Аромат волшебства. Книга вторая бесплатное чтение

III

. Голос совести

Глава 1

Итак, вот мы и перешли к событиям одиннадцатого июня. И если говорить про утро этого дня, то оно в Лоррендауме выдалось пасмурным. С небес неприятно моросило, но просветы на небе не давали понять, пойдёт более сильный дождь или к обеду всё же выглянет солнце. Однако, немногих столичных жителей непогода тревожила настолько, чтобы долго о ней размышлять. Большинство, выходя на улицу, раскрывали зонты, ворчали что-нибудь себе под нос и на этом успокаивались. Все их мысли начинали занимать дела, по которым они спешили. Аналогично было и с Людвигом Верфайером. Едва он остановил кэб, как морось перестала для него что‑либо значить.

– Где вам остановить?

– У следственного комитета.

– Какого?

– Центрального.

Кэб двинулся по улице, и Людвиг, не желая смотреть на ставший мрачным город, сразу задёрнул шторки на окнах. После чего откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза, желая немного подремать. Ночь выдалась бессонной. Сперва он дождался визита некоего мистера Павла Григорьева, ставшего заменой для Эдварда Рейца. И несмотря на то, что это имя походило на настоящее, вряд ли его обладатель был человеком чести. По этой причине Людвиг вёл себя осторожно с новым негодяем, взвешивал каждое слово, прежде чем произнести его, и в результате на грубость и угрозы не нарвался… Хотя, возможно, это было из-за того, что он пошёл на уступки и согласился следующей, то есть уже этой ночью, провести ритуал создания вампиров.

Эх, а затем пришлось идти на «Вознесенское» кладбище и, ломая себя, заняться осквернением могилы любимой. Увы, как ни пытался Людвиг убедить себя, что намного хуже если бы он, напротив, оставил в земле все эти предметы, он не мог избавиться от едкого голоса укоризны.

А там ночь как-то кончилась. Стоило лечь в постель и провалиться в сон, как через два часа мага разбудила прислуга. Он сам отдал такое распоряжение, рассчитывая выйти из дома не позже восьми.

– Тпру! Приехали.

Не говоря ни слова, Людвиг вышел из кэба и, отдав извозчику деньги, вошёл в здание комитета. К его удивлению, там он застал Шарлотту. Несмотря на ранний час, сестра сидела на скамейке для посетителей, заплаканная и в траурном платье.

Поодаль, возле окна, стоял её сопровождающий. Людвиг знал этого человека в лицо, но, так как он был из штата прислуги, совсем не помнил его имя. Сестра не так часто прибегала к услугам посторонних, чаще всего её сопровождал муж. Но не в этот раз. Возможно, её супруг был в очередном отъезде. Отлучки по делам были ему свойственны.

– О, Людвиг, – заметив брата, тихо проговорила Шарлотта. После чего по новой промокнула уголки глаз белоснежным платочком.

– Ты уже приехала?

– Как же я не могла приехать? Это просто-напросто не может быть он. Кто-то ужасно разыграл тебя.

Людвиг тоже никак не мог отделаться от схожего чувства. Именно поэтому он не стал дожидаться, когда тело покойного передадут в храм, а приехал лично.

– Ты уже разговаривала со следователем?

– Нет, мне сказали, что он появится с минуты на минуту и я должна его дождаться. Пока нет его разрешения меня не пустят в морг.

– Возможно у меня получится что-либо сделать, – подумав, сказал Людвиг, но тут в здание комитета вошёл Луиз Фуго. Мужчина мгновенно застыл на месте, увидев детей графа Даглицкого, но после снял в приветствии шляпу и подошёл ближе.

– Моё почтение.

– Взаимно, – ответил Людвиг и сообщил. – Я и сестра хотели бы видеть тело отца.

– О, разумеется. Я уже получил результаты экспертизы, так что могу вам это дозволить. Но… вы уверены, что хотите этого? Часом позже он уже будет в Первом храме Двенадцати и обстановка там более подобающая.

– Нет, мы хотим видеть его прямо сейчас.

– Хорошо. Сейчас, я только отдам одно распоряжение и сам провожу вас.

Пятью минутами позже Людвиг и Шарлотта двинулись по коридору следственного комитета вслед за Луизом Фуго, а затем спустились на подвальный этаж. Встреченные ими сотрудники иногда косились на них, но, чаще всего, продолжали заниматься своими делами. В этом месте привыкли к сливкам общества. Делами простых граждан занимались другие управления.

Морг представлял собой большое, более чем прохладное помещение и чем-то походил на пыточную или что-то вроде того. Во всяком случае, громоздкие деревянные столы, на которых лежали мёртвые люди, создавали такое впечатление. Оно не исчезло даже при виде простыней, которыми тела были прикрыты.

– Простите, что вторгаемся, господин Демидов, – обратился следователь к некоему мужчине в рясе и маске.

– Граф Даглицкий? – лишь сухо осведомился этот незнакомец.

– Да, к нему.

– Третий по правому ряду.

Они подошли к телу, прикрытому простынёй, и Луиз Фуго открыл лицо покойного. Все сомнения Людвига сразу отпали.

– Папа! – горько простонала Шарлотта и едва не упала в обморок.

***

С того момента как рассвело, пара агентов тайного сыска славного города Барговерц уже шестой раз кряду свернула на Благословенную улицу и от этого благословенной она им никак не показалась. Поиски двух мелких паршивцев уже не просто раздражали, а окончательно измучили этих людей. Каждый встреченный ребёнок вызывал желание по‑тихому свернуть ему шею в подворотне, чтобы на одного меньше стало и обилие вероятных целей наконец-то уменьшилось. Эти малолетние сорванцы так и шныряли по городу, запутывая несчастных взрослых. Никто не мог сказать, с кем ему уже доводилось проводить беседу, а с кем нет.

– Клеймо им на лоб ставить, что ли? – задумчиво протянул один из мужчин и, как ни странно, собственное предложение прозвучало для него уже вполне так рационально.

– Заткнись, без тебя тошно.

– Можно массово собирать и на повозках в Лоррендаум отправлять. Пусть там сами разбираются те или не те. Если не те, так можно в речке топить. Не убудет. Вона их сколько и все как на подбор – темноволосые, светлоглазые.

Тут мужчина указал на выходящего из кэба мальчика. Одет он был небрежно, не то что сопровождающий его господин. И выглядел так, как будто ревел только. Лицо красное, опухшее. Серые глаза из-за этого совсем яркими казаться стали.

– Не, этот явно не наш клиент. Он один, а этого урода рядом я знаю.

– И кто это?

– Господин Иннокентий Кулачков, распорядитель Дома Милости. Того, что отсюда ближайший.

– Так чего он на кладбище забыл?

– Кто его знает? Вон какой парень зарёванный. Может, до того, как в приюте его запереть, на могилу к родителям свезти смилостивился? Не всё ж ему мерзавцу из сирот кровь пить, надо и благие дела совершать. А то ведь прямиком к Тёмному Богу душа отправится.

– Ну да, ну да, – равнодушно согласился напарник, и они оба пошли по улице дальше.

Их уже даже погода не радовала. За последние дни они ноги так сбили, что те окаменели. Набирающее свой жар солнце тоже раздражало. Зашло бы оно проклятое, так можно было бы смело по домам возвращаться, но до этого времени ой как далеко!

– Эй. Погодь-ка.

– Что? – мрачно буркнул первый мужчина, и с недовольством потёр руку, по которой получил ощутимый тычок.

– Вон те. Присмотрись.

– Да вроде старше, чем мы ищем.

На этих словах разговор прервался, так как оборванцы, на которых указал напарник, приблизились, а агентам не хотелось быть подслушанными. Поэтому мужчины дождались, когда те пройдут, и только тогда продолжили обсуждение.

– Мало ли, что старше. А вдруг они рослые?

– Ты у того, повыше, рожу видел? Она же прямо совсем разбойничья.

– Слушай, да кто тебе сказал, что эти паршивцы красавцами должны быть? – упёр руки в бока напарник. – Они же этому лорду не родные. Приёмыши. Мало ли какая кровь им досталась? Может, как раз такая, а мы всё чистеньких милых агнцев выискиваем.

Предположение имело полное право на существование. Кроме того, давно уже была пора кого-либо из ребят потормошить, а не просто круги по одному и тому же извилистому маршруту натаптывать. Поэтому, подумав, первый согласился.

– Ладно, – сказал он. – Только давай на этот раз в лоб спросим? Достала эта конспиративность, что аж во.

Мужчина выразительно провёл большим пальцем на уровне шеи.

***

Виталик и Федюнька неторопливо шли вдоль Благословенной улицы. При этом Федюня себе руки в карманы засунул и спину немного назад изогнул, чтобы все видели какой король идёт и лезть к нему не по делу не смели. На мальчиков, собственно, мало кто внимание обратил. Проходящий мимо патрульный недовольным взглядом окинул да двое праздных зевак внимательным. Приценивались, что ли, можно ли у них узнать как куда‑либо пройти али обманут?

Собственно, словно подтверждая это предположение, едва мальчики прошли за кладбищенские ворота, как мужчины их нагнали.

– Эй, – окликнул один из них и цепко руку на Федюнькино плечо положил. Это мальчугану не понравилось, конечно, так что он как можно грознее осведомился.

– Чего надобно?

– Ты Виталий Верфайер?

От вопроса Федюня глаза выпучил. Воришка совсем не знал, что в Доме Милости приятель под его именем значился. Ничего ему про это Виталька не сказал, постеснялся. Так что в результате мальчик рассудил так. Раз Грызню до пасынков дела не стало, то разыскивать другана могут только по причине побега из приюта. Обратно его туды возвернуть хотят. И на этом моменте рассуждения его закончились. Совсем не подумал он головой отрицательно помотать. Вместо этого выкрикнул:

– Заловили! Шухер, бежим от них!

Ловко вывернувшись, Федюня задал стрекача. Виталька молодец, не растерялся. За ним во всю прыть кинулся. Но мужики тоже недолго глазюками хлопали. И тут такие гонки по кладбищу начались, знай только меж надгробий шныряй! А людей ещё, как назло, нет, среди толпы не затеряешься. Рановато ещё для посетителей, даже полудня нет. Так что быстро сообразил Федюня, что надо на улицы драпать, да только куда там! С двух сторон бойко их загоняют к стене, как зверей каких-либо безмозглых.

Улучив момент, ухватил воришка друга за рукав и тем остановил его. После чего, тяжело дыша, признался:

– Виталь, разделиться нам надо. Так нас обоих заловят, а тут ещё шанс вырваться есть.

– А куды бежать лучше?

– Эх, плохо я это кладбище знаю! – в сердцах воскликнул Федюня и испуганно поглядел на двух неторопливо приближающихся мужичков. Видать они тоже вымотались, вот и подкрадывались аки волчары.

– И чего делать?

– Выбирай куда тебе бежать, а я в другую сторону рвану. Кому как повезёт. А если обоим, то в полдень у памятника Семи, что при въезде в город, свидимся.

Виталик головой согласно мотнул и, утерев пот со лба, побежал направо. Поэтому Федюня налево повернул.

– Кого ловить будем? – ещё услышал он за спиной.

– Младшего, дубина, младшего!

У малолетнего воришки аж сердце едва не остановилось, когда он понял, что всё. Сам от погони оторвался, а другану все шишки достались. И ведь надо же, а? Снова кладбище и снова он словно предатель.

До того тоскливо у Федюни на душе вдруг сделалось, что он аж едва не заплакал. Шишку под ногами со всей дури огрел, чтобы до самого неба долетела. Не долетела, конечно, упала. Но ничего. Мальчик по дороге другую увидел и по ней тоже шибанул. И по следующей. Вроде и шепчет разум, что тикать с кладбища надо, а совестно так, что моченьки нет. Наверное, вот из-за чего Федюнька кругаля дал, так бы давно убёг.

Вот да, убежал бы и на рыдающего Витьку не наткнулся.

– Ох ты ж ё, – обомлел он и знаком богов себя осенил. Уж больно неожиданной встреча была. Тут запросто подумать можно, что Тринадцатый с ним играет. – Вить, ты ли это?

Малыш поднял на него красные опухшие глазёнки, но как сидел на корточках в обнимку с чем-то, так сидеть и остался. Однако, как узнал, улыбнулся. Обрадовался, значит.

– Федюня… А мы тебя так с Виталей искали.

– Знаю уже, – скуксился воришка и, утирая нос, признался. – Загребли твоего братца, в приют отправили.

– А разве его не на работы оттуда увезли? – захлопал своими длинными ресницами Витёк.

– Увезли бы, если б я ему сбежать не подмог. Ты-то тут чаво сидишь? Мы ж думали, тебя выручать надобно.

– Там… там господин Кулачков мёртвый, – подрагивающей ладонью указал мальчик на склеп и горячо зашептал. – Я ведь не думал, что он умрёт. А он мою книгу взял, понимаешь? Он книгу взял и сгорел тут же.

– Как сгорел?

Федюня себя по новой знаком осенил и нос в склеп сунул. Но что он увидел мальчик не понял. На полу пятно какое-то корявое чёрное и только.

– Вить, дык тут сажа всего-то, – растерев это нечто чёрное между пальцев и даже его понюхав, с облегчением заключил воришка.

– А он прям весь… вот так и сгорел как соломинка, – задыхаясь от слёз, сообщил малыш. И как-то так проникновенно сказал, что Федюня ему на этот раз поверил. Или всё из-за того, что он книгу углядел ту самую, что Виталик продавать намеривался? Тьфу‑тьфу‑тьфу, пакостная на вид такая!

– Ты это добро получше в свою тряпку заверни, – сухо посоветовал он, поняв, что сам к книжице ни за что не притронется. Особенно после одного случая с неким смельчаком Кулачковым. – Заворачивай быстрее и потопали.

– А куда?

– Подальше отседова. Тут у тебя склеп вскрытый и пятно странное. Кабы нас с тобой за это… того, короче.

Федюня выразительно покрутил руками, как если бы выжимал бельё. Витёк, хоть и мелкий совсем, а быстро понял. Книгу свою тканью получше обмотал и быстро на ноги поднялся. Так и пошли они вместе. И ведь почти до выхода добрались, как им сторож местный попался.

– А это ещё что? Кто такие? Чего на моём кладбище делаете?

Не растерялся Федюня, руку протянул, мордашку жалобную состроил.

– Подайте, дяденька, на хлеб благих богов ради.

– Тьфу, голь перекатная. Пошли вон отседова! Спасу от вас нет, совсем в умишко нейдёт, что на могилах кормитесь.

Само собой Федюня и Витёк дальше двинулись, но сторожа это не устроило. Он вслед за ними зашагал, грозно приговаривая.

– Быстрее-быстрее топайте! Я пока не удостоверюсь, что ушли, от вас не отстану. А то бродют тут всякие. По склепам ночуют или вообще такие, за кем тайный сыск гоняется. Вот бы вас тоже поймали, как того мальца. Забрали бы куды надобно.

– А чё, гонялись за кем-то? – оборачиваясь спросил Федюня. Не сдержался он от вопроса.

– А то ж! Вот получаса не прошло, смотрю, ведут какого-то мальца двое. А он от них вырывается всё, – начал говорить сторож, довольный тем, что хоть кому-то самую свежую (да такую сочную!) сплетню рассказать может. Даже рядом с ребятами пристроился, чтобы сподручнее беседовать было. – Дай, думаю, поинтересуюсь, чего деется. То ж совсем непорядок со стороны-то. Я так к ним: «Ыть, люди добрые, по какому такому праву над мальцем издеваетесь?». А они мне жетоны тайного сыска под нос и говорят, мол, иди-ка ты своей дорогой, пень старый. Преступник это. Лиходей. Так что вон оно как бывает, – цокнул языком сторож и, положив руку на эфес меча, попутчиков своих грозным взглядом обвёл. – Нет веры, что раз маленький, так хороший. Так что в другой день вас, охламонов, увижу, мало не покажется!

– Поняли, дядь, поняли, – кисло сказал Федюня и, уцепив Витьку за рукав, зашагал ещё быстрее.

Ему ведь сразу понятно стало, о ком именно сказ идёт. А, значит, Виталькино дело совсем худо. Грызень, отчим его, тот ещё жук оказался. За книжку какую‑то пасынка не пощадил, тайный сыск снарядил вещицу свою обратно добыть. Забрали теперь Витальку в такие казематы, что света белого больше не увидит.

«Не, энту книгу продавать покамест никак нельзя. Года два прятать придётся», – при этом рассудил Федюня и подумал, что солидно он рассуждает. Как взрослый.

А Виталька тем временем сидел в каком-то полуподвале. Снова связанный по рукам и ногам. И снова без Витьки. Ещё и ощупали его всего.

– Что, нет при нём книги? – спросил один из агентов.

– Не-а. Придётся выспрашивать.

– Погоди-погоди, – тут же осадил напарника первый. – Если мы про неё сейчас вызнаем, то на кого поиск книги повесят, а? Тебе что, вот этого мало?

Кивок в сторону Виталика был таким многозначительным, что второй агент резко замолк. И это первого устроило. Он уверенно продолжил:

– Нет уж, отправим как есть. Это там пусть сами выспрашивают что и где спрятано. Мне это право безразлично, а вот они пускай гоношатся как хотят, раз свербит у них всё.

– Мысль говоришь, – согласился второй. – К кому только отправлять будем?

– А кто у нас платит больше?

– Знамо дело кто.

– Тогда к господину Малахитову и отправим. Это же даже в Лоррендаум ехать не надобно.

– А своим что скажем?

– Своим скажем, что обознались и отпустили. Они поверят, сейчас у всех так дела обстоят.

Глава 2

Таинственный человек, получив долгожданную записку с шифром, растянул губы в хищной кривой улыбке. А затем, не тратя ни секунды, сел в экипаж и направился в дом, где содержался пленник.

– Где он?

– В подвале.

– То есть как в подвале? – напоказ нахмурил он густые брови, чтобы ярче выразить своё недовольство. – Ты что, Борис? Решил вусмерть запугать нужного мне ребёнка?

– Ну, э-э-э, вы же сами сказали, что с ним надо поосторожнее. Что он чёрной магией балуется, – попытался оправдаться ответственный за поимку маленького некроманта лиходей.

– В следующий раз учту, что ты такой идиот, – буркнул таинственный человек и, сунув трость подмышку, прошёл вдоль коридора до хорошо знакомой ему двери. После чего открыл её и начал спускаться по лестнице. Но внезапно застыл и даже округлил глаза.

«Идиот. Взаправду идиот», – прошептал он одними губами, а затем вернулся наверх, не забыв демонстративно громко хлопнуть дверью.

– Что-то не так? – искренне встревожился Борис Малахитов. Будучи осчастливленным завершением дела, он как раз открывал дорогое вино, но мгновением позже оно растеклось по полу, так как бутылка оказалась разбита резким взмахом трости.

– Ты кого мне притащил, олух? – тихо, но грозно процедил мужчина. – Это же старший из мальчиков. Виталий, а не Виктор Верфайер.

– Как Виталий?

– Ты его хотя бы допрашивал?

– Я спросил Виктор ли он Верфайер, и он кивком головы подтвердил… Может, не расслышал, имена-то немного похожи.

– Или решил брата не выдавать, раз ты именно им интересоваться начал, – сделал другое предположение мужчина. На вид он был злее некуда.

– Мне жаль, но мой защитный амулет разрядился. Только поэтому я приказал сунуть мальчишке в рот кляп и сразу повёз его сюда. Признаю, я совершил серьёзную оплошность, правда!

Мужчина с тростью принялся ходить по хорошо обставленной комнате взад‑вперёд. При этом он время от времени задумчиво теребил гладковыбритый подбородок. И, наконец, определился с тем, что ему делать.

– Через четыре часа в дом напротив должен прибыть милорд Верфайер. Дети для него готовы?

– Да, я специально осведомился об этом. Правда, есть одно «но»…

– Что за «но»?

– Эдвард Рейц всё же сдох.

– Тогда прикажи избавиться от тела, это уже не так важно. Пусть только этому…. Как его? Семёну, кажется?

– Да, помощник там Семён.

– Пусть ему временно вдвое плату сократят. Должен же я его как-то наказать. В общем, отправь туда человека, а то мне марать руки не хочется, – поморщился мужчина и, дождавшись ответного кивка, продолжил. – И ещё у меня для тебя задание будет. Организуй, чтобы за милордом Верфайером не оказалось слежки ни туда, ни обратно. Что‑то не нравится мне энтузиазм господина Луиза Фуго.

– Хорошо. А с этим мальчишкой что?

– Сперва милорд Верфайер, а потом мальчишка. И раз уж ты сам ошибся, то лично им и займёшься!

– Вообще-то будет полезнее, если я займусь своими привычными делами, – позволил себе нотку упрямства Борис, но оказался не услышан.

– К сожалению, я не всем доверяю так же, как тебе. Поэтому именно ты проведёшь щадящий допрос и выяснишь, где Виктора Верфайера отыскать можно. Причём исподволь разузнай, разглядел ли этот мальчик моё лицо. Я думаю, что с его места меня не должно было быть видно, но мне это нужно знать наверняка.

– Ладно, – смирился с услышанным Борис, хотя недовольство в его голосе отчётливо слышалось.

– Поутру сообщи, что узнал. Дальше будем исходить из этого.

– Ладно, – с той же интонацией повторил мужчина и осведомился. – Только насколько допрос должен быть щадящим?

Ненадолго человек с тростью замолчал, а затем пристально посмотрел на своего собеседника:

– Хм. А, знаешь, Боря, зависит от того, насколько он будет упрямиться. Главное, не перестарайся.

***

Визит Людвига Верфайера в следственный комитет Луиз Фуго посчитал за удачное стечение обстоятельств. Пользуясь необходимостью подписания некоторых документов, он пригласил нового графа Даглицкого в свой кабинет и исподволь перешёл к расспросам. Причём не было в них ничего сверхъестественного, однако, мужчина всерьёз занервничал. Отвечал скупо и постарался завершить беседу так быстро, как только смог.

«Боится», – нашёл подтверждение вчерашнему выводу следователь.

Этот явный страх заставил его размыслить над тем, что может сковывать язык этого человека. Людвиг Верфайер не выглядел приверженцем некой идеи заговора, такие люди держатся при опросах куда как уверенней.

А что ещё? Шантаж?

Луиз Фуго постарался отрешённо взглянуть на последние события, связанные с Людвигом Верфайером Младшим. Благодаря наводке Дональда Дэ Воррингтона за ночь для него оказалось собрано достаточно информации, и было самое время её осмыслить.

Итак, двадцать девятое мая – смерть Марьи Верфайер. Причина несчастный случай и в это верится, так как трагедия произошла при свидетелях.

Первое июня – похороны Марьи Верфайер, причём с посещением их Его сиятельством Людвигом Верфайером Старшим.

Второе июня – отъезд Людвига Верфайера Младшего в родовой замок.

Пятое июня – поступление доноса в инквизицию, а также отъезд пасынков Людвига Верфайера из Лоррендаума.

Шестое июня – прибытие Людвига Верфайера Младшего в замок Арраур и его отъезд оттуда вместе с отцом.

Девятое июня, немногим позже полуночи – прибытие Его сиятельства в столицу.

Десятое июня – все остальные события.

В целом, можно сказать, что странности начались со второго июня. Если бы не ссора между отцом и сыном, то внезапное путешествие Людвига Младшего выглядело бы крайне подозрительно и неприлично. До конца тринадцати дней с момента смерти подобное моветон. Глубокий траур как никак. Так что, не будь Марья Верфайер столь низкого происхождения, то о поступке её мужа уже бы вовсю зубоскалили. Но большинству аристократов понравилось предположение, что юный лорд взялся за ум вот и не стал чрезмерно долго скорбеть по крестьянке. Поэтому они его не порицали, а хвалили. Другие, возмутившиеся, узнав о конечной цели пути, тоже резко присмирели. Примирение с отцом они сочли очень достойным, а также более чем рациональным поступком.

Вот только не вязалась подобная расчётливость с характером Людвига Пламенного. После личного знакомства Луиз Фуго испытал серьёзные сомнения, что прозвище своё тот получил только за талант и умение пользоваться магией огня. Лорд не выглядел человеком, любящим долгие размышления. Он был очень подвержен эмоциям и если более трёх лет всецело предавался упрямству, то только из-за глубоких чувств к жене. О чём говорить, он даже устроил для неё похороны, достойные настоящей аристократки, и… вдруг ни с того ни сего предал память о любимой ради выгоды? До конца глубокого траура?

В свете подозрений о шантаже подобное стало выглядеть сомнительно для Луиза Фуго. Ему показалась ближе вероятность, что сын решил довериться отцу в чём-то. И если рассуждать в таком ключе, то донос – не более чем удачная провокация вернуть лорда Верфайера в Лоррендаум. Ведь здесь его уже ничего не держит. Жена мертва, а пасынки в отъезде.

На миг Луиз Фуго оторопел.

«Погодите-погодите, а в отъезде куда?» – изумился он и, найдя среди бумаг нужный отчёт, с недоверием перечитал строки. Но от его пристального взгляда их содержимое не изменилось. Выходило, что указание собирать детей в дорогу Людвиг Верфайер отправил, будучи в пути. И это что же? Ненавидящий невестку граф Даглицкий вдруг известил сына, что согласен принять у себя двух нажитых ею детей? С чего это вдруг, если это произошло до приезда Верфайера Младшего в Арраур, то есть до личного разговора с ним?

Хм, Его сиятельство уже что-то выяснил? Или же Людвиг Верфайер Младший поступил своевольно, будучи уверенным, что отец всенепременно примет его пасынков? Но что могло наверняка убедить гордого аристократа?

… Или?

А вдруг дети отнюдь не отправились в замок Арраур?

Луиз Фуго продолжил размышлять, связаны ли между собой донос и отъезд мальчиков. Также его насторожило воспоминание об ответе лорда ван Отто. А именно упоминание, что Людвиг Верфайер после высшего трибунала направился в детскую. Не в спальню покойной жены, а именно в комнату пасынков! Не мог ли он всерьёз беспокоиться за их судьбу?

«Узнать о достоверном местонахождении Виталия и Виктора Верфайеров», – решил для себя следователь и, размыслив, с чего стоит заняться этим вопросом определился – с опроса прислуги.

Отдав помощникам распоряжения, Луиз Фуго сел в экипаж и направился в роскошный особняк покойного графа. Эту собственность Людвиг Верфайер Старший после ухода с должности посещал редко, но следователь знал, что в ночь с девятого на десятое июня он провёл именно там. И именно там остались слуги, прибывшие вместе с ним из замка в столицу.

– Нет, – отвечал каждый из них, искренне удивляясь вопросу. – Я не слышал ничего о том, что к нам должны были приехать дети.

– А во время дороги Его сиятельство или его сын упоминали о них? Разве они не говорили о том, что хотели бы перехватить их по пути?

– Нет, господин, ничего такого. С нами-то чего о таком толковать?

– Ну, они могли через вас отдать какие-либо касающиеся их распоряжения.

– Не отдавали, – уверял каждый опрашиваемый, а затем задумчиво добавлял. – Но, возможно, они вели о том разговор с инквизиторами, вы уж у них лучше спросите.

Луизу Фуго ничего не оставалось кроме как заняться поисками своего однофамильца. К счастью, Томас Фуго ещё не покинул Лоррендаум. После долгой дороги он дал себе и людям сутки отдыха, а потому только готовился отправиться в родные края. Как раз находился во дворе гостиницы и отдавал последние распоряжения.

– Хм, – задумчиво протянул инквизитор и оценивающе взглянул на оторвавшего его от дел следователя.

– Вы сопровождали Верфайеров и не могли не разговаривать с ними, – начал настаивать Луиз. Ему не понравилось, с какой интонацией было сказано это «хм».

– Ну да, мы разговаривали.

– Тогда вы наверняка затронули тему детей. В конце концов, вы и они должны были ехать навстречу друг другу, ваши экипажи обязаны были столкнуться.

– Простите, не столкнулись.

– Хотите сказать, что милорд Верфайер Младший даже ни разу не упомянул о пасынках?

– Об этом я не смею говорить ни да ни нет, так как это нарушит конфиденциальность.

– Если вы промолчите, то не окажете содействие правосудию. Это тоже наказуемо!

Некоторое время Томас Фуго задумчиво смотрел в грозные глаза Луиза. Последний выглядел как человек, полный решительности.

– Вы ведь не отстанете от меня, да? – наконец тихо осведомился он.

– Верно, я пойду официальными путями. Часа не пройдёт, как вас через повестку вызовут в следственный комитет. Поэтому прекращайте подготовку к дороге, я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы до конца следствия вы Лоррендаум не покинули.

– Это похоже на месть или шантаж.

– Никак нет, я проявляю предусмотрительность. Вдруг вы мне ещё понадобитесь?

– Сомневаюсь, так как мне ничего не известно про то, чем вы столь настырно интересуетесь! – холодно и вместе с тем громко ответил Томас, а затем, напоказ утыкаясь в планшет с бумагами, торопливо зашептал. – Я не просто так отказываю вам, господин Фуго. Милорд Верфайер Младший действительно сообщил о своих пасынках нечто неординарное. Он на эмоциях воскликнул, что кто-то не только совершил ложный донос, но и похитил детей. Однако, наотрез отказался разглашать больше. И всё это было записано в протокол допроса. Обращаю ваше внимание, было записано. Пока он находился в келье…

После этих слов Томас окинул своего собеседника ледяным взглядом.

– Господин Фуго, я требую, чтобы вы оставили меня в покое! Вы разве не видите, что я занят сверкой? Мне доверено доставить в Арратаун новое оборудование, а вы меня отвлекаете!

Томас, гневно морща лицо, подошёл к стоящим поодаль ящикам и, мыча себе под нос, принялся тыкать в планшет пальцем. Естественно, Луиз направился туда же. А затем, скрестив руки на груди, принялся обличительно смотреть на мужчину. Инквизитор демонстративно это возмущение проигнорировал, даже повернулся спиной к нему… прежде чем зашептал вновь.

– Мне пришло указание переписать допрос без учёта этой информации и, полагаю, к подобному приложил руку Его сиятельство. Иначе в тот же день его сын Великий собор не покинул бы. Поэтому официально я вам отвечу только одно, ничего я об этих детях ведать не ведаю. А неофициально – лорд Сириус ван Отто, чтобы избавить друга от нежелательных хлопот, самовольно отдал их в какой-то пансион.

– Это действительно так?

– Наверняка мне неизвестно, но я бы сказал, что это правда. Вот она причина, по которой Верфайер Младший не захотел сообщать на своём допросе больше, чем он сообщил. Мне, видите ли, довелось неудачно сказать, что некий мерзавец будет наказан по всей строгости закона, а лорд Верфайер и лорд ван Отто крепко дружат между собой. Несмотря на размолвку, хорошие друзья завсегда сами между собой разберутся. Тем более, лорду Верфайеру уже известно, что зря он настолько глубоко осуждал друга, донос написан не его почерком.

Тут Томас взял планшет под мышку и пошёл в сторону своих людей. Он принялся поторапливать их, громко отчитывая за медлительность.

– Ваше молчание вам с рук не сойдёт! – прикрикнул в его сторону Луиз Фуго и решительным шагом покинул двор гостиницы для командированных инквизиторов. При этом внутри себя он чувствовал некоторое сожаление. Ниточка, за которую он потянул, оканчивалась ложным следом. Поверить в то, что столь решительный человек, как Сириус ван Отто, мог действовать за спиной друга из лучших побуждений, было несложно.

Но Луизу Фуго захотелось поставить точку в своём предположении о шантаже именно через мальчиков. Поэтому мужчина направился к барону Шлейфтерскому, чтобы выяснить в какой именно пансион ему довелось отправить детей Марьи Верфайер. Вот только… волей судьбы он снова столкнулся с Людвигом Младшим. Тот как раз, понуро опустив голову, шёл от расположенного поблизости Первого храма. Не иначе проверил насколько хорошо жрецы разместили тело его отца и теперь направлялся к перекрёстку, чтобы нанять кэб. Езда общественного транспорта по этой части Соборной улицы была запрещена, а свой собственный экипаж… Видимо, после оглашения завещания молодой граф в особняк своего отца отчего-то не пожелал наведываться.

«Проверить что там с завещанием», – тут же сделал вывод Луиз и вслух сказал:

– О, милорд Верфайер. Надо же, я как раз думал о вас.

– Да? – крайне недовольно поглядел на него мужчина, но Луизу Фуго к таким взглядам было не привыкать. И расспрашивать так, чтобы не выдать осведомлённость чем‑то неофициальным ему было не привыкать тоже.

– Не поймите превратно, но я сам отец двоих мальчиков, – делая сочувственное лицо, сообщил он. – Поэтому я не просто соболезную вам, но также искренне сочувствую вашим пасынкам. Двойная трагедия в доме тяжёлый удар по детям. Как они перенесли известие о смерти Его сиятельства?

– Дом, погружённый в траур, не место для детей. Так что я ещё пятого июня отправил мальчиков туда, где им станет легче пережить утрату матери. Им пока ничего не известно про смерть моего отца, – едва не скрипя зубами от злости, сказал Людвиг.

Что же, раз детей увезли помимо его воли, то такая реакция неудивительна.

– Вы предпочли для них общество родственников или пансион? Я слышал в последних умеют залечивать душевные раны, да и процесс обучения там не так уж плохо поставлен.

– Да, пансион… Простите, господин Фуго, но я не в настроении разговаривать. Причина, думаю, вам ясна.

– О, разумеется, милорд Верфайер. Разумеется. Просто раз ваших пасынков нет дома, то я обязан указать это в протоколе, а, значит, мне понадобится написать точное место их пребывания. В какой именно пансион вы их отправили?

– В Нотрвилльский… – тут собеседник Луиза очевидно замялся, и его глаза забегали, как если бы он с трудом припоминал что-то. – В Нотрвилльский пансион имени, эм-м, Розы Винтерфлёр.

На этом граф нервно коснулся пальцами полей цилиндра и быстрым шагом пошёл вдоль улицы.

Было ли его поведение подозрительно? Определённо.

«А навещу-ка я барона Шлейфтерского после того, как отправлю запрос в этот Нотрвилльский пансион», – решил Луиз Фуго, но, подумав, отказался от такой идеи. Вместо этого он отправил сообщение милорду Дональду Дэ Воррингтону и ближе к вечеру уже держал в руках ответ.

«Документы на мальчиков Верфайеров на месте, но их самих, согласно информации моего доверенного лица, там нет», – гласила записка.

Напольные часы в доме Людвига Верфайера мерно шли. Тик-так. Тик-так. Тик-так. И из-за этого проходящая мимо них Анна Златова недовольно уставилась на механизм. Ей показалось, что часы насмехаются.

… Аромат волшебства.

Всего одно мгновение изменило ход тысячи тысяч судеб!

Глава 3

– Папа, купи мне пряник!

– Нет.

– Ну купи. Купи, папочка. Пупу-у-уля.

– Вот же егоза! Ладно, только матери ничего не говори.

– Ой, спасибо!

Витька грустно посмотрел на повизгивающую от восторга девочку, отправившуюся вместе с отцом в сторону лоточника, и немного позавидовал. Правда, совсем не из-за пряника. В его душе стремительно разрасталась тоска по прошлой жизни. Когда-то он был таким же беззаботным и наибольшей печалью для него было носить тугой шейный платок. С этой удавкой тяжело, конечно, но с голодом она несравнима. Что такое теперь те вечера, когда его и брата из-за шалостей оставляли без ужина? Наутро их всё равно ждал сытный завтрак, а Марыська ещё и сахарницу к ним ближе ставила. Как же это вкусно было кашу сахаром-то посыпать!

Мальчик аж облизнулся от воспоминаний, а в животе у него утробно заурчало. Сейчас он был готов любую кашу, даже подгорелую, съесть. За милую душу до последней ложки умял бы, да ещё тарелку вылизал. То-то матушка его аппетитом довольна была бы!

«Мама. Мамочка», – казалось остановилось от боли сердце мальчика. А затем подул ветерок, и Витеньке показалось, что тот ласково гладит его по голове. Даже севшая на лоб муха показалась прикосновением нежных маминых губ. Из-за этого он не сразу смахнул насекомое, хотя глупо это было. Грызень бы точно что-нибудь колкое сказал, если бы увидел.

«Уж лучше бы увидел, сказал», – вдруг с тоской подумалось Витеньке, и он тяжело вздохнул. А затем посмотрел на девчонку с пряником, что весело и задорно скакала вокруг отца. Однако, вскоре вид чужого счастья перекрыло тело Федюньки. Лицо у приятеля было задумчивое, серьёзное. И оттого мальчику тревожно стало.

– Ты чего, Федюнь?

– Да вот смотрю на тебя и думаю. Тут, понимаешь, поработать место есть. Ты вроде как сойдёшь. Там тебя накормят, а понравишься, так через неделю-другую даже место спать дадут.

– А ты? Ты там тоже будешь?

– Не-а, меня не примут. Я уже рослый, – тут парнишка было гордо расправил узкие плечи, но сразу сник, так как Витька принялся по-детски похныкивать.

– Я один без тебя никуда не хочу!

– А как мне тебя прокормить? – огрызнулся воришка, не сдержавшись. – Ты вон, даже подойти тихо ни к кому не можешь. Мне тебя на дело с собой брать только подставляться.

– Но я научусь, правда! Я стараться буду.

– Эх, – присел к нему на тротуар приятель. – Нам твоё «научусь» уже сейчас надобно, а тебе даже милостыню не подают. Или что? Собрал сколько-нибудь?

– Нет, – виновато отвёл глаза Витька. Он ведь просил, умолял дать ему хотя бы монеточку, но никто его не пожалел. Одна женщина только ручку от калача кинула, так он её съел и не почувствовал даже. Живот по-прежнему от голода сводило.

– Вот то-то и оно. Полдня с тобой туды-сюды бегаю, а толку никакого. Поэтому давай, подымайся покуда твоя работа от тебя не ушла.

– А что за работа? – подумав, через слёзы спросил Витька. Ему было стыдно, что он такой бесполезный.

– Трубочистом. Ты махонький ещё, может, возьмёт тебя Семён Михалыч. А у него неплохо. В обед или на ужин тарелка каши, поверх них медяк, а потом ещё ночлежка. Если доверие заслужишь, конечно.

– Как трубочистом? Я же не умею, – выпучил глаза Витёк и тут же скосил испуганный взгляд на ближайшую крышу. С его места она ему такой высокой показалась, что он перепугался вусмерть.

– Федюнь, а если я сорвусь?

– Другие-то эту лямку тянут, – пожал плечами Федюня, придавая себе как можно более беспечный вид, и требовательно дёрнул малыша за рукав. – Вставай давай, чай не маленький сидеть тут да ныть «не умею». Кашу свою получишь, ещё мне спасибо скажешь.

«Эх, гиблое это дело трубочистом быть. Но так ты хотя бы сыт будешь. Даже если меня на улице заловят, сыт останешься», – горько думал Федюня при этом. Сегодня его едва не поймали, и он до сих пор липкий пот со лба утирал. Прямо за руку его, что в чужом кармане шарила, схватили. Он насилу вырвался, покуда жандарм не подоспел. Ещё бы чуть‑чуть и высекли бы Федюньку-Щипаря до мяса.

К счастью, Витька спорить со старшими плохо умел. Он, грустно вздохнув, вынужденно поднялся на ноги и сразу понял, как они затекли от долгого сидения. Очень неприятно это было. Почти так же, как от вида Семёна Михалыча неприятно ему стало. То был сурового нрава человек с чёрствым сердцем и с бегающими глазками. Более того, он сразу отнёсся к Витьке предвзято.

– У-у-у, какой жирный боров.

В глазах Семёна Михалыча хрупкого телосложения мальчик действительно выглядел слишком крепким, так как в подмастерья трубочисты нанимали самых тощих из ребят, а Витёк ещё недостаточно осунулся за свою беспризорную жизнь. Но тут из дома вышла обрюзгшая женщина и начала вовсю чихвостить трубочиста, что уже дело за полдень, а он всё без дела сидит как барчук какой-то. И так как очередь к Семёну Михалычу в подмастерья не стояла, он плюнул да принял Витьку. Нагрузил на него чёрный от сажи мешок с инструментами, дал в руку метёлку и пошли они вместе искать клиентов. Витька при этом всё оглядывался на махающего ему рукой вослед Федюньку. Тот сказал, конечно, что зайдёт за ним незадолго до заката, ну да мало ли. Чай не брат родной, кто же его, лихого, знает?

Так что плёлся угрюмый Витёк не пойми куда, хотя поджилки у него от страха тряслись. Он же про дело трубочистов ничего толком не слыхивал. Откуда ему такое ведать-то было? В голове только прочно сидело, как Анна Златова его с братом некогда отчитывала.

– Ух-х! – пообвыкнув на новой работе, порой не могла сдержать себя экономка. – Вот за такое-то вас к трубочистам отдать не жалко. Уж я постараюсь, чтобы так Его милость с вами, негодниками, и поступил. Уж поверьте, несносные!

Мать на посыпавшиеся от сыновей вопросы не смогла толком объяснить, что в профессии трубочистов плохого. Она была сельской жительницей, и о таких мастерах в её глухой деревне не ведали. Так что она внушила детям, что труд это очень тяжёлый, но чем именно… Это ей самой пришлось узнавать от мужа. А узнав о невзгодах маленьких тружеников женщина строго-настрого запретила экономке пугать её мальчиков подобным. Так что в семье Верфайеров про трубочистов как-то забылось. Но сейчас Витька про всё это вспомнил и от воспоминаний ему совсем жутко стало. А тут ещё Семён Михалыч, договорившись с какой-то домовладелицей на чистку дымохода, ему подзатыльник ни про что отвесил.

– Сымай давай боты, – при этом потребовал мужчина, не забыв ввернуть крепкое словцо.

– Как дяденька? Зачем?

– В ботинках по кладке лазать, тьфу. Не сможешь. Поэтому сымай давай, потом возверну.

Пришлось Витьке разуваться. В одних штанах захудалых и рубахе мальчишечка остался. И страшно ему оттого стало. Вдруг книгу мастер заприметит и тоже отдать потребует? Так что мальчик из-за своей боязни штаны едва ли не по грудь себе натянул, благо они ему большеваты были. Семён Михалыч на это только позубоскалил, но сокровище не приметил. Он занят был – вытащил из мешка, что ранее Витёк тащил, ещё один мешок и расстелил его на месте камина.

– Это зачем, дяденька?

– Не дяденька, а мастер Семён, – недовольно буркнул трубочист, но пояснил. – Для сажи. Красильщикам на продажу.

Затем мужчина внутрь камина голову сунул.

– Эх, как есть угловой. На этой улице все такие, – недовольно проворчал он, а там глянул на обмершего Витьку и приказал. – Лезь давай. Тут с крыши «тройкой» мало орудовать будет.

«Тройкой» назывался канат с ёршиком и тяжёлым шаром на конце. Его мастера‑трубочисты, стоя на крыше, в трубу опускали. Особая сноровка нужна была, чтобы таким приспособлением дымоход от копоти очистить. Вот только такое устройство (так же, как палка с насаженной на неё щёткой) не особо помогало по причине, что последние полтора века дома совсем иначе строили. Их возводили многоэтажными и из-за этого дымоходы превращались в самые настоящие коридоры с поворотами и углами. Очистить их являлось делом повышенной сложности, а необходимость в этом была острая. Излишняя копоть приводила к пожарам. Поэтому в деле трубочистов без детей, способных в силу меньшего размера проползти в узкие каналы, было никак.

Однако, сколько же их застревало, сколько задыхалось чёрной пылью, сколько умирало от болезней! Едкая сажа неделями, а то и месяцами не смываемая с нежной детской кожи, приводила к ужасным последствиям. И, конечно, Федюнька знал обо всём этом куда как лучше маленького Витька. Вот только с обузой в виде малыша не всякий взрослый справится, что уж о девятилетнем беспризорнике говорить. Поэтому в голове Федюньки такое сидело – годик как-нибудь пережить, а там книгу выгодно сбыть и жить словно сыр в масле кататься. Ну, или если с книгой не выйдет, то самому в банду воровскую наконец‑то затесаться, а Витьку за собой опосля пристроить. Не собирался он Виталькиного братца надолго у Семёна Михалыча оставлять и так совесть грызла. Просто покамест выхода другого Федюня не видел.

Между тем Витёк подошёл ближе к камину, и мастер щётки ему выдал. После чего показал как внутри дымохода удерживаться и вверх ползти, коленями и локтями в стенки упираясь.

– Это без лестницы даже? – оторопел мальчик.

– Лестница шобы на крышу взбираться, дурачина! – рассмеялся трубочист, показывая миру кривые жёлтые зубы. – А вот туды лестницу сунуть только место занимать. Так что давай, лезай внутрь.

Ох и страшно Витьке стало. А ещё больно. Труба горячая была, да и локти, колени и ступни у мальчика ещё не огрубели, чтобы такое сносить. Он их разом до крови оцарапал и даже тихо всхлипнул. Как же это в такую страшную трубу заползти, а затем ещё щётками по ней шкрябать? Неужто никто не валится?

Вот только Семён Михалыч уже знал как с такими страхами новичков справляться. Стоило Витьке юркнуть в дымоход, как он пук соломы в камин бросил и поджёг его со словами.

– Давай-давай, шевели пятками, а не то вообще их тебе спицей проткну!

От ужаса Витька взвизгнул, но вынужденно пополз выше. Быстро-быстро. При этом из-за дыма он закашлялся, глаза у него вовсю заслезились.

«Мама, мамочка!» – тихо и жалобно зашептал себе под нос мальчонка, и слёзы его мгновенно перешли в рыдания. А затем он неудачно ноги поставил. С непривычки и от переживаний они тряслись, вот он и не смог толково упереться. Витёк прямо-таки камнем заскользил вниз и закричал от боли. Кожа сдиралась о шершавый кирпич.

***

Архшаг, будучи в своём естественном облике, придирчиво обошёл девушку по кругу трижды. А она стояла перед ним ни жива ни мертва и испуганно пялила огромные голубые глазищи. Красные ленты, вплетённые в её волосы, развевались на ветру. Свадебный венок покосился немного.

Родители невесты, а также её братья и сёстры, безучастно стояли поодаль вдоль покосившегося забора. Жених при этом тайком удерживал вилы. Если бы не властный отец, не отпускающий руку с его плеча, он бы давно бросился на обидчика. И плевать ему на то, что это огнедышащий дракон. Парень тяжело дышал, с трудом сдерживая свой гнев.

Прочие люди, все наряженные, также молчаливо созерцали происходящее. Нанятые музыканты боялись пошевелиться, и, в целом, прерванная свадьба создавала жуткое впечатление. Пожалуй, аналогично Николас Брейтон мог ощущать себя, стоя посреди вырезанной разбойничьим людом деревни. Но нет. Это были всего лишь смотрины для дракона.

– Нет, не подходит, – наконец вынес свой вердикт Архшаг и уверенно направился за раскрытые настежь ворота. Так как дракону приспичило появиться в поселении в истинном облике, то экипаж они оставили за частоколом.

Растерянные крестьяне недоумённо глядели ему вослед. Они ожидали другого. Все знали, что означает появление крылатого гада. Таким паскудам следовало либо из хат всё ценное выносить, либо отдавать по очереди одну девицу за другой. А тут… чего он ушёл? Что значит «не подходит»?

– Эм-м, простите, что потревожили, – сделав галантный поклон, сбивчиво обратился Николас Брейтон к старосте и после, совсем не аристократично перепрыгивая через грязь, поспешил к экипажу. Кучер, только-только напоивший коней из протекающей рядом речушки, недовольно крякнул. Ему хотелось более долгой передышки.

– Куда дальше-то? – устало осведомился он.

– Пока прямо, – ответил архимаг. Ему на самом деле было всё равно куда, лишь бы подальше отсюда. Проклинающие его взгляды кожей чувствовались.

А вот владыке драконов всё было хоть бы хны. Когда Николас Брейтон сел внутрь экипажа, то увидел, что Архшаг не просто принял человеческий облик. Нет, тот уже сидел, вольготно откинувшись на спинку сидения, и, беззаботно напевая себе под нос, листал бумаги, в которые были вписаны данные не так давно проведённого ритуала.

– Где там ваша карта? Что-то я её не нашёл, – отвлекаясь от своего занятия, требовательно произнёс дракон.

Архимаг не стал пререкаться. Вместо этого он вытащил из своей сумки тубус и после расстелил на откидном столике карту. То, что спорить с драконом бесполезно, было ему уже прекрасно известно.

– Угу, – сверяясь с бумагами, начал рассуждать Архшаг. – Так. Здесь пустырь, сюда мы не поедем. А вот этот городок ничего. Прикажите-ка направляться к нему.

– Вы можете отдать приказ сами.

– Ну что вы, тут ведь земли людей, я всего лишь ваш гость. Здесь вы главный.

Наглость дракона поражала. Нет, никто не говорил, что последний из Семи не мог позволить себе держаться высокомерно… Но не настолько же?! Такому даже за спасение мира спасибо говорить не хочется. Поэтому Николас Брейтон, прежде чем отдать распоряжение, всё же не сдержался.

– Нет, ну неужели вас нисколько не смущает, что эта девушка вам не подошла? – эмоционально спросил он.

– Поясните вашу мысль. Вы, люди, на мой взгляд рассуждаете очень странно.

– Я никак не ожидал, что определённая ритуалом девушка найдётся. Вот так вот, в самом первом селе отыскалась та, что родилась в нужный день и час! Но отчего-то она вам совсем не подошла.

– Да, меня это тоже смутило. Возможно, Ковену ещё не раз придётся дорабатывать ритуал, чтобы уменьшить погрешность. Пока разброс, как мне кажется, будет слишком большой, и я рад, что вы сами обратили на это внимание… Кстати, чтобы не тратить впустую время, можете подумать, как это исправить.

Владыка драконов, продолжив напевать под нос, снова уткнулся в бумаги. Составление маршрута полностью увлекло его. Он даже не смотрел на кипящего от гнева Николаса Брейтона.

О, если бы архимаг мог позволить срыв соглашения, то он бы уже высказал всё наглому зверю прямо в лицо! Но на кону стояло слишком многое.

Драконы были нужны людям, без них Ключ всенепременно утратил бы свою силу. Артефакт перестал бы настраивать сущности Двенадцати так, чтобы они удерживали барьер, а без барьера… Нет, без барьера остаться не хотелось. Слишком жуткими были истории о том, как человечество чуть не исчезло с лица земли! А, значит, следовало сделать всё возможное и невозможное, чтобы столь разные народы смогли жить в вечном мире. Не должны небеса вновь охватить непроглядная мгла и бушующее пламя.

Да, владыка драконов должен получить своё.

А люди своё.

Соглашение должно быть достигнуто и не из-за Николаса Брейтона годы переговоров уйдут коту под хвост!

– Хм, а как вы поймёте, что некая девушка вам подходит? – попытался занять свою голову научным вопросом архимаг. Так он хотел унять кипящее внутри него раздражение.

– Она мне понравится не как еда.

Боги, ну зачем он о чём-то спрашивал-то!

– И да, неплохо бы нам перекусить. Вы ведь исправили свою ошибку, озаботились, чтобы у нас всегда было сырое мясо?

Свои слова дракон произнёс так выразительно глядя на Николаса Брейтона, что этот самый Николас Брейтон вмиг понял – на крайний случай в качестве блюда сойдёт он сам. Человеческий облик сидящего напротив него существа был очень обманчив. Ничего человеческого в этом мерзком звере не было.

***

Да, для кого-то убивать так же легко, как откусить от бутерброда. А вот для кого-то нет. Создание вампиров серьёзно сказалось на самочувствии Людвига. Он ощущал себя тяжело больным. Его постоянно мутило, его мучал жар, а нутро наполнила апатия. Но дело было не в специфике ритуала. Будучи предрасположенным к тёмной магии, Людвиг Пламенный кармического ответа не получил и даже сил на обряд не перерасходовал. Могущества у него хватало в избытке.

Но его тошнило от самого себя. Его изводило то, что он смог сделать. Совесть мужчины не могло успокоить даже понимание, что он сотворил вампиров ради безопасности близких ему людей.

«Я убил их. Я убил чьих-то детей. И не просто убил, а превратил в вечных рабов, каждый миг существования которых наполнен болью, – пульсировало в нём изводящее его осознание. – Я не новый граф Даглицкий, а беспощадный и хладнокровный убийца, вот я кто!».

И пусть эта укоризна по мнению автора, а, возможно, и тебя, мой дорогой читатель, правдой никак не являлась, но каждый из нас испытывал муки самобичевания. Нет хуже наказания, чем мы назначаем себе сами. Поэтому Людвиг был измотан, разбит, подавлен. Он не мог находиться в собственном доме, так как там на него давили пустые комнаты. Он не смог войти в столь людный особняк отца, так как в каждом взгляде ему чудилось осуждение. Из-за этого для него оказалось невозможно общество Шарлотты. Даже его лучший друг Сириус ван Отто не удостоился более десяти минут беседы. Людвиг просто‑напросто позорно сбежал от всех! Ему было невыносимо слышать рациональные доводы, вот он и стоял нынче на коленях в Первом храме Двенадцати, а именно возле тела Людвига Верфайера Старшего. Ему казалось, что здесь его никто не побеспокоит, и до обеда это было действительно так.

– Людвиг, – подошла к нему Шарлотта. Её заплаканное лицо прикрывала плотная чёрная вуаль. – Я тоже скорблю Людвиг, но нельзя же так убиваться. Пойдём со мной, тебе нужно хотя бы поесть.

– Я не голоден.

– Мне сказали, что после смерти жены ты тоже замкнулся. Что ты закрылся в своём кабинете и никого не хотел видеть… Но ты не один, Людвиг, у тебя есть я.

Женщина присела возле брата и мягко положила затянутую в перчатку руку поверх его ладони. После чего попыталась улыбнуться. Ей не хотелось улыбаться, но она постаралась. И всё же эти старания ни к чему не привели. Во всяком случае не привели они к тому, на что надеялась Шарлотта.

– Да, я не один, – словно очнулся мужчина. Его ясные голубые глаза расширились, и он беспокойно осмотрелся, как если бы не понимал из-за чего вдруг оказался в храме, и тем более в таком его мрачном зале.

– Я очень за тебя переживаю. Нам надо держаться вместе в этот тяжёлый час и…

– Шарлотта, завтра тебе придётся справиться со всем без меня, – ни с того ни с сего уверенным голосом перебил её Людвиг, и женщина оторопела.

– Что? – не поверила она своим ушам.

– Я не могу остаться на кремацию отца. Тебе придётся принимать соболезнующих самостоятельно.

Ладошка Шарлотты переместилась к сердцу. Голос её прозвучал с хрипотцой.

– О чём ты, Людвиг?

– Я не могу остаться в Лоррендауме. У меня есть дела важнее.

– Да как ты можешь такое говорить? – пребывая в шоке, пролепетала Шарлотта, а затем зло выговорила. – Слышать о таком не хочу! Ты обязан присутствовать. Ты его сын, его наследник!

– Может, если сместить время кремации на утро, то…

– Церемония начнётся в три часа после полудня и никак иначе. Мама должна успеть. Она, несчастная, едет на перекладных день и ночь, чтобы прибыть к третьему дню, а ты… Ты хочешь лишить её возможности проститься с мужем?

– Ни в коем случае. Поэтому извини, но я уезжаю.

Шарлотта резким движением скинула с себя вуаль. Пожалуй, если бы она не была в святом храме, то позволила бы себе сорваться на крик. Её лицо искажала ярость. Она даже побагровела.

– Ради чего ты уезжаешь, Людвиг? – зло прошипела она.

– Я должен… должен навестить пасынков.

– Эти ничтожества тебе важнее родного отца? – округлила она глаза, а затем скосила взгляд на мёртвое тело. – Как только ты можешь говорить такие слова в его присутствии? Папина душа ни за что не простит тебя. Он всю жизнь так заботился о тебе, так оберегал. О, сколько боли ты ему принёс своей игрой в странствующего чародея! Он был сам не свой из-за переживаний. Если бы ты знал, как своими приключениями подорвал его здоровье! Но где тебе знать? В довершение всех бед ты с лёгкостью устроил неравный брак. Наглый мальчишка. Бессовестный. Неблагодарный!

– Да, ты права, – после недолгого молчания, нарушил тишину Людвиг Пламенный спокойным признанием. – Отец не зря столь часто укорял меня в том, что я плохой сын. Я всегда был для него сплошным разочарованием. Но, Шарлотта, если мне довелось наконец‑то перенять от него хоть что-то достойное, так это понимание, что значит быть хорошим отцом. Я не могу оставить детей Мари. Просто не могу.

Он не посмел объяснить сестре, что его пасынки отнюдь не в пансионе, а в беде. За таким признанием могло последовать слишком много ненужных вопросов, поэтому Людвиг промолчал. В конце концов, даже скажи он правду, то Шарлотта вряд ли бы оценила его порыв. С высоты её восприятия двое деревенских мальчишек отправились туда, где им самое место. Они отребье и среди отребья должны жить. Однако, сам Людвиг считал иначе. А ещё он понимал, что день задержки может привести к необратимому – к смерти братьев.

Правда, ну как он мог объяснить сестре, что мысль о них соединилась в нём с воспоминанием об убитых им нынешней ночью детях? Испуг в юных глазах ни на миг не отпускал его. Его уши по-прежнему слышали сдавленные крики…

Нет-нет и нет! Допустить смерть пасынков невозможно, их жизнь намного важнее публичного порицания!

Чтобы лишить себя необходимости спорить с Шарлоттой, Людвиг поднялся с подрагивающих от переживаний колен и решительно вышел из храма. После чего сел в кэб, доехал до банка за наличными и, больше не теряя времени ни на что другое, отправился в Барговерц. Причём со свойственной ему горячей импульсивностью он сперва выехал из Лоррендаума, а только затем размыслил, что зря не оставил записки для Сириуса или же Луиза Фуго. Но менять это обстоятельство было поздно. Не возвращаться же?

Вот только первым человеком, кто всерьёз обеспокоился исчезновением молодого графа Даглицкого стали отнюдь не эти мужчины, а женщина. Точнее Анна Златова. Экономка была до крайности напугана происходящими в доме событиями, и новая странность заставила её не раз и не два произнести молитву благим богам.

А вот после неё забеспокоились и прочие, да ещё с самого утра.

Глава 4

Утро тринадцатого июня триста сорок седьмого года после завершения Войны Драконов пришлось на воскресный день, но королевство Ортланд этого словно не заметило. Страна погрузилась в траур. Кремацию верноподданного короны намеревался посетить сам Его величество Стефан, и это послужило причиной для того, чтобы накануне в Лоррендауме и прочих крупных городах страны были отменены все мало-мальски увеселительные мероприятия. Так что, естественно, что Людвиг, ничего не знающий о планах своего монарха, оторопел. Дело в том, что, покинув приют гостиницы «Лотос» (роскошной и расположенной недалеко от центральной площади Барговерца), новоиспечённый граф Даглицкий первым делом услышал глашатая, призывающего с редкостным трагизмом в голосе посетить храм и помолиться за упокой души Его сиятельства Людвига Верфайера Старшего.

От такого сообщения лицо Людвига Верфайера Младшего мгновенно перекосило, по его спине пробежал пот. Он наконец-то понял насколько несвоевременен оказался его отъезд из столицы и из‑за этого испуганно поправил чёрный цилиндр так, чтобы тень от него упала на лицо. У него оставался, конечно, вариант сесть в экипаж и незамедлительно отправиться обратно. Расстояние между городами было таким, чтобы ему как раз поспеть к трём часам по полудни к Первому храму. Но тогда получалось, что Людвиг приехал в Барговерц ради ночлега и это…

Он помотал головой.

«Мальчики, – заставил он думать себя. – Моё присутствие не воскресит отца, но без меня мальчики могут погибнуть. Им нужна моя помощь».

А между тем сестре Людвига помощь тоже не помешала бы. В целях безопасности о предстоящем визите Его величества ей сообщили в самый последний момент. Ей одной досталась весть про это. И из-за известия женщине стало так дурно, что она неожиданно для себя лишилась чувств. Несчастная Шарлотта, конечно, и ранее понимала, что ей придётся выгораживать брата. Как бы ей ни хотелось обратного, на кону стояла честь семьи. Она не могла позволить повсеместно зазвучать подобного рода упрёкам! Но оправдываться перед представителем самого короля?

«Благие Двенадцать, помогите мне!» – мысленно простонала она, когда к ней повторно обратились с вопросом о местонахождении брата.

– Милорд Верфайер, – бледнея на глазах до цвета первого снега, тихо произнесла Шарлотта. – А он… эм-м, он совершает паломничество.

– Паломничество? – более чем изумился доверенное лицо Его величества.

– Да, такова была последняя воля нашего отца, – как можно увереннее прошептала женщина, молясь, чтобы душа графа простила ей эту наглую ложь. Людвиг Верфайер Старший сущности Тринадцати за богов не почитал в принципе.

Однако, оправдание вышло удобоваримым. Во всяком случае, несмотря на переживания Шарлотты и подрагивающие коленки миледи Ванессы, церемония прошла без сучка без задоринки. Его величество Стефан в своей прощальной речи дал понять, что для него приемлемо отсутствие Людвига Младшего. Он даже витиевато, то есть косвенно, одобрил его поступок. А раз монарх ничего против не имеет, то подданные подивились изрядно, переглянулись, но языки послушно прикусили. По крайней мере, публичные осуждения молодого графа Даглицкого произносить отныне никто не осмелился бы. Но это не значит, что последствий его опрометчивый поступок не возымел.

Присутствующий на кремации Сириус ван Отто мысленно схватился за голову. Барон был умным человеком, хорошо просчитывающим шаги наперёд человеком, но импульсивность Людвига в очередной раз сбила ему все карты. Его спонтанные поступки просто‑напросто невозможно было предугадать!

Не меньшее волнение испытали люди таинственного человека с тростью. Мало того, что в Барговерцком Доме Милости следов Виктора Верфайера сыскать не удалось (мальчик вместе с распорядителем приюта взяли и как будто сквозь землю провалились!), так, выходит, теперь ещё вот этого некроманта по новой ищи.

– Уроды! – устраивал разнос подчинённым разъярившийся из-за новостей господин Борис Малахитов. – Как вы за ним не уследили?!

– Там была такая мастерская слежка шпиков, что мы не смогли близко подобраться. Нас бы заметили, – виновато отвечали подчинённые.

– И его отсутствие в доме вы тоже не заметили, что ли?!

– Так в кабинете полночи горел свет и нам показалось, что это он там ходит. Обознались, наверное.

Конечно, эти люди обознались. В кабинете вовсю рылась Анна Златова. Экономка желала во что бы то ни стало разобраться с тем, пора ей искать другую работу или нет.

– Как можно было! – точно также скрипел зубами Луиз Фуго. – Как вы за ним не уследили?!

– Наверное, он нас у банка заметил, – растерянно пожимая плечами, оправдывались агенты. – Иначе с чего ему просить банкира тайно вывести его через чёрный ход?

– Но правда, шеф, он даже виду не подал, что обнаружил хвост! – в горячем возмущении воскликнул один из них.

А Людвиг действительно никого не обнаружил, у него просто начала развиваться паранойя.

В общем, цепь событий отъезд молодого графа запустил основательную. Но было ещё кое‑что не менее важное. А, может, это было даже важнее всего прочего. Его величество Стефан после кремации возжелал разговора на тет‑а‑тет с миледи Ванессой Дэ Флёррон Верфайер. Они бок о бок пошли по широкому коридору храма немногим впереди свиты, и правитель Ортланда, в чьих волосах имелась основательная примесь седины, сухо шепнул следующее:

– Мы крайне недовольны поведением милорда Верфайера Младшего. Он выражал непростительное пренебрежение к отцу при его жизни и не постеснялся выразить оное после его смерти. Вы же не думаете, что мы поверили в… так называемое паломничество?

Ледяной взгляд монарха и его скривившиеся губы заставили женщину испуганно перевести взгляд на пол.

– Вам известно, где именно он находится?

– Прошу прощение, но нет, Ваше величество.

– В таком случае, постарайтесь выяснить, – требовательно приказал король. – Лишь уважение к древнему роду Верфайеров, а особенно к нашему покойному другу, останавливает нас от указа отправить неблагодарное чудовище в ссылку, а имя его предать забвению. Не будь он единственным наследником, так бы оно было прямо сейчас. Но я даю отсрочку.

Глаза миледи Ванессы с надеждой посмотрели на венценосного собеседника. Она ждала, что он ей скажет с трепетом в душе. Своего пасынка женщина любила как родное дитя и нынче укоряла себя в том, что не смогла уберечь его от королевской немилости.

… Что именно она упустила в его воспитании?

– Вам должно быть известно, что обычно мы празднуем свой день рождения скромно и неприемлем обилие гостей. Однако, в этот раз наше желание таково, чтобы ваше семейство посетило нас в этот благословенный день.

– Ваше величество, к двадцать четвёртому июня глубокий траур уже закончится, но неподобающе будет…

– Лично вы и семья миледи Шарлотты по этой причине можете отказаться. Вам даже стоит так поступить, – строго перебил король и грозно нахмурил брови. – Но милорд Верфайер обязан присутствовать. Род графов Даглицких должен быть продолжен и посему мы намерены представить милорда Верфайера его будущей супруге. Для нас неприемлемо его повторное увлечение недостойной женщиной. Подобное будоражит общество и служит неподобающим примером для незрелых умом. Так что либо он прислушается к нашему пожеланию и в начале следующего лета вступит в брак с избранной нами особой, либо мы окончательно потеряем расположение к нему.

Монарх остановился и пристально поглядел в глаза миледи Ванессы. Женщина тут же сделала книксен.

– Я поняла вас, Ваше величество.

– Очень хорошо.

– Вы… вы позволите поинтересоваться именем особы, о которой идёт речь?

– Мы ещё обдумываем этот вопрос, но пока нам видится супругой милорда Верфайера Младшего леди Вероника Дэ Катрион.

На этом беседа на тет-а-тет подошла к концу, но лишь оставшись в одиночестве миледи Ванесса позволила себе недовольно поджать губы. А после она подошла к падчерице и, начав часто обмахиваться веером, спросила:

– Милая, я уже более четырёх лет не посещала Лоррендаум. Скажи, дела Олмера Дэ Катриона, графа Флоркского, по-прежнему плохи?

– Вскоре после того, как папа подал в отставку, он заложил столичный дом и переехал в Артенвилль. А где-то полгода назад поговаривали о том, что он не смог выплатить ссуду и продал не только этот дом, но и своё имение. После чего переехал в Барговерц. Там, насколько я знаю, Его сиятельство обустроил фабрику в надежде создавать уже не фантастические летательные, а более реальные паровые машины. Но нет нужды говорить, что это также нерентабельно. Кому нужны устройства, передвигающиеся по рельсам, когда у нас по всей стране вот‑вот начнут постройку телепортов? – сухо ответила Шарлотта, после того как окинула приёмную мать непонимающим взглядом.

– А что его дочь леди Вероника? О ней нет дурных слухов?

– Мама, да о чём вы? Она не красавица, ей уже под тридцать, а её отец умудрился растратить на безрассудные идеи всё своё состояние. О ней не может быть хороших слухов.

– Я имею в виду слухи, порочащие её честь.

– Недели три назад я слышала пикантную новость, что она явилась на фабрику в мужской одежде. Представляете, изображала из себя нового управляющего, рассчитывая выдать свои указания за указания отца.

– О боги, – пролепетала миледи Ванесса и начала обмахиваться веером ещё энергичнее.

Конечно, со стороны Его величества соединить два древних рода выглядело блестящей идеей. Леди Вероника была единственным ребёнком графа Флоркского, не иначе как утратившим разум в своём увлечении механикой. Если во времена юности Ванессы о нём говорили только как о человеке с лёгкой причудой, то нынче весь высший свет судачил об его сумасшествии. Но дозволить имени Дэ Катрион пропасть всуе? Или, ещё того хуже, что если леди Вероника опорочит свою честь? Нищета даже благородную даму может заставить пойти на дурной поступок, а это уже сродни тому как измазаться в грязи всей аристократии. Ветреному же Людвигу Верфайеру Младшему как раз следовало остепениться и прочувствовать на себе королевское недовольство.

– Что «боги»? – не поняла Шарлотта.

– Сколько же у этой семьи должно быть долгов, – едва не всплакнула Ванесса, представляя в какую сумму выльется женитьба. Род Верфайеров не мог допустить банкротство Дэ Катрионов, покуда леди Вероника носит их славную фамилию.

– Мама… Мама, вы в порядке?

– Что? Ах, прости, милая, – очнулась от своего расстройства Ванесса и тихим шёпотом рассказала падчерице про намерения Его величества. После чего потребовала. – Ты должна мне сказать, где твой брат.

Шарлотта тяжело вздохнула.

– Он поехал к детям этой дряни Марьи, но, право слово, я не запомнила в каком пансионе они находятся. Мне это было так безразлично! Возможно, лорд ван Отто знает больше.

– Тогда я незамедлительно отправлюсь к нему, – сказала бедная женщина и, приподняв подол платья, действительно сделала несколько решительных шагов.

– Постойте, мама, – Шарлотта не менее стремительно подошла к ней. – Я знаю, что папа всегда хорошо отзывался о лорде ван Отто, но я хочу вам напомнить. Он имеет очень сильное влияние на Людвига.

Выразительный взгляд падчерицы и её интонации заставили миледи Ванессу задумчиво нахмурить лоб.

– О чём ты, золотце? – наконец хмуро спросила она.

– Если бы Людвиг не получил от лорда ван Отто поддержку во время обдумывания своей идеи отправиться в глупое странствие или же если бы тот отвернулся от него после заключения брака, то кто знает, я не думаю, что он бы проявлял своё упрямство так рьяно. Поэтому понимаете? Ему достаточно одобрения этого человека. Одобрения Сириуса ван Отто, а не нашей семьи. И если в нынешней ситуации из уст такого заядлого холостяка, как он, мой брат услышит, что лучше ссылка нежели союз…

Шарлотта многозначительно замолчала, но миледи Ванесса понимающе кивнула.

– Я сообщу ему о другом. Например, что речь касается наследства. Быть может, даже того последнего завещания, что я пока не успела сжечь.

– Да, так будет лучше.

После этих слов миледи Ванесса, украдкой утирая слёзы, всё же покинула храм. Она даже оплакать мужа толком не смогла, так как знала, что он этого не оценил бы. Ему никогда не была нужна её любовь, но им обоим был нужен крошка Людвиг.

«Теперь только мне заботится о тебе. И ах, как бы я хотела справиться, солнышко!» – мысленно обратилась женщина к бедовому пасынку и непроизвольно ускорила шаг.

***

А Людвиг тем временем ступал по улицам Барговерца и можно было бы написать, что шагал он безмятежно, но это было не так. Пусть его отнюдь не тревожило неизвестное для него указание Его величества, однако других забот его мысли были полны и самой горькой из них оказалось осознание собственного идеализма.

Думая про поиск мальчиков в Барговерце, Людвиг представлял себе, как пройдёт по мостовым и через час-два непременно увидит пасынков. Но солнце уже давно перевалило за полдень, а никого похожего на Виталия и Виктора он не встретил. Это заставило мужчину встревожиться и предпринять попытку найти другое решение.

«Что делать?» – раз за разом думал он.

Наконец, думы подвели Людвига к попытке розыска через приюты. Он посетил все три этих заведения и лично посмотрел в лицо каждому ребёнку, чтобы убедиться наверняка. Увы, надежда оказалась ложной. Ему пришлось возвратиться в гостиницу ни с чем, и состояние при этом он испытывал ужасное. Людвига трясло от собственной беспомощности. Гордый маг по прозвищу Пламенный на деле оказался пустышкой. Всего лишь игрой воображения!

– Прости, Мари. И ты, отец, прости меня, хотя я знаю – ты бы сказал, что мне нет прощения, – горячо прошептал Людвиг, с тоской глядя через окно на огни ночного города и полное звёзд небо.

С не меньшей тоской на одну из звёздочек смотрел через крошечное подвальное окошко Виталик Верфайер. Тело мальчика покрывали синяки, правый глаз отёк, но плакал он не из-за этого. Виталику было стыдно, что он не выдержал побоев и предал брата. Ему думалось, что маленького Витеньку уже схватили и повязали.

Но это было не так. Мы-то с вами знаем, что мальчик остался на свободе. Так давайте поищем его и узнаем, что же с ним сталось.

Эм-м, где же он? Вроде вот тут недавно был. Да, тут, во дворе трактира.

… А, вот он! Парой улиц левее и совсем рядом со своим другом Федюнькой. Сидят рядышком мальчики и что-то там непонятное делают.

***

– Ничего, огрубеет так легше будет, – приговаривал Федюнька, щедро смачивая Витькины колени и локти крепким рассолом. Удалось выпросить у трактирщицы вместе с огурцами за чистку нужника.

Малыш от соприкосновения солёной пахучей воды с ссадинами морщился и повизгивал, но терпел. Понял уже, что иначе никак. Раны у него даже гноиться начали и надо было эту гадость вытянуть. Завтра же опять трудиться. Поэтому он смотрел как светлеет чёрная кожа от протирки рассолом и надеялся, что оно ему поможет.

– Федюнь, не могу я туда. Два дня терпел, но третий не смогу. Не хочу больше, моченьки нет! – лишь единожды горько всплакнул он, но приятель вдруг сухо осведомился.

– Тебя чем сегодня кормили?

– Кашей овсяной. Вечером половину кружки молока ещё дали. Больше не налили, сказали, что толстый больно.

– А я сегодня кроме этих огурцов ничего не ел, – честно сказал Федюня и посмотрел мальчонке прямо в глаза. – Также хочешь?

– Не-а, – виновато опустил взгляд к земле Витька и замолчал.

А затем оба мальчика стали готовиться ко сну. Пользуясь тем, что уже стемнело, аккуратно большую бочку для сбора воды набок повернули и оба в неё залезли так, чтобы даже головы наружу не торчали. После чего Витькиным чёрным мешком прикрылись. Грязный али нет, а всё так теплее.

Призрачный дракончик поверх бочки устроился да калачиком свернулся. Затем полежал-полежал и надоело ему так, тоже внутрь бочки юркнул. На Витькином плече примостился, замурлыкал довольно. Мальчик тут же руку приподнял и в полусне по спинке дракончика ласково погладил. Тот ещё счастливее стал, а Витёк снова ручонку под голову сунул. Из-за копоти на теле он пока ещё не заметил, что на тыльной стороне ладошек чешуя у него прорастать начала, а книга… книга так и вовсе к пояснице словно приклеилась.

***

На этом, мои дорогие читатели, автор просит вас сделать небольшой перерыв в чтении. Сходите на кухню, налейте себе в кружку горячий чай или кофе. Хотите, посвятите время рабочим моментам. Но, чем бы вы ни занялись, обязательно закончите отдых от книги семейным времяпрепровождением.

Вот возьмите и навестите родственников или друзей. Просто так, без повода встретьтесь с ними или хотя бы переговорите по телефону.

И да, этот тот самый момент, когда вы столкнулись со знаком судьбы, а не с таргетированной рекламой.

Наша жизнь сплошь череда неожиданностей. Наша жизнь сплошь череда сближений и отчуждений. Но вы сами себя оставите одного на свете, если забудете, что такое человеческое общение. Вы сами себя загоните в беспощадный угол бесконечного одиночества, если изо дня в день будете игнорировать тех, кто вокруг вас.

Ваши близкие хотят услышать слова любви не меньше, чем вы ждёте подобных слов от них самих.

Ваши близкие нуждаются в людях, которым они могут довериться, не меньше, чем вы хотите всецело доверять кому-то.

Так почему бы не сделать первый шаг? К чему откладывать важное, если напольные часы в холле особняка на Ольховой улице безостановочно напоминают «тик-так, тик-так, тик-так»? Каждая секунда способна изменить будущее всего мира, что уж говорить об отдельно взятом человеке.

Идите и стройте своё будущее, покуда оно само не сгрызло вас за прежнее безразличие.

…

Ты слышишь меня, мой дорогой читатель? Оставляй закладку и иди.

И тс-с-с.

Пусть это будет нашим с тобой секретом.

Глава 5

Разумеется, Сириус ван Отто не оставил без внимания отъезд друга. Так что, едва Его величество Стефан покинул зал кремации, барон переговорил с Шарлоттой и после покинул святую обитель, чтобы написать Людвигу гневное письмо. Увы, из-за его поспешных, но в целом верных действий, с миледи Ванессой Дэ Флёррон Верфайер он разминулся. Они смогли встретиться только поздним вечером и по этой причине второе письмо в Барговерц отправилось значительно позже первого.

– Вам корреспонденция, милорд, – стоило Людвигу спуститься в холл гостиницы, с почтением сказал хорошо вышколенный портье.

Естественно, молодой граф направился к стойке администратора. При этом испытываемое им раздражение и отсутствие аппетита привели к тому, что он не пошёл к завтраку, а сел в обитое шёлком кресло и сразу вскрыл конверт. После чего его глаза пробежали по строкам, и щёки мужчины аж сделались пунцовыми от возмущения.

Нет, какая-то часть души Людвига оторопела, узнав об оказанной его семье чести. Всё же не так часто Его величество Стефан снисходил до личного посещения похорон подданных. Но вот всё остальное… Слова на бумаге сквозили яростью и требованиями. Друг беззастенчиво обзывал его беспросветным идиотом. Пожалуй, отъезд Людвига довёл Сириуса ван Отто до белого каления, раз он позволил себе столь прямолинейные выражения! Вот только привычное чувство вины Людвиг не испытал. Он не замер с часто бьющимся сердцем и не согласился с изложенным, как поступил бы в своём обычном состоянии. Ведь что ни говори, а к разумным доводам и советам стоило прислушаться. Но Людвигу Верфайеру довелось провести ночь в размышлениях, и вывод из них он сделал следующий – он посчитал себя обязанным приложить все силы к поиску детей Мари.

«Нельзя опускать руки, – сжимая кулаки, незадолго до рассвета решил он. – Даже если эти поиски означают бесконечные блуждания по улицам и посещение бандитских притонов, я просто-напросто должен сделать всё возможное и невозможное!».

Как читателю уже понятно, помимо импульсивности Людвиг Пламенный обладал редким даже для аристократии упрямством. Его мало что могло остановить, если он вбил себе что-то в голову. Так что после прочтения письма маг поджал губы до узкой черты и парой секунд позже решительно уведомил обслугу об отъезде.

Но нет, не собирался Людвиг ни в какой Артенвилль, чтобы там поклониться мощам святого Лукреция. Ему просто стало понятно, что раз Сириусу ван Отто известно его нынешнее местонахождение, то друг не оставит его в покое и в конце концов возьмёт измором. Скорее всего, лично приедет и отчитает. Поэтому часом позже Людвиг прибыл в гостиницу куда как проще «Лотоса» и занял один из скромных номеров, представляясь мистером Леонидом Вишневским. Имя, столь часть используемое Людвигом в странствиях, не вызвало вопросов у администратора в штопаном сюртуке. Его даже не попросили предоставить документы, хватило платы наперёд.

Ну, а чинный портье прежнего отеля, повертев в руках новое послание для милорда Людвига Верфайера Младшего, пожал плечами и протянул его обратно.

– Простите, мистер, но этот человек уже уехал.

– Давно?

– Минут десять назад. Как только получил первое письмо, что вы принесли, так сразу оплатил счёт и выписался.

Прилично одетый мужчина с кислой миной на лице принял конверт обратно. Выглядел он при этом более чем растерянно.

***

У Людвига Пламенного не было с собой вещей, он покинул Лоррендаум налегке. По этой причине его переезд из «Лотоса» не стал долгим. Вскоре упрямец продолжил поиск пасынков…

Но было ли в его самозабвенных усилиях хоть сколько-нибудь смысла?

Виталик по-прежнему сидел в подвале и отсутствие общения хоть с кем-либо изводило его. Мальчику приносили еду и воду, но… его не отпускали и не разговаривали с ним. Он был уже готов биться головой об стенку от отчаяния! Самая худшая на свете пытка – незнание.

Если же говорить о маленьком Викторе, то мальчик находился в очередном дымоходе. Лёжа в грязи, он чистил прямой угол (стоит заметить, такие углы забиваются первыми), когда скопившаяся сверху чёрная масса обрушилась ему прямо на лицо. Места в дымоходе было совсем мало, чтобы смахнуть копоть или толково перевернуться. Сажа душила!

Хорошо, что этот малыш смог воспользоваться силой, без которой тысячи детей до него в аналогичных ситуациях погибли. Витёк сам не понял, как вдруг призвал стихию воздуха. Дышать сразу стало легче, а поднятый порывистый ветерок унёс с собой большую часть сажи.

Уняв сердцебиение, Витенька, тихо подвывая от ужаса пережитого, продолжил тереть щёткой дымоход. Отчего-то ругани Семёна Михалыча он боялся больше, чем того, что едва не погиб из-за этого происшествия.

Дела Федюни-Щипаря, хотя его-то Людвиг Верфайер совсем не искал, тоже были неважнецкими. Он сумел не просто руку в карман сунуть, а толстый кошель с пояса срезать. Даже помечтать успел, каких вкусных калачей себе и Витьке на эти деньги купит, как вдруг заголосил свисток.

– Вор! – закричал жандарм и бросился к мальчугану.

Федюнька не будь дурак ноги в руки и бежать. И бежал он, естественно, не в сторону блюстителя порядка, а от него – то есть к мосту, нависшего громоздкой каменной аркой над широким каналом. На нём как раз народу достаточно столпилось, чтобы, юркнув мимо дамских юбок, постепенно затеряться среди прохожих.

– А ну стой, ворюга, стой тебе говорят!

Громкие крики привлекли всеобщее внимание. Некоторые женщины испуганно заохали, мужчины с любопытством вытянули шеи и начали ухмыляться. Не так часто горожанам доводилось видеть, как доблестный страж порядка весом побольше центнера несётся за ушлым мальчуганом. Погоня выглядела откровенно забавной, так звонко бряцали металлические накладки на форме и так ловко, словно заяц, парнишка петлял. Хвастливый Федюня даже будто забыл о своём страхе. Поняв, насколько легко ему дать дёру, он развеселился и, чувствуя себя недосягаемым, как раз где‑то на середине моста, в очередной раз обернулся, чтобы подразнить преследователя. Бахвал принялся подскакивать на одной ноге, корча рожицы, вовсю кривлялся… вот тут-то его кто-то за ухо и схватил!

– Да как ты тут промышлять смеешь, гадёныш, – гневно прошипел неприятный голос возле уха Федюни. – Здесь только кто подо мной ходит работает. Вот ужо я тебя проучу!

На этом грозно шептать одетый в обноски мужчина перестал. Он ухватил Федюньку за локти и ловко завёл их ему за спину. После чего крикнул жандарму.

– Давай сюды. Шустрее, покуда держу его!

Как бы ни хотелось раскрасневшемуся от натуги толстяку передохнуть, а пришлось ему шевелить ногами. Федюня тем временем всё вырваться пытался. Он безрезультатно юлил и так, и эдак, а кольцо любопытных зевак вокруг него всё сужалось.

Ловушка захлопывалась.

«Всё, пропал», – понял Федюня, как вдруг мужик в обносках смилостивился и его отпустил. И смог бы парнишка сбежать, но тут он Людвига Верфайера посреди толпы увидел. Жуткий отчим приятелей как раз в первые ряды протиснулся.

«Ох! Вот теперь точно пропал», – аж позеленел Федюня, мигом вспомнив про книгу. Однако, не растерялся, в сторону дёрнулся.

А там уж жандарм!

«Куда? Куда?!» – ещё панически пронеслось в голове мальчугана, прежде чем он взял и за ограждение моста сиганул. И ведь не умел плавать, просто ещё страшнее ему попасться было.

***

Людвиг не захватил в дорогу запасной костюм, а потому вид у него был уже помятый настолько, что прохожие на него порой косились. Качественный пошив траурной одежды мало соотносился с небрежностью облика, но именитый граф этого не замечал. Его выбивало из колеи другое – в лицах шныряющих повсюду мальчишек он видел уйму черт пасынков, но… но его пасынками они не были.

А затем вдруг какой-то воришка на мосту.

Увы, Людвиг не успел рассмотреть лицо толком, но память и интуиция откликнулись.

«Виталик!» – озарило его.

Совсем не думая о том, что он бесцеремонно расталкивает людей, Людвиг бросился к балюстраде. Его пальцы до белизны ухватились в поручень. Тело наклонилось вперёд. Глаза суетно выискивали между волн силуэт мальчишки.

Вот он вынырнул! Руки часто бьют по воде, но это не помогает. Вопль, и мальчик с головой скрылся в тине.

… Снова как-то вынырнул.

– Боги, да он же утонет! – в ужасе закричала какая-то женщина, и Людвиг перестал медлить. Резким движением скинув с себя камзол, он без раздумий прыгнул в воду. За спиной раздалось дружное «Ах!», а затем боль от столкновения и холод.

«Где он, где Виталий?» – смахнув влажные волосы с лица, принялся озираться по сторонам Людвиг, но увидел лишь рябь от поднимающихся со дна пузырьков.

Ему пришлось нырять. И не сказать, чтобы маг огня чувствовал себя в грязной вонючей воде городского канала словно в родной стихии, но плавать он за свою жизнь выучился. И сейчас это умение спасло ребёнка. Скорее нащупав, нежели углядев тельце, Людвиг ухватил мальчика и потянул его за собой на поверхность. А там, едва их головы оказались над водой, перехватил его удобнее со спины и, совершая гребки свободной рукой, поплыл в сторону спуска. К счастью, в этом месте канала как раз был один, причём пологий. Поэтому Людвиг достаточно быстро вытащил мальчугана на сушу и наконец-то смог рассмотреть его лицо.

Нет, этот ребёнок не был Виталиком. Он ошибся. Надежда в очередной раз оказалась ложной.

– Дышит? Дышит? – между тем сбежала вниз по ступеням некая экстравагантная девица. Оригинальность этой особы заключалась в том, что она была одета в мужской костюм, хотя её светло‑русые волосы были уложены как подобает. По-женски.

Если вам сложно понять, отчего Людвиг вдруг глупо округлил глаза и ничего не ответил, то представьте, что в аналогичный момент к вам несётся одетый в тюлевое розовое платье брутальный мужчина с наколками.

Девица между тем уже добежала до бледного как мел мальчика и, ловко повернув его на живот, начала хлопать по спине. Вскоре ребёнок закашлялся водой и даже открыл глаза.

– Ага, попался! – подоспел осчастливленный жандарм и, тяжело дыша, упёр ладони в колени. Его форменная каска при этом со звоном упала с головы.

– Кто вам «попался»? – бережно прижимая к себе голову мальчугана, холодно осведомилась девица и, смерив толстяка брезгливым взглядом, добавила. – Так это из-за вас он с моста спрыгнул?

– Тык вор это. Он кошель срезал, надыть поймать было.

Тут мальчишка, видно достаточно пришёл в себя, чтобы резво подняться на ноги. Но из-за испытываемой слабости он качнулся, упал на четвереньки. И эта попытка к бегству стоила ему покровительницы. Девица никак не воспрепятствовала тому, чтобы жандарм воришку схватил и за собой увёл. Вместо этого она подошла к оставшемуся сидеть на земле Людвигу. Он чувствовал себя ровно так же, как выглядел – отвратительно.

– Вы как? В порядке?

Мужчина ненадолго перевёл взгляд на обратившуюся к нему девицу и сделал вывод, что она старше нежели ему сперва показалось. Лёгкие морщинки у глаз не присущи юности. Если бы не вздёрнутый курносый носик, то этой особе даже на первый взгляд можно было дать не меньше двадцати пяти. Если говорить об остальном, то разрез глаз у неё был красивый, но сами глаза были какого-то невыразительного цвета. То ли тёмно-зелёные, то ли карие. Тонкие губы были бледными, а строгий взгляд отталкивал. На такое лицо, хотя не было в нём ничего дурного, оказалось как-то неприятно смотреть. Поэтому Людвиг вновь уставился на мерно покачивающийся на волнах цилиндр. Его шляпа напоминала некий странный кораблик.

– Эй, мистер. Вы как, в порядке? – повторилась с вопросом встревожившаяся девица, и несчастный граф всё же едко произнёс:

– Я потерял шляпу и, скорее всего, камзол. Судя по обилию воров в этом городе, на мосту он лежать не остался.

Сказав так, Людвиг в презрительной ухмылке приподнял правый уголок рта и, оправив манжеты, встал. Вода стекала с него ручьями, но ему был безразличен его непристойный внешний вид. Утраченная надежда угнетала его намного больше.

– Погодите, так вы не пойдёте за камзолом? – нагнала его незнакомка, когда поняла, что Людвиг двинулся в противоположную мосту сторону.

– Нет, миссис.

– Я не замужем, так что я… мисс. Мисс Вера.

«Неудивительно, что вы не замужем», – едва не сорвались едкие слова с языка. Людвигу виделось, что особа в мужском наряде не может быть кем-то кроме девицы лёгкого поведения, однако он посчитал ниже своего достоинства оскорблять женщину, пусть даже падшую.

– Вы поступили очень благородно. Я как раз шла оттуда, – тут мисс Вера указала рукой вдоль улицы, – и мне было хорошо видно, как вы бесстрашно бросились в воду. Остальные стояли, разинув рты, а вы нет… Вы не против, если я напишу про это?

Вопрос заставил Людвига с удивлением уставиться на девицу.

– Я иногда пишу статьи для газеты «Барговерцкие новости». Меня нечасто печатают, но такое редактор должен пустить на первую полосу.

– Простите, но на мне вы не заработаете.

Из-за его резких слов мягкая улыбка сошла с девичьих губ. Судя по взгляду, мисс вроде как обиделась, но вслух ничего такого не сказала.

– Тогда позвольте мне выразить своё уважение к вашему поступку иначе. Здесь недалеко, совсем рядом, фабрика моего отца. Там можно обсохнуть. Думаю, вам это необходимо, а за камзолом… за камзолом я пошлю кого-нибудь.

– У вашего отца есть фабрика? – с искренним удивлением спросил Людвиг и не сдержался от выразительного взгляда. Он оглядел собеседницу с ног до головы и вот это её откровенно раздражило.

– Я не знаю вашего имени, мистер, но да, у моего отца есть фабрика. И чтоб вы знали, я уже как второй месяц прекрасно веду её дела! Не надо относиться ко мне предвзято, раз я женщина. Именно из-за таких как вы я стала носить мужской костюм. Рабочие сперва плохо понимали, что меня стоит воспринимать со всей серьёзностью. Так же, как мужчину!

«Ну да, неудивительно, что она не замужем», – пронеслось в голове Людвига, однако было бы невежливо позволить по-доброму отнёсшейся к нему девушке уйти, унося с собой обиду. Это было крайне неправильно. Поэтому, сделав несколько быстрых шагов, он нагнал случайную знакомую.

– Простите, мисс Вера. Я никоем образом не хотел обидеть или оскорбить вас, – тут девица посмотрела на него так мрачно, что Людвиг взял и не сдержался, – но ваша одежда выглядит откровенно вызывающе! Если хотите, чтобы к вам относились серьёзно, изыщите другие способы заставить людей уважать вас.

На этом ему стало неловко и потому захотелось поставить точку в общении. Людвиг вознамерился было уйти прочь, и желательно в сторону не так давно виденного им ателье, но тут…

Девушка гневно округлила глаза. Казалось она вот-вот выкрикнет пару крепких ругательств, однако… вместо этого заплакала. Горько. Навзрыд. Слёзы так и потекли ручьями по её лицу. Она начала судорожно всхлипывать, как если бы ей перестало хватать воздуха. За одно мгновение из сильной решительной особы, свысока плюющей на мнение других, мисс Вера превратилась в до смерти обиженную девочку.

– Мисс, – только и смог прошептать Людвиг в растерянности. Хватило секунды, чтобы раздражение в нём сменилось на искреннее раскаяние. Вот только достойных слов для его выражения он отчего-то никак не находил.

Зато девушка смогла зло процедить сквозь слёзы.

– Конечно. Легко давать такие советы, будучи мужчиной.

– Нет, будучи мужчиной, я никак не должен был говорить вам такого. Право, я поступил не как джентльмен.

Тут Людвиг нащупал в кармане платок и протянул его мисс Вере. Она даже приняла его, прежде чем они оба поняли, что он мокрый насквозь.

– «Л.В.», – с грустной улыбкой прочла девушка вышитые инициалы. Скорее всего, она сделала это машинально, так как сложно не прочитать буквы, что у тебя перед глазами. И, разумеется, после такого она спросила. – Как вас зовут?

– Леонид Вишневский.

– Вы действительно не джентльмен, мистер Вишневский, – девушка протянула ему платок, и он поспешно принял его обратно. Ещё и спрятал в карман поглубже. – Также, вы больше не кажетесь мне человеком, несущим луч добра в наш тёмный мир. Скажите, почему вы на самом деле спасли того мальчика? Он обокрал вас, и так вы хотели вернуть свои деньги?

– Нет, он был похож на одного из моих сыновей.

– Вы думали это ваш сын? – удивилась мисс Вера.

– Я очень надеялся на это.

– Почему? Почему вы хотели видеть в прыгающем с моста воришке вашего сына? – недоумевала она.

– Потому что, боюсь, оба моих мальчики мертвы. Я допустил ужасную ошибку и теперь… теперь я не знаю где они. По моей вине, мисс Вера, они остались одни. Одни на свете.

Эмоции переполнили Людвига и он, склонив голову в прощании, поспешно покинул оставшуюся стоять в растерянности девушку.

***

В растерянности в этот момент была не только мисс Вера, но и Николас Брейтон.

Первая особа, выявленная ритуалом, владыке драконов не подошла.

Во втором месте, где они остановились, возможная кандидатура уже лежала в могиле.

В третьем счастливо проживало семейство с семью сыновьями, и ни один из них ликом барышню никак не напоминал, да и требовать продолжения драконьего рода от таких амбалов явно бесполезно было.

В четвёртом царило запустение, так как карта врала. Никакой деревни на этом месте уже не стояло, земля была выжжена до черноты.

И вот, наконец-то оно!

– Хм, судя по запаху, подходит, – неожиданно сказал Архшаг.

«Неужели?» – не мог поверить в своё счастье Николас Брейтон.

И ведь не поверил! Он уже хорошо знал своего попутчика, чтобы не испытывать зазря ложной надежды.

– Распорядитесь, чтобы её где-нибудь заперли, быть может, я ещё к ней вернусь.

Нет, у архимага всё же челюсть отвисла.

– Так ведь она же вам… она же, – сбивчиво замямлил он и, словно неопытная сваха, энергично замахал руками возле девушки. – И подходит, и красавица, и рода хорошего.

Сказанное являлось правдой. Шестнадцатилетняя Василиса была на загляденье хороша и нравом, по шепоткам, обладала кротким. Любимая и единственная дочка купеческая. Отрада глаз старческих. Рукодельница, мастерица, умница!

Да таких девушек, что говорится, сразу брать замуж надо, покуда не опередили!

– Ну и что? У нас девять дней в запасе, можно проверить ещё около десятка мест. Это поспособствует сбору статистики.

– Но ведь самое главное вы доказали. Ритуал работает!

– Никогда нельзя останавливаться на столь малых результатах. Так что давайте. Можете вы там что-нибудь придумать, чтобы девушку для меня наверняка сохранить или везти её с собой придётся?

Николас Брейтон поглядел в заплаканные глаза купца-отца и, не зная как лучше поступить, всё же кисло признался:

– Да, могу.

Немного магии и сознание девушки погрузилось в глубокий сон. Глаза её остекленели, тело напряглось. Она замерла и, казалось, больше не шевелится. Красавица превратилась в живую куклу.

– Сядь, – приказал Николас Брейтон, и Василиса послушно села на лавку. – А теперь запомни следующее…

Он говорил и слышал в ответ монотонные «да». Ни одно из требований не вызвало эмоциональной реакции.

– Что… что вы с ней делаете? – растерянно пробормотал перепуганный купец.

– Ставлю запреты на некоторые поступки, – ответил Николас Брейтон и, закончив, строго-настрого предупредил мужчину. – Смотрите, никакой самодеятельности! Где-то через месяца три чары сами спадут. Но если попробуете вмешаться, последствия не заставят себя ждать. Надоумите дочь пойти вопреки магии, она забьётся в болезненном припадке. Каких-либо местных ведьм тоже чтоб не было! Они запросто мозг повредят, будет ваша дочь как вечное дитя неразумное. Поняли?

– Понял, – пролепетал враз постаревший купец.

Находиться в доме дальше уже совсем мерзко было, так что Николас Брейтон вышел на улицу, где его поджидал Архшаг. Он стоял, по-королевски гордо уперев руки в бока, и довольно смотрел на солнце. Казалось, ничто на свете не способно испортить владыке драконов чудесное настроение, но Николас Брейтон попытался.

Ему надоело. До печёнок надоело такое сопровождение!

– Вы перешли все границы, – прошипел он, подходя вплотную к мерзавцу.

– О чём вы? Покуда договор между нашими народами не заключён, драконы имеют полное право находиться, где пожелают. Для нас не существует человеческих границ, – с невинной улыбкой сообщил владыка.

– Я понимаю для чего вам понадобились ритуал и его проверка до прибытия в Лоррендаум. Но всё остальное зачем? Даже на перекладных нам не добраться до столицы к сроку. К чему вы тянете время?

– Как к чему? Смотрите.

После равнодушного пожатия плечами человеческое тело Архшага окутало плотное мерцающее марево. Причём оно резко разрослось до необъятных размеров. Это было так неожиданно, что Николас Брейтон, несмотря на звание архимага, машинально попятился назад и даже, к своему удивлению, оказался в дверном проёме. Но затем мужчина словно очнулся. Он приложил руку ко лбу, намереваясь разглядеть, что таится внутри этого странного облака, однако вглядываться не пришлось. Дымка рассеялась не менее быстро чем появилась, оставляя вместо себя могучего тёмно‑серого дракона с острыми гребнями на спине.

На улице маленького городка для такого чудовища оказалось мало места. Огромные крылья мгновенно снесли пару балконов. Со всех сторон раздалось испуганное аханье, прохожие загоношились в попытке укрыться. А дракон вальяжно преодолел по мостовой с десятка полтора метров и оказался на площади. Там он грациозно потянулся, словно дикий кот, и, громко взревев, выпустил в небо струю огня.

«Красуется гад», – сразу понял Николас Брейтон.

Вот только остальные этого не осознали. И если первой реакцией горожан стала паника, то второй атака. Патрульный арбалетчик, вот надо же смельчак, первым выпустил болт и безнаказанность его поступка воодушевила остальных. Загудел боевой рожок. Из казармы (дело ведь было не так далеко от пограничья) выступил отряд всадников с копьями. Ещё часть людей взбежала на стены. Сразу три боевых мага создали вокруг лучников щиты.

– Пли!

Оторопевший Николас Брейтон наконец-то перестал стоять подобно каменному истукану. Он со всех ног бросился к площади.

– Прекратить, прекратить обстрел! – истошно закричал он, после чего применил свою силу. Магов, конечно, его ментальное нападение слабо зацепило, зато остальные ненадолго превратись в живые статуи. – Я архимаг Николас Брейтон запрещаю вам нападать на этого дракона!

– Да с какого такого рожна запрещаете?! – недовольно выкрикнул кто-то, кажется комендант.

– У него дипломатическая неприкосновенность, это сам владыка Архшаг!

Пожалуй, именно имя возымело действие. Не зря памятники Семи так распространены были. Люди начали растерянно переглядываться, а владыка драконов, небрежно наступая на лежащие возле него стрелы (конечно, они отскочили от чешуи и не причинили ему вреда), перевёл свой звериный взгляд на Николаса Брейтона.

– Передайте Ковену, что я жду достойной аргументации способности людей обеспечить безопасность драконам, – произнёс он холодным голосом, а затем рявкнул так, что архимага пробрало до глубины души. – Вы готовились к моему визиту целых два года! Целых два года я не дозволял никому из стаи покинуть острова, и никто не осмелился ослушаться моего приказа. Но настолько же сильны ваши правители, раз я вижу… вот это?

Архшаг обвёл презрительным взглядом стоящих вокруг него вооружённых людей, и Николас Брейтон недовольно поджал губы. Дракон был сам виноват. Его предполагалось переправить через портал или, на крайний случай, по запланированному маршруту. Он сам себе свой составил!

А затем произошло непоправимое. Дракон расправил могучие крылья и поднялся в воздух.

– Постойте, куда вы? – только и мог выкрикнуть со своего места несчастный архимаг. Не бегать же ему было по площади как идиоту.

– Посмотрю, как обстоят дела в других регионах. Думаю, известия обо мне вам оттуда оперативно донесут.

– Но ведь вы должны прибыть в Лоррендаум!

– Я буду там. К сроку, – делая издевательский вираж, сообщил дракон и, перед тем как улететь, ненадолго приземлился на крепостную стену. Каменная крошка так и посыпалась вниз от хватки его когтей. – Естественно, если по дороге меня не настигнет смерть. Тогда Ковену придётся устраивать приём не мне, а моей стае. И уж поверьте, они‑то сделают его горячим!

Дракон демонстративно дыхнул пламенем и, не обращая внимания на суетные увещевания Николаса Брейтона, величественно скрылся из вида.

Глава 6

Витёк не знал, что наступило шестнадцатое июня. Он по другому время воспринимал. Для него в этот день наступили бы третьи сутки, как Федюня пропал, и из-за этого мальчик испереживался весь. Он даже, когда друг в первый раз за ним не пришёл, на крыльце дома Семёна Михалыча ночевать остался. Боялся, что они разминутся, поэтому в мешок свой чёрный залез, сжался калачиком и заснул кое‑как беспокойным сном. Часто просыпался, надеясь, что Федюнька появится.

Эх, не появился. Только мастер, выйдя за порог, ногой его крепко пнул, чтобы в другой раз малыш у самых ступеней не валялся, не мешал ему. На такое мальчик никак не огрызнулся. Даже спокойно воспринял, так как привыкать начал, что его все шпыняют. И сегодня вот также проснулся. Какой-то прохожий просто так мимо пройти не сумел, пихнул его сапогом легонько. А затем ещё раз намного сильнее, так как очень расстроился.

– Тьфу, бесовское отродье, всю штанину об тебя замарал!

То правда была. Мешок из-под сажи был так грязен, что даже на месте, где Витька спать пристроился, чёрное пятно образовалось. Дождём бы его, конечно, смыло, но… Мальчик равнодушно поглядел вослед беспрерывно брюзжащему прохожему, сел на корточки и начал под шеей чесать. Он уже полторы недели не мылся, но ещё не привык к такому. Тело покамест ужасно зудело. Хорошо хоть ногти как-то заострились, удобно ими самого себя скрести стало. Шкряб‑шкряб и не чешется больше.

– Мурм, – аж довольно пискнул Витька, когда зуд прошёл. А затем на ножки поднялся и потянулся. Время ещё было очень раннее, солнце только показало свои первые лучи, но уж больно хорошей природа показалась, чтобы обратно в мешок чёрный от сажи лезть. Даже воздух какой-то такой, особенно свежий.

Витька с удовольствием в себя воздух втянул. И таким сладким, вкусным он ему показался, что мальчик даже глаза от удовольствия прикрыл.

– Мурм.

Это словечко «мурм» он совсем недавно в привычку бормотать взял, но при этом даже не задумывался откуда сумел такого набраться. А затем наваждение прошло. Помотав головой, мальчик широко зевнул, прикрывая рот ладошкой. После чего привычно повыше штаны натянул и поглубже засунул в них грязную рубашку. Сделал он это чтобы книгу основательней скрыть. Витьке не хотелось расставаться со своим сокровищем. А то было тут дело, припрятал он ботинки…

Эх, лучше бы дозволил их Федюне продать! Всё равно не нужны они ему стали. Зачем, когда большую часть дня внутри труб ползаешь?

Но нет, пожалел. Припрятал… А кто-то ушлый нашёл и забрал. Так что теперь Витьке не хотелось, чтобы с книгой также вышло. Из-за этого мальчик её всегда к телу прижатой держал, крепко-накрепко привязывал к пояснице и хорошо ведь держалась. Словно понимала, что потеряться может. Витёк даже нечасто узел верёвки поправлял. И ведь что удивительно, даже в дымоходах она ему не мешалась. Видно тоненькая была, вот и прилегала к телу аки влитая.

Покуда малыш себя в порядок приводил, призрачный, ни для кого не видимый дракончик потянулся и начал свою бесполезную охоту на какую-то пичужку. Совсем ему в ум не шло, что никого он не поймает. Как умер маленьким и глупым, таким и остался. Нисколько не поумнел. Разве что в последние дни счастливее стал. Радовался он обществу Витеньки – то ли за друга, то ли за брата почитать его начал. Всем сердцем своим драконьим к человеку проникся.

– Ох ты ж глянь, уже под окнами окаянный бродит, – между тем высунула свой нос из окна сварливая жена Семёна Михалыча. Желтоватый чепчик на её голове съехал, а ворот ночной сорочки был заляпан чем-то сальным. Но женщина своего внешнего вида нисколько не стыдилась. Живя с мужем-трубочистом не настираешься, вот она давным‑давно и перестала за собой следить.

– Мешаю? – перепугался Витёк. Ему было страшно, что из-за этого от Семёна Михалыча попадёт. Тот ведь страсть как не любил, когда жена ворчит, а потому терпеть не мог всё то, из-за чего она свой дурной нрав проявляла.

Но женщина не ответила. Вместо этого она высунулась из окна ещё больше и осмотрелась.

– Чего, так и не пришёл твой друг-недотёпа?

– Нет, миссис, почему-то всё нет его.

– Конечно, сбагрил нам такого нахлебника, а сам сидит где-нибудь и радуется, – тут же упрекнула Федюньку женщина и вдруг ни с того ни с сего дружелюбно сказала. – Давай, заходи в дом.

До этого Витю дальше крыльца в дом хозяева не впускали. Даже еду ему выносили на улицу и на трухлявую ступеньку ставили. Как собаку кормили. Поэтому он, конечно, удивился. И оттого застыл.

– Давай-давай, заходи. Или думаешь, я тебя упрашивать стану бестолочь такую?

Поглядев в грозные очи жены Семёна Михалыча, Витенька ещё раз поправил свои штаны и боязливо открыл дверь. После чего, с ощущением, что переступил порог логова дракона, замер.

– Вот дурной какой! – тихо воскликнула женщина, всплеснув руками. – А добро чего на улице оставил? Бери не хочу, да?

– Какое добро?

– Ах, так ты мешок, что мы тебе выдали, за добро не считаешь?

Упёртые в бока руки женщины вынудили Витьку шустро сбегать туда-обратно. Он вернулся так скоро, что взгляд фурии немного смягчился. Она, конечно, фыркнула, но не так грозно.

– Значит так, дальше этого комода заходить тебе запрещено, – грозно указал кривоватый женский палец мальчику на громоздкую мебель. – Понял?

– Понял, миссис.

– Спать будешь вот здесь.

При этих словах женщина подошла ближе и отодвинула в сторону шторку. За ней оказалась маленькая кладовая, где хранились метёлки и вёдра. Места в ней было всего‑ничего, только-только ребёнку лечь, ноги поджав. Но Витёк и такому рад был. Всё крыша над головой. Так что он просиял и даже немножечко возгордился – заслужил ведь ночлег своим трудолюбием.

– Вот до чего наглая морда, – тут же разозлилась жена трубочиста. – Стоит, лыбится, а спасибо не дождёшься. Неблагодарный паршивец.

– Спасибо, спасибо большое, – тут же горячо зашептал Витька.

– Тихо ты, мужа разбудишь.

– Да встал я уже, – позёвывая, вышел из коморки-спальни Семён Михалыч и первым делом с нежностью шлёпнул жену по заду. Та от этого ойкнула и полотенцем, что в руках держала, его по лицу игриво хлестнула. – Завтрак готов?

– Вчерашние яйца варёные и оладьи вот-вот поспеют. Тесто готово, испечь осталось.

– Давай тогда шустрее, а то есть хочется аж живот сводит.

Семён Михалыч уселся за стол, а Витёк в свою кладовую юркнул и из-за шторы подглядывать начал, как мастер от скорлупы яйца чистит, оладий дожидаясь. Всё надеялся, что его подзовут и кусочек съестного бросят. Или хотя бы душистой оладушкой побалуют. Но нет, никто мальчика не накормил. Однако, интерес его заметили.

Покуда Семён Михалыч снаряжение в своём мешке проверял, хозяйка дома, вновь отодвигая занавеску, непривычно ласково улыбнулась Витьке.

– Чего, горе луковое, тоже есть хочешь? – мягко спросила она, и малыш тут же энергично закивал головой. – Ну смотри, могу с завтрашнего дня тебя завтраками кормить, а не только обедом. Но тогда никакого медяка в конце дня не получишь. А то и так жирно устроился!

На медяк можно было купить разве что приплюснутый хлебец размером с ладошку, а потому про какое «жирно» вела речь эта женщина вопрос ещё тот. Но Витёк, представляя как он засунет себе в рот масляные оладушки, аж просиял.

– Да, миссис, хочу! – радостно сказал он, ещё не зная, что ничем кроме жидкой похлёбки эта благодетельница кормить его не намерена.

– Вот и договорились.

Улыбка жены Семёна Михалыча стала какой-то хищной. А затем она, бросив довольный взгляд на супруга, снова на мальчика внимание перевела.

– Давай уже. Дуй отсюда на улицу, а то разлёгся, как барчук какой-то.

Эх, мог бы рассказать Витька, что барчуки в такие чуланы даже в прятки играя не заглядывают. Но кто бы ему поверил? И зачем ему что-то кому-то рассказывать? Мальчик с горечью подумал, что не нужен он Грызню. Вона сколько дней назад он с братцем из дома сбежал, а отчим только из-за книги своей взволновался. Ещё и ищейкам пожалился, чтобы в тюрьму их, сирот, засадить. Для него они убийцы и воры. А ведь не думалось им красть ничего. Взяли всю пакость его несусветную токмо чтобы матушку воскресить. Ради дела благого, а не гиблого.

… Но где это докажешь тому, кто слушать тебя не желает?

Нет, не стал бы Грызень его, Витеньку, слушать. Чужой он ему после смерти матушки стал. И Федюня запропал куда-то. О Витале давно уже тоже ничего не слышно. Даже матушка, матушка с Аделей и то ему отчего-то больше не снятся!

Губёнки малыша затряслись. Тело его обмякло от беспросветного отчаяния, перед глазами от желания разрыдаться затуманилось всё. Но тут мастер Семён за ухо его цепко ухватил.

– Вечно ворон считаешь! – ругаться начал. – Давай ужо, пошли. Деньги сами себя не делают.

***

Не только Витёк испытывал на себе в этот день недовольство старших, но и Николас Брейтон тоже. Правда, он поступил так, как некогда советовал ему его отец – постарался увидеть в дурной ситуации хорошее.

И надо же, у него получилось!

«Сущая удача, что триста сорок семь лет назад сущность Тринадцатого не явилась на зов Алрика ван Донатана, – оптимистично рассудил мужчина. – Будь оно иначе, в нынешние времена она бы почиталась так же, как прочие, и на меня бы осуждающе смотрели не одиннадцать, а все двенадцать архимагов».

– Немыслимо! – не сдержался от громкого восклицания самый старший член совета. – Вам доверили встретить и препроводить в Лоррендаум владыку драконов. Встретить и препроводить, а не устраивать совместное с ним приключение!

– Плохо, когда маги вашего уровня, молодой человек, настолько юны умом. Как вы только смогли поддаться на провокацию и послушно осуществить ритуал? Вы же мастер ментальной магии, это вы внушениями заниматься должны, – надменно произнёс другой и негромко добавил. – Не будь это общим позором, я бы ратовал за ваше исключение из Ковена. Вы опорочили честь носить звание архимага.

– И, самое главное, отчего мы узнаём обо всём только сейчас?

О, а вот на этот вопрос Николас Брейтон мог ответить.

– До ближайшего телепорта мне пришлось очень долго добираться. Случилась ужасная непогода, а природа ментальной магии не поддаётся. Сутки лило как из ведра. Дороги ужасно размыло, мой конь едва пробирался через хлябь.

Судя по грязной и до сих пор мокрой одежде, говорил молодой мужчина правду. Напротив, ещё и подвиг совершил, не став дожидаться более благоприятного для верховой езды времени. И ведь так и было! Николас Брейтон даже переодеваться не стал – сразу в Башню Совета как есть поспешил, едва понял, что вот‑вот начнётся собрание.

И, в принципе, молодой архимаг правильно сделал. Устройства, облегчающие передачу мыслей на расстоянии (телемаграфы) работали на слиянии ментальной магии и некромантии. А некромантия нынче была под запретом. Поэтому уже около ста лет как телемаграфы были запрещены к использованию, и вследствие этого запрета дистанционные обсуждения оказались невозможны. Что, конечно, внесло в жизнь королевств серьёзные неудобства. На сегодняшний день ради решения проблем члены Ковена были вынуждены собираться в Башне Совета, а подобное занимало не один час. Живущие в разных странах и городах архимаги, конечно, видели по начинающим светиться и дрожать кулонам, что кто-то из них по некой причине желает организовать общее собрание. Вот только не все они были способны к самостоятельной телепортации, и в результате им приходилось изыскивать возможность постоянно держать при себе кого‑то из телепортистов. Но, понятное дело, те зачастую отлучались. В конце концов, не на привязи же полезных людей держать. Поэтому архимаги должны были сперва дожидаться появления «рабочей лошадки», а только потом на совещание спешить.

К счастью, арки телепортации в скором времени избавили бы их от этой неприятной тяготы. Никаких третьих лиц уже не потребовалось бы использовать.

Однако, это лишь отступление, призванное объяснить поведение Николаса Брейтона… которым кто-то всё равно остался недоволен. Один из архимагов горделиво задрал подбородок, украшенный острой рыжей бородкой, и уверенно заявил:

– Перед тем, как отдать приказ подать владыке Архшагу экипаж, вы вполне могли переместиться сюда, чтобы сообщить обо всех его капризах.

Замечание оскорбило Николаса Брейтона до глубины души.

– Но к этому времени сеанс безопасной телепортации закончился, мне пришлось бы действовать на свой страх и риск. Владыка драконов имел бы все шансы вообще остаться без сопровождения! – горячо воскликнул он, так как на тот момент действительно не столько о себе, сколько о своей миссии думал.

– Владыка Архшаг всё равно сам по себе остался. Теперь только гадать можно, куда именно он направился и как его там примут, – проворчал самый старший из архимагов и сурово осведомился. – Вот скажите на милость, вы понимаете, что будет в случае его смерти?

– Разумеется. Но не могу не заметить – в том, как его могут принять люди, виноваты только сами драконы.

Николас Брейтон позволил себе упрямо сложить руки на груди. Всего несколько дней тесного общения с одним из представителей вымирающего вида, но теперь никто, абсолютно никто на этом свете не смог бы убедить его, что драконы милые, словно пушистые котята!

– О нет, не понимаете вы ничего, потому что не имеет никого значения виноваты они или нет! – гневно воскликнул его собеседник. – Или вы думаете мы просто так ведём просветительскую деятельность? А?! Думаете, просто так ставим монументы и внушаем обществу, что драконы высшее благо, что только могло произойти с нами? Очнитесь, без них умрёт всё человечество! Если не останется вливающих в Ключ силу драконов, то и защищающий нас барьер рухнет! На наш мир снова смогут напасть безжалостные разрушители, что не оставляют после себя ничего живого. А эти тупицы… Проклятье, да отчего настроение в обществе всегда столь подвержено влиянию глупцов?! Эти тщеславные идиоты, не имея никакого подтверждения, что опасность миновала, науськивают пойти на драконьи острова войной! Их самопровозглашённая армия карателей вот-вот наделает тех ещё бед.

Раздражённому архимагу положил на плечо руку его коллега, и он же продолжил вместо него в куда как более спокойном тоне.

– Нам очень повезло, что владыка Архшаг желает того же, что и мы. Он хочет сохранить свой народ так же, как мы свой.

– Что же тогда он допускает свой народ на наши земли? – язвительно осведомился Николас Брейтон. – Мы-то людей всячески убеждаем не покидать материк. Ему-то что мешает поступать также?

– Люди боятся драконов, а вот драконы людей – нет, – поднял указательный палец архимаг с рыжей бородкой. – Владыка Архшаг не допускал к нам никого из своего народа целых два года. Он доказал свою способность держать стаю в ежовых рукавицах. Но для большего ему нужен договор. Пока его нет, драконы имеют полное право находиться там, где пожелают. Для них не существует человеческих границ.

Слова заставили Николаса Брейтона нахмуриться, он испытал чувство дежавю.

Другой архимаг между тем продолжил.

– Ваша ошибка, молодой человек, в том, что вы не видите дальше своего носа. Не будь стая владыки Архшага столь молода, чтобы совершать глупость за глупостью, он бы не пришёл к нам с миром. Он бы дождался увеличения численности своего народа и предопределил людям роль рабов… Но правит он такими же молодыми и глупыми, как вы сами. Они гибнут один за другим и это вынуждает его действовать в неприятном для себя ключе. Тринадцатый побери, именно из-за вас он теперь выставит более жёсткие условия, нежели мы хотели! А мы… мы станем вынуждены их принять.

– Да почему вынуждены-то?!

– Потому что он их обоснует! – прокричал в ответ архимаг. – Он обоснует их нынешней ситуацией и в случае нашего несогласия отложит заключение договора на неопределённое время. Ему-то что, он почти бессмертный! А что за эти годы с нами может произойти? На драконьи острова могут отправиться ватаги ищущих славы храбрецов, что окончательно уничтожат драконов. Или, быть может, драконы поумнеют, вследствие чего начнут тихо и мирно искать своих шеа мереш. А потом, когда они достигнут нужной численности, что помешает им напасть на материк? Любовь к людям скажете?

Николас Брейтон отрицательно замотал головой, но его разъярённый собеседник всё равно решил надавить.

– Но вы же так уверены в своих суждениях. Отчего? Возможно, вы желаете рассказать, какое именно будущее нас ждёт?

– Нет. Вы же сами знаете, провидение не моя специализация.

– Зато она моя, – со вздохом сказал до этого молчаливо сидящий в кресле архимаг с красиво уложенными чёрными волосами и эспаньолкой. – И как предсказатель я заявляю – вот уже три месяца видения спутаны и нечётки.

– Да, вы не раз говорили, что в преддверии серьёзной развилки возникла необъяснимая аномалия, – заметил кто-то. – Ситуация не изменилась?

– Разве что к худшему, – с тревогой признал провидец и, сделав краткую паузу, продолжил с ещё большим беспокойством. – Я понимаю, что предсказания очень эфемерная наука. Видения не всегда удаётся точно интерпретировать и нечасто удаётся увидеть все варианты событий. Но в настоящий момент вместо любого будущего я вижу… словно бы некие дыры. А это, как говорится в одном из пророчеств, предвестник одной из возможной гибели мира. Так что я поддерживаю заключение договора на любых условиях.

– Если владыка Архшаг останется жив, то это само собой разумеется, – тяжело вздохнув, вставил своё слово ещё один архимаг. – Хуже другое. Этот договор не будет подлежать изменению. Никогда.

– Погодите, – удивился Николас Брейтон. – Да, мне известно, что договор будет скреплён такой магией, что к нему нельзя будет относиться с небрежностью. Да, мы обговаривали, что для драконов в силу их щепетильности будет неприемлемо пересмотреть хоть какой-то из пунктов, покуда не возникнет очень острой необходимости. Но отчего изменения никогда не возникнут?

– Потому что, пока вас не было, мы пришли к выводу о том, что драконы могут схитрить. Например, придя к соглашению о необходимости изменения договора, они смело заявят, что разрывают его. Это ведь тоже изменение.

– В любом случае, дел вы уже натворили, – грозно нахмурился старший из архимагов и наконец-то дозволил Николасу Брейтону сесть в оставшееся свободным двенадцатое кресло. – Садитесь, будем думать во что нам ваша недальновидность выльется.

Пока Николас Брейтон, испытывая жуткие муки совести, занимал своё место, одиннадцать пар глаз не сводили с него своих пристальных и вместе с тем укоризненных взглядов. Однако, посмей молодой магистр ментальной магии пробиться через защиту коллег, он бы к своему удивлению прочитал одну мысль на всех.

«Как хорошо, что мы приняли в Ковен этого дурака! Это его имя будут проклинать будущие поколения, а не моё», – радостно думал про себя каждый член совета и мысленно потирал ладошки.

***

Да, на календаре было шестнадцатое июня. И этот день был полон событий. В частности, Дональд Дэ Воррингтон, маркиз Астонский, вновь встретился с Луизом Фуго. Но на этот раз их встреча произошла в вечернее время и не так тайно, как прежде. Прикрытием послужил вызов следователя в королевский дворец.

– Можете меня чем-либо порадовать? – достаточно сухо осведомился министр по внешним связям.

– К сожалению, не особо.

– Что, даже не прояснилась ситуация с тем, что документы на мальчиков в пансионе, а самих их там нет?

Голос маркиза сквозил едкими нотками.

– Я же уже сообщал вам, что лорд ван Отто оказался прав. В пути произошла задержка, в результате которой документы оформили заранее. Оплата ведь начинает взиматься со дня приезда.

– У меня почти не имелось сомнений, что некие дети появятся в пансионе сразу, как только вы переговорите о них с лордом ван Отто. Вы же получили разъяснение, что этот человек далеко не самое последнее лицо в канцелярии тайных и розыскных дел?

– Да, мне теперь известно об этом, – нахмурился Луиз Фуго, так как считал, что собеседник мог его уведомить о таком обстоятельстве куда как раньше. – Но если вы намекаете на мой непрофессионализм, то зря. Я не успокоился на факте, что наличие детей подтвердилось. Их личности были проверены.

– Позвольте осведомиться, каким именно образом? – выразил интерес Дональд Дэ Воррингтон.

– В Нотрвилль была отправлена прислуга милорда Верфайера Младшего, – с недовольством перешёл к объяснениям Луиз Фуго. – Более того, горничные и экономка выезжали по отдельности. Они не знали друг о друге, и их отъезд являлся строжайшей тайной. Но эти люди независимо друг от друга всё равно подтвердили, что содержащиеся в пансионе дети Виталий и Виктор Верфайеры.

– И как эти дети чувствуют себя? Они здоровы?

– Эм-м, – замялся следователь, искренне удивляясь проявлению заботы. Подобное было несвойственно его собеседнику. – До меня донесли, что они в полном здравии.

– Знаете, не могу сдержать удивления. Я вот безо всякой тайны отправил своих сына и дочь в Нотрвилль на экскурсию. И представляете, возжелав пообщаться с друзьями по играм, они этого не смогли сделать. Им сказали, что они не могут увидеть братьев Верфайеров, так как те очень, ну просто очень тяжело больны, – выразительный взгляд Дональда Дэ Воррингтона стоил больше тысячи слов. – Дальше говорите. Что ещё вы мне сообщить можете?

Луиз Фуго на миг замер, переваривая столь неприятно донесённую до него информацию. Очень важную информацию, между прочим. Однако, он взял себя в руки и, кашлянув в кулак, продолжил:

– В Артенвилль милорд Верфайер не приехал. Из всех близлежащих городов его след обнаружился только в Барговерце. Глубокой ночью он снял номер в гостинице «Лотос», причём это было в преддверии кремации Его сиятельства, и плату он внёс на трое суток вперёд. Но переночевал в этой гостинице лишь дважды. Вчера утром портье передал ему письмо, и милорд Верфайер более чем поспешно уехал в неизвестном направлении.

– Надо было сразу прижимать его к стенке, а не тянуть время, пытаясь найти рычаги давления, – заскрипел зубами министр по внешним связям.

– Но никто даже помыслить не мог, что он не останется на кремацию.

Опровержению эта истина не подлежала, а потому Дональд Дэ Воррингтон, прежде чем сообщил свои новости, задумался вслух.

– Кто же и по какой причине так манипулирует им? Знаете, за эти дни я побывал у каждого, с кем встретился покойный граф в день смерти, а потому уверенности, что дело связано с кое-каким важным политическим событием, у меня так и не возникло.

– А что милорд Фрэнк Нотргерр?

– Он, как выяснилось, всё же показал программу, но до этого интересы графа касались абсолютно разных сфер. Вплоть до того, что он зашёл в отдел предсказаний. Признаюсь, я не смог проследить какой-то определённой линии в его логике.

– Хм. А у вас нет впечатления, что он искал что-то определённое, но просто не знал откуда встать на след?

– Да, у меня есть такое подозрение. Но что он искал и как со всем этим связан его сын? Благие Двенадцать, мне уже начинает казаться, что целью поиска Его сиятельства запросто могла оказаться шутиха! Вдруг он решил всполошить меня на ровном месте розыгрыша ради? Право, на своей должности он показал себя как человек, умеющий делать сюрпризы.

– Да уж, у него получилось. Ещё как, – хмуро буркнул Луиз Фуго.

– Хм, я действительно имел в виду сюрпризы с перчинкой, но отнюдь не такого сорта.

– Кстати, из сюрпризов с перчинкой у меня тоже кое-что есть. Я донёс до Его величества про сознавшуюся в убийстве женщину. При этом не постеснялся разъяснить, что да, бывшая экономка, отправленная Его сиятельством за растраты в одну из самых строгих тюрем, могла точить на него зуб. Несомненно. Но всё же не в её возможностях было действовать столь быстро и профессионально, так как мало кто знал, что милорд Верфайер прибыл в Лоррендаум. И уж тем более никто не знал предстоящего ему маршрута.

– Одна точка известна наверняка, – хмыкнул милорд Дэ Воррингтон. – Раз милорд Верфайр с самого утра бушевал во дворце, то именно дворец он был должен покинуть.

– Верно. Это единственное место, где убийца мог поджидать свою жертву. Все прочие остановки предсказать было просто-напросто невозможно, а то, что милорду Верфайеру позволили сделать две короткие остановки, говорит лишь о том, что этот факт намеревались скрыть. У меня нет сомнений, убийца каким-то образом проник в карету, пока та находилась в королевском дворце. А дальше больше, убийца скрывался внутри кареты так, что этого никто не заподозрил, и, лишь заколов графа, незаметно выбрался на улицы города. И верить в то, что какая-то экономка с этим справилась?

– Да-да, с этим я тоже полностью согласен. Но что Его величество?

– В этом и состоит перчинка. Он согласился с моим мнением, но приказал закрыть дело как есть.

– К сожалению, я не особо удивлён. У меня не вышло остановить поток красноречия Леонарда ван Донатана, так как он прав, – тяжело вздохнул Дональд Дэ Воррингтон. – Убийство подняло чрезмерно много шума, а в преддверии двадцать четвёртого июня подобное недопустимо. Вот-вот прибудут монархи прочих великих держав и что они увидят? Королевство Ортланд, претендующее на звание империи всех людей, проявляет слабость в элементарном вопросе? Наша репутация будет опорочена.

– Такого мне Его величество не говорил, – мрачно поглядев на собеседника, сказал Луиз Фуго.

– Так я вам тоже такого не говорил, если что. Но выбора ни у вас, ни у меня не остаётся. Без милорда Верфайера Младшего мы можем лишь сыпать предположениями, – рассудил Дональд Дэ Воррингтон. – Вы, кстати, утаили известную вам о нём информацию?

– По размышлении, да. Вы ведь только сейчас рассказали мне про интересный факт о мальчиках в Нотрвилле.

– Потому и рассказал только сейчас.

– Пожалуй, я бы всё равно промолчал, – подумав, сообщил Луиз Фуго. – У нас ведь нет ни толковой версии того, что происходит с юным милордом Верфайером, ни тем более доказательств, что всё это как-то связано со смертью его отца. Мы подозреваем, только подозреваем, что его пасынки похищены и его ими шантажируют. Есть вероятность, что лорд ван Отто покрывает это обстоятельство. Опять же, зачем? Он связан с шантажистами? Тогда почему дружба по-прежнему крепка? Не связан – тогда получается милорд Верфайер через него своих пасынков сам скрывает? Для чего, от шантажистов?

– Очень даже может быть.

– А ещё очень даже может быть, что мы зря ко всему этому милорда Верфайера Младшего примешиваем. После смерти жены о нём пошли слухи. Многие толковали об его помешательстве, так вдруг это правда? Согласитесь, это достойная причина для странного поведения. Что же касается Его сиятельства, то он мог беспокоиться о том, как бы защитить сына от самого себя… и сам по себе имел уйму причин для того, чтобы быть убитым.

– Вот именно, – поднял палец Дональд Дэ Воррингтон. – Для его убийства существовало множество причин, но все они, обратите внимание, лежат в прошлом. Граф не просто ушёл с должности. Нет, с тех пор как его сын женился, Его сиятельство напрочь отказывался вникать в политические проблемы и ведь его никто не трогал, хотя Лоррендаум он посещал время от времени. Поэтому ищите изменившееся обстоятельство, господин Фуго, ищите. Мне всё равно, что дело официально закрыто, Тринадцатый вас побери!

Глава 7

Незаметно настало восемнадцатое июня. Дни ускользали как вода сквозь пальцы. Картины прошлого засыпал песок времени, он слой за слоем покрывал собой воспоминания так, словно хотел похоронить их. Словно хотел избавить людей от горечи помнить былое.

Увы, мечта забыться неосуществима. Невозможно избавиться от боли, покуда настоящее преподносит одну тяготу за другой. И потому маленький Витенька в этот день едва переставлял ноги да время от времени не мог сдержаться от жалобного всхлипа. Правда, причина была уже другой, нежели собственное беспросветное одиночество. Сегодня мальчишечке довелось застрять в дымоходе и теперь у него не только всё тело болело, его страх никак не отпускал.

Если же озвучить подробности несчастного случая, то он произошёл из-за того, что мальчик решил побыстрее спуститься. Поджал немного колени к груди и заскользил вниз. Вот только труба, оказывается, сужалась. Так-то ничего, но в результате быстрого спуска Витёк в ней плотно застрял, как пробка в бутылочном горлышке. Пришлось Семёну Михалычу снизу его шомполом вверх подталкивать и делал он это не очень-то аккуратно. Хотя, может потому Витенька и выкарабкался. А там мастер отнюдь не утешил вусмерть перепугавшегося ученика ласковыми словами. Нет, он отругал мальчика на чём свет стоит и отправил обратно в дымоход продолжать чистку. И ох, как малыш слёзы горючие лил, возразить не смея. Прижимал к себе порой израненные ручонки, но тёр и тёр всё кладку, пока копоти на ней совсем не осталось. А хозяйка дома даже спасибо ему за это не сказала. Деньги мастеру, ворча под нос, вручила и за порог обоих трубочистов выставила. Вот и пошли они, неприкаянные, снова по улице работу для себя искать. Оба чёрные настолько, что все прохожие от них шарахались в разные стороны. Кому ж охота в саже изгваздаться? А некоторые деревенские даже защитным знаком себя осеняли, так как кроме глаз места живого от сажи на Витьке не было. Ощущение, словно он из преисподней Тринадцатого выкарабкался.

– Ай!

Это Витёк пискляво взвизгнул, так как мастер-трубочист ему ни за что ни про что подзатыльник отвесил.

– Шустрее ногами перебирай, отродье! – требовательно прикрикнул Семён Михалыч. Ему не понравилось, что малыш вдруг застыл и на что-то там уставился.

Мальчик послушно двинулся вслед за мастером и даже голову пониже опустил. Он боялся, что увиденный им Грызень его узнает. Боялся и одновременно желал этого.

«Нет, где ему понять, что я это я? Я чёрный, грязный. Да и не нужен ему совсем. Ни капелюшечки не нужен, – горько сжималось в груди маленькое сердечко. – Вон он, весь при параде и с девкой какою-то. Совсем про нас и мамку забыл».

Они прошли мимо друг друга. При этом Витька не сдержался и всё же исподтишка глянул на отчима, одетого в чёрный солидный костюм и вычурную шляпу‑цилиндр. Но тот его взгляда, казалось, не заметил. Грызень как раз повернул голову в сторону своей спутницы. А она красивая была, только одета непривычно по-мужски. Но что с того наряда? Видно, что этим двоим хорошо вместе и нисколько они о нём, сироте, думать не думают.

Витенька понял, что вот-вот расплачется в голос. Так больно ему вдруг сделалось, что прямо‑таки воздух не вдохнуть! Куда как больнее, чем в дымоходе вдруг посреди улицы оказалось. Всё в груди защемило. Глаза заслезились! И из-за этого мальчик вдруг о булыжник споткнулся. До крови босую ногу разбил.

– Вот же разиня! – успев ухватить его под локоть, тут же ругнулся Семён Михалыч и новый подзатыльник Витьке отвесил. Куда как больнее предыдущего.

***

Они встретились совершенно случайно и, пожалуй, не будь мисс Вера одета в мужской костюм, Людвиг бы её не узнал. Внешностью девушка обладала заурядной, кроме тяжёлого взгляда и горделиво вздёрнутого подбородка ничего примечательного в ней не было. Однако, пройти мимо парковой скамейки, где она сидела в полном одиночестве, и не поздороваться показалось мужчине не самым вежливым поступком. Так что он вынужденно приподнял край цилиндра и сказал слова приветствия.

Мисс Вера сперва непонимающе поглядела на него. Судя по всему, сыграл роль новый опрятный костюм. В элегантном прохожем девушка недавнего спасителя воришки не признала, но затем в её глазах засветилось понимание и… искренняя тревога. По одежде Людвига теперь было отчётливо видно, что он в трауре, так что она резко спала с лица и с ярко выраженным ужасом в голосе произнесла:

– Благие Двенадцать. Мистер Вишневский, да неужели ваши мальчики всё же действительно погибли?

Мисс Вера захлопнула толстую тетрадь, что держала в руках, и с беспокойством подошла ближе. Она была очень взволнована, вот и поступила так. И из-за этого встреча этих людей на одном приветствии не закончилась.

– Ох, мисс, надеюсь, что нет.

– Но ваш… но ваш костюм.

– Я в трауре по жене и отцу. Моя супруга умерла двадцать девятого мая, а отец… совсем недавно.

Слова давались нелегко. Как бы ни облегчило мысли Людвига пребывание в семейной часовне, его сердце всё равно болезненно сжималось от осознания, что всё. Всё кончилось. Та, что он так сильно любил, больше никогда ему не улыбнётся, никогда не скажет ни единого слова, не прикоснётся к нему. Мари стала воспоминанием, к которому настолько приятно возвращаться, что хочется забыть про серую реальность.

Однако, она ушла. И теперь он вынужден учиться жить без неё. Вынужден учиться жить без заботы отца.

Один. Он остался один. Без них…

Неприятный комок подступил к горлу.

– Простите и примите мои искренние соболезнования, – смутилась мисс Вера настолько, что покраснела от стыда.

Со стороны она видела, что неосознанно причинила своими словами боль и в результате испытала глубокое чувство вины, позволившее ей вмиг забыть про недовольство своей первой встречей с Людвигом. Девушка даже тихо призналась.

– Знаете, я все эти дни никак не могла отпустить мысли про ваших мальчиков. Скажите, может, вы их нашли?

– Нет, к сожалению, – ответил Людвиг и враз почувствовал себя ещё неуютнее.

– А вы не пробовали поиск через газету? Можно написать про них заметку.

Сказанное его враз раздражило.

– Мисс Вера, я уже отвечал вам, что не надо нигде про меня писать. И, чтобы закрыть эту тему, знайте – я противник прессы.

На словесный выпад девушка отреагировала агрессией. Кажется, по-другому она вести себя просто‑напросто не умела.

– Во-первых, вы меня не так поняли, а, во-вторых, не надо бояться технических новшеств. Печатный станок изобрели не для того, чтобы одни книги плодить. Задумка доносить до людей новости через периодику прекрасна! Однажды даже получится наладить транспортное сообщение между каждым городом Ортланда и Лоррендаумом так, что по рельсам будут мчаться все столичные новости. Причём с небывалой скоростью. Уже на следующий день можно будет узнавать про королевские указы и…

– Мисс Вера, вы описывается известную для меня утопию. Печатные станки снизили себестоимость книг, но никак не бумаги. Газету даже в столице выписывает не более полутысячи человек, потому что это деньги на ветер. В газетных статьях содержатся не те знания, которые стоит хранить в личной библиотеке.

– А у нас в Барговерце и вовсе восемьдесят семь подписчиков, – демонстративно пожала плечами мисс Вера. – Но зато газетные новости передают друг другу словно пожар, понимаете? Пока что вы занимаетесь поиском практически в одиночку, а тут пойдёт слух. Поэтому давайте, пойдёмте к редактору! Я смогу убедить его напечатать вашу заметку куда как дешевле, чем новости о бракосочетаниях. В конце концов, жизнь детей намного важнее чьих-то глупых свадеб.

– А если поиск удастся, то это станет ещё одним аргументом в пользу государственной поддержки периодики, – иронично поглядев на девушку, сказал Людвиг, но она не приняла его недовольства.

– Ну и что, – с вызовом сказала мисс Вера. – Вам-то это поможет найти своих детей. Или вы чего-то другого хотите? Кроме того, судя по вашей одежде такую трату финансов вы можете себе позволить.

Разумеется, Людвиг Пламенный, новый граф Даглицкий, мог позволить себе куда как большие финансовые траты, но он не имел права на такого рода поиск. Вот в чём дело. Некоему Леониду Вишневскому не имелось резона искать мальчиков с фамилией Верфайер, а открывать своё настоящее имя? Это чтобы в Барговерц всякая падаль сбежалась?

– Простите, мисс, вы просто не осведомлены обо всех нюансах, чтобы понять почему ваше предложение для меня неприемлемо. Но благодарю за заботу.

Выражение его лица удержало девушку от проявления любопытства. Она лишь скользнула по нему заинтересованным и вместе с тем недовольным взглядом. Однако, повода и права углублять возникший интерес у неё не было, вот она и проявила благоразумие.

– Хорошо, как пожелаете. Вам лучше знать.

Сказав так, девушка обернулась в намерении вернуться на скамейку, но не смогла этого сделать. Пока она вела беседу, её место занял голубь, и он «облагородил» сидение. Причём осуществил свою проказу словно бы демонстративно, напоказ. Сделав «дело», голубь гортанно заворковал, будто насмехался, а затем расправил крылья и упорхнул в небо.

Между тем, покуда Людвиг Пламенный и мисс Вера не могли оторвать взглядов от наглой птицы, к ним достаточно близко подошли две хорошо одетые дамы. Не намеренно подошли. Просто они прогуливались по парку и шли вдоль той же тропинки, где молодые люди случайно встретились.

– Как вульгарно, – при этом тихо прошептала одна из них другой, когда прикрыла нижнюю часть лица веером. И её подруга, брезгливо косясь на мужской наряд мисс Веры, согласно кивнула.

– Ужасная девица. Позорит всё приличное общество.

– Интересно, кто этот мужчина, что осмелился с ней разговаривать?

Возможно, в другой день и час Людвиг прислушался бы к этим словам и поспешил ретироваться. Но он почти три года сносил презрение общества из-за супруги и прекрасно помнил зарёванные глаза мисс Веры. Несомненно, раз содержание чужой беседы донеслось до его ушей, то девушка тоже ни одного слова не упустила.

Людвиг исподволь глянул на мисс Веру. Да, действительно услышала. Вон как губы до узкой черты поджала.

– Право, мне очень приятно познакомиться с такой прогрессивной девушкой, как вы! – действуя согласно порыву, намеренно произнёс маг погромче. – Ваш современный взгляд на мир и ум достойны искреннего восхищения.

Сказав так, Людвиг сделал шаг вперёд и, ухватив затянутую в перчатку руку мисс Веры, галантно поцеловал кончики её пальцев. В этот момент дамы как раз с ним сравнялись, а потому едва не сбились с шага, не желая упустить столь пикантное событие из внимания. Он не сомневался, что эти сплетницы уставились на него во все глаза, и был рад возможности досадить им пониманием, что их единственно правильное мнение оказывается разделяют не все люди на земле.

Мисс Вера от комплимента зарделась, но, несомненно, поняла с чем поступок Людвига связан. Иначе вряд ли бы девушка прижала к себе свою тетрадку и, набравшись решимости, как можно твёрже сказала:

– Нам в одну сторону, мистер Вишневский. Вы не составите мне компанию?

– Разумеется. Буду счастлив провести в вашем обществе ещё несколько минут. Вы очень интересная собеседница.

После этих слов они вместе зашагали прочь от дам, замерших от неожиданности и возмущения. При этом, что на лице мисс Веры, что на лице Людвига появились задумчивые, но более чем довольные улыбки.

– Это был смелый поступок. Обычно мужчины бегут от меня без оглядки, – через смех призналась девушка, когда они покинули пределы парка и вышли на улицу.

– Просто я не каждый снобизм поддерживаю.

– То есть моё желание иметь права мужчин вы осуждаете, но…

Фраза не прозвучала до конца, но её смысл был и так понятен.

– Да, эти дамы вели себя ещё более вызывающе.

За такие слова Людвигу достался испытывающий взгляд. А затем мисс Вера устало вздохнула и сказала:

– Мне нужно на Академическую улицу, так что если нам дальше не по пути, то я покину вас на следующем перекрёстке.

– Да, нам дальше не по пути.

Цели прийти куда-либо Людвиг Пламенный перед собой не имел, но спутница ему не была нужна. Тем более, мисс Вера не только раздражала его. Её облик он по‑прежнему считал неприемлемым. Локоны и женская шляпка нисколько не сглаживали недопустимость мужского наряда. Скорее, напротив.

– Позвольте поинтересоваться, отчего вы не носите мужскую шляпу?

– Потому что я всё-таки женщина и мне не нравится обращение «мистер».

Высказывать мнение, что так мисс Вера выглядит ещё более нелепо, Людвиг не стал. Вместо этого он уставился на дорогу впереди себя и увидел повернувших с боковой улицы трубочиста и его подмастерье. Выглядели эти двое ужасно. Оба тощие, грязные, все увешанные инструментом и с тяжёлыми мешками на плечах.

– А ещё это из-за нашего главного жреца, – продолжила между тем мисс Вера. – Он вызвал меня в храм и потребовал, чтобы я одевалась иначе. Сказал, что если по моему внешнему виду впредь не будет понятно, что я женщина, то он сделает всё, чтобы жалоба на моё поведение дошла до ушей самого Его величества.

– Судя по всему, это был не первый его разговор с вами, – прозорливо заметил Людвиг и, прежде чем посмотреть на спутницу, машинально скользнул взглядом по маленькой босоногой фигурке. Маг уже привык рассматривать детей, хотя в данном случае это было бесполезно. Грустное лицо мальчика оказалось настолько чумазым, что его черты никак Людвигом не воспринимались.

– Вы правы, – печально улыбнулась мисс Вера, – поэтому с тех пор шляпку я ношу и волосы вновь заплетаю.

– Не боитесь, что этого недостаточно? Недовольство общества может достигнуть таких пределов, что вас начнут закидывать камнями.

– Шустрее ногами перебирай, отродье! – вдруг прикрикнул на своего подмастерье трубочист.

Видимо, до этого он выдал мальчику оплеуху, так как ребёнок обиженно надул губы и потёр затылок. После чего быстрее засеменил ножками, пристраиваясь к бодрому шагу учителя. Правда, короткостриженую голову понуро опустил к самой груди. Не иначе его не так давно ещё за что-то хорошенько отчитали, вот он и расстроился окончательно.

«Прямо один в один Виктор после того, как его за поджог лаборатории выпороли», – сразу подумал маг, но не сосредоточился на этой мысли. Его отвлёк голос мисс Веры.

– Знаете, мне это уже без разницы. Либо я смогу наладить процесс производства на фабрике, либо по‑любому окажусь на самом дне. Но так рабочие меня хотя бы воспринимают. Они думают, что если я осмелилась…

– Вот же разиня! – раздалось негодование за спиной.

А затем такой знакомый, такой родной подрагивающий голос виновато сказал:

– Простите, мастер Семён. Простите.

Ох, сколько раз Людвиг Пламенный слышал вот это самое «Простите, Ваша милость. Простите». Мужчина враз замер истуканом, совсем не слыша, что там продолжает говорить мисс Вера. Его сердце гулко забилось в груди, и он, не веря, медленно обернулся и снова застыл. Девушка тоже остановилась, не понимая, что происходит.

… А происходило вот что – Людвиг, округлив глаза, бездеятельно смотрел на удаляющиеся фигурки трубочистов и никак не мог заставить себя пошевелиться. У него даже язык отнялся.

«Виктор!» – хотелось выкрикнуть ему, но голос отказывал из-за понимания, что мальчик намеренно не признал его. Прошёл мимо.

– Мистер Вишневский, что с вами? – обеспокоилась мисс Вера.

Он молчал, поражённый произошедшим до глубины души. Больше двух недель Людвиг не мог отпустить от себя мысли о пасынках. Они незаметно для него стали целью его жизни, он ради них даже с покойным отцом не попрощался.

А тут выходит… он им совсем не нужен?

– Мистер Вишневский, что произошло? Всё в порядке?

Сначала ожили ноги. Первый шаг дался с трудом, как если бы к щиколоткам были привязаны тяжёлые камни, но затем, двигаясь всё быстрее, Людвиг даже перешёл на бег.

– Виктор, – хриплым шёпотом вымолвил он на бегу, и только затем смог выкрикнуть во всю мощь лёгких. – Виктор! Виктор!

Взгляды прохожих сосредоточились на нём, но Людвиг этого не заметил. Он не отрывал глаз от маленького мальчика, что вздрогнул всем телом, а затем остановился и с крайне испуганным видом обернулся. Плечи малыша при этом ссутулились. Выглядел он как затравленный зверёк.

– Виктор! – в последний раз воскликнул Людвиг и упал на колени, чтобы было удобнее прижать к себе пасынка. Он жарко обнял его, нисколько не заботясь о собственном дорогом костюме. Он прислонился к чумазому личику щекой и с облегчением прошептал. – Как же долго я искал тебя, Виктор.

Детские ручонки медленно и крайне неуверенно обвились вокруг шеи отчима, а затем мальчик несколько раз судорожно всхлипнул и вдруг разрыдался в голос. Правда, всё равно смог жалобно запричитать сквозь слёзы.

– Тятя, тятенька. Мне было так плохо, тятенька! Я домой хочу. Забери ты меня отседова. Забери…

Желание отругать мальчика за непотребные крестьянские слова всколыхнулось и тут же угасло в Людвиге. Он ещё крепче, как будто боялся потерять, прижал к себе ребёнка и даже поцеловал малыша в лоб.

– Это вы кто такой будете? Чаво к моему работнику лезете? – между тем встал в позу трубочист, но его бегающие глазёнки смотрели на мага с настороженностью. Он видел, что этот мужчина не чета ему, бери выше. И поэтому боялся.

Продолжая одной рукой прижимать мальчика к себе, Людвиг поднялся на ноги и с присущим ему аристократичным высокомерием оглядел трубочиста сверху вниз. Маг вмиг припомнил выданную Виктору оплеуху и ругательства. Оттого и не понравился ему этот мужчина больше, чем мог бы. Причём настолько, что он даже расспрашивать о житье пасынка ничего не стал и уж, конечно, не стал благодарить за заботу о нём. Какая забота, если ребёнок не мыт, одет в рваньё, бос и щёки у него от недоедания впали?

– Я опекун этого мальчика, так что ищите себе другого подмастерье, – категорично заявил Людвиг, после чего пнул ногой в сторону трубочиста упавший с плеча мальчика мешок.

Семён Михалыч недовольно сощурился, но, подумав, спорить не стал. Безо всяких возражений поднял свою вещицу и, что-то недовольно бурча под нос, пошёл прочь. Людвиг проводил его гневным взглядом, а затем снова присел возле малыша.

– Как ты? С тобой всё хорошо? – обеспокоенно спросил он и обрадовался мягкой улыбке. Первый порыв ярких чувств Виктора закончился, и мальчик начал смотреть на отчима с опаской. А Людвигу не хотелось, чтобы сын Мари на него так смотрел. Он крайне не хотел этого.

– Да, хорошо, – тихо прошептал Виктор.

– А где твой брат? Где Виталий?

– Не знаю. Федюня сказал, что его шпики заловили.

«Какой кошмар, опять этот жуткий сленг!» – мысленно простонал Людвиг, но вслух отреагировал иначе.

– За что его забрали? И кто такой Федюня?

– Друг… Но он тоже, тоже на днях пропал. Обещал вернуться и не пришёл.

Мальчик опустил глаза к земле и, вдруг крепко цепляясь за пояс Людвига, прижался к нему. При этом он по новой начал реветь в голос, и подошедшая ближе мисс Вера удивлённо захлопала ресницами.

– Простите, мисс, – тут же обратился к ней Людвиг, – я нашёл сына и, к сожалению, не могу больше составлять вам компанию.

Девушка понимающе кивнула, а он, продолжая удерживать одну руку на плече Виктора, подал знак проезжающему кэбу остановиться. Извозчик с недовольством оглядел грязного клиента, но, подумав, затормозил. Выглядел тот как человек, способный расплатиться за будущую чистку салона.

Глава 8

После того, как его пасынка отмыли, Людвигу стало страшно на ребёнка смотреть. Виктор и так всегда худощавым был, а теперь от него вовсе словно один скелет остался. Тело малыша при этом покрывали многочисленные синяки и ссадины. Локти и колени вообще нечто невообразимое из себя представляли – одна сплошная кровавая корка, под которой плотные припухлости и застоявшийся гной. Глаза и то как-то ввалились.

«Неужели всего за две недели с ребёнком может произойти такое?» – поражался маг и холодел от мысли, что стало бы с мальчиком, не прояви он упорства в поисках.

Людвигу воистину пришлось совершить героизм. Он сумел мягко улыбнуться, прежде чем задал свой вопрос.

– Наелся?

– Да, Ваша милость.

Виктор довольно посмотрел на пустую тарелку, а затем поправил сползающий с его плеч огромный халат и улыбнулся Людвигу. Причём куда как более искренне нежели он сам. Смотреть на впалые щёки и чёрные мешки под глазами для никогда не знавшего таких невзгод аристократа было невыносимо.

Между тем вернулась горничная, что ранее обмывала мальчика в соседней с комнатой ванной.

– Простите, я не смогла найти ничего более достойного за такое короткое время. Думаю, одежда будет великовата.

– Ничего, это поправимо.

– А что со старым делать? Выкинуть?

– Разве вы этого ещё не сделали? Выкинуть, конечно, – даже удивился вопросу Людвиг, но тут Виктор вздрогнул всем телом и со всех ног бросился в ванную. Из-за длинной полы халата он споткнулся, оцарапал подбородок, но всё равно шустро поднялся на четвереньки и дальше упрямо пополз на карачках.

Маг аж рот приоткрыл от удивления.

А затем Людвиг, давая знак горничной оставаться на месте, стремительным шагом пошёл вслед за пасынком в ванную комнату. Он не понимал, что происходит, но интуиция заставила его встревожиться. И не зря. В стоящей в углу плетёной корзине, где лежали снятые мальчиком грязные обноски, как выяснилось находилась вещь ой как нетривиальная. Виктор вытащил из-под тряпья Чёрную Книгу Дракона и, крепко-накрепко прижав её к себе, закачался из стороны в сторону как умалишённый.

– Мурм, мурм, – беспокойно шептал он при этом.

Людвиг даже оторопел. Однако, какая-то часть его сознания всё же помогла ему поступить разумно. Он ухватил корзину за дужки и решительно вынес свою ношу в комнату. После чего всучил её горничной.

– Спасибо вам за вещи, а это выкиньте или ещё лучше сожгите.

– Как скажете, мистер, – пролепетала женщина, косясь в сторону ванной. Она была так удивлена, что даже не протянула ладонь в ожидании щедрой платы. Людвиг сам сунул ей деньги и, можно сказать, выставил вон. После чего закрыл входную дверь на задвижку и поспешил в ванную. Виктор всё также сидел на полу, покачиваясь из стороны в сторону.

Вынужденно Людвиг присел напротив мальчика.

– Виктор, – тревожно сказал он при этом, – ты отдашь мне мою книгу?

– Нет! – зло поглядел на него пасынок серыми глазами матери. – Это моя книга, моя! Я её охраняю. Я её никому давать в руки не должен.

Малыш даже оскалился и зашипел по-звериному. А Людвиг, окончательно поняв, что дело неладно, решил изучить вопрос с помощью магии. И далеко как не магии огня. Намного теснее с проклятиями и невидимым связана некромантия, поэтому маг воспользовался ею. И тут же округлил глаза. Будь он хоть немного верующим, то даже осенил бы себя защитным знаком.

От призрачного хранителя волшебной книги тянулись пульсирующие каналы, и они уходили вглубь мальчика. Причём это были уже не просто нити, а самые настоящие переплетения. Пуповины. Видение Людвига напоминало кровеносную систему с многочисленными капиллярами. Два таких разных существа, живой человек и мёртвый дракон, основательно срослись на энергетическом плане и продолжали срастаться.

Естественно, оставить подобное в покое привыкший к спонтанным поступкам маг просто-напросто не мог!

Не раздумывая ни секунды, Людвиг постарался вмешаться, но… по итогу сделал только хуже. Виктор болезненно взвыл в голос, а Чёрная Книга Дракона загорелась нестерпимо ярким пламенем и обрушила мощь драконьего огня на заклинателя.

Да, хорошо что нынешний граф Даглицкий попутно некромантии был отличным пиромантом. Он захлопал обожжёнными ресницами, но остался жив.

– Всё-всё, я больше не буду.

С этими словами маг крепко обнял пасынка, стараясь его утихомирить. Но мальчик вырывался и принялся кричать как резаный. Бедный Людвиг аж побледнел, представляя как отреагируют прочие постояльцы на подобные крики.

– Это твоя книга, Виктор. Твоя. Я не трону ни её, ни тебя. Честное слово, не трону!

Кажется, прозвучала нужная фраза. Ребёнок стал завывать тише и даже пришёл в себя. Своевременно, в дверь номера как раз настойчиво постучались. И слава благим богам, что из-за наступившей тишины долго объясняться Людвигу не пришлось. Вскоре он снова закрыл дверь и, сев вместе с пасынком на кровать, принялся рассматривать малыша внимательнее.

– Давно у тебя чешуя на руках? – едва не падая в обморок от того, какой он вопрос задаёт, хриплым голосом поинтересовался Людвиг.

– Не знаю.

Виктор уставился на свои руки с недоумением. Теперь, когда они стали чистыми, кожа на них сильно шелушилась. Точнее, так казалось на первый взгляд. При тщательном осмотре можно было разглядеть полупрозрачные тоненькие чешуйки. Просто для человека, никак не ожидающего подобное увидеть, легче подумать про шелушение и не присматриваться.

Собственно, именно это обстоятельство и ввело Людвига в заблуждение. И теперь он даже дышал судорожно. Пальцы его скользнули по ладоням мальчика со страхом. Умом маг понимал, что чешуя не какая-то заразная болезнь, но природное отвращение к чужеродному, свойственное всем людям на земле, проснулось в нём. И оттого он был вынужден сглотнуть слюну перед своим последующим вопросом.

– Виктор, а ты не заметил, как как давно у тебя ногти загибаться стали?

– Не знаю, – едва слышно пролепетал мальчик, снова пожимая плечами, и испуганно поёжился. Даже глазёнки выпучил так, что ни дать ни взять вот-вот расплачется. – Ваша милость, а чтой-то со мной такое?

Ох, хотел бы Людвиг знать наверняка! Но ведь даже посоветоваться не с кем, никому Чёрную Книгу Дракона не покажешь.

– Давай ты мне сперва расскажешь, как она у тебя оказалась, – кивнул маг на лежащую подле Виктора книгу. – А ещё ответь-ка мне, что именно ты с помощью неё на «Вознесенском» кладбище натворил.

Мальчик понуро опустил голову, всхлипнул, но понемногу принялся сбивчиво рассказывать то, от чего у Людвига Пламенного аж волосы дыбом встали.

Услышать такую историю он никак не ожидал. Его пасынки в очередной раз доказали истину, что они сущее бедствие, а не дети!