Черная Ведьма бесплатное чтение

Пролог

Как чудесно в лесу!

Деревья – мои друзья, они всегда мне ласково улыбаются.

Напевая под нос, я скачу по тропинке, устланной мягким ковром из сухих сосновых иголок. Я спешу. Мне нужно догнать любимого дядюшку Эдвина. Он идёт впереди, то и дело оборачиваясь и ободряюще мне подмигивая.

Мне три года.

Никогда прежде мы не забирались в такую чащу, поэтому сегодняшняя прогулка – настоящее приключение, от которого у меня захватывает дух. Честно говоря, я не помню, когда мы в последний раз ходили в лес все вместе. Вот и сегодня мы с дядей Эдвином вдвоем. Братья остались дома, далеко-далеко.

Я изо всех сил стараюсь не отставать. Я перепрыгиваю через толстые извилистые корни и, пригнувшись, пролезаю под тяжёлыми низкими ветвями.

Наконец мы выходим на залитую солнцем поляну.

– Смотри, Эллорен, – говорит дядя, – что я припас для тебя.

Встав на колено, он достаёт из складок плаща длинную тонкую палочку и вкладывает её мне в ладонь.

Подарок!

Эта палочка особенная – очень лёгкая, почти невесомая. Я закрываю глаза – и вижу большое, раскидистое дерево, на котором она когда-то «родилась». Его крона впитывает солнечные лучи, а корни глубоко утопают в земле. Открыв глаза, я подбрасываю палочку на ладони. Она лёгкая как пёрышко.

Дядя выуживает из другого кармана свечу, ставит её на пенёк и просит меня:

– Эллорен, держи палочку крепче.

Обхватив мой кулачок широкой ладонью, он показывает, как правильно сжать пальцы.

Мне немного не по себе.

Дядина рука дрожит. Почему?

Я крепко обхватываю палочку и старательно направляю её на свечу.

– Правильно, Эллорен, – довольно улыбается дя-дя. – А теперь слушай, что я скажу, и повторяй за мной. Сможешь?

Я уверенно киваю. Конечно смогу. Я сделаю всё, о чём попросит дядя Эдвин.

Он что-то говорит, как и предупреждал, а я раздуваюсь от гордости. Слова странные, на незнакомом языке, но повторить их несложно. У меня всё получится. Дяде понравится, он меня обнимет и, может быть, даст сладкое печенье – я видела, как он припрятал несколько штук в жилетном кармане.

Я вытягиваю вперёд руку и направляю палочку на свечу. Дядя Эдвин ждёт не сводя с меня глаз.

А потом я произношу бессмысленные слова.

С моих губ срываются незнакомые звуки, и сразу же по ногам пробегает тёплая волна. Она идёт из самой земли, где-то в глубине у меня под ногами. Она стремится ввысь от самых корней деревьев.

Тёмная древняя сила переполняет меня и устремляется к палочке в моей руке. Крепко сжатый кулачок вздрагивает, и тоненький кончик палочки вспыхивает слепящим пламенем. Громкий хлопок. Из палочки вырываются огненные струи. Пламя пожирает деревья. Огонь повсюду. Я кричу. У меня в голове множество голосов – это кричат деревья. Пламя ревёт. Дядя вырывает из моих рук палочку и отшвыривает её в сторону. Потом подхватывает меня на руки и бежит от огня. Кругом со стоном валятся деревья…

С тех пор я почти не бываю в лесу.

Деревья меня сторонятся, и мне с ними невесело. А в глушь меня и подавно не заманишь.

С годами детские воспоминания затуманиваются.

Иногда мне снится горящий лес, и я просыпаюсь в слезах.

– Это просто сон, – утешает меня дядя. – Однажды, совсем малышкой, ты забрела в чащу. Началась гроза… Вспомни что-нибудь хорошее. Засыпай.

И я верю дяде. Он так заботится обо мне… разве можно ему не верить?

Даже лес вторит дяде. «Засыпай…» – шелестят листья на ветру.

Воспоминания понемногу меркнут, пропадают, будто булыжник, канувший на дно глубокого, тёмного колодца. Уходят во тьму призрачных ночных кошмаров.

Прошло четырнадцать лет…

Глава 1. Галфикс

– Вот тебе, глупый икарит!

Я иду через поле с корзиной свежих овощей и душистой зелени и улыбаюсь соседским мальчишкам. Солнце светит и ещё дарит тепло, но прохладный ветерок предупреждает: осень не за горами.

Эммет и Бреннан Гаффни – близнецы-шестилетки с чёрными как смоль волосами, зелёными глазами цвета лесной листвы и едва заметно мерцающей кожей, которой так гордятся маги-гарднерийцы.

Бросив игру, мальчики с надеждой провожают меня глазами. Они устроились прямо на прохладной, залитой солнцем траве посреди разбросанных игрушек.

Среди ярко раскрашенных деревянных фигурок нашлось место всем персонажам нашей истории. На широком плоском камне мальчики выстроили солдатиков в боевом порядке. Мужественные черноволосые гарднерийцы в тёмных мундирах с круглыми серебристыми отметинами готовы к бою – они сжимают в руках острые мечи и волшебные палочки.

Напротив зловеще ухмыляются их извечные противники – демоны-икариты с расправленными во всю ширь крыльями и огненными шарами в ладонях. Фигурки икаритов расставлены неподалёку, на бревне, и мальчишки готовятся поразить их камнями из самодельных катапульт.

Не забыты и второстепенные персонажи: прекрасные девы-гарднерийки с длинными чёрными волосами, злые оборотни-ликаны – наполовину волки, эльфы-змеи в зелёной чешуе и таинственные чародейки народа ву трин. Это герои наших песен и сказаний, знакомые с детства, как разноцветные квадратики лоскутного одеяла.

– Что вы тут делаете? – спрашиваю я мальчишек, бросая взгляд в долину на просторный дом и угодья Гаффни. Обычно Элисс Гаффни не отпускает детей так далеко.

– Мама всё плачет и плачет. – Эммет хмуро втыкает полуволка головой в землю.

– Не рассказывай! – сердится Бреннан. – Папа узнает – отлупит тебя хлыстом! Он велел никому не говорить!

Конечно, Бреннану страшно. У мага Уоррена Гаффни тяжёлый нрав, его побаиваются и супруга, и дети, это всем известно. А исчезновение девятнадцатилетней дочери Сейдж только подлило масла в огонь.

Я снова оглядываюсь на поместье Гаффни с уже привычным беспокойством.

«Где же ты, Сейдж? – грустно вопрошаю я. Она бесследно пропала больше года назад. – Что же с тобой случилось?»

Пытаясь хоть немного утешить близнецов, я со вздохом говорю:

– Ничего, всё в порядке. Посидите пока здесь. А хотите – оставайтесь с нами ужинать.

Приглашению близнецы обрадовались, даже приободрились.

– Поиграй с нами, Эллорен, – просит Бреннан, ухватив край моей юбки.

– Может, попозже, – отвечаю я, взлохмачивая шевелюру Бреннана. – Сам знаешь, мне ещё ужин готовить.

– Мы наступаем, икариты бегут! – восклицает Эммет, бросая камень в фигурки на бревне. Деревянный демон падает и катится по траве. – Смотри, мы им сейчас посбиваем крылья!

Подняв фигурку, я глажу некрашеное основание. Затем закрываю глаза и вижу огромное раскидистое дерево, усыпанное нежными белыми цветами.

Боярышник серебристый. Изысканный материал для детской игрушки.

Я открываю глаза – и картинка мгновенно растворяется в воздухе. На меня оранжевыми глазками смотрит деревянная фигурка. Мне хочется ещё раз увидеть дерево, но я знаю: странному искушению лучше не поддаваться.

Взяв в руки любую деревяшку, я могу закрыть глаза и увидеть, почувствовать до самой глубины души дерево, из которого сделана игрушка или кухонная утварь. Узнать о нём всё до мельчайших подробностей. Я вижу место рождения дерева, чувствую запах плодородной земли у его корней, греюсь в солнечных лучах, скользящих по листьям.

Эти видения – моя тайна.

Дядя Эдвин давно мне объяснил, почему о них не стоит рассказывать. Такая странная связь с деревьями похожа на отголосок слишком близкого родства с феями, а о подобных вещах лучше помалкивать. Мы – гарднерийцы, чистокровная раса, а в моём роду к тому же течёт кровь самых сильных магов.

Однако иногда мне лезут в голову всякие мысли… Если наша кровь так чиста, откуда у меня эти странные видения?

– Осторожнее с игрушками, – мягко напоминаю я мальчишкам и, стряхнув воспоминания о дереве, кладу игрушку на траву.

Вскоре я подхожу к домику, в котором мы, два моих брата и я, живём с дядей Эдвином, и звуки битвы постепенно затихают вдали. За полем у конюшен что-то стоит. Приглядевшись, я вздрагиваю от неожиданности.

Это большая, красивая карета с искусно выписанной на двери золотистой буквой «М» – знаком Совета магов.

Рядом расположилась охрана – четыре воина, копии деревянных игрушек, присели пообедать. Ремни портупеи туго обхватывают их чёрные мундиры с серебристыми кругами на груди, мечи и волшебные палочки надёжно упрятаны в ножны на боку.

В карете, скорее всего, приехала моя тётя – больше некому. Тётя состоит в Высшем совете магов и всегда путешествует с вооружённой до зубов охраной.

Я взволнованно ускоряю шаг. Уж если моя могущественная тётушка отправилась в далёкий и всеми забытый Галфикс, значит, в Эртии случилось что-то из ряда вон. В последний раз мы встречались с тётей Вивиан, когда мне исполнилось пять лет.

Мы тогда жили в Валгарде, шумном портовом городе, столице Гарднерии. Но и там мы виделись очень редко.

Однажды тётя зашла в дядин музыкальный магазинчик, где продавали скрипки.

– Ты проверил детей? – как бы между прочим спросила она, устремив на дядю острый, холодный взгляд. – Проверил их магические способности?

Я помню, как вцепилась в полы дядиной куртки и спряталась за его спиной. Элегантная тётушка внушала мне бесконечное восхищение.

– Конечно проверил, Вивиан, – запинаясь ответил сестре дядя Эдвин. – И не раз.

Я с удивлением взглянула на дядю, не припоминая ничего подобного. К тому времени я уже знала, что у всех детей в Гарднерии ищут способности к магии.

– И что ты обнаружил? – требовательно спросила тётя.

– У Рейфа и Эллорен магических сил нет, – ответил дядя, закрыв меня от тёти Вивиан. – А вот у Тристана… кое-что есть.

– Ты уверен?

– Да, Вивиан, никаких сомнений.

С тех пор тётя время от времени заходила к нам.

Однако вскоре городская жизнь дяде опротивела, и однажды мы вдруг снялись с места и переехали в крошечный Галфикс, забытый городишко на северо-восточной границе Гарднерии. Далеко-далеко, посреди бескрайних лесов и полей.

У самого дома я застываю столбом. Из окна кухни доносятся голоса. Говорят обо мне.

– Пойми, Эдвин, Эллорен уже не ребёнок.

Я осторожно опускаю на землю корзину с овощами и бесшумно усаживаюсь под окном.

– Для обручения она слишком молода. – Дядя старается говорить уверенно, но его голос дрожит.

Обручение? У меня перехватывает дыхание. Я знаю, что мои ровесницы в столице и больших городах Гарднерии уже обручены, на всю жизнь связаны магией с выбранными для них юношами. Но мы здесь, в долине среди высоких гор, далеки от столичной жизни. Из всех моих знакомых обручилась лишь Сейдж… обручилась – и пропала.

– Семнадцать лет – самый подходящий возраст, таковы наши обычаи. – В голосе тёти сквозит раздражение.

– Не надо кивать на обычаи, – уже увереннее отвечает дядя. – Эллорен слишком рано об этом думать. Откуда ей знать, чего она хочет? Она ничего не видела в жизни…

– Не видела. Из-за тебя!

Дядя пытается протестовать, но тётя не даёт ему вставить и слова.

– Хватит, Эдвин! Ты прекрасно знаешь, что случилось с Сейдж Гаффни. Мы не можем допустить подобного в нашей семье. Я заберу Эллорен с собой и представлю её самым достойным женихам. А после обручения устрою её помощницей при Совете магов. Пришло время серьёзно задуматься о будущем девочки.

– Я очень серьёзно отношусь к будущему Эллорен, но считаю, что она слишком молода… а ты хочешь всё решить за неё.

– Эдвин. – В голосе тёти звенят стальные нотки. – Ты не оставляешь мне выбора. Я обойдусь и без твоего согласия.

– Не забывай, Вивиан, – дядя сдаваться не намерен, – старший мужчина в семье – я, и последнее слово о будущем Эллорен за мной. А после моей смерти решать будет Рейф, но никак не ты.

Я удивлённо вскидываю брови. Если в ход пошли такие доводы, дело плохо. Дядя частенько брюзжит, что законы Гарднерии несправедливы к женщинам, и он прав. У женщин волшебная сила просыпается нечасто, моя бабушка – на редкость сильная чародейка – была исключением. Почти все маги в Гарднерии мужчины, волшебная сила переходит по наследству от отца к сыну. Поэтому государством у нас правят мужчины, они же главенствуют и в семьях.

Дядя Эдвин уверен, что мужчинам дано слишком много власти: женщина может получить волшебную палочку только с одобрения Совета магов, все решения в семье принимает старший из мужчин, а должность верховного мага может занимать только мужчина. Но больше всего дяде не нравится, когда девушек заставляют проходить обряд магического обручения в совсем юном возрасте, и с каждым годом всё раньше и раньше.

– Не вечно же ты будешь её оберегать, – настаивает тётя. – Достойных юношей не так-то много, а тебя однажды не станет – и что тогда?

– Эллорен уже взрослая. Она сама выберет свою дорогу.

Тётя даже не пытается сдержать смех. Как красиво звучит её голос – будто перезвон хрустально-прозрачных струй водопада. Вот бы мне такой смех!

– И каким, интересно, образом она «выберет свою дорогу»?

– Я решил отправить Эллорен в университет.

От неожиданности я безотчётно набираю полную грудь воздуха и застываю как каменная, не в силах ни выдохнуть, ни пошевелиться. В доме тишина, вероятно, тётя поражена не меньше моего.

Я поеду в университет Верпакс. Вместе с братьями. В другую страну! О таком счастье я и не мечтала.

– В университет? Но зачем? – в ужасе выдыхает наконец тётя.

– Пусть учится аптекарскому делу.

Вот это да! Я готова броситься в пляс от счастья! Я давно перечитала все книги в нашей маленькой библиотеке, выучила всё, что могла, о травах из нашего сада. Как я завидовала Тристану и Рейфу… им-то давно разрешили учиться у настоящих мастеров.

Университет Верпакс. В неугомонной столице Верпасии. Сколько я слышала об университетских лабораториях и теплицах! О легендарной библиотеке «Гарднериан Атенеум», где книг столько, что не перечитать за всю жизнь! Верпасия лежит на перекрёстке торговых путей, всевозможные товары – среди них аптекарское сырьё и инструменты – стекаются туда со всех сторон света.

И всё это я увижу собственными глазами! У меня идёт кругом голова.

– Ну что ты, Вивиан, – утешает её дядя. – Успокойся. Аптекарей уважают. Это подходящая профессия для женщины, да и Эллорен с удовольствием проводит время за книгами. Аптекарское дело подойдёт ей куда больше, чем любое занятие в Совете магов. Эллорен любит свой сад, растит травы, сама смешивает снадобья. И у неё очень неплохо выходит.

В доме по-прежнему тихо.

– Ты не оставляешь мне выбора, – резко отвечает наконец тётя. – До обручения Эллорен я не дам ни гильдера на её учебу в университете.

– Я предвидел такой поворот, – холодно отзывается дядя. – И уже обо всём договорился. Эллорен будет работать на кухне, там же, в университете. За учёбу она заплатит сама.

– Это неслыханно! – Тётя едва не срывается на крик. – Можно подумать, ты растишь невежественных кельтов! Какой позор! Ты забыл, кто мы такие, Эдвин? Девушки-гарднерийки, да ещё такого высокого происхождения, на кухне не работают! Там место урискам, кельтам, кому угодно – только не Эллорен. Да её засмеют!

В спину мне врезается что-то большое и мягкое, и я подскакиваю от неожиданности. Это Рейф, мой старший брат. Он уже плюхнулся рядом и широко улыбается.

– Что, испугалась?

Рейф – высокий, широкоплечий великан, а передвигается бесшумно, как кот. Он выучился охотничьим повадкам, когда бродил по лесам и полям, выслеживая дичь. Он и сейчас только возвращается с охоты. На одном плече – лук и колчан со стрелами, на другом – добыча, болтающийся вниз головой дикий гусь.

Метнув на брата грозный взгляд, я прижимаю палец к губам, умоляя его помолчать. В доме возобновляется спор о моём обручении.

Рейф прислушивается, с любопытством вытянув шею.

– Ах, – дурашливо шепчет он, дружески толкнув меня плечом. – Как романтично!

– Ты пропустил самое интересное, – шепчу я в ответ. – Недавно обсуждали, как мы будем жить, когда ты станешь моим господином и повелителем после смерти дяди Эдвина.

– Я введу жесточайшие правила, – фыркает Рейф. – Будешь исполнять за меня все домашние обязанности. И мыть посуду!

Я чуть не прыскаю со смеху.

– А ещё я велю тебе обручиться с Гаретом, – не унимается он.

Разинув от удивления рот и распахнув глаза, я молча смотрю на брата. С Гаретом мы дружим с детства, он мне как брат. Обручиться с Гаретом? Ну уж нет!

– А что? – смеётся Рейф. – Не худший выбор. – Бросив взгляд мне за спину, он вдруг широко улыбается: – Смотрите, кто пришел! Гарет, Тристан, привет!

К нам действительно направляются Тристан и Гарет. Когда наши с Гаретом взгляды встречаются, он заливается краской и смотрит на меня покорно и застенчиво.

Неприятно получилось. Он наверняка слышал подтрунивание Рейфа.

Гарету недавно исполнилось двадцать лет. Это высокий, широкоплечий парень. У него такие же тёмно-зелёные глаза и чёрные волосы, как у всех в Гарднерии. Вот только в чёрных как смоль волосах Гарета поблёскивают серебристые пряди. У гарднерийцев такое встречается редко, некоторые даже считают это признаком смешения кровей.

Как только не дразнили Гарета в детстве! И монгрелом, и эльфхолленом, и отродьем фей. Стоически не обращая внимания на грубости, Гарет часто уходил в море с отцом, капитаном корабля, или прятался здесь, у нас.

Мои щёки розовеют от смущения. Я люблю Гарета, но как брата. И уж точно не собираюсь с ним обручаться.

– Что вы тут делаете? – растерянно глядя на нас с Рейфом, спрашивает Тристан.

– Подслушиваем, – весело шепчет в ответ Рейф.

– Зачем?

– Там обсуждают обручение Рен. Ей уже скоро…

– Ничего подобного, – недовольно перебиваю я Рейфа, но не поделиться захлестнувшей меня радостью выше моих сил. – Я еду в университет! – с улыбкой сообщаю я.

– Это шутка? – Тристан явно не верит своим ушам.

– Нет, не шутка, – добродушно подтверждает Рейф.

Тристан одобрительно кивает. Мой младший брат – тихоня, прилежный ученик – обожает университет. Из нас троих только Тристан владеет магией, а ещё он мастерит прекрасные луки и стрелы. В свои шестнадцать лет он уже получил приглашение в гильдию оружейников Гарднерии и прошёл обучение в войсках.

– Здо́рово, Рен. Будем вместе обедать, – улыбается Тристан.

Рейф притворно сердито шикает на Тристана и показывает на окно.

Младший брат послушно съёживается рядом с нами, Гарет тоже неловко опускается на траву.

– Так нельзя, Эдвин. Как можно отправить девушку в университет, не обручив её с достойным человеком? – Однако голос тёти звучит уже не так уверенно.

– Но почему? – не уступает дядя. – Рейф и Тристан не обручены – и прекрасно учатся. К тому же Эллорен не какая-нибудь глупышка.

– Сейдж Гаффни тоже никто не назвал бы глупышкой, – сурово напоминает тётя. – Сейчас в университет принимают всех подряд: и кельтов, и эльфхолленов… В этом году взяли даже двоих икаритов. Представь себе, Эдвин, – икаритов!

Невероятно! Демоны-икариты?! В университете?! Кто их пустил? Простаки кельты и эльфхоллены – ещё ладно, но икариты?! Я встревоженно оглядываюсь на Рейфа, но брат лишь пожимает в ответ плечами.

– А всё из-за того, что в Совете Верпасии собрались одни полукровки. – В голосе тёти звучит отвращение. – Равно как и в администрации университета. Они призывают к невероятному, безумному объединению всех рас, что, честно говоря, просто опасно. Как только Маркус Фогель займёт пост верховного мага, он наведёт порядок.

– Если займёт… – быстро поправляет её дядя. – Что, если выиграет не Фогель?

– Он выиграет, – злорадно отвечает тётя. – У него отличная поддержка.

– Не понимаю, какое отношение всё это имеет к Эллорен, – прерывает её политические разглагольствования дядя.

– Самое прямое! Что, если она увлечётся неизвестно кем, вступит в союз, который разрушит её будущее, и бросит тень на всю семью?! Будь Эллорен обручена, как многие её ровесницы, я бы не возражала против учёбы в университете…

– Вивиан, всё решено, – настойчиво напоминает дядя. – И я не передумаю.

Молчание.

– Хорошо. – Тётя неодобрительно вздыхает. – Переубедить тебя, как я вижу, не удастся. Но позволь Эллорен провести хотя бы неделю со мной, а потом ехать в университет. Валгард как раз по пути.

– Ладно, согласен, – устало сдаётся дядя.

– Рада, что мы договорились, – довольно отзывается тётя. – А теперь, дорогая племянница и племянники, хватит прятаться под окном. Вылезайте и заходите в дом, я буду очень рада всех вас увидеть!

Гарет, Тристан и я вздрагиваем от неожиданности.

Рейф ухмыляется, лукаво подняв брови.

Глава 2. Тётя Вивиан

Близнецы Гаффни влетают передо мной в дом и спешат на кухню. Оттуда доносятся радостные голоса и смех.

Стоя ко мне спиной, тётя приветливо целует Рейфа в обе щеки. Дядя пожимает руку Гарету, а близнецы скачут вокруг Тристана и протягивают ему деревянных солдатиков.

Тётя наконец выпускает Рейфа из объятий, затем во всеуслышание сообщает, как он вырос, и грациозно поворачивается ко мне.

Широко распахнув глаза, тётя впивается в меня взглядом и застывает на месте, словно встретив призрак.

Глядя на тётю, постепенно умолкают и все остальные. На лицах братьев и Гарета написано недоумение, а вот дядя Эдвин ничуть не удивлён. Он лишь переводит мрачный, беспокойный взгляд с меня на тётю и обратно.

– Эллорен, – взволнованно приветствует меня тётя Вивиан, – как ты похожа на свою бабушку! Не отличить!

Это очень приятный комплимент, тётиным словам хочется верить. Моя бабушка обладала не только невероятной магической силой, но и красотой, о которой слагали легенды.

– Спасибо, – смущённо благодарю я.

Тётя Вивиан окидывает взглядом моё простенькое платье из домотканой материи.

Сложно вообразить более неуместные декорации для тётушки, чем наша крохотная кухня с видавшим виды старым буфетом, кипящими на плите чугунками и пучками сухих трав, свисающими с потолка.

Тётя Вивиан сейчас напоминает изысканный портрет, по недосмотру оставленный на прилавке зеленщика.

Я жадно рассматриваю тётин наряд – удлинённую облегающую блузку и длинную тёмную шёлковую юбку с изысканными узорами виноградной лозы. Именно так должна выглядеть настоящая гарднерийка: густые чёрные волосы до пояса, тёмно-зелёные глаза и причудливые знаки магического обручения на руках.

Рядом с тётей я особенно остро ощущаю себя неухоженной. Мне семнадцать лет, я высокая и довольно стройная, у меня чёрные волосы и зелёные глаза цвета молодой листвы, но на этом наше сходство заканчивается. На мне бесформенная коричневая блузка и длинная юбка, лицо не накрашено (у меня вообще нет косметики), волосы стянуты на затылке в не слишком аккуратный пучок, а скулы и подбородок чересчур острые, даже угловатые, в противоположность нежным чертам тётушкиного лица.

Тётя Вивиан стремительно шагает вперёд и заключает меня в объятия. Похоже, мой вид её не сильно разочаровывает. Расцеловав меня в обе щеки, она снова окидывает меня пристальным, изучающим взглядом.

– Невероятно… Как ты на неё похожа! – восхищённо говорит она. – Жаль, что ты её совсем не знала, Эллорен, – задумчиво добавляет тётя.

– Мне тоже жаль, – уже не так растерянно отвечаю я.

В глазах тёти Вивиан блестят невыплаканные слёзы.

– Она была величайшей среди магов. Мы все ею гордимся.

Дядя неслышно обходит кухню, ставит на стол тарелки и чашки. Посуда в его руках позвякивает чуть громче обычного. Он почему-то отводит глаза, словно не хочет встречаться со мной взглядом. Гарет вообще будто прирос к полу. Он стоит возле плиты и, сложив на груди сильные руки, неотрывно смотрит на нас с тётей.

– Вы, наверное, устали с дороги, – взволнованно обращаюсь я к высокопоставленной родственнице. – Присядьте, отдохните. Сейчас я подам чай и печенье.

Пока я расставляю угощение, тётя Вивиан усаживается за стол вместе с Рейфом и Тристаном. Дядя Эдвин разливает чай.

– Эллорен, – обращается ко мне тётя, отпив чаю. – Я знаю, что ты слышала наш разговор. Даже хорошо, что слышала… Что ты думаешь об обручении?

– Послушай, Вивиан, – встревает дядя, едва не уронив чайник. – Не надо об этом. Я сказал, и не раз. Решение принято.

– Конечно, Эдвин, я всё помню, но давай послушаем Эллорен. Что в этом такого? Ты ведь знаешь, Эллорен, что большинство девушек в семнадцать лет уже обручены. Что ты на это скажешь?

Кровь приливает к моим щекам, и я неуверенно выдавливаю ответ:

– Я… мы об этом почти не говорили.

Везёт же братьям, играют себе с близнецами в солдатики на другом конце стола! А почему, собственно, мы говорим обо мне? Рейф старше. Ему уже девятнадцать!

– Что ж… – бросив недовольный взгляд на дядю, отвечает тётя Вивиан, – пришла пора поговорить. Ты уже слышала, что завтра я забираю тебя с собой. Поживёшь у меня, я расскажу тебе всё, что знаю о магическом обручении и об учёбе. Закажем тебе в Валгарде новый гардероб. А потом твои братья заедут к нам на денёк-другой по дороге в университет. Ты не против?

Мы уезжаем завтра! Сначала в Валгард, а оттуда – в университет! При мысли о том, что тихий, неприметный Галфикс останется позади, меня охватывает радостное волнение. Дядя встревоженно смотрит перед собой, крепко сжав губы.

– Я буду очень рада поехать с вами, тётя Вивиан, – вежливо отвечаю я, изо всех сил стараясь сдержать ликование.

Гарет предупреждающе смотрит на меня, и я вопросительно склоняю голову к плечу.

Заметив наше переглядывание, тётя оборачивается к Гарету.

– Гарет, – любезно произносит она, слегка прищурив зелёные глаза. – Я имела честь работать с твоим отцом, прежде чем он ушёл на пенсию с должности главы морской гильдии.

– Он не ушёл на пенсию, – натянуто поправляет её упрямый Гарет. – Его заставили подать в отставку.

На кухне воцаряется тишина. Даже близнецы умолкают, почувствовав всеобщее напряжение. Поймав взгляд Гарета, дядя незаметно качает головой, будто предостерегая от необдуманных слов.

– Ты очень откровенен в своих суждениях, – всё с той же любезной улыбкой отвечает тётя. – Пожалуй, оставим разговоры о политике более образованным согражданам.

– Мне пора, – отрывисто объявляет Гарет и поворачивается ко мне: – Рен, я зайду навестить тебя в Валгарде. Прогуляемся на яхте.

Тётя не сводит с меня глаз. Представляю, что она думает о нас с Гаретом. Я понимаю, что надо ответить сдержанно, но при этом не обидеть друга.

– Хорошо, Гарет. Увидимся. Не знаю, будет ли у меня время для прогулок.

Метнув на прощание раздосадованный взгляд на нашу гостью, Гарет поднимается из-за стола.

– Ничего, Рен. Может, зайдёшь на минутку к моим родителям? Отец будет очень рад.

Тётя невозмутимо пьёт чай, но краешек её губ вздрагивает при упоминании отца Гарета.

– Я бы с удовольствием, – осторожно отвечаю я. – Мы так давно не виделись.

– Ну, я пошёл, – сухо прощается Гарет.

Рейф поднимается проводить друга, скрипнув ножками старого стула по грубым доскам пола.

Тристан тоже встаёт из-за стола. За ним торопятся близнецы и дядя. Кухня быстро пустеет. Теперь за столом только мы с тётей.

Она непринуждённо пьёт чай, то и дело бросая на меня пронзительные взгляды, словно хочет лучше изучить.

– Похоже, дорогая, ты нравишься Гарету, – задумчиво произносит тётя Вивиан.

– Нет… всё не так, – сбивчиво пытаюсь объяснить я, при этом чувствуя, как у меня начинают гореть щёки. – Мы просто друзья.

Тётя грациозно наклоняется ко мне и накрывает мою ладонь своей.

– Ты уже не дитя, Эллорен. Твоё будущее всё больше и больше зависит от того, с кем ты общаешься. – Одарив меня многозначительным взглядом, тётя откидывается на спинку стула и с облегчением добавляет: – Как я рада, что твой дядя наконец-то взялся за ум и отпустил тебя со мной. Жду не дождусь, когда я познакомлю тебя с достойными молодыми людьми.

После ужина я несу остатки еды свиньям в хлев. Дни становятся всё короче, тени – длиннее, холод гонит прочь летнее тепло, а солнце больше не в силах давать ему отпор.

При свете дня учёба в университете казалась мне весёлым приключением, но теперь, в медленно надвигающихся сумерках, меня охватывает необъяснимый страх. Конечно, я мечтаю увидеть мир, но в то же время люблю тихую жизнь с дядей в приграничном городке, где я выращиваю травы, ухаживаю за животными, готовлю простые снадобья, помогаю делать скрипки, читаю, шью.

Здесь так тихо. Так безопасно.

Я беспокойно вглядываюсь в даль: вот сад, где играли близнецы, вот просторный дом и владения Гаффни, а дальше – нетронутые земли и горы, которые на закате бросают на долину тень.

И конечно же лес, глухой, дремучий лес.

Над пустынными землями парят странные белые птицы с необъятными переливчатыми крыльями. Раньше я таких не видела.

Прищурившись, я слежу за птицами, и вдруг меня охватывает предчувствие надвигающейся беды. Даже земля дрожит у меня под ногами.

На мгновение я забываю о прижатой к бедру корзине с кормом для свиней, и несколько крупных картофелин с глухим стуком падают из неё на землю. Я поднимаю их и возвращаю в корзину.

Выпрямившись, я снова смотрю вдаль, напрасно отыскивая взглядом белых птиц – их больше нет.

Глава 3. Прощание

Поздним вечером при тусклом свете небольшой лампы в спальне я собираюсь в дорогу. Моя рука то и дело оказывается в тени. Я отвлекаюсь и зачарованно смотрю на неё.

Моя кожа, как у всех гарднерийцев, слегка мерцает в темноте. Мы – Первые Дети. Так Древнейший отметил законных хозяев Эртии.

По крайней мере, именно так сказано в нашей священной «Книге древних».

Дорожный сундук – подарок тёти Вивиан – стоит на кровати. Мне вдруг приходит в голову, что с тех пор, как мы с братьями перебрались к дяде после гибели родителей в Войне миров, я никогда не расставалась с опекуном дольше, чем на день. Кровавая война шла целых тринадцать лет. В последней битве погибла моя бабушка. Избежать войны было невозможно. Вначале осаждённая со всех сторон Гарднерия подвергалась жестоким набегам и грабежам, однако к моменту подписания мирного договора заключила союз с альфсигрскими эльфами, и её территории увеличились почти в десять раз. Таким образом, Гарднерия стала самым сильным из воюющих государств.

И всё благодаря моей бабушке – Чёрной Ведьме.

Родителей я почти не помню. Отца звали Вейл, он занимал важный пост в армии, а маму – Тессла. Она отправилась его навестить как раз перед наступлением кельтов. Мама и папа сражались бок о бок, но в итоге погибли, и вскоре дядя забрал нас к себе.

Изабель, моя белая кошка, запрыгивает в сундук и запускает коготки в лоскутное одеяло, которое мама сшила незадолго до моего рождения. Укрываясь им, я будто слышу, как мама поёт мне колыбельную, и почти чувствую её объятия, и тогда, даже в самые грустные дни, на меня нисходит покой.

Мама словно вплела в мягкую ткань ярких лоскутков свою любовь.

Рядом с сундуком – мой аптекарский ящик, внутри ровно уложены склянки, инструменты, готовые снадобья. Страсть к лекарственным растениям я унаследовала от матери. Она была талантливым аптекарем, даже прославилась, составляя рецепты уникальных эликсиров и укрепляющих настоек.

Готова к поездке и скрипка. В изгибах её янтарного корпуса отражается мягкий свет лампы, и я нежно провожу рукой по гладкой поверхности.

Скрипку я сделала сама и просто не в силах с ней расстаться. Вообще-то мне не положено знать, как получаются такие инструменты. В Гарднерии женщинам запрещено вступать в гильдии музыкальных мастеров. Дядя долго отказывался брать меня в ученицы, но со временем заметил мои способности к музыке и сдался.

Я очень люблю делать скрипки. Мне всегда хотелось дотронуться до древесины, почувствовать её спокойную силу. По небольшому бруску или дощечке я могу определить вид дерева, его состояние, представить, как будет звучать музыкальный инструмент из такой древесины. Бывает, я засиживаюсь в мастерской допоздна, с упоением вырезаю, чищу и шлифую детали, придаю сырому дереву изящные формы.

Иногда, долгими зимними вечерами, сидя у камина, мы с дядей играем на скрипках.

Мои размышления прерывает вежливый стук, и, повернувшись, я вижу в дверном проёме дядю Эдвина.

– Не помешаю?

В тусклом тёплом свете лампы дядино лицо выглядит мягче и добрее обычного. Однако в его голосе проскальзывают беспокойные нотки.

– Нет конечно, – тут же отвечаю я. – Я почти закончила.

– Я зайду на минутку? – неуверенно спрашивает он.

Я киваю и сажусь на кровать – без привычного лоскутного одеяла она кажется чужой. Дядя усаживается рядом.

– Ты, наверное, не знаешь, что и думать, – произносит дядя. – Несколько месяцев назад твоя тётя предупредила, что собирается нас навестить и поговорить о твоём будущем. Тогда-то я и написал в университет. Так, на всякий случай. Я давно знал, что Вивиан однажды явится за тобой, но надеялся, что не раньше, чем через пару лет.

– Но почему?

Меня гложет любопытство. Почему тётя Вивиан так заинтересовалась мной и почему дядю Эдвина это так тревожит?

Дядя нервно сплетает пальцы.

– Потому что я боюсь, что будущее, которое подготовила для тебя Вивиан, не принесёт тебе счастья. – Помолчав, дядя вздыхает: – Ты ведь знаешь, Эллорен, ты и мальчики мне как родные.

Я молча кладу голову дяде на плечо. Его шерстяной жилет покалывает щёку. Дядя обнимает меня, щекоча жёсткой бородой.

– Я заботился о вас, старался защитить, – продолжает он. – Будь живы твои родители, они бы меня поняли.

– Я тоже люблю тебя, дядя Эдвин, – хрипло отвечаю я. У меня на глаза наворачиваются слёзы.

Как давно я мечтала уехать… но теперь вдруг отчётливо понимаю, что долго, очень долго не увижу дядю и мой любимый дом. Может быть, до самой весны.

– Ну, ну, ты что это вдруг? – Дядя успокаивающе гладит меня по плечу.

– Просто… всё так внезапно. – Я смахиваю слёзы. – Я хочу поехать, но… я буду скучать по тебе. И по Изабель.

Изабель прыгает ко мне на колени и мурлычет, утешая на свой лад.

Как не хочется чувствовать себя одинокой вдали от дома.

– Ну, будет тебе. – Дядя крепко обнимает меня. – Не плачь. Я присмотрю за Изабель, а ты скоро вернёшься и расскажешь нам о своих приключениях.

Я вытираю слёзы и отодвигаюсь, чтобы взглянуть дяде в глаза. Не понимаю, почему всё так вдруг, так срочно. Дядя всегда противился моему отъезду, хотел, чтобы я жила дома. Почему он отпускает меня сейчас?

В ответ на мой немой вопрос дядя грустно вздыхает:

– Вивиан не заставит тебя обручиться, пока мы с Рейфом против. Но она может настоять на выборе профессии, если я не скажу своё слово первым. Поэтому я поднял старые связи на аптекарском факультете и нашёл тебе место в университете.

– А почему ты не хочешь, чтобы я училась при Верховном совете магов, как предложила тётя Вивиан?

– Это не для тебя, – качает головой дядя. – Тебе нужна более… – он колеблется, подбирая слова, – более мирная профессия.

Пристально глядя на меня, он будто пытается передать мне тайные надежды и предупредить об опасностях, а потом наклоняется и гладит Изабель. Кошка трётся головой о его руку и благодарно мурлычет.

Я молча смотрю на дядю, пытаясь разгадать его мысли.

– Если спросят, – добавляет он, не сводя глаз с кошки, – я давно всё проверил, ты не владеешь магией.

– Знаю, но… я этого не помню.

– Конечно не помнишь, – беспечно отвечает дядя Эдвин, почёсывая Изабель за ушком. – Ты была совсем маленькой и ничего не запомнила – ведь у тебя нет волшебного дара.

Из нас троих магические способности есть только у Тристана. В отличие от большинства гарднерийцев, которые совсем не разбираются в магии или имеют очень поверхностные о ней представления, Тристану подвластна действительно мощная сила. Он изучал магию оружия, особенно опасную ветвь волшебства. Дядя не разрешает приносить домой волшебные палочки и книги заклинаний, потому брат так и не смог показать мне, на что способен.

Пристально глядя мне в глаза, дядя Эдвин вдруг с необычной настойчивостью произносит:

– Эллорен, пообещай, что не оставишь университет и не перейдёшь на учёбу в Совет магов, как бы Вивиан ни старалась тебя переубедить.

Не понимаю, к чему такие сложности? Я всегда хотела быть аптекарем, как мама, и никогда не собиралась учиться при правящем Совете. Я согласно киваю.

– А если со мной что-то случится, ты сначала окончишь учёбу и только потом обручишься.

– Но с тобой ничего не случится!

– Нет конечно, – улыбается дядя. – Просто пообещай… на всякий случай.

У меня в душе поднимается уже знакомая тревожная волна. Дяде давно нездоровится, он быстро устаёт, у него болят суставы, а временами ему тяжело дышать. Нам с братьями очень страшно говорить об этом. Дядя давно заменил нам родителей, так давно, что отца и маму мы почти не помним и упорно гоним мысли о том, что дядя не вечен.

– Хорошо, – киваю я. – Я подожду. Даю слово.

Лицо дяди Эдвина немного проясняется. Одобрительно похлопав меня по плечу, он поднимается под хруст суставов.

– Поезжай в университет, – положив ладонь мне на голову, ласково говорит он. – Изучи аптекарское дело. Потом возвращайся в Галфикс и открой у нас настоящую аптеку.

Холодное, липкое беспокойство понемногу отступает.

Да будет так. И возможно, где-нибудь я встречу юношу, с которым решу обручиться. Быть может, мы вместе поселимся здесь, в Галфиксе.

– Я так и сделаю, – с новыми силами обещаю я.

Всё слишком внезапно и неожиданно – но разве не об этом я так долго мечтала? Всё будет хорошо.

– Ложись спать, – советует дядя. – У тебя впереди долгая дорога.

– До завтра.

– Спокойной ночи.

Уже в дверях дядя улыбается мне и уходит. Я молча смотрю ему вслед.

Глава 4. Белый жезл

Я просыпаюсь от громкого стука в окно, подскакиваю на кровати и застываю на месте, увидев на дереве огромную белую птицу. Она смотрит мне прямо в глаза.

Вчера на закате такие птицы парили в предгорьях.

В голубоватых предрассветных сумерках её крылья белеют, как у призрака.

Медленно выскользнув из постели, я направляюсь к окну, стараясь не спугнуть удивительную гостью. Однако, стоит мне коснуться пола, птица бесшумно расправляет великолепные крылья и исчезает из виду. Я в изумлении бросаюсь к окну.

Птица снова ловит мой взгляд, будто приглашая за собой.

Она ждёт меня за полем, возле длинного забора, который отделяет наши земли от угодий Гаффни.

Одевшись на скорую руку, я выбегаю из дома. Снаружи всё окутано причудливым голубоватым светом, поэтому знакомый пейзаж кажется воздушным, невесомым и чужим.

Птица всё так же пристально смотрит на меня.

Ступая, будто во сне, в предрассветной мгле, я направляюсь к ней.

И вот я рядом, но птица снова взлетает. Она летит над садом туда, где забор исчезает в густых кустах.

У меня по спине бегут мурашки, но я упрямо следую за белой гостьей. Похоже, мы играем в прятки. За поворотом открывается небольшая поляна. Обежав её взглядом, я в страхе подпрыгиваю и едва не срываюсь с места.

Белая птица, выманившая меня из дома, сидит на длинной ветке дерева рядом с двумя такими же. Под деревом виднеется призрачная фигура в длинном чёрном плаще. Лицо скрыто под большим капюшоном.

– Эллорен! – Знакомый голос… Вот уж неожиданная встреча!

– Сейдж?

От радости и испуга моё сердце бешено колотится.

У забора стоит Сейдж Гаффни, старшая дочь нашего соседа.

Я осторожно подхожу к неподвижной фигуре, ни на мгновение не забывая о птицах. Белые создания следят за каждым моим шагом. Постепенно в голубоватой предутренней дымке я со страхом различаю её исхудалое испуганное личико. Сейдж – дочь одного из самых состоятельных землевладельцев Гарднерии – всегда была симпатичной, круглолицей девушкой, училась в университете. Повинуясь воле религиозных родителей, Сейдж в тринадцать лет обручилась с Тобиасом Вассилисом, отпрыском уважаемой семьи. У неё было всё, о чём только может мечтать гарднерийка.

Однако, проучившись в университете всего месяц или два, Сейдж исчезла. Прошло уже больше года, а родственники по-прежнему её разыскивали. Но тщетно.

И вот она здесь, будто восставшая из могилы.

– Тише, Эллорен, – обрывает она мой лепет, настороженно оглядываясь. Сейдж держится как натянутая струна, в любую секунду готовая сорваться и убежать. За плечами у неё большой дорожный мешок. Под чёрным плащом что-то шевелится. Сейдж явно что-то прячет.

– Что у тебя там? – любопытствую я.

– Мой сын, – отвечает Сейдж, упрямо вздёрнув подбородок.

– У вас с Тобиасом родился сын?

– Нет, – нетерпеливо поправляет она, – его отец не Тобиас. – Это имя она произносит с таким отвращением, что я вздрагиваю. Ребёнка Сейдж по-прежнему держит под плащом.

– Чем тебе помочь, Сейдж? – тихо спрашиваю я, чтобы не напугать её ещё сильнее.

– Мне нужно кое-что тебе отдать, – шёпотом отвечает она. Дрожащими руками она вынимает из складок плаща и протягивает мне длинную белую волшебную палочку с искусно вырезанной рукояткой. Заострённый конец белеет, как крылья птиц у нас над головой. Я невольно перевожу взгляд на руку Сейдж.

Тонкое девичье запястье исчерчено узкими кровавыми отметинами, будто от ударов хлыста.

– О Древнейший! Что с тобой сделали? – в ужасе всхлипываю я.

В глазах Сейдж мелькает отчаяние, но его тут же сменяет твёрдость. Её губы складываются в горькую усмешку.

– Я изменила обручению, – свистящим шёпотом отвечает она.

Конечно, я слышала, что за измену магическому обручению карают очень строго, но увидеть это своими глазами…

– Эллорен, – умоляет перепуганная Сейдж, настойчиво протягивая мне волшебную палочку. – Прошу тебя! У нас мало времени! Я пришла отдать её тебе. Она хочет оказаться в твоих руках.

– Как это – она хочет? – удивлённо переспрашиваю я. – Сейдж, откуда у тебя эта палочка?

– Возьми! – требует она. – В ней заключена особая сила. Она не должна достаться им!

– Кому?

– Гарднерийцам!

Я только недоверчиво вздыхаю:

– Сейдж, мы с тобой тоже гарднерийцы.

– Прошу тебя, – молит она. – Возьми!

– Ох, Сейдж, – качаю я головой. – Зачем мне палочка? Я не владею магией…

– Это не важно! Они хотят, чтобы палочка была у тебя! – Не унимается Сейдж, показывая куда-то вверх.

– Птицы?

– Это не просто птицы. Это стражи. Они приходят во времена великой тьмы.

Бессмыслица какая-то.

– Сейдж, пойдём к нам, – как можно мягче прошу я. – Расскажем всё дяде…

– Нет! – вскрикивает она, съёжившись и отступая на шаг. – Послушай меня! Палочка хочет к тебе в руки! Это Белый Жезл, Эллорен, – в отчаянии выпаливает она.

– Ох, Сейдж, это всё детские сказки, – с жалостью отвечаю я.

Каждый ребёнок в Гарднерии слышал притчу о борьбе Добра и Зла. Белый Жезл противостоит Тёмному. Белый, олицетворение сил добра, приходит на помощь угнетённым. В стародавние времена гарднерийцы шли с ним в битву против демонов, вооружённых Тёмным Жезлом.

– Это не сказка, – скрипнув зубами, яростно втолковывает мне Сейдж. – Это правда! Это настоящий Белый Жезл, тот самый!

Она поднимает палочку повыше и снова протягивает её мне.

Похоже, Сейдж лишилась рассудка. Нужно хоть немного её успокоить. Поддавшись на уговоры, я беру волшебную палочку в руки.

Светлая древесина, из которой вырезана рукоятка, удобно ложится в ладонь, и я осторожно прячу подарок в длинный узкий карман плаща.

Странно, я, кажется, впервые не вижу, из какого дерева сделана палочка. Сейдж с облегчением смотрит на меня, словно сбросила с плеч непосильную ношу.

Вдалеке, у самой кромки заброшенных земель, что-то мелькает. Двое всадников в чёрном появляются и пропадают, как видение. Может быть, там никого нет и это лишь игра теней в предутреннем сумраке. Я ищу взглядом белых птиц и дважды недоверчиво моргаю.

Птицы исчезли. Бесшумно. Крутанувшись на каблуках, я смотрю в небо. Птиц нигде нет.

– Они улетели, Эллорен. – Сейдж настороженно оглядывается, будто предчувствуя что-то плохое. Крепко схватив меня за руку, так, что ногти впиваются в кожу, она требует:

– Никому ничего не говори! Поклянись!

– Ладно, – соглашаюсь я, лишь бы утешить Сейдж. – Даю слово.

С глубоким вздохом она разжимает цепкие пальцы.

– Спасибо. Мне пора, – добавляет она, бросив взгляд в сторону моего дома.

– Подожди, – прошу я. – Останься. Как бы там ни было… Я тебе помогу.

Сейдж горестно смотрит мне в глаза, будто умиляясь моей наивности.

– Им нужен мой ребёнок, – срывающимся голосом произносит она. По щеке Сейдж катится прозрачная слезинка.

Ребёнок?

– Кому?

Вытирая глаза тыльной стороной дрожащей изуродованной руки, она снова показывает взглядом на мой дом.

– Им! Он нужен им!

Потом с болью оглядывается на родное поместье.

– Если бы они… если бы я могла объяснить родителям, что происходит на самом деле. Если бы они увидели… Но они верят, истово верят. – Сейдж переводит на меня мрачный взгляд. – Совет магов хочет его забрать, Эллорен. Они думают, что мой малыш несёт зло. За ним-то и приехала твоя тётя.

– Нет, что ты Сейдж! – пытаюсь я развеять её страхи. – Тётя уговаривает меня обручиться.

Однако Сейдж не слушает.

– Они заберут моего малыша. Мне надо бежать, прятаться.

Сейдж отводит взгляд, отчаянно пытаясь успокоиться, и снова укачивает маленький свёрток, но ребёнка мне не показывает.

Я осторожно касаюсь её плеча.

– Тебе всё это привиделось, Сейдж. Малыша никто не тронет.

Окинув меня пылающим яростью взглядом, она трясёт головой как безумная.

– Прощай, Эллорен. – В её голосе ясно слышится жалость. – Удачи тебе.

– Подожди…

Сейдж уходит. Она направляется вдоль белого забора в сторону заброшенных земель. Я пытаюсь догнать её, но через забор мне не перебраться. Я протягиваю к ней руки, однако Сейдж шагает слишком быстро, и вот её тёмный плащ уже пропадает в предрассветных сумерках.

Деревья принимают Сейдж в вековую тьму, пряча от солнечных лучей. Утренняя мгла постепенно сменяется светлым днём.

Я безотчётно отыскиваю в складках плаща волшебную палочку, не надеясь её обнаружить. Может быть, я гуляла во сне, как лунатик, и встреча с Сейдж мне привиделась? Но пальцы нащупывают гладкую, прямую и очень даже настоящую волшебную палочку – подарок Сейдж.

Солнце поднимается всё выше. Я бегу домой. Мне нельзя терять ни минуты – надо обязательно поговорить с дядей Эдвином. Он всегда знает, что делать.

Обогнув рощицу, я с удивлением вижу на ступеньках нашего дома тётю Вивиан. Она следит за мной требовательным взглядом, её лицо напоминает непроницаемую маску.

При виде тёти на меня накатывает непонятный страх, и я тут же замедляю шаг, пытаясь придать своему лицу безразличное выражение. Я просто выходила прогуляться на рассвете и теперь возвращаюсь домой. Вот только мысли кружатся в безумном хороводе, не давая сосредоточиться.

Что за ужасные отметины на руках Сейдж! А вдруг она права и Совет действительно намерен забрать её ребёнка…

Тётя Вивиан задумчиво смотрит на меня, склонив голову набок.

– Ты всё собрала? – спрашивает она, когда я подхожу ближе. – Мы скоро выезжаем.

Я смущённо стою перед ней. Тётя закрывает собой проход, мне её не обойти.

– Да, я готова. – Рука сама собой тянется к волшебной палочке в складках плаща.

Тётя бросает короткий взгляд в сторону поместья Гаффни.

– Ты ходила к Сейдж Гаффни? – Она говорит открыто, приглашая меня поделиться новостями.

Невероятно. Тёте известно, что Сейдж вернулась. Но откуда?

Не удержавшись, я оглядываюсь на пустые земли. Сердце гулко бьётся в груди.

Сейдж права. Тётя Вивиан приехала не только из-за меня. Она разыскивает Сейдж. Но тётя ведь ничего не сделает малышу. Или я ошибаюсь?

– Ничего страшного, Эллорен, – вздыхает тётя Вивиан. – Я знаю, что Сейдж вернулась, и понимаю, как тебе тяжело её видеть. Она… очень изменилась. Мы стараемся ей помочь, но… – Тётя грустно качает головой и заботливо спрашивает: – Как она?

– Очень испугана, – торопливо и немного сбивчиво отвечаю я. – У неё ребёнок. Она уверена, что Совет магов хочет забрать малыша.

Тётя Вивиан ничуть не удивлена. Она смотрит на меня тем особенным взглядом, которым взрослые предваряют рассказ о грустных, неприятных сторонах жизни.

– Совет магов возьмёт опеку над её ребёнком.

Я поражённо смотрю на неё, не в силах произнести ни слова.

Тётя Вивиан, словно утешая, кладёт руку мне на плечо.

– Малыш не такой, как все, Эллорен. Его нужно показать врачу, и не только.

– Что с ним? – выдыхаю я. В глубине души мне не хочется знать ответ на этот вопрос.

Тётя пристально смотрит мне в глаза, видимо не решаясь произнести что-то ужасное.

– Эллорен, – наконец печально говорит она. – У Сейдж родился икарит.

При этих словах я сжимаюсь от ужаса. Не может быть! Такое даже вообразить страшно. Принести в этот мир одного из Злых Крылатых – всё равно что дать жизнь демону! Так вот почему Сейдж не хотела показывать мне малыша.

Вдали слышится глухой стук копыт, среди холмов мелькает ещё одна карета со знаком Совета магов. Она катит в поместье Гаффни. Карету сопровождают верхом восемь солдат Гарднерии.

– Неужели ребёнку ничем нельзя помочь? – срывающимся шёпотом спрашиваю я, провожая взглядом карету и солдат.

– Совет сделает всё возможное, Эллорен, – уверяет меня тётя. – Врачи удалят несчастному ребёнку крылья, а верховный пастырь магов постарается спасти его душу. – Помолчав, тётя снова вопросительно смотрит на меня: – Что ещё сказала тебе Сейдж?

Какой простой вопрос… но мне отчего-то становится страшно. Сейдж и так натворила дел.

Она наверняка украла белую волшебную палочку. Это, конечно, не сказочный Белый Жезл, но палочка действительно не из дешёвых. Возможно, она принадлежала семье Тобиаса.

Я решаю подождать, пока всё уляжется, и потом найти способ вернуть палочку Тобиасу. Говорить о том, что Сейдж убежала в лес, я тоже не стану. Совет магов справится и без моей помощи.

– Больше ничего, – лгу я тёте. – Я всё рассказала.

Тётя одобрительно кивает.

– Что ж, хватит о Сейдж. Нам с тобой предстоит долгий путь.

Выдавив в ответ подобие улыбки, я тщательно, хотя и виновато, прячу тайну Сейдж глубоко в душе.

Глава 5. Ше́лки

Всю дорогу я не свожу глаз с мелькающих за окном пейзажей. Поля и сады с фермерскими домиками сменяют буйные заросли лесов, один за другим карета минует несколько городков. Мы с тётей покачиваемся на мягких подушках, обшитых зелёным шёлком, и смотрим в окна по обе стороны кареты. С потолка свисает толстый багряный шнур с кисточкой, дёрнув за который можно подать знак вознице.

Поглаживая дрожащими пальцами гладкие деревянные планки по краям сиденья, я немного успокаиваюсь – у меня перед глазами встаёт дерево, которое пошло на отделку кареты: его тонкие заострённые листья поблёскивают на солнце.

Звёздчатый клён!

Я дышу ровно и глубоко, мысленно разговариваю с деревом и постепенно прихожу в себя. Всё утро и бо́льшую часть дня тётя молча и терпеливо работает на раскладном столике с бумагами Совета магов.

Тётя Вивиан – первая и пока единственная женщина, удостоенная чести заседать в Совете магов. В Совет входят двенадцать гарднерийцев, не считая верховного мага. Туда избирают самых уважаемых граждан, могущественных жрецов, глав гильдий, вроде Уоррена Гаффни, стоящего во главе гильдии сельского хозяйства. Что касается тёти Вивиан, то в Совете у неё особое положение, потому что она – дочь прославленной Чёрной Ведьмы.

Тётя Вивиан точными движениями обмакивает перо в чернильнице и чётким, каллиграфическим почерком выводит на странице букву за буквой.

Взглянув на меня, она улыбается, дописывает страницу и убирает документ в чёрную кожаную папку с литерой «М». Потом крепит столик к стене, разглаживает юбку и обращается ко мне.

– Мы так давно с тобой не виделись, Эллорен, – любезно говорит она, – и не беседовали. Жаль, конечно, что твой дядя слишком долго откладывал принятие важных решений. Тебе, наверное, есть о чём меня спросить.

Я обдумываю тётины слова, но перед глазами у меня стоят изуродованные руки Сейдж. И это не даёт мне сосредоточиться.

– Когда я разговаривала с Сейдж… – неуверенно произношу я, – мне бросились в глаза её израненные руки. Её кисти и запястья покрыты страшными шрамами.

Тётю такое откровение явно застаёт врасплох. Глубоко вздохнув, она мрачно отвечает:

– Сейдж разорвала священное обручение и сбежала с кельтом.

Я вздрагиваю как от удара. Мои родители погибли от рук кельтов. Кельты веками мучили мой народ. Как могла добрая и милая Сейдж сбежать с кельтом?

Тётя сочувственно продолжает:

– Я понимаю, тебе тяжело это слышать, но магическое обручение – священный обряд, и если такой союз рушится, серьёзных последствий не избежать. – Заметив мой взволнованный взгляд, тётя уже мягче добавляет: – Рано отчаиваться, Эллорен. Надежда есть всегда. Тобиас готов простить Сейдж и принять её обратно, да и ребёнку можно помочь. Древнейший не держит зла на тех, кто искренне раскаивается и молит о прощении.

Перед глазами встаёт упрямое личико Сейдж. Не похоже, что она станет молить кого-то о прощении, особенно Тобиаса. Волшебную палочку, полученную от Сейдж, я хорошенько спрятала в подкладке дорожного сундука. По крайней мере, в краже белой палочки Сейдж точно не обвинят.

– Скажите, тётя, а обручение – это больно?

Тётя Вивиан смеётся и даже наклоняется, чтобы погладить меня по руке.

– Нет, Эллорен! Совсем не больно! Жрец соединяет руки жениха и невесты, проводит над ними волшебной палочкой и произносит несколько слов. Ты ничего не почувствуешь, но на руке останутся особые отметины. Ты уже видела такие!

Тётя показывает на свою руку, от пальцев до запястья увитую изящными тёмными спиралями.

Дядя не был женат, поэтому у него на руках нет таких знаков, однако руки большинства гарднерийцев действительно украшали рисунки. У каждой пары свой узор. Он зависит от их врождённой магической силы. Рисунки на руках тёти очень красивые, с чёткими, ровными линиями. Над ними оказались не властны ни время, ни смерть супруга тёти Вивиан – он погиб в Войне миров.

– Не дай встрече с Сейдж очернить в твоих глазах обряд обручения, – предупреждает тётя. – Помни: это настоящее таинство, призванный помочь нам сохранить чистоту и целомудрие. Соблазн Сил Зла велик, Эллорен. Магическое обручение удерживает юношей – таких, как ты, – на пути добродетели. Этот обряд отличает нас от рас еретиков. – Тётя умоляющим жестом протягивает ко мне руки ладонями вверх. – Вот поэтому я так настаиваю на твоём обручении. Пусть это будет достойный юноша, тот, кто придётся тебе по душе. Через несколько дней я устраиваю приём. Дай знать, если кто-то из гостей привлечёт твоё внимание, – с улыбкой заканчивает свою речь тётя.

От этих слов меня пробирает приятная дрожь.

А вдруг мне действительно кто-нибудь понравится? Что, если он пригласит меня танцевать? Или прогуляться по цветущему саду? В Галфиксе много свободных юношей, но ни с одним из них я не хотела бы обручиться. Часть пути я утопаю в мечтах о встрече с избранником в Валгарде.

От Галфикса до Валгарда ехать несколько дней, мы то и дело останавливаемся, чтобы сменить лошадей, размять ноги и переночевать. Тётя выбирает только лучшие гостиницы, где подают изумительный ужин, на столах красуются букеты свежих цветов, а на кроватях лежат мягкие пуховые перины.

Тётя подолгу рассказывает о приглашённых на приём, перечисляет достоинства юношей и их семьи. Не забывает она и о девушках – как свободных, так и обручённых. Она часто говорит о Маркусе Фогеле и о том, что надеется увидеть его верховным магом – самым главным из наших правителей. Сейчас этот пост занимает Альдус Уортин, но он уже стар и весной сложит полномочия.

О Маркусе Фогеле я слышала и раньше. О нём как-то упоминал Рейф в разговоре с дядей Эдвином. Дядя тогда на удивление резко высказался о Фогеле, назвав его «безумным фанатиком».

– Половина Совета пока поддерживает Финнеаса Каллнана, – отрывисто сообщает тётя. – Но Финнеас не годится на такой высокий пост. Он бесхребетное существо. Позабыл собственную веру и то, как наш народ оказался на краю гибели. – Тётя неодобрительно качает головой. – Дай ему волю – и мы снова станем рабами или полукровками. – Тут она снова умиротворяюще похлопывает меня по руке. Видимо, пытаясь утешить. – Не переживай так, Эллорен. Выборы не раньше весны. С каждым днём Фогеля поддерживает всё больше гарднерийцев.

Иногда от слов тёти мне становится не по себе, но я всё больше и больше попадаю под её очарование. Да и ей приятно моё искреннее внимание и интерес. Путешествовать с тётей очень приятно. Она прекрасная собеседница, остроумная и любезная. О каждом знакомом она говорит так живо, что я без труда представляю его или её и наверняка узнаю при встрече.

С особенным восторгом тётя рассказывает о юноше по имени Лукас Грей. Он маг пятого уровня, восходящая звезда гарднерийской армии.

– Лукас – сын командующего гвардией, – говорит она, когда мы проезжаем по берегу Волтийского моря, переливающегося в лучах заходящего солнца. – Кроме того, он лучший выпускник университета.

– Что он изучал? – любопытствую я.

– Военную историю и иностранные языки, – без промедления отвечает тётя.

По тому, как блестят её глаза при одном лишь упоминании о Лукасе, нетрудно догадаться, что именно с этим юношей она желала бы меня обручить. Я мысленно посмеиваюсь… Вряд ли такой разносторонне одарённый красавец посмотрит на девушку из Галфикса. Но слушать излияния тётушки весьма любопытно.

– Лукас окончил университет всего три года назад, однако уже заслужил чин лейтенанта, – радостно сообщает она. – Говорят, не пройдёт и года, как он станет самым молодым военачальником в истории нашей гвардии.

Тётя без устали описывает Лукаса и прочих молодых людей. Время от времени я смотрю в окно и наслаждаюсь пейзажами. Дома в городах становятся всё выше, массивнее и располагаются всё ближе друг к другу. Вдоль дорог зажигают фонари, чтобы разогнать вечерние сумерки. Теперь мы едем медленнее – улицы запружены каретами и лошадьми. Обогнув холм, мы минуем подлесок, и вдруг перед нами открывается долина, в глубине которой и находится Валгард – столица Гарднерии.

Сияющий в предзакатном свете Валгард огибает бухту Мальторин подобно фибуле, изысканной полукруглой застёжке для плаща. Золотистые лучи заходящего солнца освещают океан, и кажется, будто он пылает, как костёр. На воде чёрными точками мелькают суда. Вдали, словно половинка длинной рыбьей кости, белеет пристань Валгарда.

Затаив дыхание я пытаюсь охватить взглядом эту картину: мерцающий в тусклых сумерках город, искорки фонарей, вспыхивающие во тьме, будто пробуждающиеся светлячки. Мы спускаемся в долину и вскоре въезжаем в столицу.

Я распахиваю окно кареты, чтобы получше разглядеть улицы.

Здания выстроены из тёмного, очень твёрдого хмелеграба – железного дерева. Широкие террасы вторых этажей опираются на изысканно украшенные резьбой эбеновые колонны. Изумрудные лозы с пышными листьями и цветами спускаются с крыш до земли.

Я закрываю глаза и с наслаждением вдыхаю аромат железного дерева. По старой традиции мы строим дома из твёрдых пород древесины, а с помощью орнаментов превращаем их в настоящие леса. Как гласят легенды, Древнейший создал нас из семян священного железного древа, подарил нам власть над лесом и всеми его обитателями.

За окном в свете необычных фонарей, выставленных на улицу вместе с декоративными фруктовыми деревьями, мелькают столики таверны. Доносятся ароматы тушёной баранины, рыбы под нежным соусом, запечённого с приправами картофеля.

Под сливовым деревцем играют музыканты.

Я восхищённо поворачиваюсь к тёте. Мне ещё не доводилось слышать такой музыки.

– Это оркестр Валгарда?

– О небеса! Конечно нет, Эллорен! Это работники ресторана, – со смехом отвечает тётя Вивиан. – Хочешь, сходим на концерт симфонической музыки, пока ты в Валгарде?

– О да! – едва дыша отвечаю я.

В окне то и дело мелькают магазинчики, таверны и рынки. Я никогда не видела столько гарднерийцев вместе – их однообразные тёмные одежды придают им мрачный и одновременно элегантный вид, а на женщинах загадочно сверкают украшения. В священной книге сказано: нам предначертано носить тёмные цвета в память о пережитых страданиях под властью захватчиков. Но сейчас мне не хочется думать о грустном. Город невыразимо прекрасен. От волнения я едва дышу. Мне очень хочется слиться с этим городом, стать его частью. Но это едва ли возможно – на мне простая домотканая одежда неопределённо-коричневого оттенка, и о прекрасных вышитых тёмных тканях как у горожан мне остаётся лишь мечтать.

Тем временем карета подскакивает на камнях и сворачивает на узкую улочку, где дома не так великолепны, окна магазинов недостаточно прозрачны, а фонари отбрасывают колеблющийся красноватый свет.

– Мы едем короткой дорогой, – поясняет тётя, просматривая важные бумаги при свете небольшого фонаря со светящимся камнем, который в темноте разгорается всё ярче.

Будто зачарованная, я не свожу глаз с необычного источника света. Эти эльфийские фонари стоят баснословных денег, поэтому встречаются нечасто, а те, что сделаны из золотистого камня, вообще редкость. Прежде я видела только зеленоватые светящиеся камни в фонарях возле усадьбы Гаффни.

Коротко вздохнув, тётя Вивиан опускает штору на ближайшем к ней окне кареты.

– Это не лучший район города, Эллорен, но так мы доедем гораздо быстрее. Закрой окно, там нет ничего интересного. Хоть бы эти трущобы поскорее снесли и на их месте построили новые кварталы.

Подавшись вперёд, я пытаюсь закрыть окно и опустить штору, но вдруг карета останавливается. С тех пор как мы въехали в город, мы то и дело кого-то пропускаем или еле ползём по запруженным улицам.

За мгновение до того, как штора опускается, что-то с громким стуком врезается в окно снаружи. Белое крыло… Однако птица исчезает так быстро, что я не понимаю, была она здесь или это мне привиделось. Прижавшись к окну, я обшариваю взглядом небо.

«Это не просто птицы, это стражи!» – эхом звучат в памяти слова Сейдж.

И тут я вижу её… Это юная девушка. Она совсем близко, всего в нескольких шагах от меня.

Я никогда не видела более прекрасного создания. На ней простая белая рубашка, длинные серебристые волосы сверкают, как струи водопада под лучами солнца, а полупрозрачная кожа такая светлая, что кажется едва ли не голубой. У девушки стройная фигура, она сидит подогнув тонкие длинные ноги, а руками белее алебастра опирается о землю.

Но притягательнее всего её глаза – огромные, серые, как бушующее море, в которых читается невыразимый ужас.

Девушка находится в клетке. В самой настоящей клетке, довольно тесной, где можно только сидеть, но не стоять. Клетка возвышается на деревянном столе. Рядом о чём-то беседуют двое мужчин, беззастенчиво разглядывая красавицу. С другой стороны мальчишки длинной заострённой веткой пытаются ткнуть пленницу сквозь прутья.

Однако девушка словно не видит и не слышит ничего вокруг. Её мятежный взгляд устремлён прямо на меня, не давая мне моргнуть или отвернуться. Каждая клеточка её тела будто кричит от страха. Меня отбрасывает в глубь кареты, а сердце заходится громким стуком.

Вцепившись в прутья клетки, пленница готовится закричать. У основания её шеи с обеих сторон появляются тонкие узкие отверстия, полуприкрытые набухшей кожей.

О Древнейший! Да у неё жабры!

От вопля девушки закладывает уши, звенит в голове. Не знаю, что она кричит, какие слова и что с её голосом, но понимаю одно – пленница молит меня о помощи.

Мужчины рядом с клеткой от неожиданности подпрыгивают, зажимают уши и раздражённо смотрят на девушку. Мальчишки, довольные, что заставили её так кричать, смеются и снова тянутся к красавице длинной палкой. Однако она по-прежнему никого не замечает. И всё так же не сводит с меня глаз.

Над магазином, возле которого стоит клетка, виднеется надпись – «Жемчужины океана». И тут карета рывком трогается с места, и девушка скрывается из виду.

– Тётя Вивиан! – не своим голосом в ужасе восклицаю я. – Там женщина! С жабрами! В клетке!

Не в силах успокоить колотящееся сердце, я дрожащей рукой показываю на окно кареты.

Тётя с едва скрываемым отвращением бросает короткий взгляд в окно:

– Да, Эллорен, я слышала вой.

– Но как же… что же… – едва лепечу я.

– Это шелки, Эллорен, всего лишь шелки, – отрывисто бросает тётя, не горя желанием поддерживать разговор.

Сколько презрения в её голосе…

– Она сидела в клетке! – снова показываю я на окно, не в силах поверить увиденному.

– Всё не так просто, Эллорен, – ледяным тоном поясняет тётя Вивиан. – Мир куда сложнее, чем нам кажется, и тебе предстоит многому научиться, многое узнать. – Вглядевшись в моё взволнованное лицо, тётя снисходит до более подробного объяснения: – Шелки не люди, Эллорен. Эти существа лишь похожи на людей.

Необыкновенно человеческие, наполненные ужасом глаза девушки в белом намертво впечатались мне в память.

– Но кто же они? – всё ещё дрожа, спрашиваю я.

– Тюлени… и на редкость жестокие. – Тётя со вздохом откидывается на искусно вышитые подушки. – Давным-давно морская ведьма заколдовала народ шелки. В полнолуние они выплывают на берег, сбрасывают тюленью шкуру и превращаются в людей. Столетиями они наводят ужас на рыбаков, нападают на корабли, убивают матросов.

– Но девушка в клетке такая беспомощная…

– Это лишь видимость. Внешний вид обманчив. Под защитой шкур шелки сильнее самого могущественного мага. К тому же, как и большинство тюленей, они опасные дикие звери.

– А без шкур?

– Ты смотришь в самую суть, Эллорен, – довольно улыбается тётя. – В человеческом обличье шелки очень уязвимы.

– Но почему?

– Они теряют силу и уже не могут снова превратиться в тюленей. Без шкур им закрыта дорога в океан. Это дикие животные, Эллорен. Сколько ни держи их на суше в облике людей, им отчаянно хочется в море. Шелки не люди. Они только похожи на людей. Не тревожься о них.

– А почему та девушка – в клетке?

Тётя морщится, будто от неприятного запаха.

– Некоторые держат их… как домашних животных.

Избегая встретиться со мной взглядом, она нетерпеливо поглядывает на окно.

– Она… ей было очень страшно, – не отстаю я.

– Что ж, животным в клетках, конечно, не сладко, – уже мягче отвечает тётя, похлопывая меня по руке. – Лично я против торговли шелки и жестокого обращения с ними. Я делаю всё, что в моих силах, чтобы избавить Гарднерию от этого позора.

От этих слов мне действительно становится легче.

– Есть множество способов достойно обращаться с шелки, не опускаясь до содержания их в клетках, не заставляя их вести себя… по-человечески, – задумчиво рассуждает тётя, вытянув руку и рассматривая свой безупречный маникюр.

Хорошо, если так. Братья бы меня поддержали. Они не выносят жестокого обращения с животными. Особенно Рейф. Он взрывается от одного вида диких зверей на цепи или в клетках.

– Значит, ты ей поможешь? – настойчиво спрашиваю я.

– Конечно, Эллорен, не беспокойся, – тётя нетерпеливо одёргивает манжеты. – Вот Маркус Фогель займёт пост верховного мага, и мы положим этому конец.

Наверное, тётины слова должны меня успокоить, но мне всё же не по себе.

– Знаешь, Эллорен, я привезла тебя в Валгард не затем, чтобы обсуждать местную фауну, – пристально взглянув на меня, сообщает тётя. – Мы найдём множество более приятных тем для беседы.

Остаток пути тётя любезно показывает мне любимые магазины и лавки, рассказывает об исторических памятниках, но в ответ я лишь молча киваю. До самого приезда меня то и дело пробирает озноб, а перед глазами стоит образ перепуганной шелки.

Глава 6. Валгард

В сгустившихся сумерках, когда небо уже усыпано звёздами, карета въезжает во двор трёхэтажного дома тёти Вивиан. Высокие арочные окна сияют изнутри тёплым золотистым светом, лестница из тёмного дерева гостеприимно приглашает войти.

Вдоль изогнутой подъездной аллеи раскинулся великолепный сад. Железные деревья в цвету, от хрупких лепестков исходит мягкое серебристо-голубое сияние.

Карета медленно останавливается.

Нас встречают две служанки-уриски. Их прямые лиловые волосы заплетены в опрятные косы над остроконечными ушами, а нежно-лавандовый оттенок кожи выдаёт принадлежность к высшему обществу. Прежде я видела лишь белокожих урисков со светлыми, чуть розоватыми волосами и такими же глазами – они работали в поместье Гаффни. Те служанки происходили из низших слоёв этой расы. Из-за бледности их можно было спутать с альфсигрскими эльфами, но розоватый оттенок кожи и волос ясно указывал на происхождение. Тётины служанки одеты в идеально выглаженные и накрахмаленные белоснежные платья поверх длинных серых юбок. Лица этих женщин совершенно непроницаемы.

Я смущённо разглаживаю краешек своей грубой шерстяной туники. Здесь даже прислуга одета лучше меня! Запрокинув голову, я восхищённо оглядываю высокий дом и тихонько вздрагиваю, ощущая себя маленькой и неприметной рядом с таким великолепием.

Дом тёти Вивиан похож на многие другие строения в Валгарде – ступенчатое сооружение из железного дерева, более широкие второй и третий этажи опираются на резные колонны, крыша уставлена декоративными деревцами в кадках, а вдоль стен до самой земли свисают завитки плюща.

Дом напоминает гигантское дерево.

Из окон открывается великолепный вид на океан и бухту Мальторин с одной стороны и на мерцающий ночными огнями Валгард – с другой.

Здесь очень красиво.

Тётя стремительно поднимается по лестнице к двери, которую распахивают перед ней ещё двое слуг-урисков, а я, едва сдерживая нетерпение, спешу следом.

Тётя Вивиан держится так элегантно, с таким достоинством, что я невольно выпрямляю спину и ускоряю шаг, чтобы не отстать. Интересно, как тётя ухитряется так ритмично постукивать тонкими высокими каблуками, скрывающимися под длинными юбками?

Надень я что-то подобное, сразу покатилась бы кубарем по лестнице.

На мне удобные прочные ботинки, в которых хорошо работать в саду и ухаживать за скотиной. Однако, глядя на тётю, я тешу себя надеждой когда-нибудь примерить лёгкие, изящные туфельки, как у неё.

Мы ненадолго останавливаемся в восхитительном вестибюле. На столиках благоухают алые розы, пол выложен причудливыми узорами из чёрного и зелёного камня, прозрачные стёкла двустворчатых дверей украшены рисунком вьющихся растений.

Какая роскошь!

Тётя Вивиан просматривает письма на серебряном подносе.

– Прости, Эллорен, я тебя ненадолго оставлю, – пробежав острым взглядом какие-то бумаги, говорит тётя. – Фениллин проводит тебя в комнату, а потом мы поужинаем. – Тётя оборачивается ко мне, ожидая ответа.

– Да, конечно, – отвечаю я, широко улыбаясь, стремясь заслужить расположение тётушки. – Здесь так… так красиво, – сбивчиво добавляю я.

Тётя Вивиан безразлично кивает, будто утратив ко мне всякий интерес, и, постукивая каблучками, уходит в сопровождении трёх служанок-урисок. Одна из женщин остаётся со мной – вероятно, это и есть Фениллин.

Внезапная холодность тёти отдаётся болью в моей душе.

Интересно, будь у меня способности к магии, со мной обходились бы по-другому? При этой мысли я коротко вздыхаю. По дороге из Галфикса тётя не раз разочарованно намекала, как ей жаль, что от знаменитой бабушки мне досталась в наследство лишь внешность. «Ничего, – утешаю я себя. – Тётя выбрала меня и привезла в столицу – это большая честь».

Следуя за прямой, как палка, Фениллин по длинному коридору, вдоль которого выстроились декоративные деревца в кадках, я выхожу в огромный зал и замираю, поражённая открывшимся видом.

Парадная лестница уходит ввысь, огибая тёмную скульптуру дерева в натуральную величину. Чугунные решётки, вьющиеся цветущими лозами и пышными листьями, обрамляют полукруглые площадки балконов на втором и третьем этажах.

Я торопливо догоняю Фениллин и иду вслед за ней по лестнице, восхищённо разглядывая искусно вырезанные листья и ветки и поглаживая их ребристую поверхность.

Речной дуб.

Залитое солнцем дерево тут же возникает у меня перед глазами. Я вижу даже мох, покрывающий толстые сучья.

Не говоря ни слова, я следую за Фениллин на балкон третьего этажа. Там служанка останавливается перед широкими дверями и распахивает их.

Я осторожно заглядываю внутрь и поражённо моргаю.

В дровяной печи бушует пламя, наполняя комнату теплом. Напротив расположилась кровать с алым балдахином. Очищенные от коры дрова сложены у стены, от коротких полешек исходит приятный аромат пчелиного воска. Высокий куполообразный потолок расписан звёздами, будто ночное небо. Стоит переступить порог, как меня со всех сторон окутывает приятное тепло.

Всё готово: дрова порублены, печь растоплена…

Прямо передо мной в свете лампы и очага искрятся золотом отделанные хрустальными панелями двери.

Я ненадолго останавливаюсь, чтобы погладить золотистые кисти, которыми украшен балдахин, восхищённо рассматриваю деревья, искусно вышитые на алом покрывале.

За дверьми – восьмиугольная комната. Это солярий. Сквозь его прозрачные стены виден океан, а через стеклянный потолок заглядывают звёзды.

Посреди солярия на полу играют с клубком два белоснежных котёнка с небесно-голубыми глазами, очень похожие на мою Изабель.

Я зачарованно беру одного из котят на руки, и он тихо мурлычет, выпуская крохотные острые коготки. Другой малыш всё так же весело гоняет клубок.

– Это вам, маг Гарднер, – с вежливой улыбкой сообщает Фениллин. Служанка высокая, стройная, её лучистые глаза сияют, как аметисты, а в причёске проглядывает тонкая седая прядь. – Маг Деймон сочла, что вы, вероятно, станете скучать по вашей кошке.

В моей груди разливается тепло благодарности. Тётушка вспомнила даже о кошке! Как мило с её стороны.

Со счастливой улыбкой я поворачиваюсь к Фениллин, прижимая к груди котёнка, пушистая голова которого щекочет мне шею.

– Зови меня Эллорен.

Лицо служанки застывает будто маска.

– Благодарю вас, маг Гарднер, но это будет проявлением неуважения. – Отвесив церемонный поклон, Фениллин просит: – Позвольте мне обращаться к вам как принято, с упоминанием титула.

Как странно слышать речь на всеобщем языке от служанки-уриски. И ещё более странно её уважительное отношение ко мне. А ведь эта женщина, пожалуй, старше тёти Вивиан. Некоторое время я смотрю на служанку в замешательстве.

– Конечно, как вам удобнее, – сдаюсь я, и Фениллин с облегчением улыбается.

– Если вам что-то понадобится, маг Гарднер, позовите меня. – Служанка показывает на золотистую верёвку с кисточкой на конце, прикреплённую возле двери. – Я скоро вернусь и провожу вас в столовую.

– Спасибо.

Она бесшумно уходит, а я, потрясённая великолепием комнаты, делаю глубокий вздох.

Устроив котят в корзине, я выхожу на балкон и подставляю лицо поцелуям солёного океанского бриза. Каменный балкон огибает комнату со стеклянными стенами, с моря доносится шорох бьющихся о тёмные скалы волн. Перегнувшись через перила, я заглядываю на террасу второго этажа, где слуги как раз накрывают на стол.

Видимо, там мы с тётей будем ужинать. Всё готово. Не надо стоять у плиты. Не надо мыть посуду.

Я всей грудью вдыхаю свежий солёный воздух.

К такой жизни легко привыкнуть!

Вернувшись в комнату, я пробегаю пальцем по корешкам книг из небольшого встроенного в стену шкафа. Это книги о лекарствах и целебных травах.

Невероятно! Здесь целая библиотека. Для меня!

С дороги тётя Вивиан отправила с почтовым ястребом письмо о нашем скором прибытии, но всё же удивительно, сколько всего тщательно подготовили лично для меня за каких-то два дня!

Сняв с полки книгу, я листаю страницы. Новый кожаный переплёт поддаётся неохотно. Растения нарисованы и раскрашены вручную. Они так похожи на настоящие, что кажется, я сейчас вдохну их терпкий аромат.

Быть может, тётя позволит мне взять некоторые из этих книг в университет – они бы мне очень пригодились! Зеркало туалетного столика у кровати украшено стеклянными розами тонкой работы. Здесь меня поджидают гребни, щётка для волос и новенькие флакончики духов с красивыми распылителями.

Сколько вокруг изысканных вещей! В Галфиксе, в доме, где властвовали мужчины, у меня не было ничего подобного.

Пшикнув наугад распылителем одной из бутылочек, я принюхиваюсь.

Ммм… Ваниль и розы.

Когда туманное облачко рассеивается, я замечаю небольшое углубление в стене, аккуратную нишу. Там стоят две мраморные статуэтки.

Я по очереди беру в руки тяжёлые холодные фигурки и узнаю в мраморной женщине свою бабушку. Вот она ведёт за собой гарднерийских детей, улыбается в ответ на их восхищённые взгляды, её волшебная палочка в ножнах, на поясе. Подняв статуэтку, я медленно провожу пальцем по острым скулам и тонкому носу.

Это моё лицо. Или удивительно похожее на моё.

Вторая статуэтка изображает бабушку в воинственной позе: тонкая волшебная палочка направлена вперёд, волосы развеваются за спиной, у ног скорчился побеждённый демон-икарит.

Икарит… с крыльями как у ребёнка Сейдж.

В тепле великолепной спальни, рядом с пушистыми котятами и ароматом духов воспоминание об икаритах ранит сильнее, чем обычно. Нахмурив брови, я замираю. Хочется убрать статуэтку подальше, в тёмный угол шкафа, и никогда её не видеть.

Отбросив горькие мысли, я умываюсь и готовлюсь к ужину с тётей.

– Тебе понравились комнаты, Эллорен?

Встречая меня у накрытого на террасе стола, тётя Вивиан вся сияет. Фениллин, коротко поклонившись, уходит.

– Спасибо, тётя Вивиан! Никогда не видела ничего подобного, – признаюсь я, бросая восхищённый взгляд на океан.

– Что ж, всё это принадлежит тебе по праву рождения, – улыбается тётя. – Эдвин слишком долго скрывал от тебя радости жизни. Садись. Наслаждайся видом, – приглашает она.

Я с радостью опускаюсь на стул напротив тёти. Каменный пол покрыт тёмно-зелёным ковром. Фонари заливают террасу мягким светом, золотистыми искорками отражаясь в тонкой фарфоровой посуде.

Передо мной ужин – сочные ломтики фазана с цитрусовым соусом и кусочками лимона, дикий рис с сушёными фруктами и орехами, сладкая морковь. От свежего хлеба поднимается пар. Рядом – тарелка с фигурно нарезанным сливочным маслом, графин мятной воды и корзина с фруктами. На маленьком столике у стены стоит фарфоровый чайник с чаем, пирожные и букет алых роз в хрустальной вазе.

Возле чайного столика застыла молодая служанка-уриска с голубоватой кожей и ясными сапфировыми глазами. Она безразлично смотрит прямо перед собой. Уриска так неподвижна, что её можно принять за статую.

Тётя Вивиан подносит к губам стакан с мятной водой и пристально разглядывает меня.

Мне очень хочется произвести хорошее впечатление, и я выпрямляюсь на стуле, скромно складываю руки на коленях, пытаясь скопировать позу тёти. Может, я и одета похуже служанок, но вести себя достойно умею.

– Завтра ты отправишься к лучшей портнихе Валгарда и закажешь себе новый гардероб, – с лёгкой улыбкой сообщает тётя. – Одежда пригодится тебе и в университете.

Да она читает мои мысли! Меня переполняет благодарность. У нас никогда не хватало денег на красивую одежду. Тёплая волна поднимается от шеи к щекам, и я краснею.

– Большое спасибо, тётя Вивиан.

– К сожалению, я не смогу составить тебе компанию. – Тётя отставляет бокал и принимается за фазана. – Неотложные дела в Совете магов. Ты поедешь с тремя девушками. Они тоже скоро направляются в университет.

– Да?

С волнением предвкушая встречу с тремя будущими однокурсницами, я кладу в рот ломтик фазана. Нежное мясо в кисло-сладком пряном соусе тает на языке.

– Пейдж Сноуден и Экко Флад тебе очень понравятся, тут у меня нет сомнений, – с улыбкой продолжает тётя, изысканно отдавая должное еде и время от времени промокая губы салфеткой. – Их отцы заседают в Совете магов. И Пейдж и Экко – очень милые девушки. Вежливые и добродетельные.

Однако… тётя упоминала о трёх сопровождающих. Может, я не расслышала?

– А третья?

Тётя Вивиан поджимает губы, её лицо мрачнеет, глаза холодно поблёскивают.

– Третья – Фэллон Бэйн. С ней ты вряд ли найдёшь общий язык.

Широко раскрыв глаза, я удивлённо спрашиваю:

– Но тогда… зачем?

– Её отец, Малкин Бэйн, командующий армией. В Совете к нему прислушиваются. Кроме того, он маг пятого уровня.

Тётя говорит очень серьёзно, и я понимающе киваю, одновременно протягивая руку за тёплым свежим хлебом.

Маги пятого уровня встречаются очень редко. Потому-то мой шестнадцатилетний братец Тристан – тоже маг пятого уровня – уже полноправный член гильдии оружейников.

– Все дети Малкина Бэйна – маги пятого уровня, – с особым значением произносит тётя.

Я замираю с хлебом в одной руке и ножом для масла – в другой.

– И дочь тоже?

– Фэллон Бэйн – маг пятого уровня, – медленно кивает тётя. – Так же как её братья.

Тётя молчит, давая мне осознать услышанное.

– Женщина? Одарена такой волшебной силой? – недоверчиво выдыхаю я.

Пятый уровень почти всегда достаётся только мужчинам. В истории известна лишь одна женщина-маг такой силы – моя бабушка.

– Эта сила по праву принадлежит нашему роду, – горько отвечает тётя. – Особенно если учесть, как ты похожа на мою мать. – Тётя хмуро качает головой. – Даже Тристан сильно отстаёт от Фэллон Бэйн. Он столько упустил, так поздно начал учёбу… и всё из-за твоего дяди. – Тётя смотрит мне прямо в глаза и раздражённо произносит: – Фэллон всего восемнадцать лет, но она уже достигла пределов пятого уровня. Она идёт по стопам твоей бабушки, Эллорен.

– Значит, она следующая Чёрная Ведьма! – наконец снисходит на меня озарение.

Глаза тёти Вивиан угрожающе темнеют.

– Нет! Ни за что не поверю! Этот титул перейдёт к одному из твоих детей. Или к одному из детей Тристана. Только не к Фэллон Бэйн. Эта сила – наследие нашего рода. И только нашего. Хоть Фэллон и её семейка и любят выставлять себя напоказ и прикидываться, будто они истинные наследники титула.

Я вопросительно поднимаю брови.

– Но если она не Чёрная Ведьма… если она так опасна и к тому же не нравится вам, то зачем мне ехать с ней к портнихе?

Звучит до странности абсурдно и почти смешно.

Тётя Вивиан наклоняется ко мне через стол и притально смотрит в глаза, словно стараясь придать своим словам особый смысл:

– Она поедет с тобой, Эллорен, потому что всегда лучше знать, с кем имеешь дело.

– Не понимаю…

– Фэллон сходит с ума по Лукасу Грею, – прищурившись, сообщает тётя.

Опять этот Лукас…

– Значит, он… за ней ухаживает?

– Нет. – Ответ тёти звучит подобно удару хлыста. – Ничего подобного. Насколько мне известно, Лукасу девчонка даже не нравится. Хоть она и смотрит на него как голодный зверь, – с отвращением добавляет тётя.

Кажется, я понимаю, куда клонит тётя, и от волнения у меня на щеках разгорается румянец. Всё дело в Лукасе. Тётя Вивиан готова на всё, лишь бы он достался мне. А не Фэллон Бэйн.

– Вы предлагаете мне поближе познакомиться с Фэллон Бэйн, чтобы понять, чего от неё ждать? – недоверчиво спрашиваю я.

Тётя лукаво смотрит на меня:

– Это прекрасная возможность, Эллорен. Не упусти её!

От беспокойства я едва могу спокойно сидеть. Что, если этот Лукас Грей мне даже не понравится? А что, если…

Опустив нож и хлеб на стол, я отвечаю тёте Вивиан, честно глядя ей в глаза:

– Тётя Вивиан, вы так обо мне заботитесь. Мне не хочется вас разочаровывать… – У меня по спине неприятно ползут мурашки. Как жаль терять расположение тёти… Мне так не хватает мамы или просто женщины, которая заменила бы её, указала мне путь… Но сейчас врать никак нельзя. – Я не умею общаться с молодыми людьми. Я просто не смогу вот так… броситься как в омут с головой и… понравиться Лукасу Грею или кому-то ещё, – сбивчиво объясняю я, одновременно удивляясь, как это тёте удаётся так красиво вплетать в причёску тонкие косы. Вот бы мне так! – Я даже не умею укладывать волосы! Или пользоваться косметикой! Или… я ничего не умею…

Будь жива мама…

Тётя Вивиан нежно похлопывает меня по руке и улыбается доброй материнской улыбкой.

– Тебе и не надо ничего уметь, дорогая моя. – Она ласково сжимает мою ладонь. – Теперь ты под моим крылом. А это очень хорошее место. Так что осматривайся, наслаждайся жизнью и следуй моим советам.

Смущённо улыбнувшись, я сжимаю в ответ прохладную руку тёти Вивиан.

Глава 7. Фэллон Бэйн

– Ты с ним целовалась?

– Что, простите?

– Ты целовалась с Гаретом Килером?

На меня смотрят три пары глаз – те самые студентки университета, которых тётя Вивиан выбрала мне на сегодня в спутницы. Они с нетерпением ждут моего ответа. Ответа на самый неприличный вопрос, который мне приходилось слышать.

В Галфиксе не принято спрашивать подобное. В замешательстве я машинально отодвигаюсь от девушек подальше.

Раннее утро, мой первый день в Валгарде. Мы едем к лучшей портнихе Гарднерии в карете тёти Вивиан. Нас сопровождают двенадцать вооружённых солдат-магов высших уровней.

Двенадцать!

Они оберегают Фэллон Бэйн – следующую Чёрную Ведьму. Может, тётя и не верит в особые силы Фэллон, однако, судя по нашему эскорту, большинство гарднерийцев с ней не согласны.

Фэллон – очень необычная девушка. Я с такими ещё не встречалась. Она красивая, у неё пухлые губы, вьющиеся чёрные волосы до талии и большие, сияющие, как изумруды, глаза. Однако всем своим видом она бросает вызов правилам. Например, на ней форма военного стажёра, переделанная для женщины: тёмно-серая удлинённая шёлковая блузка, надетая поверх серой юбки вместо брюк, а на груди, у самого сердца, вышита серебристая сфера Эртии. На рукавах униформы пять серебряных полосок – знаки отличия мага пятого уровня. По-хозяйски расположившись на подушках кареты, Фэллон беззастенчиво меня разглядывает.

Вопросы тоже задаёт она, каждый сопровождая ехидной ухмылкой. Моё замешательство, такое явное благодаря заливающему щёки румянцу, её очень забавляет.

– Почему вы спрашиваете о Гарете? – задаю я встречный вопрос.

– Твоя тётя говорит, ты его знаешь.

– Да, мы знакомы, – честно отвечаю я. – Мы друзья.

Весело переглянувшись с Экко и Пейдж, Фэллон снова устремляет на меня зелёные глаза:

– А ты его шевелюру хорошо разглядела?

Этим вопросом Фэллон мгновенно заставляет меня напрячься. Очень неприятная девушка.

– У него чёрные волосы.

Фэллон расплывается в самодовольной улыбке:

– Так… с Гаретом ты не целовалась… а с кем-нибудь другим? Ты вообще когда-нибудь целовалась?

Я из последних сил удерживаю на лице нейтрально-вежливое выражение, не подавая вида, как неприятны мне эти назойливые вопросы.

– Конечно нет! Я же не обручена.

И не имею привычки бросаться на шею молодым людям, не то что некоторые.

Хитрый взгляд, которым Фэллон награждает Экко, только укрепляет мою неприязнь. Снова повернувшись ко мне, она снисходительно поучает:

– Здесь тебе не захолустье, Эллорен. У нас с парнями целуются – и ничего.

Презрительно скривив губы, Экко вдруг подаёт голос:

– Некоторые ещё помнят, что такое добродетель, – с осуждением говорит она. – Даже в Валгарде.

Пренебрежительно фыркнув, Фэллон в раздражении закатывает глаза, будто приглашая меня в свидетели, как старую знакомую.

Теперь на меня уставилась Экко. Оценивающий взгляд её по-совиному серьёзных глаз будто пронзает меня насквозь. Эта девушка одета как самые религиозные гарднерийцы. На ней длинное чёрное платье на плотной подкладке, с очень высоким воротником, на шее серебряная цепочка с кулоном – шариком Эртии, в волосах совсем нет украшений, пряди разделены ровным, как ниточка, пробором.

Заметив неприязненные взгляды, которыми обмениваются Фэллон и Экко, Пейдж подбадривает меня доброй улыбкой. Это единственная действительно милая девушка из всей троицы. Вьющиеся чёрные волосы Пейдж, выбиваясь из инкрустированного драгоценными камнями головного убора, прелестным облачком окружают её круглощёкое румяное личико.

Фэллон тут же замечает счастливое выражение лица Пейдж.

– А вот Пейдж уже целовалась, – заявляет она недобро.

– Ну… ммм… – заикается Пейдж, опуская глаза на руки с тёмными узорами. – Я обручена.

– Она обручена с тринадцати лет, – шепчет мне Фэллон, как будто раскрывая тайну.

– Неужели? – удивлённо переспрашиваю я. Обручиться в тринадцать лет – это ужасно рано. Но потом я вспоминаю Сейдж… ей тоже было тринадцать, когда она обручилась.

– Я… я обручена с братом Фэллон. Его зовут Сайлус, – бормочет Пейдж. По её виду не скажешь, что она безмерно счастлива от этого.

Фэллон с притворной пылкостью обнимает Пейдж за плечи:

– Мы станем сёстрами, настоящими сёстрами!

Пейдж отвечает неуверенным взглядом и дрожащей кривой улыбкой.

– А ты давно обручена? – кивнув на исчерченные полосами руки Экко, спрашиваю я.

– Пять лет. С Бэзилом Дорном, – не сводя с меня серьёзного взгляда отвечает Экко.

Я стараюсь понять, как она относится к обручению, но прочесть мысли Экко невозможно. Она скрывает чувства, как статуя.

Руки Фэллон чисты – на них нет знаков.

– А ты… не обручена.

Фэллон отвечает непритворно враждебным взглядом.

– Пока нет, – с вызовом бросает она.

– Фэллон нравится Лукас Грей, – нервно хихикает Пейдж, но под взглядом Фэллон её улыбка исчезает. – Ну… то есть… тебе же и правда нравится Лукас.

Я вспоминаю восхищённые рассказы тётушки о Лукасе и о том, как она мечтает обручить меня именно с ним. Удивительно, неужели тётя и вправду полагает, что мне удастся обойти Фэллон Бэйн?

– Он такой симпатичный, очень-очень, – восторгается Пейдж. – Его отец – командующий всей гвардией магов! У Лукаса очень влиятельная семья, а сам он – маг пятого уровня!

Фэллон не сводит с меня изумрудно-зелёных глаз. Её лицо сияет, будто она выиграла главный приз.

– Когда у вас с Лукасом обручение? – спрашиваю я Фэллон.

На её лице тут же застывает улыбка, и, прищурившись, она отвечает:

– Скоро. Очень скоро.

В её голосе ясно слышится предупреждение: «Держись подальше от Лукаса. Он мой».

Интересно… похоже, Фэллон сомневается в своих силах. Знает ли она о смехотворных планах тёти Вивиан заполучить Лукаса для меня? Похоже, тётушкин приём обещает быть очень интересным – ведь там я увижу таинственного Лукаса Грея. На поясе Фэллон длинным шипом торчит волшебная палочка.

– Говорят, ты одарена большой магической силой, – киваю я на палочку, дабы поддержать разговор.

– Есть немного, – обнажив зубы в ухмылке, соглашается Фэллон.

Судя по недоверчивым взглядам, которые бросают на неё Экко и Пейдж, Фэллон сильно преуменьшает свои возможности.

– Я никогда не видела волшебство в действии, – сообщаю я.

Кошачья улыбка Фэллон становится ещё шире.

– Тебе совсем не досталось магии? – всё с тем же ликованием на лице уточняет она.

В ответ я лишь качаю головой.

Плавным искусным движением Фэллон вынимает из ножен волшебную палочку и тихо произносит заклинание.

От неожиданного треска мы с Экко и Пейдж впечатываемся в спинки диванов, а из кончика волшебной палочки Фэллон вырываются ярко-голубые искры. Странный звук пронимает меня до костей, а когда пламя вдруг стягивается в мерцающий шар, вращающийся с ритмичным шелестом вокруг своей оси на самом кончике волшебной палочки, я восхищённо вздыхаю. От этого звука хочется спрятаться, зажать уши. В карете быстро становится холодно, на окнах расцветают ледяные узоры, нас заливает сапфировый свет.

– Перестань, Фэллон, – раздражённо требует Эк-ко. – Ты нас до смерти заморозишь!

Презрительно усмехнувшись, Фэллон выполняет просьбу. Она снова бормочет странные слова, и ледяной шар превращается в клуб белого пара, взрывается облаком холодного тумана и тает в воздухе.

Торжествующе улыбаясь, Фэллон откидывается на спинку дивана.

– Вот здорово! – выдыхаю я, нервно сглатывая и сдерживая дрожь.

– Это пустяки, – восхищённо отвечает Пейдж. – Она ещё столько всего может! Фэллон – маг пятого уровня, одна из лучших в гвардии!

– Вы с Лукасом Греем отлично подходите друг другу, – примирительно обращаюсь я к Фэллон в надежде, что она вычеркнет меня из списка возможных соперниц.

Тётю Вивиан ожидает страшное разочарование. Никакого обручения с Лукасом Греем не будет. Или не миновать мне страшного гнева могущественной Фэллон Бэйн.

Похоже, Фэллон мои слова пришлись по вкусу. Она одобрительно кивает, возвращает волшебную палочку в ножны и откидывается на спинку дивана.

Экко с осуждением смотрит на подругу, а потом переводит взгляд на мои лишённые всяких знаков руки.

– Не понимаю… почему ты до сих пор не обручена? – нахмурившись, спрашивает она.

– Дядя решил подождать, когда я повзрослею, – отвечаю я. Непримиримый тон Экко всё больше действует мне на нервы. Фэллон, судя по всему, моя ровесница, и она тоже не обручена.

– О, у тебя впереди столько интересного! – завистливо восклицает Пейдж, и на её лице появляется мечтательное выражение. – Танцы, приёмы… и первый поцелуй!

– Ты уже с кем-нибудь познакомилась? Тебе кто-нибудь понравился? – запускает пробный шар Фэллон, наверняка задаваясь вопросом, стану ли я соперничать с ней за Лукаса.

– Нет, – качаю я головой. – В Галфиксе мы живём тихо, никого не видим. А в Валгард я приехала только вчера.

Фэллон рассматривает меня с вновь вспыхнувшим интересом.

– Ты когда-нибудь общалась с другими мужчинами… не с гарднерийцами?

Нахмурившись, я готовлюсь отбивать удары в адрес моего скромного воспитания в глуши.

– О чём ты? – осторожно уточняю я.

– Ты разговаривала с кельтскими мальчишками? – коротко усмехнувшись, поясняет Фэллон. – Или с эльфами? А… с ликанами?

– Неужели в университете есть ликаны?! – изумлённо воззрившись на Фэллон, восклицаю я. Это же опасно! Ликаны – жестокие оборотни, они умеют превращаться в волков. Эти существа сильнее самого могущественного гарднерийского мага. Кроме того, наше волшебство против ликанов бессильно!

– Есть, как же без них, – мрачно отвечает Экко.

– Невероятно, – недоумённо качаю я головой. – Не может быть!

Но потом вспоминаю слова тёти Вивиан, её недовольство политикой университета, куда принимают представителей всех рас, даже икаритов!

Пейдж беспокойно покусывает нижнюю губу, её глаза сейчас напоминают блюдца.

Фэллон с явным удовольствием наклоняется ко мне и шепчет:

– А ты знаешь, что ликаны никогда не женятся? Они просто хватают ту, которая им нравится, и спариваются с ней в лесу!

– Как животные, – с негодованием встревает Экко.

– Да что вы? Правда? – Я не верю своим ушам. Это возмутительно. И очень неприятно.

– Говорят, – продолжает Фэллон зловещим шёпотом, – что иногда они хватают девушек, тащат их в лес и спариваются с ними… в обличье волков!

Пейдж в ужасе хватает ртом воздух, прикрывшись ладошкой.

– А это разве возможно? – в ужасе лепечу я.

Фэллон со смехом откидывается на подушки.

– Смотри не связывайся с ликанами!

– Они не всегда спариваются в лесу, – поглаживая шарик на цепочке, мрачно сообщает Экко.

Пейдж съёживается в углу – откровения Экко ей явно не по душе, а Фэллон ликующе смотрит на меня, предвкушая неизбежные вопросы.

Я только молча моргаю. В жизни не слышала ничего подобного! Однако меня невольно охватывает жуткое любопытство.

– Где же… ммм… где они… – Я беспомощно взмахиваю руками, не в силах закончить вопрос.

Экко как будто даже одобряет моё нежелание называть всё своими словами. Наклонившись ко мне, она тихо говорит:

– Мой отец служил послом у ликанов. Ездил в их земли, видел, как они живут. Однажды я подслушала, как он рассказывал матери, что когда ликаны достигают совершеннолетия, то собирается вся их стая, так они называют свои общины, и повзрослевшие юноши, стоя перед всеми, выбирают себе девушку и делают это прямо там, при всех, даже при детях.

Моё лицо пылает. Таких гадостей мне слышать не приходилось.

– А разве не… опасно учиться в университете рядом с ликанами? – удивлённо спрашиваю я.

– Их всего двое, – пренебрежительно отмахивается Фэллон. – Брат и сестра. Близнецы.

Уф, оказывается, всё не так страшно. Всего двое ликанов. Что они могут вдвоём!

– А что эльфы? – снова спрашиваю я. Братья говорили, что почти четверть студентов в университете – эльфы. – Какие они?

– Полная противоположность ликанам, – тряхнув головой, отвечает Фэллон. – Невыносимо чопорные. Ханжи! – презрительно фыркает она. – Не знаю, как они вообще умудряются заводить детей. Эльфы просто невероятно оберегают своих женщин. Если юноша другой расы дотронется до эльфийки хоть пальцем…

– Можно подумать, они кому-то нужны, – с издёвкой вставляет Экко.

– А по-моему, эльфийки очень красивые, – застенчиво признаётся Пейдж. Фэллон бросает на неё короткий предостерегающий взгляд. – Да! Красивые! – настаивает Пейдж. – У них такие изящные заострённые ушки! И белые волосы, и белые одежды… мы – в чёрном, они – в белом…

– Они – наша полная противоположность! – обрывает её Экко и смотрит на меня. – Они поклоняются идолам.

– Эльфы наши союзники, – бесстрастно роняю я.

– Пока… – пригвоздив меня взглядом, отвечает Фэллон.

Какой интересный поворот!

– А что кельты? – спрашиваю я Экко. – Какие у них парни?

Фэллон только пренебрежительно фыркает, а Экко мрачно смотрит на меня, сжимая шарик Эртии.

– В крови кельтов намешано столько грязи… от фей, урисков… даже от икаритов, – наконец отвечает Экко и снова умолкает, давая мне осознать сказанное.

Как тут не вспомнить малыша-икарита на руках Сейдж! Тогда, при встрече, она была так напугана, измучена… Кельт. Отец её ребёнка – кельт. Они познакомились в университете.

– Священник Фогель говорит, что кельты отбракованы, они больше не могут стоять в ряду Первых Людей, рядом с нами, – настойчиво продолжает Экко. – Они тайно поклоняются Силам Зла, как уриски и язычники пустынь.

– Опасайся женщин-урисок, – попутно предупреждает Фэллон. – Выглядят-то они безобидно, но обожают охотиться на наших парней.

Об этом частенько разглагольствует Уоррен Гаффни. Дело в том, что у урисок не осталось своих мужчин. Они все погибли в Войне миров, пали от рук гарднерийцев.

Мужчины расы урисков – сильные геоманты, они подчиняют себе ужасные, разрушительные силы камней – как обычных булыжников, так и изумрудов. Рядом с такими соседями нашим предкам было неуютно. А вот женщины-уриски магией не владеют. Им разрешено временно жить и работать в Гарднерии.

Вообще, страшно представить себе уничтожение всех мальчиков-урисков. Мне так и не удалось поговорить об этих событиях с дядей Эдвином. Едва услышав расспросы о тех днях, он мрачнел и замыкался в себе. Он не ответил даже, когда я не выдержала его молчания и разрыдалась.

Военачальники некогда сильных урисков однажды напали на Гарднерию, стремясь стереть наш народ с лица земли, но я всё же считаю, что побеждённых захватчиков потом наказали слишком жестоко.

– Уриски-полукровки могут похвастать лишь крупицами волшебной силы. И это ещё в лучшем случае, – вздыхает Экко.

Пейдж согласно кивает, а Фэллон делает вид, что ничего не слышит. Она не сводит с меня глаз, и под этим тяжёлым взглядом у меня по спине бегут мурашки. Мне она не нравится…

– Ты поосторожней с метисами, – ехидно усмехается Фэллон. Опять намёк на Гарета с его серебристыми прядями в чёрных волосах. Погладив большим пальцем волшебную палочку, она предостерегающе мурлычет: – Везде эти полукровки… Смотри не зевай.

Глава 8. Тиснёный шёлк

– Встаньте прямо. Да, вот так…

Я дрожу от смущения, а маг Элоиза Флорель – владелица модного ателье – деловито измеряет мне талию. Это властная коренастая женщина лет шестидесяти, облачённая в длинное чёрное платье великолепного покроя. Седые волосы портнихи заплетены в косу и уложены в строгий пучок. Она обводит меня пристальным взглядом ясных зелёных глаз, дабы не упустить ни малейшей детали.

Я стою на небольшом возвышении посреди примерочной на глазах у Фэллон, Экко и Пейдж в одном нижнем белье!

– Прекрасно. Теперь поднимите руки вверх…

И маг Флорель туго обхватывает меня мерной тесьмой под грудью, по груди и ещё раз – чуть выше. Больше всего мне хочется провалиться сквозь землю. Молчаливая девушка-уриска, моя ровесница, с непроницаемым лицом записывает результаты измерений на листке пергамента. Фэллон устраивает целый спектакль: заглядывает помощнице портнихи через плечо и шепчет что-то Пейдж и Экко, прикрыв губы ладонью. Я знаю: речь о моих мерках, и от этих мыслей к щекам приливает жаркая волна смущения.

Пытаясь отвлечься, я оглядываю комнату. Повсюду, от пола до потолка, выстроились бессчётные рулоны роскошных, искусно вышитых тканей. Мне и в голову не приходило, что чёрная материя может быть такой разной – от цвета кромешной тьмы до самых тёмных оттенков серого, от блестящего шёлка, в который можно смотреться, как в зеркало, до матового бархата.

– Прелестная фигурка, – роняет маг Флорель, взглядом профессионала оценивая мою грудь. – Жаль, что вы прятали её под этой так называемой одеждой. – Портниха ногой отталкивает мои вещи, сваленные в кучу на полу.

Моё лицо пылает всё сильнее, но теперь к смущению примешивается удовольствие от комплимента. Да и Фэллон, услышав похвалу портнихи, сидит с кислым видом, что меня ничуть не огорчает.

Я всегда знала, что фигура у меня ничего, но никто и никогда не восхищался мною при посторонних. Дома меня видели только дядя и братья, но даже при них я носила длинные закрытые платья, скрывающие фигуру от шеи до пят. Видны оставались лишь кисти рук, да иногда случайно оголялись щиколотки. Когда я выросла из детских платьиц, то стала шить себе сама.

Наконец, к моему невероятному облегчению, пытка заканчивается, и маг Флорель позволяет мне одеться, а сама диктует девушке-уриске указания.

Уриска такая красивая – глаз не отвести! Она похожа на горничных в доме тёти Вивиан: кожа лавандового цвета, заострённые уши и изумительные глаза, мерцающие всеми оттенками аметиста. Фиолетовые волосы заплетены в длинную косу, а одета она в простую льняную тунику до пят и белую нижнюю юбку.

В голове проносятся воспоминания об урисках в поместье Гаффни. Его работницы всегда казались мне очень странными: они говорили на своём языке и исчезали, переделав самую тяжёлую сезонную работу. Все они были высохшие, морщинистые, всегда перепачканные землёй. Не сравнить с прелестной помощницей портнихи.

Уриска отдаёт пергамент хозяйке, и портниха, прищурившись, рассматривает записи сквозь очки-полумесяцы, которые до сих пор лежали у неё на груди, прикреплённые к длинной, унизанной жемчугом цепочке.

– Хорошо, Спэрроу, – одобрительно кивает она. – Позови Эффри.

Грациозно поклонившись, Спэрроу уходит. Спустя всего несколько секунд в комнату врывается другая уриска – худенькая, встрёпанная, с тёмно-фиолетовой кожей – и резко останавливается перед портнихой. Следом идёт Спэрроу. Худышке лет восемь, не больше.

Смерив малышку взглядом, маг Флорель отправляет её за тканью. Вскоре девочка возвращается с двумя рулонами, развернувшийся шёлк тянется за ней по полу. В одном рулоне ткань чёрная, словно эбеновое дерево, с золотистыми нитями, в другом – синевато-чёрная, матовая. Свёртки тяжёлые, девочка явно выбилась из сил.

Маг Флорель встречает её недовольным вздохом:

– Эффри, я просила тиснёный шёлк! Понимаешь, тиснёный!

Девочка в ужасе таращит огромные глаза.

– Ладно, не плачь, – утешает готовую разрыдаться уриску портниха. – Принеси альбомы с образцами тканей. Они гораздо легче, чем рулоны.

Крошка Эффри убегает, стремясь исправить ошибку.

Маг Флорель поворачивается к нам, в смятении покачивая головой.

– Прошу прощения, – извиняется она. – Эффри у нас недавно. Её невероятно трудно учить. Она просто не умеет слушать.

Поглаживая свёрнутый в рулон бархат, Фэллон презрительно фыркает:

– Не умеет слушать… С такими-то большими ушами!

Вздрогнув, я поворачиваюсь к Фэллон. Маг Флорель, Экко и Пейдж тоже не скрывают удивления.

Фэллон отвечает нам скептическим взглядом, а в примерочную тем временем нетвёрдыми шагами возвращается Эффри. Девочка пыхтя тащит толстый альбом, между страницами которого виднеются лоскутки ткани. Коротко усмехнувшись, Фэллон взмахом руки указывает на уриску.

– Вы только посмотрите на неё – это же летучая мышь-переросток!

Эффри спотыкается и застывает на месте. Она поднимает взгляд на Фэллон, её губы дрожат, складываясь в горькую гримаску, кончики ушей безвольно опускаются. Спэрроу выглядывает из-за спины Фэллон и серьёзно смотрит на Эффри, словно напоминая о чём-то очень важном. Малышка тут же опускает глаза.

– Эй, девчонка! – преувеличенно грозно рявкает Фэллон, повелительно щёлкая пальцами, и девочка в страхе снова поднимает голову. – Показывай, что там у тебя.

Малышка, почтительно склонив голову, дрожащими руками протягивает Фэллон альбом.

– Спасибо, – мягко благодарю я, пытаясь успокоить крошку. Потом возмущённо смотрю на Фэллон. Что за радость так унижать ребёнка?!

Маг Флорель в свою очередь бросает на Фэллон исполненный боли взгляд и отсылает Эффри. В уважительном отношении портнихи к Фэллон нет ничего удивительного. В конце концов, эту девушку считают преемницей Чёрной Ведьмы.

Устроив альбом с образцами тканей на высокой подставке, Фэллон листает страницы. Она медленно разглядывает ткани, заставляя остальных ждать. Наконец она находит что-то интересное.

– Смотри, Эллорен, – притворно ласково произносит Фэллон, поднимая лоскут ткани.

У неё в руке грубая плотная шерсть, даже хуже, чем та дерюга, из которой сшита моя одежда.

– Тебе пойдёт, – сияя улыбкой, продолжает Фэллон. – Из этого получится отличное праздничное платье. Пейдж, что скажешь?

Пейдж озабоченно хмурится, глядя на Фэллон, а потом, бросив на меня неуверенный взгляд, выдавливает:

– Ну… не знаю… может, что и получится…

Не понимаю. Фэллон шутит? Наверняка.

– Мне кажется, вечерние платья шьют из других тканей, – вежливо протестую я.

Фэллон насмешливо таращит глаза, будто обидевшись.

– Ну что ты… это гортийская шерсть. Последний писк моды! – убеждает она меня, лукаво поглядывая на Экко и Пейдж.

Не давая мне ответить, Фэллон захлопывает книгу и передаёт её вместе с лоскутком шерсти портнихе.

– Сшейте праздничное платье Эллорен из этого материала, – говорит она так, словно окончательное решение принято. – Да и весь остальной гардероб тоже.

В моей душе поднимается непреодолимая волна отвращения, сердце бьётся в груди, словно пойманная птица.

– Подождите, – оторвав взгляд от волшебной палочки на поясе Фэллон, обращаюсь я к портнихе. – Я сама посмотрю образцы.

Сладкая улыбка Фэллон превращается в язвительную гримасу.

– Не трать время, Эллорен, – говорит она, обводя рукой комнату. – Все ткани чёрные.

– И всё же выбирать я буду сама, – встретившись взглядом с Фэллон, настаиваю я. В комнате так тихо, что, упади булавка, мы все услышим.

Фэллон испытующе смотрит на меня, и я как могу сопротивляюсь силе её взгляда. Глаза Фэллон завораживают. В зрачках чередуются тонкие тёмно-зелёные и светло-зелёные полоски. Светлые полоски – почти белые. Они похожи на льдинки. Острые как копья.

Немного поколебавшись, маг Флорель опускает книгу с образцами на подставку рядом со мной.

– Конечно, маг Гарднер, – говорит она, с опаской оглянувшись на Фэллон. – Выбирайте.

Под ледяным взглядом Фэллон я листаю страницы. На мгновение мой взгляд останавливается на лилово-чёрном кусочке мягкого, будто детские кудри, бархата.

– Какая прелесть! – переходя к следующему образцу, восклицаю я, почти забывая о Фэллон. И вот я уже держу в руке чёрный шёлк с красным и жёлтым отливами. – Изумительно! – Не в силах оторваться, я при свете настенной лампы кручу во все стороны лоскут удивительной ткани.

Маг Флорель довольно кивает.

– Ишкартанское золотое плетение, – поясняет она, забирая у меня шёлк и нежно расправляя его на ладони. – Эту ткань привозят из Восточной пустыни. Очень редкая работа, тонкое огненное плетение.

Опустив глаза, я задумчиво провожу рукой по коричневой шерсти, из которой сшита моя одежда. Сопоставлять вышитый шёлк и толстую шерсть – это всё равно что сравнивать скрипку, созданную великим мастером, с грубой подделкой недоучки.

– У вас прекрасный вкус, маг Гарднер.

Перевернув ещё несколько страниц, я снова замираю. Шёлк цвета полночной тьмы. Если приглядеться повнимательнее, на ткани проступает тончайшая вышитая вязь. Стоит её рассмотреть – и…

– Какая красота, – изумлённо выдыхаю я.

– Салишеновый шёлк, – благоговейно поясняет маг Флорель. – Его привозят с Салишеновых островов. Салиши – искусные ткачи. Истинные художники. Все их вышивки бесподобны.

– Как вы думаете, можно мне сшить что-нибудь из этого шёлка?

– Конечно, маг Гарднер! – радостно восклицает портниха.

Фэллон решительно опускает руку на открытую страницу.

– Нет, нельзя, – настойчиво говорит она.

– Почему? – удивляюсь я.

– Потому что из этой ткани уже шьют платье мне, – снисходительно поясняет она.

– Жаль, – вздыхает маг Флорель, сочувственно похлопывая меня по плечу. – Не расстраивайтесь, маг Гарднер. У нас столько красивых тканей… Мы подберём вам что-нибудь другое, ничуть не хуже…

С бешено бьющимся сердцем я тоже кладу руку на лоскут ткани в альбоме и отвечаю, глядя Фэллон прямо в глаза:

– Нет. Я хочу платье из этого шёлка.

Все смотрят на меня, будто не веря собственным ушам.

Подавшись вперёд и обнажив зубы, Фэллон цедит:

– Нет. Не выйдет.

Моя рука подрагивает, но я не сдаюсь.

– Ну что ты так разволновалась, – умиротворяюще говорю я, обводя рукой примерочную и копируя насмешливый тон Фэллон. – Посмотри, здесь все ткани чёрные. А фасон платья наверняка будет другим. – Взглянув в округлившиеся от удивления глаза портнихи, я спрашиваю: – Маг Флорель, вы ведь сошьёте мне платье, непохожее на то, что будет на Фэллон?

– Моё платье шьют не здесь, – презрительно выплёвывает упрямица. – У меня другая портниха.

– Ну вот. Так даже проще, – улыбаюсь я. – Маг Флорель, вы успеете сшить мне платье из этой ткани?

Портниха оценивающе смотрит на меня, то и дело поглядывая на Фэллон, как будто решает, стоит ли ввязываться в наш спор. Наконец, гордо выпрямившись, она отвечает:

– Конечно успею. – И с холодной улыбкой обращается к Фэллон: – Милая, опишите мне фасон вашего платья, и я одену маг Гарднер совсем по-другому.

Получается, маг Флорель на моей стороне! Фэллон же улыбается так ехидно, что от неё хочется отойти подальше. Она отдёргивает руку, довольная, что я вздрагиваю от неожиданности.

– Я ухожу, – объявляет Фэллон, сверля меня злыми глазами.

Экко и Пейдж подбегают к подруге и уговаривают её остаться.

Отвернувшись от девушек, я листаю страницы, едва различая образцы тканей. Я знаю, что лучше было бы промолчать, но Фэллон так гадко обошлась с девочкой-уриской…

– Не надо, Фэллон, всё устроится, – безмятежно говорю я, намеренно не отрывая глаз от альбома. – Может быть, тебе сшить другое платье? Из гортийской шерсти. Говорят, эта ткань – последний писк моды!

Выпрямившись, я натыкаюсь на взгляд Фэллон, исполненный неприкрытой враждебности. Она тут же отворачивается, крепко сжимая в руке волшебную палочку, и уходит, громко хлопнув напоследок дверью.

Краем глаза я вижу Спэрроу – её губы на мгновение складываются в довольную улыбку.

Глава 9. Чёрная Ведьма

– Ты так похожа на Карниссу Гарднер! Просто само совершенство, – восхищается Пейдж.

Я стою перед высоким зеркалом, из которого на меня смотрит незнакомка. Мы в доме тёти Вивиан, в моей роскошной спальне. Хрустальные двери и окна в стеклянной комнате распахнуты, в ночной тьме шелестит листьями деревьев тёплый океанский бриз, на кровати возятся пушистые котята. С той памятной поездки к портнихе мы ещё несколько раз встречались с Пейдж: дважды обедали в городе в компании тёти Вивиан и ещё раз вместе покупали туфли. Пейдж нравится мне куда больше, чем Экко или Фэллон.

Вот уже целый час маг Флорель меня одевает, причёсывает и пудрит, а тётя Вивиан стоит рядом, сложив руки на груди и отдаёт приказания с уверенностью опытного художника, который надзирает за созданием важнейшего произведения всей своей жизни. И теперь мне кажется, что в зеркале отражаюсь не я, а какая-то незнакомая девушка.

Вечно спутанные тёмные пряди моих волос, которые я не знала, как укротить, лежат на плечах, искусно заплетённые в косы, а накрашенные глаза кажутся огромными и таинственными. Тщательно выщипанные брови только усиливают этот эффект. Губы вдруг стали алыми и полными, скулы подчёркнуты румянами. Удивительное дело – острые, угловатые черты лица смягчились, я выгляжу уверенно и элегантно. В ушах и на шее красуются оправленные в золото изумруды, а платье, которое сшила маг Флорель…

Не знаю, как описать это великолепие… Тончайшая вышивка на ткани появляется и исчезает с каждым движением, длинное, до пола, мерцающее платье нежно облегает плечи, расширяясь книзу.

Карнисса Гарднер считалась непревзойдённой красавицей. Враги прозвали её Чёрной Ведьмой – она действительно являлась одним из сильнейших магов Гарднерии всех времён. Удивительная и необыкновенно умная женщина, она прекрасно играла на музыкальных инструментах и бесстрашно вела на битву наши войска. Вот такая у меня была бабушка.

А я не просто похожа на неё. Я её точная копия.

– О да! – довольно вздыхает тётя Вивиан. – Прекрасно. Спасибо, Элоиза. Пожалуй, мы закончили. – Тётя встаёт и улыбается мне: – Эллорен, я жду тебя внизу через час. Пейдж тебя проводит. – Обернувшись к Пейдж, тётя продолжает отдавать указания: – Спускайтесь в зал по главной лестнице. Устроим Эллорен торжественный выход.

Ещё раз окинув меня испытующим взглядом, тётя уходит, по-дружески разговаривая с портнихой.

А я так и стою перед зеркалом, словно поражённая громом.

– Представляю, как ты гордишься своей бабушкой, – серьёзно говорит Пейдж. – Она была великая женщина. И судьба поведёт тебя по её стопам, Эллорен. Зачем бы иначе Древнейшему одаривать тебя её обликом. Вот подожди… скоро все тебя увидят!

Я следую за Пейдж по извилистым коридорам. Навстречу нам лишь изредка попадаются горничные-уриски. Они куда-то спешат и не обращают на нас ни малейшего внимания.

Наконец мы выходим на верхнюю площадку огромной лестницы с изящными перилами из вишнёвого дерева, и у меня перехватывает дыхание. Я застываю на месте, охватывая взглядом грандиозный круглый зал внизу.

Перед нами, словно море, колышется толпа важных гарднерийцев в чёрных одеждах. Примерно половина присутствующих – в военной форме, у большинства – нашивки, свидетельствующие об их принадлежности к старшим чинам. Кое-где мелькают плащи с серебряной отделкой – атрибут сильных магов.

Сначала в нашу сторону бросают лишь несколько любопытных взглядов. Потом кто-то шумно выдыхает, и в толпе воцаряется тишина.

Я молча оглядываю зал, чуть щурясь от яркого света огромной потолочной люстры – сотни свечей сияют на серебристых резных ветках берёзы среди хрустальных подвесок в форме листьев, наполняющих зал таинственными отблесками.

В самом центре зала я вдруг замечаю высокую фигуру. Это худощавый мужчина в длинной тёмной тунике, какие носят жрецы. На его груди белый знак – птица. Он моложе, чем большинство известных мне жрецов. У него правильные, немного резкие черты лица, прямые чёрные волосы зачёсаны назад, приоткрывая высокий лоб, и ниспадают на плечи. Яркие зелёные глаза смотрят пристально и живо, будто от них исходит внутренний свет.

Жрец смотрит на меня так, будто мы с ним давно знакомы и встретились после долгой разлуки. От этого взгляда хочется скрыться… поскорее и подальше.

Перед глазами вдруг возникает обгоревший ствол дерева… Чёрные обугленные ветви стремятся к высокому бескрайнему небу.

Страшный образ затягивает в пустоту отчаяния, и я хватаюсь за перила балкона, чтобы не упасть.

Дерево ещё раз вспыхивает где-то на границе сознания, а потом исчезает.

Прищурившись, я глубоко вздыхаю. Наверняка показалось. Это лишь игра света и тени.

С бешено колотящимся сердцем я снова отыскиваю в толпе жреца. Он по-прежнему смотрит на меня, как на давнюю знакомую. Рядом с ним стоит тётя Вивиан в великолепном чёрном платье, усыпанном сапфирами. Элегантным взмахом руки тётя зовёт нас присоединиться к гостям.

Пейдж кладёт руку мне на плечо и мягко, ободряюще напоминает:

– Пора, Эллорен.

Не зная, куда деваться от смущения, я машинально переставляю ноги и спускаюсь по ступенькам, покрытым мягким ковром, который, к счастью, не даёт мне поскользнуться. Вишнёвое дерево блестящих перил дарит мне капельку силы, помогает успокоиться.

Вот лестница заканчивается, толпа в изумлении расступается, и я оказываюсь прямо перед моложавым жрецом. И снова вижу чёрные ветви мёртвого дерева. Я быстро, встревоженно моргаю, и призрак тает.

Что-то здесь не так. Мне вдруг кажется, что я стою на опушке дремучего леса, а где-то во тьме, за деревьями, прячется волк. Однако все вокруг уверены, что беспокоиться не о чем.

Я встречаюсь с властным взглядом жреца.

– Эллорен, – сияя улыбкой, тётя представляет мне гостя. – Познакомься, это Маркус Фогель. Мы вместе заседаем в Совете магов. Возможно, Маркус – наш следующий верховный маг. Пастырь Фогель, позвольте представить вам Эллорен Гарднер, мою племянницу.

Маркус Фогель с какой-то змеиной грацией берёт мою руку и склоняется над ней в поцелуе. От любопытства его зелёные глаза сияют ещё ярче.

Мне очень хочется отодвинуться хоть на шаг, но, собрав все силы, я остаюсь на месте.

Как странно… кожа у Фогеля тёплая, почти горячая. А его зелёные глаза будто проникают мне в душу, видят ещё не померкший образ чёрного мёртвого дерева.

– Эллорен Гарднер, – проникновенно и неожиданно гортанным голосом произносит он. Этот вкрадчивый голос… и проницательный взгляд… глубоко внутри у меня загорается жаркая искорка, будто предупреждая о незваном госте. Мне остаётся только изо всех сил сопротивляться.

Фогель ненадолго опускает веки и, глубоко вздохнув, улыбается.

– В твоей крови – её сила. – Он внимательно рассматривает мою руку, водит пальцем по ладони. От его прикосновений меня бросает в дрожь. Фогель снова смотрит мне в глаза и тихо, будто напевая колыбельную, спрашивает: – Ты чувствуешь её силу?

– Нет, – смущённо сознаюсь я, пытаясь вырвать руку из его цепких пальцев. Однако Фогель держит крепко.

– Её проверяли? Она владеет магией? – тягуче выговаривая слова, обращается он к тёте Вивиан.

– Эллорен проверяли много раз. Она не наделена волшебной силой.

– Вы уверены? – Теперь настойчивый взгляд немигающих глаз устремлён на тётю Вивиан.

И моя всегда уверенная в себе, непоколебимая тётушка заметно падает духом.

– Я не могу не верить собственному брату. Он ещё раз проверил способности Эллорен совсем недавно – в прошлом году.

Я с удивлением смотрю на тётю. В прошлом году меня никто не проверял. В последний раз мне давали подержать волшебную палочку, когда я была совсем маленькой.

Получается, дядя Эдвин солгал? Но зачем?

Фогель снова буравит меня своим тёмным, непреклонным взглядом, и я внутренне отшатываюсь от него, едва держась, чтобы не выдать охватившую меня панику.

Почему рядом с этим человеком мне не по себе? Ведь тётя Вивиан и прочие маги боготворят землю, по которой он ступает?

Фогель отпускает мою руку, и я несколько раз сжимаю и разжимаю пальцы, будто стряхивая воспоминание о неприятных прикосновениях.

– Очень жаль, – печально произносит он, и тянется погладить меня по щеке тонкими, как у художника, пальцами. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не увернуться от прикосновения. Склонив голову к плечу, он вопросительно оглядывает меня и глубоко вздыхает, будто принюхиваясь. – И всё же… в ней есть что-то от Карниссы. Её сила.

– О да! – восхищённо подтверждает тётя. – Эллорен действительно унаследовала некоторые черты моей матери.

И тётушка Вивиан гордо пускается в пространные рассуждения о моих музыкальных способностях, о том, как легко меня приняли в университет.

Фогель едва слушает тётины дифирамбы. Он рассматривает мои руки.

– Ты не обручена, – снова обращается он ко мне. Какие простые и безжалостные слова…

Где-то в глубине моей души поднимается горячая волна раздражения, и, взглянув Фогелю прямо в глаза, я отвечаю:

– Как и вы.

– Помилуй, дитя неразумное! Что ты говоришь?! – встревает ещё один член Совета, с золотой литерой «М» на груди. – Маг Фогель – пастырь! Жрец! Конечно, он не обручён. – Осуждающе покачивая головой, непрошеный собеседник нервно посмеивается, но Фогель не удостаивает его даже взгляда.

– Нужно обручить её с достойным гарднерийцем, – не сводя с меня глаз, говорит Фогель тётушке.

– Непременно, – уверяет его она.

– С достаточно сильным магом, – быстро обернувшись к тёте, уточняет жрец.

– Конечно, Маркус, – заговорщически улыбается тётя. – Я позабочусь о племяннице.

– Она уже познакомилась с Лукасом Греем?

Тётя Вивиан шепчет что-то Фогелю на ухо, шелестя жёсткими нижними юбками. Стоящие рядом непринуждённо разбиваются на пары и обмениваются любезными фразами.

Я почти ничего не слышу, взгляд Маркуса Фогеля будто гипнотизирует меня.

От дверей доносится весёлый смех – пришли ещё гости, да какие шумные!

В зал вплывает Фэллон Бэйн в окружении целой когорты симпатичных военных стажёров в тёмно-серой форме, здесь же её неизменная охрана и ещё несколько офицеров в чёрных мундирах. Рядом вертятся миловидные девушки.

Однако Фэллон затмевает всех.

Если у неё и было платье из той ткани, что выбрала себе я, надела она совсем другое. Великолепный, невероятно смелый бальный наряд – ткань скорее лиловая, отливающая чёрным, нежели чёрная с лиловым оттенком. Офицеры рядом с Фэллон очень похожи на неё – те же черты лица, изумительно яркие глаза и ехидные ухмылки на губах. Скорее всего, это братья Фэллон. Один чуть выше ростом, в чёрном как ночь мундире, на другом форма стажёра. У обоих на рукавах по пять серебряных нашивок.

Фэллон мгновенно находит меня в толпе взглядом. Она поднимает руку, будто поддразнивая, и посылает в воздух спираль разноцветного дыма. Гости восхищённо вздыхают, все взгляды устремлены только на Фэллон. Стоящие рядом с тётей военачальники в чёрных мундирах не сводят с красавицы глаз, но выражение их лиц не назовёшь беззаботным. Они явно насторожились. Стажёрам запрещается произносить заклинания без особого разрешения – за такой проступок могут и выгнать из гвардии.

Пожилой военный подаёт знак другому офицеру, мол, не обращай внимания. У меня идёт кругом голова. Получается, Фэллон Бэйн не только наделена исключительной силой. Ей, похоже, и закон не писан.

Ещё один взмах волшебной палочки – и разноцветный дым рассыпается радужными искорками. Зрители смеются и аплодируют.

Фэллон медленно убирает палочку в ножны на поясе, наводит на меня прищуренный взгляд изумрудных глаз и что-то мурлычет брату в чёрном мундире так, чтобы слышала вся её свита. Юноши удивлённо переглядываются, а потом по очереди смотрят на меня, за улыбками едва скрывая отвращение.

Я стою, от напряжения поджав пальцы на ногах, сердце падает куда-то в пустоту. Остаётся только гадать, какие мерзости рассказывает Фэллон обо мне своим приспешникам.

Глава 10. Пророчество

Тётушка кивком отпускает нас. Пейдж тут же хватает меня под руку и тащит в сторону, к великолепно украшенным дверям, за которыми открывается бальный зал. Играет оркестр, прекрасная музыка звучит всё громче и громче, заполняя всё вокруг.

По залу прогуливаются гости, явно состоятельные гарднерийцы, несколько пар кружатся под музыку. Заметив меня, многие потрясённо ахают, улыбаются и подходят выразить признательность моей «замечательной семье». Служанки-уриски в накрахмаленных белоснежных платьях предлагают угощения на золочёных подносах, наполняют желающим тарелки у длинных столов, уставленных изысканными блюдами. В вазах рядом с изящными подсвечниками благоухают алые розы.

Пейдж направляется сквозь толпу к столам, но, заметив у дверей бального зала Фэллон с военным эскортом, заметно вздрагивает и, прихватив две тарелки с засахаренными фруктами, тянет меня в дальний угол, где мы устраиваемся в тени огромного папоротника.

– Кто это рядом с Фэллон? Сайлус? – спрашиваю я, забирая у Пейдж свою тарелку.

Пейдж хмуро грызёт сладкий крыжовник.

– Да, это он.

Принимаясь за вишни в сахаре, я отвечаю ей полным сочувствия взглядом. Вот невезение. Если Сайлус Бэйн хоть немного похож на сестру, худшей пары для доброй и отзывчивой Пейдж не придумаешь.

Оглядывая зал, я с удивлением вижу знакомые лица и спешу поделиться открытием с Пейдж, которая липкими от сахара пальцами отправляет в рот ягоду за ягодой.

– Смотри, там родители Сейдж Гаффни, – шепчу я. Они ещё не вошли в бальный зал и стоят в просторном вестибюле, как всегда в строгих, мрачных одеждах. На их лицах застыли суровые, печальные маски. К чете Гаффни то и дело подходят знакомые, грустно их обнимают, выражая соболезнования. В противоположном конце зала, под другим пышным папоротником, молча, угрюмо оглядывая толпу, застыл Шейн, старший брат Сейдж. На нём чёрный мундир военного.

Коснувшись моей руки, Пейдж осторожно предупреждает:

– Эллорен, её имя нельзя произносить вслух. И тебе лучше не подходить к твоим знакомым. Случилось нечто слишком ужасное…

– Да знаю я… всё знаю, – прерываю я подругу. – Но… Почему нельзя произносить её имя?

С трудом сглотнув, Пейдж бросает на Гаффни опасливый взгляд.

– Потому что её изгнали, объявили вне закона.

– Изгнали? – Раскрыв рот, я в ужасе застываю. Изгнать гарднерийца – всё равно что похоронить его, лишить жизни. Так поступают только с самыми опасными преступниками, чтобы стереть память об их существовании и восстановить честь семьи и чистоту крови. – Как же так… тётя говорила, что Совет поможет Сейдж.

Снова взглянув на Гаффни, Пейдж пожимает плечами:

– Наверное, Сейдж не приняла их помощи.

Я прекрасно помню нашу последнюю встречу. Тогда она вела себя как сумасшедшая. Это и понятно. Кто угодно сойдёт с ума, родив икарита. Но ещё я вдруг вспоминаю, как давным-давно, когда я была совсем маленькой, Сейдж плела мне венки из лент и полевых цветов, как разрешала гладить маленьких овечек в поместье Гаффни. А потом, спустя несколько лет, именно Сейдж учила меня шить и украшать одежду сложной вышивкой. Мы часто сидели под раскидистым дубом на полпути между нашим домиком и поместьем её родителей и вышивали цветы железного дерева на блузках и юбках. Меня всегда восхищали нежная грация Сейдж и её удивительная способность придумывать изысканные узоры.

– Пойду поздороваюсь с её братом, – оставив тарелку на краю стола, объявляю я.

Пейдж вздрагивает. Ей хотелось бы сейчас оказаться подальше от Гаффни и всего этого кошмара наяву, однако остановить меня она не пытается.

Шейн так крепко сжимает хрустальный бокал, как будто раздумывает, в кого бы им швырнуть. Старший брат Сейдж ниже ростом, чем большинство офицеров в зале, но сложён как настоящий борец. Казалось, он состоит сплошь из мышц и ярости, которые преобразуются в сгусток энергии.

– Шейн, – негромко обращаюсь к нему я, – мне сказали… о Сейдж.

Его лицо искажает гримаса боли.

– А тебе не сказали, что её имя теперь нельзя произносить? – Показав бокалом на родителей, он с отвращением роняет: – Смотри, вот накажут тебя, объявят изгоем…

– Что с ней? Как она? – беспокойно оглянувшись на чету Гаффни, спрашиваю я.

– Я ничего не знаю, Эллорен, – мрачно отвечает Шейн. – Даже не знаю, где она. Никто не знает. А младшие сёстры сбежали с ней.

От этих слов мне становится трудно дышать. Ещё и сёстры! Перед глазами встаёт фигурка Сейдж в предутреннем тумане посреди безлюдного леса, и меня пронзает острое чувство вины. О Древнейший! Ну почему я тогда ничего не сказала…

– В погоню за ними отправили весь Пятый дивизион, однако никого не нашли, – растерянно качает головой Шейн. – девчонки будто в воду канули.

В Пятом дивизионе служат лучшие гарднерийские следопыты. От них не спрячешься. Эти бойцы отточили навыки тайной слежки во времена Войны миров, разведывая местонахождение вражеских лагерей, где прятались опасные противники из народа фей. Поговаривают, что лучшие из Пятого дивизиона могут пройти по следу, оставленному в лесу неделю назад. Всё это мне рассказал Рейф, которого Пятый дивизион уже не первый год зазывает в свои ряды.

– Разве ты служишь не в Пятом? – удивлённо спрашиваю я. – Почему же ты здесь?

Шейн – прирождённый следопыт, совсем как Рейф.

– Видишь ли, Эллорен, – с горькой улыбкой поясняет Шейн, – скорее всего, офицеры решили, что я недостаточно хладнокровен, чтобы убить свою сестру.

– Убить?! – бледнею я.

Шейн морщится, словно от боли.

– Её ребёнок не простой икарит. В Совете уверены, что это тот самый Икарит.

Я в ужасе замираю на месте.

Пророчество Ателлиана Люмина, одного из величайших наших провидцев, известно всем.

Великий Крылатый восстанет и накроет землю страшной тенью. И как Ночь побеждает День, а День побеждает Ночь, явится миру новая Чёрная Ведьма, исполненная небывалой силы, и выйдет противостоять Злу. И когда сойдутся они на поле битвы, разверзнутся небеса, содрогнутся горы, а воды окрасятся багрянцем… и в том сражении решится судьба всей Эртии.

Люмина считали истинным пророком, его откровения были известны всем верующим гарднерийцам и почитались не меньше священного писания, нашей «Книги древних». Ателлиан Люмин покинул этот мир, когда я была совсем маленькой. Мы тогда жили в Валгарде, и я до сих пор помню, какие толпы запрудили улицы столицы в день похорон пророка. Люди тогда искренне горевали.

Маг Люмин безошибочно предсказал небывалую магическую силу моей бабушки и её битву с демоном-икаритом. Вскоре после окончания Войны миров и гибели Чёрной Ведьмы Люмин огласил последнее пророчество, которое встряхнуло всю Гарднерию. Ведь тогда победители были уверены, что икариты никогда не вернутся и Гарднерия навсегда забудет об ужасах пожара и крылатой тьме. Однако выяснилось, что на горизонте маячит угроза куда более страшная.

– Время пришло, – хриплым шёпотом выдыхает Шейн. – Провидцы всё подтвердили. И не они одни. Предсказатели из других рас тоже сказали своё слово. Они все прочли послание небес – икарит из пророчества явился. Икарит с крыльями, одарённый волшебной силой. Остальные мальчики-икариты давным-давно пойманы и лишены крыльев. Ты понимаешь, что происходит, Эллорен? Икарит из пророчества и есть ребёнок моей сестры. Иначе быть не может.

– Нет. – Я отчаянно качаю головой, прогоняя страшные мысли. Всё это слишком странно и нелогично. Почему у милой, доброй и заботливой Сейдж вдруг родился демон из пророчества? – Я не верю!

По выражению лица Шейна ясно, что переубедить его не удастся.

Тоскливо глядя на полупустой бокал с пуншем, брат Сейдж едва сдерживает ярость.

– Он бил её… ты знала?

– Кто?

– Как кто?! Тобиас. Характер у него не сахар. – Шейн мрачно оглядывает зал. – Она всех слушалась, делала всё, что ей велели… все эти! А он добрался до неё в университете. Неудивительно, что она сбежала с тем кельтом. – Пальцы Шейна побелели, и я боюсь, что его бокал скоро разлетится вдребезги. – Он обманул её, – скрежеща зубами шипит Шейн. – Кельт… все они такие. Соблазнил мою сестру, воспользовался её добротой… грязная тварь… а теперь… – Его голос срывается, в глазах блестят слёзы ярости.

Я тянусь сочувственно похлопать его по плечу, но Шейн отшатывается, избегая прикосновения.

– Шейн, послушай меня. Этого не может быть, – настаиваю я. – В пророчестве сказано не только о новом икарите. Там есть строки и о Чёрной Ведьме, а среди нас нет никого с такой умопомрачительной силой…

Шейн недоверчиво вскидывает брови.

– Конечно есть! Или скоро появится. – И он показывает взглядом на семейку Бэйн.

Моё горло будто сжимает тугим обручем. Фэллон Бэйн. Следующая Чёрная Ведьма. Ей предстоит убить малыша-демона, ребёнка Сейдж Гаффни. Кошмар какой-то.

Глядя Шейну в глаза, я неуверенно спрашиваю:

– Ты действительно думаешь, что Фэллон Бэйн со временем обретёт такую силу?

– Пожалуй… если учесть, с какой скоростью растёт её магия, – безнадёжно вздыхает Шейн. – Ничего не поделаешь, Эллорен. Для моей сестры всё кончено. Иди к своим. Держись подальше от нашей семьи.

Я нахожу среди гостей Фэллон.

Она вынимает из ножен волшебную палочку и шутя наводит её на худенького военного стажёра. Он застывает, боясь шевельнуться, а стоящие рядом настороженно умолкают.

Так нельзя. Стажёрам строжайше запрещено целиться друг в друга.

Поразительно. По бальному залу прогуливается предостаточно офицеров, но ни один даже не делает девушке замечания за грубейшее нарушение правил.

Фэллон с хохотом убирает палочку в ножны, напряжение спадает, зеваки нервно хихикают. А худенький стажёр, испуганно растянув губы в улыбке, исчезает в толпе.

Проводив его взглядом, Фэллон поворачивается ко мне. Она хищно улыбается, и я догадываюсь, что у неё на уме.

Осторожно, Эллорен Гарднер. На месте бедняги стажёра можешь оказаться и ты.

Глава 11. Айслин Грир

Шейн, поклонившись, уходит, а я возвращаюсь к столу с угощениями, чтобы выпить пунша и немного успокоиться.

Трясущимися руками, позвякивая ковшом о стенки хрустальной чаши, я наполняю бокал розоватым коктейлем с нежными съедобными лепестками. Сайлус зовёт Пейдж, и она неохотно уходит к жениху. Я остаюсь одна. Почувствовав на себе чей-то взгляд, я удивлённо оглядываюсь.

Меня неторопливо рассматривает хрупкая миловидная девушка с умными зелёными глазами. Она сидит неподалёку, опустив на колени раскрытую книгу, перевёрнутую обложкой вверх. На ней строгое платье на подкладке – такие носит Экко Флад – и на шее тоже цепочка с кулоном, шариком Эртии. На лице – ни грамма косметики. Странно, но, судя по чистым рукам на коленях, она не обручена. Платье явно указывает, что она из очень консервативной семьи, где девушкам очень рано начинают подыскивать супругов.

– Похоже, ты не нравишься Фэллон, – замечает девушка, кивая в сторону хохочущих юношей, окруживших Фэллон Бэйн. – Ты храбрая. Умеешь выбирать врагов, – сочувственно улыбается новая знакомая.

– Она тебе не нравится? – удивлённо уточняю я.

– Кто, Фэллон? – качает головой девушка. – Она злее самой ядовитой змеи. И братья у неё такие же. – Смерив меня опасливым взглядом, собеседница тут же предупреждает: – Если вздумаешь передать кому-нибудь мои слова, я буду всё отрицать.

Ничего себе. Наконец-то передо мной девушка, которая не ловит каждое слово Фэллон.

– Я Эллорен Гарднер, – протягиваю я собеседнице руку.

Она со смехом пожимает мою ладонь:

– А кто же ещё! О тебе всем известно.

– Дай-ка угадаю, – осторожно улыбаюсь я. – Наверное, обсуждают, что я как две капли воды похожа на свою бабушку?

– Нет, – смеётся девушка. – Говорят, ты всю жизнь провела в глуши, где-то на севере. Но самое примечательное – ты ни с кем никогда не целовалась!

Мои щёки пылают, голова раскалывается, и я прикладываю ладонь ко лбу.

– Зачем я только ей призналась…

– Ничего, – утешает новая знакомая. – Меня целовали. И, скажу я тебе, ничего особенного в этом нет.

– Правда?

– Правда, – поддразнивает она. – Представь: двое прижимаются ртами, пробуют на вкус слюну друг друга так, что узнают, кто и что ел на ужин. Если подумать, ничего приятного в этом нет.

– А ты, как я вижу, в романтику не веришь, – смеюсь я в ответ.

– Зачем осложнять себе жизнь и тешить себя нереалистичными ожиданиями? – соглашается она.

Девушка держится невероятно прямо. На ней отглаженное платье очень строгого покроя, а длинные чёрные волосы аккуратно расчёсаны и закреплены на затылке двумя серебряными гребнями.

– Быть может, ты просто ещё не встретила своего суженого?

– Почему же, встретила, – рассудительно отвечает она. – Наше обручение состоится в конце года. Он вон там, – кивает она, указывая на двери в бальный зал. – Стоит справа от дверей.

Внешне этот юноша почти неотличим от других гостей: волевой подбородок, чёрные волосы, зелёные глаза…

– И ты с ним целовалась? – спрашиваю я.

– Ну да, так положено, – покорно вздыхает она. – Мужчинам приходится ждать так долго всего… остального. Надо их иногда подбодрить, что ли.

– Но тебе не понравилось.

– Не подумай, что это полный кошмар. Терпимо.

Услышав такое бесстрастное описание, я фыркаю от смеха:

– Можно подумать, ты говоришь о стирке и уборке!

– Ну, в каком-то смысле так и есть, – доброжелательно улыбается она в ответ.

– Если ты так считаешь, то зачем согласилась обручиться с ним, а потом выйти за него?

– Рэндалл нормальный, – пожимает она плечами. – Из него получится хороший супруг. Его выбрали мои родители, а я привыкла им доверять.

– То есть твоего мнения о женихе не спрашивали?

– А кому это интересно? Меня не обручили бы с подлецом. Старшим сёстрам женихов тоже искали родители.

Поразительно… девушка ничуть не возражает против такого обращения.

– А разве ты не хотела бы выбрать жениха сама? – не удержавшись, спрашиваю я.

Дядя Эдвин не стал бы выбирать мне мужа. Может, познакомил бы с кем-нибудь достойным, по его мнению, но решение осталось бы за мной.

Девушка снова пожимает плечами.

– Какая разница, кто выбирает. В сущности, они все на одно лицо. Ты посмотри на них… – Она презрительно указывает на молодых военных в зале.

Она права. Оглядывая бальный зал, я вынуждена признать, что среди гостей трудно отыскать кого-то необыкновенного, непохожего на остальных.

– Что ты читаешь? – указываю я на книгу на её коленях.

Она вдруг заливается румянцем.

– Да так. Кое-что из университетского курса, – объясняет она с невинным видом. – Решила подготовиться к занятиям.

На обложке действительно значится «История Гарднерии. Издание с примечаниями». Однако, если взглянуть пристальнее, оказывается, что обложка чуть шире страниц.

– А если честно? – пробую выяснить я.

Сначала она смотрит на меня округлившимися от удивления глазами, а потом откидывается на спинку стула и со вздохом протягивает мне книгу, признавая своё поражение.

– Только никому не говори, – заговорщически шепчет она.

Осторожно придерживая обложку, я листаю тонкие страницы.

– Любовные стихи! – смеясь, шепчу я в ответ. – А говорила, не веришь в романтику.

– В жизни романтики нет, – поясняет она. – Мне нравится сама идея, возможность чистой, неподдельной романтической страсти.

– Смешная ты, – с улыбкой отвечаю я.

Девушка склоняет голову к плечу и не таясь рассматривает меня.

– А ты совсем не такая, какой я тебя представляла. Кстати, меня зовут Айслин Грир. Мой отец заседает в Совете вместе с твоей тётей. Я тоже скоро еду в университет.

– Эллорен, я смотрю, у тебя новая подруга!

К нам грациозно подходит тётушка.

– Добрый вечер, маг Деймон, – здоровается Айслин, обеими руками пряча книгу.

– Добрый вечер, Айслин, – сияет улыбкой тётушка. – Я только что разговаривала с твоим отцом. Как хорошо, что вы пришли! – И тётя поворачивается ко мне: – Эллорен, прошу тебя, сходи за скрипкой. Пастырь Фогель желает послушать, как ты играешь.

Сердце у меня застывает и проваливается куда-то в пропасть.

– Играть? Сейчас? При всех?

– Твой дядя не раз уверял меня в твоих музыкальных талантах.

– Простите, тётя Вивиан… я… я не могу…

Я в жизни не играла для такой толпы. Голова идёт кругом.

– Чепуха, дитя моё, – отметает все возражения тётя. – Иди за скрипкой. Будущему верховному магу не принято отказывать.

Глава 12. Лукас Грей

Выскользнув из переполненного бального зала, я с облегчением вздыхаю и спешу по тихому узкому коридору к спальне, машинально переставляя сдавленные узкими туфельками ступни. А может, сбежать, пока меня не хватились?

В пустой спальне я застываю, не в силах пошевелиться и вздохнуть.

На кровати лежит открытый футляр для скрипки, а внутри на мягком зелёном бархате удобно расположилась скрипка Мэлориан – самый лучший музыкальный инструмент во всех Западных землях. Эти скрипки делают эльфы в северных мэлорийских горах из редчайшей древесины альфсигрских елей. Под струнами – кусочек пергамента. Тётиным летящим почерком там написано:

Удачи тебе, Эллорен!

Присев на краешек кровати, я не свожу глаз со скрипки. Откуда у тёти Вивиан одна из самых дорогих скрипок на свете? Её даже страшно взять в руки – это всё равно что коснуться святыни. Пробежав пальцами по струнам, я мысленно вижу альфсигрскую ель на горном склоне.

Скрипка настроена идеально.

Я подтягиваю смычок, поднимаю скрипку к плечу и провожу им по струнам – пальцы от волнения даже покалывает.

Комнату наполняет глубокий звук, чистый, как неподвижная вода в озере.

От небывалого прилива счастья моё сердце стучит быстрее обычного. Я бросаюсь к дорожному сундучку в поисках папки с любимыми партитурами. Вот моя любимая пьеса «Зимняя тьма», в голове уже звучит знакомая мелодия.

Однако, стоит мне бросить взгляд на открытую дверь, радость тут же испаряется. Уж слишком тяжёлое испытание ждёт меня там, внизу.

Собрав волю в кулак, я принимаю решение. Если мне суждено с треском провалиться, то пусть это случится под прекраснейшую из скрипичных мелодий.

Осторожно прижимая к себе инструмент, я беру партитуру и решительно выхожу из комнаты навстречу судьбе. М-да… в таких узких, неудобных туфлях шагается не очень-то уверенно.

В бальном зале у меня пересыхает во рту, мышцы живота сводит судорогой и – что хуже всего – начинают трястись руки.

Тётя встречает меня любезной улыбкой. Она беседует с пастырем Фогелем и членами Совета. Маркус Фогель снова обращает на меня свой настойчивый, немигающий взгляд. Он что, читает мои мысли?

– Благодарю вас за эту… необыкновенную скрипку, тётя Вивиан, – срывающимся голосом говорю я.

– Я рада, что тебе понравилось, милая, – светится улыбкой тётя. – Мы ждём!

Она показывает на позолоченный нотный пюпитр рядом с оркестром, прямо перед великолепным роялем из чёрного дерева. Ножки инструмента украшены резными листьями и ветками.

Тётя Вивиан ведёт меня к пюпитру. Музыканты вежливо кланяются и улыбаются. Я склоняюсь над футляром и дрожащими пальцами вынимаю драгоценную скрипку.

– Это Энит, – слышится тётин голос. Я поднимаю голову и вижу совсем рядом девушку-уриску с огромными сапфировыми глазами и ярко-голубой кожей. – Она будет переворачивать тебе страницы.

– Какие страницы?

Тётя смотрит на меня так, будто сомневается, в своём ли я уме.

– Ноты.

– Ах да… конечно.

Выпрямившись, я расправляю листки пергамента и передаю их уриске. Она касается моих дрожащих рук и беспокойно хмурится.

Разговоры в огромном зале понемногу стихают, и гости поворачиваются к хозяйке.

– Хочу представить вам мою племянницу Эллорен Гарднер, – хорошо поставленным голосом говорит тётя. – Некоторые из вас с ней уже встречались, другие будут учиться вместе с ней в университете.

К моему ужасу, в первые ряды пробирается Фэллон с большой свитой.

Потянувшись к пюпитру, я случайно задеваю партитуру, и страницы разлетаются по полу.

– Простите, – хрипло бормочу я.

Мы с уриской почти одновременно нагибаемся, чтоб собрать ноты. Фэллон и остальные хихикают, пытаясь скрыть веселье за кашлем.

Наконец, сгорая от стыда и унижения, я выпрямляюсь. Уриска забирает у меня страницы, не желая снова ползать по полу из-за моей неловкости.

Я вынимаю скрипку из футляра, пристраиваю её на плече, прижав подбородком, и поднимаю смычок, изо всех сил напрягая дрожащую руку.

Фэллон с друзьями злобно пялятся на меня, ожидая провала. Айслин Грир, которая тоже пробралась поближе, дружески кивает, желая удачи.

Я понимаю, что если простою так ещё хоть минуту, то меня стошнит от ужаса. Пора начинать.

Смычок с громким скрежетом пикирует на скрипку, и я морщусь от удивления – откуда это дребезжание? Так отвратительно я никогда не играла. И всё же я не останавливаюсь, вожу смычком по струнам, пытаясь нащупать мелодию. Такое впечатление, что дрожащие руки мне больше не подчиняются и двигаются сами по себе.

Я замираю, всё ещё прижимая к себе скрипку и не смея взглянуть на гостей. Из глаз текут слёзы.

С того места, где стоит Фэллон, доносятся смех и смущённое покашливание. От этих противных звуков я вдруг прихожу в себя и снова чувствую тепло скрипки. Дерево нежно пульсирует, я вижу грубые, сильные ветви старого леса.

Взбодрившись, я взмахиваю онемевшими руками, прогоняю дрожь и начинаю заново. На этот раз смычок нежно касается струн, и мелодия звучит по-ученически правильно. Я упрямо играю такт за тактом, изумительная скрипка помогает превратить мои потуги почти в волшебную музыку…

А потом начинается это…

Сзади раздаются другие звуки – кто-то аккомпанирует мне на рояле. И не просто аккомпанирует, а великолепно играет, оплетая волшебными звуками моё соло на скрипке.

Не веря своим ушам, я замираю.

Пианист подхватывает мою готовую сорваться мелодию, прикрывает ошибки арпеджио и импровизирует. Скрипка согревает меня невидимым облачком тепла, колючие еловые ветви колышутся, успокаивая и помогая сосредоточиться.

Понемногу музыка захватывает меня, смычок уверенно порхает по струнам, ноты всплывают в памяти до последней чёрточки, и я закрываю глаза. Я знаю эту мелодию наизусть.

Толпа гостей растворяется в тумане. Остаются лишь скрипка, рояль и музыка.

А потом, не вспоминая о спасительной поддержке рояля, я отправляюсь в полёт, повинуясь самой прекрасной музыке на свете, и играю, даже когда рояль умолкает, играю соло, позабыв обо всём.

К глазам подступают слёзы, мелодия достигает апогея, проникая в самое сердце. Музыка струится сквозь дерево смычка и скрипки, и я мягко завершаю пьесу печальным аккордом.

Опустив смычок, я ещё мгновение стою с закрытыми глазами в гулкой тишине.

А потом зал разражается громом аплодисментов, и я открываю глаза.

Ко мне спешат с поздравлениями гости и оркестранты.

Фэллон Бэйн с нескрываемым ужасом смотрит на меня огромными, как блюдца, глазами, забыв закрыть рот. Её друзья восхищённо аплодируют. Значит, я действительно неплохо сыграла!

Обернувшись к моему спасителю за роялем, я на мгновение застываю столбом.

Передо мной очень красивый юноша. Пожалуй, такого красавца я ещё не встречала. У него правильные, мужественные черты лица, щегольской армейский мундир и удивительно притягательные зелёные глаза.

И он мне улыбается.

Я знаю, кто это, можно обойтись без церемонии знакомства.

Лукас Грей.

С изящной лёгкостью он поднимается из-за рояля. Высокий, широкоплечий, с телом прирождённого атлета и грацией пантеры. На рукавах его чёрного мундира мерцают пять серебряных полосок.

Он идёт ко мне, но рядом с ним как из-под земли вырастает Фэллон Бэйн и берёт его под руку, прожигая меня взглядом.

Лукас с весёлым удивлением приветствует Фэллон, и снова смотрит мне в глаза, приподняв брови, будто приглашая посмеяться над шуткой, известной только нам. По другую руку от Лукаса появляется тётя Вивиан и обращается к Фэллон с любезной, но холодной улыбкой.

– Фэллон, дорогая, – щебечет тётушка, – нам с пастырем Фогелем срочно нужно с тобой переговорить.

Фэллон в растерянности хлопает глазами, пытается протестовать, но не может выговорить ни слова. Лукас не сводит с меня глаз, явно забавляясь.

– Пойдём, дорогая. – И тётя Вивиан показывает Фэллон на другой конец зала, где пастырь Фогель стоит в окружении восхищённой свиты. В ответ на мой беззвучный вопрос Фогель едва заметно одобрительно кивает.

Фэллон выпускает руку Лукаса, словно расставаясь с выстраданным сокровищем.

– Я скоро вернусь, – шипит она, проходя мимо.

Тётя настойчиво уводит Фэллон, а та несколько раз оборачивается, пронзая меня ненавидящим взглядом.

Наконец я могу спокойно рассмотреть Лукаса.

О Древнейший! Какой же он красавец!

– Спасибо, что подыграли мне, – от чистого сердца благодарю я.

Лукас непринуждённо опирается о крышку рояля.

– Рад был помочь. Не часто выпадает случай сыграть дуэтом с гениальной скрипачкой. Это большая честь.

– Это я-то гениальная скрипачка? – усмехаюсь я. – Да я всё начало смазала.

В глазах Лукаса вспыхивают весёлые искорки:

– Это от волнения. Но вы быстро взяли себя в руки и показали свой истинный талант.

Он лениво поднимается и протягивает мне руку:

– Я Лукас Грей.

– Знаю, – неуверенно отвечаю я. Рукопожатие Лукаса уверенное и крепкое.

– Вы знаете? – переспрашивает он, приподнимая брови. – Откуда?

– Это из-за Фэллон. Когда она взяла вас под руку, я всё поняла. Она упоминала, что вы с ней скоро обручитесь.

– Неужели? Так и сказала? – снова ухмыляется он.

– А разве это не так?

– Нет.

– Ой.

– Она буквально припёрла меня сегодня к стенке, чтобы рассказать о вас, – улыбается Лукас.

– И что она сказала?

– Ну, что все говорят… Что вы – копия своей бабушки. – Он наклоняется так близко к моему уху, что я чувствую его дыхание. – Я видел её портреты. Вы гораздо привлекательнее, чем она в молодости.

Я нервно сглатываю и стою словно заворожённая.

Лукас выпрямляется как раз вовремя – мои щёки уже розовеют, выдавая участившееся сердцебиение.

– А что ещё она сказала?

– Что вы по уши влюблены в Гарета Килера.

Не удержавшись, я фыркаю от смеха:

– Ох, ну надо же…

– Так это неправда?

– Нет! – восклицаю я, морщась в недоумении. – То есть… мы купались вместе!

Лицо Лукаса озаряет плутоватая усмешка.

– В детской ванночке! – бессвязно лепечу я.

– Везёт же некоторым, – восхищённо прищёлкивает языком Лукас.

– Нет… но… всё не так, как вы думаете.

– С каждой минутой я всё отчаяннее ревную вас к Гарету Килеру!

– Мы тогда были совсем маленькими! – снова восклицаю я, пытаясь стереть неблаговидную картинку из воображения Лукаса. – Мы с Гаретом выросли вместе. Он мне как брат.

Лукас молча улыбается, наслаждаясь моей беспомощностью.

– Что ещё рассказала вам Фэллон? – со вздохом сдаюсь я.

– Что вы никогда ни с кем не целовались.

От стыда мне хочется провалиться сквозь землю.

– И зачем только я ей призналась… Наверное, она проболталась всей Гарднерии!

– Этот порок легко исправить, – сообщает Лукас, выжидательно глядя мне в глаза.

– Как это?

Отступив на шаг, Лукас протягивает мне руку.

– Пошли, – с улыбкой говорит он.

На другом конце зала я вижу тётю Вивиан, а рядом с ней Фэллон со сверкающими от ярости глазами.

Я вкладываю руку в ладонь Лукаса, и, ловко лавируя среди гостей, он выводит меня из бального зала.

Мы проходим мимо Пейдж, и я успеваю заметить, как её брови практически взлетают к её вискам и невольно открывается рот, но слышу лишь непонятный писк. Знаю: посягать на жениха Фэллон непростительно, но таких приключений у меня ещё не было.

Спотыкаясь, я изо всех сил стараюсь не отставать от Лукаса. Он уверенно ведёт меня через холл, за лестницу и по каким-то коридорам. По дороге я мельком замечаю великолепное убранство парадных комнат: хрустальные люстры, портрет моей бабушки, пейзажи, на которых изображены Верпасийские горы и Волтийское море.

Внезапно мы сворачиваем в боковые комнаты – и обстановка меняется: теперь мы ступаем по толстым тёмно-бордовым коврам малинового оттенка, окутанных мягким янтарным светом настенных ламп. В коридоре ни души, звуки праздника сюда едва доносятся. Лукас ведёт меня всё дальше, но уже медленнее, потом мы сворачиваем за угол и останавливаемся в тупике.

Он поворачивается ко мне с уже знакомой улыбкой. Отступив на шаг, я упираюсь спиной в стену, не выпуская из виду эбеновую волшебную палочку на поясе моего спутника.

Лукас упирается одной рукой в стену, а другой нежно убирает мне за ухо выбившийся локон.

Я едва перевожу дыхание, даже не пытаясь усмирить беспорядочные удары сердца.

– Ну вот, – вкрадчиво начинает Лукас, – говоришь, никто тебя не целовал?

Я открываю было рот, чтобы объясниться. Сказать, что понятия не имею, как целоваться, и что наверняка я целуюсь отвратительно, но, не дожидаясь объяснений, Лукас приподнимает мой подбородок, склоняется ещё ниже и нежно прижимается своими губами к моим… и все мои сомнения мгновенно растворяются в воздухе, как облачко.

Ещё некоторое время губы Лукаса не расстаются с моими, а потом он, оторвавшись на мгновение, шепчет мне на ухо:

– Вот и всё. Это и был поцелуй.

Я смотрю на него в непонятном оцепенении. Айслин ошиблась… всё не так.

Нерешительно подняв руки, я кладу ладони на плечи Лукаса и чувствую тепло его тела сквозь шёлк мундира.

– Какая ты красивая, – восхищённо выдыхает он, склоняясь для нового поцелуя.

На этот раз его губы более настойчивы, а меня постепенно охватывает незнакомое, очень приятное ощущение. Я как будто плыву, всё глубже и глубже погружаясь в прекрасный сон. Лукас обнимает меня за талию и прижимает к себе. Как приятно стоять в его объятиях и отдаваться его поцелуям… Приятно – и опасно. Это даже приятнее, чем провести рукой по гладкой древесине речного клёна. Приятнее, чем ощутить под пальцами бархатную кору верпасийского вяза. Приятнее всего на свете.

Это ощущение сродни вспышке, как будто каждый окружающий нас деревянный предмет загорается словно факел. Огонь поднимается снизу по ногам, охватывает моё тело, согревает губы, а перед глазами встают стеной тёмные первобытные леса.

Охнув, я отступаю на шаг, и огонь тут же гаснет, а лес растворяется в тумане.

Лукас потрясённо смотрит на меня, не выпуская из объятий.

– Я знаю… ты… – выдыхаю я, не в силах сдержать дрожь. – Мне говорили… ты наделён большой силой.

Прищурившись, он напряжённо изучает моё лицо и вдруг ехидно ухмыляется.

– О да! Но магия есть и в тебе. Может быть, ты даже сильнее меня. Я это чувствую. – Лукас нежно гладит пальцами мой затылок. – А ведь ты сама не знаешь своей силы, да? – Его глаза темнеют. – Пока.

Он игриво проводит пальцем по самому краю высокого воротника моего платья, и у меня уже в который раз перехватывает дыхание от волнения, смешанного с беспокойством.

– Я просто похожа на бабушку. Магии во мне нет ни капли, – качаю я головой.

– Неужели? – недоверчиво склоняет голову Лукас, переместив ладонь мне на бедро. – Эллорен, ты когда-нибудь держала в руках волшебную палочку?

– Честно говоря, не припомню.

Уголки губ Лукаса приподнимаются в загадочной улыбке.

– Что ж, – довольный новыми сведениями, улыбается он. – С этим тоже надо что-то делать. – Обвив меня рукой за талию, он снова склоняется ближе. – Придётся мне тебя проверить. Самому.

– Лукас! – доносится из коридора мужской голос.

Я застываю как каменная, чувствуя, как пылают щёки. Лукас же ничуть не смущён неожиданным вторжением.

На нас смотрит Сайлус Бэйн.

О милосердный Древнейший! Опять эти Бэйны! Только не сейчас.

Поняв, кто перед ним, Сайлус в удивлении умолкает. Потом прищуривается, и его тонкие губы складываются в вымученную усмешку.

– Маг Эллорен Гарднер! Какая встреча! Быстро работаешь, Лукас. Выражаю тебе моё полное и безоговорочное восхищение. Как всегда. – Он фыркает от смеха. – Вот подожди… дойдёт до Фэллон…

Я вздрагиваю и чувствую, как по спине бегут мурашки. Фэллон меня просто убьёт.

– Сайлус, ты грубо прервал нашу беседу. Что-то случилось? – вежливо осведомляется Лукас.

В его голосе слышатся ледяные нотки, и улыбка Сайлуса Бэйна тает.

– Я… мы… – бормочет Сайлус. – Мы уходим. Я подумал, ты с нами. Если, конечно, ты не слишком занят… здесь.

Лукас со вздохом смотрит на меня и нехотя поворачивается к Сайлусу:

– Я вас скоро догоню.

Сайлус злорадно усмехается, как будто только что взял первый приз в каком-то тайном состязании, и уходит. Я наконец расслабляю окаменевшие плечи.

Лукас прислоняется к стене, всё ещё обнимая меня за талию.

– Фэллон Бэйн… У тебя с ней что-то есть? – пристально глядя на Лукаса, спрашиваю я.

– Я ухаживал за ней одно время. Недолго. И давно, – скривив губы в усмешке, отвечает он.

– А, понятно, – как будто других объяснений не требуется, киваю я.

Со вздохом раскаяния Лукас поднимает на меня глаза.

– Наши линии влечения расходятся. Мы с Фэллон очень разные, так уж вышло. Её влечёт лёд… а меня… – Он с улыбкой гладит меня по спине, и от его прикосновений меня бросает в жар. – Меня куда сильнее влечёт огонь.

Не мигая я смотрю в изумрудные глаза Лукаса. В их тёплой зелени можно утонуть.

Тристан мне кое-что рассказывал о потоках магической силы, о том, как действует волшебство. В каждом маге переплетены силы огня, земли, воздуха, света и воды. Преобладают обычно одна или две стихии. Тристан, к примеру, тяготеет к огненной и к водной.

Я чувствую волшебную силу Лукаса. Я чувствую его огонь.

Лукас молчит, задумчиво глядя на меня.

– Пойдём со мной на Йольский бал!

– Куда?

– В университете на рождество устраивают бал для студентов и выпускников. Пойдёшь со мной?

Я с трудом сглатываю, не веря своим ушам. Похоже, я сплю и всё это мне снится.

– Пойду, – глупо киваю я.

Довольно улыбаясь, Лукас гладит мои локоны.

– Нам пора, – грустно говорит он. – Твоя тётя будет волноваться.

– Ну, не знаю, – недоверчиво отвечаю я, наслаждаясь его нежными прикосновениями. – Когда мы уходили, она проводила нас улыбкой.

Да она была вне себя от счастья!

– Да, пожалуй… – согласно кивает он с усмешкой. Потом отступает на шаг и приглашающим жестом оттопыривает локоть. Я беру его под руку, хотя в глубине души мне хочется ещё побыть наедине с Лукасом, снова ощутить жар его поцелуев.

В холле Лукаса приветствует толпа молодых солдат и военных стажёров. Среди них и Сайлус. В стороне я замечаю Рейфа, который огибает весельчаков и широкими шагами спешит к нам, глядя то на меня, то на Лукаса.

– Привет, Рен, – тепло говорит он.

Я выпускаю руку Лукаса и обнимаю брата.

– Где Тристан? – Я рада видеть Рейфа в Валгарде, но и о присутствии Лукаса ни на мгновение не забываю.

– Тристан остановился у Гарета, – улыбается Рейф. – Ты же знаешь, он обожает сборища с кучей приглашённых.

– А где прелестные девы, которые преследуют тебя повсюду? Тристан мне о них столько рассказывал… – смеюсь я в ответ.

Рейф отвечает мне плутовской улыбкой.

– Сейчас набегут. Я только приехал. – Повернувшись к Лукасу, Рейф уже менее дружелюбно – сейчас он похож на тигра, демонстрирующего клыки, – интересуется: – Что, показываешь моей сестре дом?

– Вроде того, – безмятежно отвечает Лукас.

Брат всё так же улыбается, но его правая рука сжимается в кулак.

– Из лука стрелять не разучился ещё, Рейф?

– Бью точно в цель, Лукас.

Не обращая внимания на вдруг сгустившееся напряжение, Лукас поворачивается ко мне:

– Я давно зазываю твоего брата к нам стажёром. Он мог бы многого добиться. Отличный следопыт, прекрасный охотник… лучший лучник во всей Гарднерии! Опасный человек твой братец.

– Да ладно, Лукас. Не такой уж я и опасный, – с той же улыбкой отвечает Рейф. – Но тому, кто вздумает обидеть мою младшую сестрёнку, не поздоровится.

Лукас только смеётся в ответ:

– Я очень сомневаюсь, что ей понадобится твоя защита, Рейф.

Брат вопросительно смотрит на меня, прежде чем снова повернуться к Лукасу.

Из толпы у дверей моего спутника кто-то зовёт.

– Ну, мне пора. Вам наверняка есть о чём поговорить, – откланивается Лукас и с улыбкой целует мне на прощание руку. От его прикосновения у меня по спине пробегает приятный холодок, и я с трудом сохраняю безмятежное выражение лица. – Эллорен, я был счастлив с тобой познакомиться, – пристально глядя мне в глаза, говорит он. Выпрямившись, Лукас поворачивается к моему брату.

– Рейф, – слегка кивнув, прощается он.

– Лукас, – холодно отвечает Рейф.

Лукас направляется к друзьям и вместе с ними выходит на улицу.

Вздохнув с облегчением, Рейф поворачивается ко мне.

– Я слышал, ты тут всех сегодня поразила. – Забавно сощурившись, он с деланой подозрительностью спрашивает: – Кто ты и что сделала с моей застенчивой сестрёнкой?!

– Я её очаровательный двойник, – смеюсь я в ответ.

В круглом зале у лестницы, кроме нас с Рейфом, никого нет. Праздник подходит к концу, музыки уже не слышно, лишь иногда из бального зала доносятся приглушённые разговоры и смех.

– Слушай, Рен, – необычно серьёзно вдруг говорит Рейф, – ты ведь знаешь, я не стал бы указывать тебе, как жить, правда?

Я не понимаю, с чего вдруг такие вопросы и к чему он ведёт.

Глубоко вздохнув, будто собираясь с мыслями, Рейф продолжает:

– Тётя Вивиан мечтает поскорее обручить тебя. И это понятно, но… ты не торопись связывать жизнь с Лукасом, ладно?

Щёки у меня горят, и я недоумённо пожимаю плечами.

– Я и не собираюсь.

– Мы с ним давно знакомы, – продолжает Рейф. – Я знаю, ты умница, но и он не дурак. И к тому же он более… опытный в таких делах.

Я поджимаю губы, делая вид, что ничего не слышу.

Потирая переносицу, Рейф снова тяжело вздыхает.

– Ты только будь осторожна, обещаешь?

– Обещаю, – быстро отвечаю я.

Рейф, похоже, успокаивается и снова смотрит на меня весело и беззаботно, как всегда.

– Ну ладно, понял, – поднимает он руки ладонями ко мне, будто сдаваясь. – Всё, нотации старшего брата окончены.

– Вот и хорошо, – с облегчением вздыхаю я, мысленно заталкивая его предупреждение подальше. У двери в бальный зал собрались симпатичные девушки. Они то и дело бросают на Рейфа весёлые взгляды и лукаво посмеиваются.

– Слушай, братец, ты знаком с Айслин Грир?

– Нет, не приходилось. – Рейф удивлённо поднимает брови.

– Мы с ней недавно познакомились. Пойдём, представлю тебя.

– Ты что, ищешь мне невесту? – смеётся Рейф.

– В этом тебе моя помощь точно не нужна. – Я оглядываюсь на стайку девушек. Они наверняка окружат Рейфа, как цыплята наседку, стоит мне отойти хоть на шаг. – Просто Айслин не такая, как все. Она умная… милая…

– Давай так, – весело предлагает Рейф. – В университете на рождество будут танцы – Йольский бал. Если ты пойдёшь с Гаретом, я приглашу Айслин Грир.

– Ничего не выйдет, – поколебавшись, признаюсь я. – Я уже обещала пойти на бал с Лукасом.

– Эллорен! – Рейф снова становится серьёзным. – Я не шучу насчёт Лукаса Грея. Держись от него подальше. Он очень силён. Ты играешь с огнём.

А может, я хочу играть с огнём!

– Ещё раз спасибо за предупреждение, – стремясь поскорее закончить этот разговор, отвечаю я.

Глава 13. Предложение

– Сегодня утром пришло интересное письмо, – сообщает мне тётя Вивиан за завтраком.

Мы сидим в её маленькой гостиной, где с трёх сторон в высокие арочные окна виден ухоженный сад. В вазе алеют розы – яркое пятно посреди серого, пасмурного утра.

Тётя так аккуратно режет омлет на позолоченной тарелке, что позвякивания столовых приборов о фарфор совсем не слышно. Половинка булочки изящно устроилась на отдельной маленькой тарелке. Тётушка всё делает исключительно аккуратно – пишет письма, ест, одевается. Рядом с ней легко почувствовать себя неуклюжей растрёпой. Сравниться с тётей Вивиан почти невозможно. Точно такую же булочку я уже умудрилась раскрошить даже на скатерть.

– Письмо? От кого? – вежливо интересуюсь я, пытаясь мизинцем сгрести крошки под тарелку.

– От родителей Лукаса Грея.

Мизинец застывает на месте. Тётя Вивиан мирно пьёт чай, не торопясь делиться новостями.

– Так вы с ними дружите? – спрашиваю я, стараясь не выдать волнения.

– Конечно, моя дорогая. С Лахланом и Эвелин я знакома давным-давно, – мечтательно улыбается тётя.

Напустив на себя безразличный вид, я откусываю маленький кусочек булочки.

– По всей видимости, – продолжает тётя, нежно баюкая в руках чашку, – вчера вечером Лукас сообщил им, что согласен обручиться с тобой.

Крошки попадают не в то горло, и я немилосердно кашляю.

– Что вы сказали?

Тётя довольно улыбается мне и сияет, как кошка, добравшаяся наконец до канарейки.

– Полагаю, ты произвела на него неизгладимое впечатление.

– Он хочет со мной обручиться? – вместе со словами у меня изо рта вылетают хлебные крошки.

– Что же тут удивительного? – озадаченно смотрит на меня тётя. – Ты совершеннолетняя. Большинство девушек Гарднерии в твои годы давно обручены или скоро будут…

– Но мы только познакомились!

– Это не имеет значения, – отвечает тётя, взмахом руки отметая мои возражения.

Не веря своим ушам, я молча выжидательно смотрю на неё. Не имеет значения… Она это серьёзно?

– Необходимо провести церемонию обручения как можно быстрее, – решительно заявляет тётя. – Энит… – обращается тётя Вивиан к голубокожей уриске, которая вчера помогала мне переворачивать страницы. Девушка стоит у стены молча и неподвижно, как статуя.

– Да, мадам? – откликается уриска.

– Подготовь письмо семье Грей. Сообщи, что Эллорен счастлива принять предложение Лукаса и мы желали бы провести церемонию как можно быстрее. Например, завтра, после церковной службы.

– Подождите, – молю я. – Я не могу обручиться с Лукасом.

Тётя Вивиан замирает, не донеся до рта булочку.

– Что значит – не можешь?

Энит в ужасе смотрит на меня, распахнув удивительно яркие глаза, как будто я опрокинула на скатерть розетку с джемом.

– Я видела Лукаса один раз в жизни.

Милосердный Древнейший! И зачем Лукас всё это затеял?

– Эллорен, – выдыхает тётя, опуская булочку на тарелку. – Такие предложения от такой семьи и такого молодого человека на дороге не валяются.

– Простите, – качаю я головой. – Я не могу. Мы только что познакомились. А я… я обещала дяде Эдвину…

– Что ты ему наобещала?

– Я обещала, что сначала окончу университет, а потом обручусь.

Тётя в удивлении застывает с открытым ртом.

– Но на учёбу уйдёт два года, не меньше!

– Я знаю.

– Эллорен. – Тётя понижает голос. – Только полная дура может отклонить такое предложение.

Но от уговоров моё упрямство только крепнет.

– Если я ему действительно так нравлюсь, пусть поухаживает за мной, а потом предлагает обручиться.

– Скажу-ка я Греям вот что: пусть поступают, как хотели раньше, – недобро сверкнув глазами, сообщает тётя.

– А что они хотели?

– Обручить Лукаса с Фэллон Бэйн конечно же, моя дорогая.

Совершенно раздавленная, я едва дышу.

– Но Лукас сказал мне, что не собирается обручаться с Фэллон, – парирую я.

Тётя презрительно фыркает.

– Эллорен, ты это серьёзно? Ты действительно думаешь, что он будет ждать тебя вечно? – Её глаза холодно поблёскивают. – Фэллон Бэйн не раздумывая займёт твоё место.

Перед глазами встаёт непрошеная картина: Лукас страстно обнимает и целует надменную красавицу Фэллон, а она смотрит на меня с торжествующим злорадством. Уж она-то без колебаний примет предложение Лукаса Грея.

Однако обручиться с тем, кого видела всего один раз, – безумие.

К тому же Рейф что-то знает. Не зря он предупреждал меня насчёт Лукаса.

– Эллорен, ты хочешь на всю жизнь остаться одна? – наклонившись ко мне, вкрадчиво спрашивает тётя. – Не хочешь найти мужа? Завести семью? Ты понимаешь, что чем дольше ты тянешь, тем меньше у тебя шансов когда-нибудь найти суженого? – Тётя откидывается на спинку стула. – Хотя кое-кто тебе, может, и сделает предложение – потом, когда ты окончишь университет. Останутся молодые люди, которые никому не нужны. Ты этого добиваешься?

Тётины слова больно ранят, и я вдруг спрашиваю себя: не совершаю ли я ужасную ошибку?

Меня знобит, и вовсе не потому, что сегодня пасмурно и сыро. Если бы дядя был со мной!

– Я… я просто не могу, – слабым голосом отвечаю я.

– А что, скажи на милость, мне ответить родителям Лукаса? – прищурившись, спрашивает тётя.

– Скажите, – сдавленно говорю я, – что я очень благодарна за предложение и всё обдумаю. Однако мне нужно время, чтобы познакомиться с Лукасом поближе.

– Странно… я думала, что вчера вечером ты познакомилась с ним достаточно близко, моя дорогая, – язвительно бросает тётя, поднося к губам чашку чая.

Моё лицо пылает от смущения.

– Слуги рассказывают мне обо всём, и очень подробно. – Она поджимает губы. – Если ты и дальше намерена предаваться подобным развлечениям, Эллорен, советую тебе обручиться, и поскорее.

От стыда и унижения я готова провалиться сквозь землю.

– Если ты полагаешь, что я буду молча смотреть, как ты отправишься в университет, не пройдя церемонию обручения, и опозоришь семью, связавшись там неизвестно с кем, как Сейдж Гаффни, то ты меня очень плохо знаешь. – Тётя ставит на стол чашку и наклоняется ко мне. – Я не стану платить за твою учёбу, Эллорен. Кроме того, я очень близко знакома с главой правления университета, многими профессорами и – что очень важно! – с хозяйкой общежитий. Если потребуется, мне не составит труда сделать твоё пребывание в университете очень неприятным. – Взяв себя в руки после этой вспышки, тётя печально вздыхает: – Я желаю тебе только добра, Эллорен. Тебе и всей нашей семье. Стоит ответить согласием на предложение Лукаса – и всё будет по-другому.

Угроза тётушки приводит меня в чувство, как пощёчина.

– Я же сказала: я подумаю. Я не могу обручиться вот так, сразу. Мне надо узнать Лукаса получше.

Дядя Эдвин меня бы поддержал… Жаль, что он так далеко.

– Знаешь, Эллорен, – холодно говорит тётя, – с тобой очень тяжело.

От этого замечания у меня закипает кровь.

– Представляю, как вам повезло, ведь мой опекун дядя, а не вы.

В комнате стоит звенящая тишина. Девушка-уриска от страха уже почти не дышит.

– Мой брат, дорогая племянница, не от мира сего. Я ни за что не позволила бы ему увезти тебя на край света, знай я… – Тётя умолкает. В её сверкающих яростью глазах плещется невысказанное.

– Знай вы что? – требую я ответа. Как она смеет так говорить о дяде!

Оскалив зубы в недоброй улыбке, тётя нависает надо мной:

– Знай я, что ты вырастешь и отвергнешь предложение, о котором мечтает любая девушка Гарднерии!

Она смотрит на меня с такой неприкрытой злобой, что я отшатываюсь. Такой тётю я ещё не видела.

Однако в следующее мгновение она снова смотрит на меня с любезной улыбкой, скрыв истинные чувства за плотной завесой.

– Что ж, придётся тебе передумать, вот и всё, – спокойно сообщает тётя, слегка постучав пальцем по пустой чайной чашке.

Служанка-уриска наливает чай так поспешно, как будто от этого зависит её жизнь.

Тётя молчит и неторопливо помешивает ложечкой чай со сливками.

– Переубедить можно любого, если знаешь как.

Я с опаской слежу за каждым движением тёти, когда она подносит к губам фарфоровую чашечку своими длинными тонкими пальцами.

– Слабое место есть у каждого из нас, Эллорен. И у тебя тоже. – Тётя Вивиан пристально смотрит мне в глаза. – Я бы не хотела… искать твоё.

Глава 14. Икариты

Следующим утром мы молча, не обмениваясь по пути ни единым словом, едем в храм. Карету тёти Вивиан сопровождает личная стража. Над Валгардом собираются тучи – предвестники бури. Прижавшись щекой к окну, я смотрю на клубящиеся облака. Гарет и братья давно уехали… Жаль, что мне пришлось задержаться.

Тётя Вивиан изучает меня холодным взглядом, видимо изобретая новые способы сломить моё упрямство. Все пятнадцать дней, что я прожила с ней, тётя убеждала меня согласиться на обручение, каждый день выдумывая новые причины. Она не отпускает меня ни на шаг, всё ещё надеясь, что я сдамся и обручусь с Лукасом Греем до отъезда в университет.

Мы выезжаем в храм Валгарда так рано, потому что тёте Вивиан необходимо обсудить с пастырем Фогелем какие-то государственные дела. А потом, по её настоянию, останемся на службу, где конечно же случайно будет и Лукас с родственниками. При мысли о новой встрече с Лукасом у меня пылают щёки.

После службы я отправлюсь в карете в университет. Рейф с Тристаном и Гарет уехали верхом ещё утром.

Уж лучше бы меня отпустили с братьями. Как надоели мне эти затейливые, сковывающие движения одежды, в которых и шагу свободно не ступить!

И ещё мне очень хочется вырваться из-под назойливой опеки тёти Вивиан, лететь верхом с братьями в многолюдный, бурлящий жизнью университет.

Осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Ещё немного – и только меня и видели.

Тёмный лес домов впереди расступается, и перед нами открывается огромная круглая площадь, в центре которой возвышается мраморная статуя моей бабушки. Хорошо бы разглядеть черты её лица – может, я снова увижу себя, как в зеркале, но статуя слишком далеко. У самой площади карета поворачивает направо, и при виде главного храма Валгарда я едва сдерживаю крик восхищения. Он даже прекраснее, чем я думала!

Тёмные, широкие у основания колонны вздымаются к небу, сливаясь в единый шпиль, на верхушке которого серебрится шарик Эртии. Собор построен из железного дерева. Три арки – огромная в центре и две поменьше по бокам – обрамляют великолепную резную дверь, украшенную сценами из «Книги древних».

Карета останавливается, и я выбираюсь наружу, едва не поскользнувшись на ступеньках. Под ноги смотреть некогда – запрокинув голову, я жадно рассматриваю головокружительно великолепное здание. Серебристая сфера сияет на фоне темнеющего неба.

В соборе тётя показывает на одну из бесчисленных резных скамеек.

– Сядь сюда, – строго бросает она и уходит, стуча каблучками, к балдахину над помостом.

У алтаря стоят два храмовых служителя в тёмных широких мантиях. Они зажигают свечи и воскуривают фимиам. На груди у каждого серебрится знак Древнейшего – белая птица. Над алтарём покачивается ещё один шар Эртии.

Тётя Вивиан подходит к служителям и о чём-то с ними шепчется. Фигуры в мантиях по очереди немного оборачиваются, отчего у меня внутри всё будто завязывается в тугой, неприятный узел. А потом все вместе они уходят в боковую дверь, и я остаюсь одна в огромном пустом храме.

Усталая и опустошённая, я опираюсь ладонями о деревянную скамью.

Однако вскоре деревья, из которых выстроен этот необыкновенный собор, утешают меня, словно напевая колыбельную. Бессчётные колонны – прямые, наклонные, витые – поднимаются к асимметричному потолку, украшенному перекрещивающимися арками. Я как будто сижу под корнями гигантского сказочного дерева.

Закрыв глаза, я глажу полированную скамью и вдыхаю сладковатый аромат.

Когда в голове проясняется, я открываю глаза и вижу рядом с собой «Книгу древних».

Я беру в руки фолиант в чёрном кожаном переплёте и осторожно провожу пальцем по золотистым буковкам на корешке. Эту книгу я знаю почти наизусть. Тайком от дяди, который вообще не одобряет религию, я много лет держала под подушкой издание, некогда принадлежавшее бабушке. Ту книгу давно, ещё в детстве, передала мне тётя Вивиан. Иногда, ночью, когда бывало особенно грустно и я сильно тосковала по родителям, молитвы из «Книги» дарили мне надежду и утешение.

Под глухие раскаты грома я открываю первую страницу.

Творение

В начале существовал только Древнейший. Вселенная была огромна и пуста. Из бесконечной, непостижимой пустоты Древнейший сотворил планеты и звёзды, солнце и луну. И Эртию, нашу Великую Сферу.

И на Великой Сфере Древнейший отделил твердь от воды и создал всё живое: зелёные растения, птиц в воздухе, животных в полях, лесах и в воде.

И посмотрел Древнейший на своё творение – и возрадовался.

Осенил Древнейший дыханием жизни Великую Сферу, и из семян священного Железного Дерева появились на свет Первые Дети, кои населили Великую Сферу, и Ангелы Небесные – дабы жить на Небесах.

Сначала они жили мирно.

Всё сущее почитало и славило Древнейшего, все ему повиновались.

Но пришло время, когда крылатые Ангелы усомнились. Они сочли себя выше самого Древнейшего, назвали Небеса своими безраздельными владениями и отказались поклоняться создателю.

Пришло время, и Ангелы спустились к Первым Детям и призвали их отвернуться от Древнейшего и почитать их, обитателей Небес. Первые Дети в гневе отказались и ответили, что станут и дальше почитать и славить только Древнейшего, и никого больше. Тогда Ангелы в ярости наслали на Первых неисчислимые бедствия: оборотней, нападавших по ночам, виверн, бросавшихся с небес, злых колдуний, сбивавших с пути, и прочих чудовищ и обманщиков, внося раздор в ряды Первых Детей и приводя их в смятение.

И взглянул Древнейший на творения свои, и увидел страдания Первых Детей, и узнал, что Ангелы Небесные обратились в Зло в предательстве своём. Поразил Древнейший Ангелов Небесных и низверг их на твердь Великой Сферы. И заговорил Древнейший с бывшими Ангелами Небесными, ныне Исчадиями Зла:

«С этой минуты вы не дети мне, и имя вам даю Икариты, наипрезреннейшие из всех созданий на свете. Скитаться вам по тверди Великой Сферы и никогда не обрести покоя. Мои истинные создания, Первые Дети, однажды сокрушат вас и лишат крыльев».

И пришло время, и сошлись истинные дети со всех концов Великой Сферы, и сокрушили Исчадия Зла. И до сих пор Первые Дети почитают Древнейшего, и славят его, и повинуются ему.

Так заканчивается первая книга Творения.

Пробегая взглядом по разноцветным витражам, поблёскивающим между колоннами, я вспоминаю священные тексты. Каждая картина из кусочков стекла напоминает о важном событии, описанном в наших книгах. Яркие цвета сегодня приглушают грозовые тучи.

На первом витраже – Древнейший в образе белой птицы. Он посылает на Эртию лучи света. При виде этой знакомой с детства картины меня переполняют тепло и покой.

Вот Галлиана, невольная пророчица, верхом на громадном огненном вороне выводит людей из рабства. В руке у неё Белый Жезл. Рядом Первые Дети обретают ярко-синие железные цветы – символ Древнейшего – как обещание хранить их и впредь от гнёта и тирании. Тем, у кого в руках железный цветок, не страшен огонь демонов.

На рукаве моего платья тоже вышит железный цветок – он оберегает меня от опасностей.

Дальше стеклянной мозаикой искусно выложены сцены битв: Первые Дети сражаются с крылатыми демонами-икаритами, уворачиваясь от огненных струй; бьются с кровожадными оборотнями – волками, лисами и вивернами с глазами-щёлками и раздвоенными языками.

А наверху, надо всеми, Древнейший озаряет Сферу лучами света.

Погрузившись в воспоминания об уроках религии в далёком детстве, я вдруг замечаю какое-то движение у витража с атакующей виверной.

Над головой смертоносной рептилии в квадратике прозрачного стекла мелькают чьи-то глаза. На мгновение показывается крепкий серебряный клюв и… снова пустота.

Страж!

Даже не пытаясь преодолеть охватившее меня любопытство, я выхожу из собора через массивные парадные двери.

Снаружи в воздухе ощущается странное движение. Где же белая птица?

В самом центре площади возвышается каменная статуя моей бабушки. На улице тихо… пугающе тихо. Нет даже крикливых чаек, к которым я привыкла в Валгарде. Тёмно-серые облака взрываются молнией, издали доносится глухой рокот грома. Со всех сторон к собору медленно тянутся клубящиеся облака.

Спускаясь по ступенькам к площади, я наконец вижу её – белую птицу. Она пролетает у меня над головой и опускается на землю за статуей.

Я медленно обхожу пьедестал, надеясь встретить белого стража. За исполинским мраморным памятником уже не видно собора. Я застываю в тени словно зачарованная.

Тишину нарушает едва слышный раскат грома, похожий на барабанный бой.

Бабушка величественно возвышается рядом. Мы с ней удивительно похожи, как близнецы. Черты её лица, высеченные из мрамора неизвестным мастером, до последней чёрточки повторяют мои, складки плаща ниспадают так естественно, будто передо мной настоящая ткань. Её левая рука грациозно вознесена над головой, волшебная палочка направлена на икарита, в агонии распростёртого у её ног.

Оттуда, где я стою, кажется, будто бабушка целится не в икарита, а в меня.

Облака плывут к собору, и на их фоне бабушка как будто движется, презрительно, с упрёком глядя на меня.

Тебе никогда не сравниться со мной!

Белая птица внезапно выглядывает из-за бабушкиного плеча, в её глазах плещется тревога. Птица качает головой, будто предупреждая меня о чём-то. Можно подумать, она способна мыслить и чувствовать!

И тут сильная костистая рука зажимает мне рот. Другая хватает меня поперёк туловища, намертво прижимая локти к бокам. Я безвольно валюсь назад, на чьё-то твёрдое тело. Меня обдаёт сладковатым запахом тухлого мяса.

Страх приходит не сразу, как боль от ожога – коснёшься случайно пылающей плиты, а в первые мгновения даже не горячо. Вот и теперь сердце разгоняется и начинает бешено стучать, когда гнусавый мужской голос издевательски шипит мне в ухо:

– Не кричи, Чёрная Ведьма, не трать силы. Всё равно никто не услышит.

Я извиваюсь изо всех сил, бью ногами, но вывернуться не могу. Я не могу высвободить даже руку и повернуть голову, чтобы рассмотреть лицо напавшего.

Гром рокочет всё настойчивее, ветер набирает силу, подгоняя тучи к собору.

В отчаянии я кричу сквозь зажимающие мне рот пальцы, безумно шарю взглядом по площади. Никого.

Из тёмного переулка неподалёку к нам спешит какая-то тень, ковыляя на невероятно длинных хилых конечностях. Верхняя половина туловища у этого существа обнажена, на голове нет волос, бледная, измождённая кожа груди и рук исполосована шрамами от ударов кнутом. Лицо искажает злорадная ухмылка, за кроваво-красными губами – острые гниющие зубы.

А его глаза… белые, с молочным отливом, лишённые даже намёка на сострадание… в них нет души. Глаза живого мертвеца. На спине, чуть ниже плеч, болтаются короткие обрубки, двигаясь в разные стороны, они имитируют размах крыльев.

У него когда-то были крылья.

Это демон-икарит! Я уже не кричу, а только в ужасе всхлипываю, заметив блеснувшее в его руке лезвие.

Из последних сил я в мольбе сгибаю руки, обращая раскрытые ладони к икариту, прося пощады.

Демон на удивление быстро подбирается ближе и хватает меня за руку так крепко, что его длинные ногти впиваются мне в кожу, и я вскрикиваю от боли.

Он держит меня, рассматривая моё лицо расширенными нечеловеческими глазами.

– Это она! Это Чёрная Ведьма!

– Так чего ты ждёшь?! – отзывается чудовище, которое держит меня сзади. – Убей её, Вестус! Убей, пока она не стала как та, другая!

Существо по имени Вестус заносит над головой кинжал, и у меня подкашиваются колени. Прямо над нами грохочет гром.

– Мы изменим ход событий, Чёрная Ведьма! – вопит Вестус. – Пророчество разлетится вдребезги, Икарит будет жить! Ты умрёшь, и мы снова восстанем!

Дальше всё происходит очень медленно. Демон-икарит отводит назад руку для удара, но в то же мгновение его грудь пронзает длинный клинок. Кровь брызжет фонтаном, заливая мне лицо, и я падаю… падаю… и тот, кто держал меня, тоже падает, и я вдруг понимаю, что мои руки свободны. Я без сил валюсь на холодную, твёрдую землю. Нестерпимо пахнет железом и кровью.

Надо мной склоняется военный.

Лукас!

Он вытаскивает узкое лезвие рапиры из мертвеца и отталкивает икарита. Тот с глухим стуком оседает на землю совсем рядом со мной.

Тётин охранник тянет в сторону второго икарита, высокого и мускулистого, но тоже окровавленного и без сознания. Опять грохочет гром, пропитанная кровью одежда липнет к коже под резкими порывами ветра.

В тёмном переулке за площадью что-то мелькает, там кто-то прячется.

Ещё один икарит! Смерив меня в последний раз взглядом, он будто растворяется в воздухе.

Сильная рука подхватывает меня за локоть. Я в страхе оборачиваюсь и вижу Лукаса. Он что-то кричит, но я не слышу ни звука. Зажмурившись, я качаю головой, пытаясь прийти в себя, понять, что происходит. Когда я открываю глаза, на меня обрушивается рёв голосов, слух возвращается.

– Там ещё один! – показываю я Лукасу на тёмный переулок.

Лукас направляет в ту сторону волшебную палочку. Из её кончика вырывается сине-зелёное сияние и стрелой летит вперёд. Стены домов заливает яркий свет, сопровождаемый треском, от которого у меня болят уши.

Лукас отдаёт приказы страже. Четверо магов спешат к нам, расчехлив волшебные палочки. Плащи у всей четвёрки оторочены серебряной тесьмой.

По приказу Лукаса маги бросаются в погоню.

– Ты как?! Ничего не сломала?! – кричит мне Лукас.

И тут начинается ливень. Потоки небесной воды текут по земле, смешиваясь с кровью икаритов, собираясь в тёмные, страшные лужи. Я качаю головой, и Лукас помогает мне встать на ноги. Он обнимает меня за талию, не выпуская из другой руки окровавленную рапиру. Баюкая ушибленную кисть, я бреду вместе с Лукасом через площадь.

Повсюду сверкают молнии, и мы спешим добраться до храма. Солдаты осматривают окрестности, а от дверей на нас с ужасом взирают несколько гарднерийцев. Среди них застыли тётя Вивиан и Экко Флад.

Там же и Маркус Фогель. Спокойный как скала.

А птица, белая птица, сидит в нише над дверью в храм. Она неподвижна, будто изваяние, украшение старинного здания.

И следит за мной.

Лукас мечется по комнате, как дикий зверь в клетке, время от времени бросая на меня странные взгляды. Его челюсти крепко сжаты, лицо покраснело от напряжения, лоб нахмурен. Он промок насквозь. Клинок убран в ножны и болтается на боку. В комнату входит один из тётиных охранников и что-то говорит Лукасу, но я не могу разобрать ни слова. Рукой Лукас упирается в бедро, солдат что-то объясняет, Лукас отдаёт приказы. Кивнув, охранник уходит. У него такой вид, будто он спешит выполнить важное задание.

Я сижу на деревянном стуле в алтарной комнатке храма. Меня бьёт дрожь, перед глазами всё плывёт, вокруг столпились храмовые служители в чёрных мантиях.

Пастырь Фогель возвышается надо мной, скрестив перед собой вытянутые руки. Глаза его закрыты, он читает молитву на древнем языке. В яркой вспышке я вдруг вижу чёрные крылья икаритов и мёртвые деревья. Картинки исчезают так же быстро, как появились, оставив меня трястись от страха.

Священник слева от Фогеля покачивает на длинной цепи золотой шар, наполненный ароматной эссенцией. Едкий дым выбирается сквозь дырочки в шаре, обжигает мне нос и сводит желудок.

Глаза Фогеля закрыты, однако я чувствую на себе его взгляд.

Рядом со мной сидит Экко. Она крепко держит меня за руку.

– Что он делает? – в ужасе спрашиваю я. Этого не может быть. Я застряла в кошмарном сне. Так не бывает!

– Тише, Эллорен, – шепчет Экко, утешительно пожимая мне ладонь. – Ты взглянула в глаза икариту. Твоя душа запятнана. Пастырь Фогель очищает твою душу.

Там, где икарит вцепился клешнёй мне в руку, боль никак не проходит.

– Где мой дядя? – слабо всхлипываю я. По щекам катятся слёзы. Чужаки вокруг… ритуал очищения души… мне страшно.

Но больше всего я боюсь Фогеля.

Тётя Вивиан стоит в дверях с двумя пожилыми служителями. Её спутники совершенно седые. Они едва слышно переговариваются, обмениваясь мрачными взглядами.

Уронив лицо в ладони, я тихо всхлипываю. Чем дольше читает пастырь Фогель, тем сильнее меня бьёт дрожь, тем явственнее гремят слова молитвы, тем чернее тьма вокруг меня. Молитва понемногу стихает, тьма рассеивается, но я всё плачу, и где-то на задворках сознания слышу голос Лукаса. Он просит разрешения побыть со мной наедине.

Голоса умолкают.

– Эллорен. Посмотри на меня!

Суровый приказ Лукаса приводит меня в чувство. Его сильные пальцы сжимают мне локоть. С трудом выпрямившись, я отнимаю от лица мокрые руки.

Лукас стоит опустившись на одно колено, его голова на одном уровне с моей, глаза горят огнём.

– Прекрати!

Так неожиданно звучит его резкий окрик, что я даже перестаю всхлипывать и обиженно сглатываю слёзы. Разве он не был на площади? Не видел, что я пережила? Где-то глубоко внутри меня поднимается тёмная ярость, холодный гнев уступает место страху.

– Так-то лучше, – ворчит Лукас в ответ на мой полный ненависти взгляд. – Ты сильная!

– Откуда ты знаешь?! – Так и хочется его ударить. – Это неправда!

– Правда, – настаивает он, крепко держа меня за руку. – Я чувствую в тебе силу. Ты – копия своей бабушки, в тебе её кровь. Твой дядя здорово тебя подвёл – ни к чему не подготовил…

– Не смей так говорить о моём дяде! – Я пытаюсь вырвать руку, но Лукас держит крепко.

– Кто-то же должен это сказать! Именно он виноват в том, что ты ничего не знаешь. Он оставил тебя безоружной!

Возможно, в чём-то Лукас прав… Но сейчас я не хочу об этом думать!

– Ты ничего не знаешь о моём дяде. Ты его ни разу не видел!

– Эллорен, эти существа побывали у него в доме.

Я застываю, оставив бесплодные попытки вырваться.

– Кто?

– Икариты. Один из них во всём признался Галену перед смертью. Они сбежали из тюрьмы в Валгарде. Среди них есть эмпат. Он откуда-то узнал о тебе, кто-то из его охранников знаком с твоей тётей. Они уже давно ждут этого, Эллорен. Ждут появления новой Чёрной Ведьмы. К твоему дяде они пробрались ночью, он спал. Эмпат прочёл его мысли и узнал, где тебя искать. Если бы тётя не увезла тебя из Галфикса, тебя уже не было бы на свете.

Не в силах шевельнуться, я молча смотрю на Лукаса. Этого не может быть!

– Во мне нет ни капли магии. Почему эти… существа решили, что я и есть Чёрная Ведьма?

Лукас не отвечает. Просто смотрит на меня, ни на секунду не отводя глаз.

Я и так знаю ответ. Моя кровь. Во мне течёт бабушкина кровь. Икарит нашёл меня по крови. А я к тому же на неё очень похожа.

– Был ещё третий икарит, – сдавленным голосом напоминаю я. – Его нашли?

– Нет, – вздохнув признаётся Лукас.

– А что с моим дядей? – едва слышно выговариваю я.

– Жив-здоров, – уже спокойнее отвечает Лукас. – Икариты искали не его, Эллорен. Им нужна ты. – Он выпускает мою руку. – Дом твоего дяди будет взят под охрану. На всякий случай.

– А как же Рейф? И Тристан?

– Я отправил к твоим братьям солдат. Их проводят до границы с Верпасией, если они всё ещё на нашей территории.

– А что потом? Когда они перейдут границу?

Уголки губ Лукаса приподнимаются в скупой улыбке:

– На той стороне за них можно не опасаться. Граница Верпасии надёжно защищена магией. Армия у них большая. Ещё и чародейки из ву трин помогают. В Верпасии ты будешь в безопасности. Да и здесь тоже. Сбежавший икарит слаб – его давно лишили крыльев. Охрана твоей тёти проводит тебя до самого университета, я тоже поеду с тобой. Ректору уже отправили письмо о том, что здесь произошло.

У меня снова ноет запястье.

В надежде на сочувствие я показываю Лукасу израненную когтями икарита руку.

Нежно погладив мою ладонь, он смотрит на меня, но без капли жалости.

– Тебе повезло, – бесстрастно замечает он. – Царапины заживут, а ты навсегда запомнишь, как важно быть готовой ко всему. Это твои первые боевые шрамы, Эллорен.

– Почему ты такой?.. Хоть бы посочувствовал!

– Потому что тебе не нужны глупые нежности! – цедит он сквозь зубы.

– Откуда тебе известно, что мне нужно? Ты ничего обо мне не знаешь!

Лукас со вздохом качает головой.

– Ошибаешься, – тихо отвечает он и выпрямляется во весь рост.

Его мундир залит кровью, ко лбу прилипли завитки чёрных волос. Мы оба насквозь промокли, наша одежда пропиталась по́том и кровью. Я вдруг ясно вижу, как клинок пронзает грудь демона-икарита, и вся моя ярость растворяется в океане благодарности.

Лукас спас мне жизнь!

– Ты справишься, Эллорен, – твёрдо говорит он, помогая мне подняться на ноги.

– Пойми, Лукас, я не Чёрная Ведьма.

Он только устало вздыхает в ответ и коротко командует:

– Идём.

Спустя несколько часов мы с Лукасом – уже в чистой и сухой одежде – в одной карете направляемся в Верпасию.

«Лукас тебя защитит, – несколько раз повторила тётя Вивиан, приказывая служанкам-урискам спешно собрать мой дорожный сундук. Вещей набралось столько, что тётя отдала мне ещё один сундук, даже больше первого. – В Верпасии ты будешь в безопасности. Лукас за тобой присмотрит».

Тётя Вивиан в восторге от того, как повернулись события, и едва пытается это скрыть. Теперь мы с Лукасом прочно связаны и без обручения. Меня всё ещё трясёт от пережитого, и у меня нет сил, чтобы поблагодарить тётю за помощь, а Лукаса – за защиту.

А ведь меня предупреждали… и тётя, и другие… Всё на самом деле так, как описано в священных книгах, как показывают разноцветные витражи в кафедральном соборе. Икариты – Исчадия Зла, и если мы не уничтожим их, они уничтожат нас. А ребёнок Сейдж? Если его судьба – превратиться в кошмарное чудовище, наверное, Совет магов имеет право забрать икарита и лишить его крыльев и волшебной силы.

Или даже убить.

Что, если эти существа вновь обретут магию? Будь у кого-нибудь из напавших на меня крылья, меня бы точно уже не было в живых.

И если тётя так верно почувствовала, что пришло время забрать меня из дома в Галфиксе, возможно, к её интуиции стоит прислушаться. А если она права и в другом? Быть может, шелки действительно просто жестокие, дикие животные, ничуть не лучше икаритов, а настойчивое желание тёти обручить меня с Лукасом – не просто прихоть?

Лукас в ледяном молчании сидит рядом со мной, устремив взгляд в залитое дождём окно кареты. Как я ему благодарна… Если бы не он…

Дорогой мой дядюшка Эдвин… Почему ты ничего мне не сказал? Ни к чему не подготовил? Быть может, ты и не предполагал, что меня ждёт? Почему ты не защитил меня?

Скорее всего, он ни о чём не догадывался. Мой добрый дядюшка мало видел мир, укрывшись в тихом Галфиксе среди скрипок и пчелиных ульев.

Как ни дорог мне дядя Эдвин, приходится признать, что он не только многого не знает, но и во многом ошибается. Как это ни печально.

А тётя Вивиан, скорее всего, права.

Придётся выяснять правду самой. Другого выхода нет.

Глава 15. Верпасия

Баюкая ноющую израненную руку, я смотрю в окно кареты. Льёт нескончаемый дождь. Спустя несколько часов я теряю счёт времени. Совершенно одинаковые фермы и городки за окном сливаются в одно мокрое пятно. Лукас молчит и о чём-то напряжённо размышляет.

Меня больше не трясёт от страха, однако и успокоиться не получается. Интересно, о чём думает Лукас? Он уже давно смотрит в окно, не удостаивая меня даже взглядом. Но всё же рядом с Лукасом мне не так одиноко, чем-то мы с ним похожи.

Наконец наша кавалькада замедляет ход, неподалёку появляется сторожевая застава. Солдат в чёрном плаще машет нам, разрешая проезд.

– Граница, – сообщает Лукас.

В этой точке сходятся торговые пути трёх государств, и мы едем всё медленнее, следуя за тяжело гружёнными повозками.

Грохочет гром, за струями дождя почти ничего не видно. Нас обгоняет длинный белый фургон, со всех сторон окружённый солдатами на светло-серых лошадях. У всех солдат очень светлые волосы и серебристо-серые глаза. Всадники кутаются в одинаковые плащи песочного цвета.

– Это торговцы золотом, – прерывает молчание Лукас, заметив мой интерес.

Даже в окутавшей меня пелене страха я не могу не восхищаться удивительными всадниками.

– Эльфы?

– А ты их никогда прежде не встречала?

Я только качаю головой и провожаю взглядом светло-золотистую кавалькаду. Под проливным дождём эльфы ухитряются оставаться невероятно чистыми – к ним не пристаёт дорожная грязь.

Ветер меняется, и я поднимаю взгляд к небесам.

Перед нами западный кряж Верпасийского горного хребта – непроходимые отвесные скалы, окаймляющие границу Верпасии. Серовато-белые камни тянутся к небу, пропадая в грозовых облаках, из которых льёт и льёт дождь. Сторожевые башни вырублены прямо в скалах. На крепостных стенах мелькают светло-серые мундиры лучников – они внимательно следят за караванами, идущими в Верпасию. Здесь, возле ущелья, все дороги сливаются в одну.

Дверца нашей кареты распахивается, и внутрь заглядывает лучник. Его лук заброшен за спину, на козырьке фуражки скопились капли дождя. Он похож на эльфа – глаза мерцают серебром, но волосы и кожа серовато-серебристые, чуть темнее глаз.

– Лейтенант Грей, – сердечно приветствует он Лукаса, выговаривая слова с заметным акцентом. Затем он переводит взгляд на меня, и улыбка тут же пропадает с его лица. Явно поражённый, он что-то быстро говорит на языке эльфхоллен.

– Орин, – осторожно обращается к нему Лукас, будто пытаясь успокоить. – Это Эллорен Гарднер.

– Я уж подумал, не восстала ли та, другая, из мёртвых, – с облегчением выдыхает Орин, не сводя с меня глаз.

– Это всего лишь её копия, – улыбается Лукас.

И, к моему удивлению, разговор продолжается на языке эльфхоллен. Орин с мрачным видом несколько раз резко показывает в мою сторону. Я молча жду, чем кончится эта беседа. Тон у Орина далеко не дружеский.

– Ну разве я привёз бы её сюда, владей она хоть каплей магии? – скептически улыбаясь, спрашивает Лукас.

Странно. Он же столько раз уверял, что чувствует во мне силу. Сердце у меня начинает нервно постукивать. Похоже, мне грозит опасность. И Лукас меня защищает.

В последний раз смерив меня прищуренными серебристыми глазами, Орин захлопывает дверцу нашей кареты. Мы можем ехать дальше.

– Ты знаешь эльфхоллен? – изумлённо спрашиваю я, вздохнув с облегчением. Необычный выбор иностранного языка.

– У меня вообще талант к сложным языкам. – Лукас оценивающе смотрит на меня. – Что ты знаешь о народе эльфхоллен?

– Они только наполовину эльфы, да? В них также течёт кровь горных фей? Я немного о них читала, – поколебавшись, отвечаю я.

– И они взяли лучшее от обеих рас, – задумчиво говорит Лукас, забросив руку на спинку сиденья. – Отличные лучники – бьют точно в цель, по горам ходят как по равнине. К счастью для Верпасии, альфсигры ненавидят полукровок. Альфсигрские эльфы по глупости изгнали эльфхолленов со своих земель. – Лукас указывает на сторожевые башни, в которых расположились гарнизоны эльфхолленов. – Только они и поддерживают порядок в ущелье. Ну и пограничная служба ву трин помогает – чародейки ву трин, – добавляет Лукас с недоброй улыбкой.

Как просто он рассуждает о чародейках ву трин и эльфах-полукровках! А с одним из них даже болтает, будто они старые друзья. Большинство гарднерийцев сторонятся полукровок, совсем как альфсигрские эльфы. И ничего удивительного – наш народ несколько раз был на грани полного истребления. Мы стремимся сохранить чистоту нашей расы.

Тем временем эльфхоллены, не боясь ледяного дождя, осматривают повозки – заглядывают под накидки, открывают бочки, опрашивают возниц. Солдат сопровождают темноволосые и темноглазые женщины в чёрных одеждах, увешанные оружием. Их чёрные мундиры испещрены тускло мерцающими тёмно-синими рунами – такими изысканными, что от них невозможно оторвать взгляд.

– Это и есть солдаты ву трин? – спрашиваю я Лукаса, зачарованно вглядываясь в вооружённых женщин и руны на их плащах.

Лукас кивает, с уважением глядя на чародеек.

– Они здесь по особому приглашению. Следят за порядком в западном и восточном ущельях, где проходят дороги через хребет. Их присутствие закреплено в мирном договоре, который поставил точку в Войне миров.

– Так странно… – Я с восхищением разглядываю кривые сабли чародеек ву трин и серебристые метательные звёздочки – сюрикэны[1], закреплённые на груди. – Женщины в военной форме.

– Мужчинам их расы магии не досталось. Однако женщины сражаются за всех, и очень успешно, – весело улыбается Лукас.

Высокая чародейка с суровым лицом резко оборачивается к нескольким кельтам на конях и подаёт им знак остановиться. На рукавах её чёрной военной формы мерцают синие полукружья охранных рун. Другая женщина, пониже ростом, с синими метками только на правом рукаве, роется в седельных сумках кельтов.

– Что они ищут?

– Контрабанду.

– Какую?

– Оружие, алкоголь… горных драконов, – пожимает плечами Лукас.

Понятно. Наши священные книги запрещают пить спиртное, в Гарднерии алкоголь законно не купишь. В «Книге древних» целые страницы рассказывают о зле опьянения. Но вот драконы – это что-то новенькое… откуда они здесь?

– Горные драконы – какие они?

– Это самые жестокие из всех известных драконов, – поясняет Лукас. – Они могут стать хорошим оружием. Ну и бои с ними устраивают. – Он отрывается от чародеек за окном и переводит взгляд на меня. – Это настоящие драконы. Они никогда не меняют облик.

Я видела драконов всего дважды, и оба раза – в Галфиксе, высоко в небе. Это были чёрные гарднерийские драконы. Обычно они перетаскивают грузы для военных и могут извергать пламя, если понадобится. Поговаривают, что в Восточных землях водятся разные драконы: есть и огнедышащие виверны-оборотни, и змеи-оборотни, которые изрыгают молнии и умеют управлять погодой.

Карета подпрыгивает на кочке, сбивая меня с мысли. Мы ещё какое-то время еле ползём, то и дело останавливаясь, но вскоре движение налаживается.

Спустя несколько часов дождь почти стихает, и перед нами открываются северный и южный пики Верпасианского хребта – великолепные творения природы, прочные пограничные стены Верпасии. Я никогда не видела гор такой головокружительной высоты, с искрящимися на солнце снежными шапками.

Весь остаток путешествия я не отрываюсь от окна. Сколько необыкновенного мне ещё предстоит увидеть!

Дорога проходит через конный рынок. Мы снова еле ползём, но я не против, ведь здесь столько интересного!

Продавцы-эльфы хвастаются кобылами светло-песочной масти. Они сбросили капюшоны и выставили на всеобщее обозрение заострённые уши и длинные белые волосы, заплетённые у висков в тонкие косы. Рядом с эльфами – крепкие, мускулистые женщины в чёрных штанах, сапогах того же цвета и длинных красных блузах, перетянутых поясом. На груди и рукавах каждой сияют кроваво-алые руны, чем-то похожие на знаки чародеек ву трин. Однако здесь женщины очень разные: среди них и белокожие блондинки, и красотки с разноцветными волосами, как у урисков, и лицами всех оттенков коричневого.

Они тоже увешаны оружием, у многих на лицах татуировки, напоминающие руны на их одежде, кое-кто даже носит пирсинг. У женщины с ярко-рыжей копной волос поблёскивает в носу металлическое кольцо, заострённые уши тоже утыканы небольшими колечками из тёмного металла.

– Это амазакарины, – поясняет Лукас. – Наездницы с Каледонских гор.

– Они такие же грозные воительницы, как чародейки ву трин? – разглядывая женщин, спрашиваю я.

– Пожалуй, – смеётся Лукас.

– Глядя на них, и не скажешь, что они все одной расы. Только одеты одинаково.

– Амазы принимают к себе женщин любой расы, – улыбается Лукас. – Возьмут и тебя, если попросишь. И научат биться топором!

Недоумённо взглянув на Лукаса, я замечаю высокую воительницу. Её бело-розовые волосы заплетены в косы и стянуты в узел на затылке, лицо покрыто татуировками. На перевязи за её спиной огромный топор с блестящим лезвием, рукоятка пестрит рунами. Женщина переводит на меня суровый взгляд узких глаз, я от неожиданности вздрагиваю и поспешно отворачиваюсь. Сердце у меня ещё долго тревожно стучит, как после встречи с опасностью. Карета наконец рывком двигается вперёд, и грозные воительницы остаются позади.

Мы едем всё быстрее по извилистой дороге через лес под вновь разгулявшимся дождём. Впереди виднеется поляна, где-то вдали маячит Южный хребет, лес понемногу отступает.

Вот и Верпакс – за пеленой дождя поблёскивают купола и шпили университетского городка, расположившегося в необъятной долине. В сумеречном тумане мерцают золотистым светом фонари и факелы. Город окружён каменной стеной, у ворот возвышаются сторожевые башни.

Я в немом восхищении вбираю в себя эту удивительную картину, в груди поднимаются волнение и сладкий трепет.

– Добро пожаловать в Верпакс! – с насмешливой улыбкой говорит Лукас.

Пролог

– Нельзя оставлять Белый Жезл в руках Чёрной Ведьмы!

– Белый Жезл сам выбирает свой путь. И тебе это прекрасно известно. Вмешавшись, мы лишь накличем беду.

Две женщины стоят у высокого окна в сторожевой башне у ворот в Верпакс. Их взгляды прикованы к изящной карете, которая медленно движется к университету по извилистой дороге. Лошади тяжело ступают, склонив головы навстречу дождю и ветру.

Издалека доносятся глухие раскаты грома.

Одна из женщин, гарднерийка, смотрит спокойно и сосредоточенно. Её зелёные глаза прищурены. Это заметно даже за стёклами очков в тонкой золотой оправе. Тёмные волосы уложены на затылке аккуратным узлом.

Вторая, чародейка ву трин, одета в чёрную военную форму, украшенную мерцающими синими рунами. На груди у неё зловеще сверкают острые как бритва сюрикэны, на поясе – изогнутые мечи в ножнах. У неё тёмные глаза, очень смуглая кожа, длинные прямые волосы свёрнуты в тугое кольцо, как носят солдаты ву трин.

– Если она и есть Избранная, мы должны немедленно нанести удар, – с едва сдерживаемой яростью говорит чародейка. – Прежде чем она осознает свою силу. Пока у нас ещё есть время.

Холодным взглядом она провожает карету. В этот момент небо пронзают молнии и тут же отражаются в её стальных сюрикэнах.

Гарднерийка поднимает руку в безмолвном протесте. Над башней грохочет гром.

– Терпение, Кам. Терпение. Дадим девочке шанс.

– Ты забыла пророчество? – резко поворачивается к собеседнице чародейка.

– Пророчество туманно. У девочки есть выбор, как и у каждого из нас. Её будущее не предопределено. Быть может, она не пойдёт дорогой тьмы.

– Ты помнишь её бабку? Помнишь?! – Лицо чародейки темнеет от гнева. – Когда-то и она была юной. И у неё тоже был выбор! И она его сделала, убив в итоге тысячи моих соплеменников!

Гарднерийка сочувственно вздыхает.

– Я знаю, что ты пережила, Кам.

– Тебе не понять, – вздрогнув, отвечает чародейка.

Слова будто зависают в воздухе, пока женщины смотрят друг другу в глаза.

Гарднерийка успокаивающим жестом касается плеча Кам, но та не двигается с места, сжимая ладонями рукоятки мечей, готовая сражаться даже с призраком пережитых кошмаров. Гарднерийка отворачивается к окну. На западе снова грохочет гром.

– Сейчас не время наносить удар, Кам, – непреклонно говорит она. – Белый Жезл выбрал её. Подождём, выясним, почему ей достался Жезл, узнаем, из какого теста эта девочка. Лёгкой жизни в университете у неё не будет – об этом я позабочусь. Её тётя, как ни странно, на моей стороне.

Чародейка вопросительно вскидывает брови.

– У Вивиан Деймон на то свои причины, – поясняет гарднерийка. – Племянница заартачилась, отказалась обручиться с Лукасом Греем.

– Её хотят обручить с многообещающим офицером гвардии? Подходящий выбор!

Последнее замечание гарднерийка не удостаивает ответом.

– Мои головорезы уже беснуются, – мрачно предупреждает чародейка. – А если они сочтут, что здесь к девушке благосклонны, я не дам за её жизнь и ломаного гроша. Слишком много страданий принесла её бабка нашему народу… и натворила бы ещё много чего, не пади она от руки икарита. И если она, – чародейка кивает на удаляющуюся карету, – действительно избранная, то превзойдёт не только Карниссу, но и станет сильнейшей из магов, когда-либо живших в Гарднерии.

Гарднерийка молча размышляет, сжав губы в тонкую упрямую линию. Тишину нарушает лишь тикание настенных часов.

– Тебе сейчас действительно тяжело, – наконец отвечает она, напряжённо сощуренными глазами вглядываясь в лицо Кам Вин. – Если Белый Жезл оставит Эллорен Гарднер или если она хотя бы попытается связаться с амазакаринами, пусть Кин Хоанг наносит удар.

Кам Вин не отводит глаз, не мигая выдерживает взгляд проректора.

– Я согласна с таким решением… пока, – после многозначительной паузы произносит чародейка. – Однако будь осторожна. Наше терпение не бесконечно.

Глава 1. Университет Верпакса

Последний рывок – и наша карета наконец останавливается, преодолев длинную, извилистую дорогу по долине. Огни города, как светлячки, мерцают сквозь густой влажный туман.

Перед нами ворота в Верпакс. По обе стороны возвышаются, словно удерживая их, каменные сторожевые башни с высокими окнами. Чтобы рассмотреть башни, я запрокидываю голову. В одном из окон я замечаю наблюдающие за нами две женские фигуры в чёрных одеждах, но из-за дождя я не могу рассмотреть их лиц.

– Я сейчас вернусь. – Лукас выходит переговорить о чём-то с неулыбчивыми чародейками ву трин, охраняющими ворота, а мой взгляд будто притягивают две чёрные фигуры за окном.

– Граница хорошо защищена, – сообщает Лукас, легко запрыгивая в карету. Его плечи и волосы намокли под моросящим дождём. – Ты будешь под надёжной охраной.

Карета проезжает в ворота университетского городка, оставив позади женщин в башне и охрану ву трин.

Даже сегодня, в дождливый и ветреный день, жизнь в Верпаксе бурлит.

Кругом красуются разноцветные гербы различных гильдий, яркими пятнами выделяясь на фоне серого неба и каменных стен. По узким улочкам, вымощенным булыжником, карета катит мимо магазинчиков и таверн. Наклонив головы навстречу дождю и ветру, совсем как наши лошади, спешат по делам прохожие – гарднерийцы, кельты, верпасиане, эльфхоллены, уриски и эльфы. Среди тёмных студенческих мантий то и дело мелькают зелёные профессорские.

Столько народу… и все такие разные!

А ещё магазины, таверны, мастерские!

Вот стекольщик, сыровар, кузнец из Восточных земель, а в этой лавке можно выбрать лучшие гарднерийские волшебные палочки… Рядом – постоялый двор. Прижавшись к окну, я жадно разглядываю богато расшитую золотистыми рунами накидку оружейника. Он продаёт инкрустированные драгоценными камнями рапиры, на его голове красуется зелёная повязка с такими же рунами.

А вот и самое интересное – сверкающие чистотой окна аптеки. Над дверью знак гарднерийской гильдии аптекарей – белая ступка и пестик на чёрном фоне, на ручке ступки – серебристый шарик Эртии, по краям – венок из листьев. Внутри вдоль окон аккуратными рядами выстроились бутылочки со снадобьями, с потолка свисают пучки целебных трав. За прилавком гарднерийка что-то любезно объясняет покупателю.

Как здорово! Быть может, когда-нибудь я стану хозяйкой такого же чудесного магазинчика и буду стоять за прилавком, как она.

Дорога расширяется, и мы проезжаем в открытые кованые ворота на территорию университета Верпакса.

Карета кружит по узким улочкам среди густой толпы, в которой всё чаще мелькают зелёные профессорские мантии. Наконец мы останавливаемся перед огромным, увенчанным сразу несколькими белоснежными куполами зданием. Это главное здание университета – Белый колледж.

При виде громадного, мокрого от дождя купола я с облегчением вздыхаю.

– Где мои братья? Они уже здесь? – поворачиваюсь я к Лукасу.

– Наверное. – Помолчав, Лукас предупреждает: – Я отведу тебя к ним, а потом мы с тобой съездим к Северному хребту, подальше от суеты, и проверим, как ты управляешься с волшебной палочкой.

Он произносит эти слова спокойно, но взгляд его так настойчив, что спорить с ним совсем не хочется, и я только киваю в ответ.

Довольный моим быстрым согласием, Лукас набрасывает капюшон, выходит под дождь и подаёт мне руку.

Выбираться из уютной кареты совсем не хочется… но рядом с Лукасом мне ничто не страшно. Опершись о его руку и поплотнее стянув у горла плащ, я выхожу наружу.

Под колючими каплями ледяного дождя мы идём к широкой лестнице, которая поднимается к арочному входу. Предвкушая скорую встречу с братьями, я почти забываю о страхе.

Рейф, Тристан, Гарет.

Они здесь, совсем рядом.

Лукас распахивает передо мной тяжёлую дверь и знаком отпускает кучера и охрану. Карета трогается, и в то же мгновение я вступаю в просторный, залитый светом факелов зал, где меня уже ждут… но не те, кого я так надеялась увидеть.

Нас окружают плотным кольцом гарднерийские солдаты, лучники эльфхоллены и чародейки ву трин.

Лукас хватает меня за руку и отталкивает за свою спину, выхватывая из ножен волшебную палочку.

Тишину пронзает скрежет изогнутых мечей, покидающих ножны, и шелест натягиваемой тетивы множества луков. Украшенные рунами изогнутые мечи чародеек и стрелы эльфхолленов нацелены на Лукаса.

– Прочь с дороги! – приказывает эльфхоллен в сером мундире с синей полосой на груди.

– В чём дело? – требовательно спрашивает Лукас у гарднерийского военного с суровым лицом, судя по знакам отличия – широкая серебристая кайма по низу плаща и такие же полосы на рукавах, повыше локтей – главнокомандующего гарднерийскими военными силами.

Это же Лахлан Грей! Отец Лукаса.

Странно… они с Лукасом почти не похожи… вот только упрямые подбородки и изумрудно-зелёные глаза у них совершенно одинаковые.

– Нам стало известно, что маг Эллорен Гарднер никогда не проходила официальной церемонии проверки владения магией, – едва сдерживая гнев, цедит Лахлан Грей.

– Неправда. Меня проверяли, – дрожащим голосом протестую я, выступая вперёд. – Дядя проверял меня… и не раз.

Сама-то я этих проверок не помню, а дядя Эдвин к тому же солгал – сказал, что проверял меня в прошлом году. Тоненький червячок страха понемногу вгрызается мне в душу.

Лукас крепче стискивает мой локоть.

Командир эльфхолленов выступает вперёд.

– Она находится на территории Верпасии, и я беру её под стражу, – хрипло обращается он к Лахлану Грею, не замечая моих протестов.

Лукас прижимает меня к себе.

– Она гражданка Гарднерии. – Лахлан сопровождает свой ответ суровым взглядом. – Вы не имеете права.

– Велика вероятность, что эта девушка – самое страшное оружие на всех Западных землях, – не сдаётся эльфхоллен.

У меня кружится голова, а сердце стучит, как огромный кузнечный молот. Какие глупости. Какое из меня оружие? Во мне ни капли магии…

– Прикажи своему сыну сдаться, Лахлан, – роняет чародейка ву трин, заходя в зал откуда-то сбоку. – Вы окружены, и у нас численное превосходство.

– Я требую вернуть её на земли Гарднерии, – не двигаясь с места, отвечает Лахлан Грей.

– Сначала мы проведём проверку, – не уступает эльфхоллен. – Прямо сейчас. В присутствии представителей от всех рас.

Представители всех рас будут проверять… меня? Лукас всё ещё держит меня за локоть, и я взглядом молю его о помощи.

Лахлан Грей явно раздумывает, выстоят ли его люди против эльфхолленов и ву трин.

– Опусти оружие, Лукас! – наконец командует он.

Однако Лукас яростно обводит глазами ряды противников и даже не думает опускать волшебную палочку. Я уже еле стою, ноги подкашиваются.

– Лейтенант Грей! Я приказываю опустить оружие! – громче требует главнокомандующий.

Лукас раздумывает ещё долгую минуту, прежде чем вложить палочку в ножны, но мою руку не отпускает.

Моё сердце готово выскочить из груди.

– Отлично задумано, Лахлан, – замечает чародейка ву трин. – Столько лет прятать девчонку в Галфиксе…

– Поверьте мне, коммандер Вин, – отвечает отец Лукаса, не сводя с сына гневного взгляда. – Это вышло ненамеренно.

– Никто меня не прятал! – встреваю я, но тут же умолкаю под тревожным взглядом Лукаса.

– Если подтвердится, что она владеет магией, мы возьмём её под стражу, – подаёт голос эльфхоллен.

– Мы не позволим, – неумолимо парирует Лахлан. – Что помешает вам убить её?

Убить?! Меня?! Подавив готовый вырваться всхлип, я хватаю Лукаса за полу мундира.

– Закроем её в башне и выставим общий караул, – предлагает эльфхоллен. – А потом решим, что с ней делать.

– Отошлите половину стражи, и я соглашусь на церемонию проверки, – окончательно капитулирует Лахлан.

Коммандер Вин, смерив командующего весёлым подозрительным взглядом, кивает на Лукаса.

– Отошлите его, и я соглашусь на ваше предложение. Нам известно, что ваш юный лейтенант стоит десяти наших.

– Хорошо. Лукас, ты свободен, – бросив взгляд на сына и стражу ву трин, приказывает Лахлан Грей.

Однако Лукас стоит неподвижно, не выпуская моей руки.

– Пожалуйста, – вырывается у меня в напряжённой тишине. – Пустите меня к братьям.

– Замолчи, гарднерийка, – хмуро обрывает меня коммандер Вин. От неё даже на расстоянии веет враждебностью.

– Лукас, – решительно повторяет командующий, – ты отправишься со стражей ву трин в западный лагерь. Вы согласны? – уточняет он у коммандера Вин.

Чародейка молча кивает.

Повинуясь стальному взгляду отца, Лукас разжимает пальцы.

– Нет, не уходи! Пожалуйста, не бросай меня! – цепляюсь я за его мундир.

Он оборачивается и берёт меня за руки.

– Эллорен, они проверят, наделена ли ты магией, и решат, что делать дальше. С тобой остаётся гарднерийская гвардия. Они не дадут тебя в обиду.

– Нет! – Я отчаянно хватаю Лукаса за рукав, но меня тянут в сторону.

На мгновение в его глазах вспыхивает искорка нерешительности, но он бесстрастно кивает мне на прощание и уходит в сопровождении десятка чародеек ву трин.

Следом отправляется и подразделение эльфхолленов.

Бежать некуда, но я всё-таки пытаюсь вырваться, сдерживая жгучие слёзы.

– Пустите меня! – кричу я. – Здесь мои братья. Позовите их…

Неприязненно сощурившись, на меня пристально смотрит коммандер Вин. В её взгляде столько неприкрытой враждебности, что я невольно отшатываюсь.

– Эллорен Гарднер, – ледяным тоном произносит она, – вы пойдёте с нами.

Глава 2. Проверка

Меня приводят в подземную оружейную. Все стены здесь плотно увешаны всеми возможными видами оружия. За мечами, рапирами, кинжалами, гирляндами из острых сюрикэнов, цепей и прочих орудий убийства почти не видно каменных стен.

Как только дверь захлопывается, коммандер Вин поворачивается ко мне:

– Эллорен Гарднер, какой курс обучения вы прошли?

– Курс обучения?

О чём она? Ничего не понимаю.

Чародейка ву трин неотрывно следит за мной:

– Какими боевыми искусствами вы владеете?

– Я не… не понимаю, – заикаюсь я.

Сжав побелевшие от напряжения губы, чародейка расхаживает по комнате, не сводя с меня глаз, как будто я опасное, непредсказуемое животное.

– Что вы умеете делать волшебной палочкой, маг Гарднер? – не отстаёт чародейка.

Да что ей надо?

– Я не… у нас никогда не было волшебных палочек…

Она останавливается передо мной и угрожающе направляет на меня тонкий палец:

– Маг Гарднер! Отвечайте на вопрос! Спрашиваю ещё раз: что вы умеете делать волшебной палочкой?

– Ничего! – выкрикиваю я, протягивая к чародейке руки.

– Вы умеете обращаться с холодным оружием? – лукаво усмехаясь, спрашивает она, будто подхватывает игру.

– Нет! Зачем все эти вопросы?

– Вы владеете магией ножей?

– Чем? Нет!

– Каледонской борьбой на палках?

– Нет!

– Астеротскими дубинками?

Она перечисляет ещё пару дюжин боевых искусств, о которых я никогда в жизни не слышала. Да что тут творится?

– Нет! – разозлившись, снова выкрикиваю я. – Меня никогда ничему такому не учили!

Метнув на меня хмурый взгляд, чародейка продолжает вышагивать по комнате, задавая новые вопросы:

– Разве ваш дядя не обучал вас боевым искусствам?

– Дядя?! Конечно нет! Он скрипичный мастер, делает скрипки!

– Но палочку-то он вам дал?

– Дядя Эдвин не разрешал держать в доме волшебные палочки, – качаю я головой, на секунду вспомнив о подарке Сейдж.

Уперевшись рукой в бок, чародейка недоверчиво смотрит на меня:

– Хватит притворяться, Эллорен Гарднер! Ваш дядя не мог оставить вас безоружной!

– Дядя Эдвин вообще-то против насилия, – объясняю я.

Застыв на месте, коммандер Вин смотрит на меня, будто я вдруг заговорила на непонятном языке.

– Что?!

– Дядя Эдвин не любит…

– Я слышала!

– Тогда почему…

– Чем вы вообще занимались?

– Где?

– В доме своего дяди!

С каждой минутой эта чародейка раздражает меня всё больше и больше.

– Ухаживала за садом, за животными… – Не проговориться бы о скрипках… Женщинам не полагается делать музыкальные инструменты, а выдавать дядю Эдвина я не собираюсь. – Ещё читала, варила снадобья, вырезала деревянные игрушки…

– Игрушки?!

– Игрушечных животных, – пожимаю я плечами. – Кукольную мебель… Дядя продавал эти игрушки.

Эльфхоллены, которые до сих пор смотрели на меня с опаской, удивлённо переглядываются.

– Вы что-то скрываете! – зло выплёвывает чародейка, обвиняюще глядя на меня. – Возьмите оружие!

Мне подают гладкую палочку из красного дуба.

Коммандер Вин указывает на столик у дальней стены, где виднеется незажжённая свечка в латунном подсвечнике.

– Зажгите свечу!

Взвесив в руке палочку, я глупо спрашиваю:

– А как?

– Маг Гарднер! Вы испытываете моё терпение! Это простейшее заклинание!

– Я не знаю никаких заклинаний!

– Мин, принесите книгу заклинаний! – рявкает чародейка кому-то из свиты.

Мин приносит книгу и открывает передо мной потрёпанные страницы.

– Направьте палочку на свечу и произнесите эти слова, – сдержанно советует она.

Что-то знакомое… Я где-то слышала эти слова. Может быть, во сне? Точно! Когда мне снился лесной пожар!

Неуклюже подняв палочку, я направляю её тонкий конец на свечу.

– Illiumin… – тонким, дрожащим голосом произношу я.

Коммандер Вин с отвращением фыркает:

– Эллорен Гарднер! Вы неправильно держите палочку. Обхватите рукоятку ладонью, иначе волшебная сила не найдёт выхода.

Я покрепче перехватываю палочку, направив тонкий конец на свечу. Рука мелко подрагивает. Подняв книгу заклинаний, я слово за словом читаю заклинание.

Где-то внизу, под ногами, скапливается сила, перед глазами возникает огромное дерево. Я охаю от неожиданности, когда сгусток энергии прокатывается по мне волной от ног до руки, выбивает палочку из пальцев и тем же путём уходит в землю. Как больно!

Палочка с глухим стуком падает на пол, а я обескураженно смотрю на свечу.

Ничего. Она даже не задымилась. А вот рука у меня болит, как будто её прожгли изнутри насквозь.

Что это было?

Лахлан Грей и его солдаты явно разочарованы, а чародейки и эльфхоллены облегчённо вздыхают. Только коммандер Вин обеспокоенно смотрит на руку, которую я баюкаю, чтобы ослабить боль.

– Что ж… – Прогнав с лица тревогу, уже бесстрастная, Вин снова поворачивается к отцу Лукаса. – Похоже, Лахлан, маг Гарднер никак не может быть следующей Чёрной Ведьмой.

– Я же говорила… – бормочу я, разминая руку. Боль понемногу отступает. Но сила, которая так обожгла меня… Откуда она взялась?

– Эллорен Гарднер, – церемонно объявляет отец Лукаса, – вам присваивается первый уровень магической силы.

Самый низкий уровень. Значит, во мне нет ни капли магии.

И всё же я, несомненно, что-то почувствовала.

Может, сейчас мне и не добраться до волшебной силы, но она во мне есть. Отголосок магии Чёрной Ведьмы у меня в крови. Он прячется и ждёт своего часа.

Глава 3. Знакомство с университетом

В комнату входит Экко Флад, и, вздохнув с облегчением, солдаты передают меня ей с рук на руки.

– Экко, что ты здесь делаешь? Где мои братья? Где Гарет? – Я в смятении забрасываю её вопросами.

– Меня позвал Лукас, – объясняет Экко, участливо глядя на меня.

– А где мои братья?

– Задержались в дороге. Началась гроза, лошадь Гарета испугалась грома, и он не удержался в седле. Гарет сломал ногу, и им пришлось вернуться в Валгард, к лекарю.

– Ох, как жаль! – Я едва сдерживаю слёзы. Как я соскучилась по родным!

– Идём, – зовёт Экко. – Скоро ректор будет выступать с приветственной речью. Пора занимать места.

Мы входим в Белый колледж, я стараюсь не отставать от Экко.

В таких огромных залах мне ещё не приходилось бывать. Сколько здесь собралось студентов! Невероятно… В густом влажном воздухе смешиваются запахи намокших под дождём шерстяных мантий и масла в светильниках.

Мы идём по открытой галерее, опоясывающей зал вдоль внешних стен, пол из светлого камня испещрён следами от мокрых сапог и ботинок.

Над нами нависает сводчатый потолок, под самой крышей носится чёрная, невесть как залетевшая сюда летучая мышь. Полукруглый свод с изображениями созвездий на тёмно-синем небе опирается о кольцо из арочных окон. Под каждым окном развеваются многоцветные знамёна гильдий – красные, зелёные, синие с золотом и серебром. На некоторых можно разглядеть выведенные причудливым шрифтом иностранные слова.

А вот и знамя гильдии аптекарей. Гербы гарднерийских гильдий ни с чем не спутаешь, на них символы ремесла всегда располагаются на чёрном поле.

Подобно спицам огромного колеса, длинные проходы соединяют внешнюю галерею с круглым помостом в середине, где на возвышении стоит пожилой человек с белой бородой. Его зелёная мантия отделана по краю золотой тесьмой, а слабый старческий голос эхом отдаётся от каменных стен, когда он указывает опоздавшим кельтам на места в первом ряду.

Кивнув на белобородого старца, Экко наклоняется ко мне:

– Это сам ректор Абенти.

По обе стороны от ректора расположились профессора. Они все одеты в одинаковые зелёные мантии, однако, судя по лицам, среди них есть представители всех известных мне рас.

– Идём, – подталкивает меня Экко. – Я заняла места.

Я киваю, жадно разглядывая толпу. Грозовые сумерки будто просачиваются снаружи сквозь стены, а фонари на высоких подставках разгоняют тени маленькими лучиками света.

Студенты держатся расовыми группами. Одетые в чёрное гарднерийцы клином врезаются в серебристое поле эльфов в светлых плащах.

Экко ведёт меня по длинному проходу. Слева от нас гарднерийцы, а справа – кельты. Нас провожает гул приглушённых голосов, то и дело слышится имя моей бабушки. Гарднерийцы смотрят на меня с восхищением, почти с обожанием, а кельты – с мрачной злобой. Поёживаясь под этими взглядами, я невольно ускоряю шаг.

В чёрном океане гарднерийцев выделяется островок слушателей в серых мундирах.

Военные стажёры.

И среди них в кольце гарднерийских солдат нельзя не заметить единственную девушку.

Фэллон Бэйн. И её военный эскорт.

Наши взгляды скрещиваются, и сердце у меня уходит в пятки.

С угрюмой усмешкой Фэллон незаметно направляет на меня закреплённую у пояса волшебную палочку – и тут же, наткнувшись правой ногой на что-то твёрдое, я растягиваюсь на мокром полу под удивлённые восклицания окружающих.

Пол холодный, шершавый и пахнет сыростью. Ладони саднит – наверное, поранилась. Я лежу на полу, сгорая от стыда, пока чьи-то сильные руки не ставят меня на ноги.

На меня смотрят удивительные глаза, так похожие на глаза шелки в Валгарде, но только ярко-янтарного оттенка и со странным, нечеловеческим блеском… Такие глаза бывают у диких животных.

Передо мной стоит стройный юноша с волосами песочного цвета. На нём простая светло-коричневая одежда, а дружелюбная улыбка никак не сочетается с золотистыми кошачьими глазами.

– Не ушиблись? – заботливо спрашивает он.

– Ничего страшного, спасибо. – Моё сердце снова выстукивает бешеный танец, но я всё же оглядываюсь, чтобы посмотреть, обо что же я споткнулась. Однако на полу пусто. Фэллон смотрит на меня с той же злобной ухмылкой, и меня молнией пронзает догадка: это она… это Фэллон подстроила. Я упала из-за неё.

Видимо, по выражению моего лица Фэллон всё поняла, потому что она уже улыбается во весь рот, празднуя победу.

Я с благодарностью поворачиваюсь к странному юноше, который помог мне встать, но подоспевшая Экко обращается к нему первая:

– Убери руки, – не очень-то вежливо приказывает она. – Ей не нужна твоя помощь. Я справлюсь.

В янтарных глазах юноши вспыхивает обида, однако он тут же беспрекословно отпускает меня.

Не теряя времени, Экко тянет меня вперёд.

– Он мне помог, – обиженно шепчу я. – Кто он? Что с ним не так?

– Ликан, – коротко отвечает Экко, бросив на меня острый взгляд.

Такого ответа я точно не ожидала. Юноша с кошачьими глазами уже сидит в зале рядом с кельтами. Заметив мой взгляд, он тайком мне улыбается. Что ж, можно не волноваться – он не обиделся на Экко. Любопытно… Рядом с ним очень красивая девушка с длинными светлыми волосами, в очень простой одежде и с такими же невероятными янтарными глазами. Она держится прямо, с королевским достоинством, а на меня смотрит с едва скрываемым презрением.

Близнецы-ликаны!

У меня в памяти тут же всплывают грязные сплетни о привычках и спаривании ликанов при свидетелях. И о том, что ликаны не пропускают ни одной женщины, к какой бы расе она ни принадлежала. Неужели в этих россказнях есть доля правды? Всё это невероятно любопытно, но думать о таком стыдно и неприлично.

Наконец Экко указывает на моё место в зале – между ней и Айслин Грир. Айслин сердечно обнимает меня и кладёт мне на колени стопку бумаг.

– Что это?

– Это тебе. Карта университетского городка, расписание лекций, всё о твоей комнате в общежитии и о работе. Мне рассказали, что произошло, и я сходила за твоими бумагами в учебную часть.

– Спасибо, – от души благодарю я девушек.

Экко дружески похлопывает меня по руке и вся обращается в слух. Ректор уже произносит первые слова приветственной речи.

А где-то позади сидит эта мерзкая Фэллон… но за плотными рядами слушателей её не разглядеть.

– Когда я шла по проходу, – шепчу я Айслин, – Фэллон Бэйн сбила меня с ног… заклинанием.

– Чему же тут удивляться, – печально пожимает плечами Айслин, – Фэллон не очень-то обрадовалась, узнав о… вас с Лукасом.

Кстати, а куда пропал Лукас? Чем он занят? Вернётся ли он когда-нибудь ко мне?

– Неужели Фэллон действительно умеет подбрасывать невидимые камни под ноги прохожим? Разве это вообще возможно?

– Она маг пятого уровня, – напоминает Айслин. – Для неё это игрушки. Но ты не беспокойся, Эллорен, – похлопывает она меня по плечу. – Слишком сильно она тебе досаждать не решится. Ты внучка самой Карниссы Гарднер. Если с тобой что-нибудь случится, Фэллон выгонят из гвардии. Но ты всё же держись подальше от Лукаса… на всякий случай. Ладно?

Я обречённо киваю. Похоже, такие жестокие выходки вполне в характере Фэллон. Держаться подальше от Лукаса… Легко сказать! Тётя Вивиан этого так не оставит.

Ректор Абенти представляет студентам профессоров, подробно перечисляя недавние достижения каждого из них под слабые, вежливые аплодисменты, сливающиеся с шумом дождя. В необъятном зале высокий, дребезжащий голос ректора едва слышен.

Сколько в университете профессоров! Представлять их будут ещё долго. Я тайком бросаю взгляд на кельтов, сидящих по ту сторону прохода. Внешне они очень разные, но волосы почти у всех светлые.

Кельты уже давно утратили чистоту расы, особенно по сравнению с гарднерийцами, и смешались с другими народами – одним словом, стали полукровками.

Одеты они тоже по-разному, но, как правило, в простые домотканые штаны и рубашки, которые больше подходят для работы в поле или огороде. Совсем недавно и я ходила в похожей одежде, а теперь на мне дорогое шёлковое платье, вышитые нижние юбки… однако счастья мне это не прибавляет.

Оказаться бы сейчас дома, с дядей Эдвином…

Интересно, дяде уже сообщили о нападении икаритов? Надеюсь, тётя Вивиан отправила ему письмо с почтовым соколом и рассказала, что я жива-здорова.

Напротив, по ту сторону от прохода, сидит совсем юный кельт с очень суровым выражением лица. Он высокий, худощавый, с тёмными волосами и решительными, угловатыми чертами лица. Юноша смотрит прямо перед собой, напряжённо сосредоточившись на речи ректора.

Внезапно он оглядывается на меня. В его золотисто-зелёных глазах столько ненависти, что я невольно отшатываюсь и сразу же отвожу взгляд, чувствуя, как наливаются румянцем щёки. Как неприятно! Наверное, он подумал, что я слежу за ним. А его ярость… Я почти физически ощущаю исходящее от него раздражение.

– Айслин, – шепчу я, пытаясь справиться с комом в горле, – кто этот кельт… там, напротив? Он так на меня смотрит, будто собирается убить.

Айслин краем глаза пытается рассмотреть, о ком я говорю. Юноша уже отвернулся и снова сосредоточился. Он впитывает каждое слово ректора, при этом крепко стиснув кулаки.

– Это Айвен Гуриэль, – шепчет в ответ Айслин. – Не обращай внимания. Он всех гарднерийцев терпеть не может.

А меня, внучку Чёрной Ведьмы, этот кельт, похоже, ненавидит особенно сильно.

Не удержавшись, я снова устремляю взгляд в его сторону. Юноша всё так же сосредоточенно смотрит прямо перед собой. Как всё это странно и непонятно. К тому же ещё дают знать о себе раны: болит нога, на которую я споткнулась о невидимую преграду, голова раскалывается, изнутри ломит обожжённую руку, державшую волшебную палочку, запястье, израненное икаритом, противно ноет. Чудо, что я ещё сижу с высоко поднятой головой.

Этот Айвен Гуриэль ничего обо мне не знает. Кто дал ему право смотреть на меня с такой ненавистью?!

– А что ещё ты о нём знаешь? – толкаю я локтем Айслин.

– А ещё, – заговорщически шепчет она, придвинувшись поближе, – в прошлом году его чуть не исключили из университета.

– За что?

– Лечил кого-то без разрешения гильдии. Каких-то урисок с кухни. Он учится на лекаря.

Я исподтишка бросаю на Айвена ещё один взгляд. Всё-таки его неоправданная ненависть меня сильно задевает. Он по-прежнему смотрит вперёд, излучая враждебность. Ну и пусть.

Позади Айвена, над рядами слушателей, возвышается молодой человек с очень смуглой кожей. В нём чувствуется военная выправка. Тёмно-лиловые волосы коротко подстрижены и открывают заострённые уши, украшенные рядами металлических колец. Но удивительнее всего его татуировки – лицо испещрено чёрными рунами, зеркально повторяющими алые рисунки на его бордовой накидке.

– Вон тот, высокий, с татуировками… кто он? – снова обращаюсь я к Айслин.

– Ш-ш-ш! – возмущённо шипит на нас строгий гарднериец в соседнем ряду, и мы тут же умолкаем. Щёки у меня опять пылают.

– Это Андрас Воля, – наконец решается продолжить беседу Айслин.

– Сначала мне показалось, что он из Восточных земель, но уши у него заострённые, а волосы такого странного оттенка… – У многих восточных народов тёмная кожа, но никогда не бывает таких ушей и волос.

– Он амаз, – поясняет Айслин. – В них перемешаны все расы. Андрас с матерью – потомки ишкартов и урисков.

Амазы… те самые, с конного рынка.

– Но амазы… это ведь женское племя. – Среди амазов не бывает мужчин, а того, кто забредёт на их территорию, немилосердно убивают. – Я слышала, амазы владеют особой магией, магией рун, и у них рождаются только девочки.

– Всё так, – кивает Айслин, – однако даже магия рун порой даёт осечку. – Айслин кивает на длинный ряд профессоров в середине зала. – Там его мать – профессор Воля.

Среди профессоров в зелёных мантиях за спиной ректора действительно есть женщина, удивительно похожая на Андраса. Её лицо тоже отмечено рунами, а в чёрных волосах заметны лиловые пряди.

– Она не отказалась от сына, и амазы изгнали их обоих, – объясняет Айслин. – Сначала они жили в Западной Кельтании, а лет десять назад перебрались сюда. Андрас, в сущности, здесь и вырос.

– Что она преподаёт?

– Коневодство конечно. И химию. У тебя этот предмет есть в расписании. – Айслин выуживает из кипы бумаг у меня на коленях какой-то листок. – Вот, смотри. Я тоже записалась к ней в класс.

Я быстро просматриваю список учебных курсов.

АПТЕКАРСКОЕ ДЕЛО, ПЕРВЫЙ ГОД ОБУЧЕНИЯ

Аптекарское дело, I (с занятиями в лаборатории) – профессор, член гильдии маг Элютра Лорель.

Металловедение, I (с занятиями в лаборатории) – профессор, член гильдии мастер Фу́илль Ксаниллир.

Ботаника, I – профессор, пастырь, маг Бартоломью Симитри.

Высшая математика – профессор, член гильдии маг Джозеф Клинманн.

История Гарднерии – профессор, пастырь, маг Бартоломью Симитри.

Химия, I (с занятиями в лаборатории) – профессор, член гильдии мастер Астрид Воля.

Вот она. Химия. Профессор Астрид Воля.

– Интересно, какой он, её сын?

– Очень спокойный, даже тихий, – шёпотом рассказывает Айслин. – И он лучше всех фехтует, бросает топор, стреляет из лука – в общем, первый в любом виде спорта. А ещё он прекрасно управляется с лошадьми, совсем как его мать. Он и работает на конюшне. Ты знаешь, что амазы разговаривают с лошадьми мысленно? Андрас лечит животных. В прошлом году один военный стажёр упал вместе с лошадью. Она сломала ногу – и так взбесилась от боли, что к ней боялись подойти. А Андрас вылечил её буквально за неделю. Представляешь?

– Откуда ты столько обо всех знаешь? – восхищённо спрашиваю я.

– Моя собственная жизнь невероятно скучна, – улыбается Айслин. – Вот я и проживаю чужие. – Она преувеличенно грустно вздыхает. – А раз уж мне выпало обручиться с Рэндаллом, наискучнейшим из всех холостяков Эртии, придётся и дальше искать таких невинных развлечений.

Студенты на соседних рядах, переговариваясь, поднимаются – выступление ректора завершено. Айслин и Экко тоже встают, и я следую их примеру, поудобнее перехватывая стопку бумаг с картами и расписанием. Айслин наклоняется ко мне и вынимает из середины какую-то страницу.

– Смотри – тебе нужно встретиться с проректором, – говорит она, подавая мне листок. – Идём, я покажу тебе её кабинет.

Неохотно попрощавшись с Экко, не глядя по сторонам, я иду за Айслин. Однако огненный взгляд Айвена Гуриэля словно прожигает меня насквозь.

Глава 4. Проректор Квиллен

Проректор Лукреция Квиллен сидит за столом и отвечает на письма. Заметив меня у двери, она жестом приглашает меня в кабинет. Проректор Квиллен – гарднерийка, её чёрные прямые волосы уложены в аккуратный узел, чёрное платье сшито из дорогого шёлка.

Кабинет проректора устроен в башне над Белым залом. Сквозь окна с ромбовидными стёклами открывается вид на университетский городок, освещённый фонарями.

Восхитительное зрелище – вся долина видна как на ладони, а позади до небес возвышается Северный хребет. Тучи понемногу рассеиваются, небо проясняется, выглядывают звёзды. Сколько же здесь каменных куполов из белого камня, добытого в каменоломнях Верпасийского хребта! Мощённые булыжником улицы с такой высоты кажутся узкими тропинками. Прямо подо мной – каменный мост, по которому можно пройти в соседнее здание.

Повсюду камень… и почти совсем нет привычного тёплого дерева. Однако нельзя не признать – и в камне есть своя красота!

В кабинете очень тихо, слышно, как тикают часы на книжной полке за спиной у проректора. На стенах висят карты Западных и Восточных земель, и отдельно – подробная карта Верпакса. На книжных полках под окнами – целая библиотека. На сводчатом потолке сияют звёзды, совсем как в Белом зале.

Какой длинный день… Я так устала, что едва могу сосредоточиться. Вдобавок раскалывается голова…

Положив ручку, проректор холодно смотрит на меня поверх круглых очков в позолоченной оправе.

– У вас выдался нескучный день, маг Гарднер, – произносит она властным голосом.

– Да, так получилось. – Как болит голова…

– Понимаю.

– Скоро приедут мои братья, и всё будет иначе. А сейчас мне хочется просто выспаться.

Проректор протягивает мне ожерелье – круглый золотой диск на прочной цепочке.

– Эмблема вашей гильдии. С этим пропуском вы получите доступ к аптекарским архивам.

Обратная сторона диска покрыта шероховатыми выпуклостями. Меня приняли в гильдию аптекарей! Пока только как ученицу… Я взволнованно надеваю цепочку на шею.

– Загляните на кухню. Главная повариха выдаст вам расписание работы, – невозмутимо продолжает проректор.

Среди бумаг, которые мне дала Айслин, есть и расписание работы на кухне, но, когда я протягиваю этот листок проректору, она только качает головой – ей и так известно, что там написано.

– Мне выделена комната где-то в Северной башне… – начинаю я в надежде узнать, что это и где.

– Ах да. – Проректор указывает на окно. – Это у северной границы университетского городка, за конюшнями. Отсюда как раз хорошо видно это место.

Вдали действительно темнеет мрачная глыба камней у подножия пологого холма. За башней только пустоши и Северный хребет.

– Похоже на сторожевой пост, – разочарованно вздыхаю я, вспоминая уютные студенческие домики, которые мы с Лукасом проезжали утром.

Проректор недовольно поджимает губы:

– Вы слишком поздно подали заявление в университет, маг Гарднер. Лучшие места в общежитии занимают очень быстро. В вашей комнате живут ещё две студентки.

– Ариэль Хейвен и Винтер Эйрлин? – спрашиваю я, отыскав нужную страницу.

– Совершенно верно. – Проректор смотрит на меня прищурившись и слегка улыбаясь. – Это и есть ваши соседки.

– Они гарднерийки? – Странное имя – Винтер. Никогда такого не слышала.

Проректор загадочно смотрит на меня. Сейчас она похожа на тётю Вивиан, когда та объясняла мне, что некоторые держат шелки в качестве домашних животных.

– Ариэль Хейвен – гарднерийка, – неторопливо отвечает проректор. – Винтер Эйрлин – из земель эльфов.

Эльфийка? Как неожиданно. У меня даже голова прошла. Подумать только, моя соседка по комнате – эльфийка!

– О! – выдыхаю я. А что тут ещё сказать?

Проректор впивается в меня острым взглядом, как будто в поисках ответа на важный вопрос.

– Ваша тётя надеялась, что однажды вы пойдёте по стопам своей бабушки, – настороженно говорит она. – Теперь очевидно, что этого не случится.

До неё дошли слухи о моём утреннем провале на испытаниях. Быстро, однако. Что ж, наконец-то все узнают правду.

– Просто я на неё похожа, вот и…

– Вы с Карниссой Гарднер похожи как две капли воды, – холодно перебивает меня проректор.

Что это? Откуда вдруг такая враждебность?

– Бабушка погибла, когда мне было три года. Я видела её только на портретах, и потому…

– И сами вы её не знали, – снова обрывает меня на полуслове проректор. – В отличие от вас, я её помню прекрасно, – нервно поджимает она губы.

Очень странно. С чего вдруг такие резкие высказывания о моей бабушке? Она же величайший маг всех времён. Избавительница нашего народа. Гарднерийцы много лет чтят её память.

Стремительно поднявшись из-за стола, проректор указывает на дверь:

– Полагаю, маг Гарднер, вам пора на кухню, работать.

Похоже, меня бесцеремонно выпроводили. Растерянно моргая, я подхватываю бумаги и закрываю за собой дверь.

Глава 5. Северная башня

Ориентируясь по карте, я отыскиваю длинное приземистое здание неподалёку от Белого зала. Внутри довольно просторная столовая, а в дальнем углу дверь под деревянной табличкой «Главная кухня».

Дверь открывается, покачиваясь на тяжёлых железных петлях. По стенам вдоль узкого коридора тянутся полки с какими-то бутылями, порошками, густо пахнет мылом. Впереди ещё одна дверь.

Я подхожу и заглядываю в круглое окошко. Желтоватый свет тут же окутывает меня, как тёплое одеяло, доносятся запахи вкусной еды и свеженарубленных дров.

Пахнет как дома. Как на кухне в дядином домике. Вот если бы закрыть глаза, а потом открыть и оказаться дома, рядом с дядей, выпить мятного чаю с мёдом.

Около широкого деревянного стола стоит полная пожилая уриска и месит тесто. Рядом с ней ещё три уриски, все похожи на работников с фермы Гаффни: у них бело-розовая кожа, глаза и волосы того же оттенка. Уриски, принадлежащие к низшему классу.

Женщины непринуждённо разговаривают, над чем-то смеются. С потолка свисают пучки душистых трав. Благодаря им кухня напоминает добрый, приветливый лес. Несколько кельтов моют посуду, режут овощи, подбрасывают в огонь дрова. По кухне прыгает девочка-уриска лет четырёх. Прочие работники осторожно обходят её, чтобы случайно не облить горячей водой или не уронить ей на голову тарелки. У девочки в руках маленькая бутылка и трубочка, она то и дело выдувает мыльные пузыри, которые пекари весело отгоняют, чтобы мыло не попало в тесто.

При виде этой мирной домашней картины всё моё беспокойство улетучивается.

И тётя Вивиан ещё пугала меня работой на кухне, уверяла, что ничего хуже и вообразить невозможно. Как раз такая работа мне по душе. Буду чистить картошку, мыть посуду, разговаривать с приятными людьми.

А потом я вижу его.

Здесь Айвен Гуриэль.

Тот самый кельт с горящим взглядом, который возненавидел меня, едва увидев. Однако сейчас он не сердится. Просто сидит за столом в дальнем углу. Напротив него четыре девушки моих лет. Три уриски и одна кельтская девушка с очень светлыми волосами. Перед ними разложены книги и географические карты. Айвен что-то говорит, указывая на книги и карты, как будто читает лекцию. Время от времени он умолкает, давая урискам время что-то записать на длинных листах пергамента. Две уриски кивают, внимательно слушая Айвена, словно запоминают урок.

У девушек тоже розоватые волосы и кожа, как у большинства урисок на кухне, они одеты очень просто – поверх рабочей одежды повязаны передники. Волосы у них заплетены в косы. А вот третья уриска совсем другая. Она похожа на женщин племени амазакарин: девушка держится очень уверенно, ярко-зелёные волосы спутаны в тонкие пряди, украшенные разноцветными бусинками, изумрудные глаза на зелёном лице настойчиво смотрят на Айвена.

Девочка-уриска подбегает к столу и бросается Айвену на шею, пролив чуть ли не всю бутылочку ему на рубашку.

Что же он сделает? Рассвирепеет?

Как ни странно, кельт поступает неожиданно. Он накрывает широкой ладонью детскую ручонку на своём плече и улыбается малышке.

У меня перехватывает дыхание.

С широкой, доброй улыбкой на лице это совсем другой человек, ничуть не похожий на сурового слушателя в Белом зале. Он очень красив, почти как Лукас. Мерцающий свет кухонных фонарей подчёркивает его угловатые черты лица, а его изумрудно-зелёные глаза, прежде полные такой ненависти, сияют умом и добротой. У меня в груди неожиданно теплеет.

Айвен что-то говорит девочке и ласково сжимает её ручонку. Уриска кивает и отправляется снова скакать по кухне и пускать мыльные пузыри.

Отвести взгляд от довольного лица Айвена не так-то просто. Вот бы он так улыбнулся и мне… когда-нибудь…

Здесь чудесно. Друзья. Дети. Вкусная еда.

И словно судьба приберегла самый приятный сюрприз напоследок, по кухне проходит пушистый серый кот.

Всё как дома. И Айвен обязательно поймёт, что я не таю зла, как только узнает меня получше.

Всё будет хорошо. Просто замечательно.

Собрав остатки смелости, я толкаю дверь и вхожу на кухню.

При моём появлении разговоры стихают, как будто загасили свечу.

Мои надежды быстро рассеиваются.

Айвен стремительно вскакивает, едва не опрокинув стул. Он смотрит на меня с ненавистью, сузив глаза. Зелёная уриска и кельтийка тоже в ярости поднимаются, не скрывая неприязнь. Розовые уриски в ужасе переводят взгляд с меня на книги, как будто я застала девушек за кражей.

Ответить я им могу только удивлённым взглядом.

Разве сюда нельзя приносить книги? И карты? Почему все так напуганы?

Пожилая уриска закрывает девочку-уриску широкими юбками, как бы пряча её от меня. Все работники обмениваются быстрыми взглядами, словно отчаянно пытаясь придумать, как себя вести.

Один только Айвен не сводит с меня гневного взгляда. Его почти осязаемая ненависть заполняет пространство между нами.

Мне хочется отступить, спрятаться… шею и щёки заливает жаркий румянец.

Полная пожилая уриска, которая недавно месила тесто, выходит вперёд, с вымученной улыбкой отряхивая покрытые мукой руки.

– Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Я… – с дрожащей улыбкой я протягиваю ей моё расписание работы. – Меня зовут Эллорен Гарднер. Я буду работать на кухне.

Светловолосая кельтийка от удивления широко раскрывает рот. Зелёная уриска смотрит на меня так, как будто хочет убить взглядом, а любопытная малышка выглядывает из-за широких юбок поварихи.

Смущённо откашлявшись, пожилая уриска несколько раз перечитывает мои бумаги, словно надеясь отыскать в них какую-то ошибку. У неё такой вид, словно ничего хуже моего появления на кухне нельзя и вообразить. Как всё-таки болит голова…

Взгляд Айвена пронзает меня насквозь. Кельт выше ростом, чем я думала. Рядом с ним мне как-то не по себе.

– Мне нужно поговорить с Ферниллой Готорн, – поясняю я.

– Это я, маг Гарднер, – пытаясь выдавить любезную улыбку, отвечает уриска. – Я и есть главная повариха.

– Да?.. Я пришла работать. – Избегая встречаться взглядом с Айвеном, я слабо улыбаюсь всем на кухне. – Скажите, что мне делать.

– Но… маг Гарднер, вы одеты не для работы, – кивает на моё шёлковое платье Фернилла.

– Да, я знаю, – извиняющимся тоном соглашаюсь я. – Я приехала совсем недавно и пока не успела переодеться. Эти юбки мне купила тётя. И платье тоже. На кухне в таком обычно не появляются.

– Ваша тётя? – как во сне повторяет за мной Фернилла.

– Да, тётя… Вивиан Деймон.

Фернилла и другие уриски вздрагивают, услышав это имя. Айвен ещё злее ухмыляется.

– Да, – выдыхает Фернилла. – Я её знаю. – Умоляюще глядя на меня, повариха вдруг извиняется, показывая на малышку. – Я прошу прощения, что привела на кухню внучку, маг Гарднер. Её мать заболела, и за девочкой некому присмотреть. Больше это не повторится.

– Ничего страшного, – утешаю я её. – Я люблю детей.

Какая разница? Или на кухню запрещено приводить детей?

Меня по-прежнему окружают хмурые лица.

– И ещё Айвен, – оправдывается Фернилла, – решил позаниматься до начала лекций. Но я уже сказала ему, что уроки надо делать в другом месте. Кухня не место для учебников. Мало ли что прольётся на книгу!

Я согласно киваю, пытаясь заслужить одобрение кельта и поварихи.

– Мне бы тоже не мешало позаниматься до начала лекций! – улыбаюсь я Айвену. – У меня ощущение, что я здорово отстала по всем предметам…

Айвен молчит, но, судя по его пылающему яростью взгляду, он смертельно оскорблён. От него густыми удушливыми волнами исходит ненависть.

Ничего не понимаю… Чем я это заслужила? Не стану больше смотреть на него.

Сморгнув слёзы, я поворачиваюсь к поварихе.

– Что вы мне поручите? – Любезный тон даётся мне непросто.

Фернилла окидывает взглядом кухню, словно пытаясь быстро принять важное решение.

– Давайте я покажу, маг Гарднер, как выносить компост, – медленно предлагает изумрудно-зелёная уриска.

Метнув взгляд на книги, Фернилла снова принуждённо улыбается.

– Прекрасная мысль, Бледдин! Маг Гарднер, пожалуйста, идите с Бледдин. Она покажет вам, что нужно делать. Вы ведь не боитесь животных?

– Нет, я очень люблю животных, – с радостью отвечаю я.

– Вот и хорошо, – кивает Фернилла, нервно сжимая и разжимая кулаки. – Идите с Бледдин. Остатки еды мы отдаём поросятам.

Под прицелом двух дюжин настороженных глаз я складываю на стул книги и бумаги и иду за Бледдин к двери в дальнем углу. В кладовке за дверью выстроились большие деревянные вёдра, наполненные остатками еды.

– Берите два ведра – и пошли, – холодно приказывает Бледдин, сверкнув на меня прищуренными глазами. Сама она идёт налегке, хотя полных вёдер ещё много.

Уриска распахивает дверь с такой силой, что деревянная створка с сухим треском бьётся о наружную стену.

На улице передо мной расстилается поросшее травой пастбище. Бледдин снимает с крюка на стене зажжённый фонарь и идёт вперёд. Дождь перестал, но по-прежнему темно и сыро, мокрая трава забивается мне в тонкие модные туфельки.

Скоро ударят заморозки – осенний воздух пахнет холодом.

Мы ковыляем через поле к едва различимым вдали амбарам и хлеву, и я мечтаю о несбыточном – добраться до сухой спальни, закутаться в мамино одеяло…

Ничего. Осталось совсем немного. А потом приедут Рейф, Тристан и Гарет и помогут мне разобраться, что тут происходит.

Грозовые облака истончились и стелются по небу узкими чёрными полосами. Между ними то и дело выглядывает полная луна, недобро следя за мной, как из засады. Тревожное тёмное небо сегодня по-особенному давит на меня. В пустом поле я кажусь себе маленькой и беззащитной. А где-то притаился икарит, поджидает меня, прячется, как эта луна за тучами…

Бледдин шагает быстро, я сильно отстаю… Надо бы прибавить шагу, чтобы не застрять здесь одной в непроглядной тьме.

В хлеву поросят держат в чистых просторных загонах. Здесь пахнет грязью, объедками и свежим сеном. Света почти нет, я ступаю наугад.

Бледдин откидывает щеколду ближайшего загона и показывает в дальний угол, где виднеется кормушка, а рядом с ней свинья и присосавшиеся к ней поросята.

– Иди туда, – говорит Бледдин, – вывали всё из ведра в кормушку.

Вцепившись покрепче в ручки вёдер, я шагаю в загон. Туфли тут же вязнут в чём-то мягком. Ничего, потом отмою. Пусть уриска не думает, что перед ней какая-нибудь гарднерийская неженка, которая боится испачкать руки. Скоро она узнает, что я умею работать не хуже других.

С чавканьем я вытаскиваю ногу из плена, и в ту же минуту меня с силой толкают вперёд.

Я падаю лицом в грязь, смешанную с поросячьим навозом. Вёдра летят в стороны, остатки еды фонтаном разлетаются по загону. Одна туфелька тоже улетает куда-то во тьму. Поросята, весело повизгивая, бросаются подбирать угощение.

Поднявшись на колени, я поворачиваюсь к Бледдин.

– Ты что, пнула меня? – глупо спрашиваю я, вставая на ноги.

Бледдин молча ухмыляется, облокотившись о стену.

– Почему ты меня пнула?

Дверь открывается, и входит светловолосая кельтийка, которая сидела рядом с Бледдин за столом на кухне.

– Она меня пнула! – кричу я, показывая на Бледдин.

– Не пинала я её. Она сама упала. Споткнулась. Такая неловкая, – зло посмеивается Бледдин.

– Я не спотыкалась! – свирепею я. – Ты меня толкнула!

Блондинка качает головой:

– Все гарднерийки одинаковые. Лишь бы найти виноватого.

– Точно. Одинаковые, – вторит ей Бледдин. – Чёрные тараканы.

А вот это мерзко. Гадкое прозвище, которое нам дали враги. Намёк на цвет наших священных одежд.

– Убирайтесь! – выкрикиваю я и отворачиваюсь, чтобы найти туфлю.

Не надо было поворачиваться к ним спиной. От нового тычка я опять лечу в грязь.

– Вы что?! Зачем?! – кричу я, пытаясь повернуться лицом к обидчицам. Любопытный поросёнок обнюхивает мои юбки.

– Смотри! Опять споткнулась! – восклицает Бледдин.

– Очень неуклюжая, – соглашается кельтийка.

– Наверное, ей лучше выбрать другую работу.

– Что-нибудь такое… где не надо ходить!

Они смеются своим гнусным шуточкам.

За что они так со мной? Я же им ничего не сделала.

– Ой, смотри, и платье испачкала… такое красивое… – хихикает Бледдин.

– Оставьте меня в покое! – Пошатываясь, я поднимаюсь на ноги. – Если вы не отстанете, я… пожалуюсь проректору!

– Заткнись! – рявкает блондинка, врываясь в загон.

Я отступаю к стене.

– Слушай, гарднерийка! – почти рычит она. – Хватит прикидываться. Мы знаем, зачем ты здесь.

– Мне нужна работа, чтобы платить за учёбу!

Резко замахнувшись, кельтийка бьёт меня по лицу, и я вжимаюсь в стену. Никто и никогда не бил меня. Тем более по лицу.

– Я сказала: заткнись, Тараканиха!

Бледдин смотрит на нас с мерзкой ухмылкой.

– Думаешь, мы совсем дурочки? – продолжает блондинка.

– Вы с ума посходили?! – прижав руку к горящей щеке, выкрикиваю я. Из глаз льются гневные слёзы. – Я работаю, чтобы платить за университет. Как вы!

– Врёшь! – скалится она. – Тебя прислали шпионить! Так?

Шпионить? Куда я попала?

– Не понимаю, о чём ты! – хриплю я в ответ.

Книги на столе. И карты. Их так поспешно убрали. Что они тут затевают?

– Смотри мне в глаза, гарднерийка!

А если посмотрю, она меня не ударит?

Кельтийка угрожающе тычет в меня пальцем:

– Если ты хоть одной душе проговоришься, что видела здесь ребёнка, книги и карты, мы тебя найдём и переломаем тебе сначала руки, а потом и ноги.

– Это будет несложно, – поддакивает Бледдин, позёвывая от скуки. – Она такая хрупкая.

– Да, хрупкая, – соглашается блондинка.

– И она нам ничего не сделает. У неё первый уровень, слыхала?

– Не повезло.

– Её бабушка в гробу, наверное, переворачивается.

Уже и до бабушки добрались, злыдни. Ничего. Потом сочтёмся.

Они молча и задумчиво смотрят на меня, съёжившуюся у стены, грязную и избитую. Только бы не расплакаться.

– Ладно, – подаёт голос блондинка. – Мы тебе всё сказали. Увидимся на кухне, Эллорен Гарднер.

– Не забудь вёдра, – напоминает Бледдин. – И смотри не споткнись по дороге.

Минуты две после их ухода я тихо всхлипываю, а потом гнев в моей душе разгорается с новой силой.

У них нет права так со мной обращаться! Нет и не было! Может, магии мне и не досталось, но пожаловаться главной поварихе я могу. Пугать они меня будут!

Кипя от гнева, я вытираю мокрые от слёз щёки и возвращаюсь на кухню.

Меня встречает тишина, как будто все молчали, с тех пор как я ушла.

Бледдин и светловолосая кельтийка стоят по обе стороны от Ферниллы, прожигая меня угрожающими взглядами.

Айвен при виде меня цепенеет.

Фернилла и все остальные тоже поражены, но быстро прячут изумление за бесстрастным выражением лиц.

Только в глазах Айвена полыхает целая гамма чувств.

Девочки-уриски больше нет, книги и карты тоже исчезли.

– Они толкнули меня в грязь и ударили! – задыхаясь от гнева, выпаливаю я в лицо Фернилле, показывая на Бледдин и кельтийку.

– Что вы, маг Гарднер, вы ошибаетесь, – успокаивающе отвечает повариха, твёрдо глядя мне в глаза. – Бледдин и Айрис не могли причинить вам зла. Я уверена.

– Они ударили меня и грозили сломать мне руки и ноги!

– Нет, маг Гарднер, вы споткнулись, – поправляет меня Фернилла.

Этого я не ожидала. Они все против меня. Они сговорились.

Мысли кружатся… надо что-то решать. Конечно, я могу пойти к ректору и выдать всю эту компанию, но сначала надо отсюда выбраться.

– Вы устали, маг Гарднер. Может, пойдёте к себе? – любезно, но настойчиво предлагает Фернилла. – Приведите себя в порядок и возвращайтесь завтра. Ваша смена в четырнадцать ноль-ноль.

Ярость улетучивается… На её место приходит усталость, глаза застилают слёзы.

Выхватив из рук Ферниллы свои бумаги, я на мгновение оборачиваюсь, чтобы взглянуть на Айвена.

Он смотрит прямо перед собой, уперев руки в бока и крепко сжав челюсти. Показывает, на чьей он стороне.

Против меня.

Едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, я ухожу.

Спотыкаясь в густых сумерках и молча роняя слёзы, я бреду куда-то в сторону Северной башни.

Мне нужно укрытие. Спрятаться бы где-нибудь, выспаться… А завтра я найду братьев, и они мне помогут.

Ненавидящий взгляд Айвена ещё долго преследует меня, но чем дальше я ухожу от кухни, тем легче мне дышится.

Облака почти рассеялись, от них остались лишь тонкие полосы, которые, будто чёрные змеи, ползут по небу через яркий диск луны. Покружив по узким улочкам, уступая дорогу группам профессоров и студентов, я оставляю позади здание гильдии ткачей и иду через пустынные поля. В прохладном воздухе мысли проясняются, гнев и обида отступают.

Кое-где пасутся овцы, сейчас они тёмными холмиками сгрудились у кормушек. Другие поля, примыкающие к длинным конюшням, наверное, владения лошадей.

Наконец я выхожу на край широкого голого поля, поросшего редкой жёсткой травой, которую колышет слабый ветерок.

За полем вздымается Северная башня. К ней вьётся неровная, выложенная камнями дорога.

Старая сторожевая башня – последняя преграда перед дикими, заброшенными землями. На её крыше виднеется потрёпанное ветрами и временем укрытие лучника.

Теперь это мой дом.

Здесь всё сделано из камня – холодного, серого, бесстрастного камня. И ничто не напоминает маленький деревянный, такой уютный домик дяди Эдвина. Я на мгновение замираю, сердце сжимается ещё сильнее.

Делать нечего. Я медленно бреду через поле. С каждым шагом башня становится всё выше, угрюмо нависая надо мной.

Единственная дверь в башню со скрипом открывается. За ней меня ждут короткий коридор и винтовая лестница. Справа в стене ещё одна дверь, в чулан, где при тусклом свете фонаря я успеваю разглядеть вёдра, мётлы, запасные фонари и мыло. А ещё там стоят мои дорожные сундуки и футляр со скрипкой.

Наконец-то можно вздохнуть с облегчением. Всё будет хорошо. У меня прекрасные соседки – гарднерийка и эльф. Никаких злющих урисков или кельтов. Всё будет просто прекрасно.

Оставив сундуки в чулане, я поднимаюсь по лестнице, то и дело скользя на гладких каменных ступеньках. Мои шаги гулким эхом отдаются от каменных стен.

Наверху ещё одна дверь, за которой снова коридор, освещённый фонарём. У одной стены – каменная скамейка, на противоположных концах коридора – окна, в которые заглядывают луна и звёзды. Прямо передо мной к стене прикручена железная лестница, по которой когда-то поднимались на крышу лучники, но сейчас люк в потолке надёжно заколочен. Поодаль, в стене коридора, виднеется дверь.

А за ней, скорее всего, моя комната.

Интересно, соседки уже спят или ещё не пришли? Из щели вокруг двери не пробивается даже искорка света. Мне не страшно, но всё-таки немного тревожно в такой полной тишине.

Прежде чем открыть дверь, я ненадолго останавливаюсь и смотрю в окно – луна по-прежнему следит за мной, холодно и безучастно. Спустя минуту ярко-жёлтый диск прячется за тонкими полосами чёрных облаков, и мир снова погружается в непроглядную тьму. Я поворачиваю ручку и толкаю дверь.

Комната утопает в кромешной тьме, но мне каким-то чудом удаётся разглядеть напротив большое овальное окно.

– Привет! – тихо здороваюсь я, не желая пугать спящих неожиданным вторжением. Луна выглядывает из-за облаков и заливает комнату призрачным серебристым светом.

И тут я вижу его – съёжившееся под окном непонятное существо.

У него есть крылья.

Охваченная ужасом, я прирастаю к месту и даже не пытаюсь шевельнуться.

Это икарит!

Он всё-таки пробрался. И сейчас он меня убьёт. От чудовища под окном воняет тухлым мясом, как от икаритов в Валгарде.

Существо медленно поднимается и расправляет чёрные истрёпанные крылья. А вот и ещё один. На комоде, у стены. Тоже крылатый. Пригнулся, как перед броском.

О Древнейший! Сразу двое!

– Здравствуй, Эллорен Гарднер, – хрипит икарит под окном. – Добро пожаловать в ад!

Глава 6. Ариэль

Икарит делает шаг вперёд, и я прихожу в себя, будто от удара молнии.

Я выскакиваю из комнаты, несусь по коридору, задеваю коленом за край каменной скамьи и лечу по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.

Очутившись внизу, меня прошибает холодный пот, ибо я понимаю: прятаться негде, меня всё равно найдут.

Если икариты пробрались в башню, их дружки, возможно, поджидают меня снаружи. Я бросаюсь в открытый чулан, захлопываю дверь и заваливаю её изнутри всем, что подворачивается под руку. В ход идут и мои дорожные сундуки, и старый стеллаж… Я подпираю для верности импровизированную баррикаду ногами и падаю на пол. Меня трясёт от ужаса. Я одна в кромешной тьме, на холодном каменном полу… Только сквозь щель у притолоки в чулан проникает слабый лучик света да ещё мерцает моя кожа.

Тишина.

Гробовая тишина.

Только со свистом вырывается моё тяжёлое дыхание и слышно, как бьётся сердце. Я знаю: они там. И они ждут меня.

– Я не Чёрная Ведьма! – кричу я так отчаянно, что с губ слетают капельки слюны.

Никакого ответа. Звенящая тишина. А потом слышится голос. Совсем близко.

– Ты ведьма! Ты! – издевательски шипит он прямо из-за двери.

О Древнейший! Они уже за дверью!

Чтобы сдержать дрожь, я вспоминаю молитву из «Книги древних» и произношу её срывающимся шёпотом:

– О Древнейший на святых Небесах, избавь меня от Исчадий Зла…

Я молю сохранить мне жизнь, слыша, как демон скребёт по двери когтями.

Медленно. Очень медленно.

И снова тишина.

Что-то с силой бьётся о дверь снаружи, сундуки вздрагивают, я придерживаю их ногами, вскрикивая от неожиданности, и, уже не сдерживаясь, всхлипываю.

– Я убью тебя, – рычит голос. – Ты умрёшь мучительной смертью.

Снова скрежет, на этот раз за дверью орудуют чем-то острым, скорее всего, ножом.

– Ты не выдержишь, гарднерийка, ты уснёшь, – хихикает чудовище. – И тогда я тебя зарежу…

Тот, снаружи, долбит чем-то в дверь, сундуки ритмично подрагивают. Он снимет дверь с петель, торопиться ему некуда. Снимет – и убьёт меня. Не спеша.

Перед глазами, будто в безумном калейдоскопе, мелькают картинки: Рейф, Тристан и Гарет находят моё бездыханное, истерзанное тело на полу в чулане; узнав о моей гибели, дядя умирает от разрыва сердца; Фэллон Бэйн счастливо смеётся; палочку, которую дала мне Сейдж, находят…

Стоп! У меня есть волшебная палочка!

Нащупав в темноте крышку дорожного сундука, я распахиваю её и шарю дрожащими пальцами за подкладкой. Сейдж говорила, что это очень сильная волшебная палочка. Быть может, она сработает даже в моих лишённых магии руках.

Обхватив рукоятку ладонью, как показала мне утром коммандер Вин, я направляю тонкий кончик палочки на дверь, откуда доносится скрежет. Вспомнить бы хоть одно заклинание! В памяти всплывают только волшебные слова из детских сказок и считалочек. Я произношу их одно за другим, не вытирая струящиеся из глаз слёзы.

Бесполезно.

Палочка падает на пол, и меня накрывает леденящий ужас. Скрежет не прекращается ни на мгновение. В конце концов меня затягивает в чёрную пропасть… Я проваливаюсь… падаю… кругом черно.

Я бегу по коридору на вершине Северной башни.

Коридор такой длинный, что не разглядеть, где он заканчивается. Вот дверь в мою комнату, теперь она открыта. Внутри всё залито мягким алым сиянием. Сдерживая грохочущее сердце, я переступаю через порог.

У окна стоит Сейдж Гаффни. Рядом с ней на столе горит свеча, по комнате пляшут длинные тени. Сейдж смотрит на меня пустыми, бессмысленными глазами.

– Сейдж, что ты здесь делаешь? – удивлённо спрашиваю я.

Она не отвечает, только распахивает плащ, и я вижу свёрток, который Сейдж одной рукой прижимает к себе. Под туго завёрнутыми одеялами что-то шевелится, будто детёныш ящерицы пытается разбить плотную скорлупу яйца и выйти в этот мир.

Сейдж протягивает мне свёрток.

Меня вдруг охватывает необъяснимое отвращение к этому существу.

Её ребёнок.

Икарит.

И всё же болезненное любопытство побеждает: я откидываю край одеяла – и цепенею от ужаса.

На меня смотрят белые бездушные глаза икарита из Валгарда. Чудовище расправляет отвратительные чёрные крылья, оскаливает пасть и бросается на меня…

– Нет! Нет! – кричу я.

– Проснись, дитя! – долетает сквозь пелену сна женский голос.

Кошмар рассеивается, как туман под лучами солнца, и я вижу лицо пожилой уриски. Она стоит передо мной на коленях. Её широкое синее лицо испещрено глубокими морщинами, седые волосы стянуты коричневым платком.

Вывернувшись из худых, измождённых рук, которые держат меня за плечи, я трясу головой, прогоняя остатки сна. Уриска устало откидывается назад, заботливо глядя на меня.

Я что, потеряла сознание?

Прямо здесь, на полу в чулане?

Я уснула. И мне приснился кошмар.

Уриска взглядом показывает куда-то в сторону.

– Вы уронили палочку.

Кажется, сейчас у меня сердце выскочит из груди.

Быстро спрятав палочку в сундук, я молча радуюсь, что женщина не удивляется, увидев у меня в руках такую дорогую вещь.

– На меня напали икариты, – жалобно произношу я.

Уриска не удивлена. Она склоняет голову к плечу и равнодушно меня рассматривает.

– Наверное, это проделки мисс Ариэль.

– Нет! – отчаянно трясу я головой. – Это были икариты. Настоящие.

– Мисс Ариэль и мисс Винтер и есть икариты, – спокойно отвечает уриска.

Не может быть! Я не верю!

– Как же так! Проректор сказала, что Ариэль Хейвен гарднерийка, а Винтер Эйрлин – эльфийка.

Уриска слегка приподнимает брови:

– Это правда, маг Гарднер. Однако они обе ещё и икариты.

– Нет, это невозможно, – едва шевеля губами, лепечу я. Комната кружится в безумном вихре. – Они… мои соседки? Но они хотят меня убить!

– Успокойтесь, милая, не надо так волноваться, – утешает меня уриска. – Мисс Винтер и мухи не обидит. Золотое сердце. Вот мисс Ариэль – да, может иногда напугать, особенно при первой встрече.

– Немного?! Она всю ночь скреблась в эту дверь и рассказывала, как мечтает меня убить!

– Она пошутила, маг Гарднер, – уверяет уриска.

Невероятно. Она что, совсем не боится икаритов?

– Где они? – заглядываю я за плечо уриске.

– Ушли. На лекции, наверное.

– Они студентки?! – В голове не укладывается… А ведь тётя Вивиан говорила, что в университете наравне со всеми учатся два икарита.

Это и есть мои соседки по общежитию.

Так и с ума сойти недолго.

Уриска встаёт и протягивает мне руку.

Недоверчиво покосившись на неё, я вскакиваю сама. Никому нельзя верить.

Уриска забирает ведро и швабру и, бросив на меня непонятный взгляд, выходит из чулана.

Я осторожно подкрадываюсь к двери, ожидая встретить в коридоре икаритов, но вижу только уриску. Она уже намочила швабру и моет пол, напевая что-то себе под нос.

В коридоре пусто, только уриска и я.

Сквозь высокое узкое окно в башню льётся солнечный свет. По чистому синему небу плывут пушистые белые облака. Пошатываясь и прислушиваясь, я выхожу из чулана, закрываю дверь, и у меня перед глазами тут же всё плывёт.

Скрежет, так напугавший меня ночью, не был кошмарным сном. Дверь исцарапана, исписана словами «ненавижу» и «убью» вперемешку с оскорблениями, вырезанными на деревянных досках. Тут поработали чем-то острым, скорее всего, ножом.

Оперевшись на швабру, уриска пристально меня разглядывает.

– Что это? – пронзительно вскрикиваю я.

– Никак, мисс Ариэль постаралась, – прищёлкивая языком, качает она головой.

И только? Поразительное спокойствие.

– Ариэль… моя соседка. Демон.

– Она легковозбудимая, немного нервная, маг Гарднер.

Легковозбудимая? Здесь университет или лечебница для душевнобольных?

– Не беспокойтесь, маг Гарднер, – кудахчет старушка. – Я прикажу заменить эту дверь.

Не в силах выносить этот безумный разговор, я со всех ног бросаюсь к входной двери и выбегаю из башни.

Глава 7. Состязания и испытания

Оказавшись за порогом, я несколько секунд моргаю, привыкая к солнечному свету.

Уже позднее утро. Поля, казавшиеся такими серыми предыдущим вечером, сегодня весело зеленеют, окаймлённые высокими, начинающими по-осеннему желтеть деревьями.

Щурясь на солнце, я торопливо бегу через широкое неухоженное поле, стремясь поскорее добраться до изумрудно-зелёных пастбищ.

Овцы поднимают мне навстречу любопытные морды, но я спешу мимо по влажной от утренней росы тропинке, вдыхая аромат земли и травы. Из здания гильдии ткачей доносится шум ткацких станков и весёлые девичьи голоса. Двери в здание открыты навстречу утренней свежести. Туда-сюда ходят светловолосые верпасианки и сереброволосые эльфхоллены, новички вносят в здание корзины разноцветных ниток. Я мчусь дальше по узким булыжным улочкам университетского городка, то и дело оббегая разговаривающих о чём-то студентов и профессоров. Некоторые прохожие умолкают на полуслове, чтобы проводить меня потрясённым взглядом.

На стенах и окнах трепещут флаги. Чаще других встречается четырёхконечная звезда Верпасии на сером фоне, чуть реже – флаг Гарднерии – серебристая сфера Эртии на чёрном поле. На улицах яблоку негде упасть: много солдат всех родов войск в парадной форме; весело приветствующие друг друга прохожие, некоторые с флажками на поясах.

Ну конечно! Сегодня начинаются «Осенние состязания». Братья рассказывали, что в этом турнире участвуют и лучники, и ткачи, и стеклодувы, будут даже выбирать лучшего бойца на мечах и рапирах. Со всей Эртии съедутся мастера, чтобы показать своё искусство.

Запыхавшись, я останавливаюсь перед гильдией торговцев. Это величественное здание, у входа в которое развеваются флаг Гарднерии и белый флаг эльфийских земель Альфсигр. Толпа течёт мимо, меня то и дело толкают. Разглядывая соседние здания, я пытаюсь понять, куда меня занесло, куда идти, но ничего не получается.

– Вы что-то ищете? – спрашивает сереброглазый солдат-эльфхоллен.

– Да.

– Могу я вам чем-то помочь?

– Я ищу кабинет хозяйки общежитий.

– Это недалеко, на той стороне улицы, – кивает он на дом, украшенный гарднерийскими знамёнами.

Пропуская прохожих и уворачиваясь от повозок и всадников, я спешу к Сильвии Абернати, хозяйке всех университетских общежитий.

Она гарднерийка, как я. Она обязательно поймёт, как непростительно со мной обошлись, и поможет всё исправить.

И вот я в душном кабинете Сильвии Абернати, на стене которого висит флаг Гарднерии. У этой женщины недовольное худощавое лицо. Как и уриска сегодня утром, маг Абернати ничуть не удивлена моим видом или рассказом о соседках по комнате.

– Вы мне поможете? – умоляюще спрашиваю я.

Она холодно смотрит на меня, задержав ручку в воздухе над стопкой бумаг.

– Всё зависит только от вас, маг Гарднер, – отвечает она и продолжает писать.

– Не понимаю… от меня?

– Видите ли, маг Гарднер, – равнодушно произносит она, – ваша тётя лично прислала мне рекомендации относительно комнаты для вас. Конечно, я могла бы переселить вас к более… дружелюбным соседям.

И всё? Больше про моих соседей сказать нечего? Почему она не возмущена? Меня поселили с икаритами! Они пытались меня убить!

Надо сделать глубокий вдох и успокоиться, сохранять ясность рассудка, даже если весь мир сойдёт с ума.

– Когда я могу переехать? – стараясь не выдать обуревающих меня чувств, спрашиваю я.

Маг Абернати откладывает ручку и пристально смотрит мне в глаза.

– Как только вы обручитесь, маг Гарднер.

О Древнейший!

Моё сердце уже грохочет, как кузнечный молот. Ну, тётя Вивиан…

«Слабое место есть у каждого из нас, Эллорен. Мне бы не хотелось… искать твоё».

– Я не могу пока обручиться, – неуверенно отвечаю я.

– Значит, вам придётся искать другой выход, – безжалостно резюмирует маг Абернати.

– Мне нужно отправить письмо дяде, – в отчаянии прошу я.

– Ваша тётя также сообщила, что ваш дядя заболел, – бросив на меня острый взгляд, сообщает маг Абернати. – Что-то с сердцем.

– Что?! – Непослушными губами я едва выдавливаю из себя слова. Как тётя Вивиан посмела скрыть это от меня?! – Что с ним? Он давно болен?

– Скоро поправится. За ним присматривает местный лекарь. Однако сейчас его лучше не беспокоить. – Маг Абернати пристально смотрит на меня, давая осознать сказанное.

Я не опускаю взгляд. Гнев постепенно вытесняет страх и разочарование.

– В таком случае я обращусь к ректору, – твёрдо сообщаю я.

– Ректор университета не занимается такими глупостями, – фыркает в ответ хозяйка общежитий. – К тому же ваша тётя переговорила с проректором по поводу вашей комнаты и соседей. Вы везде встретите одинаковый приём.

Приехали.

Покинуть университет Верпакса я не могу, потому что где-то за его стенами меня поджидает кошмарный бескрылый икарит, чтобы убить. А в университете мне придётся делить комнату с двумя крылатыми икаритками и работать с уриской и кельтийкой, которые мечтают переломать мне руки и ноги.

Или можно упросить больного дядю, и он позволит мне обручиться с человеком, которого я едва знаю.

От ярости меня уже трясёт.

– Спасибо, что уделили мне время. Теперь всё ясно.

– Пожалуйста, – отвечает маг Абернати, не делая даже попытки встать. – Если вам что-то понадобится, непременно обращайтесь.

Ноги меня еле держат, однако я направляюсь к двери.

– Кстати, маг Гарднер, – останавливает меня вкрадчивый голос. – Что передать вашей тётушке? Она наверняка захочет сообщить что-нибудь вашему дяде.

– Передайте ей, – глядя в глаза хозяйке общежитий, холодно отвечаю я, – передайте, что у меня всё прекрасно. А дяде пусть скажет, что я всегда буду ему благодарна и что я безмерно счастлива учиться в университете.

Идти мне некуда, и я бесцельно брожу по университетским улочкам вслед за весёлой толпой, иногда встречая удивлённые взгляды студентов и профессоров. Вид у меня, конечно, не очень… точнее, совсем неопрятный, но мне безразлично.

Скоро центр городка остаётся позади, и я выхожу к полям, где проходят состязания. Повсюду развеваются флаги. Идёт турнир лучников. Шеренга эльфийских стрелков выстроилась у кромки поля. Тетивы натянуты, стрелы готовы, зрители в напряжении. Стрелы одновременно взмывают в небо и с глухим стуком впечатываются в мишени на другой стороне поля.

– Каэль Эйрлин! – Повинуясь приглашению судьи, юный эльф на белом жеребце отправляется за выигранным призом.

Где же искать братьев? Я пробираюсь сквозь толпу, верчу головой, отыскивая знакомые лица. И вскоре встречаю… только не тех, кого надеялась увидеть.

На соседнем поле соревнуются гарднерийские военные стажёры. Мне бросается в глаза единственная женщина в шеренге участников. Только она в серой форме стажёра, остальные – мужчины – в чёрных армейских мундирах. На рукаве у каждого участника по пять серебряных полосок, они маги пятого уровня.

Фэллон Бэйн.

Единственная девушка среди мужчин. Волшебные палочки направлены в цель – красный круг мишени.

Первый в ряду выпускает из кончика волшебной палочки струю пламени, огонь бьёт точно в цель, взрываясь у самой мишени.

Зрители-гарднерийцы аплодируют и приветствуют меткий удар радостными возгласами. Кельты следят за состязаниями молча, сложив руки на груди и обмениваясь беспокойными взглядами.

Остальные военные в шеренге поражают цель огнём, повторяя успех товарища.

Фэллон выступает последней.

Дождавшись тишины, она резким взмахом волшебной палочки отправляет в цель ледяное копьё. Сияющее остриё врезается в мишень с оглушительным треском, и красный круг взрывается, превратившись в огромный шар из маленьких белых копий. Они разлетаются и поражают каждую вторую мишень в ряду, сбивая её на землю.

Над полем в полной тишине медленно рассеивается облачко ледяного тумана.

– Победитель назван! – объявляет судья. – Маг Фэллон Бэйн!

Гарднерийцы разражаются приветствиями, военные стажёры, громко и отчаянно фальшивя, поют наш гимн.

Меня покидают последние капли храбрости. Выбравшись из толпы, я ковыляю к раскидистому дереву в отдалении, падаю без сил на влажную траву и, уронив голову на руки, даю волю слезам.

– Эллорен!

Кто-то трясёт меня за плечо. Рядом присели на корточки Айслин и Экко. Они смотрят на меня с удивлением и беспокойством.

Даже не знаю, что им сказать. Всё так ужасно…

– Что случилось? – не выдерживает моего молчания Айслин. – Мы тебя обыскались. Ты не пришла завтракать, и мы забеспокоились. – Она ласково касается моей щеки и тут же хмурится. – Святые небеса! Эллорен, у тебя ссадина на лице. Тебя кто-то ударил?

Жалобно всхлипывая, я рассказываю Экко и Айслин о кухонных работниках и об икаритах.

Айслин грустно качает головой.

– И устроила всё это твоя тётя… Какая жестокость, поверить не могу!

– Это испытание, Эллорен, – мрачно сообщает Экко.

– Я знаю, – вцепившись в траву обеими руками, выпаливаю я. – Тётя хочет проверить, сколько я выдержу, прежде чем обручиться с едва знакомым человеком…

– Ошибаешься, – уверенная в своей правоте, перебивает меня Экко. – Испытание ниспослано тебе Древнейшим. Ты потомок Карниссы Гарднер. Ты похожа на неё как две капли воды, и на то есть причина. Тебе предначертано спуститься в пропасть зла. Вспомни историю Фейна из «Книги книг». На него обрушились все мыслимые несчастья. Таково было его испытание. Фейн не отступил от веры, всё преодолел и был вознаграждён Древнейшим. Тебе предстоит сразиться с Исчадиями Зла и выйти из этой схватки победительницей!

– Экко, я не Чёрная Ведьма! – напоминаю я. – Я маг первого уровня. Как ты. Каким волшебным образом мне предстоит выйти победительницей из схватки с демонами-икаритами?!

– На твоей стороне сила Древнейшего, – не отступает Экко. – Будь верна его учению, и ты победишь.

М-да… Не очень-то утешительно.

Во мне совсем нет магии. Вот если бы мне помог маг посильнее… Например, кто-нибудь пятого уровня…

Осенённая внезапным вдохновением, я вскидываю голову:

– А где Лукас?

– Я знаю, где он, Эллорен. – Айслин с улыбкой поднимается и протягивает мне руку. – Я его видела. Он в университете, приехал недели на две-три, будет натаскивать стажёров Второго дивизиона. В этом дивизионе служит Рэндалл. Идём!

Глава 8. Оружие

Вцепившись в руку Айслин, я иду с ней через поля, где соревнования в самом разгаре.

Лукаса я замечаю ещё издали. От одного взгляда на него меня словно молнией пронзает радость.

Он фехтует с лейтенантом эльфхолленов в окружении целой толпы гарднерийских военных стажёров. Лукас сосредоточенно следит за соперником, будто ястреб, готовый спикировать на свою добычу.

Встретившись со мной глазами, Лукас на мгновение забывает о сопернике и получает удар тупым концом рапиры в грудь, прямо над сердцем.

Не обращая внимания на удивлённые возгласы и триумф победителя, он оглядывает меня с головы до ног, пожимает руку сопернику и что-то говорит ему на языке эльфхолленов. Юноша со смехом отвечает на том же языке, и Лукас спешит к нам, по пути отправляя рапиру в ножны. Его место на поле занимает другой лейтенант гарднерийцев.

– Эллорен, что с тобой? – спрашивает он, едва приблизившись. – Ты вся в грязи. – Он вдруг резко вскидывает голову. – Тебя кто-то ударил?

– Я здорово влипла, – выдыхаю я. – Не знаю, что и делать.

Прищурившись, он поворачивается к Экко и Айслин:

– Могу я поговорить с Эллорен наедине?

– Конечно, – без колебаний отвечает Экко. Айслин ободряюще улыбается мне на прощание.

Девушки уходят, а Лукас ведёт меня к скамье под деревом и усаживает. Как зачарованная, я не свожу глаз с рукоятки его рапиры. Этим оружием он проткнул грудь напавшего на меня икарита. От одного взгляда на оружие мне становится легче дышать. Также на поясе Лукаса висит волшебная палочка.

– На меня напали, – начинаю я свой рассказ. – Сначала на кухне, куда я пришла на работу…

– Подожди, – поднимает руку Лукас. – Почему ты работаешь на кухне?

– Тётя Вивиан… отказалась платить за моё обучение, и мне приходится работать…

– Но почему?

Что тут ответишь… Лукас терпеливо ждёт. Выхода нет. Придётся объяснять.

Для храбрости сделав глубокий вдох, я отвечаю:

– Она не платит за моё обучение, потому что я не обручена.

Лукас кивает, сопоставляя известные ему факты.

– А ты, – произносит он оскорблённо, – от обручения отказалась.

– Это не из-за тебя. – В молящем жесте я вскидываю руки. – Ты здесь ни при чём. Мой дядя… он очень болен. И я обещала ему подождать два года, – срывающимся голосом заканчиваю я.

– Два года? – изумлённо уточняет Лукас.

– Пока не окончу университет.

Судя по лицу Лукаса, он считает моего дядю дураком, а меня – ещё большей дурой, раз согласилась на такую глупость.

– Лукас, понимаешь… мы с тобой почти не знаем друг друга.

В его взгляде легко читается раздражение.

– Я правда не хотела тебя обидеть, – ухватившись за каменную скамью в поисках поддержки, объясняю я. – Я дала дяде слово до того, как встретила тебя.

Лукас молчит, вопросительно подняв брови.

– Твои родители очень расстроятся? – наконец выдавливаю я.

– Да.

– Я не хотела…

– Они не понимают, в какой глуши ты жила. Сейчас девушки обручаются в тринадцать лет. И тебе это известно.

– Недавно узнала, – киваю я.

– И многие невесты не видят избранника до обручения. Всё устраивают родители.

– Я… я не знала. – Я крепче цепляюсь за скамью, чтобы не упасть.

– Нам с тобой гораздо больше тринадцати. Сколько тебе лет? Восемнадцать?

– Скоро исполнится восемнадцать. Но об этом-то я и говорю! Я даже не знаю, сколько тебе лет. И не важно, что так принято… Я совсем тебя не знаю!

– Не скажи, – смеётся он. – Мы с тобой неплохо поладили.

Я немилосердно краснею, вспомнив вечер в тётином доме и губы Лукаса на моих губах. Кажется, это было так давно…

До того, как весь мир полетел вверх тормашками.

– А сколько лет тебе, Лукас?

– Двадцать.

– Ты тоже не спешил с обручением.

На лице Лукаса застывает жёсткая маска. Не привык, чтобы ему возражали?

Почему он так боится говорить об этом? И почему всё-таки он до сих пор не обручён?

– Кто на тебя напал? – спрашивает он, оставляя мои слова без внимания.

– Кельтийка Айрис и уриска Бледдин. От одного её вида бросает в дрожь. – Я рассказываю о том, что произошло на кухне.

– С этим мы легко разберёмся, – отмахивается Лукас. – Кто там ещё?

Удивительно, он уверен, что всё можно исправить, даже этот невообразимый кошмар.

– А в Северной башне на меня напали два икарита – Ариэль Хейвен и Винтер Эйрлин. Мои соседки по комнате.

Лукас удивлённо поднимает брови:

– Тебя поселили с икаритами? После всего, что случилось в Валгарде?!

– Мне не разрешат переехать, пока я не обручусь, – грустно вздыхаю я.

Лукас фыркает, восхищённый изобретательностью моей тёти.

– Твоя тётя готова на всё, лишь бы мы обручились.

– Наверное, так и есть.

– Эти неприятности легко преодолимы. Стоит нам только зайти к магу Абернати и сообщить, что мы с тобой готовы обручиться, и всё изменится. Тебе не нужно будет работать на кухне, и ты сама решишь, где и с кем тебе жить.

Удивительная щедрость этого предложения застаёт меня врасплох. Лукас дотянул до двадцати лет, ни с кем не обручившись, а теперь готов всё бросить и вести меня к алтарю? Невероятно лестное предложение, но всё равно – слишком быстро.

– Я не могу, – качаю я головой. – Поверь, это очень заманчиво… но я не могу.

Окинув меня взглядом, Лукас вздыхает:

– Должен признаться, у меня как гора с плеч свалилась. Без обид, но на кого ты похожа? Ты что, в навозе вывалялась? – подтрунивает он.

И правда… о чём я думала? Сижу тут вся в грязи и поросячьем навозе, а самый завидный жених Гарднерии хочет со мной обручиться.

– Ну да, так получилось, – оправдываюсь я, невольно хихикнув, и опускаю голову.

Лукас садится рядом и накрывает мою руку своей ладонью.

– Икариты тебе ничего не сделали?

– Я от них сбежала. Заперлась в чулане со швабрами.

Лукас весело хохочет, поглаживая эфес рапиры.

– С этими мы тоже всё уладим.

– Уладим? – Он что, шутит?! – Икариты – чудовища!

– Да нет…

– У них есть крылья! И это значит, они владеют магией! Они даже страшнее тех, в Валгарде!

– Да нет… – повторяет он.

Ещё немного – и я сойду с ума.

– Как ты можешь?..

– Эллорен, начнём с того, что Винтер Эйрлин – отпрыск эльфийского королевского дома…

– Да будь она хоть сама принцесса эльфов! Она хочет меня убить!

– Винтер Эйрлин – безобидное существо, – втолковывает мне Лукас. – В ней злых сил примерно столько же, сколько во мне… или ещё меньше, – улыбается он.

Это уж слишком.

– Ты что, не веришь в наше учение?

– Не очень.

Неожиданный ответ.

– А твои родители об этом знают?

– Нет.

Удивительная откровенность.

– Почему ты рассказываешь об этом мне?

– Не знаю, Эллорен, – коротко отвечает он, как будто сердясь на себя. – Почему-то тянет говорить тебе только правду. Сам не пойму зачем.

Опершись о спинку скамьи, Лукас ненадолго уходит в свои мысли, устремив взгляд вдаль, а потом поворачивается ко мне. Похоже, он принял какое-то решение.

– Если ты всё время был здесь, то почему не вернулся за мной после проверки? – недовольно спрашиваю я. – Если бы ты был со мной…

– Я вернулся совсем недавно, сегодня утром, – улыбается моим скрытым упрёкам Лукас. – Кое-кто устроил небольшой дипломатический скандальчик, – продолжает он, придвинувшись чуть ближе. – Эльфхолленам не понравилось, что я сначала отказался тебя оставить. Да и отец тоже был не в восторге. Меня даже собирались посадить под арест.

– Ох, – покаянно качаю я головой, заметив вдруг, что мундир на Лукасе другого покроя, а серебряные полосы на рукаве узкие и расположены ближе друг к другу. – Твоя форма… Она другая. – Я провожу пальцем по серебряной нашивке и стыдливо отдёргиваю руку, осознав, каким интимным выглядит этот жест.

Лукас ласково улыбается мне и переводит взгляд на манжет мундира.

– Меня временно понизили в звании. Бывает, – произносит он бархатным голосом.

– За что? – ахаю я.

– Неподчинение старшему по званию, – с мрачной улыбкой поясняет он, поглаживая пальцем тыльную сторону моей ладони. – И в наказание сослали сюда на два месяца – обучать самых тупых военных стажёров Гарднерии.

– Мне очень жаль, – мямлю я, поглощённая его нежными прикосновениями.

Коротко рассмеявшись, Лукас откидывается на спинку скамейки и с весёлым изумлением разглядывает меня.

– Значит, по-твоему, Винтер не опасна? – Я наконец нахожу в себе силы вернуться к важному разговору.

– Безобидна, как овечка. Она художница. Рисует, лепит, даже стихи пишет. Боится собственной тени. А вот Ариэль Хейвен…

– Настоящее чудовище, – заканчиваю я за Лукаса.

Он смеётся, хотя что уж тут смешного?

– Она сущее наказание, – продолжает Лукас. – По ней давно плачет Валгардская тюрьма. Вернуть бы её туда…

– Вернуть?! – в ужасе переспрашиваю я.

– Она провела там почти всё детство.

– О Древнейший!

– В прошлом году её чуть было не исключили из университета. Выяснилось, что её время от времени тянет поджигать то, что ей не нравится. И людей, которые её раздражают.

Кажется, я бледнею.

– Не бойся, Эллорен, тебе это не грозит.

– Откуда ты знаешь? Я всю ночь просидела в чулане, пока Ариэль вырезала на двери ругательства и угрожала мне.

– Ты сама забралась в чулан и позволила Ариэль взять верх. На самом деле она не сильнее Винтер, просто любит попугать простаков своим видом. И ты попалась на её удочку!

– У неё был нож!

– Держи, – Лукас подаёт мне свою рапиру рукояткой вперёд. – Теперь у тебя тоже есть «нож». Куда длиннее, чем у Ариэль.

Я отталкиваю оружие.

– Забери! Я не умею этим пользоваться!

Лукас ловко отправляет рапиру в ножны.

– Ариэль управляется с ножами не искуснее, чем ты с моей рапирой.

– Она чудовище! Демон!

– Возможно. Но я очень сомневаюсь, что в этом году она посмеет навредить кому-нибудь из студентов. Её тут же арестуют, исключат из университета и отправят в Валгард – в тюрьму. Отрежут крылья и бросят гнить в камеру. Ариэль об этом известно, и такое будущее приводит её в ужас. Не поддавайся на её розыгрыши.

– Не понимаю, почему Совет магов не лишит её крыльев и не отправит в тюрьму.

– Согласно договору с другими государствами Верпасия обязуется выдавать только икаритов мужского пола. Из-за пророчества.

– Естественно, Ариэль этот закон не касается.

Лукас согласно кивает в ответ.

– Икаритов-женщин изолируют только с согласия родственников. Пока. Некоторые романтически настроенные члены Совета поговаривали недавно о полном «прощении» для всех икаритов, но эта точка зрения не нашла поддержки.

– Понятно. А почему семья Ариэль не сдала её в тюрьму навечно?

– Так решил её отец. Он оставил дочери крылья, чтобы наказать неверную супругу. Матери Ариэль никогда не дадут забыть, что, совершив предательство, она дала жизнь крылатому демону.

– Прелесть какая… А что с другой моей соседкой? Она эльф?

– Если ты пожалуешься на Винтер Эйрлин в королевский дом Эльфин, её навечно изгонят с земель Альфсигр. Эльфы ненавидят икаритов так же сильно, как гарднерийцы. Винтер до сих пор не изгнали только потому, что у неё есть брат, который её очень любит.

– И вот ещё что, – заговорщически наклоняется ко мне Лукас. – Ариэль очень дружна с Винтер. Считает себя защитницей подруги и не желает с ней расставаться. Это твой козырь. Ты с ними справишься.

– Не знаю… – вздыхаю я.

– Эллорен, это единственный выход. Здесь нельзя быть слабой, – предостерегает Лукас. – Тебя съедят живьём за одну внешность. Ну и за родственные связи тоже.

– Но где мне взять силы? Во мне нет магии!

Маг первого уровня. Однако тогда, в оружейной, я ощутила присутствие необыкновенной силы, словно вырывающейся из земли.

Лукас задумчиво хмурится:

– Я очень удивился, когда мне сказали, что ты даже не зажгла свечу. Я хорошо чувствую магию. И в тебе она есть. Скорее всего, она дремлет, ждёт своего часа.

– Ты меня мало знаешь.

– Это не важно, – качает головой Лукас. – В тебе есть магия. Она в твоей музыке, в твоём… – он мгновение колеблется, но всё же договаривает, понизив голос, – в твоём поцелуе.

При воспоминании о нашем страстном поцелуе я заливаюсь румянцем и опускаю глаза. Какая же я грязная! Все юбки в глине и Древнейший знает в чём ещё. До сих пор ноют рука, голова и щека.

А я вспоминаю о поцелуях! Нашла время…

Со стоном я хватаюсь за голову:

– Что же мне делать, Лукас?!

– Волшебная палочка не единственное оружие мага, – задумчиво отвечает Лукас. – Учись побеждать иначе.

Глава 9. Баланс сил

В третьем часу того же дня я вхожу на кухню в сопровождении сына командующего гвардией, мага пятого уровня, при всех регалиях. Такая поддержка мне не помешает.

После разговора на скамейке Лукас отвёл меня в комнату Айслин, где я привела себя в порядок и переоделась. Теперь на мне скромное платье Айслин поверх чистых чёрных нижних юбок. Платье немного тянет в груди и бёдрах (Айслин стройнее меня), но сидит сносно, жаловаться не на что.

Лукас первым проходит по короткому коридору и с такой силой распахивает кухонную дверь, что она с грохотом ударяется о стену. Все оборачиваются на шум. Кухонная прислуга, оцепенев, молча смотрит на нас. Лица у них испуганные… куда более испуганные, чем днём ранее, когда я вошла в эту дверь одна.

Один Айвен смотрит на Лукаса с привычной уже для меня ненавистью и медленно поднимается на ноги – он только что подкинул в огонь дров. Кельт двигается осторожно, как при виде опасного хищника.

Лукаса здесь все отлично знают.

Сегодня книг и карт на столе не видно. Нет и девочки-уриски с мыльными пузырями. Пахнет густым овощным супом со специями.

Потемневшими от негодования зелёными глазами Лукас медленно оглядывает кухню, стараясь не упустить ни одной мелочи.

– Добрый день, – наконец недовольно произносит он.

– Добрый день, маг Грей, – выходит вперёд ошеломлённая Фернилла Готорн.

Такого сюрприза она явно не ожидала.

Лукас отвечает ей надменным взглядом.

– Я желаю говорить с Ферниллой Готорн, Айрис Моргейн и Бледдин Артерра.

Фернилла поспешно стряхивает с рук прилипшие кусочки теста, Айрис и Бледдин подходят к Лукасу, бросая на меня полные ярости взгляды. Мне хочется спрятаться подальше от этой ненависти, но Лукаса так просто не проймёшь.

– Я не любитель толочь воду в ступе, – коротко поясняет он. – Поэтому сразу к делу. Айрис Моргейн. Насколько мне известно, ваши родители живут на ферме.

На ферме? К чему он ведёт?

Айрис тоже удивлена неожиданным поворотом разговора.

– Да, – осторожно отвечает она, нахмурив лоб.

– И ферма эта находится у границы Гарднерии? – продолжает Лукас. – Совсем рядом с гарнизоном Эссекса?

– Да.

Судя по выражению лиц, никто, кроме Ферниллы и Айвена, не понимает, что происходит. Фернилла перепугана, а Айвен с каждой минутой злится всё сильнее.

– Вам наверняка известно, что граница в том районе до сих пор является предметом спора между нашими государствами.

Айрис молчит, медленно с ужасом осознавая сказанное.

– К сожалению, гарднерийские войска вполне могут однажды реквизировать земли ваших родителей. Или, может так случиться, во время военных учений кто-то – совершенно случайно конечно же – выстрелит из пушки по дому ваших родителей. Такие случаи редки, что весьма отрадно, но бывают.

Айрис открывает и закрывает рот, пытаясь что-то сказать, но не произносит ни звука. Лукас молча смотрит на неё, явно забавляясь.

У меня по телу бежит холодок и начинает покалывать шею.

– Я оповещу моего отца, Лахлана Грея, главнокомандующего гарднерийскими войсками, о местонахождении фермы ваших родителей, чтобы исключить неприятные инциденты.

– Спа… спасибо, – лепечет Айрис дрожащим голосом. Вся её уверенность куда-то испарилась. – Спасибо, сэр.

Лукас кивает, удовлетворённый ответом, и поворачивается к Бледдин:

– Теперь поговорим о вас, Бледдин Артерра. Ваша мать находится в трудовом лагере на островах Фей.

Бледдин едва сдерживает гнев: глаза прищурены, на лбу от напряжения пульсирует жилка… С каким удовольствием она набросилась бы на нас!

– У неё слабое здоровье, не так ли?

Бледдин молчит, только уголки её рта нервно подёргиваются.

– Представьте, вдруг станет известно, что ваша мать распространяет среди рабочих листовки Сопротивления, – бесстрастно продолжает Лукас. – За такое отправляют на Пирранские острова, а там и здоровому выжить непросто. Вашей матери придётся туго.

О чём он говорит? Как такое возможно? На Пирранских островах военная тюрьма строгого режима и трудовой лагерь. Туда после окончания Войны миров сослали врагов Гарднерии.

Бледдин уже не пышет яростью. Она беспомощно смотрит на Лукаса, а он еле заметно ухмыляется, как кот, играющий с мышью.

– Не стоит так беспокоиться, – утешает он Бледдин. – Даже если выяснится, что ваша мать связана с Сопротивлением, на многое можно закрыть глаза, при условии что её дочь будет вести себя безупречно, оправдывая доверие гарднерийского правительства, столь щедро выдавшего ей разрешение на работу. Я понятно выражаюсь?

– Да, – едва слышно хрипит Бледдин.

– Да… и что ещё? – переспрашивает Лукас, наклонив голову.

– Да, сэр, – с неимоверным трудом выговаривает Бледдин.

– Так-то лучше, – улыбается Лукас.

Поразительно. Как жестоко и быстро он расправился с моими обидчицами.

– Что касается вас, мисс Готорн… Где ваша внучка?

Как по заказу открывается задняя дверь, и вбегает девочка-уриска, смеясь и тиская серого пушистого кота. Почувствовав всеобщее напряжение, она выпускает кота и прячется за бабушкины юбки, тревожно выглядывая из укрытия. Фернилла растерянно смотрит на Лукаса.

А мне стыдно… Стыдно всё это видеть и слышать.

«Тебя избили, обещали покалечить, а Фернилла защитила их», – напоминаю я себе.

– Прошу вас, сэр, – молит Фернилла, – девочка здесь, только пока не поправится её мать. Я просила малышку не входить на кухню, чтобы не мешать работе.

Лукас расплывается в добродушной улыбке:

– Ничего страшного, мисс Готорн. Пусть девочка остаётся. Она наверняка вам помогает, и я никому не скажу, что видел её здесь.

Глубоко вздохнув, Фернилла покорно склоняет голову.

– Благодарю вас, сэр. Вы очень добры…

– Вы ошибаетесь, – прерывает её излияния Лукас. – Дитя её лет, с такими тонкими, проворными пальчиками, очень пригодится на островах Фей.

Малышка Ферн в отчаянии дёргает бабушку за юбки и что-то умоляюще лепечет на языке урисков.

Фернилла не сводит глаз с Лукаса, будто перед ней опасный хищник.

– Тише, Ферн, – обрывает она мольбы девочки.

Испугавшись неожиданно резкого окрика, Ферн умолкает и только изредка тихонько всхлипывает.

Лукас сурово смотрит на собравшихся.

– Надеюсь, вы все меня правильно поняли. Если маг Гарднер снова споткнётся, ударится о тяжёлую кастрюлю, случайно обварится кипятком или хотя бы поцарапает туфли, я лично прослежу за тем, чтобы этот ребёнок отправился на острова Фей. Ясно? – Он оборачивается к Фернилле, которая смотрит ему прямо в глаза, побледнев от страха.

– Да, – отвечает главная повариха. – Все всё поняли, я уверена.

– Хорошо, – кивает ей Лукас и обращается ко мне: – Эллорен, я за тобой зайду, когда ты закончишь. Сегодня работа понравится тебе гораздо больше.

– Спасибо, – сдавленным голосом благодарю я.

Мысли кружатся, доводя меня до тошноты, когда я смотрю Лукасу вслед.

Ферн тихо плачет, уткнувшись в юбку Ферниллы.

– Я не хочу обратно, – всхлипывает она, сжав крошечные кулачки. Фернилла гладит маленькую головку своей морщинистой рукой, пытаясь успокоить внучку.

– Тише, тише. Никто тебя никуда не отправит.

Главная повариха любезно обращается ко мне, пытаясь скрыть страх:

– Маг Гарднер, у вас усталый вид. Пожалуйста, займитесь украшением кексов вон за тем столом.

Молча кивнув в ответ, я направляюсь к столу с шоколадными кексами. Кухарки и их помощники заняты гораздо более тяжёлой и неприятной работой, и при взгляде на них у меня внутри всё сжимается.

До самого конца моей смены все упорно прячут глаза.

Все, кроме Айвена.

Каждый раз, подкидывая в печь дрова, он с силой захлопывает железную заслонку и смотрит на меня с ненавистью такой же острой, как кухаркины ножи.

Рядом с Айвеном моя храбрость постепенно тает, а когда крошку Ферн выпроваживают с кухни, меня захлёстывает горячая волна стыда.

Размазывая по кексам липкую сахарную глазурь, я едва сдерживаю слёзы.

Почему Лукас обошёлся с ними так безжалостно… особенно с малышкой? Разве обязательно было их запугивать, угрожая наказать родственников?

От стыда я двигаюсь как деревянная. В ушах стоят всхлипы бедняжки Ферн. С другой стороны, что мне оставалось делать? Позволить им и дальше издеваться надо мной? Уж лучше пусть поверят угрозам и оставят меня в покое.

Может, во мне и нет магии, но я внучка Карниссы Гарднер, племянница Вивиан Деймон, и за меня вступился сам Лукас Грей.

До самого конца рабочей смены я мысленно привожу различные аргументы, чтобы оправдать поступок Лукаса, но тошнотворное ощущение вины никуда не уходит. Я сама прячу глаза от поварихи и её помощниц.

И особенно от Айвена.

Глава 10. Противостояние

Отработав положенные часы, я ухожу, ни с кем не прощаясь, и никто не прощается со мной.

В университетской столовой за деревянными столами собрались студенты, профессора, военные стажёры. Стучат ложки и вилки, в зале стоит беспрерывный гул.

В сумерках прохожие за окнами напоминают тёмные силуэты. Одна из кухонных работниц, уриска, торопливо зажигает фонари на стенах и столах.

Я беспокойно оглядываю столовую. Где же Лукас?

И тут я вижу икаритов.

Они заняли место в дальнем углу, столы вокруг них пусты – видимо, ни студенты, ни преподаватели не желают сидеть с ними рядом.

Это мои соседки по комнате – Ариэль Хейвен и Винтер Эйрлин. Ночью я их не очень-то разглядела, но уверена: передо мной именно они.

Винтер очень похожа на эльфийку. У неё серебристые глаза и длинные белые локоны, заплетённые на висках в тонкие косы, очень светлая кожа, заострённые уши и светлая, почти белая одежда. Вот только эльфийский покрой плаща немного изменён, чтобы оставить место для тонких чёрных крыльев. Винтер сидит сгорбившись, набросив на себя крылья точно одеяло.

На вид она слабая и очень грустная.

Ариэль, в противоположность Винтер, выглядит как настоящее чудовище из ночных кошмаров. Даже одевается она так, чтобы лишний раз показать, как презирает гарднерийские правила. Вместо платья-туники на ней короткая облегающая блузка, неопрятно зашнурованная на спине. Шнуровка оставляет место для крыльев – потрёпанных, изорванных, как у вороны после схватки с хищником. На ней штаны, какие носят мальчишки, и тяжёлые высокие ботинки. Её коротко стриженные волосы торчат во все стороны слипшимися чёрными прядями. Светло-зелёные глаза подведены чёрным карандашом и кажутся почти белыми и бездушными, как у икаритов в Валгарде. Винтер складывает крылья, прячет их за спиной, а Ариэль угрожающе расправляет свои напоказ. Она нагнулась над столом, будто уклоняясь от удара, и обводит зал злыми прищуренными глазами.

Вот они. Мои мучительницы. Расселись тут, лакомятся пирогами.

Меня захлёстывают воспоминания о прошедшей ночи: кошмарный спектакль, который устроила Ариэль, скрежет ножа о дверь чулана, ужас, который я испытала, ожидая смерти.

Может, с поварихой и её помощницами Лукас обошёлся слишком круто, но эти крылатые существа заслуживают и худшего.

Под напором гнева страх отступает. Сжав кулаки, я шагаю между столами к икаритам и выхватываю пирог у них из-под носа. Обе девушки изумлённо поднимают на меня глаза.

– Исчадиям Зла сладкое не положено! – оскалившись, почти рычу я.

Ариэль вскакивает, скрестив на груди хилые руки, испещрённые свежими, едва зажившими порезами. Состроив устрашающую гримасу, она бросается за пирогом.

Я отступаю, Ариэль теряет равновесие, падает на стол, и тарелки с едой летят во все стороны. Винтер вскидывает руки, закрываясь от фонтана из остатков еды и напитков, а вокруг слышатся удивлённые восклицания.

– Что здесь происходит? – властно спрашивает кто-то у меня за спиной.

Я стремительно оборачиваюсь. Судя по зелёной мантии, это университетский профессор, слегка растрёпанный кельт в очках, с короткими каштановыми волосами. Уставившись на меня, он замирает от неожиданности. Он видит, как я похожа на бабушку, и поражён сходством, что без труда читается в его глазах.

Разговоры в столовой затихают, лишь иногда доносится быстрый шёпот, все смотрят на нас.

Ариэль, вся перемазанная соусом, отталкивается от стола и показывает на меня пальцем.

– Она забрала наш пирог!

Удивление на лице профессора сменяется отчаянием, а потом плохо скрываемой яростью.

– Верните этой студентке десерт! – возмущённо приказывает он.

Как он её назвал? Студентка? Он шутит?

– Нет. – Я отступаю на шаг, не выпуская из рук тарелки с пирогом. – Она всю ночь издевалась надо мной, а теперь будет есть пирог, который я приготовила? Ну уж нет!

Профессор поворачивается к Ариэль, которая разъярённо машет побитыми молью крыльями, и подозрительно спрашивает:

– Ариэль, что здесь происходит?

Ариэль? Он что, так близко с ней знаком?

– Я здесь ни при чём! – обиженно восклицает Ариэль. – Вчера ночью она заявилась к нам в комнату и принялась вопить, что не станет жить рядом с грязными икаритами. А потом заперлась в чулане! Я пыталась её успокоить, но она только кричала, что она гарднерийка, внучка самой Карниссы Гарднер, и не собирается жить бок о бок с грязными икаритами, эльфами или кельтами! Что мы оскверним её чистую кровь! Вещала, какая гарднерийцы чистая, высшая раса, а все остальные – Исчадия Зла, а она – следующая Чёрная Ведьма!

От ужаса и ярости у меня перехватывает дыхание.

И если сначала профессор-кельт смотрел на меня скорее разочарованно, то теперь его взгляд леденеет.

– Это… это ложь! – выпаливаю я. Из-за спины профессора мне спокойно и расчётливо улыбается Ариэль. Куда пропала несчастная, несправедливо обиженная девочка? – Она издевалась надо мной! Выгнала из комнаты! Мне пришлось закрыться в чулане, а она всю ночь скребла по двери ножом!

Стиснув губы, профессор переводит оценивающий взгляд с Ариэль на меня.

Я проиграла. Он на её стороне. А чего я ожидала? Он ведь кельт.

– Маг Эллорен Гарднер, – приказывает он, с болезненным усилием выговаривая моё имя. Он знает, как меня зовут. Ничего удивительного. Моё имя известно всем. – Верните студенткам их десерт.

Какая несправедливость!

– Отлично! – Я швыряю тарелку на стол. Пирог подпрыгивает и приземляется в кучу из остатков еды.

– Благодарю вас, профессор Кристиан! – жалобно глядя на кельта щенячьими глазками, восклицает Ариэль.

Как мне хочется её ударить!

– Эллорен, – вдруг слышу я знакомый голос, – твоя смена окончена?

К нам направляется Лукас, как всегда с оружием и волшебной палочкой у пояса.

Окинув профессора и икаритов надменным взглядом, он вопросительно смотрит на меня.

Вот и помощь подоспела. Настоящая. Маг пятого уровня – это не какой-нибудь кельт, который готов поверить россказням икаритов.

Под ледяным взглядом профессора Кристиана Лукас протягивает мне руку, и я не оглядываясь ухожу с ним.

По дороге к Северной башне мы с Лукасом ненадолго останавливаемся в уютном внутреннем дворике. Прислонившись спиной к стволу дерева, я глажу прохладную шершавую кору. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох и набираюсь от дерева сил.

Мм. Сахарный клён.

В густых диких зарослях мне тревожно, но отдельно стоящие деревья, вдали от леса, успокаивают мою душу, как нежные морские волны.

Когда я открываю глаза, Лукас с любопытством разглядывает меня, поглаживая кору.

– Ты их чувствуешь? – спрашивает он. – Корни дерева?

Мне требуется усилие, чтоб сглотнуть ком в горле. Я с детства привыкла прятать даже воспоминания о моих странных видениях. Однако Лукас тоже чувствует деревья.

– Его корни уходят глубоко в землю, – нерешительно отвечаю я.

– Мм, – улыбается он.

– Спасибо тебе, – благодарю я Лукаса, не отпуская дерево, подпитываясь его силой. – Ты… ты мне очень помог. Как настоящий друг.

– У меня были корыстные цели, – хитро усмехается Лукас.

Я со вздохом закатываю глаза. Лукас фыркает, но тут же весело улыбается.

И всё же мне немного не по себе.

– Лукас? – осторожно спрашиваю я.

Он облокачивается о твёрдый ствол дерева, эфес его рапиры поблёскивает в отсветах уличного фонаря.

– Да. – По лицу Лукаса невозможно понять, о чём он думает. Я лишь замечаю, как в сумраке тускло мерцает его кожа.

– Скажи… разве обязательно было так пугать девочку-уриску?

– Я оказал им услугу, Эллорен, – поясняет Лукас. Быстро убедившись, что мы одни, он продолжает: – Ребёнок здесь нелегально. Поварихе следует получше прятать внучку.

– Ой, – пристыженно отвечаю я. – Об этом я не подумала.

Но зачем тогда угрожать страшными последствиями для родителей Айрис и матери Бледдин? Уж им-то он никаких услуг не оказал.

– Эллорен, тебе придётся выбрать, на чьей ты стороне, – покачивая головой убеждает меня Лукас. – Так всегда было и будет. Властвуй или подчиняйся. Третьего не дано. Ты помнишь, что они сделали, когда ты не могла дать сдачи? Они тебя пожалели?

Он прав. Конечно, так и есть. Но забыть, как плакала крошка Ферн, я тоже не могу.

– Девочка так испугалась… не хотела на острова Фей.

Эти острова перешли к Гарднерии после Войны миров. Мы позволили урискам там поселиться, предоставили им дома и работу. Чего же так испугалась Ферн?

Мне стыдно, что девочка плакала из-за меня. Я никак не могу стереть из памяти обвиняющий взгляд Айвена.

Так и не успокоившись, я обхватываю себя за плечи, чтобы согреться.

Лукас не сводит с меня задумчивого взгляда.

– На островах Фей трудовая колония, Эллорен. Уриски обязаны там работать. И жизнь там тяжёлая. Но если взглянуть шире… Женщинам-урискам теперь живётся куда лучше, чем при своих правителях-мужчинах. Или когда они были под властью фей сидхи.

– И всё же… не слишком ли жестоко с ними обращаются?

– А как уриски, феи и кельты обращались с нами, когда они правили в этих землях? – раздражённый моим вопросом, возражает Лукас.

Ответ мне известен. Гарднерийцам приходилось хуже. И намного.

Феи покорили урисков, а кельты победили фей в продолжительных войнах. И сильнее всего в те времена страдали гарднерийцы – нас жестоко угнетали все три расы, спорившие за эту землю.

Так было до недавнего времени.

– Может быть, нам с тобой и не захотелось бы работать на островах Фей, – продолжает Лукас, – но, поверь мне, для урисок это большой шаг вперёд.

– Наверное, я ещё мало знаю о жизни и о других расах, – признаю я.

Сколько мне предстоит всего узнать о разных культурах! О том, как живёт наш огромный мир!

– Ты во всём разберёшься, – уверяет меня Лукас. – Просто ещё не время. – Неотвратимо сгущаются сумерки. – Уже поздно. А тебе ещё предстоит сразиться с икаритами.

При мысли о неизбежной схватке у меня внутри всё сжимается.

– Лукас? – робко смотрю я на него.

Он лишь вопросительно поднимает брови.

– Ты всё ещё рад, что тебе не надо вести меня к алтарю?

На его красивом лице расцветает хитрая улыбка, и он быстро оглядывает меня с головы до ног.

– Нет, – не раздумывая отвечает он. – Теперь, когда ты смыла грязь, мне даже жаль, что мы не обручены.

Я тихо вздыхаю, чувствуя, как наливаются жаром щёки. Скользнув взглядом по груди Лукаса к волшебной палочке на поясе, я вдруг вспоминаю ледяной шар, который Фэллон наколдовала на соревнованиях по стрельбе.

– Покажи мне что-нибудь, – киваю я на палочку. – Что-нибудь волшебное.

Медленно улыбаясь, Лукас снова оглядывает меня с головы до ног и плавным движением выхватывает палочку из ножен. Едва сжимая её ладонью, он отступает на шаг, тихо произносит несколько слов на древнем языке, а потом с глубоким вздохом выпрямляется, будто вытягивая силу из земли.

Из кончика палочки вырываются полупрозрачные чёрные полосы и устремляются ко мне.

Я ахаю, когда чёрные ленты обвиваются вокруг меня. Сначала они немного давят, шутливо обнимая мои плечи и щекоча кожу. А потом вдруг обхватывают меня сильнее.

Сопротивляться им невозможно, чёрные ленты, как живые, сжимают меня за талию, руки и ноги. Быть во власти Лукаса и приятно, и немного странно. Он тянет меня к себе, и я скольжу по траве, подчиняясь волшебной силе. Лукас резко взмахивает палочкой, и чёрные ленты исчезают, а я падаю в его объятия.

– Восхитительно, – выдыхаю я.

Лукас в ответ улыбается и целует меня в губы.

До Северной башни мы добираемся совсем поздно.

Лукас уходит. Я смотрю ему вслед, как он идёт в развевающемся чёрном плаще через поле к университетскому городку, к мерцающим огонькам.

Я рассеянно касаюсь губ, ещё тёплых и припухших от его огненных поцелуев. Ощущение блаженной безопасности, к которому я так быстро привыкла рядом с Лукасом, испаряется как лёгкая дымка.

Пора. Я делаю глубокий вдох и отправляюсь в башню.

В комнате темно. Я знаю: они здесь и поджидают меня. Я вижу под окном очертания фигуры. Ариэль съёжилась, как прошлой ночью. Винтер свернулась клубочком на кровати. Похоже, она с удовольствием оказалась бы подальше от этой комнаты. Её серебристые глаза, полные страха, выглядывают из-за сложенных крыльев.

При виде неподдельного ужаса на лице Винтер я спотыкаюсь на пороге.

Кого я жалею? Это не малышка-уриска! Передо мной демоны-икариты!

Не обращая внимания на Ариэль, я иду к письменному столу и быстро зажигаю борнийским кремнём стоящий на столе фонарь. Эльфийские камни, стукнувшись друг о друга, высекают маленькие язычки пламени.

Комнату заливает призрачное красноватое сияние, в котором Ариэль кажется ещё страшнее. Она медленно крадётся ко мне, ожидая, что я убегу, как прошлой ночью. Опираясь о стол, я поворачиваюсь лицом к Ариэль и спокойно, старательно сдерживая гнев и дрожь в руках, смотрю на приближающуюся соседку.

– Мы так расстроимся, если гарднерийка вдруг загорится ночью во сне, – шепчет Ариэль, выпрямляясь и расправляя крылья. – Гореть – очень больно. Интересно, долго она будет кричать, прежде чем умрёт?

Она бросается на меня, и мой тщательно сдерживаемый гнев вырывается наружу. Я отталкиваю её с такой силой, что Ариэль падает на пол.

Странно видеть её у моих ног. Я никогда в жизни никого не била. Такая вспышка ярости меня пугает.

Ариэль шипит, зло сощурившись.

– Оставь меня в покое! – Я делаю шаг назад и натыкаюсь на спинку кровати. – Только подойди – и я отправлюсь прямиком в Совет магов. Тебя сошлют обратно в тюрьму, где тебе и место, а заодно отрежут твои мерзкие крылья. Будешь гнить остаток жизни в камере, пока окончательно не сойдёшь с ума!

– Так давай, гарднерийка! Жалуйся! – жестоко ухмыляется Ариэль. – Я готова заплатить любую цену, лишь бы услышать твой предсмертный вой!

– Эльфам я тоже всё расскажу! – кричу я, показывая на Винтер. – Скажу, что Винтер Эйрлин тоже напала на меня!

– На тебя нападёт не Винтер! – выкрикивает Ариэль, глядя, как подруга, поскуливая, зарывается поглубже в одеяло. – А я!

– Однако эльфам об этом знать не обязательно! Профессор-кельт поверил тебе, а они поверят каждому моему слову!

Когда до Ариэль доходит смысл сказанного, её попытка напугать меня провалилась. Теперь уже она в страхе смотрит на меня, печально свесив за спиной потрёпанные крылья.

Она меня боится. Как и предупреждал Лукас.

– Мне нужна кровать, – требую я, пока враг повержен и слаб. Ариэль пробирается к кровати за моей спиной и быстро забирает свои вещи, вымещая ярость на одеялах и подушках, швыряя их на другую кровать, рядом с Винтер, и что-то свирепо бормоча себе под нос.

– Я не убью тебя, гарднерийка, – объявляет она в исступлении, – но как же я тебя ненавижу!

– Взаимно! – огрызаюсь я в ответ.

Я сдёргиваю с кровати простыни, на которых спала Ариэль (их касалась кожа икарита!), приношу из чулана свои сундуки и ставлю между столом и кроватью. Выудив из дорожного набора перо, чернильницу и свёрнутые листки пергамента, я обессиленно падаю за письменный стол.

Взяв верх над Ариэль, я вовсе не чувствую себя сильной вопреки обещанию Лукаса. Страх никуда не ушёл, я по-прежнему нахожусь в одиночестве и среди врагов, рядом с демонами-икаритами, которые следят за каждым моим шагом.

Сдерживая подступающие слёзы, я берусь за перо.

Дорогая тётя Вивиан!

Прошу вас, позвольте мне переехать в другую комнату. Я понимаю: вы пытаетесь оказать мне услугу, и я благодарна за ваши добрые намерения, но икариты такие страшные, рядом с ними очень опасно. Наверное, вы не знали, какие они на самом деле.

Я согласна принимать ухаживания Лукаса Грея, и, возможно, когда-нибудь мы с ним обручимся. Я никогда не отрицала такой возможности. Знаю, что вы ожидали большего, но я очень прошу вас, тётя Вивиан, не оставляйте меня здесь, с этими ужасными созданиями. Я умоляю вас.

Ваша преданная племянница

Эллорен

Промокнув чернила, я сворачиваю пергамент, запечатываю письмо воском и выключаю лампу.

Наплакавшись в подушку, я засыпаю, и мне снится, что я далеко-далеко от Северной башни. Во сне я сильная, властная и все меня боятся.

Во сне меня зовут маг Карнисса Гарднер.

Я запираю железную решётку в каком-то подземелье, руку оттягивает кольцо с чёрными ключами. В густом сумраке на стенах тускло светятся эльфийские камни.

В клетке передо мной икариты – Ариэль, Винтер, икариты из Валгарда. Здесь же Айрис и Бледдин Артерра с кухни. Я поворачиваю ключ, и металлические крючки щёлкают в замке. Враги в тюрьме, я торжествую, но вдруг слышится детский плач. В дальнем углу сжались малышка Ферн и шелки из Валгарда. Шелки смотрит на меня огромными печальными глазами.

– Вы можете выйти, – говорю я, пытаясь отпереть замок, но ключ заело.

Шелки сидит неподвижно, обняв плачущую девочку.

– Слишком поздно, – печально произносит она. – Ты уже заперла дверь.

В клетке остаются только Ферн и шелки, остальные куда-то исчезают.

Покрывшись холодным потом, я упрямо пытаюсь открыть замок.

– Никогда не бывает слишком поздно, – настойчиво повторяю я.

Однако замок не поддаётся.

Это ошибка. Какая-то ошибка. За спиной раздаётся шум, и я оборачиваюсь.

Примостившись на выступающем из стены камне, на меня смотрит страж. Белые крылья залиты зелёным сиянием, огромные глаза полны тоски.

– Ещё не поздно, – говорю я шелки и девочке-уриске. – Я обязательно вас освобожу.

Остаток ночи я сражаюсь с замком, но ключ так и не поворачивается.

Глава 11. Гарднерийцы

На следующее утро я просыпаюсь от стука в дверь и в страхе подскакиваю на кровати. Где я? При виде Ариэль, распластавшейся на постели, и Винтер, сжавшейся клубком под грязными одеялами, меня охватывает отвращение.

– Эллорен?

Из-за двери доносится голос Рейфа, и весь мир словно становится прежним. Я выпрыгиваю из кровати, распахиваю дверь в коридор и обнимаю брата. Рейф, смеясь, покачивается под таким неожиданным напором, но скоро обнимает меня в ответ ещё крепче.

– Рен! Я слышал, как ты устроила им весёлую жизнь! – улыбается он.

Я смеюсь сквозь слёзы. Какое счастье – видеть родных! Жизнь снова играет всеми красками.

Рейф заботливо осматривает синяк у меня на скуле.

– Ты к лекарю ходила? – спрашивает он, поглаживая меня по щеке.

– Само пройдёт, – качаю я головой. – Сейчас уже лучше. А где Тристан? Где Гарет? – заглядываю я брату за спину.

– Остались внизу, – поясняет Рейф. – С нами ещё Айслин и Экко.

– Меня поселили с икаритами, – показываю я на дверь в комнату.

Рейф мрачно кивает.

– Айслин и Экко нам рассказали.

– Как я рада, что вы приехали! – утерев слёзы, радуюсь я.

– Одевайся. – Рейф ласково сжимает мне руку. – Что-то ты неважно выглядишь. Надо тебя накормить.

Унылая, серая комната при дневном свете выглядит омерзительно. Здесь грязно, пахнет тухлятиной, а ещё чем-то кислым и гнилым, как от икаритов в Валгарде. Демоны-икариты проснулись.

Ариэль съёживается в углу, как кошмарная горгулья, и следит за каждым моим шагом. Винтер уселась на подоконник большого круглого окна, крепко обхватив себя тонкими чёрными крыльями. Видна только её макушка, похожая на диковинную огромную черепаху.

Икариты напуганы и сбиты с толку.

Они здесь живут чуть лучше животных. В очаге – грязь, пол перепачкан сажей. Всюду валяется изодранная чёрная одежда, книги и прочий мусор. Пол закапан белыми птичьими отметинами. Я запрокидываю голову в поисках дыр в крыше или птичьих гнёзд, но ничего не нахожу.

Кровать, которую я вчера отвоевала, придвинута к стене слева возле двери в маленькую ванную комнату и туалет. Ариэль и Винтер отодвинули свои кровати к противоположной стене, по обе стороны от очага. Вся мебель в комнате старая и исцарапанная, нет ни ковра на полу, ни гобеленов на стенах, чтобы защититься от надвигающегося осеннего холода. Всю ночь я куталась в зимнюю накидку и мамино одеяло, чтобы хоть немного согреться.

Не комната, а лесная пещера.

Наверное, поселить икаритов в старой башне, где раньше находился пост лучников, охранявших покой долины, было удобно. Особенно для гарднерийцев, которые считают один взгляд икарита источником скверны.

Очевидно, тётя Вивиан не беспокоится об осквернении моей души икаритами и пойдёт на что угодно, лишь бы вырвать у меня согласие обручиться с Лукасом Греем.

Я достаю из сундука подаренное тётей блестящее шёлковое платье и длинную нижнюю юбку. Я обижена на тётю, но и рада, что усвоила преподанный мне урок. Нужно быть сильной и держаться уверенно. Теперь я убедилась, каковы на самом деле уриски, икариты и кельты. Они считают меня врагом, и в борьбе против них мне нужны союзники – гарднерийские союзники. Я должна выглядеть как благородная гарднерийка.

Слова Лукаса вертятся у меня в голове. Властвуй или подчиняйся. Третьего не дано.

Быстро умывшись, я привожу себя в порядок перед маленьким исцарапанным зеркальцем: расчёсываю волосы и припудриваю лицо. Под глазами синие круги, на скуле заживающий синяк, но в новой дорогой одежде я выгляжу по-королевски.

Как бабушка.

Я собираю в сумку книги и бумаги, стараясь не смотреть на икаритов. Ариэль неотступно следит за мной, не спуская глаз с футляра со скрипкой.

Эту скрипку я сделала собственными руками и ни за что не оставлю её здесь, рядом с Ариэль. Надо будет подыскать любимому инструменту местечко поуютнее. Подхватив футляр, я стремительно выхожу из отвратительной комнатушки от ещё более отвратительных соседок.

На улице нас с Рейфом встречают Тристан, Гарет, Экко и Айслин. Подумать только, ещё два дня назад я была совсем одна, а теперь со мной друзья!

Дела идут на лад.

Поля покрыты прохладной росой, в её капельках, как в тысяче крошечных зеркалец, отражается утреннее солнце, придавая траве серебристое сияние. Светлые пряди в волосах Гарета поблёскивают как роса, когда он опирается о плечо Тристана, стараясь не наступать на перебинтованную правую ногу.

Я бросаюсь к Тристану, одетому в серый военный мундир с пятью серебряными полосками на рукаве. Брат обнимает меня одной рукой.

– Ну как ты, Рен? Ничего? – спрашивает он, вглядываясь мне в лицо.

Я храбро киваю, встряхнув развевающимися на прохладном ветру длинными волосами, и тянусь обнять Гарета. Друг раскрывает мне объятия и целует в голову.

– Мы так о тебе тревожились, – говорит он мне куда-то в макушку.

– Я тоже о вас беспокоилась, – смеюсь я. – Как твоя нога?

Он улыбается, едва устояв под порывом ветра. Тристан покрепче подхватывает Гарета под руку.

– Как видишь, джигу мне ещё отплясывать не скоро, – криво усмехается Гарет, – но лекарь говорит, что через пару недель я вернусь в седло.

– Мы поднялись бы к тебе, – оправдывается Экко, стараясь перекричать ветер, – но не хотели видеть икаритов. – Она настороженно оглядывается на башню. – Эллорен, обязательно приходи вечером на службу. Мы с Айслин тоже пойдём. Пастырь избавит тебя от скверны.

Я качаю головой.

– Экко, я живу с икаритами в одной комнате и буду вбирать в себя их зло каждый день. Мне понадобится целая армия пастырей, чтобы очиститься от скверны.

Я до сих пор помню, как читали надо мной молитву в Валгарде… как пахло ароматным маслом… и как я была напугана.

Фогель. Молитву читал Фогель.

Я запрокидываю голову, чтобы оглядеть побелевшую в солнечном свете башню снизу доверху. Ветер меняет направление и бьётся о неприступные старые стены.

Сегодня в столовой много народу. Кухонная прислуга, уриски, раздают кашу, хлеб, сыр. Еда разложена на длинных деревянных столах. В воздухе вкусно пахнет крепким чаем, горячим сидром, поджаренными каштанами и орехами.

Сбросив накидку и пристроив сумку с книгами и скрипку на скамью, я блаженно впитываю долгожданное тепло. Ночью в Северной башне было холодно, и, пока мы шли по полям, я здорово замёрзла на пронизывающем ветру. Грея руки у маленькой печки (таких печей в столовой много, они все соединяются тянущимися под низким потолком трубами), я чувствую, как пальцы оживают и тепло проникает глубоко внутрь.

Студенты сидят тесными группками: отдельно гарднерийцы, верпасиане, эльфхоллены, эльфы и кельты. Некоторые в военной форме. Фернилла расставляет корзинки с хлебом, при виде главной поварихи меня пронзает знакомое чувство вины и досады.

Тристан помогает Гарету опуститься на скамью и пристраивает поудобнее его забинтованную ногу, а Рейф отправляется за едой. Я усаживаюсь рядом с Айслин спиной к печке, но Экко продолжает стоять, нерешительно оглядывая зал.

– Разве ты с нами не позавтракаешь? – спрашиваю я.

Экко смущённо косится на Гарета, сжимая ладонями книгу в кожаном переплёте.

– Я… не могу. Мне надо идти. – Бросив взгляд на очень строго одетых гарднерийских девушек за одним из столов, Экко прощается: – Я рада, что ты теперь с родными, Эллорен. – Перед уходом она, не удержавшись, хмуро косится на Гарета.

У меня внутри всё сжимается. Я знаю, что не понравилось Экко.

Серебристые пряди в волосах Гарета.

Экко садится за стол с девушками, и они тут же склоняют друг к дружке головы и таращатся на Гарета, который, к счастью, их не замечает, слишком занятый больной ногой.

Зато Тристан всё видит и отвечает мне колючим, всё понимающим взглядом.

Как Экко может так себя вести? Гарет – гарднериец. Пусть волосы у него чёрные с серебром – и что? Он один из нас!

– Смотри, твоя старая знакомая, – тревожно шепчет Айслин, отвлекая меня от грустных мыслей.

В зал входит Фэллон в сопровождении братьев и четырёх гарднерийских солдат.

Деревянные ножки стульев одновременно взвизгивают, проехавшись по каменному полу, когда все гарднерийские военные стажёры (кроме Тристана) вскакивают, чтобы засвидетельствовать Фэллон почтение. Они салютуют ей, прижав к сердцу кулак.

Я молча провожаю её глазами.

Давай, Фэллон – Чёрная Ведьма, посмотрим, как ты справишься со мной теперь, когда приехали мои братья. Тристан – маг пятого уровня. Как и ты.

На Фэллон и Сайлусе Бэйн тёмно-серая форма военных стажёров, а Дэмион, второй брат Фэллон, в чёрном военном мундире.

– Ты знаешь её старшего брата? – спрашиваю я Айслин. – Какой он?

– Дэмион? Фэллон по сравнению с ним добрейшее создание, – предупреждает меня Айслин, прикусив губу. – Ему нравится… мучить людей.

У меня на глазах Дэмион хватает проходящую мимо с корзинкой кексов служанку-уриску и дёргает её. Девушка, вскрикнув, едва не роняет кексы, а Дэмион, с нарочитым вожделением оглядывает её, пока Фэллон и Сайлус роются в корзинке, выбирая булочки к завтраку, будто не замечая присутствия уриски. Дэмион берёт кекс последним и с отвратительной ухмылкой отталкивает служанку.

Я в ужасе оборачиваюсь к Айслин.

– Знаешь, Эллорен, а не обручиться ли тебе с сыном капитана, и поскорее? – шепчет Айслин. – Для тебя это лучший выход. Станешь добиваться Лукаса Грея, против тебя сплотится весь клан Бэйнов. Если ждать слишком долго, можно заполучить в женихи кого-нибудь похуже Дэмиона.

Я протестующе качаю головой, но ко мне обращается Тристан.

– Лонгет слетел, – говорит он, путаясь в бинтах Гарета.

Гарет с каждой минутой слабеет. Отвести бы его к университетскому лекарю… Но тут в зал входит Винтер. Она идёт медленно, обхватив себя чёрными крыльями. При свете дня моя соседка кажется такой слабой и хрупкой!

– Это она, – шепчу я. – Моя соседка.

Айслин, Тристан и Гарет провожают Винтер взглядами.

Винтер, низко опустив голову и глядя прямо перед собой, медленно пробирается к столам. Эльфы смотрят на неё с отвращением и грациозно прикрывают губы, обмениваясь замечаниями в её адрес. Гарднерийцы расступаются, отводят взгляд и касаются кулаком головы и сердца, чтобы защититься от сглаза.

Эльфийка-икарит берёт глубокую тарелку и подходит к уриске, раздающей еду. Пожилая женщина с усмешкой шлёпает ярко-зелёную густую массу в тарелку Винтер.

Я видела, как это готовят на кухне – густую похлёбку из желудей, самую любимую кашу эльфов. На университетской кухне столько незнакомых запахов и экзотических специй! У каждого народа свои кулинарные предпочтения.

Винтер оглядывает зал, подыскивая себе место. Приметив в дальнем углу пустой стол, она медленно направляется в ту сторону.

Фэллон, Сайлус и Дэмион провожают её сосредоточенными взглядами.

Фэллон что-то шепчет Сайлусу, и они смеются, злобно сверкая глазами. Фэллон незаметно дотрагивается до своей волшебной палочки и направляет её в сторону Винтер.

Винтер спотыкается, каша из её тарелки выплёскивается на пол, и Винтер приземляется животом прямо в тёплую лужу.

Я машинально вскакиваю, возмущённая жестокостью Фэллон, тут же вспомнив, как я растянулась на полу в Белом зале. Упасть при всех – это было так унизительно и страшно.

Однако… той ночью, когда Ариэль на меня напала… Винтер меня не защитила…

А вот Рейф, находясь на другой стороне зала, не колеблется ни секунды. Он подходит прямо к Винтер, пользуясь тем, что все вокруг от неё шарахаются. Затем опускается на колени и берёт её за руку, помогая подняться. В ту же секунду Винтер вскидывает голову, при этом широко раскрыв глаза.

– Убери руки от моей сестры, гарднериец!

Все замолкают, когда юный эльф, растолкав попавшихся на пути студентов, быстро направляется к Рейфу и Винтер. Он не один – с ним ещё один эльф. Они оба вооружены луками, за плечами колчаны, полные стрел, к поясу приторочены эльфийские клинки.

Вместе двое эльфийских лучников могут быть самыми опасными воинами во всей Эртии!

Рейф, конечно, умеет обращаться с оружием, но до эльфов ему далеко. Брат тут же выпускает руку Винтер. Она уже встала на колени, перепачканная в зелёной гуще, и ошеломлённо смотрит на Рейфа.

– Отойди от моей сестры! – приказывает эльф, произнося слова с сильным акцентом, и тянется за клинком. – Держись подальше от наших женщин!

Рейф поднимает руки:

– Успокойся, дружище, я просто…

– Я тебе не друг! – шипит эльф сквозь зубы.

Рейф отступает на шаг и церемонно кланяется.

– Я только хотел помочь. Со всем должным уважением.

– Такие, как ты, знать не знают, что такое уважение!

Глубоко вздохнув, Рейф молча смотрит на эльфа, потом поворачивается к Винтер, которая так и стоит на коленях.

– Вы не ушиблись? – вежливо спрашивает Рейф, на этот раз не делая попытки дотронуться до девушки.

Винтер медленно качает головой.

Брат эльфийки отталкивает Рейфа и помогает ей встать на ноги.

– Не смей с ней разговаривать! Никогда! Понятно?! – рявкает он на Рейфа.

– Всё ясно, – спокойно отвечает брат.

Одарив Рейфа на прощание ещё одним яростным взглядом, эльф выводит Винтер из зала. За ними идёт второй лучник.

Фэллон с довольным видом наблюдает за Винтер, а её братья обсуждают что-то ещё, позабыв об эльфийке.

Фэллон внезапно поворачивает голову и смотрит мне прямо в глаза.

От её злобной улыбки у меня по спине бегут ледяные мурашки. Фэллон что-то говорит братьям, и они втроём смотрят на меня, мрачно усмехаясь. Я отшатываюсь в сторону, когда Фэллон, рассмеявшись, нежно поглаживает волшебную палочку, а потом вместе с братьями уходит.

Теперь можно вздохнуть с облегчением.

Вскоре возвращается Рейф. Он несёт большую миску горячей овсянки с горкой жареных каштанов, мёдом и сладким маслом и ещё несколько глубоких тарелок для всех за столом.

– Оставь в покое эльфийских дев, – насмешливо советует Тристан, всё ещё возясь с бинтами Гарета.

Рейф притворно хмурится, расставляя тарелки и раскладывая всем завтрак.

– Пристрелят они тебя, – не успокаивается Тристан. – Этими длинными стрелами и достанут.

– Вот что получается, когда помогаешь икаритам, – сухо замечаю я, пока Айслин берёт из рук Рейфа тарелку овсянки.

– Брат у неё, конечно, грубиян, – соглашается Рейф, передавая мне порцию каши, – но его враждебность вполне объяснима.

– О чём ты? Он должен был тебя отблагодарить! Да подтвердит Древнейший, она не заслужила твоей помощи!

Рейф хмурится уже по-настоящему и застывает с очередной тарелкой в руках.

– Я думал, на тебя напала другая – Ариэль!

– Да, Ариэль, но Винтер даже не попыталась мне помочь, хотя знала, что надо мной издевались всю ночь! – Ещё немного – и я расплачусь от злости.

Айслин успокаивающе накрывает мою руку своей.

– И всё же, – не сдаётся Рейф, наливая себе из глиняного кувшина горячий сидр, – её никто не любит. И эльфы, и гарднерийцы, и даже кельты избегают её. Представь, как тяжело ей живётся. Брат просто пытается её защитить. – Рейф опускается на скамейку и помешивает овсянку. – Не надо было мне до неё дотрагиваться. Забыл, что у них совсем другие обычаи.

– Держись чистокровных гарднерийцев – не прогадаешь, – горько отзываюсь я.

Устыдившись под возмущёнными взглядами братьев, я быстро добавляю:

– Гарет, я не о тебе. Ты же меня знаешь. Ты самый настоящий гарднериец.

Гарет морщится от боли, пока Тристан затягивает ему повязку.

– Всё нормально, Рен. Я знаю, ты говорила не обо мне.

Я вопросительно смотрю на Тристана, прося поддержки. Мой младший брат всегда долго слушает и медленно выносит приговор. Тристан ободряюще улыбается, однако Рейф всё ещё строит мне недовольные гримасы.

– Они меня ненавидят, – защищаюсь я. – Все! Из-за того, что я похожа на бабушку!

Рейф, глубоко вздохнув, протягивает через стол руку и сжимает мою ладонь.

– Мне очень жаль, что меня там не было и тебе пришлось через это пройти одной.

– Я знаю, – тихо отвечаю я.

Рейф понимающе пожимает мне руку. Немного помолчав, он снова поднимает на меня глаза и с усилием произносит:

– Рен… дядя Эдвин… – И умолкает.

– Мне сказали, – грустно киваю я. – Хозяйка общежитий сообщила, что он заболел. У тебя есть какие-нибудь новости? Ему лучше?

– Тётя Вивиан нашла ему врача. – Рейф снова умолкает. – Рен, у него отнялась левая сторона.

У меня кружится голова. Как тяжело узнавать такие новости.

– Он поправится? Чувствительность вернётся?

– Может быть. Немного.

Я сглатываю ком в горле, чувствуя, как пересохло во рту.

– Он сможет снова делать скрипки?

Рейф отвечает не сразу:

– Нет.

– Ох, нет… О Древнейший, нет… – Склонившись над столом, я прячу струящиеся по щекам слёзы.

Айслин выуживает из кармана платок, и я рассеянно прячу в нём лицо. Перед глазами проносятся воспоминания: дядя Эдвин учит меня печь праздничный хлеб, показывает, как держать смычок, дядя Эдвин играет вместе со мной на скрипке у очага холодными зимними вечерами. Вдогонку за счастливыми детскими воспоминаниями спешит разъедающий душу страх.

Дядя Эдвин потеряет свой магазин. Мы никогда не жили в достатке, но теперь совсем обеднеем. И станем зависимы от милости тёти Вивиан.

Наверное, у меня нет выбора. Мне придётся обручиться с состоятельным Лукасом Греем.

– Через два года Тристан будет получать хорошее жалованье, когда дослужится до мага-оружейника, а ты станешь ученицей лекаря, – говорит Рейф, будто читая мои мысли. – Ты и сама начнёшь зарабатывать на жизнь. А пока у тебя есть работа, чтобы платить за учёбу.

– Рейф, – едва слышно говорю я, – Лукас Грей… он хочет со мной обручиться.

– Не будь дурой, – мрачнеет Рейф. – Ещё не хватало обручиться с Лукасом Греем… ради денег!

– Я ему уже отказала.

Пока отказала. Нехорошо лгать брату, но и он мог бы повежливее выражать своё мнение касательно моих планов.

– Вот и хорошо, – с облегчением вздыхает Рейф, похлопывая меня по руке. – Не спеши. Помни, о чём просил тебя дядя Эдвин. Если только… – Рейф искоса бросает взгляд на Гарета, который помогает Тристану вернуть на место сбившийся лубок.

Гарет. Обручиться с моряком? Стать обязанной его доброй, щедрой семье моряков вместо тёти Вивиан? Гарет однажды предложил мне обручиться с ним… и остаться друзьями.

Но мы с Гаретом не испытываем друг к другу романтических чувств.

Я хочу обручиться… когда-нибудь. Но не с тем, кто навсегда останется мне только другом. Я хочу найти того, к кому буду неравнодушна. Во всех смыслах.

Я молча смотрю на Рейфа, зная, что он прочтёт мой ответ по глазам.

– Подожди с обручением, – говорит Рейф, сжимая мою руку. – Подожди, пока не убедишься, что готова.

– Я отведу Гарета к лекарю, – сообщает нам Тристан, поднимаясь из-за стола. – У меня ничего не получается с этой повязкой.

Я тоже встаю, но Рейф знаком убеждает меня сесть.

– Не надо, Рен. Посиди. Поешь. Мы позаботимся о Гарете, – улыбается мне брат. – Может, на этот раз он прислушается к советам врача.

– А что будешь делать ты? – взволнованно спрашиваю я Рейфа. – В какую гильдию пойдёшь учеником?

– Я закончу этот год в университете и стану военным стажёром, – выпрямляется Рейф. – Дядя Эдвин не этого для меня хотел, но так будет лучше. Мы с Тристаном съездим к нему недели через три-четыре.

– А меня возьмёте?

– Нет, Рен. Ты останешься здесь, так безопаснее.

Икарит! К глазам снова подступают слёзы. Я должна сидеть за стенами Верпакса, потому что снаружи меня поджидает икарит.

– Ладно, – печально соглашаюсь я.

Братья уходят, поддерживая Гарета, а я смотрю им вслед, понемногу закипая от злости.

Икариты!

Всё из-за них. Если бы не они, я могла бы съездить к дяде и не жила бы в жуткой, мрачной башне.

– Всё уладится, Эллорен, – обнимает меня Айслин. – Вот увидишь.

Я едва её слышу. Пламя ненависти к икаритам разгорается во мне, сжигая последние крохи сочувствия, которые я испытывала к Винтер Эйрлин, и оставляя лишь горячий пепел.

Глава 12. Металлургия и математика

Развернув карту, я изучаю Верпакс. На плане университет похож на огромное колесо с Белым колледжем в центре. Прямые дороги, будто спицы колеса, разбегаются от центра, вдоль них отмечены аудитории и здания лабораторий. Кое-где дорога уходит под землю, чтобы не мешать прохожим на мощённых булыжником улочках Верпакса.

Что ж, потеряться здесь сложно. Благодарю тебя, о Древнейший!

Студенты всех рас и профессора в зелёных мантиях толпятся в вестибюле Белого колледжа, их шаги эхом отдаются под огромным куполом. Из окон сверху струится солнечный свет.

Я иду по дороге Наук, не выпуская из рук карту, словно это спасательный круг, и с первой попытки сворачиваю в нужный коридор, с надписью «Металлургия» на золотой табличке.

Сегодня у меня по расписанию одна за другой ознакомительные лекции: металлургия, математика, история, ботаника, химия, аптекарские науки. И в самом конце – работа на кухне. Никакого перерыва на обед или отдых. Хорошо, что я догадалась прихватить с завтрака пару булочек с сыром.

Я очень волнуюсь и тороплюсь – чёрные юбки вихрем развеваются за мной на поворотах.

Трое эльфов, все как один стройные, с величественной осанкой, спускаются передо мной по длинной витой лестнице, и я стараюсь не отставать. Мы направляемся в один из широких подземных тоннелей скрытой от глаз части Верпасийского хребта, которая объединяет подземной сетью дорог всю Верпасию. Прошлым летом, вернувшись из университета на каникулы, Тристан показывал мне геологические карты, сложнейшую паутину каменных тоннелей под университетским городком. В эту сеть можно попасть из всех учебных зданий.

Войдя в аудиторию металлургии, я восхищённо охаю при виде изысканно украшенных каменных арок у входа и целой шеренги великолепных колонн по обе стороны зала.

А потолок…

Свод аудитории изгибается под непривычным углом, он словно соткан из плотных кристаллов фиолетового цвета со стальным отливом. Кажется, что я вступила в огромную пещеру, усыпанную изнутри звёздами – отсветами золотистых фонарей.

Моё сердце готово выпрыгнуть из груди.

Это волшебство.

Слева прямо в каменную стену встроены шкафчики со стеклянными дверцами. За стёклами виднеются ровные ряды разноцветных кристаллов, камней и кусков металла, расположенных в определённом порядке. Справа – длинные столы с лабораторным оборудованием. Здесь и реторты, и стеклянные колбы всех размеров и форм, и три кузнечные печи, полностью готовые к работе, с уходящими в потолок трубами.

В воздухе висит запах известняковых минералов, смешанный с кислым ароматом борнийского кремня, но природная свежесть светлых камней Верпасийского хребта очищает атмосферу, и дышится здесь легко.

Кажется, чтобы уместить в моём расписании работу на кухне, меня прикрепили к необычной группе студентов-металлургов. В этом классе я единственная девушка.

Половину аудитории занимают эльфы, серьёзно и сдержанно ожидая начала занятий. Слева несколько кельтов, эльфхолленов и довольно большая группа гарднерийских военных стажёров. Некоторые стажёры уже расселись, но большинство ещё на ногах, поэтому сразу же замечают моё появление, бросая на меня холодные, осторожные взгляды.

Наверное, это друзья Фэллон. И правда, некоторых я видела на празднике в доме тёти Вивиан. Сердце у меня замирает. Как только Фэллон удалось так быстро настроить против меня столько народу? Это достойно восхищения.

Я выбираю место рядом с беззаботным юношей-гарднерийцем, который сидит, непринуждённо положив руку на спинку соседнего стула. Он встречает меня дружеским взглядом, наблюдая, как я раскладываю учебники, пергамент и письменные принадлежности.

– Приветствую вас, маг Эллорен Гарднер! – сердечно здоровается он. Трое стажёров неподалёку недовольно морщатся, но юноша только широко им улыбается.

Гарднериец очень симпатичный, у него весёлые тёмно-зелёные глаза и открытая улыбка. Кисти рук покрыты линиями, указывающими, что он обручён. Впрочем, как у многих молодых людей, точнее, почти как у всех гарднерийцев его лет, за редким исключением.

Тётя Вивиан права. Лучших женихов разбирают быстро.

Незаметно вздохнув, я протягиваю ему руку:

– Приятно познакомиться…

Он крепко пожимает мою ладонь и произносит своё имя:

– Курран. Маг Курран Делл.

Обшлага его рукавов украшают четыре серебряные полосы.

Я усаживаюсь, метнув взгляд на хмурых стажёров неподалёку.

– Полагаю, Фэллон вам всё обо мне рассказала.

– О да! – смеётся он. – Слов не пожалела. Очевидно, гарднерийки хуже вас ещё на свете не было.

Я грустно опускаю плечи:

– Прекрасно. Что может быть лучше.

Он наигранно недовольно распахивает глаза:

– К тому же вы посмели предать собственную бабушку – в вас ни капли волшебной силы!

– Об этом мне родная тётя все уши прожужжала, – горько хмыкаю я.

Он снова весело смеётся, в его глазах пляшут забавные чёртики.

– Лично я подозреваю, что вы просто… как бы это поточнее выразиться… помешали кампании Фэллон принудительно обручить с собой Лукаса Грея. – Он загадочно улыбается: – Вы встали между львом и его добычей, вот так! – Его улыбка вдруг меркнет, и следующие слова он произносит тише и серьёзнее: – И всё же… как бы то ни было, искренне советую вам держаться от Лукаса подальше. Перечить Фэллон Бэйн… – горестно вздыхая, он качает головой, – вредно для здоровья.

От этих слов меня окутывает ледяной озноб, вначале касаясь шеи, затем пробираясь под платье. Вздрогнув, я обхватываю себя руками, чтобы согреться.

– Сквозняк, – оправдываюсь я перед Курраном. Конечно… мы так глубоко под землёй. Вокруг сплошной камень.

Собеседник смотрит на меня как-то странно.

– Да? А по-моему, здесь тепло. Аудитория уставлена верпасийскими печами…

Его речь обрывают шаги по каменному полу, вслед за которыми раздаётся скрип дверных петель.

Мы выпрямляемся, дисциплинированно глядя вперёд.

Наш профессор в зелёной мантии идёт по центральному проходу, и, заметив его длинные зелёные волосы, я вдруг сомневаюсь, в тот ли класс попала. У меня в расписании сказано: профессор Ксаниллир – эльф. У эльфов волосы белые.

Тем временем преподаватель поднимается на кафедру, поворачивается к аудитории лицом, и все студенты одновременно ахают.

У профессора Ксаниллира действительно длинные волосы и острые эльфийские черты лица. Заострённые уши и серебряные глаза.

Однако он весь покрыт чешуёй. Крошечными изумрудными чешуйками, которые поблёскивают в свете фонарей всеми оттенками зелёного. Его волосы лишь немного зеленее кожи, а эльфийская одежда, видимая в просвет мантии, цвета зелёной лесной листвы и покрыта мерцающими руническими знаками.

Наш профессор – смарагдальфар. Эльф-змей.

Я в удивлении оборачиваюсь к соседу, но Курран будто зачарованный не сводит глаз с преподавателя.

Эльфы-змеи живут в горных шахтах. Это род подземных эльфов. Собратья с поверхности считают их опасными соперниками. Когда-то народ альфсигр запер эльфов-змей под землёй и велел демонам и драконам стеречь их.

Я никогда не видела ни одного эльфа-змея.

Откуда же взялся этот? Выполз из подземелья и стоит теперь перед нами на профессорской кафедре в профессорской мантии?

Поёжившись, я незаметно натягиваю на плечи тёплую накидку, сброшенную на спинку стула. Как же здесь холодно…

– Я профессор Фион Хоккин, – с приятным акцентом произносит смарагдальфар. Его звёздчатые глаза наполнены ярким светом, мочки ушей украшены рядами золотых колец. – Моё назначение состоялось благодаря проректору Квиллен. Профессор Ксаниллир в знак протеста подал в отставку. Если кто-то желает посещать лекции по металлургии другого преподавателя, прошу обратиться в учебную часть.

Все без исключения эльфы встают и бесшумно выходят. Левая половина зала теперь совершенно пуста.

На лице профессора не дрогнул ни один мускул.

Гарднерийцы обмениваются едва слышными замечаниями, прежде чем успокоиться и снова сосредоточиться.

Профессор Хоккин холодно оглядывает нашу половину зала. Его взгляд задерживается на мне, и лицо вспыхивает, как борнийский кремень, высекший искру.

– Среди нас знаменитость! – объявляет он. Его рот кривится в недоверчивой усмешке, глаза с неприятной настойчивостью следят за каждым моим движением. – Внучка Чёрной Ведьмы.

Меня охватывает странное, необъяснимое чувство страха, оно собирается волнами и захлёстывает меня – опасность! Настоящая опасность. Нечто притаилось во тьме, ждёт, чтобы впиться зубами! Я поплотнее стягиваю воротник накидки у горла и отвечаю необычному эльфу уверенным взглядом.

– У нас не будет особого отношения к знаменитостям, маг Эллорен Гарднер, – непринуждённо произносит профессор, но слова эти звучат так, будто он высекает их в камне.

– Я и не ожидала ничего подобного, – дрожащим от холода голосом отвечаю я. Совсем рядом пылают в печи угли, но я почти не чувствую тепла.

Опасность всё ближе, кто-то следит за мной, даже когда эльф-змей отводит глаза.

– Сегодня мы начнём с раздела номер четыре – «Золотые сплавы». – Профессор распахивает лежащую перед ним книгу. – К следующему занятию я разделю вас на группы согласно гильдиям и разработаю индивидуальные планы. Среди вас ученики оружейников, кузнецов, ювелиров и даже один будущий аптекарь. – Он снова находит в зале меня. – Маг Гарднер, вы будете работать лично со мной.

– Хорошо, профессор Хоккин, – отвечаю я, стараясь подавить дрожь. Меня всё сильнее охватывают холод и страх.

Профессор поворачивается к доске и начинает выводить мелом названия золотых сплавов. Я расправляю пергамент, готовлю перо, чтобы обмакнуть в чернильницу…

Ручка стучит о край чернильницы, едва не переворачивая её, как будто я бьюсь о стекло. Странно… я подношу чернильницу к глазам, но тут же выпускаю её – склянка такая холодная, что пальцы легко обжечь. Снова пробую добраться до чернил, но с каждым прикосновением пера от чернильницы поднимается крошечное облачко белого тумана.

Чернила замёрзли. Превратились в лёд.

Курран краем глаза наблюдает за мной, удивлённо склонив голову к плечу.

– Что с вашей…

Ответ на этот недосказанный вопрос мы находим одновременно. Курран заметно бледнеет, поняв, что происходит.

Как в бреду, я оборачиваюсь и вижу в двух рядах позади меня девушку с холодной улыбкой на лице и жгучей ненавистью в глазах.

Фэллон Бэйн.

Я быстро поворачиваюсь к доске – сердце бьётся как бешеное, грозя выскочить из груди. Под неровный стук мела мою шею сжимает новый порыв леденящего холода.

Когда лекция заканчивается, я почти бегом выскакиваю из аудитории, держась как можно дальше от Фэллон и её дружков. Курран повторяет мои манёвры, тоже избегая встречаться с Фэллон глазами, будто она чумное животное. Шею всё ещё стискивает ледяное кольцо, а озноб не выпускает меня из объятий до самой границы крыла Наук.

С каждым шагом к аудитории, где должна состояться лекция по математике, меня всё сильнее переполняет необъяснимая тревога, которую сменяет растущая ярость.

Моя первая лекция в университете – и Фэллон Бэйн уселась сзади. Теперь у меня нет записей, остаётся полагаться на память и страницы в учебнике.

Что ж, злая ведьма, радуйся, замораживай мои чернила, души меня холодом. Я тебя не боюсь!

Она не может навредить мне по-настоящему. Пусть только попробует – её сразу же исключат из университета, выгонят из армии и отправят в тюрьму. Использовать заклинания против гарднерийцев строжайше запрещено и карается законом.

Скрежеща зубами в бессильной злобе, я решаю больше никогда не выбегать из аудитории как побитая собака. Ни за что.

Усаживаясь на своё место в ожидании лекции по математике, я всё ещё киплю от гнева. Однако Фэллон пока не видно. Места на соседних рядах занимают гарднерийские юноши, вполне мирные на вид.

Никто не обращает на меня внимания, и я с облегчением вздыхаю. В нескольких рядах передо мной сидит кельт, его коричневая рубашка ярко выделяется на фоне чёрных гарднерийских одежд.

Он оборачивается, и мы оба вздрагиваем, встретившись взглядами. Он цепенеет на месте, его глаза вспыхивают жгучей ненавистью.

Прекрасно. Только этого не хватало. Последняя капля.

Айвен отворачивается, и я роняю голову на руки, едва не зарыдав от обиды.

Не везёт так не везёт! Сначала Фэллон на металлургии, теперь Айвен Гуриэль на математике! Что ещё меня ждёт?!

Выпрямившись, я сосредотачиваю взгляд на его широких плечах, вижу руку, сжавшую парту с такой силой, что заметны вздувшиеся вены.

Я почти ощущаю жар его ненависти, прожигающий меня насквозь как неумолимое пламя. К глазам подступают слёзы.

Почему от одного его взгляда мне так плохо? Надо взять себя в руки. Какая разница, что он обо мне думает?!

Я чувствую, как пылают моя шея и щёки, и безмолвно проклинаю Айвена за его способность доводить меня до исступления.

Глава 13. История Гарднерии

После математики я усердно избегаю взглядов Айвена Гуриэля – слишком больно они ранят! – и торопливо убегаю на историю, думая только о том, как бы не опоздать. Как я устала быть рядом с людьми, которые меня откровенно презирают!

Хорошо, что лекция по истории не в Белом колледже, а в здании неподалёку. Пройдусь по улице, подставлю лицо ласковым солнечным лучам…

Входя в залитую солнцем аудиторию, расположенную в здании рядом с «Гарднериум Атенеум», я уже готова к холодным заклинаниям, жалящим взглядам, даже к тому, что Фэллон Бэйн и здесь успела наговорить обо мне гадостей.

Однако меня встречают доброжелательно. Студенты узнают меня, удивлённо моргают, что-то недоверчиво бормочут, а потом сердечно улыбаются.

Здесь только гарднерийцы. Нет исполненных ненависти кельтов, равно как и военных стажёров.

И особый подарок судьбы – здесь нет Фэллон Бэйн!

Всё моё измученное тело наконец может расслабиться и отдохнуть.

Среди студентов девушек и юношей примерно поровну. То и дело мелькают руки с тёмными узорами обручений, многие держат чашки с чаем и печенье. Украшенный орхидеями стол у стены ломится от угощений.

Я будто сошла с поля битвы и забрела на душевный праздник.

– Добро пожаловать, маг Эллорен Гарднер, – тепло приветствует меня высокая молодая женщина, приглашая к столу. У неё на шее кулон – сфера Эртии и знак гильдии аптекарей, который получают студентки третьего года обучения. – Проходите, мы очень рады вас видеть. Вот чай и печенье. Угощайтесь.

Я недоверчиво оглядываю великолепно накрытый стол. От неожиданного контраста кружится голова. Стол сервирован по всем правилам, здесь несколько сортов сыра, крекер, виноград, нарезанный ломтями хлеб, сливочное масло, джем и вазочка с овсяным печеньем.

В этом удивительном месте мне хочется смеяться от радости, и я искренне улыбаюсь новым знакомым.

Всё будет хорошо. Фэллон я не боюсь. Она мне ничего не сделает. Я внучка Карниссы Гарднер и племянница Вивиан Деймон.

Исполненная благодарности судьбе за этот неожиданный поворот, я кладу книги на парту и наливаю себе чай с ванилью из пузатого фарфорового чайника. Вот я и успокоилась, и руки больше не дрожат. Чайный сервиз расписан узорами изящной виноградной лозы, и с первым же глотком горячего ароматного напитка по всему телу разливается покой.

– Меня зовут Эйлин, – здоровается со мной высокая девушка, когда я возвращаюсь к своему стулу. Она представляет мне ещё нескольких студентов, вовлекая в их круг. Я киваю, улыбаюсь, старательно запоминаю имена, прогоняя из памяти холодную удавку на шее.

Фэллон ничего мне не сделает. Глупо постоянно о ней думать. Пора отвлечься.

В этой аудитории я буду изучать не только историю, но и ботанику – оба предмета ведёт пастырь маг Симитри. На длинных полках под высокими окнами цветут орхидеи. Окна уходят ввысь, к стеклянному потолку, сквозь который льётся солнечный свет. На стенах графические и акварельные изображения орхидей, картины из истории нашего народа. Одна стена занята шкафами, уставленными тяжёлыми томами по истории и ботанике. Стеклянная дверь ведёт в небольшую, увенчанную куполом оранжерею, где бурно цветут экзотические растения.

Гарднерийское здание построено целиком из дерева. Здесь нет холодного, безжизненного камня хребта.

Я вдыхаю густой аромат железного дерева, с радостью поворачиваюсь к ближайшей акварели на стене, любуясь изумительной картиной – бледно-розовой речной орхидеей. Внизу подпись художника – маг Бартоломью Симитри.

Какой у меня талантливый профессор! Он не только знаменитый автор книг по истории и ботанике, но ещё и прекрасный художник!

Стройная уриска вносит блюдо с новыми красиво уложенными закусками. Эйлин и другие гарднерийцы умолкают и лишь искоса осторожно поглядывают на девушку с заострёнными ушами и синей кожей.

Уриска покорно смотрит в пол и, бесшумно выполнив свою работу, исчезает за дверью как призрак.

И вновь на лицах расцветают улыбки, неспешно течёт беседа.

Как странно они смотрели на уриску… Разве это не жестоко? Хотя на кухне со мной обошлись куда хуже…

Когда все рассаживаются, в аудиторию входит наш дородный крючконосый профессор в очках. Его возраст выдают лишь полнота и морщинки, веером расходящиеся у глаз. Аккуратно разложив на письменном столе книги, он смотрит на нас с сердечной улыбкой, как будто мы все его недавно обретённые драгоценные родственники.

Профессор одет как положено гарднерийскому пастырю – в длинную чёрную мантию с белой птицей на груди, одним из многочисленных знаков Древнейшего.

При виде меня его глаза загораются, в них появляется благоговейное сияние. Он подходит ко мне, опускается на одно колено и почтительно берёт за руку.

– Маг Эллорен Гарднер, – с глубоким уважением произносит он. – Ваша бабушка, да благословит её Древнейший, спасла от гибели мою семью. – Он умолкает, подыскивая верные слова. – Нас согнали на казнь, но она освободила нас. Именно ваша бабушка и отец вернули нам свободу и привели в Валгард. – На его глазах выступают слёзы. – Я обязан вашей семье жизнью. Я бесконечно рад, что внучка Карниссы Гарднер в числе моих студентов.

Похлопав меня по руке, он с улыбкой поднимается, а потом, словно охваченный благодарностью, напоследок гладит меня по плечу.

От этого трогательного признания у меня наворачиваются слёзы. Как приятно быть среди гарднерийцев, знать, что к тебе хорошо относятся!

Пастырь Симитри радостно оглядывает собравшихся, будто счастлив видеть каждого из нас.

– Прошу вас открыть первую главу учебника.

На титульном листе книги указан автор – пастырь, маг Бартоломью М. Симитри.

– Так начнём же с самого начала, – раскинув руки, будто обнимая аудиторию, вещает профессор. – С создания благословенным Древнейшим Эртии – земли, по которой мы ступаем. Это история каждого гарднерийца – история Первых Детей. Противостояние Добра и Зла. Эртия, завещанная нам Древнейшим. Это ваша история.

Он говорит слегка театрально, но с искренним воодушевлением, которое никого не оставит равнодушным.

Вслед за удивительным профессором я погружаюсь в мир гарднерийской истории.

Глава 14. Ликаны

Необычайно воодушевлённая после лекции по истории, я встречаю в Белом колледже Айслин.

– Фэллон со мной на металлургии, а Айвен Гуриэль – на математике, – выдыхаю я, торопливо рассказывая, что произошло утром. Кругом студенты спешат на занятия, из-под купола льётся солнечный свет.

Узнав о ледяном заклинании Фэллон, Айслин хмурится, крепче прижимая к себе стопку книг и поправляя на плече тяжёлую сумку. Моя дорогая подруга всегда носит с собой целую библиотеку! И как только она не падает под тяжестью книг!

– Держись подальше от Лукаса Грея, – снова советует она.

– Это непросто, – вздыхаю я. – Тётя Вивиан не успокоится, пока мы не обручимся.

Айслин качает головой:

– Эллорен, с Фэллон шутки плохи.

– Она мне чернильницу заморозила, – сердито выпаливаю я, как будто это серьёзнейшее обвинение.

– А не отстанешь от Лукаса, она и тебя заморозит, – не унимается Айслин.

Я только молча вздыхаю. Ну как объяснишь подруге, которая брезгует поцелуями, какое это блаженство – обнимать и целовать Лукаса Грея? Да и это не главное. Почему Фэллон можно устанавливать свои правила и издеваться над кем захочется?

– Моя семья тоже очень влиятельная, – ворчу я. – Даже более влиятельная, чем семья Фэллон.

– Это всё в прошлом. – Айслин убеждает меня как ребёнка, который тянется к огню, несмотря на предупреждение. – И она может быть следующей…

– …Чёрной Ведьмой, я знаю, – недовольно обрываю я. И почему всем так нравится напоминать, что мне не досталось магии? Вздохнув, я меняю тему: – Лекции по металлургии нам читает эльф-змей.

Брови Айслин взлетают вверх:

– Как такое может быть?

– Не знаю, – качаю я головой. – Со мной он будет заниматься индивидуально. – Необыкновенный смарагдальфар всё ещё стоит у меня перед глазами. – Представляешь, он весь покрыт чешуёй. Каждая чешуйка сияет как драгоценный камень.

– Я бы на твоём месте перевелась в другую группу, – сочувствует подруга. – Альфсигрские эльфы держат своих родичей-змеев под землёй не просто так. На то есть веские причины.

– Видишь ли, переводиться мне некуда, – сетую я. – Моё расписание и так забито до предела. Придётся смириться со странным профессором и как-то пережить гадости Фэллон Бэйн.

От сочувственной улыбки Айслин на душе становится чуточку легче.

– А как история?

– Замечательно! – восклицаю я, подавая ей маленький свёрток. – Перед лекцией всех угостили печеньем! Ничто так не греет душу в холодный день, как неожиданное угощение… И друзья, конечно! – благодарно улыбаюсь я Айслин.

Подруга смеётся и благовоспитанно откусывает маленький кусочек.

– Пошли, – зовёт она, поправляя на плече сумку с книгами, – не то опоздаем на следующую лекцию.

По дороге к крылу Наук я оглядываюсь, не промелькнёт ли в толпе Фэллон. Мы идём под землёй, путь освещают лишь фонари на стенах тоннелей. Затем мы поднимаемся по лестнице и спешим по длинному переходу со сводчатым потолком в гильдию химиков.

У двери нашей лаборатории толпятся студенты – гарднерийцы, несколько кельтов и верпасиан. Фэллон Бэйн нигде не видно.

Я с облегчением вздыхаю.

Студенты заняли все каменные скамейки в коридоре, а те, кому не хватило мест, стоят тесными группками у стен. Судя по взволнованным репликам, произошло что-то неприятное. Меня провожают удивлёнными взглядами, но ничего не говорят. Вероятно, какое-то важное событие сейчас более достойно обсуждения.

Мимо проходит скромно одетая гарднерийка. Она очень расстроена.

– Что случилось, Сарилл? – останавливает её Айслин. – Куда ты?

Судя по взгляду девушки, она меня узнала.

– Там оборотень-ликан, – выдыхает она, взмахом руки показывая на лабораторию.

– Не может быть, – бледнеет Айслин.

– Он внутри, разговаривает с профессором, – настаивает девушка. – Я ухожу. Тебе здесь тоже не место, Айслин. Вам обеим… не место.

Она торопливо уходит. Её примеру следуют другие гарднерийцы и даже кельты, в основном девушки.

Через открытую дверь лаборатории действительно видно близнецов-ликанов. Они что-то обсуждают с профессором Астрид Воля, той самой женщиной из племени амазов с татуировками на лице и заострёнными ушами. Говорит только девушка-ликан, вызывающе подбоченившись. Юноша-ликан стоит рядом, глядя на собеседников янтарными кошачьими глазами.

Айслин, кажется, сейчас заплачет.

– Что с тобой?

– Это какой-то кошмар, – говорит подруга и смотрит на меня остекленевшим взглядом. – Только не это! Мне обязательно надо прослушать курс химии и сдать экзамен. Без него мне не дадут диплом архивариуса. – Айслин говорит тихо и монотонно, как во сне. – Я не могу сидеть в одной аудитории с ликаном, Эллорен. Отец ни за что не позволит. Он прикажет мне бросить университет. – Айслин безнадёжно оглядывается, будто в поисках выхода. – Так нельзя… Я должна закончить учёбу. Если я уеду сейчас, мне придётся обручиться с Рэндаллом. А он… он никогда не разрешит мне вернуться. – Её губы дрожат, она отчаянно старается сдержать слёзы.

– Ох, Айслин… – Я сочувственно сжимаю её безжизненную, холодную руку.

Выудив из кармана платок, подруга вытирает глаза.

– Раньше в нашей семье женщинам не позволяли учиться в университете. Я первая и, скорее всего, единственная.

– Не понимаю, зачем тебе вообще химия? Ты же хочешь быть архивариусом! – сержусь я. Архивное дело – это прежде всего литература, книги и ещё раз книги.

Айслин всхлипывает.

– Чтобы правильно хранить книги, страницы нужно обрабатывать химическим раствором. Поэтому химия – важный предмет… – Она потерянно смотрит на пустую лабораторию. – Наверное, был бы важным… – Айслин вдруг поворачивается ко мне и страстно объясняет: – Понимаешь, Эллорен, я люблю книги. Очень. Иногда мне хочется… – её голос понижается до едва слышного шёпота, будто Айслин признаётся в чём-то постыдном, – остаться свободной… отказаться от обручения.

Вот это новость! Да, серьёзная дилемма для девушки из религиозной семьи.

– Что бы ты делала, если бы осталась свободной? – мягко спрашиваю я.

Глаза Айслин вспыхивают воодушевлением.

– Работала бы в университетских архивах. Занималась бы старинными коллекциями книг. Если б ты только знала, Эллорен… – с небывалой горячностью восклицает всегда сдержанная Айслин. – В альфсигрских архивах сейчас выставлены книги Рилиннитрин по ботанике. Это выдающиеся научные работы – лучшие во всей Эртии! Эльфы умеют так изображать растения… У них каждый листик выглядит объёмным. Тебе обязательно надо это увидеть. – Айслин показывает жестом, как раскрывается бутон цветка. – Иллюстрации выполнены так искусно… Цветы как живые, так и хочется взять их в руки. Они почти как настоящие… словно сейчас сойдут со страниц. – Она стыдливо закрывает ладонью рот. – О Древнейший! Надеюсь, меня никто не слышал.

– А что тут такого?

– Эльфы ведь язычники, варвары… – непонимающе смотрит на меня подруга. – А я тут возвеличиваю их культуру. Так, наверное, сказал бы отец, будь он здесь, – слабо улыбается она.

Вот это строгости! От дяди Эдвина ни я, ни братья подобного никогда не слышали.

– Айслин, с нами ничего не случится. Профессор Воля на вид куда страшнее ликанов. А этот парень, ликан, помог мне встать, когда я упала в Белом зале из-за Фэллон.

– Всё равно. Нельзя терять бдительности из-за одного-единственного случая, – вздыхает Айслин. – Ликаны необыкновенно сильны. Этот парень в одиночку справится со всем нашим классом. Одной левой.

Она права. Все считают ликанов невероятно сильными. И наша магия на них не действует.

Айслин, прищурившись, рассматривает ликанов.

– Ликанку подселили к Экко и Фэллон, представляешь?

– Шутишь!

– И Пейдж живёт с ними в одной комнате. Экко мне кое-что рассказала. Она говорит… – Айслин умолкает, заливаясь румянцем.

– Что она говорит?

– Она сказала… – Айслин морщит лоб и понижает голос до свистящего шёпота, – что ликанка расхаживает по комнате… нагишом.

Я так и застываю с раскрытым ртом:

– Совсем-совсем?

Айслин кивает:

– Они дикие, Эллорен. Как лесные звери. А их мужчины к тому же опасны, и им чужда наша мораль. Я не знаю, что делать.

– У меня выбора нет, – сообщаю я. – Расписание не переделать. Работу на кухне отменить нельзя. Придётся учить химию вместе с ликанами.

Как-нибудь переживу. К тому же ликаны не хуже икаритов, с которыми мне предстоит жить бок о бок.

Самые храбрые студенты медленно просачиваются в аудиторию.

– Знаешь, давай сядем в последнем ряду. Ликаны нас даже не заметят, – предлагаю я подруге.

Айслин напряжённо размышляет.

– Отец уехал на несколько месяцев. Когда он вернётся, я уже сдам экзамен по химии. – Она решительно вытирает слёзы. – Ладно, Эллорен, пошли.

Проскользнув за спинами профессора Воля и ликанов, мы входим в аудиторию как можно незаметнее и быстро занимаем места у стены в задних рядах. К нам подходит эльфхоллен со знаком гильдии химиков на груди и пергаментом в руках – помощник профессора.

– Назовите ваши имена, – холодно просит он. Мы негромко отвечаем, юноша отмечает нас в списке студентов и уходит, к счастью, не упоминая о моей знаменитой бабушке.

На длинных столах за нашими спинами яблоку негде упасть, в больших и маленьких колбах что-то бурлит, идёт процесс дистилляции. На выходе получается маслянистая желтоватая жидкость, источающая кислый запах с примесями серы. Высокие арочные окна на дальней стене наполовину заслоняют полки с пробирками и склянками, наполненными жидкостями разных цветов и консистенций. Просторная лаборатория уставлена столами меньшего размера, на каждом сияют стеклянные бутылочки и трубки, поблёскивают газовые горелки, пахнет борнийским кремнём и прочими химикатами.

Студенты выстроились вдоль стен, разглядывая ликанов. Эльфхоллен, помощник профессора, бесшумно обходит зал, распределяя места за лабораторными столами.

– Это абсолютно неприемлемо, – возмущается ликанка, высокомерно глядя на профессора Воля. – Почему мне нельзя сидеть с братом?

Профессор холодно смотрит на неё угольно-чёрными глазами. Мало кто способен выдержать такой взгляд. Профессор на голову выше ликанов, у неё совсем не женские широкие, сильные плечи, а татуировки на лице только усиливают это впечатление.

– Диана, – сквозь зубы произносит профессор, – вы с братом никогда не интегрируетесь в социум, если будете общаться только друг с другом.

Диана упирается рукой в бок и откидывает назад длинные светлые волосы.

– И что? Кроме брата, здесь и разговаривать-то не с кем!

– Мисс Ульрих, – угрожающе нависая над Дианой, предупреждает профессор, – это мой класс, и правила здесь устанавливаю я. – Выхватив лист пергамента у помощника, Астрид Воля проглядывает список. – Нас стало меньше, но это даже хорошо. Пройдём материал быстрее. – Сверкнув глазами, профессор безапелляционно продолжает: – Диана Ульрих, вы будете работать с Эллорен Гарднер, а Джаред Ульрих – с Айслин Грир.

Айслин в ужасе распахивает глаза, пытается что-то сказать, но с её губ не срывается ни звука. Она так и стоит оцепенев, пока эльфхоллен выбирает нам два лабораторных стола в последнем ряду.

Джаред Ульрих беззастенчиво разглядывает Айслин своими кошачьими глазами. Понять, о чём он думает, невозможно, однако его ноздри заметно раздуваются. Бедняжка Айслин… Но парень был так добр ко мне, помог подняться, когда я упала…

Под сочувствующими взглядами соучеников я иду на указанное место. Диана плюхается на соседний стул и раздосадованно фыркает. Можно подумать, её заставили развлекать дураков. Джаред садится рядом с Айслин за соседний стол. Она всё ещё в шоке и двигается как деревянная кукла.

Профессор Воля открывает толстый учебник и что-то читает вслух.

Джаред время от времени хмуро поглядывает на Айслин – она будто заледенела, сжатые в кулаки тонкие пальчики побелели от напряжения.

Теперь ей на каждом уроке придётся сидеть с ликаном. Не повезло. Равно как и мне.

Моя соседка недовольно косится на профессора. Что за наглая девчонка! Вот её брат – совсем другое дело. Может быть, ликаны не такие уж страшные. Конечно, неприятно, что нам не предоставили выбора, заставили сесть с ликанами, но не съедят же они нас!

– Меня зовут Эллорен Гарднер, – шепчу я Диане, протягивая ей руку. Пора познакомиться по-настоящему, растопить лёд.

Она оскорблённо оборачивается, но потом переводит взгляд на мою руку и заинтересованно её разглядывает, явно не зная, что предпринять. Девушка гордо перебрасывает копну светлых волос на плечо и встаёт из-за стола, повернувшись ко мне лицом. Церемонно откашлявшись, она громко произносит:

– Я Диана Ульрих из стаи Гервульфа, дочь вождя стаи по имени Гюнтер Ульрих и его супруги – целительницы Дасианы Ульрих, сестра Джареда Ульриха и Кендры Ульрих, внучка…

Профессор Воля умолкает, удивлённо подняв брови. Мне хочется спрятаться под стол. Диана Ульрих успевает перечислить три поколения своих предков с отцовской и материнской стороны, как королева, пока не вмешивается её брат:

– Диана!

– Что тебе?! – недовольно отзывается девушка.

– Здесь так не принято.

– Как не принято?

– Предков при первой встрече не перечисляют.

– Почему?! – обескураженно восклицает она.

– Не принято.

Сложив на груди руки, девушка фыркает брату в лицо.

– Кроме того, – шепчет Джаред, показывая на профессора Воля, которая с яростью разглядывает Диану, будто выбирая самый жестокий способ с ней расправиться, – сейчас надо сидеть тихо и слушать.

– Почему? – голосом избалованного ребёнка требует ответа Диана.

– Потому что лекция уже началась, – терпеливо поясняет ликан.

Метнув мрачный взгляд на профессора Воля и заодно оглядев аудиторию, девушка падает на стул. Профессор возвращается к лекции о различных способах дистилляции жидкостей.

Как ни странно, вскоре Диана поворачивается ко мне и шёпотом сообщает:

– Я прочла этот учебник от корки до корки. Что, теперь ещё и слушать то же самое?! Только время терять!

Что тут ответишь… Янтарные глаза ликанки загадочно мерцают.

– В лесу сегодня, наверное, хорошо, – задумчиво тянет она, глядя в окно на багряно-золотистые листья деревьев. – Я так люблю запах деревьев в это время года. Кучи сухих листьев… Сбежать бы в лес поохотиться… Ты ходишь на охоту, Эллорен Гарднер?

– Нет, – отвечаю я, привыкая к мысли, что теперь на каждом уроке мне сидеть с волчицей-оборотнем. – Мой старший брат, Рейф, хороший охотник.

– Правда? – с любопытством спрашивает девушка.

– Он очень метко стреляет из лука, – шепчу я в ответ. – А у тебя есть лук?

Диана смеётся. Да, профессор Воля нас за такое поведение не наградит.

– Мне не нужен лук, – улыбается она.

– Как же ты охотишься?

– У меня острые зубы! – снова улыбается во весь рот Диана, глядя на меня кошачьими глазами. Клыки у неё действительно длинные и острые.

– Ах да, – нервно сглатываю я. – Ты ведь охотишься в волчьем обличье?

– Не всегда, – загадочно улыбается Диана.

О Древнейший и святые небеса!

Охнув, я отворачиваюсь и умолкаю.

Глава 15. Тьерни Каликс

В здание гильдии аптекарей я вбегаю, почти выбившись из сил. Все столы в длинном, просторном зале с низкими потолками уже заняты, девушки трудятся, нарезая и смешивая ингредиенты, над сосудами поднимается пар, булькает кипящая жидкость.

Здесь почти как в химической лаборатории – стены и столы в стеклянных пробирках и ретортах, только пахнет не серой и кремнём, а растениями, лесом, землёй. Бесчисленные баночки и ящички наполнены сухими листьями, соцветиями, толчёной корой и кусочками древесины. Мои страхи и дурные предчувствия рассеиваются, когда я вдыхаю знакомые ароматы: пахнет сосновой смолой, берёзой, кедром. С потолка свисают пучки сушёных трав: здесь и вишнёвые листья, и вереск, и цветы шиповника.

Меня охватывает умиротворение, к сожалению, быстро отступающее при появлении сердитой молодой особы.

– Вы опоздали! – отчитывает она меня. У неё на цепочке знак ведущего ученика гильдии, и я в страхе делаю шаг назад. Студентки за ближайшим столиком презрительно хмурятся. Судя по дорогим, искусно расшитым шёлковым платьям под чёрными рабочими передниками, передо мной девушки из весьма состоятельных гарднерийских семей.

– Простите… так получилось. Ликаны задержали…

По залу проносится тревожный шёпот, многие поднимают головы и поворачиваются к нам. Здесь нет ни кельтов, ни эльфов, ни эльфхолленов. Аптекарским делом увлекаются почти сплошь гарднерийки, особенно те, кто владеет хоть крохами магической силы.

– Это не имеет значения, – огрызается ассистентка профессора, обрывая меня. – Да будь хоть армия ликанов у вас на хвосте, на занятия мага Лорель опаздывать нельзя! В наказание останетесь после лекции и вымоете все колбы. – От гнева в её глазах появляется странный белый свет. Где-то я уже видела такие глаза…

Меня словно опутали верёвками и не дают двинуться с места. Подобного со мной раньше не случалось. Наверное, это и есть отчаяние. Теперь, когда дядя Эдвин тяжело болен, мне обязательно надо выучиться и получить диплом аптекаря. И хорошее отношение профессоров и ассистентов мне не помешает.

– Конечно, маг… – я листаю странички с расписанием, отыскивая имя помощницы мага Лорель, – маг…

– Бэйн, – неприятно улыбается она. – Джезина Бэйн.

Всё глубже проваливаясь в омут отчаяния, заметив волшебную палочку на поясе Джезины, я уточняю:

– Вы, случайно, не родственница…

– Мы с Фэллон Бэйн кузины. – Джезина коротко усмехается. – И близкие подруги.

Дверь открывается, и в зал входит профессор. Шёпот и бормотание тут же стихают, лицо Джезины выражает теперь только высшую степень уважения.

Наш профессор, постоянный член гильдии аптекарей, маг Элютра Лорель, опускает на письменный стол стопку потрёпанных учебников и просматривает какие-то бумаги. На преподавателе традиционные чёрные гарднерийские одежды, а поверх – профессорская мантия. На серебряной цепочке покачивается шарик Эртии, рядом – золотой кулон мастера гильдии аптекарей. На тонком прямом носу Элютры Лорель поблёскивают очки в тонкой серебряной оправе.

– Маг Гарднер, – обращается она ко мне, пробежав взглядом список студентов. – Мы рады приветствовать вас. – В её голосе, однако, радости не слышно. Только холод. Повернувшись к Джезине, профессор с лёгким упрёком интересуется: – Почему маг Гарднер не работает над эликсиром от кашля?

– Я опоздала, маг Лорель, – отвечаю я вместо Джезины Бэйн и торопливо объясняю, что мне пришлось задержаться, упрашивая пересадить Айслин Грир на химии, – рядом с ликаном ей слишком тяжело.

Профессор Лорель хмурится.

– Я не терплю опозданий, маг Гарднер, – резко сообщает она, но тут же в раздумье качает головой. – Однако вы задержались, чтобы помочь гарднерийке выйти из опасного положения. И это достойно похвалы. Я прощаю вам опоздание. Но только на этот раз.

– Благодарю вас, маг Лорель.

Профессор возвращается к своим бумагам, но вдруг снова обращается ко мне:

– Прочтите в учебнике главы с первой по третью и сделайте завтра по ним доклад.

– Доклад? – с упавшим сердцем переспрашиваю я.

В зале наступает мёртвая тишина. Маг Лорель медленно поднимает голову и буравит меня недобрым взглядом. Однако голос её звучит тихо и монотонно:

– Я надеюсь услышать от вас описание всех целебных растений: происхождение, способы использования и правила выращивания. Завтра утром. Наизусть.

Похоже, спать мне сегодня не придётся.

– Хорошо, маг Лорель.

Профессор взмахом руки подзывает помощницу:

– Джезина, найдите ей пару.

Лекция начинается, а я иду за Джезиной Бэйн в конец зала.

– Вон туда, – показывает Джезина на последний стол в ряду таким движением, будто выбрасывает мусор. – В пару с Тьерни Каликс. Студенты распределены в соответствии с магическими способностями. – Она презрительно улыбается. – Самые никудышные – в последнем ряду. – Развернувшись на каблуках, Джезина не спеша уходит.

Студентки провожают меня взглядами: одни – откровенно неприязненными, другие – осторожно-участливыми. Откуда-то доносится приглушённое хихиканье. Да, не везёт так не везёт. Аптекарские науки станут пыткой – уж кузина Фэллон постарается.

Пробираясь по лабиринту из столов в конец лаборатории, я с каждым шагом всё глубже вжимаю голову в плечи. Вообще-то у гарднерийцев отсутствие магии не редкость, но сейчас я в необычном обществе. В этом классе собрались лучшие соискатели на место в гильдии аптекарей. У большинства девушек на рукавах по две серебряные нашивки, как у военных стажёров, почти все они маги второго уровня.

А вот и мой стол. И моя коллега по работе над эликсиром.

При виде сгорбившейся над колбами и учебниками фигурки я застываю на месте.

Такой некрасивой гарднерийки мне ещё видеть не приходилось. Костлявая, с угловатым личиком и кривым носом, сальные и спутавшиеся прямые длинные волосы. Похоже, у неё ещё и кривой позвоночник – она стоит боком, в очень неудобной позе. Словно паук, защищающий гнездо, девушка низко склоняется над столом, накрывая свои владения всем телом, и встречает меня озлобленным взглядом.

Пристроив рядом со столом сумку с книгами, я вежливо здороваюсь, привыкая к отталкивающей внешности соседки. Девушка даже не смотрит в мою сторону. Она отворачивается, будто возводя между нами стену из колб и мисок с ингредиентами. Судя по выражению её лица, она желает, чтобы я убралась восвояси. И поскорее.

Опустившись на стул, я аккуратно прячу под стол скрипку, вынимаю учебник и открываю его на нужной странице, сдерживая разгорающийся гнев.

– Ты тоже подруга Фэллон? – шёпотом интересуюсь я. Как вздорно и глупо это звучит!

– Она моя соседка по общежитию, – тихо отвечает девушка, сверкнув на меня глазами, и с лёгкостью выжимает сок из кучки крупных ягод с прозрачной шкуркой.

– Замечательно. – А что тут ещё сказать! Я набираю в фарфоровую миску горсть ягод, отодвигаю учебник соседки, чтобы освободить себе хоть немного места на столе, и тоже пытаюсь выдавить из плодов сок. В моей миске ягоды быстро превращаются в вязкое пюре.

А у Тьерни всё получается отлично, как в учебнике: миска наполнена густым соком, выжимки аккуратно сдвинуты в уголок. Она явно делает это не в первый раз. За другими столами студентки не стесняются использовать волшебные палочки, чтобы побыстрее получить из ягод сок.

Может быть, в учебнике есть подробные инструкции, которые мне помогут? Ничего подобного. Маг Лорель, по всей видимости, сторонница обучения на основе опыта. Приготовление микстуры от кашля, одного из самых сложных среди подобных лекарств, включает несколько стадий: настаивание в холодном растворителе, многоступенчатую дистилляцию и вываривание. Для приготовления этого снадобья нужно истолочь в порошок восемь ингредиентов. Pertussis Negri, чёрный кашель, болезнь опасная, поражает в основном младенцев и часто приводит к смертельному исходу. Больные отхаркивают чёрную мокроту, отсюда и название. Единственное известное лекарство от этой болезни – микстура, которую мы сейчас готовим.

Я беру из ящичка кору чернушки и чувствую, как пальцы лёгким покалыванием отзываются на знакомое прикосновение – перед глазами встают чёрные ветви с тёмно-лиловыми листьями. Это дерево убаюкает любого, хватит нескольких ложек его густого древесного сока, по вкусу напоминающего патоку.

Определив на ощупь расположение древесных волокон, я отделяю тонкие полоски ножом и тяжёлым пестиком осторожно превращаю каждую в порошок. Тьерни заглядывает мне через плечо и через минуту ещё раз удивлённо сравнивает результаты наших усилий. В её миске порошок вышел комковатым, слишком густым, с налипшими кусочками коры.

Соседка молча высыпает порошок из моей миски в закипевшую воду, потом выливает в пузатую реторту ягодный сок. Стараясь помочь, я разжигаю горелку под первой ретортой, неуклюже убавляя и прибавляя пламя, пока ягодный сок не начинает булькать, лопаясь то большими, то маленькими пузырьками.

– Я всё знаю про вас с Лукасом, – сообщает Тьерни, помешивая отвар. Кипящая жидкость постепенно темнеет до лилового оттенка. Нас окутывает аромат спелых слив.

– Ничего удивительного. Ты ведь живёшь совсем рядом с Фэллон, – отмечаю я, борясь с пламенем горелки. У меня никак не выходит нагреть жидкость так, чтобы пар двинулся по трубкам в правильном направлении.

Тьерни забирает у меня горелку, подкручивает фитилёк и ставит её в единственно верную точку на столе. Струя пара послушно отправляется куда положено.

Я бессильно откидываюсь на спинку стула. Ничего у меня не выходит. Здесь многие владеют магией, и все или дружат с Фэллон Бэйн, или боятся её.

Руки у меня опускаются, и я просто наблюдаю, как здорово управляется со склянками и ретортами Тьерни.

– Я надеюсь, что ты обручишься с Лукасом, – произносит она, помешивая лиловый отвар и одновременно убавляя пламя в горелке. Что она бормочет? Наверное, я ослышалась.

– Прости, что ты сказала?

Отмерив несколько капель репейного масла, Тьерни добавляет его в лиловую жидкость, которая тут же синеет и наполняет воздух кислым лимонным запахом.

– Надеюсь, Фэллон увидит, как вы с Лукасом счастливы, – шепчет дурнушка, не переставая помешивать отвар, – и её подлое сердце – или что там у неё вместо сердца – разобьётся на мелкие кусочки.

У меня нет слов, поэтому я просто молча моргаю, глядя на Тьерни.

Не обращая внимания на мои вытаращенные глаза, она продолжает варить микстуру, аккуратно добавляя нужные ингредиенты и поддерживая огонь под ретортами.

– Прошу прощения, я, кажется, не представилась как положено, – удивлённо протягиваю я руку неожиданной союзнице. – Меня зовут Эллорен Гарднер. Впрочем, это и так всем известно.

Тьерни недоверчиво смотрит на меня, руки не пожимает, но немного отодвигается, будто решившись наконец разделить со мной уголок своей паутины.

– Ты готовь порошки, – неохотно предлагает она, – а я буду следить за перегонкой.

Я с радостью берусь за работу, превращая каменной ступкой корень лопуха в мельчайший порошок.

После занятия я чищу стеклянные реторты тонкой щёточкой. Уставшие руки ноют, быстро покрываясь маслянистой плёнкой. В животе всё сжимается и бурчит – у меня выдался длинный день! Мне уже давно не удаётся толком выспаться, и сейчас я чувствую себя совершенно разбитой.

Чья-то рука ставит передо мной маленькую склянку, запечатанную воском.

– Мазь с желтокорнем, – говорит Тьерни, хмуро показывая на свою впалую щёку. – Хорошо лечит синяки и ссадины.

– Спасибо, – удивлённо благодарю я.

Тьерни коротко фыркает от смеха и снова привычно хмурится.

– Ты мне вовсе не нравишься, и не думай, – презрительно сообщает она. – Я просто хочу, чтобы ты была красивой. Красивее, чем она. – На лицо девушки наползает мрачная тень. – Я хочу, чтобы она проиграла. Я её ненавижу. Пусть Лукас Грей достанется тебе.

Глава 16. Осколки льда

Отмыв дочиста все колбы и реторты в аптекарской лаборатории, я наконец ухожу, прихватив ящичек с запечатанными склянками, который необходимо доставить в университетскую больницу.

Возле гильдии врачей я замедляю шаг, зачарованная видом огромного купола обсерватории. Это здание принадлежит гильдии астрономов. Здесь можно увидеть луну и созвездия в отличный телескоп, чем я непременно однажды воспользуюсь.

Склянки с микстурой оттягивают плечо, но обсерватория так близко…

Загляну ненадолго – всего на минутку!

Потолок обсерватории покрыт изображениями главных созвездий на фоне тёмно-синего неба. Кажется, до звёзд можно достать рукой. На полу орнамент складывается в огромный компас, по периметру круглого зала, перед стрельчатыми окнами, расположились телескопы. Северный и Южный хребты в предзакатном сиянии так необыкновенно хороши, что у меня перехватывает дыхание.

Пробежавшись пальцами по гладкой трубе телескопа, я едва сдерживаюсь, чтобы не запрыгать от радости. Однако сегодня меня подстерегают неудачи – в зал входит Фэллон Бэйн, окружённая военными стажёрами, и моё сердце падает в бездонную пропасть отчаяния.

Позабыв тщательно взращённую храбрость, я отступаю за телескоп и молча надеюсь, что меня не заметят.

– Неужели тебя действительно поселили с этой тварью ликанкой? – сочувственно каркает один из спутников Фэллон.

– Долго она здесь не задержится, – заявляет Фэллон, усевшись на подоконник возле телескопа. У её пояса темнеет волшебная палочка. – Ликанка не умеет себя вести, слишком легко раздражается по пустякам.

– А ты её в покое не оставишь, да? – Юноша явно восхищён наглостью Фэллон.

– Я никогда не оставлю в покое тех, кому здесь не место. – Фэллон со скучающим видом рассматривает ногти на пальцах правой руки. – Ни ликанок, ни змеиных эльфов… – Она внезапно поднимает голову и смотрит прямо на меня.

Машинально отпрянув, я пытаюсь спрятаться за телескопом.

Уголки губ Фэллон ползут вверх в кривой усмешке:

– Ой, кто это? Неужели маг Эллорен Гарднер собственной персоной?

Я её не боюсь… не боюсь… ни капельки.

– Как тебе новые соседки по комнате? – язвит Фэллон.

А вот так со мной не надо. В моей душе мгновенно закипает ярость.

– Прогуливаться с Лукасом мне, бесспорно, нравится куда больше, – без тени издёвки отвечаю я, дивясь собственной дерзости и невероятной глупости.

Стажёры молча смотрят на меня разинув рты.

В глазах Фэллон вспыхивает смертоносный огонь, но она быстро берёт себя в руки и, принюхавшись, недовольно морщит прелестный носик.

– От тебя несёт какой-то дрянью, – потешается она. – Как от икарита.

Юноши фыркают, один из них весело хохочет, другой строит смешные рожицы и помахивает перед носом ладонью.

Знаю: Фэллон права. Не особо приятные ароматы Ариэль и нашей комнаты наверняка пропитали мою одежду.

Выходит, придётся не только жить рядом с икаритами, но ещё и вонять, как они.

Фэллон откровенно наслаждается моим унижением, и я забываю о всякой осторожности.

– Ничего, я-то отмоюсь, а вот тебе Лукаса точно не вернуть.

Фэллон столбенеет от моей наглости, выплёвывая нервный смешок и хватаясь за волшебную палочку.

Дура! Какая дура! Совсем я с ума сошла, что ли?!

– Болтливая девчонка. Как она вам? – На секунду поворачивается к спутникам Фэллон: – Из неё получится отличная ледяная статуя. – Её слова будто сочатся ядом. – Одним ударом избавимся и от вони, и от… болтовни.

Что ещё за гадкие шуточки?!

– Использовать заклинания против гарднерийских магов запрещено законом!

– Так то против магов, – с отвращением роняет она. – У тебя-то первый уровень. Родственники, наверное, лопаются от гордости. – Любезная улыбка на губах плохо сочетается с убийственной яростью, полыхающей в светло-зелёных глазах Фэллон.

Ну и занесло меня… Это всё от недосыпа. Мозг совсем не задумывается о последствиях. Маг первого уровня задирает мага пятого уровня, у которой к тому же два брата тоже маги пятого уровня.

Да, голова совсем не работает.

Фэллон демонстративно поворачивается ко мне спиной, весело болтая с кавалерами. В обсерваторию заходят студенты вместе с длиннобородым профессором-гарднерийцем, и я незаметно исчезаю.

Спустившись по лестнице, я второпях сворачиваю не в тот коридор и оказываюсь в пустынной части здания, освещённой лишь редкими факелами на стенах. То и дело попадаются картины с изображением ночного неба. Где-то за поворотом слышатся голоса, и я спешу выбраться к людям.

Пол внезапно становится скользким, как стекло, ноги разъезжаются, и я падаю, больно ударившись о каменную стену. Книги и листки пергамента разлетаются по полу, от склянок с микстурой остаются только мелкие осколки и резкий, едкий запах. Пытаясь встать, я опираюсь ладонями о пол и тут же отдёргиваю руки. Как холодно! По всей видимости, я лежу на льду.

У стены стоит Фэллон, удовлетворённо ухмыляясь и вертя в ловких пальцах тёмную палочку из эбенового дерева.

– И это всё? – по неистребимой глупости интересуюсь я. – Больше маг пятого уровня ничего не умеет? Только чернила замораживать и с ног сбивать?

Фэллон поднимает палочку и что-то едва слышно бормочет, впившись в меня взглядом, как коршун в добычу. У неё над головой, мерцая в полутьме, возникают тонкие продолговатые силуэты.

Повинуясь движению палочки, четыре острых ледяных копья несутся ко мне и с отвратительным хрустом впечатываются в стену возле моей головы, пригвоздив меня к месту.

Я в ужасе вырываюсь из ледяного плена, расставшись с тонкими прядями волос.

Фэллон улыбается уголком рта:

– Нам не обязательно быть врагами, Эллорен.

– Неужели? – хрипло выговариваю я.

– Ну конечно, – ласково мурлычет Фэллон.

От такой наглости меня бросает в жар.

– Знаешь, Фэллон, у тебя странный способ завоёвывать друзей. Обычно в таких случаях ледяными копьями не швыряются.

Она презрительно кривит губы:

– Только одно условие: оставь в покое Лукаса – и я тебя не трону. Ясно?

Ах ты злобная, психованная ведьма!

Я недоверчиво покашливаю и качаю головой, медленно сгорая от гнева:

– Тебе стоило бы меня поблагодарить…

– Неужели? За что?

Найдя наконец опору, я поднимаюсь на ноги.

– Не будь Лукас так занят мыслями обо мне, он от нечего делать заметил бы, какая ты на самом деле. И ты стала бы куда менее привлекательной в его глазах. – Выпрямившись, я уверенно заканчиваю: – Если такое вообще возможно.

В следующее мгновение Фэллон уже рядом, а палочка приставлена к моей шее. Судорожно втянув воздух, я вжимаюсь в холодную каменную стену.

– Давай, Эллорен, договаривай, раз начала, – скрежещет её голос. – Посмотришь, чем это для тебя закончится.

Шаги. Кто-то спускается по лестнице и идёт в нашу сторону.

Фэллон, мрачнее тучи, прячет палочку в ножны.

Военный эскорт Фэллон появляется из-за угла и ошеломлённо разглядывает необычную картину: я стою в огромной луже посреди осколков и мусора.

– Ай-ай-ай! – сочувственно мурлычет Фэллон, будто только сейчас заметив разгром. – Мастер гильдии Лорель очень расстроится. Сама увидишь. – Фэллон с притворным участием качает головой. – Ты уж прибери за собой, не оставляй так.

Ухмыльнувшись напоследок, она разворачивается на каблуках и уходит.

Глава 17. О скрипках

К тому времени, когда я заканчиваю работу на кухне, долина тонет в густых сумерках. На кухне со мной по-прежнему никто без особой нужды не разговаривает, от вымученной вежливости поварих хочется поскорее скрыться. Несколько долгих часов я провожу в архивах – делаю уроки и, борясь со сном, в отчаянии пытаюсь запомнить несколько страниц аптекарских текстов. Мой измученный недосыпом разум сегодня не в состоянии учить сложные формулы лекарств.

Едва держась на ногах, я бреду в общежитие к братьям и Гарету. Гарет пробудет в университете ещё несколько дней, а потом отправится в Валгард с остальными учениками мореходов, а оттуда – в море.

Рейф с Тристаном поселились в длинном здании из камня и дерева. На крыше мужского общежития пыхтят печные трубы, посылая к холодному небу пахнущие клёном клубы дыма.

Внутри тепло и уютно. Стены общей гостиной покрыты гобеленами, в углу пылает камин, гостеприимно расставлены скамьи и стулья. Пол здесь деревянный, а не каменный, чему мои усталые ноги очень рады. Студенты, в основном гарднерийцы, приходят и уходят, что-то жуя на ходу и обсуждая уроки. Как я им завидую!

«Ты тоже могла бы жить в таком уюте и покое! – обязательно сказала бы мне тётя. – Поселилась бы в самом лучшем гостевом домике для студентов. Только обручись с Лукасом Греем и…»

И получишь ледяным копьём в лоб. Спасибо, обойдусь. Тряхнув головой, я прогоняю мысли о тёте Вивиан и о страстных поцелуях Лукаса.

Дежурный разрешает мне встретиться с братьями, и я иду к ним в комнату по длинному тёмному коридору. Вот и нужная дверь. Теперь только постучать.

Дверь распахивается, и я, с поднятой рукой, в удивлении застываю.

На пороге стоит Айвен Гуриэль. Его тёмно-каштановые волосы в беспорядке, пряди торчат во все стороны, будто он в раздражении не раз взъерошил чуб.

Он смотрит на меня с искренним удивлением, такое не разыграешь.

– Что ты здесь делаешь? – удивлённо спрашиваю я, стараясь не замечать его враждебности.

– Я здесь живу, – язвительно отвечает он.

Вот так сюрприз! Однако отступать мне некуда, я пришла по делу.

– Где мои братья?

Он молчит, с ненавистью глядя на меня.

– Я хочу оставить скрипку в безопасном месте, под присмотром братьев, – поясняю я, показывая на футляр.

– Скрипку? – Он фыркает, будто я сказала что-то обидное.

– Да, мою скрипку. Я не могу держать её в своей комнате – меня поселили с икаритами, и они грозятся её сжечь, – упрямо объясняю я, не обращая внимания на его непроходящий гнев.

Айвен молчит, прожигая меня зелёными глазами.

– Пожалуйста, можно мне оставить скрипку в этой комнате? – спрашиваю я, так и не дождавшись ответа.

Кельт неохотно открывает дверь и отступает к письменному столу, заваленному учебниками по медицине и листами пергамента. Похоже, Айвен работает над какой-то статьёй.

А вот и вещи Рейфа. Надёжно спрятав скрипку под кроватью старшего брата, я поворачиваюсь к Айвену.

– Благодарю за гостеприимство, – прощаюсь я, но кельт не оборачивается и не удостаивает меня ответом.

Я выхожу, хлопнув дверью.

На улице, прислонившись к дереву, стоит Лукас.

– Прошлой ночью ты отлично справилась, как я вижу, – с одобрением произносит он.

Я останавливаюсь перед ним, привыкая к темноте и давая успокоиться неровно бьющемуся сердцу. В призрачном свете луны поблёскивают эфес рапиры Лукаса и серебряная кайма плаща. Постепенно я различаю едва заметное сияние его кожи.

– Последовала твоему совету, – спокойно отвечаю я.

– И что? Икариты тебя боятся?

– Да.

– Вот и хорошо.

Оттолкнувшись от дерева, Лукас подходит ко мне.

Я вскидываю руки и делаю шаг назад.

– Ой, нет. Мне надо держаться от тебя подальше.

– Нет, не надо, – ещё шире улыбается он.

Я отступаю ещё на шаг.

– Правда, я не шучу. Иначе Фэллон меня убьёт.

– Это вряд ли. В покое она тебя не оставит, не надейся, но ведь наши встречи того стоят, правда?

Прежде чем я успеваю ответить на это наглое замечание, Лукас коротко взмахивает волшебной палочкой, и меня затягивает в его объятия. Невидимые в темноте путы падают, Лукас обнимает меня и целует в шею. Я нехотя отталкиваю его, и он тихо смеётся. Всю мою решимость уносит вдаль холодным ночным ветром.

– Почему она сходит по тебе с ума? – задыхаясь, шепчу я.

– А разве ты сама не понимаешь? – отвечает он с хитрой улыбкой.

Чуть нахмурившись, я всё же отступаю на полшага.

– Я думала, ваши силы не совпадают по своей природе.

– Так и есть. Я же тебе рассказывал, – склоняет голову к плечу Лукас. – Она думает, что это забавно, меня же её лёд отталкивает.

– А наши линии силы? – спрашиваю я, наслаждаясь прикосновениями Лукаса, – он осторожно поглаживает мне спину.

Притянув меня ближе, он жарко выдыхает мне в ухо:

– Огонь. И дерево. Наши силы сочетаются идеально. Разве не так?

Положив ладонь на грудь Лукаса, я прерывисто дышу. От него исходит приятное тепло.

Шагнув в сторону, Лукас протягивает мне руку.

– Куда ты меня ведёшь? – осторожно спрашиваю я. Мы идём в том же направлении, откуда я пришла к общежитию.

– Не бойся, – отвечает он. – Я покажу тебе, что в университете есть не только сумасшедшие икариты.

Прошагав по залитым светом фонарей университетским улочкам мимо студенческих общежитий и гильдии ремесленников, мы останавливаемся перед великолепным зданием с деревянными барельефами, на которых изображены сцены из «Книги древних». Резные деревянные фигуры украшают каждую арку и каждую нишу здания.

Это музей гарднерийского искусства.

Юный военный стажёр у двери салютует Лукасу и, не задавая вопросов, передаёт ему связку ключей.

Лукас ведёт меня через пустынные залы, коротким взмахом палочки зажигая по пути свет. Оставив позади бесчисленные картины и скульптуры, мы входим в круглый выставочный зал.

Лукас зажигает свет, и я восхищённо оглядываю музыкальные инструменты на высоких подставках. Некоторые упрятаны в особые ящики из толстого стекла. В середине зала стоит огромный чёрный рояль, украшенный резными фигурками деревьев и птиц.

От скрипки, запертой под стеклом, невозможно оторвать глаз.

– Скрипка Деллороса! – восклицаю я. Это самые дорогие скрипки в Эртии. Они пропитаны магией, их струны всегда звучат идеально и никогда не фальшивят. Смычок изготовлен из волоса астеротских скакунов, тончайшие украшения на грифе отлиты из чистого золота.

Лукас вынимает из ножен палочку, тихо произносит заклинание, и замо́к, вспыхнув на мгновение зеленоватым светом, открывается. Лукас вынимает из ящика скрипку и протягивает мне.

– Я… я не могу… – вытягиваю я руки, отказываясь от дорогого подарка.

– Бери, – настаивает он. – На скрипках нужно играть, а не хранить взаперти, пусть и на мягком бархате.

Устоять невозможно, и я беру волшебный инструмент, словно запретный плод, держу его, как младенца, и снова чувствую себя ребёнком, которому вручили долгожданный подарок.

Лукас манит меня за собой к роялю.

– Что сыграем? – От радостного ожидания у меня перехватывает дыхание.

Лукас с улыбкой пробегает пальцами по блестящим клавишам рояля:

– Угадай.

Я знаю эту мелодию! Это «Сон тёмного леса». Её знают все, но в исполнении скрипки и рояля она звучит особенно завораживающе. Сегодня я ничуть не волнуюсь и вместе с Лукасом погружаюсь в удивительную музыку, обвивая скрипичной мелодией аккорды рояля. Можно подумать, мы с Лукасом играли дуэтом всю жизнь. Мелодия длится как томный, жаркий поцелуй. Звуки рояля переплетаются с песней скрипки. Лукас играет серьёзно, сосредоточенно, и я теряю ощущение времени.

Гораздо позже, когда стихают последние аккорды рояля, я опускаю скрипку и улыбаюсь Лукасу. Он отвечает мне пламенным взглядом, и я, краснея, отворачиваюсь и прячу скрипку обратно в ящик.

Укладывая на место смычок, я слышу шаги Лукаса. Спустя мгновение его дыхание касается моей щеки, а руки обнимают меня за талию.

– Это было великолепно.

Я застываю на месте, позабыв о скрипке и смычке. Лукас нежно щекочет мою шею, отодвигая густые пряди, чтобы освободить место для поцелуя.

И тогда я перестаю дышать и поворачиваюсь к Лукасу лицом, облокачиваясь о рояль.

Крепко сжав меня в объятиях, он склоняется к моим губам. Музыка убаюкала меня, приглушила чувство опасности, и я не раздумывая бросаюсь в омут тёплой, обволакивающей нежности. Поцелуй всё длится, и где-то в районе щиколоток я чувствую приятное покалывание, которое медленно поднимается к лодыжкам. Я незаметно переступаю с ноги на ногу, наслаждаясь новым ощущением, а Лукас притягивает меня ещё ближе. От него так приятно пахнет… сосновыми шишками из лесной чащи, разогретыми у полночного костра. Я как заворожённая вздыхаю и всё глубже погружаюсь в негу.

Пробегая пальцами по волосам Лукаса у самой шеи, чувствую, как раздвигаются в улыбке его губы, когда я глажу густые короткие виски и нежную кожу за ухом. Обняв меня ещё крепче, он со стоном впивается в мои губы.

Щиколотки покалывает всё сильнее, перед глазами мелькает охваченное пламенем дерево, по телу прокатывается жаркая волна наслаждения. Испуганная необычным ощущением, я вскрикиваю и отскакиваю от Лукаса.

– Что это?! – Я хватаю ртом воздух, отголосок жаркой волны пульсирует во мне, колени подгибаются.

– Не знаю, – удивлённо отвечает Лукас. Он поддерживает меня, не давая упасть, его голос звучит хрипло и прерывисто. – Со мной никогда не бывало ничего подобного. – Выражение его лица меняется, удивление сменяет страсть.

В следующее мгновение он обнимает меня и целует, прижимаясь всем телом.

Я снова вижу охваченное пламенем дерево, тёмные ветви дрожат, заставляя содрогаться моё тело, руки Лукаса крепко обнимают меня.

Слишком сильно. Слишком быстро. Меня будто уносит океанское течение.

Я пытаюсь высвободиться, вытолкнуть из сознания чёрный огонь, но Лукас только крепче сжимает меня в объятиях.

– Лукас! – вырываюсь я. – Перестань. Отпусти меня.

Он отступает, но совсем немного… и окидывает меня таким голодным взглядом, что я в испуге оглядываюсь на дверь.

Лукас отшатывается и поднимает руки, пятясь назад. В его глазах пылает огонь, а уголки рта кривятся в мрачной улыбке. С поклоном он протягивает мне руку и ждёт моего ответа.

Я медлю, осторожно встречаясь с ним взглядом. Мысли путаются, я понимаю только, что рядом с ним мне есть чего опасаться.

Не зная, что предпримет Лукас, я всё же беру его за руку, и он, не произнося ни слова, ведёт меня обратно, через залы музея, мимо юного стража, в прохладную ночную тьму.

Глава 18. Нет прощения

В Северной башне, возле комнаты, меня дожидаются два эльфа: устрашающий брат Винтер и худощавый юноша, который был с ним утром в столовой. Вооружённые луками и полными колчанами стрел, они терпеливо ждут, прислонившись к стене возле окна. Увидев меня, эльфы подходят ближе.

– Эллорен Гарднер, – мрачно с заметным акцентом произносит брат Винтер. – Я Каэль Эйрлин, брат Винтер Эйрлин, а это мой ординарец – Рис Торим. – Нехотя коротко поклонившись, он продолжает: – Мне нужно с вами поговорить.

– Вам лучше уйти, – беспокойно оглядываясь на дверь в комнату, прошу я. Сердце снова начинает бешено колотиться. – Вам нельзя заходить в башню.

Каэль, не шелохнувшись, бесстрастно смотрит на меня.

– Сестра рассказала мне о ваших угрозах, – выступает он вперёд. – Я пришёл со всем уважением просить вас оставить мою сестру в покое.

Ещё один шутник выискался на мою голову!

– Возможно, икаритам стоит пересмотреть своё поведение – не нападать и не оскорблять соседей по комнате, если им так хочется жить в мире и покое, – парирую я.

– Вы говорите о моей сестре? Она на вас напала? – удивлённо распахивает глаза эльф. – Винтер никогда ни на кого не поднимала руку. Я ни разу не слышал от неё злого слова, даже когда с ней обходились гадко.

Выгораживает сестрёнку. Как несправедливо!

– Ариэль Хейвен напала на меня в первый же вечер, – объясняю я. – Мне пришлось всю ночь прятаться в чулане под лестницей, ожидая неминуемой смерти. А ваша сестра и пальцем не шевельнула, чтобы остановить свою подругу.

– Моя сестра… – Каэль с видимым усилием старается говорить тише. – Если бы вы знали… какое у неё доброе сердце. Крылатых деаргдулов, или икаритов, как вы их называете, эльфы ненавидят так же, как гарднерийцы. В нашей священной книге «Эллионторин» повествуется о злых крылатых чудовищах, демонах по своей сути. Многие желали бы видеть Винтер в тюрьме, за решёткой… или даже хуже. Ей некуда идти. Любым вашим обвинениям, даже самым лживым, сразу поверят. На сторону Винтер не встанет никто, кроме меня и Риса Торина.

Да, трогательная история. И Винтер жаль… Но куда завела меня моя собственная слабость? Я не могу поддаться на уговоры.

«Властвуй или подчиняйся!» – всплывают в памяти слова Лукаса.

Собрав все силы, я саркастически замечаю:

– Что ж, мне такой расклад на руку, вы согласны?

Глаза эльфа вспыхивают холодным пламенем.

– От гарднерийки сочувствия не дождаться, я должен был это предвидеть.

Теперь уже я не вижу смысла сдерживать ярость.

– Вам следовало знать, что я не заплачу и сумею за себя постоять, даже в схватке с икаритами!

Каэль пышет яростью, но в глазах второго эльфа столько боли, что я нерешительно умолкаю.

– Вы достаточно прояснили свою точку зрения, Эллорен Гарднер, – холодно произносит Каэль. – Не смеем далее отнимать у вас время. Приятного вечера.

Небрежно поклонившись, эльфы уходят.

– Почему в комнате курица? – возмущённо восклицаю я, едва открыв дверь.

По перепачканному полу носится цыплёнок, повсюду кучки птичьего корма и белые пятна помёта.

Ариэль с ненавистью оглядывается и, подхватив цыплёнка на руки, крепко прижимает его к груди.

– Убери отсюда птицу! – требую я.

Ариэль вскакивает, не выпуская из рук цыплёнка.

– Ни за что! Только тронь Файгу, Чёрная Ведьма, и я сожгу все твои тряпки!

– У него есть имя? Ты дала имя птице? Ты выкрала его из курятника, да? – Я угрожающе наступаю на Ариэль.

– Предупреждаю, гарднерийка: не трогай моего цыплёнка, не то подожгу твою кровать!

– Давай, жги! – подначиваю я. – Тебя завтра же выгонят!

Мрачно глядя на меня, Ариэль делает шаг вперёд.

– Меня исключат, если я подожгу тебя, а не твои шмотки! – зло ухмыляется она. – И поверь, Чёрная Ведьма, если бы не исключение, ты бы давно сгорела на костре!

Знаю, отступать нельзя, надо быть сильной, несмотря на угрозы. Но я так устала и хочу лишь одного – спать.

– Ладно! – с отвращением ворчу я. – Можешь оставить свою глупую птицу. Здесь и так грязища как в хлеву.

– А где ещё жить гарднерийской свинье?! – огрызается Ариэль.

– Заткнись, икаритка!

Винтер вздрагивает, её огромные серебристые глаза смотрят на меня поверх чёрных крыльев. Стыдно, конечно, пугать хрупкую Винтер, но я слишком устала, моя совесть сейчас спит.

Я ещё покажу Ариэль… Вот высплюсь как следует и тогда…

Посреди ночи я просыпаюсь от странных звуков – в комнате кто-то поёт. Слегка приоткрыв глаза, я оглядываюсь.

Это поёт Ариэль.

Она сидит на кровати вместе с цыплёнком и то поёт, то едва слышно что-то бормочет. Сейчас у неё совсем другое лицо – доброе, по-детски открытое. Цыплёнок смотрит на Ариэль, тихонько кудахча, будто отвечает.

Необычно трогательная картина, и я смущаюсь, словно вошла без стука.

Винтер сидит в ногах той же кровати, держа в руках тонкую деревянную панель с прикреплённым к ней белым листом пергамента. Аккуратно сложив крылья на спине, она рисует Ариэль с цыплёнком. В руке Винтер блестящее белое перо, которое она поворачивает под разными углами. Картина, написанная странным инструментом, невыразимо прекрасна. Художнице даже удалось приручить огонь – отблески пламени пляшут на пергаменте как настоящие. Лукас упоминал, что Винтер пишет стихи и рисует…

Опять я жалею икаритов… Хватит!

В первую ночь они здорово повеселились, когда я сидела в чулане, гадая, доживу ли до утра. Тогда Винтер даже не подумала мне помочь! А в Валгарде икариты меня чуть не убили…

Отогнав грустные воспоминания, я проваливаюсь в сон.

Той ночью она снова приходит ко мне.

Шелки.

Она идёт за мной по лесу, изо всех сил стараясь не отставать. У меня под ногами шелестят сухие осенние листья.

Я снова похожа на Чёрную Ведьму – полы длинного широкого плаща крыльями развеваются у меня за спиной.

Шелки что-то отчаянно говорит, но я не понимаю её языка, да и не хочу. Она бежит рядом, потом отстаёт, однако я не замедляю шаг, не оборачиваюсь, лишь изредка замечая её присутствие где-то вдалеке. Даже когда шелки спотыкается и падает, я по-прежнему иду вперёд.

Сон постепенно тает, я погружаюсь в кромешную тьму. Одна мысль не даёт мне покоя: а вдруг, отказываясь остановиться и взглянуть на шелки повнимательнее, я упускаю нечто очень важное?

Жизненно важное.

Глава 19. Вниз по спирали

Моя жизнь неотвратимо превращается в бесконечную череду одинаковых дней, состоящих из учёбы и работы, и сдобренную постоянными издевательствами. Выспаться удаётся очень редко.

На каждом занятии по металлургии Фэллон замораживает мои чернила, поэтому теперь я ношу с собой несколько остро заточенных карандашей. Когда я по рассеянности их забываю, Курран Делл, сочувственно улыбаясь, делится своими. Поступки Фэллон Бэйн он явно не одобряет.

Поскольку с замороженными чернильницами ничего не вышло и я придумала другой способ записывать лекции, Фэллон направляет свои ледяные усилия в другую сторону. Теперь она примораживает к полу ножки моего стула, не давая мне быстро выбраться из-за стола, приклеивает мою накидку к спинке стула и задувает пламя в лабораторной горелке, мешая мне ставить эксперименты. Фэллон действует тонко, профессор её выходок не замечает, и я ничего не могу поделать.

Но больше всего меня бесит её широкая до ушей улыбка, будто у нас всё понарошку.

Изучать аптекарское дело непросто – на запоминание формул и приготовление снадобий уходят долгие часы. Мне же, в отличие от других студентов, приходится ещё и трудиться на кухне, стараясь не сойти с ума под вечно ненавидящим взглядом Айвена Гуриэля, и выполнять дополнительные задания, которые каждый день придумывает специально для меня кузина Фэллон.

– Я уже давно не виделась с Лукасом, – сонно сообщаю я как-то вечером Джезине, отмывая покрытые налётом угля пробирки.

– Что ж, займём тебя делом, чтобы времени на встречи с ним у тебя не осталось и впредь, – бесстрастно парирует она.

Жизнь в Северной башне приятной тоже не назовёшь.

Каждый вечер Ариэль, будто наседка, квохчет над своим цыплёнком. Стоит мне подойти к птице на расстояние вытянутой руки, как она начинает вопить что-то неразборчивое о клетках и поджогах. Под кроватью Ариэль всегда припасены целые горы вонючих чёрных ягод. Никогда таких не видела… Надо бы выяснить, что это, когда будет время. Ариэль часами напролёт жуёт ягоды, уставившись в потолок бессмысленным взглядом. Иногда она вдруг набрасывается на книги и часами читает потрёпанные фолианты о домашних животных и птицах.

Винтер по-прежнему бродит как неприкаянное привидение, то и дело усаживаясь на подоконник и пряча крылья. При мне она не произносит ни звука. Интересно, заговорит ли она со мной когда-нибудь?

Мои соседки, похоже, не чувствуют холода и ни разу не попытались развести в очаге огонь. Даже превращаясь по ночам в сосульку, я не могу заставить себя подойти к грязному камину. К тому же он находится на «чужой» половине комнаты, и я не хочу злить Ариэль. Однако с наступлением осени в комнате с каждым днём становится всё холоднее, и по ночам я надеваю все тёплые вещи и закутываюсь в мамино одеяло.

Во сне я почти каждую ночь вижу шелки из Валгарда и просыпаюсь в холодном поту, дрожа от страха. Утешает меня только мамино одеяло – завернувшись в него поплотнее, я вспоминаю маму и её ласковые объятия.

И со мной волшебная палочка. Белый Жезл.

Я спрятала её в наволочку. Мне важно знать, что палочка со мной, рядом. Я то и дело ощупываю её через ткань – палочка становится моим талисманом. Постепенно она выдаёт свои секреты, раскрывает, из какого дерева вырезана. Каждую ночь, засыпая, я касаюсь палочки и вижу снежно-белые ветви, с закрытыми глазами рассматриваю их. Белое дерево проникает в мои мысли, унося тревогу и страх, убаюкивая… а из-за белых ветвей выглядывают белые птицы.

Иногда я в шутку притворяюсь, что у меня в руках действительно тот самый легендарный Белый Жезл.

Однажды приходит письмо от тёти Вивиан.

Дорогая племянница!

Получив твоё послание, я ужаснулась немыслимым испытаниям, которые обрушились на тебя в университете.

Я обо всём договорилась. Тебя переселят в прелестный гостевой домик, принадлежащий университетскому колледжу Батт. Тебя ожидает отдельная комната, а просторную общую гостиную тебе придётся делить лишь с очень вежливой гарднерийкой и одной эльфийкой (уж таковы нынешние нелепые правила по ассимиляции рас).

Из спальни и гостиной открывается великолепный вид на центральные сады Верпакса. У тебя будет горничная и личная столовая, куда ты сможешь заказывать завтраки, обеды и ужины по своему выбору. В общежитии колледжа Батт тепло и уютно, чего не скажешь о Северной башне, особенно в преддверии неумолимо надвигающейся зимы.

Как только ты переедешь в подготовленную для тебя комнату, я оплачу твою учёбу в университете, что тотчас же избавит тебя от необходимости работать на кухне.

Только одно условие: обручись с Лукасом Греем.

Как только обручение состоится, пугающие события последних недель останутся лишь в твоих воспоминаниях. Надеюсь, ты понимаешь, что это был неприятный, но необходимый урок. Полагаю, ты усвоила, с чем сталкиваются в наше время гарднерийцы.

Прошу тебя, не утруждай себя и не пиши мне до тех пор, пока счастливо не обручишься. Как только всё свершится, хозяйка общежитий организует твой переезд на новое место.

Твоя заботливая тётушка Вивиан.

Смяв письмо, я выбрасываю его из окна Северной башни.

Тётушка стоит на своём… но я тоже упряма. Значит, всё останется по-прежнему.

Однажды вечером возле главной университетской столовой я вижу Лукаса с Фэллон Бэйн. Её военный эскорт держится чуть поодаль. От неожиданно сильного укола ревности я чуть не роняю корзину с корнеплодами, которую тащу на кухню из амбара.

Какой смысл ревновать? Лукас мне не принадлежит. Я сама отказалась от обручения.

Фэллон окидывает меня презрительным взглядом. Я, конечно, не в лучшем виде: причёска растрёпана, руки перемазаны зелёным соком эльфийских растений чуть не до локтей. По-хозяйски положив ладонь на плечо Лукаса, Фэллон триумфально сияет.

Возможно, он передумал, и несовпадение магических сил кажется ему теперь загадочным и волнующим. В последний раз мы виделись с Лукасом две недели назад, и в тот вечер, напуганная его огненной магией и страстью, я поклялась держаться от него подальше.

Лукас оборачивается и смотрит мне прямо в глаза.

От этого взгляда у меня внутри всё сжимается, я вспоминаю наш поцелуй и всепоглощающую силу его волшебства. Мне нельзя смотреть на него, нельзя, чтобы он заметил в моих глазах боль и обиду.

Спустя несколько дней на каменной скамье в Северной башне меня дожидается свиток – ноты скрипичной пьесы. Это автограф, пьеса, написанная от руки, внизу – подпись с росчерком. Лукас знает, как я восхищаюсь этой музыкой и этим композитором, и, осторожно держа в пропахших целебными травами руках ноты, я остро сожалею о несбыточном.

Мы с Лукасом подходим друг другу. Огонь к огню. Тесно сплетённые ветви.

Совсем недавно тётя Вивиан напомнила, как сильно изменится моя жизнь, стоит только мне сказать «да» и обручиться с Лукасом.

Но тёмное пламя его магии… обжигает слишком сильно.

Листая ноты, я уныло качаю головой.

Ничего не получится. Рейф совершенно прав. Лукас Грей не для меня. Возможно, у нас много общего, но он слишком силён для меня, слишком непредсказуем, слишком искушён в жизни.

Они с Фэллон Бэйн – прекрасная пара.

Глава 20. Месть

– Икариты по природе своей таковы, что способны нести в этот мир лишь зло и несчастья, – ласково утешает меня пастырь Симитри, когда я вытираю слёзы, задержавшись после очередной лекции по истории, что случается довольно часто.

Мне нравятся уроки пастыря Симитри. В отличие от мага Лорель (она справедлива, но на редкость строга), пастырь Симитри всегда переполнен радостным волнением, которым он щедро делится со студентами на лекциях по истории и ботанике.

Он не только терпеливый и восторженный учитель. Для меня пастырь Симитри ещё и друг, которому можно довериться. Так добр ко мне был только дядя Эдвин.

Шмыгая носом, я смотрю через плечо профессора на огромное полотно на стене зала, в котором мы слушаем лекции по истории. На картине изображены два солдата-гарднерийца с волшебными палочками в руках напротив четырёх икаритов с чёрными развевающимися крыльями. Гарднерийцы противостоят превосходящим силам противника. Совсем как я.

Ещё раз всхлипнув, я устало киваю. Я совершенно измучена, чувствую себя тяжёлым якорем в морских глубинах.

– Я боюсь икаритов, – печально делюсь я с пастырем. – Я уже не помню, когда высыпалась по ночам.

Профессор кивает и по-дружески сжимает мне локоть.

– Не падай духом, Эллорен. Близится Золотой Век. Чёрная Ведьма придёт и покарает всех нечестивых – икаритов, кельтов, оборотней – и тогда варварам не спастись.

Пусть так… Однако, если Чёрной Ведьмой станет Фэллон Бэйн, мне тоже «не спастись».

Пастырь Симитри пристально смотрит на меня в надежде, что я осознаю истинное значение Пророчества. Как бы мне хотелось найти утешение в словах дорогого профессора! Поверить, что Чёрная Ведьма придёт и избавит наш мир от зла и жестокости. Однако, потирая шрамы, которые оставил на моей руке икарит из Валгарда, я чувствую, что всё сильнее поддаюсь унынию и впадаю в беспросветную тоску.

Как бы я ни ценила дядю Эдвина, как бы мне ни хотелось сдержать данное ему слово, я понимаю, что долго не выдержу, сдамся и обручусь с Лукасом – или с кем там ещё пожелает меня обручить тётя Вивиан, – лишь бы выбраться из Северной башни, которая ничем не лучше тюрьмы.

В тот вечер я просыпаюсь на кухне, уткнувшись лбом в пирог с черникой. Наверное, я уснула, выкладывая начинку в готовые формы из песочного теста. Сладкие ягоды прилипли к щеке и лбу, запутались в тёмных прядях, у меня слиплись даже ресницы. Не знаю, сколько я так пролежала. Поварихи разошлись, на кухне лишь Айрис Моргейн. Айвен вносит дрова, чтобы сложить их возле печи для утренней растопки. Я замираю едва дыша, надеясь остаться незамеченной.

Айрис игриво протягивает Айвену кусок сладкого пирога.

– Хочешь попробовать? – призывно улыбается она.

– У меня руки грязные, – отвечает он.

– Просто открой рот, – уговаривает она. Качнувшись вперёд, Айрис подносит пирог к губам кельта.

Он смущённо повинуется, и Айрис вкладывает пирог в рот Айвену, нежно стерев капли сока с его нижней губы.

Когда он не смотрит в мою сторону и не пышет яростью, кельт очень красив. У него пухлые губы, странно сочетающиеся с острыми, угловатыми чертами лица, а его глаза сияют, будто сквозь зелёные стёклышки светит солнце.

Вот только не стоит забывать, что передо мной кельт, и наверняка ничуть не лучше того, который соблазнил Сейдж и заставил её разорвать обручение. К тому же Айвен меня терпеть не может, скажем прямо, ненавидит лютой ненавистью.

– Ну как? – спрашивает Айрис, наклонившись к Айвену.

– Очень вкусно, – отвечает он с набитым ртом, не сводя с неё глаз.

– Ещё хочешь? – Судя по голосу, она предлагает не только пирог.

Айвен смотрит на неё как зачарованный.

– Ой, у тебя крошка на подбородке, – мурлычет она.

– Ничего, – отступает на шаг Айвен.

Однако девушка не сдаётся и, стряхивая крошки с лица Айвена, подходит ещё ближе и игриво касается его шеи.

Кельт смотрит на неё в замешательстве, борясь с нахлынувшими чувствами.

Как тяжело их видеть… таких счастливых, довольных жизнью.

А рядом я – измученная, перемазанная черничной начинкой, язык потемнел от микстуры, которой я пытаюсь вылечить упрямый кашель – холодные ночи в Северной башне не прошли даром. Выгляжу я, честно говоря, хуже некуда, этого не могут скрыть даже шёлковые платья тёти Вивиан. А Айрис Моргейн, совсем недавно напавшая на меня в хлеву, веселится с красавчиком кельтом! Видеть это выше моих сил… хочется разрыдаться от бессилия и швырнуть в неё банкой джема.

Будто подслушав мои мысли, Айвен оборачивается. Под его ненавидящим взглядом я наливаюсь краской и отрываю наконец щёку от липкого пирога.

Айрис тоже смотрит в мою сторону. Её игривое настроение мгновенно улетучивается. Она шепчет что-то Айвену на ухо.

– Нет, я не знал, что она здесь, – отвечает он, по-прежнему глядя на меня.

Неразборчиво что-то прошипев, Айрис выскакивает на улицу и с грохотом захлопывает за собой дверь.

Айвен в ярости смотрит на меня. Конечно, радуется, видя, до чего я дошла, как низко пала внучка великой Карниссы Гарднер!

У меня больше нет сил прятать отчаяние – к глазам подступают слёзы, губы дрожат…

Ярость на лице Айвена вдруг уступает место искренней тревоге. Его зелёные глаза смотрят серьёзно, с невысказанным беспокойством, и эта неожиданная мягкость болью отзывается в моём сердце. Хорошо ему! Весело с этой Айрис…

Схватив мокрое полотенце, я торопливо вытираю с лица джем, отводя глаза. Какое унижение! Но уж плакать я при нём не стану. Не дождётся!

Чувствуя, что слёзы вот-вот брызнут из глаз, я вылетаю из кухни и бегу не останавливаясь до самой Северной башни. В комнате я падаю на кровать и, зажмурившись, чтобы не видеть ненавистных икаритов, плачу, пока не проваливаюсь в сон.

Утром я просыпаюсь от странного шума – что-то разбилось! Дрожа от холода и воспоминаний о кошмаре, в котором ко мне снова приходила шелки, я оглядываю комнату. Икаритов нет, только цыплёнок Ариэль разгуливает по моему письменному столу, поклёвывая пергаменты и карандаши и сбрасывая на пол разные мелочи. На полу лежат осколки – всё, что осталось от керамического портрета моих родителей.

Другого их изображения у меня нет.

На меня холодной волной накатывает ярость. Выпрыгнув из постели, вся в слезах, я поднимаю один из осколков – на нём едва различимая половинка лица моей мамы.

Мне больше никогда не увидеть дорогих лиц.

Ярость захлёстывает меня как неумолимый океанский прилив.

Ну хватит! Доигрались! Пришла пора им за всё ответить. И пусть потом Ариэль попробует меня поджечь! Посмотрим, что у неё получится! А я пойду к ректору и отправлю эту сумасшедшую в тюрьму, где ей и место!

Торопливо набросив одежду, я подхватываю цыплёнка и выношу его из башни. Холодно, трава кое-где побита инеем. Вряд ли птица долго проживёт одна. Её или вернут в птичник за кухней, или сожрут хищники.

Подавив зарождающееся в душе раскаяние, я ухожу на лекции.

День тянется медленно. С самого утра меня преследует растущее беспокойство.

«Она это заслужила!» – напоминаю я себе, отчаянно натирая на мелкой тёрке целебные корешки для новой микстуры. Это всего лишь цыплёнок! Украденный из университетского птичника к тому же. Ему давно пора в суп или на вертел.

После занятий, выкроив минутку перед работой на кухне, я иду в башню, чтобы оставить там тяжёлую сумку с книгами. Я пробиваюсь сквозь серый туман, едва переставляя ноги, смахиваю с лица холодные капли дождя, с каждым шагом всё больше распаляя в себе ненависть к Ариэль.

Когда я добираюсь до Северной башни, я мысленно готова к новой схватке с икаритами. Я готова победить.

Мои шаги эхом отдаются в тишине, разбивая чувство вины на мелкие кусочки.

Так ей и надо. Она это заслужила!

Возле двери в комнату я на мгновение замираю в нерешительности. Какой странный запах! Будто разожгли и уже потушили огонь. Вздрогнув от дурного предчувствия, я распахиваю дверь.

При виде открывшейся картины я цепенею, колени подгибаются.

Моё одеяло. Моё бесценное детское одеяло.

Его сожгли посреди пустой комнаты – на полу осталась только горсточка угольков да последний лоскут ещё дымится, быстро превращаясь в чёрный пепел.

Я бросаюсь вперёд, затаптываю язычки пламени, поднимаю оставшийся лоскут ткани – и едва не падаю без чувств, когда он рассыпается у меня в руках.

Ариэль уничтожила моё одеяло.

Упав на колени перед кучкой чёрного пепла, я беззвучно всхлипываю, горюя о последней нити, которая связывала меня с мамой.

– Я хочу, чтобы её здесь не было.

Лукас оборачивается на мой голос, отводя взгляд от гарднерийских лучников. В этот холодный, мрачный вечер они учатся бить точно в цель. Сумерки быстро сгущаются, возле мишеней уже зажгли фонари. Наверное, у меня необычное выражение лица – Лукас вглядывается в меня на редкость пристально, прищурив глаза.

– О ком ты говоришь?

– Об Ариэль.

Он берёт меня за руку и отводит в сторону от лучников.

– Что случилось?

– Не важно, – отвечаю я, удивляясь суровости собственного голоса. – Я просто хочу, чтобы она исчезла. Делай что хочешь, только пусть она уйдёт!

Почему-то мне кажется, что Лукас посоветует мне самой разбираться со своими врагами, и я заранее готова возненавидеть его за эти слова. Однако он молча о чём-то размышляет.

– Её исключат, только если она открыто нападёт на тебя, – предупреждает он.

– Мне всё равно.

Глубоко вздохнув, Лукас ведёт меня к ближайшей скамье.

– Что ж, садись. Рассказывай всё про Ариэль Хейвен, – с мрачной улыбкой просит он.

Вволю наговорившись с Лукасом, я чувствую прилив сил. Он мне поможет. Он найдёт способ вышвырнуть Ариэль из университета. Но как только Лукас уходит, я снова вспоминаю о сожжённом одеяле, и у меня снова опускаются руки.

Словно в тумане я бреду на кухню и пытаюсь работать, но даже просто помешивать соус сегодня для меня непосильная задача. Я стою перед огромной плитой, у меня из глаз катятся слёзы.

Айрис и Бледдин даже не пытаются скрыть радости при виде моего отчаяния. Они обмениваются мрачными удовлетворёнными улыбками.

– Ой, смотри, Тараканихе грустно, – хихикает Бледдин, проверяя, как далеко ей сегодня позволено зайти.

– Ой-ой-ой, очень грустно! – притворно сочувственно вздыхает Айрис, раскладывая по корзинкам свежие булочки.

Бледдин нарочно разделывает варёную курицу так, что хрустят кости, а когда я подскакиваю от неожиданного треска, саркастически подмигивает мне.

Айрис хохочет.

На кухню заходит Айвен с вязанкой дров. Помедлив при виде странно развеселившихся Айрис и Бледдин, он обращается ко мне:

– Почему ты плачешь?

– Моё одеяло сожгли, – глотая слёзы, бормочу я в ответ. – Совсем… ничего не осталось. – Не знаю, что на меня нашло и зачем я признаюсь кельту в своём горе. Ему ведь всё равно!

– Ты плачешь из-за одеяла? – с недоверчивым отвращением уточняет он.

– Да! – всхлипываю я. Как я их ненавижу! И Айрис, и Бледдин, и Айвена – всех!

– Везёт этим гарднерийцам, – усмехается Айвен, подбрасывая в печь поленья. – Какая лёгкая жизнь… Потеряли одеяло – и уже трагедия!

– Да, вот такие мы, – зло парирую я. – Живём себе легко и просто!

Уголки губ Айвена приподнимаются в неприятной усмешке:

– Бесконечно сочувствую вашему горю.

– Оставь меня в покое, кельт! – взрываюсь я.

Айрис и Айвен обмениваются мрачными всезнающими взглядами.

– С превеликим удовольствием! – сверкает глазами Айвен.

Он подбрасывает в печку ещё дров и с грохотом захлопывает железную дверцу.

Глава 21. Родная душа

Вечером я снова, едва передвигая ноги от усталости, тащусь в Северную башню. Каждым моим шагом движет жгучая ненависть. Я представляю себе, как швырну Ариэль через всю комнату и оторву её мерзкие чёрные крылья.

Сжав кулаки, я взбегаю по витой лестнице и останавливаюсь в коридоре, не смея шевельнуться.

Ариэль лежит на полу, её чёрные крылья безжизненно поникли. Винтер стоит рядом с ней на коленях, обняв за плечи и бормоча что-то на эльфийском наречии. В серебристых глазах Винтер плещется ужас.

Цыплёнок мёртв.

Лукас нашёл его.

Птица пришпилена к двери, в груди торчат два дротика, голова болтается, ободранные крылья подняты и тоже приколочены к двери. Кровь струйкой стекает на пол и собирается в лужицу.

– О нет! – выдыхаю я. – О Древнейший!

– Она потеряла сознание, – с сильным эльфийским акцентом произносит Винтер. – Для неё это слишком… Крылатый был ей… родной душой.

– Родной душой? Как это?

– Он крылатый. Мы с ними разговаривали. Без слов. Мысленно. – По бледным щекам Винтер струятся слёзы. – Ариэль так его любила. Эллорен Гарднер… зачем ты погубила птицу?

– Я… я не хотела, чтобы так… – хрипло выдавливаю я.

– Она может не выдержать… и обернуться.

– Обернуться? Во что? – ошеломлённо переспрашиваю я.

Внезапно Ариэль вздрагивает, её тело подёргивается в странном ритме, лицо искажает горестная судорога. Открыв глаза, она поворачивается ко мне – сначала сжимается в страхе, но тут же выпрямляется, яростно глядя на меня. Отстранившись от Винтер, Ариэль молча сверлит меня пылающим взглядом, не слушая отчаянного лепета Винтер.

Развернув тонкие чёрные крылья, Ариэль поднимается на ноги.

Моё сердце бьётся так громко, будто просится наружу. Я медленно отступаю, не сводя глаз с Ариэль.

– Я. Тебя. Убью! – Оттолкнув Винтер, Ариэль бросается вперёд.

Чёрный ураган сбивает меня с ног, и я падаю на холодный каменный пол. Ариэль лупит меня кулаками, царапает, пинает коленями и пятками во все части тела, куда может дотянуться. Во рту ощущается металлический привкус крови, меня переполняет страх. Винтер отчаянно кричит и безуспешно тянет Ариэль в сторону. Я с огромным трудом уворачиваюсь от некоторых ударов, однако остановить кулаки Ариэль не так-то просто.

Когда она прижимает меня коленями к полу, мне вдруг удаётся перехватить её запястья, и Ариэль слабеет. Её губы раздвигаются в кошмарной усмешке, зелёные глаза тускнеют, как омут под корочкой льда, пока не становятся совершенно белыми и бессмысленными. Потом зелёный цвет на мгновение возвращается и вновь исчезает под белым покровом – жуткое зрелище.

Винтер обнимает подругу за плечи и тянет её назад по гладкому полу как можно дальше от меня. Застыв в судороге, Ариэль не сопротивляется. Похоже, она снова потеряла сознание, переместилась в свой личный ад. Однако, когда Винтер втягивает её в комнату, Ариэль снова приходит в себя.

– Сними его! – кричит она, увидев мёртвую птицу. Вырвавшись из объятий Винтер, Ариэль бросается на дверь и медленно оседает, проводя руками по смоченным кровью доскам.

– Мой милый! – кричит она. – Что они с тобой сделали?!

Винтер опасливо подходит ко мне:

– Эллорен Гарднер, сейчас тебе лучше уйти.

Покачиваясь, я поднимаюсь с пола. Как кружится голова! Здорово мне досталось. Винтер протягивает руку, чтобы поддержать меня, но, как только её ладонь касается моего локтя, она сама падает навзничь, закатив глаза и баюкая руку, словно обжёгшись.

– Что с тобой?

– Стоит мне до кого-нибудь дотронуться… – Тихий голос Винтер умолкает, она смотрит на меня с невыразимым ужасом.

– Ты эмпат, да? – ахаю я. Тот икарит в Валгарде тоже мог читать мысли тех, до кого дотрагивался.

Так вот почему брат Винтер так рассердился, когда Рейф подал эльфийке руку…

Она медленно кивает, постепенно стряхивая оцепенение.

Почему она так меня боится? Что она увидела?

Услышав крики Ариэль, Винтер окончательно приходит в себя.

– Тебе нужно уйти… и скорее, – просит она, вскакивая на ноги.

И я ухожу.

Спотыкаясь, я бреду вниз по лестнице, слушая грохот своего сердца, держась рукой за стену, чтобы не упасть. Ноги подкашиваются, я едва различаю ступеньки. Наконец лестница заканчивается, и, кое-как доковыляв до стены, я сползаю на пол. Похоже, глаз скоро распухнет. Ариэль несколько раз попала мне по лицу. Осторожно ощупав скулу, я вижу на пальцах кровь.

Вот он – мой шанс. И Лукас помог мне всё устроить.

Если я сейчас отправлюсь к ректору, Ариэль исключат из университета, бросят в тюрьму и лишат крыльев. А меня только похвалят за помощь. И жизнь в Северной башне наладится.

От мыслей о таком развитии событий меня отвлекает мягкий шелест крыльев.

Страж!

На подоконнике высокого окна сидит белая птица.

В умиротворённых печальных глазах Белого Стража всё отражается без прикрас, как в неподвижной воде. Воспоминания, от которых я так долго пряталась, настигают меня.

Ночь. Ариэль поёт песню цыплёнку, ласково поглаживая его крылья. Куда бы Ариэль ни пошла, она всюду встречает лишь насмешки. Заметив её, все отворачиваются, отказываются на неё смотреть.

За месяц, что мы живём в одной комнате, Ариэль ни разу не получила из дома ни письма, ни коротенькой записки. Её никто никогда не навещает. Даже Винтер получает письма! Ариэль ни от кого не слышит добрых слов, не считая Винтер и профессора Кристиана.

«Она – Исчадие Зла! Что хорошего может в ней быть?!» – пронзительно восклицает голос у меня в голове.

Однако она заботилась о той птице… несчастной птице, которую так жестоко убили… ухаживала за ней, пела…

Вопрос сам собой рвётся на поверхность, не обращая внимания на мои попытки заглушить его.

Неужели в Ариэль действительно нет ни капли доброты?

Я не знаю. И, глядя в грустные глаза стража, я вдруг решаю отыскать ответ на этот вопрос, прежде чем окончательно сломать судьбу Ариэль.

– Как ты мог так жестоко убить её птицу?! Зачем?

Лукас ужинает в столовой с гарднерийскими солдатами. Я пытаюсь не обращать внимания на шёпот и охи за спиной, однако в зале слишком много народу, меня узнали помощницы поварих, выглянувшие из кухни, и даже профессора поднимаются из-за длинного стола у стены, стараясь получше рассмотреть, что происходит.

Лукас оглядывает меня с головы до ног, и на его лице расцветает довольная улыбка:

– Сработало! Правда?

– Это было жестоко!

Он явно ждёт благодарности, и мои слова сбивают его с толку.

– Ты сама пришла ко мне за помощью, – напоминает он, оттаскивая меня от стола.

Я с негодованием вырываю руку из его цепких пальцев:

– Ты перестарался!

– Ты сказала, что хочешь от неё избавиться, – напоминает он. – Посмотри на себя. Вот он, твой шанс. Иди к любому профессору. Расскажи, кто на тебя напал. Её исключат, и никто не заплачет.

Мне даже не надо никуда идти. К моему ужасу, несколько преподавателей уже спешат к нам, и среди них проректор Квиллен.

– О Древнейший! – восклицает пастырь Симитри. Его чёрная мантия негодующе колышется в такт его движениям. – Эллорен… кто это сделал?

Из кухни выходят Айвен, Фернилла, Айрис, Бледдин, поварихи и их помощники. Пришли полюбоваться на избитую гарднерийку как на праздник.

– Кто на вас напал, маг Гарднер? – спрашивает проректор Квиллен.

Она пристально смотрит мне в глаза, ожидая ответа. Голова у меня кружится, всё плывёт… Надо сказать что-нибудь, прежде чем Лукас сделает это за меня.

– Я споткнулась и упала, – произношу я в наступившей тишине.

– Вы… споткнулись? – недоверчиво переспрашивает пастырь Симитри.

– Да, – развиваю я успех. – На лестнице. В Северной башне. Я такая неловкая. Я даже на кухне упала, когда пришла на работу в первый раз. Спросите их, – указываю я на выстроившихся у стены помощников поварихи.

Айвен удивлённо поднимает брови, а Айрис и Бледдин смотрят на меня раскрыв рты.

– Вас нужно показать лекарю. – Пастырь Симитри ласково берёт меня за руку. – Идёмте, я провожу вас.

Послушно следуя за профессором, я оглядываюсь на Лукаса.

Что-то безвозвратно сломалось между нами. Он поступил слишком жестоко. Вряд ли я смогу простить его.

Будто прочитав мои мысли, Лукас отвечает мне полным отвращения взглядом и уходит.

Поздно ночью, с мешком в руках, я брожу возле птичника, отыскивая на ощупь щеколду на клетке. Лекарь, конечно, помог, но левый глаз всё ещё болит, а в голове будто стучат маленькие молоточки.

– Что ты здесь делаешь? – неожиданно доносится сзади.

Айвен, едва различимый во тьме, стоит чуть поодаль с двумя вёдрами пищевых отходов.

– Краду цыплёнка, не видишь? – огрызаюсь я. – Для Ариэль.

– Для икаритки? – недоверчиво уточняет он.

– Ариэль умеет мысленно разговаривать с птицами.

Чёрный силуэт замирает. Кажется, я даже вижу зелёные глаза Айвена.

– Ты выдашь меня или оставишь в покое? – требую я ответа. – Уж выбирай поскорее.

Нахмурившись, он медленно открывает рот, будто собираясь что-то сказать, но тут же закрывает его снова, плотно сжимая губы.

– Я совершила ошибку, – признаюсь я дрожащим голосом. Во мне не осталось ни гнева, ни храбрости, один только жгучий стыд. – Я была не права. Я не хотела…

Всё. Больше не могу выговорить ни слова. Сейчас разрыдаюсь.

Айвен молчит, но взгляд его меняется – он смотрит на меня открыто, сочувственно, позабыв о привычной ненависти.

Словно предупреждая меня держаться от него подальше, Айвен качает головой, ещё минуту нерешительно оглядывает птичник и уходит.

В Северной башне Винтер сидит рядом с Ариэль и гладит подругу по голове. Ариэль безжизненно растянулась на кровати лицом к стене.

Мёртвую птицу убрали, о случившемся напоминают лишь пятна крови на полу.

Я выпускаю принесённого цыплёнка из мешка, и птица, подбежав к икаритам, взлетает на постель.

Винтер с удивлением смотрит сначала на цыплёнка, потом на меня. Её взгляд постепенно смягчается.

– Я не хотела, чтобы всё случилось так… – оправдываюсь я, присев на свою кровать.

– Я знаю, – печально вздыхая, произносит Винтер. – Знать – моё проклятие. – Она поворачивается и смотрит мне в глаза: – Ты не виновата, Эллорен Гарднер. Это всего лишь ещё одна ужасная жестокость в длинной череде таких же отвратительных жестокостей. Ариэль была совсем маленькой, когда собственная мать отправила её в тюрьму в Валгарде, проклиная себя за то, что дала жизнь деаргдулу… вы зовёте их икаритами. Ариэль посадили в клетку. Ей было два года.

Я с трудом сглатываю комок в пересохшем горле. Отворачиваться нельзя. Я должна увидеть всё без прикрас.

– Могу я чем-нибудь помочь? – хрипло спрашиваю я.

Винтер только горестно качает головой.

И я делаю единственное, что мне под силу.

Молча сижу, слушая, как Винтер поёт протяжную эльфийскую мелодию. Мы проводим ночь без сна в полутёмной комнате, освещённой только призрачным светом мерцающей лампы. Посреди ночи высоко под потолком, на стропилах, неожиданно появляется Страж и почти сразу же исчезает.

Мы ждём, когда Ариэль придёт в себя. Винтер поёт, я беззвучно повторяю молитвы. Мы ждём.

Перед самым рассветом зелёные глаза Ариэль наконец открываются. Она растерянно смотрит на нас, двигается медленно, как заторможенная, но перед нами снова Ариэль.

Глава 22. Поэзия

В этом году я острее, чем обычно, ощущаю смену времён года. По утрам моё дыхание вырывается белыми облачками пара, когда я спешу через поля от Северной башни к университету, пальцы краснеют от холодного ветра.

В аптекарской лаборатории наступает горячая пора – мы смешиваем микстуру за микстурой. Осенью аптекарям скучать некогда. Чёрный кашель, пневмония, бронхит, красный грипп – все эти болезни приходят с ледяным осенним ветром и расцветают в переполненных душных комнатах.

На металлургии профессор-смарагдальфар требует, чтобы я работала с головокружительной скоростью, даёт очень мало времени на приготовление металлических порошков для лекарств, применяемых в хелаторной терапии, строго оценивает мои письменные работы (я едва дотягиваю до проходного балла). Профессор не любит гарднерийцев – это несложно прочесть в его взгляде, но его неприязнь ко мне – особого свойства. Только при помощи Куррана (он щедро делится со мной записями лекций и результатами лабораторных) я кое-как выношу эти занятия. От низкопробных нападок Фэллон тоже спасения пока нет.

По математике и химии много задают, но профессор Воля, по крайней мере, ко всем относится одинаково. Только профессор Симитри остаётся великодушным и всепрощающим, а мои однокурсники по истории и ботанике – слегка отстранёнными, но добросердечными.

От тёти Вивиан регулярно приходят письма, перечисляющие все прелести жизни и учёбы в университете после обручения с Лукасом. Покрепче запахнув тёплую накидку в нашей вечно холодной комнате, я бросаю письма в неопрятный камин и греюсь над жадно пожирающим листки пламенем.

По утрам меня встречает необычная тишина, как будто весь мир затаил дыхание и чего-то ждёт. Только дикие гуси стремятся на юг, то и дело нарушая тишину своим кличем.

Улетай, пока можешь. Надвигается зима.

– Как поживают твои икариты? – однажды интересуется перед химией Айслин.

Со дня гибели цыплёнка прошла неделя. У нас в Северной башне очень тихо, хотя в воздухе витает напряжённость. Мои синяки и царапины почти зажили благодаря молитвам пастыря Симитри и целебной мази, которую я смешала себе в аптекарской лаборатории.

– Я там только ночую, – пожимаю я плечами. – Ариэль притихла. Почти всё время лежит на кровати. Она со мной не разговаривает, даже не смотрит в мою сторону. – Оглядев полупустой зал (студенты ещё только собираются на лекцию по химии), я тихо сообщаю: – Похоже, ей нравится тот цыплёнок, которого я для неё стащила.

– А она на тебя больше не бросится? – беспокоится Айслин.

– Не знаю. Винтер всегда рядом с ней, Ариэль её слушается.

Мы с Винтер теперь разговариваем, хотя я стараюсь держаться подальше, чтобы эльфийка случайно не прочла мои мысли. Винтер со своей стороны тоже не рвётся до меня дотрагиваться. Мы сосуществуем очень мирно, но обращаемся, будто планеты, каждая по своей орбите. Мне хочется узнать о Винтер как можно больше, и я намеренно заглядываю ей через плечо, когда она рисует. Эльфийка больше не ждёт, когда я усну, чтобы взяться за карандаш, и мне удаётся подсмотреть, как рождаются удивительные рисунки. Моделями Винтер чаще всего служат Ариэль, цыплёнок или эльфийские лучники.

– Раньше я видела Ариэль только в Северной башне, – рассказываю я подруге. – Однако несколько дней назад она вдруг пришла на лекцию по математике.

– Не может быть!

– Я и сама удивилась, – качаю я головой.

– Что же произошло?

И я охотно рассказываю.

Я, как обычно, усаживалась на своё место, пока наш профессор, маг Клинманн, что-то писал на доске, постукивая мелом. В высокие стрельчатые окна били капли дождя. Наш преподаватель по математике – гарднериец, со мной он всегда сдержанно вежлив, но с представителями других рас… Когда он обращается к кельту или эльфхоллену, в его зелёных глазах появляется неприятный жестокий блеск.

Я как раз приготовила перо, чернильницу и пергамент, когда услышала громкий вздох – гарднерийцы по всей аудитории охнули в унисон.

Подняв голову, я заметила у дверей Ариэль – она стояла, взволнованно помахивая крыльями.

Маг Клинманн взглянул на неё и быстро отвёл глаза как от яркого пламени. Студенты тоже отвернулись, что-то недовольно бормоча друг другу.

Только Айвен, кельт, молча смотрел прямо на Ариэль.

– По какой причине вы явились на мой урок без предупреждения, Ариэль Хейвен? – спросил профессор. Он говорил спокойно, но по-прежнему смотрел в сторону, на гарднерийцев, которые отвечали ему сочувственными взглядами.

– Мне сказали, что в своём классе я уже всё выучила, – выпалила Ариэль, оглядывая аудиторию и переминаясь с ноги на ногу. Она изо всех сил старалась держаться прямо, не присесть, будто готовясь к атаке. Ариэль протянула профессору листок пергамента, и он (видимо, разглядев его краем глаза) ухмыльнулся и встал к Ариэль почти спиной.

– Откуда мне знать, что вы не обманули своего профессора математики? – спросил он скучающим тоном. – Я слышал, вы, икариты, на всё способны. – Он улыбнулся своей шутке, по-прежнему не глядя на Ариэль.

Я и раньше видела, как при виде икаритов студенты отводили глаза, но только на улице или в коридорах. Разговаривать, не глядя на собеседника, странно, а наблюдать за этим – стыдно.

– Почему вы не смотрите на меня?! – вдруг воскликнула Ариэль, сжав кулаки и заливаясь краской.

– Что вы сказали?

– Я с вами разговариваю! Смотрите на меня, когда отвечаете!

Профессор Клинманн тихо фыркнул.

– И почему, скажите на милость, мне так важно на вас смотреть? – Он оглянулся на студентов-гарднерийцев с хитрой улыбкой, будто приглашая посмеяться над забавной шуткой.

– Потому что я с вами разговариваю! – уже кричала Ариэль. Её лицо пылало от унижения.

В ответ на её крик некоторые гарднерийцы открыто рассмеялись.

Профессор Клинманн, казалось, изо всех сил сдерживался, чтобы не улыбнуться.

– Ну-ну, икаритка. Не надо так кричать. Я не могу на вас смотреть – вера запрещает. И вам об этом известно. Против вас лично я ничего не имею, так что пригладьте пёрышки и хватит… кудахтать.

Гарднерийцы вежливо поддержали профессора смехом, намеренно отворачиваясь от Ариэль.

Ариэль дёрнулась как от удара и выскочила из аудитории.

Я хотела побежать за ней, но вспомнила, как она меня ненавидит, и осталась на месте.

Такого в университете мне ещё видеть не приходилось.

От смеха гарднерийцев меня почти тошнило. Айвен сидел в тот день очень близко, через проход от меня, и, единственный в аудитории, даже не улыбнулся. На лице у него застыло выражение ужаса и отвращения.

Наверное, кельт почувствовал мой взгляд и обернулся. Он очень удивился, что я не смеялась. Мы смотрели друг на друга, пока гнев на его лице не уступил место изумлению, будто он впервые меня по-настоящему разглядел.

– Ужасно, когда от тебя все отворачиваются, – вздыхает Айслин, дослушав мой рассказ. – Знаешь, я прежде об этом не думала, – хмурится она.

– Зато Айвен больше не смотрит на меня с ненавистью. Он, конечно, не разговаривает со мной, но пару дней назад, на кухне, когда все отвернулись, он мне очень помог. Взял тяжёлое ведро воды, которое мне надо было вынести на улицу, и, ругаясь себе под нос, сделал всё за меня.

– Странно.

– И я о том же.

Входят последние студенты, с ними профессор Воля, и мы умолкаем.

Мы с Айслин теперь не только подруги, но и коллеги по лабораторным исследованиям. Айслин не смогла себя заставить работать с ликаном и пересела ко мне, держась от Джареда Ульриха как можно дальше. Диана, самодовольно ухмыльнувшись, села с братом, бросив торжествующий взгляд на преподавателя. Профессор Воля, конечно, расстроилась, но решила не обращать на нас внимания. А Джаред в тот раз всю лекцию просидел мрачный, не зная куда себя деть.

Айслин не любит записывать лекции, поэтому я делюсь с ней моими заметками. На занятиях Айслин обычно читает романы и стихи, спрятав книги под обложками учебников по химии. Сегодня самый обычный урок, и, как только профессор Воля начинает лекцию, Айслин с серьёзным видом раскрывает книгу и погружается в свой удивительный, потаённый мир.

Я же торопливо записываю процесс дистилляции эфирных масел. Примерно через полчаса на наш стол со стороны ликанов приземляется записка. Это что-то новенькое!

На сложенном вчетверо листке пергамента аккуратно выведено: «Айслин».

Я удивлённо оглядываюсь на ликанов. Диана явно чем-то возмущена, а Джаред с преувеличенным вниманием слушает профессора.

Толкнув Айслин локтем, чтобы вывести её из литературного транса, я передаю ей записку. Сдвинув брови, она быстро разворачивает листок.

Что ты читаешь?

Джаред Ульрих

Мы дружно ахаем. Джаред по-прежнему смотрит только на преподавателя. Айслин со странным выражением лица украдкой оглядывается на ликана.

Даже представить невозможно, что она ему ответит. Она же всегда шарахалась от ликанов! Джаред дважды пытался ей помочь: один раз поднял книги, которые она уронила, в другой раз подал новую пробирку орнителлийского порошка взамен разбитой. Однако Айслин его явно боялась.

Но на этот раз всё по-другому.

Торопливо нацарапав на листке пергамента название книги стихов, не раздумывая Айслин кладёт записку передо мной. Неужели? Вот так просто? Она в своём уме? Подруга резким кивком головы показывает на ликанов, призывая меня передать записку. Мы молча смотрим друг на друга. Я мысленно молю Айслин передумать, но её не переубедить. И со вздохом, дождавшись, когда профессор отвернётся к доске, я перебрасываю записку на стол ликанов.

Диана сердито смотрит на меня, недовольно покачивая головой, и передаёт клочок бумаги брату.

Джаред равнодушно берёт записку, не отрывая глаз от профессора Воля, разворачивает листок и на мгновение опускает глаза, не меняя выражения лица. Потом достаёт чистый листок и что-то пишет, будто продолжает конспектировать лекцию. Мы с Айслин незаметно наблюдаем за ликанами. Джаред сворачивает новую записку и кладёт её перед сестрой. Диана недовольно фыркает и складывает руки на груди, безмолвно отказываясь прикасаться к записке и пылая праведным гневом. Джаред же, не обращая на сестру ни малейшего внимания, слушает профессора. Когда мне кажется, что я вот-вот умру от любопытства, Диана сдаётся и перебрасывает записку на наш стол.

– Что там? – шепчу я, передавая свёрнутый листок Айслин.

– Стихи! – восторженно ахает она, развернув послание.

Джаред по-прежнему внимательно слушает лекцию.

Айслин нетерпеливо листает книгу стихов, прикусив губу, пока наконец не находит то, что искала. Потом кладёт записку в книгу и придвигает поближе ко мне.

Джаред написал стихотворение – оду прекрасной осени. И его стихотворение слово в слово повторяет напечатанное в книге. Я незаметно оглядываюсь на ликана – уголки его губ приподнялись в лукавой улыбке. Айслин заботливо складывает записку, вкладывает её в книгу и, притворяясь, что слушает лекцию, мечтательно глядит перед собой.

– Ты только что обменялась записками с ликаном! Поверить не могу! – восклицаю я, когда занятие окончено. – Я думала, ты их боишься.

– Этого не может быть, – лепечет Айслин. У неё такой вид, словно весь мир в одночасье перевернулся. На шее у подруги покачивается серебристый шарик Эртии. – Наверняка просто ошибка. – Понимаешь, дикие и порочные не могут любить поэзию… знать наизусть стихи Флеминга. – Недоверчиво покачивая головой, она смотрит на ликанов.

Джаред, поймав взгляд Айслин, мимолётно улыбается, и она отвечает тем же, смущённо краснеет и уходит, прижимая к груди томик стихов.

Глава 23. Магия палочек

– У тебя с деревьями какая-то особенная связь.

От этих слов я цепенею, даже не отряхнув с ладоней кусочки сероватой коры.

Тишину пустой лаборатории нарушает только капанье из трубки перегонной колбы. Мы с Тьерни задержались после занятий дольше всех – магией мы не владеем, вот и приходится делать всё долго и тщательно без помощи волшебных палочек.

Я давно чувствовала, что однажды Тьерни заметит мою связь с деревьями. Во мне пробуждаются какие-то новые силы, и это не просто отголоски магии, благодаря которой прославилась моя бабушка. Я всегда без труда видела путь, который прошла любая палочка, прежде чем оказаться в моих руках, но чем больше времени я провожу в аптекарской лаборатории, и особенно в оранжерее, тем ярче проявляются мои силы.

И Тьерни не могла не заметить.

Она видела, как крошечные гортийские деревья из далёких непроходимых лесов расцветали в моих руках, как папоротник однажды вдруг потянулся к моей ладони и ласково обвился вокруг указательного пальца, как маленькие растения окутывают меня восхищёнными облачками. Она знает, что мне не нужно наклеивать названия на баночки с древесными ингредиентами, что я уже давно распознаю состав сложных лекарств, не заглядывая в учебник, и всё дальше отхожу от общепринятых формул при смешивании микстур.

– А у тебя особенная связь с водой, – отвечаю я, пристально глядя Тьерни в глаза.

По её лицу пробегает лёгкий страх.

Тьерни давно наблюдает за мной, но, похоже, не заметила, что я так же пристально слежу за каждым её движением.

По вечерам в аптекарской лаборатории мне случалось видеть такое, от чего я трясла головой, думая, что меня подводит зрение, и обещала себе выспаться. Я видела, как Тьерни играет с ручейками и струйки воды прыгают возле её пальцев, как котята. Затаив дыхание я следила, как она направляет ладонью потоки воды и подбрасывает в воздух водные шары.

Теперь я знаю: и у Гарета, и у Тьерни, и у меня в жилах течёт не только гарднерийская кровь. Мы все полукровки. Наполовину феи.

Мы с Тьерни в тишине смотрим друг на друга, не решаясь заговорить.

– А ты заметила, – начинает Тьерни, – что в этом классе только мы с тобой не носим белые повязки?

Почти все студенты-гарднерийцы носят повыше локтя белые повязки в поддержку Маркуса Фогеля. Весной будут выборы верховного мага, и Фогель – главный кандидат на высший пост в Совете. Фэллон Бэйн нацепила белую ленту одной из первых, а я не могу себя заставить присоединиться к движению поддержки, хоть и понимаю, что оставаться в университете белой вороной просто глупо. Но стоит мне вообразить Фогеля на посту верховного мага, как меня охватывает необъяснимый ужас.

– Я не интересуюсь политикой, – заставляя себя говорить беззаботно, объясняю я. – Это излюбленные игры моей тётушки.

Тьерни оценивающе оглядывает меня и язвительно усмехается.

Как странно… Она словно одним взглядом вынесла мне приговор и перечислила все мои недостатки.

– Помоги мне с колбами, – неохотно просит Тьерни. – Я хочу сказать, помоги мне принести их в лабораторию. С моей спиной много не унесёшь.

Я согласно киваю, с радостью меняя тему разговора. Подняв миску с порошком, я высыпаю его в густой, булькающий перед нами сироп. В воздух поднимается терпкий аромат кедрового дерева и гвоздики.

– Колбы в моей комнате, – роняет Тьерни.

Недоумённо пожав плечами, я вытираю въевшийся в пальцы тёмный порошок.

– Я не могу войти в твою комнату. Вдруг меня увидит Фэллон?

– Не увидит, – качает головой Тьерни. – У неё почти каждый вечер военная муштра. – Помолчав, она многозначительно добавляет: – Военная подготовка с оружием.

– Ах с оружием! – Меня душит горький смех. – Как мило! Хорошенько потренируется, придёт в комнату и прикончит меня.

Тьерни задумчиво ждёт, когда я отсмеюсь.

– Мне нельзя с ней встречаться, Тьерни, – вздыхаю я.

– Фэллон никогда не нарушает расписания, – не повышая голоса сообщает Тьерни. – Она вернётся нескоро. В этом я совершенно уверена.

Я стою перед Дианой Ульрих, которая спит на одной из четырёх кроватей в комнате Тьерни, и глупо хлопаю глазами.

Диана лежит на животе, безжизненно свесив руку до пола, и громко храпит.

Она совершенно нагая.

Тьерни укладывает колбы в длинные деревянные ящики, оборачивая каждую в мягкий лоскут ткани. Заметив, что я не в состоянии отвести от Дианы глаз, она спокойно пожимает плечами:

– Сначала смущает, согласна. Потом привыкаешь.

Диана, громко засопев, переворачивается на спину и широко раскидывает ноги. Я отчаянно краснею и отворачиваюсь.

– Почти готово, – натянуто улыбается мне Тьерни.

Оглядев комнату, я решаюсь задать давно мучающий меня вопрос:

– А на какой кровати спит Фэллон?

Тьерни фыркает и бросает на меня недоверчивый взгляд.

– Ты действительно думаешь, что она спит здесь? В одной комнате с нами? – Тьерни показывает пальцем на дверь в смежную комнатку. – Её кровать там.

Я осторожно заглядываю в спальню Фэллон, пока Тьерни упаковывает второй ящик. Что ж, обстановка вполне в стиле Фэллон: алые и чёрные цвета, огромная кровать с четырьмя столбиками, дорогие шёлковые простыни сбились комками, недоеденные фрукты разбросаны по белой подушке.

Фэллон Бэйн – обыкновенная грязнуля!

Не в силах противостоять любопытству, я виновато крадусь в комнату. Сколько у Фэллон книг с заклинаниями! Запертый книжный шкаф со стеклянными дверцами, укреплёнными для верности тонкими железными решётками, хранит тома новых гримуаров[2] в толстых кожаных переплётах с золотым тиснением. Серебряные кинжалы и рапиры с инкрустированными драгоценными камнями рукоятками и изысканно изогнутый лук висят на стенах. Огромный камин с чугунной решёткой в форме драконьих лап наполняет комнату теплом. И самое невероятное – над каминной полкой нависает череп дракона в натуральную величину.

Подойдя к кровати, я с завистью провожу рукой по шёлковым простыням и мягкому пуховому одеялу. В какой роскоши она спит каждую ночь! При виде небольшого керамического портрета на прикроватной тумбочке зависть ещё глубже запускает в меня когти.

На меня смотрит Лукас Грей.

Хороший портрет, Лукас на нём красив как бог.

Позади кто-то в ужасе вскрикивает, и я от неожиданности подпрыгиваю. Портрет с хрустом приземляется на гладкие плитки пола.

Это вскрикнула Олиллия, уриска, она тоже работает на кухне. Олиллия, почти как Бледдин, выделяется среди соплеменниц необычным цветом – она не бело-розовая уриска, а лавандовая. Сейчас Олиллия застыла в дверном проёме, прижимая к груди стопку чистых простыней.

– Прошу прощения, маг, – с усилием выговаривает она, так низко наклоняя голову, будто я собираюсь её откусить.

– Ничего, – заикаясь отвечаю я. – Всё нормально.

Олиллия очень хрупкая, всего боится, ей едва ли исполнилось четырнадцать лет. У неё нездоровый вид – аметистовые глаза окружены алой каймой.

Портрет Лукаса раскололся ровно посередине.

О Древнейший! Фэллон явится и увидит, что портрет разбит!

Подняв черепки, я складываю их в карман накидки и беззаботно улыбаюсь Олиллии.

В той комнате, где осталась Тьерни, со скрипом открывается дверь. До нас с Олиллией доносится какое-то бормотание, а потом и знакомый голос:

– О Древнейший! Да она просто свинья!

Моё сердце останавливается и падает в бездонную пропасть.

Фэллон!

Спрятавшись за дверью, я вжимаюсь в стену. Колени у меня подгибаются, в груди не осталось воздуха.

Что она со мной сделает? Сердце грохочет, как кузнечный молот. Сквозь щель между дверью и косяком я вижу Экко, Пейдж и Фэллон. Они стоят посреди комнаты, а у стола в ужасе застыла Тьерни.

В спальню Фэллон я вошла без приглашения, этого мне от Олиллии не скрыть.

– Я больше не могу! – восклицает Экко, показывая на обнажённую Диану. – Она отвратительна! Только посмотрите на неё! Мы же не можем… Мы гарднерийцы, а не грязные дикари!

Фэллон набрасывает на Диану одеяло. Та, почмокав во сне, переворачивается на живот и продолжает храпеть.

– Ну вот, – обращается Фэллон к Экко. – Так лучше?

– Нет, Фэллон, – возражает Экко. – Вот когда она исчезнет отсюда навсегда, тогда будет лучше!

Фэллон со смехом сбрасывает накидку на стул.

– Она как будто хрюкает! – Улыбка Фэллон тает при виде застывшего лица Тьерни.

– А ты на что уставилась? О Древнейший! Да ты страшнее упыря!

Я ещё сильнее вжимаюсь в стену.

Фэллон оглядывает комнату, будто чувствуя, что чего-то не хватает. Её глаза останавливаются на Олиллии, и лицо мрачнеет.

– Что ты здесь делаешь?

Олиллия открывает рот, но, скованная ужасом, не может издать ни звука.

Фэллон вздыхает, будто её разочаровала непослушная собака.

– Иди сюда! – командует она, показывая на место рядом с собой.

Олиллия спешит выполнить приказ, прижимая к груди простыни и опустив голову.

Смерив девочку презрительным взглядом, Фэллон достаёт волшебную палочку и покачивает её на ладони.

– Я тебе как велела себя вести? – спокойно интересуется Фэллон.

Девочка что-то говорит себе под нос, уставившись в пол.

– Не слышу.

– Как невидимка, – почти шепчет уриска.

– Что? – Фэллон подносит ладонь к уху.

– Как невидимка, – громче произносит девочка, заикаясь от страха. – Прошу прощения, маг Бэйн, я не ожидала, что вы…

– Нет, нет и ещё раз нет, – ухмыляется Фэллон. – Чтобы тебя не видели, надо, чтобы тебя и не слышали. А мы тебя слышим?

– Д-да, маг Бэйн. То есть н-нет, маг Бэйн, – заикается уриска.

– Так да или нет?

Открыв рот, Олиллия молча смотрит на гарднерийку.

– Убирайся, – со скучающим видом отсылает её Фэллон.

Как жаль, что во мне нет ни капли магии! Мне бы сейчас волшебную палочку… Я бы показала Фэллон!

Уриска убегает, так и не выпустив из рук простыню.

Фэллон с отвращением фыркает ей вслед и облокачивается о письменный стол за спиной. Она поднимает палочку, тихо произносит заклинание и отправляет в полёт по комнате шар синего дыма.

Как ей это удаётся?! Шар превращается в сапфировый вихрь и тает.

– Слышала новость о Грацине Пельтье? – хитро улыбаясь, обращается она к Экко.

– Нет.

– У неё скоро обручение. С Леандром Старком.

Тьерни снова замирает, вцепившись в стеклянные колбы.

Кто такой Леандр?

– Со стекольщиком? – вступает Пейдж. – Он ученик у отца Тьерни, правда?

Личико Тьерни на мгновение искажает гримаса боли. Капли дождя за окном превращаются в градины.

– Ну да, так и есть, – подтверждает Фэллон, повернувшись к Тьерни с притворным участием. – Говорят, ты по нему сохнешь.

От сдерживаемой ярости у меня уже горит шея.

Тьерни упрямо не поднимает глаз. Где-то вдали грохочет гром, за пеленой дождя в окне ничего не разглядеть.

– Он её поцеловал, – делится Фэллон секретом с Пейдж и Экко.

Тьерни наконец поднимает голову – её глаза горят гневом. За окном сверкают молнии, дождь всё сильнее бьёт в стекло.

– Она сказала, что у него губы нежные, как шёлк, – вздыхает Фэллон.

Снова сверкает молния, окна дрожат, словно сейчас разлетятся вдребезги. Тьерни впивается пальцами в край стола, её глаза темнее туч. Неужели погода меняется вместе с её настроением?

– Не горюй, Тьерни, – утешает её Фэллон. – Скоро обручение станет обязательным. Совет магов подберёт кого-нибудь и тебе. – Обернувшись к Экко и Пейдж, Фэллон добавляет: – Когда они решат кого-нибудь наказать. – Не сдержавшись, Фэллон хохочет, поглядывая на Пейдж, которая давится от смеха. Экко только молча качает головой, словно увещевая маленьких детей.

Отвращение борется во мне с удивлением.

Обручение станет обязательным? Когда это решили?

Повернувшись спиной к Тьерни и не обращая внимания на бушующую грозу, Фэллон подбрасывает в воздух свёрток, который она принесла с собой.

– Смотрите, что у меня есть! – Она сдёргивает верёвку и обёрточную бумагу.

Это новая военная форма. Более тёмная, такую носят ведущие ученики. На каждом рукаве пять серебряных нашивок.

– Ой, Фэллон! – захлёбывается от счастья Пейдж. – У тебя новая форма! И накидка тоже есть?

Фэллон вешает форму на крюк и разворачивает накидку, тоже сверкающую серебряными полосками. Набросив обновку на плечи, она кружится по комнате.

От зависти у меня подгибаются колени.

Какая она красивая, сильная, исключительная… Чёрная Ведьма во плоти.

– А в конце года меня повысят до солдата. И примут в Двенадцатый дивизион, – хвастается она.

– Это же дивизион Лукаса! – восхищённо вздыхает Пейдж. – Вы снова будете вместе!

Конечно… разве может быть иначе… Идеальная пара – оба сильные и жестокие.

– Я ничуть не удивлена, – одобрительно кивает Экко. – Тебя повысили как раз вовремя. Нам нужна Чёрная Ведьма. Ты – наша надежда. Кто-то должен положить конец этому ужасному Сопротивлению, пока с ним ещё можно совладать.

Положить конец Сопротивлению? Пока с ним можно совладать? А я-то считала Сопротивление слабым и незаметным.

– На прошлой неделе они напали на базу Шестого дивизиона, – продолжает Экко. – Переоделись в наших солдат!

– Разберёмся и с Сопротивлением наших маленьких дикарей, – презрительно посмеивается Фэллон. – Поджарим парочку кельтских деревушек – и все варвары разбегутся.

Сердце у меня бьётся где-то высоко, в горле, не давая вздохнуть.

Ещё немного покрутившись в новой накидке, Фэллон обессиленно падает на кровать Пейдж.

– Он сегодня уехал, – капризно сообщает она.

– Ох, как я тебе сочувствую! Это так тяжело… – отвечает Пейдж.

– Вы скоро обручитесь, – утешает её Экко. – И ты позабудешь об Эллорен Гарднер. Я же говорила тебе: всё это глупые сплетни.

– Да, ты чуть было не стала её лучшей подругой. – Фэллон обвиняюще смотрит на Экко.

– Ну, это было до того, как выяснилось, что Эллорен дружит с полукровками.

От вспыхнувшей при этих словах ярости у меня темнеет в глазах и даже отступает страх.

Взмахнув волшебной палочкой, Фэллон посылает в воздух цепочку ледяных кристаллов.

– Я бы заморозила кровь в её жилах, если бы мне это сошло с рук.

Я только сильнее вжимаюсь в стену.

– Фэллон! – стыдит её Экко. – Не шути так. Эллорен – гарднерийка!

– А несёт от неё как от икарита, – фыркает Фэллон.

Диана всхрапывает во сне и сбрасывает одеяло.

– Какая она… омерзительная! И наглая! – в ужасе восклицает Экко.

– А как она трясёт своими белыми волосами! – вставляет Пейдж. Боится, что о ней забудут? Не заметят рвения?

Фэллон берёт с письменного стола ножницы и усмехается Экко:

– А не пора ли нам преподать этой дикарке хороший урок?

Пейдж беспокойно впивается зубами в нижнюю губу:

– Ой… а может, не надо?

Оскалив зубы и ступая неслышно, как дикая кошка, Фэллон выскальзывает из накидки и крадётся к Диане. Когда она опускается возле кровати на одно колено и, подхватив густую прядь, подносит к ней острые ножницы, у меня перехватывает дыхание.

Диана молниеносно спрыгивает с кровати и сбивает Фэллон на пол. Пейдж в ужасе вскрикивает, а мы с Тьерни, хоть и находясь в разных комнатах, совершенно одинаково вжимаемся в стену.

Не знаю, как это произошло, но в следующее мгновение Фэллон уже лежит на полу лицом вниз, а Диана сидит на ней, заломив нападавшей за спину руки. Ликанка отбрасывает ножницы, и они с глухим стуком пришпиливают к стене новую форму Фэллон.

– Ты посмела напасть на дочь вожака стаи? – рычит Диана. – Дура! Думала, я не почувствую? Даже во сне?

Диана подносит правую руку к лицу Фэллон, и на наших глазах ладонь ликанки превращается в когтистую лапу, покрытую густой шерстью.

– Ещё раз на меня бросишься – и я тебя помечу! Чтобы ты навсегда меня запомнила. Никогда не трогай дочь вожака стаи! – рявкает Диана, и когтистая лапа снова становится обычной девичьей рукой. Выхватив из ножен Фэллон волшебную палочку, Диана ломает её пополам и выбрасывает обломки. – Твоя магия палочек – просто глупость!

Напоследок Диана ещё раз выворачивает Фэллон руки и отпрыгивает в сторону. Фэллон, вскрикнув от боли, поднимается – её лицо побагровело, глаза пылают яростью. Морщась от боли, она растирает запястья.

– Ты ещё у меня получишь! – шипит Фэллон Диане и выбегает из комнаты вместе с Экко и Пейдж.

Диана перебрасывает гриву светлых волос на грудь и гордо шагает к кровати. Скривившись при виде одеяла, она сбрасывает его на пол, плюхается на кровать и отворачивается к стене.

Тьерни поворачивается к моему укрытию и хрипло произносит:

– Она ушла.

– Конечно ушла, – бормочет Диана, уткнувшись в подушку. – Без своей палочки она ничего не может. Выходи, Эллорен Гарднер.

Удивительно! Диана действительно достойна восхищения.

– Эллорен, нам пора. – Я вхожу в комнату, и Тьерни подталкивает ко мне ящик с колбами, показывая на дверь.

Нетвёрдо ступая на подкашивающихся ногах, я беру ящик и иду следом за Тьерни.

– Кто такой Леандр? – спрашиваю я, когда мы возвращаемся в пустынную аптекарскую лабораторию.

Тьерни на удивление неловко наполняет колбы готовым тёплым сиропом, то и дело проливая густую жидкость на стол.

Уже совсем поздно, в высокие окна ничего не видно, снаружи лишь непроглядная тьма.

– Никто, – запальчиво отвечает она, глядя в сторону, но потом находит в себе силы продолжить. – Он работает у моего отца, – поясняет она. Губы Тьерни дрожат, плечи поникли. – Он мне… никто. – Уголки её рта опускаются, и она тихо плачет, всхлипывая и низко наклонив голову. – Он никто! Мне всё равно. Мне безразлично, что с ним будет… – Она закрывает лицо руками, пытаясь вытереть слёзы, и её слова доносятся неразборчиво. – Зачем они это сделали? – стонет она. – Почему нужно было делать меня такой уродливой?

Внезапно из нескольких открытых сосудов в лаборатории вырывается вода, несётся по воздуху к Тьерни и окружает её, как огромный водоворот.

Я безотчётно вскидываю руки, защищаясь, и потоки воды превращаются в огромное облако, закрывая от меня комнату. В белом тумане видно лишь лицо Тьерни. Она смотрит на меня огромными, полными страха глазами.

Фея. Тьерни – настоящая водная фея. Другого объяснения у меня нет.

И кто-то «сделал» её уродливой. А это значит, её изменили. Скорее всего, при рождении и кожа, и волосы были у неё синего цвета.

Законы Гарднерии и Верпасии требуют немедленно сообщать обо всех феях на территории этих государств. За их несоблюдение отправляют в тюрьму.

Воспоминание о законе и наказании я быстро заталкиваю подальше, пока белый туман оседает на пол маленькой лужицей.

Быть может, Тьерни вовсе не фея. Быть может, она такая же, как я. Или как Гарет. Мы все гарднерийцы с толикой крови фей. Вот и всё. Просто в Тьерни эта кровь прародителей необыкновенно сильна.

О нет. Как ни страшно, придётся признать, что Тьерни – настоящая фея. И если об этом узнают, то ей одна дорога – на Пирранские острова.

И она ничем – ничем! – этого не заслужила!

– Эллорен… – хрипло выговаривает Тьерни. Куда подевался её насмешливый тон, цинизм… Она будто стала ниже ростом. Тьерни перепугана.

– Нет, – торопливо обрываю её я. – Тебе не в чем оправдываться. Не будем об этом говорить. Что бы там ни было.

Лицо Тьерни как открытая книга. Её глаза сияют невысказанной благодарностью.

Что-то изменилось между нами в ту минуту. Наверное, так и зарождается дружба.

– Вот что, – я беру тряпку и склоняюсь над лужицей, – давай-ка здесь уберём.

Тьерни скованно кивает, пытаясь сдержать слёзы, потом тоже берёт тряпку, и мы вместе быстро вытираем пол.

Дождь перестал. В воздухе повис зябкий туман. По дороге к Северной башне нам преграждает путь военный стажёр из Двенадцатого дивизиона и, поклонившись, подаёт мне письмо.

– Это вам, маг Гарднер, – вежливо говорит он и, снова чопорно поклонившись, исчезает в тумане.

Моё имя написано чётким, изысканным почерком. Сломав восковую печать Двенадцатого дивизиона Речных Дубов, я разворачиваю письмо. Тьерни заглядывает мне через плечо.

Меня отсылают в дивизион в Эссексе. Я вернусь к тебе. На Йольский праздник.

Лукас

Мои щёки полыхают румянцем… сначала от удовольствия, а потом от негодования.

Каков наглец!

После того, что случилось с Ариэль, он уверен, что я стану с ним танцевать?! И всё же очень лестно… Мы в ссоре, однако он по-прежнему за мной ухаживает.

– На Йольский праздник? – удивлённо читает Тьерни, возвращая меня с небес на землю.

– Будет бал, – неохотно объясняю я. – Я обещала пойти с Лукасом.

– Э-ге-гей! – весело подпрыгивает Тьерни. – Фэллон Бэйн ещё пожалеет, что не заморозила тебе кровь!

Глава 24. Диана Ульрих

В химической лаборатории Диана с грохотом швыряет учебники на свой стол, и мы с Айслин от неожиданности подпрыгиваем.

Раннее утро, занятия ещё не начались, в класс входят сонные кельты и прямые как тростник эльфы.

Сердито фыркая, Диана плюхается на стул. Её брат молча стоит рядом, удивлённо подняв брови.

– Ты не представляешь, что мне устроили сегодня утром у проректора! – как всегда, громко восклицает она.

Кельты оборачиваются, сонно моргая, эльфы оглядываются с недовольным видом.

– Что случилось? – спокойно интересуется Джаред.

– Мне вынесли предупреждение!

– За что?

– Всё из-за Фэллон Бэйн, этой тупой гарднерийки, с которой меня поселили! – презрительно выплёвывает слова Диана.

Мы с Айслин молча обмениваемся удивлёнными взглядами.

– Не понимаю… – пожимает плечами Джаред.

– Вчера вечером, пока я спала, Фэллон Бэйн решила поразвлечься и отрезать мне волосы.

– Бедняжка Фэллон, – тихо смеётся Джаред.

– Бедняжка?! – вытянувшись как струна, переспрашивает Диана. – Да она всех измучила!

С трудом подавив улыбку, Джаред серьёзно отвечает:

– Представляю, что ты с ней сделала.

– Да ничего особенного! – злится Диана. Она наверняка считает, что брат мог бы проявить и больше сочувствия.

– Руки-ноги у неё на месте? – уточняет Джаред.

– Я её просто предупредила.

– Очень разумно с твоей стороны. Дипломатический подход.

– И сломала её волшебную палочку.

– Ой!

– И теперь мне вынесли предупреждение! За «отсутствие содействия мирной интеграции культур»! И это после того, как гарднерийка первая напала на меня! Во сне! – Джаред готовится ответить, но Диана прерывает его: – Отец ошибался. Жить рядом с гарднерийцами невозможно! Они жалкие, слабые существа… они безнадёжны!

Айслин отворачивается, а я не могу отвести от Дианы глаз.

Откашлявшись, Джаред выразительно смотрит на сестру, кивая на нас с Айслин.

– Что ещё? – раздражённо огрызается Диана.

– Рядом с нами гарднерийцы, – показывает он на нас, взмахнув рукой.

Диана, ничуть не смутившись, оглядывается.

– Я не имела в виду Эллорен и Айслин. Вы вовсе не жалкие и не безнадёжные. С вами даже интересно. Но остальные гарднерийцы…

Джаред бессильно роняет голову на руки.

Как забавно нас похвалила Диана! И Джаред так старался призвать её к порядку! Айслин с восхищённым удивлением смотрит на близнецов.

Джаред пытается молча выразить нам своё сожаление и извиниться за сестру. Он всегда такой добрый и вежливый… Глупо делать вид, что мы его по-прежнему боимся.

– Ничего страшного, – отвечаю я скорее Джареду, чем Диане, которая ничуть не стыдится сказанного. – Вот только с Фэллон я воевать не советую. Она злопамятная.

Джареда моя откровенность явно удивляет.

– Она вредная гадина, – отмахивается от моих советов Диана, – однако слишком слабая, чтобы её бояться. Мне, по крайней мере, совсем не страшно. – Прищурившись, она задумчиво переводит на меня взгляд янтарных глаз. – А вот тебя она ненавидит, Эллорен Гарднер.

– Правда? – невинным голоском интересуюсь я.

– Её бесит то, что ты похожа на свою бабушку. Будто бы это для неё представляет какую-то опасность. И ещё этот Лукас Грей… Она хочет заполучить его себе в супруги, но боится, что его заберёшь ты.

Откровенно сказано… как тут не покраснеть.

– Мы с Лукасом знакомы месяца два, не больше, – оправдываюсь я.

– Какая разница? – фыркает Диана. – Мои родители поняли, что предназначены друг для друга, как только впервые обнюхались. Они спарились в тот же день.

– Да?! – Такая откровенность шокирует.

Диана спокойно кивает:

– Это произошло двадцать пять лет назад.

– Долгий срок, – пристыженно отвечаю я.

– Угу, – кивает Диана. – Знаешь, Эллорен Гарднер, я очень надеюсь, что Лукас Грей достанется тебе. Фэллон Бэйн просто дура, а ты, хоть и гарднерийка, вроде ничего. И Айслин тоже. Вы получше других.

Я хмуро отворачиваюсь, вспомнив убитого цыплёнка Ариэль. Он погиб из-за меня.

Диана ошибается. Я ничуть не лучше других. А заполучить Лукаса – всё равно что играть с огнедышащими драконами.

По дороге в Северную башню, отработав положенные часы на кухне, я раздумываю о том, какие соседки достались Диане в общежитии. Светит полная луна, воздух прохладен и чист. Потуже запахнув накидку, я бреду вдоль небольшого поля, за которым начинаются пустоши. Рядом тянутся мужские общежития, из окон доносятся голоса. У открытых дверей темнеют силуэты, кто-то смеётся и весело болтает. Многие окна под низкой крышей освещают золотистые огни фонарей. Прищурившись, я пытаюсь разглядеть среди весёлых парней своих братьев.

В лесу шуршат ветки, и на опушку выходит Диана.

Снова без одежды.

Заметив меня, Диана расплывается в широкой радостной улыбке. Она шагает прямо ко мне, не обращая внимания на двух гарднерийцев, которые остановились поодаль и глазеют на неё.

Лунный свет мерцает на неприкрытой коже, Диана сияет голубовато-белым светом. У неё стройное, мускулистое тело, достаточно округлое в нужных местах, чтобы привлечь мужской взгляд. Ликанка ничуть не стесняется своей наготы.

– Привет, Эллорен, – непринуждённо здоровается она.

Мне ужасно стыдно за её вид, и я застываю на месте.

– Почему… почему ты бродишь здесь… голая? – заикаюсь я.

Диана оглядывает себя. Можно подумать, она только сейчас заметила, что на ней нет одежды.

– Я бегала по лесу, – отвечает она, будто это всё объясняет.

– Нагишом? – тоненьким голосом выдавливаю я.

Диана хохочет, словно я сказала что-то невероятно смешное.

– Ну конечно, как же ещё, – с улыбкой отвечает она. – В одежде неудобно обращаться. Всё порвётся.

Так нельзя. Надо её одеть. И ещё эти парни рядом…

– Вот, держи. – Я быстро сдёргиваю накидку. – Пойдём! Я тебя провожу.

– Не нужна мне твоя накидка, – отказывается она, пребывая в замешательстве от моих усилий её одеть. – Мои вещи недалеко, на той скамейке.

– Ты разделась прямо здесь, под окнами мужского общежития?

Теперь Диана смотрит на меня как на сумасшедшую.

– Эллорен, скажи: чем плоха эта скамейка? – Лицо Дианы вдруг озаряет счастливая улыбка. – Видела бы ты лес сегодня вечером! Какая красота! Светила луна… Здесь неподалёку есть озеро, можно добежать всего за час. Луна отражается в воде как серебро. А уж охота здесь… Славная охота! – Диана широко улыбается, её крепкие белые зубы сияют в лунном свете, как жемчужины. – Жаль, что ты не видишь лес так, как видим его мы.

Юноши возле дверей в общежитие перестали разговаривать и рассматривают Диану. Один из парней зовёт ещё кого-то подойти и посмотреть.

– Пожалуйста, надень мою накидку. На тебя смотрят мужчины.

Диана оглядывается, будто впервые заметив их.

– Мне всё равно, – отмахивается она. – Я набегалась, хочу сначала остыть.

– Но ты не… Диана, ты должна одеться!

О Древнейший! Какая же она упрямая!

– Почему? Нет, ты объясни – почему? Как это глупо, что нельзя ходить так, как нравится.

– Нельзя, потому что без одежды ходить не принято. Тебя вполне могут исключить за это из университета. Наверное… ты просто не знаешь, что могут подумать мужчины.

– И что же?

– Они решат, что ты хочешь с ними переспать! – выпаливаю я, чувствуя, как щёки от стыда заливаются краской.

Диана недовольно оглядывается на юношей.

– Я не устала. Мне после охоты никогда не хочется спать.

– Нет, я о другом. Они подумают, что ты хочешь… остаться с ними.

– Я тебя не понимаю, – пожимает плечами Диана.

– Они решат, что ты хочешь вступить с ними в связь! – У меня уже горит всё лицо. Гарднерийцы не говорят о таком вслух!

– А, так ты хочешь сказать… – Она кладёт руку на бедро и демонстративно поворачивается к увеличивающейся группе юношей у двери. – То есть они подумают, что я выберу себе одного из них в супруги?

– Да! Точно!

– Ох, Эллорен! Ты шутишь! Ни один из них меня не достоин. – Она с презрением отворачивается от парней. – Они слабые. А я сильная и красивая. Мне нужен сильный супруг, такой, как я. Кроме того, ваши мужчины просто странные. Я их не понимаю.

– Прошу тебя, возьми мою накидку! – отчаянно молю я.

Не обращая на меня внимания, Диана направляется к скамейке. Из-за поворота показывается Экко с подругами-гарднерийками. Они с любопытством оглядываются на замерших с раскрытыми ртами юношей. Сначала девушки видят меня, потом Диану. Смущённо отвернувшись, они торопятся уйти.

Не крикнуть ли им что-нибудь вслед? Как-нибудь объясниться? Всё-таки меня застали рядом с голой ликанкой…

Диана потягивается возле скамейки, высоко вытянув руки и поворачиваясь из стороны в сторону.

Из-за поворота выходит Рейф. У него не плече лук, колчан со стрелами и сумка для добычи. Заметив Диану, он сначала озадаченно трясёт головой, потирает глаза, а потом, поняв, что происходит, беспокойно хмурится. Он быстрым шагом приближается ко мне, а я не знаю, куда смотреть, чувствуя, как пылает моё лицо.

– Привет, Эллорен, – здоровается он без привычной улыбки.

– Привет, Рейф, – растерянно отвечаю я.

Диана с любопытством оглядывает Рейфа.

– Диана, это мой брат Рейф, – вежливо представляю я брата.

– Вы, видимо, ликанка, – спокойно говорит он, будто обращаясь не к совершенно голой девушке. Невероятно. Так стыдно мне в жизни не было.

Диана сильно втягивает в себя воздух, на секунду прикрыв глаза, и внимательно вглядывается в Рейфа.

– От тебя приятно пахнет. Пахнет лесом.

– Да, видишь ли… Я несколько дней водил группу охотников по Верпасийскому хребту. – Рейф взмахом руки показывает на горы за спиной.

– Ты видел озеро сегодня вечером? То, к востоку отсюда? – с восторгом спрашивает Диана.

Я глупо хлопаю глазами, глядя, как эти двое пускаются в обсуждение красот природы, охоты и лучших мест для засады и установки силков. Мой брат разговаривает с Дианой так непринуждённо, словно не замечает её наготы. Он смотрит ей только в глаза.

Рейф бросает взгляд на наших слушателей.

Диана удивлённо и с неприязнью спрашивает:

– Почему они так пялятся на меня?

– Видишь ли, – вежливо объясняет Рейф, – у нас совершенно не принято разгуливать без одежды.

– Я как раз собиралась нацепить эти тряпки, – неторопливо поясняет Диана. – Решила сначала остыть после пробежки.

– Понимаю. Я кое-что читал о ликанах и знаю ваши традиции, но сейчас тебе пора одеться. Не откладывая.

Диана пристально смотрит на него, поняв наконец, что всё серьёзно, каким бы смехотворным ей это ни казалось.

– Хорошо, – неуверенно соглашается она, всё ещё следя за каждым движением Рейфа.

Я быстро набрасываю ей на плечи свою накидку. Из толпы юношей доносятся разочарованные возгласы. Поддавшись уговорам, Диана одевается за деревьями и выходит к нам уже в одежде. Парни, бросив на неё несколько мрачных взглядов, расходятся.

– Я хочу пить, – объявляет Диана.

– Тогда давайте зайдём в столовую – там найдётся чем утолить жажду, – предлагает Рейф.

– У нас не принято ходить без одежды, – объясняет Рейф, когда я приношу с кухни чай и сушёные фрукты.

– Да, знаю, очень глупое правило, – парирует Диана. – Как же вы моетесь? От тебя приятно пахнет, значит, ты моешься. Мои соседки по комнате бесятся, если я пытаюсь войти к ним в ванную, – получается, они там моются.

– Да, мы купаемся, – усмехается Рейф. – Однако при посторонних принято ходить в одежде.

– Даже дети всегда ходят одетыми? Даже совсем маленькие? Или им разрешается бегать голышом?

– Нет. Все и всегда должны ходить в одежде. Особенно взрослые и подростки. И никогда нельзя раздеваться при лицах противоположного пола.

– Никогда? – недоверчиво морщится Диана. – Как же вы спариваетесь? Вас много, значит, как-то вы спариваетесь?

Рейф удивлённо фыркает, слегка поперхнувшись чаем. Диана лукаво ему улыбается.

– Я полагаю… что действительно… происходит… нечто без одежды, – сдаётся Рейф. – Но знаешь, Диана, и сейчас я говорю совершенно серьёзно, наша вера это порицает.

– Что – это?

– Наготу.

– Вера?

– Да, – объясняет он. – Некоторые считают, что если женщине хорошо, удобно, приятно находиться без одежды, то у неё низкие моральные принципы… что она готова… спариваться с любым мужчиной.

– Какие глупости! Мы спариваемся один раз и на всю жизнь.

– Я знаю. Но здесь у нас есть мужчины, которые делают это, не желая прожить вместе с партнёршей всю жизнь. Иногда женщина им даже не нравится.

Диана раскрыв рот смотрит на Рейфа.

– Это ужасно. Совершенно аморально! – Негодующе сжав губы, она гневно заявляет: – Вы очень странные. – Заметив кого-то на другой половине зала, она поднимает руку. – Джаред! – зовёт она брата.

Джаред, заметив сестру, с улыбкой подходит к нам.

– Всё, что мы слышали о них, правда, – безо всякого вступления заявляет Диана. Она показывает на нас с Рейфом и продолжает: – Они спариваются с теми, кто им даже не нравится. – Она явно в смятении.

Рейф поднимает руки, будто защищаясь от несправедливого обвинения.

– Я хотел сказать, что так поступают некоторые гарднерийцы и кельты, но не все!

Судя по выражению лица Джареда, он поражён услышанным.

– Неужели? – спрашивает он, усевшись рядом с сестрой. – Я думал, это просто сплетни.

– Я тоже, – кивает Диана. – Решила, что отец преувеличивает. – Она поворачивается ко мне и с осуждением спрашивает: – Эллорен, ты уже спаривалась – вот так?

Мне стоит большого труда проглотить чай, а не выплюнуть его на стол от неожиданности.

– Я? Нет! Я никогда… – С каждым словом мой голос слабеет.

– А ты? – спрашивает она Рейфа. – Ты так спаривался? С той, кто тебе безразлична?

– Нет! – Рейф даже вскидывает руки, чтобы защититься от обвинения. – Как и сестра, я не… – Он умолкает.

Немного смягчившись, Диана с глубоким вздохом откидывается на спинку стула.

– Я тоже ещё не выбрала себе пару, но предвкушаю эту встречу с нетерпением. – Задумчиво улыбнувшись, она показывает на Джареда. – Брат тоже ещё не выбрал.

– И я тоже с нетерпением предвкушаю эту встречу! – солнечно улыбается нам Джаред.

– Наверное, ты тоже ищешь себе пару, Эллорен, – непринуждённо роняет Диана. – Ты уже взрослая. – Ликаны ждут моего ответа, а я только краснею, не в силах связно ответить. Интересно, моё лицо может по-настоящему вспыхнуть, если я и дальше буду заливаться краской? Как же хочется нырнуть под стол и спрятаться!

– Послушай… – Обхватив кружку с чаем обеими руками, Рейф наклоняется к Диане. – Быть с кем-то просто так, без серьёзных чувств, отвратительно, я совершенно с тобой согласен. Просто я хотел объяснить, что так иногда бывает.

– А кстати, – обращаюсь я к близнецам, – до нас тоже доходили кое-какие слухи о ликанах.

Брат и сестра с любопытством подаются вперёд.

– Неужели? – спрашивает Диана. – Какие слухи?

Вот кто меня тянул за язык? Теперь не отвертеться. Набрав побольше воздуха, я выпаливаю:

– Говорят, что ликаны иногда спариваются… в обличье волков.

Близнецы смотрят на меня не мигая.

– Это правда, – хвастливо подтверждает Диана. – Родители зачали нас с братом в волчьем обличье. Потому-то я так здорово охочусь! – с улыбкой добавляет она.

– Всё верно, – соглашается Джаред. – Сестра охотится лучше многих в нашей стае.

Диана гордо улыбается, услышав похвалу.

У меня нет слов. Что ж, сильнее покраснеть от стыда я уже не могу. Почему бы заодно не выяснить всё до конца?

– А ещё я слышала, – неуверенно продолжаю я, – что иногда ликаны-волки спариваются с женщинами… в человеческом обличье.

Близнецы ошарашенно смотрят на меня.

Наконец Джаред недоумённо поворачивается к Диане:

– А разве такое возможно… физически?

– Какая глупость! – задыхаясь, восклицает Диана.

– Оказывается высоконравственные гарднерийки обсуждают много интересного, – насмешничает Рейф. – Дай угадаю… Последнее предположение высказала Экко Флад?

– Нет, Фэллон Бэйн, – признаюсь я.

– Никогда бы не подумал! – посмеивается он.

– А что ещё вы слышали? – интересуется Диана. – Какое у вас воображение…

– Я не хотела вас обидеть, – защищаюсь я.

Диана только отмахивается:

– Эти глупости говорят о невежестве рассказчиков. Мы здесь ни при чём.

– Мне говорили, что вы спариваетесь на глазах всей стаи.

Ликаны снова молча таращатся, не зная, что ответить.

– Враньё! Самая обыкновенная ложь, – обиженно выпаливает Диана.

– Спаривание – это очень личное… только для двоих, – добавляет Джаред, словно таким дурочкам, как мы, надо всё разжёвывать.

– Откуда они набрались таких глупостей? – раздражённо спрашивает Диана.

– Возможно, ваша привычка к наготе сослужила вам плохую службу, поэтому многие и предполагают самое худшее, – пожимает плечами Рейф.

– А я, – вздыхает Диана, – тоже слышала о вас много невероятного.

– Например?

Интересно, что же выдумали о нас ликаны?

– Говорят, у вас тринадцатилетних девочек заставляют выбирать себе пару, – наклонившись ко мне через стол, тихо признаётся Диана.

– Это правда, – отвечаю я, вспомнив о Пейдж Сноуден. – У нас это называется обручением. Особая магия связывает двоих, пока они не поженятся по-настоящему. После церемонии обручения на руках будущих супругов появляются тёмные линии. Ты видела такие у многих гарднерийских девушек в университете. Иногда обручают совсем юных девушек.

Джаред и Диана мрачно смотрят на меня, пытаясь осознать услышанное.

– Но не могут же они в тринадцать лет разумно выбрать себе пару на всю жизнь? – качает головой Диана.

– Обычно жениха выбирает не сама девушка. Его выбирают для неё другие, – поясняю я, вспомнив об Айслин.

Джаред и Диана переглядываются. На их лицах написано неодобрение. Эта традиция им явно не по душе.

– А что, если жених и невеста не любят друг друга? Что, если им не нравится запах будущего партнёра? – Диана явно расстроена таким обычаем. – Неужели их обручают против воли?

– Ну да, – отвечаю я, понимая, как отвратительно это звучит. Жестокая традиция.

– Какой ужас! – бормочет Диана. – А вы не обручены, – отмечает она, оглядев наши с Рейфом руки.

– Дядя хотел, чтобы я отложила обручение, – поясняю я. – Он считает, что мне надо сначала повзрослеть.

– Он совершенно прав, – соглашается Диана, выразительно кивая.

– Я слышал, ваши мужчины спариваются с тюленями… даже если у них есть супруги, – делится Джаред.

Диана в ужасе поворачивается к брату:

– Джаред! С чего ты это взял?

– Так, слышал… – пожимает он плечами.

– Некоторые мужчины действительно так поступают, – вздыхает Рейф. – Они живут с шелки – тюленями в человеческом обличье.

– Что?! – Такого я и вообразить не могла. – Тётя Вивиан говорила, что шелки держат как домашних животных.

Рейф смущённо поднимает брови:

– Нет, Рен, о домашних животных и речи нет.

Какая гадость! Теперь многое становится понятным.

– Отвратительно, – тихо говорит Диана, смущённая не меньше нас. – Быть может, ничего такого бы не случилось, будь вам позволено находить пару в более разумном возрасте, жить с теми, кого вы действительно любите. Как у нас! Ваши обычаи выбора пары ненормальны!

– Есть и счастливые пары, – защищаюсь я. – Мои родители очень любили друг друга.

– Потому-то вы с братом и выросли такими правильными… чего не скажешь о многих других гарднерийцах! – в сердцах восклицает Диана.

– А что случилось с вашими родителями? – тихо спрашивает Джаред. Он заметил, что я упомянула о них в прошедшем времени.

– Они погибли, когда мы были совсем маленькими, – отвечаю я, уставившись в чашку. Собравшись с силами, я поднимаю глаза и вижу печальное лицо Дианы.

– Я вам очень сочувствую, – произносит она.

Я только грустно пожимаю плечами. Что тут скажешь… Уже поздно, я очень устала. И мамино одеяло больше меня не утешит. А как хотелось бы завернуться в него… Диана ласково касается моей руки.

– Поедем с нами в стаю, – приглашает Диана. – Ты там всем очень понравишься. Найдёшь себе новых друзей.

К моим глазам подступают слёзы.

– Спасибо за приглашение, – отвечаю я прерывающимся голосом, снова глядя в чашку.

Диана дружески стискивает мою ладонь, прежде чем отпустить. Близнецы смотрят на нас открыто, сочувственно, без тени насмешки. Мы только что обсудили обручение у гарднерийцев и спаривание у ликанов, и у меня до сих пор горят от смущения щёки, однако, скорее всего, мне понравятся родные Дианы и Джареда.

– Похоже, мы во многом ошибались, – признаётся мне Айслин однажды вечером. Мы сидим на скамейке, любуемся убывающей луной и говорим о ликанах. Тёплые накидки защищают нас от холодного ветра, сдувающего с деревьев сухие осенние листья. Тяжёлые сумки с книгами мы оставили на земле.

– Ты права, – вздыхаю я.

– И всё же, Эллорен, иногда они ведут себя… невообразимо!

– Но в них нет зла!

Айслин сосредоточенно хмурится, собираясь с мыслями.

– Но как же так… Я слышала, как отец рассказывал матери о ликанах. Совет магов направил его к северным стаям с дипломатической миссией. Когда он был там, ликан объявил, что намерен спариться с одной из самок, и просто… утащил её в лес. Зачем отцу такое выдумывать?

– Не знаю.

– Может быть, в северных стаях другие законы, – с надеждой говорит Айслин. – Может быть, в стае Джареда и Дианы правила более строгие.

– Наверное, так.

– Просто не могу вообразить Джареда… таким.

С неба на нас внимательно глядит луна; небольшие серые облака лениво проплывают в её серебристом сиянии.

– Знаешь, – признаётся Айслин, – Джаред написал мне сегодня стихотворение. Про луну.

И в этом нет ничего удивительного. Тоненький ручеёк тайной переписки на лекциях по химии быстро превратился в бурный поток. Диана наотрез отказалась передавать записки брата, но Джареда это не остановило. Мы с Айслин поменялись местами, и теперь её и Джареда разделяет лишь проход между рядами столов.

Айслин открывает свою тайную книгу стихов, вытаскивает аккуратно сложенный лист пергамента и подаёт его мне. В неверном свете фонаря я едва различаю летящий почерк Джареда.

Это стихотворение об одиночестве и страстном томлении, свидетельницей чего становится луна.

– Прекрасные стихи, – говорю я, возвращая листок. Мне кажется, что я вторгаюсь в запретные дебри личных отношений.

– Да, восхитительные, – мечтательно вздыхает она.

– Айслин, – нехотя начинаю я, – я видела вас с Джаредом. Вчера вечером. В архиве.

Они сидели совсем рядом, склонившись над раскрытой книгой и почти соприкасаясь руками и головами. Весь мир словно перестал для них существовать, они были поглощены друг другом, их лица светились от счастья. Не пряча смущённых улыбок, они о чём-то говорили – тихо, но очень воодушевлённо.

Покраснев, Айслин опускает голову и пожимает плечами.

– Наверное, мы становимся… друзьями. Странно, правда? Я – и вдруг дружу с ликаном. – Она беспокойно вскидывает на меня глаза. – У нас всё совершенно невинно. Родители Джареда повезут его летом в северную стаю выбирать супругу, и он знает, что меня скоро обручат с Рэндаллом. Мы просто… друзья.

– Я понимаю, – киваю я. – Просто… тревожно что-то.

Айслин напряжённо хмурится:

– Если мои родные узнают, что я разговариваю с ликаном… отец заберёт меня из университета. Поэтому мы встречаемся только по вечерам. Мы любим книги. Так приятно поговорить о литературе с тем, кто в ней хорошо разбирается. Он очень начитан.

– Похоже, вам есть о чём поговорить, – соглашаюсь я.

– Знаешь, Эллорен… – задумчиво произносит Айслин. – Мне теперь кажется, что мы… во многом неверно судим о ликанах.

Откинувшись на спинку скамьи, я отыскиваю среди облаков знакомое созвездие.

– У меня бывает такое же ощущение.

Мы молча смотрим на звёзды.

Холодно… Засунув руки в карманы накидки, я вдруг натыкаюсь на что-то твёрдое и острое.

Разбитый портрет Лукаса! Я о нём совсем забыла!

Вытащив осколки, я складываю их как мозаику, собирая по кусочкам красивое до невозможности лицо Лукаса.

– У тебя есть его портрет?! Портрет Лукаса?! – ахает Айслин.

– Я его случайно разбила… и стащила из комнаты Фэллон.

Приходится рассказать Айслин о моём маленьком приключении, и о Диане, спящей нагишом, и о том, как ликанка не дала себя в обиду.

Айслин едва сдерживается, чтобы не рассмеяться, и вскоре мы вместе весело хохочем.

– Фэллон превратит тебя в ледяную статую, если узнает, – качает головой Айслин, показывая на портрет и пряча лукавую улыбку.

– Спрячу получше, она и не найдёт. – Я отправляю осколки обратно в карман и беспокойно ощупываю их сквозь накидку.

Она никогда не узнает. Откуда?

Тем же вечером Ариэль наконец снова заговорила со мной.

Наша комната в Северной башне очень изменилась. Мы с Винтер почти всё вычистили – не трогали только ту часть, где хозяйничает Ариэль. Рейф построил небольшой птичник, и мы взгромоздили его рядом с кроватью Ариэль. В птичьих домиках обосновались два украденных из университетского птичника цыплёнка и сова со сломанным крылом, которую лечит Ариэль.

Сова меня околдовала. Я могу смотреть на неё не отрывая глаз сколько угодно. Она без малейшего усилия крутит головой, описывая почти полный круг. А глаза у этой лесной птицы огромные и блестящие. Я никогда не видела сов так близко.

Ариэль изучает, как правильно содержать и разводить животных, как ухаживать за ними. Её письменный стол завален книгами по лечению птиц. С людьми Ариэль ведёт себя странно, взвинченно, а с птицами и животными она всегда спокойна и собранна. Ариэль очень любит птиц, и даже отказывается есть их мясо в столовой.

Я лежу на кровати в уютно нагретой камином комнате, с головой погрузившись в учёбу. Рядом с кроватью возвышаются горы книг, в камине полыхает огонь, отбрасывая на комнату золотистые блики. Пернатые устроились рядом с Ариэль на её кровати, а Винтер, сидя на полу, рисует сову.

Ариэль внезапно оборачивается ко мне, требовательно сощурив глаза:

– Одно твоё слово – и меня бы исключили из университета.

– Я знаю. – У меня не сразу получается произнести эти короткие слова вслух.

– Я тебя избила, – не отступает Ариэль. – Ты была вся в синяках и в крови. Ты могла бы пожаловаться, и меня бы отправили… туда.

– Я знаю, – повторяю я. – Просто я решила ничего не говорить.

– Но ты была вся в крови…

– Сказала, что оступилась и упала с лестницы.

В обращённых на меня глазах Ариэль столько боли…

– Я всё равно тебя ненавижу, – говорит она.

Сглотнув комок в горле, я киваю. Конечно ненавидит. Я этого и заслуживаю. Она уничтожила дорогую мне вещь, но из-за меня погибло живое существо… её родная душа.

– Я не жду, что когда-нибудь твоя ненависть уйдёт, – сделав над собой усилие, выговариваю я. – Просто послушай… Мне очень жаль, что твой цыплёнок умер. Я не знала, что Лукас на такое способен… Не думала… Я так на тебя разозлилась в тот день. Прости меня.

– Не важно, – безучастно отмахивается Ариэль, перекатываясь на спину и глядя в потолок. – Ему лучше среди мёртвых, чем среди живых.

– Не говори так.

– Ладно, – легко соглашается Ариэль, язвительно улыбаясь. – Лучше бы мой цыплёнок остался жив, а ты сдохла. За компанию со всеми студентами. Кроме Винтер.

По крайней мере, сказано честно, и я молчу, давая словам повиснуть в воздухе. Винтер окидывает подругу грустным понимающим взглядом и поворачивается ко мне с тёплой одобрительной улыбкой.

Я возвращаюсь к учебникам. От улыбки Винтер на душе теплеет. И впервые после приезда в университет где-то глубоко внутри меня зарождается такой долгожданный покой.

Глава 25. Тристан

– Где Рейф?

– Его нет, – рассеянно отвечает Тристан, не отрываясь от учебника физики.

Пришёл одиннадцатый месяц, а вместе с ним и убийственный холод. Деревья стоят голые, камин в Северной башне мы топим постоянно.

Уже поздно, закончилась ещё одна неделя. Я несколько часов просидела над книгой «История Гарднерии», и с каждой прочитанной страницей у меня в голове возникали всё новые вопросы. Что-то здесь не так. Известные мне с детства истины не совпадают с теми, что я прочла в учебнике, и мне нужно срочно обсудить это с Рейфом.

Мы гарднерийцы, Благословенные, Первые Дети, чистые и невинные. А другие расы – Исчадия Зла и проклятые. Однако жизнь не укладывается в такие простые и понятные рамки.

Всё очень запутано.

– Чем занят Рейф? – спрашиваю я Тристана.

– Бродит по лесу, как обычно, – всё так же, не отрываясь от учебника, отвечает он.

– Ох! – Не повезло. В последнее время Рейфа вообще трудно застать.

– Бродит по лесу с Дианой Ульрих, – поразмыслив, добавляет Тристан. – Он теперь гуляет с ней каждый вечер допоздна.

– Что?

Вот это сюрприз!

Тристан наконец поднимает на меня глаза, удивлённый моим возгласом.

– Она ликанка!

– Да, я знаю, – спокойно произносит Тристан, возвращаясь к своей книге. Можно подумать, его ничуть не волнует, что родной брат гуляет где-то с оборотнем!

Мне вспоминается тот вечер, когда мы сидели в столовой, как Рейф и Диана сразу же оказались на одной волне. Она так смотрела на него, когда мы расставались…

– Тебе не кажется, что это немного… странно? – интересуюсь я.

– Жизнь вообще странная штука, – пожимает плечами Тристан.

А тут есть о чём побеспокоиться! Рейфу нельзя увлекаться ликанкой! На него обрушится гнев сразу двух рас! И на неё тоже.

– Они… нравятся друг другу? Как ты думаешь?

– Может быть, – безразлично отвечает Тристан.

– Она оборотень! – чуть ли не по слогам произношу я, пытаясь объяснить причину моей тревоги.

– Ты хочешь сказать, она Исчадие Зла? – поднимает брови брат.

– О Древнейший! Нет! – Я едва не срываюсь на пронзительный визг. – Я ничего не сказала о зле, но… Рейфу нельзя быть с ней. Наши расы… в плохих отношениях, мягко говоря.

– Любви чужды дипломатические глупости, – ухмыляется Тристан.

Какой сарказм! Младший братик решил меня позлить!

– А зря! Особенно если это может лишить тебя будущего.

Тристан закатывает глаза и продолжает читать.

– Почему тебя это не волнует? – допытываюсь я. Не знаю, зачем я задаю ему этот вопрос. Тристан никогда ни о чём не волнуется. И сейчас его спокойствие меня бесит.

– Рен, а может, они просто друзья?

– Ты её видел? – фыркаю я.

– Нет, никогда, – быстро отвечает он.

– Она легко может вывести из себя кого угодно. А ещё она высокомерная. – И храбрая. И добрая, хочу добавить я. Но с ней наш брат оказывается в очень опасном положении. – И она частенько бегает нагишом! – перечисляю я пороки Дианы. – А теперь ещё и пытается украсть нашего брата.

Мне многое нравится в Диане, я ею даже восхищаюсь, но сейчас об этом лучше забыть. Меня несёт не в ту сторону, мне стыдно за свои слова, но, если ничего не изменить, произойдёт непоправимое. Иначе и быть не может.

Тристан на мгновение отвлекается от книги и смотрит на меня как на сумасшедшую:

– Ты что, правда думаешь, что кто-то может украсть… Рейфа?

– Она его околдовала!

Тристан нетерпеливо закатывает глаза.

– Они просто гуляют, Рен!

Да он ослеп!

– Нет. Она хочет запустить в него свои когти… настоящие когти!

Тристан растягивает губы в скептической улыбке.

Я плюхаюсь рядом с ним на кровать и, скрестив руки на груди, яростно сверлю его взглядом. Тристан спокойно возвращается к чтению, не обращая на меня ни малейшего внимания, пока я сижу и киплю от гнева.

И тут входит Айвен с тяжёлой сумкой книг на плече и кипой учебников под мышкой. Заметив меня, он будто примерзает к месту, а на его лицо наползает знакомое напряжённое выражение, как всегда, когда я рядом.

– Что? – огрызаюсь я. Как мне надоела его вечная неоправданная враждебность!

Айвен молча смотрит на меня, медленно краснея. Я вдруг осознаю, что уселась на его кровать.

– Ох, прости, пожалуйста! – Схватив книги и сумку, я, покраснев, вскакиваю. У гарднерийцев и кельтов девушкам не позволяется сидеть на кровати мужчин, если только мужчина им не родственник. Это непростительное нарушение правил приличия.

Айвен сбрасывает на постель шерстяную накидку и книги, будто помечая территорию, и обжигает меня своим коронным зеленоглазым взглядом. Потом берёт какие-то учебники и переходит за письменный стол.

Я же, в свою очередь, усаживаюсь в ногах у Тристана, привалившись к стене. Моё лицо по-прежнему горит от смущения. В комнате вдруг становится тесно, стены словно сдвигаются, но я намерена дождаться Рейфа и поговорить с ним о бессмысленных прогулках с Дианой. Я тоже достаю учебники, и мы втроём погружаемся в бесконечное спасение учёбой.

К моему удивлению, Тристан то и дело отрывается от книги и подолгу смотрит на Айвена, сидящего к нам спиной.

Я незаметно заглядываю Айвену через плечо, пытаясь выяснить, что так привлекает Тристана.

Айвен читает, подперев рукой лоб. Он сидит в неудобной позе, будто боится расслабиться. Перед ним учебник по медицине, мне даже удаётся разглядеть хирургические рисунки.

Вынуждена признать, что кельт хорошо сложён. Он высокий и худощавый, а когда не щурится в гневе, его зелёные глаза сияют необыкновенным светом. На кухне я всё чаще с удовольствием наблюдаю за ним, восхищённая его силой и грациозными движениями. Я не забыла, как он смотрел на Ферн в тот день, когда я впервые пришла на кухню, какая у него была улыбка и каким красивым он мне показался тогда.

Я в раздражении кусаю себя изнутри за щёку.

Ну почему Айвен такой симпатичный? И почему меня так тянет к нему, несмотря на его враждебность? Кроме всего прочего, он кельт!

Правда, в последнее время он уже не пышет ненавистью ко мне. Иногда я ловлю на кухне его пристальные взгляды – он словно пытается разгадать, что я скрываю. Рядом с Айвеном у меня по телу пробегает тёплая, покалывающая волна. Но стоит мне поднять на него глаза, как он тут же отворачивается.

Спустя примерно час напряжённой тишины Айвен закрывает книгу, вскакивает, хватает с кровати сумку и выбегает из комнаты, с грохотом захлопывая за собой дверь. С его уходом мне становится легче дышать.

– Не знаю, как ты живёшь с ним… – сочувствую я Тристану. – Он всегда напряжён как натянутая струна.

Тристан на мгновение отрывается от учебника и снова возвращается к чтению.

– Слушай, – подозрительно спрашиваю я, – а почему ты на него так пялился?

Тристан всегда подолгу молчит, прежде чем ответить, и я терпеливо жду.

– Потому что он очень красивый, – тихо, почти шёпотом, отвечает брат.

Слова повисают между нами в воздухе. Я даже чувствую, как они давят на меня. Похоже, я слишком долго на многое закрывала глаза, и теперь от реальности никуда не убежишь.

– Что ты имеешь в виду? – медленно выговариваю я.

Он не отвечает, только сжимается и пристально смотрит на открытую перед ним книгу.

Я что-то напутала. Неправильно поняла. Наверняка ошиблась. Айвен, конечно, красивый. И даже очень. И Тристан произнёс вслух очевидное. Однако он сказал это так… таким тоном…

Непрошеные мысли быстро получают подтверждение. Рейф часто флиртовал с девушками и оглядывался на симпатичных юношей на зимних ярмарках, а в отношении Тристана я ничего подобного не припомню. Ему всегда хватало Гарета.

Брат грустно и вызывающе смотрит на меня. Едва дыша я пытаюсь подобрать верные слова:

– Ох, Тристан. Но ты же не…

Рот Тристана сжимается в тонкую линию, по лицу пробегает судорога.

– Ты же просто так сказал… не по-настоящему. Ты совсем не то имел в виду!

Он не отвечает и сидит опустив голову, а во мне жаркой волной поднимается страх.

– О Древнейший! Тристан! Айвен знает?

Лишь бы Айвен не догадался! Никто не должен об этом узнать!

– Наверное, – натянуто отвечает брат. – Скорее всего, именно поэтому он никогда при мне не раздевается.

– Ох, Тристан! – выдыхаю я, чувствуя, как нарастает паника. – Это очень плохо.

– Я знаю, – соглашается он.

– Совет магов… Они сажают в тюрьму за…

– Я знаю, Рен.

– С тобой не может такого случиться. Нет. Ты должен измениться.

Тристан не сводит глаз с книги.

– Я не могу, – тихо отвечает он.

– Тогда не говори никому, – требую я. – Никто не должен об этом знать!

– Думаешь, я сам не понимаю? – Он по-прежнему говорит спокойно, но сквозь спокойствие пробивается боль. И ярость.

– Кто-нибудь ещё знает? – растерянно пытаюсь выяснить я.

– Скорее всего, Рейф уже догадался.

– И что он сказал?

Тристан глубоко вздыхает:

– Ты знаешь, какой у нас брат. Он делает то, что считает нужным, и позволяет остальным жить точно так же.

– А дядя Эдвин?

– Не знаю.

– А Гарет?

– Гарет знает, – уверенно отвечает Тристан.

– Ты ему сказал?

Почему он сказал Гарету, а не мне? Где тут справедливость?

– Он сам догадался.

– Как?

Устав притворяться, что читает, Тристан закрывает книгу.

– Потому что я хотел его поцеловать.

Вот это новость!

– Ты… Гарета? И что… что он сделал, когда ты… попытался…

– Его поцеловать? – резко заканчивает за меня брат. – Сказал, что очень сожалеет, но ему нравятся только женщины.

Мы молча смотрим друг на друга, чувствуя, как тяжёлые последствия этого открытия клубятся над нами грозовым облаком.

– Ох, Тристан, – в который раз повторяю я, потирая ноющий лоб. Наша вера только что превратилась в оружие, обращённое против моего брата.

– Тебя назовут Исчадием Зла… если кто-нибудь узнает…

– Я понимаю.

– У меня уже целая коллекция этих Исчадий… – качаю я головой.

– Ты серьёзно?

– Смотри сам: икариты, ликаны, водная фея, о которой никто не знает, а теперь ты.

Тристан устало пожимает плечами.

Я ласково толкаю его в ногу.

– Никакое ты не Исчадие, сам знаешь, – тихо говорю я.

Он кивает, не находя слов.

Глубоко вздохнув, я прислоняюсь к стене и смотрю на пляшущие на потолке тени.

– Знаешь, все эти глупости… не стоят и выеденного яйца, – признаюсь я. – Безумные россказни об Исчадиях Зла… в которые все, кажется, искренне верят… – Повернув голову, я с беспокойством смотрю на него. – Тристан, мне действительно страшно. Я не могу… – Стоит только вообразить, как Тристана уводят и бросают в тюрьму, как к моим глазам подступают слёзы. В душе нарастают страх и решимость защитить младшего брата. – Никому об этом не говори. Ни слова!

– Я знаю, Рен.

– Я не шучу. Это очень опасно. Пообещай мне. Дай слово, что никому не скажешь!

– Обещаю. Я буду очень осторожен, – уверяет он, и я знаю, что он говорит серьёзно, хотя одновременно и посмеивается надо мной. Но пока этого достаточно.

Глава 26. История

В последующие несколько дней манера Айвена молча сверлить меня напряжённым, холодным взглядом здорово действует мне на нервы. К раздражению примешивается и страх: что, если Айвен знает тайну Тристана? Я даже начинаю разговаривать с Айвеном, пусть он мне и не отвечает, в надежде склонить его на свою сторону.

Сегодня вечером мы чистим на кухне огромную гору репы – не самое любимое моё занятие. Айрис на соседнем столе месит тесто. Её жёсткие льняные волосы заплетены в красивые тонкие косы. Айрис то и дело обжигает меня взглядом – как смеет эта гарднерийка приближаться к её дорогому Айвену?!

Для меня пытка видеть Айрис и Айвена вместе. Они часто смеются, болтают, она непринуждённо касается его плеча, руки… Они ведут себя как старые друзья… Или между ними что-то большее?

Быть может, они целуются под покровом ночи? Прячутся от чужих глаз в дальнем загоне амбара?

Придёт же такое в голову! И уж если начистоту, это не моё дело.

Айвен – кельт, и я ему совсем не нравлюсь. Мне не следовало бы обращать внимание на то, как бьётся сердце, стоит Айвену оказаться рядом. Искать расположения кельта бессмысленно, а в моём случае ещё и опасно.

Представляю, что подумает Лукас, узнай он о моих мечтах о кельте!

Делая вид, что мрачные взгляды Айрис меня не трогают, я с треском разрезаю упрямые корнеплоды. Твердокаменная репа плохо поддаётся даже острым ножам.

Спустя несколько минут Айрис отряхивает руки и выходит из кухни. Вот и удобный случай поговорить с Айвеном, убедиться, что он не выдаст Тристана.

– Как поживаешь? – скосив глаза на кельта, спрашиваю я медовым голоском.

Айвен молча рубит на куски репу, отделавшись по обыкновению гневным взглядом.

В отчаянии я что-то болтаю о погоде, о том, что ела на обед, о каких-то невероятных глупостях, лишь бы привлечь его внимание.

– …А тётя Вивиан прислала мне новые платья. Наверное, сожалеет, что поселила меня с икаритами. – Я бросаю нарезанную репу в огромную деревянную миску. – Я так удивилась, когда открыла посылку, – щебечу я. – Похоже, она пытается подкупить меня подарками, раз уж наказать не получилось. На мне сегодня новое платье. Нравится?

Платье и вправду изумительное – из блестящего чёрного шёлка с вышитыми тёмно-синими цветами железного дерева.

Айвен покрепче перехватывает в руке недавно заточенный нож.

– Что? – спрашивает он, грозно воззрившись на меня.

Он мне ответил! Великолепно! Вот только что за странный тон? Я надеялась на более приятную беседу.

– Платье… – благодушно повторяю я. – Тебе нравится вышивка?

– Нет, – отвечает Айвен, положив нож на стол и повернувшись ко мне. – Выглядит отвратительно.

Странно… и неожиданно.

– Ты бываешь поразительно любезен, – чувствуя, как разгорается гнев и пламенеют щёки, едко отвечаю я.

– Это платье, – язвительно продолжает Айвен, – сшито рабами, на нём кровь и пот невинных.

– Неужели? – парирую я. – Тётя Вивиан покупает мне платья в Валгарде, в ателье.

– Скажи: тебе известно, откуда на самом деле берётся этот расписной шёлк?

– Нет… то есть я… но…

Он так стремительно наклоняется ко мне, что я невольно отшатываюсь.

– Красивая вышивка, правда? Это работа урисков. С островов Фей. Многие вышивальщицы там совсем юные, ещё дети. Они работают за гроши, а если пытаются возражать, их бьют.

Это ложь! Он врёт! Специально говорит гадости.

Прикусив губу, я смотрю ему в глаза, однако Айвен не отводит взгляда. Похоже, он говорит правду…

– Я… не знала… – лепечу я в свою защиту.

– И не хотела ничего знать. Никто из вас не хочет знать, – огрызается Айвен. – Так что нет, твоё платье мне не нравится. И ты, и платье – отвратительны.

От его слов меня пронзает острая боль, всё внутри сворачивается в тугой, колючий узел, к глазам подступают слёзы. Почему он такой безжалостный? Всегда говорит мне гадости. И почему меня это так беспокоит?

Глупый, жалкий кельт.

Но что, если он прав? А вдруг всё так, как он говорит? Меня затягивает в водоворот страшных мыслей, и я с трудом отгоняю слёзы.

Не буду при нём плакать. Не дождётся.

Схватив нож, я с удвоенными усилиями кромсаю твёрдую, непокорную репу, пытаясь забыть слова Айвена и успокоиться.

На следующий день я нерешительно подхожу с вопросом к преподавателю истории.

– Пастырь Симитри, – обращаюсь я к нему после лекции, глядя, как остальные студенты-гарднерийцы медленно покидают огромную аудиторию.

– Маг Гарднер! – тепло приветствует он меня. От мантии профессора Симитри исходит аромат храмовых благовоний, на его руке белеет повязка в поддержку Фогеля. – Я кое-что для вас приготовил. – Пастырь Симитри достаёт из-под стола блестящий керамический цветочный горшок. В нём покачивается совсем небольшой, но удивительно красивый саженец железного дерева.

– Спасибо, – от души благодарю я.

– Это дерево очистит вашу комнату от порчи, – покровительственно сообщает он. – Икаритам оно, скорее всего, не понравится, но вам принесёт успокоение.

Икариты… Как неприятно это слышать. У моих соседок есть имена – Ариэль и Винтер. Однако своё мнение я оставляю при себе.

– Спасибо, – снова благодарю я, принимая деревце из его рук. Какой тяжёлый горшок! Конечно, я люблю саженцы, но этот забирать что-то не хочется. Зачем он мне, если Винтер, да и Ариэль, не понравится такое соседство?

– Я помогу вам пересадить его в другой горшок, когда деревце подрастёт, – добродушно предлагает он. – У железных деревьев очень нежные корни. Им нужно много места, чтобы вырасти сильными.

– Спасибо, – в третий раз повторяю я.

Видимо, заметив мою нерешительность, пастырь Симитри ободряюще улыбается и спрашивает:

– Чем я могу вам помочь, маг Гарднер, в этот прекрасный день, подаренный нам Древнейшим?

– Пастырь Симитри, – переминаясь с ноги на ногу, решаюсь выговорить я. – Помогите мне разобраться, есть ли хоть капля правды в слухах, которые до меня дошли.

– Свет полнится слухами, маг Гарднер, – отвечает профессор, присев на письменный стол и сложив руки. – Вы поступили разумно, обратившись за советом.

– Правда ли, – уже увереннее продолжаю я, – что ткань для моего платья, возможно, была соткана урисками на островах Фей и что с работниками там обращаются как с рабами?

Пастырь Симитри заметно мрачнеет.

– Правда то, что ткань вашего платья действительно могла быть соткана урисками. Однако нет ни малейшей правды в том, что труд их сродни рабскому. Гарднерия завоевала земли урисков по милости Древнейшего. Уриски жили как дикари, поклонялись статуям ложных богов, на островах процветало многожёнство. Племена урисков воевали и между собой, и со всеми соседями. Это дикая и очень опасная раса. Теперь, когда Гарднерия заявила о своих правах, уриски живут в покое и следуют законам морали. Много ли они работают? Да, много. Однако тяжёлый труд, особенно если с его помощью можно удержать племена от возврата к дикому состоянию, такой труд только на пользу. – И пастырь Симитри снова ободряюще мне улыбается.

– То есть, если я правильно поняла, – настаиваю я, – детей там к работе не принуждают?

– Даже если дети и работают, – задумчиво отвечает пастырь, – это происходит по доброй воле и с согласия их опекунов, чтобы их матери могли присматривать за детьми. Не поддавайтесь чувствам, Эллорен. Дети урисков совсем не похожи на гарднерийских детей. Они не принадлежат к расе Первых Детей. Урискам необходимы строгий порядок и тяжёлая работа, чтобы обуздать их первобытные инстинкты. В них нет разума, чувствительности… нет души, как у нас.

Я тут же вспоминаю Ферн, как весело она прыгала по кухне и пускала мыльные пузыри!

Она самый обыкновенный ребёнок. Сказать по правде, она ничуть не отличается от малыша любой гарднерийки.

Пастырь Симитри показывает на учебник истории, который я держу под мышкой.

– Почему бы вам не прочесть главу об урисках? Вам многое станет понятно.

Автор этого учебника сам пастырь Симитри. И я уже прочла эту главу. Здесь я найду только один взгляд на историю.

Попрощавшись с пастырем Симитри, я направляюсь на поиски ответов.

Пастырь Симитри не единственный преподаватель истории в университете. Есть ещё профессор Кристиан. Тот самый кельт, защитивший Ариэль, когда я отобрала у неё в столовой десерт.

Профессор Кристиан сидит в своём кабинете, заваленном всякой всячиной, за небольшим исцарапанным столом. Такие же старые, побитые жизнью полки на стенах забиты книгами и листами пергамента. Кое-где книги стоят в два ряда. На столе профессора и у стен громоздятся толстые зачитанные фолианты.

Хозяин кабинета что-то пишет в окружении раскрытых книг, то и дело поправляя сползающие на нос очки в тонкой оправе.

Здесь всё напоминает мне о дяде. У него такая же привычка поправлять очки, и рядом с ним всегда лежат горы книг и нотных тетрадей.

Чтобы привлечь внимание профессора, я тихонько кашляю.

Он поднимает глаза от пергамента и несколько раз удивлённо моргает. Окинув меня тревожным взглядом, он надевает маску озабоченности и наконец произносит:

– Маг Эллорен Гарднер!

Я пытаюсь выдавить улыбку, но от смущения у меня плохо получается. Я так и стою у двери, глядя на растерянного профессора.

– Я… хотела кое о чём спросить, – неловко заикаюсь я.

В ответ – тишина. Профессор молча смотрит на меня.

– Мне сказали… что моя одежда… то есть ткань, из которой сшито платье… возможно, была соткана и расшита рабами. Есть ли в этом хоть доля правды? – сбивчиво выговариваю я.

Профессор Кристиан в замешательстве склоняет голову к плечу:

– Почему вы задаёте этот вопрос мне, Эллорен Гарднер?

– Я надеялась, что вы ответите честно. Пастыря Симитри я уже спрашивала, и его ответ показался мне… необъективным.

Профессор Кристиан презрительно фыркает и снимает очки. Схватив со стола лоскут ткани, он протирает стёкла в тонкой оправе и, прищурив глаза, рассматривает меня. Потом возвращает очки на место и откидывается на спинку стула, сложив руки перед собой. Не получив приглашения войти, я так и маячу у двери.

– Ткань для вашей одежды, Эллорен Гарднер, – говорит профессор, – была, по всей видимости, соткана и украшена урисками на островах Фей. Некоторые из этих мастериц, скорее всего, ещё дети. За свой труд они получают ровно столько, чтобы не умереть с голоду, и живут в поистине рабских условиях. У них нет возможности уехать на поиски лучшей жизни: острова Фей надёжно стерегут. Иногда, за огромную плату, им помогают бежать с острова пираты, часто передавая их новым, ещё более жестоким хозяевам, которые угрожают отправить служанок в тюрьму или передать властям. Уриски могут наняться служанками к гарднерийцам, что также мало отличается от рабства. Хозяева имеют право вернуть прислугу обратно на острова при малейшей провинности. Исходя из перечисленного выше, Эллорен Гарднер, если вы спросите меня, связано ли создание вашего платья с болью, несчастьем и жестокостями, я отвечу утвердительно: без малейшего сомнения это так.

Я сглатываю шершавый ком в горле. Этот преподаватель выложил мне всё без обиняков. Мне немного странно всё это слышать, я не привыкла к такой откровенности. Приходится напомнить себе, что я пришла сюда в поисках правды, какой бы горькой она ни была.

– Спасибо, что ответили честно, – говорю я, сгорая со стыда. Вот почему малышка Ферн так боялась, что её отошлют на острова Фей!

Взгляд профессора немного смягчается. Нахмурившись, он смотрит на меня так, будто хочет задать вопрос.

– Не за что, – в итоге резко отвечает он.

Пожалуй, на сегодня я узнала достаточно.

На другой день на кухне я занимаю своё место у окна, где оставляют грязные тарелки и подносы из столовой. На мне старая, привычная одежда, в которой я ходила дома, – тёмно-коричневое платье из домотканой материи, достаточно тёмное, чтобы соответствовать гарднерийским правилам, но только отчасти. Я больше похожа на кельтийку, чем на гарднерийку, но в этом платье я снова чувствую себя как раньше. Пусть платье и юбка далеки от элегантности и не подчёркивают мою фигуру, как модные шёлковые вещи, зато в них гораздо легче двигаться и дышать.

Гарднерийцы смотрят на меня недоумённо, одни – с явным неодобрением, другие, негарднерийцы, безмолвно осуждают.

– Ты во что вырядилась? Издеваешься?! – восклицает Айрис, едва явившись на кухню. Я молча перетаскиваю гору грязной посуды в широкую раковину у стены.

Исходящая от Айрис ненависть почти осязаема. Я чувствую, как горит шея под взглядами кельтийки, но стараюсь не обращать внимания.

Бледдин едва не роняет на пол мешок муки, вернувшись из кладовой.

– Она теперь кельтийка, что ли? – Сплюнув на пол, она кривит от отвращения рот, оглядываясь на Ферниллу.

Главная повариха пожимает плечами и знаком предлагает Айрис и Бледдин угомониться.

Олиллия, худенькая, болезненная девочка-уриска с лавандовой кожей, тоже оглядывается на Ферниллу, будто спрашивая, как ко мне относиться. Фернилла ободряюще улыбается Олиллии и настороженно посматривает на меня.

– Какая разница! – громким шёпотом объявляет Айрис, забирая у Бледдин муку. – Тараканиху хоть принцессой наряди, всё равно тараканихой останется! – храбро шутит она.

Фернилла предостерегающе качает головой. Айрис и Бледдин прячут улыбки, но лишь на мгновение. Скрывшись в чулане, они хохочут, едва прикрыв за собой дверь.

Делая вид, что их насмешки меня не касаются, я молча склоняюсь над тарелками.

Когда Айвен наконец входит на кухню, то, не обращая на меня ни малейшего внимания, сразу же принимается скрести тарелки и кастрюли на другой половине широкой раковины. В конце концов он поднимает на меня глаза и тут же отводит их, но потом с удивлением снова оборачивается, прежде чем вернуться к своим тарелкам.

Представляю, что он себе навоображал, увидев меня в домотканой одежде! Собирается с мыслями, чтобы сказать новую гадость.

– Я перестала носить шёлковые платья не из-за тебя, – смущённо объясняю я, отчётливо вспоминая, как и что он совсем недавно сказал. – Мне всё равно, что ты обо мне думаешь.

Он снова на секунду поворачивается ко мне и молча опускает голову.

– Я спросила профессора Кристиана, правда ли то, что ты мне сказал, – продолжаю я своё длинное объяснение. Не хочу, чтобы Айвен думал, что может на меня влиять. – Он подтвердил, что всё правда, и я решила, что старая одежда нравится мне гораздо больше. Я всегда ходила в таких платьях, в них очень удобно. Вот поэтому я и сняла чёрный шёлк.

Перестав скрести жёсткой щёткой большую кастрюлю, Айвен на мгновение сосредоточенно прожигает взглядом стену перед нами. Мышцы его шеи и плеч каменеют. Со вздохом вернувшись к работе, он тихо произносит:

– Это платье тебе очень идёт.

От неожиданности у меня перехватывает дыхание. Я не ослышалась? Настоящий комплимент от Айвена?!

Меня окатывает тёплая волна благодарности и удовольствия. Когда Айвен не сердится, у него совсем другой голос – добрый, звучный.

Я исподтишка поглядываю на кельта, однако он больше не отрывается от грязной посуды.

Спустя несколько дней я снова подхожу к кабинету профессора Кристиана. За эти дни у меня появилось ещё больше вопросов, они роятся у меня в голове, как неутомимые пчёлы. Мне очень нужны ответы, я должна узнать правду.

Увидев меня, профессор Кристиан удивлённо поднимает брови. Перегнувшись через стол, он выглядывает в коридор, почему-то уверенный, что я пришла не одна. Убедившись, что со мной никого нет, он задумчиво откидывается на спинку стула.

По его лицу едва заметно пробегает грозовая тучка, и он мрачно хмурит лоб.

– Вы очень похожи на своего отца, – отрешённо произносит он. – И на бабушку, конечно, тоже, – добавляет он, откашлявшись.

– Вы знали моего отца? – удивлённо спрашиваю я.

– Я о нём наслышан, – осторожно отвечает профессор. – Как и многие другие.

– О, понятно, – разочарованно вздыхаю я.

– Что привело вас ко мне, маг Гарднер? – подозрительно интересуется профессор. – Ещё какие-нибудь вопросы?

Я киваю, и, мгновение поколебавшись, профессор Кристиан обречённо указывает мне на деревянный стул возле письменного стола.

Закрыв дверь в кабинет, я сажусь, смущённо оглядываясь.

– Я вижу, со дня нашей последней беседы вы сменили платье, – замечает профессор, одобрительно улыбнувшись лишь одними глазами.

– Да, я… мм… – лепечу я. – Мои старые платья мне всё равно больше нравятся.

Приподняв брови, он откладывает бумаги и сосредоточенно ждёт продолжения.

– Что вы хотите узнать сегодня? – спрашивает он.

Прикусив губу, я набираю в лёгкие побольше воздуха.

– Я хочу узнать как можно больше об истории Гарднерии. – Я показываю на мой учебник истории. – Только о настоящей истории Гарднерии. Другую я и так знаю.

– Учебник, который вы держите в руках, написан уважаемым гарднерийцем. – Уголок рта профессора поднимается в лёгкой усмешке.

– Это гарднерийская история Гарднерии, – поясняю я.

Профессор согласно кивает.

– А вы, вероятно, ищете кельтскую историю Гарднерии? – интересуется он, пряча усмешку.

– Нет, я ищу историю, основанную на фактах.

– История – наука особенная, маг Гарднер, – одобрительно кивает профессор. – Книги по истории, как правило, субъективны, отыскать истину бывает очень сложно.

– Что ж, – не сдаюсь я, – какова ваша история Гарднерии?

Он немного растерянно покашливает, прежде чем ответить.

– Профессора не обучают истории так, как вы мне сейчас предлагаете, маг Гарднер. Моё личное мнение здесь значения не имеет.

– Прошу вас, профессор Кристиан, – теряя терпение, настаиваю я. – Это очень важно. Пожалуйста, расскажите мне то, что знаете.

Нахмурившись, профессор опускает глаза. Похоже, он тщательно обдумывает ответ.

– Быстро рассказать не получится, – предупреждает он.

– Ничего, у меня достаточно времени, – не желая сдаваться, я усаживаюсь поудобнее.

Профессор изучающе смотрит на меня, будто ожидая, что я встану и уйду.

– Хорошо, маг Гарднер, слушайте, – говорит он, подавшись ко мне через стол. – История Гарднерии начинается со Стивиуса Гарднера, первого великого мага Гарднерии. Он был вашим предком… примерно в шестом поколении, верно?

Я согласно киваю.

– У вас выдающиеся родственники, – проницательно оглядывает меня профессор. – Не только Карнисса Гарднер, Чёрная Ведьма, но и Стивиус Гарднер – два величайших мага Гарднерии в одной семье!

– Я не знала, насколько высоко почитают моих предков в Гарднерии, – задумчиво отзываюсь я. – И как сильно их ненавидят. Не знала, пока не уехала из Галфикса.

– Полагаю, вам известно, что Стивиус родился, когда на этих землях властвовали кельты?

Профессор Кристиан – кельт, и я внутренне сжимаюсь под его взглядом.

– Мне известно, что кельты ненавидели мой народ и относились к нему очень жестоко.

– А вы знаете, почему ваш народ так ненавидели? – спрашивает профессор.

– Из-за предрассудков, – честно отвечаю я.

– Верно, – кивает профессор. – С гарднерийцами обращались очень жестоко. Как с рабами. Даже убивали младенцев. Кельты считали их полукровками, отпрысками фей.

Феи… значит. И светлые кончики волос Гарета, и таланты Тьерни, и то, как я чувствую деревья, – всё это наследство фей?

– Вы никогда не задумывались, почему ваша кожа мерцает в темноте? – склонив голову к плечу, интересуется профессор.

– Это знак Первых Детей, – без запинки отвечаю я. – Благословенный дар Древнейшего.

– Звучит красиво, – усмехается профессор. – Однако это выдумки. Скорее всего, ваш народ произошёл от союза кельтов, которые селились на границе Северного леса, и фей-дриад.

– Что?! От древесных фей?! – не стесняясь таращу я глаза. Но это невозможно! Мы чистокровная раса.

– От дриад вам, скорее всего, достались и зачатки древесной магии, и мерцающая кожа.

Скептически приподняв брови, я слушаю профессора. Никто не знает, как выглядели древесные феи – их давным-давно убили кельты. А гарднерийцы владеют магией волшебных палочек. При чём тут древесная магия? Я впиваюсь пальцами в деревянный стул.

Речной клён.

Уж лучше держать руки на коленях. Так спокойнее.

– Древние кельты не без причины ненавидели фей, – продолжает рассказ профессор Кристиан. – Когда они впервые ступили на эту землю, примерно в двухтысячном году, феи напали на них и поработили. Однако кельты вскоре выяснили, что дриады боятся железного оружия.

Это мне известно. Кельты пришли, спасаясь от войны, из далёких земель, куда теперь не вернуться. Пересечь бурное море, населённое кракенами, решится не всякий. В Западные земли кельты приплыли, набившись в трюмы кораблей, полумёртвые от голода. Тогда-то феи их и захватили. Кельты жили в рабстве у фей до тех пор, пока не выяснили, что железо несёт их поработителям смерть.

Кельты убили почти всех фей и заявили свои права на большую часть Западных земель.

Перед моими глазами на мгновение встаёт Тьерни, какой я вижу её в аптекарской лаборатории: всегда в тонких перчатках, осторожно касающаяся железных частей лабораторных аппаратов.

Профессор Кристиан снова подаётся вперёд.

– Стивиус Гарднер был полукровкой – презираемым чистокровными кельтами потомком кельта и феи.

Я чувствую, как от лица отливает кровь. Произнеси профессор такое вслух где-нибудь в Гарднерии – не миновать ему тюрьмы.

– Вы говорите опасные вещи, – отрывисто предупреждаю я его.

– Что ж, хорошо, что дверь в мой кабинет закрыта, – одними губами улыбается профессор.

– Продолжим лекцию?

Я согласно киваю.

– Феи-дриады исчезли давным-давно, но кровь дриад живёт в магах и поныне. Вот почему у вас чёрные волосы и мерцающая в темноте кожа. Сохранились и отголоски древесной магии, хотя и очень слабые. В наши дни маги способны вызывать волшебную силу с помощью особым образом обработанной палочки. Дриады владели куда большей силой, лишь коснувшись ветвей деревьев.

– Однако Стивиус Гарднер не был похож на своих сородичей. С юных лет выяснилось, что он владеет магией более сильной, чем любой из прежде живших магов. Он превращал лёгкий ветерок в смертоносный вихрь и без труда вызывал огонь.

Я откидываюсь на спинку стула. Ничего нового. Эту историю я уже слышала.

– Когда Стивиусу было всего восемь лет, – продолжает профессор, – он увидел, как надсмотрщик-кельт бьёт его мать.

– Я слышала об этом.

Профессор кивает.

– Стивиус разделался с надсмотрщиком, сжёг его на месте своей волшебной палочкой. Узнав об этом, кельты прислали солдат, чтобы покарать убийцу. Мать попыталась закрыть Стивиуса собой – совершенно напрасно – и погибла. Кельты намеревались перебить всех магов в деревушке, чтобы преподать им хороший урок, однако на их пути встал Стивиус. После гибели матери мальчик обезумел и бросился мстить – ни один из попавшихся ему на глаза кельтов не ушёл живым.

Пока ничего нового. Жрецы часто рассказывают этот эпизод на проповеди. Стивиус жестоко отомстил погрязшим во зле кельтам за смерть матери.

– Потом мальчик умертвил всех кельтов в своей деревушке и в соседних, – спокойно рассказывает профессор.

Неожиданное продолжение. Такого я что-то не припомню.

– Подождите. Что вы сказали?

Профессор мрачно кивает.

– Он убил всех. Женщин. Мужчин. Детей. А потом сжёг всех кельтов и в другой деревне. И в следующей, и в следующей. – Профессор Кристиан останавливается, чтобы перевести дыхание, его лицо мрачнеет. – Вскоре Стивиус почувствовал вкус к жестоким пыткам.

Это уж слишком. Кто в это поверит?

– Подождите, профессор. Этого не может быть… – Я умолкаю, давая профессору закончить импровизированную лекцию.

– Кельты много раз пытались остановить Стивиуса, – продолжает он. – Однако юный маг был неуловим. Он научился защищаться с помощью волшебных заклинаний и бросать огненные шары. В конце концов кельты бежали из Северной Кельтании и отправили в эти земли подвластных им магов, чтобы утихомирить разбушевавшегося ребёнка. Маги очень любили Стивиуса, что неудивительно. Он освободил всех рабов, дал им землю и отомстил жестоким кельтам. Так родилась Гарднерия.

Оцепенев, я смотрю на профессора. Как странно слышать хорошо известную историю без прикрас. Знакомая мне с детства версия истории гласит: чистокровные маги были созданы Древнейшим из семян священных железных деревьев и названы его Первыми Детьми.

– Когда Стивиус повзрослел, – продолжает профессор, – он стал фанатиком веры. Взял написанную кельтами «Книгу древних» и решил, что маги были не полукровками, потомками кельтов и дриад, а Первыми Детьми, о которых говорится в книге, полноправными правителями Эртии. Маги, замученные жестокими кельтами, были рады поверить в новую историю. Стивиус объявил себя пророком Древнейшего и заявил, что Древнейший говорит его устами. Он написал последнюю главу «Книги древних» и назвал её «Благословенные маги», объявил Северную Кельтанию Республикой Гарднерия, а себя – верховным магом.

Я невольно отодвигаюсь от профессора. Он так бесцеремонно рвёт на куски историю моего народа, что я внутренне содрогаюсь.

– Скажите, вы не верите, что Стивиус был настоящим пророком? – Мой вопрос звучит как издевательство над памятью великого мага.

– Я считаю, что он был сумасшедшим, – без колебаний отвечает профессор.

И что мне теперь делать? Как всё это осознать?

– Стивиус решил населить всю Эртию только магами, – продолжает Кристиан. – В главе «Благословенные маги» он утверждает, что гарднерийки должны обручаться с гарднерийцами в юном возрасте, чтобы сохранить в чистоте их волшебную силу и кровь. Стивиус создал заклинания, которые до сих пор используют при обряде обручения. Если женщина нарушит данное при обручении слово и предпочтёт связать свою жизнь с представителем другой расы, её следует жестоко убить вместе с соблазнителем. Семью мужчины также надлежит казнить, дабы устрашить других. Семье женщины, чтобы очиститься, следует объявить об изгнании дочери.

– Мою соседку Сейдж Гаффни изгнали, – говорю я, мысленно поморщившись.

– И что вы думаете по этому поводу?

Я вспоминаю окровавленные руки Сейдж, ужас на её лице, рассказ Шейна о том, как её бил жених…

– Мне было трудно с этим смириться, – отвечаю я.

– Мне продолжать? – мягко спрашивает профессор, отметив моё замешательство.

Я киваю.

– Несколько лет гарднерийцы держались в стороне, растили детей, собирались с силами…

– А потом разразилась Кельтская война.

– Да, – хмуро подтверждает профессор. – Сила Стивиуса дала плоды. Магия проявилась во многих юношах и всё ярче расцветала с каждым новым поколением. Стивиус повёл магов на Кельтанию, захватил больше половины кельтских земель и уничтожил их жителей. Стивиус намеревался продолжить завоевания и захватить для магов все Западные земли.

– Но Стивиуса убили.

– Да, его погубила чародейка ву трин.

– И война окончилась.

– После изнуряющей кровопролитной битвы. – Профессор умолкает, чтобы налить себе чаю, и жестом предлагает мне присоединиться. Я киваю и получаю чашку горьковатого чёрного чая. – Гарднерийцам пришлось расстаться с частью завоёванных земель, – говорит историк, – и мой народ получил обратно примерно половину того, что было потеряно.

Его народ… Значит, и здесь история с точки зрения кельта.

– Что же случилось потом? – спрашиваю я, горя желанием поймать на чём-то профессора.

Он прихлёбывает чай и продолжает:

– Прошло много лет. Это было время гильдий, развития торговли. Верпасия стала перекрёстком торговых путей. Был основан университет. Кельты постепенно признали икаритов и позволили им жить рядом.

– А откуда взялись икариты? – прерываю я рассказ.

– Никто не знает наверняка, – задумчиво склоняет голову набок профессор. – Они с давних пор рождались среди представителей всех рас, ненавидимые почти всеми в Западных землях.

Это правда. Какую веру ни возьми, икаритов называют демонами или Исчадиями Зла.

– Почему их так ненавидят?

– Икариты, как и феи, несут в себе непредсказуемые волшебные силы. В детском возрасте они бывают очень опасны. Возможно, оттого, что в их жилах течёт кровь виверн – крылатых драконов.

– Кровь виверн? Драконов-оборотней?

Как бы это осмыслить… Выходит, Ариэль и Винтер… потомки драконов?

– У икаритов и западных пернатых виверн очень похожие крылья, – задумчиво объясняет профессор, приподняв уголок рта. – Кроме того, они владеют сходной магией – способны укрощать огонь.

Они не демоны. Просто виверны. Это многое объясняет.

– То есть… икаритов ненавидят из-за того, что они родственники виверн?

Профессор Кристиан презрительно хмыкает:

– Я придерживаюсь иного мнения. Их ненавидят, потому что икариты не в состоянии прятать крылья.

Ничего не понимаю. При чём тут крылья?

– Кровь виверн, – объясняет профессор, заметив моё удивление, – очень неудачно сочетается с прославляемыми идеями расовой чистоты, что само по себе миф, величайший обман всех времён. – В глазах историка вспыхивают лукавые искорки. – Гарднерийцы проявляют повышенную чувствительность в случаях, когда расовые границы проведены недостаточно чётко. К эльфам это тоже относится, и даже в большей мере. Куда проще объявить икаритов Исчадиями Зла, чем признать, что каждая раса появилась в результате скрещивания двух или более рас.

Вцепившись в чашку с чаем, я чувствую, как кружатся опасным водоворотом мои мысли, и смотрю на ложечку, которой профессор неторопливо, давая мне осознать каждое слово, размешивает в своей чашке мёд.

– Мне продолжать? – спрашивает он, откинувшись на спинку стула.

Я киваю.

– На чём мы остановились? – На его лбу собираются морщины.

– На мирном времени.

– Ах да. – Профессор отхлёбывает чай и пристально смотрит мне в глаза. – Итак… на сцену истории выходит Карнисса Гарднер.

– Моя бабушка.

– Да, ваша бабушка. Долгожданная героиня. Великая волшебница из пророчества. Стивиус предрекал, что однажды появится маг более могущественный, чем он сам. Так и произошло. Избавительница явилась, когда кельты перешли в наступление и отвоевали потерянные земли, попутно очистив их от магов.

– Вы хотите сказать, кельты убили всех магов, – бесстрастно поправляю я профессора.

– Да, Эллорен. На магов охотились, как на диких зверей, и убивали, – мрачно подтверждает профессор.

Скрестив на груди руки, я молча ожидаю продолжения.

– Ваша бабушка, Карнисса, поставила своей целью не только отомстить за погибших, но и выполнить начатое Стивиусом. Пока она оттачивала своё мастерство, наращивала волшебную силу, маги тайно создали армию драконов, способную противостоять урискам и кельтам. В этом гарднерийцам помогли уриски низшего, презираемого класса, так называемые уриллы.

– Светлокожие уриски? – уточняю я. – Они работают у нас на кухне… Девушки с розоватыми волосами, верно?

– Да, они тоже относятся к низшему классу урисков, – подтверждает профессор.

Значит, малышка Ферн тоже из низшего класса…

– Карнисса вступила с войсками в Кельтанию и быстро покорила её, – продолжает профессор. – Потом заключила союз с альфсигрскими эльфами, перевезла оставшихся фей и тех, в ком была хоть капля крови фей, на Пирранские острова и захватила острова Фей. Как и Стивиус, она не собиралась останавливаться. Карнисса мечтала изгнать с Западных земель все расы, кроме гарднерийских магов. Она стала жестокой фанатичкой, яростно защищала гарднерийские догмы.

А мне всё детство рассказывали о бабушке совсем другое…

– Она защищала наш народ, – протестую я. – Кельты пытались захватить свои бывшие земли, чтобы снова поработить магов.

– Возможно, с этого всё началось, – не соглашается профессор, – однако закончилось совсем иначе. Ваш народ требовал отмщения. А заодно и новые земли. Гарднерийцам стало мало лишь части кельтских владений. Они хотели получить всё! – Профессор умолкает, заметив, что его слова причиняют мне почти физическую боль.

Он ошибается. Всё не так. Моя бабушка не кровожадная завоевательница. Она была великой воительницей! Она спасла и защитила наш народ.

– Эллорен, – пытается объяснить профессор, – ваша бабушка хотела убить каждого, кто не являлся гарднерийцем по крови.

– Потому что они хотели на нас напасть, – с обидой в голосе отвечаю я. Мои родители сражались вместе с бабушкой. Они погибли на той войне. Они бились за наш народ. Они пали смертью героев.

Профессор Кристиан сжимает губы, словно не давая себе возразить. После небольшой паузы он завершает рассказ.

– Во время похода вашей бабушки на восток она погибла от руки икарита. Убийца умер, нанеся ей смертельную рану. Тот икарит был кельтским лекарем, и он отдал свою жизнь за Кельтанию, несмотря на все предубеждения против икаритов в том государстве. – Профессор опускает на стол чашку с чаем. – И вот мы здесь.

Мы здесь. Кельт и гарднерийка, спокойно обсуждаем исторические события. Внешне – спокойно и вежливо, хотя в голове у меня безумствует целый вихрь вопросов и противоречий.

– Ваш народ и альфсигрские эльфы сейчас обладают самыми крупными силами в Западных землях, – добавляет профессор. – И лишь немногие могут им что-то противопоставить. Например, чародейки ву трин охраняют Западное и Восточное ущелья, чтобы не дать гарднерийцам и эльфам выйти за пределы Западных земель. Некоторую опасность представляет возможный военный союз ликанов и амазов. Каждый из этих народов сам по себе достаточно сильный противник.

– Есть ещё Сопротивление, – добавляю я.

– Да, есть разрозненное Сопротивление, – прищурившись, подтверждает профессор. – Это единственная сила, готовая сейчас противостоять гарднерийцам и альфсигрским эльфам.

– Вы считаете, силы Сопротивления будут расти? – спрашиваю я, не отводя глаз.

– Возможно, – задумчиво склоняет голову к плечу профессор. – Особенно теперь, когда пастырь Маркус Фогель намерен занять высшую должность в гарднерийском Совете магов.

При упоминании о Фогеле у меня всё внутри сжимается.

– Я с ним встречалась, – сообщаю я профессору.

– И что же? Он вам понравился? – оценивающе оглядывает меня профессор.

– Он меня напугал, – признаюсь я, вспомнив чёрное дерево и кромешную тьму, которые вставали у меня перед глазами при виде Фогеля.

– Так и должно быть, – кивает профессор. – А вам следовало бы побольше интересоваться работой вашего Совета магов. – Потирая ладонью лоб, профессор бросает на меня странный взгляд. – Фогель – маг пятого уровня, однако до Стивиуса и Карниссы ему далеко.

– Значит, он не великий маг из пророчества.

– Нет, – качает головой профессор. – Но есть и другое пророчество, которое подтверждают прорицатели других рас. Многие верят в неизбежное появление следующей Чёрной Ведьмы, величайшей среди гарднерийских магов. А противостоять ей будет новый икарит. Согласно этому пророчеству, Чёрная Ведьма должна одержать верх над икаритом, иначе на Гарднерию опустится вековая тьма.

– Конечно, врагам Гарднерии её проигрыш на руку. По Западным землям уже рыщут наёмные убийцы в поисках новой Чёрной Ведьмы. Гарднерийцы тоже отчаянно желают знать, кто станет их новой Чёрной Ведьмой и который из икаритов встанет на её пути. Ходили слухи, что у гарднерийской девушки родился мальчик-икарит и что мать вместе с ребёнком скрывается от гарднерийского Совета магов.

Это Сейдж и её малыш. Икарит из Пророчества – несломленный крылатый икарит, который овладеет магией. Тот, кто сохранит крылья и получит невероятную силу. А новая Чёрная Ведьма, конечно, Фэллон Бэйн.

В молчании я пытаюсь осознать сказанное.

– Что, если… новая Чёрная Ведьма… Что, если это правда? Что, если она действительно появится? – решаюсь спросить я.

Профессор смотрит на меня так, будто предчувствует что-то плохое.

– Гарднерийцы за века создали самую сильную армию. Подчинили себе множество драконов. С новой Чёрной Ведьмой гарднерийцы, скорее всего, захватят все государства в Западных землях, подавят Сопротивление и обратят в рабство всех, за исключением, быть может, ликанов. – Наклонившись ко мне, историк тихо спрашивает: – Вы хотите этого, Эллорен Гарднер?

Я снова вспоминаю Ферн и её мыльные пузыри. Как всё сложно, непонятно…

– Я всего лишь маг первого уровня, – стараясь придать своему голосу беспечность, отвечаю я. – Какая разница, чего я хочу?

– Быть может, вы правы, однако мне всё же интересно услышать ваш ответ.

– Не знаю, – неуверенно откликаюсь я. – Лукас Грей однажды сказал мне: либо ты властвуешь, либо подчиняешься. Иначе в истории не бывает.

Профессор грустно кивает.

– Иначе в истории почти никогда не бывает, – соглашается он. – Быть может, всё-таки есть и третий путь.

– Какой?

– Не знаю, Эллорен Гарднер… не знаю, – печально качает головой профессор. – Но для меня жизнь потеряет смысл, если я перестану хотя бы верить в то, что этот путь существует… путь справедливости. И что однажды этот путь будет найден.

– Вы считаете, что в будущем придумают что-то кроме войн и наступит другая жизнь?

– Жду ли я от будущего справедливости? Надеюсь ли я застать мир, в котором богатства будут принадлежать всем поровну и по доброй воле, а не останутся причиной войн? Да, я считаю, что новое будущее возможно. Всё будет зависеть от воли каждого из нас.

– То есть правильный выбор должны будут сделать и те, кто облечён властью?

– Да, это неизбежно.

– Вы столько мне рассказали… – Я со вздохом опускаю голову. – И многое мне по-прежнему неясно. Должна признаться, что не всему, сказанному вами, я верю.

Профессор Кристиан неожиданно встаёт и снимает с полок несколько книг. Он передаёт их мне одну за другой, давая время прочесть названия на обложках.

«История Кельтании с примечаниями», автор – кельтский историк Микаэль Ноаллан.

«История Альфсигрских земель», перевод с эльфийского Италлира Киарнуллира.

«Подробная история народа фей», перевод с языка фей историком эльфхоллена Коннора Хальдаша.

«Взгляд на мир из Амазакарана», автор – кельтский историк Микаэль Ноаллан.

«Общества ликанов. История», автор – ликанский историк Дольф Боарг.

– Но в этих книгах история изложена с разных точек зрения, – растерянно говорю я, глядя, как профессор занимает своё место за столом. – Так я совсем запутаюсь.

– Что же плохого в путанице? – мимолётно улыбается профессор. – Мне кажется, иногда запутаться даже полезно. Порой необходимо провалиться во тьму полного непонимания, чтобы заметить искорку правды. Я искренне надеюсь, что после прочтения этих книг вы окажетесь в состоянии полнейшего недоумения.

– Но я пришла сюда в поисках ответов, – хмурюсь я.

Профессор смеётся, привычным жестом поправляя очки.

– Хорошие учителя истории только задают вопросы. Ответы вам придётся искать самостоятельно, Эллорен Гарднер.

Я встаю, крепко обхватив стопку тяжёлых томов.

– Спасибо, – благодарю я профессора, неуверенно косясь на толстые книги.

– Не благодарите меня, не надо, – без тени улыбки отвечает профессор. – Настоящее образование призвано не облегчить нашу жизнь, а, наоборот, привести всё в полный хаос. Однако любой другой путь ведёт к несправедливости и лжи, Эллорен Гарднер.

Прикусив губу, я стараюсь не выказать разочарования, смешанного с недовольством. Неблестящие у меня перспективы, скажем прямо.

Профессор Кристиан усаживается за стол и возвращается к своим бумагам, ясно давая понять, что больше не может уделить мне ни минуты.

Я крепче сжимаю книги, чтобы не уронить по дороге, и выхожу из кабинета.

Глава 27. Дэмион Бэйн

Потратив два часа на чистку картошки на кухне и выполнив задания в аптекарской лаборатории, я в темноте бреду к Северной башне. Преодолев на холодном, пронизывающем до костей ветру половину поля, я вдруг вспоминаю, что забыла книги профессора Кристиана на кухне. Придётся возвращаться.

Я никогда не была в университете в такой поздний час. Навстречу мне попадается лишь несколько студентов, кое-где в окнах ещё золотится свет.

Открыв дверь из столовой в небольшой коридор, который ведёт на кухню, я вдруг ясно слышу приглушённые голоса. Прежде чем войти, я останавливаюсь возле закрытой двери – интересно, кого это занесло сюда глухой ночью.

– Пожалуйста… прошу вас… отпустите меня, – умоляет женский голос.

– И кому из нас тогда будет хорошо? – отвечает вопросом бархатный мужской голос.

Осторожно заглянув в квадратное окошко, я в ужасе цепенею.

Это старший брат Фэллон, лейтенант Дэмион Бэйн, в чёрном военном плаще с серебряными нашивками и с белой повязкой на рукаве. Он схватил и не выпускает Олиллию, тихую, хрупкую девочку-уриску, которая моет по ночам полы. Ту самую, которую выгнала Фэллон.

– Мне надо идти. Пожалуйста, пустите меня, – умоляет Олиллия, безуспешно пытаясь вырвать худенькую руку из цепких мужских пальцев.

Нельзя этого так оставить. Каков мерзавец! Тристан… Надо позвать Тристана. Он тоже маг пятого уровня, как этот Дэмион. Конечно, у Тристана не очень много опыта, но всё же…

– Ты забрала кое-что у моей сестры, – с улыбкой сообщает Дэмион. – Или ты сделаешь то, что я прикажу, или я скажу, что ты воровка, и тебя отправят обратно на острова.

– Я ничего не брала. Клянусь! – заливаясь слезами, уверяет Олиллия.

– Ну ладно, хватит, – тихим, мурлыкающим голосом утешает девушку Дэмион, расстёгивая пуговицы на её платье. – Меньше знаешь – крепче спишь, правда? Фэллон мы ничего не скажем. А сами пойдём прогуляемся… поговорим. Побродим по лесу…

Да что он себе позволяет?! Плевать на этот пятый уровень!

Схватив самую большую из попавшихся на глаза чугунных сковородок, я бегу к двери, размахивая импровизированным оружием. Дэмион оборачивается на шум распахнутой двери, и я успеваю заметить его широко раскрытые от удивления глаза. В следующую секунду маг пятого уровня падает, сбитый с ног неведомо откуда взявшимся вихрем.

Дэмион лежит на столе, а над ним стоит Айвен Гуриэль, держа в руках волшебную палочку поверженного мага. Разломив с сухим треском палочку пополам, Айвен уверенно швыряет обломки в пылающую печь. Из открытой задней двери тянет холодом. По полу рассыпались дрова, которые кельт нёс, чтобы подбросить в огонь.

Я растерянно моргаю, пытаясь сообразить, как Айвену удалось так быстро пролететь через всю кухню?! Это невероятно.

Айвен стоит сжав кулаки, всё его тело натянуто как струна, зелёные глаза пылают гневом. Он готов в любую секунду броситься на Дэмиона.

Брат Фэллон смотрит на Айвена, потом на меня, не обращая внимания на рыдающую от страха возле полки с приправами Олиллию. Он с улыбкой встаёт и отряхивает дорогую одежду.

– Что, у вас готовят и по ночам? – весело обращается он ко мне.

У меня уже рука отваливается от веса тяжеленной сковородки, но я не замечаю боли. Очень хочется запустить этой чугунной штуковиной ему в лоб.

– Не подходи к служанкам из кухни, – ледяным тоном предостерегаю я мага.

Я многое слышала о Дэмионе и о других военных его типа. Они подстерегают молоденьких урисок, не пропускают ни одной. Мне девушки не жаловались, но многое обсуждали между собой… а у меня со слухом всё в порядке.

– Она воровка, – заявляет Дэмион, показывая на Олиллию пальцем. – И пойдёт со мной. Она кое-что украла у моей сестры. Портрет.

О Древнейший! Это моя вина. Разбитый портрет Лукаса всё ещё у меня, в кармане накидки. Олиллии досталось из-за меня!

Перехватив сковороду, чтобы ненароком не уронить, я окликаю Дэмиона.

– Она ничего не брала у Фэллон, – слушая громкие удары своего сердца, сообщаю я. – Это сделала я.

Дэмион насмешливо вскидывает брови и коротко фыркает:

– Ты взяла у моей сестры портрет Лукаса Грея?

– Да, я.

– Забавное у вас соперничество, – мрачно комментирует Дэмион.

Выловив со дна глубокого кармана осколки керамического портрета и не выпуская из рук чугунную сковороду, я вкладываю черепки в протянутую ладонь мага.

– Вряд ли она обрадуется, узнав об этом, – холодно улыбается он.

– Я её понимаю, – равнодушно отвечаю я.

Проводив Дэмиона долгим вздохом, я поворачиваюсь к Айвену и Олиллии. Оба смотрят на меня во все глаза: уриска – застыв от ужаса, а Айвен – во власти противоречивых чувств.

– Я здесь учебники забыла, – тихо объясняю я, мысленно перечисляя способы, которыми Фэллон наверняка уже собирается меня укокошить, и всё ещё недоумевая, как Айвену удалось так быстро добежать от двери до плиты.

В могильной тишине я смущённо опускаю сковороду на стол и поднимаю глаза на личико Олиллии. У неё воспалённые глаза, а в уголках губ – мелкая алая сыпь. Это признаки красного гриппа.

Я недавно заметила, что многие служанки на кухне страдают от этой болезни. Вылечить её несложно, однако лекарство стоит довольно дорого. Я не раз пыталась всучить им склянки с микстурой, но ни одна из девушек так и не решилась преодолеть свой страх.

Может быть, Олиллия возьмёт лекарство, пока рядом Айвен?

Вытащив из кармана бутылочку микстуры, я протягиваю её уриске:

– Олиллия, возьми, я сделала это лекарство для тебя.

Уриска сжимается и упрямо качает головой, с ужасом оглядываясь на Айвена.

Кельт поворачивается ко мне спиной, берёт Олиллию за руку и что-то говорит ей – слишком тихо, мне ничего не слышно. Он нежно откидывает со лба её волосы, так ласково уговаривает её… От звука его низкого голоса, как обычно, у меня внутри разливается приятное тепло.

Олиллия всхлипывает и вытирает глаза дрожащими руками.

– Что, если он пойдёт за мной? Что тогда? – Она умоляюще смотрит на Айвена.

– Я тебя провожу, – обещает ей Айвен. – Договорились?

– Ну, иди, – едва слышно продолжает он. – Собирайся.

Олиллия покорно кивает. Бросив на меня ещё один испуганный взгляд, она убегает в кладовую.

Я смотрю ей вслед, печально вздыхая.

– Может быть, ты убедишь её принять лекарство, – протягиваю я Айвену дрожащими руками бутылочку с микстурой. – Меня она боится.

Судя по суровому выражению лица Айвена, он не хочет мне помогать.

– Это микстура «Норфур», – настаиваю я. – Я видела, чем лечится Олиллия. Ты знаешь не хуже меня, что её снадобье не поможет. А моё сработает. – Я предлагаю ей действительно хорошее лекарство. Дорогую гарднерийскую микстуру, на которую у Олиллии никогда не будет денег.

Айвен некоторое время молча прожигает меня взглядом, а потом подходит и берёт лекарство, слегка дотронувшись пальцами до моей ладони. От его прикосновения у меня мгновенно учащается пульс, а по коже бегут мурашки.

Пристально глядя на меня зелёными глазами, Айвен опускает бутылочку в карман брюк.

Чувствуя на себе его взгляд, я собираю книги, за которыми пришла, они дожидались меня под соседним столом. Айвен не сводит с меня глаз, будто решая сложную задачу.

– Ты очень… храбро поступил, – смущённо хвалю я кельта, вцепившись в книги по истории.

– Ты собиралась ударить мага пятого уровня сковородкой, – произносит Айвен. В его устах это не вопрос, а утверждение.

– Ну да, – оправдываюсь я, храбро вздёрнув подбородок и не отводя глаз.

На мгновение мне кажется, что Айвен скажет что-то ещё, но он только собирает свои книги, лежавшие на полке среди баночек с приправами.

Олиллия выходит из кладовой в накидке и с большой сумкой через плечо. Отворачиваясь от меня, она торопится к задней двери и придерживает её для Айвена.

Кельт делает шаг к Олиллии, потом оглядывается на меня всё с тем же неуверенным, ищущим выражением зелёных глаз.

– Спокойной ночи, Эллорен, – тихо, но совсем не враждебно произносит он.

Он впервые назвал меня по имени…

Глядя Айвену вслед – на его широкие, сильные плечи, я чувствую, как глубоко внутри снова разливается приятное тепло.

Но всё же… каким чудом он так быстро добежал от двери до плиты?

Мне надо заниматься – учить рецептуру лекарств для сиропов от кашля. Я слишком много времени потратила, слушая лекцию профессора Кристиана.

Я сижу в нашей комнате в Северной башне за старым письменным столом, бездумно глядя в учебник. Близится рассвет, а мне ещё надо хоть немного поспать. Сосредоточиться на формулах никак не выходит. Толстые фолианты, которые дал мне профессор Кристиан, безмолвно ждут, когда я их открою, и мне всё сложнее противиться любопытству.

Даже просто держать у себя эти книги – уже предательство. Особенно ту, по кельтской истории. Кельты жестоко угнетали мой народ не одну сотню лет. Разве не предательство – читать учебник истории, написанный кельтом?

Я оглядываюсь на Ариэль, уснувшую рядом с цыплёнком, худенькую Винтер, завернувшуюся в тонкие чёрные крылья, вспоминаю Олиллию – она такая бедная и так меня боится… И Айвена, впервые назвавшего меня по имени…

Любопытство сильнее меня, и я выбираю опасный путь.

Отодвинув учебник аптекаря, я открываю книгу по истории и погружаюсь в чтение.

Пролог

Вивиан Деймон не сводит с него глаз.

Маркус Фогель царит в зале Совета. Его пронзительные глаза сияют, заставляя Вивиан трепетать от радостного возбуждения, а противников – от страха. В этом у Вивиан нет никаких сомнений.

Весной он победит на выборах.

Члены Совета сидят среди гладкоствольных железных деревьев, густые ветви которых вздымаются к потолку и далее, сквозь крышу. Стол членов Совета стоит на небольшой сцене, возвышающейся над переполненным залом. Сегодня здесь не осталось ни одного свободного места. У всех собравшихся гарднерийцев на рукавах белые повязки.

Они все сторонники Фогеля.

– Где икарит? – с ледяным спокойствием обращается Фогель к одному из членов Совета, магу Финнеасу Каллнану, пригвоздив его яростным взглядом. Каллнан – его главный противник на предстоящих выборах, фаворит партии предателей и представитель Совета в войсках.

Маг Каллнан отвечает сквозь стиснутые зубы, не отводя глаз:

– Ещё не найден.

По залу пробегает недовольный шёпот.

– Пророчество Древнейшего звучит в наших сердцах! – восклицает Фогель. Его глаза прожигают Вивиан фанатичным огнём. – Этот призыв всё громче с каждым днём! – Фогель вскидывает руку с зажатой в ней «Книгой древних». – Однако вы глухи к его священному гласу!

Маг Каллнан вскакивает, едва не рыча от ярости.

– Кто дал вам право сомневаться в моей преданности Древнейшему?! – воздев ладони к небесам, вопрошает он. – Его священный глас мы слышим всегда!

Фогель замирает, как ядовитая змея перед смертоносным броском.

– Вы позволили демону-икариту бежать! – Вы не слышите его! Дикари размножаются, подобно диким зверям, на священных землях магов, а вы потакаете им – значит, не слышите его! Вы отрицаете его священную войну – призыв отдать всю Эртию магам. Значит, вы не слышите его! Через границу провозят кельтский алкоголь, а в Валгарде открыто торгуют шелки – значит, вы не слышите его! Университет Верпакса превратился в гнездо разврата, где смешиваются расы, а демоны-икариты торжествуют на свободе. Нет, вы не слышите его!

Зал Совета разражается гневными криками, которые постепенно перерастают в слаженный хор голосов, скандирующий: «Фогель! Фогель! Фогель! Фогель!»

От предвкушения победы у Вивиан кружится голова. Оглядев членов Совета – все двенадцать сидят рядом, среди них и дряхлый высший маг Альдус Уортин – Вивиан останавливает взгляд на высшем маге. Он с безграничным удивлением смотрит поверх разбушевавшейся толпы. Вивиан зло ухмыляется.

Старая развалина.

Пять членов Совета открыто носят белые повязки и поддерживают Фогеля: маг Гаффни, маг Грир, маг Флад, маг Сноуден и, конечно же, она – Вивиан. Остальные шестеро выступают за мага Уортина и его безумные идеи. Уортин предлагает установить чёткие границы между государствами и позволить всем расам, включая варваров и оборотней, жить на земле магов; смягчить запреты на заключение межрасовых союзов, установить торговые связи с порочными амазакаринами; поддержать традиции совместного обучения всех рас в университете и – самое невероятное! – разрешить демонам-икаритам существовать наравне с остальными расами!

Вивиан переводит взгляд на нишу в стене, где лысый пастырь Альфекс, с белой повязкой на рукаве, ожидает своего выхода. Когда Фогель победит на выборах, Альфекс, вероятнее всего, займёт освободившееся место в Совете, и за Фогеля будет большинство. Семь против шести.

Мир изменится. Вот так просто.

Глава 1. Протоколы Совета магов

Каждую свободную минуту я посвящаю чтению книг по истории. Такие минуты выпадают нечасто, да и страх неотвратимой смерти от ледяной магии Фэллон не даёт сосредоточиться.

Я читаю историю урисков, помешивая сироп от кашля в аптекарской лаборатории, рассказы о том, как жестокие феи насылали подвластные им силы природы на несчастных урисков, сносили ураганами с лица Эртии целые деревни, топили в бушующем море корабли.

Вместо того чтобы запоминать формулы лекарств, я читаю историю фей, где на каждой странице меня поджидают всё новые свидетельства о варварах урисках и жестоких вивернах, их союзниках, нападавших на города фей и разрывавших жителей, особенно детей, на куски. Потом автор переходит к описанию безжалостных кельтов, которых храбрые феи поработили, прежде чем приплывшие морем завоеватели успели поднять железное оружие.

Помешивая десерт с патокой, я читаю кельтскую историю, пристроив книгу на полке над плитой. На поверхности густой, вязкой массы то и дело булькают пузыри, оставляя углубления, напоминающие голодные рыбьи рты. Кельты рассказывают, как, стоило им сойти на берег после изнурительного путешествия, их захватили бессердечные феи, разделили семьи и продали всех в рабство.

Версии событий настолько противоречивы, что от безысходности хочется выть.

– У тебя книга Микаэля Ноаллана, – безучастно констатирует Айвен, подбросивший в печь дрова.

– Профессор Кристиан дал мне кое-что почитать, – вскидываю я подбородок. Хочу читать кельтскую историю – и буду. И никто мне не указ.

Айвен окидывает меня пристальным взглядом, и мой пульс тут же учащается.

– Да что ты болтаешь с Тараканихой… – вмешивается Айрис, и я цепенею от обиды.

Только не обращать внимания. Пусть говорит что хочет.

Айвен быстро оборачивается к кельтийке:

– Не называй её так.

Все кухарки и их помощники на мгновение умолкают. Я тоже таращусь на Айвена, не находя слов.

Дрожащие губы Айрис складываются в гримасу отвращения.

– Ты защищаешь… Тараканиху? – задыхается она.

– Я сказал: не называй её так! – гремит Айвен.

Айрис тоскливо переводит взгляд с Айвена на меня, её глаза наполняются слезами.

– Айрис, – протягивает ей руку Айвен.

Яростно тряся головой и захлёбываясь рыданиями, кельтийка выбегает на улицу.

Айвен оглядывается на меня – его зелёные глаза мечут молнии – и спешит следом за Айрис.

Сердце у меня бьётся как у зайца. Повара медленно возвращаются к работе, то и дело тайком оглядываясь на меня.

Не понимаю, что происходит и как мне теперь поступить. Патока на плите грозит перелиться через край, и я растерянно хватаю кастрюлю голой рукой, позабыв натянуть толстую кухонную варежку.

Резкая боль пронзает руку до самого плеча, и я с криком отскакиваю от плиты. На ладони пламенеет ярко-алый ожог.

Все занимаются своими делами, не поднимая на меня глаз. Они всё видели! И специально от меня отвернулись… Сморгнув слёзы, я баюкаю ноющую руку.

Кто-то тихонько дёргает меня за рукав.

Олиллия молча смотрит на меня огромными аметистовыми глазами, чистыми, спокойными… И на коже вокруг её рта больше нет мелких красных пятен. Значит, малышка всё-таки взяла моё лекарство!

– Вот, маг Гарднер, – тихо произносит Олиллия, протягивая мне открытый флакончик с мазью. – От ожогов.

Не давая пролиться слезам благодарности, я втираю в ладонь несколько капель бальзама.

– Спасибо, Олиллия, – срывающимся голосом благодарю я уриску.

Не обращая внимания на полные осуждения взгляды, которые бросают на неё другие уриски, девушка неуверенно мне улыбается.

– Дайте, пожалуйста, список законопроектов и решений Совета магов за последнюю неделю, – обращаюсь я к гарднерийской архивистке.

Поздно вечером, перевязав обожжённую ладонь (к счастью, лекарство подействовало и рука больше не болит, только постоянно чешется), я прихожу в архивы.

Всю дорогу меня занимают мысли об Олиллии: она совсем юная, хрупкая, добрая девушка… работает с утра до вечера… и ей никогда не выбраться из жестокого рабства. Как это несправедливо!

Профессор Кристиан прав. Пора поинтересоваться, что вытворяет наше правительство. И начну я с гарднерийских архивов.

Седовласая архивистка в очках, с пучком на затылке отвечает мне восхищённым взглядом. На её рукаве красуется аккуратная белая повязка.

– Прошу прощения, маг Гарднер, – виновато улыбается она. – Этот экземпляр уже на руках. – Архивистка показывает в сторону девушки, сгорбившейся над нужным мне изданием.

Это Тьерни!

Поблагодарив архивистку, я направляюсь к столику, за которым расположилась Тьерни. В этот поздний час в архивах мало читателей, зал освещён мягким янтарным сиянием эльфийских фонарей.

– Можно я посмотрю новости Совета, когда ты закончишь? – безо всякого вступления спрашиваю я.

– А говорила, что политикой не интересуешься, – ехидно улыбается мне Тьерни.

– Я передумала.

– И белую повязку так и не надела, – окинув взглядом мои рукава, комментирует Тьерни.

– Как и ты.

– Маркусу Фогелю место в геенне огненной, – прищурившись, зло шепчет она.

Чистосердечное пожелание, ничего не скажешь.

– Пожалуй, я не рискну высказываться так резко, однако кресло верховного мага не для него, в этом я уверена.

Тьерни обескураженно моргает, видимо, решая, верить мне или нет.

Не говоря ни слова, она отодвигается, приглашая меня читать протоколы Совета с ней вместе.

«Законопроекты и решения Совета магов» захватывающим изданием не назовёшь. Я не раз прикусываю себе язык, чтобы не клевать носом, читая нудные отчёты о ремонте здания Совета, торговле и военных поставках, налогах и земельных тяжбах. Большая часть текста к тому же набрана на удивление мелким шрифтом.

Наконец мне попадается ходатайство, представленное Маркусом Фогелем, которое не прошло голосование – большинство членов Совета под руководством Финнеаса Каллнана высказались против.

– Только взгляни на это, – шепчу я Тьерни. – Фогель хочет сделать обручение обязательным для всех, кому исполнилось восемнадцать лет.

Личико Тьерни искажает гримаса отвращения.

– Он предлагает это не в первый раз. Если девушка откажется, Совет магов найдёт ей жениха.

Тётя Вивиан от такого закона придёт в восторг.

– Тьерни, сколько тебе лет? – поколебавшись, спрашиваю я.

– Восемнадцать, – прерывисто вздыхает она, затравленно отводя глаза. В её голосе звучит ужас перед неизбежным.

У меня по спине бежит противный холодный озноб. Обняв себя за плечи, будто защищаясь, я перехожу к следующей странице.

Вот ещё одно ходатайство, предложенное Фогелем. Он ратует за то, чтобы всех магов, желающих вступить в гильдии, испытывали железом.

Тьерни сидит откинувшись на спинку скамьи и сосредоточенно наблюдает за мной, ожидая, когда я осознаю весь ужас предполагаемого закона, внесённого на рассмотрение Совета.

Мою сонливость снимает как рукой, теперь я читаю внимательно, водя пальцем по строчкам.

Ещё один законопроект, предложенный Фогелем, тоже не прошедший голосования, – казнить урисок, пойманных в Гарднерии без разрешения на работу. И опять ходатайство Фогеля, принятое к исполнению, – казнить банду кельтских борцов Сопротивления за поджог казарм Шестого дивизиона. Ещё одно одобренное ходатайство – казнить двух борцов Сопротивления за то, что тайно переправили урисок на восток.

Интересная подборка. Фогель явно предпочитает казни.

А вот и последнее на этой неделе ходатайство Фогеля, принятое Советом, – разорвать торговые связи с амазакаринами в ответ на предложение объявить амнистию всем работницам-урискам, которые находятся в Западных землях без должного разрешения. Лидер амазов, королева Алкайя, сказала следующее: «Свободный народ амазакаринов в Каледонских горах не признаёт законов, ущемляющих свободу женщин любой расы». Кроме того, амазы приняли «вопиющее и провокационное» решение объявить амнистию всем женщинам, в чьих жилах течёт хоть капля крови фей.

Показывая пальцем на последнюю статью, я с надеждой толкаю Тьерни локтем. Она осторожно оглядывает опустевший зал и, убедившись, что никто нас не подслушивает, едва слышно шепчет:

– Амазы не объявят амнистию мужчинам.

У Тьерни есть отец. И брат. Вероятно, они тоже потомки фей…

– Ну мы же в Верпасии, – утешаю я её. – Пусть твоя семья переедет сюда.

– Ты совсем не интересуешься политикой, правда? – горько улыбается Тьерни.

– Нет… то есть раньше я не… – заикаюсь я.

Тьерни прерывисто вздыхает:

– Выборы в Совет Верпасии прошли месяц назад. Теперь большинство членов Совета – гарднерийцы. Такого ещё не бывало.

– Но это всё-таки Верпасия, – не соглашаюсь я. – Здесь живут представители всех рас. И гарднерийцы в Совете не могут навязывать своё мнение…

– О наивная! – огрызается Тьерни. – Ты действительно забыла, что такое политика. – Наклонившись ко мне, она шепчет: – У вашего народа очень многочисленные семьи. Вы ведь готовитесь захватить всю Эртию.

– У нашего народа… – отрывисто предупреждаю её я, оглядывая зал. Ещё не хватало, чтобы нас подслушали.

Сгорбившись над столом, Тьерни едва слышно продолжает:

– Каждый год в Верпасию переезжает всё больше гарднерийцев. Потому-то им и досталось большинство в Совете Верпасии. А если Фогель выиграет весной выборы… – Она умолкает, задыхаясь от нахлынувшего страха. Гнев, горевший совсем недавно в её глазах, уступил место ужасу. – Если он выиграет, Совет Верпасии встанет на его сторону. Гарднерийцы сделают это по доброй воле – они все поддерживают Фогеля – остальные присоединятся к большинству из страха. И поверь, им есть чего бояться.

– Значит, если Фогель выиграет, – осторожно рассуждаю я, – перемены ждут не только Гарднерию.

Я мысленно перечисляю недавние законопроекты Фогеля, все одинаково жестокие. Вспоминаю, как при встрече он впивался в меня взглядом, будто проникая в мысли, а у меня перед глазами вставали бездонная чёрная пропасть и мёртвое дерево.

Сейчас мне кажется, что чёрная пропасть ползёт всё дальше, захватывая новые территории, упорно собирая силы на границах.

Меня знобит, и я потираю плечи, чтобы согреться.

Гарднерийцы захватят Западные земли целиком, без остатка. Другим расам здесь места не останется.

– Эллорен, если Фогель выиграет, мир станет другим. Сначала они расправятся с икаритами, – побелевшими губами шепчет Тьерни. – Потом с урисками и с кельтами… – Её голос срывается.

– И напоследок – с феями, – в смятении договариваю я.

Глава 2. Рэндалл Грейсон

На следующее утро в аптекарской лаборатории меня встречает взволнованная Тьерни. Мы обе пришли рано. Профессора ещё нет, Джезина о чём-то шепчется с учениками аптекарей, все с фогелевскими повязками на рукавах. Когда я прохожу мимо, каждая из девушек искоса бросает на меня довольный взгляд.

На нашем старом аптекарском столе стоит открытый футляр, в нём моя скрипка.

– Тьерни, – ошарашенно спрашиваю я, – откуда…

– Не знаю. – Она кивает на смеющихся девушек, словно пытаясь меня о чём-то предупредить.

У меня внутри всё переворачивается от дурного предчувствия.

Это проделки Фэллон. Но как она пробралась в комнату к моим братьям?

– Меня настигло страшное возмездие! – объявляю я достаточно громко, чтобы расслышала Джезина и её подружки. – Мою скрипку перенесли на другое место!

Дерзко улыбнувшись, я беру скрипку, и прямо у меня в руках она распадается на две половинки. Её распилили ровно посередине.

Точно так же раскололся портрет Лукаса – пополам.

Сердце у меня останавливается, кровь отливает от щёк.

– Мне очень жаль, Эллорен, – сочувственно охает Тьерни. – Наверное, эта скрипка была тебе очень дорога. – Она мрачно оглядывается на Джезину. – Иначе Фэллон и пальцем бы не шевельнула.

В моих глазах застыли непролитые слёзы, и я едва слышно выдавливаю:

– Да, это особенная скрипка.

Другую мне с дядей Эдвином больше не сделать.

Я упрямо сжимаю дрожащие губы, чтобы не разрыдаться.

Джезина и её подруги не спускают с меня глаз, едва сдерживая торжествующие улыбки. Они явно ждут моей истерики.

Не дождутся.

– Что ты теперь будешь делать? – беспокоится Тьерни.

– Ничего, – отвечаю я. От ярости у меня даже высохли слёзы. – Сейчас Фэллон думает, что отплатила мне. Мы с ней сравняли счёт. – Выдавив улыбку и глядя прямо на Джезину и её сообщниц, я неторопливо укладываю в футляр мою драгоценную искалеченную скрипку.

Потом отряхиваю ладони и усаживаюсь рядом с Тьерни, которая не сводит с меня беспокойного взгляда.

– Знаешь, я всё-таки пойду на Йольский бал, – холодно улыбаюсь ей я.

Спустя два дня вечером мы вдвоём с Джаредом Ульрихом сидим в тихом уголке университетских архивов. На широком столе перед нами записи лекций, листы пергамента, чернила и перья. Ненависть к Фэллон Бэйн жжёт меня огнём изнутри, но учёбу никто не отменял.

В тот день, когда я нашла сломанную скрипку, сразу после занятий я помчалась в комнату к братьям. Дверь мне открыл Тристан и тут же помрачнел, заметив, что меня трясёт от гнева.

Фэллон попала в цель – она сделала мне очень больно. Теперь я убедилась, что такие удары её конёк.

Тристан молча отступил, пропуская меня в комнату. Я выложила перед ним скрипку. Он взял загубленный инструмент в руки, и его глаза ошарашенно расширились.

– Работка Фэллон Бэйн. – Я буквально выплюнула каждое слово.

– Какой чистый разрез. – Бросив на меня удивлённый взгляд, он провёл пальцем по ровному краю древесины. – Наверное, лобзиком пилила.

– Или прибегла к заклинанию, – выдыхаю я с отвращением.

– Вот и мне показалось, что-то не так, – покачал головой Тристан. – Когда я вернулся вчера вечером, то с трудом открыл дверь. Ручка была такой холодной – аж больно дотронуться.

Ну конечно. Ледяная ведьма оставила свой знак.

– Откуда она узнала, что скрипка здесь?

– Может, поломойки рассказали? – пожал плечами Тристан. – Они свободно входят и выходят, а на футляре написано твоё имя.

Все служанки в Верпаксе дрожат при одном упоминании имени Фэллон. Да и не надо быть гением, чтобы догадаться – самое ценное в башне рядом с Ариэль Хейвен я не оставлю.

– Пусть благодарит судьбу, что мне не досталось ни капли магии, – чуть ли не прорычала я.

Тристан задумчиво смерил меня взглядом и положил половинки скрипки на свой письменный стол.

– Хочешь, я схожу к проректору и напишу жалобу?

– Нет! Лучше заморозь глупую голову Фэллон! Или подпали. Сумеешь?

Тристан глубоко вздохнул и ответил в своей обычной манере, с непоколебимым спокойствием:

– Ну да. Это несложно. А потом меня исключат из университета. Вот незадача.

Я плюхнулась на кровать, сверля его злобным взглядом.

Тристан осторожно опустился рядом.

– А ты не пыталась привлечь на свою сторону Диану Ульрих?

Диану? Что это пришло в голову моему младшему братику?

Уголки губ Тристана приподнялись, намекая на улыбку.

– Поговаривают, что Диана не раз заявляла во всеуслышание, что голове Фэллон самое место на городских воротах. «Оставить на корм воронам» – это её слова.

О кровожадная Диана! Как приятно, что хоть кто-то меня понимает!

Джаред постукивает карандашом по пергаменту, и я прогоняю мысли о Фэллон и скрипке.

Склонившись над столом, Джаред переписывает мои лекции по химии. У ликана на удивление аккуратный почерк. Диана отказалась делиться с ним конспектами, и теперь мои пергаменты – единственный способ узнать, о чём говорила на лекции профессор Воля.

В первые дни Диана только презрительно фыркала, слушая преподавателя, но скоро изменила своё мнение, убедившись, что профессор Воля – кладезь знаний. По той же причине она отказывается показывать брату свои записи, требуя, чтобы он «выкинул свои глупые стишки и сосредоточился на учёбе». В результате этого совершенно невероятного поворота мои записи стали жизненно необходимы Айслин и Джареду, которые на химии читают стихи и пишут друг другу записки.

Внезапно Джаред поднимает голову, его ноздри хищно раздуваются. Он оглядывается в то самое мгновение, когда из-за книжных полок появляется Айслин.

– Как я рада, что нашла вас, – выдыхает раскрасневшаяся от быстрой ходьбы подруга.

– Тебя Рэндалл недавно искал, – сообщаю я встревоженной Айслин.

– Я как раз от него прячусь.

– Навечно тебе от него не спрятаться – вы же собираетесь обручиться, – грустно усмехаюсь я.

– Не напоминай. – Айслин опускает голову и отчаянно сжимает в кулаках подол длинной юбки.

Джаред, молча смотревший на Айслин, снова выпрямляется и отводит взгляд.

– Айслин, я тебя везде ищу! – Из-за книжных полок появляется Рэндалл.

– Вот и нашёл… – повернувшись к жениху, обречённо вздыхает она.

Рэндалл недовольно косится на нас с Джаредом.

– Здравствуй, Эллорен, – осторожно здоровается он. Джареду достаётся только полный отвращения взгляд.

Мне хочется сказать в ответ какую-нибудь колкость, однако Джаред лишь молча безмятежно оглядывает Рэндалла.

– Ты сказала, что будешь вечером у себя, – недовольно обращается Рэндалл к невесте. Его серая форма военного стажёра тщательно выглажена, на рукаве белеет повязка в поддержку Фогеля. – Почему мне приходится так долго тебя искать?

– Мне очень жаль, Рэндалл. Извини… я не хотела… – без малейшего намёка на радость отвечает Айслин.

– Ну ладно, – фыркает он и, бросив ещё один недовольный взгляд на Джареда, берёт её за руку. – Пошли.

– Куда? Зачем? – недовольно морщится Айслин.

– Подальше отсюда, – зло щурится в сторону ликана Рэндалл.

На лице Айслин отражается целый калейдоскоп чувств. Под мышкой у неё та же книга стихов, которую Джаред прикрыл на столе учебником.

– Я вернусь позже, ладно, Эллорен? – с надеждой спрашивает Айслин, оборачиваясь к нам с Джаредом.

– Конечно, – киваю я. – Я буду здесь.

Рэндалл уводит Айслин, крепко держа её за руку, а она то и дело оборачивается на нас.

Наконец они скрываются за книжными полками. Джаред напряжённо смотрит им вслед.

– Это с ним она собирается обручиться? – недоверчиво спрашивает он. – Не может быть.

– С ним.

– Но… её тошнит, когда он дотрагивается до неё.

– Ну, видишь ли… – начинаю объяснять я, но тут же останавливаюсь. – А откуда ты знаешь?

Джаред только пожимает плечами.

– По запаху. От неё исходит отвращение. А вот он к ней вполне расположен, – цедит он сквозь зубы с необычной для него жёсткостью.

– Да, Айслин ему нравится… к сожалению, – удивлённо воззрившись на Джареда, подтверждаю я. – Ты и это ощутил?

Ликан молча кивает.

– Любопытно у тебя устроены органы чувств.

– То есть? Тебя удивляет, что я ощущаю отношения между людьми?

– И даже очень. Наверное, у вас непростая жизнь, если все ликаны знают, кто кому нравится. У вас ничего не скроешь.

– Наоборот, – немного подумав, отвечает он. – Так гораздо проще. Нам легче выбрать пару на всю жизнь. Это вам приходится ходить вокруг да около и гадать, нравитесь вы друг другу или нет.

– Да, бывает сложновато.

– Не сомневаюсь.

– И что же делает ликан, если влюбляется в девушку, которой он безразличен?

– В таких случаях лучше сразу отступить. Зачем начинать заранее проигранную партию?

– А что, если эта девушка тебе действительно очень нравится?

– Понимаешь, без взаимного влечения не выйдет ничего… хорошего. Всё будет не так: и запахи, и чувства, и движения. Какая уж тут любовь!

– То есть, будь Рэндалл и Айслин ликанами, он оставил бы её в покое?

– Вряд ли, – снова ненадолго задумавшись, отвечает Джаред. – Он… не как все. Даже будь он ликаном, всё равно остался бы дураком.

Не выдержав, я смеюсь, и Джаред мне улыбается.

Ликан возвращается к переписыванию лекции, а у меня всё никак не выходит сосредоточиться.

– Интересно, куда он её повёл? – думаю я вслух.

– Они всё ещё в этом здании. Я слышу, как он её отчитывает, – не поднимая головы, отвечает Джаред.

Я изо всех сил прислушиваюсь, но не могу расслышать ни единого звука.

– Ты их правда слышишь? – с сомнением в голосе переспрашиваю я.

– Он требует, чтобы она держалась от меня подальше. Думает, что я нападу на неё и сделаю то, чего хочет он сам…

Услышав такое, мне остаётся только таращиться на Джареда раскрыв рот.

– Мы слышим гораздо лучше вас, – объясняет ликан, на мгновение отвлекаясь от пергамента.

– Вот здорово! – не скрывая восхищения, отвечаю я.

– Наоборот. Просто ужас, – сердится Джаред. – Сколько раз мне приходилось слышать разговоры гарднерийских девушек, которые почему-то считают, что я только и мечтаю утащить их в лес. Что за глупость!

– Мне кажется, у них есть причины так думать, – отмечаю я. – Возможно, стаи северных ликанов живут иначе, чем вы. Отец Айслин бывал у них и, вернувшись, рассказывал очень неприятные подробности.

– Да? И что же он видел? – скептически интересуется Джаред. Он даже опускает перо на стол и пристально смотрит на меня в ожидании ответа.

– Айслин говорила, что он видел, как один ликан встал и на глазах целой стаи утащил девушку в лес и… – Последние слова я заменяю жестами. Произнести это я не могу.

– И ты в это веришь?

– Джаред, он видел это собственными глазами.

– Каждый видит то, что хочет, – огрызается он. – Ненависть и предрассудки застилали ему глаза. Ты-то должна это понимать, прожив столько времени с икаритами!

– А разве в другой стае обычаи такие же, как у вас?

Джаред упрямо качает головой.

– Мы ничем не отличаемся от северных.

– Но, Джаред, он это видел…

– Хорошо, я расскажу тебе, что видел отец Айслин, – обрывает он меня. – Когда ликаны решают, что намерены жить вместе до конца дней, он или она встают и перед всей стаей объявляют о своём желании. Потом они вдвоём – только вдвоём! – уходят в лес, а по возвращении стая устраивает им праздник в честь заключения нового союза. Не так уж сильно наши правила отличаются от ваших. Смотри: сначала вы проводите какой-нибудь обряд, где двое объявляют о своём желании жить вместе, так? А потом чета уходит спариваться, правильно?

От смущения я прикусываю губу. Ликаны так беззастенчиво говорят о спаривании, так откровенно… Однако… в главном они правы.

– Пожалуй… да, – признаю я.

– Конечно, есть и отличие, – отрывисто продолжает он. – У нас двое обязательно должны любить друг друга, иначе стая не одобрит их союз. – Джаред откидывается на спинку стула. В его золотистых горящих глазах читается осуждение. – Отец Айслин увидел нечто прекрасное, однако, ослеплённый предрассудками, он извратил смысл нашего обычая.

Если припомнить все истории о ликанах, которые я слышала до встречи с Джаредом и Дианой… интересно, сколько в них лжи? Сколько искажённой до неузнаваемости правды?

– Скорее всего, так и есть, – соглашаюсь я.

– Гм, – задумчиво хмыкает Джаред и снова склоняется над записями.

– Эллорен, послушай… – слышу я голос Айслин тем же вечером, в архиве.

Усталая подруга, придерживая на плече сумку с учебниками, опускается напротив меня за стол, заваленный книгами и пергаментами.

– Что случилось? – От окна тянет холодом, однако рядом пышет жаром большая железная печь.

– Рэндалл сказал… – Айслин украдкой оглядывается и понижает голос, опасаясь невольных свидетелей. – Он не хочет ждать. Он намерен обручиться со мной как можно скорее.

– А ты попроси его подождать.

– Я и так откладывала обручение целый год. Рэндалл хочет провести обряд на Йольский праздник и скрепить союз, как только я закончу учёбу.

– А на сколько ты хотела бы отложить обручение?

– Навсегда, – тоскливо признаётся Айслин.

– Ну так сделай, как хочешь, – отложив перо, советую я.

– Ничего не выйдет. – Айслин печально молчит, а потом с усилием признаётся: – Он увёл меня в тот тихий уголок за домами, чтобы поцеловать и… – Она заливается краской и отворачивается.

– И что ещё? – беспокойно выспрашиваю я. – Он тебя обидел?

– Нет, что ты. Он не такой. Просто иногда Рэндалл бывает очень… настойчивым. Раньше он меня только целовал. А теперь… хватает… везде. Это отвратительно. Меня тошнит.

– Как это… хватает?

Айслин склоняется над столом, пряча пылающее лицо.

– Он… трогает меня за грудь.

– Айслин, попроси родителей подыскать тебе кого-нибудь другого.

– Какая разница, кого они мне найдут! – взрывается она. – Я это ненавижу! Всё равно с кем! Терпеть не могу.

– А ты говорила об этом отцу или маме? – Надо хотя бы попытаться ей помочь.

Айслин горестно стискивает ладони:

– Я рассказала маме.

– И… что она ответила?

– Мама говорит, что все добропорядочные гарднерийки испытывают отвращение к… знакам внимания, которые неизбежно несут с собой обручение и последующая церемония скрепления союза. Однако все терпят… ждут радостей материнства. Я очень люблю детей, Эллорен, ты же знаешь. Я всегда хотела стать матерью. Но я не хочу… чтобы до меня дотрагивались… так. Был бы другой способ иметь детей…

– Какой? Откладывать яйца? – усмехаюсь я.

На мгновение на лице Айслин появляется улыбка.

– Как куры? Неплохая мысль.

За окном пустые поля мёрзнут под низким, холодным небом. Похоже, нам не миновать ещё одного ледяного дождя.

– Мне так тоскливо в последнее время, – жалобно сетует она, кривя губы в дрожащей улыбке.

– Хочешь, прогуляемся в столовую, выпьем чаю, – предлагаю я.

– В другой раз, – качает она головой. – Спасибо. Я пойду к себе. Устала что-то. К тому же заданий накопилось много. Отвлекусь… от всего.

Я обнимаю её на прощание, и Айслин уходит, понуро опустив голову. Как же вызволить её из этой жестокой ловушки?.. Должен же быть способ!

Глава 3. Эльфийское искусство

Спустя несколько дней вернувшись в Северную башню, после работы на кухне я встречаю в коридоре Джареда и Айслин. Рядом на подоконнике примостилась Винтер и с любопытством оглядывает нас, укрывшись своими чёрными крыльями.

– Дорогие гости! Добро пожаловать! – При виде ликана, гарднерийки самых строгих правил и эльфийки-икарита, мирно беседующих у нас в башне, меня охватывает необъяснимое счастье.

– Мне нравится заводить новые знакомства, – тихо отвечает Айслин, пожав плечами. – Я устала бояться. Решила получше узнать тех, кто не похож на меня. – Она смущённо оглядывается на Джареда, и ликан тепло улыбается ей в ответ.

– Мы идём на выставку эльфийского искусства, – объявляет Джаред. – Твоя соседка любезно согласилась нас сопровождать. Мы очень надеялись, что и ты пойдёшь с нами.

– Недавно выяснилось, что мы все интересуемся искусством, – поясняет Айслин, пытаясь объяснить такое разношёрстное сборище.

– И поэзией, – добавляет Джаред, показывая на книги, зажатые под мышкой.

У меня куча заданий по аптекарскому делу и металлургии, по математике через два дня экзамен, а ещё завтра сдавать рисунки всех видов верпасийского полевого василька.

Ну и пусть. Что в жизни важнее?

– Я с вами, только книги в комнату занесу, – весело отвечаю я. Какой неожиданный дружеский союз у нас складывается! Разве можно пропустить такой вечер!

Мы долго бредём по извилистой тропе к эльфийской галерее вслед за Джаредом, который освещает нам путь фонарём.

Эльфийская архитектура очень отличается от привычных мне зданий – галерея прекрасно вписывается в дикий, неухоженный ландшафт. Белые стены изгибаются, как стенки огромных раковин, на крышах – волнистые круглые башенки, похожие на застывшее пламя свечи. Все здания тянутся к небу, словно соревнуясь с высоченными корабельными соснами, между башенками проложены мощённые гладкими серебристыми камнями дорожки.

Винтер входит в самое большое здание и открывает перед нами одну за другой несколько дверей с непонятными знаками, вырезанными на каждой створке.

Наконец перед нами простирается огромный выставочный зал с гладким каменным полом из серых и синих камней, уложенных так, что кажется, мы сейчас ступим на водную гладь. Стены как в огромном соборе, но непривычно изогнуты и освещены зеленоватыми светильниками.

Повсюду статуи и картины, изображающие эльфийских королей и королев верхом на скакунах, пейзажи с непривычными светлыми жилищами на склонах крутых гор и натюрморты, на которых растения и камни словно парят над бумагой.

Я даже не знала, что на свете есть такая красота!

Статуи сделаны из клубящегося тумана, вытканные на гобеленах фигуры оживают, стоит зрителю пройти мимо, скульптуры созданы из потоков воды.

Винтер, неподвижная, как камень, замирает в одном из овальных окон галереи и молча следит за нами.

Я обхожу экспонаты один за другим, а Джаред и Айслин, совершенно поглощённые друг другом, говорят об искусстве. Невозможно не заметить, что Айслин расцвела, а глаза Джареда сияют янтарным огнём.

– Винтер, а где твои работы? – обращается Джаред к эльфийке.

Она задумчиво склоняет голову к плечу и отвечает не сразу.

– То, что сделала я, нельзя выставлять в этой галерее, – наконец тихо признаётся она. – На всём, что я делаю, лежит отпечаток тьмы.

Я хмуро выслушиваю это признание. Винтер так просто говорит о том, как к ней относятся эльфы, и так спокойно принимает их презрение.

Айслин и Джареда её слова тоже не оставили равнодушными: глаза Айслин взволнованно расширились, Джаред смотрит на эльфийку напряжённо и встревоженно.

– Покажи нам, где стоят твои работы, – вдруг слышу я свой голос.

Поколебавшись, Винтер нехотя спрыгивает с насеста и ведёт нас в отдельное здание – что-то вроде хранилища, построенного в кельтском стиле.

Внутри огромного амбара – только так и назовёшь этот склад – холодно и пахнет плесенью. Вдоль стен выстроились старые, обшарпанные рамы от картин и видавшая лучшие времена мебель. Рядом висят забытые полотна, стоят старинные ткацкие станки, кисти и мольберты.

В самом центре огромного неухоженного помещения почти до самых стропил возвышается огромная статуя из белого камня, от которой исходит нежное сияние.

Это эльфийский лучник на вставшем на дыбы коне, натянувший тетиву и направивший стрелу в небо. Статуя непривычно огромная, лучник и конь – как живые, мне даже страшно подходить. Вдруг конь ударит меня копытом?!

Джаред, Айслин и я медленно обходим статую, а Винтер тихо плетётся позади, прячась в тени.

– Это создала ты? – выдыхаю я.

– Да, – тихо отвечает она.

– Лучник – это ведь твой брат Каэль, правда? – поворачиваюсь я к Винтер.

– Да, – смущённо прячет она глаза.

– Он видел эту скульптуру? – восхищённо спрашивает Айслин.

Винтер кивает.

– И что он сказал?

– Он был очень тронут, – едва слышно, почти шёпотом, признаётся Винтер. – Ему очень понравилось. – Она благоговейно проводит рукой по прохладному белому постаменту, на который опирается конь.

– Великолепная работа, – говорит Джаред. – А ещё есть?

Винтер кивает и показывает вокруг.

Сегодня мы искатели сокровищ: мы сдёргиваем мешковину со статуй и картин, восхищённо замирая перед великолепными произведениями искусства.

– Вы только взгляните на гобелены! – звенит голос Айслин. Она обнаружила под холстами четыре неплотно свёрнутых гобелена. – Твоя работа? – поворачивается гарднерийка к Винтер. Та молча кивает, и мы с Джаредом спешим полюбоваться на находку Айслин.

Достаточно взглянуть на край полотна, чтобы убедиться – Винтер создала нечто необыкновенное. Художница скромно смотрит на нас со своего места у статуи, где она присела, держась за гладкую ногу лошади.

Айслин пытается вытянуть один из гобеленов из-под холста.

– Какая тяжесть…

Джаред склоняется рядом и без видимого усилия достаёт гобелен под изумлённым взглядом Айслин.

– Хорошо, когда рядом ликан, – роняю я, и Джаред едва заметно благодарно улыбается мне.

Гобелен осторожно расстилают на полу. Это огромное полотно, им можно закрыть довольно большую стену. Художница искусно выткала невероятно белых почти бесплотных птиц, летящих над летним лугом. Если повернуть голову, птицы грациозно взмахивают крыльями.

Это стражи.

Айслин и Джаред достают и разворачивают другие гобелены, а я замираю перед белоснежными птицами.

Винтер тихо подходит и останавливается рядом.

– Я их видела, – едва слышно говорю я.

– Я знаю, – встревоженно смотрит на меня Винтер. – Это дурной знак, Эллорен Гарднер.

– Почему?

– Так говорят сияющие в своём тайном святилище. Птицы – посланники сияющих. Только праведники могут смотреть на них. Нечестивцам запрещено поднимать на белых птиц глаза. Это кощунство.

Какая странная вера… Слова Винтер так тяжело осознать.

– И они думают, что ты нечиста?

– Все икариты – нечестивцы, – горестно поникнув, отвечает Винтер. – Мы – изгнанники. Исчадия Зла.

Как это несправедливо! Меня будто бьёт молнией от этих слов.

– Но откуда взялись эти поверья? Почему икаритов считают нечестивцами и несущими зло?

Теперь отражение гарднерийских предрассудков в религии эльфов кажется мне диким.

Винтер смотрит на меня спокойно и уверенно, будто правда об икаритах непреложна и известна всем.

– Потому что они стремились улететь из святилища к тёмным. Так написано в наших священных книгах. – Повесив голову, Винтер пристально вглядывается в птиц на гобелене. – Я знаю, что мне нельзя рисовать посланников, высекать их в камне… но они так прекрасны! Кощунство даже думать об этом… но они взывают ко мне. Они – мои музы, – дрожащим голосом признаётся Винтер, будто открывая мне страшную, постыдную тайну.

На меня вдруг нисходит озарение, и, оглядев холодный амбар, я объявляю:

– Гобелены нужно развесить.

Винтер вздрагивает и качает головой:

– Нет, Эллорен Гарднер. Мои работы нельзя выставлять в галерее.

– Тогда мы повесим их у себя – в Северной башне.

Винтер отвечает мне серьёзным, взволнованным взглядом.

– Мои работы осквернят любой дом. Принесут с собой проклятие…

– Нет, Винтер, – мягко обрываю я её. – Твоим произведениям не место в углу позабытого всеми амбара. К тому же у нас холодно. Вечный сквозняк. В башне гобелены очень пригодятся. Я знаю, что ни ты, ни Ариэль холода не замечаете, но я так больше не могу.

– Картины можно повесить в коридоре, вдоль лестницы, – предлагает Джаред.

– А вот эти полотна с цветами – в коридоре наверху, – вступает Айслин.

– И небольшим скульптурам места хватит.

Мы поворачиваемся к Винтер, ожидая ответа.

– Хорошо, – тихо соглашается она. На её лице расцветает смущённая улыбка.

В Северную башню мы возвращаемся с поклажей. Джаред несёт несколько гобеленов, даже не сгибаясь под их весом, а мы с Айслин и Винтер тащим картины.

– Что, Чёрная Ведьма, ненормальных привечаешь? – встречает нас Ариэль. Она лежит на кровати, привалившись к стене. Глаза у неё полузакрыты, губы почернели, язык заплетается.

Знакомые симптомы. Опять жевала чёрные ягоды.

– Ты – самая чокнутая из всех, – продолжает она, пытаясь прожечь меня ненавидящим взглядом. – И держи своего дикого пса подальше от моих цыплят.

– Это ликан, – терпеливо отвечаю я. Как всё-таки раздражает манера Ариэль обзывать каждого встречного гадкими прозвищами. По-хорошему она разговаривает только с Винтер. Однако у меня язык не поворачивается её осуждать… Совсем недавно и я смотрела на мир сквозь призму предрассудков…

Джаред опускает гобелены на пол и бросает взгляд на Ариэль.

– Ты слышал, волчонок? – рявкает она. – Только тронь моих птиц, и я исполосую твою шелудивую шкуру!

– Джареду не нужны твои цыплята, Ариэль, – спокойно отвечаю я, приставляя картины к стене.

– У этого чучела есть имя?

– Когда она заводится, лучше всего не обращать внимания, – объясняю я Джареду.

Он понимающе кивает.

Ариэль бессильно приваливается к стене, уставившись пустым взглядом в потолок.

Айслин и Джаред разворачивают гобелены, обсуждая, где и как их лучше повесить. Айслин выуживает из карманов крючки, прихваченные из галереи, и показывает их ликану.

Я устало опускаюсь на кровать рядом с Винтер.

– Что это за ягоды у Ариэль? – понизив голос, спрашиваю я. Давно надо было выяснить, да всё руки не доходили.

– Это нилантир, очень сильное снотворное и успокоительное, – грустно вздыхает Винтер, глядя на спящую или потерявшую сознание Ариэль.

Снотворное? Вот это неожиданность.

– О Древнейший! Винтер, но эти ягоды не разрешается покупать просто так. Это противозаконно! Где она их раздобыла?

– Не знаю, – качает головой эльфийка. – Знаю только, что, когда её бросили в тюрьму в Валгарде, с ней невозможно было справиться. Тогда-то ей и стали давать нилантир, чтобы она вела себя тихо.

– И если она перестанет есть эти ягоды, у неё начнётся обычная ломка. Она не может без нилантира. – Бедняжка Ариэль. Подумать только, каково ей…

Винтер кивает.

– Она сама тебе рассказала о тюрьме и ягодах?

– Нет, она никогда ни о чём не рассказывает. Я вижу её воспоминания, когда касаюсь её. – Поколебавшись, Винтер тихо добавляет: – Когда она ест нилантир, её воспоминания исчезают и на неё нисходит покой. Пустой и холодный, но всё же покой.

– Наверное, тяжело видеть мысли Ариэль.

– Бывает очень больно… – соглашается Винтер, поплотнее кутаясь в чёрные крылья.

Ариэль часто засыпает или просто лежит в объятиях Винтер. И каждый раз мысли и воспоминания Ариэль перетекают к эльфийке, однако я ни разу не видела, чтобы Винтер отстранилась или вздрогнула.

– Вы с Ариэль настоящие подруги.

– Она мне как сестра, – тихо отвечает Винтер. – Я люблю её и хочу, чтобы она обрела покой. Но с нилантиром она лишь бредёт по бесконечному чёрному пути. Ягоды высасывают из неё силы капля за каплей. Из-за них она больше не может летать. Ей всё сложнее призывать огонь. Когда-то пламя являлось по одному её вздоху, но с каждым днём Ариэль теряет и эту силу. Ягоды оставляют в её теле особый запах. Он сочится сквозь её кожу и не проходит, даже когда она на время забывает о нилантире.

Икариты в Валгарде… От них так отвратительно пахло…

Может быть, им тоже давали эти ягоды? Бросили в клетку, когда они были маленькими? Неужели они были демонами с рождения или медленно сошли с ума, столкнувшись с невероятной жестокостью?

– А ты умеешь летать? – спрашиваю я Винтер. Она всегда кутается в крылья, как в чёрную шаль. Может быть, эльфийка жуёт нилантир вместе в Ариэль? Вряд ли… От неё никогда не исходит такой прогорклый, едкий запах, как от Ариэль.

Винтер грустно качает головой и приподнимает крылья.

– Нет, они слишком тонкие.

Айслин и Джаред уже закончили разбирать крючки для картин и гобеленов и готовы двигаться дальше.

– Кажется, у нас нет инструментов, – жалобно замечает Айслин, оглядывая нашу комнату.

– Мои инструменты всегда со мной, – уверяет её ликан.

– Как это? – Айслин в замешательстве морщит лоб.

– Я… не хочу тебя пугать, – неуверенно сообщает Джаред.

– Не понимаю.

– У меня есть когти. Очень… полезный инструмент.

– Я… я не испугаюсь, – сглотнув, отвечает Айслин.

Джаред закатывает рукав и поднимает руку, не сводя с Айслин глаз. Мы вместе как зачарованные смотрим на руку Джареда, которая постепенно покрывается шерстью, а вместо ногтей вырастают загнутые когти.

Ликан быстро проделывает в стене дыры, возвращает руке обычный вид и вставляет в отверстия крюки. Закончив, он поворачивается к Айслин.

– Очень… полезный инструмент, – подтверждает она, потрясённо глядя на Джареда.

Ликан проделывает в стене ещё несколько дыр и вставляет крючья, время от времени оглядываясь на Айслин, которая следит за его движениями уже более спокойно.

Далеко за полночь мы устраиваемся на полу возле камина.

Наша комната совершенно преобразилась. Все стены закрыты великолепными гобеленами, скульптуры и картины расставлены и развешаны в коридоре и вдоль лестницы. Северная башня превратилась в небольшую, но очень красивую галерею эльфийского искусства.

Я завариваю чай и разливаю по кружкам для всех, кроме Ариэль, она ещё не проснулась.

Джаред и Айслин по очереди читают стихи из книги, принесённой Джаредом, а Винтер внимательно слушает их, усевшись на подоконнике.

Постепенно веки Айслин тяжелеют, она то и дело зевает, и Джаред читает один. Его глубокий, размеренный голос приятно успокаивает, и я с удовольствием внимаю ему, прихлёбывая чай.

Глаза Айслин медленно закрываются, и она, как сложивший лепестки цветок, склоняется к Джареду.

Ликан умолкает и нежно обнимает Айслин, не давая ей упасть. Она глубоко вздыхает и опускает голову ему на плечо, сонно обняв его рукой за пояс.

Джаред удивлённо поднимает брови и застывает, позабыв о стихах. Винтер спряталась за чёрными крыльями. Наверное, тоже уснула.

Джаред бросает в мою сторону настороженный взгляд. Ему есть чего опасаться.

Они с Айслин сидят так близко, им так хорошо вместе… Я рада за них, но и тревожные мысли не спрячешь. Можно, конечно, посетовать, что Джаред не гарднериец, но жалобами делу не поможешь. Он ликан, сын вождя стаи. А семья Айслин очень верующая, придерживается строгих правил. Наши народы ненавидят друг друга.

Что уж тут хорошего! Будущего у них нет; дорога, на которую они ступили, приведёт их к обрыву.

– Джаред, Айслин – моя подруга, – предупреждающе начинаю я.

– Я помню, Эллорен, – медленно отвечает ликан, вздёрнув бровь. – Я тоже дорожу дружбой с ней.

– Понятно, – киваю я, взглядом показывая на его руку на талии Айслин. – Я не хочу, чтобы ей пришлось пожалеть о сделанном. – Даже воздух между нами леденеет.

– Полагаешь, что обручение с Рэндаллом для неё лучший выход? Об этом она не пожалеет?

Что тут ответишь… Янтарные глаза ликана проникают мне в самую душу, подсказывая верный ответ.

Да, ей лучше обручиться с Рэндаллом. Айслин и Джаред добрые друзья, но, если они полюбят друг друга, Айслин придётся оставить семью. Может быть, Рэндалл и не идеален, но он занят на службе и не станет слишком часто ей докучать. А рядом всегда будут друзья, которые о ней позаботятся. Да и физическая сторона любви Айслин не привлекает, хотя в объятиях Джареда она сейчас выглядит вполне довольной. Рядом с Рэндаллом я никогда не видела её такой умиротворённой и счастливой.

По лицу Джареда пробегает облачко отвращения, и он поворачивается к огню.

– Не беспокойся, Эллорен. Я не собираюсь в ближайшее время тащить её в лес.

От его слов веет холодом, и я тут же раскаиваюсь, что вмешалась не в своё дело.

– В этом у меня нет ни малейших сомнений, Джаред, – поспешно извиняюсь я.

Ликан снова смотрит мне в глаза.

– Я знаю, что ты хочешь сказать. Но мы просто друзья. – Прежде чем он отводит взгляд, в его глазах мелькает искорка горечи. – Другое… между нами невозможно.

Джаред нежно гладит по голове приникшую к нему Айслин, и от этой картины у меня разрывается сердце. У них нет будущего. Чувствуя, что к глазам подступают слёзы, я поспешно отворачиваюсь.

Глава 4. Глаза ликана

Спустя несколько дней мы с Айслин завтракаем в университетской столовой. Учебная неделя закончилась, утром столы пустуют, сквозь высокие окна льётся солнечный свет. Айслин весело рассказывает мне о своих родных, размешивая в каше мёд. Она ждёт приезда старших сестёр, которые давно обещали нагрянуть в гости.

Подняв на мгновение глаза, я встречаю пристальный взгляд Айвена. Кельт неотрывно следит за мной, расставляя на столах корзинки с хлебом. Его вид пробуждает во мне тревожное желание, на которое мне всё труднее не обращать внимания.

С того дня, как Айвен вступился за меня на кухне, между нами что-то изменилось. Я чувствую его взгляды, устремлённые на меня, мы всегда ощущаем присутствие друг друга на кухне и на лекциях. Если он кладёт дрова в печь, на которой я готовлю, и я отступаю на шаг, Айвен тут же придвигается, как в танце. Когда он совсем близко, мне невероятно трудно побороть искушение и не коснуться его руки, каштановых волос, плеча.

Не понимаю, как это случилось и что со мной происходит. Почему меня так тянет к кельту? Представляю, что сказала бы тётя Вивиан, узнай она о моих терзаниях. Воображая себе её слова, я не могу удержаться от мимолётной улыбки, когда Айвен снова поднимает на меня глаза. Сердце пускается вскачь, я усилием воли прячу улыбку, но не отворачиваюсь, чувствуя, как сгущается между нами воздух. Даже издалека присутствие Айвена обжигает, я вижу, как алеют его щёки.

Из кухни, весело покачивая подносом с копчёным мясом, выбегает Айрис, и наша призрачная связь обрывается. Айрис лукаво улыбается, подкрадываясь к Айвену боком. Сегодня она распустила свои длинные светлые волосы, и они золотистым водопадом спадают ей на плечи.

Айвен что-то ей говорит, но держится скованно, словно думая о чём-то далёком, как и я.

– Эллорен, смотри – они приехали! – восклицает Айслин, отвлекая меня от Айвена и Айрис.

Раскрасневшись от смущения, я поворачиваюсь к двери. Сёстры Айслин шумно входят в зал, у каждой на руках по малышу. Другие дети, будто весёлые пчёлки, роятся вокруг.

– Линни! – кричат вошедшие, и Айслин срывается с места.

Она подбегает к сёстрам и пропадает в водовороте объятий и поцелуев.

Я встаю и, не удержавшись, искоса бросаю взгляд на Айвена. Его уже нет – ушёл на кухню вместе с Айрис, отмечаю я, чувствуя неожиданный укол ревности.

«Хватит! – говорю я себе. Пора это прекратить. Я – гарднерийка. Он – кельт. Глупым мыслям в моей голове не место». Вздохнув, я поворачиваюсь навстречу сёстрам и племянникам Айслин.

На рукавах молодых женщин белеют знакомые повязки. К моему удивлению, точно такие же есть и у детей. Интересно, что подумают сёстры Айслин, когда заметят, что у нас фогелевских ленточек нет и в помине.

– Мы так по тебе соскучились! – восклицает та из сестёр, что выше ростом.

– Как вы выросли! – восторгается маленькими племянниками и племянницами Айслин. – Эллорен! – Она зовёт меня взглянуть на детей, разделить её радость. – Познакомься: это мои сёстры и некоторые из племянников.

Некоторые? Есть ещё? Как правило, у гарднерийцев большие семьи, но сёстры Айслин вряд ли намного её старше.

– Сколько же у тебя всего племянников и племянниц? – спрашиваю я, пытаясь не выдать изумления.

– У Аурелии ещё два сына. Они остались в Валгарде, с нашей мамой, – улыбается Айслин.

Мальчики-близнецы лет трёх держатся возле той из сестёр, что пониже ростом: один малыш вцепился ей в ногу, а второй бегает по кругу, играя в лошадку. Рядом стоит девочка лет пяти и молча улыбается Айслин, а мальчик лет четырёх тянется обнять мою подругу, и она весело ерошит ему волосы.

Обе молодые женщины похожи на Айслин, их не назовёшь красавицами. Тёмные волосы у обеих уложены в простой пучок на затылке, одеты гостьи в бесформенные платья, как полагается гарднерийкам из верующих семей. У каждой на шее на длинной цепочке поблёскивает шарик Эртии.

– Эллорен Гарднер! О святые небеса! Ты невероятно похожа на бабушку! – восклицает старшая из сестёр, Лисбет, которая уже успела сообщить мне своё имя. Она тепло обнимает меня и целует в обе щёки. – Айслин столько рассказывала нам о тебе! Как хорошо, что вы подружились!

Аурелия, та, что пониже ростом, смущённо улыбается и опускает глаза. Малыш у неё на руках беспокойно хнычет.

Как непохожи между собой эти молодые женщины! Лисбет – аккуратная, на платье ни пятнышка, из причёски не выбилась ни единая прядка, туго спелёнутый ребёнок у неё на руках довольно улыбается.

Аурелия – коренастая, плотная, с растрёпанной причёской, её взгляд чем-то напоминает мне взгляд Ариэль. Она явно здесь не в своей тарелке. Её малыш худенький и беспокойный.

Глядя на остальных детей, я без труда определяю, кто из них чей. Опрятно одетые, довольные малыши – дети Лисбет. А растрёпанные мальчики-близнецы с напряжённым взглядом – дети Аурелии.

– Мы хорошо знаем твою тётю, – с улыбкой сообщает мне Лисбет. – Она работает рука об руку с нашим отцом в Совете магов. Они поддерживают друг друга по всем вопросам.

При упоминании о тёте Вивиан я невольно мрачнею. Когда же она перестанет посылать мне письма и подарки, уговаривая обручиться? Боюсь, моя изобретательная тётушка скоро сменит тактику и застанет меня врасплох.

– Тётя Линни! – Маленькая девочка дёргает Айслин за юбку. – Когда ты приедешь в гости? У нас есть котёнок!

Обняв девочку за плечи, Айслин радостно улыбается:

– Как я рада, Эрин! Я очень люблю котят!

– Линни, я испекла твоё любимое печенье! – Лисбет снимает синюю салфетку с плетёной корзинки, которую осторожно держит в руках. – Эллорен, попробуй, не стесняйся!

При виде целой корзины печенья, которое подают к столу во всех домах Гарднерии после сбора урожая, у нас перехватывает дыхание. Сладкие полукруглые лакомства символизируют крылья икаритов. Прежде чем откусить кусочек, надо разломить печенье пополам – как давным-давно Первые Дети сломали крылья Исчадиям Зла. Я сотни раз ела это печенье и ни на секунду не задумывалась, разламывая его пополам. Теперь у меня перед глазами стоит Винтер. И Ариэль – малышка Ариэль в тюремной клетке.

Племянники и племянницы Айслин весело расхватывают печенье и с хрустом ломают его пополам.

– А я умею громче! – подшучивает над близнецами Эрин и ловко разламывает печенье на две равные части.

Айслин болезненно морщится и косится на меня. Внезапно её глаза расширяются. Она в ужасе смотрит на что-то у меня за спиной.

Я с любопытством оборачиваюсь и вижу Джареда. Он прислонился к стене и следит за каждым нашим движением.

Гостьи тут же замечают наше беспокойство и без труда выясняют, на кого смотрит Айслин.

– Это что… – шепчет перепуганная Лисбет, – это и есть ликан?

Аурелия ахает, сёстры Айслин касаются головы, сердца и бормочут молитву:

О Древнейший, да пребудет чистота в наших умах, в наших сердцах и всюду в Эртии. Защити нас от скверны Исчадий Зла.

Нахмурившись, Лисбет обращается к Айслин:

– Линни, он что, тебе докучает?

– Нет, – упрямо сдвинув брови, качает головой Айслин. – Никогда. Он ко мне даже близко не подходит.

– Вы с ним всё ещё вместе слушаете лекции? – с беспокойством выспрашивает Лисбет. – Я помню, как ты его боялась.

– Он ко мне и близко не подходит, – настойчиво повторяет Айслин каким-то чужим, напряжённым голосом. – И даже не смотрит в мою сторону.

– Какой у него дикий вид! – охает Аурелия, разглядывая неподвижного Джареда.

– А глаза! – восклицает Лисбет. – Безжалостные, бесчувственные глаза!

Айслин в панике поворачивается ко мне. Джаред сейчас слышит каждое слово, сказанное нами и сёстрами Айслин, хоть и отвернулся с безразличным выражением лица.

– Будь осторожна, Линни, – предупреждает сестру Аурелия. – Ликаны… совершенно не уважают женщин. Отец говорит, что они не лучше животных. Только и думают, как бы затащить в лес и…

Джаред стремительно выходит из столовой.

– Ох, наконец-то! Пусть уходит, – с облегчением вздыхает Аурелия и успокаивающе похлопывает сестру по плечу. – Ну всё, Линни. Он ушёл. Успокойся.

– Благодарение Древнейшему! – вздыхает и Лисбет.

– Мама, а кто был тот дядя со странными глазами? – спрашивает малышка.

– Это был очень плохой дядя, – обнимает дочку Лисбет. – Он уже ушёл, солнышко, не беспокойся.

– У меня есть такая игрушка, да, мама? – вдруг спрашивает мальчик, простодушно улыбаясь, и достаёт из мешка деревянную фигурку ликана с ярко-жёлтыми глазами, страшными клыками и волчьими лапами вместо рук.

– Да, это он, – кивает Аурелия.

Малыш переворачивает мешок над соседним столом и высыпает знакомые мне с детства деревянные игрушки. Здесь и злые икариты с огненными шарами в руках, и жестокие чародейки ву трин, и безжалостная королева фей, и конечно же отважные гарднерийские солдаты, некоторые даже на лошадях.

– Я позову солдат, и они его убьют! – объявляет мальчик, выстраивая фигурки на столе. В центр он помещает ликана, а вокруг – дюжину гарднерийских солдат.

– Отлично придумано! – подбадривает его Лисбет.

Эрин тревожно оглядывается на дверь.

– А он не вернётся? – спрашивает она, вцепившись матери в юбку.

– Не бойся, солнышко, всё будет хорошо, – утешает её Лисбет. – Посмотри, сколько здесь гарднерийских солдат. Мы под надёжной защитой. А когда Маркус Фогель станет верховным магом, храбрые воины, как твой папа, навсегда избавят Эртию от ликанов. И больше мы о них никогда не услышим.

Так и хочется добавить: и станем жить-поживать да добра наживать. У меня уже нет сил молчать и слушать, однако придётся. Если мы хоть как-то возразим, сёстры Айслин наверняка нажалуются отцу.

– Этот ликан… ничуть мне не мешает, – находит в себе силы выговорить Айслин. – Он всегда ходит вместе с сестрой. Они никого не трогают.

– И всё же, – не унимается Лисбет, искусно подхватывая малыша, который бегал вокруг неё. – Скорее бы ты обручилась с Рэндаллом. Ликаны считают свободных женщин лёгкой добычей. А когда ты обручишься и выйдешь замуж, мы станем видеться гораздо чаще.

– Мы очень по тебе скучаем, Линни, – жалобно вздыхает Аурелия.

– Я тоже соскучилась, – печально признаётся Айслин. Она смотрит на сестёр, как опоздавший пассажир смотрит с берега на уходящий в море корабль.

– Тётя Линни! Помнишь, ты обещала со мной поиграть, когда мы приедем? – спрашивает девочка, капризно надув губки. – Я привезла новые шарики!

– Да, Эрин! Покажи тёте Айслин шарики! – кивает дочке Лисбет. – Это из магазина, который держит отец Тьерни. Он лучший стеклодув в Валгарде!

Крошка Эрин развязывает алый шнурок, который стягивает чёрную бархатную сумочку, и достаёт большие стеклянные шарики. Мы по очереди подносим их к глазам, поворачивая, чтобы поймать солнечный свет.

Айслин долго рассматривает один из шариков и наконец протягивает его мне.

– Взгляни, Эллорен. Какая красота! – вздыхает она. – Этот цвет мне что-то напоминает… Вот только не могу вспомнить что.

Сдвинув головы, мы вместе смотрим на свет сквозь янтарный шарик.

– Вспомнила! – вдруг улыбается Айслин. – Это же… – Она резко обрывает себя и умолкает, медленно заливаясь румянцем.

Я пристально разглядываю переливающийся на моей ладони шарик. Действительно очень красиво. Айслин права.

Янтарный цвет. Как глаза ликана.

Глава 5. Вой

Через несколько дней я вдруг слышу вой.

Мы с Айслин обедаем, как обычно, в столовой, и я поднимаю голову, чтобы выяснить, откуда доносятся эти странные завывания.

Оказывается, что воют гарднерийцы – военные стажёры с белыми повязками на рукавах. Среди них, в самом центре, и Фэллон Бэйн с неизменным военным эскортом.

К стажёрам вскоре присоединяются другие гарднерийцы, и вот уже создаётся впечатление, что в столовую набилась целая волчья стая.

В самом центре рычащих и воющих гарднерийцев стоит Диана Ульрих. Заметив нас, она с высоко поднятой головой направляется к нашему столику, крепко держа переполненную тарелку и забросив за спину сумку с книгами.

Гарднерийцы кричат и смеются ей вслед:

– Эй, волчица!

– Скинь свои тряпки!

– Раздевайся!

Парни бесстыдно свистят и улюлюкают. Гарднерийки, которых в этот час в столовой немного, отворачиваются и делают вид, что ничего не замечают. Из всех женщин со стажёрами хохочет только Фэллон.

Диана перебрасывает за спину свои длинные шелковистые пряди и идёт как богиня, уставшая от недостойных её взгляда смертных.

– Привет, Эллорен! Привет, Айслин! – здоровается она и, ослепительно улыбаясь, садится рядом с нами, тут же вгрызаясь в кусок курицы.

Да, Диана себе в мясных блюдах не отказывает. У неё на тарелке чуть ли не целый жареный цыплёнок!

Завывания понемногу стихают, только парочка весельчаков поглядывает в нашу сторону, выкрикивая непристойности.

– Они тебя не раздражают? – обращаюсь я к Диане, которая с хрустом грызёт куриные хрящи.

Фэллон отвратительно хохочет, наслаждаясь вниманием стажёров. Воображает себя центром гарднерийской вселенной, не иначе.

Диана пожимает плечами, удивлённо оглянувшись на гарднерийцев.

– А что такого? – спрашивает она с набитым ртом. – Подумаешь, кучка идиотов, ещё тупее этой Фэллон Бэйн.

– Они свистели тебе вслед… выли и рычали.

– Что поделаешь! – Диана закатывает глаза. – Не могут удержаться. Они все хотят спариться со мной. Что здесь удивительного? – самодовольно спрашивает она, выпрямляясь и перебрасывая гриву волос на спину. – Взгляните на меня и убедитесь сами – я просто подарок судьбы! Передо мной не устоит ни один мужчина. – Она хватает куриную грудку и рвёт её жемчужно-белыми зубами, пока мы с Айслин остолбенело смотрим на неё разинув рты.

– Они меня не интересуют, – надменно заявляет ликанка. – Это слабые и глупые самцы. Не понимаю, как вы их терпите. Взять хоть Рэндалла… Айслин, зачем он тебе? – Обсосав куриную косточку, Диана указывает ею на Айслин. – Джаред говорит, что твой Рэндалл идиот и тебя недостоин.

Айслин ошеломлённо смотрит на неё, не в силах выдавить ни звука.

Не обращая внимания на потерянный взгляд Айслин, Диана звучно жуёт, похрустывая куриными костями. Вдруг её глаза зажигаются – на неё нисходит озарение.

– Айслин! Тебе надо стать ликанкой! Тогда ты выберешь себе самца из нашей стаи. Они гораздо сильнее и мужественнее, чем эти ваши недоразумения. К тому же ликаны великолепные любовники. Ваши бесчувственные гарднерийцы наверняка не знают, как подступиться к женщине. Понятно, почему они сбегают к шелки. Собственные жёны отказывают им в близости – и я их вполне понимаю. – Диана ухмыляется своим мыслям и вдруг направляет куриную кость и на меня: – Эллорен, тебе тоже лучше стать ликанкой. Ты подумай…

Чуть не подавившись от такого заявления, я тянусь за стаканом воды и торопливо смахиваю выступившие от кашля слёзы.

Айслин всё ещё молча смотрит на Диану, ошарашенная бестактными заявлениями.

– Диана, – хрипло выдавливаю я и делаю глоток воды. – Так ты наживёшь себе много врагов!

– Как – так? – переспрашивает Диана, громко чавкая.

– Ты походя оскорбила всех мужчин Гарднерии. А у меня, между прочим, два брата, и они тоже гарднерийцы.

– Рейф не такой, как другие, – задумчиво помахивает косточкой Диана. – Ему стоит поскорее стать ликаном. Здесь он явно не на месте.

С ней невозможно разговаривать! Ещё немного – и я лопну от ярости! Таких высокомерных нахалок мне встречать не приходилось.

– Ты, кажется, проводишь с моим братом много времени, – ощетинившись, интересуюсь я под громкий треск куриных костей.

– Мы оба любим лес, – бесстрастно отвечает ликанка, глядя в тарелку.

– Диана, – не отстаю я. – Скажи, что вы с Рейфом делаете в лесу?

Она удивлённо смотрит на меня, запихивая в рот огромный кусок курицы.

– Гуляем, – неразборчиво отвечает ликанка.

– Тебя что, не учили сначала прожевать, а потом говорить? – едко интересуюсь я. Как она меня бесит!

– Зачем?

– Потому что разговаривать с набитым ртом неприлично! – почти кричу я.

Диана опускает кусок курицы на тарелку, жуёт, глотает и с показным смирением складывает перед собой узкие, перепачканные куриным жиром ладони, терпеливо улыбаясь мне как ребёнку.

– Правила у вас дурацкие!

– Знаешь, без мяса во рту тебя гораздо лучше слышно.

– Я хочу есть! И разговор этот глупый!

– Оставь моего брата в покое! – взрываюсь я. – Ты ему нравишься…

– Рейф мне тоже нравится, и будь я проклята, если понимаю, с чего ты вдруг взбеленилась!

– Ты влюблена в моего брата? – Я тоже умею задавать бестактные вопросы.

– Конечно нет! – высокомерно хмыкает Диана. – Он же не ликан.

– Тогда почему ты всё время с ним?

– Ему хорошо в лесу. Мне хорошо в лесу. Мы оба любим охоту. Мы любим бродить по лесу, – сердится Диана. – Мы просто гуляем!

– И всё?

– Что ты хочешь узнать? Я пытаюсь тебе объяснить, а ты…

– Ты бегаешь перед ним без одежды?

– Нет, – яростно уставившись на меня, выпаливает Диана. – Я ни разу не ходила нагишом с того дня, как вы меня просветили, – оказывается, гарднерийцам больно видеть моё великолепное тело.

– Ты его целовала?

– Поцелуи – часть ритуала спаривания. Твой брат не ликан. – Диана говорит коротко, как с трёхлетним ребёнком. – Спариваться я стану только с ликаном. Поэтому мой ответ – нет! Я не целовала твоего брата! Можно мне теперь поесть? Или я нарушу ещё какое-нибудь глупое правило?

– Давай! Ешь!

– Спасибо, – отрывисто благодарит Диана.

– Рэндалл не так уж и плох, – тихо говорит Айслин, к которой наконец-то вернулась способность говорить.

– Джаред сказал, что Рэндалл идиот, – поворачивается к ней Диана с набитым ртом.

Какая бесцеремонность! Кто только учил её манерам?!

– Передай, пожалуйста, Джареду, – дрожащим голосом просит Айслин, – что с Рэндаллом мне очень повезло! Могло быть хуже…

Диана презрительно смеётся, изо рта у неё вылетают кусочки курицы. Надо как-нибудь показать её за обедом Рейфу. Если Диана ему нравится, один вид ликанки за едой убьёт в нём любые зачатки романтических чувств.

– Не сомневаюсь! – широко улыбается Диана, показывая торчащие между зубами кусочки мяса.

– Всё равно! Скажи Джареду, что Рэндалл вовсе не плох!

– Сама ему скажи. – Диана указывает безупречно обглоданной костью за спину Айслин.

В столовую только что вошёл Джаред. Заметив нас, он с тёплой улыбкой направляется к нашему столику.

– Привет! – радостно здоровается он. – Мы сегодня обедаем вместе?

Айслин отвечает ему враждебным взглядом.

– Что случилось? – тревожно спрашивает он.

– Я передала Айслин, что ты говорил мне о Рэндалле. Что этот гарднериец – идиот! – невозмутимо поясняет Диана.

Джаред ошарашенно смотрит на сестру, но Диана ничего не замечает. Она слишком занята – отдирает крылышко от куриной грудки. Пальцы и губы ликанки блестят от жира. Судя по тому, как побледнел Джаред, не все ликаны бестактны. Видимо, эта черта присуща только Диане.

– Вообще-то я не хотел, чтобы ты передавала кому-нибудь мои слова, – слабым голосом отвечает сестре ликан.

– Но почему? – вскипает Диана. – Пусть Айслин узнает, прежде чем решится на это кошмарное обручение.

– Он не идиот, – обиженно повторяет Айслин, уткнувшись в тарелку. Она будто пытается убедить не нас, а себя.

– Айслин, прости меня, – извиняется Джаред. Его низкий голос звучит очень нежно. – Я не хотел тебя обидеть. Я… я считаю, что ты удивительная… и далеко не каждый мужчина достоин тебя.

– Потому что почти все гарднерийцы – дураки набитые, – фыркает Диана.

Не обращая внимания на сестру, Джаред не сводит глаз с Айслин.

– Пожалуйста, – вежливо повторяет он. – Прости меня. Я не хотел…

Айслин смотрит в сторону, напряжённо нахмурив лоб.

– Садись с нами, Джаред, – со вздохом приглашаю я ликана. – Что было, то было.

– Спасибо. – Он опускает на стол тарелку с огромной жареной курицей и садится, беспокойно поглядывая на Айслин, которая рассеянно отламывает кусочки кекса.

Взяв нож и вилку, Джаред осторожно режет в тарелке куриную грудку.

Диана недоверчиво смотрит на брата, даже забыв о еде.

– С каких это пор ты пользуешься ножом и вилкой? – осуждающе спрашивает она.

– С тех пор, как мы живём в Верпасии, – отзывается он. – В отличие от тебя, я перенимаю здешние обычаи.

В ответ на едкое замечание брата Диана только пожимает плечами. Её тарелка ещё не опустела, и ликанка намерена обглодать все косточки.

– Делай как хочешь, – миролюбиво соглашается она.

– Мы собирались встретиться с тобой вечером, Айслин. Ты не забыла? Не передумала? – вежливо спрашивает Джаред.

– Ладно, давай встретимся, – хмуро сверля взглядом кекс, отвечает Айслин.

– В семь вечера? В архиве?

Не поднимая глаз, Айслин молча кивает.

– Договорились. – Джаред мельком улыбается ей и продолжает аккуратно резать курицу.

Глава 6. Джаред

Тем же вечером я сижу за письменным столом у себя в Северной башне совсем одна, если не считать спящих цыплят, и бездумно скольжу взглядом по списку металлических порошков, который недавно выдал мне профессор Хоккин.

Оценки по металлургии у меня улучшились, профессор-смарагдальфар проявил себя с неожиданной стороны и стал моим союзником. Неужели и об эльфах, покрытых змеиной чешуёй, до меня доходили сплошь неверные сведения?

Месяц назад или около того профессор Хоккин отозвал меня в сторону, удивлённо оглядывая моё тёмно-коричневое платье.

– Вы одеты как кельтийка, – бесстрастно заметил он, сверкая серебристыми глазами, будто обвиняя меня в причастности к страшному заговору.

Я выпрямилась и спокойно выдержала его испытующий взгляд.

– Профессор Кристиан рассказал мне, что шёлковые гарднерийские одежды ткут и вышивают рабыни-уриски, и я решила не носить чёрные платья. То, что на мне сейчас, гораздо удобнее, – пожала я плечами, восхищённо разглядывая змеиные чешуйки эльфа, на каждой из которых вспыхивали под лучами солнца крошечные радуги.

Смарагдальфар ещё мгновение посверлил меня взглядом и спросил:

– Вы знакомы с Джулиасом Кристианом?

– Да, – удивлённо подтвердила я. – А вы… тоже?

Профессор Хоккин недоверчиво улыбнулся, сверкнув снежно-белыми зубами на фоне зеленоватых губ.

– Мы с Джулиасом… старые друзья. – Внимательно оглядев меня, он вдруг усмехнулся, склонил голову к плечу и опустил взгляд на разложенные перед ним пергаменты. – Я дал вам два задания, Эллорен Гарднер, – сказал он, не поднимая головы. – Второе можете не выполнять. Первого вполне достаточно. – Потом порылся в бумагах и подал мне лист пергамента.

Пробежав взглядом список металлических порошков, я решила уточнить:

– Это мне для следующей лабораторной?

– Нет. Это порошки для защиты от ледяной магии. Может быть, вам пригодятся, – лукаво прищурившись, сообщил профессор.

Я охнула от неожиданности, не зная, как выразить переполнявшие меня восхищение и благодарность.

– Я… я не знала, что есть способ… А это помогает?

– Магическая сила волшебной палочки далеко не единственное средство, – тихо ответил эльф, блеснув зловещей улыбкой.

И вот я сижу одна и перечитываю список, который дал мне профессор. Уж теперь-то я смогу защититься от непрекращающихся нападок Фэллон.

Мои радужные мысли прерывает осторожный стук в дверь.

На пороге стоит заплаканная Айслин. Её глаза покраснели и припухли.

– Айслин, что случилось?

– Я… мне надо с тобой поговорить, – заикаясь лепечет она.

Я впускаю подругу в комнату, и она обессиленно падает на мою кровать, обхватив себя руками за плечи и всхлипывая.

Сев рядом, я кладу ладонь на её вздрагивающую спину.

– Айслин, что с тобой?

– Джаред меня поцеловал! – сердито выкрикивает она.

Бедняжка. Я отлично помню, как она ненавидит поцелуи.

– Он тебя заставил? – Внутри у меня уже клубится ярость, желание защитить подругу, однако в то же время не верится, что Джаред способен на такую подлость.

– Нет, – к моему облегчению, Айслин качает головой. – Всё вышло… само собой.

– Тогда почему ты плачешь?

– Потому что… я… – Она сгибается пополам, как от невыносимой боли. Не зная, чем помочь, я ласково глажу её по спине. Всхлипнув, Айслин поворачивает ко мне залитое слезами лицо: – Мне понравилось!

– И поэтому ты плачешь?! – ошарашенно переспрашиваю я.

– Нет, – хлюпает она носом, не вытирая струящиеся по щекам слёзы. – Мне не просто понравилось… Я была в безумном, невероятном восторге! Мы целовались целый час, – хрипло признаётся она. – Я была как в раю. Невероятно… Никогда не испытывала ничего подобного. Я думала, что в книгах – романтические бредни, а оказывается… Эллорен, моя жизнь разбита!

– Ничего не разбита… – убеждаю её я.

– Как мне теперь жить с Рэндаллом? Разве я могу быть с ним счастлива? После того, что я почувствовала с Джаредом? Почему Джаред не гарднериец? Эллорен! Он ликан! Ты знаешь, что сделают мои родные, если узнают, что я целый час целовалась с ликаном?! Меня проклянут! Выгонят из дома! Я никогда не увижу маму! И сестёр! Племянников и племянниц! Я останусь одна! И душа моя отправится в ад!

– Никто не отправится в ад. Ты же не веришь, что Джаред – Исчадие Зла?

– Нет! – вскрикивает она. – Но я… Мир перевернулся. Лучше бы мне никогда не садиться с ним рядом на той лекции. Ох, Эллорен! Что же мне делать?!

– А что случилось после того, как он тебя поцеловал? – О Древнейший! Ну и кашу заварила моя милая подруга!

– Я заплакала, – снова всхлипывает она. – И убежала.

– Бедный Джаред, – горестно вздыхаю я.

От моих слов Айслин опять заливается слезами.

– А что, если твоим родителям с ним встретиться? – пытаюсь я ухватиться за соломинку. – Помнишь, как мы с тобой боялись Джареда и Дианы? Если твоя семья увидит его, узнает, какой он добрый и…

– Ты ничего не понимаешь! Ты даже представить себе не можешь, какие они строгие! Мой отец – посол Гарднерии у ликанов. Он их не-на-ви-дит! Он такое о них рассказывает… – Айслин отчаянно трясёт головой. – Мне нельзя больше видеться с Джаредом. Я не подойду к нему на пушечный выстрел. – Обхватив голову руками, Айслин захлёбывается рыданиями.

В дверь снова стучат, и я открываю. На этот раз на пороге Джаред. Он не плачет, но вид у него очень расстроенный.

– Мне надо поговорить с Айслин, – заявляет он.

Выйдя в коридор, я решительно захлопываю за собой дверь.

– Вряд ли она хочет сейчас тебя видеть.

– А с тобой можно поговорить? – нахмурившись, уточняет он. – Айслин, наверное, уже рассказала тебе, что произошло.

– Да, Джаред. Я всё знаю. Она не может жить с ликаном. От неё отвернётся вся семья.

– Я люблю её, Эллорен.

О Древнейший! У меня сжимается горло, и я безуспешно пытаюсь вздохнуть. Янтарные глаза Джареда светятся искренностью, лицо искажено мукой.

– Благодарю тебя за эти слова, – выдыхаю я. – Знаю, что твои сородичи не говорят о любви не подумав.

– Нет, это очень серьёзно, – подтверждает Джаред. – Я хочу прожить с ней всю жизнь, Эллорен. Только с ней.

О Древнейший! Только этого не хватало!

– Джаред, ты – ликан, Айслин – гарднерийка. В её семье очень строго соблюдают обычаи.

– Мне всё равно, – отвечает он. – Какая разница? Меня не интересует её семья. Я её люблю. И ничего не могу изменить. Так случилось.

Упёршись одной рукой в бок, ладонью другой руки он потирает голову, будто прогоняя ноющую боль. Заметив у стены каменную скамью, Джаред обессиленно опускается на неё и прячет лицо в ладонях.

– Мне тоже придётся нелегко. Наша стая принимает чужаков, но только ликанов. Если я выберу себе в пару гарднерийку, стая откажется от меня. Семья меня не бросит, но обратно я смогу вернуться, только если моя спутница станет ликанкой.

Я сажусь рядом с Джаредом.

– Айслин не хочет становиться ликанкой. Ей нравится её жизнь в Гарднерии, и она очень любит свою семью.

– Да, я понимаю. – Джаред умолкает, и мы вместе слушаем доносящиеся из-за двери всхлипы Айслин.

– Джаред, – положив руку ему на плечо, прошу я. – Разреши ей подумать. Она не ожидала, что ей так понравится… целоваться с тобой. Она всегда избегала лишних прикосновений.

– Рэндалл – идиот! – рычит Джаред, обнажая снежно-белые клыки. – От одной мысли, что он может спариться с Айслин, меня тошнит. По-настоящему.

– Знаешь, Джаред, – вздыхаю я. – Её тоже от этого тошнит.

Ликан поднимает на меня умоляющий взгляд:

– Она ещё скажет мне что-нибудь? До того, как обручится с этим чокнутым?

– Надеюсь, что вы ещё всё обсудите. Только дай ей прийти в себя. Мне кажется, она тоже влюблена в тебя, и эти новые чувства её пугают.

– Я ни за что не хотел бы её пугать.

– Я знаю.

– Ты с ней поговоришь? Ты передашь ей то, что я тебе сказал?

Он смотрит на меня так печально, с такой надеждой, что отказать ему выше моих сил.

– Я ей всё расскажу.

– Спасибо, – с облегчением вздыхает Джаред.

Айслин по-прежнему сидит на кровати, но больше не плачет, а только смотрит прямо перед собой остекленевшим взглядом.

– Что он сказал? – безразлично интересуется она.

Я сажусь за письменный стол и поворачиваюсь на стуле лицом к подруге.

– Он сказал, что любит тебя. Что ему безразлично, что подумает и сделает твоя семья. Он всё равно будет тебя любить. И пусть его выгонят из стаи, он хочет быть только с тобой. Навсегда. И он никогда не хотел тебя обидеть.

Айслин снова начинает всхлипывать. Потом зажмуривает глаза, прогоняя мучительные мысли, и медленно ложится на постель, свернувшись калачиком и поворачиваясь ко мне спиной.

Я молча смотрю на неё, не зная, что делать и чем помочь. Разве можно теперь что-то сделать? Мне остаётся только беззвучно глотать слёзы.

Я ничем не могу им помочь. Из этого тупика выхода нет.

Утерев слёзы, я задуваю на столе фонарь, накрываю Айслин одеялом и ложусь рядом, нежно обнимая подругу за плечи. Айслин отчаянно стискивает мою ладонь, будто нащупав спасательный круг, и, выплакав все слёзы, проваливается в сон.

Глава 7. В западне

– Айслин, посмотри на себя. Нельзя так мучиться.

Раннее утро. Айслин сидит у дерева, бессильно привалившись к стволу. Под глазами у неё огромные тёмные круги. Мне кажется, она уже давно не спит по ночам.

С того вечера, как Айслин рыдала у меня в комнате, прошла неделя, и подруга наконец помирилась с Джаредом. Ликан послушался моего совета и, хоть и неохотно, дал ей время подумать. Айслин не пропустила ни одной лекции по химии, но записками с Джаредом больше не обменивается.

– Я в ловушке, – мрачно пожимает плечами Айслин.

Её слова повисают между нами в воздухе, дрожа на холодном ветру. Странная в этом году погода – с каждым днём всё холоднее, а снег всё никак не выпадет.

– Знаешь, Диана переехала ко мне, – говорю я, чтобы отвлечь подругу от грустных мыслей.

– Не может быть! – восклицает она, ошарашенно раскрыв глаза.

Похоже, мне удалось её заинтересовать.

Прошлой ночью Диана возникла на пороге моей комнаты с двумя туго набитыми походными сумками.

– Если я останусь там ещё на день, ей не поздоровится, – объявила ликанка, влетая в дверь и швыряя вещи на мою кровать.

– Кому? – Я удивлённо подняла голову от учебников. Ариэль и Винтер молча настороженно разглядывали Диану.

– Экко Флад… и остальным, – надменно сообщила ликанка. – Я буду жить у вас. О, цыплята! Очень кстати. Пора перекусить!

Раскинув руки, Ариэль бросилась к своим пернатым питомцам и закрыла их собой. На полу вокруг Дианы вспыхнули язычки пламени. Ариэль умеет быстро разжигать камин, щёлкнув пальцами, но здесь настоящее большое пламя… Не знала, что у моей соседки такие способности.

Диана с отвращением покосилась на быстро исчезающий круг огня у её ног.

– Чего она так носится с этими курами?

– Убирайся! – зашипела Ариэль.

– И не подумаю! – заявила Диана, скрестив на груди руки.

– Диана, – непререкаемым тоном попросила я, – пообещай Ариэль, что не станешь есть её цыплят!

– Но они…

– Никаких «но»! Ты останешься с нами, только если никогда не будешь есть птиц, которые переступят порог этой комнаты.

Судя по взгляду, которым смерила нас с Ариэль ликанка, она решила, что мы не в своём уме… мягко говоря.

– Хорошо, – насмешливо согласилась она. – Обещаю. Я не стану есть ваших цыплят. А можно один вопросик?

Я выжидательно подняла брови.

– В этом несчастном университете все чокнулись или ещё кто-то нормальный остался?

Я взглянула на Ариэль, которая съёжилась рядом с перепуганными цыплятами, то и дело бросая на Диану убийственные взгляды, на Винтер, спрятавшуюся за тонкими чёрными крыльями, и наконец на разгневанную ликанку, дочь вождя стаи. А рядом с ними я – копия Чёрной Ведьмы без капли магии. Абсурдная картинка.

– Не могу сказать, как обстоят дела во всём университете, но в нашей комнате нормальных точно не осталось, – сдерживая смех, ответила я.

Диана обиженно подняла правую бровь, но Винтер вдруг мимолётно улыбнулась, выглянув из-за сложенных крыльев.

– Я ухожу! – недовольно поставила нас в известность Диана.

– Куда?

– Ловить кроликов на ужин! – огрызнулась она. – Раз уж цыплят съесть нельзя!

– А что она сделала потом? – спрашивает Айслин, увлечённая моим рассказом.

– Вернулась через час с кроликом под мышкой. Разделась донага и села у полыхающего камина – ужинать.

– Голая? – смущённо уточняет Айслин.

– Абсолютно, – как ни в чём не бывало подтверждаю я. – И ещё мне удалось поговорить о ней с Рейфом. Он искал Диану и зашёл ко мне.

– Что он сказал?

– Посмеялся. Ему всё смешно. Я пыталась объяснить, что беспокоюсь за него – он столько времени проводит с Дианой. Она всё-таки дочь вождя, а наши народы не в лучших отношениях… – Я умолкаю, сомневаясь, стоит ли продолжать.

– И что ещё? – подталкивает меня Айслин.

– И что лучше не совершать необдуманных поступков… из-за любви. – Я искоса смотрю на Айслин.

– Он тебе ответил?

– Ну, ты знаешь, какой он. Сказал, что волноваться не о чем, он всегда осторожен. А потом рассмеялся и добавил, что уж если и совершать необдуманные поступки, то лучше причины не придумаешь.

– Не очень-то он тебя успокоил, как мне кажется, – печально отворачивается Айслин.

Она смотрит куда-то вдаль, на пологий холм, за которым начинается пустошь.

Вдалеке шагает знакомая фигура.

Это Айвен – я не сразу издали узнала его, он быстро идёт к лесу.

Я не раз видела его на дороге к пустошам и лесным зарослям из моего окна в Северной башне, и каждый раз Айвен направляется к лесу, всегда один.

В последнее время наши отношения очень изменились. Айвен больше не смотрит на меня с ненавистью. Иногда я ловлю на себе его взгляды – и на кухне, и на лекциях по математике. Не знаю, о чём он думает в такие минуты. Встретившись со мной глазами, он сразу отворачивается. Мне следует быть умнее, вести себя иначе, но порой я не могу отвести от него глаз. Айвен невероятно красив, и смотреть на него – сплошное удовольствие.

К тому же у него есть тайны, в которые мне так и не удалось проникнуть. Как быстро он промчался через кухню и с какой неожиданной силой опрокинул Дэмиона Бэйна! Обычные кельты на такое не способны. А ещё Айвен без малейших усилий поднимает и перетаскивает тяжести – я много раз видела, как он делает это на кухне. Он едва ли не сильнее Джареда.

И другие воспоминания о кельте тоже не дают мне покоя.

Он часто оставляет верхнюю пуговицу рубашки расстёгнутой, и тогда тени от кухонных огней заглядывают в ямочку на его шее у основания горла.

Айвен двигается очень грациозно, как танцор, никогда не сбивается с шага, всегда собран. У него чёткая линия подбородка, а верхняя губа чувственно изогнута.

От мыслей о кельте меня бросает в жар.

– Куда это он собрался? – думаю я вслух.

– О ком ты? – поворачивается ко мне Айслин.

– Там Айвен Гуриэль. Он часто уходит в лес, как Рейф, однако кельт не охотится. И ничего с собой не берёт. Всегда идёт налегке. Можно подумать, на самом деле он ликан.

– А ты проследи за ним, – уныло предлагает Айслин.

– Смело! Не ожидала от тебя таких слов.

Айслин только вяло пожимает плечами.

Поднявшись, я стряхиваю с подола сухие листья и травинки.

– Куда ты? – спрашивает Айслин.

– Воспользуюсь твоим советом, – отвечаю я. – Пойду за Айвеном в лес.

Глава 8. Спасти шелки

– Эллорен, почему ты идёшь за мной? – спрашивает Айвен, даже не оборачиваясь. В его голосе слышится раздражение, но злости нет.

Заметил! Щёки у меня пылают от смущения и одновременно от удовольствия – Айвен назвал меня по имени!

– Из любопытства, – оправдываюсь я.

– Что же ты хочешь узнать? – Он по-прежнему не оглядывается и не замедляет шаг.

Сколько всего я хочу узнать… Сразу и не перечислишь.

– Ну, например, почему ты так часто ходишь в лес? Может, ты на самом деле ликан?

Айвен вдруг замирает на месте, и я тоже останавливаюсь, чувствуя, как безудержно колотится сердце.

Кельт упирается руками в бёдра и чуть наклоняется вперёд, словно собираясь с мыслями, а потом поворачивается ко мне.

Его изумрудные глаза сияют, как драгоценные камни, и я забываю обо всём на свете, в который раз поражённая его суровой красотой.

Замерев, мы смотрим друг на друга. Слышен только шелест падающих сухих осенних листьев и голоса птиц. Воздух между нами накаляется, вибрирует от сдерживаемых чувств, где-то глубоко внутри меня нарастает горячая волна. Неужели Айвен тоже ощущает это безудержное пламя?

– Ладно, – наконец отвечает он, понизив голос. – Тогда не отставай.

– Мы, случайно, не вышли за границу университетских земель? – Мы пробираемся по лесу уже целую вечность, не меньше.

Нахмурившись, Айвен поворачивается ко мне.

От его взгляда у меня перехватывает дыхание. Уж лучше бы он смотрел в другую сторону. Я разглядываю его как дурочка, восхищённо вбирая каждую чёрточку его лица, на которое упал солнечный лучик.

Вздёрнув идеально вычерченную бровь, кельт недовольно морщится. Неужели он прочёл мои мысли?

– Я… мне нельзя выходить за границу университета, – осторожно поясняю я.

– Почему? – ещё мрачнее хмурится он.

– Там меня поджидает икарит… чтобы убить.

Глаза Айвена удивлённо вспыхивают.

– Он думает, что я новая Чёрная Ведьма, – сбивчиво объясняю я. – Конечно, это глупости. Во мне совсем нет магии, но он-то об этом не знает.

– Ты очень на неё похожа, Эллорен, – угрюмо роняет Айвен. – Как две капли воды.

И в этом он меня обвиняет? Вот наглец!..

– Да что ты говоришь! – огрызаюсь я. – А я не знала! – Мой голос предательски дрожит.

Его глаза расширяются, он вглядывается в меня, словно оценивая.

Как жаль… между нами непреодолимая, хоть и невидимая, стена. Вот бы оказаться по другую сторону. Найти своё место.

Почему я не похожа на Айрис?!

Глупости! Я не кельтийка. И мыслям о кельтах в моей голове не место. Пора прекратить эти бессмысленные переглядывания. Мы подружиться-то не можем… а более близкие отношения и подавно за гранью возможного! Но как хорошо было бы стать с Айвеном настоящими друзьями… Хотя бы друзьями…

Наверное, Айвен прочёл в моём взгляде обиду и разочарование… Я слишком устала, чтобы скрывать свои истинные чувства.

– Я сумею тебя защитить, Эллорен, – уверенно заявляет он, проглотив ком в горле.

У меня словно гора падает с плеч. Глубоко вздохнув, я молча благодарно киваю кельту. Он меня не бросит. Я знаю.

– Чародейки ву трин укрепили границу с помощью магии, верно? Они не подпускают икарита к Верпаксу? – задумчиво интересуется Айвен.

– Мне сказали, что западная граница Верпасии защищена сильными заклинаниями, а земли университета охраняются отдельно, ещё более могущественными волшебными силами. – Я неуверенно рисую в воздухе очертания границ. – Икарит сбежал из тюрьмы в Валгарде. Меня уверяли, что в университет ему не пробраться.

Айвен изучает меня, прищурив глаза.

– Я собираюсь выйти далеко за границу университета.

Меня накрывает горячая волна страха, я вспоминаю страшные лица икаритов из Валгарда и прогоняю непрошеные воспоминания.

– Ты сказал, что сумеешь меня защитить, – напоминаю я. Уж я-то знаю, что ты гораздо сильнее, чем полуживой икарит. – Я рискну.

Мы ещё час идём по лесу и наконец выходим к северо-западной границе Верпасийского хребта.

У огромного каменного выступа Айвен наклоняется, чтобы отодвинуть ветви старого дерева, и открывает вход в подземный тоннель.

– Ты идёшь? – оглядывается он.

– Куда? Что это?

– Проход в Гарднерию. – Он показывает на вздымающуюся к небу громаду хребта и хитро улыбается мне одними глазами. – Можно, конечно, попробовать через горы…

Нахмурившись, я спускаюсь за Айвеном в потайной проход. Кельт освещает дорогу, предусмотрительно захватив для этих целей эльфийский камень.

Интересно, как он нашёл это место? И кто ещё знает о тайном проходе?

Мы минуем пещеру за пещерой. Ничего интересного, лишь кое-где капает вода да шарахаются потревоженные летучие мыши. Наконец мы выбираемся на поверхность, снова отодвигая плотную завесу лесных ветвей.

Я молча следую за Айвеном. Мы идём по лесу, но тропа начинает подниматься в гору. От быстрой ходьбы у меня колет в боку. Откуда-то издали доносятся странные звуки. Всё громче и громче… Военные команды. Ржание лошадей. И ещё что-то… От этого утробного вопля содрогается под ногами земля и дыбом встают волосы.

Айвен останавливается и прикладывает к губам палец, призывая меня молчать. Потом знаком показывает не двигаться, а сам стремительно взбирается на крутой холм.

Как невероятно быстро он перемещается, даже не касаясь деревьев! Вот он уже на вершине поросшего лесом холма, присаживается за густыми кустами и смотрит куда-то в сторону. Айвен машет мне, и я торопливо взбираюсь к нему, поскальзываясь на листьях и хватаясь за стволы деревьев.

Тяжело дыша, я чуть не падаю рядом с кельтом и безмолвно охаю.

Перед нами раскинулся гарднерийский военный лагерь. Он занимает всю долину, окружённую с трёх сторон высоченным Верпасийским хребтом и Каледонскими горами. На плацу, подчиняясь громким командам, маршируют гарднерийские военные. Рядом темнеет целый город чёрных армейских палаток и деревянных бараков. Ещё какие-то помещения встроены прямо в скалу.

И ещё здесь драконы.

Их тысячи. Они тоже идут строем. На каждом верхом гарднериец с хлыстом в руке.

С невыносимым воплем, от которого я зажимаю уши, стая из двадцати – не меньше! – чудовищ взмывает в небо. Они летят ровными рядами, следуя за вожаком.

А потом внезапно, без малейшего предупреждения, разворачиваются и пикируют прямо на нас. Я падаю на землю, Айвен тянет меня назад, а драконы, грациозно развернувшись, уходят обратно в долину.

Сердце у меня громыхает, как кузнечный молот, а в голове странная лёгкость, ни единой мысли! Я не раз видела картины с изображениями боевых драконов – они напоминали благородных скакунов, только с крыльями. Только что пролетевшие надо мной больше похожи на порождение кошмарных снов – чернее ночи, истощённые до предела, под шкурой угадываются кости. По краям крыльев у них перья и острые зазубрины, напоминающие тупые клинки.

– О Древнейший! – выдыхаю я. По спине у меня пробегает ледяной озноб. – Они дышат огнём?

– Нет, – хмуро качает головой Айвен. – Огонь выдыхают только свободные драконы. А эти по-прежнему могут летать. И у них сильные, острые зубы и когти.

– Они готовятся выступить против армии кельтов?

– И против простых жителей. Как в прошлый раз. Сёла. Люди. Они убьют каждого, кто встретится им на пути. В Гарднерии об этом, конечно, не расскажут. Сообщат лишь о победоносном продвижении великой армии, – морщится Айвен. – Ни в одной газете ты не прочтёшь о том, как драконы разорвали на куски целые семьи кельтов.

Если хотя бы один дракон налетит на какую-нибудь деревню… Что же от неё останется? Даже вообразить невозможно.

– Неужели никто не в силах их остановить? – в ужасе спрашиваю я.

– Сопротивлению с гарднерийской гвардией не справиться, – качает головой Айвен. – Они могут слегка задержать наступление. Вывести людей в безопасное место. Скорее всего, – с горечью и отвращением усмехается кельт, – когда всё случится, а это неизбежно, ты будешь где-нибудь праздновать победу над Исчадиями Зла.

– Ты так… это неправда, – отчаянно защищаюсь я, краснея от обиды. – Ты ничего обо мне не знаешь! Например, я живу в комнате с двумя цыплятами, представляешь? Ты хоть можешь вообразить себе, сколько от них грязи?

– Тебя поселили с икаритами, а не с цыплятами! – в ярости скрежещет зубами Айвен.

– При чём здесь Винтер и Ариэль? Я пытаюсь рассказать тебе о цыплятах, которых завела Ариэль, это её домашние питомцы. Сначала был только один цыплёнок, а теперь их двое. Так что перестань судить меня слишком строго. Сколько времени ты можешь провести с Ариэль Хейвен? А я живу с ней под одной крышей. За такое пора медали давать!

– О да! – хмыкает Айвен. – Икариты жестокие, отвратительные чудовища.

– На самом деле, – возражаю я, – Винтер очень даже милая. К тому же она перестала бродить, как привидение, да и Ариэль больше не рвётся убить всё, что движется. Я знаю, что очень похожа на бабушку, но я не такая, как ты думаешь. И мои братья, кстати, тоже совсем не такие…

– Ах да, твой братец Тристан, наверное, принёс вашей сиятельной семейке кучу неприятностей, – зло ухмыляется Айвен.

Ледяной ужас сжимает мне горло, и вся моя храбрость куда-то улетучивается.

– Тристан очень хороший, – тихо отвечаю я. – Прошу тебя… не причиняй ему зла.

Лицо Айвена разглаживается. Наверное, кельт понял, что Тристан мне действительно дорог.

– Я ни о чём никому не скажу, – неожиданно мягко обещает он. – Пойдём. – Он вдруг вскакивает и легко спускается с холма.

Я спешу за ним по густому подлеску. У невысокого каменного гребня Айвен ненадолго останавливается и снова зовёт меня за собой.

Сразу за поворотом виднеются клетки, они разбросаны прямо в лесу, чёрные железные прутья сливаются с ветвями.

В каждой клетке – драконы.

Мы медленно пробираемся вперёд, и я нервно сглатываю при виде драконьих морд – из пастей стекают ниточки слюны, видны огромные острые зубы. Но страшнее всего их глаза… Молочно-белые, бездушные. Такие были у икаритов в Валгарде.

Неужели драконов мучили, как тех икаритов, и тоже превратили в безумных чудовищ?

Драконы молча провожают меня глазами. Мне кажется, что за каждым моим шагом следят демоны.

Внезапно Айвен хватает меня за руку и тянет за чёрную глухую стену ближайшей клетки.

Мимо, весело болтая, проходят гарднерийские солдаты. Айвен вытаскивает из кармана часы и качает головой.

– Смена караула, – шепчет он.

Пытаясь усмирить трепещущее сердце, я иду за кельтом к самой дальней клетке, окружённой широкой полосой обугленных деревьев.

За чёрными прутьями виднеется всего один дракон. Или это не совсем дракон, хоть и немного похож на крылатых существ в других клетках?

Он тоже чёрный, но не такой блёклый, как собратья. Каждая чешуйка на его шкуре светится, как потускневший драгоценный камень. Крылья не рваные, тонкие и с заострёнными краями, а сильные, с гладкими, блестящими перьями, как вулканическое стекло. Дракон расхаживает у задней стены клетки. Он передвигается легко и плавно.

Заметив нас, он замирает, медленно поворачивает в нашу сторону голову на мощной шее и всматривается в меня изумрудно-зелёными глазами.

Под этим взглядом я цепенею.

Чудовище бросается ко мне, однако Айвен рывком успевает отбросить меня в сторону и закрыть собой.

Я падаю на землю, слыша, как дракон врезается в прутья клетки, а его когти клацают рядом с Айвеном. Кельт и дракон меряются взглядами, будто играя в гляделки.

– Он… он хотел меня убить! – заикаюсь я.

– Это она, – поправляет меня Айвен.

Конечно, самое время поспорить на тему, он это или она…

– Ладно, пусть она! – выдыхаю я. – Она, кажется, жаждет меня прикончить!

– Она тебе ничего не сделает. – Айвен не сводит с чудовища глаз. Не понимаю, кого он пытается в этом убедить: меня или дракониху?

Презрительно фыркнув, чудовище отшатывается от прутьев и одним движением перемещается к задней стенке клетки. Бросив издали на Айвена печальный взгляд, дракониха отворачивается. Её тело покрыто кровавыми отметинами, какие оставляет хлыст.

– По-моему, она понимает каждое наше слово, – переводя дыхание, говорю я.

Уголок рта Айвена дёргается:

– Драконы вообще очень… наблюдательны.

– Значит, каждый раз, скрываясь в лесу, ты приходишь сюда?

Айвен задумчиво смотрит на меня, но всё же кивает.

Я глубоко вздыхаю. Сердце постепенно возвращается к привычному ритму.

– Ей здорово досталось. – Я хмуро киваю на отметины хлыста на боках драконихи.

– Они хотят сломить её волю, заставить повиноваться, – поморщившись, как от сильной боли, поясняет Айвен.

– И что, так и будут бить?

– К ней подсадят другого дракона. – Он сглатывает и бросает тревожный взгляд на притихшего зверя. – Молодого. Дождутся, когда она привяжется к нему, а потом… убьют его у неё на глазах. Я видел, как это бывает. – Помолчав, он поворачивается ко мне и добавляет срывающимся голосом: – Те драконы до сих пор являются ко мне в кошмарах.

– Мне тоже снятся кошмары, – доверительно рассказываю я. – Мне снятся шелки.

– Шелки? – с удивлением переспрашивает Айвен.

– Однажды в Валгарде я видела шелки. Она сидела в клетке и кричала. – Я так живо помню тот день, что даже морщусь, словно снова услышав тот страшный вопль. – Это было ужасно. С тех пор шелки приходит ко мне во сне почти каждую ночь.

– Я ни разу не видел шелки, – после долгой паузы признаётся Айвен. – Только слышал о них… – Он поворачивается к клетке и скользит глазами по крепким прутьям, словно пытаясь разрешить сложную загадку. – Эта решётка, – задумчиво произносит он, – выкована из эльфийской стали. Она пыталась размягчить прутья огнём, но ничего не выходит. И замка здесь нет. Клетку открывают с помощью магии.

– А ты явно многое знаешь – и о клетках, и о драконах, – подозрительно замечаю я.

Айвен не отвечает, поглощённый своими мыслями.

– Ты хочешь её освободить?! – наконец догадываюсь я.

Лицо Айвена морщится, будто его поймали с поличным.

– Да! Так и есть! – уверенно восклицаю я. – Ты собираешься украсть дракона! Прямо из военного лагеря гарднерийцев!

Айвен бросает на меня сердитый взгляд и направляется к лесу.

Я срываюсь с места и бегу следом, чтобы не отстать.

– Тебя убьют! Это ты понимаешь?

Айвен не отвечает, только прибавляет шагу, пытаясь оторваться от меня как можно дальше.

Издали доносится низкий, полный отчаяния стон дракона, и у меня сжимается сердце. Мы останавливаемся, но Айвен почти сразу же решительно выпрямляется и снова спешит вперёд, шагая всё шире и быстрее.

К тому времени, когда мы переходим границу Верпасии, воздух между нами невыносимо сгущается. То и дело спотыкаясь о камни и расцарапывая руки об острые сучья, я молча виню Айвена во всех грехах.

Из-за деревьев виднеется покосившийся, неухоженный домик. Вокруг разбросаны садовые грабли, лопаты, за забором виднеется поросший сорняками огород, в маленьких загонах блеют грязные овцы.

– Кто здесь живёт? – спрашиваю я, силясь догнать Айвена, который не даёт мне подобраться ближе.

– Лесник, – коротко отвечает он.

За деревьями мелькает белое облако.

Страж!

Белая птица опускается на ветку дерева у домика, смотрит мне в глаза и растворяется в воздухе.

У меня по шее пробегает знакомый ледяной озноб.

Там что-то есть. Страж зовёт меня к домику.

С тех пор как я приняла у Сейдж белую волшебную палочку, стражи то и дело попадаются мне на глаза. Я не знаю, зачем они приходят ко мне. Быть может, хотят показать что-то важное.

Не говоря ни слова, я поворачиваю к домику лесника.

– Эллорен, – окликает меня Айвен. – Куда ты?

– Я на минутку.

Где-то далеко кричат гуси.

Из домика доносится грохот, и я отскакиваю, приседая за кустом. Потом слышится грубый мужской голос.

Снова крик. Опять треск и грохот.

А потом – странный визг, непонятный и в то же время такой знакомый, что от боли у меня сжимается сердце.

Нет. Не может быть!

Дверь в домик распахивается, и на крыльцо выбегает девушка. Её лицо искажено страхом, дикие глаза блуждают. Она, неловко пошатываясь, пробегает несколько шагов и падает, споткнувшись о камень.

У меня перехватывает дыхание. Это шелки. Та самая, из Валгарда. Мы только что говорили о ней с Айвеном!

Из домика вываливается тучный краснолицый мужчина с бородой, на нём засаленная, давно не стиранная одежда. В несколько прыжков он подбегает к шелки и, не давая ей подняться, яростно бьёт её в бок тяжёлым чёрным сапогом.

От гнева у меня темнеет в глазах. Сжав кулаки, я бросаюсь вперёд, но быстро останавливаюсь и прячусь за деревом. С огромным лесником мне не справиться.

Шелки, издав душераздирающий вопль, сворачивается в клубок, защищаясь от ударов.

Мужчина хватает её за руку и ставит на ноги.

– Заткнись! – ревёт он, продолжая трясти её. – Я сказал: заткнись, тварь!

Он замахивается свободной рукой и бьёт шелки по лицу с такой силой, что она снова падает на землю.

Тихо всхлипывая, девушка съёживается на земле, обхватив голову.

Я оборачиваюсь, пытаясь разглядеть за деревьями Айвена. Он стоит неподалёку, в ужасе разинув рот.

Лесник нависает над шелки, широко расставив ноги и уперев руки в жирные бока.

– В следующий раз, тупая скотина, ты будешь делать то, что я скажу! – ревёт он. Схватив кольцо с ключами со стены загона, он рывком поднимает шелки на ноги. Другой рукой он тянется к металлическому ошейнику, который болтается на длинной цепи, прикреплённой к высокому столбу. Прижав шелки коленом, мучитель просовывает её голову в ошейник, закрывает замок и толкает девушку в грязь. Громко топая, он уходит в дом, швырнув по дороге кольцо с ключами на крюк на стене и бормоча что-то о «грязных шелки». Дверь за ним с грохотом захлопывается.

Шелки лежит на земле, изредка всхлипывая. Её глаза закрыты, лицо искажено мукой отчаяния, кровоподтёк на лбу становится багровым, длинные серебристые волосы слиплись от грязи.

Я смотрю на неё сквозь подступившие слёзы. Животное она или нет – какая разница? Разве можно оправдать такую жестокость?!

Мне приходит в голову дикая, отчаянная мысль.

– Она пойдёт с нами, – беззвучно шевеля губами, сообщаю я Айвену.

– Что?! – Его брови взлетают почти на лоб.

Пригнувшись поближе к земле, я на дрожащих ногах подбираюсь к девушке, стараясь не шелестеть сухими листьями.

– Эй, шелки! – хриплым шёпотом зову я.

Измученные глаза распахиваются, в них плещется ужас. С губ шелки срывается короткий стон. Она вглядывается в меня, и выражение её лица вдруг меняется – она меня вспомнила!

Слушая, как стучат в домике тяжёлые сапоги, я снимаю с крюка ключи и трясущимися пальцами открываю замок на ошейнике, который с металлическим лязгом падает на землю. Я хватаю шелки за руку и тяну её за собой к лесу.

Мы мчимся изо всех сил, стремясь побыстрее оказаться в спасительной тени деревьев.

Заметив Айвена, шелки в ужасе вскрикивает и рвётся назад, вскинув руки.

– Айвен, отойди! – отгоняю я кельта.

Айвен низко пригибается к земле и поднимает руки.

Я обнимаю шелки за трясущиеся плечи, и она вздрагивает от моего прикосновения.

– Ш-ш-ш, – ласково шепчу я, поглаживая её по голове. – Тебя никто не обидит.

Волосы у шелки удивительно мягкие, как тёплая волна.

– Мы заберём тебя с собой. – Жаль, что я не знаю её языка! Шелки открывает рот, но не издаёт ни звука. Только жабры на её шее тихо хлопают.

Я помогаю шелки осторожно подняться с земли, и, пригнувшись как можно ниже, мы уходим всё глубже в лес, то и дело спотыкаясь от страха. Айвен держится в стороне, напряжённо оглядывая лес и не выпуская нас из поля зрения.

Набравшись храбрости, мы с шелки бежим, перепрыгиваем через поваленные деревья, огибаем кусты, отчаянно прислушиваясь, не раздастся ли за спиной топот тяжёлых сапог. Я крепко держу её за руку, не выпуская ни на секунду. Горло горит огнём, в боку колет, но вскоре мы выбегаем на опушку. Вдали показываются земли университета, будь они благословенны!

Никогда не думала, что так обрадуюсь при виде Северной башни.

Тяжело дыша, мы с шелки замедляем шаг. Её жабры полностью раскрылись, тонкая рука в моей ладони дрожит. Девушка спотыкается, и я обнимаю её за плечи, помогая удержаться на ногах. До университета всего несколько шагов, надо только выйти из леса.

– Эллорен, – раздаётся вдруг спокойный голос Айвена, от звука которого шелки вздрагивает. – Где ты собираешься её прятать? – Айвен прислоняется к высокому дереву и задумчиво рассматривает меня. Поразительно… он даже не запыхался!

– Пока не знаю, – выдыхаю я, поглаживая перепуганную шелки по голове.

– Тебя за такое не похвалят.

– Можно подумать, тебя похвалят за кражу драконов из гарднерийского военного лагеря. – И зачем он начинает этот глупый разговор? Нашёл время!

Уголки губ Айвена приподнимаются в лукавой улыбке.

– Айвен, я не могла оставить её там.

– Я понимаю, – серьёзно кивает он.

Он смотрит на меня уже не так, как раньше. В его взгляде появилось что-то новое. Уважение.

Громко ржёт лошадь, и мы вздрагиваем от неожиданности.

На огромной чёрной кобыле к нам скачет Андрас Воля, сын профессора Воля, тот самый юноша-амаз с татуировками на лице. Его отделяет от нас лишь поросшее жёсткой травой поле.

Андрас смотрит прямо на шелки. Неужели выдаст?!

Дёрнув лошадь за густую гриву, всадник заставляет её присесть на задние ноги и развернуться к университетским конюшням.

– О Древнейший! – еле дышу я. – Он нас не видел?

– Скорее всего, видел, – тихо отвечает Айвен.

– И что он сделает?

– Не знаю. – Проводив Андраса напряжённым взглядом прищуренных глаз, Айвен поворачивается ко мне: – Надо спрятать шелки. И поскорее. Пока её больше никто не заметил.

Глава 9. Убежище для шелки

Присев рядом со мной на корточки, Диана заглядывает под кровать.

Измученная шелки лежит на боку, не отрывая от нас остекленевшего взгляда.

– Я чувствую её страх, – делится со мной Диана. – Она до смерти напугана. Ещё и обделалась. – Поднявшись на ноги, Диана командует: – Эллорен, доставай новую скрипку.

Невозмутимое спокойствие ликанки поражает меня в самое сердце. Айвен обещал принести шелки еду. Хорошо, что он ушёл. Пока он был с нами в Северной башне, шелки в ужасе забилась под мою кровать. Она явно боится мужчин.

– Скрипку? Зачем? – озадаченно спрашиваю я.

– Я где-то читала, что шелки любят музыку. Сыграй! Может, её это успокоит.

Братья недавно подарили мне новую скрипку. Точнее, не совсем новую, предыдущий владелец играл на ней много лет, но ничего другого братья позволить себе пока не могут. Меня очень тронул их жест, я благодарно расцеловала обоих, но скрипка и вправду не очень хорошая… деревянный корпус искривлён и покороблен, струны приходится всё время подтягивать.

Когда Фэллон испортила мою скрипку, я решилась и написала письмо дяде Эдвину. Спросила, не найдётся ли для меня скрипка из его старых запасов. Ответ пришёл очень быстро. От тёти Вивиан. Тётушка взяла на себя не только уход за дядей, но и все его дела и переписку.

Моя дорогая племянница!

Я буду счастлива прислать тебе лучшую из скрипок во всём Валгарде. У меня есть друзья среди скрипачей симфонического оркестра Валгарда, и я совершенно уверена, что они непременно найдут для тебя новую скрипку Мэлориан и покроют её лаком того цвета, который ты укажешь. Нравится тебе такое предложение?

У тебя необыкновенный талант к музыке, каким обладала и твоя благословенная бабушка, и я не желаю ничего другого, как помочь тебе развивать твой дар и в дальнейшем. Как только ты обручишься с Лукасом Греем.

Прошу, сообщи мне, когда это долгожданное событие произойдёт.

С любовью,

Вивиан

Мне пришлось довольствоваться ничем не примечательным инструментом, хоть и подаренным с любовью.

После всех ужасов, через которые прошла шелки, вряд ли её утешат звуки расстроенной скрипки. Но я хотя бы попробую…

Взяв в руки инструмент, я усаживаюсь прямо на пол возле постели и начинаю играть. Ариэль настороженно взирает на нас со своей кровати. Винтер спрыгивает с подоконника на мой письменный стол.

– Играй-играй, не останавливайся, – кивает Диана. – Она уже меньше боится. Я чувствую.

Я играю целый час. Болят пальцы, ноет шея, а шелки всё так же неподвижно лежит под кроватью.

– Ничего не выйдет, – говорю я Диане.

Вдруг Винтер разворачивает крылья и мягко спрыгивает на пол. Эльфийка садится на корточки и закрывает глаза, собираясь с мыслями. Потом поднимает голову и начинает петь. Она поёт на эльфийском языке, слова текут прозрачными струями, заполняя всю комнату.

– Эллорен, смотри! – выдыхает Диана.

Шелки протягивает к Винтер голубоватую руку. Эльфийка, продолжая петь, помогает девушке выбраться из-под кровати. Шелки сворачивается клубочком у ног Винтер, прячась под тонкими чёрными крыльями.

Винтер поёт и гладит морскую деву по голове. Из-под одежды шелки по полу растекаются тонкие жёлтые ручейки.

– Надо её отмыть, – морщит нос Диана. – Ариэль, – командует она, – нагрей воды.

– Я что, прислуга? – огрызается Ариэль.

– Нет конечно, – спокойно отвечает ликанка. – Просто нам нужна твоя помощь. Ты же любишь разжигать огонь?

Ариэль слишком любит играть с огнём, чтобы отказаться от такого заманчивого предложения. Она спрыгивает с кровати и громко топает к ванной комнате, что-то бурча себе под нос.

Вместе с Винтер я отвожу усталую шелки в ванну, а Диана отправляется в чулан под лестницей, чтобы принести ведро и швабру. Винтер обнимает шелки и поёт свои грустные песни, пока я осторожно стягиваю с девушки одежду. Шелки не сопротивляется. Она печально смотрит на нас, округлив глаза, повинуясь как тряпичная кукла. Стянув с неё платье, я застываю, в ужасе прикрыв ладонью рот. Пение Винтер обрывается.

На теле шелки нет живого места. Белая кожа вся в синяках и кровоподтёках, испещрена алыми следами от хлыста.

В комнату входит Диана с ведром мыльной воды в одной руке и со шваброй – в другой. При виде шелки она раскрывает рот и цепенеет, однако быстро приходит в себя и опускает ведро на пол, а швабру ставит у стены.

– Я скоро вернусь, – любезно сообщает она. – Только сбегаю прикончу лесника.

Она говорит так непринуждённо, что мне требуется несколько секунд, чтобы осознать значение её слов.

– Что… что ты хочешь сделать?! – кричу я вслед Диане.

Ликанка останавливается на пороге и смотрит на меня как на чокнутую.

– Ну его, того человека, который её так отделал, – медленно объясняет она, будто разговаривает с ребёнком. – Сломаю ему шею. Он это заслужил.

Я вскакиваю и бегу к ней, размахивая руками.

– Подожди! Нет! Ты не можешь…

– Могу, – недовольно огрызается она. Но потом задумывается: – Хотя… пожалуй, ты права, Эллорен. – Я облегчённо вздыхаю. – Шея сломается слишком быстро – это для него слишком лёгкая смерть, – спокойно рассуждает Диана. – Сначала я его изобью. Оставлю на его теле столько же следов, сколько он оставил на шелки. – Глаза ликанки кровожадно вспыхивают. – А потом я вырву ему горло.

– Ты не можешь его убить! – стараясь не сорваться на крик, увещеваю я.

– Ты что, сомневаешься? – обиженно хмурится Диана. – Конечно могу! Что тут сложного?!

– У тебя будут большие неприятности!

– Почему? – Ликанка недоверчиво оглядывает меня. – В стае меня даже похвалят. Если бы моя мать была здесь, от лесника уже давно бы ничего не осталось.

– Пожалуйста, подожди немного! Давай поговорим с Рейфом! – умоляю я.

Диана поворачивается ко мне, уперев руки в бока.

– Ладно, – неохотно соглашается она. – Я чувствую твой страх. Бояться здесь нечего, но если ты хочешь, давай сначала поговорим с Рейфом.

По просьбе ликанки Винтер срывается с места и без колебаний отправляется за моим братом.

– Рейф скажет, что я права, – уверяет меня Диана, стоя на коленях и промывая на теле шелки ссадины. – А потом я убью лесника. Оторву ему голову, принесу её сюда и отдам шелки. Она будет рада такому подарку.

Спустя несколько минут мы с Рейфом сидим на каменной скамье в коридоре, а Диана в ярости перед нами вышагивает. Винтер осталась ухаживать за шелки.

– Диана, сядь, пожалуйста, – тихо, но властно просит Рейф.

Диана поворачивается, сжав кулаки, и бросает на него дерзкий взгляд, на который Рейф отвечает спокойно и собранно.

– Ты не можешь его убить, это невозможно. – Рейф старается говорить ровно, не повышая голоса.

– Могу, – огрызается ликанка. – Гарднерийцы слабые. Я быстро справлюсь.

– Я всё понимаю: ты сильная, ты можешь разделаться с ним быстро и без малейших усилий, – всё с тем же спокойствием поясняет Рейф, – но ты не должна этого делать.

– Почему? – вздёргивает подбородок Диана.

– Послушай, ну, предположим, ты его убьёшь. А потом?

– Я принесу его голову шелки. Она убедится, что больше он её не обидит.

– Хорошо. А потом?

– Я выброшу её в лес, стервятникам, – фыркает Диана.

– А когда ректор университета проведёт расследование убийства, что тогда? Ты же не думаешь, что исчезновения лесника никто не заметит?

– Наймут другого.

Рейф задумчиво потирает переносицу.

– Тебя арестуют – вот что будет.

– Пусть попытаются! – рявкает Диана.

– Эллорен придётся заплатить штраф, а тебя посадят в тюрьму за убийство. А шелки отправят к продавцу, у которого лесник её когда-то купил, и продадут снова – кому-нибудь похуже.

– Что за глупости ты выдумываешь! Мы всё расскажем, объясним, как жестоко лесник с ней обращался, и всё! Достаточно взглянуть на шелки! Какие ещё нужны доказательства?!

Рейф качает головой:

– Ничего не выйдет, Диана. Этот человек не преступил закон. Он поступил отвратительно, но закон на его стороне. А вы с Эллорен уже нарушили множество правил. Вы что, действительно хотите, чтобы вам пришлось отвечать ещё и за убийство?

– Мы спрячем шелки, – упрямится Диана. – Никто не узнает, кто и за что убил лесника.

Рейф окидывает Диану скептическим взглядом.

– У ликанов здесь репутация жестоких дикарей. Ты и твой брат мгновенно окажетесь под подозрением. И если каким-то чудом им не удастся доказать вашу причастность к убийству, решат, что шелки нашла свою шкуру и сама убила лесника. В последнее время часто обсуждают, не перестрелять ли всех шелки, которые в разное время оказались на берегу в человеческом обличье. Ты ничего такого не слышала?

Мнения членов Совета по этому вопросу разделились. А гибель лесника вполне может перетянуть чашу весов в пользу массового убийства. Ты что, хочешь нести ответственность за гибель всех шелки в Гарднерии?

– Тогда я его убью и заберу шелки с собой. В стаю. Они знают, что делать. Они спасут остальных шелки.

– Ты бросишь университет?

– Да! Если нужно…

– А как же Джаред? Ему тоже придётся уехать.

– Джаред поедет со мной, – уверенно заявляет Диана. – Он всё поймёт.

– Хорошо. Допустим, вы с Джаредом уедете и увезёте шелки в стаю, – спокойно продолжает Рейф. – Ты понимаешь, что это положит начало политическому конфликту?

Диана презрительно фыркает:

– Может, для вас это и будет опасно. Но для ликанов – ничуть.

Рейф глубоко вздыхает и снова качает головой:

– У ликанов сейчас очень натянутые отношения с Советом магов. Правительство Гарднерии считает земли, на которых живут ликаны, нашими. Поговаривают о начале войны…

Диана нетерпеливо фыркает, прерывая Рейфа.

– Ваши военные и дня не продержатся против моей стаи. Ты отлично это знаешь. Ваша магия на нас не действует, а самый слабый ликан сильнее самого сильного гарднерийского солдата. Если бы ваши люди могли, они давно украли бы наши земли, как украли земли остальных рас.

– Представь, что напишут в ордере на твой арест: «Ликанка убила лесника…»

– «…За жестокое обращение с шелки!» – заканчивает за Рейфа Диана.

– Вторая часть останется только в твоём воображении, Диана. Шелки – это постыдная тайна, которую никто не хочет вытаскивать на поверхность. Убийство лесника станет ещё одним доказательством того, что ликаны – кровожадные чудовища, которых необходимо стереть с лица Эртии. Неужели ты хочешь втянуть всю стаю в этот кошмар?!

– Какая чушь! – восклицает Диана, вскинув руки к потолку.

– Нет, не чушь. Ты действительно хочешь заварить эту кашу? Даже не посоветовавшись со своей стаей? Не спросив вожака?

Диана замирает.

Вот оно. Рейф достучался до ликанки. Он понял, чем её пронять.

Смерив Рейфа гневным взглядом, Диана сжимает кулаки и делает шаг к лестнице.

– Я ухожу! – заявляет она.

Рейф молниеносно вскакивает и хватает её за руку.

– Куда ты собралась, Диана? – требовательно спрашивает он.

Мускулы ликанки вздымаются, она словно не верит своим глазам, не может представить себе, что нашёлся глупец, решивший остановить её вот так. Честно говоря, я и сама боюсь, что Рейф немного не в себе. Хватать за руку ликанку…

Опасное напряжение между ними нарастает, мгновенно достигая высшей точки. Диана очень медленно поднимает голову, растягивая губы в устрашающей ухмылке, глубоко в её горле рокочет зарождающийся рёв, янтарные глаза полыхают огнём. Она делает внезапный шаг к Рейфу, и я вздрагиваю. Мы все знаем, что Диана может оторвать ему руку одним движением, и ни я, ни Рейф ничего не успеем сделать. Ликанка никогда не внушала мне страха, но теперь я впервые понимаю, что Диана может быть очень опасной.

– Я спросил тебя: куда ты идёшь? – настойчиво спрашивает Рейф, будто не замечая угрожающих движений Дианы.

– В лес! – яростно выплёвывает Диана. – Туда, где никто меня не увидит. Там я разденусь, чтобы не оскорблять своей наготой нежных чувств высоконравственных гарднерийцев. А потом я превращусь в волчицу и помчусь вперёд. И буду бежать долго-долго. Потому что если я останусь здесь, то забуду все твои доводы и убью лесника.

Рейф кивает и резко выпускает её руку. Прежде чем скрыться на лестнице, Диана обжигает его ещё одним злым взглядом.

Рейф смотрит ей вслед, а я вздыхаю с облегчением.

– Как думаешь, она не убьёт его? – едва слышно спрашиваю я.

– Нет, – качает головой Рейф. – Ей просто надо выпустить пар.

– Она права, ты же понимаешь. Лесник заслуживает смерти. Теперь он, скорее всего, купит другую шелки и станет издеваться над ней.

– Возможно, так и есть, – соглашается Рейф. Он подходит к окну и смотрит на поле, за которым начинаются пустоши. По полю стремительно идёт Диана, и в лучах заходящего солнца её золотистые волосы горят ослепительным пламенем.

Винтер осталась посидеть рядом с уснувшей шелки, а я решила сходить к Андрасу, сыну профессора Воля. Надо убедиться, что амаз никому не откроет нашу тайну. Если потребуется, я готова умолять его молчать.

Ступив на верхнюю ступеньку лестницы, я замираю в нерешительности. С первого этажа доносится голос Рейфа.

– Привет, Диана, – устало произносит мой брат.

Ему никто не отвечает, и я несколько мгновений дрожу от страха за жизнь Рейфа.

– Ты был прав, – слышится наконец и голос Дианы. Она говорит непривычно скованно, чуть ли не смущённо. – Ты был совершенно прав. Во всём. Ты не солгал. Ни разу.

– Хорошо, что ты успокоилась, – терпеливо отвечает Рейф.

– Прости. Мне так жаль, что я на тебя рассердилась!

– Ничего, Диана. Я принимаю твои извинения.

И снова тишина.

– И ещё прости, что я собиралась оторвать тебе руку, – признаётся ликанка.

Подобравшись к перилам витой лестницы, я осторожно заглядываю вниз.

Рейф стоит лицом к Диане, упираясь рукой в каменную стену. Он смотрит вниз, как будто собирается с мыслями.

– Спасибо, Диана, – подняв голову, он нежно улыбается ликанке. – Спасибо, что не оторвала мне руку.

– Просто я… мне… я никогда не видела такой жестокости, – сбивчиво объясняет Диана. – Никогда, понимаешь? – Она поднимает на Рейфа растерянный взгляд. – Если бы ты видел… он бил её не один раз… а постоянно…

– Я понимаю.

– Она так напугана. Совершенно сломлена. А глаза… у неё такие глаза… – Голос Дианы срывается, она тихо всхлипывает.

Ликанка плачет?! Диана, всегда такая сильная, уверенная в себе, её ничем не проймёшь… и она плачет?! Слыша всхлипывания Дианы, я и сама готова расплакаться от жалости к шелки.

– Ш-ш-ш, – утешает её Рейф. – Иди сюда. – Он осторожно притягивает её к себе и крепко обнимает.

– Прости меня! – глухо рыдает Диана. – Не знаю, о чём я думала! Из-за меня чуть было не началась война! Моя первая проверка… и я её провалила! Я опозорила свою стаю! – сбивчиво лепечет она.

– Тише, Диана… ну что ты, – шепчет Рейф, уткнувшись в её пышные волосы. – Они всё поймут. Никого ты не опозорила.

– Я хуже всех!

– Ничего подобного! Хватит. Посмотри на меня.

Диана поднимает залитое слезами лицо. Её янтарные глаза покраснели и припухли.

– Ты никого не опозорила, – терпеливо повторяет Рейф. – Ты самая храбрая и самая добрая на свете. Просто немножко… порывистая. – Он улыбается и нежно вытирает мокрые щёки ликанки.

Диана кивает и пытается улыбнуться:

– Да, ты так говоришь, потому что я тебя пожалела. Не оторвала тебе руку.

– Всё может быть! – смеётся Рейф.

Они умолкают и стоят совсем близко не разнимая рук.

– Рейф, – вдруг необычно мягко произносит Диана. – Я в тебя влюбляюсь.

Лицо Рейфа мгновенно становится очень серьёзным, и он резко втягивает воздух.

– Ох, Диана, – выдыхает он, нежно касаясь её щеки. – А я уже влюбился…

Он обнимает ликанку и покрывает поцелуями её светлые пряди, склоняется к её губам и ласково целует.

Диана со стоном приникает к нему, и поцелуй из нежного становится страстным.

С громко бьющимся сердцем я отшатываюсь от перил, задыхаясь от беспокойства.

Мой брат, гарднериец, с ликанкой, с оборотнем! Все мои подозрения подтвердились.

О Древнейший на небесах! Что за историю мы затеяли!

Я увела шелки. Айвен собирается украсть у военных дракона. Рейф и Айслин влюблены в ликанов, а я всё ближе схожусь с Винтер – эльфийской икариткой.

Это даже не история… а очень опасное стечение обстоятельств.

И что же нам всем теперь делать?

Глава 10. Андрас Воля

Когда Диана и Рейф уходят, я выбираюсь из башни и бегу к университетским конюшням.

Андрас Воля стоит, опустившись на одно колено, перед чёрной кобылой и втирает ей в переднюю ногу лечебную мазь. Даже если он меня заметил, то никак этого не показывает, полностью сосредоточившись на лошади. Животное, в противоположность лекарю, с любопытством меня рассматривает.

Собравшись с силами, я медленно вхожу в конюшню.

– Андрас? – неуверенно обращаюсь я к юноше, но он по-прежнему не поворачивает головы. – Я… мне надо с тобой поговорить.

– Я никому не скажу о шелки, – отвечает он. – Ты ведь об этом хотела меня попросить?

Андрас заканчивает массировать ногу чёрной кобылы, поднимается и что-то тихо говорит животному. Лошадь благодарно тычется головой ему в плечо. Багровые руны загадочно мерцают на красной, чуть более светлого оттенка, накидке Андраса.

– Я знал, как он с ней обращался, – продолжает юноша. Нахмурившись, будто припоминая что-то крайне неприятное, он поворачивается ко мне: – Я рад, что ты спасла её. Мне самому следовало это сделать.

– Она долго прожила у него?

Андрас переводит взгляд на пустошь, в сторону домика лесника.

– Примерно месяц. – Склонив голову к плечу, он изучает меня, будто разгадывая сложную загадку. – Подумать только – внучка Карниссы Гарднер спасает шелки. – Он ставит на землю склянку с мазью и вытирает руки. – А тебе известно, что твоя тётя хочет перебить всех шелки?

Я ошеломлённо смотрю на него, пытаясь осознать услышанное.

– Она так и сказала. Совету магов. Совсем недавно. Предложила убивать шелки, как только они выбираются на берег.

«Существуют куда более гуманные способы обращаться с шелки, нежели держать их в клетках и заставлять вести себя… по-человечески» – так говорила мне тётя в Валгарде.

Она имела в виду… убийство!

– Так ты не знала? – Видимо, он всё прочёл по моему лицу.

Я с омерзением качаю головой. Надо же, а я думала, тёте Вивиан меня уже ничем не удивить. Опустившись на небольшой стожок сена, я прижимаю ладонь к горячему лбу. Наш мир куда страшнее, чем я себе представляла. А тётя Вивиан… Сколько в ней жестокости…

Кобыла со свистом рассекает хвостом воздух, сквозь открытую дверь в конюшню влетает прохладный ветерок. Вдалеке, за полем, возвышаются тронутые вечерней синевой холмы, у подножия которых в сумерках ярко выделяются золотистые лиственницы.

– Как здесь красиво! – вздыхаю я.

Андрас окидывает взглядом восхитительный пейзаж и кивает.

– Здесь словно другой мир, – мечтательно говорю я. – Похоже на то место, где я выросла. – Подняв руку, я закрываю университетские здания, такие маленькие издали, ладонью. – Можно притвориться, что университета не существует.

– Иногда я так и делаю, – признаётся Андрас.

– Тебе здесь не нравится?

– Мы с матерью раньше жили на окраине Западной Кельтании. Там мне нравилось куда больше, – качает головой Андрас.

– А, – тихо киваю я, не зная, что ещё сказать.

Мерцающие руны на одежде Андраса нельзя не заметить, и я осторожно спрашиваю: – Твои руны… они светятся?

Андрас оглядывает свою накидку.

– Это руны амазов, – поясняет он. – В них слились несколько рунических алфавитов. Эти знаки приумножают нашу силу…

Внезапно он умолкает, увидев кого-то у меня за спиной.

Я оборачиваюсь. В дверном проёме стоит профессор Воля. Горло у меня сжимается от страха. Давно ли она пришла? Что она успела услышать?

В её остром взгляде я без труда читаю ответ: она пришла давно и всё слышала. Моё сердце опасливо постукивает.

– Здравствуй, мама, – приветствует её Андрас.

– Здравствуй, сын, – кратко отвечает она.

Мы пристально смотрим друг на друга в абсолютной, тягостной тишине.

– Маг Гарднер, – наконец замечает меня профессор Воля, блеснув пронзительными чёрными глазами. – У меня только что побывали очень необычные посетители – коммандер чародеек ву трин и лесник Верпакса. По-видимому, у лесника пропала шелки.

Я молча слушаю профессора, застыв, будто пойманная на месте преступления.

Не сводя с меня глаз, мать Андраса усаживается на соседний стожок сена. Она сидит как мужчина – ноги расставлены, руки скрещены на груди.

– Успокойтесь, маг Гарднер, – буравя меня чёрными глазами, произносит она. – Мы с сыном никому ничего не скажем.

Я с облегчением вздыхаю.

– Интересно получается, – продолжает профессор, – внучка Карниссы Гарднер спасает шелки.

– Она вся избита, – тихо говорю я. – На ней живого места нет. Он постоянно избивал её хлыстом.

Андрас с негодованием фыркает и отворачивается.

А его мать мои слова ничуть не удивляют.

– Такова мужская природа.

Андрас вздрагивает от обиды и, нахмурившись, смотрит на мать.

– Вы хотите сказать, что все мужчины избивают женщин? – недоверчиво уточняю я.

– Жестокость у них в крови, – отвечает она. – Мужчины всеми способами стремятся властвовать над женщинами.

Андрас упрямо сжимает челюсти и выходит из конюшни, отбросив по дороге тряпку, которую так и держал в руках.

– Так было с сотворения мира, – не обращая внимания на демарш сына, продолжает профессор.

– Я не понимаю… что вы хотите сказать? – Я устраиваюсь поудобнее на колючем сене.

– Вы не знаете собственную историю, – отмечает она, – но это неудивительно. Печально, но неудивительно. – Профессор Воля холодно меня разглядывает. – Наш мир, – говорит она, наклонившись вперёд, – и всё, что в нём есть, создала Великая Мать. Первыми людьми стали Три Сестры. Вот это и есть ваша история. – Дав мне время осознать сказанное, профессор продолжает: – Сотворив Сестёр, Ама, Великая Мать, поняла, что им одиноко. Она взяла у каждой по кости из пальца и создала Первых Мужчин. – Она поднимает кулаки и снова кладёт руки на колени. – Первые Мужчины не испытывали благодарности за всё, что сделала для них Богиня. Вместо этого они убеждали Трёх Сестёр убить Великую Мать, чтобы вместе править Эртией.

Поразительно, до чего эта история сотворения мира отличается от той, которую я знаю.

– Одна из Сестёр отказалась предать Богиню. Она пошла к ней и рассказала о предательстве. Великая Мать дала ей новое имя – Первая Сестра Амаз, а остальных прокляла.

– А как она их прокляла?

– Две Сестры-предательницы с тех пор были обречены жить с Первыми Мужчинами. А те, пользуясь сильными кулаками с лишней костью, стремились поработить Сестёр и не стеснялись поднимать на них руку. А верную дочь Богиня наградила, оставив свободной и сильной. Теперь вы видите, – усевшись поудобнее на стожке сена, пожимает плечами профессор, – мужчины испокон веков были обманщиками и стремились только к власти и жестокости.

– А как же ваш сын? – пытаюсь возразить я. – Он ведь хороший…

– Он хороший и добрый оттого, что мы провели с ним все обряды Великой Богини, – глядя будто сквозь меня куда-то вдаль, поясняет профессор. – Богиня сжалилась и щедро его наградила. – Кобыла в ближайшем ко мне загончике тянется к сену из «моего» стожка, и профессор Воля молча за нами наблюдает.

– Вам пора, – поднимаясь на ноги, говорит она.

– Сюда может заглянуть патруль ву трин. Вам лучше с ними не встречаться.

Я тоже встаю и стряхиваю с юбки сухие травинки.

– Удачи вам, Эллорен Гарднер, – говорит мне на прощание профессор. – Вы совершили храбрый поступок. Да поможет вам Богиня. Да защитит она вас.

Андрас стоит рядом с тяжеловозом кельтской породы, гладит ему шею и что-то тихо говорит. Когда я подхожу, он не поднимает на меня глаз.

– Ну как, поведала моя мать историю о моём проклятом кулаке? – пренебрежительно бросает он.

– Да.

Андрас раздражённо хмыкает, продолжая гладить коня.

– В этой сказке что-то есть. Какая-то сила, – признаёт он.

– Я никогда её раньше не слышала.

Андрас горько качает головой:

– Мама без устали вербует новых воительниц для своего племени. Её изгнали восемнадцать лет назад, а она по-прежнему верна амазам. Самое смешное, что моя мать – блестящий учёный. – Андрас подносит руку к моим глазам. – Она прекрасно знает, что у нас с ней ладони и пальцы совершенно одинаковые. И всё равно верит в эту историю!

Профессор Воля на белой эльфийской кобыле скачет через поле, удаляясь от конюшен, и Андрас молча смотрит ей вслед.

– Если бы у неё родилась дочь, мать до сих пор жила бы с амазами. – Он хмуро смотрит на меня. – Я разрушил ей жизнь. И потому, – продолжает Андрас, поглаживая коня, – каждое полнолуние мы исполняем обряды, которых требует Богиня. Каждое утро мы оставляем для неё дары и возносим молитвы. Мы исполняем все обряды амазов. Кроме одного.

– Какого? – поколебавшись, спрашиваю я.

Он поворачивается ко мне, не отнимая руку от лошадиной гривы.

– Мать не бросила меня при рождении, хоть этого и требовали давние традиции амазов. Каждый день она делает всё, чтобы искупить вину. – Он грустно вздыхает. – Знаешь, что смешнее всего?

Я не нахожу, что ответить, и молча жду.

– Меня никогда не тянуло поднять руку на женщину – и не важно, что говорит миф о Трёх Сёстрах. А вот лесника я бы отлупил… как следует. Впрочем, мать меня бы поддержала. Вполне может случиться так, что она доберётся до него раньше меня.

– Вообще-то, – сообщаю я, – Диана Ульрих обойдёт вас обоих.

– Ликанка? – удивлённо поднимает брови Андрас.

– Мы её еле отговорили, – киваю я.

Андрас весело смеётся. У него хорошая улыбка – добрая и открытая.

– Буду очень рад познакомиться с этой Дианой Ульрих!

Глава 11. Безопасность

Когда я возвращаюсь в Северную башню, солнце почти скрывается за горизонтом. У двери в комнату меня дожидается Айвен.

Он сидит на каменной скамье, придерживая большой мешок. Увидев меня на лестнице, он вскакивает.

Встретившись глазами с Айвеном, я замираю прямо на ступеньках, у меня перехватывает дыхание. Мы молча смотрим друг на друга. Стены будто сдвигаются, коридор кажется узким, Айвен заполняет собой всё пространство, будто становится выше ростом.

– Здесь сушёная треска, – говорит он, приподнимая мешок и опуская его обратно на скамейку. – Для шелки.

Мельком взглянув на мешок, я снова оглядываю Айвена и, вцепившись в распахивающиеся полы накидки, смущённо делаю к нему шаг. Сегодня он смотрит на меня гораздо мягче, его зелёные глаза сияют открыто и беззащитно.

– Я видел твою соседку по комнате, – многозначительно произносит он, недоверчиво приподнимая брови. – Диану Ульрих.

Какой у него красивый голос… глубокий, ласковый, зовущий…

Вздохнув, я пожимаю плечами.

– Диана уже давно перебралась к нам.

– У тебя три соседки: две икаритки и ликанка, – сообщает мне Айвен, как будто я сама об этом не подозреваю.

– И ещё шелки, – напоминаю ему я. Невообразимая комбинация. И очень опасная.

А в коридоре к тому же стоит очень привлекательный кельт, приводя меня в полное замешательство.

Когда Айвен рядом, мысли у меня разбегаются. Он слишком красив, чтобы в его присутствии думать о чём-то другом… даже о несчастной шелки.

Он удивлённо отводит изумрудные глаза, в которых при тусклом свете фонарей поблёскивают золотые искорки. Айвен держится очень прямо, даже скованно, будто упрятав свои чувства под надёжный замок.

– Никогда не думала, что увижу тебя в Северной башне, Айвен, – стараясь не думать о трепещущем сердце, лукаво улыбаюсь я гостю.

– Наверное, шелки ты тоже не собиралась прятать у себя в комнате. – Губы кельта вздрагивают в мимолётной улыбке.

– Честно говоря, у шелки и то было больше шансов здесь оказаться… – усмехаюсь я.

Айвен собирается что-то ответить, но снова сжимает губы. Потом со вздохом искоса смотрит на дверь в мою комнату. По его лицу пробегает лёгкое облачко сомнения, он отступает и смущённо откашливается.

Мне и самой неуютно. По гарднерийским и кельтским традициям юноше не следует находиться так близко от девичьей постели. И мы здесь вдвоём. Наедине.

Я бывала в его спальне, и найдутся блюстители нравов, которые назовут моё поведение скандальным, но рядом со мной всегда находились братья. Кроме того единственного раза… Но это было давно, и тогда мы с Айвеном ненавидели друг друга.

Айвен поворачивается к гобелену Винтер, на котором изображены белые птицы, и в восхищении цепенеет. Он оглядывает другие картины и статуи с таким выражением, словно раньше не замечал их.

– Какая красота! – выдыхает он, рассматривая птиц.

Белые стражи парят над летним лугом.

– Это работа Винтер, – говорю я. – Моя любимая.

Он кивает, не сводя глаз с гобелена.

Пока он занят, я непроизвольно рассматриваю его. Сначала искоса, потом, не таясь, вбирая в себя каждую чёрточку его лица, наслаждаясь видом его высокого, мускулистого тела. Какой у него изысканный профиль, какая длинная, грациозная шея! Волосы растрепались в живописном беспорядке, закрутившись за ушами в забавные колечки. Наверное, эти золотистые пряди очень мягкие. А сам он такой непреклонный… и только губы…

Интересно, каково это – целоваться с Айвеном? Чувствовать мягкость его губ своими губами…

Айвен вздрагивает и заливается краской, его рот приоткрывается от удивления.

Я смущённо отворачиваюсь, пряча пылающие щёки. Неужели он подслушал мои ужасающе неприличные мысли?

Айвен не умеет читать мысли на расстоянии. Это невозможно. Однако… почему он тогда так вздрогнул и покраснел?

Я сконфуженно поднимаю на него глаза. Щёки Айвена раскраснелись, во взгляде ясно читается страсть, и мысли мои снова пускаются вскачь по кругу.

– Мне пора… идти, – хрипло прощается он, сосредоточенно изучая меня.

Я растерянно киваю, стараясь усмирить трепещущее сердце.

Айвен передаёт мне мешок, коснувшись моей руки тёплыми пальцами, и отступает, снова становясь холодным и далёким.

– Спокойной ночи, Айвен, – выдавливаю я, вцепившись в мешок. Лицо и шея у меня неудержимо пылают. – Спасибо за еду.

– Спокойной ночи, Эллорен, – после напряжённого молчания отвечает кельт своим вязким, как густой мёд, голосом.

Он пристально смотрит на меня и беспокойно вскидывает голову, будто бы от испуга. Невозможно понять, о чём он думает.

Он обжигает меня на прощание знакомым настойчивым взглядом и уходит.

Смущённая и раскрасневшаяся я потихоньку вхожу в комнату.

В камине пылает огонь, отсветы пламени согревают мои взвинченные нервы.

Диана лежит на моей кровати, обняв одной рукой спящую шелки. Ариэль развалилась на своей постели на сбившихся, неопрятных простынях и злыми глазами пожирает шелки. Винтер стоит на коленях у кровати Ариэль, ласково поглаживая подругу по израненной руке и шепча успокаивающие слова.

Диана не спит. Она следит за каждым моим шагом, когда я вешаю накидку на крюк, который Джаред вбил нам в стену, и опускаюсь на пол возле своей кровати, привалившись плечом к матрасу. Кроватей у нас явно маловато. Пора найти ещё парочку – нас становится всё больше.

– Как она? – Шелки даже во сне хмурится, по её лицу пробегает судорога.

– Она измучена, но её страх понемногу отступает, – отвечает Диана. – Она поняла, что здесь ей никто не угрожает, я на её стороне, а со мной лучше не связываться. – Ликанка обнажает зубы в угрожающей улыбке, будто напоминая: я дочь вождя стаи! И в который раз при виде этой кровожадной гримасы у меня появляется озноб.

– Айвен Гуриэль принёс шелки еду, – показываю я на мешок. – Здесь сушёная рыба.

– Я догадалась, ещё когда ты шла по коридору, – отвечает Диана, обидевшись, что я постоянно недооцениваю её исключительно острое зрение, обоняние и слух. – По запаху. – Ликанка пристально вглядывается в меня. – Я ждала тебя.

Её слова повисают между нами в воздухе, я чувствую, как мои щёки снова краснеют.

Ликаны… и их восприятие окружающей среды. Диана слышала всё, о чём мы с Айвеном говорили, и наверняка почувствовала, как нас с кельтом влечёт друг другу. Бессмысленно влечёт. Диана бесстрастно смотрит на меня, не произнося ни слова… за что я ей очень благодарна.

Я тоже молчу. Слышен только приглушённый голос Винтер и потрескивающий в камине огонь.

Хорошо, что Диана даже не упомянула имени Айвена, и я очень ценю это, но промолчать о Рейфе не могу.

– Диана, – неуверенно говорю я, – я видела… как ты целовала моего брата.

– Я собираюсь с ним спариться, – невозмутимо отвечает ликанка.

– Но ты же говорила, что никогда этого не сделаешь, потому что Рейф не ликан… как же ты…

– Ну, я не стану спариваться с ним сейчас, – поясняет Диана, взмахнув рукой, будто объясняя нечто само собой разумеющееся. – Только после того, как он станет ликаном.

– Диана, мой брат – гарднериец. – Меня всё сильнее охватывает тревога.

– И что?

– Гарднерийцы не становятся ликанами.

– Рейф станет, – без капли сомнения отвечает Диана, – чтобы спариться со мной.

– Станет ликаном? – Мой брат… превратится в волка-оборотня?

– Ну да.

Не в силах спорить с Дианой, я роняю голову на угол кровати, подавленно глядя на ликанку и спящую шелки. Рейф выбрал эту девушку. У меня мало близких людей, но и они понемногу отдаляются, каждый выбирая свою дорогу. Рейф станет ликаном и уедет. А Тристан… Лишь Древнейший знает, что ждёт моего младшего брата.

А я? Я не знаю, где моё место. Но точно не рядом с Айвеном. От горького сожаления сжимается сердце.

– Как можно стать ликаном? – тихо, печально спрашиваю я. Интересно, каким образом меня покинет Рейф?

Диана немного колеблется, прежде чем ответить.

– Если в полнолуние позволить ликану укусить себя до крови в основание шеи, то станешь ликаном.

– А что скажет твой отец, когда узнает о Рейфе? – с беспокойством спрашиваю я.

– Рейф очень понравится моему отцу, – уверяет меня Диана. – Не сомневайся.

В наступившей тишине я борюсь с подступившими к глазам слезами.

– Знаешь, Эллорен Гарднер, – ласково вдруг произносит Диана, – когда мы с твоим братом спаримся, ты станешь мне сестрой.

Я ошеломлённо смотрю на неё.

– Ты войдёшь в нашу семью, ликанка ты или нет.

Иногда мне так одиноко, так страшно… Я не могу навестить дядю… и маминого одеяла у меня больше нет. Я вспоминаю непонятные взгляды Айвена и наши рискованные похождения… Всё наваливается на меня каменной тяжестью. Я зажмуриваю глаза и утыкаюсь лицом в одеяло, чтобы скрыть слёзы. Ликанка кладёт мне на голову руку, и слёзы текут ещё сильнее.

– Вы живёте неправильно, так нельзя, – поясняет Диана, гладя меня по голове. – Вы живёте обособленно, порознь. Моя семья с радостью тебя примет, Эллорен Гарднер.

– Вряд ли, – всхлипывая, возражаю я. – Они увидят, на кого я похожа, и возненавидят меня! Как все остальные…как кельты и… все!

– Нет, я им всё объясню, и мне они поверят. Ты мне нравишься, Эллорен Гарднер, хоть ты и странная. Ты освободила шелки – это очень храбрый поступок.

Комплименты от ликанки? Пожалуй, мне есть чем гордиться. У меня даже отступают слёзы. Мне всегда казалось, что Диана с трудом выносит общество представителей других рас. Завоевать расположение ликанки непросто, а мне это удалось!

– Я не знаю, где моё место, – говорю я.

– В стае тебе будет хорошо, – настаивает Диана. – Иначе и быть не может. Следующим летом поедешь с нами.

От этого приглашения мои слёзы окончательно высыхают.

Что, если она права? Вдруг ликаны примут меня? Возьмут в настоящую семью, когда Диана и Рейф станут жить вместе?

Диана и Джаред не раз упоминали о своей младшей сестре, её зовут Кендра. Она и мне станет сестрой? А мама Дианы? Может быть, мы с ней подружимся?

В глубине души у меня зарождается бутон надежды.

Диана успокаивающе гладит меня по голове. Как приятно! От её ласковых прикосновений отступают тревоги последних дней.

– Ты сразу же пришла мне на помощь, – благодарно говорю я. – Не колеблясь помогла шелки. Спасибо тебе.

Диана едва заметно кивает, принимая благодарность.

– Я буду счастлива однажды назвать тебя сестрой, – продолжаю я.

Удивительно, но всё это я говорю с радостью и совершенно искренне.

Губы Дианы складываются в довольную улыбку, а я вскоре закрываю глаза и, успокоенная, проваливаюсь в благословенный сон. На этот раз без кошмаров.

– Эллорен, просыпайся! – будит меня на следующее утро Диана. Ликанка сосредоточенно смотрит на дверь, и остатки сна тут же слетают.

Диана уже спрыгнула с кровати и присела перед дверью, готовая дать отпор всякому, кто войдёт. Ариэль и Винтер уже ушли. Шелки проснулась и сидит на моей кровати, прижавшись к изголовью. Она совершенно неподвижна, только огромные, как океан, серо-голубые глаза беспокойно мечутся по комнате.

Я с усилием выпрямляю спину и, потирая глаза, сажусь. Всю ночь я провела на полу, привалившись к кровати, теперь я едва разгибаюсь.

– Что случилось?

Диана прижимает палец к губам.

– Кто-то идёт. Я не могу узнать их по запаху. Двое. – Диана мрачно прислушивается и поворачивается ко мне. – Они пришли за шелки, Эллорен. Там лесник. И с ним кто-то ещё.

– Что же делать? – выдыхаю я. Страх сдавливает мне горло.

Диана смотрит на дверь, сжав кулаки. Её глаза зажигаются опасным огнём, а губы растягиваются в угрожающей ухмылке.

– Если они попробуют её забрать, – оскаливает она зубы, – я их убью.

До меня доносятся три типа звуков: в горле Дианы клокочет зарождающийся рёв, в коридоре слышатся шаги, а в моей груди колотится сердце.

Дверь в комнату распахивается, и Диана издаёт леденящий душу рык.

На пороге стоит чародейка ву трин.

Она совсем юная, одета в военную форму, чёрный мундир отмечен мерцающими синими рунами, сверкающее серебром оружие оплетает её тонкую фигурку. Эта чародейка похожа на коммандера Кам Вин, главную над всеми ву трин в университете. Похожа… но не совсем.

Её лицо покрыто шрамами. Обезображено. Одна его половина в ожогах, волос с одной стороны нет совсем, голова полузакрыта длинным чёрным шарфом. Ухо исчезло, шрамы спускаются вниз по шее и пропадают под одеждой. Из рукава выглядывает бесформенная культя – пальцы оплавились и застыли вместе. Одна половина тела принадлежит сильной и стройной красавице, другая страшно изувечена.

Диана медленно поднимает руку и быстро превращает её в когтистое оружие.

Юная чародейка, прищурившись, смотрит на Диану, удивительно спокойная перед лицом неминуемой опасности.

– Меня зовут Ни Вин, – официально кивает она. – Коммандер Кам Вин – моя старшая сестра. В соответствии с условиями службы в верпасийской гвардии данная территория университета входит в зону моей ответственности. У меня есть ордер на обыск.

– Один шаг в сторону шелки, чародейка, – предупреждает её Диана, не повышая голоса, – и я порву тебя на кусочки.

Уголок рта ву трин приподнимается в усмешке:

– Какой шелки?

Диана откидывает голову назад и обескураженно сводит брови на переносице.

– По-видимому, у лесника пропала шелки, – сообщает нам Ни Вин. – Очень жаль. У меня приказ обойти с лесником территорию университета и тщательно её обыскать.

– Где он? – рычит Диана, показывая клыки.

Ни Вин кивает на дверь.

– Остался внизу. – В её глазах мелькает лукавая искорка. – Я предупредила его, что в башне живут икариты. Лесник – гарднериец, он испытывает к икаритам невыносимое отвращение. Башня, по его мнению, нечистое место.

Диана медленно выпрямляется. До неё наконец-то доходит, что у нас появился неожиданный союзник. Ликанка превращает волчью лапу в обыкновенную человеческую руку.

– Рада удостовериться, что в вашей комнате шелки нет, – бесстрастно говорит чародейка. – Я уверена, что вы позволите мне тщательно обыскать башню.

– Пожалуйста, – отвечает Диана, так же, как и я, в высшей степени удивлённая таким поворотом событий. – Обыскивайте башню. Мы окажем вам необходимое содействие.

– Благодарю вас, – сухо отвечает Ни Вин. Она бесконечно долго стоит у двери, а шелки, сидя на кровати, беспокойно нас всех по очереди оглядывает.

– Как я и предполагала, – сообщает чародейка, – шелки здесь нет. Вероятно, её украл гарднерийский солдат, чтобы поразвлечься.

– Вполне возможно, – соглашается Диана.

– Ещё раз благодарю за помощь, – коротко поклонившись, отвечает Ни Вин. – Всего хорошего. – Она разворачивается на каблуках и выходит.

– Отвлеки её, – приказывает Диана, взмахом руки указывая мне на шелки, которая свернулась калачиком на кровати.

Я присаживаюсь рядом с дрожащей морской девой и глажу её по голове, пока Диана бесшумно выходит в коридор. Шелки поднимает голову, безмолвно, но оттого не менее отчаянно умоляя меня о чём-то.

– Тише, тише, – успокаиваю я её и обнимаю за худенькие плечи. – Мы тебя никому не отдадим, – уверяю её я.

Шелки закрывает глаза, как от невыносимой боли, и опускает голову мне на плечо.

Вскоре возвращается притихшая и очень серьёзная Диана.

– Как ты думаешь, чародейке можно верить? – спрашиваю я.

– Придётся. У нас нет выбора.

Я отвечаю ей тревожным взглядом.

– Успокойся, Эллорен Гарднер, – качает головой ликанка. – Чародейка сказала правду. Я не ощутила в её словах угрозы.

– Похоже, самим нам не справиться, – признаю я, прислушиваясь к торопливому биению своего сердца. – Что, если тётя Вивиан вдруг нагрянет в гости? Она столько писем мне прислала, уговаривая обручиться… Так просто она не отступит.

– Наверное, ты права, – соглашается Диана, глядя янтарными глазами на шелки. – Пожалуй, пришло время собрать всех, кто согласится нам помочь, и подыскать для шелки более безопасное место.

Глава 12. Союзники

Выдержать взгляд эльфа не просто. Глаза у него как жидкий металл, смешанный со светом звёзд. Но ещё труднее представить, что в Северной башне собрались Каэль, брат Винтер, его оруженосец Рис Торим, сама Винтер и Рейф. Вместе с ними и ликаны – Джаред и Диана, а ещё Андрас и Айвен.

Мы созвали всех, кто мог бы помочь нашей шелки, но я не ожидала, что пожалуют и альфсигрские эльфы.

– Когда я видела вас в прошлый раз с моим братом, вы ему угрожали, – обращаюсь я к Каэлю, выдержав его мерцающий взгляд.

– При нашей последней встрече, Эллорен Гарднер, вы угрожали моей сестре, – не шелохнувшись и не отводя глаз, отвечает эльф.

– Да, я… Я прошу прощения, – покаянно отвечаю я.

– Я ошибался насчёт вашего брата. Я был не прав. – В речи Каэля отчётливо слышится эльфийский акцент. Звук «р» у него получается рокочущим, с переливом.

– Ничего не понимаю, – оглядываюсь я на Винтер, присевшую на подоконнике в верхнем коридоре Северной башни.

– Сестра рассказала мне, что произошло, – поясняет Каэль. – Мы беспокоились, что Винтер это принесёт неприятности. Но, когда мы увидели шелки и услышали о том, что с ней случилось… – Серебристые глаза Каэля сужаются, голос звучит тише. – С ней обращались отвратительно. Мою сестру тоже некоторые считают животным. Мы поддерживаем ваше решение спасти шелки, Эллорен Гарднер.

Вот уж не ожидала увидеть здесь эльфа и услышать от него такое!

– Значит, вы пришли… с миром?

– Да, Эллорен Гарднер, – губы Каэля изгибаются в улыбке, – мы друзья!

Покачав головой, я поворачиваюсь к усталой Винтер:

– Как она?

– С ней Айслин, – отвечает Винтер. – Шелки спит.

Я с беспокойством оглядываюсь на Джареда. При упоминании имени Айслин его лицо темнеет. Присев на каменную скамью между Джаредом и Тристаном, я дружески толкаю ликана в плечо. Он грустно улыбается мне в ответ.

Айвен стоит, прислонившись к каменной стене, и внимательно на меня смотрит. Чувствуя, что у меня розовеет лицо, я отворачиваюсь, поражённая вспышкой безмолвного напряжения, которое царит между нами. Как будто мы храним особенную, волнующую тайну.

Рейф делает шаг вперёд.

– Мы собрались, чтобы обсудить будущее недавно украденной шелки.

– Освобождённой шелки! – поправляет его Диана.

– Это очень важное дополнение, – согласно кивает Рейф.

– Она находилась во власти очень жестокого человека, – продолжает ликанка, – которого я готова убить, когда придёт время.

– Спасибо, Диана, – отвечает ей Рейф, изо всех сил сдерживая улыбку.

Диана самодовольно вздёргивает подбородок.

– Я полагаю, все собравшиеся поддерживают решение Эллорен, – продолжает Рейф.

– Я видел шелки в Валгарде, в доках, – негромко говорит Тристан. – Их привозили в клетках. Тягостное зрелище.

– Я часто проезжал мимо дома лесника, – вступает Андрас. – Этого гарднерийца следует приковать к позорному столбу. Я также готов убить его, если потребуется.

– Спасибо, Андрас, – отвечает Рейф, – пока мы никого убивать не будем. – Он снова оглядывает собравшихся. – Итак, все понимают, что, помогая Эллорен, каждый из нас нарушает законы Верпасии и Гарднерии, за что может быть оштрафован или даже исключён из университета?

Присутствующие кивают.

– Что ж, хорошо. С этим разобрались. Теперь подумаем, что нам делать.

– Пусть каждый коротко представится, – предлагаю я. – Некоторые из нас раньше не встречались.

– Не знаю, стоит ли, Рен, – пожимает плечами Рейф. – Айвен с первого дня болтает не закрывая рта. Наверное, я знаю о нём всё до мелочей.

Рейф многозначительно поднимает брови, и Айвен выступает вперёд, держа руки в карманах и холодно глядя на Рейфа.

– Я Айвен Гуриэль из области Линдон в Кельтании, и я был неприятно поражён, узнав, как лесник обращается с шелки. Я считаю, что Эллорен поступила правильно.

Заливаясь краской, я отворачиваюсь, попутно заметив удивлённый взгляд Джареда.

Он же ликан… и наверняка для него моё постыдное влечение к Айвену не тайна. Меня вдруг охватывает острое желание забраться под каменную скамью, на которой мы сидим. Краснея всё отчаяннее, я застываю и пытаюсь не смотреть на Айвена. Бесполезно.

Джаред, Андрас, Тристан и Диана по очереди коротко рассказывают о себе. Диана довольно улыбается мне, показывая, что сдержалась и перечислила родственников только до второго колена, а не до пятого, как обычно. Мне сложно сосредоточиться, я всё время гляжу на Айвена, поворачиваюсь к нему, как стрелка компаса к северу. Кельт тоже смотрит на меня, вместо того чтобы слушать остальных.

Наконец приходит очередь Винтер.

Она опускает чёрные крылья, и они бессильно повисают вдоль её тела.

– Я Винтер Эйрлин, – едва слышно говорит она, – проклятая дочь Феонира и Авалин, сестра Каэля. Одна из нечестивых. Я – позор всех эльфов, изгнанная сияющими. – Винтер опускает плечи и закутывается в крылья.

– О чём ты? – спрашивает Диана. – Кто эти сияющие, которые так жестоко с тобой обошлись?

– Хранители святилища, – объясняет Винтер. – Создатели нашего мира.

– Глупости! – фыркает Диана. – Мир создала Майя, Великая Мать. А ты очень даже милая, и ничего нечестивого я в тебе не вижу. Зачем ты наговариваешь на себя? – Диана оборачивается к остальным. – Винтер очень добрая, она заботилась о шелки. И очень чистоплотная.

Каэль и Рис с удивлением смотрят на Диану.

– Эльфийская вера не похожа на твою, Диана, – наклоняется к ликанке Рейф.

– Моя сестра искренне чтит наши традиции, – объясняет Каэль.

Диана только презрительно кривит губы.

– Ваши традиции – полная чушь. Мир создала Майя и населила его оборотнями – своими любимыми детьми. А потом создала всех вас, но никто не назван презренным и ниоткуда не изгнан… хотя презирать и ненавидеть следовало бы таких, как этот отвратительный лесник, которого надо убить, и как можно скорее.

– В разных культурах сотворение мира описывается по-разному, – прерывает её Рейф.

– Все ошибаются, – заявляет Диана. – Правы только ликаны.

– Неужели? – поднимает брови Рейф. – Вы считаете себя высшей расой?

– Ты просто смеёшься надо мной! Да, мы сильнее многих. Это очень легко заметить. И мы не избиваем шелки, и никого не заставляем обручаться с нелюбимыми, и не забираем чужие земли…

– Гарднерийцы скажут, что их военные победы – доказательство существования Древнейшего и его могущества, – отвечает ей Рейф. – А эльфы наверняка напомнят о своих произведениях искусства, музыке и богатой культуре и заявят, что всем этим они обязаны особому расположению сияющих.

– Ничего не понимаю. Что за глупости ты говоришь?!

– Прости. Я забыл, что только твоя вера правильная, а все остальные ошибочны.

– Опять смеёшься! Он надо мной издевается, да? – оглядывает слушателей Диана. Джаред, Андрас и Тристан старательно прячут улыбки.

– Нет, Диана. Я не смеюсь, – улыбается Рейф. – Я пытаюсь тебе объяснить…

– Мне совсем не хочется прерывать ваш исключительно занимательный диспут, – смущённо прерывает брата Тристан, – но, может быть, обсудим то, ради чего мы здесь собрались?

Диана сердито складывает руки на груди и хмуро смотрит на Рейфа.

– Вот станешь одним из нас – сразу поймёшь, что был не прав, – настаивает ликанка.

– Секундочку, – снова прерывает их Тристан, изумлённо раскрыв глаза. – Одним из нас? – переспрашивает он Рейфа.

– Я подумываю стать ликаном, – небрежно роняет Рейф.

– Спасибо, что поставил в известность ближайших родственников, – ехидно отвечаю я. Мне, правда, об этом уже известно, но всё равно неприятно, что нам с Тристаном Рейф так ничего до сих пор не рассказал.

– Стать… ликаном? – как во сне повторяет Тристан.

– Я не слишком счастлив в шкуре гарднерийца, ты и сам знаешь, – обрывает возможные увещевания брата Рейф. – Буду бегать по лесам, а не лелеять в себе ненависть ко всем в Эртии, – криво ухмыляется Рейф.

Тристан недоверчиво оглядывает брата с головы до ног.

– Возьми меня с собой, когда поедешь к тёте Вивиан. Хочу посмотреть, как она воспримет эту новость.

Рейф весело смеётся в ответ.

У меня в голове будто стучат гадкие маленькие молоточки, и я потираю ноющий лоб.

В наступившей тишине все молча смотрят друг на друга.

– Ну ладно, – говорит наконец Тристан, уважительно кивая Диане. Потом оглядывает нас, снова вернувшись к своему привычному спокойствию.

Каэль, Рис, Андрас и Айвен смотрят на нас с братьями как на неведомых чудовищ.

– Как вы умудрились вырасти такими? – удивляется Каэль. – Вы ведь происходите из той же семьи, что Карнисса Гарднер и Вивиан Деймон?

Мы с братьями пожимаем плечами. Как же им объяснить…

– Наш дядя, – решается Рейф, – он такой… чудак. Он-то нас и вырастил.

– За такое убивают, – отвечает Каэль. Он, конечно, шутит, но в его голосе звенят тревожные нотки.

Мне такие шутки не по душе.

– Дядя Эдвин очень скрытный, – поясняю я. – Никто не посмеет поднять на него руку…

– Вы трое – всё равно что члены королевской семьи в вашей Гарднерии, – не умолкает Каэль. – А ваш дядя вырастил из вас… ренегатов. И он ещё жив! Поразительно! Наверное, он очень умён!

Никогда не думала, что нашего неловкого, оторванного от жизни дядю Эдвина, который в свободное время любит пить травяной чай, собирать грибы и играть с моей кошкой, когда-нибудь опишут вот такими словами. Дядя до того рассеян, что ищет по всему дому очки, которые сидят у него на носу!

– Насколько я понимаю эльфийские традиции, твоя забота о сестре тоже идёт вразрез с вашей верой, – напоминает Рейф Каэлю.

– А давайте поговорим о шелки, – дипломатично напоминает Джаред.

– Надо придумать ей имя, – откликается Диана. – Нельзя всё время называть её шелки. Это оскорбительно. Она заслуживает настоящего имени.

– Ты права, – серьёзно кивает Диане Рейф.

– Давайте назовём её Марина, – тихо предлагает Винтер. – Это значит морская. Она очень хочет туда вернуться. Там её семья. Мне кажется, ей подойдёт.

– Какое красивое имя, – восхищённо улыбаюсь я Винтер, ещё плотнее закутавшейся в чёрные крылья.

Рейф оглядывает собравшихся.

– Что ж, если все согласны, – говорит он, – пусть будет Марина. Я слышал, что Айвен принёс из архивов книги о шелки.

Айвен достаёт из мешка два фолианта в кожаных переплётах.

– Здесь не очень много информации, – сообщает он, – но больше я ничего не нашёл. Важнее всего – отыскать её шкуру. Без неё шелки не может превратиться в тюленя. Шкуру у неё, скорее всего, отобрали, когда она была поймана, иначе наша шелки была бы гораздо сильнее. Если у шелки есть шкура, морская дева может помериться силой с ликаном.

Услышав о силе ликанов, Диана гордо выпрямляется.

– Я постараюсь отыскать место, где хранят эти шкуры, – вызывается Рейф. – У меня есть знакомые, которые часто захаживают в таверны, где шелки…

– Куда захаживают? В какие таверны? – растерянно переспрашиваю я. И что-то подсказывает, что ответ мне не понравится.

– Скорее всего, шкуры прячут именно в таких местах. – Рейф неуверенно оглядывается. – Не знаю, насколько прямо мне стоит выражаться… У нас не принято… и я знаю, что и у эльфов не принято говорить о некоторых вещах в присутствии женщин.

– Опять ваши глупости! – восклицает Диана.

– В её памяти я прочла такое… Никакие слова не могут быть хуже. Она пережила… неописуемый ужас, – вздыхает Винтер.

– Ты эмпат? – спрашивает Айвен, глядя на Винтер со странным выражением лица.

Винтер кивает.

– Расскажи нам всё, что ты узнала о шелки, – просит Рейф.

Винтер, опустив веки, наклоняется в сторону, как тонкое деревце под сильным ветром.

– Её привезли в таверну вместе с другими шелки. Всех их… раздели. Показали мужчинам. – На лбу Винтер собираются морщинки. – В её памяти мелькнуло лицо лесника. Её выбрал мужчина. Дал за неё деньги. Забрал себе и… мучил. Долго. – Винтер склоняет голову к плечу. – Было и другое лицо – другая шелки, моложе. Наверное, их поймали вместе. Ей страшно, она боится за другую, юную шелки. Она всё время думает о ней. Больше ничего в её памяти не найти. Я не понимаю её языка.

– Значит, придётся отыскать её шкуру, – нарушив тишину, задумчиво говорит Джаред. – Возможно, её прячет лесник.

– Если уже не сжёг, – хмыкает Андрас.

– Нет, – слышится голос Айвена. – Этого он сделать не мог.

– Почему ты в этом так уверен? – спрашиваю я.

– Если уничтожить шкуру, шелки превращается в бездушную оболочку, она ничего не чувствует. Ходит как живой мертвец.

Я вздрагиваю от неожиданно охватившего меня озноба. Похоже, на кону гораздо больше, чем мы предполагали. У Марины, возможно, не так много времени.

– Ну, значит, договорились, – беспечно говорит Рейф, однако глаза его смотрят холодно и твёрдо. – Ищем шкуру шелки.

Глава 13. Камуфляж

Наша Марина постепенно привыкает к обществу Дианы, Винтер и Айслин. Завязываются и новые дружеские связи – Рейф, Каэль, Рис и Андрас теперь вместе охотятся. Айвен по вечерам делится какими-то сведениями с моими братьями.

Со мной Айвен тоже тайком разговаривает, спрашивает о шелки, если мы вдруг оказываемся на кухне вдвоём, помогает мне с работой, пока никто не видит. Когда он вдруг по-дружески тепло улыбается мне, я чуть не падаю в обморок от счастья.

Однако нам надо соблюдать осторожность. Не стоит показывать всем на свете, что мы вдруг так неожиданно подружились.

Я решила снова носить гарднерийские шелка, чтобы не привлекать лишнего внимания. Мне важно быть вне подозрений, от этого зависит жизнь Марины.

Марина внимательно наблюдает за тем, как я натягиваю через голову чёрные юбки и платья. Я стискиваю зубы и усилием воли отгоняю тошноту. Однако, увидев себя в зеркале, я хватаюсь за стену, чтобы не упасть.

Передо мной истинная гарднерийка, даже на груди сияет серебряный шарик Эртии.

Я как две капли воды похожа на неё.

Видя доверчивый взгляд шелки, меня охватывает жгучий стыд. Смаргивая подступившие слёзы, я отворачиваюсь, пытаясь дрожащими пальцами зашнуровать на спине платье.

Ненавижу Фогеля… Как бы я хотела объяснить это Марине. Я не такая, как другие гарднерийцы, хоть в этой одежде и похожа на них. Я не хочу носить эти шелка.

Шелки осторожно забирает завязки из моих рук и аккуратно зашнуровывает мне платье. По моим щекам текут слёзы.

Когда я выхожу из ванной комнаты, Ариэль отшатывается, будто её ударили, и обжигает меня полным ненависти взглядом.

– Я должна быть такой, как они, – пытаюсь я объяснить, протягивая к ней руки. – Мне нужно надеть это платье. Ты же знаешь, я не такая… но мы прячем шелки, – показываю я на Марину. – Мне очень важно не вызвать подозрений. Пойми.

Ариэль, мотая головой, молнией взлетает на кровать и прижимается к стене. Её мрачный, обвиняющий взгляд лишь немного смягчается, когда Винтер садится с ней рядом и ласково её увещевает. Ариэль прячет голову на груди Винтер, и эльфийка укрывает их обеих чёрными крыльями, будто щитом.

Шелки садится на пол у камина рядом с Дианой. Проводив взглядом Марину, Винтер поворачивается ко мне и печально улыбается. Она всё понимает.

Диана обнимает шелки за плечи и одобрительно мне кивает, обнажив в ухмылке острые зубы.

Хорошо хоть Диана меня не осуждает. Ликанка кое-что понимает в стратегии и тактике борьбы.

– Помоги мне повязать это на руку, – прошу я Диану, протягивая ей новенькую белую ленту.

Ликанка молча встаёт, подходит ко мне и крепко повязывает знак в поддержку Фогеля повыше локтя.

Пастырь Симитри встречает меня в аудитории широкой улыбкой. Сквозь высокие окна льётся бледный зимний свет. Пастырь с удовольствием оглядывает моё безупречно чёрное гарднерийское платье и белую повязку на рукаве.

– О, маг Гарднер! – говорит он с явным облегчением. Столько времени мои коричневые, на грани приличий, одежды приводили его в оцепенение. Пастырь Симитри никогда не скрывал, что поддерживает Фогеля, белая повязка на рукаве говорит красноречивее любых слов.

– Наконец-то вы нашли в себе смелость… – хвалит он меня. – И пусть вам пришлось трудиться бок о бок с кельтами и урисками, жить в одной комнате с демонами-икаритами, но вы гордо заявляете, что вы – гарднерийка. Ваше чёрное платье – это отражение вашей веры и вашей поддержки нашего высокочтимого пастыря Фогеля. Я вами горжусь.

Сказать бы ему, что никакая это не храбрость. Это притворство – камуфляж. Но даже при одной этой мысли у меня внутри всё переворачивается.

– И повязку не забыла? – резко интересуется Айвен, сгружая дрова на кухне у моих ног.

– Разве не умный ход? – огрызаюсь я в ответ. Ещё и от Айвена грубости терпеть…

Кельт напряжённо следит за пляшущими язычками пламени в печи.

– Да уж! – Он обжигает меня пылающим взглядом своих зелёных глаз и, громко хлопнув железной дверцей, уходит.

Меня просто трясёт от ярости.

«Не суди по одежде!» Как мне хочется выкрикнуть эти слова Айвену вслед. Все поварихи и их помощники смотрят на меня с ненавистью, Айрис буквально источает враждебность, я кожей ощущаю её злобный взгляд.

«Ни белая повязка, ни чёрные шелка, ни это лицо, доставшееся мне случайно, не скажут правды обо мне. Я другая!» – безмолвно кричу я вслед Айвену. Он выходит из кухни и с грохотом захлопывает за собой дверь. Этот удар буквально пронзает мне сердце.

Я не такая, как она! Не такая… Мои щёки горят от гнева и унижения. Айвен не может не знать, что я другая.

Я никогда не стану такой, как она.

Глава 14. Петля затягивается

На следующий день поздним вечером меня встречает посыльный из дивизиона, к которому приписан Лукас – на мундире солдата сияет эмблема Двенадцатого дивизиона Речных Дубов.

У нас только что закончилась лекция по аптекарским наукам, и мы с Тьерни вышли на улицу. На её рукаве теперь тоже красуется белая повязка.

– Это для самозащиты, – объяснила мне Тьерни, когда я раскрыла от изумления рот, впервые увидев на ней «знак Фогеля».

Похоже, не только я знаю, что такое маскировка.

Посыльный в военной форме с почтительным поклоном передаёт мне длинную коробку.

– Это вам, маг Гарднер, – говорит он. Его дыхание вырывается облачками пара.

К посылке прикреплён конверт, подписанный аккуратным изящным почерком.

От Лукаса.

Я с сожалением вздыхаю. После того происшествия с Ариэль я старательно гоню мысли о Лукасе, не отвечаю на его письма и подарки. Я так долго отчаянно злилась на него… но теперь мой гнев поутих. В конце концов, я тоже виновата в том, что тогда произошло. Ничуть не меньше Лукаса.

Посылка довольно большая, но не очень тяжёлая. Солдат, вежливо поклонившись, уходит.

Мы с Тьерни опускаемся на каменную скамью. Мимо спешат студенты, то и дело дует холодный ветер.

Передав Тьерни конверт, я разрываю плотную обёрточную бумагу и вытаскиваю чёрный кожаный футляр.

Это скрипка.

Моё сердце бьётся медленно и громко, как старинные часы. Открыв футляр, я ахаю при виде изумительной скрипки на зелёном бархате.

Это скрипка Мэлориан. Такую дала мне тётя Вивиан в тот вечер, когда у неё были гости.

Но скрипка, которая у меня в руках, совершенно новая, древесина альфсигрской ели покрыта тонким слоем бордового лака, края позолочены, струны сияют в свете фонарей. Этот инструмент стоит столько… На эти деньги я могла бы раз десять выучиться в университете на аптекаря!

Дрожащими пальцами я вытаскиваю из конверта записку.

Эллорен,

Если тебе когда-нибудь захочется получить мой портрет, попроси меня.

Лукас

У меня вырывается недоверчивый смешок. Лукас Грей сумел меня удивить. А мне есть в чём покаяться. Слишком прочно обосновался в моих мыслях кельт Айвен, пока Лукас пытается завоевать моё расположение издалека. И теперь этот подарок… Пристыженно улыбаясь, я показываю записку Тьерни.

Она криво улыбается, в её глазах пляшут довольные чертенята.

– Знаешь, а этот Лукас мне даже нравится, – признаётся она.

Я благоговейно закрываю скрипичный футляр. Держать в руках такой необыкновенный инструмент невыразимо приятно. А уж владеть им…

Однако я не заслуживаю таких знаков внимания от мужчины, с которым даже не собираюсь обручаться. Придётся вернуть Лукасу скрипку при встрече. А пока отправлю ему благодарственное письмо. Уж это он, вне всякого сомнения, заслужил.

Почувствовав чей-то пристальный взгляд, я поднимаю голову.

Джезина Бэйн с подругами, зло поблёскивая глазами, разглядывают меня и скрипку.

Восторг быстро сменяется тревогой, страх легонько покалывает мне сердце.

Как только слухи о новой скрипке дойдут до Фэллон Бэйн, она откроет на меня охоту.

– Шелки умеет говорить, – задумчиво сообщает мне Диана в тот же вечер.

Мы стоим в ванной комнате, и я играю на скрипке, разминая застывшие пальцы. Как долго я не скользила смычком по струнам!

Ах, что это за скрипка!

Из-под моих скрюченных пальцев выходит невообразимо прекрасная мелодия, от которой сжимается сердце.

Марина свернулась на дне ванной, наполненной прохладной водой. Шелки смотрит на нас так печально, что я с трудом сдерживаю слёзы. Закончив пьесу, я опускаю скрипку, и Диана задумчиво повторяет:

– Она умеет говорить. Просто её речь непривычна, мы её не понимаем.

Марина, повернувшись к нам, издаёт ртом и жабрами душераздирающие звуки. Её голос, идущий сквозь воду, странно искажается, превращаясь в печальную, трогательную песнь.

Она будто о ком-то плачет.

Наша шелки – неразрешимая загадка. Иногда она скачет и рычит, как дикий зверь, однако по её глазам заметно, что она обладает пытливым умом. Нельзя не признать, что Диана права.

Шелки не просто животное. Она нечто большее, чем обычный тюлень.

Ни Джаред, ни Диана пока не отыскали шкуру Марины, а без неё шелки не может вернуться домой. Её сила тает, иногда она выглядит совсем слабой и больной. Я написала Гарету, попросила рассказать, что ему известно о торговле шелки и о том, где хранят их шкуры, но ответ придёт ещё не скоро. Гарет надолго ушёл в море с другими учениками моряков, они вернутся только в Первом месяце, когда зима начнёт оковывать океан ледяными когтями.

Каждый вечер ослабевшая Марина расчёсывает нам волосы, разбирая тонкие пряди лучше всякого гребня. При этом шелки что-то тихо лепечет на своём благозвучном наречии. Похоже, этот ритуал её успокаивает, да и нам её прикосновения очень приятны.

Всем, кроме Ариэль.

Икаритка с отвращением смотрит на то, как заботливо Винтер относится к Марине. Иногда Ариэль даже беспокойно хлопает крыльями, отгоняя Марину, и грязно ругается. К счастью, всё своё время и внимание икаритка посвящает раненому воронёнку, который теперь живёт у нас вместе с двумя цыплятами. Сова давно вылечилась и улетела. Ворон выбрал себе место на спинке кровати, рядом с Ариэль. Оба чёрные, рядом они смотрятся жутковато. Сломанная нога воронёнка аккуратно выпрямлена и забинтована. Судя по всему, эти двое понимают друг друга без слов.

И так проходит день за днём.

Холодный ветер треплет листки пергамента. На каждом уличном столбе болтается объявление: «Похищена шелки!» За любую информацию о ней обещано вознаграждение.

Впервые наткнувшись на такой листок, я вздрагиваю от страха. Но со временем чернила на пергаменте выцветают, края листков изнашиваются, и при виде их я не испытываю ничего, кроме глухого раздражения.

Однажды, когда мне кажется, что меня никто не видит, я срываю объявление с ближайшего столба и прячу в карман. С противоположной стороны улицы на меня смотрит Ни Вин – та самая юная чародейка ву трин с обезображенным лицом. Она пристально разглядывает меня, придерживая на боку изогнутую саблю. Встретившись со мной взглядом, чародейка едва заметно одобрительно кивает.

Потом отворачивается и медленно уходит.

– Вот здесь, читай, – придвигает мне Тьерни газету.

Каждый раз в конце недели мы вместе читаем опубликованные решения Совета магов, урывая часы от сна.

Перед нами короткая заметка о «побеге» шелки и объявление о вознаграждении. А рядом предложение, внесённое на рассмотрение Совета совместно магами Вивиан Деймон и Маркусом Фогелем, встретив шелки в Западных землях, стрелять на поражение. Предложение не приняли, но с минимальным перевесом голосов.

– Добросердечием моя тётушка не отличается, – потираю я ноющий лоб.

– Ты понимаешь, что нас всех ждёт, правда? – шепчет Тьерни.

Я мрачно киваю. Если весной Фогель выиграет выборы, в беде окажется не только Марина. Все шелки, не успевшие вернуться в море, будут убиты.

Мы читаем дальше. Маркус Фогель предложил казнить всякого, кто осмелится нанести оскорбление флагу Гарднерии. Не приняли. Также Фогель предложил казнить за любое оскорбление «Книги древних». Не приняли. Ещё одно предложение представлено Фогелем при поддержке пяти членов Совета – объявить войну ликанам, если они не передадут Гарднерии большую часть своих земель. И казнить всех икаритов мужского пола, содержащихся в Валгардской тюрьме. Казнить всякого, кто поможет смарагдальфарам бежать на восток.

А вот этот законопроект Фогель упорно выдвигает уже в шестой раз – проверять железом всех, вступающих в гильдии, и проводить точечные проверки на границах, чтобы «в корне подавить угрозу нападения фей».

– А вдруг выиграет не он? – говорю я Тьерни.

– Ты видела, сколько народу носит белые повязки? – дрожащим голосом возражает Тьерни.

– И всё же… – Я цепляюсь за соломинку. – Выборы только весной. А до тех пор ещё многое может измениться. Может, он и не выиграет.

– Кто знает, – грустно горбится за столом усталая и испуганная Тьерни. – Будем надеяться, что ты права, Эллорен Гарднер.

Новость настигает нас в аптекарской лаборатории.

Торопливо вбежавшая Джезина что-то шепчет профессору Лорель и взволнованно размахивает руками.

Положив на стол пестик, я с беспокойством оглядываюсь.

– Дорогие студенты! – с необычным волнением обращается к нам профессор Лорель. Её голос дрожит, ей с трудом удаётся скрыть свои чувства. – Наш возлюбленный верховный маг Альдус Уортин воспарил к Древнейшему.

По залу прокатывается удивлённый шёпот.

– Назначен новый верховный маг! Сегодня утром Совет магов общим голосованием выбрал на пост верховного мага пастыря Маркуса Фогеля! – Её лицо озаряет счастливая улыбка.

От пронзившего меня ужаса я хватаюсь за край стола, чтобы не упасть. Студентки в соседнем ряду дружно охают и взрываются радостными возгласами и аплодисментами. Некоторые душат друг друга в объятиях, кто-то даже плачет от счастья.

Маркус Фогель.

Перед моими глазами встаёт его неприятное лицо. Я будто снова чувствую прикосновение его руки. Вижу его змеиный взгляд. Мёртвое дерево и чёрную пропасть.

О Древнейший! Этого не может быть!

Тьерни вскидывает голову, в её глазах плещется ужас.

– Тьерни… – хрипло выговариваю я, и протягиваю к ней руку.

– Прошу вас… – обращается к нам маг Лорель, призывая к тишине. На её лице блестят дорожки слёз. Воцаряется благоговейная тишина. – Вознесём молитву о почившем верховном маге!

Все склоняют головы и прижимают правую руку, сомкнутую в кулак, к сердцу. Тьерни, с посеревшим лицом, стоит как каменная.

Студенты подносят кулак ко лбу и снова прижимают к сердцу. Слова молитвы звучат в унисон.

О Древнейший, да очистятся наши сердца, наш ум, наша Эртия. Защити нас от проклятых Исчадий Зла.

Молитва заканчивается, и начинается праздник.

Тьерни вскакивает, едва не опрокинув стул, и торопится к задней двери. Её исчезновения никто не замечает.

Я догоняю Тьерни в уборной. Она склонилась над белой раковиной. Судя по всему, её безудержно рвёт. Смочив платок, я подхожу к подруге и глажу её по кривой спине. К горлу подкатывает колючий ком.

Тьерни стоит неподвижно, вцепившись в раковину, не обращая внимания на предложенный платок.

– Он закроет границы, – хрипло шепчет она. – Он сделает обручение обязательным.

– Я знаю. – Как кружится голова. Только бы не упасть.

– У нас есть год, чтобы найти спутника жизни. Или его назначит Совет.

– Я знаю.

– А перед обручением, – продолжает Тьерни, упрямо глядя в раковину, – он проверит каждого на чистоту крови. – Она поворачивается и с диким ужасом смотрит на меня. – Он заставит нас пройти проверку железом.

– Тьерни, – решительно начинаю я. Хватит ходить вокруг да около. Пора сказать правду. – Я хочу тебе помочь. Ты чистокровная фея, так?

Тьерни молча смотрит на меня.

– Я не могу. Я ничего не могу тебе сказать. – Её голос звучит, как скрежет ржавого гвоздя по стеклу.

– Даже теперь? Когда оправдались твои худшие опасения? Я хочу тебе помочь!

– Ты не можешь мне помочь! – Она вырывается и хромает к двери.

– Подожди! – кричу я ей вслед, но Тьерни, не оборачиваясь, убегает.

Я иду за ней, но она не хочет меня видеть. Быстро проковыляв через счастливую толпу гарднерийцев с белыми повязками на рукавах, Тьерни пропадает из виду.

Я тороплюсь на химию. Мне надо срочно поговорить с Айслин.

Искать её не приходится. Айслин удручённо привалилась к стене, её глаза блуждают. Заметив меня, она бежит навстречу, огибая группки счастливых гарднерийцев и напряжённых кельтов и эльфхолленов. Альфсигрские эльфы держатся особняком, взирая на происходящее с обычным равнодушием, что сегодня приводит меня в ярость.

– Они собирают армию, – с усилием произносит Айслин, вцепившись в мою руку. – Гарднерийскую гвардию. Отправляют на границу с Кельтанией и землями ликанов. Фогель разослал повестки сегодня утром. Рэндаллу велели готовиться. И всем военным стажёрам тоже. Фогель потребовал от кельтов и ликанов безвозмездно передать большую часть их земель Гарднерии. Кельты уже отправили главу магистрата в Валгард на переговоры.

– Но ликаны… – Мысли у меня в голове наползают друг на друга, не давая сосредоточиться. – Фогель может сколько угодно грозить ликанам. Они нечувствительны к нашей магии.

– На ликанов полетят драконы, – дрожащим от паники голосом отвечает Айслин. – В гарднерийской армии больше тысячи драконов! Если ликаны и кельты не подчинятся, гвардия атакует их на драконах.

В день избрания Фогеля занятия у нас проходят очень необычно.

Профессор Воля с трудом уговаривает гарднерийцев успокоиться и прослушать лекцию. Пастырь Симитри отменяет занятие и велит подать пунш и угощение.

На металлургии тоже царит праздничное настроение. У стола профессора Хоккина стоит моложавый эльф, листая записи, словно готовясь к лекции. У него белые волосы, алебастрово-белая кожа альфсигрских эльфов. Я смущённо оглядываюсь в поисках профессора Хоккина.

Гарднерийцы, собравшись группками, весело болтают, у всех на рукавах белеют фогелевские повязки.

Эти белые ленты расползаются, как сорняки, они красуются повсюду вместе с гарднерийскими флагами. Даже Курран Делл надел повязку, с глубоким сожалением отмечаю я.

– Где профессор Хоккин? – спрашиваю я Куррана, прерывая его беседу с военным стажёром. Курран приветствует меня радостной улыбкой и открывает было рот, чтобы ответить, но его прерывают.

– Будем надеяться, что наш змеиный эльф зарылся в землю, – доносится через всю аудиторию голос Фэллон. – Там ему самое место.

Все умолкают и следят глазами за Фэллон, которая медленно идёт ко мне.

– Скорее всего, он сбежал, – жизнерадостно улыбаясь, сообщает Фэллон. – Он знает, что его ждёт. – Выпятив нижнюю губу, с притворным сочувствием обращается она ко мне: – Ой-ой-ой! О чём печалишься, Эллорен Гарднер? Хотела обручиться со змеёнышем?

Позади меня звенит издевательский смех, и покаянный взгляд Куррана меня ничуть не успокаивает.

Ярость бурлит во мне с такой силой, что я непроизвольно сжимаю кулаки и обжигаю Фэллон яростным взглядом.

Её это только радует. Фэллон поворачивается ко мне и медленно тянется рукой к волшебной палочке на поясе. Она купается в лучах моей ненависти, чувствует, что весь мир сейчас на её стороне. Она улыбается всё шире, радостней, и я едва сдерживаюсь, чтобы, позабыв всякую осторожность, не ударить её по самодовольной физиономии.

А стоит ли оно того? Вылечу из университета за драку с гарднерийкой… А она в ответ заморозит меня магией Чёрной Ведьмы. И что от меня останется?

Развернувшись на каблуках, я выхожу из аудитории. Вслед мне несётся гадкий смех Фэллон.

На кухне меня встречает мрачная, встревоженная Фернилла. Увидев меня, она даже вздрагивает.

Олиллия сидит ко мне спиной, согнувшись в три погибели, и плачет. Айвен, Бледдин, Фернилла и Айрис сгрудились вокруг девушки и тихонько утешают её.

У всех такой вид, будто произошла катастрофа.

Опустив голову, я усаживаюсь чистить картошку, чувствуя кожей каждый обращённый в мою сторону опасливый взгляд.

Знаю, для них я всегда была олицетворением гарднерийской силы и власти, особенно в этих чёрных шелках и с белой повязкой на руке, но теперь они словно видят во мне Фогеля, который вскоре явится по их души.

На всех без исключения лицах я читаю холодную, безграничную ненависть.

Айвен вбирает в себя эти враждебные, острые, как кинжалы, взгляды и с болью смотрит на меня, широко распахнув глаза.

Я тоже раскрываюсь ему навстречу. Пусть увидит мой страх и моё растущее отчаяние. Узнает, как я одинока, услышит голос моего сердца.

Мы смотрим друг на друга, будто рядом никого нет. В тумане тает и кухня, и все работники с их ненавистью, и полыхающие огнём печи… Есть только он и я.

Только мы.

Олиллия всхлипывает и возвращает нас обратно в огромный и жестокий мир.

Айрис подозрительно оглядывается то на Айвена, утешающего Олиллию, то на меня.

Кельтийка что-то шепчет Айвену на ухо и показывает в мою сторону. Он оглядывается и прячет глаза.

Фернилла тихо говорит с Олиллией, и Айвен время от времени вставляет слово.

– Тебя не отправят назад, – слышу я голос Айвена, каждой клеточкой ощущая его интонации. – Мы тебе поможем. И твоей сестре.

Они уходят втроём, Айрис идёт последней. Прежде чем захлопнуть дверь, она пронзает меня острым, как копьё, взглядом.

Потирая уставшие руки (чистить картошку не так-то легко), я собираюсь в башню. Работать рядом с не скрывающими ненависти поварихами тяжело, и после долгого вечера на кухне я чувствую себя отвратительно. Солнце давно село, ночь вступила в свои права. На чёрном небе ни звёздочки, и, закрыв за собой заднюю дверь, я утопаю во тьме.

Глубоко втянув холодный воздух, я немного успокаиваюсь и иду вперёд через небольшое поле, окаймлённое с одной стороны невысокой рощицей.

– Держись подальше от наших мужчин.

Я замираю, слыша только торопливое биение сердца, и силюсь рассмотреть что-нибудь в чернильно-чёрной тьме, в поисках того, кто произнёс эти слова.

Силуэт Айрис едва вырисовывается неподалёку. Она стоит, прислонившись к толстому стволу дерева, скрестив перед собой руки. Рядом с ней пышущая яростью Бледдин.

В стороне проходит дорожка, на которой и днём-то не часто встретишь прохожего. Интересно, если Айрис с Бледдин опять нападут на меня, сойдёт ли им это с рук и сегодня?

Айрис угрожающе идёт ко мне, и я медленно отступаю.

– Я вижу, как ты смотришь на него, – скрипит она зубами совсем близко от моего лица.

– Не знаю, о чём ты… – Щёки у меня уже покалывает от накатившей горячей волны. Пылает даже шея.

– Вам, тараканам, всегда мало, – фыркает Бледдин.

– Он мой, – настаивает Айрис. Её губы дрожат, и на мгновение передо мной вместо разъярённой фурии появляется несчастная, ранимая девушка. Однако Айрис быстро берёт себя в руки, сжимая губы в тонкую линию. – Убирайся к своему Лукасу! – с отвращением выплёвывает она. – Там тебе самое место. И держись подальше от Айвена!

Теперь я вся как натянутая струна, руки сжимаются в кулаки, и я бесстрашно шагаю к Айрис.

– А она ему не нужна! – вдруг хихикает Бледдин. – Зачем такая Лукасу? Сегодня она кельтийка, а завтра опять чёрная тараканиха? Она и не знает, кем уродилась!

Айрис поворачивается к Бледдин, словно заряжаясь от неё гневом, бросает на меня ещё один враждебный взгляд и уходит вместе с уриской. Последнее слово остаётся за Бледдин. Проходя мимо меня, она шипит:

– Стерва тараканья!

Рейф и Тристан дожидаются меня в Северной башне. На их лица падает призрачный свет фонаря, а позади в окне чернеет небо.

Вздрогнув при виде их мрачных лиц, я хватаюсь за перила, чтобы не упасть от подступившей к горлу тошноты. Зато все воспоминания о встрече с Айрис и Бледдин мгновенно улетучиваются.

Без лишних слов Рейф подаёт мне свёрнутый втрое лист пергамента. Взгляд у старшего брата непривычно жёсткий.

Я разворачиваю листок, чувствуя, как с каждой секундой нарастает напряжение.

О Древнейший! Нет… Это приказ. Явиться на военные сборы.

– Быстро они, – говорю я, недоверчиво пробегая глазами строчки. – Фогель вступил в должность только утром.

– Похоже, он был к этому готов, – говорит Рейф, будто в чём-то подозревает и верховного мага, и весь Совет.

– О чём ты? – В это невозможно поверить. – Ты думаешь, что Фогель заранее знал, когда умрёт наш верховный маг?

– Кто знает. Это похоже на очень хорошо спланированную операцию, – не моргнув глазом говорит Рейф.

Я снова вспоминаю Фогеля, чёрную пропасть, мёртвое дерево и с тревогой смотрю на Рейфа.

Тристан тоже необычно взволнован, у него какой-то затравленный взгляд. Оглядывая открытый холодным ветрам коридор башни, он садится на каменную скамью и опускает голову на руки.

– Здесь сказано, что призыв последует не сразу, – говорю я, пытаясь убедить себя, что ещё не всё потеряно. – Сборы могут начаться не скоро.

– Приказ придёт летом, – безнадёжно говорит Тристан, не поднимая головы. – Он призовёт нас на службу летом. Уже назначена примерная дата отправки.

В наступившей тишине я слышу громкие удары собственного сердца.

– Куда тебя пошлют? – едва дыша спрашиваю я Рейфа.

Он горько усмехается, будто в моём вопросе скрыта ирония.

– На военную базу в Ротире. – После этих слов его улыбка тает. – Воевать против ликанов.

– Что ты собираешься делать? – растерянно спрашиваю я.

– Возьму это письмецо и сделаю из него мишень. Буду целиться прямо в печать Совета магов, – оскалив в жестокой ухмылке зубы, отвечает Рейф. Его неожиданный приступ веселья быстро уступает место ярости. Взглянув на дверь в комнату, он непривычно резко спрашивает: – Где Диана?

Я киваю на окно, показывая на северные пустоши.

– Где-то в лесу.

Стиснув губы, Рейф вырывает у меня лист пергамента и подхватывает сумку с книгами.

– Ты ни за что её не найдёшь…

– Я знаю, где искать, – упрямо говорит он, направляясь к выходу.

– Что ты решил?! – кричу я ему вслед.

– Уйду к ликанам, – рычит он, сбегая вниз по лестнице.

Я слушаю, как он стучит каблуками по ступенькам, и пытаюсь дышать ровно и глубоко, прогоняя охвативший меня серый, липкий страх. С грохотом захлопывается дверь в башню, и воцаряется тишина.

– Они его не примут, – с ужасающим спокойствием говорит Тристан.

Его голос звучит глухо, голова опущена на руки, пальцы вцепились в кудри на затылке.

– Он внук Чёрной Ведьмы, – мёртвым, чужим голосом продолжает Тристан. – Они никогда его не примут.

Мысли кружатся, не давая зацепиться хоть за что-нибудь… Я опускаюсь рядом с Тристаном и кладу руку ему на плечо, успокаивая нас обоих. У него перехватывает дыхание, худощавые плечи вздрагивают. Накрыв ладонью глаза, он плачет. У меня подкатывает ком к горлу. Безмолвные рыдания Тристана куда более душераздирающи, чем если бы он упал на колени и начал биться головой о стену.

Я обнимаю его, и он припадает лбом к моему плечу, пряча глаза.

– Я больше не могу, – глухо шепчет он. – Мне велели начинять железные диски огненной силой. Каждого, кто на них наступит, разорвёт на куски. И ещё я наполняю огнём и льдом наконечники стрел. Зачем?! Кого этим собираются убивать?! Я не хочу! – Затаив дыхание он умолкает. – И они всё равно догадаются, какой я на самом деле. Рано или поздно они поймут.

– Вовсе не обязательно… – борясь с нарастающим ужасом, лепечу я.

Тристан качает головой, всё так же упираясь лбом мне в плечо. – Поймут. Когда я откажусь обручиться…

– А ты не отказывайся. Обручись… – обрываю я его не терпящим возражений тоном.

Тристан замирает и жарко дышит мне в плечо. Потом поднимает на меня покрасневшие глаза:

– Но как?

Вопрос повисает в воздухе как тёмный тоннель, из которого нет выхода.

– Вот так! Скроешь ото всех, какой ты.

Тристан молча недоверчиво смотрит на меня:

– Рен, а ты смогла бы обручиться с женщиной?

– Ты что? – отшатываюсь я. – Конечно нет! – Чувствуя, как пламенеют щёки, я вдруг отчётливо понимаю, что хотел сказать Тристан. Надо что-то придумать… Вот только пока выхода я не вижу.

Спустя время после церемонии обручения скрепляют брак. И в ту же самую ночь молодые вступают в близкие отношения. В знак того, что жених и невеста стали мужем и женой, на запястьях обоих проявляются новые магические линии. Смысл заключения брачного союза в том, чтобы дать жизнь новым чистокровным магам.

У Тристана ничего не получится. Притвориться и пройти через все обряды – нечего и мечтать.

Мы оба это понимаем… и молчим.

– Я мог бы уехать в земли Ной, – наконец предлагает Тристан. – Там принимают таких, как я. – Его губы кривятся в грустной усмешке. – Вот только кому нужен внук Чёрной Ведьмы? Никто меня не примет.

Подавив ростки паники, я стараюсь убедить Тристана, что он не совсем прав.

– Что, если ты ошибаешься?

Он с удивлением смотрит на меня.

– Внук величайшего врага, – мрачно размышляю я вслух, – маг пятого уровня. Владеет магией, умеет обращаться с гарднерийским оружием. И не вписывается в культуру Гарднерии. – Я улыбаюсь ему, приглашая взглянуть на себя с этой стороны. – Гвардия ву трин вполне может принять тебя – в пику гарднерийцам, чтобы отомстить побольнее.

– А ты изменилась, – изумлённо отмечает Тристан.

– Да, пришлось, – вздыхаю я.

– И я очень этому рад, – улыбается он. Вытерев слёзы, Тристан выпрямляется и неуверенно смотрит на меня: – Ты же понимаешь, при таком раскладе шансов у меня маловато.

– Шансы! – фыркаю я. – Лёгкая дорога – для слабаков! А ты попробуй вот так!

Тристан смеётся и снова глубоко вздыхает.

– Иди, – подталкиваю я его к двери. – Тебе надо поспать. Вот станешь богатым и знаменитым воином ву трин, вернёшься за мной и дядей Эдвином и унесёшь нас на крылатом драконе в земли Ной.

– И мы будем жить долго и счастливо? – уточняет Тристан с привычной лукавой искоркой в глазах.

– Да, – уверенно отвечаю я. – Так всё и будет.

Тристан уходит, благодарно улыбнувшись мне напоследок. В Северной башне воцаряется тишина. Толстые каменные стены стоят незыблемо, но земля уходит у меня из-под ног.

При мысли о том, что я теряю обоих братьев, у меня сжимается сердце.

Я наконец открываю дверь в комнату и, оторопев, останавливаюсь на пороге. Что-то не так.

Огня в камине нет, сквозь стены сочится леденящий холод. Атмосфера в комнате гнетущая, как в ожидании чего-то ужасного.

Ариэль без сознания лежит на кровати, цыплята бегают по комнате, ворон упрямо сидит рядом с хозяйкой. Рядом с Ариэль перевёрнутая миска, горка ягод нилантир лежит на постели, губы икаритки почернели от сока. Марина в страхе свернулась калачиком на моей кровати рядом с Айслин. Айслин выглядит так, словно не может оправиться от страшного удара судьбы.

– Я не знала, что ты здесь, – обращаюсь я к Айслин. – Что случилось?

– Совет Верпасии принял сегодня резолюцию в поддержку Маркуса Фогеля, – хрипло выговаривает Айслин.

У меня перехватывает дыхание. Я оглядываюсь в поисках Винтер – она замерла на подоконнике, едва заметная в сумерках. Икаритка обхватила себя чёрными крыльями, на её лице выражение безысходности.

– Что случилось? – повторяю я вопрос.

Винтер показывает на свой письменный стол, на котором белеет какое-то письмо.

– Этот листок прибили на нашу дверь, – в отчаянии говорит она. – Новый Совет Верпасии… Они… кое-что изменили.

Я нервно сглатываю, чувствуя, как по шее пробирается холодок.

Пергамент, который я беру в руки с разрешения Винтер, оказывается официальным уведомлением от Совета Верпасии. Всем икаритам предписывается покинуть Верпасию и отправиться в страны по месту рождения по завершении занятий в университете, то есть в конце учебного года. Верпасия больше не будет выдавать икаритам разрешения на учёбу и работу, а также откажет им в приёме в гильдии.

– Интересно, как они заставили две трети Совета Верпасии проголосовать за такой закон? – поворачиваюсь я к Айслин, взмахнув листком пергамента. – Гарднерийцев в Совете Верпасии чуть больше половины.

– Гарднерийцы после победы Фогеля куда более уверены в своих силах, а остальные члены Совета просто напуганы, – пожимает плечами Айслин.

От окна доносится жалобный плач Винтер.

Ариэль вернётся в Гарднерию. Там её посадят в Валгардскую тюрьму. А Винтер уедет в Альфсигр, где эльфы давно решают, не перебить ли всех икаритов.

Охвативший меня тошнотворный ужас понемногу уступает место ярости. Выкрикнув ругательство, я швыряю сумку с учебниками об стену. Марина вскрикивает, испугавшись шума, и я виновато хмурюсь. Упав на кровать, я опускаю голову на руки и заставляю себя дышать.

Больше тысячи драконов.

Когда я поднимаю голову, перед глазами мелькают шесть печальных стражей. Они опускаются на стропила над головой Винтер. Их белые крылья сложены, головы горестно опущены.

Стражи постепенно тают, а всхлипывания Винтер переходят в низкий, протяжный стон.

Айслин собирается к себе, и я обнимаю её на прощание. Мы стоим в коридоре Северной башни. По измождённому лицу Айслин пробегают тени от мерцающего фонаря.

Начался ледяной дождь, и крошечные льдинки стучат в окно, а в коридор прорывается холодный ветер.

– Я подумала… – неуверенно начинает Айслин, – что, если Айвен Гуриэль сможет освободить того дракона.

Айслин – моя тихая, скромная подруга – как необычно слышать от неё о драконах и спасении.

– С драконом мы сможем бежать, – отвечаю я, словно воочию увидев, чем нам поможет дракон.

Айслин кивает.

– Икаритам нужно выбираться отсюда, Эллорен. И… Марине тоже. А потом и… ликанам, – с болезненным вздохом договаривает она.

Джаред.

Кто знает, когда гарднерийцы прикажут ликанам покинуть их земли… Такой закон могут издать совсем скоро.

– Границы закрывают, но драконы умеют летать, – напоминает Айслин.

– Да, конечно, воздушную границу не закрыть, – устало улыбаюсь я Айслин. – Тот дракон сидит в клетке, сделанной из эльфийской стали.

Айслин глубоко вздыхает:

– Сейдж Гаффни дала тебе волшебную палочку. Она всё ещё у тебя?

– И что с того… Конечно, Тристан маг пятого уровня, но он не знает заклинаний, которыми можно сломать эльфийскую сталь. Эти формулы под запретом.

– А что, если я добуду такое заклинание?

– Но как?

– Есть такой сборник заклинаний, называется «Чёрный гримуар», – поясняет Айслин. – Доступ к этой книге есть только у членов Совета и высших военных чинов. В этом гримуаре собраны особо важные заклинания. Военные формулы. Копия гримуара хранится в кабинете моего отца. Он часто уезжает по делам, вот и сейчас уехал к северным ликанам. Вернётся только через месяц.

– Айслин, но нельзя же просто взять на время военный гримуар, – недоверчиво говорю я.

Айслин робко сутулится под моим взглядом, но вдруг упрямо выдвигает вперёд подбородок:

– Ничего, я позаимствую книгу ненадолго. А потом верну. Никто ничего не заметит.

Поразительная храбрость.

У меня самая смелая подруга на свете!

– Тогда, – говорю я, не в силах сдержать радостную улыбку, – я поговорю с Айвеном. Пора освободить дракона!

Глава 15. Военный дракон

Следующим вечером атмосфера на кухне ничуть не веселее, чем днём ранее. Вид у всех печальный и подавленный.

– Мне надо с тобой поговорить, – шепчу я Айвену, когда он приносит дрова. Из открытой железной дверцы жарко дышит пламя.

Кельт настороженно оглядывается. Вечером на кухне работников мало, Айрис и Бледдин ещё не пришли.

– Что, прямо сейчас? – уточняет Айвен, забрасывая полено в печку.

Какие у него сильные руки…

– Как можно скорее.

– Закончишь работу, подожди меня снаружи, за кухней. – Айвен захлопывает железную дверцу.

Уложив в форму яблочный пирог, я выхожу через заднюю дверь и вижу Айвена рядом с загонами для скота. В руке у него фонарь.

Мы молча идём вдоль загонов, через кухонный огород, а потом по пустому полю к полуразрушенному амбару.

В сумерках прячется заброшенное строение. Айвен открывает передо мной скрипучую дверь.

Под высокой крышей амбара перекрещиваются стропила. Повсюду носятся летучие мыши, отбрасывая в свете фонаря жутковатые тени.

– Это и есть твоё тайное убежище? – спрашиваю я, оглядываясь, пока Айвен ставит фонарь на пыльный бочонок.

Айвен кивает и прислоняется к толстому столбу.

Я выдавливаю смущённую улыбку, но напряжённое выражение лица Айвена не меняется.

По его лицу пляшут тени, придавая его привлекательным чертам суровость. Меня вдруг молнией пронзает мысль, что мы с ним так далеко ото всех, вдвоём в уединённом месте.

Стараясь не думать о том, как сильно меня влечёт к кельту, я встречаюсь с ним взглядом.

– Я хочу помочь тебе освободить дракона, – говорю я. – Возможно, нам вскоре понадобится улететь.

Айвен удивлённо распахивает глаза, но тут же берёт себя в руки.

– Эллорен, того дракона освободить невозможно.

– Одному тебе не справиться, но нас много…

– Много неопытных юнцов? – презрительно фыркает Айвен.

– Мы все кое-что умеем, и вместе…

– Понимаешь, украсть шелки у лесника и вытащить дракона с гарднерийской военной базы – не одно и то же.

– Но что плохого, если мы просто… посмотрим, что можно сделать? – с нарастающим раздражением спрашиваю я.

– Что плохого? Ну, например, кое-кого могут арестовать или убить. А так ничего особенного, конечно.

– Но, если мы освободим дракона, – настаиваю я, – икариты смогут улететь на восток. И остальные тоже.

Айвен молча смотрит на меня, словно силясь разрешить головоломку.

– О чём ты? – наконец спрашивает он.

– Как тебе это в голову пришло? Ты же гарднерийка. И не просто гарднерийка… Ты внучка Карниссы Гарднер. Твоя бабушка… – Он вдруг умолкает, борясь с накатившей яростью и пытаясь подобрать верные слова. – Она была… чудовищем!

Ах чудовищем?! Неужели?! Чем, интересно, моя бабушка отличается от военачальников-победителей других рас?!

– Пусть она во многом не права, – возражаю я, – но она была величайшей из магов…

– И от её руки погибли тысячи и тысячи кельтов! – В зелёных глазах Айвена полыхает огонь.

– Кельты вели себя как те же гарднерийцы, когда сила была на их стороне.

– Твоя бабушка, – выпаливает Айвен, борясь с гневом, – убила моего отца!

О Древнейший! Что тут ответишь… Моё сердце сжимается от боли, но только на мгновение.

– Кельты убили моих родителей – и мать, и отца! – срывающимся голосом признаюсь я.

Мы молча смотрим друг на друга. Боль, которую мы так долго носили в наших сердцах, выплёскивается наружу.

– Моя бабушка совершила много ужасных поступков, – выговариваю я, заставляя себя чётко произносить каждое слово. – Теперь я знаю, что многие гарднерийцы тоже не могут похвастаться добротой и терпимостью. Но неужели ты не допускаешь, что мы не все одинаковы? Даже если гарднерийка выглядит… как я?

Айвен глубоко вздыхает и пристально смотрит мне в глаза.

– Допускаю, – поколебавшись, отвечает он.

Я устало опускаюсь на стожок сена в углу.

– Айвен, я действительно хочу тебе помочь, – хриплым шёпотом признаюсь я. – Я хочу поступить справедливо.

– Я тебе верю, – отвечает кельт.

Мы снова молчим, глядя друг другу в глаза.

– Мне очень жаль, что твои родители погибли, – тихо произносит Айвен.

– И мне очень жаль, что ты потерял отца, – смаргивая подступившие слёзы, отвечаю я. – Как это произошло?

– Он погиб на восточном фронте, за несколько дней до того, как гарднерийцев изгнали из Верпасии, – отвечает Айвен. – Мой отец был… он занимал важный пост в Сопротивлении. Мать хотела скрыть, что я его сын. Поэтому мы уехали подальше от крупных городов, и я учился дома.

– Наверное, ты очень похож на своего отца.

Айвен улыбается, будто я неожиданно удачно пошутила.

– Да, как две капли воды.

– У нас с тобой много общего…

– У нас не может быть ничего общего, – упрямо качает головой Айвен.

– Смотри сам: когда мне было пять лет, дядя увёз нас с братьями из Валгарда в Галфикс – городок на северной границе, рядом с пустошами, в горной долине. Я тоже училась дома, как ты. Теперь я понимаю, что дядя старался защитить меня. Он видел, как я похожа на бабушку, и не хотел, чтобы на меня обращали внимание. Твоя мать сделала для тебя то же самое. Увезла в безопасное место.

Айвен обдумывает мои слова, и, судя по изменившемуся выражению его лица, он со мной согласен.

– Значит, ты хочешь стать врачом, – прерываю я затянувшуюся тишину.

– Да, – кивает Айвен. – Как отец. А ты? Хочешь стать аптекарем?

– Да, как мама, – отвечаю я. – Мне всегда нравилось выращивать целебные травы, варить микстуры. Но учиться в университете я и не мечтала. Конечно, я очень хотела… Но раньше я думала, что стану делать скрипки, как дядя… – Говорить о дяде без слёз не получается. – Он… он тяжело болен. – Я печально прячу глаза.

– Так ты… умеешь делать скрипки? – ласковым низким голосом произносит Айвен.

Я киваю.

– Прямо из… дерева?

Странный вопрос! Не в силах сдержать улыбку, я вытираю слёзы.

– Конечно… Только нужны инструменты.

– Это… замечательно, – задумчиво говорит Айвен.

– Да, наверное, – смущённо пожимаю я плечами.

– А гильдии…

– Женщинам запрещено изучать ремесло, я знаю. Дядя учил меня тайно.

Айвен с непроходящим удивлением смотрит на меня.

– И ты умеешь играть на скрипке?

– Да, – отвечаю я. – Я научилась, когда была совсем маленькой. А ты? Ты умеешь играть на музыкальных инструментах?

– Нет, – качает головой Айвен. – Однажды я слышал, как играла фея-скрипачка. Прошло много лет, но я до сих пор помню. Это было… поразительно.

В его изумрудных глазах сияет желание, и тон, которым он произносит последнее слово, вдруг застаёт меня врасплох. Я краснею и отвожу глаза.

По полу амбара разбросаны листки пергамента. Подняв один, я понимаю, что держу в руках страницу из «Книги древних». И рядом лежат страницы из той же книги. Из нашей священной книги.

– Странно… – бормочу я, собирая листки один за другим. – Кто-то разорвал нашу священную книгу. – Айвен смотрит на меня молча, холодно… с вызовом. – Это сделал ты? – медленно произношу я.

Он не двигается и не кивает, но по его взгляду догадаться не сложно.

– Ох, Айвен! Будь осторожен, – выдыхаю я. – В Гарднерии это считают страшным преступлением. – Сжимая стопку страниц в ладонях, я протягиваю их Айвену: – Фогель хочет ввести смертную казнь за оскорбление «Книги древних». Неужели ты не слышал?

– Что ж, хорошо, что мы не в Гарднерии, – упрямо хмурится кельт.

– Ты затеял опасную игру, Айвен!

– Неужели? – огрызается он. – А в какую игру нам лучше сыграть? Предложи что-нибудь совершенно безопасное, Эллорен! Может, тем, кто так похож на Карниссу Гарднер, жить легче?

– Ты несправедлив, Айвен!

– А есть ли в жизни справедливость?!

– Ой, прости. Конечно же ты прав, – ехидно соглашаюсь я. – В последнее время мне так легко живётся! Я так счастлива, что похожа на бабушку! Все меня любят и защищают!

Айвен недоверчиво смотрит на меня и неловко отворачивается.

– Нам пора возвращаться, – говорит он. – На кухне заметят, что нас нет. Подумают… что-нибудь.

– Ну что ты! С чего бы нам уйти куда-то вместе? – язвительно спрашиваю я.

Айвен мимолётно улыбается, однако смотрит на меня по-прежнему печально и серьёзно.

– Я хочу помочь тебе. Надо спасти дракониху. Нельзя оставлять её в той клетке, – говорю я, коснувшись руки Айвена. – Мы многого не можем изменить. Но… какую-то малость – можем. – Я не могу не думать об опасности, которая угрожает Тьерни и икаритам. И Тристану. И Айвену. Моя решимость растёт с каждой минутой. – Крылатый дракон может спасти многих…

Айвен, глубоко вздохнув, смотрит на мою ладонь. Его рука такая сильная… и тёплая. Касаться его так приятно. Даже слишком. Воздух между нами словно сгущается и искрит. Заливаясь краской, я убираю руку.

– Хорошо, Эллорен Гарднер, – сдаётся Айвен. – Давай посмотрим, что из этого выйдет.

– Ты хочешь выкрасть дракона с территории гарднерийского военного лагеря?

Я сижу за письменным столом Рейфа, заваленным книгами, под пристальными взглядами Тристана, Рейфа и Айвена.

На лице старшего брата светится широкая улыбка. Тристан, как всегда, спокоен, прочесть его мысли невозможно. Айвен, кажется, никак не может поверить, что связался с нашей семейкой.

– Ты не шутишь? – уточняет Рейф.

– Нет, не шучу.

Рейф мотает головой, стараясь не расхохотаться в голос.

– Знаешь, Рен, – наконец выговаривает он. – С тех пор как ты заявилась в университет, жить стало веселее!

– Мы-то думали, ты у нас тихая и скромная, – замечает Тристан, лукаво поблёскивая глазами.

– А ты то шелки украдёшь, то дракона… – улыбается Рейф.

– Даже и не знаю, что сказала бы наша бабушка, – качает головой Тристан.

– Тристан прав, – осуждающе смотрит на меня Рейф. – Гарднерийка из тебя получается… не очень.

Айвен, в удивлении подняв брови, молча слушает нашу дружескую перепалку.

В одной комнате с Айвеном мне всегда не по себе, а сейчас я к тому же в его спальне. Очень странное ощущение. Я не могу закрыть глаза и не смотреть вокруг. Передо мной книги, которые он читает, развешанная на спинке кровати его одежда… Судя по тому, что Айвен старательно избегает моего взгляда, он тоже ощущает, что приличия мы могли бы соблюдать и получше.

– Рен, – уже без улыбки обращается ко мне Рейф. – Ты понимаешь, что за шелки с тебя просто возьмут штраф – если поймают, конечно. А вот с драконом всё будет гораздо сложнее. Решат, что ты поддерживаешь Сопротивление, и отдадут под военный трибунал, после чего тебя, скорее всего, расстреляют. И это если повезёт.

– Я не уверен, что дракониху можно освободить, – вступает в разговор Айвен. – Мне кажется, её убьют прежде, чем мы сможем вытащить её из клетки. Дэмион Бэйн наложил на замо́к особое заклинание.

– Из чего сделана клетка? – вдруг спрашивает Тристан. Он явно заинтересовался. У него в глазах мелькают знакомые огоньки. Тристан обожает разгадывать головоломки.

– Из эльфийской стали, – отвечает Айвен. – Даже драконы не могут расплавить её своим дыханием.

– А, да! Я кое-что слышал об этом материале, – отзывается Тристан. – Эльфы делают из него наконечники для стрел. Ему можно придавать форму только до того, как он остынет. С холодной эльфийской сталью ничего поделать нельзя.

– Не найдётся ли у тебя парочки таких наконечников? – хитро интересуется Рейф.

– Отчего же, кое-что найду. – Тристан, прищурившись, смотрит на брата. – Хочешь поэкспериментировать?

– А вдруг найдётся заклинание, которым можно разбить эту сталь…

– Для такого заклинания нужна особая волшебная палочка военного образца, – напоминает Тристан. – Такие палочки стоят дорого, и что-то мне подсказывает, что у нашего друга-кельта таких палочек в сундуке не завалялось.

– Тристан, ты у нас военный стажёр, – говорит Рейф.

Тристан грустно качает головой.

– Палочки нам дают только на время, для работы, а потом запирают в оружейной. А купить себе такую мы точно не сможем.

– У меня есть волшебная палочка, – без предупреждения выпаливаю я.

Все умолкают и поворачиваются ко мне.

– Ты что, уже и волшебные палочки крадёшь? – спрашивает Рейф. Похоже, он решил, что я способна на всё.

– Сейдж отдала мне палочку в то утро, когда тётя Вивиан увезла меня из Галфикса. Скорее всего, это палочка Тобиаса, и я… Сейдж и так не знала, куда деваться от неприятностей. Вот я и взяла палочку и спрятала её под подкладкой дорожного сундука. А потом вытащила… Теперь палочка у меня под подушкой, зашита в наволочку.

– У тебя под подушкой волшебная палочка? – недоверчиво переспрашивает Тристан.

– Ну да, – смущённо киваю я.

– А что случилось с той девушкой? Какие неприятности на неё свалились? – спрашивает Айвен.

– Она… она полюбила кельта, – краснея и отводя глаза, объясняю я. Приподняв брови, Рейф испытующе смотрит на меня. – Её обручили с сыном могущественного гарднерийца… – Я нахожу в себе силы взглянуть на Айвена. – А она сбежала с кельтом. У них родился ребёнок. Икарит.

– Не тот ли это икарит, – изумлённо спрашивает Айвен, – которого сейчас разыскивает вся Гарднерия?

– Так ты о нём слышал?

– Я знаю, что гарднерийцы ищут крылатого мальчика-икарита, и многие верят, что это и есть Икарит из пророчества.

– Икариты, которые пытались убить меня в Валгарде, думали, что я – следующая Чёрная Ведьма, – поясняю я. – И что мне предписано убить малыша Сейдж.

– А потом выяснилось, что Рен не может и свечки зажечь, – говорит Тристан Айвену. – И хоть сестрёнка и обожает красть под покровом ночи младенцев и безжалостно их убивать, на этот раз у неё ничего не выйдет.

– Не старайся, Тристан. Айвен знает, что я полная бездарность, – пожимаю я плечами.

– И никакая ты не бездарность, – спокойно возражает Айвен.

Вот неожиданность! Кельт меня защищает!

Краем глаза я замечаю, как удивлённо переглядываются братья, и поспешно отворачиваюсь от Айвена.

– Тогда сделаем так. – Рейф уверенно меняет тему. – Тристан найдёт наконечники для стрел, а Эллорен принесёт нам волшебную палочку.

– Даже если палочка Рен сработает, без военного заклинания эльфийскую сталь не разбить, – качает головой Тристан. – А нужных заклинаний я не знаю и узнать не смогу.

– Копию секретных заклинаний нам добудет Айслин, – выкладываю я на стол последнюю карту.

Вот теперь я их по-настоящему удивила. Они не верят своим ушам.

Под испытующими взглядами я теряюсь и смущённо лепечу:

– То есть… она попытается. Айслин хочет взять гримуар у отца… ненадолго.

Рейф фыркает от смеха.

– Вот и договорились. Волшебная палочка есть, скоро будет военный гримуар, у нас есть маг пятого уровня, – показывает он на Тристана. – Можно попробовать! Посмотрим, устоит ли клетка.

– То есть вы с Тристаном поможете нам освободить дракона?

– Похоже на то, – сияет улыбкой Рейф.

Глава 16. Эльфийская сталь

– Не знаю, с чего и начать, – говорит Тристан, резко взмахивая белой волшебной палочкой. Наконечник эльфийской стрелы он закрепил на пеньке неподалёку. – Меня учили заклинаниям, которые наделяют гарднерийское оружие волшебной силой, а других я не знаю.

Мы поодиночке добрались до условленного места в лесу – небольшой поляны подальше от университета. Обошлось без приключений, мы шли от конюшен к белоснежному хребту и через полчаса оказались на месте.

Раннее зимнее утро. Солнечные лучи пробиваются сквозь голые ветви деревьев, наше дыхание белыми облачками клубится в холодном воздухе. Я настороженно оглядываюсь. Мне кажется, что деревья отступают, шепчутся обо мне на ветру. Присев на поросший мхом камень, я поплотнее закутываюсь в накидку.

Айвен стоит ко мне лицом, прислонившись к высокому дереву. Его внимательный взгляд то и дело останавливается на мне.

Айвен словно не чувствует холода. Я никогда не видела его в зимней одежде. От него исходит тепло. Я помню, как ощущала волны жара, стоя рядом с ним, какой горячей была его рука, когда я её коснулась…

Наши взгляды встречаются, и между нами будто вспыхивает пламя. Заливаясь краской, я быстро отворачиваюсь.

Рейф листает страницы гримуара, из которого я читала заклинание, когда мне велели зажечь свечу волшебной палочкой. В этом фолианте перечислены простые, известные большинству магов заклинания. Диана сидит рядом с Рейфом на длинном бревне, скрестив руки на груди и решительно глядя вперёд. Джаред молча следит за Тристаном.

Андрас тоже уселся неподалёку. Он натачивает украшенный рунами серебристый ла́брис – двусторонний топор, любимое оружие амазов. Этой огромной тяжёлой штуковиной можно с одинаковым успехом отбивать заклинания и разбивать головы. Андрас ритмично водит камнем по лезвию, затачивая топор.

Айвен вдруг выступает вперёд и оглядывает собравшихся.

– Почему вы решили мне помочь? Я не знаю, возможно ли освободить дракона… а если у нас и получится…

– Предприятие опасное, – честно отвечает Андрас, откладывая точильный камень. – Я не знаю, стоит ли мне участвовать. – Он кивает на эльфийский наконечник на бревне. – Но я хочу вам помочь разбить стальные прутья. Крылатый дракон может однажды пригодиться очень многим – унести нас отсюда, если потребуется. – Тёмные глаза Андраса задумчиво смотрят на кельта. – Мой народ презирает тех, кто держит животных в клетках. К тому же я давно хотел увидеть настоящего несломленного дракона. Говорят, они великолепны.

– О да, – взволнованно подтверждает Айвен.

– Ну так я взгляну на твоего дракона, кельт, – продолжает Андрас, – а потом решу, стоит ли спасать чудовище.

Айвен мрачно кивает и поворачивается к Диане.

– Мы с Джаредом тоже не выносим вида животных в клетках, – страстно говорит она. – Ликанам такое не по душе. – Диана кивает в мою сторону. – А ещё меня попросила о помощи Эллорен Гарднер. Так что мы с тобой, Айвен Гуриэль!

– А ты, Рейф? – спрашивает Айвен. – Почему ты идёшь против своего народа?

Рейф широко улыбается.

– Ох, Айвен! Так сразу и не ответишь… Может, потому, что Маркус Фогель редкостный негодяй, а гарднерийцы в последнее время меня здорово бесят? Тристан, а ты что скажешь?

Тристан рассеянно следит за разговором, сосредоточившись на волшебной палочке. Он по-особому поворачивает её, словно рисуя в воздухе спирали.

– А? Да… какие-то они самодовольные… лицемерные… – отвечает он.

– Так что пусть у них станет на одного военного дракона меньше, – продолжает Рейф.

– И вообще, дракон нам самим пригодится, – кивает Тристан.

– Это точно, – смеётся Рейф.

– Начну-ка я с самого простого огненного заклинания и постепенно перейду к более сложным, – объявляет Тристан, направив волшебную палочку вперёд и грациозно занося над головой свободную руку.

– То есть первым будет заклинание свечи? – удивляется Рейф.

– Угу, – кивает Тристан.

– Illiumin… – Тристан одно за другим произносит слова заклинания и взмахивает палочкой.

Из кончика волшебной палочки вырывается оранжевое пламя, и Тристан едва не падает навзничь, отброшенный силой отдачи. Огненная струя врезается в наконечник эльфийской стрелы и превращает пенёк под ним в горящий шар. От неожиданности я отшатываюсь и едва не падаю с камня.

– Это было заклинание свечи? – поднимает брови Рейф.

Тристан ошарашенно кивает.

– Ну и палочку ты нам нашла, Рен! – улыбается Рейф.

Затаив дыхание я смотрю на пожирающее пенёк пламя, и мне в голову лезут всякие мысли… А вдруг Сейдж была права и у нас в руках действительно легендарный Белый Жезл? Невероятно…

Что ж, даже если это не Белый Жезл, палочка нам досталась что надо.

– А как там эльфийский наконечник? – Я подхожу к горящему пеньку и вглядываюсь в пламя.

– Его нельзя расплавить, – терпеливо поясняет Айвен, не двигаясь с места. – Уж если не вышло расплавить клетку драконьим дыханием, то этим пламенем точно не получится.

Он прав. Наконечник стрелы даже не нагрелся.

– Давайте попробуем его разбить, – предлагает Андрас, вставая с бревна и поднимая над головой лабрис. Он перекладывает стальной наконечник на бревно неподалёку и со всей силой обрушивает на него своё исполинское оружие. Лезвие топора с оглушительным лязгом отскакивает от наконечника, не оставив на нём даже тонкой царапинки. А вот на топоре виднеется внушительная вмятина.

– Потрясающе, – признаёт Андрас, оглядывая топор. На абсолютно целёхонький наконечник амаз смотрит с нескрываемым восхищением. – Похоже, эльфийскую сталь не разбить.

– Сейчас посмотрим, – слышится недовольный голос Дианы. Она подходит к пеньку и впивается взглядом в кусочек стали, будто он её чем-то разозлил. Отставив одну ногу назад, она замахивается и опускает руку на бревно.

Во все стороны летят мелкие щепки, но эльфийский наконечник лежит нетронутым.

– Ай! – фыркает Диана, потирая руку и зло разглядывая неподатливую сталь.

Джаред удивлённо раскрывает глаза:

– Никогда не слышал от сестры «ай!».

– Опасная у тебя подружка! – поворачивается к Рейфу Тристан.

– Я знаю, – ухмыляется Рейф. Он подходит к Диане и целует её ушибленную руку.

– Ты уж смотри не зли её понапрасну, – напоминает Тристан.

– Не буду. – Рейф заключает раздосадованную Диану в медвежьи объятия.

Раскрыв гримуар, Тристан ещё час испытывает эльфийскую сталь разными заклинаниями. Он проговаривает заклинания тепла, разделения, вызывает молнию, пробует заклинание изменения формы и заклинание сильного удара, но даже усиленные необычной волшебной палочкой все они оказываются бессильны. Через час на дне глубокой круглой ямы с обугленными краями по-прежнему сияет нетронутый наконечник эльфийской стрелы.

– Умеешь ты выбрать задачку, Айвен, – замечает Рейф.

Джаред поднимает голову и с удивлением принюхивается:

– Сюда идёт Айслин.

Айслин вернулась из Валгарда раньше, чем планировала. Её желание увидеть семью и отпраздновать с родными избрание нового верховного мага ни у кого не вызвало подозрений. Я рассказала ей, как нас найти, на случай, если она успеет к нам выбраться.

Из-за деревьев доносится шорох лёгких шагов, шуршат юбки, и наконец на поляну выходит смущённая и взволнованная Айслин.

Джаред смотрит на неё так, будто ему невыразимо тяжело оставаться на месте, а больше всего на свете он желал бы схватить Айслин в объятия и унести на край света.

– Я вам кое-что принесла, – говорит Айслин. Сняв с плеча сумку, она достаёт из неё толстую книгу в чёрном кожаном переплёте.

У меня перехватывает дыхание, и я прижимаю руку к губам.

– О Древнейший и Первые Дети! У тебя всё-таки получилось…

С задумчивой улыбкой Айслин подаёт фолиант Тристану.

– Вот это да! – остолбенев от изумления, Тристан осторожно принимает книгу.

– Что это? – спрашивает Андрас.

– Это «Чёрный гримуар», – поясняет амазу Тристан. – Доступ к этим заклинаниям есть только у членов Совета магов и высших военных чинов. Это самые тайные заклинания. И здесь собраны не только гарднерийские формулы, есть и другие, те, которые использовали феи…

Тристан осторожно листает книгу.

– Во время Войны миров гарднерийцы захватили у фей сборники заклинаний. Некоторые из этих формул можно использовать с помощью волшебной палочки. Например, разбить чары, изменяющие внешность. Все эти заклинания есть в этой книге. – Тристан поворачивается к Айслин. – Где ты взяла этот том?

– У отца, – тихо отвечает Айслин. – Он член Совета магов и хранит книгу в своём кабинете. Вот я и… взяла на время. Я ему ничего не сказала.

– Ну и правильно! – смеётся Рейф.

– Это очень опасно, Айслин… – качает головой Тристан. – Правда… опасно.

– Я понимаю, – неуверенно отвечает она, но в её глазах читается стальное упорство. – Перепиши заклинания, которые тебе понадобятся, и я положу книгу на место. – Айслин обводит взглядом всех собравшихся. – Мне надо вам кое-что рассказать. Я слышала, как члены Совета обсуждали какое-то оружие, которое недавно получили гарднерийцы. Они собираются его использовать против ликанов. Это… очень страшно. Я боюсь за… за ликанов. – Она мельком смотрит на Джареда.

Диана презрительно фыркает:

– Они столько лет нас пугают! Всё время выдумывают какое-то новое оружие. И ничего не выходит.

– Нет! – отрывисто перебивает её Айслин. – На этот раз будет по-другому! Фогель всё берёт в свои руки. Члены Совета не шутят. Они совершенно уверены в успехе. Они собираются перебить всех ликанов. Им нужны ваши земли. И ещё они хотят преподать урок остальным расам.

– Гарднерийская магия против ликанов бессильна, – напоминает Диана, самодовольно вздёрнув подбородок.

Айслин отвечает ей печальным взглядом.

– И всё же… я решила вам рассказать. Будем надеяться, что эта книга пригодится нам не только для того, чтобы освободить дракона, – кивает она на гримуар.

На поляне воцаряется тишина. Ни для кого не секрет, что на карту поставлены наши жизни. За кражу секретного гримуара и освобождение дракона никого из нас не похвалят. К тому же дракон особенный – настоящий, свободный, несломленный.

– Мне пора, – хмурится Айслин. – Нельзя, чтобы меня видели с вами. Если вдруг заметят, что гримуар пропал… Никто не должен заподозрить, что книга может быть у вас.

– Ты совершила храбрый поступок, – серьёзно смотрит на Айслин Рейф.

Благодарно кивнув, она собирается уходить.

– Айслин, подожди, – спешит к ней Джаред.

– Нет! – вскидывает руку Айслин, будто защищаясь. – Не надо, Джаред. Я ухожу.

– Нам надо поговорить, – настаивает ликан.

Подхватив юбки, Айслин качает головой. По её щекам текут слёзы.

Джаред обнимает её и крепко прижимает к груди, покрывая поцелуями её макушку. Айслин ещё ниже наклоняет голову и горько, неудержимо плачет.

Диана смотрит на них, онемев от изумления. Судя по всему, ликанка впервые узнала о чувствах своего брата. Джаред шепчет что-то Айслин, и она кивает в ответ.

– Нам с Айслин надо поговорить, – сообщает всем Джаред. – Диана, я тебе потом всё объясню, – говорит он сестре.

Похоже, ликанка его не слышит или не понимает. Она ошарашенно смотрит вслед Джареду, будто видит его впервые.

Айслин и Джаред быстро исчезают за деревьями.

– Диана, – мягко обращается к ликанке Рейф.

Она стремительно оборачивается.

– Ты знал?

– Догадался. Это было очевидно.

– Почему ты мне не сказал?

– Во-первых, это не моё дело, – обнимая Диану, объясняет Рейф. – А во-вторых, это у тебя самый острый нюх, глаз и слух, правда?

– Наверное, Диана немного отвлеклась, – лукаво улыбается Тристан.

Ликанка обиженно хмурится, но в объятиях Рейфа быстро оттаивает, словно впитывая его самообладание.

– Эта девушка, Айслин… – низким, звучным голосом спрашивает Андрас. – Её отец – член Совета магов?

– Да, – отвечаю я.

– Добра не жди, – качает головой амаз. – Нельзя порвать со своим народом. Эта связь очень прочная… как эльфийская сталь.

Наконечник из эльфийской стали по-прежнему лежит нетронутым на обожжённой земле.

В устремлённом на меня взгляде Айвена сияет вызов судьбе, и я не отвожу глаз… я принимаю этот вызов.

Той ночью мне снится сон.

Я в амбаре, куда мы ходили вдвоём с Айвеном. Тьму разгоняет только слабый свет фонаря. На земле я вижу не отдельные страницы священной книги, а тысячи и тысячи этих страниц.

Из тени появляется тёмный силуэт. Это Айвен. Очертания его фигуры колышутся, я как будто смотрю на него сквозь толщу воды… но потом он обретает плоть и подходит ко мне, обжигая взглядом зелёных глаз.

Страницы книги кружатся у его ног, тонкие, лёгкие, как белые перья. Айвен уверенно обнимает меня и страстно приникает к моим губам.

Я глухо вскрикиваю, оцепенев от изумления. Сквозь шерстяную рубашку Айвена в меня вливается тепло, и я таю в его объятиях, как мёд, утоляю собой его голод. С головы до ног меня опаляет жаром.

Я глажу ладонями сильную шею и мягкие кудри кельта, чувствую горячее дыхание, когда он осыпает поцелуями мою шею, лицо, волосы, впивается в губы, будто утоляя жажду.

«Я люблю тебя, Эллорен», – слышу я его хриплый голос.

Жидкий огонь наполняет моё сердце чистейшим счастьем, от которого становится больно дышать. Как долго я его искала… И как сладостно мне в его объятиях…

«Айвен, – выдыхаю я между поцелуями, – я тоже люблю тебя».

Откуда-то налетает холодный вихрь.

Страницы священной книги взмывают в воздух и кружатся в этом слепящем вихре, разрывая наши объятия, царапая острыми краями мои лицо и руки.

Айвена я больше не вижу. Передо мной лишь белая, оглушительно ревущая стена.

«Айвен!» – исступлённо кричу я.

Но мне никто не отвечает. Он не слышит меня – мой голос заглушает «Книга».

Глава 17. Нага

– Слушай, кельт! – обращается к Айвену Ариэль, когда мы бредём по лесу, чтобы взглянуть на дракониху. – А не мог бы твой дракон незаметно сожрать нашу Чёрную Ведьму?

Краем глаза я вижу, как поднимаются уголки губ Айвена, но он смотрит прямо перед собой.

– Всё может быть, – отвечает он.

– Или сжечь её драконьим пламенем? – мечтательно вздыхает Ариэль.

Я бросаю на икаритку сердитый взгляд, неловко вытаскивая ногу из переплетённых корней. Она отлично знает, что я терпеть не могу, когда меня называют Чёрной Ведьмой. Но спорить с Ариэль бесполезно, а узнав, как сильно мне что-то не нравится, она ещё упорнее примется меня злить.

С нами идут мои братья, ликаны, Андрас и Винтер. Никто, кроме меня, не цепляется за корни и не хватается за ветви деревьев, чтобы удержаться на ногах. Все ступают неслышно, как опытные охотники.

– Ариэль нравится меня подначивать, – жалуюсь я Айвену, и уголки его губ поднимаются ещё выше.

Диана убедила Ариэль и Винтер пойти с нами, потому что икариты умеют мысленно разговаривать с драконами.

Айслин вызвалась посидеть с Мариной.

Хотя Ариэль и считает Диану дикаркой и зорко следит, чтобы ликанка не приближалась к её драгоценным пернатым друзьям, Диане порой удаётся пробить непроглядную мучительную тьму, которая окутывает Ариэль. Икаритка долго отказывалась, но любопытство победило, и она согласилась присоединиться к нашему походу, тем более что Винтер сразу же заявила: она пойдёт обязательно.

– Я поговорю с драконихой, – ехидно улыбается мне Ариэль, – и скажу ей, что тебе оторвать сначала – руки или ноги. А ты ничего не услышишь. Это будет наш маленький сюрприз!

– А ты потренируйся сейчас – поговори с кем-нибудь молча, – устало советую я.

Ариэль оскаливает в ухмылке острые зубы, покрытые пятнами.

– Я бы не злилась так на Чёрную Ведьму, не буди она меня по ночам, – язвительно шепчет Ариэль Айвену.

О чём это она? Что ей взбрело в голову?

Борясь с нахлынувшей паникой, я спотыкаюсь и останавливаюсь. Ариэль замедляет шаг и тоже останавливается. Остальные устало прислушиваются к нашему разговору.

– Ариэль, ну пожалуйста… – покраснев от смущения, лепечу я.

– Она разговаривает во сне, – ухмыляясь всё шире, объясняет икаритка. – А вчера ночью такого наплела!

Надо же так выставить меня перед всеми… Я сейчас расплачусь.

– Ариэль, – угрожающе выступает вперёд Диана. – Помолчи!

– Надо торопиться, – вмешивается и Рейф. – Скоро стемнеет.

Я киваю, но не могу шевельнуться, будто придавленная к земле.

Ариэль медленно оглядывается, наслаждаясь моими мучениями.

– Не беспокойся, Чёрная Ведьма, – наконец выпаливает она. – Я не скажу Айвену, в каких снах он тебе является.

Айвен в удивлении поднимает брови и поворачивается ко мне, но тут же смущённо отводит взгляд. Диана рычит, угрожающе подрагивая губами.

Ариэль отвечает на рык Дианы шипением и сжимает кулаки, но Рейф настойчиво уводит ликанку вперёд, и все идут следом.

Винтер, задержавшись около меня, сочувственно мне улыбается, и я нахожу в себе силы идти дальше словно в тумане, смаргивая слёзы.

Теперь Айвен знает, что он мне снится. И что? Мы же не управляем снами… Они приходят сами, непрошено.

При виде драконьей клетки я забываю о своих унизительных терзаниях.

Дракониха лежит на боку, её глаза закрыты. По земле растекается лужа крови. Блестящая шкура драконихи покрыта – буквально испещрена! – ранами и отметинами хлыста. Одно крыло и задняя нога странно согнуты, будто вывихнуты.

Я безотчётно закрываю рот рукой, сдерживая рвущийся крик. Какая немыслимая жестокость!

– О нет! – Айвен бросается к клетке, падая на колени у прутьев. Винтер, охваченная состраданием, останавливается с ним рядом.

– Тот, кто это сделал, умрёт! – рычит Диана, едва сдерживая ярость.

Судя по выражению лиц, Джаред и Андрас с ней согласны.

Бледная Ариэль застыла как поражённая громом. Внезапно она бросается на клетку и в ярости кричит, дико вращая глазами:

– Вытащите её! Вытащите её из клетки!

Икаритка сползает на землю, не выпуская из рук стальных прутьев.

– За этим мы сюда и пришли, – невозмутимо говорит ей Тристан, сжимая волшебную палочку. – Однако, если ты своими воплями сообщишь о наших планах военным, они будут против.

Цепляясь за клетку, Ариэль тяжело дышит, её ярость уступает место отчаянию.

Айвен протягивает руку сквозь прутья клетки и гладит дракониху по окровавленной спине.

– Она жива, – непривычно дрожащим голосом произносит он.

Дракониха приоткрывает до половины зелёный глаз и страдальчески смотрит на Айвена.

У меня перехватывает горло, вот-вот польются слёзы.

Андрас встаёт на колени у клетки и внимательно осматривает дракониху.

– Крыло сломано, – говорит он, едва сдерживая гнев. – И нога… И она потеряла много крови. Пусть эмпат скажет, есть ли надежда.

Винтер с глубоким вздохом опускается на колени и протягивает руку к клетке. Она кладёт ладонь на мерцающую исполосованную шкуру и закрывает глаза.

– Она говорит, что её зовут Нага. И что она хотела бы двинуться, но не может. Ей очень больно. – Губы Винтер дрожат, голос стихает до шёпота. – Она в отчаянии. Она всегда хотела… – Винтер всхлипывает, по её лицу текут слёзы, – хотела летать на свободе. Чувствовать под крыльями ветер. Но она больше не может бороться. Она вспоминает о ком-то. Это Айвен. Её добрый друг. Единственный друг. Она хочет, чтобы он и подобные ему бежали, пока до них не добрались гарднерийцы. Айвен надеется её спасти, но это невозможно. Хоть он и… – Винтер вздрагивает и, широко распахнув глаза, поворачивается к Айвену.

– Винтер, прошу тебя… – бледный как смерть Айвен вскакивает и отшатывается от Винтер.

– Айвен… – недоверчиво качая головой, повторяет икаритка, – этого не может быть! Как? Почему?

– Умоляю тебя, – просит он.

Винтер опускает голову, стараясь взять себя в руки. Она закрывает глаза и снова открывает их, спокойно глядя на Айвена.

– Дай мне руку, – требует она.

– Винтер, я…

– Со мной тебе нечего бояться, – уверенно произносит икаритка, протягивая к нему ладонь.

Айвен мгновение колеблется, но всё же подаёт ей руку. Винтер закрывает глаза. Теперь она одновременно читает мысли Айвена и драконихи. Она то хмурится, то безмолвно качает головой, будто участвуя в тайной беседе. Наконец Винтер открывает глаза, не выпуская пальцев Айвена.

– Эмпаты умеют хранить тайны, – говорит она кельту.

Джаред и Диана замерли. Догадаться, о чём они думают, я не могу. Андрас вцепился в рукоять топора. Тристан и Ариэль тревожно смотрят на Айвена.

– Не хочу вам мешать, – выступает вперёд Рейф, – но, если нам стоит что-то знать об Айвене, пожалуйста, скажи нам. В случае опасности…

– Он ничем нам не угрожает, – уверенно отметает его опасения Винтер. – Айвену можно доверять безраздельно.

Смерив пристальным взглядом икаритку и Айвена, Рейф кивает:

– Хорошо, – говорит он. – А что ты скажешь о Наге? Мы сумеем вытащить её живой?

Винтер снова погружается в мысли драконихи.

– Нага, – с болью в голосе спрашивает её Айвен, – кто тебя так?

– Военный, – отвечает за дракониху Винтер. – Хозяин драконов. – Она вздрагивает как от удара. – Маг Дэмион Бэйн.

– О Древнейший! – выдыхаю я. – И здесь без Бэйнов не обошлось!

– Мы тебя вытащим, – говорит драконихе Айвен. – Мы обязательно что-нибудь придумаем.

– Ничего не получится, – читает мысли драконихи Винтер. – Он скоро вернётся. И будет меня мучить, пока я не сдамся или… не умру.

– Мы его остановим, – вступает в разговор Рейф.

– Пришлют другого, – отвечает Винтер. – Всех не остановить.

– Мы узнаем, как разбить эту клетку, и выпустим тебя, – говорит Тристан.

– Тогда поторопись, гарднериец, – передаёт ответ драконихи Винтер. – Времени мало.

В последующие дни мы почти не видим Тристана. Он посещает все занятия, делает уроки, как и все мы. Приближаются экзамены, навалилось много работы. Однако Тристан выкраивает время, чтобы скрыться в лесу и попробовать новые заклинания с белой волшебной палочкой.

Ариэль теперь ходит по комнате из угла в угол, а ворон следит за ней с жёрдочки над кроватью. Ариэль всегда сердита, раздражена и готова взорваться по любому поводу. Мы все взвинчены. Даже шелки ощущает наше волнение. Марина подобно ворону следит за нами, сворачиваясь по ночам на кровати возле Дианы, ища у неё утешения.

Айвен смотрит на меня всё напряжённее, держится отстранённо и старается не приближаться ко мне на кухне. Он находит работу поблизости от кельтов и урисок, делает всё, чтобы не оказаться со мной рядом. Он больше не ищет возможности переброситься со мной словом, но нас с ним всё сильнее и беспощаднее тянет друг к другу.

Конечно, обидно, что Айвен меня избегает, и я старательно уговариваю себя, что так даже лучше – нам нельзя возбуждать подозрений.

Я то и дело представляю себе, что произойдёт, если вдруг Марину обнаружат, или размышляю, выживет ли дракониха. Пытаюсь вообразить, что же такого узнала об Айвене Винтер. Он очень странный… двигается быстрее молнии. Я помню, как он бросился на Дэмиона, отгоняя мага от Олиллии. Умеет разговаривать с драконихой, просто глядя ей в глаза. И чувствует мои мысли… От него всегда пышет жаром.

Он что-то скрывает… Но что?

Глава 18. Айвен

– Тебя ещё надо бояться?

Сверху из ветвей доносится детский голосок, и я подскакиваю от неожиданности. Голос слышится с вершины сосны, которая разрослась на пустыре за кухней. Малышка Ферн уже давно не попадалась мне на глаза. Я и не знала, что она ещё здесь.

– Где ты прячешься? – тихо зову её я. Крошку привезли сюда с островов Фей без разрешения, не стоит всем сообщать, что она по-прежнему в университете.

– А ты не злая?

Я не забыла, как Лукас пришёл со мной на кухню и беспощадно обошёлся со урисками. Я отлично помню, как расплакалась тогда Ферн, и мне ужасно стыдно.

– Айрис и Бледдин говорят, что ты злая, – рассуждает невидимая малышка, – а Айвен говорит, что нет. Больше нет.

– Правда? Он так говорит? – Меня будто окатывает тёплой волной радости.

– Бабушка говорит, что она не знает. И я не знаю.

– Раньше я была злой, – подумав, отвечаю я. – И мне очень жаль. Но больше не хочу. Теперь я не злая. То есть я очень стараюсь быть доброй.

– А, ну ладно.

Девочка умолкает.

– Ферн?

– Да…

– Зачем ты забралась так высоко? Там опасно.

– Играю в Чёрную Ведьму.

– В Чёрную Ведьму? – удивлённо переспрашиваю я.

– У нас на островах все играют в Чёрную Ведьму. Когда надсмотрщики отворачиваются. Одного выбирают Ведьмой, а остальные прячутся.

– А если она тебя поймает?

– Убьёт конечно.

Я в ужасе застываю столбом.

– Какая… страшная игра, – чувствуя, как полыхают от стыда щёки, выговариваю я.

Какую память оставила о себе моя бабушка! Стала чудовищем в детской игре?!

– Ты красивая, – продолжает детский голосок.

– Спасибо, – отвечаю я.

Малышка тихо смеётся:

– Айвен тоже думает, что ты красивая.

– Правда? – от удовольствия я даже краснею.

– Я сказала, что ты красивее принцессы, и он согласился.

– О, – зачарованно улыбаюсь я.

– Он мой друг, – хвастается Ферн. – Мы иногда вместе играем.

– Неужели?

Я пытаюсь представить себе сурового Айвена, играющего с девочкой. Но потом вспоминаю тот день, когда видела их с Ферн. Малышка пускала мыльные пузыри и пролила на Айвена жидкое мыло из бутылочки. А он улыбнулся. И совсем не разозлился.

– Он делает мне игрушки.

– Игрушки?

– Да. Он сделал мне волшебную палочку, которая пускает пузыри и деревянную утку-головоломку.

– Здорово.

– Он хороший.

Дальше всё происходит слишком быстро, и я не успеваю сдвинуться с места. Сначала слышится громкий треск, потом детский крик и тут же звук удара о землю.

А потом раздаётся громкий плач.

Бросив сумку с книгами, я склоняюсь над скорчившейся на земле девочкой. Она упала с верхушки дерева и приземлилась на острую мотыгу, забытую у корней. Уже темно, почти ничего не видно, но я всё же различаю в сумерках открытую рану на сломанной ноге, из которой хлещет кровь.

– О Древнейший! – Ферн извивается и кричит изо всех сил. Я в панике оглядываюсь и вижу Айвена – он бежит к нам через поле от хлева.

– Она упала. С верхней ветки. Прямо на мотыгу. Нога сломана. Много крови, – выпаливаю я, пока Айвен опускается рядом с Ферн на колени и осматривает её ногу. Кельт настороженно оглядывается. Ферн здесь не место. Если её обнаружат…

– Успокой её! – приказывает он.

– Как?

– Как хочешь!

Я сажусь позади Ферн, обхватываю её голову и крепко зажимаю рот. Крики тут же стихают, а у меня от ужаса к горлу подкатывает тошнота. Худенькая уриска извивается и размахивает руками, цепляясь за меня, пытаясь вырваться и разжать мои пальцы. Я держу её изо всех сил. Айвен задирает на её ноге штанину, и я отчётливо вижу острую кость, торчащую из раны.

– Эллорен, – резко командует Айвен. – Держи её как следует.

Одной рукой я зажимаю Ферн рот, а другой обхватываю её ручонки. Айвен уверенно ощупывает раненую ногу девочки. А потом неожиданно резким движением вправляет кость. Ферн вздрагивает и стонет от страха и боли.

– Что ты делаешь?! – изумлённо кричу я.

Но Айвен уже держит широкими ладонями выпрямленную ногу, полностью зажимая рану. Он закрывает глаза и будто бы погружается в молитву, крепко держа ногу девочки.

– Айвен! – нетерпеливо кричу я. – Что ты делаешь?! Нам нужен настоящий лекарь! И поскорее!

Отчаянные вопли Ферн понемногу стихают, напряжённые мышцы расслабляются, тонкие ручки падают на землю. Она тихо всхлипывает, но вскоре совсем успокаивается. Айвен всё так же сидит, закрыв глаза, будто вливая в ногу малышки силы.

Ферн тихонько дрожит, а с кухни к нам спешит её бабушка.

Заметив под деревом внучку, Фернилла роняет на землю вёдра с картофельными очистками и бежит к нам.

Айвен открывает глаза и смотрит на меня.

– Отпусти её, Эллорен, – говорит он.

Не зная, что делать, я выпускаю ребёнка. Голова Ферн бессильно лежит у меня на коленях. Девочка всхлипывает, немного дрожит, но, судя по всему, ей уже не больно.

Айвен медленно выпускает из ладоней её ногу. Кровь на его руках, на ноге Ферн и на её одежде в темноте похожа на брызги чернил. Ферн поджимает ноги и тянется к бабушке. Онемев от изумления, я пытаюсь осознать случившееся.

Разве так бывает? Я же видела – из раны торчала сломанная кость!

Айвен отступает, и Фернилла крепко обнимает внучку.

– Моя милая крошка! – восклицает повариха, падая на колени и целуя девочку в лоб. – Что тут произошло?

– Я упала с дерева, – хлюпает носом Ферн, – и Айвен починил мне ногу. Но было больно!

– Ничего особенного, – пожимает плечами Айвен. – Просто царапина.

Что? Царапина?!

Разве мы видели не одно и то же? Рану на ноге и белую кость с острыми краями? А кровь? Здесь повсюду кровь – она никуда не делась!

Айвен молча кивает в ответ на мой растерянный взгляд и отворачивается, словно приказывая мне молчать. Его руки в крови, брюки тоже. Я знаю, есть лекари, способные вылечить такой перелом за несколько месяцев, но вот так?.. Я никогда о подобном не слышала.

– Спасибо, Айвен, – благодарно улыбается кельту Фернилла. – И вам спасибо, маг Гарднер, – поворачивается она ко мне.

– Эллорен мне помогла, – говорит измученная Ферн, уткнувшись в грудь бабушки.

Фернилла снова целует девочку и многозначительно смотрит на нас с Айвеном.

– Быть может, Эллорен и Айвен зайдут к нам на чай с яблочным пирогом? – спрашивает она певучим голосом, каким говорят с детьми. Услышав своё имя из уст поварихи, я вздрагиваю. – А тебе, крошка, я сделаю горячий шоколад с кленовым сиропом, и у тебя всё пройдёт, правда?

Ферн слабо кивает. Фернилла встаёт и подхватывает внучку на руки.

– Идите вперёд, – говорит Айвен. – Мы вас догоним.

Фернилла лукаво поднимает брови и, кивнув, уходит.

– Как ты это сделал? – тихо, почти шёпотом, спрашиваю я, дождавшись, когда Фернилла отойдёт подальше. – Это же лечебная магия. А кельты магией не владеют.

Айвен отворачивается.

– Не знаю, о чём ты, Эллорен. Девочка подвернула ногу. Я просто вправил сустав.

– Кость была сломана. Пополам. Айвен, я видела это! Своими глазами. А у тебя все руки в крови. Какая царапина?!

Зелёные глаза Айвена снова загораются сердитым огнём.

– И ещё твоя дракониха… Ты с ней разговариваешь, правда? – не отстаю я. – Как Винтер и Ариэль. Молча. Как ты это делаешь, Айвен? А когда ты бросился защищать Олиллию от Дэмиона… ты пролетел от двери до плиты как молния. Сначала я думала, что мне кажется… но столько странностей! Что ты от нас скрываешь?!

– Ничего, – упрямо сжав челюсти, отворачивается он. – Тебе кажется. – Он мучительно размышляет, прежде чем взглянуть на меня снова. – Найди себе другое занятие, – налонившись ко мне, настойчиво советует он.

– И не подумаю! – Я тоже наклоняюсь к нему. – Я всё равно узнаю, что происходит. Пожалуйста, Айвен, расскажи мне, – тревожно нахмурившись, прошу я.

Он нерешительно смотрит на меня, будто собираясь что-то сказать. В его глазах сейчас бездна печали, и моё сердце сжимается от боли. Но его губы снова решительно смыкаются, а в глазах полыхает знакомое пламя, и я печально опускаю голову.

– Мне пора, – ледяным тоном сообщает мне Айвен. – Много дел.

– Айвен, – прошу я, – подожди…

Но он уходит, не сказав больше ни слова, и мне остаётся только грустно смотреть ему вслед.

На кухне меня встречает Ферн. Она сидит рядом с бабушкой и пьёт горячий шоколад с кленовым сиропом.

Фернилла только что закончила промывать рану на ноге внучки – на совершенно прямой детской ножке заметен только небольшой синяк.

– А где наш дорогой Айвен? – весело спрашивает Фернилла.

– Ему пришлось уйти. Много… уроков. Скоро экзамены.

– Он такой упорный, – качает головой повариха, набросив шаль на худенькие плечики Ферн. Отодвинув кружку, девочка тянется к бабушке. – Иди сюда! – Фернилла усаживает внучку себе на колени.

Устроившись поудобнее, Ферн снова принимается за горячий шоколад, смущённо поглядывая на меня.

– Я в вас ошиблась, Эллорен Гарднер, – тихо признаётся Фернилла, поглаживая кудри малышки.

– Я тоже была к вам несправедлива, – вздыхаю я.

– Ты ведь не за Фогеля, милая, правда? – Фернилла бросает быстрый взгляд на белую повязку на моём рукаве.

Я молча качаю головой.

– Так я и думала, – проницательно улыбается повариха, укачивая внучку.

Глазки у Ферн слипаются, Фернилла вынимает из маленьких ручонок кружку и обнимает внучку.

– Простите меня, – едва слышно извиняюсь я. – Мне так жаль… я столько всего не знала, когда пришла сюда впервые.

Фернилла оценивающе смотрит на меня, улыбается спящей девочке и отвечает:

– Извинения приняты. Выпейте чаю, Эллорен Гарднер. – Она показывает на пузатый чайник и чашки на столе. От чайника исходит мятный аромат.

Я молча наливаю себе чай и пью, глядя, как Фернилла ласково укачивает крошку Ферн.

Айвен решительно отказался открыть мне правду и больно ранил меня, но рядом с уютно посапывающей малышкой и с чашкой горячего мятного чаю в руках мой гнев тает.

Фернилла напевает колыбельную, и резкий, как музыкальное стаккато, язык урисков звучит в песне неожиданно мягко.

Откинувшись на спинку стула, я отогреваюсь душой в этом уголке, где ко мне сегодня так добры.

А тайну Айвена Гуриэля я всё равно разгадаю. Обязательно.

Глава 19. Феи

– Он наверняка с островов Фей, – говорит Айслин, листая толстую книгу с посеребрёнными краями страниц.

Мы расположились у Айслин прямо на полу, пока не пришли её соседки по комнате – две эльфийки. Вместо того чтобы готовиться к экзаменам, мы читаем книги о феях, которые удалось отыскать в архивах.

– Наверное, странно жить в одной комнате с эльфийками, – оглядываясь, роняю я.

Айслин мрачнеет.

– Долго это не продлится. В Совете Верпасии теперь заправляют гарднерийцы. Совет университета всегда требовал, чтобы студенты селились в комнатах общежития с представителями других рас. Гарднерийцы и эльфы часто жили под одной крышей, ведь наши страны давно заключили союз и наши обычаи во многом совпадают. Однако этой традиции вскоре придёт конец. Да и, честно говоря, жить с представителями других рас нравилось не всем, ведь в Совете Верпасии теперь большинство гарднерийцев.

В камине пылает огонь, на полу стопками разложены книги. Я оглядываюсь на кровать Айслин, скромно сдвинутую в угол. У подруги много дорогих и добротных вещей – её постельное бельё тёмно-зелёного цвета соткано из альфсигрского хлопка, учебники новенькие, в блестящих обложках. Её одежда хоть и простого кроя, но сшита из дорогих тканей – шёлка и тонкого льна, её туалетные принадлежности отделаны серебром.

Но все эти драгоценности бледнеют в сравнении с великолепием убранства постелей альфсигрских эльфиек. Над каждой кроватью красуется балдахин, тонкие, изысканные столбики кроватей увиты живыми лозами с зелёными листиками и белыми цветами, источающими нежный аромат весеннего дождя. Гобелены сплетены из серебряных, белых и чёрных нитей, складывающихся в удивительный узор, который повторяется на прикроватных ковриках более тёмного оттенка. На длинных книжных полках сияют в хрустальных вазах полупрозрачные кристаллы и поблёскивают матовые чёрные кожаные переплёты книг с рельефными названиями на эльфийском. В ногах одной из кроватей притаилась изумительная арфа с позолоченными струнами и отделкой из черепахового панциря и красного дерева.

– Существуют легенды о целителях из народа фей, которые обладали удивительными способностями. – Голос Айслин отвлекает меня от созерцания эльфийского комнатного фонтанчика, который стоит возле высокого окна в окружении множества цветущих растений. Нежное журчание ручейка успокаивает мятежные мысли, а вода освежает и увлажняет воздух в комнате.

Я со вздохом пробегаю страницу книги, открытой у меня на коленях. На картинке изображена сильфа, фея воздуха. Она облачена в летящие серые одежды и несётся куда-то на облаке.

– У Айвена уши обычные, – пожимаю я плечами, указывая на заострённые уши сильфиды.

– Может, чары наложил, – предполагает Айслин.

Я показываю на заинтересовавшие меня строки.

– Здесь сказано, что накладывать чары умеют только три типа фей: сильфы, лазары, то есть феи огня, и акви, водные феи. – Прихлёбывая чай, я грею о керамическую кружку застывшие руки. – Железа Айвен не боится. Он часто касается на кухне кастрюль, ножей и железной печки.

– А может быть, только его мать была феей? – рассеянно спрашивает Айслин, проводя пальцем по странице. – Впрочем, он может и не показывать своего отвращения к железу.

Я пытаюсь припомнить, не морщился ли Айвен когда-нибудь, находясь поблизости от плиты или кастрюль, но ничего не получается. А ведь он, в отличие от Тьерни, никогда не носит перчатки.

– Здесь перечислены сотни видов фей! – восклицает Айслин, читая книгу. – И все они такие разные!

Иллюстрации из книги о феях приковывают мой взгляд: ламинаки, феи, которые строят хрустальные дворцы под землёй, холлены, феи, вырезающие города в горных вершинах, сильфы – они умеют растворяться в воздухе.

– Взгляни, – восхищённо протягиваю я книгу подруге. – А у этих фей крылья как у бабочек!

– Угу, – кивает Айслин. – Это феи-мотыльки. Я о них раньше читала. Они живут большими группами и развлекают правителей – ставят спектакли.

Я быстро пробегаю глазами описания других видов фей: скогсра живут в глубине лесов, вместе с совами, а имиры в Северных горах строят жилища изо льда.

– Ты когда-нибудь слышала о феях-вила? – спрашивает Айслин.

– Это феи стихий?

– Нет, – качает головой Айслин. – Они умеют менять цвет. Вила больше всего любили лиловый, они могли полностью слиться с лиловым ковром. Сиды сделали из вила отличных шпионов. В зале Совета до сих пор запрещено красить стены в лиловый цвет.

– Удивительно… они такие разные, – рассуждаю я, листая страницы, – и всё же это один народ.

– Большинство фей предпочитали держаться вместе, – поясняет Айслин. – Если не считать фей-одиночек.

– Кто такие одиночки?

– Они сторонились политики и двора сидов. Отщепенцы. Бродяги. Например, дриады или лазары. – Айслин водит пальцем по строчкам. – Вот, кое-что интересное: феи огня обладали сильной магией целителей… Слушай: владеют магией огня, одарённые целители, бродяги, очень независимы. – Она многозначительно смотрит на меня и продолжает читать: – С изумрудно-зелёными глазами… очень опасны… – Мимолётно улыбнувшись, она читает дальше: – Внешне очень привлекательны. Я знаю: он кельт, но… очень привлекательный, ты не находишь?

– Немного, – уклончиво киваю я. Айслин незачем знать, что я схожу по Айвену с ума. Это бессмысленно. – Надо это записать, – рассеянно напоминаю я, прихлёбывая чай, и Айслин трудолюбиво выполняет мою просьбу.

Лазары – феи огня. Может быть, мать Айвена была огненной феей?

– Он очень сильный и быстрый, – задумчиво вспоминаю я. – Часто бродит по лесу. Кажется, я тебе говорила… раньше я думала, что он на самом деле ликан.

С какой радостью я взяла бы последние слова обратно! При упоминании ликанов Айслин цепенеет.

– Как у вас дела с Джаредом? – решаюсь спросить я.

Она не отвечает, сидит, уткнувшись в книгу.

– Мы разговариваем, если тебя это интересует, – пожимает она плечами. – Давай не будем об этом. Я сделала свой выбор. Я не могу оставить маму и сестёр. Так что не надо…

Я с беспокойством смотрю на подругу. В последнее время Айслин часто уезжает домой, проводит с родными праздники и выходные. Она поступает так, чтобы никто не заподозрил её в краже гримуара, и в то же время старается держаться подальше от Джареда.

– Айслин, – говорю я, – подумай о своём счастье. Не только о счастье родителей.

Она с мучительной гримасой закрывает глаза:

– Разве я могу быть счастлива, зная, что покинула родных?

– Но ты их не покинешь…

Зажмурившись, Айслин качает головой. Сейчас её переубедить невозможно.

– Я по тебе скучаю, – вздыхаю я. – Только с тобой я могу говорить откровенно.

– Я понимаю, – хмурится она. – Я тоже… только с тобой… Но у тебя хотя бы есть Диана…

Услышав о ликанке, я горько усмехаюсь. Я вспоминаю события недавних дней.

Я только что приняла ванну у нас в Северной башне и застыла перед нашим поцарапанным зеркалом.

Гарднерийцы обычно не держат зеркал в ванных комнатах, считая вид собственной наготы непристойным. Однако в тот вечер, увидев себя в зеркале без одежды, я на мгновение замерла, восхищённая красотой своего мерцающего в сумерках тела. Я даже представила себя на месте Дианы, которая не стесняется наготы, и вытянула руки вверх, над головой, отбросив стыдливость.

Именно тогда дверь распахнулась и в маленькую ванную комнату ввалилась Диана. Я согнулась, прикрываясь руками, лицо запылало от смущения. Меня окатило жаркой волной стыда, хотя вошедшая Диана тоже была нагишом. Я в ярости уставилась на неё, потеряв дар речи. Неужели так сложно постучать?!

Диана остановилась, спокойно меня разглядывая.

– А, любуешься? – одобрительно кивнула она. – Вот и правильно. Юность и красота – дары Майи, и мы должны ими наслаждаться.

– Иди отсюда! – крикнула я, мечтая вышвырнуть её за дверь. – Надо стучать! Сто раз тебе говорила! А ты как глухая!

– Ничего я не глухая, – сердито запыхтела Диана. – У меня исключительно острый слух…

– Вон!

– Но я…

– Вон отсюда, я сказала!

Диана устроила целый спектакль, показывая свою обиду, но всё же вышла из ванной. Спустя несколько минут, когда я только начала приходить в себя после этой вспышки, в дверь небрежно постучали.

– Что? – рявкнула я. Интересно, она когда-нибудь признаёт своё поражение? Ну хоть когда-нибудь?

– Могу я войти и поговорить с тобой? – очень вежливо спросила из-за двери Диана.

– Нет! – завопила я, натягивая рубашку и панталоны.

Вскоре снова раздался стук.

– А теперь? – послышался растерянный голос Дианы.

Я глубоко вздохнула. Диана с лёгкостью выводит меня из себя, но долго на неё сердиться невозможно.

– Входи, – ответила я.

Диана босиком прошлёпала по полу и уселась на край ванной, глядя на меня как на сумасшедшую.

– Что тебе нужно? – хмуро спросила я, расчёсывая спутанные пряди.

– Мне надо с тобой поговорить, – неохотно ответила она.

Это что-то новенькое. Обычно Диана всегда говорит прямо и не раздумывая.

– Я написала родителям, – начала Диана. – И сообщила, что собираюсь привезти тебя к нам домой.

Сердце у меня застыло и на мгновение перестало биться. Я вдруг остро ощутила, что меня снова отвергли.

Так и есть. Они запретили меня приглашать. Глупышка Диана вообразила, что могло быть иначе. Наивная дурочка! Думает, что всё обо всех знает, что ликаны лучше и добрее всех. А наши благородные ликаны – такие же, как все! Полны предрассудков!

– Отец, – осторожно произнесла Диана, – предложил сначала с тобой встретиться.

То есть они сказали «нет».

Повернувшись к Диане спиной, я набросилась на свои ни в чём не повинные волосы, расчёсывая их с такой силой, что стало по-настоящему больно. И хорошо. Боль меня отвлекла. Не дала разрыдаться от обиды. Уж лучше гнев, чем слёзы.

– Ничего страшного, – ответила я, пряча разочарование. – Я об этом тоже думала. И знаешь… что-то мне не очень хочется в гости к ликанам. Мы такие разные. Вряд ли мне у вас понравится.

– Эллорен… – хотела что-то добавить Диана. Она и правда была на моей стороне, но тогда мне очень захотелось дать волю ненависти… от обиды, конечно.

– Выйди вон, Диана, – резко сказала я. – Я хочу побыть одна. Без тебя. – И, увидев, как исказилось от боли лицо ликанки, я испытала мимолётное удовлетворение.

Вот и всё. И сёстрами-то мы побыть не успели.

Диана тихо закрыла за собой дверь, а я, смаргивая слёзы, принялась расчёсывать мокрые пряди. И не будет у меня друзей и родных среди ликанов. Брата потеряла, а сестры не нашла. Ничего не нашла.

Как я и думала.

– С Дианой нельзя по-настоящему подружиться, – скованно объясняю я Айслин. – Она слишком… не похожа на нас. Она никогда нас не поймёт.

Айслин пристально смотрит на меня, будто понимая, из-за чего мы с Дианой поссорились. Отвернувшись, я стараюсь забыть о разочаровании и обидах и думать о другом.

Противно ноет голова, я закрываю глаза и потираю пальцами лоб, пытаясь избавиться от боли. Наконец, найдя в себе силы, я возвращаюсь к чтению.

– А что произошло с феями потом? – спрашиваю я Айслин. – Когда Война миров почти закончилась?

– Их отправили на Пирранские острова, – отвечает Айслин, склонив голову к плечу.

– А потом? – не отстаю я. – Что с ними стало потом?

Айслин неуверенно пожимает плечами.

– Их куда-то переселили. Подальше… на север… – Её голос постепенно замирает. – А что? Думаешь, всё было не так?

В наступившей тишине мы слышим, как щёлкает маятник в эльфийских часах и в маленьком ручейке журчит вода.

– Не знаю, – задумчиво отвечаю я. – Где я только не искала… В архивах об этом ничего нет. Ни словечка. И фей тоже нигде нет.

– Странно.

– Вот что я думаю, – наклонившись к подруге, рассуждаю я. – Мне кажется, их не просто навечно изгнали из Западных земель. Их убили. А если это так, то всякий, в ком есть хоть капля крови фей… им всем угрожает опасность. – Я сглатываю ком в горле, отгоняя наползающий липкий страх.

– В последнее время всё чаще говорят, что от полукровок пора избавиться, – мрачно сообщает Айслин.

– А если Айвен хоть наполовину принадлежит к народу фей… – Часы отбивают ещё несколько ударов. – Значит, нам надо спешить.

Глава 20. Феи-акви

В Северной башне меня ждёт Тьерни. Она сидит на каменной скамье в верхнем коридоре, замершая как изваяние в свете единственного фонаря.

– Тьерни… – Я останавливаюсь перед ней.

– Мне было три года, когда за мной пришли, – тихим, чужим голосом говорит она, не поднимая головы. – Мои родители принадлежали к маленькой общине народа фей. Мы жили в одном из последних тайных поселений. Война подходила к концу. Гарднерийцы наступали. Бежать было некуда. Мои нынешние родители-гарднерийцы хорошо знали моих настоящих отца и мать. Дружили с ними. Мои отцы… оба занимались стекольным ремеслом, восхищались искусством друг друга. Когда война почти закончилась, мои родители… настоящие родители… привели нас с братом к своим друзьям-гарднерийцам.

Прежде чем проститься, они прижали меня к скамье. Родители и с ними другие акви. Я кричала, вырывалась, но меня крепко держали. Я чувствовала, как гнётся моя спина, как горит лицо. Было очень страшно… Откуда мне было знать, что нас с братом заколдовывали, превращали в гарднерийцев, хотя бы внешне. Меня сделали пострашнее, чтобы никто не польстился и не захотел обручиться со мной. Так меня оберегали от охоты на фей.

Я кричала, звала маму… Помню, как она сначала успокаивала меня, а потом разрыдалась, и отцу пришлось силой оттаскивать её от нас с братом.

Тьерни молчит, она неподвижна, как зимнее озеро, скованное льдом. Она смотрит прямо перед собой.

– Мы с родителями – моей новой гарднерийской семьёй – собирались уехать из Западных земель до выборов верховного мага, – безжизненным голосом продолжает она. – А теперь… нам надо бежать как можно быстрее, но мы не можем уйти все вместе. В пустыне слишком опасно. – Она снова умолкает. – Мои настоящие родители… феи… Я больше никогда о них не слышала. – Тьерни поднимает на меня потемневшие от страха глаза. – Сегодня Совет магов принял закон: все гарднерийки восемнадцати лет и старше обязаны обручиться в течение шести месяцев.

У меня внутри всё противно сжимается. Обручиться до весны. По собственному желанию или насильно.

– Фогель устроит на обручении настоящую облаву, – продолжает Тьерни. – Он собирается проверять чистоту крови не только жениха и невесты… Закон гласит, что семьи обручённых будут проверять железом. – Губы Тьерни дрожат. – Мы с братом происходим от водных фей. Мы акви. И по отцу, и по матери. Фогель арестует не только нас с братом, но и наших родителей-гарднерийцев и нашего сводного брата. Их обвинят в укрывательстве. Погибнет вся семья.

Уронив голову на руки, Тьерни неудержимо рыдает, громко всхлипывая. Я сажусь рядом и ласково обнимаю её кривую спину.

– Всё будет хорошо, – утешаю я подругу. – Мы найдём способ вывезти вас отсюда. Кто-нибудь нам поможет.

А если никто не поможет, мысленно клянусь себе я, мы улетим на драконе через пустыню – в земли Ной.

Однако, чтобы помочь Тьерни, мне надо кое-что узнать. Выяснить, что гарднерийцы сделают с пойманными феями. Куда их отправят. И что случилось с феями после Войны миров.

И я знаю, где искать ответы.

– Куда исчезли феи?

Профессор Кристиан поправляет очки и кладёт на стол перо.

– Я прочла всё, что есть в архивах, – упрямо качаю я головой.

Мне очень нужно узнать, что действительно тогда произошло, чтобы спасти друзей.

– В архивах вы об этом ничего не найдёте, – коротко усмехнувшись, отвечает профессор.

– Сейчас я не в архивах, – парирую я, закрывая дверь. – Я пришла к вам.

Профессор смотрит на белую повязку у меня на руке и хмурится.

– Вы серьёзно? – спрашиваю я, пытаясь ответить на невысказанный вопрос. – Вы и вправду считаете, что я за Фогеля?

Профессор Кристиан задумчиво разглядывает меня, потирая нижнюю губу. Потом встаёт и снимает с полки пачку исписанных листов пергамента, тянется вглубь и вытаскивает толстую книгу в потёртом переплёте. Вернувшись за стол, он протягивает мне старинный фолиант.

На блёклой, истрёпанной обложке заглавия нет – с корешка оно тоже аккуратно счищено. В ответ на мой растерянный взгляд профессор Кристиан знаком предлагает мне открыть книгу.

На первой странице я читаю:

Записки с Пирранских островов

Селлиан Россье

– В конце Войны миров, – тихо произносит профессор Кристиан, – гарднерийцы забрали из архивов некоторые книги, которые, по их мнению, являлись «пропагандой Сопротивления». А гарднерийского историка, который их написал… – Профессор Кристиан умолкает, дожидаясь, когда я подниму на него глаза. Он смотрит на меня настороженно, предупреждая об опасности. – Его сослали на Пирранские острова. Вместе с феями.

Я читаю эту книгу в Северной башне, на каменной скамье, при свете тускло мерцающего фонаря. Рядом со мной свернулась калачиком Марина.

Уже далеко за полночь, от усталости слипаются глаза, но я упрямо листаю потрёпанные страницы.

Когда Война миров близилась к завершению, Селлиана Россье, открыто критиковавшего Совет магов, арестовали и сослали на Пирранские острова. Там он тайно записывал всё, что видел и слышал. А когда ему удалось бежать, вывез с собой и записи.

Прибывавших на острова фей заковывали в цепи из астеротской меди, чтобы лишить их волшебной силы, сгоняли в огромные каменные крепости и там запирали.

А потом сыпали им на головы железные стружки.

Среди пленных была маленькая девочка. Лет трёх, не больше. Она бегала, хлопала разноцветными, как у бабочки, крыльями и звала мать. Гарднерийские солдаты, смеясь, пинали её и, устав от шума, схватили за крылья и разбили ей голову о каменную стену.

Кошмарным свидетельствам историка, казалось, не будет конца, и я в конце концов закрываю книгу. Меня тошнит от отчаяния и отвращения.

Совершенно опустошённая, я закрываю глаза и тихо всхлипываю, не в силах забыть прочитанное.

Марина нежно гладит меня по голове тонкой, почти невесомой ладонью. Она что-то напевает на своём грубоватом музыкальном наречии, пытаясь меня утешить. А я плачу, уткнувшись ей в плечо.

Следующим вечером, стоя у плиты над кипящими кастрюлями, я размышляю о том, как спасти Марину и Тьерни. Я по очереди помешиваю густые супы, не обращая внимания на снующих по кухне работников.

Охватившее меня отчаяние постепенно превращается в ярость.

Мы обязательно вытащим отсюда Тьерни. Не знаю как, но мы это сделаем. И найдём шкуру Марины и отправим нашу шелки домой. Гарет нам обязательно поможет.

Я упрямо помешиваю кипящие кастрюли.

И у гарднерийских военных будет на одного военного дракона меньше.

Айвен вносит дрова и опускается на колени у соседней плиты, не глядя на меня при посторонних. Осторожничает. Даже слишком. Краем глаза я слежу, не отдёрнет ли он руку от железной дверцы. Айвен быстро открывает и закрывает нижнюю заслонку, не задерживая руку дольше, чем нужно, однако никаких неудобств железо ему, кажется, не доставляет.

Сосредоточенно следя за Айвеном, я не успеваю заметить, когда на кухне появляется Тристан. На нём тёплая зимняя накидка, на плече болтается сумка с книгами. Уриски и кельты разбредаются по углам и даже выскакивают через заднюю дверь, встревоженные появлением незнакомого гарднерийца. Айрис и Бледдин беспокойно переглядываются.

– Я принёс Айвену подарок, – счастливым шёпотом объявляет Тристан. На его лице сияет улыбка. Не привычная, едва заметная ироничная ухмылка, а самая настоящая улыбка победителя. Я ещё никогда не видела его таким счастливым. Тристан взглядом показывает Айвену на заднюю дверь.

Брат выходит первым, я осторожно иду за ним. Вскоре появляется и Айвен.

Мы останавливаемся под фонарём, который покачивается на крюке у задней двери университетской кухни. Из наших ртов одновременно вырываются белые облачка пара.

Тристан протягивает руку и раскрывает ладонь, как цветок под солнцем.

На его ладони сияет эльфийский наконечник. Разбитый на кусочки. На множество очень мелких кусочков.

У меня перехватывает дыхание.

– Но как? – выдыхает Айвен, будто увидев чудо. – Разве можно разбить эту сталь…

– Можно, – хитро улыбается Тристан. – Если сначала её заморозить!

Айвен многозначительно кивает. Как просто! Проще не бывает.

– Не знаю, какие у вас планы, – лукаво улыбается Тристан, – а меня что-то тянет разбить пару клеток.

Глава 21. Лёд

Закончив работу на кухне, я спешу в Северную башню, не обращая внимания на тяжёлую сумку с учебниками на плече. Какое счастье, что Тристан нашёл решение! Не глядя вокруг, я представляю себе, как мы освободим дракониху.

Спасены. Все, кому необходимо побыстрее выбраться из Западных земель, спасены! Винтер. Ариэль. Тьерни. Айвен. Мы освободим дракониху и всех спасём.

Над чернильно-чёрным зимним полем перед башней висит в небе тоненький серп луны.

В лесу гудит разгулявшийся ветер. От этого звука тишина кажется ещё гуще, а шорох ветвей – ещё громче.

За мной следят.

Я замедляю шаг и останавливаюсь, не в силах двинуться с места. От университетского городка до Северной башни путь неблизкий, я здесь одна. Только ветер завывает в верхушках деревьев.

И всё же… кто-то на меня смотрит.

Я настороженно оглядываюсь, чувствуя, как по спине пробегает озноб.

Северная башня ещё далеко, из верхних окон льётся тёплый свет. Нижняя часть башни странно сверкает, словно покрытая тонким слоем сахарной пудры.

Лёд!

Огоньки университета светятся вдали, как крошечные светлячки. Отсюда величественные каменные здания кажутся маленькими, не больше детских игрушек. Моё сердце стучит всё быстрее.

От одинокого дерева, раскинувшегося на полпути до башни, отделяется тень. Прищурившись, я с трудом различаю в темноте женскую фигуру.

Она идёт ко мне по дорожке из лунного света. И вскоре я вижу её лицо.

Фэллон Бэйн.

О Древнейший! Только не она! Только не здесь!

Северная башня так близко… А там – Марина. Марина. Марина.

Моё сердце отчаянно стучит, ускоряя ритм с каждым шагом Фэллон. Ладони потеют. Холодный ветер запускает в меня ледяные когти.

Где её охрана? Она никуда не ходит без охраны!

Я беспокойно вглядываюсь во тьму и наконец отыскиваю на краю поля мужчин. Их четверо. Они молча наблюдают за нами.

В ушах пульсирует так, что я не могу додумать ни одной мысли.

Она пришла отомстить. Отплатить мне за скрипку, за подарок Лукаса.

Чтобы отвлечь Фэллон и её охрану от башни, я бросаю на землю сумку с книгами и иду навстречу нежданной гостье.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, останавливаясь прямо перед ней. – Кто-то клетку забыл запереть? – насмешливо улыбнувшись, интересуюсь я.

Фэллон недоверчиво фыркает и широко улыбается.

– Мне клетка не нужна, – мурлычет она, показывая волшебной палочкой на Северную башню. – А вот икаритам – не помешает, правда? – спрашивает Фэллон и вдруг охает, будто от удивления. – Ой, я совсем забыла! Ты же теперь с ними дружишь!

Марина. Марина. Марина.

Я будто воочию вижу, как охрана Фэллон тащит Марину за собой. Винтер, Ариэль и меня тоже, конечно, упрячут в тюрьму. За кражу.

А Диана? Что, если Диана в башне? Она же убьёт и Фэллон, и её молодчиков, лишь бы защитить нас.

Шагнув ещё ближе к Фэллон и показывая на обледеневшую башню, я недовольно спрашиваю:

– Что ты сделала с башней?

– Ничего. Потренировалась, – с шутливым покаянием улыбается Фэллон. Взмахнув палочкой, она посылает вверх тонкую струйку льда. Приземлившись возле башни, лёд вмерзает в стену длинной верёвкой.

– Прекрати, – рассерженно требую я. Шагнув вперёд, я отталкиваю её руку. Из палочки вырывается новый фонтан льда и с хрустальным звоном падает на поле.

Фэллон быстрее змеи хватает меня за руку и приставляет волшебную палочку к моей шее. Подавив всхлип, я отшатываюсь от её горящих жестокостью глаз.

– А что ты мне сделаешь, маг Эллорен Гарднер? – Она резко отталкивает меня, и, не удержавшись на ногах, я падаю на покрытую ледяной коркой землю. Фэллон идёт за мной, направляет палочку мне в грудь и бормочет сквозь стиснутые зубы заклинание.

Лёд вырывается из кончика палочки и наталкивается на невидимую стену в миллиметре от моей одежды. Я давно натёрла накидку и платье металлическим порошком, как советовал профессор Хоккин.

Металл останавливает лёд.

Фэллон удивлённо смотрит на меня, постепенно понимая, что случилось.

Бросив взгляд на Северную башню, она многозначительно улыбается.

– Что, зверёныш тоже у тебя, наверху?

– Какой зверёныш? – непринуждённо интересуюсь я, слыша стук своего сердца. Марина, Марина, Марина, Марина.

Фэллон кривит рот в похотливой усмешке:

– Ты отлично знаешь, о ком я! Твой змеёныш-эльф! Он у тебя в башне? Коллекционируешь уродов, да?

Я силюсь разгадать эту шараду… и на меня нисходит озарение.

Ну конечно! Металлический щит. Она думает, что я прячу профессора Хоккина в башне!

Рассмеявшись, я отвечаю:

– Нет, эльфов там нет. Только икариты – мои соседки по комнате. – И, не удержавшись, добавляю: – И моя новая скрипка.

А вот этого можно было и не говорить!

Фэллон в ярости посылает струю льда мне на ботинки, подошвы примерзают к земле, и холод вгрызается в мои ступни.

– Ага! Ботинки щитом не закрыла, да? – каркает Фэллон. Её глаза сверкают ненавистью. Она кружит рядом, ехидно наблюдая за тем, как я пытаюсь освободиться. – Я давно за тобой слежу, Эллорен Гарднер, – говорит она. А я тем временем отклеиваю от земли одну подошву. – Икариты. Ликаны. Амаз. Эльфы. Может, и змеиный эльф, который ускользнул от меня. – Она смотрит на башню, как кошка, поймавшая мышь. – И все приходят и уходят. То слишком рано, то слишком поздно. – Она останавливается и прищёлкивает языком. – А зачем они сюда приходят? А? И я подумала… – Фэллон испытующе вглядывается в башню. – Что у тебя наверху такого интересного? – Она радостно улыбается и предлагает: – Давай посмотрим!

Фэллон спешит к башне, а я отчаянно пытаюсь схватить её за накидку.

Мои пальцы скользят по шёлковому мундиру, и фигура Фэллон будто взрывается, пронизанная лучами яркого света. Неизвестные мне руны сияют ослепительно-белым светом на мундире и накидке. Их свет достигает заброшенного поля, где они трепещут как маячок.

Я в оцепенении смотрю на Фэллон. Откуда взялись эти руны? Что происходит?

Фэллон оглядывает свой мундир и в ужасе поворачивается ко мне.

Охранники выкрикивают ругательства и бегут к нам через поле. Рядом со мной серебристый вихрь пронзает воздух и впечатывается в Фэллон.

Из её груди торчит огромный нож.

Мгновение растягивается, и я как во сне вижу, что Фэллон откидывает назад голову, со свистом втягивает воздух и с отвратительным стуком падает навзничь.

А я молча смотрю на происходящее, не веря своим глазам.

Ужас сдавливает мне грудь раскалённым обручем, и кошмар продолжается.

Фэллон, с трудом дыша, хватает себя за грудь, поднимает волшебную палочку и, скрипнув зубами, посылает в небо струю льда. Лёд рассыпается и накрывает нас куполом, по которому пляшут ярко-синие молнии. Воздух из холодного становится нестерпимо ледяным. Невозможно не восхититься тем, с каким искусством и отвагой тяжело раненная Фэллон борется за жизнь.

В щит врезается ещё один нож, протыкая ледяной купол, и я в страхе отшатываюсь.

Из леса выбегают двое мужчин. Они очень высокие, широкоплечие, в чёрной одежде, их лица и головы тоже замотаны чёрным. Подняв изогнутые мечи, на лезвиях которых светятся золотистые руны, они бегут к нам. Слева и справа от них из леса вырываются крылатые тени, разгоняя холодный воздух сильными ритмичными движениями.

Драконы!

Таких я прежде не видела. Ростом они с крупных собак, массивные и мускулистые. Один чёрный, другой красный.

Свет, исходящий от рун на мундире Фэллон, отражается от сабель, оскаленных зубов и дико распахнутых глаз напавших.

На меня накатывает чёрная волна ужаса, и я в отчаянии дёргаю за шнурки ботинок, примёрзших к земле.

Всё погружается в хаос.

Охранники Фэллон кричат друг на друга, изрыгая струи огня из волшебных палочек. Фэллон бьёт в убийц и драконов ледяными копьями, которые без труда пронзают защитный купол.

Едва дыша я прижимаюсь к земле.

Охранники Фэллон мчатся наперерез драконам и людям в чёрном, но огненные струи не достигают цели, отскакивая от изогнутых мечей. Чёрный дракон пикирует и сбивает с ног одного из солдат, вцепившись ему в горло. Подоспевший товарищ бьёт дракона мечом в шею, и чудовище с прерывистым криком валится на землю.

На нас сверху падает красный дракон, с оглушительным треском разбивая ледяной купол на сотни осколков. Чудовище приземляется на спину и лежит, закатив глаза и не шевелясь.

У меня кружится от страха голова, и я безуспешно пытаюсь развязать шнурки на ботинках. Ничего не выходит. Шнурки перепутались, а подошвы намертво прилипли к земле. Жар дракона расплавил лёд рядом со мной, но этого недостаточно.

Приподнявшись на локте, Фэллон из последних сил произносит заклинание и направляет дрожащей рукой волшебную палочку на дракона. Чудовище готово перевернуться и вскочить, но ему в бок врезаются ледяные ножи, вылетевшие из палочки Фэллон.

Дракон, покачавшись на лапах, с глухим стуком падает. Во лбу у него торчит ледяное копьё.

Невероятно! Фэллон, раненая, с огромным ножом в груди, только что убила настоящего дракона.

Над нами проносится алая дуга, взрываясь позади алым пламенем и освещая всё вокруг. Фэллон, скрипнув зубами, посылает в убийц ледяные копья, но они рассыпаются мелкими льдинками, не причиняя никому вреда.

– У них щит, – бормочет она скорее себе, чем мне, не сводя глаз с людей в чёрном, которых без устали атакуют её охранники. Один головорез бьётся против двух защитников Фэллон.

С протяжным стоном перевернувшись на спину, Фэллон раскрывает над дерущимися ледяной купол. Несколько раз дёрнув палочкой, она обрушивает лёд на головы убийц, сбивая их на землю.

Руны на её мундире ослепительно светятся. Фэллон поворачивается ко мне и теряет сознание.

И в то же мгновение мой второй ботинок наконец-то вырывается из ледяного плена. Едва не вывихнутая лодыжка ноет.

Морщась от боли, я подползаю на четвереньках к Фэллон. В боку у неё торчит рукоятка ножа.

Пусть я не испытываю к Фэллон Бэйн сердечной любви, но я никогда не желала ей такой судьбы.

Взяв её за руку трясущимися пальцами, я зову:

– Фэллон, ты меня слышишь?

О Древнейший! Пожалуйста! Не дай ей умереть!

– Назад, – сурово командует охранник, и я на трясущихся ногах отступаю. Он падает на колени возле Фэллон. Рядом с ним опускаются другие уцелевшие солдаты.

Согнувшись, я потираю больную лодыжку и оглядываю поле битвы.

К нам, что-то выкрикивая, бегут другие солдаты. Большинство – гарднерийцы, но вот показалась и светло-серая форма верпасийской гвардии, один из солдат – эльфхоллен. Последними на поле выходят чародейки ву трин, среди них Кам Вин и Ни Вин. Обожжённая половина лица Ни Вин туго замотана чёрным шарфом, меч чародейка из ножен не вынимала.

Привстав, я оглядываюсь через плечо.

На поле лежат мёртвые убийцы и драконы. Неподалёку от них так же неподвижно лежит Фэллон. Меня охватывает смертельный ужас.

Все говорят одновременно. Звучат громкие приказы – подоспела гарднерийская гвардия верхом на лошадях. С ними лекарь и его ученик. Лекарь кричит, требуя подать лекарства.

Мне кажется, что все беспорядочно мельтешат и не знают, что делать.

– Разойдитесь! – требует лекарь, падая рядом с Фэллон на колени.

Она исчезает за широкими спинами солдат и лекарей. Кто-то зажигает факел, гвардейцы заключают Фэллон в кольцо, сурово глядя вокруг.

Ко мне наклоняется совсем юный солдат:

– Маг Гарднер, вы целы?

Я отшатываюсь от него, едва понимая, о чём он говорит.

Кто-то набрасывает мне на плечи одеяло.

Когда толпа вокруг Фэллон снова расступается, я снова вижу лекаря с огромным ножом в руках. На Фэллон нет мундира, её грудь забинтована. Мундир и накидку Фэллон с сияющими рунами стягивают в тугой шар и уносят.

Она не умерла.

Глаза Фэллон полузакрыты, но она смотрит на меня с такой ненавистью, что мне становится жарко.

– Северная башня… – хрипит она. Её глаза закатываются, и Фэллон снова теряет сознание.

Едва дыша, с грохочущим сердцем, я смотрю Фэллон вслед. Её кладут на носилки и уносят в сопровождении маленькой армии тесно окруживших её гарднерийских солдат.

– Кто они? – спрашиваю я выжившего охранника Фэллон, показывая на несостоявшихся убийц.

Юноша только хмурится в ответ. Мертвецов в чёрном перекидывают через сёдла лошадей. Глаза у нападавших обведены чёрным карандашом, тем же цветом накрашены их губы. Их лица покрыты таинственными рунами.

Холод пробирает меня до костей, и я поплотнее запахиваюсь в одеяло.

– Это наёмные убийцы из Ишкарта, – с мрачной уверенностью отвечает мне другой охранник. – Головорезы из Восточных земель. И их охотничьи драконы. – Он оглядывается на Северную башню. – Возвращайтесь к себе, маг Гарднер.

– А вдруг… придут другие? – Я с беспокойством оглядываю мрачные поля и тёмные силуэты деревьев.

– Они искали не вас, – успокаивает меня охранник. – Им нужна Чёрная Ведьма.

– Её мундир… – я вдруг вспоминаю ослепительные руны, – откуда взялись те знаки?

– Мундир пометили рунами-маячками, – поясняет он. – Так её и выследили. Если у вас в башне не прячется ещё одна Чёрная Ведьма, маг Гарднер, бояться вам нечего.

Военный у Северной башни направляет волшебную палочку на стены и разбивает лёд, намёрзший здесь по приказу Фэллон. С трудом открыв дверь, солдат входит внутрь.

Сердце у меня сжимается от страха. Солдаты разбрелись по всему полю и рощам. Подняв голову, я вижу в окне башни силуэт икарита.

Спотыкаясь, спешу к башне изо всех сил и у двери встречаю солдата. Он провожает меня равнодушным взглядом, пока я торопливо взбегаю по витой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Тяжело дыша, я распахиваю дверь в коридор и вижу Винтер. Рядом с ней открыта дверь в нашу комнату.

Марина. Марина. Марина.

Я бегу к двери и на пороге останавливаюсь.

Ариэль встречает меня недобрым взглядом холодных глаз. Она лежит на кровати, а у неё в ногах под простынями что-то ворочается.

Откинув простыни, с кровати Ариэль на меня смотрит Марина.

– Её спрятала Ариэль? – восхищённо спрашиваю я Винтер, пытаясь отдышаться.

Эльфийка едва заметно кивает.

– Но ведь… Ариэль её ненавидит!

– Да, это правда, – подтверждает Винтер и взмахом руки показывает на улицу, откуда доносятся голоса военных. Её бледное личико мрачнеет. – Их она ненавидит куда сильнее.

Я оглядываюсь на Ариэль, и она отвечает мне взглядом, полным такой же горячей ненависти, с какой смотрела на меня Фэллон.

– Они напали на Фэллон Бэйн, – хрипло рассказываю я Винтер. В горле у меня пересохло. Сегодня я особенно благодарна судьбе за то, что мне не досталось волшебной силы моей бабушки. – Это были головорезы из Ишкарта. Их послали убить Чёрную Ведьму.

– Однако у них ничего не вышло, – скорее утверждает, чем спрашивает, Винтер.

Глубоко вздохнув, я киваю. Я всё ещё как натянутая струна, нервы на пределе, нога болит.

– Зачем Фэллон Бэйн шла сюда? – тревожно спрашивает Винтер. – Она знает, что мы прячем шелки?

– Нет. Однако она чувствует, что мы что-то скрываем. – Нахмурившись, я объявляю: – Надо освободить дракониху. И поскорее. Нужно вывезти отсюда Марину и нескольких фей, прежде чем Фэллон поправится.

На другой день Фэллон увозят под надёжной охраной в Гарднерию. А некоторые уверяют, что на самом деле её спрячут на военной базе, под защитой драконов.

Фогель, воспользовавшись случаем, закрывает границы. Допрашивают всех портних-урисок и причастных к работе над помеченным рунами мундиром Фэллон отправляют на Пирранские острова. На границах вводят выборочные проверки железом.

С каждым днём побег становится всё неотвратимее.

Глава 22. Разбитые клетки

Ликаны, мои братья, Каэль, Рис, Винтер, Андрас, Тьерни, Айвен и я – на этот раз мы все вместе, спрятавшись в густом подлеске, рассматриваем гарднерийский военный лагерь.

Четвёртый дивизион Гарднерии построил себе в долине настоящий маленький городок, здесь и каменные здания, встроенные в пещеры, и целое море чёрных палаток, и клетки с драконами, разбросанные по рощице. С западной стороны лагеря возвышается целый ряд деревянных казарм. Только в одной из них горит свет, над ней же поднимается к холодному небу тонкий дымок. Издалека солдаты кажутся маленькими, как муравьи.

Почувствовав движение слева, я оборачиваюсь и вижу Джареда и Диану. Ликаны, пригнувшись к земле, спешат к нам.

– Как мы и предполагали, – сообщает Джаред, – в лагере почти никого не осталось.

– Все отправились в Валгард, где новый командир лагеря получит назначение из рук самого Маркуса Фогеля, – с улыбкой подтверждает Рейф.

– А кто у них новый командир? – уточняю я.

– Маг Дэмион Бэйн, – радостно улыбается Рейф.

– Вот не повезло бедняге! – тихо смеюсь я.

Рейф кивает:

– Будем надеяться, что потом Фогель отнимет у Дэмиона власть над драконами и отправит его на корм этим чудовищам.

Мы с Айвеном довольно переглядываемся.

– Похоже, они даже не выставили часовых, – говорит Рис Рейфу. Юный эльф указывает на ряды клеток с драконам и которые выстроились по краю лагеря, немного заходя на пустошь. Рядом с клетками не заметно никакого движения, не горят факелы.

Каэль настороженно оглядывается на Риса. Старший из эльфов полностью понимает, на какой риск мы идём, однако готов на всё, чтобы помочь сестре сбежать в Восточные земли. Каэль придвигается к Винтер, готовясь её защищать.

– Сейчас в Валгарде собралось очень много высокопоставленных военных чинов, – продолжает Джаред. И Дэмион Бэйн – лишь один из них. Фогель готовит реорганизацию армии. В столицу уехали и все младшие командиры этого лагеря.

– Вот и хорошо, – кивает Андрас, покрепче сжимая топор.

– Есть и ещё новости, – говорит Джаред. В вечерних сумерках его лицо мерцает голубоватым светом. – В лагере остались молодые новобранцы. Вчерашние стажёры.

– Прекрасно, – отвечает Рейф. – Зелёные, как весенняя листва. Без кота мышам…

– Раздолье? – лукаво заканчивает за брата Тристан.

– И контрабандная выпивка, – язвительно ухмыляется Джаред.

– Малолетних урисок из таверны в лагере сегодня тоже достаточно, – резко вклинивается в разговор Диана.

– Как всегда! – подтверждает Тьерни.

– Что ж, нам везёт! – провозглашает Тристан, ощупывая белую волшебную палочку у пояса.

При виде Наги наши улыбки тают. Дракониха выглядит даже хуже, чем в прошлый раз.

Она лежит на земле без сознания, у неё сломаны оба крыла и обе ноги. В клетке повсюду кровь, раздвоенный язык свисает изо рта. Айвен в оцепенении опускается на колени рядом с Винтер и кладёт руку на шею драконихи.

Тьерни расширенными от ужаса глазами смотрит на клетку, прикрыв рот рукой.

Сегодня Тьерни пошла с нами и очень хочет помочь – надеется пробить небольшую брешь в рядах гарднерийской армии, освободить дракона, который унесёт на свободу икаритов и фей.

Наши ряды повстанцев крепнут. Нет только Айслин. Она осталась присмотреть за Мариной.

И Ариэль.

Когда мы в прошлый раз возвращались из военного лагеря, Джаред с Дианой обнаружили в лесу огромную пещеру. Там и осталась Ариэль, готовит лекарства и бинты, чтобы вылечить нашу дракониху.

– Она жива, – вздыхает Айвен.

– О боги… кто это сотворил? – лепечет Тьерни.

– Дэмион Бэйн, хозяин драконов, – коротко отвечает Тристан. Нацелив белую волшебную палочку на клетку, он добавляет: – Пора его остановить.

Андрас покрепче перехватывает топор.

Тристан произносит заклинание на холод, и мы все отступаем от клетки.

Из кончика палочки вылетают синие струи света и обвивают прутья клетки. Эльфийская сталь синеет, покрывается ледяной коркой. Тристан повторяет заклинание, снова направляя синие стрелы на клетку. Стальные прутья светятся ещё сильнее.

Тристан отступает и раздражённо оглядывает палочку.

– Заклинание не работает! Сталь должна побелеть от холода. Похоже, прутья слишком толстые.

– Попробуй ещё раз, – прошу я. – Во второй раз ты усилил заклинание. Попробуй перейти на следующую ступень.

Тристан, глубоко вздохнув, снова произносит слова ледяного заклинания. Прутья всё гуще покрываются льдом, но светятся синим. Тристан дрожит как натянутая струна. Палочка вибрирует в его руках.

Я протягиваю руку, чтобы поддержать его, не дать свалиться на землю.

Как только я касаюсь ладонью спины брата, по телу пробегает горячая волна. Заклинание Тристана усиливается во много раз. Клетка сияет сапфировым светом, будто заключённая в огромный шар. И стальные прутья становятся прозрачными как стекло.

Из палочки вылетает новый пучок света, раздаётся оглушительный треск, и сияние вокруг клетки рассеивается снопами искр. Ударом холодного воздуха меня едва не сбивает с ног.

Разлепив смёрзшиеся ресницы, я вижу, как клетка белеет и рассыпается на мелкие кусочки, обломки эльфийской стали сталкиваются с таким звуком, будто падают на камни тысячи хрустальных люстр.

Прежде чем к нам возвращается дар речи, страшный треск повторяется слева и справа, далеко и близко…

– Что это? – тревожно спрашивает Тьерни.

– Похоже, разбились и другие клетки, – осторожно отвечает Тристан. – Но… этого не может быть…

– Сколько драконов в этом лагере? – быстро спрашивает Каэль.

Тристан с усилием сглатывает, готовясь ответить.

– Сто двадцать три.

– Как ты думаешь, что они сейчас сделают? – поворачивается Рейф к Каэлю.

– Драконов учат убивать любых нарушителей границы, – мрачно отвечает эльф. – А потом возвращаться к хозяину.

Айвен устремляется к самому высокому дереву в округе – огромной старой сосне. Он взбирается на верхушку с удивительной быстротой, как речная обезьянка, повисая то на правой руке, то на левой. Не веря своим глазам, я пытаюсь вспомнить, какие из фей умели так лазать по деревьям.

Вдали нарастает рокот. Раздаётся крик… и ещё… Воет сирена – в лагере объявлена тревога, один за другим пронзительно взвизгивают драконы.

– Они повсюду! – кричит с дерева Айвен. – Драконы на свободе – все!

Пролетев сквозь сосновые ветви, Айвен с глухим стуком приземляется передо мной. Он сидит, пригнувшись к земле, его зелёные глаза горят решимостью.

Мне некогда восхищённо хлопать глазами и удивляться, как он уцелел, спрыгнув с такой высоты, потому что Айвен вдруг хватает меня за руку и буквально зашвыривает под деревья.

Падая, я чувствую, что оцарапала руку и не успела увернуться от сухой ветки, попавшей мне в лицо.

Над верхушками деревьев проносятся три дракона, нас овевает горячим ветром из-под их крыльев. Животы чудовищ покрыты крепкими чёрными чешуйками. Слышится хриплый вопль, и я отчётливо понимаю, какая тонкая у меня кожа и как легко её пронзят зубы и когти крылатых чудовищ.

Лёгкая добыча.

Каэль и Рис бегут к деревьям, прижимая к груди луки, Тьерни присела у корней огромного дуба. В долине в военном лагере царит хаос, доносятся беспорядочные стоны, визг драконов и вопли. Кричат мужчины, женщины, в страхе ржут лошади.

– Винтерлин! – зовёт сестру Каэль по-эльфийски. Он показывает на Нагу и выкрикивает команду на том же резком языке. Винтер протискивается под сломанное крыло драконихи и пропадает из виду.

– Я слышу драконов, – говорит Диана, склонив к плечу голову. – Их много. Летят сюда.

– Сколько? – уточняет Андрас, выпятив челюсть и размахивая топором.

– Слишком много. Не сосчитать, – отвечает ликанка.

Рейф готовит к стрельбе лук, Диана и Джаред держатся поближе к земле. Айвен сжимает мою руку, моё сердце стучит всё быстрее и громче. Перед глазами встают драконы, которых я видела в клетках, их острые зубы, бездушные глаза…

– Готовьтесь! – командует Диана, превращая руки в волчьи лапы – страшное, когтистое оружие. Одну руку она поднимает над головой, из горла ликанки вырывается низкий рык.

На поляну, хлопая крыльями, врывается дракон. Охнув от страха, я безотчётно пытаюсь спрятаться за Айвена. На чудовище обрушивается дождь стрел, лучники целят в шею. Дракон выбирает в противники Диану, склоняет голову и шипит, оскалив длинные острые зубы.

Диана бросается вперёд, целясь зверю в голову. От её удара дракон с громким воплем падает на землю. Двигаясь с невероятной быстротой, Диана взлетает ему на спину и, обхватив сильными лапами голову чудовища, с громким хрустом ломает ему шею. Безжизненная чёрная туша оседает на землю, изо рта поверженного дракона стекает тёмная пена.

Ликаны поднимают головы к небу. Над нами кружат ещё два дракона. Они пикируют, пригибая к земле верхушки деревьев, ломая крыльями ветки, сшибая листья.

Айвен падает на меня сверху и прижимает к земле. На нас сыплются обломки сучьев и веток. Отовсюду летят стрелы, одна с глухим стуком втыкается в дерево рядом со мной.

– Лежи! Не вставай! – кричит Айвен, припадая рядом со мной к земле.

На поляне мелькает стальное лезвие топора, из-под которого летят клочья драконьей плоти. Я слышу удары, низкий, устрашающий рёв, со свистом пролетают стрелы. Диана победно рычит, убив ещё одного дракона. С неба падают новые чудовища, взрывая когтями землю, сквозь деревья прорывается ещё один, его морда кривится от ярости.

Тристан поднимает волшебную палочку и посылает в дракона струю пламени. Охваченное огнём чудовище покачивается, языки пламени подбираются к нам с Айвеном. Сбоку на нас обрушивается целый водопад. Огонь гаснет, и холод пробирает меня до костей. Кашляя от едкого дыма, я сажусь и тру глаза.

Неподалёку Тьерни плещет водой в Андраса, сбивая огонь с его плаща, пока амаз вытаскивает лезвие топора из драконьей шеи.

– Что ты делаешь?! – кричит на Тристана Диана. – Ты нас всех спалишь!

– Прости, – хрипло извиняется Тристан.

– Тристан! Огонь им не страшен! Это драконы! – кричит Айвен.

Ещё один дракон приземляется перед нами. Пока я торопливо отступаю в заросли, Айвен прыгает навстречу чудовищу.

Оцепенев от страха, я поворачиваю голову на шелест листьев и вижу драконью голову. Чудовище неподвижно следит за мной холодными, тусклыми глазами, и я понимаю, что жить мне осталось недолго.

Сзади на меня обрушивается другой дракон и прижимает к земле, скользнув по спине когтями. Чудовище ревёт, впечатывая меня тяжёлой лапой в землю. Задыхаясь, я из последних сил кричу и совсем близко вижу драконью голову.

А потом откуда-то появляется Айвен. Он успевает оседлать дракона, который смотрел на меня спереди, и держит его за рога. Оскалившись, кельт рывком выворачивает страшную голову, на меня брызжет чёрная кровь.

Тот, что прижимал меня к земле, бросается на Айвена, а я вскакиваю на ноги и бегу изо всех сил в спасительную чащу.

Я мчусь, хрипло дыша и не решаясь оглянуться на преследователя. Следом за мной сквозь деревья продирается упрямый дракон.

Выбежав на поляну, я перепрыгиваю через остатки разбитой клетки. От сильного удара в бок меня отбрасывает к дереву. Ударившись головой о ствол, я падаю. Перед глазами кружатся яркие звёздочки. От боли в бедре я дико кричу и цепляюсь за землю, мой вопль устремляется к небу.

Сквозь пелену боли я различаю голос Айвена. Кельт что-то выкрикивает на неизвестном мне языке, слова превращаются в шипение. Приоткрыв глаза, я вижу, как Айвен голыми руками отрывает дракону голову.

Немея от боли, я умолкаю, лес вращается вокруг меня, странно клонясь набок.

– Айвен… – шепчу я.

Он бежит ко мне, с ужасом глядя на мою рану. Его изумрудно-зелёные глаза сияют неземным светом.

Айвен падает рядом со мной на колени и разрывает остатки юбки, открывая рану на бедре. Передо мной всё плывёт, и я едва понимаю, что Айвен туго забинтовывает мне ногу длинной полоской ткани, оторванной от платья.

На поляну вбегает Тристан и бросается к Айвену:

– О Древнейший! Нет! Что делать?

– Надо вытащить её отсюда, – отвечает кельт. – У нас мало времени. Она потеряла много крови…

А потом нога взрывается от жаркой боли. Приступ быстро стихает, я чувствую, что нога мне снова повинуется, но всё вокруг качается, и я едва не теряю сознание.

– Как ты… – восхищённый голос Тристана обрывается.

– Какая разница? – зло отвечает вопросом на вопрос Айвен.

– Никакой, – сдаётся Тристан. Его голос звучит уверенно и ровно. – Совершенно безразлично, как ты это сделал.

Айвен поднимает меня, и лес вокруг вертится с новой силой.

Словно сквозь густой туман или с морского дна до меня доносятся голоса. Мы идём через лес. А когда останавливаемся, я успеваю бросить взгляд вокруг.

– Они… уходят, – изумлённо произносит Каэль.

Скосив глаза, я пытаюсь рассмотреть то, на что показывает эльф. Моя голова безвольно болтается, руки бессильно обвивают шею Айвена. Мы на холме, откуда прекрасно виден военный лагерь. Нага без сознания, её несут Диана и Джаред, чёрное крыло драконихи скребёт по земле.

Не меньше сотни драконов взмывают из долины и поворачивают на запад. Солдаты отчаянными криками и заклинаниями призывают их вернуться.

– Как вы думаете, куда они полетели? – спрашивает Андрас.

– Похоже, пошли на Валгард, – не веря собственным глазам, отвечает Тристан.

– У них мысленная связь с хозяином – Дэмионом Бэйном, – говорит Айвен, и я чувствую, как эти слова отдаются у него в груди. – Значит, действительно на Валгард.

В лагере царит хаос, военные бегают, кричат, стреляют в драконов из луков и посылают заклинания из волшебных палочек. Однако тёмная туча крылатых чудовищ уверенно поворачивает к столице.

Отставший от собратьев чёрный дракон вдруг поворачивает и с рёвом мчится на нас. Мне надо бы испугаться, но я так ослабла, что не могу даже бояться. Всё вокруг кажется невероятным сном, и на меня вдруг снисходит озарение.

Когда я в прошлый раз коснулась Тристана, капли магической силы в моей крови многократно усилили его заклинание.

– Тристан, – хриплю я, касаясь ладонью его спины. – Заклинание воронки. Пробей его насквозь…

Тристан выговаривает слова заклинания, глядя на приближающегося дракона.

По мне прокатывается знакомая жаркая волна, уходя в плечо Тристана. Из кончика волшебной палочки вырывается ослепительно-белый свет, несётся стрелой к дракону и пронзает его грудь. Взрыв разрывает чудовище на куски, а белое пламя летит дальше, к отвесной скале.

Новый взрыв – и вниз с оглушительным грохотом катятся валуны, под нами дрожит земля. С гор срываются лавины камней, засыпая военный лагерь, где самое большое из каменных зданий вскоре превращается в горстку пыли.

– Что это… – изумлённо начинает Джаред.

– Новый штаб Дэмиона Бэйна, – поясняет Тристан.

С вершины срывается новая лавина камней, и мы вздрагиваем. Последние строения в лагере исчезают в пыли. Солдаты стоят молча, глядя на разрушенные строения. Вдруг один из них оглядывается и показывает на нас.

– Они пойдут за нами, – говорит Каэль.

Из лагеря доносятся военные команды.

– Нам надо спешить, – Айвен крепко прижимает меня к груди. – Пора как следует осмотреть её рану. И поскорее.

– За нами отправят следопытов, – говорит Рейф. Он напряжённо оглядывается, его лицо забрызгано кровью.

Тьерни поднимает руки над головой, закрывает глаза и поёт приятным низким голосом. Со всех сторон к нам устремляются серые облака, как собаки на зов хозяина. Они роятся, сливаются в тучи, словно время для них бежит быстрее, чем для нас здесь, внизу. Плотные снежинки опускаются на нас с неба – сначала медленно, потом всё быстрее, и вот уже земля покрыта толстым слоем снега, будто её густо присыпали мукой.

– Ну вот, – говорит Тьерни, едва различимая за пеленой снега. – Теперь наших следов не найдёт никто!

Глава 23. Итоги сражения

Сознание то возвращается, то снова меня покидает. Я чувствую, как Айвен несёт меня на руках, моя голова покачивается на его плече, а разрывающая ногу боль становится глуше, пульсирует, уходя и вновь накатывая, как океанский прилив. Я чувствую на губах вкус крови. Кровью пахнет и от крепкой шеи Айвена.

Потом меня опускают, воздух сгущается, голоса доносятся резче. Наконец меня кладут на холодный каменный пол. Всё в тумане. Рядом со мной кто-то стоит. Джаред и Диана быстро проносят мимо дракониху, её шкура скрипит по полу, пахнет пылью и дымом. Драконье тепло меня согревает, расслабляя застывшие мышцы. Боль возвращается, пронзая меня острым копьём. Я вскрикиваю, мотая головой. Перед глазами вспыхивают разноцветные круги.

Доносится голос Айвена. Он отдаёт приказы, а я извиваюсь от боли. С меня сдёргивают одежду. Чьи-то руки крепко держат раненую ногу. Другие руки прижимают к полу мои плечи. Резко втягивая воздух, я вырываюсь, силясь подняться.

– Рен, – слышится голос Тристана, и я отвечаю протяжным стоном. – Лежи тихо, пожалуйста, Рен.

В мою ногу одновременно словно впивается тысяча ножей. Я кричу как дикий зверь, а боль всё не проходит.

Наконец становится легче, где-то высоко маячит потолок пещеры. Я будто выныриваю со дна моря, задыхаюсь и откашливаюсь.

Айвен пристально смотрит на меня. На его лице написано облегчение. Он всё ещё сжимает мою ногу, но боли почти нет. Теперь ноет голова, комната кружится, меня окутывает туман. Я падаю назад, опираясь на Тристана.

– Ты починил мне ногу, – слабо благодарю я.

Улыбнувшись, Айвен садится рядом со мной, пока Тристан подкладывает мне под голову что-то мягкое.

– Ты потеряла много крови, – мягко говорит Айвен. Схватив моё платье у талии, он быстрым движением разрывает боковой шов.

Даже в тумане мне кажется, что происходит нечто странное.

– Что ты делаешь?

– Ты мне веришь?

Я киваю. Голова кажется невесомой, как будто я парю в небесах.

Айвен просовывает руки в дыру – одну кладёт мне на спину, а другую – на грудь.

– Ты такой тёплый… – Я осторожно втягиваю воздух.

– Ш-ш-ш, – успокаивает он меня. – Закрой глаза.

Я повинуюсь, и его рука медленно, ласково движется вверх, к шее. Тепло от его пальцев вливается в меня, охватывая всё тело. В голове проясняется, становится тепло, я дышу всё глубже, раны на спине затягиваются и превращаются в тонкие царапины.

Открыв глаза, я вижу лицо Айвена. Туман рассеялся, и боль тоже ушла. Айвен совсем рядом, я наслаждаюсь прикосновениями его ласковых рук.

Почувствовав во мне перемену, Айвен касается меня иначе, гораздо легче, поглаживая, будто пёрышком. Вытащив руки из-под моего платья, он отодвигается. Я выжидательно смотрю на него, и на суровом лице Айвена расцветает мальчишеская улыбка. Взглянув на мою ногу, он быстро отворачивается.

Я сажусь. Комната больше не вертится перед глазами. Мои юбки задраны почти до талии, на бедре розовеет тонкий шрам – всё, что осталось от ужасной глубокой раны. Затаив дыхание я с изумлением смотрю на свою ногу. Кровь на полу и на одежде Айвена подтверждает, что рана мне не приснилась.

Айвен уходит к Рису, который сидит у стены. Каэль острым ножом разрезает его мундир. Плечи Риса испещрены шрамами, светлый рукав пропитался кровью, рука висит под странным углом.

Ариэль склонилась над бесчувственной драконихой, расправляя её разорванное крыло. Винтер приложила ладони к боку чёрного зверя. Грудь Наги вздымается и падает, дракониха дышит коротко, неглубоко. Иногда из её ноздрей вырывается белый дымок и поднимается к потолку пещеры. Андрас стоит на коленях возле Наги и выпрямляет её сломанную ногу.

Ариэль подскакивает к нему и хватает за плечо.

– Уйди! – взвизгивает икаритка. – Это тебе не лошадь! Большую предплюсневую кость надо приложить к малой предплюсневой. Иначе всё срастётся неправильно!

Андрас поднимает руки, уступая напору Ариэль.

Винтер нежно берёт подругу за руку, и Ариэль опускает глаза. Она садится на место и принимается дрожащими пальцами расправлять крыло драконихи, то и дело ругаясь себе под нос.

– А где Диана? И Джаред? – спрашиваю я, оглядев пещеру. У стены аккуратно сложена одежда ликанов, а их нет.

– Гуляют в волчьей шкуре, – отвечает Тристан. – Стоят на часах.

Живы. Мы все живы. Это просто чудо.

Рейф прислонился к стене рядом с Рисом, придерживая руку. У него такой напряжённый взгляд, будто он скрипит зубами.

Одёрнув юбки, я осторожно встаю, опираясь на руку Тристана. Я шевелю пальцами левой ноги, решая, стоит ли наступать на неё по-настоящему. Отбросив сомнения, я встаю на обе ноги, с удивлением чувствуя, что левая нога у меня теперь сильнее правой.

– Рейф, – зову я брата. – Ты как? Живой?

– Бывало и лучше, – глядя на меня, с облегчением отвечает он. Кивнув на Айвена, который по очереди накрывает раны Риса ладонями, Рейф склоняет голову к плечу. – Но ничего. У меня такое чувство, что Айвен может нам головы заново приделать, если потребуется. Так что я не теряю надежды.

Айвен искоса бросает на Рейфа недовольный взгляд.

Мне хочется сказать Айвену, что мы и так знаем, что он потомок огненных фей. Зачем скрывать это от нас? Хватит прятаться!

– Ты сможешь вылечить Нагу? – без обиняков спрашиваю я Айвена.

– Нет, – поколебавшись, отвечает он, не отнимая рук от ран эльфа. – Пока она в шкуре дракона, не могу. А в человека она превратиться не может.

– Она оборотень? – остолбенев от изумления, спрашивает Рейф.

– Гарднерийцы используют магию камней, чтобы лишить их возможности менять облик.

– Ты хочешь сказать, что все наши военные драконы… виверны-оборотни? – недоверчиво спрашиваю я.

– Были когда-то, – отвечает Айвен, честно глядя мне в глаза.

Значит, где-то в глубине Нага – женщина, которая не может выбраться из ловушки… Это невозможно вообразить.

Тьерни стоит, невозмутимо прислонившись к стене. На девушке ни единой царапины. Она смотрит на Айвена, упрямо выпятив подбородок. Её глаза полны тревоги и понимания.

Феи. Они оба – потомки народа фей. Водных и огненных фей.

Каэль поднимается и собирает оружие, приводя в порядок мундир.

Эльфийский лук и стрелы. Ножи.

На случай, если нас найдут.

На меня вдруг обрушивается вся тяжесть того, что мы совершили.

– Мы разрушили гарднерийский военный лагерь, – произношу я. В это трудно поверить.

В глазах друзей я читаю понимание… Мы все знаем, что сотворили и какой опасности себя подвергаем.

Тьерни отвечает первая.

– И правильно сделали, – тихо говорит она. Её взгляд становится твёрдым и решительным.

– Нам надо разделиться, – предлагает Каэль. – Ариэль Хейвен позаботится о драконихе. Как только Айвен закончит с ранеными, нам необходимо разойтись. И быстро.

Перекинув через плечо сумку, я спешу к Северной башне. Среди книг у меня припрятана белая волшебная палочка.

Выбравшись из леса, я ступаю на широкое поле, которое расстилается перед башней. Ботинки скользят по неровной, мёрзлой земле. Остановившись, я поднимаю голову к небу, очарованная огромным чёрным куполом, накрывающим землю. Небесный свод исчерчен тонкими лентами серебристых облаков, острых как когти.

Что-то движется в небе на северо-восток. Различимы взмахи крыльев.

Я цепенею от ужаса, не смея сделать и шаг, ноги дрожат.

Дракон. Ещё один.

Покачиваясь, я отступаю под деревья и в страхе оглядываю небо.

Облако. Это всего лишь серое облако. Призрачный дракон растворился – и от него осталось только три ленты облаков на чёрном небе.

Прижавшись к большому камню, я пытаюсь восстановить дыхание. В памяти всплывает атака драконов, пронзающие меня когти, разрывающая на части боль, каменная лавина.

Нас поймают. Нас всех найдут и посадят в тюрьму. А потом…

– Эллорен…

Услышав голос Айвена, я вздрагиваю. Он кладёт мне руку на плечо.

Какая тёплая у него ладонь! Жар от неё проникает сквозь накидку, платье и нижнюю рубашку. Рядом с Айвеном я быстро прихожу в себя.

Это облако. Всего лишь облако.

– Тебе нехорошо? – спрашивает он, вглядываясь мне в глаза. На его лицо падает лунный свет.

– Облако, – объясняю я, показывая на небо. – Оно шевельнулось. – Я сглатываю ком в горле, отгоняя непрошеные воспоминания. – И мне показалось… что это дракон.

Айвен кивает и мрачно смотрит на небо. Он убирает руку с моего плеча, и меня пронзает холод. У Айвена усталый вид. Он измучен.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, отворачиваясь от холодного ветра. – Мы же договорились разделиться.

– Я хотел тебя поблагодарить, – отвечает он.

– Тебе не за что благодарить меня, – качаю я головой.

– Есть за что.

– Да? – недоверчиво улыбаюсь я. – За то, что из-за меня мы все чуть не погибли?

Айвен удивлённо смотрит на меня.

– Нага жива только благодаря тебе. Один я бы не справился. До того как ты приехала в университет… прежде чем мы встретились… – Айвен тщетно подыскивает верные слова. – Нага… она была…

– Она твоя подруга. Я знаю, – тихо заканчиваю я за него. Вот и конец моим надеждам. Как я устала. Ещё сильнее, чем Айвен. – Ты с ней разговариваешь, я знаю, – продолжаю я.

Он молча смотрит на меня.

В лунном свете его зелёные глаза приобретают серебристый оттенок. Совсем недавно они сияли, как изумруды. Я помню все свидетельства его нечеловеческой силы. Его странный язык. Ужасающее шипение, с которым он бросился на дракона.

– Кто ты, Айвен?

Он только крепче смыкает губы.

Быть может, от усталости или от страха, но мне хочется прервать это обидное молчание.

– Не понимаю… После всего, что мы пережили… Почему ты не можешь мне рассказать, кто ты на самом деле?

На его лице появляется раздражение, но он по-прежнему молчит. Как это несправедливо! К моим глазам подступают слёзы обиды.

– Но ведь Нага знает, кто ты? И Винтер знает? – не отстаю я.

– Эллорен…

Я кусаю губы, чтобы не расплакаться, но ничего не помогает. Я плачу, как дура, прямо у него на глазах.

Айвен молча смотрит на меня, и я вдруг вспоминаю, что моя кожа мерцает в темноте, подчёркивая, как сильно мы с ним отличаемся друг от друга.

Облако наползает, и меня снова охватывает страх.

– Я чуть не умерла… – дрожу я.

– Ну не умерла же.

– Но могла… Мы все чуть не погибли!

Он снова погружается в молчание.

– А вдруг нас поймают! – Я срываюсь на крик. Айвен опять не отвечает, и у меня начинается истерика. – Нас найдут… и посадят в тюрьму… и убьют…

Он сурово смотрит на меня, прищурив глаза.

– Да, Эллорен… Всякое может случиться, – резко отвечает он.

Как ни странно, прямой ответ меня успокаивает. Айвен преодолел этот страх. Значит, и я смогу.

Он снова кладёт руку мне на плечо, в его глазах пылает огонь, а от ладони исходит приятное тепло.

– Иди, – отпускаю его я, вытирая щёки тыльной стороной ладони. Я киваю на крошечные огоньки университетского городка. – Тебе надо поспать. Ты совершенно измучен. С драконихой всё будет хорошо. Ариэль, может, и не слишком… уравновешенная… но она знает, как лечить крылатых существ.

Айвен едва заметно кивает, словно собираясь что-то сказать, но так и не решаясь.

Внезапно он шагает ко мне, в его глазах бушует знакомое пламя.

– Эллорен, – выдыхает он, нежно поглаживая мои щёки.

У меня перехватывает дыхание. Он согревает ладонями моё замёрзшее лицо, поглаживает тонкими пальцами мои волосы. Его прикосновения… волшебны.

Он наклоняется ко мне, словно собираясь поцеловать, и мне вдруг кажется, что сейчас всё будет так, как должно было быть всегда, с самого начала.

Я приподнимаю подбородок, слыша, как трепещет моё торопливое сердце. Сейчас я хочу только одного – ощутить на губах нежность его губ.

Айвен быстро отступает и отводит руки от моего лица, будто обжёгшись.

Я глупо смотрю на него, хватая ртом воздух. Что же теперь делать?

Судя по его лицу, он страшно сердится… на себя самого.

– Спокойной ночи, Эллорен, – наконец хрипло говорит он.

Айвен стремительно уходит, оставив меня в холодной тьме. Задыхаясь от обиды, я сквозь слёзы смотрю ему вслед. Его тёмная фигура то появляется, то исчезает… пока окончательно не скрывается из виду.

Глава 24. Революционеры

Объявления, гласящие: «Разыскиваются…», появляются уже на следующее утро.

Они красуются во всех тавернах, в каждом общежитии и лектории.

Впервые заметив белые, новенькие листы пергамента, я цепенею от ужаса. Утренний ветер приносит с собой леденящий холод, от которого стынут щёки и болит горло. Даже завернувшись в тёплую накидку и натянув шерстяные перчатки, я дрожу от ветра.

Я стою перед доской объявлений возле аптекарской лаборатории. На другой стороне улицы три студента-эльфхоллена замедляют шаг перед другим листком, прикреплённым к уличному фонарю. Они тесно сдвигают головы и читают вслух, мрачнея с каждым словом.

Совместным приказом вооружённых сил Верпасии и Гарднерии объявляется розыск всех причастных к разрушению военного лагеря Четвёртого дивизиона Гарднерии. За сообщение о местонахождении виновных объявлено вознаграждение.

Восставшие… Революционеры… Сопротивление. Я пробегаю глазами короткие строчки, и эти слова подмигивают мне, как спасительные маячки. Каждое из этих слов вонзается мне в сердце, будто ледяной кинжал. Я вдруг отчётливо понимаю, что так теперь называют меня, братьев, наших друзей…

Сердце у меня застывает и падает в бездонную пропасть.

Это о нас теперь пишут на каждом столбе.

Я читаю, борясь с головокружением, прогоняя застилающий глаза туман.

Любую информацию о тех, кто имеет отношение к разрушению лагеря Четвёртого дивизиона Гарднерии, следует немедленно предоставить недавно назначенному начальнику лагеря – коммандеру Лукасу Грею.

А над объявлением о розыске красуется напоминание о том, что Йольский бал состоится в следующие выходные.

Он вернётся. Моё сердце бьётся как бешеное. Он приедет, чтобы пойти со мной на бал и найти виновных в уничтожении лагеря.

Все мои страхи завязываются в огромный тугой узел.

Как, скажите на милость, нам спрятаться от Лукаса Грея?

Мы все намеренно избегаем друг друга. Ставки в этой игре взлетели до небес.

– Отведи Тьерни к профессору Кристиану, – украдкой говорит мне Айвен вечером на кухне. Он смотрит в сторону, словно боится остановить на мне взгляд, и торопливо уходит к другим кельтам. Сердце у меня сжимается от боли.

Он избегает меня, но даже слишком настойчиво. Дело не только в этом решении… Что-то сломалось между нами, и я не знаю, как это починить.

В тот вечер я, едва переставляя ноги, бреду в Северную башню, а душа ноет от невысказанного страха. В коридоре встревоженная Винтер даёт мне посылку.

– Приходил военный, – тихо рассказывает она. – Чуть её не увидел, – эльфийка указывает серебристыми глазами на Марину. Шелки настороженно следит за каждым нашим движением и словом.

Я беру пакет в руки и осматриваю со всех сторон, не зная, как скрыть беспокойство.

Ещё один подарок от Лукаса. На этот раз поменьше. Я разворачиваю записку.

Эллорен!

Судя по всему, наши молодцы потеряли дракона. Я скоро приеду и сам тебя разыщу.

Лукас

Под внимательным взглядом Винтер я открываю маленькую коробочку.

Внутри ожерелье. Я тяну за серебряную цепочку, позволяя подвеске танцевать в воздухе. Она поблёскивает в мягком свете фонаря.

Дерево. Подвеска искусно вырезана из белой древесины.

Сжав подвеску в ладони, я глубоко вздыхаю, и перед глазами тут же возникают раскидистые ветви снежного дуба. Дерево будто нежно обнимает меня, я чувствую, как ветви прорастают сквозь мои руки и ноги. Корни проникают в землю, придавая мне уверенности, дерево пульсирует, напоминая об удовольствии.

Тяжело дыша, я разжимаю ладонь.

– Будь осторожна, Эллорен Гарднер, – предупреждает Винтер. Она смотрит на моё ожерелье так же, как на ягоды нилантир под кроватью у Ариэль.

– Я знаю, что делаю, – недовольно отворачиваюсь я.

Так будет правильнее, убеждаю я себя. С Лукасом ссориться не стоит. Притворюсь, что всё в порядке. Стану каждый день носить его подарок. Пусть увидит на мне ожерелье, когда вернётся.

Я без труда представляю себе, как Лукас подойдёт ко мне, проведёт тонкими музыкальными пальцами вдоль моей шеи, отыщет на груди кулон и с улыбкой сожмёт его в руке.

При мысли о Лукасе на щеках разгорается предательский румянец, и я пристыженно опускаю голову.

Надев цепочку, я прячу кулон под платьем и пытаюсь отогнать воспоминания о Лукасе.

Однако резное деревце не даёт о себе забыть, пульсируя на моей груди, как беспокойное тёплое сердечко.

Глава 25. Двести пятьдесят шесть

Когда мы с Тьерни приходим к профессору Кристиану, в окна стучит ледяной дождь.

Уже поздний вечер, и у меня не на шутку разболелась голова, а шрам на бедре покалывает будто маленькими иголочками.

Весь день затаив дыхание я ждала, что кого-нибудь – или всех! – арестуют, но ничего не произошло. Мы, как обычно, ходили на занятия, выполняли задания, вели себя как самые обыкновенные трудолюбивые студенты.

Однако я видела, как гарднерийские и верпасианские солдаты допрашивали студентов и профессоров, как много военных прибыло в университетский город в течение дня. Меня охватил самый настоящий страх.

На карту поставлены не только наши жизни. Нам нужна помощь.

Тьерни вместе с родными необходимо выбраться из Верпасии.

Профессор Кристиан сидит за своим обшарпанным письменным столом и печально смотрит на нас с Тьерни. Подруга сейчас похожа на кролика, приготовившегося к драке. Она так вцепилась в стул, что костяшки пальцев побелели от напряжения.

– Что происходит, Эллорен? – спрашивает профессор Кристиан, переводя взгляд с Тьерни на меня.

Моё сердце бешено бьётся, будто готово выскочить из груди. Собравшись с силами, я делаю самый отчаянный шаг в жизни.

– Айвен Гуриэль нам сказал, что вы… могли бы помочь… – Я делаю ещё один глубокий вдох. – Зачарованным феям.

Профессор Кристиан в удивлении поднимает брови и долго молчит, словно обратившись в камень, как Тьерни.

– Вы знакомы с Айвеном? – наконец спрашивает он.

Какой странный вопрос…

Да, знакома… немного. Он меня чуть было не поцеловал. Но об этом лучше помалкивать.

Я осторожно киваю.

Профессор Кристиан ошеломлённо качает головой и подозрительно прищуривается.

– Это очень странно. Айвен ненавидит гарднерийцев. Довольно сильно.

И мне об этом горько слышать. Но обиды лучше оставить на потом.

– У нас с Айвеном общие цели, – развернув плечи, отвечаю я.

– Зачарованных фей на восток вместе перевозите, да? – совершенно спокойно интересуется профессор. – Вы об этом пришли со мной поговорить?

Мы с Тьерни переглядываемся, и страх, который плещется в глазах подруги, напоминает мне, что от этого разговора зависит судьба её родных.

– Совершенно верно, – без обиняков отвечаю я. – Об этом мы и пришли с вами поговорить.

Глубоко вздохнув, профессор кивает и складывает пальцы домиком. Уголки его губ приподнимаются в лукавой улыбке.

– Заигрываете с Сопротивлением?

– Похоже, у нас всё серьёзно. Игры кончились, – вздыхаю я.

Профессор с удивлением фыркает от смеха, и я тоже смеюсь, маскируя смех кашлем, не в силах сдержаться. Потирая ноющий лоб, я открыто смотрю на профессора. Пусть сам поймёт, что я ступила на опасную дорожку, но сойти с неё не могу.

Профессор Кристиан недоверчиво разглядывает меня, откинувшись на спинку стула.

– От гарднерийки такое не часто услышишь, – улыбается он.

– С каждым днём я всё меньше чувствую себя гарднерийкой, – виновато вздыхаю я.

Он понимающе кивает, и вдруг его лицо странно сморщивается, будто я напомнила ему о чём-то неприятном. Он громко сглатывает, и вдруг… к его глазам подступают слёзы.

– Что с вами, профессор? – заботливо спрашиваю я.

– Ничего, – срывающимся голосом отвечает он. Откашлявшись, он придвигает нам старые, с отбитыми краями чайные чашки, всегда стоящие у него на столе. Профессор с болью смотрит на меня. – Вы… вы мне напомнили одного… Одного знакомого.

– Мою бабушку? – растерянно спрашиваю я.

– Нет, не её, – не торопится раскрывать секреты профессор. – Не важно.

Он снова качает головой и разливает нам чай. Как приятно выпить холодным вечером чаю… Булькает чайник, мятный пар поднимается над чашками, в окна просачивается сквозняк…

Профессор Кристиан внимательно смотрит на Тьерни, подавая ей чашку.

– А вы, наверное, зачарованная фея?

Перепуганная Тьерни в ужасе поворачивается ко мне, и я ободряюще ей киваю.

– Я помогу вам, – ласково говорит профессор. – Не бойтесь. Всё будет хорошо.

Тьерни смотрит на него, широко раскрыв глаза, и внезапно заливается слезами, согнувшись в три погибели.

– Ох, милая. Ну, не надо. – Встав из-за стола, профессор подходит к Тьерни и подаёт ей носовой платок.

Тьерни принимает его дрожащими пальчиками.

– Кто вы, милая? – спрашивает он. – Какая из фей?

– Акви, – хрипло выдавливает она.

– Замечательно! – тепло улыбается профессор. – Здесь вам, наверное, трудновато, но, когда вы с семьёй доберётесь до земли Ной, всё будет иначе.

Тьерни поднимает на него глаза, и слёзы всё сильнее льются из её глаз. Она подавленно опускает голову. Бедняжка Тьерни, она такая хрупкая, испуганная… такая юная.

– Пейте чай, – похлопывает её по руке профессор.

– Спасибо, – едва слышно выговаривает Тьерни. Она вытирает слёзы и с глубоким вздохом принимает из рук профессора чашку чая.

– А вы, как я понимаю, не скучали? – весело спрашивает он меня.

– Я вообще не люблю скучать, – сдержанно отвечаю я.

– Гм, – загадочно улыбается профессор. – Эллорен, вы, случайно, не знаете, куда пропал военный дракон?

У меня перехватывает дыхание.

– А откуда взялся снегопад в долине, где расквартирован Четвёртый гарднерийский дивизион? – переводит он взгляд на Тьерни.

Она удивлённо открывает глаза и кашляет, едва не подавившись чаем.

Профессор Кристиан снимает очки и принимается протирать их носовым платком.

– Вы, наверное, слышали, что в Валгард вчера вечером прилетели более ста военных драконов и направились прямиком к своему хозяину – магу Дэмиону Бэйну?

– Да. Я слышала… кое-что… Удивительная история, – собравшись с силами, отвечаю я.

– Что вы говорите? – переспрашивает профессор, приподняв брови. – А уж маг Бэйн-то как удивился! Пришлось вызвать подкрепление. Шестеро магов пятого уровня едва справились с налетевшими драконами. Большинство пришлось убить. Маг Бэйн теперь нескоро поправится. Я слышал, дракон располосовал ему когтями пол-лица и шею.

Мне стоит большого труда удерживать на лице безучастное выражение.

– Гарднерийцы редко говорят о таких… неблаговидных событиях. – Посмеиваясь, он водружает очки на нос. – Но скрыть прилёт более сотни драконов не так-то просто! А заявились они как раз на вечеринку, где чествовали Дэмиона Бэйна. Его утвердили в должности коммандера Четвёртого дивизиона. – Повернувшись к окну, профессор показывает вдаль. – А их военный лагерь совсем недалеко отсюда. Какое совпадение, правда?

Он знает. Он всё знает. Сердце у меня бьётся всё быстрее. А если догадался профессор Кристиан, то наверняка в курсе кто-то ещё?

Раздаётся лёгкий стук в дверь.

– Войдите, – приглашает гостя профессор.

В кабинет вплывает проректор Квиллен.

Меня накрывает новая волна страха, и я безотчётно вжимаюсь в стул.

Не обращая внимания на нас с Тьерни, проректор Квиллен снимает зимние вещи и развешивает их сушиться. На деревянной вешалке у входа почти всё место занимают наши накидки. Проректор усаживается рядом с профессором и расправляет чёрную шёлковую юбку. На шее у гостьи серебрится шарик Эртии.

– Ужасная погода, Джулиас, – говорит она, стягивая перчатки из телячьей кожи.

– Да, неважная, – рассеянно отвечает хозяин кабинета.

Они словно специально не обращают на нас с Тьерни никакого внимания, будто нас нет, и несколько минут обсуждают необычно холодную погоду.

Наконец в разговоре наступает пауза, и проректор Квиллен переводит на нас задумчивый взгляд зелёных глаз.

Будто бы только сейчас вспомнив о нашем присутствии, профессор Кристиан обращается ко мне:

– Полагаю, с проректором Квиллен вы уже знакомы.

Я беспокойно оглядываюсь на Тьерни. Она пристально смотрит на проректора, охвативший её страх скрыть невозможно.

– Успокойтесь, маг Каликс, – непринуждённо улыбается проректор. – Вы среди друзей. – Она поворачивается к профессору истории: – Джулиас, сколько детишек-фей мы спрятали во время войны?

– Двести пятьдесят шесть, – не раздумывая отвечает он. – И это не считая Зефир.

– Кто это – Зефир? – озадаченно спрашиваю я.

– Моя приёмная дочь, маг Гарднер, – не вдаваясь в подробности, отвечает проректор. – Она фея воздуха. И сейчас далеко отсюда. В землях Ной. С моим братом Фейном.

– Как поживает Фейн? – сердечно интересуется профессор Кристиан.

– Ему нравится на востоке, – не менее сердечно отвечает проректор. – Он разводит драконов.

– Для охоты? – удивляется Кристиан.

– Нет, ты же знаешь, каков Фейн, – лукаво улыбается проректор Квиллен. – Драконы – его лучшие друзья.

Профессор Кристиан смеётся.

– Так вот, – поворачивается ко мне проректор. – Зефир в безопасности. Пока. – Задумчиво взглянув на Тьерни, она качает головой. – А сколько ещё прячется… А теперь… – она вздыхает, – придётся вызволять всех вас. – Снова покачав головой, она задумчиво поджимает губы: – Не бойтесь, маг Каликс. У нас везде друзья, как оказалось. – Взглянув на профессора Кристиана, она спрашивает: – Говорят, кто-то разбил драконьи клетки из эльфийской стали. Ты ничего не слышал?

– Здесь поработал маг пятого уровня, Лукреция, – улыбается профессор Кристиан уголком рта.

– Маг Гарднер, – пронзив меня пристальным взглядом, интересуется проректор, – у вашего брата, случайно, не пятый уровень? – Я открываю рот, чтобы как можно убедительнее солгать, но проректор не в настроении ждать. – И заклинание использовали секретное.

– О! Наверное, из совершенно секретных военных архивов, – предполагает профессор Кристиан.

– Как хорошо, что ты мне напомнил, Джулиас! – снова переводит на меня взгляд проректор. – Недавно выяснилось, что пропал военный гримуар. Никак не могут найти. – Она впивается в меня острым взглядом. – Маг Гарднер, вы, случайно, ничего об этом не знаете?

Я уже едва дышу. Все наши тайны раскрыты.

Они знают обо всём, кроме белой волшебной палочки. Хоть что-то нам осталось.

Профессор Кристиан весело смеётся:

– Лукреция, ты же понимаешь, что эти девушки ни о чём таком слыхом не слыхивали.

– Да, верно, – соглашается проректор. – Это я по глупости. Они ведь были вчера вечером у меня, Джулиас. И маг Гарднер, и её братья. Оба.

– А зачем ты их вызывала, Лукреция? – подыгрывает ей профессор Кристиан.

– У маг Гарднер задолженность по оплате за обучение. А с её младшим братом мы обсуждали приём в гильдию оружейников. – Она устало опускает голову. – Весь вечер просидели у меня в кабинете.

– Не жалеешь ты себя, Лукреция!

Проректор закатывает глаза и прищёлкивает языком.

– Это бесконечная история.

– Что ж, всё это очень кстати, – отмечает профессор Кристиан. – Тем более что гарднерийцы расспрашивают всех магов пятого уровня, хотят знать, где они были вчера вечером. Хорошо, что у маг Гарднер и её братьев есть алиби.

Потеряв дар речи, я молча смотрю на собеседников.

Проректор Квиллен приподнимает уголки рта в одобрительной улыбке.

– Добро пожаловать в Сопротивление, маг Гарднер! – говорит она.