко посмотрел на меня с умилением.

– Это, верно, от счастья, – съязвил он.

– Еще бы, девушка пригласила тебя на свидание в склеп великой колдуньи!

– А у нас свидание? – Айко расплылся в издевательской улыбке. – Знатно тебя плющит, дорогая.

– Да! – вспыхнула я и пошатнулась.

Айко удержал меня за локоть, восстановив равновесие.

– С научными интересами! – выпалила я. – У нас свидание с научными инте… инте… А это еще что?!!!

Бледное желеобразное шевеление в воздухе, возникшее в проеме двери и проплывшее мимо меня к окну, заставило меня исполнить вторую за сегодня арию чистым сопрано и спрятаться за широкой спиной Айко. Вряд ли ему понравился тугой пояс из моих рук, но он не сразу попытался избавиться от него. И он, и Фуф, перегретый солнцем и выползший в тень, оба медленно и молча проводили взглядами жидкое нечто, сформировавшееся в образ старушки и поковырявшееся скрюченными пальцами в жестянке на подоконнике. Мисс Мергл, компаньонка моей бабушки, а это была именно она, а точнее, ее привидение, извлекла из жестянки сигарету и, чиркнув ногтем, зажгла ее, после чего сделала одну глубокую затяжку. Дым свился змейкой внутри нее, после чего мисс Мергл направила на меня мутный белесый взгляд.

– Ой, ну чего же так кричать, Зелин! – проворчала старушка. – Я же тебя еще вот такой знала! – она показала что-то, размером с собачку.

Я высунулась из-за плеча Айко.

– Мисс М-м-мергл?

– Уже лет четыреста с хвостиком! – захихикало привидение. – Чего пришла-то? Рано тебе еще, – проскрипела она. – Не положено. Всему свой срок.

Услышав эту новость, я облегченно вздохнула. Вот только…

– Ты тоже ее видишь? – спросила я у Айко.

Тот кивнул. А мисс Мергл вдруг произнесла что-то на неизвестном мне языке и поплыла вон из комнаты, как ни в чем ни бывало. К этому времени я уже отцепилась от Айко, и он стоял, прислушиваясь и кривя лицо. Когда привидение достигло порога, Айко внезапно сказал что-то непонятное. Привидение замерло и повернулось к нему. Внутри него шевелилась в зыбком движении белых масс литая колонна, а далекие портреты на стенах искажались уродливыми гримасами. Мисс Мергл сделала жуткую физиономию и произнесла одно какое-то слово, после чего растворилась в воздухе, рассыпав во мраке сонмы беленьких пузырей.

– Че это было, а? – испуганно поинтересовалась я, мне страшно хотелось уносить отсюда ноги. Одну здоровую и одну больную.

Айко смерил меня долгим взглядом. Веселость исчезла с его лица, он снова превратился в того механического молчаливого человека, каким я знала его все время до этих дней.

– Она сказала, что ты очень похожа на свою бабушку в этом платье, когда она была еще молодой. И что тебе очень идет.

– А… – обрадовалась я, не поняв к чему этот подозрительный взгляд. – А чего это за язык и откуда ты его знаешь?

– А это изучают на продвинутом курсе, – ответил он, продолжая меня гипнотизировать.

– М-м-м…

Я не знала, что еще сказать, но меня вдруг начало пугать это все – старый дом, гроб бабуленьки, проклятый Фуф, эти облезающие и как будто шевелящиеся стены, пришпиленные бабочки с их противными усиками… Я попятилась, чувствуя, как покрываюсь испариной. Айко сложил руки на груди, поглядывая на мой странный маневр.

– Зелла… Зелла, послушай меня…

– Ну уж нет, маньяк ты недоделанный!

– Зелла, ты… ты не в себе. Какого черта? Ты что боишься меня? Ты ведь сама меня сюда притащила.

– Да, но я-то думала, что ты нормальный ученый… этот… жук… то есть мук… ой, муж, короче! Но не тот муж, а который просто муж!

– О, боги подземелья… – Айко грустнел на глазах. – Не думал, что это так быстро подействует.

– Ты меня отравил, да? Вот я глупая, глупая, доверчивая ведьма!

– Я ничего не делал.

По мне поползли мурашки. И одновременно меня бросило в жар. Я чувствовала, как мои волосы прилипают к лицу, и что в них еще запуталась атласная лента из бабушкиного сундука. Я попыталась ее сдунуть, но она хлестко щелкнула меня по щеке. Или мне так казалось. Все было каким-то мучительно ярким. Даже вокруг Айко появился тлеющий пламенный ореол. Я поискала глазами Фуфа, но его нигде не было.

– Ты собираешься меня уби-и-и-ть! – завыла я не своим голосом. – За что? Я такая молодая и красиивая!

– Да зачем мне это… и что я с тобой вообще говорю… ты же бредишь…

– А зачем эти твои шуточки про алтарь, злодей! – плакала я. – Чудовище! Сатрап! Убивец! Монстр!

– Зелла… подумай головой, как бы я успел все так быстро спланировать?

Я замолкла на секунду, шмыгнув носом. И меня озарило.

– Тебе просто повезло-о-о-о-о!

Айко закрыл лицо руками.

– Да ведь кто-то же знает, что ты тут, мне это никак не выгодно!

– Никто-о-о-о…. Никтоооо не зна-а-а-е-е-е-ет!

– А вот это было глупо. В смысле говорить мне что никто не знает, если предположить, что ты права.

– Что?! – я снова замолкла и расстроилась с удвоенной силой. – Ну почему-у-у-у? Ну почему я? И почему сейчас? Читателям ведь интересно, что это была за туча над бабуленькиным домиком! Нельзя убивать главного героя в середине книги! Ну пожалуйста-а-а-а!

– Слушай, Зелла, ну бежать-то тебе все равно некуда, так? – голос Айко звенел надо мной мерилом спокойствия и уравновешенности и врывался холодным ветром в мой воспаленный мозг. – И никто не знает, что ты здесь. И голова у тебя кружится, и ноги подкашиваются. Сопротивление бесполезно, да?

Размышления пошли в странную сторону, но я не могла не согласиться, и закивала головой, размазывая слезы и свой чудесный макияж. Кажется, русалки на этот раз продали мне подделку, настоящие «Жемчужины мертвого моря» так не размазываются.

– Ну, ты тогда посиди тут немного, – Айко усадил меня в кресло, – пока я доделаю наши дела и займусь тобой. Правда, в этом больше логики, да?

– Да… – всхлипнула я.

– И список дай.

– Зачем?

– По-хорошему отдай. Или я начну с тебя!

– Ой! – я зажмурилась. – Ну, на… начни с него. И… не торопись, ладно? Вдруг я что-нибудь придумаю…

Айко вытащил из моих рук промокшую в крепком рассоле моих слез бумажку и пошел шариться по бабуленькиным закромам. А я вдруг ощутила ноющую боль в ноге и усталость. Меня сморил сон.

Проснулась я от того, что Айко тряс меня за плечо. В руках у него была какая-то гадость, которую он закапал мне в глаза и уши. Понимая, что это конец, я смиренно подчинилась. По телу разлилось тепло. А потом вдруг все мгновенно испарилось! Я ощутила бодрость и желание мстить! Увидев мои раздувающиеся ноздри Айко довольно улыбнулся.

– Вижу, ты приходишь в себя. Отлично, я боялся, что не сработает. Срок годности мог истечь. Нашел в аптечке кое-что.

Он помог мне подняться и придержал мои ручки, потянувшиеся к его шее.

– Зелла… – он щелкнул пальцами у меня перед лицом.

– Да норм я, норм… – я насупилась. – Что со мной было-то?

– Я осмотрел твою рану. Я немного ошибся, это укус. Скорее всего ядовитая звероглазка.

– С таким-то названием я бы тоже была ядовитой… – проворчала я.

– Они любят сырость. А тут ее хватает. Ничего, заживет. До свадьбы с королем гремлединов то уж точно.

Он злорадно улыбался, а я обиженно нахмурилась.

– Я нашел все, что было можно, из твоего списка. И, если не возражаешь, я возьму пару книг почитать.

– Если только ты сам вернешь их назад…

А я сюда больше ни ногой! Тем более, что теперь здоровая только одна. Меня немного шатало, но, в целом, я почти пришла в себя. Мне было, конечно, стыдно… но не очень. Я все-таки ведьма. Больше ничего необычного не было, кроме того, что когда мы выходили, Айко осмотрел саркофаг бабушки более внимательно и потом несколько раз сравнил его глазами с моим ростом. Я не могу утверждать, что мне это не показалось. Но, согласитесь, было странненько! Я не стала ничего спрашивать, вдруг он меня все-таки прикопает, маньяк этакий! Моей главной целью было поскорее отсюда убраться, забрав все, что я могла унести. Спасибо бабушкиной сокровищнице – с помощью Айко мне удалось найти еще двадцать составляющих того убийственного коктейля! А так как они принадлежали моей семье, что было заверено гербовыми печатями на коробочках, то пока что я не совершила ничего противозаконного! Только бы папенька не узнал о моих похождениях…

Как только мы вышли, задул неприятный ветер. Айко сказал, чтобы я не пугалась, так как уже давно пишут о ветрах с севера. Но мне все казалось, что это бабуленька злится на ограбление. Потом еще и тучи набежали, и мелкий колючий дождь накапал мне за шиворот… но к вечеру все прошло, и небо вновь сияло непередаваемой синевой. Вот не могло оно побыть таким днем, не провоцируя мою паранойю?!

***

Вечером этого же дня я шла по кампусу после посещения кафедры продвинутой риторики (в народе именуемой кафедрой злословия), где мне нужно было досдать хвост с прошлого семестра, и размышляла о тонкостях бытия и превратностях судьбы. В таком лирическом состоянии духа я оказалась в нашей рабочей аудитории, так как нум Зиверс оказался не удовлетворен результатом моей смиренной работы над ошибками и заставил меня переделывать введение. Видите ли, доводы, представленные мной в качестве подтверждения актуальности темы недостаточной общительности в ведьминском сообществе показались ему неубедительными! Посмотрим, покажется ли ему более убедительной сыпь где-нибудь на пятках! С другой стороны, нум Зиверс, конечно же, был прав – просто я со своей невосполнимой жаждой к объятиям родилась в обществе клинически замкнутых на себе твердолобых эгоцентриков! Маменька частенько любила вспоминать, как я злоупотребляла своей потребностью, изыскивая изощренные способы затребовать любви. В этом мы с Дуней были похожи.

В рабочке никого не было. Все уже давно разошлись по домам или барам. Вообще-то мне просто хотелось, чтобы никого не было. Но там был.

Альказар, собственной сияющей персоной. Как на зло, весь такой восхитительный и великолепный. Я оторопело застряла на пороге, подумывая могу ли я быстренько смыться. Но он уже заметил меня и приподнялся с подоконника, на котором сидел, сложив руки на груди. Не поймите меня неправильно, обычно я не бегаю от людей, но вы же помните, что перед конкретно этим человеком мне тоже хотелось быть хоть сколько-нибудь идеальной. А вместо этого я, хоть и переодетая в нормальную одежду и смывшая с себя угольные разводы, все же нелепо выглядела в скромном длинном черном платье в горошек и с кольцом в носу. Застежка сломалась, и я не смогла его снять, а девчонки еще не пришли домой, когда я вернулась. И плюс ко всему я прихрамывала. Не потому, что это действительно было необходимо, а из жалости к себе любимой. Лодыжка у меня распухла и выглядела так, будто одну ногу я позаимствовала у слона. Спасибо хоть, что зелье Айко действовало как отличное обезболивающее.

– Зелин Деантар? – спросил Альказар своим чудесным бархатистым голосом.

Вот на кой черт у него такой голос? У меня аж волосы на тыльной стороне шеи затрепетали! Я покрепче вцепилась в папочку с моей курсовой. Свет огибал силуэт Альказара, и золото мельчайших песчинок создавало подобие расплывчатого ореола за его спиной. Вот совсем не как у Фуфа! Мне срочно нужно было разрушить ауру его обаяния.

– Вполне возможно. А эт че, крылья? – бесцеремонно спросила я.

Альказар переполошился, испуганно оборачиваясь.

– Какие еще крылья?

– Да эти вон, из света.

– Нету тут никаких крыльев!

Странно, но Альказар заозирался слишком подозрительно и даже отошел в тенек. Хотя нет, не странно.

– Ага! – я нащупала темное пятнышко на идеальной поверхности постамента с его воображаемым бюстом.

Все здесь учащиеся стремились создать репутацию абсолютного потомственного зла, а мне даже стараться было не нужно, так как моя бабуленька… ну, вы знаете. А вот у Альказара, похоже, были в родне и светлые маги. Конечно, откуда же еще этот озаренный взгляд? А так как я чувствовала себя в невыгодном положении мне срочно нужно было притопить противника.

– Что «ага»? – тут же спросил Альказар.

– Ой, я это вслух сказала? Надо же, как неловко получилось. Да, ничего, ничего. С чем пожаловал?

Альказар посмотрел на меня исподлобья, настороженно и как будто прицениваясь.

– В пятницу бал Ворожей. Мне сказали, что ты в студсовете отвечаешь за перваков.

А я и забыла, ой-ей.

– Допустим, и что? – я хранила невозмутимый вид.

– А то, что я две недели пытаюсь тебя найти, но на занятия ты не ходишь…

– Так у нас дипломная практика! А разве у вас не должна быть?

– У нас другая программа…

– Ну да, вы же только мечами машете и всякими там палочками! А мы на факультете прикладной магии твоим истинную науку! И практику.

– Ну а в общаге-то чего не появляешься? Ученая ты наша, гордость нации…

– Рановато приходишь, значит.

– И почту не читаешь.

– У меня есть почта? – изумилась я.

– Да, знаешь, такой симпатичный ящичек в холле общаги у проходной. С розовым кроликом.

Я покраснела. Мне было стыдно, хоть это и не я нарисовала кролика, он достался мне по наследству и был долгим предметом глумления надо мной среди соседок, после чего мне пришлось пририсовать ему саблезубость.

– Ааа… так вот он зачем. Так я туда со второго курса не заглядываю, после того как на первое апреля кто-то прислал мне открытку с пылью, вызывающей икоту.

– Не тебе одной. Но это не повод…

– Ну, ладно, ладно, я неуловима. Дальше что?

Вы сейчас, наверное, думаете – и откуда это у меня взялось вдруг столько дерзости? Так вот, смелости мне придавала моя укушенная нога, которая от стресса начала ныть.

– Мне нужно двадцать первокурсников в дружину для охраны бала. И ты должна найти добровольцев.

– Двадцать?! – я вылупила глаза так сильно, как смогла.

– Двадцать. Пять бригад на обход территории.

– За два дня мне найти двадцать добровольцев, которые хотели бы вместо танцулек обходить кусты?!

– Надо было проверять почту, – невозмутимо вывел Альказар.

– Между прочим, мы виделись не так уж и давно! Мог бы и раньше сообщить!

– Это когда тебя несли в «Барсучье логово»?

– Да, и что? Можно подумать, тебя никогда никуда не носили!

– Вообще-то не носили. Разве что во младенчестве. И, между прочим, когда я тебя видел в тот день, я не знал, как тебя зовут, это во-первых, а во-вторых, если бы и знал, решил бы, что момент крайне неподходящий.

– Тоже мне образец благородства! – разозлилась я. – Да у тебя в родословной точно белые маги!

– С чего это ты взяла? – Альказар сгреб к переносице свои породистые брови и подбоченился.

Я явно попала в цель.

– Так я ведьма, я ведаю!

– Знаешь что, ведьма, – Альказар выставил вперед указательный палец и грозно потряс им в воздухе, – у меня здесь безупречная репутация…

– И чем же ты ее заработал? – перебила я.

– Многозначительным молчанием!

– Ага!

– Опять это «ага»?

– Ага, – подтвердила я.

– Разговор становится неконструктивным, – заметил Альказар.

– Зато у тебя отлично получится многозначительно промолчать, когда я найду двадцать перваков и всем им расскажу какой у них будет белый и пушистый командир дружины!

– Ах-ты…

Альказар вдруг сгреб меня в охапку и пригвоздил к стене, приподняв над полом.

– Ну надо же, как в лучших романах! – обрадовалась я.

Лицо у моего ангелоподобного идеала пошло пятнами. Я была счастлива. Но тут моему счастью помешали.

– Зелин?

Я и Альказар синхронно повернули головы к выходу, где обнаружился Айко. Он был меланхоличен и безразличен как обычно.

– Я увидел тебя в окне и решил занести тебе мазь от укуса. Я же знаю, что в лазарет ты бы все равно не пошла. Но… ты все время обвиняешь меня в том, что я ко всему равнодушен. Поэтому я поинтересуюсь – тебе нужна помощь?

– Да нет, он меня не крепко держит, – честно ответила я. – Ему просто нужно создать темную репутацию. – Потом я снизила тон и добавила: – белые маги в родословной, сам понимаешь…

– Да ты… – прошипел Альказар, но почему-то не выпустил меня.

– А-а-а… – протянул Айко.

– Вот что значит многозначительное молчание, учись! – шикнула я Альказару в лицо.

– Вообще-то, – уничтожил мое педагогическое достижение Айко, обратившись к Альказару, – тебе достаточно сказать, что ты с ней дружишь, и темная репутация тебе обеспечена. Ее бывший, например, всем рассказывает, что она оставила ему шрамы по всему телу.

Я фыркнула.

– Ну, еще бы! Погоди… Что?!! Вот же волчара недоделанный!

– Я поставлю мазь вот сюда, возьмешь, как… освободишься, – меланхолично произнес Айко и оставил баночку на парте.

– Ага, пасибки, – мило улыбнулась я.

– Как ты вообще? Нормально себя чувствуешь? – спросил он.

– Неплохо! Вполне. Только нога опухла, страсть.

– Да вы издеваетесь!

Альказар поставил меня на пол и, шумно сопя, отстранился. Я рассчитывала на бурный скандал или хотя бы на вялую драку, но тут Айко заметил нашивку на кожаном браслете Альказара.

– О, увлекаешься фаерболом?

– «Фениксы» вперед! – пробурчал мой новый белоснежный друг.

– Ну… не плохая команда. Но в третьей четверти они очень глупо пропустили гол. Защита была полный отстой. Кстати, сегодня в «Трольем вареве» голографическая трансляция. «Вустер» против «Галамара».

– Во сколько? – оживился Альказар.

Айко взглянул на часы, висящие в кабинете, и только что честно отбившие шесть раз.

– Через полчаса.

– О, надо успеть! Ты идешь?

– Конечно.

– Альказар, – он протянул руку для приветствия.

– Айко.

Они пожали друг другу руки и дружно направились на выход, позабыв про меня. Хотя нет, Альказар вернулся, выглянув из-за косяка, и грозно напомнил:

– Двадцать! В пятницу! К пяти часам в караулке!

И ушел. Я слышала, как они с Айко бурно обсуждали фаербольные дела, идя по коридору. Гадство. Я сгребла баночку с мазью и грустно присела на подоконник, болтая распухшей ногой. На горизонте стремительно чернело. Тучи подбирались к Гренлоку со всех сторон. Теперь я точно знала, что написать во введении к своей курсовой. А потом я вспомнила, что забыла научить мелкого, то есть Кристиана, простейшим заклинаниями со светом и, резвенько вскочив с подоконника и забыв про свои печали, помчалась домой, пока будущая гроза ГУТСа не подпилила все ножки мебели в моей старой комнате и не разложила, где только могла, подушек-пердушек. Он и не такое может, если что. Он у меня чувствительный, и от того злопамятный. И не говорите, что вам этого кого-то напоминает!

Сказочка шестая, про сундук и мертвеца

Лучшая выпускница факультета Прикладной магии, краснодипломница, победительница двух научных олимпиад и всекритийского конкурса среди студентов на лучшее заклинание от дождя, член студенческого совета, куратор первого курса, спортсменка, красавица, умница и все такое!

Вот, как должна была представить меня нума Клариэн, но вместо этого по огромной поточной аудитории разнесся ее дребезжащий старушечий голос:

– Ну, вот, опять студенческий профком забирает время у моих лекций! Вот, пожалуйста, наслаждайтесь пятью минутами безделья! – она сурово взглянула мне в лицо из-под очков. – И не более!

– Кхм, кхм…

Я откашлялась и широко улыбнулась. Конечно, я не дура, и поэтому я щедро припудрила себя «неузнавайкой». Замечательное средство, когда хочешь, чтобы после содеянного никто не вспомнил твое лицо. Проблему с волосами я решила кардинально – однодневным заклинанием замены цвета. Да здравствуют брюнетки! Да здравствует процентное большинство!

– Злодоброе всем утречко! Рада всех вас видеть, мои драгоценные будущие колдуны и колдуньи!

На меня уныло смотрело двести пятьдесят безразличных лиц, три спящих затылка и одно лицо, усердно ковыряющееся в носу. Ну, что ж, я тебя запомню, дружочек-геологоразведчик… Чтобы прекратить сие безобразие мне нужно было срочно шмальнуть по всем этим скучным засоням шоковой терапией. Так что я, выдержав неловкую паузу, громко и быстро выкрикнула:

– Кто хочет поучаствовать в особо опасном ритуале с черной магией?

Зал мгновенно воскрес, и даже затылки преобразились в лица, которые тут же скрылись за кольями поднятых рук. На такой ажиотаж я, надо сказать, и не рассчитывала.

– Ого, да я вижу вы самые отважные из всех наборов за последние сто лет! – я потирала и свои ручонки. – Но, ребят, мест всего двадцать, так что вы там подеритесь между собой, и завтра в пять вечера ждите у караулки!

Я обернулась к нуме Клариэн, в этот момент медленно собиравшей свою челюсть и очки, неловко соскользнувшие с кончика ее носа. Нужно улепетывать! Я улыбнулась ей всеми зубами, представляя, что снимаюсь для рекламы лавочки нума Батиста, и дала деру. Ох, жаль я не увижу перекошенного лица Альказара! Ох, жаль…

***

Пакостные дела должны радовать ведьму! И я наслаждалась минуткой злокозненного счастья, пока не настала пора расплаты – смывать неузнавайку было сложно и муторно, она буквально забивалась во все поры, норовя слиться со мной в единое целое! Так что я терла и терла свое лицо в женском туалете, пока оно не приобрело оттенок свежего помидора. Эх, надо было не жадничать и прикупить тот всесмывающий спрей в лавочке сэра Гарвика, где продавалась всяческая незапрещенная шуточная магия. Если вам интересно, то на сэра Гарвика Совет посматривал с прищуром, но сделать ничего не мог – все в лавочке строго соответствовало правилам, а то, что можно было эти правила плавно обтечь, так то уже другой вопрос. К тому же – кто воспримет всерьез фокусника и балагура с его бесполезным набором ненужных, но смешных вещей?

Я выдохнула. Осталось только оттереть эту гадость с ушей. Уши я напудрила основательно, так как не секрет, что эта часть тела слишком индивидуальна. Но, надеюсь, ничего такого не случится, если мои ушки немного побудут неузнаваемыми. Вот волосы зато пришлось перекрашивать назад. В нормальный цвет они все равно вернутся только завтра, так что я сделала их неестественно рыжими с легким розоватым отливом. Ну, а что, я же девочка! Вон, Сэйни, так та вообще то синяя, то зеленая. Еще и бабочку свою перекрашивает в тот же цвет, чтобы смотреться комплектно. Но она дриада, ей можно…

Я взглянула на часы – у меня оставалось не так много времени, скоро нума Мемория уйдет читать лекции в нашей довузовской школе для одаренных, а это дело она страшно любит и частенько забывает о том, что детям иногда нужно возвращаться домой. И если я не застану ее сейчас, мне придется ловить ее неизвестно где и неизвестно когда! Так что я сгребла свои средства преображения, скинув их в сумку, туда же затолкала фиолетовый плащ, раздобытый в старом шкафу моей прелестной сестрицы и послуживший чудесным дополнением к образу неузнаваемой брюнетки, и помчалась на Пончиковый переулок.

Здесь жила моя любимая преподавательница, которую я на самом деле жаждала заполучить в альговеи. Ее, а не нума Батиста… Эх, что же все так стремительно меняется!

Нума Мемория преподавала у нас искусство лечебного травоведения на первом курсе и была вся такая невозможная фея, что я просто не знаю, как ее угораздило оказаться в «упсе»! Нума Мемория была милой пожилой леди с мягким характером, волнистыми белыми волосами и справедливыми голубыми глазами. Еще у нее была родинка на правой руке и немного пушистые щеки. Так что при определённом свете она слегка походила на белоснежный персик. Не смотря на ее кроткий нрав, все боялись ее ослушаться. Я не представляла себе, что бы такого эта добрая женщина могла сделать в наказание, и просто боялась вместе со всеми. Ну, знаете, вроде как в древних книгах это странное чувство называлось «уважением». Нынешнее поколение от него было избавлено, так как с этими функциями вполне управлялся страх быть подверженным какому-нибудь опасному заклятью или оказаться в допросной Ордена по ложному доносу. Уж кто-кто, а они-то умели выворачивать из человека душу и многое другое. Но, не будем об этом.

За эти несколько дней я испытала столько душевных страданий, что мне срочно нужно было кого-нибудь обнять, а мои холодные родственнички для этой цели не годились. Маман все больше делала вид, что уже спит, если я появлялась дома (похоже, что моя лекция о сотворении мира произвела на нее неизгладимое впечатление, и она боялась продолжения, как вселенского мора, что я вполне могла понять, так как в прошлый раз меня прервали только на моменте образования Авесказары), папа вечно пропадал на парламентских совещаниях или играл с друзьями в зачарованный крокет, Кристиан был занят планированием пакостей. Он, кстати, не стал подпиливать мебель в моей комнате, а просто приклеил все предметы к полкам магическим клеем, и особенно постарался в ванной, тщательно промазав всю туалетную бумагу. Воспользовавшись тем, что он не станет говорить правду, так как сильно хочет выучить свое первое в жизни световое заклинание, я нажаловалась отцу! Папа проникся ситуацией, но решил вопрос по-своему – заставив Кристиана разносить членам своего джентельменского клуба напитки на следующей игре в крокет. Кристиан оказался настолько великолепным подхалимом, что за эту игру собрал немало чаевых, на которые как следует оторвался в лавочке сэра Гарвика, накупив светящихся жвачек, кремов временного облысения и бомбочек. Кстати, после помилования Кристиана папенька, занимаясь вечерним чтением газет, даже удосужился уделить мне время и спросить, как идут мои дела с дипломом, когда я проходила мимо. При этом он так странно посмотрел мне в глаза, будто знал, что идут они так себе и в какую-то нехорошую сторону. Я, разумеется, профессионально соврала. Не буду же я вмешивать моего вечно занятого и слишком далекого от мелкой материальности отца в такие дела, как мой конфликт с нумой Антинуйей. Но, может, я надумываю про папенькин взгляд. Может, просто маман проболталась ему про ключ? И он пытался выяснить по степени нечестности моего взгляда насколько сильно я нарушила суверенность бабуленькиного склепа? Теперь мы этого не узнаем, ведь откровенные разговоры всегда пугают. Кто знает, к чему они приведут? А сидеть наказанной в заточении и читать талмуды Ордена с назидательными речами, этакий магический Домострой о морали и нравственности, мне не хотелось.

И, наконец, моя дорогая сестра жила далеко отсюда в предместье Гренлока, в чудесном живописном поселке Агробурге. Выезжать оттуда она не любила, потому что за пределами Агробурга были люди, много людей. А их она тоже не любила. В самом же Агробурге она вполне могла отгородиться от его немногочисленных жителей своей высоченной аллеей из вишен, высаженной по всему периметру их с нумом Артуром усадьбы. Что касается моих подруг, то я собиралась использовать их для других целей, а слишком частое нытье отрицательно воздействует на желание друзей помогать тебе решать твои проблемы. Но, у меня же был Луша!

Луша, а точнее, Лукарий, это пес нумы Мемории, огромный, рыжий, как я, и не в меру пушистый, а еще страдающий болезненной любовью к ближнему. Ближним считался всякий, кто оказывался рядом с Лушей на расстоянии менее трех метров. Зная Лушины повадки, гости нумы Мемории всегда притаскивали с собой сладости, которые он страшно любил, и, открывая калитку, тут же кидались ими в заросли барбариса, чтобы успеть добежать по лужайке до двери. А уж если не успеешь – все, быть тебе облизанным с ног до головы. Именно на это я, кстати, и рассчитывала.

***

Дело близилось к полудню, на небе не было ни облачка, ни птички. Что вообще-то было довольно странно. Разве они не должны были начинать заводить свои безумные трели? На деревьях, между прочим, уже давно распустилась листва, уже вовсю зазеленели газоны и поля. И я даже забыла обо всем дурном, что еще могло случиться! Это будет чудесный день! Скоро я закончу «упс», отработаю годик в лавке нума Батиста, а потом поеду на другую сторону пролива в Виа-рио, поступлю на работу в цветочное ателье мадам Рагмери штатным дизайнером, буду придумывать зачарованные букеты и букетища, а в обед буду ходить на шикарную мраморную набережную, всю в цветастых клумбах, и показывать Гренлоку язык, пофиолетовевший от цветного местного мороженого! Я блаженно заулыбалась! Ну какая же чудная будет жизнь! Потом я, конечно же, выйду замуж за капитана корабля, после свадьбы я сломаю ему ногу и пару ребер, чтобы он не уплывал от меня в дальние странствия. Он, конечно же, поправится, так как я отлично слушала лекции нумы Мемории, но на такую опасную работу его больше не возьмут, и мы будем жить долго и счастливо на его большую государственную пенсию! Эх…

Пока я усиленно мечтала, дорожка привела меня к месту назначения – милым моему сердцу синеньким воротцам, окруженным сетью побелевших от листьев ливнет – это особого сорта белоснежные на все сто процентов яблони. Я дернула за кольцо на калитке в виде руки, показывающей фигу, и в предвкушении шагнула за порог. Луша почуял меня сразу же, и бросился исполнять мои заветные слюнявые мечты! Какой же он огромный и тупой зверь, друзья! Я была тут же повалена им на лужайку и обнюхана с радостным лаем.

Я обнимала Лушу за мохнатую шею и грелась в тепле его бесплатной любви, предаваясь блаженной неге удовольствия. Но тут кто-то поскреб когтями о звенья забора, и моя физиономия вмиг окислилась. Конечно же, это был Фуф. Мне, к слову, трудно было определить кого Фуф невзлюбил сильнее – Лушу или Дуню. От Дуни он, правда бегал, а вот Лушу пытался позлить – пробираясь по забору, выгибая спину и шипя. Добраться до цели Луше мешала цепь, так что Фуф, довольно пофыркивая, важно рассиживал наверху в недосягаемом для бедного пса пространстве. Вот только не стоило Фуфу злить ведьму! Все, его пакости меня достали, перевалив за переносимую норму! Так что я, без каких-либо угрызений совести, натренированно щелкнула пальчиком, и колечко Лушиной цепочки развалилось. Дальше мне оставалось лишь продолжать блаженно улыбаться, но теперь по другому поводу.

– Зелин?

Я обернулась, вставая и отряхиваясь. Потревоженная визгом ужаса, издаваемым моим фамильяром, нума Мемория вышла на крыльцо, одетая в зеленое платье в мелкий цветочек, в своей теплой фуфайке.

– Нума Мемория!

Я помчалась ей на встречу.

– А что тут…

– Да ничего такого, пойдемте, пойдемте!

Я затолкала нуму в дом и спешно закрыла за собой дверь, чтобы страдания Фуфа, которого Луша умудрился поймать за хвост, были не так слышны.

– Как я рада вас видеть!! – воскликнула я.

– И я, Зеллочка. У тебя все хорошо? Ты такая бледная и худая! А что с волосами? А с ушами что? Что-то случилось? Как твои экзамены? Как твой дружок? Как родители?

Нума осыпала меня вопросами, как будто я могла сразу их все упомнить!

– А, может чаю? – нахально попросила я.

– Ну, чаю, так чаю, но ты мне сейчас же все расскажешь! – согласилась нума Мемория, тут же направившись в дом и потрясая пальцем.

«Ох, старая вы сплетница!» – улыбнулась я про себя и пошлепала за ней на веранду, всю усаженную цветущими и благоухающими растениями. Н-да… пожалуй, именно этот-то садик и породил во мне мечту работать флористом. Ну, а что? Кто еще поймет тебя лучше, чем эти вечно позитивные создания, которые творят чудеса только потому, что на них светит солнце? Ой… я огляделась по сторонам, как будто в кустах прятались рыцари Ордена. Ведьмам не полагалось быть излишне жизнелюбивыми. Однако…

Дверь скрипнула, и к нам присоединился Луша. Он тащил за шкирку обслюнявленного и затисканного Фуфа, который был настолько обескуражен, что даже перестал сопротивляться. Один глаз у него дергался, а второй прищуривался, усы волнисто топорщились во все стороны. Три своих лапы он подогнул под себя, свернувшись в комок, а одну нелепо выставил, скрючив когти и цепляясь ими за ворсинки ковра. Длинный хвост Фуфа был обернут вокруг его шеи и вяло болтался, свисая с плеча. Луша улегся у стола на коврике и продолжил вылизывать свою добычу. Нума Мемория принесла чай, покачав головой на мое ухмыляющееся личико и Лушины проделки, а я подумала, что было бы неплохо иногда приводить сюда Фуфа на перевоспитание, вон какой смирный стал!

Мне, конечно, не терпелось обсудить с нумой всевозможные сплетни, но, к моему большому сожалению, сперва мне предстояло ее огорчить. Я набралась смелости и даже вдохнула поглубже воздух во весь размер своих легких, но нума Мемория вдруг подняла на меня свой добрый лучистый взгляд, такой прекрасный и умилительный, что я не смогла ничего сказать, заткнув свой рот чаем.

– Ааай!

Разумеется, я обожглась. Чай был вообще-то сильно горяч. Хоть и несравненно ароматен, как всегда. Нума Мемория немного попричитала на мою нерасторопность, но ей тоже не терпелось узнать интригующие подробности. Так что мне пришлось рассказать… а точнее, нажаловаться ей на нашего декана и замдекана, на Фуфа, на Луки, на нуму Антинуйю, на моего мелкого вредного брата, на то, что кто-то постоянно ворует мыло в женском туалете, на Лилинду и весь студсовет, на мрачную тучку, которая капнула мне прямо в лоб у бабуленькиного дома, порушив мою самоуверенность и пошатнув мой гордый образ перед Айко, на всяких там бормочущих гадости привидений, и, наконец, на птиц, которые не заступили в свою смену!

– Хм…

Нума Мемория обернулась, прислушиваясь.

– А ведь правда…

Еще я хотела нажаловаться ей на парней из соседней общаги, которые соорудили волшебные сквозьстенопроглядывательные подзорные трубы, но потом решила, что мне и самой пригодилась бы такая. Нет, не для тех же целей, просто что-то подсказывало мне, что в ближайшем будущем все сложится не так лазурно, как я себе представляла, и мне придется рыть тоннель из подземелья, в которое меня посадят мои родственники после позорного изгнания из университета. Да… все к тому и шло, ведь в моей заветной шкатулочке для зелья хранилось пока еще меньше половины списка. Кстати, об этом.

– Нума Мемория, а у вас в саду не найдется стрелодуба или безцветной тонконожки?

Вместо этого нума Мемория встала со своего плетеного кресла с вязаным покрывальцем и подошла к спящей в клетке птичке чечетке Рябушке. Нума заглянула Рябушке в закрытые глаза и чуть качнула пальцем клетку.

«Пой, дура!» – мысленно разозлилась я. И зачем я отвлекла нуму от своего важного дела? Знала ведь, что она обожает свою живность…

Нума Мемория издала еще один «хм» и прищурилась. Птичка приоткрыла один глаз и пискнула, нахохлившись. На макушке у нее сразу же встопорщились два красных перышка.

– Знаешь, Зелин… – нума повернулась ко мне, но смотрела куда-то насквозь, – в последнее время и правда происходит что-то странное…

– Вот и я о чем! – тут же подтвердила я. А потом внезапно вспомнила одну вещь – как водится, мысли в моей голове не любят последовательности. – А, кстати, вы верите в гремлединов?

– Гремлединов? – нума Мемория обернулась и посмотрела на меня чуть прищурившись, будто была подслеповата.

– Ну да, это такие…

– Конечно, – оборвала меня нума. – Гремледины существуют. Они – порождение магии, ее глаза и уши. Без магии, Зелин, Авесказара не будет существовать. Магия – это ее воздух. Но человек своей свободой творить добро или зло вклинивается в ее природу, и поэтому гремледины всегда возвращаются, чтобы восстановить баланс, который со временем утрачивается.

– Ясненько. А что и черепаха Анума существует? – робко спросила я.

Нума Мемория рассмеялась. Лучисто и обидно. Я поджала губу. Маменька могла бы лучше заниматься моим воспитанием, а не отдаляться от меня в своей холодной недосягаемости, чтобы я возмещала недостаток ее любви своими фантазиями.

– Существует.

– Что?

От неожиданности я сжала в руках безешенку, и та со смачным хрустом обвалилась, засыпав белыми крошками стол.

– В каком-то смысле, – поправила нума.

– Это в каком это смысле? – настороженно заинтересовалась я, облизывая пальцы.

– Зелла… – нума Мемория приблизилась, присев на свое кресло, и внимательно вгляделась мне в глаза, как будто проходила курсы подготовки к допросам в Ордене Тайны, – а ты знала, что когда-то давно твоя бабушка предсказала свое возвращение?

– Что? Бабуленька?

Мне сразу стало как-то неловко от того, что я потревожила ее дом, и я тут же представила себе каких подзатыльников она мне отвесит, если вернется. Даже волосы на затылке зашевелились.

– Да… но, возможно, это только слухи.

Нума пугающе драматично взглянула в окно, где на синем небе кралась одна маленькая туча. Я вытянула шею. Кажется, мы с ней знакомы… Черт, да она меня преследует?! Зловещая тишина обступила оранжерею нумы Мемории. Печально качнули головами начинающие распускаться цветы, и как бы зловеще завращал глазами хамелеон, до того мирно спавший на ветке. Тревожно заскулил Луша. Нума погладила его по загривку, и он довольно засопел, выставив огромный розовый язык. Фуф валялся на полу, не подавая признаков жизни. Все еще надеясь выровнять ситуацию, я напомнила нуме о причине своего некстати случившегося визита:

– Так, значит, тонконожки у вас не найдется?

– Это все очень странно, – не ответила нума. – Твое дипломное задание, поведение птиц, погода… – нума задумчиво вздохнула.

– И стрелодуба совсем нет? Ни листика?

Вместо ответа нума опустила взгляд и несколько минут разглядывала смиренно не дышавшего Фуфа.

– Не могу понять к какому виду относится твоя химера.

– Бабуленька говорила, что он очень редкий. И что его нельзя найти в книгах.

Нума снова прищурилась. Посмотрела в окно, постучала пухлыми пальцами по кружевной салфетке, по-старушечьи вздохнула.

– Сдается мне есть пара книг, в которых его можно найти.

– Да? – если честно мне было не очень интересно, хотя, может, там написано, как от него избавиться…

– Знаешь, что? – нума внезапно отошла от своей задумчивости. – Тебе стоит сходить в порт, там я беру редкие травы, которых нельзя найти в Критии. Однако не все можно достать открыто. Подойди к Бюрануш, это моя старая знакомая, скажи, что ты от меня, и перечисли что тебе нужно. Если она знает где это можно взять, то одна из твоих проблем решится.

– А как я ее найду?

– Она всегда торгует у бара «Хмельной огр», симпатичная добрая женщина, темненькая, ты ее сразу узнаешь! Только ради всего волшебного, не вздумай ходить в бар!

– Ну вот еще, – фыркнула я, делая вид, будто никогда не бывала ни в каких барах, и что никто и никогда не вносил и не выносил меня оттуда на руках.

На том и порешили. Я оставила погрузившуюся в неведомые мне проблемы нуму в ее оранжерее, а сама отправилась в общагу умасливать подруг пойти со мной в порт. Одной мне было немного страшно.

***

Ближе к вечеру, когда почти стемнело, мы с девчонками таинственной тройкой двинулись к порту. Надо сказать, мне вовсе не пришлось их уговаривать – за что я их обожаю, так это за дух авантюры с легкой ноткой безумия, без которого они не мыслят своего существования. Ну а что еще остается людям, которых уже ничем не удивишь? Все-таки магия балует.

По этой вот причине, и еще потому, конечно, что я попала в очередную дурацкую ситуацию, мы с Уной и Сэйни, укутанные в черные мантии с ног до головы, оказались на портовом рынке. Продавцы уже начинали складывать товары и накрывать прилавки. Я громко чихнула и этим сразу же разрушила наше «инкогнито». Однако на это у меня была очень и очень резкая причина – запах трав и пряностей бессовестно щекотал мне нос. Красться дальше не имело смысла, поэтому мы сменили походку на горделивую. Признаться честно, мало кто заметил наши непутевые маневры, гренлокцы привыкли к безликим личностям в мантиях, шастающим туда и сюда. Маг ты, некромант, инквизитор, сектант или просто идиот в плаще – никому не было до этого дела.

Ощутив себя последней из описанных категорий, несколько минут мы бестолково болтались между рядами, натыкаясь на торговцев и их помощников и явно мешая им расставаться с нелегким рабочим днем. Так бы мы и бродили, будто беспомощные котята в смешных черных накидках, если бы Уна не заметила дряхлую вывеску в конце рынка, под которой толпилось несколько изрядно выпивших граждан. Так я называю их исключительно из политкорректности, взращённой во мне папенькой, род деятельности которого имел прямое отношение к законотворчеству. Это была еще одна причина, по которой никто не должен был узнать о моих проблемах и способах их решения. Отца, конечно же, не погладят по голове свежей газетой с моим фото и сокрушительным заголовком. Скорее всего этой газетой ему ткнут в нос и спустят со служебной лестницы на несколько ступенек. Странное дело, но представляя себе эту сцену, я почему-то больше опасалась мести Кристиана, который только-только подмазался к папенькиным влиятельным дружкам, чем его собственного гнева. Но, я снова отвлеклась.

Мы прошествовали в направлении вывески и сопровождавшего этот путь крепкого запаха пряных настоек. Нума Мемория была весьма точна – рядом с баром у последнего прилавка все еще суетилась торговка. Она точила лясы с аборигеном местного бара, имевшем кольцо в ухе и несколько истатуированные руки, что ярко свидетельствовало об интересном образе жизни. Сама Бюрануш, а я надеялась, что это была именно она, имела вид грузной и в чем-то опасной женщины, чернобровой и черноволосой, с серьгами-кольцами в ушах и руками, на которые, будто шашлык, были нанизаны десятки дорогих браслетов. На вид ей было давно за сорок, и еще она чем-то напоминала мне моего двоюродного брата Джоша. Я так думаю, в этом стоит винить округлость ее лица и отчетливо проглядывающие усы.

Сэйни дернула меня за рукав.

– Это она?

Я пожала плечом.

– Думаю, да. Хотя про усы нума Мемория не рассказывала. Эх, любит же она упускать детали и приукрашивать…

В это время Бюрануш закончила свой разговор, смеясь и маша рукой на собеседника. Увидеть нас ей мешали хвосты трав, торчавшие прямо за помидорами. Бесшумными шажками наши тени проскользнули пред ее очи. Бюрануш опустила взгляд, пытаясь разглядеть нас в полумраке и очень сильно нахмурилась. Я бы даже сказала, что она еще не решила какое чувство приложить к своему лицу, поэтому власть захватило одно только недоумение. Оно-то и столкнуло ее широкие брови на переносице в неравном бою с эталонами современной моды.

– Добрый вечер, миссис-с-с, – вежливо прошелестела Сэйни. – Вы ведь Бюрануш?

Глаза торговки прищурились. На нее так не кстати не действовали ухищрения Сэйни, которыми она пользовалась для обольщения противоположного пола.

– Мы от нумы Мемории! – вступила в разговор я.

Лицо Бюрануш разгладилось и подобрело, хотя я не была уверена в том, что она до конца нам поверила.

– Ах от нумы Мемории… и как поживает Мирабель?

– Великолепно! Только по-прежнему не любит, когда ее называют по имени, – быстро отрапортовалась я.

Проверка была пройдена, Бюрануш довольно прищурилась. Да, нуму Меморию назвали в честь сливы, и, хотя она души не чаяла в растениях, все равно не могла простить этого факта своим почтенным родителям. Я думала, что несколько минут придется потратить на пустую болтовню, но Бюрануш оказалась тем еще ценителем времени, хотя совсем не так давно щедро отсыпала его тому изрисованному человеку.

– Ну и что же вы хотели?

– Не найдется ли у вас некоторых трав для нашего дипломного проекта?

Мы дружно сверкнули значками выпускников, которые как будто давали нам право несколько превышать свои полномочия (на самом деле нет). Бюрануш попятилась от них, как черт от священной воды. Понимаю, гренлокцы с едва сдерживаемым терпением относились к недомагам, вроде нас, особенно если мы находились не под присмотром опытных альговеев. Большие возможности – это всегда большие проблемы.

– Что за травы вам нужны, что их нельзя найти в университетском саду? – совершенно резонно вопросила Бюрануш.

Мы переглянулись. Я важно откашлялась и достала списочек, не тот, а новый, на который я старательно и аккуратно выписала недостающие ингредиенты, относящиеся к растительности целиком или опосредованно. Бюрануш пробежалась по ним взглядом, нервно дергая щекой.

– А вы точно от нумы Мемории? – она покосилась на нас с чрезмерной подозрительностью.

– Точно! – хором ответили мы.

Бюрануш покачала головой как бы одобрительно, проворчала что-то про сумасшедших магов и иже с ними, поглядела по сторонам и опустилась на прилавок, свесившись над нами.

– Тогда вам нужен Кукушкин потрох.

Между нами прокралась неловкая пауза.

– Я извиняюсь, но зачем нам потрох? – прошептала Сэйни мне на ухо, недоверчиво глядя на торговку. – И тем более кукушкин. – Еще тише она добавила: – пойдем отсюда, тут у кого-то кукушка… поехала.

– Это кличка, тупица, – шикнула на нее Уна, дружелюбно улыбаясь Бюрануш.

– А где мы можем… эм… его найти? – деловито спросила я.

Глаз Бюрануш скосился вправо, где, одинокая, покачивалась на ветру вывеска «Хмельного огра». Мы втроем синхронно повернули головы и поежились.

– Благодарим вас, миссис Бюрануш.

Сэйни присела в реверансе, и подтолкнула нас к неверному решению – так сильно ее свербил назойливый взгляд торговки. Мы заулыбались и несмелым пятном в мутных отсветах редких желторотых фонарей побрели туда, куда нас только что послали.

– Нума Мемория предупреждала меня об этом баре! – с сомнением прошептала я. – Не стоит нам туда идти.

– Но ведь ты хочешь сдать этот дурацкий экзамен! – Сэйни пихнула меня в лопатку.

– Ох, не нравится мне это все… – ныла я, – какая-то пиратская кличка… и мужик этот, с которым она беседовала, явно из этих…

– А что пираты не люди? – вдруг спросила Уна.

Мы с Сэйни уставились на нее, недоуменно округлив глаза. Уна махнула рукой и первая смело шагнула за обшарпанную дощатую дверь, всю исклеенную объявлениями о скидках и акциях.

Нет. В баре не стихло, и в нас не вперилось несчетное количество пиратских глаз. Скорее, все в нем осталось, как и было. Тоскливо и не попадая в ноты пела лютня, раздавался смех, гомон людских разговоров и звон бокалов, бархатное пиво пенилось и обливало столы, бесчисленные тени сложными закорючками облипали стены. Никто не заметил нашего появления. Уна, которая в отличие от нас почему-то не разинула рот и не натыкалась на препятствия, заприметила свободный столик, и мы прокрались к нему, диковато озираясь. Уже в этот момент я начала сильно сомневаться, что у кого-то на лбу будет написано о его принадлежности к чьим-либо потрохам…

Сэйни, к слову, быстрее, чем я, обрела себя и даже успела состроить глазки бармену – мускулистому и загорелому южанину с курчавыми черными волосами, ехидцей во взгляде и огромной золотой серьгой-кольцом в левом ухе. Благодаря этому свойству Сэйни – моментально заводить обожателей, на нашем столике довольно скоро очутилось три искрящихся каким-то едким пойлом бокалов – но зато с зонтиками из апельсинок.

– Хм… – я скептически поджала губу. – Не стала бы я это пить.

Уна понюхала зеленоватую дрянь в пузыриках.

– А, по-моему, обыкновенный гурог.

Мы с Сэйни снова направили на нее взгляды недопонимания.

– И что еще за гурог? – спросила Сэйни, недоверчиво скрючив бровь.

Ей тоже не совсем нравился вид фирменного коктейля.

– Да обычный женский пиратский напиток, – махнула рукой Уна.

– И откуда ты это знаешь? – продолжила допрос я.

Мы с Сэйни нависли над Уной, слившись в один сплоченный дуэт обличения.

– Просто кто-то не прогуливал историю, – ядовито процедила Уна, посматривая на нас, как садовод на картошку, выросшую не на той грядке.

Мы переглянулись. Дуэт распался. Мы обе прогуливали. Сэйни тогда встречалась с некромантом Крэйгом, звездой факультета Загробной жизни, а я… а я… а мне просто было скучно.

– Итак, какой у нас план? – Уна вернула нас в реальность из моря самобичевания.

Я вздохнула.

– Я даже не представляю себе, как и где здесь можно найти этого Кукушкиного…

– Эй, Потрох! – зычно раздалось прямо у меня над ухом.

Спасибо, что хоть тут я сдержала свое лицо, и не вздрогнула от неожиданности, а только слегка прикусила язык. Возвышающееся надо мной и совершающее волнообразные движения по причине крайней нетрезвости тело в широкополой шляпе и сильно потрепанной одежде вздернуло кружку пива на вытянутой руке и, идиотки ухмыляясь, продолжило:

– Тебя тут инкуи… ик… инкиви… – тело сплюнуло, – инкуизиссыя ищет!

Мы с девочками разом округлили глаза, сбились в черную кучку в капюшонах и замерли. И вот тут, наконец, наступила драматическая пауза. Вот теперь-то все взгляды были обращены на нас. Обиженно сфальшивила и замолкла лютня (вот теперь у нее точно было оправдание), бабы в неприличных платьях отлипли от моряков, а те перестали жевать блестящие от жира куриные окорочка, хлебать ром, пиво и прочие гадости, и резаться в шашки, и, как по команде, обнажили в нашу сторону клинки своих хищных взглядов. Честное слово, от этого у меня снова защипало в носу, но я стоически сдержалась и чихнула внутрь. Было ужасно тихо, только слышно, как курчавый цыган-бармен, не сводя с Сэйни пристального взгляда, с характерными скользкими звуками натирает тряпочкой стеклянный стакан.

События развивались не так уж и быстро. Из-за угла, с лестницы, бесшумной тенью просочился парень. Худощавый с волосами-паклей и в самом таком пиратском прикиде. За спиной у него виднелся гриф мандолины, который в неясном свете этого дурного заведения весьма походил на рукоять короткого меча. Окруженный значительно превышающей наши предполагаемые силы поддержкой, парень бесстрашно пробурился вперед, для чего ему потребовалось распихать нескольких завсегдатаев, не слишком желающих освободить торжественный выход. Это несколько подпортило драматизм момента и затянуло паузу тишины, но в целом ему удалось сохранить непоколебимость образа. Обогнув Кривоносого Питта и подмигнув сидящей у него на коленях леди, Кукушкин Потрох собственной персоной оказался перед нашим столиком. Окинув нас наглым взглядом, парень сложил худосочные с едва обрисовавшимися мускулами руки на груди и представился:

– Ну, я Потрох. И чо?

К этому моменту наша с Уной и Сэйни совместная дрожь достигла уровня завидной синхронности. Однако тут я услышала, как мой рот произнес:

– Да мы просто спросить…

И тогда зал взорвался былой оживленностью – все тут же забыли о нашем существовании, были у всех дела и поважнее, ведь, очевидно, никто не собирался никого расчленять и поджигать. Всем было весело и так. Мы тоже облегченно выдохнули, а Сэйни перестала болезненно впиваться ногтями в мое плечо. Только тот самый так нужный нам Потрох немного расстроился. Нелепо оглядевшись по сторонам, как будто искал свою потерянную славу, он покачал головой и пристроился на свободный стул за нашим столиком. Удобно сесть ему мешала мандолина, так что он снял ее с плеча и привычно расположил в руках.

– Видите ли… – начала я.

– Нет, нет, нет! – Кукушкин Потрох замахал рукой. – В печали я пою.

Он грустно уставился куда-то вниз, и мы все заметили какие длинные у него его пепельные ресницы. Особенно в рыжем свете тусклых ламп. Свет пролился на Потроха блеклой оранжевой жижей и облепил его худое лицо со впалыми щеками и татуировками на виске и под губой. И он запел.

Пел он долго и правда красиво. В какой-то момент в его голову даже чуть не прилетел огрызок, выпущенный оскорбленным правильными нотами лютнистом. Потрох ловко увернулся, не прервав песнь, из которой я не поняла ни слова, кроме того, что ему, видимо, не впервой уворачиваться от завистливой мести. Я украдкой окинула мой отряд – Сэйни пьяно улыбалась, оперев голову на ладонь, разморенная неизвестной балладой и гурогом, который она все-таки умудрилась отпить, Уна почему-то едва не смахнула слезу, как будто в ее душу проникли наглые ростки удалого пиратского романтизма. А я… а я не могла перестать думать о том, что мне некогда предаваться творческим излияниям. У меня было дело!

– Миленько, – торопливо похвалила я, когда Потрох перестал петь, и, шмыгнув носом и растерев ладони, откинулся на спинку стула с важным видом. – А о чем песня?

– Это баллада о Герарте с острова Лехо, – ответила за него Уна.

Парень перевел на нее медовый взгляд и улыбнулся с кошачьим изяществом. Кажется, его грусть уже улетучилась.

– Верно.

– Вы меня, конечно, извините, но я что-то не помню эту историю… – честно призналась я.

– Герарт из Лехо был служителем Храма мойр, в котором долгое время хранились Кости судьбы, – охотно просветил меня наш певец. – Ты ведь знаешь, кто такие мойры, красавица?

Я захлопала ресницами. От возмущения. Он что думает, что сможет привлечь меня этим вот банальным комплиментом? Недюжинной силой я пропустила это мимо ушей. И особенно то, что кому-то может прийти в голову, будто я, внучка самой великой в Гренлоке колдуньи, могу не знать кто такие мойры.

– Конечно, это орден предсказательниц.

– Да, был, – кивнул Потрох. – Пока самый лихой и знаменитый пират Сиреневатого моря Сизая Борода не взял храм штурмом. Мойры разбежались тайными ходами, и теперь о них ничего не слышно.

– Ага, – прыснула Сэйни, – у нас на материке каждая гадалка на вывеске обязательно приписывает, что является потомком какой-нибудь мойры!

– Так то-ж враки! – махнул рукой Потрох и переключился на Сэйни. – Я вам скажу точно – не осталось их, нет больше ордена предсказательниц! Все они утонули в море и превратились в русалок! Потому что известно, что русалки – это восставшие утопленники и утопленницы!

– Ври больше! – жеманно хихикнула Сэйни. – У нас на факультете две русалки учатся, и ни одна из них мертвечиной не попахивает! Напротив, я у них парфюм заказываю и скраб с жемчужной пылью!

– Так для того и парфюм! – воскликнул Потрох. – Чтоб не чувствовать!

– Погодите, – мне стало интересно, и я вмешалась в эту увлекательную дискуссию, – так и при чем тут Герарт?

Сэйни и Кукушкин Потрох уставились на меня. Кажется, теперь он расстроился во второй раз, так как я в клочья порушила тот тонкий флер флирта, только что народившийся между ними. Я искренне надеялась, что он не начнет снова петь, и тут мои надежды, к счастью, оправдались.

– Сизая Борода разграбил храм пророчиц, но Кости судьбы ему найти не удалось. Герарт спрятал их в неизвестном месте, – продолжила историю Уна. – За это пираты засунули его в сундук и живьем сбросили в море. Убивать или пытать его они побоялись. Предание острова гласило, что смотритель обязан защищать святыню при жизни и после смерти, и если с ней что-то случится, то сила магии пророчиц поможет ему найти обидчиков и отомстить им.

– Да, – вмешался Потрох, сделав внушительное и страшное лицо, – смотритель не умрет, пока жив тот, кто посмел нарушить покой храма. Поэтому-то Герарта и бросили в море и привязали к сундуку камни. Чтоб выбраться не смог! До сих пор, наверное, там, стучит кулаками в стенки сундука. Только их даже магией не пронять, заговоренные.

– А что с Костями? Так и не нашли? – не унималась я.

– Не-а, Сизая Борода и его матросы перерыли весь остров, но ушли с пустыми руками, – отозвался Потрох, продолжая сыпать на Сэйни красноречивые взгляды. – Однако, – Потрох поднял указательный палец и горделиво улыбнулся, – есть и другие ордены пророчиц, к которым ходил капитан Сизая Борода, чтобы узнать, где искать Камни. Только все они отказывались помогать ему. Поэтому Сизая Борода напал на храм пифий и пригрозил сжечь его дотла, если они не откроют ему эту тайну. Пифии предсказали, что Сизая Борода узнает тайну, только если найдет Герарта, и тогда тот укажет путь к Костям Судьбы, – Кукушкин Потрох усмехнулся. – Много моряков утонуло в Сиреневатом море, пытаясь отыскать тот чертов сундук, да пока никому не удалось. – Тут он понизил голос. – Но лично я считаю, что Кости Судьбы все это время находились в Зачарованных болотах в дупле стрелодуба. Ведь не дуры же мойры, чтоб не держать на острове портал! А где еще быть тайному месту, как не там?

– Да – так они и ушли! Мойры, – поддакнула Уна.

Потрох посмотрел на нее снисходительно.

– Для человеческих порталов нужна огромная сила, крошка, а мойры это тебе не миропроходцы! Так что я думаю, что портал был предметный, а мойры утонули!

– Стрелодуба? – вдруг оживилась я. – Почему именно стрелодуба? И почему именно в Зачарованных болотах?

Потрох удивился моему внезапному озарению, но кивнул, заговорщицки щурясь.

– Потому, что стрелодубы растут только там, на болотах, и их окружает отражай-трава. А стрелодуб потому, что мне про это рассказал Вороний хвост, а ему Слепой Билли, а ему Джо Проныра, а ему Кутч Рыжий ус, который знался с Косым Сью, который был в команде Бобби Восьмипалого, брата Быстроногого Стиви, которого Сизая Борода отправлял нырять за Герартом, и которого мойра-русалка пыталась утащить на морское дно, а он ей хвост чуть не выдрал, и чтоб она его отпустила, пришлось ей рассказать правду.

Я запуталась еще на середине, попутно пытаясь представить себе разговаривающих в воде человека и русалку, что наталкивало меня на мысль о том, что кое-кто в этой цепочке наглый врун, но в моей голове внезапно отложилась только одна фраза.

– Отражай-трава… – медленно повторила я, вспоминая, что нам рассказывала нума Мемория.

Наш худосочный пират еще что-то рассказывал, но я уже не слушала. Дело в том, что отражай-трава может заменить собой почти любое растение в зельях, а не пользовались ей исключительно из-за сложности ее добычи – в Зачарованных болотах властвовали учинцу, те самые, которых ректор каким-то чудом заставил охранять ГУТС. И еще отражай-трава была под запретом, как самый редкий вид волшебной травы, ну и еще потому, что она могла заменить собой любую траву. Ну… понимаете. Но ведь мне нужно совсем немножко, а еще я знаю кого боятся учинцу… я приложила палец ко рту, зловеще улыбаясь. Должна же быть хоть какая-то польза от моего мерзкого фамильяра! Хотя, конечно… я украдкой взглянула на Потроха, верить какому-то пирату, которому что-то там рассказал другой пират, а ему еще какой-то и так далее… Куда там ушли мои разум и логика? А – вон они, воображают скорбную кончину моего пути. Эх, была не была! Нужно идти за интуицией!

– …и тот, кто найдет Кости Судьбы, получит путь к истоку магии! – помпезно завершил свой рассказ Кукушкин Потрох.

– А? – проснулась я.

– Бедный Арти, говорю! – напомнил Потрох то, чего я и не услышала.

– Арти?

– Зелин, ты чего? – участливо спросила Сэйни. – Не заболела?

– Погоди, ты сказал Арти? Почему Арти?

– Ну… на самом деле монаха звали Арти, но в поэме это звучит не благородно, – смутился Потрох.

Какая-то мысль крутилась у меня в голове. Но я все равно спросила:

– А тебя-то самого, кстати, за что так… назвали?

– Да на одном острове долго сидел после кораблекрушения… пришлось готовить кукушек… – еще больше смутился наш собеседник. – Там больше ничего не водилось. Пираты меня нашли… и взяли в команду. Можно сказать, жизнь спасли.

– И давно?

– Уж восемь лет как…

Мы неловко помолчали.

– Ты там спросить кое-что хотела, – шепотом подсказала Уна, с намеком двигая бровями.

– Да… точно, уважаемый Кукушкин Потрох… – вежливо начала я, но тут меня снова грубо оборвали.

***

– Так, так, так…

В зале второй раз наступила тишина, и как на зло именно мы в очередной раз оказались в центре внимания. Оглянувшись на тактакавшего, Кукушкин Потрох едва не свалился со стула, пулей с него слетел и тут же неэлегантно вмешался в толпу. Там ему подставил подножку лютнист, и, падая, Кукушкин Потрох уронил девушку-разносчицу, прижав ее к стене.

– Мадам! – изящно улыбнулся нахал.

Щеки у девушки заалели, а губы обнажили щербинку между зубов. Увидев это, лютнист беззвучно взвыл, сотрясая руками воздух, и едва не начал грызть собственную шляпу. Но… вернемся к нам.

Главенствовал над шайкой окруживших нас пиратов некий седой бородатый человек в черном. Глаза у него были подведены углем, а на скуле нарисован перечеркнутый круг. Камзол, расшитый тускло блестевшей серебряной нитью, скрывал портупею, на которой висели пистолет в кобуре и короткий меч. Треуголку господина венчало черное перо, которое сейчас смешно покачивалось в такт его голове.

– Так, так, так… что это тут у нас? – сладко повторил господин. – Разве Орден не знает, что есть такие места, где даже самые могущественные маги Критии не отыщут тройку маленьких глупых ведьм?

Взгляды всех посетителей заинтересованно столкнулись на нас. Да, разве не знает? Взяв на себя роль ответчика, Сэйни поднялась, оперевшись о стол. Стоять прямо ей мешал бокал гурога. Хотя, возможно, он же и придавал ей смелости. А еще, возможно, что бокала было два, так как свой бокал я внезапно обнаружила пустым.

– Представьтесь, уважаемый! – потребовала она.

По моему виску поползла капля пота. Обладая живым воображением и понимая к чему все идет, я начала мысленно вспоминать все непотребные заклинания, из-за которых я и прогуливала историю, и которым с большим энтузиазмом обучал меня мой двоюродный братец Мико. Уна округлила глаза так, что стала похожа на кошку.

Пират рассмеялся. И вместе с ним весь бар. А цыган-бармен косо ухмыльнулся. Кукушкин Потрох смотрел на нас с сочувствием, не выпуская из рук свое нечаянное приобретение.