Не все желания должны сбываться бесплатное чтение

Глава 1

– А ну, угомонились! Быстро по местам! – сквозь голоса учеников 9 «Б» прорвался один, высокий сопрано классной руководительницы Снежаны Артуровны, чья внешность совершенно не сочеталась с голосом. Он, скорее, подошёл бы длинношеей и остроносой анорексичке, чем приземистой, пышногрудой, с выпирающей пятой точкой, моей новой классухи.

Снежана Артуровна постучала указкой по столу. Класс, наконец, умолк. Я бегло оглядела своих новых одноклассников. Да уж, сборище «офников» вперемешку с блатными. Блондинка с волосами, собранными в два высоких хвоста, так усердно жевала жвачку, казалось, челюсть может вот-вот выпасть. А розовые кончики волос подпрыгивали, как на пружинах.

– Ребята, знакомьтесь, – училка подошла ко мне и дотронулась до плеча. Ненавижу, когда меня трогают. – Это Вика Самарина, наша новая ученица. Они с семьёй переехали в наш город из закрытого военного городка. Викин папа военнослужащий, будет теперь служить в нашем городе.

Ах, да. Я забыла представиться. Я – Вика, правда, дома меня чаще зовут Витькой. То ли из-за характера, то ли так сильно хотели сына. Но я и тут спутала своему семейству все планы.

Да, так уж вышло, мы действительно переехали из закрытого военного городка за сотни километров отсюда. Не знаю, какой по счёту переезд. Просто однажды мою матушку угораздило выйти замуж за военнослужащего, а

так как приданного у неё не было, то бонусом к нежной рученьке шла я. Моего мнения особо никто не спрашивал, конечно, но в принципе, меня всё устраивало. Отчима, в силу совсем малолетнего возраста, очень быстро начала звать папой. Потом родилась Алиска. Потом появился Макс, но его пришлось отдать соседям при очередном переезде. Не потому, что он был нежеланным или много ел, хотя последнее точно про него. Просто он был котом. А у Алиски обнаружилась аллергия на шерсть, которой у Макса было столько, что, наверное, можно было бы носков на весь гарнизон навязать. Только вот из кошачьей шерсти носков я пока не встречала.

В общем, несколько лет мы прожили в городе, который внешне больше напоминал Чернобыль: пусто, тихо, всё огорожено забором. Я, правда, не была в Чернобыле, но интернет даже там ловил.

– Присаживайся, Вика, – продолжала птичьим голосом учительница. – Класс у нас хороший, вы быстро подружитесь.

– Я готов хоть сейчас пару раз дружануть, – с присвистом сказал толстяк со второй парты.

– Правая рука, твой друг навеки, Колбаса, – захохотал кто-то ещё.

– А ну, цыц, сказала! – прервала нарастающий хохот Снежана Артуровна и повернулась ко мне. – Садись вон за ту парту, – она показала на пустую предпоследнюю парту возле окна, как раз перед противной блондиночкой.

– А где наш великий философ? – Учительница обвела класс глазами. – Не почтил нас вниманием?

– Мы не достойны его внимания, – гоготнул один из парней в чёрной толстовке и подставил кулак сидящему рядом. – Отбей, – тот в ответ стукнул своим кулаком, «отбил», так сказать. Видимо, это было признаком удачной шутки.

– Ладно, разберёмся. Вика, садись. С соседом по парте, надеюсь, представится возможность, всё же познакомиться. Я прошла на место, и пока доставала учебник и тетрадь, учительница уже писала на доске тему урока, озвучивая её зачем-то по слогам.

В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, открыли. В кабинет вошёл щуплый мальчишка в очках. Учительница развернулась к нему всем своим внушительным корпусом и радостно подняла руки. Я думала, его обнимать побежит, но нет, она лишь радостно приветствовала его.

– Антоша, ты ли это? Что случилось?

– Добрый день, Снежана Артуровна. Можно я займу своё рабочее место?

– А ты даже работать собрался на уроке? – Она посмотрела в сторону хихикающих одноклассников. – Маркин, – позвала она одного из мальчишек, который чуть не выронил смартфон, в котором ковырялся, пряча его под партой. – А ну, глянь в своем чудном для нас, философов, аппарате, там не астероид какой летит?

По её обращению я поняла, что вошедший и есть тот «философ», который должен сидеть со мной за партой.

– А, ща, – отозвался Маркин и достал гаджет.

– Убрал, и чтоб до конца урока я не видела твой телефон, – уже без иронии потребовала классная и вновь

повернулась к щуплому. – Мне некогда выслушивать твои оправдания, урока не хватит. Садимся и чтоб я тебя не слышала, пока не спрошу.

Мальчишка прошёл мимо преподавательницы, остановился и, подняв указательный палец, уточнил:

– Только не оправдания, а доводы, основанные…

– Стриж, на место, – пискляво скомандовала учительница.

Я с усмешкой глянула на севшего возле меня ботана. Вообще, я старалась запомнить каждое произнесённое имя и мысленно подписывала ими фотографии тех, кто сидел за партами. В голове рисуешь образ с характерными чертами человека и вместо автографа подписываешь его же именем. Так легче запомнить.

– Привет, – пришлось поздороваться первой, так как мальчишка явно этого делать не собирался. – Я Вика.

– Добрый день, – деловито произнёс мой сосед по парте, доставая учебник по литературе. – По правде говоря, не вижу смысла запоминать имена людей, с которыми практически не общаюсь, не считая крайней необходимости.

Я удивлённо подняла бровь.

– Слушай, ты совсем не производишь впечатление заядлого прогульщика. – я с любопытством смотрела на этого персонажа. – Скорее, на ботана, обожающего зубрить.

– Ты что, он не ботан. – Наклонилась к нам блондиночка с задней парты. – Он великий философ.

– Я люблю получать новые знания, развиваться, как личность. А школа, это инструмент дрессуры, – он посмотрел на меня и поправил очки. – У нас, скорее, вырабатывают инстинкты, закладывая определённые навыки. Не знания и умения, прошу заметить, а именно навыки, рефлексы, можно сказать.

– Как у собак Павлова? – в отличие от прыснувшей в кулак одноклассницы, мне его слова казались не таким уж и бредом.

– Очень похоже, – кивнул сосед и протянул руку, – Антон. Антон Стриж.

– Вика. Самарина.

– Гав, – раздалось с задней парты. Мы синхронно обернулись. Блондиночка внешне действительно похожа на собачонку, на ту, из мультика про семейство собак, где у старшей была похожая причёска. Те же белые хвосты с розовыми кончиками. Я отвернулась, чтобы та не видела мой невольно вырвавшийся смешок.

– А это, – кивнул на неё Антон, – Машка Белова, яркое доказательство того, что эксперименты проходят успешно.

Вот тут и мне захотелось сказать «отбей». В тот момент я подумала, что скорее подружусь с этим странным занудой, чем с куклой, у которой вата вместо мозгов.

Начался урок, один из тех, что я терпеть не могла. Хотя маму удивляло всегда, как мне может не нравиться литература, она же так близка к рисованию, это тоже гуманитарная наука. Ну и что? А мне не нравится и всё тут.

Не запоминаю я ни даты, ни стихи. Да и смысла в этом не вижу.

Я потихоньку открыла тетрадь посередине, там, где встречаются скрепки, чтобы можно было в любой момент вырвать листок, и начала рисовать. Я всегда рисовала: на уроках, в трамвае, дома. Мечтала ходить в художественную школу, но в том городе, где мы жили последние несколько лет, только мечтать и оставалось. Включала телефон, втыкала наушники и повторяла то, что там показывали. Но это было пару лет назад. Сейчас я редко включала видео, только если хотела найти новые формы или что-то не получалось. А так, рисовала, как чувствовала. А чувствовала я всё преимущественно в чёрно-белом цвете. Потому и пенал был полон разных карандашей, но грифель у всех чёрного цвета, ну или как говорила моя мама: «Набор простых карандашей». Но это только с виду они похожи, на самом деле каждый был уникальным, имел свою роль.

Совсем, как люди. Вроде, одеваемся в однотипную одежду, делаем похожие стрижки, учимся в стандартных школах по типовой программе, но у каждого своя роль в жизни. И кто-то быстро ломается, оказавшись слишком мягким, а кто-то слишком твёрд и рвёт чужую жизнь, как бумагу.

– Ого, довольно неплохо, – я так увлеклась зарисовкой, что не заметила, как в тетрадь заглянул Антон.

Мне польстил его явно одобряющий тон. Тем более, что я рисовала не абстракцию, а портреты. Просто смотрела на одноклассников и рисовала того, кого в этот момент было лучше видно. Кто стоял у доски или сидел так, что было видно хотя бы профиль.

– Спасибо, – шёпотом поблагодарила я, всё же перевернув страницу.

– Ты где так научилась?

– Нигде, – призналась я.

– Оно и видно.

Я удивлённо посмотрела на Антона. Только что ведь похвалил.

– Я имею ввиду, что рисунки не стандартные, как если бы ты рисовала «как надо», а именно твои.

– Думаешь?

– Вижу.

– Спасибо, – я даже немного выпрямила спину. Всё-таки, комплименты имеют свою силу.

Раздался звонок, и по классу разнёсся вздох облегчения.

– Какие планы? – спросил Антон, вставая из-за парты.

– Идти на следующий урок. Наши планы не совпадают, разве?

– Нет. Следующая – физра, а у меня от неё освобождение.

– По состоянию здоровья или по убеждениям?

Антон улыбнулся.

– Вот тут как раз всё совпало. У меня астма.

Как бы в доказательство, он достал из рюкзака белый флакончик.

Когда мы уже выходили из кабинета, толкаясь с остальными ребятами, Антон спросил:

– Ты с городом успела познакомиться?

– Когда? Мы неделю, как приехали. Мама меня только по всяким важным делам таскала. Даже в парке ни разу не были.

– Может, ну её, физкультуру? Я тебе своё тайное место покажу.

Ну, во-первых, я всегда обожала всё, что связано с тайнами. Во-вторых, льстило, что мне готов раскрыть тайну человек, который знает меня около получаса. Ну и в-третьих, физкультуру никогда особо не любила. Да и вообще, если бы не предки с их нотациями о важности аттестата для моего будущего, фиг бы меня видели в этой школе. А потому, практически не раздумывая, согласилась.

Во дворе, на территории школы, возле забора была целая парковка для велосипедов. Хозяином одного из них, с облупленной синей краской и абсолютно ржавым звонком, оказался мой новый одноклассник.

– Так как сидение рассчитано на одного пассажира, – рассуждал Антон, – а нас двое, я буду катить велосипед.

– Большое спасибо, – даже не пытаясь сдержать смех, я изобразила поклон.

– Обидно, что сегодня банальная вежливость вызывает лишь усмешку. Вот она, примитивность общества.

Я решила промолчать, чтобы не дать ему повод развить дискуссию, лишь мысленно удивившись тому, что в пятнадцать лет можно быть таким занудой.

Мы шли по широкой, вымощенной плиткой дороге, Антон показывал мне дома, рассказывал истории, связанные с тем или иным зданием.

Мы остановились возле небольшой церквушки, двери её были закрыты. Причём, если фундамент и нижняя часть стен были явно очень старыми, – с них осыпалась штукатурка и были видны большие трещины, то верхняя часть, как купола, смотрелись довольно новыми. Антон остановился, прижимая к себе велосипед.

– А вот это очень таинственное место. Примерно с восьмого века, когда ещё и города-то не было, а лишь небольшое поселение, на месте этой церкви стояла хижина, одна, другие были далеко, и жила там женщина, совсем старушка, слепая, – Антон говорил таким загадочным голосом и так увлечённо, что перебивать совсем не хотелось. – Её местные побаивались, говорили, что ведьма. Что она силу набирала во время солнечного затмения и тогда в поселении начиналась чертовщина.

– Какая? – я откашлялась. От предвкушения запершило в горле.

– А я откуда знаю? Но бабку эту сожгли вместе с домом. Был здесь долгое время пепел. Не росло ничего, да и народ обходил стороной. Говорят, силу свою она так и не потеряла, бабка эта. А потом история забылась, века прошли, христианство на Русь ввезли. И вот решили место таким образом обезопасить. Только поговаривают…

– Ага, – ступор первых эмоций уже отпустил, и я недоверчиво хмыкнула. – Скажи ещё, что бабка жива.

– Это не я говорю. Только силу она свою в солнечное затмение показывает. Вон, церковь уже не раз то горела, то колокола сами звонить начинали. Все говорят.

Антон, что-то вспомнив, снял с плеча рюкзак и достал из него толстую тетрадь.

С видом победителя он показал мне страницу, на которой был изображён круг, видимо, земной шар, непонятные вычисления, написанные рукой мальчишки. Я ничего не поняла и пожала плечами.

– Солнечное затмение будет послезавтра. Ровно три минуты.

– Какое совпадение, – я засмеялась, – как раз в мой пятнадцатый день рождения.

Антон смотрел на меня так, будто увидел ту самую бабку из своих бредовых легенд. Он поправил очки.

– Серьёзно? У тебя послезавтра день рождения?

– Угу, – я засунула руки в карманы джинсов. – Целых пятнадцать лет коту под хвост. Боюсь, и следующие пятнадцать окажутся не продуктивнее.

– Нельзя быть такой категоричной. Ты после девятого куда? В технарь или дальше?

Антон задел больную мозоль и причину вечных ссор в нашей семье. Я прямо увидела, как мама закатила глаза и читает лекции о хлебе насущном, а отчим молча, но отводя от меня глаза, пьёт чай и время от времени кивает в знак согласия. Про моё увлечение рисованием и мечты стать дизайнером слышать дома никто не хотел.

«Нравится, рисуй на здоровье, – мама поднимала руки вверх, – но это самодеятельность, детские увлечения, не профессия».

– Понятия не имею, – вслух ответила я однокласснику. – Но мне кажется или я уже знаю, куда ты будешь поступать?

– К сожалению, – он вновь поправил очки, – в этом вопросе мои убеждения идут в разрез родительскими представлениями о моем будущем.

Я похлопала Антона по плечу.

– Да ты просто мой сиамский близнец. Только при рождении мне досталась красота, а тебе занудство.

– Скромность, я так понимаю, тебе не выдали?

– Не-а, – подмигнула я и пошла вперёд, к зданию старой церкви.

– А почему двери закрыты? – спросила я на ходу. – У нас в городе церковь только на ночь закрывали.

– Так она недействующая. Говорю ж, горела не раз. Не любят это место. Реставрируют даже с опаской. Туда лучше не соваться.

еня уже захватило любопытство.

– Ты куда? – немного испуганно спросил Антон, видя, что я не останавливалась.

Ну нравится мне всё, что связано с фобиями. Любые запреты. Вот сказал Антоха, что в церковь лучше не ходить, значит, туда точно нужно попасть.

– Вика, – он догнал меня, бросив на землю свой потрёпанный велик, – не стоит.

– Но я хочу просто посмотреть.

– На что там смотреть? Двери заперты. Не станешь же ты ломать замок на виду у прохожих? – он развёл руками, показывая в сторону, где ходили люди.

Я скривилась. Да, тут он был прав.

– Ну блин, я хотела просто зайти внутрь.

– Не все желания должны сбываться, – философски произнёс Антон.

– Тоха, – я приподняла брови и усмехнулась. – У тебя режим занудства вообще выключается? Скучно, наверное, тобой быть?

Мальчишка обиженно надул губы и отвернулся.

– Я думал, ты не толпа, а ты точно такая же. Всё, что твоя психология не в состоянии объяснить, ты стремишься осмеять, – продолжал он заумную речь, поднимая велосипед.

– Да ладно тебе, не обижайся. Хоть я и ни черта не поняла, но поверь, обидеть тебя не хотела, – мне стало неловко. Пацан провёл для меня целую экскурсию по городу, а я его в благодарность обидела. Я протянула ему руку. – Мир?

Он пожал мою в ответ.

– Обидчивость мне не характерна. Я предпочитаю жить в равновесии, – спокойно ответил Тоха.

Я хлопнула себе по лбу.

Но, несмотря на его занудство, Антон мне чем-то даже понравился. Прикольный, разговаривает понятными лишь ему терминами. Но у нас с этим философом-за-нудой оказалось общего больше, чем с кем-либо в моей жизни.

– Бургеры есть твоя философия не запрещает? – кивнула я в сторону большой красной вывески.

– Нет, – обрадовался Антон. – Кстати, ты знала, что ещё несколько тысяч лет назад кочевники-скифы жарили куски говядины и ели её, положив между двумя куска-ми хлеба?

– Вот об этом и расскажешь мне, пока идём.

В бургерной, несмотря на разгар рабочего дня, народа собралось много, пришлось даже постоять в очереди. Я услышала, как где-то в толпе позвали:

– Витька!

И по инерции обернулась, удивившись.

– Ты кого ищешь? – не понял Антон.

– Да думала, меня зовут.

– Тебя? – ещё больше не понял одноклассник.

– Да. Дело в том, что меня дома все постоянно Витькой зовут, с лёгкой руки отца. Точнее, он отчим, но когда они с мамой поженились, я ещё мелкая была.

– Витькой? – глаза у Антона стали размером с очки.

– Да. То ли пацана так хотел, а досталась я, то ли из-за характера моего. Я с детства оторвилой была. Куклам бошки отрывала, операции им делала. Перестали дарить. Со зверюшками резиновыми бои устраивала. Вместо красивых платьиц любила джинсы и полазить по крышам, подвалам. И сейчас люблю всякие заброшки. Есть в них что-то такое, необъяснимое, что хочется разгадать. Придёшь туда и начинаешь фантазировать.

– Да ты не Витька, ты Халк в… – он бросил взгляд на мои ноги, – в джинсах.

– Кто знает, кто знает, – подмигнула я и злодейски потёрла руки.

– А можно я тоже буду звать тебя Витькой? Звучит не стандартно, что характерно для тебя.

– Валяй. А я тебя – Тохой.

***

Утро началось абсолютно стандартно: хныканье Алиски по каждой мелочи, торопящийся отчим, мама, которая руководила всеми процессами, и я, пытающаяся что-то сделать со своей причёской-одуванчиком. Мне нравился такой, как говорила бабуля, живущая в Анапе, «босячий» стиль, но минус короткой стрижки был в том, что заставить волосы улечься – невозможно. Поэтому я каждое утро мыла голову, пробовала уложить волосы так, чтобы не торчали, словно антенны, потом психовала и шла в школу, как есть. Всё равно, как только выходила из подъезда, ветер все мученья сводил к нулю. Вот и сейчас я стояла возле зеркала в коридоре с расчёской и недовольно кривила губы. Алиска ходила тут же и ревела, потому что не могла найти свою любимую мягкую игрушку, ярко-розового чудика с огромными ушами и длинным серым хвостом. Мама ходила из комнаты в комнату, приговаривая «не реви», и заглядывала во все укромные и не очень места квартиры.

– Вик, помоги найти эту дурацкую игрушку, – вспылила мама, очередной раз проходя мимо меня.

– Она не дура-а-а-цкая, – ревела Алиска.

– Нет, солнышко, нет, – поспешила к ней мама.

Этот ор уже стоял в ушах. Хотелось скорее свалить из дома. Пусть даже в школу.

– Мам, прости, но я опаздываю, – бросила я расчёску и схватила рюкзак. Уже возле двери вспомнила: – Ма, а у меня завтра день рождения. Что вы мне подарите?

– Ой, не знаю, – нервно махнула мама. – Не думали ещё. Давай потом.

Я вышла.

Ну да, потом. Не думали. Как обычно. Только с Алиской возятся, как будто меня вообще нет. Было очень обидно. Ну и не надо. Решила, что больше ни слова не скажу про свой день рождения. Посмотрим, вспомнят ли сами?

– Привет, – помахала я Антону, зайдя на территорию школы.

Он уже прицепил велосипед и подошёл.

– Привет. Какие планы на сегодня?

– Ну, пока довольно банальные. Примерно до часу дня. А там, не знаю, – пожала плечами.

– Ты говорила, что любишь всякие заброшки с их тайнами.

– Ну да, есть в них что-то.

– Кроме выбитых стёкол и гниющих полов?

– Не романтик ты, Тоха, – наигранно вздохнула я.

– Зато знаю пару мест, которые тебе точно понравятся.

Я засмеялась:

– Вот уж не думала, что философы по заброшкам лазают. Думала, твой максимум, это выйти зимой без шапки.

– Вот без шапки, кстати, – Тоха поправил очки, – не советую. Тебе, как девочке, полезно знать, что зимой волосы испытывают стресс и…

– Заткнись, – перебила я его. – Пожалуйста. Хоть иногда переключай режим занудства на нормальный.

– Я не зануда, просто много читаю. Я не виноват, что в моей голове столько информации.

Мы зашли в класс, где сегодня, на удивление, было почти тихо. Одноклассники, разделившись на двойки-тройки, сидели в телефонах. Одни видео смотрели, вторые в игры играли. Самыми шумными были третьи, комментирующие каждый шаг. Мы с Тохой прошли на своё место. Машка, та самая «Барбоскина», сидела на парте возле противоположной стены. Она толкнула свою подружку.

– Глянь, новенькая уже с философом законнектилась, – громко сообщила она. И повернулась ко мне. – Что, лузеры нашли друг друга?

Я только кинула на неё брезгливый взгляд. Ответить хотелось, конечно, но ещё больше – запустить в неё рюкзаком. Но за это могли и из школы выгнать, а слов, честно говоря, не успела подобрать. Вошла Снежана Артуровна, и все разбежались по местам. Белохвостая выскочка прошла мимо меня, нарочно задев рюкзак, который висел на спинке стула и, конечно, упал. Я не выдержала. Почувствовала, как кровь прилила к голове. Сжала кулаки и… выставила ногу. Я не оборачивалась, но услышала, как Машка взвизгнула и упала. Я зажмурилась. Класс захохотал, учительница заохала и побежала к ней.

– А ну, тихо! – кричала она на ходу. – Мельникова, бегом за медиком.

Одноклассница, сидевшая за первой партой, вылетела в коридор, а я замерла в предчувствии разборок.

– Маша, ты как? – классная помогла ей сесть.

Я чуть повернула голову и посмотрела. Да уж, нос не слабо ей расквасило.

– Это… она… коза, – всхлипывая и шмыгая носом, прерывисто говорила та, которую я называла про себя Барбоскиной.

Я, удивленно расширив глаза, развернулась.

– Я? Ты сама хотела мой рюкзак свалить, вот и споткнулась об него.

– Нет! – в истерике вопила Барбоскина. – Я видела! Ты лапу свою выставила.

Я опустила глаза и посмотрела на обутые в кроссовки ноги.

– Лапу? Нет, – я замотала головой, – тогда это точно не я. У меня лишь ноги.

– Всё в этом мире циклично, – задумчиво поддержал меня философ. – Ты хотела причинить ущерб Витьке, а вселенная вернула всё тебе.

– Согласна с вами, коллега.

– Коза, да я тебя, – она рванулась вперёд, что предвещало оставить меня без волос, которых и так было не много, в силу короткой стрижки.

– А ну, все угомонились, – Снежана Артуровна возникла между нами, как неприступная крепость, через которую Машке было не пробраться. – Сначала нужно обработать рану, а выяснение ситуации оставим на после уроков. Никто из вас двоих после шестого урока из школы не уходит.

По классу пронёсся недовольный гул.

– Чёрт, – выругалась я и обменялась с Барбоскиной взглядами, полными ненависти.

Теперь точно позвонят маме. Вот тебе и подарок на день рождения.

– По ходу, твоё затмение уже действует, – проворчала я, наклонившись к Тохе, – у некоторых мозги напрочь выбило.

И кивнула в сторону задней парты.

– Овца, – прошипела блондинка, – я тебе припомню. Ты не знаешь, с кем связалась. Мой парень покажет тебе, что такое «мозги выбить».

Я приподняла руки, согнув их в локте, и затрусила, показывая, как мне страшно.

В кабинет вошла медработник, и они с классной подошли к Маше.

– Излишняя смелость такой же порок, как и излишняя робость, – изрёк наш мудрец Стриж.

– Ты хоть помолчи, – настроения разгадывать его нудные высказывания не было.

Мысленно я уже выслушивала лекции от родителей. Их я боялась куда больше, чем директора школы. Особенно неприятно было накосячить накануне дня рождения. В моей семье этот факт точно не являлся смягчающим обстоятельством. Возможно, если бы я стала ныть и канючить, как маленькая, подражая Алиске, это и сработало бы. Но пускающая сопли пузырями пятнадцатилетняя девчонка… Нет, пожалуй, перебор.

Я глянула на Машку, которая как раз сидела и ревела. Наверное, это плохо, но мне не было её жаль. И извиняться совсем не хотелось. Она первая начала эту войну.

Глава 2

Как и следовало ожидать, после уроков меня и Машку вызвали к директору. Тоха обещал дождаться вердикта суда и сидел под дверью. Машкина мать, такая же обесцвеченная в блонд, только на голову выше и килограмм на тридцать больше, прибежала, как фурия, метая в меня глазами молнии проклятий. Она постоянно подскакивала с места и требовала поставить меня на учёт.

Моя мама опаздывала, и мне ничего не оставалось делать, как сидеть, опустив взгляд вниз, строя из себя невиновно осуждённую. Хотя я именно такой и была. Это Машка первая меня задела, а меня учили всегда давать отпор врагу.

Когда мама приехала, нас с Машкой сначала попросили выйти. Директриса, видимо, хотела провести душещипательную беседу на тему сложностей подросткового возраста. Мы вышли и встали, как два стража, по разные стороны двери, сложив руки на груди и не проронив ни слова.

К нам подошёл Тоха.

– Что, девчонки, казнь ещё не состоялась?

– Присяжные совещаются, – я кивнула на дверь.

Машка только хмыкнула и отвернулась.

Тоха посмотрел на неё и достал свой телефон.

– Не в моих правилах вмешиваться в конфликты, но как говорил Чемберлен: «В войне не бывает выигравших – только проигравшие». Девчонки, вы ж последний год вместе. Ну её, войну?

– Эта овца мне за всё ответит, – прорычала Барбоскина, тряхнув своими бело-розовыми хвостами.

– Овца у тебя в отражении, – не сдержалась я.

– Брейк, девочки, – Тоха даже руки развёл, как рефери. Он повернулся к Машке. – У меня деловое предложение. Ты прощаешь свою одноклассницу, а я удаляю видео из телефона. Оно, конечно, фигового качества, но понять, кто там, а главное, с кем, можно.

– Какое видео? – недовольно соединила брови Машка.

– Где тебя угощают сигаретой. А ты и не отказываешься.

Машка дёрнулась вперёд.

– Телефон сюда! Ты труп!

Я встала между ней и Тохой. Это реальный шанс. Либо того, что Тохе разобьют телефон, либо моего спасения. И громко, с паникой в голосе, закричала:

– Маша, не трогай его! Он тебе ничего не сделал! – И ехидно усмехнулась.

Тоха поправил очки и показал одобряющий жест большим пальцем, поднятым вверх.

– Вы, вы оба трупы. – Теперь она стала похожа не на Барбоскину. Скорее, на гадюку, шипящую в отчаянии. – Вы поняли?

В этот момент из кабинета директрисы выскочили все трое: наши мамы и сама руководитель школы.

– Что происходит? – возмутилась первой она, на правах старшей.

– Я не знаю, – пожал плечами Тоха. – Я лишь хотел своей подруге, Виктории, показать видео о вреде курения. Мария расценила это, как оскорбление. Видео интересное, между прочим. Я могу показать.

Тоха начал разблокировать смартфон.

Моя мама повернулась к директрисе.

– А это кто? – кивком головы указала она на Тоху. – Тоже участник конфликта?

– Нет, что вы, – директриса вскинула руки, – это Антон Стриж, гордость и одновременно головная боль нашей школы и системы образования в целом. Победитель всех возможных олимпиад. Правда, на каждой упорно старается доказать несовершенство программы.

Машка побелела, глядя, как Антон делает свайпающие движения по экрану мобильника.

Видимо, она свою мать боялась ещё больше, чем я свою.

– Мам, – откашлявшись, изображая Мисс Спокойствие, она взяла свою мать под руку, – я правда чуть перепсиховала. Не каждый день падаешь. И Вика, – она зыркнула на меня, но тут же состроила гримасу, которая по всей видимости, означала улыбку. – Она, правда, не толкала, я споткнулась.

– А для чего этот цирк? Ты совсем уже? – мать отдёрнула её руку и начала орать на дочь такими словами, что мне Машку реально жалко стало. Директриса лишь пыталась как-то вклиниться, постоянно извиняясь.

– Да пошли вы все. Я на вас всех, – Машкина мать обвела нас пальцем, – жалобу накатаю.

И, схватив дочь за плечо, вывела её на улицу.

Моя мама и директриса переглянулись. Пожав плечами, последняя вновь извинилась и скрылась за дверью. Мама требовательно смотрела на меня.

– Но ведь это ты её толкнула?

– Я ничего не делала, – подняла рюкзак с пола и засунула руки в карманы.

– Так, – мама взмахнула руками, – мне совершенно некогда. Я на работу, а ты. Ты не смей позорить нас с отцом. Сейчас сразу домой.

Я даже не успела рот открыть, чтобы что-то сказать в своё оправдание, как она ушла вслед за Машкой и её мамой.

– Ну что встал? – я подошла к Тохе и хлопнула его по плечу. – Пошли на обещанную экскурсию.

– А как же?.. – он показал в сторону, где скрылась мама.

– Ты же слышал? Человек на работу спешит. Про меня забудет, как только за порог школы выйдет. Не первый раз.

– Кстати, – спросила я, когда Антон уже отстегнул велик, – а покажи видос?

– Какой?

– С Машкой в главной роли.

– А у меня его нет, – невозмутимо произнёс он. И в ответ на удивлённый взгляд, пояснил: – Нет, я действительно видел, как она стояла возле техникума в моём районе. Лучшая ложь – это ложь, основанная на правде. Я всего лишь немного преувеличил.

– Тоха, ты меня всё больше удивляешь. Философы могут быть нормальными людьми, однако.

В этот раз на его велосипеде появилось накладное сидение. Оказалось, ехать нам далеко, так как школа находилась практически в центре города, а обещанные заброшки на окраине.

Вскоре мы были в промышленном районе, в котором находились одни заводы, на большом расстоянии друг от друга, а между ними проскакивали заброшенные здания, в которых когда-то тоже располагались предприятия. Но теперь это были никому не нужные здания с разбитыми стёклами и исписанными стенами.

Мы стояли возле одного из таких. Длинное двухэтажное строение из кирпича выглядело довольно мрачно даже сейчас, при дневном свете. Фонарей в этом районе не было, так как предполагалось, что здесь вообще никто не должен находиться.

– Ну как тебе? – Тоха выглядел довольным собой.

– Для начала неплохо, – я хитро подмигнула и махнула рукой, зовя его внутрь.

– Нет, мне нельзя.

– Мамочка поругает?

– Хуже. – Он достал ингалятор и пожал плечами. – От пыли начнётся приступ.

– Прости, я совсем забыла.

Но так обидно было уйти и не узнать, что там. Тогда я предложила:

– Если ты не против, я одним глазком гляну, и вернёмся в город.

– Только учти, там может быть охрана. Здание хоть и заброшено, но у него есть хозяева.

– Вот и держи велик наготове. Я мигом.

И засунув руки в карманы, двинулась к дому. К одному из окон был приставлен деревянный поддон, как лестница. Я залезла на него и заглянула внутрь, сквозь разбитое стекло. Окно не было выбито целиком, но всё же большая его часть валялась на полу. Потянув рукав кофты и зажав его в кулаке, я облокотилась на выступ окна и, подтянувшись, залезла на подоконник. Прислушалась. Вроде, никого. Скинула вниз рюкзак, затем прыгнула сама. Осколки затрещали под ногами.

– Ты там в порядке? – послышался с улицы взволнованный голос одноклассника.

– Т-с-с, – я выглянула и приложила палец к губам.

Подняла рюкзак и огляделась. Интересное здание. Местами стены были уложены плиткой белых и голубых тонов. Но это были небольшие фрагменты, а большая часть – просто серые, исписанные стены. На полу куча строительного мусора, провода, битые бутылки. Даже картонная коробка. Видимо, я не первая гостья здесь. Стараясь не шуметь, хотя каждый шаг отдавался эхом, я дошла до конца коридора, где виднелась дверь, ведущая скорее всего на улицу, а слева шла лестница на второй этаж. Точнее, остатки лестницы, так как часть ступеней отсутствовала, а вместо них зияли дыры в металлическом обрамлении.

Я стояла и рассматривала всё это. Здесь веяло таинственностью. Моё воображение рисовало картинки, которые не терпелось запечатлеть. Я достала из рюкзака скетчбук, один из карандашей и, бросив рюкзак на ступеньку, села на него. Я так увлеклась рисованием, быстрыми штрихами перенося фантазии из головы на бумагу, что совершенно забыла про время, да и про Тоху. Его голос до меня донёсся эхом.

– Витька! Вика, уходи, охранник идёт.

– Бегу! – крикнула я и заторопилась. Подскочила и побежала.

Мы уже были возле вчерашней бургерной, неподалёку от закрытой церкви, когда остановились перевести дыхание.

– Ты почему там так долго была? Ты же обещала.

– Ну прости, правда. Я так увлеклась.

– Чем там можно увлечься? Это даже не историческая ценность.

Взгляд упал на церковь. В лучах только-только начинавшегося заката его купол блестел особенно заманчиво. Я шмыгнула носом.

– Ок. Давай сравним, где интереснее. Мы можем попасть внутрь?

– Внутрь чего? – Тоха пытался проследить за моим взглядом. И когда понял, куда я смотрю, подскочил. – Даже не думай.

Я смотрела выжидающе. Что-то подсказывало, что сегодня я попаду внутрь старой церкви. Тоха, конечно, испуганно махал руками и твердил про старуху, канун затмения и прочий бред, в который я верить не собиралась.

– Тоха, не нервничай, – спокойно, глотнув воды из бутылки, я засмеялась, – а то ещё приступ начнётся. Я же не заставляю тебя заходить, если веришь во всю эту фигню. Хотя, ты мне казался более умным человеком.

– С неизведанным лучше не шутить. И церковь не может гореть просто так, если все экспертизы утверждали, что проводка в порядке. Ладно бы раз, но с ней это происходит чуть ли не каждые двадцать лет.

– Ещё не прошло же? – Я указала в сторону мрачно смотрящегося здания. – Судя по довольно свежему ремонту.

– Не такой уж и свежий, – буркнул Тоха, поднимая велик, – последний раз горела давно. Говорят, дым стоял такой, что и за городом было видно, но тогда, скорей всего, высоток ещё не было, поэтому. И много лет никто не брался восстанавливать, именно из-за дурной славы.

– А зачем тогда вообще ремонтировали? Снесли бы лучше.

– Когда этот торговый центр захотели строить, – Тоха махнул на стеклянное строение, возле которого мы сидели, – решили, что полуразрушенное кривое строение портит вид. А почему не снесли, не знаю.

– Старуха во сне пришла и запретила, – рассмеялась я и хлопнула себя по коленям. – Так, ладно. Скоро предки с работы вернутся и тогда мне хана, даже до днюхи не доживу. Ты со мной?

Я кивнула на церковь. И не дожидаясь ответа, пошла вперёд. Краем глаза заметила, что Тоха шёл следом.

– Это глупая идея. Зачем тебе туда?

– Неужели не понимаешь? Это же так круто! Попасть туда, куда запрещают, даже боятся. У меня характер такой.

– Дурацкий.

– Не спорю. Фиговый характер, но уж другого нет. Если говорят «нельзя», слышу «просто необходимо». А такие места, где есть своя легенда, это же просто бомба. Как можно не хотеть разгадать тайну? Это ведь так…

– Не разумно? Опасно? Ты это хотела сказать?

Но ворчание одноклассника не могло умерить воодушевление, которое я испытывала при одной только мысли, что попаду внутрь загадочной церкви. К которой мы, кстати, уже подошли. Я потёрла ладошки об джинсы и обернулась на приятеля.

– Ещё есть шанс передумать, – подмигнула ему.

– То же самое могу сказать тебе, – Антон тронул дужку очков.

– Ни за что.

– Аналогично.

Я подошла к церкви. До двери нужно было подняться по бетонным ступеням, на которых расползлись паутины трещин. Нижняя часть церкви ещё помнила прошлый пожар, она была прокопчённой и сделана из более старых материалов. Я подошла к большим деревянным дверям, резным, с массивными ручками. Я точно помнила, что прошлый раз здесь висел большой замок на металлической скобе, продетой между ручек дверей. Нахмурилась, вспоминая. Нет, точно был. Я даже расстроилась.

– Тоха, – крикнула приятелю. – А почему замок сняли? Она теперь что, обычная? Все ходят?

– В смысле, сняли? – он прищурился и подошёл ближе. Увидев, что замка действительно нет, сильно удивился и пожал плечами. – Не знаю. Может, внутри что восстанавливают? В интернете ничего не писали.

– Ну вот сейчас и узнаем, – дёрнула я дверь на себя. Она нехотя поддалась, тяжёлая, зараза. Пришлось открывать рывками, тянуть двумя руками. Когда дверь приоткрылась достаточно, я заглянула. Внутри было темно. Обернулась на Тоху, тот стоял бледный и, сжимая одной рукой велик, другой достал из рюкзака ингалятор и брызгал в горло.

Я вошла внутрь. Если на улице ещё было светло, то здесь стоял такой мрак, будто солнце уже село. Сквозь цветные витражные стёкла, к тому же запачканные грязью и паутиной, свет практически не проходил. Лишь из дверного проёма просочился свет, освещающий центральную линию разрушенного внутри здания. Я поджала губы. Честно говоря, ожидала чего-то большего. Сама не знаю, чего. Но здесь была лишь пыль, пол отсутствовал, от него остались лишь балки. Стены тоже никто не реставрировал. В общем, сделано всё было только снаружи. Видимо, поэтому и поддерживали легенду про некую старуху, чтоб никто сюда не совался и не узнал про то, что ремонта особо и не было.

– Эй! – крикнула я и это разнеслось по пустому зданию, уходя вверх. – Старуха! Ты тут?

Я стояла, засунув руки в карманы.

– Давай поболтаем, что ли? Скучно, небось? Столько лет одной. – Потом тихо, почти шёпотом, уже самой себе: – Хотя я ведь тоже одна сколько лет. И ничего.

Прислушалась к звукам. Кроме эха, ничего. Густая тишина. Как медовая акварель, тягучая. Только тёмная.

Внезапно наверху послышалась какая-то возня. Из-за эха было не понять, откуда звук. Надо сказать, немного испугалась, но признаваться в этом не хотела даже себе. Но руки из карманов вытащила. Зрение и слух были на максимуме. Умом понимала, что если там кто и может ходить, то либо кошка, либо кто-то из рабочих. Но Тохины истории сумели-таки нагнать тумана. И было не по себе.

– Эй! – крикнула я.

«Эй-эй-эй», – понеслось по пустым стенам.

– Есть тут кто? – дождавшись тишины, снова позвала я, задрав голову.

«Кто-кто-кто», – вновь ответило только эхо.

Я положила рюкзак на бетонные ступени, стараясь не поднимать пыль. Только хотела достать скетч и карандаши, как телефон в рюкзаке пиликнул. Да так громко, что я невольно подпрыгнула. Из раскрытого рюкзака выпал пенал. Торопливо запихнула его обратно и достала телефон. Писал Антон:

«Давай быстрее, мне дома влетит. Тебе, кстати, тоже».

Да, Тоха хоть и зануда, но сейчас он был прав. Тем более, накануне собственного дня рождения нарываться на домашний скандал совсем не хотелось. Убрав телефон, пошла к выходу.

И уже возле двери обернулась, набравшись смелости и крикнула:

– Ну и где твои проклятья, чёкнутая старуха?

«Старуха-руха-руха», – понеслось эхом по стенам, вызывая неприятные мурашки.

Где-то над головой раздался шелест крыльев. Я вздрогнула и подняла голову. Ворона. Чёрная, огромная. В этой темноте она почти сливалась с помещением. Она не каркала. Молча села под куполом и блестящими пуговками-глазами сверлила меня. Я поторопилась на улицу.

Бр-р-р, какое неприятное место. Вроде, церковь, а столько негатива вызывает.

– Что, Тоха, закис без меня? – как ни в чём не бывало, засунув снова руки в карманы, вышла из старой церквушки. Поправила лямки рюкзака и снова спрятала руки.

– Ты время видела? – ворчал Антон, будто ему не пятнадцать, а все пятьдесят. – Я не привык тратить время впустую. Каждая минута…

– Заткнись, – и вежливо добавила: – пожалуйста. Твоё занудство нужно научиться дозировать. И тогда с тобой даже можно дружить.

– Со мной сложно дружить, – констатировал одноклассник, взявшись за велосипед. – Мой айкью не так уж и высок. Но это смотря с кем сравнивать.

Мы двинулись в сторону дома.

– Ты даже не спросишь, – перебила его, будто не слышала, – как там внутри? страшно ли мне было?

– А зачем спрашивать? – совершенно равнодушно отреагировал мальчишка. – Я вижу, что ты напугана.

– Я?! – вот это поворот. Я тут чуть ли не насвистывала, когда вышла, а он заявлял, что мне страшно.

– Это слишком очевидно, – Антон остановился, но лишь чтобы поправить очки. – Зрачки у тебя расширены, шаг стал слишком быстрым. И говорила ты с заметной бравадой, при этом постоянно что-то делала руками, чтобы скрыть волнение.

– Нет, – искренне восхитилась я, – ты не философ, ты, блин, Агата Кристи.

Но вместо комплимента получилась лажа. Оказалось, что Агата Кристи – это не персонаж, а сам автор. Ещё и женского пола. И мне пришлось выслушать лекцию по зарубежной литературе.

– Жаль, церковь не успела зарисовать. Но ты прав, пора по домам. Меня в таких местах, как это, – обернулась на ветхое здание, – всегда посещает вдохновение, я начинаю рисовать. А когда рисую, от внешнего мира отключаюсь полностью.

– Покажи хоть, – примирительно согласился Тоха.

– Сейчас, – я с гордым видом сняла с плеч рюкзак и полезла за блокнотом… который не могла найти. Меня начала охватывать паника. Что угодно потерять, дневник, голову, как мама любит говорить, но только не его. Я беспомощно смотрела то на Тоху, то в рюкзак. Вытащила оттуда всё, что там находилось. Было там много всякого хлама. А самого важного не было.

– Тоха, – я округлила глаза. – Надо вернуться.

– Сейчас уже нельзя. Я не могу. Да и тебе достанется, ты же должна была сразу домой.

Тут он прав. Если бы мама приехала и не застала меня в комнате, это – скандал. Я еле сдерживалась, чтобы не разреветься.

– Витёк, – Тоха сел рядом и толкнул по-дружески, – ну, прекращай. У тебя же завтра днюха? Давай, я тебе подарю новый, а?

– Ага, а рисунки мои ты тоже туда добавишь? Ты не понимаешь. Они часть меня.

– Завтра сгоняем, обещаю.

– До завтра его кто-нибудь найдёт и выкинет.

– Да там особо никто не ходит.

– А если я не здесь выронила, а в той заброшке, где охранник?

– Давай, завтра всё обдумаем.

Я всхлипывала. Посмотрела по сторонам, соображая, как быть.

***

Домой пришла, когда и мать, и отчим уже были там. По-быстрому сняла кроссовки и прошла мимо зала, где все они находились, отчитавшись на ходу:

– Ма, па, я дома. Есть не хочу, двойку не получила, дела отлично, уроки не задали.

И закрылась в своей комнате.

Правда, счастье тишины длилось недолго. Алиска начала теребить ручку двери.

– Вика, пусти.

– Отвали, – громко произнесла, чтобы сестра услышала.

И та услышала. И побежала жаловаться маме. Я слышала не только топот её ног, но и крики:

– Мама, мама. А Витька сказала «отвали».

Ну всё, сейчас начнётся. Я встала и заранее отомкнула комнату. Села на кровать и подняла с пола рюкзак. Снова выгребла оттуда всё в надежде на чудо.

В комнату зашла возмущённая мама с Алиской за руку.

– Виктория, – я закатила глаза. Если мать обращается по полному имени, значит, она злая. – Что за выражения? Ещё и в адрес младшей сестры?

– Ма, – я не отвлекалась от поиска скетчбука. Карандаши нашлись быстро. – Мне сейчас не до неё. Мне некогда.

– А тебе всегда некогда, ты не заметила? Это высший эгоизм. На сестру никогда времени нет.

Мать подошла и резким рывком сбросила всё на пол. Тетради и учебники разлетелись. Я подняла на неё глаза.

– Мама! – от злости сжались кулаки, и я задышала часто-часто.

– Сейчас же занялась сестрой.

– Да не хочу я! – подскочила к окну. – Достали. Я не нянька. Мне сейчас некогда. Почему ты всегда её прихоти исполняешь? Все её желания. А на мои желания наплевать. Я тоже много чего хочу. А тебе плевать на меня. Вот и мне на неё тоже плевать.

От обиды наворачивались слёзы. Я даже не поняла, как мама оказалась возле меня, через груду раскиданных учебников и сам рюкзак, она словно перелетела, влепила мне пощёчину, схватила в охапку эту мелкую стукачку и вышла, громко хлопнув дверью. Тут же зашла снова, уже одна, красная, как после бани. Схватила с кровати мой телефон, потрусила им передо мной.

– Телефон ты сегодня не получишь. Тебе всё равно некогда, – и снова хлопнула дверью.

Любимое наказание! Отобрать телефон. Всё. И я должна ради того, чтобы вернуть его, чуть ли не умолять Алису поиграть со мной. А ещё перемыть посуду, пропылесосить и, если попросят, тапочки в зубах принести.

Но не сегодня! Не дождётесь. Во-первых, мне реально не до телефона. Нужно соображать, где я могла выронить скетч. Это моё всё. А во-вторых, завтра у меня дню-ха. Посмотрим ещё, как меня поздравят.

***

Всю ночь думала о своём родненьком, любимом скетче. Перебирая в памяти, где мы днём с Тохой были, мысленно ставила метки, куда нужно вернуться, чтобы проверить. Начать придётся с заброшенного здания, где я так и не успела толком порисовать. Возможно, второпях не попала в рюкзак и не заметила потерю. Хорошо, если там. Вряд ли его кто-то мог найти. Хуже, если где-то по дороге. Я выключила будильник и лениво потянулась. Вставать не хотелось. Отвернулась к стене, когда услышала шаги возле своей комнаты. Ага, мама. Вспомнила про мой день рождения. Я закрыла глаза и усердно делала вид, что сплю.

– Ты долго валяться будешь? – заглянула в комнату мама. И уже нервничала. – Мне на работу нужно пораньше. Я Алису отведу в сад, а тебе её забрать сегодня. Витька, ты слышишь?

Я лежала и не шевелилась. Только мысленно просила: «Ну давай, ну поздравляй».

– Ты меня услышала? – мама подошла и резко сдёрнула одеяло. – Давай вставай, ещё в школу опоздать не хватало.

– Мам, – обиженная, повернулась к ней. – А ты ничего не забыла?

– Забирай свой телефон, – она протянула руку, в которой был мой смартфон.

– И всё? – с надеждой спросила её, забирая телефон. – Ты больше ничего не хотела сказать?

– Вик, мне не до твоих причуд. Я опаздываю. И сестра там стоит уже обутая, одетая. Вставай. Завтрак на столе.

– И на том спасибо.

Едва мама вышла, я поставила телефон на зарядку, а сама застелила постель и пошла умываться. Но сначала заглянула в кухню. Вдруг там подарок? Нет. Ничего, кроме гречки с молоком и бутербродов. Настроение было паршивое. Максимально паршивое.

Как?! Как можно забыть поздравить родную дочь? Алиску, небось, за утро три раза в жопку поцеловать успели. А мне даже банально «поздравляю» не сказали. От обиды хотелось плакать. Но злость была сильнее обиды. Поэтому слёзы быстро отступили. Такое чувство, что я сама по себе. Живу в этой семье, как посторонняя квартирантка. Только вместо денег от меня требуют оценок и нянчиться с младшей сестрой.

По-быстрому перекусив, совсем без аппетита, вышла на улицу. Посмотрела наверх. Солнце слепило так, будто осень и не начиналась. Поправила капюшон толстовки, повесила рюкзак на левое плечо и не торопясь пошла в школу. Да, я уже опаздывала. Ну и плевать. Кажется, я начинала понимать, что такое депрессия. Вот она, когда тебя родная мать даже не поздравила. Не поцеловала. Ладно, отчим. Но мама.

Я пнула камень, попавшийся под ноги.

– Привет, – в школьном дворе пересеклась с Антоном.

– Привет, – он пристёгивал свой старенький велосипед.

Я подождала его, и уже вместе направились к центральному входу.

– Ах, да, – он поднял вверх указательный палец, – я не забыл.

Прищурившись, он достал из бокового кармана кусок тёмного стекла и протянул мне.

– Что это? – не понимая, покрутила в руке стекляшку.

– А ты забыла, – разочарованно вздохнул Антон, – так и знал.

– О чём? – я уже поняла, что он явно не про мой день рождения.

– Сегодня же затмение. Всего три минуты, – восторженно начал он. – Пойдём смотреть?

– Опять во время уроков?

– Ну я не виноват, что важнейшее событие столетия совпадает с примитивными занятиями несовершеннолетних. Лично я делаю свой выбор в пользу того, чего не будет и завтра по расписанию. Ты со мной?

– Не знаю, – было так обидно. Даже он не вспомнил.

– А ты чего такая? – заметил, наконец, Антон моё настроение.

– Какая такая? Будто потеряла неизвестно где свой скетчбук? – я начала заводиться. – Или будто меня ни один человек, включая родную мать, не поздравил с днём рождения?

– Точно, – округлил глаза Антон. – Прости, пожалуйста.

– Вот, – едва сдерживая слёзы, я остановилась. – Ты хотя бы извинился. А она нет. Ей по фиг.

– Не переживай, – Антон дружески похлопал меня по плечу. – Считай это, – он кивнул на кусок стекла в моей руке, – маленьким презентом. Но я обещаю, что сделаю тебе подарок, который тебе понравится.

– Скетч мой найди, – всхлипывая, вытерла нос рукавом, – будет идеальный подарок.

– Ты ставишь почти невыполнимые задачи, – подмигнул одноклассник. – Стекло прячь, а то цербер сейчас опять мать твою вызовет. И что-то мне подсказывает, что не для того, чтобы именинный пирог разрезать.

Я послушно спрятала руки в карманы и деланно улыбаясь, прошла мимо дежуривших на входе директрисы и училки из начальной школы.

– Доброе утро, – растягивая слова, как первоклашки, мы старались не бежать.

– Так что? – толкнула плечом Тоху, когда мы уже шли к лестнице.

– По поводу? – поправил очки Тоха.

– Пойдёшь со мной? Поможешь скетч найти? Я без него не могу.

– М-г-м, а где искать-то? – и тут же, видимо, вспомнив, споткнулся о ступеньку, резко остановившись. – Только не говори, что в церкви? Туда даже не проси. Тем более в день солнечного затмения.

– Боюсь, что он мог выпасть ещё на той заброшке, где мы были до этого. Либо по дороге от неё. А может, – пожала я плечами, – и в церкви. Придётся проверять всё, но начинать надо с самого начала.

– Ладно. Кроме того проклятого места, я везде готов. Но только после затмения. Договорились?

– Ок.

Когда мы вошли в кабинет математики, Барбоскина, ну или как там её настоящая фамилия, сидела за столом учительницы и пародировала её. Математичка у нас пожилая женщина средней комплекции, очень приятная, кстати, добрая. Для выбранной профессии даже слишком мягкая. И голос у неё мягкий. Она даже когда кричала, выходило так, будто она просила и извинялась одновременно. Но не ругала. И Машка, сидя за столом учительницы, имитировала как раз её крик. Выходило совсем не похоже и более чем не смешно. Но класс хохотал. Это же, типа, звезда класса. Попробуй не посмейся.

– О, философ с отшибленной замутил, – она развернулась корпусом к нам и закинула ногу на ногу. Её белые хвосты с розовыми кончиками затрусились. – Слышь, новенькая, а ты в какой помойке шмотки закупаешь?

По классу разнеслась волна хохота.

Антон сделал шаг вперёд и прошёл между рядами парт.

– Белова, – на ходу, заметил он, – у Винни Пуха в голове хоть опилки были, а у тебя, по ходу, одни тряпки.

– А, ну да, – Машка встала и с ехидной ухмылкой подошла ко мне. – С этим додиком в одной помойке и затариваешься?

Она брезгливо тронула меня за рукав толстовки.

– Фу, у моей бабушки тряпка половая лучше.

– А этой можно доску вытирать, – подсказал кто-то из-за парты.

– Точно, плоской доской только доску вытирать, – она толкнула меня. Всё произошло так внезапно, что я и понять не успела. – Будешь дежурной тряпкой.

– Пошла вон, дура, – оттолкнула её, а сама больно ударилась о полотно доски.

– Только после тебя, тряпка.

Она снова кинулась ко мне и толкнула. Я снова ударилась. Доска дрогнула, сверху послышался странный звук. Я подняла голову и… только успела взвизгнуть и отскочить. Резко присела на корточки и закрыла голову руками. С громким треском вниз полетел экран для проектора. Все повскакивали с мест, закричали. Белова стояла с округлёнными от страха глазами, бледная, даже белее своих волос.

Тоха подбежал ко мне и начал трясти:

– Вик, Вик, ты как?

– Да отвали от меня! – оттолкнула его и выбежала из кабинета. Меня колотило мелкой дрожью. И от страха, и от злости. В дверях столкнулась с входившей учительницей. Мы на секунду встретились взглядами.

– Что тут происходит? – только и успела спросить она, заглядывая мне через плечо.

Я молча пролетела мимо неё.

– Новенькая вам проектор сломала, – донёсся до меня голос Машки.

– Неправда, это не она! Её Машка толкнула! – перебивал её Тоха. Мысленно я была ему благодарна…

Но остальные голоса вторили этой белобрысой курице.

Я сбежала по ступенькам вниз и, расталкивая редких встречающихся на пути школьников, помчалась за пределы двора ставшей уже ненавистной школы.

Из открытого окна кабинета математики слышен был голос Антона, который кричал: «Подожди!». А может мне и показалось.

Бежала без остановки, сама не зная куда. Мысленно проклиная эту белобрысую стерву и остальной класс.

Постепенно, устав, перешла на шаг. Обида готова была вылиться наружу горящей лавой. Мне представлялось, что город передо мной, как огромный лист, заляпанный краской. Хотелось замалевать всё, зачёркивать и зачёркивать, пока на этом листе не появятся дыры, чтобы все эти ржущие одноклассники провалились в них.

Почему я всегда лишняя? Как щенок в натюрморте. Никому не интересно моё мнение, моё личное пространство. Обиднее всего, что мама, она отдалилась от меня. Именно в тот период, когда она так нужна. Дурацкий переходный возраст, о котором все взрослые говорят не иначе, как о неизлечимой болезни. Чужой город, абьюзивные одноклассники.

Я шла по городским улицам, широким шагом распугивая голубей и прохожих. Казалось, что даже здесь, уже далеко за пределами школы, на меня смотрели и косились, как на ненормальную. Я надела капюшон, спрятав под него короткие волосы, немного ссутулилась и, поправив лямки рюкзака, пошла дальше, не задумываясь над тем, куда.

В боковом кармане рюкзака постоянно трезвонил мобильник. Но желания доставать его и разговаривать с кем-либо, не было.

– Деточка, – ещё одно слово, которое меня всегда бесило. Старик, стоявший у меня на пути, решил, видимо, что у меня со слухом ещё хуже, чем у него. Он указательным пальцем тыкал на мой рюкзак. – У тебя телефон звонит.

– Да и фиг на него, пусть хоть зазвонится, – грубо оборвала его и прошла дальше.

Погода стояла ясная, тёплая. Многие ходили в рубашках. Кто-то, как я, в свитерах или толстовках. Встречались, правда, и чудики в куртках.

Не знаю, как, но ноги сами привели меня к этому месту. Я ведь, совершенно не задумываясь, брела по городским улицам. Но каким-то необъяснимым образом оказалась тут. Перед не до конца отреставрированной церковью.

Она предстала передо мной, словно из ниоткуда. Увидев её, я резко замерла. Это было неожиданно. Оглянулась по сторонам, будто ища подвох. Да нет. Вот Макдональдс, клумбы, даже детская площадка за торговым центром на месте. Зажмурилась и потрясла головой. Церковь не исчезала. Бывает же так.

Огляделась ещё раз. Теперь уже в поисках прохожих. На улице, за столиком кафе, сидели четверо, видимо студенты, и громко смеялись. Прошла женщина, держа за руку девочку, примерно Алискиного возраста, да ещё одна с пакетами в руках и телефоном, зажатым между плечом и ухом. На детской площадке было пусто. Вот

она прелесть рабочих будней. Никому ни до кого нет дела. Я стояла перед самым входом церкви. Замка на двери вновь не оказалось. В голове мелькнула мысль:

«А вдруг мой скетч именно там?»

Нужно зайти и проверить.

Как и почти всегда, спонтанно пришедшая мысль не давала времени на раздумья, а требовала немедленных действий. Это как в задачке: у меня дано – одна проблема, потерянный скетч. А решение, с кучей неизвестных, возможно, находилось прямо передо мной.

Ещё раз осмотрелась.

«Да никто на меня не смотрит», – с этой мыслью шагнула вперёд, к тяжёлым деревянным дверям. С силой дёрнула резную ручку, дверь тихо скрипнула. Я прошмыгнула внутрь, надеясь, что никто не успел меня заметить.

Едва закрыла за собой дверь, как гул эха пронёсся по помещению. Но сегодня оно не казалось таким пугающим. Во второй раз всегда не так страшно.

В рюкзаке вновь зазвонил телефон.

– Чёрт, достали, – сняла рюкзак со спины, поставила его на грязный пыльный пол и, достав мобильник, просто выключила его.

Убрала гаджет и подняла рюкзак. Хотела отряхнуть, но тут заметила, что ровно под моими ногами, где только что стоял рюкзак, лежал раскрытый скетчбук.

– Мой родненький, – радостно прошептала, поднимая его и вытирая от пыли и паутины. – Ты мой хороший. Ты же у меня один такой.

Я стояла возле выхода и разговаривала с блокнотом так, будто это самый близкий человек.

– Один ты меня понимаешь. Не то, что эти все, – бубнила себе под нос, снова вспомнив про утро дома и в школе. – Кругом одни эгоисты, никому до других дела нет.

За окнами, которые и без того давали мало света из-за толстого слоя пыли и цветных витражей, теперь стало совсем темно.

«Затмение?» – мелькнула мысль.

Убрала скетчбук под мышку, накинула на одно плечо рюкзак и только собралась выйти, как снаружи послышался громкий звук, напоминающий грозу, и громкие тарабанящие звуки по окнам и в дверь.

– Ого, ливануло, – вслух поразилась я и отшатнулась от двери. – Нет уж. Я тут подожду.

Подняла голову и крикнула, глядя в купол:

– Слышь, старуха? Приютишь именинницу?

В помещении стало прохладно. Место, конечно, не самое приятное, но всё лучше, чем выбегать под такой ливень. А судя по стуку, возможно и град.

Я прошла дальше, вглубь здания. Зашла в другую комнатку, совсем небольшую и без окон. Возле одной из стен стояло высокое сооружение, строительные леса. Тоже с опалинами от огня, покосившиеся. Но не падали. Я пошатала конструкцию. Каждый мой шаг, каждый звук отдавал гулким эхом, чем немного пугал. Но со временем мозг адаптируется и на слух уже не так всё страшно. Да и к полумраку глаза привыкли быстро. Я села на подножку строительного сооружения из досок, достала из-под мышки свои рисунки и начала их рассматривать.

На последних страницах были уже и новые одноклассники, включая Барбоскину. При виде её, даже в карандашном исполнении, внутри снова закипела обида сильнее прежнего.

– Ненавижу, – сквозь зубы процедила я.

Затем открыла рюкзак, достала оттуда один из карандашей и начала интенсивно, вымещая злость на бумаге, зачёркивать рисунки один за другим. Всех, кто бесил.

Алиске, этой стукачке мелкой, замалевала рот, чтоб хоть здесь не визжала. Маме – ноги, а то ей вечно нужно спешить.

– Доченька, – кривляясь, произносила вслух, – что бы ты хотела на день рождения? Ну что ты, мамочка. Мне ничего не надо. Все мои желания тут. Главное, скетчбук со мной. Вот моё желание. Вот, – я чёркала и чёркала, даже язык высунула, так увлеклась.

Машке, у которой глаза даже на моём штрихованном черновике глазищи вышли лучше, чем хотелось бы, закрасила их так, что лист чуть не порвала. Тохе…

Сначала просто перечеркнула его, потом чуть подумала и помиловала. Всё-таки, он единственный, кто пытался за меня заступиться. Достала из пенала, брошенного на пол, ластик, стёрла перекрёстные линии и поправила рисунок. Потом посмотрела ещё раз. На листе бумаги Тоха стоял спиной, точнее, уходил, держа за руль свой дурацкий велосипед. Раз мстить, значит, всем. Взяла и замалевала его велик. Показалось, что даже услышала хриплый звон его колокольчика.

– Так вам, – я была довольна собой. Злость вышла.

Внезапно будто раздались шаги. Там, за стеной, в основном помещении. Я вздрогнула и замерла. Снова шаги. Тихие, словно крадущиеся. Поджала губы и начала собирать в пенал карандаши и ластик. Сердце стучало так сильно, что отдавало молотками в ушах. Чего уж там, конечно, я испугалась. Но не выдуманной Тохой ведьмы. А того, что это мог быть бомж или чего хуже – охрана. Я потихоньку озиралась в поисках чего-нибудь, куда можно спрятаться. Но как назло, сидела в самом неудачном месте. Ни окна, куда выпрыгнуть, ни мебели, ни даже бочки, как там, чуть дальше. Вот влипла!

Шаги становились чётче и ближе. Пенал был у меня в руках, я дёргала замок, но он никак не застёгивался. Скетчбук лежал на коленях.

Вдруг из-за стены показалась тёмная, невысокая фигура. Вроде и понимала, что кто-то идёт, но когда увидела силуэт, всё равно испугалась. Вскрикнула и вскочила. Блокнот, как и пенал, из которого всё высыпалось, упали на землю. Подскочив, я больно ударилась головой о деревянную перекладину строительных лесов. Чертыхнувшись, потёрла макушку.

– Что ж за день-то такой? Скорей бы он закончился, – с досадой выругалась я.

– Осторожнее нужно быть с желаниями, – послышался скрипучий, как дверь церкви, голос. – Они могут сбываться.

Я подняла глаза и онемела. На секунду, так точно. А может и не на одну.

Прямо передо мной стояла совсем невысокая, может чуть выше метра ростом, полненькая старушка. Она была похожа на шарик с ножками. В чёрном пончо, да и вообще во всём чёрном, кроме шляпы. Несуразная, надо сказать шляпа. Смахивала на кепку Шерлока Холмса расцветкой. Серая, в клетку. Только это была не кепка, а именно шляпа, больше похожая на котелок с короткими полями. Старушка была без тросточки или сумки. Просто прижимала руки к груди, словно куталась от холода.

– Вы кто? – ошалело, забыв даже поздороваться, спросила я.

– Заблудилась, – старушка растерянно посмотрела по сторонам. – Выйти теперь не могу. Ты мне не поможешь?

– А, – я немного успокоилась, а вот сердце моё нет. Оно колотилось бешено, – да. Конечно.

Я села на корточки и начала собирать карандаши.

– Сейчас, соберу только.

Старушка, когда я поднялась и начала отряхивать скетчбук, указала на него пальцем. Её рука с очень сильно выпирающими венами тряслась.

– Что рисуешь? – поинтересовалась она. – Тоже желания?

– Можно и так сказать, – согласилась с неожиданной собеседницей. – Этот скетч…

– Кто? – бабуля поморщилась. Хотя, она и так была вся в морщинах и коричневых пятнах.

– Ну, блокнот, – снисходительно улыбнулась я. – Только он у меня и остался. Вот и рисую в нём всё подряд. В том числе и желания.

Спрятав скетчбук в рюкзак, застегнула его, чтобы теперь точно ничего не потерять и подошла к старушке.

– Давайте помогу вам, – согнула руку в локте, чтобы она могла взять меня под руку.

– Нет, милая барышня, – отмахнулась она, – мне так привычнее. Ты просто впереди иди. Чтоб я за тобой.

– Ну, как скажете.

Поправила рюкзак и пошла к двери.

– Так говоришь, – сзади скрипел голос бабули, – желания рисуешь?

– Так, понемногу. Пока ске… блокнот не закончится.

– Не закончится, – уверенно произнесла старуха. – И желания твои нарисованные сбудутся. Все сбудутся, – скрипела она, растягивая слова.

Я поморщилась. Что за бред она несёт? Уже перед выходом обернулась, приоткрыв дверь. Но…

Старухи нигде не было.

– Бабуль, – негромко позвала её. – Эй, вы где?

Вроде шла следом. Только что разговаривала. И как сквозь землю провалилась. Держась за дверь, нахмурилась и присмотрелась в темноту помещения. Не было её нигде. Чёрт знает, что.

Я распахнула дверь. Ну точно, скрип один-в-один, как у этой ненормальной. Усмехнулась и вышла.

На улице было так светло, будто и не было несколько минут назад грозы и ливня. Ни единой лужи. Ходили люди, спешили автомобили. По совершенно сухой дороге. За столиком Мака возле квадратной клумбы уже сидели другие люди, не те студенты, которых я видела по дороге сюда.

Снова оглянулась на церковь. Двери закрыты. Старуха так и не выходила. А может, я её не заметила. Да и не всё ли равно? Я в няньки не устраивалась. Мне Алиски хватает.

Настроение не то чтобы улучшилось, но я уже успокоилась, весь пар выпустила, пока черкала по бумаге. Теперь, успокоившаяся, довольная, шла домой. В школу я не вернусь. Уж точно не сегодня. Интересно, маме уже позвонили? Все шишкисвалят на меня, это точно. Дурацкий экран. Ну и пусть. Мне не привыкать быть крайней. Вообще, если где-то существует премия Мисс Невезение, либо Мисс Лузер, то этот титул должен быть моим.

По дороге домой почувствовала, что проголодалась. Зашла в небольшой продуктовый магазинчик, купила чипсы. Забрала чек, по привычке засунула его в боковой карман рюкзака, и неторопливо пошла дальше.

В нашем дворе заметила на парковке полицейскую машину. Неужели, кто-то подрался?

Подняла голову и стала смотреть в окна, пытаясь угадать, куда могла приехать полиция. Окна нашей квартиры выходили в другую сторону, да и вызывать к нам было некому. Мама на работе, отчим на службе. Да и, если подумать, у нас с соседями отношения… как бы сказать. Никакие, что ли. Мы друг друга и знать не знаем. Если столкнёмся на лестничной клетке, поздороваемся. И всё. Они не шумят, музыка никогда не орала. У нас тоже. Если не считать ора самой Алиски. Соседи тоже военные, вроде. Вообще, у нас дом такой, свой мини-военный городок. Так что полицейская машина здесь вряд ли из-за хулиганов. Может, в гости к кому на обед, а может по делам.

Возле подъезда села на скамейку, доела чипсы, скомкала упаковку и хотела выкинуть в урну, которая стояла рядом. Но она оказалась полной. Идти до мусорных баков лень, проще донести до дома и выбросить там, в ведро под раковиной. Смяла шелестящую пустую пачку, вытерла рот и приложив к домофону ключ, вошла в подъезд.

Лифт гудел, давая понять, что он от меня уехал. Ну и не нужен он. Пешком даже интереснее. Я перешагивала через ступени, представляя, что нахожусь в игре. И наступать можно только на чётные по счёту.

«Два-четыре-шесть» … – даже в мыслях голос успел запыхаться. Остановилась, чтобы немного отдышаться. Посмотрела наверх. Было видно дверь в нашу квартиру. Она была приоткрыта. От испуга сердце в пятки ушло. Мозг соображал быстро-быстро, перематывая плёнку назад. Чёрт! Последняя уходила я. Ну нет, если я ещё и дверь не закрыла, а отчим приехал на обед. Всё, мне кранты. Моя жизнь закончится бесславно. Сбежать? А смысл? Куда? Блин.

Так. Надо остыть и подумать. Я сжала кулаки. В одном из них зашуршал пакет из-под чипсов. У меня сегодня день рождения. Так? Так. Меня никто не поздравил. Так? Так. выходит, это я, в первую очередь, пострадавшая. Нужно сделать несчастное лицо и идти. Главное, чтобы в квартире был именно отчим, а не грабители. И тут я вспомнила про полицейскую машину во дворе. Ужас накатил новой волной, ещё более сильной. Дурацкий день.

Вжав голову в плечи, поднялась на этаж, уже не считая ступени, а продумывая кающуюся речь человека, виноватого во всём.

Чуть толкнула дверь и вошла в коридор. Из кухни, которая находилась сразу слева от входа, доносились голоса. А в самом коридоре стояли мамины туфли. Да и Алискины. Почему все дома? И что за голоса? Дверь в кухню хоть и была наполовину стеклянной, но стекло это было так хитро сделано, что через него видны были только силуэты. Как в кривом зеркале.

Стало немного не по себе. Какое-то нехорошее предчувствие поселилось внутри. Неужели нас всё-таки ограбили?

– Ма-а-м? – несколько испуганно позвала маму, не решаясь открыть дверь в кухню.

За стеклом все умолкли. Совсем. Воцарилась тишина.

– Мам? – чуть громче и ещё более испуганно позвала снова.

И тут дверь резко открылась.

В коридоре появилась мама. Она была белая, как мел, и прижимала руку к горлу, будто не могла дышать. Глаза выпучены так, будто вместо меня перед ней возник призрак умершей бабушки Томы. И она явно ревела. Я ничего не могла понять. От её молчания становилось страшно. Я переводила недоумённый взгляд с неё на стоявших за ней людей. Полиция. Так и есть, что-то случилось. Но что?

– Ма? – испуг смешался с удивлением. Я вообще не понимала, как себя вести.

Из зала выбежала Алиска. Она единственная сразу бросилась ко мне и обняла.

– Витька вернулась, – она уткнулась лицом в мой живот. – А мама сказала, что ты пропала.

Я хмыкнула и пожала плечами. Посмотрела на зарёванную мать.

– Мам, так я даже раньше, чем обычно, вернулась. В смысле, пропала?

– Что значит, раньше, чем обычно? – суровый голос одного из полицейских, точнее, это была девушка, прервал меня. – То есть ты уже сбегала из дома?

– Никуда я не сбегала, – меня возмутил этот бред. – Ну подумаешь, с урока ушла.

Я посмотрела на маму, которая всё ещё стояла в немом шоке и глядела на меня, не моргая.

– Мам, честное слово, ту дурацкую доску не я сломала. Меня Машка толкнула, я ударилась. Ну спроси у Антохи. Честно. Да, я испугалась, убежала. Я просто свой скетч любимый потеряла. Я поэтому вчера такая нервная была, его найти не могла. Сегодня нашла. Мамочка, ну прости.

Я тарахтела без остановки, на одном дыхании, чтобы успеть рассказать всё, прежде чем она начнёт ругаться. А она обязательно начнёт. Так думала я.

Но привычная система дала сбой.

Мама, вместо криков, бросилась ко мне, ревела в го-лос, обнимала и целовала, приговаривая:

– Доченька, Витька, родная. Прости меня. Это я дура. Даже с днём рождения тебя вчера не поздравила. Прости, маленькая.

– Маленькая, это я, – недовольно буркнула снизу Алиска, которая уже отцепилась от моих ног и стояла, сложив руки на груди.

– Вообще-то, – тон-в-тон Алиске, возмутилась я, – день рождения у меня сегодня. Ты даже это забыла?

На заднем плане, пока мама меня целовала, было слышно, как мужчина-полицейский говорил в рацию: «Отбой. Ребёнок дома. Сама вернулась. Похоже, бегунок».

Не совсем понимала, что значит «бегунок». То ли часть замка, то ли речь обо мне? Бегунок – значит, бежала? Они реально решили, что я сбежала?

– Мам, ну правда, – уже разозлилась и отстранилась от неё. – Что за глупости? Если вы меня так разыграть решили, то ок, мне смешно. Всё, шутка затянулась.

– Доченька, ты вчера из-за того, что я тебя не поздравила, так обиделась? – слабеющим голосом виновато спросила мама, продолжая ощупывать меня так, будто лет десять не видела.

– Я тебя очень люблю, – с упрёком глянула на неё, – но день рождения у меня пятнадцатого. Ни о чём не говорит?

– Всё верно, – подтвердила девушка в форме. – А сегодня уже шестнадцатое.

Я цокнула недовольно. Ладно, мама. У неё может от стресса с памятью беда. Но они-то. Сняла со спины рюкзак, посмотрела на девушку многозначительно, давая понять, что она говорит глупость. Достала из бокового кармана рюкзака мобильник. Выключен. Точно. Сама же вырубила, чтоб не звонили.

– И телефон был с тобой? – чуть вскрикнула мама, прислонившись к стене.

– Воды, – скомандовал мужчина и сам же подбежал к раковине.

– Мам, ну я же не думала, что вы обо мне вспомните так быстро, – недовольно произнесла, пока грузился телефон и полицейский давал маме воды. Скомканную упаковку от чипсов вместе с чеком засунула в тот карман, откуда достала только что телефон.

– У тебя совесть вообще есть? – выпучила на меня глаза сотрудница полиции. – Родители со вчерашнего вечера не спят. Отец по городу все помойки проверяет до сих пор, все морги.

– Что вы… – хотела сказать «несёте», но тут загорелся экран телефона и на нём высветилась дата и время. – Шестнадцатое? Не может быть. Это как? Час, ну пусть два назад, было пятнадцатое.

Я смотрела на мобильник и не могла понять. Что за шутки? Это уже совсем не походило ни на какой розыгрыш. Глюк телефона? Меня словно оглушили. Стояла, смотрела то на маму, то на экран смартфона. Опять на маму. Попятилась назад. Хотелось стряхнуть с себя это наваждение и проснуться. Чек! Точно. Я вновь полезла в рюкзак и с видом победителя начала разглаживать мятую бумажку, которая непременно докажет…

– Сегодня пятнадцатое, – упорно, со слезами на глазах, бормотала я, пытаясь доказать, что вовсе не терялась на сутки. – Меня не было дома максимум часа три-четыре. Ну правда.

А сама прокручивала день в обратном порядке. Подъезд, магазин, церковь, школа, утро дома. Ну точно. Нигде не спала, сознание не теряла. Пришельцы тоже не воровали. Что тогда здесь происходит?

– Хорошо, хорошо, – слишком любезно согласилась девушка и взяла меня под локоть. – Давай поговорим у тебя в комнате. Ты не против?

Я покачала головой. Всё равно ещё ничего не понимала. Ну как такое возможно?

– А мама? – спросила я, дёрнув руку. Меня пугало, что она стояла, тяжело дыша и держала руку возле груди.

– Не волнуйся, – подоспел второй сотрудник. Он подхватил маму и помог ей дойти до кухни.

– Витька, Витька, – бежала за нами Алиска. – А я вчера в твоей комнате спала. Бе-бе-бе. И мама не ругалась.

– Отвали, – грубо одёрнула её. Настроение и так было на нуле. Тут она ещё.

Мы только вошли в комнату, как у меня зазвонил мобильник. Глянула – Антоха.

– Можно я отвечу? – растерянно спросила разрешения.

– А это кто? – заглянула она в экран.

– Друг. Одноклассник.

– Ты с ним сейчас рассталась?

Вопрос поставил в тупик. Теперь я не понимала, что ответить. Мозг плавился. Конечно, я понимала, что с того момента, как я выбежала из школы, прошло не больше двух часов. Даже экранное время это подтверждало! Только если верить всем им: маме, полиции, телефону, то всё это было ВЧЕРА. Но ведь этого не может быть. Ладно, родите и полиция. Может, так проучить меня решили? Или сейчас зайдут толпой и прокричат: «Сюрприз!» Но телефон? Чек? Как день мог пройти так, что я этого не заметила?

– Ты с ним сейчас рассталась? – повторила свой вопрос девушка, про которую я уже и забыть успела. Мозг плавился.

– Я теперь не знаю, – честно призналась, наконец. – Мы в школе виделись. Потом я убежала.

– Убежала? – девушка села на стул возле моего письменного стола. – А почему?

Телефон смолк, так и не дождавшись ответа. Я присела на кровать.

– Вик, – мягко, даже вкрадчиво спросила девушка, подвинув стул ко мне. – Не бойся. Тебя никто не будет ругать. Я сама не так давно была подростком. И у меня тоже были конфликты. И со сверстниками, и с мамой. Мне тоже казалось, что никто меня не понимает.

Тут до меня дошло. Она считает, что я сбежала из дома. Я взвыла в голос. Как?! Ну как этим всем людям доказать, что никуда я не сбегала?

– Да что ж за день такой дурацкий? – застонала я. – Когда же он закончится?

И тут же села, выпрямившись, как струна. В голове щёлкнуло. Я уже говорила эту фразу. Точно.

Внутри похолодело от странной и страшной догадки. Но это больше походило на бред сумасшедшего.

Перед глазами нарисовалась картинка. Я в старой церкви. И произношу эту же самую фразу. И старуха. Что она тогда сказала?

– Старуха, – задумчиво пробормотала я, глядя перед собой.

– Старуха? – приподняв бровь, переспросила девушка.

– Да, – повернула голову и посмотрела на неё. Наверное, сейчас я очень была похожа на психа. Меня трясло изнутри. – Там была старуха. Странная такая.

– Описать сможешь? – взволнованно спросила сотрудница, приготовившись записывать. – И где это – «там»?

– Там, в церкви.

– В какой именно? Адрес помнишь?

– Нет, – пожала плечами. – Но она одна такая. Там, – махнула я неопределенно, – возле Макдональдса.

– Вик, – отвлеклась девушка, – у нас в городе их несколько. Можешь поточнее? Где именно?