В поисках Локи бесплатное чтение

Волчий сон

Сегодня особенно не хотелось просыпаться. Дэн спрятал голову под подушку, чтобы резкий бабушкин голос не мешал быстренько вспомнить подробности уже ускользающего сна. Сон был… из тех самых. Если их не вспомнить прям щас, пока лежишь в кровати – они утекают бесследно. И их жальче, чем утёкшее мороженое.

В этот раз сон был… офигенский! Дэн был в нём чудовищным волком – огромным, очень сильным, он чувствовал эту силу и наслаждался ею. А ещё в этом сне была голубокожая женщина – её он уже видел раньше. Но тогда казалось, что она выше Дэна чуть ли не втрое, а сейчас он легко валил её наземь одной лапой и кусал за шею. А женщина смеялась громко и хрипло. И они кувыркались на холодных камнях, в каком-то чернёном серебре – прозрачный лёд, хрустящий снег.

В глубине пещеры – огонь. В сердце волка – пожар! В смехе огромной воительницы – страсть, боль, и боль страсти, и пламень – всё одновременно. Она запрокидывает голову, нисколько не боясь железных когтей и острых клыков чудовища. Выстанывает надрывно: «Обещай мне! Обещай!!!» Дэн-волк подминает её под себя, капая слюной, рычит на ухо: «Обещаю, поверь мне!». Он под властью какого-то неведомого чувства, оно сжигает, оно странное – и ярость, и нежность, и стремление подчинить любой ценой, и желание лизать черноволосой женщине лицо и руки. Но что-то совершенно захватывающее и перекрывающее все чувства побеждает и…

⠀

Дэн высунул нос из под подушки, набрал полные лёгкие воздуха и замер, пытаясь понять своим детским умом – что это было? Эта женщина… она называла его по имени, и он знал её имя. Но эти имена остались во сне. Чёрт, ну почему на самом интересном месте!!! И зачем бабушка будит его, все равно он не ходит в детский сад, могла бы дать поспать человеку! Может он узнал бы как зовут воительницу, и что он ей пообещал. И вообще, во что они играли.

⠀ ⠀

– Уау! – взвыл он, приподнимаясь на четвереньки, и задирая всклокоченную голову к потолку. К сожалению, уже после пятого прыжка, имитирующего чудовище из сна, из кухни влетела бабуля.

Волосы Задиры ⠀

День выдался суматошный. Дэн пытался рассказать бабушке свой сон, а она только махала на него руками и не хотела слушать.

Вечером после школы и чего-там-бывает-после-школы прибежал брат, возбуждённый и весёлый, притащил пару новых книжек, проволоку, чтобы делать человечков и кучу рассказов о своих приключениях. Разумеется, сон ушел на задний план, какое там!

Дэн любил брата. Впрочем, его любили все. Он явно удался – сильный, весёлый, пел под гитару, пользовался авторитетом во дворе, заканчивал школу без троек и собирался учиться на геолога.

Только об одном жалел Дэн – когда он пойдёт в первый класс в следующем году, брата рядом не будет. Страшновастенько! Во дворе-то его никто не обижал, за проделки не били – боялись, есть заступник. Даже после того случая со свечками…

Дети играли в зарослях, под присмотром болтающей и вяжущей стайки бабушек на двух составленных буквой Г скамейках. Ну, присмотром в полной мере это нельзя было назвать, но периодически до кустов доносились оклики – эдакая поимённая перекличка, и отвечать надо было сразу. Заиграешься, буквально из ниоткуда возникнет суровая и весьма озлобленная бабуля, за шкирку потащит домой, не обращая внимания на оправдания и слёзы. Позор! Да и потом уже не выйдешь, не пустит, в наказание. Зато, если отвечать вовремя, то есть шанс, что не загонят домой и после наступления темноты. Вязание к вечеру откладывалось, ну а тем для разговора у старушек было на сто лет вперёд.

В тот вечер пару детишек забрали рано, осталось трое – Дэн, Задира – толстенькая девчонка из соседнего дома и сосед Дэна по площадке, Тощий. Эти двое были не так ужасны. Особенно Задира, с её блестящими волосами и мощными кулаками. Вообще, с точки зрения Дэна, все дети были ужасны. Сам он научился читать два года назад и у него в голове не укладывалось, как можно быть такими тупыми. Впрочем его взаимно не любили – маленький зазнайка с вечной улыбкой превосходства и слишком умными шутками. Но не трогали. Побаивались. А сам Дэн ничего почти не боялся, кроме бабули. От бабули брат спасти не мог.

Впрочем, в защиту чести братьев, стоит отметить, что бабулю боялся весь двор.

⠀

Еще три дня назад троица притащила из подвала огромный лист оргалита, он был стеной водружён в кустах, между убежищем и дислокацией бабушек. И теперь Дэн торжественно извлек из подземного тайника завёрнутые в целлофан свечки. ⠀

– Ты спички принёс? ⠀

– Да! – выдохнул Тощий. ⠀

– Давай сюда. Задира, проверь бабусек. ⠀

⠀

Задира, взмахнув гривой, метнулась, под её ногами громко захрустели ветки, мда, так себе дозорный, но уж какой есть…

⠀

– Всё чисто! – отрапортовала она героическим шёпотом. ⠀

– Отлично, держи ухо востро, на всякий случай! ⠀

Дэн прикопал свечки, пошевелил, вроде устойчиво. ⠀

– А он точно влюбится? Точно-точно?⠀

– Давай волосы. ⠀

Задира, кусая губы от волнения, протянула бумажный кулёчек. Тощий ёрзал и посапывал носом, переминаясь в нетерпении. Дэн аккуратно развернул.

⠀

– Это его? ⠀

– Ага. Сегодня выдернула!

⠀

– А твои? Повернись, – Дэн потянулся к заветному шелковому золоту.⠀

– Эй, не лезь! Я сама! – она быстро накрутила на палец пару волосков и дернула.

⠀

– Э, нет, так не пойдет – нужны с затылка! – быстро придумал Дэн, – дай я!

⠀

– А вот и нет! Никто не коснётся моих волос! ⠀

Дэн нахмурился. Он так же как и Тощий, так же как и, наверное, все мальчишки во дворе, хотел подержать в руках Задирины роскошные кудри. Но она почему-то никому не давала их трогать. Затея со свечками тоже не помогла, впрочем, не в привычках Дэна было опускать руки. Однако, обидно. Зачем вообще человеку такие волосы, если их нельзя потрогать? А хочется, жуть как хочется… Эх, вот была бы она лысой… Он представил толстые веснушчатые щёки и оттопыренные уши девчонки, не прикрытые роскошью волос, и еле сдержал смех, уж так нелепо это выглядело! Прижал подбородок к груди, чтобы утаить широкую улыбку.⠀

⠀

Ритуал с горем пополам был завершён. ⠀⠀

На следующий день Задира гулять не вышла. Не вышла и через день. В выходные дети увидели, как она в платочке садится в машину с родителями. Лицо у неё было зарёванное.⠀

Во дворе Задира появилась нескоро. И первый, к кому она подошла, был Дэн. Злая, как мегера, она сжала свои большие кулаки и покраснела так, что веснушки совсем пропали на круглом лице.

– Ты что же сделал, гад? Ты что за маг такой? Я проснулась, а на подушке пепел! Теперь меня никто никогда не полюбит! А я всем мальчишкам расскажу, что это ты виноват, они тебя прибьют! ⠀

– Ой-ой! – притворно испугался Дэн, – То есть, мне без брата на улицу не выходить? Или может потом ему рассказать? А ты чего злишься-то так, у тебя от злости лицо как помидор! Я тебя, между прочим, спас – все ж хотели тебя за волосы дёргать, а теперь ты можешь чувствовать себя в полной безопасности! И голову мыть удобно… ⠀

– Да я ж тебе! – взвыла Задира, багровея еще больше, срываясь с места и замахиваясь на обидчика, но Дэн уже улепётывал со всех ног, хохоча.

Зеркала

Дэн никак не мог понять, почему, несмотря на его весёлый нрав, находчивость и смекалку, у него нет настоящих друзей. У других ребят – масса недостатков! Серый подловат и трусоват. Сикорски – обжора, его бабушка хвасталась, что маленький внучок съедает на завтрак шесть яиц! У Лары с первого этажа всегда влажные ладони и от неё плохо пахнет. Тощий – злюка и обожает потешаться над теми, кому досталось, вот и над Задирой он ржал больше всех, конечно за её спиной – так быстро бегать, как Дэн, он не умеет. Да и жадничали многие и ябедничали… но почему-то все всегда держались вместе. Вместе придумывали очередные дурацкие занятия – поливать муравейник, плевать на стену, кто выше, отрывать лапки паукам косеножкам, покупать стручки и траву, расплачиваясь листиками, играть в «да и нет не говорите», в вышибалы и прятки. А Дэн всегда чувствовал себя непринятым. Нет, поначалу Дэновы затеи всегда воспринимались на ура! Дык они того стоили. Прокопать тоннель в подвал! Организовать ферму по производству бабочек из гусениц! Построить настоящее убежище в кустах! Устроить бабушкам на посыпанном щебнем пятачке перед Г-скамейками шоу «Мы ищем таланты». Его хвалили и любили… ровно до того момента, как что-то шло не так.

– Ну, что, Черныш, – говорил сочувственно брат, открывая дверь, – чё опять хнычешь?

И Дэн, шмыгая носом, рассказывал, что ребята понапрасну взъелись на него, совсем понапрасну! Ну кто ж мог знать, что Сикорски засыпет в тоннеле, гусеницы окажутся настолько ядовитые, что Ларку повезут в больницу, благо хоть Серый с Тощим отделались сыпью и болью в подмышках! Что шмели, такие толстые и добрые, оказывается не жалят только Дэна, а Задиру очень даже жалят… Что бабушки недолго будут умиляться песенкам и стишкам, потому что щебёнка из-под башмаков самого Дэна, закрутившегося волчком в веселой пляске, полетит в их слезящиеся от умиления глаза, хорошо хоть, почти все старушки в очках! И, да, кто ж мог предполагать, что влетит почему-то не ему одному, а всем.

Брат никогда не ругал своего Черныша. Он сочувственно хлопал его по плечу, и говорил:

– Ну, не вешай нос, чудище! Конечно, легко не облажаться, пуская струю в муравейник или торгуя листиками! Чем круче затея, тем выше риск! Ах ты ж, мой долбаный гений!

Дэн вытирал нос, смеялся и обнимал брата, тот наклонялся и громко чмокал его в макушку. Потом брал на плечи и подпрыгивал, а Дэн пригибал голову, чтобы не врезаться в потолок, и хохотал, захлебываясь от счастья.

Если же дверь открывала бабушка, то увидев зарёванную физиономию внука, для начала отвешивала ему подзатыльник, а потом подтаскивала к зеркалу и тыкала носом со словами: «Ты посмотри на себя! Ты на кого похож? Ты что ж меня позоришь?»

Дэн не знал, на кого он похож. На бабушку и брата он похож не был, равно как и на мать. Ничего общего. Вот разве нос поначалу был такой же маленький и курносый, а лицо – круглое. Ну так это у всех младенцев. На отца он походил… совсем чуть-чуть. Если приглядеться. И, хотя яркие глаза и острый профиль были у обоих, разницу Дэн чувствовал, и злился, когда их сравнивали. Немного утешало то, что отец злился еще больше.

А вот зеркала Дэн любил. Почти также сильно как огонь. Особенно с тех пор, как почувствовал в себе Нечто. То, что он скрывал, но не удержался и выпустил, тогда – во время магического ритуала со свечками и волосами.

Оставаясь один, он приоткрывал дверцы шкафа и трюмо так, чтобы образовался зеркальный коридор, зажигал свечу и всматривался в глубину. Он всё чаще ощущал ветер, почти слышал голоса и смех, пламя свечи трепетало, сердце бешено колотилось. Именно там, в зеркалах, Дэн смог рассмотреть странные знаки, которые снились ему раньше. Во сне они были нанесены на плоские камни, он вытаскивал их из мешочка и раскладывал. Но тогда ему не удалось как следует вспомнить всё утром – бабуля с криком сдёрнула с внука одеяло и за ногу стащила с дивана. Вот никак ей не нравилась его привычка лежать в постели, когда уже проснулся.

⠀

Явление воронов

Дэн ползёт, нет, летит, свиваясь в кольца, с наслаждением бросая свое тяжёлое чешуйчатое тело вперёд. Перевоплощения так захватывают! Змеиная форма имеет недостатки, но пьянит как глоток хмельного мёда. Разве человеческое тело может так обвиться кольцами вокруг дерева, заглотнуть целиком зазевавшуюся птицу, или с огромной скоростью шуршать по камням и острому льду? Разве сможет оно обнять свою возлюбленную всю, целиком, от крепких лодыжек до шеи? А этот раздвоенный язык, который чувствует во сто раз острее, чем и пальцы и язык человека вместе взятые… Он и осязает, и пробует на вкус.

Дэн-змей рассчитывал произвести впечатление, и добился своего – прекрасная великанша подскакивает на месте, выставив перед собой меч – что-то страшное стремительно врывается в пещеру, сметая ледяные карнизы мощным извивающимся телом. ⠀

– Ах милая, – лукаво шипит змей, в мгновение оплетая хвостом её правую руку, сжимая, заставляя выронить меч, – потом ведь плакать будешь, когда поймёшь, кого зарубила!

⠀

– Ты! – выдыхает она, мгновенно расслабившись, – ах ты, сукин сын! Ты когда-нибудь перестанешь меня удивлять?

– Только когда ты мне надоешь, – шелестит змей, всем телом лаская свою избранницу, наслаждаясь её хрипловатым раскатистым смехом, таким счастливым, таким…

Щебет утренних птиц неуместным шумом врывается в уши. Дэн чувствует, что не может удержаться во сне, сон рвётся, тончает, растворяется. Эх, всё… Привет утро, привет привычный мир!

Дэн так и не рассказал тогда никому про волчий сон. Сейчас он сам удивлялся, как он мог хотеть про него рассказать?

Сны приходили всё чаще и чаще. Они были короткими, обрывочными. Но Дэн учился их запоминать. Эти обрывки его прошлой жизни (а он почему-то твёрдо знал, что это его жизнь!) приходили не в хронологическом порядке, скорее наоборот. Первые сны были самые смутные и они здорово пугали. У некоторых было неприятное послевкусие, его хотелось смыть, и Дэн долго сидел в ванной, включив воду и подставив пальцы под струю, пока бабушка не начинала дубасить в дверь, Вот и хорошо, что они не запомнились!

⠀

Сейчас сны были разные… но даже после жутковатых, например того, где Дэн, почему-то одетый в платье, прятался под огромным деревянным столом, а вокруг него так и летали исковерканные тела, раскидываемые стремительными ударами кого-то, кого он не видел из своего укрытия, или того, где он с замиранием маленького птичьего сердечка, трепеща от ужаса и ликуя от собственной дерзости, со всех крыльев улепётывал от огромного чудовищного орла – даже после этих снов, ощущения были вкусные! Смывать их совсем не хотелось! В одном из снов он увидел вроде как Задиру. Лысая и гневная, она кричала на него, а он шутил, смеялся, но чувствовал стыд, и, кажется, там он придумал, как исправить содеянное.

А наяву не смог. Пытался, да ещё как пытался! Призывал огонь, знаки (руны, теперь он знал, что это руны), долго сидел перед своим зеркальным коридором, но у него ничего не получалось. Вот разве что в первую попытку почернела бабушкина герань, потом лопнули струны на гитаре брата, а сегодня в соседнем доме, где жила Задира, вырубило электричество, а на балкон Дэна прилетели два огромных ворона.

Один из них сразу начал каркать.

– Ой, подождите, я сейчас, не улетайте! – Дэн метнулся на кухню. Прошлым летом он как раз выхаживал на балконе воронёнка, и знал, что эти птицы любят мясо.

Вороны и не думали улетать. Когда Дэн вернулся с угощением, они о чём-то перекаркивались.

⠀

– Вот, держите! – сказал Дэн.⠀

Тот, что был поменьше, быстро ухватил кусок, второй строго посмотрел на него сине-черными бусинами глаз, наклонил голову и внезапно очень понятно произнес:

⠀

– Мы что сюда – жрать прилетели?⠀

⠀

– Не, ну мясо же!⠀

– Мы на задании, Муни!⠀

⠀

– Ну мы же нашли его, можно пожрать!⠀

⠀

– Не факт, что это он…⠀

⠀

– Он-он… да ты посмотри на него!⠀

⠀

– Смотрю. ⠀

⠀

Ворон действительно смотрел. Пялился. Пронизывал взглядом. Дэн стоял с открытым ртом и хлопал глазами. Ворон внезапно хрипло рассмеялся:

⠀

– Знаешь, а может ты и прав! – он ловко ухватил второй кусок мяса из рук мальчика, подбросил его в воздух и проглотил, – но в таком случае, наш обманщик сам себя обманул. Он даже не знает, кто он.

⠀

Отличная новость

Ключ громко заворочался в замке.

Вороны ухнули вниз с балкона, и резко взмыли, не попрощавшись.

Вот гадство! Как не вовремя! Он не успел ничего спросить, но он вспомнил этих воронов, конечно! Они не были друзьями… кажется, но и врагами не были. И там, в той жизни, он точно так же подкармливал этих проглотов, насытившись, они охотно болтали с ним, и даже помогали, хотя не обязаны были, ведь они служили не ему… они служили… Дэн в отчаянии топнул ногой. Он почти вспомнил имя – сильное и славное, оно крутилось на языке, но опять как будто что-то мешало, как будто у него не было допуска к именам. Запрет. Блокировка. ⠀

«Он сам не знает, кто он!» – насмешливо сказал ворон.⠀

«А вот и нет, глупая ты птица! – мысленно прокричал он зло и весело, – я знаю! Я не отсюда, я давно живу, я умею превращаться, превращать других, и наводить морок… я умею плавать рыбой и летать птицей, я люблю прекрасную голубокожую женщину… и она любит меня. Любила… А теперь ненавидит, из-за… Из-за…»

Опять барьер.

⠀

– Чего это меня не встречает мой любимый брат? – раздался радостный вопль из прихожей.

⠀

«Из-за моего брата!» ⠀

Дэн аж подпрыгнул! Он вспомнил брата из снов! Тот не был похож на нынешнего внешне, но тоже был защитником, лучшей крышей, его боялись все, это ж он мочил тогда врагов, когда сам Дэн прятался под столом… на свадьбе! Это было восхитительно! Мощная «невеста» с рыжей бородой, оторвав подол роскошного платья, размахивала огромным молотом, сверкая глазищами и грохоча раскатистым смехом, громовым смехом, вселяющим ужас в сердца врагов и надежду в сердца друзей. Брат закручивал вокруг себя пространство битвы – как стихия, как бедствие – гром и молнии, смех и разящий молот. Молот… Молнии…

⠀

– Э, Черныш, – нынешний брат махал рукой перед ошалелыми глазами Дэна, – ты чего, мои самокрутки нашёл что ли?⠀

– Я.. я зачитался, а потом прилетели говорящие вороны… и, вот что – мне нужен огонь!

⠀

Грубая шутка застыла на губах брата, рука послушно протянула коробок спичек мелкому… не такому и мелкому, Черныш как будто вырос, карие глаза полыхали изнутри зелёным, он схватил коробок и рванул в свою комнату.

⠀

***

⠀

Две чёрных птицы опустились на плечи величественного золотоглазого стража.⠀

– Мы нашли его! – прокаркал тот, что поменьше.

⠀

– Где он? Почему я не вижу его?⠀

– Это был отчаянный шаг, мощное заклятье! – изрёк второй, – нам нужно доложить Всеотцу. Твоей вины нет, Хеймдалль.

⠀

– А, ну и хорошо! – сразу успокоился страж, – Тор на меня уже волком смотрит, говорит, всевидящий, значит врёшь мне, гад! И всё за молот хватается. Вынь ему да положь братца.

⠀

Но вороны уже не слышали его, они спешили к Одину с отличной вестью: Локи в Мидгарде. Он ничего не помнит. И он невинный человеческий ребенок.

Трое в лодке

– Куды ты нас везёшь?

– Увидишь.

– Может, развяжешь? Хотя бы руки.

Тор резко опустил вёсла, мощным гребком толкнув лодку вперёд. Ледяная вода окатила пленников.

– Да твою ж кач… – связанный великан поперхнулся, получив тычок локтем под рёбра от мрачного соседа по несчастью. Заёрзал, зыркнул из под замёрзших кустистых бровей.

⠀

– У нас золото есть! Откуп!

– Вёсла видишь? – произнёс Тор, – стукнуть тебя по башке, чтоб заткнулся?

– Да за что?!

– А голос мне твой не нравится. Ты ведь этим гнусавым голосом велел моего брата утопить?

– Дык, этот пиздюк сестру нашу обесчестил! – взревел пленник, пытаясь встать на ноги.

– Хрямс, – сказало весло, опускаясь на голову гнусавого.

А Тор ничего не сказал. Он щурил голубые глаза и злился. На великанов, на их голубокожую сестру, на непутёвого братишку. Особенно на него. Сам бы утопил поганца. Придурка. Любимого.

Стукнутый веслом словоохотливый великан притих и немного сполз. Насколько позволяли веревки. Его молчаливый брат посмотрел на Тора со смесью уважения и неприязни.

– Впервые вижу, чтобы Хрюгнира так вырубили. У тебя весло волшебное, или я чёт не понял?

Тор промолчал.

Только свист холодного ветра и рассекающих гладь реки вёсел нарушали тишину.

– Если чё, я был против того, чтобы топить твоего ублюдочного братца.

Тор брезгливо скривился и смачно плюнул в сторону пленников.

– Я хорошо знаю Ангрбоду, – не унимался великан, – если бы она не захотела, хрен бы он на неё залез. Ещё непонятно, кто кого снасильничал.

– Заткни пасть.

– А то что? Треснешь меня вторым веслом? Ха! Коль ты нас топить собрался, то так оно и лучше будет. Или у тебя другое на уме, асгардец?

– Узнаешь.

Ох, если бы Тор сам знал, что у него на уме! Горе и ярость мешали думать. Ярость – привычный ответ на всё, что вторгается в его мир. Простой ответ – врагов убить, своих спасти. Но сейчас… что сдержало его руку? Какой из воплей размазываемых по стенам их собственного дома незадачливых родственничков синерожей сучки вселил в сердце Тора смутную надежду на чудо?

В конце концов, всевидящий страж не видел Локи ни в мире живых, ни в мире мертвых. Хотя и увидал, как синерожие громадины заматывали его, отчаянно сопротивляющегося, пытающегося обратиться змеем, магической цепью, засовывали в мешок и…

Да пропади всё пропадом!

Тор вырвал правое весло из уключины. Глаза пленника выпучились, когда мирное, но весомое орудие гребца, посверкивая молниями, начало укорачиваться и расширяться. Через мгновение в руке асгардца засверкал его молот, его Мьёльнир, гроза всех великанов.

Помощь норн

Три сестрицы, три норны, три приспешницы судьбы конечно знали, кто к ним ворвался и для чего. Ибо одна из них, старшая – ведала прошлым, вторая – настоящим, а третья, самая юная – будущим.

Вероятно, они не различали всех деталей, но суть видели ясно.

Сам Всеотец порой просил у них совета. Иногда. Очень редко. И каждый раз, заходя в их обитель, считал до ста и сжимал губы, а выходя от них, крепко ругался и бил кулаком о стену. Один раз даже лбом.

До сегодняшнего дня Тор не понимал, почему. Пока впервые не попёрся к ним на поклон.

⠀

Казалось бы – что проще? Задать вопрос, получить ответ. Но солнце уже начало клониться к закату, а подлые сестрицы будто издевались над ним, охотно изрекая откровенную чушь и одобрительно кивая друг другу.

– Почтенные норны, – играя желваками, сквозь сжатые зубы вновь воззвал он, – в третий раз прошу, ответьте, жив ли брат мой, Локи!

«И не ебите мне мозг», – крутилось на кончике языка.⠀

⠀

– Так ли уж брат тебе тот,

Кто зачат от иного родителя,

Женщиной тоже иною? —

прошамкала старшая, тряся головой и хихикая.

– Должно ль живущим считать

Нам того, кто обманом и хитростью

Стёр все следы на дороге? —

грозно вопросила средняя, величественно подняв указующий перст и нахмурившись.

– Я поиграла бы вновь,

С пескожуйками и огнедышками.

Юность младая урочна! —

засмеялась юная, подбрасывая в воздух вороньи перья и кружась.⠀

⠀ – Аргх… – зарычал Тор, не выдержав, его кровь закипела, голубые глаза побелели от ярости, ну а рука… рука привычно схватила рукоять молота.

Первой сообразила старуха, даром что слепая. Подхватила подол, метнулась за спину средней. Та отшатнулась, выставила перед собой руки и совсем с другой интонацией, успокаивающе, пророкотала:

– Грозные чайки дорог, ⠀

Чернокрылые трупов клеватели, ⠀

Одина птицы помогут!

Мать чудовищ

Сопли, слюни, пелёнки… Розовые пяточки, агуканье, утютюшканье. Бессонные ночи, проблемы кормления, режущихся зубов и слёзы умиления… Всё это, так или иначе – удел любой матери, будь она простой мидгардской женщиной, богиней или йотункой-великаншей.

Но не Ангрбоды.

Младший сыночек, весёлый и смышлёный малыш, повизгивая, прыгает вокруг смеющейся старшей сестры, пытаясь достать зубами до ветки железного дерева, которую Хель держит высоко, слишком высоко! Фенриру ещё нет года, а он уже сам добывает пищу, смелости и ловкости ему не занимать, а силой он превзошёл маму, хотя до среднего брата ему ещё ого-го расти.

Впрочем, сравнивать их нельзя. Йормунганд, зачатый Ангрбодой в ту ночь, когда Локи ублажал её, будучи в змеином теле, был, собственно, змеем. А малыш Фенрир – ладным красивым волчонком, появившимся на свет после тех ночей, что Локи провёл с ней в шкуре гигантского волка.

Ох, умел её возлюбленный, её муж играть и менять обличья! Да так, как никто иной не мог.

Впрочем, Локи никем иным и не был, он был особенным. Урождённый йотун, сын гордых великанов, появился на свет крошечным. Отвратительно крошечным.

Родители, недолго думая, принесли младенца в жертву, а по сути – выбросили, кому нужен микровеликан?

Но оказалось – кому-то нужен. Да не просто кому-то – великий Один, Всеотец и вечный враг йотунов подобрал голодную, корчащуюся и орущую козявку. Воспитал как сына, наравне с собственным, красавцем Тором. Так и появился единственный и неповторимый асгардец-йотун. Локи.

Ах, Локи, огонь души, свет в окне, услада ночей! Взбалмошный и нежный, смешливый и умный, ветер в лесу, звезда на небесах…

Как смеялась она, когда впервые увидела его – мелкий бог, пальцем заденешь, упадёт. Куда лезет? С его ли статями заглядываться на неё, это всё равно, что хорёк захочет медведицу!

Но не ведала тогда заносчивая великанша-ведунья, на что способен асгардский выкормыш, если чего-то захотел. Локи всегда был упрям и упорен. А магия – магия у него в крови… но откуда бы знать Ангрбоде, что и Фригга, жена Одина, сведущая в волшебстве, не может нарадоваться успехам и трудолюбию приёмного сына в дисциплинах иллюзий, перевоплощений и некромантии?

С некромантией Локи завязал после рождения Хель. Никто не мог предполагать, что дочь уродится такой. Одна половина её была целиком из магической некроплоти – живой труп с одной стороны, красивый здоровый ребёнок с другой.

Эх, а ведь как это было неожиданно, когда мелкий бог, ухмыльнувшись, крутанулся, подпрыгнул и… вырос выше самой великанши! Одежда на нём разорвалась, он сиял и искрился, его тело отливало красным и синим, мерцало, мускулы змеями играли под кожей, он смеялся, а его достоинства… Ангрбода сглотнула и сощурилась, непроизвольно сжимаясь. В общем, затея, как и все затеи этого сумасброда, была отменна! Но последствия, тоже как всегда, были не ахти.

Увы, ни одна прекрасная идея Локи не была им продумана до конца. Ну хотя бы до середины. Где он, и где продуманность? В какой-то момент всё шло наперекосяк, и Локи, совсем не злой от природы, совестился, бросался исправлять. Часто это получалось. Иногда даже с неожиданными бонусами для пострадавших.

Но сам он был неисправим, оставаясь всё таким же – хаотичным вихрем отличных идей с совершенно непредсказуемыми последствиями. Ангрбода впустила этот вихрь в своё сердце и в своё тело. И ни секунды не жалела об этом. Любовь к Локи затмевала собой всё. Даже то, что её собственный народ отвернулся от неё, окрестив матерью чудовищ.

Сын и Отец

Тор, сын Одина, повелитель бури, владелец грозного молота Мьёльнира, которого опасались все враги Асгарда, хоть и был ещё совсем юн, но мало чего боялся и много чего умел.

Массой достоинств он обладал.

Не умел, пожалуй, только одного, и только одного боялся – вынужденного бездействия.

И когда! Как раз когда всё в нём кричало – давай, беги, круши, спасай! Ладно, кого спасать – понятно. А кого крушить-то, бежать-то куда?

Ну, видимо, сначала к родителям.

Отец Тору, он же Всеотец всем прочим, был не в духе. Наорал. Насверкал единственным глазом так, что будь Тор чуть менее взвинчен, пылай он чуть послабее праведным гневом, возможно, устыдился бы.

– О чем ты думал, когда убивал синерож… Тьфу! Братьев Ангрбоды? – тряс бородой разгневанный старикан.

Тор набычился, но стоял твёрдо, глаз не отводил:

– Ты сам знаешь, что они сотворили с братом!

– А о чем думал он, глупый мальчишка, когда путался с йотункой? Для того ли я пригрел его на своей груди?

Фригга тихонько закашлялась – супруг явно перегибал.

– Отец! Все мы ошибаемся. Но, случись со мной такое, разве не захотел бы ты искупать своё копьё в крови моих убийц? Разве Локи не бросился бы искать меня, если бы была хоть капля надежды? Да что с тобой такое? С каких пор тебя волнует смерть каких-то синерожих великанов?

– Инеистых великанов, сын. Инеистых. Йотуны – инеистые великаны, запомни. Не синерожие, не синежопые, не выблядки Имира. Ты понял?

– Понял!

– Что ты понял?

⠀

– Что Всеотец готов насрать на судьбу собственного сына, который не раз спасал его жопу, и мою жопу, и все жопы Асгарда, из-за страха перед…

– Ни хрена ты не понял!!! – сорвался на крик Один. – Про жопы молчал бы, герой! Об этом я с тобой потом поговорю, без свидетелей!

Фригга за спиной супруга живо заинтересовалась вышивкой на подоле своего платья.

Тор, однако, с вызовом пялился в мечущий молнии пронзительный глаз:

⠀

– А мне насрать. Не прикажешь воронам искать Локи, я сражусь с Хеймдаллем и сам пробегусь по всем мирам. Я найду брата.

– Ничего ты не понял, – внезапно уставшим голосом повторил Один и, развернувшись, направился к трону. Сел. Опустил голову.

Тор молча ждал – напряжённый, злой.

– Это политика, сын. Ты слишком юн, неопытен и горяч, чтобы просчитать последствия своих действий. Про Локи я даже говорить не хочу, но ты… ты должен понимать… – Один поднял руку, предотвращая возражения. – Позиции Асгарда сейчас слишком слабы. Мы не можем себе позволить никаких провокаций. А ты учинил массовое убийство. Да, молчи, я знаю, я обычно хвалю тебя за такие подвиги, но не в этот раз, мальчик мой, не в этот раз! Ты хоть знаешь, как сильна эта женщина? И какую виру она может потребовать за своих братьев?

– Она любит Локи, – мрачно ухмыльнулся Тор, – она бы сама их прибила, если б я не опередил.

Один покачал седой головой. Ох, не был он в этом уверен. Злость на сыновей отступила, тревога осталась.

– Ладно. Я велю Хугину и Мунину найти Локи. Тебе же поручаю нейтрализовать Ангрбоду.

– Убить?

– Что? Нет! Сейчас она наш враг. Сделай её нашим другом.

Печали Стража

Златоокий задолбался.

Ну скажите на милость, какая радость постоянно, бессменно, охранять проход в иные миры?

Думаете, это весело? А, вы вообще не думаете? Ну, и то верно, когда вам думать… Вон, пусть Один думает, он как-никак всешний папахен, а не хватит у него мозгов, так советника своего, Мимира подключит. От того, правда, одна голова осталась, но голова мозговитая, не в пример прочим! Ну и норны, опять же, есть…

Хеймдалль, всевидящий, златоокий, златозубый, светлейший из асов сегодня приуныл.

Как-то уже насмотрелся он на всё.

И всё ему до одури наскучило.

Насмотрелся на то, как рвут на части врагов страшные волки в Железном лесу.

Насмотрелся на рукодельных карликов, до неприличия трудолюбивых и творящих невероятные чудеса в своих подземных кузнях.

Насмотрелся на то, как мочат друг друга асгардцы и могучие синекожие йотуны, испокон веков враждующие друг с другом.

Насмотрелся на то, как пируют после славной битвы павшие на ней воины в чертогах валькирий – Вальхалле. Насмотрелся на то, как живые ублажают друг друга разными способами – вот это, кстати, всегда развлекало грозного стража. Но не сегодня.

Сегодня на его удивительные глаза наворачивались слезы обиды.

Не, ну несправедливо же!

Вот стоит он, такой величественный, такой нужный, страж всего Асгарда, единственный пограничник у радужного моста, связующего миры.

Стоит. И стоит. И будет стоять!

И хоть бы одна сволочь поблагодарила!

Но нет!

А тут ещё этот Тор.

Бессовестный он. И братец его сводный, Локи – тот вообще поганец.

Срамники! Кому ж ещё знать, как не Всевидящему. За их похождениями наблюдать было всегда особенно увлекательно… И теперь, если уж честно, стало скучновато. И, конечно, златоокий, как никто другой, мог понять чувства молодого и горячего бога грома. Он-то знал, что связывало братьев крепко накрепко, но это совершенно не оправдывало несправедливость обвинений в его, Хеймдалля, адрес. Ну, не зрил он сейчас нигде паршивца, не зрил! И очень глупо за это целить благородному стражу молотом между глаз. Глупо и некрасиво.

Самым неприятным было то, что Хеймдалль всегда хотел дружить с заводным и бесшабашным Тором. Он был воплощением всех представлений стража об идеальном асгардце. Красавец, абсолютно не осознающий этого, и пальцем не шевелящий ради сохранения и приумножения своей красоты, в отличие от тех же Бальдра или Фрейра. Весёлый и отважный, в каждой опасности видящий забаву, вызов, а в себе того, кто должен его принять. Бескорыстная душа, не просящий за свои подвиги наград – ни золота, ни ласк прекрасных дев. Не заискивающий ни перед кем, прямой и честный – его дружбу нельзя было купить, а любовь завоевать. Тора любили далеко не все. Неудивительно. Он же не Бальдр – всеобщий баловень, рассыпающийся в десятке комплиментов в ответ на один и готовый зацеловать любого, кто ласково ему улыбнётся.

Тор не таков. Порой Хеймдалль думал, что Тор вообще не понимает, что такое вежливость. Впрочем, зачем быть вежливым, когда тебя боятся все враги, обожают немногочисленные друзья, а все прочие надеются спрятаться за твоей спиной, случись что нехорошее?

Но обидно, обидно…

А ведь сам страж ничем не хуже Тора. А уж тем более этого приёмыша, Локи! Отважен, статен, могуч! Лицом хорош невероятно, даже пугающе хорош. Умом тоже хорош! Вот разве что даром красноречия не владеет. И ведь он тоже приёмный сын Одина, только, похоже, все про это забыли. А он и не напоминал, он всегда был молчалив. Поговаривают, что его родили девять девственниц. До чего ж глупы бывают люди! Хеймдалль помнил всё, что видел от момента своего рождения. И он знал, почему он так отличается ото всех. Но навряд ли он захотел бы это обсудить.

Хотя, если бы Тор хоть раз спросил, вот ему бы он рассказал, честно глядя в его небесные глаза своими, цвета расплавленного золота.

Но треклятый молотильщик предпочитает пялиться в змеиные зелёные глазюки йотунского ублюдка, у которого нет ни чести, ни понятий, хохотать с ним и обниматься, а теперь, когда того и след простыл, орёт и машет своим молотом перед Хеймдаллем, хорошим, честным, добрым воином, ни разу в жизни не солгавшим и не согрешившим. И обвиняет его во вранье!

Не, совсем не весело было стражу, и, ненавидя Локи, он, тем не менее ото всей души желал, чтобы Хугин и Мунин, пара подручных воронов Всеотца, справились со своим заданием успешно. И поскорее.

Через лес

Железный лес Йотунхейма – не самое приятное место для прогулок.

Обычно Тор «прогуливался» тут чрезвычайно быстро, в компании и исключительно по делам.

Дела были разные, но заканчивались схоже. Несколько трупов йотунов, которые, само собой, заслужили эту участь – они вечно пакостили Асгарду. Ну и какая-нибудь добыча. Чаще всего развлекались они на пару с братцем, иногда присоединялся кто-нибудь из славных воинов. В любом случае, было весело!

Сейчас всё было не так. И убивать было нельзя, и рядом ни души, да и никакой радости на сердце.

А ведь была радость, совсем недавно была! Как он мастерски продавил отца, вынудил того сделать так, как нужно, как правильно!

С лёгким сердцем покидал он час назад тронный зал, плащ развевался за спиной, как знамя победы.

– Тор, постой! – Фригга выскользнула вслед за ним, задыхаясь, догнала сына.

– Да, мама? – удивлённо обернулся он, улыбаясь.

– Не спеши! Ты чему так обрадовался?

– А, ты не поняла? Отца не так легко прогнуть! И я добился своего!

– Какой ценой, сын? Ты думаешь, что ты выиграл? Ты подписался на сложнейшее дело!

– Да подумаешь! – Тор засмеялся, нежно погладил встревоженное лицо матери. Славная она. Волнуется вот только по пустякам.

– Подумать бы стоило, милый! Что ты собираешься делать?

– Успокойся, мам! Разберусь! Сколько раз мы с Локи обводили синерожих вокруг пальца!

– С Локи! – выдохнула Фригга, подняв брови домиком.

– Я знаю, знаю, – Тор, склонившись, легонько прикоснулся губами к страдальчески наморщившемуся лбу Фригги – поверь мне на слово, я многому у него научился.

– Терпеть не могу это твоё «поверь мне на слово»! Послушай… Позволь дать тебе совет!

Тор вздохнул нетерпеливо. Он не хотел совет. Он хотел побыстрее закончить с неприятным и мутным заданием. Но, ведь не отстанет же!

– Ну?

– Действуй через детей. Я мать… поверь… – она вдруг улыбнулась, – поверь мне на слово!

Дети… Тор быстро шагал по Железному лесу и крепко думал.

Дети обычно любили Тора. А вот Тор их не особо. Но это не беда.

Беда в том, что особо сильно он не любил синерожую шалаву братика. Со всеми её детьми впридачу.

Не, ну есть такое дело, путается любимый братишка с разными бабами… да и не только бабами. Ладно, это ерунда. Сам не безгрешен.

Но Ангрбода… Эта сучка претендовала не только на тело Локи. Она ухитрилась поселиться в его сердце – Тор чувствовал это… И это глубоко его ранило! Больно ранило. А боль вызывала ярость и гнев. И то, что Локи поначалу скрывал свои походы в её логово, бесило дико. Не, братишка ничего не отрицал, но рассказывал неохотно и под нажимом. И явно недоговаривал.

Про детей вообще – в двух словах, посмеиваясь. Хотя, как раз это Тор понимал – похоже, что родитель из Локи и вправду был никудышный, ни грамма ответственности, ну, народилось там чего-то, типа, бывает! Этим детям хоть как-то повезло, у них была мать.

Первого-то своего отпрыска, восьминогого жеребёнка Слейпнира, Локи сразу сбагрил Всеотцу, судя по всему, совершенно не представляя, что с ним делать. Так у Одина появился, на зависть всем, чудесный конь, умеющий проходить между мирами без помощи радужного моста.

Интересно, брат потом пожалел о своем решении? Ой, навряд ли! Он редко о чём жалел. Разве что прямо здесь и сейчас. Жил днём сегодняшним, не оглядываясь назад, совершал ошибки, выкручивался и, смеясь, шёл вперёд. Иногда наступая на те же грабли, но чаще на новые.

Ну, надо заметить, что до последних событий, выкручивался он блестяще. Взять хотя бы эту историю со стенами вокруг Асгарда, закончившуюся рождением Слейпнира! Тор невольно рассмеялся, вспомнив те дни.

Слейпнир

Ах, как хорошо возвращаться домой после долгого отсутствия! И, ах, как хорошо возвращаться не одному, а вместе с летом! Последний день весны нынче, завтра лето вступит в свои права, и Тор встретит его уже в родном Асгарде!

Любимый сын Одина обожал лето, и сердце его пело, да и сам он напевал какой-то красивый мотивчик, то ли где-то услышанный, то ли им самим сочинённый. Счастливая весенняя песенка! Скоро, скоро он увидит освещённые яркими утренними лучами родные чертоги!

Что за притча? Впереди вместо привычного вида вырисовывалась огромная, нет не так – Огромаднейшая Стена! Полгода назад, когда Тор покидал Асгард, чтобы сразиться с великанами на востоке, он слыхал от папы, что не помешало бы укрепиться. Тогда он почему-то решил, что речь идёт про обед, видимо плохо расслышал.

Но даже если асгардцы всем скопом бросились возводить эту стену сразу после того, как он, посвистывая, прошел через радужный мост, то и тогда бы они не управились за полгода!

Тор ускорил шаг и на всякий случай положил ладонь на рукоять молота. Весеннюю песенку, однако, напевать не перестал. Просто немного сменил мотив. Песенка зазвучала угрожающе и вопрошающе.