Чернокнижник бесплатное чтение

Глава 1,

в которой играет грустный музыкант

Фонарь, привязанный к палке, болтался при каждом шаге, бросая на обочину рваные блики. Выхваченные из сумеречного полумрака папоротники, зонтики болиголова и кустики брусники вспыхивали всего на миг, освещённые оранжевым светом, чтобы тотчас снова спрятаться во тьме. Иногда на нижних ветках деревьев можно было различить силуэты птиц или даже разглядеть их глаза, сверкающие в свете фонаря. Грунтовая дорога – не узкая и не широкая, как раз подходящая, чтобы могла проехать телега, – вилась через лес, и завитки тумана призрачно маячили впереди.

Босые стопы то и дело натыкались на шишки, валяющиеся на дороге. Деревянное кресло, к которому-то и крепилась палка с фонарём, с жалобным скрипом катилось вперёд, подпрыгивая на кочках и корнях, и иногда казалось, что ещё одного такого пути оно может не выдержать. Крупный белый кот, безмятежно спящий в кресле, светлым пятном выделялся в полумраке.

Алида устала. Конечно, катить почти пустое кресло было нетяжело, но всё равно ей очень хотелось поскорее найти подходящее место и отдохнуть. К тому же она в сотый раз кляла себя за глупость и упрямство: ей предлагали отменные крепкие башмаки, но тогда она их не приняла. Поразмыслив, Алида решила, что обувь ей всё-таки пригодится, но перед самым выходом начисто забыла о ботинках, и теперь сожалела.

Благо идти осталось недолго. Она помнила, что, если верить карте, где-то неподалёку должен быть постоялый двор. Сразу за этим перелеском… Или не здесь? Лесная дорога тянулась дольше, чем Алида на то рассчитывала, и это начинало раздражать.

Сова и козодой улетели по своим птичьим делам, едва солнце закатилось за горы. Иногда Алиде казалось, что пребывание в облике совы вредит бабушке – воспоминания о человеческой жизни начинают стираться из её головы. Неясыть улетала на охоту с наступлением сумерек и возвращалась лишь под утро. Алида с отвращением представляла, как бабушка ловит в ночи мышей и утоляет ими голод. Неужели звериные инстинкты настолько затмили разум мудрой травницы? Разве станет человек, пусть даже превращённый в птицу, питаться сырым мясом? Порой она сомневалась, что эта серая неясыть – действительно её бабушка Стриксия, с затаённым ужасом думая, что Вольфзунд и здесь её провёл, подсунув вместо наставницы обычную лесную птицу. Но всё же сердце чувствовало, что рядом – не дикая сова, а родной человек. Временами она читала в жёлтом взгляде совиных глаз сочувствие и понимание, а иногда – она могла себе в этом поклясться – слышала её мысли, и отнюдь не птичьи. Простых птиц она понимала гораздо яснее и лучше, а мысли бабушки и Герта если и мелькали, то были приглушёнными и размытыми, погребёнными под покровом проклятия.

Дорога плавно завернула, и Алида пригнулась, чтобы мохнатая ветвь раскидистой ели не погладила её по макушке, спутывая волосы. Впереди замаячили оранжевые огни, и Алида с облегчением выдохнула. Наконец-то она сможет поужинать и отдохнуть. А завтра они снова отправятся в путь.

Эта деревня была больше предыдущих. Значит, здесь с ночлегом будет проще и не придётся умолять местных матрон приютить странных путников на ночь. В самом начале улицы виднелся двухэтажный дом за высоким забором. Над воротами висела какая-то вывеска, истёртая и выцветшая настолько, что написанное нельзя было разобрать.

– Покажи меня, – буркнула Алида, приближаясь к воротам постоялого двора. Она обращалась к своему заколдованному плащу.

Теперь, после высвобождения магии, чары плаща проявились полностью. Алида хорошо усвоила, как использовать этот магический предмет. Правда, для этого ей пришлось однажды изрядно оконфузиться…

Тогда прошло два дня после того, как Вольфзунд освободил бабушку-сову из башни, и Алида просто изнывала от скуки и одиночества. Она не общалась с предателем Ричмольдом, а альюды всегда оказывались слишком заняты собственными проблемами, и ей даже поговорить было не с кем. Она слонялась по замку, маленькая и незаметная, словно привидение, и без конца вздыхала о своей незавидной судьбе. Поэтому, встретив в коридоре служанку Элли, она напросилась пойти с ней на рынок, надеясь, что прогулка в город скрасит унылый день.

Алида свернула плащ и уложила в свою корзину. Ей нравилась его мягкая ткань и необычный переливчатый оттенок, а ещё она чувствовала к плащу какую-то необъяснимую привязанность, словно он был живым существом. Алида была благодарна плащу за то, что он помог ей избежать гибели в тот день, когда она собрала и пронзила клинком Манускрипт. Пусть ей казалось несколько странным испытывать благодарность к одежде, но, в конце концов, странности становятся привычными, если живёшь в замке Владыки демонов и каждый день слышишь разговоры о возросших магических силах.

Рядом с кухней змеился коридор, плавно уводящий под гору. Элли объяснила, что он выводит вниз, на небольшую потайную лестницу, которая гораздо короче той, что спускается прямо от замка к болотам. Пользоваться ходом могли только служанки, и то, если Вольфзунд прикажет Ансу заранее выдать им ключ.

– Чтобы никто, кроме нас, не мог покидать замок и входить в него, – пояснила Элли, когда они захлопнули за собой каменную дверь, совершенно неотличимую от поверхности горы, и спустились по выдолбленным в породе ступенькам. От болот лестницу отгораживали хилые кривые сосны, да и сами ступени густо обросли мхом, и заметить их, не зная, что они на самом деле есть, было бы очень сложно.

– А я и не знала про ещё один вход, – призналась Алида.

– Понятное дело, – пожала плечами Элли и поудобнее перехватила большую плетёную корзину. – Если бы хозяин не позволил тебе показать, то никогда не узнала бы. Только никому больше не рассказывай!

– Никому! – пообещала Алида и показала, будто зашивает себе рот невидимыми нитками.

Они добрались до дороги, половину пути прошли пешком, а потом пересели на попутную телегу и скоро добрались до городского рынка. Список покупок в руках Элли был довольно длинным, и служанка доверила Алиде купить яиц и молока, а сама отправилась в лавку зеленщика. День выдался ветреным, и Алида набросила плащ, заодно освободив корзину для покупок.

Напрасно Алида здоровалась с фермером и просила отсчитать ей пять дюжин крупных яиц и налить три бидона молока. Мужчина вежливо обслуживал всех, кто приходил после неё, а девушку в серо-синем плаще упорно оставлял без внимания. Алида злилась, кричала и махала руками, но мужчина недоумённо хмурился, будто не мог понять, кто его зовёт, а по Алиде скользил равнодушным взглядом, словно она была невидимой. Алида подумала, что, быть может, фермер издевается над ней, и была готова зарычать от бессилия, но тут подоспела Элли. Едва сдерживая смех, служанка сама купила всё, что нужно, и обе девушки вернулись в замок. Алида продолжала обиженно хмуриться: мерзкий торговец испортил ей настроение. Когда за обедом хозяин замка наконец удостоил её своим вниманием и спросил, почему она выглядит так, словно ей нанесли страшнейшее оскорбление, Алида с готовностью пожаловалась на невоспитанного фермера. Вольфзунд долго смеялся, но потом объяснил, что чары плаща укрывают её не только в случае опасности, но и в мирное время. Но этой магией вполне можно управлять, даже не снимая плаща: достаточно лишь попросить его спрятать или показать владельца. Алида урок усвоила. Теперь, в новом путешествии, она на всякий случай вызывала скрывающие чары каждый раз, когда не было необходимости общаться с людьми, а подходя к человеческому жилищу, снимала морок. Ей не хотелось рассказывать всем зевакам, почему она катит перед собой странное кресло.

Калитка скрипнула, и навстречу Алиде вышла старая женщина, закутанная в побитую молью шаль. Она посмотрела на деревянное кресло с колёсами, на спящего в кресле кота, на фонарь и, остановив взгляд на лице Алиды, нахмурилась.

– Все комнаты заняты, – отрезала женщина.

Алида ожидала подобного ответа. Почему люди никогда не думают о том, что у неё могут быть деньги? Неужели она так похожа на девочку, сбежавшую из дома без гроша в кармане? Вздохнув, она достала из сумки кошелёк и потрясла им, чтобы послышался звон монет.

– Я заплачу. Я не нищенка. И не обчищу вашу гостиницу, если вы об этом подумали.

– Комнаты заняты, – повторила женщина и скрылась за забором, хлопнув калиткой. Алида фыркнула и сжала кулаки.

Она понимала, что выглядит странно и не вызывает доверия. За эти три дня, которые они провели в пути, ей частенько отказывали. Люди стали осторожнее из-за всех обысков, погромов и арестов, устроенных подручными Магистрата в недавнее время. Алида с трудом развернула громоздкое кресло и покатила его дальше по дороге.

– Эй! – Женщина с постоялого двора вновь приоткрыла калитку и окликнула Алиду. – Через три дома поверни направо. Найдёшь трактир. Там хозяин сдаёт верхние комнаты, может, у него не занято.

– Спасибо! – откликнулась Алида и поспешила дальше. Она хотела найти прибежище до того, как ночь накроет окрестности своими чёрными крыльями.

В палисадниках стрекотали кузнечики, и их монотонная мелодия зависала в душном вечернем воздухе, смешиваясь с сизым туманом. Яркие искорки светлячков сияли в листьях мальвы и настурции. В окнах деревянных домов горел свет, тёплый летний воздух полнился цветочными ароматами и приглушёнными голосами, доносящимися из жилищ. Алиде бы понравилась эта безмятежная деревенька, если бы не плохое настроение и усталость. К тому же главная деревенская дорога была просто отвратительной. Казалось, когда-то давно кто-то просто разбросал неровные булыжники по грунтовому пути, лишь слегка вдавив их в землю. Если ходить не поскальзываясь по выпуклым спинам камней было довольно сложно, то катить по ним деревянное кресло казалось сущей пыткой. Мурмяуз проснулся и с возмущённым мяуканьем спрыгнул с сиденья.

– Прости, малыш, – извинилась Алида, с трудом толкая кресло перед собой. Деревянное колесо щёлкнуло, и девушка тихо выругалась. Не хватало ещё сломать кресло в самом начале путешествия! Как она без него справится?

Над головой послышался шорох крыльев. В первый день пути Алиду испугало внезапное возвращение наставников, но сейчас она с готовностью вытянула вперёд руку, и на неё спикировал козодой. Сова-неясыть осторожно уселась Алиде на плечо, стараясь не поранить её изогнутыми когтями. Из клюва птицы свисал мышиный хвост.

– Я же просила, чтобы вы не наедались! – укоризненно воскликнула Алида. – Уже скоро мы поужинаем как нормальные люди. И вы, бабушка и господин Герт, должны заново привыкать к человеческой еде.

Первые звёзды уже загорелись в небе, когда Алида и её спутники, наконец, добрались до трактира. Двухэтажный домик, кособокий и неказистый, был построен явно под впечатлением от какого-то величественного столичного дворца, но местные зодчие оказались не слишком искусны и сэкономили на материалах, поэтому дом выглядел весьма нелепо. Он тянулся ввысь остроконечной крышей, похожей на колпак, но фундамент, очевидно, не был рассчитан на такую нагрузку, и строение немного кренилось вбок. Резные наличники и карнизы смотрелись нелепо и чужеродно, на крыльце красовались разномастные балясины, будто некоторые из них заменили со временем. Вывеска потемнела, краска выгорела, и Алида, как ни светила фонарём, так и не смогла разобрать название заведения, лишь разглядела нарисованную бутылку и дымящийся котелок. Изнутри доносилась тоскливая музыка и приглушённые голоса, сопровождаемые звоном посуды. Кое-как затащив кресло на крыльцо, Алида толкнула дверь и вошла внутрь.

В трактире пахло пригоревшим маслом и жареным луком. Большинство столов оставались свободны, но кое-где всё же сидели посетители. Как поняла Алида по их истрепавшейся одежде, все они явно не могли похвастаться богатством. Мужчины обсуждали насущные проблемы за кружками пива и медовухи, некоторые ужинали солянкой или свиными рёбрами. В углу какой-то парень со скорбным лицом и взъерошенными каштановыми волосами выводил на гобое заунывный мотив.

– С животными нельзя! – гаркнул коренастый бородатый мужчина в тёмно-зелёной рубашке, неодобрительно глядя на Алиду. Сравнив его с остальными присутствующими, Алида поняла, что это, должно быть, хозяин или его заместитель. Больно надменно он держался, и в его цепком взгляде сквозило умение оценивать состояние людей, лишь мельком взглянув на их лицо и одежду.

– Не беспокойтесь, – ответила Алида и снова многозначительно погремела монетами. – Я за всех заплачу.

Мужчина усмехнулся в бороду и подошёл ближе, пристально рассматривая гостью. Алида смутилась и опустила глаза.

– Ну, раз так, проходи, – сказал мужчина и отступил в сторону, позволяя ей прокатить кресло дальше.

Разговоры вмиг стихли, и все повернулись к странной пришелице с котом и двумя птицами. Алида гордо вскинула голову и с невозмутимым видом прошествовала в дальний угол трактира, к незанятому столу, уютно расположенному под лампой. Разговоры возобновились, и Алида облегчённо выдохнула. Ей не хотелось, чтобы её долго рассматривали и обсуждали. Она уже успела понять: чем спокойнее себя ведёшь, тем меньше привлекаешь внимания.

Пухлая молодая официантка, такая же коренастая, как хозяин, неторопливо подошла к Алиде и протянула засаленную бумажку с написанным от руки списком блюд. От девушки сильно пахло жареным луком и капустой, на переднике красовались жирные пятна. Алида приветливо улыбнулась и, бегло просмотрев меню, сказала:

– Мне, пожалуйста, телячьи котлеты. Четыре порции.

Официантка округлила глаза, но Алида кивнула для убедительности и, поразмыслив секунду-другую, добавила:

– И порцию жареной картошки, пожалуйста.

– Тогда, может, и чаю желаете? – спросила девушка, недоверчиво рассматривая посетительницу в плаще, кота, неясыть и козодоя. Птицы устроились на спинке стула, а Мурмяуз вспрыгнул на колени хозяйке.

– Ох, – выдохнула Алида, поправляя волосы. – Я так устала за этот день, что мне потребуется что-то куда серьёзнее самого крепкого чая. Принесите мне…

– У нас дивная рябиновая настойка, – просияла официантка. – Я сама делала.

– Ой, нет, я не то имела в виду, – отмахнулась Алида. – Что-то ещё серьёзнее чая. Например, брусничный морс. Горячий. И, – она понизила голос, словно готовилась заявить что-то необычайно дерзкое, – с веточкой розмарина.

Официантка записала заказ на клочке бумаги и скрылась за дверью, ведущей, должно быть, в кухню. Алида вздохнула и, расслабленно откинувшись на спинку стула, окинула помещение блуждающим взглядом.

Несмотря на запахи не самой изысканной пищи, неидеальную чистоту и отнюдь не аристократичных посетителей, трактир начинал ей нравиться. Здесь было тепло и довольно уютно – значит, найдётся и комната, чтобы переночевать и дождаться кое-кого.

Парень-музыкант затянул особенно тоскливую мелодию, и звук гобоя срывался на хрип, когда он пытался брать высокие ноты. Алида сморщила нос. Неудивительно, что его взяли только в захолустный деревенский трактир: с такой игрой ему ничего не светит в городе. Она невольно вспомнила, как искусно Мелдиан играл на свирели, выводя мелодии, от которых приятные мурашки бегали по коже. Нет, этот деревенский паренёк никогда не сравнится мастерством с альюдом.

Музыкант, словно прочитав её мысли, теперь смотрел только на неё, продолжая играть. Кажется, все остальные посетители были заняты своими разговорами и не обращали внимания на его безыскусную музыку. А может, они привыкли к этим вечерним концертам и уже не замечали, как заунывно стонет гобой. Алида ободряюще улыбнулась парнишке и отвернулась. Заметив бородатого хозяина, она помахала ему рукой, подзывая.

– Ну? – буркнул он, приблизившись.

– Я бы хотела снять комнату, – сказала Алида. – С двумя кроватями.

Трактирщик нахмурил густые брови и странно посмотрел на неё.

– Но ты же одна. Не считая зверья, конечно. На что тебе две кровати?

– Ко мне скоро придёт друг, – краснея, ответила Алида. Она предчувствовала, что хозяин заведения может неправильно её понять.

– Значит, ты из этих? – усмехнулся трактирщик и погладил бороду. В его глазах заплясали хитрые искорки. – Так вроде же ваши всегда просят одну кровать, но пошире…

– Нет! – твёрдо возразила Алида. Как же ей надоели эти ограниченно мыслящие деревенщины! – Мне нужна комната с двумя разными кроватями. Я не из тех женщин, к которым вы меня причислили. Я просто ищу кров на ночь, и скоро сюда придёт мой… брат. Он сейчас улаживает дела здесь неподалёку.

Такое объяснение вроде бы устроило трактирщика, но по его лицу было понятно, что он немного разочарован.

– Наверху есть две комнаты. Они обе свободны. В каждой есть кровать, кресло и раскладушка. Два серебряника за ночь. Пойдёт?

– Ох, – вздохнула Алида, красноречиво глядя на кресло с колёсами. – Понимаете, мне необходимо, чтобы и это было в комнате. А наверх, по ступеням, тащить кресло ох как неудобно. Не найдётся ли у вас комнаты на первом этаже?

– Комната есть, – кивнул мужчина. – Но она занята. Там уже живёт Тиль.

– Так может, вы с ним как-нибудь договоритесь? – Алида умоляюще посмотрела на трактирщика. Она немного жалела, что до сих пор не научилась бросать кокетливые взгляды, которые могли заставить мужчин исполнять любые её прихоти. Вместо игривого взгляда у неё всегда получался наивно-грустный, а привычка чуть хмурить тёмные брови частенько делала её лицо мрачным в те моменты, когда этого совсем не требовалось. Алиде пришлось ещё раз ненавязчиво побряцать кошельком: она рассудила, что деньги могут быть куда более надёжным способом добиться благосклонности любого незнакомца.

– Поймите, девушка, комната на первом этаже совсем простая и дешёвая, – бородач вдруг принялся оправдываться, приглаживая широкой ладонью свою зелёную рубаху. – Там даже развернуться негде. А вы, я смотрю, дама не бедная, так зачем же вам ютиться в тесноте? Наверху всяко получше.

– Ладно, я сама с ним договорюсь, – сдалась Алида. – Как найти этого Тиля?

– Так вот же он. – Трактирщик махнул в сторону музыканта. Гобой в очередной раз жалобно захрипел, и Алида кивнула.

– Спасибо, добрый господин. У вас тут очень… мило.

Лицо бородача просияло. В ту же минуту пухлая официантка принесла поднос с котлетами, картошкой и дымящимся морсом. Алида поблагодарила девушку и деловито расставила четыре тарелки по всем сторонам квадратного столика. Трактирщик, покачав головой, удалился.

– Итак, друзья, прошу угощаться, – церемонно произнесла Алида, обращаясь к Мурмяузу, бабушке и Герту. – Не переживайте, Вольфзунд дал мне достаточно денег, так что мы можем себе всё это позволить.

– Сударыня, так, может, вам опарышей вынести? – спросила официантка, которая наблюдала за этой сценой, позабыв об остальных заказах. – У нас как раз в пшене завелись, пойду наковыряю. Птицам-то они по нраву будут.

– О, благодарю вас, – ответила Алида, брезгливо сморщившись. Какое счастье, что она не заказала пшённую кашу! – Эти птицы едят исключительно благородное мясо. Они почти как люди.

– Мяу, – подтвердил Мурмяуз и с удовольствием принялся за свою порцию котлет.

– Ну, как хотите. Вы городская, поди. Они все чудные.

Официантка пожала широкими плечами и пошла к соседнему столу, откуда её громко подзывали трое изрядно подвыпивших деревенских мужчин.

Котлеты и картошка оказались вполне сносными, а морс именно таким, как Алида и хотела. Она удовлетворённо зажмурилась, как сытый кот, и посмотрела на часы с кукушкой, украшавшие стену. У неё ещё достаточно времени, чтобы уладить недоразумение с комнатой. Осталось только уговорить этого мальчишку уступить ей. Но разве это проблема по сравнению со всем, что она уже совершила в последний месяц?

– Привет, – произнёс кто-то у неё над ухом, и Алида вздрогнула. – Я присяду?

Она обернулась и увидела музыканта, который, улыбаясь, стоял рядом. Она так увлеклась едой, что и не заметила, как унылая мелодия уступила место тишине.

– Да, конечно, – ответила Алида, радуясь, что он сам первый подошёл. Сова и козодой, взяв клювом по котлете с тарелки, устроились на деревянном подоконнике.

– Я Тиль, – представился юноша, усаживаясь напротив неё. – Я тут играю на гобое.

Ничего нового она из этих слов не узнала, но вежливо улыбнулась.

– Я Клари, – ляпнула она первое пришедшее в голову имя. У неё не было настроения представляться настоящим именем, к тому же Вольфзунд научил её, что называть себя первым встречным бывает рискованно. – Ты играешь… впечатляюще.

Тиль широко улыбнулся.

– Правда? Этот инструмент мне купил отец, когда… Когда мы ещё жили все вместе. – Его улыбка угасла, и Алида поняла, что он вспомнил о чём-то неприятном. Она решила сменить тему.

– Ты тут живёшь?

– Ага. Меня поселили в каморке для прислуги в обмен на мою музыку. Ну, ты знаешь, живые музыканты привлекают посетителей и всё такое.

Алида обвела глазами зал и насчитала всего три занятых стола. Тиль, кажется, всё понял и неровно покраснел, покрывшись пятнами.

– А чего не снимешь комнату из тех, что наверху? – ненавязчиво спросила Алида и шумно глотнула горячего морса.

Тиль грустно опустил глаза.

– Нет, это дорого. Целых два серебряника. Один, если договориться с Шоллом, хозяином. У меня вообще нет денег, иначе я давно бы куда-нибудь ушёл.

– Ну, так чего потеряешь, если уйдёшь? – Алида пожала плечами. – Будешь играть в городе на улице. Потренируешься – и, может, тебя возьмут в бродячий театр. Заработаешь денег. Или подмастерьем к какому-нибудь ремесленнику, на худой конец. Мир такой большой, Тиль, а ты дудишь в деревенском кабаке. Поразмысли об этом на досуге.

Она допила морс, облизала веточку розмарина и снова взглянула на музыканта. Он задумчиво качал головой, поглаживая большим пальцем футляр своего гобоя. За окном стало совсем темно, трое мужчин за соседним столом затянули пьяную песню. Полная официантка убирала пустые тарелки и протирала столы замызганной тряпкой.

– Я не могу в город, – печально проговорил Тиль. – Моего отца арестовали, да и меня тоже могут… Тут, в деревне, никому нет до меня дела. Если только, конечно, не нагрянут жандармы с проверкой.

Алида не хотела сейчас вникать в тяготы жизни незнакомого паренька. Ей и своих проблем хватало. Надо поскорее уговорить его уступить ей комнату, а остальное её не волнует.

– Тиль, вот тебе два серебряника, – сказала Алида и вытащила монеты из сумки. – Сними себе комнату наверху. Всего на одну ночь.

– О, – удивился он. – Это так… Так великодушно с твоей стороны. Спасибо, Клари.

Он стремительно схватил монеты, спрятал в кармане куртки и добавил:

– Лучше на эти деньги я чего-нибудь куплю. А заночую где-нибудь во дворе. Ночь тёплая.

Алида закатила глаза. Какой жадный тип! Он что, пытается её разжалобить? Она со вздохом достала ещё две монеты и положила на стол, накрыв деньги ладонью.

– Я не для тебя стараюсь, а для себя. Мне неудобно волочить это, – она кивнула на кресло с колёсами, – на второй этаж. А спускать утром будет вообще невозможно. Поэтому мне нужна комната внизу. Я дам тебе ещё два серебряника, если ты пообещаешь, что поможешь мне ночью или утром, если я позову. Обещаешь?

Тиль посмотрел на неё странно, словно пытался понять, о какой помощи она говорит. Алида не хотела рассказывать ему ничего лишнего. Она уверенно ответила на его вопрошающий взгляд, и, поколебавшись ещё немного, Тиль кивнул.

– Обещаю.

Алида улыбнулась и убрала ладонь с монет. Прав был Вольфзунд, когда говорил, что любые трудности в общении с людьми легко улаживаются с помощью пары блестящих кругляшей. Поэтому он и снабдил её набитым кошельком и советовал не жадничать.

Комната Тиля действительно оказалась обычным тесным чуланом. Зато здесь была запасная дверь, ведущая во двор. Это было очень удобно на случай разного рода непредвиденных обстоятельств, хотя о плохом Алида старалась не думать.

Музыкант по её просьбе сбегал наверх и принёс из комнаты тонкий матрас. Мурмяуз не мешкая занял кровать, и Алида решила, что, пожалуй, и сама там устроится, а этот пусть ютится на матрасе. Она поблагодарила нового знакомого и, переодевшись в платье для сна, села у окна. Серые мотыльки слепо бились о стекло со стороны улицы, и Алида подавила тяжёлый вздох.

Прошло всего три дня с тех пор, как они покинули замок и отправились на новое задание Вольфзунда, но ей казалось, что они странствуют по деревням не меньше месяца. Точнее, она ходит по деревням, заботится о еде и ночлеге, а он занимается тем, чем должен.

Алиде было одиноко, но гордость не позволяла ей разговаривать с ним. А ещё ей было страшно, постоянно было страшно, что что-то может пойти не так. Она устало прикрыла глаза и прижалась виском к прохладному стеклу. Раньше она и представить не могла, что будет когда-то скучать по замку альюдов, а сейчас поняла, что думает о замке как о доме.

Из-за двери донеслись какие-то звуки, и Алида прислушалась. Он может прийти ровно в полночь, а может, и раньше. Ей не хотелось засыпать до его прихода, ей было неприятно думать о том, что другой он будет видеть её спящей и беспомощной…

Судя по всему, последние посетители трактира уже разошлись по домам. Стало тихо. Где-то хлопнула дверь. Алида отошла от окна и села на кровать. Мурмяуз уже спал, а сова и козодой чистили перья, усевшись на покосившемся шкафу.

Часы в зале трактира пробили половину двенадцатого, а через минуту в дверь комнаты трижды постучали. Алида на всякий случай накинула плащ поверх платья и побежала открывать.

Высокий юноша в тёмной одежде и дорожном плаще вошёл в комнату, и его быстрые шаги застучали по полу гулко и тревожно. Когда он держал спину прямо и не сутулился, то выглядел ещё выше, чем обычно. Алида поспешила запереть за ним дверь и скрестила руки на груди. Ей всегда делалось жутко, когда он возвращался таким, но она не собиралась показывать свой страх. Ещё полчаса. Ещё полчаса он будет другим. Холодным надменным незнакомцем, от которого не знаешь, чего ожидать.

Алида поспешно села на кровать, чтобы обозначить, где чьё место. Юноша посмотрел на оставленный ему матрас и растянул рот в кривой усмешке. Он неспешно снял плащ и начал расстёгивать пуговицы рубашки. В темноте его длинные бледные пальцы казались сотканными из тумана. Алида опустила глаза. Ей не хотелось, чтобы он с ней говорил, но в то же время страстно хотелось узнать, как всё прошло.

– Очень любезно с твоей стороны позаботиться о спальном месте. Милая комната, – произнёс он незнакомым холодным голосом, от которого мурашки забегали по спине.

Юноша повесил одежду на кресло с колёсами и натянул свежую нижнюю рубашку. Он делал всё медленно, и Алида напряжённо считала минуты до полуночи. Скорее бы, скорее бы… Скорее бы он стал обычным. Этот высокомерный незнакомец действовал ей на нервы. Юноша хмыкнул и присел на свой матрас, подперев кулаком подбородок.

– И долго ты будешь молчать? Я же вижу, как тебе хочется спросить. Спроси, не мучайся. Я отвечу. Я же не такой, как ты.

«Вот тут ты прав, – мрачно подумала Алида. – Совсем не такой, как я».

Она молча легла на кровать и до подбородка натянула побитое молью шерстяное одеяло. Ей ужасно хотелось спать, но она не позволяла себе закрыть глаза.

Не дождавшись от неё ответа, юноша тоже лёг, вытянув длинные ноги, и провёл пятернёй по отросшим волосам. Алида поняла, что он чувствует приближение того самого времени. Так всё и оказалось.

Через несколько долгих минут часы пробили полночь. Алида каждый раз хотела заметить этот миг перевоплощения, ухватить наступление перемены, но ей никогда это не удавалось. И сейчас она снова всё пропустила.

С виду он оставался всё тем же. Правда, если приглядеться, можно было заметить, как выражение лица немного меняется, из непроницаемого и высокомерного делаясь уставшим и напряжённым. Она перевела глаза с лица на ноги юноши. Выглядят так же, но только до заката нового дня они больше не сдвинутся ни на сантиметр. Алида вздохнула с облегчением. Теперь она может спокойно заснуть. Теперь с ней снова Ричмольд, а не жуткий незнакомец. Не Чернокнижник.

Она хотела узнать, нашёл ли он тот источник, который искал. Собрал ли опасную материю, не пострадал ли сам… Но нет, она не будет ничего спрашивать. Она согласилась пойти с ним только из-за новой сделки с Вольфзундом и пообещала себе, что больше не станет заводить с ним разговоров и привязываться к нему. Однажды она уже ошиблась в нём, и разочарование было слишком горьким.

Ричмольд задышал глубоко и ровно, и Алида поняла, как он, должно быть, устал. Она не знала, что конкретно он делает во время своих отлучек, но подозревала, что ему бывает нелегко. Что-то похожее на жалость шевельнулось в её душе, но Алида решительно отогнала это чувство. Она снова вздохнула и отвернулась к стене, закрывая глаза. Теперь можно и поспать. Больше не страшно.

Солнечный свет лился в комнатушку через окно, разбрасывая яркие блики по полу и мебели. Птичье многоголосье раздавалось из кустов, такое беззаботное, что Алида невольно улыбнулась, лёжа в кровати. Птицы пели о лете, о пышной листве, о сочной траве, о ветре, навстречу которому раскрываются крылья. Она понимала смысл их песен так же ясно, как если бы они говорили с ней на одном языке.

Алида вдруг поняла, что ей очень хочется остаться здесь хотя бы на денёк. Вовсе не из-за того, что трактир и тесная пыльная комнатка ей понравились, нет. Просто за прошедшие дни она успела истосковаться по ощущению дома и устала проводить в пути по нескольку часов подряд, а теперь цеплялась за любую возможность остаться в человеческом жилище хотя бы ненадолго. Сидеть на диване, пить чай и представлять, что это – её дом.

Но такой возможности не было. Каждый день нужно проводить в дороге, идти всё дальше, делать, что обещано. Алида потянулась к сумке, достала оттуда карту и внимательно посмотрела на неё. Они отошли совсем недалеко от Биунума, но здесь может быть множество тёмных источников. Алида не знала, как определить их местонахождение, но точно знала, что это известно Ричмольду. Прежде чем стать другим, он что-то высчитывал с помощью странного прибора, похожего на диск со стрелками, а потом, когда сумерки делали его своей собственностью, уходил.

Бабушка и астроном спали на шкафу, втянув головы в плечи. Ричмольд тоже ещё не просыпался. Он хмурился во сне, и Алида подозревала, что ему мешают солнечные лучи, щедро поливающие его лицо через оконное стекло. Она могла бы задёрнуть шторы, но лишь злорадно хмыкнула, быстро оделась и выскользнула из комнаты, чтобы позаботиться о завтраке. Как всё-таки приятно иметь кошелёк, полный монет!

Когда она вернулась в комнату, Ричмольд уже сумел одеться и полусидел на матрасе, сонно щуря синие глаза. Алида молча сунула ему в руки тарелку с мясным пирогом и чашку горячего какао. Себе она взяла три небольшие ватрушки с ванилью и стакан молока с корицей. Мурмяуз мгновенно съел варёную рыбу, предназначенную для него, и заметался между бывшими друзьями, не зная, что ему выпрашивать: мясо или творог.

– Спасибо, – сказал Ричмольд и ещё пару секунд не сводил с Алиды глаз. Она упорно делала вид, что не замечает его взгляда, полного надежды.

Рич вздохнул и сконфуженно принялся за свой завтрак.

Покончив с ватрушками, Алида внимательно проверила содержимое своей сумки и, сделав самое холодное лицо, на какое была способна, помогла Ричмольду устроиться в его кресле. Потом разбудила птиц-наставников, осторожно пощекотав их бока, и распахнула запасную дверь. Оказалось, что этот выход ведёт прямо на двор, и здесь нет ступеней, которые Алида успела искренне возненавидеть. Отлично, значит, они выйдут здесь.

– Простите за беспокойство, – сказала она и усадила сонных птиц себе на плечи. До наступления сумерек ей придётся нести ответственность за всех своих попутчиков.

– Алида, следующий пункт – городок Веирус, отсюда на запад, – сообщил Ричмольд, едва они выехали во двор, усаженный кустами сирени.

«Без тебя знаю. У меня есть карта», – подумала Алида, но вслух ничего не сказала и специально наехала колесом на камень. Кресло подскочило, и Ричмольд охнул, ударившись затылком о деревянную спинку.

Они отошли совсем недалеко, как вдруг за спиной послышался шум и кто-то громко крикнул:

– Клари!

Алида покатила кресло быстрее, желая поскорее покинуть деревню.

– Клари, подожди! – крикнули снова, и Алида вдруг вспомнила, что именно это первое пришедшее на ум имя назвала музыканту Тилю в трактире. Она быстро оглянулась и застыла на месте.

Тиль бежал за ними, спотыкаясь и размахивая своим гобоем. Вид у него был чрезвычайно встревоженный, словно за ним по пятам гнался какой-то страшный враг.

– Мне срочно нужно спрятаться, – задыхаясь, выпалил музыкант. Он нахмурился, когда заметил в кресле Ричмольда, а тот, в свою очередь, вопросительно вскинул бровь, обернувшись на Алиду.

– А мы тут при чём? – возмутилась она. – Прячься сколько хочешь, если тебе так надо.

– Ты не поняла, – сказал Тиль и затравленно оглянулся. – Они пришли искать всех, кто замешан в мятеже. Они меня поймают. Так же, как отца. Можно пойти с тобой? У тебя ведь есть… Ну… – Он покраснел, покрывшись пятнами. – Есть то, что может уговорить их уйти…

– Ты предлагаешь дать взятку жандармам? – возмутилась Алида. – Да ты просто сумасшедший! Беги куда хочешь, только меня ни во что не втягивай! Своих проблем по горло!

Тиль открыл рот, чтобы сказать что-то в свою защиту, но тут со стороны трактира послышались крики и грохот. Алида застонала. Она обернулась и увидела, как двое мужчин в красно-коричневой форме королевской гвардии выскочили во двор. Бежать бесполезно, особенно с Ричмольдом в кресле. А если они попросят её показать сумку, то найдут там кое-какие вещи, связанные с магией…

Конечно, Магистрат не утратил власти с гибелью старого Главы, и по-прежнему будет стараться обрести могущество. Теперь, когда магия свободна и необузданна, воспользоваться её силами сможет любой, у кого хватит умения и знаний. А значит, во всех уличных колдунах, свободных целителях и предсказателях Магистрат может увидеть прямую угрозу своей власти. Но в деревню пожаловали не жандармы Биунума, а королевские гвардейцы. Кто знает, как относится к магии безумец-король?

Алида молниеносно вытащила из сумки волшебный плащ и закатила кресло за ближайший сиреневый куст. Тиль не отставал, будто приклеился, и Алида, набросив плащ, схватила музыканта за руку. Другой рукой она, нарочно больно, сжала ладонь Ричмольда и прошептала, обращаясь к плащу:

– Спрячь нас.

Глава 2,

в которой путешествие вот-вот начнётся

Если бы Ричмольду когда-нибудь сказали, что однажды он будет испытывать такие муки совести, он бы ни за что не поверил.

Сейчас любое воспоминание о том низком поступке жгло его больнее калёного железа. Он удивлялся, как мог допустить, чтобы алчное, эгоистичное желание за миг затмило всё, к чему он стремился. К чему они с Алидой стремились вместе.

Всю сознательную жизнь он считал себя неплохим парнем. Он не ввязывался в споры, не дрался, не лгал Герту, да и особым себялюбием никогда не отличался. Поэтому теперь, когда малодушный порыв разрушил остатки надежды, он чувствовал себя так, словно кто-то чужой совершил непозволительную ошибку, за которую расплачиваться приходится ему, Ричмольду Лаграссу.

Он не винил Алиду за то, что она упрямо игнорировала любые его попытки заговорить с ней. Конечно, она его не простит. Пока не простит. Но он не может сдаться. Не может её потерять, как терял всё до этого момента. Он жестоко обидел её, свою единственную подругу, но сделает всё, чтобы со временем вернуть её доверие. Потому что дороже неё у него сейчас никого не было.

Когда Алида отправилась на выполнение того задания, брошенная Вольфзундом в самое сердце битвы, словно щепка в костёр, он впервые в жизни молился Всевышнему так горячо, как только мог, чтобы она осталась цела. В тот день он понял, что Алида права: они должны бороться друг за друга.

Он был настолько погружён в свои переживания, что почти не слушал того, что говорили Вольфзунд и его гости на том ужине. Поэтому удивление, вызванное появлением хозяина замка в его комнате на следующий день, было совершенно искренним.

– Поверить не могу, господин Лаграсс, вы всё ещё спите? – насмешливо протянул Вольфзунд, появляясь утром без стука в комнате юноши.

Ричмольд не спал, поэтому промолчал в ответ на несправедливое замечание. Его насторожил приподнятый настрой альюда: если эти странные нелюди начинают шутить с утра, значит, жди беды.

– Жду не дождусь, когда смогу гордо называть тебя своим Чернокнижником, – довольно промурлыкал Вольфзунд. Он нетерпеливо прошёлся по комнате, прикасаясь ко всему, что попадалось у него на пути. Ричмольд закусил губу. Он никогда раньше не видел альюда в таком суетливом возбуждении, и эта перемена ему совсем не нравилась.

– Каким ещё Чернокнижником? – буркнул Рич, одновременно смутно припоминая странный разговор за вчерашним ужином. – Простите, можно мне… одеться?

– Одевайся, – раздражённо бросил хозяин замка. – Ладно, ты сможешь сам выехать в коридор? Я буду ждать тебя за дверью. Если уж ты настолько погружён в свои мимолётные проблемы и не слышал ничего, о чём я вчера говорил, то нам с тобой предстоит длинный и очень содержательный разговор.

Дождавшись кивка Ричмольда, Вольфзунд вышел из комнаты. Рич нахмурился и стал неторопливо натягивать одежду. Конечно, это получилось бы гораздо быстрее, если бы он попросил служанок помочь, но Рич решил, что будет учиться делать всё самостоятельно. С трудом впихнув обездвиженные ноги в штаны, он дотянулся до кресла, подкатил его вплотную к кровати и, неловко приподнявшись на локтях, перебросил своё тело в сиденье. Этот рывок отнял так много сил, что ещё несколько минут он полулежал в кресле, откинув голову на спинку, и тяжело дышал.

В тот день он впервые оказался в кабинете Вольфзунда и с восхищением замер, разглядывая до отказа набитые старинными фолиантами книжные полки и изящные, полные неописуемой тайны приборы.

На столе стояли две чашки чая, блюдо с поджаренным хлебом и вазочка с мармеладом. Вольфзунд помог Ричмольду подкатить кресло к столу и, хитро улыбаясь, сел напротив. Чёрные глаза лучились неестественно ярко, словно тлеющие угли, готовые вот-вот снова вспыхнуть и разгореться неистовым костром.

– Угощайся, милый гость. – Альюд хмыкнул, то ли насмешливо, то ли радуясь чему-то своему. – Конечно, людям прежде всего нужна пища. Хорошего разговора на пустой желудок не выйдет.

Вольфзунд гостеприимно подвинул к Ричмольду тарелку с тостами и мармеладом и принялся ждать, пока тот подкрепится. Нетерпение хозяина выдавали пальцы, выстукивающие по столу какой-то старый марш. Наконец, едва Ричмольд проглотил последний кусок, Вольфзунд произнёс:

– Итак, господин Лаграсс, как вы помните, ваш Аутем, или, как говорят люди, воля, с некоторых пор находится у меня. Я уже объяснял вам, как так вышло. И с того самого момента, как только Аутем покинул ваше тело, становясь частью моей коллекции, мы с вами оказались связаны древним обычаем. Уговором. Отныне, по правилам, мы оба должны друг другу кое-какие услуги. – Он выпрямился в кресле, жадно заглядывая Ричмольду в глаза. Юноше стало не по себе от его нетерпеливого, даже хищного взгляда. – Ты, должно быть, слышал про Книги, – добавил Вольфзунд.

Ричмольд уставился на него. Он что, совсем за идиота его держит? Как он мог не слышать про книги? Это в какой же беспросветной глуши нужно жить, чтобы…

– Да не про обычные книги. Про Книги! – Вольфзунд фыркнул, словно силясь сдержать смешок. – Забавно, конечно, слушать твои возмущённые мысли. Впредь старайся научиться думать чуть тише. Необязательно быть могущественным колдуном, чтобы понять, о чём ты думаешь. У тебя всё на лице написано.

Ричмольд нахмурился, но сдержал раздражение и прикусил язык, чтобы не нагрубить. Альюд снова усмехнулся и подлил в их кружки ещё чая. Напиток по-прежнему был очень горячим, и Рич поначалу удивился, но вовремя сообразил, что пора бы ему привыкнуть к тому, что теперь далеко не всё подчиняется привычным законам. Точнее, ничего уже не подчиняется…

– Говорите дальше, – сказал он, но отчего-то это прозвучало не как просьба, а как чопорное позволение. Ричмольд почувствовал себя неудобно.

– С твоей стороны невероятно мило разрешить мне продолжить, – сказал Вольфзунд, делая глоток. – Люблю чай с шалфеем. А ты?

И, не дождавшись ответа, продолжил:

– Так вот. Книги. Они не имеют ничего общего с теми книгами, о которых ты по простоте душевной и по неопытности мог подумать. Да, они тоже состоят из переплёта и страниц, но на этом сходство исчерпывается. Издревле – я не говорю «испокон веков», чтобы у тебя не возникало ложных временных ориентиров, – Книги Величия помогали нам держать равновесие и справляться с почти любыми трудностями. В них можно было запереть – или даже уничтожить, разбив их оболочку, – то, что должно быть заперто и уничтожено. А можно сохранить и приумножить это, мудро используя. Книги Судеб хранили весь жизненный опыт мудрецов, делая его доступным для последователей. Книги Желаний скрывали тайные чаяния любого, кто к ним обратится. В такие книги заточали лишь самое сокровенное, то, в чём стыдно признаться даже себе самому. Существовали и Книги Звёзд – тебе бы они понравились. Ими пользовались астрономы древности, записывая в них свои наблюдения и составляя звёздные карты, которые оживали на страницах и охотно покупались за баснословные суммы путешественниками и мореплавателями. А ещё были Книги Тьмы. Или, как их ещё иначе называли, Чёрные Книги.

Вольфзунд снова многозначительно заглянул Ричмольду в глаза, и Рич ощутил, как волосы на затылке начинают неприятно шевелиться. Ему показалось, что взгляд хозяина замка проникает в самое его нутро, докапываясь до самых глубин души. Рич не выдержал и, сглотнув, отвёл взгляд, стыдясь своей слабости.

– Книги Тьмы считались самыми опасными из всех видов Книг. В них заточали те материи и сущности, о которых лучше ничего не знать несведущему, который беспокоится за свой сон. Любая мощь, любая магия включает в себя элементы страшных, неукротимых сил, обращаться к которым решится далеко не каждый. Даже я, признаюсь, не уверен, имею ли достаточно опыта, мудрости и выдержки, чтобы использовать их для достижения своих целей. Смогу ли я совладать с этими энергиями? Смогу ли укротить тьму? Не обернётся ли она против меня, разрушая всё, к чему я шёл долгие годы?

Вольфзунд отсутствующим взглядом посмотрел куда-то за плечо Ричмольда, и его глаза затуманились, словно он вспоминал что-то давнее и безвозвратно ушедшее. Если бы он был глубоким стариком, Ричмольд бы решил, что он вспоминает упущенные возможности молодости, но Вольфзунд отнюдь не выглядел старым, и этот полный горькой задумчивости взгляд не вязался с его величественным и волевым обликом.

Ричмольд откашлялся, чтобы ненавязчиво напомнить о своём существовании. Вольфзунд встрепенулся, словно его пробудили от дрёмы, и, как-то неожиданно суетливо оправив воротник рубашки, залпом допил свой чай.

– Скажите… – Рич замялся, тщательно обдумывая каждое слово. Ему не хотелось рассердить Вольфзунда, но он решил, что должен прояснить для себя всё прямо сейчас, чтобы больше не возвращаться к странному разговору о каких-то магических книгах. Он чувствовал себя неуютно, выслушивая эти противоестественные, невозможные сведения о том, чего и быть-то не должно. – Скажите, если эти Книги были так распространены в прошлом, то почему никому о них неизвестно? И где все эти Книги сейчас?

– Неизвестно? – переспросил Вольфзунд, спешно вернув свою привычную ухмылку. – О. Кажется, я догадываюсь. Твой астроном, твой наставник, по совместительству заменивший родителей – он что-то читал тебе в детстве?

Ричмольд пришёл в замешательство. Какое это имеет отношение к делу? При чём тут Герт?

– Читал, – сухо ответил он. – Звёздные словники, дневники великих астрономов… Исключительно те книги, которые достойны пристального изучения. Показывал карты движения комет. – Ричмольд вздохнул. Оказывается, воспоминания, даже лишь слегка задетые, могут откликнуться горечью. Он спешно глотнул чаю, желая отвлечься и снова сосредоточиться на деле.

Вольфзунд неожиданно рассмеялся, и юноша смутился, пытаясь понять, что именно его развеселило.

– То есть про то, что детям обычно читают сказки, твой астроном ничего не слышал? – язвительно произнёс альюд. Ричмольд почувствовал, как начинают гореть уши. И почему демон может заставить его испытывать стыд, когда он ничего постыдного не совершал?

В самом деле, Герт никогда не рассказывал ему сказок. Было это простым совпадением или астроном намеренно избегал вымышленных сюжетов, Рич не знал. Да ему и не приходило в голову, что люди зачем-то слагали истории, не имеющие ничего общего с действительностью. Он чувствовал себя вполне счастливым, рассматривая карты звёздного неба, изучая фазы Луны и с замиранием сердца глядя на бескрайний небосвод, когда забирался вечерами на самую вершину их башни.

– Нет, – с неохотой признался он.

– Поразительно тяжёлый случай, – вздохнул Вольфзунд. – Была бы здесь Алида, она бы взорвалась возмущением. Одолжи у неё томик сказок и почитай на досуге. Ах, я забыл, она же с тобой не разговаривает. Забавные вы, люди, существа: знаете, что вам отпущено совсем немного времени, но предпочитаете тратить его на ссоры и обиды.

Ричмольд неопределённо пожал плечами. В самом деле, не мог же он отвечать за поведение Алиды. Пусть обижается. Он заслужил.

Вольфзунд потянулся в кресле, как ленивый кот. День разгуливался, летнее солнце светило в окна, и в кабинете становилось душно. Вольфзунд взмахнул рукой, и тяжёлые бархатные шторы сами собой запахнулись, погружая комнату в синий полумрак. Сразу стало прохладнее, но Рич подумал, что лучше было бы открыть окно и впустить в помещение немного свежего воздуха.

– И где, по-твоему, обычно хранят книги? – спросил Вольфзунд.

Ричмольд замешкался, застигнутый врасплох, но осторожно предположил, чувствуя себя при этом достаточно глупо:

– В библиотеке?

– Правильно, – улыбнулся Вольфзунд. – Слава Первому Волшебнику, в Библиотеке Биунума хранится лишь несколько не слишком важных Книг Величия. Основные богатства находятся далеко отсюда, и, надеюсь, они в безопасности. Полагаю, я ответил на твой вопрос?

– Да, – неуверенно кивнул Рич. – Но как это всё относится к нашей сделке?

– Вот мы и подобрались к самому главному, – произнёс Вольфзунд. Удивительно, но в кабинете начал явственно ощущаться лёгкий ветерок, хотя Рич был уверен, что окна по-прежнему оставались закрытыми. – Книгами Тьмы, Чёрными Книгами, занимались Чернокнижники. Не альюды, но и не обычные люди-колдуны. Могущественные умельцы, вступившие на опасный путь. Балансирующие на грани двух сущностей. Мудрецы, посвящённые в самые тёмные тайны колдовства. Совсем не такие, как ты.

Вольфзунд коварно улыбнулся и подошёл к полке с винными бутылками. Рич почувствовал укол стыда, смешанного с гневом. На что он намекает? На то, что он, Ричмольд Лаграсс, полное ничтожество? Конечно, ему далеко до каких-то там колдунов, которые и жили наверняка не по одной сотне лет. Но тем не менее он тоже обладает весьма ценными качествами!

Рич осёкся в своих мыслях. В самом деле, а чем же таким он обладает? В чём он хорош? Он неплохо ориентируется по звёздам, умеет составлять небесные карты, но… Это, кажется, всё, на что он способен. «И на предательство, не забывай», – подсказал мерзкий голос где-то в глубине сознания. Рич досадливо тряхнул головой.

Хозяин замка исследовал длинными пальцами ровный ряд тёмных бутылок, вглядываясь в истёршиеся от времени этикетки, и, выбрав одну, вернулся в своё кресло. С лёгким хлопком вытащив пробку, он наполнил свой бокал и предложил Ричмольду, но тот отказался.

– Ну и каша у тебя в голове сейчас, – хмыкнул Вольфзунд. – Спроси. Я чувствую, как слова рвутся наружу.

Рич исподлобья посмотрел на своего собеседника. Он всегда считал себя умным, начитанным. Учёным. Но оказалось, что веру в собственную значимость очень легко пошатнуть. Всего одним словом. «Наверное, этот нелюдь внушил мне что-то. Для того чтобы я почувствовал себя ничтожным и зависимым от него. Наверное, так и было… Но отчего же я с такой лёгкостью в это поверил?»

– Тогда зачем вам я? – спросил он. – Если я не мудрый… Не умелый… – К досаде Ричмольда, его голос прозвучал обиженно, выдавая все его эмоции.

– Ты прав, – согласился Вольфзунд, отпив вина. Аромат ежевики и каких-то горьких трав поплыл по кабинету. – В тебе нет совершенно ничего особенного. Ты самый обычный мальчишка. Не слишком умный. Упрямый. Замкнутый. Отчего-то звёзды тебе интереснее, чем драки и девчонки. Но случилось так, что судьба свела нас с тобой. И когда действовать надо быстро, приходится хвататься за любую мало-мальски подходящую возможность. Ты любишь книги, ты чувствуешь их. Подыскивая кого-то более подходящего, я могу только потерять время, когда ты здесь, у меня под боком. И я решил, что дам тебе кое-что, что поможет тебе стать особенным. Просто подтолкну, а дальше ты изменишься сам. Станешь тем, кто мне нужен.

Ричмольд снова почувствовал, как краснеют его уши. Он не знал, что ответить Вольфзунду и стоит ли отвечать вообще. Его только что оскорбили, сравнили с тысячами самых обычных парней, к которым он себя, конечно же, никогда не относил. А потом – вроде бы похвалили… Или нет? Он положил обе руки на колёса своего кресла, готовый в случае чего немедленно двинуться к выходу. Ему не нравились разговоры, течение которых трудно предугадать. Ему не нравился Вольфзунд с его хитрыми чёрными глазами. Не нравился запах этого вина, пьянящий даже тех, кто его не пьёт, а просто находится рядом. Не нравился этот замок, давший ему кров…

– Не спеши. Уйти успеешь, только куда? Ты мой гость. Мой продажник. Мой Чернокнижник. Да не вздрагивай так, Лаграсс. Я не пытаюсь тебя напугать, не в моих правилах пугать самонадеянных юнцов. Лучше закатай рукав и посмотри на свою правую руку. Ты так много внимания уделял своим ногам, что перестал замечать, что творится с остальными частями тела.

Ричмольд недоверчиво нахмурился, но всё-таки закатал рукав повыше и осмотрел предплечье. Вроде бы ничего…

– Переверни, – подсказал Вольфзунд.

Рич уставился на внутреннюю поверхность предплечья. Сначала он ничего не заметил, но, приглядевшись повнимательнее, увидел какой-то странный знак, почти не различимый под густой россыпью веснушек. Круг, а внутри – раскрытая книга.

– Теперь видишь? – поинтересовался Вольфзунд, потягивая вино из бокала.

Ричмольд кивнул и мотнул головой одновременно – и тут же смутился, поняв, как нелепо это, должно быть, выглядело. Вольфзунд расплылся в ехидной улыбке.

– С тех пор, как твоя воля перешла в моё пользование, я понял тебя. Прочитал, как раскрытую книгу, прости за каламбур. Твоя тяга к книгам, довольно редкая для простого человеческого отпрыска, натолкнула меня на занятную мысль. Тогда-то я и понял, как развернуть ситуацию в свою сторону. Как поступить, чтобы выиграть. Но для этого мне нужен ты. И я пометил тебя, одарив ещё больше, чем ты уже был одарён. Ты замечал что-то необычное, связанное с книгами?

Ричмольд вспомнил, как слышал биение сердец в деревянных футлярах и шепчущие голоса, доносившиеся с библиотечных полок. Он снова кивнул, почувствовав себя деревянным болванчиком, которому только и остаётся, что трясти головой.

– Вот видишь. Твоя сила уже тогда говорила в тебе. Только сперва она была совсем слабой, как неоперившийся птенец. Зато сейчас может проявиться в полной мере. Твоё падение помогло способностям усилиться, а метка – как маячок для магии, путеводная звезда. Пробудившееся волшебство наполнит метку, как это доброе вино наполнило мой бокал. Скоро ты сам убедишься, насколько неоценимую услугу я тебе оказал. Ты ведь хочешь вновь ходить?

Последнюю фразу Вольфзунд обронил так небрежно, что Ричмольд сперва не понял её смысл. Заметив его замешательство, хозяин замка тихо рассмеялся.

– Не веришь мне? Не обольщайся, малыш. Я не делаю тебе подарков. Я никому их не делаю, разве только для своей выгоды. Чернокнижник-калека вряд ли способен на многое, поэтому ты будешь ходить, но только в то время, когда это нужно для дела. Скажем, с появлением первой звезды и до полуночи, когда тёмные магические материи особенно сильны. Устраивает? Этого времени должно хватить, чтобы успеть сделать довольно много. Пока нам некуда спешить, а слишком долгое пребывание во власти новой сущности сможет навредить тебе.

Ричмольд в который раз молча кивнул, не зная, относиться ли серьёзно к словам Вольфзунда. Насмешливый тон хозяина замка ему не нравился. Вдруг он просто шутит над ним? Хочет заморочить голову, а потом выставить дураком? Не стоит очаровываться красивыми речами.

– Чернокнижники былых времён отыскивали вспыхивающие время от времени тёмные источники, заточали их в Книги и следили за тем, чтобы Книги Тьмы не попадали в руки обычным неискушённым колдунам. И тем более за тем, чтобы до них даже не дотрагивались простолюдины. Во власти Чернокнижников также находилась нежить, порождённая тёмным колдовством, но пока нас интересуют лишь источники, которые необходимо обезвредить. Те книги в безопасном и очень далёком месте, а Чернокнижник мне нужен здесь и сейчас, чтобы заковывать тьму под новыми переплётами. И не хранить – нет, в мире и так создано достаточно Чёрных Книг, и незачем их плодить. Они спали вместе со всеми нами долгие годы, и их пробудившихся сил по-прежнему стоит опасаться. Тебе придётся уничтожать новые книги вместе со всеми страшными силами, которые они впитают в свои страницы.

– Тогда почему бы не уничтожить и те, старые Книги, которые хранятся где-то далеко? – спросил Ричмольд. – Если они так опасны и таят в себе что-то страшное.

– О, ты ещё недостаточно постиг обновлённый мир, чтобы выступать с такими выводами, – отмахнулся хозяин замка. – Чтобы не забивать твою голову сверх всякой меры, скажу лишь, что они нужны нам. Нужны для баланса. Ну и весьма пригодятся в случае войн или других непредвиденных ситуаций. – Вольфзунд снова наполнил свой бокал и поднёс бутылку к глазам, не веря в то, что на донышке остался всего один глоток. Он разочарованно вздохнул и продолжил: – Все мы успели убедиться, что Импиор, заговорённый клинок, отлично справляется с уничтожением магических книг. Но он высвободил силу из Манускрипта, который, кстати, был самой сильной из когда-либо созданных Книг Величия. А нам не нужно высвобождать то, что будешь собирать в книги ты. Поэтому я дам тебе другое оружие.

– Оружие? – Ричмольд облизал губы. – Я не умею обращаться с оружием. Я астроном. Дайте мне телескоп или квадрант и поручите составить звёздную карту, и я с радостью это выполню. Но как я буду сражаться с этой… тьмой? Откуда я вообще узнаю, куда идти и что делать?

– Ради Первого Волшебника, господин Лаграсс, к чему спешка? Вы хотите за несколько минут объять практически неисчерпаемую тему, к тому же достаточно трудную для понимания такими твердолобыми простолюдинами, как ты. Разговор предстоит долгий. Поэтому-то, кстати, я и предлагал тебе вино: для облегчения понимания сути вещей.

Вольфзунд подмигнул ему, но Ричмольд опустил глаза. Его злило, как альюд называет его господином Лаграссом, а потом тут же – твердолобым простолюдином. От всех этих пространных разговоров о магии и тёмных энергиях у него начинала болеть голова. Ему захотелось прилечь в своей комнате, открыть окно, впустив вольный ветер и острые запахи листвы, и подумать о чём-то более приятном и приземлённом.

Тут дверь кабинета распахнулась так, будто её от души пнули ногой. Вольфзунд вскочил, явно готовый поставить на место любого, кто посмел помешать их разговору. Ричмольд обернулся и против своей воли расплылся в улыбке.

В кабинет вошёл Мелдиан, держа в каждой руке по подносу с пряниками и бутербродами. Что-то подсказало Ричмольду, что еды на подносах должно было быть больше: не посмела же Элли положить всего три небольших пряника и откусить от одного бутерброда. Присмотревшись, он заметил крошки на рубашке Мела.

– Постучать не мог? – нахмурился Вольфзунд.

– Вот я и стукнул. Ногой. – Мел пожал плечами и хитро сощурился. – Всё болтаете? Я честно хотел просто подслушать, но Элли решила вас ещё подкормить. Не мог же я доверить доставку еды простой служанке! Стараюсь вот для папочки.

Он поставил подносы на стол и стащил ещё один пряник. Вольфзунд вернулся в своё кресло и строго посмотрел на сына.

– Принёс? Спасибо, молодец. Теперь позволь нам решить свои дела наедине.

– Эх, отец, – вздохнул Мел и вольготно развалился на обитом тёмно-зелёным бархатом диване, заложив руки за голову. – Вы толкуете уже больше часа. И, бьюсь об заклад, переливаете из пустого в порожнее. Ты как всегда что-то недосказываешь, напускаешь на себя загадочный вид. Я прав? – Он пошевелил ушами, ожидая реакции отца. Вольфзунд молча хлебнул вина и возвёл глаза к потолку. – Так вот, значит, прав, – ощерился Мел и облизнул пальцы от пряничной глазури. – Тогда я упрощу твою задачу и расскажу всё сам.

Мелдиан сел на диване и, прищурив чёрные глаза, уставился на Ричмольда.

– Значит, так. Ты, рыжий, наш новый Чернокнижник. Потому что – огненное дитя двух мертвецов и всё такое. Вы с папаней заключили сделку, так что придётся тебе пошевелиться и собрать тёмную магию из тех мест, которые отец покажет на карте. Для обычных людей, да и для альюдов источники неразличимы – светлые, тёмные, сейчас всё вперемешку, зато ты сможешь различить те, где тьмы больше всего. Заключишь её в книги, а потом покапаешь на них каким-то ядом. Когда пустые книжонки закончатся, вернёшься за новыми. Ну и да, в дополнение ты получишь возможность волочиться на собственных ногах, а не болтаться в дурацком кресле. Но только по вечерам. А днём девчонка за тобой присмотрит, она же позаботится о том, чтобы ты не слишком заигрывался с магией. Вот и всё. А ты, пап, небось и до середины не дошёл. Умей подавать сведения сжато и конкретно.

Мел подмигнул отцу, но Вольфзунд на него не смотрел. Ричмольд вытаращил глаза и, сглотнув, переспросил:

– Огненное дитя двух мертвецов? Что ещё за новости?

– Одна старуха в Птичьих Землях сказала мне, что новым Чернокнижником после долгого сна станет огненное дитя двух мертвецов, – нехотя отозвался Вольфзунд. – Тогда, много лет назад, я не принял всерьёз её слова. Что за долгий сон? Зачем мне новый Чернокнижник, если старые ещё живы и в силах? Но я запомнил. А потом случилось то, что случилось, а когда Первый Волшебник послал мне тебя, я понял, что это не простая случайность.

Ричмольд по-прежнему ничего не понял и перевёл вопросительный взгляд на Мела.

– Ну, ты рыжий, – многозначительно заметил тот. – И родители твои померли. Теперь дошло?

– С чего ты взял, что они мертвы? – ворчливо парировал Рич, в душе понимая, что Мелдиан прав. Если за восемнадцать лет они никак не дали о себе знать, значит, их давно нет в живых…

– Мертвы, как пить дать. – Мел поковырял ногтем в зубах. – Ты ведь и сам знаешь.

Вольфзунд молчал, задумчиво поглаживая краешек бокала. Ричмольду показалось, что Владыка хочет что-то добавить, но тот лишь едва заметно покачал головой, вздохнул, а потом резко встал и распахнул стеклянные дверцы одного из шкафов, заполненного хитрыми приборами, большинство из которых Ричмольд никогда не видел.

Приборы зазвенели от прикосновения к ним, словно были сделаны из зачарованного хрусталя и ждали, когда хозяйские руки коснутся их, заставляя петь. Мелдиан оживился и спрыгнул с дивана, заглядывая отцу за плечо.

Вольфзунд осторожно снял с полки что-то и шагнул к Ричмольду, протягивая ему предмет. Юноша сначала недоумённо сдвинул брови, но в следующий миг изумлённо выдохнул, догадавшись, что это такое.

– Это что, астролябия? Настоящая?

– Не только настоящая, но ещё и заколдованная, – довольно заметил Вольфзунд. – Знаю, знаю, тебе не нравится это слово, но так уж и есть. С её помощью ты сможешь определять, где именно затаилась тьма. А ещё будешь знать, в какой стороне тебя ждут постель и очаг.

Ричмольд, как заворожённый, разглядывал серебристый прибор в виде диска с вытравленными на нём чёрными символами и рунами. До этого момента он видел астролябии только на картинках и жадно пытался постичь тонкости обращения с ними, но изучая только по книгам, не имея примера перед глазами. Герт говорил, что секреты их изготовления строго охраняются и настоящий прибор стоит баснословных денег. Когда-то давно любой астроном мог сделать себе что-то похожее, но самоделка не выполняла и половины функций, присущих настоящему астрономическому прибору, выполненному мастером.

Астролябия Вольфзунда, вне всяких сомнений, была совершенна.

Ричмольд не мог оторваться от неё, изучая кончиками пальцев каждый сантиметр металлического диска, рассматривая каждый символ, поглаживая изящно изогнутую стрелку и тоненькую пластину с изображением созвездий. Малейшее небесное тело было так искусно выгравировано, что казалось, будто над прибором работали крошечные волшебные существа…

– Эй, ты что, заснул? – обеспокоенно спросил Мел.

– Нет-нет… – бросил Ричмольд, не отрываясь от своего сокровища. Он не умел по-настоящему пользоваться астролябиями, хотя читал, как это делается. Ему жгуче захотелось скорее испробовать прибор, а потом спрятать среди своих вещей и никому больше не отдавать, лишь любоваться самому.

– Вы научите меня пользоваться этим? – спросил он, обращаясь к Вольфзунду.

– Ну ты и недотёпа, – разочарованно протянул Мелдиан. Не успел Ричмольд сообразить, что к чему, как рогатый выхватил у него астролябию и деловито поднёс к глазам. – Наводишь, значит, стрелку…

– Мел! – прикрикнул на сына Вольфзунд и отобрал прибор. – Это не твоё. Она принадлежит господину Лаграссу. Конечно, Ричмольд, я всё тебе покажу. А Перинере посоветую больше внимания уделять воспитанию сына.

Он сурово взглянул на Мелдиана, но тот отмахнулся и протянул:

– Да ла-адно, поздно уже воспитывать. Дрессируй своего Чернокнижника.

Мел вышел из кабинета, не забыв отправить оставшиеся пряники себе в карман.

Вечер пах свободой и свежестью. Ричмольд любовался голубыми облаками на фоне чернильно-синего неба: с балконов северной башни открывался завораживающий вид. Теперь, когда у него было кресло, он мог не тосковать в четырёх стенах, а почти спокойно перемещаться по замку и даже выбираться на балконы. Это его утешало.

Рич достал из кармана стеклянный пузырёк с мутно-сизым веществом и поднёс ближе к лицу. Вязкая жидкость неохотно поползла по стенкам, закручиваясь витками не то пара, не то газа, скопившегося у горлышка. Вольфзунд строго наказал использовать это только во время заданий. И только по делу.

Вольфзунд подробно объяснил, как пользоваться астролябией, и сейчас изящный прибор висел у Ричмольда на шее, приятно охлаждая кожу на груди. Ричмольду казалось, что от астролябии исходит едва заметная вибрация, словно прибор жаждет скорее отправиться в путь. Помимо астролябии и пузырька хозяин замка вручил астроному три толстые книги с пустыми страницами.

Рич спрятал пузырёк обратно в карман и вздохнул, глядя на серебристо мерцающую звезду, которая одиноко сияла на небосводе в окружении пушистых облаков. Ричмольду показалось, будто звезда подмигивает ему, и он грустно улыбнулся себе под нос. Это последний вечер, когда он может вот так посидеть, оставаясь собой. Вольфзунд предупредил, что с завтрашнего дня магия метки начнёт действовать в полную силу, и сердце Ричмольда замирало в томящей неизвестности. Что с ним будет? Сможет ли он отдавать отчёт в своих действиях? Не наделает ли ошибок? Не обидит ли кого снова? Но было и кое-что, чего он не мог дождаться. Вольфзунд обещал, что по вечерам он снова сможет ходить. Ричмольд зажмурился, воскрешая в памяти то сладостное ощущение, когда утром, впервые после пробуждения, босые ноги касались грубого деревянного пола, чтобы через пару шагов угодить в объятия мягкого шерстяного ковра. Каким обыденным, недостойным внимания это казалось раньше! И как мучительно оказаться лишённым того, что всегда воспринималось как должное.

Балконная дверь скрипнула, и Ричмольд, отвлёкшись от своих мыслей, обернулся. На балкон шагнула Алида, но тут же развернулась и поспешила прочь, едва встретилась взглядом с Ричмольдом. Должно быть, она тоже хотела полюбоваться видом и нечаянно выбрала из множества замковых балконов именно этот.

Рич вздохнул. Он беспокоился о том, как будет проходить их путешествие. Если Алида так и продолжит таить обиду, то у них может и не получиться. По малодушию Ричмольд даже просил Вольфзунда сделать его помощницей Кемару, но тот не разрешил, объяснив, что спутница непременно должна быть человеком и заколдованная девушка-сорока для этого не подойдёт.

Что ж, они хотя бы попробуют. На карте, выданной Вольфзундом, было отмечено несколько деревень и городков, где, по расчётам альюда, может таиться тёмная магия. Астролябия поможет точнее указать места источников, и она же укажет, куда ему возвращаться до полуночи. Ричмольда пугало одно обстоятельство. Что, если он не успеет вернуться? Что, если перевоплощение застигнет его далеко от того места, которое выберет для ночёвки Алида? Он упадёт, беспомощный и обездвиженный? И будет вынужден ждать сумерек, которые принесут новое перевоплощение?

Как бы то ни было, другого выхода нет. Нужно начинать этот путь, выполнять поручение Вольфзунда, занимаясь чем-то настолько странным и невероятным, что с трудом укладывалось у Ричмольда в голове. Он в который раз спросил себя: как вообще получилось так, что они оказались втянуты в события, никак их, по сути, не касающиеся? Почему именно на их долю выпало потакать прихотям этого демона?

Из вечернего мрака вылетел козодой, тёмный и бесшумный, словно тень. Птица села на спинку кресла и издала тихий курлычущий звук.

– Прости, – справившись с комком в горле, шепнул Рич. Ему было неуютно от того, что он разговаривает с птицей, но ещё хуже было думать, что по его вине Герт до сих пор не стал человеком. – Я сделаю всё, чтобы исправить это.

Посмотрев на небо ещё немного, он развернул кресло и покатил обратно в башню. Перед долгой дорогой нужно выспаться. Ну, или хотя бы попытаться заснуть, кое-как справившись с полчищем мрачных мыслей.

Глава 3,

в которой Алида ждёт напрасно

– И что бы кто ни говорил, у меня всё-таки есть один неоспоримый талант, – заявил Тиль, прикончив последний пирожок и растягиваясь на холмике под берёзой.

Ветер безмятежно шелестел в листьях, сплетал берёзовые ветви в косы, и с поля тянуло сладким ароматом цветущего рапса. Алида недоверчиво посмотрела на своего нового знакомого.

– В самом деле? И какой же?

– Я в любом – эй, ну не смейся! – абсолютно в любом лесу нахожу лисички. Это мои любимые грибы. Они такие хрустящие и золотистые, если их обжарить в масле с луком, а ещё почти никогда не бывают червивыми, и пироги из них просто великолепные!

– Я предпочитаю белые грибы, – сухо отозвалась Алида. – Всё рыжее с недавних пор вызывает у меня лишь омерзение.

Она бросила быстрый взгляд на Ричмольда. Тот сидел, словно в воду опущенный, и машинальным движением поглаживал перья на крыле козодоя. С тех пор как к ним присоединился Тиль, Рич не произнёс ни слова, хотя раньше всё время предпринимал тщетные попытки разговорить Алиду. И она, признаться, пару раз едва не сдалась.

– Что-то мы рассиделись. Раз все перекусили, пора идти, – проворчала Алида и поднялась с земли, стряхивая прилипшие к платью сухие травинки.

Они вполне могли бы понежиться под берёзами подольше, отдохнуть, подставляя лица тёплому лёгкому ветерку, ведь до следующей деревни, отмеченной на карте, было совсем не далеко – часа два пути. Но Алида решила как можно скорее добраться до места, чтобы избавиться от навязчивого общества Тиля. Сейчас, когда к ним нежданно-негаданно присоединился этот болтливый юноша, она поняла, насколько привыкла к тишине. Тиль без умолку трещал о какой-то ерунде, и его бессодержательные речи странным образом не гармонировали с вечно скорбным выражением лица. Алида пропускала мимо ушей добрую половину того, о чём он рассказывал: она сразу поняла, что Тиль будет заговаривать им зубы, чтобы попытаться вытянуть из них хоть что-то. По горящим глазам Тиля было заметно, как любопытство сжигает его изнутри. Оно и ясно, Алида и сама захотела бы узнать как можно больше, встретив такую необычную компанию.

– Так ты, выходит, брат Клари? – Тиль наконец-то перешёл от пустой болтовни и прозрачных намёков к прямым вопросам. Алида шумно вздохнула и закатила глаза. Молчание, которым они обменивались с Ричмольдом все прошлые дни, теперь казалось ей не тягостным, а даже уютным.

– Какой Клари? – недоумённо спросил Ричмольд, но, видимо, сопоставив что-то в уме, хмыкнул и покосился на Алиду.

В ответ ей пришлось всё-таки посмотреть на Рича и едва заметно кивнуть. Незачем случайному попутчику знать их имена, а тем более какие-то подробности их путешествия. Так что пускай рыжий предатель постарается и сам придумает правдоподобную сказку об их цели.

– А. Этой Клари, – встрепенулся Рич, и Алида едва не застонала. Как же глупо сейчас прозвучали его слова! – Просто мы обычно называем её… э-э… Абикларис. Ну да. Двоюродный брат по материнской линии.

– Милое домашнее имя, – хмыкнул Тиль. Рич слегка покраснел, то ли от стыда, то ли от злости. – Ну, так может, уже расскажете, куда идёте?

– Я же говорила! – напомнила Алида. – Мы идём в Граукс. Это посёлок неподалёку. Но вот тебе совсем не обязательно идти с нами.

– Твоя Клари какая-то неприветливая, – заметил Тиль. – Да и ты собеседник неважный…

Он посмотрел на сонных птиц, словно надеясь найти благодарных слушателей хотя бы в них.

Алида схватилась за деревянные ручки кресла Ричмольда и выкатила его на грунтовую дорогу. Тиль незамедлительно отправился следом.

– Может, тогда телегу остановим? Ты, Клари, богатенькая. Прокатимся до этого Граукса. Всё лучше, чем идти пешком.

– Ага, и ты затащишь его вместе с креслом в телегу, – огрызнулась Алида. Тиль промолчал.

Утром плащ действительно спрятал их от гвардейцев во дворе трактира, но Алида объяснила это Тилю тем, что цвет ткани удачно совпал с цветом листвы куста и стражи просто не заметили их. Тиля такой ответ вроде бы устроил, и он больше не спрашивал про их побег. Однако сама Алида не отказалась бы услышать, почему новый попутчик так боялся попасться страже.

– Тогда, может, – проговорила Алида, чуть замедляя ход и поправляя непослушную прядь волос, упрямо падавшую ей на лоб, – объяснишь, почему бросился наутёк, едва завидел гвардейцев?

– Ну, – протянул Тиль, забегая по дороге вперёд, чтобы видеть лицо Алиды, – я мог бы всё о себе рассказать, если ты, красотка, так хочешь обо мне узнать. Но только при условии, если ты угостишь меня обедом. Или ужином, смотря во сколько мы придём в этот посёлок.

– Да ты только что съел три пирожка! Между прочим, купленные на мои деньги! – возмутилась Алида. – Ну уж нет! Мы с Ричиком идём в Граукс, но ты-то тут при чём? Пойдёшь по своим делам, а от нас отстанешь!

– Так ты, выходит, никакой не Дживс, как сказал сначала, а Ричик, – усмехнулся Тиль. Алида прикусила язык. Не прошло и половины пути, как она уже успела проболтаться! – Так что там насчёт горячего обеда? От холодных пирожков, знаешь ли, в животе всё слипается…

– Иди-ка ты один, нахал! – разозлилась Алида. – Я и так потратила на тебя больше, чем ожидала. Разойдёмся по-хорошему, пока я не… – Она чуть было не сказала «пока я не натравила на тебя птиц», но вовремя замолкла.

– Её лучше не злить, – серьёзным тоном предупредил Ричмольд.

Алида нахмурилась. Ей показалось, или Рич только что обозвал её злюкой? Конечно, она позволяла себе обходиться с ним не слишком доброжелательно, но лишь потому, что сама испытывала сильную обиду. Но это же должно оставаться только между ними! Почему он рассказывает этому Тилю то, что не является правдой?

А может, она действительно настолько увлеклась мелочными проявлениями мести, что на самом деле выглядит озлобленной избалованной девчонкой? Несколько дней шипит на Ричмольда, а теперь ещё и на Тиля. Или он просто хотел пошутить, а она воспринимает всё слишком близко к сердцу?

– На самом деле, – сказал Тиль, срывая травинку и закусывая стебелёк, – я бы не напрашивался на обед, будь у меня другой выход. Но у меня, честно, ни медяка в карманах. И я уже давно мечтаю о нормальном горячем обеде, а не о той бурде, которой меня кормили в трактире в обмен на мою музыку.

– Что ж ты не сменил работу? – поинтересовалась Алида. Она хотела спросить как можно ровнее, но вопрос всё равно прозвучал язвительно.

– Так я же говорил. Хотел спрятаться. Хотя бы ненадолго. Спасибо Первому Волшебнику, хоть туда взяли. Я же на гобое толком играть-то не умею. Выклянчил его у отца совсем недавно. Перед тем, как… А продолжение – после обеда.

Тиль улыбнулся, но его лицо удивительным образом оставалось несчастным. Такой контраст выглядел даже забавно, и Алида слегка улыбнулась в ответ. В самом деле, они не обеднеют от того, что угостят Тиля тарелкой горячего супа. Даже если деньги закончатся, Вольфзунд даст им ещё. Так почему она отказывает несчастному музыканту? Где её прежнее сочувствие и отзывчивость? Заодно скоротает время за разговором, когда будет ждать вечернего возвращения Ричмольда.

– И вовсе я не злюка, кто бы что ни говорил, – произнесла она, скорее желая убедить себя, чем Тиля. – Ладно. Пообедаем все вместе, послушаем твою историю и разбежимся.

Музыкант расплылся в широчайшей улыбке, а Рич промолчал. Алида поняла, что компания Тиля его тяготит, а ещё он наверняка мучительно гадает, успела ли Алида рассказать что-нибудь о них за вчерашний вечер.

В Грауксе обнаружилась одна весьма обшарпанная, но довольно-таки уютная таверна. Внутри, к удивлению Алиды, пахло не тушёной капустой и дешёвым пивом, а свежим хлебом и кофе с пряностями. Немногочисленные посетители негромко разговаривали, единственная официантка бесшумно семенила по залу, то протирая столы, то принимая и разнося нехитрые заказы.

Путники пришли в посёлок, когда день уже перевалил за половину, и солнечный свет, став из золотисто-жёлтого розовато-персиковым, освещал скромные дома и пёстрые ухоженные палисадники. Уютный Граукс привёл Алиду в настоящий восторг, и она мысленно внесла посёлок в свой список мест, где ей хотелось бы жить после того, как бабушка снова станет человеком.

Они устроились в таверне, заняв столик напротив окошка с геранью на подоконнике, и заказали три миски супа для себя и куриные крылышки для Мурмяуза. Угощение для птиц Алида решила попросить позже: пока они сонные, всё равно есть не будут.

Тиль набросился на обед с такой жадностью, будто не ел несколько дней. Алида фыркнула: она-то знала, что он вовсе не такой голодный, каким хочет показаться! Ричмольд, напротив, спокойно и как-то отрешённо стучал ложкой по тарелке. Он никогда не рассказывал о своих предпочтениях, и Алида думала, что он безропотно съел бы всё, что бы ему ни предложили.

– Ну и, – вскинула бровь Алида, наблюдая, как тщательно Тиль выскребает кусочком хлеба донышко и стенки тарелки. – Где моя оплата? Твоё счастье, что я принимаю в благодарность всего-навсего истории.

– Так и быть, – с притворной неохотой согласился музыкант. – История моя, признаюсь, не самая увлекательная. И весёлого в ней мало.

Он неожиданно помрачнел, улыбка сползла с лица, словно смытая дождём. Алида поняла: он просто хотел выговориться, поделиться с кем-то тем, что тяготило. Алиду неожиданно кольнуло сочувствие, и ей стало даже стыдно за то, что она хотела поскорее отделаться от его общества.

– В общем, я самый обычный парень, – начал он, отодвигая пустую миску. – Не пай-мальчик, но и ничего плохого никому не делал. Мы с родителями и сестрёнкой жили в Зелёном Логе, это крошечная деревушка в пару улиц, находится чуть западнее Биунума. У нас было небольшое хозяйство: куры, свиньи, поле картошки, кукурузы и фасоли. Фасоль у нас особенно урождалась. Стручки длинные, мягкие, к августу они наливались такими соками, что, казалось, дотронься – и лопнут, и посыплются на землю мясистые, тёплые от солнца бобы. А ещё за нашими полями текла речка, и мы с другими мальчишками часто ловили там рыбу. Матушка потом запекала её в толстом слое соли. Или отец варил уху – душистую, пахнущую костром. А Никана, моя маленькая сестрёнка, по утрам всегда помогала матери по хозяйству, а вечерами, когда спадал летний зной, уходила с подружками в рощицу, собирать ягоды. Матушка как-то пожурила её, мол, маловато набрала, а она призналась, что половину собранного всегда съедает, и в корзинку мало что попадает.

Тиль улыбнулся, глядя куда-то в пустоту, как будто наяву увидел картины своей прежней жизни. Алида неуютно поёжилась. Соглашаясь его выслушать, она полагала, что музыкант расскажет какую-нибудь ничего не значащую дребедень, что-то несерьёзное, наполовину шуточное. Но Тиль, казалось, действительно вздумал предаться воспоминаниям. Алида бросила взгляд на Ричмольда, но тот по-прежнему вдумчиво жевал, не глядя по сторонам. Алида слегка пожала плечами. Пусть Тиль продолжает. Она не понаслышке знала, как мучительно иногда хочется выложить всё, что томит душу. И неважно, кто окажется слушателем: главное, выпустить то, что скопилось внутри.

– Словом, живём мы здорово. Точнее, жили… – Тиль быстро облизнул губы. – Так здорово, что и ты, Клари, наверняка осталась бы погостить на недельку-другую, случись тебе проезжать мимо Зелёного Лога. Домишки наши хоть небогатые, но всегда чистые и опрятные. С полей пахнет зеленью, цветами, а в конце лета – спелыми овощами. Да у нас даже куры ходят такие чистенькие, всё равно что твой кот! И жилось нам довольно неплохо. Сыто. Вот, даже инструмент отец мне прикупил. Он как увидел, что я вырезаю дудочки из черёмуховых веток, вбил в себе в голову, что мне нужно что-то посерьёзней. Надеялся, что я выучусь и уеду в город, буду служить музыкантом где-нибудь в приличном месте. Выбьюсь в люди, так сказать.

Тиль бережно погладил свой гобой, улыбаясь ему, словно хорошему другу. Алида пока слушала молча, попивая только что принесённый официанткой мятный чай.

– Всё хорошо было, только знаешь, как иногда случается: живёшь-живёшь, в ус не дуешь, думаешь, ну что может измениться? День идёт за днём, все они похожи, как зёрнышки на кукурузном початке, а потом раз – и будто кто-то сверху обрезает верёвку, по которой ты вверх карабкаешься. И ты уже лежишь на земле, потираешь ушибленную задницу и думаешь, что тебе с этой оборванной верёвкой, которая по-прежнему у тебя в руках, делать? Как дальше-то быть?

– Знаю, – тихо ответила Алида. Ей стало не по себе, и она поёрзала на стуле. С прежней яркостью вспомнилась та страшная ночь, когда буря не только разрушила их с бабушкой дом, но и изменила жизни. Она до сих пор задавалась вопросом: как так вышло, что именно у них оказался футляр со страницей? Почему именно ей было суждено лишиться всего, что составляло её милые, тихие будни? Воистину, Тиль прав: кто-то наверху просто обрезает верёвку, по которой ты карабкаешься вверх, навстречу будущему, ты теряешь всякий ориентир и просто не понимаешь, что со всем этим делать…

Ещё чуть-чуть, и она совсем расклеилась бы. Алида неровно втянула носом воздух и приказала себе успокоиться. Вольфзунд готов им помочь, пусть и не бескорыстно, и всё ещё может закончиться хорошо. Алида увидела, что Ричмольд нерешительно протянул к ней руку, словно хотел утешить. Фыркнув, она отстранилась. Не хватало ещё, чтобы он возомнил, будто она нуждается в его сочувствии! Да если бы он не поступил, как последняя свинья, и загадал-таки, чтобы наставники снова стали людьми, у всех них сейчас началась бы новая счастливая жизнь!

Но тут же Алида подумала, что Вольфзунд не исполнил бы желание Рича просто так, а в любом случае дал бы ему задание. Так что ей пришлось признать, что вряд ли к бабушке вернулся бы человеческий облик, даже если бы Рич сразу попросил об этом Вольфзунда.

– И что же произошло, Тиль? – Алида встряхнула головой, чтобы прогнать мрачные мысли, и сделала глоток чая. Напиток успел чуть остыть, но всё равно вкус мяты успокаивал.

– В один день всё стало не так, – вздохнул Тиль. – Мы с отцом поехали в город. Мы наведываемся туда один раз за сезон, чтобы передать в министерство торговли данные о наших урожаях и прибыли. Они там считают, какой налог мы должны заплатить, а потом с этой бумажкой нужно идти в ведомство по делам фермеров, чтобы получить выписку на оплату, а потом… В общем, отец взял меня с собой в Биунум. Мать и Никана составили список, что мы должны прикупить. Ну, там, лекарства для скотины, новые сапоги, отрезы ткани, бумага… Никана очень просила меня купить ей фарфоровую куколку, хотя бы самую маленькую. Я даже видел в Биунуме такую лавку, где продавались жуть какие хорошенькие куколки, но страсть какие дорогие. Там ещё заправляет миловидная иноземка. На обратном пути я бы обязательно купил игрушку. Пусть даже пришлось бы отказаться от того, что я хотел приобрести для себя. Никана, она такая… Она бы тебе понравилась, Клари! Самая ласковая девчонка. Смешливая такая.

Тиль снова посмотрел куда-то в сторону с мечтательной улыбкой. Солнце заглянуло в окно, заплясав на взъерошенных каштановых волосах музыканта. Его лицо выглядело совсем мальчишеским, а в грустных глазах, как ни странно, сейчас зажглись озорные искорки. Алиде подумалось, что в былые времена он был весельчаком и душой компании, а сейчас вынужден прятаться по захолустным деревенькам, совсем один. «У меня был Мурмяуз. И Рич. Я не была так одинока, – подумала Алида. – Наверное, Тилю сейчас очень тяжело».

– Отец всю дорогу возмущался, что Магистрат с недавних пор ввёл новый налог на земельные наделы. Мол, при возделывании трёх и более разных культур фермер платит на треть больше, чем тот, кто выращивает, скажем, одну картошку. А кто, скажи мне, содержит своё хозяйство и выращивает что-то одно? Так не проживёшь. И не прокормишься. Получили мы, значит, расчёт в министерстве, и отец как начал ругаться. Налог получился просто сумасшедший! Нам ни за что не хватило бы денег на зиму, если б мы его заплатили. И это при том, что бедными мы никогда не были. Нас, конечно, выперли из зала, а отец прямо на ступенях министерства разорвал бумажку. Я понял, что после такой нервотрёпки ему нужно промочить горло, ну и сам предложил ему заглянуть в «Сизого гуся». Ну, кабак такой, может, слышала. Хотя откуда тебе знать…

– Я слышал, – подал голос Ричмольд и тут же покраснел. Алида бросила на него презрительный взгляд. Ошивался по кабакам, значит? А строил из себя примерного мальчика.

– Ну вот, – просиял Тиль. – Туда-то мы и пошли. А там народу – тьма! И многие из них – такие же деревенские работяги, как мы с отцом. И все обсуждают новый налог. А если ещё честнее, то кроют Главу и весь Магистрат такими словами, которые ты, Клари, небось, и не слышала никогда. Отец к ним присоединился. Рассказал, как разорвал бумагу и в морду чиновнику кинул. Приукрасил, конечно. – Тиль усмехнулся, восхищаясь смелостью отца. – Но такой уж вот мой папаша. Любит покрасоваться. А кто не любит? И до того мужики разорались, что весь кабак стал на них пялиться. Шумели, выпивали, обсуждали, что и как сделали бы с Магистрами и всеми их гнилыми министерствами, а заодно и с полоумным королём, который никак не вступается за народ. Всё было бы хорошо, но кто-то настучал. В кабак ворвались королевские гвардейцы. И арестовали всех, кто вслух осуждал власть. Сказали, в столице недавно было совершено покушение на короля, значит, все недовольные попадают под подозрение. И им всё равно, что мы-то в Биунуме, а король сидит в Авенуме. Какие-то люди, значит, противятся нынешнему укладу. Я чудом удрал. Отец оттолкнул меня к двери и закрыл собой, а сам стал драться со стражами. Конечно, его повязали, как остальных «бунтовщиков». Я видел издалека. Только вот мою рожу всё-таки, думаю, запомнили. Один так пялился, как я к двери жмусь, прямо просверлил глазами, только подойти ко мне не мог: отец как раз так зарядил ему в челюсть, что у того аж глаза скосились.

Тиль замолчал.

– Ну, а почему ты не вернулся домой? – спросила Алида. – Мать и сестра ждали тебя. Да и отца, наверное, уже освободили. Или как?

– Нет, – покачал головой Тиль. – Противников власти считают причастными к покушению на короля. Ну, ты понимаешь. Любого, кто высказывается против, готовы обвинить в чём угодно. Их нескоро отпустят. Если вообще отпустят. Да и меня, должно быть, разыскивают. Нет, домой мне нельзя. А если они узнали, где я живу? Поймают и арестуют. А если по пути выследят? И маме с Никаной достанется. Нет, Клари. Единственное, что мне остаётся, – прятаться. Что я и делаю.

– И зачем ты нам это всё рассказал, если так боишься, что тебя найдут? – нахмурилась Алида. – Вдруг за поимку мятежников назначена награда? А если я тебя сдам?

По лицу Тиля пробежала тень. Видимо, он настолько горел желанием поделиться своей бедой хоть с кем-то, готовым выслушать, что даже не подумал о возможных последствиях. Он замялся.

– И, кстати, – продолжила Алида. – Твоей семье нужна помощь. Что думают сестра и мать? Они не дождались двух мужчин из обычной поездки в город! Если бы ты устроился на работу, то получал бы деньги. Жил бы сам нормально, а часть отправлял домой. Зачем играешь на своём дурацком гобое во Всевышнем забытом трактире? Тебе не кажется, что это неразумно?

– Отец хотел, чтобы я стал музыкантом! – попытался оправдаться Тиль.

– Признайся, ты просто слишком ленив, чтобы трудиться. Гораздо проще пиликать на дудке и плакаться на судьбу. Бездействие ещё никого не спасало.

– Ты просто не понимаешь, каково это: остаться без всего, чем жил раньше! Ты-то богачка, Клари, куда тебе до бед простых людей!

Тиль выглядел разозлённым и раздосадованным. Он явно не рассчитывал на такую реакцию, да Алида и сама не ожидала, что так резко ответит незадачливому музыканту, который всего-то ждал сочувствия. Но его последние слова вывели её из равновесия.

– Действительно, откуда мне знать?! – зашипела она. – Да мы с Ричем только и делаем, что скитаемся по деревням, ища ночлег! Ты даже не представляешь, через что мы прошли и что нам ещё предстоит! Твои проблемы легко решить, ты не втянут в чужие игры и не зависишь от магии! Ты приземлённый и обычный человек, и твои беды такие же приземлённые!

Она прикусила язык, поняв, что снова сболтнула лишнего. Ричмольд нахмурил брови и забарабанил пальцами по столу. Наверное, думал, как они будут оправдываться, но Алида решила, что малознакомый юноша не стоит их оправданий. Она резко встала из-за стола, покопалась в сумочке и положила рядом с пустой тарелкой несколько монет.

– Пойдём, Рич, – сказала Алида, впервые за несколько дней обращаясь к своему попутчику. – Мы не будем больше ничего говорить. Прощай, ленивый музыкант Тиль. Несмотря ни на что, я желаю тебе вновь обрести всё, что ты потерял.

– Клари, подожди! – воскликнул Тиль и, когда Алида проходила мимо, схватился за её сумку, пытаясь остановить. – Можно, я пойду с вами? Я буду играть вам… а потом останусь где-нибудь в большом городе. Там, где меня не узнают и не станут искать.

– Ты говоришь так, будто твоими портретами увешаны все столбы. Никто тебя не ищет, Тиль, на самом деле ты просто мальчик, который захотел приключений. Возвращайся к сестре и матери и думай, как вытащить отца. Сейчас ты – единственный мужчина в своей семье, и должен сделать всё, чтобы не стало слишком поздно. Ты знаешь, что твой отец не участвовал в покушении на короля, значит, можешь отстоять правду. Спеши, пока всё можно исправить.

Алида отцепила пальцы Тиля от своей сумки и покатила кресло с Ричмольдом прочь из таверны. Она не стала оборачиваться: пусть Тиль поймёт, что она больше не намерена с ним нянчиться. Их уговор исчерпан: она угостила его горячим обедом (хотя он этого и не заслуживал), а он рассказал свою непритязательную историю. Алида думала, что разговор с Тилем поможет ей развлечься и забыть о своих тяготах, но теперь на душе стало только тяжелее. И не только от того, что новый знакомый повёл себя не так, как подобает взрослому и ответственному мужчине.

Алида воображала, что после уничтожения Манускрипта всё станет по-другому. Совсем всё: жизненный уклад, городские дела… Она надеялась, что, стоит магии высвободиться из книги, как всё кругом заиграет новыми красками, наполнится волшебством. «И как ты себе это представляла? Думала, феи начнут летать над кустами, рассыпая по воздуху сверкающую пыльцу? Или Мурмяуз вдруг заговорит человеческим голосом, а в озёрах заведутся красавицы-русалки? Мечтала, что всё станет как в сказках?» – горько подумала Алида. Нет, она уже убедилась, что сказки, если и претворяются в жизнь, то поворачиваются самой жуткой и неприглядной стороной. А всё, что можно назвать «чудесным», выдумано только для того, чтобы занимать историями маленьких детей.

На самом же деле всё стало только хуже. Глава Магистрата мёртв по её вине, на короля, как оказывается, совершено покушение, народ начинает в открытую возмущаться. Жандармы и гвардейцы не могут арестовывать всех подряд и по-прежнему бросать их в темницы под Библиотекой. Знали ли те, кто возводил её много столетий назад, что красавица-Библиотека станет символом страданий и горя?

Мало того, что в городах начинает попахивать восстаниями и, чего доброго, гражданской войной, так ещё и тёмная магия клубится повсюду. Если верить Вольфзунду, то она может быть гораздо опасней всех городских волнений и с ней нужно разобраться как можно скорее.

Тиль так и остался сидеть за столом, а Алида не обернулась, чтобы попрощаться.

Найти ночлег оказалось легко. Радушная женщина из местных охотно сдала путникам комнату в своём небольшом, но чистом и светлом доме. Ричмольд – точнее, другой – ускользнул наружу, едва первая несмелая звёздочка зажглась в лиловом небе. Неясыть и козодой тоже упорхнули, и Алида с Мурмяузом, устроившись за покрытым кружевной скатертью столиком, принялись перебирать содержимое дорожной сумки. Алида захотела ещё раз убедиться, что всё необходимое у них есть. Она вытряхнула вещи на стол и стала внимательно просматривать.

Самое важное, что было в сумке, – небольшой холщовый мешочек с травами и снадобьями. Незадолго до отбытия Симониса отыскала в замке Алиду и протянула ей аптечку, которую собрала сама. Помимо сушёных душистых трав и маленьких бутылочек с настоями чаровница положила в мешочек и свои колдовские зелья. Алида поднесла к свету баночку с какой-то густой серебристой мазью. Симониса рассказывала, что это снадобье помогает снять даже самую сильную боль… Алида от всей души надеялась, что ей не придётся откупоривать крышку. Ещё в аптечке была берестяная коробочка с непонятными тёмными шариками. По словам чаровницы, они снимали жар и дарили крепкий целительный сон, но Алиде упорно казалось, что к изготовлению чудо-шариков были причастны олени. Золотистый порошок, насколько она помнила, предназначался для обеззараживания ран и остановки кровотечений. Снадобья травницы-чаровницы казались Алиде настоящими сокровищами, которые она была готова рассматривать днями напролёт, любуясь и гадая, сколько мастерства и тайных ингредиентов необходимо для их создания.

Алида решила пересчитать оставшиеся деньги и осмотрелась в поисках кошелька. Странно, она вроде бы всё вывалила из сумки на стол… но небольшого, сшитого из плотной ткани и украшенного вышивкой кошелька нигде не было видно. Она заглянула в сумку. Ничего… Алида пошарила по карманам, обнаружила там несколько монет, но кошелёк, кажется, исчез. Она ещё раз ощупала ладонями поверхность стола, будто кошелёк мог вдруг стать невидимым. Но на шероховатой кружевной скатерти ничего нового не обнаружилось. И тут она всё поняла.

Алида застонала и с глухим стуком опустила голову на стол. Ну конечно! Тиль неспроста так крепко ухватился за её сумку. Проходимец утащил её кошелёк. Не зря он постоянно говорил о деньгах, напрашивался на угощение за её счёт и называл её богачкой. А она-то давала ему советы, старалась помочь! Доверчивая дурочка!

Благо Алида догадалась рассовать горстку монет по карманам платья и плаща. Были бы на ней туфли, и в обувь положила бы… Алида сокрушённо покачала головой и пошире открыла окно. Деревянная рама щёлкнула, ветерок колыхнул ажурные тюлевые занавески и приятно дохнул в лицо. Георгины, разросшиеся в палисаднике, заглядывали в комнату через окно, словно любопытные зеваки. На заборе щебетали зяблики. Алида прислушалась к ним, но птицы, судя по всему, просто болтали о ничего не значащих мелочах. Они не принесли никаких важных вестей. Что ж, если ничего плохого не приключилось, то это само по себе хорошо.

Конечно, она не собиралась долго горевать об украденном кошельке, но всё равно было неприятно чувствовать себя обворованной. Алида пересыпала немного монет из кармана в сумку и развернула карту, которую составил для них Вольфзунд. У Ричмольда была точно такая же. Алида провела пальцем от замка до Граукса и дальше, по прочерченной пунктиром дороге. Следующим пунктом было место под названием Западный Дол. До него ещё прилично идти… Да и местность трудная: рощи вперемежку с топями. На карте поселение обозначалось чёрной звездой, тогда как все предыдущие были отмечены только жирной точкой. Алида нахмурилась. Почему она не догадалась повнимательнее рассмотреть карту раньше и спросить у Вольфзунда, что это означает? По спине пробежал неприятный холодок. Алида вздрогнула от неожиданности, когда Мурмяуз упёрся широким лбом ей в ногу и ободряюще заурчал.

– Ты, как всегда, знаешь, когда мне требуется утешение, – проворковала Алида, поднимая кота на руки. Его приятная тяжесть успокоила её и даже немного воодушевила. – Спасибо, дружок. Если бы не ты, я бы давно сошла с ума, волнуясь по всяким мелочам. Знаешь, о чём я подумала? – Она пощекотала кота под подбородком. – Пойдём и попросим у хозяйки мисочку сливок для тебя. Я вполне готова потратить монетку на любимого друга.

В отличие от Граукса, приветливого и чистого посёлка с ухоженными садами и опрятными домами, Западный Дол производил прямо-таки противоположное впечатление. Дома здесь были не каменными, а сплошь из какого-то серого дерева, со временем почерневшего и кое-где поросшего лишайниками от сырости. Вечерний туман обволакивал селение, стелясь вдоль главной дороги, и из-за его клубящейся мутной мглы нельзя было различить ничего дальше первых нескольких строений.

Острые крыши тянулись ввысь, и вытянутые вверх дома в два-три этажа с презрением поглядывали на путников узкими тёмными окнами. На болоте, которое раскинулось за перелеском позади деревни, громко квакали лягушки. Из-за близости топей здесь было прохладно и сыро, словно вместо лета внезапно наступила промозглая осень, и Алида плотнее куталась в свой зачарованный плащ.

И всё же помимо сырости и запустения здесь было что-то ещё. Сам воздух в этом месте казался другим, тревожным и зыбким, словно за ветхими домами и кряжистыми соснами таился кто-то – или что-то, неотрывно следящее за непрошеными гостями. Ричмольд хмурился, но молчал. Наверное, он тоже ощущал эти мерзкие мурашки, бегающие под одеждой. Алида изо всех сил гнала нехорошие предчувствия, убеждая себя, что они абсолютно беспочвенны. Надо думать о чём-то насущном и приземлённом, и тогда мрачным мыслям просто не останется места.

Что-то подсказывало ей, что здесь не найдётся ни трактира, ни постоялого двора, ни крошечной гостиницы. Значит, надо договориться с кем-то из местных жителей и попроситься на ночь в дом. Как назло, никого на улицах не встречалось, только стайки чёрных и белых кур копались у покосившихся заборов. Пройдя по дороге ещё немного, Алида остановилась.

– Никуда не укатывай, – буркнула она Ричмольду и поднялась на крыльцо дома, выглядящего свежее других. Здесь хотя бы краска на двери не сильно облупилась.

Алида осторожно постучала и закусила губу, приготовившись ждать.

– Что надо? – раздался неприветливый голос изнутри. Хозяйка даже не удосужилась открыть и посмотреть, кто пришёл.

– Нам бы… на ночлег устроиться, – попросила Алида. – Мы заплатим!

Тишина продлилась около минуты, и Алида решила было, что не дождётся ответа, как вдруг голос прозвучал снова:

– Мы чужих не берём. И никто из порядочных людей мимо нас не проходит, шваль одна. Так что проваливайте.

Послышались удаляющиеся шаги, и Алида, вздохнув, спустилась с крыльца.

– Так, Мурмяуз, не расстраивайся, – сказала она нарочито громко, чтобы не только кот, но и Ричмольд услышал её. – Отказали здесь, значит, примут в другом месте. Пошли дальше!

В следующих двух домах её стук просто проигнорировали. Зато в четвёртом дверь открыл худощавый мужчина средних лет и даже вышел навстречу, скрестив руки на груди и как бы невзначай закрывая собой вход в дом.

– Чем могу?.. – хмуро осведомился он, глядя на Алиду.

– Нам нужен ночлег, – заявила она, заглядывая мужчине в лицо снизу вверх. – Нас двое людей и кот… и две птицы. Но они пока не прилетели. Мы заплатим! У нас есть деньги, вот. – Алида продемонстрировала монетку и запнулась, ожидая ответа.

– Кот, говоришь? – усмехнулся мужчина.

– И две птицы, – добавила она.

– Даже так… Что ж, есть у меня подходящее место для вашей компании. Пойдём.

Он спустился со ступеней и махнул рукой, делая знак идти за ним. Алида подбежала к Ричмольду и покатила его кресло вслед за мужчиной. Хозяин завернул за угол дома и, пройдя по раскисшей чёрной земле, остановился напротив приземистого строения, возведённого из того же серого дерева, что и дома.

– Добро пожаловать, – хмыкнул он, распахивая покосившуюся дверь.

Оттуда донеслись запахи сена и навоза. Алида поморщилась.

– Но это же скотный двор!

– А куда вам ещё с вашим зверинцем? – усмехнулся хозяин и сплюнул на землю. – Там есть свободная пристройка. И даже пара матрасов свёрнутые лежат. Тепло и относительно сухо. А в доме нам и самим не развернуться, семья большая. Что, пойдёт? Соглашайся, всё равно никто вас больше не пустит. У нас не любят чужаков. Места, прямо скажу, не знаменитые, смотреть тут нечего, так что вокруг одни местные, если только ворьё какое занесёт.

Алида задумалась. Вечерело, и уже скоро Ричмольд должен отправиться на поиски магических источников. Нельзя, чтобы кто-то увидел, как неходячий парень встаёт с кресла и как ни в чём не бывало отправляется куда-то в ночь. А судя по тому, как их принимали в других домах этого недружелюбного посёлка, надеяться действительно большене на что.

– Вы получите оплату, только если покормите нас ужином. И не абы каким, а свежим и горячим, – твёрдо заявила она. – Я плачу вам как за настоящую комнату на постоялом дворе. Значит, могу просить то, на что могла рассчитывать в подобном месте.

Мужчина, сощурившись, посмотрел на неё, что-то прикидывая, потом на Ричмольда и, сплюнув ещё раз в чёрную грязь, медленно кивнул.

– Идёт. Расскажешь хоть, что за нелёгкая привела вас сюда? Не каждый день видишь приезжих.

– Нет, не расскажу, – покачала головой Алида и шагнула внутрь, чтобы осмотреть место их будущего ночлега.

В хлеву оказалось довольно сухо и не пахло ничем, кроме сена. Матрасы чуть отсырели, но в целом были в сносном состоянии. Когда она развернула первый матрас, оттуда выскочила упитанная серая мышка и поспешила скрыться в соломенном настиле. Мурмяуз тут же бросился в погоню.

Хозяйка, маленькая стройная женщина, выглядевшая намного моложе мужа, принесла миски с густой похлёбкой, весьма недурно пахнущей. Худощавый вихрастый мальчишка, хозяйский сын, по просьбе Алиды приволок масляную лампу и спички, предупредив, чтобы она тщательно очищала от сена пол в том месте, куда захочет поставить лампу. Алида пообещала бдеть.

Рич, как ему и полагалось, ушёл, едва сгустились сумерки, и Алида осталась в обществе Мурмяуза. Она зажгла лампу и достала со дна сумки клубок шерсти и крючок. Брать с собой книги было тяжело, и, собираясь в путь, она решила, что вязание поможет ей скрасить ожидание. К этому времени туман окончательно заволок деревушку, и в окне ничего не удавалось разглядеть кроме густой серой мглы. В сене на полу прошуршала ещё одна мышь, и Мурмяуз стремительно бросился за добычей.

Минуты протекали медленно, сплетаясь в часы, как петельки ниток – в объёмный шарф. Алида не была искусна в вязании, но рассудила, что шарфы никогда не бывают лишними: после лета неизменно приходит осень, и неизвестно ещё, где и как им придётся её встретить.

Если раньше Алида была уверена, что возвращение бабушки – дело пары месяцев, то сейчас она совсем не была так же радужно настроена. Ричмольд заполнил только несколько страниц первой книги. Ещё две книги оставались совершенно пустыми, а Вольфзунд обещал дать ещё, когда эти заполнятся. И сколько раз это будет повторяться? Очевидно, что выполнение задания может растянуться на долгое время. Откуда ей знать, сколько ещё этой чёрной магии таится в окрестностях? Сколько времени ещё понадобится? Месяцы? А если годы? Алида сосредоточенно сдвинула брови, внимательно отсчитывая петельки. Она не хотела признаваться себе, что Вольфзунд ловко втянул их в практически бесконечное задание. Он снова победил.

Масло в лампе закончилось через пару часов. Алида отложила вязание и прилегла на матрас. Из-за тумана воздух в помещении наполнился влагой, и дышать было трудновато. К запаху сырости, леса и болот отчего-то примешивался слабый запах гари. Сквозь небольшое окно проникал стылый ветерок, пропитанный склизким духом окрестностей. Алида приготовилась лежать без сна, глядя в темноту. Самым сложным было не закрыть глаза и не заснуть – особенно в такой тьме, неотличимой от той, что затмевает разум на пороге сна.

Снаружи стрекотали кузнечики и распевали лягушки, изредка можно было услышать, как в соседнем хлеву сонно шуршат соломой свиньи. Алиде показалось, что полночь должна была уже давно миновать. Но где же Ричмольд? Может, на самом деле ещё рано, просто из-за темноты этой безлунной ночи кажется, что уже поздно? Или он не может найти дверь в темноте? Она ждала, не разрешая себе заснуть, и поглаживала Мурмяуза, который, вдоволь наловившись мышей, свернулся на матрасе у неё под боком и сыто урчал.

Она лежала, глядя в квадратик неба, виднеющегося в окне. На фоне тёмно-серой стены он выделялся пятном глубокого бархатисто-синего цвета. Алида со вздохом перевернулась на другой бок и незаметно для себя закрыла глаза. Она только сейчас поняла, что сильно вымоталась за день. Дорога в Западный Дол заняла много времени, по пути приходилось то и дело объезжать болотистые рытвины и избегать сосновых корней, узловатыми пальцами выступающих на поверхности земли. Лежать, пусть даже в хлеву на отсыревшем матрасе, было неописуемо приятно.

Сон всё-таки сморил её…

Алида рывком села на матрасе и ошарашенно завертела головой. Небо за окном из чёрно-синего стало зеленоватым. Занимался рассвет. Где-то в деревне хрипло прокричал петух. Она встревоженно перевела взгляд на соседний матрас, заранее подозревая, что там увидит. Так и есть. Пусто. В углу сиротливо ютилось кресло с колёсами, и при виде его сердце Алиды по-настоящему сжалось. Ночь прошла, но Ричмольд так и не вернулся. Сегодня она ждала напрасно.

Глава 4,

в которой ненависть сильнее разума

Западный Дол Ричмольду сразу не понравился. И дело было даже не в промозглых серых туманах, бродивших над землёй, и не в старых покосившихся домах, и даже не в неприветливых жителях. Просто воздух здесь был чужим. Он даже пах по-другому. Пах магией.

Нигде ещё Рич не встречал, чтобы странный дух, одновременно напоминающий аромат ночных фиалок и жжёных спичек, ощущался так явственно. Он появлялся – едва ощутимый – каждый раз, когда он заполнял пергаментные страницы Чёрной Книги витиеватыми нестройными письменами. Так пахло, когда Ричмольд на закате дня поднимался с кресла. Но здесь, в посёлке, этим запахом был напоён сам воздух, как трактир – ароматами горячей еды, а яблоневый сад осенью – терпким запахом спелых яблок.

Определённо, это место таило большую опасность. Вольфзунд предупреждал, что здесь придётся задержаться на несколько дней. Населённые пункты, обозначенные на карте звёздами, дали убежище большим скоплениям тёмных сил. Неизвестно, почему тьма затаилась именно в этих местах, но что-то притянуло её сюда: то ли зловещие болота, то ли старые дома, напитанные воспоминаниями и чувствами многих поколений людей.

Незаметно, как тень, Ричмольд выскользнул из хлева, любезно предложенного местным жителем в качестве ночлега, и поспешил укрыться за ближайшими деревьями. Не стоит никому попадаться на глаза.

Он прижался спиной к еловому стволу и глубоко втянул носом вечерний воздух. Запах фиалок и спичек стал чувствоваться ещё ярче. Рич потёр ладонью предплечье: то место, где появилась метка Вольфзунда, неприятно пекло. Наверное, из-за того, что в окрестностях пряталось слишком много магических источников. Он вытащил из-под рубашки астролябию, и ему показалось, что сегодня прибор стал тяжелее, чем всегда. Алидада, заострённая стрелка, закреплённая в центре диска, нетерпеливо подрагивала. Ричмольд накрыл её ладонью, успокаивая, словно разволновавшегося питомца. Стрелка покрутилась ещё немного, а потом замерла, уверенно указывая на северо-запад. Рич поднёс прибор к глазам, примериваясь. Спустя миг из стрелки, потеплевшей от прикосновения его рук, вырвался тоненький луч серебристого сияния и заструился меж древесных стволов.

Ричмольд несколько раз пытался проделать этот трюк днём, сидя в кресле, но выходило только тогда, когда неведомая сила заставляла его подниматься с наступлением сумерек и отправляться на поиски необъяснимого. Юноша хмыкнул. Он с таким нетерпением ждал, когда Вольфзунд научит его пользоваться астролябией, и с таким жадным интересом внимал его объяснениям, но жутко разочаровался, когда понял, что вместо старинного астрономического прибора ему подсунули магическую вещь. Конечно, здесь было замешано волшебство, металл оказался пропитан какими-то чарами насквозь. И этот серебряный луч, указывающий куда-то вдаль, несомненно, был не чем иным, как проявлением волшебной силы, которая тянулась к источникам.

Близкое присутствие магии, этой не поддающейся научному объяснению стихии, до сих пор оскорбляло Ричмольда до глубины души. Правда, отчасти он смирился с этой новой «неправильностью» мироустройства и даже благословлял её в те моменты, когда первая вспыхивающая на небосводе звезда одаряла его утерянной способностью ходить.

Воистину, вставать с кресла было пьяняще-прекрасно. Ещё прекраснее было шагать, самостоятельно выбирая свой путь, а не зависеть от мелкого, семенящего шага Алиды. И не биться затылком о спинку кресла каждый раз, когда она решала напомнить ему о своей обиде.

Он постоял под елью ещё немного, ожидая, пока серебряный луч станет ярче. Ощущение покалывания в пояснице, которое появлялось за несколько минут до перевоплощения, уже почти прошло. Вместо него в груди разливалось новое чувство: приятное ощущение уверенности, граничащее со вседозволенностью. Он – властелин этой ночи, идущий на зов неизведанной силы, которая манит его к себе. Дурман свободы, вино новых свершений кружили голову, но ещё не утихшая в душе прежняя робость мешала сделать первый шаг навстречу туману.

Но тут ему в грудь словно вонзился невидимый крюк и потянул, нетерпеливо таща в сторону темнеющей на фоне зеленоватого неба рощи. Ричмольд стиснул зубы и повиновался. Он ненавидел, когда Вольфзунд так делал. В открытую он никогда об этом не спрашивал, но догадывался, что предводитель альюдов использует этот фокус, проделывая какие-то манипуляции с его волей.

Ноги захлюпали по влажной земле, подошвы сапог вдавились в раскисшую хлябь. Порыв ветра донёс сильный запах магии, и по хребту Ричмольда пробежали колючие мурашки. Он попытался остановиться или хотя бы чуть сменить направление, но что-то невидимое упорно тянуло его только вперёд, туда, куда указывал луч, вырвавшийся из астролябии. В горле заклокотал гнев.

Гнев и раздражение не были эмоциями Ричмольда. Но и он уже не принадлежал себе. Тот, другой, просыпающийся вечерами, навязывал ему свои ощущения, и собственная сущность Рича скромно отходила на второй план.

Он расправил плечи и зашагал нарочито медленнее, чем мог бы, чтобы показать, что он отправился по следу луча самостоятельно, а не по приказу Вольфзунда. Уверенность в своих силах и незнакомая прежде дерзкая смелость всё больше наполняли его существо, и Рич широко ухмыльнулся. Как славно не сутулиться, стесняясь своей долговязой фигуры! Как славно в открытую смотреть на мир, а не украдкой, исподлобья, вечно робея перед незнакомцами и страшась быть втянутым в неловкий разговор!

Почти во всех домах оставшейся позади деревни уже погасли огни, только в одном-двух окнах ещё мерцали оранжевые блики. Впереди стелился туман, как разлитое молоко, в болотах лягушки тянули хриплую песнь, а в пролесках, где мёртвых деревьев было больше, чем живых, звонко вздыхали сплюшки, перекликаясь с сородичами.

Ричмольд обошёл особенно влажный участок земли, крепко держа перед собой астролябию, чтобы серебряный луч не оборвался. С покорёженной сосны сорвалась ворона и с карканьем пролетела над головой. Ричмольд выругался и нервно отскочил в сторону. Луч померк на миг, но скоро снова засиял. Несколько ворон слетели с деревьев вслед за своей предшественницей, хрипло вскрикивая и шумно взмахивая крыльями. Рич задрал голову, и птицы вдруг сбились в стаю и принялись кружить над ним, иногда сталкиваясь друг с другом и недовольно клокоча. Ричмольд поёжился. Эта перемена в вороньем поведении показалась ему странной и нелогичной и даже немного напугала.

Он осторожно обошёл небольшое болото, коварно разлившееся между последними постройками и перелеском, и самодовольно хмыкнул. Будь он сейчас тем же неуклюжим увальнем, каким был раньше, ему ни за что не удалось бы отыскать сухой путь и почти не испачкать сапог! Вороны, покружив и покаркав ещё немного, устремились в лес, видимо, поняв, что ничего интересного им от путника не добиться.

Ричмольд обошёл топь и шагнул в рощу. Стволы и ветки казались непроглядно-чёрными, лишь макушки деревьев отливали сединой в свете луны. Зато там, где пролегал путь серебристого луча, испускаемого астролябией, трава и низенькие кусты искрились ярко, словно подёрнутые инеем. Луч скользил между деревьев, хитро извиваясь, и Ричмольд прибавил шаг. Его сердце застучало сильнее, в груди стало жарко, от плеч до кончиков пальцев пробежала дрожь нетерпения. Он ощущал себя как гончий пёс, учуявший раненого зверя. Сейчас, сейчас… ещё пара шагов…

Он выбежал на открытую поляну, освещённую луной. Несколько ярких звёзд сияли в промежутке между деревьями, но сейчас они совершенно не занимали его. Важно было лишь одно. То, что находилось чуть дальше, в дальнем конце прогалины.

Луч указывал на скопление из нескольких бесформенных облачков, с первого взгляда похожих не то на клубы тумана, не то на странные огни. Серебристые отблески подсвечивали бестелесные сгустки сбоку, отчего внутри облачков образовывались тёмные тени. Изредка то тут, то там мелькали крохотные разряды молний, будто уменьшенные копии грозовых туч спустились к самой земле и осторожно размышляли, стоит ли им разразиться бурей. Рядом вяло вились другие облачка, изменчивого неопределённого цвета, похожие скорее не на огни, а на подсвеченный дым – магическая сила другого рода, вовсе не та, которая интересует чернокнижников.

Ричмольд почти бегом бросился к огням, чувствуя, как от нетерпения пересыхает во рту. Они звали его, неслышно, но ощутимо, на каком-то другом уровне восприятия, где нет ни звуков, ни цветов, есть только желаемое, которого во что бы то ни стало нужно достигнуть. Книга, которая ждала своего часа в сумке, стала вдруг намного тяжелее, чем была раньше, словно налившееся соком осеннее яблоко. Книга тоже хотела скорее слиться с магической энергией, какой бы коварной она ни была.

Рич едва не влетел в какие-то столбы, которые поначалу не заметил, поглощённый серебряными огнями, пляшущими у земли. Ругнувшись, он отпрыгнул в сторону, но на этот раз больно ударился боком, всё-таки столкнувшись с ещё одним столбом. Он остановился, уперев ладони в колени и выравнивая сбившееся от удара дыхание. Столбов на поляне было много, больше дюжины. Почти на всех можно было разобрать вырезанные письмена или даже изображения людей и животных, а на некоторых знаки настолько истёрлись со временем, что стали совсем неразборчивыми. Где-то – на паре свежих, ещё почти белых стволов, только недавно освобождённых от коры – были вырезаны всего одна-две строчки надписей и рисунков. На многих столбах надписи теснились в несколько рядов, порой находя друг на друга, на некоторых даже сливались в сплошную резную вязь.

Наконец Ричмольд понял, куда завёл его луч. Это было деревенское кладбище. В городах на могилах предпочитали возводить каменные стелы или же укладывать вытесанные плиты поверх могильных холмиков. Но в деревнях по старинке работали с деревом, считая отчасти, что древесина может стать пристанищем для духов умерших, если им захочется на какое-то время спуститься с небес и пообщаться с родственниками.

Представителей одной семьи было принято хоронить вместе. Рядом, или вовсе в одной могиле. И имена всех усопших наносились на один столб, строчка под строчкой. Чем старше и многочисленнее семья, тем больше надписей теснилось на фамильных столбах.

Не выпуская астролябию, Рич провёл ладонью другой руки по ближайшему столбу, изучая кончиками пальцев неровности резьбы. «Покойся с миром, Энрих Кройлен». Ниже – изображения пшеничных колосьев, серпа, мельницы… На других столбах тоже были высечены изображения того, чему почившие посвятили свои жизни. Каким-то загадочным образом Ричмольда тянуло к ним даже больше, чем к магическим облачкам, которые обнаружила астролябия. Ему пришлось постараться, чтобы сосредоточиться и оторваться от деревянных могильных столбов.

Оставшееся расстояние до магического источника он преодолел за несколько размашистых шагов. Книга в сумке уже налилась такой тяжестью, что оттягивала лямку вниз, заставляя её сильно впиваться в плечо. Ричмольд присел на корточки рядом с неподвижными, но слегка колышущимися сгустками и поспешно достал тяжёлый том из сумки. Книга раскрылась сама на незаполненной странице. Огоньки засияли ярче, будто почувствовали его присутствие, и вспыхнули ярким серебряным пламенем, наполняя воздух насыщенным запахом тьмы.

Пера и чернил Ричмольду не требовалось. Он поднёс астролябию к пустой странице, и серебристый луч, замерев ненадолго, словно раздумывая, забегал по пергаменту, сначала медленно, потом всё стремительнее. Магические огоньки зашипели, словно угли, попавшие под дождь, и начали уменьшаться, будто всасываясь через луч в страницу. Под лучом возникали чёрные, сочащиеся невесть откуда взявшимися чернилами строки, и руны были похожи на следы птиц – тот же неразгаданный язык, на котором были исписаны страницы Манускрипта.

Ричмольд сжал зубы, чувствуя, как астролябия и книга в его руках начинают раскаляться. От жара предметов ему тоже стало жарко, и пот выступил на спине, промочив рубашку. В моменты «записывания», как он прозвал про себя эту процедуру, время будто замирало или растягивалось настолько, что уследить за его течением было очень тяжело. В голове мелькали смутные образы, сливаясь в какую-то бессмысленную картину, как во сне, и Ричмольд уже не мог бы ответить, как долго он сидит посреди деревенского кладбища, вписывая с помощью серебряного луча тайные знания, которые позже необходимо будет предать забвению.

Наконец луч иссяк, и Ричмольда едва не отбросило силой, которой вдруг задышала книга. В первый раз так и произошло: он не удержался на ногах и неуклюже завалился, напоминая себя прежнего. Но сейчас он был готов к удару, которым книга, словно большое сердце, ответило на напитавшую её силу.

Рич встряхнул головой, выпрямился в полный рост и, дунув на ещё не просохшие чернила, захлопнул книгу. Он хотел уже убрать её в сумку и проверить, не найдёт ли астролябия другие источники магии поблизости, как заметил свет, исходивший откуда-то снизу. Рич наклонился и увидел, что к подолу его дорожного плаща пристал дрожащий огонёк тёмной магии. Ричмольд потряс плащом, но огонёк не погас.

«Только этого не хватало», – подумал Рич и яростнее затряс одеждой, но серебряный огонёк, казалось, намертво прикипел к плотной ткани.

Серебристый свет, исходивший от сгустка, вырвал из мрака обломки древесного ствола со снятой корой – точно такого же, из каких были сделаны могильные столбы на кладбище. Ричмольд хотел рассмотреть обломки поближе, но тут магический сгусток прожёг ткань плаща и больно ошпарил ногу. Юноша зашипел и упал на землю, стараясь сбить непрошеного гостя, как сбивают огонь.

– И что ты тут вытворяешь? – послышался отнюдь не дружелюбный голос. Ричмольд вывернул шею и в темноте различил приближающийся к нему мужской силуэт. – Какого лешего тебя сюда занесло? Не колдун ли ты, часом?

Рич похолодел. Кто этот человек? Что он делает ночью на лесном кладбище? А если он увидит, что у него на одежде тлеет серебристый огонёк? Судя по силуэту, незнакомец гораздо крупнее и сильнее его, значит, лучше не вступать в споры. Рич замер и попытался спрятать магическое облачко, прикрыв его ладонями. Руки тут же обожгло, но через мгновение, как ни удивительно, огонёк исчез, будто его и не было. Рич в изумлении поднёс ещё пылающие болью ладони к глазам, но в ночной темноте ничего не разглядел.

– А ну отвечай, щенок, когда с тобой разговаривают! – взревел незнакомый мужчина прямо над ухом, и Ричмольду пришлось встать и нагнать на себя самый невозмутимый вид.

– Прошу прощения, господин, – произнёс он холодно, но голос всё-таки слегка дрогнул. Оказывается, по ночам он мог смело дерзить только Алиде, а при грозящих ему неприятностях снова превращался в робкого паренька. «В слюнтяя, если точнее», – пронеслось в голове.

– Я приезжий. Мне не спалось, и я решил прогуляться.

– Отличное место для прогулки, – нахмурился незнакомец. Теперь, когда он подошёл ближе, Рич сумел рассмотреть его в бледном свете луны. Это был крепкий, мускулистый мужчина средних лет с густыми русыми усами и бородой. Через его щёку тянулся красноватый шрам.

– Да, соглашусь, место немного странное. Но… я писатель, и для новой книги мне необходимо исследовать старые деревенские кладбища. У вас, в Западном Доле, весьма любопытные могильные столбы.

– Да что уж тут любопытного?! – взвился бородач. – Столбы как столбы! Лучше расскажи, что за свет ты тут зажигал? Да ещё и на могиле проклятого колдуна!

«Кажется, у меня проблемы», – обречённо подумал Ричмольд. Он оглянулся, изо всех сил изображая изумление.

– Могила колдуна? В самом деле? Но здесь же нет ничего… Ничего, что ставят на могилах. – Он постарался улыбнуться, но мужчину это не впечатлило.

– Жители разломали столб, как только похоронили колдуна, – буркнул незнакомец. – По обычаю нельзя не ставить столб, но что делать с ним потом, решают только те, чьи предки покоятся на кладбище. Местные не хотели, чтобы рядом с их отцами и дедами лежал этот неверный. Вот его и закопали чуть в стороне, а чтобы его дух не мог вернуться, сломали столб. Да что ты мне зубы заговариваешь, щенок? Сам-то, думается, пришёл поклониться выродку из своего племени? Думаешь, я не видел, как ты тут танцы шаманские кружил да огни жёг?

Если бы Ричмольд сейчас был прежним собой, он непременно покраснел бы до корней волос. Но та, другая сущность, которая дарила ему новые ощущения свободы и вседозволенности, разожгла яростный пожар в груди. Да что он такое несёт? Что этот деревенский мужлан вообще знает о жизни? Он, Чернокнижник, спасает всё это гнилое поселение от скверны, которой оно заражено! Благодаря ему они будут жить спокойно! И пока та, первая сущность, сжималась внутри, дрожа от ужаса, новая единолично завладела сознанием Ричмольда. Он сделал шаг вперёд и презрительно плюнул в лицо мужчине.

– Уйди с дороги, деревенщина. Я очищаю ваш прогнивший мирок. Скоро ты поймёшь, что должен в благодарность лизать мои сапоги. Так что…

Не успел он договорить, как мужчина с рёвом вцепился в его волосы и дёрнул из всех сил. Ричмольд вскрикнул, и вороны, рассевшиеся в роще, снова раскаркались и взмыли в небо, кружа над кладбищем.

– Треклятые колдуны! Уж я собью с тебя спесь, выродок!

Он сильно ударил Ричмольда кулаком в живот, и юноша согнулся, глотая ртом воздух. Мужчина быстро заломил его руки за спину, не забывая сопровождать каждое своё движение увесистыми и болезненными ударами, и пинками погнал его в сторону чернеющих деревьев.

– Я отвечаю за покой в деревне, – прорычал он. – Староста я. И когда старуха Нэшли постучала ко мне и сказала, что кто-то на болотах колдунствует, выпуская свет из-под земли, я сразу понял, что заявились гости к проклятой могиле. Ничего, щенок, ты у нас попляшешь. Мы давно хотели кого-то из вас поймать да показать, что к нам лучше не соваться. Жил тут у нас уже такой же, как ты. Больше нам таких не надо.

Он волоком потащил Ричмольда, и тот быстро понял, что упираться бессмысленно. Его сапоги скользили по влажной земле, оставляя борозды и не зацепляясь ни за что. Всё тело ныло: староста Западного Дола явно знал, куда бить, чтобы было больнее.

Мужчина свернул в рощу, и в темноте Ричмольд различил старый покосившийся домик, похожий на хлев. Строение начало врастать в землю, а на крыше разрослись мох и молодые тонкие деревца. Староста ударил ногой дверь и грубо втолкнул Ричмольда внутрь. Юноша влетел в помещение и растянулся на земляном полу, разбив от падения ладони и щёку. Не успел он вскочить на ноги, как староста захлопнул дверь и, судя по звукам, запер её снаружи на металлический засов. Ричмольд бросился к двери.

– Позвольте мне объяснить! – крикнул он жалобно. – Не навлекайте на себя проклятий! Вас всех погубят глупость и чёрная магия! – добавил уже другим тоном Чернокнижник, вновь завладевая его разумом.

– Так вот ты и проговорился. Ничего, за твою чёрную магию тебя все разорвать рады будут, – хмыкнул мужчина за дверью. – Мы вернёмся утром, колдунчик. Все придём посмотреть, как ты будешь полыхать.

Послышались удаляющиеся шаги. Ричмольд крикнул ещё что-то, отчаянно пытаясь воззвать к здравому смыслу, но мужчина не вернулся. Ушёл, оставив его снова один на один с лесом, болотом и старым кладбищем.

В помещении пахло сыростью и гниющими досками, и от этого запаха свербело в носу. Ричмольд заколотил кулаками в дверь, надеясь, что ветхие доски не выдержат. Однако петли были хоть и ржавыми, но всё равно крепкими, и только постанывали от ударов, но сдаваться не спешили. Древесина тоже оказалась на удивление прочной. Он осмотрелся: окна в доме были заколочены толстыми досками, но ни лома, ни кочерги, которыми можно было бы попытаться поддеть доски, не имелось. Рич в отчаянии пнул дверь ногой, стопу пронзило болью от удара, но больше ничего не изменилось.

– Да будьте вы прокляты! – зарычал он сквозь зубы. Точнее, эти слова принадлежали не Ричмольду, а тому, с кем он с недавних пор делил свою телесную оболочку. – Пожалуйста, я всё объясню, – жалобно произнёс уже он сам.

Но ответом ему была тишина, царившая в заброшенном доме, да кваканье лягушек снаружи.

Он не знал, сколько времени осталось до полуночи. Часов у него не было, а астролябия могла подсказать, если бы он находился под открытым небом. Но, увы, в шиферной крыше не нашлось даже малейшей бреши. В самом деле, когда-то это был крепкий, добротный дом.

Ричмольд бессильно опустился на пол, прислонившись спиной к стене. Если староста выполнит свою угрозу – а непохоже было, чтобы он шутил, – то утром его спалят вместе с заброшенной постройкой. До полуночи он вряд ли выберется, а скоро ещё и утратит способность полноценно двигаться. Ждать следующего перевоплощения – не лучшая идея. Его уже не станет, когда Чернокнижник завладеет им в следующий раз. Интересно, когда Алида заметит, что его нет? Станет ли волноваться или мстительно усмехнётся?

«Она не такая. Она хорошая девушка. Добрая и сочувствующая», – осадил он сам себя. «Да неужто? Ты плохо её знаешь. Она так зла на тебя, приятель, что с радостью кинет первый факел в этот вонючий хлев», – цинично заметил другой в его голове.

– Заткнись, – сказал Ричмольд вслух и нервно рассмеялся.

«Если бы староста увидел, что я разговариваю сам с собой, он был бы рад или нет? Интересно, кого в этой деревне ненавидят больше: колдунов или умалишённых?»

Рич вздохнул и обвёл глазами свою тюрьму. Через щели в заколоченных окнах проникал тусклый лунный свет, выхватывая из темноты нехитрую обстановку. Он заметил на стенах покосившиеся полки, где ещё стояло несколько ветхих книг, и стол, завалившийся на бок из-за того, что одна из четырёх ножек подкосилась, подпорченная древоточцами. Двери, ведущие в две другие комнаты, слетели с петель, но Ричмольд не стал заглядывать внутрь. Он поднялся на ноги, подошёл к одному из заколоченных окон и ударил кулаком по доскам. Рич не надеялся, что древесина рассыплется в труху от удара, доски и гвозди оказались крепкими, и костяшки мгновенно отозвались острой болью. Он выругался сквозь зубы.

Взгляд Ричмольда упал на стену, покрытую тонким росчерком лунных лучей, сочащихся между заколоченных досок. На гладкой поверхности брёвен темнели руны, то ли выжженные, то ли выписанные углём. Угловатые, острые, совсем как те, записанные в Чёрной Книге. Рич сдвинул брови. Этим языком пользовались могущественные маги, насколько он успел понять. Только знания, недоступные для обывателей, записывались «птичьими следами». Значит ли это, что в заброшенном доме действительно когда-то жил колдун? А теперь он похоронен на кладбище… И на его могиле клубились сгустки тёмной магии. Но разве это возможно? Разве магия не покоилась в Небытии многие столетия?

«Раскрой книгу», – шепнул чей-то голос, но не на ухо, а прямо в мысли. Голос Чернокнижника был неотличим от голоса самого Ричмольда по тембру, только интонации были презрительными и холодными, но этот голос был чужим и незнакомым.

– И что произойдёт? – спросил Рич и без удовольствия заметил, насколько потерянно это прозвучало.

«Увидишь. Не пренебрегай тем, что ты получаешь. Пока книга у тебя, ты полноправный владелец знаний, в ней заключённых, ведь так? Используй их и, может, ты больше не захочешь их уничтожать, как велит твой хозяин».

– Нет, – твёрдо ответил Ричмольд.

Но всё-таки потянулся рукой к сумке, в которой лежала книга.

На плаще вновь зажёгся магический огонёк, и Рич завертелся на месте, пытаясь поймать его ладонями. Огонёк быстро перемещался, пробегая по ткани плаща и ускользая из-под пальцев. Рич закружился, путаясь в собственных ногах, и грузно рухнул на пол, ударившись коленями. Он попытался встать, но не получилось, и только спустя несколько мгновений замешательства он понял, что за то время, пока он ловил огонёк, успела наступить полночь.

Голос и чувства Чернокнижника покинули его голову, словно их и не было никогда, всё тело налилось усталостью, уверенность и расчётливость исчезли без следа, уступив привычным унынию и потерянности. Ноги ничего не чувствовали, снова став ненужным грузом, от которого невозможно избавиться. И кресло в этот раз было слишком далеко.

Как скоро Алида поймёт, что он попал в беду? И поймёт ли? Сумеет ли сообщить Вольфзунду? Хотя, до того, как Вольфзунд вышлет подмогу, Рич, скорее всего, будет мёртв. Староста не шутил. Если эти места насквозь пропитались тёмной магией, источающей запахи жжёных спичек и фиалок, то она успела пустить корни в сердцах местных. А может, у жителей были какие-то личные счёты с почившим колдуном. Как бы то ни было, на милосердие рассчитывать глупо. Магистрат подал пример всем, объявив абсурдную охоту на ведьм тогда, когда ещё никаких ведьм, по сути, и не было. Ненависть к тем, кто умел нечто неподвластное простолюдинам, успела разбежаться по всем окрестным городам и сёлам, подобно опасной болезни.

Магистры скрывали то, что альюды вернулись, но убеждали горожан в том, что среди них есть люди-колдуны, опасные и коварные, не такие, как простолюдины. И каждый жаждал самолично распознать и уничтожить того, кто подрывал привычное течение жизни, паразитируя на их уютной повседневности. Искоренить, вырезать, получить одобрение градоправителей. Что двигало людьми? Желание выслужиться? Надежда на награду? Может, люди мечтали, что, продолжая политику Магистрата, они будут избавлены от налогов? Ричмольду вспомнился этот скользкий парнишка, Тиль. Его рассказ о покушении на короля и арестах всех недовольных властью подтверждал, что жизнь с каждым днём становится всё более непредсказуемой и зыбкой, как петляющая в тумане лесная тропа.

Рич поднял воротник плаща до самого носа. Магический огонёк куда-то пропал сам собой. По полу дуло из щелей, в болотистом лесу даже летом ночами было прохладно. Придётся постараться заснуть прямо здесь, только удастся ли? Он грустно хмыкнул. Не всё ли равно, выспишься ты или нет, если утром предстоит умереть?

Всё-таки сон милосердно распростёр над ним свои крылья, и Ричмольд с готовностью погрузился в его прохладные волны. Он слишком устал сегодня, чтобы думать о худшем. Он что-нибудь сообразит, когда наступит рассвет. Он неглупый, сможет найти нужные слова.

Его разбудило какое-то назойливое постукивание и скрежетание. С трудом разлепив глаза, юноша увидел, что помещение погрузилось в серые сумерки. Светало. Снаружи снова послышался стук. Ричмольд встрепенулся, прислушиваясь и вглядываясь во тьму. Он даже затаил дыхание, чтобы ничего не пропустить. Кто это? Хищник, почуявший беспомощную добычу? Путник, жаждущий укрытия? Или… – внутри всё покрылось корочкой льда – колдун, стремящийся попасть домой?

Он уже был готов поверить в самую невероятную теорию, взвинтив догадками свои нервы до предела. Рич едва не подпрыгнул, когда шум послышался в соседней комнате. Там явно кто-то протискивался в заколоченное окно. Рич сжался в комок, натягивая ворот плаща до глаз, стараясь стать как можно менее заметным. Ему было страшно от своей беспомощности, от неизвестности, от того, что своим промахом он разгневает Вольфзунда и тот не выполнит свою часть сделки.

Стрекоча и роняя поломанные перья, в комнату влетела птица. Сорока с белой головой.

– Кемара! – изумлённо выдохнул Ричмольд.

Сорока на лету превратилась в девушку, грузно упала, ударившись об пол, но, вглядевшись в лицо Ричмольда, улыбнулась.

– Рич. – Кемара поднялась с пола и оправила одежду. – Ты в порядок? Как хорошо, что ты ещё здесь… И цел.

– У меня неприятности, – буркнул он неприветливо, хотя на самом деле был рад видеть подругу. – Но ты-то как тут оказалась? Я думал, ты в Биунуме, работаешь в лавке и докладываешь Вольфзунду о городских делах.

– На этой неделе там Креата, – пояснила Кемара. – А я… – Она смутилась, и, если бы не полумрак, можно было бы заметить, как розовеют её бледные щёки. – Прости, пожалуйста, но я следить за тобой. Мне показалось, должен быть кто-то, кто присмотреть за тобой ночью. Тут опасные места, Окэлло согласиться, чтобы я лететь.

– Ох, – выдавил Рич. А помолчав немного, добавил: – Спасибо.

В неловкой тишине она подсела рядом, тоже прислонившись спиной к стене, и осторожно дотронулась до его руки. Ричмольд вздрогнул, но не пошевелился. Ему вдруг стало уютно и тепло. Он больше не один. Она сможет быстро долететь до замка и вернуться с подмогой. Быть может, сирины ещё не улетели в Птичьи Земли и смогут задержать жителей деревни, а заодно и выломать дверь мощными когтями…

– Но как ты обратилась? – спросил он. – Ты же вроде не умеешь сама.

– Окэлло видеть, где я, – пояснила Кемара. – Я же говорить, он не против. И даже немного помогать.

– Ясно.

– Я делать кукла старосты, – произнесла Кемара. – Мне нужно взять его волосок, и всё будет готов. Подождёшь немного?

– Скажи Алиде, где я. А лучше: лети прямо к Вольфзунду, – попросил Рич, но девушка-сорока покачала головой.

– Хозяин и так знать, что ты здесь. Но он считать, что всё не так плохо. Он не вмешаться без особой нужды. Ты выбраться, а я тебе помочь. Но я найду Алиду, если ты хотеть.

Ричмольд скользнул взглядом по её шее и груди, украшенным множеством бус и подвесок. Амулет с изображением глаза, который она никогда не снимала, зловеще поблёскивал в полумраке. Значит, Вольфзунд прямо сейчас смотрит на него? Смотрит, слышит, но не хочет помочь? Или амулет передаёт только смутные образы?

– Спасибо, – сказал он ещё раз и крепко сжал руку Кемары в ответ.

Он хотел вложить в это слово всю благодарность, которая тёплой волной согрела сердце, но горло сдавило спазмом, и он просто покачал головой.

Кемара улыбнулась и поднялась на ноги, погладив его по плечу.

– Всё будет хорошо. Не переживать. Утром всё будет хорошо, – сказала она и ушла в ту комнату, из которой появилась. Ричмольд снова услышал возню и понял, что она обернулась сорокой и покинула дом.

Он снова был один, но теперь у него появилась надежда.

Глава 5,

в которой Лисса идёт на попятную

Солнце лениво выползало из-за горы, круглое и румяное, как спелый персик. Макушки деревьев, растущих в замковом саду, окрашивались в розовато-оранжевый, а длинные тени синими мазками ложились на землю. Отсюда, с высоты горы, которую венчал замок, дома предместий Биунума, виднеющиеся вдалеке, казались совсем крошечными.

Лисса обняла себя обеими руками и вздохнула, продолжая смотреть в окно. Она пыталась прочувствовать эти горы с редкими перелесками, полюбить близость города, привыкнуть к просторным залам и широким коридорам замка. Но всё здесь было таким чужим. Ей не хватало прохладного дыхания леса, беззаботного птичьего пения, свежих туманов и журчания ручьёв. Лиссе хотелось вернуться в свой уютный дом и поработать в любимом садике, ощутить голыми руками влажную, чёрную землю, наполненную жизнью, обласкать пальцами шершавые листья цветов и тоненькие веточки кустов. Здесь тоже был сад, большой и роскошный, и розовые кусты в нём были все как на подбор: мощные, крепкие, усыпанные благоухающими бутонами. Но гораздо милее ей оставался разношёрстный, но ухоженный огородик, в котором она знала и любила каждый росток.

Да и сам замок, такой величественный и богатый, казался Лиссе холодным и неживым. Она чувствовала себя здесь маленькой и одинокой птичкой, заточённой в каменной клетке на вершине горы. Она отнюдь не была одна, ведь и Диньяна, её мать, тоже гостила у Вольфзунда, да и постояльцы замка обходились с ними хорошо и старались всячески развлечь. Но в душе сквозил холод. Она привыкла каждый день общаться с другими жителями их деревни, делиться с ними насущными радостями и печалями, выслушивая в ответ их нехитрые рассказы о повседневной жизни, где не было места ни войнам, ни заговорам, ни вечным совещаниям, на которые её никогда не звали.

Дома всё было гораздо проще.

Конечно, здесь был ещё Мелдиан, по чьему настоянию, собственно, им с матерью и оказали честь погостить в замке Владыки альюдов. С Мелом было весело, он рассказывал множество занятных, а порой и невероятных историй, и, оставаясь наедине, они смеялись до боли в животе. С ним было так легко, будто они познакомились не несколько недель назад, а дружили всю жизнь.

– Ну что, поехали в город?

Лисса вздрогнула от неожиданности. Она и не заметила, как Мелдиан подошёл и встал рядом с ней. Лисса повернулась и чуть рассеянно улыбнулась.

– Конечно… То есть… Да, поехали.

Мел внимательно взглянул ей в лицо.

– Что-то ты невесело выглядишь. Случилось что?

– Просто скучаю по дому, – честно призналась Лисса. – Не подумай, пожалуйста, что мы невежливые и неблагодарные, но в замке мне действительно немного неуютно. Я так хочу скорее вернуться к своему садику в Птичьих Землях, поболтать с соседями, ходить по утрам умываться на ручей…

Лисса мечтательно улыбнулась милым картинам, представшим в воображении, но альюд, кажется, не разделял её восторгов.

– Умываться в ручье? Ты серьёзно? – Он презрительно сморщил нос. Лисса догадывалась, что он снова хохмит, но в душе зародилась обида. Что неприятного или постыдного в её привычках?

– Серьёзно, – сухо ответила она. – Мне гораздо милее наша деревенька в Птичьих Землях, чем городская суета. И ваш замок мне кажется слишком огромным, слишком холодным, слишком… бездушным.

– Боюсь, в скором времени тебе придётся перебраться сюда насовсем, – ухмыльнулся Мел, обнажив острые зубы. – Понимаешь ли, жена единственного наследника Чёрного Замка вряд ли сможет жить в бревенчатом сарайчике и собственноручно собирать гусениц с капустных кочанов.

– Не надо так, – попросила Лисса. – Мне действительно очень дорог наш с мамой дом. Это наш дом, понимаешь? Не замок, где сотня похожих комнат. Он почти как член нашей семьи, один из нас. Его строил дедушка, а потом и папа продолжал, когда был жив. И там, в нашем посёлке, мы все как родственники. – Она вздохнула, справляясь с чувством тоски, которое от воспоминаний лишь сильнее зашевелилось в груди. – Наверное, ты не поймёшь. Надо всю жизнь прожить так, чтобы понять, что по-другому ты просто не сможешь. Ты бы погостил у нас, Мел. Хотя бы несколько недель. Ты всё шутки шутишь, но попытайся проникнуться тем, что мне дорого.

Мелдиан хмыкнул и пожал плечами, не найдя, что ответить. Лисса поняла, что разговор зашёл в тупик, и отвернулась обратно к окну.

– Ну а насчёт свадьбы ты что-нибудь придумала? Мы едем сегодня за тканью на платье? – спросил Мел, желая сменить тему. – Торжество обязательно состоится здесь, в замке. Можешь приглашать кого угодно, выдумывать какие угодно церемонии и всё такое, но место останется неизменным. Здесь.

Лисса обернулась через плечо и встретилась взглядом с Мелом. Глаза у него были чёрные и совсем непроницаемые, как тёмные подземелья, в которых недолго и сгинуть, заплутав… Как подземелья, которых наверняка под замком было великое множество. И Лисса всё чаще думала, что будет, если она струсит и откажется от свадьбы? Уж не окажутся ли они с матерью в одном таком подземелье, оставленные гнить там заживо за то, что пошли против воли сына Вольфзунда?

Лисса тряхнула головой, прогоняя странные мысли. Почему такие вещи лезут ей в голову? Мел же такой хороший, они отлично ладят. Да и все его странности – рога, глаза без зрачков, крылья – очень ему идут. К тому же он из высокопоставленной семьи. Многие девушки мечтали бы оказаться на её месте.

Но иногда, когда они мило болтали о какой-нибудь ерунде или заливались хохотом, радуясь новой шутке, коварная мысль холодком пробегала по коже Лиссы, сразу портя настроение. Альюды – они ведь не люди. Что течёт в их жилах? Горячая кровь или мифический ихор? Испытывают ли они хоть какие-то чувства? Или, может, Мел просто искусно подражает человеческим эмоциям, не ощущая при этом ровным счётом ничего? Пропасть, отделяющая смертных от альюдов, разверзалась между ними, обращая сердце Лиссы в камень, и чем дольше она думала об отличиях между ними, тем хуже ей становилось.

– Эй, точно всё в порядке? – спросил Мел обеспокоенно, и Лисса вздрогнула.

Его глаза смотрели сочувствующе, если только эти беспросветные обсидианы могли таить хоть каплю теплоты. По крайней мере, Лиссе хотелось верить, что это так. Она натянуто улыбнулась и покачала головой.

– Да, всё хорошо. Просто я… Ох, Мел, замок твоего отца великолепен, и для нас с мамой большая честь гостить здесь, но… Я так хочу домой. Мне здесь страшно.

Последние слова она произнесла почти шёпотом, к тому же не смогла подавить жалобный всхлип. Лиссе стало стыдно, что она показывает себя такой слабой, и она отвернулась, украдкой вытирая выступившие слёзы. Она ахнула от неожиданности, когда вдруг Мелдиан обнял её, тёплый и жилистый, так похожий на простого человека. Лисса уткнулась лицом в его плечо и зажмурилась, представляя, что он и есть самый простой парень из их деревни, не окружённый никакими тайнами и не принадлежащий к самой могущественной семье альюдов.

– Какой же я дурак, – произнёс Мел. – Надо было мне сразу догадаться, что тебе будет неуютно у нас. Но я думал, вам с Диньяной станет интересно посмотреть, как мы живём, особенно после вашей глуши. Тем более, что… Ну, скоро ведь ты станешь моей женой, и мы будем жить вместе. Если хочешь, можешь пока съездить домой, в Птичьи Земли. Забрать кое-какие вещи, как-то подготовиться…

Он прижал уши, смутившись, и Лисса улыбнулась.

– Было бы здорово. Мне действительно хочется вернуться ненадолго домой. Я буду тебе писать. – Лисса замешкалась, думая, чего бы такого попросить у Мела, чтобы он понял, что она не отказывает ему раз и навсегда, а просто просит дать ей паузу. Взгляд прошёлся по рогам, ушам, скользнул по рубашке и остановился на сложенных крыльях. – Дашь мне своё перо?

– А тебе зачем? – Мел потешно склонил голову вбок, как внимательный щенок.

– Они мне нравятся. Мягкие и белые. А ещё… Надо же мне чем-то писать тебе письма!

Они рассмеялись в унисон. Мел оттопырил левое крыло и резко выдернул одно из перьев, чуть сморщив нос от боли.

– В давние времена дамы дарили рыцарям локон своих волос. Я не так алчен, как ты, поэтому не попрошу в ответ ничего такого.

Мел положил перо на ладонь и с преувеличенной галантностью протянул Лиссе. Лисса присела в реверансе и пристроила перо себе за ухо.

– Благодарю. Теперь… Теперь я буду… – Она замялась, не зная, что сказать. «Буду думать о тебе» – прозвучало бы слишком слащаво, как будто её насильно увозят из замка, а не она сама этого попросила.

– Будешь писать мне письма моим же пером, – пришёл на помощь Мел.

– Точно. Спасибо тебе.

Мел взял её за руку. Лисса не возражала: пальцы у него были тёплые и крепкие. Она глубоко вдохнула.

– У вас действительно очень красиво, а твои родители вроде бы ничего не имеют против меня. Но Мел, ты, конечно, не подумай ничего такого… – Лисса перевела дух, сердце пустилось вскачь. Она и не планировала говорить это, по крайней мере, прямо сейчас, но слова сами срывались с губ, как потревоженные мотыльки с ветвей бересклета. – Мел, ты уверен, что нам нужна эта свадьба?

Мел отдёрнул руку и недоумевающе посмотрел на Лиссу. Ей вдруг стало жгуче стыдно, и она поспешила оправдаться.

– Нет-нет, Мел, ты очень хороший, ты чудесный, даже больше… Но рассуди сам. Мы познакомились совсем недавно, да, нам легко и весело вместе, но разве этого достаточно для свадьбы? Разве мы не должны узнать друг друга лучше, прежде чем мы захотим пожениться?

Мелдиан отвернулся, но перед этим Лисса заметила, как его глаза сначала подёрнулись разочарованием, а потом полыхнули раздражением.

– Можно было обойтись и меньшим количеством слов, – бросил он через плечо. – Как я сразу не догадался, к чему ты клонишь? Я попрошу кучера снарядить вам с Диньяной экипаж. Прости, если доставил неудобства.

– Мел! – окликнула его Лисса, но альюд почти бегом бросился по коридору прочь.

– Надо было сразу понять, что я ей противен! Она никогда не воспринимала меня всерьёз! Забавный уродец, который веселит её и приглашает в гости! Я, как идиот, хотел впечатлить её замком, думал, она будет рада познакомиться с моей семьёй, думал, ей понравится её будущий дом… – Мел яростно замахнулся рукой, сшибая с постамента старинную вазу, которая тут же упала и, встретившись с мраморным полом, разлетелась вдребезги.

– Мелдиан, держи себя в руках! – осадила сына Перинера. – Отказала одна девушка, найдёшь другую. С твоим статусом это не будет проблемой.

Элли тут же бросилась подбирать осколки вазы. Она довольно часто видела юного хозяина в таком гневе, но это не пугало её.

Мелдиан мог гневаться, шутить, расстраиваться, и все чувства отражались на его лице, как в зеркале. Эмоции делали его похожим на обычного человека, тогда как Вольфзунд со своей неизменной ухмылочкой вызывал недоумение и навевал жуть, прячась под маской непредсказуемости. Элли всю сознательную жизнь служила при замке, но так и не могла разгадать души альюдов, хотя подозревала, что от жизни, растянутой сквозь столетия, они растеряли крупицы человечности, поначалу теплившиеся в их сердцах. Чем дольше жил такой нечеловек, тем сильнее отличался от смертного – так думала Элли, каждый раз наблюдая за тем, как реагируют на события её властные хозяева, отец и сын. И сын пока что был куда более понятен и близок.

Мел бросил на Элли уничтожающий взгляд. У любого смертного затряслись бы поджилки, но только не у той, кто была отдана в замок, едва ей исполнилось шесть лет. Элли сгребла мелкие осколки в совок и невозмутимо отправила их в ведро.

– Ты так быстро всё убираешь, что мне хочется разбить что-то ещё! – надулся Мел. Элли поняла, что его гнев понемногу уступает место привычному приподнятому настроению, и улыбнулась про себя. Хорошо, что он такой отходчивый, и ничто не может надолго омрачить его дух.

– Так не отказывайте себе в удовольствии, – ответила служанка, рискуя нарваться на осуждение Перинеры.

– Я не желаю смотреть на эту истерику, – фыркнула хозяйка и, шелестя юбками, направилась к двери. – Договорим, когда остынешь, – бросила она на ходу сыну.

Элли закончила уборку и искоса посмотрела на молодого хозяина. Тот сел в кресло, непривычно тихий и задумчивый.

– Принести вам пирожков? – поинтересовалась служанка.

– Неси. Хоть что-то хорошее произойдёт за сегодня, – махнул рукой Мел.

– Так ты уверена, дочка? – спросила Диньяна, укладывая платье в чемодан.

Шкаф в комнате был распахнут настежь, на полу лежали два чемодана с распахнутыми пастями и жадно пожирали всё, что Диньяна старательно складывала.

– Всё-таки мы совсем недавно приехали, может, задержимся ещё немного? – не дождавшись ответа от дочери, продолжила она.

Лисса неопределённо пожала плечами. Она сидела, поджав ноги, на роскошной кровати с резным изголовьем из твёрдого чёрного дерева со светлыми прожилками. Лисса окинула комнату рассеянным взглядом, и её дух в который раз захватило от великолепия. За неделю, проведённую в замке, она так и не привыкла к роскоши обстановки, хотя простые интерьеры древунов по-прежнему казались гораздо симпатичнее и ближе.

Лиссу пробрал озноб. Она остро чувствовала, что замок до краёв напитался чем-то чужим, непривычным, таящим опасность. Тем, что принято называть магией. И ей отчаянно хотелось бежать без оглядки, бежать, как кролик от гончих, не жалея ног и задыхаясь, лишь бы скорее оказаться как можно дальше отсюда. Она не могла объяснить, почему ей так неприятно находиться здесь, только чувствовала, что эта магическая сила ей не рада. Она тут как заноза в коже: болезненная и воспалившаяся, от которой замок хочет быстрее избавиться.

Лиссе было страшно, но она не знала, как рассказать о своём страхе матери. Да и поймёт ли Диньяна?

Они всегда жили в ладу с матерью, но в последние дни Лисса явно ощущала неодобрение, сквозившее в жестах и интонациях Диньяны, когда дочь заикалась о том, что скучает по дому. А уж разговоры о возможном переносе свадьбы – до того времени, как они с Мелом узнают друг друга лучше и убедятся в правильности этого шага, – и вовсе выводили её из равновесия.

Мать остро желала, чтобы Лисса вышла замуж за сына главы альюдов. Причём как можно скорее. Лисса не решалась в открытую спрашивать о причинах, но догадывалась, с чем это может быть связано.

– Я хочу домой, – пробормотала она почти детским голосом.

Диньяна закончила складывать одежду и, вздохнув, присела рядом с дочерью.

– Лисса, ты взрослая девочка, – терпеливо сказала Диньяна и заправила ей за ухо длинную светлую прядь. – Ты обещала мне быть сильной и мудрой. Каждой женщине однажды приходится менять привычный дом на новый. И посмотри сама, разве наша избушка лучше этого прекрасного замка? Разве здесь тебя не ждёт счастливое будущее?

– Лучше, – упрямо вздохнула Лисса. – У нас уютно и светло, а здесь за роскошью прячется холод. Ну, мама, неужели ты этого не чувствуешь? Неужели не понимаешь, что мы здесь чужие?

Диньяна поджала губы. Её серо-зелёные глаза потемнели: верный признак того, что она чем-то недовольна.

– Это пройдёт, – твёрдо сказала она. – Ты просто боишься перемен. Это и немудрено: прожить всю жизнь в нашей деревеньке, а потом вдруг оказаться в таком месте. Тебе непросто привыкнуть, я понимаю, но если жизнь преподносит на блюдечке настоящий алмаз, стоит ли отказываться от такого подарка?

– Я же не отказываюсь! Я танцевала с Мелом, как ты того и просила. Просто мне хочется подумать ещё немного, а где же думается лучше, как не в родном доме?

Она умоляюще посмотрела на мать, и Диньяна прижала её к себе. Лисса улыбнулась. Стало быть, мать пойдёт ей навстречу и не погонит её под венец немедленно. Но облегчение тут же угасло, уступив место новым неприятным мыслям. Как объяснить матери, что она боится не только замка? Как объяснить, что непроницаемые чёрные глаза жениха с недавнего времени внушают ей настоящий ужас?

С тех пор, как магия вернулась, высвобожденная из Манускрипта, Мел переменился. Возможно, это было и не так уж заметно, но от внимания Лиссы не ускользнуло, что он стал другим. Почти неощутимо, но всё-таки стал. Раньше он был весёлым, свойским, простым, по-своему симпатичным. А теперь… Внешне всё было так же. Но какая-то сила, властность стали сквозить в его движениях и речи. Будто он наполнился тем, чего раньше был лишён. Словно наконец-то перестал притворяться добродушным простаком и явил себя настоящего. И этот настоящий, могущественный и колдовской Мелдиан был страшен в своей непредсказуемости.

– Хорошо. Сейчас мы поедем домой, но обещай, что ты хорошо подумаешь обо всём и как можно скорее пошлёшь Мелдиану весточку. Если долго держать мужчину в неведении, он может и передумать.

Диньяна подмигнула дочери, и Лисса неуверенно улыбнулась.

– Обещаю.

Кони приветственно зафыркали при его появлении, Мелдиан протянул руку и погладил бархатистую морду Кеста. Дерв, старый конюх, подковылял поближе и пропыхтел:

– Господин не велел трогать Ходящих по воздуху, милорд. Если вам угодно покататься, возьмите обычного коня. Они хоть и не такие быстроходные, но всё равно неплохие. Лучшие в округе, милорд.

– Я не для себя, – ответил Мел. – Снаряди экипаж для моей невесты и её матери. В Птичьи Земли обычным скакунам не попасть, будь они сколько угодно резвые.

Конюх замялся, вертя в руках собственную шляпу. Вид у него был довольно растерянный, он то и дело облизывал губы, словно не решаясь что-то сказать. Мелдиан раздражённо дёрнул ушами.

– Что стряслось, Дерв? Говори.

Старик покачал головой и отмахнулся:

– Лучше бы вам поговорить с самим господином, милорд. Слугам негоже лезть в дела хозяйские.

Мел фыркнул и махнул старику, отсылая его заниматься своими делами. Дерв – упрямец, каких поискать. Если что-то решил для себя, то переубедить его нет никаких шансов: не скажет, сколько ни проси. Значит, придётся побеспокоить отца.

Кест радостно зафыркал, глядя куда-то за плечо Мела.

– Знал, что найду тебя здесь, – донеслось вдруг со стороны входа. Мелдиан обернулся и увидел фигуру отца, совсем чёрную на фоне дверного проёма.

Вольфзунд качнул головой, призывая сына к себе, и шагнул к выходу. Мелдиан, плотнее сложив крылья за спиной, чтобы не мешали быстрой ходьбе, поспешил выйти наружу. Если отец зовёт – лучше не заставлять его ждать. А остальные замковые правила оставались для Мела простым звуком.

Вольфзунд прошёл по дорожке и остановился у забора, отгораживающего просторную, поросшую изумрудной травой площадку для выгула коней. Замковые конюшни, выложенные из блестящего чёрного камня, тянулись вдоль подножия горы и не были видны из окон жилых комнат. Некогда здесь трудилась дюжина конюхов, и в каждой из трёх невысоких башенок, украшенных витиеватой лепниной, вечерами горел свет. Сейчас старому Дерву помогали двое крепких сыновей да норовистая, но тоже пожилая жена, и Вольфзунд стал частенько заговаривать о том, что пора бы возродить былое поголовье лошадей и нанять ответственных людей на службу.

На выгуле прохаживалось шестеро коней: три вороных, один белый и два серых в яблоках. Вольфзунд явно любовался ими. Ветер играл в его волосах, растрёпывая обычно гладкую причёску. Мел встал рядом с отцом и улыбнулся уголком рта.

– Приятно видеть тебя таким, па.

– Живым? – насмешливо спросил Вольфзунд, поворачиваясь к сыну.

– Непричёсанным, – хохотнул Мел. – Не всё же мне одному выслушивать мамины наставления о волосах. Собственно, зачем ты меня искал? И что там насчёт экипажа для Лиссы?

– Затем и искал. Мы не можем отправлять летающих коней, Мел. И фамильную карету с гербом тоже. Хьёльд отвезёт гостий в своём экипаже. Я сам попросил его об этом.

– Кони Хьёльда не скачут по воздуху, – нахмурился Мел. – Как Лисса и Диньяна попадут в Птичьи Земли? И почему это вдруг ты пожалел нашу карету? Да и вообще, не проще ли переместить их, без всяких экипажей и карет? Пап, если ты думаешь, что я откажусь от свадьбы только из-за того, что нам больше не нужны страницы Манускрипта, которые хранила семья Лиссы, то ты совсем…

– Остынь, – перебил его отец. – Когда твои мысли начнут работать так же быстро, как язык? Если девушка от тебя сбегает, то будь мужчиной и позаботься хотя бы о её безопасном пути. Если ты не знал, то твоя упрямая Лисса и её мать сами отказались от перемещения. Им, видите ли, захотелось посмотреть людские города и прокатиться по Большой воде. А Магистрат теперь держит ухо востро. Им известно про наших коней. Они знают наш герб. И даже про то, что ты надумал жениться, им тоже откуда-то известно. А женщина – первейший способ манипулировать мужчиной. Так же как дети – возможность манипулировать родителями.

– А ты откуда знаешь, что они знают? – спросил Мелдиан. – Я, конечно, понимаю, ты невероятно наблюдателен, но всё же?

– Мои птички доносят обо всём, что слышат в городе, – ответил Вольфзунд. – Креата, Рикита и Кемара не просто торгуют куклами. Они – мои глаза и уши, которые всегда направлены на врага. Ну, ещё Симониса ходила в город. И тоже кое-что слышала. Магистрат хочет посмотреть на твою невесту, сынок. И я очень сомневаюсь, что их мотивы ограничиваются лишь праздным любопытством. Им нужно знать, как она выглядит, но для чего им это, мы пока не знаем. Возможно, они страшатся свадьбы альюда и древуна и хотят её расстроить. Кто знает, какую магическую силу породит такой союз? Птичьи Земли хранили отголоски могущества даже в те тёмные годы – ты не мог не заметить, что никто из семьи Лиссы или её окружения не обратился птицей, а всё потому, что сила Земель смогла отразить моё проклятие. Наверное, Магистрат опасается древунов. Ты ведь не будешь рисковать Лиссой, верно?

Вольфзунд посмотрел на сына так, что Мел поёжился. Он пожал плечами, чтобы дать себе время обдумать слова отца.

– А если пустить коней в обход крупных городов? Над Мёртвым Лесом, а потом забрать восточнее, через Обрывы Смерти…

– Вряд ли такой путь будет намного безопаснее, – хмыкнул Вольфзунд. – Не самые милые местности, не находишь? Пока наш Чернокнижник – а он ведь у нас всего один – не закончил очистку окрестностей, и там может быть небезопасно. Чёрные материи – не зло, но мы не знаем, кто может ими воспользоваться, пока они не обезврежены. Может, у кого-то достанет силы вернуться и обратить их себе на пользу…

– Пап, он мёртв, – отрезал Мел.

– Мне бы твою уверенность, – покачал головой Вольфзунд. – Смотри, как прекрасно гарцует Аркид. Возьми его в подмогу коням Хьёльда. Если хочешь, сам проводишь их до гавани.

– В гавань, – разочарованно протянул Мел. – А потом? В Птичьи Земли не ходят корабли.

– Скоро пойдут. Кое-кто из наших раньше держал небольшую флотилию в Птичьих Землях, помнишь? Валестрод решил возродить своё старое дело и наладить торговлю между древунами и столицей. С разрешения древунов, разумеется. Он купил небольшой парусник вместе с командой и нагружает его столичными диковинами, чтобы обменять их на шерсть, снадобья и другие товары древунов. Не знаю, как ему удалось уговорить хозяек-сиринов, но, думаю, им самим любопытно взглянуть, что же такое он привезёт из столицы Королевства. Женщины, что с них взять, хоть и пернатые наполовину.

– И что, Валестрод успешно прикидывается смертным? – усмехнулся Мел.

– Да нет. Зачем притворяться, если в этом нет нужды? Простолюдины не делают ровным счётом ничего, чтобы их считали обычными. Вот и Валестрод ничего не делает. Ничего такого, что могло бы выдать в нём не человека.

– А ты почему так не мог? – возмутился Мел. – Почему тебе нужно было показать весь свой пафос с летающими конями, балами, пугать людей в Биунуме, устраивать пожары? Почему именно мой отец так любит представления? О, Первый Волшебник, за что всё это мне?

– Будем считать, что любовь к представлениям – наша семейная особенность, – улыбнулся Вольфзунд. – Если ты всё-таки не хочешь упустить свою Лиссу, навести её чуть позже. Только не затягивай и сначала предупреди. Но и слишком навязчивым тоже не будь.

– Как всё сложно, – покачал рогатой головой Мелдиан. – Ладно, я постараюсь запомнить. И спасибо, что предупредил обо всём, пап.

Вольфзунд кивнул сыну и снова перевёл взгляд на лошадей. Мел постоял с отцом ещё немного, а потом развернулся и двинулся к замку.

Свежий вечерний ветер шевелил волосы Лиссы, и она закрыла глаза, с наслаждением вдыхая воздух, насыщенный ароматами трав и реки. Если бы не тряска кареты и не дорожный шум, она могла бы живо представить себе родную деревню, уютную и приветливую, наполненную щебетом птиц и запахами цветов.

Спускаться с горы, на которой гнездился Чёрный Замок, пришлось всё-таки верхом на летающих лошадях. Зато едва они пересели в простую карету и выехали на ровную местность, Лисса почувствовала, как тиски, сжимавшие грудь, начали расслаблять хватку и вскоре исчезли совсем. Лисса глубоко вздохнула и улыбнулась. Нет, она точно не станет жить в таком жутком месте, где чёрные стены обступают со всех сторон, сжимаются вокруг неё, будто туго затянутый мешок.

– Как красиво, мама, – выдохнула она, наблюдая, как могучие дубы шелестят кронами впереди, за рекой. – Я будто заново открыла глаза!

– А по мне, в замке было вовсе не плохо, – поджала губы Диньяна. – Просто немного душно, только и всего. Да и сад там просто изумительный.

– Девушки всегда сбегают под любым предлогом, когда их пытаются выдать замуж за чудовищ, госпожа Диньяна, – хмыкнул Хьёльд. Он сидел напротив них и – по мнению Лиссы – слишком уж пристально щурил серые глаза. – Не подумайте, я верен нашему Владыке и не имею ничего против его наследника, но с точки зрения юной прекрасной дамы Мелдиан, действительно, выглядит не слишком привлекательно.

– Откуда вам знать, что для меня привлекательно? – буркнула Лисса, покосившись на светловолосого альюда.

Хьёльд улыбнулся ей, и Лисса невольно отметила, что он-то точно хорош собой – рослый, широкоплечий, с мужественным лицом и густыми пшеничными волосами, собранными в низкий хвост. Она тихонько фыркнула и снова отвернулась, выглядывая в окно.

Кони шли резво, и Биунум быстро приближался. Былое облегчение вдруг сменилось непонятным щемящим чувством: Лисса остро ощутила, что, скорее всего, обидела Мелдиана своим поспешным и трусливым бегством. Она вовсе не хотела сказать, что ей противен его дом. И уж совсем не имела в виду, что ей неприятен сам Мел или претит мысль о замужестве. Лисса закусила губу, раздумывая о том, сколько ещё ошибок она совершила и сколько только предстоит совершить.

«Как сложно принимать решения. И как легко выбрать неправильный путь. Вот бы кто-то мог мне подсказать… но только не мама и не кто-то из альюдов. Кто-то добрый и мудрый, тот, кому со стороны виднее… Может, Алида? Жалко, что она ушла из замка. Она могла бы посоветовать, что мне делать. У неё уже есть какой-никакой опыт принятия решений. Нужно было дождаться её возвращения и спросить, как она поступила бы на моём месте».

Лисса действительно соскучилась по подруге. Хоть они и познакомились совсем недавно, но успели проникнуться друг к другу самыми тёплыми чувствами. А ещё Лисса восхищалась стойкостью и терпением маленькой травницы: потерять родной дом, близкого человека, жить в этом мрачном замке и с отчаянной решимостью бросаться за выполнение нового, не менее опасного задания – сама Лисса так не смогла бы.

– Ладно, если ты так уж не хочешь, то можешь выбрать другого жениха, – произнесла вдруг Диньяна, чем вырвала дочь из размышлений. Слова матери звучали так, будто она всю дорогу раздумывала о том, стоит ли пойти на поводу у дочери и разрешить ей отвергнуть ухаживания Мелдиана. – Жаль, конечно, что ты так и не привыкла к нему, но выбор у тебя довольно-таки большой.

– Мама! – воскликнула Лисса. – Я совсем не об этом думала! Но даже если я откажу Мелу, ты что, так горишь желанием поскорее отделаться от меня?

– Ну, просто я уже настроилась на твою свадьбу хоть с кем-то, – пожала плечами Диньяна и с самым невинным видом отвернулась к окну.

Лисса сердито заправила за ухо прядь, вечно падающую на глаза. Выбор у неё действительно был неплохой. В деревне она общалась почти со всеми парнями-древунами своего возраста, и многие из них считались хорошей партией. Например, Нордорд, крепкий и жилистый, с непослушными тёмно-пепельными волосами и белоснежной улыбкой. Или Кастер, сильный и ловкий смуглокожий брюнет, душа всех вечерних посиделок у костров. Да и Анденс, и Лорио, и Ньювал – каждый из них был по-своему хорош. И каждый молодой мужчина Птичьих Земель был прирождённым охотником, выносливым работником, отважным защитником. Так принято, иначе и быть не может. С младенчества мальчики-древуны обучались охоте, рыбалке, выживанию в глухих чащах и непролазных болотах, каждый умел разжигать костры, готовить пищу, ковать простое оружие, лепить посуду из глины, сражаться с дикими животными. Оттого и росли мальчики сильными, мускулистыми, выносливыми, в большинстве своём – высокими. Словом, совсем непохожими на субтильного Мелдиана, который мог похвастаться разве что острым языком. Но что-то заставляло мысли Лиссы вновь и вновь возвращаться к нему, вспоминать мягкие перья крыльев, а чёрные глаза, недавно так напугавшие её в замке, сейчас, вдали от магического жилища, представлялись загадочно-притягательными.

Возможно, она думала о нём так часто лишь потому, что он настолько отличался от всех парней, которые окружали её раньше?

– Вам придётся найти гостиничный номер в столице, – сказал Хьёльд. – Не знаю, сколько ещё времени понадобится Валестроду, чтобы закончить все приготовления и нагрузить судно товаром. Вы были когда-нибудь в Авенуме?

– Нет, – ответила Диньяна. – Пока не удавалось. Ну и отлично, посмотрим столицу Земель Короны. Правда, дочка?

– Угу, – отозвалась Лисса. Перспектива провести несколько дней в душном городе среди суетящихся людей её совсем не вдохновляла. Экипаж Вольфзунда мог бы доставить их прямо домой, без долгих переездов, но в этой чести им с матерью было отказано, и Лисса даже догадывалась, почему.

Перед самым отъездом Мел говорил что-то об отцовской карете и конях, об опасностях города и, конечно же, о коварстве и могуществе Магистрата. Лисса ему не поверила. Неужели альюды могут бояться престарелых шарлатанов, которые даже не умеют колдовать по-настоящему? Очевидно, Мелдиан просто захотел отомстить ей за непокорность. Показать, кто здесь принимает решения.

Отчего-то она не сомневалась, что он на это вполне способен. По крайней мере, стал способен после того, как магия вернулась в замок.

Когда в окошке кареты замелькали первые городские постройки, Лисса вжалась в сиденье. Ей показалось, что каменные дома, тесно жмущиеся друг к другу, настойчиво заглядывают в карету, будто хотят втиснуться внутрь, навалиться, раздавить своими исполинскими каменными телами, чтобы она уже никогда не вырвалась из их плена.

– Красивые здания, – произнесла Диньяна. – Было бы неплохо, если бы и у нас научились такие строить.

– Нет уж, пускай всё остаётся как есть, – проворчала Лисса.

Хьёльд насмешливо прищурился, но промолчал.

Они миновали жилые кварталы и улицы ремесленников, а когда выехали на главную улицу, ведущую к библиотечной площади, карета вдруг замедлила ход, и Лисса снова выглянула в окно. Кони зафыркали и заржали, переминаясь с ноги на ногу, и кучер пытался успокоить их, недовольных остановкой.

– Что случилось? – обернувшись, спросил Хьёльд.

– Тут какая-то очередь, господин, – отозвался кучер. – Карет десять собрали, не меньше.

– Так поезжай в объезд, Киго! Сверни на другую улицу!

– Не могу, господин. Для карет оставили только главную улицу, в проулки не свернуть.

– Будь проклят этот городишко, – процедил сквозь зубы Хьёльд и откинулся на спинку сиденья. – Представляю, что будет в столице, если даже здесь переполошились.

– А есть причины для переполоха? – спросила Диньяна.

– Противостояние Магистрата и альюдов, возрождение магии, аресты якобы колдунов – не, мам, всё в порядке, – проворчала Лисса.

– И кое-что ещё, – кивнул Хьёльд. – Недавно кто-то попытался убить короля Гиорта. А фермеры недовольны повышением налогов. Наверное, среди подозреваемых кто-то из достаточно богатых горожан, если решили проверять пассажиров карет. Только почему здесь, если королевский дворец в столице?

– А может, Магистры боятся, что к ним пожалует Вольфзунд? – предположила Лисса. – Главная улица ведь ведёт к Библиотеке, так?

– Может быть, – кивнул Хьёльд. – Нам не о чем волноваться: на моей карете нет герба, да мы и действительно ничего такого не замышляем. Просто едем через город.

Карета снова двинулась, медленно переваливаясь по горбатым булыжникам мостовой. Лисса отдёрнула шторку и взглянула в заднее окно. Ещё несколько карет присоединились к ожидающим, и вереница растянулась почти на целый квартал.

– Ну что там? – нетерпеливо окликнул кучера Хьёльд.

– Едем потихоньку, господин, – ответил Киго. – Впереди пункт досмотра, всех проверяют и пропускают по одному.

– До Сна такого не было, – нахмурился светловолосый альюд. – С каждым поколением люди всё подозрительнее. Вряд ли мы научимся жить с ними в согласии.

– А хотели бы? – спросила Лисса.

Хьёльд пожал могучими плечами.

– Лишь бы нам не мешали. Остальное решать Вольфзунду.

Карета прокатила ещё немного перед тем, как снова замереть, едва слышно скрипнув колёсами. Молодой худощавый парень в плохо сидящей на нём синей форме робко постучал в окно.

– Господа, центральный пункт проверки Биунума. Чтобы продолжить путь по городу, вам необходимо позволить нам взглянуть на вас и на то, что вы везёте.

Хьёльд нахмурил брови и нехотя открыл дверцу. Паренёк с важным видом заглянул внутрь и внимательно оглядел карету, в том числе и два чемодана под сиденьями, а потом пристально всмотрелся в лица путников, время от времени сверяясь с какими-то записями в блокноте.

– Похоже, всё в порядке, – слегка разочарованно сказал юный жандарм. – Извините за беспокойство. Можете ехать.

Едва голова служащего вынырнула из кареты, Хьёльд резко захлопнул дверцу. Жандарм махнул кому-то рукой, Киго хлестнул коней, и экипаж резво двинулся по освободившейся дороге в сторону библиотечной площади.

– Идиот, ты не спросил их имена! – донёсся до ушей Лиссы чей-то раздражённый голос снаружи.

– Но там точно не было никого с рогами! – оправдывался досмотрщик.

Лисса нахмурилась и открыла окно пошире, жадно вслушиваясь, но кони уже разогнались, и пункт досмотра быстро остался позади.

– Они что, ищут Мела? – потрясённо спросила она.

– Видимо, да, – нахмурился Хьёльд. – Но, полагаю, не он им нужен. Они хотят знать, как выглядишь ты.

Диньяна ахнула и прижала ладонь ко рту. Лисса почувствовала, как её бросает в жар. Она перевела взгляд на мать. Диньяна выглядела ошарашенной и напуганной, как попавший в ловушку зверёк.

– Зачем? – прошептала Лисса.

– Чтобы получить власть над Вольфзундом, – мрачно пояснил Хьёльд. – Через Мелдиана. Сынок уговорит папу сделать что угодно, лишь бы выручить свою девушку. Разумеется, если с тобой что-то случится.

У Лиссы закружилась голова, и она крепко вцепилась пальцами в край сиденья. За окном кареты снова мелькали дома, высокие и богато украшенные, со светлыми стенами и цветными крышами.

– Это каким же образом? – спросила Диньяна дрогнувшим голосом.

– Насколько я могу судить, – задумчиво произнёс Хьёльд, – им стало известно о готовящейся свадьбе. Скорее всего, это выяснили те люди, которые ворвались на праздник в Птичьих Землях. Должно быть, кто-то из древунов или альюдов им рассказал, что у сына Владыки завелась невеста. Может, в Птичьих Землях даже остался кто-то, способный пересылать письма Магистрам. Они знают – или просто догадываются, что после уничтожения Манускрипта ты приехала погостить в замке. И что рано или поздно ты отправишься назад. Они надеялись, что Мелдиан будет лично тебя провожать – а не узнать его, согласись, очень сложно.

– Ищут парня с рогами, чтобы узнать, как выглядит его невеста, – подумала вслух Лисса. – И что им это даст?

– Знания, – пожал плечами Хьёльд. – Не могу судить о дальнейших планах градоправителей, но что-то нехорошее у них на уме, это точно. Мелдиан далеко не дурак, раз не поехал с нами, и тебе не стоит на него обижаться. Оставшись в замке и не воспользовавшись фамильным экипажем, он обезопасил в первую очередь вас с Диньяной.

Лисса прислонилась головой к стенке кареты. Городские здания расступились, и теперь кони трусили по широкой площади, у дальнего края которой высилось величественное здание с куполами и несколькими высокими башнями. Позади Библиотеки зеленела рощица, и Лисса догадалась, что за деревьями, должно быть, протекает река, через которую они сегодня уже проезжали.

Злость на Мела растаяла, словно снег под первым весенним дождём. Выходит, он настоял на том, чтобы они с матерью ехали не в карете Вольфзунда не для того, чтобы отомстить за её резкие слова и отъезд, а ради их с Диньяной безопасности. Значит, не стоило ей его бояться? Значит, он всё-таки заботится о ней и нисколько не изменился из-за возвращения магии? И то, что она приняла за холодность в чёрных глазах, могло быть просто отголоском проблем, которые принесли эти неспокойные времена?

Ей вдруг до дрожи захотелось попросить развернуть лошадей и помчаться назад, попросить прощения за свою глупую мнительность, обнять Мела и, может, остаться в замке ещё на некоторое время, привыкая к каменным стенам и больше не выискивая опасности там, где их нет.

Но Хьёльд и не подумал приказать кучеру притормозить, а Лисса не отважилась просить об этом. Карета пересекла площадь и понеслась по широкой улице, залитой мягким светом фонарей. К утру они должны будут быть уже в Авенуме, столице Земель Короны, и Чёрный Замок со всеми его обитателями останется так далеко, что и думать о скором возвращении станет бессмысленно.

Глава 6,

в которой худой мир лучше доброй ссоры

– Пропустите, пожалуйста, дайте пройти, мне очень нужно, извините, спасибо… – Алида с трудом протискивалась через толпу, плотно обступившую какое-то ветхое строение. Она и подумать не могла, что в Западном Доле столько жителей!

Кто-то отступал, пропуская миниатюрную девушку вперёд, кто-то был не настолько расторопным, и она нещадно толкалась локтями, наплевав на учтивость, лишь бы поскорее пробраться в первый ряд.

Едва поняв, что Ричмольд где-то застрял, она наспех оделась и уже хотела броситься на поиски, но услышала, как какая-то крупная птица бьётся в окно хлева. Сначала Алида подумала, что это бабушка или Герт вернулись с ночной охоты, но, присмотревшись, увидела сороку с белой головой, которая отчаянно пыталась привлечь её внимание. Алида недовольно поджала губы и открыла окно, впуская птицу. Была бы её воля, она сделала бы вид, что не замечает сороку, но появление Кемары могло говорить о том, что есть какие-то новости от Вольфзунда.

– Чего тебе? Говори быстро, мне надо идти, – скрестив руки на груди, нарочно недружелюбно произнесла Алида, едва сорока превратилась в беловолосую девушку. Она хотела, чтобы та поняла: дружбы между ними нет и никогда не будет.

– Дом на краю болот. Идти туда, – пролепетала Кемара, поправляя растрепавшиеся волосы и одежду. От быстрого полёта она тяжело дышала. Тёмный кулон-глаз поблёскивал на её шее.

– Зачем? – спросила Алида.

– Ричмольд там, – злобно, словно поражаясь глупости собеседницы, процедила Кемара. – И староста деревни считать его колдуном, скоро там быть вся деревня! Они ненавидеть его, но я постараться помочь, я доделать кукла, но их так много… Ты должна скорее его забрать. Одной мне не справиться.

В прозрачных глазах Кемары застыла мольба. Другой мало что понял бы из её косноязычной сумбурной болтовни, но Алида сразу сообразила, что к чему, и, не произнеся ни звука, бросилась на улицу. Она услышала шорох, сзади захлопали крылья, и в следующий миг над ней пролетела белоголовая сорока, показывая, куда идти.

Птица, стрекоча, взмыла высоко в небо и устремилась за посёлок, к темнеющим впереди лесам. Алида помчалась напрямик по влажной мшистой земле, не выбирая дороги и топча хилые кустики брусники. Сорока крикнула ещё раз и скрылась среди острых еловых вершин. Алида пробежала ещё немного, на ходу раздвигая ветви куманики и бересклета, и скоро услышала ропот недовольных человеческих голосов. Впереди виднелся старый заброшенный дом, и она решительно бросилась в толпу, толкаясь и упрашивая, чтобы её пропустили.

Протиснувшись, наконец, вперёд, Алида остановилась, переводя дух.

Толпа гудела, но никто не спешил входить в покосившийся дом. Люди переминались с ноги на ногу, настороженно переговаривались, а в их глазах читалось жадное любопытство.

Алида заметила, что на неё поглядывают с недоверием. Она порадовалась, что догадалась не брать с собой кресло – это навлекло бы ещё больше подозрений со стороны жителей Западного Дола, не привыкших к чужакам. Три пожилые женщины вполголоса обсуждали её неидеальные манеры, а мужчины и юноши, хмурясь и раздувая ноздри, оглядывались куда-то назад, словно кого-то ожидая.

Алида закусила ноготь на большом пальце. Чего все они ждут? И что ей делать? Попытаться разузнать планы людей или сделать вид, что она с ними заодно? Риск снова ошибиться был слишком велик, чтобы позволить себе эту роскошь.

К счастью Алиды, всё разрешилось само собой. К дому протиснулся крепкий бородатый мужчина средних лет, в руках у него полыхал самодельный факел из палки и намотанных на неё ветхих тряпок. Толпа одобрительно загудела, несколько парней вскинули вверх руки и заулюлюкали, подбадривая бородатого.

– Скорей б уж, – сказала одна старуха своей соседке. – Сжечь его, да и дело с концом.

Алида от души понадеялась, что старой женщине просто-напросто не угодил покосившийся дом, но её надежды рассыпались прахом, когда она услышала ответ.

– Не пойму только, чегой-то он туда залез? – беззубо причмокнув, произнесла другая старуха. – Небось хотел найти кого-то из своего племени?

– Угу, – со знанием дела кивнула ещё одна женщина. Её голову и плечи покрывал пушистый платок, по цвету точь-в-точь как шерсть Липучки, альпаки из Птичьих Земель. – Видать, совсем молоденький колдунчик, раз не знает, что мы всех таких давно поистребили. Сейчас староста ему задаст. – Она махнула на бородатого с факелом.

– Легар, чего ты ждёшь? – крикнул кто-то из мужчин.

Алида отвлеклась от подслушивания не обнадёживающего разговора и снова повернулась к входу в дом. Она заметила, что никто не отваживался подходить близко к двери, словно боясь, что оттуда может выскочить неведомое лихо и разорвать их на куски. Против воли Алида ухмыльнулась. Если есть страх, значит, на этом можно сыграть, придумать бы только что-нибудь. И хорошо бы, чтобы и Рич догадался что-то сделать для устрашения деревенских жителей. Тогда они выиграют время и…

И что? Кресло она оставила в сарае, а тащить Ричмольда на себе у неё точно не получится. На помощь рассчитывать нечего. Алида снова почувствовала, как воспрянувшая было надежда неумолимо угасает.

Бородатый мужчина с факелом, который так решительно приближался к дому, замер у самой двери, словно наткнулся на какую-то невидимую преграду. Повисла напряжённая тишина, жители недоумённо переглядывались, пытаясь понять, что такое замыслил староста деревни.

– Чего ты ждёшь? – выкрикнул высокий парень с пшеничными волосами и светлыми усами. – Давай, самое время!

Староста не пошевелился. Взгляд его стал каким-то странным: будто он сам совершенно искренне не понимал, почему остановился без движения, тогда как в душе росла решимость поступить так, как подсказывает светловолосый парень.

– Да что с тобой такое, Преисподняя тебя забери? – взревел из толпы другой мужчина, смуглый и косматый, похожий на медведя.

Алида с интересом наблюдала, что произойдёт дальше. На неё уже никто не смотрел, все взгляды были направлены на мужчину с факелом. В толпе недовольно зашептались. Алида догадалась, что это Кемара пытается повлиять на события – она ведь говорила, что делала чью-то куклу. Скрепя сердце, Алида согласилась, что сорока правильно поступила, решив воздействовать на стаю через вожака. Несмотря на общее враждебное настроение, жители послушаются старосту, если он заявит, что ошибся и принял за колдуна обычного юношу, сбившегося с пути. Алида сжала кулаки и загадала Первому Волшебнику, чтобы всё так и получилось.

– Да на нём морок! – воскликнул светловолосый и одним могучим прыжком подскочил к старосте, едва не сбив с ног тех самых старушек, которые с упоением обсуждали сожжение колдуна.

Поравнявшись со старостой, он выхватил факел из его руки и, вышибив сильным ударом доски, которыми было заколочено окно, закинул факел внутрь дома.

Жители ахнули: кто восхищённо, кто испуганно. Алида в ужасе закрыла рот руками. Она от всей души надеялась, что факел просто погаснет, ударившись об отсыревший пол, но не решалась броситься посмотреть. Внезапно бородатый староста совершенно по-звериному заревел и накинулся на светловолосого, обрушивая на его бока и спину удары тяжёлых кулаков. Светловолосый яростно закричал и принялся отбиваться. Оба завалились на землю, сцепившись в клубок, как драчливые уличные псы.

Опомнившись, другие мужчины бросились разнимать дерущихся. Женщины заголосили. В поднявшейся кутерьме Алида совсем растерялась, не зная, что ей предпринять. Её толкали, наступали ей на ноги, но она так и продолжала стоять в бессильном ступоре.

Из дома всё явственнее слышалось потрескивание разгорающейся древесины, и через оконный проём показались оранжевые всполохи. Потянуло густым душным дымом, который клубится, когда занимаются сырые дрова. Дрались теперь не только двое: почти все мужчины с неистовством набросились друг на друга, колотя без разбора всех, кто попадался под горячую руку. Толпа деревенских жителей превратилась в настоящую свалку из человеческих тел. Женщины с визгами разбегались, желая оказаться как можно дальше от драки и дымящейся постройки.

Кто-то сильно толкнул Алиду, и она чуть не упала на землю, но в последний момент всё-таки удержалась на ногах. Алида проводила обидчика возмущённым взглядом. Этот парень со спины показался ей смутно знакомым, и Алида застыла в изумлении, когда поняла, что именно он собирается сделать. Подбежав к двери, юноша решительно отпер засов и, размахнувшись, выплеснул в дом ведро воды. Алида словно очнулась и, вздрогнув, крикнула:

– Тиль!

Парень с ведром обернулся, и Алида поняла, что не ошиблась. Он махнул рукой, подзывая её, и скрылся в помещении. Алида посмотрела по сторонам и убедилась, что до неё никому нет дела: каждый старался больнее ударить соседа, а в глазах дерущихся пылала такая первобытная ярость, что становилось страшно представить, за какие проступки можно настолько возненавидеть ближнего. Про дом с запертым там колдуном, казалось, все и думать забыли. Не теряя ни минуты, Алида кинулась внутрь.

Она боялась, что брошенный факел успел натворить непоправимое, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы хладнокровно осмотреть помещение. Пол действительно тлел, в углу комнаты вились красные язычки, но в целом всё было в порядке, не считая шума снаружи. Тиль принялся затаптывать оставшееся пламя.

На полу у дальней стены сидел Ричмольд, неуклюже разметав длинные ноги. Он с вызовом смотрел на дверь, видимо, решив ни за что не выдавать своего страха перед деревенскими жителями, но облегчённо выдохнул и опустил плечи, узнав Алиду.

– Ричик, ты в порядке? – Алида присела рядом. Он выглядел уставшим и напуганным, но при виде неё улыбнулся. – Ой, кажется, искорка всё-таки долетела…

Алида накрыла ладонями странный серебристый огонёк, который мерцал у него на плаще. Пламя слегка обожгло руки, но потом от ладоней к локтям разлилось довольно приятное покалывание.

– Ну вот и потушила, а то ты…

Алида встретилась глазами с Ричмольдом и замолчала на полуслове. Он смотрел на неё не то со страхом, не то с сожалением. В сердце Алиды шевельнулось смутное предчувствие чего-то нехорошего.

– Что ты наделала, – прошептал Рич и покачал головой.

Крики снаружи стали ещё громче. Тиль кинулся к выходу, но его тут же оттолкнул мужчина, похожий на медведя. Алида поднялась и скрестила руки на груди, стараясь выглядеть как можно более грозно.

– Отойди, девка, – пригрозил мужчина, потрясая отломанной от заколоченного окна доской. – Не заставляй с бабой бодаться.

Тиль обхватил мужчину сзади за плечи, но тот стряхнул его, как назойливое насекомое. Следом за «медведем» в дом посыпались другие деревенские мужики, разгорячённые недавней дракой. У многих на лицах блестела кровь и наливались багровые синяки, а одежда была изорвана и запачкана. У Алиды защемило под ложечкой: с таким количеством взрослых сильных мужчин им не тягаться. А от их яростных, жаждущих крови взглядов и вовсе холодели ноги. Выход был один: убегать, и как можно скорее. Но куда? К двери уже не подобраться, а окна заколочены, к тому же она не была уверена, что Рич и Тиль вообще смогут протиснуться в окна. Чем же занята эта глупая сорока? Почему не помогает им?

– Послушайте, вы ошиблись! – крикнул Тиль, пытаясь исправить ситуацию. – Никакой он не колдун! Этот парень даже ходить не может, его сестра в коляске возит! Посмотрите сами!

– Да, конечно, – оскалился молодой кривозубый парнишка из деревенских. – Только почему-то Легар сначала уговаривал нас пойти его казнить, а потом замер как вкопанный. Не колдовство, по-твоему?

– Вы дремучие люди! Никакого колдовства не бывает! – отчаянно пискнула Алида, понимая, что её голос звучит лживо и неубедительно.

Косматый ринулся прямо на неё, как камень, сорвавшийся с горы, готовый подмять под себя всех, кто встанет у него на пути. «Вот и всё», – подумала Алида и нащупала руку Ричмольда, изо всех сил стискивая его холодные пальцы.

Угасающее покалывание в руке вспыхнуло горячей волной боли, и Алида почувствовала, как что-то невидимое поднимается от их переплетённых пальцев. В следующий миг по воздуху пронёсся яростный порыв ветра, и косматый мужчина, а за ним и все остальные неуклюже завалились на пол, словно кто-то поставил им подножку.

– Вставай, живо! – крикнул Тиль Алиде прямо на ухо и дёрнул её за плечо. – Уходим!

Алида кинула последний взгляд на людей, нелепо валяющихся в дверях, как перевёрнутые жуки, и поспешно встала. Покалывание в ладони исчезло, как только она отпустила руку Ричмольда. Алида попыталась оттащить его, ухватив под мышками, но ничего не вышло. Ричмольд обречённо посмотрел на неё, словно брошенный пёс, и покачал головой.

– Уходи скорее, мне всё равно не выбраться.

– Да что за глупое геройство? – раздражённо воскликнул Тиль.

Он обхватил Ричмольда поперёк груди и, кряхтя от напряжения, взвалил себе на спину. Алида ахнула и ухватилась за ноги Ричмольда, желая хоть как-то облегчить ношу Тиля.

– Премного благодарен, так гораздо лучше, – язвительно пропыхтел музыкант и неожиданно быстро ринулся в соседнюю комнату. Алида поспешила за ним, то и дело оглядываясь на копошащихся на полу мужчин. Почему они никак не поднимутся? Интересно, что такое произошло? Может, это Кемара наконец помогла? Или Вольфзунд наколдовал что-то из замка?

В другой комнате размещалось что-то вроде небольшого кабинета, но, к досаде Алиды, окна здесь тоже были заколочены. Она посмотрела по сторонам, в надежде найти запасную дверь, но ничего такого не увидела. Они оказались в ловушке, ведь долго колдовство не продержится, а люди только разозлятся сильнее. Их запрут на засов и сожгут заживо. Всех вместе.

Тиль не слишком аккуратно сбросил Ричмольда на пол. Тот упал лицом вниз и охнул. Тиль подцепил мыском ботинка край полуистлевшего ковра, укрывающего пол, и победно воскликнул:

– Клари, смотри! Я так и знал!

Несколько половых досок были устланы в форме квадрата поперёк основных, а из центра торчала проржавевшая ручка.

– Тиль, да это же люк в подпол! – обрадовалась Алида. – Но как ты понял, что он здесь? И что мы будем там делать?

– Если дом будут сжигать, лучше укрыться там, – ответил Тиль. – Лестницу уберём, если она там есть, чтобы тем было труднее спуститься. Если повезёт, они вообще не поймут, куда мы делись. Да выкрутимся как-нибудь! Всё лучше, чем здесь сидеть. Помоги-ка.

Он схватил ручку и дёрнул на себя. Люк поддался, но совсем чуть-чуть. Алида сунула пальцы в образовавшуюся щель между люком и полом и изо всех сил потянула доски вверх, не обращая внимания на то, как больно обламываются ногти. Что-то треснуло, и крышка люка оторвалась от пола. Тиль отбросил его в сторону и снова взвалил Ричмольда себе на плечи.

– Постарайся закрыть люк, Клари, – сказал он Алиде и начал спускаться по шаткой лестнице, которая, к их везению, всё-таки обнаружилась в подвале и ещё не совсем сгнила от времени и сырости.

Алида с трудом подтащила люк обратно к отверстию и встала на верхнюю ступеньку. Внизу было темно и веяло холодом и влагой. «Мы спускаемся в могилу», – безрадостно подумала она. Когда Алида опустилась ниже и не без труда задвинула за собой тяжёлый люк, тьма стала совсем непроглядной. Она наткнулась на что-то и завизжала, успев представить, какие огромные крысы могут тут водиться.

– Да не ори ты, это мы, – проворчал Тиль. – Спички есть?

– У меня в этом платье даже карманов нет! – посетовала Алида, переводя дух. – Столько раз обещала себе больше не покупать платья без карманов, но тут такие милые синички вышиты…

– Проклятье, – выругался Тиль. – Надо как-то понять, это просто погреб или здесь есть где спрятаться.

Алида услышала, как он одной рукой убирает лестницу, по которой они спускались. Лестница жалобно хрустнула, ударившись о пол. Алиде стало не по себе: если лестница сломалась, то они даже не смогут выбраться отсюда.

На земле, служившей в погребе полом, у неё быстро замёрзли ноги. Алида понимала, что вряд ли положение стало намного лучше, чем было. Из одной ловушки они загнали себя в другую.

– Огниво в сумке, – подал голос Рич.

Послышалась возня. Тиль ругался сквозь зубы, видимо, копаясь в дорожном мешке астронома.

– На кой тебе эта тяжесть? – буркнул Тиль, видимо, наткнувшись на книгу. – Её хоть можно использовать для растопки?

– Нет! – с неожиданной яростью выкрикнул Ричмольд.

– Ладно-ладно… Да где же оно… А, кажется, вот.

Послышался сухой треск, будто кто-то сломал толстую ветку, затем звук разрываемой ткани, а через минуту, сопровождающуюся невнятным шуршанием, подвал озарился пляшущим светом импровизированного факела.

Алида огляделась. По центру стоял Тиль, и в руке у него горел факел, сделанный из выломанной лестничной ступеньки и обрывка плаща Рича. Астроном полулежал на земле, щурясь на свет. В стенах погреба Алида разглядела ниши, но все они зияли пустотой, только кое-где стояли прогнившие бочонки и пустые стеклянные банки. На стенах виднелись полустёртые руны, и Алида, приглядевшись к надписям, похолодела. Она узнала тот самый странный язык, знакомый по страницам Манускрипта.

– Сюда, здесь какой-то проход, – крикнул Тиль и указал рукой в сторону. Присмотревшись, Алида увидела что-то вроде тёмного тоннеля, ведущего из подвала дальше под землю.

– Ты уверен? – поинтересовалась она. – Там может быть обвал, и мы не уйдём далеко…

– Не узнаем, пока не посмотрим. Помогай. – Тиль снова взвалил Ричмольда себе на плечи и двинулся в тоннель.

Алиде совсем не хотелось идти туда, её страшили давящие земляные стены тоннеля и опасности, которые могли там таиться. Может, проход кишит крысами, а может, от близости болот земля размякла и обвалится прямо им на головы, погребая заживо. А ещё тоннели часто сужаются настолько, что передвигаться по ним можно лишь на четвереньках, и Алида не совсем представляла, как они в таком случае перетащат Ричмольда.

– Так ты идёшь или будешь ждать, пока тебя поймают? – Голос Тиля прозвучал гулко, и Алида поняла, что он уже прилично продвинулся вглубь тоннеля, пока она стояла и трусила.

Свет от факела неумолимо отдалялся, и, чтобы не оставаться одной в кромешной тьме, Алида, подобрав подол платья, побежала следом.

К её удивлению, тоннель вовсе не сужался, и спустя какое-то время они по-прежнему шли, выпрямившись в полный рост. Земляные стены кое-где были укреплены досками, и сквозь плесень и мох в свете факела можно было разглядеть те же символы, похожие на птичьи следы.

– Тут что, и правда жил колдун? – жалобно протянула Алида, ёжась от холода.

– Кажется, правда, – нехотя отозвался Ричмольд. Он висел на плечах у Тиля и прятал лицо. Алида догадалась, что он стыдился своего положения. Она и сама чувствовала бы себя неуютно, если бы её волокли на спине, как мешок.

– Думаю, вы лучше меня разбираетесь в этих вопросах, – прокряхтел Тиль. – Клари, просил же, держи его ноги!

Алида нагнала его и подхватила ноги Ричмольда, чтобы мыски его сапог не волочились по земле. Она охнула от тяжести, но стиснула зубы и приготовилась не ныть до конца пути. Тилю всё равно тяжелее, но он отчего-то решил помочь им скрыться. Или ведёт прямиком в ловушку?

– Тиль, – произнесла Алида. – Почему ты здесь? Ты искал нас?

– И да, и нет, – ответил он. – С одной стороны, мне хотелось снова вас встретить. А с другой, специально встречи я не искал, но Первый Волшебник опять направил меня к вам.

– Зачем это ты хотел нас встретить? – проворчала Алида. – Совесть замучила?

– Почти, – хмыкнул Тиль, поудобнее перехватывая Ричмольда. – Знаешь, Клари, я всю жизнь мечтал о чём-то таком. О приключениях, путешествиях. О колдунах. А тут вы попались мне на пути, такие загадочные и странные, но я сглупил и сбежал от вас.

– С моим кошельком, заметь, – напомнила Алида.

– Меня ты игнорировала, а с ним разговариваешь, – пробубнил Рич, не поднимая лица.

Алида фыркнула и отпустила его ноги. Рич и Тиль в один голос зашипели на неё, но Алида напустила на себя обиженный вид и чуть-чуть отстала, как раз на столько, чтобы держаться в стороне, но при этом оставаться в свете факела.

Тоннель изогнулся, а потом повёл вверх под небольшим уклоном. Земля здесь была утоптанной, но довольно скользкой. Ноги Алиды сильно замёрзли и намокли, и она мечтала поскорее очутиться на поверхности, под ласковым летним солнцем. Она ухватилась за подпорную доску, но тут же брезгливо отдёрнула ладонь, наткнувшись на склизкий слой плесени.

– Короче, Клари, я сейчас брошу твоего брата, если ты так и будешь плестись позади и делать вид, что нас не знаешь, – пропыхтел Тиль, и Алида наконец поняла, насколько они с Ричмольдом сейчас зависят от этого выскочки. Она нехотя приблизилась и снова приподняла ноги Рича.

Тиль вдруг остановился, светя факелом на стену.

– Тут какая-то дверь. Подержи-ка. – Он взвалил Ричмольда на Алиду, и ей пришлось прислониться спиной к стене, чтобы не упасть под тяжестью. Он вцепился пальцами в её плечи, как котёнок, которого хотят бросить в реку. Алида ухватила Ричмольда за рубашку, но ноги юноши безвольно подогнулись, и он тяжело осел на землю.

Послышались глухие удары: это Тиль колотил в дверь. Алида подумала, что снаружи, быть может, вход давно засыпало землёй или завалило камнями, и им придётся возвращаться обратно в дом колдуна. Ей хотелось захныкать от холода и усталости, но она сдержалась, чтобы не показаться слабой перед Тилем.

После каждого удара сверху сыпалась земля и маленькие камешки, застревая в волосах. Ричмольд, хмурясь, наблюдал за Тилем. Наконец очередной удар превратился в громкий треск, и в тоннель ворвался дневной свет. Радостно воскликнув что-то, Тиль погасил факел о стену, одним прыжком подскочил к Ричмольду, схватил его под мышки и выволок наружу. Алида выбежала из опостылевшего земляного тоннеля и облегчённо рассмеялась, щуря глаза на солнце.

Тоннель вывел их на цветущую лесную поляну, выходя из насыпного холмика, почти не заметного за зарослями папоротников и таволги. Тиль бросил Ричмольда на землю, а сам растянулся на мягкой лесной траве, потирая натруженную спину. Алида прислонила Ричмольда к берёзе, вытащила из рыжих волос камешки и корешки, упавшие с потолка тоннеля, и оправила на нём одежду. Она задержала взгляд на его лице: тонкая кожа, густо усеянная яркими веснушками, обтягивала острые скулы, под глазами темнели круги, бледные губы подсохли и растрескались. Алида убрала огненные пряди со лба Ричмольда и покачала головой:

– Ты просто отвратительно выглядишь.

Рич поднял на неё глаза, такие же синие, как лесные колокольчики, усыпавшие поляну.

– Приятно, что ты снова говоришь со мной.

Алида грустно улыбнулась.

– Я боялась, что не успею…

– Эй, Клари, – окликнул её Тиль. – Подойди-ка.

Алида ободряюще пожала пальцы Ричмольда и подошла к Тилю. Тот копался в своей небольшой дорожной сумке.

– Вот, – сказал он и протянул что-то Алиде.

Она непонимающе нахмурилась, но в следующий миг узнала свой кошелёк, расшитый цветами и птицами. Алида ахнула и жадно схватила кошелёк, стремительно расстегнула застёжку и высыпала монеты на ладонь.

– Но… Они все на месте, – ошарашенно произнесла она, пересчитав монетки. – Для чего же ты его украл?

Тиль покраснел пятнами и опустил глаза.

– Я хотел отдать всё маме и сестре, когда вернусь домой, но… Прости меня, Клари. Я нехорошо поступил. Вы были ко мне добры, а я повёл себя как городской воришка.

Алида смотрела, как он смущённо ерошит свои густые каштановые волосы, и злость понемногу отступала. В конце концов, стоит ли винить Тиля? Он всего лишь крестьянский сын, которому нельзя возвращаться домой. Музыкант-недоучка, не понимающий, куда ему идти и что делать дальше. Алида подумала, что она сама была точно в таком же положении, когда буря разрушила их с бабушкой дом. Это сейчас у неё появились цели, стремления, деньги и покровительство, а тогда она тоже была растерянной и испуганной, как овечка, отбившаяся от стада. Тиль украл кошелёк, она села в карету Вольфзунда – каждый совершил своё безрассудство, но, может, именно это стало ключом, открывающим дверь в новую жизнь?

– Я прощу тебя, Тиль, если ты сделаешь для нас кое-что ещё, – сказала Алида.

Тиль насторожился.

– Что именно?

Алида покосилась на Ричмольда.

– Мы не можем таскать его на себе всё время. Поэтому будь добр, забери кресло из хлева. Кажется, это третий дом по улице Медянок. Хозяин – худой стареющий мужчина. Ещё прихвати мою сумку, а Мурмяуз сам за тобой увяжется. Только из сумки ничего не брать! Иначе, – она вспомнила, что Тиль тоже считает их колдунами, и сделала страшные глаза, – превращу тебя в майского жука.

Тиль улыбнулся уголком рта, в грустных карих глазах заплясали искорки. Он явно почувствовал облегчение от этой просьбы.

– Слушаюсь, королева ведьм.

Он отвесил Алиде шуточный поклон и пошёл через лес, придерживаясь примерно того же курса, каким они прошли по тоннелю. Алида улыбнулась ему вслед и мысленно пожелала удачи.

– Надеюсь, в деревне его не запомнили, – буркнул Рич.

– А я надеюсь, что он умеет ориентироваться в лесу, – вздохнула Алида. – Хорошо, что он вернулся. Иначе ты бы погиб.

– Я должен благодарить вора? – Ричмольд скривил губы.

– Он нам помог. Нас обоих убили бы, Рич. И ты это знаешь.

Алида опустилась на траву рядом с другом и сорвала травинку, чтобы пожевать сочный стебелёк.

– И всё равно этот Тиль мне совсем не нравится. – Рич упрямо встряхнул головой. Рыжие волосы снова рассыпались по лбу, и Алида слегка улыбнулась, глядя, как солнце золотит его пряди. Может, она ещё злилась на него, но вовсе не так сильно, как прежде – сейчас она просто радовалась, что они оба целы.

– Хватит пока про Тиля. Лучше скажи, ты как?

Ричмольд пожал плечами.

– Ночью произошло много странного. И я всё думаю: почему они называют тот дом домом колдуна, если ничего магического не существовало много лет? И все жители Западного Дола так истово верят в колдовство, словно это для них так же обыденно, как солнце, встающее утром, и звёзды, сияющие по ночам.

– Не знаю, – вздохнула Алида, жуя травинку. – На свете существует множество поверий и чудачеств, в разных краях верят во что-то своё. Они тут странные. Злые и суровые. Если здесь скопилось так много тёмных сил, может, есть что-то, притягивающее их. Например, этот странный дом. – В лесу чудесно пахло листьями и цветами, и Алиде не хотелось сейчас говорить о чём-то странном, загадочном и мрачном. Ей хватало того, что они пережили за утро. Почему Рич не мог завести разговор о чём-то более приятном? – Кстати. Почему тебе не понравилось, когда я погасила огонь с твоего плаща? Я совсем не обожглась, вот, посмотри.

Она вытянула ладони, демонстрируя их Ричмольду, и вспомнила непонятное покалывание, которое разливалось по рукам от того серебристого огонька. Снова загадка…

Рич посмотрел на её руки, но отчего-то промолчал.

Лавируя между деревьями, над ними пролетела сорока с белой головой. Алида нахмурилась, а Ричмольд, напротив, расплылся в улыбке.

– Вот уж без кого нам точно пришлось бы худо, – сказал он. – Это Кемара увидела, что я, ну… повздорил со старостой.

Алида проводила птицу взглядом, радуясь в душе, что та решила не навязывать им своё общество. Когда сорока скрылась, Алида фыркнула. Она думала, стоит ли рассказывать Ричмольду о том поступке Кемары, который сделал его таким, какой он сейчас. Алида посмотрела на друга, пробежалась взглядом по его ногам, нелепо раскиданным по траве, как ветки, сорванные с дерева сильным ветром, и злость на Кемару поднялась в сердце чёрным облаком. Кемара постоянно появлялась тогда, когда Алида почти забывала о её поступке, и это раздражало. Алиде бы очень хотелось, чтобы Рич узнал правду и перестал видеть в сороке союзницу, но как эта правда повлияет на него? Вольфзунд предупреждал, что Чернокнижники – тем более неопытные – легко поддаются внушению, и резкая смена настроений может повлиять на перевоплощения. А значит, выполнение задания затянется, и неизвестно, когда бабушка вырвется из чужого тела. Поэтому Алида в очередной раз решила повременить с неприятным разговором.

– Эй, ты что, расстроилась? – обеспокоенно спросил Рич. – Да, я понимаю… Я совершил глупость, и тебе пришлось искать меня, чтобы не сорвать задание и не разозлить Вольфзунда… Ты ведь обещала ему, что присмотришь за мной, а я так подставил тебя. – Он посмотрел на неё долгим виноватым взглядом. – Прости меня, Алида.

– Рич, – произнесла Алида и стала завязывать травинку в узелок. – Не все поступки в мире держатся на выполнении заданий и страхе кого-то там разозлить. Точнее, правильно, мне было страшно, даже очень страшно, но вовсе не из-за того, что сделает или скажет Вольфзунд. – Она вздохнула несколько тяжелее, чем хотела, и продолжила: – Просто… Есть вещи намного хуже, чем ты перечислил. Потеря друга, например. Мне бы не хотелось тебя потерять.

– И мне тебя, – помолчав немного, ответил Ричмольд. – Спасибо, что ты снова со мной разговариваешь.

– Но это не значит, что я всё забыла и больше не обижаюсь. – Алида поспешила его разочаровать. Пусть не думает, что она такая отходчивая!

– Хорошо, что хотя бы так, – пожал плечами Рич. – Всё время молчать было тяжело.

– Мне тоже, – призналась Алида. – Так как у тебя дела с тёмной магией? Получается?

– Ну, вроде бы… Но я не всегда и не всё помню, потому что вроде как не я этим занимаюсь, а тот, кто появляется на моём месте. Это сложно объяснить, вроде бы становлюсь другим человеком, но так не бывает, правда? Если я – это я, то не могу быть кем-то ещё…

Он посмотрел вниз, на свои ноги, и Алида поняла, о чём именно он думает. Она покачала головой, и копна волос разметалась по плечам.

– Сейчас всё бывает, Рич. И тот, кто уходит в сумерках и приходит в полночь, – не ты вовсе, а кто-то чужой. Его я боюсь, а тебя – нет. И, кстати, пока не забыла: Импиор у тебя с собой? Ты же им уничтожаешь эти чёрные странички, или как они там называются?

– Нет, конечно, Вольфзунд не дал бы мне такую ценную вещь в долгий поход. А что, ты хочешь кого-то убить? – Алида готова была поклясться, что в глазах её вечно унылого спутника заплясали смешливые огоньки. – Для этих целей у меня есть кое-что получше заколдованного меча.

– Не сомневалась, что ты тот ещё опасный тип, – усмехнулась Алида. – Покажешь?

Астроном пошарил рукой в своей сумке и извлёк наружу пузырёк с мутной белой жидкостью. Алида потянулась было к пузырьку, но Рич не позволил ей прикоснуться.

– Нельзя. Это вещество посильнее любого холодного оружия. Несколько капель – и книги вместе с чёрной магией как ни бывало.

– Ты уже пробовал? – затаив дыхание, спросила Алида. Ей до смерти хотелось рассмотреть жидкость поближе. Настоящее колдовское зелье! Из каких ингредиентов оно, интересно, состоит? Наверняка в составе есть такие вещества, о каких она и в сказках не читала!

– Пока нет. Первая книга ещё не заполнилась, а Вольфзунд велел уничтожать их только целиком, а не по страницам.

– У-у, – разочарованно протянула Алида. – Я-то надеялась, что мы скоро пойдём за новыми томами. Это мы, кажется, надолго застряли.

– Кажется, – эхом отозвался Ричмольд.

Тиль вернулся неожиданно быстро. Он обвязал бечёвкой кресло и закинул себе за спину. На плече у него болталась сумочка Алиды, а около ног тёрся Мурмяуз, явно не совсем понимающий, для чего его потащили в лес.

– Котик! – обрадовалась Алида и раскрыла объятия навстречу питомцу.

– Ничего себе, наши с тобой отношения уже настолько близкие? – усмехнулся Тиль.

– Конечно, нет. Это я Мурмяузу, – ответила Алида, поглаживая кота, который с довольным видом устроился у неё на руках. – Но если из сумки ничего не пропало, то я могу попробовать простить тебя.

– На, проверяй. – Тиль протянул ей сумочку, и Алида принялась рыться в вещах, тщательно всё просматривая.

Тиль, кряхтя, поставил кресло перед Ричмольдом и сложил руки на груди, словно ожидая, когда тот самостоятельно туда заберётся. Рич презрительно вздёрнул бровь.

– Ну уж нет, никаких перепалок! – строго сказала Алида, когда буквально кожей почувствовала искры, сыплющиеся от обоих её спутников. – Тиль! Спасибо. Всё в порядке.

– Ну, хоть теперь угодил. Так мы идём?

– Мы? – скривился Рич.

– Мы? – переспросила Алида. – Ты что, снова решил нас обокрасть?

– Не будь такой злопамятной, Клари! – воскликнул Тиль, присаживаясь на траву рядом. – Я серьёзно. Можно с вами?

– Нет, – отрезал Ричмольд.

– А тебе зачем? – нахмурилась Алида. Ей не хотелось рассказывать Тилю о цели их путешествия, но, если он пойдёт с ними, то ему так или иначе станет что-то известно. Кто знает, может, он всё время им врал, а на самом деле работает на Магистрат? Она вспомнила его проникновенно рассказанную историю и по привычке закусила губу. Нет, вряд ли… Первый Волшебник, да что же им делать с этим приставучим мальчишкой?!

– Ладно, придётся, видимо, признаться, – сказал Тиль. – Не сочтите за оскорбление, но вы и правда очень похожи на колдунов. Да-да, я понимаю, это всё выдумки и так далее, но вы такие странные. В хорошем смысле. Я с детства любил слушать россказни про ведьм разных, про нечисть. И думал: как же мы, так и эдак, скучно живём в своей глуши! И мечтал, что за мной однажды придёт волшебник с седой бородой до пояса, да и утащит меня в безумное приключение. Получилось не так, как я загадывал. Да и бороды у моего волшебника нет. Но… Если ноги сами завели меня в Западный Дол, туда же, где остановились и вы, то не тот ли это самый случай, которого я так ждал всю жизнь?

Алида покачала головой.

– Нет, Тиль. Мы не такие, как ты, это правда. С нами опасно. За нами присматривают, пойми, и этот человек… очень рассердится, если узнает, что мы рассказываем о его делах каждому встречному-поперечному. Мы не возьмём тебя с собой. Ты нужен дома.

– А вы расскажите ему, что я дельный парень, – не унимался Тиль. – Должен же с тобой быть хотя бы один мужчина, стоящий на ногах? Иначе как ты будешь справляться с такими неприятностями, как та, что произошла сегодня? А дома у меня всё в порядке, я уверен. У мамки брат рядом живёт, он помогает. Я отправил ей письмо, что со мной всё хорошо, а отца, может, и выпустят скоро, когда поймут, что не покушался он на короля. Я взрослый, Клари. Мне уже восемнадцать. Многие в таком возрасте уже семьи заводят, так могу я совершить хоть что-то безрассудное, прежде чем остепениться?

Алида подумала, что, может, им удастся избавиться от него чуть позже, когда Тилю надоест скитаться по окрестностям, каждую ночь меняя жилища. Может, он испугается, когда поймёт, что они на самом деле занимаются чем-то опасным. Может, просто захочет домой. Она незаметно подмигнула Ричмольду, чтобы он не возмущался слишком громко, и сказала:

– Ладно, будешь нам помогать. Только никаких расспросов! Мы сами скажем то, что посчитаем нужным. Никакого нытья и тем более никакого воровства. Иначе – прокляну. И, кстати, у меня есть неплохая идея. Пойдём поищем, где бы перекусить.

Глава 7,

в которой корона падает с головы

Когда Хьёльд вошёл в кабак через дверь с небольшим витражным окошком, он обнаружил, что в заведении почти безлюдно. Широкоплечий мужчина с угрюмым лицом, протирающий стаканы чистым полотенцем, приветственно кивнул ему. На кухне гремели посудой – очевидно, готовились к вечернему наплыву посетителей. Здесь пахло так, как обычно пахнет в подобных местах: жареным мясом, чесноком и хлебом, а иногда тянуло свежим хмелем и чем-то сладко-пряным, напоминающим джем со специями.

Хьёльд осмотрелся и выбрал столик у стены, прямо напротив двери. Отсюда хорошо был виден весь зал, и альюд, довольный своим местом, подозвал худого черноволосого паренька, который сегодня дежурил в зале.

Кабак «Полумесяц» был одной из многочисленных игрушек Вольфзунда, а по совместительству – одним из самых удобных, но далеко не самым роскошным местом в Авенуме для встреч альюдов. Попасть сюда можно было либо с улицы, либо пройдя через посудную лавку торговца Тагруса. В былые времена здесь собирались как альюды, так и смертные люди, ничего не подозревающие о соседстве. Хьёльд как-то раз пытался намекнуть Вольфзунду, что неплохо бы закрыть заведение для простолюдинов, но хозяин только отшучивался, что ему якобы приятно кормить и поить бедных наивных людей. Хьёльд подозревал, что у предводителя есть свои причины держать кабак открытым для всех и движут им далеко не легкомыслие или гостеприимство.

Щуплый официант поставил перед ним тарелку с мясом, приправленным брусничным соусом и веточкой тимьяна, а затем налил в высокий стакан тёмного пива. Хьёльд сунул в руки парнишке монету и принялся за еду, не забывая поглядывать на дверь.

Пиво оказалось отменным – густым и ароматным, но иначе и быть не могло. Вольфзунд просто не потерпел бы в своём заведении среднее пойло. Уж в чём, в чём, а в выпивке Владыка знал толк.

Будучи в столице, Хьёльд пытался выяснить всё, что можно, о нынешнем положении дел в Королевстве. Довольно сложно провести столетия в Небытии и вернуться к жизни: всё кругом кажется вроде бы знакомым, но таким новым и не до конца понятным. Последний король, которого он помнил, был высокомерным и эгоистичным, безмерно любящим золото и собственную персону. Это он разрешил тогдашнему Магистрату составить соглашение с альюдами, которое помогло Магистрам обрести магическую власть, а ему самому, таким образом, поиметь множество выгод, став покровителем человеческих колдунов.

Нынешний король, Гиорт, слыл безумцем.

Хьёльд узнал его историю, просто угостив пивом служащего министерства торговли. Мужчина поначалу был недоверчив, но, пригубив хмельного напитка, сделался более разговорчивым и не без злобного удовольствия поведал незнакомцу всё, что знал о своём короле.

Гиорту ещё не было и пятидесяти лет. Не стар по меркам человеческой жизни, а с точки зрения альюдов – и вовсе младенец. Но уже восемнадцать лет он не пускает к себе никого, кроме верной стражи, и не выходит из королевских покоев.

За несколько месяцев до своего тридцатого дня рождения Гиорт получил корону в наследство от своего отца. После коронации ему привезли невесту – редкостную красавицу родом с Южных Островов. Погоревав немного о почившем отце Гиорта, Земли Короны начали праздновать, и веселье длилось дюжину дней – сначала чествовали нового короля, потом отмечали свадьбу. Делегация Южных Островов завоевала полное расположение простолюдинов – крестьянам привезли несколько сотен бочек настойки из дивного южного плода адюжми, а детей угощали сладкими финиками и леденцами с ароматом фиолетовых ночных цветов.

Новоиспечённые король и королева поразительно смотрелись вместе – оба высокие, стройные, гибкие, с блестящими иссиня-чёрными волосами и глазами цвета крепкого чая. Парой монархов гордились все Земли, барды воспевали их красоту в песнях, художники превозносили на полотнах, а крестьяне просто с удовольствием рассказывали друг другу, до чего Гиорт с Жиевой хороши и как подходят друг другу.

Жизнь правителей стала для людей воплощением сказки, которая писалась прямо у них на глазах. Но скоро сказка начала превращаться в мрачную историю краха королевской семьи.

Спустя год у короля и королевы родилась дочь – черноволосая и кареглазая, как и оба родителя. Но малышка умерла от неизвестной хвори, едва ей исполнилась неделя от роду. Вскоре Жиева снова понесла, но на позднем сроке у неё случился выкидыш. В народе стали поговаривать, что во всём виноват придворный колдун – уродливый рыжий горбун хочет истребить королевский род, чтобы самому забраться на трон. Хьёльд спросил у рассказчика, откуда же у короля был колдун, если все они давным-давно сгинули? На что министерский служака, хмыкнув с видом знатока, заявил:

– Ты, господин, видимо, совсем нездешний, раз таких вещей не знаешь. Короли издревле держали колдунов при дворе, чтобы те предсказывали им победы и поражения, готовили чудесные зелья, гадали на костях летучих мышей и жабьей крови да берегли от страшных болезней. Стать придворным колдуном мог мальчик, рождённый во дворце, при условии, что от него отказались родители. Мальчика отвозили на обучение на север, в Мёртвые Земли, и возвращались за ним через двадцать один год.

Говорят, в Мёртвом Лесу прячется дикое племя, что-то вроде того, что обитает в Птичьих Землях. Не знаю, как уж их там обучают, только редко когда юноши возвращались оттуда живыми. Гиорту повезло – его отец позаботился о колдуне, отправив на север внебрачного сына прачки, и тот прошёл обучение, выжил и вернулся во дворец, чтобы служить своим господам. Магистрат, говорят, пытался выступать против этого обычая, но королевская семья не послушала его. Немногие верят в то, что колдовству действительно можно обучиться на севере. Скорее всего, мальчишек просто учили лечить травами и словами, показывали простые гадания да какие-то ещё старые премудрости, в которых волшебства – всё равно что в этой куриной ножке.

Мужчина оторвал ногу у запечённой курицы, которую, вообще-то, Хьёльд заказал для себя, и запустил зубы в ароматное мясо.

Хьёльд кивнул ему, прося продолжать.

Прошло ещё некоторое время, и, наконец, королева забеременела в третий раз. Гиорт отослал в Магистрат целую телегу золота, чтобы они не забывали возжигать благовония и повторять заговоры для благополучия и здоровья королевы. Придворному колдуну тоже было наказано внимательно следить за Жиевой и потчевать её отварами лун-травницы и благоматери. Так всё и было, и королева светилась от счастья, и король с нетерпением ждал рождения ребёнка, и всё Королевство только и обсуждало, что скорое появление наследника или наследницы.

В тот день громко звонили кракелы по всем Землям: Жиева родила мальчика. Однако короля не скоро пустили к сыну, отчего-то королева не хотела, чтобы он смотрел на младенца. И было из-за чего беспокоиться.

Когда Гиорта наконец пустили в покои и король взглянул на сына Жиевы, он заревел нечеловеческим голосом. Мальчик должен был быть черноволосым и темноглазым, как оба родителя. Но тот родился с рыжими волосами – совсем как у уродца-колдуна. Королева в слезах умоляла Гиорта не гневаться, клялась в верности, но король был непреклонен.

В тот же вечер Жиеву повесили на площади. Придворному колдуну отрубили голову. Мальчика приказали заживо закопать в лесу. А король с тех пор перестал узнавать своих слуг и с трудом мог вспомнить собственное имя.

Так король Гиорт стал безумным.

Хьёльд поморщился, вспоминая рассказ министерского служащего. Он допил пиво и попросил принести ещё. В кабаке стало больше народу, и шум людских голосов начинал раздражать. К тому же кто-то занял стол прямо перед Хьёльдом и почти загородил ему обзор. Дверь хлопала, впуская и выпуская посетителей, но Ленарда всё не было. Он и так не отличался пунктуальностью, насколько помнил Хьёльд, но такое опоздание заставляло его действительно беспокоиться. В эти тёмные времена случиться могло что угодно…

– Ну и что ты сидишь с таким видом, будто хозяин наслал на тебя заклятие вечной трезвости? – Молодой альюд с каштановыми волосами, одетый, по обыкновению, во всё зелёное, подсел на свободный стул, и Хьёльд выругался сквозь зубы.

– Преисподняя тебя забери, когда ты бросишь привычку подкрадываться как болотный моур?

– Тогда же, когда ты перестанешь пьянеть и терять бдительность от пары кружек пива, – самодовольно улыбнулся Ленард. – Закажешь мне тоже?

– Закажу, когда расскажешь всё, что разнюхал.

Ленард улыбнулся и расчесал пятернёй шевелюру. Потом расстегнул несколько пуговиц рубашки, закатал рукава и откинулся на спинку стула.

– Полный бардак тут без нас, – заявил он, потянувшись. – Не понимаю, почему хозяин не хочет устранить этих сумасшедших стариков? Они подослали к королю какого-то безумца с кухонным ножом. И как думаешь, зачем?

– Полагаю, чтобы убить Гиорта? – предположил Хьёльд. – Об этом покушении всем известно, говори только новое. Что тебе удалось узнать?

– Знаешь, кем был этот «убийца»?

– Меньше вопросов, Ленард! Кажется, это я должен тебя расспрашивать, а не ты меня! – вспылил Хьёльд.

– Ладно, ладно, не рычи. Малец был старшим сыном фермера Айленса из Либена. Знаешь, где находится Либен, Хьёльд? Всё-всё, отвечаю. Либен – городишко южнее Биунума. Там вся земля поделена на квадраты полей и пастбищ. Там каждый ребёнок знает, когда сеять рожь, а когда собирать хмель, и где лучше пасти коз, чтобы молоко у них было жирное, из которого получится лучший сыр в Королевстве. Они фермеры, Хьёльд, и тот налог, который ввели несколько дней назад, в первую очередь портит жизнь им, а не городским чиновникам и не солдатам.

– Так с чего ты взял, что это работа Магистрата? Этот Айленс сам мог устроить покушение на короля, – предположил Хьёльд.

Ленард наклонился ближе. Его тёмно-серые глаза сверкнули в тусклом свете, и Хьёльд понадеялся, что никто из простолюдинов, отдыхающих в кабаке, не заподозрит, что они – не люди.

– Крестьянам не придёт в голову самостоятельно отправиться во дворец. Это очевидно. Они копаются в земле и вздыхают о тяжёлой жизни, но что-то предпринять не могут. Проще жаловаться, чем действовать, – вот философия людей. Не знаю, какую награду ему предложили, а может, просто околдовали – и Айленс самым глупым и неосмотрительным образом попытался пройти через стражу в королевские покои. Конечно, его тут же поймали и упекли в темницу. Маятник качнулся: простолюдины возмущены, король – враг честных трудяг, и даже Магистры, которые ещё недавно казались людям страшными и опасными, сегодня могут оказаться желанными правителями.

Хьёльд хмуро поднёс стакан ко рту, но с досадой обнаружил, что на дне осталась только пивная пена. Ленард пристально смотрел на него, ожидая одобрения, и от его взгляда Хьёльду всегда становилось не по себе, хоть Ленард и был намного младше и значительно слабее его.

– И как это всё повлияет на нас? – спросил Хьёльд.

– Предсказания – не мой конёк, – пожал плечами Ленард. – Насколько я знаю, Дивидус тоже потихоньку охотится на магию. Не так успешно, как мы, конечно. Зато он не брезгует и тёмными материями. А это значит, что Магистры действительно смогут накопить кое-какие силы. Только сомневаюсь, что старики сумеют с ними совладать. Если Магистры захватят дворец, то получат ещё и боеспособную армию. Говорил же я Вольфзунду, что надо перебираться в Птичьи Земли!

– Хозяин сам решит, – осадил его Хьёльд.

Официант принёс им ещё пива и мяса. Ленард нетерпеливо отослал его обратно и снова впился в Хьёльда своим цепким взглядом.

– Весь такой верный, да? – хмыкнул Ленард и наклонился вперёд, почти обмакивая лацкан жилета в соус на тарелке. – Тогда зачем же ты просил меня об этой встрече? Зачем тебе знать всё это раньше него? Нет, можешь не отвечать. Только помни, что теперь ты мой должник, Хьёльд.

Не ярость, а скорее раздражение вспыхнуло в груди Хьёльда. Он мог бы прямо сейчас поставить на место этого наглеца, но не хотел привлекать лишнее внимание посетителей кабака. Ленард широко ухмыльнулся, приняв, должно быть, замешательство старшего альюда за его поражение. Хьёльд молча пригубил пиво, но не почувствовал вкуса. Пусть Ленард считает себя самым хитрым и ловким, хотя бы некоторое время. Потом он с ним разберётся.

Ленард встал, продолжая ухмыляться, оправил зелёную рубашку, пригладил волосы и быстрым шагом вышел из кабака, кивнув на ходу официанту.

Хьёльд посидел ещё немного, потом выложил из кармана на стол несколько монет и тоже покинул «Полумесяц».

– Всё-таки симпатичная у тебя сестрёнка, – протянул Тиль, когда маленькая фигурка Алиды скрылась за углом.

Ричмольд раздражённо нахмурился. Голос Тиля заставил его отвлечься от своих мыслей и заглушил другой голос, настойчиво шепчущий в голове. Рич не знал, кому принадлежит этот глухой, слегка хрипловатый мужской голос, от которого волосы на затылке вставали дыбом, но не мог не вслушиваться в него, несмотря на все дурные предчувствия.

Рич плотнее закутался в шерстяной плащ. Даже в такой тёплый безветренный летний вечер он чувствовал холод, прочно поселившийся под кожей с той ночи, которую он провёл запертым в доме колдуна. Сначала Рич думал, что его просто знобит от простуды, и Алида, заметив, что он стал вечно ёжиться, пыталась отпоить его какими-то горчащими травами, сдобрив настой купленным у бортника диким мёдом. Но ощущение холода, казалось, навсегда впиталось в тело и ни в какую не желало отступать. К тому же у него с самого утра болела голова, и с каждой минутой становилось лишь хуже.

– Она мне не сестра, – буркнул Рич, пряча кончик носа в ворот плаща. Он едва удержался от злорадной ухмылки, увидев растерянность на лице Тиля. Пусть этот выскочка, наконец, поймёт, что почти ничего из того, что они ему рассказали о себе, не было правдой. Постоянный холод, чей-то голос в голове, навязчивое общество Тиля делали Рича озлобленным и резким.

– О, – глупо охнул Тиль. – Так, значит… Ты ну, это, имеешь на неё виды?

Рич фыркнул и отвернулся. Что за банальности лезут в голову этому фермерскому мальчишке? Он положил руки на колёса своего кресла и постарался откатиться чуть дальше, чтобы побыть немного одному, не отвлекаясь на бестолковую болтовню. Астролябия под рубашкой качнулась в такт движению кресла. Ричмольду показалось, что со временем она стала тяжелее.

Под колесо вдруг попал узловатый сосновый корень, и кресло жалобно скрипнуло, наткнувшись на преграду. Резкое движение отозвалось в голове усилившейся болью. «Интересно, как скоро придётся просить Вольфзунда раздобыть новое кресло? Если бы Алида обращалась с ним бережнее, оно бы не скрипело на каждом дорожном камне» – мрачно подумал Рич.

– Эй, ну и куда ты? Она меня придушит, если ты опрокинешься, увалень. – Тиль подбежал и положил ладони на ручки кресла, не давая Ричмольду отъехать ещё дальше. Рич зашипел от бешенства.

– Не суйся ко мне, деревенщина! Ты мешаешь… – Он хотел сказать «мешаешь слушать», но осёкся.

Тиль весело рассмеялся, и его звонкий, почти мальчишеский смех вызвал у Ричмольда вспышку настоящей ярости. Он до скрежета стиснул зубы, чтобы не вспылить окончательно, и попытался взять себя в руки.

– Скажешь тоже! Чем я тебе мешаю? Просто хотел узнать, нельзя ли немного приударить за твоей сестрой. Но, вижу, ты и сам хотел это сделать. С таким характером вряд ли стоит рассчитывать на взаимность, Ричик. Даже если Клари мирится с твоей, прости, неполноценностью, то недружелюбие наверняка не входит в список её любимых черт характера.

Рича так и подмывало сказать, что Алида даже не захотела назвать Тилю своё настоящее имя, и он уже открыл рот, чтобы раскрыть правду, но в следующий миг его виски словно обожгло огнём. Головная боль достигла пика, Ричмольд охнул и с ужасом понял, что теряет сознание.

Он увидел тьму, но тьма была живой. Не беспросветная чернота, в которой он томился после падения с башни, а плотная, беспрестанно шевелящаяся темнота, похожая на грозовую тучу.

«Открой книгу, – тот же глухой голос, ставший уже знакомым, зазвучал у самого уха. – Открой, и больше никогда не будешь зависеть от других».

Голос словно расшевелил чёрно-фиолетовые сгустки, из которых состояла темнота, и они начали расползаться в стороны, как заплаты на слишком сильно натянутом полотне. Откуда-то задул зябкий ветер, и между туч показался серебряный луч, сначала робко, но с каждым мигом настойчивее пробивающийся через тьму.

– Нет, – пробормотал Ричмольд, стараясь отвернуться от ослепительного света, бьющего прямо в лицо. Запахи ночных фиалок и жжёных спичек потянулись со всех сторон, дразнящим дурманом проникая в ноздри. В висках продолжала пульсировать боль, мешая думать.

«Разве ты не этого хотел? Разве не просил демона вернуть тебе то, что ты потерял? Не нужно никого просить. Не нужно унижаться. То, чего ты жаждешь, – всегда с тобой. Просто протяни руку и достань книгу».

Луч света окончательно разогнал грозовую тучу, и Ричмольд разглядел силуэт женщины, которая шла ему навстречу. Она показалась смутно знакомой, хотя он осознавал, что, скорее всего, никогда не встречал её раньше. Снова магия… Рич попытался выдернуть себя из этого непрошеного сна, но голова заболела ещё сильнее.

«Открой книгу, мой мальчик. Иначе выходит, что я умерла напрасно», – произнёс приятный женский голос с лёгким южным акцентом.

Под кожей закололо, совсем как тогда, когда он накрывал руками серебристые магические огоньки, и они впитывались в его ладони, как вода в иссохшую почву. Рич давно понял, что зря сбивал их с одежды незащищёнными руками – сгустки магии что-то сделали с ним в ту ночь. Влились в него, побежали вместе с кровью по жилам, стали им, а он стал ими. Когда появлялось покалывание, Рич ощущал, как его тело наполнялось новыми силами, неизведанными и могущественными, будто увядший цветок, вновь опущенный в воду. Это было странное, незнакомое, будоражащее чувство, но испытывать его было… приятно. Всё-таки приятно.

– Нет! – крикнул Ричмольд. – Оставьте меня! Прошу!

Что бы ни происходило, он не должен поддаваться. Чего бы эти люди ни хотели от него, кем бы они ни были, он не станет выполнять их просьбы. Что бы ни сделала с ним магия, он не может оступиться, не может вновь предать Алиду и Герта.

Рич вспомнил, что Алида тоже сбила один из огоньков с его плаща. Интересно, заметила ли она хоть что-то? Чувствовала ли покалывание в ладонях? Бродил ли под её кожей выстуживающий холод? Шептали ли незнакомые голоса в самом сердце? Он хотел бы, чтобы она не знала ничего из этого. Чтобы не просыпалась, как он, от настойчивого шёпота, чтобы не замерзала посреди лета, кутаясь в плащ. Он хотел бы, чтобы у неё всё было хорошо.

– Нет! – выкрикнул он снова.

Женский голос опять что-то заговорил, сплетаясь с мужским, но головная боль стала совсем невыносимой, и Ричмольда замутило. Он больше не слушал, что говорят незнакомцы.

– Рич, эй, Рич!

– Нет…

– Рич!

Он с трудом разлепил глаза и спустя мгновение замешательства различил прямо перед собой бледное лицо Алиды. Её серо-сиреневые глаза были полны тревоги. Поняв, что, наконец, очнулся, он выдохнул и глупо заморгал.

– Ох… Кажется, я заснул, – виновато произнёс Ричмольд.

– Не ври, – отрезала Алида.

Она скрестила руки на груди и повернулась к Тилю с самым угрожающим видом, какой только могла принять.

– Это твоя работа? Ты его донимал?

– Да нет же! Я вообще его не трогал! Он сидел, а потом отключился! – оправдывался Тиль.

Рич отметил, что ему весьма приятно смотреть, как Алида набрасывается на их непрошеного спутника.

– Ричик, что случилось? Спина болит? – Алида снова повернулась к нему и принялась рыться в своей сумочке.

– А ты как-то уж слишком беспокоишься о нём, хотя недавно вообще говорить с ним не хотела, – с досадой проворчал Тиль.

– Если с Ричем что-то случится, я не получу то, что хочу, – огрызнулась Алида. – Вот, понюхай. Что бы с тобой ни произошло, от мятной соли в голове прояснится.

Она сунула Ричмольду под нос маленький мешочек, и от ядрёного запаха у него защипало в глазах. Рич закашлялся, но, как ни странно, остатки клубящейся тучи из его полусна рассеялись, и мысли более-менее пришли в порядок.

– Всё хорошо, – хрипло сказал он. – Просто голова разболелась. Не беспокойся, я не умру раньше, чем закончу начатое. Постараюсь. – Он смущённо улыбнулся, наблюдая за реакцией Алиды.

Алида ещё немного хмурилась, но наконец тонкая морщинка между её бровей разгладилась, и она улыбнулась ему в ответ.

– Ну, хорошо. Я нашла женщину, которая сдаёт комнаты. Можем остаться здесь на несколько дней, если ты утверждаешь, что работы в окрестностях много. Пошли, покажу.

По её беззаботному тону Ричмольд понял, что Алиду, скорее всего, не беспокоит ничто неизведанное. Может, тот серебристый огонёк погас сам по себе, не причинив ей вреда; возможно, юная травница имела что-то вроде иммунитета против небольших магических сгустков – в конце концов, она успела гораздо больше пообщаться с магией, чем он сам.

А может, тёмная энергия просто не успела пустить корни под её кожей и теперь дожидалась подходящего момента, как зверь, затаившийся перед броском.

Столица восхитила Лиссу, но и напугала.

Они с матерью остановились в небольшой частной гостинице, и окна их комнаты выходили на оживлённую улицу. Поначалу от шума дороги и несмолкающих людских голосов у Лиссы портилось настроение и раскалывалась голова, но уже на второй день она немного привыкла и стала с большим любопытством разглядывать улицу из окна.

В Авенуме здания строили из белого камня, а крыши устилали цветной блестящей черепицей, и в погожий день город ослепительно сверкал, как рыцарь в сияющих латах верхом на белоснежном коне. Если присмотреться, вдалеке можно было заметить сияющее здание вокзала, и оттуда, с востока, частенько доносились пронзительные взвизги паровозных гудков.

В противоположной стороне, в самом центре города высился королевский дворец, и Лисса даже мельком увидела его, когда они проезжали в карете. Дворец мелькнул между домами, полыхнув медными огнями, и Лисса так и не поняла, был ли он действительно сложен из дивного красного камня или просто переливался под закатными лучами.

Но больше всего её потрясли наряды столичных жительниц. Алида рассказывала ей, что дамы в Авенуме носят какие-то потрясающие шляпки, но Лисса не могла представить ничего близкого к правде, потому что никогда не видела ничего подобного.

Древуны сами ткали ткани: изо льна, крапивы, конопли или из шерсти овец и альпак. Затем красили соками, отварами коры или цветными порошками, на готовых нарядах вышивали цветы, ягоды, зверей и птиц – но никогда их одежда не была такой яркой, никогда не струилась такими изящными складками, не облегала фигуры так заманчиво, как чудесные наряды женщин Авенума. От обилия фасонов и расцветок захватывало дух, хотя Лисса разглядывала их издалека, не всматриваясь слишком пристально.

Особенно её поразили шляпки: большие и маленькие, с полями и без, украшенные вуалями, перьями, фигурками, искусственными цветами и мастерски исполненными птичками, которые выглядели почти как настоящие, даром что не чирикали. Лисса думала, что Алида, должно быть, придёт от них в восторг, и решила, что непременно купит подруге шляпку с птичками, как только…

Как только что? Как только у неё появится достаточно денег? Для этого нужно найти работу в столице. «Или просто выйти замуж», – подумала Лисса. Работать ей не хотелось: мысль, что придётся целый день общаться с незнакомыми людьми посреди шумного города, внушала ей настоящий ужас.

«Значит, ты всё уже решила? Если первый из двух вариантов тебе не подходит, то остаётся только второй», – сказала она себе. И от ещё не принятого, но близкого решения на душе у неё стало хорошо и спокойно.

«Мне просто нужно съездить домой. Закончить дела, забрать вещи. Не обязательно навсегда прощаться с садом – Мел ведь разрешит мне ездить к маме. Да и у Вольфзунда был дом в Птичьих Землях. Значит, мы сможем иногда жить там», – подумала Лисса и улыбнулась. Вдали от замка альюдов, когда в мысли не прокрадывался страх, ей думалось легко и свободно, и многое из того, что пугало раньше, теперь стало казаться простым и очевидным.

– Я пойду на вокзал, – заявила Диньяна, и Лисса вздрогнула: она не заметила, как подошла мать. – Может, что-то стало известно об отплытии в Птичьи Земли. Потом забегу в лавку за пирожными. Ты со мной?

Диньяна повязала на голову платок с вышитыми маками – ей хотелось быть похожей на столичную жительницу, но тратить деньги на шляпку было жалко, они ведь скоро покинут город, а в Птичьих Землях такие головные уборы не носили. В отличие от дочери, она чувствовала себя вполне комфортно в шумном и многолюдном городе, а крошечные лавочки торговцев, кофейни и мастерские приводили её в восторг.

– Я не знаю, – замялась Лисса.

– Ты третий день сидишь и смотришь в окно! – воскликнула Диньяна. – Скоро станешь совсем серой без свежего воздуха. Пойдём, я покажу тебе очень красивые дома и познакомлю с Моной, которая печёт те воздушные пирожные с малиновым кремом. Может, даже решим примерить шляпки в лавочке Матиаса. Собирайся.

Лисса поколебалась ещё немного. С одной стороны, ей очень хотелось поближе рассмотреть наряды прохожих и понюхать розы в кадке перед кофейней, но она совсем не желала оказаться внизу, среди шумных снующих экипажей и множества говорливых людей. Но, посмотрев на весёлую и оживлённую мать, Лисса попыталась убедить себя, что город не так уж страшен. Она сунула в карман перо Мелдиана, которое задумчиво поглаживала, глядя в окно, и решительно зашагала к двери, не давая себе времени передумать.

Стоило ей очутиться снаружи, как страх вернулся. Каменные дома нависали над головой, и улица казалась похожей на тесное горное ущелье. Людей тоже оказалось намного больше, чем виделось из окна, и Лисса чуть не попала под копыта могучего коня-тяжеловоза, тянувшего телегу с овощами к рынку, но Диньяна успела вовремя отдёрнуть её в сторону.

Всю оставшуюся дорогу до вокзала Лисса старалась не отставать от матери, с ужасом представляя, как её унесёт толпой в незнакомый квартал, если она выпустит локоть Диньяны.

Солнце пекло, нагревая мостовые и каменные дома, и Лиссе быстро стало жарко. В Птичьих Землях никогда не было настолько тепло, потому что густые леса укрывали деревни от знойных лучей, а резвые ручьи наполняли воздух душистой прохладой. Платье прилипло к спине, но горожане, казалось, вовсе не страдали от жары, и Лисса завидовала им.

Белоснежное здание вокзала с позолоченной лепниной на фасаде возвышалось на фоне голубого неба, как огромное кучевое облако, залитое солнцем. Огромные часы, украшенные фигуркой петуха, мелодично пробили четверть часа после полудня. На просторной площади плескался фонтан, и вокруг него с визгом бегали дети, подставляя руки и лица освежающим брызгам. Лисса улыбнулась. Ей тоже захотелось умыться водой из фонтана, убрать налипшие ко лбу волосы, но она догадывалась, что мать этого не одобрит.

– Подожди меня здесь, только, ради Первого Волшебника, не натвори глупостей, – произнесла Диньяна. – Я взгляну на расписание поездов.

– Ладно, – кисло ответила Лисса и присела на скамью у фонтана. Как только мать отошла в сторону, шелестя новеньким платьем, чувство потерянности и одиночества снова навалилось на Лиссу, как будто только и ждало, когда она останется одна. Лисса вжалась в скамейку, стараясь сделаться совсем незаметной, и переплела разметавшиеся волосы в тугую косу, чтобы шее было не так жарко. Ей захотелось скинуть туфли, опустить ноги в прохладную воду фонтана, но она подумала, что мать осудит её легкомысленное поведение, и продолжила сидеть в обуви.

На площади перед вокзалом было многолюдно. Торговцы предлагали печёные каштаны, солёные орешки и дешёвые украшения, на углу здания гостиницы трое музыкантов репетировали какую-то весёлую мелодию, возничие соревновались в красноречии, зазывая к себе приезжих.

– Не желаете ли фотографическую карточку, прелестная незнакомка?

Лисса вздрогнула, услышав скрипучий голос за спиной, и резко обернулась. На неё смотрел низенький старичок с лихо закрученными кверху седыми усами, и морщинки, разбегающиеся от его светлых глаз, говорили о том, что за пышными усами прячется добродушная улыбка.

Лисса быстро окинула его взглядом и заметила, что в руках он держит странный тёмный ящик с застеклённой трубкой спереди и лоскутом плотной ткани сзади. Снизу от ящика расходились тонкие деревянные подпорки, чем-то напоминающие ножки табуретки.

Она недоверчиво нахмурилась, разглядывая незнакомца. Что ему от неё надо? Лучше с ним не говорить, несмотря на дружелюбный вид, этот странный тип может быть опасен.

– Вы будете очень хороши на карточке. Подарите её вашему воздыхателю. Или даже нескольким. Уверен, у такой красавицы много поклонников. Мм?

Старик порылся в нагрудном кармане и развернул перед Лиссой веер каких-то чёрно-белых картинок. Она невольно посмотрела на них и ахнула. На картинках были люди, а рисовал их, должно быть, художник, продавший не только волю, но и остальные части Естества. Иначе объяснить его колдовской талант было просто невозможно!

– Как живые… – заворожённо протянула Лисса. – Это что же, вы так рисуете?

Старичок озорно хохотнул и похлопал широкой ладонью по боку своего ящика.

– Не я, моя милая, а фотоаппарат. И не рисует, а просто запечатлевает всё, что попадает в его объектив. И вас запечатлеет. – Он подмигнул Лиссе. – Так что, попробуем?

Лисса представила, как протянет Мелу такую карточку с собственным изображением. Он, должно быть, будет поражён! Она вообразила, каким будет лицо альюда, когда он попытается разгадать, что за магия заставила её облик перейти на бумагу, и улыбнулась своим мыслям. Она почти согласилась пойти со стариком, как вдруг заметила какую-то знакомую фигуру.

Чуть вдали по площади крадучись двигалась черноволосая девушка в буром, видавшем виды платье. Лисса ахнула. Со спины было трудно разобрать, но девушка очень походила на Идрис, жительницу Птичьих Земель, которая пропала после набега людей со шхуны.

– Идрис! – крикнула Лисса и вскочила со скамьи. – Идрис, подожди!

Лисса не была уверена, что девушка различила её голос в вокзальном шуме. Как назло, сразу несколько поездов пыхтели и пускали клубы пара за основным зданием, словно гигантские чудовища, скрытые от посторонних глаз. Лисса бросилась через площадь, не переставая звать Идрис. В деревне считали, что девушку убили во время нападения. Её даже оплакали и сожгли пучок можжевеловых веток, чтобы душистый дым помог её духу найти путь в покои Первого Волшебника. Но её мёртвого тела никто не нашёл, а значит, была надежда, что она каким-то непостижимым образом пробралась на судно вместе с людьми и спаслась в городе.

Лисса пролетела через компанию ребятишек, прыгающих по нарисованным на мостовой клеточкам, наткнулась на дородную торговку леденцами и под её возмущённые возгласы помчалась дальше. Черноволосая девушка почти растворилась в толпе, и Лисса изо всех сил старалась не потерять из виду её поношенное платье. Как ей, должно быть, страшно одной в чужом городе! Надо скорее догнать её и привести к себе. Вместе они вернутся домой, и бедняжке больше не придётся бродить по людным улицам.

Наперерез Лиссе выкатился экипаж, запряжённый холёными гнедыми лошадьми. Лисса отскочила в сторону, лошади заржали, недовольные резкой остановкой. Кучер прикрикнул на Лиссу, чтобы не бросалась под колёса. Она испуганно заметалась, не зная, что ей делать: ждать, когда путь освободится, или любой ценой догонять Идрис.

Прибывший поезд загудел где-то за зданием вокзала, со стороны путей. Скоро толпа на площади станет ещё больше. Кучер стегнул лошадей, и экипаж двинулся к боковому корпусу. Когда карета, наконец, отъехала, Лисса принялась рассматривать людей, выливающихся на вокзал из главных дверей. Идрис куда-то исчезла. Лисса потеряла её в галдящей толпе оживлённых горожан, прибывших в столицу из других городов. Лисса замерла, растерянно озираясь. Фонтан отсюда не был виден, а площадь теперь казалась пёстрым колышущимся морем человеческих тел. Лиссу толкали локтями, задевали чемоданами, что-то ворчали, презрительно морщась при виде её простого платья. Лисса почувствовала себя заблудившимся котёнком, оказавшимся среди враждебных диких зверей.

– Мел, забери меня, – прошептала она, чуть не плача.

Вдруг воздух над площадью содрогнулся, словно расколотый яростным ударом грома. Грохот перерос в протяжный вой, и Лисса зажала руками уши. Этот надтреснутый, стонущий звук был ей не знаком, но внушал необъяснимый ужас. Где-то закричала женщина, кто-то ринулся сквозь толпу, толкаясь локтями. Дети начали плакать, испуганные громкими звуками и поднявшейся суетой. Лисса вскинула голову и наткнулась взглядом на то, что издавало этот страшный, холодящий сердце шум. В центре города, на холме возвышалась башня с несколькими странными блестящими сферами. Маятник, раскачиваемый едва различимыми отсюда фигурками, ударялся о бока сфер, и они издавали зловещий, нарастающий гул, похожий на трагический, полный скорби плач. Ничего хорошего этот звук не предвещал.

– Война!

– На нас напали!

– Что-то случилось, кракелы звонят!

– Прячемся, скорее!

Все, кто беззаботно прогуливался, совершал прогулки, встречал и провожал знакомых, теперь слились в сплошной бурлящий поток, готовый смести всё на своём пути. Женщины подхватывали детей на руки, мужчины прижимали к себе своих спутниц, и все старались как можно скорее покинуть открытое пространство вокзальной площади, чтобы затеряться в жилых кварталах.

Лисса не знала, почему звонят кракелы, не понимала, что это означает, но подозревала, что причиной поднявшейся паники могло быть только что-то ужасное.

Она тоже побежала, не разбирая дороги, подгоняемая всеобщим беспокойством. Если все спрячутся в каком-нибудь потаённом месте, вроде внутреннего двора ратуши, то она наверняка встретится там с Диньяной. Лиссе хотелось поскорее найти мать, но возвращаться на вокзал, превратившийся в сущую Преисподнюю, было очень страшно. Лисса мельком взглянула на небо: не летит ли за ней Мел? Может, он где-то поблизости, просто не знает, что она здесь, у вокзала?

Но в небе не было никого, кроме стаи растревоженных ворон. Толпа впереди остановилась, будто наткнувшись на какое-то препятствие. Послышались свистки городских стражей, и от их пронзительного визга Лиссе стало ещё страшнее, от жары и близости множества разгорячённых тел в глазах потемнело, и она замерла, судорожно пытаясь придумать, как отсюда выбраться. Кто-то налетел на неё сзади, и Лисса, не удержавшись, упала, прочертив ладонями по мостовой. Об неё кто-то споткнулся, и что-то тяжёлое, наверное, чужой чемодан, ударило по затылку.

Гул и звон всё нарастали, кракелы гремели уже по всему городу, наполняя воздух тревожным, невыносимо громким грохотом. Город стонал, заходясь в безудержном скорбном рыдании. Лисса мало что понимала в городских порядках, но, по её представлениям, о войне и грозящих опасностях должны оповещать какими-то другими звуками. Уж слишком горестно надрывались кракелы, будто оплакивая кого-то.

– Король убит! Гиорт умер! – выкрикнули в толпе.

– Сохраняйте спокойствие! Без паники! – Стражи пытались успокоить людей, но горожане, напуганные внезапным сигналом тревоги, продолжали метаться по улице в полнейшем беспорядке, как огромная стая перепуганных птиц. Большинство бросилось в сторону ратуши, как раз туда, куда занесло Лиссу.

Люди продолжали напирать сзади, не давая Лиссе подняться. Ей наступали на пальцы, на ноги, на растрепавшиеся волосы. Ужас затопил все её мысли; вязкий, как кипящий мёд, жар от нагретой солнцем мостовой мешал вдохнуть; шум и крики слились в безумный вой. Когда в очередной раз её ударили по голове, она окончательно положилась на волю Первого Волшебника и потеряла сознание.

Глава 8,

в которой память крови сильна

Алида с ногами залезла на диван и разложила перед собой приобретённые на рынке богатства: свежие травы, кулёк сушёного кипрея, вяленую ветчину, походный чайничек из меди и огромную связку маковых сушек. Конечно, всё это она купила исключительно для себя, с наслаждением и не торопясь выбирала нужное среди пёстрого многообразия ярмарочных товаров. «Должно же хоть что-то приятное происходить в этом путешествии, – думала она. – А в компании вечно огрызающихся нытиков приятности необходимы вдвойне. Иначе недолго и в уныние впасть».

Для Рича и Тиля она специально не стала ничего покупать. Уходя, она оставила своих попутчиков в гостинице, попросив Тиля присматривать за Ричмольдом. Представляя, как они шипят друг на друга, оставшись в одной комнате, Алида испытывала особое сладко-мстительное удовольствие.

– Ну и на какую ерунду ты потратила наши деньги? – скривился Тиль. – Травки, баранки… Зачем это нужно? Купила бы лучше нож, верёвку, что-нибудь для самозащиты. А это, – он пренебрежительно махнул в сторону чайника, – чушь какая-то. Моя матушка тоже вечно норовила прикупить ненужных вещей. Поэтому на базар отец брал только меня, а женщины сидели дома. Каждому – своё дело, знаешь ли.

– С каких пор мои деньги стали твоими тоже? Думаешь, стащил однажды кошелёк у наивной девушки и теперь можешь считать себя пожизненным владельцем её денег? – возмутилась Алида. – Эй, сушки не тронь!

Она хлопнула Тиля по руке, и Мурмяуз, сидящий рядом на диване, тоже ударил его по пальцам пушистой лапой. Ричмольд фыркнул из своего угла.

– Почему бы тебе не взять свой кларнет и не сыграть местным на улице? Глядишь, сам заработаешь себе на что-нибудь «полезное», – предложила Алида.

– Вообще-то, это гобой, – проворчал Тиль.

С того вечера в таверне Алида так и не видела, чтобы он играл на своём инструменте, и, признаться, была даже рада тому, что не слышит его печальных мелодий.

– Я и так оплачиваю тебе комнату и еду, – напомнила Алида. – Исключительно по доброте душевной. Так что если будешь жаловаться на судьбу, Первый Волшебник тебя покарает и нашлёт самые настоящие испытания. – Она разломила руками три сушки и все сразу запихнула в рот. Крошки посыпались на платье, и Алида стряхнула их на пол.

По просьбе Ричмольда они не стали уходить далеко и остались в этих краях, продвинувшись совсем недалеко от Западного Дола. Деревенька, в которой они решили остаться, была маленькой и светлой, а туманы, к радости Алиды, обходили деревню стороной, предпочитая стелиться по болотам и оврагам. Невысокие домики с побелёнными стенами и крытыми соломой крышами были окружены просторными дворами с пёстрыми цветниками. По улицам прохаживались ухоженные куры с шелковистыми пёрышками, а за деревней, под холмом, журчала река, скрытая от глаз перелеском.

Кроме жилых домов в деревне было одно-единственное заведение, которое одновременно служило и библиотекой, и таверной, и клубом для праздничных танцев, и гостиницей. На первом этаже располагалось довольно просторное помещение, стены, пол и потолок которого были обшиты морёным дубом. На стенах теснились полки с несколькими, довольно обветшалыми, книгами о сельском хозяйстве, в центре зала стояло несколько столов с разномастными стульями и табуретками, а в углу, перед дверью, ведущей на задний двор, вилась лестница. На втором этаже размещались две небольшие комнатки для постояльцев.

Хозяйка, болтливая пухлая женщина ростом едва ли выше Алиды, радушно приняла путешественников, умилившись Мурмяузу и «ручным» птицам, и позволила занять сразу две комнаты за небольшую плату. Алида с Тилем не без труда затащили Ричмольда в кресле наверх, и Алида искренне надеялась, что они смогут остаться здесь подольше, а Чернокнижник будет сам спускаться и подниматься по лестнице, уходя и возвращаясь в свой срок.

Впервые поднявшись на второй этаж, Алида осмотрела обе комнаты и решила, что Тилю отдаст ту, что поменьше, а в той, которая побольше, они с Ричмольдом разместятся. Как она ни опасалась Чернокнижника, которым становился её друг по ночам, она не могла оставить его в одной комнате с Тилем. Юноши никак не могли поладить, а Алида к тому же чувствовала личную ответственность за Ричмольда и его задание. Но Тиль всё равно целыми днями ошивался в большой комнате, и Алиде порой доставляло неимоверное удовольствие представлять, как они ссорятся в её отсутствие.

– Эй, унывашка, угощайся. – Тиль бросил в Ричмольда кусочек сушки. Алида издала возмущённый возглас, оскорблённая таким непочтением к съестному.

Ричмольд поморщился и оставил без внимания «угощение» Тиля.

Алида сгребла оставшиеся сушки, пока и их не превратили в метательные снаряды, и закрыла на ключ в резном деревянном сундучке, который она нашла в серванте.

Выходка Тиля вызвала у неё куда большее раздражение, чем она сама от себя ожидала. Алида заметила, что уже несколько дней готова злиться по малейшему поводу. Поначалу она списывала всё на лунные дни – но потом поняла, что раньше таких приступов гнева у неё никогда не случалось.

К тому же у неё начали постоянно зябнуть ноги – и это в середине лета! Она даже подумывала о том, чтобы во время следующей вылазки на рынок присмотреть себе какие-нибудь ботинки из мягкой кожи, желательно тёплые и без жёстких подошв. Но, возможно, летом торговцы предпочитают предлагать плетёные лапти или тонкие сапоги – всё равно, сгодилось бы и это.

Рич и Тиль сварливо переругивались, как два старика, и Алида прислонилась лбом к прохладному дереву шкафа. Она несколько раз глубоко вдохнула и медленно выдохнула, стараясь погасить яростное пламя, горящее в груди. Так нельзя, надо держать себя в руках… Но кулаки сжались сами собой, и Алида, не выдержав, развернулась и крикнула:

– А ну, заткнитесь оба! Ненавижу вас!

Её голос прозвучал так громко и надрывно, что она сама устыдилась. Две пары глаз – карих и синих – недоумённо уставились на неё. Мурмяуз спрятался под стол, размахивая пушистым хвостом, а разбуженные птицы недовольно заворчали.

Ярость внезапно отхлынула, как Большая вода во время отлива, оставив вместо себя леденящую дыру в груди. Алиде стало так страшно и горько, что она прижала ладони к лицу и, не помня себя, бросилась прочь из комнаты.

– Вот ведь ненормальная, – произнёс ей вслед Тиль.

Голова болела жутко. Лисса подняла отяжелевшие веки, и от яркого света её затошнило. Она полежала несколько секунд не шевелясь, пытаясь вспомнить, где она находится и как сюда попала.

Она определённо была не на площади: над головой вместо неба нависал грубый дощатый потолок. В солнечном свете, льющемся через квадратные окна, кружили пылинки. В помещении было так тихо, что Лисса даже начала думать, не случилось ли что-то с её слухом. Но где-то рядом послышались приглушённые шаги, словно кто-то ступал в мягких тапочках, и Лисса облегчённо вздохнула.

Она попробовала пошевелить руками и ногами: каждое движение отдавалось болью в мышцах и костях. Должно быть, её изрядно помяли в той давке. Когда Лисса попыталась подняться, голова закружилась, перед глазами заплясали огненные вспышки, и она покорно опустилась обратно на подушку, пахнущую затхлым пухом.

От скуки Лисса продолжила разглядывать помещение. В комнате было много вещей, даже слишком много, и сосредоточиться на чём-то одном оказалось очень сложно. На грубых полках теснились миски, коробочки, ларцы, вазочки, сплошь покрытые резными изображениями животных и растений. В пыльных вазах стояли букеты высохших цветов, а по краям полок приютились керамические фигурки сов, выкрашенные цветной эмалью. Крупная мебель – шкаф, комод, сервант, тумбы и столики – тоже была полностью покрыта резными картинками, как лесное дерево – мхом. Лисса слабо улыбнулась: ей здесь нравилось. По крайней мере, это место не казалось враждебным.

За дверью послышались звуки шагов: первый звук – твёрдый и несколько грузный, второй – потише, шелестящий по деревянному полу. Лисса насторожилась, но не от страха, а от нетерпения.

Дверь открылась, и в комнату, прихрамывая, вошла старая женщина. Лисса с плохо скрываемым любопытством уставилась на неё. Лицо женщины было похоже на кору векового дуба: обветренное, смуглое, покрытое глубокими морщинами, но глаза женщины, цветом напоминающие сизоватый осенний мох, смотрели ясно и немного жёстко. Она остановилась посреди комнаты и пытливо взглянула на Лиссу.

– Здравствуйте, – произнесла Лисса, немного смутившись от такого явного разглядывания.

Женщина коротко кивнула вместо приветствия и похромала к комоду, уставленному вазочками с пучками сушёных трав. Лисса заметила, что ноги у старухи были распухшие, похожие на столбы, а стопы она замотала грубыми тряпками и перевязала бечёвкой – наверное, обычная обувь ей не подходила.

Женщина выдвинула ящик комода и начала рыться в нём, периодически вызволяя на свет какие-то баночки и приглядываясь к их содержимому.

– А где моя мама? – спросила Лисса.

Старуха дёрнула плечами, будто отгоняла приставучее насекомое, и продолжила молча рыться в ящике. В комнате остро запахло пряными травами.

– От тебя пахнет птицами, – скрипучим голосом бросила женщина, когда Лисса уже решила, что хозяйка немая. – Ворожбой.

– Это… плохо? – растерялась Лисса.

– Это опасно, – проскрипела женщина и, чиркнув спичкой, зажгла оплывшую свечу и поднесла к ней пучок каких-то сизых засохших цветов. В комнате запахло так, как пахло в жилищах лекарш-травниц.

Лисса осторожно села на кровати, поджав под себя ноги. Рёбра отозвались на движение ноющей болью.

Женщина обошла с тлеющим букетом комнату из угла в угол, пробормотала несколько неразборчивых слов, потом прохромала к окну и распахнула верхнюю створку. Травянистый лекарственный запах сразу пропал, устремившись на волю.

– Где моя мама? – повторила Лисса жалобно. – Она высокая, худая, с цветастым платком на голове…

– Знаю, знаю, – бросила старуха таким тоном, будто хотела, чтобы от неё скорее отвязались. – Видела. Похожа ты на неё. Очень. – Она снова зашаркала по комнате, ощупывая узловатыми морщинистыми руками свою резную мебель, будто хотела отыскать что-то, невидимое глазу. – Похожа, только мамаша поумнее будет. Не полезла в толпу, когда завыли кракелы.

– Завыли кракелы… – протянула Лисса. – Но почему все так испугались? От кого они побежали?

Женщина открыла створку одного из шкафчиков, заглянула внутрь и покачала головой, видимо, не обнаружив желаемого. Она повернулась к Лиссе, и от выцветающего взгляда мшистых глаз той стало не по себе.

– Кракелы плачут только к большой беде. Такой, как мор или война. И люди помнят об этом, хоть и не слышали такого перезвона уже много лет. Память крови – она сильна, девочка. Ох, как сильна. Короля нашего убили – вот и всё, что я знаю.

Старуха устало опустилась на табурет с ножками, вырезанными в форме лап какого-то крупного зверя. Она вздохнула, словно бесплодные поиски её сильно утомили, и сложила крупные смуглые руки на коленях. Лисса заметила, что пальцы у неё слегка подрагивали.

– Ну, тогда я пойду? – спросила Лисса.

– Куда? – поинтересовалась женщина.

– Домой…

– Нельзя, – отрезала старуха.

Лисса округлила глаза.

– Но почему? Там… Там же не началась война?

– Пока нет. Но может вот-вот начаться. Тебе нельзя выходить.

Лисса опустила ноги на пол и, держась за кровать, встала. Перед глазами всё поплыло, но она быстро справилась с головокружением и мельком взглянула в окно. На улице вроде бы всё было по-прежнему: люди ходили по мостовым, кареты катились вдоль дороги, лавочники и газетчики предлагали прохожим свои товары. Но всё равно что-то было не так. Люди ходили, озираясь, старались держаться группками, кареты почти не останавливались, лошади постоянно нервно всхрапывали, а лоточники держались поближе к домам и не поворачивались спиной к тёмным углам.

– Почему мне нельзя выйти? – повторила Лисса. Она только сейчас поняла, что вместо привычного льняного платья на ней надета только лёгкая ночная рубашка.

– Говорю же, – цокнула языком старуха. – От тебя пахнет птицами. Ты не ведьма и не альюд, но ворожба в твоей крови, в земле, на которой ты родилась и выросла. Ты впитала её, как корни дерева впитывают воду, и стала той, кто ты есть. Память крови – она сильна. Не ходи за дверь, девочка. Никогда не ходи.

Тут Лиссе стало по-настоящему страшно. «Вот так чувствует себя ласка, попавшая в силки», – подумала она. Что эта сумасшедшая старуха от неё хочет? Зачем держит здесь? Она затравленно заозиралась, и теперь ей казалось, что вырезанные на мебели зверьки озлобленно скалятся, а их тела напряжены перед прыжком.

Лисса рванулась к двери, но голова закружилась так сильно, что ей пришлось ухватиться за изножье кровати, чтобы не упасть. Лисса попыталась сжать кулаки, но мышцы не слушались, сделались будто ватными, и она поняла, что не смогла бы даже разбить окно… Старуха хмыкнула, глядя на её метания.

«Думай, – приказала Лисса себе. – Думай, что сделала бы мама? Что сделала бы Алида? Что сделал бы Мел?»

Мел. Вот тот, кто точно сможет ей помочь.

– Л-ладно, – заикнувшись, сказала она. – Хорошо. Я останусь с вами. Только… Только можно я отправлю письмо?

Старуха недобро прищурилась, покусывая изнутри щёку. Мшистые глаза сверлили Лиссу.

– Я не буду писать ничего такого, – немного приободрившись, продолжила Лисса. – Ничего опасного. И не скажу, что я у вас. Просто напишу, что я жива. Чтобы меня не искали. Сами понимаете, будет хуже, если мама обратится за помощью к городской страже, начнут обыскивать все дома в городе…

Женщина махнула рукой и грузно поднялась с табуретки.

– Пиши. Пиши, что хочешь. У дома всё равно нет номера. Сама я по себе. Сама. Пиши, бумага в столе. Перо там же. А голубя позовёшь – он к тебе прилетит. От тебя птицами пахнет.

Она вышла из комнаты и заперла дверь снаружи. Едва старуха ушла, Лисса скользнула к письменному столу, как кошка к дичи.

Лисса быстро настрочила письмо – даже не письмо, скорее, коротенькую записку, – и бросилась к окну. Она надеялась, что можно будет раскрыть створку настежь и выбраться наружу, пусть даже в одной ночной рубашке, но на раме не было даже ручек. Лисса зашарила руками, точно так же, как старуха обшаривала полки и ящики, будто где-то могла прятаться невидимая задвижка, но ничего не нашла. Она внимательно осмотрела раму. Стёкла в домике старухи были двойные, совсем как у них в Птичьих Землях, хотя обычно в Авенуме ставили одинарные. В столице редко наступали суровые зимы, Большая вода приносила сюда тёплые ветры, тогда как в Птичьих Землях, напротив, середина зимы могла быть студёной, как выжженное льдом сердце принца Сальрина из старой жуткой сказки. Странно, что старуха решила так утеплить своё жильё.

Лисса подняла взгляд выше и вздохнула от облегчения. Как она могла забыть, что всего несколько минут назад старуха открывала маленькую верхнюю створку! Дрожащими от спешки пальцами Лисса повернула ручку и распахнула форточку, а потом, потянувшись дальше, открыла и вторую, наружную створку.

Однако поспешная радость быстро сменилась разочарованием. Форточка была такой маленькой, что даже коту Алиды вряд ли удалось бы выбраться наружу. Лисса нахмурилась и сжала в кулаке записку. Коричневая бумага тихо хрустнула. Наверное, старуха посмеялась над ней, когда сказала, что она может отправить письмо. Как она это сделает, если ей нельзя выйти наружу? Лисса почувствовала, что ещё немного, и она впадёт в отчаяние.

Тут послышался мягкий шелест крыльев, и на раму сел рыжий голубь, протягивая Лиссе розоватую лапку с растопыренными пальцами. Лисса улыбнулась. В одном старуха не обманула: птица как-то поняла, что она хочет отправить письмо. Лисса быстро привязала записку к лапке голубя, стараясь, чтобы узел получился крепким, но не тугим, потом ласково погладила птицу по мягким пёрышкам на грудке и прошептала:

– Лети, мой хороший. К северо-западу отсюда будет большой город – а сразу за ним увидишь высокую гору с замком. Лети в замок, тут не так уж далеко, не заблудишься. Его отовсюду видно. Отдай письмо мальчишке с крыльями, – она тепло улыбнулась, – вы с ним почти родня. Сделаешь, как я прошу?

Птица посмотрела на неё умными оранжевыми глазами и осторожно клюнула в руку, словно говоря, что всё поняла. Голубь осторожно развернулся, расправил ржаво-бурые крылья и взлетел.

Лисса глядела ему вслед, пока он совсем не скрылся в небе, вздохнула и села на кровать. Кем бы ни была сумасшедшая старуха, в ней явно чувствовались сила и власть. Где-то в центре города снова зазвонили кракелы – не так страшно, как в прошлый раз, но всё же тревожно.

«Мел придумает, что делать, – сказала она себе. – А если не ответит через два дня, то я сама как-нибудь убегу. Побью старуху, но сбегу».

Она ощупала свои бока. Рёбра болели, мышцы рук и ног – тоже. Сейчас у неё вряд ли получится сразиться со своей тюремщицей и далеко убежать. Она подождёт, но недолго. А потом что-нибудь решится. Обязательно решится.

Вольфзунд повертел в пальцах кусочек пергамента и, снисходительно улыбнувшись, вернул бумажку на стол. Перстни на пальцах сверкнули в солнечных лучах, щедро заливающих террасу. Плющ, увивающий чёрные блестящие колонны, тихо шелестел листвой под тёплым ветром.

Мел нетерпеливо поёрзал на стуле, но спросить первым не решался. Лучше, если отец увидит, что он умеет проявить выдержку и ведёт себя как настоящий взрослый альюд.

– У тебя такое лицо, будто тебе налили лимонного сока вместо вина, – произнёс Вольфзунд и откинулся на спинку стула. – Учись владеть собой, Мелдиан. Зачем ты показал мне эту милую записочку?

Мел дёрнул ушами. Что отец хотел от него услышать? Он же сразу всё понял, так зачем спрашивает? Мел выпрямил спину, аккуратнее сложил крылья и непринуждённо взял в руку бокал. Вольфзунд едва заметно улыбнулся.

– Лисса застряла где-то в Авенуме, – осторожно сказал Мел и пригубил вино.

Вольфзунд изобразил на лице вежливое недоумение.

– Я это уже понял. И что с того? Уверен, не стоит делать из этого трагедию.

– Если она решила написать, значит, всё серьёзно, – заупрямился Мел.

Вольфзунд фыркнул.

– Девушкам только дай повод. Знаешь, сколько глупых писем написала мне твоя мать? «Ах, сегодня рассвет был похож на розовый бок яблока», «Небо плакало с самого утра, как брошенная возлюбленная», и всё в таком духе. Ей скучно, Мелдиан. Вот и решила поиграть.

– Нет, – покачал головой Мел. – Лисса не пустоголовая девчонка. Она не стала бы писать, не будь нужды. Ты сам слышал, что люди пытались убить своего короля. Что, если на этот раз у них получилось? В столице может быть опасно. Вдруг поднялись бунты? Тебе ли не знать, с каким кровожадным наслаждением люди развязывают войны? Им только дай повод, и они с радостью вцепятся в топоры, сорвут со стен мечи, вытащат из хлевов вилы, чтобы рубить, сечь и дырявить друг друга.

– Человеческие женщины не участвуют в войнах, – пожал плечами Вольфзунд. – Тем более Лисса – не жительница Авенума, она даже не гражданка Земель Короны. Ей нечего бояться. Расслабься. О, Элли, как раз вовремя, спасибо, милая.

Служанка принесла поднос с мясными рулетами и маслинами. Мел задумчиво проводил взглядом еду, но не положил себе ни кусочка.

– Превосходно, – промурлыкал Вольфзунд, откусывая от рулета. – Благодарим, Элли, можешь быть свободна. Так о чём мы там говорили, сынок?

– Война – это не только сражения армий, папа, – сказал Мел. – Это сожжённые города, разрушенные дома, покалеченные души. Я не хочу, чтобы Лисса это видела. Я хочу, чтобы она скорее попала домой. К себе или к нам.

– Ты видел всего одну войну на своём коротком веку, а она произвела на тебя такое неизгладимое впечатление, – прищурился Вольфзунд. – Для того, кому предстоит жить вечность и дольше, ты слишком милосерден. Это пройдёт. Я тоже был таким в твоём возрасте.

Мелу уже плохо удавалось скрывать своё раздражение. «Дерзить пока нельзя, – сказал он сам себе. – Терпи. Прояви сообразительность».

– Отец, – сказал он твёрдо. – Позволь мне взять лошадей. Я быстро, только заберу Лиссу с Диньяной и вернусь обратно. Никто меня не увидит. Если получится, я даже одолжу у Алиды зачарованный плащ для пущей безопасности.

Вольфзунд вскинул руку и замотал головой. В груди у Мела похолодело, будто сердце обернулось камнем.

– Нет, не стоит отвлекать Алиду и Чернокнижника. У них куда более важная цель, чем у тебя. Они заботятся не о себе, а обо всех нас. Если хочешь, оденься бедняком и возьми Сальвию, эта лошадка достаточно стара, чтобы сойти за крестьянскую клячу. Посмотри, что там в городе, раз тебе так интересно. Но я всё равно не советую тебе покидать замок, пока Магистры не успокоятся.

– Я имел в виду летающих лошадей, – мрачно произнёс Мел. – Не строй из себя идиота. Ты давно уже понял, что я хочу.

В глазах Вольфзунда мелькнуло что-то, очень похожее на гнев, но тут же погасло, словно искра, вылетевшая из костра и угасшая в черноте ночи. Он отставил бокал в сторону и чуть отодвинул от себя тарелку с едой.

– Этого не может быть. Я никогда не позволю тебе рисковать собой и моими лошадьми ради смертной девочки, с которой ты знаком пару месяцев. Этого не будет никогда. Ты меня услышал?

Мел хмуро уставился отцу в глаза. Ему никогда не удавалось переглядеть Вольфзунда: через несколько секунд становилось жутко, словно ледяной колодец затягивал его на самое дно. Но в этот раз нужно продержаться дольше. Пора показать, что он тоже чего-то стоит. Показать свою силу.

Вольфзунд неожиданно рассмеялся, и Мел растерянно заморгал, чувствуя себя глупее некуда. Отец щедро плеснул себе вина и выпил одним глотком, будто это внезапное веселье иссушило его горло. Мел ощерился, как обиженный щенок, и отодвинул свой стул чуть дальше от стола.

– Видел бы ты себя сейчас, – весело ухмыльнулся Вольфзунд. – Ни дать ни взять волчонок, оскаливший зубы на вожака. Стремление – это похвально. Только не бери на себя больше, чем можешь вынести. Вожак – я, и собираюсь оставаться им ещё долго. Своё слово я уже сказал. Ты никуда не едешь. И мои Ходящие по воздуху кони тоже никуда не скачут. Ты меня понял, малыш?

Вольфзунд перегнулся через стол, чтобы потрепать непослушные вихры сына, но Мел увернулся от отцовской руки.

В небе застрекотала сорока. Мел запрокинул голову и увидел, как к ним летит Кемара. Отец нахмурился. Белоголовая сорока, их верная городская шпионка, приносила только важные вести. Значит, весь город гудит о чём-то…

О покушении на короля отцу рассказал Хьёльд. Он отвёз Лиссу и Диньяну в Авенум, а сам скоро вернулся с вестями. По мнению Мела, Хьёльд как-то уж слишком быстро поспешил убраться по каким-то своим делам. Он решил сначала, что неплохо бы присмотреть одним глазком за старшим альюдом, но потом рассудил, что отец сам разберётся во всём лучше него.

Вольфзунд нетерпеливо взмахнул рукой, и птица, ещё не успев приземлиться, обернулась девушкой и немного неуклюже упала на мраморный пол террасы. Мел поморщился и постарался наградить её сочувствующим взглядом, но Кемара даже не взглянула на него.

– Окэлло, – встревоженно начала она, пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы. – Может быть, вы уже знать… В городах только об этом и говорить… Если вы смотреть в амулет, вы видеть то же, что и я.

Вольфзунд нахмурился и подался вперёд на стуле. Мел повесил заострённые уши: Кемара появилась не вовремя и теперь отцу трудно будет вернуться к их прошлому разговору.

– Давай к делу, – поторопил девушку Вольфзунд.

Кемара наконец прекратила без конца теребить светлые пряди и, потерев руки так, будто они замёрзли, произнесла:

– Король Гиорт умер.

Мел рассерженно фыркнул. Он сам только что пытался сказать Вольфзунду что-то подобное. Отцу нет никакого дела до вечно суетящихся смертных. Помер один король, придёт другой, так было всегда. Не успеешь запомнить имя, как король умирает… Сорока только тратит время их разговора. Он собирался высказать Кемаре всё в лицо и отправить её обратно, клевать абрикосы в садах, но заметил, что отца эта новость заинтересовала. Он медленно откинулся на спинку стула, а взгляд у него стал таким, что Мел сразу понял: в его голове одновременно вспыхивает столько планов и помыслов, что хватило бы на целое население какого-нибудь человеческого городка.

– Это точно? И кто его убил? – спросил он.

– «Слёзы Тумана», господин. Его убить «Слёзы Тумана», – ответила Кемара.

Мел приоткрыл рот от изумления. Кто сумел изготовить «Слёзы Тумана» в городе? Рецепт этого яда издревле охранялся альюдами и древунами, а людям никак не удалось бы узнать секрет смертельного зелья. Яд нужно использовать только свежеприготовленным, ведь хранить его без волшебства невозможно. Но кто? Хьёльд? Симониса? А может, даже сама Лисса? Но зачем?

– Любопытно, – бесстрастно произнёс Вольфзунд. – И что наши почтенные друзья из Библиотеки?..

– Не знаю, – потупилась Кемара. – Я не выяснять, я сразу лететь к вам. Вы… вы же не злитесь?

В глазах Кемары промелькнул такой ужас, что Мелу стало её жалко. Отец так запугал несчастных шпионок, что они готовы из кожи вылезти, лишь бы не получить последнюю, третью метку.

– Ой, да расслабься ты, – сказал Мел, желая подбодрить девушку-сороку. – Не такое уж он и чудовище. Вот люди – те уже давно сожгли бы тебя и твоих сестриц на общем костре. А папа разрешает ошибиться. Трижды. – Он широко и, как ему казалось, приветливо улыбнулся, но Кемара почему-то побледнела сильнее и испуганно всхлипнула.

– Мелдиан, помолчи, – осадил его Вольфзунд. – Думается мне, это их рук дело. А люди? Уже знают?

– Да, хозяин, – отозвалась Кемара. – В столице зазвонить кракелы, все перепугаться и устроить переполох, а потом… потом все заметаться, прийти много стражи, но люди не успокоиться. Все волнуются, покоя больше нет.

– Грабежи, разбой, паника – всё из-за того, что стадо овец лишилось пастуха. Которого, по сути, и не имело… – задумчиво протянул Вольфзунд и отпил вина. – Занятно. Это ценные новости. Спасибо, Кемара. Ты неплохо поработала. Можешь идти.

Кемара просияла и, поклонившись на прощание, побежала в сад. Мел кашлянул, чтобы привлечь внимание отца, и Вольфзунд, моргнув, наконец-то посмотрел на сына.

– Ты тоже можешь отправляться по своим делам, Мелдиан. Мне нужно кое с кем поговорить. Но делай только то, что точно меня не разозлит.

Он встал из-за стола, но Мел схватил его за запястье, не позволяя уйти.

– Мы не договорили! – возмутился он. – Ты слышал, что творится в городе! Там теперь совсем не безопасно! Да и твой купец что-то не торопится в Птичьи Земли. Я еду за Лиссой, слышишь?

Вольфзунд дёрнул рукой, но Мел впился в отцовское запястье изо всех сил. Они снова встретились взглядами, словно воины, скрестившие мечи. Мелу показалось, будто он даже слышит звон стали о сталь.

– Ты похож на меня больше, чем думаешь, – покачал головой Вольфзунд и опустился на место. – Только ты уже знаешь, чем для меня закончилось противостояние с отцом.

– Знаю. Но ты не похож на своего отца, правда? Значит, ты понимаешь меня лучше, чем он понимал тебя.

– С одной лишь разницей, Мелдиан. Он заботился о себе. А я – о тебе. Поэтому ты знаешь мой ответ. И отпусти, пожалуйста, мою руку.

Мел разжал пальцы и хмуро посмотрел на Вольфзунда. Спорить с ним сейчас бесполезно, это видно по ожесточившемуся лицу. Значит, остаётся одно: изобразить покорность и послушание. Но только изобразить.

– Ты прав, отец, – сказал Мел, чуть прижав уши к голове. – Мне нечего делать в городе. Если можешь, передай Хьёльду или Ленарду, чтобы при случае забрали Лиссу. Понимаешь, мне будет спокойнее, если она покинет Авенум.

Вольфзунд посмотрел на него, словно пытаясь определить долю искренности в словах сына, но, видимо, удовлетворившись его покорным видом, кивнул.

– Я им напишу. Сим и Магрет тоже где-то неподалёку, занимаются кое-чем… Не беспокойся, Мелдиан. Я позабочусь, чтобы с твоей подругой ничего не случилось.

Мел улыбнулся довольно сдержанно, стараясь не выдать свою радость. Он с наигранной беззаботностью встал с места, оправил рубашку и сказал:

– Спасибо, отец. Я знал, что ты меня поддержишь.

Коротко поклонившись, он сбежал по ступеням в сад и свернул на аллею из сливовых деревьев. При свете дня и правда опасно появляться в небе на летающем коне, но ночью чёрный силуэт вряд ли заметят. Мел ухмыльнулся, радуясь своему плану. Надо будет сказать Элли, чтобы говорила всем, будто молодой хозяин слёг с жестокой мигренью. Тогда даже мать пожалеет бедняжку и не побеспокоит до самого утра.

Небо на западе окрасилось в золотисто-лиловый, как недоспелая слива, покрылось капельками редких звёзд, а потом подёрнулось мутной зеленовато-серой пеленой, и туман начал подниматься из низин, запутываясь в верхушках деревьев и повисая на ветках, похожих на гнёзда гигантских пауков.

Мел торопливо пробрался к конюшням, стараясь держаться поближе к стенам. На белоснежные крылья, которые могли выдать его в темноте, он предусмотрительно набросил тёмно-синий плащ.

В башенке конюха Дерва тепло горела лампа, из приоткрытого окна тянуло супом. Мел ухмыльнулся и вошёл в конюшню. Лошади зафыркали в темноте, почуяв его, но скоро узнали и успокоились. Мел зажёг фонарь и прошёл, шелестя, по устланному соломой полу, к дальнему стойлу, где отец держал своих любимцев.

Аргус, Кест и Ройос потянулись к нему мордами, и Мел погладил каждого по мягкому носу.

– Добрый вечер, ребята. Конечно-конечно, я не с пустыми руками. Вот, держите.

Мел угостил всех трёх волшебных коней сахаром, потом снял со стены седло и набросил его на спину Аргуса, самого быстроногого и ловкого из трёх отцовских коней. Конь довольно всхрапнул, предчувствуя приятную прогулку, а остальные двое возмущённо зафыркали и замахали хвостами, разочарованные, что их с собой не берут.

Мел вывел Аргуса наружу, провёл через сад, выбирая самые укромные уголки и от всей души надеясь, что конь не заржёт в самый неподходящий момент. Было так тихо, что цоканье копыт по дорожке казалось Мелу настоящим грохотом. Он то и дело оглядывался на замок: не следит ли кто? Не загорелся ли свет в ещё одном окне? Но чёрная громада беспристрастно взирала на него тёмными витражами окон, и замку не было никакого дела до того, что происходит снаружи.

Мел подвёл Аргуса к краю скалы и запрыгнул в седло. Конь нетерпеливо затоптался на месте, готовый в любой момент сорваться в пропасть, навстречу будоражащему простору. Тёплый вечерний ветер принёс со стороны рыбацких деревень запахи дыма и крестьянской еды. Отсюда огни далёких домов сияли, как волшебные звёзды, так никем и не собранные после звездопада.

Мел потрепал Аргуса по загривку и обернулся.

В сумерках, между кустами сирени, белела беседка, а в беседке виднелась женская фигура. Мел нахмурился. Как долго мать за ним наблюдает? И поняла ли, что он замыслил? Но Перинера, заметив замешательство сына, поднялась на ноги и махнула ему рукой. Мел моргнул, не веря своим глазам. Она не позовёт Вольфзунда? Не расскажет отцу, что он без позволения взял волшебного коня? Не попытается его остановить? Перинера махнула снова, и Мел понял: она позволяет ему сделать то, что он задумал. Он кивнул матери, не будучи, впрочем, уверенным, что она это заметит.

Аргус встал на дыбы и пустился вскачь, бросившись прямо со скалы. По воздуху он мчался даже быстрее, чем обычные кони по земле, и Мел широко улыбнулся, подставляя лицо ветру и чувствуя, как в груди разливается радость.

Они молниеносно пересекли влажные заболоченные поля, отделяющие гору от пригорода, и Мел направил Аргуса правее, чтобы пролететь вдоль южных границ Биунума, не попадаясь на глаза большому количеству людей. Прямо перед ними над горизонтом повисла яркая звезда, и Мел посчитал её ясный серебристый свет хорошим знаком.

Он снова мысленно перебрал все те скудные сведения, которые сообщила ему Лисса в своей сумбурной записке. Вокзал. Деревянный дом. Странная старуха. Больше похоже на бредовый сон, чем на правду. Ну, ничего. Он что-нибудь придумает по пути. Мел убедился, что Аргус скачет уверенно и плавно, и переложил поводья в одну руку. Он нащупал на шее цепочку и вытянул из-под рубашки компас, стащенный из отцовского кабинета. Конечно, астролябия тут справилась бы лучше, но и компас сойдёт, на худой конец. Мел встряхнул прибор в руке. Синяя стрелка закрутилась, как сумасшедшая, явно не понимая, чего от неё хотят. Мел подозревал, что компас может растеряться, ведь после уничтожения Манускрипта волшебство растеклось по воздуху, как пар от нагретого молока. Но он надеялся, что компас всё-таки обнаружит Лиссу с её врождённой магией древунов. К тому же у неё было его перо, которое определённо обладало частичкой волшебства.

Покрутившись ещё немного, стрелка медленно переползла справа налево и остановилась, указывая прямо, на самого Мела. Мел потряс компас, но стрелка замерла, упрямо указывая на альюда. Он выругался настолько витиевато, насколько хватило фантазии, и вдавил пятки в бока Аргуса. Конь заржал и пустился по воздуху во всю прыть.

Внизу проплывали пригородные посёлки, из печных труб вился дымок: в уютных домишках люди готовили поздний ужин. Правее виднелись шпили и крыши Биунума, поблёскивающие в свете бледной сонной луны.

То, что компас не оправдал возложенных надежд, здорово вывело Мела из себя. Теперь придётся как-то искать старухин дом самому… Он пожалел, что не послал Лиссе ответное письмо. Может, она смогла бы подать ему какой-то знак из дома. Он хмуро пригнулся к широкой спине Аргуса и плотнее запахнул плащ. На высоте было гораздо прохладнее, чем внизу, и пальцы у него начали мёрзнуть.

Город почти остался позади, как вдруг мимо уха Мела что-то просвистело. Он решил было, что это пролетела какая-то птица или крупная летучая мышь, но тут сбоку снова что-то блеснуло, и Мел с удивлением понял, что это толстая металлическая стрела. Аргус тоже заметил опасность, испуганно заржал и припустил ещё быстрее. Мел направил коня выше, чтобы стрелы не могли до них достать.

Кровь застучала в ушах. Несмотря на осторожность, их всё-таки заметили. Чёрные фигуры на тускло-синем небе. Мел взглянул вниз, но не увидел, откуда по ним стреляют. Он прижался всем телом к спине коня и каждый раз, когда мимо них пролетала стрела, не достигнув цели, благодарил Первого Волшебника за удачу. Скоро они исчезнут из поля зрения стрелков, и больше ничто не будет им угрожать. Надо продержаться ещё немного, ещё несколько раз увернуться…

Ветер донёс снизу людские выкрики. Стрел полетело больше, и Мел внезапно понял: стражу выставили по всему периметру города и стреляли сразу с нескольких точек. Значит ли это, что его тут ждали?

Ему показалось, что внизу зажглось больше огней. В городе что-то затевалось. Мел дёрнул поводья, пуская Аргуса в сторону холмов, дальше от Биунума. Пусть они сделают крюк и потеряют драгоценное время, но хотя бы останутся живы.

Он уже поверил, что они ушли достаточно далеко, чтобы стрелы их не достали, но в следующее мгновение Мел почувствовал сильный удар в левое плечо, который едва не выбил его из седла. Аргус громко заржал, а потом будто споткнулся и стал неуклюже заваливаться вниз. Плечо пронзила внезапно накатившая боль, и он с ужасом понял, что люди всё-таки добились своего. Мел набрался храбрости и посмотрел влево. Из плеча торчало блестящее древко, а плащ успел насквозь пропитаться горячей чёрной кровью, куда более густой, чем человеческая. Боль прокатилась огненным шаром по всей левой половине тела, такая сильная, что слёзы брызнули у него из глаз. Рука Мела тут же онемела, и поводья выскользнули из пальцев. Аргус тоже был ранен в заднюю ногу, выровнять бег у него никак не получилось, и теперь каменистые холмы, посеребрённые лунным светом, приближались к ним в каком-то безумном, головокружительном танце.

«Лисса, прости», – прошептал Мел и зажмурил глаза, чтобы не видеть, как они с Аргусом разобьются о камни.

Глава 9,

в которой мёртвые места оживают

Стоило Идрис хоть на миг закрыть глаза, как все пережитые ужасы наваливались на неё с прежней силой, такие яркие и страшные, будто произошли всего несколько часов назад.

Выстрелы. Крики. Чьи-то мозолистые руки, зажимающие её рот, взваливающие её на потную спину, как мешок с кукурузой. Качка по волнам Большой воды. После – пожар. Ненасытный огонь, пожирающий всё вокруг. А что было дальше, она не помнила, потому что животный ужас заполнил всё её существо, наводнил мысли, притупил чувства и стёр воспоминания.

Она пришла в себя посреди поля, засеянного рожью. Просто обнаружила, что бредёт по грунтовой дороге, что очень устала и безумно хочет пить. На удачу, скоро её нагнала попутная телега. Идрис сперва перепугалась, но согласилась, чтобы её подбросили до города. Извозчик, обратив внимание на её крайне потрёпанный наряд и измазанное сажей лицо, благородно не попросил оплаты.

Так Идрис, ничем не выдающаяся девушка из Птичьих Земель, никогда раньше не стремившаяся к открытиям и путешествиям, оказалась в столице Королевства.

Когда первый страх прошёл, она стала думать, как быть дальше. Очевидно, надо как-то вернуться домой. Она видела в Авенуме вокзал, откуда поезда, эти пышущие паром железные чудовища, разбегались по другим городам. Только в Птичьи Земли, за Большую воду, поезда добежать не могли.

Идрис выяснила, что просить помощи у правителя бессмысленно – король давно выжил из ума и никого не принимает в своём дворце, на закате отливающим червонным золотом. Зато в другом большом городе, в Биунуме, заседают могущественные люди-колдуны, именуемые Магистратом. Они должны ей помочь.

На вокзальной площади Идрис насобирала монет – за некоторыми пришлось даже прыгать в фонтан – достаточно, чтобы купить билет. Она с большим трудом заставила себя войти во чрево поезда, но тоска по дому гнала её вперёд. Она поговорит с Магистрами, и они подскажут ей, как вернуться в Птичьи Земли. Может, снарядят небольшой кораблик. Не могут же они бросить её одну в беде? Тем более те люди с корабля были посланы ими… Значит, она по-прежнему может быть им полезной.

Раньше Идрис и помыслить не могла, что однажды окажется в чужих Землях и сможет вот так запросто путешествовать по городам, залезая в брюхо металлического чудовища, которое с грохотом несётся по своим железным тропам, никогда с них не сходя.

Но она смогла, как и многое другое.

Идрис вздрогнула, когда чья-то рука опустилась ей на плечо. Она так увлеклась своими воспоминаниями, что не заметила, как к ней подошли. Она резко обернулась и с облегчением выдохнула, узнав Кайла.

– Эта форма сидит на тебе так… странно, – произнесла она, слегка улыбнувшись.

– Чего ты так побледнела? Испугал тебя? Прости. – Юноша ухмыльнулся уголком рта, и Идрис почувствовала, как на щеках у неё начинает розоветь румянец. – Пошли? Он скоро приедет за нами.

– Пошли, – кивнула Идрис, и они зашагали к дороге.

Форма королевского посыльного действительно неважно сидела на Кайле – рукава были коротковаты, а на спине и груди ткань висела мешком, подчёркивая его угловатую, нескладную фигуру.

– У тебя получилось? – спросила Идрис.

Они встали в свете фонаря, и перед ними тут же остановилась карета с задёрнутыми тёмными шторками. Кайл помог Идрис забраться внутрь, залез сам, захлопнул за собой дверь и, устроившись на сиденье напротив, сухо кивнул.

– Ты и сама всё слышала. Кракелы выли на всё Королевство, разве не так?

Идрис судорожно выдохнула. Конечно, она слышала плач кракелов. Она видела, как всколыхнулась толпа на вокзале. Слышала, какие догадки строили люди: про войну, про мор и другие несчастья. Получилось. Значит, совсем скоро она получит то, что обещали ей Магистры за помощь. Скоро она вернётся домой.

– Какой ты молодец, – прошептала она, и Кайл кивнул без улыбки. В неровном свете Идрис показалось, что у него слегка дёргается нижняя губа.

Дождь монотонно стучал по крыше уже несколько часов кряду. Рич ёжился, прятал руки под рубашку, то и дело вздрагивал от холода, мучившего его с каждым днём сильнее. Он не решался попросить Алиду купить ему что-то тёплое: шерстяной плед или свитер.

– Давай, ходи, чего ты всё в окно пялишься, – проворчал Тиль.

– Да сейчас, сейчас… задумалась, – раздражённо ответила ему Алида.

Рич молча наблюдал, как они играют в лото, обнаружившееся в хозяйском шкафчике, но присоединиться к игре отказывался. Алида закусила губу и нахмурилась, смешно теребя пальцами кончик косы. Тиль хмыкнул, глядя на неё, и Ричмольд опустил взгляд. Ему было неприятно смотреть, как они проводят время вместе. Тиль, этот выскочка, его ужасно раздражал. Бесцеремонно вторгся в их маленькую компанию, разрушил их и без того хрупкий мирок.

Глаза слипались, а перестук дождя усыплял, забивая мысли своим назойливым однообразным шелестом. Ричмольд зевнул, прикрывая рот воротником рубашки. Уже давно он не спал нормально.

Стоило ему вернуться после полуночи, лечь в кровать и задремать, как он начинал слышать зов. Всё тот же мужской голос звал его по имени, просил подойти ближе, а потом тёмную пелену дремоты прорезали смутные образы: лес с поломанными деревьями, затянутые белёсым туманом болота, пустоши с редкими островками засохших серых трав… А за лесами и болотами, он чувствовал, было ещё что-то, что он пока не мог разглядеть. Изредка к мужскому голосу присоединялся женский.

В этих снах непременно стоял густой запах фиалок и жжёных спичек. И хотя ничего такого уж страшного там не было, на Ричмольда накатывала беспросветная жуть, а тоска сдавливала горло стальными пальцами, мешая даже вскрикнуть. Он просыпался по нескольку раз за ночь, обливаясь ледяным потом, и долго не мог отдышаться, глядя в темноту.

Кажется, Алида замечала его ночные страдания, и днём время от времени он ловил на себе её сочувствующие взгляды.

«Нечего меня жалеть, – думал Рич. – Это просто сны. А холод… Холодно мне от того, что я где-то простыл. Но если попрошу купить плед, она решит, что я совсем больной и немощный».

Тиль вдруг залился заразительным хохотом, и Рич смерил его презрительным взглядом. Алида тоже смеялась, и Ричмольда кольнула обида. Весёлый, крепкий, непосредственный Тиль резко контрастировал с ним самим, так что Рич понимал, что любое сравнение будет не в его пользу.

– Рич, тебе плохо? – спросила Алида, вдруг перестав смеяться.

Он пожал плечами.

– С чего ты взяла?

– На тебе лица нет…

– Да он всегда бледный, как жаба! – встрял Тиль. – Ты что, разве раньше не замечала?

Рич ощерился и подышал на замёрзшие руки. По телу пробежала дрожь. Алида это заметила и вскочила с места.

– Рич, – сказала она, присаживаясь рядом. – Что с тобой? Я же вижу, что-то не так. Ты заболел?

Она потрогала его лоб и изумлённо ахнула.

– Совсем ледяной! Что же ты молчишь? Давай заварю согревающего чаю. С шалфеем или с чабрецом?

– С гвоздикой, – сдался Рич. Он улыбнулся уголком рта, заметив, как у Тиля вытянулось лицо.

Алида сразу засуетилась, подхватила свой маленький чайничек и, тряхнув растрепавшейся косой, помчалась вниз, за водой.

– Как тебе это удаётся? – с досадой в голосе проговорил Тиль.

– Что именно? – холодно уточнил Рич.

– Ну вот, делать так, чтобы она тотчас бросалась выполнять любую твою прихоть. Это потому, что у тебя ноги не работают? Обычная женская жалость, да?

Ричмольд промолчал.

– Может, мне на себя шкаф уронить? Тогда и мне чуток внимания достанется. Почему жалеют только калек?

– Подумать только, ему мало внимания, – буркнул Рич. – Ходишь за ней, как пёс за хозяином. Косточку выпрашиваешь?

– Что ты сказал? – взвился Тиль. – Я-то пёс?! Да это ты вечно сидишь с глазами голодного щенка! Чего ты ухмыляешься? Утри свою рожу, смотреть противно!

Новая волна ледяной дрожи прокатилась по телу, и Рич едва не вскрикнул. Он вдруг почувствовал холод в обычно бесчувственных ногах. Астроном непонимающе уставился в окно. Из-за дождя было темнее, чем обычно, но ещё далеко не ночь… Тогда отчего же?

Тоска в груди постепенно сменилась окрыляющим чувством уверенности. Он ухмыльнулся шире и, с вызовом глядя на Тиля, поднялся на ноги.

– Эй, эй, ты чего? Ещё день, что ты творишь? Так ты что, всё время притворялся?!

Рич презрительно оттолкнул кресло, этот убогий трон с неуклюжими колёсами, и схватил фермерского сынка за грудки, презрительно глядя на него сверху вниз.

Тиль извивался, как угорь, но Чернокнижник с силой ударил его спиной о стену. Тарелки в серванте жалобно зазвенели.

– Да успокойся ты! Что я тебе сделал? Пусти!

Слепое, безжалостное отвращение заполнило собой всё. Как он вырывался, пищал, молил о пощаде… Чернокнижник медленно обвил пальцы вокруг горячей шеи деревенщины и слегка сдавил. Под кожей трепыхался чужой пульс, билась вся жизнь нахального юнца. Сожми руку – и он навсегда замолкнет. Не будет больше издеваться над ним, когда он слаб. Не будет смотреть на Алиду так, будто она обычная дочка мельника или рыбака, сосватанная ему ещё в детстве. Не будет таскаться за ними и задавать глупые, обывательские вопросы.

– Рич, ты с ума сошёл?! Что тут происходит? А ну отпусти его!

Алида с грохотом водрузила дымящийся чайник на стол и бросилась к ним. Чернокнижник смутно, словно сквозь полусон, почувствовал, как её тонкие ручки вцепились ему в плечо, пытаясь оторвать его от Тиля. Деревенский болван уже хрипел, вырываясь всё слабее. Ещё немного, и с ним будет покончено.

Алида укусила его за руку, и Чернокнижник, вскрикнув, разжал пальцы. Тиль сполз по стене, хватаясь пальцами за горло и со свистом втягивая в себя воздух.

– Пошла прочь! – взорвался Чернокнижник и наотмашь ударил Алиду по лицу. Она отлетела, как брошенная кукла, и упала на ковёр.

– Скотина, – прорычал Тиль и, схватив со стола металлический подсвечник, ударил его по колену. – Что ты за тварь такая? Убирайся, пока я не позвал поселковых дозорных!

Чернокнижник зашипел от боли. Перед глазами заплясали искры, но разум слегка прояснился. Он едва не убил Тиля, и ничуть об этом не жалел. Но вот Алида… Она так и лежала на ковре лицом вниз, и её узкие плечи тряслись от рыданий. Где-то глубоко внутри его обжёг огонь стыда, но Чернокнижник постарался заглушить это чувство.

Сейчас важно другое. Он больше не жалкий, прикованный к креслу юнец. Он сильный, могущественный, и его ждут. В голове тихо шелестели самые разные голоса, и все они звали его. В груди тянуло, но не так, как раньше, – сильнее, тревожнее, и кровь бежала по венам быстрее, разгоняя застоявшийся могильный холод. Он чувствовал себя куда более живым, чем несколько минут назад.

Надо идти скорее, пока он снова не стал жалким и беспомощным. У него есть неотложные дела, и неутолимая жажда гонит его вперёд – дальше от этих смертных, дальше от обуз, приковывающих его к прошлой, несовершенной и мерзкой оболочке.

И хорошо, что не придётся дожидаться первой звезды, – он надеялся, что это глупое ограничение на него больше не подействует. И зачем нелюдь придумал это нелепое правило? Чтобы сдержать его силу, ясно зачем! Он тоже его боится.

И правильно делает.

Он схватил свою сумку, быстро, почти бегом, спустился по лестнице и вышел наружу, не обращая внимания на удивлённые оклики толстой хозяйки, а затем, не сбавляя шаг, двинулся к лесу за деревней. Дождь хлестал по лицу, ветер надрывно выл, хватаясь за полы одежды, как бешеный пёс, но это было так приятно, так горячо обдавало трепетом жизни, что прятаться от непогоды совсем не хотелось.

Он позволял дождю омывать его лицо, насквозь мочить одежду, забираться под воротник и стекать струями по спине, хлюпать в ботинках, а ветру – трепать волосы, грызть кожу холодом, рвать плащ и хвататься невидимыми руками за тело, мешая идти. И это было в сотню, в тысячу раз лучше, чем мёрзнуть в духоте, разделяя деревянную конуру с фермерским сопляком и глупой девчонкой. Они – мелочные, недалёкие, совсем неподходящая компания для него. Без них он добьётся куда большего, почувствует, наконец, свободу, как корабль, снятый с якоря.

Теперь надо идти, идти не останавливаясь, пока есть силы, пока его тянет вперёд. Идти на север, туда, где топкие болота, где Мёртвые Леса, где сила бьёт из земли, готовая напитать его, напоить, приютить. Он возвращается домой, возвращается туда, где его ждут, идёт на зов, который так долго отгонял от себя.

– Больно? Дай посмотрю.

Алида почувствовала, как Тиль осторожно приобнял её за плечо, и подняла на него заплаканное лицо.

– Н-нормально, – всхлипнув, ответила она.

– Какая же сволочь, – процедил Тиль сквозь зубы. – Подумать только, на девчонку руку поднимать! Я это так не оставлю. Пусть только припрётся ночью обратно, он у меня сразу увидит…

– Тиль!

– Быстро научу хорошим манерам! Он у меня поймёт, как лапищи распускать, шакал недобитый.

– Тиль, он не придёт.

Едва она произнесла это, как слёзы вновь подступили к глазам, будто вся неотвратимость обрушилась на неё, ранее сдерживаемая только молчанием. Не придёт. Не вернётся. Откуда-то она знала это так же твёрдо, как знала, что за летом наступит осень, промозглая и серая, как знала, что за жизнью непременно последует смерть. Алида посмотрела на кресло, небрежно опрокинутое на бок, и разрыдалась от жалости к этой брошенной, не нужной больше вещи.

– Раз не больно, то что ж так ревёшь? – с грубой заботливостью спросил Тиль. – Дай посмотрю. Ну, красная щека, но ничего. Может, ты головой об пол ударилась? Трав заварить?

– Нет-нет, – замотала головой Алида, поражаясь, как можно быть таким поверхностным. Да разве от боли плачут? От боли кричат и стонут, а слёзы приходят совсем от другого. Совсем.

Она поднялась на ноги, и Мурмяуз, увидев, что с хозяйкой всё в порядке, выбрался из-под стола, где прятался, и с мурчанием принялся облизывать ей пятки. Алида посадила кота себе на плечи и плеснула чаю в две разноцветные чашки.

– А я ведь гвоздики ему купила. Он любил чай с гвоздикой, Тиль. И куда её теперь?

Тиль с кислой миной пожал плечами.

– Да чего ты начинаешь? Будто бы он умер. Этот сумасшедший постоянно днём прикидывался немощным, а по вечерам проваливал. Вернётся как миленький, не бойся. И его не бойся, я больше так не попадусь. Буду ждать у двери, а как придёт, так огрею по башке.

Алида невесело улыбнулась и покрошила в чай чабреца.

– Не надо никого бить. Он не придёт больше, я знаю. Сразу это поняла.

– Не реви, – повторил Тиль. – Хочешь, пойдём его поищем? Может, не успел далеко уйти. Догоним ещё.

Алида молча покачала головой, вытерла рукавом мокрые щёки и пригубила чай. Он показался ей жутко горьким: то ли от расстройства, то ли от того, что заварки она не пожалела.

– А ты сахару брось, – посоветовал Тиль, заметив, как она сморщилась. – Дать?

Алида не ответила. Последний раз она пила чай с сахаром тогда, когда Вольфзунд объяснял ей в замке, как он помогает продажникам раскрывать их способности. Кровь застучала молотами в висках, она отставила чашку и спрятала лицо в ладонях. Конечно. Вольфзунд. Теперь он её убьёт. Она упустила Чернокнижника, провалила задание, и бабушка никогда не станет человеком. Всё пропало.

– Меня Вольфзунд убьёт, – прошептала она.

– Чего? – не понял Тиль. – Кто-кто убьёт? Да кто он такой, этот Вольфзунд, чтобы тебя… – Он внезапно умолк, и карие глаза стали совсем круглыми. – Это тот, из сказок что ли? Так его же вроде не существует… Или ты… того?

Алида молча закатала рукав платья и сунула ему под нос руку с меткой. Тиль глупо заморгал, разглядывая красный рисунок на белой коже.

– Это шрам? Или ожог? Как ты умудрилась? А смотрится красиво.

– Не я умудрилась. Мне поставили. Вольфзунд. А тут другая. – Она задрала второй рукав, показывая метку за оплошность. – Пока первая, но когда их станет три, я больше не буду принадлежать себе. Точнее, уже сейчас не вполне принадлежу.

Тиль отхлебнул большой глоток чаю и поставил чашку на стол. Алида видела, что он не совсем понимает, о чём она говорит, но ей захотелось, чтобы он знал о ней хоть немного больше, и она набрала в грудь воздуха, чтобы продолжить.

– Всё правда, Тиль. И замок, что словно корона, венчает гору, и Владыка, чей взгляд забирает души, и звездопады, исполняющие желания. Всё правда, Тиль, и волшебство – тоже.

– И вы – одни из тех? – мрачно подытожил Тиль. Алида подметила, что теперь он относится к магическим проявлениям без прежнего энтузиазма. Отчего-то её это неприятно задело.

– Нет, – ответила Алида. – Всё не так. Всё куда сложнее. Мы служим ему, и не служить ему не можем. Если Рич не вернётся – всё пропало, Тиль.

Тиль посмотрел на неё долгим взглядом, потом поднялся, накинул куртку поверх рубашки и молча вышел за дверь.

– Тиль! – окликнула его Алида, но музыкант уже ушёл.

Она закусила ноготь на большом пальце и сдавленно застонала. Мурмяуз бросился облизывать её лицо шершавым языком. Алида прижала кота к себе и закачалась, сидя на кровати. Грохот дождя теперь казался оглушительно громким, и она почувствовала себя совсем одинокой и маленькой, как птичка, залетевшая в чужой и незнакомый лес.

Случившееся как-то связано с заданием Ричмольда, с его перевоплощениями. Он давно перестал быть самим собой, и кто знает, что с ним сделала магия, которую он вынужден собирать, как травник собирает целебные растения.

Он больше не придёт. Рич вернулся бы, но не другой. А раз он стал таким среди дня, значит, случилось что-то, не дающее ему больше чувствовать себя прежним. Он бесповоротно изменился.

Без Тиля комната показалась Алиде неожиданно пустой. Да и тишина, о которой она иногда так просила, стала гнетущей и страшной. Алида потрогала свою метку, тонкими линиями алеющую на белой коже, и серебристая искорка взметнулась под её пальцами. На мгновение её ослепила вспышка необъяснимой ярости, острая, как лезвие, сильная до скрежета зубов. Мурмяуз, словно почуяв перемену настроения хозяйки, спрыгнул с её колен и забрался на стол, недовольно размахивая хвостом.

Алида перевела дух. Она не поняла, что это было, и поспешно опустила оба рукава платья, закрывая метки. От страха у неё задрожали руки, и она быстро допила свой чай, надеясь, что крепкий напиток хоть немного её успокоит. Сердце стучало часто, как у синицы, а в голове бушевал вихрь самых разных мыслей. Что теперь ей делать? Искать Ричмольда или сначала честно рассказать обо всём Вольфзунду? Прогонять Тиля или позволить ему идти с ней, если он захочет? И что за вспышки ярости, охватывающие её без видимых причин?

«А ведь Рич тоже вышел из себя, прежде чем стал Чернокнижником, – подумала она. – Быть может, моя злость как-то связана с ним? С близостью этой его книги? Или из-за тёмной магии, которой тут полно?»

Алида вскочила, накинула плащ и бросилась вниз по лестнице. Она пробежала через нижнее помещение, чуть не сшибив по пути несколько стульев, и рывком открыла входную дверь. Потоки дождя бросились в лицо, подхваченные ветром, и Алида зажмурилась, чтобы вода не попала в глаза.

Она промокла вмиг, но упрямо продолжила бежать по раскисшей грязной дороге. В воздухе едва различимо пахло цветами и чем-то вроде потухшей свечи. Исполинские ивы, растущие вдоль дороги, стонали и тянулись к ней длинными тонкими ветками, похожими на волосы сказочных русалок. Борясь с порывами ветра, Алида добралась до конца улицы, обернулась и через серую завесу дождя разглядела мужскую фигуру, идущую к ней.

– Рич! – крикнула Алида, но ветер отнёс её оклик в сторону.

– Клари! – воскликнула фигура, и сердце Алиды разочарованно упало.

Тиль подбежал к ней и обхватил за плечи.

– Куда ты выскочила? Промокнешь, как собака дворовая. Нет нигде твоего друга, я уже половину деревни пробежал. Давай скорее в дом.

Они понеслись обратно, мокрые, словно выкупались прямо в одежде, серые и незаметные в бушующем мраке, как речные духи, выбравшиеся из воды, чтобы обрушить на людей страшную бурю. Небо полоснула яркая молния, и гром загрохотал так, словно все окрестные дома разом рассыпались. Алида поскользнулась на раскисшей грязи, но Тиль подхватил её под руку, не давая упасть. Стуча зубами от холода, они вбежали обратно в таверну-гостиницу.

Грета, хозяйка, с оханьем и аханьем провела их в кухню, где топилась широкая печка, и развесила их верхнюю одежду сушиться поближе к огню. Алиде и Тилю она всучила по большой чарке горячего вина, конечно, не такого густого и ароматного, как у Вольфзунда, но всё равно довольно вкусного.

– А я смотрю, куда это ваш мальчик побежал как оголтелый? – закончив возмущаться, спросила Грета. – Выздоровел, что ли? Проскочил мимо меня, как бес болотный, а глаза так и сверкают, будто в лихорадке. Значит, вам теперь и комната вторая не нужна?

– Не беспокойтесь, тётушка Грета, – заверила её Алида. Зубы у неё стучали, поэтому слова звучали отрывисто. – Я буду по-прежнему платить за две комнаты. На всякий случай.

Грета посмотрела на неё и покачала головой.

– Ждать будешь? Ну жди. Я в твоём возрасте тоже всё ждала, ждала, да так и осталась одна с сыном на руках…

– Принесите нам супу, пожалуйста, – спохватился Тиль, чтобы сменить тему.

Грета ещё недолго посмотрела на них, потом вздохнула, покачала головой и скрылась в подсобном помещении.

– Спасибо, – тихо сказала Алида, протягивая озябшие руки ближе к огню.

– Да не за что, – пожал плечами Тиль. – Бабы – они такие. Лишь бы языком потрепать. Мои мать с сестрой тоже вечно лишнее болтают. – Он тоже придвинулся поближе к печке, а потом добавил вполголоса: – Ты не бойся, Клари. Я не такой, как он. Совсем не такой.

– Вижу.

Она задумчиво запустила руку в копну волос. По-прежнему влажные. Ещё простудиться не хватало. Алида глотнула ещё вина, и от горячего напитка ей стало чуть теплее. Грета гремела тарелками за деревянной перегородкой, от промокшей одежды поднимался пар, и в комнатке сделалось душно. Алида покосилась на Тиля: его взъерошенные волосы так и высохли торчком, как перья у драчливого воробья.

И всё равно Алиде продолжало казаться, что солнце, затянутое плотными серыми тучами, больше никогда не взойдёт и не засветит ей. Она упустила свою возможность послужить Вольфзунду ещё раз, а без его покровительства у неё ничего не получится.

– Всё будет хорошо, – уверенно произнёс Тиль и, поколебавшись, осмелился положить ладонь ей на руку. – Не знаю, через что ты уже прошла, но, если то, что ты говорила, – правда, значит, тебе многое по плечу. Ты крепкая девчонка, Клари. Всё образуется. Я помогу.

Алида подняла на него взгляд. На лице Тиля плясали отблески огня, а карие глаза искрились участием. Она невольно улыбнулась.

– Спасибо, Тиль. Что-нибудь да будет.

Холодные капли дождя кололи лицо, как когти тысячи разъярённых птиц.

«Что же она не посылает мне вдогонку своих крылатых друзей? Приказала бы им выклевать мне глаза. Боится за них? Или не может до этого додуматься?» – с широкой ухмылкой думал он.

Шагалось на удивление легко. Так легко, будто под ногами была не размокшая грязь, а укатанная дорога. Он не думал, куда идёт, просто спешно шагал, будто опаздывал на важную встречу. В груди тянуло, мерзко и нетерпеливо, но он отмахивался от этого ощущения, наслаждаясь движением, наслаждаясь ветром, рвущим волосы, наслаждаясь тем, что живёт. Живёт по-настоящему, а не так, как в последний месяц.

Тяжёлая сумка привычно билась у бедра, астролябия холодила кожу на груди, и ощущение близости волшебных предметов вселяло головокружительную уверенность.

Он один. Ни девчонка, ни фермер больше не будут тяготить его своим обществом. Это было так восхитительно, так пьяняще, что он запрокинул голову и расхохотался в лицо дождю и тяжёлым набухшим тучам. Он прибавил шаг и пустился почти бегом. Где-то там его ждали, его звали, без него не могли обойтись. Где-то там его будут уважать, перед ним будут преклоняться, с ним будут считаться, и никто не станет над ним кудахтать, называть глупым старым именем «Ричик», не будет насмехаться и считать его немощным мальчишкой.

Нищие деревенские дома давно остались позади, и теперь перед ним расстилался только редкий перелесок. Ливень ослаб, словно устал, сменился вялым дождичком. Ноги несли его строго на север, через кусты и рощи, по пустырям и полянам, и скоро он потерял счёт часам, проведённым в пути.

Не останавливаться. Главное – не останавливаться. Он шёл быстрее и быстрее, то мчась во весь дух, то пускаясь рысью, и дорожный плащ реял за спиной, как тёмное знамя пиратского корабля. Ни один смертный человек не двигался с такой скоростью, никто из живых не мог покрыть такое расстояние всего за одну ночь. Он ещё ни разу не остановился, чтобы перевести дух, да и не хотелось. Он желал лишь одного: скорее прийти туда, где его ждут.

Ему казалось, будто он может обойти весь изученный людьми свет, дойти до тех дремучих земель, о которых когда-то очень давно – в далёкой прошлой жизни – рассказывал ему учитель.

А была ли она вообще, эта прошлая жизнь? Нет, наверное, не было. Он просто спал, долго и томно, а сейчас, наконец, проснулся. И явь оказалась прекрасной.

Полночь давно миновала, дождь успокоился, и тучи расступились, явив за своими серыми телами чёрное пространство неба с крупинками звёзд. Он по-прежнему был новым собой, свободным и могущественным, и ему хотелось, чтобы впредь так было всегда.

Он бежал ещё час или два, и небо по правую руку стало мутно-зелёным, как тина в заросшем пруду. Сапоги с чавканьем вгрызлись в сырую землю, и он вдруг остановился. Да, это здесь. Здесь его ждали, сюда его звали. Он перевёл дух и огляделся. Впереди стлалось сизое болото, похожее на крыло огромной птицы, а над зеркалами тёмных лужиц поднимались прозрачные облачка пара. Вокруг болота высились мёртвые деревья с обломанными верхушками, словно скошенные исполинской косой сказочного великана. Воздух был стылым, неподвижным и влажным, а впереди плотной пеленой висел туман, мешая разглядеть, где заканчивается болото.

– Я ждал тебя, – произнёс кто-то за спиной, и Чернокнижника бросило в холод. Впервые за это перевоплощение что-то поколебало его уверенность в себе и заставило действительно испугаться. Он узнал этот голос. Он уже давно звучал у него в голове, звал, убеждал, манил. Холодные градины пота выступили на лбу, и юноша медленно обернулся.

Перед ним стоял мужчина лет сорока, высокий, но сгорбленный. Его некогда ярко-рыжие волосы щедро усыпала седина, зато глаза горели живым энергичным огнём, как у азартного подростка. Он был очень худ – одежда висела на нём некрасивыми складками. В крупных руках он сжимал крепкую палку, на которую опирался. Шею укрывал широкий шарф, из-под которого выглядывал уродливый рваный шрам на горле. Зрелище было не из приятных. Увидев смятение Чернокнижника, мужчина улыбнулся.

– Я рад, что ты всё-таки пришёл. Я звал тебя, и наконец-то ты откликнулся. – Горбун сложил обе руки на палке и чуть наклонился вперёд. – Настало наше с тобой время.

– Кто вы? – сглотнув, спросил Чернокнижник.

Незнакомец повёл плечами и окинул безмятежным взглядом болота и погибший лес.

– Я – хозяин земель. А ты – мой преемник. Вместе мы добьёмся всего, что пожелаем.

– Хозяин? Ты староста деревни?

Мужчина сипло рассмеялся

– Какого невысокого ты обо мне мнения. Я – хозяин всего, что ты видишь. Точнее, стану им, если ты согласишься мне служить. Я знаю, пока что ты служишь Вольфзунду, но на многое ли он способен? Он даже не смог вылечить тебя, простого смертного мальчишку, хотя это было проще простого. Скажи, Чернокнижник, чего бы ты хотел?

Он нахмурился, глядя на мужчину, пытаясь разглядеть на его лице насмешку. Чего бы он хотел? Ходить, отомстить Кайлу, унизить Тиля, вернуть Герта, а ещё… Нет, эти мелочные желания остались в прошлой жизни, так далеко и глубоко, что он удивился, как они умудрились всплыть в его воображении. Сейчас ему хотелось другого, его цели стали более высокими. Власть. Могущество. Сила. Да, пожалуй, этого ему не хватает, чтобы почувствовать себя… счастливым? Нет, скорее, полноценным.

Мужчина снова улыбнулся.

– Ну вот. Мы все хотим этого. И мы это получим. Вместе. Я дам тебе всё что захочешь, только помоги мне.

– И чего ты хочешь? – Чернокнижник недоверчиво изогнул бровь, стараясь придать своему лицу пренебрежительное выражение. Нельзя, чтобы горбун подумал, будто его так легко уговорить. Пусть постарается предложить ему больше.

Мужчина втянул узкими ноздрями прохладный предрассветный воздух и выразительно обвёл глазами болото.

– Когда-то это место называли Мёртвым. Мёртвый Лес, Мёртвые Болота. Но парадокс в том, что тогда они были гораздо более живыми, чем сейчас. Теперь тут пусто, но люди по привычке селятся чуть в стороне, обходя мёртвые места дальними тропами. Для того чтобы стать сильнее, мне нужны все, кто жил здесь когда-то. А у тебя есть то, что может помочь им вернуться.

Незнакомец не выглядел безумцем, хотя в его речах определённо было что-то странное. Чернокнижник едва сдержался, чтобы не фыркнуть.

– Что же у меня есть?

Мужчина указал своей палкой на сумку, болтающуюся на длинном ремне. Чернокнижник инстинктивно схватился за ремень, вцепился, как коршун в добычу, защищая от странного незнакомца то, что было в сумке.

– Открой книгу, – вкрадчиво попросил мужчина.

Голову полоснуло болью. Перед глазами заплясали вспышки, в груди заклокотала ярость.

«Открой книгу», – произнёс женский голос в его голове.

«Открой книгу», – пронеслось дрожью по пальцам и отозвалось в охваченном огнём сердце.

Чернокнижник шумно сглотнул и почувствовал, как пот пополз по спине. От пульсирующей головной боли он почти не мог думать. Он не знал, что произойдёт, открой он толстый том, наполовину заполненный «птичьими» письменами, но подозревал, что случится что-то непоправимое.

По пути его окружал вездесущий запах магии, боковым зрением он замечал вспыхивающие серебристые облачка-огни, и они доверчиво тянулись к нему, как к спасителю, но он не останавливался. Сейчас, внимательнее осмотрев болото, он понял, что серебристый туман – не что иное, как целое облако магических сгустков, которые он привёл за собой. Воздух звенел, как натянутая тетива, словно все – и мужчина, и облака магии – ждали его решения.

По земле прошёл едва уловимый ропот, будто там, под толщей воды и ила, таилось что-то неведомое, какая-то сокрушительная сила, которая мечтала вырваться на свободу.

– Ты колеблешься потому, что ты ещё не подавил в себе нерешительного мальчишку, – произнёс мужчина с лёгким презрением. – Это колеблется Ричмольд Лаграсс. Он не отпускает тебя.

– Неправда! – яростно выкрикнул Чернокнижник. Упоминание его старого имени вызвало в нём новый взрыв слепой ярости.

– Правда-правда. Все противятся поначалу. Да, это тяжело, отпустить себя старого и принять себя нового. Но ты сильный, иначе ты сейчас не стоял бы передо мной, а лежал бы в кровати, страдал от холода и не мог бы даже пересесть самостоятельно в своё кресло. Твоя новая сила нуждается в применении. А Вольфзунд отвёл для неё какие-то жалкие часы от заката и до полуночи, потому что боится твоей новой сущности. Он боится тебя, ты понимаешь?

Голос горбуна – хрипловатый и убаюкивающий – обволакивал сознание, убеждал в своей правоте, усыплял бдительность, и Чернокнижнику приходилось прилагать немалые усилия, чтобы сохранять ясность ума и не покоряться ему безвольно. Помимо головной боли появилась тянущая боль в груди, которая то усиливалась, то ослабевала, словно что-то застряло у него под рёбрами и пыталось высвободиться. Его будто разрывало надвое: одна его часть желала беспрекословно слушать горбуна, а другая тянула назад.

– А ты? Разве ты не боишься?

Чернокнижника замутило от жути, когда он попытался представить, о какой силе говорит горбун. Как он может стать могущественнее Вольфзунда? Что он может сделать такого, что не по силам Владыке альюдов? Неужели эта мощь может принять его сторону, помочь ему исполнить всё, о чём он мечтает?

– Я был намного сильнее твоего прежнего хозяина, – тихо сказал мужчина. – Я оказался повержен много лет назад, но теперь готов подняться и вернуть себе всё, чего лишился. Я щедро вознагражу каждого, кто поможет мне. Я не обману. Просто открой книгу, и у тебя будет всё, о чём ты попросишь.

Чернокнижник погладил сумку. По пальцам снова пробежала лёгкая дрожь, словно книга сама не могла вытерпеть, когда же её откроют. Голову разрывало от боли, перед глазами всё плыло, сердце слишком сильно колотилось о рёбра, и единственное, чего он сейчас хотел, – это чтобы его оставили в покое. Голос горбуна снова ворвался в мысли, настойчивый и всепоглощающий. Чернокнижник почти перестал понимать, что делает. Он медленно расстегнул застёжку и скользнул ладонью внутрь сумки, осторожно ощупывая кожаный переплёт. Книга отозвалась на прикосновение радостной вибрацией, как мурчащий кот. Горбун одобрительно улыбнулся.

Земля под ногами дрогнула, будто где-то внизу ударили в огромный барабан.

Мёртвый Лес перед рассветом укутался в тишину. Не было слышно ни далёких голосов сельчан, ни перешёптывания ветра в кронах, ни воркования ворон. Всё застыло в звенящем нетерпении, замерло в предвкушении чего-то, что разобьёт эту гнетущую тишину, как старую ненужную вазу, расшевелит это место, вдохнёт в него новую жизнь.

Горбун нетерпеливо потирал руки, словно пьянчуга, которому пообещали налить рябиновой настойки. Чернокнижник колебался ещё несколько томительных мгновений, а потом рывком вытащил книгу и резко раскрыл её посередине.

Переплёт слегка хрустнул, а спустя мгновение над страницами взвился прозрачно-серебристый поблёскивающий пар.

Воздух дрогнул, земля под ногами покачнулась, со стороны леса подул ледяной ветер. Магический туман замерцал, будто серебряные угли, а со страниц раскрытой книги сорвались и потекли потоки бледно-серой мути. Запах фиалок и жжёных спичек затопил всё кругом.

Магические облака зашевелились, сплетаясь телами с новыми потоками, болотные лужи вспенились, как кипящий бульон, звонкий гул нарастал со всех сторон, и Чернокнижник выронил книгу и сжался на земле, зажимая руками уши. Его голова по-прежнему разрывалась от боли, а сердце сжимал необузданный страх. Он закричал, но в поднявшемся шуме его крик растворился, смешался с общим гулом.

Внезапно дрожь земли унялась, ветер стих, грохот смолк, и воцарилась неестественная тишина, какая бывает только в комнате, полной людей, каждый из которых отчаянно старается не шуметь. Чернокнижник осторожно отнял руки от ушей и медленно поднялся на ноги.

На болоте больше не было пусто. Между обломанных деревьев, среди мутных топей и хрупких лысых кустов стояли десятки, если не сотни странных существ. Их можно было принять за человеческих девушек, если бы не белые, слегка прозрачные тела и серебряные волосы, настолько длинные, что скрывали их наготу. Каждое из существ внимательно смотрело на Чернокнижника, словно ожидая его распоряжений.

– Кто… Что… Кто вы? – справившись с сухостью во рту, выдавил он.

В голове постепенно прояснялось, даже дышалось теперь легче.

– Это моуры, – ответил горбун. На него, казалось, всё действо не произвело никакого особенного впечатления, он был спокоен, как прежде, только хитрые глаза горели удовлетворением. – Болотная нежить. Они долго ждали, когда ты разбудишь их. Только самая чёрная магия могла вернуть их к жизни. Их и многих других, кто тоже ждёт тебя. Эти дамы – отличные стражи. И они теперь на нашей стороне.

Моуры закивали и заулыбались Чернокнижнику. Кто-то даже поклонился ему с благоговением, и он почувствовал, как уверенность возвращается к нему.

Он обернулся к горбуну, восторженно улыбаясь. Но только мужчины уже не было – исчез, растаял в воздухе, словно он был всего лишь плодом его воображения.

Зато в голове чётко прозвучал его голос:

– Ты всё сделал правильно, сынок.

Глава 10,

в которой Алида боится самой себя

Идрис никогда не видела такого великолепного зала, и у неё перехватило дыхание от восторга, едва она ступила на блестящий узорчатый пол, выложенный из тысяч дощечек разных пород дерева. Потолок с позолоченной лепниной и тщательно прорисованными дубовыми ветками напомнил ей родные Птичьи Земли – там, когда стоишь у дома и смотришь вверх, дубы так же обнимают небо. Она повернулась к Кайлу, чтобы поделиться с ним радостью, но осеклась, когда увидела его угрюмое лицо и холодный взгляд.

Посреди зала стоял дубовый стол – такой огромный, что Идрис подумала, что люди, которые сядут на противоположных сторонах, будут не очень хорошо слышать друг друга. Стол покрывала тонкая тканевая дорожка золотистого цвета. Ни посуды, ни угощений на нём не было.

На стульях с высокими спинками восседали два старика – Магистры – так называли их здесь, в городе. Напротив них, занимая всю противоположную сторону стола, сидели девушки и молодые люди. Они называли себя Хранителями, но Идрис, хоть и тоже с недавних пор жила в Библиотеке, себя к ним не причисляла. Некоторые из Хранителей неловко ёрзали на стульях, другие сидели прямо и выглядели уверенными и спокойными.

Зеленоглазый старик – кажется, его звали Дивидус, – кивнул новоприбывшим. Кайл быстро прошёл через зал и сел на свободный стул. Идрис, немного помешкав, тоже прошла к столу и села слева от Кайла. Её стул неприятно скрипнул.

– Все в сборе, я полагаю? – произнёс Дивидус. Собравшиеся нестройно забормотали, Идрис просто кивнула. Магистр удовлетворённо улыбнулся.

– В таком случае, – продолжил старик, – уделите мне несколько минут вашего внимания. Тем более что делать вам пока что больше нечего.

Дивидус откашлялся и обменялся с Волхвоксом ироничными взглядами.

– Но не волнуйтесь, наши юные помощники. Скоро каждый из вас сможет внести свой вклад в общее дело. Позвольте поприветствовать вас на пороге новой эпохи. Эпохи колдовства. – Дивидус широко развёл руки, будто хотел обнять сразу всех собравшихся. Идрис чуть отстранилась. – Король Гиорт покинул нас. Кого-то это известие огорчило, кто-то, напротив, обрадовался. Бесспорно одно: монарх давно утратил власть, оставил свой народ и только мешал тем, кто мог принести пользу Королевству и позаботиться о людях.

При упоминании гибели короля у Идрис неприятно ёкнуло в груди. Она изо всех сил гнала от себя мысли, что это из-за неё Королевство осиротело. Да и можно ли считать её причастной? Она всего-навсего показала старику, как готовятся «Слёзы Тумана», самый сильный и смертоносный из всех известных ядов…

Дивидус склонил голову, разглядывая стол и свои руки. Морщины на его лбу проступили чётче, но он быстро согнал со своего лица выражение глубочайшей задумчивости и улыбнулся.

– Теперь мы свободны – мы все. Но свобода – это всегда необходимость принимать новые решения. И сейчас у нас нет права на ошибку. Ваши жизни теперь в ваших руках, как и жизни тысяч других жителей Земель Короны.

Идрис дёрнула плечами, будто от слов Магистра вдруг повеяло холодом. Старик тем временем всё говорил, и Идрис заставила себя слушать дальше не отвлекаясь.

– …От вашего сегодняшнего решения будет зависеть ваша дальнейшая жизнь. Когда-то вы были окружены заботой, у вас было всё, чтобы учиться ремеслу и не думать о завтрашнем дне. Злая воля врага уничтожила всё, к чему вы привыкли, и, если бы мы не отыскали вас и не дали приют в Библиотеке, лишь Первый Волшебник знает, что было бы с вами сейчас. Тогда вы приняли верное решение, и, надеюсь, сегодня вы тоже сделаете правильный выбор.

Он обвёл глазами Хранителей, и Идрис заметила, что многие поспешили спрятать взгляд. Дивидуса это не смутило, и он продолжил свою речь.

– Несколько месяцев назад вы все остались в трудном положении. Без семей, без домов, без наставников. Брошенные и потерянные. И тогда вы обрели пристанище здесь, за стенами нашей древней Библиотеки – без преувеличения, замка мудрости и знаний. Мы не держали вас здесь насильно, и те, кому было куда идти, покинули Библиотеку. Остались вы – те, у кого больше нет ничего, и мы не противились, давали вам всё, что нужно для жизни. Теперь мы хотим, чтобы вы отплатили добротой за доброту. Услугой за услугу. Благополучие Королевства во многом зависит от вас. Народ остался без правителя, а соседство альюдов грозит ужасными бедами. Вы согласны послужить нам, чтобы дворец в Авенуме вновь узнал сильного правителя вместо спятившего короля? Согласны помочь нам свергнуть Чёрный Замок вместе со всеми демонами?

Отчего-то он пристально посмотрел именно на Идрис, и она сглотнула. От взгляда старика у неё всегда портилось настроение – Дивидус умел смотреть так, что она мгновенно чувствовала себя глупой, никчёмной и безвольной.

Зал загудел тихими голосами, как молодая роща, перешёптывающаяся листвой. Худая девушка с чёрными косами – Идрис вспомнила, что её звали Эммой, – первая согласно кивнула. Следом за Эммой своё согласие с Дивидусом выразили и некоторые другие. Кайл тоже кивнул, но несколько неохотно и осторожно, словно прикидывал, можно ли будет потом передумать. Скоро все собравшиеся дали положительные ответы, и Идрис ничего не оставалось, как тоже согласиться. Дивидус с гордостью и удовлетворением взглянул на Волхвокса. Оба Магистра улыбнулись.

Свечи под потолком мигнули, золотая роспись переливчато блеснула, будто нарисованные ветви ожили и заколыхались на едва уловимом ветру.

– Все из вас проходили то или иное обучение, – вновь заговорил Дивидус. – Среди вас есть кузнецы, мастера фарфора, стеклодувы, летописцы, портные, оружейники и другие. И любой талант, любое знание сейчас нам необходимо. Потому что мы строим новое Королевство, строим новое государство на руинах старого и ничего из старого уклада не заберём с собой в новую жизнь.

Мы построим новое только тогда, когда от прежнего не останется ничего – ни единого воспоминания. Мы объединим под нашим знаменем все окрестные Земли, соберём лучших людей всего Королевства, чтобы воздвигнуть прекраснейшие дворцы, разбить великолепнейшие сады, наладить утерянное сообщение с дальними Землями и сделать наш край цветущим и могучим. Словом, займёмся всем тем, чем не считал нужным заниматься король Гиорт. И помогать нам будете вы.

Хранители переглядывались друг с другом. В свете множества свечей их глаза заблестели в предвкушении. Идрис не было дела до того, какими станут эти чужие человеческие Земли, но всеобщее возбуждение передалось и ей. Старик терпеливо подождал, когда всё внимание вернётся к нему, и продолжил.

– Как я уже говорил, мы давали вам кров, снабжали вас пищей, оберегали от всех угроз непостоянного мира. Думаю, будет справедливо, если мы попросим вас о небольших услугах в оплату за гостеприимство. Помните: мы строим новый мир, и вклад каждого – бесценен.

– Простите, – подала голос совсем юная девушка с тонкими светлыми косичками. – Там, откуда я родом, с гостей не просят оплаты. Их принимают просто так – потому что любят и уважают.

На девушку зашипели, и она смущённо уставилась в стол перед собой. Дивидус сделал вид, что ничего не слышал.

– Надеюсь, вам будет приятно послужить на пользу Магистрата, потому что совсем скоро именно нас будут именовать правителями, а вы сможете с гордостью говорить, что именно вы помогали сотворить справедливое, сильное и мудрое Королевство.

Идрис покосилась на Кайла. Старик говорил складно, если бы она выросла здесь, ей, наверное, очень понравились бы его слова. Но у Кайла был такой вид, будто его вот-вот стошнит.

– Вы станете новым королём? – спросила Эмма. Её голос прозвучал звонко, взлетая к сводчатому расписному потолку.

Дивидус и Волхвокс переглянулись, Дивидус спрятал ухмылку в бороду.

– Королём? Возможно, я позволю людям по привычке называть меня этим словом. Но по сути я стану Верховным Магистром, и моя власть протянется куда дальше, чем дотягивалась вялая королевская рука. С Волхвоксом мы станем настоящими пастырями для несчастных людей, забывших, что такое справедливый и мудрый правитель. Народ сам попросит нас занять королевский дворец, вот увидите. Сначала мы дадим людям успокоиться – такие перемены всегда пугают привыкших к тишине и покою мирных жителей. Они сейчас похожи на мышей, разбегающихся по амбару, когда убрали стог сена, под которым они прятались. Пусть успокоятся – а может, испугаются настолько, что совсем перестанут соображать, – и тогда я, так и быть, сжалюсь и взвалю на свои немолодые плечи груз власти.

Идрис мало смыслила в политических интригах, но в глазах Дивидуса она увидела столько жадности, они горели такой жаждой могущества, что Идрис подумала, что вряд ли он удовлетворится правлением в Землях Короны. Быть может, ему станет мало, и Птичьи Земли тоже окажутся под властью новых правителей?

– Работы предстоит много. Нам будет нужна сильная армия, чтобы противостоять врагам. Но помимо армии нам необходимо ещё одно оружие, которое стало доступно только недавно. Мы наконец начнём использовать магию во всей её силе.

– Но вы же презирали её! – воскликнул светловолосый парень. Идрис вспомнила его имя. Джер. – Разве не вы приказывали арестовывать всех, кто занимается колдовством?

– То было совсем другое, – мягко ответил Магистр. – Безусловно, магия очень опасна в неумелых руках. Ещё опаснее – во вражеских. Поэтому сейчас нам нужно сделать всё, чтобы эта новая стихия подчинилась нам, а не кому-то ещё. Мы не допустим, чтобы магию использовали против нашего народа, против нас самих и нашего будущего. В древние времена существовал особый орден Чернокнижников – колдунов, приручающих самые опасные магические материи. Обучить таких людей сейчас нет возможности – здесь нужны особые способности, да и многие знания безвозвратно утрачены. У нас нет времени, чтобы пытаться взрастить из кого-то из вас настоящего Чернокнижника. Но есть люди, у которых, определённо, может получиться что-то похожее.

Магистр замолчал. Идрис с ужасом заметила, что все взгляды теперь обращены на неё. От неё явно чего-то ждали. Но чего?

– Дети Птичьих Земель гораздо более тонко чувствуют магию, чем уроженцы Королевства. Нам повезло, что у нас есть одна из представителей этого древнего и таинственного народа.

Во рту у Идрис пересохло. Сперва слова Магистра повергли её в ужас, но скоро страх сменился злостью. Старик просто не понимает, что несёт!

– Чернокнижники никогда не были слугами людей-колдунов, – сверкая глазами, выпалила она. – Они всегда служили другому хозяину, и вам это известно! И если вы думаете, что научиться их мастерству может любой, кто вырос в Птичьих Землях или слышал о магии хоть немного больше простого землепашца, – вы очень, очень глубоко заблуждаетесь.

Зелёные глаза Дивидуса недобро сверкнули. Волхвокс фыркнул и подпёр ладонью голову, внимательно глядя на Идрис. Она почувствовала, как горят щёки.

– Мы не станем делать из тебя Чернокнижницу, – мягко проговорил старший Магистр. – Конечно, тебе не под силу отделить опасную тёмную магию от иной, заточить её в Книгу Тьмы и уничтожить – или сохранить для дальнейшего использования. Этот процесс требует полной отдачи, и часто в жертву приносится самое драгоценное – душа самого мага. Со временем в Чернокнижниках не остаётся ничего человеческого, так неужели ты могла подумать, что я желаю для тебя такой участи? Нет, милая Идрис, твоя задача будет намного проще. Ты станешь отбирать людей, которые смогут собирать для нас магию. Тёмную, светлую, смешанную – неважно. Мы сами разберёмся, что делать дальше, а ты оградишь несведущих простолюдинов от опасности. Только представь, что может произойти, если источник магии найдёт кто-то из простых горожан.

– Вы хотите собирать магию? Всю без разбора?! – ужаснулась Идрис. – Вы просто не понимаете, чего хотите! И как я смогу понять, кто для этого подходит? Да я… Да что же…

Она опустила плечи и вжалась в стул. Как объяснить этому спятившему старику, что она никогда в жизни не имела дела с настоящей магией? Что колдовство для неё – такая же далёкая сказка, как и для всех остальных? И пусть она умеет кое-что: изготавливать яды, неподвластные травникам Королевства, гадать по лунным цветам и прясть мягчайшие нити из шерсти альпак, но всё же это никак нельзя называть волшебством. Но что-то в лицах Магистров говорило ей: ты – не гостья. Ты – пленница. Лесная девчонка, привезённая на пиратском корабле. И никого не волнует, чего ты сама хочешь, никто не спросит, что в твоих силах, а что – нет. Хочешь жить – делай, что велено, а если откажешься – никто тебе не позавидует.

– Ты уже показала, что способна кое на что, – подбодрил её Волхвокс. Голос у него был более грудной и глубокий, чем у Дивидуса, и говорил он почти успокаивающе. – «Слёзы Тумана» – невероятно сложное зелье, однако ты помогла нам его составить. И составить верно. Не волнуйся, Идрис, всё получится. Магия – это оружие, очень нужное нам оружие, и ты поможешь нам его добыть. Мы тебя наградим, конечно. И все вы, – он обвёл глазами остальных учеников, – все вы найдёте применение своим талантам, и никто не останется без вознаграждения. Услуга за услугу – так начнётся новое государство, и наше правление будет справедливым.

Хранители зашумели, обсуждая, кто из них чем сможет послужить Магистрам. Идрис искоса взглянула на Кайла: он сидел, скрестив руки на груди и сжав челюсти. Она показала, как изготовить «Слёзы Тумана», исполнила то, о чём её просили. А поработав на Магистров ещё немного, сможет вернуться домой. Её желание было простым и понятным: вновь оказаться на родной земле. А пообещали ли что-то Кайлу? И что ещё он должен будет сделать для Магистров?

Алиде хотелось хныкать. Глупо, по-детски. Но ныть в присутствии Тиля она стеснялась.

«Я устала. Ноги болят. Зачем я наступила на шишку? Хочу булочку с корицей. И компот из облепихи. Может, обмотать ступни лопухами? Как тогда, в первый день. Нет, не буду. Мне жарко».

– Что ты так пыхтишь? – спросил Тиль.

– Ничего я не пыхчу, – насупилась Алида. – Просто думаю, правильно ли мы идём.

– То есть ты намекаешь, что мы три дня зря топчем ноги? Клари, не пугай меня.

Тиль был прав: уже три дня прошло с тех пор, как они покинули таверну-гостиницу Греты. Алида заплатила хозяйке больше, чем была должна, потому что её мучила совесть, ведь она обещала женщине, что они останутся в комнатах надолго. Кресло Ричмольда пришлось оставить там: катить его с собой было неудобно. Да и незачем.

Они шли назад, в сторону Чёрного Замка. Алида чувствовала себя просто ужасно. Чувствовала себя проигравшей. Она решила, что лучше скорее признаться Вольфзунду в том, что она упустила Чернокнижника, – может, альюд придумает что-то, пока ещё не поздно. Да и идти ей, по сути, больше некуда: не бродить же до старости по постоялым дворам.

Она не хотела, чтобы Вольфзунд видел Тиля. Представить этого простого деревенского парня в замке альюдов, обедающим за огромным блестящим столом в компании высокомерной Перинеры, рогатого Мела и разодетого в шелка и бархат Вольфзунда – что может быть нелепее?! Поэтому она решила во что бы то ни стало каким-то образом заставить Тиля остаться в какой-нибудь попутной деревне. А ещё лучше – всё-таки уговорить его вернуться домой.

Ещё её беспокоило, как она попадёт в замок. В первый раз она прибыла туда на летающей карете, второй – на летающем коне. Когда они с Элли ходили на рынок, то пользовались потайной лестницей, но она выводила к двери, которая открывалась только ключом Анса. Оставалась только бесконечно длинная и очень крутая лестница. Сейчас её никто не ждёт, ключа у неё нет, и от мысли, что придётся всё-таки покорять тысячу каменных ступеней, у Алиды начинали заранее дрожать коленки.

Сонные сова и козодой сидели у неё на плечах, спрятав головы под крыльями. Мурмяуз путался под ногами, жалобно мяукая. Алида давно поняла, что он устал идти и просится на ручки, но не могла постоянно нести кота, потому что сама ужасно устала.

Солнце поднялось на самую вершину синего неба и светило так яростно, словно хотело изжарить всё живое в округе. После прошедших дождей от травы и земли поднимался пар, делая воздух тяжёлым и влажным, как в бане.

– Отличная погода для созревания овощей, – заметил Тиль, срывая с куста несколько ягод дикой малины и отправляя в рот. – Если такое тепло продержится ещё пару недель, можно будет начинать снимать перцы и помидоры.

– Ну вот, так, может, вернёшься домой? – с надеждой спросила Алида. – Поможешь своим собирать урожай. Заработаете денег. К тому же никого больше не преследуют. Короля теперь нет, и никому нет дела до того, как именно его убили.

В пути они услышали много новостей. Короля действительно убили – кажется, отравили. Королевские стражи в большинстве своём покинули посты, ведь в пустом дворце гвардейцам больше нечего делать. Многие переметнулись на услужение Магистрату в Биунум. Подозреваемых в прошлом покушении отпустили. Какая разница, кто хотел зарезать короля, если в конечном счёте ему подлили яда в вино? Столичные жители вроде бы волновались – Алида не совсем поняла, что происходит в Авенуме, да особо и не интересовалась. «Охота на ведьм» тоже постепенно утихла – наверное, Магистры перестали искать прислужников альюдов и переключили своё внимание на что-то другое. Алида рассудила, что сейчас самое время Тилю подумать о возвращении в родную деревню. Она очень надеялась, что спутник оставит её и не попытается проникнуть следом в замок Вольфзунда.

– А как же ты? – удивился Тиль.

Алида подавила раздражённый вздох.

– Я знаю дорогу, Тиль, уж поверь. А вот тебе там вряд ли будут рады. Сам знаешь, Вольфзунд превращает любопытных людишек в восковые скульптуры и хранит их в тёмных подземельях.

– Ну, ты-то не превратилась в восковую скульптуру, – пожал плечами музыкант. – Почему со мной должно что-то случиться?

– Потому что ты – чужак. А чужаков в замке очень не любят. Что будет с твоими мамой и сестрёнкой? Они с ума сойдут, если узнают, что ты стал истуканом в замке демона.

– Клари, ты зануда! Тебя, случаем, рыжий не кусал?

Алида промолчала. Она устало опустилась в тень под раскидистой липой и осмотрела ноги. От долгого хождения босиком стопы загрубели, но в пятку всё равно вонзилось несколько неприятных заноз. Мурмяуз с радостью пристроился рядом и смотрел, как Алида вытаскивает занозы и разминает пальцы.

– У нас привал? – спросил Тиль, тоже усаживаясь на траву.

– Незапланированный, – пробурчала Алида. – У меня скоро кровь закипит, давай подождём, когда станет чуть прохладнее. И голова трещит.

Она потрогала свои тёмные волосы, нагретые на солнце так, что на её макушке, казалось, можно испечь пару-тройку оладий. Тиль хмыкнул.

– А ты подстригись. С такой гривой кто угодно запарится. Зато зимой, наверное, без шапки можешь ходить?

– Очень смешно, – огрызнулась Алида. – Так что ты решил? Если от этого тракта свернуть налево – попадёшь на дорогу, ведущую к твоей деревне. Я специально по карте посмотрела. Самое время вернуться домой.

Тиль лёг на спину и мечтательно заложил руки за голову, глядя на небо в обрамлении липовых ветвей. Алида поняла, что этот его романтический настрой не сулит ей ничего хорошего.

– Ах, Клари, – вздохнул он. – Скажи, как часто в жизни выпадают такие возможности? Сколько раз у тебя был шанс исполнить свою мечту? Пуститься в настоящее приключение? Я всегда напрашивался с отцом в город только для того, чтобы как дурак пялиться на лавки травников, воображая, будто там заправляют настоящие колдуны. И тут появились вы – мерзкий рыжий ворчун и симпатичная девчонка. И жизнь моя превратилась в сказку. Путешествия, тайны, волшебство – что может быть прекраснее для простого фермера, который не видел ничего необычнее сросшихся помидоров и слизняков-переростков?

Алида побрызгала немного воды из фляжки на ладони и умыла лицо и шею. Ей сразу полегчало, но голова по-прежнему гудела.

– Кстати, Клари, – вновь послышался безмятежный голос Тиля. – Почему мы идём сдаваться? Ты же боялась, что демон тебя убьёт. Может, лучше спрятаться от него? Пойти в город. Или путешествовать. Мм? Да нам все дороги открыты, можно и не искать рыжего, а начать новую жизнь!

«Идиот» – подумала Алида, но, вздохнув, вслух сказала другое:

– Всё непросто, Тиль. Разве ты не понимаешь? Чистосердечное признание своей вины может смягчить наказание. Когда я в детстве случайно отпускала просителям не те травы, я сама первая признавалась бабушке. Если, конечно, замечала свою ошибку. И мне влетало гораздо меньше, чем тогда, когда приходили рассерженные селяне, получившие, например, слабительное вместо снотворного. Так же и тут. А ещё я попрошу исполнить мою старую просьбу просто так. Взову, наконец, к его честности. Я уже несколько долгих недель выполняю его невыполнимые задания. И считаю, что могу рассчитывать на награду. Мне кажется, так будет честно.

Она дерзко вздёрнула подбородок, чтобы подбодрить саму себя. Последнее вырвалось у неё против воли – она никогда всерьёз не думала о том, чтобы ставить Вольфзунду свои условия.

Тиль присвистнул со смешком.

– Какая же ты всё-таки, Клари!

– Какая?

– Потрясающая, – хмыкнул он и принялся протирать свой гобой концом рубашки.

Алида покраснела и сделала вид, что очень занята переплетением спутавшихся кос.

На следующий день они, наконец, увидели замок. Казалось, будто он парит в сотнях метров над землёй, обложившись мягкими подушками облаков. Даже у Алиды захватило дух, хотя она видела обиталище альюдов не раз и не два. Сегодня её настроение было немного лучше – во многом из-за того, что жара отступила и ноги, смазанные на ночь кашицей из подорожника, перестали болеть.

Тиль вдруг притих и приглушённо крякнул. Алида с усмешкой обернулась на него.

– До последнего не верил, что я говорю правду?

– Преисподняя меня забери, – буркнул он. – Это действительно гнездо демона?

– И не только его, – беззаботно отозвалась Алида. – А уж что творится у него в подземельях! – Понизив голос и заговорщически прислонив ладонь ко рту, она добавила: – В некоторых темницах земля уже не может впитать кровь, и под ногами хлюпает от влаги…

Кадык Тиля подпрыгнул и снова опустился, и Алида, не выдержав, прыснула.

– Ну и взгляд у тебя. – Она толкнула Тиля кулаком в плечо. – Не смотри так, я немного преувеличила. Но всего лишь немного. Чёрный Замок – не уютный трактир в деревеньке. И смертному там, прости, не место.

К её удивлению, на этот раз Тиль не стал возражать. Алида двинулась дальше по дороге, подтянув сумку поудобнее, и музыкант, немного помедлив, пошёл за ней.

Она выбрала ту дорогу, которая вилась левее от реки, в обход деревень. Рыбацких домов отсюда совсем не было видно, их скрывали пушистые кусты и кряжистые ивы с серебристыми листочками, похожими на мелких рыб. Ветер приносил с реки запахи тины и берегового ила. От полевых трав поднимался густой медовый аромат, который даже в этот пасмурный день был душным и назойливым. Над дорогой сновали варакушки и ласточки, охотясь на насекомых.

Мурмяуз убежал в ивовые заросли ловить лягушек и землероек, а сова и козодой взволнованно кружили над головой, будто почуяли близость родных Земель. У Алиды заныло под ложечкой: где-то там, за замковой горой, когда-то был её дом. Интересно, как дела сейчас в деревне? Вернулся ли Ханер домой? Или за деревенскими лошадьми теперь ухаживает кто-то другой?

Замок так и притягивал взгляд, чёрным пятном выделяясь на фоне пасмурного молочно-пыльного неба. Было в этом зрелище что-то мрачное и гнетущее. Алида вздохнула: с каждым шагом тревога всё ощутимее ворочалась в груди, как клубок ядовитых змей, готовых вот-вот броситься и ужалить.

Она не была уверена, что поступила правильно, решив сдаться Вольфзунду, но не могла признаться в своей нерешительности Тилю. Хотя она отчётливо понимала, что Вольфзунд, скорее всего, уже обо всём знает. И, возможно, уже обдумывает наказание для неё.

При мысли о наказании по коже Алиды побежали мурашки, и она машинально потёрла метку на предплечье. Первую она заработала с удручающей лёгкостью, когда заказывала в городе кресло для Ричмольда и проговорилась, что живёт в замке. Кто знает, может, скоро к первой метке прибавятся ещё две?

Мурмяуз выскочил из прибрежных кустов, таща в зубах некрупную рыбёшку. Алида отвлеклась от размышлений и присела на корточки, протягивая руки навстречу коту.

– Это мне рыбка? Какой ты умничка!

Мурмяуз гордо распушил хвост и, прошествовав мимо хозяйки, устроился на траве и с довольным урчанием принялся за добычу. Тиль, понаблюдав за ними, хмыкнул.

– Видимо, рыбка не тебе. Но ты не расстраивайся. Пока ты пялилась на замок, я нарвал диких яблок. Держи.

Он протянул Алиде несколько мелких зелёных плодов, уместившихся у него в широкой ладони. Алида сунула одно яблоко в рот, а остальные ссыпала в сумку, про запас.

– Я вот думаю, – сказал Тиль. – Люди живут так близко от этого замка… И ничего не делают?

– А что они должны делать? – спросила Алида.

– Ну не знаю. Собраться, взять топоры, вилы, изгнать демонов со своей земли. Мир такой огромный, пусть проваливают куда-нибудь подальше. В Птичьи Земли, например.

– Ты хочешь, чтобы крестьяне воевали с альюдами? – удивилась Алида. – Нет, Тиль, этого никогда не будет. Люди боятся их. А альюды, в общем-то, ничем им не докучают. Из них, знаешь ли, совсем не плохие соседи – не устраивают танцы по ночам и не распевают громко похабные песни после двух кружек пива. Зачем с ними враждовать?

– Аргумент, – согласился Тиль. – Кстати, о песнях. Что-то поиграть захотелось. Не возражаешь?

– Давай что-нибудь повеселее, – попросила Алида.

Тиль улыбнулся и, настроив инструмент, заиграл мелодию, такую же безмятежную, как весенний ветерок. На удивление, у него даже недурно получалось.

Гора и замок с каждым шагом становились ближе. Алида уже узнавала места, где люди Магистрата разбивали лагерь, а дальше, после пустырей, можно было различить болота.

Внезапно мелодия гобоя оборвалась. Тиль остановился как вкопанный и вытаращил глаза. Алида обернулась на него.

– Ты чего?

– Н-не могу, – заикаясь, вымолвил он. – Ни шагу больше не могу ступить.

Алида фыркнула. Снова шуточки! Она подошла к нему вплотную и схватила за руку.

– Давай, Тиль, так и скажи, что испугался. Пойдёшь дальше или передумал?

Алида потянула Тиля к себе, вперёд, но, к её удивлению, не смогла сдвинуть его ни на волосок, словно невидимая стена останавливала музыканта. Невидимая стена, через которую Алида спокойно могла пройти.

На лице Тиля застыл беспомощный ужас.

– Не могу. Правда не могу!

Алида обошла его кругом. Она постаралась не улыбнуться, чтобы Тиль не понял, как она рада тому, что продолжит путь в замок без него. Она была озадачена не меньше самого Тиля. Наверное, Вольфзунд действительно воздвиг какую-то защиту вокруг замка – осторожность никогда не повредит, особенно в неспокойные времена.

– Я предупреждала. Туда просто так не попадёшь. Поэтому тебе надо было повернуть обратно ещё очень давно, – с притворной жалостью вздохнула она.

– Повернуть обратно? Ты серьёзно? После стольких дней пути? – вспылил Тиль. – Не знаю, что это за проклятое колдовство, но ты обязана проводить меня дальше!

– Ничем я тебе не обязана! – зашипела Алида. – Хозяин не хочет видеть тебя у себя в гостях, разве не понятно? Теперь проваливай!

Тиль посмотрел на неё не то обиженно, не то презрительно, фыркнул и развернулся. Деревянный футляр гобоя размашисто ударил его по бедру.

Алида дёрнулась было за Тилем, но он досадливо махнул рукой и быстрым шагом пошёл прочь.

Алида запоздало подумала, что, наверное, обидела его своей резкостью. Всякому терпению приходит конец, и сейчас, похоже, настал конец для терпения Тиля. Она бросилась догонять его, но музыкант шёл быстро, почти бежал, и скоро Алида поняла, что у неё ничего не получится. Он действительно уходил, всё дальше и дальше. Так же, как уходил Рич.

Внутри у неё что-то оборвалось.

«Ну и не нужно. Ну и пусть идёт. Не я ли гнала его с первого дня пути? Не я ли хотела, чтобы он скорее отвязался?»

Алида пнула камешек, попавшийся под ногу, и, обернувшись на Тиля последний раз, понуро зашагала к замку. Мурмяуз семенил рядом, как верный страж, и взволнованно мяукал.

Хмурый день становился всё прохладнее – не в пример вчерашнему, и ноги Алиды озябли. Впрочем, ей вообще стало удивительно холодно, а настроение вмиг испортилось настолько, что даже птицы, щебечущие в кустах, выводили из себя.

Она поняла, что её снова охватывает необъяснимая ледяная ярость – как в тот раз, когда она вспылила и накричала на своих попутчиков.

Алида никак не могла разобраться, рада она своему новому одиночеству или нет. С одной стороны, ей очень давно хотелось, чтобы музыкант оставил её в покое, не докучал глупыми вопросами и пустыми разговорами. А с другой стороны – что бы она делала в тишине и одиночестве? Показался бы путь в замок ей таким коротким и лёгким? Или мысли о гневе Вольфзунда и унизительном поражении давным-давно утянули бы её в болото отчаяния?

Страх и неуверенность опутали её, как цепкие лозы дикой ежевики. В глубинах души всколыхнулись все неприятные предчувствия, словно муть, поднявшаяся с речного дна. Алида будто только сейчас поняла, что на самом деле шла в замок, чтобы признаться в своём бессилии. Шла навстречу гневу самого страшного существа во всём Королевстве и даже за его пределами. Алида почувствовала, как задрожали похолодевшие руки, но сразу поняла, что дрожат они не от страха, а от ярости.

Гнев запульсировал у неё в висках, и мир вокруг окрасился красным. Топи на пустошах подёрнулись багровой дымкой, листья на ивах потемнели, словно их обмакнули в густое гранатовое вино. Алида стиснула зубы и сжала кулаки, из последних сил пытаясь изгнать этот разъедающий гнев из своего сознания.

Маленькая серая птичка выпорхнула из-под ног и доверчиво приземлилась ей на плечо. Алида вздрогнула от неожиданности, и кровавое марево, которое едва-едва начало рассеиваться перед глазами, нахлынуло с новой силой. Птица что-то прострекотала и выжидающе склонила головку. Алида разобрала, что она щебечет какие-то глупости о прекрасном дне и сытых летних месяцах, о сочных мушках и уютном гнёздышке.

– Глупая тварь!

Ярость билась в голове огненными молотами, взрываясь перед глазами кровавыми шутихами. Поля, пустыри, перелески поплыли в безумной агонии, и Алида на миг ослепла от неудержимой, страшной злости, которая заполнила всё её существо.

Она схватила беспечную птицу и сжала кулак. Птица затрепыхалась, как чьё-то нездоровое сердце, но Алида сдавила пальцы ещё сильнее, так, что побелели костяшки. Послышался неприятный хруст, писк оборвался. Она брезгливо разжала кулак.

Обмякшее тельце упало на землю.

Ярость отхлынула так же быстро, как и пришла. Алое марево рассеялось, деревья снова стали зелёными, гора – серой, дорога – бурой. Алида замерла, глядя на мёртвую птаху, серым комочком замершую в пыли. И только теперь настоящий ужас, выстуживающий все другие чувства, накрыл её с головой.

Слёзы хлынули из глаз, и Алида, подобрав юбку, бросилась бежать. Быстрее и быстрее, куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Но на этот раз она бежала не от врага. Бежала от самой себя.

Глава 11,

в которой приходится расплачиваться за ошибки

Мел с трудом приоткрыл глаза. От утреннего света в голове полыхнуло болью. Он застонал и попытался перевернуться на бок, но всё тело прошила острая боль, и он со стоном снова перевернулся на спину.

Чуть поодаль чернело тело коня. Аргусу повезло меньше, величественное животное безжизненно распласталось на камнях, беспомощно раскидав изящные ноги.

«Отец доведёт до конца начатое людьми», – без эмоций подумал Мел, представив, как отреагирует Вольфзунд на гибель любимого скакуна.

Он медленно повернул голову вбок. Затёкшая шея слушалась плохо. Из плеча торчало обломанное древко стрелы: наверное, сломалось во время падения. Одежда и камни потемнели от чёрной крови, которая успела схватиться уродливой коркой. Рука совсем онемела, и Мел, сделав над собой усилие, всё-таки ухватился за древко и, зажмурившись, дёрнул изо всех сил.

Его крик взлетел высоко к небу, перепугав ворон, уже слетающихся к телу коня. Свежая струя густой крови хлынула из раны, и Мел поспешил, наплевав на слепящую боль, крепко зажать её ладонью.

– Лучше б я оставался горгульей, – процедил он сквозь зубы.

А потом рассмеялся, скорее нервно, нежели весело.

Он всё-таки жив. Альюды не умирают от старости, пока сами того не захотят, да и оружием убить их непросто. А с возрастом сопротивляемость оружию усиливается, нарастает, как толстая кора на дереве.

Но эти стрелы были не простые. Мел ещё не разобрался, что с ними было не так, но они явно изготавливались для того, чтобы убивать не людей, а куда более выносливых существ. Таких, как он. Может, дело в каком-то особом сплаве, может, в заклинаниях, а может, в огне, закалившем их.

Мел оторвал полоску ткани от плаща и крепко перетянул плечо. Чёрное пятно моментально просочилось сквозь ткань, но он, стиснув зубы, всё-таки поднялся на ноги.

Видимо, стрелявшие решили, что он обречён, и не пошли проверять, куда упали они с Аргусом. Мел хмыкнул и покачал головой. Спустя даже тысячу лет люди останутся всё такими же: ленивыми, недалёкими, самоуверенными.

Он попытался развернуть крылья, но слишком много маховых перьев оказались сломаны, и о полёте не могло быть и речи. К тому же перед глазами у него всё плыло: должно быть, он потерял прилично крови. Мел сел на камни и сложил руки на коленях. Он помотал рогатой головой, чтобы мысли пришли в порядок.

Отец, несомненно, будет в бешенстве. Он-то надеялся быстро слетать за Лиссой и вернуться к рассвету, в таком случае никто и не заметил бы его отсутствия. И если бы летел сам, на своих крыльях, без коня, наверняка смог бы уйти от стрел. Но нет, ему хотелось появиться красиво, поиграть в благородного спасителя… Мел яростно ударил здоровой рукой по земле, проклиная свою глупость.

Удар тут же отозвался болью во всём теле. Мел застонал и привалился спиной к крупному валуну, запрокинув голову. Небо было похоже на мутно-серое полотно, будто кто-то затянул солнце старым выгоревшим покрывалом. Он закрыл глаза, сосредотачиваясь на своих ощущениях. Может, если хорошенько сконцентрироваться, получится переместиться в замок? Он же с лёгкостью перемещался по окрестностям, когда только-только очнулся от Сна, так что это вполне возможно.

Мел задышал глубже, нащупывая среди усталости и боли тонкие серебристые ниточки, вьющиеся из самой середины груди и расходящиеся по венам, как бегущие ручейки. Он мысленно прикоснулся к серебристому узелку, дрожащему где-то под сердцем. Магия отозвалась совсем слабой вибрацией, замурчала, извиняясь, как уставший кот, и затихла. Мелдиан понял, что сегодня договориться с собой не получится.

– Вот что значит: день не задался, – проворчал он себе под нос.

Высокие холмы и крупные камни закрывали от него обзор, солнца тоже не было видно, и он гадал, в какой же стороне замок. Мел нервно дёрнул ушами, когда представил, что было бы, упади он чуть левее, на острый каменистый выступ. Нет, он бы вряд ли погиб от падения, но точно не смог бы сидеть вот так и терпеливо ждать, когда ему станет лучше настолько, что можно будет взлететь.

Мел нетерпеливо потрогал повязку и зашипел от боли, которой отозвалась рана. Повязка уже стала чёрной и блестящей от крови: недобрый знак. Главное, чтобы люди не догадались отравить стрелы. Он помнил, как много лет назад, ещё до Сна, кое-кто из альюдов был ранен оружием, смазанным «Слезами Тумана». Обычный человек сразу умер бы, но Таген остался жив. Ослеп и спятил, почти лишившись магических сил, но выжил.

Послышался шум, поднялся ветер, тень накрыла Мела слева, и он дёрнулся, выругавшись. Неужели он настолько забылся, что потерял всякую бдительность?

Перед ним появился статный конь с всадником, закутанным в чёрный плащ. Мел сощурился, пытаясь разглядеть прибывшего. Всадник ловко спешился и в несколько размашистых шагов подлетел к камням, а Мел невольно вздохнул от облегчения, узнав отца.

– Мелдиан! – воскликнул Вольфзунд.

Мел прижал уши и попытался улыбнуться. Получился кривой оскал.

– Привет, пап. Тоже решил прогуляться?

– Что ты устроил? Где было твоё благоразумие? – Вольфзунд подошёл совсем близко и стремительным движением опустился на камень перед Мелом. Полы его плаща захлопали, как крылья огромного ворона. Лицо его оставалось непроницаемым, но глаза полыхали чёрным пламенем.

– Просто отдыхаю в тишине, греюсь на камешках, – проговорил Мел надтреснутым голосом. Он чуть отвернулся, чтобы отец не заметил чёрную от крови рубашку.

– Мой лучший жеребец погиб! – зарычал Вольфзунд. – Ты взял его без разрешения! Да ты и сам мог погибнуть!

– О, спасибо, что беспокоишься о сыне. После коня, разумеется.

– Мелдиан!

Мел прикусил язык. Пререкаться с отцом сейчас опасно. Вольфзунд не так часто приходил в настоящую ярость, а если приходил, то они с матерью старались не подливать масла в огонь. Служанки и вовсе забивались в свои комнаты, как перепуганные мыши, и тихо ожидали завершения бури.

Вольфзунд запустил руку в волосы и сокрушённо покачал головой. Конь, на котором он прилетел, беспокойно фыркал, почуяв рядом мёртвого соплеменника. Несколько томительных мгновений стояла зловещая тишина.

– Ладно, – процедил наконец Вольфзунд и втянул носом воздух. Мел настороженно наблюдал, как отец справляется со своим гневом. Если знаешь Вольфзунда достаточно хорошо, то прекрасно понимаешь, когда и что можно ему говорить. Надо только внимательно следить за его глазами. За искрами, которые пляшут в них.

– Вставай, Мелдиан. Вернёшься верхом на Кесте, а я перемещусь сразу в замок. Мать волнуется.

Мел усмехнулся. Конечно, отец рано или поздно узнал бы о том, что он всё-таки попался, что люди ранили его, как глупую неопытную лисицу, но всё же ему хотелось потянуть время. Вольфзунд только-только начал успокаиваться, и снова выводить его из себя очень опасно.

– А я есть в твоём завещании? – поинтересовался Мел.

Вольфзунд нахмурился.

– Я пока не собираюсь уступать своё место.

– Знаю, знаю. Ну, а всё же?

– Пока ты вёл себя разумно, я не думал тебя вычёркивать, – хмыкнул Вольфзунд.

– Значит, всё-таки придётся, – вздохнул Мел и, поморщившись от боли, развернулся к отцу.

Глаза Вольфзунда расширились, когда он заметил блестящую чёрную кровь на рукаве и боку.

– Мелдиан! – выдохнул он.

Мел с удивлением отметил, что отец скорее поражён, чем взбешён.

– Только обещай на этот раз не сжигать города со злости. Ладно? – Мел попытался пошутить.

– Ничего смешного! Они хотели убить тебя, разве ты не понимаешь?! За эти годы люди стали ещё более глупыми и жестокими, чем были раньше! Гнилой род. – Вольфзунд разгневанно ударил кулаком по камню. – Ты сможешь подняться?

Мел опёрся на здоровую руку и напрягся. Боль снова пронзила его раскалённым клинком, и он зажмурился. Отец подскочил к нему и осторожно помог встать. В глазах у Мела потемнело, и он всем весом навалился на Вольфзунда, чтобы не упасть. Отец был бледен, глаза его сверкали ярче, чем обычно, но ярости во взгляде больше не было.

– Сможешь выдержать перемещение? – спросил он.

– Один – нет, – просипел Мел.

– Не один. Со мной.

Мелдиан заглянул Вольфзунду в глаза и кивнул.

– С тобой смогу.

Вольфзунд обхватил его за пояс, но Мел чуть отстранился.

– Пап, ну ты что. Одежду запачкаешь. – Он криво ухмыльнулся.

Вольфзунд фыркнул и бережно прижал сына к себе. Его расшитый серебром камзол тут же пропитался кровью. Перед глазами у Мела всё закружилось, а в следующий миг они с отцом уже оказались в замке.

Мел не любил эту комнату. На его вкус, она была слишком… душной. Нет, её регулярно проветривали, широкое окно выходило на горы, но здесь было слишком много мягкой мебели, слишком плотные шторы обрамляли окно, слишком большой и мягкой казалась кровать. Обычно отец селил здесь гостей – особенно, если кто-то из них был слаб здоровьем. Про себя Мел прозвал эту комнату «лазаретом» и нахмурился, когда отец подвёл его к заваленной подушками кровати.

– Пап, а твой конь? Не хочешь за ним вернуться? – спросил Мел.

– Вернусь. Сможешь раздеться сам? Я пришлю Элли, она принесёт горячей воды. Потом разыщу Симонису. Не волнуйся, – вдруг добавил он. – Я всё для тебя сделаю.

– Эй, ты намекаешь, что я должен буду предстать в неглиже перед Элли? – возмутился Мел. Плечо и бок нестерпимо болели, но он храбрился из последних сил, только бы не упасть со стоном на глазах у отца.

– Снимешь только рубашку, – пояснил Вольфзунд. – Я скоро вернусь.

– Пап! Только матери не говори про меня, – попросил Мел.

– Само собой, – заверил его Вольфзунд и вышел из комнаты.

Когда дверь с лёгким щелчком захлопнулась, Мелдиан сполз на пол и перекатился туда, где каменный пол не был укрыт ворсистым ковром. Рана до сих пор кровоточила, и ему не хотелось прибавлять слугам забот ещё и с чисткой ковров. Больная рука почти не двигалась, и Мелу пришлось потрудиться, чтобы развязать повязку и снять рубашку. Хорошо хоть, что ткань не присохла к ране и не пришлось её отдирать. Мел поёжился, представив, как это могло быть неприятно.

Спустя пару минут в комнату вбежала перепуганная Элли. На её тележке вместо подносов с едой красовался большой медный таз, а на нижнем ярусе примостились мягкие полотенца, травы, горшочки с мазями и чистые бинты.

– Ох, господин, что с вами приключилось? – запричитала она. Мел попытался беспечно улыбнуться.

– Напоролся на ветку ночью. Замечтался о твоих жареных пирожках с куриной печенью. Кстати, что за безобразие? Почему я не вижу еды?

– Всё вы шутите, – покачала головой Элли. – Хозяин велел обработать вашу рану. А потом госпожа Симониса вами займётся, если ваш отец её разыщет. Дайте-ка взгляну…

Мел послушно повернулся к ней боком, показывая рану. Элли ахнула и прижала ладони к щекам.

– Никакая это не ветка! Не нужно быть чаровницей, чтобы понять, чем вас ранили, господин! Люди накличут на себя беду, это точно. Им не стоило так злить хозяина. Какие же они глупцы…

Элли намочила полотенце, отжала и принялась смачивать края раны. Мел закусил губу, чтобы не зашипеть от боли. Каждое прикосновение служанки отдавалось в теле огненными вспышками.

– Да что, твоё полотенце соткано из проволоки?! – возмутился Мел. – Осторожнее! Не то отправлю тебя на кухню за пирожными, а отцу скажу, что ты сбежала при виде крови.

Вода в тазу почти сразу окрасилась в чёрный. Элли тщательно промыла рану, обработала травяным настоем, наложила свежую мягкую повязку, и Мел с удивлением понял, что боль начинает отступать.

– Конечно, это далеко не то, что смогла бы сделать госпожа Симониса, – произнесла служанка. – Но всё равно лучше, чем было.

– Спасибо.

Мел осторожно пощупал повязку кончиками пальцев. От прикосновения плечо вновь заболело, но уже не так сильно, как раньше.

Элли стояла на месте и теребила кончик своего пояса. Мелу показалось, что она чем-то взволнована. Неужели боится за его жизнь? Глупышка, да такая рана нипочём не убьёт альюда! А если на стреле был яд, то Симониса сможет всё исправить.

– Ты можешь идти, – сказал Мел.

Служанка мотнула головой и закусила губу.

– Чего ты хочешь? – Мел нахмурился, предчувствуя что-то неладное.

– Господин, – набрав воздуха, выпалила Элли. – Поговорите с хозяином. Вы добрый. А он может снова обозлиться на людей. А они… не все плохие. Скажите, чтобы пощадил их. Пожалуйста.

Вот оно что. Боится за людишек.

– Пятьсот лет, Элли, – напомнил он ей. Слова отдавали горечью. – Прошло много времени. Люди столько не живут. И твоей матери тоже давно нет, Элли. Прости.

Девушка побледнела и уставилась в пол. Её плечи вздрогнули, а пальцы продолжали теребить поясок, словно в этой полоске ткани она могла найти успокоение.

– У меня всё равно есть семья, – наконец произнесла она, гордо вскинув голову. – Пусть мне вечно двадцать в этом замке, а за прошедшие годы сменилось не одно поколение людей, но я верю, что в городе ещё живут мои родственники. Я не хочу, чтобы они страдали из-за того, что сделали другие люди.

Мел вздохнул. Он устал и ослаб, ему хотелось отдохнуть. Но обнадёживать Элли он не хотел. Нечего питать пустые иллюзии.

– Она продала тебя, Элли. Едва тебе исполнилось шесть. Ты забыла? Продала в служанки моему отцу. Люди достойны всего, что он может с ними сделать, пойми. Люди готовы продавать всё, что у них есть, лишь бы выручить золота или исполнить другое низменное желание. Ты не помнишь, на что тебя обменяли?

Элли покачала головой. Мелдиан понимал, что, возможно, поступает с ней жестоко. Но иногда лучше сказать правду прямо, какой бы болезненной она ни была. Элли не могла не знать, что от неё избавились, так что же, страшилась спросить у Вольфзунда о причинах? Или он запрещал ей спрашивать, надеясь, что служанка обо всём забудет?

– Твоя мать хотела сбежать с любовником. С бродячим менестрелем из Аглоната. Он был так нищ, что не мог предложить ей ничего, кроме своих песен. Мой отец подарил им домик в Авенуме, а твоему отцу стёр память о неверной жене и шестилетней дочке. Плата за это была небольшой – по мнению твоей матушки, конечно. Всего-навсего невинная душа. Ты понимаешь, что ни одно животное не могло бы так поступить? Понимаешь, на какие страшные безрассудства способны люди?

Глаза Элли на миг подёрнулись болью, а потом вспыхнули упрямством.

– Понимаю, – ответила она. – Люди способны на всё, когда ими движет любовь.

Служанка развернула тележку и, неестественно выпрямив спину, вышла из комнаты. Мел с трудом перелез на кровать и откинул голову на подушки.

Она так ничего и не поняла.

Алида отыскала надёжную тропку, ведущую через болото, и потихоньку шла по ней, так медленно и осторожно, что казалась сама себе улиткой. Только вот у улитки всегда при себе дом – а у неё нет ничего. Невольно ей вспомнился глупый пустой панцирь, который Рич нашёл в песке перед тем, как она решила уплыть в Птичьи Земли. Алида никогда не задумывалась об этом, но именно тогда она в последний раз видела его стоящим на своих ногах.

Её знобило, как от сильной простуды, иногда возвращался гнев, застилая глаза багровым пологом и обволакивая мысли удушливым жаром. Недавно в груди снова начало противно ныть, вернулось то неприятное ощущение крюка, продетого сквозь сердце и тянущего её вперёд.

Алида прятала руки: за спину, в карманы плаща, в сумку – ей было невыносимо смотреть на собственные пальцы, так безжалостно отнявшие жизнь у беззащитной птицы. Она старалась не думать о том, что на неё нашло, потому что от размышлений становилось ещё страшнее, а мысли тянули в какую-то чёрную вязкую топь.

Алида сосредоточилась на своих шагах: один, второй, тридцатый, мимо болотистых луж, по узкой тропке. На миг тень закрыла мутное, затянутое плёнкой облаков солнце, и Алида встрепенулась, напуганная внезапной тьмой. Она посмотрела вверх, но увидела только чёрный силуэт, стремительно летящий в сторону замка. Она не разглядела, кто это был: конь Вольфзунда, птица сирин или другое невероятное существо.

Алида пожала плечами и двинулась дальше. Лестницу, уводящую отвесно вверх, уже можно было разглядеть на сером горном камне. Близость цели немного приободрила её дух, Алида прибавила шаг и уже через несколько минут стояла перед скалой, запрокинув голову.

«Ну, в общем-то, я сумею забраться наверх, – сказала она сама себе, ступив на первую ступень и глядя ввысь, на бесконечную ленту лестницы, взвивающуюся куда-то под облака. – Правда, мне придётся справить восьмидесятый день рождения где-нибудь между пятой и шестой тысячами ступеней».

Мурмяуз протяжно замяукал, когда понял, что им остаётся только один путь – наверх. Он оббежал несколько раз вокруг хозяйки, а потом находчиво вспрыгнул ей на плечи, как бы заявляя, что пешком он подниматься не собирается.

– Ах ты плут, – пожурила кота Алида. – Ладно, немного понесу тебя. Хорошо, что ты просто меховой, а не толстый. Ба, Герт, надеюсь, вы справитесь сами?

Птицы кружили метрах в трёх от земли и использовать Алиду как транспорт вроде бы не собирались. Алида легонько улыбнулась и, вздохнув, отважно зашагала вверх, изо всех сил стараясь не сбивать дыхание. Скоро мышцы ног заныли, пару раз Алида больно ударилась пальцами о каменные кромки ступеней, сбивая кожу.

Через четверть часа она дышала, как старый пекарь из их деревни, чьи лёгкие были так забиты мукой, что с трудом пропускали воздух.

Через полчаса она уговаривала себя подняться ещё хотя бы на десять ступеней.

А через три четверти часа Алида села на выщербленный ветром камень и была готова расплакаться от бессилия.

Смотреть вниз было страшно, земля виднелась так далеко, что казалась мутной, будто присыпанной сахаром или оплетённой тонкой паутиной. Смотреть вверх Алида не решалась, понимая, что проделала едва ли треть пути. Она уткнулась лицом в сгиб локтя, дыша медленно и глубоко. Темнота за сомкнутыми веками немного успокоила её. Она представила, что на самом деле лежит в уютной кровати, а бесконечная лестница и изматывающий подъём ей только снятся.

– Я ждал тебя несколько позже. И не одну, – произнёс хрипловатый голос совсем близко.

Алида вздрогнула, несколько камешков выскочили у неё из-под ног и покатились вниз. Она вцепилась пальцами в ступеньку, чтобы не упасть, и оглянулась.

Несколькими ступенями выше стоял Вольфзунд. На нём был плотный плащ из чёрного бархата, и хозяин замка придерживал его у горла, чтобы холодный ветер не забрался под ткань. Сердце Алиды подпрыгнуло в груди и застряло где-то в районе яремной впадины. Мурмяуз спрыгнул с её плеч, подбежал к Вольфзунду и начал тереться лобастой головой о его ноги.

– З-здравствуйте, – пролепетала Алида.

– Пойдём, – коротко бросил Вольфзунд и кивнул наверх. – Серьёзные разговоры на лестницах не ведутся.

Алида горестно всхлипнула и поднялась на ноги. Коленки предательски дрожали. Она ухватилась рукой за скалу, но камень, столетиями овеваемый ветрами, был почти гладким, и пальцы просто беспомощно скользнули по нему.

Мышцы ног едва не сводило от усталости. Она поняла, что при всём желании не сможет подняться к замку, и с вызовом взглянула на Вольфзунда.

– Я не могу, – призналась она. Щёки тут же залились краской.

В глазах Владыки промелькнуло удивление, но всё-таки он сделал несколько шагов и остановился на одну ступень выше Алиды. Отсюда он казался ещё выше, и Алиде приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо.

– Нет нужды идти пешком, – сказал Вольфзунд. – Пойдём со мной.

Он протянул Алиде руку, и самоцветы в его перстнях мягко блеснули в тусклом свете.

Мурмяуз снова вскочил на хозяйское плечо и подбадривающе лизнул Алиду в ухо. Она замялась, думая, что же Вольфзунд имеет в виду. Не пешком? Но как? У него же нет крыльев, как у Мела. И летающих коней поблизости не видно. Не потащит же он её на себе!

В груди заныло: у хозяина кончилось терпение. Невидимый крюк потянул Алиду вперёд, и она вложила свою руку в холодную ладонь Вольфзунда.

И мир исчез.

Закружился, растворяясь в молочно-серых вихрях, завыл диким зверем, запустил острые когти ей в шею и грудь. Алида вскрикнула от боли, разрывающей нутро, но в следующее мгновение всё кончилось.

Она упала на дубовый пол, хватая ртом воздух. Голова кружилась, и пол опасно раскачивался, как палуба шхуны. Дрожащими руками она убрала упавшие на глаза волосы и села на колени, осматриваясь.

Тёмные стены, в окнах – цветные витражи. Тяжёлые синие портьеры свисают до самого пола. Полки с приборами, напольные часы рядом с камином. Насыщенный дух можжевельника. Алида была здесь раньше. Она поднялась на ноги, держась за подлокотник кресла, и выпрямилась. Вольфзунд сидел на диване, закинув ногу на ногу и соединив кончики пальцев, – будто и не выходил никуда.

– Видишь, как просто, – произнёс он. – Бедные люди. Никогда не смогу понять, как такие беспомощные существа могли появиться на свет.

Алида что-то промямлила в ответ и, особо не церемонясь, завалилась в кресло. Ноги по-прежнему слегка дрожали, так что вряд ли будет лучше, если она не справится и упадёт прямо перед Вольфзундом. Возомнит ещё, что она выпрашивает у него прощения на коленях.

Мурмяуз запрыгнул ей на руки, а птицы устроились на полках, среди винных бутылок и старинных книг.

– Я жду объяснений, – напомнил о себе альюд.

У Алиды пересохло во рту. Все слова, которые она готовила для этой встречи, мигом вылетели из головы, как осенние листья, подхваченные свирепым ветром. Она беспомощно посмотрела на Вольфзунда. Тот терпеливо взирал на неё своими безучастными глазами-темницами.

– Я осталась одна, – выдавила она.

– Вижу, – кивнул Вольфзунд.

В комнате повисла тишина, но Алиде казалось, что биение её сердца слышно в самых отдалённых уголках замка.

– Я бы предпочёл выслушать более подробный рассказ. – Вольфзунд откинулся на спинку дивана, устраиваясь поудобнее. Алида, напротив, сжалась на краешке сиденья и зажала вспотевшие ладони между коленями.

– Он… ушёл.

– Сам?

Алида кивнула.

– Он и должен был уходить каждый вечер. Разве ты не знала?

Уши Алиды покраснели так же, как щёки.

– Знала. Но в этот раз всё было по-другому. Он… ушёл днём. Встал и ушёл. И не вернулся.

Лицо Вольфзунда стало совсем непроницаемым, словно превратилось в восковую маску. Он медленно поднялся и подошёл к её креслу. Алида съёжилась, ожидая справедливого гнева хозяина.

«Как собака, которую готовятся побить», – подумала она.

– Почему же ты не помешала ему? – спросил Вольфзунд, почти сочувствующе глядя на неё.

– Не смогла, – призналась Алида.

– Не смогла закрыть дверь? Перегородить ему выход? Не смогла справиться с калекой? Не смогла уговорить друга не творить глупостей? Не смогла уберечь его от беды? Что именно ты не смогла?

– А что я должна была сделать? – отчаянно воскликнула Алида. – Он стал таким угрюмым, таким неразговорчивым… И Тиль постоянно к нему цеплялся…

– Что ещё за Тиль?! Глупая смертная! – прорычал Вольфзунд и затряс её, схватив за локти. Алида закричала от страха. – Ты могла бы придумать что угодно, если хотела бы! Ты должна была выполнять любую его прихоть! Всё, что он пожелает, лишь бы не дать тьме завладеть им! Всё, абсолютно всё, лишь бы он остался на нашей стороне! Зачем я тебя отправил с ним? Зачем?

Алида всхлипывала и открывала рот, не зная, что на это ответить. Откуда она могла это знать? Как она могла бы уберечь его от влияния магии? Если бы Вольфзунд рассказал ей всё чётко, без полунамёков и загадок, она спохватилась бы раньше, смогла бы что-то придумать… Алида и так чувствовала себя глупее некуда, когда понимала, что таила обиду слишком долго, а теперь Вольфзунд и вовсе заставил её ощущать себя деревенской дурочкой. Она всхлипнула громче и испугалась, что Вольфзунд сейчас ударит её по лицу.

– Дура, – выплюнул он. – Глупая, эгоистичная девчонка. Нашла себе воздыхателя и забыла о главном? Пустоголовая, недалёкая…

– Прекратите, – пискнула Алида. – Прекратите меня оскорблять! У меня тоже есть честь и достоинство, я вам не игрушка!

– Для меня все люди – игрушки, – усмехнулся Вольфзунд, выпуская её локти из своих цепких пальцев. – Особенно те, кто уже продал мне кое-что. Признайся, ты давно прекратила попытки понять нашего милого Чернокнижника, верно? Ведь рядом был какой-то Тиль, наверняка куда более простой и понятный, так?

Алида закусила губу и опустила взгляд. В голове проносились воспоминания, как она играла в лото и шашки с Тилем, как болтала с ним, предоставив Ричмольду сидеть тихо в углу, хмуро погрузившись в свои мысли. Что тогда творилось у него в душе и голове? Как она могла не понимать того, что его нельзя оставлять наедине с собой и своей второй сущностью, дремлющей где-то внутри?

Вольфзунд прав, она выбрала то, что было проще и ближе. Малодушно побоялась того, кто делил тело с её другом. Испугалась неизвестности, поставив под угрозу всю их задачу. Поставив под угрозу своё будущее. И бабушкино.

– Вижу, ты поняла, – смягчился Вольфзунд. Он пригладил выбившуюся из причёски прядь и снова напустил на себя равнодушный, отстранённый вид. Алида подняла на него влажные глаза.

– Простите.

Альюд холодно улыбнулся.

– Нет, милая. На меня слова не действуют. Докажи, что всё осознала. Исправь, что натворила. Только подойди к заданию более ответственно, не так, как в прошлый раз. Приведи мне моего Чернокнижника, а себе – своего Ричика. Верни их. Верни обоих.

Алида сглотнула и медленно кивнула.

В следующее мгновение Вольфзунд резко метнулся к ней, как коршун, заметивший синицу. Он грубо схватил Алиду за руку, чуть не вывихнув ей плечо, резко дёрнул за рукав платья, надорвав тонкую ткань, и с силой прижал длинный палец к коже. Боль полоснула предплечье, и Алида закричала. Через несколько мгновений Вольфзунд отпустил её – отшвырнул от себя, едва не кривясь от отвращения.

Задыхаясь, Алида бросила быстрый взгляд на руку. На коже вспухла вторая метка – точно под первой, только куда более яркая, с воспалёнными красными краями. Алида исподлобья уставилась на Вольфзунда красными глазами.

– Не смотри на меня так. Сама понимаешь, что виновата. – Он сложил руки на груди и облокотился спиной о стену.

– Вы специально это делаете! – крикнула Алида.

– Делаю что? – Вольфзунд приподнял бровь. – Ошибаюсь? Нарушаю договоры? Не выполняю задания? Что я делаю, птичка?

– Это! – Она вскинула меченую руку. – Делаете всё, чтобы от меня ничего не осталось! Всё, чтобы захватить меня целиком!

Вольфзунд шагнул к Алиде и остановился совсем рядом с ней, внимательно и немного сочувствующе разглядывая её сверху вниз. Она снова заглянула в его глаза – чёрные, бездонные, холодные, как беззвёздная ночь, – и вздрогнула. «Не смотри ему в глаза» – гласило первое правило из старой сказки. «Интересно, хоть кто-нибудь устоял? – подумала Алида. – Или только меня так и тянет в этот ледяной омут? Меня, потому что я уже не принадлежу всецело самой себе…»

Долго она не выдержала и скоро отвернулась.

– Если бы я хотел, – проговорил он медленно, – то не церемонился бы со смертными, а сразу брал вас целиком. Моё милосердие – вот моя слабая сторона. Я даю шанс тем, кто его не заслуживает. Сам наживаю себе проблемы, когда начинаю верить в то, что кто-то из смертных лучше, благороднее, сильнее своих предшественников.

– Сильнее? – усмехнулась Алида. – Мне шестнадцать, я обычная ученица травницы. В чём я могу быть сильной?

Вольфзунд не ответил, только покачал головой.

Мутное солнце заглянуло через цветное стекло, бросив на стену узор из синих и золотых ромбов. В кабинете было так тихо, что звенело в ушах. Мурмяуз и птицы тоже притихли, затаившись на своих местах.

Алида медленно подняла глаза на Вольфзунда. Он стоял, не шевелясь, скрестив руки на груди, и о чём-то сосредоточенно размышлял. Она рискнула посмотреть ему прямо в лицо и вопросительно изогнуть бровь. Пусть скажет хоть что-нибудь! Это молчание невыносимо.

– Теперь наши проблемы умножились, – вымолвил он. – Честно признать, я не ожидал, что это случится так быстро. Должно быть, теряю хватку…

Его голос звучал тускло, и это удивительно контрастировало с недавней яростью.

– И что же, ничего нельзя исправить? – спросила Алида. – Что такого страшного произошло? Вы наверняка сможете найти Чернокнижника и привести его обратно.

Вольфзунд скривил губы.

– Я думал, ты справишься, и до такого не дойдёт. Признаюсь, ошибался на твой счёт.

Вольфзунд так посмотрел на Алиду, что ей стало невыразимо стыдно.

– Простите меня. Пожалуйста, – вымолвила Алида. – Вы разглядели во мне то, чего на самом деле не было. Я подвела вас. Наверное, вам нужны другие помощники.

– Да, – согласился Вольфзунд, – нужны. Но я не могу тратить время на поиски подходящих людей, так что в этом деле ты по-прежнему можешь мне помочь. У тебя есть то, что сильнее магии. То, что ещё может заставить Чернокнижника одуматься.

– Наверняка я снова вас разочарую, – вздохнула Алида, рассматривая узорный ковёр под ногами.

Вольфзунд повёл плечом. Он выглядел спокойным, даже уставшим, и трудно было поверить, что совсем недавно он до слёз перепугал Алиду своей яростью. Наконец Вольфзунд медленно пересёк комнату и остановился у двери.

– Пойдём, пташка. Я должен ещё подумать над этим. Договорим потом. Элли, должно быть, уже накрыла на стол.

Алида специально заняла место с краю стола, и, едва обед закончился, тихонько соскользнула со стула и прошмыгнула в коридор, стараясь не попадаться никому не глаза. После разговора с Вольфзундом ей было очень стыдно, и она хотела немного побыть одна. Она надеялась пробраться в комнату, в которой гостила раньше, и хорошенько обдумать своё положение.

Очутившись в коридоре, Алида сразу побежала к лестнице, но путь ей преградил Анс. Мальчик-ключник будто нарочно скрывался за углом, поджидая её. Алида резко затормозила, чтобы не сбить мальчишку с ног, и, грозно нахмурившись, спросила:

– Тебе чего?

Конечно, Анс ничего не ответил – никто не слышал от него ни звука. Зато цепко ухватил Алиду за локоть и повёл вверх по лестнице.

– Я и сама могу дойти! – возмутилась она. – Я помню, как попасть в свою комнату!

Но Анс не выпустил её руку. К удивлению Алиды, они поднялись на этаж выше, чем она ожидала, и свернули в другое крыло.

– Куда ты меня ведёшь? Мне приготовили другую комнату?

В душе Алида боялась, что ключнику поручили отвести её в темницу или запереть в какой-нибудь продуваемой всеми ветрами башне, чтобы наказать за провинность. На её взгляд, второй метки было вполне достаточно, но кто знает, как далеко может зайти Вольфзунд в своей мстительности?

Анс остановился перед одной из дверей и, не выпуская локоть Алиды, повернул ручку. Дверь приоткрылась, и Алида почувствовала запах ивовой коры и календулы. Анс впихнул её в комнату и как ни в чём не бывало отправился по своим делам, с детской непосредственностью подпрыгивая на одной ноге.

– Заходи, не стесняйся. – Алида услышала знакомый голос откуда-то из глубины комнаты. – И дверь прикрой. Не хочу, чтобы нас подслушивали.

Она закрыла дверь и шагнула вперёд, к широкой кровати с тканевым пологом.

– Мел, это ты? – спросила Алида, вглядываясь в ворох подушек. – Это ты за мной послал? Но как ты узнал, что я в замке? И… Почему ты лежишь?

– Человечишкины вопросики, – проворчал Мел. Его рогатая голова приподнялась над подушкой. Алида едва не ахнула, заметив, как он бледен. – На какой вопрос ответить в первую очередь?

– Ох, Мел, что с тобой? – всплеснула руками Алида. – Ну-ка давай, выкладывай всё с самого начала!

Она присела в кресло и приготовилась слушать. Алида и сама удивилась, как сильно, оказывается, скучала по Мелу. После общества Рича и Тиля его добрые насмешки казались чем-то вроде чашки крепкого чая в дождливый день: ободряющим, простым и жизнеутверждающим.

– С начала – так с начала. В тот день я проснулся, почистил зубы… а, нет, вру. Зубы-то я забыл почистить.

– Не с такого раннего начала! – Алида рассмеялась и почувствовала, как камень, лежащий на груди, становится чуточку легче.

– Ладно, ладно. – Мел забавно пошевелил ушами, чем развеселил Алиду ещё больше. – Значит, сразу к сути. Кажется, отец меня здесь запер.

Алида открыла рот от изумления. Неужели Вольфзунд так зол на неё, что досталось даже Мелу?

– О, – сказала она. – Я не думала… Я не хотела… Прости.

– Да ты тут при чём? – отмахнулся Мел. – Это всё я сам. Я взял Аргуса и полетел выручать Лиссу. Вот только люди нас заметили и… Аргус мёртв. Отец в ярости, хоть и не показывает этого. Ну и решил подстраховаться на всякий случай. Я не могу выйти из комнаты, я пытался.

– Значит, и я не смогу? – Алида испуганно оглянулась на дверь, будто надеялась увидеть там решётки или сети.

Мел закатил глаза.

– Ты и все остальные прекрасно могут входить и выходить, когда им вздумается. А я пока что пленник этой душной комнаты. Поэтому-то я и попросил Анса привести тебя. У меня есть дело, которое я могу поручить только тебе.

– Подожди. – Алида вдруг начала догадываться, почему в комнате пахнет травами. – Аргус мёртв, а ты… ранен? Люди пытались тебя убить?

Мел состроил жалобную мину.

– Пытались. Но куда им до меня? Царапнули легонько, а отец воспринял это как личное оскорбление. Конечно, Аргуса жалко – прекрасный был жеребец, и мне стыдно, что он поплатился жизнью за мою выходку. Но сейчас речь не обо мне. Я в безопасности, в родном замке, скоро прибудет Симониса, чтобы подуть на мои синяки, а вот Лисса… Лисса где-то в Авенуме. Тоже заперта, только не заботливым родителем, а какой-то странной старухой.

Он уставился на Алиду своими чёрными глазами, словно ожидал от неё каких-то действий.

– Лисса в Авенуме? Заперта? Что случилось? Что-то я не понимаю… – Алида заёрзала в кресле. Оказывается, не только у неё не всё гладко. Тяжесть снова навалилась на грудь, волнение за подругу разогнало всю радость, и настроение снова испортилось.

– Уже несколько дней, – мрачно подтвердил Мел. – Боюсь, ей угрожает опасность, и, скорее всего, это из-за меня. Не знаю, кто её пленил, но отец думает, что это ловушка для меня. Точнее, для него. Вроде как я должен заявиться выручать её, а он – меня. Поэтому он считает, что не нужно вмешиваться и идти на поводу у врагов. Как же, Манускрипт собран, магия вернулась, теперь есть задачи поважнее, чем спасение моей невесты.

Он попытался сесть повыше, но зашипел и снова откинулся на подушки. Алида вскочила с кресла.

– Так ты всё-таки серьёзно ранен! Мел, можно я посмотрю? Я кое-что смыслю в травах, если ты не забыл.

– Ну, знаешь ли, – оскалился Мел, – я как-то не склонен доверять человеческим врачевакам. Опыта у тебя, кхм, боюсь, маловато. Тренируйся на своих смертных друзьях, сколько душе угодно, а я планирую ещё пожить. Лет эдак… Пятьсот? Тысячу? Ну, ты меня поняла.

Алида села на место, пристыженная.

– Тогда зачем ты меня позвал?

– Да так, поболтать. Ты меня забавляешь. – Мел снова дёрнул длинными ушами, а потом вдруг улыбка пропала с его бледного лица, и он посмотрел на Алиду со всей серьёзностью, на какую был способен.

– Я слышал, ты вернулась одна, значит, не смогла сделать то, о чём просил отец.

Алида покраснела и опустила взгляд. Перед Вольфзундом ей хотелось оправдываться, а перед Мелом признавать своё поражение было невыносимо.

– Да не в этом дело, я не собираюсь читать тебе нотации!

– Тогда в чём?

Алида старалась говорить ровно, но голос всё равно прозвучал плаксиво, словно она была обиженной маленькой девочкой, которую снова собирались ругать за провинность.

– Ты свободна от того обещания, понимаешь? – вкрадчиво произнёс Мел, будто хотел, чтобы до Алиды лучше дошёл смысл слов. – Раз у тебя не получилось, значит, ты постаралась выполнить свою часть сделки, но потерпела крах. Ты больше не обязана следить за Ричмольдом, не обязана ему помогать. Скажи отцу, чтобы больше не взваливал на тебя такие задания. Попроси сделать то, что он тебе должен. Вряд ли ему есть выгода от того, что твоя бабушка до сих пор заперта в совином теле.

Алида смотрела на него, открыв рот. Конечно, она сама думала об этом по пути в замок, но лишь украдкой, не позволяя себе поверить, что такое возможно. Выходит, Мел сам предлагает ей взбунтоваться против Вольфзунда? Потребовать выполнения его обещания, не выполнив своё? Да Владыка тут же превратит всю её душу в восковую фигуру, а тело выбросит бродяжничать!

– Это невозможно, – выдавила она. – Ты не понимаешь, что говоришь, Мел. Твой разум помутился от беспокойства и ранения. Если я пойду против Вольфзунда, мне конец.

– Тебе конец, если будешь бездумно плясать под его дудку, – фыркнул Мел. – Отец ценит решительность. Будь не такой рохлей, покажи зубы сейчас, иначе он так и продолжит тебя использовать, пока твоё тело не истлеет от старости. А потом найдёт себе новых дурочек, которым запудрит мозги. Иди к нему и потребуй выполнить то, что ты хочешь.

Алиду бросило в жар. Может, в словах Мела есть здравый смысл? Может, так и поступить? Потребовать вернуть бабушке человеческий облик да уйти подальше отсюда, начать новую жизнь. И забыть всё как страшный сон. Но что-то внутри неё было против. Что-то поднялось со дна души, клубясь, как чёрный дым, и затмило искорку надежды, вспыхнувшую было в сердце.

«Ты лишишься покровителя. Кто ты без расположения Владыки? Не смей сбегать от него. Будь рядом, и он сделает тебя сильной, такой, какой ты никогда не станешь сама. Будешь сильной, сильной…»

– Хватит! – выкрикнула Алида. Шёпот в её голове затих, словно его и не было. В груди пекло огнём, а ноги, наоборот, стали едва ли теплее ледышек. Девушка обхватила себя руками и вздрогнула.

– Опа, – подал голос Мел, обеспокоенно выглядывая из-за горы подушек. – Так вот чей разум помутился, а всё на меня валишь. Мухоморов по дороге не ела?

– Не смейся надо мной, Мел, – попросила Алида. – Я не всегда понимаю, что со мной происходит. Иногда бывает очень холодно, будто на дворе зима, а потом грудь жжёт пламенем и такая злоба накатывает… я… я даже… – Она вспомнила, как хладнокровно убила птицу, и горло сдавило спазмом.

– Прости, – немного помолчав, сказал Мел. – Платочки в ящике, если нужно.

Алида послушно подошла к тумбочке, достала из ящика платок и шумно высморкалась. Мел снова завозился на постели.

– Ну, так вот. Я, между прочим, не закончил.

Алида подняла на него покрасневшие глаза и вздохнула.

– Эй, не смотри на меня так, иначе я почувствую себя извергом. И как отец это выносит? В общем, слушай. На этот раз у меня есть для тебя задание.

Алида застонала и упала в кресло.

– Ты даже не дослушала! – возмутился Мел. – Ничего сложного! Ты просто найдёшь Лиссу и вытащишь её из дома этой чокнутой бабки. Идёт?

– Просто соберу Манускрипт, просто помогу Чернокнижнику, просто найду Лиссу, – развела руками Алида. – Вот интересно: какие же задания у вас, альюдов, считаются сложными?

Мел пропустил её тираду мимо ушей.

– Да это легко, чего ты. Не надо тащиться на край света. Она всего-навсего в Авенуме, Алида! Не усложняй. Я бы сам давным-давно справился, если бы не заклятие, наложенное на дверь. К тому же Лисса тебя любит и не испугается, когда ты влезешь в окно. Ну, или испугается, если ты будешь смотреть на неё так же, как на меня сейчас. Пожалуйста!

Алида покачала головой. Нет уж, больше в игры альюдов она не играет. К тому же неясно, что Мел предложит ей взамен. Но, с другой стороны, Лисса была её подругой, и если она действительно в беде, а Вольфзунд не собирается ей помогать…

Дверь распахнулась, Алида резко обернулась и застыла с восторженным выражением лица.

Первой в комнату вошла Симониса, одетая в простое дорожное платье и с плетёной ивовой корзиной в руках, полной ароматных трав. Огненные кудри чаровницы волной стелились по плечам и спине, яркие глаза сверкали, как капли росы на траве. За ней вошёл Вольфзунд и прикрыл за собой дверь. Он равнодушно скользнул по Алиде взглядом, будто она была ещё одним предметом мебели.

– Здравствуйте, – пролепетала Алида, не сводя глаз с Симонисы.

– Привет, птичка, – улыбнулась чаровница. – Прости, но тебе нельзя смотреть, как я колдую над сыном господина. Не обижайся.

Алида разочарованно опустила плечи. Внезапно Вольфзунд сжал её локоть пальцами и стащил её с кресла. Алида сама не заметила, как оказалась в коридоре. Тяжёлая дверь закрылась перед самым её носом, запирая всё колдовство, которое должно было свершиться за ней.

Алида вздохнула и, постояв ещё немного, пошла искать Мурмяуза и птиц. Надо скорее добраться до своей комнаты, чтобы в одиночестве подумать над всем, что сказал ей Мел.

Глава 12,

в которой всё труднее противостоять тому, что внутри

Звёзды густо испещрили чёрный небосвод: он будто покрылся инеем и сиял, маняще и загадочно мигая огоньками созвездий. Голые, лишённые коры и листьев узловатые ветви мёртвых деревьев, похожие на вздувшиеся вены на руке великана, тянулись вверх, словно хотели обхватить небо и задушить его в объятиях.

Трава под ногами хрустела, скованная холодом. Чернокнижник шёл быстро, изо всех сил стараясь не смотреть вверх. Звёзды глядели на него будто с укоризной, и ему стоило изрядных усилий не бросить им в ответ хотя бы мимолётный взгляд. Он знал, что воспоминания далёкой прошлой жизни обрушатся на него, стоит ему взглянуть на знакомые созвездия.

Тишина стояла такая, что звенело в ушах. Не кричали ночные птицы, не стрекотали кузнечики и сверчки, не переговаривались лягушки. Даже ветер не шелестел листьями – мёртвые деревья давно лишились своих одеяний и стояли голые, белёсые, словно скелеты существ, по колени увязших в густой болотистой земле.

После того как он открыл книгу, окрестности сковал холод: не слишком студёный, но всё же неприятный, и Чернокнижник никак не мог согреться. Особенно стыли руки, и когда он пытался их согреть, потерев друг о друга, от кончиков пальцев отлетали яркие вспышки серебристого света, похожие на крошечные молнии.

Он шёл уже довольно долго, сам не зная, чего ищет. Мёртвый Лес был полон сил, тёмных и недобрых, и они, закручиваясь серебряными вихрями, оседали на полах плаща, цеплялись к сапогам, а самые отчаянные забирались на плечи и гладили лицо бесплотными ледяными пальцами.

Тропы через лес не было. Болотистая, мягкая, чавкающая под ногами земля сменялась твёрдыми переплетениями древесных корней. Между бледными стволами зияла тьма. Он устал, хоть и старался не признаваться себе в этом. Без книги сумка стала легче, но астролябия неприятно оттягивала шею. Чернокнижник раздражённо сорвал бесполезный прибор, порвав цепочку, и зашвырнул в лысые заросли багульника. К чему она сейчас, когда магия сама плывёт ему в руки?

Впереди мелькнул огонёк. Сперва неясный и трясущийся, будто морок, навеянный болотником, с каждым мигом он разгорался, заманивая дальше в чащу. Чернокнижник прибавил шаг, не сводя глаз с огонька.

Остро запахло дымом. И это не был запах магии – так пахли обычные очаги человеческих жилищ. Скоро стали различимы очертания домов. На опушке, свободной от скелетоподобных деревьев, виднелись несколько приземистых хижин. Их стены были сложены из таких же серебристых, лишённых коры стволов. В некоторых окнах горел тёплый свет. Низкие крыши были покрыты хворостом и сухой болотной осокой. Двери многих домов украшали оленьи черепа с ветвистыми рогами, кое-где над входами висели глиняные и металлические амулеты-колокольчики, тонко бряцающие на ветру.

Чернокнижник почти бегом преодолел оставшееся расстояние до первого, самого обветшалого дома и нетерпеливо заколотил в щербатую дверь. Иней покрыл брёвна и доски, и они сверкали в тусклом свете звёзд, как припорошённые сахаром печенья.

Магические огоньки, облюбовавшие его одежду, больше не сверкали, притаились. Смутно он понимал, что, скорее всего, они успели стать частью его самого, впитаться в его сущность, умножая его силы, но почему-то он не ощущал никакого прилива могущества. Он уже несколько дней не ощущал ничего, кроме холода.

Тишина нарушалась только звуком его собственного тяжёлого дыхания. Облачка пара вырывались изо рта и вздымались ввысь, смешиваясь с дымком из печных труб. За закрытой дверью тоже стояла тишина, и Чернокнижника начало это раздражать. Свет горел в окне, значит, внутри кто-то есть. Так почему они ему не открывают?

Он захотел в сердцах пнуть ногой посеревшую дверку и пинать её до тех пор, пока ржавые петли не разлетятся на куски, пока эта преграда не уберётся с его пути. Он уже замахнулся, чтобы нанести первый удар, но тут послышался лязг задвижки, и по глазам неприятно ударил оранжевый свет, узкой лентой вырвавшийся из приоткрытой двери.

Сухонькая седая старушка, ростом примерно с Алиду, вопросительно посмотрела на него, потом, поправив на плечах шерстяную шаль, жестом пригласила его внутрь.

Ему пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой низкий дверной проём. На него тут же дохнуло натопленным теплом деревянного дома, ароматом съестного, и голова приятно закружилась. Он и забыл, как это, оказывается, восхитительно – оказаться в человеческом жилище.

Старушка провела его через сени и жестом пригласила пройти в небольшую квадратную комнату.

Чернокнижник вошёл и осмотрелся. Стены были завешаны домоткаными ковриками с узорами и простыми рисунками. Посреди комнаты стоял укрытый узкой тканевой дорожкой стол со столешницей из целого спила широченного дерева. Вдоль стен ютились шкафы, серванты и полки с посудой и другими предметами, на маленьких окошках были задёрнуты тонкие занавески. За перегородкой спряталась печь. В комнате пахло чем-то вроде похлёбки, но из-за необычных специй запах был специфическим.

Он прошагал через комнату и опустился на стул. Вздох удовлетворения вырвался из груди. Старушка потеребила уголки шали и присела напротив.

– Так ты, значит, теперь хозяин наш… – задумчиво произнесла она.

Он подавил изумление и постарался придать своему лицу надменное выражение. Что она имеет в виду? Чей хозяин? Как она поняла?

– Не удивляйся, – сказала старушка, и Чернокнижник тихо фыркнул. – Думаешь, мы не почуяли ничего? Не видели моуров и стригоев? Нет, мальчик, мы не слепцы. Они приходят только на зов своего хозяина. А кто им хозяин, тот и нам.

Она встала, заглянула в шкаф и поставила на стол корзинку лепёшек и кусок вяленого мяса.

– В нашей деревне остались одни старики, – тихо проговорила она. – Как я, а то и старше. Путники к нам не захаживают – Мёртвого Леса боятся. Да и в болоте с непривычки увязнуть легко. Тут нужно знать, куда ступать. А тут ты: молодой, и волшбой от тебя за версту несёт. Сразу понятно, что старые времена начали возвращаться.

Старушка сняла с полки блестящий самовар, наполнила его водой из бочонка, достала из-под стола корзину с шишками, поместила шишки на решётку и принялась растапливать самовар. Тут же по комнате поплыл пряный хвойный аромат.

Чернокнижник хмуро наблюдал за старухой. Странные браслеты на её сухих запястьях позвякивали, сталкиваясь друг с другом. Кончики серой шали, похожие на пушистые кошачьи лапки, мягко скользили по поверхности стола.

Самовар запыхтел, выпуская первые прозрачные облачка пара. Чернокнижник откинулся на спинку стула, разглядывая обстановку старухиного дома. Взгляд заскользил по глиняной посуде на полках, по пучкам трав в дальнем углу. Хозяйка выставила на стол пузатые расписные чашки, и Чернокнижник, рассматривая их, неожиданно столкнулся взглядами со своим отражением в надутом боку самовара и едва не вздрогнул.

Его волосы из рыжих сделались тёмно-каштановыми, а глаза налились чернильной синевой ночи. Лицо стало очень бледным, щёки и глаза ввалились, губы потрескались и посерели. Он рассеянно провёл рукой по лицу, потрогал отросшие пряди, начинающие завиваться ниже скул. В своём воображении он видел себя куда более величественным…

– Как зовут тебя, мальчик? – вдруг спросила старуха, подпихивая в самовар ещё шишек.

– Р… Ч… – заикнулся он и покачал головой.

– Понимаю, – неожиданно сочувствующе отозвалась женщина. – Это тяжело. Особенно поначалу. Может, называть тебя просто хозяином? Или по имени старого хозяина?

– А кто был старым хозяином? – жадно спросил он.

– Я его не застала, – ответила старушка. – Те времена давно прошли, про моуров и их пастыря мне бабка рассказывала, а ей – её бабка. Мы и не думали, что доживём до того дня, когда они снова вернутся. Но последнего хозяина звали Маридос. Это у нас все знают.

Чернокнижник кивнул. Маридос так Маридос. Неплохое имя. Особенно для того, у кого с некоторых пор нет своего собственного.

– Серый ещё, значит, – сказала старуха, сощурив глаза.

– Серый?

– Ясное дело, что пока не Чёрный. Но и не Серебряный. Был бы Чёрным, у тебя было бы своё имя. Новое имя, а не то, чем тебя мамка кликала. Новый ты, молодой совсем. Наставник сказал, когда состоится твоё посвящение?

Чернокнижник задумчиво взял со стола лепёшку и откусил кусок. Оказывается, он и забыл, что давно не ел. В доме старухи было тепло, и он понял, что согрелся впервые за несколько дней. Мучительный холод, грызущий грудь, растаял, как снежинка, упавшая в костёр.

Наставник… Кто был его наставником? Герт? Вольфзунд? Нет. Они многое дали ему, но он не чувствовал себя их учеником. Даже неприятное ощущение, что Вольфзунд заставляет его делать то, что не хочется, давно его не беспокоило. Тот рыжеволосый горбун, чей голос направлял его и привёл сюда, который подсказал ему открыть книгу, – вот истинный наставник, а не алчный демон, ищущий свою выгоду во всём.

– Я не знаю, – ответил он старухе. – Он ничего об этом не говорил. А что за посвящение?

Женщина покачала головой, будто он был нерадивым учеником, не выучившим урок.

– Обряд перехода. Инициация, если угодно. В древности, чтобы стать настоящими колдунами, молодые люди прибывали к нам в деревню, постигали мудрость тёмной силы, учились быть терпеливыми и расчётливыми. У них отсекали имена, едва юноши ступали на Мёртвые Земли. А потом выдавали новые. Но только после обряда, когда мальчики доказывали, что достойны зваться настоящими колдунами и чернокнижниками, пастырями тёмной магии и тёмных существ.

– И что происходит во время этого обряда?

Его голос прозвучал хрипло от жадного желания узнать больше. Он достоин. Он готов. Он чувствовал, что справится, что сможет большее, чем просто собирать крупицы силы и бродить между благоговеющими моурами. Даже люди начали признавать в нём хозяина Земель, значит, он наконец-то нашёл свой путь.

Старуха метнула на него недобрый взгляд и налила в две чашки кипятку из самовара. Браслеты на её руке покачнулись, и парень разглядел, что они сделаны из каких-то серых камней и костей мелких зверьков.

– Убийства.

– Что?

– Жертвоприношения, если так тебе больше нравится. Кровавые и жестокие. Но бывает и иначе. Главное – отнять жизнь.

– У кого?

Он спросил просто так, чтобы уточнить. Наверняка надо убить оленя, кабана или другого зверя. Обычный старый дикарский обряд, ничего особенного. Даже смешно. Такая глупость поможет ему стать могущественнее? Почему же горбун ничего не говорил? Он бы давно прошёл этот обряд и получил бы больше силы.

– У того, кто тебе дороже всех.

Чернокнижник в замешательстве посмотрел на старуху. Кажется, она не шутила. Неприятный холодок пробежал по хребту. Плата за силу оказалась выше, чем он предполагал. Кто ему дороже всех? Герт? С Гертом и так произошло несчастье, вряд ли убийство птицы зачтётся. Тогда…

Алида.

Он беззвучно произнёс её имя. Пожалуй, так и есть. Незадачливая травница с котом успела стать ему другом. Он медленно кивнул. Пусть, если это необходимо. Плата за власть всегда была высокой. Но он готов. Он столько лет обходился без друзей, значит, и дальше сможет, особенно если это поможет взрастить его силу. Да только где искать Алиду? Шастает ли она до сих пор со своим фермером по деревням или подалась куда-то ещё?

В натопленном помещении стало душно, но в груди у него снова поселился стылый мрак. Наверное, так действует магия. Забирает крохи тепла, отдавая что-то куда более важное. Он пошевелил рукой, и на кончиках пальцев вспыхнули яркие серебристые искры.

– Что, уже думаешь, кого обменяешь на силу?

Насмешка в голосе старухи его разозлила, но он не подал виду. Здесь всяко лучше, чем в покрытом инеем лесу. Здесь было тепло, здесь была еда и крыша над головой, а не стонущие голые ветви. И здесь не видно звёзд, которые так и манили посмотреть на них и потонуть в беспомощном прошлом.

– Уже придумал. Но она далеко.

– Твой наставник легко всё устроит, – пожала плечами старуха. – Если она дорога тебе, значит, скорее всего, и ты ей тоже. Останется только заманить сюда. Обычно это не представляет сложности.

Старуха бросила в чашки по щепотке чёрных сморщенных листьев и синеватых цветов. Аромат чая, такой знакомый и уютный, наполнил домишко.

– Смотрю, ты с лёгкостью принял это условие, – сказала старуха, сверкнув глазами. – И так же легко убьёшь свою невесту?

– Не невесту.

– Сестру?

– Нет.

– Ты действительно готов стать Чёрным, – покачала головой старуха и вытащила из ящичка холщовый мешочек. – Серые колеблются, некоторые даже сбегают. А ты сразу согласился. Знать, и душа у тебя уже почернела, мальчик.

Он нахмурился и снова вызвал вспышки на кончиках пальцев, как бы невзначай оставляя подпалины на старухиной скатерти. Он спалит её гнилую избу, если ему у неё разонравится. Ощущать свою силу было очень приятно. Как, должно быть, прекрасно получить её всю без остатка!

Старуха сыпанула из мешочка на ладонь горстку специй и перебрала пальцами сморщенные семена и сухие соцветия. Пряный запах поплыл над столом. Женщина выбрала несколько тёмных гвоздиков и бросила гостю в чай. Запах сразу стал сильнее. Очень знакомый запах…

Он сделал глоток. Ну конечно, гвоздика! В той жизни он любил чай с гвоздикой. Он зажмурился, смакуя вкус.

Внезапно остатки холода покинули грудь, противное онемение поползло от поясницы вниз, сводя ноги. Пальцы его задрожали, и он со стуком опустил чашку на стол. Нет, только не это. Он замотал головой, выгоняя воспоминания, но картинки настойчиво всплывали перед глазами. Они пьют чай с Гертом в астрономической башне, а над ними простирается бесконечный купол неба, и крупные августовские звёзды время от времени срываются вниз. Они снова пьют чай, на этот раз сдобренный мёдом, и он, Ричмольд, едва может глотать от простуды, сковавшей горло. Он пьёт чай с Алидой, и она улыбается ему, а румянец играет на её обычно бледных щеках…

– Ведьма! – зарычал Чернокнижник, с трудом вырывая себя из омута воспоминаний. Надо убираться отсюда скорее, пока старуха не околдовала его, не опоила своими зельями. Гнев всколыхнулся внутри, как разбуженное чудовище, расправил огненные крылья и затмил разум. Чернокнижник поднялся, ухватившись одной рукой за стол, и понял, что ноги уже не так твёрдо держат его.

– Проклятая старуха!

Он выплеснул содержимое чашки прямо на женщину, с удовлетворением отметив, как она вскрикнула от неожиданности и боли. Спотыкаясь, он бросился к двери, распахнул её настежь, впуская ночной ветер в дом, и побежал прочь.

Каждый шаг давался тяжело, будто силы утекали из его тела, как вода из худого ведра. Чай, это всё проклятый ведьмин чай. Ну зачем он его пил?

Влажный ветер хлестал по лицу, и после тепла старухиного дома холод впивался в кожу больно, как осколки стекла. Травинки с хрустом переламывались под ногами, и кочки заставляли его спотыкаться всё чаще, всё крепче хвататься за обнажённые серебристые стволы.

В очередной раз споткнувшись, Чернокнижник упал, охнув от боли. Это не кочки мешали ему. Он сам стал обузой для себя. Он подтянулся к стволу и привалился к нему спиной, стараясь отдышаться. Воздух с хрипом вырывался из лёгких, устремляясь к небу. К звёздам.

Ноги не шевелились. Даже холода в них не было. Он снова не чувствовал ничего ниже поясницы. Снова стал сломанным, никчёмным. Слёзы злости и обиды обожгли щёки, и он яростно ударил по земле кулаком.

– Урод. Какой же я урод!

Ему стало страшно от того, что он говорил, о чём думал. Страшно от того, кем он успел стать. Может, ещё не поздно всё изменить? Позвать горбуна… Позвать Вольфзунда. Найти Алиду. Он схватился рукой за шею, нащупывая цепочку, но астролябии не было.

Не было пути назад.

– Алида… Герт… простите меня, – всхлипнул Ричмольд и уткнулся лицом во влажный, пахнущий сыростью мох.

Вокруг было тихо и пустынно, и никто ему не ответил.

Алида брела по саду, шурша камешками, устилавшими садовые дорожки. Одинаковые, гладко обтёсанные кругляши приятно перекатывались под босыми ногами, и это ощущение её успокаивало.

«Может, стоит выпить мятного чаю? – думала Алида. – Он помогает думать. Конечно, с мёдом. И с пряниками. А ещё лучше – съесть порцию жареной картошки, а потом – кусочек вишнёвого пирога или шоколадного торта. А может, и то и другое?»

В животе заурчало, будто желудок соглашался с мыслями хозяйки. Алида решила повернуть обратно в замок и наведаться вниз, на кухню, но вдруг услышала голоса. Слов было не разобрать, но сердце её затрепетало. Она узнала голоса говоривших и остановилась, покусывая ноготь. Это был её шанс. Сейчас, в цветущем саду, овеваемом тёплым летним ветром, она сможет спросить совета и поговорить с ними обеими наедине, без циничных насмешек Вольфзунда и хохм Мелдиана. Почему бы не попробовать? Кто поймёт её лучше, чем мудрые женщины?

Алида пробежала под аркой, увитой плетистыми розами с белоснежными цветами, свернула после фонтана с мраморной фигурой русалки и замедлила шаг, чтобы её заранее заметили. Она нарочно покашляла. Симониса и Перинера одновременно повернули головы в её сторону, и Алида восхищённо вздохнула, в очередной раз поразившись, насколько они обе красивы.

– Здравствуй, маленькая травница, – тепло улыбнулась Симониса. – Как твои дела?

– Хорошо, – немного смутившись, ответила Алида.

– Присоединяйся к нам. – Симониса мотнула гривой огненных кудрей, кивая на лавку. Перинера едва заметно повела плечами, и Алида поняла – жена Вольфзунда недовольна, что гостья своим появлением прервала их разговор.

Алида приблизилась к кованому столику, на котором стояли графин с лимонадом и несколько стаканов, и налила себе напитка. Дольки лимонов и какие-то красные ягоды бултыхнулись в стакан. Алида сделала большой глоток и сморщилась.

– Тут вообще хоть кто-то пьёт что-нибудь кроме вина? И зачем надо было маскировать его под лимонад?

– С фруктами вкуснее, – пожала плечами Симониса.

– Анс пьёт сок, – невозмутимо ответила Перинера.

Алида отставила стакан в сторону и помялась немного, не зная, с чего начать разговор.

– Как Мел? – наконец спросила она.

– Лучше, – ответила Перинера. – Симониса великая чаровница, и Мелдиану теперь ничего не грозит. Но, конечно, ему нужно отлежаться и набраться сил.

– Ты мне льстишь, – промурлыкала Симониса. – Но я действительно многое умею, не буду скромничать. И мне приятно, что Вольфзунд позвал на помощь именно меня.

– А Ричмольду поможете? – неожиданно для самой себя выпалила Алида.

Она помнила, что Симониса дала ей обещание вылечить Ричмольда, когда силы в полной мере вернутся к ней. Отчего-то Алиде захотелось снова услышать, что чаровница согласна. Это помогло бы ей поверить, что всё будет хорошо.

– Так где же твой дружок? – Симониса подмигнула ей и улыбнулась. – Я могла бы попробовать хоть сейчас. Недавно я была в Птичьих Землях – там обнаружились такие мощные магические источники! Мне кажется, сейчас я в отличной форме, не терпится испробовать свои силы.

– В том-то и загвоздка, – поникла Алида. – Он меня покинул.

– Она упустила Чернокнижника, – сухо заметила Перинера.

Искрящийся участием взгляд рыжеволосой чаровницы померк, улыбка сменилась озабоченным выражением. Алида почувствовала себя ещё хуже и повесила голову, как провинившийся подмастерье. Она села на лавку и уставилась вниз, на свои босые ноги.

– Плохо, – сказала Симониса. – Это действительно плохо. Он перестал сопротивляться чёрной магии? Воспользовался тёмной силой?

– Похоже на то, – ответила Перинера прежде, чем Алида открыла рот. Девушка почувствовала себя совсем ненужной. Должно быть, Вольфзунд уже рассказал всё жене, и они составили свою картину случившегося. Может, им теперь известно даже больше, чем самой Алиде.

– Что же ты, моя птичка, ничего не сделала? – участливо спросила Симониса.

– Да-да, я уже это слышала, – проворчала Алида. – Надо было пойти на всё, лишь бы он не думал оступиться. А вы бы справились? – Она вскинула голову, смотря прямо в глаза чаровнице. – Вы бы смогли всё сделать правильно?

Симониса села рядом и взяла руку Алиды в свою.

– Сегодня – наверное, смогла бы. Но если бы мне было всего шестнадцать лет… Если бы я была такой же напуганной девочкой, оторванной от дома… Нет, Алида, я бы не справилась. Скажу больше: я бы не стала даже пытаться. Если бы мне явился Вольфзунд, весь в шелках и бархате, сверкающий перстнями, сыплющий странными речами, то я бы просто испугалась и убежала от него. Вряд ли бы даже выслушала.

– Мой муж так страшен? – фыркнула Перинера.

– О, он прекрасен, Пери, – заверила её Симониса. – Роскошный мужчина. Но что бы ты о нём подумала, встреть его в шестнадцать?

– Я и встретила, – ответила она тихо. – Только тогда он был совсем другим. Да и я.

Ветер уронил на колени Алиды несколько грушевых листиков, и ей вдруг захотелось сделать ещё глоток вина. Она встала, наполнила свой стакан и, зажмурившись, выпила всё. Потом развернулась к своим собеседницам и посмотрела сначала на Перинеру, потом на Симонису.

– И как бы вы поступили на моём месте сейчас? Продолжили бы делать так, как хочет он, или рискнули бы постоять за себя?

– Если девочка намекает, что хочет играть по своим правилам, значит, она действительно храбрая, – заметила Перинера. – А может, просто безумная. Возможно, тёмная магия повредила её разум во время путешествия?

– Я действительно чувствую в ней волшебство, – согласилась Симониса. – И метки Вольфзунда тут ни при чём. Скажи, милая, с тобой происходило что-то необычное? Что-то действительно необычное, выходящее за рамки привычного? Не бойся, Пери ничего не расскажет своему муженьку.

Алида заглянула в глаза Симонисе. Ей очень хотелось рассказать про вспышки гнева, про холод в груди, про ярость, застилающую глаза и не дающую думать. Но ей было страшно. Страшно, что в ней могут увидеть врага. Страшно, что они решат, будто она тоже приняла неверную сторону. Страшно, что она может лишиться покровительства альюдов. Кто тогда у неё останется? Только кот и сова, которую некому будет расколдовать. В горле пересохло, и она очень осторожно произнесла:

– Я разозлилась… и убила птицу. Я не хотела. Я правда не хотела! – Дыхание перехватило, и слова поскакали безудержным галопом. – Я очень разозлилась, и вообще стала часто злиться. На всё, на всех. Но я по-прежнему с вами, клянусь! Просто иногда я злюсь, а потом мне так страшно…

Симониса обняла её за плечи и ласково поправила растрепавшиеся волосы. Алида покосилась на Перинеру. Хозяйка замка смотрела на неё подозрительно, но без осуждения. Алида слегка воспряла духом.

– Хорошо, что ты отважилась вернуться в замок, – сказала Симониса. – Ты всё сделала правильно. Но скажи… Ты не прикасалась к магическим источникам? Они выглядят как сгустки серебряного дыма или как… Что-то вроде переменчивых огней. Ричмольд должен был заключать их в специальную книгу. Если ты была с ним, может, ненароком задела источник?

Алида медленно покачала головой. Она никогда не ходила с Ричем на задания и даже не знала, что он делает, когда уходит. Наверное, в этом тоже была её ошибка…

Перинера и Симониса переглянулись. Симониса перекинула волосы Алиды на бок и начала заплетать их в сложную косу, разбирая спутавшиеся пряди тонкими пальцами.

– Ты уверена? Может, он приносил что-то с собой. В сумке. На одежде. На обуви. Магические сгустки коварны, они любят переходить на человека. Делать его своим обиталищем.

Алида упрямо покачала головой. Она бы сразу заметила это! Серебристые вспышки… Должно быть, это красиво. Хотя…

Заброшенный дом на окраине лесного болота. Беспомощный Рич ждёт, когда с ним разделается толпа местных жителей. И они с Тилем, подоспевшие на помощь. Ведь тогда на плаще Рича действительно был серебряный огонёк! И Алида потушила его своей рукой.

«Что ты наделала», – горько прозвучал в её голове низкий голос друга.

– Я потушила его голой рукой, – тихо призналась она. – А Рич уже тогда знал, что не надо было этого делать. Но почему-то не объяснил ничего.

– Наверное, не хотел тебя пугать. – Симониса вплела ей в косу несколько листочков. – Не переживай. Просто больше говори. Не держи в себе. Мы ведь не сможем помочь, если ты будешь что-то утаивать.

– Я… я стану такой, как он? – Алида подняла на Симонису испуганные глаза. Ей совсем не нравилось, каким становился Ричмольд, обращаясь в Чернокнижника: циничным, надменным, озлобленным. – Я этого не хочу.

Симониса и Перинера многозначительно посмотрели друг на друга. Алида жадно всматривалась в их лица, стараясь прочитать по ним правдивый ответ.

– Как глубоко она успела прорасти в тебя? – спросила Перинера. – Тебе не казалось, что ты сможешь пойти на всё, если магия тебе прикажет?

«Ты вернёшь свою бабушку, Стриксию Фитцевт. У тебя будет дом. И никто больше не сможет управлять тобой. Только доверься мне».

«Нет».

– Она мне не прикажет. – Алида вздёрнула подбородок и посмотрела прямо на Перинеру. – Я сильнее её.

Симониса облегчённо вздохнула и прижала юную травницу к себе. Алида почувствовала терпкий запах трав, которым пропитались её одежда и волосы. Перинера улыбнулась.

– Магия не поработит тебя, пока ты будешь с ней сражаться. Ты – человек, Алида. И тебе будет сложно. Но помни, что тьма для тебя – враг, с которым нужно бороться. Даже если будет казаться, что она стала частью тебя, – борись. Как только ты решишь сдаться – считай, что проиграла.

– Пери, не пугай девочку! Она же совсем птенчик! – пожурила Перинеру чаровница.

Но Алида была благодарна ей за заботу.

– Ты не станешь такой, как он, потому что ты – это ты, – заверила её Симониса. – Ричмольду предстояло стать Чернокнижником, потому что наш Владыка заложил в него особую силу. Ты сильна в другом. У тебя свой путь, и не стоит бояться, что ты повторишь чей-то чужой. В мире столько дорог, что невозможно точно ступать по чьим-то следам. Каждому предначертано своё. Если нить твоей жизни пересеклась с чьей-то ещё, то это не означает, что вы и дальше пойдёте бок о бок. Ты справишься со всем, что тебе выпадет, и мы тебе поможем.

– Спасибо.

От фруктового вина голову легонько повело, и Алида поймала себя на мысли, что ей не хочется вставать с лавочки, уходить от Симонисы и Перинеры, возвращаться в замок. Здесь было хорошо, и большие грушевые деревья так приятно перешёптывались над головой, словно вели неторопливую беседу о чём-то своём.

– Получается, раз я не справилась с заданием, то сделка разорвана? – снова спросила Алида, вспомнив, что говорил ей Мел про проваленные задания.

– У моего мужа были тысячи прислужников, – произнесла Перинера. – И далеко не все могли исполнить каждую его прихоть. Часто он играл: специально давал людям такие задания, которые не под силу было выполнить. Многим он так и не возвращал Аутемы из-за того, что люди не справлялись. Смертные мучились всю оставшуюся жизнь без части своего Естества. Им всегда казалось, что чего-то не хватает, чтобы ощущать себя полноценными. Это и немудрено – не представляю, как можно существовать, заложив волю. Но некоторых он отпускал. Если был в хорошем настроении.

– Возвращал волю тем, кто не выполнил задание? – не поверила своим ушам Алида.

– Говорю же: если пребывал в хорошем настроении. Ну, или если Аутем человека был настолько слаб, что не представлял для него интереса.

– А что тогда было с… с человеческими желаниями? – осторожно поинтересовалась Алида. – Можно ли всё равно рассчитывать на то, что он исполнит то, что я просила?

Перинера рассмеялась. Серьги в виде полумесяцев закачались в её ушах, и Алида залилась румянцем, подумав, что в очередной раз ляпнула глупость.

– Желания умеют исполнять синие звёзды и Первый Волшебник. Вольфзунд не исполняет желания. Он выполняет обещания в обмен на услуги. И не даёт тех обещаний, которые не смог бы выполнить. Знаешь, девочка, даже я не всегда могу предугадать его помыслы. Он всё просчитывает наперёд, исходя только из собственных интересов. Но ты можешь попробовать. Попроси, если хватит мужества. Но его ответ заранее не знает никто.

– Понятно, – пробормотала Алида. Она была разочарована.

«И с чего я решила, будто Перинера попросит за меня? Почему они должны относиться ко мне лучше, чем к предыдущим продажникам? С чего я взяла, что моё желание обязательно исполнится?»

Ей стало горько. Выходит, всё было зря и бабушка никогда не станет собой? Выходит, она так и не сможет ничем ей помочь?

– Пери! Зачем ты расстроила девочку? – воскликнула Симониса. – Алида, не слушай её! Нет, конечно, она сказала чистую правду, но попытаться всегда можно, правда? Поговори с хозяином, кажется, я видела его здесь, в саду. Ты ему нравишься, иначе он не позволял бы тебе гостить в замке.

Алида благодарно кивнула чаровнице и стала жевать апельсиновую дольку, вынутую из графина. Мел просил её найти Лиссу. Может ли он повлиять на решение отца? Надо попросить Мела что-то предпринять. Она поможет только если он поговорит с Вольфзундом и убедит его сделать то, что он обещал Алиде. Нет, так дело не пойдёт. Она уже рассуждает как альюд! Сделки, хитрости ради своей выгоды… Как она может думать об этом, когда Лисса, её подруга, в опасности?

«Ты уже не можешь поступать так, как вольна. Потому что давно связана узами клятв и обещаний. Со всеми. Ты опутала себя сетями, и избавиться от них можно лишь одним способом. Я покажу тебе выход, раз ты сама не можешь выбраться из замкнутого круга. Перестань делать вид, что ты меня не слышишь».

Сердце обожгло огнём, ноги свело от ледяного холода, и ярость, её новая знакомая, набросила чёрную вуаль на глаза. Алида сжала кулаки и стиснула челюсти так крепко, что заскрежетали зубы. Теперь она поняла, что встреча с колдовским огоньком не прошла для неё даром и где-то в глубине сердца всё-таки проросло зёрнышко зла.

– Что с тобой? – Голос Симонисы донёсся откуда-то издалека. Алида медленно повернула к ней голову. Образ травницы расплывался перед глазами, словно плавился на жаре, деревья и розовые кусты полыхали багровым пламенем.

– Не трогайте меня. Все меня оставьте! – процедила Алида. – Оставьте, оставьте! Как вы меня достали! Я устала от ваших козней! Отпустите меня! Отпустите, отпустите! – Она сорвалась на визг.

Алида заколотила по рукам Симонисы кулаками, отбиваясь. Ей казалось, что её сейчас схватят, скуют цепями, забросят в подземелье. Она вскрикнула, крутанулась вокруг своей оси и бросилась бежать по садовым дорожкам, не разбирая пути. Ярость кипела в ней, клокотала, как бурлящее зелье, но на этот раз она была приправлена острым, лишающим рассудка страхом.

Кусты хлестали её по лицу, цеплялись за платье, а замок бросал тень на её дорогу, словно огромное животное, засевшее в засаде. Ноги сами несли её куда-то вперёд, и Алида не смогла бы остановиться, даже если захотела бы.

Она так устала бояться, устала дрожать перед Вольфзундом, устала переживать за бабушку, за Ричмольда, за себя. Теперь ещё и чёрная магия готова превратить её в свою прислужницу, разъев яростью гноящуюся рану в её сердце.

Деревья впереди расступились, и Алида уже видела то место, где гора заканчивается, срываясь в пропасть. Сердце подпрыгнуло от страха, но ноги упрямо несли её прямо к обрыву, едва касаясь земли. Это было похоже на то бегство через Поле Птиц, когда она видела себя со стороны и никак не могла повлиять на события. Алиде осталось только крепко зажмурить глаза, чтобы не видеть страшный обрыв, и молиться Первому Волшебнику.

– Ну, и куда ты собралась?

Сильные руки подхватили её, как пушинку, и, крепко обняв, перенесли подальше от пропасти. Сердце колотилось громко и неистово, ярость куда-то делась, лопнув, как пузырь. Она вцепилась обеими руками в одежду Вольфзунда и зарыдала от облегчения, пряча лицо на его груди.

– Люди… – проворчал он. – Ну, полно. Не плачь.

Алида почувствовала, как рука Вольфзунда опустилась ей на голову, поглаживая по волосам, знакомый хвойный запах укутал её, и, несмотря на все страхи и сомнения, она почувствовала себя в безопасности.

Кругом эти дикие, дикие глаза. Поначалу Лиссе нравились резные изображения животных и расписные фигурки, которыми была заполнена комната старухи, но теперь ей казалось, что отовсюду за ней наблюдают горящие, злые взгляды.

Она уже едва могла передвигаться по комнате. При попытке встать голову кружило так, будто она кубарем летела с горы, а коленки подкашивались от слабости. Лисса давно поняла, что ведьма опоила её каким-то зельем, и перестала есть то, что старуха подсовывала под дверь. Однако вода тоже была колдовской: в тёмной миске нельзя было разглядеть её цвет, но жидкость пахла странными травами, а иногда на поверхности плавали сухие листочки и веточки.

Лисса пробовала отказаться и от питья, но испугалась, что без воды погибнет быстрее, чем от зелий.

Её никто не искал. За ней никто не пришёл.

Ни мать, ни Мел, ни кто-либо ещё. Все забыли о ней, будто её никогда и не существовало. Она просто исчезла, растворилась в воздухе, но, кажется, никого это не удивило.

Старуха с ней больше не заговаривала. Даже дверь не открывала достаточно широко. Лисса обессилела настолько, что уже и не думала выбраться отсюда самой.

«Что от меня хотят? Почему не скажут прямо? Зачем я здесь?» – думала она, но эти мысли быстро растворялись в тумане, заполнявшем голову.

И глаза, жадные звериные глаза смотрели на неё со всех сторон.

Дверь хрипло застонала, и Лисса встрепенулась на постели, наблюдая, как старуха вползает в комнату, словно гигантский паук. Старуха остановилась напротив кровати, с минуту посмотрела на девушку почти сочувствующим взглядом и медленно двинулась к выходу. Отчаяние придало Лиссе сил.

– Постойте! – Лисса с трудом выдавила слова из пересохшего горла. – Вы… Вы ведьма?

Старая женщина замерла в дверях, потом медленно развернулась и уставилась на Лиссу.

– Ведьма? – Она сощурила тусклые глаза. – А кто для тебя ведьмы, девочка? Гадалки? Умелые травницы? В старину ведьмы – те из смертных, которые смогли открыться колдовству – присягали хозяину-нечеловеку, чтобы получить всё, о чём можно только мечтать. Те, кто трусил, подчинялись Магистрату, который тогда был сильнее и мудрее, чем сейчас. Я не струшу, девочка. Я чувствую, что всё переменилось, и если он явится сюда, то отблагодарит меня за то, что я нашла чужеземку, от которой пахнет волшбой. Хоть и жалко мне тебя, да только ничего поделать не могу.

– Отпустите меня, – тихо попросила Лисса. – Пожалуйста.

Старуха вздохнула почти огорчённо и сцепила руки на животе поверх серого засаленного передника.

– Я бы, может, и рада тебя отпустить, девочка, да только не могу. Сейчас уже не могу. Тот, хозяин мой, он прямо вот сюда мне шепчет. – Старуха постучала себя скрюченным пальцем по виску. – И он обещал мне то, чего никто больше пообещать не сможет. Но коли найдёт тебя твой жених, то, так и быть, отпущу. Значит, на то воля Первого Волшебника. А сама – нет, прости, не выпущу.

– Вы тоже спали много лет? – спросила Лисса, лишь бы старуха не уходила. – А сейчас вернулись к жизни, да?

– Не понимаю, о чём ты, – нахмурилась старуха. – Просто в один день я услышала его. Хозяином назвался. Наверное, годы неведения можно назвать сном.

Лисса скользнула взглядом по фигуркам сов. Она чувствовала, что ответ где-то близко, но никак не могла понять, что происходит вокруг неё. Кто-то говорит со старухой… Она чувствует силу Птичьих Земель, но сама не альюд и не древун, тогда кто? Простолюдинка, восприимчивая к колдовству? Потомок колдунов прошлого, слышащая зов магии?

Старуха почти ласково провела рукой по резьбе на шкафчике.

– Как вы меня сюда принесли? – не унималась Лисса. Во рту было сухо, будто она наелась ваты, голова болела от каждого звука, но она не могла позволить, чтобы эта женщина снова оставила её. Если повезёт, она выведает, что ей нужно, или уговорит отпустить её в обмен на что-нибудь. – Вам было бы не под силу одной.

– Добрый человек помог. Сказала, что внучка перегрелась и потеряла сознание. Хорошо, хорошо всё-таки, что я учуяла твою волшбу. Хорошо…

Продолжая бормотать, она вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь. Лисса почувствовала, как по лицу катятся горячие слёзы, и мысленно взмолилась Первому Волшебнику, чтобы он помог ей выбраться отсюда.

Вырезанные на мебели зверюшки глумливо скалились на неё.

Глава 1,

в которой Магистрат разжигает пламя

Идрис с тоской поняла, что никто не собирается снаряжать корабль, чтобы отправить её домой. Никому нет до неё никакого дела.

Библиотека была переполнена. Каждый день сюда прибывали новые люди, которые хотели быть полезными Магистрату. Они толпились в коридорах, ожидая приёма, отправлялись в город с разными поручениями или просто слонялись по этажам, наивно надеясь получить хотя бы часть силы, слухи о которой будоражили простолюдинов. Самих Магистров Идрис видела редко. Вместо себя они посадили двоих молодых мужчин, переметнувшихся к ним на службу из королевской гвардии. Гвардейцы принимали горожан, которые жаждали обогатиться, предложив свои услуги Магистрату, а Идрис потом отбирала тех, кто, по её мнению, мог работать с волшебством.

Она не была уверена, что всё делает правильно: у неё не было никаких приспособлений или зелий, способных выявить восприимчивость человека к магии, и ей приходилось доверять только своей интуиции. Кто-то действительно мог бы стать настоящим колдуном, обучившись у Магистров или альюдов, – от таких людей исходила незримая сила, и когда Идрис брала их за руки, чтобы убедиться в своих догадках, по её пальцам пробегала слабая дрожь. Некоторые были менее чувствительны, но всё же не глухи к магической стихии – Идрис считала их тоже пригодными для сбора магии. Остальные же были абсолютно бездарны и ужасно возмущались, что Магистрат не собирался давать им работу, которая принесёт больше денег, чем их привычное ремесло.

Перед кабинетом для приёмов толпилось человек пятнадцать. Идрис стала осторожно пробираться через толпу, стараясь никого не задеть.

– Эй, патлатый, сейчас моя очередь! – выкрикнул плотный светловолосый мужчина и схватил сзади за воротник юношу с длинными волосами, убранными в низкий хвост. – Куда прёшься?

– Нет-нет, он записывался перед вами, – покачала головой седеющая женщина в полинявшем платье из плотной ткани. На поясе у неё болтались связки ржавых инструментов, фляга для воды и холщовый мешок, от которого сильно пахло курительными травами.

– Да хоть бы и записывался, я не собираюсь тут до темноты торчать! У меня дети дома! – возмущался светловолосый. – Подождёт, я вперёд пройду!

В очереди на него зашипели, кто-то выкрикнул оскорбление. Идрис опустила голову и быстро зашагала прочь, подальше от этой части здания. К своей работе она приступит позже, когда гвардейцы решат, кто из этой толпы достоин её внимания.

Идрис понятия не имела, что происходит с теми, кого она признавала пригодными, но Кайл говорил ей, что прошедшие проверку отправлялись в разные части Королевства, а возвращались с бутылями, полными переменчивым сверкающим туманом.

Идрис перешла в другое крыло Библиотеки. Здесь было не так шумно, и она порадовалась возможности побыть в тишине. Её ужасно утомляли шумные толпы, суета, бесконечные ссоры и стычки, вспыхивающие в очередях на приём. Она слонялась по коридорам здания, как тень, и тоска по дому выстуживала её сердце. Иногда она развлекала себя чтением, но в стенных нишах коридоров хранились в основном скучные и сложные книги. Идрис пробовала их читать, но почувствовала себя только хуже. Пару раз ей попадались дневники астрономических наблюдений. Они были чуть интереснее, и девушка представляла небо над родными Птичьими Землями, исчерченное созвездиями, о которых в этих дневниках не было сказано ни слова.

Она старалась чаще думать о родных краях, потому что боялась, что воспоминания о них скоро начнут стираться. Город был так непохож на Птичьи Земли, что Идрис иногда казалось, будто размеренная жизнь в посёлке привиделась ей в долгом сне. Она остановилась посреди коридора и зажмурилась. Солнце красным маревом пробивалось сквозь сомкнутые веки, воздух здесь пропах книжной пылью и старыми кожаными переплётами. Она постаралась представить запах свежих лепёшек с семечками и сушёными ягодами, которые по утрам пекла мать, вспомнить, как пахнет наперстянковый садик, умытый росой, в час, когда рассвет только-только занимается где-то далеко за лесом…

– Почему ты не со всеми? Ты от нас бегаешь?

Недовольный голос оборвал её мысли, и образ милого дома так и не предстал перед её глазами настолько живым, насколько ей того хотелось. Идрис обернулась и увидела Кайла, который решительным шагом ступал ей навстречу.

– А сам-то? – огрызнулась она.

– У меня важное поручение. – Кайл гордо выпятил грудь. Идрис заметила объёмистый мешок у него за спиной.

– Что за поручение? – жадно спросила Идрис.

– Не твоё дело.

Кайл явно не был настроен болтать. Он посмотрел на неё подозрительно и поправил мешок.

– А Дивидус считает, что я намного полезнее большинства бывших Хранителей, которые тут болтаются. К тому же я думала, что мы с тобой почти друзья.

Идрис постаралась кокетливо взглянуть на Кайла из-под густых чёрных ресниц. В посёлке парни млели и едва ли не дрались за право пригласить её на танец, когда она смотрела на них вот так.

– Полезнее, ведьма, – хмыкнул юноша. – Тебе повезло, что тебя додумались использовать в своих целях, а не просто сожгли на площади. Всем известно, что вы там, в своих Птичьих Землях, развлекались с демонами.

– Хам.

Идрис развернулась и быстро зашагала прочь. Ей захотелось посидеть в тишине и одиночестве. Пусть тоска по дому снова обрушится на неё. Она позволит ей запустить свои холодные щупальца в свою душу. Это лучше, чем слушать оскорбления Кайла и выжидать, когда у него появится настроение.

– Стой!

Идрис остановилась. Здесь, в городе, она стала слишком послушной. Сорванный праздник, похищение, путешествие по Большой воде сделали её осторожной, пугливой, согласной делать всё, что ей велят. И она винила в этом альюдов. Почему им приспичило вернуться в мир именно сейчас? Почему они не могли подождать ещё несколько десятков лет? Она прожила бы спокойную и счастливую жизнь, если бы не их возвращение и глупые балы.

– Пошли, – буркнул Кайл. – Только Магистрам ни слова. Да и никому из наших лучше не болтай. Мало ли что.

Они быстрым шагом пересекли коридор и начали подниматься по лестнице, ведущей в восточную башню.

– Что в мешке? – спросила Идрис.

– Увидишь, – отмахнулся Кайл.

Идрис недовольно фыркнула. Кайл заслужил репутацию угрюмого и неразговорчивого типа, не многие из обитателей Библиотеки общались с ним. Говорили, что он убил какого-то паренька – схватил за шиворот и выкинул из окна башни, как котёнка. Только тела в тот раз так и не нашли. Ходили слухи, будто Кайл и сам умеет колдовать. Бывшие ученики сторонились его, словно боялись, что он снова взбесится и убьёт кого-то ещё. Но Идрис не боялась. Она не видела его разъярённым, не считала его безумцем. Обычный мальчишка, невоспитанный и грубоватый, не более того. Отчего-то Магистры были к нему снисходительны.

Винтовая лестница уводила всё выше и выше, и Идрис гадала, в какой же из башен они сейчас находятся. Должно быть, в одной из самых высоких, которые виднелись с дальнего конца города. Из узких окон в переплетении блестящих бронзовых рам лился прозрачный свет, бросая на ступени узоры из теней. Кайл поднимался первым, и в его мешке что-то позвякивало, будто он набил его винными бутылками. Идрис распирало любопытство, но она больше ничего не спрашивала. Если Кайл сочтёт её чересчур приставучей, то больше не захочет ничего рассказывать. А от него она успела многое узнать о городе, Библиотеке и жизни бывших Хранителей и надеялась, что когда-нибудь он подскажет ей, как вернуться домой.

– Не пыхти, ещё немного, – небрежно бросил он через плечо. В скрипучем голосе Кайла звучала насмешка. Идрис вспыхнула.

– Сам дышишь, как раненый медведь. В лесу бы ты не выжил!

– Не собираюсь становиться кормом для комаров, – откликнулся он.

– Конечно, зато собираешься всю жизнь бегать по пыльным коридорам и таскать мешки с бутылками. Это очень увлекательно.

Кайл не ответил, но Идрис ощутила волны раздражения, исходящие от него. Она и правда запыхалась и винила в этом затхлый пыльный воздух Библиотеки, так не похожий на свежий лесной, которым она привыкла дышать. Дома она могла пробежать рысцой весь Мшистый лес, что к западу от поселения, и не сбить дыхание.

Лестница вывела на каменную площадку, и Кайл остановился перед мощной дверью со скруглённым верхом. Идрис обратила внимание на тяжёлые чугунные петли и полоски чёрного металла, которыми была обита дверь. Кайл опустил на пол мешок, и то, что было внутри, тревожно зазвенело. Он отряхнул руки и посмотрел на Идрис.

– Давай договоримся, лесная ведьма. Ты здесь не потому, что мы друзья или что-то ещё. Не потому, что я тебе доверяю. Просто я так захотел. Ты слышала местную байку о парнишке, которого я убил?

– Слышала, что ты поссорился с кем-то и выкинул его из окна. Но не очень-то в это верю.

– Напрасно. Мне ничего не стоит повторить этот трюк. Здесь полно башен. В некоторых даже нет стёкол в окнах. Если захочешь кому-то рассказать то, что ты здесь увидишь, то советую для начала вспомнить мои слова. Страшно? Можешь вернуться назад.

– Мне уже ничего не страшно, – ответила Идрис, но всё-таки незаметно поёжилась.

Кайл ещё немного посмотрел на неё, потом вытащил из кармана тяжёлый ключ, открыл дверь, снова забросил свой мешок на плечи и кивнул ей.

– Ну, тогда пошли.

Дверь вела в коридор. Идрис ожидала, что наверху башни будет ветрено и холодно, но, к её удивлению, на неё полыхнуло жаром. Она изумлённо посмотрела на Кайла, но тот невозмутимо шёл вперёд.

С каждым шагом становилось всё жарче. Идрис осмотрелась, ища глазами печные трубы или что-то ещё, чем можно было объяснить это тепло. Но стены были сложены из обычного серого камня, и в них не было ничего необычного. Внезапно ей стало страшно. Было в этом жаре что-то противоестественное, что-то жуткое, будто где-то впереди полыхал огонь, готовый выжечь всю жизнь из их тел. Должно быть, что-то похожее испытывали мотыльки, летящие прямо в костёр.

Кайл завернул налево и скрылся из глаз. Идрис остановилась, не доходя до поворота. Ей показалось, что там горит какой-то мощный факел: на полу танцевали красно-оранжевые блики, как от костра. Неужели там, впереди, был какой-то очаг? Или Библиотека горит? Перед глазами всплыл непрошеный образ горящей шхуны, и забытый ужас снова затмил её разум. Она не хотела, не хотела стоять здесь одна.

– Кайл? – позвала она.

– Иди сюда, – ответил он.

Идрис собрала всё своё мужество и осторожно заглянула за угол. В лицо ей полыхнуло жаром, таким сильным, что она зажмурилась. А когда Идрис открыла глаза, то невольно вскрикнула от страха и удивления.

В конце коридора размещалась огромная клетка с толстенными прутьями из какого-то жаропрочного металла. С боков не было стен – только решётки, и через них задувал ветер, который здесь, на высоте башни, был резким и злым, как хищная птица. Сначала Идрис показалось, что в клетке ярко горят три костра, разведённые прямо на каменном полу. Костры двигались и… издавали странные скрипучие звуки. От их движения жар полыхал ещё сильнее, больно обжигая глаза и кожу. Только присмотревшись, она поняла, что это не костры, а три огромные огненные птицы. Вместо перьев их тела обнимали непрестанно танцующие языки пламени, отчего силуэты птиц казались размытыми. Пол и задняя стенка клетки были частично покрыты чем-то, напоминающим толстые неровные наплывы льда.

Кайл стоял прямо перед клеткой и развязывал тесьму на мешке. Птицы смотрели на него сверкающими чёрными глазами и взволнованно вскрикивали. Одна из птиц клюнула другую, и они принялись шумно выяснять отношения. По клетке полетели искры и огненные всполохи, по форме напоминающие перья.

Одно из «перьев» пролетело между прутьями и упало недалеко от ног Идрис. Через миг огонь погас, и на полу осталась только щепотка серого пепла. Идрис во все глаза смотрела на странных существ, а Кайл, казалось, был абсолютно спокоен и ничуть не боялся огненных птиц.

– Кайл, кто это такие? – испуганно спросила Идрис. Здесь было жарко и страшно, как на пылающей палубе. Она вновь почувствовала себя растерянной и смертельно напуганной и еле сдерживалась, чтобы не броситься наутёк.

– Слышала про Священный Всполох? – Кайл наконец справился с тесёмкой и осторожно переложил мешок набок, расширяя его горловину.

– Огонь с пустошей? Конечно.

– Значит, теперь ты знаешь, каких красавцев можно «слепить» из его пламени. Не знаю, какие силы призвали старики, чтобы превратить огонь в птиц, но факт остаётся фактом. Сама понимаешь, что на воле таких пташек не встретишь. А теперь давай-ка покормим воробушков.

Он осторожно высыпал на пол содержимое мешка. С тихим дребезгом по камням пола раскатилось множество стеклянных бутылок и склянок, закупоренных пробками и воском. Внутри каждой бутылки плескались туманные магические сгустки, время от времени вспыхивая серебристым пламенем, а отблески огненных птиц окрашивали содержимое сосудов красным, будто внутри плескалась вязкая кровь.

Кайл усмехнулся, глядя на её испуганное лицо, поднял с пола три бутылки и, как следует размахнувшись, запустил их в клетку с птицами. Стекло с громким звоном разбилось, и птицы загалдели, жадно хватая изогнутыми клювами магические пары, высвободившиеся из сосудов. От жара птиц осколки стекла начали плавиться, и Идрис поняла, что за блестящие наросты покрывали пол клетки.

Кайл взял с пола ещё несколько бутылок и кивнул Идрис на мешок, подсказывая, чтобы она повторяла за ним. Идрис передёрнуло. Вот так брать и растрачивать магию на этих огненных существ? Не лучше ли забрать её себе? Она представила, что было бы, стань она сильнее и могущественнее. Она бы могла управлять намерениями и желаниями других людей. Она убедила бы торговцев взять её на корабль и сменить курс, поплыть прямо к Птичьим Землям. А может, могла бы наколдовать себе корабль с командой прямо из воздуха. Интересно, склянок, что были в мешке у Кайла, хватило бы для этого?

Звон и крики птиц заставили её вернуться к реальности. Кайл забрасывал в клетку всё больше и больше бутылок, и Идрис показалось, что огненное оперение птиц стало пышнее, а жар в помещении разгорелся ещё неистовее, опаляя кончики волос и ресниц.

Идрис вжалась спиной в стену, содрогаясь от ужаса. Кайл подошёл к ней и вложил в её руку бутылку. Птицы бесновались в клетке, стараясь захватить клювами как можно больше «угощения», их пронзительные крики неприятно резали по ушам. Идрис вопросительно посмотрела на Кайла, он махнул головой в сторону клетки и замахнулся, показывая, что ждёт от неё того же.

Идрис сделала несколько шагов по направлению к клетке и остановилась. Ей казалось, что от жара её кожа на лице вот-вот лопнет, а волосы загорятся. Она сжала пальцами горлышко бутылки и почувствовала, как по руке начинает подниматься дрожь. Чистая магия. Неукротимая, дикая стихия, о возвращении которой так мечтали древуны. Стихия, которая возродила демонов-альюдов и выгнала её из дома.

Идрис размахнулась и с силой запустила бутылкой в птиц. Стекло разлетелось, сверкнув россыпью плавящихся от жара брызг, и выпустило новое облако курчавого магического пара.

– Молодец! – крикнул Кайл и забросил в клетку оставшиеся три склянки. Идрис сильно разволновалась. В ушах у неё шумело, она часто дышала, а пальцы слегка тряслись.

Кайл отряхнул руки, вытер их о штаны, свернул опустевший мешок и зажал его под мышкой. Птицы продолжали метаться по клетке, наступая друг другу на ноги, хвосты и расправленные крылья. Последняя струйка серебристого тумана исчезла в клюве одной из птиц, и остальные две зашумели и набросились на неё. Птицы явно стали больше, чем были до «кормления».

– Вот и всё. Пойдём, – сказал Кайл и вытер пот со лба.

Идрис была рада уйти в более прохладный коридор, но никак не могла отвести взгляда от огненных птиц. Самое крупное существо внимательно посмотрело на неё блестящими обсидиановыми глазами, закричало и стало биться о прутья, требуя ещё бутылок с магией. Идрис вздрогнула и бросилась догонять Кайла.

Они закрыли за собой дверь, спустились на несколько пролётов ниже и завернули в боковой коридор. Идрис молчала, потрясённая. Кайл отвёл её на балюстраду наружной лестницы, и они остановились, облокотившись о перила. Так приятно было оказаться здесь после жуткой огненной тюрьмы! Сверху ещё доносились крики страшных птиц, но отсюда можно было подумать, что это ветер завывает под крышами башен.

– Ну, как тебе? – спросил Кайл.

– Зачем ты мне их показал? – вопросом на вопрос ответила Идрис.

– Девушки любят животных, – ухмыльнулся Кайл. – Подумал, что тебе понравятся эти птички.

Щёки Идрис зарделись, и на этот раз не от жаркого пламени огненных птиц.

– Так ты со мной заигрывал?

– Мечтай, – фыркнул он. – Просто решил, что тебе будет интересно. Знаешь, зачем старики растят этих птах?

– Зачем?

– А ты подумай. – Кайл посмотрел на свою руку, откусил заусенец на указательном пальце и сощурился, глядя на девушку. – Что делает Священный Всполох?

– Уничтожает магию, – ответила Идрис. – Но они же теперь собирают её! И… уничтожают, скармливая птицам? Но почему?

– Не совсем так, но ты мыслишь в правильном направлении. – Кайл занялся другими пальцами, ковыряя ногтями сухую кожу. Идрис поморщилась. – В бутылках была не «дикая» магия, которую собрали добровольцы, а уже, так сказать, «переработанная». Не знаю точно, что Дивидус с ней делал, он не посвящает меня в это. Но явно поработал какими-то заговорами. И эта изменённая магия кормит птиц. Да ты сама видела: они её жрут и растут. Две недели назад совсем мелкими были, а теперь скоро и клетка мала станет. Священный Всполох питается магией. И птицы, созданные из него, тоже. А теперь представь, что будет, если выпустить их размять крылья.

Перед глазами у Идрис снова пронеслась горящая шхуна, объятый пламенем порт и железнодорожная станция. Крылья птиц опалят крыши домов и деревья, они пролетят над городом стремительно, неся смерть и разрушения… Воистину, Магистрат вырастил мощное оружие.

– Наверняка они растят этих птичек не для того, чтобы воевать с людьми. Пастух не перебьёт своё стадо. А вот на волка можно и поохотиться.

Он чуть наклонил голову и хитро посмотрел на Идрис, словно ожидая её реакции. Она нахмурилась. Стадо? Волки? У него что, помутился разум? Вполне возможно, раз он не в первый раз ходит «кормить» птиц магией. Да ещё и эти слухи про то, что Кайл – неуравновешенный тип. Идрис стало страшно, и она на всякий случай отошла от перил, поближе к стене башни. Мало ли что ему стукнет в голову. Падать здесь высоко.

Но вдруг она всё поняла.

– Священный Всполох уничтожает магию. Значит, уничтожит и альюдов, если наслать птиц на замок.

– Умница, – ухмыльнулся Кайл. – По-моему, это гениально. Когда загорится замок, никто из простолюдинов не бросится звать пожарных. А Магистры избавятся от главных конкурентов и не запачкают свои белые ручки.

Идрис почувствовала, как её губы растягиваются в улыбке. Только что она сама помогла огненным птицам стать немного сильнее. Значит, приложила руку к свержению демонов, из-за которых она оказалась совсем одна, так далеко от дома.

В Птичьих Землях боготворили память об альюдах и с нетерпением ждали, когда сила вернётся в их края. Сильфа, её бабка, любила повторять, что благословение Первого Волшебника вернётся в Птичьи Земли, как только «хозяева» проснутся. Альюды проснулись, закатили никчёмный бал, больше похожий на обычную попойку, и что же? Заманили к ним чужих людей, и для Идрис это обернулось катастрофой.

Она никогда раньше всерьёз не задумывалась о том, что хочет отомстить Вольфзунду за всё, что с ней произошло. А сейчас вдруг поняла, что жаждет воздать ему со всей жестокостью за пережитый кошмар. Хочет, чтобы он тоже обезумел от ужаса, мечась среди пламени, задыхаясь от дыма, не понимая, в какую сторону бежать, где искать спасения. Она хотела, чтобы дорогие одежды Вольфзунда занялись, как пучок соломы, а белая кожа оплавилась, как воск. Если она никогда не сможет вернуться домой, так пусть и у него не останется ничего. Даже жизни.

– Можно, я теперь всегда буду ходить к птицам с тобой? – горячо прошептала Идрис и приблизилась к Кайлу, с надеждой заглядывая ему в лицо.

– Можно. – Он расплылся в полубезумной улыбке, и Идрис поняла, что не зря многие опасаются его.

В чашке плавали соцветия ромашки, горицвета, валерианы, кипрея и Первый Волшебник знает чего ещё. Алида крепко сжала ладонями тёплую чашку и глубоко вдохнула исходящий от снадобья ароматный пар.

– Может, добавить ещё чар-корень? – озабоченно спросила Симониса. – Если тебе по-прежнему неспокойно, просто скажи.

– Спасибо, не нужно. Мне уже лучше. А то засну прямо тут.

Чашка приятно грела руки, а успокаивающие травы сделали своё дело. Алида давно перестала трястись и всхлипывать. Глаза, правда, ещё пощипывало, но веки налились тяжестью и норовили опуститься.

В голове у неё была ватная пустота. Должно быть, Симониса добавила что-то ещё в снадобье, помимо знакомых Алиде трав. Ярость, страх и отчаяние отступили, словно дикие звери, которых разогнал вспыхнувший во тьме костёр. Вольфзунд отвёл её в беседку из белого камня, увитую душистой жимолостью. Элли, Лина и Анна принесли подушки, шерстяной плед и поднос со свежими пирогами, а Симониса сварила успокаивающее зелье, пока Перинера зорко следила за самочувствием гостьи.

– Как всегда, там происходит что-то интересное, а я сижу взаперти! – крикнул Мел, высунувшись из окна своей комнаты.

Алида выглянула из беседки и помахала ему рукой.

– Самое интересное не успело произойти. Твой отец поймал меня у края обрыва.

– Какая жалость! Такое зрелище пропустил! – притворно посетовал Мел и заломил руки.

Алида улыбнулась. Она была рада, что другу стало лучше.

День растворялся в сумерках, тихо догорал, как тлеющий уголёк в очаге. Откуда-то прибежал Мурмяуз: должно быть, девушки-служанки выпустили его из замка, когда ходили по поручениям. Кот трусил по дорожке, распушив хвост, и потерянно мяукал.

– Кис-кис, – позвала его Алида и, поставив чашку на столик, протянула руки навстречу коту. Мурмяуз увидел хозяйку и припустился к ней бегом. Из живой изгороди вылетело несколько испуганных птиц.

– Какое верное существо, – заметила Перинера. Она всё это время сидела с Алидой, не сводя с неё чутких тёмных глаз. – Давно он у тебя?

– Лет десять, – ответила Алида, почёсывая довольно урчащего кота за ушком.

– Солидно для простого кота. Он как-то изменился после того, как ты… начала общаться с нами?

Алида округлила глаза.

– Мурмяуз? Изменился? – Она издала нервный смешок. – Он-то ничего не закладывал! И не получал меток. Если бы он научился разговаривать по-человечески, я бы, наверное, сразу заметила.

– Между прочим, ничего смешного, – заметила Симониса. Она внимательно изучала молодые побеги жимолости, свешивающиеся в беседку. – Верный спутник почти всегда изменяется вместе с хозяином. Что, забыла свои сказки?

Она отщипнула несколько листочков с ветки, спрятала их в сумку и хитро улыбнулась. Перинере такая вольность по отношению к её саду вряд ли понравилась, но она ничего не сказала. Алида беспомощно смотрела то на Симонису, то на Перинеру.

Добрая волшебница Агадифа в сказке про замёрзшее солнце держала девятерых котов, и каждый из них умел делать что-то особенное: видеть невидимое, слышать истинные намерения, играть на гуслях… У ведьмы Везегды жила говорящая ворона, которая собирала сплетни в городе. Храбрый Сирхи-дровосек дружил с лесным барсуком. Но это всё сказки, выдумки давно живших людей. Алида поцеловала Мурмяуза в лоб и покосилась на альюдов. Вольфзунд явно шепнул им, чтобы они не отходили от Алиды, пока она не придёт в себя, а сам снова занялся какими-то, никому не известными, делами. Владыка нелюдей в замке на горе, травница-лисица – когда-то они тоже были просто героями с пожелтевших страниц. «И как я могу ещё чему-то не верить? – подумала Алида. – Я же давным-давно поняла, что в этом сошедшем с ума мире возможно всё».

– Ну что, малыш, заговоришь на древнесеверянском? – спросила она. Кот мурлыкнул и лизнул её в подбородок.

Алида улыбнулась и задумчиво посмотрела на громаду замка. Тёмная фигура спустилась по боковой лестнице и свернула в сад, в самую дикую его часть. Сонливость мигом исчезла, уступив решимости. Ей было необходимо поговорить с Вольфзундом с глазу на глаз, без свидетелей. Она чувствовала, что сумеет уговорить его сделать так, как она попросит.

– Спасибо вам за заботу, – сказала она Симонисе и Перинере и осторожно поставила Мурмяуза на пол беседки. – Простите меня, но я должна идти.

Симониса обеспокоенно посмотрела на неё.

– Допей хотя бы отвар. Ты ещё слаба, девочка. Дела подождут до завтрашнего дня, а сейчас тебе нужен отдых.

– Нет, – покачала головой Алида. – Некоторые вещи становится сложнее выполнить от того, что откладываешь их слишком долго. Мне правда пора. Извините.

Мурмяуз запрыгнул на колени Симонисе и ласково потёрся щекой о шею чаровницы. Она положила руку на спину коту и неохотно кивнула. Алида подобрала подол платья и бросилась по гравийной дорожке, догонять хозяина замка.

– Господин! – окликнула она. Исполинские деревья свесили свои узловатые ветви так низко, что высокий человек мог бы задеть их головой. На глянцевых листьях кое-где расселись светляки, мигая бледными огоньками в сгущающихся сумерках. – Вольфзунд, подождите меня!

Он обернулся, и по его лицу Алида догадалась, что он раздосадован её появлением.

– Рад, что ты здорова, – проговорил Вольфзунд. – Что ты хотела? Поблагодарить меня? Не стоит.

– Нет, – отрезала Алида, догоняя его. – Мне нужно с вами поговорить. Наедине.

– Что, неужели влюбилась в своего спасителя, как героиня сказки о принцессе из розового сада? – Альюд насмешливо скривил губы. – Увы, я женат.

– Кажется, в молодости вы были таким же невыносимым шутником, как и Мелдиан, – хмыкнула Алида. – Но нет. Не расстраивайтесь.

Вольфзунд издал низкий смешок.

– Что ж. Я как раз запланировал неспешный обход своих владений. Не составите ли мне компанию, милая леди?

Он подставил Алиде локоть, и она, немного поколебавшись, взяла его под руку. Они в молчании зашагали по дорожке, углубляясь в благоухающий свежестью сад. Алида никогда не заходила сюда, в эту часть замковых владений. Здесь было темнее из-за разросшихся деревьев и диких кустов, сверчки скрипуче стрекотали, невидимые в траве, в ветках угрюмо жужжали толстые жуки. Ей здесь нравилось больше, чем в парадной части сада с фонтанами и скульптурами.

– Я покажу тебе кое-что, – нарушил молчание Вольфзунд. – Идём. Тебе понравится.

Он прибавил шаг, свернул на узкую тропинку и повлёк Алиду в сторону тёмной горы, той самой, которая закрывала обзор из некоторых башен замка. Алида недоумевала. Что здесь может находиться? Первое дерево, трогательно выращенное Вольфзундом-мальчишкой? Или старое птичье гнездо, которое может ей понравиться?

Но скоро она различила странный блеск, пробивающийся между деревьями. Они подошли ближе, и Алида увидела, что прямо в горе выстроен грот, и стены его сверкают всеми оттенками лилового. К входу вела двойная лестница, разделяющаяся в разные стороны, как два притока одной реки. Вольфзунд шагнул на нижние ступени и остановился, выжидающе глядя на неё.

– Очень красиво, – вздохнула Алида, любуясь гротом.

– Чистый аметист, – сообщил Вольфзунд с гордостью. – Его соединили с горной породой при помощи чар, и теперь камень и гора – одно целое. Внутри тоже довольно интересно. Заглянем?

Алиде совсем не хотелось, чтобы он отвлекал её, решительность и так таяла с каждым мигом.

– Я собиралась попросить вас об одной услуге, – покачала головой Алида. Одной рукой она потеребила складку платья, чтобы справиться с волнением.

– Попросить? В самом деле? – Вольфзунд поднял брови в преувеличенном изумлении. – Что ж, маленькая смертная. Я готов выслушать твою просьбу.

Он присел на мраморный поручень лестницы и скрестил руки на груди, свысока поглядывая на Алиду.

Стены грота маняще поблёскивали за спиной Вольфзунда, но взгляд Алиды наткнулся на что-то, вмурованное в стену. Это что-то в сумеречном свете было очень похоже на человеческий череп. Алида дёрнулась и отвела глаза.

– Наша… Наша сделка… – Её дыхание вдруг сбилось, и вся уверенность исчезла, будто развеялась по ветру. Она потёрла пальцы, словно хотела согреть их. Вольфзунд с нескрываемой скукой наблюдал за её жалкими попытками собраться с мыслями.

– Наша сделка почти сорвалась из-за твоего легкомыслия, девочка, – процедил альюд. – И ты должна быть благодарна мне до гроба за то, что я раз за разом даю тебе новые шансы.

Он соскользнул с поручня, стряхнул со своей одежды видимые только ему пылинки и неторопливо зашагал к входу в грот. Алида растерянно открыла рот, не в силах подобрать нужные слова. Почему, ну почему он всегда делал так, что в итоге она чувствовала себя виноватой и неправой?

Вольфзунд небрежно взмахнул рукой, и дверь бесшумно отодвинулась в сторону, явив зияющий темнотой проход. Хозяин замка, не оборачиваясь, вошёл внутрь, и Алида обречённо зашагала за ним, покорно повинуясь тянущему ощущению в груди.

В гроте было темно, только тусклый вечерний свет сочился из четырёх высоких окон. Вольфзунд щёлкнул пальцами, и тут же сотни свечей замигали огнями в стенных нишах и причудливых канделябрах. Тёплые блики заплясали на резных аметистовых стенах и пыльных бутылках, расставленных в нишах. Таинственные и жутковатые тени залегли по углам.

– Зачем мы здесь? – решилась спросить Алида. В помещении, к её удивлению, было холоднее, чем снаружи, и она зябко поёжилась.

– Смотри внимательно. Ты всё увидишь, – загадочно ответил Вольфзунд и обвёл руками грот.

Свечи разгорелись ярче, и Алида смогла разглядеть, что здесь повсюду стоят человеческие скульптуры, теснятся вдоль стен, прячутся под столами, заставленными пыльными бутылями и склянками. Она потрясённо ахнула. Скульптуры были так же искусны и правдоподобны, как те, которые Алида видела в Зале Аутемов, только эти фигуры не сияли матовой восковой белизной, а были грязно-серыми, будто сделанными из пересохшей глины.

Алида медленно подошла ближе к одной из скульптур. Лиловые блики падали на напряжённое лицо неподвижной женщины, и с первого взгляда можно было подумать, что она живая, просто устало закрыла глаза. Алида протянула руку и дотронулась до лица скульптуры. По поверхности разбегалась сеть мелких трещин, и из-под пальцев осыпалось несколько чешуек, будто скульптура была готова рассыпаться в прах, ударь её посильнее.

Другие выглядели ещё хуже. У некоторых фигур не хватало пальцев, деталей застывшей одежды или даже целых частей тела. Алида заворожённо прошла вдоль всей этой чудовищной экспозиции, вглядываясь в испуганные, обречённые и тоскливые лица. У одной из скульптур, изображающей крупного широкоплечего мужчину, не хватало половины лица. Зрелище было настолько жуткое, что Алида поспешила отойти в сторону. Она вопросительно взглянула на Вольфзунда.

– Жалко выбрасывать. Всё-таки частицы их душ приносили мне пользу, – проговорил он.

– Это тоже Аутемы? Как в том зале? – догадалась Алида.

Вольфзунд почти с нежностью погладил одну из скульптур по застывшим волосам и сдул со своих пальцев гипсовую пыль. Алида незаметно шагнула ближе к выходу. Ей совсем не нравилось это место, а ещё больше не нравилось видеть, что Вольфзунд откровенно наслаждается, показывая ей свою страшную коллекцию погибших душ.

– В Зале я храню живые Аутемы – их владельцы служили мне верой и правдой, добросовестно выполняли все мои условия, а потом оставили частицы своего Естества в обмен на самое желанное. Их желания были куда более тщеславными и сложными, чем твоё. Ещё туда попадают Аутемы продажников, которые ещё не успели выполнить свои задания. Например, твой Аутем находится именно там. Я ценю их. Они – мои сокровища, моя сила, моя гордость. А здесь – Аутемы тех, кто разорвал сделку, так и не справившись с тем, что я от них ожидал.

Он многозначительно взглянул на Алиду, и она сглотнула комок, вставший поперёк горла. Вот, значит, что её ждёт? Или он намеренно пытается её запугать?

Алида метнула затравленный взгляд в сторону, моля о поддержке высшие силы. Свечи полыхнули чуть ярче: наверное, в окна задул вечерний ветер, всколыхнув пламя, и яркие отблески на стенах зашлись в дикой пляске. Свет упал на узоры, вырезанные в аметисте, на выложенные мелкими цветными камнями фигурки летучих мышей и драконов, и они затрепетали, как живые.

«Он силён, но ты тоже не так проста. Не давай себя напугать, добивайся своего», – шепнула магия в самом сердце.

Вольфзунд стоял близко, и Алида сделала ещё несколько шагов назад, пока не наткнулась спиной на противоположную стену. Бутылки в стенной нише зловеще зазвенели.

Магия возмущённо колыхнулась у неё в груди, обдавая знакомым холодом. Алида стиснула зубы и сжала кулаки, изо всех сил сопротивляясь её силе. Аметист подёрнулся багрянцем.

– Не подходите, – пискнула Алида. – Пожалуйста. Я… я могу на вас наброситься.

Вольфзунд остановился перед ней, в его глазах застыло недоумение. Алида вдруг подумала, что видеть его растерянность довольно приятно. Но ей не удалось насладиться зрелищем: в ту же минуту Вольфзунд запрокинул голову и рассмеялся.

– Ты? Набросишься на меня? И к чему это приведёт, девочка? Рассыплешься прахом, стоит мне только пожелать. Ты уверена, что твоя дорогая бабушка этого хочет?

– Не смейте, – прошипела Алида. Красная пелена на глазах расползалась, превращая аметистовые стены в гранатовые. – Не смейте говорить о ней! Первый Волшебник, да как можно быть таким? Вы отняли у меня всё, а теперь издеваетесь, смеётесь над моей беспомощностью! Если у вас есть хоть немного чести, если вы хоть немного уважаете всё то, что я делала для вас, то исполните мою просьбу! Что для вас это стоит? С вас не убудет, если крылья неясыти снова станут руками Стриксии Фитцевт! Да будьте вы хоть каплю человечнее!

Алида закрыла лицо руками и неровно вздохнула, стараясь успокоиться.

– Так, значит, – задумчиво протянул Вольфзунд, – ты точно намерена разорвать наше соглашение? Ты просишь от меня выполнения моего условия, не справившись со своим?

Алида оторвала ладони от лица и отвернулась. Взгляд наткнулся на Аутем юной девушки. Вольфзунд прав, всё так, только в её варианте развития событий это звучало не так изобличительно и бесстрастно.

– И тебя не пугают души этих несчастных, застывшие в вечном страдании? – Вольфзунд театрально махнул рукой на скульптуру безрукой женщины. – Ты не боишься присоединиться к ним, милая?

– Не боюсь. – Алида храбро вскинула голову, пряча за спину руки, чтобы Вольфзунд не увидел, как сильно они дрожат. – Я уже сделала для вас то, что ни один смертный до меня не делал. Я вернула вас к жизни, а вы платите мне угрозами?

– Можешь считать угрозы моей особенностью общения со смертными. Но знаешь, девочка, в чём-то ты права.

Он приблизился к ней вплотную, и Алиду окутал можжевеловый аромат. Она вжалась в стену и бросила полный отчаяния взгляд на дверь, прикидывая, можно ли отсюда убежать. Этот аметистовый грот казался ей настоящим склепом, ловушкой, плотно захлопнувшейся за её спиной. Алида метнула взгляд в сторону и в дальней стене различила вторую дверь, ведущую куда-то в толщу горы. Она удивилась, но голос Вольфзунда не дал ей как следует подумать о том, можно ли найти там укрытие.

– Выходит, ты не собираешься возвращать нашего оступившегося друга? Не пойдёшь за Ричмольдом?

– Нет, – выдавила Алида. – Он не нужен мне. Мне нужна бабушка. И дом.

– Не нужен? – Вольфзунд сощурил глаза. – Что ж, и такое бывает. Только я хочу, чтобы ты была в этом уверена. Поспешные решения, которые люди так любят принимать, могут очень усложнить мне жизнь. Поэтому будь добра, повтори это три раза.

Алида насупилась. Снова он хочет подловить её на чём-то! Но в этот раз у него не выйдет. Она точно решила.

– Скажи три раза: «Он мне не нужен». Медленно и разборчиво.

Вольфзунд улыбнулся ей почти дружески, будто желал подбодрить. Алида глубоко вздохнула и чётко произнесла:

– Он. Мне. Не. Нужен.

На последнем слове голос слегка дрогнул, но Вольфзунд одобрительно положил ладонь ей на плечо.

– Осталось только два раза. Самое сложное – начало – уже позади.

– Он. Мне. Не… – Алида заикнулась, но снова взяла себя в руки. – Не… – Отчего-то горло сдавило спазмом, и она не могла выдавить из себя ни звука.

– Ну же, – улыбнулся Вольфзунд. – Ты молодец. Ты была такой уверенной, такой твёрдой. Так скажи это снова, девочка.

– Не нужен, – пискнула Алида. Её решимость начинала рушиться, как плохо слепленные домики из тонких прутиков, которые она любила строить в детстве.

– Прекрасно. Остался всего один раз.

Алида судорожно вздохнула. Всего четыре коротких слова! Она тысячу раз повторяла их про себя, осталось произнести всего однажды. Она сможет. Сможет.

– Он, – начала она, не сводя глаз с лица Вольфзунда, как собака, ждущая похвалы хозяина. Альюд кивнул. – Мне… Он мне…

Неотвратимость этих слов душила её, Алида чувствовала себя предательницей, свернувшей с пути, когда стало тяжело двигаться дальше. Ей показалось, что, произнеся фразу до конца, она окончательно лишится чего-то очень ценного.

Она замолчала и беспомощно уставилась на Вольфзунда. Врать себе было сложно, но произносить ложь вслух, да ещё и таким образом – вовсе невыносимо. Алида шумно вздохнула и опустила взгляд.

– Вот видишь. – Вольфзунд осторожно взял её за подбородок и приподнял ей голову, чтобы заглянуть в лицо. – Я был прав. Как всегда. Я достаточно изучил людей, чтобы понимать, что к чему. Всего один разговор, милая. Просто попытайся. Найди его и поговори с глазу на глаз. И даже если из этого ничего не выйдет, клянусь, я выполню то, что давно должен был.

Глава 2,

в которой Чернокнижник готовится принять силу

Было очень холодно, даже во сне, который урывками овладевал его разумом, отвлекая от тьмы. Сны приходили мрачные, чернокрылые, словно спетые страшной птицей с женской головой. Он видел таких, они кружили мимо окон в тот день, когда у стен замка Вольфзунда решалось столь многое.

Пахло спичками и ночными цветами. Ричмольд застонал, вырывая себя из зыбкой дрёмы. Ужасно хотелось пить, словно он провалялся здесь не один день.

– Раскрой свои очи усталые, молодец, – прозвенел колокольчиком девичий голос. – Возьмёшь меня за руку – станешь снова хозяином.

Он встрепенулся и ошалело уставился перед собой.

Прямо над ним стояла бледная девушка с длинными струящимися волосами и хитро улыбалась. Она была абсолютно нагой, и Ричмольд, закашлявшись, спрятал лицо в ладонях. Его уши и щёки запылали так, словно он сунул голову в печь.

– Ну вот, а раньше танцевал со мной и моими сёстрами, – разочарованно протянула моур. – Что ты здесь делаешь? Почему сидишь один под деревом?

Ричмольд дёрнулся, чтобы подняться и уйти, но у него ничего не получилось. Ноги его не слушались, а кресла поблизости не было. Он выругался.

– Говорю же, – надула губки девушка. – Возьми меня за руку. Станешь снова хозяином.

Рич недоверчиво посмотрел на неё, стараясь не пялиться на голое тело. Моур действительно протягивала ему руку, такую тонкую и бледную, будто сделанную изо льда. Её волосы казались застывшими водами ручьёв, а глаза сверкали, как тающие снежинки.

– Меня зовут Иви, – представилась она.

Ричмольд неуверенно протянул руку, и ледяные тонкие пальцы сомкнулись вокруг его ладони. С силой, неожиданной для такого изящного существа, Иви дёрнула его на себя. Он охнул, подаваясь вперёд, а в следующее мгновение уже стоял рядом с ней. По рукам юноши и моура пробежали серебристые язычки и замерли, впитавшись в кожу. Голова закружилась, приятная ночная прохлада омыла лицо, и он почувствовал, что улыбается.

– Маридос, – представился он.

– Прошлый тоже был Маридос! Так неинтересно, – сморщила белый носик Иви. – Но на первое время пойдёт. Потом что-нибудь придумаешь.

Она внимательно изучила его лицо своими цепкими глазами-льдинками и пожала плечами.

– Не красавчик. Жаль. Ну, ничего, привыкнем и к такому. – Она одарила Чернокнижника очаровательной улыбкой и крутанулась на месте. Светлые волосы взметнулись блестящей волной, открывая его взору её стройное тело. – Пойдём к нам, мы заждались.

Иви потянула его через лес, так легко переступая по болотным кочкам, словно её ноги вовсе не касались земли, а парили в воздухе. Он не запоминал дорогу. Неважно, сколько погибших деревьев они обогнули, через сколько топких луж перебрались и с какой стороны им улыбалась луна. Мёртвый Лес обнимал их костяными руками, и они сами были лесом.

Время текло незаметно, и Чернокнижник не мог бы ответить, бегут они третьи сутки или пустились в путь только минуту назад. В этом месте он не чувствовал ни времени, ни расстояния, словно Мёртвый Лес был колесом, постоянно вращающимся по кругу, увлекающим в колдовской танец любого, кто ступит на его землю. Ему было легко – так легко, как никогда не было в прошлой жизни, и он то и дело ловил себя на том, что запрокидывает голову и смеётся в черноту ночи.

Иви тоже смеялась, и смех её был похож на звонкий хруст ломающегося льда. Краем глаза юноша замечал, как из-под земли вырываются серебряные огоньки и, пританцовывая, пускаются за ними вслед.

Внезапно моур остановилась и повернулась лицом к Чернокнижнику, не выпуская его руку из своей. От бега её дыхание участилось, вырывалось изо рта морозными облачками. Она отвела с лица длинные белые волосы и взглянула ему в глаза, хитро прищурившись.

– Будешь всем нам братом, а мне – ещё и мужем.

Она быстро обвила его шею холодными гладкими руками и стремительно поцеловала в губы – будто боялась, что другие моуры могут их заметить.

От неё исходила такая манящая магическая сила, что Чернокнижник не удержался и прижал моура к себе, продлевая поцелуй. Голову заполнил сладостный туман – такой плотный, что мир покачнулся.

– Буду, – ответил он, с трудом возвращаясь к действительности.

Иви хихикнула и снова припустилась бегом, таща его за собой.

Из-за деревьев и голых кустов им навстречу выскакивали другие серебристые девушки и, хохоча, бежали рядом, игриво встряхивая длинными струящимися волосами, похожими на чистые горные водопады. Воздух зазвенел от их беззаботных голосов, зарябил от блестящих тел, сверкающих во мраке, как гладкие бока серебристых рыб в реке.

Чернокнижник смеялся вместе с ними. Он чувствовал себя так, будто вот-вот взлетит. Дикое, необузданное счастье распирало его грудь, и ему хотелось закричать во всё горло, чтобы всё живое вокруг знало, как ему хорошо.

– А хозяин-то весёлый, – подмигнула Иви другая девушка.

Толпа моуров обступила их плотным кольцом, девушки выстроились в хоровод и бросились танцевать, увлекая юношу за собой. Их волосы и кожу серебрила луна, их гладкие плечи и ключицы мерцали, будто звёзды подарили им свой манящий свет, и Чернокнижник с замиранием сердца признал, что никогда не видел существ настолько же прекрасных, как моуры. Они плясали не жалея ног, и почва под их стопами выравнивалась, как по волшебству: лужи тёмной жижи высыхали, кочки разглаживались, а там, где ступали ноги болотных существ, на земле зажигались бледно-жемчужные огоньки, похожие на застывшие капли лунного света.

Круг ширился, к хороводу присоединялись всё новые моуры, появляясь из ниоткуда, будто сотканные из воздуха. Уже сотни девушек, похожих друг на друга, как родные сёстры, плясали вокруг Чернокнижника, и серебристые всполохи тёмной магии обнимали их со всех сторон, наполняли грудь возбуждённой дрожью, напитывали тела будоражащей силой. Звуки голосов сливались в странную песнь, в ликующий вой большой и дружной стаи, и он взлетал высоко к ежевично-чёрному небу, заставляя мёртвые деревья трястись от жути.

Сердце выпрыгивало из груди от восторга. Прикосновения тонких пальцев, гладкой кожи и мягких волос моуров кружили голову, как крепкое вино. Сотни счастливых девичьих лиц мелькали перед ним, и он уже не мог отличить Иви от её сестёр.

Ветер завыл надрывно, загудел, застонал, яростно набрасываясь на мёртвые деревья и заставляя их жалобно, по-стариковски скрипеть. Послышался звон колокольцев: сперва невнятный и робкий, он набирал силу, наливался голосом, и скоро весь воздух над Мёртвым Лесом наполнился хрустальными переливами. Чернокнижник не мог понять, откуда доносится этот звук. Казалось, будто звенела сама земля, сам ветер, сами деревья и сами озёрца болотистой воды. Он завертел головой, ища глазами источник звука, но тут одна из моуров дёрнула его за руку и, смеясь, указала тонким пальцем наверх.

Юноша задрал голову и замер. Сразу несколько плясуний столкнулись с ним и захихикали, а потом тоже подняли лица и приветственно заголосили.

Со всех сторон по древесным стволам и обломанным веткам к ним приближались странные существа. Внешне они напоминали людей, но узкие вытянутые носы и редкие светло-коричневые перья, торчащие из костлявых локтей и плеч, делали их похожими на сов-сипух. Существа передвигались по деревьям так стремительно и свободно, словно никогда не спускались на землю и не пробовали стоять на ногах. В их выверенных, молниеносных движениях было что-то жуткое и противоестественное.

Чернокнижник раскрыл рот, заворожённо наблюдая за древесными людьми. В отличие от моуров, среди них были и мужчины. Глаза созданий сверкали медными огнями, в длинные, медовых оттенков волосы были вплетены круглые колокольчики, напоминающие кракелы на городских зданиях. Ветер, играя их космами, звенел колокольчиками, наполняя воздух хрустальной музыкой.

– Стригои пожаловали, – шепнула ему на ухо Иви. – Им ты тоже помог вернуться.

Стригои замерли в голых кронах, ухватившись за ветки тощими пальцами с длинными заострёнными ногтями. Их глаза, не мигая, уставились на Чернокнижника. Они все молчали, будто ждали от него каких-то действий. Звон колокольчиков утих, лишь изредка ветер тревожил волосы стригоев, и тогда тоненькое побрякивание нарушало тишину.

Чернокнижник нервно сглотнул. Под взглядами стригоев ему стало не по себе. Моуры тоже притихли. Одна из женщин-стригоев, с длинными спутанными седыми волосами и ожерельем из костей на шее, спрыгнула на землю и неживым, похожим на скрип старого дерева голосом проскрежетала:

– Мой народ приветствует нового пастыря Мёртвых Земель.

Спустя мгновение остальные стригои начали выкрикивать приветствия. У них были странные, будто одеревенелые голоса, мало похожие на человеческие. Некоторые решили спуститься вниз и теперь стояли, сгорбившись, держась за стволы деревьев, будто боялись, что новый порыв ветра подхватит их тщедушные тела. На стригоях не было одежды, так же как на моурах, но они явно питали слабость к украшениям. Помимо колокольчиков в волосах, на многих были каменные и костяные бусы, ожерелья из перьев и веток, пояса и браслеты, сплетённые из болотных трав и крысиных хвостов. Женщины, мужчины, немощные старики – все они были болезненно-худыми, а запавшие глаза блестели, словно в лихорадке.

Иви ощутимо ткнула Чернокнижника под рёбра, и он понял, что должен что-то ответить жуткой старухе. Он почтительно склонил голову перед стригоем, размышляя, насколько низким должен быть его поклон. Старуха зашмыгала узкими ноздрями, принюхиваясь, и ощерила коричневые зубы.

– Так он всего-навсего Серый! Совсем малец. Ты, смотрю, уже задружился с моурками, но наш народ не такой легковерный. Присягнём тебе, мальчик, когда истинно Чёрным станешь. А что делать для того, ты знаешь.

Ветер колыхнул седые космы старухи, и колокольчики в её волосах тихо брякнули, будто соглашаясь с ней. По спине Чернокнижника пробежал мерзкий холод, поднимая дыбом волосы на затылке. Он разозлился на себя, на свою слабость, сразу отозвавшуюся зловещим покалыванием в ногах. Собрав всю свою ненависть к своей былой беспомощности, он сплёл её в тугой комок и вытолкнул наружу кривой полубезумной ухмылкой.

– Не беспокойтесь, стригоева госпожа. Первый Волшебник привёл меня сюда, так кто же я такой, чтобы не исполнить его волю? Остался последний шаг, и я сделаю его с радостью. Моя сила станет вашей, а ваша – моей.

Стригои переглянулись, безмолвно спрашивая что-то друг у друга. Старуха задумалась, зажевав свою серую обветренную губу, а потом медленно и почтительно кивнула. Чернокнижник выдохнул с облегчением, стараясь внешне ничем не выдать напряжения.

– Вот тогда и поговорим по душам. Если в тебе, конечно, останется душа. А пока не тревожь мой народ, не зови по пустякам, и Земли эти напрасно не сотрясай.

Старуха погрозила ему скрюченным пальцем, словно расшалившемуся ребёнку, и неуклюже развернулась. Остальные стригои уже вскарабкались обратно на деревья и протягивали руки своей предводительнице, чтобы помочь ей забраться наверх. Старуха отвергла помощь соплеменников и ловко, как огромная костлявая птица, метнулась на ветки ближайшего дерева.

Стригои развернулись и побрели прочь, с лёгкостью перебираясь с дерева на дерево. Крохотные сверкающие снежинки закружили в воздухе, покалывая кожу и покрывая одежду блестящей пыльцой. На тёмной ткани плаща они сплетались в рисунки созвездий: Большого Змея, Охотника, Серебряной Рыбы. Чернокнижник и сам не заметил, что уже не смотрит в спины уходящим стригоям, а заворожённо разглядывает снежинки на собственном рукаве. В тусклом свете они мерцали, как настоящие звёзды, усеявшие небосвод, а потом начали таять, растекаясь слезливыми каплями. Он покачнулся на ослабевших ногах и вздрогнул, когда Иви схватила его за локоть.

– Устал плясать, Маридос? – смешливо шепнула она ему на ухо. – До рассвета ещё далеко. Успеем вытоптать ещё с десяток кругов. А если встретим болотников… – Она красноречиво взмахнула кистью, и на её ладони зажёгся сиреневый огонёк.

Чернокнижник несколько раз рассеянно моргнул. При упоминании о болотниках ему вспомнился тот день, когда они с Алидой пешком добирались из замка в город, и его колени снова едва не подогнулись. Иви обворожительно улыбнулась ему, остальные моуры тоже заулыбались и начали нетерпеливо приплясывать на месте в ожидании нового витка веселья.

Он встряхнул головой, натянуто улыбнулся и позволил серебряным девушкам снова увлечь себя в исступлённую круговерть дикого танца.

Он проснулся на рассвете. Всё кругом молчало, болота сковало хрупкой морозной коркой. Робкое солнце едва пробивалось сквозь молочный туман, серебря голые стволы деревьев. Моуров и след простыл, зато там, где они бесновались ночью, теперь красовались хороводы странных бледных грибов, светящихся бледно-лиловым сиянием.

Голова кружилась, будто накануне он перебрал ежевичного вина. На секунду в нём вспыхнул страх: а вдруг он снова стал ничтожным калекой? Но нет. Ноги хоть и затекли от сна в неудобной позе, но всё-таки без труда повиновались. Чернокнижник тяжело поднялся, стряхнул с одежды приставший мох и травинки и с наслаждением втянул стылый воздух.

Морозное утро занималось на востоке. Выпущенная из книги тёмная магия что-то сделала с этим краем, прогнав лето и навсегда сковав окрестности холодом.

Старуха-стригой сказала, что они будут ему служить, как только он станет достаточно силён. Все хотят, чтобы он стал настоящим Чёрным, но какая выгода от этого ему самому? Что смогут делать моуры и стригои, служа ему? Наверняка рыжебородый колдун знает ответ. Но как найти колдуна? Чернокнижник прислушался к сонной тишине, но уловил только далёкий крик выпи. Он закрыл глаза и позволил тьме опутать сознание вязкой паутиной, вслушиваясь в надрывное биение своего сердца. Где-то там он должен ждать его. Где-то там всегда звучит его голос.

Он нащупал колдуна через четверть минуты. Тот был занят разговором с кем-то. Чернокнижник удивился: кто, помимо него самого, достоин внимания наставника? Неужели в Мёртвый Лес пожаловали гости? Он втянул носом воздух, улавливая дух колдовства, тянувшийся из глубины болот, и решительно зашагал дальше на север.

Он шёл быстро, почти бежал, едва касаясь ногами земли, и это было так восхитительно, что сердце замирало от сладкого ощущения свободы. Он был будто опьянён своими возможностями, и серебряная магия бурлила в жилах, подогретая ночным шабашем с моурами.

Он забрёл в тёмную чащу, земля здесь была суше, чем в остальных частях Мёртвого Леса, и не чавкала под ногами от близости болот, а помимо скелетов погибших деревьев здесь росли могучие ели с совсем чёрной хвоей. Где-то впереди он уловил голоса. Разговаривали двое. Чернокнижник двинулся дальше, раздвигая чёрные еловые лапы.

Он узнал голос горбатого колдуна – густой и низкий, как раскат грома. Второй голос – молодой и энергичный – тоже показался ему смутно знакомым, но юноша пока не мог припомнить, где его слышал и как звали его обладателя.

Впереди он различил две фигуры: тёмную сгорбленную, принадлежащую колдуну, и другую, облачённую в изумрудный камзол. Он узнал молодого альюда, который гостил у Вольфзунда перед тем, как хозяин замка отправил их с Алидой на новое задание. Кажется, его звали Ленард.

– Поверить не могу, Эллекен… Не лучший образ для сильнейшего из Владык, не находишь?

Эллекен. При звуках этого имени что-то шевельнулось у Чернокнижника в груди. Словно вся та серебристая субстанция, которую он впитал, взбурлила разом, сплетаясь в плотный комок. Эллекен. Он никогда не слышал раньше этого имени, но сила внутри него считала иначе. Она потянулась вперёд, как верное животное тянется к хозяину, который вернулся из долгого путешествия.

Чернокнижник сделал несколько бесшумных шагов вперёд и спрятался за толстым еловым стволом, оставаясь скрытым от глаз Эллекена и Ленарда. Ему показалось, что они не захотели бы, чтобы их перебивали, и также не будут рады, если узнают, что он подслушивает.

Ленард оценивающе оглядел Эллекена с головы до ног и, прищурившись, спросил:

– У твоего тела рыжие волосы и голубые глаза. Уж не два ли сердца бьются под этими рёбрами? Как у древних стригоевых вождей, рыжих и голубоглазых.

– Ты так уверен, что вообще хоть что-то бьётся? – ухмыльнулся Эллекен. – Может быть, и два. А может, ни одного. – Он широко развёл руки в стороны, показывая Ленарду своё тело, и ухмыльнулся ещё шире. – Бывший владелец этой оболочки подарил её мне. Преподнёс, как жареного кролика на блюде. Ему определённо не стоило настолько увлекаться колдовством, если он хотел прожить спокойную человеческую жизнь. Но тщеславие и жажда могущества сгубили его, бедняжку, зато мне подарили возможность вернуть то, чего меня лишили.

– Тело смертного человека… Но разве это возможно? Ты был повержен! Я сам видел, как ты рассыпался в прах! Ещё и этот Сон длиной в столетия. Несомненно, ты всегда был сильнейшим из нас, но… Как тебе это удалось?

– Тебе, малыш, придётся пожить ещё пару тысяч лет, прежде чем ты наберёшь достаточно сил. – Эллекен был явно доволен тем, что Ленард ошеломлён. – Ты прав, Вольфзунд уничтожил моё прежнее тело, но моя сила, освобождённая от оболочки, затаилась здесь, в Мёртвом Лесу. И пока вы все сладко спали из-за происшествия, которое по наивности допустил мой сын, я всего-навсего дремал, лелеял крохи силы, готовый в любой момент воспользоваться ими. Магия была заперта, это так. Зато я отправился в Небытие задолго до того, как волшебство заключили в книгу, и унёс с собой крупицы своей мощи. За девятнадцать лет до истечения срока Договора я наконец-то сумел заполучить новое тело. Это был уже не очень молодой, но амбициозный мужчина. Рыжий, с растущим горбом на спине. Он служил королю – молодой Гиорт очень хотел иметь при дворе своего колдуна. Настоящим колдуном тот мужчина, конечно, не был. Но так отчаянно желал оправдать надежды своего господина, что выпросил у него месяц свободы и прибыл сюда. Он верил, что северные Земли хранят колдовские секреты, и надеялся обрести здесь настоящие магические силы. В какой-то степени ему это удалось. Только он перестал быть собой, отдав своё уродливое слабое тело мне.

И уже не колдун-самоучка, а великий Эллекен вернулся во дворец. Признаю, поначалу мне было трудно овладеть искусством управления этим бренным телом. Все вокруг списывали неуклюжесть колдуна на опьянившую его силу. Тогда магия ещё была заточена на страницах проклятой книги, но я чувствовал, что скоро время придёт. Я слышал, как стучит сердце нашей родной стихии, как тихо содрогаются Земли, дрожа от нетерпения. Мне оставалось подождать совсем немного.

И я не терял времени зря. Я давно понял, что из Вольфзунда никудышный наследник. Старший сын никогда не разделял моих взглядов. Он вырос слишком вальяжным, человеколюбивым, не стремящимся ни к чему, кроме собственного удобства. Его не волнуют судьбы нашего народа. Он не желает могущества альюдам, только возится со своими смертными игрушками. А мне нужен был наследник, способный разделить мою власть, желающий того же, что я сам. И он был нужен мне как можно скорее.

Конечно, смертная женщина – не лучшая партия для такого, как я. Но я выяснил, что в роду королевы Жиевы были древуны и ведьмы Южных Островов. «Вполне неплохо», – решил я. Ну, а соблазнить её не составило для меня труда.

– Так это из-за тебя король сошёл с ума? Из-за тебя повесили королеву? Но… Горбуна тоже казнили! Я знаю эту историю! И ребёнка убили, так что твой план, увы, провалился.

– Тут ты не прав. Точнее, прав лишь наполовину. Горбуна действительно казнили, и тело его давно сгнило в земле, источенное червями. Я цеплялся за него, пытался вновь заставить человеческое сердце биться – но, увы, жизнь не слишком-то охотно цепляется за их хрупкие тела. Я остался один на убогом деревенском кладбище. Без сил, без тела. Снова.

– На королевском кладбище в Авенуме? – недоверчиво спросил Ленард.

– Конечно, нет! Люди часто хоронят своих мертвецов там, где они родились и прожили большую часть жизни. Тем более король приказал отвезти тело колдуна дальше от столицы. Колдуна похоронили в болотистом лесу, рядом с его старым домом, где он начинал постигать магическую стихию. На его могиле возвели столб, как и положено. Но ночью пришли крестьяне и разнесли его в щепы. Дикари с топорами и факелами, они ревели, как раненые вепри, когда от столба остался лишь жалкий обрубок. Мне, лишившемуся тела, пришлось занять бывший дом колдуна и ждать, пока не придёт время. К счастью, на это не потребовались столетия. Вольфзунд, сам того не желая, сделал мне подарок: нашёл нового юнца, подходящего для должности Чернокнижника, и подтолкнул его в мою сторону. Я довольно быстро нашёл ключ к его новой сущности, той, что бродила вечерами, охотясь на тёмную стихию. А что было дальше, ты и сам знаешь.

Мальчик послушал меня и выпустил на волю всё, что так тщательно собирал для Вольфзунда. И это стало лучшим подарком за долгое время. Я пил выплеснувшуюся тьму, как самое сладкое вино, и она питала меня своей силой. Правда, этих сил хватило только на то, чтобы воссоздать облик последнего тела, давшего мне убежище. Конечно, я не получаю удовольствия от того, что у меня на спине горб. И эта борода… никогда не любил рыжих. Но тело королевского колдуна – наиболее подходящее для меня сейчас. Лишь жалкие крохи, тусклые искры волшебства я хранил в своём бесплотном духе. А тот человек оказался первым за долгое время, кто добровольно потянулся к колдовству, кто раскрыл своё сердце навстречу забытой, томящейся взаперти стихии. Мы с ним потянулись навстречу друг другу, мы были самыми одинокими существами во всём мире, жаждущими встречи. И даже смерть не смогла загасить эту искру.

Эллекен самодовольно повёл плечами и продолжил:

– Я найду себе новое тело, как только мой Чернокнижник добудет мне достаточно магической пищи. То, что сделал со мной Вольфзунд, не прошло бесследно. Я не могу быстро перемещаться, мне не хватает сил на долгие переходы, я не могу бродить по миру и впитывать магию сам. Но теперь у меня есть помощник. Мой наследник, которого я так ждал. За взрослением которого наблюдал издалека, ожидая, когда магия вернётся и поможет ему услышать мой зов.

– Мальчик погиб! Это уж точно! Гиорт приказал убить бастарда Жиевы! Ты что, успел завести запасного? – Ленард, казалось, не слишком охотно верил россказням горбуна.

– Так уж и погиб? Нет, Ленард. Мой младший сын не погиб. Его отнесли в лес, это правда. Но Первый Волшебник позаботился о нём и послал ему женщину, которая и нашла его посреди чащи. Потом мальчика перекупил астроном-недоучка. Мне было на руку, что мой сын стал учеником астронома. Звёзды, знаешь ли, гораздо больше располагают к магии, чем всё остальное, доступное людям для изучения. Затем Первый Волшебник помог мне снова, отправив моего младшего сына в гости к старшему. Вольфзунд сделал его ещё более восприимчивым к чарам. А потом и вовсе назначил Чернокнижником.

Чернокнижник судорожно сглотнул и тяжело прислонился спиной к еловому стволу. То, что он услышал, казалось невероятным. У него закружилась голова, и он ухватился за нижнюю ветку, чтобы не упасть. Перед глазами заплясали искры, к горлу подкатил липкий ком. Он – сын этого полумёртвого колдуна? Сын альюда Эллекена? Сын королевы? Брат… Брат Вольфзунда?! Нет, нет, такого просто не может быть. Колдун жил так долго, что его разум помутился. А может, давно умерщвлённое тело, поддерживаемое лишь толикой волшебства, уже пришло в негодность, отравляя его разум.

Ветка, за которую он держался, с громким хрустом обломилась, и юноша, потеряв равновесие, неуклюже вывалился на землю между деревьев. Эллекен и Ленард тут же замолчали и повернулись в его сторону. Чернокнижник едва не сгорел от стыда.

– Вот и ты, сынок, – заметил Эллекен.

Чернокнижник поднялся и угрюмо посмотрел на них. Ленард встретился с ним взглядом и растерянно моргнул. Должно быть, ему тоже было непросто принять то, что долговязый тщедушный паренёк – наследник величайшего правителя альюдов.

– Воспитанные молодые люди докладывают о своём прибытии старшим, – произнёс Эллекен. – Ничего, я ещё успею воспитать тебя. Иди к нам, мальчик, раз уж ты успел что-то услышать.

Он так властно посмотрел на Чернокнижника, что тому ничего не оставалось, как повиноваться. На слабых ногах он вышел из своего укрытия и встал перед двумя альюдами. Рядом с ними он снова чувствовал себя робким и застенчивым и прилагал все силы, чтобы не выпустить на волю того жалкого слабака, которого он запер внутри себя.

– Полагаю, ты встречался с Ленардом раньше? – спросил Эллекен.

Юноша кивнул.

– Удивительно, – пробормотал Ленард. – Это всё чёрная магия? Она сделала с ним это?

Эллекен с гордым видом кивнул и отступил в сторону, чтобы Ленард мог лучше рассмотреть Чернокнижника. Юнош ответил ему тяжёлым взглядом исподлобья.

– Я был прав. Вольфзунд – полнейший глупец, раз отказывается использовать эту силу.

– Не такой уж он и глупец, – возразил Эллекен. – Просто он не переоценивает себя. Даже если бы он мог, у него не хватило бы сил использовать её во благо себе. Сил, мужества и изобретательности. Он боится, что тёмная магия доберётся до людей и сделает их одержимыми. Боится, что Магистрат научится использовать её быстрее, чем он. Боится, поэтому сражается с ней. Но Вольфзунд не может сам иметь прямых дел с тьмой, ты знаешь это. Однако мне эта стихия знакома так же хорошо, как птице знакомо небо, а моуру – болотная топь. Если ты, Ленард, пришёл, чтобы помогать мне, я рад, что из двух правителей ты выбрал сильнейшего. Скоро многие поймут, что Вольфзунд не прав. Ты ведь раскроешь им глаза, Ленард?

Молодой альюд как-то растерянно посмотрел на горбуна, потом перевёл взгляд на Чернокнижника, и на его лице снова отразилось изумление. Было видно, что ему нелегко дать обещание служить новому предводителю, хоть он и пришёл сюда для того, чтобы увидеться с Эллекеном.

– Подойди ко мне.

Голос Эллекена звучал так убедительно, что Чернокнижник сам невольно сделал шаг вперёд, хотя и прекрасно понимал, что его просьба относилась к Ленарду.

Ленард, как заколдованный, подошёл к Эллекену. Горбун щёлкнул пальцами, и на его ладонях заплясали серебристые огоньки, так хорошо знакомые Чернокнижнику. Эллекен протянул одну руку Ленарду, и тот медленно, словно не совсем понимая, что делает, вытянул свою руку навстречу. Кончики его пальцев погрузились в магический огонёк, а потом и вся серебристая субстанция будто впиталась в руку Ленарда. Он вздрогнул, рассеянно заморгал, а потом осклабился в полубезумной улыбке.

– Я чувствую её внутри себя.

Эллекен удовлетворённо улыбнулся и произнёс:

– Теперь ты убедился, какой силы лишён Вольфзунд. В этих местах её много – целые сокровищницы силы. Надо только уметь отделять и приручать её. Я умею. И ты научишься, если захочешь. Мой сын тебе поможет. – Он повернулся к Чернокнижнику, по-прежнему держа серебристый огонёк на второй ладони. – Ведь правда? Маридос, не так ли? Это имя ты выбрал себе?

Он нервно кивнул, чувствуя, будто на затылок кто-то давит, заставляя его голову склоняться. Колдовской сгусток заманчиво мерцал в руках Эллекена, перетягивая взгляд на себя. Чернокнижнику нестерпимо захотелось коснуться его, поднести к губам, выпить без остатка, впитать в себя, принять его сущность. Кровь побежала по жилам быстрее, а где-то глубоко в груди тоскливо завыл ничтожный человек, которого он так старался забыть.

– Это твоё, бери, – почти ласково сказал Эллекен. Его седеющая рыжая борода, освещённая серебром, казалась выкованной из какого-то драгоценного металла, а голубые глаза сверкали, как отблески на тёмных болотных водах. – Возьми её до капли. Посмотри, кем ты станешь, сынок.

Чернокнижник жадно потянулся к манящему огоньку, стараясь не обращать внимания на крики смертного в своей голове. Его пальцы коснулись вожделенного пламени, и тут же по всему телу пробежала крупная дрожь. Магия впиталась в кожу, забурлила в крови, ударила в голову. Если раньше он просто чувствовал, что изменился, стал сильнее и властнее, то сейчас понял, что наконец-то бесповоротно стал другим. Он посмотрел на свои руки: кончики пальцев стали чёрными, как уголь, кисти – пепельно-серыми, и только бледные предплечья сохранили привычный цвет.

Он поднял взгляд на Эллекена и увидел на лице горбуна одобрительную улыбку.

– Теперь ты готов к новому воплощению, Маридос. Только представь, какая сила ждёт тебя. Чернокнижники прошлого не просто следили за магическими источниками, укрощая их тёмную мощь. Они повелевали созданиями тьмы, укрощали их и вместе с Волхвами, пастырями других волшебных созданий, обеспечивали мирное сосуществование смертных, альюдов и остальных существ. Ты будешь повелевать всей нежитью, а они будут с радостью выполнять все твои желания, как ручные псы. Вместе мы станем править всем сущим. Разве это не прекрасно?

– Я тоже! Тоже хочу быть с вами! – горячо заявил Ленард. – Я буду вам полезен! Я расскажу всем альюдам, как ничтожен Вольфзунд по сравнению с тобой, Эллекен!

Он едва не захлебнулся своим восторгом, и Чернокнижник бросил на него презрительный взгляд.

– Приятно слышать, что ты принял твёрдое решение, – сказал Эллекен. – А что же ты, Маридос? Почему молчишь? Скажи, ты готов к обряду?

Если сейчас он – Серый, то какое же бескрайнее могущество откроется ему, когда он станет истинно Чёрным? Восторг и пламенная жажда величия зажглись в его сердце.

– Ты во мне ещё сомневаешься? – ухмыльнулся Чернокнижник. – Конечно, я готов.

Голос человека в его голове наконец-то замолк, будто погребённый под снежной лавиной.

Крылья ловили ветер, внизу простирались тёмные хвойные леса с зеркалами озёрец и болот. С каждой минутой становилось холоднее, и изредка в воздухе начали попадаться мелкие снежинки, похожие на манную крупу. Кемара зорко просматривала сорочьими глазами местность: не шевельнётся ли где знакомая человеческая фигура? Не вспыхнет ли серебряный огонёк?

Хозяин послал её в путь, чтобы она разузнала вещи, закрытые для него самого. В голове Кемары не укладывалось: неужели было на свете что-то, неподвластное Окэлло? Что за лихо должно было осесть в северных болотах, чтобы сделать эти Земли недоступными для взора Вольфзунда?

Он не мог дотянуться туда взором или переместиться в Мёртвые Земли – что-то на севере противилось этому. Зато у сороки – обычной птицы – должно получиться. Ничего сложного тут не было, нужно просто слетать и посмотреть, что там происходит, чем занят Чернокнижник и не натворил ли он непоправимого.

Ей было странно думать о том, что Рич, всегда такой робкий и тихий, стал вдруг могущественным магом, которого остерегается сам Окэлло. А может, Вольфзунд боится вовсе не Чернокнижника, а чего-то – или кого-то другого?

Зато, если она выяснит что-то стоящее, хозяин может её наградить. А если повезёт и она принесёт на хвосте особо ценные сведения, то, может, этого будет достаточно, чтобы вырваться из его оков и зажить новой жизнью.

Её птичье чутьё безошибочно различило запах магии, разливающийся по студёному воздуху. Ничего хорошего это не сулило. Так резко и ярко могла пахнуть только самая чистая чёрная ворожба, смертельно ядовитая, отравляющая всё вокруг. Перья у сороки встали дыбом. Птичье сердце заколотилось от предчувствия беды. Если бы не приказ Окэлло, она сломя голову бросилась бы прочь, вспарывая воздух резвыми крыльями, и мчалась бы так долго, пока не выбилась бы из сил.

Чёрные еловые леса начали редеть, между деревьями всё чаще темнели болотистые участки, а вместо могучих елей из земли торчали уродливые, поломанные скелеты деревьев, до блеска обточенные злыми ветрами. По земле здесь клубился туман, похожий на пролитый яд, белёсый и густой, как маковое молоко.

Удивительно, но даже в этих краях жили люди. Кемара различила кособокие квадратики крыш и почуяла острый запах дыма, тянувшегося из печных труб.

Эти места казались ей больными. Кривые, источенные ветром остовы деревьев, мутные болотистые лужи, жухлые травы под ядовитым покровом колдовского тумана – будто какая-то смертельная болезнь настигла землю, и даже этот непривычный для лета холод походил на предсмертный озноб.

Зоркий птичий глаз выцепил человеческую фигуру, одиноко бредущую по редкому перелеску. Сорока взмахнула чёрно-белыми крыльями, ловя воздушный поток, и начала плавно снижаться.

Кемара опустилась на обломанную ветку и крепко обхватила её когтями, чтобы не упасть. Обточенная ветром древесина, к тому же без коры, была весьма коварным насестом. Сорока взмахнула хвостом, восстанавливая равновесие, и воззрилась сверху вниз на человека.

Сначала ей показалось, что это кто-то из местных жителей. Но потом она смекнула, что плащ юноши скроен по городскому фасону, а сапоги явно стоили слишком дорого для жителя забытой Первым Волшебником северной деревушки. Сорока взлетела с ветки и нацелилась на соседнее дерево, чтобы опередить юношу и взглянуть на него с лица. Птичьи когти скользнули по толстой ветке, и она возмущённо застрекотала, хватаясь лапами за твёрдую древесину. Когда Кемара, тяжело взмахивая крыльями, взгромоздилась на ветке, то поняла, что наделала слишком много шума. Юноша остановился и внимательно разглядывал её, чуть склонив голову набок.

Кемара недоверчиво уставилась на него. Лицом он походил на Ричмольда как брат-близнец. Но вот его осанка была совсем не похожа на осанку вечно зажатого, сутулого астронома. Волосы и глаза юноши были темнее, чем у её друга, и Кемара замерла в недоумении.

Незнакомец подошёл ближе и расплылся в ухмылке.

– Здравствуй, Кемара.

Он щёлкнул длинными пальцами, и сорока почувствовала, как её ноги начали расти, перья втянулись в кожу, а клюв стал уменьшаться. Когти втянулись в пальцы, и она, взвизгнув по-человечески, неуклюже упала вниз.

Кемара ударилась о поросшую мхом землю и замерла, тяжело дыша. Не может быть! Над её обликом властен только Окэлло, тот, чьей рукой было наложено колдовство! Так как же она смогла стать человеком сейчас, когда хозяин далеко от неё? Может, он решил, что именно сейчас ей лучше оставить птичий облик?

– Очень мило, что ты решила проведать меня. Больше никто из «друзей» сюда не добрался.

Юноша подошёл к ней и присел на корточки рядом. Кемара грузно перевалилась на спину и села, подтянув колени к подбородку. Как всегда после перевоплощения, голова у неё кружилась. Она недоверчиво взглянула на юношу.

Те же угловатые скулы, покатый лоб, сломанный нос со вздёрнутым кончиком и крупные тёмные веснушки по всему лицу. Это точно он. Только странно изменившийся и какой-то… злой. С его изящными кистями рук произошло что-то странное: они были будто покрыты слоем толчёного угля, который темнел от предплечий к кончикам пальцев.

– Кто ты? – хрипло прокаркала Кемара. Голос пока плохо слушался её, то ли от волнения, то ли от неумелого перевоплощения.

– Не узнаёшь? – с притворным сочувствием спросил он и покачал головой. – Как же так? Мы были друзьями в прошлой жизни. Мне даже казалось, что ты чуточку влюблена в меня. Да уж, поистине птичье легкомыслие.

– Нет, – возразила Кемара. – Ричмольд быть не такой. Ты – не он. Что ты с ним сделать?

– С унылым калекой? – хмыкнул юноша. – Посадил на цепь. Утопил на дне болота. Запрятал в подземелье. Думай как нравится. Только его больше нет. Есть я. Мои подданные зовут меня Маридосом. Если хочешь, можешь называть меня так же.

Кемара поняла, что худшие опасения Окэлло подтвердились. Чёрные силы сделали своё дело, превратив её друга в странного колдуна, который успел основать на болотах своё безумное королевство. Что за «подданные» присягнули ему? Густой дух волшбы, стоящий в воздухе, не предвещал ничего хорошего. Нужно скорее донести Вольфзунду, что Ричмольд превратился в опасного противника. Неизвестно, как он захочет использовать свою силу, что за тёмное колдовство совершит. Любое его действие может быть опасно для шаткого равновесия. Лучше, если хозяин поскорее пришлёт кого-нибудь из альюдов, чтобы разобраться с новоиспечённым магом, пока не стало совсем поздно.

– Превратить меня обратно, – зашипела она.

– Зачем? – удивился Чернокнижник. – Мне как-то больше нравится разговаривать с человеком, чем с птицей. Я же не чокнутый, как некоторые.

Он хохотнул, и Кемара прикусила язык, чтобы не поспорить с его последним утверждением.

Если уж она добралась сюда, нашла Чернокнижника и убедилась в его магической силе, то ей нужно узнать о его планах как можно больше. Если она всё вызнает и расскажет хозяину, он может щедро вознаградить её и сестёр.

– Что за подданные у тебя? – спросила она. – Старики из развалюх?

Он долго смотрел на неё немигающими тёмными глазами, под которыми залегли фиолетовые тени. Кемара заметила, что его щёки совсем ввалились, волосы спутались и отросли, а кости ключиц выпирали, как спицы на колесе. Кемара посочувствовала ему. Должно быть, тёмная магия так вскружила ему голову, что он даже забывал поесть и отдохнуть. Она нашла его бредущим по лесу. Только Первый Волшебник знает, сколько часов он брёл так, забыв обо всём на свете и улыбаясь своим безумным мыслям.

– Отнюдь, – выдохнул, наконец, Маридос-Чернокнижник. Облачко его дыхания обдало Кемару запахами ночных фиалок и жжёных спичек. Она поморщилась и отвернулась. – Надо вас познакомить. Женщины любят собираться в компании и болтать о всяких пустяках.

– О чём ты говорить? – спросила Кемара.

Юноша выпрямился во весь рост, сделал несколько шагов назад и, улыбнувшись ей, медленно развёл руки в стороны. Поднялся холодный ветер, и Кемара пожалела, что не надела перед превращением тёплое платье. Крупные снежинки закружили в воздухе, запах колдовства стал таким сильным, что от него щипало в носу.

Из земли позади Чернокнижника начали вырываться серебристые язычки пламени. Они плясали на ветру, разгораясь сильнее. Кемара во все глаза смотрела на них, пытаясь понять, что происходит. Ближайший серебряный костёр взвился на высоту человеческого роста, а в следующий миг обернулся стройной девушкой с длинными серебряными волосами. Второй, третий, десятый огоньки тоже стали девушками, и скоро их серебристые фигуры заполнили всё вокруг. Кемара вскрикнула от страха.

Она узнала моуров. Ими становились души тех, кто добровольно закончил жизнь, бросившись в воды реки или пучины моря. Отчего-то и мужские, и женские души принимали облик стройных молодых девушек, и от этого моуры пугали Кемару ещё больше. В давние времена Чернокнижники присматривали за ними, как и за другими порождениями тьмы, и следили, чтобы коварные дети болот не причиняли никому вреда. Моуры жестоки и кровожадны: Кемара слышала, что раньше они частенько воровали младенцев у смертных женщин и выпивали их кровь, угоняли из деревень скот, сжирая его заживо, и заманивали молодых мужчин, увлекая в свои опасные хороводы.

Моурам нужен сильный пастырь, которого они будут бояться. Тот, кто устоит против их колдовства и останется твёрд, даже когда сотни обнажённых красавиц предложат ему пуститься с ними в дикий танец под луной.

Рич явно не был таким.

Ему одному не совладать с таким полчищем моуров. А стригои? А болотники? И вся другая нежить, порождённая магией? Нужны десятки Чернокнижников, чтобы навести порядок. Десятки могучих опытных колдунов, обученных альюдами. А сейчас у Окэлло есть только этот мальчик, сбившийся с пути.

Моуры хихикали и откровенно кокетничали с Чернокнижником. Он лучезарно улыбался серебряным девушкам, свысока поглядывая на Кемару. Она медленно покачала головой.

– Это плохо. Рич бы так не поступить. Ты прятать его внутри себя, но знай, что он всё слышать. Я говорить ему. Рич, одумайся. Вернись.

Моуры визгливо захохотали, как стая развеселившихся галок. Чернокнижник скалился в злобной усмешке. Внимание моуров явно льстило ему, и он красовался перед ними, как актёр на сцене ярмарочного балагана.

Кемару передёрнуло от отвращения. Она поднялась с земли, оправила платье и гордо вскинула голову.

– Превратить меня обратно. Сей же час!

Чернокнижник обернулся на моуров и, с сожалением кивнув им, снова вздел руки. Девушки вновь обернулись кострами и исчезли, угаснув среди клочьев тумана. Юноша подошёл к Кемаре вплотную и приподнял её подбородок двумя пальцами. Кемара дёрнула головой и отвернулась.

– Раньше я тебе не говорил, что ты красивая, – сказал он. – Будешь моей?

– Что?! – возмутилась Кемара.

– Моей подданной. Ты ведь хочешь навсегда остаться человеком, не так ли? И твои сестрички тоже. Ты уже убедилась, что я достаточно силён, чтобы менять твой облик, Кемара. Останься со мной, и больше никогда не обернёшься птицей. Если сама того не пожелаешь, конечно. Перестань быть марионеткой демона. А я защищу тебя от него, если он узнает.

– Если, – горько усмехнулась Кемара. – Он уже знать. Наверняка знать. От него ничего не скрыться, Рич. Ты думать, он такой, как ты. Такой, как вы, люди. Но Окэлло совсем другой. Тебе его не понять. Он узнать, и он убить и меня, и моя семья.

– Так уж он и всесилен? – Глаза Чернокнижника странно сверкнули. – А что, если есть кто-то сильнее его? Нет, я сейчас не про себя. А про того, кто намного старше и опытнее Вольфзунда.

– Не может быть, – отрезала Кемара. – Он мёртв. Не может быть.

– Ну, допустим, – уклончиво улыбнулся Чернокнижник. – Тем не менее. Ты можешь остаться здесь, под защитой меня и моих моуров. Стригои тоже станут слушать меня, едва я обрету большую мощь. Только представь: что такое Вольфзунд и горстка его нелюдей против Чернокнижника и армии нежити? Неужели ты хочешь вечно быть на побегушках? Такая красивая, такая сообразительная! Обладающая магией кукольников! Ты станешь сильнее, Кемара, и, может, научишься управлять самим Вольфзундом. Твоя семья заживёт, как живут все люди. А всего-то нужно выполнить одну мою просьбу.

Кемара сглотнула ком в горле. Она знала, что не пойдёт против Окэлло. У неё не хватит духа. То, что предлагал Чернокнижник, было дурманяще-заманчиво. Прекрасные картины встали перед её глазами, расцвели красками, будто им суждено было стать явью. Да, она мечтала освободиться. Мечтала, чтобы её сёстры и родители обрели человеческую жизнь. Но она мечтала добиться этого сама, своей верной службой хозяину. Тем не менее она спросила:

– Какую просьбу?

Чернокнижник довольно улыбнулся. Всё равно теперь его лицо было отмечено печатью какой-то внутренней злобы. Рич никогда не смог бы так ядовито улыбаться. Магия изменила его, и Кемара боялась, что больше никогда не увидит его прежним.

– Сделай всего одну куклу. И заставь её прийти сюда. Это просто для тебя, я знаю. Ты даже не пойдёшь против воли Вольфзунда. Может быть, ему это даже понравится. Мне нужна она, чтобы взрастить свою силу.

Тёмный обряд. Кемара всё поняла. Она даже не стала спрашивать, кого именно он хочет заманить в Мёртвый Лес. Этот ритуал древен, как мир. Маг должен убить того, кем дорожит больше всех, и это сделает его истинно могучим, очернит его душу настолько, что его уже нельзя будет спасти. Такое не искупить, и это зло навеки срастается с душой самого колдуна, становится его проклятием.

Ревность кольнула её. Если бы он попытался прямо сейчас убить её саму, ей было бы не так больно. Почему именно Алида? Чем эта странная девчонка стала так дорога ему?

– Так что ты ответишь? Ты приведёшь мне Алиду Фитцевт?

Кемара промолчала. Всё-таки он просил от неё слишком многого.

Глава 3,

в которой Алиде нужно собираться в путь

– Придётся вас оставить. По-другому не получится. – Алида старалась, чтобы её голос звучал жёстко, а взгляд был строгим.

Кот, сова и козодой расселись на кровати и не мигая смотрели на неё тремя парами круглых глаз.

– И не смотрите так на меня! Я уже объясняла. Ты, Мурмяуз, будешь путаться под ногами и подвергать себя опасности. Я буду за тебя переживать. Бабушка, господин Гертарт, я понимаю и ценю вашу заботу, но лучше мне поехать одной. Вряд ли на пути попадётся много гостиниц, вам нужно будет долго лететь… или сидеть в телеге… Не стоит, в общем. – Алида стушевалась. Она поняла, что её доводы никуда не годятся. Три пары глаз моргнули и продолжили смотреть на неё.

– Короче, я не знаю, куда меня занесёт на этот раз. Говорят, в тех краях не очень симпатично. И поэтому я хочу, чтобы вы все остались в замке. Если с вами что-то случится, то получится, что я всё-всё делала напрасно. Давайте договоримся по-хорошему, иначе я попрошу Вольфзунда запереть вас в башне.

Мурмяуз смешно растопырил пальцы на задней лапе и принялся вылизывать их розовым языком. Козодой издал скрипучий звук и отвернулся. Сова пренебрежительно зевнула и стала перебирать клювом пёрышки на своей груди.

– Господин Лаграсс, – с мольбой в голосе Алида обратилась к козодою. – Мы с вами путешествуем уже давно, и бабушку вы, наверное, неплохо узнали. Она пожилая женщина… Точнее, птица… Понимаете, я не могу взять её на север, она устанет и замёрзнет. Поэтому вам лучше остаться и присматривать за ней. Вам, конечно же, очень хочется найти Ричика и помочь ему, но вы же ничего не сможете сделать, вы просто козодой.

Козодой раскрыл клюв и возмущённо застрекотал. Алида услышала его негодующие мысли и смутилась.

– Герт, ну пожалуйста! Я не хочу брать с собой бабушку в эти опасные Земли, вдруг с ней что-то случится! А кто присмотрит за ней лучше, чем вы? Если я не буду переживать за вас, бабушку и Мурмяуза, то ничего не будет отвлекать от главного. Я быстрее найду Ричика, а когда он поймёт, что был неправ и вернётся, Вольфзунд превратит вас обратно. Вы ведь хотите стать снова человеком, господин Гертарт?

Козодой посмотрел на неё так, будто она сморозила величайшую глупость. «Естественно», – услышала Алида, как мелькнула птичья мысль. Юная травница воодушевилась и продолжила уговоры.

– Всего-то дней пять, не больше. Я быстро, туда и обратно, а вернусь уже с Ричем. Так что потерпите совсем чуть-чуть, Вольфзунд же поклялся вернуть вам облик. А может даже, я уговорю его подарить нам по домику где-нибудь недалеко от Биунума. Вы сможете продолжить свои астрономические наблюдения, да и вообще будете жить как раньше, и даже лучше. А у нас с бабушкой будет маленький, уютный дом, окошки с резными наличниками, флюгер-петушок на крыше, печка в изразцах и красивая скатерть из столичной ткани с вышивкой. Мы будем каждое утро печь свежий хлеб с травами и семенами, и больше никто никогда не потребует от нас ничего опасного и сложного. – Алида почувствовала, как глаза начинает щипать, и заморгала. – Только помогите мне, господин Лаграсс, присмотрите за бабушкой, и всё это станет правдой.

Он украдкой промокнула глаза. Неясыть вспорхнула и села ей на плечо, обнимая мягким крылом. Козодой поупрямился ещё немного, но потом всё-таки сдался, и Алида разобрала согласие в его мыслях.

– Спасибо, мои милые, – с благодарностью выдохнула Алида. Ей показалось, будто с её плеч сняли непосильный груз, который давил на неё вот уже несколько дней подряд. Она действительно очень боялась, что с бабушкой и Гертом в Мёртвых Землях может произойти что-то опасное.

Алида сгребла в охапку птиц и сжала их в объятиях. Сова недовольно фыркнула и легонько клюнула её в плечо.

– Сильно сдавила, да? – виновато спросила Алида. – Прости.

Она, тяжело дыша, ворвалась в кабинет Вольфзунда.

– Я опоздала? Простите, простите, – залепетала Алида. – Эти ваши лестницы… Длинные коридоры… Чуть не заблудилась.

Алида быстро прошагала к креслу и бесцеремонно уселась между двумя мягкими подушками. На столе она заметила тарелку с её любимыми маковыми сушками и вазочки с фруктовым желе. Алида ободрилась: по крайней мере, даже неприятный разговор можно скрасить вкусной едой. Вольфзунд изогнул бровь и слегка улыбнулся.

– Надо будет найти тебе преподавателя по этикету, когда вернёшься.

Алида покраснела и выпрямилась в кресле, чинно сложив руки на коленях.

– Ну, хотя бы так.

Альюд придирчиво осмотрел Алиду с головы до ног, и под его тяжёлым взглядом она почувствовала себя ужасно неуютно. Вольфзунд выглядел озабоченным, хотя и старался делать вид, что всё в порядке, – Алида достаточно изучила его, чтобы понять, что его что-то тревожит.

– Ты готова? – спросил он.

Алида сжалась в кресле и жалобно посмотрела на него.

– Если честно, то мне очень страшно.

– Не думаю, что путешествие на север станет опаснее всего, что тебе уже довелось перенести.

– Не в этом дело, – покачала головой Алида. – Я боюсь не опасности. Я боюсь быть одна. Со мной никого не будет, верно? Если бы только… Допустим, если бы вы отправились со мной…

«Что за чушь я несу?» – подумала она и смущённо опустила взгляд.

Вольфзунд грустно усмехнулся.

– Милая храбрая пташка, ты не знаешь и половины того, что знаю я об этих местах. Мне нельзя там появляться. Поверь мне на слово, я бы хотел тебе помочь, но увы…

– Получается, вы посылаете меня туда, куда боитесь сунуться сами? – Алида горько усмехнулась. Ну конечно, снова хитрости и недомолвки – Вольфзунд не умеет иначе. – Знаете, что я вам скажу? Иногда мне кажется, что я ошиблась в выборе. Лучше бы я отнесла страницу в Магистрат. С людьми иметь дела как-то проще.

– И навсегда потеряла бы Стриксию Фитцевт. Если тебя, конечно, не устраивает её пернатый облик. Не забывай, что каждое решение влечёт за собой последствия.

Вольфзунд заложил руки за спину и стал вальяжно прохаживаться по кабинету. Алиду раздражали его медлительность и хладнокровие, ей захотелось вспылить, чтобы хоть как-то растормошить его.

– Так расскажите мне то, что знаете! – потребовала она. – Я не ваша игрушка! Я ваша помощница! И имею право знать, на что вы меня обрекаете!

Вольфзунд взмахнул рукой, и Алида почувствовала, как её горло сжалось, не в силах больше выдавить ни звука. Она метнула на него взгляд, полный желчи и ярости, и воинственно скрестила руки на груди.

– Каждый раз кто-то из продажников – в основном, женщины – решает, что может мне дерзить и требовать от меня чего-то. Тебе всего шестнадцать, а ты уже пытаешься пристыдить Владыку альюдов – что же будет дальше, Алида?

Вольфзунд сокрушённо покачал головой и опустился в кресло напротив.

– Я не боюсь ехать с тобой. Я не могу. Между этими понятиями лежит глубочайшая пропасть. Чернокнижник не по своей воле отправился в Мёртвые Земли. Теперь я понимаю, что его туда призвали. Сомневаюсь, что он вообще давал себе отчёт в том, куда идёт и что делает. Тьма, пустившая ростки в его сердце, управляет им слишком властно. А она, в свою очередь, подчиняется другому хозяину.

Должно быть, ты никогда не слышала этого имени, Алида. Но когда-то оно было известно даже шире, чем моё собственное.

Я не всегда был правителем альюдов. Далеко не всегда. Этот титул пришёл ко мне с победой. С победой над собственным отцом.

Алида вытаращила глаза. Она никогда не задумывалась над тем, кем были родители Вольфзунда и были ли они вообще. Он казался ей таким древним, таким могущественным, как сами горы, как сам мир. Мысль, что и это существо было когда-то любимым ребёнком, наивным и непосредственным, никак не желала укладываться в голове.

Вольфзунд рассмеялся, когда заметил, насколько она поражена.

– Да-да, моя милая, и я был ребёнком. Моё детство было спокойным и счастливым. Наши разногласия с отцом начались, когда я решил жениться на смертной девушке.

Алида ушам своим не верила. Вольфзунд и смертная девушка? Не может быть! Она ещё сильнее вытаращила глаза, и Вольфзунд, снова рассмеявшись, взмахом руки вернул ей голос. Алида закашлялась и выдавила:

– Вы шутите?!

– Серьёзен как никогда. Перинера родилась обычным человеком. Настолько обычным, что моего отца это возмутило до глубины души. Как же так: наследный принц, будущий хозяин прекрасного северного замка, подающий надежды юный альюд волочится за простолюдинкой! Сначала Эллекен пытался меня отговорить. Потом грозил лишить наследства. А когда понял, что я не отступлюсь, объявил мне войну.

Вольфзунд на минуту задумчиво замолчал, будто воспоминания захлестнули его с головой, как мутная волна. Алида сгорала от любопытства. Ничего себе, у Вольфзунда, оказывается, интересное прошлое! И, выходит, он вовсе не такой сухарь, каким кажется? Она попыталась представить его юным и бесшабашным, спорящим с отцом из-за своей невесты. Действительно, для Эллекена – или как он его назвал? – такое решение сына должно было стать страшным ударом по самолюбию.

– А что дальше? – не выдержала Алида.

Вольфзунд поднял взгляд, и на миг на его лице отразилось удивление, будто он забылся и не сразу понял, чего от него хочет гостья.

– Дальше было многое, – вздохнул он. – Многолетнее противостояние. Я всё-таки женился на Перинере и нашёл способ сделать её такой же, как я сам. Мы воздвигли этот замок, перебрались подальше от Эллекена. Со временем всё больше альюдов тянулись ко мне, к моему пониманию жизни и справедливости.

– Погодите-погодите! – Алида затрясла головой, как щенок, попавший под дождь. – Не так быстро, пожалуйста! Вы говорите, Перинера была смертной, а потом стала альюдом? Но как? Разве такое возможно?

– Как смешно ты таращишь глаза, девочка, – хмыкнул Вольфзунд. – Это стало возможно моими усилиями. Как я и говорил, в юности я был довольно способным. Насколько я знаю, до меня никому не удавалось превратить смертного в альюда. По крайней мере, здесь, – он обвёл рукой древние книги, громоздящиеся на полках, – о подобном ни слова. Я потратил несколько лет, показавшихся мне вечностью, но всё-таки сумел получить нужное средство, соткав его из звёздного света, аромата ночных цветов, бликов на поверхности ручья и самых важных слов.

– И как, интересно, вы проверяли своё зелье? Много было неудавшихся опытов? – поинтересовалась Алида.

– Ты зришь в корень, маленькая травница. Конечно, были провалы. Я втайне экспериментировал над отцовскими продажниками. Над тем, что от них оставалось. Эллекен никогда не забирал какую-то одну часть Естества, как это делаю я. Он выпивал людей до дна, оставляя лишь бесчувственные скорлупки. Даже если всё шло хорошо и продажник получал то, что желал, он не испытывал удовлетворения и счастья, оставаясь безучастным и апатичным. Тогда мне казалось, что я поступаю с ними благородно. Лучше погибнуть от несовершенного зелья, чем влачить пустое существование, пока не рассыплешься от старости.

Алида сглотнула. Сколько всего она съела и выпила в замке, не задумываясь, что ей предлагают? Может, и на ней ставили какой-то опыт?

– Сколько страха в ясных глазах, – покачал головой Вольфзунд. – Я уже много веков не пробую ничего на людях. Зачем? Я добился того, что мне было нужно. Один из продажников стал альюдом, отведав сотый вариант варева. Я убил его, чтобы он не страдал целую вечность без воли и души.

– А что же Перинера? Она согласилась выпить непонятно что из ваших рук?

– Конечно. – Вольфзунд самодовольно хмыкнул. – Смертная малышка была так беззаветно влюблена в меня, что безропотно приняла странное зелье. Нет-нет, не думай, что я хотел использовать её для своей выгоды. Я действительно любил её, и люблю до сих пор. Мне непременно нужна была невеста-альюд, но я не мог смотреть ни на кого, кроме неё. Я надеялся, что, сумев сделать Перинеру альюдом, я получу одобрение отца, женюсь на любимой и заслужу уважение остальных древних семей. Мне пришлось жестоко разочароваться.

Эллекен рассвирепел. По его мнению, зелёному юнцу не пристало без одобрения Владыки затевать такие серьёзные опыты. Его больно задело моё упрямство. Перинера в глазах отца всё равно оставалась простолюдинкой, и ничто не могло переубедить его. Мать встала на мою сторону, пыталась образумить Эллекена, но жестоко поплатилась за это…

Вольфзунд поднёс пальцы к вискам, будто его внезапно сразила головная боль, и прикрыл глаза. Он замер в кресле, словно изваяние, и Алида забеспокоилась.

– Господин? – позвала она, когда тишина стала совсем в тягость.

Вольфзунд зашевелился и медленно, будто его тело затекло, поднялся и встал у окна, сложив руки за спиной.

– Извини, – проговорил он. – О некоторых вещах будет трудно говорить даже спустя тысячу лет. Но речь ведь не о моей матушке, верно? Напомни, Алида, на чём я остановился?

Алида посмотрела на него с недоверием и сочувствием. Не может быть, чтобы Вольфзунд потерял контроль над собой. Неужели ему так тяжело вспоминать о чём-то?

– Как случилось, что вы всё-таки стали Владыкой? – спросила она.

– Тоже нелёгкая тема, – вздохнул Вольфзунд. – Ах, Алида, почему я рассказываю всё это именно тебе? Почему ты не можешь просто отправиться в путь, как другие продажники? Неужели награда недостаточно высока, чтобы взяться за задание безропотно?

– Но вы же сами решили рассказать о вашей молодости, – пробормотала Алида. – И, если честно, это ужасно интересно! Я совсем ничего не знаю об альюдах. И о вас. А мне хочется узнать вас лучше, я ведь уже довольно долго живу с вами под одной крышей.

Вольфзунд скользнул по ней взглядом, и она почувствовала, что краснеет.

– В самом деле? Что ж. Пристальное женское внимание всегда приятно, моя милая. Я постараюсь не вдаваться в подробности, хотя эта история, несомненно, достойна того, чтобы посвятить ей целую книгу.

Отец отказался от меня. Не только из-за Перинеры. У нас было множество разногласий. Эллекен хотел, чтобы весь мир служил альюдам. Мечтал подчинить все людские города, сделать людей пустыми оболочками, продавшими всё ради исполнения низменных желаний и достижения богатства. Я видел его чертежи, Алида. Прекрасные города, в которых люди прислуживают альюдам. Я не хотел этого. Не потому, что я так люблю людей, вовсе нет. Просто я убеждён, что весь этот мир, все владения Первого Волшебника совершенны и прекрасны в том виде, в каком они существуют испокон веков и до наших дней. Нельзя убрать один элемент, не заменив его другим. Нельзя ничего трогать, не пустив при этом весь мир под откос, ты меня понимаешь?

Вольфзунд шагнул к Алиде, и в его глазах горел такой огонь, такое желание быть понятым, что она почти ощутила это пламя кожей. Она ответила на его взгляд и тихо сказала:

– Я понимаю вас. И я согласна с вами.

Вольфзунд улыбнулся ей и кивнул.

– Спасибо, Алида. Я рад, что ты меня слышишь. Каждый город, каждый край, каждый народ – бесценен. Мир полон сокровищ, и я не мог позволить, чтобы отец обокрал нас всех, поступив так с беспомощными людьми. Кто-то из альюдов поддерживал Эллекена, но многие всё же были против его замыслов. Знаешь, наш народ вообще не слишком жаждет великих завоеваний и громких побед. Мы дорожим другими ценностями: любим работы славных ремесленников, крепкое вино, красивых женщин, пляски под звёздным небом и колдовские песни у воющего костра. Поэтому альюды поддержали меня, когда я заявил, что имею полное право называться их властелином, когда Эллекен отойдёт от дел. Думай обо мне как хочешь, Алида. Неприязнь одной смертной девочки никак не повредит мне.

Спустя несколько лет наше противостояние накалилось до того, что всем стало ясно: это кончится лишь смертью одного из нас. Я был вынужден вызвать Эллекена на поединок.

Вольфзунд снова опустился в кресло. Величественная осанка изменила ему: он как-то разом сник, словно постарел не на одно тысячелетие. Уголки ухмыляющихся губ опустились, под глазами залегли тени. Алида почувствовала, какой груз непростых воспоминаний лежит на его плечах, сколько всего он помнит и хранит в себе. Ей вдруг захотелось погладить его по белой руке, утешить, насколько ей это под силу. Она подалась вперёд, навстречу Вольфзунду, но тут же остановилась.

«Он только посмеётся над моим глупым порывом, – подумала она. – Посмеётся и скажет какую-нибудь колкость, от которой станет только хуже. Лучше не лезть в его дела, а то сгорю от стыда».

Внезапно Алиду осенило. Она поняла, как отвлечь Вольфзунда от тяжёлых мыслей. Алида вскочила и метнулась к винному шкафчику. Наспех пошарив руками по ряду бутылок, она выбрала одну, с красивой этикеткой. С соседней полки она прихватила два бокала и штопор и, немного дрожа от волнения, с грохотом водрузила всё на столик.

– Вот, – объявила Алида, вытирая руки о платье. – Вы же сами говорили, что вино может решить многие проблемы. Давайте… Давайте выпьем.

Вольфзунд поднял на неё ошарашенный взгляд. Он долго смотрел на бутылку и бокалы, потом снова взглянул на Алиду и хрипло рассмеялся. Алида смущённо шмыгнула носом.

– Восхитительная идея, – отсмеявшись, сказал Вольфзунд. Он поднялся с места, повёл плечами, будто стряхивая с себя тяжёлые мысли, и откупорил бутылку. Из горлышка взвилось облачко мерцающего тёмно-фиолетового тумана и, приняв очертания двух танцующих мотыльков, рассеялось в воздухе. Хмельной аромат поплыл по кабинету, и Алида с готовностью приняла бокал из рук Вольфзунда. Ей было приятно, что её замысел удался.

– Наше противостояние было непростым, – продолжил Вольфзунд, вращая в руках бокал. – Непростым во всех отношениях. Но благодаря этому мир стал таким, какой есть. Эллекен отправился в Небытие – поверженный, можно сказать, мёртвый. Власть перешла ко мне, а вместе с ней – уважение народа. Постепенно все забыли, что Перинера когда-то была смертной, и стали относиться к ней так, как относились когда-то к моей матери. Можно сказать, что всё было хорошо.

Он допил вино и наполнил бокал снова. Алида тоже сделала глоток, и бодрящее тепло разлилось от груди до кончиков пальцев.

– И что же, какое отношение это имеет к Чернокнижнику и моему новому заданию? – спросила она.

– Самое что ни на есть прямое, – хмуро ответил Вольфзунд. – Отец всегда питал слабость к тёмным материям. Он считал, что именно в них кроется истинная сила. В начале нашего противостояния Эллекен наложил на меня проклятие. Я не могу использовать чёрную магию в её чистом виде. Я уязвим перед ней, податлив, как хлебный мякиш. Быть может, он боялся, что я вернусь на север, чтобы захватить родовой замок. Быть может, он просто меня боялся. Так или иначе, путь в те Земли для меня закрыт. Я не смогу взглянуть на руины отцовского замка, не смогу погулять там, где гулял в юности. Тьма опутает меня колючими ветвями, проберётся в самое сердце, заполняя его злобой и равнодушием, делая чёрным и холодным, как январская полночь. Если я поддамся, Алида, что будет со всеми вами? С альюдами, древунами, людьми? Это проклятие не снять, не стереть, не вырвать с корнями. Оно – часть меня, девочка, и я обречён всю жизнь мириться с ним. Теперь ты меня понимаешь?

Алиде стало жаль его. То ли подействовало вино, то ли сказалась её врождённая чувствительность, но она отставила полупустой бокал, шагнула к Вольфзунду и обняла его. Хозяин замка замер на миг, опешив. Алида испугалась, что он сейчас рассмеётся, застыдит её, но Вольфзунд медленно опустил одну ладонь ей на спину, а второй погладил девушку по волосам.

– Вы странный, – глухо пробормотала Алида, уткнувшись лицом в его бархатный жилет. – Странный, надменный, недобрый и циничный, но мне вас жалко.

– Спасибо, – неуверенно пробормотал Вольфзунд. Весь холод из его голоса куда-то исчез. – Быть может, ты – самая чуткая из всех людей, с кем мне приходилось иметь дело.

Алида улыбнулась и осторожно отстранилась. Вольфзунд тоже слегка улыбался, хоть и по-прежнему выглядел измученным и угрюмым.

– Я подозревал, что он может найти лазейку и выйти из Небытия. Я не смог убить его окончательно, да и никто не смог бы, наверное. Эллекен снова станет впитывать всю тьму, что выплеснулась наружу после уничтожения Манускрипта. Ему нужно снова завоёвывать уважение, набирать мощь и свиту верных слуг. Чернокнижники и раньше были уязвимы, особенно неопытные и слабые – поэтому их обучали долго и их подготовкой занимались сильнейшие альюды. Я рисковал, когда отправлял Ричмольда с этим заданием. Но я надеялся, что всё сложится удачно, что мне повезёт, а Эллекену потребуется гораздо больше времени, чтобы вернуться… Не повезло, как видишь. Тьма овладела слабым разумом мальчика, и он потянулся навстречу ей. Она настолько сильна, что я даже не могу повлиять на его волю. Он не зря пошёл в Мёртвые Земли, Алида. Его тянет туда, его туда зовут. Всё сошлось: Мёртвые Земли, скопления тьмы… Наверняка моуры, болотная нежить, уже пляшут по топям, и я почти уверен, что Эллекен в том или ином виде таится там, в сердце своего погибшего королевства. И мой Чернокнижник готов присягнуть ему, моему врагу. Нельзя, чтобы Эллекен снова набрал мощь. Мы не дадим ему подняться, и для начала вернём себе нашего Чернокнижника. Вернём Ричмольда Лаграсса.

– А если он не захочет? – вдруг спросила Алида. – Что, если… Если Ричик уже изменился настолько, что его нельзя вернуть?

Её голос дрогнул. Она не хотела думать о таком исходе, но слова сами сорвались с языка.

– Я думал об этом, – кивнул Вольфзунд. – И поэтому дам тебе с собой один предмет. Ты уже имела с ним дело.

Он шагнул к стене. Сердце Алиды покрылось корочкой льда, когда она поняла, какой предмет он имел в виду. Вольфзунд снял со стены Импиор и вручил Алиде. Она с неохотой взяла клинок. Пальцы хорошо помнили резьбу на его рукояти, но теперь вес клинка внушал не уверенность, а чистый ужас.

– Я должна буду убить Ричмольда? – всхлипнула она.

– Не Ричмольда. Чернокнижника, – поправил её Вольфзунд.

– Велика же разница, – пробормотала Алида.

– На самом деле, достаточно велика. Если он останется глух, не послушает твоих доводов и никак не проявит себя прежнего – увы, значит, от Ричмольда Лаграсса осталось лишь бренное тело. Импиор уничтожает магию. И он уничтожит тьму, захватившую твоего друга. Лишит Эллекена сильного слуги. Избавит Ричмольда от этого бремени. Поверь, Алида, ты поможешь всем. В этом случае смерть милосерднее жизни. Ты мужественная девушка, и я верю в тебя. Обещай мне, что сможешь это сделать, если поймёшь, что иного выхода нет.

Алида почувствовала, как по щеке покатилась горячая слеза, и быстро стёрла её рукавом. Вольфзунд прав, что толку сохранять жизнь тому, в чьём теле не осталось души? Если злоба и ярость загасили всё светлое, что было в нём, то не значит ли это, что тот Рич, которого она знала, уже умер?

Думать об этом было тяжело. Она почувствовала, что, возможно, навсегда потеряла что-то очень важное, что-то такое, о чём можно жалеть до самого конца.

– Я сделаю это, – твёрдо сказала она. – Конечно же, сделаю. Только что, если мне там встретится этот Эллекен? Что тогда? Вряд ли даже Импиор справится с ним.

– Не встретится. Не должен, – заверил её Вольфзунд. – Ты не зайдёшь так далеко на север, а он, думаю, пока не спешит покидать своё убежище – Эллекен пока что слаб. Будь осторожна, Алида, только и всего.

– Легко сказать, – проворчала она. – Вы не боитесь, что он и меня склонит на свою сторону? Я ведь тоже нахваталась тёмных сил, пока бродила с Чернокнижником.

– Признаться, немного опасаюсь. Но, увы, твои умения далеко не так ценны, как способности Чернокнижника. Так что даже если это произойдёт, я не многое потеряю. – Он развёл руками почти в извиняющемся жесте.

– Приятно знать, что тебя ценят, – невесело хмыкнула Алида. – Вам, наверное, было бы удобно, если бы я не вернулась. Не пришлось бы возиться с заколдованными птицами, да?

– Если бы я хотел от тебя избавиться, то давно сделал бы это любым способом. Я мог бы тебя отравить, проклясть, сбросить с горы или просто остановить твоё сердце движением руки. Так что не пытайся пробить меня на жалость, девочка. Тебе остался всего один шаг до исполнения твоего желания. Так сделай же его.

Алида с тоской посмотрела на Вольфзунда и тяжело вздохнула.

– А что остальные альюды? – спросила Алида. – Я же видела на балу, что вас немало! Они не хотят вам помочь?

– Может, хотят. Но я не желаю, чтобы они видели мои промахи, – пояснил Вольфзунд. – Пока это возможно, я управлюсь своими силами. Народ верит в сильного правителя, а любая ошибка может сослужить мне плохую службу. Я призову их, когда не останется иного выхода. А пока это касается только нас. Тебя, меня и Чернокнижника.

Алида закусила губу и задумчиво кивнула.

– Вы дадите мне карту тех Земель? Или что-то такое… Я же должна как-то искать путь.

– Я дам тебе кое-что более полезное, чем карта, – ответил альюд. – Протяни руку.

Алида послушно вытянула руку вперёд, и Вольфзунд с ловкостью фокусника вложил ей в ладонь небольшой округлый предмет. Алида ахнула: это была небольшая золотая астролябия, очень похожая на ту, какой пользовался Ричмольд. Прибор выглядел таким сложным, таким прекрасным, что у Алиды перехватило дыхание.

– Но я не умею этим пользоваться, – прошептала Алида, проводя пальцем по краю диска астролябии. – Наверное, нужно будет долго учиться…

– Умеешь, поверь мне, – произнёс Вольфзунд. – Я научу тебя основам, а дальше сердце само подскажет, что делать.

– Надеюсь, – буркнула Алида. – А я-то думала, просто придётся идти по волшебной тропе и никогда не оглядываться.

Вольфзунд вопросительно поднял брови.

– Ну, сказка такая, – поспешила объяснить травница. – Хотя вы вряд ли её читали. Ладно, ладно, поняла, никаких больше глупых сравнений. Вы проводите меня в путь?

– И не только я, – хитро сощурился Вольфзунд. – Спускайся вниз. Сама всё увидишь.

Алида спустилась по главной лестнице в парадную залу и обвела помещение взглядом. Было пустынно и очень тихо, только свечи в канделябрах едва слышно шипели, плавясь. Она тоскливо вздохнула. Вольфзунд намекнул, что кто-то тоже захочет её проводить, но, кажется, он просчитался. Алида понуро прошла через весь зал, намереваясь зайти на кухню и попросить у служанок чего-нибудь съестного в дорогу.

За спиной она услышала торопливые шаги, будто кто-то бежал вниз по лестнице. Алида замедлила шаг и обернулась.

– Стой, стой! – окликнул её Мел. Он торопливо спускался по лестнице, растопырив крылья, чтобы не упасть. Одну руку он держал за спиной, будто прятал что-то. – Погоди, а со мной попрощаться?

– Так свидимся ещё, – проворчала Алида, но улыбнулась другу. Он выглядел почти здоровым. – По крайней мере, я на это надеюсь.

– Ах, милая наивная смертная девочка, – притворно всхлипнул Мел, перепрыгнул через две последние ступеньки и подскочил к Алиде. – На твоём месте я бы питал некоторую неуверенность в завтрашнем дне. Может, тебе понравится на севере? Может, ты решишь обосноваться там? Может, проникнешься этим суровым краем…

– Мел! – Алида рассмеялась и пихнула его в бок. – Ну, хватит! Давай, говори что хотел, мне пора собираться. Погоди, как ты вышел из башни?

– Ох уж эти нетерпеливые смертные! – Мел покачал головой. – Вечно куда-то спешите, торопитесь, совсем не цените душевные разговоры. Да, кстати, отец снял заклятие с моей двери. Так вот, я о тебе позаботился. Лето кончается, на севере Королевства гуляют ветра похлеще, чем над Большой водой. Не хочу, чтобы ты замёрзла насмерть. Ледышки нам ни к чему.

Он выпростал руку из-за спины и развернул прекрасный пуховый платок цвета чая с молоком, сотканный из тончайших нитей, похожих на паутинку. Алида ахнула: платок украшали искуснейшие узоры, какие она видела только на дорогом кружеве.

Мел встряхнул платок и накинул его Алиде на плечи. Она тут же почувствовала тёплый аромат шерсти, похожий на запахи молока и рассыпчатого печенья, а ещё тонкий дух лесных цветов.

– Ох, Мел, – растроганно прошептала она. – Правда, не стоило… Он такой красивый! И тёплый! И пахнет как в Птичьих Землях!

– Он оттуда и есть, – с гордостью кивнул Мел. – Лисса оставила, когда уезжала. Я его сохранил…

Серые щёки Мелдиана порозовели. Он отвёл взгляд. Алида звонко рассмеялась.

– Значит, хранишь её вещи? Чтобы был повод встретиться и передать, да? Какой ты милый!

– Ни капли я не милый, – проворчал Мел, краснея всё сильнее и досадливо шаркая ногой по каменному полу. – Преисподняя, ну что такое?! Я отдал тебе единственное, что осталось от моей пропавшей невесты, а ты поднимаешь меня на смех?!

– Ни в коем случае, – заверила его Алида, зарываясь носом в тёплый душистый платок. – Обещаю тебе, что мы выручим Лиссу. Она обязательно вернётся к тебе, слышишь? Обязательно! Вот только разберёмся со всей этой тёмной магией и прочими неприятностями…

Мел улыбнулся ей, и Алида поразилась: почему в первую встречу он показался ей уродливым и злым?

– Конец твоему заточению? – спросила она. – Отец тебя простил?

– Не совсем, – кисло протянул Мелдиан. – Некоторую долю великодушия он всё-таки проявил: я могу бродить по замку, как рогатый призрак, но в сад – ни-ни. На мой взгляд, это глупейшее ограничение. Ужасно хочется размять крылья, тем более что плечо уже совсем не болит. Может, посадишь меня в мешок и возьмёшь с собой? Или попрошу Симонису превратить меня в кота… Как думаешь, отец заметит, что вместо одного кота у тебя стало два?

– Мел! – Алида рассмеялась и замахала на друга руками. – Конечно, я не возьму Мурмяуза с собой! Он будет ждать меня здесь. Да и запрет Вольфзунда, думаю, не получится обойти ни в виде кота, ни в каком другом. На обратном пути я постараюсь заскочить в Авенум и поспрашивать у местных о Лиссе. Может, что-то узнаю.

Мел заботливо завязал концы платка у Алиды на шее. Она не выдержала и крепко обняла друга. В самом деле, кто знает, когда им удастся встретиться снова?

– Первый Волшебник с тобой, – неожиданно серьёзно произнёс Мел.

Алида удивлённо посмотрела на него.

– Когда это ты успел так уверовать в высшие силы?

Мел снова нацепил маску веселья и поманил Алиду пальцем, а потом прошептал ей на ухо:

– Даже самый тёмный путь станет светлее, если позволить музыке озарить его.

– Чего? – не поняла Алида.

Мел закатил глаза.

– Иногда, чтобы мрак рассеялся, нужно просто сыграть простенькую мелодию.

Алида непонимающе посмотрела на него. Чего это он, спятил от долгого сидения в замке?

Мел хитро подмигнул.

– Просто вспомни мои слова, когда станет совсем худо. Может, я впервые в жизни выдал какую-то мудрую мысль, а ты смотришь на меня так, будто я заговорил на забытом языке Южных Островов.

Алида попрощалась с Мелом и решила заглянуть на кухню, чтобы выпросить у служанок чего-нибудь вкусного в дорогу. Она спустилась на нижний полуэтаж и, сразу почуяв аппетитные ароматы, вприпрыжку бросилась к кухне.

Элли, Анна и Лина хлопотали вокруг печей. В чугунных горшках томилось жаркое, золотистым соком исходил крупный окорок, жарящийся на вертеле, из-под полотенца выглядывали несколько буханок хлеба, которые положили на стол остывать.

– Добрый вечер! – поздоровалась Алида нарочно громко, чтобы служанки заметили её появление. Лина оторвалась от помешивания тушащихся овощей и лучезарно улыбнулась.

– Алида! Как здорово, что ты к нам заглянула! Проходи. Собралась в дорогу?

– Почти, – пробормотала Алида и стянула со стола сливочное печенье с шоколадной глазурью. – Мне бы только чего-нибудь съестного с собой… Не найдётся?

Она запихнула печенье в рот и обтрясла ладони от налипших крошек. Девушки-служанки переглянулись.

– Всё уже готово, – ответила Элли. – Разве хозяин не сказал тебе?

Алида захлопала глазами.

– То есть? Он дал мне только меч и астролябию. Я что, смогу ими подкрепиться?

Она представила, как астролябия покажет ей путь к ближайшей харчевне, а меч превратит любой несъедобный предмет в пышный каравай с орехами и сухофруктами внутри. А что, такие волшебные способности очень даже пригодились бы.

– Ещё днём мы собрали мешок с провизией, – подала голос Анна. – Там хлеб, печенье, копчёное мясо, вяленая рыба, сыр, сухофрукты, шоколад. Мешок и туески заговорены, конечно. Всё останется свежим и вкусным.

– О-о… – блаженно протянула Алида. – Звучит заманчиво!

– А ножи-то, ножи! – всплеснула руками Лина и бросилась к ящику. – Мы как раз говорили, что забыли о приборах. Вот, возьми хотя бы ножик и пару ложек. В пути не до приличий, дело ясное, но так как-то удобнее.

– Спасибо, – сказала Алида, принимая из рук служанки нож и ложки и пряча их в сумке.

Кусочек неба, который виднелся в узком окошке под самым потолком, налился синевой, как бочок спелой голубики. Алида спохватилась: ей пора! Наверное, Вольфзунд и остальные уже ждут её в саду.

– Спасибо за вашу доброту и заботу, – обратилась она к девушкам. – Мне будет очень не хватать вашей стряпни. Но я надеюсь скоро вернуться.

Служанки по очереди обняли её, и Алида поспешила к парадному входу. Вольфзунд предупредил её, чтобы она была на месте, едва сумерки опустятся на окрестности. Она пожалела, что не забежала в последний раз к бабушке, Герту и Мурмяузу, но тут же подумала, что долгое прощание испортило бы её боевой настрой.

Алида вернулась из кухни на первый этаж, миновала коридор и с силой навалилась на парадные двери. Створки скрипнули и лениво подались вперёд под её натиском, впуская в замок душистый вечерний воздух, пропитанный ароматами цветущего сада.

– У современных человеческих дам опоздание считается хорошим тоном, – пояснил Вольфзунд, обращаясь к Симонисе и Перинере, которые сидели на скамейке и явно кого-то ждали.

Алида, на ходу поправляя платье и приглаживая растрепавшиеся волосы, подлетела к альюдам.

– Простите, простите. Но не так уж сильно я опоздала. Сумерки – понятие растяжимое.

Вольфзунд смерил её снисходительным взглядом, и Алида замолчала, краснея до корней волос.

Симониса встала со скамейки и первая подошла к Алиде, разряжая обстановку. Широкие рукава её коричневого с зелёным платья летели за ней, похожие на птичьи крылья.

– Симониса! – взволнованно прошептала Алида. – Вы хотели меня видеть?

– Ну конечно. Как я могла отпустить тебя не попрощавшись?

Алида робко улыбнулась. Чаровница заключила её в объятия.

– Мы все пошли за ним, – вдруг тихо сказала Симониса на ухо Алиде. – За ним, а не за Эллекеном, который был тогда нашим правителем. Мы впервые предали того, кто был Владыкой по праву, впервые избрали нового вожака. Поверь ему и ты. Вольфзунд всегда знает, что делает. И если ты на его стороне, то у тебя всё сбудется.

Алида недоверчиво посмотрела на чаровницу.

– Вы предали старого Владыку, чтобы спасти людей?

– Чтобы спасти себя, моя милая. Если не будет людей, то мы потонем в пучине междоусобиц. Мир не будет прежним, если лишить его одной из частей. Можно жить без рук или ног, можно даже жить, заложив свою волю или другую часть Естества, – но разве так задумывал Первый Волшебник? Нет, лишь некоторые считали, что Эллекен прав. Они и последовали за ним до конца. А те, кто соображал быстрее, смекнули, что Вольфзунд мыслит здраво. Без простолюдинов и людей-колдунов мир лишится важного компонента, растеряет свою цельность и станет серым, как плесень на скисших грибах. Воздух застынет в неподвижности, загустев от нерастраченной магической силы. Ворожба станет чем-то настолько обыденным, настолько привычным, что утратит всю ценность. А мы, альюды, и вовсе заскучаем, если будем вечно общаться только друг с другом.

Она тепло улыбнулась Алиде, но в этой улыбке сквозила горечь. Алида неуверенно кивнула в ответ.

– Я верю, что альюды тогда сделали правильный выбор. – Алида понизила голос, чтобы её могла слышать только Симониса. – Если бы Эллекен был прав, вы бы остались с ним. Должно быть, он на самом деле предлагал что-то неприемлемое. Не могу сказать, что я доверяю Вольфзунду, но кто ещё может дать мне то, что я хочу? Я буду на его стороне до тех пор, пока он не сдержит своё слово.

– В таком случае, – тряхнула кудрями Симониса, – не говори ему самому об этом. Иначе он снова схитрит и выставит всё так, как будет выгодно ему. Пусть считает, что ты помогаешь ему из лучших чувств. Пусть верит, что ты прониклась к нему сочувствием.

Алида снова кивнула. Ей пришлось признать, что она правда сочувствует Вольфзунду и уже не совсем ясно понимает, что для неё важнее: добиться исполнения своего желания, вернуть Рича или помочь Вольфзунду.

– У меня есть кое-что для тебя, – спохватилась Симониса и сняла с плеча сумку. – Здесь – новый набор трав и других компонентов для самых разных зелий. А ещё вот это. – Она покопалась в сумке и извлекла пару тёплых шерстяных носков.

– Носки?! – удивилась Алида.

– Не совсем, – улыбнулась Симониса. – Они так выглядят до тех пор, пока ты их не наденешь. А на ноге сразу станут той обувью, которая лучше всего подходит в данный момент. Бальными туфельками, прочными ботинками, тёплыми сапогами. А ещё вот, смотри, полезная вещь.

Симониса показала Алиде толстую иголку с вдетой в ушко плотной нитью красно-коричневого цвета.

– Зашивает любые прорехи. А ещё поможет тебе сотворить одежду из всего, что угодно: например, из трав и листьев, и ткань будет мягкой и прочной, совсем как шерстяная. Только срок службы у таких одеяний недолгий: до следующего полнолуния. Кто знает, что пригодится в пути?

Алида с восторгом разглядывала самые настоящие волшебные подарки.

– Спасибо, – взволнованно произнесла она. – Спасибо вам огромное, Симониса. Это… это волшебно! Но куда я всё это положу? Моя сумка разорвётся. А ещё… Девочки сказали мне, что собрали в дорогу еду. Где же она?

Алида жадно огляделась по сторонам, ища глазами запасы провизии. Но сад был по-прежнему безупречно чист, его гармонию не нарушал ни единый посторонний предмет.

Вольфзунд закатил глаза, шагнул к ней и галантно взял Алиду под руку.

– Милая пташка, ты что, собиралась идти в Мёртвые Земли пешком? Да пока ты туда дойдёшь, луна не раз нальётся силой, пройдя путь от тоненького серпа до яркого светила, похожего на…

– На масляный блин, – вставила Алида.

– Допустим, – кивнул Вольфзунд. – Я подготовил для тебя транспорт. Телегу и отличную лошадь. Мой конюх позаботился об этом и купил прекрасную кобылу, потому что своих лошадей, понятное дело, я тебе не дам. Твой, с позволения сказать, экипаж давно нагружен и дожидается внизу, у подножия горы. Я доставлю тебя туда, не переживай.

– А ваш конюх поможет мне управляться с лошадью? – испуганно спросила Алида. Она никогда не пыталась управлять телегой и сейчас почувствовала, как у неё леденеют ноги.

– Увы, он нужен мне самому. А нанимать непроверенных людей слишком опасно.

– Вольфзунд! – возмутилась Симониса. – Ты посылаешь девочку в путь одну?! С ней может случиться всё что угодно! Такая долгая дорога, а она совсем малышка! Даже не сможет постоять за себя, встреться ей разбойники! Телега и лошадь – желанная добыча, знаешь ли. А с самой девочкой…

Вольфзунд вскинул руку, обрывая гневную речь чаровницы. Симониса замолчала, но её ноздри взбешённо раздувались, а зелёные глаза метали молнии.

– У этой девочки будет заговорённый плащ, холодное оружие и запас керосина для ламп. Если её не спрячет плащ, то она запросто заколет обидчиков Импиором, а тела сожжёт, облив горючим. На месте разбойников я бы держался от неё подальше. Но если тебе этого кажется мало, милая Сим, то вспомни, что она может заставить птиц выклевать глаза любому, кто ей не понравится. По-моему, список весьма внушительный. Признаюсь, иногда даже я её побаиваюсь, – добавил он со смешком. – Ну что, в путь?

Алида молча кивнула. Она ещё раз обнялась с Симонисой, а Перинера покровительственно пожала ей обе руки. Алида бросила тоскливый взгляд на замок. Мел махал ей из окна, и она помахала ему в ответ. Сейчас, в вечернем полумраке замок был особенно красив: чёрный, сверкающий, с изящными украшениями и страшными горгульями. В витражных окнах кое-где горел свет, такой манящий и тёплый, что Алида горячо взмолилась Первому Волшебнику, чтобы он позволил ей благополучно вернуться и погостить здесь ещё немного.

Она уже собралась взять Вольфзунда за локоть, чтобы переместиться с ним вниз, как вдруг увидела, что со стороны парадного входа к ним катится какое-то белое облако.

– Мурмяуз! – не веря своим глазам, вскрикнула Алида и побежала навстречу коту. – Малыш, как ты выбрался из башни? Ох, должно быть, я неплотно закрыла дверь…

Кот обиженно замяукал и бросился в объятия хозяйки. Алида взяла его на руки и зарылась лицом в мягкий мех. Мурмяуз примирительно замурлыкал.

– Без меня никуда? Да и я без тебя тоже, – вздохнула она. – Ладно уж. Где мы с тобой только не побывали. Вряд ли ещё одно путешествие навредит тебе, мой талисман. Только давай договоримся: при малейшей опасности ты дашь драпака и спрячешься где-нибудь, хорошо?

– Урр, – согласился кот и потёрся носом о её подбородок.

– Ведь можно? Можно? – спросила Алида, умоляюще заглядывая в глаза Вольфзунду. – Пожалуйста!

– Да какое мне, собственно, дело до твоего кота? – пожал плечами альюд. – Пусть едет с тобой, если хочет. Только давай прекращай возиться, тебе лучше выехать до того, как станет совсем темно. Ночевать будешь тоже в телеге – выбирай укромные места для остановок. В стороне от торговых дорог.

Алида довольно кивнула и ещё раз помахала на прощание Перинере и Симонисе. Вольфзунд взял её за плечо, она крепче прижала к груди Мурмяуза, и в следующий миг всё вокруг исчезло, закружившись в лилово-зелёном вихре, потонув в ароматах роз и можжевельника.

Глава 4,

в которой у Алиды появляется попутчик

Алида открыла глаза и обнаружила, что они с Вольфзундом переместились к подножию горы, чуть дальше от того места, где начиналась каменная лестница. Внутри всё тянуще болело: не так сильно, как при первом перемещении, но всё равно неприятно.

– Ваш способ передвижения, конечно, быстрый, с этим не поспоришь, – проворчала она. – Но как-то это мне не по душе.

– Могу вернуть тебя обратно, чтобы ты не лишала себя радости пройтись пешком. – Вольфзунд указал наверх. – Нельзя запрещать женщине делать то, что ей хочется больше всего.

– Уж избавьте, спасибо, – ужаснулась Алида.

Она огляделась. Чуть поодаль стояла крытая телега, запряжённая светло-серой кобылой в яблоках. Какой-то мужчина – наверное, извозчик – стоял рядом и курил трубку.

– Отличное приобретение, Дерв, – похвалил Вольфзунд, приближаясь к телеге с лошадью. – Крепкая кобыла. Да и покладистая, как вижу.

Альюд похлопал лошадь по боку, и она смерила его равнодушным взглядом тёмных глаз. Дерв надулся от гордости.

– Да, господин. Хозяин долго не хотел её продавать, но я всё-таки уговорил. Морковкой звать. И масть такая, как вы и просили.

– Погодите, – растерялась Алида. – Мы только что переместились сюда по волшебству, а я должна буду проделать весь путь вот так, в телеге? Может, проще перенестись?

– Если ты знаешь точное место, где твой дружок стоит и ждёт нас, то я с удовольствием тебя перенесу, – процедил Вольфзунд. – Но лишь в том случае, если он не в Мёртвых Землях, а у меня прямо-таки противоположные сведения. Твоя задача заключается в том, чтобы найти его. А поиски подразумевают дорогу. И иногда сама дорога преподносит подарки. Кто знает, что – или кто – тебе встретится?

Вольфзунд снисходительно улыбнулся Алиде, показывая, что больше не собирается ничего объяснять, и заглянул под полог телеги.

– Всё на месте?

– Так точно, господин, – кивнул Дерв и выпустил из носа дым. Алида закашлялась от крепкого запаха табака. – Я сам всё клал. Уложил так, что никакая тряска мешки не перевернёт.

– Отлично, – довольно промурлыкал Вольфзунд. – Благодарю за службу, Дерв.

Он пожал руку конюху и повернулся к Алиде. Она обхватила себя за плечи: вечерний ветер вдруг показался ей слишком прохладным, и даже платка Лиссы и плаща было недостаточно, чтобы согреться.

– Вот и пришло время, моя маленькая помощница. Последний путь.

– Звучит как-то зловеще, – пожаловалась она.

– Не драматизируй, Алида! – замахал рукой Вольфзунд. – Я уже с десяток раз говорил, что это не сложно и не долго. Ты обернёшься быстрее, чем успеешь заскучать по замку.

– По блюдам Элли я уже скучаю, – вздохнула она.

Вечер опускался на окрестности стремительно, и со стороны реки наползал сизый туман, похожий на тягучий дым тлеющего костра. Зеленоватое небо осветил тонкий серебряный серп полумесяца. Мурмяуз уже запрыгнул в телегу и устроился там, умывая мордочку лапкой.

Алида в который раз вздохнула. Наконец-то она поняла, что готова отправиться в путь. Больше нельзя тянуть, заставляя бабушку и дальше оставаться в чужом теле.

Вольфзунд шагнул к ней, поцеловал свою ладонь и прижал ко лбу Алиды. Травница вспыхнула и опустила ресницы, а потом не то хмыкнула, не то хихикнула.

– И ваш поцелуй будет гореть у меня во лбу звездой. А может, даже защищать, как в сказке. Да?

– Гореть точно не должен, – усмехнулся Вольфзунд. – А там думай как хочешь. Иногда мысли о чём-то помогают не хуже волшебных артефактов. Кому, как не тебе, это знать?

– Да, – кивнула Алида. – Ладно. Я… пойду?

Вольфзунд отступил назад, и Алида поняла, что он благословил и отпустил её, как птицу, на волю. Она неуклюже помахала ему рукой, запоздало подумав, что такая фамильярность выглядит глупо. Алида накинула на волосы платок и побежала к телеге, не оглядываясь. Ей до смерти надоели прощания. Она только и делает, что бесконечно прощается и теряет. Не пора ли начать обретать?

Дерв помог ей забраться в телегу и передал поводья.

– Ну, управишься. Морковка лошадка мирная, вроде не лягается. Яблоки для неё в синем мешке, овёс – в сером.

– Погодите, – вымолвила Алида. – Вы… А вы?!

Почему-то она, несмотря ни на что, надеялась, что Вольфзунд приставит к ней помощника.

– А что я? – пожал плечами старый конюх. – У меня своих дел непочатый край. Справишься, не маленькая.

Алида беспомощно посмотрела туда, где минуту назад стоял Вольфзунд, но никого не увидела. Туман сгустился вокруг дороги, переливаясь серебром, а болота и вовсе стали неразличимы за его кружевом. Она посмотрела на Дерва так жалобно, как только могла, и пролепетала:

– Но я не умею управлять лошадью.

– О, так это дело нехитрое, – отмахнулся конюх. – Вот так, – он легонько потянул поводья, – пускаешь её шагом. Говоришь «тпру!» – и она стоит. Потянешь левый повод – пойдёт влево. Правый – вправо. Только держи вот так, – мужчина переложил поводья в руках Алиды по-другому, – и всё будет хорошо.

– А может, всё-таки…

Конюх хлопнул Морковку по крупу, и лошадь зашагала по дороге. Алида бросила последний умоляющий взгляд на Дерва, но конюх даже не помахал ей на прощание, молча развернулся и пошёл к горе.

«Да чтоб тебе пришлось подниматься по лестнице пешком!» – в сердцах подумала Алида.

Ладони её моментально взмокли от напряжения. Морковка действительно шла спокойно, но Алиде каждую секунду казалось, что лошадь почувствует её страх и решит выкинуть что-нибудь неприятное. Она изо всех сил сжимала поводья в кулаках, так, что пальцы скоро начало сводить, и неотрывно сверлила глазами круп Морковки.

Повозка неспешно закатилась на горбатую спину мостика, переброшенного через реку. Лоб Алиды покрылся нервной испариной, когда несколько досок моста жалобно скрипнули под весом лошади и гружёной телеги. Но всё обошлось, и они благополучно въехали в рыбацкую деревню.

Вечер был не поздний, и люди ещё не спали. Где-то прямо на улице мальчишки жгли костры и поджаривали на палочках свежепойманную рыбу. Из открытых окон доносились разговоры и звон посуды. Сытые собаки лежали у заборов, догрызая кости и лениво помахивая хвостами.

Алида почувствовала, как кончики пальцев ног начинают зябнуть. Её обдало холодком ужаса: неужели снова? Но почему сейчас? Как некстати! В замке она и думать забыла о своих вспышках ярости: после того случая, когда Вольфзунд поймал её у края скалы, она больше не чувствовала зловещего холода, предвестника слепой озлобленности. Но вдруг тут, вдали от замка, всё вернётся? Вдруг она снова… навредит кому-то?

– Спрячь меня, – буркнула Алида своему плащу.

Она надеялась, что чары плаща могут подействовать и на телегу с лошадью – хотя бы немного, не спрятать полностью от взглядов, но сделать их чуть менее заметными. Она чувствовала Импиор у себя на поясе, и близость заговорённого клинка внушала ей одновременно уверенность и страх. Что, если на неё действительно нападут разбойники? Вдруг отберут клинок? Что тогда сделает с ней Вольфзунд?

Кажется, волшебство подействовало: прохожие перестали глазеть на повозку. Холод отступил, огонь в груди угас, и Алида немного успокоилась. Правда, скоро ей пришлось снять защитные чары плаща, потому что прохожие натыкались на повозку и норовили попасть под лошадиные копыта.

Было уже довольно темно, когда они пересекли деревню и выкатили на дорогу, ведущую через перелесок на северо-запад. Алида отважилась переложить поводья в одну руку и немного размять одеревеневшие пальцы. Она кое-как разожгла лампу и пристроила её рядом с собой, так, чтобы свет падал на дорогу и освещал Морковке путь.

Дубы и липы склонили над дорогой чёрные ветви, похожие на толстых змей. Густая изумрудная листва заслоняла тускло-серое небо с первыми крупниками звёзд, и сумрак затягивал перелесок. Алида заволновалась: дорога всё круче уходила к западу, тогда как ей нужно на север Королевства. Она осмотрелась по сторонам и убедилась, что никаких боковых тропинок от главной дороги не отходит.

– Если бы у нас с тобой была только моя старая сумка, с которой мы покинули дом, – обратилась она к Мурмяузу, – мы бы точно пропали. Ну, или подумали бы, что пропали, и натворили бы каких-нибудь глупостей. Но теперь-то мы опытные путешественники, да, малыш? Даже если всё время будут тучи и мы не сможем сориентироваться по солнцу, то путь нам укажет кое-что другое.

Алида запустила руку в сумку, покопалась там, достала астролябию и повертела её, разглядывая.

– Ну что, Мурмяуз, проверим приборчик? Он должен показать нам, куда ехать.

Кот что-то мурлыкнул и свернулся клубком, приготовившись спать.

Алида поднесла астролябию к глазам, покрутила стрелку, но ничего не произошло. Она пожала плечами и подышала на диск, а потом протёрла его рукавом.

Разочарованию Алиды не было предела. Она-то надеялась, что стрелка прибора сразу покажет нужное направление. Или, что ещё лучше, из её острия вырвется лучик света, который покажет, куда надо ехать. Но на деле ничего не происходило. Алида цокнула языком и постучала по астролябии ногтём.

– Вольфзунд подсунул нам сломанный прибор! Ты представляешь, Мурмяуз? – раздосадованно протянула она.

Кот ничего ей не ответил, только всхрапнул и дёрнул белым ухом.

– Ладно, утром разберёмся. Если будет ясно, я сориентируюсь по солнцу, – утешила она сама себя. – Давай, Морковка! Проедем пару часов и остановимся передохнуть.

Внезапно чья-то фигура в простом дорожном плаще с капюшоном метнулась прямо поперёк дороги. Алида завизжала от неожиданности и рванула поводья. Морковка возмущённо заржала, поднялась на дыбы и потащила телегу куда-то вбок, к поросшей бурьяном обочине. Мурмяуз зашипел и вцепился когтями в бедро Алиды, чтобы не вывалиться из телеги.

Незнакомец бросился к лошади, схватил её за сбрую и зашептал что-то на ухо испуганному животному. Морковка тут же успокоилась и покорно остановилась, помахивая хвостом. Алида не на шутку перепугалась: кто этот человек и что ему от них нужно? «Морковка предательница, – с горечью подумала она. – Могли бы просто сбежать от этого типа, а теперь придётся выяснять, чего он хочет. Вдруг это разбойник?»

Алида потянулась к Импиору, но передумала: лучше ей не показывать ценный клинок, проще прикинуться бедной деревенской девушкой, с которой и взять-то нечего.

Она проворно вытащила из-за пазухи два маленьких ножичка, которые захватила, чтобы чистить яблоки, и грозно выставила их перед собой.

– Убрал руки от моей лошади! – как можно более сурово крикнула она. – Пошёл прочь, а то не поздоровится!

Незнакомец откинул капюшон. Свет фонаря упал на его лицо, и Алида изумлённо ахнула.

– Тиль?! – Ей едва удалось скрыть радость в голосе. – Но ты же ушёл домой! Что ты здесь делаешь?!

Юноша, казалось, был удивлён не меньше её. Вечно скорбные глаза смешно округлились, на губах заиграла глупая улыбка.

– Клари! Вот те раз! Но что… Погоди, так это… ты?!

– Конечно я! – оскорбилась Алида. – Не узнал меня, что ли?

– Нет-нет, я не про то. – Он растерянно провёл ладонью по лицу и потряс головой. Потом посмотрел на Алиду, которая по-прежнему сжимала ножики в руке, и широко улыбнулся.

– Подбросишь, красавица? – Тиль нахально запрыгнул в телегу, не дожидаясь приглашения, и красноречиво посмотрел на ножи. – Да ты опасная штучка, не правда ли?

Алида смутилась и убрала ножи. Она была рада видеть Тиля, но его развязное поведение выводило её из себя.

– Это далеко не всё оружие, которое у меня есть, – предупредила она и задрала подбородок. – Подумай трижды, перед тем как воровать мои пряники.

Тиль поднял руки вверх, как вор на задержании.

– Ох-ох, ну конечно же, я даже не притронусь к твоим припасам, смертоносная госпожа.

Алида хмыкнула и пустила Морковку шагом. На сердце у неё стало тепло и легко. Одиночество больше не давило на грудь, она могла не шарахаться от каждой тени, принимая её за вора или разбойника. Мурмяуз тоже успокоился и с урчанием тёрся о руку Тиля, напрашиваясь, чтобы его почесали за ушком.

– Так ты всё это время был где-то неподалёку? – спросила Алида, когда телега минула последние деревенские дома и покатила через поле. Воздух загустел от монотонного стрёкота кузнечиков, которые к концу лета стали петь всё громче.

– Ага. Посидел в деревне, нашёл работёнку кое-какую. Хоть ты меня и прогнала, я не мог просто так уйти домой, вернуться в эту серость. Не мог не увидеть тебя ещё раз.

Он посмотрел на Алиду тоскливым взглядом. Она испытывала странную смесь смущения и негодования. Ей было приятно, что Тиль к ней привязался, но его легкомыслие ужасно раздражало.

– И чтобы найти меня, ты бросался под копыта всем проезжающим лошадям? – спросила она.

– Да я вообще понятия не имел, что ты умеешь управлять лошадью, – хмыкнул Тиль, поудобнее устраиваясь в телеге и вытягивая ноги. – Я же знал, что ты ушла в замок, куда мне путь заказан. Я несколько раз ходил в город, надеялся встретить тебя у торговых лавок. Ещё частенько прохаживался вдоль той пустоши, где мы с тобой разминулись, поглядывал на гору. У меня в очередной раз закончились деньги, я сидел в трактире, ожидая, когда хозяин освободится, и тут-то мне встретился один богатый господин. Такой высокий, в дорогой одежде, перстни с самоцветами. Городской министр, должно быть. Он мне говорит: хочешь, мол, денег заработать? Ну а кто не хочет? – Тиль хохотнул. – И из кармана мешочек достал, бряцает золотом. Я заранее на всё согласился, уж больно жрать охота, а на медяки, что мне бабка за помощь по хозяйству платила, только тарелку каши купишь.

Алида напряглась, почуяв неладное.

– И что он попросил тебя сделать?

– Да плёвое дело. Говорит, в такой-то день, едва солнце зайдёт за гору, по этой дороге проедет телега, запряжённая светлой лошадью в яблоках. Хозяйка телеги – знатная дама, которая путешествует под прикрытием. Вроде намекнул, что она ему дорога, ну, я так понял. И, говорит, даме нужна защита. Кто-то вроде стража. Я удивился: я ж не жандарм и не гвардеец, да и оружия у меня при себе нет, разве что гобоем по башке огрею. А этот щёголь посмеялся и говорит, что дамочка сама за себя постоять может, только вот нужен ей спутник, чтобы никто не подумал, что она одна путешествует. Воры испугаются и не полезут, если с ней будет мужчина, вроде того.

– И ты согласился? – спросила Алида. – Тебе ничего не показалось странным?

– Ну, а что тут такого? – пожал плечами Тиль. – Богач заботится о своей девчонке, которая куда-то собралась. Я же не знал, что это будешь ты. Но погоди-ка… – Он ошеломлённо уставился на Алиду. – Это…

Алида медленно кивнула и задумчиво посмотрела на Тиля.

– Кажется, я знаю, кто тебя купил. Сам Вольфзунд, хозяин замка, что на горе. Так что, фермер из Зелёного Лога, ты теперь тоже повязан с ним.

На минуту воцарилась тишина.

– Что же это получается, – Тиль взволнованно сверкнул глазами, – я заключил сделку с демоном?

Алида весело хмыкнула.

– О, послушай меня, у меня как-никак есть опыт в таких делах. Сделки с демонами так легко не заключаются. Ты бы сразу понял, если бы твоя душа покинула тело. Приятного в этом мало.

Она вздохнула так тяжело, как только могла, и хитро покосилась на Тиля, наблюдая за его реакцией. Музыкант побледнел, это было заметно даже в сумерках.

– Прям так уж вся душа покидает тело? – с ужасом спросил он. – Но… Но как же тогда жить? Как ты живёшь, Клари?

– Живу наполовину, – снова вздохнула она. – Не вижу снов, не чувствую запахов, не могу насладиться музыкой или красотой природы. Ах, Тиль, как я унижалась, как умоляла демона оставить мне хотя бы ощущение вкуса! Если бы я ела пироги и не могла отличить их от соломы, я бы тут же умерла.

У Тиля было такое уморительно-несчастное выражение лица, что Алида не выдержала и расхохоталась.

– Ты правда поверил? Правда, Тиль?! Первый Волшебник, какой ты смешной!

Тиль глупо заморгал и сердито сдвинул брови.

– Ах ты, обманщица! А я-то думал, как ты живёшь без души? Хотя знаешь, Клари, кое-что демон у тебя действительно отобрал. Ты правда не получаешь удовольствия от музыки. Как иначе объяснить твою неприязнь к моей игре на гобое?

– Это очень просто объяснить, – тряхнула волосами Алида. – Ты плохо играешь. Уж извини.

– Спасибо за прямоту, – кисло протянул Тиль. – Но тебе всё равно придётся слушать мои песни. Уж извини.

За перелеском началась ещё одна деревенька, поменьше, чем та, у реки, но тоже людная и обжитая. У кособокого трактира хмельно шумели. Кто-то затянул пьяную песню, в ответ на неё раздался хриплый хохот. Загремели отодвигаемые стулья, послышался женский смех. У самого входа Алида разглядела ненавистные синие мундиры и, схватив Тиля повыше локтя, прошептала плащу:

– Спрячь нас.

– Да ладно тебе, они же просто отдыхают. – Тиль махнул рукой в сторону трактира. В руках жандармов действительно блеснули пузатые кружки с тёмным пивом, но у Алиды всё равно шумело в ушах от волнения.

– Не надо мне такого счастья, – проворчала она.

Они благополучно миновали трактир – к успокоению Алиды, городские стражники не заинтересовались путниками. Морковка тащила телегу ровно, послушно поворачивая туда, куда направлял её Тиль. Алида тихо радовалась, что ей не приходится больше держать поводья. Она удобно устроилась с краю и посадила Мурмяуза себе на колени, чтобы можно было перебирать его шёрстку пальцами.

На самой окраине посёлка Алида заметила свежевыкрашенный терракотовой краской дом, утопающий по самые окна в кустах белого шиповника. У крыльца дома двое черноволосых мальчишек гоняли потрёпанный мяч, и Алиде показалось, что она уже где-то видела этих близнецов.

– Гожо! Лоло! – окликнула она, не веря глазам.

Мальчишки как по команде подняли головы, но смотрели почему-то сквозь повозку, не замечая свою знакомую. Алида запоздало вспомнила, что плащ по-прежнему скрывает их, но Тиль, будто прочитав её мысли, осторожно тронул её за руку.

– Не стоит. Если мы вдруг появимся из ниоткуда, будет довольно странно, согласись.

– Да… наверное, ты прав, – с неохотой признала Алида. – Хотя я уже делала так, когда ехала через рыбацкую деревню! Правда, я подгадала момент, когда на улице почти не было прохожих, только какой-то выпивший старик развалился на лавке. Но он, кажется, не очень удивился.

Она проводила дом долгим взглядом, и, когда в окне мелькнули силуэты Лэцнэ и Шантии, не смогла сдержать улыбку. В груди будто стало тепло.

– Ты их знаешь? – полюбопытствовал Тиль. – Откуда?

– Эта семья спасла нас с Ричем. А мы накликали на них беду. Если их освободили и они смогли устроиться, то, быть может, для нас тоже не всё потеряно? Как думаешь, Тиль?

– Да что ты, Клари, снова пытаешься повергнуть меня в уныние? Конечно, всё будет хорошо. С твоим богатеньким покровителем вообще не о чем беспокоиться. Ну, так где остановимся на ночь? Можем вернуться к трактиру, наверняка у них нашлась бы комната.

Алида покачала головой. Ей хотелось отъехать подальше, чтобы не терять вечер и скорее добраться до Мёртвых Земель. Они катили ещё два-три часа, оставив деревни далеко позади, и поздно ночью остановились у кромки леса, который с одной стороны защищал их от ветра. В лесу журчал ручей – можно будет умыться и заварить чай поутру. Тиль расстелил свой плащ на земле и устроился под телегой, Алида привязала Морковку к дереву, накормила и напоила её, а сама легла в телегу, под навес. Мурмяуз свернулся у неё под боком и тут же засопел.

– На следующий день править Морковкой снова будешь ты, – пробормотала Алида, надеясь, что Тиль её услышал.

– Угу, – буркнул он снизу.

Она заснула сразу, как только закрыла глаза.

Глава 5,

в которой тьма клубится под землёй

– У тебя такие глаза… – проговорил Тиль.

– Какие? – спросила Алида, приготовившись к нелепым и неловким сравнениям, которые, по словам её подружек из деревни, так любят парни.

– Как у моуров из сказок, – ответил он. – Необычные. Бабушка читала мне сказку, в которой мальчика забрали болотные девы с сиреневыми глазами. Я никогда не видел, чтобы у человека были такие.

Алида смутилась. Она-то рассчитывала услышать что-то вроде «твои глаза яркие, как звёзды» или «твои глаза похожи на два омута», но её, кажется, только что сравнили с нежитью. Она намотала на палец прядь волос, размышляя, обидеться ей на Тиля или посмеяться над ним.

– Не дуйся. Это красиво. В смысле, глаза у тебя красивые.

– Только глаза? – Алида повернулась к нему.

Второй день их пути догорел, вспыхнув на западе последним золотым всполохом, и небо стремительно наливалось густой синевой. За целый день им не попалось ни одной деревни – только луга медового разнотравья, берёзовые рощи и поляны дикой клубники.

– Нет, – ответил Тиль. – Ты сама вся красивая, Клари. Ты мне нравишься.

Алида вспыхнула до корней волос. Никогда ни один парень не говорил ей, что она ему нравится. Она так мечтала услышать это от Ханера. И услышала, в какой-то степени. Только притворство Ханера больно ранило её, оставило на сердце противную, ноющую рану. Она много времени провела с Ричем, но он тоже никогда не показывал, что она ему интересна как девушка. Алида нехотя признала, что ей было бы приятно осознавать, что Рич считает её красивой или хотя бы симпатичной.

В отличие от них, Тиль никогда не скрывал, что находит Алиду привлекательной. И вот, наконец, признался в этом прямо. «Ты мне нравишься» – звучало вполне неплохо. Алида оценивающе посмотрела на музыканта, на его простое, но приятное лицо, на большие карие глаза с пушистыми ресницами, на блестящие густые волосы. Он был таким понятным, таким земным, каким только может быть смертный юноша. Она представила, как он вскапывает землю, как смахивает тёмные пряди с потного лба, как несёт вёдра, полные воды, чтобы мать помыла посуду и заварила чай. В его облике не было ничего необычного и яркого. У него не имелось обворожительной улыбки Ханера, рогов Мела, цепкого взгляда Вольфзунда или веснушек Ричмольда. От Тиля не пахло ночными цветами и жжёными спичками, он был так далёк от опостылевшей магии, как рыба далека от полётов. И это в нём очень нравилось Алиде. Он был той последней ниточкой, которая связывала её с прошлой жизнью, в которой не было ни альюдов, ни магии, ни изнуряющих путешествий.

Ей вдруг остро, нестерпимо захотелось стать такой же простой, как он, позабыть обо всём, что было с ней в последнее время, и почувствовать себя самой обычной шестнадцатилетней девушкой, которой оказывает знаки внимания молодой фермер, к тому же умеющий играть на гобое.

Алида подвинулась ближе к Тилю и поймала взгляд его вечно грустных глаз. Она положила ладонь ему на плечо, приближая лицо к его лицу.

– Что ты, Клари? – спросил он.

– Алида, – сказала она. – Моё настоящее имя – Алида.

Тиль не успел удивиться. Она закрыла глаза и нащупала его губы своими губами. Тиль порывисто выдохнул, обнял её за талию и притянул ближе к себе, целуя жадно и слегка неуклюже.

Алида сама не заметила, как он повалил её на дно телеги. Ей в спину упёрлась пустая бутылка из-под молока, и травница засопела, стараясь одновременно принять более удобную позу и ненавязчиво оттолкнуть Тиля, который набросился на неё с совсем уж неожиданным пылом. Рука Тиля скользнула по её талии и наткнулась на рукоять Импиора. Музыкант на миг замер, и Алида поспешила отстраниться от него и села, опершись спиной на борт телеги. Ей показалось, что её губы стали в два раза больше и горели так, будто она поцеловала кипящий самовар.

– Совсем забыл про твоё оружие, – виновато произнёс Тиль, усаживаясь рядом. – С такой опасной девушкой надо быть осторожнее, да?

– Угу, – буркнула Алида, украдкой трогая горящие губы. Она уже жалела, что первая полезла к Тилю. Что за нечисть её дёрнула? Совсем разум растеряла! Всё-таки, если бы тут была бабушка, она вела бы себя благоразумнее.

– А всё же… – не унимался Тиль. – Значит, я хоть немного тебе нравлюсь? Ну нравлюсь же, да?

«Преисподняя тебя забери! – в сердцах подумала Алида. – Я только что открыла тебе своё настоящее имя, показала, что ты стоишь моего доверия, а ты лезешь с глупыми вопросами! Ну что за человек?!»

Она метнула на него сердитый взгляд и, неопределённо пожав плечами, отвернулась, рассматривая небо. Небосвод затянуло чернильное марево, и на нём набухли яркие звёзды, словно крупные капли росы на траве.

– Скоро начнётся звездопад, – с видом знатока заявила Алида.

– Что ты имеешь в виду? – Тиль подсел к ней и ненавязчиво приобнял. Алида досадливо фыркнула, но не стала стряхивать его руку со своего плеча. – Я видел, как с неба падают звёзды. Пш-шик – и белая чёрточка загорается и быстро гаснет. Красиво. Мама говорила, если успеть загадать желание, пока звезда летит, оно непременно сбудется.

– Не-а. – Алида хитро сощурилась. – Не видел ты настоящих звездопадов. Вон, смотри, той звезды не было видно вчера ночью. И этой тоже. Видишь, они наливаются разными цветами. Жёлтые, синие, красные. Скоро они упадут. И лучше нам с тобой беречь головы.

В повозку запрыгнул Мурмяуз, волоча в пасти дохлую мышь. Морковка зафыркала, принюхиваясь к застывшему воздуху. Быть может, лошадь почуяла близость чудес.

Первая звезда, ярко-жёлтая, как майский первоцвет, сорвалась с небесного полотна и закатилась куда-то за лес, вспыхнув сверкающим росчерком.

– Ты видела?! Клари, ты видела?! – завопил Тиль. – Какая крупная! Какая жёлтая!

– Я не Клари, – напомнила Алида.

– А мне нравится это имя. Я к нему привык. Пожалуй, продолжу так называть тебя. Можно?

Алида пожала плечами и молча указала ему пальцем на небо. Тиль поднял голову и замер с открытым ртом.

Весь небосвод усеяли огромные цветные огни, готовые вот-вот сорваться и рухнуть вниз. Зрелище было настолько прекрасное, что перехватывало дыхание, – Алида никогда не видела такого, ведь даже в те разы, когда она ловила звёзды, они падали редко, по одной, и небо оставалось обычным, не таким восхитительно-ярким, как сейчас.

Спустя миг началось настоящее представление, будто Первый Волшебник решил развлечься и запустил праздничные шутихи в своих чертогах. Тут и там вспыхивали ослепительные огни, и на поле сыпались жёлтые путеводные звёзды, закатывались в траву и подсвечивали землю. Алида шмыгнула под полог повозки, и Тиль, которому несколько звёзд успели больно попасть по голове и плечам, тоже залез в укрытие.

– Как здорово, Клари! – захлёбывался от восторга музыкант. – Это так красиво! Но почему я раньше такого не видел?

– Потому что смотрел только на перцы да на фасоль, – отозвалась Алида. – Помоги-ка.

Она выставила несколько освободившихся мешков в незакрытую пологом часть повозки, и, прикрыв голову руками, высунулась и набросила одеяло на Морковку, защищая лошадь от звездопада. С каждой минутой всё больше звёзд сыпалось с неба, и всё вокруг заливал густой золотой свет, совсем не похожий на солнечный. Тиль сложил несколько звёзд, упавших в телегу, в мешки.

– Зачем они нам?

– Жёлтые звёзды указывают путь, – пояснила Алида. – А ещё это неплохие светильники. Можно сэкономить на свечах и не бояться пожара. Жаль, отчего-то другие звёзды не хотят к нам наведаться.

Но вот среди бесконечного жёлтого потока промелькнула голубая искра, и волшебная звезда прыгнула прямо в руки Алиды, мерцая лазурью. Алида восторженно ахнула и засмеялась, не веря своей удаче.

– Звёздочка, милая, – горячо взмолилась она. – Умоляю тебя, пусть всё будет хорошо. Пусть у меня всё получится!

– Веришь в счастливые концы? – спросил Тиль. Он намотал плащ на руку и сидел, закрывая голову от падающих звёзд.

– Верю. – Алида вздёрнула подбородок. – Иначе зачем вообще делать что-то, если не веришь, что всё будет хорошо?

Тиль хмыкнул и отбил свободной рукой назойливую звезду, летящую прямо ему в лицо.

– Я бы сказал, что всё относительно. Плохих концов не бывает. Любой конец для кого-то будет считаться хорошим.

– Вздор, – ответила Алида, охапками запихивая путеводные звёзды в пустые мешки. – Если тёмная магия поработит всех вокруг, кто порадуется такому исходу?

– Твой сумасшедший дружок, которого ты зачем-то выдавала за брата, – процедил Тиль. – Он точно будет в полном восторге.

– Не путай Рича и Чернокнижника! – взвилась Алида. – Они совсем разные!

– Да-да, я это уже слышал. Только разве бывает такое, что в одном теле живут два человека? Да, я понимаю, волшебство вокруг и всё такое, но всему есть предел, Клари. Кто кроме него может похвастаться второй сущностью? И раньше такое было. Отец мне рассказывал, что бабка его друга свихнулась на старости лет и стала считать себя собакой. Бегала на четвереньках по двору и облаивала кур. Ей вызвали лекаря, но он не помог. Сказал, что нет лекарства для души. Сдаётся мне, у твоего Ричика тот же самый недуг. И ничем ему не поможешь, сколько ни вари зелий и не плети наговоров.

– А я помогу, – упёрлась Алида. – Сам увидишь, помогу! Спорим на шоколадный пряник?

– Ах, чтоб тебя… – проворчал Тиль, когда одна звезда всё-таки ударила его по носу. – Ладно. По рукам. Спорим на шоколадный пряник.

Они пожали друг другу руки. Звездопад постепенно стих, небо стряхнуло все цветные огни и снова стало матово-синим, покрытым привычными блёклыми точками. Но поле по-прежнему сияло желтизной, под кустиками душицы и коровяка спрятались никем не собранные звёзды, а из мешков в повозку лился яркий и тёплый золотой свет.

Хьёльд будет помнить этот день до тех самых пор, пока Первый Волшебник не призовёт его к себе.

Он был совсем ещё мальчишкой – даже по меркам смертных, не говоря уж об альюдах. Тогда он даже не понял, из-за чего всё произошло. Лишь потом, много лет спустя, мать рассказала ему эту историю – всё началось с того, что они первыми отважились в открытую не согласиться с Владыкой Эллекеном. Его жажда власти и бесконтрольное уничтожение несчастных смертных сильно беспокоили отца, Геварда, и однажды он, потеряв терпение, отказался участвовать в очередном кровавом набеге на город. Отец не видел смысла в этих нападениях – как, впрочем, и многие другие, которые просто не решались высказать недовольство.

Вечером их с родителями и сестрой выволокли на улицу – альюды с чёрными масками на лицах, приближённые Владыки. Отец пытался сопротивляться, но их было много, так много, что маленький Хьёльд испуганно расплакался, когда чёрные фигуры наводнили гостиную и принялись поджигать мебель и портьеры.

Всё, что он успел заметить, оглянувшись по пути, – это полыхающий особняк, который они считали своим домом.

Всю семью бросили в темницу. Если бы Эллекен был милосерднее, он поселил бы их в пустой башне, там, где он обычно держал провинившихся. Но поступок отца он расценил как предательство, а на предателей милосердие Эллекена не распространялось. Их упекли в сырой, совершенно тёмный подвал, кишащий крысами. Хьёльд помнил только, что беспрестанно заходился плачем и просился домой, а мать, Морриган, укачивала его, гладила по пшеничным волосам и шептала что-то успокаивающее.

Колдовская защита темниц была настолько сильна, что отец даже за два дня не смог разгадать, как её обойти. Но помощь пришла с неожиданной стороны.

На исходе второго дня они увидели свет факела перед решёткой и сперва подумали, что это стражи проводят обход. Но неровный свет выхватил из темноты одинокую фигуру, тонкую и высокую. Хьёльд узнал сына Эллекена и съёжился под боком у матери.

– Прошу, молчите, – прошептал молодой альюд. Длинные смоляные волосы падали ему на глаза – тогда Вольфзунд ещё не научился элегантно зачёсывать их назад и собирать в низкий хвост, причёску воинов и аристократов.

– Тебя прислал отец? – недоверчиво спросил Гевард.

– Нет.

Вольфзунд суетливо закрепил факел на стене, достал из-за пояса короткий кинжал и полоснул себя по запястью. На его белой коже выступила чёрная полоска крови, и он прижал раненую руку к стене темницы. Прошёл миг, два – и решётки со скрипом разъехались в стороны. Вольфзунд облегчённо вздохнул, будто сам не был до конца уверен, что его кровь подействует так же, как кровь Эллекена.

– Давайте за мной, тихо и быстро.

Он поманил пленников, махнув им рукой, и бросился по коридору, но совсем не в ту сторону, откуда приходили стражи. Мать и отец неуверенно переглянулись, но всё же вышли из своей тюрьмы. Морриган несла Хьёльда на руках, а Гевард взял за руку маленькую Жиеву. Стройная фигура Вольфзунда маячила впереди, освещая путь факелом. Он то и дело замирал, словно гончая в стойке, прислушивался к чему-то и, кивнув, снова вёл пленников вперёд, навстречу неведомому. Коридор сужался, уводил то влево, то вправо. Стены здесь не были отделаны даже камнем – просто ход, вырытый в земле. Хьёльд помнил, как было холодно: замок Эллекена стоял в суровых северных Землях, овеваемый ледяными ветрами и обдуваемый студёными метелями. Мать укрыла его своим плащом, а Жиева расхныкалась от холода.

– Немного осталось, – обнадёжил их Вольфзунд.

Сам он был в тонкой холщовой рубашке с короткими рукавами, в тёмных штанах до щиколоток и босиком. Эллекен любил простую одежду из обычных тканей и требовал, чтобы жена и сын одевались так же.

– Куда мы идём? – тревожно спросила Морриган.

– Увидите, – бросил Вольфзунд. – Я знаю, о чём вы думаете. Я не могу вас перенести туда. У меня не хватит сил, чтобы забрать всех вас сразу, к тому же отец почувствует, если кто-то воспользуется чарами перемещения в окрестностях замка. Придётся идти пешком. Но это лучше, чем погибнуть в темнице.

Они остановились перед глухой стеной. Морриган застонала, подумав, что сын Владыки завёл их в тупик. Гевард запыхтел, как разъярённый бык, и Хьёльд тогда подумал, что ещё чуть-чуть, и отец проклянёт черноволосого парнишку – всё равно они уже попали в немилость у Владыки, а страшнее этого ничего не может быть.

Но Вольфзунд снова провёл ножом по руке, вскрывая уже затянувшуюся рану, и мазнул кровью по стене. Земля задрожала, раздался гул, сверху посыпались мелкие камешки. В стене разверзся проход, в тоннель ворвался свежий морозный воздух. Вольфзунд повернулся к Хьёльду и его семье и самодовольно улыбнулся. В озорных чёрных глазах плясал огонь.

Он затушил факел о стену и повёл их наружу, по бескрайнему заснеженному полю. Жиева расплакалась сильнее, и Геварду пришлось тоже взять её на руки. Хьёльд жался к матери, с любопытством поглядывая на узкую спину Вольфзунда, которая маячила перед ними, то нетерпеливо переходя на рысь, то снова приноравливаясь к их усталому шагу.

– Я мог бы наколдовать огонь. Дети замёрзли, – предложил Гевард.

– Нельзя, – звонко отозвался Вольфзунд. – Пока нельзя. Прошу вас, потерпите, осталось недолго.

– Недолго до чего? – спросила Морриган, ступая всё тяжелее. Она устала, её магические силы истощились от заточения, а снег набился в обувь, мешая идти.

– Вы увидите, – пообещал Вольфзунд. – Верьте мне, прошу вас. Я не враг вам. Я не такой, как отец.

В то время его голос был чист и звонок, а лёгкая хрипотца слышалась лишь в минуты сильного волнения. Хьёльд поверил ему тогда всем своим доверчивым мальчишеским сердцем. И верил до сих пор.

Родители переглянулись, безмолвно спрашивая друг друга, стоит ли идти за сыном их мучителя. За сыном хозяина, которому они больше не служили.

– Мы идём в Мёртвые Земли? – испуганно пискнула Жиева.

– Конечно нет, малышка, – заверил Вольфзунд, обернувшись. – Всё будет хорошо. Скоро ты согреешься. И ночью будешь спать на кровати.

– С куклами? – оживилась сестра.

– Не обещаю. Но постараюсь кое-что для тебя сотворить.

Прошло не так много времени, и впереди замаячил огонёк. Скоро Хьёльд разглядел очертания небольшого домика, скрытого в еловом бору. Они поравнялись с деревьями и остановились у дома. Вольфзунд взбежал на крыльцо и нерешительно посмотрел на Геварда.

– Господин Гевард… Можно вашу руку?

Отец, видимо, сразу всё понял и с готовностью засучил рукав, протягивая руку Вольфзунду. Сын Владыки сглотнул и, кивнув для уверенности самому себе, сделал на коже Геварда тонкий надрез.

Отец подошёл к двери и начертил своей кровью несколько знаков. Тогда Хьёльд не понял, что он делает, но сейчас знал, что это были руны защиты. Они вошли внутрь: дом был натоплен, неброская, но добротная обстановка показалась едва ли не царской по сравнению с сырой холодной темницей. Вольфзунд остался снаружи, и Хьёльд видел из окна, как сын Владыки кружит под окнами в жуткой пляске, вскидывая длинные руки к звёздному небу.

– Обряд сокрытия, – пояснила мать. Она опустила Хьёльда на диван и укрыла его пуховым одеялом, а сама принялась растирать замёрзшие ноги Жиевы. Отец проверял шкафы и полки, выискивая посуду и съестное.

Снаружи дом озарила серебристо-сиреневая вспышка и тут же погасла. Вольфзунд вошёл в дом, отряхивая одежду от налипшего снега. Волосы растрепались пуще прежнего, под глазами залегли тени – видимо, колдовство отняло у него много сил.

– Вас никто не найдёт, – сказал он, устало опускаясь на стул. – Я довольно хорош в таких заклятиях. Дом надёжно спрятан, а пройти через дверь теперь могут только члены вашей семьи. Те, кто одной с вами крови, Гевард.

Отец нахмурился.

– Но ты-то сейчас прошёл.

– Я сотворил этот дом, – скромно улыбнулся Вольфзунд. – Дом не может не впустить своего создателя. Но вы можете дополнительно защитить его так, как посчитаете нужным. Теперь он ваш. До тех пор, пока я не придумаю, как упросить отца вернуть вам былое.

– Утерянного не вернёшь, – вздохнула Морриган. – Это куда лучше, чем сгоревший особняк и замковые темницы. Спасибо тебе.

– Спасибо, – вежливо повторила Жиева.

– Спасибо, мальчик, – немного стесняясь, пробубнил Хьёльд.

– Он не мальчик! – шикнула на сына Морриган. – Это наш господин! Его имя Вольфзунд, запомни!

– Ох, не нужно, – отмахнулся Вольфзунд. – Пусть малыш зовёт меня так, как захочет. Пока что единственный господин нашего народа – Эллекен.

– Зачем ты помог нам, позволь спросить? – угрюмо поинтересовался Гевард, подкладывая дров в печь и кроша в горшок найденные в подполе картофель и мясо. – Ты что, пошёл против отца? Или это какая-то уловка?

Вольфзунд, видимо, был готов к этому вопросу. Он выпрямился и сверкнул глазами. Хьёльд заворожённо уставился на него, углядев во взгляде и всём облике паренька царственную властность, которой только предстояло раскрыться в полную силу.

– Вы – не единственные, кому не нравится то, что делает Эллекен. И я в их числе. Я не разделяю взглядов отца. Я против порабощения смертных. Я против войн и захвата власти. Я не хочу разрушать человеческие города. Я не хочу, чтобы альюды стали единственными разумными существами в мире. Мир прекрасен в его многообразии, и я не хочу, чтобы хоть один народ покинул Земли Первого Волшебника.

– Долго готовил речь? – хмыкнул Гевард.

Щёки Вольфзунда зарделись румянцем.

– Долго, – нехотя согласился он. – Но я не сказал ни единого слова лжи. Я честен перед вами, господин Гевард. Я не хочу, чтобы древние семейства подвергали гонениям только из-за того, что они не согласны с правителем. Отец теряет силу, настраивая против себя других альюдов. Это неправильно. Так не должно быть. Мы должны держаться друг друга, множить общую силу. Жить… – Он запнулся. – Жить так, чтобы полнить гармонию мира.

Отец молча покачал головой. Скоро домик наводнили ароматы рагу, и Хьёльд нетерпеливо выбрался из-под одеяла, глотая слюну. Он осторожно подсел рядом с Вольфзундом, безмолвно спрашивая его разрешения, но тот хмуро смотрел в одну точку перед собой и, казалось, не замечал ничего вокруг.

Морриган достала из шкафчика миски и ложки и разложила их на столе. Хьёльд взял деревянную ложку и поднёс к глазам, разглядывая. Он впервые видел такую. В их родовом поместье пользовались изящными серебряными вилками с фамильным гербом на ручках. Неуклюжий деревянный прибор был ему в диковинку. Жиева презрительно морщилась.

– Фу, картошка, – закапризничала она. – А можно мне форель?

– Форель плавает в озере, малышка, – ответил Вольфзунд и легонько щёлкнул девочку по носу. – Сегодня у нас кролик. Тоже неплохо, а? Особенно после того, чем тебя кормили последние дни. Вряд ли это была форель, правда? Так что подождёшь ещё немного.

Жиева поморщилась, но всё-таки принялась за еду. Вольфзунд перевёл взгляд на Геварда.

– В лесу есть озеро. Там полно рыбы. В сенях вы найдёте лук и немного стрел, ножи и сети для рыбной ловли. Я принесу ещё стрел на днях. И всего, что ещё вам потребуется. Пока вам лучше не колдовать за пределами дома, так что придётся воспользоваться обычными средствами.

Вольфзунд подобрал с пола тонкую щепочку, выпавшую из ведра с растопочными дровами, подул на неё, что-то прошептал, и с улыбкой протянул Жиеве. На глазах щепка превратилась в куклу в красивом платье. Счастью Жиевы не было предела.

После еды глаза Хьёльда начали слипаться, и он уже не слушал, о чём толкует отец с их юным спасителем. Мать отнесла его в комнату, укрыла мягким одеялом, а вьюга за окном спела ему колыбельную, нежную, как первая весенняя оттепель.

В следующий раз он увидел Вольфзунда лишь спустя несколько недель. Сын Эллекена заколотил в дверь последним вечером зимы, и едва он вошёл, по его лицу Хьёльд понял, что что-то стряслось.

Вольфзунд проковылял на слабых ногах через комнату и рухнул на стул, закрыв лицо ладонями. С удивлением Хьёльд заметил, что плечи Вольфзунда дрожат от рыданий.

Хьёльд сполз со скамьи, на которой играл деревянной лошадкой, вырезанной отцом, и подсел к сыну повелителя, который выглядел просто-напросто жалким худым мальчишкой.

Хьёльд осторожно подёргал его за рукав. Вольфзунд вытер длинный нос и посмотрел на мальчика покрасневшими глазами. Мать вышла из кухни – её не привыкшие к работе руки были покрыты красными мозолями, которые она постоянно размачивала в отварах лечебных трав.

– Первый Волшебник, что стряслось? – воскликнула она.

– Госпожа Морриган, – шмыгнул Вольфзунд, выпрямляя спину. – Простите, что я без предупреждения. Я… Мне… Вы окажете мне огромную услугу, если позволите переночевать под вашей крышей.

Было заметно, что ему неловко просить об этом, но мать тут же заверила его:

– О чём речь, конечно, оставайся. Ты выглядишь не слишком здоровым. Тебе нужна помощь? Может, какие-то зелья, отвары…

– Пожалуй, я бы не отказался от травяного чая, – смущённо улыбнулся он. – С шалфеем.

– Что у тебя такое? – полюбопытствовал Хьёльд. Он заметил, что левый рукав рубашки Вольфзунда задрался, обнажая окровавленные символы, чернеющие на коже.

– Ничего, – быстро ответил Вольфзунд и поспешил опустить рукав, но Морриган тоже заметила знаки.

– Всевышний и Преисподняя! – воскликнула она. – Что у тебя такое, Вольфзунд? Кто это сделал?!

Он неохотно положил руку на стол и закатал рукав до локтя. Хьёльд подался вперёд, разглядывая несколько символов, вырезанных на его предплечье. Хьёльд узнал язык магии, он видел у родителей свитки, исписанные похожими рунами, но сам пока был слишком мал, чтобы начать постигать его. Морриган ахнула.

– Что тут написано? – не скрывая любопытства, спросил Хьёльд.

Вольфзунд не то хмыкнул, не то всхлипнул.

– Ренегат. Отступник. Предатель. Какое слово тебе нравится больше?

– Это… Это он? Эллекен? С родным сыном?! – ужаснулась Морриган. Она метнулась к шкафчику с травами и стала быстро крошить сухие листья в глиняную миску, что-то нашёптывая.

– Он, – подтвердил Вольфзунд. – По правде говоря, я думал, что он догадается раньше. Ломал-ломал голову, как вам удалось сбежать. Пытал стражей и всех продажников-слуг. Наконец, вспомнил, что темница открывается его кровью. Нашей кровью. Мы и раньше не слишком ладили, а сейчас он и вовсе спятил. Если бы не мать, то… – Вольфзунд на мгновение замер, глядя в печной огонь. Он сглотнул, острый мальчишеский кадык подпрыгнул вверх и снова опустился. – Ограничился только тем, что выкинул меня из замка на глазах всей прислуги и обещал убить, если вернусь раньше, чем через два дня. Думал, я буду унижаться и ползать вокруг замка на морозе, умоляя впустить.

– Мы твои должники, – сказала Морриган, ставя миску со свежей мазью на стол. От мази шёл сверкающий лиловый пар и пахло какими-то цветами. – Все мы обязаны тебе жизнью, Вольфзунд. Оставайся здесь столько, сколько нужно. И дай-ка мне свою руку.

Вольфзунд убрал волосы со лба, откинув назад, и послушно протянул Морриган руку с уродливыми запёкшимися ранами. Эллекен даже не постарался, чтобы надпись выглядела аккуратно: буквы прыгали, как напуганные зайцы, и смотрели в разные стороны, будто глаза запойного пьяницы. Хьёльд вздрогнул. Должно быть, это очень больно.

Морриган промыла раны тёплой заговорённой водой. Вольфзунд шипел, как разозлённая гадюка, и вода в миске почернела от его крови. Морриган щедро нанесла на раны травяную мазь и наложила повязку.

– Ну вот, – улыбнулась она. – Теперь всё пройдёт.

– Спасибо. – Бледный Вольфзунд закусил губу. – Только вот шрамы от магии не затягиваются, вы знаете. Я уверен, отец позаботился, чтобы эти отметины остались со мной на вечность и дольше. Ничего. – Его глаза полыхнули огнём, и маленький Хьёльд испуганно отпрянул. – Я буду прятать их под шелками и бархатом. И никто больше не увидит меня таким, каким видели сегодня вы. Я отстрою свой замок подальше от севера, где-нибудь поблизости от городов, чтобы жить среди людей Королевства. И я сделаю так, чтобы и нам, и людям жилось спокойно.

– Слова, достойные Владыки, – послышался голос Геварда. Хьёльд заглянул в прихожую и увидел, что отец принёс несколько крупных рыбин и три кроличьи тушки. Раньше он выезжал на охоту на своих прекрасных скакунах, и слуги-продажники подавали ему заговорённые стрелы, бьющие точно в цель.

– Дорогой, ты можешь себе представить? Эллекен заклеймил его! Собственного сына! – всплеснула руками Морриган.

Гевард вошёл в комнату, стряхивая липкий снег с сапог, и мрачно оглядел Вольфзунда и его повязку.

– Это скверно, – произнёс он. – Очень низкий поступок. На моей памяти такого не было. Что же будет, если мы перестанем уважать собственную кровь? Погрязнем в войнах, как люди? Впрочем, Эллекен этого и хочет.

Он вздохнул и присел на скамью. Однажды Хьёльд проезжал через деревню и видел смертных мужчин – бородатых, с красными натруженными руками и погасшими глазами. Отец сейчас был очень похож на смертного, и Хьёльду это не понравилось.

– Когда ты станешь Владыкой, ты поможешь нам вернуть дом и наших слуг? – строго спросил он Вольфзунда.

Молодой альюд рассмеялся и приобнял Хьёльда.

– Если когда-нибудь я стану Владыкой, то у тебя будет всё, что ты пожелаешь, малыш Хьёльд.

Мальчик деловито кивнул блондинистой головой.

– Хорошо. Тогда я буду за тебя.

И он остался верен своему слову.

Хьёльд поёжился от пронизывающего ветра и накинул на голову капюшон. Мёртвые Земли укрыл тонкий слой снега, воздух загустел от запаха злых чар. Когда-то давно, когда Эллекен ещё был у власти, эти места охраняла нежить. Моуры, стригои, болотники, люди-ведуны жили в тёмных лесах и на болотах, и плохо приходилось тому путнику, который случайно забредал сюда.

Тьма всегда влечёт за собой холод, а холод – тьму, вот почему Эллекен воздвиг свой замок на северных границах Королевства, где промозглые ветра кружат целыми ночами до рассвета, завывая вместе с нежитью.

Хьёльд не мог поверить, что Эллекен вернулся и правит Мёртвыми Землями, пока не увидит поверженного и воскресшего Владыку собственными глазами. Он допускал, что кто-то из альюдов, узнав об этом, захочет вернуться к Эллекену, предав Вольфзунда: и раньше были несогласные, те, кто привык, что нового Владыки быть не может, пока не доказана смерть предыдущего. Без сомнений, Эллекена победили, но он не рассыпался прахом, не погиб, оставив бездыханное тело, а просто исчез, найдя убежище в Небытии.

Он чувствовал, что Ленард был здесь. Худшие опасения Хьёльда оправдывались, и он тяжело вздохнул. Он давно следил за Ленардом и видел, как тот тайно встречается с другими альюдами, узнаёт, кто из людей интересуется колдовством и какими силами теперь обладают древуны. Ленард не нравился Хьёльду ещё до Сна: скользкий, ищущий свою выгоду во всём. Здесь, на севере, беспорядочно гнездились селения и одинокие дома – ветхие, кособокие, потемневшие, похожие на полусгнившие человеческие тела. И непременно их входы венчало что-то жуткое: череп животного или мёртвая птица. Жильцы были под стать жилищам: такие же древние, в поношенных тряпках, часто с отросшими ногтями и волосами. Ленард навещал и их.

Хьёльд понимал, что, по-хорошему, обо всех подозрениях надо сразу докладывать Вольфзунду, но на этот раз в нём взыграло какое-то почти мальчишеское упрямство, вспыхнул охотничий азарт. Привести к господину предателя, разузнать о силе и намерениях врагов – что может быть слаще, чем та благодарность, которую он услышит? Он ещё раз докажет свою верность и, возможно, увидит восхищение в глазах той, кем дорожил едва ли не так же, как своим Владыкой.

Несколько раз он едва не натыкался на Чернокнижника – тот брёл, нашёптывая что-то себе под нос, как безумец. Хьёльд мог бы убить его прямо сейчас, но Вольфзунд не желал мальчику смерти. К тому же, если он хочет, чтобы Эллекен поверил ему, этого делать не стоит.

Моуры держались от него подальше. Хитрые болотные девы чувствовали силу альюда, да и стригои только пару раз подбирались достаточно близко, рассматривая его с веток деревьев и позвякивая колокольцами в волосах.

На третий день пути он зашёл так далеко на север, что даже Мёртвые Болота остались позади. Здесь начинались истинные владения Эллекена. Хьёльд чуял, что Ленард и Эллекен где-то рядом: наверное, осматривают то, что осталось от замка старого Владыки. Его догадки оправдались. Он забрался на каменистый холм и втянул носом морозный воздух. Всевышний и Преисподняя, ну почему он не мог заколдовать своё поместье так, чтобы хотя бы летом тут не было так холодно?

Хьёльд замер, прислушиваясь. Перед ним простиралась пустошь, окружённая холмами и последними редкими лужицами болот. Земля здесь звенела, твёрдая и белёсая, будто отлитая из серебра. Замок Вольфзунда был надёжно защищён горами и небольшими, но глубокими топями – бледными тенями Мёртвых Болот, которые окольцовывали некогда величественный замок Эллекена. Но Вольфзунда никогда не охраняла нежить, разве что пара старых болотников могла припугнуть заблудившихся простолюдинов.

Посреди пустоши высились руины замка. Хьёльд помнил, каким он был огромным и страшно-прекрасным в своём зловещем великолепии. Поистине необъятный, с залами, в которых могли бы уместиться целые человеческие посёлки, сложенный из дымчато-белого камня, который сверкал, как свежий снег, едва солнечный луч, пробившись сквозь завесу облаков, поглаживал его шпили! Хьёльд приблизился к развалинам и не смог сдержать восторженного вздоха. Устрашающие украшения карнизов и колонн до сих пор сохранились, и на альюда взирали горгульи с козлиными рогами и оперёнными крыльями, танцующие скелеты опоясывали остатки цоколя, а на части уцелевшей галереи горельефы изображали людей, умирающих в страшных мучениях.

Хьёльд прикоснулся ладонью к одной из колонн. Белый камень сверкнул под его пальцами, и по руинам пробежала дрожь. Хьёльд стиснул зубы, готовясь встретиться лицом к лицу с врагом.

Через несколько мгновений Хьёльд почувствовал, что за спиной у него кто-то есть. Он ожидал волн мощи, которые чувствуются, когда рядом появляется Вольфзунд, но на деле сила была едва ощутимой. Он обернулся и увидел Ленарда с горбатым рыжим мужчиной. На лице Ленарда читалось потрясение. У рыжего не было настоящего тела – всего лишь умелая иллюзия. Хьёльд положил ладонь на грудь и учтиво поклонился.

– Что ты тут делаешь? – спросил Ленард. Его голос прозвучал звонко и суетливо.

– Приветствую, малыш Хьёльд, – без выражения произнёс горбун. – Узнаёшь своего прежнего хозяина?

«Ты убил моих родителей. Ты хотел убить и нас с сестрой. Ты никогда не был моим хозяином».

Хьёльд испугался, что его мысли прозвучали слишком громко.

– Узнаю вас, господин Эллекен. И приветствую.

Рыжий прищурил голубые глаза.

– А ты не лебезишь. Мне это нравится. Не люблю пустых разговоров, ты знаешь. Говори, зачем пожаловал. Мой сынок подослал? Хочет попросить у папочки прощения, но боится прийти лично?

Хьёльд сглотнул. Он надеялся на долгий разговор, из тех, в которых каждый говорит много, но, по сути, не говорит ничего. Эллекен захотел прямолинейности, и Хьёльд понял, что ему тоже придётся говорить прямо. Настолько прямо, насколько возможно, но при этом не выдать ни слова правды.

– Я услышал о том, что вам удалось вернуться. Это поистине удивительно. Я убедился, что вашу силу не так-то просто сломить.

– Верно. – Эллекен пригладил бороду, не сводя взгляда с Хьёльда. Хьёльд почувствовал себя глупым мальчишкой.

– Если вы собираете приспешников, то я готов служить вам.

Ленард вытаращил глаза. Хьёльд старался не смотреть на него, сосредоточившись на Эллекене. «Поверь, поверь, – он пытался навязать ему мысль так осторожно, как только мог. – Я буду служить тебе сейчас, когда у тебя почти нет союзников».

Эллекен долго смотрел на него, едва заметно ухмыляясь в бороду, а потом повернулся к Ленарду.

– Что скажешь? Возьмём его?

– Я… Господин… – Ленард растерялся, переводя взгляд то на одного, то на другого. Его зелёный камзол в тусклом свете пасмурного дня казался дымно-болотным, а каштановые волосы – пепельно-серыми. – Это странно. Хьёльд всегда был предан Вольфзунду.

– Вот именно, – кивнул Эллекен. – Очень ценное приобретение для наших пока немногочисленных рядов. Не находишь?

– Но… Он…

Ленард замолчал, замер с глупо открытым ртом. Хьёльд выдохнул, стараясь не показывать своего облегчения. «Спасибо, Первый Волшебник».

– Ты пришёл как раз вовремя, мальчик. – Эллекен махнул ему рукой, приглашая в руины замка. – Я хотел кое-что показать Ленарду. Чернокнижника мы с собой не взяли: он слишком молод и слаб для такого, пусть наберётся сил, общаясь с красавицами. Идём. Прекрасная чёрная магия помогла мне не только вновь предстать перед вами, но и вернула мне кое-что ещё.

Эллекен повёл их под арочный свод, готовый вот-вот обрушиться им на головы, но удерживаемый невидимой силой. У огромного зала не было потолка: он рухнул много столетий назад, когда Вольфзунд уничтожил отцовский замок, и чёрно-белый глянцевый пол почти полностью устилали руины верхних этажей. Хьёльду стало не по себе. Об этом месте ходило много толков, один зловещее другого. После того, как место Эллекена занял его сын, альюды предпочитали обходить развалины замка бывшего Владыки стороной. Кто-то боялся, что в руинах может ещё теплиться сила погубленного хозяина, кто-то думал, что на развалинах лежит проклятие. От замка действительно веяло мощью, тёмной и напористой до тошноты, и Хьёльду приходилось прилагать усилия, чтобы не отказаться от своего замысла и не покинуть это место.

– Меня приятно удивило одно обстоятельство, – бросил Эллекен через плечо своим сопровождающим. – Я не ожидал, что мальчик соберёт столько силы, чтобы излить её в моих владениях. Пока что младший сын дал мне куда больше, чем старший.

Когда-то это было отдельным крылом, даже стена частично сохранилась. Широкая лестница закручивалась вниз, вела в замковые подземелья. Эллекен начал спускаться, и Хьёльд с ужасом начал догадываться, что именно собирается показать им бывший Владыка с телом смертного горбуна. Не нужно было гостить во владениях Эллекена, чтобы слышать о его Неистовой Стае – своре диких колдовских волков и нескольких десятков безвольных людей-продажников, которые загоняли для хозяина дичь. Земля стонала под их лапами, воздух разрывался от лая, и всё живое жалело о том, что появилось на свет. Говаривали, будто Эллекен держит свою Стаю в подземелье, ниже яруса для пленников и провинившихся.

– Разве подземелья сохранились? – взволнованно спросил Ленард, когда они ступили на лестницу и начали спускаться. – Я думал, их засыпало.

– Тогда у меня будет для тебя много сюрпризов, – отозвался Эллекен. – Скоро ты всё увидишь. И ты, малыш Хьёльд, не отставай. Скоро узнаешь места.

Как не узнать? Прошло много времени, но Хьёльд прекрасно помнил, как их всей семьёй приволокли в замок с заклятием невидения на глазах и запрятали в сырые темницы.

Эллекен вёл их по лестнице ниже и ниже, и Хьёльда обуревали мрачные предчувствия. Если Неистовая Стая каким-то чудом уцелела и по-прежнему подчиняется Эллекену, то нужно скорее предупредить об этом Вольфзунда. Вряд ли ему понравится, что вместе с отцом из Небытия вернулось самое страшное его оружие.

Ступени лестницы кое-где были разрушены и выщерблены. Они спускались медленно и осторожно, держась за холодные каменные перила, выступающие прямо из стены. Наконец, лестница оборвалась, но так и не вывела ни в коридор, ни в подземную залу. Хьёльд подумал, что со временем последние ступени разрушились, но скоро понял, что ошибся.

Эллекен зажёг на своих ладонях по серебристому огоньку, и свет озарил бескрайнее подземелье. Сначала Хьёльду показалось, будто внизу бушует море, бьётся чёрными волнами о стены и нижние ступени лестницы, выплёскивая кверху белые гребешки, и блики серебристого света вспыхивают то тут, то там.

Но тут чёрная масса притихла, будто прислушиваясь, и через мгновение взорвалась оглушительным хриплым воем, лаем и рыком. По хребту Хьёльда пробежала дрожь, он инстинктивно пригнулся и замер.

– Помоги-ка мне осветить подземелье, – попросил Эллекен Ленарда.

Ленард, судя по выражению лица, был ошеломлён не меньше Хьёльда. Он вздрогнул и, не сводя глаз с воющего «моря», разжёг огни Эллекена ярче. Огоньки оторвались от ладоней горбуна и зависли над головами, разливая вокруг мерцающий серебряный свет.

Десятки огромных, размером с медведя, волков кружили внизу, щетиня холки и скаля зубы. Только они были не из плоти и крови, а казались сотканными из самой тьмы, изменчивой и клубящейся. Чёрные, как угли, с длинной шерстью цвета безлунной ночи и белёсыми глазами, горящими, как яркие звёзды. Между волками прохаживались человеческие скелеты и пустыми глазницами смотрели на хозяина, стоящего на лестнице.

Ленард издал приглушённый стон.

– Они стали даже лучше, чем были раньше! – гордо заявил Эллекен. – Интересная вещь произошла с продажниками. Они вроде бы и мертвы, но проклятие держит их здесь. Не терпится опробовать этих красавцев в деле.

Словно в ответ ему один из волков запрокинул голову и протяжно завыл басом, и остальные демонические звери тоже вскинули косматые головы и разразились кто скулежом, кто жутким воем. От этих существ разило такой мощью тьмы и зла, что Хьёльду было тяжело устоять на ногах. Всё самое страшное, самое низкое, что может натворить чёрная магия, воплотилось в них, и даже ему, достаточно сильному альюду, было трудно находиться с ними рядом и не задыхаться от волн ярости, исходившей от заколдованных волков.

– Когда у меня будет достаточно помощников, я наконец-то устрою настоящую охоту, – мечтательно произнёс Эллекен.

– Они… Они настоящие? – прошептал Ленард, во все глаза глядя на чудовищ. – Те самые? Неистовая Стая?

– Разве тут могут быть варианты? – ухмыльнулся Эллекен. – Видите, что с ними сделала чёрная магия? Удивительно, как это я раньше не догадался. Жаль, один из них не уцелел. То ли заблудился где-то ещё до того, как мой милый сынок отправил нас всех практически к самой Преисподней, то ли не вынес возвращения из Небытия. Ну что, малыш Хьёльд, нравятся тебе мои собачки?

– Они великолепны, – ровным голосом произнёс Хьёльд.

Эллекен сощурил глаза.

– Я мог бы кинуть тебя к ним прямо сейчас. Хочешь? Сожрав тебя, они станут только сильнее. Но я хочу другого.

Он вплотную приблизился к Хьёльду, и тот почувствовал, что не может пошевелить ни единым мускулом. Всё тело его будто сковало льдом, и липкий ужас навис над ним угрожающей волной. «Кинуть его к ним – спасибо за идею, – подумал Хьёльд. – Так и сделаю при случае».

– Они слушают только меня, – будто прочитав его мысли, усмехнулся Эллекен. – Представь, что будет, если эта Стая останется без хозяина?

Ленард растерянно моргал, переводя взгляд с Хьёльда на Эллекена и обратно. Он уже шагнул на ступень выше, чтобы при удобном случае обратиться в бегство, но Эллекен взмахнул кистью, и Ленард тоже замер как изваяние.

– Ты – домашняя собачка Вольфзунда, Хьёльд. И всегда останешься таким. Безвольным и глупым. Думаешь, я поверил, что ты хочешь служить мне? Я не настолько слеп. Я специально показал тебе мою стаю. Моё оружие. Конечно, ты тут же побежишь к Вольфзунду, и поэтому я хочу, чтобы ты рассказал ему всё, что видел здесь. Скажи ему, что я далеко не так слаб, как ему думается. Скажи ему, что я вернулся.

Он шевельнул пальцами, и ледяная хватка ослабла настолько, что Хьёльд смог кивнуть головой. Эллекен сжал одной рукой плечо Хьёльда, а другой схватил Ленарда за локоть. Он кивнул Ленарду, прося переместить их, и через миг все трое уже стояли снаружи, на промозглом снежном ветру.

– Беги. Беги сейчас же, – шепнул Эллекен. – Не то охота начнётся раньше, чем Вольфзунд этого захочет.

Алида всё ещё надеялась, что телега, подаренная Вольфзундом, скрывает в себе какие-то чудеса, и исподтишка ощупывала каждую её деталь, пытаясь отыскать хоть какие-то отголоски волшебства.

– Что ты там всё время елозишь? – проворчал Тиль.

Он играючи управлял телегой и лошадью, даже когда дорога становилась узкой и ухабистой. Морковка слушалась его с полуслова, и Тиль настолько сдружился с лошадью, что даже не предлагал Алиде попробовать взять поводья.

– Ищу сушки, – соврала Алида, обшаривая руками каждый сучок на гладких струганых досках.

– Ты уже все их уничтожила, – хмыкнул Тиль и выплюнул травинку, которую жевал уже долго. – Не боишься растолстеть?

– У меня наследственность хорошая, – огрызнулась Алида.

Тут она наткнулась на зелёный мешок, который раньше почему-то не замечала. Она издала возглас удивления и запустила в мешок обе руки. Пальцы нащупали что-то мягкое, и Алида запоздало вспомнила, что сунула в мешок носки, подаренные Симонисой. Она вытащила носки наружу, и они тут же превратились во что-то, похожее на скрученный шерстяной коврик. Алида разочарованно сморщилась.

– Валенки! Тиль, они надо мной издеваются!

– Отчего же сразу издеваются? – хохотнул Тиль, обернувшись через плечо. – Всегда мечтал натянуть на тебя валенки. У нас в деревне знаешь кто без обуви ходит? Нищенки да пацаны до десяти лет. Для девчонки в твоём возрасте вообще-то неприлично бегать босиком.

– А для парня в твоём возрасте неприлично путешествовать с девушкой, на которой не женат, – фыркнула Алида.

– Ну, вообще-то, это легко исправить, – тихо проговорил Тиль. Алида сделала вид, что ничего не услышала, но щёки её порозовели.

Валенки были сделаны из грубоватой, но очень тёплой серой шерсти и украшены вышивкой с синицами по голенищам. Алида сунула руку в один валенок и поразилась, как там уютно и тепло. Мурмяуз попытался залезть в другой, но позорно застрял, а когда хозяйка помогла ему выбраться, пристыженно уселся в дальнем углу телеги, обернув лапы хвостом.

– Вообще-то, полезная вещь, – снова подал голос Тиль. – Я слышал, в Мёртвых Землях ветрено и прохладно даже летом. А ещё там живёт Ледяной Государь вместе с Госпожой Студеницей, а за ними летят птицы-вьюжницы, бегут волки-метели и медведи-шатуны. Не самое подходящее место, чтобы разгуливать босиком.

– Птицы-вьюжницы? – недоверчиво переспросила Алида.

– Ага. Ну, это у нас такие сказки рассказывали. А там, на севере, легенды могут быть ещё страшнее. Но ты не бойся, Клари. Я с тобой.

Алида с сомнением посмотрела в его крепкую, но не самую широкую спину и остановила взгляд на футляре с гобоем.

– Да уж, только вот оружия у тебя нет, защитник.

– Зато есть у тебя, – весело заметил Тиль. – Отличный клинок, я бы с удовольствием такой носил.

– Нет! Импиор я тебе не отдам. Тебе нельзя доверять такие вещи.

– Я мог бы придраться к словам и обидеться. Но не стану этого делать, потому что мне просто нравится спорить с тобой. Ты очень милая, когда злишься, Клари.

– И ещё милее буду, когда опробую на тебе один из маленьких ножичков, которые у меня тоже с собой, – буркнула она, отворачиваясь.

– Не-а. Не опробуешь. Потому что тогда тебе придётся самой править лошадью, а тебе смерть как не хочется этого делать. Если я прав, то с тебя поцелуй.

– Ещё чего! – возмутилась Алида. – Тиль, ты меня, кажется, бесишь.

Противный холод охватил её босые ступни, поднимаясь выше, несмотря на тёплый день. В груди заклокотала тьма, и Алида сжала виски пальцами, сопротивляясь зреющей ярости.

– Я вот что хочу тебе сказать, Клари. Посёлков что-то не видать, всё перелески да поляны, а я жрать хочу похлеще этого самого волка-метели. Давай-ка привалимся, а?

Беззаботный голос Тиля вытянул её из ледяного омута, как вытягивают за шкирку тонущего котёнка из бурлящей реки. Алида несколько раз моргнула и глубоко вздохнула, с наслаждением чувствуя, как августовское тепло вновь наполняет её тело. Ей пришлось признать, что Вольфзунд был прав, когда попросил Тиля присмотреть за ней в пути.

Они распрягли Морковку и привязали её к толстому дубовому стволу, насыпав ей овса. Дорога тут сделалась совсем узкой, и по обеим сторонам от неё шумел редкий лиственный лес с просторными опушками, залитыми солнцем и усеянными ароматными цветами. Тиль с наслаждением потягивался, разминая мышцы. Мурмяуз гонялся за бабочкой-крапивницей, а Алида деловито копалась в запасах, выбирая, что и сколько они могут позволить себе съесть на обед.

Для Тиля она выделила кусок запечённого мяса из заговорённого берестяного туеска, в котором еда могла не портиться несколько месяцев, пирог с щавелем и ломоть плотного хлеба с орехами. Себе она выбрала кусочек зернового хлеба, пирожок с мясом, сдобное колечко с сыром и три шоколадных пряника. Немного подумав, Алида прихватила ещё и пару ватрушек с корицей и разложила всю снедь на траве.

Они ели молча и с аппетитом, подставляя довольные лица солнечным лучам, которые падали сквозь кружево дубовых листьев. Мурмяуз бегал от Алиды к Тилю и обратно, выпрашивая лакомые кусочки, и друзья щедро угощали кота, умиляясь его упитанным щёчкам. Морковка покорно жевала овёс, обмахиваясь серым хвостом, а лесные птицы беззаботно заливались в древесных кронах.

Алида наковыряла семечек из зернового хлеба и выставила ладонь, подзывая птиц. Несколько чечёток и щеглов спустились к ней и принялись клевать угощение. Тиль, наевшись, растянулся на земле и по привычке закусил травяной стебелёк.

– Как хорошо размяться после поездки. А то у меня уже хребет закостенел – сидеть постоянно скрючившись. И припасы твои – что надо. Отлично, должно быть, демоны в замке живут. Как думаешь, разрешат мне погостить, когда вернёмся?

– Даже не знаю, – ответила Алида. – Лучше сходи отыщи ручей и набери воды, будем пить чай. А я пока соберу трав.

Тиль нехотя поднялся, взял пустой мех для воды и углубился в рощицу. Алида вдохнула полной грудью ароматный воздух и даже порадовалась, что поблизости нет никаких городов и деревень: можно расслабиться, не укрываться заговорённым плащом и не прятать Импиор, опасаясь грабителей.

Она тоже поднялась с земли, потянулась, по-кошачьи выгнув спину, и окинула поляну взглядом опытной травницы. Уже скоро она набрала дикой мяты, душицы, чабреца и кипрея, а из сухих веточек сложила кострище и разожгла огонь с помощью огнива. Тиль вернулся быстро, и они заварили травяной чай, вскипятив воды в котелке.

– А теперь, думаю, неплохо бы развлечься, – улыбнулся Тиль, отставляя пустую керамическую миску, из которой он пил чай. – Где там мой дружок?

Он достал из футляра гобой и бережно протёр его уголком рубашки. Алида страдальчески застонала.

– Опять будешь фальшивить! Ладно, ладно, но только сыграй не балладу о несчастной любви, а что-нибудь весёлое.

Тиль подмигнул ей и заиграл простую бодрую песенку. Мелодия пришлась Алиде по вкусу: незамысловатая и привязчивая, из тех, которые остаются звучать в голове ещё долго после того, как стихнет последняя нота. Она сама не заметила, как ноги пустились в пляс, а музыка наполнила сердце радостью. Тиль играл песню за песней, и Алида кружилась по опушке, разгорячённая весёлыми мотивами, подол её платья колоколом раздувался вокруг ног, а волосы растрепались по спине, отливая на солнце цветом крепкого чая.

– Красиво танцуешь! – восхитился Тиль. Музыка оборвалась, растворилась в воздухе, рассыпалась над цветами золотарника, и без неё стало пусто и тихо.

Алида отбросила со лба прядь волос и, тяжело дыша, плюхнулась на землю. Ей хотелось ещё потанцевать, но гордость не позволяла просить Тиля сыграть снова: она ведь всегда возражала против его музыки.

– У меня есть один знакомый, – сообщила она, – у которого свирель играет сама собой. Только задаёшь ей мелодию – и всё, дальше она сама.

– Опять штучки демонов? – проворчал Тиль. – Но было бы неплохо, это точно. Представь: инструмент сам играет, а ты свободен и можешь, например, потанцевать с симпатичной девчонкой.

Он вскочил и дёрнул Алиду за руку, рывком поднимая её с земли. Она взвизгнула от неожиданности и засмеялась. Тиль обхватил её за талию и закружил в танце, напевая весёлую песенку без слов.

От него пахло чем-то тёплым, похожим на прогретое солнцем сено, а руки так ловко и крепко держали её, что Алида почувствовала себя под надёжной защитой. Она сама от себя не ожидала, что ей захочется просто забыть обо всём и безмятежно кружиться по лесной поляне в объятиях музыканта и наслаждаться погожим днём, как это делают все простые девушки, не знающие её бед. Ей подумалось: а не для того ли Вольфзунд нанял Тиля, чтобы он развеивал её мрачное настроение и сдерживал огонёк злобы, готовый полыхнуть в груди яростным пламенем?

«А ведь бабушка томится в пернатом теле, пока ты тут развлекаешься», – промелькнула непрошеная мысль. Алиде резко расхотелось танцевать, она вырвалась из рук Тиля и, подобрав подол платья, зашагала к телеге.

– Эй, Клари, ты чего? На ногу наступил, что ли? Ну, прости. Не такой уж я хороший танцор.

– Нет, – бросила она через плечо. – Ты прекрасно танцуешь, Тиль. Просто нам действительно нужно ехать. Нельзя забывать, ради чего мы здесь. Поедем дальше.

Тиль пожал плечами, но спорить не стал. Он отвязал Морковку и пошёл за Алидой.

– Учти, Клари. Танец остаётся за тобой. А может быть, и поцелуй.

Позже набежали пушистые облака, к вечеру собравшиеся плотным покрывалом туч, зарядил мелкий нудный дождик и вечер стал совсем серым, безрадостным и монотонным. Телега переваливалась по грунтовой дороге, которая уже начинала раскисать, и комья тёмной грязи налипали на копыта Морковки и приставали к колёсам.

Позади остались оранжевые огоньки Агстарда – среднего городишки, поменьше Биунума. Алида уже пожалела, что они не задержались там на ночь: в дождь было бы гораздо приятнее спать на постоялом дворе, но она сама настояла на том, чтобы эту ночь провести в пути. С каждым часом её нетерпение росло, в груди скреблось ощущение, что они едут слишком медленно, заставляя бабушку, Герта и Рича ждать её действий. Алида честно призналась себе, что в её представлении путь в Мёртвые Земли занимал меньше времени.

– Говорил я, туча идёт, надо было остаться, – ворчал Тиль. Он натянул капюшон так низко, что даже носа не было видно, и его голос звучал глухо.

– Ну и оставался бы, – буркнула Алида. Мурмяуз уютно устроился у неё за пазухой, от кота было так тепло, будто она обнимала печку. – Я не просила тебя тащиться за нами. Это Вольфзунд тебя купил.

– Ага, купил пажа для своей любимицы. Нет уж, молчи лучше. Когда вредные девчонки начинают ворчать, это невыносимо.

– А когда ворчат изнеженные музыканты, которым мешает дождик, это выносимо?

Морковка громко фыркала, отплёвываясь от капель, которые попадали ей в ноздри и повисали на ресницах. Алиде было жаль лошадку, но чувство долга гнало вперёд. Она вытащила из-под платья астролябию и в который раз попыталась договориться с прибором. Ничего не произошло, диск и стрелка оставались недвижимы, и никаких волшебных лучей, которых она так ждала, не показалось. Алида бросила раздосадованный взгляд на мешки с жёлтыми звёздами. Светила равнодушно сияли золотом, но отчего-то не слушались её и ни в какую не хотели вести в Мёртвые Земли.

– Давай повернём назад, мы недалеко отъехали от города, – предложил Тиль.

– Если хочешь, поворачивай. Только сначала высади меня.

Тиль громко вздохнул и покачал головой. Алида тихо порадовалась, что он хоть и ворчит, но верно и безропотно помогает ей. «Когда всё будет позади, я от души поблагодарю его. Попрошу Вольфзунда дать ему денег. Но сейчас ничего не скажу, а то ещё возгордится», – подумала она.

Ещё около часа они ехали молча. Дождь то переставал, то начинался снова, но полог телеги не промокал, а это значило, что и припасы, и спальное место Алиды оставались сухими, и это её обнадёживало. Город давно скрылся позади, и теперь по обе стороны от дороги тянулись пологие каменистые холмы с редкими чёрными соснами. Фонарь и мешки со звёздами Алида выставила поближе к краю телеги, и жёлтый свет лился на дорогу, отражаясь в мелких лужицах, и множился на мокрых стеблях травы. Алида задумалась. С другой стороны, если путеводные звёзды не бьются о стенки фонаря и не выпрыгивают из мешков, пытаясь указать другое направление, значит, они выбрали верный путь.

С каждой минутой ветер выл всё горестнее, а его порывы становились такими злыми и холодными, что Алида сдалась и натянула на ноги расшитые валенки. Подумав, она достала из сумки недовязанный шарф, который начала ещё во время путешествия с Ричем-Чернокнижником, и молча протянула Тилю. Жемчужные облачка пара поднимались изо рта и у неё, и у Тиля, и у Морковки, а иногда Алиде казалось, что в ветряных вихрях мелькают серебристые снежинки.

– Холодно, как в Преисподней, – пожаловался Тиль, заматывая шарф вокруг шеи. – Хочется верить, что мы уже близко к этим проклятым Землям.

– Хочется верить, – эхом отозвалась Алида.

Краем глаза она заметила какое-то движение слева и быстро повернулась, всматриваясь во мглу. Воображение живо нарисовало диких зверей и банды разбойников, и от предплечий к пальцам пробежала дрожь. Алида тронула Тиля за локоть.

– Тиль, там кто-то есть.

– Кто? – Он повернулся туда, куда она показывала, и сощурился, приглядываясь.

Морковка взволнованно всхрапнула, и беспокойство Алиды возросло: ведь если лошадь тоже что-то почуяла, значит, в темноте и правда таится какая-то опасность. Высоко в небе тревожно закаркали вороны.

По каменистому холму среди серого мрака двигалась какая-то тень: крупная, почти с медведя, и такая чёрная, какой не бывает самая тёмная ночь. Тень кралась между сосновыми стволами, ловкая и бесшумная, словно дым. Алида пискнула и подняла повыше фонарь со звездой. Тиль вырвал у неё фонарь и швырнул его под полог, но Алида успела заметить, как в темноте сверкнули хищные звериные глаза. Тень замерла, а в следующий миг рванулась в сторону дороги.

– Что ты наделала, Преисподняя тебя забери?! – зашипел Тиль. – Эта тварь нас заметила! Пустая твоя башка!

– Я не подумала! – всхлипнула Алида, дрожа от страха. – Я просто хотела посмотреть, что там такое!

– Замолчи и набрось что-нибудь на мешки со звёздами! Свет нас выдаёт! А я попробую пустить Морковку быстрее.

Порыв холодного ветра донёс до их ушей утробный рык. Тиль стегнул Морковку, лошадь встрепенулась, запрокинула голову и помчалась, набирая скорость. Алида судорожно затянула верёвки на горловинах мешков, но предательский свет всё равно пробивался через плотную ткань. Она подумала, что лучше бы выкинуть звёзды, но тут телегу замотало из стороны в сторону на скользкой дороге, и Алиде пришлось изо всех сил вцепиться в борта, чтобы не вывалиться. Тиль подгонял лошадь, и Морковка мчалась вперёд, но Алиде по-прежнему казалось, что они едут слишком медленно.

– Скорее, Морковка, миленькая! – крикнула она.

Алида высунулась из-под полога и завизжала от ужаса. Тень, похожая очертаниями не то на волка, не то на медведя, мчалась за ними огромными прыжками, глаза её горели, как упавшие звёзды, и расстояние от тени до повозки сокращалось так стремительно, что Алиду замутило от жути. Мурмяуз взвыл и вцепился когтями в хозяйку, до крови раздирая ей кожу на груди.

– Мы погибнем, Тиль! – запричитала Алида. – Оно нас сожрёт!

– Выброси что-нибудь! – крикнул Тиль. Он сосредоточенно подстёгивал Морковку, не оборачиваясь и не паникуя, и его невозмутимость придала Алиде сил.

– Что выбросить? – заламывая руки, спросила она.

– Что-нибудь тяжёлое! Тогда мы поедем быстрее! Сбрось эти проклятые мешки! Всё равно нам ни к чему столько звёзд.

Алида метнулась к ближайшему затянутому мешку. Звёзды блеснули ярче, будто чувствовали, какая участь их ждёт. Алида прихватила одну звезду и спрятала за пазуху, потом снова затянула мешок и, напрягшись, вывалила его за борт.

Морковка побежала быстрее, тень споткнулась о мешок и немного отстала. Звёзды рассыпались по дороге, разбросав по лужам сотни золотых бликов. Алида наконец разглядела, что для медведя у чудовищной тени слишком тонкие ноги и вытянутая морда.

– Это волк! – сообщила она Тилю, выбрасывая второй мешок со звёздами. – Только очень большой.

Телега подскакивала на ухабах, летя вперёд со всей скоростью, на какую была способна. Скрепя сердце, Алида выбросила свой матрас, а потом, едва не плача, и большой мешок с посудой и провизией. Волк, сотканный из тьмы, неутомимо гнался за ними по пятам, но уже не осталось ничего тяжёлого, что Алида могла бы выкинуть. Паника нарастала, сжимая когтями разум, и мысли Алиды беспорядочно закружились, как зимняя позёмка. Морковка уже начинала уставать, всё-таки она была не скаковой лошадью, и надо было срочно придумать что-то, что сможет отвлечь от них чудовище.

«Птицы небесные, – взмолилась Алида. – Пусть нам поможет что-нибудь! Хоть что-нибудь! Задержите его, дайте нам спастись!»

В вое ветра послышался новый звук: недовольное карканье ворон и шелест крыльев. Алида вскинула голову к небу и увидела, как стая чёрных птиц собирается над ними, кружа, словно стервятник над жертвой.

– Помогите! – закричала она воронам. – Ради Первого Волшебника!

Алида сосредоточилась на птицах, протянула к ним свои мысли, стараясь достучаться до пернатых. Они были высоко, но ей всё же удалось нащупать птичьи разумы. «Дайте нам уйти. Отвлеките это исчадие Преисподней. Прошу!»

Вороны сбились чёрным облаком в единое крылатое и каркающее тело и с гвалтом обрушились вниз. Алида прикрыла руками голову, но не отрывала взгляда от дороги. Птичья туча рухнула на чудовищного волка, сжимая его тисками когтей и клювов. Полетели перья, раздался рык, перерастающий в отчаянный визг, и Алида поняла, что волче-воронья свара уменьшается в размерах, отдаляясь. Значит, оторвались!

– Получилось, Тиль! – радостно завопила она. – Вороны его задержат! Надо продержаться ещё немного, и мы убежим!

Они мчались не оглядываясь до тех пор, пока впереди не замигали оконца какой-то деревеньки. Кроме воя ветра ничего не было слышно, и, когда Алида опасливо оглянулась, она не увидела ничего, кроме серой ленты дороги, вившейся за ними.

Тиль пустил уставшую Морковку шагом, и уже скоро они упёрлись в частокол, окружающий деревушку. Почти все окна были тёмными, и только в паре из них горел свет. Мурмяуз как ни в чём не бывало сел вылизываться, и Алида нервно усмехнулась.

– Всё-таки пронесло. Ты настоящий герой, Тиль!

Она притянула Тиля к себе и крепко расцеловала в обе щёки.

– Да ты тоже ничего, – улыбнулся он. – Всевышний и Преисподняя, угораздило же связаться с птичьей ведьмой!

Он восторженно выдохнул, и они оба рассмеялись с таким облегчением, какое наступает только после самых страшных минут.

Друзья не без труда убедили старика с длинной козлиной бородой пустить их переночевать в сени. Тиль договаривался о том, чтобы Морковку напоили, накормили и устроили в хлев, а потом ещё о чём-то беседовал с хозяином, но Алида почти ничего не слышала, свернувшись калачиком в обнимку с Мурмяузом. Она так утомилась, что уснула тут же, упав на мешок, набитый соломой.

Утром Алида проснулась от того, что что-то твёрдое мяло ей бок. Сонно повозившись, она поняла, что за пазухой у неё до сих пор лежит спасённая звезда. Она поморгала, окончательно прогоняя сон, и увидела, что все их оставшиеся вещи сложены тут же, на полу. Алида подняла крышку стеклянного фонаря и аккуратно поместила туда звезду, вместо фитиля. Фонарь она не без труда затолкала в сумку: путеводная звезда пригодится в дороге.

– Отведёшь меня к Ричику, – шепнула Алида.

От её возни проснулся Тиль, зато Мурмяуз продолжал сладко подёргиваться во сне.

Едва выйдя на улицу, они поняли, что телега им больше не понадобится. За деревней начинался тёмный еловый лес с подлеском из куманики и черники, и лошадь, не говоря уж о громоздкой телеге, ни за что там не пройдёт. Под ложечкой у Алиды неприятно заныло.

– Как же мы дальше? И что будет с Морковкой? Не прогоним же мы её.

– Прогонять не придётся, – успокоил её Тиль. – Я договорился. Наш хозяин, Огастер, купит её у нас вместе с телегой в обмен на кое-какую провизию и дорожные котелки. Мы же почти всё выкинули вчера.

– Без тебя помню. – Алида сразу помрачнела. – Но это же грабёж! Хорошая лошадь и телега стоят гораздо больше!

– А какой у нас выбор? Отпускать её в лес, на верную гибель? А телегу пустить на дрова? Так хотя бы на дело пойдёт. Скотина у старика ухоженная, сытая. На телеге будет ездить в Агстард. Так будет лучше. А гобой я не продам ни за что.

Алида помолчала немного, но потом неуверенно кивнула. В самом деле, выбора у них не было. Тиль рассказал, что, по словам Огастера, Мёртвые Земли начинаются сразу за этим еловым лесом. Значит, они уже близко к цели. Морковка и телега сослужили им хорошую службу, и настала пора расстаться с ними.

Алида не стала долго прощаться с лошадью, чтобы не расплакаться. Она подошла к Морковке, быстро чмокнула серый нос, шепнула «прости» в мягкое ухо и бросилась обратно к Тилю, который пожимал руку старику. За плечами у музыканта уже висела котомка с припасами и посудой.

Алида повязала свой пуховый платок поверх плаща, а под валенки надела носки. В деревне было зябко, и Огастер жаловался, что впервые в жизни застал такой холодный август. Алида догадывалась, что в непривычном холоде виноваты чары, но не стала пугать старика.

– Всё, малыш, больше не будем кататься, как богачи, – сказала она Мурмяузу, который явно был недоволен продажей телеги. – Дальше – пешком. Ты у меня кот-путешественник, можешь гордиться. Многие ведь никогда не покидали своего дома, а ты повидал пол-Королевства.

Кустики черники в лесу подёрнулись тонкой паутинкой инея и стали похожи на засахаренные веточки бузины, которыми обычно украшали дома под Средьзимовье. Алида упрямо шла вперёд, не обращая внимания на еловые лапы, которые больно царапали лицо и цеплялись за плащ, перешагивала через упавшие стволы и почти не жаловалась на колючий холод. Её гнало вперёд жгучее желание скорее расправиться с делом. Она-то думала, что Рич не успел уйти далеко, что они нагонят его где-нибудь по пути и быстро убедят вернуться назад. Алида ужасалась, когда представляла, сколько времени придётся ещё потратить на поиски и обратный путь. Иногда она думала, что после того, как вновь увидит бабушку, обрушит на Вольфзунда самую гневную из речей, которая может родиться в её голове, но потом признавалась себе, что у неё вряд ли хватит на это духа.

– Ух, ну и темень же тут, будто день никогда не наступает, – посетовал Тиль, когда они решили немного отдохнуть и перекусить, устроившись на замшелом поваленном дереве.

– И не говори, – согласилась Алида, вгрызаясь в сухарь. – У нас остался чай?

Тиль вытащил из котомки свёрток и с грустью вздохнул, оценивая на ладони его вес.

– Как-то не очень много. Да и костёр тут будет трудно развести. Сыро и холодно. Ой, Клари, да у тебя же все волосы в иголках!

Он принялся осторожно выбирать хвою из волос Алиды, а она кормила Мурмяуза кусочками вяленого мяса, которое припрятала в кармане плаща.

– Значит, сейчас чай пить не будем, – решила Алида. – Тебе очень холодно?

– В твоих силах меня согреть, – широко ухмыльнулся Тиль, и эта наглая ухмылка так странно смотрелась в сочетании с вечно грустным выражением глаз, что Алида не выдержала и улыбнулась.

– Посмотрю я, как ты согреешься, если я натравлю на тебя местных птиц. Я – птичья ведьма, ты же сам сказал. Наверняка здесь полно кедровок и клёстов, а клювы у них будь здоров! Так что думай сам.

Тиль в притворном ужасе вскинул вверх руки с раскрытыми ладонями, показывая свою покорность, и Алида шутливо толкнула его в бок.

– Ладно. Можешь сыграть глупую любовную балладу. Глядишь, и путь покажется короче. Что там наша звёздочка?

Алида заглянула в сумку. Звезда в фонаре спокойно мерцала, указывая точно вперёд. Значит, они на верном пути.

Глава 6,

в которой Мёртвые Земли пугают живых

Рикита уже устала летать по всему городу, выискивая старые дома и заглядывая в окна. Приказ есть приказ, и она не может ослушаться, но в этот раз Окэлло придумал что-то уж совсем странное: найти в старом доме девушку, которую держит в плену старуха. Как, спрашивается, она её найдёт? Она сорока, а не домовая мышь, которая может влезть в любую щель и облазить все комнаты!

Она царапнула когтями по полусгнившему подоконнику и уцепилась за него, восстанавливая равновесие с помощью крыльев. Кажется, этот дом – последний. По крайней мере, она больше не знала ни одного подходящего строения в Авенуме – столица постоянно обновлялась, и после Сна город стал почти неузнаваем, так много новых великолепных домов выросло на улицах.

Сорока наклонила голову, вглядываясь в полумрак комнаты через стекло. Старая мебель, полки с каким-то хламом… лавка, стол со стульями – в общем, ничего необычного. Что ж, поиски не дали плодов. Хозяин будет недоволен, но чего он хотел?

Сорока взмахнула чёрно-белыми крыльями и взмыла в воздух, к конькам городских крыш, чтобы вернуться в замок и доложить Окэлло, что никто из жителей старых домов не держит у себя в плену светловолосую девушку.

Сквозь мутную полудрёму Лисса услышала скрежет снаружи. Будто чьи-то когти хватаются за подоконник. Она повернула голову: благо её кровать стояла вплотную к окну. Это простое движение далось ей так тяжело, что в глазах тут же потемнело.

Снаружи на подоконнике сидела крупная лоснящаяся сорока и глупо ворочала чёрной головой, будто хотела разглядеть что-то сквозь бликующее стекло. Сердце Лиссы заколотилось сильнее. Это же прислужница Вольфзунда! Мел рассказывал ей про трёх ручных сорок, которые оборачивались прекрасными девами!

– Я здесь, – одними губами прошептала Лисса. – Здесь же, посмотри.

Отчаянная надежда заискрилась у неё в душе, как ярмарочный огонёк. За ней пришли, её нашли, её сейчас спасут! Она попыталась протянуть руку, чтобы постучать в стекло и подсказать сороке, что она тут, прямо у неё под клювом, но рука, едва поднявшись, упала безвольной плетью поверх одеяла. Сил совсем не осталось.

Сорока посидела ещё немного, таращась круглыми глазами через стекло, отряхнулась и взмыла вверх. То ли за помощью, то ли…

«Нет, – с ужасом подумала Лисса. – Не может быть. Она не могла меня не увидеть! Я же тут, прямо под окном!»

– Тиль. – Алида взяла музыканта под руку. – Как думаешь, здесь водятся волки?

Ветер толкал её в спину, пробирался за шиворот, гоняя по телу стайки мурашек. В завывании ветра ей слышался чей-то протяжный плач, полный беспредельной тоски, и от этого ей самой хотелось сесть на мёрзлую землю, обхватить голову руками и завыть горько и безутешно, чтобы случайный путник, забредя в эти края, тоже потерял голову от страха.

К ветряному стону примешивался другой звук, то появляясь, то пропадая, растворяясь в холодных вихрях. Тонкий, необычный, чуждый для дикого леса. Будто тысячи крошечных колокольчиков вплели в бороду Ледяного Государя, и он летит над Мёртвыми Землями, высматривая, кого бы заключить в смертельные морозные объятия да превратить в куски бесчувственного льда.

– Волки? Не думаю, – покачал головой Тиль. Он натянул капюшон плаща так низко, что его лица совсем не было видно. – Им здесь неудобно охотиться. Слишком сыро. А вот рыси – эти да. Рыси могут быть, тут полно деревьев, им это нравится. Они любят забираться на ветки и смотреть сверху, не идёт ли кто. А потом – р-раз! И прыгать жертве на плечи. – Он шмыгнул носом от холода. У Алиды вырвался нервный смешок. – У нас в деревне один мужик, охотник, пошёл по осени на оленя. Далековато зашёл, в глухие леса. Спохватились только на четвёртый день. Наши пошли искать, а нашли всего обглоданного. Листьями так присыпало, что, если бы Кахтинг не наступил случайно на кости…

– Тиль! – не выдержала Алида. – Хватит! Лучше играй на гобое, пой дурацкие песни, только не надо этой жути! Пожалуйста!

– Ой, да не ори. – Он пожал плечами так, будто не сказал ровным счётом ничего неуместного. – Всё нормально. Я развлечь тебя хотел. А то идёшь вся такая притихшая.

С новым порывом ветра невидимые колокольчики зазвенели явственнее, отчётливее, будто кто-то в самом деле тряс целой связкой колокольцев, то отходя на шаг дальше, то приближаясь. Алида и Тиль закрутили головами, стараясь понять, откуда исходит звук.

– Видишь что-нибудь? – тихо спросил Тиль, подтягивая Алиду ближе к себе.

– Н-нет, – прошептала травница. Ей стало так жутко, что она едва смогла выдавить из себя это единственное слово.

Тиль быстро нагнулся и поднял с земли обломок толстой ветки – наполовину трухлявый, он вряд ли мог стать грозным оружием. Но Алиду это немного успокоило. Она нащупала Импиор и стиснула рукоять, готовая в любой момент выдернуть клинок из ножен.

Перезвон танцевал вокруг них, сплетался с ветром, и Алида подумала, что этот звук мог бы даже показаться ей красивым, если бы ей сейчас не было так страшно. Напряжение нарастало в груди, сердце колотилось так сильно, что мешало дышать. Она до рези в глазах всматривалась в серый мрак между деревьями, в чёрные еловые лапы и серые поломанные стволы, но не видела ничего, что могло бы так звенеть.

– Не нравится мне это, – шепнул Тиль у неё над ухом. – Давай-ка ноги в руки и бежим отсюда.

Перезвон раздался совсем рядом, будто кто-то затряс колокольчиками у путников перед лицами, а потом утих, словно отпрыгнул назад. Алида ощутила на своём лице чьё-то стылое дыхание с запахом стоячей воды. Ей стало так мерзко, так беспросветно жутко, что она, ничего не ответив Тилю, сломя голову бросилась прочь.

Деревья били по лицу хвойными лапами, хватали за одежду, будто не хотели выпускать из леса. Она слышала, как Тиль бежит сзади, тяжело топая по земле, слышала, как воет вьюга, как колотится собственное сердце, но даже всё это вместе не могло заглушить потустороннего ледяного перезвона.

«Это духи мёртвых зовут меня, – подумала вдруг Алида. – Мёртвые Земли хотят, чтобы я осталась с ними».

Белой стрелой перед ней метнулся Мурмяуз, тоже подгоняемый страхом. Тиль обогнал её, схватил за руку и потащил вперёд, заставляя бежать ещё быстрее. Алида испугалась, что вот-вот зацепится валенками за какой-нибудь корень и упадёт, растянется на земле, и тогда тревожный звон нагонит её, навалится всей тяжестью на спину и втопчет в замёрзшую грязь, затянет глубоко под землю. Но Тиль уверенно тащил её, поддерживая и не давая упасть, и ей ничего не оставалось, кроме как бежать быстрее, чем могли нести её ноги, и не вслушиваться в звон, которым дышал студёный воздух.

Тиль резко завернул в сторону, проскочил между толстенными серебряными стволами, увлекая Алиду за собой, как ребёнка. Они перескочили через упавшее дерево, поверженное в схватке с вихрем, и оказались в редком перелеске, заросшем кустами и тонкими, болезненно искривлёнными деревцами.

Мурмяуз деловито нырнул в кусты, друзья сбавили шаг, дыша громко и тяжело. Перезвон колокольчиков утих позади, и Алида позволила себе робко улыбнуться.

– Кажется, убежали. Чем бы это ни было, я жутко перепугалась!

– Да я и сам струхнул, – хмыкнул Тиль. – Когда оно начало бренчать прямо перед носом, аж сердце в пятки ушло. Ты неплохо бегаешь для девчонки.

– Ты ни за что не обгонишь девчонку, когда ей грозит опасность, – усмехнулась Алида. – Ух, передохнуть бы…

– Погоди, сейчас из кустов выйдем. Мало ли какое ещё лихо таится тут. Всё из-за веток. Вечно в них путаются какие-нибудь духи да нежить всякая. Впереди, кажется, просвет. Думаю, на пустоши будет безопаснее. Там и отдохнём.

Алида молча согласилась с ним, но не стала говорить, что, по её мнению, на пустоши тоже может водиться что-то странное. От мест, которых прозвали Мёртвыми, можно ожидать чего угодно. Она пошла за Тилем, который уверенно прокладывал себе путь в густом переплетении заиндевевших веток бересклета, и поискала глазами Мурмяуза. Кот трусил неподалёку, распушив хвост, как белый флаг. У него был такой невозмутимый вид, словно перезвон и бег по чаще совсем не вывели его из равновесия.

«В следующей жизни буду кошкой, – решила Алида. – Никаких волнений. Никаких сделок. Лежи себе на подушках да жди, когда нальют молока».

Бересклет постепенно поредел. Небо покрылось бледно-лиловой корочкой, стало похоже на огромную ягоду голубики в тонком слое сахарной глазури. Алида раздвинула руками кусты и ахнула. Впереди простиралась болотистая пустошь с редкими островками поломанных, искалеченных деревьев. Землю сковал мороз, и пушистый иней белёсо сверкал под серым небом. Было похоже, будто на землю набросили огромный пуховый платок.

Они с Тилем выбрали сухую крепкую кочку и устало опустились на землю. Алида пошарила в своей сумке, но нашла только половинку пряника, искрошенную и помятую. Она подняла на Тиля вопросительный взгляд, но он покачал головой.

– Будем беречь еду. У нас её не так много, чтобы перекусывать так часто, как тебе хочется. Может, найдём тут что-то съестное. Ягоды, например.

– Значит, самое время продемонстрировать твой талант, – хмуро произнесла Алида, бесцельно ковыряя палочкой мёрзлую землю.

– Какой? – не понял Тиль. – Ты вроде не любишь мою музыку.

– Нет, не музыка. Помнишь, ты не так давно хвастался, что в любом лесу можешь отыскать лисички? Так вот. Время пришло.

– Так это в лесу. А мы на болоте. Может, твой кот поймает нам что-нибудь поесть?

– Очень по-мужски перекладывать всё на котика, – фыркнула Алида. – Напомни-ка, кто решил идти налегке?

– Ладно, ладно. – Тиль встал, отряхнул штаны и с задумчивым видом огляделся. – Я ничего не обещаю, просто попробую.

Он отошёл на несколько шагов и скрылся за кустами.

– Эй-эй! – встрепенулась Алида. – А я? Куда ты? Я что, должна тут сидеть одна? А если эти колокольчики опять зазвенят?

– Всего один поцелуй, Клари, – откликнулся Тиль из кустов, – и я никому не расскажу, что ты, оказывается, боишься колокольчиков.

Алида вспыхнула. Что за человек! И надо всё так переврать!

– Тиль, ты мерзкий тип.

Она продралась сквозь кусты и увидела, что музыкант разглядывает явно несъедобные бледно-зеленоватые грибы, выросшие кольцом посреди торфяного холмика.

– Это не лисички, – заметила Алида.

– Вижу. Мне вообще вот что странно. Тут лютый холод, если бы мы что-то нашли, то грибы были бы побиты морозом. А этим – хоть бы хны.

Алида ощутила, как по пальцам пробежала мелкая дрожь. Ноги в тёплых валенках похолодели, сердце забилось часто и быстро. От земли медленно поднимался ненавистный запах магии.

– Тиль, давай уйдём отсюда, – прошептала она. – Мне здесь не нравится. Это… кажется, это ведьмины круги. Наверняка их здесь ещё много. Пожалуйста, пошли дальше.

Она потянула Тиля за рукав, но он упёрся ногами в землю, как упрямый телёнок.

– Погоди, – отмахнулся он.

Тиль поднял с земли ветку и ткнул в самый крупный гриб. Поганка тут же вспыхнула серебряным огнём, а через миг весь круг занялся колдовским пламенем. Тиль замер, заворожённо глядя на танцы магических сполохов.

– Тиль, нет! – закричала Алида и изо всех сил потянула его на себя. – Даже не думай! Не трожь это!

Она рванула Тиля за руку, и он, не удержавшись на ногах, упал на землю. Юноша ошеломлённо посмотрел на Алиду, будто впервые увидел.

– Что ты делаешь?

– Это я у тебя должна спрашивать! Ты что, совсем мозги растерял?! Это же тёмная магия! Она убьёт тебя, Тиль!

– Тебя же не убила, – проворчал он, поднимаясь.

Алида едва сдержалась, чтобы не ударить его. Её трясло, перед глазами стояла картина, как Тиль тянется к магическому огню. Ещё немного, и он дотронулся бы до него… Что бы она делала, стань он таким, как Рич? Что стало бы с ней, лишись она своего здравомыслящего и простого Тиля?

– Никогда, – процедила она, глотая слёзы. – Никогда, слышишь меня? Не смей даже близко подходить ни к чему такому. Ты мне нужен таким, какой ты есть, понимаешь? Я без тебя не смогла бы проделать и половину пути.

Она всхлипнула и затряслась в глухих рыданиях, спрятав лицо в ладонях. Усталость, страх, напряжение набросились на неё, как хищные птицы, и она не в силах была их отогнать. Алида опустилась на колени и согнулась, будто хотела стать совсем незаметной и маленькой.

– Ну, чего ты? – Тиль присел рядом и обнял её за плечи. – Со мной же всё хорошо. Значит, и с тобой будет.

Он снял свой плащ и укутал им Алиду, как замёрзшего котёнка. Мурмяуз ревниво мяукнул и стал тереться о её бок. Алида уткнулась лицом в грудь Тиля и замерла, чувствуя на своих плечах его крепкие руки. Недолго. Осталось потерпеть совсем недолго, и всё будет позади. Они справятся. Хищные птицы страха и сомнений неохотно полетели прочь.

– Успокоилась? – поинтересовался Тиль. – Если я тебе так нужен, то не желаешь ли кое-как меня воодушевить, милашка?

Алида притворно нахмурилась, сдерживая улыбку. Она обняла юношу за шею и крепко поцеловала в щёку.

– Неплохо, – ухмыльнулся он. – Но мне больше нравится так.

Тиль взял её лицо ладонями и поцеловал в губы долгим поцелуем. Алида не возражала. Тиль был таким тёплым, таким настоящим, что ей захотелось прижаться к нему и сидеть долго-долго, пока мороз сам собой не отпустит болота и жуткая тьма не уйдёт из этих краёв.

Мурмяуз тревожно замяукал. Алида подумала, что он просто требует внимания, но потом она скорее почувствовала, чем услышала низкое утробное ворчание, жуткую дрожь, доносившуюся откуда-то из-под земли.

– Что это? – насторожился Тиль.

– Понятия не… Смотри!

Алида с визгом вскочила на ноги. Перед ними, в выгоревшем ведьмином круге, земля зашевелилась, будто кто-то пытался выбраться наружу. Льдистая корка треснула, вода в болотистых лужах вспенилась, забурлила, словно закипая, заплевалась чёрным зловонным илом. Что-то серебристое мелькнуло среди торфяной гущи, и наружу показалось нечто, похожее на большого светлого паука.

– Всевышний и Преисподняя! – воскликнул Тиль. – Кажется, мы тут засиделись.

«Паук» ощупал землю вокруг себя и стал вытягиваться сильнее. Алида с ужасом поняла, что из земли торчит рука, очень похожая на человеческую, если бы не её мертвецкий прозрачно-серебряный цвет. Алида закричала и бросилась прочь. Тиль и Мурмяуз, недолго думая, побежали за ней.

Тут и там из луж и из-под земли вздымались белые руки, хватая воздух. Не помня себя от ужаса, Алида мчалась вперёд, перепрыгивая через торчащие кисти и подобрав полы одежды, чтобы костлявые пальцы не схватили её.

– Если бы ты не ткнул своей треклятой палкой в этот треклятый гриб, ничего бы не случилось! – выкрикнула она Тилю.

– Помни, что не дошла бы сюда без меня! Сама только что говорила!

– Не будь ты таким идиотом, мои нервы были бы целее.

Если бы не перебранка с Тилем, Алида сошла бы с ума от страха. Она только-только отошла от прошлого потрясения, а теперь ещё и эти жуткие руки откуда ни возьмись появились из-под земли. Что, если Тиль нечаянно призвал болотную нежить? Они же затянут их на самое болотное дно да сожрут с потрохами!

К счастью, руки показывались только недалеко от того места, где светились круги из поганок и вспыхивающих огоньков. Алида, Тиль и Мурмяуз скоро сбавили шаг, но всё равно оглядывались по сторонам, готовые к новым опасностям. Алиде совсем не хотелось встречаться с новыми сюрпризами Мёртвых Земель.

Они двигались вдоль кромки леса, не решаясь углубляться в болота, и Алида постоянно всматривалась в туманные топи, надеясь заметить знакомую долговязую фигуру. Внезапно мысок валенка ударился обо что-то твёрдое, и Алида ахнула, увидев на земле астролябию.

– Тиль, смотри! Это же прибор Ричика. Жалко, что он потерял её.

Она осторожно очистила астролябию от грязи и налипших травинок и поднесла к глазам.

– Выходит, этот увалень проходил тут, – сообразил Тиль. – Что ж, приятно знать, что мы хотя бы не забрели неведомо куда неведомо зачем. Интересно, тут живут люди? Может, кто-то видел его?

Алида принюхалась. Ей показалось, что откуда-то повеяло едва уловимым теплом.

– Ты чуешь? – оживилась Алида. – Кажется, пахнет дымом! Наверное, ты прав.

– Это твои волосы пропитались им, когда мы готовили завтрак. А ещё эта ваша чёрная магия воняет чем-то похожим.

– Ничего подобного! – Алида упрямо мотнула головой. – Я тебе точно говорю, человеческое жильё где-то недалеко! К тому же завтрака у нас не было, если ты забыл. Последний раз мы кипятили чай вчера вечером.

Она так воодушевилась, что обогнала Тиля и уверенно зашагала вперёд. Скованная морозом трава с хрустом ломалась под ногами, как подсохшая глазурь на несвежем прянике. Всё отчётливее пахло дымом, и этот сладко-острый аромат очага согревал, подбадривал и подгонял. Алиде чудилось, что найди они людей, их путешествие сразу обретёт ясность, сразу станет понятно, что дальше делать и куда идти. Исчезнет противное тягучее чувство неприкаянности, ей перестанет казаться, что Вольфзунд заманил её в эти гиблые места, чтобы она сгинула без следа и не путалась больше у него под ногами. Сейчас они найдут деревню, найдут людей и поймут, что и тут, среди болот, можно жить.

– Куда побежала?! А я? – возмутился Тиль. – Провалиться не боишься?

– А чего ты плетёшься, как полураздавленная улитка? Впереди деревня! Я точно знаю!

Она пустилась бегом, тихо радуясь, что мягкие валенки защищают её ноги от мороза. Вскоре Алида заметила, что сквозь болото ведёт довольно широкая утоптанная тропинка, и поняла, что ноги сами выбрали безопасный путь. Мурмяуз тоже ободрился и бросился в сторону, в заросли камыша: наверное, почуял землеройку.

Под ногами больше не хлюпало, с каждым шагом почва становилась всё тверже, чаще стали попадаться деревья. Алида обрадовалась, когда заметила, что кроме уродливых обломанных стволов без коры здесь растут хоть и кривые, но всё-таки живые ели с тусклой чёрно-серой хвоей.

Запах дыма усилился, к нему примешались ароматы съестного и каких-то специй. Алида обернулась и махнула Тилю. Он тоже прибавил шаг и, чуть сощурившись, внимательно всмотрелся вперёд.

– Вон там! – Музыкант вскинул руку. – Видишь?

Алида посмотрела туда, куда он показывал. Сперва она не разглядела ничего необычного: мрачные ели, серебристые стволы с отломанными верхушками, редкие кусты и темнота между деревьями. Но потом между стволами будто бы мигнул огонёк, и словно сами собой выступили бледные очертания приземистой избушки.

– А я что говорила! – обрадовалась Алида. Тиль широко улыбнулся. – Сегодня мы согреемся у настоящего очага и поедим что-то кроме твоих лисичек. Если бы ты, конечно, смог их найти.

Дом прятался под огромной разлапистой елью. Он был так стар, что осел на один бок, будто устал стоять прямо, и врос в землю почти до самых окон. Строение было таким же серебристо-серым, как голые стволы мёртвых деревьев вокруг, таким же заиндевевшим, как всё в этом неприветливом краю. Дверь домика перекосилась, крыша поросла синеватым лишайником. Над крыльцом белел череп оленя с раскидистыми рогами, зловеще мерцающий в матово-сером тумане, постепенно окутывающем болота и перелески. За избушкой виднелись покосившиеся заборы, а из тумана начали выступать очертания других домов поселения, тоже старых и кривобоких.

Алида сбавила шаг. Вид черепа остудил её пыл, посеял в груди зёрнышко ужаса. Она беспомощно оглянулась на Тиля. Юноша пожал плечами.

– Мне страшно, Тиль, – пожаловалась Алида, плотнее запахивая плащ. Она подумала, не попросить ли у плаща укрытия.

– Ну и что такого? – спросил Тиль. – У нас в деревне подвешивают над входом подкову или ветку рябины. У вас что, ничего не вешали?

– Ну не черепа же, – поёжилась Алида.

– Может, им больше нечего, – беспечно махнул рукой Тиль. – Расслабься. У всех свои поверья. У всех свои духи, Клари, свои барабашки в голове. Может, хозяина этого дома однажды лягнул олень, вот он и обозлился на этих копытных. Пойдём хотя бы постучимся.

Алида нехотя кивнула. Тиль решительно зашагал к дому. Из кустов выбежал Мурмяуз – довольный и сытый – и попросился на ручки. Алида подняла кота и уже без прежнего воодушевления приблизилась к дому.

Тиль заколотил в сверкающую инеем дверь. Из бокового окна на землю падал квадрат оранжевого света: значит, хозяева точно дома. Пахло чем-то вкусным, похожим на чечевичную похлёбку, и у Алиды заурчало в животе. Она мысленно уговаривала себя, что нет ничего предосудительного в том, чтобы напроситься на угощение и ночлег, но этот жуткий, обточенный ветром череп взирал на неё пустыми глазницами так, будто хотел сказать: «Что ты хотела от Мёртвых Земель, девочка? Тёплой постели и сытного ужина? Не питай напрасных надежд и не узнаешь боли разочарования».

Дверь открылась быстро, и на пороге появилась маленькая старая женщина, худая и седовласая, закутанная в большую тёплую шаль. Алиде она показалась похожей на гигантскую моль, которую зачем-то выманили из гнезда.

Глаза старушки сверкнули удивлением, когда она увидела путников.

– Она запечёт нас в пироге, Тиль! – пискнула Алида. Тиль бросил на неё негодующий взгляд, и Алида покраснела от стыда.

– Добрый вечер, – неуверенно произнесла женщина. Она впилась глазами в Алиду и рассматривала её так внимательно, будто старалась припомнить, где могла видеть её раньше. Алида опустила глаза.

– Здравствуйте, – бодрым голосом начал Тиль. – Не будете ли так добры приютить ненадолго двух путников? Мы, кажется, заплутали на болотах… Слава Первому Волшебнику, он вывел нас к вашему жилищу.

По лицу женщины было видно, что она растерялась. Её светлые глаза неотрывно следили за Алидой, а Тиля, казалось, не замечали совсем.

– Проходите, – вымолвила она и отступила в сторону, чтобы путники могли войти. Тиль задорно улыбнулся, подмигнул Алиде и без колебаний шагнул в дом. Алида неуверенно приблизилась к женщине, бросила очередной испуганный взгляд на олений череп и бесшумно прошмыгнула внутрь.

В хижине было жарко натоплено и пахло похлёбкой на терпком сале. Алида не удержалась и застонала от удовольствия, вдыхая ароматы жилья. Мурмяуз вырвался из её рук и с урчанием бросился греться к печи. Алида осторожно присела на деревянную скамью и устало вздохнула. Всё в этом доме было сделано из такого же серебристого дерева, какое сухостоем повсюду встречалось в Мёртвом Лесу. Обстановка чем-то напомнила ей жилища древунов. Ножки табуреток и основы столов здесь делали из выкорчеванных пней, и их толстые обрубленные корни служили и опорой, и украшением. На стене Алида заметила полку с чудесными фигурками сов: вырезанными из дерева, из камня, вылепленными из глины. Некоторые были простыми, а кое-каких расписали чем-то вроде цветных блестящих глазурей.

– Тиль, смотри, какая прелесть! – воскликнула она, указывая на сов.

– Тебе по вкусу эти безделки? – спросила хозяйка. Алида тут же прикусила язык: она-то думала, старушка ещё стоит снаружи и не слышит её.

– Простите, – смутилась она. – Я думала, вы ещё не вошли.

– Что же тут такого? – развела руками женщина. – Ты сделала комплимент моему старому дому. Спасибо. Это издельцы. Наши люди издревле мастерили их. Самые красивые – родом из прошлых веков. Видишь, вот эти, цветные. Они были сделаны ещё тогда, когда наша земля могла вскормить настоящих колдунов.

Тиль без лишних церемоний сел сразу за стол и сложил перед собой руки, как прилежный сын, который ожидает обеда.

Старушка достала с полки самовар и водрузила его на стол. Потом заглянула в печь и вытащила оттуда дымящийся чугунок. Женщина разломила большой каравай на несколько пышных ломтей с ноздрястым мякишем и разлила похлёбку по глубоким глиняным мискам.

Алида поспешила придвинуть миску к себе и выбрала с тарелки самый большой ломоть хлеба. Она быстро зачерпнула густое варево ложкой, запихнула, фыркая и обжигаясь, в рот, и скривилась: еда была щедро поперченной, но совсем не солёной.

– Мы солим потом, – пояснила женщина и подвинула Алиде круглую деревянную ёмкость с едко пахнущими слипшимися чёрными крупинками.

– Это… соль? – удивилась травница.

– На севере свои обычаи, мне отец рассказывал, – встрял Тиль. Он зачерпнул щедрую щепоть чёрной соли и присыпал похлёбку сверху. – Попробуй. Так действительно вкуснее.

Алида с сомнением сыпанула щепотку себе в миску и попробовала ложечку. Варево стало отдавать странным кисловатым ароматом, но, к её удивлению, на самом деле стало намного вкуснее. Она вытаращила глаза и набросилась на еду. Хозяйка дома заулыбалась.

– Ихвар, – сказала она. – Меня зовут Ихвар. Представляться, не накормив гостя, невежливо.

Алида, набив полный рот, стала жевать быстрее, судорожно размышляя, каким именем представиться старухе: назвать настоящее, придумать новое… или то, каким её называет Тиль, подойдёт?

– Я – Тиль Фабалт, – опередил её юноша. – А это Клари, моя подруга. Мы с ней путешествуем. Есть у нас одно дельце в этих краях…

– Вы сначала поешьте, а потом будете про ваше дело, – посоветовала Ихвар. – Ясно, что просто так сюда никто не приходит.

Старуха задержала взгляд на Алиде, и ей снова показалось, что Ихвар знает о ней гораздо больше, чем она успела о себе рассказать. Алиде было жутко неуютно под этим взглядом. Она стала нарочно громко стучать ложкой по миске, вылавливая из похлёбки кусочек мяса, чтобы угостить Мурмяуза.

– Так вы говорите, здесь обучались колдуны? – поинтересовался Тиль.

– Много веков, – кивнула Ихвар. – До тех самых пор, пока мощь Земли не иссякла. Но и потом приходили отчаянные: каждый думал, что он особенный, что для него-то север сохранил толику чародейства. Даже королевский придворный приезжал к нам лет девятнадцать назад. Говорят, тогда у него получилось что-то… Только я думаю, что с тех пор королевского придворного не стало.

– Почему? – тихо спросила Алида.

Ихвар поправила шаль на своих плечах и стала растапливать самовар.

– Наши края меняют людей, девочка. Даже ты отсюда не вернёшься прежней.

Алида едва слышно охнула. На дне миски ещё плавало немного бульона с крупой, но ей больше не хотелось есть. Она отодвинула посуду и вытерла рот рукавом. Тиль с готовностью подскочил и убрал пустые тарелки со стола. Ихвар показала ему, где достать чашки и заварку, и он засуетился, расставляя новую посуду на столе.

Смолисто запахло дымящимися шишками. Алида поняла, что окончательно запуталась в своих чувствах. С одной стороны, уютный дом, вкусная еда и тепло заставляли её разомлеть, забыть о трудностях и страхах. Но зловещий череп над входом, странные взгляды и речи старухи Ихвар держали в напряжении.

Мурмяуз, в отличие от хозяйки, ни о чём не волновался. Он бесцеремонно запрыгнул на печную скамью и зарылся в подушки, выставив наружу лишь розовый нос и толстые белые щёки.

– Я ведь знаю, зачем ты пришла, девочка, – проговорила вдруг Ихвар. Алида едва не выронила чашку с горячим чаем. – Точнее, за кем. Тебя позвал наш новый хозяин.

Алида нахмурилась.

– Никто меня не звал! Вы ошиблись. Я сама пришла сюда, чтобы найти друга.

– На север не приходят сами. Север зовёт. Мёртвые Земли зовут, – вздохнула Ихвар. Она так невозмутимо потягивала свой чай, что Алида задумалась: а не сумасшедшая ли она? Говорит какие-то странные вещи… Пожалуй, есть от чего сойти с ума: живёт одна на болотах, в компании лишь мёртвой оленьей головы!

– Это правда, – вмешался Тиль. – Мы ищем одного типа. Может, вы видели его? Он длинный, рыжий, конопатый и странный. Такой, знаете, с каким дел никаких не пожелаете вести. Ненадёжный, в общем.

Алида метнула на него гневный взгляд. Тиль развёл руками.

– Был тут один, – согласилась Ихвар. – Совсем мальчик, не старше вас. Только не рыжий – темноволосый и темноглазый, но кожа у него краплёная, что есть, то есть.

Алида разочарованно опустила плечи. Это не Рич. Темноволосым и темноглазым его точно нельзя назвать.

– Только он не простой, – продолжила вдруг старуха. – То хозяин новый. Как в прежние времена. Пастырь болот. Он силой напитался, хоть отжимай, и до нового подъёма ему всего лишь шаг остался.

Алида недоверчиво посмотрела на Ихвар. Это звучит уже интереснее.

– Как это – пастырь болот? – спросила она.

– Как в страшной балладе? – поморщился Тиль.

– Верно, – кивнула хозяйка. – Как в балладе о Ледяных Волхвах. Многие столетия назад эти места уже назывались Мёртвыми, но на самом деле кишели существами. Моуры, стригои, болотники – нежить, которая притягивала человеческих ведьм и колдунов, а ещё Других. Многие зелья наливались силой именно здесь, и тёмные чары крепли вблизи гнездовий нежити, питались дыханием смерти. А болотная нежить, милые мои, нуждается в крепких руках. Если дать моурам распоясаться, болота появятся не только здесь, а разрастутся по всему Королевству, как язвы по больному телу. Это с виду они – серебряные красавицы, а на самом деле – жестокие твари. Стригои тоже не лучше, но их больше боятся из-за неприглядной внешности. Тут-то и нужны пастыри, девочка. Волхвы и Чернокнижники, сильные колдуны, которые смогут совладать с нежитью и с тёмными силами, которые пропитывают здешний воздух.

Ихвар перевела дух, потеребила старческие, узловатые пальцы и со вздохом продолжила:

– Недавно мир переменился – снова стал таким, каким был раньше, столетия назад. И болота призвали нового пастыря, потому что оставлять их без хозяина нельзя. Признаться честно, я думала, что хозяином станет кто-то постарше, ведь здесь нужна недюжинная сила духа, да и жизненный опыт тоже. Но к нам пришёл мальчик. Объявил себя Чернокнижником. Я, конечно, спорить не стала. Может, кто сильнее потом придёт. Только чем дольше моуры без присмотра, тем больше дел могут наворотить. Поэтому я сказала ему, что нужно скорее набрать силу. Перейти на последнюю ступень. Он согласился.

– Что за ступень? – спросила Алида.

– Третья из трёх. Пастыри считаются Серебряными, когда приходят сюда, – это значит, что магия уже отметила их, но пока не сделала своими. Потом, когда постигают тьму достаточно, переходят в разряд Серых. И лишь пройдя последнее испытание и всецело отдав душу служению чарам, они становятся Чёрными. Это тяжкое испытание, и далеко не каждый способен его вынести, зато статус Чёрного даёт столько силы, что вся нежить болот стелется перед ними, как трусливые псы.

Алида сидела молча, разглядывая скатерть на столе. За окнами сгустился вечер, непроницаемый, как плотный тканевый полог грязно-серого цвета. Она с тоской вспомнила, какими бархатно-синими были вечера в родной деревне и какие ярко-багряные закаты заглядывали в окна замка Вольфзунда. В этих краях краски выцвели, умерли, как осенние цветы, скованные морозом. Ей стало ещё тоскливее, чем было прежде.

– А что за последнее испытание? – полюбопытствовал Тиль.

Глаза Ихвар недобро сверкнули. Она тяжело поднялась со своего места, и бахрома на её шали мазнула по столу. Хозяйка подошла к печи и принялась тормошить умирающие угли кочергой.

– Ты хочешь знать слишком многое, – проворчала она. – Не всех это доводит до добра.

Она помолчала, поджав губы, и Алида поняла – Ихвар злится на себя, что и без того открыла им многое. Вдруг усталость навалилась на Алиду ледяной глыбой, и она подпёрла голову рукой. Тиль посмотрел на неё и подбадривающе подмигнул.

– Госпожа Ихвар, – произнёс он. – Нельзя ли нам переночевать у вас? А наутро мы двинемся дальше. Мы точно знаем, что наш друг где-то здесь. Просто нужно отыскать его. Мы не доставим хлопот.

– Оставайтесь, – легко согласилась старуха. – Даже не на одну ночь. Мой вам совет: поговорите с хозяином. Если это не тот, кого вы ищете, то он всё равно должен знать обо всём, что здесь существует. Подскажет, где искать.

– О, – встрепенулась Алида. – Вы очень добры, госпожа Ихвар. Мы вам заплатим. У нас есть немного золота.

Она бросилась копаться в своей сумке, но Ихвар остановила её.

– Не нужно золота. Оно нам ни к чему. Отплатите мне… – Она покосилась на Тиля, а затем жадно уставилась на футляр у него на поясе. – Отплатите мне песней.

– Песней? – удивился Тиль. – Ну, это легко. О чём вы хотите послушать?

– Балладу о Ледяных Волхвах, – попросила Ихвар. – Холодные песни для холодных времён. А ты, – она указала сморщенным пальцем на Алиду, – будь осторожна с тем, что носишь на поясе. Даже я чую, как от этой вещи разит колдовством. Смотри, как бы на этот запах не сбежалась нежить.

Кожа Алиды покрылась мурашками. Она запахнула плащ, пряча Импиор.

– Вы не боитесь, что мой меч привлечёт нежить к вашему дому?

– Нет, – ответила старуха. – Мой дом защищён. Ты же видела череп над входом?

– Череп защищает от мёртвых? – недоверчиво нахмурилась Алида. – Разве такое возможно? Я знаю, что от нечисти спасают папоротник и ведьмина свеча, да ещё несколько растений, которых здесь не сыскать.

– Травки для земляных людей, – фыркнула Ихвар. – Мёртвые Земли защищаются смертью от смерти. Боюсь, вы здесь самые живые.

Алида и Тиль переглянулись. Тиль вытащил гобой, протёр его и, вопросительно взглянув на хозяйку, взял несколько пробных нот. Ихвар села на кушетку и сложила руки на коленях, склонив голову набок. Седая коса выбилась из-под платка, и она сейчас напомнила Алиде маленькую серую кошку, которая ждёт, чем вкусным её угостят.

Тиль заиграл медленную мелодию со странными переливами. От этой музыки буквально повеяло холодом. Алида и представить не могла, что в репертуаре Тиля есть такие необычные песни. Мурмяуз проснулся, разбуженный музыкой, и недовольно сощурил голубые глаза.

Выждав, когда мелодия трижды закружится северной вьюгой, Ихвар запела хрипловатым голосом:

Алида и подумать не могла, что однажды захочет услышать глупые деревенские песенки, которые обычно наигрывал Тиль, не попадая в ноты. От северной баллады её бросило в дрожь, но она не решилась выйти из дома и подождать снаружи, пока песня закончится. Ихвар пела и пела, её голос то взлетал высоко, то опускался до хрипотцы, выводя ни на что не похожий мотив.

Песня наконец оборвалась. Тиль молча убрал инструмент в футляр, сосредоточенно застегнул ремешки и как-то вымученно улыбнулся Алиде. Она постаралась улыбнуться в ответ, но по коже до сих пор бегали мурашки от странной песни. Может, ей не всегда нравилось, как Тиль играет, но она всегда с удовольствием наблюдала, как он возится с гобоем, как его пальцы уверенно ощупывают и протирают инструмент, будто гобой – живое существо.

– Час поздний, – сказала Ихвар, поднимаясь. – Мой дом невелик. Тиль, ты ляжешь в сенях. Не бойся, там довольно тепло. Девушке мы уступим комнату – что скажешь? А я посплю здесь.

– Хорошо, – согласился Тиль. – Помочь вам постелить?

Хозяйка кивнула, и они с Тилем скрылись в комнате. Алида слишком устала, чтобы предложить свою помощь. А северная песня, которую откуда-то знал Тиль, ещё больше растревожила её душу. Она обвела глазами комнату и снова остановила взгляд на полке с совами-издельцами. Алида встала и подошла ближе, разглядывая фигурки.

Они притягивали её. Может, из-за того, что изображали птиц, и её обретённый дар тянулся им навстречу. А может, в них дремало какое-то колдовство. Она протянула руку и взяла с полки одну из фигурок – маленькую керамическую сову, раскрашенную глазурями так искусно, что, казалось, ещё немного – и птица моргнёт.

Не отдавая отчёта в своих действиях, Алида сунула фигурку в сумку и села обратно на стул. Через минуту Ихвар позвала её, чтобы показать, где можно обмыться и постирать одежду. Алида тут же забыла об украденном издельце.

Комната, в которой ей постелили, была небольшой, тепло натопленной. Узкая кровать с мягкой периной и пуховыми одеялами манила в свои объятия, и Алида, переодевшись в длинную ночную рубашку, с наслаждением упала в постель. Мурмяуз прыгнул на неё сверху и принялся уминать одеяло лапками, громко урча.

– Малыш, какой ты громогласный! – рассмеялась она. – Но здорово всё-таки спать в настоящей кровати! Ты тоже рад?

– Мр-р, – согласился кот.

Она поворочалась, устраиваясь поудобнее и подтыкая одеяло под ноги. Из окошка падал тусклый свет, но ни звёзд, ни луны не было видно. Алида не стала снимать с шеи астролябию, и металл холодил её грудь, немного омрачая удовольствие от тёплой постели.

Сон не шёл, и Алида думала о своей астролябии и потерянной астролябии Ричмольда. Вольфзунд обещал, что прибор обладает своим волшебством и обязательно покажет путь к Ричу. Однако до сих пор она не почувствовала ни единого порыва, не увидела ни одного знака, который мог бы подсказать ей путь.

Алида вытащила из-под рубашки астролябию и с тоской повертела её в руках. Металлический диск поймал луч тусклого света и неярко блеснул во мраке. Без надежды на успех она настроила стрелку и поднесла прибор к глазам. Ничего не произошло. Она тяжело вздохнула и бессильно отпустила астролябию. Прибор упал ей на грудь.

– Знаешь, Рич, – тихо произнесла Алида, глядя в потолок, – Мне кажется, что ещё чуть-чуть, и я окончательно тебя возненавижу. Я спрашиваю себя: а для чего мне всё это? За что? Почему я должна рисковать жизнью ради тебя, тогда как ты не сделал мне ничего хорошего? – Голос её дрогнул, но она продолжила. – Да ровным счётом ничего. Не подарил мне ни единого счастливого дня. С того самого момента, как мы встретились, я только и делаю, что вытаскиваю тебя из передряг. А что сделал ты? Упал с башни да продался злу. И ударил меня. Да, я помню это. И, знаешь… – Она горько шмыгнула носом. В глазах начало щипать, но она продолжала смотреть в черноту, не позволяя себе плакать. – Знаешь, помню все обиды. Мне ужасно хочется сказать тебе это с глазу на глаз, но ты прячешься от меня, будто понимаешь, насколько виноват. Только я здесь не ради тебя. А ради бабушки. И твоего наставника. Да-да, я хочу спасти Герта больше, чем хотел ты. Он достойный человек. А ты, Рич, просто ничтожество. Низкий, мерзкий, неприятный…

Она хотела обратить подступающие слёзы в гнев, но горло сдавило спазмом, и из груди вырвался жалобный всхлип.

Яркий огонёк осветил комнату. Алида издала изумлённый возглас: из стрелки астролябии вырвался золотой луч и, пронизывая тьму, тонкой нитью взвился к окну. Алида вскочила с кровати и, держа астролябию прямо, подбежала к окну.

– Ричик, – шепнула она. – Ты услышал меня? Это правда ты? Где же… Где же ты? Ответь!

Золотой луч пробился через стекло, заструился дальше между искалеченными деревьями и начал медленно угасать.

– Нет! – взмолилась Алида. – Пожалуйста, не пропадай! Ты же слышишь меня? Слышишь? Рич, мы поможем тебе. Только дай нам найти тебя. Не прячься, и всё будет хорошо.

Луч окончательно растворился во мраке, и тьма вернулась в комнату. Алида рухнула обратно в кровать.

«Иди не к слабому, но за сильным. Станешь его королевой, и власть ваша будет простираться далеко за пределы Мёртвых Земель».

Голос шепнул прямо у неё в голове, и Алида подскочила на кровати. С ней снова заговорила магия, а она-то надеялась, что пока Тиль рядом, этот чужой голос не будет её донимать. Ноги похолодели. Алида стиснула зубы, борясь с растущей злостью.

– Ты меня не заберёшь. Я сама решу, как мне быть. Сама выберу. Так что поищи себе новую жертву, а я не твоя.

К её удивлению, холод быстро ушёл, огонёк ярости угас, мигнув напоследок красной вспышкой. Облегчённо вздохнув, Алида опустила голову на подушку. В следующий миг она уже крепко спала.

Глава 7,

в которой моуры принимают жертву

– Зачем вы здесь живёте? Почему не переедете поближе к городам? – спросила Алида, приканчивая тарелку каши и заедая её добрым ломтём свежего хлеба с маслом.

Звонкое утро рассыпалось бликами на деревянном полу, душисто пахло чаем с чабрецом, и настроение у неё поднялось по сравнению с прошлым вечером.

Ихвар протирала полотенцем тарелку.

– Нам это не нужно. Мы не сбиваемся в стада, как остальные люди. Болота – наш дом, девочка. Наши предки поселились тут сотни лет назад, ими были младенцы, которых Чернокнижники отбивали у моуров. Колыбелью им служил сизый мох, а густые туманы заменяли материнское молоко. Дальше, глубже на север, лежат крупные поселения – они торгуют между собой и с другими городами. Раз в луну к нам приезжают торговцы, чтобы выменять городские товары на наши настои и корни редких болотных растений. Мы имеем всё, что нужно для жизни, и даже больше. У нас есть свобода, девочка, и её мы не променяем ни на что. Иногда кто-то всё же уезжает отсюда, но это происходит так редко, что я и не помню, уезжал ли кто на моём веку.

Алида пожала плечами и отправила в рот булочку с вареньем из шишек. По её мнению, аргументы были так себе, но она не стала спорить со старой женщиной. Ей виднее.

– Ох, не знаю, – подал голос Тиль. Он снова вызвался помочь хозяйке по дому и подметал пол. – Я бы не смог долго тут жить. Конечно, необычно и всё такое, но уж больно мрачно. Я люблю солнце, бескрайние поля и небо – такое, знаете, что выходишь, а оно висит над тобой, будто хочет обнять, синее-синее, и дышит теплом в лицо. А здесь слишком влажно, слишком холодно и зелени маловато.

– Ты – дитя полей, Тиль Фабалт, – согласилась Ихвар. – А мы – дети болот. Не будешь же ты ругать птицу за то, что она не умеет плавать, как рыба?

– Значит, так. – Алида со стуком поставила пустую чашку на стол. Тиль и Ихвар повернулись в её сторону. – Мы тут по делу, Тиль, не забывай. Госпожа Ихвар, вы не расскажете нам, как найти этого вашего… ну… хозяина?

– Это будет непросто, – предостерегла Ихвар. – Но если он захочет, то явится на ваш зов.

Она снова так странно посмотрела на Алиду, что травнице стало зябко и она отвернулась.

– Странные глаза у тебя, – заметила старуха. – Как у первых болотных людей.

– Глаза, глаза, – что все к ним вдруг прицепились? – проворчала себе под нос Алида. – Так как позвать вашего хозяина?

– Вам нужно углубиться в болота, – ответила старуха. – Чем дальше, тем гуще чары, тем больше моуров, а значит, он наверняка бродит там. У тебя на поясе опасная вещь, если я чувствую её силу, то он тем более. Он очень дорог тебе – этот друг?

Алида открыла рот от неожиданности и внезапно для себя самой покраснела. Что за странный вопрос? Если друг, значит, дорог. Или нет?

– Я… я не знаю, – промямлила она.

– Ты пришла сюда за много вёрст. Пришла, несмотря ни на что. В самое сердце Мёртвых Земель – не каждый отважился бы на такое. Стало быть, дорог, да ещё как.

Тиль недовольно скрестил руки на груди и уставился исподлобья на Ихвар и Алиду, ловя каждое слово их разговора.

– Быть может, я пошла на это не ради него, – пробормотала Алида, продолжая краснеть. – Может, у меня были другие причины. Например, обещание, данное другому человеку.

– Может, и так, – согласилась Ихвар. – Важно только то, что сердце твоё хочет встречи с ним, а какие на то причины – дело вторичное. Собери всё своё желание, девочка, собери в охапку да рассыпь по болотам. Позови его искренне, позови так, чтобы у него не осталось возможности не явиться. И он явится, главное – захоти этого сама. Быть может, он тоже ищет тебя. Зовёт и не может дождаться ответа.

Что-то в её тоне заставило Алиду поверить ей. Она вспомнила золотой луч, вырвавшийся из астролябии в ночном сумраке, и кивнула.

– Вот и хорошо. – Ихвар погладила её по руке. – Значит, всё у тебя получится. Если твой друг и тот, кто ко мне приходил, – один и тот же человек, то и нам поможешь – сильный хозяин сдержит пыл болотных дев, воспитает нахалок, и жизнь наша устроится так, как было в старые времена.

– Ладно, – согласилась Алида. – Мне будет приятно сделать для вас доброе дело. Только я не ручаюсь, что получится… – Она осеклась, поняв кое-что. Ихвар имела в виду, что им нужен сильный хозяин – Чернокнижник-колдун, а Алида, напротив, прибыла сюда, чтобы отвратить Ричмольда от тёмной магии. Значит, устроить так, чтобы угодить всем, не получится. Она горько закусила губу и покачала головой.

– Не переживай, – подбодрила её Ихвар. – У нас говорят так: происходит только то, что должно произойти. Первый Волшебник давно расписал мантию Судьбы, и единственное, что нам остаётся, – это следовать по контуру его рисунка.

Внезапно земля содрогнулась, и всё жилище Ихвар затряслось, как в лихорадке. Зазвенели стёкла, загремела посуда, задрожали издельцы на полке. Мурмяуз забился под скамейку, Алида инстинктивно закрыла голову руками. Через несколько мгновений всё закончилось, но где-то далеко всё равно слышался мерный грохот, похожий на ворчание первого весеннего грома.

– Это ещё что такое? – первым пришёл в себя Тиль.

– Понятия не имею. – Ихвар выглядела такой же испуганной, как и гости. – Наверное, моуры расшалились…

– Идём, – твёрдо произнесла Алида и потянула Тиля за рукав. – Пошли, чего уставился? Ты сам слышал, там происходит что-то неладное. Наверняка Рич в этом замешан! Нельзя медлить дальше, понимаешь? Давай, собирайся. Осталось совсем чуть-чуть. Последний шаг.

Тиль с сожалением посмотрел на свой недопитый чай и покорно пошёл собирать свои вещи. Алида обняла Ихвар за шею и быстро чмокнула в морщинистую щёку.

– Спасибо вам огромное, госпожа Ихвар. Мы не забудем вашу доброту.

Она подбежала к вешалке, набросила свой плащ, проверила содержимое сумки, потрогала, надёжно ли закреплён Импиор, плотнее повязала платок вокруг шеи, сунула ноги в валенки и сгребла в охапку кота.

Ей в лицо дохнуло вьюгой, мелкий колкий снег больно впился в кожу, а ветер вгрызся в голые пальцы. Алиде так не терпелось отправиться в путь, что она осталась ждать Тиля на улице, пританцовывая, чтобы не замёрзнуть.

«Если я заберу отсюда Рича, – подумала она, – то что же, выходит, здесь так и останется вечная зима, а моуры разойдутся настолько, что начнут каждый день трясти землю? А как же местные жители?»

Она помотала головой, напоминая себе, что всё делает правильно. Скоро из дома вышел Тиль, полностью одетый и собранный. Сумка его раздулась – наверное, выпросил что-то съестное у Ихвар.

– Пойдём, пойдём, – поторопила его Алида.

Ихвар махнула им рукой из окна, Тиль и Алида помахали в ответ и, пригнувшись, чтобы вьюга не кусала лицо, пошли между чёрных елей. Сквозь опущенные ресницы Алида всё-таки разглядела, что тут и там, спрятанные в голых кустах и за стволами мёртвых деревьев, вырастали дворики с простыми серыми домами, похожими на тот, в котором они гостили. У всех над дверями висели черепа – оленьи, медвежьи, рысьи. Из труб вились тонкие змейки дыма, однако ни одного человека на улочках деревни они так и не встретили, только несколько кошек шипели на чужака Мурмяуза, выглядывая из-под оград.

Путники быстро прошли деревню насквозь и вышли на седые заснеженные болота. Алида постоянно держала в руках свою астролябию, шептала ей, упрашивая указать путь, но прибор снова стал глух к её просьбам и так и не выпустил из стрелки ни единого луча.

– А звезда? – спросил Тиль, когда Алида отчаялась и спрятала астролябию под одежду. – Фонарь при тебе?

– При мне, – ответила Алида. – Первый Волшебник, Тиль, да ты прав! Какая я глупая, у меня в сумке лежит путеводная звезда, а я разговариваю с астролябией!

Алида хлопнула себя по лбу и полезла в сумку.

Звезда затрепетала внутри фонаря, едва его извлекли наружу.

– Отведи нас к Ричу. Пожалуйста. Ну, или к тому, кем он стал, – попросила Алида.

Звезда дрогнула и замерла в нерешительности. Алида потрясла фонарь, но ничего не изменилось: звезда продолжила ровно сиять, не склоняясь ни в одну, ни в другую сторону.

– То же самое, – разочарованно протянула Алида. – Она с самого начала никуда не ведёт, просто светит ровно. То ли мы на правильном пути, то ли она тоже не работает. Тиль, ну почему нам так не везёт?

– Ещё как везёт, – утешил её музыкант. – Мы дошли до Мёртвых Земель, и мы до сих пор живы. Если это не везение, то что тогда?

Алида понуро опустила плечи. Они побрели дальше, и скоро поселение северян осталось позади. Впереди простирались топи, а редкие деревья Алида старалась обходить стороной. Многие стволы так опасно накренились, что, казалось, дыхни – и упадут на голову.

Вдруг по земле пробежала тень, и над головой послышалось хлопанье чьих-то огромных крыльев. Алида вскинула голову и вскрикнула: над ней кружило какое-то страшное существо, лишь отдалённо напоминающее птицу. Мурмяуз испуганно замяукал и спрятался за хозяйку.

– Что это такое? – Тиль метнулся к ближайшему дереву и потянул за собой Алиду, пряча от летающего чудовища.

– Сама не знаю, – всхлипнула Алида, прижимаясь к Тилю, но искоса поглядывая вверх. – Похоже на сирина, но не сирин…

Существо издало громкий стрёкот, похожий на сорочий, и неуклюже опустилось на землю, будто никогда прежде этого не делало. Алида ахнула и закрыла рот рукой.

У птицы были человеческие голова и тело, а вместо рук и ног топорщились крупные, неуклюжие чёрно-белые крылья и когтистые птичьи лапы, но только слепец мог бы принять это нескладное, уродливое существо за сирина.

Мурмяуз с любопытством выглянул из-за дерева и задёргал носом, принюхиваясь.

– Кемара! – воскликнула Алида, узнав это тонкое невыразительное лицо с бледными глазами.

Девушка-птица нелепо завертела головой и застрекотала по-сорочьи. Она дёрнулась, но не смогла удержаться на лапах и повалилась на землю, хлопая крыльями. Её движения были нервными, неправильными, будто она не могла понять, как ей следует вести себя: как птице или как человеку.

– Погоди-погоди! – крикнула ей Алида. – Успокойся! Это я, Алида! Ты меня помнишь?

Она подбежала к Кемаре и помогла ей подняться на лапы. Тиль недоверчиво нахмурился и вышел из-за ствола, готовый в любой момент броситься на защиту подруги.

Кемара глупо моргнула и мотнула головой. Что-то с ней было не так. Она открыла рот, но вместо слов вырвался непонятный клокочущий звук.

– Ох-ох. – Алида заломила руки. – Что же с тобой случилось? Почему ты… такая?

Девушка-птица посмотрела ей в глаза, и перед Алидой пронеслась череда её мыслей, неясных и смутных, будто разум Кемары тоже принял неправильное, жуткое положение между человеческим и птичьим. Алида ясно почувствовала, как Кемара напрягла все силы, чтобы донести до неё всё, что ей было известно.

«Я нашла его. Он превратил меня в человека. Он хотел, чтобы я стала его слугой, но я отказалась, потому что Хозяин наказал бы меня. Я убежала от него дальше. Я пыталась обернуться сама, чтобы улететь к Хозяину. У меня не получалось. Я нашла магический источник – он плясал прямо на земле, маленькое туманное облачко. Я не должна была этого делать, но я не удержалась и потрогала его. А потом попыталась обратиться, и вот что у меня вышло».

В мыслях Кемара не путала окончания слов и не картавила.

– Ох, – повторила Алида, постаравшись вложить в свой вздох как можно больше сочувствия. Пусть она и недолюбливала девушку-сороку, но сейчас ей было очень жалко её.

Чёрно-белые крылья Кемары беспомощно влачились по бокам, похожие на переросшие рыбьи плавники, а длинные сорочьи ноги с острыми когтями, торчащие из человеческого тела, смотрелись настолько жутко и неестественно, что Алида намеренно отводила взгляд.

– Что за демон из Преисподней? – фыркнул Тиль, с отвращением разглядывая Кемару. Она возмущённо вскрикнула по-птичьи.

– Это Кемара, – пояснила Алида. – Она служит Вольфзунду. Она… на нашей стороне.

– Угораздило же связаться, – сплюнул Тиль.

– Это ты ещё Мела не видел, – хмыкнула Алида. – Вот уж кто точно тебе не понравится.

Она снова повернулась к Кемаре и ободряюще похлопала её по плечу.

– Я понимаю, о чём ты думаешь. Мне очень жаль, что с тобой так вышло. Если я попрошу тебя кое о чём, ты мне поможешь? Да-да, я помню, у нас были недопонимания, но, кажется, сейчас мы хотим одного и того же.

Кемара подняла на неё свои водянистые глаза, и Алида впервые подумала, что её человеческие глаза действительно очень похожи на птичьи: блестящие и округлые, как стеклянные бусинки. Девушка-сорока кивнула.

– Спасибо, – благодарно выдохнула Алида. – Вот что, Кемара. Мы ищем Рича. Точнее – Чернокнижника, или кем он там себя теперь называет. Если ты знаешь, где он, то отведёшь нас к нему?

В мыслях Кемары пронеслись образы бескрайнего замёрзшего болота, обломанных мёртвых деревьев – всё, как всюду здесь. Только среди серебряной пустоши брела одинокая фигура в истрёпанном тёмном плаще. У Алиды сжалось сердце: не то от жалости, не то от какого-то другого чувства.

– Так ты знаешь, где это? – спросила она. – Отведи нас к нему. Пожалуйста. Вольфзунд этого хочет. Он отблагодарит тебя, если ты нам поможешь. Пожалуйста.

«Хорошо», – подумала Кемара, и Алида облегчённо вздохнула.

– Всё улажено, Тиль, – деловито сообщила она. – Кемара знает, где Рич, и отведёт нас прямо к нему. Больше никаких блужданий и бесцельных поисков. Управимся быстро.

– Ты уверена? – фыркнул Тиль. – Уверена, что она не заведёт нас в самую трясину? Уверена, что до места идти не несколько дней кряду?

«Тут не так далеко», – с укоризной подумала девушка-птица.

– Нет, он близко, – повторила за ней Алида. – Ты, может, и не слышал, но я её мысли прекрасно понимаю.

– Сумасшедшая, – пожал плечами Тиль. – Или ведьма.

Он всё же оправил плащ, подтянул котомку и принял вид человека, готового в любой момент отправиться в путь. Алида тепло улыбнулась ему.

– Радуйся, что я не обидчивая. Пошли.

Кемаре едва удалось взлететь, и она неуклюже парила над деревьями, показывая путь. Время от времени она громко каркала, предупреждая об особо глубоких топях и непролазных зарослях бересклета впереди.

До Алиды доносились обрывки её мыслей и чувств, и Алиде совсем не нравилось, что девушка-сорока, как ей показалось, испытывает смесь страха и вины. Чего боится? Перед кем чувствует себя виноватой?

Алида опасливо поглядывала на чёрные зеркальца воды, в которых отражалось мутное небо: не вскинется ли из ила скрюченная белая рука? Не вспыхнет ли колдовской туман-огонёк? Не подмигнут ли из камыша страшные глаза болотника?

– Ти-иль, как же здесь противно! Только и жду, когда что-нибудь дурное случится. Вечно кажется, будто вот-вот и схватит кто-нибудь за подол.

– Ну, могу я схватить, чтобы не томить тебя ожиданием, – усмехнулся музыкант.

– Да ну тебя, – проворчала Алида.

Дул мерзкий холодный ветер с колкими крупинками снега, и по земле уже начинали кружить белые вихри, собираясь горстками льдистой муки между торфяными холмиками. Алида хмурилась, пытаясь вспомнить какой-нибудь чудесный способ обезопасить себя. Что-то должно быть такое… Веточка полыни? Нет, это от русалок, а русалки на болотах не живут, хоть и родственницы моурам. Сплюнуть три раза через левое плечо? Вряд ли поможет. Даже сколько-нибудь сильных наговоров она не знала, которые могли бы развеять такой плотный мрак колдовских сил.

И тут она вспомнила кое-что.

– Даже самый тёмный путь станет светлее, если позволить музыке озарить его… – прошептала Алида. – Тиль, я, кажется, поняла. Мел сказал мне это, когда я покидала замок. Он был прав! Его свирель зачаровывает сиринов. А у тебя есть гобой. Музыка – то же волшебство, правда? Может, твоя игра заворожит моуров? Давай попробуем, Тиль!

– При случае попробуем, – беспечно отмахнулся музыкант. – Если нам снова будет угрожать опасность. Пока-то всё в порядке, верно, Клари?

– Верно, – неохотно согласилась Алида. – Но расслабляться нельзя. Нельзя, слышишь?

Тиль рассмеялся и заверил её:

– Конечно-конечно, грозная мышка, я напряжён как никогда. Вот, смотри, специально кладу руку на гобой, чтобы при первом удобном случае закатить концерт на все болота.

– Ты, видимо, сохраняешь присутствие духа даже в самых странных и сложных ситуациях, – хмыкнула Алида. – Знаешь, музыкант из Зелёного Лога, я даже завидую этому твоему умению.

– Значит, благодари Первого Волшебника, что я всё-таки не ушёл домой, а остался и не позволяю тебе унывать.

– А я и так благодарю, – серьёзно ответила Алида.

Ветер завыл с остервенелой яростью, покалеченные деревья надрывно заскрипели, и Алида испугалась, как бы влажная почва не изрыгнула из себя их перегнившие корни. Кемара с трудом справлялась с ветром – её грузное уродливое тело, застрявшее где-то посередине между птичьим и человеческим, несуразной фигурой темнело в небе. Алида беспокоилась, как бы она совсем не замёрзла в своём тонком платье, наброшенном на получеловеческое тело.

– Есть хочется, – посетовал Тиль, пряча нос в ворот плаща. – Может, ну его, рыжего? Устроимся под кустом, баранки твои погрызём.

– Подожди.

Алида внимательно всмотрелась ввысь. Ей показалось, что от Кемары полыхнуло сильным страхом. Девушка-сорока застрекотала, как безумная, и заметалась у Алиды над головой.

«Там, он там. Совсем близко. Я вижу, вижу его!»

Сердце Алиды подпрыгнуло, не то от радости, не то от страха. Она сильно сжала запястье Тиля, и он даже зашипел от боли. Алида повернулась к нему, чувствуя, как щёки начинают пылать лихорадочным румянцем.

– Тиль, он нашёлся! Ричик нашёлся! Бежим скорее, пожалуйста!

Тиль сокрушённо покачал головой, но Алида, не обращая на него внимания, помчалась вперёд, туда, куда указывала Кемара. В груди бушевала странная смесь радости, предвкушения встречи и затаённого страха. Скоро, скоро, уже сейчас! Она перепрыгивала через топкие лужи, пробиралась через кусты и заросли камышей. Мурмяуз отстал, недовольно заворчал и шмыгнул куда-то в сторону, должно быть, отыскивая более удобный и безопасный путь.

Кемара каркнула ещё раз и, круто развернувшись, устремилась к большому засохшему дереву. Алида поняла, что сорока предоставила ей возможность действовать самой. Алида оглянулась – Тиль упрямо шёл за ней, раздвигая руками последние камыши перед заиндевелой пустошью.

– Тиль, – позвала она. – Не ходи со мной. Пожалуйста. Ты разозлишь его.

– Но что, если он снова тебя ударит? – Обычно грустные глаза музыканта вспыхнули праведным гневом. – Кто защитит тебя?

– Милый Тиль. – Алида подошла к нему и взяла за руку. – Всё будет хорошо. У меня есть меч, забыл? Я грозный соперник.

Тиль улыбнулся уголком рта и притянул Алиду к себе.

– Только позови, и я примчусь, Клари. В любой миг. Я не сведу с тебя глаз. Будь осторожна, прошу тебя.

– Обещаю, – сказала она.

Тиль поцеловал её – по мнению Алиды, слишком крепко и пылко, будто она собиралась надолго покинуть его. С трудом вырвавшись из его рук, она побрела дальше, уже без спешки, продумывая каждый шаг.

Впереди простиралась пустошь – сизая, мёртвая, скованная морозом. Запах колдовства неподвижным маревом разлился в воздухе. Алида разглядела одинокую тонкую фигуру, замершую в сотне шагов от неё, и дыхание на миг замерло.

Он ждал её, и ей ничего не оставалось, кроме как покорно пройти это расстояние, чтобы встретить его лицом к лицу.

На нетвёрдых ногах Алида зашагала вперёд, стараясь не оступиться и не провалиться в топь. Чернокнижник угрюмо склонил голову и молча смотрел на неё, неподвижный, как одно из мёртвых деревьев.

– Здравствуй, – прошептала Алида, подойдя ближе. – Здравствуй, Ричмольд.

Она остановилась, вглядываясь в такое знакомое лицо, но не узнавая его. Всклокоченные волосы потемнели, когда-то ясные глаза затянула кромешная тьма. Одежда висела на нём мешком: тело истончилось, и с его высоким ростом он сейчас выглядел как сказочный палочник – человек, состоящий из веток и сучков. Плащ истрепался и сбился набок, его полы грязной бахромой колыхались на ветру. Алида поняла: Чернокнижник вскинул голову, пытаясь казаться величественным, но выглядел просто-напросто жалким. Сердце её кольнуло, будто ледяной ветер пробрался сквозь рёбра.

– Здравствуй. Я ждал тебя.

– Ты не Рич. Где он? – дрогнувшим голосом спросила Алида.

– Где Рич? – Чернокнижник в притворном изумлении оглянулся по сторонам, выискивая кого-то. – Его больше нет. Я его убил.

Он растянул губы в жутком подобии улыбки, и Алида содрогнулась.

– Ты помнишь меня? – Она судорожно думала, что можно сказать такого, что заставит его перестать гримасничать и поговорить с ней серьёзно. Почему-то раньше ей казалось, что разговаривать с Чернокнижником будет не так трудно. Она даже не придумала, что именно скажет ему, и сейчас проклинала свою глупость.

– Кажется, твоё лицо мне знакомо, – расплывчато ответил он. – Но внутри ты тоже другая. Не такая, какой хочешь казаться. Я чувствую в тебе силу.

Он шевельнул пальцами, и в груди Алиды проснулось что-то горячее, совсем не похожее на манящий зов Вольфзунда. Это чувство было тёмным, похожим на палящую ярость, ставшую её частой спутницей. Лёгкие сдавило. Она вздохнула, жадно хватая ртом воздух, и сложилась пополам.

– Клари! – закричал Тиль.

– Всё в порядке, Тиль, – через силу ответила Алида, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее. – Стой там!

– О, – притворно удивился Чернокнижник. – Кажется, я знаю этого недоумка. Что он здесь делает? Пришёл, чтобы мешать нам?

– Он защищает меня от тебя.

– Неужели? Прям так и защитит?

Он недобро сверкнул глазами, и Алида не на шутку перепугалась. Зря, зря она дразнит колдуна! Нужно скорее что-то придумать, но на ум, как назло, ничего не приходило.

– Не возражаешь, если мои слуги приглядят за ним? – спросил Чернокнижник как бы невзначай.

– Твои слуги? – не поняла Алида.

Не дожидаясь её согласия, он широко развёл руки в стороны, будто хотел обнять все Мёртвые Земли. В истрепавшейся одежде, с отросшими спутанными волосами он некстати напомнил Алиде пугало, какие часто ставили на кукурузных полях. Только вместо забавной намалёванной рожицы – зловещая ухмылка да безумные глаза, а вместо золотой кукурузы – покрытые инеем болотные кочки с чёрными лужами стоячей воды.

– Что ты… – начала Алида, но слова застряли в горле.

Сначала ей показалось, будто болото заволокло серебряным туманом, прозрачным, как кружевная занавеска. Потом туман стал клубиться, собираться тучами, тут и там запылали серебряные костры, и скоро болота заполнили существа, очень похожие на бледных длинноволосых девушек. Только от них веяло такой жутью, такой тоской, что лишь безумец принял бы их за живых людей. Вместо прекрасных лиц Алида видела сверкающие злобой глаза и хищные оскалы. «Моуры», – догадалась она. Он просто позвал их – вот так легко, взял и призвал, и они послушались своего пастыря, явились на зов, как верные слуги. Явились легко и свободно, а не карабкались из земли, как тогда, когда хотели поймать их с Тилем.

Алида повертела головой по сторонам и нервно сглотнула. Моуров было столько, сколько не могло присниться ей в самом страшном сне. Они стояли недвижимыми бледными фигурами, ни дать ни взять свечки белых люпинов в поле. Вокруг неё самой, Чернокнижника и Тиля словно кто-то очертил круги, за которые моуры не могли проникнуть. От запаха колдовства кружило голову и щипало в носу.

– Рич, – прошептала Алида.

– Что он сделает, если кто-то из них нападёт на тебя? – Он склонил голову набок, глядя на Тиля, и потемневшие волосы упали на заострившееся лицо.

– Рич! – бессильно повторила она.

– Отвечай! – зарычал он.

– Н-ничего. Ничего не сделает…

– Верно. А теперь подойди ко мне.

Алида беспомощно оглянулась на Тиля. Он метался в своём круге, но моуры шипели, тянули когтистые руки-лапы и не давали ему пройти дальше. Несколько болотных дев обнаглели настолько, что стали дразнить его, хватая за одежду.

– Играй, Тиль! – выкрикнула Алида. – Достань гобой и играй!

Она незаметно положила руку на рукоять Импиора и шагнула ближе к Чернокнижнику. Он едко улыбнулся.

– Хорошая девочка. Послушная. Сослужишь мне службу?

Ей захотелось врезать ему кулаком между глаз, чтобы он пришёл, наконец, в себя, но полчища скалящихся моуров удерживали её от этого поступка.

– Убери их, давай поговорим с глазу на глаз, – попыталась предложить она. Моуры так плотно обступили Тиля, что Алида уже почти не видела его.

Чернокнижник печально покачал головой.

– Они – моя свита. Я хочу, чтобы они видели мой триумф. Видели, как я вознесусь.

Моуры радостно зашипели. Одна из них сильно дёрнула Алиду за подол плаща. Алида испуганно вскрикнула и метнулась в сторону, угодив прямо в руки других моуров. Болотные девы визгливо расхохотались и толкнули её в другую сторону, навстречу подругам. Алида завизжала, а моуры хватали её за волосы и одежду, будто хотели оторвать себе кусочек на память.

– Тихо! – рявкнул Чернокнижник. – А ну, успокойтесь! Она моя, забыли?

– А ты-то пока ещё Серенький, – захихикала серебряная девушка, которая ближе всех стояла к нему. – Станешь Чёрным – будешь нами командовать. Хватит и того, что мы явились на твой зов.

Тут море моуров вздрогнуло, будто напуганное чем-то. Красивые лица исказились страхом. В следующий миг Алида различила неуверенную, нестройную мелодию, которая полилась над болотами.

«Тиль», – подумала она, и надежда воспрянула в груди. Моурам действительно не нравится музыка! То-то же, пусть понервничают!

Глаза Чернокнижника мигнули тревожным огнём: он тоже заволновался.

– Что там такое? Кого ты привела, дрянь? Уйми своего деревенского воздыхателя! Подохнете вместе!

В его голосе и взгляде было столько сокрушающей злобы, что Алида поняла: это точно не Рич, и достучаться до друга, пусть скрытого где-то в глубине этой чёрной сущности, невозможно. Существо, которое рычало на неё, не имело ничего общего с тихим застенчивым астрономом. Алида до последнего запрещала себе думать о том, что придётся воспользоваться клинком. Импиор уничтожает магию, уничтожает тьму, но что делать, если твой друг настолько сроднился с тьмой, что стал неотделим от неё?

С армией злобной нежити, умеющий укрощать чёрную магию и напитанный ею, он мог бы стать мощным оружием в руках Эллекена. Алида не могла этого допустить.

«Я спасаю его, – подумала она. – Спасаю Рича от того, чем он стал».

– Прости, Рич, – прошептала Алида. Сморгнув некстати подступившие слёзы, она приблизилась к нему вплотную и с силой вогнала Импиор ему под рёбра, направив остриё вверх, к самому сердцу. Горячая кровь хлынула ей на руки, и Алида не смогла сдержать рыданий.

Если бы он зарычал, завыл по-звериному, набросился на неё, Алида чувствовала бы себя лучше. Но юноша удивлённо ахнул, совсем по-человечески, и начал обмякать, заваливаясь на неё всем телом. Липкая кровь текла по её рукам, пропитывала одежду, капала на землю. В тусклом свете Алиде показалось, что она была совсем чёрной, как вода в гнилостных болотных озёрцах.

Музыка Тиля стелилась над болотами, гобой то пел ровно, то срывался на свистящий хрип. Моуры бесновались, как демоны в Преисподней, кишели серебристыми телами, как рыбы в реке, шипели и визжали, сталкиваясь друг с другом. Там, где играл Тиль, моуров стало заметно меньше.

– Играй, Тиль! – крикнула Алида. Она едва удерживалась на ногах под тяжестью Ричмольда, он тянул её к земле, но она понимала: стоит упасть, как лапы моуров тут же схватят её и утащат на самое дно гнилых болот, туда, откуда даже Вольфзунд её не спасёт. Надо скорее бежать к Тилю, где звучит гобой, под его защитные чары.

Она напряглась изо всех сил и сделала несколько шагов, поддерживая раненого. Ноги Ричмольда волочились по земле безжизненными плетями, кровь хлестала из раны, а лицо стремительно приобретало оттенок дешёвой серой бумаги.

– Нет-нет, – запричитала Алида ему на ухо, яростно продолжая ступать вперёд, подгоняемая ужасом. – Не вались на меня так! Я не оставлю тебя тут, пусть даже и мёртвого! Помоги мне хоть немного, а потом умирай, сколько влезет!

– Я здесь, Клари! – крикнул Тиль, на миг оторвав губы от инструмента. Мелодия прервалась, но потом началась снова с того же места. Алида не видела Тиля из-за полчищ моуров. Серебряные демоны болот обступили их с Ричем, шипели и извивались, и Алида поняла, что, пока он жив, они не посмеют забрать её. Часть его тёмных сил, которая ещё не вышла с чёрной кровью, оберегает и её саму.

– Подойди чуть ближе, Тиль! – взмолилась Алида. – Мне тяжело!

С гобоем стало твориться что-то неладное. Музыка рвалась на части, как ветхое полотно, расползалась, и вместо мелодии звучали лишь отдельные звуки, не желающие сливаться в песню. На какой-то холодящий душу миг Тиль вовсе перестал играть. Послышался испуганный вопль, и сердце Алиды ушло в пятки. Того мгновения, что не звучала мелодия, хватило, чтобы кто-то из моуров успел ухватить Тиля за щиколотку: сквозь мельтешащие тела она видела, как толпа нежити толкалась, напирала на музыканта и тянула к нему скрюченные руки.

– Тиль, держись! – крикнула Алида.

Ричмольд тяжелел с каждой секундой, и Алида уже едва тащила его, ухватив под мышками. Вместо густой черноты из раны теперь текли тонкие алые струйки, такие же стекали у него изо рта.

Тиль запнулся, музыка замолкла, и тут одна из дев с нечеловеческой силой дёрнула его за ногу. Послышался отвратительный хруст. Юноша закричал и упал, как подкошенный. Гобой откатился в сторону.

– Тиль! Тиль, нет! – завопила Алида.

Тут же на него навалилось несколько моуров. Страшные существа стекались с дальних концов болота, ползли, извиваясь, шипели, рычали, тянули к Тилю костлявые руки, словно хищные птицы, готовые разорвать добычу. Алида встретилась взглядом с Тилем. Он широко распахнул карие глаза и махнул ей рукой.

– Оставь его! Спасайся, Клари!

– Я без вас не уйду! – со слезами в голосе крикнула Алида. – Ни за что!

Моуры начали подбираться и к ней. Алида поддерживала Ричмольда за ворот одной рукой, а другую руку с Импиором выставила перед собой.

– Сгиньте, твари! Иначе я убью вас всех!

Она яростно взмахнула мечом, задев одну из серебряных девушек. Моур завыла и рассеялась серебряным дымом, вспыхнув напоследок россыпью ярких искр. Остальная нежить попятилась от Алиды, но вокруг лежащего на земле Тиля их по-прежнему было полно.

Алида едва не завыла от отчаяния. Она не могла отпустить Рича: ей казалось, что если его голова опустится на землю, то она уже не сможет его спасти. Лицо астронома стало совсем белым, глаза закатились. В глубине души Алида понимала, что уже сейчас вряд ли что-то его спасёт.

«Хотя бы похороню», – отчаянно подумала она.

Но помочь Тилю она тоже не могла, потому что ослабела настолько, что не могла больше ступить ни шагу, таща тяжёлого Ричмольда на себе. Алида разрывалась между ними, и это чувство было самым ужасным из всех, что она успела испытать за всю жизнь.

Она стояла, обливаясь слезами, и бессильно смотрела, как сразу две дюжины моуров облепили Тиля. Он кричал и отбивался, как мог, но у него не получалось подняться из-за сломанной ноги. Моуры обхватили его руками, обвили, как змеи свою жертву, и начали тянуть вниз, сквозь топкую грязь.

– Играй, Тиль! – из последних сил крикнула Алида. Она видела, что гобой лежит в стороне, втоптанный в землю, понимала, что Тилю не дотянуться до него, а другие моуры не дадут ей самой подобрать гобой и бросить другу, но всё же, всё же…

Тела моуров погружались в ил, сначала по колени, потом по бёдра, и музыканта они тянули за собой, всё глубже и глубже. Он упирался, пытался бороться, но кажущиеся бесплотными моуры неумолимо увлекали его на дно, и Тиль уже по пояс погрузился в хлюпающую чернотой топь. Одна из моуров уселась ему на плечи и яростно вдавливала его голову в трясину. Алида неуклюже отмахивалась мечом, рассыпая нежить огнями и искрами, но моуров не становилось меньше, и Тилю она помочь не могла.

Тиль вскрикнул в последний раз. Руки моуров мелькнули серебром и скрылись под слоем чёрной воды, и вместе с ними скрылся её друг. Её надёжный и весёлый музыкант с грустными глазами. На поверхности вспенилось несколько пузырей, а потом стало слишком тихо и пустынно.

– Ти-иль! – горестно закричала Алида. – Тиль! Тиль! Тиль!

Моуров больше не было. Они все словно растворились, забрав свою жертву. Отправились пировать. А может, их больше ничего не держало на поверхности, даже призыв своего хозяина. Ведь и хозяина больше не было.

Болота погрузились в равнодушную тишину. Тишина давила, такая ледяная и страшная, что хотелось кричать, выть, рычать, лишь бы разбить её. Алида стояла посреди болота одна, с окровавленным клинком в опущенных руках. У её ног лежал её первый друг, закрыв глаза, а от второго друга остался лишь гобой, покрытый пятнами грязи.

– Тиль, – всхлипнула Алида. – Зачем ты пошёл со мной?

Больше не сдерживаясь, она захлебнулась рыданиями и упала на колени. Холодно, как же ей стало холодно. Стыли руки, стыли колени, стыло всё внутри.

Едва слышный хрип вырвался из груди Ричмольда. Алида обернулась к нему и потянулась рукой к отросшим волосам, снова ставшим огненно-рыжими.

– Ричик, – шепнула Алида срывающимся голосом. – Если ты ещё меня слышишь… то постарайся протянуть ещё немного. Я не переживу, если ещё и ты…

Голова у неё шла кругом, перед глазами вспыхивали чёрные огни. Удушающая тошнота накатила волной, и последним чудовищным усилием Алида справилась с подступающим обмороком. Нельзя. Пока нельзя. Надо вытащить Рича отсюда и выбраться самой.

Молчаливые болота простирались вокруг, кое-где темнели перелески и светлели мёртвые деревья, но все они были похожи друг на друга, как яйца в корзине. Алида не могла вспомнить, с какой стороны они пришли, и понятия не имела, как отсюда выйти. Страшной фигуры Кемары тоже не было видно. Трусливая сорока наверняка улетела сразу же, как только сюда пришли моуры.

Алида отрешённо оглянулась. Землю позади неё заливал яркий жёлтый свет, и она медленно моргнула, соображая, что бы это могло быть. Из открытой сумки выкатился фонарь с заключённой в нём путеводной звездой. Алида ахнула и схватила фонарь в руки.

– Выведи, выведи нас! Прошу, заклинаю, укажи путь!

Звезда мигнула за стеклом, и фонарь завис в воздухе, слегка покачиваясь. Алида поднялась на слабые ноги, отгоняя мысли о Тиле, и снова попыталась взвалить на себя мокрого от крови Ричмольда. Как бы она ни устала, как бы ей ни было плохо, как бы ей ни хотелось просто сидеть и плакать до потери сознания, она ещё должна сделать последнее дело. Вытащить Ричмольда, пусть даже мёртвого, не дать моурам получить ещё и его. Она зарычала от напряжения, но не бросила свою ношу. Звезда словно почувствовала её решимость и медленно поплыла по воздуху, указывая путь.

Шаг за шагом, дрожа от тяжести и усталости, Алида ступала по болотам, не сводя глаз с жёлтого огонька перед собой. Слёзы сами собой текли по щекам, а из горла вырывались судорожные всхлипы. В голове не оставалось ничего: ни единой мысли, ни единого образа, только белый туман и тупая пульсирующая боль. Алида чувствовала одну только пустоту, и где-то на задворках её сознания мелькнула мысль, что эта пустота помогает ей не сойти с ума.

Ей казалось, что прошли долгие часы, но болота всё не кончались. Алида боялась, что моуры вернутся, едва закончат своё страшное пиршество. В глазах у неё троилось: помимо путеводной звезды виделось ещё два огонька, пляшущих во мгле впереди. Или ей не почудилось?

Послышалось лошадиное ржание, и Алида тупо моргнула. Лошади? На болоте? Откуда?

– Я вижу их! – донёсся до неё знакомый женский голос. – Вон там!

Огонёк вспыхнул ярче, вырывая из сумерек очертания двух вороных коней и всадников. Внезапно последние силы покинули Алиду, и она опустилась на землю, удивляясь, как её хватило на такой путь.

– Держись! – крикнул голос.

Всадники направили коней в её сторону, но Алида уже не смотрела. Ей было всё равно. Она легла на холодную землю рядом с Ричмольдом и подтянула ноги к груди, приготовившись не то заснуть, не то умереть.

– Алида! Алида, ты меня слышишь?

Из туманного молока выступило взволнованное лицо Симонисы. Алида заморгала, даже не пытаясь понять, что здесь делает чаровница.

– Скажите бабушке, что я не смогла, – прошептала Алида пересохшими губами.

– Молчи! – шикнула на неё Симониса.

Алида почувствовала, как руки приподнимают её голову, а на губы падают капли какого-то сладковатого зелья. Через мгновение она ощутила, как её приподнимают и ставят на ноги. Алида помотала головой, и с глаз будто сорвали пелену. Она увидела, как Симониса хлопочет над Ричмольдом. Она хотела сказать чаровнице, чтобы не тратила лекарства на того, кому уже ничто не поможет, но все силы уходили на то, чтобы хотя бы просто стоять. Она медленно повернулась и увидела, что её придерживает Перинера, такая же взволнованная и побледневшая, как Симониса. Испуганный Мурмяуз тёрся у ног Симонисы и, заметив хозяйку, с радостным мяуканьем бросился к ней.

– Прятался в кустах, а едва увидел нас, кинулся под ноги лошадям, – тускло улыбнулась Симониса.

Алида машинально подобрала кота на руки и невидящим взглядом уставилась на Перинеру. Красивое лицо расплывалось перед глазами, как наколдованное кем-то видение.

– Пойдём, я посажу тебя на коня, – поторопила её Перинера. – Сим справится.

Алида отрешённо кивнула и с помощью Перинеры забралась на спину вороного коня. Конь всхрапнул, почуяв незнакомого седока, но Перинера что-то шепнула ему на ухо, и он покорно замер. Над головой животного маячила жёлтая звезда, как и у коня Симонисы. Должно быть, именно звёзды указали им, где искать Алиду.

– Надо спешить. Эллекена здесь нет, он где-то далеко, должно быть, в своих руинах, но он может почувствовать наше присутствие. Вольфзунд и так едва позволил нам слетать сюда, так что не стоит задерживаться.

Симониса подхватила Ричмольда на руки, будто он ничего не весил, и усадила на своего коня, каким-то непостижимым образом поддерживая бесчувственного юношу в сидячем положении. Алида не могла поверить в происходящее. Они что, специально прискакали за ними?

Снежинки больно клевали её в лицо, безучастные и немые, посланники слепого ненастного неба. Веки закрылись сами собой, грудь затопила горячая волна облегчения. Она сделала всё, что могла. Теперь от неё ничего не зависит. Мурмяуз забрался ей за пазуху и с урчанием вылизывал уши хозяйки шершавым языком.

– Тиль. Рич. Что вы натворили? – прошептала Алида и позволила ватной бесчувственной темноте забрать её к себе.

Два чёрных, как ночь, коня легко взмыли в воздух, навстречу мутному серому небу. Три жёлтые звезды мягким сиянием указывали им путь. Зловеще притихшие болота остались внизу, неподвижные и молчаливые, скованные серебряным инеем, окутанные душным зачарованным туманом. Где-то в редком голом перелеске тревожно закричала сорока, и несуразное существо, лишь отдалённо напоминающее птицу, неловко захлопало крыльями, пытаясь успеть за всадниками.

Ночь плыла по небу медленно, купалась в одеяле облаков, присыпанных искрами звёзд. Чем дальше от проклятых болот, тем теплее становился воздух, будто время повернуло вспять и двинулось от зимней стужи обратно в негу последних тёплых летних дней. Под копытами вороных коней проносились глухие леса, синие реки и просторные поля, щедро усыпанные налитыми колосьями и початками.

На востоке зарделась заря, залив небо первым бледным румянцем, и внизу начали виднеться квадратные крыши людских жилищ. Сумка девушки, в полусне сидящей на летающем коне, соскользнула с плеча, раскрыв свой зев над непролазным лесом. Расписная фигурка совы, украденная из дома старухи Ихвар, вывалилась и, вращаясь в воздухе, устремилась куда-то в чащу.

Глава 8,

в которой Алида надевает чёрное

– Я вас не предавать! Не предавать! – рыдала Кемара, съёжившись в углу. Она ожидала, что Окэлло вот-вот разозлится настолько, что ударит её, а потом ещё и ещё, пока её рёбра не треснут, как сухие веточки.

– Не предавала? В самом деле? Но думала об этом, так ведь? Тебе просто повезло, что в одном наши с ним желания совпали. Если бы я не послал Алиду в Мёртвые Земли, ты бы сама заманила её, не так ли?

– Она продажник! Вы бы не позволить ей уйти туда!

Вольфзунд пока держал себя в руках, но Кемара чувствовала его чёрную ярость, и её птичье сердце было готово выскочить из груди от страха.

– Значит, я ещё должен следить за тем, что одни мои продажники делают с другими? Я предупреждал тебя, Кемара. Я не терплю своеволия. Что тебе было приказано? Повтори.

– С-слетать на болота и посмотреть, что там происходит…

Кемара вытерла слёзы тыльной стороной ладони. Она боялась взглянуть на хозяина, боялась разозлить его ещё больше. Она провинилась, это правда, ведь почти поддалась соблазну. То ли чёрная магия Чернокнижника оплела её, то ли виновато было другое… Глупое, человеческое, мимолётное.

– А что сделала ты? – Вольфзунд шагнул к ней, и она снова сжалась в комок. – Ты завела разговор с врагом! Ты согласилась помочь ему! Знаешь, что я делаю с теми, кто соглашается служить моим врагам?

Он схватил Кемару за руку и дёрнул на себя. Она взвизгнула и глухо зарыдала.

– Я не соглашаться! Он хотеть, чтобы я сделать куклу Алида и привести её к нему, но я не сделать это!

– Потому что вовремя заметила, как девочка сама идёт к нему в лапы! Вот это везение, правда, милая? Сразу две проблемы решились сами собой: и выслужилась перед колдуном, и не пошла против меня. А хотелось, верно? – Он приблизил к ней своё лицо, и на Кемару повеяло терпким можжевельником. – Хотелось сделать что-то смелое, даже рискованное. Когда жизнь становится слишком сладкой, хочется чем-то её подкислить. А тут ещё спятивший астроном предлагает достать звезду с неба. Ведь ты в него влюблена, верно?

– Всё не так, не так! – закричала Кемара. – Пустить меня! Я не хотеть вас предавать. Он на самом деле просить привести её, но я не соглашаться! Я помогать Алиде, я на ваша сторона!

– Глупая каркунья, – скривился Вольфзунд и оттолкнул её. Кемара оступилась и завалилась на холодный каменный пол. Она не хотела, чтобы всё получилось так! Рич просил её об услуге, она чуть было не поддалась, но страх перед хозяином взял верх. Она хотела обернуться птицей и улететь в замок, но её сил на это не хватило. Окэлло ведь тоже хотел, чтобы Алида нашла Чернокнижника, так почему он не доволен, что Кемара помогла им встретиться?

– Пожалуйста, не… – Она мучительно подбирала слово. Как сказал бы человек? Как будет правильно? – Не злить… Не злитесь! Я помогла ей найти его, разве это плохо?

– Плохо, что ты стояла на грани неповиновения, моя милая сорочья подружка. Плохо, что поставила свои интересы превыше моих. Я такое не прощаю, ты знаешь.

– Нет! – завопила Кемара. – Нет, умоляю! Не ставить метка, не надо, не надо, не ставить!

Она заметалась по комнате, натыкаясь на мебель, роняя с полок приборы и книги. Вольфзунд скривился, когда на пол упала и разбилась початая бутылка вина. Он хочет поставить ей третью метку! Тогда и Креата, и Рикита, и родители навеки останутся птицами, лишившись прелестей человеческой жизни. Из-за неё! Из-за того, что она посмела на несколько минут представить, что было бы, встань она на сторону Чернокнижника. Она правда хотела бы, чтобы он искренне попросил её помочь. Она сделала бы всё для него. Но не для Чернокнижника. Для Рича, если магия оставила хоть что-то от него прежнего.

Вольфзунд схватил её за руку и крепко сжал. Кемара перестала биться и просто тихо плакала, всхлипывая. Он задрал рукав её платья, занёс ладонь над предплечьем с двумя красными метками и замер, задумчиво разглядывая её заплаканное лицо, но через мгновение медленно опустил руку. Не на предплечье Кемары, а просто отвёл в сторону. Кемара удивлённо посмотрела на него.

– Не-ет. Нет, я поступлю по-другому. Признаюсь, мне жаль терять моих птах. Тебя и Креату. А вот Рикита… Что Рикита? Не очень умная, не очень послушная. Смазливая девчонка из неё вышла, это правда. Но я, увы, женат.

– Нет, – прошептала Кемара. Она поняла, что он имеет в виду.

Вольфзунд отпустил её, замысловато взмахнул изящным запястьем, и посреди кабинета взвилась фиолетовая туча с ворохом кружащих чёрных перьев в центре. Через миг туча рассеялась, явив Рикиту. Кемара растерянно осмотрелась и удивлённо открыла рот, увидев сестру и альюда.

– Здравствуй, Рикита. – Вольфзунд насмешливо поклонился ей, но она приняла его фарс за чистую монету и довольно зарумянилась.

– Здравствуйте, Окэлло. Чем вам служить?

Кемара громко шмыгнула носом.

– Видишь свою сестрицу? – спросил Вольфзунд. Рикита кивнула. – Она очень провинилась. Настолько, что я был готов прямо сейчас поставить ей последнюю метку. Но я придумал кое-что более интересное. Можете обняться, девочки. В последний раз.

Рикита по-прежнему глупо моргала и робко улыбалась, не понимая, зачем её вызвали и чего от неё хотят. Кемара бросилась к сестре и с рыданиями заключила её в объятиях.

– Прости, прости, сестрёнка, – всхлипывала она по-сорочьи. – Я не хотела, честно не хотела!

Она могла бы ещё многое сказать сестре, но Вольфзунд снова взмахнул рукой, и Рикита опять закружилась в фиолетовом вихре, а в объятиях Кемары остался только воздух.

На полу кабинета сидела сорока. Самая обычная с виду, но Кемара не понимала, о чём она щебечет. Не могла уловить её мыслей. Будто у птицы не осталось ни души, ни чуткого сердца. Кемара истошно закричала.

– Ещё один звук, и станешь такой же, как она, – выплюнул Вольфзунд. – Будь добра, покинь мой кабинет. Не терплю предателей. Скройся с глаз хотя бы на пару дней.

Он открыл окно, и бездушная сорока, которая ещё недавно была Рикитой, беспечно улетела, поймав крыльями ветер. Потом Вольфзунд шагнул к Кемаре, схватил её за локоть и вытолкал за дверь, как провинившуюся кошку.

Кемара сползла по стенке, закрыла ладонями лицо и безутешно завыла.

– Как думаешь, смертные девочки умирают от огорчения? – небрежно спросил Мел.

Они с Вольфзундом медленно прохаживались по саду. Отец вдруг решил навестить лошадей в конюшне, а потом проведать свои любимые розовые кусты: крупные цветы на них пахли хвойным лесом, а от тёмно-фиолетовых бархатистых лепестков исходило чёрно-лиловое сияние.

– Что, наша гостья настолько плоха, что вызывает у тебя такие мрачные предчувствия? – насмешливо спросил Вольфзунд.

Мел знал, что их снисходительность была напускной. Они оба волновались за Алиду.

– Жар не проходит. Она плачет во сне и зовёт своих ухажёров – то одного, то другого. Сим зажигала лунные свечи и жгла пучки успокаивающих трав, но всё без толку. Ещё эти треклятые птицы как оголтелые кружат по всем комнатам. Хорошо хотя бы, пол не пачкают. Воспитанные. Может, уже превратишь их, пап? Она же вроде всё сделала.

– Есть ли смысл? – повёл плечом Вольфзунд. – Представь, как будет эффектно, если они обернутся на глазах у нашей крошки. Она будет боготворить меня до конца своих дней.

– Она и так готова ради тебя на всё! Ты ещё не понял?

– Разве? С чего ты решил?

Вольфзунд склонился над кустом и погладил тонкие лепестки. Цветок покачнулся и раскрылся навстречу хозяину.

– Ой, пап, давай не мути воду. – Мел шевельнул ушами, прогоняя невзрачного мотылька, который кружил у него над головой. – Ты сам всё видишь и понимаешь, уж не глупей меня. Девочка ради тебя полезла в болота, это чего-то да стоит.

– Не ради меня, – поправил Вольфзунд. – Ради своего Ричика. Ах, Мелдиан, какой ты всё-таки наивный.

Он снисходительно потрепал Мела по макушке, взъерошивая и без того растрёпанные волосы. Мел кисло улыбнулся и пригладил шевелюру пятернёй.

– Может, и так. Но она делала это по твоей просьбе. Так что, как ты думаешь, она может умереть?

– Умереть от разбитого дважды сердца. Как типично для человека. – Вольфзунд выпрямился и чопорно отряхнул руки, будто цветок мог их запачкать. – Знаешь, Мелдиан, всё-таки я надеюсь, что наша Алида более стойкая, чем остальные смертные. Она уже перенесла столько, сколько не снилось никому из её ближайшей родни. Астроном жив, а с фермером она была знакома совсем недолго – от чего же тут умирать? Полежит ещё пару дней, пострадает, а потом почует с кухни запах пирогов и прибежит. Никуда она не денется. Вот увидишь.

– Ну, не знаю, – пробормотал Мел. Назойливый мотылёк всё-таки сел ему на рог и победно пошевелил мохнатыми усиками.

Он не просто так завёл разговор об Алиде. Конечно, его беспокоило самочувствие его смертной приятельницы, но ещё это было отличным способом прочувствовать настроение отца.

– Ну а… что насчёт того, что я умру от разбитого – всего однажды – сердца, пап? Тебя это огорчит?

– О чём это ты, Мелдиан?

– О Лиссе, па. Ты же всё понял, зачем играешь в таинственность? Ты что-нибудь предпримешь, чтобы помочь ей? Или мне пора действовать самому?

– На твоём месте я бы радовался тому, что твоё заточение закончилось и тебе позволено гулять по саду. – Вольфзунд недовольно скривил губы. – Но кое-какие новости всё-таки есть. Одна из сестёр Кемары – признаюсь, я до сих пор путаю их имена… Та, что собралась замуж за первого мужчину, который с ней поздоровался, слетала в Авенум по моей просьбе. Она искала тот самый ветхий дом, о котором писала твоя Лисса. Сорока сказала, что заглянула в окна всех подходящих по описанию домов, даже заброшенных и нежилых. Но, увы, ни в одном из них не держат несчастную пленницу. Прости, Мелдиан. Я найду тебе новую невесту.

– Значит, плохо искала! – Мел сжал кулаки. Как отец может? Он и сам выбрал в жёны простолюдинку, он знает, каково это – жениться не на той, кого тебе сосватали родители. К тому же он не мог забыть о проклятии и том способе, которым его можно снять. Так почему упорно отговаривает его от свадьбы с Лиссой? Чем она не угодила ему? – А Диньяна? Известно, что с ней?

– Я думал насчёт Диньяны, – кивнул Вольфзунд. – Очень жаль, что она не может попасть домой. Хьёльд обещал найти её и отправить в Птичьи Земли, когда вернётся в наши края. Всё-таки это из-за нас она оказалась в таком трудном положении.

– Как и Лисса! – воскликнул Мел. – Почему тогда Лиссу ты не ищешь? Ответь, отец! Я не понимаю тебя!

– Ищу, я же говорил. Сорока летала в город. – Он улыбнулся Мелу тепло, как несмышлёному ребёнку, и вложил ему за ухо бутон кремовой розы. – Только её присутствие в замке может быть… как бы это сказать… нежелательным.

– Нежелательным?! – Мел в ярости вынул цветок и швырнул его на землю, под ноги отцу. – Что значит – нежелательным?! Лисса гостила в замке, и всех всё устраивало! Ты так же лицемерен, как людские колдуны, вот что я тебе скажу!

– Мел. – Вольфзунд положил руку ему на плечо, не давая уйти. Голос отца налился силой и властью. – Послушай меня. Я читал ту записку. И понял из неё больше, чем ты. Она пишет о старом доме и безумной старухе, о непонятном зелье и фигурках на полках. Ты знаешь, что стало символом Эллекена во времена нашей с ним войны? Может, забыл, что он вдыхал зло в издельцы – ритуальные статуэтки с изображениями сов? Да, прошло много времени, даже по нашим меркам, но, как видишь, его дело ещё живёт. Может, эта старуха – из древних альюдов, из тех, кто помнит Эллекена младенцем и видит в нём единственного правителя? Из тех, кто до сих пор хранит ему верность и ждёт, когда он вырвется из Небытия? Или потомок присягнувших ему много веков назад колдунов. Ты не знаешь, чем она опоила девочку, какие зелья сотворил её прогнивший от старости и злости ум. После этого Лисса может стать чем угодно: зеркалом, отражающим всё, что происходит в замке, источником тьмы, которая просочится в наши стены, или даже прибежищем для Естества Эллекена. Если на то пошло, Мелдиан, то старуха держит уже не твою милую невесту, а готовит оружие против нас. Ты понимаешь, насколько это может быть опасно?

Мел несколько раз моргнул и покачал головой.

– Ты параноик, пап. Владыка альюдов превратился в безумца – как-то остальным это понравится? Ладно. Я изменю свою просьбу. Сними с меня свой последний запрет. Разреши мне покидать территорию замка и летать везде, где вздумается. Как, по-твоему, я буду искать новую невесту? Не жениться же мне на садовой моли, а?

– Хитрец. И слепец, между прочим. У нас уже есть смертная девушка. Она сможет снять проклятие, если ты догадаешься позвать её под венец.

Мел непонимающе посмотрел отцу в лицо. Непохоже, чтобы Вольфзунд шутил… Но тогда это ещё страннее.

– Алида – мой друг. Она славная, это правда. Но чтобы жениться на ней… Нет, уж тут ты превзошёл сам себя и выдал самое безумное предложение за вечер.

– Иногда мне кажется, что ты свыкся со своим проклятием и совсем не хочешь его снимать. – Вольфзунд заложил руки за спину и пошёл по дорожке глубже в сад, туда, где белели беседки и фонтаны.

– Нет, пап, – пробормотал Мел. – Просто у меня есть Лисса. И я люблю её.

Алида открыла глаза и не сразу поняла, где находится. На неё смотрел тёмный потолок, расписанный под полог хвойного леса, а зелёные стены с нарисованными стволами можно было легко принять за настоящую дремучую чащу. Воздух сильно пах свечами и травами, а плотные шторы делали свет мягким и приятным для глаз.

Она медленно подняла голову с подушки и несколько раз моргнула. В голове гудело как от слишком долгого сна, но в теле боли не было. Напротив, Алида чувствовала себя хорошо отдохнувшей.

– Тиль, – вспомнила она и сморгнула тут же набежавшие слёзы.

Но страшные события, как ни странно, уже не терзали душу, а вспоминались как жуткий давний сон.

Только сейчас Алида заметила, что в комнате звучит светлая, немного печальная мелодия, такая естественная и тонкая, что, кажется, будто поют сами стены. Она повернула голову в сторону и удивлённо ахнула.

– Мел!

Парнишка сидел в кресле, скрестив ноги и со скучающим видом опустив рогатую голову на ладонь. Его свирель зависла в воздухе, выводя мелодию, а он лениво дирижировал пальцем. Увидев, что Алида пришла в себя, Мел встрепенулся и расплылся в счастливой улыбке.

– Алида! Вот те раз! Я-то не надеялся, что ты проснёшься раньше, чем через неделю. Ну, ты как?

– Воды бы попить, – вздохнула Алида. – Где я?

– Как это где? – Мел вскочил с кресла и суетливо, покачивая крыльями, подпрыгнул к столику с графином. – В замке, конечно. Просто я решил, что такая обстановка понравится тебе больше и поможет скорее прийти в себя. Вот, держи. – Он протянул ей стакан прохладной воды с веточками шалфея и чабреца.

– То есть, – нахмурилась Алида, принимая стакан, – это всё та же комната, в которой я гостила раньше?

– Ага, – довольно надулся Мел. – Твоя комната, только немного украшенная. Здорово, да?

– Здорово, – согласилась Алида, отхлёбывая ароматную травяную воду. – Спасибо, Мел. Ты молодец.

Повисла неловкая тишина, если не считать, конечно, тихой мелодии, которую продолжала выводить свирель. Алида погрузилась в печальные мысли, а Мел, видимо, не решался приставать с расспросами.

– Позвать Симонису? – осторожно предложил он.

– Нет. – Алида мотнула непричёсанной головой. – Не надо. Мел, сыграй мне что-нибудь бодрое. Пожалуйста. Иначе я задохнусь от тоски.

– О! – оживился альюд. – Это запросто! Сейчас сварганим что-нибудь весёленькое.

Он схватил свирель, и она, возмущённо крякнув, замолкла. Мел почесал в затылке, щёлкнул пальцами, будто придумал что-то невероятно интересное, и поднёс инструмент к губам.

Быстрая мелодия наполнила комнату, Мел защёлкал пальцами, задавая ритм, и осторожно отпустил свирель, подвешивая её в воздухе. Инструмент продолжил играть сам по себе, а Мел, хитро улыбнувшись, запел чистым красивым голосом:

Он смущённо замолчал и дёрнул ушами.

– В общем, это не самая лучшая песня, что-то я промахнулся с выбором. Там дальше не очень весело, да ты и сама, наверное, уже поняла.

– Да уж, – согласилась Алида. Немного помолчав, она добавила – Добудь мне чёрное платье, Мел.

Платье принесли в этот же день – простое, скроенное из чёрного, как глухое горе, льна. Элли дважды приносила ей подносы с едой, но к вечеру Алида решила, что и так слишком много времени потратила, валяясь в комнате. Её ждут Мурмяуз, бабушка и Герт. А ещё она и хотела, и боялась узнавать о Риче. Она надела платье, привела в порядок волосы и вышла за дверь.

– Алида! Ты уже встала, вот так да! – Навстречу ей по коридору спешила Симониса, шурша длинным платьем землистого цвета. – Мел сказал, что ты очнулась, но я думала, ты захочешь ещё отдохнуть. Как ты?

Чаровница остановилась перед Алидой и внимательно всмотрелась в её бледное лицо.

– Всё в порядке. – Алида попыталась выдавить из себя улыбку.

– Вот и славно, – обрадовалась Симониса. – Пойдём, я отведу тебя кое-куда.

Алида не успела даже решить, хочет она идти с ней или нет, как Симониса взяла её за руку и повела к лестнице.

– Вольфи обустроил мне целый кабинет, – с гордостью сообщила Симониса.

– Э-э… Кто? – переспросила Алида и только потом поняла, что чаровница так фамильярно назвала хозяина замка.

Они перешли в восточное крыло и поднялись в одну из самых высоких башен. Свет лился сквозь широкие окна, и Алида в который раз подивилась, насколько разнообразным может быть замок Вольфзунда: зловеще-мрачный в одних частях, он поражает великолепием витражей в других и залит приветливым светом в третьих.

У Симонисы было приподнятое настроение, и поначалу Алиду это раздражало, но потом она начала мучительно гадать: не означает ли это, что Тиль стал единственной жертвой той страшной ночи на болотах?

– Разве тут не славно? – воскликнула Симониса, проталкивая Алиду в просторную комнату. На неё обрушилась лавина густых травяных ароматов, и она едва не закашлялась.

Стены здесь были выкрашены в приятный мшисто-зелёный оттенок, а мебель из необработанного дерева выглядела и пахла так, будто её только что изготовили. На тяжёлых шторах красовалась вышивка с изображением летящих лесных птиц, а тёмно-зелёный ковёр на ощупь был очень похож на настоящий мох.

– Как красиво! – Алида не смогла сдержать восхищения.

Она подошла к стене, полностью занятой стеклянными шкафами с рядами бутылей, баночек, склянок и берестяных туесков с мазями, зельями и сухими ингредиентами для снадобий. Пучки трав и цветов висели под потолком, как стаи летучих мышей в пещере.

– Волшебно… – прошептала Алида, почти забыв обо всём на свете. – Настоящая мечта любой травницы!

– Это ещё что, – довольно улыбнулась Симониса. – Смотри, что у меня тут.

Она подвела Алиду к закрытому шкафу и распахнула деревянные створки. Цветное сияние затопило комнату мягкими переливами света, и Алида восторженно ахнула.

– Что это такое? И почему вы показываете мне все ваши богатства?

Симониса с гордым видом обвела рукой свои сокровища.

– Это волшебные элементали. Вот тут, – она махнула на шкатулку, из-под крышки которой сочился ровный серо-голубой свет, – дыхание росы, собранной в ночь новолуния. А здесь, – Симониса приоткрыла крошечный туесок, и Алиду едва не ослепил сверкающий золотой луч, – гордость матери, впервые увидевшей своего младенца. Я подумала, что моя коллекция компонентов отвлечёт тебя. Из них составляют очень сильные снадобья.

– Но это же невозможно! – прошептала Алида, разглядывая чудесные предметы.

– Теперь, моя милая, возможно всё, – хитро подмигнула Симониса и уселась на стол.

Робкая, хрупкая, как первый подснежник, надежда проклюнулась в душе Алиды.

– Что, и даже вернуть жизнь теперь можно?

– Удел смертных – умирать, – посерьёзнела рыжая чаровница. – Так решил Первый Волшебник, и никто, кроме него самого, не в силах менять законы мира. Мне очень жаль твоего друга, поверь. И жаль тебя. Человек – как хрустальный сосуд. И, покуда он не раздавлен рукой смерти, я могу его спасти.

Симониса замолчала, пытливо глядя Алиде в лицо, но Алида не решалась спросить в открытую. Ведь если чаровница скажет, что Рич тоже погиб, это будет невыносимо. Уж лучше неведение.

– Импиор уничтожил тьму, опутавшую сердце твоего друга, – произнесла Симониса, и Алида замерла не дыша. – Но он ещё цеплялся за жизнь, когда мы примчались сюда. Самыми кончиками пальцев. Ещё минута, и он сдался бы. Этот юноша на редкость вынослив, хоть и выглядит хрупким и несуразным.

Алида застонала от облегчения и опустилась в кресло, чтобы не упасть. Сквозь шум в ушах она слышала, как хлопочет Симониса:

– Давай-ка я заварю тебе травяного чаю. Бедная девочка, столько потрясений…

«Жив, – думалось Алиде. – Ох, Ричик, ну и напугал же ты меня!»

Глава 9,

в которой сбываются мечты

Рич давно очнулся, но никак не решался открыть глаза. Тогда ему придётся отвечать за всё, что произошло по его вине.

Мертвецки бледные руки моуров, утаскивающие музыканта Тиля на дно болота, – эта картина будет сниться ему всю оставшуюся жизнь. Алида никогда не простит ему гибель друга. Да и он сам никогда не простит себя за то, что поддался тьме. Его сильно мутило, голова кружилась так, будто он решил прокатиться на ярмарочной карусели. Удивительно, но в груди, куда вошёл клинок, не осталось никакой боли.

Рядом кто-то завозился, и Рич понял, что он в комнате не один. Он с трудом разлепил глаза и, медленно моргая, повернул голову.

В кресле сидела Алида и сосредоточенно разглядывала собственные ногти. Сердце Ричмольда скакнуло в груди: она добралась до замка целой и невредимой. Он с нежностью разглядывал её потускневшие спутанные волосы и уставшее бледное лицо. Откуда в ней было столько силы? Вот уж в ком поистине целый кладезь светлого волшебства.

Алида подняла голову и посмотрела на него в упор. На миг её глаза озарила радость, но она тут же спохватилась, грозно сдвинула брови и напустила на себя суровый вид.

– Не стоило тебе меня спасать, – выдавил Рич.

– Соглашусь, – сказала Алида. – Но лучше тебе не пытаться заводить героические речи. Стоило, не стоило – какая разница? Ты уже здесь.

– Кажется, меня сейчас стошнит, – простонал Рич.

– Не в первый раз за утро, – ворчливо отозвалась Алида и подвинула ему металлический таз. Её интонации показались Ричмольду какими-то странными: не то осуждающими, не то наоборот виноватыми. Он потряс головой, силясь понять, что с ней происходит, но мысли не прояснились, зато тошнота ещё настырнее подкатила к горлу.

– Ты… видела меня в таком состоянии?

– И это – далеко не худшее из твоих состояний, виденных мной, – фыркнула Алида.

Рича шумно вырвало в таз, он вытер рукой рот и в изнеможении откинулся на подушку. Он чувствовал себя совершенно измотанным и телом, и душой, словно все его силы выжали, как сок из спелого плода.

– Ты, конечно, этого не достоин, но я ждала, когда ты придёшь в себя, чтобы просить Вольфзунда расколдовать наставников, – сообщила Алида. – Вставай, если получится, и пошли.

Рич подумал, что она сошла с ума. Или издевается? Как он, в конце концов, может встать и идти?

Алида бесцеремонно откинула его одеяло и изо всех сил ущипнула его за щиколотку. Рич вскрикнул от боли и ошеломлённо уставился на неё.

– Что это значит? Что за колдовство?

– Колдовство великодушия. Бедная Симониса растратила уйму сил на тебя. Ты едва дышал, когда мы прибыли, и уже то, что ты жив, можно считать настоящим чудом.

– Конечно, ты ведь метила в сердце, – проворчал Рич. Алида поморщилась, будто от боли, и отошла в сторону, скрестив руки на груди. Ричмольд тут же пожалел о своих словах.

– Она не только помогла твоей ране затянуться. Она ещё и занялась твоими ногами. Попробуй встать, если, конечно, не хочешь и дальше лежать и жалеть себя.

Ричмольд с недоверием оглядел свои ноги, потрогал колени сквозь пижамные штаны и, помогая себе руками, опустил ноги на пол. Алида исподлобья, но с нескрываемым любопытством и нетерпеливыми искорками в глазах наблюдала за ним. Рич рискнул улыбнуться ей, но травница сразу же отвернулась.

– Получается, – сказал он скорее себе самому.

Рич поставил обе ноги на пол и замер, неуверенно смотря на них. Он уже привык, что не стоит на них надеяться. А ещё это напоминало ему о тех днях, когда он собирал тёмную магию в книгу, выполняя задание Вольфзунда. Тряхнув головой, Рич решительно упёрся кулаками в матрас и рывком поднял своё тело, пытаясь удержать равновесие и устоять.

– Алида, смотри! Я стою! – воскликнул он.

– Вижу уж, – буркнула она, пряча улыбку.

Рич сделал один шаг, голова закружилась, тошнота вернулась. Он упал обратно на кровать и на всякий случай обхватил руками таз. Алида развела руками.

– Для начала неплохо. Чем скорее ты научишься ходить и спустишься в главный зал, тем скорее мы увидим наших наставников людьми. Так что поторопись, пожалуйста.

– Я научусь, – хрипло пообещал Рич, борясь с дрожью слабости, сотрясающей тело. – Почти получилось, ты же видела.

День хмурился, как капризная девица, и тяжёлые, налитые влагой тучи клубились над замком, цепляясь толстыми брюшками за шпили башен. Настроение Алиды было под стать погоде: хотелось грустить и валяться в постели до вечера. Дыра, разверзшаяся в груди после гибели Тиля, ныла и болела, но помимо этой тоски её терзали и другие неприятные чувства. Она то сидела на широком каменном подоконнике, попивая какао из неостывающей и самопополняющейся чашки и не чувствуя вкуса, печально глядя на сад, то заваливалась на кровать, позволяя подушкам и перине качать себя на мягких волнах. Мурмяуз спал в кресле, а птицы-наставники дремали на шкафу, нахохлившись, как большие сосновые шишки.

Алида рассчитала по странным часам, на которых не было цифр, что Элли должна вот-вот принести обед. За завтраком она сообщила служанке, что не спустится в зал к обеду, и попросила принести еду сюда.

– Боюсь, хозяин не одобрит, что вы целый день сидите затворницей и даже не хотите разделить с ним трапезу, – укоризненно покачала головой Элли.

– Пусть не одобряет. Скажи ему, что так я выражаю свой протест, – ответила Алида, даже не глядя на оладьи.

– Какой протест? – полюбопытствовала служанка.

– Так я напомню ему, что обещания нужно выполнять. Прошло уже несколько дней, даже Рич более-менее научился стоять. Вольфзунд очень занят, я понимаю, но неплохо бы расколдовать бабушку и Герта, а ещё вернуть мне мой Аутем… и, если возможно, дать нам с бабушкой хотя бы маленький домик.

Элли вздохнула и укоризненно покачала головой.

Алида и сама понимала, что ведёт себя неприлично, но заглушила голос совести, рассудив, что в её положении это простительно.

Она ещё несколько раз навещала Ричмольда, но отчего-то разговора между ними не получалось, будто их разделила внезапно выросшая ледяная стена. Рич на все её вопросы отвечал неохотно, смущался пуще прежнего, да и Алида не понимала, как себя с ним вести. В конце концов, она решила, что астроному неприятно её общество, ведь слишком свежи воспоминания о том, как она без раздумий вогнала клинок ему в грудь. С лёгкой горечью Алиде пришлось признать, что лучше пока оставить Рича в покое.

Когда пришло время обеда, дверь без стука отворилась, но вместо Элли в комнату вошёл Мел, одной рукой держа поднос с закрытыми крышками блюдами, а в другой неся какой-то чехол на вешалке.

– По неведомым мне причинам папаша стал настолько мягкосердечен, что не выковыривает тебя силком из твоей берлоги, – с порога провозгласил Мел. – На его месте я бы воспользовался твоим Аутемом и вытащил тебя вниз, чтобы хорошенько надрать твой ленивый зад.

– Я не ленивая. Мне так тоскливо, Мел. Я чувствую себя на все триста лет! – простонала Алида, уткнувшись лицом в подушку.

– Да? А выглядишь всего-то на девяносто девять, – пожал плечами Мел. Он поставил поднос на столик, а чехол повесил на дверцу шкафа. – Если бы ты спустилась в зал, то могла бы выбрать отбивные под сырным соусом, печёную картошку с заправкой из чесночного масла или любой из пяти видов пирогов – словом, всё, что ты любишь. Но я сам вызвался покормить гостью, так что выбора у тебя нет.

Он картинным жестом снял выпуклые крышки, и Алида с отвращением скривилась, разглядев, что было на тарелках.

– Варёная брокколи? Кабачки? И… суп из сныти?! Ме-ел, ты невыносим!

– Я ужасное чудовище, забыла? – оскалился он. – Наслаждайся. Ты не забыла, что тебе ещё нужно в Авенум за Лиссой?

– Не забыла. Но сначала я хочу видеть бабушку. – Алида почувствовала себя неловко оттого, что ставит свои интересы превыше желания Мела и спасения подруги, но уговорила себя, что сначала нужно добиться превращения Стриксии. Она рассеянно пошарила рукой по подносу и вздохнула. – Ты даже хлеба не прихватил! Настоящий изверг! Заморишь меня голодом.

– Да брось, с твоим аппетитом ты даже брокколи съешь. Поворчишь, но съешь ведь.

– А что остаётся, – скорбно вздохнула Алида, пробуя суп.

– Короче, давай к делу. – Мел энергично подскочил к шкафу и положил ладонь на странный длинный чехол, который приволок с собой. – От ужина отвертеться не получится, иначе отец тоже превратит тебя в какое-нибудь животное. Поняла? И не опаздывай, не зли его. У Владыки побольше дел, чем у страдающей от скуки смертной девочки, поэтому лучше делай так, как он велит. А ещё он хочет, чтобы ты надела это.

Мел расстегнул чехол, и Алида увидела, что под ним пряталось платье – такое изящное и красивое, что у неё вырвался восторженный возглас.

Платье было длинным, закрытым, сшитым из переливчатого чёрного бархата – в знак её скорби по Тилю, но сверху бархат прикрывала тончайшая паутинка серебристой органзы, сверкающая, как Млечный Путь. Алида отложила ложку и подскочила к наряду, чтобы потрогать ткань. Мягкий бархат был таким приятным на ощупь, что она радостно пискнула и зарылась в платье лицом.

– Сшито по твоим меркам, мелкая смертная, – хмыкнул Мел. – Если не растолстеешь, сможешь носить его когда захочешь. Не забудь! Ужин подаётся через минуту после заката.

Алида была заинтригована: зачем Вольфзунд так настаивал, чтобы она ужинала вместе со всеми, да ещё и в таком прекрасном платье? К тому же после овощного обеда у неё скоро начало урчать в животе, и она не могла дождаться, когда солнце, прятавшееся за покровом туч, начнёт катиться к горизонту.

Не в силах больше терпеть, она надела платье, посадила бабушку на правое плечо, Герта – на левое, подхватила на руки Мурмяуза и поспешила в главный зал.

Слуги накрывали на стол, ключник Анс зажигал свечи в роскошных канделябрах. В камине потрескивал огонь, а вместе с дровами там тлели ароматные травы, разнося по залу приятные пряные запахи. Алида заметила Симонису, которая стояла у небольшого столика с напитками и пробовала золотистое вино. Алида улыбнулась и подошла к чаровнице.

– Какая ты красавица! – воскликнула Симониса, разглядывая Алиду с головы до ног. – Это платье прекрасно оттеняет твою благородную бледность и подчёркивает сияние глаз. Но причёску я бы всё-таки сменила.

– Большое спасибо, – протянула Алида, слегка раздосадованная замечанием о её причёске. – Вы тоже очень красивая. Всегда.

Симониса переливчато рассмеялась и протянула юной травнице бокал. Алида опустила Мурмяуза на один из стульев и сделала глоток. Напиток оказался сладким и приятно согревающим. Птицы вспорхнули с плеч Алиды и, громко хлопая крыльями, расселись на спинках стульев. Симониса проводила их задумчивым взглядом.

– Как, должно быть, непросто: превратить человека в птицу. Это поистине великое колдовство. Только величайший колдун способен на такое, и я счастлива, что увидела это чудо.

– М-м, – промычала Алида. Восхищение Симонисы оставило в её душе неприятный осадок, ведь чаровница, выходит, радовалась, что бабушка Стриксия попала в такую беду. Алида развернулась и пошла обратно к столу.

– Ох, какая я неосмотрительная! – опомнилась чаровница. – Прости меня, малышка. Конечно же, я сочувствую твоему горю. И желаю, чтобы у тебя всё наладилось. Если чего-то очень хочешь, это обязательно случится.

– Конечно. Только не в том случае, если это обещал хитрейший демон, который всеми силами старается не выполнять свои обещания, – с горечью отозвалась Алида и тяжело опустилась на стул.

– О ком это ты судачишь? – послышался насмешливый голос со стороны лестницы. Алида резко обернулась и удивлённо округлила глаза.

По главной лестнице спускался Мел, но не один. Он поддерживал Ричмольда, который неуверенно и неловко шагал по ступеням, смущаясь и хмурясь.

– Я предлагал ему просто перенестись в зал, но он заладил: «Тёмное колдовство, тёмное колдовство» – будто сам никакого отношения не имеет к этому самому тёмному колдовству! Упёрся: «Хочу сам». Вот, пришлось вести под белы рученьки.

Рич покраснел и опустил глаза. Козодой Герт издал скрежещущий вскрик и перелетел своему ученику на плечо. Алида заметила, что Ричмольду тоже выдали новую одежду: на нём были тёмно-синие штаны, серая рубашка с тонким рисунком в виде древесных веток и бархатный синий жилет, который он умудрился застегнуть не на те пуговицы. Алида улыбнулась уголком рта.

Мел усадил Рича на стул напротив Алиды. Астроном нервно облизнул губы и, бросив короткий взгляд на Алиду, буркнул:

– Привет.

– Привет, – сдержанно ответила Алида. Она опустила глаза и принялась разглаживать складки на платье. Боковым зрением она заметила, что Рич всё-таки исподтишка поглядывает на неё.

– Если никто не возражает, я сяду туда, где будут стоять основные блюда, – громко заявил Мел и с рвущим душу скрежетом отодвинул стул. Алида и Рич одновременно вздрогнули и бросили на альюда негодующие взгляды.

– А что? Мой дом, веду себя так, как хочу, – пожал плечами Мел. – Это вы тут гости. Но мы к вам привыкли, вы забавные.

Лина принесла несколько бутылок самого разного вина, Анна расставила хрустальные бокалы, а Симониса, хитро подмигнув Алиде, бросила в свой бокал щепотку каких-то ароматных трав.

Последний закатный луч скользнул по полу и скрылся, растворившись за витражным окном. Свечи в огромных кованых люстрах зажглись сами собой, и на посуде заплясали золотые блики. Алида поёрзала на стуле: её сердце вдруг затопило предчувствие чего-то желанного и чудесного. Она посмотрела на Рича. Он беспрестанно мусолил веснушчатыми пальцами ворот новой рубашки и выглядел несчастным и потерянным, словно ребёнок, случайно забредший в чужой дом вместо родительского.

Сине-фиалковый свет вспыхнул в центре зала, остро запахло можжевельником, и в сверкающих клубах лилового тумана возникли статные фигуры Вольфзунда и Перинеры. Алида сначала сморщила нос: к чему представления? Но невольно залюбовалась хозяевами, высокими и красивыми, и ощутила, какая от них исходит сила. Перинера царственно прошествовала к столу и бесшумно заняла своё место, снисходительно кивнув собравшимся. Вольфзунд же отчего-то остался стоять посреди зала, оглядывая всех прищуренными чёрными глазами.

– Наши дорогие гости не опоздали, – довольно констатировал он. – Это прекрасно.

– Пап, может, не будем долго болтать, а просто поедим? Я есть хочу! – заявил Мел и громко постучал вилкой по пустой тарелке. Перинера шикнула на сына.

– Я подарю тебе эликсир терпения на праздник Средьзимовья, Мелдиан, – покачал головой Вольфзунд. – Сегодня у нас произойдёт кое-что важное. То, чего давно ждали наши гости. Признаюсь, мне жаль расставаться с их прекрасными Аутемами, чистыми и полными почти нетронутой силы. Но, в конце концов, они уже помогли нам вернуть утраченное и послужили на благо всем альюдам. Только отпустив старое, открываешься для чего-то нового, и я готов сдержать слово. У вас больше не будет повода говорить, что Владыка Вольфзунд не держит данных обещаний.

У Алиды перехватило дыхание, и она едва не подскочила на стуле. Сердце заколотилось в радостном предвкушении, а по коже пробежали колючие, но приятные мурашки.

Вольфзунд выудил откуда-то из карманов два пузырька с чем-то белым и клубящимся и протянул их Алиде и Ричу. Алида взяла свой пузырёк и с сомнением разглядела его содержимое на свет.

– Похоже на «Слёзы Тумана», – недоверчиво произнесла она.

– О, это было бы правда красиво – отравить вас вместо того, чтобы подарить свободу, – хмыкнул Вольфзунд, задумчиво потирая подбородок. – Достойно жуткой легенды. Или страшной песни, которой будут пугать смертных ребятишек. Я возьму твою идею на вооружение, Алида Фитцевт.

Алида с хлопком откупорила пузырёк и плеснула жидкость в свой бокал. Запахло ландышами, и над бокалом взвился сверкающий дымок. Рич, посмотрев на неё, тоже вылил зелье, и над столом поплыл терпкий запах гвоздики.

– Выпьем за свободную волю и горячие сердца! – торжественно провозгласил Вольфзунд и поднял бокал с вином густо-черничного цвета. Послышался мелодичный звон, и Алида тоже подняла свой бокал, чокаясь с Симонисой, Перинерой и – в последнюю очередь – со смущённым Ричем.

Зелье обожгло ей нос игривыми пузырьками, но, задержав дыхание, она всё-таки одним махом осушила бокал. Сильный аромат ландышей вскружил голову, и Алида удивилась, какой чудесный вкус был у напитка. Перед глазами проплыли прекрасные видения безмятежной жизни, ноги налились приятной тяжестью, а в груди вспыхнули фейерверки. Слёзы навернулись на глаза, сердце замерло на миг, а потом заколотилось так радостно, словно раньше не билось в полную силу. Алида судорожно втянула воздух и поразилась, как сладко он наполнил лёгкие, будто дыхание весны, сменившее, наконец, опостылевший зимний холод.

Алида сморгнула подступившие слёзы и посмотрела на Ричмольда. Он выглядел таким же ошеломлённым, и она с удивлением заметила, что лихорадочный блеск пропал из его синих глаз. Вольфзунд улыбался с довольным видом, словно кот, нализавшейся сметаны.

– Ваши Аутемы снова с вами, и вы вправе распоряжаться ими так, как подскажут ваши сердца. Больше я не властен над вами, вы – не мои продажники.

Алида поняла, что мерзкое ощущение крюка, продетого у неё где-то в центре груди, больше не побеспокоит её. Облегчение и благодарность затопили её с головой, и она едва не бросилась обнимать Вольфзунда.

– Это ещё не всё, – будто прочитав её мысли, заявил хозяин замка. Он вальяжно присел на краешек стола с винными бутылками, скрестив длинные ноги, и обвёл зал глазами, словно отыскивая что-то. – Господа пернатые наставники. Прошу вас.

Алида зажала рот рукой. Сердце билось уже где-то у горла, отдаваясь барабанной дробью в кончиках пальцев. Кровь прихлынула к лицу, а голову заняла только одна мысль: «Неужели сейчас?!»

Сова и козодой с готовностью вспорхнули со своих мест и уселись на пол перед Вольфзундом, как преданные подданные у ног господина. Альюд шагнул ближе к ним и вскинул руки. Алида затаив дыхание наблюдала, как Вольфзунд проделывает замысловатые движения кистями рук и шепчет что-то на странном неразборчивом языке, похожем одновременно на стон ветра в дубовых ветвях и грохот горных рек. Перстни на его пальцах вспыхнули, как разноцветные звёзды, и яркие искры заплясали, отражаясь от всех гладких поверхностей. Вольфзунд сложил ладони чашей, и между его пальцами заструился тёмный туман, затапливая зал ароматами можжевельника и фиалок. Повеяло холодом, будто где-то вдруг распахнулось окно, и туман сгустился, переливчато мерцая от чёрного до серо-лилового, затягивая и птиц, и Вольфзунда. Алида ахнула и стиснула пальцами край стола так сильно, что костяшки побелели. Мурмяуз забился под стул и спрятался за ногами хозяйки, стегая себя по бокам хвостом. Рич замер, распахнув глаза, и только ходящие на скулах желваки выдавали его волнение. Мел слегка побледнел, не сводя глаз с тумана, поглотившего его отца, и нащупал руку Перинеры, которая внешне оставалась совершенно невозмутимой. Симониса что-то шепнула, но Алида не расслышала: так сильно кровь шумела у неё в ушах.

Голос Вольфзунда, выводящий сложные переливы на неведомом языке, поднялся до замковых сводов и заполнил своей мощью весь зал, заставляя хрусталь позвякивать, а пламя свечей дрожать, как на ветру. Алида и сама почувствовала себя зачарованной его могучей силой. Туман склубился так плотно, что фиолетовые облака стали напирать друг на друга, рождая крохотные серебряные молнии между своими пухлыми телами. Наконец напряжение сгустилось настолько, что стало трудно дышать, будто колдовской туман набился в лёгкие, мешая сделать вдох.

А в следующий миг облако чар взорвалось с оглушительным грохотом, осыпав зал снегопадом мерцающих искр. Несколько свечей в люстрах погасли. Алида вскрикнула, но тут же увидела, что туман постепенно рассеивается и сквозь его пелену проступают очертания высокой фигуры Вольфзунда.

Следом за Вольфзундом она различила ещё два человеческих силуэта и снова вскрикнула, но на этот раз не от испуга, а от изумления и радости.

В сиреневой дымке стояла Стриксия Фитцевт, её любимая бабушка, точь-в-точь такая, какой она была в ночь страшной бури: чуть сгорбленная, но по-прежнему статная, с толстой седой косой, одетая в длинное зелёное платье и с серым шерстяным платком на плечах. Рядом со Стриксией появился высокий немолодой мужчина с седеющими пепельными волосами, чуть не доходящими до плеч. На его потрёпанном камзоле сияли вышитые звёзды, точно такие же, какие были на остроносых башмаках, которые отдал Алиде Рич.

Алида всхлипнула, вскочила с места и, опрокинув стул, бросилась к бабушке. К её изумлению, Стриксия сначала заключила в объятия Герта, а уже потом кинулась навстречу внучке. Алида вихрем налетела на бабушку и, рыдая в голос, сжала её в таких крепких объятиях, что у неё самой заныли руки. Стриксия зарылась лицом в копну Алидиных волос и затряслась в беззвучных рыданиях. Они вместе осели на пол, слившись в единое существо, сотканное из безраздельного счастья, горчащего после долгой разлуки. Сердце Алиды заходилось от радости, и она вдыхала родной бабушкин запах, состоящий из ароматов трав, дыма и шерстяной одежды. Мир вокруг перестал существовать, осталось только это мгновение, длящееся целую вечность, сладкое, щемящее, стоящее всего, через что ей пришлось пройти.

Через несколько бесконечных минут они расцепили объятия, чтобы посмотреть друг другу в глаза. По лицу Стриксии катились слёзы.

– Наконец-то ты со мной, – прошептала Алида и улыбнулась, вытирая глаза рукавом. – Наконец-то.

– Я всегда была с тобой, – ответила бабушка. – Хоть и не могла обнять тебя и сказать спасибо. Я горжусь тобой, девочка моя.

Алида всхлипнула и нервно хохотнула. Рядом с ними Герт обнимал Ричмольда, похлопывая по спине. Алида не разглядела выражение лица Рича, потому что он стоял к ней спиной, но глаза Герта совершенно точно блестели от слёз.

– Господин Вольфзунд, – шепнула Алида, повернувшись к хозяину замка. Он стоял, скрестив руки на груди, и, к её удивлению, выглядел уставшим от совершённого колдовства, но удовлетворённым. – Спасибо вам. Я была не права. У вас не чёрное сердце.

Она подошла к Вольфзунду и, встав на цыпочки, быстро чмокнула его в щёку. Вольфзунд ошеломлённо поднёс руку к месту поцелуя, но быстро опомнился и снова придал своему лицу непроницаемое выражение.

– Погоди с такими выводами, – усмехнулся он. – Рад, что не разочаровал тебя, моя первая продажница новой эпохи. Думаю, теперь нам пора к столу.

Он щедрым жестом пригласил их за стол, и служанки замельтешили, вынося всё новые и новые блюда. Мел с широкой улыбкой наложил себе полную тарелку отбивных, а Алида осторожно подвела бабушку и усадила рядом с собой.

Элли наполнила бокалы ароматным сливовым вином, Мел подвесил свирель в воздухе, и она выводила красивую сложную мелодию, от которой в глазах у Алиды снова защипало. Она то и дело трогала бабушку за руку, чтобы убедиться, что это не морок и Вольфзунд на самом деле сдержал обещание. На пятый раз Стриксия не выдержала и шикнула на Алиду, и пристыженной юной травнице пришлось успокоиться.

Все поданные блюда показались Алиде просто великолепными, а вино особенно сладко кружило голову. Ей захотелось закупорить этот вечер в стеклянный сосуд и всегда носить с собой, чтобы это ощущение бесконечного счастья не покидало её.

Герт откашлялся, привлекая к себе внимание, и нерешительно встал. Алида обратила внимание на то, что некоторые повадки Ричмольда очень похожи на поведение его наставника. Хоть Рич и не был родным сыном Герта, но всё равно так же втягивал голову в плечи, когда робел, сжимал и разжимал кулаки, когда волновался, и даже улыбки у них были немного похожи.

– Я бы хотел… Господа, если это уместно, уделите мне минуточку вашего внимания.

Голос у Герта был тихий и чуть хрипловатый, зато тёмно-серые, глубоко посаженные глаза смотрели твёрдо и ясно, что совсем не вязалось с его нерешительной позой. Альюды, Алида, Рич и Стриксия повернули к нему лица, и астроном приободрился.

– Продолжайте, господин Лаграсс, – величественно кивнула Перинера.

– Я считаю, – выпалил Герт чуть быстрее, чем можно было бы, – считаю, что мы должны выпить за эту девушку. Алида Фитцевт, я восхищён вами. Вашей силой и стойкостью, вашей мудростью и добротой. Вы сделали столько, сколько не под силу даже взрослому мужчине. Вы спасли моего сына, а теперь и меня самого, хотя мы совсем этого не достойны. Мы обязаны вам жизнями, и этот долг останется с нами до самого конца.

Он поклонился, положив ладонь на грудь, и поднял бокал.

Алида покраснела до корней волос и смогла вымолвить только что-то нескладное.

– Что вы… Господин Лаграсс… Гертарт… Не стоит, мне было совсем не сложно…

Мел не то хохотнул, не то хрюкнул, и Алида замолчала, уставившись в свою тарелку. Рич как-то странно кашлянул, но тут Симониса подняла свой бокал с золотистым вином и травяными листочками и бодро провозгласила:

– За Алиду Фитцевт, способную травницу и храбрую девушку!

Вольфзунд отсалютовал своим бокалом с чёрным вином, но Алиде показалось, что ему вообще безразлично, какие тосты звучат за столом: для распития любимого напитка Владыке повод не нужен. Зазвенели бокалы, свирель заиграла другую, нежную и чистую мелодию, дрова в камине уютно потрескивали, сливовое вино согревало до самых костей. Внезапно Алиде в голову пришла досадная мысль:

– А что, я больше не смогу понимать птиц? И… натравливать их на врагов? Вы ведь вернули нам заложенное, мы больше не продажники.

– И что? – Вольфзунд допил вино и щедро плеснул себе ещё. – Ты путаешь совершенно разные вещи, милая синичка. Да, я часто одариваю своих продажников, когда мне нужны помощники. Но одно от другого не зависит, и таланты, подаренные мной, остаются с людьми до самой смерти. Мир стал ярче, чем был всю твою короткую жизнь, и убежать от своей новой сущности уже не получится. Не пойму, ты расстроена или рада?

– Я и сама не пойму, – призналась Алида. – Наверное, всё-таки рада.

– Ну конечно, я и сам был бы в восторге, если б птицы бросались выклёвывать любому глаза по моей просьбе! – хохотнул Мел. – Оч-чень полезный талант. Пап, а можешь мне что-нибудь такое подарить на день рождения?

– А Ричмольд? – спросил Герт. – Что будет с моим мальчиком? Каким он станет?

– Кстати, да, – дёрнул ушами Мел. – Ты уверен, па, что из него ушла вся тьма? Вдруг сейчас Эллекен смотрит на нас его глазами?

Вольфзунд медленно покачал головой. Алида покосилась на Рича. Нет, сомнений быть не могло: это тот же Ричмольд Лаграсс, которого она впервые встретила в лесу у разрушенной башни. Она чувствовала, что больше не боится его и его общество её не тяготит. Даже жалко, что он избегает встречаться с ней взглядом и не может простить того, что она сделала для его же блага. Алида вздохнула и положила себе на тарелку кусок пирога с яйцом и луком.

– Импиор уничтожает любую магию без разбора, – заговорил Вольфзунд. – И тёмную, и ту, которая считается более безобидной и гармоничной. Мои дары, как вы могли догадаться, относятся ко второй. Трудно сказать, потерял ли господин Лаграсс дарованный мной талант. Пока он ещё не совсем восстановился: людям, понимаете ли, довольно трудно переступить через порог собственной смерти и вернуться туда, откуда едва не ушёл. Время покажет, что станет с ним. Я желаю вам благополучия, господин Лаграсс.

– Спасибо, – пробубнил Рич.

Алиде показалось, что сегодня он ещё более скован и напряжён, чем обычно. Она догадывалась, что ему неприятно находиться с ней за одним столом, и в её душу больно впивались когти горечи.

Остаток вечера прошёл уютно и спокойно, Алида почти не выпускала пальцев бабушки из своей руки, но, когда свирель заиграла весёлую быструю песню, всё-таки согласилась потанцевать с Мелом.

До поздней ночи в замке пировали и беседовали, танцевали и радовались, и Алиде показалось, что даже Вольфзунд рад тому, что вернул облик наставникам. Она понимала, что альюд всего-навсего выполнил условие сделки, но всё-таки была искренне ему благодарна.

Глава 10,

в которой веление сердца сильнее страха

– С севера приходят дурные вести. Может, это просто слухи, но я склонен верить им.

– Ты прав. Очередной наряд сборщиков не вернулся. Говорят, их видели недалеко от Мёртвых Земель – совсем обезумевших и едва живых.

Идрис задремала было над скучной книгой, но встрепенулась, услышав шаги и голоса Магистров. Она быстро вернула книгу на полку и затаилась, прислушиваясь.

Старики шли прямо по коридору, а её надёжно прятал огромный шкаф из тёмного дерева, и девушка отчётливо слышала каждое слово.

– Немудрено сойти с ума, когда остаёшься один на один с такой стихией, – пробормотал Волхвокс. – Я ведь предупреждал тебя, чтобы ты тщательно перепроверял людей, которых она отбирает для этого дела. Чёрная магия – последнее в этом мире, с чем стоит шутить.

– Я знаю, что делаю, – огрызнулся Дивидус. – Отправлю новых простолюдинов. Они выстраиваются в очереди, чтобы служить мне.

– Нам, – поправил его Волхвокс. – Этот отряд далеко не первый из сгинувших. Уже скоро в городе поползут слухи, что сборщики магии гибнут. Народ будет недоволен. Что ты скажешь им, когда поднимется бунт?

– Что мы скажем, ты имел в виду? Они и пикнуть не посмели, когда мы искали среди них помощников демонов! А если что-то не нравится, то пусть продают свои души альюдам в обмен на исполнение мелочных желаний.

Шаги замерли. Идрис поняла, что Магистры остановились у панорамного окна с витражом в верхней части. Отсюда открывался завораживающий вид на город. Даже ей, жительнице дремучих Птичьих Земель, нравилось стоять тут и любоваться Биунумом.

– Ты думаешь, они уже готовы? – после минутного молчания поинтересовался Волхвокс.

– Ты о птицах? Конечно. Одной искры Священного Всполоха хватило бы, чтобы замок вспыхнул как спичка. Я не тяну, нет, не подумай. Я хочу, чтобы всё было красиво. Например, можно было бы пригласить демона на коронацию. А уже потом выпустить птиц – как привет от нового короля. Что скажешь? Если мы собираемся править Королевством, то должны обезопасить свой народ от такого соседства. Твоя идея с лучниками вдоль границ Биунума не принесла плодов: демоны стали слишком осторожны, чтобы летать на своих чудовищах рядом с городом.

Волхвокс что-то неразборчиво промычал в ответ. Идрис улыбнулась: Дивидус вырос в её глазах. Она осторожно вышла из своего укрытия и откашлялась. Магистры повернулись к ней, нахмурившись.

– А, та дикарка… – произнёс Дивидус.

– Прошу прощения, – Идрис пропустила оскорбление мимо ушей. – Я случайно услышала часть вашего разговора.

Магистры переглянулись. Лицо Дивидуса посерело.

– Что ты говоришь? Ты подслушивала разговор своих правителей? И, конечно, побежишь всё докладывать демонам?

– Дивидус! – одёрнул его второй Магистр. – Она никуда не денется, потому что верна нам. Мы дали ей кров и пищу, правда, девочка?

– Идрис, – напомнила она своё имя. Блестящая мысль родилась у неё в голове. Оказывается, Магистры до сих пор видят в ней угрозу. Может, попытаться договориться с ними?

– Я не пойду к Вольфзунду, – улыбнулась она, наматывая длинную чёрную прядь на палец. – Но и вы пообещайте мне кое-что.

– Пообещать? Ты и так обязана нам жизнью! Не зарывайся, иначе это плохо кончится! – вспылил Дивидус, но Волхвокс его осадил.

– Давай просто послушаем её.

Дивидус замолчал, но на Идрис смотрел недобро. Она шагнула поближе к Магистрам, чувствуя, что от волнения начинают потеть ладони.

– Коронация ведь пройдёт в столице? – спросила Идрис.

– Ну естественно, глупая ты… – каркнул Дивидус, но Волхвокс дёрнул его за локоть и кивнул.

– Продолжай. Он не в себе. Столько дел, столько трудностей… Ну, ты и сама всё понимаешь.

– Если вы уедете, то кто останется здесь? Сборщики доставляют целые мешки магии, кто-то ведь может попробовать воспользоваться ей. Библиотека станет опасным местом без вас.

– Мы выставим стражу. – Волхвокс погладил бороду. – Гвардейцы не будут пускать сюда сборщиков магии и всех остальных, пока кто-то из нас не вернётся.

– Гвардейцы – такие же простолюдины, – возразила Идрис. – Вы доверите им Библиотеку, до краёв наполненную силой? Что, если кто-то захочет воспользоваться магией для своих нужд? И я знаю про огненных птиц. Обычный человек с ними не справится. А вы, полагаю, захотите задержаться в столице, чтобы уладить многие дела, изучить дворец… не знаю, какие ещё дела бывают у королей. – Она заискивающе улыбнулась. – Я сама могу выпустить птиц. В любой день, когда вы того захотите: в вечер коронации или позже. Как вы правильно выразились, господин, я – «дикарка», а древуны гораздо лучше ладят с ворожбой, чем люди Королевства. Я присмотрю за Библиотекой, пока вас не будет.

– Исключено! – отрезал Дивидус.

Идрис почувствовала, как её планы рушатся с треском, похожим на рёв свирепой бури. Ей стоило огромных усилий сохранить вежливую улыбку на лице, тогда как на самом деле хотелось ударить старика, да покрепче.

– Отчего же, – задумчиво произнёс Волхвокс. – Это было бы разумно. Альюды, подданные Вольфзунда, наверняка знают, что Священный Всполох хранится у нас, в Библиотеке. Но про то, что огонь перерождён в птиц, почти никому не известно. Со стороны всё будет выглядеть так, будто Вольфзунд сам ошибся и навлёк на себя беду. Мало ли от каких его действий может вспыхнуть колдовское пламя. Если это случится в то время, пока мы сами будем в Авенуме, альюды не подумают на нас. Мы устраним главного противника, но не навлечём на себя гнев его народа. А потом постепенно расправимся со стаей, лишившейся вожака.

Идрис с сияющим лицом повернулась к Волхвоксу.

– Вы очень мудры, господин! Именно это я и пыталась сказать.

– Почему ты так легко веришь ей? – проворчал Дивидус. Его бледно-зелёные глаза горели подозрением, но в голосе звенела обида. Идрис догадалась, что его разум и чувства уже начинает отравлять магия, с которой он не в силах справиться.

– У меня есть свои причины ненавидеть Вольфзунда, – горячо заверила его Идрис. – Я желаю ему смерти. Самой страшной из всех смертей. Вы ведь уже постигли некоторые колдовские истины, господин? Так прочтите же мои мысли. Вы увидите, что я не обману вас.

Она не знала, способен ли Дивидус действительно прочитать её мысли, но старик наигранно морщился, выставляя себя прорицателем.

– Мне надо подумать, – сдался он. – Что ты хочешь взамен? Ты ведь не просто так предлагаешь мне услугу, верно? Тебе мало того, что мы уже для тебя сделали.

– Верно. Я хочу обратно, в Птичьи Земли. Вы обещали вернуть меня туда. Я просто прошу дать мне то, что обещано.

– Хитрая дикарка, – хмыкнул в бороду Дивидус. – Но мне нравится твой подход. Может, у нас с тобой что-то и получится. Я вызову тебя, когда что-то решу. Пойдём, Волхвокс.

Магистры пошли дальше по коридору, шурша дорогими мантиями, а Идрис осталась стоять, и на её лице сама собой заиграла лёгкая улыбка.

Алида никак не могла подгадать время, чтобы снова завести разговор с Вольфзундом об их новом доме. Владыка то пропадал в дальних Землях, разыскивая других альюдов, то запирался у себя в кабинете и до раннего утра гремел там чем-то, а из-под двери вспыхивал свет и доносились запахи грозы или январского ветра.

Если Алида и пересекалась с ним за ужином, то Вольфзунд был мрачен и неразговорчив и спешил покинуть зал до того, как Элли подаст десерт. Алиде начало казаться, что хозяин замка её избегает. Она и сама понимала, что ожидать от него ещё и подарка в виде дома по меньшей мере нескромно: их с бабушкой и без того не спешат выгонять из замка. Но, с другой стороны, он же обещал дать им жильё! Вряд ли жить в замке намного вежливее.

Алиду мучило ещё кое-что. Время шло, но она никак не могла понять, как вести себя с Ричмольдом. Они почти не пересекались в бесконечных замковых коридорах и комнатах, и ей упорно казалось, что он тоже избегает встреч с ней. Алида понимала, что он абсолютно прав, настроение её портилось, и поднять его не могли даже бабушка и Мел. Они с Ричем оба готовы были лишить друг друга жизней, и после такого невероятно сложно нащупать нити прошлой дружбы.

Стриксия полюбила прогуливаться по саду, особенно ей нравился уголок с беседкой, увитой бордовыми розами и белыми клематисами, похожими на крупные звёзды. За беседкой плескался небольшой прудик с россыпью жёлтых ирисов по берегу. Алида вызвалась проводить бабушку, хотя Стриксия, как обычно, уверяла, что с удовольствием пройдётся одна.

– Если будешь всё время так хмуриться, заработаешь к двадцати годам морщины, – предупредила бабушка, когда они прошли по вишневой аллее и свернули к белеющей впереди беседке.

– Мне всё равно, – заупрямилась Алида. – И пусть.

– Алидушка. – Стриксия оторвалась от локтя внучки и серьёзно заглянула ей в лицо. – Я понимаю, ты потеряла друга, да и вообще настрадалась за последнее время. Всё это очень тяжело, но теперь самое страшное позади и…

– Да что позади, бабушка? – взорвалась Алида. – Позади множество опасностей и бед, позади гибель Тиля, позади страх за тебя, и я счастлива, что мы снова вместе, но что будет с нами дальше? Вольфзунд хоть и вернул нам с Ричем Аутемы, но не отпускает нас от себя, будто боится, что мы выдадим врагам какие-то его секреты. Мы что, должны благодарить его за то, что он оставил нас в живых? Должны навсегда остаться пленниками замка, не имея ничего своего?

– Алида! – Серые глаза Стриксии яростно сверкнули. Она сразу будто стала выше ростом, и Алиде стало стыдно за свои слова. – Думай, что говоришь! Тебе хватило наглости просить ещё и дом, а теперь ты злишься, что твоя просьба не исполняется моментально? Имей совесть, девочка! Я и не догадывалась, что ты можешь быть такой алчной. Мир перевернулся не только у тебя. Господин Вольфзунд, между прочим, тоже испытывает трудности. И, сдаётся мне, у него куда больше проблем, чем у нас с тобой. То-то и делов: гостим в замке, как королевы, да спускаемся к столу по три раза на дню.

Алида попыхтела ещё немного, но была вынуждена признать, что Стриксия, как всегда, права.

Они молча вошли в беседку и присели на лавку. Ветер шелестел в листьях ирисов и клематисов, синицы и малиновки деловито сновали над прудом, охотясь на мошек. Алида обняла бабушку, уткнулась лицом ей в плечо и вздохнула.

– Я думала, что когда найду тебя, у нас всё будет хорошо. Я тебя нашла, но ты ещё не была собой. Я стала думать, что, когда ты превратишься обратно в человека, у нас точно всё будет хорошо. Но вот ты человек, а мне никак не станет легче.

Стриксия погладила её по плечам и поцеловала в макушку.

– Это всё потому, что ты слишком о многом переживаешь, девочка моя. Всё образуется, вот увидишь. Подожди ещё немного. Но для начала я предлагаю тебе найти кое-кого и всё-таки помириться.

Бабушка подмигнула ей, но Алида нахмурилась ещё сильнее.

– Ну а если невозможно наладить отношения, то надо набраться смелости и поставить точку, – развела руками Стриксия. – Не разговаривать друг с другом – не лучший выход. Выдёргивать занозу больно, но ещё больнее, когда она остаётся в коже и гниёт.

– И что я скажу? «Прости, что хотела тебя убить»? Я буду выглядеть глупо.

– Прятаться друг от друга, когда живёте под одной крышей, – вот что глупо. Ты ведь не хотела убивать Ричмольда. Ты хотела избавить его от той черноты, которая заполнила его сердце. Послушай свою старую мудрую бабушку, сделай так, как я советую.

В голосе Стриксии послышались суровые нотки – верный признак того, что спорить с ней теперь бесполезно. Алида горько вздохнула и снова крепко обняла бабушку.

– Давай не будем ни о чём думать, а просто посидим вот так. Как раньше.

– Ну, давай как раньше, – согласилась Стриксия.

Алида целый день раздумывала над словами бабушки и в конце концов решила наведаться к Ричмольду.

«Просто скажу ему, что мне очень жаль, что пришлось так поступить. Извинюсь. И на этом закончим», – уговаривала она себя, поднимаясь в башню.

Дверь в комнату была приоткрыта, но Алида всё равно постучала.

– Да? – немного удивлённо отозвался Рич, и она решительно вошла в комнату и опустилась в глубокое мягкое кресло.

Его комната тоже теперь выглядела иначе: на тёмно-синих стенах и потолке появилась роспись в виде звёзд и фаз лунного цикла. Мебель и шторы поменяли на чернильно-фиолетовые, и Алида едва сдержалась, чтобы не запищать от восторга. Вместо этого она сделала серьёзное лицо и сложила руки на коленях.

– Я пришла поговорить.

Рыжие брови Ричмольда поползли вверх. Он сидел на кровати с книгой в руках и, как ей показалось, ждал Герта. На столе теснились листы пергамента, исчерченные схемами и исписанные неразборчивым почерком.

Рич кашлянул в кулак и негромко пробормотал:

– Не думаю, что это хорошая мысль. Алида, послушай. – Он отложил книгу в сторону и взъерошил волосы. – О чём тебе со мной говорить? Я предал тебя. Дважды. По моей вине убили твоего друга. Я готов был… навредить тебе, чтобы стать сильнее. Лучше тебе держаться от меня подальше. Такое не прощают.

– А я чуть не убила тебя. Кажется, мы квиты. – Алида невесело хмыкнула. – Такое ещё сложнее простить. Но ты можешь даже не пытаться. Мы всё сделали, Рич. То, ради чего начинали наш путь вместе. Нас больше ничего не связывает. Просто хочется, чтобы не было недомолвок.

Всё-таки её голос дрогнул, и она сделала вид, что решила прочистить горло. Рич ничего ей не ответил. В давящей тишине Алида начала смущённо ковырять ногти, но через минуту не выдержала и подняла взгляд на Ричмольда.

Он сидел на кровати и хмуро смотрел на Алиду, сдвинув брови. Она поспешно встала с кресла.

– Я пойду. Удачи тебе.

Алида сделала несколько шагов к двери. Неприветливая тишина ложилась на плечи невыносимой тяжестью, и хотелось скорее оставить её позади. Умом Алида понимала, что всё закончилось, и закончилось далеко не так плохо, как могло бы. Но сердце её ныло и тянулось назад.

«Я просто привыкла к нему. Привыкла, что у нас одна цель на двоих. Привыкла думать, что он где-то рядом и нуждается во мне».

– Подожди, – окликнул её Рич. Алида замерла, не веря, что ей это не чудится. – Погоди, не уходи. Давай хотя бы попробуем.

Алида обернулась. Он умоляюще смотрел на неё большими глазами цвета васильков.

– Что попробуем? – спросила Алида.

Рич сжал пальцами ворот своей рубашки и нервно дёрнул подбородком.

– Попробуем простить друг друга.

Алида несколько раз растерянно моргнула. Ей показалось, что в комнате вдруг стало светлее, а в груди разлилось приятное тепло.

– Рич, – прошептала она растроганно. – Рич…

Он неуверенно улыбнулся, но смутился и опустил глаза. Алида подскочила к нему и села рядом.

– Я всегда верила, что в тебе есть свет и сила. Я бы не предложила это первая, но ты смог. Это… Это правда очень ценно, Рич. Если ты готов, то давай попробуем. Я вот тебя уже почти простила.

Ричмольд недоверчиво покосился на неё, будто не верил, что она не шутит. Алида робко улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ.

– Я не зол на тебя. Совсем. Наоборот, даже благодарен. Ты вернула меня, Алида. Не каждый смог бы это сделать. Спасибо. – Он взъерошил свои отросшие волосы и снова потеребил ворот рубашки. – Я понимаю, тебе нужно время. Если я что-то могу сделать, чтобы тебе было легче простить меня, то просто скажи.

Алида сощурила глаза, рассматривая его жалкую, сутулую фигуру, несчастное лицо и жилистые руки, которые он от волнения старался чем-то занять.

– Есть кое-что, способное смягчить моё сердце, – вздохнула Алида, наблюдая за реакцией Ричмольда. Он сразу воодушевился и шире раскрыл глаза, внимательно слушая каждое её слово.

– Что же это? – спросил он.

– Самая прекрасная вещь на свете, – продолжила Алида, болтая ногами. – Великолепнейшая. Для меня это желаннее всех драгоценностей мира.

Рич растерянно поник, должно быть, представляя что-то чрезвычайно редкое и недостижимое. Алида сделала знак рукой, прося его приблизиться. Рич склонил голову, и Алида прошептала в его веснушчатое ухо:

– Эта вещь – большой кусок шоколадного торта со свежей черникой. Только самый большой, какой только сможешь найти. Можно даже целиковый торт, так твои шансы только возрастут.

Ричмольд счастливо улыбнулся, и его лицо из напряжённого и угловатого стало открытым и даже приятным. Алида улыбнулась ему в ответ и почувствовала, как в её душе начинают расцветать ароматные ландыши.

– Тогда пойдём скорее на кухню! Я разобьюсь в лепёшку, но уговорю Элли испечь для тебя самый огромный шоколадный торт с целой горой черники! – воодушевлённо заявил Рич и вскочил на длинные ноги. – Преисподняя! – воскликнул он. – А я ведь ещё ни разу не был на здешней кухне! Как там, неплохо пахнет?

– Там восхитительно пахнет, – заверила его Алида. – Ты ещё шатаешься. Немудрено, я вообще не понимаю, как можно управлять таким долговязым телом. Держись за меня, только не наваливайся всей тяжёлой тушей. Я устрою тебе экскурсию на кухню.

Она взяла Рича под руку и украдкой шмыгнула носом. Как же Стриксия оказалась права! Алида прижалась к тёплому боку друга, радуясь, что все стены, выросшие между ними за недавнее время, начинают с грохотом разваливаться на части.

– Мел, – Вольфзунд обратился к сыну, сжимая в руке письмо, которое недавно принёс почтовый ворон, – позови мать.

– Зачем? – Мел сощурился и с неприлично громким хрустом откусил от своего яблока огромный кусок.

– Позови мать, – повторил Вольфзунд. – Мне нужно с ней поговорить.

– О чём?

– Мелдиан!

– Мне скучно, – сообщил Мел. – Я хочу тебя позлить. Это бывает весело. Отправь кого-нибудь на поиски Лиссы, тогда я стану шёлковым.

– Тебе будет весело, когда я запру тебя в башне ещё на неделю. А может, оставить тебя там на сотню-другую лет?

– Ой-ой, чуть что, быстрей кипятиться, – буркнул Мел. – Что ж сразу-то не сказал, что дело серьёзное?

Он забрался на подоконник, распахнул окно и, расправив могучие крылья, ухнул вниз.

Перинера, как он и думал, сидела в своей любимой беседке и читала книгу. Мел спикировал на дорожку, но неудачно приземлился и упал лицом вниз, наглотавшись пыли.

– Всё в порядке? – Мать уже спешила к нему, отложив книгу.

– Если не считать лёгкого голода и тоски по невесте, то у меня всё отлично, – хмыкнул он, поднимаясь и отряхиваясь. – Ма, там отец хочет прочитать тебе романтические стихи.

Перинера вопросительно вскинула бровь.

– Ладно, ладно. Ему пришло какое-то письмо. Наверное, кто-то прислал романтические стихи ему самому. Не удивлюсь, если это наша маленькая смертная подружка решила-таки признаться в своих чувствах.

Перинера негодующе махнула на сына рукой и поторопилась в замок.

Мел пожал плечами и полетел в кабинет Вольфзунда.

– Ладно, Мелдиан, можешь тоже послушать, – смягчился Вольфзунд, увидев сына. Перинера уже с чинным видом сидела в кресле, приготовившись слушать мужа.

– Я и не собирался уходить. Мне же скучно, – напомнил Мел и развалился на диване, сложа руки за головой.

– Это письмо от Главы Магистрата, – сказал Вольфзунд, пристально глядя на Перинеру. – Он приглашает нас на свою коронацию.

Ноздри Перинеры затрепетали от гнева.

– На коронацию? Да как он смеет?! Какое нам дело до их людских дел?

– Видимо, он считает, что дело всё же есть. С одной стороны, мы делим общие Земли, и, быть может, став королём, он захочет как-то наладить с нами отношения… Но нет, конечно, этому не бывать. Эти колдуны слишком горды, чтобы мириться с нашим присутствием. Подумать только, каким же наглецом надо быть, чтобы додуматься прислать такое!

Он в гневе швырнул бумагу на стол и отвернулся к окну. Перинера поднялась и осторожно взяла письмо.

«Досточтимый господин Вольфзунд, – начала она читать вслух. – Приглашаем Вас и всю Вашу семью на торжественную коронацию короля Дивидуса, правителя Земель Короны и хозяина всех живущих. Торжественная церемония состоится на закате двадцать седьмого августа одна тысяча двести девяносто восьмого года по летоисчислению Земель Короны, на площади королевского дворца в Авенуме…»

– Они даже не назвали тебя Владыкой альюдов! – возмутилась она. – Какое неуважение! Какой снисходительный тон!

– Хотят, чтобы я чинно смотрел, как на его старческую голову водружают корону. Вроде как кость собаке кинули: лежи и грызи у господских ног.

– Па, не драматизируй, – вздохнул Мел. – Человечишка захотел помириться. Что в этом такого? Может, вы вместе разопьёте бочку рома, да и станете закадычными друзьями. Такое тоже в жизни бывает.

Но Вольфзунд не слушал его.

– Если они ещё не поняли, кто я таков, то у них появится возможность узнать. В самом деле, отчего бы не посетить коронацию? Невежливо отказываться от приглашения.

– Вольфзунд, – осторожно окликнула его Перинера. – Ради Первого Волшебника, успокойся.

– Я всегда спокоен! – Он так резко повернулся к жене, что она вздрогнула. – Всегда хладнокровен и невозмутим, разве ты забыла? Только я не могу оставаться в стороне, когда в моём любимом Королевстве меняется власть, понимаешь? Не могу не поздравить нового короля, тем более когда он так учтив со мной!

– Ох-ох, – покачал головой Мел. – Сейчас начнётся. Со стороны этого Магистра разумнее было бы потыкать палкой в спящего медведя.

– Если вы с матерью не хотите, то можете не приходить. – Вольфзунд метнул на Мела не предвещающий ничего хорошего взгляд. – Уверен, найдутся те, кто захочет составить мне компанию.

– Значит, когда Лисса зовёт меня на помощь, то это непременно ловушка и провокация, а когда тебя люди приглашают на коронацию, то всё чинно-мирно? – всплеснул руками Мел. – А тебе не кажется, что они тоже могут заманить тебя для чего-то?

– Мел прав, – произнесла побледневшая Перинера. – Не отвечай ничего. Сделай вид, что ворон заблудился.

– Мелдиан, ты в десятки раз слабее меня! – зарычал Вольфзунд. – С тобой совладать гораздо проще, чем со мной! Люди уже пытались убить тебя, и если бы они метили лучше, им бы это удалось. Я не собираюсь ничем рисковать, я просто преподам им урок вежливости!

– Люди снова разбудили вулкан. – Перинера устало закрыла глаза рукой.

Алиду до глубины души возмутило, что Магистрат набрался наглости и пригласил Вольфзунда на коронацию, – новость рассказал ей Мел, и, несмотря на его вечные ухмылки и браваду, она заметила, что друга едва не трясёт от ярости.

– Но у них же нет никаких прав на власть! – возмущалась юная травница. – С чего они решили, что люди Королевства пойдут за ними?

– Смертные всегда были ведомым стадом, – произнёс Мел.

Они сидели на берегу садового пруда с жёлтыми кувшинками, свесив босые ноги в воду. День стоял тёплый, и Алида с удовольствием грелась на солнце, стараясь не вспоминать леденящий холод и жуть Мёртвых Земель. Стриксия читала книгу о травах, которую одолжила ей Симониса, а Рич и Герт второй день возились в башне с древним телескопом, пытаясь починить его с позволения Вольфзунда.

– Им ничего не остаётся, – продолжил Мел и швырнул камешек в пруд. – Король умер, не оставив наследников, слухи о нашем возвращении повергают людишек в ужас, а тут два старика, которые величают себя магами, предлагают им защиту. Довольно заманчиво, даже на мой взгляд. Но вот это приглашение отца – не лучшая идея. Несомненно, старики что-то задумали, и, признаться, я нервничаю. Но и папаня решил устроить им весёлую жизнь. Как бы он не разошёлся и не спалил весь город: тогда наутро у замка соберётся целая куча смертных с топорами и вилами. Ненужная возня нам ни к чему, да и жалко будет дурачков.

– Да уж, Вольфзунд может разозлиться не на шутку, – содрогнулась Алида, вспомнив, с какой лёгкостью он сжёг шхуну Пристенсена.

– Вот. И я про то же. Он обычно терпит, вынашивает планы, холодно обдумывает каждый шаг, а потом какая-нибудь мелочь играет роль зажжённой спички, брошенной в бочку с порохом, – и всё, катастрофа. Очень надеюсь, что ему хватит благоразумия не выкинуть ничего такого, что могло бы настроить остальных альюдов против него.

– Бедный Вольфзунд, – поёжилась Алида. – Может, на коронацию с ним поедет кто-то ещё? Например, сирины. Почему бы им не помочь? Они могли бы сделать, как в прошлый раз, если Магистры замыслят что-то против твоего отца.

Мел посмотрел на неё как на несмышлёного ребёнка.

– Хозяйки Птичьих Земель – не оружие. Они верны Владыке альюдов, но помогают только тогда, когда нужно им самим. Им было необходимо возвращение магии – и они нам помогли. А теперь они заняты своими делами на своей земле. Им нет разницы, кто правит в Королевстве и кто из альюдов зовёт себя Владыкой.

– Ясно, – разочарованно вздохнула Алида и тоже бросила камешек в воду. Из пруда высунулась лягушачья голова и рассерженно квакнула.

Рядом послышался чей-то неуверенный кашель. Алида подняла голову и увидела, что к ним приближаются Рич и Герт.

– Привет! – обрадовалась Алида и вскочила на ноги, оправляя платье. Вокруг щиколотки у неё обвилась водоросль из пруда, а в волосах застрял ивовый листик. – Вы тоже хотите покидать камешки в пруд? Вода очень тёплая, потрогайте!

– Вообще-то, – сконфузился Рич, – мы по делу.

– А-а, – протянула Алида, начиная чувствовать себя глупо. Она посмотрела на Герта. Его лицо тоже было серьёзным и сосредоточенным.

– Вольфзунд хочет видеть всех нас около основного входа, – сказал старший астроном. – Говорит, у него к нам что-то важное.

Алида встревоженно переглянулась с Мелом и перевела взгляд на Рича. Тот пожал одним плечом, будто отгонял комара от уха.

– Ладно, – согласилась она. – Пошли.

Вольфзунд со скучающим видом стоял в тени кряжистого вяза недалеко от главных замковых ворот и рассматривал свои холёные ногти. Чуть в стороне сиротливо жалась Стриксия Фитцевт, не решаясь подойти ближе к Владыке.

– Мелдиан, разве я звал тебя? – вскинул бровь хозяин замка.

– Не звал, но разве ты не радуешься любому поводу повидать сынишку? – Мел оскалил острые зубы в широкой улыбке.

Вольфзунд не ответил ему, молча шагнув навстречу Алиде и жестом пригласив Стриксию подойти ближе. Алида метнулась к бабушке и взяла её под руку.

– Надеюсь, вас обрадует то, что я вам сообщу, – лениво начал Вольфзунд, рассматривая то Алиду со Стриксией, то Рича с Гертом. Мел взлетел и уселся на нижней ветке дерева, замерев, как настоящая горгулья.

– О, мы тоже надеемся, что новости хорошие, – горячо согласилась Алида.

– Я нашёл вам новые дома, – без долгих вступлений заявил Вольфзунд. – В Биунуме, но в разных его районах. Для Алиды – у западных границ, там, где много парков и лесов. Для астрономов – на северо-востоке, там местность выше и лучший обзор неба. Внутри есть мебель и всё необходимое для людских нужд. Лучше, если вы уже сегодня соберётесь, и тогда завтра на рассвете я отправлю вас в новые жилища.

Алида открыла рот и беспомощно посмотрела на бабушку. Дом! У них будет настоящий новый дом! Они снова заживут вдвоём, будут сушить травы и готовить мази, печь пирожки и выращивать зелень на грядках. Как прекрасно! Она едва не захлопала в ладоши от радости.

– Спасибо, господин, – поблагодарила Стриксия. – Вы к нам очень добры.

– Спасибо, – восхищённо произнёс Герт.

Рич почему-то промолчал, только дёрнул воротник рубашки, будто он душил его, и помялся с ноги на ногу.

Комната Стриксии была в той же башне, что и комната Алиды, но этажом ниже. Бабушка стала рано ложиться спать, да и вообще довольно много времени предпочитала проводить одна в своей комнате или в саду. Симониса объяснила это тем, что она за короткое время дважды переходила из одного тела в другое, а в её возрасте такие превращения не могут пройти бесследно. Алида начала собирать вещи ещё до заката. Она как раз размышляла, можно ли забрать красивое платье, которое Вольфзунд велел ей надеть перед превращением наставников, как в дверь постучали.

С трудом оторвав взгляд от переливающейся органзы, Алида шагнула к двери. На пороге стоял Ричмольд.

– Можно? – спросил он.

– Да, заходи, – чуть рассеянно отозвалась Алида. Отчего-то её мысли блуждали, заставляя её думать то о новом доме, то о коронации, то о самом Вольфзунде.

– Уже собираешься? – тоскливо спросил Рич.

– Ага. – Алида всё-таки сняла платье с плечиков и стала аккуратно складывать. – А вы с Гертом как? Готовы к переезду?

– Да вот, в общем-то, я об этом и хотел поговорить… – Рич сглотнул и в упор посмотрел на Алиду. – Выходит, мы потом больше не увидимся, да?

– Не увидимся? – эхом повторила она и присела в кресло напротив Ричмольда. – С чего ты взял? Наши дома будут в Биунуме, просто на других концах. Мы сможем навещать друг друга. Я же не уезжаю в Птичьи Земли.

Рич невесело хмыкнул.

– Это ты сейчас так говоришь. Люди всегда обещают друг другу часто видеться, а на следующий день разъезжаются и ограничиваются лишь письмами на день рождения. У вас появятся покупатели и пациенты, нужно будет готовить снадобья и собирать травы, пока не наступила зима. Мы с Гертом начнём активнее наблюдать за осенними звездопадами, а потом составлять графики и всё такое. Сама знаешь, как это бывает: закручивается такой вихрь дел, что ничего не успеваешь. И ничего этого больше не будет.

Алида несколько раз моргнула, обдумывая услышанное. Когда мать покидала их, она тоже обещала, что будет приезжать едва ли не каждый день. Когда уезжал отец, он клялся забирать Алиду в город каждые выходные, а три раза в неделю слать письма и подарки. Они оба её обманули.

– Я тебя не забуду, – пообещала Алида.

– Через неделю забудешь, – упрямо настаивал Рич. – Люди всегда друг друга забывают, это нормально. Просто я думал… Просить дома чуть поближе друг к другу – это совсем нахальство, да?

– Думаю, да… Он не обязан возиться с нами. Честно, я даже удивилась, что он не забыл о наших домах. Это очень щедрый дар, Рич. Особенно от того, кто запросто мог бы отнять наши жизни вместо того, чтобы заботиться о нас. Я обязательно буду навещать тебя. Можем как-нибудь погулять по ярмарке, если захочешь. Нас ведь так многое связывает, верно? Первый Волшебник был бы не рад, если бы мы попрощались навсегда.

– Да, – прошептал Рич. Он смотрел на неё так, будто она сказала что-то очень страшное. Отчего-то Алида смутилась и поспешила снова закопаться в шкаф, делая вид, что ищет там что-то неимоверно важное. Она ненавидела прощаться, а Рич, кажется, пришёл именно за этим.

– Тебе помочь? – спросил он.

– Нет, спасибо. У тебя, наверное, и своих дел полно, – отозвалась Алида из глубин шкафа. Ей хотелось, чтобы он ушёл сейчас, пока она не смотрит. Она покосилась через щель между дверцей и стенкой шкафа. Рич сидел на краешке кресла, сложив руки на коленях, несуразный и потерянный, с выражением какой-то странной холодной решимости на лице. В тусклых сумерках его глаза казались тёмными, как ночное небо.

– Что ты хочешь ещё сказать? – не выдержала Алида, выныривая из шкафа с шерстяной шалью в руках. Волосы её всклокочились и липли ко лбу. Она дунула себе под нос, чтобы убрать прядь, навязчиво маячившую перед глазами.

– Многое. – Он с вызовом вздёрнул подбородок. – Алида, послушай меня. – Рич встал и шагнул к ней, как-то странно глядя ей прямо в глаза. На миг ей даже показалось, что тьма снова застилает его взгляд, и она попыталась отстраниться, но Рич поймал её руку и крепко сжал. По её пальцам будто пробежали невидимые молнии. Алида выдохнула.

– Ты столько сделала для нас. Я… Я всегда буду тебе благодарен. Всегда. Но есть ещё что-то, что сильнее благодарности и сильнее даже смерти. Я ведь тогда боялся, что умру и не скажу тебе этого…

– Рич, – прошептала Алида, вжимаясь спиной в дверцу шкафа. Он был слишком близко к ней, а его глаза, как синие звёзды, смотрели слишком пристально, слишком жадно вглядывались в её лицо. Алида почувствовала, что её щёки краснеют.

– Тук-тук, а почему это у тебя открыто? Ого!

Ричмольд отскочил от неё, будто ужаленный. Алида досадливо нахмурилась и повернулась к двери. Так она и думала. Мел с хитрющим лицом ввалился в комнату и плюхнулся на кровать, смотря прищуренными глазами то на покрасневшего Рича, то на растрёпанную Алиду. Из-под одеяла вылез Мурмяуз и возмущённо уставился на альюда, осмелившегося потревожить его сон.

– Простите, ребята, что помешал вам обжиматься, но я ведь мог бы и молча подглядывать, правда? Так что вам повезло, что я честный.

Алида одарила и Мела, и Рича одинаково разъярёнными взглядами. Что они, в самом деле, прицепились?

– Мальчики, мне нужно собирать вещи, – чопорно заявила она и поджала губы. – Предлагаю вам разойтись по своим башням.

– Не-не-не, – затряс рогатой головой Мел. – Рыжий может выметаться, а вот я пришёл по делу. Напомнить тебе кое-что?

Алида посмотрела него исподлобья.

– Я помню о Лиссе. Мы уезжаем завтра, и я обещаю, что как только бабушка обоснуется в нашем новом доме, съезжу в Авенум и загляну в каждый старый дом. А если получится, то договорюсь с местными птицами, и они посмотрят там, куда я не смогу проникнуть.

– Постарайся сделать это побыстрее. – Мел поёрзал на кровати, рассеяно взял в руки подушку и поковырял пальцем вышивку на наволочке. – Если они специально её похитили… если отец потеряет голову от ненависти к Магистрам, то город станет настоящей Преисподней.

– Но до коронации пара дней! – всплеснула руками Алида. – Вольфзунд развезёт нас по новым домам, а оттуда три дня пути до Авенума!

Мел задумчиво почесал рог. Рич бросил на него тревожный взгляд, а потом вопросительно поднял брови, повернувшись к Алиде.

– Но птиц-то можешь послать, – вздохнул Мел. – Остальное отдадим в руки Первому Волшебнику.

Алиде стало так жалко его и так стыдно за то, что она ничем не может помочь, что она села рядом и крепко обняла друга за костлявые плечи.

– Прости меня, Мел. Может, кто-то из других альюдов тебе поможет?

– Отец не позволит им рисковать ради смертной девушки. Да и какое кому дело? Нет, Алида, здесь я должен разбираться сам, если даже на твою помощь рассчитывать не приходится.

– Я сделаю всё, что смогу! – горячо заверила Алида. – Я пошлю целую стаю птиц! И Рич поможет! Правда, Ричик?

Она с нажимом посмотрела на астронома, и он поспешил кивнуть.

– А отец к вам привязался, – вдруг сказал Мел. – Дорожит вами. Раньше он не был таким сентиментальным.

– С чего ты взял? Снова шутишь?

– Какие уж тут шутки. Хочет уберечь вас от опасности – разве ты ещё не поняла? Возможно, Магистрат попытается вновь отправить армии на осаду замка, поэтому он отсылает вас в новые дома. В столице тоже может быть небезопасно, вот он и выбрал другой близкий город. Наверняка ещё снабдил ваши дома защитой – чтобы Эллекен не нашёл вас и не использовал ваши таланты. Отец готовится противостоять двум врагам сразу и не хочет, чтобы вы путались под ногами.

– Как мы можем путаться под ногами? – возмутилась Алида. – Мы столько для него сделали! И кое-что умеем, ведь правда, Рич?

– Да уж, проблем вы ему точно прибавили, – усмехнулся Мел. – Не скажу, что ему будет туго без двух смертных ребятишек, но на его месте я бы ценил каждую душу, что остаётся на нашей стороне.

Всю ночь Алида ворочалась, сминая простыни, и пыталась так обнять подушку, чтобы сразу стало удобно. Сон не шёл, голова гудела от мыслей, а луна как назло ухмылялась сквозь полог штор, заливая комнату мерцающим серым светом. Мешок с вещами смотрел на неё, разинув чёрную пасть, и казался каким-то толстым чудовищем, готовым сожрать всё, что приблизится к нему.

Алида перевернулась на спину и раскинула руки в стороны, уставившись в потолок, прорезанный лунным лучом. Она пыталась представить, как они с бабушкой въедут в новый дом, как заведут огородик и сад, как к ним начнут стекаться первые пациенты… То, что ещё вчера казалось самым желанным на свете, отчего-то сейчас виделось не таким уж прекрасным.

За последние месяцы с ней произошло столько всего, сколько ни за что не приключилось бы, оставайся она простой деревенской травницей. Эта спокойная обыденность, о которой Алида грезила всё последнее время, показалась вдруг душной и давящей, как слишком тугой корсет.

А ещё перед глазами то и дело появлялось растерянное лицо Мела, который явно не понимал, как вернуть невесту и сохранить добрые отношения с отцом. И Вольфзунд: красивый, статный, чуть высокомерный, но хмурый от забот, с тенями, залёгшими под чёрными глазами.

Алида моргнула, и вместо альюдов ей привиделся Ричмольд. Что он пытался ей сказать? Заходил просто попрощаться или зачем-то ещё? Своим появлением Мел испортил его настрой, и вечером Рич просто ушёл к себе, дёрнув плечом вместо пожелания спокойной ночи. Алида тяжело вздохнула. Она-то думала, что с превращением бабушки всё точно встанет на свои места, но на самом деле становилось только сложнее и сложнее.

Перед глазами некстати всплывали виды болот, подёрнутых инеем, страшные моуры, тень, похожая на волка, и даже будто чудился запах тёмного колдовства. Пальцы ног чуть обдало холодом, и Алида уже приготовилась к вспышке сокрушающей ярости, но ничего не произошло. Замок будто оберегал её, защищал от чар, дремлющих где-то внутри её самой.

К утру Алида нашла решение: такое прозрачное и простое, что она удивилась, как не додумалась до этого раньше. Она была уверена, что и бабушка, и Рич её поддержат.

Завтрак прошёл почти в полной тишине, не считая чавканья Мурмяуза, который лизал сметану из миски. От бессонной ночи у Алиды слипались глаза, Рич безучастно ковырял оладьи вилкой, Стриксия и Герт тоже были задумчивы. Никто из альюдов не составлял им компанию – должно быть, хозяева решили позавтракать чуть позже.

Герт помог им выволочь чемоданы и мешки из замка. Алида и не подозревала, что Вольфзунд разрешит им забрать кое-какие книги, одежду и даже астрономические приборы. Сейчас, когда до разлуки осталось совсем ничего, принятое среди ночи решение казалось ей детским и глупым. Подрагивающими руками Алида поправила волосы и оперлась спиной о дерево. Вольфзунд велел им ждать у обрыва, но Алида не рисковала подходить ближе к краю, помня тот странный и чуждый порыв, из-за которого она едва не рухнула вниз.

Свежий ветер теребил листья деревьев: тёмные, серо-зелёные, готовые уже скоро начать буреть и облетать с ветвей. По небу плыли плотные облака, то и дело закрывая солнце. Мурмяуз наблюдал за стрекозой, безмятежный и слишком обленившийся после плотного завтрака, чтобы поймать её. Неподалёку стояла карета, запряжённая двумя волшебными конями. Мел объяснил Алиде, что отец снарядил для них экипаж, потому что перенести сразу четверых людей, кота и целую кучу вещей будет сложно и отнимет много сил. С горы они спустятся на летающих конях, а внизу поменяют на обычных.

– Что-то ты бледная, – заметила Стриксия.

– Волнуюсь, – ответила Алида.

Вольфзунд появился неожиданно: просто возник в вихре ветра, закутанный в тёмно-серый плащ и с выражением мрачной усталости. Сердце Алиды сделало кувырок и забилось часто-часто в предвкушении. Ей вдруг стало страшно: что, если Вольфзунда разозлит её самовольное решение? Что, если он не разрешит сделать так, как ей кажется правильным?

– Все готовы? – хрипло спросил хозяин замка. – Давайте без лишней суеты. Чем быстрее, тем лучше. Экипаж уже ждёт.

Рич, Герт и бабушка кивнули.

– Господин Вольфзунд. – Алида сделала шаг вперёд. Все взгляды устремились на неё. Стриксия проворчала что-то насчёт несобранности внучки. – Я хочу вам кое-что сказать.

– Неужели слова благодарности? – скривился Вольфзунд. – Ты уже всё сказала тогда, когда я обратил ваших наставников. Боюсь, столько человеческих сантиментов мне не вынести.

– Нет. – Алида подошла ещё ближе, стараясь не обращать внимания на шумящую в ушах кровь. «Не получится, он выгонит всех вас. Видишь, с каким презрением он смотрит на тебя?» – шепнул в голове мерзкий голосок здравого смысла. – Я хочу сказать, что мы никуда не едем. Мы остаёмся с вами.

Брови Вольфзунда поползли вверх, Стриксия ахнула, Герт нахмурился, а Рич восхищённо уставился на Алиду. Сама травница залилась краской, но глаза не опустила.

– Это ты за всех нас решила? – спросила наконец бабушка.

– За всех. – Алида твёрдо посмотрела на Вольфзунда. – Потому что так будет лучше. Вам нужны наши таланты: вы сами наделили нас толикой волшебства, так не терять же помощников в трудные времена? Мы останемся с вами, чтобы помочь вам. Если вы успели заметить, я весьма успешно справлялась со всем, о чём вы меня… просили.

– Нет нужды, – холодно бросил Вольфзунд. – Ты вольна поступать так, как желает твоя людская душа. Ты больше ничем не связана со мной, мы ничего не должны друг другу. Ступай и живи так, как живут все смертные, Алида Фитцевт.

– В этом и есть моя воля, – упрямо повторила Алида. – Не всё на свете скрепляется сделками и диктуется долгом. Пора вам понять то, что у простых людей есть сердца и души, а не только Аутемы, которые можно коллекционировать в подземелье. Я хочу остаться, потому что вижу, как вам непросто ждать беды и от Магистров, и от Эллекена. Толку от меня немного, я всего лишь смертная, которая недавно научилась общаться с птицами. Но разве маленькая помощь – не помощь? Разве желание помочь – не ценность?

Стриксия тронула Алиду за плечо и прошептала: «Успокойся». Алида положила ладонь на бабушкину руку, безмолвно убеждая её, что знает, что делает.

– Я тоже остаюсь. – Ричмольд выступил вперёд. – Алида права. Мы нужны вам.

Алида посмотрела на него с благодарностью.

Вольфзунд недоумённо нахмурился. Алиде показалось, что он растерян, и её это растрогало. Она повернулась к бабушке и Герту. Наставники тоже выглядели растерянными и очень походили на нахохлившихся птиц, которыми ещё недавно были.

– Как же те сказки, которыми тебя пугали? – фыркнул Вольфзунд. – Ты понимаешь, что хочешь стать их частью?

– И так давно стала. Но теперь я буду не безвольной продажницей, а свободной девушкой, для которой решение остаться в замке – не необходимость, а веление сердца.

– Я не мастер красиво говорить, – подал голос Ричмольд, – но мне кажется, что в словах Алиды кроется истина. Я пока не могу понять, что за сила осталась во мне, но я готов направить её на то, чтобы служить вам. Я видел Эллекена. Я говорил с ним. Я знаю, на что способна его нежить, и мне страшно представить, что будет, если он и дальше будет собирать вокруг себя тьму. Пусть он и… и… – Рич густо покраснел, будто собирался признаться в чём-то постыдном, но махнул рукой и замолчал.

Один из коней нетерпеливо заржал. Мурмяуз зашипел на него и лёг на землю у ног Алиды. Алида почувствовала, что бабушкина рука исчезла с её плеча.

– Когда я была молодой, – медленно произнесла Стриксия, – то так же, как и ты, Алида, мечтала увидеть волшебство. Я верила, что магия – в словах, в чувствах и поступках, что нужно всего лишь высвободить её и направить туда, куда тебе нужно. Я специально искала книги, которые смогут рассказать мне, как это делается. Как почувствовать в себе силу и выпустить её в мир. Я думала, что волшебство поможет мне стать лучшей травницей, думала, что, постигнув неведомое, я буду спасать больных от смерти. Я ошиблась. Эта тяга принесла мне одно только горе. И я озлобилась. Пыталась всеми силами оградить тебя от этого, но Первый Волшебник уготовил для тебя такую судьбу. Я несколько месяцев провела в теле птицы – тесном, хрупком, и мне всё время казалось, что я сплю, и с великим трудом я заставляла себя мыслить, чтобы не потерять остатки человеческого. Я слышала других птиц, понимала их как людей, и все они щебетали о том, что рядом – птичья ведьма, сильная и мудрая. Они говорили, что полетят за тобой, Алида, если ты прикажешь. Вы щедро одарили мою девочку, господин, так что же, откажетесь от собственного дара?

Мурмяузу надоело лежать у ног Алиды, и он подошёл к Вольфзунду, чтобы ласково потереться лбом о его чёрные штаны. Альюд поднял кота на руки, и его одежда тут же покрылась слоем белых шерстинок. Мурмяуз заурчал и попытался лизнуть Вольфзунда в лицо.

– Котику вы нравитесь, – заметила Алида.

– А мой замок, похоже, слишком понравился четверым смертным, – сварливо пробормотал Вольфзунд. – Конечно, он гораздо роскошнее тех домов, что я вам приготовил, да и не нужно заботиться о пище и других насущных делах. Но я запомнил твою пламенную речь о велении сердца, Алида Фитцевт. Будь готова, что я решу воспользоваться твоим предложением.

Он поставил Мурмяуза на землю, махнул рукой с таким выражением, будто ему всё вкрай опостылело, и исчез, оставив Алиду, Ричмольда, Стриксию и Герта стоять у обрыва.

– Кажется, ты его убедила, – улыбнулась Алида бабушке.

Глава 11,

в которой огонь готов жечь

Кайл обвёл глазами площадь, сидя на своём месте. Он никогда не видел столько народу одновременно, и гудящая, колышущаяся толпа душила его и пугала до мурашек. Шея у него вспотела, ворот рубашки давил слишком туго, и он раздражённо дёргал его, пытаясь расслабить.

– Прекратишь ты ёрзать или нет? – шикнул на него Виро. – Я пишу, а ты толкаешься!

– И что же ты записал? – огрызнулся Кайл. – О, это же поистине великая летопись! – Он вырвал из рук Виро пергамент и, откашлявшись, прочитал вслух: – «На площади очень много людей. Толпа собралась приветствовать нового короля. Ждём высоких гостей». Это каких таких гостей ты ждёшь?

– Господин Дивидус сказал, что на коронацию приглашён важный человек, – надулся Виро. Ветер ерошил его чёрные волосы, и парнишка походил на воронёнка ещё больше, чем обычно.

– Всё ясно, – отмахнулся Кайл. – Сам ничего не знаешь. Лучше скажи, ты помнишь, что делать, если вдруг простолюдины взбесятся?

Виро посмотрел на Кайла так, будто сомневался в его умственных способностях, и продемонстрировал набитую сумку, висящую у него на плече.

– Ещё бы не помнить.

Кайл кивнул и провёл рукой по волосам. Ему хотелось пить, солнце слепило глаза, рубашка давила на шею, а гул людских голосов назойливым потоком вливался в уши, делая мысли неповоротливыми и плотными, как загустевший сироп.

Они с Виро сидели на трибуне, тогда как основная масса людей колыхалась прямо на площади, как пёстрое море. Одна ложа – самая роскошная – оставалась свободной. Кайл нахмурился. Что за знатные гости могут быть в Королевстве, где единственные правители – Дивидус и Волхвокс? Магистры – это и знать, и правящая сила. Министры и богатые купцы занимали места на противоположной трибуне, значит, ложа предназначена не для них.

Кайл машинально ощупал свою сумку. Всё вроде бы на месте.

Накануне отбытия из Биунума Дивидус дал ему, Виро и нескольким другим Хранителям, которых отобрали для поездки, сумки с банками, наполненными колдовским порошком. Стоит кинуть такую банку с высоты трибуны, и порошок развеется по воздуху, а попав в лёгкие, сделает человека заторможенным и неповоротливым. Дальше будут разбираться королевские гвардейцы в мундирах медного цвета, которые уже стоят наготове и сжимают пики сильными руками. Кайл подумал, что жандармы Биунума теперь будут казаться ему несмышлёными детьми по сравнению со столичными воинами.

Посреди площади соорудили сцену, и осиротевший королевский дворец, сверкая в закатном солнце, бросал на неё огненные блики. Кайл знал, что по всему городу – особенно на центральных улицах, ведущих прямо к площади, – с самого утра идёт бойкая торговля выпечкой, сладостями, украшениями, фруктами и всем остальным, что обычно пользуется спросом на праздничных ярмарках. Менестрели уже слагали песни, прославляющие короля-колдуна, который явился в тёмный час, чтобы спасти Королевство. Но песни у них пока получались нескладные и чересчур напыщенные. В стороне от сцены примостились обозы: после заката будет фейерверк.

Виро продолжал что-то черкать в своём пергаменте, цепким взглядом буравя толпу и трибуну вельмож. Кайл подумал, что можно бы пока сходить за чаркой медовухи, но его внимание привлекло какое-то движение в пустующей ложе. Кайл готов был поклясться, что минуту назад там никого не было, но уже сейчас на сиденье возвышалась фигура, закутанная в дорогой чёрный плащ. Кайл нахмурился. Что-то в этом человеке было зловещее и настораживающее.

Идрис вдохнула полной грудью. Магистры уехали в столицу, Кайл оставил ей ключ от башни с огненными птицами, и уже завтра она подарит им свободу. Так напугавшие её поначалу птицы теперь виделись прекрасными и дикими, настоящими волшебниками, которые исполнят её мечты.

С отъездом Магистров из Библиотеки исчезло напряжение, и даже дышать стало как-то легче. По коридорам гулял приятный ветерок, врывающийся в распахнутые окна, в лучах мягкого солнца плясали золотистые пылинки, а корешки книг лоснились старой затёртой кожей и поблёскивали металлическими вставками.

Нетерпение Идрис возрастало. Ей захотелось ещё раз взглянуть на страшных птиц, восхититься их мощью, ужаснуться их красоте, чтобы поверить, что они – не сон, не фантазия, а грозная и прекрасная явь. Она повертела в руках ключ Кайла и улыбнулась себе под нос. Никто из обитателей Библиотеки и подумать не может, что за оружие в руках у девушки, которую они за глаза называют дикаркой.

– Что за вещица? – Эмма появилась так неожиданно, что Идрис едва не вскрикнула. Она поспешно сунула ключ в карман.

– Ключ от дома, – с вызовом ответила она.

– Мм… – протянула черноволосая Хранительница. – Слушай, как ты думаешь, с башни будут видны королевские фейерверки?

– В Биунуме наверняка тоже будут пускать огни, – равнодушно повела плечом Идрис. – И не только. Коронация – праздник для всего вашего Королевства.

– Скучаешь по Птичьим Землям? – Эмма сочувствующе посмотрела на неё. Идрис едва сдержалась, чтобы не фыркнуть: только жалости ей не хватало!

– Не надо меня жалеть, – бросила она. – Если Библиотека смогла стать твоим домом, то станет и моим.

Конечно, она лгала. Уже скоро она забудет о пыльных коридорах и тесной комнатке, вернётся под шумящие кроны вязов и лиственниц, чтобы ночами пить густой ежевичный воздух и слать молитвы предкам, живущим средь Млечного Пути.

– Ты не права. – Эмма грустно покачала головой. – Каждую ночь мне снится, что моя тётушка Леанца обращается пустельгой и с визгом вылетает, взрезая крыльями ночь. Что с ней теперь? Жива ли она? Библиотека стала нам прибежищем, но никогда не станет домом.

– Благодари Вольфзунда, демона с горы, – откликнулась Идрис. – Это его злоба, его проклятие сделали ваших невинных наставников птицами. Но скоро его время уйдёт, так и не начавшись. Вот увидишь.

Эмма с недоверием посмотрела на неё и чуть заметно нахмурилась.

– Ты говоришь с такой ненавистью, будто готова сама убить демона.

– Может, и готова, тебе откуда знать?

– Человек с ним не справится. Говорят, у него армии каменных рогатых чудовищ, волки, сотканные из страха и тьмы, а в замке прислуживают ведьмы, пьющие кровь краденых младенцев. Вот жуть, правда? – Эмма поёжилась и обхватила себя за плечи.

– Жуть, – согласилась Идрис. – Но его погубит не человек.

– Будто ты всё знаешь, – буркнула Эмма и побрела прочь, втянув голову в плечи.

– Не всё. Но это знаю точно, – бросила Идрис ей в спину.

Она знала, что ещё слишком рано, что срок наступит только завтра, но всё равно, едва сгустился вечер, решила подняться в башню, сжимая в ладонях нагревшийся от её тепла ключ. Она только посмотрит одним глазком, только улыбнётся чудовищам – и пойдёт в свою комнату готовиться ко сну, чтобы скорей наступил новый день.

Дверь скрипнула, и из каменных залов донеслись ужасающие крики: птицы снова дрались. Отблески пламени были видны даже отсюда, а жар сделал стальную дверную ручку тёплой, как недавно вынутый из печи чугунок. Идрис быстро захлопнула дверь, чтобы крики птиц не услышал никто другой, и крадучись двинулась в сторону клетки.

Птицы успели стать настоящими исполинами. Их огненные тела с трудом помещались в их тюрьме, и твари дрались и шумели, раздражённые теснотой. Сердце Идрис зашлось от страха, но уголки губ дрогнули в полуулыбке. Нет, далеко не человек уничтожит Вольфзунда. Его убьёт его же оружие: колдовство. Огонь из самой Преисподней, приумноженный тьмой, опоенный ядовитым зельем из страха и черноты.

Кайл рассказал ей, что в стене есть рычаг, который поднимет металлическую решётку со стороны улицы, и Идрис огляделась, высматривая его. Жар стоял невыносимый, и пот уже бежал струйками по её вискам, а от воплей птиц закладывало уши. Рычагов оказалось два: серые, как и стены, они почти сливались с камнем, и только резкие тени выдавали их.

Одна из птиц закричала громче, привлекая к себе внимание. Идрис повернулась на крик и сама едва не взвизгнула: тварь точила клювом один из прутов решётки, и даже заговорённый металл уже плавился от жара и напора чудовищ, как огарок свечи. Идрис попятилась к выходу, обливаясь потом. Кончики её кос и ленты на платье уже начали тлеть и дымиться.

Вторая птица боднула в бок первую, и они сплелись в комок, пиная друг друга ногами и ударяя мощными клювами. Третий огненный демон пытался расправить затёкшие в тесной клетке крылья, но пламенные перья ударялись о решётку, проходили сквозь неё, будто ограды не было вовсе. Искры и целые языки пламени выплёскивались на пол и стены, оставляя уродливые чёрные отметины.

Несколько прутьев не выдержали и с глухим шипением оплавились на пол, словно куски масла, брошенные на раскалённую сковороду. Птицы замерли, вращая блестящими глазами, и Идрис замерла тоже, будто вросла спиной в стену. Сердце колотилось, изнывая от жара и страха, и всё её тело умоляло её броситься бежать, но ноги не слушались, будто налившись свинцом. Самая склочная из птиц застрекотала противным голосом и шагнула из клетки. Огонь её оперения ещё ярче заплясал на стеклянных оплывах, невыносимым пеклом обдал Идрис, испуганно съежившуюся у стены. Птица расправила могучие крылья и с воплем ринулась вперёд. Идрис истошно закричала.

Её кости превратились в прах ещё до того, как она успела почувствовать боль.

– Красивый закат, – мечтательно заметила Алида.

– Угу, – буркнул Мел. Он пытался делать вид, что просто не в духе, но по его бледно-серым щекам Алида догадывалась, что он сильно волнуется за отца.

Коронация должна быть в самом разгаре, а потом, едва стемнеет, празднества начнутся по всему Королевству. Алида подозревала, что многие уже отмечают воцарение нового правителя в кабаках и пивнушках. Они с Мелом специально поднялись повыше, чтобы посмотреть на фейерверки. Точнее, на этом настояла Алида, подумав, что хоть так сможет поднять ему настроение. Рич и Герт отказались составить им компанию, заявив, что мечтали именно на закате понаблюдать восхождение звезды с каким-то непроизносимым названием, а Стриксия ни за что не желала подниматься так высоко. По её словам, после превращения в неясыть и обратно она стала недолюбливать высоту.

– Да ничего с ним не будет! – не выдержала Алида и хлопнула Мела по плечу. – Давай, улыбнись.

Мел криво оскалился, и Алида шарахнулась в сторону.

– Ну не так же…

– Уж как умею, – проворчал Мелдиан.

Алида пожала плечами и облокотилась на парапет, разглядывая персиково-лиловое небо с золотистыми овечками облаков. Со стороны реки доносилось едва слышное кваканье лягушек, резко покрикивали стрижи, и мир казался таким безмятежным, таким мудрым и спокойным, будто сам Первый Волшебник спустился этим вечером в Королевство и обнял его, прижимая к своей груди.

Она слышала души стрижей и сплюшек, вылетающих на охоту. Короткие, поверхностные птичьи мысли мельтешили, как мошки. Но откуда-то нарастал странный гул, похожий не то на шум Большой воды, не то на могучие порывы ветра. Алида замерла, вслушиваясь. Ей показалось, будто среди птичьих мыслей она улавливает что-то ещё. Что-то большое, нарастающее, пугающее… и злобное.

– Мел, – прошептала она. – Ты слышишь?

– Что-то странное слышу, – кивнул альюд. – Смотри!

Он указал на горизонт. Алида сначала ничего не заметила, но потом увидела, как среди облаков, со стороны Биунума к ним приближается какая-то красная точка.

– Это, наверное, та звезда, на которую так хотел посмотреть Рич, – с сомнением предположила она.

– Он вроде бы не упоминал, что этих звёзд будет три, – ответил Мел.

Алида ахнула. Точка действительно разделилась на три, и они стремительно приближались, похожие на…

– Мел, а бывают птицы из огня?

– Всё бывает.

Алида схватила Мела за руку. Это действительно были птицы: огромные, размером больше, чем сирины и летающие кони Вольфзунда. Они скрипуче визжали, разрезая пламенем небо, и их мысли пульсировали страшной, разрушающей яростью.

– Они летят сюда! – Мел побледнел ещё сильнее. – Бежим! Они спалят нас!

Но Алида не сдвинулась с места. Ноги налились знакомым ледяным холодом, но в груди разбушевался огонь. Кем бы ни были эти твари, какая бы Преисподняя ни изрыгнула их, они не посмеют приблизиться к замку. Алида вскинула руки и до крови закусила губу, распаляя жар в груди всё сильнее.

– Ну же! – Мел попытался потащить её к выходу, чтобы спрятать в башне, но Алида оттолкнула его.

Птицы были уже совсем близко, и на фоне блёкло-сиреневого неба их огненные перья сверкали, как драгоценные камни. Чудовища беспрестанно вопили и пытались клюнуть друг друга, а воздух вокруг них плавился от огня и чёрных мыслей, в которых Алида читала лишь жажду нести смерть и разрушения.

– Убирайтесь вон! – крикнула она, не совсем понимая, что её голос тонет в гвалте птиц и гудении их огня. – Убирайтесь к тем, кто вас сотворил, и несите гибель им, а не нам! Вон, отродья Преисподней!

Её голос налился мощью и властью, и она сама ощутила, как по рукам поднимаются волны силы, устремляясь к огненным тварям.

Птицы зашлись новым криком, но на этот раз в нём была не ненависть, а настоящий ужас. Первая из птиц неуклюже развернулась в воздухе, разбрасывая по небу всполохи пламени, и две другие последовали за ней. Алида чувствовала страх, затапливающий их примитивные умы, и ярость в её груди ликовала, взвивалась к горлу, как костёр, в который подбросили охапку дров.

Птицы захлопали крыльями ещё сильнее, обдавая шпили замка жарким и чадным ветром, и устремились назад, но не в Биунум, а немного южнее, в сторону столицы.

«Жечь, жечь, жечь красный город нашим огнём».

– Лисса… – одними губами прошептал Мел.

Огненные фигуры удалялись, снова превратившись в яркие точки на горизонте, и вместе с ними гасла ярость в груди Алиды, оставляя в груди только ноющую пустоту. Она опустилась на колени, обессиленная, и обхватила голову руками. Страшная мысль забилась о стенки черепа, жуткая до тошноты.

– Что я наделала? – с ужасом прошептала Алида.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ