Новые шкафы для картотеки предсказаний устанавливали не менее двух дюжин рослых курсантов и пятеро работников отдела. И все равно не могли справиться без нее.
Начальница отдела предсказаний профессор Евдокия Леонтьевна Плетняк скептически надзирала за ходом работ. Для столь загадочной высокой должности она выглядела вполне заурядно – невысокого роста худенькая женщина в шляпке-блине, которой она прикрывала редкие цвета графита волосы. Кроме радужных очков на остром лице отсутствовали какие-либо признаки принадлежности к необычной профессии – ни тебе когтей, как у дракона, ни загробного голоса, ни фиолетовых волос с начесом до потолка. Обычное лицо, ну разве что тик выщипанной брови – так это у всех преподавателей бывает. В общем, никакой пищи для фантазии любопытных новичков-курсантов. И эта старушка предсказывает будущее?
– Двигайте дальше, молодые люди, куда вы его поставили? Обивку стены оцарапали! Одни убытки от вас! И как я должна подходить к ящикам, спрашивается? Я не дракон, летать не умею, – Евдокия Леонтьевна, словно маленький комар, зудела на ухо богатырям, двигающим мебельные горы.
– Так вы же все равно их вэей открывать будете, – буркнул какой-то храбрец.
– И что теперь? Я должна терпеть неудобство у себя в отделе?
– А нельзя было с помощью вэи расставить шкафы?
– Знаете, молодые люди, какой мощи должен быть наклад, чтобы поднять эту мебель? – возмущенно прозудела Евдокия. – Вы хотите, чтобы у меня здесь все свитки засветились? Все, хватит балаболить. Двигаем куда сказала, – хриплым голосом прикрикнула профессор. – Этак я с вами до вечера проканителюсь.
Молодые люди завозились энергичней.
– Не одаришь – не пошевелятся, – проворчала вэйна себе под нос. – Сил уж нет объяснять.
Очередной курсант из новоприбывших сунулся в смежную комнату и оказался сметенным волной пророческих свитков. Маленькая профессор подняла любопытного за ухо и отвела к невозделанному полю, то бишь к очередному кряжистому дубовому монстру. Одним взмахом малахитового жезла сдула свитки обратно и запечатала дверь.
Работа двинулась в гору. Как только последний шкаф был установлен на положенное место, Евдокия не выдержала и выдворила всех из отдела, даже своих подчиненных, поддав им ветра в спины. Наслаждаясь свободой, старушка махнула рукой на беспорядок и завалилась с книгой на излюбленный топчан. Его она точно не поменяет ни на какой другой.
– Совсем измотали. Столько возни в простейшем деле!
Только женщина увлеклась пятым томом «Хроник царских переворотов», как ее снова побеспокоили. На этот раз – ее бывший ученик, которого она не видела уже лет пять, еще с той странной истории с исчезновением императорского племянника.
Вэйн коротко поклонился. Длинная пола черного сюртука не полностью скрывала ореховый скип, перехваченный кольцами из бивня рогоноса. В правой руке колдун держал тонкую васильковую ленту с серебристой каймой.
– А-а, главвэй спецстражи, редкая птица, – усмехнулась старушка, жестом приглашая гостя войти. – Как обычно, сюрпризом, Дёма. Надеюсь, хоть сейчас заглянул к Плетняк не по неотложному делу, а по доброй памяти? Кофейку шуйского испить, поговорить по душам. Хотя, – колючий взгляд из-за радужных очков ощупал лицо вошедшего, – размечталась, старая.
Вэйн оглядел беспорядок в отделе.
– Сдается мне, я не вовремя, Евдокия Леонтьевна?
– Ерунда, – фыркнула профессор.
– Мебель обновили? – из уважения поинтересовался бывший ученик.
– Да, есть немного. – Она задержала взгляд на собеседнике. – Но, думаю, ты не о моих новых шкафчиках поговорить пришел, хотя жаль. Три года ждала, пока Первый вэйноцех заказ выполнит. Ты бы оценил. Наклад тончайший на самопоиск и сортировку. Чудо просто… Ладно уж, пошли в круглую. От тебя веет тревогой так, что меня скоро зазнобит.
Они шли сумрачными закоулками отдела, заставленными всякой «околонаучной» утварью: книгами, стеклянными кубами на подставках, штангами с маятниками. Старушка семенила впереди. Темнота не мешала оной ориентироваться. Следом за женщиной сдерживал ширину своего шага вэйн. Лишь раз в одном из пролетов мелькнуло окно с видом заснеженных горных вершин и парящей над ними парой драконов.
Комната, в которую они попали, отличалась белым цветом стен и не имела углов, словно гигантский сотворенский шар. По кругу помещения стояли в ряд одинаковые кресла с обивкой в серую полоску.
– Давай именную: кого ты на сей раз отлавливаешь или прячешь? – старушка уселась в мягкое кресло, привычным движением протянула руку собеседнику.
– Я не за веером событий пришел, – произнес гость, присаживаясь напротив. – Мне нужен совет.
Профессор удивленно вздернула брови и откинулась на спинку кресла.
– Любопытно.
– Мне важно ваше мнение, Евдокия Леонтьевна. Не буду тянуть и спрошу прямо. Я знаю, что ваш второй дар – убеждение, как у меня. Но вы его используете рационально в пользу пророческого. Скажите, возможно ли повлиять на кого-то, не чувствуя того? Притом пару раз я намеренно хотел привести этого человека к подчинению, но у меня не получилось.
– Это девушка, так? Светло-карие глаза. Улыбка добрая, – считала поток вэи прорицательница, глядя на ленту в руках собеседника. – Это из-за нее тебя снедает тревога. Нельзя так себя винить, Демьян. Ты не виноват.
Колдун сжал тонкие губы.
– Нет. Я все испортил. Все могло быть иначе. Теперь она считает, что я использовал приворотный.
– Эх, молодость, – с улыбкой вздохнула прорицательница.
– Так, по-вашему, это возможно? – Гость замер в ожидании.
– Чаще всего – нет. В твоем случае – тем более. Твоей силы воли на пятерых хватит.
– Но есть и другие случаи?
– Исключения. Они всегда бывают. Ты разве не помнишь древнюю летопись о Ярофее Необоримом? – Евдокия посмотрела на взрослого мужчину напротив, словно снова видела в нем ученика. – Там описана грустная история. Юную княгиню Аврору выдали за Ярофея по расчету. Зная, что за использование дара убеждения на светлом князе ей грозит усекновение головы, она наложила на свой дар строжайший запрет. Но стоило ей влюбиться в собственного мужа, как вдруг на нем был замечен приворотный наклад. Хотя все ученые вэйны признали, что дар просачивался сквозь гашение из-за ее сильных чувств к князю, она все же была обезглавлена за приворот. Даже Ярофей ничем не мог помочь бедняжке. В то время только слепое исполнение законов, как бы жестоки они ни были, удерживало государство от второй волны Дикой смуты. Вот тебе и ответ. Но это, как я говорила, исключение из правила. И не самый подходящий пример.
– Значит… – Мужчина с досадой коснулся кулаком лба.
– В порыве чувств некоторые могут не заметить собственного влияния, – подвела итог профессор. – Но утверждаю, вряд ли ты способен не заметить утечку. Девчонка влюбленная – может быть, но не опервэйн спецстражи.
– Но как теперь проверить? Я не могу потерять ее.
– Время, Демьян, – хозяйка кабинета снова пристально взглянула на ленту через радужные стекла очков. – Девушка с характером. Если поспешишь, навсегда потеряешь. Она будет считать, что ты продолжаешь влиять на нее даром, и разорвет последнюю связывающую вас нить.
Евдокия на короткое время задумалась, прежде чем продолжить. Случай был интересный, приходилось полагаться на интуицию, но еще более странным было наблюдать произошедшие в давнем знакомом перемены. Демьян Невзоров – бывший лучший выпускник потока, ныне главвэй ССВ, всегда бесстрашный и расчетливый в достижении цели. Она думала, что ничто не способно поколебать эту «скалу». Ошибалась. Удивительно. Она и не подозревала, что в нем может проснуться настолько глубокое чувство.
– Сейчас тебе лучше всего подождать. Иногда, чтобы выиграть бой, надо отступить. Не мне тебе объяснять, – улыбнулась Евдокия. – Вижу единственный выход. Предоставь девушке свободу. Дай ей самой осознать, любит или нет. До весны она определится с выбором и вернется к тебе, Дёма.
– А если нет? – В серых глазах проявилась глухая тоска.
– Хочешь увидеть веер событий?
– Нет! Не желаю знать свое будущее, – покачал головой колдун. – Иначе не буду верить в то, что его можно изменить. До весны, – задумчиво добавил он. – Слишком долгий срок.
– Придется набраться терпения, друг мой, – развела ладони Евдокия Леонтьевна, – тебе его не занимать, насколько я тебя знаю.
– Только когда дело не касается этой женщины, – прошептал Демьян.
Гость покинул отдел прорицательства, а профессор еще долго не могла вернуться к чтению пятого тома полюбившейся книги.
– Жаль, если эта девчонка все испортит, – ворчала она, не сводя глаз с новых шкафов. – Такая рана на сердце может и не зарубцеваться.
Глава 1
Дом Отрубиных
Ноябрь, 9023 г. от сотворения Хорна.
Орская губерния, г. Оранск
Почтовая карета, растопырив колеса от тяжести поклажи, свернула на Бережковую улицу. Особняки здесь отличались благородной статью, высотой до трех этажей, искусной резьбой оконных наличников и росписью парадных дверей. Фасады смотрели не абы на что, а на речной канал, разделяющий улицу вдоль на две части. В просвете каменных балясин темные воды Патвы двигались с обманчиво ленивым течением, увлекая с собой следы поздней осени – сопревшие бурые листья кленов и кустарников барбариса в тонюсенькой ледяной корочке первых заморозков.
На этой улице возле одного из особняков и остановилась карета, чтобы расстаться с очередным пассажиром. На сей раз девушкой. Под холодным моросящим дождем она приняла у ямщика саквояж и неповоротливую клетку с голубями. Почтовая повозка покатила дальше, а приезжая с минуту оглядывала трехэтажный особняк с мезонином, перед которым оказалась. Широкий фасад в тридцать окон украшали два ряда изразцов. Деревянный резной подзор окаймлял свес кровли. Крыльцо основывали не две, как в доме увежского градоначальника, а четыре колонны – каменные, не деревянные. Они же держали на себе широкий балкон, густо оплетённый диким виноградом. Вероятно, летом, когда зелень покрывала голую лозу, хозяева радовались возможности посидеть в ее тени на свежем воздухе и насладиться видом канала – удивительной реки в каменном футляре.
Тиса какое-то время медлила. Затем, изгнав с лица растерянность, решительно направилась к кованым воротам, которые оказались не заперты, просто прикрыты. Пройдя по мощеной дорожке мимо палисада, поднялась по парадной лестнице. На звук колокольчика поразительно быстро распахнулась дверь. На пороге возник немолодой, но еще довольно бодрый привратник в оранжевой ливрее без одной пуговицы на выпяченной груди. Он окинул Тису оценивающим взглядом, заглянул за спину девушки, обозрел пустую дорожку к дому, поджал губу – и все в пару секунд. Потом, вытянув руки по лампасам, коротко поклонился, блеснув лысой макушкой.
– Чем могу быть полезен, сударыня?
– Добрый день. Простите, – Тиса улыбнулась как можно приветливей, – могу я видеть Марью Станиславовну Отрубину?
– Осмелюсь спросить: по какому вопросу?
Девушка составила у ног клетку, вынула из кармана пальто бумагу.
– У меня письмо от ее двоюродного брата Нестора Христофоровича Обло, из Ижской губернии. Но мне надо передать его лично.
– Ижской? – удивился привратник, на миг растеряв официальные пафосные нотки. Он обернулся и позвал: – Эй, Прошка, возьми у барышни ношу. Сюда пожалуйте, сударыня. Прошу обождать, о вас доложут-с.
Вслед за рослым пареньком-служкой Тиса ступила в сумрачную, богато обставленную парадную, где перед трюмо с огромным круглым зеркалом сняла перчатки и шляпку. Откуда-то вынырнула девушка с двумя тощими косицами за плечами. Она окинула гостью любопытным острым взглядом, шмыгнула курносым носом и забрала у пришедшей пальто.
– Гришка, кто там? Посыльный?! – По лестнице с изящными бронзовыми перилами, ведущей на второй этаж, торопливо спускался пожилой мужчина в тяжелом длиннополом халате с собольей оторочкой по вороту. – Давай его сюда!
– Лев Леонидыч, прошу простить, но это не посыльный. Это гостья из Ижской губернии! – отчеканил привратник, вновь выправив осанку. – У нее письмо от вашего шурина к ее милости.
Мужчина остановился и нахмурился, слепо щуря глаза на стоящую в сумраке парадной девушку. Тиса торопливо произнесла приветствие по всем правилам этикета, склонила голову.
– Уф… – запнулся хозяин дома. – Добро пожаловать, барышня. Жена будет весьма рада, – выдавил он из себя подходящую случаю фразу. Совершив сей великий подвиг радушия, Отрубин тут же забыл о визитерше. – Гришка, если появится посыльный из «торжка», пусть живо поднимается ко мне в кабинет. Понял? – хозяин развернулся и бодро зашаркал парчовыми тапочками – теперь уже вверх по лестнице.
– Как не понять, ваше благородие? Сразу же отправлю к вам-с. Не извольте сомневаться. – Слуга поклонился уже опустевшей лестнице.
Спустя пять минут ожидания в парадной Тису пригласили в малую гостиную.
Входя вслед за Афоньей в комнату, девушка подумала, что уменьшительный эпитет совершенно не подходит этим хоромам. Малая гостиная Отрубиных оказалась в три раза больше ее домашней в Увеге. Стены обиты голубой тканью с нежным цветочным узором. Оконные шторы окон подпоясаны шнурами с тяжелыми кистями. На стенах – пейзажи в золоченых широких оправах. На полосатом диванчике с фигурными деревянными подлокотниками полулежала в рюшах пеньюара Марья Станиславовна – обладательница пышной, словно раздувшееся на опаре тесто, фигуры и белой, точно мука, кожи. Лицо ее дышало умиротворением. Компанию Отрубиной составляли две тетушки в одинаковых накрахмаленных голубых чепцах. Они были похожи друг на друга как родные сестры – сутулые, с вытянутыми постными лицами. Обе близоруко щурились – одна на спицы с вязанием в руках, вторая на страницы раскрытого томика стихов.
– Когда звезда во тьме засветит, – услышала Тиса заунывный невыразительный голос чтицы, – приди ко мне, моя любовь, чтоб мог лобзать я твои плечи, чтоб стан твой гибкий видеть вновь…
Создавалось впечатление, что горемыка-любовник из последних сил молил деву о свидании. В довершение еще и простыл, так как четверостишие завершилось сотрясающим гостиную чихом.
Появление девушки лишь самую малость оживило женское общество. Отрубина подмяла подушку локтем и оглядела вошедшую без особого интереса, помаргивая, будто спросонья. А компаньонки оторвали носы от вязания и книги.
Тиса коротко представилась женщинам и протянула письмо хозяйке. Марья Станиславовна донельзя медлительным движением белых пальчиков, усеянных перстнями, надорвала бумагу, вынула письмо из конверта. Чтение короткой записки заняло целых пять минут. Компаньонки в ожидании вытянули шеи, словно две подслеповатые гусыни.
– Ах, Нестор, – наконец протянула Отрубина, откладывая листок. – Право слово, я едва помню своего двоюродного брата. Мы были сущими детьми, когда виделись в последний раз. Такой милый мальчик, он не расставался с сачком все лето, ловил всяких букашек, сажал их в баночки. Жаль, отбился от семьи, выбрав себе это жуткое занятие и странное место для проживания, уж простите за прямоту, милая.
– Что за занятие, матушка? – полюбопытствовали «голубые чепцы».
– Чин судейства в пограничном поселении.
«Ох-ох», – закачали головами компаньонки, но как-то вяло.
Тиса представила Нестора Обло с сачком, гоняющимся за бабочками, и усмехнулась по себя. Да, теперь он не букашек сажает в баночки.
– Но я его понимаю. Наши увлечения – наши крылья, – протянула хозяйка гнусавым голосом, – в полете обретаем счастья миг! Это из пьесы «Орив». Неужели не слышали о подобной? О Единый, о чем это я? Конечно, бедняжка никогда не была в театре.
«Ох-ох», – «голубые чепцы» снова пришли в движение.
– Но в вашем городе есть хотя бы клуб, дорогуша?
– Нет, ваша милость.
– Как печально. – К непробиваемому умиротворению в лице матроны все же добавилась толика жалости.
Тиса до сих пор и не подозревала, что, оказывается, так жестоко была обделена. Но решила не рассуждать на эту тему, а дождаться решения хозяйки по поводу просьбы в письме. Но, по-видимому, Марья Станиславовна Отрубина не торопилась в этой жизни ни в одном деле.
– Вы играете на музыкальном инструменте? Или поете? – продолжала она пытать гостью.
Тисе пришлось признаться, что эти таланты обошли ее стороной. Наверняка такие ее ответы приведут к тому, что все же придется искать съемное жилье, как и предполагала изначально. Возможно, к лучшему. Все же такой пышный дом вызывал у нее стесненность.
– Уж лучше вашей Лизоньки никто не поет, матушка, – подала голос одна из компаньонок. – Ее голосу позавидовал бы и соловей.
– Моя дочь и в самом деле великолепно музицирует, но, к сожалению, редко когда пребывает в подходящем настрое, – благодушно произнесла Отрубина. – Очень жаль, что вы не музицируете. Тогда, быть может, м-м… вы почитайте мне сонет. А то Есения уже устала.
Смиряясь с чудачеством хозяйки, девушка присела на край кресла и приняла из рук «чепца» томик стихов.
– Твой дивный лик в вуали ночи я не устану созерцать, и твои губы, носик, очи, и твою грудь, и твою стать…
Тиса читала и не могла отвязаться от мысли, что поэт явно стремился разобрать свою избранницу на мельчайшие части, а затем каждой отдельно написать по оде.
Отрубина откинулась в подушки и закрыла глаза.
– Она читает лучше, чем ты, Есения.
Компаньонка обиженно чихнула.
– Фоня, отведи гостью к Рине, передай ей, что я велю выделить комнату. И пусть затопит баню, – обратилась хозяйка к служанке, что ожидала распоряжений у двери гостиной.
– Я бы не хотела стеснять, – призналась Тиса.
– И не стесните, – зевнула в кулачок Отрубина, – если будете вести себя тихо и лишний раз не станете попадаться на глаза его милости. Лев Леонидыч – очень занятой человек. Очень. Последний месяц он даже ни разу не был в театре.
Компаньонки округлили глаза. Неслыханная самоотверженность главы дома вселяла в них благоговейный страх.
– Ступайте, милочка. Думаю, вам не терпится передохнуть с дороги, – закончила благодетельница. Тема успела ее утомить.
Тиса искренне поблагодарила. Приятно, что она избежала досадных расспросов о своей жизни и о том, что за дела привели ее в этот город. В глазах тетушек читалось любопытство, однако саму Отрубину не интересовала эта сторона жизни нежданной гостьи: хозяйке дома был просто скучен любой разговор, не касающийся литературы, музыки или иных искусств.
Выйти из гостиной так просто не удалось. Сначала из коридора послышался детский визг и топоток, и через миг в комнату юркнула взъерошенная палевая кошка и нырнула ужом под хозяйский диван. «Голубые чепцы» испуганно охнули. Следом за домашним питомцем вбежал ребенок лет трех, оглядев с хулиганским видом гостиную, бросился к дивану. С ходу плюхнулся на живот и пополз под материнский свисающий с дивана подол. Застав на месте пятнистую беглянку, малыш пронзительно завизжал от радости.
– Санюшенька, не кричи, заюшка. – Отрубина свесила руку, желая коснуться белокурых кудряшек, но малыш увернулся из-под руки матери, настырно пытаясь выудить кошку из-под дивана.
В дверях гостиной появилась запыхавшаяся старушка в переднике. Косынка съехала с ее макушки, седые волосы были всклокочены.
– Ох, Марь Станиславна, стара я уж для салок-то. Не поспеваю. Лизочек тихоней росла, а этот кубарь, да и только. Ни чуточки не усидит на месте! – Нянька проковыляла к малышу, держась за поясницу. – Саняша, иди ко мне, голубчик. Матушка отдыхает.
– Пойдите в сад, Дося, – предложила Отрубина. – Санюше полезен свежий воздух.
– Как полезен, ох как полезен! – оживились компаньонки. Похоже, они знали, что значит Санюша в гостиной. Тиса улыбнулась одним уголком губ.
На миг всех оглушил победный клич мальчишки, которому удалось-таки ухватить кошку за хвост. Без боязни оказаться оцарапанным, малыш вытащил животное и с радостью притянул к себе. Кошка упиралась всеми четырьмя лапами ему в живот, но это не спасло ее от жарких дружеских объятий.
– Котя! – умиленно выдохнул мальчишка. Затем снова взвизгнул – «котя» не оценила безмерной любви к собственной персоне и предприняла отчаянный рывок к побегу. Тщетно.
– Сыночек, у матушки виски уж гудят, – Марья Станиславовна положила ладонь на лоб. – Пойди, родной, погуляй с нянечкой в садочке. Пойди, мой ангел.
– Никачу!
Что было дальше, Тиса наблюдать не стала. Ей в самом деле не терпелось отдохнуть, но еще больше – попариться в бане, чтобы наконец почувствовать себя человеком, а не замызганной дорожной кладью с обмятыми боками, которую две недели трясло на ухабах от яма к яму. Поклонившись хозяйке дома, она покинула гостиную и последовала коридорами за худосочными косицами горничной. Фонька оказалась молчаливой лишь до первого вопроса. Потом же с удовольствием рассказала гостье, в каком крыле располагаются хозяйские покои, где столовая, банная, уборная. Экономка Рина Степановна, рослая женщина с невероятно прямой спиной и широкими плечами, восприняла приказ хозяйки с невозмутимостью часового на посту. Она не высказала ни слова недовольства, впрочем, как и благожелательности. Откуда бы? Новый рот в доме, нежданные заботы, дополнительные траты.
Комната, в которую экономка определила Тису, располагалась на третьем этаже в самом конце коридора левого крыла. Она была свободнее, чем ее родная в Увеге, но при всей своей вылизанной чистоте и заправленной без единой складочки кровати – безликая, хотя все необходимое – и даже больше, если принять во внимание писчий столик – здесь имелось. Пришел Прошка с ее вещами и сгрузил саквояж и голубиную клетку на домотканый половичок у двери. Тиса дождалась, пока останется одна, и закрыла дверь комнаты. Прислонилась к ней спиной и вздохнула. Она все никак не могла принять, что это происходит с ней наяву. Что теперь она будет жить у незнакомых людей, обретаться в чужих стенах, спать не в собственной кровати. Девушка подавила в себе внутреннее отторжение к окружающей обстановке и подошла к окну. Не все так плохо. Вот, например, вид из окна весьма любопытный – на улицу с речным каналом. Да и вообще. Когда она еще побывает в таком большом городе? Интересно будет погулять по его улицам.
Внутренние уговоры подействовали несколько однобоко. Она вспомнила дом и снова затосковала. Отец, Камилла, Агап, Ганна и все-все. Сейчас она бы обняла даже Цупа как родного. Но, увы, они далеко. Она сама по своей воле покинула их.
– Ничего, – прошептала девушка, – я сделаю то, ради чего сюда приехала, и вернусь домой. Может статься еще, что профессор Мо Ши меня не примет и я вообще здесь не задержусь. Но лучше, если бы принял и за пару недель обучил основным правилам обращения с даром.
В частности, ее очень интересовало, как избавиться от нахальных, самовольно вламывающихся в ее мозг видений одного конкретного человека.
Да. Она уже не желала полного освобождения от дара, как раньше. Почувствовала, что значит всегда иметь возможность «видеть» близких людей, находясь хоть за сотни верст от них. Вот и сейчас, стоило подумать об отце, как туман уже дразнил ее, трепеща белесым лоскутом пред внутренним взором. Прилечь на идеально заправленную кровать Войнова не решилась и прошла к козетке, где и расположилась не сказать, что очень удобно, но вполне сносно. Хоть на минуточку взглянуть.
Туман радостно потянулся к ней бесплотными лапами. Окутал, словно шелковый кокон куколку шелкопряда, бережно покачал в своих объятиях. И послушно схлынул. Площадь наполнял мерный топот выполняющих пробежку солдат. Подразделения огибали гору обломков у основания обрушенной оружейной стены и леса, приставленные к оной. Трое каменщиков трудились над зияющей в кладке дырой.
– …Спору нет. Но тогда как быть с покупкой лошадей, Лазар?
Отец повернул голову, и Тиса увидела Кубача. Шевельнулись губы, и родной голос ответил:
– Купим, когда «убыточные» деньги придут.
– Как пить дать не дождемся, – фыркнул в длинные усы Кубач. – Будто ты их не знаешь?
– Главвэй Демьян Невзоров заверил, что возмещение будет.
– Да-а? – удивился Кубач. – Он так и сказал? А когда, не уточнил? Ну коли так, то авось и пошевелятся. Хотя даже с пинком, помяни мое слово, хорошо, если к весне очухаются да пришлют кого к нам.
Разговор продолжился, и Тиса какое-то время еще слушала родной голос, затем вынырнула из видения.
Слава Единому, отец в порядке, в отличие от нее. Произнесенное им имя вэйна вновь заставило вспомнить того, кого она пыталась забыть. Настроение тут же сползло к ножке козетки, а из горла вырвался вздох. И все же усилия последних недель не прошли даром – она уже не чувствовала себя абсолютно несчастной, как раньше, и даже в какой-то мере с благодарностью и смирением начала воспринимать прочно залегшую на дно сердца боль. Тиса поднялась, прошла к саквояжу и раскрыла его. Разложив в шкафу свои немногочисленные вещи, она аккуратно вынула из сумки тяжелую толстую книгу. Возможно, кто-то удивился бы тому, что молодая женщина вместо дополнительных пар платьев, туфель и чулок потащила в дальний путь пудовый философский трактат об истине. Любая нормальная девушка предпочла бы книге одежду, но она себя к нормальным давно не причисляла.
Тиса обняла трактат и прижалась к ребру обложки подбородком. Так случилось, что за последние недели эта книга стала для нее фундаментом морали, в которой, к ее радости, исключались любые лазейки для помилования лжи. Войнова поглаживала старый переплет, читала постулаты об истине и свидетельства губительности кривды и чувствовала, как выстраиваются в упорядоченную цепь ее смятенные мысли, уходят сомнения в правильности принятого решения, поднимается со дна души задремавшее было праведное негодование. Сейчас даже читать не пришлось, все нужные строки всплыли в памяти.
Девушка, не выпуская из рук трактат, уверенно легла на кровать. Давешняя боязнь смять покрывало бесследно исчезла.
Рич, Агап. На этот раз она пожелала увидеть их.
Нос защекотал запах дезинфицирующего раствора, которым Глафира мыла половицы в лечебном корпусе военной части. В старческих руках зеленела закупоренная пробкой бутыль с настойкой. Заскорузлые пальцы приклеили к стеклу бумажку с надписью «Настой каштановый от кровесгущения».
Лекарь оторвал взгляд от бутыли, и Тиса увидела Рича. Сумрак приемной не сумел скрыть блеск черных глаз юного оборотня.
– Я хочу найти наш табор, дед Агап, – заявил мальчишка. – Раз они не возвращаются, я сам их найду! Я теперь здоровый, я уже не маленький.
– Но и не взрослый, чтобы одному шастать по империи, – проворчал старик.
– Я ведь через лес, никто и не заметит. Вы же отпускали меня с Тисой Лазаровной?
– Так то ж с Тисой, – не сдавался Агап. – Одного не пущу, и даже не думай сбежать, уши откручу, не посмотрю, что оборотень!
Мальчишка повесил нос. И Тиса почувствовала, как лекарь беззвучно вздохнул.
– Ладно, будет тебе кручиниться. Придумаем что-нибудь, поедем вместе, коли придется, но одного не пущу, – уже мягче произнес старик и ободряюще сжал плечо Рича ладонью. Улыбка ребенка стала ему наградой.
Тиса очнулась от видения как раз вовремя. В дверь стучали. Случилась радость – ее приглашали в баню.
* * *
После парной удалось заснуть на пару часов. Усталость одолела. И если бы не очередной стук в дверь, то девушка проспала бы до самого утра, блаженствуя от того, что наконец лежит с вытянутыми ногами. В тесной почтовой повозке о таком удовольствии можно было только мечтать.
Хозяева приглашали на ужин к шести часам.
Отказаться Тиса не решилась. Пришлось со вздохом вставать, расчесывать еще не до конца просохшие спутанные волосы, затем собирать их в тугой узел на затылке и закреплять шпильками и лентой. С одеждой мороки получилось не меньше – длинная юбка и блузка, которые она посчитала нужным надеть, выглядели настолько измятыми после саквояжа, будто ими конопатили сруб вместо пакли. Поиск гладильни в незнакомом доме занял время, оттого не успела явиться к ужину вовремя.
Когда девушка переступила порог трапезной, за большим овальным столом уже сидела знакомая ей компания. Во главе – хозяйская чета Отрубиных. Марья Станиславовна, необъятно-благодушная. По правую руку от нее ее благоверный супруг терзал ножиком свиную отбивную. Компаньонки Есения и Оливия бодро жевали, где-то растеряв былую вялость. С противоположной стороны стола на высоком деревянном троне восседал Санюша. Он дрыгал ножками, вертелся и удивительным образом не падал. Как позже выяснилось, стульчик имел вэйновский наклад – с него невозможно было упасть. При малыше хлопотала седая Дося. Нянька прибаутками уговаривала ребенка открыть ротик, чтобы успеть всунуть в него ложку овсянки.
Впрочем, в столовой имелось и новое лицо. Девушка лет восемнадцати, необычайно красивая. Она сидела по правую руку от его милости. Точеный профиль, розовые чувственные губки. Светлые локоны гордо покоились на высокой груди и отливали золотом в ровном свете дюжины вэйновских свечей, наполняющих настольный канделябр. Красавица имела схожие черты лица с хозяйкой дома и такую же белую, как у старшей Отрубиной, кожу, но в силу молодости еще гладкую и буквально излучающую здоровье. Тиса с сожалением подумала о том, что она сама никогда не выглядела настолько свежо.
– Вот, Лёвушка, это та девушка из Ижской губернии, о которой я тебе говорила, – Марья Станиславовна замедленным движением руки указала на опоздавшую к столу Тису. – Она поживет у нас.
Отрубин приподнял бесформенные брови, оглядел девушку с высоты своего положения и, так и быть, снисходительно кивнул.
– Полагаю, девица из приличной семьи? – спросил он, накалывая на двурогую вилку кусок отбивной. Тиса скорее угадала вопрос по губам, чем услышала.
– Можешь не опасаться, дорогой. Из вполне приличной, – ответила ему супруга в полный голос, отчего его милость поморщился. Недовольство супруга Марья Станиславовна даже не заметила. – Дочь капитана военной части, очень ответственная и благовоспитанная девушка. Присоединяйтесь к трапезе, милочка, не стесняйтесь.
Войнова вежливо улыбнулась. Приметив свободный прибор за столом, девушка опустилась на стул рядом с Есенией. К ней тут же подоспел с соусником слуга в белом накрахмаленном переднике и предложил откушать гусиный гуляш со спаржей. Тиса не стала упираться.
– Думаю, Лизоньке не помешает общество сверстницы, а то она уже совсем замалевалась в красной гостиной, – продолжала невозмутимо Отрубина. – Прости меня, моя душечка, – обратилась она к дочери. – Я безмерно люблю живопись, ты знаешь. Картины Розе, Ляпинского, Букина восхитительны. Когда я посетила музей Ладыни, это было истинное наслаждение. Какая «компузиция», какая утонченность мазка…
Далее последовало отступление в историю искусств. Компаньонки даже жевать перестали, рты раскрыли. Дося могла бы и им положить по ложке овсянки, те бы даже не заметили. А ведь действительно интересуются, подумала Тиса, и только они, пожалуй. Молодая Отрубина скучала, поглядывая в окошко, и разве что только не зевала. А отец семейства будто что-то подсчитывал в голове, кусал губы и давил вилкой горошины в салате.
– Не обессудь, детка, – Марья Станиславовна вернулась к тому, с чего, собственно, начала. – Все же я считаю, игра на пианино у тебя получается гораздо лучше, нежели малевание.
«Детка» нахмурила брови, изобразила на лице выражение непонятого таланта и заявила, что намерена дописать задуманный этюд во что бы то ни стало. Просто она еще не нашла нужную «компузицию».
– Вот Николка до сих пор кораблики клеит из дощечек в кадетском училище. Пятнадцать лет, а все как младенец, – фыркнула Лиза. – Ему вы ничего не говорите, даете столько денег, а он их на всякие шалости изводит.
– Твоему брату не выбирать себе партию в ближайшие сезоны. – Отец семейства отвлекся от подсчетов в уме и поддержал жену. – Матушка права. Тебе нужно реже проводить время за рисованием и больше бывать в обществе.
– Не сомневайтесь, Лев Леонидыч. Лизочек составит самую лучшую партию! – на удивление складно, словно неделю репетировали, заговорили компаньонки. – Как иначе-то? На последнем приеме у мэра наша красавица произвела такой эпфект! Не успела и в залу ступить, как все танцы разобрали нетерпеливые кавалеры.
– Надеюсь, из приличных семей кавалеры?
Тиса мысленно улыбнулась. Похоже, его милость живота не жалеет, радея за благопристойность окружения дочери.
– Богатые женихи, – закивали «чепцы», – молодой баронет Рыков, граф Озерский, купец Ладушев. Мэр Проскулятов аж три танца просил.
– А этот, как его, м-м, беспорточник этот, Лыков, больше не докучает тебе, Елизавета? – Отец семейства воинственно поднял вилку.
– После того дня, как ты его взашей велел спустить с лестницы, я его больше не видела. – Красотка безразлично дернула плечиком.
Удовлетворенный ответом, Отрубин опустил вилку.
– И пусть более не показывается на глаза, наглец. Неслыханная самонадеянность! Удумал, голь бескарманная, руки благородной барышни просить. Нос не дорос!
– А мне этот благочинник напомнил одну картину Розе из музея, – протянула Марья Станиславовна. – «Юноша с гончей» называется. Одно лицо, право слово. На плечах – накидка тигровая, на голове – берет с фазаньим пером.
– А вы, должно быть, замужем, Тиса Лазаровна? – спросила Оливия, обратившись к приезжей.
Надежда просидеть незамеченной до конца трапезы потерпела крушение.
– Нет.
Войнова поймала на себе довольный взгляд хозяйской дочки – не ей одной отдуваться за вечер.
– Но вам же уже больше двадцати? – подхватила разговор Есения.
– Мне двадцать шесть.
От красноречивых взглядов из разряда «бедняжка, наверняка так и останется в старых девах» в горле застрял кусок лепешки. Даже Лев Леонидович не удержался, чтобы не покачать головой. Слава Единому, вскоре разговор снова вернулся к Николеньке. Отрубины ждали сына из училища домой на Сотворенские каникулы и готовились к встрече.
Ужин завершился громким выступлением Санюши – мальчик стал плеваться в няньку кашей и требовать, чтобы его спустили со стула. Сие стало благословенным освобождением от затянувшегося застолья.
Перед уходом в «будуар» Марья Станиславовна объяснила гостье, что завтраки хозяевам в этом доме подаются каждому в свои покои. Ей же, чтобы позавтракать, нужно будет спуститься на кухню. Войнова услышала, как Лев Леонидович велел дочери показать гостье дом и объяснить местные порядки. Впрочем, не заметив воодушевления на лицах обеих девушек, милостиво разрешил отложить ознакомление до завтра.
Тиса сбежала в свою комнату и восприняла тишину как блаженство. Она думала, что унесется в страну снов, стоит ей лишь доплестись до кровати, но ошиблась. Погасив вэйновскую свечу – да, в этом доме не скупились на освещение, – Тиса устроилась под одеялом. Сон задерживался. Впечатления этого дня вкупе с составлением плана на завтрашний помучили ее уставший мозг еще час.
Глава 2
Евсифонова школа
Белая пелена коснулась ласковым приливом щиколоток, поднялась выше и накрыла с головой, принеся с собой запахи чернил и кожаной обивки. Затем предательски соскользнула, оставив ее сидеть в просторном мужском кабинете. В просвет бурых незадернутых гардин заглядывало робкое утро. Высокие шкафы из благородного тика вдоль стены. Напольные часы раскачивали тяжелый маятник. На отполированной поверхности письменного стола растянулось пятно света от необычной лампы – вэйновской, со стеклянной колбой, внутри которой роились мелкие светящиеся мошки.
Тиса догадалась, где она, и сердце напряглось. В желании избавиться от видения она сделала над собой усилие сбросить видение, покинуть тело, не видеть этих мужских рук, выводящих аккуратную строчку на конверте. Бесполезно. Как и прежде, она не смогла уйти по собственной воле. Подобно кошке в объятиях Санюши Отрубина, она ничего не могла поделать с пленившим ее видением. Оставалось лишь надеяться, что дар быстро наиграется и отпустит.
Вэйн перевернул конверт, загладил клапан. Бумага гладкая и дорогая на ощупь. Чиркнув каким-то предметом, похожим на усовершенствованное огниво, колдун подпалил фитиль сургучной пластины. На конверт упали тяжелые капли смолы. Печать с именным вензелем довершила дело.
Послышался короткий стук. В дверях кабинета появился светловолосый паренек в гимнастерке, испачканной чернилами на манжетах.
– Роман Валентович прибыл, и, говорят, не в духе. Вы просили сообщить.
– Хорошо, Мокий.
Знакомый голос заставил ее душу снова вздрогнуть.
Вэйн поднялся из кресла и протянул конверт подчиненному.
– Дуй на почту, пусть отправят в Ясноград без проволочек и лично доставят в руки князю Невзорову. В записях не фиксируй.
Паренек принял конверт. Заверил, что все сделает, и благополучно ретировался.
Тиса не смогла сдержать едкой мысли: «Значит, вот как мы не общаемся с дядюшкой».
Дверь раскрылась шире, впуская еще посетителей. Час от часу не легче. Знакомые товарищи-сплетники!
– Демьян Тимофеевич, оба ваших запроса подтвердили, – сообщил Нестор. – Переходы предоставляют без задержек. После последней заварухи там теперь навели порядок.
– Расшевелили мы сонное царство, Демьян Тимофеевич! – нарочито весело сказал Родион.
Главвэй направился к выходу, и порук услужливо придержал перед ним дверь. На пороге Демьян задержался.
– В группе Горохова сейчас нехватка рук, на ближайшие недели оба поступаете под его начало.
Ответив на пару организационных вопросов поруков, главвэй покинул кабинет и приемную. Спустя пять минут петляний по сумрачным коридорам ССВ он оказался в длинном холле. Навстречу выпорхнула девица в лиловом платье с кружевным жабо на груди и засияла улыбкой.
– Политов? – спросил главвэй.
– Он у себя, Демьян Тимофеевич.
Высокие двустворчатые двери с серебряными ручками в виде тигриных голов оказались распахнуты наполовину. Крепкого телосложения, как дубовый пень, мужчина лет пятидесяти в белом парике с косичкой на затылке стоял у окна и хмуро просматривал бумаги в толстой папке.
Заметив в дверях вэйна, тут же махнул рукой.
– Заходи, Демьян! Погляди на сие непотребство! – Он нетерпеливо тряхнул бумагами. – Третий язык уже, а зацепок покамест с мордоклювову селезенку! Что, спрашивается, мне докладывать министру?
Вблизи Тиса разглядела незнакомого человека. Широкий круглый лоб с блеском, не менее широкий подбородок, выдающийся нос, кончик которого подергивался при восклицаниях. Одет мужчина в идеально выглаженный двубортный мундир темно-зеленого цвета о восьми золотых пуговицах, строгого кроя, из дорогого сукна. На плечах – эполеты с короткой бахромой. Кабинет управного был не менее представителен – резная мебель из массива черного дуба, надраенная до глянца. На длинном столе – бумаги и странные металлические предметы, назначение которых Тисе было неизвестно. Еще одна лампа-колба, но в отличие той, что в кабинете главвэя, эта была вычурной – из черненого серебра в виде спящего дракона, обнимающего яйцо. Над столом на стене висели два мужских портрета в тяжелых рамах. В одном Тиса признала нынешнего императора Лароссии – Гория Первого. Рассмотреть, кто изображен на втором, так и не удалось. Демьян отвернул лицо к собеседнику.
– Следы обрываются на пепелищах. Хибары, землянки, кабаки, – продолжил хозяин кабинета. – Разумеется, фон вдрызг! Считать так ничего и не смогли. Лучшего забеливания мир еще не придумал. Тот, кто собирает невесомые, знает, что делает, Невзоров.
– Что это не простой коллекционер, я понял еще в Ижской, Роман Валентович. Наклад влияния четырнадцатого порядка, да и организация сложная, не по новичку наклады. Отступник из высших.
– Дракон подери! – досадно процедил управной. – Только его нам недоставало. И так шесть сухарей висят. Еще в Родожках близ Панокийской Ляди источник выплеснулся. Три группы латать отправил!
– А что округа? Местных опросили? Ведь кто-то мог заметить заезжих.
– Горохов со своими прочесал весь поселок при тракте в Ивантеевке. Были несколько человек из тех, кто мог что-то знать. Странным образом все погибли: кого суком при ветре пришибло, кто отравился сушеными грибами.
– Я взгляну на отчеты, Роман Валентович?
– Бери.
В руки главвэя перешла папка с бумагами, и Тиса почувствовала всю тяжесть чьих-то трудов.
Управной взял с тумбы портсигар с искусной чеканкой на крышке, изображающей герб Вэйновия, и минуту спустя мужчины задумчиво закурили, подперев спинами подоконник. Если бы это горло ей подчинялось, Тиса давно бы раскашлялась от дыма.
– Отличный табак, – похвалил главвэй.
– Неплох, признаю. Но до шуйского не дотягивает, – цокнул языком Политов, – не такой душистый, да и выгорает быстрей.
После очередной затяжки управной снова заговорил.
– Что-то не дает мне покоя, Невзоров. Вот здесь, – он надавил на грудь кулаком, – кошки скребут. Министр требует имя этого ловкача. Эх, зря я дело по последнему невесомому Горохову отдал. Как я мог одобрить твой перевод, не понимаю. Не дара ли твоего проделки?
– Наклады на этих стенах еще никто не отменял, – усмехнулся главвэй.
– Что есть, то есть, – согласился управной спецоперативного отдела вэйностражи, – однако зря поторопился я с решением. Тебе еще рано в стратегический. Может, вернешься?
Тяжелый взгляд из-под кустистых бровей не пронял главвэя.
– Не думаю. По крайней мере пока. А беспокойство ваше пустое, Роман Валентович. Игнат справится. Я видел его в деле.
– Ладно. Поглядим.
– Я снова имею смелость вернуться к своей просьбе.
– Ах да, – хмурясь, управной пыхнул сигарой, – секретка… Да взял я, взял. – Он хлопнул себя по мундиру, затем пошарил за пазухой. В руках его появилась медная, вся позеленевшая от окиси и времени цепь с тяжелым продолговатым хрустальным кулоном размером с мизинец. – Странная твоя просьба, Демьян. Не знаю и знать не хочу, для каких целей тебе понадобилась эта стекляшка, только я бы на твоем месте такими игрушками не баловался. Кто знает, какие могут быть последствия. Переговоры?
– Вроде того.
– Этот угн был сделан еще задолго до Панокийской неизвестным мастером. Точность высокая, но штука коварная, мало проверенная. Следи за шкалой.
– Я ознакомился с его свойствами, – поторопился заверить главвэй. – Постараюсь не злоупотреблять. Благодарю. – Он принял цепочку у управного и спрятал кулон в карман.
– Ну, не мне тебя учить, Дем. Голова у тебя на месте всегда была. А теперь еще титул князя в наследство перепал. Старуха-проруха, – раздраженно, но без злобы бросил управной. – Хитер ты, Невзоров. Суметь скрыть подобную родственную связь в наших рядах, где при приеме на службу исподнее перетряхивают! Родовое гнездо в Яснограде, если память не изменяет? – Дождавшись кивка Демьяна, озабоченно добавил: – Кабинет-то в спецоперативном никак маловат станет. Уйдешь в политикус?
– Рано еще об этом говорить, – поморщился главвэй.
– Когда примешь титул, поздно будет. Обещай мне еще год, Демьян.
– Обещаю. Однако не пойму, откуда такие выводы, Роман Валентович. Вы сами, помнится, имеете герб, но общество вас знает и уважает не как графа Политова, а как управного ССВ. В истории полно примеров замечательных мужей, которые не прикрываются титулами, а служат империи по долгу и совести на всевозможных нивах. Их вклад в развитие Лароссии говорит за них сам. Титулусы же, на мой взгляд, – нарядная вывеска. Что продавать, лавочник определяет сам.
Слова главвэя зажгли в глазах управного молодой огонек – огонек предвкушения славного спора.
– Не скажи! Вывеска тоже много значит. Знатный ювелир не может позволить себе захолустный фасад лавки, а гончару средней руки не место на Большой Сотворенской. К чему ему вывеска из позолоченной лепнины?..
Политов продолжал говорить. Только дар решил, что представление окончено, и закрыл занавес из непроглядной тьмы.
Тиса села в кровати, провела ладонью по лбу. За окном постепенно светлело, и комната заполнялась серыми сумерками. Девушка привычным движением погладила наручные часики и со вздохом прошептала: «Я так надеюсь, что это скоро закончится, мама». Шесть ажурных серебряных стрелок беззвучно продолжали свой путь по циферблату. Войнова закусила губу. Ну что за досада, даже эти часы напоминали ей о нем. «На долгую память», так сказал вэйн. Нет уж! С памятью она договорится. Вот только дай Единый избавиться от самовольных видений.
Столовую – ту, что при кухне – домочадцы называли меж собой хлебной. Небольшая, но вполне уютная. Длинный сосновый стол под окном. Его окружали стулья с изящно гнутыми ножками. Сиденья, обитые в прошлом цветной, а ныне серо-бурой гобеленовой тканью, продавлены посредине. Очевидно, стулья по старости списали с верхних этажей и отправили сюда доживать свой деревянный век. В буфетах блестел фарфор золотыми окаемками, на стенах пестрели цветочно-расписные подносы, а в углу на бочке распузенился большущий самовар.
Не зная, заявить ли о себе в кухне или подождать, когда ее заметят, – все-таки утро раннее, можно ли рассчитывать на завтрак в такое время? – Тиса взглянула в окно. За мокрой беседкой, густо оплетенной черными ветвями старого винограда, белел амбар. По тропинке его огибал мужик с ручной тележкой, нагруженной парой мешков. Следом за работником трусила четверка крупных вислобрюхих псов. Из-за таких вот хвостатых охранников лучше не рисковать в одиночку прогуливаться по имению, подумала девушка.
– Тиса Лазаровна, вы сюда завтракать?
Войнова обернулась. На пороге хлебной знакомая горничная повязывала фартук.
На короткое «да» Фонька удивленно шмыгнула курносым носом.
– И чегой вы так рано поднялись? Не выспались, поди.
– Не спалось. – Тиса пожала плечами. Она и сама знала, что дар уже наградил ее фонарями под глазами – как меткий драчун.
На радость постоялицы Фонька кликнула широкобедрую девчонку Лашу из кухни, и та вскоре накрыла стол. На завтрак – любимые хозяевами вареные яйца всмятку, нежнейшие плюшки с корицей, кусочек сливочного масла, топленое молоко и розовая полоска ветчины. Тиса поймала себя на мысли, что еда показалась бы ей еще вкуснее, если б не была даровой. Надо сказать, вчерашний ужин она восприняла спокойно на этот счет. Сейчас же чувствовала неудобство. Даже понимание того, что в Лароссии бытует обычай хлебосольно привечать и давать бесплатный ночлег гостям, ничего не меняло. Поразмыслив, девушка решила поговорить с хозяйкой об оплате, но осторожно, чтобы ненароком не обидеть. А откажется – так отблагодарить подарком. На мысль о подарке память услужливо вынула из своих закоулков изображение хрустального кулона из утреннего видения, затем вспомнился и тот, кто этот кулон заполучил.
Тиса решительно тряхнула головой. Пока думы не завели в терновую чащу, из которой выбраться тяжело, не исколов сердце, подхватила немытую посуду и понесла в кухню. Оказалось, что за тяжелой дверью стряпущей работа уже вовсю гремела – кастрюлями, плошками и громким командным голосом. И лишь когда на нее уставилась недоуменная поварня во главе с хмурым толстоногим поваром в белом колпаке, девушка осознала, что сделала что-то неположенное. Всунув в руки Лаши немытые миски, Тиса покинула паркую кухню.
На лестнице она столкнулась с экономкой. Рина Степановна при виде новой жилицы нахмурилась и все же на прямые вопросы хоть и без радушия, но ответила. Достопочтимое семейство в самом деле не встает в такую рань. Также экономка объяснила, как пройти к центру города. Расспрашивать же дорогу к школе одаренных Тиса не решилась – из опасений вызвать к себе ненужный интерес.
За ночь подмерзли лужи, покрылись по краям паутинкой льда. По куполу зонта крапал холодный дождь. Несмотря на это, прогулка пешком дарила истинное удовольствие. После длительной поездки в карете теперь в коляску и калачом не заманишь. Наездилась на год вперед, спасибо. Топая вдоль балюстрады, Тиса то и дело поглядывала на поражающий четкостью линий канал – зажатую отвесными каменными стенами реку Патву. Так порой и судьба берет нас в тиски и ведет по начертанному, одной ей известному пути. Странно. Ведь если бы не тот случай двенадцатилетней давности на перевале, она могла бы провести в этом городе свою юность. Жить и учиться. Бродить по этим мощеным тротуарам, так же смотреть на воду и красивые дома. Но… это была бы совсем другая Тиса.
Что ж, надо отдать должное изобретательности судьбы – сделав огромный крюк, она все же привела ее в Оранск. Город, лежащий на равнине у подножия горы Орь. Тиса вгляделась в белесую марь, пытаясь разглядеть за черепичными крышами домов очертания этой самой горы. Бесполезно. Должно быть, в ясную погоду ей это удастся, но только не сегодня.
Бережковая уткнулась в Сенную, и Тиса с сожалением отступила от канала и по указке Рины повернула в сторону центра. Всего два квартала, и она оказалась на Боровой, центральной широкой улице города. Трехэтажные дома здесь тесно льнули друг к другу, будто спасаясь от зябкости. Вывески призывали посетить всевозможные лавки и заведения. По тротуарам прогуливались фасонисто одетые горожане – мужчины при цилиндрах, женщины в шляпках. Вопреки серости дня дамы несли ажурные зонтики. Тиса остановилась, чтобы пропустить грузчика, выносившего лотки с хлебом из булочной. Улыбнулась, заметив в окне цирюльни дядечку с бородой из пены. В шляпной лавке две девушки спорили, кому достанется чепец с красной лентой.
Через пять минут от городской оживленности у Тисы закружилась голова. Подождав, пока проедет коляска с двойкой подтянутых гнедых, девушка с осторожностью пересекла дорогу. У внушительной постройки из красного камня с огромной вывеской «Фроловские бани» Войнова перевела дух и спросила у торговки вениками дорогу к школе одаренных.
Как бы ни была великолепна Боровая, Тиса без сожаления сменила ее на длинный переулок. Через полчаса она отыскала Евсифонову улицу и с волнением предстала перед высокими коваными воротами школы, на которых красовалась отлитая из чугуна птица с лицом старухи – Евсифона, сеятельница мудрости и просвещения. Сама школа представляла собой старинное трехэтажное здание с колоннами и серыми от пыли барельефами. Старина чувствовалась не только в нем. Брусчатка, выстилающая двор, похоже, давно не реставрировалась и в нескольких местах зияла широкими выбоинами. На подходе ее обогнали дети, спешащие на урок. Девушка поднялась по надколотым на углах ступеням вслед за ними, толкнула тяжелую дверь и вошла внутрь школы. Ей открылся длинный холл. Под сводчатым потолком висели кованые люстры в виде раскрытых книг, но без свечей.
– Сударыня, пальтишко-то сдайте, – окликнула пожилая гардеробщица, сидящая на скамеечке у стенки.
Тиса с радостью подчинилась.
– Извините, вы не скажете, профессор Мо Ши еще преподает? – поинтересовалась она, получив взамен пальто деревянную дощечку с накарябанным на ней номером.
– Нынче не так часто, как бывало, – охотно ответила женщина. – Сами, небось, понимаете. Заведующий школы как-никак. Вы к нему зачем, простите?
– Письмо передать хочу, – Тиса показала уголок конверта из кармана, внутренне радуясь удаче. Жив профессор, здоров, да еще и глава пансионата!
– Надеюсь, добрые вести-то? – прошептала гардеробщица. – Мо Линич два дня как не в духе. Вчера так меня распек за нерасторопность. Батюшки святы, думала, выгонит.
Войнова заверила старушку, что письмо без плохих новостей.
– Ну, слава Единому. Да вы не пужайтесь, так-то заведующий добрый у нас. Все в библиутеках своих сидит. Сюда, барышня, по лесенке на третий этаж. На двери у него карточка приметная.
Встречные гимназисты не обращали на девушку никакого внимания и спешили по своим делам. На девочках – шерстяные фартуки поверх платьев, с рукавами-крыльями до локтей. На мальчиках – гимнастерки. На вид – самые обычные дети. Хорошо, что одаренность на лбу не написана. А то бы на ее собственном точно горело бы «бестолковая видящая». На подходе к третьему этажу встретилась пара учителей в причудливых париках. Один другому жаловался на лодыжку, которую растянул, оступившись на подходе к школе.
– Дай Единый, чтобы Мо Ши вновь не уговорил министерство на супсидию-с в Вазяковку. Авось и дождемся починки мощенки, Петр Аврельевич.
– Сомневаюсь, дорогой Юсий Яковлевич. Как бы он последнюю не выкорчевал да не продал на базаре ради своего треклятого кургана.
– Я с самого начала знал, что эта затея выльется в пустую трату времени и денег.
– Наипустейшую…
Обойдя замолчавших при ее появлении преподавателей, Тиса преодолела последние ступени. Нужная дверь оказалась неподалеку. Табличка гласила: «Заведующий Оранской школы-пансионата для одаренных Мо Лин Ши». Девушка поцеловала с молитвой звезду, поправила волосы, собранные в пучок на затылке. Несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, затем постучать. Не получив ответа, Тиса с надеждой толкнула дверь. В узкой приемной за столом у окна увлеченно читала книгу женщина в помятого вида шляпке. Заметив Тису, она спешно отложила книгу и прикрыла ее сверху газетой. На пожелание пришедшей увидеть заведующего выпрямила спину и чинно спросила имя посетительницы и дело, с которым та явилась тревожить занятого человека. Выслушав, привратница исчезла в боковой двери. Тиса слышала приглушенный диалог и молилась тому, чтобы профессор вспомнил маму. Вскоре женщина вернулась и велела ждать десять минут.
Тиса засекла время на часиках. Помощницу выманила из кабинета приятельница – той не терпелось обсудить роман, который женщины читали на пару. Тиса осталась в приемной одна. Минули положенные до аудиенции десять минут, а секретарь так и не объявилась. Подождав еще немного, Войнова решилась сама зайти к заведующему.
Гардеробщица не лукавила. Его кабинет действительно напоминал библиотеку, к тому же не убиравшуюся со времен Антея. Куда ни глянь – всюду разбросанные книги, чертежи, карты, подшивки пожелтелых старых газет. На стенах пришпилены листки с какими-то заметками. Двое человек вели разговор на повышенных тонах, склонившись над какой-то книгой с пейзажными зарисовками.
– В который раз вам говорю, не мог я ошибиться, Мо Линич! – Высокий светловолосый мужчина лет тридцати нетерпеливо листал страницы. – Место для раскопок выбрано верно – четвертый сектор по епсуле, десятый оринталь. Если не верите, м-м… да где ж эта сноска?! Вот! – Ткнул пальцем в какой-то абзац. – Читайте, коли не верите! Дорофей Оприцкий ссылался на эту самую карту. Сектор выверен по ней по всем правилам. – И он с чувством восстановленного достоинства указал на карту местности, на которой лежала книга.
«Орская губерния, 5012 год», – прочитала Тиса и сразу же исполнилась глубоким уважением к пергаменту.
– Но его там нет! Ничего там нет, кроме отмороженных земляных червей! И, чтобы на сей раз убедить их, Климентий, – хозяин кабинета указал пальцем в потолок, – ты должен предоставить что-то более убедительное, чем твоя сноска и липовый сектор!
– Он не липовый, Мо Линич!
– Липовый!
Они смотрели друг на друга, словно два драчливых петуха со Жнуховой горки. Маленький профессор щурил и так довольно узкие глаза на круглом как бубен лице. Курчавый всклокоченный белый парик придавал старику задиристый вид. Его молодой и высокий противник вытянул шею, поднимая на неземную высоту подбородок, и давил заведующего укоряющим взглядом.
Тиса чихнула в кулак. Нос в отличие от владелицы не чувствовал уважения ни к древнему пергаменту, ни к его благородной тысячелетней пыли.
Посетительница была наконец замечена.
Она поздоровалась и представилась, упомянув девичью фамилию матери.
– Астафьева Леночка… Да-да. А вы, значит, ее дочь, – рассеянно проговорил шуец, пытаясь направить в новое русло непослушные мысли, не желающие отходить от недавнего спора. – Определенно сходство есть. Святой Небел, сколько лет прошло! – Профессор предложил присесть, и Тиса приземлилась на стул, чтобы снова подняться.
– Может быть, я зайду позже? Мне сказали, что вы готовы принять через десять минут, и я…
Шуец на миг задумался, но все же решил не откладывать вопрос, видимо, рассчитывая быстро его решить.
Светловолосый с выражением недовольства на благородном худом лице отступил к окну, прихватив с собой книгу.
– Коли память мне не изменяет, ваша матушка вышла замуж за военного и поехала за ним в… кажется, поселок на границе с Чиванью? – продолжил Мо Ши, присаживаясь в кресло за письменный стол с расстеленной на столешнице картой. Он хотел было положить локти на пергамент, но передумал.
Войнова кивнула, не собираясь отстаивать звание родного города.
– И как поживают ваши достойные родители?
Тиса замешкалась с ответом. Оказывается, она была совсем не готова говорить о матери. Но сказать все-таки пришлось.
– Беда-беда, – огорченно поцокал языком шуец, – как же жалко Леночку! Так рано покинуть наш мир. Единый, даруй ей свою благодать и кущи небесные.
Сочувственная речь была недолгой, и заведующий перешел к насущному вопросу.
– Чем же я обязан столь неожиданному визиту?
Тиса подала конверт.
– Моя рука, – признал Мо, раскрыв письмо и извлекая исписанную бумагу. – О, пожалуй, я припоминаю. Да, Леночка писала мне, что вы стали видеть сны, и хотела, чтобы я посмотрел вас. Так-так… – Он пробежал по строчкам глазами, удерживая пенсне на носу. Брови вздернулись. – Видящая?
В узких глазках профессора появилось любопытство. Войнова кивнула, краем глаза заметив, что блондин оторвался от книги.
– В самом деле? – Шуец заерзал в кресле. – И кого вы видите?
– Людей.
Спасибо Филиппу – разговор с погодником кое-чему научил. Тиса не желала выслушивать дифирамбы своему дару, а затем попасть под гнет уговоров следовать предназначению.
– Так-так… – Профессор отложил пенсне, глядя на девушку.
– Конечно, я понимаю, что уже не подхожу по возрасту… Но, пожалуйста, мне очень важно научиться управлять даром. Очень. – Тиса сложила ладони, умоляюще глядя на шуйца. – Я не ищу глубоких знаний. Мне хватит самых основ.
– Я вас понимаю, – причмокнул губами Мо Ши, – иметь дар и не владеть им – все равно что иметь здоровые ноги и не ходить. Орлу, как говорится, нужно небо! Дайте угадаю. Видения вас посещают крайне редко и спонтанно? Вы не можете вызывать их тогда, когда вам того хочется?
– Вы правы, некоторые вижу спонтанно, – закивала девушка, – с ними как раз и проблема.
– Вот что я скажу вам…
Светловолосый у окна зашелестел страницами и прочистил горло кашлем. На лице профессора интерес сменился кислой досадой.
– Тиса Лазаровна, вы дочь Леночки, внучка Ефросиньи Ларионовны. Поверьте, я бы не смог вам отказать. Но так случилось, что наш класс искунов расфомирован уже семь лет как, с тех пор как в Белограде открыли Лебортовский высший лицей. – Старик сжал кулачки и проворчал что-то витиеватое на шуйском. Вряд ли это было пожелание долгого процветания сему достойному заведению. – Мы лишились сразу нескольких классов и лучших наборов! – Шуец забылся, положил локоть на карту, затем отдернул и поднялся. – Теперь наши ученики мало чем отличаются от обычных гимназистов. Чем теперь удивляет старая Евсифона? Кем? Счетчиками? Скорописцами!? Разметчиками? – Он презрительно фыркнул. – Нам оставили объедки.
– И далеко отсюда Белоград? – протянула огорченная Тиса, кусая губы.
– Пятьдесят верст к югу. – Профессор потер горбинку носа.
Просительница удрученно опустила голову.
Какое-то время шуец задумчиво наблюдал за расстроенной девушкой. Затем обернулся на светловолосого мужчину. Тот отрицательно покачал головой.
– Но у меня все же есть что вам предложить, дитя. – От окна раздалось недовольное бурчание, а заведующий снова повернулся к девушке.
Войнова с надеждой подняла на него глаза.
– На ваше счастье, мой ассистент, Климентий Петрониевич, – старик махнул рукой на стоящего у окна, – преподаватель школы и одаренный Эсто Интаго. Он мог бы вас научить тому, что знает. Если, конечно, вас устроит учеба вне класса, в порядке частных уроков.
Тот, кого назвали Климентием Петрониевичем, быстро прошествовал к столу.
– Можно с вами переговорить, Мо Линич? Всего на одну минуту. – Он потянул старика за локоть.
Мужчины отошли к окну.
– Ученица?! У меня и так дел по горло! Вы сами что недавно говорили? – зашипел возмущенно светловолосый.
– Придется успевать, Ложкин! – неожиданно жестким тоном произнес старик. – Ты же знаешь, что школа сейчас нуждается в…
Заведующий понизил голос, и Тиса не расслышала дальнейшего разговора, но по лицам поняла, что дело решенное, хоть это и не нравится ее будущему учителю.
Мужчины вернулись. Блондин поклонился со скрипом, словно колодезный журавль. Мо Ши щурил глаза.
– Я вынужден вас предупредить, Тиса Лазаровна. Подобное обучение не даст вам возможности получить свидетельство школы.
Ей и не надо.
– Учеба будет вам стоить тридцать рублей в месяц. Сами понимаете, преподаватель будет заниматься только с вами, это не может быть дешево.
Тиса на миг запнулась. Очень дорого, но выбора у нее все равно нет. Кивнула.
– Я согласна.
– Что ж, отлично. – Профессор подхватил разлинованный листок, сел в кресло и стал что-то быстро писать. – Это договор на дополнительные услуги школы, – пояснил он. Заполнив листок, заведующий достал из ящика продолговатую деревянную печать, прошелся ею по чернильной губке и приложил к документу. – Вот здесь подпишитесь. Замечательно. Ваш преподаватель расскажет вам порядок проведения уроков и ответит на все вопросы. – Шуец вперился в ассистента говорящим взглядом.
К достоинству молодого преподавателя, он недолго собирался с мыслями.
– Листок покажете в учетном отделе и внесете в кассу сумму. Занятия будут проходить в Увлеченном клубе. Это на первом этаже преподавательского общежития. Там у меня свой кабинет. Как входите во двор школы, огибаете левое крыло Евсифоны, проходите вглубь школьного сквера, с правой стороны второе здание. Завтра в девять первое занятие, не опаздывайте!
Зеленые глаза ассистента строго блеснули, предупреждая, что поблажек от него ждать не придется.
Тиса заверила, что будет вовремя.
– Подождите, я вам запишу названия книг, которые возьмете в библиотеке.
Последние напутствия преподавателя касались расположения учетного отдела и библиотеки.
Позже, шагая по школе, девушка заглянула в список.
Новиков К.Н. «Esto Intago – основы дара», Линьская А.Л. «История возникновения дара поиска», Кашин П.Т. «Третий глаз. Виды и состояния».
Отлично. И хоть учитель ее заведомо не жалует – конечно, вот радость-то, великовозрастная школьница! – она на него не в обиде. Тиса готова была учиться хоть у красного рогача, только бы найти управу на видения.
Глава 3
Ночные ныряльщики и первый урок
Квитанция об оплате десяти первых занятий легла в карман, опустошив кошель на четверть, а библиотечные книги утяжелили заплечную сумку. Словно тлеющая тонкая лучинка, душу теперь согревала надежда. За воротами школы девушка недолго думала, куда отправиться дальше.
Оранский Воскресенский храм вблизи оказался более чем хорош. Белокаменный, пятилепестковый, с центральным голубым куполом, он был едва ли не втрое выше увежской церкви. Колокольня с кружевными слухами поднималась на пятнадцатиметровую высоту. Чуть ниже звонной площадки башню опоясывал белый смотровой балкон с арочными выступающими опорами. Стоящие на нем люди казались маленькими, а голуби, облюбовавшие балконные опоры, – темными точками.
У внешнего притвора храма просили милостыню нищие. Девушка достала кошель и раздала по монетке. Просящие кланялись, пряча копейки за пазуху. Последним в ряду сидел косматый мужичок – с дырявым одеялом на плечах, весь какой-то скособоченный – и с отсутствующим видом бормотал себе под нос. Тиса бросила ему монетку в подол.
Служба уже закончилась, и в храме было мало народа. Под сводом мерцали восковые свечи хороса. Войнова прошла к аналою и поцеловала святое писание. Поклонившись Единому и святой пятерке, окунулась в молитву, благодаря Единого за то, что откликнулся и помог поговорить с Мо Ши, за благополучную дорогу, за жизнь свою и близких, за здоровье отца, за каждодневную науку… И просила у святой Пятерки даровать ей забвение, избавить от тоски по несостоявшейся любви.
Намереваясь покинуть благодатный очаг, Тиса подняла глаза на огромную фреску, украшающую всю южную стену храма. Изображение поднималось вверх и терялось в сумраке свода – пейзаж с лесами, лентами рек, уголками гор, облаками. Стада животных наполняли пастбища, а стрелки птичьих косяков рассекали намалеванные небеса. И, как ни странно, по центру сего великолепия располагалась большая расплывчатая человеческая фигура, выписанная серебристой краской. Ни тебе лица, ни одежды. «Присутствие», – прочитала Тиса надпись по нижнему канту творения. Красивая фреска, жаль, что иконописец не закончил работу. Тиса поцеловала звезду, осенила себя святым знамением и вышла.
* * *
По возвращении в дом Отрубиных ее ожидал обед, а после него – ознакомительный променад по дому вместе с Лизой. Лев Леонидыч настоял, и дочь беспрекословно подчинилась, хотя и не горела желанием проводить время с приезжей. Молодая Отрубина держалась чуть кичливо, о залах и комнатах, которые показывала Тисе, рассказывала скудно, через губу. Лишь когда речь зашла о кабинете отца, она оживилась и объяснила, что в правое крыло лучше не заходить, чтобы не тревожить папа́. Ну и, пожалуй, бальную залу и красную гостиную – самые богато обставленные – осветила пространнее и красочнее.
Тиса оценила прекрасную мебель из красного дерева, которую «заказал папа у лучшего краснодеревщика Белограда», обитые стены – для которых «благородный шелк доставили матушке из Крассбурга», собрание фарфоровых фигурок – «вот эти две из Шуи, эти – из Панокии и Чивани». Но это было еще не все.
– Это самая любимая статуя папа́. – Лизонька указала на нечто величественное посреди гостиной.
С минуту Войнова округлившимися глазами рассматривала громадное, в рост самой Лизоньки, красно-гранитное изваяние дракона. На древнем был надет мундир с золотыми петлями. Большие золотые погоны нашлепками лежали на мускулистых «плечах». Золотой же кивер сверкал короной на рогатой голове. И целая россыпь позолоченных клыков торчала из пасти. Аляповатей чуда еще свет не видывал. Изумление Тисы молодая Отрубина отнесла к глубокому восхищению и с гордостью добавила:
– Он с накладом.
Потянула вверх драконов хвост. Раздался тихий щелчок, и крылья древнего натужно приподнялись. У дракона со скрежетом отвисла челюсть, из пасти раздался рычаще-булькающий звук. Это представление длилось секунд десять. А по его завершении хвост дракона с грохотом шлепнулся на прежнее место. От этого Тиса чуть не подпрыгнула. М-да. Ночью приснится, подштанниками не отмашешься, как сказал бы Кубач.
– Па настоятельно просит не прикасаться к дракону даже пальцем. В этом он доверяет только мне. – Лизонька задрала подбородок. Для верности она еще минуту стращала новенькую предупреждениями. Из всех слов Войнова уяснила, что игрушка неприкосновенна – из разряда «не тронь, а то удушат и за конюшней прикопают». И слава Единому. Второй раз наблюдать, как эта неповоротливая глыба рычит, желания не было никакого.
Следующим на очереди оказалось собрание картин, которое вызвало у Тисы куда больший интерес.
– Эта картина называется «Охота шуйского хакана». – Лизонька указала ладошкой на произведение заморского искусства. – Художник Рамоль Чен написал ее три века назад в Бад-Сарае.
Тиса с удовольствием рассмотрела, как искусно выписан парчовый халат хакана, поразилась, как достоверно блестят взмыленные лошади и чуют носами добычу тонконогие гончие.
– Прекрасная работа, – похвалила Тиса.
– Ее матушка привезла из Брельска, – произнесла гордо Лиза. – Это большой портовый город на берегу моря, где учится мой брат. Вы там были?
– Нет.
– Дайте угадаю. Вы и море даже никогда не видели?
Войнова с сожалением покачала головой.
– Какой ужас. Ни разу еще не видеть море! Матушка говорила, у вас и театра нет. Не представляю, как можно жить в этих жутких провинциях. Должно быть, вам в вашем деревенском городке было невероятно скучно?
– Ничуть, – отвернулась от картины Тиса и посмотрела на красавицу, – у нас тоже порой случаются занятные происшествия.
– Это какие же, позвольте узнать? – с усмешкой спросила Лизонька.
– Да так, пустяки. Недавно в нашем лесу изнань объявился. Огненный, в два человеческих роста.
В следующие несколько секунд Тиса с наслаждением наблюдала, как выдержка оставляет Отрубину, и девушка испуганно таращит на нее прекрасные глаза.
– Да не волнуйтесь вы так, – сжалилась над ней капитанская дочь и улыбнулась, – демон недолго гулял. Пока наш наместный вэйн его в изнанку не отправил.
И пусть она про наместного присочинила – с изнанем справился совсем другой человек, – зато хоть ненадолго с Лизоньки слетел надменный вид.
Заметив мольберт, установленный у дальней стены гостиной напротив выхода на балкон, Тиса сменила тему.
– Я слышала, вы сами рисуете. Должно быть, вас вдохновил вид из окна?
– Да, – протянула Лизонька, кидая на мольберт рассеянный взгляд.
– Позволите взглянуть?
– Нет, – резче, чем полагалось в таких случаях, ответила девушка. И тут же смягчилась: – Я хотела сказать, что картина еще далека от завершения.
* * *
Вернувшись в свою комнату, Тиса заметила следы пребывания горничной – кофточка и зеленое шерстяное платье, которые она выложила, чтобы отдать в гладильню, были аккуратно сложены и складированы на спинке кровати. Покрывало снова соперничало гладкостью с яичком. А клетка с голубями переставлена с подоконника в темный угол меж шкафом и столиком. Войнова вернула клетку на место, к свету, и покормила птиц.
Какое-то время она посвятила написанию писем: отцу, Агапу Фомичу и Ганне. Спрятав трубочку из готовых посланий в туесок для голубиной почты и «снарядив» сизаря, одного из четырех, Тиса выпустила птицу из окна в небо. Проводила голубка взглядом и пожелала ему счастливо добраться до части.
Вечером Марья Станиславовна в сопровождении компаньонок отбыла на чей-то званый ужин, и вечернее домашнее застолье отменилось. И слава святой Пятерке. Тиса спокойно поужинала в хлебной. Ближе ко сну, завершив дела насущные, девушка зажгла вэйновскую свечу и улеглась в кровать, листая библиотечные книги.
Уже через полчаса ее настроение несколько испортилось. Слишком много из написанного в книгах оказалось непонятным, сухие формулировки пугали заковыристыми оборотами. Но кое-что из прочитанного все же показалось ей интересным. Например, запомнилось высказывание знаменитого видящего прошлого века Ликардия Фоля. «Настоящий искун обязан видеть еще дальше, – считал мудрец. – Он должен читать лица людей, подобно умелому физиогномику, дабы не стать орудием в руках лжеязыкой корысти. Первое правило уважающего себя Intago – используй дар, отпущенный тебе Единым, во благо и никогда – для наживы собственной либо чужой».
Как и рассчитывала Тиса, книги отвлекли от других мыслей, и заснула в этот вечер она более-менее благополучно. Другое дело, что ночь все равно выдалась беспокойной. И видения на сей раз оказались ни при чем.
Ее разбудили громкие крики с улицы. Тиса поплелась к окну. Под тусклым светом фонарей на противоположной стороне Бережковой дюжина человек гналась за тремя беглецами, многоголосо ругаясь. Убегающие неслись по мостовой не хуже оленей, придерживая шляпы руками. Последним бежал толстяк в белом кушаке под сюртуком. Кто-то в толпе преследователей поднял было стреломет, но не выстрелил.
– Шкуру сдерем! А ну стоять, твари!
– А вы поймайте сначала! Дроты-то у вас закончились! Хе-хе.
Но неожиданно беглецам стало не до смеха. Из переулка им наперерез выбежали двое. Один из них оказался вэйном, и сразу же через мостовую протянулась алая светящаяся лента-бич. Проявив чудеса изворотливости, беглецы отпрыгнули от бича и резко сменили направление. Они бросились к каналу и ловко запрыгнули на его ограждение. В последний момент вэйн вскинул скип и послал вслед еще один алый хлыст. Светящийся в темноте росчерк не задел ног первых двух беглецов, но сбил третьего – толстяка в кушаке. Более удачливые приятели оглянулись на невезучего товарища, но мешкать не стали, нырнув в реку с головой. Темнота, сгустившаяся над каналом, не позволила Тисе разглядеть их. Похоже, не только ей. Ловцы тщетно перевешивались через перила баллюстрады, пытаясь высмотреть ныряльщиков.
Толстяка подняли на ноги и с размаху влепили ему кулаком в скулу. Дюжина на одного! Тиса не смогла дольше наблюдать. Спешно натянув на себя платье, она вышла в коридор. Сбежав вниз по лестнице на второй этаж, остановилась у окна, отдернула шторы.
– Что вы здесь делаете, барышня? – услышала за спиной строгий мужской голос.
От неожиданности Тиса отступила, а Лев Леонидыч с невозмутимым видом снова зашторил окна.
– Там человека бьют, – пролепетала она.
– Это никак не мое дело и тем паче не ваше. – Он поправил сбившийся на лицо ночной колпак. – Прошу вас воротиться в комнаты, барышня. Ступайте же.
Коридор озарился дрожащим тусклым светом, кто-то необъятный в исподнем нес свечу. Отрубин простонал: «Ну, Мари, вы-то зачем поднялись?» и поспешил туда. Послышались голоса, это стали собираться разбуженные уличными разборками домочадцы.
– Расходитесь! Чего застыли, как мухи в зиму? Подумаешь, драка, эка невидаль! – Лев по-хозяйски принялся всех разгонять.
Когда девушка вернулась в свою комнату на третий этаж, мостовая за окном уже обезлюдела.
* * *
Поутру от недосыпания Тиса чувствовала себя вялой ровно до тех пор, пока не припомнила наказ преподавателя – приходить на занятия вовремя. С этого момента она собиралась куда расторопнее. Ночные события при свете дня уже не казались чем-то ужасным. Самое главное, никого не убили, а почесать кулаки – так и в Увеге находились желающие учинить драку. Единственное различие – в ее городке вэйны с хлыстами ни за кем не гонялись.
Вскоре совесть девушки окончательно успокоилась – на улице сразу стало ясно, что ночная погоня не прошла мимо внимания местной благочинной управы. На Бережковой владельцев желтых кокард оказалось больше, чем простых прохожих. Надо отдать должное стражам порядка – вид они имели наиусерднейший. Бегали, как ошпаренные, суетились, даже рыскали в колючих кустах барбариса. Интересно, что они ожидали в них найти? Один благочинник, видимо, от пущего рвения решил прочесать и живую изгородь сада Отрубиных – почти пролез меж кованых прутьев ограды, но, завидев Тису, сконфузился и отступил. У соседского дома усач в мундире о чем-то расспрашивал жильцов. На очереди – приютивший ее особняк. Будто в ответ мыслям Тисы на крыльце появились Рина Степановна и привратник Григорий. Те, кто будут ответ держать, догадалась девушка. Она взглянула на ажурные стрелки вэйно-часиков и решила поторопиться, пока ее саму не задержали вопросами.
Дорога к школе одаренных показалась короче, чем вчера. Миновав ворота старой Евсифоны, девушка обогнула главное здание в поисках преподавательского общежития и умудрилась заплутать в сквере. Свернула не на ту дорожку и вышла к ученическому пансиону. Пришлось спрашивать дорогу у школьницы.
– Это рядом, – махнула рукой девочка, указывая направление. – Сразу за старым общежитием. Ой, только не входите в «трещину»! Там манила!
«Что за манила?» – хотела спросить Войнова. Но послышался звонок со стороны главного корпуса школы, и ученица сорвалась с места вслед за подругами.
Вскоре Тиса поняла, о каком общежитии велась речь. За очередным поворотом тропинки ее взору предстало заброшенное здание, огороженное неровным частоколом. Нижние окна были забиты досками, крыша местами провалена. От первого этажа до четвертого стену фасада разрывала большая уродливая трещина. Девушка остановилась, неприятно впечатленная зрелищем. Что-то мелькнуло в окне третьего этажа – видно, несмотря на запрет, все-таки лазит по этой развалине. И почему ее еще не снесли?
– Я вижу, вы не боитесь опоздать на свой первый урок. – Прозвучавший рядом мужской голос отвлек Тису от зрелища.
Учитель стоял в нескольких шагах от нее. Под мышкой он зажимал папку с бумагами и портфель. На самом дне зеленых глаз скрывалась такая же зеленая досада.
– Я спешила попасть вовремя, – призналась Тиса, невольно оправдываясь, – и немного заблудилась.
Климентий перевел взгляд с ученицы на старое общежитие.
– Пойдемте, Тиса Лазаровна. Не будем терять времени.
Семеня следом за учителем, девушка пару раз обернулась.
– А что случилось со зданием? – не удержалась она от вопроса.
– Землетрясение, в пятидесятых годах. Многие городские здания не устояли. А в Евсифоне уцелели все постройки, кроме этой.
Преподавательское общежитие в три этажа не имело никаких особых прикрас. Можно предположить, что строилось оно в спешке на смену рушащемуся, и потому зодчий не озаботился излишествами. Внутри же оказалось вполне уютно – старушка-привратница вязала носки, на полу постелены половики, горшечные цветы на окнах. Пройдя узким коридором первого этажа, Ложкин остановился у двери с табличкой «Увлеченный клуб». Завозился с ключом. Дверь поддалась и распахнулась.
– Прошу. – Климентий Петрониевич поднял руку в пригласительном жесте.
Тиса шагнула в просторную клубную гостиную. Отчасти так казалось из-за окна, лишенного занавесей, и довольно простой обстановки. Пара жестких диванчиков с обивкой в рубчик, круглый низкий столик посредине, угловая этажерка – вот и вся нехитрая мебель. Хотя нет, еще высокая ширма-гармошка наблюдалась – деревянная, с резьбой, изображающей сцены из былин.
Из гостиной вели еще две двери, не считая той, в которую они вошли. Кабинет Климентия Ложкина оказался несколько тесноват, если сравнивать с отцовским или Мо Ши. Тумба, письменный стол со стульями – и все. Зато книг и бумаг много, в этом ассистент и профессор нашли друг друга. На двери висела карта Орской губернии, усеянная карандашными пометками.
Тиса сняла пальто и с трудом водрузила его на крюк высокой вешалки. Климентий скинул с себя драповый сюртук и остался в темно-коричневом костюме – не новом, чуть залосненном на локтях, зато отлично сидящем на высокой стройной фигуре.
– Присаживайтесь, – предложил учитель.
Тиса выложила на стол библиотечные книги и тетрадь для записей. Расположившись напротив, учитель раскрыл свою папку с бумагами, сощурился, размышляя над чем-то, затем с сожалением схлопнул и отложил в сторону.
– Буду с вами откровенен, – он откинулся на спинку стула, исподлобья глядя на девушку, – что бы ни говорил Мо Ши, я не преподаю Интаго, хотя у меня и есть дар в некоторой степени. Вижу людей, как и вы. Но мало смыслю в этом. Мой же основной предмет – история. Так что, если вы откажетесь от занятий, я пойму. Деньги вам вернут. Сумма большая, но я договорюсь…
Тиса смотрела на Ложкина и тоже прекрасно все понимала: вести уроки по дару этому человеку в тягость. Занятый наиболее интересным делом, он не желал тратить время на что-то отвлеченное. Спасибо Мо Ши, благодаря заведующему прямо отказать ей ассистент не мог, разве что отговорить. Это, собственно, он и пытался сделать.
– Я благодарна за откровенность, Климентий Петрониевич, – сказала девушка. – И рада, что она дает мне право ответить вам тем же. Вчера я не лукавила, когда говорила, что нуждаюсь лишь в азах. Если говорить начистоту, я очень бы хотела, чтобы вы за пару недель научили меня одной вещи. После этого, обещаю, с легким сердцем уеду из вашего города и вряд ли когда-либо еще появлюсь на пороге школы одаренных.
– И чему вы хотите научиться?
Тиса вздохнула.
– Прерывать видения. Вернее, из большинства у меня получается выйти, из некоторых – нет. Что очень досаждает.
– Странно, – Ложкин подался вперед, – я был уверен, что вы назовете мне проблему всех новичков: не можете видеть, когда вам того хочется. В таком случае необходимо раскрывать дар: повышать чувствительность связи, усиливать настрой, что порой затягивается на год.
Для человека, который «мало смыслит в этом», он много знал.
– А вы говорите, у вас с поиском проблем нет? – Ложкин дождался кивка девушки. – Тогда дело за малым.
На миг в глазах светловолосого блеснуло нетерпеливое желание – в сию же минуту научить девушку тому, о чем она просит, и выпроводить! Он желал так же быстро избавиться от ученицы, как она – от непрошеных видений. И Тису это только радовало.
– Когда вы хотите покинуть объект поиска, вы должны сделать усилие, как будто выполняете отстранение, но при этом сделать рывок в разы сильнее. – Заметив растерянность на лице девушки, учитель осадил коней: – Вы отстранение-то усвоили уже?
Тиса покачала головой.
– Дело немного затянется, – пробурчал себе под нос Климентий. Он взял книгу со стола и раскрыл на первых страницах. – Что ж, – смирился ассистент, – пожалуй, отдельные понятия и их значения вам необходимо для начала уяснить, чтобы мы могли понимать друг друга.
Урок начался. Учитель зачитывал формулировки вроде: «Esto Intago предусматривает поиск, когда связь с объектом формируется через посредство формируемого в сознании искуна абстрагированного образа искомой личности без его непосредственного сенсорного восприятия. При этом спектр возможностей при "дальнем" поиске, как правило, меньше, чем при "ближнем". Это обусловлено менее "плотной" психосвязью с объектом взаимодействия». Затем старался втолковать ученице прочитанное на доступном для нее языке. Тиса усердно скрипела перышком, ощущая благодарность к учителю. И даже его слегка высокомерная манера держаться не вызывала раздражения – ассистент заведующего как-никак.
«Объект поиска» – и так ясно: это тот, кого она ищет. «Оболочка» – тело того, в ком она находится. «Отстранение» – это когда сознание покидает тело и отлетает на несколько метров от него, у среднего искуна, обычно не более трех. Увы, отстранением Войнова не владела. Воспринимала окружение глазами «искомого», но пока не могла увидеть его самого со стороны.
– Вот, еще запишите. – Учитель встал, чтобы распахнуть форточку. Сквозняк тронул его светлые волосы, зачесанные на прямой пробор, он старательно пригладил их рукой. – Дар подразделяется на виды: визуальный, слуховой и многотипный, однотипный…
К концу урока Тиса смогла сказать Ложкину, каким видом дара поиска владеет – «визуальным однотипным». О том, что на самом деле он «многотипный» (видит-то она не только людей), решила и дальше умалчивать.
В форточку ворвался школьный звонок. Из клубной гостиной послышался оживленный разговор. Через проем открытой двери Войнова увидела троих. Должно быть, завсегдатаи Увлеченного клуба, догадалась она.
– К-кречет превзошел себя! Благочинники тут, благочинники там! Та-ра-рам! – чуть заикаясь, пропел двум девушкам щуплый паренек. Вокруг его длинной худой шеи в несколько витков был намотан шарф. – Говорю тебе, Клара, такого еще не было! Я слышал, они просто поселились на всех выездах из города и проверяют бумаги каждого, кто смеет покинуть Оранск.
– Ой! Так они теперь всегда там жить будут? – хлопая ресницами, прощебетала девушка в желтой шляпке, густо украшенной атласными розами.
– Люси, ты меня убиваешь! – Брюнетка возвела глаза в потолок. Она стянула с головы серый чепец, открывая взгляду смелую стрижку: подрезанные до плеч черные гладкие волосы. Затем небрежно кинула на диван ридикюль. – Постарайся задавать вопросы реже. Или хоть немного думай, прежде чем говорить.
– Может, и останутся т-там жить, Люсенька, – хохотнул паренек. Он достал из кармана очки с круглыми стеклами, протер их кончиком шарфа и водрузил на свой нос. – Пока не поймают того, кого ищут. Вот бы знать, кого именно! – Он облизал губы под узенькой полоской усов. – Что думаешь, Клара?
Брюнетка не спешила отвечать. Со скучающим видом она повернула лицо в сторону кабинета и неожиданно для себя встретилась с Тисой глазами. Войнова выдержала оценивающий взгляд темно-карих очей. Паренек проследил за приятельницей и воскликнул:
– О, так Клим уже здесь! – И добавил шепотом: – И не один!
Климентий Петрониевич выглянул к пришедшей троице и протянул руку пареньку.
– Держи ключ, Строчка. Начинайте без меня. Я присоединюсь к вам через минуту.
Он вернулся в кабинет.
– Простите, Тиса Лазаровна. На сегодня урок окончен. – Ассистент сверкнул зелеными глазами, и Тиса поняла, что мыслями он уже почти там, в соседней комнате. – У Новикова прочтете первый и второй параграф. У Кашина – виды, – быстро диктовал ассистент. – В третьем разделе поищите «состояние отстранения». Линьскую – по желанию, для общего развития. Но сильно не зачитывайтесь. Настраивайтесь на практику. Начнем со следующего занятия. Я вас жду… так-так… в пятницу, в десять часов. Прошу не опаздывать!
Тиса поблагодарила его за урок. Ложкин взял со стола дорогую сердцу папку и выскользнул из кабинета вслед за ученицей.
Минуя клубную гостиную, девушка заглянула в открытую дверь третьей комнаты Увлеченного клуба. Увиденное напомнило ей картинку в книге об имперских исследователях. На длинном столе возвышался громоздкий странный предмет, оснащенный трубой, похожей на подзорную. Только глядела она не ввысь, как у звездочета, а вниз, на широкое стекло. На длинной подставке блестели ряды склянок с содержимым темного цвета.
– Клим, ты видел? Ростовкины так и не привезли новые образцы! Они морозов дождутся, разгильдяи! – В дверях появилась черноволосая девушка. – Ох, ты еще занят.
Окинув Тису недовольным взглядом, брюнетка скрылась из вида. Войнова отметила ее платье – черное с белым воротником-шалькой. Слишком строгого кроя, без малейших украшений, что в последнее время редкость.
Попрощавшись с учителем, Тиса наконец отпустила ассистента к тем, кто жаждал его видеть, а сама покинула Увлеченный клуб.
Глава 4
Графья Озерские
Зря она боялась. Первый урок в итоге оказался даже лучше, чем можно было мечтать. Климентий Петрониевич явно не заинтересован затягивать обучение, и это просто замечательно! Тиса облегченно вздохнула, возведя очи к небесам. Единый, неужели скоро она перестанет видеть вэйна! Последнее видение доказало очередную ложь. Он общался со своим дядей вопреки горячим заверениям. Князь и его преемник прелюбезно перекидывались письмами. Тиса фыркнула своим мыслям, не замечая, как косо посмотрел на нее встречный прохожий. Из раза в раз эти невольные подглядывания за жизнью Демьяна становились всё невыносимее: смотреть его глазами, слышать голос и понимать, что при всей этой кажущейся близости они далеки друг от друга, как бриллиант и мостовой булыжник. Боже! Теперь все изменится! Как она будет счастлива, когда эти мучения закончатся! Чары рассеются, истают, как выгоревшая свеча, и она забудет его. Обязательно забудет… и заживет прежней жизнью.
В размышлениях девушка не заметила, как оказалась у ворот дома Отрубиных на Бережковой. Решительно намереваясь прочитать заданный материал вдоль и поперек, минула привратника, даже не заметив голубую карету в дальнем конце подъездной площадки. Две поджарые бело-яблочные кобылы фыркнули, обиженные невниманием к своим породистым персонам.
Войнова взбежала по ступеням сумрачной парадной и неожиданно на повороте пролета натолкнулась на кого-то. По-детски пискнув «ой», она отшатнулась и, если бы не руки, ловко охватившие талию, наверняка полетела бы кубарем с лестницы.
Тису удержал молодой человек приблизительно ее возраста. Одного взгляда на самоуверенное холеное лицо, обрамленное кудрями розоватого парика, и модный дорогой камзол, надетый вальяжно нараспашку, хватило, чтобы понять: из барчуков. И родословное древо ветвями облака разгоняет.
Однако манеры у его благородия хромали – незнакомец не спешил убирать руки с талии и бесцеремонно рассматривал девушку.
– Старики Отрубины невероятные скопидомы, раз скрывают от общества сразу две розы редчайшей красоты. – Это было произнесено скучающим тоном ловеласа, от которого уши Тисы мгновенно заалели.
– Спасибо. Прошу простить меня за рассеянность, я не заметила вас, – невнятно пробормотала она, сделав попытку отстраниться.
Со стороны двери послышались шаги и голоса Отрубиных.
– Граф, где же вы? – определенно голос принадлежал Марье Станиславовне.
Молодой аристократ не отпускал. Наоборот, через силу притянул к себе.
– А какие глаза, – восхитился ценитель красоты, будто не слыша, что его зовут. – Чистый янтарь с Солнечного побережья.
«А у вас, сударь, противно яркие губы. Словно неделю щеткой натирал».
– Прошу отпустить меня. – Оторопь наконец сошла с нее. Происходящее Тисе совершенно не нравилось. Не хватало, чтобы Отрубины застали ее в объятиях графа. Это при щепетильности-то Льва Леонидыча к окружению дочери!
Довольная ленивая усмешка округлила щеки молодого наглеца. Похоже, смена эмоций от растерянности к негодованию на лице «добычи» развлекала его светлость.
– В следующий раз вы меня заметите, – самоуверенно заявил он.
И Тиса вдруг поняла: этот благородный поганец специально намеревался удерживать ее и предъявить обществу милую компрометирующую сцену. Ну, знаете ли!
– Другого раза не случится, будьте спокойны.
В последнюю секунду, прежде чем на лестничной площадке показалась компания, Войнова поступила недостойно благовоспитанной дамы: просто по-солдатски, как Кубач учил в детстве, нащупала мизинец незнакомца на своей талии и с силой отогнула. Барчук дернулся от боли, хватка ослабла, и девушка выскользнула из цепких рук. Как раз вовремя.
– Граф, вот вы где, а мы вас ищем! – Лев Леонидыч подозрительным взглядом окинул парочку молодых людей на лестнице. В отличие от жены он словно носом чуял нечистое. – Вы, верно, заплутали. Лестница в зимний сад располагается в правом крыле. Чайный стол уж накрыт.
Надо сказать, хозяин сменил свой длиннополый халат на коричневый сюртук, подтянулся телом и выглядел весьма солидно.
– Позвольте проводить вас, Ёсий Аполинарьевич, ваша светлейшая матушка и сестра уже спустились, – растягивая слова на излюбленный манер, пропела Марья Станиславовна, выплывшая вслед за мужем. – Помните, вы мне обещали рассказать о посещении Белоградского театра?!
– Конечно, Марья Станиславовна. У меня великолепная память. – Аристократ поцеловал пухлую ручку хозяйки, скосив злой взгляд на Тису. – Поведаю во всех подробностях. Но сначала смею просить представить мне эту милую незнакомку.
Перехватив инициативу у жены, Лев Леонидыч взял обязанность представить девушку на себя.
– Это Войнова Тиса Лазаровна, наша постоялица. Приехала из глубинки Увежской губернии. Жена опекает девицу по щедроте души, – без особых церемоний произнес он, коротко и емко. Чтобы некоторым высокородным графам стало понятно, что эта особа не стоит внимания. Тиса второй раз за последние десять минут почувствовала, как занялись ее уши. – Эти женщины… – Отрубин развел ладони с видом, мол, что с ними поделаешь. – Насколько мне известно, ваша матушка тоже весьма сердобольна?
– Да, она неустанно опекает бедных сироток из «Сердечного крова», – ответил граф, глядя на Тису с затаенным злорадством.
– Ах, как это благородно с ее стороны! – Марья Станиславовна картинно вздохнула, положив ладонь на необъятную белую грудь в вырезе платья. – Эти несчастные деточки из городского приюта всегда так неприглядно одеты, аж сердце разрывается, когда вижу их. Ваша матушка – само милосердие, Ёсий Аполинарьевич! Всегда думает о других более, чем о себе. Кстати, милочка, – обратилась к постоялице хозяйка. – Меня Лидия Аскольдовна, графиня Озерская и матушка нашего милейшего графа, одарила изумительным собранием сочинений. С завтрашнего же дня прошу вас читать его, сделайте милость.
Ничего не оставалось, как согласиться.
– Но не будем заставлять графиню ожидать нас, дорогая. Не желаете присоединиться к нашему скромному чаепитию, Тиса Лазаровна? – нехотя обратился к ней Лев Леонидыч, когда иссякла беседа. Будто тем самым великую честь оказал.
– Будьте так добры, – поддержал хозяина дома Озерский, притворно улыбаясь.
И предоставить возможность скомпрометировать себя иным способом? Нет уж. Что у графа недоброе на уме, Тиса не сомневалась.
– Спасибо, увы, прошу меня простить, – склонила она голову. – Я неважно себя чувствую и, если позволите, хотела бы отбыть к себе в комнату.
– О, сейчас я вижу этот нездоровый румянец на ваших щеках, милая, – запоздало рассмотрела хозяйка. – Надеюсь, ничего серьезного? Не хотела бы, чтобы Санюша подхватил какую-нибудь хворь. Не представляете, граф, как нам бывает тяжело, когда малыш болеет.
– Нет, что вы, просто усталость, – заверила Марью Станиславовну Тиса. – Боюсь, от дальней дороги не совсем оправилась.
Отпущенная восвояси, она не могла нарадоваться тишине и обособленности своей комнаты. Прошло всего несколько дней, а уже устала от превысокого общества. Нет, эти кринолины, этикет и лживые речи – не ее стихия. Но каков Озерский! Бывают же такие неприятные люди! Хотя, надо признать, он удержал ее от падения. И все же избави Единый вновь пересечься дорожками с молодым графом. Титулованный мальчишка любит потешаться за счет других, это очевидно.
Покормив голубей, Войнова присела за писчий столик и выложила из сумки книги. На какое-то время она углубилась в чтение, снова ощутив прилив желания обучиться всему и немедля. И, когда за дверью со стуком подала голос Фонька, взмолилась, чтобы это не было приглашением спуститься вниз. Единый услышал. Горничная потревожила лишь для того, чтобы занести отглаженные вещи.
– Гости еще не уехали? – не удержалась от вопроса Тиса.
– Вы о графьях? – охотно откликнулась девушка. – Так вона уезжают, поди, с вашего оконца видать будет. Глядите, какая коляска!
Девушки дружно прильнули к окну. Карета действительно имела представительный вид. На сей раз Войнова и лошадей оценила, и пресветлое семейство вместе взятое. Графиня была высока, сухопара и имела такую прямую спину, словно к ее позвоночнику привязали швабру. Лицо Лидии Аскольдовны по форме напоминало кабачок и было столь же бесстрастно, как сей овощ. За графиней неотступно следовали две девочки-служанки лет семи, понуро неся пухлый клетчатый саквояж и черный зонт хозяйки. Ростом Озерский явно пошел в мать, а вот кабачковое лицо унаследовала его сестра – молодая девушка, идущая под руку с Лизой к карете. От Фоньки Тиса узнала, что зовут ее Лееславой в честь святой, или просто Лесой.
– Она подруга нашей Лизки, – объяснила горничная и тут же прикрыла рот, испугавшись. – То бишь Лисаветы Львовны.
– Меня можно не стесняться, Фоня, – махнула рукой Войнова. В конце концов, ей уже порядком надоели правильные речи. Горничная кивнула и все же осторожней продолжила не без грусти в голосе:
– А вот Ёсий Аполинарьевич реже бывает.
– Вот уж несчастье, – поморщилась Тиса, наблюдая, как Озерский на прощание целует руку Лизоньке.
– Старый граф помер позапрошлую зиму, и он теперь сам себе граф. Такой молодой! Поговаривают, – прошептала Фонька, – хозяин его зятем прочит Лизке. А она носом крутит. Но все равно выйдет.
– Почему выйдет?
– Батюшку не посмеет ослушаться.
Тиса подняла брови.
– Это вы недавно в дому-то, потому не ведаете, – хмыкнула Фонька, видя недоверие собеседницы. – Здесь как хозяин молвит, так все и делается. Потому что на руку горяч больно.
– Кто горяч? Лев Леонидович?
– Кто ж еще? Редко бывает, но метко. Уж коли гневается, то стены дрожат и чубы трещат, – закончила горничная поговоркой. – Лучше ему тогда на глаза не попадаться.
Войнова покачала головой. Надо же, никогда бы не подумала. Лев Леонидыч в его халате до пят, невысокого роста и далеко не богатырского телосложения. Всегда выдержанный – и вдруг «чубы». Странно. Но не верить прислуге пока оснований не было.
Карета заполнилась пассажирами и покатила из ворот на Бережковую.
Фонька убежала, а Тиса снова засела за книги. Особенно интересными показались ей записки из практики Кашина. «Владея отстранением, – писал ученый муж, – вы сможете увидеть со стороны искомую персону. Позвольте случай: горожанка М. обратилась ко мне с просьбой найти потерявшегося на ярмарке внука. При поиске я обнаружил ребенка спящим в корзине с бельем у портомойни. Не владея отстранением, я бы узрел темноту век искомого, не более. Отстранение же позволило мне определить точное местоположение дитяти».
По словам Кашина, отстранение обуславливается «рывком сознания, рожденным холодным разумом». Необходимо погасить эмоции, затем пожелать оторваться от объекта мыслью, при этом жаждая ослабить, но не оборвать «оковы» связи.
Начитавшись вдоволь теории, Тиса поняла, что жаждет дела.
Янтарные глаза закрылись, чтобы видеть за сотни верст.
Маленький Егор Русланович Кошкин, чуть больше трех недель от роду, посапывал у матери на руках. Зоя минуту качала сына, затем уложила в колыбель. Рука Ганны укрыла спящего крестника одеяльцем и поправила кружевной полог.
– Такой крепыш, весь в Руслана. А губку как потешно выпячивает, прямо как ты.
– Скорей, как Марька, – усмехнулась Зоя.
Тиса мысленно согласилась с подругой. Боже, как же хочется домой, – пришло осознание. Скорее бы научиться отстранению и возвращаться! А для начала надо попытаться сделать все так, как написано в книгах. Как там? Холодный разум… рывок… жажда…
– Ох, я и устала с ним! – Зоя прогнулась в спине. – Мне кажется, еще немного – упаду замертво. А нет – так усну стоя, как кобыла.
– Тебе еще хорошо. Мать с сестрой помогают. Я-то одна справлялась со своими оболтусами, – усмехнулась Ганна. – Валек такие мне песни закатывал. Ой-ей, помню, как намаялась с ним, пока Агап Фомич укропу наварить не надоумил. С Тисой вместе варили. Она тогда и ночевать у меня осталась. – Подруга вздохнула.
– Да, Тиса всегда помогала, – согласилась Зоя. – Если бы не ее каховик, даже не представляю, как бы рожала. Есть хоть вести от нее?
– Ни одного голубя. И это меня беспокоит.
– И зачем только уехала? А если знакомого ее бабули уже и в живых нет?
– Пусть. Ты ж видела ее? Когда зареванная ходила – еще ничего, но потом… Вроде и разговаривает, и улыбается, а все как не она. Может быть, хоть на чужбине в себя придет.
– Жалко ее… – протянула Кошкина. Но горестное выражение не задержалось на ее лице. – И все же я считаю, что упускать богатого вэйна, притом с титулом, было ужасно глупо с ее стороны.
Тиса поняла: отстранение не получится! Мысли метались, а беседа подруг не давала сконцентрироваться.
– Он лгал ей и привораживал.
– Знаю. И все же он попросил ее руки! Некоторые, чтобы получить такое предложение от высокородного, готовы полжизни отдать. На Марьку посмотри – из кожи вон лезет, все надеется, что Филипп ей предложение сделает. И никак покамест. Мамашку его вредную коляской же не переедешь? А у Тисы такой шанс был! Княгиня Невзорова! Только вслушайся!
– Не желаю, – фыркнула Ганна. – Тиса отказала и правильно сделала. Чтобы он ей всю жизнь голову дурил? Это из-за его волшбы она сама не в себе. А если такой останется? Нет. Пусть только этот благородный враль появится, огрею метлой, да так, что до столицы лететь будет, и рысак не понадобится!
Все, достаточно! Тиса усилием воли сбросила видение.
* * *
Дни до пятницы не желали пролетать быстро. Войнова изнывала в ожидании будущего урока. Всё, что могла почерпнуть из книг об отстранении, она усвоила. Что до практического применения – «видеть» кого-либо со стороны ей так и не удалось. За три дня она посетила в видениях отца, лекаря, Рича, подруг и Камиллу. Приобрела изможденный вид и знала все сплетни Увега, но так и не приблизилась к неподдающемуся отстранению ни на мизинчик. Что она делает не так?
Маета на душе заставляла спускаться и проводить какое-то время в обществе Отрубиных, читая новый любовный роман для благодарной слушательницы в лице Марьи Станиславовны. Собрание сочинений в трех томах – «Благочестие», «Смирение» и «Скромность», любезно подаренное графиней Лидией Аскольдовной Озерской, осталось нетронутым, зато книги были напоказ выставлены в книжном серванте красной гостиной. Роман же, который удостоился чтения вслух, назывался «Чары любви». Иногда Тиса вникала в суть текста, иногда ей хватало знаков пунктуации, чтобы не сбиваться и незаметно предаваться размышлениям на отстраненные темы. Пока что книга повествовала о молодой баронессе и ее ухажере красавце гусаре. Каждый день он проводил под балконом избранницы с домрой и пышными стихами в ее честь. Много пустых диалогов, но, на удивление, Марье Станиславовне роман нравился. Матрона то зевала, мечтательно закатив глаза к лепнине потолка, то охала в ладонь.
Улучив момент, Тиса как-то намекнула хозяйке об оплате за постой, чем вызвала сонное непонимание на круглом лице Отрубиной. Продолжать не стала, приняв решение, что лучше приобретет что-то в подарок хозяйке.
Каждый день ко Льву Леонидычу прибегали гонцы из торжка, и хозяин дома закрывался с ними в своих покоях для деловых пересудов. Санюша то почивал полуденным сном на радость всем домочадцам, то устраивал искрометные представления, и тогда все оказывались не в силах его утихомирить. Лизонька пропадала в красной гостиной за малеванием и не участвовала в общих посиделках. Но в четверг к дому подкатила легкая двуколка Озерских, и молодой Отрубиной пришлось оторваться от своего шедевра.
Когда Лееслава появилась на пороге, поцеловать ее ручку вышел из своих покоев сам Лев Леонидович. Хозяин дома справился о здоровье графини и графа и не торопился возвращаться к делам. Напротив, кликнул слуг накрывать чайный столик и велел нести сладости, что доставили из пекарни Творожковых.
– В прошлый ваш приезд, помню, вам пришлись по вкусу их крендельки с кремом.
– Благодарю, но я приехала ненадолго, – низким для столь юной особы голосом сказала Озерская. – Лиза, матушка одобрила идею брата поставить пьесу «Розы Равеля», чтобы выступить на Сотворенском благотворительном концерте. – Она взяла в руки ладони подруги. При сем дружественном жесте лицо Лееславы, видимо, по природе малоэмоциональное, оставалось бесстрастным, и это делало ее еще больше похожей на свою мать. – Ма сперва не соглашалась, но потом изменила свое мнение. Ёся убедил ее, что пьеса о беспутстве Равеля и его трагической кончине станет назидательной для нынешней молодежи.
Тиса, сидевшая с Оливией на придиванной козетке, опустила голову, чтобы скрыть просящуюся на свет усмешку. Молодой граф Озерский печется о благонравии молодежи? Право, смешно! Наверняка сынок вешает строгой матери лапшу на уши, а сам знаком с беспутством не понаслышке.
– Пьеса на благотворительном концерте! Ах, какая замечательная идея, девочки! – оживилась хозяйка дома, сбросив диванную дрему. – Лидия Аскольдовна – поистине величайшей души человек.
– Завтра будем разучивать первую сцену. Участвовать согласились многие, кого ты знаешь, Лиза. Роль Равеля будет играть, конечно, брат, и он весьма надеется, что ты будешь третьей Розой.
– Я не сильна в лицедействе, – промямлила Елизавета. – И не могу завтра, к большому сожалению… Я хотела закончить свою картину, ты же знаешь.
– Что ты такое говоришь, детка? Пропустить такую прекрасную возможность ступить на сцену – кощунство! – Отрубина-старшая театрально коснулась тыльной стороной ладони лба. – Ах, если б я была молода, как ты!
– Ты же можешь домалевать картину и позже, не так ли, Лиза? – произнес Лев Леонидыч, глядя в глаза дочери. – Тебе давно пора развеяться.
Лиза кивнула. От радости Марья Станиславовна гнусаво и протяжно запела: «О, мой Равель! Любо-овь мо-оя! Настал сей срок. К тебе спешу сегодня я! На грудь мне ляжет лепесток, и роз блаженный аромат укроет нас в саду».
Тисе оставалось только удивляться причудам богатых семей. Она вспомнила Ганну, плетущую кружева, чтобы свести концы с концами, Кошкиных, каждый год молящихся о хорошем урожае сада. Все же богатые не знают больших забот, а их жизнь безоблачна и редко омрачается тучами.
Но уже утром следующего дня Войнова убедилась, что у монет есть и другая сторона.
Глава 5
Лента
Чтобы не опоздать на урок, она поднялась спозаранку. Голуби еще даже не высунули свои розовые клювы из-под теплых крыльев, а пасмурное небо продолжало дремать в сырых холодных сумерках. За окном неслышно текла в своем каменном русле Патва. Ни ветерка, ни души. Хотя нет. От ствола старого клена, что рос напротив дома, отделилась темная фигура и побрела вдоль набережной. Благочинник. Сколько их рыщет днем и ночью по городу и в его окрестностях? Лишь святая пятерка знает. Казалось, весь день пройдет в благодатной тиши, однако ожиданиям не суждено было сбыться…
Особняк Отрубиных очнулся иначе, чем обычно, – с криками, руганью и грохотом. Готовая к выходу Тиса подхватила сумку и спустилась на шум, чтобы вскоре наблюдать невероятную картину. Лев Леонидович с пунцовым как редиска лицом, ухватив за вихры посыльного, шлепал беднягу по макушке своим парчовым тапком, при сем дико голосил и грозился стереть с лица земли торжок, а также всех его работников вместе взятых. Марья Станиславовна с Лизонькой тщетно пытались оттащить главу семейства от незадачливого гонца. Но Лев Леонидович не собирался так просто выпускать из рук пойманного козла отпущения.
– Ах, прохиндеи! Исподне отродье! Вы еще пожалеете! Я подам жалобу в Крассбургский суд! Знали б, на кого разевают рты, свиньи! На род Отрубиных! Всех до единого засажу в острог! Я заставлю их выполнить уговор!
– Па, прекратите же!
– Левушка, оставь мальчика в покое!
Неизвестно, как долго продолжалось бы сие безобразие, если бы не чудодейственная сила дородной дамы. Марья Станиславовна решила дело, рванув на себя подол мужниного халата вместе с супругом. Этого короткого момента «козлику» хватило, чтобы вывернуться из лап разъяренного «льва», и он понесся по лестнице со всей моченьки. В спину беглецу полетел тапок, затем стул. Следом осыпалась осколками фарфоровая ваза в розочках.
– Знатно стрекача задал гонец, – шепнула Фонька на ухо постоялице. – Пора ноги уносить, покамест и нам не перепало.
Слуги, толпившиеся вокруг зеваками, тут же вспомнили об обязанностях и не мешкая вышмыгнули один за другим из коридора. Тиса не стала испытывать судьбу и последовала их примеру. Служебным выходом она покинула дом, слава Единому, живой и невредимой.
Шагая вдоль балясин канала, девушка то и дело качала головой, с коротким смешком вспоминая минувшую сцену. Фонька ничуть не преувеличивала – Лев Леонидович действительно в гневе скор на руку. Крепко же досталось тому пареньку из торжка. Странно, все же богатое и именитое семейство, а не гнушается рукоприкладства. Или же в таких вот как раз и в ходу обычай лупить слуг хозяйской дланью? Тиса вспомнила отца. Тот, как бы ни был зол, всегда сохранял трезвость ума и никогда не распускал руки на подчиненных. В этом и необходимости не было. Батюшка и без того имел талант подчинять словом.
Мысли об отце переметнулись к письмам, которые уже должен был доставить голубь. Отец, наверное, вздохнет облегченно, узнав, что с ней все в порядке. А Ганна, если получила ее послание, выйдет в воскресенье на зеркальную беседу. Так они меж собой назвали придуманный ими способ общения. Пользоваться же для этого почтовой имперской службой Тиса остереглась. Если вэйну взбредет в голову ее искать, то облегчать ему задачу она не желала, скорее наоборот.
У чугунной птицы Евсифоны Войнова оказалась раньше назначенного времени. Серебряные часики, что скрывались под манжетой, показали, что до начала урока оставалось не менее получаса. Ничего другого не оставалось, кроме как слоняться на территории школы в ожидании. У старого учительского общежития девушка снова остановилась, прикидывая мощь былого землетрясения, что разломила здание пополам, словно пирожок. Воистину чудовищная сила. Чем дольше она глядела на забитые окна, обрушенную кладку и черный зияющий проем трещины, тем настойчивее проявлялось желание войти внутрь заброшенного здания. Чахлый частокол, преграждающий путь, нисколько не смущал. Не моргая, Тиса сделала пару шагов, сойдя с дорожки в жухлую мокрую траву.
– Здравствуйте, с-сударыня! – на сей раз от созерцания ее отвлек отнюдь не учитель.
Тиса обернулась. К ней приближался юноша в очках. Конец его длинного полосатого шарфа так и грозил угодить в лужу. Завсегдатай Увлеченного клуба, как помнится. Имя еще у него необычное какое-то.
– Простите покорно. Вы меня не п-помните? Я – лаборант и помощник Климентия Петрониевича по клубу. Клим в прошлый раз не потрудился нас представить, но я вас знаю. Вы его ученица. – Он коротко поклонился. – Виталий Романович Стручков, с вашего разрешения.
Интересно, как можно быть таким словоохотливым и при этом заикаться? Но, судя по всему, парень совершенно не стесняется собственного произношения и чувствует себя свободно в общении.
– Тиса Лазаровна Войнова, – кивнула в ответ девушка, ступив обратно на твердь дорожки.
– Вы, должно быть, на урок пришли?
– Да, только вот раньше времени.
– Главное, не п-позже, – усмехнулся Виталий, легко забросив официальный тон. – У Петрониевича к пунктуальности невероятная слабость. Стоит раз опоздать, и он будет весь день зудеть на ухо, как комар. «Как можно терять время, когда столько накопившихся дел простаивает! Вопиющ-щая небрежность!» – смешно передразнил он друга. – Кровушки он все равно выпьет, будьте уверены!
Тиса невольно улыбнулась.
– Так что хотите спокойно заниматься, приходите вовремя, – подмигнул нечаянный собеседник. – П-простите за любопытство. Я слышал, что вы из искунов, как и Клим?
Глаза паренька за круглыми окулярами очков восхищенно блеснули.
– Отчасти, – промямлила Тиса. – Дар мне пока не совсем подчиняется, – с сожалением призналась она.
– Не волнуйтесь, Климентий вас научит! – махнул рукой Виталий. – Уж если Ложкин за что берется, то с пути не собьешь, хоть волами тащи. Вот взять наш клуб. Без Клима его уже давно бы прикрыли, ей-богу. Противщиков – пруд пруди. Но Петрониевич каждый раз на собрании школы отстаивает наши археологические потуги. Добрый день, Карп Соломонович, – Стручков поздоровался, пропустив на дорожке проходящего мимо старичка-преподавателя.
Его полосатый шарф все же замочил бахрому в луже. Заметив это, юноша оттянул лямку от шеи.
– Да я, наверное, вас совсем заговорил, – виновато произнес Виталий. – Простите, пожалуйста. Правду Клара говорит: мой язык с в-версту длиной. Клим не простит мне вашей задержки. Пойдемте от старого корпуса, Тиса Лазаровна, а то Манила утащит в трещину и с крыши сбросит.
Они двинулись по дорожке к клубу.
– Манила? – Тиса поняла, что уже как-то слышала это слово.
– Вы еще не знаете? – удивился собеседник, счастливый оттого, что может рассказать нечто интересное. – Это местное п-привидение. Многие считают, что его придумали специально для острастки, чтобы дети в развалюху не лазали. Тут – звонки, шум, гам, а ведь призраки предпочитают уединение. Какой рискнет здесь поселиться? Однако Г-гаврилыч божится, что кто-то в прошлом веке и впрямь тут убился. Манила, стало быть, сбросила. Упаси Единый! – Стручков быстрым смазанным движением руки наложил на себя святое знамение и тут же задорно хихикнул. – Дворник еще тот басенник, его россказни слушать – себя не уважать! А вот нашей Люсеньке я как себе верю. И она, з-знаете ли, видела фигуру в белом саване в одном из незабитых окон. Во-он в тех!
Тиса бесстрастно подняла глаза к окнам четвертого этажа. Еще пару месяцев назад наверняка слушала бы о привидении, прикрыв ладонью рот от испуга. А сейчас – ничего. Впрочем, «ничего» – это ее обычное состояние в последнее время. Но лучше такое, чем…
– Люсенька – тоже из нашего клуба, – пояснил Виталий, отвлекая девушку от дурных мыслей. – У нее особый дар, она видит скрытое от обычных глаз.
«Бедняжка», – посочувствовала незнакомке.
– Я ж не нагнал на вас страху? – спохватился Виталий. – Поверьте, если Манила и существует, то она большая домоседка и обычно никого не трогает.
Тиса снисходительно улыбнулась шутке. Они зашагали дальше, обходя лужи.
– О! Петрониевич! – воскликнул Виталий, когда дорожка сделала поворот.
И действительно. Войнова увидела, как блондин в обнимку с кипой книг и свитков поднимается по ступеням, намереваясь войти в общежитие. Тиса и ее спутник не сговариваясь прибавили шагу. Но не успели они приблизиться, как их опередил бегущий школьник. У крыльца мальчишка оправил гимнастерку и обратился к Ложкину. По обрывкам звонких фраз стало ясно, что заведующий школы cрочно ждет ассистента у себя в кабинете. Учитель недовольно скривился, но отпустил мальчугана с обещанием быть.
Заметив Стручкова и девушку, кивнул им.
– Клим! А вот и мы! Мо Ши, что ли, вызывает? – с ходу спросил Виталий. – Может, добрая весточка для нас из министерства? А?
– Вот если бы твое любопытство, Строчка, да преобразовать в трудолюбие, цены б тебе не было, – Ложкин бесцеремонно всучил книги и свитки в руки товарища. – Здравствуйте, Тиса Лазаровна, вижу, вы уже познакомились с сим балагуром. – Не обратив внимания на хмыканье Виталия, мол, «тебя ли ждать, чтоб представил?», учитель продолжил: – Придется вам подождать. К сожалению, дело неотложно. Строчка, Клара в опытной, скажи ей, чтобы залила в образцы новый реактивус, что я вчера подготовил. И засекла время!
И блондин, не дожидаясь ответа, зашагал прочь целеустремленной походкой. Тиса только брови подняла, глядя ему в спину.
– Ну вот, так тоже бывает, Тиса Лазаровна, – хихикнул Виталий. – Приходишь з-заблаговременно, а в итоге зря старался.
Он пропустил вперед себя девушку, затем сам протиснулся в двери общежития.
– А почему вас зовут Строчка? Это из-за фамилии? – не удержалась Войнова от вопроса, минуя бабулю-привратницу.
– Из-за одаренности, – пояснил ее провожатый. – У меня дар скорописи, Тиса Лазаровна. Пишу весьма быстро по сравнению с обычным человеком. Строчку в секунду! – не без гордости добавил Виталий. – Отсюда и прозвище. Да я, в общем-то, и не против.
Они вошли в двери Увлеченного клуба. Виталий сгрузил бумажную ношу на письменный стол Климентия. Тиса, сняв пальто, собиралась было ожидать учителя в его кабинете, но Стручков оказался категорически против.
– Нет-нет! Что ж вы тут будете в одиночестве сидеть, Тиса Лазаровна! Идемте, я вас лучше с девочками познакомлю. Посмотрите заодно, чем мы занимаемся. Это наша опытная. – Паренек с гордостью распахнул перед девушкой дверь той самой комнаты с любопытными предметами. В нос ударил незнакомый специфический запах.
В торце длинного стола, заставленного исследовательской всячиной, стояла брюнетка, та самая, с короткой стрижкой. Ее строгое черное платье покрывал передник. На руках перчатки из мешковины, а в пальцах – железные щипцы. Этим орудием девушка закладывала в продолговатую склянку нечто, очень похожее на обычную грязь.
– Явился, писака. Надо же. Без опозданий. Приболел, что ль? – Клара с кривой ухмылкой на губах опустила наполненную склянку на дырявую подставку, заставленную подобными образцами. Затем подняла взгляд и нахмурилась, заметив гостью.
– Так Клим п-просил выписки сделать из новопомеченного. А там знаешь сколько? Ого-го, – пожаловался Строчка, не замечая мрачного взгляда брюнетки. – Гляжу, ты образцы готовишь. А Петрониевича шуец к себе вызвал. Как думаешь, может, министерство одумалось? Кстати, говорит, чтоб ты вчерашний раствор брала. – Он огляделся, вытягивая и без того длинную шею и поправляя очки на носу. – А Люсенька где?
– Здесь я, Витя! Хорошо, что ты пришел. Эти веревочки так запутались! – выскочила откуда-то из недр комнаты девушка с мотком бечевки в руках и тут же остановилась. Прелестное розовое платье из тонкой шерсти чудесно сидело на ее миниатюрной фигурке. – Ой, а ты с гостьей!
– Милые барышни, спешу вам представить Тису Лазаровну Войнову. – Строчка шутливо поклонился, придерживая пальцем очки на переносице. – Ученица нашего Петрониевича и настоящая видящая!
Клара подперла кулаком бок и коротко кивнула. Короткие черные волосы закрыли и открыли ее лицо, как шторка. Люсенька пару секунд продолжала глядеть на гостью широко распахнутыми глазами, необыкновенно прозрачно-голубыми. Затем неожиданно широко улыбнулась гостье, словно долгожданной родственнице.
– Как хорошо, что вы к нам пожаловали, Тиса Лазаровна! А можно просто Тиса? А я Люся. Мне кажется, вы так ужасно продрогли! Бедная, прямо вся дрожите. Хотите чаю? Я попрошу Чешу Прохоровну налить для вас кружечку!
Тиса хотела сказать, что вовсе не замерзла и тем более не дрожит, – в Увлеченном клубе было достаточно тепло. Но Люсенька засуетилась, из-за чего еще больше запутала бечевку, сбросила с рук моток и понеслась из комнаты, наверное, к той самой Чеше-хранительнице самоваров.
– Люси у нас добрая душа, – фыркнула брюнетка. – Так вы, значит, ищущая?
Войнова кивнула.
– Что ж вы так поздно учиться-то надумали? – усмехнулась Клара. – Возраст ваш, извините, далеко не детский.
– Не детский, – согласилась Тиса, – да уж так вышло.
– Зачем же решили учиться сейчас?
– Да ладно, Клара, – вставил слово Строчка, – учиться никогда не п-поздно. А правда, Тиса Лазаровна, почему вы не поступили в школу ребенком? Видящих Мо Ши с руками и ногами принимал, пока министерство направление не перевело в Белоград.
– У родителей не было средств учить меня, – соврала Тиса.
– Но ведь учебу искунов оплачивает империя, если те подписывают работный договор. Разве они не знали?
Ну что тут скажешь? Тиса уже раз пять про себя пожалела, что поддалась на уговоры Стручкова выйти из кабинета. Вопросы не в меру любопытных персон сыпались на нее, как созревшие каштаны. И все по больным местам. В ответ она узнала, чем занимаются завсегдатаи Увлеченного клуба. Как она смутно догадывалась после услышанного разговора Мо Ши с ассистентом – раскопками. Да не простыми.
– Мы ищем курган! – таинственно произнес Стручков. – Курган Онуфрия Гатчиты. Слышали, конечно? Нет? – ахнул Строчка. – Он был Великим князем кастов, мудрец и вэйн. По п-преданию во главе с ним его мастера создали золотое перо, превращающее простую руду в золото.
Тиса выслушала пятиминутную выдержку из преданий старины глубокой. Очень интересно… или нет? Раньше вопрос бы не стоял. Неужели Ганна была права, и она изменилась?
Люсенька принесла ей кружку чая с ржаным печеньем. Хотела еще теплым платком плечи гостьи укутать, но тут уж Тиса категорически отказалась. Пришлось рассказать, откуда она приехала и где остановилась. Ну где же Ложкина носит?
– У Отрубиных, говорите? – удивился Стручков. – Недурственно! Их особняк пятый по величине во всем Оранске! И как вам внутреннее убранство?
– Строчка, держи себя в руках, – одернула его брюнетка, которая, к чести ее сказать, решила вернуться к своей работе над склянками с грязью.
– А чего я? Я, может, архитектурой увлекаюсь. А вы г-губернаторский дворец видели, Тиса Лазаровна? Нет? Посмотрите обязательно. Проскулятов уже столько имперских денег на него спустил. То статуи переставит, то лепнину перелепит. А городу – шиш. Дороги – колдобина на рытвине, парки заброшенные, лекарня скоро осыплется от переполнения, а он все свой дворец вылизывает да за юбками таскается.
– Фу, Витя! – плеснула ручками Люсенька. – Не обманывай. Зачем ему юбки? Он же мужчина.
– Люсенька, м-милая… – захохотал парень.
– Лучше помолчи, – закончила за него хмурая Клара. – Ты, Строчка, кажется, жаловался, что Клим задал много выписывать?
– Да ладно, Кларочка, сейчас возьмусь, – просительно протянул парень. – Клим вернется, и мы сразу.
– Пожалуй, не буду вам мешать, – решила откланяться Тиса. – Пойду. Спасибо большое за чай, Люся!
В этот момент в дверях появился учитель.
– Клим! – радостно воскликнул почти каждый присутствующий. Но с вопросом опередил всех, конечно, Строчка:
– Так зачем тебя Мо Ши хотел видеть?
– Работу хотел предложить, да не по мне оказалась, – блондин остановил взгляд на Тисе.
– А что за работа? Может, я возьмусь? – оживился Строчка.
– И не по тебе. Забудь. Простите за ожидание, Тиса Лазаровна, – повинился Климентий Ложкин. – Давайте начнем урок.
Войнова заметила, как улыбка на лице Клары завяла и она снова хмуро принялась за свои склянки, воинственно щелкнув щипцами.
– Вы прочитали, что я вам задавал? – Климентий сдвинул на край письменного стола книжный развал, устроенный Строчкой по его просьбе.
– Да.
Тиса сложила ладони на коленях. Стул был неудобен и поскрипывал под ней. В прошлый раз она этого не замечала.
– Что такое отстранение и как оно достигается, можете ответить?
Девушка выдала без запинки определение и рекомендации из книги.
– Похвально. Пробовали сами? – Учитель все же не удержался и вытащил из кипы один из свитков и развернул.
– Да, и у меня не получилось отстраниться, – промямлила девушка.
– И выйти из видения? – предположил мужчина, не отрывая взгляда от свитка.
– О нет. Из большинства я выхожу без проблем. Только из видений с одним определенным человеком не получается. – Тиса неожиданно запнулась, чувствуя, как розовеют щеки. Благо, Ложкин нянчит свою бумажку и не смотрит на нее.
– Человеком, говорите? – учитель очнулся от созерцания и спрятал свиток в ящик стола. Затем взглянул на собеседницу. Пару секунд он над чем-то раздумывал, затем спросил: – А кроме людей вы кого-нибудь видели? Может быть, любимую собаку или котенка?
Тиса покачала головой.
– А древних?
– Никого, кроме людей, – упрямо сказала девушка.
Климентий кивнул и успокоился.
– Что ж… Расскажите мне подробно, что вы делали, чтобы отстраниться?
Несколько минут Тиса без утайки описывала свой неудачный опыт, а учитель внимательно слушал.
– Вы поняли основную ошибку? Поиск не терпит полусостояний и неопределенностей. Твердость решения, спокойствие мысли. И приказ отсюда, – он постучал пальцем по виску, – а не отсюда, – положил ладонь на грудь. – Учитесь отсеивать сторонние мысли, когда говорите с даром.
К месту или же нет вспомнились уроки концентрации с Трихоном-Демьяном. Кажется, что это было так давно, и все же воспоминание кольнуло сердце. Тиса мысленно вздохнула. Ничего. Настанет день, когда она будет вспоминать этого вэйна не иначе как с теплой грустью, как героя яркого, но короткого эпизода своей жизни. И это будет правильно.
– Сейчас попрактикуемся. – Учитель поднялся с кресла и распахнул настежь дверь кабинета. В проеме мелькнул полосатый шарф.
– Строчка, я знаю, ты здесь, – сказал громко Климентий. – Чем без дела слоняться, поставь лучше ширму.
– Будем играть в «повторишу»? – В проеме появился Виталий, улыбаясь во весь рот. – Это я мигом, Клим!
– Тиса Лазаровна, кабинет малопригоден для подобных маневров, пройдемте в гостиную.
Под взглядом девушки Строчка выкатил на середину комнаты пару кресел, затем установил меж ними ширму.
– Присаживайтесь. – Учитель указал на одно из кресел, и девушка опустилась на сиденье с жесткой потертой обивкой. – Как вы, наверное, знаете, Тиса Лазаровна, искун искуна не видит. Меня вы найти не сможете посредством дара, поэтому вашим объектом поиска станет Виталий. Ваша задача – увидеть его даром, затем вернуться. И ответить на простой вопрос: сколько пальцев на руке он показывал. Вот такая несложная задачка на закрепление связи.
Строчка с довольным смешком исчез за ширмой. Климентий выразительно взглянул на ученицу, и та поняла, что он ждет ее действий. Девушка выдохнула и закрыла глаза, заставляя себя настроиться на поиск Виталия, сидящего в двух шагах от нее. Должно получиться, это же просто. Надо представить лицо Строчки – острый подбородок, глаза за толстыми стеклами очков, тонкие усики над губами.
Туман явился неохотно. Лениво оплел ноги и замер. На ее ментальные толчки он лишь колыхался как холодец и не собирался слушаться. Похоже, всерьез решил выспаться, обнявши ее коленки. Такого самоволия давно не случалось. «Строчка. Мне нужен Строчка, – то молила, то приказывала дару Тиса. – Покажи мне его». Потребовалось время. Но наконец туман сдался. И ее выбросило… в седую холодную степь. Покрытый инеем бурьян покачивался на морозном ветру. Под низким небом вдалеке лежал приграничный городок. Подобно огромному коту он свернулся в калач и притулился боком к пруду. На ее памяти только с одного места открывался такой вид на Увег. Внутри всколыхнулись воспоминания, от которых снова заныло сердце.
Покинуть видение не удалось. Это означало, что она снова в том, кого так усиленно пытается забыть. А ведь так хорошо прожила неделю без подобных сюрпризов. Побившись еще какое-то время сознанием о «клетку», устроенную ей несносным даром, девушка выдохлась.
Вэйн долго глядел в одну точку у горизонта. Легкий пар срывался с его губ и растворялся в морозном воздухе. Когда Тиса уж потеряла счет минутам, взгляд переместился вниз, и стало понятно, что́ он держал все это время в руках. Мужские пальцы гладили тонкую васильково-серебристую ленту. Ее ленту, которую она считала утерянной.
Потом ноги коснулось нечто мягкое и теплое – знакомый рысак ткнулся мокрым носом в руки хозяина.
– Замаялся, Сивун?
Рокот мурчания в ответ.
– Ты прав, пора лететь.
Тиса никогда раньше не поднималась выше третьего этажа. Когда же земля ушла резко из-под ног, с боков забила пара кожистых крыльев, а поле превратилось в латку на земле, она почувствовала, как дрожит всеми струнами ее душа – от невероятной смеси ужаса и восторга.
Глава 6
Званый ужин
Странное монотонное поскрипывание в тишине заставило повернуть голову на звук. Виталий Стручков, согнувшись над толстой книгой для записей, водил по ней пером. Со стороны это выглядело, словно он разлиновывает белые листы. Прошло несколько минут, прежде чем Тиса поняла, что из-под пера выходят не просто линии, а убористые строчки.
Заметив внимание девушки, парень воскликнул:
– Клим, она очнулась!
Послышались шаги, и из опытной комнаты показался учитель. Следом за ним в гостиную выпорхнули девушки.
Люся смотрела с сочувственно, Клара – с холодной укоризной, а Климентий щурил зеленые глаза.
– С возвращением, Тиса Лазаровна. Уж час томите.
Держась за подлокотники и стараясь не делать резких движений головой, чтобы не спровоцировать головокружение, Тиса выпрямила спину. Длительное пребывание в видении вызвало слабость – дело обычное. Только вот увиденное на этот раз никак не отпускало от себя и тревожно билось пульсом в жилах. Демьян в Увеге, это абсолютно точно. Все же приехал, чего она и опасалась. И теперь разыскивает ее? Единый, неужели вэйн не понял, что играть с собой она больше не позволит? Неужели будет преследовать? Настаивать на встречах, снова испытывая на ней силу своего дара, ввергая ее в новый круг пленительной лжи и сердечных мук? Нет, Единый, не допусти этого. Ведь ее душевное состояние только недавно обрело хоть шаткое, но равновесие.
– Простите меня, Климентий Петрониевич. – Кашлянув, она продолжила окрепшим голосом: – Я не знаю, почему так произошло, но Виталия я не увидела. Поверьте, я настраивалась на его поиск, но дар не послушался и показал другого человека.
– Вы же говорили, что с поиском у вас проблем нет? – блеснули подозрением зеленые глаза. – Выходит, лукавили?
– Нет, я не обманывала. До сего дня я видела всех, кого желала. – От того, что сейчас скажет, зависит, будет ли учитель дальше заниматься с ней. На первом уроке Климентий ясно дал понять, что продолжительным обучением отягощать себя не намерен. А обучение поиску, как он говорил, дело не одного месяца, а то и года. – А два дня назад я видела отца, подруг и нашу кухарку, – как можно убедительней добавила девушка.
– Может, они ей приснились? – усмехнулась Клара, косясь на Климентия. – Легла девица, выспалась, а потом все за чистую монету приняла?
– Ой, я тоже батюшку сегодня во сне видела! – вспомнила Люсенька.
– Девочки, пожалуйста, – строго сказал Ложкин, продолжая глядеть на ученицу исподлобья. – Погодите, Тиса Лазаровна. Я верно понял, вы видели на днях отца и подруг, которые остались в Ижской губернии? – Во взгляде учителя читалось недоверие.
Тиса кивнула.
– Все верно, они в Увеге.
Брови Строчки взлетели над стеклянными кругами очков.
– Клим, а сколько в-верст отсюда до этого Увега?
– Полторы тысячи верст, – задумчиво произнес Ложкин.
– Вот это охват! Полторы тыщи! Тиса Лазаровна! – Стручков принялся так жестикулировать, что чуть не замотался в собственный шарф. – Вы видите так далеко! Н-невероятно!
– Невероятна твоя наивность, – пробурчала себе под нос Клара, но ее никто не услышал.
Люсенька, наблюдая счастливого Строчку, охватила щеки ладонями и улыбалась.
– Но разве не все искуны так видят? – удивилась Тиса.
– По статистике охват поиска у среднего искуна составляет триста верст, – пояснил отчего-то помрачневший учитель. – Скажем так, охват, подобный вашему, встречается далеко не часто.
– А может, вы видели и кого-то, кто находился еще дальше? – загорелся предположением Строчка.
Войнова вздохнула про себя. Что за невезение: как ни увиливала от излишней огласки собственной неординарности, а все же влипла в «великую одаренность».
Нехитрыми вычислениями вывела, что Стручков недалек от истины. Она видела Демьяна в Крассбурге из Увега, столица же от Увега располагается в трех тысячах верст. Нет уж, лучше покачать отрицательно головой. Тут из-за полутора тысяч Строчка чуть ноги не оттаптывает от восторгов, что ж будет от трех?
Но больше всего ей не нравилось выражение лица учителя, который уже общипал в раздумчивости весь свой подбородок.
– Вы же не бросите меня обучать, Климентий Петрониевич? – Несмотря на слабость, волнение заставило подняться с кресла. – Думаю, это недоразумение с поиском я преодолею. Пожалуйста, не бросайте начатое! – Она коснулась манжеты его рубахи.
Зеленые глаза какое-то время продолжали оценивать ученицу, затем Ложкин кивнул.
– Будь по-вашему, Тиса Лазаровна. Попробуем разобраться с вашим даром. – Клим не заметил, как при этих словах скривила губы Клара. – А пока прошу всех вернуться к своим задачам. Не будем устраивать здесь балаган.
И все повторилось. Вопросы в кабинете, которые уже были более обстоятельны и следовали один за другим: учитель теперь не отвлекался на посторонние свитки.
– Расскажите мне, как вы настраивались на поиск. Тот, кого вы видели вместо Строчки, и есть тот человек, видение которого вы не можете сбросить? То есть все это время вы видели только его? Отстраниться пробовали? Не вышло. Ну хорошо, понадеемся, что это разовый случай. Сможете, или лучше в другой раз? Слабость пройдет со временем, Тиса Лазаровна. Чем больше практики поиска, тем быстрей ваш организм приспособится к дару. Садитесь в кресло, попробуем еще раз.
На сей раз Тиса очень хотела увидеть Строчку. И даже верила, что у нее все получится. Однако дар снова зло посмеялся над ней.
Она стояла в дверях отцова кабинета и через приоткрытую дверь смотрела на библиотечные стеллажи. Голова повернулась, и взгляд остановился на родном лице – капитан поднял руку в приглашающем жесте.
– Мне посыльный передал о вашем приезде, Демьян Тимофеевич. Простите, я был занят. – Батюшка дождался, пока сядет гость, и тогда опустился в свое кресло. – Надо было отъехать в таможню, после реорганизации стражи она отошла под мое начало. Но сейчас я полностью в вашем распоряжении.
– Рад вас видеть в добром здравии, капитан, – вэйн кивнул, – и не намерен сильно отвлекать от служебных забот. Вот, – он выложил на стол какую-то официальную бумагу с большой печатью, в которой угадывался герб Вэйновия, и бандероль, проклеенную по шву сургучом, – здесь компенсация за изъятый оберег и объяснительная. Вы должны подписаться в получении.
Следующие полминуты Тиса наблюдала, как отец макнул перо в чернильницу и подписал бумагу. Затем протянул ей.
Демьян принял документ.
– Также хотел сообщить, что запрос о возмещении ущерба одобрен и передан в ижскую стражу. В ближайшие дни прибудет нарочный. Однако много не ждите. Империя умеет считать деньги.
– Благодарю, – коротко произнес отец, однако по его лицу Тиса видела, как он доволен. – Я знаю, что дело так быстро решено лишь вашими стараниями. Обычно мы ожидаем отклика месяцами, а то и годами.
– Мне это не составило большого труда. – Рука нырнула в карман сюртука и нащупала ленту. – Простите покорно, но я бы хотел задать вам вопрос, выходящий за рамки служебной миссии. Вы позволите?
– Прошу.
– Я хотел бы засвидетельствовать свое почтение Тисе Лазаровне, но Камилла Сановна сказала, что она путешествует.
– Все верно, главвэй, – отец опустил взгляд на свои руки, которые принялись теребить перо, – она уехала. Это было внезапное желание дочери, я не стал ее удерживать.
– Тогда, может быть, вы скажете, когда мне лучше появиться на вашем пороге, чтобы застать ее?
Отец потер висок, буравя вэйна взглядом. На секунду в его глазах мелькнуло изумление.
– К сожалению, ничего не могу вам и сказать, Демьян Тимофеевич. Я не знаю, когда она вернется. Все зависит от того, как скоро дочь уладит свои дела на чужбине. Но я надеюсь, что это будет скоро.
Тиса ощутила, как глухо застучало сердце в груди вэйна. На некоторое время повисла пауза, после чего губы колдуна шевельнулись.
– Куда она уехала, капитан?
Отец развел руки.
– Простите, главвэй, но я обещал дочери никому не рассказывать. Я дал слово.
На улице ощутимо похолодало. Кутаясь в плащ, Тиса побрела из школы назад, в дом на Бережковой, ступая по затянутым стеклом лужам, обходя прохожих со смазанными лицами, уставшая и удрученная провалом поиска. Учитель, конечно, не выгнал ее взашей, за что ему превеликая благодарность и поклон в пояс. Да только надолго ли потерпит, если она устроит ему подобные кренделя на следующих занятиях? Дом Отрубиных встретил небывалой тишиной. Ненароком подумаешь – не порешил ли тут хозяин всех убойным тапком? Следов утреннего побоища также не наблюдалось. Слава Богу, на кухне нашлась живая душа. Отужинав без аппетита, Тиса больше не выходила из своей комнаты. Лежала, обнимая трактат и размазывая слезы обиды по щекам, пока не провалилась в спасительный сон.
* * *
Пару дней домочадцы ходили на цыпочках, боясь потревожить покой Льва Леонидовича. Переговаривались не иначе как шепотом. Установившаяся тишина способствовала размышлению, и Тиса попыталась на свежую голову осмыслить, что произошло с ее даром давеча. Простые логические выводы вновь затребовали практического подтверждения. Опасаясь повторения вчерашнего, вызвала несколько видений, и все они безошибочно приводили к тому, кого желала видеть. Отец принимал смотр на плацу. Лекарь собирал вещевой мешок. Рич счастливо носился по лесу, изучая новые запахи и рассматривая мир «черно-белым» зрением оборотня. Дар снова подчинялся, и Тиса почти успокоилась. Возможно, из-за вчерашнего недомогания, после новых видений вымоталась быстрей обычного. Все время хотелось спать и ни о чем не думать. Так она и сделала, проведя очередной день по большей части времени в кровати. И все же сонный внутренний голос упрямо нашептывал заплетающимся язычком, что она что-то упустила в своих дароизысканиях.
На третий же день в доме Отрубиных случился переполох. К вечеру ожидались очень важные гости, и хозяева не пожелали ударить благородными лицами в грязь.
Для званого ужина распахнулись двери неприкосновенной доселе красной гостиной. Рина Степановна командовала парадом и руководила подчиненными не хуже Витера на плацу. Взмыленные служки драили половицы, выбивали ковры, полировали мебель. Фарфор и хрусталь начищались до появления на поверхности девственного сияния. Кухня спозаранку бряцала кастрюлями, заглатывая в свои бездонные недра телячьи окорока, свиные рульки, иглоносую осетрину. Ко всему прочему по велению хозяина дом протопили. Да так, что впору гулять голышом.
Тиса старалась не выходить за порог своей комнаты, чтобы не мешаться под ногами у работников. И все же совсем затворницей отсидеться не смогла. Возвращаясь из одной такой необходимой вылазки, она увидела Фоньку. Горничная приветливо махнула ей рукой.
– Тиса Лазаровна! Не упадите с лесенки! Ее Дуся токмо натерла. Скользкие, страх. Скорей бы застелили. – Плутовато оглянулась, чтобы убедиться, что нет экономки поблизости. Поманила Тису вглубь коридора. – Степановна сегодня всех до полусмерти загоняла. К шести, говорят, приедут, – доверчиво поделилась новостями Фонька.
– Кого хоть ждут-то? – полюбопытствовала Тиса.
– Губернатор и сам Фролов пожалуют. Коли врут, так и я вру.
Хотелось расспросить подробней, но в этот момент послышались повышенные женские голоса.
– Ма! Что это?! Погляди на это платье! – высокий голос молодой Отрубиной проникал сквозь стены.
– Ты так хороша, дитя мое. Словно царевна Мия! Помнишь, в пьесе про цветочную страну? – густым грудным голосом увещевала мать.
– Разве у нас бал?! Иначе к чему эти розовые рюши?! А эти голые плечи?
– Лизушка, ну уважь отца. Посмотри на себя в зеркало. Красавица! Не понимаю, чем ты недовольна? – вопрос Марьи Станиславовны оборвал громкий хлопок двери.
В следующую минуту молодая Отрубина появилась в коридоре собственной персоной. Не глядя на горничную, Тису и любопытных служек, украдкой выглядывающих из гостиной, Лиза пронеслась мимо, держась ладонью за шею. На нежно-розовом личике горел румянец возмущения. Марья Станиславовна не преувеличивала. Ее дочь была в самом деле бесподобно красива в новом платье, словно сошедшая с полотна «Божественная дева» Амросия Вялинского. Округлые пышные плечи в обрамлении розового шелка. Корсет на бантах-завязках соблазнительно открывал высокую грудь. Распущенные волосы струями золота ниспадали до пояса. Загляденье.
По пятам молодой хозяйки семенила старая Дося. На морщинистом, словно скрученное белье, лице отражались сочувствие и обожание.
– Лизочек, голубушка моя ясная, воротимся! Тебе еще локонки Дашка не сложила.
– Нянечка, поди с глаз! Как вы меня все измучили, Единый бы знал! – В гневе девушка повела плечами – розовые рюши рукавов взметнулись.
– Да что ж ты такое баешь, цветик мой? – всплеснула руками нянька, качая головой и даже не думая слушаться. – Это ж только для батюшки вашего. Поносишь тряпку да скинешь, тьфу, велика беда. Ну давай, миленькая, пойдем-пойдем.
Пока Дося уговаривала, красавица гвоздила сердитым взглядом вход в правое крыло дома. Наконец Лиза согласилась и покорно пошла за старушкой.
– Видали? – хмыкнула Фонька шепотом. – Меня б кто уговаривал наряды носить.
Тиса ничего не ответила, но про себя подумала, что платье и в самом деле слишком откровенного кроя для званого ужина.
Когда коридор снова опустел, горничная, не дожидаясь вопросов, сама рассказала о гостях. Если в двух словах, то губернатора простой народ характеризовал не иначе как бездельником, обдирающим добавочными налогами трудовой люд, и бабником. А Фролова уважал и побаивался, так как сей муж слыл самым богатым человеком в губернии. Он владел чуть ли не каждой второй лавкой Оранска и помимо того большой ткацкой фабрикой и каменоломней.
– Кстати, это ж он эту драконову статую в погонах хозяину подарил на именины, – хихикнула Афонья. – Сам бы хозяин на такого никогда б не разорился. Жуткая страховидла, правда, Тиса Лазаровна?
Та искренне порадовалась, что не ей придется встречать важных гостей. Подумав, решила, что неплохо бы загодя запастись ужином и отсидеться в своей комнате за книгами. Не мешкая спустилась в кухню. Спустя пятнадцать минут с нагруженным снедью подносом она почти миновала второй этаж, когда ее застал оклик Марьи Станиславовны. Войнова со вздохом составила поднос на подоконник и поторопилась предстать под хозяйские очи.
Сиятельная матрона сегодня блистала крупным сапфиром в драгоценном колье. Сиреневое платье тяжким бурлачным трудом стягивало пышные телеса на уровне талии, плечи прикрывала воздушная кисея. А из объемной как корабль прически мачтами торчали три мохнатых черных пера.
– Милая, вы мне как раз и нужны, – протянула Отрубина гнусавым голосом, что означало одно: хозяйка вновь пребывает в возвышенных чувствах.
Тиса приветственно склонила голову, краем глаза заметив у дверей красной гостиной не менее роскошно разодетого Льва Леонидовича. Отрубин выдавал экономке очередные указания, блестя лихорадочным взглядом и то и дело посматривая на часы.
– Лизушке нужна компаньонка на вечер. Думаю, вы как раз подойдете, – милостиво решила Марья Станиславовна, не иначе как считая себя благодетельницей.
Тиса попыталась убедить, что идея не совсем удачная, что более опытные Оливия и Есения подойдут для столь ответственной роли куда лучше ее. Но Марья Станиславовна не желала слушать.
– Глупости! Они подслеповаты и по годам не подходят. Нет, вы будете смотреться рядом с Лизушкой гораздо лучше, – произнесла она таким тоном, словно подбирала портьеры под цвет стен.
– О чем ты, Мари? – Лев Леонидович, отпустив Рину, обратил внимание на супругу.
Пожелание жены сделать постоялицу компаньонкой дочери не особо воодушевило главу семейства.
– Лиза не нуждается в компаньонке. Хотя, – он смерил девушку взглядом, что-то прикидывая в уме, – если ты так считаешь, дорогая, то пусть будет по-твоему. Только прошу вас помалкивать, любезная, это вам не увеселительная вечеринка. И прикройте шалью шею.
– Ну, что я вам говорила? – улыбнулась блаженно Марья Станиславовна. – Даже Левушка согласен, что вы наилучшая партия.
Очень хотелось сказать, что она думает о подобном согласии, и отказаться, лелея гордость, но не стала. Все же Марья Станиславовна не виновата в грубости супруга. Памятуя о гостеприимстве хозяйки, Тиса поддалась на уговоры.
– У вас есть более нарядное платье, милая? – поинтересовалась Отрубина, озабоченно оглядывая одежду постоялицы.
– Нет.
Раз уж принимают за голодранку, пусть такую и терпят. Все ее платья вместе взятые все равно будут смотреться хуже, чем хозяйские шелка.
К шести в чайной уже был накрыт стол, на белой скатерти разложено фамильное серебро, расставлен великолепный голубой сервиз из тончайшего фарфора с золотыми каемками. Лев Леонидыч в тысячный раз придирчиво оглядел красную гостиную. Подбежав к статуе дракона, со всей деликатностью подвинул ее ближе к креслам на полметра. Отошел, оценил и снова подвинул. Затем потер кружевным рукавом золотой погон. Нагнулся.
– Что! Что это такое?! – завопил он, шаря рукой под хвостом изваяния. – Мари! Я же говорил не впускать Саньку в красную гостиную! Ириску наклеил, сучий сын! Руки поотрываю!
Причитания округ бесценной статуи продолжались вплоть до зычного крика привратника:
– Едут! Едут!
Когда к парадной лестнице подкатила большая карета, запряженная породистой каурой четверкой, Лев Леонидыч с женой уже встречали гостей на ступенях крыльца. На лицах – широкие улыбки. За спинами родителей, скромно опустив голову, стояла их дочь Елизавета с новоиспеченной компаньонкой.
Войнова не видела ранее столь пышных экипажей. Бока коляски горели ярко-алым лаком, кожаный подбой, медные заклепки блестят, кучер и позадник – в ливреях и париках! Уж не император ли к Отрубиным пожаловал?
Позадник спрыгнул с запяток кареты и кинулся опускать ступеньки для господ, затем распахнул дверцу, низко поклонился. Из недр кареты показался небольшого росточка человечек – горбун в черном сюртуке. Тиса даже рот открыла от удивления, подумав, что это и есть тот богач. Ан нет. Горбун отступил в сторону и услужливо подал руку второму пассажиру. Сначала появилась кисть с непомерно большими золотыми перстнями на полных пальцах. Затем и сам господин сошел с каретной ступеньки. Полный и невысокий. Отсутствие роста он с лихвой компенсировал высоченным цилиндром. Из-под шляпы волна угольно-черных кучерявых волос спадала на широкий лисий воротник. Большой выдающийся нос нависал над полными и мокрыми, как вареники в масле, губами. В распахнутых полах пальто светилась малиновая сорочка. На пышном фиолетовом жабо покоился второй подбородок гостя. Тиса подумала, что господину срочно нужно вернуться домой, чтобы уволить камердинера за свой безвкусный наряд.
За такой сиятельной особой, как Фролов, она не сразу заметила третьего пассажира, покинувшего карету. Им оказался рыхлой фигуры человек лет пятидесяти. Красного цвета лицо его было осыпано дюжиной больших родинок. На губах губернатора Проскулятова, а это был именно он, возникла сахарная улыбочка, а взгляд мгновенно прилип к Лизоньке.
– Аристарх Зиновьевич, милости просим! – воскликнул Отрубин, клюнув порог в поклоне. – Как я рад вас видеть! Благодарствую, что почтили нас своим присутствием! Проходите, будьте добры! Эраст Ляписович! И вас покорно просим! – Хозяин непрестанно кланялся и собственноручно принял одежду у почетных гостей.
Их сопроводили прямиком к накрытому столу в чайной. Уж гостям и наливали чистой как драконья слеза наливочки, а кроме нее на выбор еще с десяток хмельных вин и квасов. Предлагали с пылу с жару блюда – одно за другим, гоняя слуг с судками да подносами. Веселили городскими сплетнями. Вот только опахалами по-чивански не обмахивали. Фролов принимал все как должное и по-царски ковырял вилкой лучшие куски. Проскулятов сидел рядом с хозяйской дочкой, почти полностью развернувшись вместе со своим стулом к ней лицом, и то и дело отпускал комплименты. И хоть Тиса не была дружна с Лизой, в этот вечер она ей искренне сочувствовала. Слава святой Пятерке, что Отрубин велел закутать шалью шею – этим он спас ее от липких взглядов губернатора. Нет, надо определенно что-то купить в благодарность за постой. Что-то дорогое. Отхлебнула прекрасного вина. Говорила она мало, что ее тоже вполне устраивало.
– Милостивый сударь Аристарх Зиновьевич, слышал я, что ваша фабрика выпускает ткани по качеству даже лучше панокийских. – Отрубин щелчком пальцев подозвал служку. И перед дорогим гостем возник поднос с запеченной, сочащейся ароматными парами осетриной. – Неужели все дело в чудо-станках с накладами?
– Семьсот двадцать пять мотков в месяц, – ответил Фролов, хлопнув себя по груди, где на толстой золотой цепи висела тяжелая, как гиря, звезда Единого, усыпанная драгоценными каменьями.
– Великолепно! Поразительно!
Впрочем, что ни отвечал Аристарх – все вызывало безудержный восторг у Льва Леонидовича. Лишенная любимых разговоров об искусствах, Марья Станиславовна хлопала глазами и кивала головой так, как делают ничего не понимающие, давно утерявшие нить разговора, но со всем сказанным согласные.
Откушав, компания переместилась на диваны красной гостиной, под сень гранитного дракона. Душную комнату наполнили звуки пианино. Молодая Отрубина играла «Вечер на двоих». Облокотившись на старинный инструмент, градоначальник откровенно пожирал глазами исполнительницу, не стесняясь заглянуть в глубокий вырез платья. Елизавета с горящими щеками не поднимала глаз от клавиш.
«Кот мартовский! – горела Тиса про себя возмущением. – Так масляных глаз с Лизки и не сводит. Плешивый старый котище! Так усы бы и оборвала ему!»
А родители девушки будто и не замечали ничего. Марья Станиславовна отрешенно наслаждалась музыкой. А старший Отрубин весь был во внимании своего богатого гостя. Фролов возлежал в кресле, вытянув ноги в сапогах на пуф. Ни дать ни взять Антей Первый, только короны нет! Карлик-горбун сидел в ногах хозяина и держал для последнего на подносе хрустальный бокал красного вина. Тиса прислушалась к беседе.
– Цены спали вчетверо! Коловратов отказался покупать по договорной цене, и я разорен! Вы же говорили мне, что тоже вложили в фрагмитовый сахар все свои ассигнации, – торопился сказать Отрубин. – Я решил последовать вашему примеру…
– Я как вложил, так и забрал, – перебил Фролов. – Большой рынок – это, мой друг, тебе не печь, закинул дров да греешь задницу. – Похоже, гость не собирался церемониться. – Ты сам продул свои… нет, ты продул мои деньги, Лева! А я никому, слышишь? Никому не позволю красть мое добро безнаказанно! – Аристарх, выпятив нижнюю губу, стукнул кулаком по подлокотнику.
Елизавета обернулась, и музыка смолкла. Даже безмятежная Марья Станиславовна повернула удивленное лицо. Хозяин нервно промочил носовым платком потный лоб и заикаясь пролепетал:
– Н-но… я не к-крал.
– Знаю, – буркнул Фролов, медленно гася в себе вспышку гнева.
К удивлению Тисы, Елизавета послушно продолжила игру. Она как мышь перед удавом ничего не могла сказать поперек Проскулятову. И куда, спрашивается, подевался ее капризный нрав? Или капризы она оставляла только для матери и нянечки?
– Но вы же не потребуете возврата немедленно? – вернулся к разговору Лев Леонидович. – Вы же обещали, что у меня будет срок. И я надеялся на…
– Какой еще срок?! – пророкотал Фролов. – Вспомни заемный договор, дурень. А запамятовал, что написано в бумагах, так посмотри. Наум, покажи ему!
Горбун отставил поднос и резво поднялся. Шагнув к Отрубину, положил маленькие ладошки на его виски. Взгляд Льва Леонидовича на несколько секунд затуманился. Тиса удивленно подняла брови. Она читала о даре видопередачи, но впервые видела того, кто обладал им.
Хозяин снова заговорил через десять минут, когда карлик убрал с его головы руки.
– Что же мне делать? – пролепетал Лев Леонидович с убитым видом. – Я неверно понял слова!
– Неверно понял, – передразнил Аристарх. Он поднял с подноса бокал вина. Полные губы коснулись хрусталя. Блестящий холодный взгляд Фролова остановился на молодой Отрубиной. – Ладно, Лева, – задумчиво произнес он, – долговая яма подождет. Негоже такому именитому мужу так низко падать и тянуть на дно жену и такую прелестную дочь, как Елизавета Львовна. Я же не деспот. Прощу, так и быть, тебе долг с одним условием.
– Аристарх Зиновьевич! Благодетель! – воскликнул Отрубин, чуть ли не бросаясь в ноги Фролову.
Лиза закончила играть. Губернатор зарукоплескал «браво». Так что в чем заключалось условие, Тиса так и не узнала.
За окнами уж давно стемнело, когда гости покинули Отрубиных. Эраст Проскулятов еле оторвался от ручки Елизаветы, к которой на прощание припал долгим поцелуем.
Глава 7
Путь Рича
Наступила заветная суббота. Тиса загодя завершила все свои дела, чтобы к полудню освободиться, рассчитывая на скорое «свидание» с подругой. Войнова с удобством расположилась на кровати, притворила веки. Последние минуты отсчитала стрелка, и видение втянуло девушку в свое пространство.
Ганна стояла перед зеркалом трюмо и глядела прямо на нее. Какое же счастье вот так смотреть на лицо подруги, видеть блики в зрачках и чуть уставшую улыбку на губах. Подруга волновалась. Судя по тому, как пальцы мяли в руках бумагу, наверняка ее письмо.
– Двенадцать, – прошептала Ганна, метнув взгляд на часы, стоящие на комоде. – Тиса! Зздравствуй, дорогая. Уж не знаю, видишь ли ты меня. Буду считать, что да. Цуп привез мне письмо от тебя седьмого числа. Я так рада, что ты жива и здорова! Не представляешь, как извелась в ожидании. Неужели нельзя было послать раньше?
Тиса мысленно порадовалась. Ганна все та же. Как же она по ней соскучилась!
– Ты нашла учителя, как и хотела, – одобрительно кивнула Лисова. – Замечательно. И как? Получается всё? Ты перестала видеть вэйна? Надеюсь, ты там не задержишься. А учитель? Ты не написала, сколько ему лет. Он женат? И не кривись, я знаю, Тиса, что ты сейчас это делаешь. На вэйне твоем свет клином не сошелся.
Мысленный вздох. «Он не мой, – ответила бы ей, если бы могла. – Лучше расскажи о себе, о Зое и малыше». Но ее мольба пропала втуне, и разговор повернул в малоприятное русло.
Ганна посмотрела на письмо в своих руках, и лицо ее приняло выражение сожаления.
– Знаю, что тебе будет нелегко слушать, но молчать бессмысленно. Он приезжал. Вэйн твой. У него хватило совести заявиться ко мне в дом!
Тиса замерла душой. «Значит, и до Ганны добрался. Чего же он хотел?»
– Я не сказала, где тебя искать, об этом не беспокойся, – поторопилась успокоить подруга. – Если колдун и обладает даром убеждения, то на меня его чары не подействовали! – Ганна гордо вскинула подбородок. – Знаешь, увидев вэйна на пороге, я так разозлилась. Высказала ему все как на духу и не жалею! Хотя, – в глазах мелькнуло сомнение, – некоторые слова я бы все же хотела вернуть. Может… некоторые, да. Знаешь, Тиса, он выслушал меня в молчании, затем согласился, что все это абсолютно верно. – Голос подруги стал менее уверенным. – Он убеждал, что не хотел принести тебе боль. Похоже, ему на самом деле несладко.
«А говоришь, чары не подействовали, – застонала мысленно Тиса. – Ганна! Только не ты».
– Так ему и надо, конечно, – словно услышав ее, исправилась подруга. И тут же широко улыбнулась. – Кстати, он принес деньги! Твой выигрыш, с Горки! Говорит, его люди нашли того потешника. Я пересчитала – вся сумма на месте! Ну не чудо ли? Со стороны колдуна это было очень любезно.
«Ну конечно, раз вернул деньги, значит, невиновен! Ганна!» – смятение на душе постепенно превращалось в раздражение.
– Так что возвращайся, деньги тебя дождутся. Они бы тебе и в Оранске не помешали. Тебе хоть хватит на обратную дорогу? Даже боюсь спрашивать, во сколько тебе стала такая длительная поездка.
Поговорив еще на денежную тему, Ганна снова вернулась к первоначальной.
– Вэйн ушел, а через час вернулся с этим письмом. – Ганна подняла бумагу, что сжимали ее пальцы. – Я имела смелость распечатать его, раз все равно, чтобы ты увидела, должна и я увидеть. Ведь так? Как-то все неоднозначно, и… Я не знаю, что и думать. В общем, читаю, а ты решай сама.
Она подняла к глазам конверт, на котором знакомым почерком было выведено: «Войновой Тисе Лазаровне». Вынув оттуда сложенный листок, развернула. И взгляд медленно, видимо, чтобы ей было удобней читать, заскользил по строчкам.
Если бы Тиса только могла, то закрыла глаза. Или еще больше – выкинула это послание в печь, чтобы никогда больше не чувствовать, как вновь сочится сукровицей обожженная душа. Выйти из видения? Но нет. Наверное, истязать себя уже входит в ее привычку. Она читала.
«Тиса,
я не прошу много, только прочти письмо!
Не беспокойся, я не собираюсь вновь тебя терзать неуместными излияниями чувств. Из лучших намерений Ганна Харитоновна уже предупредила меня, что ты более не желаешь ни видеть меня, ни тем более слышать. И что это желание оказалось настолько сильно, что подвигло тебя на дальнее путешествие. Тиса, ты же никогда ранее далеко не выезжала и никогда к этому не стремилась. Как ты решилась? И как, дракон их возьми, они могли отпустить тебя одну? Единый! Неужели я вселяю такой страх, что ты бежишь из родного дома, только чтобы в один день не застать меня на своем пороге? Тогда я тем более обязан сказать то, из-за чего приехал. Нет, не думай, я не стану снова искать оправданий своим поступкам, ибо их нет. Напротив, с тяжелым сердцем собираюсь покаяться, поскольку, оказывается, повинен и там, где с уверенностью полагал, что не запятнан. Как бы мне ни не хотелось признавать, но последнее твое обвинение – в том, что я использовал дар убеждения и приворожил тебя, – имеет под собой основание. Хоть такие случаи и единичны, но они существуют. Я мог не заметить, что влияю на тебя. Единый! Я не желал влюбить тебя в себя, Тиса! Вернее, желал, но не посредством дара и вэи. Ты можешь и дальше мне не верить, но, клянусь, это правда. Теперь ты знаешь, что была верна в своих подозрениях, неудивительно, ведь твоя светлая натура распознает тьму, в каком бы обличии она не являлась.
В утешение могу сказать, если действительно имел место приворот, то без подпитки со стороны он спадет самое большее за четыре месяца. Ты освободишься, Тиса, только надо подождать. До весны. Стоит ли говорить о том, что я искренне сожалею о случившемся. Боюсь, ты снова мне не поверишь. Одно обнадеживает, у меня также будет достаточно времени для исправления своих промахов.
В то утро расставания ты сказала, что не любила… Если это правда, я приму твое решение как данность, безропотно. И впредь никогда не стану докучать своими неразделенными чувствами. Но если ты ошиблась, Тиса, если вдруг чувства ко мне были истинными, ты поймешь это. Я буду ждать. Одно слово, одно только слово, и я прилечу. Пока же могу твердо обещать, что более не появлюсь незваным гостем на твоем пороге. Не смущу твой покой ни словом, ни делом. Злосчастный мой дар убеждения никогда больше не коснется тебя. В этом ты можешь быть абсолютно уверена. Надеюсь, эти заверения изменят твое настроение оставаться вдали от родного дома. Возвращайся, Тиса. Не лишай себя общества близких, воротись в тепло рук и сердец, что любят тебя. Я же ухожу.
Д.Н.»
Дочитав послание, Ганна снова заговорила, только слова подруги уже не долетали до сознания Тисы. Она полностью окунулась в водоворот собственных размышлений.
Теперь ее сомнения окончательно развеялись. Подозрения подтвердились: Демьян признал, что приворожил. И, слава святой Пятерке, обещал, что не будет преследовать ее и мучить дальше. Мало того, если верить письму, к весне она освободится от приворота! Довольна ли она? Да она мечтала о таком исходе. Только отчего же снова такая боль в душе? И снедающая тоска по утраченному счастью. И крамольные мысли – что будет, если затоптать гордость и по ней бежать к тому, кто способен одним лишь взглядом отогреть ее заиндевевшее сердце. Чары, будь они неладны! Навеянные чувства! Теперь можно не стыдиться и признаться в том, в чем она раньше не призналась бы и под страхом смерти. Она продолжает любить его. Навеянная любовь – опасное чужеродное чувство, рождающее запретные надежды.
Он написал, что будет ждать ее решения до весны, уверяя в серьезности своих намерений добиться ее взаимности. Но зачем? Зачем ему это? Боже! Высокородному вэйну из столицы, владельцу вэйноцеха и без пяти минут князю. Как можно поверить в то, что он уже завтра не увлечется более подходящей ему по титулу кандидатурой – не забудет ее сразу, стоит только той самой Разумовской появиться у него на горизонте? Теперь, когда он объявлен наследником титула, вряд ли красотка откажет в танце. И не только в нем. Припомнился разговор поруков, и сердце словно окатил ушат ледяной воды. Бестолковая ворона, готовая сама запрыгнуть в клетку.
– Не бойся, я не рассказала, где ты и о твоих видениях, – наконец слова Ганны стали достигать ее сознания. – Да, немного погорячилась, но ведь колдун должен был знать, что ему здесь не рады. Верно? Притом я на самом деле считаю его виноватым в твоем отъезде. Здесь меня не в чем упрекнуть. Но в чем-то этот вэйн все же прав. Мы в самом деле не должны были отпускать тебя одну так далеко. Теперь я чувствую вину. – Ганна тяжело вздохнула и покачала головой. Какое-то время она молчала. Затем еще раз вздохнула и продолжила: – Ты, наверное, думаешь сейчас об этом письме. Оно странное, правда? – Лисова запнулась на миг, в глазах ее появился блеск, свидетельствующий о том, что подруга что-то задумала. – А ты не допускаешь мысли, что вэйн в самом деле не желал тебе зла? И эта ворожба вышла у него случайно? Он не похож на легкомысленного свистуна. И любезно вызвался доставить Рича в его табор, что говорит в его пользу. Не побоялся ответственности – старик и ребенок, считай, теперь под его опекой.
«Подожди, о чем ты?» – насторожилась Тиса.
– Они уехали вместе с колдуном. Агап Фомич просил тебе передать, чтобы ты не беспокоилась. Сказал, что лучшего случая отвезти мальчугана не представится. Тем более вэйн обещал провести их своими вэйновскими тропами, что немало укоротит им дорогу.
В комнату вбежал Валек и обнял материны колени. Ганна погладила по вихрастой головке, с заботой оглядывая сына.
– К тому же колдун успел выяснить, где сейчас остановился табор. Агап Фомич говорил название города, только не помню точно. То ли Лапотня, то ли Локотня.
Ганна решила, что теперь настало время поведать о Кошкиных и других, кого Тиса знает, и с ответственностью принялась за последние новости. Зоя сетует на то, что скоро будет мало грудного молока, малыш-то здоровенький, весь в Руслана, Марика помирилась с Филиппом опять, они так и скрывают от его матери свои встречи. А у Тонечки издох бедняга-пудель, не перенеся сытой жизни, пес бросился под колеса телеги. Тиса слушала и не понимала, с чего вдруг в ней растут раздражение и досада. И, когда Ганна попрощалась, чтобы вернуться к своим делам, с облегчением сбросила видение.
Уже оказавшись снова в своей оранской комнате, Войнова поняла, что ее возмутило.
– Как он посмел забрать Рича? – негодовала, вышагивая кругами в обнимку с трактатом. – И почему сейчас, а не позже? Неужели нельзя было подождать?
Она бы обязательно вернулась и сама с лекарем отвезла Рича к родным! Она ведь это предложила деду Агапу в своем письме. Но старик предпочел довериться вэйну. Вэйну!
– О да! – воскликнула в тишине комнаты девушка. – Вы истинный сын Вэи, Демьян Тимофеевич! Как же не сунуть свой нос в чужое дело! Это выше вашей вэйновской сущности!
Конечно, она знала, что Рич давно мечтал уехать к родным. Только все равно не предполагала, что это случится так скоро. И никак не ожидала, что ей не представится случай проститься с мальчиком.
Не боясь заработать головную боль, Тиса провалилась в новый поиск. Она обязана убедиться сама в услышанном. А могла бы еще говорить на расстоянии, так высказала бы в глаза, что думает!
Туманная кисея боязливо расступилась. Свет, исходящий из квадратного окошка, тщетно пытался рассеять полумрак кареты. Хотя коляска двигалась ходко, качка от езды почти не ощущалась.
– Вон как разыгрался, шалопут. Гляди, как бы твоей животинке крылья не подрал. – Старческая рука тронула шторку.
Глаза поймали фокус, и картинка преобразилась: вдоль опушки огромный медведь гонялся за крылатым древним, как котенок за бабочкой. Разница лишь в размерах да еще в том, что этот «котенок» ломал на своем пути молодые осины, как тростинки. Рысак давал оборотню подобраться ближе и в последний момент уворачивался и взмывал выше, притворно шипя и обивая свои бока хвостом. При этом молодой медведь повизгивал от восторга, и из его пасти свешивался большой розовый язык.
– Сивуну полезно размяться. Не каждый день ему выпадает такое удовольствие, – голос вэйна.
«Все верно, они уехали с ним».
– Думаешь, табор его назад примет? – Лекарь развернулся к собеседнику, и у Тисы замерло сердце. Демьян смотрел ей прямо в глаза… Мысли ее мгновенно смешались. Одно дело – видеть мир вокруг вэйна, другое – вот так лицом к лицу. Так близко. И вот ирония! Дал бы господь ей ту самую способность разговаривать на расстоянии, она все равно не вымолвила бы ни слова. Он почти не изменился с того дня, как она его видела. Пепельные волосы, серые глаза. Вот только сам взгляд стал сумрачным, и линия губ еще тверже.
– Примет, – уверенный кивок главвэя, – мало того, я думаю, они постараются всеми средствами удержать молодого оборотня в общине. И решать будет не столько родня, сколько совет Бут-Шеро.
– Мы можем Рича больше никогда не увидеть, – обреченно произнес старик.
От этих слов Тисе поплохело.
– Рич не волк, а медведь. Стайного чувства у него нет. Поэтому ему самому предстоит выбирать, где и с кем остаться.
– Я так к мальчонке привязался. – Из горла вырвался сиплый выдох.
– Как и он к вам. Рич уже не ребенок, Агап. Притом оборотень. Его выбор будет осознанным. Не волнуйся, с ним все будет хорошо. – Вэйн протянул руку и легонько сжал ладонь старика.
– Спасибо, Дема. Тиса осерчает на меня, она просила ее дождаться, чтобы вместе отвезти Рича. Но я по-прежнему считаю, что поступил верно. Я забоялся, что он не выдержит и сбежит. Последние дни перед твоим приездом мальчишка стал поздно возвращаться.
Мужчины на какое-то время замолчали, каждый думая о своем.
– Да, она не одобрит того, что я сопровождаю вас, – прошептал вэйн, откидываясь на спинку лавки, и полумрак кареты скрыл его лицо.
– Не буду лукавить, – прокряхтел старик, потирая затекшую поясницу, – девочка имеет на тебя зуб. Но это вы сами разбирайтесь. А мне надо Рича свезти в Лапотню, – ворчливо добавил он.
– Локотню.
– Да один черт.
Девушка раскрыла глаза, какое-то время глядела в потолок и не видела его. Подняла руку и рассмотрела свою ладонь. Затем прижала ее к сердцу. Брови мучительно надломились, и из горла вырвался мятежный стон.
Слава Единому, из бесконечного круговорота мыслей ее вытащил стук в дверь. Фонька явилась с просьбой от хозяйки продолжить чтение полюбившегося романа, и Войнова спустилась в гостиную. В очередной главе книги героиня получила приглашение в гости от тетушки и укатила в Крассбург, оставив бедолагу-гусара страдать. Вот так вымышленные чужие страдания иногда позволяют отвлечься от собственных.
На следующее утро зачастил снег. Пусть мокрый и исчезающий при соприкосновении с землей, но все же первый снег. Кивнув привратнику, Тиса вырвалась из дома и запоздало подумала, что зря не сменила легкую шаль на теплую. Холодный сырой воздух защекотал шею.
На ступенях крыльца Рина Степановна разговаривала с незнакомой улыбчивой женщиной, держащей огромную корзину, накрытую толстым пледом. Под отвернутым краем виднелась румяная печеная сдоба. Рядом с матерью вертелся мальчишка, оглядывая с любопытством богатый дом, а заодно ловя языком снежинки. «На вид – одногодок Рича, и роста приблизительно того же», – подумала Тиса. Мальчишка заметил внимание незнакомки и надул щеки.
– Несите на кухню, вход с заднего двора, – меж тем распорядилась Рина, одобрительно кивнув.
Экономка вернулась в дом, а мать с сыном отправились по дорожке, огибающей особняк.
Войнова поглядела им вслед и спустилась с крыльца. Когда поняла, что никто ее не видит, высунула язык и поймала снежинку.
Стоит ли говорить, что, топая знакомой уже дорогой в школу одаренных, Тиса снова думала о Риче. Свежие мысли, как снежные льдинки, охлаждали разгоряченный рассудок. Конечно, она не настолько себялюбива, чтобы не понимать, что ребенку лучше с родными. Он же так скучал по ним. И не ей судить Агапа, он сделал то, что она долго оттягивала бы из-за слабости духа. Старику ведь тоже нелегко далось решение, это она поняла из видения. Демьян же… что бы она ни говорила, в глубине души признавала: лучшего провожатого Агапу было не сыскать. Еще представляясь шкалушем, вэйн всегда по-доброму относился к ребенку. Да что там – он вылечил Рича, и теперь юный оборотень боготворит колдуна. Так что Демьян в самом деле лучше кого бы то ни было присмотрит за старым и малым. Жаль, от понимания этого спокойней на душе не становилось.
* * *
Учителя Тиса застала в его кабинете. Климентий, стоя у окна, постукивал пальцами по подоконнику и не сразу заметил присутствие девушки. Не одна она сегодня погружена в свои мысли.
Урок начался с обычного уже опроса. Ободренная последними успехами в поиске, заверила учителя, что сегодня не оплошает.
– Очень на это надеюсь, Тиса Лазаровна. – Климентий Петрониевич потер рукой глаза. И девушка только сейчас заметила красноту век мужчины, словно он не выспался или подхватил простуду. Но так как кашля не наблюдалось, то вероятней все же первое.
Для очередного практического занятия, к недовольству Клары, из опытной был вызволен Строчка. Виталий подмигнул Тисе, прежде чем усесться в кресло за ширму. Странно, что Люся так и не объявилась.
– Задание то же самое, – напомнил Клим. – Найти Строчку, вернуться и сказать, сколько пальцев руки он показал.
Тиса со всей старательностью принялась за поиск скорописца. Нарисовав в своем воображении лицо Стручкова до мельчайших подробностей, пыталась удержать образ парня как можно дольше. Его, именно его дар обязан ей показать.
Мгла приняла в свои объятия, но открывать видение снова не торопилась. Какое-то время видящая блуждала в белой пустоте, раздвигая облака тумана и призывая дар к послушанию. Бесполезно. Только бы снова не унестись к вэйну. И только эта мысль коснулась ее, как дымка осыпалась к ее ногам тяжелым песком.
Колеса кареты поскрипывали. В зашторенные окошки украдкой заглядывало серое утро. На лавке напротив негромко храпел во сне старик, привалившись щекой к мягкой стеновой обивке. Ноги Агапа укутывало теплое одеяло. Взгляд опустился, и Тиса увидела Рича. Мальчишка расположился на лавке, уложив голову на коленях вэйна, и тоже мирно спал. Она смотрела на лицо ребенка – на круглый лоб, черные подрагивающие ресницы – и молилась, чтобы колдун не отвел глаз. Но долго такое счастье не продолжилось. Мужская рука осторожно сдвинула прядь волос со лба мальчишки, и взгляд улетел к деревьям, мелькающим в просвете шторок.
Самовольное видение схлопнулось неожиданно, и Тиса впервые об этом пожалела.
– Замечательно, – одобрительно кивнул Климентий Петронивевич, заметив, как ученица открыла глаза и пошевелилась, – на этот раз вы вернулись гораздо быстрее. Смею ли надеяться, что вы сможете ответить на мой вопрос?
Ну вот что ему сказать? Да ничего хорошего.
Пока Тиса собиралась с ответом, к учителю подтянулся любопытный Строчка, и даже Клара изволила показаться в дверях распахнутой опытной, прислушиваясь к разговору.
– Я не смогла. – Тяжкий вздох. Врать она не стала. Да и зачем? – Поиск почему-то снова сбился на другого человека. Не понимаю, что я делаю не так? Ведь дома видела всех, кого хотела. Это правда, я не обманываю вас!
Кусая губы, девушка наблюдала, как щурит глаза разочарованный Ложкин, как Строчка переводит вопросительный взгляд с горе-видящей на него и как Клара демонстративно уходит в опытную с видом «я так и знала, что у нее не получится».
Что за напасть? Тиса растерянно мяла свои ладони. И неизвестно, какой бы грозой вылилось разочарование учителя, если бы в Увлеченный клуб не заглянул сам заведующий школы одаренных.
– Климентий, ну что? Отвез? Ты велел почтмейстеру проставить штамп на доставку вэй-почтой? Он не артачился? – с порога воскликнул низкорослый шуец, косица в его парике пружинила от быстрого шага. – Как думаешь, к Сотворению получим ответ?
Затем Мо Ши заметил Тису и вскинул брови.
– А, Тиса Лазаровна! Как успехи у нашей видящей? – улыбнулся старик, и его глаза, и без того узкие, превратились в щелки.
На что «видящая» в ответ промямлила что-то невыразительное. Мо Ши не стал вдаваться в подробности и, споро пожелав раскрыть свой дар полностью, подхватил ассистента под локоть и уволок в кабинет.
– Эти могут засесть надолго, – протянул Строчка и подмигнул с видом заговорщика. – Жаль, п-плохо слышно, – доверительно добавил паренек.
От любопытства у него аж ухо задергалось. Тиса подумала: не будь ее в комнате, он давно бы приложился им к двери.
– Это они о новом прошении, – хмыкнул скорописец. – Вчера Клим с Мо Линичем всю ночь бумагу сочиняли. Кстати, п-приложили мои выписки из книг, не зря чернила истратил.
Заметив в глазах девушки непонимание, объяснил:
– Это чтобы нам м-министерство новую субсидию-с на раскопки дало. Эх, вы же не видели, – махнул парень рукой, загоревшись воодушевленно взглядом, – у нас в Вазяковке уже пять шахт! Такие работы летом провели! Столько перелопатили! Две артели нанимали. Почти нашли Гатчиту, осталось всего ничего – треть участка доисследовать, и туточки министерство в деньге-то и отказало! Представляете?!
На двадцать минут Тису еще хватило слушать про тернии простых исследователей на пути к заветному кургану, но потом поняла: если этого «копателя» не остановить, то она сама скоро закопается под холмиком, спасаясь от говорливого заики.
Сославшись на желание недолго подышать свежим воздухом, девушка сбежала из клуба, прихватив свое пальто. Гуляла по дорожкам школы и размышляла совсем не о древнем мудреце-вэйне с его пером, превращающим камни в золото. Рич был так близок в последнем видении. Грустная улыбка коснулась девичьих губ. Судьба привела мальчика в Увег, она же и уводит. И ничего здесь не поделаешь. Вздохнула. Даже дар уже отворачивается от нее. Снова провал в поиске. Неизвестно, как учитель расценит ее неудачу. Поверит ли?
Углубленная в свои думы, девушка не заметила, как оказалась у старого общежития. И только гнетущее чувство, что за ней кто-то наблюдает, заставило ее поднять глаза от носков ботинок. Расколотое здание чернело под мокрым снегом. Трещина на фасаде заброшенного корпуса словно раздулась и увеличилась, как воспалившийся шрам. Тиса глядела в ее мрак и не могла отвести глаз. Порыв ветра овеял лицо.
«Сюда-а, – принес ветер еле различимый шепот. – Поднимись ко мне-е». Тиса распахнула широко глаза, не в силах отвести взгляд от трещины. В какой-то момент ей почудился белый всполох. Затем подобный этажом выше. Белым полотнищем скользнуло нечто в черных проемах окон. И через минуту замерло. В окне появилась женская фигура – в белом одеянии, босая – и шагнула на край карниза.
– Нет! – прошептала Войнова и рванулась к трещине. – Что вы делаете?! Не прыгайте!
Она почти добралась до частокола, окружающего здание, и собиралась уже рвануть одну из ветхих досок на себя, когда почувствовала, как чья-то рука обхватила ее запястье.
– Тиса! Да погодите же! Туда нельзя!
Девушка обернулась. Ее держала за руку Люсенька и взволнованно хлопала ресницами. Ее светло-голубые глаза казались еще прозрачнее – как вода в горном ручье.
– Я вас звала, но вы не слышали, – пролепетала она, метнув взгляд к окнам верхнего этажа.
Войнова посмотрела туда же – женщины в белом уже не было.
– Вы ее тоже видели? Да? – прошептала Люся. Наклонившись к уху Тисы, она по-детски прикрывала рот ладошкой. – Это Манила. Призрак. Вы же знаете о ней?
Девушка кивнула, осознавая, что приняла привидение за живого человека.
– Дворник говорит, Манила людей заманивает и сбрасывает с крыши. Пойдемте отсюда, пожалуйста, – жалобно попросила Люсенька. – Тут так неприятно находиться. Правда ведь? А голос вы слышали? Она зовет так протяжно, что у меня прям мурашки по коже скребут.
– Бегают, – не задумываясь поправила Тиса.
– Кто бегает? – не поняла Люся.
– Мурашки. Бегают. А кошки скребут.
– А-а. Я думала, вы о Маниле. Она не бегает, слава святой Лее. Из трещины еще ни разу не выходила. Вот дяденька с собачкой так по всему Оранску бродит.
Тиса сочувственно улыбнулась.
– Вы видите призраков.
– Ага. Но лучше б не видела. Мне так их жалко, но они такие страшненькие, что я их боюсь. Кроме дядечки с собачкой. Тот всегда мило кланяется при встрече. О! Так, получается, вы тоже видите призраков!
«Боже упаси», – взмолилась всевышнему Войнова.
– Это первый, который решил мне показаться, – призналась она. – Надеюсь, и последний. Ладно, пойдемте в клуб, Люся.
Должно быть, Клим уже поговорил с Мо Ши и теперь дожидается непутевую ученицу. Эта мысль заставила прибавить шаг, и трещина вскоре осталась позади.
Опасения не оправдали себя – Клим не ждал ее у порога со свирепым видом. В гостиной сидели лишь Строчка с Кларой. Виталий читал «Областной вестник», а брюнетка что-то подсчитывала в уме и вносила пометки в маленькую записную книжку. Эти двое так увлеклись каждый своим делом, что не сразу заметили вошедших.
– Ну хорьки, ну п-проныры! – восклицания Виталия слышались еще с коридора. – Эта парочка гениальна, Клара! Пятая кража, на сей раз белоградского ювелира, и опять после тщетных поисков дело замяли без подачи жалобы в Крассбург. Наверняка краденные вещицы с темной историей, раз не хотят привлекать имперский сыск. Как думаешь?
Та огрызнулась на балабола, чтоб не отвлекал.
– Да ладно, – ничуть не расстроился парень невниманием барышни. – А вот кого наши благочинники ловят, интересно бы знать? По городу с-слухов – тьма тьмущая. Кто говорит, мошенников, кто – дезертиров, а кто – и убивцев. Но чтобы наши разгильдяи-кокардники так копытами били – неслыханное дело. С-сам видал, они даже на лодках по каналу с фонарями плавают. Город оцепили, Синецкий и Маковецкий гарнизоны привлекли. Кречет всех на уши поднял… О! Люсенька! И наша видящая с ней! – заметил наконец девушек Стручков.
Клара даже головы не повернула, продолжая свои подсчеты.
– А Клим еще не выходил, Тиса Лазаровна. Садитесь пока с нами, я вам почитаю, – предложил паренек и снова нырнул в увлеченное чтение. – Гляньте-ка, про Оранск пишут! «В пятом числе ноября месяца в Орской долине замечено земледрожание. Жители города Оранска жаловались на звон посуды в буфетах». И все? М-да, негусто.
– Земледрожание? – удивилась Тиса. – Но разве не должен погодник следить за этим?
Она последовала совету и присела в кресло, поглядывая на закрытую дверь кабинета. Люсенька же осталась стоять посреди гостиной, блестя глазами.
– Наш Мотя Зябович опять на целебных водах ножищи свои вымачивает, куда уж ему до простых смертных, – с ехидцей поведал Виталий.
Тиса хотела было спросить, каким недугом страдает колдун, но Люся ее опередила. Дождалась паузы в разговоре и возвестила то, что Войнова не собиралась разглашать так сразу:
– А мы сейчас Манилу видели!
– Ух ты! Привидение опять тебе показалось?! – Строчка отбросил газету и весь собрался в готовности слушать.
– И не только мне, – взволнованно продолжила Люся. – Тиса тоже ее видела и даже слышала!
– Да неужели? – хмыкнула Клара, окинув надменно-насмешливым взглядом видящую. – Вы очень талантливы, Тиса Лазаровна.
– И что она говорила? – Вскоре ненасытный на новости скорописец вытащил из Люсеньки все подробности.
К тому времени, как дверь кабинета распахнулась, тема призрака почти исчерпала себя. И слава Единому. У Тисы помимо Манилы хватало тревог. Например, сейчас ее заботил предстоящий вывод Ложкина на ее счет – по окончании второго неудавшегося практического занятия.
– …Уповаю на смекалку министерских белоштанников, – выступил в гостиную с обрывком фразы шуец. – Должны же они, в конце концов, понимать, что будет означать для Империи найденный курган Гатчиты! Прорыв! В истории, вэй-науке, промыслах! Ради отчизны и радеем ведь! Верно, Стручков? – Заведующий школы подмигнул Строчке.
На что Виталий улыбнулся во все зубы, выражая согласие.
Старик так и пыхал энергией и энтузиазмом в излюбленном деле. И Ложкин ему в этом не уступал. После беседы с шуйцем глаза ассистента сверкали, того и гляди, по стенам зеленые блики заскользят.
– О, пока не запамятовал! – вскинул указательный палец Мо Ши. – На благотворительном концерте выступите со своим номером. Как бишь его?
На Климентия же слова начальника имели обратный эффект.
– Я надеялся, нам больше не придется выступать в роли шутов, – произнес блондин.
– Не говори чушь, Клим, – пожурил ассистента старик. – В прошлом году ваше выступление имело большой успех, и многие из влиятельных людей Оранска, не буду разглашать имен, мне не раз намекали, как надеются лицезреть номер в это Сотворение.
Взгляд шуйца остановился на Тисе, и он чуть не подпрыгнул на месте от возникшей идеи.
– Может, и Тису Лазаровну попросим тебе помочь? А? Двое видящих, выступающих на сцене за честь школы одаренных, замечательно! Как вы на это смотрите, дорогая?
Войнова не успела испугаться, поскольку, к ее радости, вмешался Ложкин.
– Не выйдет, – пресек он на корню мечты начальства, – у девушки очень неустойчивый поиск, она не справится.
– Уверен? Жаль, очень жаль, – вскинул белые брови профессор, глядя пристально на ученицу. – А как было бы здорово!
– К сожалению, ничем не могу помочь, – протянула та с огорченным видом, не имея за душой и грамма заявленного чувства.
– Но это же поправимо, Клим? – озаботился старик.
– Не могу сказать.
– Плохо, – цокнул языком Мо Ши.
– Зато у Тисы Лазаровны охват в п-полторы тысячи верст! – защитил честь барышни Виталий.
«Ох, Строчка, ну кто же тебя за язык тянет?» – простонала она мысленно.
– Да что вы говорите!? – ахнул шуец и снова уставился на видящую с моментально возросшим интересом. – Клим, почему ты мне не сказал? Такой охват обычно имеют лишь сильнейшие искуны.
Надо отдать должное учителю, он отвечал с той же упертостью.
– Как я уже говорил, Тиса Лазаровна еще не справляется со своим даром.
С улицы послышался звонок, и заведующий заторопился распрощаться, вспомнив о неотложных делах школы. Клим взялся проводить его до крыльца. Последними из коридора донеслись слова шуйца:
– Продолжай обучать ее, Клим. Девочка, возможно, имеет нешуточный дар.
Спустя минуту Климентий вернулся в клуб не в самом лучшем расположении духа. Он раздраженно отмахнулся от Виталия, который не к месту сунулся к нему с предложением изменить что-то в концертном номере. На вопрос Клары по очередным образцам велел ей ничего не трогать, позже сделает все сам. Развернувшись к ученице, блондин несколько секунд испытывающе смотрел на нее, как будто на что-то решаясь. Затем коротко вздохнул и предложил последовать за ним в его кабинет. Тиса подчинилась, ощущая затылком тяжелый взгляд Клары.
– К сожалению, наш урок был прерван, из-за чего прошу извинения. – Ложкин сел в кресло и указал на стул девушке. – Мо Линич, как вам известно, мой руководитель и единственный человек, которому я не могу отказать в просьбе. Теперь к делу. Чтобы продолжить, я должен сперва кое-что прояснить. Мне нужны ответы, Тиса Лазаровна. Правдивые ответы, – добавил Климентий с ударением. – От этого будет зависеть, смогу ли я вам помочь в обучении.
«И продолжится ли это обучение вообще», – подумала девушка, внезапно растеряв всю свою уверенность.
– Хорошо.
Стул под ней жалобно скрипнул.
– Итак, практическое занятие показало, что поиск вам опять не покорился.
– Не покорился, – эхом повторила горе-видящая.
– И, по вашим словам, это происходит почему-то только в стенах клуба? А в иное время вы видите всех кого пожелаете? – Блондин сомкнул пальцы в замок. Взгляд зеленых глаз впервые за все минувшие встречи внимательно изучал лицо подопечной.
– Именно так.
– Кто же эти люди?
– Отец, две мои подруги, лекарь и ребенок.
– У вас есть дети? – огорошил учитель неожиданным вопросом.
– Нет, он не мой сын. – Тиса ощутила, как защемило сердце при упоминании Рича.
– И все, кого вы видите, из вашего городка?
– Да.
– А последние двое, почему вы их искали? – Вот уж дотошный!
Раз откровенно, значит, откровенно.
– Я беспокоюсь за них. Понимаете, они отправились в дальнюю дорогу. А в ней все может случиться.
– То есть это вам не чужие люди?
– Нет, почти родные, хоть и не по крови.
Климентий кивнул. Ей или своим мыслям – непонятно.
– Ну, а Строчку или кого-то из оранчан вы хоть пробовали искать?
– Нет. Я считаю неудобным наблюдать жизнь малознакомых людей, – возразила Тиса с достоинством.
Губы мужчины изогнула ироничная усмешка.
– Вам следует отвыкать от этой мысли, Тиса Лазаровна, – он откинулся на спинку кресла. – Вы видящая, значит, имеете право «наблюдать жизнь». Так же, как лекарь имеет право осмотреть тяжелобольного. Разве он стыдится наготы пациентов? Нет. Вам придется искать пропавших людей, вы же не станете ждать от них разрешения? Для этого их все равно надо найти, не так ли? Так что забросьте свое «неудобно» в изнанку, чтобы я его не слышал.
Тиса не решилась спорить. Она была довольна тем, что недоверие в зеленых глазах учителя сменилось желанием разобраться в необычном случае.
– Предполагаю, но пока не утверждаю, – после некоторого раздумья продолжил Клим, – что причина отказа в поиске кроется во внутренних рамках, которыми вы неосознанно ограничили возможности дара. Вы слишком нацелены на близких вам людей, что просто не желаете, да еще и стесняетесь видеть других. В любом случае рассчитывать, как раньше, на скорое решение вашей проблемы с даром уже не стоит. Понадобится в лучшем случае месяц-два, а то и больше, чтобы сбросить поводок с дара. И только потом приступить к отстранению…
– Так долго? – растерялась девушка. – Но я не могу! Я предполагала уехать до Сотворения домой.
Блондин развел руки в стороны.
– Определитесь с желаниями, Тиса Лазаровна. Заставлять вас никто не будет. Нужно ли вам осваивать дар или нет, решать вам.
Войнова какое-то время кусала губы. Учитель не торопил с ответом, и за это она была ему благодарна. Отказаться от мысли вернуться домой к концу месяца оказалось неимоверно тяжело. И все же выбора у нее не было. В конце концов обреченно выдохнула:
– Нужно.
Климентий кивнул, принимая ее решение.
– Тогда слушайте домашнее задание. С этого дня пробуйте увидеть Стручкова или нашу Люсю. Этим двоим все равно скрывать нечего, язык их вперед мозгов родился. Спроси – так всю жизнь расскажут, заодно и всех соседей в округе. Так что дерзайте без стеснения. При случае расскажете мне какую-то мелочь из видений: хотя бы в чем были одеты или чем занимались. Из книг прочтете параграфы… – последовало перечисление, которое ученица поторопилась запечатлеть на бумаге.
Покидая в этот раз Евсифонову школу, Войнова обратила внимание на часы. Всего лишь обеденное время, а по ощущениям – будто сутки мытарилась в Увлеченном клубе. На плечах лежало бремя принятого решения: она остается в Оранске. Снова повалил мокрый снег. Кружа над землей, он тоже не ожидал, что так скоро растает.
Глава 8
Тайна Лизоньки, или Поверженный дракон
Изменив привычному пути, девушка повернула на Боровую улицу и зашагала по ней. И вскоре увлеклась созерцанием. Ближе к центру города дома словно вознамерились перещеголять друг друга количеством завитушек на фасадах, а также числом выпирающих балкончиков и башенок. Ни дать ни взять – гигантские торты, щедро облитые кремом и глазурью. Первые этажи зазывали огнями богатых лавок. На мостовой разъезжали коляски, одна другой добротней. Однако все они уступали в роскоши карете Аристарха Фролова. Кстати, о последнем. Фамилия этого почтенного горожанина мелькала не раз на всевозможных вывесках. Бани, аптека, колбасная лавка, ювелирная, тканевая… и почти каждая – с кричаще яркой вывеской и роскошью внутреннего убранства. Аптека, в частности, имела любопытную вывеску в виде пузатого красного пузыря со снадобьем, на котором большими золотыми буквами было выведено название заведения: «Фрол-аптека». На витрине лежали сборы, склянки с пилюлями, баночки и флакончики – и все в цветастых обертках и на резных деревянных подставочках. Взглянув на цены заведения, Тиса пожелала никому никогда не болеть в этом городе. Как бы ни было любопытно, заходить в аптеку она не стала – не за тем шла. Зато не устояла и заглянула в другое заведение.
У следующего дома дивный аромат свежезаваренного чабрецового чая защекотал нос и потянул ее прямиком к дверям чайной, принадлежащей пекарне Творожковых, – той самой, откуда заказывало сладости семейство Отрубиных. Колокольчик задорно звякнул. Привратник в расшитом переднике поклонился вошедшей и без особого рвения промямлил:
– Добро пожаловать к самовару, барышня.
Чайная оказалась уютной, чистой и красиво обставленной. За столиками, накрытыми вышитыми скатертями, сидели посетители. Латунные самовары сияли как новые. Радовала росписью посуда. Горели вэйновские долгоиграющие свечи. Окна завешивали хрустящие накрахмаленные шторы с длинной бахромой. Тиса прошла к прилавку. Боже, такого разнообразия чая она в жизни не видела. Чай не только лароссийский, но и шуйский, чиванский – каких хочешь сортов. А к ним – нежнейшие пирожные, вафельные трубочки со сливочным кремом, пироги вишневые, кексы с изюмом, бабы ромовые, конфеты россыпью, среди них и любимые Санюшины ириски. Но стоило только поглядеть на цены, как настроение угоститься значительно поубавилось. Еще вчера не отказала бы себе в удовольствии, но сейчас, когда впереди маячил месяц-другой обучения, решила воздержаться в тратах.
– Чего изволит сударыня? – поклонилась стоявшая за прилавком милая девушка в чепце.
– Спасибо, ничего. – Тиса собиралась было выйти, как из-за полога прилавка появился полноватый парень с широким добродушным лицом.
– Неужели барышне у нас ничего не понравилось? – чуть обиженно спросил он.
– У вас замечательно, – непосредственность продавца пришлась по душе, – и как-нибудь я обязательно к вам зайду на чашечку чая.
– Я помню всех наших покупателей, – кивнул парень с достоинством, – а вас нет. Примите, пожалуйста, в подарок от заведения как новому посетителю.
И он протянул ей маленькую сладкую плюшку с клюквенной начинкой, чудесную на вид и, как позже оказалось, и на вкус.
Войнова вышла из чайной в замечательном расположении духа. И вскоре нашла нужную лавку. В подарок Марье Станиславовне она купила музыкальную шкатулку с движущимися романтичными картинками. Красиво, как любит хозяйка, и практично – можно хранить множество женских мелочей. Погладив отделанную радужной яшмой и серебром коробочку, Тиса уложила шкатулку в сумку. Дорогая вещь значительно уменьшила ее денежный запас, но учитывая, что она собирается задержаться на постое еще не менее полутора месяцев, то жаловаться нечего.
Любопытство заставило пройти еще квартал до Лобовой площади. Там с открытым ртом вдоволь надивиться помпезной резиденцией губернатора за высоким кованым забором с золотыми вензелями. А именно – белоснежным каменным зданием с золотой лепниной, такими же статуями на постаментах, выбритой ровнехонько травой лужаек и выстриженными в шары кронами. Припомнив слова Строчки, девушка согласилась с его предположением: деньжищ на создание таких красот, должно быть, утекло – реки. Тут же неподалеку находился театр, и он значительно проигрывал губернаторскому «дворцу» по общему впечатлению – большой дом с треугольной крышей о четырех деревянных колоннах.
На Бережковой Тиса оказалась только к четырем часам – голодной, но довольной. И снова заметила благочинника. Блюститель порядка, прислонившийся плечом к клену и скрытый разросшимся кустом красного барбариса, наблюдал за домом. Какие же проблемы у Отрубиных с местной управой? Перевела взгляд на особняк. У хозяйского крыльца стояла белая карета с гербом Оранска, и не кто иной, как небезызвестный краснолицый губернатор распахивал сейчас дверцу коляски перед Лизой Отрубиной. Сияя улыбкой, Проскулятов помог барышне с посадкой, затем с прытью усадил и свою мешковатую фигуру в карету.
Послышалось: «Трогай!»
Возница подстегнул породистых жеребцов, и коляска выкатилась на Бережковую. Благочинник, положив руку на эфес сабли, проводил ее взглядом. Заслышав шаги, кокардник обернулся, взгляд из-под широких бровей зло блеснул. Но мужчина тут же отвернулся и зашагал прочь вдоль набережной. Спугнула. Так ему и надо, нечего шпионить под чужими окнами.
Преподнесенную в подарок шкатулку хозяйка приняла весьма милостиво.
– Как мило! Уважила, душечка. Глянь, Есения, какие славные картинки! Не находишь сходство этой девы с актрисой Осиповой?
Марья Станиславовна с полчаса любовалась влюбленными парочками и ангелочками. Слава святой Пятерке, угадала с подарком.
С чувством исполненного долга Тиса позволила себе отобедать в хлебной, затем засела за написание писем. Нужно было сообщить отцу и Ганне, что она задержится в Оранске, и убедить их, что все у нее в порядке, чтобы не переживали. Скупо осветила свои мысли по поводу вэйна и его письма. Зато на целый лист поделилась страхами за судьбу Рича. Успехами в укрощении дара хвалиться, надо понимать, не пришлось.
* * *
На следующий день губернатор снова посетил дом Отрубиных. И на очередной день тоже. Елизавета послушно бросала свое рисование в красной гостиной и уделяла внимание гостю.
Провожая с Фонькой взглядами из окна карету, Тиса лишь жала плечами.
– Чтой-то зачастил к нам губернатор-то. И на кой он Лизке сдался? – негодовала горничная. – Старый и противный! А родинки! Фу-у. Коли с графом Озерским посравнять – точь в точь кляча водовозная и породистый скакун.
Судьба Лизоньки мало заботила Войнову. Ей бы со своей разобраться.
Беда. Дар не желал показывать ей малознакомых людей и упрямо сводил поиск к колдуну.
Вчера вместо того, чтобы увидеть Люсю из Увлеченного клуба, она снова попала в капкан видения, из которого нет выхода по собственному желанию. В нем троица путешественников перенеслась порталом из Ижеска в Крассбург. Странная вещь – вэйновский переход. Ощущаешь себя перышком, но продеваемым через ушко иглы: вроде бы и легкость, но какая-то тягучая. А сегодняшнее видение не желало так просто убираться на задворки памяти. Стоило закрыть глаза, и оно снова здесь.
Они сидели с дедом Агапом перед изразцовым очагом. Огонь оставлял блики на теплых, обитых благородной древесиной стенах. Строгого стиля мебель. Курчавая синяя шкура гайдака под ногами. Большая редкость в Лароссии. Из книг Тиса знала, насколько опасными считались эти существа из ледяных краев.
Лекарь потягивал чай из блюдца, а горло вэйна обжигал горячий кофе. Без молока и сахара. Горький и терпкий. Тиса мысленно кривилась от вкуса напитка и от новой ловушки дара.
Дед Агап причмокнул губами.
– Ох и большой у тебя дом, чай, половину Увега разместить можно.
– Большой, – согласился вэйн, – и пустой. Только недавно понял, как тихо в нем.
Лекарь хмыкнул, пригладил бороду.
– Детки, женка – лучшее снадобье от тишины. Это я тебе как лекарь говорю.
Ответом ему стала лишь слабая улыбка колдуна.
Демьян что-то шепнул, и почти притухший огонь вновь с треском разгорелся. Какое-то время Тиса наблюдала танец огненных лепестков. Пока в двери не влетел вихрь по имени Рич.
– Дед Агап, идемте быстрее! Я вам такое покажу! – Юный оборотень переступал ногами от нетерпения.
Старик отставил пустое блюдце на маленький столик.
Тиса шагала вместе с Агапом Фомичом за неугомонным оборотнем. Анфилада комнат впечатляла. Нет, не роскошью. Хозяин дома предпочитал строгую обстановку без излишеств. Однако в каждой вещи, будь то стул или секретер, чувствовались основательность, удобство в пользовании и высокое качество. Но это было еще не все. Как оказалось, вэйновские порталы пронизывали весь дом, позволяя беспрепятственно попадать в разные его уголки за секунду. Вот и сейчас они ступили в прозрачную арку и появились… Девушка даже не сразу осознала где. От открывшегося вида с высоты птичьего полета перехватывало дух. Лишь потом поняла, что они оказались на вершине одной из двух башен. Вэйны, что с них взять. Медом не корми – дай каждому по башне.
Стеклянные стены и прозрачный потолок создавали впечатление, что площадка открытая. Всего лишь «дом на окраине города» – так, кажется, колдун говорил. Что же, Демьян Тимофеевич, опять лжете. Дом оказался чуть ли не замком современной постройки из серого камня. Вечнозеленый плющ увивал его стены, а у подножия в опушке сосен зеркальной гладью блистал пруд. Огромный парк простирался вдалеке, но не разлинованный дорожками, как у оранского губернатора, а сохранивший прелесть дикой природы.
Тиса любовалась чудесным видом, и где-то в глубине души прозвучал предательский голос: боже, а ведь всем этим она могла бы владеть. Задушить! Срочно!
– Локотня в четырехстах верстах отсюда к югу, – ответил Демьян на вопрос лекаря, который она благополучно прослушала. – Есть портал в Малиновку. От нее там сто верст, и будем на месте. Так что, как почувствуете с Ричем, что готовы, сразу отправимся.
– Спасибо, Дема.
Над головой пролетел косяк серых гусей, и Рич замахал им руками, как будто бы птицы могли его видеть.
Карета с губернатором скрылась, и девушки отступили от окна. Фонька сообщила, что Марья Станиславовна просит спуститься читать роман. И Тиса порадовалась. Чтение поможет отвлечься от навязчивых мыслей. Не тут-то было. Как назло, повествование свернуло на болезненную тему. Легкомысленная героиня, забыв о гусаре, повстречала в столице прекрасного… вэйна, конечно. Чтобы их роду пусто было. И битый час чтица, заикаясь и серея лицом, «наслаждалась» восторженным лепетом влюбленной дурехи. В конце концов на фразе «жаркий поцелуй вэйна обжег ее губы» Тиса сдалась. Сославшись на головную боль, попросила позволения подняться к себе.
– Ах, как жаль, милочка, – обиженно зевнула хозяйка. – Ну да ладно. Подите. Только верните книжку на место в красную гостиную. А то давеча Санюшенька уж весь томик стихов изорвал на кошкину приманку.
– Ай-яй, – закачали враз компаньонки головами, как подсолнухи на ветру.
В гостиную так гостиную. Хоть на гору кудыкину, только не читать роман.
Тиса прошла коридором в неприкосновенную комнату. Красный дракон, как и прежде, блестел погонами и клыками. Мольберт отчего-то скучал без Лизы, и славно. Взглянуть на художества молодой Отрубиной желания не появилось. Вряд ли в хозяйской дочери проснулся талант за эти недели. Там беспробудный сон. Зато Войнову привлек очаг. Гостиную отапливали ради художницы, и сейчас за решеткой догорала россыпь угольков. Аккуратно поставив книжку на полку стеклянного серванта, девушка присела прямо на пол у очага. В ее комнате такой роскоши нет, да и дома тоже. Как в видении, смотрела на огонь. Маленькое пламя, то голубое, то красное, такое живое, завораживало. Душа снова дала слабину. Вспоминались другие дни, и другое пламя плясало в кострах. И теплые руки касались ее плеч. И голос дурманил голову. Теперь она понимала, отчего так ровно горел костер из сырых веток, сложенный «шкалушем», и отчего так быстро высохли вещи после ее ныряния в болото. Колдун одним словом заставлял огонь полыхать. Так же, как смог с легкостью разжечь в ее сердце чувство, которое она потушить теперь не в силах. Остались всего лишь угли. Но слабое пламя еще обнимает их. А подуй – так разгорится. Как сейчас, после этого треклятого романа. До весны, написал Демьян. Единый! Как же до нее далеко.
Войнова не заметила, как скрипнула дверь балкона, и гостиную наполнили негромкие голоса. И лишь позже осознала, что не одна в гостиной.
– Оставь меня! – возмущенный шепот принадлежал молодой Отрубиной.
– Он снова был здесь, я знаю! – вторил ей разгоряченный мужской.
– Это тебя не касается!
– Еще как касается! Черт возьми! Как ты можешь, Лиз?! Чем тебя купил старый обрюзгший мухомор? – шорох занавесей и скрип половиц. – Ты катаешься на его коляске! Принимаешь букеты! Я видел посыльных.
– Ты следил?
– Ты прекрасно знаешь это. Я и дня не могу прожить без тебя. Я люблю тебя, Лиз.
– Перестань, – голос Лизы задрожал. – Все кончено, Сережа. Уходи! Сейчас же, пока тебя кто-нибудь не заметил! И никогда не появляйся больше в этом доме!
– Всего один поцелуй, Лиз! Прощальный, – упрямо продолжил мужчина. Несмотря на слова, сдаваться он явно не собирался. – Я хочу убедиться, что ты ничего ко мне не чувствуешь.
Тиса не знала, что и делать. Встать как ни в чем не бывало и поздороваться? Вряд ли это хорошая идея. Оставалось одно – отсидеться. Может быть, они ее не заметят и уйдут. Осторожно выглянула из-за спинки дивана. Молодые жарко целовались. Лизонька и… тот самый благочинник, которого она видела не так давно на улице у особняка. Вот тебе и соглядатай. Войнова вернулась в прежнее положение… не очень удачно. Нечаянно зацепила прислоненную к стене кочергу, и та со звоном шлепнулась на пол. Скрываться далее было глупо, и Тиса со вздохом поднялась на ноги.
Немая сцена продолжалась с минуту. Что можно было еще сказать, кроме как «я не нарочно»? Благочинник, кажется, узнал ее и даже кивнул, пребывая в не меньшей растерянности. Ох. Зато Отрубина испуганно таращила глаза и кусала красивые яркие губы. Постоялица не сразу уловила подвох, когда Лиза бросилась к шнурку на стене и отчаянно затрясла его. Затем вытолкнула в спину горе-любовника на балкон, велев тому убираться восвояси. На сей раз парень не стал пререкаться. Все это время Войнова по своей глупости продолжала стоять и наблюдать за развернувшимся действом.
– Ты не скажешь, что видела нас, – сощурила глаза Лизонька, ближе подойдя к невольной свидетельнице.
– Будь уверена в этом, – искренне пообещала та. – Я случайно зашла. Мне нет дела до твоих тайн.
– Может, и так, – невесело усмехнулась молодая Отрубина, глаза ее нехорошо заблестели. – Впрочем, можешь сплетничать. Только тебе все равно отец не поверит. Потому что…
Словно в каком-то фарсе Тиса увидела, как красавица со всей силы толкнула статую дракона в крыло. Изваяние, медленно качнувшись, подумало долю секунды – падать, не падать – и затем рухнуло на пол с таким громыханием, что весь дом сотрясся. Хрусталь и коллекция фарфоровых статуэток Марьи Станиславовны весело звякнули. Голова дракона оторвалась от туловища и медленно прикатила к ногам постоялицы.
Что было потом, не описать словами. Жильцы и слуги слетелись в красную гостиную и зажужжали пчелами. Тиса с не сходящим с лица удивлением выслушала обвинения Лизы в свой адрес. Лев Леонидович устроил грандиозный скандал. Была бы виновница служанкой, как пить дать отведала бы парчового тапка. Бедный хозяин так голосил над сломанной статуей, что Войнова даже пожалела его. Говорить что-то в свою защиту было совершенно бесполезно. Не поверят.
– Мы вынуждены отказать вам в постое! – наконец хрипло прокаркал Лев Леонидович. Горло таки себе сорвал.
– И правильно, – поддержала хозяина практичная Рина Степановна. – От ее голубей сор один.
Марья Станиславовна лишь уныло вздохнула. Читать матроне с завтрашнего дня снова предстоит Есении.
* * *
За ночь мороз сковал грязь и лужи, которые мокрый снег развел на дорогах в последние дни.
Привратник Григорий вместе с клубами морозного пара выпустил за дверь опальную постоялицу. Прошка с виноватым видом отдал ей саквояж и клетку, что любезно согласился донести до крыльца.
Осторожно, чтобы не поскользнуться на обледеневшей тропинке, девушка двинулась к воротам. Возмущение от выходки хозяйской дочери в ней поугасло еще вчерашним вечером. Она вообще многое сейчас воспринимала иначе. Про такое ее состояние Камилла бы сказала, что в ней духу нет, и принялась бы кормить. Но в движении по течению тоже есть свои преимущества. Не надо мучиться выбором, судьба сама ведет. Все равно в доме Отрубиных она ощущала себя не лучше этих голубей.
– Тиса, погоди!
Обернулась. К ней спешила Фонька, кутаясь в овчинную безрукавку. Раскрасневшаяся от морозца, с непокрытой головой и заиндевелой челкой. За ее спиной топала знакомая парочка – продавщица сдобы с сыном, который напомнил ей Рича. Мальчишка, отчего-то насупленный, отстал от матери.
– Чай, не успела, так и не попрощевались бы, – беззлобно укорила горничная. – А я вот хозяйку тебе познакомить привела, тебе ж нужда-то теперича. А Алевтина Борисовна флигель сдает. Так ведь?
– Сдаю, девоньки, сдаю, – закивала пирожочница, перекидывая с одной руки на другую большую корзину. – Свободный флигелек, тока полы в нем вымыла, занавески свежие повесила.
На вид женщина была далеко не старая, лет сорока. Брови домиками, чуть вздернутый нос, под шерстяным платком – темные букли волос, над короткой губой проступал еле заметный пушок. Одета в кроличий тулуп, и похоже, что когда-то он имел неплохой вид, но со временем мех замялся и вытерся местами.
– Полушку в месяц прошу, где еще такую цену найдете! Пойдемте, покажу вам. Тут недалече.
А почему бы и нет? Цена действительно не кусалась. Осталось взглянуть. Тем более что других вариантов пока не имелось.
Прощаясь, Фонька не утерпела и обняла бывшую постоялицу, шепнув той на ухо: «Все наши думают, что это Лизка дракона свалила. Уж больно горячилась обвинять-то. Обычно ей делов ни до кого нету, а тут на́ тебе, выступила». Тиса чуть улыбнулась. Какая теперь разница?
– Иди в дом, – подтолкнула она горничную, – простудишься.
И та послушалась, побежала, сверкая вязаными чулками.
Пока шагали к новому жилью, Алевтина все его нахваливала.
– Кухонька есть, печь рабочая. Утюг – пожалуйста, угольки заправляй и гладь сколь душа просит. Устька! Я кому сказала – угомонись!
Мальчишка раздумал плестись позади женщин и теперь с грозным видом скользил впереди по дорожке, то и дело мешаясь у матери под ногами.
«Недалече» вылилось в сорок минут ходьбы с краткими остановками. Лямка саквояжа успела надавить пальцы. Дом Алевтины Кадушкиной стоял на Коромысловой улице, четвертым от угла: деревянный, добротный, с жестяным коньком и удивительно красивыми резными ставнями, пара из которых провисла в петлях. Двор имел несколько запущенный вид. Углы старательно забиты хозяйской сломанной утварью: тазы, огрызки метел, скамьи и перевернутые горшки на кольях. У ворот стояла старая телега без одного колеса. Справа от дома тянулись подсобные постройки и низенькая баня с грудой неколотых поленьев под стрехой. Слева к дому примыкал флигель, в окнах которого пестрели занавески в крапинку.
Из-за сарая показался малорослый мужичок заспанного вида с нечесаной шевелюрой и клокастой бородой. Завидев хозяйку, шустро повернул обратно.
– Гишка, куда это ты? – окликнула его Алевтина, подбоченившись. – А ну подь сюды, дорогой.
Мужичок с нашкодившим видом приблизился.
– Чего дров не наколол, бездельник?
– Так, Алечка, я же вот, – махнул Гишка рукавом в сторону сарая, – топор точу.
– Третий день как точишь! Вот попросишь у меня добавки!
– А-аль… – заканючил мужик.
– Не Алькай! Пойдемте, Тиса Лазаровна. – Хозяйка составила корзину на кособокую лавку и поманила девушку за собой. – Дядька мой троюродный, пригрела вот лежебоку на свою голову, мало мне одного было, – пояснила Алевтина. Она обошла колодец и ржавое ведро с дождевой водой и поднялась на высокое крыльцо. Пошарила рукой по дверному косяку флигеля и вытащила ключ.
– Проходите, смотрите… Печь исправно работает. Комнатка очень светлая. Вот скатерочка, сама вышивала. Баню топим раз в неделю. Коли останетесь, так сегодня и затопим. Чего не хватит, принесу с превеликим удовольствием.
Тиса поставила на пол ношу и прошла по скрипящим половицам. Что ж, все для жизни есть. Кровать у стены, над ней гобелен в розах. Вдоль противоположной стенки – столик с масляной лампой, пара стульев и вполне еще крепкий шкаф.
– Ма, а кто это? – В дверях кухни появилась девочка лет тринадцати, темноволосая в мать. Не скрывая любопытства, она уставилась на незнакомку, жуя сочное яблоко. За ее спиной в кухне Устин с упертым видом поддевал носом сапога табуретку.
– А ну кыш отседова! – погнала детей Алевтина. Те и не думали слушаться.
Послышался знакомый стук костыля и шарканье. В комнату приковыляла бабуля с клюкой. Седые волосы ее были растрепаны, из-под старого тулупа виднелись морщинистые чулки.
– Булочная рядом. До центра, конечно, далековато. Зато до парка рукой подать, – продолжала рассказывать Алевтина Борисовна.
– Мой Моня умер на этой кровати, – продребезжала старушка.
– Ма! – с досадой воскликнула Алевтина. – Вы мне так всех постояльцев распугаете! Идите в свое кресло, чего вам не спится-то? Это моя свекровь, Тиса Лазаровна.
– Это дедова комната! – поддержал бабушку Устин из кухни.
Алевтина топнула ногой, и дети юркнули-таки за порог. Вслед за ними зашаркала и старушка.
– Простите, Тиса Лазаровна. Домочадцы. Но они вам докучать не будут, не беспокойтесь.
– Вы сказали, что рядом есть парк? – поинтересовалась Тиса, оглядев из окна палисадник и улицу за тыном.
– Да, вишневый парк, – закивала хозяйка, – самый большой в Оранске, заблудиться можно.
Этот последний аргумент решил вопрос. Парк! Это же просто замечательно! Будет где отвести душу, раз уж она лишена увежского леса.
Решившись, Тиса отдала хозяйке деньги за месяц. Взамен получила ключ. Радостная Алевтина пересчитала деньги, положила в карман. Немного подумав, улучила момент, когда постоялица отвернулась, и перепрятала их в пикантное место на груди. Через полчаса вернулась, принесла выглаженное постельное белье и тарелку супа.
– Я подумала, вам с дороги захочется лапши на курином бульончике. Коли понравится, могу на вас стряпать, – предложила хозяйка. – Пяток рублей добавите, так и стирать буду.
Тиса отказалась. Как бы ей самой не пришлось работу искать. Есть, конечно, возможность отписать отцу, чтобы выслал необходимую сумму, но она и так достаточно вытащила денег из батюшкиного кармана на эту поездку. Просить сверх совесть не позволит.
Закончив раскладывать вещи, девушка поймала себя на мысли, что рада новому месту. Несмотря на его бедность по сравнению с хоромами Отрубиных, здесь ей куда уютней. Даже дышится свободней. А то, что придется жить без горничных и готовить самой, – не кисейная барышня, справится.
Гишка наколол дров и по велению Алевтины помог растопить печь постоялице. Затем натаскал ведра воды во флигель. Как бы ни была хорошо вымыта немногочисленная посуда, Тиса все же предпочла начистить ее лично. В едальной лавке на соседней улице прикупились яйца, масло, кусок копченого окорока, хлеба и крупы. Не густо, но пока устроит. А завтра после урока надо бы на базар наведаться.
Проведя день в заботах, лишь перед сном вспомнила, что совершенно забыла о видениях, и проблемах иже с ними. Удивительно легко уснула на новом месте. Но лишь к утру стало ясно: может, она и забыла о видениях, но они не собирались о ней забывать.
Глава 9
Чтец
На нее глядел знакомый светловолосый парнишка в гимнастерке, в глазах – желание услужить.
– Рад вас видеть в здравии, Демьян Тимофеевич. С прибытием. Вот, три дня как пришли запрошенные вами бумаги из закрытого архива.
На стол перед вэйном легла тонкая папка.
– По табору Рупув не много, – продолжил паренек. – Ничего необычного. Кражи, три смертоубийства. Два – из-за дележа, одно – из ревности, за убитого расплатились – семья откупилась. А это… вот, пожалуйте, допуск только у вас. – Голос паренька понизился до шепота. – Бумаги по Бут-Шеро.
Вторая папка, толстая и потрепанная на краях, придавила весом свою чахлую предшественницу.
– Спасибо, Мокий, и ступай, – отпустил паренька Демьян.
Рука его легла на папку, затем сделала быстрый неясный пасс над ней. Обложка на миг полыхнула зеленым сиянием. Вэйн открыл документы: списки, даты, суммы, имена… Он просматривал их так быстро, что видящая не успевала вникнуть в суть.
* * *
Путь к школе изменился. Семейство Алевтины Кадушкиной проживало на окраине Оранска, где особняки так же трудно встретить, как грибы зимой. Тиса топала по улочкам мимо самых обычных одноэтажных домиков, будто бы она в Увеге. Мороз пощипывал щеки и сушил губы. С неба сыпалась ледяная крошка. Люди встречались все больше улыбчивые. Неудивительно: впереди ожидались предсотворенские недели с весельем, колядками, ряжеными.
Сотворение – великий праздник и начало нового года. Единый созвал пятерых святых и создал Хорн. А потом слепил и самого человека по своему образу и подобию. Да только ни души, ни жизни в человеке не было. Свистулька глиняная – и та живее казалась. Тогда отдал Единый свою душу и кровь до последней капли ради жизни человечества. Интересно, пожалел ли он о принесенной жертве когда-либо? Ведь в глине закралась грязевая примесь, и потому люди получились не такими совершенными, как задумывал творец.
Вскоре улица Заречная задала крюк к реке. Дома отступили, предоставив Патве пологие берега, которые по весне затапливались паводком. Девушка взошла на каменный мост и обозрела с его высоты открывшуюся картину. Река лежала подо льдом, еще достаточно тонким, чтобы сквозь него виднелись черные воды. По льду гонял поземку гуляка-ветер. Вдоль берегов холмиками полегли низкорослые камышовые заросли. Ближе к мосту лед истончался, и река медленно вливалась в каменные борта, чтобы превратиться в канал, берущий начало с этого места и тянущийся через весь город на север. Тиса сняла перчатку и провела пальцем по каменному парапету, слегка припорошенному снежной крупой. Тихо и так спокойно наедине с природой, что хочется стоять здесь вечно. Смотреть вдаль. Слушать поскрипывание одинокого фонаря, стерегущего мост. И чувствовать, как тает снег под пальцами. В прошлую зиму они с Ричем лепили снеговика в палисаднике лечебного корпуса. Костыль не позволял мальчишке работать обеими руками, и он катал ком одной. Потом вместе уселись на лавке и придумывали снеговику имя. Теперь Рич может лепить снеговика двумя руками. Это хорошо. Жаль, что она, наверное, этого не увидит. Или увидит, но только в видениях.
Далеко в сизой дымке глаза девушки различили движение. Вдоль левого берега двигались пять черных точек. То ли свора собак, то ли кабаны выбрались из перелеска к реке. Тиса поняла, что слишком задержалась на мосту. Опаздывать на урок чревато. Вернув перчатку на замерзшую руку, девушка поспешила дальше.
И все же она немного опоздала, минут на пять. Поверила словам Алевтины, что до Боровой недалеко. Несмотря на утренний час, клуб держал двери открытыми. А внутри уже что-то творилось – что-то веселое, потому как смех Люсеньки и Строчки слышался даже из коридора.
Как потом выяснилось, Клим и скорописец свой номер решили вспомнить, ту самую «повторишу». А заключалась она вот в чем. Мужчины стояли по разные стороны от ширмы. Стручков делал какое-то движение. Ложкин на пару секунд уходил в видение, затем возвращался и повторял движение.
– А я в-вот так! – Строчка подходил к делу с душой.
Явно в парне зарыт талант танцора и потешника одновременно. Виталий так ловко и озорно размахивал руками, ногами, головой вертел, а Клим с лицом до того уморительно-сосредоточенным «повторял» за ним, что Тиса невольно хихикнула и с удовольствием присоединилась к зрительницам. Старушка привратница в удивлении цокала языком, прижимая клубок к груди. Клара скептически кривила губы, стараясь сдержать улыбку. А Люсенька откровенно рукоплескала: «Браво!»
Заметив прибавление публики, Строчка так разгорячился, что чуть ли не вприсядку пустился.
– Эх-ма!
Тут-то Климентий и свернул представление, когда понял, что уже лупит себя по бедрам, а от очередного маха ноги ширма готова сложиться пополам.
– Как здорово! – Восхищенная Люсенька утирала слезы с глаз, выступившие от эмоций. – Молодцы! А можно я тоже покажу?! – Сложила ладони лодочкой. – Ну пожалуйста!
Ложкин посмотрел на прибывшую ученицу и, по-видимому, посчитав, что урок может подождать, позволил Люсе поменяться со Строчкой местами.
Девушка встала за ширму, подняла руки и закачала ими из стороны в сторону.
– Я березка на ветру! – объяснила с умиротворенным выражением лица.
«Странная она все же немножко, как и все мы», – подумала Тиса.
А Клим так легко входит в поиск, что невольно позавидуешь. Притом не сидит, а стоит! Ей же обязательно надо лечь, чтобы сконцентрироваться и «увидеть»! А как быстро он выходит, эх. И не теряется, как некоторые непутевые видящие, вспоминая, с какой луны свалился и где находится. Сможет ли она когда-нибудь так же?
Клим вынырнул из видения и трижды хлопнул в ладоши. Тут только Тиса поняла, что уже несколько минут не сводит с учителя пристального взгляда. И это заметила не только она.
– Ну все, хватит! – фыркнула Клара. – Повторили, и будет. Делу время, потехе час. Строчка, ты мне обещал найти запись по результатам сентябрьских образцов. А Тисе Лазаровне, судя по всему, не терпится начать урок.
Слова прозвучали едко, и Войнова отчего-то почувствовала себя виноватой. Можно было сказать что-то в свою защиту, но растерялась. Бог с ним, с уроком. Она вовсе не желала быстрого окончания представления – в последнее время нечасто выпадает случай повеселиться.
Но Клару как-то негласно послушались все.
Учитель пригласил Тису в кабинет и закрыл дверь. После «повториши» он выглядел взлохмаченным, на щеках играл румянец, белая рубаха расстегнута на пару пуговиц у горла.
– Вам понравилось? – серьезно спросил Ложкин, занимая свое место за письменным столом.
– Очень, – улыбнулась Тиса.
Блондин скривил губы.
– Чушь полнейшая!
Брови девушки взметнулись.
– И этот номер, и концерт, – продолжил он, приглаживая волосы. – Вот этим надо заниматься, – указал на книгу, которую Тиса не сразу заметила среди бумажного беспорядка на столе, – а я скомороха изображаю.
На обложке фолианта красовался необычный вензель, словно из древних писаний.
До сего дня Клим ни разу не посвящал ее в свои мысли. А сегодня отступил от правила.
– Что это за знак?
– Вязаль Гатчиты. Если мы найдем курган, то на нем будет наложена именно такая печать. Составная кастская руна. Вот эта галка означает «прикосновение», а эта завитушка, похожая на поднявшуюся кобру, – «золото».
– Вы ищете перо, что камень превращает в золото, – вспомнила разговоры.
– И его тоже, – со всей серьезностью ответил блондин. – И, если министерство продлит денежное обеспечение, мы его обязательно найдем.
«А ведь он в самом деле верит в то, что говорит, – подумала Тиса. – И заражает своей верой других».
– Видите ту карту, Тиса Лазаровна? – Учитель поднялся и, вертя в пальцах карандаш, указал на крестики. – Мы брали грунт с разных мест, и только в двух местах он имел высокую долю марганцевой зыди. А Онуфрий Гатчита, как мы знаем из Вековечных свитков, умывался водой из ручья, вода в котором имела густой розовый оттенок. Это здесь, в предгорье! В Вязовке! Мы перерыли половину деревни. Осталось исследовать лишь этот склон.
Клим с силой сжал карандаш в кулаке и вдруг замолк на несколько секунд.
– О чем это я? У вас урок. Я заговорился, простите. Поведайте, что у вас с поиском? – Он вернулся в кресло.
Тиса вздохнула. Рассказывать было почти нечего. Искала – не нашла. Точка.
– Ясно, – кивнул Ложкин, выслушав. – Все равно продолжайте пытаться. Вы знаете что-нибудь о шуйской методике мечтаний?
Девушка отрицательно покачала головой.
– Возьмете в библиотеке эту брошюрку… – Он быстро начеркал карандашом на бумаге название. – Номера мечтаний: 10, 55, 112. Вы должны каждый день представлять себя центром мироздания. Солнцем, что освещает землю. Ваша задача – осветить каждого человека, заглянуть лучами в каждый дом. Научиться не стесняться вторжения в личную жизнь людей. Вы же не оставите кого-то без солнечного тепла, так ведь? Да-да, не смейтесь, уважаемая. Это не шутка. Вот смотрите, когда я вхожу в видение, я полностью убежден в его важности и в своем праве видеть. Дар слушается тогда, когда вы подходите к нему серьезно…
Учитель сегодня говорил много и интересно. И о своем опыте, и об опыте других искунов. В итоге заставил-таки ученицу закрыть глаза и представить себя светилом. И Тиса старалась как могла. Получалось с трудом. Все же она бестолковая ворона.
– Теперь ищите Стручкова, – велел Климентий, беря в руки книгу с той самой кастской печатью на обложке. – Он человек и желает вашего солнечного света. Давайте. Если удобней в кресле, извольте, предложу перебраться в гостиную.
Вот так, с легкой руки и благого напутствия, Тиса провалилась в очередное видение. Дар снова предъявил ей свой туманный лик. Девушка же честно попыталась уверить его, что она – солнце. Дар долго и ехидно смеялся над ней, разбрасывая кисейные клочья. Затем отправил… к вэйну.
* * *
Демьян затушил сигару. Этак она курильщицей станет. Того и гляди пристрастится. Гадость. Вэйн вдохнул морозного воздуха из форточки и сел за стол. С разворота раскрытого досье глядели девять персон – кочевые бароны, участники совета Бут-Шеро. Костер и сидящие полукругом люди. Во рту каждого второго – кальянный мундштук. Все смуглые, в ярких штанах и кожаных безрукавках, расшитых золотой тесьмой. Головы прикрывают алые платки, прихваченные тяжелыми обручами, украшенными безвкусно и вычурно каменьями. Драгоценными? Скорее всего. Иначе откуда тогда пресыщенные властью взгляды? Художник весьма талантлив. Акварель, масло? Нет, больше похоже на темперу.
Одно из лиц привлекло большее внимание Демьяна. Взгляд выхватывал строчки. «Михос Багеччу, родился в шестьдесят восьмом, в Шеро избран в девяносто втором… к власти пришел, организовав кровавую расправу над правящей семьей рода… в делах стражи г. Ольмени отмечено несчастным случаем, расследование не проводилось… несколько раз перехвачен конфискат… контрабанда: оружие, мак, золото…»
Взгляд вэйна сместился ниже и заскользил по предпоследнему абзацу. «Коллекционирует старинные клинки хасской стали… Любимица среди наложниц последние три года – чернокожая ассийка по имени Забира… пятого года рождения. Среди других слабостей – азартные игры. Последние десять лет наиболее предпочитаемый вид развлечений – бои оборотней… Владелец теневого клуба „Рваная глотка“…»
Тиса ощутила беспокойство. Почему он читает это? И как это связано с Ричем?
В дверях возник Мокий, и чтение прервалось.
– Демьян Тимофеевич, Грача нет. Говорят, опять в Валугу улетел. Как появится, его к вам Сечка отправит.
– Сойдет, – одобрил новость вэйн и захлопнул папку, при этом она на миг снова полыхнула зеленым. – Мил друг, давай-ка отправь эти бумажки обратно в архив. И можешь быть свободным.
Паренек убежал выполнять задание. Следом вэйн покинул кабинет, захватив пальто. Коридоры, незнакомые Тисе лица. Хотя не все.
Роман Валентович Политов так торопился зайти в портал, что не стал останавливаться ради беседы. Лишь махнул рукой.
– Из Вэйновия прибыл нам в помощь твой давний знакомец! – подмигнул управной ССВ. – Жди гостя, Демьян.
И исчез в прямом смысле слова в арке перехода.
Хмыкнув себе под нос, колдун продолжил путь. Проходя мимо многочисленных дверей, он замедлил шаг и неуверенно остановился перед одной из них. Вывеска привлекла его внимание – «Отделъ искунов». Заходить вэйн не торопился. Так и стоял, буравя взглядом буквы, и, кажется, задумался.
Тиса ощутила легкое покалывание в голове, но не придала этому значения.
– Что за изнань?.. – Вэйн поморщился, касаясь виска. Он резко обернулся, тело напряглось, а рука сжала рукоять скипа.
– Невзоров! Дем! Сколько лет, сколько зим! – Навстречу шел человек в длинной синей хламиде, улыбающийся от уха до уха, хотя глаза оставались серьезными. Парик на нем был белый и круглый, как шапка одуванчика. Пара шагов, и он сжал вэйна в объятиях. – Как я рад тебя видеть, дружище! Быстро же ты просек, опер. Знатный блок соорудил! Такой неделю ломать, не меньше. Уважаю.
– А ты, Юлий, смотрю, все так же любишь втихую в головы забираться, – огрызнулся главвэй. Но Тиса ощутила, как расслабилось его тело, а ладонь отпустила рукоять скипа.
– Да ладно тебе, Невзоров! Злишься, что ли? А помнишь, как мы в Вемовейском на первом потоке пирожки со столовой таскали? Без меня ты бы не знал, когда сунуться. А тетка-раздатчица любила помечтать за стойкой, ха-ха… о нашем ректоре. Кто б знал, а?!
Невнятное хмыканье в ответ. Но все же слабая улыбка появилась на губах Демьяна.
– Юлька, ты все такой же сумасшедший.
– А ты исхудал, как обглоданная кость. Здесь что у вас, не кормят, что ли? – продолжил «одуванчик», оглядывая главвэя. Его неопределенного цвета глаза имели еще одну странность – они очень редко мигали. – Иль дела замучили? Это связано как-то с видящей, что тебя прочитала?
Если до сей минуты Тиса старалась отстраняться от чужой беседы, то на этом моменте попытки с треском провалились, и сознание полностью сосредоточилось на разговоре.
– Кстати, – «одуванчик» будто что-то осознал, – хочешь сказать, она это сделала через «мыло»?! Через это, да? – Юлик рассмотрел связку оберегов на шее друга. – Потенциал ой-ей! Это по которому делу ты расследование вел? Но видящую, друг, надо бы передать в Вэйновий. Сам понимаешь. Таким даром не разбрасываются.
«Куда передать?» Тиса ощутила, как поднимается внутри волнение.
– Удачно ты ее нашел, – продолжал как ни в чем не бывало тот, кто без спроса решил вершить ее судьбу. – Слушай, Дем, не смотри так, словно хочешь застолбить мне место в семейном склепе. С твоей профессией это, знаешь ли, не смешно. Я нервничать начинаю.
– Пошли-ка. – В коридоре появились люди, и Демьян подхватил знакомого под локоть и поволок его за собой.
– Точно убьет, – охнул «одуванчик».
Войнова со злостью подумала, что это был бы неплохой выход – стукнуть по голове «пушистого» чудака, чтобы выбить из него опасные мысли. Но, может быть, речь все же не о ней?
– Перестань паясничать, Юлий, – фыркнул Демьян. – Надо же понимать, о таких вещах не кричат посреди площади. Идем в мой кабинет.
– А потом в столовую? А то без еды у меня мозги сохнут.
– Тот-то и видно. Как ты вообще здесь оказался?
– Прислали помогать вашим чтецам. Не справляются они. Нащупали смертный блок на каком-то то ли таможеннике, то ли почтальоне. А в головушку попасть очень надо. Вот Вэйновий и выделил самого сильного чтеца – меня, естественно. – «Одуванчик» самодовольно усмехнулся. – Вон тот богатырь тебе завидует, кстати, – переключился чтец мыслей на идущих мимо служащих ССВ, – не против с тобой силушкой помериться, самоубийца. А этот бледнолицый, вот чудила-то! Думает, что ты – князь! Представляешь, Невзоров?! Ха-ха! Или это правда? А этот лупоглазый животом мается, бедолага.
Главвэй прибавил шагу.
В кабинет они чуть ли не ворвались. Демьян ловко усадил бывшего сокурсника в кресло, развернул его к себе. Оперся руками о подлокотники и какое-то время не сводил с «одуванчика» глаз.
– Ты определенно меня пугаешь, Невзоров. Странный ты какой-то, – произнес человек, который сам с натяжкой подходил под эпитет «нормальный».
– Ты не должен был читать мои мысли, – прорычал Демьян.
– Ну прости, дружище. Не сдержался. Ты ж знаешь, это выше меня, – покаялся бессовестный чтец. – Это из-за видящей ты так разозлился? Так радоваться надо! Отыскал алмаз в г… глуши родимой империи. Осталось сообщить в Вэйновий о ней.
«Не надо!» – Тиса поняла, что еще немного – и ее накроет паника. Что речь идет именно о ней, сомнений не осталось.
Демьян выдохнул, будто призывая себя к терпению.
– Ты не будешь никому сообщать.
– Да? – удивился Юлий. Так и хочется выщипать его парик. – А почему?
«Ну, Политов, удружил, – процедил под нос главвэй, – мог бы и предупредить по-человечески».
– Потому что не будешь. – Колдун отнял руки от подлокотников и сплел их на груди. – Эта видящая не хочет работать на Вэйновий.
– Так убеди! Ты ж умеешь!
Вэйн с досадой процедил:
– Доубеждался уже… – Он запустил пятерню в волосы. – Но ты можешь и не понять… – Демьян тройку секунд раздумывал, прежде чем продолжить. – Помнишь свой долг, Юлий Аврельевич Жигаль?
Вопрос произвел странный эффект. С «одуванчика» вдруг спала вся дурашливость, и лицо его стало предельно серьезным.
– Помню, конечно. Ты спас мне жизнь. Я у тебя в долгу.
– У меня есть к тебе просьба в счет долга.
На какое-то время повисла тишина, в которой отчетливо слышался скрип кожаной обивки – Юлий ерзал в кресле.
– Конечно, – согласился он осторожно. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? – Похоже, он чего-то боялся.
Демьян ждал этого вопроса.
– Ты никому не расскажешь об этой видящей. Никому. Понял?
Чтец расслабил плечи и, кажется, облегченно выдохнул:
– Не продешевил ли?
– Нет.
– Занятно, – протянул задумчиво. – Неравноценная же плата. Мог бы и раньше сказать, что девчонка неприкосновенна. Не пришлось бы забирать долг.
– Ничего. Так надежнее, – Демьян скривил губы, – знаю я, как наши вэйновские «гончие» вербуют людей. Выбора они обычно не предоставляют.
На лицо «одуванчика» вернулось счастливое выражение.
– Прости, Дем, я, должно быть, снова наболтал лишнего. Как всегда, не смог сдержаться, впечатлительный больно. Не каждый день встречаешь старого друга-однокашника, так ведь? Но за девчонку больше ни словечка – молчу как жмурик. Ой, так живот рулады выводит… Пошли-ка со мной в столовую поедим, а?
Тиса держалась за косяк двери. Ноги дрожали, будто бежала версту. Давно ее так не штормило после видения.
– Неудивительно, что вы себя неважно чувствуете, – усмехнулся учитель, убирая в сторону листы с колонками расчетов. – Три часа безотрывного видения в фазе свыкания с даром – это вам не семечки щелкать. Присядете?
Покачала отрицательно головой. Три часа на диване в гостиной! Интересно, кто ее перенес с кресла на диван?
– Я уже понял, что не Стручкова вы все это время наблюдали, – продолжил блондин. – Должно быть, вопрос покажется вам из ряда личных, но, может, расскажете, кого вы видите в этих видениях?
Ответить сразу, без заминки, не привлекая внимания, не получилось. Растерялась. Сглотнула ком в горле, прежде чем прохрипеть:
– Знакомый… давний.
– Значит, не родственник?
– Нет.
Слава Единому, на дальнейшие расспросы учитель не решился. Но, кажется, он и так понял.
– Что такое «мыло»? – Ее вопрос прозвучал тихо, но Ложкин услышал.
– Если я верно понял, вы сейчас не о мытье в бане толкуете? – Он иронично улыбнулся. – Тогда поздравляю. Наконец-то вы начали задавать вопросы по дару.
Уж не издевается ли он над ней в отместку за то, что отвлекла от бумажек?
– Думал, не дождусь. Вы все же садитесь, в ногах правды нет. – Подождал, пока девушка послушно доковыляла до сиденья и опустилась на него. – Как известно, если есть яд, то есть и противоядие. Вот и от глаза искунов можно спрятаться, Тиса Лазаровна. Ныне известны только три способа. Первый – это синий дракон, то есть нахождение вблизи древнего. Причина, насколько слышал, – искажение эфирных полей. Потому-то в Бирюзовое плато часто стремятся попасть беглецы, имеющие проблемы с имперской стражей. Драконы их быстро находят и выдворяют, но это последних не останавливает. Второй способ еще более трудновыполним. Морская впадина посреди Зеленого моря. Подходит только для утопленников, как понимаете. Ну, а третий, самый удачный – разработка нашего славного вэйноцеха, называется коротко «мыло». На вид – безделушка какая-нибудь, но со сложным накладом. Объекту достаточно иметь при себе ее, и всё: у искунов сплошная муть вместо видения. Я удовлетворил ваше любопытство?
Войнова кивнула. Разговор из видения стал теперь более понятным и оттого не менее тревожащим. Только этого ей не хватало. Сильного дара, который всем вэйноцехам назло видит через всякие защитные штуки. Боже! А ведь ее чуть удар не хватил во время видения. Ни на какой Вэйновий она работать, естественно, не желает. И, слава Единому, Демьян нашел средство разубедить своего упрямого друга докладывать о ней. Хоть это ему и стоило долга. Тиса вдруг осознала, что, несмотря на ее нелестное отношение к вэйну, она искренне благодарна ему за вмешательство. Почему он это сделал?
После памятного рассказа Демьяна о своем детстве она ясно представляла, на что способен Вэйновий, дабы затянуть талантливую фигуру на свое поле. Страшно даже подумать, что бы она делала, заявись такие люди под ее крышу с предложением работы. И как бы перекроили ее жизнь, чтобы вытрясти нужное согласие. Слава Единому, на сей раз ее миновала подобная участь. Но на будущее надо быть теперь втройне осторожной, рассказывая что-либо о своем даре.
Тиса поняла, что уже пятнадцать минут вполуха слушает учителя, рассуждающего о действии «мыла» и иже с ним. И лишь одна фраза заставила девушку прислушаться. Она не касалась вэйновской разработки, но оказалась насущней некуда.
– Имею обязательство напомнить, что на следующей неделе вам надлежит появиться в учетном отделе и внести оплату, если не передумали продолжать заниматься.
Глава 10
Шиповник, половник и табор кочевников
Оставив Увлеченный клуб его завсегдатаям, девушка зашла в библиотеку за тощей брошюрой по шуйским мечтаниям, затем направилась в оранский храм. В предсотворенскую неделю божия обитель оказалась особенно многолюдна. Ярче обычного сияло центровое паникадило. Люди просили Единого отпустить им грехи, принимали святое прощенное помазание, молились пятерым святым – Лее, Косинице, Жнуху, Небелу и Вэе, искали лишнее местечко для свечей, целовали образа. Тиса вошла в молитву, будто в живой родник, ощущая, как постепенно душа омывается от тревоги и смятения. Елейная звезда коснулась ее лба, словно поцелуй Единого. Теперь на какое-то время – жаль, недолгое – душа обретет долгожданное умиротворение, прежде чем снова отяготится.
Тиса отступила от святого батюшки.
Глаз привлек балкончик с золотыми балясинами, к которому вела винтовая лестница. На балкончике толпились люди, они любовались той самой странной фреской с недописанной человеческой фигурой по центру. Любопытно было бы как-нибудь тоже туда подняться, оглядеть убранство храма с высоты. А если подняться выше по лестнице, можно, оказывается, попасть на ту смотровую площадку колокольни, что тоже интересно.
Девушка покинула храм с надеждой, что ее молитвы были услышаны.
Достала кошель – у внешнего притвора все так же протягивали руки просящие милостыню – и раздала по монетке.
– Да благословит вас Единый, – поклонилась старушка, спрятав подношение в подол.
Последним оказался знакомый мужичок с дырявым одеялом на плечах. Он принял копейку будто с опаской. Блеснул диким взглядом из-под ниспадающих седых косм.
Войнова хотела пройти дальше, но нищий вдруг схватил ее за руку и заголосил:
– Беги! Глина душит! Камни кусают!
Старушка схватила крикуна за руку, оттащила.
– Оставь барышню, Митрофаныч. Слышь, родимый? Простите, сударыня. Он блаженный. Не ведает, что бает.
Тиса кивнула, с жалостью глядя на нищего. Боже, помоги несчастному.
Стоило покинуть храм, как вскоре мысли снова вернулись к насущным приземленным вопросам. Ничего, с Божьей помощью, как говорится. Уже спустя четверть часа добралась до базара с причитающимися ему сутолокой и гомоном. У столбовых ворот на ярмарку кричал глашатай, малорослый мужичок, сам – не пойми в чем душа держится, а горластый.
– Самовары Егорьевские, чистейшей латуни! Торопись в самоварную лавку! Утки знатные, с вечера щипанные – бери у Ильи Опричкина! Кому сапоги подбить надоть? Иди к Илюшке-мастеру, подобьет, как лошадь подкует! Кому работа нужна? Потягай мешок, получи серебра кругляшок!
Тиса купила корзину у плетельщика и, набравшись терпения, прошла по базарным рядам, заправляясь снедью на ближайшие дни. Эх, где ее Камилла? У прилавка с травами девушка остановилась, рассматривая бутыли с настоями.
– Чего желаете, сударыня? – тут же подхватилась бойкого вида травница, выкладывая на прилавок пучок горицвета.
– Ничего, спасибо, хотя… Скажите, вам не нужна работница? Сортировщица? Я знаю травы и умею складывать сборы, готовить мази и настои.
– Нет, чужих не держим, сами справляемся, – отмахнулась травница и тут отвлеклась на новую покупательницу.
– Мне бы что-нибудь от шума в голове, – потерев висок, попросила пожилая женщина. – Такой перезвон второй день в ушах, что себя еле слышу.
– Вот, возьмите целебный настой багульника с горной левзеей. – Травница протянула бутыль. – Будете пить по ложке натощак в течение месяца, и голова ваша пройдет.
– И почем он?
– Всего за рубль.
Тиса чуть не поперхнулась. И за что такие деньги просят?
– В нем нет левзеи, – не сдержалась она, – если бы была, то настойка имела бы красновато-коричневый оттенок, а он у вас бледно-медовый. Бесполезно пить багульник без левзеи при таком недуге.
– Да кто вам сказал, что он красный-то должен быть?! – подбоченилась торговка.
– Не голоси, Варвара, – услышала Тиса женский голос за своей спиной, – девушка знает, что говорит.
Войнова обернулась. За нее заступилась женщина лет пятидесяти. Довольно стройная и, судя по дорогой расшитой накидке, богатая. Голову ее украшал толстый шарф, завязанный на шуйский манер, а в руках она держала большую сумку с костяными ручками.
– Сударыня Агата Федоровна! – спохватилась травница. – Как я рада вас видеть! Вы ко мне снова за травками? Сейчас-сейчас… – Мгновенно забыв о пожилой покупательнице и Тисе, она принялась копаться в закромах под прилавком. – Я вам покажу самое лучшее, что у меня есть.
С ее легкой руки на свет божий действительно стали извлекаться качественного вида травы.
Тиса собиралась уже отойти, но та, которую назвали Агатой Федоровной, заговорила с ней.
– Простите, милая девушка, я случайно услышала ваш разговор. – Женщина улыбнулась, и лучи морщинок потянулись от уголков ее глаз к вискам. – Сразу видно, вы разбираетесь в траволечении. А мне сейчас так нужна толковая помощница. Святопятичные недели на носу, боюсь, не успеем. Оплатой не обижу. Надеюсь, мое предложение для вас не оскорбительно? Но я не могла не спросить…
– Вы меня ничуть не оскорбили, наоборот. – Тиса обрадовалась нежданной удаче. Вот уж действительно, как в пословице про бедного: он «ох», а за ним – Бог.
– Моя племянница с великим удовольствием вам подсобит! – встряла в разговор травница. – Такой почтенной вэйне нельзя не помочь. Райка моя все травки знает. Лучшей помощницы вам не сыскать!
– Видела я твою Райку. Уж не она ли левзею в настой не доложила? – проворчала Агата Федоровна, под локоток отводя девушку от лавки. – Так что скажете?
Радость успела поблекнуть.
– Вы – вэйна?
– Да, – кивнула колдунья и шутливо прошептала: – Но уверяю вас, в моем доме вы не найдете ни мрачных жертвенных камней, ни сушеных летучих мышей.
– Простите, – протянула Тиса, – я не уверена.
– Очень жаль. Но, если надумаете, приходите ко мне в лавку. Боровая улица, дом девятый.
Еще и улица центральная. Не место – мечта в ее нынешнем денежном положении. Вот только работа у вэйны – не лучшая идея, когда пытаешься забыть колдуна. Пообещав подумать над предложением, девушка мысленно зареклась ходить туда.
Нет, она уже не считала всех вэйнов исчадиями изнанки, но только зачем сводить тесные знакомства с колдунами, когда есть возможность их избежать? А работа и другая найдется. И кажется, она знала, к кому можно обратиться.
У столбовых ворот глашатай все так же продолжал свое нехитрое дело – выкрикивать объявления. На сей раз зазывал в медовую лавку к Грунечке.
– Чего вам, барышня? Заинтересовались медком? – поклонился крикун. – Я вам покажу, как добраться.
– Нет-нет. Я по другому поводу. Мне нужна работа. Может быть, вы знаете?
Мужичок окинул девушку взглядом знатока.
– Вам абы какая не пойдет, – цокнул он языком. – Разве что вот, пять рублей в неделю, надобна «гувернера» к Коробочкиным. Девчушка у них малая, присмотр нужон да грамоте учить дитятю хотят.
– А сколько лет?
– Шестой пошел.
Войнова вынула из кошеля монетку и протянула глашатаю. Тот ловко запрятал ее за пазуху.
– Моховая, десять, – выдал адрес. – Только, барышня, вы к ним завтра к семи успейте. Всех смотреть будут.
– А многим адрес-то дал?
– Пятерым. Но вы лучше других будете, сударыня. Ей-богу, не вру. Чутье у меня знаете какое?
«Успею обязательно», – пообещала сама себе Тиса.
Теперь можно и домой, хоть последнее слово и мало подходит к ее очередному временному жилищу.
На обратном пути не удержалась и снова залюбовалась видом с моста. Сонная ледяная река, протягивающие к ней свои ветви перелески и мелкий редкий снег, покрывающий долину. На горизонте – призрачный силуэт горы Ори. И обманное ощущение, будто мост, на котором она стоит, – последний рубеж человеческого присутствия, впереди же – первозданные земли матушки-природы, без единой души на сотни верст.
По возвращении Тису ожидала запертая калитка. Войнова дернула за ручку-скобу еще раз. Бесполезно. Закрыта на засов. В дверной щелке мелькнула знакомая вязаная шапка.
– Устин! – позвала. – Пожалуйста, открой мне калитку!
Сдавленный смешок в ответ и снежный хруст быстро удаляющихся шагов. Вот мелкий разбойник! Сбежал.
За раздумьем, что предпринять, чуть не упустила появление во дворе новой персоны. Незнакомый ей мужчина могучего телосложения с угрюмым выражением на помятом красном лице. Одет не по погоде легко – штаны да майка с кожаной безрукавкой. Он потоптался перед калиткой и направился к крыльцу – вразвалочку, почесывая ягодицу пятерней. И это при том, что она ему почти кричала вдогонку, требуя впустить страждущую, уже порядком продрогшую себя. Да что же это такое?
В возмущении Тиса не сразу заметила маленькую старушку, семенящую к ней по протоптанной в снегу тропинке от соседского дома, того, что слева. Лицо морщинистое, с острыми чертами, платочком пуховым обрамленное.
– Вы, никак, новая жилица Альки? – приблизившись, бегло и охотно заговорила бабуля, шамкая и окая так, что девушка не сразу стала разбирать слова. – Тарасу-то кричать впустую. Он у ней глухой, что косач. Иль не знали? Отставной моряк. Служил исправно, покамест не застудился ушами. Алька, коли не врет, говорила, собирались звание дать. Заместо этого наперед срока в семью списали. Вот Алька теперь с ним и мается второй год как. А он, остолоп, и горазд на шее жены-то сидеть. Пьет да спит, пьет да спит, трутень.
Продолжая говорить, соседка привычным движением сломала прутик у растущей рядом осинки, порядком общипанной – оно теперь и понятно почему.
– Устька, как Мирон помер, так совсем от рук отбился. Выстегать бы энтой хворостиной, как сидорову козу! Балует его Алька. Ох, испортит дитятю. Девчонка их, Натка, как матери дома нет, так с дому бежит. Ох, чую, ничего с этих детей путного не вырастет, помяните мое слово.
Старушка просунула в дверную щель прутик и с видом заправского взломщика с первой попытки поддела крючок. Калитка распахнулась. Тиса искренне поблагодарила соседку за помощь. Но зайти ей не дали. Бабуля всерьез вознамерилась поделиться всем, что знала.
После Кадушкиных наступила очередь других соседей.
– Голиковы, как Вениамин лавку-то скорняжную открыл, вовсе возгордились, гуси чванливые, ни с кем знаться не желают. А все оттого, что Матрена там генеральшей ходит. – О соседях справа: – Соломины подались на Фроловскую каменоломню, думают, золотые горы заработают, так дом брошенным и стоит, раз в неделю наведывается родственник дальний, седьмая вода на киселе, стены протопитью. – О соседях через дорогу: – Строевы яйцами торгуют на базаре, рады без памяти, что дочь замуж выдали. Засиделась их Лашка в девках-то…
Тиса слушала, уважительно качала головой, отступая потихоньку во двор. Но у старушки-невелички оказалась крепкая хватка матерой кумушки. И когда с Прасковьи Никифоровны, как звали охочую до пересудов соседку, горохом посыпались вопросы, мысленно взвыла. «Откуда приехала? Почему одна? Замужем али нет? И чего в Оранск подалась? Сколько за постой Алька дерет?» Увиливать от ответов становилось все сложнее, а ноги в ботинках совсем околели. На очередном вопросе терпение Войновой помахало белой рученькой.
– Алька сказала, вас бывшие хозяева выгнали из дому, – сощурила мутные глазки Никифоровна, – а чегой-то они?
Ну Алевтина Борисовна, ну спасибо! Теперь вся улица судачить будет. Что ж, пусть.
– Хозяйскому дракону голову оторвала. – Девушка улыбнулась в ответ и успела-таки закрыть калитку перед разинувшей рот соседушкой. Чуть нос ее длинный не прищемила.
Радуясь флигелю и возможности при желании закрыться в нем на ключ, Тиса следующие часы посвятила самому насущному в мире делу – приготовлению еды, а затем поеданию оной с большим аппетитом. Последний был изрядно нагулян на свежем воздухе. Мысли крутились в голове положительные. Завтра суббота и очередной говор «по зеркалу», что не могло не радовать. Хоть она и так ежедневно находила минутку, чтобы наблюдать за отцом и подругами посредством дара, но ведь намного приятней, когда Ганна обращается напрямую к тебе, зная, что ты ее слышишь. И хорошо, что говор вечером. Утром она намеревалась устроиться на работу гувернанткой. Справится ли? Была почему-то уверена, что да. Единственное волнение, которое оставалось с ней постоянно, касалось Рича. Демьян не зря просматривал папки о Бут-Шеро. Этот вэйн ничего не делает просто так. Значит ли это, что от баронов может исходить угроза Ричу? Желание его увидеть пересилило усталость, и Тиса, устроившись на кровати, окунулась в поиск. Как же приятно, когда дар беспрекословно слушается.
Первым делом она увидела мраморную черно-розовую шахматную доску. Агап перетащил красивую костяную фигурку дракона на черную клетку.
– Змий может ходить в любую сторону, – пояснил старик.
– Потому что летает? – хихикнул Рич.
– Догадливый.
Они изучали шахматы в роскошной гостиной в доме вэйна. Тиса не знала, что Агап умеет играть в игру, мало распространенную среди простого люда. Правила читала в книге, но играть не умела. Зато с удовольствием сейчас слушала игроков и отдыхала душой. Как же далеко они сейчас от нее, и как она благодарна дару, что имеет возможность почувствовать себя рядом с близкими. Поистине, она была не права, когда желала отделаться от видений.
– Демьян! – воскликнул мальчишка, когда на пороге комнаты замерцала арка портала. И Тиса никак не ожидала, что в следующую секунду сорвется с места, чтобы побежать навстречу колдуну. Еще секунда, и она обняла вэйна… хм, в районе талии. Уткнулась на миг в грудь Демьяна носом. Единый! Ты, верно, испытываешь меня?! Она уже готова была покинуть видение, но Рич резко отстранился. И то, что он сказал, заставило ее немного повременить.
– Я решил, – сказал мальчик серьезно. – Отвезешь завтра?
– Конечно, я же обещал. – Серые глаза смотрели так тепло. До боли знакомо. И неизвестно, что бы с ней было, не отведи он взгляд на Агапа. Нет, так больше рисковать нельзя. – Если выдвинемся с утра, то к трем уже будем на месте, – сказал вэйн.
Старик кивнул. Она догадывалась, что сейчас творится на душе лекаря. То же, что и у нее.
– Да, так будет правильно, – поддержал Агап, сдержав вздох.
– Откуда будет портал? – радостно спросил Рич. – А мы войдем все вместе?
Он взял вэйна за руку.
«Довольно». На этом Тиса оборвала видение.
Шаги мерили комнату вдоль и поперек. К груди прижат трактат – надежный якорь, который из раза в раз удерживал ее от необдуманных поступков. Чтобы заглушить вопль сердца, Тиса вслух повторяла строки философа о пагубности лжи. Да что это с ней! Он лгал, он приворожил, он – из другого мира! Будущий князь – не пара тебе! Постепенно буря в душе, вызванная видением, улеглась, сердце подчинилось разуму. До весны. Всего лишь подождать до весны, и она избавится от этих мук.
Придя в себя, девушка отложила трактат на столик и села на стул. Завтра в три нужно обязательно изыскать время для видения, чтобы наблюдать прибытие Рича в родной табор. Договориться о свободном получасе с Коробочкиными, если ей повезет, конечно, и она устроится на работу.
С улицы послышался звонкий смех детворы, и Тиса подошла к окну. У дороги играли в снежки ребята: румяные, веселые, шумные. Войнова невольно улыбнулась. Признав в одном из играющих Устина, сощурилась. Вот ведь постреленок, специально не открыл ей калитку сегодня. Но зла на ребенка не держала совершенно.
Кто же предполагал, что уже следующим утром она готова будет со всем усердием надрать мальчишке уши.
* * *
И ведь встала она спозаранку. Сон без видений придал силы телу и духу. Мурлыча под нос гимн Лароссии, девушка со всей тщательностью собралась, чтобы отправиться на смотрины гувернанток на Моховую. Надела пальто, фетровую шляпку с меховой оторочкой, повязала пуховую косынку на шею. Готова! Подошла к двери и… выйти не получилось. И что-то ей эта ситуация напоминала.
– Устин, открой, пожалуйста!
Догадалась верно – за дверью послышался топоток.
– Хватит баловаться. Устин! Мне нужно уходить срочно. Слышишь?
Тишина в ответ.
– Вот негодник этакий. Открой сейчас же! – Тиса терзала ручку двери, пару раз приложилась плечом, только головой не пробовала. Дверь что-то подпирало снаружи. А время нещадно утекало.
– Ну, попадешься ты мне, – рыкнула постоялица и понеслась по дому. Ха! Пусть дверь закрыта, но есть же окна! В кухне – маленькое, не подойдет. Зато в комнате с видом на палисад достаточного размера, чтобы через него наружу выбрался взрослый человек. Прощупала раму. Закрыта. Пока.
Стало жарко, и девушка скинула с себя всю теплую одежду на кровать. Затем залезла на подоконник. Так и есть, рама закрыта снаружи на деревянную вертушку в самом низу. Ничего. Распахнув форточку, просунула в нее сначала руку, затем плечо и голову. Не дотянулась. Убежала на кухню и вернулась с половником. Им-то точно достанет. Задвижка-вертушка поддалась далеко не сразу. Но уж когда это случилось, рама отворилась неожиданно легко, и Тиса, не успев от форточки отцепиться, поехала вместе с ней наружу.
– Ай! – Все же сегодня не везет. Она повисла на окне, касаясь ногами куста шиповника, что так «удачно» рос под окном.
Приземляться в колючки совсем не хотелось.
Потуги – достать ногой подоконник или сдвинуться как-то в сторону – с первого раза успехом не увенчались. А второго не представилось – форточка слетела с петель, и девушка со смачным «ух» рухнула-таки в куст. В нем и застала Тису Никифоровна, которая, сгорая от любопытства (что же за странные звуки доносятся из соседского палисада?), не поленилась поставить у забора табуретку и залезть на нее для удобного обозрения. Картина ей представилась знатная. Новая жилица с разодранным подолом сидела в кусте шиповника, держа в одной руке половник, другой обнимая форточку.
– А чегой-то вы тут делаете?
– Решила прогуляться, – буркнула в расстроенных чувствах Тиса. Выбираясь из куста, она потеряла в сражении с ним половину подола и ощутимую часть чулок.
Раны тоже имелись – в виде царапин. Ну да ладно, смажет перед сном заживляющей мазью Агапа. Естественно, по дороге к крыльцу Устин на глаза не попался. А попался бы, точно бы без ушей остался. Дверь флигеля уже ничто не подпирало, а у порога лежала длинная кочерга – орудие преступления. Тиса подняла ее и сбросила за перила крыльца. Разбираться нет времени. Возможно, ей повезет, и Коробочкины начнут смотрины позже.
* * *
Невезение продолжалось. Ее надеждам не суждено было сбыться. Когда Войнова прибыла к нужному купеческому дому, к ней вышел служка и сказал: мол, так и так, гувернантку баре уж наняли, место занято, прощевайте.
Обидно, конечно, но делать нечего.
Не желая сдаваться, Тиса прошлась по улицам, высматривая аптеки. В одной маленькой на Ростовской работали отец с сыном, и помощники им не требовались. В другой не желали брать приезжих работников. Осмелев от отчаяния, решилась заглянуть во Фрол-аптеку, что на Боровой. На ее вопрос вышколенный аптекарь в хрустяще-белом переднике смерил ее взглядом с ног до головы и отрицательно покачал головой. Ну и к лучшему. Все равно она не смогла бы придать себе напыщенный вид, как у этого молодца. Это же надо продавать обычную мелиссу в коробочке, обшитой золотистыми кружевами, будто это диво дивное!
Оказавшись снова на улице, девушка закусила губу, раздумывая, куда бы дальше податься. Запахи трав разбудили в ней желание заняться любимым делом. Теперь, даже освободись вдруг место гувернантки, оно уже не привлекло бы ее так, как ранее. Тиса вздохнула, глядя в конец улицы. Аптека вэйны, судя по номерам на табличках домов, должна располагаться кварталом или двумя ниже. Она сделала пару шагов в ту сторону и этим ограничилась. Повернула домой.
Рич и его прибытие в табор волновали ее сейчас сильнее прочего.
* * *
Поляна, которую занимал табор, выглядела пестро и казалась полной беспорядка и суеты. Кибитки, крытые лоскутными пологами, черные кострища на истоптанном грязном снегу, паутина веревок с вывешенными на сушку бельем и цветастыми сценическими костюмами. Всюду разбросана разнообразная утварь, будь то котелок или детский ночной горшок. Всё на виду и всё в ходу. Народ громко перекликивался на своем языке. Дети шныряли под ногами у взрослых, то и дело получая подзатыльники от последних.
Незнакомцев приметили сразу и обступили. Узнав «Рыча» – так гортанно произносили они имя ребенка, загалдели хором.
Мальчишка сорвался с места и побежал к одной из кибиток.
И уже спустя пять минут Тиса глазами деда Агапа наблюдала сцену возвращения блудного дитя в лоно семьи. Мать, немолодая женщина, приятная лицом, с длинной и толстой черной косой, появилась с младенцем на руках. И Рич со слезами прилип к ее подолу. Материнская рука гладила вихры мальчишки. Смуглокожие взрослые сестры хватали Рича за руки, умиленно щипали его щеки. Отец – сухопарый мужчина лет пятидесяти с пышной смоляной шевелюрой – сверкал желтозубой улыбкой. Рамил Саялэ, так его звали, то и дело щупал здоровое колено сына и цокал довольно языком. Хоть речь оставалась незнакомой, понять, о чем она, не составило труда. Все удивлялись, что мальчишка выздоровел. Конечно. Видать, не верили в счастливое исцеление, которое предрекла их пророчица, и успели уже позабыть об отрезанном ломте.
Рич указал на своих спутников и что-то принялся рассказывать. Войнова в который раз пожалела, что не знает языка. Толпа снова зашумела.
Отец Рича поднялся с корточек.
– Сын сказал, что вы приютили его и вылечили, – произнес он почти без акцента. Оглядев без особого интереса Агапа, кочевник ощупал пытливым взглядом вэйна. – Семья Саялэ благодарит вас.
– Благодарить не нужно. Рад, что смог помочь хорошему человеку. – Ответ Демьяна показался малость высокопарным, но кочевники восприняли его весьма одобрительно.
– Хочу пригласить вас разделить с нами ужин.
– С удовольствием.
И вся компания вскоре оказалась у костра. Гостям были предложены местное кисловатое вино и жареная козлятина. То и дело пришедшим сыпались благодарности от других членов семьи. Агап Фомич лишь кланялся в ответ, да и вообще остался мало заметен местному обществу. Зато вэйном интересовался практически каждый. Мужчины кидали любопытно-опасливые взгляды. Молодухи откровенно строили колдуну черные очи. Понятное дело. Их сиятельство будущий князь Невзоров даже не потрудились спрятать с глаз любопытных скип. «Внимания захотелось?» – едко подумала Тиса, отмечая в толпе ослепительную красотку. Полногубую, с гривой смоляных волос и широкими бедрами, обвешанными звенящими медными монетами. Такие же мониста лежали ярусами на высокой пышной груди и даже свисали парой низок с изящных ушек. Не девица, а наряженный пятилапник в Сотворение!
Среди прочих она находила причину крутиться возле колдуна, толкая соратниц локтями. Девушки всеми силами пытались угодить. То изюму в соусе «хану» предложат блюдечко, то подушку помягче под спинку барскую, то шкуру в ноженьки постелят. Как же без шкурки-то их сиятельство? Без шкурки-то никак. Озябнут они. И Демьян-то хорош после вина. Сыплет всем «благодарю» направо-налево, денежкой «ручки золотит». Сама вальяжность и благосклонность.
Благо, Рамил как глава табора Рупув цыкнул на женщин, веля не докучать дорогим гостям. Из-за их суеты Рича не слышно.
Мальчишка рассказывал родне о своей жизни в Увеге. Взамен узнал, что произошло в таборе за то время, пока его не было. У него родился братик, которого назвали Ваха. Родила близнецов одна из сестер. Хоть это не было сказано, но из разговора Тиса вывела, что дела у артистов идут неважно. До зимы представления не приносили больших доходов, теперь же уповают на Сотворение. Вот уж когда можно получить за выступление знатный барыш. На вопрос, почему за ним не возвращались, Рич выслушал много отговорок, в которые с радостью поверил. Какая разница? Сейчас же все хорошо. Рамил, будто еще не веря, что сын здесь, спросил его что-то на своем языке.
– Вы о том, может ли он оборачиваться в медведя? – встрял в разговор Демьян, не боясь показаться нетактичным. – Не беспокойтесь, способность полностью восстановлена.
– Господин вэйн знает наш язык? – вздернул широкие брови Саялэ, при этом метнув предупреждающий взгляд соплеменникам, чтобы остереглись болтать лишнего. Не все нужно знать чужаку.
– Только общие фразы. Учил, когда ездил в Савойские пустоши. А Рич помог вспомнить. – Демьян подмигнул мальчишке.
– Приятно вдвойне принимать такого гостя в нашем скромном кругу.
– Взаимно.
Рамил взял сына за плечи.
– Покажи мне медведя, Рыч.
– Сейчас! – Ребенок со смешком отбежал к костру. Как по команде смолкли все разговоры, глаза каждого на поляне были прикованы к смуглому мальчишке. Один миг, и на фоне пламени поднялась фигура огромного бурого медведя. Зверь опустился на четыре лапы, пробежался пару раз вокруг костра, разок рыкнул, лязгнул внушительными когтями. Затем кувыркнулся, довольно высунув розовый язык.
Тиса мысленно улыбнулась.
Рич вернулся в человеческий облик под крики и хлопки в ладоши окружающих. Рамил глядел на сына так, словно только сейчас понял, что он вернулся. Глаза блестели, отражая огонь костра. Он потрепал мальчишку по шее и громко рассмеялся.
Точно уловив настроение главы, резво запели скрипки, выводя бойкую мелодию. И табор запел, заплясал. Та самая красотка, что не сводила с вэйна глаз, танцевала с особой страстью. Юбки в ее руках ожили и уподобились пламени. Бедра и грудь колыхались в такт музыке. Она изгибалась как змея и скакала как лань. Боже, дай терпения. Слава Единому, дед Агап решил побеседовать с Ричем.
– Вот бабуля удивится, когда вернется!
– А где твоя бабушка? – полюбопытствовал Фомич.
– Гадать к кому-то ушла.
Краем не своего глаза Тиса заметила, как Демьян уже не смотрит на танцующих, а, наклонившись к Рамилу, что-то говорит тому на ухо. Что-то малоприятное, судя по кислому выражению лица Саялэ. Повинуясь внутреннему голосу, захотела услышать разговор и даже не поняла, как у нее это вышло. Но мир мгновенно растаял в тумане, затем снова появился, но теперь она смотрела на него не старческими подслеповатыми глазами, а глазами вэйна, и вблизи.
– Рич пришел к вам по доброй воле. Я рассчитываю, что она останется при нем.
– Что имеете в виду? – бросил раздраженно Саялэ.
– Думаю, вы меня отлично поняли, Рамил Заратович. Никакого принуждения силой.
– Он мой сын! Я могу поступать с ним, как захочу, – грубо ответил глава.
– Нет, – с самой доброжелательной улыбкой возразил Демьян, – вы потеряли это право, когда выбросили раненого пацана на улицу, как щенка.
Саялэ поджал губу, мрачнея. Ему не нравился разговор.
– Вы можете только уговорить его, Рамил. Бог в помощь. Но применять силу, или наклад подчинения, или тем более мак я вам не советую.
– Хорошо, – после паузы хрипло произнес отец, жуя обветренные губы.
– Рад, что мы договорились. Пусть ребенок и дальше радуется теплу семейного очага. – Демьян кивнул. – Заметил, что в вашем таборе только одна кибитка с теплонакладом, – легко сменил он тему. – Этот я подпитаю. И завтра вам принесут кварцы для остальных кибиток. Если что-то нужно, говорите. Я постараюсь помочь.
– Спасибо, Демьян Тимофеевич, – сощурил глаза Рамил, – просьбы у нас есть.
Следующие десять минут Тиса выслушивала, какие нужды имеет табор – нехватка лекарств, одежды, повозок и лошадей. И, удивительное дело, колдун согласился купить все необходимое без препирательств.
Рамил заметно повеселел. Напоследок вэйну принесли кварц, и он подпитал наклад, вливая поток света из скипа в белый как лунь камень. Колдун поднялся, чтобы отдать кварц владельцу, но его остановила та самая красотка. Нет, ну разве можно так бесстыдно липнуть к мужчине?!
Тису затошнило, когда Лаиша, так звали кочевницу, прожгла ее призывным знойным взглядом.
– Барин, верно, устал? – Она погладила колдуна по плечу. – Не желает ли отдохнуть перед дальней дорогой? – И указала на стоящую поодаль повозку.
Только теперь Тиса осознала, в какую ловушку себя загнала по собственной воле. Сбросить видение у нее, конечно, не получилось. А женская рука уж принялась выписывать круги на груди колдуна. Боже!
– Сон в моей кибитке самый сладкий, – горячо прошептала смуглянка на ухо вэйну. Демьян сощурил глаза.
– Не сомневаюсь. Но я предпочитаю горечь бессонницы, барышня. – И всучил девице свою ношу. – Держи. Передай кому надлежит.
Лаиша растерянно уставилась на белый камень в своих руках. Вэйн же не стал дожидаться ответа и, обойдя обольстительницу, направился к лекарю и юному оборотню.
Сцена прощания была короче, чем видящей хотелось бы.
– Я уже говорил, Рич, коли только пожелаешь, то всегда можешь вернуться к нам. – Агап пожал старческой рукой ладошку юного оборотня. – Тиса будет очень рада, если ты навестишь нас когда-нибудь. – Старик подмигнул.
– Передайте Тисе Лазаровне, я погощу дома до весны и приеду к вам, – пообещал мальчик. – И стану лекарем, как вы!
– Ну-ну, ну-ну… – Агап не верил словам. Понятно почему. Желания юности изменчивы, как песок в дюнах. Это старость не изменяет привычкам. – Не торопись, малец. Живи, расти большой и радуйся. А мы с Тисой подождем. Если что, обращайся к Демьяну, как условились.
– Я приеду к тебе в четверг, – пообещал мальчишке вэйн и подмигнул. – Твой отец решил обновить повозки и купить лошадей. Поможем ему выбрать?
Твердое «Да!» в ответ и мужское по-взрослому рукопожатие.
Тиса водила рукой по гобелену, висящему над кроватью. Незамысловатый цветочный рисунок поглотил сумрак. Накатившая после долгого видения дурнота отступала неохотно. Спустя полчаса девушка все же поднялась, зажгла свечу и на нетвердых ногах отправилась в кухоньку напиться воды. Слабость – пустяк, скоро пройдет. Плохо, что через час ее ждет говор с Ганной, а она квелая, как ковыль. С жестяной кружкой в руке вернулась в комнату и выглянула в окно. Стемнело рано. Небеса уж наблюдали за землей бледным лунным оком. Знакомый шиповник разлегся в тени заборчика, растопырил, как паук, колючие лапы. За заметенной снегом дорогой дома перемигивались светом в окнах. Лишь один слепо чернел – тот, который бросили хозяева, чтобы найти удачу на каменоломнях богача Фролова. Тиса смотрела в черноту покинутого жилища и размышляла. О Риче и его поспешном обещании, об Агапе, который вскоре вернется в Увег в одиночестве, о Демьяне и его разговоре с Рамилом и с той самой кочевницей. О том, как изобретательна судьба, когда расставляет ловушки.
Через час Войнова еще чувствовала себя не совсем здоровой, но от видения отказываться не стала.
Подруга вновь предстала перед ней в зеркале. И ее радость стала наградой в завершение тяжелого дня.
– Спасибо, конечно, дорогая, но зачем ты это сделала? – воскликнула Ганна, когда часы показали восемь. – Деньги потешника тебе нужны не меньше, чем нам! И все же я очень благодарна. Обещаю, что потрачу на то, чтобы отправить Луку в семинарию, как ты и просила. Не представляешь, как Лукашка был рад, когда я ему объявила радостную новость. Он тут и сейчас скажет тебе сам. Давай, иди сюда, – Лисова повернула голову, и Тиса увидела ее сына. Подросток, кажется, еще больше вытянулся за те неполных два месяца, как она покинула Увег.
Под строгим взглядом матери Лука выжал из себя еще пару благодарственных слов и затем утек из комнаты, как карась из дырявой сети.
– Жди от этих балбесов благодарности до седин в волосах, – фыркнула Ганна.
Далее понеслись последние новости Увега. Тиса узнала, что отец пару дней назад закупил в часть лошадей. Что семья Кошкиных живет не тужит. А малыш растет не по дням, а по часам.
– Марика же совсем от рук отбилась, – причитала подруга, – бегает на свидания к колдуну и грезит о тайном с ним венчании. Мы совершенно ничего не можем с ней сделать. Была бы она моей сестрой, я бы просто заперла дуреху в комнате. Но Настасья Никитична слишком с ней мягка. Как бы это худом не вылилось. И вот еще что. Раз заговорили о колдунах, то я должна сказать, что мне пришло письмо от твоего вэйна. Не пугайся. Всего несколько строк, ничего дурного. Вот. Смотри.
Войнова, которая успела за полчаса видения Ганны разомлеть, снова взволновалась. Боже, куда же можно от этого вэйна деться?
Знакомый летящий почерк по белому листу появился перед глазами с легкой руки подруги.
«Тиса, прости, что данным письмом вновь смею напомнить о себе, ты, верно, уже сама знаешь, но и я обязан сообщить. Рич и Агап Фомич изъявили желание отправиться в табор и выбрали меня в провожатые. Знаю, что мое согласие помочь усугубило и так твое не самое лестное представление о моей персоне. Но Агап объяснил причину спешки: ребенок собирался сам отправиться на поиски табора, а этого старик допустить не мог. Прости, теперь я косвенно повинен и в отъезде Рича. Знаю, что значит расставание с дорогим сердцу человеком, посему не жду прощения. Склоняю низко голову и доношу, третьего дня мы благополучно достигли Крассбурга и вскорости собираемся прибыть в мое загородное поместье, где и пробудем до тех пор, пока Рич не решит двигаться дальше. Не волнуйся, с ними все будет хорошо. Обещаю. Я сделаю все от меня зависящее для благополучия Рича.
С мыслями о весне, Д.Н.
Постскриптум: отправляю это письмо Ганне Харитоновне с тайной надеждою, что оно найдет истинного адресата быстрее, нежели если бы было направлено по адресу пограничной части».
Глава 11
Проблеск успеха
Старый парк безмолвствовал, кутаясь в сумерках раннего утра. Девушка миновала кованые ворота с ржавыми, местами погнутыми зубьями и медленно двинулась по вишневой аллее вглубь парка. Под ногами мерно хрустел снег, с небес срывалась ледяная крупа. Тянущийся по бокам разросшийся вишняк, укрытый рваной снежной шалью, словно недоверчиво прислушивался. Мало кто вторгался в такую рань в его владения. Это центральный городской парк всегда полнился людом, его дорожки чистились совками по зиме, лавочки имели кованые завитки и звериные лапы вместо ножек; этот же, на окраине города, интересовал жителей лишь с весны, когда снег сходил ручьями, ветви покрывались изумрудной листвой, а на проталинах расцветали куртины подснежников. Тогда у ворот теснились запряженные коляски, по аллее прогуливались статные кавалеры и барышни с кружевными зонтиками, желающие романтичной прогулки. Нынче пришедшая в парк незнакомка была одна. Она медленно брела по длинной дорожке, созерцая зимний наряд деревьев, и остановилась у старой корявой вишни на повороте аллеи. Ладонь в перчатке погладила черную кору. Девушка прислонилась к стволу и закрыла глаза. Шепот, что срывался с девичьих губ, слышала разве что старая вишня. Дерево сочувственно покачивало верхушкой.
Когда совсем рассвело, Тиса с сожалением покинула понравившийся парк. Душа будто омылась родниковой водой и взбодрилась. Что бы ни преподносила жизнь, надо воспринимать это как урок, и только так. Рич исчез из ее жизни, зато он вернулся в родную семью, и она рада за него. Пусть вэйн еще владеет ее своевольным сердцем, но ее разум принадлежит ей и сможет справиться с запретными порывами. А в парк надо бы наведываться почаще.
На подходе к дому Кадушкиных Тису обогнали сани. Каурая лошадка повернула, и повозка встала у соседских ворот. Из саней выбралась пара – судя по богатым норковым воротникам, те самые Вениамин и Матрена Голиковы, владельцы скорняжной лавки, о которых толковала Никифоровна. Тиса поздоровалась и удостоилась скупого кивка Матрены. Чубатый, с подкрученными усами Вениамин улыбнулся молодой соседке, но тут же получил локтем в бок от жены. Дородная, как баба на чайнике, Голикова чуть ли не за шкирку ухватила супружника и потащила в дом.
Тиса пожала плечами и тут же забыла о странной парочке, так как из калитки высунул нос Устин и тут же юркнул обратно. Так! Она еще за проказы с ним не поговорила.
– Устин, подожди! Я хочу с тобой поговорить.
Войдя во двор, Тиса застала хозяйского сынка с косточкой в руке. У ног мальчишки вертелась белая собака, виляя тонким хвостом.
– Куси ее, Силач! – с уморительной серьезностью приказал Устин. – Куси, кому говорю!
Но пес слушаться не собирался: худющий, с рыжей подпалиной на белом боку, он неотрывно следил за костью в руке мальчишки и облизывался.
– Мне кажется, эта кличка не совсем ему подходит, – усмехнулась Тиса.
– Не ваше дело! – Убедившись, что проделка не удастся, Устин обиженно буркнул: – Эх ты, предатель! – и бросил кость псу.
Подачка была поймана на лету и проглочена за долю секунды. Мальчишка подхватил пса на руки и давай бежать.
– Устин, зачем ты так? – вдогонку ему крикнула новая жилица. – Я же тебе плохого ничего не сделала. Или я не права?
Ни ответа ни привета, что в колодец кричать.
Позже после стирки Тиса вывесила мокрые вещи на улицу, в том числе и свою теплую косынку, которую решила освежить. В остаток дня с завидным упорством штудировала шуйские мечтания, заставляя себя из раза в раз представлять свою скромную персону ясным солнышком. Бред. Но если учитель считает, что это может ей помочь, то она, изнань возьми, будет им заниматься. После сцены с соблазнительной кочевницей ее рвение расправиться с нежелательными видениями прибавилось втрое.
Утомленная частыми поисками последних дней, Тиса уснула крепким сном, даже не слышала, как ночью разгулялась вьюга. А та выла в печной трубе, скрипела ставнями, посрывала с веревок стираное белье. Поутру пришлось собирать в таз и развешивать на дверях и кроватных спинках. Благо, на урок нынче не к восьми часам, как раньше, а к одиннадцати. Тиса успела и выспаться, и позавтракать, и одеться неторопливо.
Девушка замыкала флигель, когда услышала хлопок хозяйской двери. Алевтина с очередной большой корзиной наперевес выпятилась на крыльцо. Составив ношу на перила, она ловко надела рукавицы, а завидев постоялицу, окликнула:
– Вы на улицу, Тиса Лазаровна? Погодите, я с вами!
Женщина принялась давать наставления дочери, стоящей в сенях. Та, кутаясь в огромный шерстяной платок, достающий уголком ей до колен, недовольно кивала.
– Следи за Устинкой, чтобы не баловался. Хватило мне от Голиковых выслушивать, как он их петуха снегом закидал!
– Ага! Уследишь его… – Девчонка скривилась в ответ.
– Постарайся, доча! И еще сбегай в едальную, гречки купи. Вот тебе копейки. Смотри, отцу не давай!
Натка ковырнула пальцами пару прыщиков на лбу, пока мать по рукам не стукнула.
– Не дави, а то еще больше вскочат! Дай взгляну.
– Ну ма! – хныкнула девчонка и, застеснявшись постоялицы, увильнула от рук матери.
– Не малюй больше той пакостью щеки. И вообще, Натася, не рано ли взялась лепоту наводить?
Дочь не ответила.
– Ладно, – махнула рукой Алевтина. – Иди в дом, ноги застудишь. Спасибо, что подождали, Тиса Лазаровна!
Хозяйка повесила на локоть корзину и вместе с постоялицей потопала со двора.
Из будки, стоящей возле сломанной телеги, к ним выскочил знакомый белый пес с рыжим пятном. Он вилял хвостом, как ветрило в ураган, но подойти близко не решался. Черный собачий нос втягивал запахи выпечки из корзины.
– Вот еще приблудный цуцик на мою голову, – пожаловалась Алевтина. – Устька приволок, откель не пойми. Корми теперь этого блохастого, – посетовав, Кадушкина, однако, вынула пирожок из корзины и бросила псу. – А вы не желаете, Тиса Лазаровна? Возьмите-возьмите, скажете, как вам начинка. Печенка, картошечка, лучок.
Пирожок оказался душистым, еще горячим и бесподобно вкусным, о чем Тиса и поведала хозяйке к удовольствию последней.
За разговором дорога показалась недолгой. Войнова договорилась, что приобретет еще дров, и Аля обещала растормошить Гишку на их колку. Узнала, что обычно на Сотворение на площади у городского театра разворачиваются большие гулянья и ярмарка. В этом году вэйны снова наколдуют ледяные горки, на которые со всей округи кататься приедут. А еще Алевтина охотно рассказала, как вчера относила сдобу к ее бывшим хозяевам. «Баре живы-здоровы» и чуть ли не каждый вечер устраивают званые вечера. Слуги шепчутся о скорой помолвке их дочери Елизаветы Львовны и губернатора Эраста Проскулятова.
– Представляю, какая свадьба пышная будет! И заказ большой наверняка! – Алевтина мечтательно цокнула языком.
А Тиса подумала, что упаси Единый от такой великолепной партии. А Лиза-то какова? Крутила с одним, а идет за богатого. Вот уж где искренности не ищи.
На мосту на сей раз Войнова лишь окинула молочные берега Патвы взглядом и потопала вслед за хозяйкой. На Сапожной женщины расстались. Снова повалил снег, вмиг окутав город белой пеленой.
Ближе к центру идти стало легче, так как тротуары с раннего утра вышли чистить дворники. Хотя с такой метелью вскоре снова навалит. Плохо, что свою косынку пуховую она так и не нашла среди высушенного после стирки белья. Жаль. Тонкий шарфик на шее не спасал от холода, и за шиворот то и дело попадал снег. Тиса привычно миновала ворота с чугунной старушкой Евсифоной, не заметила, как обогнула главное здание, и двинулась дальше. И почему она не пожаловалась хозяйке на Устина? Ведь собиралась. И не стала, решила не расстраивать Алевтину.
– Тис-с-сия, помоги мне! – неожиданно донес ветер, и девушка вздрогнула. Огляделась – никого. Лишь черное здание расколотого надвое общежития виднелось за снегопадом.
– Помоги-и! – снова прошелестело жалостливо. – Поднимись сюда-а.
«Манила», – догадалась Тиса. По спине пробежал холодок – пробежал и исчез, как и не было. На развилке снежных тропинок она свернула в сторону старого корпуса и неожиданно уткнулась в дворника, которого – удивительное дело – не заметила ранее. Григорий неторопливо расчищал дорожку деревянной лопатой.
– Здравствуйте! Вы ее слышали? – взволнованно спросила Тиса мужчину.
– И вам не болеть, барышня, – разогнул он спину. Оперся на черенок лопаты и поправил шапку-ушанку, рассматривая неожиданную собеседницу. – Когой слышал?
Войнова подняла взгляд на старое общежитие и прикрыла рот ладонью. В проеме трещины, держась за ее края, стояла женщина в длинной белой сорочке. Судя по лицу – молодая. Белокожая до синевы. Коса растрепанная, словно из инея соткана. И верно, весь образ женщины имел неясные, расплывчатые очертания. Призрак, самый настоящий.
– Ее, – прошептала и указала на привидение. – Вы видите?
В этот момент женщина в белом протянула руку и поманила Тису. «Пожалуйс-ста, приди», – тихий шепот.
– Ох, ежкин кот! Это ж Манила! – брякнул дворник и давай знамения святые на себя накладывать. Призрак задрожал и растворился на глазах. А Григорий схватил девушку за руку и поволок прочь от здания. – Вы говорите, она вам что-то баяла, барышня?
– Прийти просила, – пролепетала Тиса.
– Не слушайте ее! – воскликнул Григорий. – Утащит наверх и сбросит, как пить дать! Нужно бы Мо Линичу порассказать, уж при белом дне бродит чудище! А детки-то вокруг, как бы лиха не приключилось!
– А Манила правда кого-то…
– Правда-правда, барышня. Не при мне дело было, а вот Кряжкин, что до меня тут сторожевал, так и сказал: убилась здесь девица!
Григорий для порядка постращал Тису еще, проводил до нового общежития и распрощался.
В парадной общежития Войнова неожиданно наткнулась на Климентия и еще двоих мужчин. Учитель, судя по недовольному виду, был не в духе и выпроваживал посетителей, не желающих уходить.
– Пожалуйста, сударь искун! Коровка с телком пропала! Увел кто-то! Помогите найти! – цеплялся за рукав Ложкина мужичок в овечьей шапке.
– Говорю же вам, я животных не вижу!
– Мне бы за новорожденного внучка бы узнать, дочь уехала на сносях в Багряновцы. Это село близ Белограда. Поди, разрешилась уже! Прошу вас, Климентий Петрониевич! Вы же видящий! Я заплачу, вот… – Второй горожанин тряхнул звонкой мошной перед носом Ложкина. Лучше бы он этого не делал. Учитель еще пуще насупился и выпроводил мужей в одну минуту.
– Неугомонные, – выдохнул видящий, переводя взгляд с тетки-привратницы, которая тут же сделала вид, что занята вязанием, на Тису. – Вы опоздали! – заявил он. Развернулся на каблуках и зашагал в сторону клуба. Его ученица без пререканий побрела следом.
– А почему вы не захотели им помочь? Вы же видящий, – все же задала она вертящийся на языке вопрос, переступая порог клуба. И тут же поймала на себе укоряющий взгляд Клары, стоящей в дверях опытной.
– Как и вы, – усмехнулся учитель. – Не знал, что вы так сердобольны, Тиса Лазаровна. Но не расстраивайтесь. Вы сами сможете помочь им, если наконец научитесь управлять даром.
Из опытной, потеснив Клару, выглянул неунывающий Строчка и подмигнул. Люсенька же обняла прибывшую, предложила, как всегда, свою теплую шаль и горячий чай, но Клим не позволил расслабиться, заявив, что чаи следует распивать после выполненных занятий.
Тиса послушно прошла в кабинет.
Блондин сел за стол и подпер подбородок кулаком в ожидании. Зеленые глаза наблюдали за тем, как ученица выуживала из сумки на стол писчую бумагу и брошюру мечтаний.
– Пробовали мечтать?
– Да, – слабо улыбнулась Тиса. – Только не уверена, что все верно получается. Порой воображения недостает. Например, когда надо представить, что из моего лба расходятся лучи на миллионы верст округ. Не могу никак. Это же очень далеко!
– Ох, Тиса Лазаровна, – вздохнул учитель, – обычно девицам не представляет сложности впадать в грезы, но вы, по всей видимости, редкое исключение. Встаньте, пожалуйста, – сказал он и поднялся сам. Подошел ближе. – Есть одно упражнение. Смотрите, вот здесь, – тронул пальцами свои виски, – есть точка, в которой биение сердца ощущается сильнее всего. Шуйцы называют ее «Нцы-Ду» – «освобождающая». Отвечает за нашу свободу воображения. Вы не там держите пальцы! – цыкнул Клим. – Позвольте показать?
Войнова кивнула и ощутила на висках его легкие прохладные пальцы. Учитель прикрыл глаза, прислушиваясь к ее пульсу. А девушка впервые разглядела его лицо. Правильные черты, выразительная линия губ. Тиса отвела взгляд. Все же странно. Чужой человек – и так близко. Она заставила себя не думать об этом, довериться учителю как лекарю и сосредоточиться на упражнении, которое он хотел показать. Ложкин переместил подушечки пальцев чуть ниже.
– Ваша Нцы-Ду именно здесь. Смотрите. Давите на точку, ждете секунду. Отпускаете на три счета. Давите две секунды, снова отпускаете. И так далее до одиннадцати секунд. Затем обратно.
Дверь неожиданно открылась, впуская Клару.
– Клим! Прости, там образец, не пойму, из какой партии… – на этом брюнетка осеклась и замерла, широко раскрыв глаза.
Тиса непроизвольно отступила, осознавая, как выглядела со стороны. Климентий стоял рядом и держал ее лицо в ладонях, тут воображение давлением на Нцы-Ду и подстрекать не надо. И так галопом поскачет. Войнова открыла было рот, чтобы объяснить, но Клара, сказав, что ее вопрос подождет, удалилась.
Климентий же, будто и не заметив неудобства, закончил объяснение.
– Вы поняли, или еще раз повторить?
– Нет-нет. Все понятно, спасибо, – поспешила заверить учителя.
– Тогда приступайте. Повторите три раза это упражнение. Затем перейдите к мечтаниям.
И, пока Клим просматривал свои бумаги, Тиса десять минут давила себе на виски, затем полчаса представляла себя светящимся ежиком с лучами вместо иголок. Да-а. Ганна и так о ее вменяемости беспокоилась, а узнай, чем она тут занимается, точно решила бы, что подруга окончательно сбрендила на злой чужбине.
Однако то ли время настало, то ли мечтания с Нцы-Ду подействовали, но, в очередной раз попробовав увидеть Строчку, она увидела именно Виталия Стручкова! Слава Единому!
Туман долго мариновал ее и… выбросил в гостиную клуба!
Зрение Виталия было необычным, пришло понимание: дело в очках. В ее руках порхало перо, выводя на бумаге строчку за строчкой. Текст о земляных пластах и подземных реках.
Тиса мысленно ликовала от своей победы! Она больше не улетит к вэйну! Она не будет больше страдать, наблюдая его жизнь… о-ох… зачем она о нем подумала? Нет-нет, только не это!
Гостиная наполнялась туманом. Миг – и комната скрылась в белой дымке, как прохудившаяся лодчонка в океане. Еще миг – и несносный дар ее выбросил… на влажный истоптанный снег у порога серого здания казенного вида.
Ее хлопал по плечу Агап Фомич. За спиной лекаря стояли крытые большие сани, запряженные парой гнедых. На козлах сидел молодой кучер в драповом мундире.
– Мой лекарский корпус и привычная работа – это все, что нынче мне надо. Не серчай на меня.
– Не спорю, я рассчитывал встретить с тобой сотворенские. Но понимаю, хоть и грущу. Прости, отец, доставить тебя лично до Увега не могу.
– Что ты, – отмахнулся старик, – достаточно, что ты всю ижскую вэйностражу из-за меня взбаламутил. Куда ж еще больше? И так, как император, в удобствах поеду. – Старик кивнул в сторону саней.
– Знаешь, – Демьян перевел взгляд на зарешеченные окна здания, – Тиса так и не вернулась в Увег, хотя прошло уже тридцать девять дней. Значит, я просчитался и есть другая причина ее отъезда? – Вэйн снова взглянул на старика.
– Дема, – вздохнул Фомич, – поверь, я не скрываю. Девчонку тогда было не узнать, молчала, упрямая как сыч. И сдается мне, что ты сейчас знаешь больше моего. Я прав? – хмыкнул старик.
– Но не причину, – покачал головой вэйн.
Тиса почувствовала, как ее душу снова охватывает смятение. Нет, определенно нужно с этим бороться.
Прощание завершилось короткими объятиями и обещаниями встретиться. Видящая смотрела вслед саням и разок махнула рукой вэйна. Казалось, вот бы сейчас дар оставил ее, но он вцепился в нее, как щука в хвост плотвы, и отпускать не собирался. Демьян вошел внутрь здания, поднялся по лестнице, говорил с людьми о скором переходе из Ижска в Крассбург, но Тиса не вдавалась в подробности, стараясь отрешиться от чужой яви и терпеливо ожидая конца вынужденного плена.
Вскоре главвэя вежливо пригласили войти в арку, и, подхваченный тянущей легкостью вэйновского перехода, колдун перенесся в столицу – в оживленную портальную ССВ. Откуда последовал уже знакомым Тисе путем по темно-зеленым ковровым дорожкам в собственный кабинет.
В приемной вытянулся Мокий, прижимая к груди очередные подлежащие рассмотрению бумаги.
– Что там сегодня? – бросил вэйн, стягивая с плеч пальто.
– Собрание выписок Хорнодарского округа за последние четыре месяца с отметками всплесков вэи, как вы просили. И еще вот. Пришел ответ, Демьян Тимофеевич. По внеочередному расследованию. Раскрыть конверт и зачитать?
– Не надо, – поторопился отказаться колдун. – Дай-ка мне. – Демьян забрал бумаги и какое-то время смотрел на запечатанный конверт с печатью ССВ. Тиса уловила, как гулко застучало сердце в его груди.
Решившись, вэйн подцепил клапан загадочного конверта, но в следующее мгновение замер, будто прислушиваясь к себе, обернулся.
– Мокий, давно меня ожидает посетитель?
Тиса сперва решила, что это ошибка. Ведь когда колдун вошел из приемной в кабинет, он казался пустым. Однако глаза быстро сфокусировались на крупной черной птице, на карнизе за окном начищающей длинный клюв.
– К вам Грач, – подтвердил Мокий, – уже час ждет.
– Отлично. Явился наконец, смоляной нос, – усмехнулся Невзоров. – Мокий, сделай-ка кофе для меня и чай с калиной для гостя.
Оставив бумаги на столе, Демьян поддел щеколду форточки и распахнул ее. Грач тотчас влетел в кабинет и шустро спланировал на сиденье кресла. Птица гаркнула приветственно, распушила перья, блестя бусинами глаз. Оборот произошел так же быстро, как и у Рича. И на кресле за мгновенье появился сидящий на корточках седой, хоть и не старый мужчина с выдающимся горбатым носом. Одет он был не по погоде легко в мятый черный сюртук. Под ним – несвежего вида и, наверное, все же белая в прошлом манишка, надетая на голое тело.
– Значит, это правда. Ты – и в стратегическом? – произнес хрипло Грач, прочистил горло и продолжил отрывисто, словно учился заново владеть голосом. – Не скучно в четырех стенах, опервэйн? Клювом клянусь, я бы сдох в неволе!
Оборотень свесил ноги, усаживаясь по-человечески в кресле.
– А я этого тебе и не предлагаю. – Демьян сплел руки на груди и присел на край стола. – Тебе бы помыться, вольный птах, а то в полях своих совсем забыл, что такое чистоплотность.
Грач отмахнулся.
– Успею еще вспомнить! – И широко улыбнулся, увидев Мокия, вносящего поднос с парой чашек и вазочкой, наполненной горкой кускового сахара. Не успел парень выйти, как визитер схватил чашку чая с калиной и жадно отхлебнул.
Демьян какое-то время тоже потягивал густой горький кофе из своей чашки, наблюдая за щурящимся от блаженства знакомым, затем приступил к разговору.
– Ты мне нужен, Зосим, – и, убедившись, что Грач наконец внимает, продолжил: – За мальчишкой одним присмотришь, из кочевников. Табор стоит в Локотне. Сдается мне, очень скоро за ним придут. Почти уверен, что это будут люди Бут-Шеро.
– Правящего совета кочевников? – шмыгнул разогретым от напитка носом Грач. – А с чего такая честь пацану?
– Он ваших кровей.
– А ипостась? – заинтересовался Зосим.
– Медведь.
– Неплохо.
– Да, – Демьян постучал пальцами по столу. – И придут за ним, скорей всего, тоже ваши. От тебя требуется сообщить мне сразу же, как только высокие гости появятся в Рупув.
Грач кивнул.
– Сделаю, главвэй. – Он вдруг дернулся, изогнул неестественно для человека шею, затем поднял руку и носом почесал подмышку.
– Иди-ка ты в баню, милейший, – скривился Невзоров. – Потом обязательно поешь и спать. Вот ключи, можешь воспользоваться моей служебной квартирой. Завтра вылетишь.
– Спасибо, Демьян! – поблагодарил от души оборотень. Он поднялся с кресла, на сей раз почесывая пятерней шею.
– Не за что. Ступай уже, что ли.
* * *
Она очнулась на диванчике гостиной. Стоило чуть пошевелиться, как разболелась и закружилась голова. Когда же ее прекратит одолевать слабость после поиска? Климентий говорил, это пройдет, если чаще пользоваться даром. Куда ж еще чаще? И так она ежедневно в чужих телах пребывает, себя бы за тем не забыть.
Тиса огляделась, никого не обнаружив в гостиной. Пока ее сознание путешествовало, кто-то заботливо подложил ей под голову подушку. Ноги окутывал шерстяной плед. Должно быть, Люся, добрая душа, позаботилась, вновь решив, что она мерзнет. Спасибо ей.
Она закрыла глаза, вспоминая последнее видение.
Демьян уверен, что за Ричем должны прийти оборотни из Бут-Шеро. Почему? Он оборотень, да, но он же еще ребенок. Зачем он им? Нехорошее предчувствие стеснило грудь. Боже, она далеко и ничем не сможет помочь.
– Демьян, ты обещал позаботиться, – прошептала Тиса, как молитву. – Ты обещал.
Имя вэйна, произнесенное вслух, придало уверенности. Да, колдун присмотрит за Ричем и не позволит случиться худому, без сомнения. Что греха таить, с этим человеком она всегда чувствовала себя надежно.
Тиса глубоко вздохнула и отвернулась к спинке дивана.
Демьян признался Агапу, что его беспокоит ее долгосрочный отъезд и вэйн не понимает причины, что ее удерживает на чужбине. Все верно. Только Ганна знает, что ее погнало из дома жгучее желание перестать лицезреть колдуна в навязанных даром видениях. Единый, помоги скорее разрешить эту проблему.
«Я боюсь, – прошептала девушка, – с каждым новым видением боюсь, что это мое желание изменится на прямо противоположное».
Чем дальше, тем опаснее становятся для нее эти полеты к вэйну, тем труднее удерживать сердце в узде. Оно же не понимает, что приворожено.
Войнова заставила себя сесть. На столике белела стопка исписанных листов и потрепанная на углах обложки книга с названием «Недроведение», та самая, с которой списывал текст Строчка. А ведь у нее получилось вначале увидеть Виталия. Точно. Получилось! Нужно сообщить Климентию Петрониевичу об этом.
Нетвердым шагом направилась в кабинет, привалилась плечом к стене, услышав разговор из-за приоткрытой двери.
– Слепые вы, – иронизировала Клара. – Эта якобы видящая крутит вами. Тобой, Строчкой и Люськой. Придет, выспится, краса спящая. А рыцари ее с кресла на диван перетаскивают. Ха-ха. Хорошо устроилась! Она не искун, Клим, я в этом уверена! Есть хоть одно доказательство в обратном?
– Она платит большие деньги за обучение. Зачем, по-твоему? – голос учителя выдавал раздражение, но в целом казался спокойным, будто Ложкина в сей момент занимало нечто другое, а брюнетка досадно отвлекала.
– Ради показухи, конечно! Неужели не понятно? Чтобы пальцем на улице показывали: смотри-ка, видящая пошла, – стараясь придать голосу непринужденный доброжелательный тон, продолжила убеждать Клара.
– Чушь. Она видит, – буркнул блондин, – просто пока избирательно. Настроена только на близких, и это ослепляет ее. Как если бы смотреть на солнце и не видеть окружения.
– Из чего ты сделал подобный вывод? С ее слов? – фыркнула девушка. – О Боже, откуда такая наивность? Люси заразила? Ты же не хотел брать учеников, Клим. Сам говорил – обуза на твою голову. У нас дел невпроворот, а ты возишься с ней, только время тратишь.
– Мо Ши надавил на меня и… Постой, а Рюмов вернул инвентарь? – обеспокоился Климентий. – Его артель больно шельмоватая. Запиши, надо сходить на склад, перепроверить.
– Ты не слушаешь меня! – воскликнула обиженно девушка.
– Клара, – перебил строго блондин. Похоже, его терпение истощилось, – осторожней с образцом, верни на место, пока не разбила. И хватит пустомелить. Позволь мне самому решать, кого учить, а кого нет.
Собеседница не ответила, вместо этого вышла из кабинета, чуть не набив лоб стоящей у двери Тисе. Бросила на девушку убийственный взгляд и унеслась в опытную.
«Боже, как неудобно», – подумала Тиса, представ пред зелеными очами учителя.
Но Климентий, будто и не было только что обличительной речи, отнесся к ученице дружелюбно. И даже порадовался успеху последней, сказав, что они двигаются верным путем.
– Вы собираетесь далее учиться, Тиса Лазаровна? – спросил Ложкин напоследок, закончив перечислять домашнее задание.
Конечно, она собиралась! После этого проблеска успеха со Строчкой тем более.
– Тогда не забудьте оплатить занятия.
Это называется – с небес на землю. Промямлив в ответ, что сегодня как раз внесет нужную сумму, отправилась пить чай с Виталием и Люсей. Последняя, прознав, что видящая пришла в себя, принесла-таки самовар в гостиную. Клара и Клим от чая отказались, сославшись на множество дел. Возможно, к лучшему.
Разговор повелся легкий. Ее поздравили с первым успехом. Затем заговорили о предстоящих праздничных днях и благотворительном концерте, на котором соберутся сливки местного общества, и вскоре Тиса согрелась в теплой компании. И даже не заметила, как пообещала, что тоже придет на концерт поддержать мужчин. Люся обняла ее за плечи.
– Приходи обязательно. После концерта вместе пойдем на ярмарку, а потом будет праздничный вэйновский салют! Это так прекрасно! – сложила ладоши Люсенька.
– Если наш толстяк-погодник с теткой Агатой расщедрятся, к-как в прошлый год, и наплетут наклад, – усмехнулся Строчка, ломая в пальцах баранку и засовывая половинку себе в рот.
– С кем, с кем? – переспросила Тиса. Она замерла с блюдцем в руках, услышав знакомое имя.
– С Агатой, – парень повторил с набитым ртом.
– Это почтенная вэйна, – объяснила Люся. – В городе ее все знают. Я всегда беру папе растирку от боли в спине в лавке Агаты Федоровны. У нее и цены не кусачие. Знаешь, это на Боровой.
Люся продолжила объяснять, а Тиса неожиданно для себя впервые серьезно задумалась о возможности работать у вэйны.
Глава 12
Аптека Агаты
Расставаться с половиной денег, которые изначально были отложены на обратную дорогу домой, оказалось тяжело. Подавив печальный вздох, Тиса таки просунула их в окошко счетного отдела. В итоге школу одаренных покинула с гнетущим чувством обделенности.
Пять часов, а на город уже упала синяя вуаль ранних сумерек. В свете фонарей метался мелкий снег, искрились сугробы вдоль высоких фасадов домов, слышался смех горожан, радующихся скорому приближению праздников. В другое время Тиса бы нашла зимний вечер Оранска поэтично красивым, но сегодня был не тот день.
До пересечения улиц Просвещения и Боровой ее внутренние весы еще несколько раз игрались чашами «за» и «против» в отношении спасительной для кошелька идеи – наняться на работу к колдунье. «Надо!» – возопило благоразумие. Ноги послушно повернули на Боровую, в сторону уменьшения цифр на домовых табличках.
«Аптека Агаты» с девяткой под козырьком занимала первый этаж трехэтажного дома и располагалась сразу за большой и богатой лавкой, торгующей коврами, – ткацкой фабрики Фролова, естественно. Аптека вэйны поначалу не показалась чем-то особо примечательной, но, заглянув в ее освещенные окна, Тиса благоговейно выдохнула – настолько лавка была просторной, светлой и в то же время уютной. Ее глазам предстали стены от пола до потолка в аккуратных резных ящичках и полочках, уставленных склянками, бутылями и мешочками всяческих размеров с беленькими надписями на каждом лекарском предмете. По периметру потолка вывешен ровный ряд пучков сухих трав и кореньев, перевязанных обычной пеньковой веревкой, а не золотой тесьмой, как в Фрол-аптеке. На широком прилавке стояли самые изящные весы, какие Тиса видела в жизни.
За прилавком вэйна Агата Федоровна что-то показывала пожилой чете посетителей. Девушка всмотрелась вновь в лицо колдуньи и не нашла ничего, что бы вызвало у нее неприятие. Открытое лицо с морщинками у глаз, исполненный достоинства кивок, доброжелательная улыбка. Вэйна повернулась и кого-то кликнула. Оказалось, работницу приблизительно Тисиного возраста. Та с готовностью выслушала хозяйку и унеслась, по всей видимости, исполнять указание.
Войнова закусила губу. Неужели и здесь опоздала и место занято?
Она хотела было подождать, пока вэйна освободится, но не тут-то было. Пожилую чету у прилавка сменил сгорбленный старичок, затем благочинник, затем три щебетухи-гимназистки, долго выбирающие… мыло? Мыло, и какое! Тут, уже не раздумывая Тиса переступила порог аптеки, пропустив вперед себя еще трех посетителей. Медный колокольчик над дверью мелодично пропел «Ли-линь». В аптеке, которая оказалась многолюдной, девушка подступилась к полкам, где среди всего многообразия лежали брусочки мыла, а также выстроились мыльные флакончики с лавандой, пшеницей и мятой. Стебельки находились прямо внутри флаконов в полупрозрачной мыльной жидкости, словно заспиртованные. Интересно, как такую красоту можно сделать? Убедившись, что просто так к колдунье не подойти, Тиса заняла очередь, которая двигалась не столь быстро, как хотелось, ведь все покупатели перекидывались любезностями с хозяйкой лавки и норовили рассказать о здоровье каждого члена своей семьи, а то и не только о здоровье.
– Держите, мил сударь Антон Карпович. Только храните прогревающие пастилки подальше от ваших внучков, – предупредила колдунья, пододвинув к посетителю квадратную коробочку.
– Непременно, дражайшая Агата Федоровна. Они такие озорники, глаз да глаз. Ну да вскоре в гимназию пойдут, наберутся ума. Целую ваши ручки. Они у вас золотые.
Мужчина приподнял шляпу и отступил, и Тиса в свою очередь коснулась гладкой лакированной поверхности деревянного прилавка.
Вэйна подоткнула локон под расшитый бисером шарфик, на шуйский манер повязанный округ головы, и взглянула на очередную.
– Простите, вы меня, наверное, не помните, – произнесла Войнова. – В лабазе вы покупали травы и предложили мне работу.
– Как же не помню? Помню. В нашем деле память – первейшее дело, не правда ли? А то сыпанешь ненароком в «чивигу» не одну, а две ложки ревеня и получишь эффект, далекий от желаемого. – Колдунья неожиданно подмигнула. – Вы та девушка, что травницу пристыдила.
Тиса не удержалась от улыбки и кивнула.
– Заинтересовались предложением, значит? Вы вовремя, ласточка моя. Ничего не успеваю! – Извинившись перед ожидающими своей очереди покупателями, вэйна вышла из-за прилавка, чтобы крикнуть в приоткрытую смежную дверь: – Пантелеймон, сокол мой, смени меня, а агиев корень смолотишь позже! – И снова обернулась к Тисе. – Прошу, пойдемте со мной. Как вас зовут?
Войнова назвала себя.
«Сырьевая» половина аптеки, куда ее завели, состояла из множества комнат. Как позже выяснилось – четырех кладовых и сушилен, в которых посредством кварцев с накладами поддерживалась нужная температура от мороза до жара. К тому же имелось несколько подсобок, две мойни и большая кухня с печами, опять-таки с накладами. Десяток служащих в белых фартуках трудились здесь, выполняя вверенные им обязанности.
Заметив, как женщины складывают сборы за длинным дубовым столом, Тиса ощутила жажду по любимой работе, да так, что ладони зачесались. А какие травки прекрасные, и аромат какой от них! Словно лето, и ты в ворохе свежего сена валяешься!
– Бабочки мои, познакомьтесь, это Тиса, – бодро возвестила подчиненным вэйна, вызвав тем самым улыбки женщин, чьи любопытные взгляды тут же перетекли на новенькую. – Очень надеюсь, что она будет работать у нас и станет моей помощницей. Если наитие меня не подводит, то перед вами очень хорошая травница.
Вот так просто, без долгих вступлений. Войнова ощутила, как розовеют щеки от неожиданной чести.
– Ой, не смущайтесь, дорогая! Лучше скажите, чего в сем супе не хватает? – Вэйна указала ручкой на стол.
Вступительная проверка, догадалась Тиса. Ой, как бы не макнуть белым личиком в грязь после такого-то громкого представления. Под взглядами работниц новенькая прошла к столу и оглядела три сбора, возвышающиеся на нем горками, как старые муравейники. Пощупала, понюхала, а где и надкусила травки.
А в голове – строгий подсчет. Душица, сушеница топяная, тысячелистник, подорожник, золототысячник, лен, девясил и корешки… Все, чтобы усмирить огонь желудка.
– В этот сбор, как мне кажется, хорошо бы калганов корень доложить, но в целом он достаточен против язвы, – сделала вывод Тиса. – Второй от ангины, и, по мне, вполне достаточен. А вот третий – по составу, насколько мне известно, он для… э-э, – запнулась Войнова, но все же, пересилив себя, продолжила, – мужской силы…
Две девушки из работниц прыснули в ладошки. Смейтесь, смейтесь на здоровье, вздохнула мысленно Тиса, да только ей не до смеха. Она вытащила из сбора кристаллики, похожие на жженый сахар на вид, но только лишь на вид. Что это, она не имела понятия. В чем и призналась, ожидая порицания.
– Я бы удивилась, если бы вы и это знали, дорогая моя помощница, – усмехнулась вэйна. Она взяла из рук девушки маленький кристалл, покатала в пальцах и поднесла к глазам. – Смола ассийского баобаба, действенное и редкое средство. В Лароссии, жаль, такой не растет. Идите взгляните, какой он прозрачный на свету. Видите какой? А если мутный – значит, вымороженный. Толку с такого – что с рыбы шуба.
Аптека закрылась для посетителей в семь часов, Тиса же покинула ее в восемь. Довольная и воодушевленная, девушка шептала короткую благодарственную молитву, возвращаясь домой. Единый, а она еще желала отказаться от этой работы! Чудачка. Вот уж действительно, счастье – сливок вершок, когда вдруг получаешь нечто большее сверх ожидаемого. Те неполные три часа, что она провела в аптеке, пролетели как мгновенье. Очень удобная кухня, вся необходимая утварь под рукой и расторопные помощницы в распоряжении. В итоге с удовольствием приготовила два котла снадобья от суставной боли на масле и сбор против простуды, как Агап учил. Вэйна осталась довольна ее работой. Приятно, что разливать по склянкам не входило в обязанности травницы. К слову, о колдунье: как Тиса ни присматривалась к хозяйке аптеки, она так и не заметила в ней ни фальши, ни желания вершить на свой лад все и вся, ни высокомерия, которые, как ей казалось, отличают колдовской род. Наоборот, Агата Федоровна показалась женщиной деятельной и интересной, так как обладала редкими знаниями в траволечении и не только, а в отношении к подчиненным – даже слишком терпеливой и благодушной, чем невольно вызвала уважение.
А дел в аптеке действительно много накопилось. Агата вручила помощнице довольно обширный список необходимых снадобий и сборов, которые нужно успеть приготовить в ближайшие дни. Часть из них в эти сотворенские недели вэйна собиралась передать безвозмездно городским лекарне и приюту, часть развезти подарками по добрым старым покупателям и знакомым, ну и часть, конечно, оставить в аптеке.
Снадобья в списке оказались в основном знакомыми, кроме некоторых, что ввели Тису в замешательство. Как приготовить «настой для улыбок», «мазь для сияния глаз» или «мыло для крепости духа», она совершенно не знала. Но колдунья успокоила, сказав, что их возьмет на себя. Оставался еще один вопрос, требующий ответа. Четвертая часть снадобий из списка нуждалась в длительном настаивании, такие за неделю не сделать. Вэйна же ответила совсем загадочно: «Об этом не беспокойся, рыбка. Желток уж налился, все успеем. Ох, эта предсотворенская спешка все соки выжмет». Что бы это могло значить? Войнова гадать не стала, благоразумно оставив выяснения на потом.
Зато как порадовало жалование! Она даже не надеялась на такую щедрость со стороны колдуньи. Воистину, камень с души свалился. На дорогу домой у нее будут деньги!
Пребывая в приятной усталости и не менее приятных размышлениях, Тиса вернулась во флигель, даже не заметив дороги. Затопила печь, отужинала, а затем провалилась в поиск. Рич. Она все еще присматривала за ним посредством дара, а после разговора Демьяна с тем оборотнем желание видеть мальчишку только возросло.
Старуха, чернокожая и морщинистая как чернослив, гладила ее по плечу и шептала что-то на смешанном имперском и кочевом языках. Она взяла с чаши кость, одну из многих, и положила ее себе на язык.
– Бабушка, ты на меня кинула, да? И что там? – нетерпеливо прошептал юный оборотень.
– Ша! Помолчи! – приструнила внука Магда. Взгляд ее мутных глаз какое-то время блуждал по потолку кибитки. – Ма вакер! Отец твой осел, ев на дженав, не понимать ничего! Зачем ты вернулся, Рычи? Уходи туда, откуда пришел! Уджа!
Кибитка шатнулась под тяжестью, и полог резко отдернулся. Рамил Саялэ бросил на старуху гневный взгляд и что-то сказал на кочевом. Старуха ответила. Последовала короткая перебранка, затем отец потрепал сына по шее.
– Рыч, иди, мать зовет, – подтолкнул он оборотня к выходу. – Не лезь, Магда. Это мой сын.
Мальчишка покинул кибитку, спустившись по перекладинам короткой лесенки, но убегать не торопился. Дождался отца, чтобы спросить:
– Зачем ты назвал ее сумасшедшей?
Рамил не ответил. Лишь снова подтолкнул сына вперед, заставляя быстрее шевелить ногами.
Видение оставило, с одной стороны, неприятный осадок от чужой ссоры, а с другой – подарило слабую надежду, что Рич может в самом деле вернуться. И все же какое-то беспокойство поселилось в ее душе, свернувшись на дне калачиком, – не вытравишь. Тиса проворочалась половину ночи с бока на бок. Завтра рано подниматься и бежать в аптеку. При воспоминании о новой работе на душе потеплело, и девушка наконец уснула. К утру же явилось иное видение. Незваное.
Вопреки своей деятельной натуре, на сей раз вэйн сидел в сумрачной гостиной собственного дома, в глубокой задумчивости поглаживая по загривку притулившегося у ног рысака. В очаге тлели угли, а за шторами занимался хмурый рассвет. Судя по звону в голове и тяжелым векам, мужчине сегодня тоже не спалось. На столике рядом белели листы бумаги и лежал… пучок сухих трав? Нос улавливал запахи мяты и полыни.
Какое-то время в тишине раздавался лишь звук суетливого медного маятника в стеклянных недрах напольных часов.
Рысак подставил холодный нос под ладонь хозяина.
– Ты прав, дружок, – прошептал колдун древнему, – но… А как же неприятности, что следуют за ней, как на поводке… разве этого мало, чтобы…
Демьян снова замолчал. И неизвестно, сколько бы это молчание продолжалось, если бы ему не помешали.
– Так-так, я его жду, а он… – упрекнул кто-то за спиной и откашлялся.
Вэйн повернул голову, и Тиса увидела в дверях знакомого чтеца. На сей раз он где-то забыл свой парик-одуванчик и потому оказался худым шатеном с тонкой косицей за плечами и во вполне приличном сюртуке синего цвета вместо хламиды.
– Я разрешил тебе появляться в моем доме, Юлька, но в качестве гостя, а не лазутчика.
– Ой, да брось, Дем, я же обещал тебе молчание. Это что? Кофе? А твоя кухарка может принести что-нибудь посытнее? – Чтец уселся в соседнее кресло.
– Что ты успел прочесть?
– Кроме того, что ты приворожил ту видящую и теперь мучаешься совестью? Ничего. Кстати, а ты не думаешь, что барышня теперь за тобой наблюдает? «Мыло» твое ей нипочем. С ее потенциалом – из подземного Мракота достанет. Страшное дело – влюбленная женщина, а видящая – тем более! Представляю… Это же никаких тайн! О, ужас!
Немигающие глаза Юлия расширились.
Демьян скривил губы.
– Исключено. Я буду последним человеком, которого она желала бы видеть. Скорее она стерла бы меня из памяти, если бы могла.
– Не говори так уверенно, друг мой. Душа барышни – неизведанные дали. Притом если на ней приворот…
– Поверхностный, – перебил, морщась, вэйн. – Потому воля напрямую не затронута. Она не будет меня искать.
– И все же я бы на твоем месте выпросил у синих чешую, лучшего «мыла» не придумаешь. И поскорее увлекся новой дамой сердца.
Вместо ответа Невзоров лишь махнул рукой.
– Давай говори, чего искал в такую рань?
Лицо Юлия вдруг посерьезнело.
– Смертный блок на том человеке. Я почти его снял, Демьян. Не хватило самой малости. – Он потер переносицу указательным пальцем. – Если бы ваши не давили на него все это время, у меня был бы резерв. Блок сработал на количество нажимов, и я не смог предотвратить стунцию.
– Что таможенник?
– Испустил дух.
– Еще одна напрасная смерть, – с досадой произнес Демьян.
Он поднялся с кресла и подошел к очагу. Затем обернулся.
– И что, совсем ничего?
– Только то, что ставил его очень сильный вэйн. – Предупреждая скепсис друга, Юлий добавил: – Цвет его потока силы самый тяжелый – фиолетовый.
– Хоть что-то.
Следующие три дня пролетели как один. Тиса проводила время в аптеке, отдавая работе все внимание и силы. Она не столько желала себя показать на новом месте, как выбить из головы запретные мысли, которые то и дело одолевали ее с того памятного видения.
Сперва с опаской, а потом с удивлением девушка наблюдала, как колдунья ускоряет настаивание снадобий с помощью наклада. Нет, у нее не было жезла, подобного тому, что имел погодник Филипп, или тем более скипа, как у Демьяна. Агата Федоровна держала в руках желто-зеленый флюорит, который нежно называла «желток», – камень размером с яблоко, из которого сиянием исходил ясный желтый свет. Он-то и обволакивал чаны с зельем, ускоряя настаивание. Так, заживляющая раны мазь, которая должна была выстоять двадцать один день, требовала лишь пару часов такого освещения.
– Удивительно, как вы это делаете, – шептала Тиса, наблюдая за колдовством аптекарши. На что та лишь покачала головой.
– Это не моя сила, ласточка, а святой Вэи. Я лишь та, кто пользуется ее даром.
Список необходимого к приготовлению на глазах сокращался. В этом, как казалось вэйне, была заслуга ее помощницы, так как сама Агата Федоровна после необходимых накладов и проверки часто отлучалась из сырьевой. С женщинами, с которыми пришлось делить работу, Тиса быстро нашла общий язык. Если сначала они и имели сомнения в умениях новой травницы, то позже, не единожды наблюдая одобрение ее работы хозяйкой, предпочли довериться ее помощнице.
В полдень вэйна повезла в городскую лекарню благотворительную партию снадобий, взяв в носильщики Жорку, молодого паренька из работников. Вернулась уставшей к вечеру, будто сама тянула сани вместо лошадей. Скинула меховую накидку и без сил опустилась на стул.
– Не могу смотреть на людскую боль, – ответила она на немой вопрос помощницы, которая собиралась было отчитаться о сделанной работе, но решила повременить с этим. – Берусь творить наклады, чтобы облегчить бедолагам страдания, и в который раз не рассчитываю силу. У меня ведь ее не так-то и много, девочка.
– Погодите, я скоро, – девушка ненадолго оставила Агату Федоровну, а когда снова появилась, подала хозяйке аптеки кружечку с разведенным девясиловым настоем. – Не силуч, конечно, но хоть что-то. И вам нужно прилечь.
Колдунья послушно выпила, затем подняла от кружки удивленный взгляд.
– А ты и силуч умеешь готовить? Да ты просто находка для меня, ласточка.
Эти слова стали Войновой дороже любых похвал.
– Помоги мне подняться к себе. Не хочу отвлекать от работы Пантелеймона. Я и так его задергала в последние недели. А мальчишку уже отпустила.
Два этажа над аптекой тоже принадлежали Агате. Поговаривали, что у колдуньи есть еще маленькое поместье, но она отдала его племянникам для проживания. Сегодня Тиса неожиданно удостоилась подняться в личные покои Агаты Федоровны. Надо сказать, Войнова была удивлена уютной и скромной обстановкой тех некоторых комнат, которые успела увидеть, пока вела под локоть женщину. Светлая в своем большинстве мебель. Синяя парадная, цветочно-белая гостиная и маленькая светлая чайная в пастельно-лимонных тонах. В чайную и пожелала завернуть вэйна, хотя ее тяжелое дыхание свидетельствовало о том, что ей требовалось лечь. Появилась пожилая, но крепкой кости горничная Дотья и взбила подушки на диване, и уже вместе усадили в них Агату. Под барские ноги горничная подставила мягкий табурет и удалилась, чтобы донести кухарке хозяйский приказ подавать ужин.
– Вкусная еда – то, что мне сейчас нужно для хорошего самочувствия, – призналась колдунья. – Составишь мне компанию, ласточка? Наверняка не обедала же. Гоняю я вас, но потерпите, после сотворенских тишь да гладь настанет, еще заскучаете.
– Я хотела сбор крепительный собрать, – замялась девушка, рассчитывая, что все же сумеет отказаться.
– Завтра соберешь, теперь уже в приют точно успеваем. – Вэйна махнула ручкой, тут ее взгляд упал на запястье помощницы, и сиреневые глаза расширились. – Бог мой, неужели это часы памяти?!
Только сейчас Тиса заметила, что манжет ее платья расстегнут, и мамины часики открыты для глаз. Пришлось подавить в себе детский порыв, чтобы не спрятать руку за спину.
– Прости мне мое любопытство, дорогая, но ты не позволишь взглянуть ближе? – спросила колдунья.
Пришлось протянуть руку и показать дорогую сердцу вещь… которую знаешь наизусть, каждый зигзаг трещины на стекле, каждую вмятинку в серебре, каждый завиток кружевных стрелок. И даже еле различимую надпись на древнем языке по ребру корпуса, проявившуюся сильнее за последний месяц.
Взяв помощницу за руку, вэйна поднесла к глазам девичье запястье с часиками и чуть развернула, чтобы разглядеть эту самую надпись.
– Все верно. Они и есть. «Со прэт ха вия» – на добрую память, – произнесла она, заинтересовавшись теперь циферблатом со стрелками. – Прелестная вещица, не ошибусь, если скажу, что сделана старыми мастерами первых гильдий! Надо же, и в прекрасном состоянии.
– Трещина… – возразила Тиса.
– Сущий пустяк по сравнению с полезным действием этих часиков, – отмахнулась Агата Федоровна, – правда же? И каково это, дорогая моя, иметь возможность вспомнить что угодно в любой момент? Не расслабляет головушку? – Она постучала пальцем по виску.
Признаваться в том, что носишь вэйновскую вещь и остаешься полной невежей относительно ее применения, было неловко. Но на сей счет имелось оправдание, которое девушка невнятно озвучила.
– Получается, в наследство достались, и поведать было некому об их свойствах, – поняла Агата Федоровна.
«Только бы подробности не пытала», – подумала Тиса. Та откровенность, с какой говорят о прошлом без оглядки, с некоторых пор не входила в число ее добродетелей, а молчать – некрасиво. Но вэйна лишь какое-то время наблюдала за ее лицом, после чего улыбнулась. Устало и по-доброму.
– Это памятованы. Они могут показать тебе любой отрезок твоей жизни, который желаешь освежить в памяти. Если хочешь, покажу, как пользоваться. Обычно большой сложности нет. Вся сложность – в плетении кварцевого наклада.
– Вы думаете, я смогу? – неуверенно спросила девушка.
– Конечно. Заряд-то полный до краешка. Видно, что кто-то не так давно подпитал. И очень щедро. Влить за раз такой концентрат вэи и так аккуратно я бы не смогла, – с сожалением вздохнула Агата Федоровна. – Кем бы этот вэйн ни был, мое глубочайшее ему уважение.
Видя, как на лицо помощницы набежала туча, колдунья смилостивилась и свернула тему удачной подпитки. Меж тем в чайной запорхали, сменяя друг друга, две девчонки-служки, накрывая на стол.
Ароматы подаваемых яств достигли носа, но Тиса не замечала их. Боже, так некстати вспомнилась сцена расставания. «На добрую память», – сказал Демьян, и его прощальный подарок в виде искорки вэи. Он хотел, чтобы она его вспоминала за время разлуки. Только разлука – неверное слово. Пропасть, разделяющая двоих. И можно долго себя убеждать, как она единственно верна, сердце от того меньше болеть не станет. Минуту Войнова боролась с собой, чтобы просто малодушно не сбежать, показав свою невоспитанность перед женщиной, которая так доброжелательна с ней. Удержалась. И даже нашла в себе силы составить компанию за ужином, поддержать беседу, а после принять помощь. Вещь нежива, пока не выполняет своего предназначения. Так пусть мамины часы живут.
Глава 13
Сердечный кров
Наверное, у каждого есть счастливые воспоминания из детства. Теплые, как солнечный зайчик на ладони, мягкие, как звездный свет летних ночей, душистые, как ворох свежего сена, и звонкие, как ледяные сосульки зимой. Сочные и яркие поначалу, позже они выцветают, будто старая потрепанная открытка. И чем старше мы становимся, тем труднее носить в себе память детства. Настает день, когда мы удивленно смотрим на ребятню и понимаем, что не можем припомнить, каково это, когда захватывает дух от первых капель ливня, и как искренне восторгаться первой игрушке. Спроси любого – хотел бы он вернуть своей душе легкость, какую он испытывал в детстве, вряд ли кто бы ответил «нет».
Флигель был замкнут изнутри. И девушка долго смотрела на ручные часы, прежде чем решиться. Направленная мысль зажгла на циферблате россыпь цифр и знаков. Действительно, все просто. Прокручивающийся обод, как и прежде, установлен на нынешний век. И временные стрелки, все шесть – год, месяц, день, час, минута, секунда – находятся в положении, в котором пребывали последнюю дюжину лет. Дата восьмого дня рождения Тисы. Перед смертью мама вспоминала именно его. Боязно возвращаться в прошлое. Сердце щемит. Но Тиса привыкла уже не замечать сердечные метания. Упрямо прошептала нужные слова на древнем, и память открыла ей двери в прошлое.
Она думала, что хорошо помнит тот счастливый день. Ведь ее всегда занятой папа-капитан тогда оставил службу ради семейного праздника. И они вместе отправились за пределы части. Расстелили одеяло и провели день на поляне в тени старого вяза, поедая вкусности. Но она не помнила, как ветер трепал ее волосы, а мама… красивая, боже, какая красивая, с мягкой улыбкой на губах, в платье из тонкой шерсти. Она попросила ее надеть косынку на голову, чтобы не застудить уши. Тиса не помнила молодых лиц родителей и их ясный как безоблачное небо смех. И аромата букета полевых цветов, которые собрала и подарила мамочке. И как после вкусного обеда на воздухе они втроем просто валялись и любовались играющей на ветру кроной дерева.
Отец задремал, сморенный полуденной истомой. Да и Тиса зевала, свернувшись клубком меж родителями. Девочка обняла руку матери и сонно прошептала:
– Я люблю тебя, мамочка. Очень-очень. И папу тоже.
– А как мы тебя любим, доченька, счастье ты наше! – Мать поцеловала ее в лоб. – Вот будут у тебя свои детки, когда вырастешь, узнаешь, что сильнее материнской любви ничего нет на свете.
Тиса присела на табурет и подложила поленьев в печь. Те мерно затрещали. В свете очага мерцали дорожки из слез на девичьих щеках. Но слезы не были горькими, скорее принесли облегчение. Ослабили тот клубок накопившихся переживаний, что стянулся внутри за последнее время.
– Узнаю ли я когда-нибудь ту любовь, о которой ты говорила, – прошептала девушка, – и если нет, то прости, мама.
* * *
Так и не найдя своей теплой косынки, Тиса купила шерстяной шарфик – очень милый, полоска коричневая, полоска лососевая, и частая бахрома по краю. Коробейница, что продала его, сказала, что такие нынче «у моде». Впрочем, то, как их бойко разбирали другие девушки, подтверждало ее слова.
Урок, на который так рассчитывала Тиса, неожиданно отменился. На диване сидел Строчка, закинув ногу на ногу и подперев подбородок ладонью. А в опытной слишком громко переставлялась утварь, слышались шипящие ругательства Клары. Люсенька, извиняясь, пролепетала:
– Министерство отказало нам денюшку на раскопки выдать. Прислало отказ. А Клим тебе этот листик сказал отдать. Там домашнее задание для тебя. Он сейчас у заведующего, и не знаем, когда вернется. Какой прелестный шарфик у тебя!
Все понятно – Увлеченный клуб в трауре из-за плохой вести.
– Н-ничего, – оживился неунывающий Строчка, – Мо Линич с Климом обязательно что-нибудь придумают. Вот увидите. Весной мы распечатаем штольни! И… Тиса, пока ты тут, глянь, какие новые движения я придумал в «повторише».
И принялся кренделя выписывать с самым серьезным видом идущего в последний бой солдата. Бедный Клим, ему же это повторять. Хотя, зная учителя, вряд ли он будет так оттягивать себя за уши и так выворачивать коленки.
Девушка не могла не улыбнуться подобной уморе и вскоре вместе с Люсей хихикала над парнишкой. В дверях опытной появилась Клара, скривила губы.
– Паяц несчастный!
Потом вздохнула и, бросив на Тису драконий взгляд из разряда «явилась тут, самозванка», удалилась в свою «пещеру».
Подумав немного, Войнова последовала за ней.
Клара положила стеклянный квадратик с размазанным по нему тонким слоем земли на подставку и взглянула в увеличительный окуляр. Тяжелая шторка черных волос закрыла щеку. На вторжение брюнетка даже головы не повернула.
– Клара, я бы хотела поговорить, – произнесла Тиса, желая разрешить недоразумение.
– Ну? – Вопрос с ноткой скепсиса.
– Я знаю, ты не веришь, что я видящая.
– А я должна? – Усмешка.
– Но в последний раз я увидела Строчку. И он…
Клара отвлеклась все же от окуляра.
– На столе бумаги лежали, свежеисписанные, и книга по недрам. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, откуда они взялись.
Тиса открыла рот. Это что выходит? Клара думает, что она попросту наврала о Строчке?
– Но я действительно видела Виталия.
– О, это ты остальным сказки рассказывай. Эти-то ладно, но он почему тебе верит, не понимаю, – брюнетка поджала губу. – Знаешь, красотка, очень скоро тебе придется сознаться и уйти отсюда.
Девушка вышла из опытной. К сожалению, разговор ни к чему не привел. Ну хоть красоткой назвали, и на том спасибо.
Покидала она школьный сквер, благоразумно стараясь не смотреть в сторону трещины. Казалось, или на самом деле ветер веял вслед с тихим шепотом: «Приди». Вот неугомонное привидение-то. Считай, целый особняк с необходимой мрачной обстановкой в ее распоряжении, а все не живется спокойно. Хотя какая у этих бесплотных душ жизнь? Упаси Единый узнать!
Тиса направилась в аптеку и порадовала своим досрочным приходом колдунью. День пролетел в заботах и весьма плодотворно. На завтра Агата Федоровна наметила поездку с очередной благотворительной партией снадобий.
Вечером – снова мост и созерцание заледенелой Патвы, лежащей в зимних сумерках. Если бы не приглядывалась, так и не заметила бы стаю животных, пробирающуюся в припорошенном камышовом сухостое вдоль речного берега. Старые знакомые. Кабаны все же. Крупные! И чего им в лесу не сидится? Вот так смотреть на речную долину незаметно вошло в привычку, как и посещение парка после утренних видений. Что же, жизнь в Оранске как-то входит в свою колею, и это к лучшему.
Дома ее поджидал сюрприз. Еще не войдя в калитку, Войнова услышала громкие голоса Тараса и Алевтины. А когда ступила во двор, увидела следующую картину. Тарас, судя по заплетающемуся языку, пьяный, в одной тельняшке и штанах сидел на крыше дома и размахивал руками с воплями:
– Тонем! В днище пробоина! Спустить шлюпки на воду!
Во дворе собралась вся семья Кадушкиных и соседка Никифоровна, которая не переставала охать и со словами «бяда-бяда!» качать головой. Алевтина тщетно пыталась вразумить главу семейства.
– Тарасик, миленький, слезай! Простудишься! – подзывала она его рукой.
Но тот и не думал спускаться.
– Алька, хватай детей и поднимайся! Вода прибывает!
– Тиса Лазаровна, простите ради Бога! – заметила девушку хозяйка. – Тарас заначку мою нашел! Всю выхлестал, злыдень! – пожаловалась она, чуть не плача. – Слезай сейчас же, постыдился бы постоялицы!
– Тонем! Спасайся кто может! – завопил в ответ благоверный.
– Ма, да не слышит он тебя, – дернул за рукав матери Устин.
Натка, глядя на весь концерт, с безразличным видом грызла сухарь. На щеке ее красовался большой прыщ.
– Батьку какая-то тетка по башке стукнула, пока он в морях был, – объяснила девочка Тисе. – Рея какая-то.
– Дура, – обернулся Устин, – это не тетка, это балка такая на корабле, поперечная.
– Умный нашелся! – Натка дала подзатыльник брату. Дети принялись толкаться.
Послышался громкий скулеж Силача – в суете Алевтина наступила на хвост собаке.
– Устька! Да убери ты эту псину с моих глаз! – топнула она. Пес мигом спрятался в будку. – Простите, Тиса Лазаровна. Моя вина, не спрятала от мужа деньги как следует.
– А я тебе что говорила, – забубнила Никифоровна, – при себе носить надоть. Поди не разбуянился бы так с копейки.
Когда Гишка принес от Никифоровны широкую лестницу – хозяйская давно обветшала, – бывшего моряка общими усилиями все же стащили с крыши.
«Веселый» вечер завершился. Ужиная в одиночестве в маленькой кухоньке, Тиса думала о Тарасе. Есть одно снадобье от глухоты. Поможет ли?
Незнакомец сидел напротив на диванной резной скамье и держал в холеных руках бокальчик красного вина. Этакий благовидный, полноватый, с лоснящейся бородкой – и одновременно деловой.
– Я правильно понял, тебе именной нужен? – Голос соответствовал виду, тенор с показной ленцой. Отпив, незнакомец опустил бокал себе на круглый живот.
– Да, – ответил хрипло Демьян. Простыл, что ли? – И, пожалуй, долгосрочный.
Тиса только сейчас заметила за спиной бородача полупрозрачную стену из светящихся прожилок вэи. А за нею на большом расстоянии – четырех человек посреди впечатляющего размера гранитной площадки, очерченной красным кругом. И, судя по пробежкам этих людей и тому, как полыхнуло несколько раз подряд, они там не в чехарду играли. Но ни Демьян, ни его собеседник даже ухом не вели в сторону чужой вэйновской схватки. Впрочем, звуки с площадки тоже не доносились.
– Полугодовой?
– Не меньше.
– Для тебя, Демка, ты знаешь, что угодно. Подожди-ка… – Незнакомец на секунду замер с пустым взглядом, – Марька зовет, я сейчас, – объяснил он и развоплотился.
Единый! В прямом смысле этого слова. Просто исчез, оставив лишь ковровую подстилку на лавке.
Демьян опустил голову и пару минут смотрел на свой полный бокал. Затем отставил его на низкий столик в виде большой рогатой черепахи и поднялся. Шагнул к перилам и облокотился на них. Незаметно тишину сменил монотонный звук далеких голосов. В красном кольце посреди площадки кланялись друг другу противники. Непонятно кто и откуда объявил об окончании поединка и имя победителя. Оказалось, что комната без одной стены, где находился колдун, была не чем иным, как балконом, одним из многих, что цепочкой в два яруса окружали площадку. Судя по количеству народа на этих ярусах, Демьян совсем не единственный, кто решил понаблюдать за тренировочными боями. Но далеко не все это делали с подобным комфортом.
Проходящие по краю площадки трое бравых парней в курсантской форме, заметив Демьяна, остановились, восторженно что-то говоря друг другу. До Тисы долетали лишь обрывки: «…неужели Невзоров? …тот самый», затем словно по команде поклонились. Вэйн коротко кивнул. Троица неторопливо удалилась, то и дело оглядываясь.
– Не понял. А где Натан? – послышался за спиной знакомый голос жизнерадостного чтеца. – Ты ж говорил, что скакун придет?
– Друг! – А этот грубоватый бас оказался неопознанным.
Демьян обернулся и попал в железные объятия к какому-то длинноволосому мужчине. Три синих пера за ухом. Заплетенные косички в бурой шевелюре. Шкалуш?
Юлий же уселся на лавку и потер нос черепахи-столика.
– Нам еще Бурского крепкого, барышня, и пару бокалов, – велел он. Столик на миг накрыл полупрозрачный колпак перехода, и вскоре чтец уже разливал по бокалам бордовую жидкость из новой бутылки.
– Не надеялся тебя увидеть так скоро, Славогор, – похлопал по плечу горца Демьян. – Как прошла поездка в Фикию?
Шкалуш пожал крутыми плечами.
– Вэйновского посла отвез. Сундук с бумагами забрал.
Они прошли к лавкам и разместились с удобством.
– А что за бумаги? – поинтересовался Жигаль.
– Не знаю и знать не хочу.
– Славик наш неизменно надежен и прям, как Рудненские скалы, – хихикнул Юлий. – И мыслей читать не надо.
Горец никак не отреагировал на заявление, только вперил взгляд в Демьяна из-под широких бровей.
– Я слышал, ты один справился с лавовой кошкой в Ижской, – восторженно пробасил он.
– Так кошка просто не знала, с кем связывается, – ввернул в руки друзей по бокалу Юлий. – Невзоров сам как изнань, когда дерется.
– Эта тварь коварней мерзуны и опасней рогача. Достойная победа. – Шкалуш привстал с лавки и поклонился. – А с личиной как прошло, пригодились рассказы о моем народе? – серьезно спросил горец, снова усаживаясь на свое место.
– Еще как, спасибо, друг, – благодарно ответил Демьян, сжав сильнее в руке бокал. – Как твоя семья поживает? – сменил он тему.
– Залина сегодня должна вернуться с младшим от родни. – Лицо шкалуша с грубыми чертами, словно высеченное из камня, посветлело. – Сегодня увижу. Старшие завтра обещали быть.
– Ты лучше скажи, чего панокийский сенат замышляет? – хмыкнул чтец.
– «Губу» все мечтает вернуть.
– Не наглость, а? А не закатать ли им свою?
– Толкуют, мол, это их древняя земля и их предки…
– Какая земля, елкин дрын!? – перебил Юлий. – Стабильный источник вэи в Загубской, вот что им нужно.
– Войну развязывать поостерегутся, – поделился мнением Демьян, – а каверзы пусть чинят. А то отдел Довлатова заскучает.
Они продолжили обсуждать политику, попивать вино и вяло поглядывать на площадку, где разворачивалась очередная схватка. Пока не вернулся Натан. Бородач появился из ниоткуда и сразу уселся рядом с Юлием. Над его головой витала еле заметная дымка перехода. Не приглядишься, так и не увидишь.
– Прости, что уходил, Дем, – повинился Натан. – У внука пара зубов режется, пришлось тащить к дочке лекаря.
– Натаныч! Скакун! – приветствовал его Жигаль. – Наш второй образцовый семьянин. Тоже с блоком, смотрю. Никак Дем предупредил о моем грядущем триумфальном явлении сегодня?
– Так знаем мы тебя, Юлька, – усмехнулся Натан. – Совесть еще в Вемовейском на пирожок променял.
– Неужели есть что скрывать?
Снова крепкие рукопожатия. Затем – продолжение беседы на всевозможные темы, в которых главвэй почти не участвовал.
– Демьян, как думаешь, кто выиграет? – спросил шкалуш, заинтересовавшись поединком.
– Шипов, – ответил тот, даже не взглянув на площадку.
– С чего ты взял? Ты даже не смотришь. Квашовец уже второй раз его достал.
– И на этом выдохся.
Через минуту бой завершился победой упомянутого Шипова, и Невзорова наградили званием тертого калача, хоть и неприлично молчаливого сегодня.
– Я обдумываю одно дело, ребята, – объяснил Демьян свое поведение, – привлекать подчиненных не хочу, оно касается лишь меня.
– Э, нет, так не пойдет. Давай выкладывай, что у тебя там за заварушка намечается! – хмыкнул Юлий.
Демьян недолго думал, прежде чем ответить.
– Да так. Возможно, придется наведаться в логово матерых оборотней…
Здравствуйте, старый парк и знакомая аллея. Увежский лес вы никогда не замените, но с вашим появлением жизнь в Оранске стала вполне сносной. Лиловое, еще не отошедшее от дремы морозное утро, далекий лай собак и полное безветрие. Чаща старого вишняка по бокам аллеи сегодня особо нарядна. Каждая ветка облеплена инеем, словно обвязана кружевом. Идешь по снежной дорожке, как в волшебном белом коридоре, длинном-длинном. Идешь долго. А в конце, там, где аллея делает крутой поворот, тебя ждет самая древняя в этом парке корявая вишня. Каждый шаг к ней – лечебный, – так убедила себя Тиса. Стоит преодолеть этот длинный отрезок аллеи и коснуться коры этой вишни, как пропадают сомнения, вызванные недавним видением. Вот как сейчас…
* * *
Оранск вдруг осознал, что наступили предсотворенские недели, и забил в колокола собора, засуетился толпой, засветился улыбками горожан.
В центре развернулись праздничные базарчики. Продавались пятилапники – родственники ели, но, в отличие от последней, это хвойное всегда имело строгое расположение лап округ ствола. И если взглянуть на пятилапник сверху, он напоминал пушистую пятиконечную звезду. На лотках пестрели сотворенские бусы из бисера и стекла, лежали чудесные, искусно сделанные игрушки, какие редко встретишь в Увеге. Маленькие дракончики, червячки, рыбки, лисы и орлы – святые животные, символизирующие скорое прибытие святых к Единому. А также маски и костюмы этих животных. Обе предсотворенские недели и седмица после святого Воскресения – колядочные. Так что любой добропорядочный верующий может надеть костюм и как следует повеселиться, распевая звонкие песни во славу святых и Единого – призывая божию благодать на будущий год.
Тиса разглядывала всю эту красоту на прилавках по дороге и наблюдала, как люди украшали фасады домов и окна. Кто приставлял стремянку и вешал цветные ленты и бусы под самым козырьком, а кто прибивал к двери ветвь пятилапника со звездой.
Добравшись до аптеки, Войнова покачала головой. По сравнению с ковровой лавкой Фролова, наряженной нынче красными лентами так, что в глазах нещадно рябило, аптека совсем потускнела. О чем Тиса прямо и сказала Агате Федоровне.
– Так все нужное есть в чулане, только достать и украсить надо. Ты нашего молодца снаряди, пусть принесет коробку, он знает где. И пусть бабоньки нарядят, как освободятся. А ты, моя рыбонька, сегодня поедешь со мной.
– С вами? А как же оставшиеся снадобья?
Хуже некуда, когда так резко меняются планы.
– Дай-ка список, – велела колдунья. Щурясь, просмотрела его. – Сегодня пусть сделают вот эти четыре, они самые простые. – Она ткнула пальцем в записи. – Справятся голубушки и без нас. Мы же сегодня нанесем визит в «Сердечный кров» с первой партией. Ох, как же я люблю это богоугодное заведение… – супротив своим словам простонала вэйна. – Представлю тебя смотрительнице, и вторую часть в следующий раз повезешь ты, дорогая, поскольку я буду занята. – И добавила уже себе под нос: – Все потому, что наш дорогой погодник потерял из-за лени остатки совести и снова перекладывает на меня свои обязанности.
Тиса кивнула. Она так надеялась сегодня заняться любимым делом, но с теми, кто платит за работу, обычно спорить не приходится.
Поэтому через час уже ехала в крытых санях вместе с вэйной и разглядывала улицы незнакомой части города. Под полозьями шепелявил укатанный снег. Сидящий на козлах Жорка ворчал на ленивую кобылу, которая на поворотах любила останавливаться. Благо, не засыпать. Агата призналась, что давно хотела продать эту лошадь, но до сих пор не решилась.
– Жалко животину. А вдруг плохой хозяин попадется, возьмет да запорет дурашку.
Кобыла с очередного пинка преодолела последний поворот, и сани встали у длинного неровного частокола. Прихватив пару корзин, вэйна с помощницей потопали гуськом во двор приюта.
«Сердечный кров» оказался двухэтажным бараком довоенного времени. Неказистые черные пристройки лепились к нему со всех сторон, как наросты к березе. И не поймешь, где заканчивалось людское жилище, а где начинался блеющий скотный двор или же прачечная. Чуть правее часть большого двора занимал недостроенный сруб. Похоже, работы по его возведению остановились очень давно. Дальше возвышались беседка с облупленными бортами, пара лавок у занесенной снегом клумбы и единственный во всем этом унылом безобразии добротного вида колодец-журавль.
У колодца возились с ведрами три женщины. Одна юная, две постарше. Огрубевшие черты лиц этих двух и одежда с чужого плеча не давали возможности определить их возраст. Тридцать? Пятьдесят? Еще издали, завидев гостий, женщины зашептались. Молодая открыла рот и с явным интересом уставилась на пришедших. За что тут же получила подзатыльник. «Беги скажи, а то все схлопочем!» – услышала Тиса приглушенный голос. Молодка унеслась в сени, а оставшаяся парочка при приближении колдуньи поклонилась в пояс, пробурчав робкие приветствия.
Внутри приюта впечатление от сего места не улучшилось. Посреди парадной стояла ржавая лохань, наполовину заполненная мутной водой. С опухшего потолка в нее сочилась вода. Стены медленно, но верно отвоевывала сырость. А скрипучая дверь, что за собой притворила Тиса, не пожелала с первой попытки входить в отведенную для нее раму. Навстречу вэйне уж торопилась смотрительница. Полногрудая и широкоплечая, она в пару секунд окинула пришедших опытным взглядом выпуклых глаз и безошибочно остановила его на корзинках. Рот произвел движение сродни жевательному, и большая нижняя губа выпятилась еще больше. Впрочем, похоже, что женщина так улыбалась.
– Благодетельница наша, Агата Федоровна! – Голос поставленный, зычный. – Как милостив Единый, что привел вас сегодня в нашу скромную обитель!
За спиной смотрительницы ее подручница – сухопарая тетка в платке, повязанном так, что тот закрывал брови и щеки, – тут же подхватила песню:
– Как милостив! Очень милостив!
– Степанида, право слово, оставь аллилуйю, – отмахнулась вэйна, – ты же знаешь, что я не способна обойти «Сердечный кров» стороной в сотворенские. Лучше скажи, как поживают приютные? Есть ли больные? И что за капель нынче в парадной?
– Нет у нас теперь надежного крова, благодетельница! Крыша-то наша прохудилась! – запричитала смотрительница.
– Уж мы ее чинили-чинили, усе руки изгваздали. Артель бы нанять, да на какие копейки-то? – добавила подручница.
– Что теперича делать-то, как быть-то, не знаем! Детушки да старики мерзнут!
– Ноженьками-то по половицам мокрым ходют! Захворать недолга.
И так слаженно скороговоркой причитали женщины, обступив вэйну по дороге в гостевую приемную, что Тиса аж диву давалась. Хор соборный, и тот бы позавидовал.
После крыши стенания переметнулись на потолок и стены, потом на окна и двери, мебель, одежду, двор, недостроенную мастерскую. Вот, оказывается, чем должен был стать неслучившийся сруб во дворе. В общем, приют нынче в таком плачевном состоянии, что просто выбегай, а то рухнет да придавит ненароком съехавшей крышей.
К чести колдуньи надо сказать, всю речь женщин она выслушала стойко, жалостливо качала головой и охала. Потом вынула из кармана меховой накидки приготовленный заранее тугой кошель и вручила его в протянутые руки смотрительницы.
Осталось только пожелать, чтобы эти деньги на самом деле облегчили жизнь приютных. А было их здесь достаточно много, Тиса поняла это, заглянув в трапезную, где кормили обедом.
Человек сорок, если не больше, за длинными столами. Склонились над мисками гороховой похлебки, тарахтят деревянными ложками по мере своих сил. Косматые старички, сухонькие старушки, бесцветные женщины без определенного возраста, подростки, даже малыши. Боже, какая мать от себя ребенка оторвет? Или это дети прачек? Скорее всего. Мужчин в цвете лет не наблюдалось, разве что пара юродивых. Тиса, опустив голову, следовала за вэйной. «Вот кто имеет право молить Единого о помощи, – размышляла она, – а ты со своими жалкими неудачами постыдилась бы».
Войнова сняла с себя одежду и, уложив на скамью, прошла в приемную. Тут подоспел и Жорка с двумя коробами, которые он сгрузил на пол. Полчаса Агата Федоровна с помощницей разбирали по списку снадобья, мази и сборы, объясняя смотрительнице и ее подчиненным, как их применять, впрочем, просто повторили то, что написано на бумажечках, приклеенных к склянкам и кулькам. Затем, повязав передники, поднялись на второй этаж, навестили шестерых лежачих больных, троих из которых Агата без промедления велела отправить в лекарню. Волшебными словами оказались «Сама оплачу их лечение». Двоих с простудой напоили горячим питьем и снадобьями, натерли разогревающими мазями, предварительно обтерев спины и грудь влажными полотенцами. Последнему омыли ноги и наложили на язвы повязку, густо пропитанную заживляющей мазью. Тиса глядела на колдунью, что с состраданием и без брезгливости наравне с ней пользовала больного старика, и еще больше прониклась к ней симпатией.
– Так в течение двух седмиц на ночь, – поясняла вэйна няньке Рае, великанше с добродушным лицом. – И отсюда по пять капель на стакан воды, давать три раза до еды.
Когда пришло время уходить, Тиса поняла, что потеряла свой шарфик. Или ему помог кто-то потеряться, прости, Милостивый, за крамольную мысль. Оглядев ватагу подростков, что пронеслись с гиканьем по коридору, пожала плечами. Значит, кому-то нужнее. И выкинула из головы сожаления.
У колодца вэйна остановилась. Достала «желток» и под взглядами любопытных приютных беззвучно принялась начитывать на него наклад. Долго шептала, чуть ли не час. Затем устало выдохнула.
– Теперь до конца зимы и в лютый мороз не скует его льдом, – пояснила она свои действия.
Налетел ледяной ветер, и Тиса подняла воротник пальто, чтобы не задувало. Степанида с Праскевой, как звали закутанную в платок напарницу, проводили «благодетельницу и кормилицу» до ворот и долго кланялись вослед отъезжающим саням.
– Из года в год одно и то же, – ворчала расстроенная Агата. – Ничего не меняется в этом заведении. Не понимаю, куда губернатор смотрит.
Тиса хотела было спросить, что именно под этими словами она подразумевает, но вэйна уж отвернулась, чтобы крикнуть молодому вознице:
– Жорик, сокол мой ясный, давай, поторопи нашу засоню, страсть как чаю хочу! – И снова обратилась к Тисе: – Я знаю, ты тоже любишь чай, ласточка. Сейчас поднимемся ко мне и попьем. Заслужили мы отдых, не так ли? – Агата Федоровна подмигнула. – Ты молодец, девочка, все делала правильно. Я рада, что святая Вэя послала мне тебя в помощницы.
Тиса улыбнулась. Агата ее совсем захвалит.
– Мне у вас еще учиться и учиться.
Глава 14
Крыса
Агата Федоровна действительно предпочитала чай другим напиткам. В ее изящном березовом буфете за цветными стеклянными дверцами ютилось полсотни коробочек и мешочков: панокийский белый, шуйский черный, чиванский зеленый, разнотравье на любой вкус. А посредине сего многообразия на самом почетном месте – шестиугольная жестяная коробка, на которой изображена пара шуйцев с кувшинками в руках, которые они пригубили, вкушая цветочный нектар. Что в ней, девушка не решилась спросить.
Тиса грела ладони о фарфоровую чашечку с чабрецовым чаем, вдыхала аромат и довольно щурилась. Вэйна милостиво разрешила ей сварить на аптечной кухне зелье от глухоты для Тараса, да еще настаивала на том, чтобы она взяла с сушильни необходимые травы бесплатно. Помощница отказывалась. Пришли к тому, что возьмет, но при удобном случае купит на базаре и вернет долг.
На столике рядом с диваном лежала газета. Не «Областной вестник» и не «Оранские ведомости», а «Вэйновский глас» с изображением великолепного синего единорога на первой странице. Поерзав на стуле, Тиса все же не утерпела и попросила взглянуть.
– Нравятся древние? Да-а, хороши, – колдунья отпила из чашечки белый панокийский чай и подперла рукой подбородок, скосив глаза на газету в руках помощницы, – живые доказательства былого великолепия. Люди себе льстят, предпочитая думать, что Единый создал их сразу после Сотворения. Давно известно, что Хорн на протяжении множества веков сперва принадлежал древним. Синие же – самые премудрые пташки. Хорошо, что не тщеславные, иначе были бы мы рабами крылатых.
– Он удивительный, – прошептала Тиса, рассматривая змея. Чешуя синего цвета переливалась, как зеркальная мозаика. Длинная шея, не такая изящная, как у белого императорского, и не такая мощная, как у рогача, а самая золотая серединка. Изящный белый рог на лбу. Глаза с вертикальным зрачком словно наблюдают за тобой сквозь легкий прищур. Ух! Ниже в колонке писалось, что представители Бирюзового края собираются в новом году посетить столицу нашей империи. А тот, что изображен на картинке, Эхоленавиц Май-хо-Тан, будет возглавлять посольскую миссию. Цель прибытия – агатит.
– Что это?
– Кварц для накладов, – ответила вэйна, подцепив пальцем маковую баранку. – В твоих часиках есть такой. Если заглянешь под крышку, сможешь увидеть. Этот камешек на большом счету у нашего рода. Есть баснословно дорогие экземпляры.
Тиса кивнула и пролистала газету до конца. Зачем? Что она надеялась увидеть в ней, в тех незнакомых лицах колдунов и колдуний? На последней странице ослепительно красивая вэйна стояла в начале колоннады императорского дворца, вытянув руку в приглашающем жесте. Ниже алела надпись: «Ежегодный Воскресенский бал вновь соберет под куполом дворца весь цвет и славу крассбургского общества».
Тиса отложила газету.
– Снадобье для улыбок, – заметив, что помощница погрустнела, вспомнила вэйна. – Вот что еще надо обязательно успеть приготовить.
– А как оно делается? – Интерес вывел девушку из размышлений.
Колдунья опустила чашку на блюдце и подмигнула.
– Пойдем покажу, ласточка. Накладом усилю его свойства уже завтра. Хотя «забавник» и без того вполне способен поднять настроение. Запомни, используются только соцветия…
* * *
Тиса вернулась во флигель продрогшая. С твердым решением завтра же прикупить себе новый шарф. Накормила сизарей и поела сама. Листок с домашним заданием от Клима лежал на столике и своим осиротевшим видом давил на совесть. Раскрыв брошюру по шуйским мечтаниям, девушка помучила виски надавливанием на Нцы-Ду. Только бы верно точки определила. Полчаса в своих мечтаниях сияла солнышком, наконец представила Строчку. Дар в начале поиска скуксился, словно любителю мяса подсунули кутью вместо жаркого, но потом проглотил, что давали. Туман вынес ее в гостиную Увлеченного клуба.
Первым она увидела заведующего школой одаренных. Старичок мерил комнату вдоль и поперек мелкими шагами, сцепив руки за спиной. И Строчка вертел головой туда-обратно, наблюдая за ним.
– Почтмейстер сказал, что завтра прошение покинет город, – пролепетал одаренный писарь.
– Вряд ли второе письмо что-то нам даст, – хмыкнул шуец. – Я даже уверен, что ничего не даст. Кукиш! Эти твердолобые мордоклювы, изнань их возьми, желают-с полных гарантий. Тьфу! Им, видите ли, не хватает обоснований продлевать субсидию-с.
Бедняга Мо Ши так метался, что Тисе старика даже жалко стало. Ложкин же, что тоже был здесь, недвижимо стоял у окна. Лицо хмурое. Зеленые глаза темны, будто угли потушили. Это показалось Тисе ужасно несправедливым. Такие глаза обязаны гореть, как прежде. Неиссякаемым жадным огнем искателя, стремящегося к великой цели.
– Ничего, Климентий, – потряс маленьким кулачком шуец. Косица его парика согласно закивала, – мы найдем тех, кого наше предложение заинтересует больше, чем этих министерских чистоплюев. Они еще увидят наши имена в энциклопедии времен. Школа прославится! А белогородский индюк мне еще в ножки кланяться будет!
На «индюке» дар крутанул руль, и сознание видящей пронеслось сквозь облака тумана, чтобы через миг выплыть в кабинете главвэя. Глоток горячего терпкого кофе обжег горло. В воздухе витали табачный дымок и запахи кожаной обивки и чернил. Ну почему она опять здесь, рядом с ним, в нем, ведь на этот раз о вэйне и не думала?!
Мужские пальцы отбивали ритм по конверту. А что за адрес, позвольте узнать? Ну конечно. Очередное письмо сиятельному дядюшке, князю Проклию Глебовичу Невзорову, с которым не имеем ничего общего.
Но стоило колдуну вынуть из-за пазухи шелковую полоску, как скепсис поубавился. Демьян неторопливо перебирал ленту в руках. Серебристо-васильковая змейка уверенно скользила меж его пальцев. Ласкалась к ладони, переливалась в свете мошкарной лампы. Вэйн то ли завороженно, то ли задумчиво наблюдал за ее игрой. Погладил шелк большим пальцем, затем поднес ленту к лицу и надолго припал к ней губами.
Тиса выпала в явь с колотящимся сердцем. Провела рукой по лицу, усмиряя дыхание. Ее лента, она все еще у Демьяна. И это ласковое обращение. Что оно значит? Имеет ли какое-то для него значение? Или вэйну просто думается лучше, когда руки заняты, а чья лента, ему безразлично?
Одно плохо. То, что ее сердце по-прежнему предательски реагирует на подобные сцены. Потянулась к трактату за помощью. «Обличение лжи и возвеличивание истины есть верный путь к благородству души…» Читать, просто читать, и никаких лишних мыслей.
* * *
С рассветом в гости заглянула Алевтина с корзиной пирогов.
– Вот, иду к Отрубиным. – Хозяйка мялась на пороге, теребя ворот тулупа. – Дай-ка, думаю, кулечек постоялице занесу.
Тиса поблагодарила, приняв подарок, и пригласила в дом вместе выпить молока с пирогами. На что Алевтина с радостью согласилась.
– Я еще вчера к вам заходила, да не застала дома, – призналась она, скидывая валенки в сенях. Корзину оставила у порога и потопала в носках и тулупе на кухоньку. – Все повиниться хотела.
– Повиниться? – удивилась Войнова.
– Угу. – Хозяйка опустилась на табурет, сложила руки на коленях. – Вы, ради Бога, простите за тот срам, что Тарас мой учинил!
А, вот в чем дело! Тиса подвинула кружку с молоком Алевтине, но та осталась равнодушна к угощению.
– Вы не серчайте на него, пожалуйста, – взмолилась женщина. – Он все по морю своему окаянному тоскует, дуралей. Как списали его на берег оглохшим, так будто подменили. Все опостылело ему теперича, видите ли! Ни меня, ни детей не видит, будто нету нас. Дедуля помер, ему плевать. Все печь боками греет да о бутылке грезит, трутень. Уши-то не руки, чего лежишь, спрашивается? Верно же? А раньше-то каким человеком был, Тиса Лазаровна! – Кадушкина шмыгнула носом. – Подарки с морей детям привозил. По дереву как работал, люди издалече смотреть приезжали. А теперь мастерская паутиной заросла. Но он не пьяница, – спохватилась хозяйка, – не пьяница, Тиса Лазаровна. Он только…
Тяжелый вздох завершил тираду.
А Тиса впервые увидела ту, другую Алевтину. Мать большого семейства, уставшую тянуть на своих плечах хозяйство в одиночку. Другая бы на ее месте уже сломалась, а эта не унывает, обычно как ни встретишь – смеется.
– Не беспокойтесь, Алевтина Борисовна, я все понимаю.
– Значит, вы не собираетесь съезжать от нас? – осторожно вопросила женщина.
– Зачем съезжать? Наоборот, хотела просить вас готовить на мою душу. Вы как-то говорили, что найдете и для меня тарелку в большой семье. Я готова платить, сколько скажете.
На то жалование, которое сейчас имела в аптеке, она может себе это позволить. Ведь может же?
Хозяйка так обрадовалась, что еле усидела на табурете, обещая готовить как никогда вкусно. К щекам ее вернулся былой румянец. Алевтине даже жарко стало, и она принялась расстегивать пуговицы тулупа.
Видя это, Тиса раскрыла форточку. Как позже оказалось, зря. Ой, зря она это сделала.
В тот момент, когда девушка как раз хотела поведать хозяйке о снадобье от глухоты, в форточку влетела… крыса! Самая настоящая. Нет, крыльев грызун не имел. Просто один не в меру вредный мальчишка решил это проверить наверняка, запустив зверька в окно.
Крыса, вытаращив глаза и растопырив лапы и хвост во все стороны, спланировала прямо на стол рядом с чашкой Али и опрокинула ее. Молоко растеклось по столешнице. Секунду очумевшее животное смотрело на женщин, а те – на него. Затем мигом нырнуло под стол. Тут надо сказать, что в отличие от постоялицы Алевтина не растерялась ни на секунду. Схватив прихват, женщина с гиканьем понеслась за крысой в комнату и не хуже зверька нырнула под кровать, мутузя там железякой и громыхая на всю комнату. И, что удивительно, через минуту хозяйка заправски вытащила оглушенную крысу за хвост.
– Я поймала ее, Тиса Лазаровна! – шумно дыша, провозгласила победу раскрасневшаяся лицом Алевтина. Дождавшись кивка оторопевшей жилицы, она понесла честно добытый трофей прочь из флигеля и уже в сенях заголосила: – Устька! Ну, засранец, держись у меня! Выпорю так, что седмицу сидеть не сможешь! Погоди, доберусь до тебя!
Не считая этого незаурядного случая, в остальном день понесся по накатанной. Тиса отправилась в аптеку в бодром настроении и занялась приготовлением следующих по списку снадобий. Из разговора женщин на кухне узнала, что колдунья с утра наложила наклад на бутыли с забавником, отнесла их сама в малую кладовую и ушла. А куда ушла – этот секрет вэйны, как оказалось, давно уж не секрет ни для кого: на городскую площадь в большой шатер. С сего дня до Сотворения Агата Федоровна будет вместе со старым погодником Мотей Зябовичем «втайне» готовить сюрприз горожанам – формировать вэей из снега ледяные горки для народа. И, коли останутся время и силы, долгожданный всеми салют наколдуют, о котором в губернии слагают хвалебные оды.
В какой-то момент увлеченная работой Войнова не заметила, как замурлыкала под нос мотив. И лишь когда на нее стали лукаво поглядывать работницы, шепча предположения о причине ее хорошего настроения, осознала, что напевает не что иное, как панокийскую песню, под которую танцевала с Демьяном на Горке. Чур ее! Чуть шумовку из рук в кипящий котел не выронила. Вспомнилось видение с ленточкой, и девушка еще ко всему прочему покраснела, а потом помрачнела.
Тиса переложила взвар на совесть ответственной Дуняши и поспешила к малой кладовой. Провернув ключ, вторглась в прохладное сумрачное помещение с длинными рядами склянок и бутылей. Зажгла свечу и шагнула к полкам. Раз есть забавник, усиленный вэей, возможно, здесь найдется и что-то от приворота. Полчаса девушка, щурясь, читала всевозможные надписи на бумажках, приложенных к снадобьям, но так и не нашла даже близко подходящего.
Вечером вернулась Агата Федоровна, и Тиса поспешила ее встретить. Когда колдунья, осмотрев проделанную работу, собралась подняться по лестнице в свои покои, Войнова решилась на вопрос:
– Агата Федоровна, скажите, пожалуйста, есть ли какое-нибудь средство от приворота?
Хозяйка аптеки обернулась, с лица ее сползла усталая улыбка.
– Приворот и все вэй-действия с ним не приветствуются Вэйновием, – ответила настороженно. – Почему ты спрашиваешь?
– Просто… одна моя знакомая хотела узнать, – промычала помощница.
– Всем известно, что от качественного приворота лечит лишь время, – невнятно просветила помощницу колдунья. – Советую твоей знакомой написать в вэйностражу о привороте и ждать, пока наклад сам спадет. Месяца два-три обычно.
Появился старина Пантелеймон и помог хозяйке подняться по ступеням в ее покои, по пути рассказывая, какая бойкая шла днем торговля в аптеке. Тиса какое-то время стояла у перил, переживая потерю надежды. Затем она взяла себя в руки и, воспользовавшись тем, что кухня опустела, занялась снадобьем от глухоты. Итак, берем в сушильне цветы клевера, корни лопуха, измельченный в порошок волчий гриб. Все это богатство кладем в котел, добавляем воду и томим в печи, не давая закипеть. Взвар должен получиться густым как кисель. Из-за гриба. Затем отвар сцеживаем и остужаем. Сливаем в банку, добавляем водку и кусочек прополиса, закрываем плотно крышкой, взбалтываем и несем в темный уголок кладовой. После Сотворения снадобье можно будет использовать.
Тиса сняла передник и спрятала в тумбу ключи. Надев пальто, повязала вокруг шеи тонкий шерстяной платок – теплый пока так и не удосужилась купить. Колокольчик проводил девушку звоном.
Снова обратная дорога сквозь неспящий город, заглядывая в светящиеся окна домов, слыша смех и веселые колядки. Через молчаливый мост, где колючий ветер не дает долго стоять, а тьма над рекой не позволяет разглядеть кабанью стаю. На улицу Коромысловую, к дому Кадушкиных с резными, но провисшими в петлях ставнями. Откуда взялась старушка Никифоровна, Тиса так и не поняла. Как в той сказке – «как выскочит, как выпрыгнет».
– Тиса Лазаровна, чтой-то вы по темну одна бродитя? Алька-то побаяла мне, что нынче ее негодник сотворил-то! Это же надо как сына сбаловать, чтоб он крысями-то в окна кидаться взялся! Ну уж дождалась душечка моя многострадальная! Всыпала Лявтина ему хворостин, чтоб неповадно было-то! И еще мало паршивцу такому! Меня б позвала, так и я б пожигляла! Дрянной мальчишка у ней растет. Ох, балованный. Как пить дать лиходеем вырастет, не иначе! Помяните мое слово!
Тиса кое-как распрощалась с соседкой и зашла во двор, щелкнув засовом. К ноге метнулось белое пятно и завиляло хвостом. Девушка присела и почесала пса за ухом.
– Что, Силач? Смотрю, уже не такой худой. Отъелся у Алевтины.
Собака лизнула ее руку, а в тишине раздалось шмыганье чьего-то носа. На пороге ее крыльца на корточках сидел мальчишка.
– Ты почему торчишь здесь один? – приблизилась к нему Тиса.
Ребенок поднялся и, не поднимая глаз, с насупленным видом пробубнил:
– Мамка сказала, домой не пустит, пока прощения не попрошу. Тиса Лазаровна, простите меня, пожалуйста.
Развернулся и потопал домой. Даже не дождался ее ответа, вот поросенок.
– Устин, скажи мне, зачем ты это делаешь? Слышишь?!
Она уж думала, что не ответит, так и сбежит, как обычно, но он обернулся.
– А зачем вы живете тут? Это не ваш дом, а дедов!
Вот тебе на. И как с детьми говорить? Поделился бы один вэйн с ней своим даром убеждения. Тьфу. Нашла кого к ночи вспомнить, Балда Ивановна.
Не успела зайти во флигель, как прибежала Алевтина с тарелкой гречки, заправленной мясной подливой. И новыми извинениями – теперь уже за сына. Тиса успокоила хозяйку, сказав, что не держит обид. Единый, да если бы все неприятности в жизни были именно такими, она была бы счастлива.
– Устину не нравится, что я живу в доме его дедушки.
– Мало ли что ему не нравится, – возмутилась мать и тут же вздохнула. – Скучает он по нему, конечно. Дедуля-то все время с ним проводил, когда Тарас оглох.
Тиса воспользовалась удобным случаем и рассказала о снадобье.
Новость Алевтина восприняла с такими восторгом и благодарностью, что Войновой стало совсем неловко.
– Вас нам сам Бог послал! – воздевала руки к небу хозяйка. – Травницу да целительницу. Пусть святая Пятерка выпросит у Единого вам счастья за вашу милость!
– Погодите, пусть еще поможет сначала. И готово лекарство будет только через декаду, – ворчала постоялица в ответ, уже не зная, куда деться. – Давайте лучше пока заплачу за первую неделю «обедов-ужинов». Сколько с меня?
Наконец девушка проводила воодушевленную хозяйку и поужинала в одиночестве под треск поленьев в печи. Гречка оказалась вкусной, не хуже чем у Камиллы. Немного помечтала, как требовало домашнее задание, но на эксперимент с новым поиском Строчки не решилась. Пусть еще прошлые впечатления в голове улягутся. Зато, заглянув к каждому на пять минуточек посредством дара, убедилась, что у близких все благополучно. На том и уснула.
Как ни остерегалась, предутренняя дрема все же унесла ее снова к вэйну. И в этом видении она узнала, что такое говор по-вэйновски. Странное дело, когда слышишь другого человека, но не видишь его, зато можешь отвечать. И почему колдунам это дано, а другим нет? А потому, что они – избранники небес. В отличие от провинциальных ворон кое-кто еще из рода князьев будет.
Сегодня их сиятельство выходили на говор с управляющим собственного вэйноцеха.
– Демьян Тимофеевич, я верно вас понял, вы хотите присутствовать на ежегодном совете?
– Именно.
– Но…
– Что не так, Харитон?
– Вы же никогда раньше не интересовались… – Невидимый собеседник запнулся, должно быть, решив, что сболтнул лишнего.
– Мое упущение, – согласился главвэй, – и я намереваюсь его исправить.
Естественно, настроение с утра испортилось. Собираясь в аптеку, Тиса то и дело выдавала едкие реплики, большинство из них адресовались колдуну. «Князь решил-таки обойти владения свои! – ворчала она. – На пилюли для животных и прочие не менее славные разработки вэйноцеха изволят любоваться их сиятельство!»
Сейчас, попадись ей главвэй, она, скорее всего, наговорила бы ему кучу гадостей. Да, она злилась. И, что самое несправедливое, от этого было тошно лишь ей одной, Невзорову-то ничегошечки. Вон невозмутимый какой был в видении, что Жоркина кобыла.
Даже любимая работа не вернула видящей хорошего настроения. Мало того, к вечеру душу принялось подгрызать беспокойство. Лишь потом Тиса поняла, что ее состояние было вызвано предчувствием последующих событий. Как еще назвать то, что, вернувшись с работы домой раньше обычного, она, не осознавая причины своего желания, первым делом пустилась в «поиск». Сначала видящей показалось, что зря беспокоилась. А потом…
Черно-белый мир оборотня открылся ей вкупе с чутким медвежьим обонянием. Широкое поле окружало со всех сторон. Снег приминался и приятно хрустел. Мягкие лапы несли легко и быстро. Ее появление спугнуло зайца. Беляк задал стрекача, и Рич пустился его догонять, весело порыкивая от азарта. Вроде бы все спокойно, вот только… взгляд случайно цепляет троих человек вдали у молодого ельника. Один из них – Рамил. Она узнает его по фигуре.
Дар послушался беспрекословно – в один миг сознание видящей покинуло медвежонка, чтобы взглянуть на Рича со стороны уже глазами его отца. Рамил повернул голову, и Тисе предстали его собеседники. Это были… нет, не люди. Даже она поняла это, не имея никакого опыта в расовых определениях. Просто в их обманчиво ленивых движениях и жестких, отмеченных шрамами лицах проглядывалось нечто звериное, необузданное и беспощадное. Что один, что другой роста высокого. Здоровяки такие – Кубач бы позавидовал. Одеты дорого, безрукавки кочевников обтягивали мощные торсы. А сколько оберегов на толстых шеях – целые связки. Люди Бут-Шеро, это точно. Тиса ощутила, как холодеет ее душа. Демьян оказался прозорлив. Они здесь. Но зачем? Единый, только бы не из-за Рича.
– Да, нас устраивает цена, – раскатисто произнес здоровяк с тугой желтой косой и раскосыми глазами. Видимо, он был в этой паре главным, так как второй, седой, в основном молчал. Его длинный левый клык торчал поверх нижней обветренной губы. – Завтра тебе пригонят лошадей, а ты сам приведешь его к нам. Тогда и получишь остальное.
Рамил ответил на родном языке. Должно быть, согласился, так как оборотни важно кивнули.
Глава Рупув продолжил говорить что-то на своем.
– Какой еще вэйн? – прорычал угрожающе седой.
На сей раз Рамил выдал более длинную речь.
– Не его собачье дело, – взвился желтокосый, – пусть только сунет свой мокрый вэйновский нос в дела Бут-Шеро – лап недосчитается! Я лично его на корм молодняку пущу после того, как разделаю на куски.
Он поднял руку, и Тиса с ужасом увидела, как та частично превращается в лапу с огромными когтями.
Тут видящая запаниковала. Сам факт, что торг мог касаться ребенка, казался чем-то немыслимым. Ведь не мог же родной отец продать сына? Мог, и уже продал. Боже! Первое и самое верное, что пришло на ум, – это Демьян. Он должен знать, что они хотят забрать Рича! А уж кто кого на куски порвет, это еще время покажет.
Тиса вспомнила о Граче. Где же этот длинный нос? Слышал ли он разговор?
Дар воспринял вопрос по-своему. Слой тумана пронесся перед глазами, и вот она уже… сидит, цепляясь тонкими лапками за сосновую ветку. Почти над головами собеседников. Каков удалец. И не видно, не слышно его.
Посчитав разговор законченным, оборотни скрылись в гуще ельника. Грач вопреки ожиданиям Тисы не стал их преследовать. Вместо этого поднял себя в воздух взмахом крыльев, устремился вверх и, набрав высоту, взял направление на восток.
Ночью Тиса мучилась тревожными снами, которые перемежались с обрывками видений. В них у нее были крылья и брюхо щекотал ветер. Далеко внизу редкие селения подмигивали ей желтыми огоньками. К четырем часам ночи видение полностью отвоевало у снов ее внимание.
Видящая в теле птицы миновала пригород Крассбурга и закружила над большим поместьем с двумя башнями, в котором далеко не сразу признала дом вэйна. Завершив пятый круг, Грач аккуратно стал снижаться. Замелькала черепица крыш, каменная с редкими барельефами кладка, и перед ней показалось распахнутое окно, раму которого придерживал сам хозяин дома. Обнаженный по пояс, волосы смяты, видно, что только поднялся с постели. Но в глазах не было и тени сна.
Грач перекинулся и первым делом прошел вглубь чужой спальни к столику, где налил себе из графина воды в стакан и залпом выпил.
– Явились оборотни Бут-Шеро, – хрипло выговорил оборотень и прочистил горло кашлем. – Завтра в Рупув пригонят табун.
– Все же жадность в людях неискоренима. – В стремлении прикрыть раму Демьян хлопнул ею сильнее, чем требовалось. – Хотелось хоть раз обмануться в ожиданиях.
Грач дернул плечами.
– Саялэ собирается сегодня уже доставить парня в «Глотку». Полагаю, после полудня выдвинутся.
Демьян откуда-то уже вытащил сигару и закурил. Затем предложил Грачу, но оборотень благоразумно отказался.
– Что ж, придется навестить кочевника и убедительно просить изменить намерения. Благодарствую за службу, крылатый.
– Эм… – Грач помялся с ноги на ногу, прежде чем просить. – А можно я поживу в твоей квартире пару седмиц?
– Ключи возьмешь там, где оставил. – Вэйн усмехнулся. В полутьме сложно угадывалось выражение его лица.
– Спасибо, Демьян! Я влюбился в твою парную с накладом!
– Ладно, лети уж, вольный птах. Не держу.
Глава 15. Бойцовский клуб «Рваная глотка»
Распахнув глаза, видящая какое-то время смотрела на беленый потолок и выпирающую на нем балку. Но пред внутренним взором продолжал стоять вэйн. Его поджарое сильное тело. Его лицо. Руки. Несколько недель уже она не видела его со стороны. Единый! Лучше бы не видела и дальше.
Ей не хотелось не то что вставать с постели, даже двигаться. Мало того, мысли не желали оформляться в нечто стройное и логическое. С момента, как Демьян узнал о гнусном замысле Рамила, на девушку вдруг снизошла непоколебимая уверенность, что колдун все исправит. Ни малейшего сомнения – он поговорит с Рамилом, применит к тем оборотням свой могучий дар убеждения, и все уладится. Главное, что Рич останется в таборе. Словно переложив на плечи вэйна собственные волнения, Тиса решила, что теперь ей можно на минутку расслабиться. Или не минутку. Кажется, она снова уснула, и, когда проснулась, за окном уже пищало по-синичьи позднее утро.
Боязнь пропустить еще один урок заставила девушку преодолеть недомогание и доплестись до подвесного умывальника, дабы взбодрить себя тремя пригоршнями воды в лицо. До школы одаренных она тоже добиралась в два раза дольше. В итоге сильно опоздала. Кажется, когда она брала черепашьим штурмом сквер, Манила попыталась что-то ей шептать. «Бесполезно, ваша бестелесность! Сегодня можете хоть в горн трубить, вряд ли это подействует». Тиса дошла до перил общежития и оперлась на них, чтобы перевести дух. На крыльце, стоя к ней спиной, Клара разговаривала с какой-то пожилой женщиной, одетой в криво застегнутый на крупные пуговицы ватник.
– Клара Герасимовна, она снова дурно смотрит, – встревоженно говорила последняя. – Ой, чует мое сердце, скоро снова засобирается! Вам бы побыть дома.
– У меня дел по горло, – отмахнулась от тетки Клара, – пусть Катюшка за ней присмотрит.
Брюнетка плотнее запахнулась в накинутое на плечи пальто.
– Но вы же знаете, Ариша только вас и слушает. Снова шепчет, что вы вместе его отыщете. Боюсь, кабы худа какого не случилось.
– Вы уж, пожалуйста, Клара Герасимовна, не запамятуйте!
На этом тетка попрощалась, спустилась с крыльца и потопала восвояси, переваливаясь с ноги на ногу, будто кряква. А Клара, так и не заметив видящую, скрылась в дверях общежития. Войнова лишь недоуменно вздернула брови. Более странного разговора она еще не слышала.
Подходя к дверям Увлеченного клуба, Тиса сожалела, что не придумала достойного оправдания своему опозданию. И уже представляла укор в зеленых глазах Клима. Однако удача сегодня была на ее стороне. Люся и корзинка с пятью котятами, которых она по доброте душевной сегодня приволокла в клуб, заняли львиную долю внимания руководителя клуба, отвлекая от всего прочего.
– Климочка, пусть они поживут пока тут! Пожалуйста-пожалуйста! – сложив ладоши вместе, просила Люсенька. – Я сама буду их кормить.
– Люся, здесь не место животным, пойми это, – упирался стойкий Ложкин.
– Как не место? – не сдавалась девушка. – Очень даже место. Вот в этом уголочке гостиной малыши никому не будут мешать, честное слово! Смотри! Я накрою корзиночку занавеской, вы их даже не будете видеть!
– А как насчет слышать? – фыркнула Клара, выглянув из опытной.
И котята словно по команде дружно запищали.
Клим возвел глаза к потолку, стяжая остатки терпения.
– Тиса! Ну скажи им! – Заметив вошедшую, Люся решила, что найдет в ее лице поддержку. – Им же нельзя на улицу!
Тиса заглянула в глубокую корзинку и оглядела полосатых пушистиков.
– Ничем помочь не могу, – развела она руки. – Но согласна с тем, что на морозе котята погибнут.
– Вот! – воскликнула Люсенька, торжествующе глядя на Ложкина.
Клим окинул взглядом ученицу и неожиданно капитулировал.
– Ладно, – проворчал он. – Но на пару седмиц, не больше! За это время, убедительно прошу, найди им новый дом. Проходите в кабинет, Тиса Лазаровна. – Учитель распахнул дверь перед девушкой с коротким поклоном. – Должен попросить у вас прощения за то, что не смог провести прошлый урок. К сожалению, обстоятельства сложились не в его пользу.
Минуя учителя, Тиса нечаянно оступилась, и Климентий поддержал ее за талию. Помог зайти. «Надо бы потом ощупать затылок, – подумала Тиса. – Возможно, что Клара пробурила в нем дыру пронзительным взглядом».
– Рассказывайте. – Усадив ученицу, Климентий занял свое место. – Продолжительное видение? Я прав?
Кивнув, она не стала таиться и рассказала все, что касалось последней практики в поиске, опуская подробности.
– Я видела Виталия и Мо Ши, он был с вами в клубе. Вы разговаривали об отказе министерства оплатить поиски кургана. И хочу сказать, что сожалею. Мне кажется, они приняли неверное решение.
При этих словах Климентий Петрониевич отвел взгляд на карту с метками и постучал карандашом по столешнице.
– Ничего, думаю, это временное затруднение для клуба.
Тиса успокоилась. Зеленые глаза видящего смотрели с уверенностью, как прежде. Упорства этому человеку не занимать.
– Меня радует, что обучение приносит хоть и сомнительные, но плоды, – усмехнулся блондин. – Кажется, мы нащупали верный путь к освоению вами дара. Продолжим. Надо же вызволить вас из капкана, в котором он вас держит, пока продолжительные неподконтрольные видения не истощили вконец.
Учитель снова помог определить нужные точки на висках. И на сей раз прикосновения холодных мужских пальцев к лицу не показались Тисе чем-то неправильным. Вместе они разобрали мечтания, Климентий указывал на допущенные ошибки. Рассказывая случаи из своего опыта, он помогал ей лучше понимать дар.
– Как только закрепите успех, опробуем поиск по именным предметам. Он сложнее обычного, поскольку подразумевает, что придется стараться увидеть совершенных незнакомцев, имея под рукой лишь их вещи.
Тиса вспомнила, как учитель отказал в помощи двоим горожанам, и чуть было снова не спросила почему. В прошлый раз этот ее вопрос так и остался без ответа. Не стоило повторяться.
– Прошу, на этот раз выходите из видения раньше, чем дар снова запрет сознание в другом человеке, – перед поиском напутствовал Климентий ученицу. Последнее, что девушка увидела, прежде чем закрыть глаза, – обеспокоенное лицо блондина.
Ее окружил запах старых бумаг и пыли, и она осознала, что стоит у стеллажа в школьной библиотеке с вязанкой книг в руках. Третья в очереди. Большой настольный плакат закрывал собой сутулого библиотекаря, знакомого ей по прошлым посещениям сего хранилища. «Библиотека с благодарностью примет в дар любые книги» – надпись на холсте чуть размывалась из-за мутных очков Виталия. Замечательно, у нее снова получилось найти Строчку! Тиса решила дождаться, пока наступит черед парня сдать книги. И тогда она запомнит разговор с библиотекарем слово в слово, чтобы потом повторить его завсегдатаям клуба. Может быть, тогда Клара наконец убедится, что она не самозванка.
Строчка поблуждал взглядом по рядам узких высоких шкафов, забитых под завязку книгами, затем полюбопытствовал, что берет читать подросток впереди него. На стойке лежала толстая книга, с обложки которой щерился разинутой пастью волк. Название: «Зов стаи». Когда Тиса поняла, что пора уносить ноги из видения, было уже поздно.
Они вышли из арки портала на вершине заснеженного холма, громко переговариваясь.
– Демьян, как ты мог? Ты скрывал от нас, что унаследовал титул! Это же надо. Драконьи яйца! Не верю! Дем – князь! Святая Вэя, вот что с ним поделаешь? Отдубасить бы тебя как следует в отместку за молчанку, да жизнь еще дорога.
Тиса поняла, что попала под чужую раздачу. Знакомая троица – чтец, шкалуш и тот, кого называли в компании Скакуном, выговаривала вэйну за то, что он не сообщил им счастливую новость.
– Давайте вы пересчитаете мои грехи после того, как я разберусь с кочевниками.
Внизу на расстоянии полуверсты чернел стан табора. Вблизи его паслись лошади, много лошадей, статных, с густыми гривами. Глядя на них, главвэй с досадой цокнул языком.
– Хорошо. Но потом ты все нам расскажешь, Невзоров! – не отставали спутники.
– Как на духу, – отделался обещанием Демьян и первым стал спускаться с пригорка, удаляясь от полупрозрачной арки перехода.
– Смотри, Скакун, сколько здесь твоих копытных родственников, – слышались позади шутки Юлия.
Кочевники их заметили еще издали. И, судя по тому, как от табуна оторвались три лошади с седоками и понеслись через поле во весь опор, разговаривать с ним кто-то явно не желал.
Демьян тронул за рукав бородача, и тот понимающе кивнул ему в ответ. Мгновенно на них упал белесый колпак портала, и в следующий миг двое вэйнов переместились на средину поля. Всадники неожиданно оказались совсем близко, и Тиса увидела Рича, сидящего в седле впереди отца на кауром жеребце.
Главвэй зашагал навстречу конным, держа в руке скип. Седоки один за другим принялись осаживать лошадей. Двое незнакомых кочевников угрюмого вида устроили друг с другом переглядки. Рамил же сжал плечо сына и глухо ругнулся на языке кочевников. Рич, напротив, радостно замахал рукой.
– Демьян! Привет! А мы едем в соседний город на ярмарку, – возвестил он.
– Вот как? – Колдун приветливо улыбнулся. – Но, медвежонок, боюсь, сегодня поездки не выйдет. Твой отец, видимо, забыл про нашу договоренность. Он обещал познакомить меня со своими друзьями. Верно, Рамил?
– Я тебе ничего не обещал, – хрипло произнес глава табора, блестя гневным взглядом.
– Память подводит тебя, мой друг. Ну да нестрашно. Отдай ребенка женщинам, и поговорим.
Тиса заметила, что по полю к ним направлялись три соплеменницы – две молодые впереди и ковыляющая им вслед старушка. Она сильно отставала.
Косым взглядом углядела, как двое седоков-кочевников сунули руки за пазуху. Секунда, и блеснуло оружие. Однако применить стрелометы у них не вышло. Демьян что-то шепнул, крутанул скип, и парочка выронила оружие в снег. Рич этого не заметил, так как колдун в следующий момент уже подхватил его под мышки и ссадил с лошади сам. Рамил не препятствовал, но лицом напоминал грозовую тучу.
– Давай беги к матери. Скажи им, что никуда не поедешь.
– Хорошо. – Мальчуган послушался беспрекословно, переводя взгляд с отца на вэйна. Чувствовал ли он напряжение между взрослыми или нет, не ясно, только в следующий миг обнял руку колдуна. – Ты же еще придешь ко мне? Да?
– Не сомневайся в этом, – ответил Демьян. Он потрепал мальца по смоляным вихрам и затем легко подтолкнул в спину. – Беги.
Как только мальчишка попал в руки женщин и направился в табор, вэйн обернулся к Рамилу с совсем другим выражением лица.
– Оборотни, они заставили меня отдать его, – зло прорычал глава Рупув, даже не пытаясь отпираться.
Демьян поднял скип, и Рамил тяжелым мешком свалился с коня, будто его кто-то вышиб из седла. Не кто-то, а сгусток белой вэи, почти неприметный на свету. Неудавшиеся стрелометчики вдруг сорвались с места, гоня коней прочь, в сторону опушки. Тиса только сейчас поняла, что за спиной колдуна уже стоит вся троица его колоритных друзей. Глава Рупув меж тем не старался так сразу подняться и с опаской прикрыл голову руками.
Демьян замахнулся на него скипом и выругался, помянув испод со всеми изнанями вместе, добавив что-то о мрази, которая продает собственного ребенка.
– Благодари сына, – процедил он. – Не трону только потому, что не хочу, чтобы твоя сильно подпорченная морда испугала пацана. Выкладывай все.
Выяснилось, что мальчишку одобрила стая Бут-Шеро и отец обязан был сегодня отвести его в «Рваную глотку», теневой бойцовский клуб, принадлежащий самому влиятельному главе совета кочевников Михосу Багеччу. И да, из Рича готовили бы бойца для арены.
– Что ж, раз сам барон ждет, некрасиво отказываться от приглашения, – сказал главвэй, вернув себе ровное расположение духа. – Навестим его вместе. – Он хлопнул по плечу хмурого Рамила, который решился-таки подняться с колен. – И вот еще что. Сыну заикнешься о своей затее с продажей – языка лишишься.
– Это яблочко давно прогнило, Дем, – сморщил нос Юлий. – Надеется, что оборотни поставят тебя на место и табун с барышами останутся у него.
– Ты не вселяешь в него должного страха, мой друг, – удивленно пробасил шкалуш.
– Ничего, Славогор, – хмыкнул главвэй, – я не в обиде.
– Ладно, я так понимаю, от меня требуется доставка. – Натан деловито потирал холеные руки. – Дайте мне полчаса, однокашцы, и я выведу вас к Ольмени.
Когда Тиса без стука ворвалась в кабинет, учитель перестал делать пометки на полях какого-то свитка и поднял глаза.
– Вы сегодня закончили раньше обычного. Хороший признак.
– Простите, Климентий Петрониевич, – ученица сдернула с крючка свою одежду и принялась второпях надевать пальто, пятясь к выходу, – но мне нужно домой.
– Что-то случилось? – Блондин поднялся с кресла.
– Нет-нет, все в порядке. Я просто вспомнила, что одно дело требует моего скорейшего внимания. – Войнова выскочила в гостиную. Хвала Единому, эти рукава нашлись! – Кстати, я видела Виталия, он в библиотеке. Еще раз прошу меня извинить за столь ранний уход. До свидания!
Махнув рукой, девушка поспешила вон из Увлеченного клуба. А учитель так и остался стоять в дверях кабинета. Спустя несколько секунд из опытной показалась Клара и попросила его взглянуть на образцы.
«Скры, скры, скры». Войнова возвращалась, слушая, как поет снег под подошвами. Слишком медленная песня. А быстрей не получается – ноги заплетаются. Калитку открыла с мыслью, что надо бы выпить сильно сладкого чая, прежде чем уйти в новый поиск.
Что обидно, к вэйну дар ее всегда уносит чуть ли не по щелчку пальцев. В то время как поиск других, даже отца, проходит через «ладушки» с туманом. И сейчас, стоило закрыть глаза, она сразу нашла Демьяна, в сумраке пробиравшегося через толпу, обступающую кольцом ярко освещенную факелами большую арену. Он подталкивал впереди идущего Рамила, если тот начинал мешкать. Позади не отставали Юлий и Славогор. Натана среди них уже не было.
Встречные люди и нелюди, коих здесь оказалось ничуть не меньше, чем первых, не торопились расступаться. Впрочем, Демьян сам не стремился к всеобщему вниманию. Пола его удлиненного драпового сюртука скрывала скип. У ограждения арены, сложенной из толстых брусьев, усач в цилиндре собирал ставки, вертясь на табурете, словно вертепный Петрушка.
Какофонию запахов – курева, перегара, потных тел и псины – перебивал тяжелый дух свежей крови. Должно быть, один из боев завершился, поскольку шестеро молодцов волокли прочь с площадки тушу гигантского волка. По глиняному полу вслед за ним чертился багровый след. Из-под брусьев ограды выскочили дети с ведром и бросились натирать тряпками пол, оставляя разводы. В противовес всей этой дышащей азартом и смертью суете бойцовского клуба во влажном горячем воздухе медленно парили шерстинки.
– Почему ты не пользовался убеждением, друг? – Славогор нагнал Демьяна по правую руку.
– В самом деле, – поддержал его Юлий, – к чему сложности?
– Считайте, что я предоставил своему дару временный отдых.
– Что ты имеешь в виду?
Главвэй промолчал. Он выловил взглядом просторную ложу и теперь целенаправленно двигался к этому будуару, по-другому и не назовешь. Ложа напоминала большой четырехскатный шатер с пологом из яркого шуйского шелка, расшитого золотом и раскрытого со стороны арены для удобного обозрения. Чтобы попасть в чертоги Багеччу, нужно было подняться выше на этаж. Однако проход в коридор с лестницей, ведущей туда, заслоняла собой пара здоровяков-оборотней.
Те лишь начали возмущаться: «Кто вы такие, чтобы задавать вопросы и называть барона по имени», а Юлий уже ответил: «Тут».
Демьян кивнул и просто шагнул на эту воинственного вида двуглавую «стенку». Тиса не поняла, что произошло. Оборотни намеревались скрутить его, но вместо этого отдернули от колдуна когтистые лапы, словно обожглись, и вынужденно расступились. Этого хватило, чтобы мужчины проникли в коридор, стены которого были задрапированы пестрыми тканями.
Поднимаясь по ступеням, Демьян снял с пояса скип, и не зря. Лестничный проход вывел в комнату, слабо освещенную одним факелом. При входе в нее на колдуна чуть было не накинулись двое оборотней, но главвэй вскинул руку.
– Эй, тише, ребятки! – осадил их колдун. – Придержите инстинкты. Мы к барону по приглашению.
Из полумрака комнаты показался еще один, бесшумно ступая по роскошным коврам. Огромный и хищный. Свет факела выхватил из тьмы лицо, и Тиса сразу признала в нем того желтокосого, что в поле сторговался с Рамилом насчет Рича. Он вперил взгляд в главу табора, затем перевел на колдуна, отметил в его руках скип, и ноздри его расширились.
– Приглашение касалось только Рамила Саялэ, – выплюнул слова оборотень.
– Ну а мы с ним пришли. – Демьян совершенно спокойно выдержал гипнотический, будто давящий прищур оранжевых глаз. Похоже, что взгляд колдуна тоже не показался оборотню пушинкой, поскольку его пальцы вмиг отрастили невиданного размера когти. – О, не советую, барс, – предупредил колдун. – Доложи барону о нас, пока не схлопотал от хозяина наказание за преувеличение полномочий.
– Шукар-р… хорошо, – пророкотал оборотень после нескольких секунд раздумья. – Я выставлю вас с его разрешения.
Желтокосый рыкнул подчиненным что-то на языке кочевников и беззвучно скрылся в темноте.
– А если кочевник не захочет говорить, – произнес Славогор, – прорвемся боем.
– Захочет, Славик, – уверенно парировал Демьян. – Азартные люди от природы любопытны.
Не прошло и минуты, как их пригласили в ложу.
Михос Багеччу возлежал на парчовых подушках в компании семерых кочевников. Мужчины курили кальяны и неторопливо переговаривались. Барон выделялся из всех яркой одеждой. Зеленые шаровары, ослепительная от россыпи каменьев безрукавка. Голову, покрытую алым платком, стягивал обруч с безыскусно ограненными изумрудами. В ногах барона ассийка в откровенном полупрозрачном одеянии умасливала ему стопы. Черная кожа девушки отливала синевой. От гладко выбритой макушки к переносице спускались две алые полосы краски. Тиса впервые видела жительницу пустыни, появилось желание присмотреться, но Демьян отвел глаза на хозяина «Рваной глотки».
– Приветствуем вас, почтенные мужи. Барон, – слегка склонил голову колдун, – простите великодушно за вторжение. Мы пришли поговорить.
Он назвал свое имя и имена спутников.
Михос выпустил клуб дыма изо рта, сквозь прищур разглядывая вэйнов, затем молча указал на софу. Демьян опустился на шкуры, скрестив под собой ноги. Его примеру последовали и остальные «гости».
– Этот человек, – главвэй указал на Рамила взмахом руки, – чуть было не продал собственного сына в стаю Бут-Шеро, но вовремя осознал гнусность поступка и явился сказать, что разбивает договор. Просит принять свои извинения.
При этих словах из горла Рамила вырвалось невнятное мычание.
За спину к барону скользкой тенью подсел раскосый оборотень и что-то сказал хозяину на кочевническом.
– Правда не твоя, колдун, – лениво ответил глава Бут-Шеро, однако глаза цепко осматривали вэйна, особенно его ладони. Он потянул из кальяна дым. – Стая уже признала сына этого человека своим братом, и разбивать договор я не стану.
– Вторая часть оплаты еще не взята отцом, ребенок не передан. Значит, сделка пока не состоялась, – возразил Демьян. – Стая найдет себе другого медведя.
Михос сощурил глаза.
– Сам понимаешь, эти полузвери охраняют меня, – барон по-хозяйски положил руку на шею желтокосого, – и всех глав Бут-Шеро. Нам не с руки ссориться с теми, кто прикрывает наши спины. Пусть Саялэ возьмет причитающееся ему и уходит. Ребенка мы заберем сами.
– Барон не в силах приструнить своих псов? – Главвэй вздернул удивленно брови. – Чревато, Михос. Так можно и в зависимость впасть.
Вэйн поднял руку, и его ладонь полыхнула знаком ССВ.
– С этого начинать надо было, – тихо проворчал рядом Юлий. – Глядишь, еще бой какой поглядеть бы успели.
– У меня нет проблем с Вэйновием. – Багеччу неторопливо выпустил клубы дыма изо рта, однако напускная лень с него слетела, как шелуха с поджаренного земляного орешка.
– Будут, Багеччу, – пообещал вэйн. Он вынул из-за пазухи бумагу и развернул лист перед носом барона. – Если стая Бут-Шеро протянет свои лапы к ребенку, этот список попадет на стол Гранитову. Вы еще не знакомы с начальником имперского сыска, Михос Табахович?
Барон сощурился, изучая список. Лицо его на глазах деревенело, превращаясь в застывшую маску.
– Бьешь козырными, колдун, – сухо сказал барон, провожая взглядом бумагу, пока та снова не исчезла под полой сюртука главвэя. Он капризно отдернул ноги от ассийки, которая до сего момента продолжала свое «масляное» дело. – Ты выиграл, не начав партию, – признал Багеччу. – Я отменяю сделку, Саялэ. Сын твой останется при тебе.
Желтокосый, протестуя, рыкнул. Ему вторили еще несколько оборотней откуда-то из глубины ложи. И через еще пару секунд клуб огласился дружным рычанием всей стаи, создавая жуткое эхо под куполом арены. Позолоченные чилимы кальянов отозвались дрожащим тихим звоном. Рамил вздрогнул. Семеро друзей-кочевников барона, что до сего момента держали отстраненный вид, испуганно озирались. В возникшей тишине Михос сварливо выговаривал желтокосому оборотню на языке кочевников. Барс пророкотал что-то в ответ. Перепалка продолжилась.
– Ты раздраконил зверят, Дем, – прошептал чтец под ухом главвэя. – Они уже в мыслях пробуют на вкус твое мясо. Фу, ты не представляешь, какая у них образная думоварилка! Я забыл, что хвостатые внутри стаи могут делиться мыслеобразами, как открытками. Да они все просто повернуты на крови!
Демьян лишь дернул плечами, мол, что удивительного. Последняя рычащая фраза барса меж тем заставила задуматься Багеччу. Главвэй с укоризной покачал головой.
– Чтобы я не вышел сегодня из «Глотки», тебе, барс, и твоим братьям придется весьма постараться, – сказал он. – Но раз уж так чешутся зубы у стаи, предлагаю честный поединок. Насколько знаю, у вас в почете право сильнейшего. Думаю, будет справедливо, что при моем поражении мальчишка и бумага останутся у вас. Но если я выйду победителем, стая поклянется не только не трогать Рича Саялэ, но и прийти мальчишке на помощь при нужде.
Надо было видеть, как предложение вэйна изменило лица присутствующих. Баггечу, барса и этих любителей кровавых зрелищ. Глаза кочевников зажглись, как те вэйновские факелы вокруг арены. И этот огонь азарта и жажды – немедля просчитать ставку – уже ничем нельзя было потушить.
– Вэйн против оборотня – неравный бой. – Барон сел, потирая ладони о шаровары, черты лица его заострились. – Мы выставим против тебя троих.
– Идет, – не раздумывая ответил вэйн.
– Нет, четверых! – поправил свое решение барон.
– Согласен.
– Давайте уж дюжину, не стесняйтесь, – встрял, усмехнувшись, Юлий.
– Четверых достаточно, – великодушно бросил барон после кивка оборотня.
Желтоглазый вскочил на ноги с невероятной быстротой. Следом за ним неторопливо поднялся главвэй.
– Клянусь по словам твоим, – пророкотал оборотень клятву, плотоядно улыбаясь. – Стая нам в свидетели!
Клуб огласил рык невидимой глазу ликующей стаи.
– У них вэйнощиты в оберегах, – предостерег главвэя Славогор, становясь плечом к плечу с другом. – Тебе понадобится время, чтобы их сломать. Предлагаю бороться вместе.
– Нет, друг. Это только мой бой. Присмотри лучше за Юлькой.
– А ты хитрец, Невзоров, – прошептал чтец. – Ты знал, что так или иначе тебе придется столкнуться со стаей, по– другому вырвать пацана было бы сложно. Чем тебе так дорог этот мальчишка? Признайся, ты нагулял его с черноокой страстной кочевницей?
– Не дури, Юлий. Вы знаете, если что, то…
– Да спрячем мы твоего подопечного, – перебил чтец Демьяна, – не волнуйся. Только давай без неожиданностей, Невзоров. Заканчивай с ними. И пойдем домой – боюсь, скоро мой желудок с голода будет рычать похлеще любого оборотня.
Суета пред боем прошла для видящей незамеченной. Сознание Тисы словно охватило оцепенение. В мыслях пульсом бились лишь два слова: «опасность!» и «бой». И лишь когда ослепительно яркий свет ударил в глаза, а ноги понесли ее к центру арены под шум толпы, она поняла, что это не сон. Поединок начнется независимо от ее желания и страха. Противники ждали колдуна, выстроившись в ряд. Лица здоровяков излучали превосходство. Оборот, и вот уже четыре зверя встали на лапы, вонзая когти в глину. Два огромных волка, почти в рост человека, и еще более крупные медведь и саблезубый барс. Желтокосый в ипостаси имел мраморный окрас с желтыми подпалинами вдоль холки.
Клацнул гонг, и четверка пришла в движение. Оборотни слаженно закружили вокруг вэйна стервятниками, гибкими мощными тенями. Это живое кольцо стало стремительно сужаться. Демьян крутанул скип, и древко оружия ощетинилось внушительными продольными лезвиями. Тиса не успела оценить неизвестное ей до сего дня свойство вэйновского оружия, как начался бой. Огромная пасть барса возникла перед ней буквально в долю секунды. Вэйн увернулся, нырнул под лапу зверя и царапнул скипом его лопатку, оставив красную полоску на жемчужной шкуре. И тут же в обороте сделал выпад и подрезал лапу одного из волков. Послышался скулеж. Затем началось такое безумие, что ее сознание совершенно отказывалось вычленять из мельтешения перед глазами что-либо вразумительное. Светлая мысль, что со стороны наблюдать за схваткой будет удобней, унесла ее в ряды зрителей. Славогор. Она предпочла наблюдать действо его глазами.
На арене происходило нечто невообразимое. Вэйн вертелся юлой. Скип в его руках уже пел свою песню, размываясь в пространстве. Оборотни как бешеные кидались на этот вихрь, отлетали от него и снова совершали прыжки, лязгая клыкастыми пастями. В желании достать колдуна они рычали, ревели и брызгали слюной.
– Сильно напирают, твари! – Шкалуш то и дело сжимал рукоять скипа до боли в костяшках пальцев.
– Они знают, что Дем ломает их защитные обереги, – послышался рядом комментарий Юлия. – И понимают, что тик-так, времечко уходит. Если не разорвут сейчас, то потом и подавно. Однако просчитались голубчики, с Демкой, может быть, только дюжина таких и справилась бы. А я барона предупреждал, между прочим.
Действительно, с каждой новой секундой звери бросались на противника все рьянее и отчаяннее. Первым вылетел из этого смертельного клубка волк со вспоротым брюхом. И замер.
– Все, у второго серого защита сломана! – возвестил радостно чтец.
И пока он еще говорил, арена осветилась белым всполохом. Второй волк покатился к своему раненому сородичу. Белый обруч вэи стягивал его горло, и оборотень кувыркался, тщетно пытаясь его сбросить. Затем из пасти зверя вырвался хрип, и он замер, придушенный. Лишь короткое рваное дыхание говорило о том, что волк все еще жив.
Тем временем медведь и барс пытались вырвать у судьбы последний шанс на победу. Но все закончилось быстрее, чем ожидалось. На этот раз защита пала у медведя, о чем поведал ослепительный всполох. Луч хлестнул оборотня по морде. Медведь зашелся бешеным ревом, который тут же оборвался, поскольку Демьян очередным лучом стянул ему шею, и шипастый сияющий хомут прижал медвежью голову к земле. С барсом вэйн дрался, словно играясь, затем и его защита пала. Мраморному коту достались еще пара царапин и вэйновская сеть. Она спеленала зверя в прыжке, и оборотень рухнул на глиняный пол так, что дрожь земли ощутил каждый присутствующий в клубе.
Бой окончился. На несколько секунд клуб охватила тишина. Затем ее разорвал оглушительный ор впечатленной публики.
– Отлично, к ужину не опоздаем. – Довольный чтец потер руки.
Демьян повернулся лицом к ложе и поклонился стоящему в ней барону. Михос Багеччу с кислым выражением лица склонил голову в ответ, признавая победу. Вэйн обернулся и одним взмахом скипа снял с оборотней удавки и сеть. Неторопливым шагом направился через арену к друзьям. Желтокосый сменил ипостась первым и поднялся. Окликнул колдуна. «Что же этому зверю еще надо?» – возмущенно подумала Тиса, и дар поддержал ее, вновь перенеся сознание к Невзорову.
Оборотень оказался в пяти шагах. Он неустойчиво держался на ногах, накрыв ладонью бок. Сквозь пальцы его сочилась кровь.
– Я недооценил тебя, колдун, – прохрипел барс, буравя взглядом оранжевых глаз бывшего противника. – Почему ты нас не убил?
– Зачем убивать тех, кто лучше других послужит в будущем? – стало ему ответом.
Оборотень гордо отчеканил:
– Рич Саялэ может рассчитывать на нашу защиту. Клятва стаи нерушима.
– Это все, что мне было нужно.
Пару секунд они еще глядели друг другу в глаза. Затем Демьян отвернулся и продолжил свой путь.
Глава 16
Поездка в приют
Не сразу поняв, кто ее зовет, обернулась, вглядываясь в прохожих, семенящих по льду тротуара. Когда подкатили расписные сани и из них помахала ручкой прелестная девушка в красивом голубом салопе с меховой оторочкой, Тиса узнала в ней Люсеньку.
– Залазь ко мне, подвезу!
Медлительность подруги Люсе не понравилась, и она выскочила и чуть ли не сама затащила Войнову в повозку. Усадила на мягкую скамью и накрыла ноги теплым пледом.
– Наконец-то ты отогреваться начала, – удовлетворенно отметила она, сияя широкой улыбкой. – Хоть и бледная как смерть. Подожди, у меня бублики есть, мамочка с собой дала, будешь?
Тиса согласилась. С этой девчонкой спорить бесполезно.
Всучив в руки новой пассажирке бублик, Люсенька бросила вознице: «Трогай, Микилочка».
– Ну что, ты успела свое дело сделать?
– Какое дело? – не поняла Войнова.
– Как какое? – Вздернулись бровки домиком. – Важное! Ты же убежала из-за него с урока.
– А-а. Успела, – Тиса в который раз с теплом вспомнила, что Рич теперь в безопасности. Демьян отстоял мальчишку. Отстоял так, как никто другой бы не смог. Слава Единому! Было яснее ясного: ни она, ни Агап, ни даже отец ничего не поделали бы со стаей Бут-Шеро.
Утренние размышления привели ее еще к одному выводу. Тогда на суде семерых Демьян не использовал скип в полную силу, дрался без лезвий. Получается, он даже перед лицом смерти не желал намеренно калечить людей? На такой великодушный поступок способен лишь достойный человек.
И с новой силой за нее взялось сомнение. И сердце, почуяв слабину, сорвалось с поводка. Она-то посадила его обратно на цепь, в этом она уже мастер. Но до того своевольное сердце успело наговорить ой-ей сколько. А теперь эти вопросы никак не идут из головы. Что, если в самом деле вэйн не просто увлекся девчонкой из провинции? Что, если он действительно любит? Любит ее по-настоящему. Крамольная мысль, и все же. Как он написал в письме? Случайно приворожил и сожалеет об этом. Предоставляет ей полную свободу решать. И будет ждать ее ответ до весны. А вдруг дождется? А что, если ее чувство к нему тоже окажется настоящим? О, Единый!..
Тиса тряхнула головой. Нашелся бы добрый человек – макнул бы ее головушкой в снег, чтобы охладилась. Жаль, Люся для этого не подходит. Клара бы могла, да страшно обращаться – закопает еще, а откопать забудет.
– А ты куда шла? – поинтересовалась меж тем Люсенька.
– В аптеку, – рассеянно ответила видящая.
– Ты заболела? – ахнула спутница, внимательно оглядывая знакомую.
Пришлось успокоить Люсеньку, пока та из пущей заботы не уложила ее в постель, признавшись, что работает в аптеке колдуньи. Девушка восхищенно хлопала ресницами.
– Ты видящая, да еще и травница! Какая молодец! А я вот ничего такого не умею, – вздохнула, выпустив пар изо рта на мороз.
– Потому что у тебя другой дар.
– Да, – без воодушевления согласилась Люся, рассматривая муфточку на своих коленях. – Меня зовут иногда взглянуть на дома, сараи, огороды, чтобы я сказала, что там нет привидений. И еще Клим думает, что я могу увидеть дух Онуфрия Гатчиты и он мне укажет, где курган. Но разве это помощь людям? Вот ты можешь искать пропавших людей, а еще лечить.
– Но ты ничем не хуже меня, милая, – подбодрила Люсеньку Войнова. – Ты хороша в своем деле.
– Нехороша. – Перышкина выпятила губку. – Мо Линич просит, чтобы я прогнала Манилу, а я не могу! Я боюсь ее, – шепотом призналась она, подняв хрустально-голубые глаза на соседку, – ужасно боюсь.
– Но тебя никто не может заставить делать то, что тебе не нравится. – Войнова погладила девушку по плечу. – И не переживай. Мы все в жизни иногда ощущаем себя потерянными.
– Нет, я никогда не терялась, даже в детстве, – с уверенностью ответствовала Люся.
Какая же она забавная! Тиса улыбнулась. И день хороший. Словно услышав ее мысли, в просини неба явилось царь-солнце. Мир стал ослепителен и ярок. Снег искрился, пели синицы. А еще сани несли так прытко, что дух захватывало.
– А можно мне хоть глазком посмотреть, что ты делаешь? Пожа-алуйста!
– Боюсь, я не смогу провести постороннего в сырьевую без разрешения Агаты Федоровны. – Надо было видеть это лицо – Единый ты мой, будто леденец у ребенка забрала. – Хотя… – протянула Тиса, – завтра я должна отвезти снадобья в приют. Хочешь, можешь поехать со мной.
– Да! – обрадовалась Люсенька. – Хочу! Спасибо!
На повороте сани задели куст калины. Рубиновые гроздья качнулись, и с ветвей сорвался снег. Насыпал, проказник, по пригоршне за шиворот, и девушки звонко рассмеялись. Тиса сняла тонкий шерстяной платочек с шеи и отряхнула от снега. Ткань подмокла. Когда же она новый шарф наконец купит?
Вскоре пара лошадок, тянущих сани, приостановилась на перекрестке Боровой, чтобы вклиниться в поток. Люсенька отвлеклась от своего рассказа о котятах на пение колядующих. Стоя на углу улицы, около десятка детей в неприглядной одежде пели «Сотворенье – Единого даренье». Перед ними на снегу стояла корзинка с образом святой Пятерки для подаяния. Прохожие обступили маленьких певчих полукругом и слушали песню.
Сойдя с саней, девушка поспешила к корзинке и положила в нее горстку медяков. Тиса последовала примеру Люси. Затем девушки сдвинулись в сторону, чтобы не мешать другим слушателям. Войнова отметила на паре колядующих ребят маски – орла и лиса. А у девочки в коротком пальтишке за спиной колыхались на ветру бумажные драконьи крылышки. Песня сменилась на известную всем «Аллилуйю». Одну малышку лет четырех ребята постарше подтолкнули вперед, и Тиса удивленно уставилась на девчонку, вернее, на подозрительно знакомый полосатый шарфик, обмотанный вокруг детской шеи. Или она ошибается?
Маленькая колядовщица тем временем запела с такой жалостливой чумазой мордашкой, что желающих расстаться с деньгами заметно прибавилось. Одна тетка даже всплакнула, утирая нос платочком.
– Как поют ангелочки, а! А одеты-то во что? Сиротинушки вы мои, – и вытрясла в корзину полкошеля.
Девчушка чинно поклонилась тетке, как и остальным подающим, и тут заметила на себе взгляд. Войнова еле сдержалась, чтобы не расхохотаться, наблюдая, как певица вдруг сбилась с текста и попятилась к остальным ребятам. Те хотели было вновь вытолкнуть приму вперед, но малышка увернулась от чужих рук, пригнулась и прытко пролезла на четвереньках меж колен собратьев. Скрылась с глаз.
Тиса улыбнулась. Вот, значит, на кого променял ее модный шарфик. Что ж, замена, несомненно, достойная – молодая и талантливая. Кто же спорит?
Послушно последовала за Люсей, потянувшей ее к саням. Вскоре они остановились у аптеки. Оговорив время встречи на завтра, девушки расстались. Прежде чем скрыться в знакомых дверях с колокольчиком, Войнова оценила большую треногу на тротуаре: яркий плакат, зазывающий купить новый ковер к Сотворению. Эта аляповатая конструкция, принадлежавшая соседней лавке, закрывала собой половину аптечной витрины. И как это понимать?
Она застала вэйну в аптеке, та как раз собиралась уходить.
– Не обращай внимания, ласточка, – отмахнулась от вопроса помощницы Агата Федоровна, проверяя сумку – все ли взяла – перед выходом, – как наступает время бойкой торговли, так Аристарху Фролову шлея под кафтан попадает. После Сотворения уберут эту ерунду, не волнуйся. Лучше скажи, все ли у тебя в порядке? Бабоньки вчера тебя не дождались в аптеке.
Пришлось слукавить, сказав, что весь прошлый день чувствовала себя неважно, что не было такой уж и ложью, и попросить прощения за прогул.
Колдунья ощупала ладонью лоб помощницы, заглянула в глаза и чуть было не отправила ее домой лечиться. Тиса заупрямилась.
– Ну хоть девясиловой настойки на сахар накапай. Что у нас там по приюту осталось?
Войнова перечислила сборы и мази из остатка списка и пообещала, что сегодня сделает их вместе с женщинами.
– Знаешь, что… – Агата Федоровна накинула на себя накидку, затем поправила шарфик на голове. – В кладовой в бумажных свертках лежат яблочные пастилки для зубов, возьми на всех. И отбери бруски земляничного мыла. Я хочу, чтобы ты их завтра раздала приютным сама. Степаниде Силовне, коль будет препятствовать, говори: получила наказ от меня, обязана исполнить лично. А то знаю я их с Праскевой.
Тиса заверила вэйну, что все сделает. Колдунья еще раз внимательно оглядела девушку.
– Ты сегодня веселее обычного, ласточка. Такой ты мне больше нравишься. Если бы не круги под глазами. – Она с мягкой укоризной цокнула языком. – Послушай все же моего совета, дорогая моя. Сделай сегодня самые нужные, остальное бабонькам отдай. И иди домой отдыхать. Мне не нужны в работницах курганные мумии.
Очередные возражения Агата Федоровна слушать не захотела, подхватила сумку и покинула аптеку.
Половину дня Тиса вдохновенно варила мази и складывала сборы в компании работниц. Ближе к вечеру слабость дала о себе знать. Передав инициативу подчиненным, Войнова просто сидела и наблюдала, как женщины справляются с делом. И, к своему стыду, вскоре уснула, уронив лоб на сложенные руки.
Когда трудовой день завершился и народ потек прочь из сырьевой, ее разбудила Дуняша.
– Вам тоже надобно домой, Тиса Лазаровна, – посоветовала она. – Выспаться как следует.
Помощница вэйны поднялась с лавки и растерянно оглянулась.
– Не волнуйтесь, мы все доделали, – опередила Дуняша ее вопрос.
Тиса благодарно улыбнулась.
Вернувшись во флигель, девушка заставила себя поесть. О видениях кого бы то ни было даже думать было лень. Кажется, сон настиг ее еще до того, как голова соприкоснулась с подушкой.
Возможно, из-за усталости утреннее видение оказалось «слепым». Паря в туманной дали, видящая лишь чувствовала запах табака и слышала диалог. Понять, кому принадлежали голоса, не составило большой сложности. Демьян и управной ССВ Роман Валентович Политов обсуждали малопонятную для ее вялого мозга тему. Она касалась работы ССВ. Если сначала сознание видящей и пыталось уловить суть беседы, то затем просто утонуло в звуках и тембрах голосов.
– Юлий сделал, что смог, Роман Валентович. Но блок на таможеннике был слишком прочным. – Голос вэйна веял теплым ветром спокойствия и уверенности.
– Да знаю я. – Недовольное ворчание управного. – Единственный язык, что мог вывести на нашего коллекционера, и того лишились. Лучший чтец, называется!
– Но он хотя бы вэйтон блока разглядел: фиолетовый. Какая-никакая, а зацепка. Вэйнов с таким цветом вэи не так и много встречается, не так ли? Вот, смотрите, – шелест бумаги, – на неделе проглядел все зафиксированные за год вэйвсплески со следами фиолета. Пара-тройка показались мне подозрительными. Здесь, – снова бумажное шуршание, – вдоль поймы реки Зель в начале года был отмечен смазанный фиолетовый след. И, что интересно, всего в двух сотнях верст к югу от этого места в течение года пропадали люди. Из-за того, что этот квадрат делят меж собой сразу четыре волости, смерти не привлекали внимания вследствие своей малочисленности. Якобы на каждую волость приходилось допустимое количество смертей. Из-за суровых условий местности они списывались на несчастные случаи. Коварная переправа реки, дикие звери, частые оползни.
– Я пошлю туда пятерку. – Представительный баритон управного.
– На карте нет обозначения, но здесь есть хутор Висяки. – Шелест бумаги. – Он упоминается в одном из показаний. Пусть начнут с него. Оттуда прошерстят ближайшие селения. Возможно, выловят что-нибудь.
– Эх, если бы ты взял на себя группу Горохова… – Слышится сожаление.
– Роман Валентович…
– Да помню-помню. Дурак я, что подписал. Ты, кстати, угн когда отдашь?
– Он мне пока нужен.
– Смотри не потеряй, Демьян. Мне его еще в секретку возвращать.
– Кстати, о секретке. Я бы посоветовал разнести все невесомые латы по разным секторам.
– Это еще зачем? Ты что, думаешь, что кто-то сможет взломать ее? – Смех. – Это невозможно. Да и сомневаюсь, что найдутся такие смельчаки.
Покатав сознание видящей на волнах звуков, дар осторожно вынес его к берегам благодатной тьмы.
* * *
Мрачные стены приюта странным образом повлияли на Люсеньку. Не испугали, не навеяли уныние. Наоборот. Пока Тиса по списку сдавала часть снадобий Степаниде Силовне, Люся активно взяла в свои руки раздачу пастилок и мыла приютным. Для этого Жорик по просьбе девушки вынес корзину в коридор, да так услужливо и держал, не спуская на пол. Тут же выстроилась очередь желающих получить подарок. Курносая Праскева ужом вилась вокруг раздачи, весь платок издергала на своей седой голове, пытаясь убедить гостью «не беспокоиться» и переложить эту задачу на ее плечи. Тщетно. Люсенька лишь шире улыбалась и продолжала благотворительное дело. Вот так чистосердечное желание помочь людям иногда бывает непробиваемей любого иного. Помимо «аптечных подарков» девушка раздавала и печенье с изюмом и корицей, которые специально вчера испекла вместе с матерью и кухаркой. Что хорошо, Люся отлично запоминала лица и ни разу не выдала в одни руки по два подарка.
Тиса закончила объяснять смотрительнице действия лечебных средств и оставила ее в приемной перебирать обретенные «богатства». В коридоре продолжал толпиться народ. Старички, старушки, дети, женщины тянулись к Люсеньке, как к ясному солнышку. Убедившись, что здесь ее помощь не нужна, Войнова окликнула знакомую нянечку.
Дородная нянька Рая добродушно покачала тонкую ладонь девушки в своих огромных ручищах и с удовольствием согласилась проводить на второй этаж в лазарет. Слава Единому, комната оказалась почти пуста. Больные чувствовали себя настолько лучше, что спустились вниз, прослышав о подарках. Из тех двоих, что Тиса с вэйной пользовали в прошлый приезд, в лазарете остался лежать только костлявый старичок Ленька. Он встретил посетительницу лукавым прищуром. На вопросы о самочувствии отвечал охотно, все больше с шутками.
– Усе роблю, как сударыня Агата Федоровна баяла, – рассказывала Рая. – Ноги теперича у него не такие синие, Тиса Лазаровна. Встает уж сам по нужде. Поди, мазь чудодейственная, не иначе.
Тиса посоветовала продолжать лечение еще пару недель и давать больному больше питья.
– Коль еще не торопитесь, может, взглянете на младенчика? – спросила Рая и потянула травницу в смежную комнату. Тиса махнула старичку рукой. Старый шельмец послал красавице воздушный поцелуй на прощание.
В соседней комнате лазарета молодая женщина, одна из тех прачек, что встретились у колодца, сидела на койке и качала на руках замотанного в старое одеяло малыша. На звук открываемой двери дернулась.
– Не волнуйтесь, пожалуйста, – поторопилась сказать Тиса. – Я травница. Что с ним?
– Дитятя с простудой, Тиса Лазаровна, – пояснила Рая.
– Жар никак не спадает, – удрученно пробормотала мать ребенка. Суровое лицо ее выдавало усталость. У глаз растянулись сеточки ранних морщин, уголки рта опущены. – Окно открыто было в коридоре. Комната выхолодилась. Вот, недосмотрела.
– Как вас зовут?
– Янина.
– Можно? – С разрешения матери пощупала ладонью лоб ребенка. Горячий. – Лекаря приглашали?
– Да уж какой лекарь? – фыркнула с горечью женщина. – Откуда деньги брать, барышня?
– Вот, Тиса Лазаровна, – Рая взяла с подоконника бутыль и показала травнице, – даю по пол-ложки вашего сиропа ему три раза в день.
– Этого мало. Тут же написано: «До трех лет – по ложке, использовать с прогревающей растиркой и каплями мятной настойки».
– Но Степанида Силовна сказала…
– Понятно… Подождите, я скоро вернусь.
Девушка спустилась вниз и прошла в приемную, где оставила смотрительницу. Та уж разделила склянки и мешочки на три части и теперь что-то корябала карандашом на желтом листе бумаги. Войнова подошла ближе.
– Степанида Силовна, я была в лазарете. К сожалению, малыш Янины болен серьезнее, чем вы подумали. – Тиса старалась говорить приветливо, глядя в выпуклые глаза женщины, хотя внутри нее клокотал вулкан негодования. – Вы, наверное, невнимательно прочитали описание. При простуде к сиропу в дополнение требуются растирка и эта настойка… – Похватала на глазах Степаниды нужные снадобья со стола и повернулась к выходу.
– Погодите, милочка! – громыхнула смотрительница, неосмотрительно растеряв смиренный вид.
Обернулась, удивленно вздернув брови.
– Я не уверена, что такое количество снадобий пойдет на пользу младенцу, – смягчила голос смотрительница, не сводя взгляда со склянок в чужих руках.
Девушка натянуто улыбнулась.
– О, я понимаю ваши опасения, Степанида Силовна. Но не беспокойтесь. Лечение тремя средствами пойдет ребенку только на пользу. Но если вы сомневаетесь в моей репутации травницы, пожалуйста, в любое время можете обратиться к Агате Федоровне. У нее сомнений в моих знаниях не возникает.
– Что вы! Что вы! Раз вы уверены, то конечно! Зачем тревожить благодетельницу нашу, Агату Федоровну?! – заохала Степанида, нацепив на лицо елейную улыбку. – Берите, конечно, Тиса Лазаровна. Лишь бы во благо, лишь бы на здоровье ребеночку.
Смотрительница взглядом проводила травницу до двери. И, когда та исчезла из виду, недовольно засопела носом.
Вернувшись в лазарет, Тиса отдала склянки со снадобьями Янине и рассказала ей, а заодно и нянечке, как ими пользоваться. После растирания грудки и спинки малыш уснул. Попрощалась с женщинами. Наверняка Люся уже раздала подарки.
Минуя длинный переход, ведущий к лестнице, девушка взглянула в окно и остановилась. С высоты второго этажа двор «Сердечного крова» лежал как на ладони. Войнова подалась вперед к подоконнику, поняла, что не обозналась. На пеньке за беседкой сидела та самая маленькая колядовщица. Полосатый шарф на сей раз был заправлен под ворот ее ватника. Девчушка отщипывала от краюхи хлеба кусочки и кидала голубям. Птицы наперегонки кидались к угощению, топорща крылья. Судя по тому, как малышка украдкой поглядывала из-за борта беседки в сторону приюта, она не желала быть замеченной.
Коридор огласил девчоночий галдеж и тут же поутих, так как приютная ребятня заметила гостью. Девочки лет двенадцати и еще две помладше. Кажется, они тоже были в числе колядующих. Поманив их, Тиса приветливо улыбнулась и указала пальцем в окно.
– Скажите, что это за девочка там? Мне кажется, она не получила подарка.
– Это Понька-птичница, – с охотой отозвалась самая старшая, поглаживая русую косу, что тонкой змейкой лежала на ее груди. – Гляди-ка, вот глупыха! Опять стащила хлеб из трапезной! Ее Степанида Силовна за это за ухо оттаскала. А она снова еду изводит.
– Понька?
– Ее Полей вообще зовут, – подхватила разговор другая девочка, радуясь возможности показать себя осведомленной, – но все кличут Понькой, потому что она букву «Л» не выговаривала.
– Вместо «ложка» говорила «ножка»! – Девчонки дружно захихикали. – Спрашиваешь: чем ты кушаешь? Она: ножкой! – Снова хи-хи. – А еще вместо «стол» – «стон». «Хнеб», «пожануйста», – перечисляли по очереди хохотушки.
– Ой! – неожиданно вскрикнула та, что постарше, тараща испуганные глаза в окно. – Графиня Озерская идет!
Девчонки суетливо замялись на месте, кося в окно. Тиса сжалилась над ними и отпустила взмахом руки, поблагодарив за сведения. Хохотушки мигом умчали, будто и не было.
От ворот приюта по тропинке гордо вышагивала худая, как стерлядь, и прямая, как лом, графиня, одетая вся в черное. Как всегда, при маленьких и грустных пажах. Ладно саквояж, но зачем ее светлость заставляет детей таскать за собой зонт по зиме – непонятно.
Войнова взглянула в бесстрастное лицо графини и вспомнила ее сына – вот уж неприятный молодой человек. Отвернувшись от окна, зашагала к лестнице, чувствуя то же желание, что и у приютных девочек, – не пересекаться дорожками с графьями Озерскими. Пора домой.
Люся ждала ее внизу с Жориком, обвешанным пустыми корзинами, как пятилапник игрушками.
– Я раздала почти всё! – радостно отчиталась Люсенька. – Вот, осталось на одного человека. Может, отдадим смотрительнице?
– Не надо. Дай-ка мне.
Спрятав в карман кулечек с подарком, травница отпустила своих помощников, попросив подождать ее в санях. Сама же направилась к Степаниде Силовне в приемную, чтобы попрощаться. Однако на подходе была чуть ли не сметена смотрительницей и ее подручницей Праскевой. Вовремя посторонилась. Оголтелые тетки неслись в парадную встречать графиню.
Пожалуй, театр много потерял, не призвав в лицедеи эту парочку.
Началось с того, что Озерская с ее уверенным шагом едва не нырнула носом в лохань с грязной водой, выставленную посреди парадной. Надо отдать должное выдержке ее светлости. На кабачковом лице не дрогнул ни один мускул. Графиня подняла бесстрастный взгляд на черный, покрытый плесенью потолок приюта. И ее тонкая бровь таки надломилась.
Тут и понеслась песня, знакомая Тисе чуть ли не слово в слово.
– Благодетельница, светлость наша графиня Лидия Аскольдовна! Как милостив Единый, что привел вас сегодня в нашу скромную обитель! – трубой заголосила Степанида, выпучив от радости и без того круглые глаза.
– Ай-ай! Не серчайте, что не могём встретить по чести, – подвыла тут же юркая Праскева с ликом опытной страдалицы. – Вот, крыша-то совсем прохудилась! Остались мы без теплого крова, благодетельница! Уж мы чинили-чинили крышечку, усе руки занозами занозили! Да нету моченьки брешь злую залатать!
– Артель бы нанять, благодетельница, да откудова деньги брать-то? С сирот да горемык безродных что взять?..
Наблюдая за представлением, Тиса с трудом закрыла рот, который от удивления выдавал одну букву – «О-о». Когда графиню под белы руки повели наконец в приемную, девушка с облегчением вырвалась из «Сердечного крова» на свежий воздух.
Поражаясь прыти смотрительницы и ее подручницы, чуть было не прошла мимо. Хорошо, вспомнила про должок. Девушка достала из кармана бумажный пакет. По мере ее приближения к беседке из-за деревянных бортов пару раз мелькала вязаная шапка – малышка забеспокоилась. «Того и гляди сбежит снова», – подумала Войнова.
Остановившись у порожка, положила пакет на бортик беседки.
– Вот, остался последний подарочек, – посетовала будто сама себе. – Мыло душистое земляничное, пастилка вкусная, зубам полезная, да печеньки с изюмом. Положу-ка все здесь. Может, найдется хозяин да заберет.
Развернулась да обратно пошла. И уже с тропинки краем глаза заметила, как пакет исчезает в недрах беседки. Вот и славно.
С улыбкой на губах от удачного завершения уловки, Войнова вышла за ворота. Рядом с санями Жорика стояла черная карета на полозьях, впряженная в четверку гнедых. Экипаж ее светлости. В окошке дернулась занавеска, и Тиса неприятно удивилась, встретившись взглядом с молодым графом Озерским. Безразличный было взгляд холеного ловеласа вдруг вспыхнул от узнавания. Яркие пухлые губы скривились в усмешке. Девушка отвернулась и направилась к своим саням. Принесла ж козла нелегкая! Внутренний голос советовал поторопиться.
Люсенька, заметив подругу, привстала со скамьи и помахала перчаткой. Тиса кивнула в ответ. Однако спокойно дойти не довелось. За спиной послышались хлопок каретной дверцы и скрип быстро нагоняющих ее шагов. Не успела ойкнуть, как ее локтем завладел жесткий захват.
– Куда вы так торопитесь, дражайшая Тиса Лазаровна? Разве вы не желаете поздороваться со старым знакомым? – Дернув за руку, граф развернул девушку к себе лицом, и теперь она имела честь лицезреть холеное нагловатое лицо барчука в обрамлении сиреневого парика. Белокожая шея утопала в кружевном жабо, а надетый нараспашку лиловый сюртук казался произведением искусства швейных мастеров. – Когда вы укокошили любимую статую старика и исчезли из дома Отрубиных, я просто чуть с ума не сошел от отчаяния.
– Или все-таки сошел, – пробурчала Тиса, стараясь вырваться из тисков мужских пальцев, но тщетно. Ёсий лишь ближе притянул ее к себе.
Да что же этому мальчишке великовозрастному надо? Никак, поиздеваться? Так у нее найдется для него еще один привет от Кубача.
– Отпустите меня, граф, если не желаете расстаться с рукой, – тихо предупредила.
– О да! Дикарка из приграничья, – смакуя слова, прошептал Ёсий, горячо дыша ей в лицо. Но руку все-таки убрал. Тиса тут же отступила от наглеца на два шага. – Страстная необузданная роза с янтарными глазами, – хриплым голосом продолжил насмехаться барчук. – Подаришь мне свой поцелуй?
– При вас есть платок, граф? – поинтересовалась девушка.
Мужчина вздернул брови. Легкое изящное движение руки, и на свет был извлечен кружевной кусок ткани.
– Подберите слюни, ваша светлость.
Войнова на сей раз беспрепятственно села в сани и велела Жорке трогать. Кобылка неторопливо потянула повозку вперед, зашуршали полозья. А в спины отъезжающим летел громкий смех графа. Нет, он точно сумасшедший.
Когда сани исчезли за поворотом, Ёсий вернулся в карету.
– Кажется, это была бывшая приживалка Марьи Станиславовны? – без интереса в голосе спросила Лееслава, листая томик с пьесой.
– Да.
Граф развалился на скамье, по удобству напоминающей диван. Закинул ногу на ногу.
– Не помню, чтобы ты так бегал за девицами, – хмыкнула Леса.
– Тебе какое дело?
– Не понимаю тебя, братец. Интересоваться простушкой, когда Лиза в миллион раз больше подходит тебе. – На длинном лице все же проскользнула тень эмоции – обида за подругу.
– Отрубины – банкроты, Леса, – скривил губы граф.
– А эта девица – вообще никто. Ты еще матушке сообщи, что хочешь ее к алтарю повести.
Ёсий заложил руку за голову и хохотнул.
– Тише, сестренка. Единственно, куда бы я желал повести эту шипастую розочку, так это в свою спальню.
Удовлетворившись ответом брата, Леса снова вернулась к пьесе и безразличному тону.
– Знала бы матушка, какой ты порченый.
– Но ты же не выдашь меня, моя дражайшая сестра? О, я не перенесу ее занудных нравоучений!
Глава 17
Письма, видения и размышления
Ганна помахала перед зеркалом конвертами.
– Твой вэйн еще два письма прислал. Скоро я сама его прощу и соглашусь выйти за него замуж, так и знай.
Из соседней комнаты послышался возмущенный возглас Симона.
– Ишь, все слышит, когда не надо, – откликнулась Ганна. – А когда прошу помочь, так не дозовешься из мастерской!
Она снова взглянула на свое отражение.
– А если серьезно, дорогая, то пока твой вэйн ведет себя очень прилично, судя по его письмам. Возможно, этот мужчина на самом деле не настолько плох, как мы о нем думали. Впрочем, прочти сама.
Перед глазами заскользили строки. В первом письме колдун сообщал о том, что седьмого числа Рич благополучно был сопровожден в табор, где мальчишку тепло приняла семья. Что в честь его возвращения кочевники устроили ужин с плясками. О страстных кочевницах не упомянул и словом, естественно. Затем вэйн поведал о желании Агапа Фомича воротиться в Увег. Рассказал, как они воспользовались порталом в Ижск и как после этого старик сравнил переход с пустым желудком во время поста: «Голод гложет, а легкость в теле небывалая». Тиса мысленно согласилась со сравнением. Она тоже знала, что такое вэйновский переход. Письмо завершалось обещанием Демьяна приглядеть за мальчишкой и просьбой не беспокоиться.
Второе письмо начиналось с описания тех несколько встреч с Ричем, когда вэйн навещал мальчика в таборе. О том, как катал его на рысаке, не поднимаясь высоко от земли. Как Рич выбрал себе жеребца и назвал его Гасур, что значит «сокол» на языке кочевников. И Тиса поймала себя на мысли, что много, оказывается, не видела. О своих сомнениях насчет Рамила Демьян умолчал.
К концу письма строки перестали отличаться строгой выверенностью рядов, словно сбросив оковы. А тема послания неожиданно перетекла в иное русло.
«Тешу себя надеждой, что мои письма тобой не отвергнуты и не отданы во власть пламени. Они теперь – единственно возможный способ поговорить с тобой, прикоснуться к твоей душе хотя бы вязью букв, сплетающей слова, ощутить под кончиком пера ту тонкую незримую нить, что еще, быть может, связывает нас. Тиса… С каждым днем мне невыносимей держаться вдали от тебя. Я возненавидел драконовы версты, что разделяют нас. А два месяца и семнадцать дней до весны, до твоего решения мне представляются вечностью. О, сейчас я сполна наказан собственной ложью и малодушием. Но если судьба смилостивится и даст еще один шанс заслужить твое доверие, я его не упущу и впредь не очерню кривдой.
Д.Н.»
Первый порыв после видения – бежать к вэйну, и немедленно – заставил подняться и заметаться по комнате.
Надо сложить саквояж, рассчитаться с Кадушкиными, затем отправиться на станционную и сесть на ближайший экипаж в Белоград, а там уже в отделении Орскогубернской вэйностражи просить передать весточку главвэю ССВ Невзорову Демьяну Тимофеевичу. Отчего-то Тиса была уверена, что послание нашло бы адресата.
Девушка раскрыла дверцы шкафчика, оглядела свои нехитрые пожитки и застыла на несколько минут. Затем присела на край кровати. Свеча на столике затрещала, словно жалуясь, что не в силах справиться с приближением ночи.
Видящая глядела на тонкий язык пламени.
– Что я делаю, мама? – Ладонь обхватила запястье с часиками. – Меня тянет к нему настолько, что я готова послать убеждения в испод и бежать к нему по горящим углям на край света. Знаю, это очень похоже на действие приворота. Скорее всего, так и есть. Возможно, весна избавит меня от этой одержимости. А что, если нет?
На девичьих губах появилась улыбка – то ли грустная, то ли робкая с толикой надежды.
– Слова Демьяна в письме… Он не забыл меня, мама! Пока не забыл. И уверен, что готов ждать до весны. Как это понимать? Он будущий князь, владелец вэйноцеха, он высокородный вэйн. Судьба не должна была свести меня с таким человеком. – В голосе послышался упрек небесам. – Более неподходящей партии для меня невозможно было сыскать. О Единый, ты великий шутник!
Тиса встала, подошла к окну, занавешенному тьмой позднего вечера, и какое-то время молча водила пальцем по ветке морозного узора на стекле.
– Но если только предположить, мамочка, пусть на самую малость, что с приходом весны наши чувства останутся при нас, – словно боясь своих слов, прошептала она. Такая мысль уже посещала на днях, но лишь сейчас решилась произнести ее вслух, – устою ли я перед ним?
Ответ прозвучал после короткой паузы и еле слышно:
– Боюсь, что нет.
И только ветер, что сметал с крыши флигеля снег и случайно заглянул в окошко, мог увидеть, как взялись румянцем щеки девушки.
* * *
Ночь порадовала спокойствием: ни видений, ни снов. На работу Войнова явилась в кои-то веки выспавшаяся и в благостном настроении. Агата Федоровна не преминула это отметить при встрече, сказав, что «ласточка наконец превращается в человека». Тиса поведала колдунье о вчерашней поездке в приют, и вэйна удовлетворенно кивнула.
– А-а, младшая дочь купца Аркадия Матроновича и Нины Ульяновны. Знаю-знаю. И не скажешь на вид, что в этом милом создании столько стойкости. Пусть заходит к нам, если желает.
Тиса поблагодарила.
– Это я должна тебе говорить «спасибо», милая. В прошлом году с приютом такая морока была, а в этом раздали подарки раньше срока. Даже не верится, что без спешки можно наклады творить да чем-то необычным народ порадовать в праздник. Погодник-то наш, Мотя, никогда не торопится, а я, помню, белкой в колесе вертелась в прошлые сотворенские, чтобы успеть везде.
Колдунья впервые упомянула свое занятие на городской площади, и девушка не удержалась от вопросов.
– Приходи, дорогая, на Сотворение, оценишь.
– А салют будет, Агата Федоровна? Я столько про него слышала.
– Будет, и неплохой.
Перед тем как покинуть аптеку, хозяйка выдала распоряжения. Всего парочка сборов. Да снарядить Жорку развезти подарки с поздравительными открытками по адресам знакомцев колдуньи. Потом помощница могла быть свободна.
Оказалось, вэйна распустила половину работниц, нанятых на время из-за нехватки рук. Осталось всего четыре травницы – Домна, Кося, Ия и Дуняша. И Тиса, спровадив Жорку по адресам, в их мирной компании отработала положенное. Женщины делились тем, как их семьи готовятся к предстоящим торжествам – Сотворению и святому Воскресению. Обсуждали, какие блюда собираются к столу подать, кто как нарядил пятилапник, где намерены праздновать – в семье или у родни. Войнова подумала, что впервые за свою жизнь будет проводить праздники вдали от дома, без отца и подруг. Может, действительно встретиться с клубовцами на благотворительном концерте?
– Я бывала на том концерту разок, плохо видать с задов, но пели хоровые знатно, – ответила на вопрос Тисы Домна, продолжая толочь корни окопника в ступе. – Кто деньгу не плотит, тот в проходе обычно стоит. А знать у первых рядах вся, расфуфыренная, в платьях дорогих.
– Деньги со сборов на благие дела уходят, – добавила робкая Ия.
– Если губернатор всё на свой дворец не спустит, – хмыкнула Дуняша.
Освободившись от работы раньше обычного, Тиса по дороге домой купила у коробейницы три веточки пятилапника и недорогие бусы с яркими бумажными фантиками, вырезанными в виде священных животных. Пусть она одна в эти праздники, но это не значит, что стоит грустить и не радоваться Сотворению. На столике во флигеле у нее появился украшенный колючий букет.
Тиса взялась за чистку голубиной клетки, когда в двери постучались. Натка по велению матери принесла обед для постоялицы. На сей раз – щи на курином бульоне и пару ароматных пампушек. Видящая забрала блюдо и просила передать благодарность Алевтине. Девчонка угукнула, но уходить не торопилась, мялась на пороге, топча валенками порог.
– Хочешь, заходи в гости, – пригласила постоялица, и Натка, кивнув, юркнула следом во флигель. Прикрыла за собой дверь.
Сняв тулупчик и скинув валенки, девочка огляделась.
– Ты обедала? А то давай со мной, – спросила из кухни Тиса.
– Мамка накормила уже. Спасибо, не надо.
– Тогда, может, чаю с бубликом?
Чайник как раз недавно вскипел.
– Ага, – согласилась Натка, оглядывая клетку, выставленную на время для чистки в парадной. – У вас красивые голуби. Белые.
– Они еще и почтовые, – отозвалась Тиса. – Могут пролететь тысячи верст с посланием.
Девочка шагнула в кухню и присела на табурет напротив отведенной для нее чашки с чаем.
– Спасибо. – Взяла бублик с маком, надкусила. – А дед любил кур в штанишках выращивать.
– В штанишках?
– Ну да, с мохнатыми ногами. Видели таких?
– А, да, – Тиса поняла, что речь шла о породе кур, – видела на птичьем рынке как-то. Очень интересные.
– Угу, – ответила Натка и замолчала.
Войнова глядела на юную гостью и думала, когда же она заговорит о том, что ее привело к ней на самом деле. Девочка стеснялась поддерживать разговор, ерзала на стуле и то и дело приглаживала прядь волос, что закрывала ее лоб и левый глаз. И, лишь допив чай, гостья наконец решилась.
– Тиса Лазаровна, мамка сказала, вы отцу зелье сварили? Вы травница, да?
– Есть немного.
– А вы не знаете, как… чтобы… – она запнулась. Сдвинула челку. На лбу красовалась пара больших прыщей. – Меня уже на улице прыщавой коровой кличут, – шмыгнула носом девчонка. – Никифоровна советовала мазать простоквашей. А они еще больше стали.
Натка с надеждой уставилась на постоялицу.
– Скисшее молоко здесь только навредит. – Тиса подняла подбородок девочки и оглядела лоб. – Я принесу тебе средство, – пообещала она. – Мазать будешь на ночь. Только забудь, как трогать лоб грязными руками.
Та слушала наставления и запоминала. Затем открыто улыбнулась и в один момент стала похожей на свою мать.
– Спасибо, Тиса Лазаровна! Мамка сказала, что Устька задирает вас! Он такой дурак! Больше не посмеет. Я ему уши надеру!
Пришлось уговаривать Натку не рубить сплеча, а позволить ей самой и ее матери разбираться, коль придется.
– Он просто на батьку злится, вот и вредничает, – сморщила нос гостья. – Дед один мог с ним сладить. Батька давно еще обещался его в Белоград свозить – корабли показать. Об училище морском говорил. Устька все о море учил с ним. Теперича отца с полатей не спихнешь, плевать ему на нас. Как напьется, так на крышу лезет, полундру свою зовет. Стыдоба!
– Не говори так об отце. – Наверняка девочка повторяла слова матери, но все же нос еще не дорос судить.
– Хорошо, – легко согласилась Натка.
Проводив ее, Тиса поела, затем дочистила клетку и покормила голубей. Она хотела сесть написать письмо Ганне, но передумала. Вместо этого вызывала по очереди видения близких – словно с ними рядом побывала, спасибо дару. А для выполнения домашнего задания на сей раз выбрала Люсю.
Туман перенес ее в Увлеченный клуб. В опытную.
Клара укладывала на стеклышко маленькие черепки. Рукой в перчатке двигала их на середину.
– Представляешь, Тиса работает у вэйны! Она еще и травница! – восторженно щебетала Люсенька, наблюдая за действиями Клары.
– Надо же, – пробурчала брюнетка, закатив глаза.
Но Люся не заметила скептического настроя подруги.
– Да. Мы с ней ездили в приют. Люди там такие бедненькие, ты бы видела. – Девушка положила ладонь на грудь. – Крыша течет, ходят в старой одежде. Тиса пошла в лазарет к больному старичку, а я дарила каждому по подарочку к Сотворению.
Брюнетка подняла голову.
– Сдвинься.
– Что? – не поняла Люсенька.
– Отойди, говорю, а то нимб глаза уж слепит, – усмехнулась брюнетка.
Люся отошла на пару шагов, потом потрогала застежку на воротничке.
– Это не нимб, это брошка, – в недоумении протянула она.
Тиса не стала испытывать судьбу и заблаговременно вернулась из видения, пока дар снова не надумал отправить ее сознание к вэйну. Маленький, а все же успех в укрощении дара. Так что на следующий день, когда она пришла на урок, было чем похвалиться учителю.
Климентий, справедливости ради, пожурил ее за ранний уход с прошлого занятия, но остался доволен новостью.
– Отлично. Вам нужно продолжать мечтания, Тиса Лазаровна. – Ложкин взглянул на девушку из-за очередного развернутого свитка. Затем свернул бумагу и отложил в сторону. – Усложним поиск. Пробуйте теперь увидеть мало знакомых вам людей. Кого угодно. Булочника, что продает вам хлеб, дворника, убирающего снег на вашей улице. Придумайте сами. Это вам задание на праздники. Сегодня последнее занятие в этом году. После Воскресения перейдем к отстранению. Не волнуйтесь. Мы искореним ваши нежелательные видения. – В зеленых глазах блеснуло упрямство человека, узнавшего, что идет к цели хоть и трудным, но верным путем. – И добьемся того, чтобы вы никогда больше не находили даром того человека, которого не желаете видеть.
Взгляд Тисы скользнул по руке учителя, красивой формы с ровными коротко стриженными ногтями. Неужели этот день придет, когда она сможет освободиться от видений колдуна? Перестанет слышать знакомый голос, ощущать на языке терпкий вкус крепкого кофе по утрам? Не будет вдыхать отвратительный едкий табачный дым в моменты, когда Невзоров погружается в думы? Да, это то, о чем она так мечтала, из-за чего приехала в Оранск за сотни верст. Надо бы радоваться, но сердце отреагировало болезненным толчком.
– Как только вы закрепите за собой стабильный «визорный» поиск, полагаю, вам будет любопытно освоить поиск по именной вещи. Какой толк обществу от искуна, если он будет видеть только ему знакомых людей, не так ли, Тиса Лазаровна? – Вопрос учителя вывел ее из задумчивости. – Видящий обязан находить потерянных людей. Это его призвание.
Ложкин поднялся и подошел к окну, чтобы приоткрыть форточку. Его светлыми волосами заиграл сквозняк. Мужчина распахнул сюртук и расстегнул верхнюю пуговицу белой рубашки.
– Поверьте, при вашем полуторатысячном охвате у вас будут все шансы поступить на службу с высоким жалованием. Гораздо большим, чем у аптечной травницы или учителя школы одаренных.
Тиса вскинула удивленный взгляд на мужчину. Похоже, Люся просветила каждого в клубе о ее лекарской деятельности.
Клим прислонился плечом к откосу оконного проема и глядел на нее.
– Возможно, вами даже заинтересуется имперский сыск, в лучшем смысле слова. Они, конечно, алчут многовидовых искунов, чтобы нелюдей могли искать. Ну да на всех таких талантов не хватает. Вам вполне могут отвести поиск людей.
На лице блондина появилось странное выражение. Показалось, или в голос вплелась нотка сожаления и даже горечи?
– Вы же тоже видящий, – вздернула брови девушка, – почему сами не желаете работать на них?
– Не желаю, говорите? – Он усмехнулся. – Знаете, Тиса Лазаровна, искун искуну рознь. – Провел по волосам рукой, словно отбросив лишние мысли. – Давайте приступим к практике. Беритесь за виски, барышня. Вот опять не там давите, я же вижу!
Тиса послушно подставила лицо под мужские пальцы и закрыла глаза. Отчего-то прямой и близкий взгляд Ложкина сегодня вызывал в душе волнение.
Полчаса пролетели за выполнением упражнений под присмотром учителя, который, сидя за столом, параллельно успевал просматривать страницы книги – той самой, с печатью Гатчиты на обложке, вензель которой напоминал кобру, раскрывшую капюшон. Затем Клим велел ученице выбрать малознакомого человека на роль «объекта». И Тиса неожиданно замешкалась. Одно обстоятельство не давало ей покоя.
– Но так вы не сможете убедиться, что я на самом деле вижу, – возразила она.
Климентий отложил книгу и подпер рукой подбородок.
– А я должен в этом сомневаться?
– Нет, но… – видящая пригладила юбку на коленях, – я знаю, что Клара не верит тому, что у меня дар.
Белесые брови мужчины сошлись к переносице.
– Тиса Лазаровна, вам не должно быть никакого дела до сомнений кого бы то ни было, особенно Клары, – произнес он с толикой раздражения в голосе, словно досадуя на трату времени на пустой разговор. – Ей давно не мешало бы умерить собственное упрямство в вопросах, о которых она имеет поверхностное представление. Однажды это может поставить ее в глупое положение.
Войнова скосила глаза на дверь. На миг ей померещилось, что в тонкой щели не до конца прикрытой двери мелькнул силуэт в черном. Только этого еще не хватало.
– В данный момент мое мнение должно волновать вас гораздо больше, уважаемая барышня. Не сомневаюсь, что у вас есть дар. Но вынужден повторить: выбирайте объект и принимайтесь за поиск, – закончил Климентий.
Долго думать не пришлось. Как-то сами собой вспомнились приют и девчушка, что тайком от всех кормила голубей. Маленький, но шустрый на руку объект, стянувший ее шарфик. «Пусть будет она».
Как ни странно, но дар снова порадовал покорностью и после прогулки в тумане вывел ее на белый свет. Нос защекотала не особо приятная смесь запахов приютской трапезной – подгоревшей манной каши, компота и кипяченных в ключ кислых щей. Как раз они и были налиты в тарелку, что сейчас стояла перед ее носом. Маленькая ладонь сжимала деревянную ложку и мутузила сим столовым прибором постное варево, стараясь выловить оттуда юркую картошку. Сидеть было не сказать чтобы удобно. Стол показался высоким, ноги болтались под лавкой и пинали ближайшую ножку стола. Обед был в разгаре, и все приютные трапезничали, время от времени переговариваясь.
– Понька?
– У?
– Дай нам свой шарфик на Сотворение поносить?
– Не-а.
– Почему?
– Вы посеете.
В собеседнице Тиса узнала ту самую взрослую девчонку с косицей, с которой она разговаривала у окна в последний приезд в приют. Рядом с ней сидели две ее подружки.
– Дай. А то скажу Стеше, что ты его украла.
– Не скажете. – Понька поймала картошку и засунула ее в рот. Принялась старательно пережевывать. Да, это тебе не стряпня Кадушкиных. Более безвкусной еды Тиса в жизни не пробовала.
– Это еще почему?
– Потому что я скажу про вашу дырку в заборе, – пробубнила полным ртом малышка. – Вы через нее в город бегаете.
– Ах ты блоха вонючая! – замахнулась на нее ложкой чрез стол девчонка. – Ща получишь у меня!
– Ритка, ну-ка отстань от мелкой! – шикнула на детвору сидящая за соседним столом Янина, успевающая и младенца качать, и обедать. – Тише давайте!
Все разговоры неожиданно смолкли. Однако Янина тут оказалась ни при чем. В трапезную вошла смотрительница. Пучеглазым орлом она облетела подопечных, оценивая еду на столах. Следующая по пятам начальницы Праскева стала что-то шептать той на ухо.
Пока взгляды всех приютных были прикованы к Степаниде, малышка успела незаметно перетаскать со стола себе в подол несколько ломтей хлеба.
Закончив осмотр, смотрительница подошла к раздаточной и распекла кухарку за излишнюю расточительность. Оказывается, кому-то выдали тройную порцию. Разговор взрослых показался ребенку скучным. Поня обернулась к потрескавшемуся деревянному подоконнику, и горбоносый сизарь, вышагивающий по заснеженному карнизу, вскоре завладел ее полным вниманием…
Ранний выход Тисы из видения воодушевил учителя. Что объектом поиска стал ребенок из приюта, не вызвало в мужчине и толики удивления. Подробности поиска также мало интересовали его. Трудности настроя и сам результат – то единственное, о чем пожелал услышать блондин. Он велел ученице не останавливаться и повторить успех с другим «объектом». Так что она снова прилегла в кресле и закрыла глаза, стараясь настроиться на новый поиск. Что там советовал Клим? Продавец? Дворник? Пусть будет школьный сторож Гаврилыч. Войнова постаралась вспомнить лицо мужчины в момент, когда тот настоятельно советовал избегать призрака. Сеть морщин, обветренная кожа. Надвинутая на брови шапка-ушанка. Только туман на сей раз не торопился служить. Плескался в ногах, омывая щиколотки, а накрывать с головой не намеревался. Пришлось бродить и упрашивать. Долго упрашивать. Тиса почти отчаялась достучаться до упрямца-дара, когда тот наконец смилостивился, и она очутилась в знакомом школьном сквере.
Лопата легко вклинилась в снежный наст. Ковш наполнился снегом, крепкая рука направила его в сугроб у обочины и опрокинула. Впрочем, это все, что видящая успела просмотреть, прежде чем снова оказаться в теле вэйна. Перемещение произошло так быстро, что Тиса даже не заметила присущей переходу туманной границы.
Главвэй стоял в компании троих незнакомых ей вэйнов под куполом аркады, примыкающей к зданию со стрельчатыми окнами. Хмурое небо подпирал ряд гигантских тополей. Ветер сметал поземку с террасы и гнал по внутреннему двору. Демьян держал ладонь на голове сидящего у ног Сивуна, поглаживал большим пальцем ухо древнего.
Высказывался черноусый вэйн в щегольском двубортном пальто.
– Император взбеленился из-за ежегодного веерного прорицания. Двор зудит лишь об этом. А уж какие невероятные домыслы порой рождают умы – сами знаете. Клянусь скипом, скоро нам всем работенки привалит. И вашему оперативному достанется, – кивнул он Демьяну.
– Дурное предсказание, Яр Карпович? – спросил черноусого молодой вэйн с зелеными прядями в волосах и любопытством в глазах.
– На нашем веку уж был подобный случай, верно, Демьян Тимофеевич? – вступил в беседу третий, седобородый вэйн в короткой дохе. По шее его от уха до груди тянулся белым толстым жгутом шрам. – Если не ошибаюсь, вам тогда досталось руководить расследованием, и успешно. Может, посвятите в подробности дела по давности событий, мил сударь? Уважь старика доброй байкой, опервэйн.
– Бросьте наговаривать на себя, Валам Данилыч. Это вы-то старик? – Демьян вздернул бровь. – Слышал я, вы этой осенью в Ковыльных степях зубастых гаров вылавливали для императорского зверинца. А уж какие байки о ловчей дюжине Буянова слагают, не чета нашим. Позвольте, расскажу парочку?
Мужчины обменялись взглядами, после чего седобородый усмехнулся:
– Не стоит. Сразу видно «дароубежденного»! Мастак ваш брат зубы заговаривать.
– И в мыслях не держал, – ответил главвэй со скупой улыбкой.
Разговор продлился недолго: мужчины обсуждали перестановку сил в совете, произносили мало говорящие видящей имена, затем разошлись по сторонам.
Демьян не спеша сошел со ступеней аркады на мощеную площадь внутреннего двора, припорошенную снегом. Нащупал на шее цепочку и потянул. В ладонь лег хрустальный кулон из секретки. Демьян поднял его и взглянул на просвет. Внутри хрусталя синела тонкая полоска.
– Мимо, Буянов, – прошептал он и спрятал кулон на прежнее место – под нательную рубаху. Оседлал крылатую рысь. В три прыжка древний разбежался и взмыл в небо, без труда унося на себе седока.
Еще не очнувшись от поиска окончательно, она почувствовала на себе взгляд. Колючий, неприязненный. Тиса разлепила веки и огляделась. Никого. Только дверь в опытную притворилась с глухим стуком. Видящая вздохнула и села. Она на самом деле лишняя здесь. Кому приятно наблюдать спящую, тем более в общей гостиной? Подол кто-то дернул, затем еще раз. Котенок, шкода маленький, решил проверить остроту когтей. Девушка нагнулась и подхватила серого полосатика на руки, выслушав возмущенное «мя-я!» в знак протеста. Пригладила, посадив котейку на колени. Шерстка мягкая как пух, не то что у взрослого рысака. Под мерное мурлыканье котенка Тиса на какое-то время растворилась в собственных мыслях, перебирая в памяти услышанное и увиденное за урок с помощью дара. Сколько же у Демьяна знакомых среди высокородных и, судя по разговору, приближенных к императорскому двору! Кулон, который он носит. Интересно, для чего он? А девчушка-то шустра не по годкам! И в обиду себя не дает, с характером. Отчего-то было жаль, что она не разузнала о ней больше. Кто ее родители, где они?
Из коридора в гостиную ворвался вихрем жизнерадостный Строчка и прервал размышления девушки. В руке он нес пару костюмов, прикрытых тканевым чехлом. Заметив Тису, довольно шмыгнул носом.
– Для к-концерта одежа, – пояснил парень. – Ох и покажем мы всем в это Сотворение! Такие па выпишем! Люся сказала, вы тоже придете п-поглядеть?
– Да, она придет! – выпорхнула на звук голоса из опытной сияющая Люсенька и уселась рядом с видящей на подлокотник кресла. В новом платье из тонкой шерсти розового цвета с вязаными крылышками по плечевому шву она смотрелась совсем юной. – А ты уже знаешь, в чем пойдешь, Тиса?
– На концерт? – промямлила видящая. Как-то она и не подумала, что это нужно.
– Конечно, на концерт. А потом на Воскресенский бал во дворец губернаторский. Там такие у всех наряды, что упасть можно. Лепота неописуемая! Мне мамочка платье тоже красивое заказала. Вторую неделю к портнихе езжу. Лазоревое. Василиса говорит, под глаза хорошо. А тебе бы фиолетовое пошло… или зеленое, – вгляделась в подругу Люсенька с серьезным видом, словно решала жизненно важную задачку. – Точно. Как молодая травка!
– Подожди, Люся, – остановила словесный поток Тиса. – Зачем мне платье? Я не иду на бал.
– Ой, – девушка накрыла щеки ладонями, – и правда, ты же не работаешь в ШО, – виновато протянула она. «ШО» в речах клубовцев означало «школа одаренных». – Нам всегда Мо Линич пригласительные карточки выдает от губернатора. Может быть, он возьмет и для тебя. Попрошу его! – Она вскочила с подлокотника.
Тиса поймала за руку девушку, которая уже собралась немедля бежать к заведующему с прошением.
– Пожалуйста, Люся. Я не хочу идти на бал. У меня и платья нет.
«И мамы, которая бы помогла».
– Как можно не хотеть? – Круглые от удивления глаза. – Там же расцвет общества. Все хотят.
– Цвет общества, – непроизвольно поправила Тиса. Она не желала спорить. Усталость от видения давала о себе знать. – Поверь мне, я не лукавлю, когда говорю, что совершенно не мечтаю туда отправиться. Пожалуйста, не утруждай просьбой себя и не тревожь заведующего.
Убедила она Люсеньку или нет, Войнова так и не поняла. Строчка оказался в кабинете Ложкина и в сей момент вешал одежду для выступления на вешалку. Климентий сидел на краю письменного стола, сцепив пальцы в замок, и смотрел из-за спины суетливого Виталия на ученицу. По взгляду учителя было ясно: пора продолжить урок.
Клим выслушал ее с особым вниманием и на короткое время задумался.
– Занятно, – произнес он скорее себе, чем ученице. – Ребенка показал без промедления, а старика – с натугой и впоследствии сорвался. Хм…
Озвучивать далее свои мысли мужчина не стал. Вместо этого велел записать параграфы к прочтению дома. Среди прочего в этом списке была теория поиска по именной вещи. Водя пером по бумаге, Тиса в сомнении покачала головой – определенно Ложкин верит в ее силы больше нее самой.
Урок окончился. Спустя чаепитие с Люсей и Строчкой в гостиной видящая засобиралась в аптеку. И Перышкина тут же увязалась следом – все из-за упоминания о разрешении вэйны посетить аптечную сырьевую. Так что Увлеченный клуб девушки покидали вместе. У крыльца общежития Люся схватила спутницу за рукав пальто и потащила за собой, как бурлак судно.
– Скорей же! Она сейчас опять начнет!
Оказалось, Люсеньку страшила Манила. По словам девушки, в последние дни призрак просто замучил ее своими «приди-помоги».
И правда, когда они преодолели половину сквера, быстро шагая по расчищенной тропке, их догнал шепот Манилы, от которого по спине пронесся холодный ветерок.
– Слышала? – спросила Люся. – Она тебя по имени назвала. Ой, батюшки!
Тиса услышала и даже прочувствовала на себе. Голос звал и, что особо беспокоило, притягивал ее. Войнова подавила в себе желание повернуть обратно, вместо этого прибавила шаг. Завернув за угол главного здания школы одаренных, девушки перевели дух.
– Как я смогу ее прогнать, когда меня ужас берет от одного ее голоса? – хныкнула одаренная, придерживая рукой фетровую шляпку с широким, в дань моде, полем. – Вот если бы это был дядечка с собачкой, то я бы, наверное, решилась к нему обратиться и вежливо попросить уйти. Ведь он никому не мешает, всегда приветлив и показывается только мне. А Манила страшная, вся в белом, как смерть. И ты видела, – сошла на шепот девушка, – у нее голова проломлена. Бр-р-р!
– Не заметила, – призналась Войнова.
– Вот здесь на затылке рана! Просто жуть какая! – показала на себе Люся, и девичье тело тут же передернуло.
«Удивительная она все же, – подумала Войнова. – Как только не побоялась увести меня тогда от трещины, коли так страшится привидения».
– Не переживай. Думаю, был бы призрак на самом деле опасен, заведующий давно бы вызвал другого потусторонника, а не ждал твоей помощи.
– Ты не понимаешь, – вздохнула Люсенька. – Это дорого. У школы нет денег.
– Припекло – нашлись бы, поверь мне. Пойдем, может быть?
Сегодня Агата обещала выплатить жалование, и по сему поводу желание попасть в аптеку возросло необычайно.
Глава 18
Непрошеные
Пара дней пролетела так стремительно, как бывает только перед праздниками. Оранск суетился в предвкушении торжества. Все чаще на улицах встречались ряженые в ярких костюмах священных животных. Колядующие носили на палках звезды Единого, украшенные алыми лентами и ветвями пятилапника, веселили публику, разыгрывали сценки из Писания. Также поговаривали, что в город приехали сразу три труппы артистов. Дух приближающегося Сотворения коснулся каждого жителя, зажег на лицах улыбки. Поддавшись настроению, Тиса послушалась совета дотошной Люсеньки и купила несколько обновок. Среди которых – нет, не новое платье, но красивая ажурная шаль молочного цвета, способная украсить любой наряд. Шелковая нить плетения переливалась на свету. Бахрома длиной с ладонь свисала тяжело и не спутывалась. А уж на ощупь какая! Сказочно гладкая.
С того дня, как видящая провела Люсеньку в сырьевую, та теперь появлялась на пороге аптеки ежедневно и старалась помочь чем придется, хотя дел и так набиралось с ноготок. Агата Федоровна приняла любопытную гостью благосклонно, а сегодня пригласила обеих девушек на чай с блинами и пряниками, к восторгу Люси, которая впервые оказалась в гостях у колдуньи. Естественно, благодаря длинному язычку сей милой барышни вэйна узнала о даре поиска помощницы.
– Видящая? Вот как, – с мягкой укоризной взглянула она, – а мне не сказала о своей одаренности.
– Я просто еще не совсем освоила дар, – промямлила Тиса в оправдание. – Только родных хорошо вижу.
– А учителем, значит, у тебя Ложкин? Это не тот Клим, что из Дудовца, приезжий? Ассистент нашего знаменитого Мо Ши… – Получив утвердительный ответ от Люсеньки, вэйна обмакнула блинчик в мед и надкусила.
Интересно, есть ли в городе житель, кого колдунья не знает?
– Слышала, этот юноша сам даром не вполне овладел, часто отказывает горожанам в поиске.
Тиса перестала жевать, чтобы не пропустить, что скажет Люся.
– Сама не знаю почему, – подернула та плечиками, – но Клим хороший видящий! Он на раскопках нашел Клару, когда та в штольне ногу подвернула и идти не могла. Закрыл глаза, открыл и сразу к пятой повел.
– Ох, Мо Ши. Этот преданный адепт истории совсем голову потерял со своим курганом, – покачала головой вэйна, – рискует людьми, заставляя их копаться в орской земле. Будто не знает, какая она коварная.
– Почему коварная? – полюбопытствовала девушка. Чай с мятой остывал в ее чашечке.
– Земледрожание здесь бывает, ласточка, – пояснила вэйна. – Штольни обрушиться могут. Наклад прочности бы вам поставить, да моих сил не хватит. Слишком вэй-затратный.
– Не обрушатся, они крепкие! – запротестовала Люся. – Клим велел артели подпорки сосновые ладить. Вы бы поглядели на них, согласились бы со мной.
– Ну, дай Единый. – Хозяйка не стала вдаваться в спор.
Разговор перетек на более приятную тему – Сотворение, и уж тут Тиса наслушалась новогодних смешных историй, которых и Люся, и вэйна знали множество. Давно она так не смеялась. Даже тоска, что привычно давила на сердце, уползла прочь, забилась в самый дальний уголок души и нос наружу не казала.
Пожалуй, этот вечер можно было бы назвать лучшим за последние месяцы, кабы не явились к аптекарше новые гости, судя по всему, нежданные.
Чтобы сообщить о них, в чайную поднялся сам Пантелеймон, оставив пустым аптечный прилавок.
– Там Мерзликин с ассийцем вас спрашивают. – Всегда невозмутимый пожилой мужчина на сей раз не смог скрыть тревоги в голосе. Круглый лоб его блестел от испарины.
Агата Федоровна порывисто встала и выглянула в окно. На лице колдуньи появилось озабоченное выражение.
– Может, сказать вэйнам, что вас нет дома?
– Не надо, касатик. Передай им, что я сейчас спущусь.
Она обернулась к девушкам.
– Простите, пташки мои, но посиделки на сегодня закончены. Благодарю, что скрасили мне вечерок, – произнесено это было обыденно, но Тиса почувствовала скрытое напряжение в голосе.
Вэйна достала из кармашка «желток» и погладила камень привычным движением. Затем направилась к выходу из комнаты и уже на пороге обернулась.
– Обождите пока уходить, дружочки. Посидите еще здесь, чайку налейте, не стесняйтесь.
Как только шаги ее стихли, Тиса поднялась и подступила к окну. Сдвинув аккуратно портьеру, оглядела Боровую. Поздний вечер уже зажег на улице фонари и усыпал звездами антрацитовые небеса. Под окном у аптечного козырька стояла пара мужчин. Прохожие старались обойти их по краю тротуара, а то и вовсе во избежание встречи переходили на противоположную сторону дороги. Их можно было понять – вэйны не скрывали блестящих скипов и смотрелись весьма колоритно. Первый – среднего роста, одет в черную ферязь на меху с серебряными петлицами. Узкое лицо его отливало нездоровой бледностью. На нем полосой выделялся большой рот, который тут же превратился в ломаную линию, изображая улыбку при виде вышедшей к ним Агаты Федоровны.
Второй вэйн действительно оказался уроженцем пустыни, поскольку был черен телом и статен, как мачтовая сосна.
– Ух ты! Тиса, смотри, какой он черный! – пискнула на ухо Люся. – И страшный, как изнань. Это асивец, да?
– Ассиец.
– У него полоска красная на лысине. Как кровь, правда? Ужас. И как ему не холодно без шапки? И сюртучок-то тоненький, – озаботилась добрая Люсенька, того и гляди побежит свою шапку с полушубком предлагать незнакомцу.
Пока вэйна перекидывалась словами с бледнолицым, ассиец не выказал никаких эмоций на лице. Угрюмый и неподвижный, как каменный идол, он и правда внушал страх. Скип его был вполовину короче, чем у приятеля, или это не скип вовсе? Судить Войнова не бралась.
В любом случае ей не нравилось то, что она видела. Беспокойство за хозяйку аптеки возросло, когда бледнолицый сощурил глаза и напоказ погладил рукой оружие у своего бедра.
Тиса отпрянула от окна и поспешила прочь из чайной. Люсенька нагнала ее на лестнице.
– Ты куда? – воскликнула испуганно. – Агата Федоровна сказала нам в чайной остаться.
– Оставайся, я скоро, – бросила ей через плечо.
Люся отстала, затем снова застучала каблучками рядом.
– Я тоже с тобой! – вызвалась она в попутчики и тут же пугливо добавила шепотом: – Знаешь, тот дядечка сказал, что они – вэйны. Ты же не собираешься?..
Все же Люся осталась стоять в аптеке и выглядывать в оконную витрину, в то время как Тиса, накинув на плечи пальто, вышла на улицу и прислонилась спиной к столбу козырька.
– Аристарх Фролов предлагает последнюю цену. Твой дом не стоит и половину этих денег, ты же знаешь, Агата. Благоразумно было бы согласиться. Никто другой никогда не заплатит тебе столько. Только из-за желания расширить лавку он соизволил пойти на уступку, – продолжал свою речь бледнолицый вэйн.
– Покорно благодарю Аристарха Зиновьевича за щедрое предложение, но продавать место я не собираюсь. Свое слово я сказала еще две недели назад. Не продам! И не пугай меня, Григорий Мерзликин! Я не боюсь тебя и… – она взглянула снизу вверх на высоченного ассийца, – этого!
Бледнолицый сжал сильнее скип и сплюнул на тротуар, ругнувшись. Тисе почудилось, или он назвал Агату Федоровну дурой?
– Зря, – Григорий сузил глаза, – Яг-Бай владеет вэей так умело – не чета тебе и даже мне.
Он сказал что-то неразборчивое, и ассиец «ожил». Снял короткий скип с поясного ремня, и не успела Тиса глазом моргнуть, как в воздухе возникла огненно-алая змея. Бич шириной в ладонь как живой извивался вокруг ассийца. Трепетал, являя собой мощь, дарованную пятой святой.
– Стойте! – сорвалась с места Тиса. – Не трогайте ее! Пожалуйста!
Неожиданно поблизости не оказалось прохожих. Это на Боровой-то, в предпраздничный вечер? Спины единственных возможных свидетелей маячили уже слишком далеко, чтобы просить о помощи.
Бич, яркий и живой, как лепесток пламени, завораживал обманчиво медленными движениями. Он сплетал кольца и восьмерки, бросая алые отсветы на лица вэйнов, а к ассийцу ластился с нежностью щенка, то и дело бережно касаясь его мускулистого торса, обтянутого в тесный сюртук.
Заметив присутствие помощницы, Агата Федоровна недовольно качнула головой, а бледнолицый вэйн окинул ее безразличным взглядом.
– Кто это, Агата? Твоя работница? Видишь, девчонка – и та благоразумней тебя, понимает, что к силе следует относиться уважительно.
Сейчас Тиса видела, что просчиталась в определении возраста этого вэйна из-за юношеской стройности фигуры. Ему никак не меньше сорока или даже пятидесяти.
– Зачем ты вышла, ласточка? – спросила Агата Федоровна. – Ступай-ка в аптеку.
– Но вы…
– Иди, милая, иди. Мы с Гришкой давно знакомы, – она натянуто улыбнулась, – падок он на представления, нечего поделать. Да больше лает, чем кусает.
– Это я-то не кусаю? – разразился возмущением вэйн, и на бледном лице его высветилась почти детская обида. – Да ты ничего не ведаешь, глупая ты женщина! Я уже не тот юнец, которого ты помнишь. И, если хочешь знать, уже десять лет успешно практикую… – Он запнулся. – Тьфу! Ненавижу связываться с бабами! От них одни неприятности и суета. Сворачивай, Яг-Бай.
Лента мгновенно втянулась в скип. Показалось, или на вытесанном из черного мрамора лице ассийца возникла презрительная усмешка? И тут же исчезла за недвижимой маской.
– Даю тебе еще один шанс. Подумай, Агата. Хорошо подумай. Тебе есть что терять, я знаю, – бросил напоследок бледнолицый.
Тиса глядела в удаляющиеся спины, чувствуя торопливое биение своего сердца. Постепенно улица снова стала наполняться прохожим людом. Где же вы раньше были, спрашивается?
– Эти вэйны, они угрожали вам.
– Ерунда, милая, – отмахнулась колдунья. – Обычная проверка на прочность. Аристарх Фролов желает приобрести аптеку, вернее, место на Боровой, и в силу дурного характера не желает слышать отказ. Однако ему придется смириться, даже подкова тут не поможет.
– Подкова? – Тисе показалось, что она ослышалась.
– Да, – вэйна прочитала недопонимание в лице собеседницы. – У Аристарха есть знаменитая рубиновая подкова, дарующая удачу в торговых делах. Очень старинная вещь. Не слышала о такой? Ну да ладно, позже расскажу, коли пожелаешь. Пошли в аптеку, ласточка, а то простудишься. – Аптекарша с неодобрением отметила неприкрытую голову помощницы и ее распахнутое настежь пальто.
Люсенька встретила их на пороге, держась руками за щеки. И, пока Пантелеймон помогал хозяйке снять накидку, девушка выдала тираду об ассийце. Похоже, если теперь ей и будут когда сниться кошмары, то только о страшном черном дядьке с красной «змеей».
Впечатлившись красочностью Люсиных описаний, Агата Федоровна велела всем следовать за ней. И вскоре с ее легкой руки небольшая компания сидела за столом в кухне и пробовала четыре вида успокоительной настойки на травах. Уже спустя полчаса настроение у всех улучшилось настолько, что кухня огласилась сонными смешками. Парочка вэйнов – черный да белый, как в той прибаутке о поросятах, обвалявшихся в муке и дегте, – уже не казалась настолько опасной. А затем по просьбе Агаты Федоровны решено было вовсе не вспоминать о случившемся.
Приехал Микилка на санях, присланный купцом Перышкиным за любимым чадом, и Люсенька засобиралась домой, пообещав довезти и Тису. Разморенная настойкой, в дороге Люся вздремнула. А Войнова вяло глядела по сторонам – вначале на украшенные к празднику дома и лавки, потом на темное ночное небо и на летящие в нем высоко светлячки-звездочки. Мысли ворочались с трудом, а жаль. Ей казалось, что она что-то упустила или забыла. Только что? Во тьме вечерней чувства обострились. Ужасно захотелось прижаться к надежному плечу. Рассказать о пережитом страхе и почувствовать поцелуй на своем лбу, завернуться в теплые объятия и услышать шепот, который обещал бы, что все плохое никогда ее не коснется, потому что он этого не допустит. Демьян, где же ты сейчас? Кажется, она произнесла вопрос вслух.
Когда сани неожиданно остановились у дома Кадушкиных, Люся проснулась и в который раз повторила, что будет ждать видящую завтра у входа в театр.
– Только приходи обязательно, без тебя я тоже не пойду, – заплетающимся языком пригрозила девушка на прощание.
Не успела Тиса ступить во двор, как из сеней хозяйского дома показалась Натка с ожидаемым вопросом о настойке от прыщей. Тиса вынула из сумки бутылек и отдала, коротко повторила, как пользоваться снадобьем. Девчонка торопливо поблагодарила и понеслась в дом.
– Зачем ты с ней говорила? – послышалось бурчание Устина, хотя самого пацана видно не было. Прятался в сенях.
– Не твое дело!
– Покажи, что у тебя в руках!
– Отстань!
Детвора. Всегда найдут, о чем препираться. Тиса отперла дверь и прошла во флигель. Затопила печь. За неимением аппетита, но с огромным желанием уложить голову на подушку отказалась от ужина и сразу перешла к сборам ко сну.
Свернувшись под двумя одеялами, она уже по привычке заглянула на пару минут в видения и убедилась, что у близких людей вечер протекает спокойно. Отец с Кубачем пили квас в кухне. Камилла собирала со стола пустые тарелки. Рич желал своему коню спокойной ночи. Зоя кормила малыша, а Ганна загоняла в постель не желающих спать Луку и Валька. А Демьян? Она снова поймала себя на болезненно сильном желании заглянуть к вэйну одним глазком. Сразу не решилась, а затем и раздумывать не пришлось – сон смежил веки и унес ее в свой нереальный мир.
Она оказалась в длинной галерее. Крестовые своды потолка сходились высоко над головой и сверкали небесной лазурью и золотой лепниной. Хрустальные мошкарные шары источали свет, а окна обрамляли шторы, пошитые из золотой парчи. В пролетах меж высокими стрельчатыми окнами – кадки, украшенные серебряной сетью скани, а в них – невиданные деревья с оранжевыми плодами. Слышались звуки переливающейся воды в чашах фонтана из белого мрамора и мерный гул разговоров прогуливающегося народа. Знать, вельможи – пышно разодетые. У многих – цветные парики. Сюртуки расшиты искусной вышивкой. Под ними – жилеты и белоснежные рубашки с рюшами на манжетах. Модного кроя брюки, а на – ногах туфли на каблуках. А женщины! Золотые и серебряные кружева, ослепительные каменья украшали их одежды из шелков, бархата и парчи. Среди этого цвета высшего общества управной ССВ Политов со спутниками – Демьяном, Юлием и брюнетом с внушительной челюстью – в своих темно-зеленых мундирах смотрелись как вороны среди райских птах. Мужчины разместились у одного из окон и негромко переговаривались.
– Зачем мы здесь? – Демьян обвел ленивым взглядом публику и отвернулся к собеседникам. – Почему нельзя было увидеться с министром в Вэйновии?
– Приказ не обсуждался, Невзоров. Пожелание Павла Антеича, – ответил управной.
– Как по мне, здесь весьма интересно. – Юлий, словно довольная сова, крутил головой во все стороны. На нем снова был надет круглый парик-одуванчик. – Ох, сколько грязных мыслишек у этих господ, Роман Валентович. Жаль, самые значимые фигуры закрыты.
– Чтобы такие наглые морды, как твоя, не лезли им в мозги. – Похоже, чтец уже успел заглянуть в голову брюнета, и теперь тот держал на него обиду.
– Фу, Горохов, ты изъясняешься будто смерд. Пожалей нежные ушки их сиятельств, не все князья такие стойкие, как Невзоров. Еще падут в обморок.
Брюнет скрипнул зубами.
– Да будет тебе злиться, Игнат. В твоей голове настолько все квадратно, что и читать-то тебя расхотелось.
На сей раз из горла Горохова донесся угрожающий рокот.
– Хватит, – осадил подчиненных Политов. – Что там твоя пятерка, Игнат?
– Прибыли на место, пока ничего, – хмуро ответил тот. – Даже след фиолета пропал. Если бы чтец не угробил моего языка, то…
– Не твоего языка, Горохов, а Невзорова, – уточнил Юлий. – Своего, насколько знаю, ты угробил еще в Кваще, когда проворонил последний тотум.
– Уймитесь оба! – зашипел Политов. – Все хороши, дракон вас подери! Ни черта подвижек по невесомым, одни провалы, вашу м-м… – Управной усилием воли сдержал ругательство и с досадой поморщился. – Мордоклювова селезенка, как же курить охота, – добавил он себе под нос. Какое-то время среди собеседников установилось молчание, пока управной снова не заговорил: – Пусть опросят людей из хуторов и… В общем, зайдешь вечером к Невзорову, он просветит тебя в дальнейших действиях.
Политов смолк, глядя за спины сотрудников. Осанка его выпрямилась, хотя куда бы еще? Лицо преобразилось, утрачивая угрюмость. А глаза выразили нечто похожее на восхищение. Демьян обернулся, и стало ясно, кто так впечатлил управного.
К ним приближалась красавица с большой буквы. Пышное платье из кремовой шелковой тафты подчеркивало тонкую талию и идеальную округлость бедер. Свечение серебряных нитей в узорах ткани впечатляло и наводило на мысль о накладе – разве возможно без вэи сотворить подобную красоту? Рукава в пене из кружевных рюшей не скрывали нежность мягких плеч. А в рыжие локоны вплетался жемчуг, придавая образу нотку невинности и свежести. Взгляд ярко-синих глаз скользнул по лицам мужчин и вернулся к Демьяну. И от этого взгляда у видящей все перевернулось в душе. Она никогда не встречала более красивой женщины.
– Баронесса Лилия Разумовская, – выдохнули мужчины, склоняя перед ней головы.
– Граф Роман Валентович, достославные судари! – Чувственные губки растянулись в томной загадочной улыбке. – Какое счастливое провидение привело вас сегодня в Стогридную галерею? Что бы это ни было, я благодарна ему, ибо невероятно счастлива видеть вас снова. Если мне не изменяет память, в последний раз я удостаивалась подобного удовольствия в прошлом году на Воскресенском балу.
Тиса не ожидала от этого сурового немолодого, хотя и не старого мужчины подобной обходительности. Только сейчас видящая отметила изящный белоснежный жезл у бедра красавицы. Баронесса – вэйна.
– О, вы, несомненно, мне льстите, дорогой Роман Валентович! – Лилия положила изящную ладонь на высокую грудь, затем будто ненароком провела рукой по выдающимся формам, приковывая взгляд мужчин к женственному великолепию. – Но в чем-то вы правы. Один мой проступок я не могу забыть весь год. О, муки сожаления могут быть так жестоки!
– Что же за проступок, позвольте узнать? – поинтересовался управной.
– На прошлом балу головная боль не позволила мне танцевать с вашим лучшим подчиненным, Роман Валентович. – Красавица снова взглянула на Демьяна. Синие глаза привораживали похлеще любого наклада.
– Ах вот оно что! – Глава ССВ слегка смешался, выслушав откровение.
– Да, не представляете, как я лелею надежду загладить свою вину в этот раз. Демьян Тимофеевич, – обратилась соблазнительница напрямую к главвэю, – вы не откажете мне в удовольствии танцевать с вами на нынешнем Воскресенском балу?
Тиса мысленно чертыхнулась. Ну не наглость, а? Да эта баронесса просто совсем стыд потеряла и навязывает себя в открытую! Разве выпрашивать разрешение на танец не удел кавалеров?
Демьян глядел на женщину какое-то время и, когда пауза чуть было не затянулась настолько, что могла говорить о неуважении к собеседнице, все же ответил:
– Я бы с удовольствием, баронесса. Но, увы, к моему вящему сожалению, боюсь, служебные дела не позволят мне явиться на бал.
Тиса почувствовала облегчение. Он отказал ей!
Однако ответ Демьяна ничуть не смутил красавицу. Она лишь обворожительнее улыбнулась, шагнула к Политову и подхватила управного под руку.
– Роман Валентович, я знаю, что в ССВ служат лучшие вэйны империи, ваша служба, бесспорно, важна и опасна, но неужели у доблестных рыцарей нет дня для отдыха от ратных подвигов?
Политов поймал взгляд Демьяна, прежде чем ответить.
– Вы правы, Лилия Вэеславовна, – он кашлянул, скользнул взглядом по красавице, остановив его на изящной ладони на своем локте, – отдых необходим даже таким, как мы. Только служба всегда стоит для нас на первом месте, думаю, вы понимаете меня. Могу обещать лишь не усугублять положение главвэя Невзорова новыми заданиями в праздничные дни.
– О, благодарю вас, величайший из славных мужей. – Ручка пригладила локоть управного. – Смею надеяться, что Демьян Тимофеевич все же изыщет время для бала и позволит несчастной баронессе, измученной раскаянием, исправить свою ошибку. – Снова говорящий взгляд – обещающий, ласкающий, манящий.
Вэйна хотела еще что-то добавить, но появление императорского стрельца с приглашением следовать за ним прервало беседу. Баронесса отступила, проводив мужчин взглядом.
– Боже! Это не женщина, а удар под дых! Богиня! – Громкий шепот идущего рядом чтеца дрожал от восторга. – Не слышал ее мыслей, но отголоски горячего желания съесть тебя вместо десерта я улавливал в течение всего разговора. Не понимаю, чего ты кочевряжишься, Невзоров? Приплел службу. Цену себе набиваешь, что ли? Не боишься, что упорхнет? – Не дождавшись ответа от главвэя, Юлий фыркнул: – Не глупи, Невзоров. Злишься, что краля отказала тебе в танце в прошлом? Богиням простительно. Одумалась Разумовская. Ты у нас теперь почти что князь! И составить тебе партию…
– Я. Не. Князь, – произнес Демьян с нажимом. – Юлий, мы в императорских покоях, ты не заметил? Замолкни уже, ради святых.
– Пока не князь. Все же ты должен пойти на этот бал… Ох, молчу, молчу.
Глава 19
Сотворение
«И была великая пустошь – тьма без света, ночь вечная-бесконечная. И решил Единый создать мир. Кликнул он Жнуха, и прибыл тот на земляном черве Жвале. И слепил Единый с помощью Жнуха земляной шар, и назвал его Хорн. Но хладен был Хорн, студен, как камень во льду. Тогда позвал Единый огненного Косеницу. Прибыл тот верхом на рыжем Лисе. И зажег Единый очаг внутри да снаружи Хорна. Потеплел Хорн, светел стал, да не было вод в нем. И кликнул тогда Единый Лею, и приплыла к нему Лея на огромном зеркальном Карпе. И излились реки и моря на новый мир, деля с сушей Хорн пополам. Не хватало лишь ветра, гонящего волну за волной к берегам. Тогда позвал Единый Небела. И прилетел Небел на орле Горе. Вдохнул Единый живой ветер в Хорн. Погнал тот облака по небу, а волны по синим морям. На пятый день оглядел Единый созданный мир, но не узрел в нем гармонии. Тогда явилась на зов Единого Вэя на белом драконе Вемовее. Сплелись стихии в единое целое, неразлучное. Красив стал Хорн – кристально чистые воды, полные рыб, омывали берега его, животные гуляли в лесах и на полях его, птицы возносились в высокое небо его. Залюбовался Единый им, да вскоре загрустил. Всем хорош оказался Хорн, да только красу его не понимал никто из обитателей его. И решил Единый создать человека по образу своему и подобию. Взял он глину да слепил из нее мужчину, а из его левой ключицы – женщину. Да только ни души, ни жизни в первых людях не оказалось. Тогда отдал Единый свои душу и кровь до последней капли ради жизни человечества.
И умер творец шестым днем. И воскрес седьмым…»
Внутри собора негде было яблоку упасть. А площадь при храме еще с раннего утра наводнила толпа. Святой отец попеременно с дьяком в нарядных красных рясах с торжественностью читали святое Писание на «святокрасном мостоке» – так громко, что слышно было даже вне стен собора. Впрочем, в этом скорее заслуга зодчих, создавших акустические отводы в строении. Тиса явилась в храм спозаранку и удостоилась милости Божией оказаться внутри святых стен во время богослужения. Она была притиснута толпой к одной из колонн, откуда хорошо виднелась та странная гигантского размера фреска с пустым человеческим силуэтом посредине. «Присутствие», – всплыло в памяти название сего незаконченного шедевра живописи. Взгляд то и дело возвращался к недомалеванной художником фигуре неизвестного, а мысли… Впервые за много лет Тиса не могла сосредоточиться на молитве в великий праздник. Суть речей священнослужителей ускользала от нее, как уж из рук неудачливого змеелова. Девушка прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Надеялась, что молитва успокоит сердце, но вместо этого к ее дурному настроению прибавилась еще и вина за нерадивую молитву. Прости меня, Боже.
Праздничная церемония протекала мимо ее внимания. Клирос отпел «Аллилуйю», «Славься, Сотворение», «Первое явление» и «Акафист св. Жнуху». Так по пятницу ежедневно будет проводиться служение, посвященное явлению каждого святого из Пятерки. После скорбной субботы, или «голодной», как в народе ее еще называют из-за строжайшего поста, наступит апогей сотворенской недели – святое Воскресение. Величайший день в году, когда слезы приравниваются к греху.
После праздничной службы народ потек прочь из храма, сияя просветленными лицами. Кто-то направился домой, кто-то в гости, а кто сразу подался в центр Оранска, где уже начинались гулянья. Тиса не заметила, как вернулась во флигель. Заглянула Алевтина. Поздравив постоялицу, вручила ей корзинку с обедом. Оказалось, что семейство Кадушкиных собралось отмечать праздник у родни.
– Хотите, пойдемте с нами? – Алевтина подоткнула непослушные букли под цветастую нарядную косынку.
Тиса поблагодарила и отказалась, сказав, что должна встретиться с друзьями на центральной площади. Хозяйка, махнув рукой на прощание, убежала.
Девушка засунула нос в корзинку, вытащила кусок сладкого пирога и уселась с ним на кровать, не боясь накрошить на покрывало. Сегодня можно. Унылое жевание – то, что ей сейчас нужно.
Пирог закончился, нужно было собираться, ведь Люся будет ее ждать, но идти никуда не хотелось. Потянув время, Тиса все же заставила себя встать. Надела свое зеленое платье. Жаль, нарядное, цвета ночного неба, она оставила в Увеге – из-за того, что оно вызывало воспоминания о Горке и вэйне. Глупость с ее стороны. Платье не виновато в ее неудачах.
Накинула новую шаль и взглянула в старенькое облезлое зеркало на внутренней стороне дверцы шкафа. Как она могла радоваться покупке? После созерцания одеяния баронессы Лилии Разумовской ее одежда казалась не лучше робы. Да и сама себе девушка виделась бледным ничтожеством.
– Но ведь он ей отказал, – упрямо прошептала она своему отражению. – Демьян не пойдет на бал и не будет с ней танцевать. Он мне, а не той рыжей диве писал те письма.
Встряхнув таким образом свое самолюбие, после последнего видения раскатанное в тонкий до прозрачности блин, девушка покинула жилище.
Вскоре она поняла, что выбраться в народ стоило.
По улицам мчались тройки с бубенцами, украшенные пестрыми лентами и бусами. Гурьба за гурьбой тянулся люд в центр города. Слышался смех и поздравления, песни и частушки, бренчали домры, заливались гармони. Встречные лица заражали весельем. Удивляли костюмами и масками ряженые. Гимназистки краснощекие в цветастых платках заливисто хохотали шуткам кавалеров. Носилась с визгом детвора.
Боровая была полна народа. А ближе к городской площади так и вовсе столпотворение. Такое разнообразие развлечений Тиса видела впервые – шатры со сценами, пестрые вертепы кукольников, покорители огня и силачи. Она пробралась вперед и удивленно оглядела театральную площадь у сквера. Ледяные горки из цветного льда – творение Агаты Федоровны и наместного погодника Моти Зябовича – поражали взгляд. Будто спутанный клубок шерсти, пролегали ледяные желоба, по которым, голося от восторга, неслись храбрецы возрастов от мала до велика. Отдельные части конструкции горок имели формы, напоминающие о священных животных. Казалось, будто ты входишь в разинутый беззубый рот червя и катишься по его длинному нутру, или скатываешься по крылу Гора, или несешься по волнам на спине Карпа, или подпрыгиваешь на повороте на лисьем хвосте. Но самая высокая горка в несколько колец была посвящена дракону Вемовею и вызывала особый интерес у молодежи. Наблюдая чужой восторг, Тиса поймала себя на мысли, что желает и одновременно побаивается испытать то же самое, что чувствуют эти ребята. Однако, взглянув на часики, поняла, что пора пробираться к театру, где вскоре должен был начаться благотворительный концерт.
Подъезд к театру запрудили экипажи. На ступенях девушка обогнала чинно поднимающуюся пожилую пару и вошла в высокую дверь, придерживаемую молодым привратником в оранжевой форме. Оказалась в вестибюле, откуда благородная публика по ковровой дорожке шествовала в театральный зал. Еще трое привратников, уже более внушительного вида, притязательно оглядели вошедшую.
– Тиса! – услышала она оклик Люсеньки. К ней спешила Перышкина, хорошенькая, в желтом костюме из тонкой шерсти с шелковой вышивкой на буфах рукавов. – Как замечательно, что ты пришла! Думала, не дождусь. Пошли быстрей! Наши уже за кулисами готовятся! Пальто бери с собой, а то потом большая очередь в гардеробе будет.
Войнова послушно потопала за Люсей, которая повела ее в конец вестибюля. Там девушки нырнули в одну из неприметных дверей. Узкий сумрачный коридор вывел к трем невзрачным смежным комнатам с зеркалами, где суетился народ, готовящийся к выступлениям. Хор пансионерок распевался в одном углу, кадеты тренировали танец с шашками, группа бородачей-домристов настраивала инструменты. Везде лежали сумки и мешки, на стульях и столах разбросаны сценические костюмы, кто-то переодевался за ширмами.
Тиса не сразу узнала знакомцев из Увлеченного клуба. Климентий и Строчка – с тросточками, в сизых фраках с серебряной вышивкой, в высоких цилиндрах – преобразились до неузнаваемости. Клара хлопотала возле Ложкина, старательно заправляя ему белый платочек в нагрудный карман.
– Я же говорила, что она придет! – радостно возвестила Люсенька о своем приходе с Тисой.
Климентий резко обернулся, и старания Клары по укладыванию платочка пошли прахом.
– Тиса Лазаровна! – Виталий обрадовался прибывшей. – Ну, к-как мы вам? – Парень развел руки и крутанулся на месте.
– Великолепны! – она искренне похвалила.
Строчка засиял, как начищенный пятак. А Климентий склонил голову в приветственном поклоне. Клара недовольно стиснула зубы.
Глухой ворот черного платья брюнетки сегодня сменил аккуратный вырез. А тяжелые волосы заимели намек на романтические локоны. Однако в целом ее облик остался по-прежнему строгим.
Климентий во фраке выглядел как герой романа: высокий блондин с зелеными глазами и прекрасными фигурой и статью. Тиса неожиданно осознала, что учитель красив.
– Вы практиковались? – поинтересовался он.
Повинилась, что нет. Ох, как же неприятно наблюдать недовольство учителя.
– Когда ей было-то, Клим? – встряла Люсенька. – Мы ведь были в аптеке. – И тут глаза девушки расширились, будто она только сейчас вспомнила вчерашние события. – О Боже! Потом пришел этот жуткий ассивец! Такой страшный! Тиса, скажи им!
Войнова кивнула. Она сама вспомнила о вчерашнем только по дороге к собору, но утреннее видение задвинуло вчерашние события в аптеке на второй план. Видимо, в одну из успокоительных настоек Агаты был добавлен забвенник – травка редкая, правда, действие ее короткое.
Любопытный Виталий принялся расспрашивать, и Люся рассказывала о своем страхе.
– Он такой весь черный! Вызвал красный огонь и чуть не сжег Агату Федоровну! Тиса такая храбрая, выбежала и помешала ему! А я не смогла. Мне было так страшно!
– Чего хотели эти вэйны? – Климентий нахмурил брови.
– Не знаю. Может, Тиса знает?
Теперь все трое клубовцев глядели на Войнову и ждали ответа.
Ответ предупредил тройной звонок, возвестивший о начале концерта. Сразу начались суета и галдеж. На сцену заторопились пансионерки в белых галстуках, по пути девчонки украдкой кидали взгляды на Климентия и Строчку. За ними – домристы.
– Мы выступаем пятыми! – Виталий подхватил знакомую ширму и поволок следом за музыкантами.
– Расскажете потом, – с досадой в голосе бросил Ложкин Тисе. Похоже, ему вся эта концертная суета порядком надоела за прошлые Сотворения.
– Поторопись, Клим. Аврелий Макарович просил быть в кулисной заблаговременно, – позвала блондина Клара, – а я тебе еще платок не закрепила булавкой.
Люся потянула подругу за руку в закулисье театральной сцены. Запел девичий хор «Прибытие Единого», затем послышалась плясовая, на сцену подалась группа в народных костюмах. Слыша, но не видя действа, Тиса пожалела, что не сидит в зале.
Когда по ступенькам поднялись домристы, Клара отправилась разговаривать с глашатаем, объявляющим номера, – худым пожилым усачом в белом цилиндре. Брюнетка указала на Клима и Строчку, потом на Люсю с Тисой. И усач кивнул.
– Ура! Клара выпросила для нас разрешение подняться к портьерам! – Люся радостно хлопнула в ладоши. Видящая вдруг осознала, что благодарна брюнетке. Все же ответственности этой девушке не занимать, и сейчас, несмотря на свою неприязнь, она ходатайствовала для нее о возможности досмотреть номер домристов и оглядеть зал с публикой сквозь щелку тяжелых театральных занавесей. Как Дуняша и рассказывала, места ближе к сцене занимала оранская знать, восседая в белых ажурных креслах. Тиса узрела знакомые лица. В первом ряду сидел губернатор Эраст Ляписович Проскулятов. Его помятое лицо, осыпанное крупными родинками, было обращено к сидящей рядом Елизавете Отрубиной. Вот он наклонился, что-то шепнул молодой красавице на розовое ушко и провел пальцем по обнаженной части ее руки повыше перчатки. Лизонька вздрогнула, чуть было не отпрянула от Эраста, но вместо этого растянула на лице улыбку.
– Упаси Боже от такого жениха, – прошептала себе под нос Тиса, вспоминая слух об их помолвке. – Что ж, видимо, эти двое достойны друг друга.
Со стороны Лизоньки сидели ее родители: важный как индюк Лев Леонидович и блаженно взирающая на сцену пышнотелая Марья Станиславовна. Со стороны губернатора развалился в кресле незабвенный оранский богатей Аристарх Фролов. У ног его сидел тот самый карлик Наум, что владел даром видопередачи. Войнова сузила глаза, рассматривая местного небожителя, владеющего чуть ли не всем Оранском, у кого в посыльных сами вэйны ходят. Толстяк в горностаевой накидке совершенно не интересовался концертом. Он, пожалуй, единственный, кто не снял цилиндр, наплевав на то, что позади него кому-то не видно сцены. Выпятив мокрые губы-вареники, Аристарх что-то говорил сидящему рядом представительному мужчине, и тот, судя по частым кивкам, во всем с Фроловым соглашался.
– Публика скучает, – прошептал подошедший Строчка. Голос выдавал его возбуждение. – Вот увидите, девушки, мы с-сорвем аплодисменты.
– Я буду хлопать громче всех! – поддержала друга Люсенька.
– О! Ростовщик Квашин тут. И сам Фролов! Удачно как! – Парень потер руки, оглядев зал.
– Почему?
– Мо Ши собирается просить богатеньких о вложении денежек в раскопки, – пояснил Строчка. – Мы надеемся на удачу!
– Вон наш заведующий, – шепнула Люсенька.
Войнова проследила глазами. Старик-шуец сидел в четвертом ряду и в самом деле наблюдал за Фроловым и его собеседником, то и дело ерзая на сиденье.
– Вот если бы Фролов взялся нам п-помочь, – протянул Виталий, – точно бы нашли курган. У него рубиновая подкова. С этим оберегом успех обеспечен.
Видящая воззрилась на него с вопросом в глазах. Над верхней губой Строчки красовались нарисованные веселые усики.
– Подкова приносит удачу, потому он такой и богатый, – продолжил он с удовольствием, заметив интерес барышни. – Мне рассказывал один газетчик, который сам слышал от верного лица, что Аристарх Зиновьевич хранит подкову у себя в б-башне под семью замками. В хрустальной горнице. Говорит, этот зал полон самоцветов и драгоценных каменьев. А стены и потолок в нем из зеркал и хрусталя.
– Вот бы поглядеть! – вздохнула Люсенька. – Ты б хотела?
– Очень сомневаюсь.
Тиса почувствовала взгляд и обернулась. Климентий смотрел в их сторону. Рядом с ним Клара общалась с глашатаем.
Виталий стянул с носа очки и передал Люсеньке.
– Побежал я, барышни. Д-домристы заканчивают. Мы следующие.
«Повториша» в самом деле имела успех даже среди знати. Зрители оживились, всем было любопытно, как видящий справлялся с задачей. После искрометного выступления в паре со Строчкой Ложкин пригласил на сцену всех желающих проверить его способность видеть. Вызвавшимся предлагалось встать за ширму и состроить любую фигуру, а Климентий обещал ее повторить. Один молодец встал на руки и прошелся на них, видимо, ожидая отказа видящего повторить за ним сложную акробатическую фигуру. Однако тот, открыв через секунду поиска глаза, невозмутимо снял цилиндр с головы и фрак, передал их Кларе. Заправил рукава белоснежной рубахи. И легко встал на руки, повторив движение молодца за ширмой. На удивление Тисы, учитель оказался сильным мужчиной.
Когда занавес упал, блондин скривил губы.
– Надеюсь, баре хорошо развлеклись за наш счет, – процедил он сквозь зубы и покинул сцену.
Клара хотела последовать за ним, но остановилась. Она обернулась, сказала что-то Строчке. Тот оставил ширму на сцене и отправился вслед за Ложкиным.
– Люся, отнеси это в кулисную, – брюнетка всучила ей костюм Клима и перевела взгляд на Войнову. – Тиса, пожалуйста, скажи глашатаю, что ширму мы заберем по окончании следующего номера.
Позже девушка корила себя за доверчивость. Клара впервые обратилась к ней без враждебности в голосе, и она, наивная каркуша, посчитала это знаком примирения. Глупая.
Как только Тиса подошла к усачу Аврелию Макаровичу, занавес резво пополз вверх, а глашатай, крепко схватив ее за руку, обратился к зрителям:
– Уважаемая публика! Вас ждет не менее интересное продолжение! В нашем городе появилась сильная видящая, и сейчас она тоже покажет, на что способна! Вы будете удивлены! Представьтесь нам, милая барышня.
Тису вдруг связала оторопь. Она молча стояла, теребя пальцами бахрому шали. Люди с любопытством оглядывали ее с ног до головы, женщины шептались, явно обсуждая ее простое одеяние и прическу без прикрас. Секунды тянулись. Она отметила удивленно открытые рты Отрубиных, недоумение и испуг в глазах Лизоньки, тяжелый немигающий взгляд Фролова, соизволившего-таки обратить свое драгоценное внимание на сцену. И, о Боже! Три ранее пустующих места в первом ряду сейчас занимало семейство Озерских. Гадкая улыбка молодого графа и презрительная Лееславы послужили последней каплей.
– Что же вы молчите, дорогая? – спросил усач.
– Простите, – Тиса выдернула свою ладонь из руки глашатая. – Вы ошиблись.
Она покинула сцену под свист недовольных. Аврелий на миг смешался, но быстро нашелся и принялся объявлять следующий номер.
Клара стояла за кулисами, не скрывая ехидной ухмылки, полной превосходства. За ее спиной застыли удивленные Клим и Строчка, видимо, привлеченные объявлением глашатая.
– Ты же мечтала о славе? Разве нет? – усмехнулась Клара, когда Тиса приблизилась к ней. – Что ж ты не показала себя, сильная видящая?
Войнова сдержала порыв наградить ее оплеухой.
– Зато ты себя отлично показала.
– Так это твоих рук дело? – Климентий приблизился, похоже, он уже сложил в голове два и два.
– А что такого? – Черные брови вздернулись дугой. – Она не искун, Клим. И только что подтвердила это на сцене. Она просто дурачила всех нас. Тебя, между прочим, за нос водила и продолжает водить.
– Прекрати, Клара! – зашипел Ложкин.
Оставаться больше в этом душном месте и слушать перебранку не осталось ни малейшего желания. Мечта о глотке свежего воздуха погнала Тису прочь из театра.
В глубине городского сквера музыка и шум празднества не казались такими оглушительными. Девушка свернула на широкую аллею, не обращая внимания на спешащих к площади встречных прохожих. Еще только наметились сумерки, а по случаю Сотворения в сквере уж сияли фонари, собирая вокруг себя себя рой мелких снежинок. Свет ложился полосами на утоптанный наст дорожки, выхватывал из предвечерней серости кусты в снежных шапках, пузатые парковые вазоны, припорошенные скамьи.
Если бы не утреннее видение, в котором ей явился блистательный высший свет столицы в лице безупречной красавицы баронессы Разумовской, наверное, Тиса бы не так остро восприняла выходку Клары. Перед внутренним взором продолжал стоять зрительный зал, оценивающие взгляды свысока, липкая улыбочка Озерского, который разглядывал ее, словно кобылу на базаре. И этот свист. Отвратительно.
Дошагав до круглой, спящей под снегом клумбы, она остановилась и перевела дыхание. А Разумовская! Единый, взгляды, которыми вэйна одаривала Демьяна, – верх бесстыдства… или вершина утонченного соблазнения. Разве возможно противостоять такой женщине? Ответ казался ей очевидным. На душе стало совсем неприятно. Оглянулась… В пятне света очередного фонаря собралась стайка голубей. Птицы семенили, склевывая крошки. Девочка сидела на краю скамьи, отщипывая кусочки от хлебной краюхи. Тиса узнала ее. Та самая смешная девчушка из приюта. Поля, а для всех приютных – Поня, из-за того что когда-то не выговаривала букву «Л». Ноги сами понесли Войнову вперед. Присев аккуратно на другой край скамьи, она откинулась на деревянную спинку, наблюдая за голубями. Птичья суета подле девочки поубавилась – Понька узнала нежданную соседку и перестала бросать хлеб. На миг Тисе даже показалось, что малышка сейчас сорвется с места и сбежит, оставив ее одну на этой лавке, в этом сквере. Но тянулись секунды, а ребенок оставался на месте, поглядывая с опаской в сторону взрослой. Затем птицам снова посыпались крошки. На этом думы опять затянули Тису в свой омут.
– Вы грустная. – Детский голос вывел ее из задумчивости.
Девочка оказалась рядом. В двух шагах. Чумазое любопытное лицо, вздернутый носик. Из-под растянутой вязаной шапки торчали льняные завитки волос. Старый бесформенный ватник был гораздо большего размера, чем нужен ребенку.
– Немножко.
– Потому что я забрала ваш шарф?
Малышка совсем не по-детски вздохнула. Засопела, отводя взгляд. А Войнова не сразу поняла, о чем речь. Ведь она давно забыла о пропаже.
– Нате, – подумав, собеседница вытащила из-за спины ком вязаного полотна, – я не нарочно… Чего не берете-то? – Девочка подхватила спадающий конец шарфа.
Но Тиса не смотрела на вещь, некогда ей принадлежавшую. Она видела грязные варежки, штопанные многократно и все равно не до конца, так как в прорехах виднелись детские пальцы.
– Оставь себе, Поля.
– Спасибо… – Она подняла удивленные глаза. Светлые. Почти такого цвета, как у мужчины, который неотступно занимает ее мысли последние месяцы. – Откудова знаете мое имя?
– В приюте девочки сказали.
– Ага. – Подумав немножко, малышка по-хозяйски намотала себе на шею шарфик, на сей раз не стараясь спрятать его под ватник. – Тока кличьте меня Поней лучше. Мне так обычно.
Тиса кивнула в ответ. Смешная девчушка. И такая не по годам самостоятельная.
– А меня зовут Тиса. Почему ты здесь одна?
Малышка фыркнула, насупив брови.
– Ритка сговорила всех, чтоб меня на горку не брали.
Оказалось, что на горку не пускают малых, только в сопровождении детей постарше или взрослых. А девчонки из приюта, должно быть, не забыли отказ Пони поделиться шарфом, потому и не желали брать ее с собой. Странно, что взрослые не приглядывали за ребятней. Но и на этот вопрос нашелся ответ. Оказывается, таким маленьким, как Поня, вообще причиталось оставаться в приюте. Какой-то бабе Жнусе наказали сидеть с малышней, пока остальные веселились на празднестве. Однако бабуля любила поспать на «посту», и Поня просто удрала из-под опеки, воспользовавшись той самой дыркой в заборе, которой лазали обычно девчонки из старших.
– Тебя не накажут за самовольство? – всерьез обеспокоилась Тиса.
Девчушка сморщила носик.
– Не прознают, я вернусь загодя. Баб Жнуся, ежели спит, то это надолго. И храпит знаете как шибко! – малышка озорно хрюкнула носом.
– А если увидит тебя кто из «Крова»?
– Не увидят. Им всем до нас дела нет.
Похоже, последнюю фразу Поня позаимствовала у старших девочек. И даже интонацию взяла взрослую, неподходящую по возрасту.
Девушка несколько секунд смотрела на малышку, раздумывая, спросить или нет о ее родителях. Но так и не решилась. Вместо этого встала со скамьи, отряхнула от снега пальто.
– Знаешь, что? Я вот подумывала покататься на горочках. Только компании мне не нашлось доброй. Хочешь пойти со мной?
В конце концов, праздник – не время для печали.
От вопроса глаза девчушки заискрились, соперничая блеском со снегом. Лишь на пару мгновений ее чело омрачила тень недоверчивости и тут же исчезла. Оглядев странную, но уже не страшную взрослую, Поня согласно кивнула.
Они двинулись по аллее обратно к площади. Девушка и ребенок. А минут через пять в толпе народа уже вместе влезли на самую пологую горку – Карпа святой Леи из сине-зеленого льда. Усевшись на деревянную ледянку, Тиса усадила девочку к себе не колени.
– Ну что? Поехали?
И ответ, полный предвкушения и звонкого восторга:
– Да!
Боже, как, оказывается, здорово снова вспомнить детство! Когда катишься с горки и морозный ветер холодит разгоряченные щеки! Когда ощущаешь скорость и визжишь, подпрыгивая на пригорках. Когда смех рвется из груди сам и ты в конце пути, кажется, без сил лежишь на снегу и смотришь в звездный небосвод, высокий, бесконечно удивительный и непонятный, как наша жизнь.
Испробовав все горки, кроме крутой драконьей, они покинули ледяное развлечение довольные и почти счастливые. Поня, что не чуралась уже держать новую знакомую за руку, повела ее в ярмарочные ряды. Видя, как ребенок голодными глазами рассматривает едальные лавки, Войнова купила пирожков с мясом и пару кружек горячего медового сбитня. Малышка жадно припала к кружке, с завидной прытью уплела пирожок, а затем еще один. Наблюдать за ней было невероятно интересно – столько чистых эмоций сменялось на детском лице.
– Вкушнотища, – с набитым ртом призналась девочка. – Шпашибо.
Да уж, после щей приютских легко угодить. Купив ей еще леденец в форме мордоклюва, Тиса поняла, что возвращаться в театр не горит желанием. Она снова взяла малышку за руку, чтобы прогуляться по площади. Вместе они посмотрели кукольный спектакль о Сотворении, оценили поражающий воображение номер глотателей огня, посмеялись над потешниками, поболели за удальцов, пытающих удачу на праздничном столбе. Возле небольшой палатки с мишенями остановились и какое-то время наблюдали за тщетными попытками троих горожан поразить цели. Мужчины громко подбадривали друг друга и, похоже, просадили уже достаточное количество деньжат на этом развлечении. Тиса подошла и оглядела полки с призами. Выигрышем по желанию могли стать расписные вазы, подносы, половики со скатертями, самовары, подсвечники и статуэтки, сбруя и хомут. Но больше всего заинтересовала полка с игрушками.
– Поня, давай выберем, что мы с тобой сейчас выиграем. А потом я отведу тебя в приют.
Малышка согласилась. Затаив дыхание, подступила к лавке и принялась выбирать. В ее распахнутых глазах отражались глиняные свистульки, деревянные матрешки, куклы и мягкие, набитые опилками зверюшки. Поня искала долго, а Тиса не торопила. Наконец девочка обернулась и робко спросила:
– А можно того мишку?
Выбранная мягкая игрушка оказалась маленькой и неприметной по сравнению с другими, более яркими, хотя прошита была на совесть. Глаза и нос – черные пуговки, рот – пара стежков красной нити, плюшевая бурая шерстка.
– Конечно.
Хозяин палатки, мужик со впалыми щеками, что прислушивался до сих пор к разговору, с готовностью пробубнил условие. Попасть в три мишени, находящиеся на разной удаленности от прилавка.
– Вы не будете против, если я использую свой нож? – спросила Войнова, прикидывая расстояние.
Мужик оказался не против. Он взял с девушки пару монет и отошел в сторону.
Троица мужчин задержалась и присвистнула, когда Тиса достала из сапожка нож. На присвист подошли еще зеваки, ну да они не смущали. Три мишени оказались выбиты в первую же минуту, и в яблочко. Под одобрительные возгласы оглянулась – чувство, что за ней издали кто-то наблюдает, накатило внезапно и так же скоро исчезло с появлением счастливой улыбки Пони. Надо было видеть, с каким ликованием и трепетом ребенок прижал к себе игрушку.
Пока выбирались из толпы, им встретились Перышкина и Строчка.
– Мы тебя искали, искали, – сетовала Люся. – Где ты была?
Тиса неожиданно почувствовала вину перед клубовцами. Она повела себя как кисейная барышня, сбежав из театра. Сейчас, после прогулки с малышкой, ее печали казались всего лишь мелкими неурядицами. Да, Клара выставила ее на посмешище, но это не смертельно, и отстраняться из-за этого от других ребят из Увлеченного клуба не стоило. А Разумовская, как бы ослепительно красива ни была, но ведь Демьян не собирается идти на бал, о чем прямо сказал баронессе. И как бы там ни было, предаваться унынию в такой день было неправильно и малодушно.
– Мне Строчка рассказал, что Клара сделала, – щебетала Люсенька. – Пожалуйста, не держи на нее зла. Она хорошая, просто нрав такой сложный. Она даже дар свой не любит.
– У нее есть дар? – Тиса впервые услышала об одаренности брюнетки.
– Да, и весьма любопытный, – поддержал беседу Виталий, то и дело поглядывая куда-то в сторону. – Кларочка наша умеет читать с-сквозь тонкие предметы. Положит руку на закрытую книгу и читает страницу за страницей.
– Надо же…
– Ага, здорово. Ой, а это кто с тобой? – Люся заметила девочку, спрятавшуюся за подолом Тисиной юбки.
– Это Поня.
Маленькой спутнице представили «тетю Люсю» и «дядю Виталия», не загружая голову ребенка отчествами. Люсенька хотела было поговорить с малышкой, но та увильнула за спину Тисы.
– А где Клара? – Портить себе настроение очередной встречей не хотелось.
– Ушла домой. Обиделась на Клима за то, что он назвал ее поступок дуростью.
– Клим, конечно, переборщил, – усмехнулся Строчка, – но неизвестно, что бы они еще друг другу с-сказали, не приди наш Мо Ши.
Тиса округлила глаза. Боже, еще и заведующий видел эту склоку, причиной которой стала ее персона. Виталий хихикнул.
– Но это что. Надо было видеть Мо Линича, когда он понял, что из-за отлучки за кулисы прозевал уход Фролова!
Строчка в красках описал переживания старика-шуйца, что, жестикулируя, чуть не сорвал с головы парик. В расстройстве заведующий школы одаренных заставил Виталия и Клима рысцой обежать окрестности в поисках богача.
– Разве Климентию не проще было увидеть его даром?
– Ха! – хмыкнул Строчка, снова оглядываясь и высматривая кого-то в толпе. – Вы думаете, у Аристарха Зиновьевича нет оберегов защитных от вас, глазастых?
– Вы его нашли?
– Конечно, – Виталий самодовольно поправил на носу очки, – я еще тот с-сыщик, Тиса Лазаровна!
Вдруг Стручков вытянул шею как гусь.
– Он вышел! – воскликнул парень, указывая пальцем в толпу. – Смотрите вон туда! Думаю, нам стоит подойти ближе!
Мало понимая, о чем речь, Тиса оглянулась. Первое, что бросилось в глаза, это выстроившаяся в линию вереница благочинников – живая ограда, образующая свободную от толпы дорожку для степенного шествия важной персоны. А уж потом за владельцами шинелей с красными обшлагами увидела и невысокую фигуру самого Аристарха Фролова. Богатая песцовая доха спадала полами до его пят. Высокий цилиндр мужчины едва доставал до подбородка сопровождающего его Ложкина. Климентий и шуец Мо Ши забегали наперед богатею, держа перед его светлым ликом раскрытые свиток и книгу. И непрестанно говорили, должно быть, пытались убедить Фролова, что дело по раскопкам стоит свеч. Однако недовольная гримаса свидетельствовала, что он не впечатлен предложением.
– Эх, неужели не выгорит? – с досадой произнес стоящий рядом Строчка.
– Он даже не смотрит, – обиженно добавила Люсенька.
А Тиса поняла, что неприятно впечатлена уведенным. Так, как если бы застала глубоко уважаемого человека за неприглядным поступком. Что-то унизительное было в желании заведующего и Климентия привлечь внимание этого чванливого толстосума. Но, похоже, так думала только она. Для клубовцев разговор с Фроловым был шансом приблизиться к заветной мечте – найти курган древнего мудреца, создавшего, по легенде, перо, что превращает камень в золото.
У раскрытой дверцы крытых алых саней Фролов сподобился-таки заговорить с Мо Ши. Речь его была недолгой. Войнова пожалела, что не может ее слышать. Особенно когда с последней фразой толстяк ткнул пальцем в грудь Ложкина.
Через минуту сани уносили прочь с площади самого богатого человека всей губернии. Заведующий школы одаренных и его ассистент смотрели им вслед.
– Я побежал к ним! – бросил Виталий и вклинился в толпу.
Люсенька последовала за Стручковым. Тиса спешить не стала. Присела около Пони, что продолжала самозабвенно тискать медвежонка, и задала несколько важных вопросов: не устала ли, не замерзла, не голодна?
Девочка отвечала охотно, дала потрогать нос и даже поделилась, что назвала игрушку Мишаней.
– Он сказал, что будет защищать меня.
– Медвежонок?
– Да.
– От кого защищать? – Войнова навострила уши.
– От всех.
– Какой хороший мишка, – отвесила комплимент плюшевому медведю. – Ты спроси его, можно я тоже буду с ним тебя защищать?
– Можно.
– Ты же мне расскажешь, если тебя кто-то будет обижать, правда?
– Угу. – Малышка устало зевнула и снова увлеклась игрушкой, в который раз ощупывая глазки-пуговицы медвежонка.
Ребенку уже пора домой, в кровать. Тиса встала с корточек и оглянулась, ища глазами клубовцев, а если точнее – Люсю.
Компания обнаружилась чуть в стороне от места, откуда тронулись сани Фролова. Собеседники вели разговор и при этом бурно жестикулировали.
– Я знал, что нам отольется твой отказ. Он ничего не забывает! – услышала она раздраженный голос Мо Ши, приблизившись.
– Мо Линич, вы же знаете предел моих способностей, – огрызнулся Ложкин.
Войнова пораженно остановилась. Таким заведующего она видела впервые. Старик не мог спокойно стоять, узкие глаза его метали молнии, а в голосе слышалось отчаяние. Похоже, она стала невольной свидетельницей чужих выяснений.
– Не переживайте так, Мо Линич. Это вредно, – пропищала Люсенька.
– Мы обязательно что-нибудь придумаем, – вставил свое слово Виталий.
Профессор обернулся, заметил Тису и поостыл.
– А-а, Тиса Лазаровна, – пробормотал он, одергивая сюртук. – С Сотворением вас! – Блестя взглядом, старик еще раз оглядел своих подчиненных. – Я и забыл. Праздник же на дворе. Разговор наш может и подождать. Молодежь… – будто в ответ своим каким-то мыслям добавил он, – веселитесь.
И покинул компанию.
Проводив Мо Ши взглядом, выделяя в толпе парик заведующего, что, как шлюпка в шторм, то всплывал, то исчезал в пучине людских голов, девушка поняла, что ей жаль старика. Наблюдать, как разбиваются надежды, пусть и чужие, всегда грустно. А еще с этим мужчиной некогда была знакома ее бабушка. Бабуля-вэйна не одобряла брак дочери с простым военным, ее отцом. К сожалению, времени, чтобы изменить мнение, оказалось слишком мало. Единый прибрал бабушку на небо, когда мама еще только носила Тису под сердцем.
– И правда, давайте не будем думать о плохом! Сотворение же! – взмолилась Люсенька, обращаясь ко всем сразу.
– Согласен, – поддержал Строчка. – Еще не все п-потеряно. Можно на Воскресенском балу попытаться. Пригласительные-то есть!
Климентий все еще стоял, морща лоб и вперив взгляд в наряженный пятилапник посреди площади. Тиса же вспомнила, зачем пришла.
Люсенька на просьбу подвезти девочку к приюту на санях откликнулась с удовольствием. Сказала, что повозка стоит в переулке поблизости и можно отправляться в путь хоть сейчас.
Взглянула на малышку.
– Ты не прочь покататься на санях тети Люси?
Поня оказалась не против. Плюшевый Мишаня тоже.
– Я поеду с вами.
Войнова обернулась. Учитель глядел на них, сбросив былую отстраненность. Люся пообещала, что в санях найдется место всем. Они отвезут девочку и вернутся посмотреть салют.
Поня задремала в дороге к приюту, сидя на лавке и привалившись к боку Тисы. Строчка с Люсей вспоминали прошлогодний салют, а Климентий молчал. Время от времени прямой взгляд блондина останавливался на ученице, и тогда она опускала глаза на спящего ребенка. Сама не могла понять, почему не желала встречаться с ним взглядом.
По просьбе девушки извозчик Микилка остановил сани, не доезжая до ворот приюта пару сотен шагов. Девушка собралась было нести ребенка на руках, но Поня проснулась, как только лошади встали, и в обнимку с медведем сошла с саней, поддерживаемая под локоток Войновой.
– Позвольте, провожу, – вызвался Ложкин. Улица казалась темной и почти безмолвной, будто праздник с его огнями и смехом забыл сегодня сюда явиться.
Втроем они подошли к спящему во тьме приюту. Прежде чем нырнуть в дыру кривозубого частокола, малышка замешкалась. Обернулась и махнула Тисе на прощание варежкой.
Та помахала в ответ, проследила, как девочка исчезает в заборной прорехе.
«Нет, это никуда не годится, – мелькнула мысль. – Надо искать другой способ забирать ребенка на прогулку».
Когда звук легких шагов перестал слышаться, Войнова повернулась к неподвижно стоявшему Климентию. В темноте плохо читалось выражение его лица.
– Все, – прошептала, – можно идти обратно.
– Погодите, – произнес учитель.
Капнула секунда, другая тишины, и он снова заговорил.
– Я хотел бы просить у вас прощения за поведение моей подчиненной, Тиса Лазаровна. Уверяю, Клара больше не доставит вам неприятностей.
Уверенность в голосе мужчины не вызывала сомнений в сказанном.
– Спасибо, – поблагодарила, не зная, что еще добавить.
Ложкин кивнул, и они неторопливо зашагали обратно к саням. Чувствовалось, что учитель сказал еще не все, что хотел.
– Знаете, я тоже ненавижу себя за тот балаган, в котором участвовал сегодня… Идиотская «Повториша», затем это пресмыкание перед Фроловым, – сквозь зубы процедил он. – Ощущение, будто извалялся в навозе, ей-богу. Прошу меня простить за сию грубость, но это верное слово. Поймите правильно, Тиса Лазаровна, – мужчина остановился. Темнота на сей раз не смогла скрыть блеск его глаз, – Мо Ши, я, ребята… мы семь лет посвятили этому кургану. Семь лет поисков, тысячи исписанных листов, расчетов, проведенных исследований, ночевок в сырых подтопленных дождями палатках и возни в грязи. Сдаваться сейчас, когда до находки остались считанные шаги, мы просто не имеем права! Вы понимаете меня?
Блондин вглядывался в лицо девушки и ждал ее ответа. Под напором его горячей откровенности Тиса кивнула. Конечно, она понимала. Одобряла иль нет – наверняка бы не сказала, но понимала. Ради общего дела Ложкин наступал на собственную щепетильность, и это его выбор.
– Вряд ли я вправе осуждать или поощрять ваши мотивы и действия, Климентий Петрониевич.
– И все же я бы не хотел в ваших глазах выглядеть мелочным подлецом, – сказал он уже более спокойно. – Если мы найдем курган, это многое изменит. Вы должны это понять.
Остаток пути к саням они провели в молчании.
Компания воротилась к завершающей части гуляний. Вместе обошли площадь, но на сей раз Тиса уделяла мало внимания развлечениям и просто наблюдала за выражением эмоций на лицах Строчки и Люсеньки, которые получали удовольствие от праздничной суеты. Климентий придерживался той же позиции стороннего зрителя, что и его ученица. После их разговора у приюта меж ними установилось негласное молчание.
– И все же жаль, что Клара ушла, – сокрушалась время от времени добрая Люся.
Когда они проходили мимо большой, красиво украшенной пятилапником и лентами едальной лавки, из-за ее прилавка выбежал парень, чуть не опрокинув наземь лоток со сдобными булками.
– Люсия Аркадьевна, с Сотворением вас! – робко произнес он, сминая рукой передник. Осознав, что слишком таращится на девушку, запинаясь, продолжил: – Позвольте угостить вас и ваших друзей вафельными трубочками с кремом? – Как пушинку подхватил с прилавка тяжелый лоток со сладостями и протянул его Люсеньке.
– Право, не стоит, Илья Милованович, – прощебетала девушка. Покрасневшие щеки выдали ее смущение. Тиса вспомнила, где она раньше видела этого парня, – в пекарне Творожковых на Боровой. Помнится, когда она заходила в нее, то так ничего и не купила за неимением лишних денег. Жаль, что они с Поней не заглянули в этот ряд. Она бы могла побаловать девочку изысканными сладостями.
– Вы сделаете меня несчастным, если откажетесь от угощения. Сегодня праздник, и наша лавка пользуется спросом, – не сдавался кондитер.
Когда же Перышкина взяла угощение, на лице Ильи Творожкова отразилось почти что облегчение. Тиса и Строчка тоже с благодарностью приняли вафельные трубочки. Клим вежливо отказался.
Парня кликнули к прилавку, и он с сожалением попрощался. Покупатели не желали ждать в очереди.
– Вкусные вафли печет твой ухажер, – усмехнулся Строчка, уплетая по дороге трубочку.
– Он не ухажер, – возразила Люсенька, мило вспыхнув, на сей раз до кончиков ушей. – Он просто…
– Советник губернатора собирается сказать речь, – произнес Клим, направляясь в сторону одной из сцен.
Человек в белом парике поднял руку. Толпа окружила помост так, что не проберешься. Народ ожидал салют. Слышно было, как советник называл имена людей, устроивших праздник для оранчан, в том числе губернатора, Фролова и погодника. Войнова ожидала услышать имя хозяйки аптеки, что неделю корпела над накладами к празднику, но о колдунье в речи не упоминалось. Благо, что Агата Федоровна не узнает о подобной несправедливости, поскольку уехала в поместье к племянникам и вернется только через три дня.
Все же странно, думала Тиса. В ее родном Увеге градоначальник Лаврентий и его жена Тонечка сами обычно вели празднества, выходя в народ. А в Оранске все иначе. Губернатор так и не показался простым людям.
Салют запустил грузный наместный вэйн Мотя Зябович. Он с полминуты взбирался на сцену, переставляя ноги-тумбы, а потом устало дал отмашку жезлом. Бледная полоска зеленой вэи потянулась к звезде Единого на верхушке высокого пятилапника, стоящего посреди площади, и волшебство вырвалось на свет.
Тисе было жаль, что близкие и родные не видят этой красоты. Вначале ночное небо будто раскрасила светящаяся радуга, а затем из нее стали появляться фигуры-иллюзии святых, спешащих на зов Единого. Театр света и блеска. Восхитительное действо. Тысячи светящихся змеек сплетали одну фигуру за другой, приводя публику в восторг. Девушка неотрывно смотрела в небо, и в ее глазах вспыхивали и гасли огни.
– В этот раз вэйны п-постарались! – воскликнул стоящий рядом Строчка.
– Вы раньше не видели вэйновских салютов, Тиса Лазаровна? – спросил Клим.
– Нет, – ответила она, завороженная зрелищем.
– Людей всегда привлекают иллюзии.
Даже не глядя на Ложкина, девушка почувствовала, что учитель снова загоревал о неудачной попытке привлечь ссудчика для раскопок. И оказалась права.
– Мы склонны мечтать, – продолжал он. – Я же борюсь с заблуждениями и пытаюсь не грезить о несбыточном. Стараюсь опираться на факты, цифры, расчеты епсул и оринталей. Курган существует, Тиса Лазаровна. Он – не иллюзия, созданная веками истории, как считают многие закостенелые мозгами глупцы из школьного совета и министерства.
– Я вам верю. – Взглянула на стоящего рядом учителя. Бледное лицо и блестящий взгляд упрямца, устремленный в небо. – Если бы я могла чем-то помочь…
– Если только у вас где-то не припрятан клад с сокровищами? – Блондин смотрел на нее с толикой снисходительной иронии.
– Неужели раскопки так затратны?
– Увы, это так. Аристарх Фролов – владелец каменоломни. Его люди и деньги были бы весьма кстати.
Тиса покачала головой, вспоминая богатея. Как он бесцеремонно вел себя в гостях у Отрубиных, как царственно вышагивал сегодня по дороге к саням.
– Мне кажется, связываться с этим человеком опасно.
– Большая удача всегда идет рука об руку с риском, – возразил Ложкин. – Нужно уметь рисковать.
– Вы не знаете… Это Аристарх Фролов натравил вэйнов на Агату Федоровну. Он желает выкупить место на Боровой и не гнушается угрозами!
– Не думаю, что вам стоит беспокоиться о той вэйне и вмешиваться. Как правило, колдуны не нуждаются в защите. А вы можете пострадать.
Он снова поднял взгляд в небо, где догорали последние капли сверкающей вэи. Тиса закусила губу. Не такой ответ ожидала она услышать. Душу тронуло разочарование.
– Это было так чудесно! – провозгласила конец салюта Люся.
Ее слова потонули в восторженном гуле. Народ делился впечатлениями.
Войнова же поняла, что вечер для нее закончился. Захотелось оказаться в своем флигеле, вскипятить чайник и греть ладони о горячие бока кружки. Развезти всех по домам снова вызвалась Перышкина.
Уже в санях Климентий Ложкин просил ученицу появиться в клубе послезавтра. То, что неделя праздничная, не стало для него весомой причиной отменить занятия.
Глава 20
Радужный щуп
– Скакун?
– Слышу, Дем.
– Прости, что напоминаю о своей просьбе. Скажи, когда можно ожидать?
– Терпение, дружище. Якорь цепляю. И точность шлюзов еще проверить надо. Обожди еще пару-тройку дней, и я отдам тебе ключ.
– Спасибо, Нестор. Буду бесконечно благодарен.
* * *
Зимний пейзаж с моста радовал глаз – небесная синева и ослепительно белый снег кругом. Стаи ее друзей-кабанов нигде не видно. Тиса уже подметила, что животные осторожны – показывались только в непогоду или сумерки. Снова вспомнилось утреннее «слепое» видение. И вновь сожаление, что она так и не увидела вэйна. О чем говорили колдуны, можно было только догадываться. Якоря, шлюзы. Но не о суднах и реках же речь? Скорее всего, они говорили о каком-то накладе.
Покинув мост, Тиса направилась не в сторону Боровой, как обычно, а свернула на одну из параллельных ей улиц – на Большую Гаковую. Там она и увидела варежки. Шерстяные, хорошенькие, свекольного цвета. Розовая тесемка-рюшка по краю, вышитый незамысловатый цветочек. К рукавицам подобралась такого же цвета шапочка. Расплатившись с коробейницей, спрятала покупку в сумку и продолжила путь в приют.
Во дворе «Сердечного крова» вывешивали белье прачки, у сеней стояла ватага ребятни. Праскева выдавала детям в руки колядочные звезды.
– Держите крепче! Руки оторву, коли сломаете! – шипела она. – Отправляйтесь сегодня на Храмовую.
Войнова издали заметила Поню. Малышка поглядывала в сторону колодца, у которого прохаживалась пара голубков, и увидела Тису, лишь когда возникли шепотки среди ребят. Девочка обернулась и, будто не веря своим глазам, уставилась на идущую по дорожке к сеням свою вчерашнюю знакомую.
При виде гостьи Праскева снова завела обычную песню:
– Тиса Лазаровна! Вы сызнова к нам-то, никак ангел принес! А мы не гадали, не думали! Неужели Агата Федоровна, наша благодетельница, еще что передать восхотела приюту горемычному?
Уловив, что ничего девушка не принесла от колдуньи и причина прихода иная, Праскева резко умерила пыл.
Прежде чем исчезнуть в сенях вслед за подручницей смотрительницы, Тиса подмигнула Поне.
Степанида Силовна приняла гостью в приемной. Особого радушия она на сей раз не проявила и на просьбу Войновой взять на прогулку одну из юных подопечных «Сердечного крова» отозвалась с прохладцей.
– Я не могу позволить вам забрать на прогулку ребенка, – сказала женщина, блестя выпуклыми глазами.
Потому, наверное, что девочка маленькая, решила Тиса и поспешила добавить:
– Агата Федоровна поручится за мою порядочность, вы же знаете!
– Дело в другом, Тиса Лазаровна. Наши детушки должны колядовать всю сотворенскую неделю, дабы отплатить хоть малую часть того добра, что дарят им «Сердечный кров» и наши милосердные благодетели, – продолжила смотрительница, со смиренным видом сложив на животе ладони.
– Понимаю, – вздохнула Тиса, – но, может быть, я могу возместить это «добро»? Вы только скажите сколько?
У смотрительницы заблестели глаза.
– Нет-нет. Дети обязаны воздавать хвалу Единому… Три рубля.
Такую сумму даже вся ватага юных колядовщиков вряд ли собирает за день, не то что один ребенок. Ну да спорить Войнова не стала. Отсчитала деньги. И уже через пять минут с легкой душой уводила девочку из приюта на прогулку. Варежки и шапка оказались впору. Девчушка с полминуты молча рассматривала вышивку на рукавицах.
– Нравится? – Тиса присела на корточки рядом, поправляя шапку на голове Пони.
Та важно кивнула и смущенно пробурчала под нос: «Спасибо!»
– Куда пойдем-то?
– На горки!
Наконец улыбка осветила чумазую мордашку. Малышка достала из-за пазухи медвежонка и прижала его к груди, что-то нашептывая игрушке на ухо.
Спустя полчаса, приближаясь к площади, Поня скакала от предвкушения и за руку тянула взрослую за собой. А потом на несколько часов Тиса снова впала в детство.
Позже, возвращаясь во флигель, Войнова с теплом вспоминала проведенный в городе день. Вошла во двор Кадушкиных, не заметив старушку Никифоровну, что проводила соседскую постоялицу любопытным взглядом.
Девушка так и не выспросила у ребенка о родителях, боясь перекрыть неуместными вопросами родник незамутненного детского счастья. А с каким аппетитом Поня уплетала сегодня пельмени и суп в харчевне – и смех, и слезы!
Об уроках Тиса вспомнила ближе к вечеру. Из заданных параграфов за пару часов она почерпнула знания об именном поиске. Очень любопытно! Настрой на объект поиска через его личную вещь. Неужели и она так сможет когда-нибудь – находить незнакомцев по вещам? Кто знает. А вот увидеть любого малознакомого – способна. Сейчас выполнит задание и завтра отчитается учителю.
– Кого же выбрать? – Улеглась на кровать и сомкнула веки.
Отчего-то на ум пришел Фролов. Чур, и вспомнится же! Интересно только, смог бы ее дар преодолеть его обереги? Здравый смысл без труда задавил дурное любопытство, и в конце концов выбор пал на Янину, ту женщину с ребенком из приюта.
Она сидела в сумрачной комнате и кормила грудью младенца. Болезненное и одновременно волнующее ощущение. Над кроватью висела одинокая звезда Единого. Рядом говорила собеседница – одна из прачек лет пятидесяти, огрубевшая за годы тяжелого труда лицом и телом.
– Видала? Стеша-то с Проськой снова закрылись на замок, видать, добро приютное делят.
– Ага. Уже сыновьям по хоромам выстроила, на колясках, аки баре, катаются, а нам, стал быть, рукодельную с мастерской – шиш выпросить, – продолжала сетовать женщина. – Как пить дать сгниет сруб, и сложить его не сложут. Мне-то уж чего? А Настюха моя к пяльцам тянется. Руки-то у ней умелые, видала ж, Ян, какие тонкие руки-то? Благородные! Кабы подучил кто, так и на фроловскую ткацкую бы устроилась. А что? Она у меня способная.
– Способная, – согласилась Янина. Ребенок уснул, выпустив изо рта грудь, и мать погладила его по головке. – И я когда-то такая была. Дай, Единый, нашим детям лучшей доли, они-то за наши грехи не должны платить.
Приютная комната схлопнулась для видящей неожиданно. Туман слизнул ее, как корова травинку. И в следующий миг Тиса нашла себя в теле вэйна.
В уши ударил гомон гульбища. Играл оркестр, гулял состоятельный столичный народ. В глазах зарябило от множества иллюзий, переливающихся всеми цветами радуги. Единый! Видящая пригнула бы голову, кабы она ей подчинялась, ведь прямо над ними, закрывая половину неба, размахивал крыльями огромный дракон. Иллюзорный белоснежный Вемстер! Взгляд Демьяна лишь скользнул по вэйновскому чуду и остановился на… огромных вэй-каруселях. Тиса видела похожие у Зои на иллюстрации к одному из романов, где описывались столичные увеселения. От одного вида стремительно несущихся по кругу подвесных сидений, в которых визжал от восторга народ, захватывало дух. Невероятная, пугающая скорость! Боже, как они не слетают оттуда!? Ясно, что дело в накладах, но ведь страшно за людей. Взгляд вэйна выхватил знакомое детское лицо с улыбкой до ушей, и у Тисы чуть сердце не остановилось. Именно ее сердце, что находилось сейчас в теле, лежащем на кровати во флигеле; сердце же этого невозможно самонадеянного колдуна работало без перебоя. Безумец! Отправить ребенка на такую мельницу! Однако ее страхи вэйн не разделял, преспокойно наблюдая за бешеной каруселью, а Рич, похоже, был счастлив и то и дело махал колдуну ладошкой. Слава Богу, это сооружение испода вскоре остановилось, и ребенок спустился с него. Еще немного, и она вышла бы седой из этого видения.
Мальчишка бежал навстречу легко, без намека на дурное самочувствие. «Все равно, – в сердцах подумала Тиса, – была бы я сейчас с ними рядом, оттаскала бы за уши обоих! А лучше одного, того, что постарше».
– Здорово! Я так летал! Так быстро! Ты видел!? – взахлеб делился впечатлениями юный оборотень, в порыве чувств обняв колдуна за талию и заглядывая тому в глаза.
– Конечно. Не страшно было? – Вэйн потрепал Рича по плечу.
– Ни капельки! Меня сиденье само держало, будто живое!
– Наклад удерживания. Такой ставится на всех воздушных каретах.
– Тех, что на драконах?
– Именно.
Они отвернулись от карусели и, беседуя, медленно направились прочь. Через минуту Тиса поняла, что позабыла о пережитом страхе и наслаждается моментом. Вслушивается в нотки знакомых голосов, любуется видом праздничной столицы. Словно и впрямь рядом с ними находится.
– В таборе хорошо, только я скучаю по деду Агапу, – признался мальчишка, – и по Тисе Лазаровне.
Рука вэйна, лежащая на плече ребенка, чуть дрогнула.
– Если бы Тиса Лазаровна была тут, я бы ее с мамой и бабой Магдой познакомил. И коня моего показал. – Вздохнул. – А нельзя тебе за ней сходить, а? Так же, как за мной, по колдовским ходам?
Демьян ответил после некоторой заминки.
– Боюсь, Рич, что она не захочет идти со мной.
– Почему?
– Я повел себя недостойно и причинил обиду.
– Ты? – удивленно хлопнул ресницами мальчишка. – А ты просил прощения?
– Иногда этого мало, Рич.
– Нет, – неверяще возразил тот, – Тиса Лазаровна очень добрая! Ты попроси ее еще раз.
Рука колдуна прошлась по кудрявой смоляной челке, губы дрогнули в слабой улыбке.
– Да, она добрая, медвежонок… Возможно, ты прав.
* * *
Утром разгулялся сильный снегопад – всем ворчливым дворникам назло. Снег ложился крупными хлопьями в полном безветрии. За час двор Кадушкиных, как и вся брошенная на нем утварь, исчезли под толстым белым одеялом, а сломанная телега, как и собачья конура, обрели мало узнаваемые заплывшие черты. Мелкий пес с гордой кличкой Силач передвигался потешно – прыжками, то и дело проваливаясь в снег. Рыжий толстый кот Голиковых сидел на заборе и наблюдал за собачьими потугами. Он преспокойно игнорировал приказы своей хозяйки – «генеральши» Матрены, требующей от усато-полосатого сиюминутного возвращения в дом. Тиса потрепала пса за ухом, подмигнула коту со словами: «Я бы на твоем месте вообще от нее сбежала» – и, притворив за собой калитку, покинула двор.
Пейзаж с моста сегодня не просматривался – снегопад-художник густо замалевал его белилами. Будто и нет вдали перелесков и холмов над ледяной рекой. На душе девушки с медовыми глазами сегодня было так же бело. По дороге она то и дело поддавалась соблазну и ловила в ладони снежные хлопья. Так, наверное, и в людских душах, потерявшихся, накопивших достаточно черноты, может все измениться. Нужно только дождаться своего снегопада.
В школьном сквере расчищал дорожки Гаврилыч. Зов Манилы в этот раз вызывал жалость. Тиса минуту простояла на перекрестье – вопреки здравому смыслу хотелось бежать к трещине, скорее подняться на верхний этаж – туда, где металась фигура призрака в белых одеждах, и помочь. Как? Чем? Неважно. Но утекающее время, скрежет деревянной лопаты и подозрительный взгляд Гаврилыча в сторону девушки не позволили этому случиться.
Войнова отвернулась от треснутого фасада и медленно, ступая через силу, направилась в учительское общежитие.
В тишине Увлеченного клуба Клим Ложкин сосредоточенно скрипел пером, внося правки в исписанные Виталием листы. При виде ученицы блондин одобрительно кивнул, бросив взгляд на лежащие на столе карманные часы с цепочкой.
– Присаживайтесь, Тиса Лазаровна. Я сейчас закончу. Прошу пять минут, – пробормотал он. Затем снова поднял голову от листов. Зеленые глаза прояснились от тумана отрешенности. – Вы сегодня в добром расположении духа, – произнес так, будто ожидал обратного.
– Люблю снег. – Девушка отвернулась, чтобы повесить на крючок пальто и пригасить улыбку на своем лице.
– Я тоже когда-то любил, – усмехнулся учитель, – пока не ввязался в интригу с курганом. Земляные работы зимой простаивают. Снег теперь вызывает не иначе как досаду.
Перед тем как снова вернуться к бумагам, Клим попросил ее зайти в опытную, добавив:
– Вас с раннего утра там очень ждут.
Тиса была совсем не прочь посвятить пять минут перед уроком беседе с Люсенькой и Строчкой. И поймала себя на мысли, что ей будет жаль прощаться с этими клубовцами, когда придет время покинуть Оранск. Переступила порог опытной и замерла. Единственным человеком, находившимся там, оказалась Клара. Брюнетка несла ящик со склянками и тоже ее заметила.
Войнова развернулась, собираясь немедленно уйти. Портить хорошее настроение, общаясь с этой особой? Нет уж, увольте.
– Тиса, подожди!
Оглянулась, сложив руки на груди. Все же Клара вознамерилась отхватить кусок от ее благодушия. Странно, но она не разразилась привычной обвинительной тирадой, а просто молчала, задрав нос. Взглядом, что ли, убить решила? Не велик василиск, не подействует. Когда терпение почти исчерпалось, брюнетка заговорила.
– Я прошу прощения за свой поступок на концерте, – еле выдавила она из себя. – Мне не стоило опускаться до такого.
Тиса не знала, что и сказать. Извинения? Впору небесам обрушиться на землю.
– Я на самом деле сожалею. – Удивительно, но в голосе девушки действительно послышалась досада. – Глупая затея была. – Она поставила ящик на стол, звякнув стеклом, и отряхнула руки.
– Ты серьезно? – недоверчиво спросила видящая.
Брюнетка усмехнулась, найдя что-то смешное в лице собеседницы.
– Я сожалею, что зря руки марала. Тебя бы и так вскоре раскусили – без моего участия. Если бы только Клим послушал меня и устроил тебе проверку… Подобной доверчивости за ним раньше не замечалось. – Клара криво улыбнулась, снова возвращаясь к свойственной ей ироничной манере разговора. – Поистине, смазливое личико отбивает у мужчин все мозги, пусть даже самые лучшие.
Войнова вздохнула. Напрасно она тревожилась. Падение небес отменяется. Мир спасен.
– Учитель не сомневается в моей одаренности, – возразила она. – Ты же знаешь, я видела Строчку в библиотеке.
– О, так трудно догадаться, где проводит время писарь, – фыркнула Клара, возводя глаза в потолок. – Может быть, ты и меня видела? Дай-ка подумать… Неужели в опытной? – ахнула она. – Ну надо же! Какой великий дар!
Тиса чуть было не предложила проверить ее сейчас же, пусть бы Клара встала за ширму, как в «повторише». Но, слава Единому, удержалась. Унижаться она не станет. И выходок подобных той, что была на концерте, больше не потерпит.
– Думай что хочешь, – бросила, желая отвязаться от собеседницы. – Возможно, я недолго еще пробуду в Оранске. Совет мой тебе: запасись терпением, чтобы зря силы не потратить и не выставить себя в очередной раз неприглядно. Счастье твое уже близко.
Тиса вышла из опытной, не замечая удивленного лица брюнетки. Дверь за ней захлопнулась. Привалившись плечом к стене, девушка перевела дух.
А ведь она только поведала Кларе то, в чем самой себе боялась признаться. Виной всему вчерашнее видение. Демьян, держащий за руку Рича. Их прогулка и теплая беседа. Его искреннее сожаление. «Я повел себя недостойно и причинил обиду». И ее горячее желание оказаться там, рядом с этими двумя мужчинами. А вдруг он в самом деле придет за ней? Мысль отправиться в столицу с Демьяном показалась пугающей и одновременно пленительно сладкой.
Тиса накрыла ладонями разгоряченное лицо.
Дверь кабинета неожиданно распахнулась, являя Климентия Петрониевича.
– Что это с вами? – Его светлые брови сошлись на переносице.
Девушка поспешила убрать руки от лица. Невнятное «ничего» никого не убедило.
– Клара, – глухо произнес Ложкин, сделав самостоятельный вывод. – Нет, я обязан положить этому конец.
Стремительной поступью учитель направился в опытную. Тиса догадалась о его намерениях и, не раздумывая, преградила путь.
– Оставьте, прошу… Я не желаю быть причиной раздора меж вами. Притом что Клара здесь ни при чем. Вернее, не только она, – добавила. – Это личное.
Замолчала под пристальным взглядом мужчины напротив, который, казалось, раздумывал над достоверностью ее слов.
– В таком случае, – ожил блондин далеко не сразу, – прошу в кабинет, Тиса Лазаровна. Начнем занятие.
Войнова выдохнула. Еще одной ссоры она бы сегодня не вынесла.
Учитель будто задался целью указать ей на все ошибки и пробелы в необходимых знаниях по поиску. И хотя заданные параграфы еще со вчерашнего вечера были читаны, отвечала Тиса без энтузиазма, предпочитая больше слушать, чем говорить. Час они разбирали теорию поиска по именной вещи. Ученица узнала, что примерно одна четвертая часть от общего числа видящих так и не овладевают им, поскольку «почувствовать» связь и протянуть «связующий щуп» к владельцу именной вещи – сложное умение, требующее больших как душевных, так и телесных сил. Странно, что Климентий взялся обучать ее этому. Зачем? Сегодня она на все смотрела несколько иначе. Так ли необходимы ей эти знания? Стоят ли они того, чтобы оставаться так долго вдали от отца, от Рича, от…
– У вас нет времени на длительное обучение, как у учащихся школ одаренных, Тиса Лазаровна, – ответил на озвученные сомнения учитель. – Вам дан краткий срок, чтобы освоить важнейшие практические методы поиска, тогда как школьник-видящий имеет на них семь-десять лет. И вряд ли стоит напоминать о немалых деньгах, что вы платите за обучение. Задерживать развитие вашего дара на стадии червя, когда его предназначение – летать, простите, не имею права. Пусть полет поначалу будет коряв, короток и невысок, важнее то, что он случится. К тому же владение поиском по именной вещи способствует матерению дара. Как я уже говорил, дело в предназначении. Это как колесить по ухабам и вдруг войти в нужную колею. Вы сможете быстрее покорить непослушный дар. Вы же этого хотите? Или уже нет? – Зеленые глаза мужчины уперлись в сидящую напротив девушку.
Тиса кивнула не столь уверенно, как раньше. Ее острое желание избавиться от видений Демьяна дает слабину, и похоже, учитель это тоже понял.
Он с укоризной покачал головой, точно читая ее мысли.
– Вы не утруждали себя историей дара, это заметно. Знаете, что может видящий с таким охватом, как у вас? С сильным и подконтрольным даром? Вам это не столь интересно, как погляжу.
В голосе мужчины зазвучала досада.
– Сильный искун способен найти пропавшего за сотни и тысячи верст. С точностью до полуверсты указать на карте местонахождение человека, поскольку заматеревший дар открывает разуму способность к идеальной ориентации в магнитно-поясном поле Хорна. Навык отстранения позволяет видящему разглядеть близкие предметы и местность. В нашем с вами случае – нет, но для счастливчиков – плюс ко всему подвластно видение разных рас, вплоть до древних. Были даже редчайшие случаи, когда видящий мог брать под свой контроль тело объекта поиска. Имперские стражи, сильнейшие мира сего, чтобы заполучить одаренного искуна, готовы отдать не один мешок золота. Видение – это редкий дар, Тиса Лазаровна. Вы же относитесь к нему несерьезно. Я не вижу желания овладеть, подчинить, дерзать. Вы не понимаете, чем владеете, и это прискорбно.
Сомнение, что его ученица, возможно, относится к бесталанной одной четвертой, Ложкина, похоже, не посещало.
Удивленная напором учителя, Тиса молчала. И чего он так разошелся? Все, в чем Климентий ее упрекнул, было истиной. Да, лишенная тщеславия, она не желала стези искуна, не видела себя на ином поприще, кроме как аптечном. Она травница. А дар – просто полезное приложение. Но она ведь и не скрывала, что желает лишь избавиться от самовольных видений.
– Но вы же тоже такой, – возразила девушка виновато. – Вы ведь видящий, но предпочитаете не работать искуном. Отказываете в поиске горожанам.
Блондин перестал вертеть в руках карандаш и замер. Зелень глаз неожиданно обрела предгрозовую черноту, и Войнова осеклась. Некоторое время они молчали.
– У меня иной случай, – наконец ответил Климентий, будто через силу. Он хотел добавить еще что-то, но передумал. – Впрочем, хватит на сегодня теории.
После «солнечных» шуйских мечтаний Тиса взялась выдумывать мало знакомого «объекта» для поиска, когда Климентий выдвинул ящик стола и достал из него железный ключ.
– Возьмите, – с невозмутимым видом он протянул его ученице, – это запасной ключ от моей квартиры…
Наверное, на ее лице отразились определенного толка эмоции, поскольку учитель поперхнулся, прежде чем продолжить:
– Кхм. Кажется, я не так выразился, – поправился он. – Ключ принадлежит Раиле Авиловне, пожилой женщине, сдающей мне квартиру на постой. До меня в квартире никто не жил, хозяйка съехала к дочери до того, как предоставить мне жилье. Ключом я не пользовался. И сейчас, Тиса Лазаровна, вы попробуете найти владелицу по данной вам именной вещи.
Тиса с робостью опустила взгляд на ключ в своей ладони.
– Но у меня не получится.
– Думаю, что так и будет.
– Тогда зачем? – Климентий сегодня не переставал ее озадачивать.
– Потому что вы должны начать пытаться! – Он сверкнул глазами. – Да, скорее всего, либо вы не войдете в видение, либо дар снова самовольно отправит сознание по прочной связи. Но прежде замечайте любое изменение в настрое. «Щуп» у каждого в воображении свой. Он может представляться тропой, путеводной нитью или норой. Вам нужно быть внимательной и постараться заметить зачатки его образования, затем усилить его, достроить сознательно.
Тиса слушала учителя и мысленно восхищалась: вот она, знаменитая целеустремленность Климентия Ложкина, о которой говорил Виталий. Будучи увлеченным какой-то идеей, этот мужчина делает все необходимое – и свыше того – для ее воплощения. Будь то поиск кургана или же обучение нерадивой видящей. Эх, поделился бы толикой своей силы воли…
– А как выглядит ваш щуп? – В самом деле любопытно.
– Гранитные ступени.
– Основательно, – улыбнулась Тиса. – А куда они ведут?
– Вверх.
– А что в конце лестницы?
Теперь уже улыбнулся Ложкин.
– Объект поиска, Тиса Лазаровна. Но я понимаю, о чем вы. Обычно никто до конца «щупа» не доходит. Видение открывается на полпути. Итак, вы рискнете начать?
Девушка раскрыла ладонь и рассмотрела ключ – железный, изъеденный ржой, с круглыми ушками. Коваль сработал аккуратно. Простой ключ, каких множество во всей империи, но только этот принадлежал некой Раиле Авиловне.
– Попробую, – согласилась без уверенности.
Учитель одобрительно кивнул.
Смежились веки, и обступила темнота. Ключ. Она все еще ощущала его холодную гладкую поверхность под пальцами, чувствовала едва уловимый запах кислого железа. Ключ принадлежит женщине. И она где-то находится сейчас. Возможно, здесь, в Оранске. Или в другом городе или селе. Женщина держала ключ в руках и нередко им пользовалась. На нем остался ее след. Невидимый глазу, но заметный ее дару. Минут пятнадцать Тиса провела, блуждая в мыслях, а потом дар впустил-таки ее в свои сени.
Туман – родной, знакомый – стелился в ногах. «Чей ключ? – спросила его. – Покажи мне, чей он». Тянулось время, она все так же брела в клубах дымки. Дар не собирался показывать хозяйку ключа. Внимательно оглядываясь, Тиса старалась замечать все необычное. Только что необычного в белом туманном поле? Гранитные ступени или тропы – здесь? Смешно. В конце концов девушка остановилась, устало наблюдая, как белые хлопья оглаживают ее щиколотки. Похоже, она со спокойной совестью покинет Оранск. Щуп вряд ли дастся ей когда-либо. Стоило об этом подумать, как туман возле ее ног засветился.
Замерев, наблюдала, как растет свечение, постепенно обретая бледные краски. Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Семь цветов, слагающих радугу. Медленно цветная дорожка разворачивалась вдаль, и Тиса, как могла, подбадривала ее, припоминая наставления учителя. Спустя полчаса она смогла оглядеть творение своего дара. И чем видящие не вэйны? Пусть в воображении, но творить такую красоту!
Первый осторожный шаг по таинственно сияющей радуге, затем еще один. И вот она уже идет, не веря до конца, что у нее получилось построить щуп! Вот будет здорово вернуться с хорошей новостью. Она даже представила лицо Ложкина, когда будет рассказывать, как выглядит хозяйка ключа. Наконец у клубовцев развеются последние сомнения в ее даре. А ведь даже Климентий считал, что построить щуп с первого раза невозможно, что дар не пропустит или снова отправит ее сознание к вэйну… Стоять! Тиса поняла, что слишком увлеклась сторонними мыслями, но поздно – радужная дорога сворачивалась на глазах.
Учитель снова оказался прав.
Она стояла в приемной управного крассбургского отделения спецстражи Вэйновия в компании главвэя Горохова. Брюнет выглядел раздосадованным.
– Место оказалось нечисто, как ты и предполагал. Пятерка нашла пещеры, в которых держали пропавших людей. Около полусотни. Судя по восстановленным частям вэйграмм, их готовили к вытяжке.
– Не нашли. Похоже, его что-то спугнуло, ушел, гад, и людей прихватил. Место портала будто выжжено. Как ему это удалось? Ведь протащил полсотни душ и ни одной нитки вэи не оставил. Теперь он может быть где угодно. Изнань! Мы снова в зобе мордоклюва…
– Скажи, чтобы сделали слепки вэйграмм. И отправь людей в архив, пусть сверят почерк.
– Шансов нет, – махнул рукой здоровяк, – слишком малые фрагменты.
– Шанс есть всегда, Игнат.
– Ты думаешь, это кто-то из осужденных? Из Мракота? Не верится. Если бы случился побег, нас бы известили в первую очередь. Они же там слепнут в первый год, а на второй сходят с ума. Таким не убежать.
Дубовая дверь приемной открылась, и вошел Юлий Жигаль, сегодня снова при парике. Взгляд немигающих глаз цепко скользнул по соратникам.
– Ба! Горохов, да ты делаешь успехи! Твой блок уже не напоминает дырявую ветошь.
Игнат почти до скрежета стиснул тяжелые челюсти.
– О чем шепчемся? – продолжил как ни в чем не бывало довольный чтец. – Я и так знаю: о неуловимом собирателе невесомых. «А кто наденет на себя сии латы – неуязвимым станет. Ни сталь, ни вэя не возьмут его». Интересно, бессмертие там не прилагается? Похоже, этот фиолетовый поганец метит на место Единого. Но доблестный главвэй Горохов не даст мечтам нечестивца сбыться. Правда, Игнат? Несдобровать ворогам, поколе на страже империи стоит такой богатырь!
Судя по разжимающимся и сжимающимся кулакам Горохова, терпение «богатыря» заканчивалось.
Спас Юлия Демьян.
– Ты к управному или меня искал?
– И то и другое. Я тут кое-что выяснил по делу Кочанова, хочу поделиться. А где, кстати, молодая привратница? – Чтец заозирался, словно девушка могла прятаться за шкафом или под письменным столом. – Помнится, я много интересного узнал из ее светлой головки.
– Ни стыда ни совести у те… – зарычал Игнат, но в этот момент дверь кабинета распахнулась.
Вначале показалась та самая привратница с кислым выражением лица. Затем… Душа видящей болезненно сжалась. Следующей из кабинета управного вынесла свою сногсшибательную персону баронесса Разумовская. Идеальное лицо, от которого невозможно отвести глаза. Идеально сидящее на точеной фигуре модное нежно-желтое платье, шляпка с приподнятой вуалью. И соблазнительные, манящие мягкой нежностью губы. Роман Валентович учтиво держал красавицу под локоток.
– Вы можете писать свою статью, Лилия Вэеславовна, но окончательную рукопись обещайте показать, – ворковал седеющим сизарем управной. – Понимаете ли, освещать жизнь ССВ нужно очень… м-м-м… аккуратно. Имперские тайны, сами понимаете.
– О да, я понимаю, Роман Валентович. Можете не беспокоиться. Газету курирую я. Посему, смею вас заверить, ни словечка не отпечатает вэйграф без вашего на то одобрения. Я могу рассчитывать на помощь ваших подчиненных? – Веер в женских руках раскрылся и закрылся.
– Они к вашим услугам.
Последовало приветствие. Купаясь во внимании мужчин, вэйна искусно кокетничала и то и дело одаривала главвэя Невзорова пронзительными взглядами. Роман Валентович, пребывая под очарованием Разумовской, великодушно разрешил красавице наведываться в ССВ сколь угодно раз.
– О, я рада, что вы так тонко понимаете меня, граф, – лучезарно улыбалась баронесса Политову. – Для моего литературного труда мне необходимо как можно лучше узнать о жизни героев спецстражи. Благо, вы считаете так же.
– Несомненно, Лилия Вэеславовна.
«Кто бы мог сомневаться!» – мысленно фыркнула Тиса. Негодование душило ее.
– Право, не знал, что ко всем вашим талантам вы еще и пером владеете.
– Вы очень разносторонняя для женщины, – последовал неуклюжий комплимент от Горохова.
– Не боитесь замарать чернилами нежнейшие пальчики? – Юлий поцеловал женскую ручку в кружевной перчатке и отступил к Демьяну, продолжающему стоять столбом.
– Моя участь – замарать их исключительно ради интересной статьи и вашего спокойствия, судари, – вздохнула напоказ красотка. Высокая грудь колыхнулась в глубоком вырезе корсета, привлекая к себе взгляды мужчин, как шмелей на яблоневый цвет. – Это сложнейшее поручение я не доверила ни одному статейнику «Женского Крассбурга». Взялась сама, чтобы вы могли быть уверены за ваши имперские тайны. Поверьте, меня они мало интересуют, – при этих словах она вновь прожгла взглядом сапфировых глаз Демьяна, – лишь будни и нравы героев.
– Как самоотверженно с вашей стороны. – Политов продолжал удивлять обходительностью.
Чтец чуть склонился к уху друга и прошептал:
– Чую я, Невзоров, эта Жар-птица залетела сюда по твою душу. Готовь сюртук для бала, сдашься на ее милость как пить дать.
Демьян ничего не ответил. Лишь видящая почувствовала сдерживаемый в груди мужчины вздох.
Гостиную наполняли громкие голоса. По возвращении из видения Тиса от расстройства не торопилась открывать глаза, не желая вливаться в общение. Так и полулежала на твердом диване, глядя в черноту век и не особо прислушиваясь. Но вскоре ее имя во фразах беседующих заставило проявить внимание к чужому разговору.
– Ой, как здорово! Спасибо большое, я передам ей карточку, как только она очнется! – Радостный возглас Люсеньки и шелест юбки.
– Но, Мо Линич, она не является членом клуба… – Клара не скрывала возмущения в голосе.
Покашливание перед ответом.
– Милая, это решение губернатора. На концерте вашей ученицей заинтересовались, Климентий, хотя девушка и сбежала со сцены. Я не имею ничего против, чтобы Тиса Лазаровна посетила Воскресенский бал в нашей компании. Вы, думаю, тоже, – без тени сомнения произнес заведующий школы одаренных.
– Я буду только рад, – голос Виталия Стручкова.
– Но разве на Воскресенский бал не приглашают только почетных горожан и тех, у кого есть заслуги или старания перед губернией? – упрямо возразила Клара, однако никто ее не услышал, поскольку в опытной раздался звон разбившегося стекла. Как выяснилось, котята добрались до склянок. Вся компания переместилась в смежную комнату, и Тиса медленно распахнула веки, затем так же не спеша поднялась с твердого дивана.
К тому времени, как в гостиной снова появились клубовцы, она успела подавить бушующие внутри нее волнение и досаду. Люсенька с ликованием всучила ей в ладони красивую бумагу с вензелем и гербом Оранска, и Тиса, как следует вежливой барышне, поблагодарила Мо Ши. Позже, уже у себя во флигеле, она забросила – с глаз долой – эту бумажку в шкаф, в самый темный угол свободной полки, прошептав в сердцах: «Изнань подери все Воскресенские балы!»
Глава 21
Камыш на ветру
Пар поднимался над фарфоровой чашкой, тонко закручивался и исчезал. Тиса вдыхала аромат чабреца и мяты и рассеянно водила пальцем по краешку розового блюдца. Вкусное пирожное из пекарни Творожковых, любезно предложенное хозяйкой гостьям, так и осталось недоеденным.
Люсенька с Агатой Федоровной обсуждали качество работы знакомой швеи. Пару раз вэйна кидала недоуменные взгляды на свою помощницу, которая была сегодня молчаливей обычного. Люся же, наоборот, несколько отвлеклась от навязчивой мысли, что в аптеку вот-вот заявится «тот жуткий вэйн», успокоилась и разговорилась.
– А Тиса не желает идти на бал, вы представляете, Агата Федоровна! – пожаловалась девушка колдунье. – Будет же маскарад – танцы, веселье! Это так здорово, а она отказывается.
Виновница обсуждения оторвалась от разглядывания золотой каемки блюдца и незаметно вздохнула. Люсенька не оставляет надежды вытащить ее на бал и сейчас пытается заполучить вэйну в союзницы.
– Почему же, позволь узнать, ласточка? – Хозяйка аптеки взглянула на нее с удивлением.
– Я просто… – Тиса запнулась, посчитав, что честное «не хочу» будет звучать неприлично. Как объяснить вежливо, что она не желает идти на празднество и представляться оранской знати? Лица местной благородной публики до сих пор вспоминаются с досадой. К тому же есть у нее подозрение, что «те самые заинтересованные ее персоной на концерте», кто подсказал губернатору одарить ее пригласительным листком, – не кто иной как молодой граф Озерский. Идти туда, чтобы снова увидеть этого распущенного титулованного наглеца? Или слушать едкие речи Клары? Лучше она проведет вечер во флигеле в обнимку с трактатом. В последние дни эта потребность вновь ожила в ней.
Все потому, что уже третий день наблюдает в видениях Разумовскую рядом с вэйном. И ведь он не выставляет ее из своего кабинета! Отвечает терпеливо на вопросы красавицы, которые то и дело скатываются во флирт. Боже, ну почему?..
– У меня нет подходящего платья, – ничего лучше не могла придумать в ответ, – заказывать уже поздно, а готовое я вряд ли найду.
– Могу дать тебе свое! – предложила Перышкина. – Новенькое, розовенькое! Маменька заказывала мне два платья для званых обедов. Тебе подойдет! Оно, конечно, не такое красивое, как мое лазоревое, но тоже очень милое. Маменька будет совсем не против.
Представила себе это платье – рюшечки и цветочки в духе Люсеньки. О нет.
– Я не могу взять твое платье.
– Ну почему-у?
– Хотя бы потому, что мы с тобой разного роста.
– Можно отдать швее, она удлинит подол.
«Спокойствие и терпение, – прошептала Тиса себе под нос, – истинные добродетели благочестивой женщины».
– У меня тоже найдется кое-что для тебя, ласточка, – неожиданно сказала Агата Федоровна. – Погодите-ка.
Колдунья кликнула горничную и велела принести «наряд в зеленом чехле».
– Я так и не надела его на Сотворение у племянника, теперь думаю, что вряд ли надену когда-нибудь.
Горничная сняла чехол и уложила платье на диванчик.
С первого же взгляда Войнова поняла, что покорена нарядом из струящейся ткани малахитового цвета, к которому так и хотелось прикоснуться. Атласный широкий пояс, лиф украшен серебряным кружевом. Богато, но не вычурно.
– Ой, какая прелесть! – ахнула Люся благоговейно. – И такой ворот сейчас в моде, мне швея рисунки показывала.
– Как оно тебе, ласточка? – спросила Агата помощницу. – Конечно, крой не особо молодежный, но вкус у меня всегда был. Рост у нас почти одинаковый. Если дать швее ушить в талии и чуть поддернуть плечики…
– Красивое платье, – призналась Тиса, чувствуя желание его примерить. – Можно потрогать?
– Конечно.
Пальцы коснулись ткани, названия которой она не знала, – гладкой и мягкой, словно лепестки оранжерейных цветов.
– Оно бесподобно.
– Я знала, что тебе понравится, моя дорогая.
Тиса подняла глаза на хозяйку платья и почувствовала теплую, до затаенных слез, благодарность. На миг ей подумалось, что, будь жива мамочка, она бы так же обсуждала с ней наряды и собирала на бал дочь.
– Я не мо…
– Не вздумай сказать, что тебе неудобно взять эту вещь у вредной колдуньи, – предупредила ее Агата, но, заметив в глазах девушки волнение, отступила. – Ладно, подумай еще, ласточка. Я считаю, что тебе нечего сидеть дома, когда можно повеселиться с друзьями на маскараде, но решать тебе. Платье будет у меня пылиться только, а тебе бы послужило. Эх, где ты, моя молодость?
Под жалостливые вздохи Люсеньки платье снова завернули в чехол, чтобы отправить на прежнее место. Как бы ни хотелось заполучить его, Тиса снова дала себе время на раздумье. В последние дни она делала это постоянно. Отодвигала решения. Словно камыш на ветру, качалась из стороны в сторону в сомнениях и в итоге стояла на месте. Причина была в утренних видениях. Она чувствовала, как раз за разом они выпивали ее решимость. И не только, еще и веру. Веру в то, что один вэйн останется верен своим чувствам к ней. Это делало ее дух еще беспомощнее.
Перед тем как проводить девушек, хозяйка аптеки попросила помощницу еще раз заглянуть к ней послезавтра, чтобы помочь сложить пару-тройку лечебных сборов. Войнова согласилась; даже жаль, что на дворе праздник и она не загружена работой.
Выйдя на свет после сумрака аптеки, Тиса сощурилась. Боровую улицу освещали морозное солнце и улыбки прохожих. Люся смирилась, что сегодня не добьется согласия отправиться на бал, и, слава Единому, не заговаривала больше о платье.
– Ты снова мерзнешь, – сказала она, всматриваясь в подругу. Протянула ей свою муфточку, но та взять отказалась, заявив, что ей совершенно не холодно.
– Тебе надо теплее одеваться, иначе ты совсем застудишься, – покачала головой странная Перышкина. – Хочешь, мы тебя довезем до дома?
Но Войнова домой возвращаться не намеревалась, вместо этого попросила подвезти ее к приюту.
– Ты к той девочке, да? – умилилась Люсенька. – Ох, я бы с вами погуляла, но мне на примерку надо к швее.
Подкатили сани, и девушки уселись на лавку. Подгоняемая Микилкой пара каурых лошадок тронулась неторопливой рысью. Под дугой зазвенели бубенцы.
– Ой, забыла спросить, – спохватилась Люся. – Мы на Захолмский каток завтра собираемся. Виталик будет, Клара. Может, даже Клима уговорим. Не хочешь с нами поехать? Там весело! Ты каталась когда-нибудь на коньковых полозиках?
Тиса кивнула. Конечно, она каталась. В Увеге не без участия ребят из отцовой части расчищался лед на Веже для увеселения горожан. Помнится, мама учила ее правильно держаться на коньках, чтобы не падать. Замечательные дни. Невольно коснулась запястья – почему бы не вспомнить об этом с помощью памятован? Вэйновские часы работают, нужно всего лишь желание – и они покажут прошлое.
– Это загородный каток, большой, – пояснила Люся, – не то что в старом сквере маленький и тесный заливают. А там красиво, Орь видать далеко, и лес вокруг.
– Лес?
– Да, сосновый.
– Я поеду.
Перышкина довольно пискнула.
Вскоре они оказались у приюта, и Войнова сошла с саней.
Она знала, где искать девчушку. Та сидела на пне за беседкой в компании пернатых. Поня-птичница, маленькая девочка, от взгляда на которую теплело на сердце. Девочка увлеченно крошила голубям хлеб, который наверняка опять стащила из трапезной. В вороте ватника торчала голова плюшевого медведя. Заметив знакомую, малышка подскочила. Серые глаза заблестели.
– Тиса Лазаровна! Вы за мной, гулять?
И снова удивление в голосе, будто бы она не верила в то, что за ней пришли.
– Конечно, Поня, если ты хочешь.
Она радостно воскликнула, потом серьезно, как и прежде, добавила:
– Хочу. Токмо мне докормить надо. Вы же меня подождете, да?
Заверив Поню, что подождет, посоветовала не торопиться.
Девчушка щипала хлеб птицам. Войнова присела на половинку пня. Как и вчера, на вторую половинку тут же молча уселась девочка. Так они и сидели, наблюдая за суетой сизарей.
Тисе вспомнился давешний разговор с нянькой Раей. Как хорошо, что она в праздник не задала вопрос о родне. У малышки никого нет, ее оставили в люльке у ворот «Сердечного крова» пять лет назад. При девочке были только пеленка и простенькая кустарного вида брошка. Рая сама заносила люльку в приют. Тиса негодовала: какая мать смогла отказаться от своего младенца? И мать ли она после этого?
– Ритка хотела Мишаню отобрать, – произнесла Поня. – А я ей сказала, что вам пожалуюсь, и она отстала.
– Они не бьют тебя?
– Сейчас нет, – хмыкнула довольно девочка. – Пусть только попробуют! Я про дырку расскажу. И еще они вас боятся и тетю Яну.
Тиса вздохнула. Не такое должно быть детство, а беззаботное и светлое, как было у нее когда-то. Сегодня на прогулке она снова сделает так, чтобы эти серые глаза смеялись.
А еще нужно примерить Поне свитерок и юбку, что для нее куплены.
* * *
Домой Войнова вернулась приятно усталой и довольной – как всегда после прогулки с ребенком. Прежде чем зайти во флигель, она заглянула к Кадушкиным. Нужно было отдать Алевтине обещанную настойку от глухоты. На хозяйском крыльце послышался детский смех из окна кухни. На стук в дверь никто не откликнулся. Тиса открыла ее и кликнула хозяев. Бесполезно, не слышат. Во дворе появился Гишка. На просьбу девушки позвать хозяйку у мужичка неожиданно разболелся живот.
– Ой-ой, скрутило, – заныл притворщик, схватившись за пузо. И бочком, бочком к курятнику. – А вы, барышня, сами войдите. Али стесняетесь? – И улизнул, шельмец, на задний двор.
Девушка какое-то время помялась на пороге, потом все же прошла темным коридорчиком на звук громких голосов. По дороге коснулась чего-то шершавого на стене и чуть не взвизгнула, разглядев чучело большого краба. Тиса посетовала на свою пугливость – хоть таких морских тварей вживую не видела, но уж слышала и читала о них предостаточно.
Застала она всю семью Кадушкиных на жаркой кухне. Алевтина по локти в муке месила тесто и что-то громко выговаривала Тарасу. Дети за тарелками с перловой кашей спорили и под столом пинали друг друга ногами. Бабуля при всем этом галдеже звучно храпела в кресле у окна. Подоконник весь был усыпан налепленными пирожками. Перед спящей тоже стояла полная тарелка с кашей, но рука старушки выпустила ложку и безвольно лежала на подлокотнике. Тиса встала в дверях, поздоровалась, но ее не сразу заметили.
– Чтобы я с соседями тебя с крыши снимала?! – возмущалась Алевтина. – Даже не проси!
– Так ты мне дашь рубль или нет? – раздраженно басил Тарас.
Борисовна повернулась к доске, прибитой на стене, и углем накарябала: «Нет. Што ты хочишь купить?» Бросила уголек на буфетную полку, подбоченилась.
Бурча себе под нос, что он думает о жене, Тарас в три больших шага покинул кухню – ураганом мимо постоялицы.
– Тиса Лазаровна! – Заметила ее хозяйка, всплеснув руками.
– Простите, я не достучалась, – повинилась девушка. – Зашла без приглашения.
– Что вы! Какое приглашение? Заходите в любое время! Не бойтесь, мы допоздна не спим.
– Я вам тут принесла… – Тиса вынула из сумки бутыль со снадобьем и повторила, как нужно его использовать.
Пока Алевтина рассыпалась в благодарностях, Войнова заметила краем глаза, как мальчишка перестал препираться с сестрой и, хихикая, зачем-то насыпал в ладонь бабули горку муки. Порывшись в карманах, Устин достал длинное петушиное перо и защекотал им нос старушки. Тиса открыла рот – предупредить, но было уже поздно. Старушка дернула носом и резко подняла руку, чтобы почесать его. И конечно, осыпала себя мукой.
– Чевой это? Что такое? – Сонная бабуля непонимающе завертела по сторонам белым лицом, до уморы смешным.
Шкодник закатился заразительным смехом, даже его сестра прыснула, глядя на «бледнолицую» в кресле.
– Устька! Ты что наделал, негодник? – спохватилась Алевтина. – Ты зачем бабулю испачкал?!
– Это не я. Она сама!
– Вот я тебе сейчас уши надеру! Сама! – Мать хотела дотянуться до сорванца, но тот ловко увернулся и нырнул под стол. Вылез с противоположной стороны.
Борисовна схватила кухонное полотенце и принялась носиться за сыном, норовя шлепнуть его по мягкому месту.
Тиса глядела на суматоху, прикрывая кулачком рот.
Какой бы странной ни была эта семья, но в присутствии Кадушкиных теплело на душе. Сегодня она снова посетит даром дорогих ей людей: отца, деда Агапа, Рича, Ганну, Зою с маленьким Егором и с недавних пор – Поню. А перед сном вспомнит сказочное время, когда в детстве каталась с мамой на коньках.
Только бы не думать об утре и возможном новом видении.
* * *
Место было ей знакомо – площадка для тренировочных боев спецстражи.
Демьян сидел на скамье в ложе. На коленях его лежал скип, и руки вэйна любовно оглаживали оружие. От мужских ладоней к ореховому древку, перетянутому роговыми кольцами, тянулась тонкая паутинка из белых нитей вэи. На площадке расходились в сторону бойцы, чтобы снова сойтись в искрометной схватке.
– Что случилось сегодня, Дем? – спросил чтец, развалившись на скамье напротив. – До явления Скакуна, полагаю. Что такого, что тебе потребовалось сразу «стяжание собранности»?
– А ты прочти меня, – вздернул брови колдун.
– Ага, проще об эту стену побиться. Постой, неужели это баронесса пошатнула твою невозмутимость? О-о. Бастион под названием Невзоров дрогнул и готов упасть к ножкам красотки? Я прав? Волнение из-за женщины?!
Демьян криво улыбнулся. И Тиса ощутила искренность его улыбки. Это не натянутые губы, когда колдуну приходится проявлять вежливость.
Юлий указал пальцем на друга.
– Да, я прав! – хохотнул он.
– Нет, – усмехнулся главвэй. Он встал со скамьи. – Достаточно предположений. Ты ведешь себя как курсант-первогодка. Пойду разомнусь на площадку.
– Сбегаешь, да? Я же все равно из тебя правду вытрясу! Ну ладно, покажи Щавелеву, как нужно драться, а то я уже устал читать его заносчивый бред.
Главвэй миновал оживленные зрительские ряды и ступил на черный гранит. Сейчас Тиса поняла, насколько велика площадка для поединков, наверное, вся базарная площадь Увега уместилась бы здесь. Площадку по периметру огораживала едва различимая глазу вэйновская сеть. Она поднималась от гранитных плит к тонущему в сумраке парусному своду потолка. С четырех колонн свисали длинные флаги с изображением герба Вэйновия – белый священный дракон Вемовей глядел на собравшийся народ с каждого кумачового полотнища.
Огибая площадку по краю, Демьян направился к группе вэйнов, стоящих на противоположном углу. И сразу же со стороны первого яруса зрительских рядов раздались возгласы курсантов:
– Глядите! Главвэй Невзоров выйдет биться!
– Пойдем ближе встанем!
– Говорят, он из княжеского рода.
Сослуживцы его встретили приветствием. Демьян по очереди пожимал крепкие руки. Вэйна подначивали шутками, смеялись над его короткими остроумными ответами. Главвэй справлялся о здравии семей и был в курсе последних событий, произошедших в жизни сослуживцев.
– Решил размяться, Демьян? Похвально, а то мы уж подумали, что ты наше общество совсем покинул.
– Это ему раньше на оперативной махаться хватало, а сейчас он кабинетный червь.
– Ты нам все же скажи, с чего вдруг в стратегический переметнулся?
– Дела требуют длительного присутствия в Крассбурге, – развел руки Демьян.
– Дела, говоришь? Не то ли это «дело», что с утра караулит тебя возле дверей кабинета?
– Если вы о Разумовской, то она пишет статью об ССВ.
– Ну конечно, так он тебе и сказал. Скорей из нас вытянет тайное. Дважды одаренный!
Общий смех, и наконец:
– Так, кто хочет в пару к Невзорову? Есть храбрецы?
– Есть!
К ним подходила группа из восьми колдунов – молодых и бравых. Вызвавшийся биться выделялся средь остальных мощным разворотом плеч и горящим взором. Выше Демьяна на голову. Рыжеватые усы, крупное лицо. У бедра – скип из красного граба, украшенный чеканью. На поясе серебряные ножны с саблей. Острый стилет с другого бока. И даже стальные иглы воткнуты в маленький колчан, прикрепленный к ремню, что перетягивал грудь от плеча. Интересно, а при ходьбе бренчит все это добро или нет?
– Щавелев у нас ни одного боя не проиграл с лета.
– Достойный противник – интересный бой. – Демьян протянул руку рыжеусому, и тот пожал ее с самоуверенной ухмылкой.
Когда двое вэйнов зашагали к центру площадки, позади послышались шепотки из обеих групп:
– Сбылась мечта самоубийцы. Ставлю на Невзорова.
И возмущенное:
– Щавелев тоже не лыком шит!
Тем временем на гранитном полу ярко засветились два круга. Противники разошлись – каждый стал на отведенное ему место. Рыжеусый поднял скип – из древка выдвинулись стальные шипы – и принял боевую стойку.
– «Герои уходят, на смену идут новые!» – нагло и громко процитировал он выдержку из исторической летописи о Савином полку.
Демьян не делал лишних движений, лишь перехватил удобнее в руке древко оружия.
– Если не будут спотыкаться о собственную амуницию, то, может быть, и дойдут, – поддел он увешанного оружием противника. Смех в зрительских рядах вызвал у молодого колдуна злое шипение.
– Вот и отлично, покажи, что умеешь, Щавелев. – прошептал себе под нос Невзоров, скривив губы. – Мне требуется хорошая встряска.
Подумав, что лучше заблаговременно проделать то, что удалось ей в «Рваной глотке», то есть переместиться сознанием в друга главвэя и смотреть поединок со стороны, Тиса постаралась настроиться на Юлия. Помнится, ее попытки повторить подобный трюк до сих пор не увенчались успехом. Но, может, сейчас, в очередном вэйновском бою, у нее получится?
Не удивилась, когда дар беспрекословно и с легкостью перенес ее сознание в другое тело, – она снова очутилась в ложе.
– Давай, Дем, покажи этому выскочке! – Юлий притопывал левой ногой в нетерпении и ожидании яркого зрелища.
– Слышала, Демьян Тимофеевич хорош в поединках? – раздался рядом мелодичный голос, который Тиса за последние дни уже успела возненавидеть.
Чтец повернул голову, и видящая сумела лицезреть рядом с собой Лилию Разумовскую. Она, как и сосед, опиралась локотками на перила ложи и неотрывно глядела на вэйнов посреди зала. Обворожительная, идеальная в красной шляпке с длинными белыми перьями.
– Он – не хорош, баронесса, – ухмыльнулся Жигаль, – он – лучший в ССВ.
С этими словами Юлий отвернулся от девушки, чтобы наблюдать за поединком.
Настроение видящей, которое и без того было неважным, скатилось еще ниже. Однако вскоре невеселым мыслям пришлось подвинуться. Действо на площадке тоже захватило ее внимание.
Тиса не поняла, что послужило началом боя. Вэйны сорвались со своего места неожиданно.
С первых секунд рыжие молнии вэи полетели в Демьяна: толстые, смертельные светящиеся прямые копья старались достать, пригвоздить, расплющить главвэя. Щавелев передвигался по площадке достаточно быстро, скип его вертелся мощно, как палица, выдавая щедрыми порциями потоки силы. Главвэй отступал, умудрялся ловко уходить из-под удара в последние моменты, отбивался, растрачивая вэю нехотя, только по крайней необходимости. В наступление не переходил. Очень скоро такая тактика боя противника стала раздражать рыжеусого. Выражение превосходства исчезло с его лица, уступая место ярости. Демьян же, наоборот, расслабился, и на его лице появилось скучающее выражение, он словно ждал, когда же игра станет более занятной. В очередном кульбите Щавелев выхватил панокийский стилет и метнул его в противника, ускорив полет потоком вэи. Демьян без особого труда отбил нож скипом, который, как оказалось, уже успел ощетиниться тонкими лезвиями. Иглы, которые бравый молодец выпустил неожиданно и все сразу, все же заставили Невзорова немного покрутиться. Его скип зажужжал шмелем и размылся. В этот момент стало ясно, что главвэй снова вытворяет нечто невероятно восхитительное. В подобный благоговейный трепет приходишь от созерцания буйства грозы – ее тоже невозможно остановить. Лишь позже Тиса поняла: Демьян не только отбивал иглы, он отправлял их обратно к бывшему владельцу. Его противник такой прыткости не имел, и не прошло и минуты, как тот, тяжело дыша, остановился перевести дух, оглядывая окровавленное плечо и ногу. Демьян белым росчерком через всю площадку метнул в него луч вэи. Один точный удар опрокинул Щавелева на спину, а второй луч собрался в плотный шар и завис над горлом лежащего противника. Поединок завершился. Не прошло и четверти часа.
Враз ярусы зрителей зашлись овациями, свистом и криками молодых курсантов.
– Браво! – воскликнула стоящая рядом Разумовская и беззастенчиво отправила воздушные поцелуи победителю. Жадный огонь, который у нее всяко загорался при виде главвэя, сейчас грозился превратиться в пожар. – Знаете, Юлий, скажу вам по секрету, – красотка обернулась к чтецу и взглянула на него лукаво и доверчиво одновременно, – я уже грежу вашим другом. Вы не знаете, его сердце свободно?
– Не скажу наверняка, блистательная баронесса, – ответил Юлий, – мой друг скрытен, что касается сердечных дел. Но, думаю, с вашим появлением в наших пенатах шансы Невзорова на сердечную свободу истаивают, как весенние снега.
Лилия довольно рассмеялась.
– А вы умеете говорить комплименты!
На площадке Демьян помогал подняться бывшему противнику. Никто из зрителей не услышал вопрос главвэя, даже Тиса:
– Ну а сабля тебе зачем нужна была, Щавелев?
Глава 22
Снадобье для улыбок
Она снова подпирала спиной вишню, ту самую, что росла на повороте длинной аллеи в парке. Ветер шевелил кривые, как паучьи лапы, ветви дерева, кидал девушке снег за шиворот пальто, играл каштановыми волосами. Она же будто и не замечала этого. Закрыла глаза и откинула голову назад, вжимаясь в холодный ствол, будто мечтала врасти в него, превратиться в узловатые древесные наросты.
Старая вишня прислушивалась, склоняясь. Дерево успело привыкнуть к той, что время от времени навещает его в заброшенном парке.
«Лилия Разумовская не отходит от него ни на шаг, – шептала Тиса. – Разве можно устоять перед ее чарами? Баронесса, вэйна и настоящая красавица. Куда мне с такой тягаться?»
Однако позже, когда солнце вышло из-за туч, девушка глубоко вздохнула.
«Еще неизвестно. Возможно, я сгущаю краски, – она отступила на ледяную дорожку аллеи. – Он же отказался тогда идти на бал и танцевать с ней. Отказался ведь…»
Ей так хотелось верить.
* * *
На каток Тиса все же поехала. Потому ли, что тишина флигеля давила на нее сильнее любого гнета, или оттого, что стремилась сбежать от навязчивых мыслей, или же сыграло свою роль желание оказаться в лесу. Неизвестно. Но уже к двум часам дня, оставив позади пять верст, она в компании клубовцев подъезжала к катку села Доброкурово. Патва здесь разливалась широко и, скрытая подо льдом, представляла собой ровное поле у подножия лесистого холма. Несколько экипажей стояло вдоль дороги. Местные сельчане обустроили базарчик для любителей перекусить, продавали леденцы, пирожки да сбитень из кадок, черпая его половником и разливая по деревянным кружкам. Тут же торговали наточенными коньковыми полозиками с ремешками, глиняными свистульками, статуэтками, варежками, цветастыми шалями и всякой другой мелочью. Народ катался – кто один, кто в парах, кто толкал перед собой детские санки. Слышались смех, веселые разговоры и даже песни.
– Пойдем, купишь себе коньки своего размера. – Люся потянула Тису за руку к коробейникам, как только они сошли с саней. – Мы скоро!
Люсенька сегодня была хороша в белоснежном кроличьем полушубке и таком же беленьком беретике с фазаньим пером. Светлые кучеряшки выбивались на лоб и щеки, делая ее похожей на ангела. Клара же не изменила черному пальто и скепсису.
– Можете не торопиться, никто не расстроится, – буркнула она девушкам вслед.
– Не слушай ее, она просто не выспалась, – постаралась оправдать подругу Люся.
Войнова лишь головой покачала. У первого же коробейника она выбрала себе простые деревянные коньки и для Пони – свистульку в форме уточки. Спросила у местных, как лучше подняться на лесистый холм, и ей указали тропинку, берущую начало от зарослей ракитника.
Однако сбежать сейчас в лес значило расстроить добрую Люсю, и Тиса решила все же встать на полозики и вспомнить зимнюю забаву. Девушки присели на лавки и затянули ремешки и шнуровку коньков. Остальные клубовцы уже вовсю скользили. Строчка вертелся юлой так, что впору было восхититься. Клим и Клара держались вместе, но, увидев на лавках девушек, блондин заскользил к ним. И Клара с недовольным выражением на лице последовала за Ложкиным.
Люся быстро справилась со шнуровкой и уже ожидала подругу на льду.
Тиса подошла к расчищенной от снега зеркальной поверхности и осторожно ступила на нее.
– Когда в последний раз вы вставали на лед, Тиса Лазаровна?
Девушка подняла взгляд от своих ног. Учитель стоял рядом и с невозмутимым видом протягивал ей руку.
– Еще в гимназии училась, – честно ответила она.
– Это и видно. Хватайтесь за меня.
Тиса послушалась. Мужские пальцы крепко сжали ее ладонь. С поддержкой Ложкина она оттолкнулась и проехалась, стараясь не замечать насупившуюся Клару.
– Спасибо.
– Мой вам совет – наклоните корпус чуть вперед. Достаточно.
Он вывел ее на менее оживленное место катка.
– Готовы теперь сами? Давайте.
Климентий отпустил ее, но продолжал двигаться рядом, наблюдая неуверенное скольжение.
«Прирожденный учитель», – подумала Войнова.
Подлетел Строчка и принялся развлекать их сложными коньковыми дорожками. Люсенька пыталась повторить, у нее даже что-то получалось. Тиса сразу сказала, что не сможет. Зато Клара с выражением превосходства на лице повторяла все фигуры Строчки. Войнова замедлила шаги и восхищенно наблюдала, но ее отвлек учитель, который лишь мельком взглянул на брюнетку.
– Вы подаете большие надежды, – произнес он серьезным тоном.
Тиса усмехнулась.
– Это шутка, Климентий Петрониевич? Я знаю, что посредственно держусь на коньках. Вот Клара замечательно скользит.
– Я не о катании на льду говорю.
Блондин сцепил руки за спиной. Он тоже двигался уверенно, но почему-то не желал порезвиться с соратниками из клуба.
– Вы построили щуп на первом же упражнении с именной вещью.
– Но я не прошла им. – Она с горечью припомнила видение, когда Разумовская только появилась в ССВ.
– Пройдете, – Ложкин говорил уверенно. – Главное, вы его осознанно достроили, вы создали связь, Тиса Лазаровна. Осталось дело за малым. Скоро вы сможете находить пропавших людей. Понимаете это?
– Да, это здорово, – согласилась она. – Скажите, а в этих лесах есть волки?
Он удивился вопросу и в недоумении взглянул на чернеющий вдали лес на холме.
– Если и есть, то ближе к Ори. У селений не бывает животных.
– Я часто вижу вблизи Оранска кабанов.
– Вы уверены, что это кабаны? – Хмыкнул. – Странно. Насколько знаю, погодник, еще когда в силах был, поставил защиту городу, отпугивающую диких животных. Возможно, вы видели собак?
Тиса неуверенно пожала плечами.
– Сколько их было? – заинтересовался неожиданно Клим. – Двое?
– Около дюжины.
– Точно, псы. Кстати, вы знаете, что у собак и волков черно-белое зрение?
– Да, как и у оборотней, еще они могут мыслить совместно, – сказала Тиса и через секунду поняла, что Ложкин отстал. Обернулась. Блондин стоял в пяти шагах позади и теперь пытливо изучал ее лицо.
– Откуда вы знаете? Вы же говорили, что видите только людей?
Закусила губу, мысленно ругая себя за оговорку.
– Прочитала в одной из книг, – с трудом выговорила ложь под пристальным взглядом.
– Какой именно? – осведомился он, подкатывая ближе.
– В истории дара, – с некоторой заминкой ответила Тиса.
– Какой параграф?
Учитель остановился в шаге от нее, но и этого хватило, чтобы ощутить себя пойманной птахой.
– Почему-то мне кажется, что вы меня… – начал он, и в этот момент в ноги Климентия врезались детские санки.
– Эй! Кто толкается? – крикнул курносый подросток в ушанке, отрывая пузо от саней и оборачиваясь. Но так и не сообразил, кто мог свернуть его с пути. Поблизости стояла лишь тетя в черном, она не походила на шутницу. Решив, что толчок – дело рук двух смешливых гимназисток, скользящих чуть поодаль, он с гиканьем рванул к ним.
– Тиса, смотри! Виталик научил меня делать воронку! – послышался оклик Люсеньки, и Войнова поспешила прочь от учителя, чувствуя облегчение, что улизнула от щекотливого разговора.
Следующие четверть часа она каталась с Перышкиной, заслоняясь ею, словно спасательным щитом, от вопросов Ложкина.
– Тебе под зеленое платье нужна маска! – вещала Люся, будто поход на Воскресенский бал для видящей – дело решенное. – Я знаю одну лавку, там просто чудные масочки. Ты кем хочешь быть? Я взяла Лиса святого Косеницы. Строчка – червяка Жвала, а Кларочка с Климом, наверное, опять не захотят надевать маски. На балу весело! Вот посмотришь! Мы заедем за тобой в четыре.
На Воскресенских балах-маскарадах издавна заведено было являться в масках святых животных. Выбор невелик, но все же присутствует. Тиса почему-то с постоянством выбирала Карпа.
– Смотри. Вон тот мужчина второй круг с тебя глаз не сводит, – прошептала Люся ей на ухо.
Войнова обернулась и увидела справного парня в дохе.
– Люся, этот дородный муж вовсе мной не интересуется.
– Да нет же, не этот толстяк, а вон тот, статный. Ой, куда же он делся?
Похоже, приятельница старалась поднять ей настроение, догадалась Тиса. Перед ними в самом деле вскоре появился статный богатырь, и даже очень знакомый – Илья Творожков. Светясь от радости, поклонился.
– Люсия Аркадьевна, не представляете, как я счастлив вас тут встретить! – воскликнул парень, почти не дыша рядом с Перышкиной. Та залилась довольным румянцем. Эти двое неторопливо заскользили рядом, касаясь друг друга рукавами. Войнова почувствовала себя лишней и отстала. Затем, улучив момент, смешалась с толпой, чтобы через минуту вырваться из нее. Вблизи зарослей ракитника она сняла коньки, как в детстве, удобно накинула ремешки на запястье и двинулась вперед по тропинке, стелющейся вверх – на холм, в лес.
С каждым шагом стихали суета и крики катка, и раскрывала объятия лесная тишь с запахом хвои. Ветер шумел в соснах, чесал сосновыми иглами воздушную гриву. А какой ее ждал вид с высоты холма на местность – ради одного этого стоило сюда приехать. Девушка выбрала пятачок, где можно было присесть на поваленную ветку и насладиться открывшейся с картиной. Снежная речная долина в свете вечернего солнца приобрела желто-синие краски. В другой раз она ощутила бы радость бытия, как всякий раз, когда пребывала в единении с природой. Но сейчас на глаза навернулись слезы, и Тиса поспешно прикрыла веки. Она так и сидела, слушая лес и уговаривая себя верить в лучшее, пока не ощутила на себе взгляд. Девушка медленно привстала и оглянулась. Никого.
«Диких зверей здесь нет», – прошептала она себе под нос, припомнив слова учителя. Но все же подумала о ножах в ботинках. Со стороны тропинки послышался хруст шагов, и через несколько секунд на полянке показался Климентий Ложкин.
– Как вы меня нашли? – Тиса снова опустилась на бревно и вздохнула. Вот упрямец!
– Я случайно заметил вас, когда вы взбирались сюда. Вам так надоело наше общество? – В зеленых глазах светились укор и что-то еще.
– Совсем нет. Мне хотелось побыть в лесу.
– Вы любопытная личность, Тиса Лазаровна. Вас трудно понять.
Что здесь удивительного? Она и сама себя не понимает, особенно в последние месяцы. Ждала вопроса о видении, но учитель воздержался.
Присел рядом и оглядел с высоты пейзаж.
– Знаете, Патва на первый взгляд кажется спокойной, но на поверку у нее есть течения, в которые лучше не попадать, – перевел он тему. – Вон там, видите, черные пятна? Это полыньи, они не застывают даже в лютые морозы. А в сильные дожди река затапливала Оранск. Люди плавали по Боровой на лодках в семьдесят седьмом. Есть даже гравюра такая…
Слушая из уст учителя справку из прошлого Оранска, девушка вскоре поняла, что увлеклась. Но посиделки на бревне закончились неожиданно: порыв ветра скинул на головы парочки большую охапку снега. Блондин от неожиданности подскочил и даже, кажется, ругнулся. Тисе досталось меньше – она лишь встряхнула шапочку, тогда как у Ложкина вид был уморительным. Войнова не удержалась от улыбки, наблюдая за стараниями мужчины отряхнуться.
– Чего смеетесь? – возмутился он. – Помогли бы лучше.
Тиса по доброте души прошлась перчаткой по мужской спине.
Счистив белую крошку так, чтобы Ложкин хотя бы не напоминал снежного деда, они спустились с холма.
– Вы чего, в с-сугробах валялись, что ли? – хохотнул Строчка, заметив вернувшихся на лед учителя с ученицей.
Клара обернулась, окатила прибывших убийственным взглядом и отвернулась.
– Больше не разговаривай с ним! – продолжила выговаривать она расстроенной Люсеньке, которая глядела вслед удаляющемуся парню. – Этот «пирожок» тебе не пара. Ты достаточно богата, чтобы найти себе партию с обедневшим титулом. А любовь – это старая сказка. Кто в нее верит, тот глупец.
– Брось, Клара, – встрял Виталий и тут же пожалел.
– А ты вообще катись отсюда, скорописец, – фыркнула брюнетка. – Нечего слушать женские разговоры.
– Злая ты опять, – хмыкнул Строчка, – как гусыня.
– Вот и уноси подальше свой жалкий хвост, пока не выщипала, – рявкнула грозная «птица».
– Ой, понес-понес, – хохотнул Виталий. – Слышь, Петрониевич? Клара меня з-заклевать хочет, и тебе достанется на орехи.
Но вопреки его опасениям брюнетка на Ложкина даже не взглянула.
Вскоре компания настроилась на обратную дорогу и отправилась к саням. Климентий и Тиса шагали молча, Люся кисло улыбалась, Строчка болтал что-то о благочинниках, которые продолжают дежурить на выездах из города. Клара шагала позади и умудрялась препираться со встречными прохожими, сетуя на толчею.
– Эй, куда идешь, глаза разуй! – крикнула брюнетка одной веселой барышне из встречной компании. А та вдруг ее узнала и тоже в карман за словом не полезла.
– Образцова? Ты, что ли? Сама разуй!
– Лапти убери с дороги, Сено.
– Сама убери. Я, кстати, скоро буду не Сенова, сменю фамилию, – довольно сообщила Кларина знакомая. – Замуж выхожу. А ты всё в девках, да?
– И какой тюфяк на тебя позарился только?
– Тебе-то что? Ты лучше за своей мамашей приглядывай, а то снова бродяжничать начнет. Она же у тебя «того».
– Ах ты!
Девушки чуть не вцепились в шляпки друг друга, благо Строчка с Климом растащили. Наверное, на лице Тисы отразилось удивление, поскольку ей тут же досталось от «гусыни»:
– Что, лжевидящая, так смотришь? Мне плевать, что ты думаешь. – Клара тряхнула короткими волосами. – Радуйся, что у тебя есть защитник.
Следующим утром видящая снова посетила знакомый кабинет и его хозяина. Дар перенес ее в тело Демьяна, когда тот стоял у открытой форточки и курил. Тиса все еще с трудом мирилась с этим горьким вкусом дыма. Вид на внутренний двор ССВ почти полностью затянул морозный узор окна.
– Я же сказал, поделись, и на душе полегчает, а ты сомневался, – послышался за спиной упрек чтеца. – Значит, веришь Плетняк, поэтому не предпринимаешь никаких действий?
– Да.
– Вот еще для чего понадобилось «стяжание». Постой, так ты не говорил с ней вчера, что ли? А когда собираешься?
Молчание.
– Святая Вэя! Зацепила она тебя, как погляжу. А если старая глазунья ошиблась? Если твоя Жар-птица, пока ты медлишь, улетит к другому?
Главвэй какое-то время смотрел в окно, затем раздраженно смял в руке сигару и отправил метким броском в пепельницу.
– Я пойду на Воскресенский бал. – Он отвернулся от окна.
– Вот это правильное решение! – похвалил Юлий.
Вэйн подошел к чтецу, хлопнул того по плечу и поблагодарил.
– Да ладно, Невзоров. Красотка давно спит и видит тебя во снах, голову даю на отсечение. Иди успокой девушку, пока кто другой не успокоил.
Демьян в несколько шагов покинул кабинет. По коридору он почти бежал, словно спешил на пожар, когда неожиданно на очередном повороте столкнулся с… Лилией Разумовской в прямом смысле этого слова. Тела мужчины и женщины соприкоснулись.
Благоухая ароматом жасмина, Лилия подняла на Демьяна удивленный взгляд, и в небесного цвета глазах вспыхнуло вожделение.
– Демьян Тимофеевич, а я шла к вам задать один личный вопрос, – прошептала она, соблазнительно раскрывая идеальный алый ротик совсем близко от его губ. Ее руки потянулись к шее колдуна, чтобы обвить ее. В тот же момент ноги красавицы подкосились, заставляя мужчину удерживать ее еще крепче.
На этом чаша терпения видящей окончательно переполнилась, опрокинулась и ошпарила! С ее сознанием что-то произошло, потому как Тиса в один миг оказалась в десяти шагах от парочки. И в странном подвешенном состоянии. Она больше не ощущала женских рук на шее. Она вообще не ощущала тела вэйна: ни напряжения мускулов, ни стука сильного сердца в груди, ничего. Только видела этих двоих в объятиях друг друга, и это причиняло ей душевную боль. «Отстранение, – поняла Тиса задворками своего сознания, – оно все-таки покорилось».
В следующую же секунду очередной рывок вынес ее прочь из видения. У нее получилось.
* * *
Снадобье от сердечной боли несложно в приготовлении. Коренья синей горечавки и валерианы, плоды красного боярышника, венчики сердцелюба, прополис. Кладем в жбан, заливаем красным вином. Крышку законопачиваем вязкой смолой. И убираем в прохладное место.
Простейшее снадобье, но даже с ним работа не ладилась. Тиса растерянно перебирала травы, перекладывала с места на место, будто не зная, что с ними делать. Приходилось пару раз заглядывать в прошлое с помощью памятован и подсматривать, как эти снадобья готовил дед Агап.
Слава Единому, Агата Федоровна не видела этого позора, поскольку удалилась вслед за Пантелеймоном за прилавок аптеки обслуживать каких-то важных посетительниц. Оставшись наедине с травами и мыслями, Войнова облегченно выдохнула. Держать лицо при колдунье оказалось делом нелегким. Выказывать же истинное состояние души девушка не хотела, как и видеть в глазах кого бы то ни было жалость к себе.
Закончив работу, Тиса устало присела на лавку и какое-то время просто смотрела отсутствующим взглядом на запечатанный жбан. Осталось снести его в кладовую. Жаль, что от ее сердечной боли нет снадобья. И почему не придумали от приворотов средств? Почему только время прекращает их действие? Что за невезение…
Агата Федоровна сегодня при встрече снова напомнила о платье и о том, что уже завтра бал в губернаторском дворце. А она с трудом смогла проглотить возникший в горле горький ком. Завтра Демьян идет на этот драконов бал и будет танцевать с баронессой. Теперь Лилия Разумовская будет целовать его тонкие губы, ощущать жар его сильных рук, она будет чувствовать себя в безопасности рядом с ним. Она – его Жар-птица, которую он боится упустить. Как же быстро этот вэйн забыл о своих обещаниях…
Ладонь девушки коснулась шершавой поверхности глиняного сосуда. На ручке обнаружился маленький скол, острые краешки которого кольнули большой палец.
Ведь знала же, что это произойдет. Что высокородный вэйн уедет в столицу, что увлечется другой, более достойной. Идеально подходящей к сиятельному титулу. Князь Демьян Тимофеевич Невзоров и баронесса Лилия Вэеславовна Разумовская! Так привратный глашатай будет выкрикивать их имена на балах высшего света.
Тиса отодвинула от себя жбан и покачала головой. Воистину, у нее тоже есть титул. Она выиграла его в конкурсе среди себе подобных. Титул легковерной глупыхи. А письма их сиятельства и обещания? Ветер в поле. Песок донный. Облака в небе. Она не первая и не последняя, кто поверил словам мужчины. Все изменчиво в этом мире.
Травница подхватила на руки глиняный сосуд и понесла его в одну из кладовых. Ряды полок со снадобьями встретили ее звенящей тишиной. Разместив жбан на положенном ему месте, девушка сильнее, чем надо, стиснула ладонями край деревянной неотесанной полки и склонила голову. Слезы оросили ее ресницы.
Как бы она хотела стать тверже, застыть, как когда-то – мягкая глина в печи при обжиге этого жбана. Чтобы потом никакие невзгоды не смогли смять ее. Царапины – сущий пустяк. Но не могла, не могла злиться на вэйна. Она просто оплакивала потерянную надежду.
Из коридора послышались голоса, и это выдернуло Войнову из пасмурных мыслей. Быстро промокнула глаза фартуком, приводя себя в порядок. Не хватало, чтобы кто-то увидел ее в таком состоянии. Однако никто так и не появился в кладовой. Голоса смолкли. И тут она увидела знакомую бутыль на соседней полке. Руки к ней сами потянулись.
«Снадобье для улыбок – забавник».
Стекло на ощупь оказалось удивительно теплым. Тягучая жидкость с вэйновским накладом могла согреть руки не хуже чашки с чаем. На просвет – полупрозрачная.
Тиса крутила бутылек в руках и не могла заставить себя вернуть его на место. В какой-то момент решила, что от одного глотка склянка не обеднеет и вынула пробку. Осторожный глоток вязкой теплой жидкости, похожей по вкусу на тыквенный сок. И… пока ничего.
Никаких новых ощущений. Настроение тоже не спешило восстать из изнанки, куда успело с раннего утра низвергнуться.
– И когда же оно подействует?
Тиса запоздало постаралась вспомнить, что говорила Агата Федоровна об этом снадобье одной из пожилых покупательниц, но в итоге снова прибегла к памятованам. Как же все-таки здорово, что можно прослушать и просмотреть заново то, что некогда пропустил мимо ушей и глаз по рассеянности.
«Оно пьется один раз в день по пять капель до еды, но долго принимать нельзя. Двадцать дней, не более. Почему нельзя? Так, душечка Серафима Макаровна, потом может быть упадок душевный при отмене. Вот почему. Вы постарайтесь за отпущенное время выпестовать свой собственный душевный лад, мой вам совет…»
– Похоже, я переборщила с глотком, – прошептала Тиса, вернувшись из прошлого. – Вот же я дурачина беспробудная, – нервно хихикнула она.
Однако всю серьезность или, вернее, несерьезность поступка она осознала уже в скором времени. Через полчаса Войнова ощутила прилив воодушевления и сил. Мир вдруг показался ей дружелюбным и ярким, и – о, Единый, как я тебя люблю! – противная парочка Демьян и Разумовская отошла на задний план ее дивной картины жизни.
Когда в сырьевую вернулась Агата Федоровна и привела с собой Перышкину, которая вовремя надумала заглянуть к колдунье, Тиса встретила их задорной улыбкой и радостным приветствием.
Не успела Люся задать волнующий ее вопрос, как ей на него уже ответили.
– Конечно, я пойду на бал! – заявила видящая. – Обожаю веселье и танцы! Уже сгораю от нетерпения!
– Я так рада, что ты передумала! – Люсенька радостно воскликнула, и две девушки, к изумлению вэйны, схватились за руки и рассмеялись.
– Какие у тебя чудные кучеряшки! – воскликнула Тиса. – Точно как у Фифы! И даже бантик на шее такой же!
Что Фифой звали пуделя Тонечки, жены увежского градоначальника, подружка не знала и радостно поблагодарила за комплимент.
Отчего видящая звонко рассмеялась:
– Ты такая милая, Люсенька, и ясная, как ромашка.
Агата Федоровна не переставала удивляться перемене настроения помощницы, но тем не менее с удовольствием велела горничной упаковать платье и снести его в сани Перышкиных. Пообещав рассказать, как провели время на балу, девушки шумно и бодро покинули аптеку, чтобы срочно подобрать подходящую к платью маску. И уже через десять минут женские ножки переступили порог самой замечательной лавки на свете. О, как тут оказалось интересно! Маски, посвященные священным животным! Нарядные, на любой вкус, украшенные бисером, перламутром, каменьями, сканью, перьями, радужной чешуей и другой всячиной. Тисе казалось, что она попала в сказку. Хотелось все потрогать и примерить. Хозяин лавки, ушастый мужчина, похожий на отъевшуюся мышь-полевку, так же юрко, как сей грызун, таскал девушкам с полок маску за маской. Тиса примеряла и, глядя на себя в круглое настольное зеркальце, хохотала. Люся в восторге хлопотала, выдавая советы. Иногда, правда, не понимала, что говорит видящая, но была очень довольна ее веселым настроем.
– Попробуй еще вон того Лиса!
– Давай, – согласилась Войнова, примеривая маску-шапочку с встопорщенным рыже-черным мехом и вздернутым обсидиановым носиком. И тут же покатилась со смеху. – Какая прелесть! Я похожа на Разумовскую, которой подпалили космы! О, как же я теперь напишу статью о героях! Герои-то все подались в бега!
– Она велика тебе. – Люсенька оценивающе осмотрела подругу. – Раль Панфилыч, а покажите зеленоперого Гора. Надо, чтоб с завязками вот тут.
– И еще вон того Карпа с губами на все лицо, будьте так добры!
– Тиса, ты же это не всерьез, да? – хихикнула Люся, наблюдая, как видящая с горящим взглядом дорвавшегося до игрушек ребенка напялила на голову маску Карпа и сделала руками движения, напоминающие махи плавниками. Тут уже обе девушки и еще несколько посетителей зашлись хохотом. Надо сказать, в лавке стали появляться зеваки с улицы, привлеченные заразительным смехом.
– Завтра грустить грешно, я хочу повеселиться! – ответила Тиса. – Ой! А вон та еще потешней! Покажите, пожалуйста, вон ту! – воскликнула она.
– Какую?
– Червя Жвала.
Маска, на которую указала пальчиком Войнова, представляла собой нечто похожее на разношенный бабушкин чулок земляного цвета с прорезями для глаз и до жути большим ртом. Хотя ткань затейливо украшал орнамент из серого бисера, общий вид он не менял – это был лысый червяк.
– Но, милая барышня, – дернул носиком «мышь-ушастик», – это совсем не женская маска.
– О, не беспокойтесь, я не мужененавистница, – успокоила продавца видящая, – хотя иногда задумываюсь ею стать. Давайте-ка!
Войнова натянула на себя колпак Жвала. Толпа дружно грохнула смехом, когда девушка восхищенно с придыханием произнесла, глядя в зеркало:
– Просто неотразима! – Она пригладила лысинку маски и добавила: – Я ее беру!
– Тиса, ты же шутишь, да? – растерянная Люся наконец-то стала подозревать подругу в невменяемости.
– Нисколечко. Эта маска самая веселая! – восторженно ответила ей видящая.
– Пожалуйста, взгляни еще на эту, – умоляюще протянула Перышкина другую маску Карпа с перламутровой чешуей и зелеными лентами. Войнова заартачилась, но потом уступила, вновь сказав, что Люся «милейшая ромашка» и что ей трудно отказать в просьбе.
В итоге лавку Тиса покинула, унося с собой колпак червя Жвала и перламутровую маску Карпа. Вторую видящая купила только из-за того, чтобы не огорчать Люсеньку.
Затем настала очередь обувной лавки, и к покупкам добавились скучные зеленые туфли, хотя Тисе так понравились парчовые шуйские чувяки с длинными загнутыми носами! Красивее, чем у Льва Леонидовича Отрубина. Жаль, они продавались по баснословной цене. Зато в другой лавке Войнова выбрала необычный ридикюль из муаровой саржи с цветочной вышивкой гладью. Что славно, его можно было крепить к пояску и руки оставались свободными. И это еще не все. Девушка расщедрилась на белоснежный веер, пусть не такой пышный, как у столичных модниц, и, к сожалению, не яркий, зато легко складывающийся и раскладывающийся со смешным звуком «Хряк!». Тиса, возможно, еще что-нибудь купила бы, но деньги, которые она имела при себе, быстро закончились. И это тоже ее рассмешило.
– Как же ты будешь собираться без подмоги-то? – беспокоилась Люсенька, топая к саням вместе с видящей. – Ты же одна живешь. Ой, а давай я Микилку с утра за тобой отправлю, и мы вместе у меня соберемся? Малинка тебе такую прическу начешет, залюбуешься!
Идея совместного «наряжательства» к балу тоже была воспринята на «ура». Ведь вместе веселее.
Сани тронулись с места, под дугой зазвенели бубенцы. Тиса в восторге от езды пищала, как гимназистка, и подставляла лицо ветру. Хоть и рано вечерело, мир казался до невероятного красивым и ярким. Люсенька пару раз здоровалась со встречными и махала ручкой, и Тиса повторяла за ней приветствия незнакомым людям.
Домой не хотелось совершенно, хотелось подольше покататься на санях. Люся предложила не сразу отправиться на Коромысловую, где жила видящая, а вначале заехать к матушкиной знакомой на Дубяную улицу с каким-то поручением. Тиса с удовольствием согласилась. Они миновали улицу Фабричную, поглазели на внушительных размеров ткацкую фабрику – кирпичное здание в три этажа, выстроенное буквой «Т», одно из владений того самого богатея Фролова. Пропустили выезжающую из ворот крепкую длинную телегу с тканевыми тюками. Затем свернули на Отрадную, а с нее уже на Дубяную. Микилка крикнул «Тпр-ру» лошадкам. Люся исчезла в доме с зелеными ставнями и возвращаться не торопилась. От скуки Войнова решила пройтись до угла квартала и обратно. По дороге она нагребла снега в ладони и запускала снежки то в несчастную кошку, что решила не вовремя вылезти из подворотни, то в ведро, надетое вверх тормашками на тын, то в ворону на ветках ольхи и смеялась над своими же выходками.
Видящая никак не ожидала, что за углом проулка наткнется на знакомую парочку.
На барышне была надета накидка с глубоким капюшоном, однако Тиса все же узнала ее, когда благочинник в порыве страсти нечаянно скинул капюшон со светлой головки. Парочка жарко целовалась прямо на пороге у открытой калитки. Чуть дальше по дороге стояла двуколка Отрубиных с храпящим возницей на козлах. Может быть, невольная свидетельница и ушла бы, не потревожив парочку, но судьба тоже захотела повеселиться.
– Лиза! Зачем ты так! Не уходи! – шептал парень, целуя Елизавету, прижимая ее к своему крепкому телу все плотнее. – Что ты со мной делаешь… Я схожу с ума от ревности к этому старому слюнявому мухомору… останься со мной.
Именно эпитет «старый слюнявый мухомор» показался Войновой невероятно смешным, она не сдержалась и расхохоталась. Так заразительно, как у нее обычно и получалось сегодня смеяться. А когда двое отпрыгнули друг от друга как ужаленные, так просто – картина маслом: испуганное личико Лизоньки и растерянное – благочинника. Вот умора-то!
– Простите, что помешала, – давясь смехом, просипела Войнова, – вы продолжайте, я тут не нарочно.
Выражения лиц этих двоих после ее слов стали еще потешнее.
– Ой, какие же вы смешные! – воскликнула Тиса. – А парень-то верно говорит. Проскулятов – самый настоящий старый слюнявый мухомор! Не боишься отравиться? Ха-ха!
Скрипнула калитка, и на улице появилось еще одно лицо – незнакомая простоволосая девушка в полушубке с ребенком на руках. Лицо милое, круглое, скорее не от упитанности, а по строению скул.
– Сережа, тебя отец зовет, – сказала она благочиннику, качая ребенка на руках, потом заметила Войнову и замолчала.
Поняв, что уже и так задержалась в этой компании, Тиса помахала удивленной Лизе ладошкой и игриво подмигнула.
Она уже шагала прочь, когда услышала за своей спиной вопрос:
– Брат, кто эта девушка? Лиз, ты ее знаешь?
Ответ Войнова не слышала, потому как впереди увидела ждущую ее Люсеньку. Издав радостный клич, побежала ей навстречу. Как же весело!
И снова – сани и ветер в лицо!
Но пик игривого настроения Тису настиг у дома Кадушкиных на Коромысловой. Вдруг ужасно захотелось розыгрыша. Еще издали приметив старушку Никифоровну, подсматривающую скандал Голиковых у высокого забора, она попросила Микилку остановиться. С плутоватым выражением на лице прижала палец ко рту, прося Люсю не выдавать ее, и ужом выскочила из саней. На ходу напялила на голову маску червя Жвала и подкралась к Никифоровне.
Бабка, не отрывая глаза от заборной щели, кусала сухие губы и что-то бормотала себе под нос. И согнулась же, чтобы подсмотреть, как спина только не болит?
А за забором кипели страсти. Вениамин и Матрена Голиковы выясняли отношения.
– Ты какого смотрел на эту облезлую швабру из булочной! Думаешь, я не видела, как ты зенки-то пялил, а?!
– Душечка моя, да ни в жизнь! Я ж на булочки только и глядел. Зачем мне на нее смотреть-то?
– Тебе известно зачем! На кости небось позарился!
– Матреночка, что ты, голубушка моя!
– Отойди от меня, кобелюка!
Тиса даже сама заинтересовалась склокой и захихикала. Пристроилась рядом с соседкой, заглядывать в щелку.
– Смешно ругаются, правда? – прошептала.
Тут-то Никифоровна и заметила ее. Видимо, маска и вечер полностью преобразили девушку, поскольку старушка заголосила и с прыткостью молодецкой чуть на забор не полезла.
Войнова давай ее держать, чтоб не упала, а та впотьмах еще больше взвыла со страху, стала отбрыкиваться.
– Да это же я, не бойтесь! – захохотала Тиса, снимая маску. Это послезавтра ей будет стыдно за свое поведение, а нынче казалось, что она здорово повеселила соседку.
– Тьфу! Постоялица Альки, что ль? Чтоб тебя изнань в испод забрал! Дурная девка!
Под задорную ругань Никифоровны девушка зашла во двор. Там, присев перед конурой, взялась весело перегавкиваться с Силачом на потеху всей семьи Кадушкиных и примолкших за забором Голиковых. Люся с Микилкой вскоре пополнили ряды зрителей. Представление продолжилось, когда маску Жвала заметила Натка и потянула к ней свои ручки. После чего сестра с братцем устроили забег вокруг взрослых, по очереди пугая друг друга в маске. Вот они-то точно оценили ее выбор, радовалась Тиса, глядя на ребят. Закончилось тем, что она из доброты душевной оставила маску детям. У нее другая есть, пусть скучная, но и такая сойдет.
Глава 23
Воскресенский бал. Веселье начинается
Всем известно, что на бал положено опаздывать. Считается, к его началу прибывают самые нетерпеливые, а позже всех покидают большие любители выпить или страстные игроки.
Сани Перышкиных прибыли вовремя, то есть часом позже назначенного в пригласительной записке.
Великолепный дворец в четыре этажа горел рядами окон, откуда доносились звуки оркестра. Парадная аллея с рядами статуй освещалась цепочкой вэйновских факелов, как и высокое крыльцо со множеством ступеней. Дюжина нищих просила подаяние у белокаменного крыльца. Сегодня для них счастливейший день в году, поскольку в святое Воскресение каждый благочестивый верующий обязан подать хоть копейку просящему.
Тиса покинула сани вслед за гостеприимным милейшим семейством Перышкиных. Степенный спокойный муж Аркадий Матронович и его улыбчивая, легкая в общении, как и дочь, супруга Нина Ульяновна показались такими добрыми, что видящая готова была их расцеловать! Спасибо, что привезли сюда.
Как же ей здесь нравилось! Дух захватывало в предвкушении. Как тут усидишь на месте? Войнова даже притопывала ножкой от нетерпения. Однако, чтобы приблизиться к распахнутым дверям светского дома, им полагалось отстоять очередь в несколько семейств, подождать немного. Что поделать, все хотели попасть на бал.
– Ваня с Васей говорили, что приедут к шести. И Мо Линич с нашими, наверное, уже здесь, – возбужденно щебетала Люся. – Мамочка, мы с Тисой будем с ними, как зайдем, хорошо?
Нина Ульяновна была не против, как и глава семейства, поскольку доверяли почтенному заведующему Мо Ши. Эти родители вообще в дочери души не чаяли и редко когда в чем отказывали, всячески баловали, хотя с трех старших сыновей порой спрашивали за проступки по строгости. Ваней звали среднего брата Люси, а Васей – его жену Василису, невестку старших Перышкиных. Молодые обещали прибыть другими санями раньше и дожидаться родных в Серебряной зале. Двух других сыновей не было в Оранске. Старший уехал по торговым делам отца в Ирополь, а младший учился в Белограде в морской гимназии.
Тиса не зря предвкушала веселье и оказалась права. Оно началось уже с крыльца. Семейство, за коими в очереди держались Перышкины, назвалось привратнику как Сипович. Усталого вида старичок с козлиной, припорошенной снегом бородкой, как потом узнала видящая, состоял в чине второго судьи Оранска. Его напыщенная супруга с пятью подбородками по необъятности фигуры могла соперничать с Отрубиной-старшей. С ними – не менее пышнотелая дочка с капризно выпяченной нижней губой. Мать и дочь пришли в масках красноперого Гора и сварливо высказывали привратнику, что их надо пропустить раньше других. Смотрелись они забавно – как отъевшиеся индейки. Так что Тиса уже начинала хихикать, благо благоразумия хватало не указывать пальцем. Однако ее внимание заметили, и обе женщины презрительно окинули взглядом сначала Войнову, затем и Перышкиных. Старшая «индейка» хотела было что-то прошипеть в их адрес, но в этот момент к ним подступили нищие, и обе красноперые дородные Сипович отшатнулись с брезгливостью, стали на расстоянии кидать к ногам просящих монетки. Видящая заприметила знакомого косматого мужичка Митрофаныча с накинутым на плечи дырявым одеялом. Тот самый блаженный крикун, что хватал ее за руку у собора. Сейчас он молча и спокойно собирал монеты со ступеней, но из его глаз, если приглядеться, никуда не делась та самая затаенная сумасшедшинка. Тиса тоже поспешила раздать милостыню, весело поздравляя нищих с праздником.
Барышни Сипович, почуяв близость своей очереди, уже двигались к дверям, как две перегруженные ладьи, готовые смести все на своем пути, когда им снова не повезло. Явился тот, кого пропустили вне очереди с особым почтением. И его явление нельзя было не заметить. Аристарх Фролов – кто ж еще имеет такие сани размером с флигель Кадушкиных, крашенные алым и покрытые лаком? Этот владелец всея губернии, чувствующий себя императором Лароссии, не меньше, сошел с подножки, поддерживаемый карликом Наумом, и оглядел дворец. Затем прошествовал по ступеням, где уже был расчищен путь набежавшими из ниоткуда расторопными служками. Распахнутые полы песцовой дохи мели белый мрамор лестницы. Грудь украшала та самая ослепительная драгоценная подвеска на толстой золотой цепи. А еще этот высоченный цилиндр! Тиса захихикала в кулачок. И ее, возможно, даже услышали бы, но тут с места сорвался Митрофаныч.
– Пошел вон, смерд! – Богатей замахнулся на мужика тростью. – Уберите его, болваны стоеросовые!
Служки сорвались исполнять приказ, но Митрофаныч проявил чудеса прыткости, дикарем носясь вокруг Фролова так, что блаженного никто не мог поймать. Служки поскальзывались и падали, не успевая схватить буяна. А уж когда блаженный, прячась от погони, бросился к Сипович-старшей под пышную юбку, видимо, посчитав её спасительным шатром, Тиса захохотала так, что и ее тоже можно было прозвать безумной. Поняв, что посягнули на святое, «индейка» впала в настоящую истерику, визжа и отнимая у Митрофаныча подол.
– Батюшки, я так за всю жизнь не смеялась, как в эти два дня, – сказала Войнова Люсеньке, утирая выступившие на глазах слезы. – Забавное начало бала, не находишь?
Внутреннее убранство дворца оказалось восхитительным. Тиса, конечно, встречала и богаче в видениях, но вживую в такую роскошь попала впервые. Дом Отрубиных по сравнению с дворцом губернатора казался пыльным чуланом. После разоблачения у гардеробной гости прошествовали по широкой парадной лестнице в Мраморный зал дворца, минуя при этом анфиладу гостиных. От расписного потолка трудно было отвести глаза. Люстры походили на водопады хрусталя и кобальтового стекла в сотнях вэйновских свечей. Паркет – набор из ценных пород дерева. В бальном зале, что занимал высоту двух этажей, по периметру тянулась белоснежная колоннада из шестнадцати мраморных столбов. Зал перекрывал коробовый свод. На хор-ложе виртуозно гремел начищенными инструментами оркестр. Всюду роспись, резьба, мрамор, зеркала, сверкающие позолотой стены, дорогие шелка, изящная мебель и горки с яствами на столиках. Не менее роскошными были наряды на предающихся веселому общению и танцам гостях.
Тиса откровенно порадовалась, что выглядит достойно в зеленом платье. Нашла свое отражение в одном из зеркал и еще раз мысленно поблагодарила колдунью за наряд и добрых Перышкиных за прическу и малахитовый гарнитур. Да, в этом платье она отличалась от других незамужних барышень, одетых в платья светлых тонов, и больше походила на замужнюю женщину. И хорошо. Она и так уже распрощалась с юностью. Изнань с ней, с юностью, как и с замужеством! И без них жить весело. Зато как она хороша в этой маске! И сколько вокруг интересного!
Перышкины встретились с сыном и невесткой у балкончика и потянули всю молодежь к хозяину дворца для представления и приветствия. Следуя за купеческим семейством, Войнова рассматривала кружащиеся в вальсе пары и переговаривалась с Люсенькой, выделяя самые забавные маски и наряды.
Вскоре они остановились у ложи, где под сенью балдахина восседал Проскулятов с дюжиной знатных оранчан, среди которых были Отрубины и присоединившийся немногим ранее барон Аристарх Фролов. Да, именно так его представили при появлении в зале, а Тиса и не знала о его благородном происхождении. Но, как ей позже поведал Строчка, титул богатей купил и всюду теперь его выпячивал.
Не вторгаясь в ложу, Перышкины поклонились по этикету, назвались и поприветствовали губернатора Эраста Ляписовича и присутствующих. Когда Нина Ульяновна представила Войнову как подругу дочери, та позволила себе махнуть ручкой старшим Отрубиным, малость оторопевшим. Проскулятов с трудом оторвал липкий взгляд от сидящей по его правую руку Лизоньки и произнес положенную фразу радушного хозяина. Зря он надел алый сюртук и сдвинул на темя красную маску, подумала девушка. Его рябое в родинках лицо теперь еще больше походило на шляпку мухомора. Будто нарочно Проскулятов выделил взглядом из новоприбывших Тису и ощупал масленым взглядом. Войнова снова ощутила, как ее разбирает смех, и тут же поймала на себе испуганный взгляд молодой Отрубиной. Рядом с «алым губернатором» Елизавета посерела и в своем белом платье превратилась в бледную поганку. Ха-ха! Точно. Два грибочка на пенечке! Эх. Молодая Отрубина с ее-то нравом – сомнительно, а несчастный влюбленный благочинник Сережа точно отравится. Лиза ради богатства выйдет за этого «старого слюнявого мухомора». Нет, определенно надо удалиться, иначе она просто некрасиво расхохочется прямо в лицо хозяина. «Хряк!» – на помощь пришел веер и прикрыл широкую улыбку. Какое полезное опахало, надо признать.
Отдав честь губернатору, они теперь были свободны. Люся потянула подругу за руку через зал прочь от своего семейства, догадываясь, где можно найти компанию из школы одаренных.
– Толь, смотри, какие красавицы! О прекрасные дивы, позвольте украсть у вас танец! – двое юношей в костюмах Лиса и Гора перехватили их по пути. Воскресенские балы-маскарады тем и отличались от других ассамблей, что считались более вольными в этикете и позволяли игривость в общении без официального представления при ангажировании танцев. На обоих незнакомцах – двубортные сюртуки с бутоньерками на лацканах, яркие платки, повязанные в банты на шеях, и маски довольно забавные. Юноши с фантазией подошли к образам. Рослый «орел» по имени Анатолий не сводил с Тисы глаз, отметив неокольцованную ручку барышни, а второй, «лис» Фома, подмигивал «лисичке» Люсеньке. При этом парни умели развлечь побасенками, что видящей понравилось – она без сомнения согласилась подарить пернатому Анатолию, или просто Толю, ларосскую мазурку, которая следовала за вальсовой частью.
До того как Тиса и Люсенька добрались до ложи рядом с игральным залом, у девушек застолбили еще несколько танцев. Войнова принимала мужское внимание с радостью, смеялась от души шуткам молодых людей, лишь одному слишком серьезному кавалеру отказала в танце, посчитав его жутким занудой.
А впереди Тису ждало очередное удовольствие – это выражения лиц Клима Ложкина и Клары, когда они увидели ее персону при всем параде. Ой, Единый, благодарю тебя за этот день! Климентий потешно раскрыл рот от удивления и вздернул светлые брови. Прошли секунды, прежде чем учитель отмер. Клара же, которая сегодня отдала предпочтение фиолетовому цвету в одежде, поджала нижнюю губу и превратилась в надутую грозовую тучку. Ха-ха! Замечательно!
Заведующий школы Мо Ши лишь приветливо кивнул девушкам и отвернулся. Одетый в парадный двубортный фрак черного цвета с серебряным орденом Просвещения на груди, Мо Линич выглядел весьма представительно. На лице шуйца метались тени беспокойства – старик стоял у очага, отделанного желтым ониксом, и мял собственные ладони. Он кого-то высматривал сквозь толпу танцующих, и Тиса догадывалась, кого именно.
Строчка в маске Карпа с топорщащимися плавниками-ушками шутливо поклонился и поцеловал им ручки.
– О, девушки, вы великолепны! Тиса Лазаровна, Люсенька, я с-сражен! – отвесил он восторженный незамысловатый комплимент.
– Ты тоже хорош, карпик, – улыбнулась парню Тиса, махнув плавничком в приветствии.
– А вы снова пришли без масок, – сказала Люся Климу и Кларе.
– Мы уже выросли из младенческого возраста, – мрачно произнесла фиолетовая брюнетка, – чтобы выставлять себя идиотами.
– Главное, чтобы в старческий маразм сразу не перескочили, – хохотнула Тиса. – По мне, так что еще делать на маскараде, если не веселиться? А вы как считаете, Климентий Петрониевич?
Клим ответил с заминкой. Зеленые глаза не переставали с изумлением изучать девушку.
– Я не сведущ в таких вопросах, – сказал он скупо.
– А я думала, вы обо всем на свете знаете, – вздернула брови Войнова.
Не успели они перекинуться еще парой фраз, как Тиса заметила идущего к ней орла-Анатолия и воскликнула:
– Прошу меня великодушно простить, но я вас покину! Отправляюсь танцевать!
– И я! – поддержала ее Перышкина.
Под удивленными взглядами клубовцев девушки упорхнули в центр зала со своими партнерами.
Лароссийская мазурка – пожалуй, самый веселый танец в империи. Вначале пары исполнили променад по кругу. Затем вприпрыжку понеслись по змейке. Ряды танцующих то сходились, то расходились. Энергичные па и смех заставляли дрожать хрустальные бокалы на горках. Тиса получала удовольствие от движений, гремящей красивой музыки, блеска свечей, круговорота масок.
После мазурки – вальс и пониток. Видящая вернулась в компанию клубовцев счастливая, с румянцем на щеках и прерывистым дыханием. Как раз когда Мо Ши, что-то сказав своему ассистенту, покинул ложу. Она присела на удобный диванчик возле Люси и откинулась на его мягкую спинку, не обращая внимания на гусиное шипение Клары, сидящей напротив.
– Пить хочется.
– И мне, – откликнулась Люся.
Четверо кавалеров, что теперь неотступно следовали за барышнями, незамедлительно понеслись за вином для них. Климентий проводил парней хмурым взглядом. Однако скоро его взор затвердел. К ложе подошли подвыпившие благочинники, нагло заявляя права на место.
– Эта ложа застолблена за благочинной управой, разве вы не знаете, мил судари? – напирал коренастый малый в оранжевом парадном мундире. Вихры блестящих льняных волос, как грива коня-тяжеловеса, и нос картошкой. А ведь когда здесь сидел Мо Ши, молодцы не пытались качать права на местечко-то.
– Если бы ложа была окрашена в оранжевый цвет, – ответил ему Климентий поучительным тоном, – то может быть. А так – не обессудьте, мы уже ее заняли и уходить не намерены.
– Да, – вышел вперед худосочный Строчка. – Это место н-наше.
– Ты глянь, Серега! Эти заумники совсем оборзели! – оглянулся «картофельный нос» к соратнику.
И тут благочинник заметил довольную Тису, пьющую вино из бокала и с удовольствием наблюдающую представление. Бравый пыл с молодца неожиданно сошел, и он склонил голову в коротком приветствии. Девушка благосклонно улыбнулась. Да, это был тот самый несчастный благочинник Сережа. Кстати, под столиком, открытая ее взору, валялась оранжевая карточка с гербом благочиния. Тиса пнула ее ногой под диван.
– Вот-вот, – ухмыльнулся «картофельный нос», не замечая перемены в лице друга. – Просим вас покорнейше, ученички-переростки, освободить сие место. Барышни милейшие, а вы можете остаться с нами, – предложил не совсем трезвый блюститель порядка.
Клара, что успела уже подняться и встать рядом с Ложкиным, одарила наглеца уничижительным взглядом.
– Брось, Иван, пошли отсюда, – пошел на попятную Лыков.
– Ты чего, Серый, стушевался? Сам же сказал – наблюдательный пункт, треба, мол? – взъершился тот, кого звали Иваном.
И его поддержали остальные бравые благочинники. Похоже, парням не нравился гордый вид Климентия, который так и говорил служакам: «Покиньте тронную ложу, смертные».
– У меня есть предложение. – Клим, сложив руки на груди, мельком взглянул на Войнову. – Поединок в метании ножей. Кто проиграет – покинет ложу.
Благочинники громко зашумели. Идея парням явно понравилась.
– В игровой – третий зал с мишенью! – выкрикнул самый юный из них.
– Серега метает отменно! Мы вас обыграем!
Ложкин кивнул.
– Как бы ни был умел ваш человек, наш метает лучше, – заявил он.
– Что ты делаешь? – засуетился Строчка.
– Кто будет бросать ножи, Клим? – Клара тронула его за рукав. – Ты с ума сошел, или у тебя внезапно умение открылось? – Несмотря на едкость слов, видно было, что брюнетка беспокоилась за Ложкина.
Тиса уже догадывалась, что ответит ее странный учитель, который, как оказалось, многое знает. Так и есть. Блондин обернулся к сидящей на диванчике девушке.
– Она. – Протянул руку ученице. – Вы же выручите нас, Тиса Лазаровна?
В вопросе сквозила легкая ирония.
Тиса со смехом вложила свою ладонь в мужскую и встала.
– Значит, это были вы, Климентий Петрониевич? – лукаво сощурила она глаза. – Тогда, на Сотворении, наблюдатель из толпы.
– Я.
– Вы непредсказуемы.
– Не более чем вы, уж поверьте моему слову, – парировал учитель.
Замечание Клары потонуло в воодушевленных выкриках благочинников.
Поединок в меткости случился в одном из игровых малых залов, где спорщикам предоставлялись три расчерченные мишени на выбор. По дороге туда гурьба молодых блюстителей порядка привлекла своим шумом зевак, и к началу первых бросков возле Тисы и благочинника Сергея Лыкова собралась немалая толпа. Метать договорились поочередно до семи раз – числа Сотворения. И с разного расстояния – пожелание капрала Ивана Гаринского.
Лыков как истинный рыцарь предоставил право первого броска барышне. Под скептические ухмылочки собравшихся зрителей девушка прогулочным шагом отправилась к одной из мишеней и оглядела ее деревянную поверхность.
Иван Гаринский, втайне прозванный видящей «картошкин нос», тут же выкрикнул шутку:
– Эта досочка называется мишенью, красавица!
Тиса обернулась и рассмеялась, оценив юмор.
– Благодарю, сударь. – Легким движением ручки из поясного ридикюля на свет извлеклось стальное оружие. – А это боевой нож, он в особой чести у пограничной стражи, – пояснила она с широкой улыбкой, в которой какой-то артист из благочинников углядел кровожадность и в шутку завопил от страха.
Отмерив от мишени положенные четыре шага, Войнова с оборота запустила нож в мишень. И попала, конечно, ровно в середину «досочки». Ведь мишени даже не двигались.
Зрители разом загорланили.
– Яблочко! Вот дает красотка! Ты видел? Она даже не целилась! Случайность. Девице просто повезло.
Тиса с удовлетворением отметила в толпе вытянутое от удивления лицо Клары. И уверенную улыбку на красивых губах Ложкина. Зеленые глаза будто призывали: «Покажи наглецам их настоящее место». «А ты тщеславен, Климентий Петрониевич», – подумала она. Хотя это качество мужского характера нельзя отнести к абсолютно отрицательным.
Спустя полчаса, когда спорщики поочередно сделали положенные четырнадцать бросков, уже никто не смел сомневаться в безоговорочной победе девушки в зеленом. Да, Лыков был хорош, бил почти всегда в цель, но видящая оказалась точней и, что говорить, эффектней. Благочинники после ее идеального последнего броска с десяти шагов готовы были носить победительницу на руках. С этой минуты бала Тиса утонула в мужском внимании. Комплименты хлынули на нее со всех сторон. Даже весьма преисполненные страсти.
– Тиса Лазаровна, вы – моя богиня! – вещали новоиспеченные ухажеры. – Я в вас горячо влюблен! Безнадежно! Навсегда! Позвольте вашу ручку, несравненная!
Благо в ноги не кидались мальчишки. Она же хихикала, остроумно отшучивалась от предложений прибыть на свидание в ближайшие же дни и тем еще больше покоряла горячие мужские сердца. Однако настойчивые упрямцы решили тогда просить танцы. И девушка уступила. Танцевать сегодня она была не прочь.
Кадриль сменялась вальсом, вальс – рыбкой, рыбка – линьоном. Тиса летала, словно бабочка над цветами, яркая зеленая экзотическая бабочка. В очередной раз вернувшись в ложу, она присела передохнуть в компании с Люсенькой, без жеманства объявив всем ухажерам, что устала. Тут ее вдруг удивил учитель.
– Тиса Лазаровна, позвольте пригласить вас на танец. У вас остались еще свободные? – несколько раздраженно вопросил он. Клара при этих словах Клима вдруг забыла про скепсис и растерянно на него уставилась.
– Я думала, вы не танцуете, Климентий Петрониевич. Что веселье и маскарад недостойны серьезных персон, давно вышедших из младенческого возраста, – съязвилаТиса.
– Просто иначе нет возможности поговорить с вами. Ваши ухажеры весьма настырны.
– Признайтесь, что вам наскучило сидеть, когда все веселятся.
Учитель наградил ее тяжелым взглядом.
И все же танец остался за ним. Появился Мо Ши и отвлек Ложкина разговором. Судя по озабоченному виду, дела у заведующего складывались не ахти.
– Ты такая необычная, Тиса! – перекрикивая музыку, воскликнула Люсенька под возведенные в потолок глаза Клары. – Как ты умеешь с ножиками, меня жуть берет от одного вида оружия, а ты храбрая.
– Брось, Люся. У меня не более достоинств, чем у тебя, просто я старше.
– Нет, ты другая. Ты интересная… Опять он, – странно закончила речь Перышкина. Она склонила голову к уху подруги и прошептала: – Уже полчаса, как с тебя не сводит глаз тот мужчина. Стоит у дверей. Вон, видишь? – Девушка стрельнула глазами в сторону. – Он за тобой наблюдает. Это тот самый, с катка.
Тиса посмотрела в указанную сторону, но так и не увидела того, кто ею интересовался. Втайне опасалась, что это мог быть Озерский. Вот уж с кем пересечься не было никакого желания.
– Не вижу. Который?
– Исчез, – обиженно прошептала Люся.
Девушек снова отвлекли кавалеры, желающие развлечь барышень. Но их всех вскоре подвинул Климентий Ложкин: когда наступило время вальса, уверенно взял Тису за руку и повел в ряд. Они поклонились друг другу и встали в пару. Правая мужская рука опустилась на ее талию, левая сжала пальчики.
Взгляд мужчины скользил по лицу напротив – учитель будто изучал ее, как одну из своих теорий. Зазвучала музыка, и они закружились в размеренном вальсе. Хоть в движениях Ложкина и не было особой легкости, он вполне умело вел свою партнершу.
– Я не часто танцую, – будто оправдываясь, признался партнер на втором круге.
– У вас отлично получается, – поддержала его Тиса. Ей-то танец приносил удовольствие.
– А вы отлично метаете ножи. Не скажете, кто вас научил этому неженскому делу?
– Кубач Саботеевич, старшина из папиной части. Он подметил у меня талант, еще когда я только в гимназию поступила, и увлек этим занятием.
– Да, вы же выросли при гарнизоне. Понятно, откуда у вас умение управлять нашим братом. Обычно девицы мужской компании стесняются либо ударяются в жеманство.
– Очень мужское наблюдение.
– Пожалуй, я удивлен вашими талантами.
Зеленые глаза снова искали в ней что-то. Разгадку? Странный учитель сегодня.
– Благодарю. – Девушка отвела взгляд в сторону и увидела, как в зал входит семейство, которое у нее не вызывало симпатий. – Озерские, – хмыкнула она, и Клим повернул голову, чтобы лицезреть графьев.
Высокая и худая как оглобля пожилая графиня шагала с детьми. Лееслава в лисьей маске куталась в кисейную шаль. На лице Озерского выступал орлиный клюв Гора. Этого наглеца с легкостью можно было узнать по одним лишь алым губам. К чести графских костюмеров, в белом фраке и черной маске выглядел он великолепно. Вот бы на самом деле у графа такой нос вырос! Тиса хихикнула, представив Озерского с клювом.
– Местная знать, – с иронией произнес Клим. – Даже слушать о раскопках не пожелали. Вам они интересны?
– Нисколько.
– Я рад. А то уж подумал, что вы, как и большинство в этом зале, млеете от титулусов.
– О нет! – расхохоталась Тиса. – Только не я! Просто я имела невезение быть знакомой с молодым Озерским.
– Я слышал, он очень богат.
– И весьма бесцеремонен.
Теперь усмехнулся Ложкин.
– Вы слышали легенду Озерских? В их крови течет кровь упырей. Возможно, одна капля, но присутствует. Мо Ши рассказывал, что прапрабабку графа покусали, и, став упырицей, она наводила страх на всю Орь, а после сгинула в горах.
– Бледнолицую графиню еще можно спутать с упырицей, но молодого графа? Щеки – кровь с молоком.
– Кровь упырей в них слаба, но все равно сказывается то и дело в поколениях. Да, они не кусают, но выделяются другим.
– Чем же?
Музыка смолкла, и учитель повел девушку в ложу. Он наклонился к ее уху и прошептал:
– Такие люди несдержанны в страстях. И если проследить родословную, то у Озерских очень спорная репутация. Хотя деньги затыкают рты похлеще кляпов. Однако уверен, найдется множество людей, мечтающих, чтобы графьев задрали оборотни.
– Не сомневаюсь, – согласилась Войнова. Дыхание учителя защекотало ухо, и по телу в ритме вальса пронеслись мурашки.
– К слову, об оборотнях. – Клим остановился и развернул девушку так, чтобы хорошо видеть ее лицо. – Черно-белые видения. Они были у вас, ведь так? Вы видите не только людей, но и оборотней? Верно?
Он застал ее врасплох. Тиса поняла, что попалась.
– Так-так! Это интересно, ребятки! – Со спины показался Мо Ши. – Что все это значит?
– Что Тиса Лазаровна видит не только людей, – заявил Климентий. Зеленый взгляд горел торжеством.
– Как?! – Надо было видеть удивление шуйца. Кажется, ударь молния ему под ноги, он бы и то так не удивился.
– Ладно, – засмеялась Войнова, выставив раскрытые ладони, – вы меня поймали! Хорошо. Я вижу не только людей. Но и волков, оборотней и даже русалок. Только под водой – скука смертная. А вот бежать с волками здорово! Дух захватывает!
Двое мужчин переглянулись.
– Она уже видит именную? – хриплым голосом спросил заведующий школы одаренных.
– Еще нет, Мо Линич, но подает надежды.
Старик шагнул к Ложкину и затряс ассистента за плечи.
– Ты просто обязан ее научить, Климка! Слышишь?! Или я вытрясу твою душу!
Девушка удивленно вскинула брови. Похоже, в старике тоже капля упыревой кровушки найдется, если хорошо поискать.
– Тиса Лазаровна, голубушка, постарайтесь научиться всему, что этот балбес преподаст. Вы меня невероятно порадовали! Будете великим искуном, помяните мое слово!
– Что вы, – отмахнулась, – я никогда не буду работать искуном!
– Почему это? – Шуец был обескуражен ее ответом.
– Не желаю! Понимаете, мое место – в аптеке среди трав, я давно выбрала стезю травницы. Иного не желаю!
– Но вы не видите всех перспектив, дорогая.
– К изнаням перспективы и скучные предназначения, Мо Линич! Я хочу обычной жизни, – с легкостью призналась видящая. Определенно сегодня день, когда условности летят в испод.
– Н-ну, – запинаясь прокряхтел старик, – это вы еще погодите говорить, дорогуша. Возможно, передумаете. – Мо Ши бросил говорящий взгляд на ассистента. – Там видно будет, а пока идите веселитесь, молодежь. А потом за учебу! За учебу сразу же! Понял меня, Климентий?
Веселье и впрямь продолжилось, к удовольствию Войновой.
В перерыве меж танцами музыка смолкла, и капрал Иван Гаринский, взяв в руки гитару, перебрался с приятелями в проигранную ложу. Он громко объявил при этом, что сегодня будет петь исключительно для Тисы Лазаровны, «укротительницы и повелительницы стали». Клубовцам пришлось потесниться – ложа наполнилась слушателями.
Климентий снова раздраженно хмурился, Клара фыркала, как ежик, костеря видящую, а Люся со Строчкой, как и Тиса, пребывали в восторге от вечера.
Благочинник Иван тряхнул льняной гривой волос и тронул струны. Настал черед Войновой восхищаться, потому как играл этот коренастый парень виртуозно. В музыке он вдруг преобразился, голос приобрел бархатные сокровенные нотки, глаза подернулись мечтательным выражением, как у поэта, открывающего миру душу. Даже нос картошкой не мешал образу.
Да, ты пришла, мой рок и сновиденье,
Мой ангел светлый из небесных кущ,
И выпустил я в восхищенье дух.
И полетели ветрено мгновенья,
О, будь со мной, моя любовь!
Да, ты пришла, и взор не оторвать
От жарких губ, от трепетных персей,
В томленье чувств я от красы твоей,
О благосклонности молю опять.
О, будь со мной, моя любовь!
Страстный романс куплет за куплетом трогал сердца барышень. Даже Клара перестала ворчать, незаметно от других вздыхала и косо поглядывала на Ложкина. Люсенька же сложила ладошки у груди и всем трепетным сердцем внимала певцу. Тиса откинулась на спинку диванчика и пребывала в самом благодушном настроении. Она не заметила, как к компании присоединился еще один человек – мужчина в плотной, закрывающей все лицо маске дракона. И тем более не подозревала, что стала объектом самого пристального внимания с его стороны.
Иван порадовал еще парой песен, когда Сергей Лыков вдруг придержал его руку на струнах и что-то шепнул другу. Тот кивнул и объявил слушателям минутный перекур.
Толпа чуть рассеялась, и Тиса заметила процессию из знатных господ, движущихся в их направлении, вернее, в направлении расположенного рядом игрального зала, чтобы увлеченно провести время за картами. Раздутый от важности Фролов вышагивал со знакомым ростовщиком и Эрастом Проскулятовым. За локоть губернатора держалась молодая Отрубина. Позади них – дюжина сопровождающих, гордо несущих свои носы, все в великолепных, сверкающих достатком нарядах. Среди них – Отрубины-старшие и графья Озерские.
Благочинники, как и другие гости, поднялись, чтобы стоя лицезреть хозяев оранской светской жизни. Тиса за спинами зевак бодренько прошествовала за ближайшую колонну у самого входа в игральный зал – уж очень не хотелось выдавать свое присутствие противному молодому графу. Прятки принесли новую порцию смешков. Войнова выглянула и снова скрылась, потом заметила Строчку возле себя. Парень подмигнул.
– Прячетесь, Тиса Лазаровна?
– Немножко, – подмигнула она в ответ, – среди них есть тот, кого я не желаю видеть. А ты чего?
– А я просто подумал, что отсюда будет хорошо слышно, о чем сиятельства беседуют. Вдруг узнаю нечто такое, что клубу п-поможет добыть субсидию-с.
Процессия неспешно приближалась. И вскоре двое затаившихся за колонной в самом деле услышали короткий отрывок беседы. Правда, то, что они узнали, ничем не могло помочь клубу.
– Аристарх Зиновьевич, вы снова скромничаете, – говорил вкрадчиво ростовщик, словно облизывающийся лис у курятника. – Столько вложений в новую выработку. Наверняка месторождение невероятно богато. Поведайте нам, уж не золото ли вы нашли, милейший? Или, милостив Единый, вэйновский агатит?
– Что еще за бредни!? – рявкнул на собеседника Фролов, однако ростовщика тон ничуть не испугал.
– Известно всем, что удача вам сопутствует, и я подумал, что ваша рубиновая подкова снова сделала свое благое дело.
– Чушь ты подумал, Квашин! – обозлился Фролов. – Месторождение никудышное – змеевик для поделок. Дурная порода.
– Но вы его знатно охраняете.
– Ты слишком любопытен, мой дорогой друг Веня, – оборвал ростовщика Аристарх, и тот мгновенно замолчал.
– Аристарх Зиновьевич! – вклинился в диалог третий мужской голос. – Позвольте напомнить о вашем обещании, почтеннейший, показать нам свою драгоценность. И те, с кем я обещал вас свести из Белограда, очень и очень ожидают показа вашей чудесной рубиновой подковы. Что им передать велите?
– Лизочек, душечка, – следующими за Фроловым и ростовщиком прошли Проскулятов и Елизавета, – ты необычайно бледна. Уж не заболела ли моя сладкая пташечка?
– Со мной все хорошо, Эраст Ляписович, – пробормотала Лиза приглушенным голоском, в котором Тиса услышала с трудом скрываемую неприязнь. – Вам не стоит так беспокоиться.
– Девицам свойственно волноваться перед свадьбой, – голос Льва Леонидовича.
Процессия постепенно втягивалась в карточный зал.
Голос еще одного человека тоже был знаком Тисе.
– О, матушка, я это делаю только ради вас, – вещал Озерский. – Вы же знаете, как меня и Лесу утомляют эти безумные балы. Эти лица, полные похоти и разврата, вызывают у меня отвращение.
Этот лицемер еще говорит что-то о целомудрии?
– Невероятно! – возмутилась стоящая за колонной Тиса.
«Кто о чем, а паршивый о бане», – подумала Тиса. В казну этого богатея. Она чуть со скуки не умерла, пока слушала разговор о каком-то месторождении.
Видящая с облегчением покинула колонну, и первое, что ей бросилось в глаза, – это сцена у окна. Сергея Лыкова удерживали за руки двое – Иван Гаринский и усатый соратник, который недавно представлялся ей Павлом. Лыков был зол. Тиса не слышала разговора, но догадывалась, о чем шла речь. Бедолага…
– Успокоился? – спрашивал друга Иван. – Идиот! За саблю хвататься! Ты погубить себя хочешь? Крале твоей, изменнице, ничего не станет, а тебя могут сослать на каторгу. Али в темнице сгниешь. Слышишь, что говорю, дурень?! Ты этого добиваешься?!
Ярость постепенно сходила с лица Сергея, уступая место безразличию. Тиса же поняла – вот для чего влюбленному нужна была эта ложа. Лизку караулить.
Вскоре троица благочинников отлепилась от окна и вернулась на диваны. Поклонники таланта Гаринского принялись просить его спеть, и он снова взял в руки гитару.
– Только ради блистательной Тисы Лазаровны, что сегодня покорила наши сердца меткостью!
Зазвучала знакомая шальная песенка «Подари свое сердечко, поцелуйчик подари». Народ повеселел, но ненадолго.
На второй песне Лыков вдруг положил руку на гриф гитары.
– Вань, спой о потерянных, – попросил он сослуживца. Взгляд парня стал совсем больным. Тиса в который раз покачала головой. «Нашел о ком кручиниться! Об Отрубиной. Да тебе радоваться надо! – подумала она. – С ее алчным нравом такую себе головную боль наживешь. Пусть мухомор с ней мучается».
Гаринский уступил другу и тронул струны. Они отозвались жалобным перекатом, и парень запел проникновенно и грустно.
Мы судьбою по миру рассыпаны,
Словно бусины с ниточки порванной.
Мы разлукой немою испытаны,
И объятия наши разорваны.
И душа от души отрезаны.
На пути заблуждений отброшены,
Чтоб босыми ступнями истерзанными
Нам брести по репьям некошеным.
Хоть в упор гляди, да не свидимся,
Все глаза застит мгла коварная.
Через злые дни тянем руки мы,
Душ усталость гнет окаянная.
Нам судьбой бродить суждено, поди,
И дорог версты тех не меряны.
Не спасет искун, потому что мы
Навсегда, увы, души потерянные.
Именно в этот момент радужное настроение Тисы дало первую трещину. Девушке вдруг показалось, будто она сама потерялась в этом мире, будто чья-то рука выпустила ее пальцы, бросив в глотку бушующей пучины, и теперь для нее нет спасения, она обречена на одиночество. Тьфу, и найдет же всякое в дурную голову!
Похоже, не только на нее песня произвела впечатление. Кто вздыхал, а кто в глубоких думах молчал. И только самый молодой благочинник Алешка не поддался чарам песни.
– Я никогда не влюблюсь, други мои! – заявил хмельной молодец. Щеки его пылали, слова не хотели стройно выговариваться. – Чего в той любви хорошего, а? Одни муки да страданья в ней. Ей-Богу, только почувствую неладное вот тут, – он стиснул в кулаке борт мундира на груди, – немедля рвану к вэйнам за отворотом!
– Дурак, Алешка. Отворот, как и приворот, запрещен. Ты преступишь закон, – предупредил Павел.
– Я готов буду рискнуть! – залихватски ответил юноша, положив ладонь на рукоять сабли. – Слыхал, эта вэйна, что аптеку держит, сильна в приворотах. К ней и подамся!
– Что вы такое говорите?! – ахнула девушка в розовом платье, одна из слушательниц песен Гаринского. Она прикрыла рот голубым веером.
– Это Демидова Агата которая? Я не знала, что она занимается приворотами! – подхватила разговор другая особа, жена одного из служащих.
Тиса перестала есть виноград, любезно поданный ей одним из галантных кавалеров. Агата и привороты? Очень любопытно!
– А она и не занимается, – громко возмутилась Люсенька, вступившись за хозяйку аптеки. – Матушка говорила, что это бабка ее когда-то накладывала привороты и вэйностража ее забрала. А сама Агата Федоровна не колдует такие вещи. Никогда!
Клара скривила губы в ироничной усмешке.
– Никогда не зарекайся. За другого в особенности.
– В ссылку колдунью услали, – предположил капрал Гаринский.
– К сожалению, отворот, как и приворот, – не выход, – поделился Лыков с горечью в голосе. – У них срок короткий. А чтобы на жизнь хватило действия – последние портки отдашь, и все равно не хватит, чтобы оплатить.
– Это верно, – поддержала его компания.
Тема перескочила на дороговизну вэйновских услуг и изделий вэйноцеха. На то, как было бы уместно, если бы цена на них оказалась малой.
– А вы как думаете, великолепнейшая Тиса Лазаровна? – спросил Алеша, глядя на видящую влюбленным взглядом.
– Боюсь, мое мнение окажется с вашим вразрез, – непринужденно ответила Войнова. – Я не уважаю вэйноцех.
– Отчего же? – полюбопытствовали мужчины хором.
«Сами напросились», – подумала Тиса и с радостью обвинила вэйноцех во всех грехах.
Удивительно, что с ней сразу же согласились, более того – поцеловали ручки, заявив, что воззрение умной женщины свежо и правильно. Что она, несомненно, права. Вэйны и произвол – однокоренные понятия. Тут же припомнили несколько случаев в пример.
Глава 24
Воскресенский бал. Дракон
Затем начался очередной танцевальный тур.
Тиса с радостью раздавала танцы всем просящим их кавалерам. Она желала снова забыться в искрометном веселье, воспользовавшись случаем порезвиться на паркете. Показалось, или учитель вновь хотел просить у нее танец? Но не успел, его опередил кавалер в маске дракона Вемовея. Клим замешкался, вернулся на прежнее место, в кресло.
– К вам трудно подступиться. – Голос кавалера звучал глухо из-за маски, плотно закрывающей все лицо. – Позвольте пригласить вас на танец.
Тиса выглянула из-за плеча «дракона» на учителя. Тот сидел с независимым видом, постукивая длинными изящными пальцами по подлокотнику. Что ж, не желает плясать с ней, и ладно.
– Хорошо. Буду рада танцевать с вами, – таким образом она отдала «дракону» последний линьон в этом туре.
И вот она снова в центре зала во власти прекрасной зажигательной музыки. Тур открыла кадриль. За ней поплыла рыбка, следом закружился вальс, поскакала шальным зайцем мазурка. Тиса смеялась, откинув голову назад, ощущала себя легко и свободно в танцах, словно перышко на летнем теплом ветру. Когда поток воздуха поднимает тебя все выше и выше, к пуховым облакам или хрустальным люстрам бальной залы. Как же бесподобно, как замечательно и весело! Как ей хорошо сегодня! Партнеры – два «лиса», «орел» и юморист в маске «червя» – развлекали ее короткими байками, и мало кто нудил. После бойкой мазурки настало время спокойного линьона. Уф, можно отдышаться. «Дракон» появился точно из-под земли и галантно поклонился. В синем, почти черном двубортном сюртуке на хорошей фигуре. Войнова склонила голову в ответ. Когда они встали друг напротив друга, каждый в свой ряд, на лице девушки сияла мягкая приветливая улыбка. Улыбался ли кавалер в ответ, она не знала, даже глаз не разобрать сквозь сетчатые глазницы. Прелюбопытная маска серо-лунного цвета выполнена довольно искусно. Клыки – как настоящие! Острая драконья чешуя приподнята на загривке, витой рог на свету серебрился.
– У вас красивая маска, – ступая навстречу партнеру, похвалила без утайки Тиса.
Музыка заставила танцоров стронуться с места.
– Благодарю, – глухой ответ.
– Только мне кажется, вам неудобно дышать в ней, – добавила девушка, не заметив, как дрогнула рука мужчины при соприкосновении с ее ладонью. Она уже думала, что не дождется ответных слов, когда кавалер наконец ожил.
– Мне действительно трудно сейчас дышать, но маска повинна в том лишь отчасти. Всему причина – женщина, которую вижу перед собой.
«Какой тонкий комплимент», – подумала Тиса и благодарно хихикнула. Ей уже успели малость приесться однообразные восторженные комплименты предыдущих партнеров.
– Вы выглядите счастливой, – произнес «дракон».
– Я и есть счастливая! – призналась Тиса. – Не вижу поводов для печали. Медовые глаза довольно сощурились после удачного полуоборота со взмахом юбки. – Боже, у вас на маске даже чешуйки шевелятся!
– Вам нравятся драконы. – Из уст кавалера это звучало так, будто знал, а не спрашивал.
– Да. Я просто в восторге от них! Особенно от синих!
Мужчина высоко поднял ее ладонь, шаг – и тела приблизились.
– Но вы их не видели. – Глухой голос стал тише и суше, но она услышала.
– К моему огромному сожалению, – вздохнула искренне. – Бирюзовое плато далековато, знаете ли. Но вам же эти древние тоже нравятся.
– Почему вы так решили?
– Вы выбрали маску дракона.
– А… да.
Два шага – и тела отдалились, не размыкая рук.
Так, ведя легкую непринужденную беседу с довольно интересным партнером, Тиса оттанцевала линьон. Музыка смолкла, и кавалер, поклонившись, повел ее из круга. По пути незнакомец крепко сжал ее ладонь.
– Я могу рассчитывать еще на один танец в последнем туре? – спросил «дракон», с трудом размыкая пальцы, когда того потребовало приличие.
Тиса кивнула и договорилась о новом танце, на сей раз вальсе. Она была совершенно не против общения с этим человеком. Ладонь освободилась от крепкого рукопожатия, и видящая на несколько мгновений почувствовала себя маленькой девочкой, что потерялась в толпе. А затем это ощущение пропало, и на душу снова легла привычная благодать.
Люсенька еще не вернулась в ложу. Пришлось отправиться в уборную в одиночестве. Минуя несколько арок анфилады и завернув в коридор с зеркалами в позолоченных рамах, Войнова не заметила, что от Мраморного зала за ней следовала тень. Тень могла похвастаться смазливым личиком и дорогим белоснежным платьем, расшитым серебряной нитью и жемчугом. Елизавета Отрубина, а это была именно она, вытягивала шею, стараясь не упустить из вида фигуру в зеленом платье, и время от времени украдкой оглядывалась. Она проследила за бывшей постоялицей до дверей уборной, какое-то время нерешительно потопталась рядом, затем отступила к окну в ожидании.
Тиса столкнулась с ней на выходе.
«Ох ты ж, чуть не врезалась в поганочку», – со смешком прошептала она себе под нос, обходя красавицу стороной. Однако стоило ей сделать несколько шагов, как за спиной послышался шепот:
– Тиса, погодите!
Обернулась – уж не ослышалась ли? Оказалось, нет.
– Я бы хотела поговорить с вами. – Елизавета смотрела на нее и теребила в руках веер цвета голубого льда.
– Сомневаюсь, что нам есть о чем беседовать, грибочек, – отмахнулась видящая, не желая усложнять свою прекрасную жизнь общением с молодой Отрубиной. Собираясь продолжить путь, она сделала шаг, но Лизонька буквально вцепилась в ее локоть.
– Я займу у вас всего минуту, – горячо прошептала краса ненаглядная. – Пожалуйста! Очень вас прошу!
Пару секунд Войнова озадаченно смотрела в глаза Лизы, в которых плескалось крайнее волнение, затем вздохнула и нехотя согласилась.
– Пройдемте сюда, здесь менее людно, – поманила та за собой.
Позволив отвести себя в сторону от толпы, Тиса вгляделась в Отрубину. Что-то с ней не так. В самом деле бледная, исхудавшая. Под глазами старательно забелены тени. Как там говорил Лев Леонидович? Перед свадьбой волнуется? Ну а от нее что ей нужно? Последняя мысль незамедлительно была озвучена.
– Хочу извиниться за случай с папенькиной статуей. Признаю, я поступила плохо, в чем очень раскаиваюсь, – выдала «поганка», повергнув в шок. «Ущипните меня!» – подумала Тиса. Точно, заболела наша красавица. – И еще… – с запинкой продолжила Лиза, – хочу просить, чтобы вы ничего не говорили Эрасту о нас с Сергеем. Особенно моему отцу!
Ах вот оно что! Теперь все ясно. На воре шапка загорелась. Эта «поганка» не хочет предстать перед Проскулятовым в черном свете, иначе тот отменит свадьбу и бросит неверную невесту, прощайте тогда мухоморовы денежки. Вероятно, эти мысли отразились на лице, поскольку глаза Елизаветы нездорово заблестели.
– Ты считаешь меня меркантильной и лживой, да?
Ага, вот и выкать перестала. Того и гляди истинное лицо проявится.
– А разве это не так?
– Ты ничего не понимаешь, – сокрушенно пробормотала нежелательная собеседница.
– Что тут понимать, Лиза? С молодым крутишь, за старого ловеласа выходишь. Все ясно как день. Впрочем, мне недосуг читать тебе нравоучения. Извинения сомнительны, но, так и быть, приняты. Папеньке твоему и мухомору ничего не скажу, не дрожи. Передавай привет маменьке. И мне, пожалуй, жаль благочинника. Он-то в самом деле влюблен в тебя, дурачок. Прощай.
Войнова помахала ручкой и развернулась, чтобы покинуть скучную девицу. Однако уйти и в этот раз не получилось. Стоило сделать пару шагов, как за спиной раздался всхлип. Отрубина не переставала ее сегодня удивлять.
Отвернувшись к стене и закрыв лицо ладонями, красавица тихо и сдавленно ревела. О Единый, что за напасть-то такая?! Видящая вздохнула и вернулась. Тронула за плечо Лизу, и та еще пуще принялась шмыгать носом. Тиса вынула платок из ридикюля и протянула плачущей девушке.
– Я не могу так больше, – сквозь всхлипы услышала она, – не могу.
Елизавета всерьез разревелась. Успокоить ее удалось лишь спустя пару минут.
– Единый, я так люблю его! – Красавица не по этикету высморкалась в платок.
– Кого? Эраста?
На нее посмотрели как на умалишенную.
– Сергея.
– О-о… Ну так выходи за него. Благочинник тебя любит и будет счастлив подарить обручальное колечко. Брось ты этого скользкого мухомора-губернатора!
– Не могу! – В отчаянии Лиза сжала веер до хруста перьев. – Ты же знаешь, мы банкроты. Я не могу так поступить с семьей, понимаешь?
Войнова не понимала, но Лиза все объяснила. В голосе ее слышалась усталость бурлака, тянущего лямку по крайней мере век.
– Если я выйду за него, батюшку ждет долговая яма. Дом пойдет с молотка. Матушку, меня и братьев поселят в работном доме. Она не сможет так жить, я знаю! У Саньки не будет будущего. И второй не доучится. Мое удачное замужество – наша единственная надежда. Я должна порвать с Сергеем, – сквозь ком в горле выдавила красавица. – Должна, но не могу! Встречаюсь тайком, как падшая женщина. Страх не оставляет меня ни на минуту. Если отец узнает о наших с ним встречах, сделает все, чтобы посадить Сергея в острог. Батюшка и раньше его не жаловал, а теперь и подавно. Он сделает это, он способен! Поэтому я оговорила тебя тогда. Прости. Я так боялась за Сережу!
Отрубина в ожидании замолкла, а Тиса задумалась над услышанным. Что, если бы ей пришлось выбирать между благополучием семьи и личным счастьем, как бы она поступила в этом случае? Если бы отцу грозила тюрьма, а маме – крайняя бедность в работном доме? Если бы Ричу была уготована лучшая доля отучиться в высшей гимназии, то ради собственного счастья она разрушила бы его шанс на безбедное будущее? Или поступилась бы собой, связав жизнь с нелюбимым? Сложный вопрос. Слава Единому, что не она стоит перед подобным выбором!
– Ты правда видящая? – вывела ее из дум Лиза неожиданным вопросом. В девичьем голосе послышался едва уловимый страх.
– Почти.
– Значит, если захочешь, ты можешь узнать секреты всех людей?
– Не всех, конечно, – усмехнулась Войнова. – Да и не нужны мне их секреты!
Девушки какое-то время смотрели в глаза друг другу, потом на лице Отрубиной проявилась бледная улыбка. Впервые за всю беседу искренняя.
– После концерта я боялась, что ты придешь в наш дом и все расскажешь отцу о Сергее. Видящей он бы поверил. А когда вчера ты нас увидела, я ночь не спала. Ты так смеялась, что у меня мурашки по коже бежали.
– Нужна ты мне больно, – фыркнула Тиса. – Храни при себе свои секреты и успокойся наконец.
– Тут и хранить уже нечего, – выдохнула Елизавета с потерянным усталым видом, какого девушка ранее у Отрубиной не замечала. Вот оно, настоящее лицо красавицы. Лицо заблудшего, хоть и вздорного, подростка или, вернее, жертвенного красивого агнца, которого родной батюшка без зазрения совести ведет на заклание в расплату за свои ошибки. Агнца, что способен разве что дергать привязь, и более ничего. Судьба его предрешена.
Пожалуй, в этот момент хорошее настроение Войновой обзавелось еще одной трещиной – она поняла, что сочувствует «поганке». И ведь все опять упирается в изнаневы деньги! Кто-то не может курган из-за них найти, кто-то не смеет выйти замуж по любви.
– Каков долг? – спросила, сама не замечая, как уже мысленно ищет выход из сложившегося положения Отрубиной.
– Ужасно большой. Даже если бы мы продали фамильный дом в уплату, то все равно не покрыли бы теми деньгами и десятую его часть. Нет. Мне уже ничего не поможет.
– Если только Лев Леонидович не найдет другой способ собрать нужную сумму, – пыталась подбодрить Войнова.
Елизавета в это не верила.
– Спасибо, что не держишь зла на меня, – рассеянно сказала она. – Мне пора вернуться в залу. Папенька будет сердиться.
Тиса мысленно услала папеньку Лизки в испод. И все же должен же быть какой-то выход?! Обязательно! Порядком потрескавшееся, но все еще хорошее настроение диктовало: нужно верить в лучшее.
Девушки вместе вернулись в проход анфилады.
– Тиса, – шепнула по дороге Елизавета. К тому времени она уже сбросила с лица тоску и снова надела маску неприступной благородной барышни, – я забыла предупредить тебя. Остерегайся графа Озерского! Мне Леса сказала, что он заинтересован тобой. Это плохо. Давеча я случайно от Эраста узнала о Ёсе такое, что могу точно сказать: он очень испорченный и коварный человек!
– Вот как?
– Да. Он падок на женщин. Он… он соблазняет их, а потом бросает в самом ужасном положении. – Кажется, Елизавета немного покраснела. Неужели Отрубина на такое способна? Оказывается, да. Прилив румянца к лицу пошел ей только на пользу.
– Ну, меня соблазнить у него нет и малейшего щанса, – усмехнулась Тиса. – Я его терпеть не могу.
Лиза осталась довольна ее ответом. Девушки перекинулись еще парой слов и разошлись.
Проходя мимо одного из балконов, Войнова мимолетом услышала знакомый едкий голос. Желая убедиться, что не почудилось, она подошла к приоткрытой двери и заглянула. Это в самом деле оказалась Клара, недовольно шипевшая на кого-то, стоящего под балконом. Точно рассерженная кошка. Любопытство взяло верх, и Тиса прислушалась.
– Клавочка! Доченька! Пойдем со мной!
– Ма, я же говорила, не называй меня Клавой! – недовольный возглас. – И что ты здесь делаешь!?
– Я пришла за тобой, Клавочка. Отец скоро вернется, пойдем домой.
– Где Февронья? Почему она тебя отпустила?
– Она вон там стоит, у ворот. Она шла за мной, но я…
– Возвращайся к ней немедля! – перебила мать Клара. – Слышишь меня? Немедля! И не позорь меня больше!
– Но отец, он же…
– Мама, уходи! Я приду, но позже. Побудь пока с Февой. – Девушка огляделась по сторонам, словно боялась, что ее могут застать за неприглядным делом.
Тиса отступила к окошку и выглянула в него. Мать Клары стояла под балконом – маленькая, нелепо закутанная в шерстяной платок поверх пальто. Простоволосая, без шапки. Волосами с проседью играл ледяной зимний ветер.
Подстегиваемая речью дочери, женщина нерешительно отступила, а потом развернулась и побрела в сторону ворот. Видящая поняла, что пора и ей ретироваться с места наблюдения.
– Тиса! – Люсенька плыла навстречу через пеструю толпу. – Где ты была? Я вас всех растеряла. Строчка играть в карты сбежал, Клима украл Мо Ши. И Клара куда-то пропала.
– А как же наши кавалеры-благочинники? Неужели дали тебе заскучать?
Люся захлопала ресницами, будто ее уличили в неблагодарности.
– Нет, что ты! Они милые! Особенно Алексей и Паша. И такие храбрые! Знаешь, они ищут каких-то преступных оборотней. В прошлую седмицу всю ночь в чащобе провели у Патвы. Тьма, говорят, была хоть глаз выколи. Правда, жуть?
– Очень любопытно, – согласилась Тиса. Повернула голову, чтобы разглядеть знакомую компанию в оранжевых парадных мундирах, но так некстати наткнулась взглядом на одного нахального графа в маске-клюве Гора. Озерский стоял в дверях игровой в компании развеселых молодых людей своего богатенького круга, крутил в пальцах бокал вина и смотрел на нее. Или так кажется?
Граф отсалютовал бокалом, и все сомнения испарились.
– Вспомни о нем, из испода и явится, – усмехнулась себе под нос.
Вот уже четверо дружков графа заинтересованно оглядываются в ее сторону и выдают какие-то реплики Ёсю. Тот с ухмылкой отвечает, не сводя с нее глаз. Противный красногубый «орел». Да Единый с ним! Распорядитель очень вовремя объявил очередной танцевальный тур. Заиграл прекрасный вальс.
Люсеньку увлек в центр залы смешливый Алексей. А перед Войновой снова объявился знакомый «дракон».
– Позвольте вашу руку.
– С превеликим удовольствием, – ответила вполне искренне, кидая последний взгляд в сторону Озерского. Она будет танцевать, а потом уедет домой с Перышкиными, и к изнаню пусть идут всякие носатые графы!
«Дракон» проследил за взглядом девушки и тоже несколько секунд наблюдал за компанией у игровой.
– Мне повезло танцевать с вами, – заявил кавалер. Встав в ряд танцующих, мужчина с толикой властности в движениях притянул партнершу к своему телу. – У вас множество поклонников… Боюсь, мне придется воспользоваться драконьим огненным дыханием, чтобы отстоять у них ваше внимание.
Танец закружил, и девушка от души рассмеялась. Определенно с этим ухажером не скучно!
– Сейчас мое внимание полностью отдано вам, – отозвалась она.
– Хвала небесам, – глухо и серьезней, чем обязывало легкое общение, послышалось из-за маски.
«Дракон» вел в танце так ровно и уверенно, что Тиса вскоре отдалась во власть вальса.
– Как помню, вы говорили, что совершенно счастливы? – Незнакомец развлекал ее легким разговором.
– Именно, – согласилась она, ощущая себя таковой.
– И у вас нет пасмурных дней? Нет недругов, что чинили бы вам препоны? И в любви вам везет?
– Дни мои всегда солнечны, – подхватила игру партнерша. – Недруги беззубы, как плотва. А любовь… о, это каверзный вопрос, милейший дракон.
– Отчего же? – Рука на ее талии стала ощутимо горячей.
– Оттого, что я не стремлюсь к любви. Любить, в моем понимании, значит еще и доверять. Я же не могу похвастаться подобным отношением ни к одному мужчине, уж простите покорно.
Тиса не знала, разочаровал ли ее ответ кавалера, позабавил ли. «Дракон» лишь медленно кивнул.
«Маскарад раскрепощает, – радовалась девушка. – Можно свободно разговаривать с незнакомцами без старого брюзги-этикета».
– Такие щекотливые вопросы обязывают к ответной откровенности, – лукаво усмехнулась она, – но я намереваюсь смилостивиться над вами.
Пару секунд партнер молчал. Затем чуть склонил набок голову.
– Не щадите меня. Я вполне могу поведать о себе…
Музыка загремела, и пары раскрылись, выстроившись в ряд. Барышни взмахнули подолами пышных юбок, словно лебеди крылами.
– В отличие от ваших дней, мои уже пару месяцев не радуют солнцем, – услышала Войнова, снова сходясь с партнером. – Добрая сотня людей и нелюдей страстно уповают увидеть меня в белых тапочках. Однако я остаюсь равнодушным к их чаяниям.
Девушка хихикнула, про себя подумав, что «дракон», скорее всего, лукавит, но очень мило.
– Что до везения в любви, – голос мужчины стал суше, словно его мучила жажда, – ваши уста – уста моей совести. Я есть один из тех недостойных, кто потерял доверие своей избранницы.
Тиса удивленно вздернула брови. Вот тебе на. «Дракон», оказывается, несчастный влюбленный. Что-то в голосе кавалера заставило сердце дрогнуть, и она не задумываясь объяснила это сочувствием.
– Вы вернете ее доверие, – заявила уверенно, – я верю в вашу счастливую звезду!
– Вы полагаете? – мужчина снова склонил голову набок. Отчего-то показалось, что он улыбается.
– Приложите ум и сердце, и вы завоюете ее доверие.
– Благодарю за надежду.
Наверное, она развила бы целую веселую проповедь под названием «Не вешать нос», но их чуть не зацепила нечаянно пара в оригинальных костюмах Гора и Жвала. Выдающаяся модница нацепила хвост, как у павлина, ее спутник походил на чиванскую невесту, завернутую в ковер.
Тиса и «дракон» посмотрели им вслед.
– Этот дивный маскарад не оставляет шанса даже самому унылому настроению! Вы согласны? – Девушка развеселилась от созерцания яркой парочки.
– Равнодушным остаться сложно, – признал партнер.
– Кто придумал маски, тот гений безумства! А вы долго выбирали драконий лик?
– Отнюдь. Я позаимствовал маску у друга, который знает в них толк.
Музыка смолкла. Войнова поразилась, как быстро пролетело в танце время. Они поклонились друг другу.
– Маски позволяют людям представляться кем-то другим, – не отпуская ладонь партнерши, сказал «дракон», глядя поверх ее головы. – Но есть некоторые личности, что, надевая их, выказывают истинное свое лицо.
Тиса увидела Озерского, лишь когда он оказался в паре шагов от нее.
Ёсь приблизился, не обращая внимания на кавалера, стоявшего рядом. Ростом он был выше «дракона» на целую голову, да еще подбородок держал по-царски надменно.
– Дикая роза расцвела, так что и не узнать, – одарил ее комплиментом с барского плеча молодой граф. В прорезях маски блестели азартом глаза. Взгляд наглеца задержался на груди девушки, затем скользнул по шее, переместился к лицу, – лепестки нежны, стебелек гибок, листва свежа… – И наконец обосновался на губах.
Ёсь потешался. Похоже, себя он мнил неимоверно привлекательным. Впрочем, будь Тиса чуть легкомысленней, возможно, у него представился бы шанс вскружить ей голову своей наглой манерой общения. Увы, она уже не в том возрасте, чтобы млеть от пошлых намеков.
– Я рассчитываю на следующий танец, цветочек, – томно промурлыкал Озерский, наклоняясь к девичьему ушку.
Теперь «дракон» вдруг ощутимо стиснул ее ладонь, что заставило Войнову взглянуть на него. Серебристая маска, щерящаяся клыками, неожиданно придала ей задора.
– Вы забыли сказать о шипах, граф, – прошептала видящая в ответ нахалу. – Они остры и царапаются. И вы это прекрасно знаете. Тем более танец я обещала этому сударю.
– Все верно, барышня ангажирована. – «Дракон» подтвердил слова действиями, ловко оттеснив настойчивого ухажера от партнерши по танцу.
– Тогда следующий мой, – не сдавался упрямец.
Вот уж неймется сиятельству! Так и заставит послать этикет в изнанку.
– Я не стою вашего внимания, граф Озерский. – Тиса покачала головой, улыбаясь из-за плеча «дракона». – Пожалуйста, не тратьте его на меня. Как и ваше драгоценное время.
Да, грубо с ее стороны. Да, некрасиво. Этикет на издыхании и рыдает. Но, Единый, как же весело! Особенно это выражение лица нахала, которое погасло через секунду. Но и этого хватило, чтобы понять… Бог ты мой! Он готов спалить ее взглядом на месте! Василиск носатый, ничего у тебя не выйдет.
Озерский развернулся на каблуках и отправился прочь, возвращаясь в свою компанию. А Тиса увлекла за собой на кадриль «дракона».
– Вы умеете осаживать неугодных воздыхателей, – усмехнулся он, встав позади нее.
– Он докучает мне неимоверно. Возможно, теперь оставит в покое. Благодарю, что подыграли.
В следующий миг кадриль затянула в свой водоворот. Говорить стало невозможно, только смеяться. Тиса не ведала, что, когда она не смотрела на партнера, тот частенько оборачивался и вглядывался в компанию графа. И порой беззвучно шевелил губами.
Как не знала и того, что в этот момент Озерский чернит ее девичью честь лживыми речами.
– Что? Отбрила тебя барышня? Неужели нашего Ёся обставила провинциалка! – посмеивались подвыпившие друзья сиятельства. Они часто кутили вместе с молодым графом.
– Кусайте локти, узколобые фигляры! Барышня для вида отказала, – самодовольно хмыкнул красногубый. Один только Бог знал, какая ярость клокотала внутри этого человека, но он великолепно умел держать лицо. Мать привила ему сие умение, когда будущий граф еще носил на груди накрахмаленные слюнявчики. – Стесняется, дуреха. Боится слухов. На самом деле уже вся дрожит от предвкушения снова лечь в мою постель. О чем мне и шепнула на ухо.
– О-о! Так ты с ней уже успел!?
– Именно. Провинциалочка тает как масло в моих руках! И ласкова, словно похотливая кошка. Сегодня мы обновим одну из спален губернатора, и вы будете тому свидетелями, – пообещал Озерский, выпивая до дна бокал вина. – Я обломаю твои шипы, розочка, и научу покорности, – прошептал он себе под нос.
– Ёсь! Ты просто гениальный соблазнитель! Ты непревзойденный! Ты наш бог! – завелись льстецы.
Этого разговора Тиса не слышала, она вся отдавалась танцу. После кадрили «дракон» довел ее до ложи, передав в объятия Люсеньки, и раскланялся. Войнова проводила бывшего партнера по танцам долгим взглядом. Что-то в душе не давало покоя. В один миг растаяло ощущение тепла и защищенности, ее вновь на пару секунд сковало то странное чувство брошенности и потерянности. Чур меня, чур! Срочно нужно продолжить веселье!
– Ой, Тиса, мы решили играть в фанты! Ты будешь с нами? – привлекла внимание подруги Перышкина. – Паша водит!
Посмеиваясь в знатно закрученные усы, благочинник Павел собирал в перевернутый цилиндр вещицы желающих поразвлечься незатейливой игрой.
– Вы не откажете нам в этом удовольствии? – подступил Иван.
– Тиса Лазаровна, вы просто обязаны сдать свой великолепный нож! – воскликнул юный блюститель порядка Алешка.
– Только не его! Вот, возьмите мой веер, – смеясь, кинула его в шляпу, – им тоже можно запустить во что-нибудь при большом желании.
– Или в кого-нибудь, – поддакнул Строчка.
Благочинники отдали честь шутке короткими смешками.
По правую руку Тисы объявился учитель, и Люся тут же решила и его исспросить, желает ли тот поучаствовать в игре.
– Сомневаюсь, что Климентий Петрониевич будет предаваться столь несерьезной забаве, – предположила Войнова, с шутливым вызовом глядя на него, – не требующей незаурядного ума. В нее могут играть даже младенцы.
Учитель вздернул белесые брови.
– Я не чужд потехе, Тиса Лазаровна, – он вынул карманные часы на цепочке, и вещица вскоре исчезла в темном нутре цилиндра, – но благодарю за комплимент моим умственным способностям.
– Клара, а ты не п-передумала? – обратился Строчка к брюнетке, что до сей минуты с независимым надменным видом сидела на диване и попивала вино из бокала. Люсенька тут же поддержала Виталия. Образцова отставила бокал на столик и благосклонно хмыкнула:
– Уговорили. Забирайте. – И, сняв с пальца простое серебряное колечко, опустила его в шляпу.
– Замечательно! Серый! Один ты не участвуешь! – посетовал Иван.
Однако уговорить Лыкова отвлечься от созерцания рукояти собственной сабли и предаться веселой забаве у него не получилось.
– Ну и изнань с тобой, – махнул он рукой на друга.
Игра длилась около часа. Павел отворачивался и скрытно выбирал один из фантов, пряча его под полой распахнутого мундира. Затем «усач» вопрошал, что будет делать данный фант. В отведенный игре час каждый ее участник успел выполнить шутливое задание, которое придумывалось компанией. Люсенька прыгала на месте десять раз. Тиса показала бабочку. Строчка токовал тетеревом. Иван под свист и улюлюканье поцеловал в щеку стоящую через два человека Люсю. Благочинник Алешка признался в любви первой прошедшей мимо барышне: ею оказалась глухая старушка, которой юный блюститель порядка три раза кричал признание на весь зал. Войнова хохотала вместе со всеми. Кларе досталось прочесть стихотворение, и она сухо и без выражения продекламировала известное четверостишие о неразделенной любви, пряча смущение под недовольством. Учителю же выпало задание: обнять стоящего по левое плечо. Тиса хихикнула, когда поняла, что это с ней он должен обниматься.
Молодым людям пришлось встать. Клим повернулся к девушке, и какое-то время они смотрели друг другу в глаза. Мятежная зелень и искрящийся янтарь.
– Давай, ученый муж! Приобними барышню!
– Только без вольностей, счастливчик!
– Чего застыл?!
Благочинники веселились от души.
– Прошу прощения, – произнес Ложкин, ощущая себя явно не в своей тарелке, – это игра.
– Я знаю, – улыбнулась Тиса.
Объятия получились аккуратными и непродолжительными. По сути, Климентий лишь положил руки на талию девушки и коснулся щекой ее волос. Все целомудренно и с серьезнейшим выражением лица. Будто и не в забаве участвовал, а наитруднейшую задачу решал. Весело!
Игра окончилась. Объявилась Василиса, невестка Перышкиных, и отозвала Люсю к ее родителям. Войнова подумала, что вскоре покинет бал вместе с их семейством, ведь еще утром согласилась, когда они любезно предлагали довезти ее обратно домой. Климентий отвечал на вопрос Клары – что-то опять о кургане и иже с ним. Строчка куда-то пропал, наверное, снова к игральным столам подался. Денег у него уже не было, но любопытство осталось. Тиса подошла к окну, чтобы взглянуть на подсвеченную огнями ночь. И когда к ней обратилась женщина в маске лисицы, не заподозрила ничего худого.
– Вы – Тиса Войнова? – спросила та взволнованно. Дождавшись кивка, добавила: – Вас зовет ваша подруга!
– Люся?
– Да-да. Пойдемте же скорее! Это важно!
«Лисица» поманила видящую за собой. И поторопилась прочь, махнув меховым хвостиком, приколотым к подолу рыжего платья. Лишь когда миновали Мраморный зал, оказавшись в его противоположном углу, выяснилось, зачем ее зовет Перышкина.
– Ваша подруга сильно подвернула ногу, – заговорила провожатая. – Ее сопроводили на верхние этажи. Она зовет вас!
– Что же вы молчали?! – ахнула Тиса. Оглянулась. Возвращаться и звать клубовцев уже стоит времени. Наверняка Люся надеется на ее лекарскую помощь. – Мне будет нужен лед. И повязка!
– С ней горничная, вы велите ей принести все что нужно.
Девушка кивнула и вновь заторопилась следом за «лисицей». А та понесла свой хвостик на лестницу, ведущую к верхним этажам. Поднявшись, они запетляли в переходах дворца, пока не предстали перед высокими белыми двустворчатыми дверями, одними из многих в этом безлюдном крыле. «Лисица» распахнула створку и отвела руку в пригласительном жесте.
– Ступайте! Она там лежит, в алькове!
Тиса поспешила в комнату и остановилась у огромной кровати, заправленной белым муслином с золотой каймой. Пустой кровати. Высокие напольные канделябры, драпированные белые занавеси на окнах. Роскошная гостевая спальня. Прошла дальше и заглянула в смежный покой – это оказалась гардеробная, вмещающая два огромных массивных шкафа из беленого дуба и резной столик с зеркалом.
– Но здесь никого нет! Вы, верно, комнату спутали! – девушка обернулась и увидела, как захлопываются двери. – Постойте, куда же вы?! – окликнула она странную провожатую.
Послышался скрип проворачиваемого в замке ключа. Ее заперли?
– Это что, игра какая-то? – хмыкнула она. Может быть, Перышкина решила ее разыграть? Тогда что от нее требуется? Подумав, Тиса отказалась от этой мысли. Она обошла спальню. Потрогала начищенный до блеска канделябр, затем восковые свечи с оттиском вэйноцеха. Тронула занавеси, оценила вид из окна на заснеженный дворцовый парк. Пять минут миновали, и девушка заскучала. Пора было покидать эту обитель. Присела на корточки перед дверями и осмотрела замочную скважину.
– Раз никто не собирается меня выпускать, выйду сама, – решила она, оценив невысокую сложность замка. Надо только вспомнить, как открывал замок буфета Кубач, пробираясь в кухню Жича за хмельным.
Тут Тиса, оглядев себя, заметила, что ридикюля при ней нет.
– Вот изнань! Эта «лиса» украла мою сумку! Ну, плутовка! За это найду тебя и откручу хвост, – усмехнулась видящая в тишине спальни. Теперь ей еще сильнее захотелось выбраться. Она вынула из волос две шпильки и согнула их, как это делал старшина. Снадобье придавало уверенности, что все получится. И – о чудо! – у нее вышло открыть дверь с первой же попытки! Единый, благодарю тебя!
На самом выходе ее посетило чувство, что кто-то за ней наблюдает. Девушка обернулась и окинула взглядом свою роскошную кратковременную темницу. Естественно, никого. Почудилось. Захлопнула за собой дверь. На первой же попавшейся по дороге козетке видящая присела и закрыла глаза. Дар отозвался мгновенно. Через полминуты она уже знала, где искать воришку.
Рыжая стояла у окна на лестничной площадке и пересчитывала деньги в кошеле. Наверняка обчистила еще кого-нибудь. Ридикюль она держала под мышкой. Расшнурованный. Похоже, с его содержимым шустрая барышня уже ознакомилась. Тиса подкралась к увлеченной подсчетом богатств «лисице» и с победным кличем выдернула у нее из-под мышки свою сумочку.
Рыжая отпрыгнула как ужаленная, чуть не запутавшись в оконной портьере. Глаза в прорезях маски блестели, острый подбородок девицы отвис.
– Как ты выбралась? – пораженно спросила она, с опаской косясь на ридикюль в руках бывшей пленницы.
– Легко. Мне стало скучно. Хотя сейчас уже намного веселее, – Тиса рассмеялась, чем заставила воровку отступить еще на пару шагов. – Знатный спектакль ты затеяла. И неужели все ради того, чтобы поживиться моей сумкой?
Кстати о последней. Войнова заглянула внутрь и проверила содержимое. Вроде все ее вещи на месте. Для более тщательного осмотра пришлось вынуть нож.
– Я не хотела! Меня заставили! – взвизгнула «лиса» и рванула по лестнице с такой прыткостью, что оставалось только диву даваться. – Помогите! Режут! – голосила на бегу мошенница.
Отсмеявшись, Тиса покачала головой. Необычней бала в ее жизни еще не было. И все же как ей повезло открыть замок! Что ж, пора возвращаться в Мраморный зал.
Девушка и не подозревала, что в недавно покинутой ею спальне происходило не менее любопытное действо. Началось с того, что в момент, когда за видящей закрылась дверь, створка одного из шкафов в гардеробной резко открылась. И из нее ничком, будто срубленная на лесоповале сосна, вывалилось тело мужчины. Носом в половицы. Тело ожило. И Ёсь Озерский – а это был именно он – метнулся в угол гардеробной, боком зацепив столик и опрокидывая стул. Черная маска-клюв уж не украшала породистое лицо. В ярких глазах Ёся полыхала ненависть, но еще больше в них было чистого страха. А причина тому имелась веская: из алого рта графа до самых его начищенных туфель свисал длинный розовый язык. Его язык.
Из тени появился человек в маске дракона, в руке он держал скип из орехового дерева. И Озерский тут же вжался спиной в стену.
Незнакомец приблизился и молниеносно ткнул скипом в грудь Ёся.
– Бу-бу-бу… – Молодой граф в ужасе задергался, тараща глаза на оружие. Говорить у него не получалось.
Зато получалось у «дракона».
– Еще раз протянешь язык насчет этой женщины, мальчишка, – произнес глухо человек в маске, – лишишься языка. А тронешь пальцем сам или пошлешь кого – лишишься чего-то более важного. Понял меня?
Озерский активно закивал, мыча как немой.
– Сейчас прочь из Оранска, граф, – приказал «дракон». – Этот наклад тебе придется сводить очень долго. Советую раскошелиться на лучших колдунов. Вон пошел, пока я не передумал и не раздавил тебя, как гада.
Ёсь Озерский, подбирая язык, сорвался с места и понесся к выходу из опочивальни.
Тиса покидала бал в сопровождении Перышкиных и клубовцев. На дворе падал снег, кружа под звуки скрипки. Следуя к саням, у ворот Войнова еще раз взглянула на дворец. Окна его продолжали сиять – для некоторых веселье продолжалось. На одном из балконов стоял человек. Лицо его невозможно было разглядеть. Несколько секунд девушка наблюдала одинокую фигуру. Затем мысленно поблагодарила Единого за его жертву, за интересно прожитый день и продолжила свой путь.
Часть вторая
На пути к весне
Глава 1
Ночное происшествие
Заснула Тиса в ночь после бала невероятно быстро. Усталость придавила ее к постели, словно гнет – квашеную капусту. И спала бы до обеда следующего дня, не случись неожиданное ночное происшествие, из-за которого ее сон прервали посреди ночи бесцеремонным стуком – снежками в стекло. Сонно щурясь, девушка выглянула в окно. Снег давно прекратился, и черное небо глядело на мир мутным оком ущербной луны. За забором можно было различить серые фигуры Клима, Строчки и Клары. На дороге стояли сани. Войнова протерла глаза кулаком, видение троицы клубовцев не пожелало рассеиваться. Мало того, Строчка, заметив движение в окошке, замахал руками. В глубоком удивлении и недоумении видящая напялила на сонное тело домашнее платье, накинула на плечи пальто. Ноги всунула в ботинки, не утруждая себя их зашнуровыванием. Морозный воздух дунул в оголенную шею. Силач в будке даже не пошевелился. Сторож липовый.
– Что случилось? – спросила Тиса, выйдя за калитку.
Теперь она могла рассмотреть ночных пришельцев. Бледный свет луны это позволял. Обеспокоенное лицо Клары, раздосадованное – Климентия. Улыбку Строчки, который не мог устоять на месте и притопывал, потирая ладони.
Девушка посмотрела на брюнетку. Напряженная прямая спина, сжатые в прямую линию губы.
– Как это пропала? – не поняла она, вспомнив женщину в платке под балконом дворца. – Заблудилась?
– Можно и так сказать.
– Так надо найти ее, – высказала очевидное Войнова.
– Вот за этим мы и п-приехали, – усмехнулся Строчка и тут же кашлянул под взглядом Клары.
– Погодите, – со сна туго соображалось, – а разве вы сами не можете это сделать? – обратилась она к учителю.
– Я же сказала, это пустая затея, – подала голос Образцова. – Поехали лучше в благочинную управу. Только время тратим.
– Погоди, – оборвал ее речь Климентий. – Я не могу ее найти, – продолжил он, глядя в упор на ученицу. – Уже не могу.
В глазах Тисы отразился вопрос. Блондин на пару секунд поднес к своему лбу кулак, затем отмахнулся им.
– Я не могу найти ее, Тиса Лазаровна, потому что мой охват составляет всего четыре версты, – сказал он сухо. – Увы и к сожалению, ваш учитель не настоящий видящий. Он – недоразвитый искун.
– Клим, не говори так! – запротестовала брюнетка, коснувшись его локтя.
– Я ее не вижу, из этого следует, что она находится за городом, – добавил Ложкин. – Вам придется искать по именной. Вы готовы попытаться?
Видящая кивнула, осмысливая откровение учителя.
Клим велел Кларе отдать гребень своей матери, но Тиса отказалась:
– Не надо именную. Я видела эту женщину. – И, взглянув на ее дочь, добавила: – Во дворе дворца, во время бала.
У той при этих словах глаза вспыхнули то ли злостью, то ли стыдом. А возможно, и тем и другим.
– Но мне надо освежить образ. – Видящая коснулась часиков на запястье, прошептала древние слова и постаралась вспомнить женское лицо. Она знала, что в этот миг ажурные серебряные стрелки выстраивались в новое положение. Памятованы заработали, поскольку смазанный образ вдруг приобрел краски, и память послушно и в подробностях прокрутила сцену у балкона.
– Мама, уходи! Я приду, но позже. Побудь пока с Февой, – недовольный голос Клары.
Сквозь стекло Тиса увидела ее, женщину, нелепо закутанную в шерстяной платок поверх пальто. Седыми прядями волос играл студеный ветер. Памятованы позволили замедлить время и рассмотреть черты лица. Высокий лоб, выдающаяся линия скул, подбородок с ямкой, как у ее дочери. Только глаза иной формы. Во взгляде – растерянность, словно у потерявшегося пса.
Сбросив воспоминания, Тиса снова глянула на Клару, на сей раз смотревшую в сторону, закусив губу.
– Идемте в сани, – кивнула Войнова и первой направилась к повозке. – Мне нужно присесть. Вы знаете, Климентий Петрониевич, я не умею видеть стоя и в сознании.
Сонное состояние окончательно исчезло. Видящая расположилась на санной скамье. Дар откликнулся мгновенно. Иного и быть не могло. Она знала, что у нее получится. Она найдет мать Клары.
Туман растаял, снова возвращая ее в сумрак ночи. Она брела по заснеженной дороге, ведущей на вершину невысокого пригорка. Ноги почти закоченели, ныли от тяжести и переступали с трудом, однако продолжали нести свою хозяйку вперед. Блуждающий взгляд не фокусировался ни на одном предмете. Даже утыкаясь глазами в снег перед ногами, женщина смотрела будто сквозь него. Что же это такое? Какое-то время Тиса пыталась выловить примету в окружающем пейзаже, чтобы потом описать ее клубовцам. Однако получалось это с трудом. Тогда она рванула в сторону. Отстранение далось с третьей попытки, но далось, позволив увидеть мать Клары со стороны. В книгах писали, что сильные видящие имеют чутье, благодаря которому они способны указать на карте место нахождения пропавшего объекта с точностью до полуверсты. Интересно, а смогла бы и она так же? На размышления не было времени. Дорога вывела на вершину пригорка, и Тиса узнала место, куда ноги несли заблудшую. Черный абрис кручи на фоне звездного неба, она такие очертания уже видела. И даже недавно забиралась на этот крутой холм. Теперь можно возвращаться.
Раскрыла глаза и выдохнула:
– Каток у села Доброкурово на разлившейся Патве. Она направляется туда.
– Ну, слава Единому! – воскликнул Строчка громко, разбудив пса Голиковых. «Уф-уф», – загавкал пес, как старый сыч.
– Она сильно продрогла.
– Едем, – сказал Клим. – По дороге будете отслеживать ее передвижения. Вы же не против отправиться с нами, Тиса Лазаровна?
Конечно, она была не против. Ложкин забрался на козлы и подхватил вожжи.
Клара, которая, похоже, до сего момента изображала недвижимую статую, воскликнула:
– Постойте! Ей же надо одеться! – Она смотрела на Тису так, словно впервые видела.
– Мне только бы шапку, – призналась видящая. – Еще я возьму шерстяное одеяло для твоей мамы и согревающую настойку.
Не дожидаясь, что скажут клубовцы, побежала к дому. Что-то подсказывало, что нужно торопиться.
Сани мчались в ночи. Прошло около двадцати минут, как они выехали из города, миновав заставу. Вокруг не было ни единой живой души, лишь подточенная с одного края луна пристально следила за путниками. В последнем минутном видении Тиса наблюдала, как женщина ступила на припорошенный снегом лед катка и не разбирая пути направилась по нему дальше.
– Лучше бы она свернула с реки! – воскликнул Клим.
– Боже, там же полыньи! – всполошилась Клара, кровь отлила от ее лица. Теперь в ночи она стала похожей на хладнокровную упырицу, готовую искусать собственные локти.
С этого момента шлепки вожжами по крупу стали доставаться лошадям в два раза чаще.
Тиса вспомнила, как учитель рассказывал ей о течениях Патвы и показывал черные пятна с высоты холма.
За следующие пятнадцать минут видящая еще несколько раз уходила в поиск, и то, что она видела, не утешало. Мать Клары миновала каток и продолжила путь по реке – к чернеющим вдали полыньям. «Вот мордоклювова селезенка!» – вспомнилось любимое ругательство управного ССВ.
Когда они подъехали к сельскому катку, Клим не остановил сани, а пустил лошадей прямо на реку – держась ближе к берегу, где лед не был зачищен от снега.
– Я вижу ее! – первым крикнул Строчка, указав пальцем туда, где вдали черной точкой на фоне серого снежного поля выделялась женская фигурка.
– Мы успеваем, – облегченно выдохнула Войнова, вернувшись из очередного видения. Но еще бы минут пять, и женщина добрела бы до обширной полыньи. Свернула бы она с опасного пути или угодила в реку – неизвестно.
Клара первой спрыгнула с саней и побежала догонять мать, за ней поспешили мужчины. Обняв мать и взяв ее за руку, брюнетка воротилась обратно к саням.
– Слава Единому, – прошептала с облегчением Тиса.
Она смежила усталые веки и откинулась на спинку скамьи. Частые видения вымотали окончательно. Теперь бы поспать.
Обратную дорогу видящая помнила смутно. Отчетливым было лишь лицо Арины Гавриловны, как звали мать Клары, ее растерянный взгляд и то, как она все оборачивалась на ускользающую из-под полозьев дорогу.
– Твой батюшка идет домой, дочка. Надо его встретить, – бормотала женщина.
– Он не придет, мам! – отвечала ей дочь. – То есть сегодня отца не будет, он задерживается, – исправилась она, закутывая мать в одеяло. Проследила, чтобы та сделала несколько глотков согревающего снадобья.
Как Войнова добрела до флигеля, осталось загадкой для нее самой. На сей раз уснула так крепко, что даже проспала назначенный говор с Ганной, и это ее немало расстроило. Подруга должна была рассказать, как прошло празднество в Увеге, и последние новости – о Кошкиных, Зое и ее маленьком сыне, Марике и Филиппе… Очнувшись ото сна в полдень, видящая немедля нырнула в поиск, но услышала только заключительную часть говора:
– Еще Симон мне сказал комплимент, что я великое чудо Единого! Представляешь? Это, конечно, не так красиво, как пишет тебе твой вэйн в последнем письме, но я, сказать честно, прослезилась. Его подарок оказался таким неожиданным! Правда, красивая шкатулка? Тайком от меня расписывал, мой чудак. – Ганна любовно держала в руках покрытую лаком шкатулку с великолепным цветочным рисунком на красной крышке. – Ладно, дорогая, жду от тебя письма. У тебя хоть голуби почтовые еще остались? Или, может быть, хватит тайны, и ты простишь своего вэйна? Даже я бы уже растаяла от подобных писем. – Лисова рассмеялась и подмигнула зеркальному отражению. – Пиши уж почтой, как все нормальные люди. Глядишь, он сам к тебе придет.
После говора Тиса поспешила встать и умыться. С удивлением поняла, что спала в платье и в шапке. Пальто лежало на полу рядом с ботинками, а красивое зеленое платье висело на дверце шкафа. С особой тщательностью Войнова надраивала себе мылом щеки. Голова трещала оттого, что просто не в состоянии была уварить всю кашу из воспоминаний. События последних двух суток впечатляли.
– Боже ты мой!
Одно только радовало – Арину Гавриловну успели перехватить у полыньи. Но остальное… Да-а…
* * *
Агата Федоровна корить за своевольное распитие снадобья не стала, лишь веселилась от души. Тисе же было не до смеха. Уже не до смеха. Заставь дурака богу молиться – он лоб расшибет. Дай глупой травнице зелье – она с мерой напортачит. Как она могла так бездумно наглотаться снадобья для улыбок? Где ее разум был? Ходоком в столицу, наверное, отбыл.
– Ну, дорогая, жди теперь ответной волны, – предупредила вэйна, пряча книгу на полку в библиотечном шкафу. Тиса впервые оказалась в библиотеке Агаты, богатой на интересные экземпляры по траволечению, как и на вэйновские книги. В другой раз она бы впечатлилась и пожелала поселиться в ее синих стенах на полгода как минимум, но не сегодня. – Будет видеться все хуже, чем оно есть на самом деле. Благо, непродолжительно. Денек помучаешься.
– Целый день? – простонала помощница.
– А ты думала как? Если бы не превысила количество капель, так и горя б не знала. А так – терпи, ласточка. Зато наверняка твой промах стоил того. Отлично погуляла, я права?
– Слов нет, – ответила расстроенная девушка, вспоминая свои подвиги. Чуть старушку до удара не довела, лаялась с собакой, как умалишенная, на балу смеялась так – лошади передохли бы от зависти. А графу Озерскому как ответила! Наверняка он теперь затаил на нее смертельную обиду. И еще история с кражей подозрительная. Быть закрытой в спальне, в безлюдном крыле огромного дворца… Нет. Беспечность могла ей дорогого обойтись. Видящая накрыла горящие щеки ладонями.
Конечно, была у этих дней и приятная сторона. Тиса вспомнила танцы, яркие костюмы, щебетание счастливой Люси, смущение учителя от шутливых объятий. Общение с безответно влюбленным «драконом» оставило на сердце теплую печаль – есть же еще интересные мужчины на свете, не сходится свет клином на одном титулованном вэйне. Уж он-то, в отличие от нее, наверняка более плодотворно провел время на балу с Разумовской.
Постаралась отогнать мысли о Демьяне. Пока это удается, а что делать завтра, когда на нее набросится та самая обратная волна?
Думы переключились с одного сероглазого на другую. Она уже два дня не была у Пони. Вертихвостка и сумасбродка! Забыла про ребенка! Чтобы она еще раз хоть каплю этого зелья в рот взяла!
– Повеселила ты меня сегодня рассказом. А Озерского на самом деле обходи стороной. Этот молодой граф ловко водит за нос весь Оранск и женщин меняет как перчатки. Кровь помогает Ёсю очаровывать дурех. Однако еще ни одна обманутая открыто его не обвиняла. Не удивлюсь, если каждая дурочка его портрет под подушкой хранит. Несносному мальчишке все сходит с рук.
Тиса выдохнула:
– Кровь упырей.
– О, кто-то тебя уже просветил. – Вэйна кивнула. – Ты, видимо, отличный искун, ласточка, раз на тебя его влекущие чары не подействовали. Значит, и чтецы тебе голову не взломают так просто. Я бы хотела знать, как твои успехи в поиске, да вижу по глазам, что ты уже куда-то торопишься.
Войнова подтвердила. Образ маленькой девочки в памяти теперь не давал ей усидеть в гостях у колдуньи.
– Что ж, работы пока особой нет, птичка моя. Можешь не волноваться и отдыхать седмицу. В лавке вполне управляется Пантелеймон с бабоньками. Но, коли пожелаешь в гости зайти сама или с юной Перышкиной, всегда буду рада.
Агата спустилась вместе с Тисой на первый этаж в аптеку в намерении проводить ее до двери с колокольчиком. Помощница уже собиралась прощаться, когда услышала знакомый голос. Благочинник Лыков покупал у Пантелеймона несколько видов мазей и настоек, зачитывая названия с листка в руке.
– Как много берет, – пробормотала травница. И настои-то все от болезни серьезной.
– Отец у него больной. – Агата Федоровна с сочувствием покачала головой. – Боюсь, там уже ничего не поделаешь. Но мальчишка упрямый.
– Вы его знаете?
– Сережку Лыкова-то? Конечно. Одна моя поставщица сырца рядом с ними живет. Хороший парень, только жизнь у него не так легка. Я его еще ребенком помню. Детвора его тогда из-за отца дразнила.
– А что с ним? – Тиса понимала, что выглядит любопытной Варварой.
– Косеслав из приюта сам. Увы, это для некоторых глупых заносчивых людей – показатель блудливого и паршивого рода. Но мальчишка справился со сплетнями. Выучился. Благочинником стал, настоящим мужчиной. Теперь больного отца и сестру-вдову с детьми содержит.
Когда Лыков отошел от прилавка, видящая поспешила отвернуться. Однако Сергей ее заметил и поздоровался как с вэйной, так и с ней. Несмотря на вежливое приветствие, взгляд его оставался тусклым. Тиса вновь ощутила стыд за свое невменяемое поведение давеча. Парень покинул аптеку. В сумке его звякали склянки с лекарством.
Настало время прощаться и бежать в приют, что Войнова и сделала. По дороге она ворчала, поминая разговор. Это же надо! Приютные, значит, обязательно «блудливого и паршивого рода»? Да на себя бы посмотрели, сплетники!
* * *
Торопливо входя во двор «Сердечного крова», она с облегчением выдохнула, когда издалека заметила ребенка у беседки. Поня самозабвенно крошила хлеб прожорливым сизарям.
– Здрасте.
Тиса обернулась. К ней обращалась молодая девушка, Настя, – Войнова видела эту девочку среди прачек. Довольно миловидная, только одежда больше монахине подошла бы.
– Вы же к Поньке-птичнице нашей? Она у беседки как всегда, – подсказала собеседница, пряча за спину пустое кривобокое ведро. – Смешная. Голубей кормит, все надеется, что крылья вырастут, – продолжила юная прачка. – А у вас красивая шаль. Можно потрогать?
Тиса позволила, и Настя, сняв рукавицы, осторожно прикоснулась к вязаному полотну.
– Крылья вырастут? – переспросила видящая.
– Да, – хмыкнула девушка, – Понька думает, ежели она будет много кормить птиц, то у них вырастут большие крылья. Тогда голуби поднимут ее и унесут далеко-далеко отсюда, к ее маме. Вот выдумщица, да? А вы не знали, что ль?
Отрицательно покачала головой и отступила, ноги сами понесли к беседке.
– Поня!
Девчушка увидела свою взрослую подругу, и на детском лице, до сего момента серьезном, отразилось удивление, а потом и запоздалая радость. Малышка побежала навстречу, но за пару шагов резко остановилась, не решаясь обнять, и Тиса сделала это сама, схватила девочку в охапку и крепко обняла. Потом спустила с рук на землю и оглядела с ног до головы. «Ребенку нужно прикупить новый тулуп и сапожки. Эти никуда не годятся», – отметила про себя.
– Ну как ты, душа моя? Пойдешь со мной гулять?
– Пойду!
Когда они выходили за ворота приюта, Поня поделилась своими опасениями:
– Я думала, вы не придете.
– Почему же? – Тиса сжала ладошку девочки. Казалось, что не пара дней прошла с последней их встречи, а неделя.
– Думала, вы уехали. По праздникам в семьи уезжают.
Они зашагали по тротуару, направляясь, как обычно, в сторону центра Оранска. Поня рассказала, что некоторых детей забрали родители из приюта, многие к родственникам разъехались.
– Моя семья далеко, – молвила Войнова, – за тысячу верст отсюда.
– Ваши папа и мама? – девочка заглянула ей в лицо.
– Только отец.
– А мама?
Пришлось объяснить любопытной барышне, что та улетела к Единому, когда она, Тиса, была маленькой.
– А меня моя мама потеряла, – прошептала малышка. – Вот найдет и заберет к себе.
– Конечно. – От жалости к ребенку защемило сердце.
Из-за поворота дороги показались знакомые сани, и Тиса вздернула в удивлении брови. Перышкина, заметив идущую по тротуару парочку, помахала рукой.
– Так и знала, что найду тебя здесь, – воскликнула Люсенька. – Агата Федоровна сказала, ты заходила в аптеку, а потом сбежала. Единый! Мне Строчка все рассказал, что произошло ночью! Ужас! Ты нашла Арину Гавриловну! Ты такая сильная видя…
– Тише, Люся, пожалуйста. – Девушка огляделась по сторонам.
– Ой, прости. – Перышкина прикрыла ладонью рот, затем зашептала: – А вы куда шли? В центр? Можно мне с вами?
Видящая присела перед Поней, что с интересом разглядывала упряжку лошадей, и поправила ей шарф под тулупом.
– Что скажешь? Возьмем тетю Люсю с нами на прогулку?
Поня была не против. Совершенно. Дайте только покататься на санях. И на ледяных горках тоже.
Троица провела на свежем воздухе за гуляньем и развлечениями пару часов. Ничто не омрачало радости, только лишь раз Тиса замерла, когда услышала зов одной из матерей, чьи дети не хотели уходить с горки. «Трихон! Демьян! – кричала женщина. – Пора возвращаться! Сколько я буду ждать?!» Смотрела вслед спешащим к матери мальчишкам так пристально, будто ожидала, что эти двое превратятся в того одного, кого она потеряла. Тряхнула головой, сбрасывая наваждение.
Тиса знала, как можно ухватить за хвостик ускользающее радостное настроение. Идея отправиться в пекарню Творожковых родилась неожиданно и была воспринята всеми участницами прогулки на ура. С жалованием, что имела в аптеке, девушка теперь могла позволить себе купить какие захочет сладости даже в этой дорогой пекарне. А еще ей так хотелось побаловать Поню!
Они вошли в заведение под радостный звон дверного колокольчика. Привратник в расшитом переднике поклонился:
– Добро пожаловать к самовару, барышни.
Чайная была такой, какой запомнилась с того единственного раза, когда Войнова сюда заходила. Чистая, ароматная. Столики и стулья из светлой березовой древесины. Хрустящие белоснежные скатерти пестрели яркой вышивкой по краю. Латунные пузатые самовары изливали чай в расписные фарфоровые кружечки. Посетители тихо переговаривались. За окнами морозный вечер, а тут тепло и уютно. Девушки и ребенок расположились за одним из столиков. Люся пару раз оглядывалась на прилавок, разглаживая юбку на коленях. Перед ними появилась разносчица с тележкой.
– Чего желаете, сударыни?
При виде сладостей глазки Пони в восторге загорелись. Пирожные, вафельные трубочки с кремом, кексы с изюмом, пироги с вареньем… Чтобы не гадать, Тиса заказала всего понемногу. И, когда поднос перекочевал на столик, девчушка счастливо пискнула и тут же взялась пробовать все подряд, полностью отдаваясь этому занятию.
– Клара теперь точно никогда не скажет, что ты обманщица, – продолжила тему ночного происшествия Люся.
– Да уж, сомнительное везение.
– Это ей повезло, что ты помогла. Строчка сказал, что еле успели. Странно. Арина Гавриловна зимой еще ни разу не уходила.
– Она встречать мужа шла. Но почему ночью и одна?..
– Ты ведь не знаешь… – Люся замялась.
– Что именно?
– Как же объяснить-то… Только не говори Кларе, что я тебе сказала, ладно? Ее мама – очень добрая женщина и обычно нормальная. Но изредка бывает так, что она уходит из дома куда глаза глядят.
Со слов Перышкиной выяснилось, что у матери Клары бывают временные помутнения рассудка, и тогда она идет встречать мужа, который уже десять лет как ушел из семьи, оставив жену и детей на волю судьбы.
Сказанное заставило глубоко задуматься. Люсенька продолжила болтать о бессовестных мужчинах, которые уходят к другим женщинам, и видящая закусила губу. Вопрос разносчика застал ее врасплох.
– Вы желаете Демьяна?
– Ч-что? – Тиса подняла глаза на молодого юношу с самоваром в руках.
– Демьяна, говорю, вы желаете? – повторил вопрос парень, и Войнова захлопала ресницами. – Простите, мне передали, что ваш столик просил самовар чая с тимьяном…
После такого она бы точно унеслась мыслями в прошлое, если бы в следующую минуту к столику не подошел молодой владелец пекарни. Парень поздоровался, комкая в руке снятый с себя передник.
– Счастлив видеть вас в нашем заведении, Люсия Аркадьевна. В последний раз вы заходили сюда восемь месяцев назад в канун…
– Дня святого Небела, – добавила Люсенька.
Улыбка у нее вышла менее радостной, чем обычно, хотя блеск светло-голубых глаз говорил о том, что она рада видеть поклонника. Тиса только сейчас сообразила, кого Перышкина выглядывала за прилавком. А ведь ни один кавалер на балу не удостоился подобного нежного румянца ее щек.
– Позвольте сделать вам подарок от заведения, – сказал Илья, превозмогая робость, – как самым желанным гостьям.
Он обернулся и подозвал паренька-разносчика. Заговорил бегло и тихо, отойдя в сторону. Куда только неуверенность делась?
– Принеси пирог по новому рецепту.
– Но, Илья Михайлович, это же ваш именинный. Батюшка ваш гостям обещал…
– Знаю, что обещал. Я с ним сам потолкую. А пока неси, родимый. У меня радость сегодня, а завтра гостям вынесем «Розу».
Этого разговора Тиса не слышала, так же как и Люсенька, что продолжала смотреть на молодого Творожкова. Вскоре к столику подкатили аппетитный трехъярусный пирог, украшенный кремовыми завитками и засахаренными ягодами.
– Ого-го! Какой большущий! – воскликнула Поня, широко распахнув глаза от восторга.
Попытки Люси отказаться от такого дорогого угощения привели только к большей насыщенности румянца на ее щеках и расцвету упрямства Творожкова. Тогда девушки пригласили парня к столику разделить с ними угощение. Но Илья отказался, искренне сожалея, что ему нужно уйти именно сейчас и лично принять важный привоз.
– Смею надеяться, Люсия Аркадьевна, что вы будете захаживать теперь на чай в нашу пекарню? – с надеждой спросил он перед тем, как покинуть компанию посетительниц.
Всегда такая открытая и разговорчивая, Перышкина так и не пообещала парню ничего определенного, что Тису удивило.
– Приятный молодой человек, – сказала она Люсе, глядя вслед уходящему Илье. – И ты, судя по всему, ему очень нравишься.
– Наверное, – вздохнула Люсенька.
– И он тебе тоже. Я права? – улыбнулась Войнова. Подаренный пирог оказался умопомрачительно вкусным, такого она еще не пробовала.
– Угу. – Люся уткнула нос в свою чашку. Хорошо хоть в чай его не макнула.
– Но ты не поощряешь его знаки внимания. Может быть, он не так уж и хорош?
В ответ – взгляд голубых глаз, полный негодования.
– Нет, мне он нравится! Сильно!
– Тогда я не понимаю.
– Клара говорит, мы друг другу не пара, – вздохнув, горько молвила Перышкина тоном жалующегося ребенка.
– Вот как…
А ведь действительно, на катке брюнетка что-то имела против Творожкова.
– Она говорит, мне больше подходит Слава Соковский.
– Кто это?
– А помнишь, что со мной на балу танцевал, в маске лиса? Такой, с ушками. У него титул собарона, хоть имение маленькое и бедное. А мне нужен титул, – уныло промямлила Люся.
– Это ты так считаешь? Или Клара? – Конечно, сама она не додумалась бы до подобных тщеславных планов. – А твои родители тоже желают титулованного зятя?
– Нет, они хотят, чтобы я была счастлива.
– Мудрые люди.
– Ты хочешь сказать, что мне не нужен титул, да?
– Я не знаю, – пожала плечами Войнова. – Подумай хорошенько, чего ты хочешь сама.
«И молись Единому, чтобы он был благосклонен к твоим желаниям», – добавила мысленно. Иначе каждый новый день станет тебе напоминанием об упущенном счастье.
Думы мрачнеют, не иначе обратная волна подбирается. Ну уж так просто она не сдастся. Остаток вечера девушка следила за собой и старалась оставаться в добром расположении духа, пресекая коварные поползновения грусти завладеть ее сердцем. И у нее почти что получилось. Когда видящая покидала уютную пекарню, она улыбалась. И когда садилась в сани, чтобы доставить юную сладкоежку в приют, тоже. Лошади потянули повозку, и Тиса ощутила на себе чей-то взгляд. Или ей показалось?..
– Ну наконец-то наше сиятельство соизволило к нам явиться! – Юлий кривил губы в говорящей ухмылочке. – И как прошли бурные ночи? Все как я предрекал? Жар-птица упала к тебе в объятия, а затем, вцепившись в тело, не отпускала двое суток?
Демьян отвернулся и, с щелчком раскрыв серебряный портсигар, выудил сигару. Затем неторопливо раскурил.
– Нет, ну это издевательство, мне же не пробиться в твою черепушку! – возмутился чтец. – Расскажи хоть что-нибудь, ты ж меня знаешь, я не отстану.
Клуб горького табачного дыма замылил очертания кабинета.
– Прорицатель из тебя пустобрехий, Юлька.
– Ох ты ж, – крякнул тот, потирая подбородок. – Хочешь сказать, отвергла? И снова на балу… Ну, брат, тебе везет! – Он цокнул языком.
Демьян не ответил.
– Так, может быть, ну ее, кралю твою? Столько кущевых птах вокруг, а? Только руку протяни, князь. Чего стоит только одна…
– Я. Не. Князь, – перебил чтеца главвэй, чеканя слова.
– Ладно-ладно, – хмыкнул Жигаль, – ты всего лишь наследник титула.
– Это недоразумение.
– Мне бы такое недоразу…
Невзоров медленно опустил руку с сигарой, глядя на друга, и тот смолк.
Пару минут в кабинете раздавалось лишь тиканье напольных часов. Мужчины отвернулись к окну и смотрели в серое небо раннего утра. Ветер раскачивал тополя и гнал поземку по освещенному фонарями тротуару.
– Могу помочь закопать соперников. – Непоседливый чтец все же не выдержал.
Тонкие губы главвэя растянулись в скупой улыбке.
– Ты лопату когда-нибудь в руках держал, головоломщик?
– Нет. Но чего ради друга не совершишь, – усмехнулся Юлий. И уже серьезней добавил: – Гляжу, она крепко тебя зацепила, опервэйн.
Очередная порция дыма. И молчание как знак согласия.
– И что будешь делать?
Демьян взглянул на друга.
– Заслуживать право быть с ней.
Чтец собирался было что-то сказать, но промолчал, удивительное дело. Невзоров открыл форточку, впуская клуб пара и горсть снежных искр.
Спустя минуту тишину разорвал хлопок двери. В кабинет вломился управной. За Политовым следовал мрачный главвэй Игнат Горохов.
– Плохая новость, Невзоров, – рыкнул управной. – Все, голубчик мой, мне плевать с высоты Вэйновия, что ты князь. Поигрался, и будет! – выдал Политов. – Принимай оперативный отдел обратно!
– Что случилось-то? – Демьян ловко отправил затухшую сигару в пепельницу.
– Дрын драконов случился! – выматерился управной. – Знакомец твой, Войслав Гранев, сбежал из Мракота, как тебе эта весть-то? Эти олухи его только хватились. Ты понимаешь, что это значит? Что, если узнает император? А он узнает. Очередная угроза власти, – добавил он с досадой. – Прорицатели раскудахчутся. Министерство по вэй-безопасности из нас все кишки выдавит, будет жать до последнего.
– Гранев, говорите? – встрял в разговор Юлий. – Тот сумасшедший дед с железным лбом, что поклялся стереть с лица Хорна Панокию? Но это же невозможно, – хмыкнул чтец. – Он три года во Мракоте отсидел на нижнем уровне для безвозвратных отступников. Три года как должен был потерять разум.
– Получается, что не потерял. Вот как это стало возможным, вы мне и ответите. – Политов обвел подчиненных тяжелым взглядом и остановив его на Невзорове. – Отправляйтесь в острог. Чтобы к концу недели явились с докладом.
* * *
Черные дни случаются у каждого. Когда жизнь кажется бесконечной дорогой потерь и неудач. Тогда думаешь: ну почему, Боже? Почему ты со мной так жесток? Стонешь и ропщешь на жизнь. Или вообще ни о чем не думаешь, погрязая в болоте мрачного равнодушия. Но как бы ни было тебе тошно, всегда нужно помнить, что нет ничего постоянного. Так и твое горе не может длиться вечно.
Рано или поздно затмение души закончится, и луч света проникнет во тьму. Тогда ты оглянешься, и словно по-новому оценишь этот мир, умытый твоей слезой, и возблагодаришь Единого за шанс прикоснуться к его совершенству.
На следующий день свет покинул душу Тисы Войновой. Помахал ручкой и даже не обещал вернуться. Обнимания со старой вишней не помогли. Урок по поиску также оказался провальным. Радужный мост не захотел появляться ни в какую. Учитель терял терпение.
– Тиса Лазаровна, прошу, сосредоточьтесь! Давайте еще раз.
– Зачем? У меня все равно не получится. Я не способная-я, – заныла видящая.
Ложкин поднялся со своего места и прошелся кругами по комнате, затем растерянно остановился.
– Это никуда не годится! Что с вами случилось? Что за нюни вы мне здесь устроили?
– Это из-за снадобья, что я выпила, – промямлила ученица. – Зачем только мне Агата ключи от кладовых дала. Мне нельзя ничего доверять. – Снова вздох.
– Ах вот оно что, – сощурил зеленые глаза Ложкин, – выпили? Никак хмельное снадобье? Единый, Тиса Лазаровна, вам сколько лет?
– Много, я знаю. Так и останусь в старых девах. – Тут Войнова уже чуть слезу по себе и своей судьбе не пустила.
– О Боже! – Блондин провел пятерней по своему лицу. – Не знаю, что вы там выпили, но больше эту дрянь даже в руки не берите. Вы слышите меня?
– Угу, – покорно выдохнула ученица.
Он уселся коршуном за письменный стол и принялся что-то писать в тонкой тетради размашистым почерком.
– Что вы пишете? – затревожилась Тиса.
– Приговор вам.
– Какой еще приговор?
– Не смертельный, не волнуйтесь. Но душу стрясу с вас, коли не выполните сии предписания.
Климентий расстарался на славу – составил для ученицы список задач на каждый день. В него входили шуйские мечтания, чтение новых параграфов и, само собой, – поиск. Последнему было отдано наибольшее внимание и время.
– Держите. – Учитель обошел стол и вручил ей тетрадь. – Запаситесь чернилами, поскольку теперь жду от вас письменные отчеты по практике.
– Я не осилю столько видений в день, – охнула Тиса, заглянув на первую станицу.
– Если будете и далее распивать снадобья, точно не осилите. Поймите же, я желаю от вас одного – чтобы вы полностью настроились на обучение. Легко только в кущах Единого. В жизни за каждую веху на пути к своим целям надо бороться. Добиться поиска по именной вещи – вот что должно быть вашей ежедневной основной заботой. Вы меня понимаете?
Клим взял девушку за плечи и чуть встряхнул, заставляя поднять лицо. Несколько секунд мужчина молча искал в медовых очах искру жажды к знаниям… Тщетно.
– Что вы делаете со своим даром, Тиса Лазаровна! – В его глазах неожиданно блеснуло негодование.
– А что я с ним делаю? – Видящая безропотно приготовилась к новой череде нравоучений.
Учитель невольно сильнее сжал ее плечи.
– Вы безразличны к нему и совершенно не цените, что вам дано. Знаете, каково иметь дар, который приносит лишь чувство собственной неполноценности? А я знаю. Мой охват ничтожен в сравнении с вашим. Мелкий поиск в пределах Оранска – все, на что я способен. Даже пригород порой мне недоступен. Мой дар смешон. Как искун я никогда не смогу подняться выше этого кабинета. Вы же, уважаемая, разбрасываетесь сокровищем!
«Эка учителя понесло», – вяло подумала в свою очередь Войнова, когда он вновь ее встряхнул, как бездушную куклу.
– Да что я вам объясняю, – с досадой проворчал Климентий. – Вы все равно не готовы сейчас внимать. Скажите хотя бы, что за зелье выпили, чтобы я запомнил, какую пакость покупать в аптеках не следует?
– Снадобье для улыбок, – со вздохом поделилась видящая.
– То-то я гляжу, обхохотались уже… – Блондин опустил взгляд на губы ученицы, и в следующую секунду она пошатнулась, поскольку мужские руки отпустили плечи.
Клим отступил на пару шагов.
– Паленое ваше снадобье, Тиса Лазаровна, – проворчал он, отворачиваясь к полкам и хватая одну из книг. – Выбросьте его. И… идите, пожалуй, домой. Отоспитесь или что там нужно, чтобы привести себя в достойный вид. Завтра жду вас после обеда.
Тиса покорно покинула кабинет. Если она доживет до завтра, то, может быть, и придет.
В гостиной горемыку приняла в свои объятия Люсенька. Напоила чаем, укутала пледом для согрева и лишь затем проводила до ворот с крылатой старухой Евсифоной. Благо, что бдила по пути. Услышав стоны Манилы, Войнова чуть было не отправилась в трещину. Ей, видите ли, показалось, что призрак ее сейчас поймет лучше кого живого.
– Пусть Манила скинет меня с крыши, – хныкала Тиса. – Будет у школы одаренных два привидения. А что она одна в таком большом здании живет?
Люся не дала сбыться этим призрачным мечтам и благополучно дотолкала видящую до ворот.
– Тебе надо к Агате Федоровне, – наказывала ей Перышкина. – Пойдешь? Вот и хорошо. Должно же быть что-то от такого противного снадобья!
Люся снова рассыпалась в сожалениях, что не может уйти с работы, поскольку обещала Кларе подменить ее, пока та сидит дома с матерью. Арина Гавриловна, как и следовало ожидать, подхватила простуду.
Как только Тиса за воротами осталась наедине со своими мыслями, то чуть ли не побежала в аптеку. Будто за ней изнань гнался. Хотя у этого изнаня имелось человеческое лицо – лицо вэйна с проницательным взглядом, жесткой линией губ и горячими объятиями. О, Единый! Он никогда не любил меня по-настоящему. Никогда. Зачем ему неудачница-провинциалка, когда у него есть эта Жар-птица – баронесса Разумовская?
Через полчаса Войнова уже ворвалась в аптеку с воплем отчаяния:
– Агата Федоровна, спасите! Я больше не выдержу!
Пришлось колдунье оставить прилавок на Пантелеймона и провести помощницу к себе, пока она не распугала покупателей.
– У-у, ласточка моя, – протянула вэйна. Взяв девушку за подбородок, по очереди оттянула ее веки, рассматривая радужку глаз. – Гляжу, сильно накрыла тебя откатная волна. Обожди-ка, милая, на диване, принесу тебе настоя.
Вскоре Тиса пила из кружки горький травяной отвар. Он вливался в желудок, обжигая нутро. А хозяйка аптеки с невозмутимым видом листала на диване «Вэйновский глас».
– Все из-за приворота, – шмыгнула мокрым носом травница, ощущая, как потихоньку притупляется острота чувств, – из-за него мне так плохо-о.
Вэйна отложила газету и уставилась из-под очков на помощницу.
– Какого приворота, девочка?
– Любовного.
Брови колдуньи в удивлении изогнулись.
– Ну-ка, пташечка моя, расскажи подробней.
– Я приворожена, – тоном великомученицы протрубила Тиса в полупустую кружку. – Вэйн приворожил меня к себе. Сам мечтает теперь о другой, а меня бросил на страданья-я, – и разразилась-таки всхлипами.
Агата с улыбкой покачала головой, достала из кармана носовой платок и всунула в руку помощницы.
– Я знаю, как ведут себя привороженные, – мягко возразила она. – Сомневаюсь, что ты под любовным накладом, детка.
– Но он мне сам написал, что приворожил, – упрямо всхлипнула Войнова.
– Вот как. Это не тот ли молодец, который памятованы зарядил?
Тиса кивнула.
– Ну, такой силы колдун может и наложить скрытый приворот на бессознательную составляющую, – подумав, признала Агата Федоровна. Она на какое-то время замолчала, пристально разглядывая помощницу.
– Говорят, приворот снять невозможно, что нужно ждать, пока пройдет. – Девушка вздохнула. – Неужели это так? А вы не сможете меня освободить от него? – она с надеждой взяла колдунью за руку. – Ваша бабушка могла ведь вам передать умения. Пожалуйста! Я очень прошу!
Агата Федоровна, услышав о родственнице, на миг замерла, затем произнесла с иронией:
– Слухи не иссякают. Ну хоть что-то в этом мире постоянно. Все верно, ласточка. Приворот должен исчезнуть сам по себе со временем. Увы, снять его я не смогу. И моя покойная бабуля ничем бы не помогла.
Плечи Тисы снова опустились – будто под тяжелой ношей. Колдунья какое-то время наблюдала за помощницей, затем поднялась с дивана, за руку увлекая ее за собой.
– Пойдем, Царевна-Несмеяна.
– Куда?
– Снять до срока приворот никто не в силах, это так. Но вот узнать наверняка, есть ли он на тебе, возможно.
Тиса послушно последовала за вэйной и вскоре оказалась в синей библиотеке. Колдунья попросила подождать, а сама скрылась за книжными шкафами. Девушка без воодушевления оглядела полки, содержащие в большинстве своем старые книги с желтыми страницами, потрепанными на уголках. «Энциклопедия по травам и кореньям», «Составы травяные. Секреты древности», «Лечебные омовения»… Все это ей сейчас было не столь интересно. Как зубная боль не дает нам думать ни о чем, кроме как о злостном недуге, так тяжесть на душе Тисы перекрывала собой любые интересы, что не относились к ее переживаниям. Не желая присаживаться в кресло у столика, она прошла вглубь библиотеки, скользя взглядом по корешкам книг. Остановилась у шкафа из красного дерева. Под стеклом хранились книги по вэйновскому ремеслу. Ажур вензелей, непонятные знаки и древние письмена.
– Я никогда не пойму, что в них написано, – вздохнула девушка в сотый раз на дню, – как никогда не пойму его.
Сейчас она в малодушии своем почти жалела, что не родилась, как бабушка, вэйной. Тогда бы, возможно, у нее был бы шанс.
– Тиса, где ты? Иди сюда, душечка, – позвала ее Агата Федоровна.
В руках она держала круглое маленькое зеркальце в простой бронзовой оправе. Такое невзрачное на вид, что поначалу и значения не придашь. Однако вещица оказалось не простой, а волшебной, прямо как в старых сказках.
– Это «Проява» Устиньи Сладчайшей, – пояснила Агата. – Слышала о такой вэйне?
Тиса неопределенно качнула головой. Если когда и слышала, то уже забыла.
– Вот уж кто на своем веку нагрешил с приворотами! Да-а. Любила она молодых да красивых юношей. Это ее зеркальце с накладом. И ведь как сделано-то! Никто прощупать не может, фона никакого нет! – с гордостью добавила колдунья непонятное. – Потому-то еще у меня, а не в секретке имперской за семью замками.
Не получив никакого эмоционального отклика, вэйна вернулась к делу.
– Ладно, возьми его в руки, горе луковое, и повторяй за мной. Sato fer honom losa. As vinor renau…
Как только последнее слово было произнесено, ничего особенного не случилось, разве что на ручке четче проступил рисунок клубники. Видимо, Устинья любила ягоды.
– Ну? – спросила Агата Федоровна. – Видишь?
– Угу, – Войнова наблюдала свое унылое бесцветное отражение. Бледное лицо, непослушные каштановые волосы, что так и лезут, куда не следует, круги под глазами. Это вам не рыжеволосая баронесса с сапфировыми глазами и коралловыми губками. Эх…
– Ну? Чего молчишь? Тот самый вэйн, да?
– Где?
– В зеркале, где же еще.
Заметив ее замешательство, колдунья ухмыльнулась:
– Скажи, кого ты видишь в зеркале, птичка моя?
– Себя, – чуть слышно промямлила девушка.
– И только?
Молчаливый кивок.
– Что я и говорила! – Вэйна развела в стороны руки. – Нет на тебе приворота!
– Как это? – Тиса даже дышать перестала.
– Вот так, дорогая. Если бы был приворот, ты бы видела в зеркале не себя, а того, кто тебя приворожил.
– То есть… – опустив руку с зеркалом, Войнова побледнела еще сильнее, – я… – и мысленно закончила: «Люблю на самом деле».
* * *
В оранском соборе догорали свечи. Служба отпела, и прихожане покидали святое место. Только одна молодая женщина продолжала стоять на коленях пред жертвенной звездой, молилась. Умиротворение так и не посетило ее душу. Когда святой батюшка спустился с царского мостка, чтобы отойти во светличную, прихожанка кинулась ему в ноги.
– Прошу, благословите, отче, – прошептала она горячо.
– Бог с тобой, дитя, – разрешил говорить служитель.
– Что мне делать? Я молюсь, но мне кажется, Единый не слышит! Он отвернулся от меня, а мне так нужна его помощь, – в отчаянии проговорила страждущая.
Служитель храма осенил ее святым знамением.
– Бывает, нам чудится, что Единый оставил нас, – кивнул он, – но это не так, Бог всегда рядом с нами. – Жестом батюшка указал на ту самую фреску с размытой фигурой на фоне рек и лесов. – Как не может мышь, ползущая в кустах, охватить взглядом свой путь с высоты птичьего полета, так не может человек узреть промысел божий. Положись на Единого, дитя, и продолжай молиться.
Молодая женщина поцеловала звезду, потом руку батюшки, отступила.
На крыльце при выходе из собора прихожанка выгребла имеющиеся деньги из своего кошеля и раздала нищим до последней копейки. А затем – странные дела! – уселась с просящими милостыню прямо на снег и долгое время сидела молча, шмыгая носом в платочек.
– Не горюйте, барынька, – подсела к ней старушка. – Думаете, у вас бяда, что ль? Вона, Митрофаныч наш, – она указала на юродивого, завернутого в дырявое одеяло, – знатный барин был, землями даже владел, пока разор не случился.
– Бац! И съехала крыша-то у бедолаги с горя. Теперича дурачина дурачиной, – добавила косоглазая тетка в грязном халате. – А вы вон при копейках, в светлом уме, одеты-обуты. Чего печалиться-то?!
– Да у ней никак любовь окаянная, – поддержал разговор тщедушный старичок.
– Тьфу! Да мужиков на свете – ходи да спотыкайся! Нашли ради кого слезы лить! – Тетка окинула мужичонку таким свирепым взглядом, что тот отступил от бой-бабы на пару шагов.
Так нищие и обсуждали жизнь незнакомки, пока она не поднялась в какой-то момент. Пересуды смолкли, все прислушались.
Барыня отряхнула неспешно коленки, спрятала платочек в карман.
– Спать охота. Пойду.
– Вот и верно! Утро вечера мудренее! – одобрили хором просящие.
– Глина душит, камни кусают! – даже Митрофаныч высказался в пользу здравого решения молодой прихожанки.
Глава 3
Манила
Теплая мгла обернулась тьмой и спертым запахом сырости. Она следовала за низкорослым человеком, что нес в руках фонарь, освещающий все вокруг тусклым голубым светом. Луч выхватывал гранитные стены и низкий заплесневелый потолок.
– Щ-щюда, гош-шпода вэйны.
Проводник обернулся, и душа Тисы дрогнула. Лицо его имело мало человеческих черт. Морщинистую кожу покрывала редкая белесая шерсть. Вытянутый, как у крысы, нос. Большие глаза затянуты бельмами. «Бельмоглаз», – определила видящая, вспоминая знания, почерпнутые из истории. Она во Мракоте – подземном остроге, вырытом и обслуживаемом подземной расой. В Панокийскую войну лароссийские войска отвоевали северные земли Хинв, и тюрьма отошла империи, а с нею и бельмоглазы. В книге говорилось, что они умеют говорить с камнем. Что это значило, Тиса могла только догадываться.
– Сколько еще? – Недовольный рык Горохова за спиной.
– Ещ-ще одна нора. – Впереди показался тупик, но стоило им подойти, бельмоглаз что-то прошипел, и в стене открылся круглый проход.
Только теперь девушка заметила в земляном полу под ногами встроенные решетки из черного камня.
– Да уж, приятное местечко. – Это Юлий нагнал ее со спины. – По сравнению с верхними ярусами этот как могила для живых.
– Так и есть, – ответил Демьян.
– Чтобы попасть сюда, нужно искупаться в крови, – подал голос Горохов. – А Войслав, насколько знаю, не гнушался экспериментами. Несколько деревень положил. Ты же его скрутил тогда?
– Я был не один. Мы загоняли его тремя группами, – возразил Невзоров.
– Щ-щдесь, – объявил бельмоглаз, опуская фонарь к каменной решетке, что тут же легко распахнулась. – Войщ-щлав Гранев щ-щидел щ-щдесь. Ищ-щез двадс-сать два отлива нас-сад.
– Как они легко управляются с этими каменюками, да? – восхитился Юлий.
Игнат Горохов первым полез в черный провал. За ним двинулся Демьян, ступая по скользким ступеням.
Сначала Тиса не в силах была что-то увидеть в кромешной тьме, лишь слышала тихий шепот, срывающийся с его губ. Затем увидела, как белый поток вэи вышел из конца скипа Демьяна и стал расходиться вокруг кольцом. Вэя касалась каждого бугра на стенах, каждого камушка острожьей норы, образовывая на своем пути новые круги.
– Он покинул это место давно, – удивленно протянул Игнат.
– Около полугода тому назад, – уточнил Демьян, и в его голосе слышалась крайняя досада.
– Как так вышло, что они не хватились арестанта? Ладно эти лупоглазые, но стража?
– Смотри.
Белая вэя оплела какой-то большой предмет, который с каждой секундой все больше принимал человеческие очертания – ширококостного, но исхудавшего мужчины в рваной хламиде. Жесткое лицо с глубокими носогубными морщинами, белые глаза без зрачков, как у бельмоглазов. На миг видящей этот человек показался смутно знакомым, но, подумав, она пришла к решению, что все же не знает его. Меж тем цвет фигуры стал изменяться, приобретая сиреневые оттенки, а затем сгустился до фиолетового.
– Слепок, – выдохнул Горохов. – Он сделал свой иллюзорный слепок, и тот недавно, видать, иссяк без подпитки.
Миновало полторы седмицы со дня отката после снадобья. Того черного дня, когда Тиса ощутила себя на самом дне. Удивительно, но именно это темное для души время подарило ей впоследствии волю к жизни. Как ни противоречиво звучит, оказывается, чтобы побороть страх, иногда нужно потерять то, чем дорожил, или же представить, что уже потерял. Тогда на смену страху являются смирение, благодарность к жизни, какой бы та ни была, и стойкость. И эта троица уже не дает тебе низко упасть на дальнейшем пути.
Тиса усердно выполняла задания Климентия Ложкина. Обычный поиск мало знакомых людей с каждым днем ей давался все легче. И пусть еще не получалось найти хозяйку учителя по ее ключу, зато она за пять минут выстраивала радужный щуп. Только пройти по этой радуге оказалось задачей непростой. Иногда видящая срывалась со щупа и выскальзывала в явь. Иногда же ее сознание отправлялось к главвэю Демьяну Невзорову. Но теперь уже не терзалась, как раньше. Она наблюдала за колдуном с щемящим теплом в сердце. Да, она признала, что любит, но также осознала, что потеряла место в его сердце. Упустила свой шанс. Спешить к вэйну, объясняться в любви и предлагать себя вместо Разумовской – гордость не позволит. Демьян тешит себя надеждами в будущем завоевать расположение красавицы баронессы. Зачем же стоять коровой на пути у телеги, как говорят торговцы в Увеге? А вот изредка заглядывать в его жизнь, как в дверную скважину, дабы убедиться, что жив-здоров, уже была не против.
С того раза, как Тиса увидела Демьяна во Мракоте, он постоянно пропадал в разъездах с какой-либо из семи групп, что состояли теперь в его подчинении. Ниточки расследования плелись постепенно. Дав задание подчиненным прочесать окрестности Мракота и отправив послание Политову, сам главвэй за короткий срок успел посетить несколько мест. Он побывал на границе четырех губерний, где пропадали люди, лично обследовал побережье каменистой горной реки. Встретился с главарями пустоши и напомнил о каком-то долге, после чего услышал их заверения о помощи в поиске. Отправился на морской залив близ Тунды, где на скале стоял скит. Выпил по стаканчику с живущим в нем стариком-отшельником, что некогда, еще со времен Панокийской войны, считался единственным другом Гранева. Так Тиса наблюдала маленькие отрывки из жизни того, кого любила, и была по-своему счастлива. Еще благодаря этим видениям она впервые увидела пустыню и море. Восхитительные в своей бесконечности просторы. Но если пустыня казалась застывшей во времени, как смола на сосне, то море – переменчивым, подобно облачному небу в бурю; оно несло свои волны к берегам и никогда не знало покоя.
Было бы здорово отправиться к морю с Поней. Наверняка девочка была бы в восторге.
Но мечты мечтами, а делу – время. Полезные занятия позволяли чувствовать себя нужной.
Сегодня Тиса была приятно удивлена – учитель соизволил похвалить ее, когда она вышла из пятого по счету поиска и в подробностях описала, какие колбы в данный момент изучает Клара. Кстати, после той ночи, проведенной в поисках Арины Гавриловны, меж видящей и брюнеткой установился худой мир.
– Вы изменились в лучшую сторону, – Климентий Ложкин одарил видящую улыбкой, – наконец-то я наблюдаю в вас усердие.
– Я на самом деле хочу освоить дар, – прилежно кивнула Войнова.
– Похвально. Неужели все же решили выбрать стезю искуна? – Вопрос с ноткой иронии.
– Не дождетесь, – фыркнула ученица. – Я просто хочу быть готовой помочь людям, если представится случай.
– Так это и называется работа искуном, уважаемая Тиса Лазаровна.
– Нет, Климентий Петрониевич, – покачала она головой. – Я никогда не буду заниматься поиском на службе империи или какого-нибудь противного толстосума, подобного Аристарху Фролову. – Видящая не удержалась от нотки презрения в голосе. – Мой поиск если и будет кому служить, то только простым людям. Лишь по сердцу и безвозмездно. Помните высказывание Ликардия Фоля? «Настоящий искун обязан видеть еще дальше. Он должен читать лица людей, подобно умелому физиономику, дабы не стать орудием в руках лжеязыкой корысти». Я хочу помогать людям, далеким от корысти.
– Вы упрямая, – усмехнулся блондин, не сводя глаз с девушки.
– Вы тоже.
За эту неделю отношения с учителем стали более открытыми и приветливыми. Иногда Климентий даже выделял время и провожал девушку до ворот школы. Затем долго глядел ей вслед. Она никогда не оборачивалась, чтобы заметить это.
Сегодняшний урок окончился, и Ложкин впервые за все время знакомства подал ей пальто. Девушка не выказала удивления и поблагодарила.
– Значит, вы уже справились с непрошеными видениями того человека? – осведомился блондин несколько сухо. Видящая замерла, забыв застегнуть верхнюю пуговицу. Затем подняла глаза на учителя.
– Не совсем. Они иногда посещают меня, – ответила она. – Но теперь я могу выходить из них, когда пожелаю.
– Это, несомненно, успех.
– Он достигнут благодаря вам.
Перед выходом Тиса заглянула в опытную и помахала рукой Строчке, кивнула неразговорчивой Кларе. Странно, что Люся еще не появилась в клубе. Климентий попрощался с ученицей, затем вернулся к расчетам, которые обещал предоставить Мо Ши этим вечером.
Войнова вышла на крыльцо общежития и вдохнула свежего морозного воздуха. Учитель, сам того не ведая, вызвал в ней новую череду воспоминаний. В задумчивости девушка по привычке свернула на тропинку, ведущую к главному зданию школы, когда ее нагнал стон Манилы. Снова мольба и легкое дуновение в шею, от которого по телу бегут беспощадные мурашки.
Видящая остановилась и обернулась. Вгляделась в серое здание с трещиной, что просвечивалось сквозь черные деревья сквера. А ведь уже не ощущается то притяжение, что влекло раньше. И голос привидения стал будто тише. Наверное, стоило бы радоваться, да только она все продолжала стоять, не в силах тронуться с места.
– Молю, поднимись ко мне! – шелестело едва.
Скоро Манилу изгонят из здания, вспомнила Войнова слова Мо Ши, что теперь частенько заходил в Увлеченный клуб справиться об успехах видящей. Заведующий договорился с потусторонником. Призрак исчезнет из этого места, перестанет досаждать своими мольбами ей и Люсе. И больше не будет мучить выбор – отправиться на помощь или пройти мимо. Странно, но почему-то именно эта мысль стала решающей сегодня. И не было рядом Люсеньки, чтобы уволочь ее к воротам. Однако стоило Тисе сделать несколько шагов к трещине, как на ее сердце легла уверенность в правильности своих действий. Она больше не боялась принимать решения.
Войнова, увязая в снегу, приблизилась к черному зданию. Лаз в заборе нашелся не сразу. Девушка протиснулась в него, подбирая подол юбки. Даже окрик за спиной, похожий на Люсенькин, уже не мог ее остановить. Видящая уверенно вошла по сбитому из неотесанных досок мостку в трещину. Тьма навалилась на нее. Только страха нет. Ничуть. Она ведь всегда была не такая, как все. Ее поступки с самого детства часто осуждались обществом. Подумаешь, плюс один в кучу. И еще… теперь она снова слушала сердце. Оно подсказывало: вперед.
Глаза привыкли к темноте, и Тиса огляделась. Она оказалась в большом помещении, которое некогда служило парадной общежития. Гнилые половицы были усыпаны отсыревшими обломками кирпичной кладки. Окна забиты досками, затянуты густой сетью паутины. Со стен свисали лохмотья, в которых с трудом угадывалась бывшая тканевая обивка. Девушка обошла валяющийся стул, где-то потерявший одну ножку в этом хаосе. Под ботинком хрупнул грязный осколок блюдца. Лестница, что вела на этажи, выглядела не менее удручающе. Деревянные ступени прекрасно послужили бы дровами для костра, но не для подъема по ним. Сырые, кривые, местами проваленные. А перила! Лучше их вообще не трогать. Войнова подняла глаза и оценила предстоящий нелегкий путь наверх.
– Да-а, – проворчала, – ну, коли рухну здесь, то придется Мо Ши заплатить потустороннику вдвое больше, чтобы тот выгнал сразу обеих. Ладно, раз решила, значит, надо идти, – подстегнула она себя.
Первый шаг по ступеням ознаменовался протяжным скрипом. И второй тоже, и следующий. В этом месте даже лестницы стонут. Слава Единому, до второго этажа она добралась без происшествий и воспряла духом.
«А Манила какова, – продолжала сетовать себе под нос девушка, двигаясь осторожно дальше. – Хоть бы встречать вышла, хозяйка! Нет, тащись к ней под самую крышу… Никак тоже благородных кровей в прошлом была? Хотя вряд ли, какой благородный будет жить в школьном общежитии».
Какая-то мягкая грязь, прилипшая к ботинку, заставила ее брезгливо очистить подошву о ребро ступени. Раз земледрожание случилось спустя несколько лет после войны, значит, этой пыли уже больше полувека? Боже, дай добраться живой и невредимой до этого изнаньего четвертого этажа!
Последний пролет светился прорехой на месте второй и третьей ступеней, и Тиса на несколько секунд застыла, наблюдая пропасть глубиной в неполные четыре этажа. Это уже слишком!
– Манила? – несмело позвала она привидение. – Я дальше не пойду, слышишь? – крикнула в пустоту.
Гул сквозняков, что пронизывали старое здание при порывах ветра, был ей ответом.
– Либо говори сейчас, что ты от меня хочешь, либо я ухожу! – на сей раз более уверенно заявила видящая. – Ну как хочешь.
Войнова напоказ медленно развернулась, и в тот же миг в ужасе вскрикнула. Призрачная женщина стояла прямо перед ней, в нескольких шагах, перекрывая обратный путь. Красавицей ее при всем желании нельзя было назвать. В ночной сорочке до самых пят, белая ткань которой постоянно колыхалась, будто ее овевал сильный ветер. Босые ноги. На мертвенно-сером лице – черные провалы глаз. Стянутый в нитку рот. Изломанные брови. От виска к затылку тянулась страшного вида рана цвета бурой запекшейся крови. За спиной Манилы змеей развевалась длинная полураспущенная коса.
Не сводя с призрака глаз, девушка отступила на пару шагов, мысленно уже назвав себя умалишенной за то, что заявилась сюда.
– Не уходи, – прошептала дева, при этом ее бескровные голубые губы оставались сжатыми.
По спине Тисы проскользнул холодок.
– Ты пришла! Помоги!
– Что ты хочешь? – сипло ответила Войнова, в горле неожиданно пересохло.
Прежде чем ответить, призрак принялся раскачиваться, и только теперь стало видно, что он не стоит на полу, а парит над ним.
– Я обещала, что вернусь. Обещала не бросать его! – Решив, что хватит качаться, Манила заметалась из стороны в сторону. Подол сорочки размывался в пространстве, оставляя за собой белесый след. Кажется, ей было плохо. – Не сдержала слово! Оставила одного в этом мире!
– Кого? – Тиса сморгнула, завороженная зрелищем,
– Братца моего, Косеньку! Я оставила его! Я плохая сестра!
– Пожалуйста, остановись! – воскликнула видящая, когда Манила взялась пугающе быстро исчезать и появляться то под потолком, то в лестничных пролетах.
– Найди его! – На сей раз призрак навис прямо над ее головой, и Войнова на мгновение зажмурилась, благо ноги не подкосились.
– Если ты хочешь, чтобы я помогла, – прошептала, – перестань носиться как помело и расскажи мне о своем брате.
– Тогда слушай с самого начала, – согласилась призрачная дева и повела свой рассказ. Слишком подробный, но Тиса не перебивала.
Удивительно, но шутливые догадки о том, что Манила при жизни была из благородных, оказались верны. Савелия Антиповна, так звали в миру эту девушку, принадлежала к древнему роду графов Зыковых. Их имение лежало в Коверской губернии, которая граничила с Шуей, а не с Панокией. Жители губернии по праву считали, что ужасы многолетней войны до них не докатятся. Однако в 8951 году панокийцы добрались и до этих мест, коварно подписав с Шуей военное соглашение о предоставлении коридора. Нападение было внезапным. Графья Зыковы – мать и отец – единственное, что успели, так это спасти своих детей, отправив их в числе других отпрысков знатных семей с наместным погодником. Переместившись порталом в соседний город, пятнадцатилетняя сестра с годовалым братом пересела на обозы, катившие в тыл империи.
Прибыв на оживленную станцию города Ступовецка, дети провели на лавке трое суток в ожидании. Люди, что должны были их встретить, так и не явились. Там, на станции, их приметила добрая пожилая пара, что и пригрела в дальнейшем беспризорных детей. Три года брат и сестра Зыковы прожили в поселке Жуки. Их благодетели Анисья Петровна и Потап Тавелич, в прошлом учителя местной гимназии, были бездетны и бедны. Кошель, что родители дали детям с собой, быстро опустел. Уже спустя год образованная Савелия стала преподавать поселковым детям словесность. Все это время она писала письма родителям в имение, но безответно. Однако толк от них все же был. Через полгода после окончания войны на почту поселка пришло послание от имперского судебного поверочного Артемия Вазорова. Он писал, что имеет бумаги и деньги, которые обязан передать наследникам Зыковых в связи с кончиной графа и графини, давностью в три года. Однако из-за дел, удерживающих его на востоке империи, путешествовать лишь из-за одних этих бумаг он не имел возможности и потому в письме предлагал наследникам самим прибыть за причитающимся наследством – к примеру, они могли пересечься с ним в Оранске, где исполнитель собирался задержаться на пару месяцев. Так Савелия узнала, что родителей больше нет. Они все же не пережили того нападения.
Дорога в Оранск оказалась тяжелой и долгой. Потрепанная войной империя только-только начинала восстанавливаться от потерь, с трудом справляясь с нищетой и разбоем. Когда сестра с четырехлетним братом все же прибыли на оранскую станцию, у них не оставалось ни единой копейки в карманах.
– Кося все время просил есть, а я только и могла, что говорить ему: «Потерпи еще немного», у меня самой желудок сводило от голода. – Шепот привидения струился потоком и, если не прислушиваться, был бы похож на шелест ветра в листве. – Но найти поверочного в тот день не удалось. Судебный дом был закрыт. В отчаянии я не знала, что делать. И, когда случайно увидела приютных детей, мне показалось, что оставить на время Косю в приюте, где он хотя бы получит миску горячей тюри, есть самое верное решение. Пообещав, что скоро за ним вернусь, я заставила Косеньку зайти в «Сердечный кров», а сама сбежала. Ночевала на почтовой станции, а на следующий день снова отправилась в судебный дом. На сей раз он оказался открыт, но там мне сказали, что нужный мне поверочный Вазоров в отъезде и должен прибыть на днях или позже. Несколько дней – всего ничего, коли у тебя есть еда и крыша над головой, а я этого не имела. Чтобы продержаться, взялась за работу – таскать мешки с просом, но вскоре поняла, что такой труд мне не по силам. Судьба меня привела в школу одаренных. Нет, я не устроилась учителем, поскольку школа тогда еще служила лазаретом. Устроилась сиделкой. Помню, как радовалась, что мне разрешили поесть в столовой и дали койку под чердаком. Это был пятый день, как я оставила брата в приюте. Можно было уже забрать Косю, перебиваться одной тарелкой на двоих, но я малодушно не сделала этого, решив поехать за ним после того, как получу бумаги от судебного поверочного. И не ожидала, что он сам меня найдет следующим днем, после моей смены. Верно, я столь надоела привратнику в судебном доме, что он передал мои слова поверочному первым делом, как только тот прибыл в Оранск. Так или иначе, в тот поздний вечер мы с Косей стали богатыми! Маленькая шкатулка, что отдал мне Артемий Вазоров, оказалась с накладом и вмещала огромную пачку бумаг, векселя и фамильные драгоценности, которые не вместились бы даже в ящик стола. Если бы я не стала ждать утра, а отправилась за братом тотчас, наняла бы коляску и уехала, как подсказывало поступить мне сердце, то все бы сложилось иначе. Но я решила не торопиться.
Привидение замолкло и снова закачалось из стороны в сторону.
– Что случилось потом? – спросила видящая, стараясь не дышать лишний раз.
– Ночью я проснулась оттого, что пол и стены заходили ходуном. Было страшно! С грохотом рушились балки и потолок. Я хотела пробраться к лестнице, но по дороге к ней под моими ногами треснул пол и разверзлась черная пропасть, из которой гремел гром. Я сорвалась в нее… ушла из мира живых, оставив братика одного.
На какое-то время установилось молчание. И первой его нарушила видящая.
– Прошло столько лет, твоего брата, может быть, уже тоже нет в живых, – задумчиво произнесла она.
– Нет! Косеслав живой! Я знаю! – зашипела Манила, и коса ее вновь взвилась к потолку. – Пожалуйста, найди его и отдай шкатулку! Пусть не серчает на меня, что я его бросила.
– Косеслав… – Тиса вдруг замерла. А ведь она слышала недавно от Агаты об одном пожилом человеке из приюта, что носил такое имя. Неужели? Единый, имя распространенное, но если это он, то…
– Скажи, у него есть какая-то примета? Родинка или еще что, чтобы опознать наверняка? – встрепенулась она.
– Две родинки над бровью, вот здесь.
– Мне нужно немного времени, чтобы проверить предположение. – Тиса оглянулась, понимая, что, где бы она ни присела, все одно испачкается. Ну да ладно. Одежду можно потом почистить. Предварительно поелозив сумкой по половицам, девушка уселась прямо на холодный пол. Прислонилась спиной к жесткой стене и закрыла глаза.
– Ты видящая?! – благоговейно прошелестело привидение. – Я чуяла! Я знала, что ты мне поможешь!
– Пожалуйста, тише, – прошептала Войнова, не разлепляя век.
Агата сказала, что больного отца благочинника зовут Косеслав, он бывший приютный, потому вполне мог являться тем самым братом призрачной Савелии. Да и Зыков от Лыкова отличается одной буквой. Ребенок вполне мог не выговаривать фамилию и в приюте числиться неверно.
Туман разошелся, лицо защипал мороз. Тиса отстранилась и увидела благочинника со стороны. Сергей и Иван шагали по дороге, кутаясь в шинели, в числе дюжины сослуживцев. Некоторые из них несли стрелометы. Мимо прокатили дроги. На них горкой лежал пушной зверь. Вечерело. Вдали за полем чернела опушка.
– Сколько еще будет длиться этот бредовый поиск? – тоскливо произнес Лыков. – Понятно же, что оборотни давно свалили из наших мест.
– Пока Кречет не успокоится, придется рыть.
– Они еще здесь где-то! – Алешка нагнал товарищей. – Степан же слышал, что вэйны, мол, заверяли.
– Эти ради потехи еще не то скажут. – Сергей отвел задумчивый взгляд в сторону, туда, где стремительно темнело небо.
Тиса вынырнула из поиска, снова оказавшись в темной трещине. Проверка провалилась – благочинник на службе, а не дома. Привидению пришлось еще раз набраться терпения, поскольку видящая подняла руку с вытянутым указательным пальцем, призывая к молчанию. Затем девичья ладонь накрыла серебряные наручные часики. Теперь вспомнить день, когда она хохотала при виде влюбленной парочки: Сергей обнимал Лизу и назвал губернатора старым мухомором. Да уж, понятно, почему Отрубина испугалась. Так смеются только сумасшедшие! Чтобы хоть каплю еще раз!.. Скрипнув калиткой, на улицу вышла простоволосая женщина в полушубке с малым ребенком на руках. Смотрела, брови хмурила.
– Сережа, тебя отец к себе зовет.
Как же хорошо иметь памятованы, спасибо, мамочка! И снова в поиск!
Она оказалась в сумрачной комнате, где единственным источником света служила свеча у изголовья больного человека. В нос ударил затхлый запах болезни, и Тиса невольно отстранилась. Круглолицая женщина поставила поднос на тумбу: стакан с сизым киселем горечавки и саморного мака – сильнейшие лекарства от воспаления и боли. И раз больной пьет его уже в таком количестве, то дело худо. Сестра Сергея склонилась над отцом и вытерла полотенцем испарину с его лица. Провела над бровью, там, где чернели две родинки. Косеслав Зыков, потомок графского рода, угасал. Нет, не в нищете, но и не в подобающем владельцу титула достатке.
Старик повел мутным взором.
– Опять очередную гадость принесла, – простонал он, наблюдая, как перед его ртом появляется стакан. – Деньги на ветер. Все равно от смерти не убежать, Дарья.
– Что ты такое говоришь? Ты еще поживешь. – Дочь придержала голову больного, пока тот отпивал зелье. С трудом справившись с третьей частью стакана, Косеслав устало опустил голову в подушку. Смежил веки.
– Я прожил жизнь честно, – прошептал он. – Пусть поздно, но родил двоих, как мог, поднял. Теперь можно отправиться вслед за Марьей.
Дарья присела на край кровати, держа отца за руку. Слышны были треск свечи и сиплое дыхание старика.
– Держитесь друг друга с Сережкой, – прошептал Косеслав прежде, чем забыться сном. – Держитесь. В этом мире так легко потеряться.
Тиса выскользнула из видения. И, когда открыла глаза, ее взору предстала неожиданная картина. В нескольких шагах от нее стояла Люсенька с ножкой от поломанного стула в руках, того самого, что Войнова видела валяющимся в парадной старого общежития. Судя по срывающемуся голосу, Перышкина была сильно взволнована.
– Что ты сделала с Тисой?! Почему она без сознания? Говори, иначе я… – угрожающе затрясла Люсенька ножкой стула, – не знаю, что сделаю, но тебе не поздоровится! Клянусь!
Удивительное дело, от ее тонкого голоска привидение забилось под потолок и мелко дрожало. И это робкая барышня, что боялась Манилы как огня? В изумлении Войнова поднялась с пола. Люся заметила ее и с облегчением опустила оружие. Затем горячо обняла видящую.
– Боже, ты пришла в себя! Живая… Святая Пятерка, я так за тебя испугалась!
Оказалось, что окрик Тисе не послышался. Перышкина действительно увидела, как видящая заходила в здание, но была слишком далеко, чтобы удержать бедовую подругу. У входа в трещину Люся заметалась, раздумывая, что предпринять. Бежать ли за помощью, кинуться ли вслед. И слишком затянула с решением. В итоге, переборов страх, сама вошла в старое общежитие. Из коридора, что тянулся справа от парадной, ей послышался стук, и Люся отправилась на него. Поплутала по первому этажу. Нашла форточку, которой играл ветер. Лишь потом поднялась по лестнице и увидела Тису, как ей показалось, лежащую без сознания на полу. Над видящей с жадным вниманием нависала Манила. Тут Люсенька и показала себя как разгневанный потусторонник! Загнала бедное привидение в угол, да так бодро, что призрак не успел оправдаться.
– Спасибо, – искренне сказала видящая. – Только он мне никакого вреда не причинил. Я находилась в поиске.
– В поиске? – повторила недоумевающе Люся.
– Да, искала родственника Манилы, то есть Савелии. – Тиса подняла взгляд на привидение, что продолжало вжиматься в потолок, пригибая голову, будто ожидая удара. Воля потусторонника не давала ему возможности просочиться сквозь стены. – Ее брата. Я тебе сейчас все расскажу, только давай ты позволишь ей спуститься. Она не опасна.
Люся посмотрела вверх, только сейчас вдруг осознав, как повлияла на Манилу.
– Ой! – воскликнула Перышкина. Деревянная ножка из ее руки шлепнулась на пол. – Сейчас.
Через секунду гнет, что удерживал призрака, спал, и Манила с опаской выслушала извинения.
История Зыковых так растрогала и вдохновила Люсю, что Перышкина первой забралась на четвертый этаж, храбро переступив провалы на лестнице. Шкатулка оказалась спрятанной за плинтусом в углу, благо доступ к нему не оказался перекрыт обвалившимися балками.
* * *
По дороге к дому Лыковых Тиса то и дело оборачивалась, убеждаясь, что Манила летит за санями. Невидимая для окружающих, зримая ей и Люсе. Вэйновская шкатулка притягивала призрака словно магнит. Или как якорь держала ее в мире живых, не давая уйти.
– Почему они тебя не замечают? – Войнова все же не удержалась от вопроса.
– Обычно мы показываемся людям только тогда, когда сами того желаем, – прошелестел ответ. – Исключения – такие, как твоя подруга. Они нас могут видеть независимо от нашего желания.
Дом Лыковых встретил тусклым светом в окнах. На стук в калитку залаяла собака.
– Я его чувствую! Он тут! – с благоговением прошептала призрачная барышня, устремляясь во двор сквозь закрытые ворота и пропадая в темноте позднего вечера. Тиса и окликнуть не успела.
– Хоть бы старика не перепугала до смерти, он и так тяжел, – прошептала она Люсе.
Перышкина кивнула, и видящая поняла, что та тут же мысленно передала призраку свое предостережение. Все же удивительный дар.
Послышались шаги, калитка распахнулась, и на пороге показалась Дарья, дочь Косеслава. Женщина с опаской оглядела незнакомок.
– Вечер добрый, Дарья, – поздоровалась видящая. – Простите, что явились без приглашения.
– У нас для вас замечательная весть! – засияла широкой улыбкой Люсенька.
Дарья не прониклась посулом и нахмурила брови.
– Даш, кто там? – послышался голос Сергея, и вскоре благочинник сам предстал пред незваными гостьями. Шинель распахнута, под ней мундир с расстегнутым воротом. Похоже, парень сам только недавно объявился с дежурства.
Узнав прибывших, он поклонился и пригласил девушек в дом. Даже удивления не выказал. В глазах – все те же тоска и усталость.
Хозяева сопроводили их в скромно обставленную гостиную. Пригласили присесть на стулья у круглого стола, накрытого льняной скатертью. Но ни Тиса, ни Люся не воспользовались приглашением, продолжая стоять. В гостиную заглянули две светлые головки – мальчишки лет семи, близнецы. Дети не желали сидеть в своей комнате, когда можно было поглазеть на незнакомок. Однако Дарья шепотком выпроводила сыновей из комнаты, сказав, что скоро придет, и велев не оставлять Тасеньку в одиночестве.
– Что вы желаете нам сказать? – закрыв за детьми дверь, спросила Дарья с толикой нетерпения. Вдова с тремя малыми детьми и больным отцом на руках имела право поторопить пришедших.
Сергей прислонился к подоконнику и на слова старшей сестры согласно кивнул.
– Мы не займем у вас много времени, – сказала Войнова. Она достала из сумки и положила на стол шкатулку – серебряную, искусно выполненную вещь. В центре украшенной сложным растительным узором крышки был выгравирован вензель «ЗЕ». – Эта вещь принадлежит вам, Сергей. Вашей семье. Как и то, что в ней находится.
По мере того как Тиса продолжала говорить, эмоции на лицах потомков славной фамилии Зыковых сменялись с откровенного скепсиса до полного ошеломления.
– Хотите сказать, мы графья? А наш отец – граф Зыков? Брат, ты в это веришь? – нервно хихикнула Дарья, схватившись руками за голову.
Сергей оторвал взгляд от шкатулки и посмотрел на видящую.
– Надеюсь, это не чья-то забава?
– Люсенька – очень хороший потусторонник. – Войнова посмотрела на довольную, как сто котов, объевшихся сметаной, Перышкину. – Если вы не страшитесь, сможете увидеть призрака Савелии прямо здесь и сейчас. Это вам ничем не грозит. Вы будете иметь возможность выяснить все подробности от первого лица.
– Привидение? – Дарья округлила глаза.
– Если боишься, выйди, – посоветовал ей брат.
– Ну нет, – покачала она головой, – я хочу сама услышать.
Тиса кивнула Люсеньке, а та мысленно призвала привидение в гостиную.
Вот тут стало совсем весело. С появлением Манилы даже видящая не смогла сдержать смешок, наблюдая, как вытягиваются лица новоиспеченных наследников графского титула. Дарья с визгом кинулась за спину брата. А Сергей, надо отдать ему должное, остался стоять на месте, прикрывая собой сестру.
– Познакомьтесь, это ваша тетя! – Люсенька широко улыбнулась.
Надо сказать, Манила – при всей своей призрачности – куда быстрее убедила живых племянников в истинности рассказанной истории. Сергей Зыков приблизился к столу и взял в руки шкатулку так осторожно, будто та состояла из хрупкого стекла и могла рассыпаться в любой момент. К брату присоединилась Дарья, из-за его плеча разглядывая серебряную вещицу.
– Говорите, она с вэйновским накладом? – спросил благочинник.
– Да, – прошелестело привидение, – этот ларец – подарок на годовщину свадьбы вашей прабабушке Елизавете Михайловне от прадедушки.
– Елизаветы… – повторил Сергей. Он поднял глаза от шкатулки, и видящая наблюдала, как в них фениксом из пепла постепенно возрождается надежда. – Я могу открыть ее?
– Попробуй, – подбодрила его Манила. – Коли в тебе течет кровь Зыковых, откроется сразу. Иначе – вряд ли. Даже поверочный не мог ее открыть, сказал, что только вэйны могут взломать, и то если очень постараются.
Мгновение, и крышка с щелчком откинулась – благочинник явно не любил гадать. Вот и еще одно доказательство.
При осмотре нутра шкатулки брови Сергея взметнулись. В глазах мелькнул испуг. Похоже, он видел больше того, что было доступно взгляду остальных. Тиса же со своего места рассмотрела только уголки желтых бумаг.
– Бог ты мой, – прошептала Дарья, прикрыв ладонью рот.
– Я обязан показать отцу, – заявил Сергей. – Он должен это видеть! Должен знать, что никогда не был безродным, как болтали злые языки.
– Тогда вам лучше самим подготовить его к новости, – посоветовала Тиса. – И еще… – она посмотрела на Манилу, – возможно, он захочет поговорить с сестрой?
Сергей медленно кивнул. А у видящей снова знакомо пробежал холодок по спине. Ушей достигло еле слышное: «Спасибо».
Потянулись полчаса ожидания в гостиной.
Войнова стояла у окна и размышляла о том, как несправедлива судьба, что шкатулка и правда о рождении нашли Косеслава только сейчас. Люся и Манила в нетерпении накручивали петли по комнате. Когда появилась Дарья, потусторонница и привидение замерли на месте.
– Он хочет видеть сестру! Он помнит ее. И вас тоже приглашает.
Люся отпустила призрака с поводка, и Манилу из гостиной точно ветром сдуло.
Перышкина рванула было также прочь из гостиной, но Тиса удержала ее за локоть.
– Не торопись, – прошептала, – пойдем чуть позже.
Подруга распахнула глаза, затем согласно кивнула.
– Как думаешь, он ее простит? – волнуясь, спросила она.
– Надеюсь, что да. – Видящая погладила ее по плечу. – Знаешь, ты сегодня показала себя очень храброй и сильной потусторонницей.
На лице Люси проступило смущение напополам с радостью.
– Оказывается, привидения не такие и страшные, – призналась она. – Я теперь не боюсь их. Мне кажется, я знаю, как помочь дядечке с собачкой и тому мальчику в лодке. Надо узнать, что их держит…
Дверь в комнату больного была открыта. Косеслав лежал в подушках. Старик и призрак глядели друг другу в глаза. По щеке мужчины текла слеза, но он улыбался – счастливо, как умеют улыбаться только дети.
– Ты все-таки пришла за мной, – шептал он. – Я знал, что ты меня не бросила.
Тиса отвернулась, не в силах наблюдать сцену. Похоже, их с Люсей миссия здесь завершена, пора бы собираться домой.
– Отец, это те барышни, что привели ее, – произнес Сергей, заметив в дверях девушек.
Благодарность старика была душевной и короткой. В порыве он чуть сжал пальцами Люсенькину руку. Впрочем, Косеславу и Маниле сейчас почти никто не был нужен.
Войнова первой попрощалась с больным и, пожелав выздоровления, выскользнула из комнаты. В тесной передней она забрала со спинки стула свое пальто. Люся не торопилась последовать за ней. Пусть. Она подождет Перышкину в санях. Застегнула пару пуговиц.
– Погодите, Тиса Лазаровна! – в передней показался Сергей. – Вы уже уходите? Я бы хотел поблагодарить вас… Знаете, теперь у нас есть деньги и титул, – он будто сам не верил своим словам. – Мы обязаны этим вам и вашей подруге. Вот… – вынул из кармана пачку баснословно дорогих ассигнаций и протянул ей, – возьмите, пожалуйста.
Тиса покачала головой.
– Не надо, Сергей Косеславович, – серьезно попросила она, – я помогла Савелии по велению души. Не нужно, правда. И кстати, вам же еще предстоит весьма большая трата…
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.
– Мне кажется, старый мухомор совсем не пара белой розе, не так ли? – позволила себе маленький намек видящая.
Открытая, полная надежды улыбка Сергея стала еще одной наградой этого дня.
Глава 4
Мухомор с носом
К утру сон незаметно сменился видением, в котором она снова наблюдала вэйна. Теперь эти картины были сладки и горьки одновременно, как дикий мед, ворованный с чужих кладовых.
Демьян бросил поводья рысака, передав древнего молодому помощнику Мокию.
– Демьян Тимофеевич, вы прибыли из пустоши? Скажите, это правда, что их шаманы умеют останавливать сердце противников?
– Правда.
– Как бы я хотел научиться!
– Запускать остановившееся сердце куда полезнее, мой друг. – Главвэй хлопнул парня по плечу и последовал коридорами в кабинет управного. Там Невзоров и Политов обменялись рукопожатием и заговорили о делах. Тиса привычно отстранилась и следила за беседой со стороны. Дорожный костюм Демьяна, без изысков и отличий, контрастировал с сияющим регалиями мундиром управного. Обветренное лицо, стянутые в нить губы, тонкая веточка морщинки на открытом лбу. Русые волосы собраны в хвост. Как он умудрился отрастить их такой длины за полгода – одной святой Вэе известно.
– Вы забрали тотум? – Тиса прислушалась к разговору.
– Успокойся, Невзоров. Выходатайствовал я твой невесомый под предлогом доследования. Только не пойму, зачем? У тебя он будет в большей опасности, чем в имперской секретке.
Политов открыл ключом палисандровое бюро и достал что-то похожее на коробку-футляр, передал главвэю. Щелкнул замок. И Тиса увидела на дне коробки знакомую нить оберега.
– Чутье, Роман Валентович, – ответил Демьян, созерцая чуть светящуюся спираль.
– Чутье, – протянул ворчливо управной. – Поглядим. Войслав Гранев на выдумку богат, но даже он не выдюжит ограбить секретку.
– Так раньше говорили, что и из Мракота никто бежать не сможет. Как видите, ошибались. – Главвэй поднес ладонь к оберегу и неслышно прошептал знакомые Тисе слова. Нить живой змейкой обвила его руку. Демьян задрал рукав и наблюдал, как оберег закручивается на предплечье, превращаясь в ярко-синюю наколку.
– Войславу нужны невесомые латы. – По окончании действа колдун огладил оберег, словно старого знакомого, и застегнул манжету. – Ему нужна обещанная легендой мощь, чтобы стереть с лица Хорна Панокию, которую он так люто ненавидит. Источников близ Панокии девятнадцать. Половину мы уже проверили, пока без результата, увы. Но есть надежда на остальные.
– Отступник может осесть не в прямой близости к источнику.
– На то есть местные вэйностражи, пусть тоже шевелятся. Однако сдается мне, Гранев рискнет. Жаден больно.
Управного привлек едва слышный шум подъезжающих саней за окном, и он приоткрыл портьеру.
– Может быть, – протянул Политов, наблюдая, как от саней величаво вышагивает женщина в белой шубке. Баронесса Лилия Разумовская без проблем отыскала взглядом окно, у которого застыли двое мужчин, и помахала им ручкой в приветствии.
«На сегодня достаточно горького меда», – решила Тиса и малодушно схлопнула видение.
* * *
Гишка занес ведро воды и слинял, пока постоялица еще чего не попросила. Чтобы испить чая после завтрака, Тиса поставила чайник греться на печь и отправилась снимать белье, высохшее за ночь на морозе. Утро уже час как перевалило за отметку «позднее». Хлопнула дверь хозяйского дома, и с крыльца сошла Алевтина с неизменной корзинкой. Оказалось, очередной раз несет выпечку Отрубиным. Устин топтался рядом с матерью.
– Ой, Тиса Лазаровна! – хозяйка обрадовалась поделиться новостями с постоялицей. – Губернатор такую свадьбу готовит, поди все деньги губернии решил спустить на празднество. Застолье аж на тыщу гостей соберут! А уж невесту как куклу обряжают. Фонька сказала, четыре швеи шьют, там шелков на дюжину платьев хватило бы, а фата с самого Крассбурга свезена, колдовскими проходами доставлена. Наместный вэйн салют снова обещает. Правда богатая будет свадьба!
– Вот чего-чего, а удивятся все, – согласилась со всей ответственностью Тиса.
– Ма, она девчонку чужую во флигель водит, – наябедничал Устин, указывая варежкой на постоялицу.
– И что с того? – отмахнулась мать. – Тиса Лазаровна вольна водить кого пожелает, покуда снимает у нас жилье. Иди давай, друг мой, на улице обожди меня, нечего уши развешивать на взрослые разговоры! Я ж забыла спросить, как долго снадобье-то давать моему бедовому? – спросила Алевтина, как только сын отошел.
– Пока не закончится бутыль.
– Я ему в борщи да супы добавляю, – прошептала довольная собой женщина. – Всей душей чаю – авось поможет! Ладно, спасибо вам еще раз. Побегу, а то к обеду баре моих пирожков не дождутся. Гневаться изволят.
Кадушкина поспешила к калитке, а Тиса вспомнила о чайнике и вернулась во флигель.
– Как куклу обряжают, значит… – прошептала видящая себе под нос, заваривая чай. Какое-то время она задумчиво крутила чашку в ладонях, вдыхая пар. – Нет уж, Зыков, ты меня не разочаровывай. Проскулятов пусть ищет себе другую куклу.
Сделав пару глотков, девушка отставила кружку и поднялась с табурета.
Видение пришло сразу, лишь только она прикоснулась к подушке головой.
Быстрым шагом Сергей вошел в ворота особняка Отрубиных и направился к парадному крыльцу. По правое плечо рядом с ним шагал друг Иван, а по левое семенил незнакомый мужчина в парике и сумкой в руках.
Колокольчик прозвенел требовательно. Дверь открыл пожилой привратник.
– Григорий, вы же меня помните? – спросил Сергей, глядя в глаза старику.
– Должность такая, – кивнул привратник, с невозмутимым видом оглядывая гостей.
– Я пришел оплатить долги этого семейства и забрать Лизу. Вы меня не желали пускать, но я прошел своевольно. Верно?
На лице Григория не отразилось удивления, он даже не ответил, просто отошел в сторону, открывая проход в дом.
Оказавшись в сумраке парадной, Сергей уже не ждал своих спутников. Стараясь не шуметь, он побежал по лестнице на третий этаж, по дороге напугав Фоньку. Горничная чуть ведро не выронила от неожиданности, но потом признала в незнакомце благочинника.
– Где Лиза?
– В своем покое, у нее швеи, – ответила девушка, а потом добавила шепотом. – Я вас проведу. Идемте!
Вскоре они остановились у приоткрытой двери в девичий будуар. Сергей затаил дыхание. Посреди комнаты недвижимо стояла Лиза в белом свадебном платье, таком пышном, точно копна. Шелковые рюши, золотая вышивка. Губернатор действительно не скупился. Три швеи хлопотали вокруг невесты, то и дело нахваливая ее красу и платье. Но Лиза оставалась равнодушной к их стараниям. Со встречи Тисы с молодой Отрубиной на балу лицо благородной барышни еще белее осунулось. Казалось, девушку не интересовало отражение в зеркале, она терпеливо ожидала конца примерки.
И, когда в комнату вихрем ворвался благочинник с ее именем на устах, Лиза вздрогнула, затем бросилась навстречу парню и обняла под недопонимающими взглядами швей.
– Сереженька! Хороший мой, родной мой, – шептала Отрубина, покрывая его лицо поцелуями. Затем спустя секунду одумалась и нахмурилась. – Зачем ты тут? Отец погубит тебя! – В страхе теперь она хотела отстраниться, но Зыков не позволил, прижимая теснее к себе.
– Я пришел за тобой, любовь моя, – улыбнулся Сергей. – Я забираю тебя!
– Но я не могу, ты же знаешь! – Девушка забилась в его руках.
– Не волнуйся. У меня теперь есть деньги, Лиза! – воскликнул благочинник. – Ты не представляешь, что случилось! Я богат! И я, как бы это сказать… граф.
Он все же выпустил из рук красавицу, поскольку та перестала сопротивляться и теперь смотрела на него с тревогой.
– Да, это звучит по меньшей мере странно! – расхохотался Сергей. – Я сам еще не до конца осознал. Но это так. Я тебе все расскажу. А пока просто верь мне. – Он подал ей руку.
Лиза отрицательно замотала головой.
– Нет. – Благочинник не успел нахмурить брови, как она добавила: – Только не в этом платье! Дай переоденусь.
Спустя пять минут молодые вошли в красную гостиную. Лев Леонидович как раз подливал вина в бокал своего будущего зятя – губернатора Эраста Проскулятова. Марья Станиславовна боролась с дремой. В убранстве комнаты ничего не изменилось особо с тех пор, как Войнова гостила в этом доме. Даже статуя рогача осталась на старом месте, только голова неестественно сидела на плечах дракона, а на шее чудища появился парчовый бант.
– Ты что тут делаешь, отребье!? – заорал он, поднимаясь с кресла. – Кто пустил, изнань подери!? Прошка! Шкуру спущу!
Уж что-что, а это хозяин дома умел.
– Никто не пускал, сам зашел. – Сергей ободряюще сжал ладонь Лизы.
– Безродный ублюдок! Сгнию в остроге! – завопил Отрубин. – Живо отойди от моей дочери! Лиза, иди сюда!
– Лиза уйдет со мной.
– Еще чего! Лиза, кому сказал, ко мне! – рявкнул отец семейства, но девушка лишь теснее прижалась к плечу благочинника.
– Прости, папа, но я пойду с ним. Я люблю его.
Марья Станиславовна, что доселе не принимала участие в разговоре, на сем ахнула, сложив руки у груди.
– Как это понимать, Лев Леонидович!? – подал возмущенный голос Эраст Проскулятов, вскакивая в свой черед с кресла.
Отрубин собирался разразиться проклятиями, а возможно, и снова применить на деле свой «челобитный» тапок, но за спиной Сергея показались благочинник Иван и человек в парике.
– Корней Михалыч? – удивленно протянул хозяин дома, обращаясь к последнему. – Вы-то здесь какими судьбами?
– По долгу службы, милейший Лев Леонидович, – прогнусавил тот скучающим тоном, достал платок и потер им нос. – Граф желает оплатить ваш долг и… хм… взять в жены вашу дочь. Меня пригласили поверочным.
– Какой еще граф? – усмехнулся Отрубин, скривив губы.
– Граф Сергей Косеславович Зыков, – уточнил поверочный, указав на благочинника. – Этот молодой человек сегодня доказал свое право на владение родовым поместьем в Коверской губернии, – Корней Михайлович раскрыл сумку и достал бумагу, приставил пенсне к глазу, – а также на владение восемьюдесятью мануфактурами, верфью близ Сапино, лесными угодьями в двести пять сотенных и наследством в ценных бумагах и драгоценностях, сумму которого я оглашать не уполномочен.
Надо было видеть лица благородных господ. Лев Леонидович, казалось, проглотил язык и таращил глаза, еще больше напоминая рака. А Проскулятов теребил пышное жабо надушенной сорочки, рискуя оторвать кружева.
– Лев Леонидович! Как я уже говорил, граф желает оплатить безвозмездно ваш долг Фролову Аристарху Зиновьевичу и подарить вам одну из мануфактур. Вы принимаете его предложение?
– Примет или нет, Лизу я все равно уведу, – проворчал Сергей, упрямо тряхнув челкой, исподлобья глядя на Отрубина.
Чуя разгорающийся скандал, поверочный ловко развернул пред Львом Леонидовичем бумаги, позволив тому вначале воочию убедиться, что предложение – слова не пустые, а подкрепленные реальными суммами. И по тому, как скоро разгладилось гневное чело и отвисла нижняя губа Отрубина, можно было судить, что должник осознал выгоду.
– Десять мануфактур в мое распоряжение! – набравшись наглости, бросил он благочиннику.
– Идет, – без торга кивнул Сергей. – Корней Михайлович, составьте бумаги, вы знаете, где меня одна искать, если нужны будут подпись и печать. Пойдем, любимая, – он потянул девушку за руку прочь из гостиной, хлопнул по спине Ивана, которого, судя по кривой усмешке на лице, ситуация забавляла, – здесь нам оставаться больше незачем.
– Но у нас же договор! – За их спинами взвился губернатор. Лицо его налилось пунцовым цветом.
– Прости, дражайший Эраст, но счастье дочери для меня превыше всего.
Марья Станиславовна расплылась в счастливой улыбке.
– Ах! Как романтично! – воскликнула матрона. – Лева, он украл нашу Лизоньку из-под венца, как Дуард Катерину в той чудной пьесе. Помнишь? «Жених с носом» называется.
Неудивительно, что по дороге в приют Тиса напевала себе под нос веселый незатейливый мотив. Видение подняло настроение, и девушка искренне радовалась за счастливых Лизу и Сергея. На мосту ей снова повезло увидеть стадо кабанов.
– Что вы там говорили, Климентий Петрониевич? Каким таким накладом погодник опоясал город от диких зверей? Ей-Богу, это не собаки! – усмехнулась Тиса.
Узнав в низкорослой пожилой прохожей, несущей в авоське яблоки, Никифоровну, девушка подумала, что вот кто рассудит-то! И первая поздоровалась.
– А-а, постоялица Альки! Ну здрасте-здрасте, а чегой вы тут стоите? Чего выглядаете? – Любопытство родилось раньше самой старухи, но сейчас Войновой эта черта Никифоровны даже нравилась.
– Прасковья Никифоровна, вон там вдоль камышовой полосы кабаны бегут, а не собаки, верно?!
Надо сказать, соседка даже не удивилась вопросу, развернулась и, сощурив правый глаз в своей манере заядлой подглядывальщицы, обшарила заснеженную реку взглядом.
– Ничегой не вижу, – проворчала старушка. – Где?
– Ну как же, вон они, – Тиса вытянула руку с указательным пальцем, – у камышей бегут. Раз, два… одиннадцать всего.
Никифоровна щурила глаз и так, и эдак. Тщетно.
– Не вижу я никаких кабанов, – фыркнула она.
– Может, вы просто не разглядели, – разочарованно протянула видящая.
– Эт еще чего, милочка?! – возмутилась Прасковья навету. – Чего-чего, а вижу я будь здоров! Молодые мне еще завидуют. Это вы, – она окинула вдруг девушку подозрительным взглядом, – уж не шуткуете ли со мной?
Пришлось уверять соседку в своей честности да порядочности.
Тиса распрощалась со старушкой и поспешила дальше, размышляя о том, что сама Никифоровна могла слукавить. По отцу Войнова знала, что пожилым людям порой так трудно признаться в том, что они уже в чем-то уступают молодым. Зрение в таком возрасте нередко подводит. Впрочем, вскоре мысль о скорой встрече с Поней вытеснила все остальные. Как же она привязалась к малышке!
Незаметно эта егоза прочно обосновалась в ее сердце. Рядом с ней Тиса забывала о себе и полностью отдавалась настоящему дню. Любое совместное занятие приносило радость, будь то лепка снеговика или примерка нового тулупчика, поход на рынок за снедью или жарка сырников на сковородке. А давеча – и обучение азбуке. Устно буквы девчушка усваивала быстро, что до написания – все еще впереди. Поня совсем перестала стесняться взрослой подруги и часто смеялась. Детский смех ложился бальзамом на сердце видящей. Однако кормить птиц ребенок не прекращал, по-прежнему мечтая улететь… к маме.
Войнова вошла во двор «Сердечного крова» и ожидаемо увидела девочку у беседки в компании пернатых. Та заметила гостью издалека и побежала навстречу. Улыбка тут же расцвела на лице видящей и уже не желала меркнуть. Поня охотно рассказывала, как провела вчерашний день, как поживает Мишаня – ее любимый друг, набитый опилками. С игрушкой она не расставалась.
Пока шли к Степаниде «отпрашиваться», к Тисе с Поней подходили поздороваться Янина с малышом на руках, нянечка Рая, старик Ленька, окрепший после перенесенной болезни, прачка Агрипина с дочкой Настей и другие. Добрые отношения с некоторыми приютными наладились сами собой. Узнав от девочки, что Янина приходилась той доброй заступницей в стенах приюта, Войнова не поскупилась и в благодарность подарила молодой матери полотно для пеленок и толстый пуховой платок, чтобы оборачивать малыша для прогулок на морозе. Насте она принесла моток красивых разноцветных ниток для вышивания, чему девушка была несказанно рада. От Янины и Грипы Тиса обычно узнавала последние новости приюта. Чаще женщины жаловались ей на житье. На то, что работают они в поте лица на мойне, а получают жалкие копейки и кусок хлеба с похлебкой, достойной разве что миски дворняги. Грипа особо сокрушалась, что сложенное еще пяток лет назад основание сруба для мастерской так и продолжает гнить под снегом и дождем. А ведь ходили слухи, что будут у них ткацкая и плотницкая, – возможность выбрать иную, более благородную работу, чем отбивание вальком белья и полоскание чужих портков в ледяной воде. Сегодня женщины тоже не молчали.
– Дерет Стеша и с вас деньги за девчонку-то. Это ж надо! На всем найдут, как нажиться, – возмущалась Янина, качая малыша на руках.
– Ага. Поди, вечером снова с Проськой в подвале закроются, добро делить будут, что за праздники набралось, – проворчала Грипа.
– Чтоб они там лопнули! – в сердцах сказала Янина.
Тиса тоже не была расположена к смотрительнице. Степанида все больше ей напоминала большую рыбину. Лупоглазую, с большим хищным ртом, уголки которого тянулись вниз. Вечно недовольную и алчную. Вот и сегодня она подняла цену за прогулку с Поней еще на три копейки, никак не обосновав свое решение. Однако Войнова расплатилась без пререканий. Ощутив крылья свободы за спиной, отправилась с малышкой на прогулку. Благо, у нее от всего прочего сегодня выходной.
Вдоволь нарезвившись на ледяных горках центральной площади, Тиса заметила, что чулки на коленях ребенка, как и варежки, вымокли от снега.
– Пойдем! – Она потянула Поню за руку.
– Я еще не хочу в приют! – заупрямилась девочка.
– Мы не в приют.
– А куда? – Малышка выбежала наперед, заглядывая взрослой в лицо.
– В место, где я работаю. Кое-кто о тебе наслышан и желает свести близкое знакомство.
– А кто? – любопытничала маленькая Варвара.
– Вэйна Агата Федоровна. Она приходила к вам в приют с подарками. Помнишь ее?
Поня сморщила нос, показывая, как она усердно отыскивает в памяти эту тетю, и неуверенно кивнула. Ничего удивительного – как вспомнить, если почти все время проводить за беседкой с голубями?
В аптеке нынче царили порядок и тишина. Редкие покупатели просили у Пантелеймона то или иное средство от недугов, мужчина степенно кивал в ответ и вскоре выставлял на прилавок склянки, мешочки или бутыли. И лишь изредка потирал плешь на макушке, задумываясь, в каком из множества ящиков или на которой из полок лежит запрошенное снадобье. Звякнув колокольчиком, в аптеке появились Тиса с Поней, и тишина, воцарившаяся было в сем благодатном месте, потеснилась от разговора этих двоих. Тиса приветственно махнула Пантелеймону, затем попросила горничную передать хозяйке аптеки, что к ней пришли гости.
– А кто тут с ласточкой ко мне прилетел? – Колдунья поднялась с дивана, отложив вэйновскую газету. – Привет. Как тебя зовут?
Поня выглянула из-за Тисиного подола и решила, что тетя не такая уж и страшная. Назвала себя.
– Мы погреться зашли, можно?
– Конечно! Составите мне компанию за столом. – Агата милостиво разрешила снять вещи, затем велела горничной отнести их на просушку к печи, а чулки прямо на девочке подсушила с помощью вэи. Открыв рот, Поня рассматривала «желток» вэйны в деле.
– Чаю хочешь со сладостями, заяц? – спросила Агата, пряча камень в карман. – Груня как раз вафли со сливовым вареньем испекла.
«Заяц» был не против, а даже очень за. Вскоре они втроем сидели за столом и пили чай. Поня пробовала все, до чего могла дотянуться. А до чего не дотягивалась, просила передать Тису. Не забывала и о Мишане. Ложку целую меда себе в рот, пустую – медведю. Как-то незаметно для себя Войнова рассказала вэйне всю историю с Манилой и украденной невестой.
– Вот это новость! – удивленно качала головой Агата Федоровна, то охая, то смеясь. – Косеслав – графского рода! Вот тебе и безродный! А Сережка-то каков удалец! Утер нос нашему старому ловеласу. Невероятно!
Выпили еще по одной чашке чая. Наевшись, малышка уснула. Тиса уложила ее удобнее, подоткнула подушку. Агата подала тонкое шерстяное одеяло.
– Пусть поспит. Набегалась на свежем воздухе.
Разговор снова вернулся к старой теме.
Перемыв косточки Отрубиным и губернатору, женщины вспомнили о Фролове.
– Вот этот точно паучьего рода, – фыркнула вэйна. – Слышала я, как он должников в кабалу загоняет. Не приведи Единый кому занять у него копейку. Всю кровь высосет. Ярмо пожизненное повесит. Потому, наверное, от него управляющий и сбежал.
– Те его посыльные вэйны больше не приходили?
– Гришка с ассийцем, что ли? Нет, с тех пор не объявлялись. Надеюсь, что и не появятся. Ишь, угрожать надумали, мальчишки! Оберегами обвешались и думают, что взрослыми стали.
Тиса припомнила ночное видение и задала вопрос, который давно носила в себе.
– Агата Федоровна, а что такое невесомые латы? Вы о них слышали? Еще их тотумами называют, тоже оберегами.
Вэйна вздернула бровь, разглядывая помощницу.
– Откуда ты о невесомых знаешь? Это старая-престарая байка. Прочитала где? Или рассказал тот самый виновник в привороте, что и не виновник вовсе? – Она подмигнула.
– Да, он. – Тиса поняла, что большего пока о Демьяне не скажет.
– Ох, дай Бог памяти, – выдохнула Агата, погладив ладонью скатерть перед собой. – Был такой в древности мастер, светило, Росвира из Ясвичей. Стоял у истоков создания первых вэйноцехов. Он создал эти обереги. Кажется, они выполнены в виде наколок, потому зовутся невесомыми.
– Да, в виде наколок, – закивала девушка.
– Точных описаний нет. Свитков не сохранилось. Потому до нашего времени нам досталась лишь легенда.
– Что за легенда? – Тиса подалась вперед, хотя вэйну и так было отлично слышно.
– Ну, душечка, так с ходу не передам. Просто обереги по отдельности обладали сильными, но не из ряда вон свойствами, но стоило их мастеру надеть на себя все разом, Росвира понял, что создал оружие, какого еще свет не видывал.
– Оружие?
– В легенде сказано размыто. «И обвязали его нити, и заклубились аспидами, и чаша силы Пятой покорилась, и черпалась до дна без устали…»
– Что это значит? – не поняла Тиса.
– Толкуют по-разному. Но самые заядлые сказочники считают, что, надев на себя все латы, вэйн становится неуязвим и может работать со всем источником разом. О, я вижу, что ты не понимаешь. На Хорне есть множество источников вэи. Слышала о них?
Войнова кивнула.
– О них речь. Рядовой вэйн даже с такими накопителями, как мой «желток», либо жезл, либо скип, может орудовать лишь малейшей долей вэи. Тысячной частью силы источника, а то и меньше. И даже этой доли хватает, чтобы иным сносить стены крепостей. А ты представь, если кому-то из вэйнов одномоментно покорится весь источник.
Тиса удивленно протянула:
– Он сотрет с лица земли Панокию.
– Интересное предположение, – усмехнулась вэйна. – Но ты меня верно поняла. Вот поэтому хороший мастер Росвира решил уничтожить латы.
– Что ж не уничтожил?
Агата пожала плечами.
– Не помню точно. Пожалел, наверное. Или не смог. Или кто прикарманил, пока он долго думал.
– Плохо.
– Да. Но это легенда, милая. Возможно, тех лат и не существует вовсе. Сколько живу, ни одного человека не встречала, кто бы видел или слышал о реальных тотумах.
– К сожалению, они существуют.
– Вот как? – Вэйна сощурила глаза.
Тиса виновато улыбнулась.
– У моего отца был один из таких оберегов.
Пришлось поведать и про бабулю-вэйну, что оставила в наследство оберег, и коротко про то, что какой-то одержимый колдун собирает тотумы, чтобы поквитаться с панокийцами за войну, и про то, как в провинциальный городок заявились вэйны из спецстражи и забрали тотум в секретку, а вместе с ним и таможенника. Рассказать факты, но опустить подробности. Не выдать личного, пройтись поверху. Оказалось, это возможно.
– Вот так-так, – протянула колдунья. – С тобой, ласточка, не соскучишься. Одна история невероятней другой. Значит, они существуют. Тогда упаси Вэя, чтобы эти обереги когда-либо попали в одни руки. Тем более этому отступнику-мстителю. Надеюсь, спецстража его выловит, – уверенно заявила Агата Федоровна. – Племянник мой старший говорит, это губернские вэйностражи чаще баклуши бьют. А имперская ССВ – что капкан цепкая. Эти молодцы и из-под земли достают того, кто нужен. А скажи-ка мне, птенчик мой, – глаза у хозяйки аптеки блеснули, – тот, кто зарядил памятованы, уж не из этих ли львов будет?
– Из них, – признала со вздохом Тиса.
Все же Агата с Никифоровной еще бы поспорили, кто кого любопытней.
Возможно, беседа продлилась бы и Войнова все-таки поделилась бы тем личным, что на сердце лежало, но проснулась Поня и попросилась в уборную. Затем явился Пантелеймон и позвал хозяйку к прилавку, поскольку внизу ее ожидали.
– Заходи, зайка, еще с Тисой ко мне, хорошо? – на прощание сказала вэйна девочке и настояла, чтобы Жорка отвез помощницу с ребенком в приют на аптечных санях.
* * *
Позже, дома, Тиса заглянула в предписания учителя и позанималась. Перебирая, как четки, видение за видением, близких и чужих, она сама уже чувствовала, как к ней приходит легкость управления даром. Макала в чернильницу перо и в очередной раз записывала на листах свои наблюдения и ощущения. Время от времени вспоминала события последних дней и сокрушалась, что рядом нет Ганны. Письма и редкий говор не могли заменить ей живую беседу с подругой. Как же ей не хватало ее мудрых советов! За окном ночь раскинула черную шаль, на столике плавилась свеча, трепеща пламенем. Когда знакомый холодок прокатился вдоль спины, девушка вздрогнула и оглянулась.
– Манила, – прошептала она.
И точно. Призрак соткался из воздуха прямо за окном, а затем, легко преодолев стену флигеля, влетел в комнату. Войнова встала со стула и отошла к шкафу. Привидение Савелии выглядело лучше, если так можно сказать о том, кто давно мертв. Бледное лицо не кривила мука, развевающася в прошлом сорочка нынче лишь слегка шла волнами на подоле. Длинная коса смирно лежала на левом плече.
– Я пришла, чтобы поблагодарить, – прошелестел призрак.
– Не стоит.
Манила подняла руку, прося выслушать.
– Кося простил меня, – с особым благоговением прошептала она. – Может, я могу что-то сделать для тебя, видящая?
Тиса отрицательно покачала головой, однако ее осенила неожиданная идея.
– Хотя есть одна просьба. – Взглянув на свечу, Войнова лукаво сощурилась. – Скорее шалость. Нужно в приюте немного припугнуть теток, весьма жадных до приютского добра. Сейчас они как раз занимаются тем, что его делят.
Потом девушка еще не раз вспоминала это видение. И всякий раз – со смехом.
Степанида с Праскевой в тот вечер на самом деле спустились в подвал. И в тот момент, когда Тиса нашла даром Праскеву и отстранилась, тетки спорили из-за бобровой шубы, что поблескивала мехом в свете нескольких свечей. Видящая огляделась. По всей комнате были раскиданы вещи. Ткани, серебряная утварь, сапоги, гранатовые бусы на блюде… На горе из одежды лежала шуба.
– Я забираю ее себе, – громогласно объявила Степанида, накладывая руку на вещь.
– Вы же обещали, что мне отдадите. – Подручница, слащаво улыбаясь, потащила шубу на себя, как порой это делают мелкие собачки, когда тянут еду с миски у здоровых кобелей.
– Подумаешь! Передумала, – отрезала Степанида. – У моей невестки вскоре именины, вот и подарю.
– Так у вашей невестушки уже есть шубка-то, в прошлом году-то дарили. Чи не помните? Вы ей лучше-ка сапожки подарите. Гляньте, красные-то, расшитые, лепота! А шубку моей Досюшке отдайте, ходит босая, голая, бедняжечка, по зиме-то…
– Вот пусть твоя босая сапоги и берет.
Две тетки так и перетягивали бобра на себя, когда прямо из шубы появилась рука, и загробный голос прошипел:
– Нет, шуба не ваша…
Из меха показалась и прозрачная голова призрака с провалами вместо глаз.
– Она моя-я!
Вопли раздались на весь приют. Степанида с Праскевой бросились врассыпную, увязая в раскиданных вещах и спотыкаясь.
Когда тетки обернулись, увидели посреди комнаты призрачную женщину с гневным ликом и со змеящейся косой.
– Все раздайте приютным! – устрашающе шелестела Манила. – Иначе ждет вас испод!
Засыпала в этот вечер Тиса довольная.
Глава 5
Обоз и башня Вемовея
– Хорошее «мыло» у этого гада, раз даже Хоромовский его не видит. – Игнат Горохов шагал по правое плечо от Демьяна и, удивительное дело, не поспевал за ним даже при своем высоком росте.
– Войслав и раньше дураком не был, а сейчас у него еще и время было подготовиться. Грач отчитался?
– Да, дежурит у секретки.
– Отправь к нему еще Сойку.
– Ладно. Только мне кажется, это бред, – недовольно пробасил Игнат. – Гранев не сунется туда. Стража секретки чуть ли не плевалась на предупредительную депешу.
Они остановились на перекрестье коридоров ССВ.
– Не сунется – нам же лучше. Но Сойку отправь. – Здесь Невзоров покинул собеседника.
Не успел войти в одну из арок в портальной зале, как его окликнул Жигаль, который, судя по всему, только что появился в одном из вэйновских проходов.
– Демьян, дружище! Погоди. Тебя не выловишь, ей-богу. Расскажи, что у вас там? Слышал, твои обшаривают источники по панокийской границе. И как?
– Вот те на, – хмыкнул чтец. – Ты же говорил, что годами в своем вэйноцехе не появляешься.
– Решил, что пора нарушить традицию.
Переход порталом, и Демьян ступил на одну из улиц Крассбурга. Не успела Тиса насмотреться на прекрасную архитектуру домов и встречных элегантно одетых прохожих, как колдун остановил извозчика и нырнул в крытые сани. Дорога заняла не более десяти минут. Всего лишь. Главвэй откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. В сумраке девушка разглядывала его лицо до мельчайших подробностей и не могла насмотреться. На миг ей показалось, что она вся там, с ним, что может протянуть руку и коснуться этих губ, жесткой ладони, лежащей на перевязи скипа. Демьян неожиданно открыл глаза, и Тиса вздрогнула всем бестелесным своим существом. Казалось, он смотрит на нее! Словно знает, что она здесь. Но нет. Опустил взгляд на руки. В ладонях заскользила васильковая ленточка с серебристым краем, пальцы привычно теребили гладкую ткань.
Волшебство окончилось с криком возницы: «Приехали, барин».
Великолепное здание мануфактуры из идеально гладкого темно-бурого камня говорило о себе: «Я основательно и серьезно, построено в исконных традициях в бесконечно далеком N-ном году». Огромные кирпичные столбы держали на себе массивные кованые ворота с гербом вэйноцеха. Демьян приложил на входе ладонь к уменьшенной копии герба и беспрепятственно проскочил мимо полосатой сторожевой будки, направляясь через мощеную площадь к крыльцу. По пути пропустил три гужевые повозки. На входе парочка охранников при скипах одарила его внимательными взглядами. Узрев оружие в руках пришедшего, вэйны тут же подняли свое.
– Где управляющий, ребята? Совет уже начался? – спросил Невзоров, продемонстрировав знак ССВ на ладони. На лицах молодцов высветилась догадка, и они вытянулись в струнку.
– Святая Вэя, – прошептал один.
– Можно просто Демьян Невзоров, – поправил главвэй. – И?..
– Ваше благородие, совет уже идет, мы проводим! – отчеканили привратники, разглядывая его во все глаза. – Управляющий как-то сказал, что вы можете появиться, только…
– Что только? – не понял Демьян.
– Только сомневался.
– Ясно.
Главвэй распахнул двустворчатую дверь и вошел в зал, где за овальным столом сидели управляющие мануфактурой. Около двадцати одаренных, многие почтенного возраста, при париках.
– Приветствую, премногоуважаемые! – по-светски поклонился Невзоров с дружелюбной улыбкой. – Немного опоздал, прошу великодушно извинить.
– Демьян Тимофеевич, мы не ожидали, что вы появитесь. С вашей занятостью в спецстраже… – встал с места мужчина. На лице его отразилась смесь эмоций из растерянности, тревоги и недовольства одновременно.
– Харитон Власович, в ногах правды нет. Присаживайтесь. Моя занятость на самом деле весьма велика, не хотелось бы тянуть рысака за хвост. Что я упустил? – Демьян принес себе свободный стул от окна и подсел в круг рядом с Харитоном.
– Мы обсуждали разработки вэйноцеха на предстоящий год.
– Замечательно! И что решили, списки уже есть?
Через четверть часа зал уже вовсю гудел голосами. Оторопь от присутствия владельца быстро сошла, и цеховые мастера принялись обсуждать насущные вопросы касаемо разработок в списке. По многим доводам в пользу создания вещей с накладом Демьян соглашался, вносил свои предложения, выслушивал рекомендации совета. Но по иным оказался категоричен. И Тиса не могла поверить. Он отменил пилюли для животных, огненные подковы для скачек, самозатачивающиеся ножи для скотобоен, еще несколько других и даже травящие порошки от грызунов. Вместо этого просил показать черный список не одобренных советом прожектов и просветить себя по каждому. Три идеи ему понравились, и он включил их в разработку мануфактуры, чем привел в противостояние Харитона и половину совета.
– Демьян Тимофеевич, на что вам этот волновэйный говоритель? Состоятельные семьи и так способны нанять вэйна для говора, если нужно. И хорошо заплатят. А вы хотите, чтобы любой человек в империи мог говорить на расстоянии с кем угодно?
– Верно.
– Но это рискованный прожект! И затратный, требующий массу опытов. Он может не окупиться! Пилюли для извоза куда выгоднее.
– Думаю, что рискнуть стоит, судари. Скажите мне, когда наш цех в последний раз выпускал что-то новое, а не повторял разработки других мануфактур? Девять лет назад? Эта задумка будет успешной, позволит разлученным сотнями верст людям говорить друг с другом. – Демьян потер лоб ладонью и с едва заметной ноткой усталости в голосе закончил: – Услышать того, кто дорог, когда нет возможности быть рядом. Мануфактура же тем самым по-новому заявит о себе.
Климентий смотрел на нее с улыбкой.
– Хороший настрой – залог удачи, но не всегда, к сожалению. Ничего, Тиса Лазаровна. Ваш радужный мост уже держится дольше прежнего. Вскоре вы сможете пройти по нему, уверяю вас.
Дверь в кабинет распахнулась настежь, и на пороге появился заведующий школы одаренных. Мо Ши с негаснущим любопытством осведомился, как прошел новый урок и каковы успехи ученицы его дорогого ассистента.
– Вы мой золотой искун, Тиса Лазаровна! Знаете, кто такой золотой искун? – спросил старик с лукавыми искрами в узких глазах.
– Конечно. – Воодушевление шуйца было заразным. – Тот, кто видит разные расы и его охват более тысячи верст.
– Да-да, дорогая моя, – он заключил ее ладонь в свои горячие руки. – Именно. Не представляете, как я болею за ваши успехи! Вы такая красавица и умница к тому же. А, Клим? Ты так не считаешь?
Кажется, Ложкин внезапно поперхнулся, закашлялся в кулак. Тиса еле удержалась, чтобы не расхохотаться.
– И улыбка у вас обворожительная, – продолжил шалить старик.
Под руку шуйца поднырнул Строчка с книгой в руке и понимающе подмигнул Тисе.
– Простите, Мо Линич. Клим, а эту главу переписывать всю или только помеченные абзацы?
– Помеченные.
– Ой, Клим, а Клара спрашивает, сколько нужно абсида добавлять? – Тесный кабинет вместил в себя и Люсеньку. – Ну этих… синих кружочков?
– По штуке на колбу.
– Я так и думала! Тиса, ты потом в аптеку? Можно я с тобой пойду?
Видящая кивнула.
– Ладно, – развернулся старик, – дерзайте дальше в том же духе, дети мои! Главное – усердие и еще раз усердие! Верно говорю, Тиса Лазаровна?
Заверившись согласием Войновой, заведующий удалился, бодро качая косицей парика. Строчка и Люся последовали его примеру.
Клим задержал взгляд на ученице, затем деловито зашуршал бумагами.
– Давайте еще один обычный поиск малознакомого и будете свободны. Кого – выбирайте сами.
Удобно развалившись в кресле, Тиса закрыла глаза. Да, теперь оно стояло у окна в углу кабинета – и именно для нее было водружено туда несколько дней назад.
Люся, сама того не зная, помогла видящей понять, кто будет объектом для нового поиска. Однако на удачу Войнова особо не рассчитывала.
Белесая мгла десять минут не рассеивалась, словно дар боролся с помехами. А ведь наверняка помехи были из-за «мыла» – оберега от глазастых искунов, который этот вэйн носил при себе. Когда внезапно защита рухнула и перед нею предстал зимний пейзаж, Тиса мысленно поздравила себя и похвалила дар.
На холме раскачивались сосны, звеня обледенелой хвоей. Обоз в дюжину саней полз по склону, как гигантская неповоротливая гусеница.
Заметив, как одни сани нашли на крутую кочку, Григорий Мерзликин чертыхнулся:
– Осторожно! Дракон подери! Тпр-р-ру! – Он кинулся к паре тяжеловозов, придержал за поводья. – Осторожней, остолопы!
На голос вэйна семеро мужиков принялись выправлять сани. Тиса отстранилась и облетела повозку. Под мешковиной светилось что-то белое; приблизившись, поняла: камни. Один из мужиков, толкая сани, дотронулся не до борта, а до груза, и это вызвало еще большую вспышку гнева у Григория.
– Куда ты лезешь, твою ж… Куда хватаешься, спрашиваю?! Кому говорил, камни лишний раз не лапать дырявыми рукавицами!
Он подскочил к провинившемуся мужику и с размаху приложил его скипом по шее так, что тот отлетел в сугроб и застонал.
В этот момент сани сошли с кочки, и вэйн не оглядываясь зашагал к головной повозке, у которой стоял ассиец – рослый, широкий в плечах, в суконном кафтане, не по погоде тонком, расстегнутом нараспашку. Две красные полосы рассекали черный лоб от затылка к переносице. От этого необычного мужчины словно исходила мощь, какая-то дикая неизведанная сила.
– Эти твари безмозглые опять за агатит хватаются, – прошипел Гришка, подойдя к ассийцу. – Еще не хватало, чтобы покупатель отказался от товара. Чего лупаешь зенками, Яг-Бай? – рявкнул он, заметив бесстрастный, полный превосходства взгляд. – Чтобы даже каплей вэи не коснулся агатита! Понял? Товар должен быть без пятнышка. Давай расчищай уже! К завтрашнему вечеру должны прибыть к Студень-реке, кровь из носу. Шевелись, черный!
С безразличным видом ассиец выступил пред головными санями. Здесь сугробы напоминали огромный белый пирог, словно срезанный огромным ножом. Они доставали Яг-Баю до пояса. Чернокожая рука со скипом поднялась вверх, мгновение, и красная волна света сорвалась с бича, пронеслась вперед от обоза на сто шагов, сметая на своем пути снег и расчищая дорогу.
– Тронулись! – проорал Григорий, когда снежные вихри осели, и взобрался на козлы головной повозки.
Открыв глаза, Тиса увидела учителя. Тот сидел на краю письменного стола и смотрел сквозь ученицу с задумчивым видом, дергая себя за светлые прямые волосы, что спадали на его лицо.
– Вернулись. – Мужчина заметил, что видящая очнулась от поиска. – Что скажете?
– Мне удалось увидеть колдуна сквозь «мыло», – похвалилась с довольным видом.
– Вот как, – с интересом отозвался блондин.
– Григория, что приходил с ассийцем к Агате Федоровне и настоятельно убеждал ее продать Фролову аптеку. Очень неприятный тип. Впрочем, одно то, что он служит Фролову, уже говорит само за себя. – Войнова сморщила нос.
– Аристарх Фролов явно не в любимчиках у вас.
– Совершенно верно. Скажу больше, рискуя навлечь на себя недовольство всех клубовцев, – я с полной уверенностью считаю, что надо благодарить Единого за его отказ клубу в ссуде для раскопок. Неизвестно, чем бы подобная щедрость обернулась.
– Думаю, вы сгущаете краски, пририсовывая изнанев лик этому человеку, – заметил учитель с укоризной. – Да, он гордец, каких поискать. Но Фролов за несколько лет воплотил множество идей в городе, причем успешно. Выстроил и поднял фабрику, каменоломню, бани, скотофермы. И все, чем он владеет, считается лучшим в губернии.
– Агата Федоровна говорит…
– Неудивительно, что вэйна выступает против барона, – перебил Тису Ложкин. – Сдается мне, у нее счеты именно с этими колдунами, потому и предвзятое отношение. Я вам говорил уже, что влезать в вэйновские дела чревато. Поверьте на слово.
Войнова встала с кресла. Похоже, ее все же задело, что учитель не воспринял слова всерьез.
– Фролов – успешный делец, никто не спорит, – произнесла, глядя Климу в глаза. – Но как человек он вызывает неприязнь, и пусть мое мнение предвзято, как и у вэйны, однако я никогда не стала бы иметь с ним дела!
Учитель отвел взгляд в сторону и закусил губу.
– Вы страстная спорщица к тому же, – через несколько секунд примирительно усмехнулся он, – и весьма непреклонны в некоторых суждениях.
– Весьма, – улыбнулась в ответ Тиса. Спорить не хотелось. К тому же у нее сегодня непробиваемо хорошее настроение благодаря утреннему видению.
– В этом мы с вами похожи, – хмыкнул блондин.
Урок закончился, и девушка засобиралась уходить. Люсенька уже ждала ее у порога. Однако пока Тиса надевала пальто и вязала на шее шарф, прогуляться с девушками в центр города надумал Строчка, объяснив, что нужно заглянуть на почту. Неожиданно Климентий вспомнил, что и ему необходимо в центр, чтобы зайти в книжную лавку. В итоге из клуба вышли впятером – Клара оставила свои пробирки и поддержала компанию.
По дороге Люся со Строчкой опять завели разговор о Маниле. По просьбе Виталия Перышкина повторила рассказ о позавчерашних приключениях, чем снова вызвала у него порыв сложить оду храбрости девушкам. Войнова поблагодарила балагура и попросила перестать петь ей дифирамбы или хотя бы переключиться на Люсю. Клара кривила губы, но, надо отдать ей должное, так и не высказала ни одной ехидной фразочки. Напротив, она даже поинтересовалась, как видящая догадалась, что Косеслав Лыков именно тот, кого ищет привидение. Климентий Ложкин снисходительно улыбался, глядя все больше по сторонам, и лишь изредка останавливал взгляд на ученице, когда та отвечала Строчке и Люсе. Его похвала видящей относительно того случая показалась сомнительной.
– Я уважаю риск, если, конечно, то, ради чего рискуешь, этого стоит. Вы могли упасть с обветшалых ступеней и разбиться, Тиса Лазаровна. Но этого не случилось. Привидение могло повредить ваше сознание, но не повредило. Вам повезло. Надеюсь, этот благочинник понимает, насколько обязан вам.
– Но это ж как Лыкову посчастливилось! Раз – и ты богатый г-граф! – не унимался Строчка. – Вот откопаем курган, как взмахну я пером Г-гатчиты, как превращу в золото… Да хотя бы эту лавку! Как стану богатым! Эх!
– Главное, за ухо перо себе не заложи по привычке, писарь, – фыркнула Клара. – Озолотишься весь от головы до пят.
Свернули на улицу Осташенкова, на которой Тиса еще ни разу не была. И здесь она вновь ощутила на себе чей-то взгляд. Странное чувство, похоже, что ложное. Девушка заозиралась, но никто из прохожих не выказывал прямого интереса к ее персоне. Спустя минуту позади послышался звон бубенцов, и кто-то окликнул ее по имени.
Сани подкатили к компании клубовцев, и видящая узнала в сидящей в них паре Сергея Зыкова и Лизу Отрубину.
– Тиса Лазаровна, Люсия Аркадьевна, добрый день! – выскочил из повозки благочинник и подал руку невесте, помогая сойти с подножки. – Как удачно вас встретили. Мы хотели вас найти, даже заехали к вашим родителям, Люся. – Сергея было не узнать: уверенный в себе и не скрывающий радости молодой человек. – Моя невеста очень желает поговорить с вами.
Посмотрев Лизоньке в глаза, Тиса поняла, что стала для нее почти идолом, как и Люся, – с такой признательностью Отрубина глядела на нее и Перышкину.
– Спасибо! – Лиза обняла девушек одну за другой. – Я никогда не забуду, что вы сделали для Сережи, для меня. Он мне все рассказал. Вы отказались от благодарности, но, может быть, примете ее в таком виде? С разрешения будущего мужа и золовки я отобрала вам по вещице из числа семейных драгоценностей Зыковых.
Она вложила гранатовую серебряную брошь в виде стрекозы в ладонь Перышкиной, вызвав у нее возглас восхищения. Тису же Отрубина отвела на пару шагов в сторону и протянула кольцо. На вид – самое простое, из почерневшей бронзы с малахитом.
– Оно с накладом. Меняет цвет с зеленого на желтый, когда рядом кто-то задумывает недоброе или чувствует к тебе неприязнь.
– Не стоит… – видящая покачала головой.
– Стоит, – оборвала ее Лиза. – Ты же любишь малахит, судя по ожерелью, что было на тебе на балу? Я прочла карточку и сразу уверилась, что оно подойдет тебе в подарок как ничто другое. Кольцо Недобрых помыслов. Подумала, поможет тебе вовремя разглядеть происки Озерского. А сегодня узнала, что Ёсь отбыл из Оранска сразу после бала. Тайно уехал, оставив мать и сестру, и слух ходит, что очень надолго. Но кольцо все равно тебе пригодится. Ты же видящая.
Тиса ощутила облегчение. Оказывается, незаметно ее все же тяготило «внимание» Озерского к собственной персоне.
– Уехал? Ты уверена?
– Да. Лееслава проболталась. Так ты берешь кольцо или нет? – надула губки Елизавета. – Не одной же тебе хочется хорошие поступки совершать, в конце концов.
Лиза снова стала похожа на себя, и Войнова улыбнулась.
– Возьму.
– Тогда вот карточка к нему из цеха. – Отрубина вложила в руку видящей колечко и маленький листок из пожелтевшей бумаги. – И вот еще что. Мы завтра обручаемся с Сережей. Решили не ждать, – пояснила она, наблюдая удивление на лице собеседницы. – Приходите с Люсей в собор. Нам будет приятно видеть вас. Мои батюшка с матушкой так ответ и не прислали, – на миг на лицо Лизы набежало облачко невеселой задумчивости. – Ну да не захотят явиться, как-нибудь переживем. А вы приходите.
Она еще раз повторила приглашение для Люси, после чего жених с невестой уселись в сани и укатили.
– Ой, покажи колечко, пожалуйста. Очень миленькое, – Люся оценила украшение. – И моя брошь правда чудесная? Какие же они хорошие люди!
Тиса подняла глаза на учителя и Образцову, ставших невольными свидетелями сцены. Любопытство на лице брюнетки сменилось скептической усмешкой. Войнова надела кольцо на палец и порадовалась, что камень остался зеленым. Если не обманывает вэйновская вещица, то Клара ей зла не желала. И никто в этой компании.
– Похоже, это ваше первое дело на стезе искуна, Тиса Лазаровна, а для Люси – потусторонника, – заметил Ложкин, – которое принесло пользу как вам, так и этой молодой паре. Каково чувствовать, что вы смогли помочь? И получить благодарность за помощь, а? – Он заглянул в глаза ученице. – Разве работа искуном не сделает полнее вашу жизнь, не наполнит ее смыслом?
Климентий и за пределами кабинета продолжал учить. И конечно, в чем-то был прав.
– Это была именно помощь от души, Климентий Петрониевич, – вздохнула Тиса.
– Пусть. Но поверьте, от предназначения не убежать. – Блондин не собирался отступаться.
– То есть если она искун, то у нее и выбора нет стать кем-то другим? – хмыкнула Образцова. – Это несправедливо.
– Простые смертные работают ради куска хлеба, Клара. А счастливчики занимаются тем, к чему лежит талант или дар. Зачем даровитому зодчему, к примеру, малевать картины, которые – сущая посредственность, когда он способен строить дворцы? В основе своей выбор диктует либо нужда, либо одаренность. У кого одаренность с ноготок, тому многого ожидать не приходится. Разве то, чем ты занимаешься, это твой выбор? Возиться в грязи – предел мечтаний? – с некоторым раздражением спросил Ложкин.
– Может, и выбор, тебе не понять. – Брюнетка отвела взгляд в сторону и плотно сжала губы.
– Ой, только не ссорьтесь! – Люсенька подхватила подругу под руку и заглянула ей в лицо. – Мы же курган ищем! Разве это не здорово?!
Энтузиаст-Строчка выдал целую тираду, каким они важнейшим делом занимаются. Ложкин и Клара продолжали молчать. Тиса не вмешивалась, ее мысли неожиданно снова унеслись к Демьяну. Вэйн был иного мнения. Он защитил ее, предоставив самой решать, стать искуном или нет. Взял слово с чтеца, что тот не расскажет в Вэйновии об одаренной видящей. Тогда, в начале зимы, он не был равнодушен к ней. Затем появилась Лилия, и… И все же, если он с баронессой, то зачем изменил своим правилам и отправился в вэйноцех? Убрал из разработки пилюли для животных. Зачем? Заговорила вина перед брошенной провинциалкой? Или в его сердце все еще есть уголок для нее?
Появление еще одних саней и еще одних знакомцев отвлекло от дум.
– Смотри-ка! Очаровательная Люсия Аркадьевна! Тиса Лазаровна, знаменитая метательница ножей! И их спутники из Одаренки! Честь имеем! Невероятно рады вас видеть!
Сани остановились на обочине; удивительным делом в них умещалась дюжина мужчин и девушек, знакомых и незнакомых Тисе. Благочинники Иван, Алеша, усач Павел перемахнули через борта и отправились здороваться. Целовали ручки девушкам, потеснив хмурого Ложкина.
– Твой барон! – Войнова услышала, как Клара прошипела на ухо Люсе. – Удели ему внимание.
Молодой человек приятной наружности, в котором угадывался тот самый партнер Перышкиной по танцам, вслед за благочинниками покинул сани и поклонился Люсеньке, а затем и встал с ней рядом.
Иван обмолвился о Сергее и подмигнул видящей, показывая тем самым, что в курсе перемен в жизни друга. Он был рад за него, о чем и сказал.
За беседой Тиса краем глаза посматривала на Люсю и барона. Парень с титулом был обходителен, даже надолго приложился к ручке девушки, однако та особого расположения не выказывала.
– Мы на каток едем, давайте с нами? – предложил Павел, подкрутив ус пальцем. Похоже, он слегка навеселе.
Барон поддакнул, косясь на Люсю.
– Разве вы не на службе, уважаемые? – фыркнул Климентий.
– У нашей пятерки законный отгул, – задрал нос Алешка.
– Вы нашли оборотней? – полюбопытствовал Строчка.
Тиса с интересом ждала ответа.
Благочинники переглянулись, и достался бы Алешке подзатыльник от Ивана, если бы он вовремя не увернулся.
– Болтун! Растрепался на балу! – ругнулся Иван. – Простите, Тиса Лазаровна, нам запрещено говорить о служебных делах.
Войнова рассмеялась.
– Молчите тогда уж.
– Нет, вам по секрету скажу, – прошептал Павел ей на ухо, – с учетом, что никому не проговоритесь. Не нашли мы их. Эти хори будто под землю провалились!
Иван толкнул приятеля под бок локтем.
– Ладно-ладно, – усач развел руки в стороны, мол, простите, барышня, молчу по долгу службы. – Так как насчет катка? Давайте, места найдутся! – И смело приобнял девушку за талию.
– Будет весело! – пообещал Алексей.
Тиса опять почувствовала на себе взгляд, даже меж лопаток зачесалось. Да что ж такое? Кто-то из прохожих?
– Нет, ребята, к сожалению, не располагаю временем. – Она отстранилась от веселого благочинника.
– Люся с вами поедет, – снизошла до разговора до сего момента горделиво молчавшая Клара. – Ты же хотела на каток, верно?
Брюнетка намекала, что Перышкиной нужно сесть в сани и продолжить общение с бароном. Однако Люсенька решила поступить по-своему.
– Я не поеду, – она сжала муфточку, – у меня срочные дела.
– Другие дела подождут. – Образцова махнула рукой.
– Спасибо, но мне правда некогда сейчас.
– Очень жаль. – Барон приложился губами к ручке Перышкиной, наклонился и что-то шепнул на ухо, отчего та прошептала: «Простите, потом как-нибудь».
– Эй, может, поедем уже?! – Выкрики ожидающих в санях заставили благочинников и барона вернуться в их честную компанию, чтобы продолжить путь к катку.
– И что за срочное дело у тебя? – напустилась на подругу Клара, когда сани исчезли за поворотом. – В аптеку? Мешаться под ногами?
– Нет. Мне надо навестить одного хорошего друга, – ответила та и улыбнулась так светло и счастливо, что у брюнетки на несколько секунд отнялся язык. Этого хватило, чтобы Люся помахала друзьям и поторопилась перейти на другую сторону дороги, влившись там в толпу прохожих. Ноги несли ее в пекарню Творожковых.
«Все же решилась», – подумала Тиса, проводив подругу взглядом.
– Пора и мне бежать в аптеку, – засобиралась она, вспомнив о времени.
Распрощавшись с оставшейся троицей, видящая уже прошла шагов десять, когда ее нагнал Ложкин, держа в руках дамскую перчатку.
– Вы уронили.
– Ой, спасибо, – поблагодарила и потянулась за своей вещью.
Однако Клим не отдал так просто.
– Позвольте, – он взял девушку за руку и сам надел ей перчатку.
Оторопев от такого внимания учителя, Войнова наблюдала за мужчиной. Тепло его рук оказалось приятным. В светлых волосах затерялась пара снежинок.
– Теперь идите. – Он поднял взгляд. Зеленые глаза блестели, а что на самом их дне, Тиса так и не смогла разгадать. Насмешка? Назидание? Или что другое? – Не опаздывайте на следующий урок, Тиса Лазаровна.
Непонятно. Видящая развернулась и послушно отправилась дальше. И ей все казалось, что кто-то смотрит вслед. Возможно, на сей раз это был учитель. Но девушка не обернулась.
* * *
В аптеке на кухонном столе лежал список из трех снадобий, оставленный Агатой. Так что следующую пару часов ее помощница провела за любимым занятием в компании трех работниц. Затем вернулась хозяйка, ездившая на рынок за травами И Тиса наконец смогла рассказать о своем видении.
– Говоришь, везли агатит? – удивилась вэйна. – Несколькими санями?
– Да. На продажу, насколько поняла. Так что пока этим двоим не до вашей аптеки, что радует.
– Но откуда у Аристарха столько накладного кварца? – вопросила Агата Федоровна, поднимаясь по ступеням лестницы.
– На балу я слышала, как его спрашивали о новом месторождении, мол, что у вас за выработка, что потребовала больших затрат и охраны. А Фролов тогда не желал отвечать.
– То-то, говорят, на каменоломни сейчас проезд перекрыт. Аристарх везде на дорогах своих дуболомов выставил. Значит, вот что за новое месторождение у него. Ну, Аристарх! И здесь ему повезло. Как потом не поверить в его рубиновую подкову?
Они поднялись в гостиную, где колдунья опустилась на диван и скинула сапожки. Горничная принесла хозяйке домашние туфли.
– Однако семь саней с камнями! – не успокаивалась вэйна. – Покупатель у него серьезный выискался. Мелочиться не желает.
– И странно, что Григорий всем запрещает камни трогать.
– Это как раз не странно. Для чистоты наклада желательно, чтобы агатит не набрался чужой салармакуны, или, как бы попроще сказать… что-то вроде тепловых отпечатков.
Тиса кивнула и, подумав немного, неуверенно спросила:
– Агата Федоровна, я бы хотела больше знать о вэйнах. Вы могли бы дать мне что-нибудь почитать? Что-то, чтобы я стала больше понимать… м-м-м…
Слова пропали, но, слава Единому, колдунья ее поняла.
– Конечно, ласточка моя! Мне приятно, что ты заинтересовалась нашей братией, – лукаво блестя глазами, проворковала она. – Пойдем в библиотеку, подберу тебе литературу. И, если что будет непонятно, спрашивай, не стесняйся.
Покидая аптеку, девушка уносила с собой в сумке книгу в красивом переплете под названием «Вэелогия и вэезнания. Из древности до наших дней».
Вечер Тиса провела с Поней, погуляв с девочкой в сквере. Обещала малышке в следующий раз повести ее к себе в гости. Вернувшись во флигель, Войнова вспомнила о везущих агатит вэйнах. И любопытство взяло вверх. Наверное, она становится настоящей видящей.
Обоз на сей раз уже не полз, а стоял над обрывом реки. Странной широкой реки, воды которой в вечернем свете, казалось, сияли, были совершенно неподвижны и не покрыты льдом, как все нормальные реки.
– Добрались наконец, – бурчал Григорий себе под нос. – Нашли где встречу назначать, сволочи! Это ж всю вэю на обогрев истратишь, пока доберешься!
Ассиец не отвечал. Он стоял у самого края обрыва и глядел вдаль.
Несколько мужиков осторожно приблизились к краю и в страхе охнули:
– Это ж сколько мертвяков здесь замуровано!
Только теперь, отстранившись, Тиса разглядела реку как следует. И не река то вовсе, а будто огромный студень. А в них точно живые застыли воины, по несчастью нашедшие смерть в этом сияющем «холодце», упав с обрыва во время битвы. Оружие и доспехи на ратниках – времен панокийской войны, на лицах застыли гнев, растерянность, боль. Не в силах наблюдать жуткую картину из нескольких сотен мертвецов, застывших в реке, видящая вернулась в сознание ворчащего Григория и с облегчением восприняла тепло чужого тела, его дыхание и сердцебиение. Почему она не сбросила видение и не вернулась во флигель после такого потрясения, Тиса сказать не могла. Возможно, просто не успела.
Если бы не Григорий, то проглядела бы, как из сосновой чащи показалась пятерка вэйнов, лица которых с каждой секундой меняли облик на новый. Должно быть, наклад какой-то. Не хотят показывать истинные лица, догадалась она.
Григорий Мерзликин подобрался весь, удобней перехватил скип и стрельнул глазами в ассийца. Тот с бесстрастным видом уже стоял рядом с ним по правое плечо.
– Отсюда вы тронетесь с завязанными глазами. Либо сделки не будет, – глухо сказал один из пятерки.
Возмущение Мерзликина быстро завяло, и он, сцепив зубы, позволил накинуть себе, ассийцу и всем своим людям на глаза «пелену». Из объяснения подчиненным – «временный наклад, ломающий ориентацию».
Вэйн продолжал зло ругаться себе под нос, утверждая, что он мог бы снять с себя эту изнаневу «повязку» одной левой. Полюбовавшись на не соответствующую реальности серую равнину перед глазами Григория, Тиса отстранилась и свободно поплыла рядом с телегой, без помех наблюдая путь, которым повели обоз. Ей хотелось досмотреть взрослые игры колдунов, тем более ей это ничем, кажется, не грозило.
Какое-то время они неспешно двигались вдоль берега, затем свернули на перекинутый через реку ветхий деревянный мост, местами дырявый, который на деле оказался прочнее, поскольку выдержал телеги с агатитом. Тиса старалась не смотреть вниз, в речной студень с мертвецами, но оглядывала местность в целом. После перешейка с мостом река разливалась и превращалась в гигантский котлован – чашу с «киселем». В нее полуостровом вклинивался белый скалистый берег, напоминающий очертаниями драконью голову. К этой «голове» и повела обоз пятерка вэйнов. Оказавшись на тверди, прямо на «темени дракона», где по каменистой площадке стелилась подгоняемая ветром поземка, один из пяти колдунов вышел вперед и что-то зашептал. Тиса приблизилась, ожидая услышать неразборчивые фразы. Каково же было ее удивление, когда поняла, что вэйн поет известную военную песню:
На смертный бой идут имперские войска,
Во имя Бога опрокинем стан врага,
И пусть трепещет подлый супостат,
Беги с позором, панокийский гад!..
Куплет за куплетом, Тиса даже заслушалась. Когда-то дед Агап пел эту песню за варевом мази для Рича. Кажется, так давно это было. Сколько она уже в Оранске? Целых два месяца!
Мысль оборвалась, стоило видящей развернуться и пораженно замереть, наблюдая, как в повисшей с последним куплетом полной тишине в ста шагах от нее складывается камень за камнем высокая белая башня. Даже в сумерках угасающего дня она поражала воображение – гладкая, невероятная, с ажурными балконами и лестницей, что как змея оплетала отполированную кладку. Черными кляксами на ярусах башни застыла вооруженная до зубов охрана. Скипы, сабли и стрелометы, что в данный момент были нацелены на стоящих у подножия башни прибывших… Войнова готова была согласиться с Агатой Федоровной – покупатель Фролову достался весьма серьезный. Вэйн из пятерки поднял руку со скипом и крикнул:
– Открывай! Первая поставка. Все чисто.
Выгрузка проходила споро, люди из башни таскали камни в перчатках и очень аккуратно. Григорий наконец-то получил два увесистых мешка с оплатой. Из разговора видящая узнала, что вскоре они доставят сюда еще один обоз с агатитом.
Прежде чем покинуть дельцов, Тиса еще раз полюбовалась на удивительное строение. И лишь теперь до нее дошло, что со стороны башня напоминала не что иное, как винтовой белый рог на голове дракона. Выходит, что скалистый полуостров, врезающийся в котел Студень-реки, изображал святого Вемовея.
* * *
Вынырнув из видения, Тиса отправилась в кухню, приготовила себе мятный чай и вернулась в комнату. Отпивая по глотку, по привычке смотрела в окно. Густую тьму начинающейся ночи рассеивали горящие окна домов. Даже обычно нежилой дом старателей, что подались на каменоломню Фролова, сегодня не отставал от других. В его окнах мерцал отблеск свечи. Должно быть, кто-то из родственников Соломиных приехал снова протопить брошенный дом. Горячий чай постепенно успокаивал взбудораженные мысли от последнего пощекотавшего нервы видения. Когда кружка уж остыла в руках, и свет в доме Соломиных погас одним из первых, Войнова решила, что клин выбивается клином, и ушла в видение того, кого хотела чувствовать рядом.
Ощущение портального перехода навалилось на нее тянущей легкостью. В следующий миг Демьян оказался во дворе собственного серокаменного особняка, освещенного фонарями. Он поднес к глазам стеклянный шарик размером с орех и какое-то время смотрел на него.
– Держи себя в руках, – прорычал он, похоже, сам себе. – Возвращаться туда нельзя.
Тиса не успела отстраниться, как вэйн шагнул к ближайшему сугробу и, набрав полную пригоршню снега, залепил его себе в лицо. Умывшись, Демьян опустился на корточки, вытирая мокрое лицо ладонями.
– Терпение. Ты можешь все испортить, – уже более спокойным голосом прошептал он.
Спустя минуту решительно поднялся и крутанул скип.
Белое облачко растаяло, и видящая стала свидетельницей говора.
– Юлий, ты слышишь?
– Демьян, ты? Неужели соизволил снизойти до меня, грешного?! – Ехидный голос чтеца не узнать было сложно.
– Ты еще в СС?
– Ну да, сейчас прочту одного буйного малого и буду свободен. Зовешь на ужин при свечах?
– Угу. В Вемовейское слетать не желаешь?
– Ух, какие козыри! В родное училище! Когда?
– Сейчас.
– Что?! Сейчас прям? Ночь почти на дворе. Ты с ума сошел?
– Как хочешь, я отправляюсь, только Сивуна возьму.
– Эй, погоди. Я с тобой.
– Тогда встречаемся в портальной через пятнадцать минут. Рысака не забудь. Успеешь?
– Угу, – ворчливое напоследок.
Глава 6
Именные вещи
Утро Тиса провела в храме и со слезой на глазах умилялась и вздыхала, наблюдая венчание Елизаветы и Сергея. Добрым знаком примирения в семье явилось неожиданное прибытие под конец церемонии Отрубиных-старших. Марья Станиславовна с упорством рассекающей волны ладьи за руку тянула Льва Леонидовича к алтарю. Благословение родителей молодые приняли, опустившись на колени и склонив головы. Так что на урок Тиса явилась вместе с Люсенькой в добром мечтательном настроении. Возможно, именно состояние души помогло ей на сей раз не волноваться и пройти до конца радужный щуп. Да, она нашла. Нашла по ключу хозяйку, что сдавала жилье Климентию Ложкину! Человека, которого ни разу в жизни не встречала.
Ее успех перерос в настоящее событие для Увлеченного клуба. Никогда бы Войнова не подумала, что за нее будут так рады. Все клубовцы, даже Клара, что процедила поздравление с ухмылочкой. Но особенно радовались учитель и старик Мо Ши. Когда она вышла из поиска и сообщила Климу точное описание внешности пожилой женщины, любительницы кошек, тот в порыве чувств схватил видящую за плечи, стремительно обнял и так же резко отстранился. Чем несколько смутил.
– Тиса Лазаровна! Вы не представляете, что это значит! Вы действительно настоящий «золотой искун»!
Зеленые глаза его будто искрились восторгом. И, кажется, здесь у ученицы порозовели щеки.
– Слава Единому! – выдохнул мужчина.
Заведующий школы одаренных, что заглянул по привычке в кабинет ассистента осведомиться об успехах видящей, разве только что не прыгал, вознося ей похвалу, жестикулировал, точно ветряная мельница, и как-то по-особенному, с благодарностью и гордостью смотрел на Климентия.
– Нужно закрепить успех! – воскликнул шуец. – Тебя, помнится, одолевали горожане, Клим. Пригласи их. Пусть девочка потренируется. Найдет этим доставалам их родственников. Давай имена, я отправлю посыльного по домам.
Тиса не успела осмыслить идею, как Мо Ши уже вылетел из кабинета с листком бумаги, в которой значились две фамилии.
Через полчаса она принимала первого посетителя в качестве видящей.
Пригладила волосы, сидя в кресле, расправила складки юбки. Не думала, что будет так волнующе. На стул напротив опустился мужик с кудлатой бородой. Щеки румяные, нос красный с мороза. Одет хорошо, похож на торговца средней руки. Потирая ладонями колени, смотрел с недоверием.
– Хм, тык… вы и вправду видящая?
Кивнула.
– О ком вы хотите узнать…
– Семен Ульянович, – подсказал Клим со своего наблюдательного пункта, то бишь кресла.
– Семен Ульянович, – повторила Тиса.
– Тык, дочка же. Родить должна была недели три назад. Далече живет, в Багряновцах. Письма все нет от ней. Женка места себе не находит. В шею уж толкает, езжай, говорит к дитю, чи что случилось.
– А как дочку зовут?
– Жнуся. Вот, велели ее вещь прихватить. Нате. Пяльца. Ее любимые.
Кольца из березовой древесины, светлые, гладкие и теплые. Тиса прикрыла глаза, знакомясь с именной вещью.
– Подойдут чи нет? – обеспокоился мужчина.
– Возможно. Вы сейчас помолчите, любезный, – вместо девушки ответил Ложкин с толикой важной строгости в голосе. – Видящей необходимо сосредоточиться на поиске вашей дочери.
– Тык, молчу, молчу.
Минут пять Войнова справлялась с отвлекающими ее посторонними мыслями и волнением, затем углубилась в себя. Дар впустил ее в свой туманный мир. Только бы не упустить то ощущение, когда в руках держала пяльца. Тепло, исходящее от них. Когда-то этого гладкого обруча касалась хозяйка. Ныне молодая женщина. Еще пятнадцать минут на то, чтобы у ног замерцал, разгораясь, радужный таинственный свет. И вот уже пред ней сияет дорога-радуга, что уходит вдаль и теряется во молочной мгле. Первый шаг по щупу, второй. Идти приятно – как в детстве летом босиком по дороге, ступая в мягкую пыль. Получится ли дойти? «Получится», – ответил внутренний голос, так похожий на голос одного вэйна. Как тогда на Жнуховой горке на конкурсе. Нужно поверить.
На семьдесят третьем шаге она погрузилась в видение. Просто радужная дорога в тумане исчезла, и видящая оказалась в теплой просторной избе, сидя на лавке. Пахло свежей сдобой. В печи потрескивал огонь. Пожилая женщина подошла к люльке и заглянула в нее.
– Гулюшки-гули, вот и заснули сынули.
– Да, наелся и в спячку снова, – хохотнула молодая мать.
Тиса отстранилась и увидела Жнусю. Длиннокосая девушка с гордостью глядела на младенца.
– Вон кулаки сжимает по-хозяйски, точно в деда пойдет. Верно, Семка?
– Когда эта метель прекратится? – рядом присела на лавку свекровь. – Дороги замело. Ни письма послать, ни в город съездить. Твои-то небось уж места не находят. На вот пирожок съешь.
Жнуся не отказалась и с аппетитом откусила от румяной выпечки.
– Как осядет снег, так и отпишем. Да и чего им переживать? И так понятно. Родила.
– Глупая ты, Жнуська. Вот поживешь с наше, поймешь, как за свое дитя не переживать.
Девушка хмыкнула.
Облетев еще раз комнату, Тиса выглянула в окно. Что ж, она все узнала, что хотела. Пора возвращаться.
– Родила благополучно ваша дочь, – ответила видящая, очнувшись от поиска. – Замело их там по самые крыши.
– Слава Единому!
– Сын у нее. Здоровенький, вашим именем назвали. Семен.
– Слава Единому! Внук! Я так и знал, что мужик будет, а Таська все: девка да девка! Семен Данилыч у нас! – Бородач поднялся со стула, чуть не смахнув рукавом чернильницу с письменного стола. Тиса не успела опомниться, как мужчина схватил ее руку в благодарности.
– Спасибо, дочка! Спасибо за добрую весточку! – затряс он хрупкую ладонь в своих лапищах. – Ух, как расскажу сейчас женке! Вот обрадуется-то!
Потом, словно вспомнив о важном, принялся рыться за пазухой.
– Возьми, красавица!
На свет явился кошель, звякнув монетами.
– Что вы, не надо, – настала очередь видящей подскочить. – Не надо. Мне было приятно вам помочь. Денег не нужно!
После тщетных попыток всучить кошель Семен Ульянович сдался.
– Ну дай Бог тебе здоровья, благодетельница! Пусть святая Пятерка тебе счастья выпросит у Единого.
Тиса улыбнулась. То, что нужно.
Мужчина вышел, и она переглянулась с учителем. С почином, как говорится.
Второй посетитель оказался бойкой торговкой лет сорока. Ее просьба была более приземленной. Она хотела знать, куда запропастился ее поставщик, что должен был доставить несколько бочек сбитня в харчевню. И снова видящей удалось найти пропавшего. На сей раз у него дома, где парень лежал с забинтованной ногой. Поскользнулся бедняга, теперь лечится… в основном сбитнем.
И в этот раз Войнова отказалась от благодарности в виде денег. Женщина попрощалась и ушла.
– И почему вы не желаете получать плату за свою работу? – спросил учитель. – Первый случай я могу объяснить. Прониклись, расчувствовались. Но эта деловая барыня вполне могла и заплатить.
– Не убеждайте, брать деньги не буду. Я же не работаю искуном. Эти люди помогают мне освоить дар.
Климентий потер пальцем висок, пристально глядя на упрямицу.
– Что мне с вами делать? – вздохнул он.
– Отпустить уже восвояси, – дружелюбно предложила Тиса. Поглядела на стрелки наручных часиков. Уже выходить пора. Обещала Поне, что сегодня поведет ее к себе в гости. Да еще в аптеку заскочить нужно, рассказать о вчерашнем видении. Белая башня на реке, похожей на холодец, могла заинтересовать и Агату Федоровну.
– Я провожу вас до ворот, – решил Клим, поднимаясь.
Очень было любезно со стороны учителя подать ей пальто.
Распрощавшись с Кларой и Строчкой – Люсенька сегодня так и не появилась в клубе, – Тиса вышла из общежития в сопровождении блондина.
Минуту шли молча, глядя на резвящуюся ребятню, что играли в снежки в школьном сквере. Войнова улыбалась. Сколько дней подряд судьба преподносит ей добрые события, удачи одну за другой. Словно сжалилась над ней и решила одарить бочкой меда сразу, не размениваясь на ложки. А ведь как действует! Еще немного, и она поверит, что счастье возможно. Вдруг эта полоса везения дойдет до того, что Демьян разочаруется в баронессе и поймет, что только ее любил и любит на самом деле. Вот так вмешательство в дела вэйноцеха неожиданно придало надежду. Тиса посмотрела в серую высь над головой. О небо!
– Дождь пошел, – голос учителя вывел ее из грез. – Знал бы, дал бы вам зонт из клуба.
И впрямь. С неба срывались уж не снежинки, а редкие холодные капли. Она и не замечала.
– Ничего, скоро закончится.
– Остается надеяться. Не заболейте, прошу. – Клим несмело коснулся края шарфа девушки и убрал руку. Мимо прошла пара преподавателей школы, бросая любопытные взгляды на Ложкина и его спутницу. – Вы бы плотнее обвязали шею. Вечно у вас вся душа нараспашку.
Тиса подтянула шарфик.
– Жду вас завтра. Мо Линич прав. Поиск по именной нужно закреплять практикой. А через неделю готовьтесь. Вашими новыми целями будут поиск нелюдей и ориентирование.
Войнова смотрела, как намокают светлые волосы учителя, а он все не собирался прощаться. В конце концов пришлось самой проявить инициативу и помахать ручкой.
* * *
Дождь действительно не собирался прекращаться и развез снежную кашу на дорогах города. Агата Федоровна через не хочу заставила помощницу, стоило той заявиться на порог, выпить чай с листьями смородины и малины. Отогреваясь, Тиса рассказала вэйне, что у нее получился сегодня поиск по именной вещи. Душа требовала поделиться.
– Да ты у нас птица высокого полета, ласточка! Поздравляю! – искренне похвалила ее колдунья и обняла. – Слышала, после освоения такого поиска дар вашего брата начинает развиваться быстрей прежнего. А Мо Ши, значит, тебе уже посетителей нагнал. Шустрый какой. Но будь осмотрительна с просителями. Люди разные бывают. Да и не особо рассказывай о себе.
Беспокойство Агаты умилило видящую. В благодарность захотелось потешить вэйну рассказом о странном видении. Мрачноватой сказкой – так оно воспринималось девушкой. Описать реку с мертвецами и белую башню на берегу. Правда, колдунья отчего-то не захотела дослушать, а снова заволновалась о ней.
– Больше не подглядывай за ними, – посоветовала она, забирая пустую чашку. – Это может быть опасным. Чую я, нечисто там дело. Какой же силы наклад должен быть, чтобы отводить глаза от целой башни! Песня та военная небось непроглядный полог снимает. Раз они так скрываются, люди могут быть нехорошие. Обещай, что больше не будешь их искать.
Тиса без препирательств согласилась. В конце концов, ее и саму не тянуло вернуться в то видение.
– Скажите, а говор возможен только между двумя вэйнами? Или один из говорящих на расстоянии может быть обычным человеком? – сменила она тему, решив потешить любопытство.
– Только между вэйнами. Смотрю, читаешь мою книжку.
– Угу. Мне вегда было странно, что дар к вэе у детей строго до пятнадцати лет способен проявиться, а чтобы позже – не было случая за историю.
– Такая у нас Пятая святая… К сожалению или к счастью, одаривает только юных.
– А вот у двух вэйнов рождаются вэйны. А если один в паре – обычный человек, то ребенок не будет одаренным?
– Глупости! – фыркнула Агата Федоровна. – Может быть, у вэйнов и больше шанс родить ребенка с даром. Но и в паре, допустим, обычной девушки и колдуна этих шансов предостаточно. Кстати, есть и частые исключения: у пары вэйнов могут родиться дети без дара либо со слабым, таких лишаками в нашем кругу кличут. Слово-то малоприятное, но уж прижилось. Еще есть случаи, что и у обычных людей без вэйнов в родословной появляется в семье одаренный малыш.
Позже, когда ехала в санях в приют, Войнова вспоминала разговор и не могла понять, с чего вдруг завела тему о вэйнах и их детях. Ведь и в голове такого вопроса ранее не держала.
Дети… От предвкушения скорой встречи с Поней в груди появилось тепло. «Наверняка опять птиц кормит, птичница моя», – вздохнула мысленно. Случай с Манилой и Косеславом стал прямым примером, что сироты в приюте могут оказаться не из-за бессоветной натуры родителей, а из-за сложившихся жизненных обстоятельств. А вдруг мать Пони тоже потеряла ее в детстве и теперь страдает? Что, если… Брошь! От внезапной идеи Тиса заерзала на скамье. Нянька Рая говорила, что когда заносила в корзинке Поню, то при ней была простая на вид брошка. Но ведь это именная вещь! Она может найти мать малышки по ней. Поню может забрать родная мать. И, конечно, заберет, стоит той взглянуть на это солнышко. Отчего-то последняя мысль не принесла радости, хотя должна была. Как бы там ни было, она сделает это ради ребенка.
Жорка остался ждать ее на козлах, а видящая вошла в ворота «Сердечного крова». Маленькая девочка, заметив ее издали, кинулась навстречу по дорожке от беседки. Тиса присела, чтобы обнять ребенка, поцеловала в щеку.
– Мы пойдем к тебе, да?! – Малышка запрыгала от радости.
– Конечно, я же обещала. Ты обедала?
– Ага. Нам сегодня давали масло сливешное! – восторженно поделилась Поня. – Целый вот такой кусмяк на хлебушек.
Ребенок руками показал размер с кочан капусты.
– Да что ты говоришь? Неужели? Вкусно было?
– Угу. Только у тебя все равно вкусней.
– Пошли, отпросим тебя у смотрительницы и поедем на санях кататься.
– Ура!
Они вошли в здание приюта. На пороге уже не стояла кадка с водой, хотя заплесневелый потолок парадной продолжал напоминать грозовую тучу. После сотворенской недели лохани убрали и капель прекратилась. Должно быть, до очередного праздника и богатых посетителей.
– Тиса Лазаровна! – Заметив вошедших, к ним подошла нянька Рая. На ловца и зверь бежит, как говорится.
Видящая поздоровалась.
– Да вот, покатаемся с Поней до вечера. Как тут поживаете?
– М-м, у нас тут это… Прямо не знаю… – Нянька будто потеряла дар речи.
– Что случилось? – всполошилась.
– Здрасте, Тиса Лазаровна! – Подбежала Настя, дочка прачки.
Только сейчас Войнова заметила, что на няньке новый халат, а Настя уже не в балахоне черном, а в добротном шерстяном платье стоит. На груди, гладью вышитые колокольчики-цветы. Удивленно отступила, оглядывая обновы на женщинах.
– Как вам? – Настя покрутилась, сияя глазами. – Оно такое мягкое! Вышивка моя, – с городостью добавила, любовно разглаживая платье на груди, – за вечер справилась.
– Ты стала настоящей красавицей, Настя, – похвалила видящая.
– Мамка тоже так сказала. – Девушка рассмеялась, затем прикрыла рот ладонью. – Стеша с Праскевой вчера тут всем вещи раздавали, – зашептала она. – Представляете? Даже сапоги мамке досталися! Красивенныя!
– Чудеса… – Тиса улыбнулась, не позволяя прорваться иронии в голосе.
– Ага!
– А шуба случайно никому не перепала?
– Эка вы хватили, – хихикнула Настя, – не, шуба никому. Это ж какая вещь дорогая! – Глаза девушки округлились.
«Значит, бобровую шубу все-таки прикарманили», – подумала Тиса о смотрительнице и ее пособнице. Ну ладно, хоть остальное раздали, и то хорошо.
Когда Настя убежала, Войнова похвалила обнову нянечки, а затем снова расспросила о броши.
– Да, была брошка. Из дерева некрашеного иль из кости, непонятно. Бледная такая.
Подробных описаний она не добилась. Оказалось, что Рая с молодых лет плохо видит.
– И куда делось украшение?
– Кто ж теперь ведает. Я снесла корзину Степаниде. Потом мне ребенка Праскева уж в одной пеленке отдала.
– А пеленка куда делась?
– Так давно износилась и в тряпки. Худая была.
Осталась надежда, что брошка все-таки найдется у Степаниды или Праскевы.
Смотрительница приняла Тису и без лишних слов взяла плату за прогулку с Поней. При сем имея вид, будто делала великое одолжение. Заметив, что девушка не спешит покинуть приемную, Степанида спросила приветливым голоском:
– Что-то еще, Тиса Лазаровна?
Припомнилось, как властно она распоряжалась при дележке в подвале. Зато как потом голосила с испугу при виде Манилы. Войнова прикрыла улыбку ладонью.
– Когда Полину подбросили в корзинке, при ней была брошка. Можно ли на нее взглянуть?
– Какая еще брошка? – удивилась Стеша. – Не помню никакой брошки.
– Но нянечка Рая сказала, что была. Светлых цветов. Деревянная или костяная.
– Если и была, Тиса Лазаровна, видать, сама Рая ее и взяла. У нее и спрашивайте. Я же не помню никакой броши. Праскева, ты помнишь, чтобы у Полины Средовой брошь была при приеме? – спросила смотрительница пособницу, появившуюся в приемной.
– Какая такая брошь? Не помню! – подпела Праскева.
– Я могу заплатить за нее. Сколько нужно?
Женщины переглянулись, и в какой-то момент показалось, что брошь найдется-таки. Однако Степанида насупила брови.
– Вы что же, нас во лжи уличить хотите, милочка? Мол, мы вас тут обманываем, деньги вымогаем?!
Разговор не задался. Тиса это уже поняла. Осталось только извиниться и под крики оскорбленных праведниц выйти за дверь. Уф. И чего взбеленились? Или это Манила на них так подействовала?
Тиса подошла к няньке Рае и забрала Поню. Несмотря на неудачу, душе стало свободно. Теперь можно отправляться. По дороге с шеи девушки слетел шарф. Пришлось просить Жорку остановиться и бежать поднимать его из грязной лужи. Пусть в жизни будут только такие неурядицы.
Во дворе видящую и девочку встретил Силач, радостно виляя хвостом. Поня принялась обниматься с псом, а Тиса оглянулась на неясный шум. Из-за угла дома выглядывал Устин. Заметив внимание к себе, мальчишка скрылся.
– Устин! – окликнула в пустой след. – Заходи в гости к нам!
Тишина. Как всегда, впрочем. Войнова открыла ключом флигель и пропустила вперед себя Поню. Девочка ногами стащила с себя сапожки и в носках потопала к пустой клетке. Все голуби уже были отправлены, и Тиса опять вспомнила, что так и не убрала клетку с глаз.
– Нету, – вздохнула малышка. – Улетели к твоему папе? – спросила то, что и так знала.
– Да. – Девушка помогла ей снять шубку. – Если хочешь птиц посмотреть, можем заглянуть в курятник хозяйский. – И, заметив воодушевление в глазах Пони, тут же добавила: – Только после того, как покушаем.
Отобедав, они действительно вышли во двор. Тиса выполоскала в ведре шарф и повесила на веревку. Затем сходили к курятнику, там Поня вдоволь насмотрелась на наседок. И покормила – для этого Гишка по просьбе постоялицы вынес из сарая ковш с просом. Пару раз Войнова замечала, как то тут, то там мелькала полосатая шапка Устина. Следил, но не показывался, упрямец. Ох, это ребячество. Снег оказался мокроват, чтобы лепить снеговиков, и снова заморосил дождик. У подсобок по дороге к флигелю встретили Алевтину, стоявшую в открытой двери сарайчика.
Увидев ее, Поня схватила видящую за руку.
– Ой, кто тут у нас? – Кадушкина заметила малышку рядом с постоялицей. – Тиса Лазаровна, это и есть ваша маленькая гостья? А я о тебе уже наслышана!
За несколько минут добродушная хозяйка расположила к себе ребенка, и Поня перестала жаться к Тисиному подолу и поздоровалась.
– Погоди-ка! У меня тут кое-что есть! Пойдемте со мной. – И Аля пригласила зайти в подсобку. Сруб внутри оказался сухим. Посреди стоял большой столярный стол, на котором громоздились вразброс доски, стружки, рубанок, стамески, деревянные заготовки ложек. Под окном свалены бревна. А вокруг было много довольно интересных деревянных изделий. Два стула с узорными резными спинками, однако косые из-за плохо скрепленных ножек. Кресло, основательное, тяжелое, похожее на трон, но без одного подлокотника и сиденья. Искусно выточенная деревянная фигурка филина опять-таки с изъяном – правое крыло осталось гладкой деревяшкой без резьбы. А на подоконнике Тиса увидела деревянный корабль – великолепно вырезанный, детально, но без мачты и парусов. Она наклонилась, рассматривая круглые окошки, мостик, даже маленький штурвал был.
– Какая замечательная работа!
– Это мой мастерил, пока с бутылкой не подружился, – усмехнулась неунывающая Алевтина. – С моря своего приезжал, садился резать. Видали ставни? Сам делал. Новые красивые были, даже соседи ходили смотреть. Всё жалел, что в отгулы времени все задумки закончить не хватает. А сейчас и моря нет, и рубанок пылится. Вчера опять надрался. Теперь отлеживает бока. Тьфу! Пылюка в нос лезет! Вот, котенок, держи. – Женщина протянула девочке большую свистульку в виде голубка. Лаком не покрыта, но и так была хороша поделка. Девочка тут же вцепилась в подарок. А Тиса от души поблагодарила хозяйку. Заметила за спиной Али, что в дверях появился Устин. Мальчишка посмотрел на свистульку в руках малышки, затем на парусник и нахмурился.
– Устин! Иди сюда, дружочек. – Алевтина обернулась, но тот и не подумал слушаться. Опять сбежал.
– Вот негодник! Никакого сладу с ним нет! – пожаловалась мать. – У других дети как дети, помогают. Мои же! Одна на гульках пропадает, дома не удержишь. Второй шкодит, только успевай уши драть!
Тиса с сочувствием погладила хозяйку по плечу.
– Хоть с постоялицей повезло, – пробурчала Алевтина.
Женщины посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Еще все образуется, вот посмотрите.
– Ваши бы слова да Богу в уши.
После прогулки Поня уснула на часок в обнимку с плюшевым медведем и новым свистком. Тиса укрыла ее одеялом и прилегла рядом. Послушала легкое дыхание ребенка, затем отправилась в короткие минутные видения уже по привычному кругу. Заглянула к Ричу и убедилась, что у того все хорошо. Мальчишка сидел в кругу сверстников и что-то оживленно рассказывал ребятам на своем родном языке. Еще на минутку к отцу, чтобы застать его на плацу в добром здравии. И к Агапу Фомичу – старик бинтовал костяшки рук рыжего Василя. Должно быть, парень с кем-то подрался. К Лисовой Ганне, которая с младшим сыном уже две недели гостила у родной тетки в Сеевке. Демьян… его она оставила на потом, опасаясь надолго оставлять малышку. Девушка взглянула на часы: скоро по договоренности должен был подъехать Жорка и отвезти их в приют.
* * *
В преддверии ночи, уже будучи одна во флигеле, Тиса выглянула в окно. И пожалела, что дом Соломиных снова стоит во мраке. Собиралась уже лечь, когда заметила на дороге две фигуры в белом. Знакомый холодок коснулся шеи. Призраки. Девушка держала за руку малыша лет четырех. Худенького, в штанишках и сорочке. Счастливая улыбка играла на детских губах. Манила посмотрела на Тису и подняла руку в прощальном жесте. Завороженная, та повторила это движение. Пара секунд, и привидения развеялись, словно с порывом ветра осыпались наземь белой крошкой. Поземка заструилась по дороге рваными лоскутами.
Войнова легла в постель, натянула на себя одеяло.
Выходит, Косеслав все же оставил этот мир.
Поиск Демьяна не потребовал и пары секунд.
Тиса попала в странную комнату. Круглую и абсолютно белую. Рядом оказался необычно молчаливый чтец. Сухощавая пожилая женщина, что сидела напротив в кресле, смотрела на Демьяна сквозь очки, стеклянные окуляры которых переливались цветами радуги. В ладонях она вертела оловянную ложку, старую, погнутую, в пятнах присохшей грязи.
– Долго вы в этот раз, Евдокия Леонтьевна, – сказал главвэй. – На просчет вероятностей ушла половина суток.
– Его сложно предсказать, Дема. Я не знаю, где он прячется, но это место его знатно укрывает, – повинилась женщина. – Нора, какой позавидуешь. Так просто не наткнуться. Но вам придется это сделать, опервэйны. Основных вероятностей семь, и три из них вам очень не понравятся. – Лицо ее помрачнело, принимая отстраненное выражение, словно предсказательница внезапно ослепла. – Вывожу свитки.
Белые стены комнаты будто ожили. Теперь на них крутились, сменяясь, картинки. Тиса отстранилась от вэйна. Демьян смотрел на эту круговерть, вылавливая цепким взглядом сцены. Безликие люди, разговоры, пассы руками, должно быть, что-то говорящие вэйнам о творимых накладах… Войнова вдруг осознала, что на одной картинке наблюдает нечто странное – открывшаяся с высоты заснеженная долина заливается ярким светом до самого горизонта, затем он гаснет, оставляя лишь черную выжженную землю. Следующий живой эпизод: воины в старых доспехах идут нестройным рядом, натыкаясь иногда друг на друга, будто полусонные.
– Видите сами, – усмехнулась женщина, – невеселое будущее. Панокия падет в один день. А там – скажу больше: если эта вероятность превратится в явь, то наша империя погрязнет в затяжной войне. Любезные соседи, близкие и далекие, тут же забудут о распрях меж собой и выступят против Лароссии едино. Император Горий будет свержен в девятом году.
– Это и есть две десятые вероятности, высмотренные дворцовыми прорицателями. – Демьян все еще продолжал рассматривать картинки. – Сдается мне, скоро эта цифра может подрасти.
– Ты же не позволишь этому случиться, да, Невзоров? – сиплым голосом произнес очухавшийся от шока чтец.
– У нас неплохие шансы, Юлий. Четыре против трех, что мы его найдем, верно, Евдокия Леонтьевна? Подскажете обязательные вехи? – Главвэйн не потерял самообладания совершенно.
– Да. Первая – мальчишка. Лет от семи до десяти, черноволос, шрам на плече крестом. Через него узнаешь место, где искать твоего Гранева. Только не упусти его.
– Есть еще?
– Вскоре ты получишь совет. Сущая околесица на слух, но выполни слово в слово.
– Спасибо.
– Не за что. Разберись с этим отступником, Дема. Не дай ему бед натворить.
– Да этот Гранев совсем сбрендил! – с опозданием возмутился чтец. – Полоумный мститель!
Картинки исчезли, и круглые стены помещения вновь приобрели белый цвет. И Евдокия поднялась, давая понять, что прием окончен. Юлий первым вышел в темный коридор, продолжая бурчать и жестикулировать. Демьян задержался и подступил к прорицательнице.
– Я бы хотел спросить… – глухо произнес главвэй. Взгляд мужчины на короткий миг стал болезненным.
– Знаю, – женщина поправила радужные очки на носу. – Ничего нового я тебе не скажу, Дема. Время все еще неподходящее. Любые слова ведут к заблуждениям. Вероятна потеря. Лучше подожди, как я говорила.
Мужчина плотно сжал губы, стараясь справиться с разочарованием. «Какое-то очередное важное дело, – подумала видящая. – Как он все успевает? Уму непостижимо».
Евдокия Леонтьевна положила маленькую сухощавую руку на плечо Невзорова.
– Иди. У тебя сейчас достаточно забот.
Демьян нагнал чтеца в длинном сумрачном проходе меж рядами стеллажей, уставленных вэйновской всячиной. Если бы Тиса не боялась пропустить разговор вэйнов, она бы еще полетала в этом необычном месте. Однако дольше задерживаться здесь Демьян не захотел. Дверь за друзьями захлопнулась. Тиса оценила прибитую к ней табличку, где мерцала надпись «Прорицательский отдел». В руку Невзорову уткнулся носом рысак, что ожидал хозяина у порога. Сменив пару коротких коридоров, они вышли на широкую открытую галерею с белокаменной ажурной аркадой, что тянулась по периметру внутреннего крытого двора вэйновского училища.
Закончив одаривать Войслава Гранева нелестными эпитетами, Юлий успокоился и перешел к вопросам.
– О каком мальчишке она говорила?
– Предстоит выяснить. – Главвэй поморщился.
– О чем вы там с Плетняк еще шушукались? – поинтересовался Жигаль, уловив настроение спутника.
– Уточнял кое-что.
– А я, кажется, догадываюсь. У-у, какие курсанточки, – промурлыкал чтец, отвлекшись на стайку встречных девушек. У каждой под воротничом ученического платья был повязан курсантский галстук в полоску. – Обожаю мысли таких юных. Они просто как бабочки на поляне. Яркие, наивные. Хм… или не совсем наивные.
Девушки прошли мимо, беззастенчиво глазея на незнакомцев.
– Ты понравился кучерявенькой.
– Угу, – невыразительно ответил Демьян и посмотрел на карманные часы.
– Слушай, а как у тебя с твоей Жар-птицей? Слышал, Горохов ворчал, что не смог тебя выстучать. Продолжаешь наведываться к ней?
Тиса, что до сего момента витала вокруг, приблизилась к Демьяну так близко, что различала черные крапины в серой радужке его глаз. Он ответил далеко не сразу: «Да». Тонкая игла ревности пронзила сердце видящей.
– И что?
Расстроенный взгляд в сторону красноречивее слов.
– Может быть, стоит наконец выяснить, что меж тобой и птичкой, а не слушать всякий…
– Оставь это решать мне, – оборвал чтеца Демьян.
– Ну как хочешь, – выставил раскрытые ладони Юлий.
Глава 7
Фреска
Поутру Тиса поняла, что у нее снова пропал шарф. И снова с веревки, где он сушился. Причем ни буйной метели, ни ветра этой ночью не наблюдалось. Подозрительное совпадение, как ни крути. Обошла двор. Тщетно. Пришлось снова повязать вокруг шеи летнюю шаль. Опасаясь опоздать на урок, спешно покинула флигель. «Надо бы потом спросить у Кадушкиных», – подумала она.
Индюк, как известно из поговорки, тоже думал. Кто же знал, что в этот день – да и в последующие четыре – она будет вертеться как белка в колесе меж аптекой, приютом и Увлеченным клубом. А о пропавшем шарфе станет вспоминать, лишь когда ветер в очередной раз особенно рьяно задует в шею.
Все потому, что ее под дверями клуба ждала целая очередь из жаждущих помощи видящей. Нежданная-негаданная для нее и, как оказалось, вполне ожидаемая для заведующего и его ассистента. Вот тебе и обещанная практика на уроках. И, кажется, Тиса была рада заняться стоящим делом. В аптеке с начала года она не утруждалась, а душа требовала выложиться в работе досуха.
С упрямством чиванского осла Войнова приняла семь просителей в этот день, по дюжине – в последующие дни. Денег принципиально не брала, как только ни пытались настойчиво их всучить. Достаточно было видеть благодарность на лицах людей. Усталость от поиска давала о себе знать головокружением, временной тошнотой и слабостью в ногах. Одно грело душу – дар подчинялся все лучше и лучше. Если бы не учитель, который внушал уверенность и делился своей несгибаемой волей, присутствуя рядом при каждом поиске, она бы не справилась. Сам Климентий тоже себя не жалел. В расчетах местонахождения кургана Гатчиты выявилась ошибка, и Ложкин снова взялся за колонки цифр. Бумаги на письменном столе множились час от часу. Клара и Строчка помогали наводить порядок, стойко вынося нашествие чужих людей. Виталий пожаловался Мо Линичу, и в коридоре появились лавки. Пара выговоров от Образцовой, и очередные стали вести себя относительно тихо. С Люсеньки многого не спрашивали. Та появлялась в клубе как солнышко – лучистая, счастливая до безобразия – и, как положено небесному светилу зимой, тут же пропадала… на свиданиях с «пирожком» или иначе – с Ильей Творожковым. Тиса была за нее рада.
* * *
На пятый день случилась невероятная передышка для всех. Войнова, как всегда, явилась вовремя к назначенному времени и не обнаружила у дверей ни одного очередного. Причина тому висела на стене в виде листка с надписью: «Видящая сегодня не принимает. Приходите завтра». Почерк Клары.
Клуб как никогда тонул в звенящей тишине. Тиса ступила в гостиную и огляделась. Тоже никого. Потянув дверь кабинета на себя, собиралась крикнуть «Есть ли кто живой?». Благо, не успела. Климентий Ложкин спал за письменным столом, уронив голову на сложенные перед собой руки. Войнова удивленно застыла на пороге. Светлые волосы учителя взъерошены, рубашка измята, под глазами серые тени пролегли.
– Посторонись, – недовольный шепот за спиной. Клара на цыпочках проскользнула в кабинет с пледом в руках и осторожно, чтобы не потревожить спящего, укрыла им плечи мужчины. Взгляд брюнетки на несколько секунд наполнился нежной заботой.
– Умотал себя, болван несносный, – несмотря на слова, тепло улыбнулась Клара.
– Он что, здесь ночевал?
Образцова не спешила отвечать. Прошествовала в гостиную, потеснив видящую, и закрыла дверь в кабинет.
– Всю ночь подсчеты сверял, – снизошла до пояснений Образцова. И подумав, добавила: – И с Мо Ши разругался.
– Серьезно? – не поверила Тиса, опуская с плеча сумку на диванчик.
– Привратница рассказала, что до полночи спорили, думала, дым из-под двери пойдет.
Девушка удивленно сморгнула, однако задавать вопросы не торопилась, надеясь на продолжение. И Клара действительно поделилась, будто нехотя. На самом деле – стараясь скрыть беспокойство.
– Заведующий чего-то от него требовал, а Клим отказывался.
– Думаешь, не помирились? – Войнова вдруг осознала, что впервые так свободно беседует с брюнеткой.
– Нашего старика не перешибешь, не гляди на рост, бараньего упрямства в нем на отару, – усмехнулась Образцова. – Климу пришлось переступить через себя. Я уверена.
– Не первый раз такое?
Брюнетка посмотрела прямо в глаза, затем отвела взгляд в сторону.
– Они понимают друг друга, и ладно, – проворчала она, спохватившись, что слишком разоткровенничалась, и отступила к опытной. – В общем, ваш сегодняшний урок отменяется по моему хотению. Костерить за это будешь?
Тиса отрицательно покачала головой и чуть улыбнулась.
– Спасибо скажу.
Кажется, губы собеседницы тоже дрогнули, однако Клара сдержала лицо.
– Тогда до завтра и… лучше замени это. – Она указала пальцем на свой подбородок.
– Голову, что ли? – позволила себе иронию Тиса.
– Шаль, – скривила губы Образцова. – Простынешь. Мне безразлично, а он рассчитывает на ваши уроки.
Под местоимением «он», конечно, подразумевался учитель. Видящая кивнула.
Впереди ее ждал свободный день, который она намеревалась провести с Поней. Да хотя бы снова побаловать девочку сладостями в пекарне Творожковых. И в театре кукольный спектакль несколько дней как играют, начало в полдень. Но прежде чем отдаться беззаботной прогулке, после клуба девушка направилась на рынок и, последовав совету Клары, приобрела новый шерстяной плат на шею.
* * *
К дому Кадушкиных в этот день она попала ранним вечером. На улице ребятня готовилась махаться в снежки. Какой-то мальчишка заглядывал в калитку с криком: «Устюк, ты скора?» «Иду!» – отозвался в ответ младший Кадушкин. Он сбежал с крыльца и вихрем пронесся мимо Тисы.
– Устин, ты шарф мой не видел? – вспомнила о пропаже Войнова.
Не ответил, хлопнул калиткой.
Девушка снова оглядела место пропажи – двор и провислые бельевые веревки – и сощурила глаза. Затем положила ладонь на часики. Памятованы работали не как видения, для воспоминаний прошлого не нужно было искать, где прилечь. Ты можешь стоять с открытыми глазами или закрыть их, а в голове в это время проносится отрезок из твоей прошлой жизни. Желаешь в подробностях – пожалуйста. Памятованы умели замедлять воспоминания. Даже то, что ранее видел краем глаза. Со стороны, правда, вид отрешенный приобретаешь. В этот раз Тиса решила припомнить тот день, когда она вывесила мокрый шарф. Капли с неба, снежная жижа под ногами, Поня и куры. И шапка Устина, мелькающая то тут, то там. На этом месте Тиса внимательно пригляделась. И точно! Замедлив увиденное в прошлом, поняла: шарфу помог исчезнуть мелкий вредитель. Устин сдернул его с бельевой веревки и сунул за пазуху. Затем пригнулся и пробежался к собачьей будке, туда его и забросил.
– Ну негодник! – возмутилась Войнова, отняв ладонь от часиков. Она повернула назад, но поздно – детвора уже унеслась дальше по дороге, и Устин с ними.
Но будка-то на месте. Тиса в нее и полезла. Нашарив рукой замерзшую лепешку, мало похожую на шарф, видящая потащила ее на себя. Однако Силач очень удивился вторжению в свой кров и подумал, что гостья решила его ограбить. Вцепился зубами в край «лепешки» и потянул на себя. В это время Никифоровна решила заглянуть к соседке и поспела на довольно странную сцену – постоялица, стоя на коленках пред будкой, перетягивала на себя какую-то неприглядную подстилку.
– Это мое! Отдай, – рычала девушка. Никифоровну она не видела, зато с возгласом узнавания заметила еще одну грязную тряпку в будке и с воинственным кличем вцепилась и в нее.
Наконец, завладев обеими подстилками, принялась очищать их от грязи и снега и тихо ругаться. Да-да, эта милая девушка знала пару фраз, достойных лексикона заправского солдата.
С опозданием она все-таки узрела соседку и поздоровалась, пряча за спиной отвоеванные у пса тряпки. Затем отползла бочком-бочком и сбежала во флигель.
Вечером едва узнаваемые вещи – шарф и пропавшую больше месяца назад пуховую косынку – Тиса выбросила в корзину с мусором.
* * *
Демьян стоял у окна, листая пухлую папку.
– И что еще накопали твои ребята? – поинтересовался Юлий. Он отщипнул от маковой плюшки кусочек и закинул его в рот.
– У Войслава в Панокийскую войну погибли трое сыновей вместе с семьями. В живых осталась одна внучка. Росла у родственников по материнской. Старик изредка ее навещал. Пятнадцать лет назад вышла замуж за наместного Глинского уезда и позже родила. Непонятно, как уговорил ее Войслав, но она отдала ему сына в двухлетнем возрасте. Назад не требовала, успокоилась, родив еще троих.
– Бедный пацан. Где он сейчас?
– Мальчишку суд сначала решил вернуть матери, но не смог. В судебных записях значится: восьмилетний Вемовей сам не захотел остаться с матерью, да и та не проявила настойчивости. В итоге опекуном мальчишки назначили Сельвестра Душнина, сына троюродного брата Войслава, которому после суда отошли титул и имение Граневых.
– В нагрузку с титулом и имением перепал и мальчишка?
– Вроде того. По описаниям – тринадцать лет, черноволос.
– Редкое, встречалось уже в семьях потомственных вэйнов. – Главвэй передернул плечами. – Надо проверить его.
– Сейчас? – с напускным ужасом спросил чтец.
– Пока нет, – с сожалением произнес Невзоров. – Завтра Скакун пришлет портал на побережье, тогда и отправимся. – Он отложил на стол папку и потянулся к чашке. Отхлебнул холодный кофе. Невыносимо горький.
Юлий с довольным урчанием схарчил остаток плюшки.
– Может, в полдень к шкалушу смотаемся? Он все на панокийское вино зазывает.
– Иди без меня, ты же знаешь: сейчас мне не до посиделок.
– А к красотке своей ты находишь время слетать, – обиженно протянул друг.
– Но ты же не красотка.
В кармане сюртука пальцы главвэя перекатывали стеклянный шар.
* * *
Иные поступки, которые кажутся разумными в один день, на другой могут показаться верхом самонадеянности.
Учитель не впечатлился добрым поступком Клары – дать ему выспаться после бессонных трудов. Мало того, Тисе досталось от него не меньше. Как только она на следующее утро появилась в клубе и на свою голову задержалась у опытной поздороваться с клубовцами, блондин предгрозовым вихрем влетел в гостиную, подхватил ученицу под локоть и без слов проводил в кабинет. Дверь закрыл. Впору кричать «Спасите!».
– Как вы могли, Тиса Лазаровна? – Глаза его искрились негодованием, а горячая ладонь крепко сжимала предплечье девушки, не позволяя отступить.
Видящая растерянно сморгнула.
– Как вы могли не разбудить меня вчера? Ладно, Образцову я понимаю, но вы же заинтересованное лицо. И где вас носило, спрашивается? Я у вас был в обед и не застал на месте.
– Вы приезжали ко мне домой? – Тиса рот открыла в удивлении.
Оказалось, для этого Климентий брал сани заведующего. Как неудобно-то вышло!
Несмелые доводы – что учитель выглядел уставшим, спал крепко, будить не хотелось – Ложкин отмел, как новая метла крошки. Осталось лишь повиниться.
Спустив пар, Клим таки успокоился и пригладил волосы. Велел присаживаться.
Какое-то время он молчал, постукивая по столу карандашом и глядя на карту, что висела на двери. Затем начал урок.
– Как я и говорил, теперь, когда вы уже освоили дар по именной и находите людей без особой сложности, перейдем к поиску нелюдей, а также будем настраивать вас на ориентирование. Знаете, для чего последнее?
– Чтобы я могла показать на карте империи точку, где искать пропавшего, – ответила ученица. После справедливого выговора она вела себя точно прилежная гимназистка.
– Пусть будет так. Я не силен в широкоохватном ориентировании, – вздохнул блондин. – Вам придется слушать себя и дар и снова взяться за шуйские мечтания. Покажите мне брошюрку.
Пока Тиса читала и запоминала указанные мечтания, блондин достал из ящика стола два предмета – колокольчик и кожаную перчатку – и положил их перед ней.
– Это ваши именные вещи на сегодня, – пояснил он. – Корова пропала из хлева, – указал на колокольчик, – молочная была, есть шанс, что не зарезали еще.
– А перчатка? – полюбопытствовала Войнова.
– Принадлежит оборотню.
– Какому?
– Вот вы мне и скажете, если найдете, – усмехнулся Клим, откидываясь на спинку стула и складывая руки в замок.
– Я никому этим вреда не причиню?
Обычный ее вопрос.
– Нет, – короткий ответ. Учитель отвел взгляд в окно. Чья-то тень мелькнула в проеме и растаяла.
– Начинать с мечтаний?
Блондин кивнул. Слабая улыбка на его губах успела растаять.
«Все же мы с Кларой сильно вывели его из доброго расположения духа вчерашним своеволием, – подумала Тиса. – А еще размолвка с заведующим школы».
Она послушно коснулась висков руками и закрыла глаза. И снова Клим не удовлетворился постановкой пальцев. Подошел, накрыл ладони девушки своими и указал точки на висках.
– Здесь, – сказал он, разглядывая лицо видящей иначе, чем обычно, словно изучая. Тиса даже смутилась. В зелени глаз учителя играли блики, а на самом дне крутился омут плохо усмиренных эмоций.
– Помните, как мечтать? – спросил он хрипло.
– Да, – прошептала. И почему вдруг сердце застучало сильнее?
Ученица опустила ресницы – в конце концов, этого от нее ждут. И точно. Горячие руки тут же перестали обжигать ее ладони.
Лучше бы Клим этого не делал. После такой помощи сосредоточиться на мечтаниях оказалось сложнее. Но все же получилось.
После мечтаний настал черед колокольчика. Видящая представила, как он качается на веревке, обхватывающей мощную шею животного. Радужный щуп строился медленно, очень медленно. Пройти по нему тоже оказалось нелегко, ноги слушались с трудом, будто шла она по реке с быстрым течением. Лишь на несколько секунд увидела мутную бесцветную картинку перед глазами и женскую фигуру, затем сорвалась, вернувшись сознанием в знакомый туман. Щупа уже не было.
С перчаткой оказалось и того хуже – видящая не смогла даже шага ступить по щупу.
Однако даже такая неудача воодушевила Климентия. Он на глазах повеселел.
– У вас все получится, Тиса Лазаровна, я верю в вас.
– С людьми как-то проще.
– Ничего. Поиск нелюдей тоже освоите.
После этого три часа Тиса принимала посетителей, нуждающихся в помощи искуна, и успела найти всех людей. Одна мать умудрилась потерять ребенка, пока заходила на ткацкую мануфактуру Фролова к сестре. Узнав от видящей, что мальчик нашелся и ждет ее у охранника в будке, женщина чуть не задушила Войнову в объятиях. Кажется, только в этот момент Тиса поняла, насколько Единый щедр, что одарил ее таким даром.
– Вы сейчас в приют к тому ребенку? – выказал Ложкин осведомленность, подавая ученице пальто. – К Поне?
– Да. – Улыбнулась, польщенная, что он запомнил имя девочки.
– Позволите мне отвезти вас туда? У меня в распоряжении сани заведующего. Я действительно в последние дни заработался, не помешала бы отвлеченная прогулка. Если возьмете в компанию такого зануду, как я, был бы весьма благодарен. Что скажете?
Неожиданный вопрос. Почему бы и нет?
– А Клара?..
– Очень сегодня занята, – закончил блондин.
«Или наказана», – мысленно добавила видящая.
* * *
Клим оказался довольно приятным собеседником, когда не пытался повсеместно учить. Во время прогулки в центре рассказывал забавные случаи из учительской практики. Поня вначале помалкивала, потом блондин предложил ей подержать вожжи на козлах, чем расположил девочку к себе. Около трех они подъехали к храму и застали службу по святому Небелу. После закрытия красного мостка люд еще не торопился расходиться, поздравляя друг друга с праздником. Тиса взяла Поню на руки. Они побывали у каждого образа из святой Пятерки. Девочка спрашивала, и Войнова вспоминала строки Святого писания. Клим тихо двигался позади них, сцепив руки за спиной и рассматривая большую фреску.
– Жаль, что она не дописана, – посетовала Тиса, заметив, куда смотрит учитель.
– Дописана, – возразил он. – Это гениальная фреска талантливого художника нашей школы одаренных, – добавил не без гордости.
– Не понимаю тогда, что гений хотел сказать этой безликой фигурой.
– Это фреска «Присутствие», Тиса Лазаровна. И я точно теперь знаю, что вы еще не поднимались туда. – Клим указал на балкончик под куполом храма. – Советую это сделать.
Глаза учителя азартно блеснули.
– И что нас там ждет?
– Сами увидите.
– Высоко… – Тиса оценила расположение балкона и обратилась к Поне: – Ну что, поднимемся, или уже хватит прогулок?
– Давай! – звонко воскликнула девчушка.
Видящая оглянулась. Ей показалось, что кого-то мог потревожить столь громкий ответ ребенка, но никто из прихожан укоризненно в их сторону не смотрел.
Деревянная узкая лестница вела вверх, почти под потолок храма, где уже толпилось несколько зевак. Они рассматривали фреску и переговаривались, делясь впечатлениями.
На последних ступенях, прежде чем шагнуть на балкон, Тиса спустила Поню с рук и выдохнула.
– Я бы понес ее сам, но, кажется, она мне еще не доверяет, – запоздало повинился Климентий.
– Ничего, своя ноша не тяжелая, – отозвалась Войнова. – Не отходи от меня никуда, пожалуйста, – попросила она малышку.
Девочка бесстрашно рассматривала зал храма сквозь балясины. Указала пальцем на людей.
– Какие они маленькие там!
Зеваки исчезли в боковом арочном проходе – судя по ступеням, тот вел еще выше. Климентий легонько подтолкнул Тису на середину балконной площадки. Девушка подняла глаза на фреску и пораженно остолбенела. Там, где должна была оказаться не дописанная художником человеческая фигура, она увидела… себя. Да-да, именно себя. Но и это еще не все. Весь пейзаж на заднем плане приобрел иное значение. Косяки птиц сложили собой форму изломанных бровей, дальняя опушка – всевидящих глаз, облака волнили седину волос, река и скалы перетекали в нос и губы. Камни, трава, животные под ногами Тисы теперь представляли собой сложенные в пригоршню ладони. Эти ладони держали ее. Единый глядел на нее, как на свечу в своих дланях, и в его глазах отражался огонек горящей души.
– Невероятно, – прошептала девушка, ощущая, как ветерок озарения проносится по ее коже, щекочет шею и треплет волосы.
Название этой фрески – «Присутствие». Присутствие Бога везде, в каждой птице, камне или дереве. Все что нас окружает, есть дыхание его. Он не бросит, не оставит, даже если мы сами готовы блукать с закрытыми глазами в вечной тьме, он всегда рядом, чтобы подставить ладони, когда мы будем падать.
– Безликая фигура по центру выполнена из увеличительного зеркала, – меж тем просвещал ее Клим. – Оно отражает образ тех, кто стоит на балконе. Конечно, без вэи здесь не обошлось, однако, говорят, использован лишь крохотный наклад…
Видящая завороженно стояла, не в силах оторвать взгляда от фрески, и слушала историческую справку о художнике в исполнении учителя, когда внутри вдруг все внезапно оборвалось: Поня! Тиса оглянулась – девочки на балконе не было. Вот тут ей показалось, что душа действительно умеет падать в пятки.
– Где она? – воскликнула, широко раскрыв глаза.
Клим мгновенно понял, о ком речь, и принялся озираться.
– Только что была здесь. Я уверен, всё с ней хорошо. Просто найдите ее даром, – посоветовал Ложкин.
Видящая тут же прикрыла веки, благо Клим подхватил ее за талию, не давая упасть.
Секунда, и она увидела малышку.
Поня нашлась на балконе, не на этом, а открытом дневному свету, уличном. Ветер царапал ее щеки и играл бахромой шарфа. И в данный момент девчонка забиралась на широкий каменный бортик, и это при такой высоте, что голова кругом!
– Гули-гули. Ешьте! – Ребенок нащупал жменю семечек в кармане.
Ну конечно, голуби! Она отправилась кормить птиц.
Очнувшись, видящая кинулась к арочному проему и поспешила по ступеням вверх. Узкий проход вывел на тот самый широкий каменный балкон, что огромным кольцом опоясывал центральный купол храма.
– Она здесь, залезла на бортик. Главное – не спугнуть!
– Разделимся, – предложил Клим.
Войновой досталось правое направление. Встречные горожане, пришедшие сюда, чтобы насладиться видом города с высоты птичьего полета, с недоумением поглядывали на взбалмошную девицу, несущуюся по балкону, точно за ней изнань гнался. И все же она нашла первой. Поня уже слезла с бортика и теперь просто ожидала, когда Тиса подойдет к ней. Ощутив невероятное облегчение, видящая присела перед девочкой на корточки, оглядела ее, затем порывисто обняла. Уткнулась носом в детское плечо.
– Никогда так больше не делай, – прошептала ребенку. – Ты могла упасть!
– Дядя тоже так сказал.
– Какой дядя?
– Вон тот, – указала пальчиком Поня, – он спустил меня вниз.
Слава Единому, нашелся добрый человек!
Тиса оглянулась. По балкону неспешной поступью прогуливалась знакомая ей пара – Матрена и Вениамин Голиковы.
– Так это наш сосед.
Подоспел Клим, она попросила его подождать вместе с девочкой, а сама догнала чету.
– Простите! Добрый день. Спасибо вам большое! – обратилась она к Вениамину. – Тут так высоко! Вы поступили благородно, что спустили ее. – Указала на малышку за своей спиной. – Еще раз спасибо.
Благодарно коснулась руки мужчины и откланялась, поскольку по раздувающемуся на глазах виду Матрены поняла, что стоит закруглиться с излияниями.
– Что это значит, Веня? – прорычала дородная супруга на ухо мужу, грозясь откусить сию ценную часть тела при неверном ответе.
– Клянусь, сам не понимаю, Матрушечка, – прокозлетонил Вениамин.
На этом прогулка завершилась. Поню на санях отвезли в приют и сдали на руки няньке Рае. Тиса собиралась было освободить учителя от своего общества, но Клим вызвался довезти ее до дома и не захотел слушать возражений. Так они и ехали вместе на козлах, в основном молча. Когда же лошадь встала перед домом Кадушкиных, Войнова благодарно улыбнулась.
– Спасибо, что составили компанию, Климентий Петрониевич.
– Клим. Без отчества, если позволите предложить. – Он смотрел ей в глаза.
– Тогда уж и вы меня по батюшке не величайте, – согласилась Тиса. – Спасибо, Клим. И за то, что катали на санях, и за раскрытие тайны фрески, и за помощь в поиске Пони. Я тогда переволновалась и растерялась бы, если б не вы.
– Не стоит благодарить. Вы ее сами нашли, я тут ни при чем.
Видящая с трудом не отвела взгляд. Все же необычно вот так находиться с учителем наедине не в кабинете, а здесь, у порога ее дома; воспринимать его уже не наставником, а мужчиной, который проводил после прогулки. Или это поздний вечер балуется с ее воображением, или она прочла в зеленых глазах интерес.
Войнова вздрогнула, когда рука учителя коснулась ее ладони.
– Знаете, я не жалею, что ввязался обучать вас, Тиса. Довольно приятно наблюдать, как раскрывается ваш дар и вы вместе с ним.
– Спасибо, – не нашлась сказать ничего иного. Ей показалось, что он сейчас назовет ее каким-то цветком и поцелует руку. Учитель? Ее руку? Невозможно. Он за два месяца при ней еще ни к одной женской ручке не прикладывался.
Клим обернулся и оглядел дорогу. А когда вновь посмотрел на девушку, произнес обычную фразу:
– Жду вас завтра на урок. Не опаздывайте.
С каким-то облегчением Тиса вытянула ладонь из его пальцев и распрощалась. Учитель развернул сани и уехал. Какое-то время девушка задумчиво смотрела на дорогу. Вокруг стояла тишина, небо светилось далекими звездами, и было бы темно, если бы не застланная снегом земля. Толстый кот Голиковых выбежал на дорогу; увидев ее, драпанул к дому. Войнова покрутила ладонь перед глазами, будто в первый раз видела. Мысль, что она может быть интересна учителю как женщина, приводила ее в замешательство. И чем дольше она думала над этим, тем больше понимала, что скорее всего ошиблась. Хорошо бы, если ошиблась.
Девушка исчезла за калиткой. Спустя пять минут пошел снег, белые хлопья бесшумно кружились, словно перья из небесной перины, и оседали наземь. В тот вечер в окнах дома Соломиных снова зажегся свет.
Глава 8
Веха и вепрь
Они задали петлю над побережьем и, перевалив через холм, снизились на заросшую кустами шиповника дорогу. Рысаки сложили крылья и последовали вслед за вэйнами.
– Мы вполне могли успеть заглянуть в харчевню до переправы, – обиженным тоном высказал чтец. – И зачем надо было грубить станционному портальному? Какая муха тебя ночью укусила, Невзоров?
– Ленивым не место на таком посту. Дай ему волю, он бы нас только к вечеру переправил, – отозвался главвэй. – А есть без меры вредно.
– Это ты вредный. Вот поел бы и подобрел, гляди. Слушай-ка… – протянул Юлий так, будто о чем-то вспомнил, – ты же вчера у ненаглядной красы своей был, так чего злой как изнань?
Демьян не ответил. Щелкнул вэйновской зажигалкой и закурил.
– А я говорил тебе, Невзоров, и еще раз повторю: взглядами сыт не будешь. Женщинам требуется ласка.
– Уймись, Юлий, – отмахнулся главвэй, выпустив клуб дымного пара изо рта.
Впереди живая изгородь расступилась, открывая взорам широкие деревянные ворота. Кованые петли изображали собой вгрызающихся в доски псов. Оставив древних за воротами, вэйны оказались в начале длинной аллеи, заросшей кустарником и скальными соснами. Узловатые, словно чешуйчатые стволы выгибались под разными углами, а то и закручивались витками, как шуйские драконы. В конце дорожки темным исполином спал давно требующий реставрации особняк. К нему вэйны и направили стопы.
– Еще увлечется кем другим, пока ты тут пашешь на благо империи и Вэйновия.
– Прости, дружище! Ляпнул сдуру. Больше ни слова о твоей Жар-птице. Клянусь. А наш пацаненок здесь живет, получается? Стариной веет от местечка.
На подходе к особняку на аллею выскочила свора пятнистых гончих и с лаем кинулась навстречу двум незваным гостям. Объявились двое служащих, перетаскивающих бочку. Они и разогнали собак.
– Доброе утро, уважаемые. Бог в помощь, – дружелюбно поздоровался Демьян, будто и не было только минутной вспышки. Сюртук простого кроя, что был на нем сегодня, не выдавал ни высокого положения, ни родословной хозяина. Скип тоже не светился, должно быть, благополучно прятался под длинной полой.
Служащие поздоровались в ответ.
– Не знаете, кто в округе дом сдает? Второй день объезжаем побережье. Жена у хозяина приболела, граф хочет супружницу к морю свезти.
– Так ниже имение есть, как их… Ластовских. Энти в обрат в город съехать хочут, – в охотку заговорили мужики. – Спросите их.
– Графиня коль переберется, то с чадами. Велела искать, чтоб соседи с детьми были. Без детей, говорит, не поеду. Десять и восемь лет, мальчишки. Есть у кого?
– Так энто к нашим баронам Душниным! – воскликнул тот, что постарше. – У них своих трое пацанов. А еще этот… подопечный.
– Не, с чернявым лучше не связываться добрым дитятям, еще худому научит, – возразил второй.
– А чего так? – поинтересовался Демьян.
– Так с деревенскими связался, вся деревня от проделок этих мелких упырей стонет. А чернявый ими верховодит.
– Так отстегать розгами по мягкому месту да дома под замок посадить ваш барон не пробовал?
– Стегали уже, да и запирали. Мало того, своей вэей его хлестал наш барон. Колдун он у нас, – с гордостью выдали мужики. – С мальчишки что с гуся вода. Нынче видел, как этот черт в деревню ускакал. И опять хозяйского Бурана забрал.
– Вот стервец какой!
– На лошади, что ль? – Демьян кивнул чтецу.
– Да. Любимый гнедой Сельвестра Ильича.
На этом главвэй споро свернул беседу, поблагодарив добрых людей. А через четверть часа вэйны уже входили в деревню Рыбиха, что ютилась у подножия холма близ моря.
Две улицы всего. Саманные домишки, соломенные крыши, сети и лодки в каждом дворе за низким плетеным тыном. И если в Оранске лежал снег, то на побережье его совсем не было видно. Разве что серое небо грозилось вылиться дождем из пузатых тяжелых облаков.
Ватагу ребятни вэйны заметили издали. Дети громко восхищались жеребцом, похлопывали его по гнедым бокам, гладили морду и совали ему в угощение сухари. Барский конь не чурался подношений и охотно жевал, взрыхляя копытами мокрый бурый песок.
– А вот и наш Вемовей, правнук Гранева, – сказал чтец, когда лошадь сдвинулась в сторону и открыла взгляду мальчишку лет одиннадцати на вид. Среднего роста. Черные волосы его не блестели, как у Рича, и не вились, а были прямыми, точно сосульки. Кожа паренька выделялась среди других излишней белизной. Однако при всей благородной бледности самодовольная ухмылка, что осветила лицо внука отступника при ответе на какой-то вопрос, выдавала его ершистый характер. Мальчишка кинул взгляд на незнакомцев, идущих по улице в их сторону, и с безразличным видом отвернулся.
– Он нас заметил, – произнес негромко чтец, – и опасается.
– Что значит – опасается? – спросил Демьян.
– А то, что придется ловить! – уже во весь голос воскликнул Юлий.
В этот момент тот, кого звали Вемовеем, взлетел в седло с проворством ласки и поддал в бока коню. Развернул его и понесся по улице прочь от парочки вэйнов. А ребятня будто по команде кинулась врассыпную.
– Уйдет, Дем! – Жигаль в азарте укусил кулак. – Я не успел прочесть как следует! Шустрый больно. Вроде есть у него какое-то место, куда может запрятаться надолго.
Невзоров молча сдернул с руки перчатку и свистнул, заложив в рот два пальца. Рысаки показались в небе лишь спустя долгую минуту. Демьян вскочил на Сивуна, когда тот пролетал низко над землей. Чтец замешкался. Впрочем, главвэй не стал его ждать, теряя время при этом, и понесся догонять черноволосого парнишку. Рысак забил широкими крыльями, и высота добавилась. Внизу быстро замелькали соломенные крыши и торчащие из них глиняные трубы, из которых тянулся дымок. Позади деревенская ребятня снова выскочила на дорогу, разинув рты, дети показывали пальцами в небо.
Внук Войслава был уже далеко. Мальчишка прижимался к гриве и великолепно держался на коне. Дорога, по которой уносил его гнедой, поднималась на холм, где пропадала среди сосновой чащи.
– Решил в салки поиграть, ну хорошо, только недолго, – миролюбиво прошептал под нос Демьян.
Ему оставалось совсем немного, и он бы нагнал мальчишку, даже не применив скипа, когда вдруг Вемовей резко повернул скакуна и направил его к старой сосне, что росла в стороне от дороги. У дерева пацан встал во весь рост на спину коня и залез в дупло руками, оглядываясь на летящего вэйна. Левой что-то сунул себе в карман безрукавки, а в правой оказалась палка. Нет. Видящая напрягла зрение. В руке мальчишка держал скип из черной древесины, отделанной серебром.
– А это уже интересно, – усмехнулся главвэй, и на его губах показалась улыбка. – Ты же еще не обрел дар. Или я ошибся?
Пацан снова уселся на коня и теперь направил его сквозь чащу. Недолго думая, главвэй заставил рысака снизиться и лететь над верхушками сосен, стараясь не упустить из вида мальчишку, скачущего впереди. Тиса не успела заметить, как Демьян вытащил из-под полы сюртука скип, зато увидела, как сорвался жгут вэи и устремился к беглецу, готовый перехватить его. Однако мальчишка в последний момент отбил луч своим оружием, при своем малом росте довольно ловко крутанув скип.
– Значит, дар еще не проснулся, зато использует скип с остаточным зарядом как отражатель, каков молодец, – с одобрением пробормотал Демьян. – Только это тебе не поможет.
И тут парень исчез. По лесу продолжал бежать конь, но седока на нем не оказалось. Демьян резко направил рысака на снижение. Новый белый луч из орехового древка расщепился на лету и все-таки достал животное. Опутанный нитями вэи конь заржал, встал на дыбы. Демьян соскочил со спины древнего и огляделся. Серые глаза обшаривали округу.
– Где он взял «хамелеон»? Так просто его не достать. Дедовы закрома или опекуна? – пробурчал вэйн себе под нос и громче добавил: – Я знаю, ты здесь, Вемовей. Хорошо бы, если бы сам показался, чтобы мы могли поговорить. Вреда не причиню, обещаю.
Пару минут главвэй ждал, потом вздохнул и поднял скип. Сияющая вэя вырвалась из древка и понеслась круговой волной.
– Ай! – послышался возглас.
Мальчишка – Тиса его увидела – был уже шагах в сорока и, похоже, доселе успешно продвигался прочь от этого места. Но потом его догнал вэйновский свет и будто хворостиной ударил по одному месту.
– Я же говорил, лучше бы сам. – Демьян приблизился.
Вемовей зло глядел на него исподлобья и не спешил завязывать знакомство.
– Чего трясешься-то? Не съем я тебя.
– Я трясусь?! – Чернявый чуть не подавился возмущением.
– Ну не я же! Откуда такой скип?
Мальчишка отвернул нос.
– Не ваше дело!
– Красивый. Черное дерево, серебро и камни какие-то.
– Это оникс, к вашему несведению, – сделав ударение на последнем слове, попытался съязвить драконов тезка. И у него бы получилось, кабы голос не дрожал.
– Дедов подарок?
– Выпытывать пришли о нем, да? А я ничего не знаю, зря столько силы на меня истратили, – усмехнулся наглец, щуря черные глаза.
Видящая же поразилась, насколько этот ребенок был уже взрослым по сравнению с Ричем. Он смотрел и разговаривал уже как пятнадцатилетний.
Над головой захлопали крылья.
– Долго ж тебя ждать, – бросил Демьян Юлию.
– Простите, к такой скорости не привык, – фыркнул тот, оправляя штанину. – Этот рысак – упрямец, как и ты.
Заметив скип в руках мальчишки, Жигаль удивленно присвистнул.
– Он одаренный?
– Пока нет.
– На ваше счастье, оперстражи, – прошипел Вемовей.
– Серьезный малыш.
– Да. Так говоришь, этот скип дал тебе дед, – продолжил спокойно главвэй.
– Я не говорил этого! – взвизгнул юнец.
Чтец же кивнул незаметно для мальчишки, но наглядно для Демьяна.
– Не спорю, нас интересует твой дедушка, – согласился главвэй. – Он несколько месяцев назад сбежал из острога, где сидел три года за преступление. Не заходил к тебе?
– Нет, но даже если бы заходил, то я не сказал бы вам! – Черноволосый сильнее сжал рукоять скипа.
Юлий снова моргнул.
– И ты не знаешь, куда он мог податься? Возможно, говорил тебе?
– Я сказал вам, что не видел его! Вы уши прочистите сначала.
– Но, может быть, он раньше называл какое-то место, куда собирался отправиться?
Пацан неожиданно расхохотался.
– Я не знал, что в ССВ работают такие глупые вэйны!
Юлий утвердительно кивнул на взгляд Демьяна.
– Последний вопрос: у тебя есть шрам на руке в виде креста?
– А это вам зачем? – искренне удивился Вемовей, перестав смеяться.
– Отлично, – кивнул главвэй, подзывая к себе Сивуна.
– Что отлично? – Подросток закусил нижнюю губу. – Постойте… – Бледное лицо его вдруг стало еще белей, а глаза расширились. – Вы переглядывались! – Он поднял указательный палец на Юлия. – Вы меня читали… Вы чтец?!
– Все же умный мальчишка, – вздохнул Демьян. – И где он? – уже не собираясь что-то скрывать, спросил он у друга.
– Источник близ Панокии, что на Студень-реке. Точно пацан сам не знает, да и Войслав не дурак был ему рассказывать. Этот шустрый малый дедов говор как-то подслушал. В сентябре Гранев заходил повидать внука, тогда и разговор был.
– Извини, малыш, но на кону стоят миллионы жизней, – с сочувствием произнес главвэй, видя в черных глазах мальчишки бурю эмоций. – Твой дед – отступник.
– Нет! Это вы поступили подло! Вы не стоите и ногтя моего деда! – зло крикнул Вемовей, следя за тем, как вэйны усаживаются на рысаков.
– Мы как-нибудь это переживем, – ответил Юлий, прежде чем взлететь.
* * *
Увидеть мир глазами дойной коровы получилось через два дня. Смотрелось немного по-иному, и тоже небогато на краски. Черно-белым, как у волков, его нельзя было назвать, но и цветным в полной мере, как у людей, тоже. Видящая обнаружила себя в хлеву. Сарай самый обычный, деревянный, сумрачный и одуряюще пахнущий сеном и навозом. Пришлось отстраниться и провести в нем четверть часа до начала дойки, поскольку вид подсобных построек ничего сказать Тисе не мог. А вот женщину, что появилась в хлеву с ведром, вполне можно описать. Что она и сделала, вернувшись в кабинет учителя.
– Ну что? Получилось найти животное, Тиса Лазаровна? – первым при выходе из видения она увидела заведующего школы одаренных. Старик шуец, должно быть, и дыхание затаил в ожидании ответа. И получив утвердительный, да еще с подробностями, пришел в буйный восторг.
– Тиса Лазаровна, благослови вас святая Пятерка! Вы меня радуете успехами все больше и больше! Корова нашлась! – крикнул он в приоткрытую дверь гостиной. – Стручков, зови этого, что в коридоре. Хозяина пропащей животины. Наша видящая ему расскажет, как воровка выглядит! Эх, девочка моя золотая, – старческие руки погладили девушку по голове, – жаль, вы еще не можете пальцем в карту ткнуть, где искать, но ничего! Все еще впереди! Верно, ассистент? – Мо Ши подмигнул Климу. – Какая у тебя ученица, Климка, и умница, и красавица, сам бы под венец повел, да годы не те.
Тиса прикрыла ладонью улыбку.
После того как хозяин коровы со словами благодарности покинул кабинет, шуец подвинул к Войновой перчатку.
– Теперь эту именную, Тиса Лазаровна. Давайте! Потрудитесь, порадуйте еще раз старика!
Но с перчаткой все было не столь удачно. С большим трудом удалось пройти половину радужного щупа, а потом снова сорвалась. Конечно, теперь она могла контролировать дар и не улетать к вэйну сознанием. Только желания с тех пор изменились. И Тиса позволила себе пять минут провести рядом с Демьяном.
Еще по утреннему видению она знала, что он вместе со своими людьми прибыл на Студень-реку, чтобы исследовать котлован. Тот самый, знакомый по видению Григория Мерзликина. И сейчас вэйн стоял на той площадке выступающей скалы, которую смело можно называть теменем головы дракона.
– Здесь ничего нет. – К Невзорову подошел Игнат Горохов.
Ветер задувал в лица мужчин, проглатывал звуки, но Демьян услышал и кивнул.
– Я тоже никого не чувствую, – развел руки в стороны Юлий. Его трудно было узнать в дохе и шапке-ушанке.
– Возможно, мальчишка обвел нас вокруг пальца или Гранев изменил место, – задумчиво произнес Демьян. – Или же он здесь, только хорошо прячется.
Игнат еще раз вскинул скип и рассеял зеленый свет перед собой шагов на сто вперед. Луч беспрепятственно пронесся в том месте, где по памяти Тисы должна была находиться та самая красивая ажурная белая башня. Ничего. Никакого препятствия. Зеленое сияние продержалось несколько секунд и померкло. Десяток подчиненных ждал решения главвэя, поглядывая на него. Здесь были и бородач Нестор, и рыжий Родион, знакомые видящей еще по незабвенным для нее событиям в Увеге. И узнаваемые уже лица участвующих в расследовании этого дела, примелькавшиеся ей за последний месяц в видениях.
Демьян обернулся.
– Еще раз все обходим здесь! Затем прочешем лес.
Опервэйны снова оживились и распределились по склону. Чтец подошел к Демьяну.
– Тут недалеко Ясноград. Там твое родовое имение, если не путаю. Не желаешь посетить родного дядю?
– Уволь от такой великой чести.
Продолжать тему главвэй не захотел.
* * *
Неудача с перчаткой немного погасила восторги Мо Ши, и шуец ушел, не забыв перед этим напомнить Климу, что тот обязан явиться к нему сразу после окончания занятий. Оставшись наедине с учителем, Тиса поняла, что не желает лишний раз смотреть ему в глаза. Старательно записала предписания на вечер, слушая тихий скрип пера. И порадовалась, когда урок завершился.
– Я провожу вас. – Ложкин вслед за ученицей надел свое пальто.
Девушка кивнула.
– Мне кажется, что вы чем-то озабочены, – заговорил он по дороге к воротам. – Если я могу чем-то помочь… хм. Знаете, вы всегда можете положиться на меня.
Тиса поблагодарила, заверив, что помощи не требуется.
– Жаль, – произнес Климентий.
Она все же посмотрела в зеленые глаза и прочла в них сожаление. И еще как будто вину… и желание что-то сказать…
Со стороны корпуса раздался протяжный звон, во двор высыпали школьники. И учитель попрощался.
* * *
Уже у себя во флигеле, уложив Поню спать на свою постель, Тиса села за письмо. Почему она раньше не написала его? Как только поняла, что не приворожена. Непонятно. Возможно, из-за болезненной гордости. Навязываться мужчине, когда он увлечен другой, тому, кого она сама так грубо от себя отвадила, стыдно. Однако сейчас, когда тоска по этому вэйну стала уже столь ощутимой и появился достаточно серьезный повод для письма, Войнова решилась. Если она расскажет о невидимой белой башне, то это уже не будет выглядеть так жалко, как мольба бывшей любимой женщины вернуться к ней.
«Светлого дня, Демьян», – начала она строчку и остановилась. Имеет ли она право сейчас называть его на «ты»? Нет. Кажется, она утратила такую привилегию.
«Светлого дня, Демьян Тимофеевич.
Очень надеюсь, что мое письмо найдет вас в добром здравии. Простите, коли отвлекаю сим посланием от серьезных дел, которые, несомненно, имеет главвэй спецстражи Вэйновия. Однако у меня есть что вам рассказать, а именно о скрытой от глаз белой башне на Студень-реке…»
И все же ей пришлось краснеть в том месте письма, где она признавалась, что наблюдала Демьяна через видения и знает, что в данный момент он разыскивает отступника.
Лишь в конце письма Тиса позволила себе вольность.
«Сим письмом я также хотела бы повиниться, что была к вам несправедлива, когда обвиняла вас в привороте. Я не приворожена, теперь это точно знаю. Не спрашивайте меня, каким образом, но это был верный способ узнать. И если те слова, что вы писали мне в письмах, еще в силе, то знайте, что двери моего дома открыты для вас, как и мое сердце».
Выведя адрес Демьяна, который вэйн не один раз вписывал в свои письма, Тиса отложила перо. Внутри груди гулко колотилось то самое пресловутое сердце.
А затем послышался стук в дверь.
Кто-то стоял на крылечке ее флигеля и ждал, чтобы ему открыли. Рассчитывать на такое было глупо, но в тот момент девушка подумала, что это Демьян. Пришел сам, не дождавшись ее письма.
Распахнув дверь, видящая обнаружила на пороге Клару и отступила, опустив руки.
– Что? Не меня ждала, да? – Брюнетка скривила губы и, видя, что Тиса замешкалась с ответом, добавила: – Хоть в дом пригласишь? Или мне так и мерзнуть на пороге?
– Проходи. – Запоздало удивилась гостье – виделись ведь несколько часов назад в клубе.
Образцова шагнула в маленькую прихожую и скинула с ног сапожки.
– М-да, невелико жилище.
– Мне хватает. – Тиса поставила чайник на очаг и кружкой налила воды из ведра. Душу не отпускало разочарование. – Присаживайся, – предложила она табурет гостье, а сама развернулась и прислонилась спиной к стене.
Брюнетка уселась. Какое-то время девушки молчали. Затем Клара раскрыла свою сумку и достала сложенную скатерть, льняную, почти белую. Вышитый гладью цветочный орнамент, ажурные кружева, вывязанные крючком. Красивая работа.
– Вот, мать просила тебе передать, – будто нехотя заговорила гостья. – Я долго несла. И наконец донесла.
– Зачем? – искренне удивилась Тиса.
– Подарок. Чего непонятного? – В раздражении Клара добавила: – Ты просто невыносима, Войнова. Я иногда не понимаю, что они все в тебе находят. Строчка, Мо Ши, Люська. И Клим туда же. Разве что хороводы вокруг тебя не водят.
Тут она вздохнула.
– Ладно. Извини, – буркнула и поднялась с табурета. – Бери подарок, и я пошла.
Она всучила скатерть девушке в руки и в самом деле уже собиралась уйти, когда из комнаты послышалось невнятное бормотание спящего ребенка. Клара обернулась и заглянула в комнату.
– Можно? – неожиданно для Тисы спросила она. – Я тихо.
И с позволения видящей прошла в комнату. Несколько минут они вдвоем наблюдали за спящей девочкой, стоя у кровати. И видящая вдруг осознала, что Образцова тоже хочет семью, детей, чтобы семья – как у других, полная чаша. «Какая же я была глупая, – подумала она. – Судьба под ноги положила счастье, а я его перешагнула».
– Какая хорошенькая, – прошептала Клара.
Вот так одна простая похвала Поне перевесила все прошлые обиды на эту злыдню.
Из кухни послышалось бурление в чайнике, и Тиса поспешила на кухню. Она не отпустит эту ехидную девицу, пока не напоит ее чаем с баранками. Авось подобреет.
Разлила по кружкам мятный чай и вернулась в комнату, чтобы позвать гостью в кухню. Та стояла у письменного стола и держала в руках запечатанное письмо. Ее письмо, только что написанное.
Заметив хозяйку, Клара обернулась. На ее лице сияла улыбка.
– Ты любишь его! – прошептала эта нахалка, тискающая чужие конверты.
– Кого? – спросила Тиса, но уже догадывалась, каков будет ответ.
– Этого вэйна! – фыркнула Образцова. – Ого. Он из знаменитой спецстражи.
– Положи конверт на место. – Войнова поманила ее к себе пальцем. Не хватало, чтобы ребенка разбудили.
А в кухне они договорили.
– И ты ждешь его, – с уверенностью произнесла Клара.
– Спасибо, что просветила, а то я не знала, о чем пишу, – сыронизировала видящая.
– Все же у тебя ни стыда ни совести нет, Войнова! – выдала вконец обнаглевшая гостья. Будто это она, Тиса, у нее дома в ее личной переписке рылась.
Клара хотела еще что-то сказать, но промолчала. Отхлебнула чай из чашки.
– Прости, что прочла твое письмо. Это… сложно.
– Понимаю, – сварливо прошептала видящая. – Сложно удержаться и не воспользоваться даром.
Было не по себе от того, что кто-то теперь знает ее тайну.
– Дурацкий никчемный дар, – скривила губы брюнетка, – только для глупых шпионских игр и годится. Не то что твой.
– Я свой тоже ненавидела раньше. – Тиса подвинула к Кларе вязанку с бубликами. Гостеприимство у нас в крови.
– Ты? Но почему?!
Странное дело, но этой ехидне легко поведала то, что даже от Люси скрывала. Потерю матери, ненависть к вэйнам, желание извести в себе дар. Только о Демьяне умолчала.
– Ну ты и балда, видящая, – покачала головой Клара. – Такой дар, и так наплевательски к нему относиться. Сейчас тебе хоть Клим мозги вправил. Поняла уже, от чего отказывалась. Да и Люся обрела силу в своем. Мне с даром не повезло. Глупая способность читать закрытые книги. Кому она нужна? – невесело усмехнулась она.
– Возможно, ты как одаренная еще найдешь свое место.
– Угу. За печкой сверчком. – Скривила губы и отставила пустую кружку. – Ладно, мне пора.
– Спасибо матери передай за скатерть, – спохватилась Тиса.
– Передам. Это ее любимая. Она у меня ткачихой была знатной. На фабрике фроловской работала. Ткала и вышивала сама, пока отец не ушел к другой. – Образцова с излишним рвением натянула сапог на ногу. Затем на вторую. – В общем, мать тебе благодарна, что ты ее от полыньи спасла. Да и я… тоже. Бывай. – На этом гостья выскочила за порог на крыльцо.
Тиса закрыла дверь. Странный визит получился. Но одно хорошо: кажется, Клара сменила гнев на милость.
После сна Поня захотела выйти на улицу лепить снеговика. Тем и занимались вместе следующие полчаса. Устин не показывался. С того раза, как постоялица пыталась с ним заговорить о его проделках с шарфами, мальчишка, видимо, решил не испытывать судьбу и временно затаился. На голову снежной бабе надели ведро, вкрутили камешки вместо глаз и вставили ветку-рот. Поня затребовала морковь. Однако ее не нашлось, и носом послужила мелкая картофелина.
– Здрасте! – с кем-то поздоровалась девчушка, и Войнова оглянулась. Тяжелой раскачивающейся походкой мимо них прошел Тарас. В одной тельняшке и штанах по морозу. Небритый, нечесаный. Естественно, не ответил.
– Он плохо слышит, Поня, – оправдала она угрюмое поведение хозяина.
– Почему?
– Уши болят.
– Почему?
– Шапку теплую в мороз не носил.
Девочка растерянно и с детским сочувствием посмотрела вослед мужчине.
* * *
Вечером, препроводив ребенка в приют, Тиса решила отказаться от саней и пройтись пешком. И так достаточно накаталась за последние седмицы. Тело требовало ходьбы. Сделав немалый крюк, видящая вышла к почте. Однако опоздала – та оказалась закрытой. Значит, письмо придется занести завтра до урока.
К знакомому мосту подходила в одиночестве. И, как всегда, не удержалась: остановилась и осмотрела темную закованную льдом Патву. Звезды сегодня не украшали небосвод, тишина окутывала речную долину. Куда там разглядеть кабанью стаю. Но Войнова все стояла и смотрела вдаль, во тьму, где небо сливалось с землей. Под ветром скрипел единственный тусклый фонарь. Когда стали замерзать ноги в ботинках, Тиса отстранилась от каменного парапета. И замерла. На брусчатке моста в тусклом круге света стояло существо, от вида которого на теле девушки мгновенно встали волосы дыбом.
Огромный широкогрудый вепрь в горбатой холке доставал ей до плеча. Но нет, кабанов она достаточно встречала в лесу, чтобы понять, что это животное отличается. Тело, точно высеченное из камня, было бугристым и слабо бликовало от света фонаря, как вымазанная в глине чешуя. В раскрытой хищной пасти виднелись черные гнилые клыки – величины такой, что волки обзавидовались бы. И самое странное – глаза. Их просто не было. Животное было слепо. Однако стоило сделать шаг назад, как зверь поднял пятак и как бы принюхался. Но не выказав интереса к женщине на мосту, затеребил когтистой передней конечностью. Только сейчас Войнова разглядела под этой лапой тушку дохлой кошки. Зверь покатал добычу по брусчатке, вываляв ее в грязном снегу, потом подхватил клыками. От немилосердного зрелища Тису передернуло, она попятилась. Прочь от этого места! И когда уже отошла шагов на двадцать от вепря, тот развернулся и неслышно потрусил дальше, затем черным призраком перемахнул через парапет, под мост. И исчез.
Девушка поспешила домой, мысленно ужасаясь тому, что она преспокойно гуляла по этим окрестностям с Поней, в то время как поблизости шныряло это жуткое существо. Что это было? Какой зверь? Слава Единому, что не напал. Оказавшись во флигеле, Тиса измерила свою комнату шагами вдоль и поперек. Пару раз использовала памятованы, чтобы еще раз убедиться, что все это ей не приснилось. Проворочалась с бока на бок, сожалея, что рядом нет Демьяна, чтобы спросить у него. Он вэйн и по части чудовищ сведущ, как никто другой. К утру Тиса поняла, что готова бежать к Агате Федоровне за разъяснениями. Еще успеть бы письмо отправить до начала урока.
Собираясь выходить, во дворе постоялица столкнулась с Алевтиной Кадушкиной.
– Мне Гишка сказал давеча, вы поговорить со мной хотели? Если Устин опять вам напакостил, выпорю засранца, сидеть не сможет, – не церемонясь, высказала женщина, поправляя корзину с выпечкой.
Войнова припомнила, что как раз на проделки мальчишки и хотела пожаловаться, однако за несколько дней уже успела остыть и передумать.
– Хотела лохань попросить, но уже и без нее справилась, – отмахнулась, отступая к калитке. – Извините, тороплюсь на почту. В котором часу она открывается?
– Так с осьми поди.
Чтобы успеть и к Агате, и на почту, придется проситься в проезжие сани.
– А вам что? Письмо отправить надо или посылку?
– Письмо, – закусив губу, призналась Тиса.
– Так если спешите, можете мне отдать. Я как раз там у Добровольских буду рядом, зайду да отдам.
– А это вас не затруднит?
Кадушкина заверила, что нисколько, и видящая после некоторого колебания отдала конверт и копейку за почтовую услугу.
– Только, пожалуйста, не забудьте. Хорошо? Мне очень важно именно сегодня его отправить.
– Ни в коем разе не забуду, будьте покойны. – Алевтина спрятала бумагу за пазуху кроличьего тулупа.
Мост Тиса переходила с опаской, поглядывая по сторонам. Но речная долина будто специально сегодня выглядела умиротворяющей. Снежная равнина, ясное небо и ослепительное солнце. При таком ярком свете вчерашнее приключение казалось дурной шуткой воображения.
Агата Федоровна нашлась за прилавком аптеки. Пришлось подождать четверть часа, пока не проредятся посетители и она не освободится, чтобы поговорить с помощницей. Сумбурно описав вчерашнего зверя, Войнова ждала, что скажет вэйна.
– Очень мне это не нравится, ласточка, – нахмурилась та. – Пожалуй, я съезжу туда. Какой мост, говоришь?
Тиса описала место.
– Попробую прослушать фон, – неуверенно произнесла колдунья. – Может быть, это игрушка какого-то вэйна либо оборотень.
– Точно. Я слышала, что военные ищут оборотней, – вспомнила девушка.
– Так вот, значит, из-за каких мошенников тут Кречетов на уши поднял все гарнизоны, – хмыкнула вэйна.
– Только там говорилось о двух, а тут целая стая. И еще этих кабанов не все видят. Моя соседка, во всяком случае, не смогла их высмотреть в поле, тогда как я их наблюдала.
– Вот как? Может, это призрак какого-то древнего, – продолжила строить предположения Агата. – Постой, ласточка. Но если это оборотень, ты можешь увидеть его даром, я права?
И как она сама не догадалась?! Тиса кивнула и вскоре оказалась на диванчике колдуньи. Закрыла глаза и попыталась увидеть кабана. Однако дар повел себя совершенно неожиданно. Он будто не понимал, чего от него требуют. А затем вдруг туман почернел и стал похож на трубный дым, черный и, к сожалению, бестолковый.
– Я не смогла его найти, – разочарованно протянула видящая, вернувшись в гостиную.
– Жаль. Что ж, в любом случае надо написать в вэйностражу Белограда. Поехали-ка в благочинную управу.
Здание городской управы выглядело длинной двухэтажной казармой, огороженной решетчатым забором. При входе с тыльной стороны здания под козырьком висел желтый герб благочиния: поверх скрещенных саблей и пик – щит, на котором черный орел душил в когтях желтую змею.
В этом серьезном заведении к рассказу Тисы о чудовищном кабане отнеслись с недоверием и скепсисом. Заявление принял немолодой чиновник в очках и парике, что белым блином покрывал его макушку. Войнова сильно подозревала, что плешивую. Он же и обещал, что после одобрения заявления начальником управы Петром Окоповичем оно отбудет в Белоградскую вэйностражу.
– Но вы же отправите отряд к мосту, верно? Чтобы они проверили перелески у реки, – спросила Тиса и получила в ответ слегка сомнительное:
– Мы примем меры, соответствующие возможной угрозе, барышня.
– Важнее, чтобы вы отправили заявку в Белоград, – с толикой раздражения в голосе произнесла Агата Федоровна.
– Я уже объяснил вам, уважаемая вэйна, что сначала заявление должен одобрить…
– Кречетов, – закончила за него колдунья. – И когда, позвольте спросить, ваш начальник его рассмотрит?
– В самое ближайшее время.
Уже будучи на улице, Агата Федоровна искренне посетовала:
– Жаль, слаба я для боевой вэи. Иногда так и хочется вдарить промеж глаз этим бумажным волокитчикам. Сама постараюсь до отъезда просмотреть этот мост.
– Какого отъезда? Вы уезжаете?
– Нескоро, через полторы седмицы.
Видящая не стала расспрашивать, но вэйна и сама продолжила:
– Брат к себе зовет в Радыжинск погостить. Именины у него, восемьдесят стукнуло. Я, быть может, еще подумала бы, ехать или нет, но племянник настаивает.
– Но до Радыженской губернии так…
– Далеко, я знаю, ласточка. Ни за что бы не поехала, да племяш портал купил до Бронеславска. Потратился изрядно. Оттуда три дня на санях, и на месте. Так что за аптекой Пантелеймон присмотрит.
Жорка по велению Агаты довез Тису до кованых ворот с крылатой старухой Евсифоной. И в Увлеченный клуб она почти не опоздала. Торопливо шагая по школьному скверу, раздумывала, стоит ли говорить о кабане клубовцам, и пришла к решению, что стоит. Насколько опасна эта тварь, неизвестно, поэтому лучше пусть остерегутся гулять в одиночку по безлюдным окраинам.
На лавках у входа в клуб видящую поджидали посетители. С каждым днем новых нуждающихся в ее даре становилось все больше и больше. Поздоровавшись и пообещав принять всех сегодня, Тиса скрылась в клубе.
Нынче все его завсегдатаи оказались в сборе, включая даже пропадающую в последние дни Люсеньку и Мо Ши.
И хорошо, что они все здесь.
Больше всего впечатлился от образа кабана Строчка. Только неправильно как-то: вместо того, чтобы обеспокоиться, готов был бежать к мосту, чтобы поглазеть на невиданное существо.
– Какого, г-говорите, оно роста, Тиса Лазаровна? По плечо? Ого! Да это целый изнань!
– Какой ужас! – Люсенька обхватила щеки ладонями.
– Вряд ли это изнань, – учитель перевел взгляд на заведующего. – Оборотень или вэйновские проделки…
– Или привидение, – предположил Мо Ши. – Вы же видите призраков, как наша Люсенька.
– То же самое сказала Агата Федоровна. Увы, даром я этого зверя не увидела, – вздохнула она, чуть виновато посмотрев на Климентия.
Клара же криво улыбнулась в своей ироничной манере, затем шепнула на ухо:
– Ты точно никаких снадобий не пила на досуге? Может, то обычный кабан был. Или блудный пес.
– В том-то и дело, что нет.
После недолгих рассуждений остановились на том, что вскоре приедет белоградская вэйностража, и пусть она сама и разбирается.
Однако Мо Ши настоял на том, чтобы учитель ежедневно провожал Тису домой на школьных санях.
– Даже слушать ничего не желаю, Тиса Лазаровна! – восклицал шуец супротив ее возражений. – Клим повозит вас вечерами до дома. Последний зимний месяц, пока дни не удлинятся да белоградские вэйны не разберутся с этим чудовищем. Не пререкайтесь, прошу, в память о вашей бабушке я обязан побеспокоиться о ее внучке.
В конце концов Тиса растерянно посмотрела на Клима.
– Это разумное предложение, – кивнул тот. В зеленые глазах не мелькнуло ни тени сомнения. А ведь она изрядно стеснит его.
Строчка и Люся также поддержали идею Мо Ши. Даже Клара не сказала ни слова против, хотя видящая ждала от нее поддержки. Брюнетка закусила губу и опустила взгляд на свои сцепленные в замок ладони. Молчала.
Тиса сдалась, после чего Ложкин увлек ее в кабинет. Урок уже полчаса как должен был начаться, а они, видите ли, прохлаждаются за светской беседой!
После шуйских мечтаний перед видящей снова оказалась пресловутая рваная на пальцах перчатка. И снова промах. Поиск оборотня не поддавался. Никак. Щуп строился с огромным трудом, лишь три шага получилось сделать по нему, затем ноги увязли. Словно в трясину попала, как тогда на болоте с Демьяном, когда он представлялся юнцом-шкалушем. Снова захотелось забыться видением, оказаться рядом с вэйном, но сегодня Войнова себе этого не позволила. Впереди много работы с ожидающим за дверями людом, надо бы всех принять да еще в приют успеть.
Закончив с перчаткой, Тиса переключилась на поиск людей.
Итак, на сегодня пятнадцать человек. Шестеро приехали из близлежащих селений. И видящая, не жалея сил, приняла почти всех. Лишь двоих, усмотрев в их желаниях неблаговидные намерения, отправила восвояси: свекровь, которая за невесткой проследить вознамерилась, и шального нрава мужика, что хотел вызнать, где «старый скряга» ларь со сбережением держит. «Скрягой» он называл собственного отца.
– Никакая она не видящая! Она обманщица и хамка! Выставить меня за дверь, как какую-то служку! – Сварливая барыня не желала так просто уходить. Слава Единому, Клара быстро вывела ее за порог и там отчитала, как гимназистку.
– Это трудно. – Тиса устало взглянула на Клима.
– Знаю. С вашим обостренным чувством справедливости так и будет, – ответил учитель.
Он не спешил приглашать очередного посетителя.
– Но я не желаю участвовать в сих авантюрах. Не желаю, чтобы мой дар привел к чьему-либо несчастью.
– Но ведь воровку коровы вы нашли. Вряд ли ей от этого счастья прибавилось.
– То воровство. А тут одна хочет невестку из дома выжить, а второй – отца обокрасть. Нет уж, увольте.
– А если бы, допустим, у такого человека, как Аристарх Фролов, украли что-то, вы бы стали искать?
– Ни за что, – тряхнула локонами Тиса, сама подивившись жесткой уверенности в своем голосе, – пусть этот богатей купит себе другую видящую. У него денег много. Не обеднеет. Я же хочу помочь обычным людям.
– Я так и думал, что вы это скажете.
– Значит, вы меня уже хорошо узнали.
Войнова думала, что на эти слова учитель отпустит какую-то шутку, однако Ложкин лишь задумчиво смотрел на нее, подперев щеку кулаком. С того вечера, когда ей привиделся интерес учителя, Тиса так и не находила прямого подтверждения своим догадкам. Да, вниманием ее Клим не обделял, но было ли что за ним? Скорее нет, либо ей так хотелось думать. Впрочем, девушка долго над этим не размышляла, ее волновали более насущные дела. Как, например, скорая встреча с Поней, отправила ли Алевтина письмо, как обещала, или долгожданный говор с Ганной. Лисова уже должна была вернуться из Сеевки домой и наверняка была полна новостей. И, что кривить душой, Тиса ждала, что подруга зачитает ей очередное письмо от Демьяна. Надеялась на это и одновременно боялась, что в нем вэйн прямо отпишет, что влюблен в другую. И все надежды рухнут в одночасье. Какая же она все-таки беспросветно глупая ворона.
После урока в клубе случилось чаепитие, которое устроила Люся, угостив всех великолепным тортом с кремово-вишневой начинкой. «Илья так и сказал, чтобы я отнесла его вам, моим друзьям!» – щебетала Перышкина, хлопоча у столика в гостиной. Всякий раз при упоминании Творожкова щеки девушки румянились, а глаза сияли. Клара перестала придираться к ее избраннику и с удовольствием съела свой кусок. Даже Клим чуть позже присоединился к чаепитию. За шутками и беседой незаметно пролетел еще час. О кабане припоминал разве что неугомонный Строчка.
Глава 9
Родственные узы
Похожие один на другой, минули дни. Ни в поиске по именной перчатке, которую с упорством ставил ей в задание Клим, ни в «кабаньем» деле не наметилось никаких подвижек. Агата Федоровна три раза съездила на тот мост, два раза – вместе с Тисой. «Желток» колдуньи в вечерних сумерках светился как солнышко, но вэйна так ничего и не почувствовала.
– Возможно, кто-то хорошо прячет следы. Либо я слаба для их определения. Или существо в самом деле лишь призрак.
– Который затаился, – согласилась видящая.
Вечерами, когда, Клим на санях провозил ее через мост, во все глаза смотрела в густые сумерки, но так больше ни разу и не увидела кабанов. Тьфу-тьфу.
С каждым днем Тиса все чаще думала о своем письме. Алевтина божилась, что отправила его, значит, осталось лишь ждать. Перед сном она представляла лицо вэйна, как он раскрывает ее послание и читает последние строки. Затем его осеняет, что только их чувства друг к другу самые искренние и взаимные, а все остальное – напускная шелуха. Да. Жалкая надежда. Но, судя по тому, что она давно не видела рядом с Демьяном Разумовскую, не самая тщетная.
А еще с сожалением вспоминала те мокрые белые лохмотья в чернильных разводах, которые при говоре показала ей Ганна. Два письма от Демьяна. Целых два! И оба вымокли в снегу до состояния нечитаемости! Лишь жалкие обрывки предложений. Только они мало что говорили ей.
«…поэтому я вынужден так поступить… Надеюсь, что это объяснение… до весны нет возможности… чувства не останутся…»
Слов не было. Разве у владельца вэйноцеха не должна быть непромокаемая бумага или неразмываемые чернила? И что за беспечность проявил Симон Лисов, оставив конверты мокнуть под снегом?
Сегодня Тиса снова прошла всего лишь пять шагов по щупу. Невелико продвижение.
Ее неудача Клима особо не расстраивала, в отличие от шуйца, который просто душой болел за успехи видящей. Ложкин начал вводить основы ориентирования и для этого принес сегодня карту, но не простую, а с накладом. Как потом оказалось, заведующий предоставил собственную дорогую вещь для ее обучения. Видящая только взглянула и пропала в ней с головой на целый час. Карта была невероятной!
– Она живая! Как карта погодника, только маленькая, – прошептала девушка, через лупу разглядывая леса, реки, дороги и города. Все выпуклое, объемное, яркое, с всплывающими названиями, которые при желании можно было пальцем сдвинуть в сторону.
– А вы видели карту погодника? – поинтересовался Клим, подвигая ближе стул и присаживаясь рядом с ученицей.
– Да. В вэйновской башне, на своде потолка.
– Я гляжу, вы и у себя в Увеге были тесно знакомы с колдовской братией. – В мужском голосе зазвучали едва различимые нотки ревностного неодобрения.
– Наверное, можно и так сказать. – Тиса не отрывала глаз от карты. – Оранск! Смотрите! Тут по улицам даже коляски едут и горожане ходят, – восхитилась она.
Клим склонился над картой, почти касаясь щекой волос девушки.
– Найдите нашу школу.
– Вот она, – рассмеялась, указывая пальцем. Удивительная карта позволяла приближать и удалять кукольную школу.
– Теперь покажите Белоград. Увег. Крассбург… – перечислял города учитель один за другим и внимательно их разглядывал вместе с ученицей.
Тиса увлеклась, не замечая, что почти опирается на плечо мужчины. И, когда за окном рухнул с крыши подтаявший снег, лишь на миг оглянулась.
– С этого дня, каждый раз приходя на урок, вам нужно будет садиться за карту и запоминать в подробностях губернию за губернией, удел за уделом. Начиная с Оранской. Чем подробнее и точнее ваша умная головка будет знать географию империи, – он шутливо коснулся макушки девушки, – тем легче будет дару подстроиться под ваше желание и показать в нужное время точку расположения того или иного объекта.
– С большим удовольствием возьмусь за ее изучение! – Видящая еще раз окинула карту восхищенным взглядом, затем повернулась к учителю. И только сейчас осознала, как близко он стоял. Зеленые глаза смотрели на нее чуть свысока, насмешливо и одновременно напряженно. Можно даже разглядеть игру света в радужке.
Красивый, интересный мужчина, бесспорно, – понеслось невольно в ее «умной головке». Уверенный в себе, умеет говорить и настойчиво двигаться к цели. Не верит вэйнам, что еще полгода назад весьма пришлось бы ей по вкусу. И так смотрит, что…
– Наверное, пора начинать прием, – испугавшись собственных мыслей, Тиса поднялась с места.
Климентий молча кивнул и в несколько шагов покинул кабинет. Выглянув в коридор, впустил первого посетителя – тщедушную старушку, которая забыла, где живет ее сестра. К сожалению, старость может преподносить и такие казусы.
Проследив, что бабуля скрылась в кабинете, Клим направился в опытную, чтобы, как обычно, распорядиться о приеме посетителей. Толкнув приоткрытую дверь, ступил на порог. И застал конец разговора Клары с Люсей, которые, не заметив вошедшего, продолжали мыть стеклянные колбы в лохани.
– Неужели! Так он влюблен в нашу Тису?! – звенел в унисон со склянками голосок Перышкиной. Он-то и заставил Ложкина застыть на пороге.
– Именно. – Клара взялась перемывать уже чистые колбы. Руки ее чуть дрожали, но никто этого не замечал, кроме нее самой. – Только не говори, что я тебе об этом сказала, пожалуйста. Это к нему она попадала в видениях. Опервэйн из ССВ, между прочим.
– Да ты что?! – восхищенно воскликнула Люся. – А что такое ССВ?
– Люси, – брюнетка со вздохом покачала головой, – это спецстража Вэйновия.
– Понятно, – легко согласилась Перышкина. – Я так рада, что ты помирилась с Тисой!
На этом Клим прокашлялся и обратил на себя внимание. Сухо отдав распоряжение Образцовой, покинул опытную.
Когда дверь захлопнулась, Клара в сердцах сдвинула в сторону ящик с помытыми колбами и прикрыла ладонью глаза.
* * *
После урока Ложкин снова отвез Тису в приют. И даже не стал просматривать, как обычно, свои бумаги, сидя на лавке, а помог барышням лепить снеговика. И рассмешил обеих, поскользнувшись и рухнув в сугроб. А когда его вытащили, стало ясно: у снежной бабы появился снежный дед. Поня хохотала так заразительно, что за ней следом прыснула со смеху и Тиса.
– Смейтесь, смейтесь, – проворчал незлобно Клим, – и помогите отряхнуться, что ли?
Вечер оказался неожиданно приятным. А еще видящая снова почувствовала на себе чей-то взгляд. И подняла глаза к небу. Кажется, она знала, чье присутствие порой ощущает.
– Я знаю, что ты рядом, Единый, – прошептала, вспоминая фреску и переполняясь благодарностью небесам. – Ты смотришь на меня и не оставляешь меня. Не оставь меня и впредь, Боже. Прости мои прегрешения и наставь на путь истинный.
* * *
Село еще спало в сумерках предутреннего часа. Вдалеке пропел петух. Сонно пролаяла собака, и улица с укрытыми снежным одеялом домами снова погрузилась в тишину. Вэйн подпирал спиной деревянную стойку крыльца большой избы и курил.
Стоило отстраниться, чтобы тут же понять – его что-то гложет. Глаза цвета грозовых туч смятенно смотрели вдаль. Брови сошлись к переносице. Тонкие губы с особой тщательностью цедили самокрутку. И, судя по окуркам в склянке на перильцах, не первую. Возникло болезненное желание быть с ним рядом. Прижаться теснее всем телом, положить голову на плечо, обвить руками шею. Крепко. Нежно. Чтобы разгладилась морщинка, перечеркивающая высокий лоб, чтобы развеялись грусть и досада в его глазах, чтобы посветлел взор.
Скрипнула дверца избы, и показалась лохматая макушка чтеца, одетого в исподнее. Неясное полусонное бурчание под нос, и створка захлопнулась. Через пару минут Юлий вышел на крыльцо, одетый в овчинную доху.
– Чего кукуем на морозе, Невзоров? – Встал рядом. – Только не говори мне, что еще даже не ложился. Это провальные поиски тебя так дергают, что ли? Неделю ходишь, как струна натянутый. Табак уже весь перевел.
– Чего тебе не спится, Юлька? – Демьян не повернул головы. – Или ты мне пришел странный совет дать?
– Еще одна веха? Как же, помню, – усмехнулся друг, вспомнив предсказание. – Ладно, раз просишь, вот тебе совет. Иди-ка ты, курильщик драконов, спать, а то будешь снова всех гонять, как изнань. Или, наоборот, свалишься с ног, как конь загнанный.
– Плохой совет, чтец, – равнодушно фыркнул главвэй. – Обычный. Не подходит.
– Иногда мне кажется, что ты начинаешь сходить с ума. – Юлий обеспокоенно окинул его взглядом.
– Не сойду, – Демьян покрутил в пальцах самокрутку, рассматривая тлеющий конец. – Или сойду. Черт! – прошипел он сквозь зубы. – Он постоянно рядом с ней, Юлька. Почти каждый божий день их видят вместе. И я не могу ничего сделать, кроме как смотреть и молчать!
Какое-то время главвэй еще разглядывал огонек, затем в один миг он оказался смятым в кулаке.
– Ох ты ж, – крякнул чтец. – А что Жар-птица?
– Ловит каждое его слово с неподдельным вниманием и благосклонностью.
Кажется, Юлий выругался про себя. Склянка пополнилась еще одним окурком.
– Что будешь делать?
– Не знаю еще.
– Подставь его. Не мне тебя учить, как управлять людьми.
– Нет, – покачал головой Демьян. – Только не так… Не с ней.
Время прогулки в старом парке заканчивалось, а она все никак не могла разобраться в собственных чувствах. Старая вишня шумела ветвями то ли с сочувствием, то ли с укором. Девушка погладила корявую кору дерева, прощаясь, и медленно двинулась по вишневой аллее к выходу. Последнее видение оставило неоднозначный осадок на душе. С одной стороны, должна бы радоваться: отношения Демьяна с баронессой разлаживаются, как мечталось. Какой-то настойчивый ухажер не теряет время, пока главвэй ищет отступника, а Лилия Разумовская принимает его знаки внимания. С другой стороны, Тиса не могла не видеть горечь Демьяна и, будь рядом эта вертихвостка, несомненно бы высказала ей, чувствами какого достойного человека она играет. Встряхнула бы эту столичную красавицу, чтобы одумалась! Демьян достоин верности, достоин взаимной любви и уважения.
Сегодня Климентий с Мо Ши с утра на совете школы, поэтому в клуб можно было не торопиться. Войнова ступила за ворота парка и неспешно направилась в город – в аптеку. Там сегодня она должна будет сложить травяные сборы. Мята, полынь, багульник… Травы позднего августа… Помнится, когда она на Ватрушке отправилась в скалы, поля были пестры от цветущих лекарственных трав, увежский воздух вкусен и ароматен. Лес звенел птичьими голосами и играл солнечными бликами лужаек, а скалы овевал теплый ветер. Сама не заметила, как тронула памятованы и углубилась в воспоминание дня, когда она впервые увидела Демьяна в образе шкалуша Трихона. Встречные прохожие не обращали внимания на бредущую в задумчивости девушку.
Тиса же оказалась в Теплых скалах и заново прочувствовала страх высоты. Вспомнила, как расцарапала ладони, поднимаясь по скале к намеченному уступу. И свои последние потуги, чтобы подняться на руках. И как выдохнула: «Добралась!» Испуг, когда заметила на плато незнакомца. Темную мужскую фигуру. Тогда она соскользнула от неожиданности и чуть не сорвалась в пропасть. Сейчас же памятованы позволили остановить время и разглядеть мужчину. Все верно, тогда она увидела Демьяна таким, какой он есть, а не юным шкалушем.
– Я вам помогу. Давайте вторую руку. Держу вас. – Сильные руки обхватили ее запястье и вытащили на площадку уступа. Знакомый и уже такой дорогой ей голос.
Паренек лет семнадцати. Тот же Демьян, но юный. Худой, серые волосы и такие же серые внимательные глаза. Слишком цепкие и умные для этого возраста. Как она тогда не заметила? И в нише скалы лежит мешок не с дубинкой, а со скипом. Еще один промах ее воображения.
– Что вы здесь делаете? – Требовательный вопрос, заданный серьезным тоном.
– Я ищу… – Запнулась.
– Что?
– Тебя это не касается.
Должно быть, ему тогда показалась смешной ее дерзость.
– Глупо было взбираться без страховки. – Демьян покачал головой в свойственной ему манере.
Когда на вершине скалы зарождался обвал, его лицо помрачнело. Он задрал голову и что-то прошептал. Уже колдовал, не иначе. И ведь не поняла, что им грозит опасность. Снова памятованы по ее желанию остановили время воспоминания. Тогда она не заметила, но сейчас видела, как он оказался в нише и взялся за скип. Как шептал заклинания. И лучи белой вэи, едва схваченные краем глаза, скользнули ввысь. Как груда катящихся камней замедлила свое падение. Да, тогда ей это все-таки не показалось. Огромные глыбы в самом деле стали двигаться в два раза медленнее, и их поток сместился в сторону, что позволило ей отбежать к тропинке.
Как Демьян избежал завала, Тиса так и не рассмотрела. Момент, когда она ударилась головой, благополучно опустила. Зато мгновение, когда очнулась, оценила. Странным образом у нее ничего не болело. Мелкое пощипывание в месте ушиба головы не в счет. Вэйна после обвала она так и не разглядела. Стоп. Тиса остановила воспоминание.
Интересно, сколько же всего еще она не замечала во время их встреч?
В аптеке ее мечтательно-задумчивое настроение не скрылось от глаз Агаты Федоровны. И, когда сборы были готовы и переданы на руки работницам для рассыпания по мешочкам, вэйна поманила помощницу к себе на этаж. Усадила за стол и напоила ягодным киселем. Тиса выловила ягоды ложечкой и съела, ощущая кислый вкус на языке. Клюква. И почему сегодня все напоминает прошлое?
– Ну как, появились еще вопросы по вэелогии? – Колдунья подвинула вафли ближе к Тисе.
Та подняла глаза от чашки.
– Что такое вехи прорицания?
– События, которые должны произойти, чтобы какая-то вероятность стала реальной. Вот так вопросы, ласточка. Никогда не предугадаю, что ты захочешь узнать в очередной раз. Но ты ведь еще что-то хочешь спросить, ведь так? – мягко поинтересовалась колдунья, глядя на помощницу поверх очков.
Да, пожалуй, есть самый главный вопрос, который давно ее мучает.
– Может ли быть счастливым союз обычной провинциалки и высокородного вэйна?
Агата Федоровна на какое-то время задумалась, затем поднялась с места.
– Я постараюсь ответить на твой вопрос.
Она проследовала к буфету и достала из-за стеклянных створок коробку шуйских сладостей. Ту самую, что всегда нетронутой стояла по центру полки.
– Вот это давным-давно подарил мне один человек, когда делал предложение руки и сердца.
Тиса подняла удивленный взгляд с коробки на колдунью.
– Да-да, я тоже молодой когда-то была, ласточка. И красивой. Тогда я заколебалась с ответом, затем произошли некие события, что заставили еще повременить. Скажем, ко мне посватался вэйн. Пышно посватался. Всю улицу иллюзорными цветами устлал, ангелочков с сердцами у порога подвесил. И тот парень, что подарил мне эту коробку, исчез. Я нашла лишь короткую записку в пустом конверте. – Вэйна подцепила ноготком расписную крышечку и вынула пожелтевший лист бумаги. Протянула собеседнице.
«Я понял, что недостоин был просить вашей руки и сердца. Прошу меня простить», – говорилось в записке.
– Прошло уже три десятка лет, а я его еще помню, – со вздохом продолжила Агата. – Так, как мне был к душе тот юноша, не был более никто. Я так и не вышла замуж, хотя мужчины были и звали – и не раз – под венец. Сладости эти я так ни разу и не попробовала, как и ту любовь, возможно, самую настоящую. Так вот что я скажу тебе по поводу неравного союза, моя ласточка. Все зависит только от влюбленных. Если они желают быть вместе, то никакие предрассудки не помешают им, все тяготы переживут-пережуют. Запомни одно: нужно вовремя говорить «да» и открывать коробки со сладостями, когда они еще сладки. Второго шанса судьба может и не предоставить.
– А вы не пытались его найти? – спросила Тиса, растроганная рассказом колдуньи.
– Как же, пробовала. Пятеро искунов, твоих собратьев по дару, искали, да тщетно. Сказали, далеко уехал. А потом я смирилась с потерей.
– Хотите, я попробую найти его сейчас? – Видящая поднялась с места.
В глазах вэйны на миг отразился испуг, затем на смену ему явилась растерянность.
– Нет. Не надо, дорогая. Некоторые мечты должны оставаться мечтами. У поступков тоже есть свой срок. – Агата Федоровна неловко подвинула к себе коробку со сладостями, вложила в нее записку и отнесла на прежнее место в буфет. Стеклянные дверцы закрылись. – Я не испила свою любовь вовремя, а теперь поздно. Я уже далеко не та, которую он любил. – Женщина провела ладонью по волосам, поправила на носу очки. Затем обернулась к помощнице. – А ты будь храбрее меня.
* * *
Рассказ колдуньи неожиданно раскрыл ей глаза. Заставил увидеть себя и свое положение с другой стороны. Настолько, что, когда Климентий снова положил перчатку перед ней, Тиса прошептала: «Боже, что я здесь делаю? Почему еще не бегу к нему?!»
– Что вы сказали? – Блондин склонился ближе, чтобы расслышать.
– Ничего, – прошептала видящая и послушно закрыла глаза.
Туман рождает радугу. «Слава Единому, отправила ему письмо!» Первый шаг по щупу. «А если оно затеряется и не дойдет?!» Девять шагов по щупу. «Или промокнет по дороге, как те письма у Лисовых?» Снова срыв.
Перед глазами предстала длинная крытая терраса, мощенная красным мрамором, потрескавшимся от времени. На колоннах чернели сырые разводы. Под кровлей пятнами выделялись старые ласточкины гнезда.
– Да, запустил ты родовое имение, дядя, – прошептал Демьян себе под нос, оглядывая колоннаду террасы и заросший яблоневый сад.
– Как вас представить? – поклонился в парадной привратник при парике и в ливрее. Он тянул высоко подбородок, словно пытался стать выше своего небольшого роста.
– Демьян Тимофеевич Невзоров к их сиятельству.
Услышав ответ, привратник открыл рот и отступил. Наверное, он не удержался бы на каблучках своих туфель и опрокинул рогатую бронзовую вешалку за спиной, но главвэй вовремя ухватил мужчину за рукав.
– К сожалению, да, – сухо подтвердил родство Демьян, чем несколько сбил восторженный порыв.
– Я доложу о вас лично, – поклонился слуга. – Идемте за мной! Хм, простите. Прошу следовать за мной. Ваша тетушка Федосея Егоровна будет рада вас видеть!
Убранство тех комнат особняка, через которые провел вэйна привратник, можно было назвать роскошью древней или былой. Тяжелые драпировки гардин, массивная неподъемная мебель с протертой позолотой. Несомненно солидные, но уже вышедшие из моды тумбы времен Антея Первого. Напольные канделябры – как бронзовые деревья по углам. И огромные люстры в тысячу свечей. Не дай Боже на голову кому свалятся, так и могилу рыть не придется. Сразу в недра Хорна и уроют.
– Прошу покорно обождать тут. – Проводник оставил Демьяна у порога одной из комнат, а сам исчез за ее дверями.
Вскоре послышались возгласы и торопливый топот.
Двери распахнулись.
– Где он?! – Появилась худая старушка и, увидев гостя, застыла на пороге. Седую голову покрывал кружевной чепец. В руках она теребила носовой платок.
– Ты приехал, Дема… – Она будто не верила своим глазам и потому подошла ближе, чтобы рассмотреть. – Единый, ты стал видным мужчиной и очень похож на Тима. Лоб Невзоровых. А глаза матери.
– Тетя, я не располагаю временем и хотел бы поговорить с Проклием. Если возможно. Второй месяц, как я присылал ему письма с прошением снять с меня наследный титул князя. Я не нуждаюсь в нем. Если бы не это, то я не потревожил бы ваш покой ни в коем случае.
Старушка будто сникла в один миг от слов племянника и горестно вздохнула.
– Ты в обиде на нас.
– Это не обида, тетя. Я не желаю быть князем. Мне, слава Единому, и без титула неплохо живется.
– Мы это знаем, – всхлипнула тетушка, – мы многое о тебе знаем. Смотри, – она подошла к секретеру, с трудом приоткрыла тяжелую крышку и вытащила из его темного нутра большую, похожую на амбарную, книгу, – вот. Он о тебе все сведения собирал.
Демьян распахнул книгу и увидел записи. Карточка выпускная из Вемовейского училища. Вырезка из газеты о смене владельца пятого вэйноцеха, где упоминалась лишь фамилия. Заметки о его перемещениях и личных предпочтениях заставили главвэя вздернуть в удивлении брови.
– Проша тобой гордится, – произнесла старушка.
Демьян кивнул и отдал ей альбом.
– Это вряд ли, тетя. Просто очередная барская прихоть.
Скептическое выражение лица племянника расстроило тетушку еще больше, губы ее задрожали, и женщина приложила к ним носовой платок.
– Он болен, Дема. Уже пять лет как прикован к креслу. И его дар… – здесь голос подвел княгню. – Он лишился его, не полностью, но… Он почти лишак, Дема.
Судя по тому, как нахмурил лоб главвэй, новости о родственнике все же не оставили его равнодушным.
– И где он?
– На кухне у печи, – прошептала Федосея.
Брови вэйна резво взлетели.
– Да-да, – улыбнулась удивлению племянника тетя, – он теперь почти всегда там, пьет и сидит у печи, читая газеты и книги. Почти всю библиотеку туда перетаскал. Всех слуг выгнал. Что было! Пришлось распорядиться и пристроить еще один хлебный дом с тыла. А старую кухню отдать Проше. Пойдем. Я отведу тебя к нему.
Вскоре видящая смогла сама наблюдать грозного князя. Тот сидел в кресле, больше напоминающем тележку для перевоза бочек, только без оглоблей, потому как оно имело два деревянных колеса по бокам. Крупнолицый пожилой мужчина, его кряжистые широкие плечи обтягивал старый суконный мундир кроя, что был в моде лет этак двадцать назад, однако, несмотря на это, и сейчас вызывал уважение к своему владельцу. На груди в путах аксельбантов – пара Вемовейских крестов и звезда отличия. Ноги мужчины, покрытые пледом, безвольно лежали на табурете, приставленном к теплой стенке изразцовой печи. Читая книгу в жестком переплете, Проклий Савельевич что-то бурчал себе под нос.
– Здравствуй, Проклий.
Князь Невзоров обернулся на приветствие, и тяжелая книга выскользнула из его рук. Из горла мужчины вырвалось длинное проклятье, похожее на раскаты грома.
– Я с не меньшим восторгом рад видеть тебя, дядя, – отозвался Демьян.
– Ты явился сюда! Сюда! Посмел-таки, подлец! – почти рычал князь, его взор метнулся к собственным ногам и стал совсем яростным.
– Убери из реестра титулов мое имя, и я исчезну тотчас, ваша светлость. – Демьян подошел к родственнику и окинул взглядом стол, заваленный газетами, книгами и пустыми бутылками из-под дорогого вина, перевел на огонь в очаге. – Я так понимаю, мои письма почили в этой печи? Мне счесть это очередной издевкой?
– Неблагодарный сопляк! – Проклий схватился за колеса кресла, надеясь то ли раскрошить дерево в тисках ладоней, то ли наехать на нежеланного гостя. – И как ты посмел явиться сюда?! Ты выкрал деньги! Сбежал из родового имения, как тать!
– Что, некого стало учить треглавой? – Главвэй сощурился. – Что касается денег – я взял то, что принадлежало моему отцу. Но, коли попросишь, могу возместить убыток с процентами.
– Нахальный ублюдок! Каким был, таким остался! Самоуверенный и наглый, как мать! Это из-за нее Тим уехал в ту смердящую деревню на кулички! Она его довела до гробовой доски!
Демьян не обратил внимания на последнее оскорбление. На лицо его словно вуалью упала непроницаемая маска. Он еще раз окинул родственника взглядом.
– Зря я сюда приехал. Так и знал, что ничего путного из этого не выйдет. – Он развернулся и обошел испуганную Федосею, направляясь к выходу. – Можешь реестр не менять, но так и знай, – не оглядываясь произнес он, – титул я не приму. Опозоришься, коли будешь настаивать. Прощай… дядя.
– Проша, что ты делаешь?! – Княгиня, глядя на уходящего племянника, заломила руки.
Демьян уже достиг выхода из бывшей кухни, когда в спину его догнало тяжелое:
– Погоди ты! Опер, чтоб тебя!
Главвэй застыл в дверях, затем медленно обернулся.
Проклий Савельевич с каким-то мрачным удовольствием разглядывал племянника и наконец процедил:
– Ты еще и свободолюбивый гордец, каким был мой брат. – Видя, что его все еще слушают, продолжил примирительным тоном: – Давай присядь. Поговорим по-мужски. – Князь махнул рукой на стул, приставленный к стене. – А ты, Досея, оставь нас. И нянек всех забери!
После короткого колебания главвэй послушался. Подвинул стул к печи и уселся. Молча.
– Право, не ожидал, что приедешь, – цокнул языком Проклий, не сводя тяжелого взгляда с племянника.
– Одна особа с большим сердцем и верой в людей советовала мне посетить родовое гнездо. Предполагала, что из этого может выйти нечто путное. – Демьян наблюдал, как князь подцепил у ножки стола непочатую бутыль и тут же ловко откупорил ее.
– Значит, вот кому я обязан твоим приездом, – проворчал князь, разливая багровое вино по бокалам. – За эту мудрую особу и выпьем.
Мужчины выпили, не спеша возвращаться к больным темам, коротко обсудили расстановку власти в имперском совете, скорый прилет драконов с Лазурного, набеги близ пустошей на караваны. Затем разговор сместился на учебу в Вемовейском, ССВ и работу в ней. Оказывается, Проклий в самом деле знал многое о жизни Демьяна, и в его голосе сквозила гордость за племянника.
– Ты в самом деле похож на Тимошку. Глаза только ее.
Демьян напрягся, ожидая новых нелестных слов в адрес матери, но дядька молчал.
– Я был не прав, – неожиданно повинился он, исподлобья глядя на огонь печи и выпячивая нижнюю губу. – Во многом. Как последний идиот дергал твоего отца за усы. Да пусть бы хоть с дояркой обвенчался, лишь бы жив был! Если б я тогда не уперся рогами супротив их союза, он бы не уехал из имения. Треклятая деревня! Свою вину я вымещал на тебе. Это сейчас я понял. Книжонок начитался, поумнел. Без ног и вэи, видишь ли, заняться нечем, – с отвращением к себе выговорил старик. – И если можешь – прости. Нет – катись ко всем изнаням испода!
– Принимаю, – кивнул главвэй. – Что с ногами?
– С рысака слетел, когда удерживающий наклад ослаб. Вэя, видишь ли, покинула меня внезапно. – Лицо Проклия помрачнело еще больше. – Святая Вэя забрала свой дар. Теперь я лишак.
– Лекарей вызывал?
– Дуралеи они! Дармоеды, – внезапно шарахнул кулаком по подлокотнику князь, – все сбережения извел на этих мошенников! Имение еле удержал от разору.
Какое-то время Демьян выслушивал положение дел во владениях князей Невзоровых. Затем они выпили еще по бокалу вина.
– Покажи скип, – попросил дядька. И, когда оружие главвэя легло в его руки, старик на несколько минут превратился из грозного князя в восторженного мальчишку, получившего дорогую сердцу игрушку.
Пока Проклий вертел в руках ореховое древко, главвэй наклонился и поднял с пола книгу, что упала при появлении племянника в бывшей кухне. Роман Селивана Долгова «Огненные небеса». Двухтомник, военная эпопея. Демьян пролистнул несколько страниц и остановился на картинке. Два всадника-вэйна на драконах сошлись в небесной схватке. Пролистнув еще, рассмотрел новую иллюстрацию – девушка обнимала при встрече вэйна.
От созерцания рисунков племянника отвлек Проклий, возвращая ему скип. Вэйн отложил том на стол и прикрепил оружие к ремню.
– Что это у тебя? – спросил князь, вытянув руку и указывая перстом в грудь главвэя. Он прищурился: – Что эта изнанева штука делает на твоей шее!?
Тиса и сама теперь увидела кулон на бронзовой цепочке поверх сюртука. Тот самый, что месяц назад управной ССВ Политов принес Демьяну из секретки. Должно быть, сейчас он выскользнул из-за ворота мужчины случайно, когда тот поднимал книгу.
– Эта вещь мне нужна, – спокойно ответил главвэй, собираясь спрятать цепочку за ворот. Однако Проклий остановил его.
– Погоди. Это же угн, я прав? – прорычал князь. – Сними эту дрянь немедленно!
Видя, что племянник не торопится выполнять его прихоть, разразился ругательствами.
– Что ты делаешь? – раздувался от возмущения дядька. – Ты хочешь убить свой дар? Поскольку вэя при тебе, то угнетатель ты настроил на дар убеждения? Я прав? А шкала! Она уже желтая! Еще немного, и ты потеряешь свой дар, идиот! А с ним и часть вэи оставит тебя! Святые-то не прощают отказа от своих даров! Я знаю, что такое потерять вэю!
– Я себе не враг, дядя. До момента, как угн станет красным, у меня еще достаточно времени. Вэя останется при мне.
– И все же ты безумец! Упрямец! Идиот! – не успокаивался князь Невзоров. – Ну зачем ты его повесил на себя? Тебе надоело убеждение? Доверять этой дрянной древней штуке!
– Он сработан на совесть. Я уверен, – отмахнулся главвэй и спрятал кулон под одежду. – Твои беспокойства пустые.
Тиса вернулась из видения, но не торопилась открывать глаза. Краем уха она слышала, как Мо Ши негромко обсуждал с Климентием планы на весенние раскопки. Видящей хватило минуты, чтобы оценить последнее видение и понять – как бы Демьян не забыл ее. «Особа с большим сердцем» – это ведь она!
И неужели ради того, чтобы скорее избавить ее от приворота, он надел на шею этот опасный кулон? Если так, то Проклий Савельевич прав, ему стоит поскорее снять эту штуку с себя! Смысла ее носить у Демьяна нет и не было. Когда он получит ее письмо, поймет это. Или написать еще одно? Или… может, хватит писем, размышлений и сомнений?! Агата Федоровна права. Она будет храбрее!
Видящая поднялась с кресла, точно птахой взлетела.
– Тиса Лазаровна, – тут же подоспел к ней шуец, потирая ладони, – как наш поиск? Получилось увидеть оборотня?
Девушка отрицательно покачала головой.
– Я опять не смогла, Мо Линич, – покаялась она, но при этом улыбнулась. – Трудно дается. И, пожалуйста, простите меня…
– Ничего, у вас все получится, моя дорогая, я уверен в этом, – перебил ее старик.
– Я о другом, – Тиса закусила губу. – Простите за то, что мне придется прервать обучение, поскольку я собираюсь уехать из Оранска в самое ближайшее время.
Войнова заметила растерянный взгляд Климентия и ощутила укол совести.
– Вы не можете уехать! – воскликнул заведующий. – Вы еще не нашли оборотня! И… и… вы не освоили до конца дар. Возмутительно неверное решение – оставлять обучение в такой важный момент! Климентий, скажи своей ученице, что это невозможно! – напустился на ассистента старик.
– Почему вы решили уехать? – Клим оказался рядом и заглянул в глаза.
– Извините, я не могу сказать, но уверяю вас, это важно для меня. Возможно, я еще вернусь и доучусь у вас. А пока…
В дверях показались Строчка и Клара. Оказалось, возмущения Мо Ши были слышны даже в опытной. Какое-то время в кабинете стоял гвалт, говорили все присутствующие разом. Уговоры на видящую так и не подействовали. Тиса твердо знала, что ей нужно. А именно – увидеть Демьяна и во всем разобраться. Если он так любит свою Жар-птицу Разумовскую, то зачем отменяет таблетки в вэйноцехе, зачем надевает этот кулон, пишет письма и вспоминает о ней?
– Я думаю, Мо Линич, если бы дело это не имело высокой важности, Тиса бы не надумала уехать. Давить на нее мы не можем, – поддержала девушку Клара и заработала сердитый взгляд от заведующего.
Войнова ухватилась за рукав брюнетки.
– Мне нужно забрать Поню, – прошептала она. – Совсем забрать, понимаешь?
– Я помогу, – кивнула Клара. – Одевайся. Клим, ты отвезешь нас в приют?
– Тебе еще нужно со Строчкой занести наблюдения, – мрачно напомнил Ложкин.
– Да ладно тебе, – отмахнулась Клара. – Успеется.
* * *
Спустя полчаса две молодые женщины входили в здание «Сердечного крова». Приютных нигде не было видно, и Тиса знала почему. Время обеда. Степанида Силовна не обедала с подопечными и, на удачу пришедших, нашлась у себя в приемной. Она просматривала содержимое ларя, когда в дверь постучали. Захлопнув крышку, Степанида отставила сундучок и громогласно спросила: «Кто?»
Пожелание Войновой удочерить девочку заставило смотрительницу на пару секунд задуматься, потом на ее лице появилась елейная улыбка.
– Конечно, Тиса Лазаровна, я понимаю ваше стремление принять ребенка из приюта. Вы часто выгуливали Полину.
– Да, я так сильно привязалась к ней, – признала Войнова.
– Очень похвально и так благородно! По уставу «Сердечного крова», – Степанида указала на брошюру, висящую в рамке на стене, – вам всего лишь нужно написать заявление с прошением, рассказать при этом о себе, своем денежном состоянии, где живете, с кем, затем заверить печатями в мэрии и в управе. Оплатить приюту пятьдесят рублей, и можете забрать ребенка.
– Сколько? – в два голоса спросили Клара с Тисой.
– Так много? – протянула видящая.
– Таков устав, – развела руки смотрительница.
Пока Войнова соображала, у кого может занять хотя бы половину этой суммы, Клара поднялась с места и подошла к рамочке с уставом. Рассматривая, прикоснулась к ней будто невзначай пальцем.
– Степанида Силовна, простите, верно я называю ваше имя? Разве в уставе приюта не говорится о пятнадцати рублях вместо пятидесяти? – спросила спустя полминуты брюнетка. – И «эта сумма приютному позволяет унести с собой всю свою одежду и вещи», – процитировала она.
– Такого не может быть, – возмутилась Степанида. – Пятьдесят рублей!
– Тогда давайте проверим, возможно, вас подводит память. – Клара бесцеремонно сняла с гвоздя рамку. Легко вытряхнув брошюру с уставом, ловко открыла ее на нужном развороте.
– Вот здесь это написано. Прописью. «Пятнадцать рублей». Посмотрите сами.
Нужный абзац был тут же продемонстрирован как Степаниде, так и Войновой.
– И впрямь спутала сослепу, – смотрительница кисло улыбнулась, – пятнадцать и пятьдесят так схоже пишутся, не так ли, милочки?
– Несомненно, – кивнула Тиса, открыто радуясь, что сумма оказалась много меньше первоназванной.
– Благодарствую, что указали на ошибку, – процедила сквозь зубы Степанида, сверля Клару недобрым взглядом. – Верните на место устав, пожалуйста. И прошу вас ничего здесь больше не трогать… м-милые бырышни.
– Как хорошо, что мы все выяснили. – Образцова невозмутимо вернула рамку с брошюрой на родной гвоздь.
– Я обязательно принесу заверенные бумаги и оплачу положенную сумму! – жарко заверила начальницу приюта Тиса, прежде чем покинуть приемную.
Лишь теперь она подумала, что не сделала самое главное – не спросила мнения ребенка. Вдруг Поня не захочет уехать с ней? Ведь она кормит птиц в надежде, что у тех вырастут крылья. Чтобы они отнесли ее к маме. К настоящей маме.
Клара ушла, сказав, что будет дожидаться ее с Климом в санях, а видящая осталась. Скоро окончится трапеза, и тогда они поговорят. Единый! Помоги подобрать правильные слова!
Когда девочка вышла из дверей столовой, сразу же доверчиво понеслась Тисе навстречу.
– Мы поедем к тебе, да?
– Сегодня нет, но… – Заметив огорчение ребенка, продолжила увереннее: – Знаешь, я бы хотела, чтобы ты всегда была у меня. То есть со мной. Ты бы согласилась?.. – Она все же запнулась, но, к счастью, малышка оказалась догадливой.
– Хочешь забрать меня к себе совсем? – спросила деловито.
– Да, Поня.
– Чтобы я была дочкой? А ты – мамой?
– Ну, если не захочешь так, то просто моей маленькой подружкой, – выдохнула Войнова. Боже, хоть бы не спугнуть ребенка. Как, оказывается, сложно сказать то, что на сердце.
Поня отрицательно помотала головкой и сплела руки на груди, как это иногда делала Тиса.
– Неа, – заявила девчушка, – я пойду к тебе только дочкой.
Тиса сгребла девочку в охапку и поцеловала в лоб, как когда-то в детстве целовала ее мать.
– Я очень рада этому. Очень. И… если мы найдем когда-нибудь твою настоящую маму, то…
– Тогда у меня будет целых две мамы, – практично рассудила смышленая малышка. – Две же лучшей, чем никакой? Так?
– Так, – счастливо рассмеялась Войнова.
Слава Единому! Словно камень с души.
– Мам, – пробуя на вкус слово прошептала Поня, – и когда ты меня заберешь?
– Совсем скоро. Потом мы поедем с тобой в путешествие, далеко-далеко.
– На санях? – воскликнула девочка и, получив подтверждение, запрыгала на месте.
Да, видящая уже все продумала. Везти ребенка через всю империю она бы не рискнула. Самое большее – почтовой каретой добраться до Белограда – неделя пути. А там Тиса отправится в вэйностражу с просьбой предоставить портал в Крассбург, поскольку у нее есть ценные сведения для главвэя Невзорова. Да, она готова назвать им имя отступника, рассказать про невесомые и башню на Студень-реке, что издали напоминала гигантский рог дракона Вемовея. Они же не настолько глупы, чтобы не понимать, что дело крайне важное. И тогда либо ее с Поней переправят в Крассбург в ССВ, либо передадут Демьяну весточку о них посредством того же вэйновского говора. Она будет этого добиваться! В любом случае Войнова надеялась, что Демьян откликнется сразу, как только поймет, что она его ищет. Главное – сообщить о себе.
В тот день с помощью Клары Тиса успела составить заявление и даже попыталась занести его в губернскую учетную. Какая она была наивная, рассчитывая чуть ли не в этот же день проставить на бумаге обе печати. Ей пришлось зря отстоять очередь, чтобы потом узнать, что ее заявление было написано неверно и требуется еще и поручитель.
Также за имперские услуги велели оплатить два рубля в кассу, что располагалась с торца здания.
Кассовое окошко выходило прямо на тротуар, и люди толпились на морозе, ожидая своей очереди для оплаты.
– Чтоб эти чиновники себе что-нибудь отморозили, – ворчала Образцова. – Что они там так долго возятся? Срисовывают профиль Антея с копеек, что ли?! – Брюнетка потуже затянула узел пуховой шали, что покрывал ее плечи поверх пальто.
– Ничего, – Тиса, стуча зубами, переступила с ноги на ногу, – справлюсь, – и звонко чихнула.
– Э, мать, ты не заболей только. Ребенка себе никак завела, – фыркнула Клара. – Пальтишко твое никуда не годится. Вместе с ботинками давно надо было беднякам подарить.
– А что пальто?! И ботинки у меня еще хорошие! – возмутилась девушка, хотя Образцова права, долго выстаивать в них на холоде вредно для здоровья.
Спустя полтора часа квитанция об оплате была наконец получена. Первая победа.
Климентий поджидал их в каретном ряду и, судя по его несколько сгорбленной фигуре на козлах, от мороза тоже был не в восторге. Он все больше молчал, а смотрел так, что сразу хотелось во всех грехах разом покаяться. Тиса попросила высадить ее возле аптеки и поблагодарила от души, убедив Клима, что помощь больше не требуется и домой ее отвезет Жорка на аптечных санях. Однако ни Агаты, ни саней она не застала, поскольку хозяйка аптеки укатила куда-то и обещала быть поздно. Так что Войнова снова оказалась на улице. Проезжающие мимо сани были переполнены пассажирами, и девушка пожалела, что погорячилась, отпустив учителя с Кларой. Так, костеря себя за недальновидность, добралась домой пешком, в полной мере ощущая себя ожившей ледяной статуей.
Позже, с трудом отогревшись у очага и допив кружку чая с малиновым вареньем, Тиса взялась за письмо Ганне. Откровенно, без утайки она коротко описала все последние события, случившиеся с ней в Оранске. Свои чаяния забрать малышку из приюта и надежду на взаимную любовь вэйна, к которому вскоре отправится вместе с девочкой. Закончив писать, убрала перо и вдруг осознала, как счастлива. Будто и не чай пила недавно, а вино хмельное. А ведь все ожидания вполне реальны! Неурядицы с бумагами закончатся, заберет Поню, и они уедут к Демьяну в Крассбург! Он расскажет, как получил ее письмо и обрадовался. Признается, что все еще питает к ней чувства. А еще она сможет увидеться с Ричем, по которому так соскучилась. Боже! Как же ты милостив!
На сей раз свое путешествие по видениям она предпочла начать с медвежонка.
– Со сы кадду? И что там? Ты же на меня, да? – Рич засунул нос в чашку, рассматривая кости, и тут же получил шлепок по лбу от старухи Магды.
– Аншалэ, Рычи! Тихо!
Бабуля брала каждую из пяти костей, клала на язык и будто слушала что-то одной ей ведомое, закатывая глаза к пологу над головой.
– Я стану аптекарем, да? – прошептал мальчишка. Ему не терпелось узнать свое будущее, и он ерзал, сидя на одной из маленьких цветастых подушек, которых в кибитке гадалки валялось множество.
Старуха отложила последнюю кость и довольно взглянула на внука, от уголков ее карих глаз по скулам и вискам лучами разошлись глубокие морщины.
– Тукэ бахт! Будешь высоким человеком, Рыч! Уважаемый людьми! Барвалэ! Через твоего ронго придет к тебе лахи! Большая удача!
– Демьяна, да?
– Держись его, Рыч. Держись крепко вэйна и его жены.
– Но у него нет жены, – хихикнул Рич.
– На ав дыло! – приструнила его старуха. – Нет, так будет! Весной женится.
* * *
Молодая женщина лежала на кровати и улыбалась, глядя, как танцует лепесток огня на кончике свечи. В трубе завывал ветер, а в печи трещал огонь. Тиса знала: скоро жизнь изменится. Скоро…
Глава 10
Заблуждение
День, когда в ее руках оказалось заветное заверенное двумя печатями заявление, поистине можно было считать самым долгожданным. Тиса прилетела в приют на крыльях еще в полдень, однако оказалось, что Степанида отбыла пять минут как на именины невестки. Видящая лишь чуть-чуть не успела.
– До утра точно не явится, слава святой Пятерке, – заверила Янина. – И подлизу свою с собой взяла, милостив Единый.
Войнова с сожалением хлопнула по бокам ладонями, раскашлялась.
– Вы бы прогревающее что выпили, Тиса Лазаровна.
Все верно, за беготней она даже не заметила, что простыла. Ничего, сегодня она точно выпьет снадобья. А то все некогда. Она ведь уступила просьбам Мо Ши и снова пропадала в клубе. Старик таки разжалобил ее, сказав, что клуб одолевает народ, жаждущий поиска. Так что эти несколько дней видящая принимала посетителей. Последняя дань гостеприимному городу и клубовцам. Учитель забыл обиды и снова стал общительным. Он был теперь особенно учтив и настойчив в галантности, доставляя ее в приют, а затем домой. Спрыгивал с козел и подавал руку при сходе с саней. Подсаживал за талию при посадке. А еще не желал отпускать ее руки у дома. И это настораживало. Настолько, что Войнова подумала, что пора бы заканчивать эти поездки. И если бы не страх снова столкнуться на мосту с жутким кабаном, она бы так и сделала. Ведь домой изо дня в день почему-то получалось являться все позднее и позднее. Беличье колесо не желало сбавлять обороты.
После часа с Поней видящая поспешила в аптеку. Сегодня Агата Федоровна, как и намеревалась, собиралась покинуть Оранск, чтобы отправиться к родственнику, живущему на другом конце Лароссийской империи. Провожать хозяйку вышли на улицу все работники. Вовремя подоспела Люсенька. Жорка оглаживал четверку коней, проверял ремни упряжи. Да, сегодня Агату Федоровну повезет не сонная лошадка, а настоящие рысаки. И не на легких санях, а в удобном крытом, с мягкими лавками возке на полозьях.
Тиса с Люсей стояли у входа в аптеку вместе с горсткой работников. И видящая даже прослезилась, когда Агата обняла ее как родную на прощание и прошептала на ухо:
– Я вернусь через пару седмиц, но тебя уже здесь не будет, ласточка. Забирай зайца и лети с миром к своему вэйну. Если когда еще навестишь старую колдунью, я буду очень рада.
Помощница счастливо всхлипнула и прошептала слова благодарности в ответ за всю доброту, с которой Агата относилась к ней. Не удержалась и все же раскашлялась, чем вызвала укор вэйны, что нельзя запускать простуду.
– Сейчас же, как проводишь меня, зайдешь в аптеку и возьмешь у Пантелеймона согревающую мазь и настойку.
Хозяйка дала последние наставления Пантелеймону. Сани тронулись, провожающие помахали им вслед.
– А как же тот ужасный вэйн, он так и не объявился к вам, как ты опасалась? – спросила Перышкина Тису. Чернокожий ассиец все-таки произвел на нее неизгладимое впечатление.
– Нет, и надеюсь, что больше никогда не появится.
Они потопали в школу. Войнова пару раз оглянулась. Сердце ее отчего-то разволновалось. Будто с Агатой душу покинула часть согревающего ее тепла. Или это просто начинает одолевать досада, что ее собственная поездка так долго откладывается. Ничего, подумала видящая. Завтра заберу Поню, а послезавтра отправимся с ней на станцию.
В клуб она входила под радостные возгласы ожидающего под дверьми люда. Клим будто ждал ее в гостиной. С приветствием принял пальто ученицы и, невзирая на ее попытки воспротивиться помощи, сам повесил его на вешалку.
День снова пролетел незаметно. Тиса приняла всех жаждущих ее поиска, а затем из любопытства снова взялась за перчатку оборотня. Конечно, чтобы опять убедиться, что так просто ей этот поиск не дастся, – перед смертью все равно не надышишься. Наверное, была бы у нее еще пара недель, она бы справилась с этой именной вещью. А так – только время теряет. Такая вот она черепаха. Но все это ерунда. Когда-нибудь она вернется к учебе, и тогда, быть может…
Клим спрятал именную в ящик стола и посмотрел на ученицу, складывающую в сумку тетрадь и не замечающую его внимания. Взгляд учителя скользнул по несколько бледному, но умиротворенному лицу, мягкой полуулыбке на губах, отметил движения тонких рук, в которых угадывалась вечерняя усталость. И, когда видящая поднялась с кресла, Ложкин тоже встал и в несколько шагов оказался рядом.
– Я уже говорил, мне искренне жаль, что вы уезжаете. Поймите, вам сейчас не стоит прерывать обучение. Может быть, вы все же передумаете?
Он искал в ее лице понимание важности только что сказанного, но Тиса лишь в очередной раз извинилась.
– Клим, я не могу отложить эту поездку.
– Да что у вас там случилось?! Что может быть важнее полностью подконтрольного, абсолютно подвластного искуну сильного дара? – жарко возмутился Климентий. – Подумайте, от чего вы отказываетесь. Уже через полмесяца вы бы добились такой высоты, что многим видящим даже не снилась. А так, бросив ежедневные занятия, вы можете растерять уже с таким трудом приобретенный навык. Если дело в оплате занятий, то я готов обучать вас и без нее.
Войнова не знала, как дальше смотреть в глаза этому мужчине, и просто дотронулась до его руки.
– Я все понимаю. – Вздохнула. – Вы во всем правы, учитель. Но дело не в оплате, хотя уроки достаточно дороги для меня. И все же я должна уехать. Если я этого не сделаю, то подведу хорошего человека.
– А сейчас вы подводите меня!
В его глазах видящая прочла укор. Хотела отстраниться, но блондин удержал ее руку. Снова.
– Тиса, пожалуйста, вы нужны нам. Я давно хотел признаться…
В кабинет ворвался Мо Ши и, заметив, как отстранился Ложкин от ученицы, заохал:
– Простите, кажется, я помешал вам, молодые люди.
Он собирался выйти, но Тиса остановила его:
– Нет, вы не помешали, Мо Линич. Я как раз вспомнила, что обещала зайти к Кларе. Простите.
Ощущая в душе смятение, она выскользнула из кабинета.
* * *
Заведующий плотно притворил за девушкой дверь и обернулся к своему ассистенту.
– Я так понимаю, ты не убедил ее остаться?
Клим расстроенно тряхнул головой. Старик принялся семенить от окна к двери и обратно.
– Надеюсь, не проговорился?
– Хотел, – мрачно признался Ложкин.
– Не вздумай! – Шуец поднял указательный палец. – Девица с характером. Поймет, что ты ее за нос водил, совсем отвернется.
– Позвольте вам напомнить, что я не собирался водить ее за нос! – огрызнулся блондин. – Интригу затеяли вы!
– Какая разница, – отмахнулся тот, – все равно в одной лодке сидим. И я скажу тебе, Климка, это не лодка! Это, я тебе скажу, – дырявое гнилое корыто! Вот то, в чем мы с тобой сидим, мой дорогой ассистент. И, клянусь, если не найдем способ удержать девчонку, потонем. Как пить дать потонем!
Климентий отвел глаза на карту. Мельтешение, создаваемое заведующим, его раздражало.
– Надо остановить ее!
– И что нам делать? Предлагаете привязать ее к этому креслу? – Ложкин саркастически усмехнулся.
– Не ерничай! – Шуец остановился и гневно взглянул на собеседника. – Хотя… знаешь, узы – неплохая идея. Она ведь тебе нравится, верно? О, да, я вижу – поболе, чем просто нравится! Так чего ты молчишь?!
– Не понимаю, о чем вы, Мо Линич.
– О том, что Тиса ведь уже не юная девушка. Ребенка из приюта взяла. Что, по-твоему, это значит? – Старик нервно фыркнул. – Одиночество, друг мой. Одиноко нашей видящей. Семью ей хочется. Вот и предложи ей руку и сердце. И для тела польза, как говорится, и для дела.
– Вы циничны.
– Я просто стар. Стар настолько, что не желаю ждать.
Клим невесело покачал головой.
– По ней опервэйн сохнет.
– Что еще за дракон такой? – Шуец удивленно вздернул седые брови.
– Не знаю. Это его она видела в тех самовольных видениях.
– Как видела, так и перестала, – хмыкнул Мо Ши. – Бежала наша красавица с самого приграничья сюда, чтобы ты избавил ее от этих видений. Значит, былое дело. Пустое. Говорю, позови замуж. Ты же, сколько я тебя помню, своего еще никогда не упускал.
– Если я и сделаю предложение Тисе, то не в угоду вам! Не собираюсь разделять ваших практичных подходов к столь деликатному решению, – резко высказался Климентий и дернул за ручку дверь.
– Молодость… Можешь как всегда критиковать мои затеи, мальчишка, – потер ладони профессор, оставшись один в кабинете, – но ты не можешь не признать, что плоды их воплощений частенько оправдывают первоначальные риски. Чует мое стариковское сердце, потом еще благодарить будешь, что надоумил.
* * *
Мороз спал, и с чернильного неба полетели снежинки. Сидя в санях, Тиса бездумно наблюдала их метания и устало улыбалась. Клим рассказывал что-то о кургане и Гатчите, а она еле улавливала смысл разговора. Хотелось спать, и сильно горели щеки. Сама не заметила, как привалилась к плечу Ложкина. Видя ее полусонное состояние, он любезно проводил ее до самого флигеля. Войнова при этом чуть ли не висела на локте мужчины, не понимая, куда пропали все силы.
– Вам нужно как следует выспаться и подумать о подходящем снадобье от кашля, – посоветовал Клим, придерживая ее за плечи на крыльце. – А завтра я хочу поговорить с вами. – И тише сам себе добавил: – Сегодня на толковый разговор уже надеяться бесполезно.
Девушка кивнула и невнятно поблагодарила провожатого.
– До завтра, – прошептал он в темноте, наблюдая, как видящая проковыляла в сени и прикрыла за собой дверь.
Ужинать она отказалась и легла в постель, кое-как стянув с себя одежду. Остаток сил растратила на то, чтобы загасить свечу и на одну минутку посмотреть перед сном на Демьяна.
Тот стоял в незнакомой пустой избе и смотрел в черное окно. В его пальцах снова скользила змейкой серебристая лента.
– Я спрошу. Завтра же… И к драконам Плетняк и весну… иначе потеряю уже сейчас, – шептал главвэй.
Непонятно, о чем речь, но так приятно. Тиса растворилась в звуках его голоса, и вскоре сон потеснил видение до самого утра.
Но со вторыми петухами видение вернулось. И лучше бы не возвращалось.
Демьян шествовал от кабинета управного по коридору ССВ под руку с Лилией Разумовской. И трое встречных стражей остановились, чтобы поздравить. С чем? Нет, кажется, она ослышалась.
– Поздравляем с помолвкой! – Мужчины кланялись, не отрывая от баронессы восхищенных взоров.
– Благодарствую, – обмахиваясь страусиным веером, Лилия изящно склоняла головку в ответ, – я выхожу замуж за самого лучшего из всего ССВ мужчину! – Она с гордостью бросила взгляд на спутника.
Главвэй встряхнул головой, словно сбрасывая с себя глубокую задумчивость.
– Простите, я вынужден откланяться, спешные дела. – Он оставил красавицу и быстрым шагом поспешил далее по коридору.
* * *
Голову нещадно ломило, тело слушалось плохо, однако Тиса заставила себя подняться и умыться.
– Нет, – ворчала она, надевая платье, – я не верю, что они помолвлены. Ни капли! Ерунда! Он не мог. Наверняка баронесса нашла себе какого-то другого красавца из ССВ. Демьян ведь даже не улыбнулся ей. Глупое дурное видение!
Прежде чем выйти из дома, она еще три раза заглянула к главвэю и всякий раз видела его переговаривающимся со служащими спецстражи. Тема касалась каких-то мудрецов-пустынников, у которых на седмице успел побывать Демьян.
Перед выходом Тиса проверила свой кошель и бумаги для приюта. Ей повезло, на мосту остановился ямщик и за копейки довез ее до Каретной, а там двадцать минут до приюта пешком. По дороге она почти убедила себя в том, что утреннее видение ничего не значит. В Крассбург она с Поней поедет.
В «Сердечный кров» девушка почти ворвалась и сразу заспешила к смотрительнице. Степанида Силовна оказалась на месте, и Войнова с радостью положила перед ней на стол пятнадцать монет и заверенное заявление.
– Вот, пожалуйста. Теперь я могу забрать Полину Средову?
– Долго вы, барышня, собирали печати, – усмехнулась Степанида. – Полина уже взята под опеку весьма и весьма уважаемой женщиной.
Тиса не могла поверить тому, что услышала.
– Что значит – взята под опеку? – выдохнула она. – Кем?
Смотрительница с довольным видом произнесла:
– Самой графиней Озерской, милочка. Полине очень повезло. Теперь она получит благородное образование и будет жить в графском доме.
– Но как же… Вот же печати, я же удочерила ее!
– Можете забрать свои бумаги, дорогуша. И я сожалею, – с притворным сочувствием вздохнула ехидина. – Без печати приюта они недействительны.
– Вы! – воскликнула Тиса. – Как вы могли с ней так поступить! Она же маленькая… Отдать ребенка этой ледяной селедке!
– Прошу вас не оскорблять в моем приюте графиню Озерскую! – гаркнула Степанида, поднимаясь с места.
Во дворе видящую заметили Янина и прачки.
– Вы уже знаете, да? Стеша, видать, еще несколько дней назад с ней столковалась, когда эта графиня сюда заезжала. Вам плохо?
– Нет, все нормально, – прошептала Тиса. – Я верну ее. Обязательно.
Она побрела к выходу под сочувственные взгляды.
С неба летели хлопья снега, сказочно красивые. Такие нравились Поне. Войнова доплелась до конца квартала, когда ощутила сильную слабость в теле и головокружение. Все тело стало жарким, точно в кипящий котел окунули. Она распахнула пальто, открывая шею и грудь холодному ветру. Шум в голове возрос настолько, что все звуки слышались словно через толщу воды. Видящая остановилась, держась за забор. Не устояла. Чьи-то руки подхватили ее и не дали упасть. А затем реальный мир исчез…
– Тиса! – голос Демьяна она бы узнала из миллиона других. Он что-то говорил. Девушка ощутила досаду: у темного бездонного колодца, куда она проваливалась, видимо, были очень толстые стены, и далекий голос главвэя то и дело исчезал.
* * *
Извозчик Косьма нынче отвез куму Араповых к родне и возвращался через Бочкатый переулок, когда услышал свист. Его окликнул мужчина с девицей на руках. Косьма лукаво ухмыльнулся парочке, подгоняя лошадок к обочине, и лишь потом понял, что барышня, кажись, больна да в бреду. Локоны в поту ко лбу да щекам прилипли. Стонет бедолага.
– На Коромысловую, и побыстрее, плачу втрое, – распорядился меж тем пассажир, аккуратно укладывая свою ношу на лавку и что-то шепча. – Погоди! – поднял он глаза. – По дороге мне слови еще кого из твоего брата.
– Будет сделано, – беззубо осклабился возница и хлестнул каурых по спинам. А мужик, видать, не из простых будет. Вона как властен голос-то, небось и правда деньжат имеет в мошне. Косьма не дурак. – А ну давайте, залетные!
На повороте шальной пассажир спрыгнул, не дожидаясь остановки, и о чем-то переговорил еще с одним извозчиком, отсчитал деньги. Затем вернулся к своей болезной барышне.
На Коромысловой сани были уже через четверть часа. Не обманул барин-то. Щедро расплатился. Так что и в питейную заглянуть не грех.
* * *
Демьян беспрепятственно миновал калитку и двор Кадушкиных, прижимая девушку к сердцу, и только на крыльце у открытых сеней задержался и развернулся.
Из-за поленницы выступил хозяин сих владений в тельняшке и штанах. Глядит хмуро, исподлобья. Если память не изменяет – Тарас, отставной моряк, глухой. А память колдуну изменяла редко.
– Ты кто будешь? – басом спросил мужик.
– Сосед, – стараясь не повышать голос, ответил вэйн.
– Чего с ней?
Демьян лишь махнул в сторону входа во флигель, приглашая хозяина зайти, коли есть желание. Тарас желание проявил, вошел следом, загораживая своей объемной фигурой весь дверной проем.
Вэйн уложил ношу на кровать, коснулся ладонью ее горячего лба.
– Сосед, – пробасил Тарас. – Не видал тебя раньше здесь.
– А я слыхал, что ты туг на ухо, – не отрывая взгляда от девушки, не остался в долгу тот.
– Стал слышать трошки. Еще по губам понимаю.
– А я у Соломиных изредка избу присматриваю.
– Захворала девка, – пробурчал моряк, видя, как, не приходя в себя, раскашлялась постоялица. – Из-за морозов, видать.
– Видать, да не только, – согласился Демьян.
– Ты лекарь, что ль?
– Лекарь – мой дед, а я – так… – Колдун проследовал на маленькую кухню и оглянулся. В очаге моментально вспыхнул огонь. На решетку поставился латунный чайник. Вэйн наполнил его, споро зачерпнув ковшом воду из ведра.
– Это еще кто приехал? – послышался недовольный бас Кадушкина.
– Мой посланец. – Демьян выглянул в уличное окно и поспешил из флигеля. Вернулся с бумажным свертком.
Тарас наблюдал, как сосед выложил на столик пару аптечных бутылей, затем ловко откупорил одну и плеснул черную жидкость в кружку. Сбегал в кухню, чтобы добавить теплой воды из чайника. Осторожно приподняв одной рукой под лопатки болезную, влил содержимое чашки ей в рот. То же самое проделал со второй бутылью.
– Ну же, Тиса, – прошептал вэйн, вглядываясь в ее лицо. – Расскажи мне, как ты умудрилась так истощить себя? Еще вчера улыбалась этому умнику… – Какое-то время он всматривался в девичьи черты, коснулся бережно ее щеки.
Губы беззвучно зашептали наклад, обновляя тепловой контур вокруг девушки.
– Э, сосед? А чегой-то ты так печешься о девчонке-то?
Он совсем забыл о присутствии Тараса.
– Я не сказал тебе главного, хозяин. – Вэйн глянул на мужика. – За домом Соломиных я приглядываю из-за нее.
– Зачем?
– Я люблю эту женщину.
– Хм. А она тебя?
– Не знаю.
– На ночь не останешься, – буркнул моряк. – Я это… в кухне посижу. Чегой еще, может, надобно?
– Нет, снадобья из аптеки со слабым колдовским накладом. Помогают быстрее обычного, но все равно не мгновенно.
Тарас оставил их вдвоем. Хороший мужик. Демьян укрыл Тису одеялом, затем не удержался и осторожно обнял ее. Припал щекой к каштановой макушке и закачал на руках как маленькую.
– Возвращайся ко мне, моя хорошая. Слышишь? Хватит блуждать в потемках. Бояться нечего. А девочку твою они тебе отдадут. Это я обещаю. Ты вот что скажи мне. Нужен ли я тебе еще.
Минула четверть часа, и видящая снова заговорила в бреду. Еле слышно и почти бессвязно.
– Поня… забрали…
– Вернут, – тут же пообещал вэйн. На лице Тисы появилась испарина, и он вытер ее носовым платком.
– Демьян… ты… видение… снова… – Она раскрыла мутные глаза и тут же опять закрыла. Лицо отразило досаду. – Не надо… – взмолилась.
– Что не надо?
– Не надо… – Она ткнула его в грудь ладонью.
– Что? Почему? – не мог понять он.
– Свадьба… весной… – заметалась девушка в его руках, – видения… не надо…
Вэйн замер, прислушиваясь. А потом закусил губу и закрыл глаза.
Тиса словно выплеснула свои переживания и затихла. Когда спустя длинные минуты тишины она заговорила снова, Невзоров понял, что бредовое состояние крепчает. Слова хоть и проговаривались легче, но от смысла были далеки. А потом страдающая стала повторять одну и ту же дурацкую фразу.
– Ты… встань на голову… спой песню… – шептала она жарко.
– Зачем?
– Вырастет рог.
– О, мне рогов как раз не хватает, любимая, – невесело хмыкнул Демьян.
– Спой на голове, и вырастет рог, – повторяла она, а затем и вовсе зашептала слова старой военной песни: – На смертный бой идут имперские войска, во имя Бога опрокинем стан врага…
– Хорошо, – сдался вэйн, – я так и сделаю. Обещаю. – Он улыбнулся и тоном сказочника, потчующего историей ребятню, продолжил: – И вырастет у меня большой рог, красивый и витой, как у Вемовея.
– Да, белый. – Тиса наконец успокоилась и, послушав еще недолго «сказку» колдуна, затихла. Дыхание ее выровнялось, и девушка уснула.
Какое-то время главвэй просто смотрел на нее, а когда на улице послышался звук бубенцов, Демьян осторожно уложил голову спящей на подушку и поднялся. Метнув тяжелый взгляд в окно, вышел из комнаты.
– Там опять кого-то нелегкая принесла, – проворчал ему Тарас, стоя посреди двора.
– Это ко мне, – бросил ему сосед, широким шагом направляясь к калитке.
Меж тем светловолосый мужчина, а именно учитель школы одаренных Климентий Ложкин, остановил у обочины сани, спрыгнул с козел и заспешил к знакомому дому. Однако вынужден был остановиться на полпути. У калитки его поджидал незнакомец. Сюртук его оказался тонок и простоват, в отличие от самого хозяина. Средний рост, жесткие черты лица. К поясному ремню на боку прикреплен вэйновский скип. Несколько секунд колдун рассматривал блондина с холодной дымкой в глазах. Затем все же сказал:
– Вы оказались слишком расторопны… учитель.
– А вы, я так понимаю, тот самый вэйн, от которого моя ученица бежала из Увега, – не скрывая неприязни, ответствовал Ложкин. – Долго же вы ее искали. Для опера ССВ – непростительно долго.
Демьян молчал, сохраняя невозмутимость Во всем его облике светилось неоспоримое превосходство, и это задевало учителя больше слов.
– И что теперь? – спросил Климентий. – Явились сюда, чтобы окончательно сломать ей жизнь?
– С чего взял, что я могу ее сломать? Это она тебе сказала?
– Вэйны… – усмехнулся блондин. – Сама уверенность и непоколебимость в своей правоте вершить чужие судьбы!
– Тиса пришла ко мне в начале зимы с надеждой, что я избавлю ее от видений вашей великоважной персоны. Готова была досуха себя выжать, лишь бы не лицезреть вас.
– Значит, она меня все же видела даром, – произнес опер.
– Постоянно, – фыркнул Климентий. Кажется, он нашел, чем можно уязвить этого непрошеного гостя. – Пара седмиц всего, как наконец научилась вышвыривать вас из своей головы. Но и сейчас бывает, что ваш сиятельный лик достает ее по утрам.
Серые глаза колдуна при этих словах потемнели, но Клим бесстрашно продолжил:
– Но теперь вы решили напомнить о себе, когда она с таким трудом забыла вашу назойливую персону? Обрела здесь друзей. Свободу и волю жить, как ей хочется.
О том, что девушка планировала уехать на днях, Ложкин упрямо не собирался просвещать вэйна. Мо Ши прав, это серьезный противник. Но и он, Клим, не привык отступать перед трудностями. И в благородство, когда дело касается любви, играть не намерен.
– Что за свадьба? – задал неожиданный вопрос колдун. – Ты просил ее руки?
Климентий поднял подбородок.
– Собирался. Но теперь не уверен.
– Из-за меня?
– Естественно. Его вэйновство ведь еще не наигралось, видимо, – сощурив глаза, усмехнулся учитель. – А как я посмею забрать игрушку у самого спецстражца? – Блондин не успел договорить, как ощутил на своей шее стальные тиски. А точнее – обруч света. Вот она, сила колдунов во всей ее красе.
Вэйн подошел ближе и заглянул в глаза своей жертвы.
– Убьешь меня… вершитель… судеб? – прохрипел Ложкин с завидным упрямством, впустую пытаясь оттянуть от кадыка обруч.
– Видит Единый, хотел бы.
Глаза колдуна были совсем черны. Какое-то время он стоял, опустив голову, не замечая потуг своего соперника освободиться от удавки. Казалось, вовсе забыл о нем.
А затем обруч исчез так же внезапно, как и появился. Климентий, стоящий на коленях в мокром снегу, ощупал свое горло, влажное от выступившего пота.
– Кажется, она ждет твоего предложения, – произнес вэйн глухим голосом. – И… я не стану мешать вам, если чувства окажутся взаимными.
– Они уже являются таковыми! Не сомневайся, колдун, – процедил Клим из горячего желания отомстить за перенесенное только что унижение.
Невзоров взглянул на окно флигеля. Там, в тишине комнаты, на кровати продолжала спать Тиса Войнова. Женщина, которую он, кажется, потерял. Действительно. Что еще ему нужно было, дураку, чтобы это понять? Два с половиной месяца – и ни одного письма. Почтовые голуби – как в насмешку, чтобы скрыть свое местонахождение. Те слова на балу. Вчерашнее откровение на проводах аптекарши в ответ на вопрос ее подруги – выходит, оно все же было о нем. Он наблюдал, как она улыбалась этому умнику из школы, но все еще продолжал надеяться… А сейчас узнал, что она часто видела его все эти месяцы! Знала о его тоске по ней, возможно, даже находила его в Оранске под окном общежития. Глупец! Прости меня, девочка моя, за мое тугодумие. Я дам тебе этот шанс, шанс на жизнь, где нет меня.
– Тиса плохо себя чувствует и сейчас спит. Уходи. Завтра придешь, – велел вэйн Климентию, указывая скипом на сани.
– А ты останешься?
– И я… уйду.
* * *
В окнах домов погасли свечи, и ночная тьма опустила на Оранск звездный полог. В тишине флигеля раздавалось тихое мерное дыхание той, что забылась долгим целебным сном. На полу спиной к кровати сидел мужчина. Склонив набок голову и касаясь щекой женской руки, он почти не дышал. Как и зима за окном, он не желал уходить.
Глава 11
Проверка, приют и счастье
Солнечный зайчик коснулся лица, отогрел щеку, перебрался на переносицу. Тиса поморщилась и потянулась. В теле ощущалась небывалая легкость. На душе было тепло, словно солнечный свет пробрался и в нее. Должно быть, дело в ее сне. Да, ей снился сон, замечательный. Правда, о чем он, она не помнила, но точно знала: тревоги развеются, и Поня будет с ней.
Подумав об этом, девушка резко поднялась в кровати. А затем и соскочила с нее. Поня! Ее забрали! Отдали графине, и теперь она будет, как те несчастные девочки, которых она наблюдала из окна дома Отрубиных, носить за Озерской ее саквояжи и зонты! Войнова собиралась было рухнуть в видение, но хлопок входной двери и голоса ее остановили.
– Сюда проходите, – говорила кому-то Алевтина. – Она здесь.
Через секунду в комнату ступил незнакомый мужчина, седовласый, в салопе. Широкая ухоженная борода с проседью. Большая сума из телячьей кожи широкой лямкой оттягивала левое плечо.
– Эта эм-м… эта шустрая барышня и есть ваша больная? – Незваный гость обернулся к Алевтине. – А говорили, чуть ли не покойница.
– Так спала ж она, Федор Емельянович, спала, добудиться не могла до полудня. Ее сосед вчера, оказывается, привел больную всю, без чувств, верно, Тарас? Хоть мне бы сказал! Немтырь несчастный! – Аля бросила сердитый взгляд на благоверного, молчаливым утесом стоящего в дверном проходе. – Тиса Лазаровна, дорогая, как вы себя чувствуете!? – бросилась она к постоялице.
Тиса нахмурила лоб. Как чувствует? Великолепно себя она чувствует. Словно на всю жизнь отоспалась.
– Погодите, – бородач с толстой сумкой отодвинул в сторону хозяйку, – я тут лекарь. Мне и вопросы задавать причитается. Итак, барышня, позвольте на вас посмотреть.
Войнова растерянно оглядела себя и только теперь поняла: не надо на нее глядеть! Это же просто жуть. Платье измято, ворот расстегнут, волосы словно корова неделю языком вылизывала. Да что с ней произошло-то, что завалилась в постель в чем попало?! Стоило чуть притопнуть ножкой, как память вернула оставшиеся затерянные кусочки из прошлого дня. Как шагала от приюта, как в обморок рухнула посреди улицы. Люди подхватили ее. Вот стыд-то какой!
Покачала головой, застегивая пуговки на груди и приглаживая рукой волосы. Затем послушно показала язык лекарю, позволила оттянуть себе веки, заглянуть зачем-то в уши, а также ощупать горло и замерить пульс на руке.
– Жива ваша больная. Здоровее меня будет, – проворчал Федор Емельянович. – Видимо, вы, барышня, переутомились давеча, я прав?
Она кивнула.
– Сном нельзя пренебрегать, милая моя. И едой.
И ушел, денег не взял. Извинившись как перед лекарем, так и перед хозяевами за беспокойство, Тиса осталась одна и, слава Единому, наконец-то смогла заглянуть к Поне.
Она нашла девочку в роскошно убранной зале. В числе двух других воспитанниц она сидела у ног их сиятельства графини Озерской на низкой козетке. Растерянный взгляд ребенка заставил девушку немедленно поклясться, что Степаниде не поздоровится. Она найдет управу на нее и Праскеву во что бы ей это ни стало! Если не выйдет по-хорошему, будет по-плохому. Она доберется до Крассбурга и кинется в ноги Демьяну. Даже если она ошиблась в надеждах и вэйн действительно женится на Лилии, он поможет ей в память о прошлом. Отчего-то она была в этом уверена.
– Вы должны знать, что смирение и благодарность – наиглавнейшие добродетели истинно благовоспитанных барышень, – с абсолютно бесстрастным выражением на «кабачковом» лице поучала меж тем подопечных Озерская.
Вернувшись из видения во флигель, Тиса нашла Гишку и велела истопить баню. Для начала следует привести себя в порядок. В управе, куда она сегодня отправится с жалобой, нужно показаться в приличном виде. Жаль, Агаты Федоровны нет в такой момент. И Зыковы неделю как уехали в родовое имение. Можно было бы попросить помощи у Сергея. Однако есть Мо Линич – заведующий школы одаренных, уважаемый и известный человек в Оранске. Если попросить старика, возможно, он не откажет в поддержке.
Тиса оказалась права, Мо Ши на самом деле принял ее беду близко к сердцу. Старик так разволновался, что принялся бегать по своему кабинету и отпускать упреки в адрес Степаниды.
– Ничего, моя дорогая, – затряс он кулаком. – Мы постараемся вернуть твою юную воспитанницу. Климентий, вели заложить сани. Поедем в управу разговаривать.
Если Мо Ши горел возмущением, то учитель, наоборот, поначалу показался молчаливей обычного. Весь ее рассказ он выслушал без лишних эмоций, неотрывно наблюдая за девушкой. Зато потом Клим произнес то, от чего Тиса готова была повиснуть у него на шее.
– Не выйдет забрать – мы ее выкрадем.
Клара согласно кивнула. Строчка принялся строить план, как можно осуществить авантюру, а Люсенька проявила единодушие с компанией, шмыгнув носом в платочек.
В управе разговор с чиновником, принимающим жалобы, принес слабую, но надежду на то, что дело сможет решиться в пользу видящей. Говорил в основном Мо Ши. Старик то стучал кулачком по столу, то отзывал в сторонку этого самого чиновника, чтобы переговорить с ним с глазу на глаз. В итоге им пообещали, что управа разберется, однако дело займет неделю, а то и две, поскольку потребует некоторой деликатности. «Графиня – это вам не коробейница с рынка, знаете ли».
– Придется отложить вашу поездку, – вздохнул Мо Ши, похлопав девушку по руке. – И чтобы вы, деточка, не скучали, пока дело ведется, советую, нет, даже настаиваю: продолжайте развивать свой дар. И ради этого я отменяю плату за уроки. Климентий будет обучать вас бесплатно.
Поразмыслив, Тиса с благодарностью согласилась. Сколько себя помнила, в сложные периоды жизни она всегда спасалась работой. И сейчас мысли о Поне могут свести ее с ума, не дай ему заняться чем-то полезным.
На пути в клуб попросила Клима сделать крюк и остановить сани у графского особняка.
– Что вы собираетесь сделать, Тиса Лазаровна? – обеспокоился Мо Ши.
– Хочу поговорить с графиней. – Она неотрывно осматривала окна трехэтажного каменного дома со львиноголовыми барельефами.
Надежда, что Озерская поймет ее и отдаст Поню, была невелика, и все же попробовать стоило. У ворот дежурила пара рослых охранников в шинелях и при дубинках. К ним Войнова и направилась, не слыша совета шуйца не торопиться, а сначала все обдумать. Чернобородый стражник окинул подошедшую хмурым взглядом из-под кустистых бровищ. На вопрос, дома ли графиня, неприветливо ответил:
– Отвечать не велено!
Второй оказался помягче.
– Ладно тебе, Никодим! Чего теперь кидаешься на всех, как пес провинившийся, коли проспал двоих. Хоть девиц не пугай. Отбыла она, барышня. Когда воротится, не знамо.
– Скажите, а девочку с ней вы не видели? – спросила видящая, сжав ладони у груди. – Маленькая такая, годика четыре?
– Как же, была малая…
– Хорош трепаться, Сова! – рыкнул на своего товарища чернобородый. – А вы кто, собственно, будете, барышня? И чего тут выведываете?
Объяснять она не стала. Подошел Клим со спины и деликатно приобнял за плечи.
– Ничего, не сегодня, так завтра, – попытался он приободрить, – мы все равно ее вернем, верите мне?
Девушка кивнула и, влекомая учителем, последовала к саням.
– Вы не рассказали, что вчера было после того, как вы вышли из приюта? – спросил блондин. Рука, которой он придерживал женское плечо, при этом напряглась.
– Не поверите, – невесело усмехнулась Тиса, – я упала в обморок прямо на улице и очнулась только сегодня утром. Аля сказала, сосед домой довез. Представляете, я даже не помню этого. Стыдно ужасно.
– Сосед? – Клим заглянул ей в лицо.
– Да. Должно быть, Вениамин. У Голиковых одних коляска на ходу. Надо бы поблагодарить. Сама не понимаю, что со мной произошло, – девушка провела ладонью по лбу, – сейчас даже кашля не осталось. Чувствую себя прекрасно, и лекарь подтвердил: в целом здорова. Разве что слабость предположил.
И она подумала о деде Агапе, его бы сюда, старик бы осмотрел ее, расспросил, бороду свою в кулаке помял бы да посоветовал что. Увы, это невозможно.
– Он прав отчасти, – блондин помог спутнице подняться в сани, – но, думаю, дело в другом. На вашем месте я бы не стал шутить и сегодня воздержался бы от видений. Вашему дару нужна передышка.
– Но… – возразили Тиса с Мо Ши в два голоса.
– Поверьте мне, я знаю, о чем говорю, – оборвал их Клим. Он запрыгнул на козлы и обернулся. Взгляд его стал жестким. – Вы же не хотите истощить дар? Сегодня делаете передышку, а завтра – на здоровье.
Войнова и шуец тайком вздохнули. Пререкаться с Ложкиным – гиблое дело. Особенно когда он говорит в подобном тоне. Не верить учителю причин не было. Видящая на самом деле всю предыдущую неделю, не жалея ни себя, ни дара, уходила в поиск за поиском. Возможно, Клим прав. Переборщила. Пришлось пообещать – без видений, так без видений.
* * *
Только позже, в преддверии ночи, маясь под одеялом без возможности уснуть, Тиса поняла, что это выше ее сил. Если видение Демьяна она сама оттягивала весь день – как утопающий, цепляющийся за соломинку, не желая в нем получить подтверждение, что помолвка с Лилией реальна, то беспокойство о Поне оказалось сильнее всех здравомыслящих запретов.
Войнова закрыла глаза, чтобы увидеть девочку. В первую же секунду живой темноты отстранилась и оглядела ребенка. Малышка спала, укрывшись своим старым одеялом и прижимая к себе тряпичного медвежонка. Тиса мысленно выдохнула и только потом поняла: Поня была в приюте! В своей комнате и на прежней кровати. Этот факт поразил настолько, что видящая чуть было не кинулась одеваться и бежать в «Сердечный кров» за ответами. В полночь.
До утра она почти и не спала толком, боясь пропустить рассвет. Зато ранним утром уже входила в ворота приюта и первым делом наткнулась на прачек у колодца. Среди них – хорошо ей знакомые Янина и мать с дочкой.
– Тиса Лазаровна! Вы не представляете, что мы сейчас расскажем! – поспешили они поделиться первыми. – Стешу-то нашу выгнали!
– Как это выгнали?
– Вчерась проверяющие приезжали! Трое человек из Белоградского благотворительного совету. Все тут напроверяли, во все углы шныряли, даже к нам в мойню заглядывали. Оказалось-то, Степанида с Праскевой себе столько добра приютского наворовали! Прорву!
За минуту Тиса узнала, что Степаниду сместили и поставили теперь вместо нее Любаву Петровну, или, как иначе ее все называют, матушку Любаву. Приютным она была знакома с поездок в монастырь. По словам прачек, женщина спокойная, рассудительная.
– А еще у нас будут наконец мастерская и ткацкая! – не выдержала юная Настасья. – Потому что приходил какой-то богач и отвалил целый мешок денег на постройку и мастеров!
– Да ладно заливать-то, Настька! Видела я его, мужчина видный, из благородных, чай, только мешка почто-то не заметила, – фыркнула Янина.
– А Поня? – оборвала ее видящая. Ей, спору нет, интересно было бы послушать все радостные сплетни, но позже. – Она здесь, я знаю.
– Ой, конечно, Тиса Лазаровна! Здесь! Ее вчера привезли графские, говорят, что-то с бумагами сочинено неверно было. Вот и вернули. Так что идите к матушке Любаве. Думаю, что…
Что думала Янина, Тиса уже не слышала, она побежала к зданию приюта.
В приемной, куда видящая ворвалась с коротким предупредительным стуком, пожилая седовласая женщина неспешно перебирала на полках бумаги, распределяя их по стопкам на письменном столе.
– Простите меня! Я по поводу Полины Средовой… – перевела дух Тиса.
Матушка Любава оглянулась, и вошедшую изучил умудренный жизнью взгляд.
– Вы, я так понимаю, Тисия Лазаровна Войнова? – без особого удивления степенно спросила женщина.
– Да, – подтвердила та и продолжила скороговоркой. – Пожалуйста, не отдавайте Полину графине Озерской! Девочка уже привязалась ко мне, и я очень хочу ее удочерить! Очень! Вот. У меня и бумага есть на удочерение. Пожалуйста, посмотрите…
На стол лег пожеванный листок с гербовыми печатями. Матушка Любава несколько секунд продолжала рассматривать незваную гостью, затем спустила на нос очки, что до сего момента играли роль ободка для волос, и ознакомилась с заявлением. За это время Войнова, казалось, разучилась дышать.
– Угу-угу, – произнесла себе под нос смотрительница, затем отыскала на столе печатницу и поставила прямоугольный оттиск на заявлении. – Можете забирать девочку. Поздравляю.
Тиса не могла поверить своему счастью. Неужели так просто? И больше никаких препон? Несказанное везение! Поистине милостив ты, Единый! Ликование в душе ее было таково, что, будь сердце колоколом, оно бы выбивало благовест на всю империю.
Во время секундного видения на лавке в коридоре выяснила, что Поня находится в трапезной. Туда и направилась. В числе других ребятишек девчушка из-за угла подсматривала за Митрофанычем, хлебающим щи. Присоборного юродивого было не узнать. В кои-то веки одет, отмыт. Борода подстрижена. На носу болячки посветлели. Под присмотром няньки Раи мужик вел себя спокойно, с шумом втягивая в рот капусту из ложки. Лишь когда заметил ребят, снова заголосил про удушающую глину и кусачие камни. Негромко так заголосил, будто предупреждал: «Мои щи, не трожьте, мол».
– Ты, родимый, всегда захаживай теперь. Больше никто не прогонит, – приговаривала нянька.
Тиса шагнула в трапезную, и Поня, словно почувствовав взгляд, обернулась. Радостно взвизгнула и понеслась ей навстречу. Обнялись двое крепко, до слез. Поделились друг с другом, каких волнений натерпелись за последние дни, и пообещали никогда больше не расставаться.
Получасом позже Войнова уводила ребенка из приюта. Все пожитки дочери уместились в небольшом узелке. Прачки проводили их до ворот. Прощай, «Сердечный кров»!
* * *
В обед на Коромысловую заехал на санях Климентий и был приятно удивлен новостью о чудесном вызволении девчушки из графского плена. Забрал обеих в клуб. По дороге они заглянули в пекарню Творожковых и накупили сладостей. Выбирала, конечно, Поня. Чай пили в гостиной клуба всей честной компанией. Тиса смотрела в приветливые лица, благодарила всех за помощь и доброту к ней и девочке. Поня после полдника разомлела и задремала.
Люсенька принесла одеяло и укрыла малышку.
– Она просто цветочек.
– И что теперь думаешь делать? Уедешь или останешься? – прямолинейно спросила Образцова, собирая со стола чашки на поднос.
Тиса передернула плечами.
– Уж точно не в ближайшие сутки. Нужно получить в управе новые свидетельства на Поню. Это три дня.
– Ну что ты, Клара, задаешь неудобственные вопросы, – вмешался Мо Ши, сверкнув на нее взглядом сквозь щелочки узких глаз. – Тиса должна все обдумать. А вы, золотой мой искун, обещали мне еще продолжить обучение, пока находитесь в городе.
Войнова не стала напоминать, что обстоятельства изменились с удочерением Пони, и тем самым обижать шуйца. Старик так за нее радел в управе, что заслужил бесконечную благодарность. Поездит сюда с Поней, с нее не убудет. А Демьян… по всем расчетам он, должно быть, уже получил ее письмо, а значит, узнал о башне и ее чувствах.
Она сама попросила перчатку оборотня у учителя и удалилась в кабинет. Клим и Мо Ши проводили ее взглядами.
Радужный щуп выстроился уверенней прежнего. В бесконечной пустоши протянулась мерцающая дорога, и видящая ступила на нее. В ногах ласково плескался туман. Дар был рад снова служить ей, и Тиса мысленно поблагодарила его. Зря Клим отказывается назвать ипостась оборотня, возможно, это помогло бы ей представить владельца перчатки. Мысли привели к воспоминанию о таинственном кабане, и видящая вновь сорвалась со щупа. Даже раньше прежнего. Ну что за такой неподдающийся поиск?!
Однако возвращаться не захотела. Сознание самовольно потянулось через всю империю к тому, кого она и страстно желала, и боялась увидеть.
Чтец сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и покачивал ступней.
– Я не пойму, кто ты вернее, Невзоров, – с сарказмом изрек он, – непроходимый дурак или изнанев мученик?
Демьян несколько секунд молчал, затем неторопливо отложил на письменный стол бумагу, на которой выше длинных столбцов цифр чернел заголовок: «Количественная сводка по вэйвозмущениям источников», и поднял бесстрастный взгляд на друга.
– Мне достаточно, что ты прочел женщин и подтвердил слова, которые я считал наветом. Благодарю, дружище. Большего от тебя не требуется. Особенно услуг душеспасателя.
– Тебе не душеспасатель, а порка требуется, – фыркнул Юлий. – Может быть, попросить твоего сиятельного дядюшку? Не зря ты ему имперского лекаря спровадил. Поди, поздоровеет и задаст тебе знатную трепку.
– Я дам тебе точный адрес его имения, – равнодушно отозвался главвэй.
Тиса поняла, что ее сегодня смутило в поведении Демьяна, и похоже, что не ее одну. Главвэй был полностью закрыт – по его лицу трудно было прочесть мысли и чувства. Он потянул цепочку на шее и вытащил на свет кулон. Грани хрусталя заиграли в свете мошкарной лампы. Оранжевая шкала, как нить золота, сияла внутри угна. Недолго Тиса наблюдала ее. Цепь спала, и мужчина без особых церемоний закинул угн в ящик стола.
– А вот это молодец! – похвалил чтец. – Вот это я понимаю. Давно надо было освободить свой дар от этой удавки.
Демьян поднял на него взгляд, и в глазах блеснуло предупреждение.
– Друг мой, отвлекись наконец от моей скромной персоны и расскажи, что узнал от охотников.
Тот вздохнул и недовольно проворчал:
– Видели обоз три седмицы назад. Одинадцать саней, груженые. И знаешь, кто им расчищал путь?..
– Ассиец.
– Ну вот, – обиженно фыркнул Жигаль, – я тут, видите ли, с раннего утра в глуши шатался полдня, чтобы добыть эти сведения, языков расспрашивал, а он и так знал!
– Характерный остаточный вэйслед.
Мужчины заговорили о вэе. Тиса поняла, что как бы она ни вылавливала слова, прочитанные ею в вэелогии, а понимания в колдовских делах прибавилось лишь на грош. Но лучше пусть так, чем снова видеть Лилию и слушать о помолвке.
Неспешная беседа мужчин прервалась внезапно. Над письменным столом возникло белесое облако говора и закаркало взволнованным хриплым голосом Грача:
– Демьян Тимофеевич! Проникновение в секретку! Невесомые! Их выкрали!
Новость возымела незамедлительное и резкое действие со стороны колдуна – за секунду раскрылась арка портала, и чтеца вместе с Демьяном мгновенно вынесло к высокой гладкой стене высотой в четыре человеческих роста. Слева метнулась тень птицы, ударилась оземь.
Демьян развернул скип, полыхнуло белым, и в стене образовался провал. Главвэй первым вошел в коридор, больше напоминающий склеп, вырытый в скале, чем помещение.
– Я не знаю, как они это сделали! – оправдывался Грач, спотыкаясь на ходу. Голос только что обратившегося то и дело срывался на хрип. – Никто не входил, клянусь! Я был в небе, когда услышал, как рухнул купол шестого сектора.
Стены странного коридора и высокий потолок чуть светились. Видящая приблизилась, чтобы рассмотреть кладку, и поняла, что это агатит. По прожилкам белого камня струился, разветвляясь, свет. Или, скорее всего, вэя, учитывая, где она сейчас находится сознанием. Толщина зачарованных стен секретки впечатляла. Впереди показалась полупрозрачная арка с перламутровым гербом Вэйновия. Демьян коснулся его рукой и отрывисто произнес:
– Главвэй ССВ Невзоров Демьян, в шестой сектор. Разрешение согласовано.
Герб мгновенно вспыхнул. Тиса на миг увидела огромное помещение, в воздухе которого витала белая каменная пыль, пятерых вэйнов со скипами и обрушенную и расколотую пополам колонну, на сером боку которой алел яркий кровавый росчерк. А затем видение начало меркнуть. Перед глазами все стало размываться, будто кто брызнул топленым жиром в глаза. Тиса попыталась бороться с этим, но тщетно. Несколько секунд, и мир, который она наблюдала, превратился в мутное пятно. Прежде чем ее выкинуло, минуту она еще слышала обрывки голосов:
– …трое наших. Живы, но ранены.
– Лекари?
– Уже пользуют… пять взрывных сгустков разом.
– Вас предупреждали депешей… кроме невесомых лат?
– Только тотумы… и пропал сменщик Кондрат Копытцев.
* * *
Тиса открыла глаза, ухватилась руками за голову и поморщилась. Тупая боль сдавливала виски.
– Что произошло? – Над ней склонился учитель. В глазах его плескалась тревога. – Вам плохо?
– Вы видели оборотня? – В поле зрения появилось лицо заведующего.
Ложкин посмотрел на шуйца и рыкнул:
– Мо Линич! Вы можете повременить с этими расспросами?! Видите, они сейчас некстати!
– Что такого? – проворчал старик, но его пресветлый лик все же испарился.
Климентий опустился на корточки перед креслом, не сводя взгляда с женского лица.
– Голова разболелась, – пожаловалась сквозь сцепленные зубы Войнова. – Наверное, от «мыла». Жаль, оборотня так и не увидела.
– К лешему его, – хрипло произнес Клим. – Где болит? Позвольте…
Тиса не успела что-либо ответить, как его руки уверенно коснулись висков и нажали на нужные точки. Все же учитель в этом силен. Прохладные мужские пальцы стали спасением – боль на самом деле начала стихать.
Она подняла ресницы и неожиданно для себя смутилась от мужского внимания. В зеленых глазах горел глубинный огонь, в котором ковалась решимость. Руки блондина все еще обхватывали Тисино лицо. И эта стесняющаяя близость вдруг заставила ее щеки порозоветь, а сердце забиться сильнее.
– Мне уже лучше. – Она отстранила голову.
– Я рад. – Клим нехотя убрал ладони, но не спешил вставать. – Значит, наш оборотень носит «мыло». Это и так было ясно по тому, как вы долго налаживаете щуп.
– Нет, «мыло» не его, я просто сорвалась в другое видение.
Климентий поднялся-таки с корточек, отчего Тиса сразу же задышала свободней.
– Снова непрошеное видение? – подосадовал он. – Когда же оно оставит вас в покое? В следующий раз постарайтесь уходить из него в первые же секунды. Слышите? И не пытайтесь преодолеть «мыло», вы уже поняли на себе, что это чревато.
Войнова открыла было рот, чтобы разъяснить недоразумение. «Мыло» Демьяна она преодолевала с легкостью. То, что вызвало головную боль, – это была защита имперской секретки. Скрипнула дверь. В кабинет вбежала Поня под присмотром Клары. За ними – Мо Ши. Желание рассказывать что-либо о видении исчезло.
Проведя в компании еще полчаса, Тиса засобиралась домой. Клим снова предложил услуги извозчика, но она хотела отказаться – и так чувствовала себя слишком обязанной этим добрым людям. Заметив замешательство видящей, Мо Ши воскликнул, что даже не желает слышать отказа. Пришлось сдаться. Когда они с Поней уселись на лавку саней, к ним подбежал запыхавшийся Строчка.
– Эй, и меня захватите, п-пожалуйста! – Он ловко забрался на противоположное сиденье, дернул на себя зацепившийся за борт шарф. – Мне же как раз к землекопам на Оключную, ты ж сам велел, – легко ответил Виталий на недовольный вопросительный взгляд учителя.
Всю дорогу Войнова рассеянно слушала Строчку, который перебирал последние городские слухи, и обнимала Поню. Ее мысли то и дело возвращались к последнему видению. Значит, обереги все же выкрали. Несомненно, Демьяну теперь придется еще труднее в расследовании. Восприняв беду главвэя как собственную, Тиса отчаянно уповала на свое письмо. Где же его носит?!
На Коромысловой обе барышни распрощались с клубовцами. Поня помахала ручкой лошадкам и дядям, а затем огорошила неожиданным вопросом:
– Мам, а папа у меня тоже будет? У Ритки есть.
Не зная, что и ответить, видящая невнятно промычала:
– Пока нет. – Но, заметив огорчение на лице ребенка, добавила: – Если я найду подходящего человека, то может быть.
– Ты на нем женишься, да? – зацепилась за ответ не в меру сообразительная девочка.
– Замуж выйду, – улыбнулась Войнова своему настойчивому чуду.
– Я найду тебе жениха, – заявила Поня.
– Да что ты говоришь! И кого, например?
Девочка мило наморщила лоб, раздумывая. Затем предложила:
– А можно соседа?
Видяшая понимала откуда ребенок запомнил Вениамина. Все же тот снял Поню с балконного парапета в соборе.
– Нет, соседа нельзя, он уже женат.
– Жаль, – вздохнула малышка на полном серьезе. – А дядю Клима?
Вот тут Тиса запнулась и, пожалуй, впервые задумалась. Могла бы она выйти за Клима, если бы уже не любила всем сердцем Демьяна? Учитель ведь довольно красив, мужественен и умен. Хорошо относится к Поньке. Вот если бы она никогда не знала вэйна, тогда…
– Вряд ли, Понюшка. – Потрепала по шапке дочку.
Та очень кстати напомнила видящей об одном долге, и Тиса повернула к двору Голиковых и постучала в добротную высокую калитку под коньковым козырьком. На лай пса появился Вениамин в лисьей ушанке и тулупе нараспашку поверх нательного.
– Добрый вечер, – с самым приветливым видом поздоровалась видящая с соседом. Что это он ее довел до дома, когда ей стало худо, она уже не сомневалась. Других мужчин, что в силах дотащить ее до калитки, по соседству не наблюдалось. – Я зашла, чтобы вас поблагодарить.
– Поблагодарить, – повторил эхом мужчина.
– Да, вы уже второй раз помогаете мне. Спасибо, что не оставили меня на улице и довели до дома.
Кажется, Вениамин растерялся, поскольку не вымолвил ни слова, но вдруг заулыбался ей. Поправил на голове лисью ушанку.
– Веня! – послышался за спиной мужика командный голос Матрены. – Кто там явился?!
– Да это соседка, Манечка. – Голиков обернулся, улыбка исчезла с его лица, глаза забегали. – Никифоровна!
Не успела Тиса удивиться, как калитка захлопнулась перед ее носом.
– Чего старухе надо? – За забором продолжался разговор супругов.
– Опять творог родственницы своей предлагает.
– Пусть сама ест, старая сплетница. Не надь нам.
Оставалось лишь пожать плечами и убраться из-под чужого забора.
Вечер прошел в невероятно приятных заботах. Тиса переребрала вещи ребенка, прикинула, что нужно докупить. Подшила слишком длинные рукава кофточки. Примерила на Поню новое платье, которое купила еще неделю назад. Отодвинула от стены кровать и расширила спальное место еще одним ватным матрацем, который выпросила у Али. Снова вознесла благодарственную молитву Единому за счастливый исход с удочерением. Лишь когда маленькая егоза уснула, Войнова попыталась снова увидеть Демьяна. На сей раз его не скрывало «мыло», он нашелся в кабинете Политова в мужской компании за горячей беседой.
Управной ССВ Роман Валентович был красен лицом и раздражен.
– Министр требует, чтобы мы изловили отступника в кратчайший срок, а у нас из-под носа уводят невесомые!
– Позвольте заметить, не у нас, – возразил Юлий, невозмутимо пощипывая маковую булочку. – Это просчет вэйстражи имперской секретки. Мы подавали депешу, тем не менее они предпочли хранить яйца в одной корзине, да еще усилить охрану не захотели.
– Знаю, не дурак, – рявкнул Политов. – Однако позвольте вам напомнить, мил судари, коли дело загубим, головы полетят у нас, а не у секретников!
– Один тотум-то остался, Роман Валентович, – басом произнес Игнат Горохов. – У Невзорова. Они выкрали подделку.
– Единственное утешение. Признаю, я сам слепо верил в полную надежность секретки и только сейчас оценил умный ход. Что у тебя со второй вехой прорицания, Дем? – сбросив пар, спокойней заговорил управной.
Демьян, что до сего момента невозмутимо курил у окна, покачал головой.
– Ничего. Поездка к отцам мудрости оказалась абсолютно бесполезной.
– Значит, вспоминай все последние беседы. Любой детский лепет или кобылий бред, все бери в расчет. Уже должна была случиться веха.
– Должна, – согласился Демьян.
– Вот и думай. Вытащи мне на свет подколодного гада, Невзоров. Вытащи, пока он не сравнял с землей Панокию.
Видящая взбила подушку под головой.
– Вот что, Демьян Тимофеевич, – прошептала она в темноте. – Пусть мне станет плохо от видений, пусть окажусь не лучше той Никифоровны, что заглядывает в заборные щели, но с этой минуты я буду подсматривать за твоей жизнью при каждом удобном случае, пока не выясню, что у тебя с Разумовской. Видит Бог, сейчас я уже жалею, что не отбросила лишние стеснения и не сделала этого раньше. И не думай, что я откажусь от поездки! Рича я хочу видеть не менее сильно, чем твою колдовскую персону.
Засыпая в эту ночь, Тиса еще не знала, что это было последнее видение, когда она могла найти вэйна даром.
Глава 12
Вторая веха прорицания
На следующий день неожиданно наступила весна. Всюду яростно звенела капель, снег стремительно таял, наводняя улицы ручьями. Небо ослепляло синевой. Нет, по календарю до весны еще оставалось четыре дня, однако в Оранск уже прибыла скорая весть о том, что на соседние целебные воды едет лечиться мать-императрица. Страдая ревматизмом, светлейшая особа терпеть не могла холод и сырость, а посему губернатор Эраст Проскулятов решил: ранней весне быть! И для успеха сего дела встряхнул как следует старого погодника Мотю Зябовича.
Коляски плыли по городу в талой воде по самые рессоры. Если в центре Оранска еще можно было пройти по тротуару, не вымочив ноги, то на окраинах творилось настоящее бедствие. Чтобы прикупить хлеба, к примеру, впору было каждому двору обзавестись лодкой и грести веслами к булочной. Люди ругались на погодника, костерили губернатора на чем свет стоит, но поделать ничего не могли. К вечеру среды на Патве тронулся лед. Такая скорость изменения погоды Тису откровенно пугала. Но не так сильно, как то, что она перестала видеть Демьяна. Второй день ее дар бессильно бился клубами тумана о непроницаемую синюю стену. Тщетно бился. От попыток преодолеть «мыло» раскалывалась голова. Видя ее состояние, учитель негодовал и даже злился, напоминая, что это опасно для здоровья, но девушка ничего не могла с собой поделать и снова пыталась. Вместо видений уже три ночи ей снился один и тот же сон. Сон, в котором она бежит что есть мочи, но не может догнать вэйна. Белая снежная кутерьма бьет в лицо и слепит глаза, но желанная фигура в темном сюртуке не становится ближе, наоборот. В какой-то момент изнуряющего бега Тиса понимает, что опоздала. Демьян исчез. Отчаяние перехватывает горло так, что трудно дышать. На этом моменте она просыпалась. Дурацкий изматывающий сон.
Оставалось благодарить Единого – дар при поиске Демьяна не «сочился тьмой». В эти беспокойные дни Войнова уже успела подумать о самом худшем и узнать, что в противном случае это могло означать одно – разыскиваемого объекта нет в живых. Из всех видений только преддверие одного поиска, помнилось, откровенно было окрашено в черный цвет – когда она собиралась найти кабана. Обычно белесый туман тогда напоминал дым. Неужели жуткая скотинка после той памятной встречи с ней скоропостижно издохла? Если и так, то плакать по ней Войнова не собиралась. Наоборот. Понадеялась, что авось и правда издохла. Ведь до сих пор от воспоминания той сцены на мосту в дрожь бросает.
Лишь позже видящую осенило: она ведь может попробовать найти колдуна через его знакомцев, с которыми он, возможно, встречается в течение дня! И оказалась права. Не с первой попытки, а перепробовав прежде несколько лиц, она все же поймала его. В компании Игната Горохова. Чернобородый здоровяк как раз вошел в деревенскую избу, ту самую, что оперстражи занимали в деревеньке близ Студень-реки.
Демьян сидел на лавке и черкал печным угольком на листе бумаги. Он посмотрел на Игната и что-то сказал. Что именно, Тиса не слышала. Радость снова видеть вэйна живым и невредимым оглушила ее. Она рванулась вперед, отстранилась от Игната и зависла сознанием перед Демьяном. Как страдающая неутолимой жаждой путница, она тянулась к нему всем своим существом, впитывая в себя родные черты, по которым уже успела истосковаться за какие-то два дня. Единый! Вновь и вновь она окидывала взором вэйна с головы до ног, пока взгляд не зацепился за нарукавник из незнакомого синего ячеистого металла. Ранее она на нем этой вещи не замечала. «Мыло»?
– В Куркове оставил наших, путь опросят ближние ямы. А у тебя как с вехой продвигается дело? Опять ничего? – Расстроенный бас Игната вернул ее в реальность. – Ты уверен, что все перепробовал?
– Еще одно осталось, – задумчиво произнес Демьян. Он обвел на листе какую-то запись, жаль, видящая не успела прочесть, потому как вэйн сложил листок вдвое. Затем поднялся. Не спеша снял сюртук и повесил его на спинку стула, так же спокойно отстегнул поясной ремень, отложил скип на сиденье. Слаженное резкое движение – и Демьян ловко встал на руки, поймал баланс и без труда опустился на голову. А затем, к удивлению Тисы, отрывисто, с выражением, громко запел, продолжая стоять вверх тормашками:
– На смертный бой идут имперские войска!
Во имя Бога опрокинем стан врага!
И пусть трепещет подлый супостат!
Беги с позором, панокийский гад!..
Куплет за куплетом.
Войнова не заметила, как открылась дверь и в избу вошел чтец, а из горницы справа показалась бабуля с крынкой в руках. Эти двое замерли, наблюдая любопытное зрелище.
– А ты точно не сбрендил, Невзоров? – По окончании выступления Юлий захлопал в ладоши. – Говорил я тебе, не ешь местные соленые грибочки. Студень-река рядом. Жаль, Скакун тебя такого не видит. Поржал бы конем.
– Кто тебе посоветовал этот бред? – усмехнулся Горохов, сплетая руки на груди.
Демьян поднялся на ноги, отряхнулся.
– Именно что бред, – невозмутимо согласился он. Тонкие губы главвэя вопреки ожиданиям так и не сложились в улыбку. Вэйн жестко потер шею, взгляд его сделался еще более отстраненным. – Пожалуй, тут становится душно.
Подхватив сюртук и скип, Демьян в несколько шагов покинул избу.
Тиса рванулась следом, но отстранения хватило лишь на то, чтобы проследить, как мужчина исчезает за плетнем, огораживающим подворье. Так и не надел сюртук, отправился в сорочке по такому холоду. В бессилии видящая какое-то время наблюдала хмурое небо, где ветер ворочал неповоротливыми низкими облаками. В отличие от Оранска здесь зима еще не сдала позиции. Затем вернулась в избу.
– Снова ушел в себя, – фыркнул чтец, усаживаясь за стол и благосклонно принимая хлопоты старушки, разливающей молоко по кружкам.
– Веха не дается, вот и злится, – предположил Горохов, присаживаясь рядом на стул и положив дубовый скип на стол перед собой. Провел широченной пятерней по мощному древку.
Юлий приложился к кружке молока, закусывая куском пирога, который бабуля подала на блюде постояльцам.
– А откуда у него этот браслет? Это же драконий, верно? – поинтересовался Игнат.
– М-м-м, – жуя, прошамкал чтец, – у него и шпроши.
– Так он мне и сказал, – буркнул чернобородый богатырь.
Держа руки на скипе, колдун принялся ворожить, пополняя наклады оружия.
* * *
Снег в старом парке весь истаял, открыв сырую черную землю солнечным лучам. Тиса стояла у старой вишни и наблюдала, как Поня мутит прутиком лужу посреди аллеи. Льняными кудряшками девочки, выбившимися из-под шапочки, играл легкий ветер.
– Мам, а Рич умеет ловить рыбу?
– Чего не знаю, того не знаю.
– А я думаю, что умеет!
После того как Тиса рассказала о юном оборотне, Поня теперь заваливала ее вопросами о нем. Какого он роста, какие у него клыки, как он обращается в медведя и так далее. Отвечала, как могла, радуясь, что у нее есть дочь. Войнова уже заметила, что рядом с девочкой ее сомнения и тревоги словно засыпали. И сейчас, находясь с ребенком в парке, наслаждалась солнечным теплом и корявостью вишневой коры под своей ладонью. И не только. Блики в лужах, россыпи подснежников на лужайках, глубокая синь над головой и звонкая перебранка снующих в ветвях птиц – все отзывалось в душе теплом, звучало тихой мелодией весны и обещало перемены. Только вот никто не знает какие. Демьян оставался для ее дара закрытым. Пара дней показала, что разыскивать его «по знакомым» не так и просто. Главвэй не имел привычки сидеть на месте. Скорее Тиса узнает подробности из жизни всех его знакомцев, если так будет и дальше продолжаться. Вопрос, который она задавала сама себе, не находил ответа. Почему он закрылся? Работа ли послужила тому причиной? Или ее письмо, где она писала, что видит его? Если письмо, почему он так странно воспользовался знаниями из него? Но ведь песня та же самая, что позволяет обнаружить башню! Тогда почему он поет ее вверх тормашками и в избе? Головоломка знатная, и сколько бы девушка не вертела ее в голове, к разгадке так и не приблизилась. О том, что Демьян захотел закрыться от нее по причине скорой свадьбы с Разумовской, она старалась не думать.
Как назло, свидетельство Пони затерялось в управе, и пришлось снова подавать бумаги. Складывалось впечатление, что Оранск не желал ее отпускать. Радовало хоть то, что с перчаткой стало что-то получаться, она уже довольно далеко заходила по щупу и начала чувствовать защиту оборотня. На ее вопрос об ипостаси Клим сказал, что это должен быть некрупный зверь. Не медведь и не волк точно. Хорь, енот или куница. Точнее говорить не стал. Ну хоть что-то.
Нагулявшись в парке, Тиса с Поней направились обратно домой. На Коромысловой заметили стайку мальчишек, пускающих в ручьях корабли-щепки, среди которых был и Устин. Мальчишка исподлобья проводил постоялицу взглядом. Вот упрямец, все дуется на нее. Лишь бы Поньку не обижал. Открывая ключом флигель, Тиса запустила вперед себя названую дочь. Хотела уже зайти следом, как услышала тонкий писк, раздающийся за поленницей, со стороны бани Кадушкиных. Прислушавшись, поняла, что это не писк, а плач. Тонкий, еле слышный. Велев Поне зайти в комнату и подождать ее, сошла с крыльца. Натку она обнаружила в предбаннике. Устроившись с ногами на лавке и обняв колени, девчонка хлюпала красным носом. Заметив свидетельницу ее плача, быстро вытерла лицо рукавом и спрятала лицо под челкой.
– Здрасте, – прогундосила.
Войнова поздоровалась, затем оглядела предбанник.
– Мне лохань нужна, не видела?
– У-у, – покачала головой девочка.
Постоялица уселась рядом с ней на лавку.
– Ладно, потом постираю. А ты чего здесь сидишь одна?
– Просто, – не нашлась что ответить Натка.
– А чего плачешь тогда, раз просто? Мамка отругала?
Молча мотнула головой, а затем снова всхлипнула. Тиса не торопила.
– Вы не поймете, – услышала она сдавленный ответ.
– Да уж куда мне, старой деве, знать о горестях дев юных, – вздохнув, согласилась видящая.
– Вы не старая, – хмыкнула Натка, отняв подбородок от колен, – и красивая. Отчего вы безмужняя?
– Наверное, потому что не смогла найти своего человека.
А если говорить правду, то нашла, а потом сама же его прогнала. Потеряла, когда нужно было держаться за него со всей силой, душой и сердцем. Теперь ее надежды вернуть его так же шатки, как те мостки на Гартовом болоте.
– Я вот нашла. Думала, сведу прыщи – и он меня полюбит, – пропищала Натка. – А он с Танькой гулять начал. Давеча сказал мне: отвянь, репей, не путайся под ногами…
Последние слова потонули в писке плачущей юной девы. Тиса не выказала удивления. Вот оно как. Тут неразделенная любовь. Что ж, сердечные неудачи в таком возрасте кажутся самыми горькими.
– А есть снадобье, чтобы я понравилась ему? – вскинулась Натка, подняв заплаканное лицо. – Слыхала за приворот. Это снадобье? Да?
– Нет, это вэйновский наклад.
– А у вас знакомого вэйна нет? Пожалуйста!
Тиса мысленно вздохнула. Не хватало, чтобы девчонка надеялась на приворот.
– Знаешь, не советую тебе даже думать об этом.
– Почему?
– Тот, кому он делается, становится слабоумным. Тебе же не нужен дурачок, правда? – сейчас видящая врала и не испытывала при этом угрызений совести. – Будет слюни на кулак наматывать, кому такой жених нужен?
Натка хихикнула.
– Вот-вот, – со знанием дела продолжила Тиса, подсаживаясь ближе и слегка приобнимая ее за плечи. – Знаешь, я в твоем возрасте тоже была бедовая. Учиться не хотела, с уроков сбегала в гимназии.
– Вы? – удивленно протянула девчонка.
– Я. Все страдала и себя жалела. А потом вдруг так вышло, что занялась делом интересным – траволечением. Как поднаторела, так зауважала себя, потом и меня зауважали. Поверь, лучшее лекарство от тоски и глупых мальчишек – это любимое дело. А ухажер тебе обязательно найдется. И не ты будешь бегать за ним хвостиком, а он тебя сам заметит. Сразу, как начнешь себя уважать, так и заметит. И не только за личико твое хорошенькое без прыщиков будет любить, а за то, кто ты есть сама.
Пока Натка слушала постоялицу, всхлипы стали гораздо реже. А затем и вовсе прекратились.
Предбанник они покинули вместе. Тиса проводила девочку взглядом до хозяйского крыльца, убедилась, что та зашла в дом, затем и сама исчезла во флигеле.
* * *
После обеда заехал Климентий на коляске и отвез на урок. Тиса снова почувствовала себя неудобно от барского обхождения. Где это видано, чтобы учителя учеников на колясках возили? Да нигде. Однако каждый день таскать за собой Поню в Увлеченный клуб она тоже не могла, а платить за городской извоз накладно. Впереди достаточно долгий путь в столицу, денег и так не много. Похоже, Клим это понимал. Спасибо ему. Ей вообще удивительно повезло с учителем и заведующим школы.
После прогулки по щупу вновь пару часов вместе с учителем изучала вэйновскую карту. За седмицу близкое присутствие блондина на соседнем стуле, теплые локоть и плечо рядом уже не казались видящей чем-то неправильным или стесняющим. Особенно когда Клим пребывал в добродушном настроении и не смотрел на нее так, словно решал сложную задачу. А настроение его улучшилось – с тех пор как узнал, что ученица перестала изображать из себя дятла и биться о стену «мыла».
Несмотря на объявление на входе в клуб, что «видящая больше никого не принимает в связи с отъездом», все же собирались посетители, которые не доверяли запискам, и Войнова принимала их. Сегодня у дверей ожидали пятеро человек. Пока она искала чужих родных и знакомых, Клара с Люсенькой накормили Поню полдником, а потом Строчка предложил прокатиться за город к месту раскопок.
– Там еще, конечно, г-грязно, но мы не пойдем к штольням, п-просто поглядим издали с насыпной. Три часа до развилки, туда и обратно.
Поня заголосила, что очень хочет кататься, но Тиса засомневалась. Понятно, что клубовцам не терпелось взглянуть на место раскопок, но малышке еще рано отправляться на такие прогулки. Дорога дальняя, да по гористой местности.
– Если по насыпной дороге, то не опасно, – поддержал Строчку Клим.
Клара скривила губы в усмешке.
– Там Фролов от своего дворца до каменоломни чуть ли не мост из отработанной породы проложил. А вообще, Войнова, как ты собираешься неделю ребенка до Белограда везти, если три часа – это, по-твоему, долго?
Подумав немного, Тиса согласилась на авантюру. Возможно, так она на самом деле подготовит малышку к недельному пути.
Набрав в дорогу воды, печенья, одеяло и пару подушек, путешественники загрузились в коляску.
Уже через полчаса, когда с двух сторон от дороги встал стеной живописный весенний лес, девушка мысленно поблагодарила клубовцев. Солнце над горизонтом висело еще достаточно высоко, позволяя оглядывать красивые дикие места предгорья. Запахи дегтя, прелой листвы, хвои, подсушенной ветром, и, как ни странно, каких-то мелких желтых цветочков, незнакомых ей.
– Это гусельки, – сказала умиленно Люсенька. – Мне Илья вчера целое лукошко таких принес.
– Полдня собирал на лугу, бедняга, – добродушно съязвила Клара.
– Не-е. У торговки купил.
Дорога на самом деле была укреплена насыпью из каменного крошева, она медленно, с небольшим уклоном, поднималась в гору. А затем при новом повороте вдруг открылся вид на долину. Крыши и иглы Оранска, купола собора, поля и перелески, извилистая лента Патвы, а ближе и чуть в стороне Тиса с интересом разглядела любопытный замок в панокийском стиле. Большой, из рыжего камня. Две башни, сросшиеся меж собой боками. Алая черепица, малахитовые колонны, золотые карнизы и балясины. Завитки и барельефы, высокие статуи животных: драконы, василиски, быки, тигры, медведи. И тут же среди сего зверинца – голые женские и мужские натуры на постаментах в позах мучеников. Невероятно богатая, хоть и безвкусная постройка.
– Да уж, безразличной остаться невозможно, – ответила Войнова.
Заметив выражение ее лица, Клара усмехнулась.
– Забраться бы к богачу в имение и выкрасть пару-тройку золотых вещиц. Там их пруд пруди, он и не заметит, а мы бы курган докопали, – поделилась она и украдкой взглянула на Клима. Тот тоже рассматривал имение фабриканта.
– Не выйдет, К-кларочка, – Строчка вздохнул, – у Фролова защита вэйновская округ дома и псы здоровенные в сторожах. А то и не псы, а кто еще пострашнее. Я сам не видел, но слухи ходят, что из тех лихих ребят, которые к нему в дом пытались забраться, ни один живым не вернулся.
До развилки они добирались еще четверть часа. Насыпная дорога за ней резко забиралась в гору, а обычная двухколейка уходила вправо, еще совсем сырая, заполненная в ямах водой до краев. Ложкин направил лошадей, и те подкатили повозку к месту у обочины, где вновь открывался вид на долину, теперь другую ее часть. Вдали на чернеющем склоне Тиса разглядела пять деревянных сооружений, похожих на журавлевые колодца, и пару подсобных срубов.
– Надеюсь, п-перезимовали хорошо, родимые, жаль, сейчас не спустимся, – благоговейно улыбнулся Строчка. Словно не место раскопки увидел, а женщину своих грез.
– Через неделю вода сойдет окончательно, тогда и пойдем. Сейчас там все равно делать нечего, разве что по колено грязь месить, – успокоил своих Климентий.
– Я с артелью сговорился без п-проблем, – довольно прошептал Виталий. – Ждут от нас отмашки и деньжат. Теперь дело за заведующим. Кто там ему обещал п-помощь, не знаешь?
Учитель, сжав губы, отрицательно покачал головой.
– Значит, это правда! – порадовалась Клара, схватив Ложкина за рукав. – Мо Линич нашел, кто согласен оплатить раскопки?!
– Это еще вилами по воде писано, Клара, – несколько раздраженно ответил блондин, стрельнув глазами в ученицу. – Особо не надейтесь. Договор слишком неоднозначен.
Тиса порадовалась за ребят и мысленно попросила Единого, чтобы у Мо Ши все получилось с этим договором. Они так надеются, что по весне смогут продолжить поиски кургана.
Обратная дорога показалась быстрее, и около восьми вечера Войнова с дочерью уже была дома, в их флигеле. После ужина Поня быстро уснула – укатали сивку крутые горки. Девушка убрала со стола, вымыла посуду. Затем тихо улеглась рядом с малышкой на кровать. Нежность снова затопила душу, и Тиса какое-то время наблюдала за своим личным маленьким солнцем. А потом закрыла глаза, думая о вэйне.
Дар отозвался мгновенно, и вот перед ней снова поднялась синяя стена высотой и шириной в бесконечность. Бесполезно стучать в нее, пинать и ругаться, как Кубач. Тот синий браслет хорошо закрывает своего хозяина. Отчего-то Тиса была уверена, что именно нарукавник и есть «мыло», выстроившее такой заслон для ее сознания. Что ж, остается только порадоваться, что другие искуны, с менее чистыми помыслами, тоже не смогут его найти.
Пересмотрев местонахождения чтеца, Мокия и Горохова, видящая переключилась на других участников расследования, но так и не нашла Демьяна. Уснула расстроенная и уставшая.
Ранним утром, когда ночь лишь слегка разбавилась молоком сумерек, Тиса проснулась и встала, чтобы подложить дров в печь. Вернулась в постель и снова попыталась разыскать Демьяна через других. На сей раз ей повезло. Она нашла его с первого же раза в компании чтеца.
Они стояли на деревянном мосту над Студень-рекой, облокотившись о неотесанные, местами потрескавшиеся бревна, служащие перилами. На горизонте розовело небо. Ветер трепал кроны исполинских сосен, вытянувшихся вдоль берегов. Под мостом сочились зеленым светом застывшие воды странной реки, что навеки захватила в плен несколько сотен мертвецов.
– Ребята уже устали по десятому разу обходить местность. Родион Забегай зуб на тебя точит, – предупредил Юлий. Обычная ироничная манера сегодня ему изменяла – он был как никогда серьезен.
– Знаю. Ничего, пусть терпят. Он где-то здесь, я это чувствую. В лесу под пологом иллюзии или под землей, но он здесь. Затаился, – Демьян сбросил с самокрутки пепел, и тот вместе с искрами полетел под мост.
– Но я никого не слышу. Ни мыслишки за все время. И вэя спокойна, полный штиль.
– Войслав далеко не дурак, в Мракот возвращаться не собирается. Старый воин осторожен и хитер. А еще силен. Слепок в остроге продержался полгода. Ты знаешь, о чем это говорит. И за это время пропавших наверняка досуха выжал. – При этих словах правая рука колдуна сильно стиснула перила, и дерево жалобно скрипнуло.
– Тварь, как есть тварь. А обоз? Думаешь, был по его душу?
– Уверен. И готов руку дать на отсечение, везли агатит. Чтобы сотворить волшбу, которая способна будет изничтожить Панокию, ему нужно иметь в распоряжении много камня, Юлий. И это нам на руку. Возможно, будет еще караван, если не спугнем.
– Старик – драконов безумец, чтоб его… – выругался чтец. – С войны носить планы мести, по всей империи выуживать ради этого тотумы у владельцев… В секретку ради них сунуться. Точно безумец!
– Для безумца он очень верно выбрал источник. – Демьян покатал пальцами самокрутку. – Панокия в трех верстах к северу. И ничем не прикрыта.
– Да уж. Гайвирская степь с головы просматривается лучше, чем на ладони, – согласился чтец. – Знаменитая битва, где полегли тысячи. Если он поднимет этих мертвецов, ой-ей! Я даже представить себе не…
– О какой голове ты сейчас сказал? – перебил друга Демьян, отстранившись от перил, уперев в друга взгляд.
– Голове? – переспросил чтец.
– Да, ты сказал, что с головы просматривается степь. – Невзоров оглянулся и осмотрел Студень-реку и скалу, что вдавалась в огромный, заполненный зеленым киселем котлован. А затем в глазах его мелькнуло понимание, и главвэй прошептал себе под нос: – Не может быть…
– Что не может быть?
Демьян ответил не сразу.
– Я тупица, Юлий, – простонал он. – Если это она, то я полный тупица!
– Кто она?
– Веха. Зови говором наших, пусть подтянутся к площадке над чашей, но близко не приближаются. Пусть просто ждут.
– Как скажешь.
– И еще. Я сейчас открою тебе свою голову. Не вздумай читать больше того, что я буду тебе передавать. Понял меня?
Жигаль ухмыльнулся, но под взглядом главвэя тут же посерьезнел.
– Лишь для меня одного? А не будет ли это… – он замолчал на полуслове, вздернул брови, будто поняв что-то. Затем с любопытством посмотрел на браслет и добавил: – Не знал, что он еще и это умеет. Твой легат сделал тебе поистине царский подарок. И как только ты с ним познакомился?
Видимо, получив от Демьяна мысленный приказ, чтец, махнув рукой, вызвал облако говора.
Через четверть часа эти двое стояли на площадке, как раз в том месте, где по памяти видящей Григорий Мерзликин получал плату за агатит.
– Пустая трата времени! И ветер ледяной. Тут только подохнуть можно, – ворчал Юлий, не отрывая немигающего взгляда от лица Невзорова.
– Напоследок еще раз осмотрим, с нас не убудет, – отозвался главвэй, пуская волны белого света из скипа. Тиса заметила, как при новом порыве ветра он поднял ворот сюртука и закрыл им губы. Однако видящая приблизилась и поняла: он еле слышно шептал слова песни. И с последним куплетом вэйн на один лишь миг замер. Только она, да, может быть, чтец заметили эту заминку. Надо отдать должное выдержке колдуна. На лице его не промелькнуло и тени эмоции. Демьян равнодушно отвернулся, будто и в самом деле ничего нового не увидел. Затем прошелся взад-вперед и сдался.
– Здесь ничего нет. Уходим, – сказал он с толикой досады. Так естественно, что даже Войнова поверила в неудачу. – Проверим западный источник.
То же самое он объявил ждущей их в стороне группе опервэйнов. И те согласно закивали. А рыжий Родион так и вовсе воскликнул:
– Слава святой Вэе! Наконец-то мы отсюда уберемся!
Они ушли через мерцающую арку перехода, один за другим.
Оказавшись в портальной ССВ, Демьян поднял руку и коротко оповестил опервэйнов о передышке в полчаса, после чего он ждет всех у себя.
– Невероятно, – шептал пораженный чтец, ступая вслед за главвэем по коридорам к кабинету управного. – Покажи еще раз башню. Вот это они там окопались! Туда только с драконьей императорской вэйскадрой соваться. Они могли нас положить там же. Притом всех.
– И тем самым привлечь внимание к источнику? Нет. Войслав не этого добивается, – покачал головой Демьян.
– Но как Гранев мог такое сотворить?
– Он и не мог. Ты не понял? – Главвэй остановился и посмотрел на друга. Взгляд его впервые за последние дни растерял былую отрешенность. В их серой глубине теперь жидкой сталью переливалась решимость. – Это башня Вемовея. Ее создатель – древняя вэя.
– Из Писания, что ль? – недоверчиво крякнул Юлий.
– Она. Хотел бы я знать, как Войслав умудрился подчинить ее своим нуждам. – Демьян отметил время на карманных часах, прежде чем войти в приемную Политова. – Где носит Игната? Горохов отвечал на говор?
– Скоро явится.
* * *
Как можно валяться в кровати после подобного видения? Никак. Тиса встала и побродила по комнате, выглянула несколько раз в окно, отмечая на кусте шиповника набухшие почки. Вэйновский произвол во всей красе. Радость от того, что Демьян нашел таинственную башню, успела смениться тревогой о нем. Это у нее, Тисы, сейчас весна за окном. Птицы трещат спозаранку. Небо обещает оставаться весь день кристально прозрачным, и при желании можно предаваться ленному настроению, ловя солнечных зайцев ладонями. А у Демьяна – хмарь поздней зимы и бой с отступником. Ведь он схватится с Войславом Граневым и его безликой свитой. Неизбежно схватится. Тиса слишком хорошо знала этого мужчину, чтобы понимать – Демьян Невзоров никогда не станет прятаться за спинами подчиненных. Видящая покачала головой. Единый! Ну почему она не там, не рядом с ним? Почему ее постоянно что-то удерживает в Оранске! Устала уже сидеть на узлах. Хотя чем бы она Демьяну помогла сейчас? Ничем. Разве что словом ободрила и поделилась теплом своего тоскующего сердца. Сущая малость. Неизвестно, нужна ли еще она этому мужчине?
Поня потянулась на кровати, и видящая присела около девочки. Тонкие ребячьи волосенки ощущались под пальцами мягче пуха. Подоткнула одеяло.
– А я еще сплю, – сообщила хитрая девчонка, щуря один глаз и притворяясь спящей.
Тиса ощутила, как уходит тревога и становится легче дышать. Демьян не глуп, чтобы лезть на рожон, заведомо не обдумав собственных действий, – эта мысль придала стойкости ее духу. Возможно, уже послезавтра она заберет Понькино свидетельство и уедет. Первой же почтовой повозкой и уедет. Пусть даже в ночь.
Глава 13
Два откровения и одно худо
День повлек за собой обычные заботы. Тиса вместе с Поней набирала воды в колодце, когда во двор вышла Алевтина, и женщины разговорились. Хозяйка поинтересовалась, понравился ли малышке детский стульчик, который она в прошлый раз вытащила для нее из подсобки.
– Натка-то моя, Тиса Лазаровна, видать, за ум решила взяться, – поделилась Кадушкина. – Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Представьте, что мне сегодня сказала! Я, говорит, школку закончу и в высшую гимназию поступлю! А еще кашу для бабули сготовила и сама подала. Я чуть не грохнулась у очага!
Все же у этой женщины надо поучиться жизнелюбию. Только от одного ее вида – вздернутых уголком бровей, добродушного лица и улыбчивого рта, где над верхней губой пробивался пушок, от задорно повязанной яркой косынки округ головы с узлом на макушке – хотелось ей улыбаться.
– Молодец какая.
– Эх, жаль, что вы уезжаете от нас, Тиса Лазаровна, – вздохнула Кадушкина. – Привыкла уже к вам. Да и платите исправно. Кстати, Устька мой не обижает вашу малышку? Я-то ему заранее уши надрала, засранцу, – без церемоний призналась хозяйка. – Чтобы даже думать не думывал!
Так вот почему мальчишка волком смотрит! Мать наказала за то, что тот еще не делал.
– Зря вы так. Он в последнее время не проказничает. – Тисе захотелось заступиться за шкодного ребенка.
Алевтина махнула рукой.
– Это вам так кажется. Вчера вот домой явился затемно, грязный, как поросенок. Куртку извазюкал так, что не отстирать теперь! Штаны только на полотерку и годятся. Пса он своего искал с пацанвой, видите ли! А что мать уж молиться начала, ему, обалдую, все равно!
Тиса оглянулась на конуру и только сейчас поняла: Силача нет на месте. А она вчера с дороги даже не заметила.
– Собака пропала?
– Ну да. Убег заморыш. По мне, так ничего, побегает, да вернется!
Дверь хозяйского дома хлопнула, с крыльца сбежал Устин и понесся прямиком к калитке.
– Устька! Ну-ка погодь, друг сердешный! – окликнула его мать, и пацан остановился. С недовольным видом развернулся. – Куда это ты собрался? – подбоченилась Аля.
Устин молчал, глядя на взрослых с неким вызовом, затем промычал:
– Мне надо!
– Опять псину искать собрался? Будешь шастать по буеракам, пока голову себе не свернешь?
Мать ругалась, но Тиса видела: впустую. Насупленный вид, упрямо поджатые губы, упрямый взгляд, вот-вот сорвется и сбежит. Дорог, оказывается, мальчишке этот пес со смешной кличкой.
– Погодите! – Видящая тронула Кадушкину за рукав. – Я знаю, как найти собаку.
Впервые Устин посмотрел на нее без неприязни. Когда же постоялица подняла с земли разорванный ошейник, и вовсе в его глазах отразились надежда пополам с мольбой. Самая настоящая детская надежда на чудо. Только ради этого стоит благодарить Единого за дар поиска.
Тиса присела на лавку у стены хозяйского дома и прикрыла глаза. Полминуты ей хватило, чтобы понять, где сейчас находится пес. Мало того, в голове будто включилось что-то – она вдруг откуда-то знала направление, по которому следует двигаться, чтобы забрать собаку. Через десять минут четверо – Устин, Тиса, Поня и Гишка, которого Аля, не имея возможности оставить дом, послала в поддержку, подходили к яме на выгоне в конце улицы, сразу за огородами. В луже на дне ее, под ветками, дрожал пес. Попался в ловушку, как некогда древоед. Только древний был размером с теленка, и овраг, куда он свалился, гораздо глубже. Устин сам спустился в яму и вытащил пса. Вымазался снова, естественно, но тут уж без этого никуда. Поня бегала вокруг ловушки и заглядывала в нее. Да и Тиса намешала грязи ботинками. Обувь чистить придется всем.
– Это ж надо! Нашелся! Тиса Лазаровна, да вы кудесница! – заметив сына с Силачом на руках, удивленно воскликнула Аля. – Живой? Сейчас я ему теплого борщеца-то налью. А со вчерашнего дня кости куриные остались.
Когда ослабевший пес с урчанием накинулся на еду, радовались все. Даже Тарас показался из-за подсобок и угрюмо наблюдал за отъедающейся за десятерых животиной.
* * *
Ближе к обеду в дверь флигеля аккуратно постучали. На крыльце стоял Устин с обеденной корзинкой. Обычно Аля посылала отнести обед Гишку или Натку, а сегодня вот сын вызвался. Тиса забрала корзинку и пригласила мальчишку в дом. Он колебался недолго, затем все же переступил порог, однако дальше сеней заходить не стал.
– Спасибо большое, что Силача нашли, – поблагодарил Устин. – И… – он замялся, а потом все же пробурчал виновато, – извините меня.
– Да ладно, – улыбнулась Войнова, вспоминая влетевшую в окно крысу и косынку с шарфиком в качестве подстилок для собаки. Сейчас даже смешно вспоминать. – Что было, прошло и быльем поросло. Верно?
– Дед был бы не против, что вы живете в его доме, – вздохнул мальчишка. – Но вот я еще письмо… Мне жаль. Я не хотел сначала, честно. А потом…
– Какое письмо? – обеспокоилась Тиса. Улыбка ее перестала быть великодушно широкой.
– Ваше. Мать его в отправной лоток положила, а я незаметно вытащил, смял и в корзину бросил. – Лицо мальчишки приобрело красный оттенок. Глаза глядели в пол. – Простите меня, Тиса Лазаровна.
О Боже! Это не ребенок, а сущее наказание! Девушка выдохнула, сдерживая первые эмоции, а затем сжалилась над мальчишкой. Уж больно красноречиво пылали его уши.
– Мне, конечно, неприятно, что ты это сделал, – проговорила она. – Я очень рассчитывала на это послание, и мне ужасно жаль, что один человек не получил его. Но я прощаю тебя. Только знай, в какой-то момент шалости могут запросто перестать быть безобидными. В частности, от этого письма зависели жизни людей.
При этих словах Устин поднял испуганные глаза.
– Не волнуйся. Те, кому назначалось, и без него обошлись. Но, Устин, пора взрослеть и помогать матери и отцу.
– Отцу на нас плевать, – буркнул он.
– Но тебе-то нет. Я права? Поддержи свою семью, и в будущем тебе не придется краснеть.
С крыльца флигеля Тиса смотрела, как мальчишка пересекает двор, чтобы взбежать по ступеням и исчезнуть в недрах хозяйского дома. Оставалось надеяться, что на сей раз она достучалась до этого упрямца.
А жизнь, получается, продолжает ставить подножки. Судьба ее письма оказалась незавидной – корзина для мусора. Теперь стало очевидным, что Демьян нашел башню вовсе не благодаря ее подсказке. Вэйн не знает ни о ее чувствах, ни о том, что она пользуется даром, чтобы подсматривать за его жизнью. Он ничего не знает о ней!
«Драконья чешуя!» – прошипела себе под нос. Кажется, она стала ругаться по-вэйновски. Неудивительно. Когда долго наблюдаешь за этой братией, то так или иначе начинаешь перехватывать словечки. Написать еще одно письмо? Нет! Никаких писем. Только отъезд.
Климентий явился после полудня, и Тиса попросила прежде школы заехать в храм. Учитель согласился, не задавая лишних вопросов. И за это ему душевное спасибо. Если бы не волнение на сердце, поездку можно было назвать приятной. Солнце припекало, высушивая последние лужи и наполняя воздух влажностью, как после короткого ливня в знойное лето. Темные воды Патвы окончательно освободились ото льда и теперь радостно плескались в берега, окаймленные камышовым сухостоем, с одной стороны моста, и в каменные борта канала – с другой. Войнова приспустила с плеч пальто и сняла шапочку с Пони.
За мостом впереди показалась толпа людей с телегой. Оказалось, на излучине выловили утопленника. Тиса прижала ребенка к себе, а сама оглядела распухшее синюшное лицо несчастного, лежащего на телеге, как очередное упоминание о бренности всего живого. Грузное тело в измятом сюртуке, грязный кушак с двойной полоской по краям, должно быть, некогда имел белый цвет. Желание посетить храм увеличилось вдвое.
– Эй, посторонитесь, любезные, – с толикой досады в голосе прикрикнул Климентий растянувшейся по дороге толпе.
Но люди не спешили освобождать проезд. Судачили о несчастном.
– Это ж Филимон Рыльцев!
– Думали, он уехал, как уволился с каменоломен, а он того… утоп, несчастный.
– Бедолага.
– Меньше пить надо, так и в реки бы не падали, пьянчуги!
– А может быть, его ограбили да помогли утонуть.
– Чур тебя, язык без костей!
Клим сумел вывести коляску вперед и подстегнул лошадей. Обернулся, чтобы оглядеть своих пассажирок. Тиса благодарно кивнула учителю. Выветрить из памяти неприятное зрелище теперь не скоро получится. И этот несчастный кого-то ей напомнил. Хотела покопаться в памяти – кого именно, но ее отвлекла Поня, которая, увидев купола храма, выказала пожелание подняться на балкон. Ну уж нет!
В храме Войнова упала перед образами святых и жарко молилась за Демьяна, а потом и за всех близких. Просила долгой-долгой жизни и здоровья. Укрыть и сберечь, избавить от бед и напастей. В какой-то момент – наверное, когда подбежала малышка и обняла стоящую на коленях названую мать за шею, – пришла уверенность, что молитва услышана. Единый сохранит всех ее родных. А Демьян будет жить всем отступникам назло. По-другому и быть не может.
Из храма она выходила с благодатью на душе. Теперь все должно быть хорошо.
На подъезде к школе одаренных Тиса ощутила на себе чужой взгляд. Не тот, что она принимала за присутствие Единого, как когда-то, а колючий, внимательный. Оглянувшись, она увидела, как за угол метнулась тень. Или почудилось? Похоже, пора снова вспомнить об успокоительной настойке. Она в последние недели ощущала себя как на качелях. Волнения накатывали и отступали с завидной частотой. Хорошо хоть что-то не меняется – это клуб, приветливость его завсегдатаев и злополучная перчатка, которая продолжает щелкать по носу своей недоступностью при поиске ее владельца.
Разочаровав в очередной раз Мо Ши, Тиса повинилась.
– Не вышло из меня золотого искуна, Мо Линич.
– Ничего, дорогая. Ты же сама только что сказала, что уже далеко заходишь по этому… как бишь его, Клим? Щупу? Завтра или послезавтра найдешь оборотня! – Шуец грыз кончик косицы из своего парика.
– Завтра я уеду, Мо Линич. Сегодня последний урок.
Старик крякнул, и на Тису уставились клубовцы, как всегда, зашедшие в кабинет учителя полюбопытствовать о ее успехах.
– Разве вам уже выдали свидетельство на малышку? – поинтересовался заведующий.
– Завтра выдадут. Но даже если бумагу в управе снова потеряли, мы с Поней все равно уедем. Возьму в конце концов расписку из приюта на первый случай.
На эти слова Клара одобрительно улыбнулась, а Климентий не сводил с видящей глаз.
Мо Ши закачал головой, как настоящий шуйский болванчик, заохал:
– Но как же так! Это неправильно, Тиса Лазаровна! Благочинники Белограда могут вас арестовать.
Тиса подумала, что рискнуть стоит. Она ребенка не воровала, и пусть их благородия проверяют ее личность, но только допустят ее до разговора с вэйнами из вэйстражи города.
Мо Линич, кажется, расстроился, что не смог ее отговорить, и ушел. Войнова не видела, каким тяжелым взглядом он одарил на прощение своего ассистента.
Зато все остальные клубовцы поддержали ее намерение и обещали приехать проводить в дорогу. Тиса представила, как будет завтра с ними со всеми прощаться, и на глаза невольно навернулись слезы.
В следующие три часа она принимала посетителей. Сегодя их оказалось шестеро. С уходом последнего человека клуб погрузился в непривычную тишину.
– А где все? – спросила видящая учителя, заглядывая в пустую опытную.
Блондин пожал плечами, следя за ней исподлобья.
– Ушли. Клара – домой, мать сегодня просила ее о прогулке. Строчка – по моему поручению, а Люся – на свидание.
– Понятно, нам тоже пора. – Войнова направилась к Поне, чтобы ее разбудить.
– Постойте. Не будите пока. Я бы хотел поговорить с вами….
Тиса обернулась. Учитель смотрел на нее, и зеленью его глаз вновь завладел тот странный глубинный огонь. Только сейчас к нему добавилось еще и некое отчаяние.
– О чем?
Климентий заговорил не сразу.
– Вот беда… Я не жалуюсь на свое умение изъясняться, – усмехнулся он, но голос выдал внутреннее напряжение, – но только не тогда, когда дело касается личного.
– Личного?
– Да. Я бы не хотел, чтобы вы уезжали. Даже больше. Я безумно хочу, чтобы вы остались здесь. – Блондин сгреб длинную челку в ладонь, затем с усилием пригладил ее. – Со мной, – глухо добавил он.
Девушка вздохнула.
– Но я не могу, вы же знаете. Пожалуйста, послушайте…
– Нет, это вы меня послушайте. – Клим шагнул к ней, и видящая ощутила, как становится тесно в гостиной рядом с этим мужчиной. – Я прошу вас остаться не потому, что желаю вас учить бесконечно. Хоть это и доставляет мне немало приятных минут. Я прошу руки и сердца, Тиса… Выходите за меня.
О Единый! Нет, она знала, что симпатична учителю, и видела знаки внимания. Но не ожидала, что симпатия когда-либо выльется в нечто большее. И сейчас действительно растерялась, как девчонка.
– У нас много общего, – продолжал Климентий. – Дар сближает. Вы же это тоже чувствуете, не так ли? Не сказать, что я лучшая партия, однако, если мы найдем курган, у нас будет все, о чем можно только мечтать. А мы его обязательно найдем! У девочки будет отец, которого она так хочет иметь. Я буду достойным мужем.
– Постойте, – попросила Тиса. И, когда Ложкин замолчал, вздохнула.
Как она ненавидит делать больно замечательным людям. И сейчас уже ощущает тяжесть вины на своих плечах.
– Клим, я вас очень уважаю, – прошептала она, – и, видит Бог, испытываю к вам большую симпатию. Но простите меня. Этого мало, чтобы я вышла за вас.
Ложкин сжал кулак и ткнул им в свой лоб. Глянул исподлобья.
– Вы уверены? Симпатия может перерасти в нечто большее.
Он так и не сказал «любовь», возможно, опасался высокопарности слова.
– Уверена.
Мужчина горько усмехнулся.
– Значит, он врал, – произнес непонятную фразу. – Что ж, мне очень жаль.
Огонь в зеленых глазах потух, будто его залили водой.
– Я правда считаю вас достойным, – спохватилась Тиса и тронула его за рукав. – Просто… мое сердце несвободно.
– Вэйн из видений, верно? – Учитель зло сощурил глаза, чем удивил ее.
– Откуда вы?..
– Девчонки говорили о вас. Я случайно услышал. Тиса Лазаровна, – он покачал головой с укоризной, – вы действительно считаете, что вэйн – это хорошая партия? Колдуны непостоянны, заносчивы и обычно предпочитают жениться на вэйнах. На вашем месте я бы не надеялся на что-то большее, чем обычная интрижка…
Войнова не хотела слушать. Не хотела.
– Пожалуйста, предоставьте мне самой это решать, Климентий Петрониевич. – Ей было неприятно, что кто-то другой смеет обсуждать то, что она считала глубоко личным. – Пожалуй, мы сегодня пройдемся пешком с Поней. Еще не поздно.
– Я отвезу вас.
– Не стоит. Я давно хотела размять ноги. Дороги уже высохли.
Клим не стал настаивать. Спустя минуту Тиса с Поней покинули Увлеченный клуб.
Закат красил небесной кистью стены домов в нежно-розовый цвет. Семеня рядом, малышка трогала полураскрытые почки на кустах сирени и поучала своего медвежонка, как нужно правильно переходить дорогу. Видящая одобрительно поддакивала, но в мыслях продолжала спорить с учителем. Он не знает Демьяна, поэтому так судит? Как бы там ни было, она не даст сомнениям снова прорасти в душе. Щеки женщины снова вспыхнули, стоило вспомнить предложение руки и сердца. Своей прямолинейностью она, должно быть, сильно уязвила Клима, потому он так резко отреагировал. Стоило подумать, что чувствует этот мужчина после отказа, как жук-сердцеед начал точить зубы об ее сердце.
Только миновав квартал, Тиса ощутила, что вечерний ветерок с большим, чем обычно, рвением овевает ее голую шею. Растяпа! Оставила свою косынку в кабинете учителя. Видящая повернула с девочкой обратно. За два месяца у нее сложилось трепетное отношение к таким часто пропадающим вещам, как шарфы и косынки. Благо что недалеко отошли от школы. Заодно неплохо было бы еще раз попросить у Клима прощения. Расстаться с учителем на доброй ноте и без обид – то, что нужно для спокойствия ее совести.
Поня задержалась с бабулей-привратницей общежития, которая обещала девочке показать свое вязание, Тиса же направилась в гостиную клуба и остановилась, чтобы собраться с мыслями. По приглушенному разговору, доносящемуся из-за прикрытой двери кабинета, смекнула, что у Клима посетитель и придется подождать.
– Вот, пожалуйста, я возвращаю залог вашему хозяину. – Решительный голос Клима и звон монет. – Здесь все до копейки, можете пересчитать. Передайте барону наш низкий поклон и глубочайшие извинения. Мо Линич погорячился, пообещав то, что выполнить наш клуб был не в силах изначально. И, прошу покорно, заберите перчатку.
В ответ – невнятное мычание собеседника, слов не разобрать.
– Я понимаю, что он будет недоволен. И весьма. Посему готов выплатить неустойку, но со временем. Что вы сказали?
Снова непонятный ответ.
– Нет. Девушка уезжает. Найти оборотня не сможет, заверяю, что она сделала все, что могла. Выше головы не прыгнешь, как говорится. Ее дар слаб, чтобы увидеть вашего зверя, закрытого «мылом». Поиск – это сложное дело. Понимаете? Так и передайте Аристарху Фролову.
Не слишком соображая, что делает, Тиса распахнула дверь кабинета. Она перевела взгляд с растерянного лица блондина на его собеседника, коим оказался низкорослый горбун. Тот самый служка Фролова, что обладал редким даром видопередачи. Какое-то время видящая и карлик глядели в глаза друг друга. Потом он поклонился и произнес, словно жуя слова:
– Мое почтение одаренной.
Этикет спасал и не такие ситуации. Склонила голову в ответ.
– Простите, что нечаянно помешала вашей, несомненно, интереснейшей беседе. – Она стрельнула колким взглядом в учителя. – Я лишь заберу свою косынку. – Сдернула с вешалки цветастый плат. – Прошу, продолжайте, Климентий Петрониевич. Не смею вас отрывать.
– Тиса! Подождите, – учитель бросился за видящей и перехватил ее за руку в гостиной, – я все вам объясню, дайте минуту, мой гость скоро уйдет.
Войнова чуть помедлила, глядя ему в глаза, потом кивнула.
– Хорошо. Я подожду с Поней в сквере. Надеюсь, вы расскажете, что все это значит.
– Я объясню, обещаю. Пожалуйста, не уходите пока.
Долго ждать Климентия не пришлось. Они успели только пройтись по тропинке к «трещине» и повернуть обратно. В душу будто сквозняк запустили, и видящая ежилась, оглаживая свои плечи.
– Спасибо, что дождались. – Учитель приблизился к ним быстрым шагом. Выражение его лица выдавало крайнюю степень досады. – Пожалуй, я никчемный наставник, Тиса Лазаровна.
Кусая красивые губы, блондин не спешил продолжать. Пришлось его подтолкнуть.
– Вы обещали рассказать.
– Да. – Ложкин, не вынеся взгляда женщины, отвел глаза в сторону. – Я знал, что это дурная затея. Знал, но пошел на поводу у заведующего. В общем… Мо Линич взял залог под раскопки у Фролова, взамен мы должны были ему сказать местонахождение оборотня. Он что-то выкрал у Аристарха, и барон желал вернуть вещь без лишней огласки. Готов был хорошо заплатить. Вы же подавали большие надежды, так что…
– Почему вы мне не сказали об этом прямо?
– Был уверен, что вы откажетесь. Сколько раз я слышал, как вы нелестно отзывались о Фролове. Тем более от его лица приходили в аптеку вэйны, а зная, как вы тепло относитесь к колдунье, вполне мог предположить отказ.
– Да, верно. Я бы остереглась помогать такому человеку.
– Если бы я мог вернуть время, не подписался бы на эту авантюру, – порывисто прошептал Клим. – Вы теперь считаете меня бесчестным человеком?
В вечерних сумерках на лице его отразилась мука.
Тиса подумала и не стала отпираться.
– Скрывать не буду, немного вы меня разочаровали. И заведующий тоже. Так вот почему старик ужом вокруг меня вился! – Она усмехнулась. – Теперь понимаю. Но я с недавних пор перестала резко судить и обвинять людей. Каждый может ошибиться.
– Верно. – Учитель будто ухватился за соломинку. – Я ошибся. Был ослеплен идеей найти этот драконов курган и поддался искусу. Вы меня простите?
Войнова взглянула в его глаза, горящие надеждой, и ощутила смущение. За все то время, что она обучалась в клубе, Климентий никогда ни у кого не просил прощения, даже если был не прав. Изменения, произошедшие в нем, его порыв, жажда выпросить прощение вызывали удивление.
– Хорошо, я на вас не сержусь, право. Сделка не состоялась, верно? Я не смогла найти оборотня, вы вернули деньги. Давайте забудем об этом. Вы отвезете нас с Поней домой? Завтра предстоит долгий путь, а нам еще собираться.
– Конечно. – Кажется, он облегченно выдохнул.
* * *
Спустя четверть часа Климентий подкатил коляску к кованым воротам и помог усесться пассажиркам. Лошади порысили, мимо заскользили дома и светящиеся окна. В какой-то момент Тиса поймала себя на том, что для нее событие в клубе уже померкло и отошло на задний план. Все мысли теперь занимала завтрашняя поездка. И Демьян. Не терпелось поскорее оказаться во флигеле и найти вэйна через его приближенных. Что там с расследованием? Что собираются предпринять?
Усыпленная ходом коляски, под боком дремала Поня, прижимая к груди тряпичного медвежонка. Тиса стянула с себя косынку и накинула на плечи девочки. Они уже подъезжали к мосту, когда появилось дурное предчувствие. Фонарь на столбе тускло горел, покачиваясь на ветру. Сумерки, казалось, под ним еще сильнее сгустились. А потом Войнова увидела их.
Огромные черные тени, жуткие кабанообразные хищники, они вставали один за другим на брусчатке моста, перерезая дорогу коляске.
– Боже мой! – воскликнула девушка.
– В чем дело? – спросил Клим.
– Ты их не видишь?
Климентий обернулся, и в этот момент от парапета отделились две мужские фигуры, вышли на середину дороги.
Тиса узнала их. Вэйны, приспешники Аристарха Фролова. Худой белолицый Мерзликин и его чернокожий напарник, ассиец.
– Добрый вечер, уважаемые искуны, – самодовольно осклабился Григорий. – Вам придется проехаться в гости к очень уважаемому человеку.
– Зачем, позвольте узнать? – отозвался Клим. Надо отдать ему должное, он не стушевался и не выказал страха. – Я, кажется, уже все объяснил Науму Федотовичу. Аристарх Зиновьевич может получить от него все подробности дела.
– Он уже получил, – фыркнул Мерзликин, – и посчитал, что объяснений недостаточно, так что поворачивай лошадок по-хорошему, учитель. – Григорий посмотрел на Тису, с ужасом взирающую на кабанов, стоящих недвижимо за спинами колдунов, и усмехнулся. – А девушка-то, похоже, видит наших зверюшек, Яг-Бай. Не так уж хорошо ты их прикрыл, как обещал.
– Каких зверюшек? – не понимая, о чем речь, спросил Клим.
– Этих. Покажи ему, пусть полюбуется, – кинул Мерзликин чернокожему вэйну. И ассиец, тронув навершие жезла-плети, зашевелил губами. Судя по тому, как резко отлила кровь от лица учителя, он теперь тоже видел этих существ.
– Придется поехать. – Он взглянул в глаза видящей. Тиса кивнула. – Надеюсь, это недоразумение разрешится, – добавил Ложкин без прежней уверенности в голосе.
Дороги к загородному имению Аристарха Фролова Тиса почти не помнила. Вэйны сместили Климентия с козел и сами управляли лошадьми, стегая их по спинам вожжами. Она смотрела то на Поню, которая, слава Единому, продолжала крепко спать, то на мрачного Клима, сидящего напротив, то на свое кольцо, в котором малахит впервые сменил цвет с зеленого на ярко-желтый. И куда она точно не желала смотреть, так это по сторонам, ведь коляску бесшумно сопровождали гигантские безглазые звери.
* * *
Лес поредел, и тьма уступила место сияющим огням имения. Миновали арочный въезд в крепостной каменной стене, что огораживала поместье по периметру. Пятеро охранников закрыли за коляской обитые железом дубовые ворота. Лязгнул засов. В другой раз Тиса бы с интересом рассматривала имение-замок, его ослепляющее великолепие, безвкусную роскошь – все эти золоченые лестницы, статуи и барельефы. Но сегодня ей было не до созерцания. Войнова с облегчением отметила, что кабаны по велению ассийца потрусили к дальним постройкам. Но тут же содрогнулась, поскольку шагах в двадцати от нее прошествовала пара других ошеломляющих существ – великанов в два человеческих роста. Массивные тела, рыжая потрескавшаяся кожа… Длинные руки их свисали до самых пят и словно не имели внутри костей, поскольку гнулись во все стороны, как прутья. Уродливые чудовища тоже не имели глаз. Как и рта и носа.
– Эй, я два раза повторять не буду. Следуйте за мной, искуны! – Голос Григория вывел из оцепенения.
– Я понесу ее, – предложил Климентий, поймав тревожный взгляд Тисы и указав на спящую девочку.
– Нет! Я сама, – отказалась она и подняла ребенка на руки. Поня сонно устроила голову на плече матери.
Войнова уже настроилась на долгий путь по лестницам замка, но колдуны повели их вэйновским переходом. Климентий замешкался перед прозрачной аркой, тогда как Тиса привычно шагнула в портал. На выходе их глазам предстала длинная галерея. Пол из мраморной мозаики. Стены покрыты красным шелком, потолок – аляповатой позолотой. Меж колонн – два десятка напольных ваз и позолоченных статуй. Галерея заканчивалась высокими двустворчатыми дверями из красного дерева. Ручки в форме орлиных голов тоже покрыты позолотой. Девушка невольно подумала, что Фролов наверняка ест и пьет из золотой посуды. Готова была поспорить, что под кроватью у богатея стоит золотой ночной горшок.
Два рослых привратных стражника распахнули перед ними двери. Огромная зала, в которую ступила четверка, была еще более вычурна, чем оставленная позади галерея. Мрамор пола застлан пурпурным шуйским ковром. В длинном ворсе тонули ноги. На стенах, обитых золотым шелком, висели огромные картины, писанные маслом. Мебель из черного дерева с золотыми вставками. Диваны, кресла и пуфы с пурпурной парчовой обивкой расставлены вокруг золотого фонтана, в водах которого плавали четыре быстрые огненные щуки. Тиса никогда раньше не видела этих рыб, хотя слышала о них. Чешуя при резких движениях этих зубастых хищниц действительно вспыхивала молниями. И сейчас владелец столь пышного поместья и золотого ночного горшка кормил своих рыбок. Занятие сие происходило следующим образом. На изящной высокой подставке из горного хрусталя стояло золотое ведерко. Карлик Наум – да, он уже успел вернуться к хозяину, – стоя на цыпочках, щипцами вылавливал в оном ведерке мелкую плотву. Затем подавал инструмент своему хозяину. Барон же, одетый в бархатный алый халат с горностаевой оторочкой и плюшевые мягкие туфли, брал щипцы холеной ручкой в белой перчатке и кидал живой корм в фонтан. Щуки метались и сверкали чешуей – каждая желала первой ухватить добычу. Лишь взглянув на полный барственной чванливости лик Аристарха, Тиса поняла: богач все так же неприятен ей. В свете нынешних событий, пожалуй, больше прежнего.
– Так-так, кто у нас здесь, Гришка? – Барин соизволил поднять выпуклые холодные глаза на пришедших, и толстые губы его растянулись в брезгливо-довольной улыбке. – Так понимаю, искуны-бездельники, что уже месяц как не найдут мне этих ворюг блохастых?
– Они самые, – криво усмехнулся Мерзликин.
Клим подался вперед.
– Простите покорно, Аристарх Зиновьевич! Я уже объяснял вашему уважаемому помощнику, – он указал на карлика, – что, к сожалению, мы не способны найти даром оборотня.
– Так не даром же, мил друг. Вам мало денег, что я выдал на ваше рытье? – В голосе богача слышалась угроза.
– Дело не в этом, Аристарх Зиновьевич! Я сейчас все объясню.
Ложкин говорил убедительно, по-деловому и с долей уважения, и Тиса молча кивала в знак согласия. В душе росла надежда, что сейчас все недоразумения разъяснятся, и их наконец отпустят восвояси. Однако, когда учитель рассыпался в извинениях и выдохся, Фролов продолжал хмуро таранить его взглядом. Затем посмотрел на видящую, и она ощутила, как от напряжения немеет спина.
– Бла-бла-бла! – рыкнул богатей. – Дар то, дар се! Хватит вешать мне лапшу на уши, любезные! Ваш шуец обещал мне указать место, где прячется ворье. Парочка оборотней, мерзких тварей, что вздумала красть у меня! Не у кого-то, а у меня! Теперь эти сукины сыны залегли и считают, что я их не выковыряю из норы?! – Самодур в ярости запустил щипцы в воды фонтана.
От криков хозяина проснулась Поня, и Войнова зашептала ей на ухо, чтобы она не боялась – они в гостях у дяди.
– Нет уж. Пусть выкусят! Я их из-под земли достану! – бесновался Фролов. – И вы мне в этом поможете, дорогие искуны, – сказал он тоном, не терпящим пререканий, и, обернувшись к колдунам, велел: – Они останутся здесь. Не выпускать, пока не скажут, где воры.
– Вы не можете нас удерживать! – возмутилась Тиса.
– Позвольте! У Тисы Лазаровны маленький ребенок на руках, – поддержал ее Клим.
Порыв блондина подойти ближе к Аристарху пресек ассиец. Чернокожий вэйн в один миг выхватил свой скип, и между Фроловым и учителем образовался полупрозрачный красный щит.
– Хотите, чтобы я вас отпустил? – Барон скривил толстые губы. – Тогда в ваших интересах быстрее ответить, где находятся оборотни с моим добром!
Небрежным взмахом руки он велел вывести искунов прочь.
Тиса следовала за проводниками, внутренне пылая от негодования и одновременно еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться от обиды и тем самым не напугать Поню. Спустя четверть часа пленников определили в одну из комнат для прислуги на полуподвальном этаже замка. Единственное узкое окно находилось на уровне поднятой руки человека. Две деревянные лежанки с тощими матрацами, меж ними – стол, похожий на перевернутый ящик, и табурет – вот и все нехитрое убранство комнаты. Девушка вошла первой. Клима подтолкнул в спину Григорий. Вослед видящим на пол полетела знакомая перчатка. Как собакам.
– Будут новости о ворах – скажите охране. Они передадут кому надо, – сообщил Мерзликин.
На том дверь захлопнулась, и в скважине повернулся ключ.
Тиса спустила с рук Поню, молча сняла с себя пальто, несмотря на то что в комнате было далеко не жарко, и застелила им одну из лежанок. Велела девочке присесть и опустилась рядом.
– Мы немножко тут поживем в гостях. Тебе же понравился этот замок, да?
– Да! – Глазенки восхищенно заблестели.
Поня залепетала, что красивое она успела рассмотреть в коридорах сего дворца. Тиса же, повернув голову, посмотрела на учителя. Должно быть, в ее взгляде проявился укор, поскольку Ложкин опустился перед ними, чуть ли не встав на колени.
– Простите, я не знал, что все так обернется, клянусь вам! – шептал он, и в голосе его слышалось злое отчаяние. Горячие ладони поймали женскую руку и поднесли к губам.
В ответ видящая только вздохнула. Надо бы поднять с пола перчатку.
Глава 14
Побег
Шел второй день их заключения. Тиса тщетно пыталась найти оборотней, прерываясь лишь на сон и еду, которую приносил «гостям» Наум. Дверь отворялась, и горбун под защитой здоровенных охранников-мордоворотов ставил поднос на пол. Затем виновато перечислял, что съестного в судках, просил прощения. Добрый малый, только как пес верен своему хозяину. Отпустить их он не мог, зато принести постельное белье, подушки и ширму согласился с охотой. А также велел охранникам сопровождать пленников до уборной и обратно по первому желанию.
Поня маялась от безделья, и Климу приходилось развлекать ребенка, пока Тиса «спала».
Щуп в очередной раз не поддался, несмотря на все советы учителя. Досадуя и мысленно бранясь, видящая устало парила в туманных облаках. Невозможно… Этот оборотень слишком хорошо защищен. У нее не получится. Что тогда? Нет, лучше не думать об этом. Тиса снова попыталась найти Демьяна через его подчиненных. Хоть минутку побыть рядом с ним, хоть на несколько секунд увидеть, чтобы воспрянуть духом. Чтобы обрести веру в свои силы.
И на сей раз ей повезло.
Он нашелся в окружении большой компании опервэйнов в знакомой избе. На столе лежала карта местности, и Демьян чертил на ней круг.
– Если они будут двигаться с той же скоростью, то через четыре дня обоз окажется в этом месте. Здесь берег таков, что даст хороший крен.
– Допустим, четыре или пять повозок переворачиваются. Агатит падает в студень. И ты думаешь, Войслав явится за камнем? – поинтересовался Горохов.
– Явится, – уверенно заявил главвэй. – Войслав не желает, чтобы агатит имел отпечатки. Хочет сохранить чистоту для волшбы. У него два выхода. Первый – заставить людей в рукавицах вытаскивать камни со дна, используя мудреные приспособления, что непозволительно долго для его дела. Либо явиться на место происшествия лично и поднять их собственной вэей. Тогда агатит будет иметь лишь его отпечаток, что не повредит накладам в дальнейших его планах. Понятно, что орлам своим он это сделать не доверит.
– Хитро, – хмыкнул чтец.
– А мы когда вступаем? – возмущенный возглас рыжего Родиона Забегая затмил пересуды всей компании.
– Сразу после моего говора. – Демьян поднял глаза от карты. – Близко не подходите, иначе почует. Мы с Игнатом постараемся развлечь отступника и его свиту в течение пяти минут, пока вы долетите.
– Авось и выгорит задумка, – согласился Нестор.
– Я перехвачу обоз вот здесь и поведу сюда. Здесь дорога.
Главвэй продолжал говорить, обсуждая с соратниками подробности предстоящего предприятия по выманиванию отступника из башни, а Тиса смотрела на Демьяна, прислушивалась к его ровному уверенному голосу, наблюдала за выражением лица, заглядывала в серые глаза. А в душе поднималась досада. Единый! Не дотронуться до него, не окликнуть, не рассказать, в какую ловушку она попала с Поней, и не предупредить, чтобы не смел рисковать собой в завтрашней авантюре! Ну почему дар так ограничен?! Почему?
Очнувшись от видения, девушка вновь покачала головой в ответ на немой вопрос Климентия. Поня бросилась к названой матери, заметив, что та очнулась.
– Мам, а когда мы поедем домой?
– Я надеюсь, что скоро. Потерпи, моя хорошая.
Тиса обняла прильнувшую к ней малышку и мысленно в очередной раз обозвала хозяина сего поместья подлецом. И не только – напрашивались самые нелестные эпитеты из словарного запаса Кубача. Вся ситуация начала сильно тяготить. Поня замаялась сидеть в этой конуре, в которой их заперли. От неудачных попыток найти оборотней видящую тошнило.
– А если я не найду их? – посмотрела она на Клима. – Они же не могут нас здесь держать вечно? Ведь так?
Учитель сидел на табурете, плечи его были напряжены. В зеленых глазах продолжали открыто светиться вина и негодование сложившимся положением.
– Не могут, – произнес блондин. – Так я думал вначале, но теперь сомневаюсь.
До вечера Тиса сделала еще несколько попыток найти оборотней. Потом Наум принес ужин, спросил, есть ли какие-то подвижки в поиске. Услышав, что никаких, горбун вздохнул.
– Хотите, я покажу вашему ребенку дом? – жуя слова, предложил он. – Девочка устала здесь сидеть. Это заметно.
– Простите, не могу, – промычал и, быстро составив поднос на пол, попятился к охранникам. – А ребенок?.. – уже виновато спросил за порогом.
– Поня останется со мной.
– Ваше право, – промямлил карлик. Он поклонился пленникам, и через секунду дверь с хлопком затворилась.
Тиса сжала кулаки и принялась мерять комнату шагами. Снова вспомнила о двух ножах, находящихся сейчас у голенища. Удачно, что она по привычке вложила их в ботинок. Оружие есть, вот только использовать его видящая намерена лишь в самом крайнем случае. Если и решаться на побег, то тщательно продумав все свои действия.
Поймав эту мысль за хвост, Войнова посмотрела на Клима, застывшего у дверей в позе «я выдеру себе чуб». Вытянулась на жесткой лежанке, закрыла глаза. Похоже, они здесь основательно застряли, поэтому следует больше узнать о тех, кто решил насильно удерживать их в этом месте.
Фролова она находить даром не захотела и пробовать, побрезговала. Зато увидеть Наума смогла – спустя пять минут работы с туманом.
Карлик миновал длинную лестницу с позолоченными перилами и свернул в пышную обеденную. Однако предстать пред хозяйские очи повременил, поскольку Фролов был занят. Богатей сидел за длиннющим столом, лениво ковырял вилкой запеченного фазана и гвоздил вэйнов тяжелым взглядом. Те стояли перед ним – Григорий с кислым лицом и ассиец, по-прежнему невозмутимый, как скала.
– Я для чего обоз на Рябова повесил и освободил вас от сопровождения, спрашивается!? – причмокивая жирными губами, жестко спросил небожитель. – Чтобы вы вытащили этих тварей из норы, которую искуны укажут! Лепухи ваши – пшик гороховый! Одна надежда на эту глазастую девку.
– Но, Аристарх Зиновьевич, просто гады глубоко ушли, не чуют они, – обиженно протянул Григорий.
– Вот я и говорю, толку от вашей хваленой вэи – кукиш с маслом! Карманы только мои и доите, дармоеды! Лучше бы я еще гарнизон подрядил.
– Так и Кречетов с благочинниками тоже ведь лопухнулись. А хорей этих мы еще вытащим на свет. Я на них всю свору натравлю! Растерзают в нитки!
– Да, – кровожадно улыбнулся барон, – и чтоб помучились перед смертью, твари. Слышь, Гришка? Помучились! Чтобы знали, как у Фролова воровать, суки! Но главное, подкову мне верните! Рубиновую подкову мою, остальное, как обещал, можете оставить себе.
Тут богатей увидел в дверях Наума и подозвал его щелчком пальцев.
– Что там? Давай!
Карлик не ответил, он приблизился к хозяину и положил ладонь ему на висок.
– Изнань! – рыкнул богатей. – Эти искуны такие же лентяи. Сколько можно копаться!
– Может, их припугнуть как следует? – скривил губы Мерзликин. – Немного в подвале с моими кабанами и глинниками пообщаются и сразу зашевелятся.
– Не надо! – в ужасе пискнул Наум. Но его перебил Фролов:
– Митрофанова ты уже припугнул, что он на паперти слюни роняет! Поделом дураку, нечего было цепляться за свою землю. А вот искунам бошки крутить рано еще! Хотя этому сморчку ученому я бы урок преподал, борзый больно. А девчонка мне пригодится. Мо Ши ее особо хвалил. Коли найдет оборотней, оставлю ее себе.
Фролов замолк, запихивая в рот кусок дичи.
– Золотой искун, – понимающе хихикнул Мерзликин.
– Именно. Оставлю… – раздумывал Аристарх, – или продам. А не найдут оборотней, тогда и поговоришь по душам с искунами. Должников я не терплю. А они, изнань их возьми, хотели меня надуть! Так что пока присматривайте за этой парочкой в оба.
– Клим, они нас не отпустят! – сразу же испуганно выдохнула Тиса, стоило только вернуться из видения.
Она подорвалась и свесила ноги с лежанки.
Поня подбежала и обняла ее колени, а учитель присел рядом на край матраца.
– Расскажи мне подробнее, – попросил он.
Да, в сложившемся незавидном положении они перешли на «ты», даже не заметив этого.
Войнова пересказала последнее видение и заметила, как лицо блондина еще более помрачнело, а губы сжались в тонкую линию. Он задал несколько уточняющих вопросов, и Тиса внутренне порадовалась, что учитель наконец сбросил подавленность и вялость, в которые его затянула собственная вина. Теперь зеленые глаза выражали в высшей степени озлобленность и работу ума. Очень вовремя, поскольку сама видящая сейчас ощущала лишь сковывающий душу страх.
– Сволочи! – процедил сквозь зубы Ложкин. – Мерзавцы! Сделать из тебя рабыню! Угрожать расправой женщине! Это верх низости!
– Что нам делать, Клим? – прошептала девушка, притянув Поню к себе.
Не спуская с нее глаз, учитель какое-то время задумчиво тер ладони, затем склонился к ее уху и прошептал:
– Если раньше я думал, что наше спасение – в удачном поиске оборотней, то теперь ясно, что нам определенно надо бежать отсюда. С утра я тоже пытался увидеть хоть кого из этих, но не сумел, – признался он. – На поместье наложен вэйновский колпак от слежки. Мой дар оказался, как всегда, слаб, а твой преодолел этот заслон. И это очень хорошо. Сможешь увидеть охранников? Нужно отследить их перемещение. И тех, что у ворот, тоже. Чем больше мы узнаем об их временном распорядке, тем лучше.
Тиса кивнула: в конце концов, у нее есть памятованы, она припомнит лица стражников с помощью маминых часов. Надежда уже ожила в душе и теперь требовала действий.
Уже через несколько часов Войнова знала, сколько человек состоит в охране замка и когда проводится смена караула. Все потому, что ей невероятно посчастливилось увидеть начальника стражи и подслушать его разговор с подчиненными о расположении охранных точек. А также узнать, где находится конюшня. Идея забраться в одну из повозок и тайком покинуть поместье принадлежала Тисе. Видящей льстило, что учитель ее одобрил без колебаний. Так что следующими на очереди она просмотрела даром извозчиков, которым стражники открывали ворота в течение дня. К вечеру выяснилось, что как раз завтра спозаранку из поместья выедут две крытые телеги и последуют на ткацкую фабрику. Одну из телег увидела чужими глазами – глубокий, сбитый из досок кузов повозки покрывал холщовый полог. Забраться под него и зарыться в мешковину было бы идеально для вынужденных беглецов. Все складывалось к тому, что уже в эту ночь можно попытаться бежать. Но стоило ли торопиться, вот в чем вопрос. Возможно, позже появится не менее удачный вариант, и они будут более подготовлены.
Хотя еще один подсмотренный разговор Мерзликина с Фроловым убедил в том, что медлить нельзя.
Аристарх Фролов в компании вэйна нашелся в той самой комнате с фонтаном, но на сей раз не кормил щук, а своей величественной персоной возлежал на диване, обитом алой парчой. Богач пил вино из бокала и созерцал писанный маслом портрет, висящий в простенке между тяжелыми портьерами. Ранее Тиса картину не заметила – даже странно при таком размере. На ней Фролов был изображен по пояс во всем своем ослепляющем великолепии. Только короны императорской на голове не хватало. Золотой камзол, горностаевая накидка прикрывает правое плечо, левое украшено помпезным золотым эполетом, брильянтовая звезда на груди на златой цепи. В правой руке – как монаршья держава при императоре – светилась… уж не та ли рубиновая подкова? Тиса отстранилась от Мерзликина и приблизилась к холсту, рассматривая вещь, из-за которой ее свобода оказалась под угрозой. Украденная волшебная вещица, притягивающая, по слухам, удачу, на самом деле по форме напоминала подкову. Художник искусно отобразил игру света в гранях рубинов. По дуге подковы располагалась золотая вязь. Надпись на древнем языке.
Беседа между Мерзликиным и Фроловым отвлекла видящую от созерцания картины.
– Этот шуец обнаглел настолько, что заявился ко мне с вопросами! – рычал богатей. – Появится еще раз – гони в шею.
– С удовольствием, Аристарх Зиновьевич. – Вэйн скривил губы, присаживаясь в кресло.
А Тиса подумала, что, гоняясь в последний час за конюхами и возницами, она прозевала приезд Мо Ши. Значит, заведующий уже бьет тревогу. Слава Единому!
– Думаете, подозревает?
– Плевать, – выпятил губу Фролов, – не докажет ничего! Хотя у девчонки отец из капитанов, оказывается… – Какое-то время Аристарх в раздумье тер золотую печатку на указательном пальце. – Вот что. Свезешь к концу недели голубков в каменоломню в потайные покои. Пусть посидят там на постных щах.
– А что с мелочью делать?
– Останется здесь. Сдашь на руки служкам. Пообещаешь девчонке, что вернем, как найдет воров.
– Не устаю поражаться вашей смекалке, Аристарх Зиновьевич.
Наум, что до сего момента сидел на низком табурете у ног богатея, поднялся, чтобы пополнить бокал хозяина вином.
Что бежать надо уже в эту ночь, после видения стало ясно как день. Вот только как выбраться из этой «темницы»?
Сидя близко друг к другу, искуны шептались, прикидывая, как можно заманить охранников в комнату, чтобы удачно огреть их по головушкам табуретом. Мысли были разные. В конце концов сошлись на обычной просьбе выйти в уборную под конвоем, а, когда двери ребятки откроют, Тиса должна будет привлечь к себе их внимание внезапным обмороком. Глупо и рискованно, но лучшей мысли в нынешнем раскладе идей не оказалось.
– Телеги выедут в семь из поместья, верно? Поэтому начнем действо в четыре, а пока настоятельно рекомендую сон. Тебе надо восстановить силы после видений, – скомандовал учитель.
– Но как же…
– Я не буду спать и разбужу вас, не беспокойтесь, – уверил Клим и замолчал, продолжая смотреть на сидящую рядом девушку. В его глазах отражался огонек тусклой свечи и нечто большее, чего Тиса не хотела замечать ранее.
– Хорошо, – послушно прошептала она.
Действительно, сон сморил моментально, стоило прилечь рядом с Поней на жесткую лежанку. Даже скорое опасное предприятие, намеченное под утро, не стало тому помехой. Однако если вначале видящую окутывал черный кокон благодатной тьмы, то позже снова проявился тот самый жуткий сон, когда она бежит сквозь пургу за Демьяном, не в силах его догнать. Только этих терзаний ей сейчас не хватало!
Когда Клим разбудил ее, тронув за плечо, Войнова была ему благодарна.
– Дверь кто-то открыл, а стражники спят! Думаю, это не случайность. Нам кто-то помогает.
Даже в темноте заметно было, что блондин улыбается. Поднялась и протопала к приоткрытой двери. Охранники действительно спали, сидя на полу и привалившись спиной к стене. Слава Единому! Кто бы ни помогал им, спасибо этому доброму человеку!
– Пожалуй, я позаимствую стреломет у этого верзилы. – Учитель наклонился и забрал у спящего охранника оружие и маленький колчан дротов. Его сунул в карман, а стреломет оглядел. Неумело, со второго раза, но Ложкин все же вложил штырь в лунку, Тисе не пришлось вмешиваться. – Буди ребенка, – шепнул он.
Девушка послушалась. Попросив дочку вести себя тихо, достала из голенища ботинка ножи. Нет, убить живую душу она все так же не способна, но ранить или припугнуть – очень даже.
Стараясь ступать как можно тише, троица поднялась на этаж и последовала темными коридорами крыла для слуг. Пока удача сопутствовала беглецам, и никто не встретился им на пути. Относительно скоро нашелся и черный выход из замка. Двор был ярко освещен фонарями, а конюшня располагалась за углом в сени кустистых вязов за рядом кустарников, стриженных в шары. И, чтобы до нее добраться, нужно было преодолеть сотню шагов по открытой взгляду мощеной площади.
Эх, сейчас бы пилюль «хамелеона» выпить да стать невидимыми!
– Вон там караульная точка. Очень надеюсь, что нас не заметят, – указала Тиса туда, где на фоне звездного синего неба выделялись темные абрисы деревьев и линейный участок крепостной стены.
– Пойдем пока вдоль стен особняка, – предложил Климентий. – Если и пересекать площадь, то по короткому пути.
На углу остановились и осторожно выглянули. Никого. Все-таки им сегодня несказанно везет! Преодолеть открытое пространство площади долго не решались, а затем побежали что есть мочи. Для этого Клим взял Поню на руки. Лишь когда спрятались за одним из круглых кустов, перевели дух.
Обождав в тишине с четверть минуты, двинулись дальше по неосвещенной дорожке, которая, по памяти из видений, вела к длинной постройке конюшни. Тропа свернула влево, и впереди действительно показалась кирпичная стена, выхваченная светом фонаря. Тут Клим остановился и прислушался.
– Кажется, кто-то идет! Прячьтесь! – шепнул он, однако сделать это беглецы не успели.
На дорожку бесшумно выступил великан, заслоняя собой просвет. Одно из тех жутких существ с потрескавшейся кожей и длинными гибкими отростками рук. Тиса сдавленно пискнула, а Ложкин отступил, прикрывая собой женщину с ребенком.
Великан меж тем двинулся вперед, в этот момент Клим выстрелил. Щелчок, и дрот впился в тело чудовища, что заставило последнего лишь чуть приостановиться.
– Бегите! – рыкнул учитель, вытащил из кармана еще один штырь и вложил в оружие. И даже успел выстрелить, когда гибкая, как змея, рука монстра протянулась к блондину и обвила его тело. Тиса, отбежавшая с Поней уже шагов на десять, взвизгнула во весь голос.
– Мам, не бойся, – пролепетала дочь у ее ног, – он не живой.
Маленькая ладошка сжала руку видящей, и страх мгновенно притупился. Может быть, он и не живой, да только это не помешает твари задушить Климентия. Позволить этому случиться Тиса не могла и метнула нож. Тот воткнулся в руку-отросток великана. Чудовище слегка ослабило хватку, однако продолжало удерживать мужчину. Войнова замахнулась вторым ножом, но справа послышалась команда на незнакомом языке:
– Ису нэ!
Алая красная лента вэи пронеслась молнией и выбила лезвие из ее руки. Одновременно великан отпустил учителя, и Клим буквально осел на дорожку, схватившись рукой за грудь.
Обернувшись, Тиса увидела ассийца. В ночи красный бич вэи змеился вокруг рослого плечистого колдуна как живой. Впечатляюще, ничего не скажешь. Но почему-то не страшно.
– Возвращайтесь в дом! – приказал чернокожий вэйн бесстрастно, будто свысока.
И только теперь, глядя на танец алой вэи, девушка вдруг неожиданно вспомнила. Будто кто-то зажег свечу в ее голове. Как же раньше не сообразила! И лицо утопленника. Теперь она знала, кого он ей напоминал.
– Это были вы с Мерзликиным! – Догадка ошеломломила. – Вы гнались на мостовой тогда за тремя беглецами! Напротив дома Отрубиных. И третий, в кушаке, был Филимон Рыльцев, верно? Вы убили его и скинули в реку!
Послышался гадкий смех. Григорий Мерзликин выступил из-за кустарника.
– Браво, милашка! Тебе и раньше не светило выйти за эти стены, а теперь шансов и вовсе не осталось. Рыля сам себе яму вырыл, когда записался в подельники к ворам и провел их в замок. А Аристарх не прощает оскорблений. Теперь, барышня, живо подними своего дружка и вперед марш. Зря вы не оценили гостеприимство нашего уважаемого хозяина, ох зря!
– Это не гостеприимство, а рабство! – огрызнулась Тиса, помогая Климу подняться. Ложкин все еще продолжал хватать ртом воздух и морщиться. Говорить он не мог.
– Пусть так, – хмыкнул Мерзликин, – но и в рабстве можно жить в дерьме или в золоте. Я прав, Яг-Бай?
Чернокожий вэйн, что до сего момента изображал недвижимую статую, дернулся, как от удара плетью.
– Приготовьтесь к смене покоев, – довольный реакцией своего напарника, осклабился Григорий. – Скоро вы поймете, что жили в хоромах.
– Если вы хотите, чтобы я нашла вашу изнаневу подкову счастья, вы не отправите нас на каменоломню в потайные покои хлебать щи, а оставите в замке. – Тиса без страха посмотрела на бледнолицего вэйна.
– А ты, милашка, смотрю, не промах. Хорошо осведомлена. – Мерзликин сощурил глаза, удивления он скрыть не смог. – Значит, видишь сквозь мыльный колпак? Слышь, Яг-Бай, она тебя сделала! Точно сделала! Девка в самом деле сильна! Теперь позволь узнать, почему я должен оставить вас в замке?
– Потому что нам с Климом для удачи в поиске требуется пребывание в покоях, где свершилось ограбление. Мой дар особенный. Ему необходимо чувствовать место, где стояла подкова.
Это была ложь. Слабая уловка заставить колдунов поверить ей. Но Мерзликин, кажется, купился.
– И еще. Хочу вас предупредить, – заявила Войнова, крепче сжимая ладошку дочери. – Даже если вы упрячете нас в недрах Хорна, да хоть в самом исподе, нас все равно разыщут, и тогда вам не поздоровится.
Вот тут Григорий скептически скривил губы и приблизился к искунам, держа руку на скипе.
– Нет, определенно девчонка нагла! Кто же вас будет искать? – съязвил он. – Даже твой папенька-капитан вряд ли доберется сюда из Увега, а если и доберется, так ни с чем уедет. Как видишь, я тоже кое-что знаю.
В смехе вэйна слышалась издевка.
Тиса подавила желание отступить и спрятала Поню за свою спину.
– Нет, не отец, а вэйн из ССВ, – упрямо прошептала она. – Главвэй Демьян Невзоров. Он придет за нами, будьте уверены.
Смех Мерзликина захлебнулся. Колдун недоверчиво вперил взгляд в видящую, затем снова расхохотался, но уже не так искренне.
– Если тот, кого ты назвала, и существует, в чем я сомневаюсь, то пусть приходит. Яг-Бай его раскатает в лепешку.
– Или он вас, – Тиса едва шепнула, но колдун услышал.
– Ну-ну, придержи язык, девка, – все же обозлился Григорий. – Давай, пошла! Передвигай ногами, крот курганный!
Глава 15
Схватка у Студень-реки
Если не считать, что теперь их окружала роскошь, то в остальном положение не изменилось. Они продолжали оставаться пленниками. Фролов неохотно дал добро на перевод искунов из комнаты для слуг в зеркальный чертог. Это помещение имело шесть углов и находилось на вершине одной из башен. Золотой потолок, пол из черного мрамора. Мозаика зеркал в позолоченных завитках по периметру, внизу у стен – козетки, обитые кровавого цвета бархатом. В центре чертога возвышалась помпезного вида золотая тумба со стеклянной крышкой. Вот на оном пьедестале некогда и хранилась драгоценность Фролова – рубиновая подкова, которую успешно выкрала парочка ловкачей. Если Клим с любопытством рассматривал новую темницу, то Тису от золота просто тошнило. Как и от их отчаянного положения. Побег не удался. И нынешнее пребывание на вершине башни, в комнате без окон, зато с дверьми, которые стерегли уже четверо стражников, убивало надежду на очередной побег. А еще Мерзликин услужливо предупредил, что от чертога до покоев с фонтаном натыкано столько вэйновских ловушек, что беглецам лучше даже нос не высовывать за порог. Мол, целее будете, уважаемые искуны.
Они сидели на одной из козеток и беседовали. Слава Единому, учитель полностью пришел в себя после объятий великана.
– Ну как, вспомнила их лица? – поинтересовался Климентий, когда она через памятованы просмотрела ту давнюю сцену с погоней на мостовой.
– Не совсем. Было темно, и я на Рыльцева в основном смотрела. Последним бежал. Он заметный был, фигура крупная, кушак к тому же сейчас редко кто в подобный узел вяжет. А те двое впереди неслись, быстрые, словно ласки. Ты бы видел, как они шустро в реку нырнули. Лиц, жаль, не разглядела.
– Ничего, все равно теперь тебе легче будет найти их.
– И что дальше, Клим? – Тиса устало вздохнула. – Найду я их, и что? Этих оборотней убьют сразу же, как только я укажу место укрытия. А с нами что будет? Меня объявят золотым искуном и продадут, а Поню заберут местные служанки? Боже…
Девушка уронила голову на ладони. В глазах нещадно защипало. Демьян, как ты мне сейчас нужен!
Поня, которая до этого стояла на сиденье и щупала пальчиком одно из множества зеркал на стене, уселась рядом с матерью и взяла за руку.
Тиса ощутила, как отчаяние, завладевшее ее сердцем, мгновенно истаяло. Видящая оторвала ладонь от лица и взглянула на маленькую ладошку, а потом и на саму девочку. Мелькнуло в голове некое подозрение.
– Ты же сейчас что-то сделала, верно? – спросила она, вглядываясь в серые глаза дочери. И под нос себе шепнула: – Или мне уже мерещится.
Но Поня не разочаровала.
– Тебе же было плохо, – ответила довольно малышка. – А сейчас хорошо. Да?
– А почему мне хорошо стало, ты можешь сказать? – вкрадчиво спросила Войнова.
– Не знаю, – девчушка пожала плечами. – Я просто захотела, чтобы ты не печалилась.
Видящая прикрыла рот ладонью и обменялась взглядом с учителем.
– И часто ты в последние дни помогала мне не печалиться?
– Ну… – мелкая сделала вид, что считает, – немножко.
– Что это может быть? – спросила Тиса учителя.
– Если не совпадение, то, вероятно, дар.
– Убеждения?
Ложкин отрицательно качнул головой.
– Она ведь не говорила, это другое. Но не могу точно назвать что. Поня, как ты понимаешь, что у мамы настроения нет?
– Вот тут чуйстую, – не выговорив правильно слово, она указала себе на живот.
– А у меня какое настроение, можешь сказать?
Малая положила руку на локоть мужчины.
– Вы тоже грустный, дядь Клим, – кивнула важно.
И не успели взрослые и слова молвить, как девочка забрала и дурной настрой дяди Клима.
Ложкин тряхнул шевелюрой и удивленно хмыкнул:
– Очень любопытно. Это определенно дар.
Тиса улыбнулась, найдя забавным выражение его лица, и подумала: вот почему она так храбро говорила с Мерзликиным. Понька постаралась. Однако такое бесстрашие может ей выйти боком.
– Понюш, замечательно, что ты так умеешь, – приобняла она девочку, – только давай ты будешь в следующий раз спрашивать сначала, ладно? Вдруг я хочу погрустить.
– Захочешь, чтобы тебе оставалось плохо?
– Да, милая. Просто иногда людям надо переживать свои собственные чувства. Даже плохие. Если чувства часто менять на другие, более приятные, то люди могут запутаться и наделать ошибок.
Подумав, девочка согласилась.
Тиса не расслышала звука открывающейся двери и заметила горбуна, лишь когда тот уже занес в комнату поднос.
– Наум пришел! – хихикнула малышка и побежала к карлику.
– Здравствуй, Поня, – прожевал он слова, метнув виноватый взгляд в сторону искунов.
Войнова тоже поспешила приблизиться к низкорослому человечку, как обычно, принявшемуся перечислять, что находится под крышками судков. Она приняла из рук Наума поднос и шепотом спросила:
– Это же вы нам помогли ночью с охраной, да?
Какое-то время они смотрели в глаза друг другу. Затем горбун, оглянувшись, вместо ответа протянул руку и прикоснулся к виску видящей.
И Войнову неожиданно затянуло в чужое воспоминание. Удивительно яркое, наполненное запахами и звуками кухни.
Маленькие руки снимают с корзины круглую плетеную крышку, среди снеди находят бутылку из бурого стекла. Пробка снимается со скрипом, и в бутыль всыпается желтого цвета порошок из бумажного свертка. Затем пробка и крышка возвращаются на свои места, а в кухне появляется миловидная девушка в сером платье прислуги. У нее на шее ожерелье из цветных поделочных камушков. Волосы цвета спелой ржи заплетены в длинную косу, на носу родинка.
– Рада, что я вас встретила, Наум Федотович! – подойдя к карлику, шепнула она. – Скажите, пожалуйста, м-м… а господин Яг-Бай снова уехал? Вторый день ношу еду к его покоям и возвращаюсь с полной корзиной. Чи уехал далече, как в тот раз?
Щеки девицы чуть порозовели.
– Нет, он в горах, Ася. К ночи вернется.
– Ладно тогда, – на лице девушки расцвела улыбка, – побежала кормить наших сменных.
Картинка сменилась, и Тиса увидела начальника стражи. Усач распекал нерадивых охранников.
Еще пара мгновений, и видящая снова оказалась в зеркальном чертоге.
– Спасибо вам, – тепло поблагодарила она Наума.
У дверей послышался кашель одного из охранников, и горбун испуганно отступил ко входу.
Бесшумно сработал замок, и пленников снова обступила звенящая тишина. Все же в прошлой комнате у них был хотя бы какой-то натуральный свет в маленьком окошке под потолком, а сейчас – только искусственный, от вэйновских свечей с люстры. Золотой люстры, естественно. Если бы не часы на руке, так и вовсе бы день-ночь спутали в этой зеркальной коробке.
Понино волшебство долго не продлилось, уже после полудня Тиса не находила себе места. Хорошо, поесть успела, когда еще кусок в горло лез. К перчатке оборотня она не спешила притрагиваться – приняла решение для себя, что пока разумней насколько можно оттягивать поиск воров.
И какая, спрашивается, перчатка, когда около четырех начнется рискованное предприятие по поимке отступника?! Она должна видеть Демьяна!
Бесполезно отсидев некоторое время у непроницаемой синей стены, видящая переключилась на поиск возможных приближенных главвэя.
Уже спустя четверть часа Тиса знала, что чтец Юлий с управным Политовым обосновался в отделе искунов ССВ, а основная группа опервэйнов численностью в две дюжины расположилась на поляне в лесу близ Студень-реки. Мужчины перепроверяли каждый свое оружие, творили наклады, негромко переговаривались, обсуждая, выгорит ли сегодняшнее дело. Рыжий Родион Забегай, как всегда, говорил больше всех и гарантировал отступнику теплое место в исподе.
Оставив лесную поляну, Тиса нашла даром Горохова и мысленно удовлетворенно выдохнула, заметив рядом с ним Демьяна. Вэйны сидели на козлах грузовых саней, первых в длинном обозе, и смотрелись весьма любопытно в широкополых зипунах и при кудлатых бородах.
– …Ловко мы их спеленали, – басил Игнат, глядя из-под нависшей на лоб шапки. – Одежка неудобная, в плечах давит. Но эти нас приняли за своих. Долго твое убеждение-то проработает?
– Нам хватит, – отозвался Демьян, поправив ложную бороду.
– Что теперь? Сваливаем камни в зеленую реку?
– Да. Ориентир – та кривая сосна.
И действительно, как только обоз подполз к приметной корявой сосне, четыре телеги на полозьях опасно накренились из-за уклона земли. Обрыв кручи зазиял справа.
– Пора, – прошептал Демьян, и в этот момент их сани со скрежетом начали заваливаться на бок. Вэйны успели соскочить. Замах скипом освободил двоих коней-тяжеловозов. Раздался грохот камней. Бруски белого агатита прорвали холщовый полог кузова и лавиной ринулись в пропасть.
– Осторожно! Все с саней, живо! – скомандовал обозным мужикам Демьян. – Распрягайте коней!
Пожалуй, только Тиса заметила, как с его скипа тонкой нитью сорвалась белая вэя и понеслась поземкой над снежным настом к очередным саням. Спустя несколько секунд следующие три повозки опрокинулись одна за другой, избавляясь от ценного груза. В общей суматохе Демьян толкнул плечом лежащие на боку головные сани, и те плавно поехали под своим весом к краю обрыва, а затем, эффектно заскрежетав осью, рухнули в провал.
– Отлично, – удовлетворенно хмыкнул Невзоров, подойдя к краю берега и созерцая тонущие в желейных водах Студень-реки обломки телеги и каменную россыпь. – Теперь ждем гостей.
Пятеро вэйнов появились внезапно. Вместо лиц – калейдоскоп сменяющихся ежесекундно личин. Бурые плащи до пят, в руках – скипы. Один из них, коренастый, увешанный оберегами так, что за связкой и шеи видно не было, вышел вперед и грязно выругался.
– Что тут, мать вашу, происходит?! – Он понесся к краю речного обрыва и еще раз красочной бранью оценил обстановку. – Чтоб вас драконы задрали! Какого здесь?..
– Вот, покорно просим прощеньица, – виновато пробурчал Демьян в бороду. – Тут склон наледью затянуло. Не уследили.
Коренастый развернулся и с размаху залепил ему скипом по лицу. Игнат дернулся, но Невзоров поднял руку, подавая знак и одновременно словно прикрываясь от нового удара.
– Не уследили?! – громогласно проорал вэйн. – Да я шкуру с вас сейчас сдеру, изнаневы олухи!
– Как сдерете? – пробормотал Демьян, отступая и потирая щеку. – А камни доставать кто будет? Разве не это сейчас важно? Они коль осядут на донце, еще тяжелей тащить будет. Сейчас вместе вэей как поднимем…
– Я тебе подниму! – с новой силой разорался коренастый вэйн. – Только протяни скип, руки поотрываю!! Кому было сказано – не лапать агатит?! – Обернулся к своим. – Нет! Эти колдунишки приобозные совсем одурели, а? Прошлые были более вменяемы, или мне показалось? А эти дубины безмозглые, на кого вэя только дар потратила? – Колдун сплюнул и мрачно вынес: – Придется доложить Войславу. И пусть он сам их иссушит.
– Иссушит!? – изобразил страх Демьян.
– М-м, – протестующе промычал Игнат, будто немой.
Коренастый раздавил какую-то мелочь в руке и прежде, чем уйти в портал, бросил оставшимся:
– Присмотрите пока за идиотами, чтоб не сбежали.
Арка перехода потухла, и четверка вэйнов обступила «обозных».
– Эй, вы чего? – спросил Демьян и переглянулся с Гороховым, а затем выпрямился и уже ровным голосом добавил: – Самым верным решением, любезные, сейчас будет для вас сложить оружие.
Один из четверых, что ростом был меньше других и отличался щуплой фигурой, бросил скип на землю, чем вызвал удивленный возглас товарищей.
В этот момент главвэи напали, слаженно и мощно. Первая круговая волна была белой – от Демьяна. Она опрокинула пришедших вэйнов на снег. Замелькали толстые петли зеленой вэи Игната, и двое из противников уже не встали. Третий, что до схватки бросил скип, и не думал сопротивляться. А четвертый попытался побороться, умудрился подняться и даже пару раз провернуть осиновый скип, но был раздавлен двумя потоками бело-зеленой вэи, что буквально превратила его в безвольную куклу в светящемся коконе сети.
– Кто вы такие? – прохрипел он.
– Воспитатели, – усмехнулся Демьян. – Вы, парни, в последнее время плохо себя вели, так что угол вам обеспечен.
Игнат хохотнул:
– В застенках ССВ.
Невзоров обернулся, и только теперь Тиса и сама заметила, что в полусотне шагах за одной из опрокинутых повозок собрались люди из тех, что сопровождали обоз. Они опасливо пялились на вэйновские разборки.
– Эй, ребята, идите сюда! – кликнул их Демьян и призывно махнул рукой. – Помогите, пожалуйста, препроводить этих любезных вэйнов в лесок… Вон туда, – пояснил он дюжине подошедших. – А потом по-дружески советую всем убраться от этого места как можно дальше. Тут скоро будет очень горячо. Боюсь, как бы вас не задело.
Через минуту у обоза остались лишь двое. Главвэи рассредоточились по площадке, спешно чертя несколько вэйграмм на снегу. «Вэя, заключенная в форму, получает векторное направление и целесодержание». Фигуры на снегу вспыхивали, обретая дополнительные черты и четкость, и тут же гасли.
В довершение Демьян закопал в снег любопытную вещь – серебряный куб, испещренный древними письменами.
– Исказитель сработает по первому возмущению эфира, но полностью перекроет возможность портации только через пару минут, – поделился он.
– Две минуты – много. Как бы не удрали, – озаботился Горохов. – На месте Гранева я бы точно метнулся обратно в башню.
– Очень надеюсь, что сумею убедить его остаться. – Демьян похлопал по снежному насту рукой, обтянутой перчаткой, и поднялся с колен. – Ловушки мы, конечно, поставили, но рыбка у нас слишком велика, Игнат. Сетки прорвет. Надо будет сачковать.
– Я-то готов. Наших когда звать?
– Сразу, как появятся, шли весть. А сейчас пополняй наклады. Благо, что источник рядом. Или худо… Думаю, у нас в запасе не более минуты.
Говоря это, Демьян перехватил свой скип и зашептал. Там, где рука обхватывала рукоять, появилось свечение. Игнат последовал примеру. Минута сосредоточенности и тишины. Суровые мужские лица, плотно сжатые губы, уже не прикрытые липовыми бородами, хмурые лбы. Ветер едва шевелил ветви сосен, сбрасывая сухую хвою в недвижимые воды реки. Высоко в небе кричала птица, а за покрывалом лиловых туч мутное пятно солнца неумолимо ползло к горизонту. Видящая молилась – просила Единого уберечь того единственного, без которого ее жизнь потеряет смысл. «Только не вздумай оставить меня одну в этом мире! Слышишь?! Только выживи!» – взывала она к главвэю, глядя в серые глаза.
Все началось с того, что воздух перед вэйнами вдруг расплавился и в десяти шагах прорезалась арка перехода, из которой выступили колдуны в бурого цвета накидках. Лицо каждого прикрывал наклад смены лика. Один из них – уже знакомый коренастый. За ним – двое высоких и здоровых вэйнов, словно сбитых на одну колодку. Последний – среднего роста, но статный, с военной выправкой и черным скипом, – именно он и привлек внимание Тисы. Войслав Гранев. Почему-то видящая была уверена, что это он.
– Эй, а где?.. – коренастый осекся, отмечая брошенный людьми обоз.
– Отошли по нужде в лесок, – участливо отозвался Демьян. – Сказали, надолго, и велели не ждать.
– Это засада, – рыкнули двое высоких. Они загородили собой Войслава и мгновенно вскинули скипы из серого граба. – Отступаем в башню!
Яростная грязно-багровая стена вэи понеслась девятибалльной волной в сторону главвэев, собираясь подмять их под собой. Однако на подходе несколько белоснежных и зеленых росчерков разметали ее в клочья.
– Неужели испугались двоих? – В спины беглецам полетел смех Демьяна. – Не ожидал, что твои ребята настолько трусливы, Войслав! Если бы такие, хм, герои воевали в Панокийскую, империя никогда бы не выиграла войну.
У арки перехода Гранев замер. Медленно обернулся.
Тиса не видела лица этого мужчины из-за наклада, но заметила, как напряглись плечи отступника, на шее вспухли жилы, а рука до белых костяшек сжала черный скип.
– Я помню тебя, гончий ССВ, – сипло произнес Войслав. – Зря разоряешься. Не торопись, я убью тебя и твоих псов, но позже.
Он снова шагнул к арке.
– А как же агатит? И последний тотум? – крикнул ему Демьян. – Разве тебя не интересует полное собрание невесомых, Войслав? Полное подчинение источника. Неисчерпаемая вэя.
В этот раз Гранев развернулся куда быстрее и даже ударил скипом в плечо одного из своих телохранителей, дабы тот сдвинулся и не мешал узреть разоблачение Невзорова. Демьян же неспешно закатал рукав и продемонстрировал спираль оберега, что обвивала его руку немногим ниже локтя.
– Последний тотум, Войслав. Обещаю, другого случая его заполучить тебе не представится, – скривил он в усмешке тонкие губы.
Несколько секунд отступник думал, затем перехватил скип поудобнее.
– Уговорил, – прохрипел Войслав пересохшим горлом с ноткой предвкушения. А затем ударил.
Яростное фиолетовое пламя рванулось из черного скипа отступника. Густое, плотное, словно стая голодных драконов, оно пыталось зажать в тиски Демьяна. Раздавить, расплющить, изничтожить. Это тебе не полупрозрачная волна, которую можно разметать в клочья. Тиса беззвучно закричала. Белый щит соткался вокруг главвэя мгновенно, и удар фиолета не принес ему ущерба, хотя заставил отшатнуться.
А потом скипы запели, и началась феерия света и цвета. Оглушенная вспышками вэи, Тиса отлетела в сторону. Сознание только успевало отмечать крохи из увиденного – вот мигнули разом фигуры ловушек, вот словно подкошенный падает на снег коренастый. Вот пара телохранителей бросилась на помощь к Граневу, но их перехватывает Игнат Горохов.
Демьян и Войслав же, точно два вихря – белый и фиолетовый, – кружились, сталкивались друг с другом и отлетали. Движения колдунов размывались в пространстве, скипы разили и искрили, изрыгали молнии и вились змеями, падали огненными дротами. Воздух разрезали всполохи, словно гроза на время сместилась с неба на землю. Войслав бил наотмашь, давя и не жалея вэи. Демьян отступал, вовремя уходил из-под ударов, и Тиса боялась представить, что было бы, задержись он на месте и прими на себя всю мощь этой страшной силы.
В какой-то миг эти двое остановились друг против друга отдышаться. Лицо Войслава уже не скрывал наклад. И видящая внутренне содрогнулась, заглянув в глаза отступника – без зрачков и радужки, бледные, источающие фосфорное сияние. Резкие, хищные черты лица делали его страшным.
– Отдай невесомый, гончий, ты все равно умрешь. Я сильнее.
– Люди пропадали на границах губерний… – Невзоров вытер рукавом пот со лба. – Всех иссушил? Ради чего, Войслав? Они не были панокийцами, они были нашими имперцами.
– Жертвы на войне неизбежны, – резкий ответ.
– Сейчас мирное время, Войслав. И то, что ты задумал, – это убийство мирных жителей.
– Для меня война все еще идет! – прогремел отступник. – И Панокия умоется кровью, клянусь! Эти твари ответят мне за гибель сыновей! И твой обрег мне в этом поможет.
Войслав, видимо, посчитал, что разговор окончен, и вскинул скип. Демьян зеркально повторил движение. Две воронки фиолетовой и белой вэи сорвались со скипов и устремились навстречу друг другу. Они увеличились в размерах, взметаясь высоко, выше сосен. Даже Горохов и двое его противников невольно остановились, наблюдая это противостояние сил. Свет от схватки разбавил сумрак вечера, лег на скулы вэйнов, заплясал на стволах деревьев, и Тиса поймала себя на мысли, что не верит в реальность происходящего.
Словно в подтверждение раздался грохот, как раскат грома, и меж колдунами разверзлась земля. Раскололась, раздвинулась черной пастью испода. Комья земли, снега срывались с краев и исчезали в зияющем провале. Войслав отшатнулся, его фиолетовая воронка дрогнула, и этим незамедлительно воспользовался Демьян, продолжая давить противника. Еще немного, и белая вэя поглотила бы отступника, но в последний момент Войслав левой рукой сорвал с себя один из оберегов, спрятанный до сего момента под одеждой, – великолепную подвеску, усыпанную драгоценными каменьями, – и бросил в чрево Хорна, громко выкрикнув какие-то слова на древнем языке. Петля белой вэи попыталась перехватить брошенный оберег, но немного не успела.
А через пару секунд после того, как подвеска исчезла в провале, землю сильно тряхнуло. Сосны закачались, как колосья в бурю. Тиса ощутила подступающий лютый страх.
– Вы как мухи в путах изжившего себя древнего закона, – усмехнулся Войслав. – Все еще избегаете вызовов, печетесь о хваленом равновесии? Верите в эту чушь, когда испод давно можно было низвергнуть к ногам человечества. Дураки! Думали, ваши побрякушки не позволят мне вызвать изнаней? Возможно. Но, увы, эта исподова пропасть так удачно раскрылась, что я не мог не воспользоваться…
Из земной трещины рванулся огонь, заставив вэйнов попятиться, и в следующий миг сразу два чудовища изнанки воплотились из ничего перед отступником. Лавовую огненную кошку Тиса признала сразу. Но даже этот полыхающий в вечерних сумерках монстр померк на фоне другого, будто отлитого из стали существа. Гибким телом оно напоминало гигантскую змею, чешуя которой имела свойство ощетиниваться иглами. Змея, с легкостью смахнув хвостом сразу два обоза в реку, зашипела, раскрыв зубастую пасть. Однако нападать ни огненная кошка, ни игольчатая змея не спешили.
– Уничтожить! – прозвучал тем временем холодный приказ Гранева.
И не надо было пояснять, кого именно касалось сие повеление.
«Нет!» – возопила видящая всем сердцем, когда твари обернулись к Демьяну.
Горохов метнулся к соратнику, встал рядом, поднял скип, и за это девушка была благодарна чернобородому богатырю.
– Это легендарный стальной ерш, верно, Невзоров? Ростовцев со своей дюжиной такого изнаня час мурыжил, пока не растлил.
– Он самый, – процедил с досадой Демьян.
– Может быть, наши еще успеют?
Пожалуй, Горохов не верил собственным словам.
– Держи оборону, Игнат. Просто держи, – посоветовал главвэй, поднимая скип и потоком силы отшвыривая от себя стальную гадину.
Ерш зашипел, вздыбил иглы и снова бросился. И уже два луча вэи ударили в змею. Она отлетела, но слишком скоро оправилась, чтобы снова кинуться бешеной смертоносной гадюкой. Очень выносливой и быстрой. Этак она враз вымотает главвэев. Тем временем лавовая кошка тоже вступила в схватку, и Тиса в отчаянии забилась сознанием в своей клетке. Она ничем не могла помочь, только наблюдать. Раскрыв огненную пасть, изнань метнул пару молний-языков в Горохова. Провернув скип, их отбил Демьян, перенаправляя внимание кошки на свою персону. В глазах колдуна отражался огонь. Та подалась вперед. Крылья плоского носа ее расширились, будто втянули воздух. Затем еще раз. И тут произошло нечто странное. Изнань неожиданно перестал атаковать. Он захлопнул пасть и замер.
– Я кому сказал, уничтожить его! – прозвучал хриплый рык Гранева, желающего призвать существо к подчинению.
Однако слушаться огненная ящерица не собиралась, она словно превратилась в обычное кострище и больше двигаться не желала.
– Что за?.. Ну и дракон с тобой! – фыркнул отступник и махнул рукой, подстегивая второго изнаня. – Вперед, в атаку!
Стальной ерш с новой силой бросился на противников. Чудовище извивалось кольцами, топорщило стальные иглы, пыталось насадить на них главвэев. Уже через пару минут схватки Войнова с ужасом увидела, как падает Горохов, держась за окровавленные ноги, оставляя Демьяна один на один с этой кошмарной тварью.
Невзоров сместился в сторону, и только поэтому игольчатый хвост не обрушился на Игната, а пронесся мимо раненого и подцепил на шипы неудачно попавшегося на пути подельника Войслава. Тот умудрился спеленать Горохова, но сам от стальной змеи увернуться не успел. Предсмертный крик пронесся над зеленой рекой.
Войслав же словно не заметил потери соратника и продолжал напряженно и жадно наблюдать за боем противника с изнанем, предвкушая скорую победу.
«Нет! – взмолилась Тиса. – Единый, пожалуйста! Помоги ему, умоляю! Помоги! Пусть я никогда не увижу его больше, но пусть он останется жить. Пожалуйста! Ну где же эта изнанева помощь?!»
На лице Демьяна отразилась мрачная решимость биться до последнего. Когда в его левую ключицу вонзилась игла размером с панокийскую шпагу, видящая мысленно закричала. Морщась от боли и закусывая губу, Невзоров немедля выдернул шип и, зажав левой рукой рану, сместился в повороте. Очередную атаку ерша он отбить успел-таки, но с этого момента силы стали быстро покидать его. С упертостью смертника главвэй отражал удары, отступая. На сколько выпадов его бы еще хватило, неизвестно. Наверное, в самое ближайщее время ерш растерзал бы свою жертву, но опять случилось неожиданное. Когда Демьян пошатнулся и попятился, приблизившись тем самым к лавовой кошке, та внезапно «отмерла». Сотканный из пламени изнань повернул огненную голову к вэйну, а затем склонил ее к земле, на которой продолжал стремительно таять снег, поднимаясь паром и отчасти изливаясь грязными ручьями со склона берега в Студень-реку. Демьян две долгие секунды всматривался в изнаня. На черном от усталости и боли лице отразилось изумление и неверие. Затем вэйн коротко поклонился в ответ. И в этот момент упорно державшая нейтралитет лавовая кошка словно признала в Демьяне нового хозяина. Более того, как только стальной ерш в очередной раз кинулся на вэйна, ринулась на защиту.
С шипением твари испода сцепились друг с другом. Их схватка ошеломляла. Вздымались в небеса комья земли и снега, ломались, как тростинки, сосны, багровело небо. Стальные иглы плавились, а огонь ошметками отлетал на полверсты. Этот клубок принялся утюжить сосны как спички.
– Чтоб эту кошку дракон задрал! – Войслав выматерился. – Ну да ладно, дело, считай, сделано.
Отступник медленно направился к Демьяну. И по довольной ухмылке на его жестком лице явственно читалось, что если ерш не завершил черное дело, то он с удовольствием сделает это за него и заберет одну вещь…
Вымотанный боем со змеем Демьян не смог долго выстоять перед пятью последовательными ударами фиолетовой вэи. Последний луч сжал его шею и заставил опуститься на колени на грязный снег. Не в силах смотреть на это, Тиса вошла сознанием в Демьяна, чтобы его боль стала ее болью и его сердце стало ее сердцем. «Держись! Только держись, умоляю», – она молила и молилась. Сквозь боль видела, как кружится в воздухе черный пепел – недалеко продолжали биться сцепившиеся в схватке изнани. Чудовища будто растворились друг в друге и превратились в стальной шар, объятый пламенем.
Отступник прошептал наклад, и рука Демьяна вытянулась вперед. От вида последнего тотума на предплечье главвэя бесцветные глаза Войслава засветились.
– Наконец-то! – Дрожащими руками он вцепился в локоть Невзорова, чтобы разглядеть тотум, и через секунду победно рассмеялся. – Все получилось как нельзя удачно! Ты сам пришел ко мне, гончий, и теперь это чертово панокийское племя исчезнет. Панокия падет, я сотру ее с лица Хорна!
– Безумец, – усталым сиплым голосом сказал Демьян, однако Тиса почувствовала, как подобралось его тело, а взгляд будто безразлично отлетел за спину отступника, где шар из стали и огня поменял направление на противоположное. – Тебе не уйти от наших. Очень скоро они будут тут. Ну убьешь ты меня, так тебя все равно достанут. И придется тебе не Панокию стирать, а снова свои грязные портки в Мракоте.
– Ты, мразь, закрой рот! – рявкнул Войслав. – Иначе не увидишь, как я подчиню себе всю мощь источника и разделаюсь с твоей группой. Говоришь, они уже на подходе?
Прошептав нужные слова, он нетерпеливо наблюдал, как нить оберега стала исчезать с тела главвэя и наматываться на его скип. Словно завороженный этим действом, Гранев, видимо, упивался близостью долгожданной мести. Демьян продолжал говорить, но его слова не долетали до отступника: будущий триумф занимал все его мысли. И лишь одна Тиса глазами Демьяна видела, как быстро к ним приближается огненный шар размером с дом – кошмарный клубок расплавленной стали, объятый огнем и сетью молний.
Гранев очнулся, когда услышал треск и шипение за своей спиной, но было уже поздно. Губы главвэя зашептали что-то, и фиолетовое ярмо, что стягивало его шею, исчезло. Одновременно он вскинул ореховый скип, ударив как древком, так и белоснежной вэей в грудь колдуна, отбросив его тем самым на путь смертельного шара, несущегося в сторону разлома. Попытка Войслава отскочить в сторону и выставить щит провалилась. Секунда – и он был слизан пламенем. В последний миг, прежде чем «клубок» рухнул в черноту разверзнутого провала, Тиса увидела, как тело Гранева разрывает на части бешеная сила.
Крик боли еще какое-то время слышался из недр разлома, затем затих. Оглушающая тишина повисла над местом битвы.
Демьян какое-то время смотрел в трещину, затем направился к Горохову.
– Живой?
– Еще да, – прокряхтел Игнат, позволяя товарищу осмотреть раны.
Послышались хлопки крыльев, и на поляну черными тенями стали садиться рысаки с седоками.
Видящая витала меж спешивающимися мужчинами с внутренним упреком – «где же вас носило?», пока не осознала, что самое страшное уже позади! Единый, ты услышал.
– Драконов дры-ын! – воскликнул рыжий Забегай, глядя на горящий бурелом и огромную трещину в земле. – Ну почему меня тут не было?!
Глава 16
Сон и явь
Тиса открыла глаза, ощущая, как оттаяла какая-то часть ее души. Только сейчас поняла, насколько ее мучил страх за жизнь Демьяна. Подбежала Поня, и видящая присела на козетке, чтобы обнять ребенка. Сдерживая готовые брызнуть слезы облегчения, поцеловала дочку в макушку. Дрожащие губы сами раскрылись в благостной улыбке, и она прикрыла их рукой.
Учитель стоял в двух шагах, держа руки сплетенными на груди.
– Тебя долго не было, – проворчал он. – Три часа. – Ложкин глянул на карманные часы. – Мы с ребенком уже отужинали. Там тебе оставили, поешь.
– Спасибо.
– Ты не оборотней сейчас искала, верно? – в голосе слышалась обида.
Девушка поерзала на сиденье.
– Нет, – призналась, поразмыслив, что обсуждать с учителем увиденное не сможет.
Пожалуй, он это понял и поджал губы.
– Могла бы и предупредить, что надолго уходишь в поиск.
Тиса хотела было ответить, но ее перебили.
– Не оборотней, значит, ищет наша видящая? – раздался за спиной едкий злой голос.
Пленники обернулись. В дверях стояли Мерзликин и ассиец. Из-за спины последнего выглядывал испуганный Наум. Войнова же моментально возненавидела двери этой золотой клетки за то, что они так бесшумно открываются.
– Так-так… – Бледнолицый колдун потер острый подбородок. Губы сложились в ломаную линию. – Барышне-искуну неинтересно искать воров для барона Аристарха Зиновьевича? Ай-яй. Нехорошо. Что делать, Яг-Бай? – обратился он к своему напарнику.
Чернокожий вэйн и бровью не пошевелил в ответ, однако Григорию этого и не требовалось.
– Барышню нужно заинтересовать, – продолжал он паясничать, – и я знаю как. Забери у нее девчонку!
– Нет! Пожалуйста! – Тиса вцепилась в Поню, но это не помогло. Ассиец вскинул скип-бич, и алая вэя стегнула по рукам, заставив убрать их от малышки. Все тело девушки вдруг налилось такой тяжестью, что трудно было пошевелить и пальцем. Кинувшегося к ребенку Ложкина отбросило к дальней стене.
– Мам, не плачь! – попросила Поня. Прежде чем девочку за руку оттащил к двери чернокожий, она успела забрать у матери плохие эмоции.
Ассиец подтолкнул ребенка к Науму.
– Отдашь служанкам, пусть нянчатся, – велел Григорий. – А ты, – обратился он к застывшей видящей, – ищи оборотней. А не найдешь – девчонку свою больше не увидишь.
* * *
Оцепенение прошло к полуночи. Как и положительный настрой от Пони. Тиса металась по комнате раненой волчицей. Сыпала проклятьями в адрес Фролова и его вэйнов. Клим пытался усадить, советовал вздремнуть – утро вечера мудренее. Но Войнова упрямилась и снова в раздумье вышагивала вокруг тумбы.
– Успокойся наконец! – В какой-то момент Ложкин схватил ее за плечи и заглянул в лицо. – Пока девочка у служанок, ей ничего не грозит. Мы заберем ее, обещаю. Снова что-нибудь придумаем и выберемся отсюда. Обязательно.
– Разве ты не видишь? Из этой клетки нам уже так просто не выбраться, – простонала Тиса, кусая губы. – Они забрали Поню! Почему я не написала Демьяну новое письмо? Ну почему?! Но он все равно приедет за нами, я уверена.
От этих слов взгляд учителя потемнел, а ладони еще сильнее стиснули ее плечи.
– Боюсь, тебе лучше не рассчитывать на колдуна.
На вопросительный взгляд Клим отвел глаза.
– Вэйны непостоянны, Тиса, – с досадой произнес он. – Разве ты этого не знаешь?
Девушка вырвалась из чужих объятий.
Чтобы обрести толику уверенности, она снова ушла в видение Демьяна.
Нашла его в компании Юлия и Горохова, они спускались по белокаменной винтовой лестнице.
– Я в тебе не сомневался, Невзоров, – во весь рот улыбался чтец. – Отправил отступника в испод. А эти красавцы еще и башню без боя сдали в обмен на сохранение жизней. Кто бы мог предположить?!
– Пешки потому что. Один из приближенных сбежал. Вот он был фигурой посерьезнее, – без особых эмоций ответил Демьян. Его плечо и верхнюю чать торса стягивал лекарский корсет.
– Подумаешь. Вы его выловите. Но какова судьба у невесомых лат! Провалились в изнанку вместе с отступником, и никто больше не сможет воспользоваться их силой.
– И добро. Работы меньше, – отозвался Горохов.
Вэйны вышли на нижний уровень башни. И здесь Демьян заглянул в одну из множества комнат.
– Пыточная, – угрюмо отметил он.
Вэйны шагнули внутрь. Последовавшей за ними девушке хватило одного взгляда на иссушенные мумии людей, сложенные вповалку на каменном белоснежном полу, чтобы мгновенно вылететь сознанием прочь. Боже! Это ужасно!
Когда Демьян снова появился в проеме дверей, лицо его напоминало маску.
– За что нас любить? – произнес он бесстрастным голосом. – Мы чудовища, Юлий. Хуже существ изнанки. Все верно. Мы – зарвавшиеся небожители, возомнившие себя богами.
«Нет, ты не такой! – отчаянно возразила ему Тиса. – Не такой! И я была не права, когда говорила это тебе. Ты давно развенчал мое мнение о вэйнах. Ты другой, ты надежный и справедливый, умный и заботливый. Ты тот единственный, кому я доверила бы свою жизнь без оглядки, – она глядела прямо в упор в серые глаза. – Прошу, пожалуйста, помоги нам! Приди, умоляю, у меня забрали дочь! Без тебя нам не выбраться из этого плена. Демьян! Умоляю, только приди…»
Он не мог ей ответить. Как и не мог услышать. Увы. Дар предполагает одностороннюю связь.
Вэйн не спеша последовал к лестнице. Тиса не заметила, каким образом в его пальцах появилась лента. Васильковая, с серебристым краем. В глубокой задумчивости Демьян по привычке теребил видавшую виды шелковую полоску.
– Ты куда? – окликнул чтец главвэя.
– К Политову. Надо составить отчет.
* * *
К утру Тиса забылась сном. Но лучше бы не засыпала. Уже привычный сон, где она бежала за Демьяном сквозь белую метель, только еще сильнее вымотал душу.
В четвертый раз за утро заглянув к Поне, видящая нашла девочку за столом в кухне, уже знакомой по видению Наума.
Девочку кормила та самая молодая служанка Ася, что носила еду стражам.
– Кушай. С мамкой твоей все хорошо. Она скоро освободится и придет за тобой.
– Она без меня печалится, – вздохнула Поня.
– Давай, чтобы она еще пуще не волновалась, что ты плохо ела, съешь эту манную кашу. – Убедившись, что девочка заелозила ложкой в тарелке, служанка отошла к окну. Убрала за спину длинную косу цвета спелой ржи.
Солнце просачивалось сквозь кроны благородных каштанов и слепило глаза. На ветвях проклюнулись листья. Пахло утренним дождем, смолистостью раскрывшихся почек и жимолостью. От упоительно ароматного свежего ветерка Тиса еще сильнее ощутила горечь от своего безвыходного положения. Под окном послышались шаги, и в следующую минуту она увидела ненавистных вэйнов, идущих по мощеной дорожке разбитого парка. Мерзликин что-то говорил, жестикулируя. Ассиец же его не слушал. Повернув голову, чернокожий колдун безошибочно нашел ту, что наблюдала за ним. Так эти двое и смотрели друг на друга, пока на повороте дорожки кустарники-шары не закрыли собой идущих и не разорвали эту немую связь. Девушка вздохнула и тронула на шее бусы из цветных камушков.
* * *
На следующий день Тиса поняла, что Мерзликин знал, на что давил. Ради того, чтобы иметь хоть один шанс вернуть Поню, она сделает что угодно. В обмен на сведения, где находятся оборотни, она попробует уговорить не разлучать ее с ребенком. Если надо, будет стоять на коленях перед Фроловым. Вот только как быть с совестью? Ведь воров из-за нее убьют.
Подошел Клим, погладил по плечу. Не ощутив сопротивления, приобнял, провел ладонью по волосам. Тиса уткнулась лбом в мужское плечо, ощущая, как глаза жгут подступающие слезы. Ей сейчас так необходима поддержка. Учитель молчал, за это она была ему благодарна. И так слишком много бестолковых разговоров. До внутреннего опустошения и головной боли.
Прошло несколько долгих минут, прежде чем она решилась. Видящая взяла в руки перчатку и уселась поудобнее, прикрыла глаза.
И вот белесая дымка дара снова касается щиколоток. Нежно ластится и радуется новой возможности услужить хозяйке. «Хватит бродить вокруг да около. Сегодня мы с тобой обязаны найти оборотней», – мысленно посвятила она в свои надежды дар. Туман послушно засветился и выстлал радужную половицу, ведущую в расплывчатую даль. Тиса зашагала по щупу, представляя, как прыткий мужчина, один из тех, что нырнул в реку, уходя от погони, некогда носил эту черную перчатку. Кожаную, с прорехой на безымянном пальце. А сейчас он, должно быть, обращен в зверя, небольшого, но юркого. И где-то теперь прячется со своим подельником. Только где?
Тиса уже довольно далеко зашла, однако не позволила себе удивиться, когда мир вдруг накрыл колпаком из звуков, цветов и ароматов. Она стояла на задних лапах и выглядывала из вороха сопревших за зиму листьев на лощину и чернеющий вдали перелесок. Нос дернулся, улавливая запахи. Затем нырнула в дыру и побежала, нет, скорее заскользила по узкой норе в абсолютной тьме. Словно вода подземного источника. Через четверть часа бега лаз расширился и превратился в пещеру. Землянку освещала вэйновская свеча. У щербатой стены спал человек. Тиса отстранилась и увидела, как хорек, в котором только что пребывало ее сознание, запрыгнул на спящего и злобно запищал и зафыркал, грозя куснуть лежащего за ухо. А когда мужчина шелохнулся, зверек спрыгнул наземь и моментально обратился. Эти двое были похожи друг на друга как братья. Узкие плечи, сухощавые, но жилистые тела, живые лица, богатые на мимику, и большие передние зубы. Сюртуки их – в прошлом, видимо, из дорогих и модных – сейчас подошли бы нищим на паперти. В пыли, измятые, воняющие сыростью.
– Я кому говорил тушить свечу, когда дрыхнешь! – прошипел владелец перчатки, с которым сознание Тисы попало в пещеру. – У нас и так их две осталось!
– Чего разоряешься, Фуха? Подумаешь, и в темноте видим, – зевнул второй и быстрыми движениями почесал шею.
– Тебе, может быть, и всю жизнь провести в этой помойке по душе, – фыркнул первый. – Что, опять мышей обожрался, крыса базарная?
– Отвянь, блохастый. Лучше скажи, что там на воле?
– Обложили, сволочи, – нервно отозвался Фуха и, подобно брату, заскреб себя под мышкой. – Рано еще. Подождем, пока каменные лепухи уйдут.
Вниманием оборотня завладел запыленный мешок, что служил недавно подушкой спящему брату. Ловким движением Фуха сел на землю и раскрыл его. Взору видящей предстала горка золотых украшений, но оборотень сунул руку глубже и вытащил из сего богатства еще более ценную вещь – рубиновую подкову. Даже при тусклом свете свечи она была великолепна. Красный, как старое вино, рубин приковывал к себе взгляды. Золотая вязь древней надписи тянулась по его мерцающим граням. Красота удивительная!
– Подкова у нас, значит, удача должна быть на нашей стороне, ведь так, Бел? – обиженно протянул Фуха. – Тогда почему мы все еще в этой дыре, а?
Брат пожал плечами.
– Я там пару полевок прикопал в углу, можешь поесть.
Фуха скривился так, что видящая ему посочувствовала.
Оглядев еще раз пещеру, Тиса присмотрелась к белесым разводам на стене. Их причудливая вязь напомнила кобру. От вида рисунка что-то в памяти шевельнулось, но ответ сразу не нашелся, и Войнова откинула от себя эти мысли. Есть более важные дела. Надо же выяснить, где находится пещера, иначе толку от ее видения. Она припомнила карту местности, и дар ответил сразу. Послушно нарисовал пред взором нужную точку. «Спасибо», – поблагодарила она свой дар, и тот отозвался в душе теплой волной. Теперь можно возвращаться.
Очнулась Тиса от видения с легкой улыбкой на губах. Она все же нашла оборотней! Она сумела! Не зря целый месяц билась над этой перчаткой. Раскрыв веки, увидела Климентия. Лицо учителя было так близко, что она на миг оторопела. Губы мужчины почти касались ее губ. Левой рукой он прижимал ее ладонь к своей небритой щеке. Зеленые глаза глядели будто сквозь нее.
– Почему, Тиса? – словно в дурмане горько шептал он. – Почему ты так хотела от него избавиться, а теперь снова уходишь к колдуну? Со мной бы ты была по-настоящему счастливой. Пара искунов, равный брак…
– Что ты делаешь? – Слова не сразу дошли до него. – Клим?!
Ложкин вздрогнул и резко отпустил девушку, будто его кто по рукам хлестнул.
– Прости, – он так смутился, что в одно мгновение побледнел, как мертвец. – Ты неудобно сидела, стала заваливаться набок, – запинаясь, постарался оправдаться. – Мне пришлось тебя поддержать и…
– И перестараться с поддержкой? – выдохнула Тиса. – В следующий раз, пожалуйста, не трогай меня, пока я пребываю в поиске.
– Никогда. Обещаю. Это было наваждение, которое больше не повторится.
Весь вид учителя говорил об искреннем раскаянии, и видящая поверила и даже несколько успокоилась.
Послышался аккуратный стук в дверь. Искуны обернулись. В проеме стоял Наум и держал за руку малышку.
– Поня! – Тиса кинулась навстречу девочке и обняла.
Оглядев ребенка с ног до головы и расспросив о самочувствии, поднялась с корточек.
– Чем я обязана такому счастью?
– Приказ Аристарха Зиновьевича, – блестя взглядом голубых глаз, ответил горбун. – Он просит вас спуститься в фонтанный зал.
Тиса переглянулась с Климом. Тот нахмурился, а ее сердце тревожно сжалось. От разговора с Фроловым не ждала ничего хорошего. Никак это послабление с Поней – прелюдия к очередной гадости, которую задумал барон. Однако делать нечего.
Провожатый повел пленников к лестнице мимо хмурых стражников. Наверное, никогда еще Тиса так не желала, чтобы ступеньки не заканчивались. Наум открыл дверь и пропустил искунов в знакомый зал с фонтаном по центру.
Фролов стоял у своего портрета, лицо богача выражало досаду и раздражение. Нижняя губа-вареник брезгливо оттопырена. Рядом с хозяином вытянулся начальник стражи. Хорошо хоть Мерзликина нет, отвратительный тип.
Пленники остановились в нескольких шагах от Аристарха.
– Господа искуны, наконец-то! – произнес он. – Смотрю, мать уже воссоединилась со своим птенцом. И как вы себя чувствуете, барышня?
Войнова сжала ладошку девочки. Конечно, этот человек не иначе как издевается. И намек она хорошо понимала. Фролов давал ощутить разницу. Мол, прочувствовала, каково с ребенком и без него? И сейчас он захочет услышать, где прячутся оборотни. Только видящая еще там, выходя из зеркального чертога, решила, что ничего этому чванливому небожителю не скажет. Она не возьмет на душу смерть воров. Да эти два оборотня в пещере вызывают у нее в сто раз большую симпатию и сочувствие, чем этот напыщенный индюк! Мало они его еще обокрали. Надо было всю сокровищницу его хваленую вынести. Тиса им бы еще и мешки помогла таскать. И пусть сейчас у нее снова отберут Поню, ничего. Рано или поздно Демьян все равно отыщет их, и тогда… Ведь он же отыщет, верно, Единый?
– Спасибо, на здоровье не жалуюсь, – ответила девушка. – К чему этот вопрос? Если вы снова хотите узнать об оборотнях, то повторюсь: мой дар слаб. Я не смогу их найти. – Она сглотнула комок в горле и погладила дочь по голове.
– Что ж. Тогда я вас, мил сударь и сударыня, больше здесь не держу. Можете выметаться, – рыкнул Фролов, буравя недобрым взглядом бывших пленников. – Накладно, знаете ли, с вами возиться!
Тиса не могла поверить своим ушам.
– Вы нас отпускаете? – переспросил Климентий. Он тоже не верил.
– Ты оглох, милейший? – Улыбка превратила лицо богача в гримасу. – Покиньте мой дом! Так понятнее? И да, забери свои деньги, раскопщик. – Он достал из кармана мошну и бросил Климу. Тот при всей растерянности умудрился ее поймать. – Считай, что это возмещение… хм… за дурное обхождение.
Видящая продолжала стоять в полном изумлении, когда Клим сказал:
– Тиса, идем, – и, видя, что девушка остолбенела, наклонился и прошептал ей на ухо: – Пошли скорее, пока он не передумал! – Обнял ее за плечи и буквально потащил к дверям.
Позади раздался звон разбитого стекла, заставив вздрогнуть. Обернувшись, они увидели осколки на мраморном полу у фонтана. Подставка из хрусталя рассыпалась в крошку. Неизвестно, как посуда, а хрустальные постаменты бьются к счастью.
Наум, который вызвался проводить искунов, повел их по лестнице к выходу из замка. В тишине слышался лишь гул торопливых шагов.
– Хозяину сон приснился, – пояснил по дороге карлик. – Святая Лея приказала отпустить вас, иначе на него падет кара святой Пятерки.
Тиса подумала, если это не злая шутка и они на самом деле выберутся из этого золотом облитого замка, то в первую очередь отправится в храм и поставит свечу Лее и всем святым, вознесет акафисты и разобьет лоб в поклонах. Такие подарки судьбы бесценны, чтобы оставлять их без благодарности.
Наум вывел их через выход, о котором видящая не знала, – в стороне от парадной лестницы, ближе к выезду с территории поместья. Ароматный теплый воздух коснулся ноздрей, ветерок затрепал волосы, и девушка чуть не прослезилась, глядя в вечернее небо. Они торопливо зашагали по дорожке, обошли кучу голышей, наваленную, видимо, для строительных целей, и вышли к сторожевому пропускному посту. Коляску подали через несколько минут прямо к воротам.
– Ваши пальто сложены на заднем сиденье, – услужливо, все так же пережевывая слова, сказал горбун. – Там же корзина с легкой закуской. Я распорядился собрать ее. Вдруг малышке что-то захочется в дороге. Теперь уезжайте. И если сможете, то простите… его.
– Спасибо, конечно, но если вы о своем хозяине, то не обещаю, – честно ответила Тиса. Под хмурыми взглядами пары стражников она усадила Поню в коляску. – Прощайте, Наум, и благодарю вас. Вы единственный, кто отнесся к нам по-человечески в этом гадюшнике, простите уж за сравнение. Но такое у меня сложилось впечатление.
– Я понимаю ваше негодование. – Карлик склонил голову в учтивом поклоне.
Клим забрался на козлы и не раздумывая стегнул лошадей. Поня махала ладошкой горбуну, а Тиса смотрела на раскрытые ворота и все боялась, что они могут захлопнуться в самый последний момент. Однако коляска беспрепятственно выехала через арку крепостной стены и понеслась по мощеной дороге. Прочь.
Боже, неужели этот кошмар позади!
* * *
Случаются события, после которых спокойствие и теплое окружение начинаешь ценить с новой силой. Как если после жесткой тряски в телеге наконец обретаешь устойчивую почву под ногами. Идешь неторопливым шагом, держишь за ладошку дочь и слушаешь ее незамысловатый восторженный лепет о первых одуванчиках. И на душе – непередаваемое облегчение.
Миновали три дня с их возвращения, и Тисе уже не хотелось вспоминать это неприятное злоключение.
Старый плут Мо Ши при каждой встрече теперь рассыпался в извинениях, Люсенька сочувствовала и обнимала, Строчка продолжал расспрашивать о золотом дворце и радоваться, что «денежки все-таки богатей отдал, поимел совесть». Одна Клара, поначалу выругавшись в голос, чистосердечно сыпя нелестными эпитетами в адрес Фролова и подчиненных ему колдунов, старалась не напоминать о неприятном происшествии. Она с потаенной тревогой в глазах поглядывала на молчаливого Ложкина за рабочим столом и вздыхала.
Жаловаться на Фролова в управу Тиса не пошла – кто бы сомневался, что в этом городе все службы в подчинении у Аристарха. Хваленый начальник управы Кречетов с легкой руки градоначальника поставил всех подчиненных на уши в угоду барону. Ясно теперь, каких именно оборотней искали благочинники. Вспомнились дроги с перебитым пушным зверьем в ночь, когда Сергей Зыков был в смене. Так что жаловаться – не ее случай.
Алевтина Кадушкина встретила постоялицу как родную. Пожурила и попросила на будущее сообщать, если уезжает с ночевкой к знакомцам. При этом хозяйка лукаво улыбалась. Тиса не подтвердила ее догадок, но и правды всей не сказала. Просто повинилась. Зачем Алевтине и всей округе знать, где она пропадала на самом деле? Вот кому бы она рассказала, так это Агате Федоровне. Но колдунья еще не приехала, хотя могла вернуться со дня на день. Случилось и кое-что приятное за то время, пока они с Поней пропадали.
– Тарас мой стал слышать! – поделилась радостью Алевтина. – Тиса Лазаровна, это ваше снадобье помогло! Я же все делала, как вы говорили. Благослови вас Единый!
А сегодня Тиса услышала звуки рубанка и нашла хозяина в мастерской. Рядом с отцом вертелся Устин. На приветствие постоялицы Тарас кивнул, а на вопрос, не помешает ли, ответил: «Нет, коли не шутите». Слышит! Действительно слышит!
Некоторое время Войнова наблюдала за умелыми движениями сильных рук, с помощью рубанка стесывающих неровности доски.
– Это батька сидушку для кресла готовит, – посвятил ее Устин в важные мужские дела. – А еще он «Быстрого» собрал для меня. Глядите, Тиса Лазаровна, это двухмачтовик! – показал он деревянный корабль. – А паруса я из бумаги вырезал. Правда красивый?
– Очень, – похвалила, а про себя подумала, что таким она Устина еще не видела: он выглядел повзрослевшим, глаза сияли. Что значит отец рядом! Да и сам Тарас преобразился. На нем все так же была надета его любимая полосатая тельняшка, но теперь она была заправлена в штаны. Тронутые сединой волосы чистые, зачесаны за уши. Лицо, обычно красноносое, нынче было даже слегка бледновато.
– Подай-ка мне молоток, Устька, и гвозди.
Сын бросился искать инструмент, а отец оторвался от своей работы и взглянул на постоялицу.
– Вы, девушка, пропадали давеча, – пробурчал Кадушкин. – Боле так не делайте. О вас переживают.
Он еще о нервах жены печется. Чудеса! Тиса улыбнулась хозяину.
– Не буду больше.
– Вот, бать! – появился шустрый помощник.
Тарас продолжил с Устином сбивать сиденье, а видящая с легким сердцем покинула мастерскую. Кажется, у этих двоих наладились отношения.
Это была не единственная приятная весть. Люсенька сообщила, что помолвлена с Ильей Творожковым. Парень как положено – с родней, подарками – прибыл к Перышкиным на украшенной белыми лентами тройке. И родители Люси благословили молодых образами. Свадьбе быть!
* * *
Если у других жизнь налаживалась, то у Тисы – наоборот. Раньше она знала точно, что ей делать, а именно – скорее отправиться к Демьяну. Теперь же, после видения Юлия, растерялась. В столицу можно было не торопиться. Все потому, что Демьян покинул Крассбург. Судя по всему, надолго. Следя за резвящимся ребенком, Тиса шагала по аллее, бесцельно трогала зацветающие ветви вишен и вспоминала разговор Жигаля и Политова.
Эти двое столкнулись в коридоре ССВ, и на вопрос чтеца о Демьяне управной улыбнулся.
– Демьян? Разве он тебе не сказал? Позавчера взял у меня бессрочный отвод от дел и сказал, что улетает. Видимо, уже улетел, раз не откликается.
– Как? Куда?
– Ну, тут он мне не докладывался. – Политов хлопнул собеседника рукой по плечу. – Сказал, месяц-два может не объявиться. А что? Молодец свое отработал честно и заслужил отдых! Такое дело мне раскрутил, от самого императора благодарность получили! – Довольный управной последовал коридором далее, оставив Юлия в полном недоумении.
– Ну, Невзоров, упрямец драконов, – проворчал чтец. – Хоть бы сказал, куда же тебя понесло.
Так что теперь Тиса ощущала растерянность. Нет, письмо она Демьяну отписала на следующий день после освобождения, как только вернулась из храма. Умудренная опытом, отправила лично. Только когда вэйн прочтет его теперь? Что за невезение, и, главное, что теперь делать?
Еще мучительный сон покоя не дает, каждую ночь снится. И не только. Внутри поселилось чувство, что она что-то упустила. Очень уж мутная история с освобождением получилась. Нет, сначала все показалось понятным. Богач увидел сон, в котором святая Лея «потребовала» освобождения пленников. Только вот Аристарх не похож на набожного человека. Скорее он ради выгоды готов душу черту заложить, а тут – по доброте душевной отпустил, да еще и деньги подарил. Второй день в душе Тисы словно сверчок пиликал: «странно», «подозрительно», «не сходится».
Своими мыслями на сей счет она решила поделиться с Климентием. Оставив Поню под присмотром Алевтины и Натки, которые клятвенно обещали баловать и не спускать глаз с ребенка, Войнова отправилась в клуб. Никаких колясок. Только пешком. Пусть учитель с некоторых пор несколько утратил ее доверие, как и заведующий школы одаренных, но он единственный, кто поймет ее опасения. Потому что был там, потому что видел Фролова и знает его способы уговаривать.
– Я понимаю, – тщетно пряча тоску в зеленых глазах, согласился блондин в ответ на ее слова. – Вам действительно стоит уехать. В Оранске тебе с ребенком оставаться небезопасно. Завтра Аристарху приснится еще какой сон, и он решит продолжить начатое. Так что… уезжайте.
Клим замолчал. Отвернулся к полке, делая вид, что весьма заинтересовался стопкой книг.
Тиса кивнула, приняв окончательное решение.
– Значит, поеду домой, к отцу.
Да. Домой, в Увег, где каждый пригорок знаком и родные стены греют. Где подружки растят детей, старик Агап варит, как и прежде, снадобья, а Камилла печет сдобные пироги. Где все понятно и просто.
– Надеюсь, вы мне напишете письмо, как доберетесь. – Клим положил на стол книгу с печатью Гатчиты на обложке, погладил вензель красивыми тонкими пальцами.
– Напишу, – с грустной улыбкой пообещала видящая.
– И когда собираетесь выехать?
– Послезавтра.
– Разреши довезти вас до станции?
Тиса согласилась. И почему после всех передряг, в которые втянул ее этот увлеченный курганом человек, она ощущает себя виноватой? Собираясь покинуть клуб, еще раз взглянула на книгу и задумалась. Вензель, похожий на кобру…
– До встречи, – прошептала девушка и накинула на плечи свое пальто, уже слишком теплое для такой солнечной весны.
Что ж, теперь она знала, где именно располагается курган, но говорить об этом Климу пока не собиралась. «Прости меня, учитель. Но я не уверена, что Мо Ши не уговорит тебя еще раз продать оборотней взамен очередного денежного поощрения».
* * *
Теплая погода, почти майская, напомнила о том, что к поездке нужно обновить гардероб себе и дочке. И следующие часы Тиса решила посвятить покупкам. Люся и Клара вызвались составить ей компанию. И если бы не они, то, покупая с легкостью вещи Поне, себе бы видящая точно пожадничала взять два новых платья и чудесное легкое приталенное пальто из тонкого сукна.
– Тебе оно очень идет, – щебетала Перышкина, расхваливая покупку. – И все же жаль, что ты уезжаешь. Я так рассчитывала, что ты будешь на нашей с Ильей свадьбе.
– Ничего, Люси. Зато ты напишешь Тисе письмо и расскажешь в мельчайших подробностях, как все прошло, – усмехнулась брюнетка, подойдя к зеркалу и прикладывая к себе черное платье.
– Точно, – хлопнула та в ладоши, – я так и сделаю!
Войнова забрала сверток из рук угодливого продавца и обернулась к Кларе.
– Тебе не кажется, что у тебя достаточно черных платьев? Можно подумать, что ты носишь траур.
Образцова стрельнула ироничным взглядом.
– Предлагаешь разодеться в рюши и цветочки?
Мда, как всегда, в своем репертуаре.
– Можно и без рюш обойтись. Рискни хоть раз отступить от своих закостенелых вкусов.
– Кто бы говорил, – хохотнула девушка, но черное платье вернула продавцу.
Тиса указала на другое, нежно-кораллового цвета, строгого покроя, с белым воротничком-стойкой. Брюнетку в таком платье невозможно не заметить. Этакая строгая романтика.
– Ладно, возьму, – проворчала Клара, выкладывая денежки на стойку.
Домой Войнова прибыла в нанятой коляске и вечер посвятила примерке. Вещи, которые она купила Поне, подошли, что не могло не радовать. Малышка рассказывала, как лепила пирожки с тетей Алей и Натой, а потом во дворе с Устином рассматривала жука. Поздний вечер завершился колыбельной для дочки и поиском близких. Скоро она их всех увидит – отца, Ганну, деда Агапа, Зою, Марику, Камиллу, даже погодника Филиппа, который продолжал нести службу наместного вэйна в Увеге. Всех, но только не Рича. И не Демьяна. Тиса глубоко вздохнула, в который раз перевернувшись с боку на бок. Даже в этом жутком сне, где он пропадает за белоснежной вьюгой, она не видит его лица. Только спину. С силой зажмурила глаза, чтобы не разреветься. Единый! Рядом с ребенком она не имеет права быть слабой.
* * *
Поутру в гости во флигель забежал Устин и остался на завтрак у постоялицы. Затем дети убежали во двор кормить пернатых обитателей курятника, а Тиса в одиночестве вымыла посуду. Улегшееся было за хлопотами, вернулось ощущение, что богатей их отпустил неспроста.
В конце концов, не придумав ни одной правдоподобной причины великодушному поступку Фролова, видящая взялась за памятованы. Она вспомнит в подробностях тот день и, возможно, найдет объяснение. Или же успокоится.
Сцена, в которой Аристарх отпускает их на все четыре стороны, не приблизила ее к отгадке ни на ноготок. Однако интуиция твердила: «Смотри еще, внимательнее!» Тогда Войнова прошлась по воспоминаниям всего дня, начиная с утра. Испытывая смущение, снова пережила близость учителя. Блондин был точно не в себе в тот момент. Теперь ей было его жалко. «Ох, Климентий Петрониевич, жениться тебе надо, – вздохнула, – но только не на мне».
Устало убрав руку с маминых часиков, видящая какое-то время задумчиво смотрела на серебряные стрелки. Затем с упрямством снова взялась за стеклянную крышку с тоненькой трещиной.
Чертог обступил ее всеми шестью зеркальными стенами, засветил над головой люстрой. «Колдун недостоин твоей любви. Я люблю тебя сильнее, чем он, – шептал ей жарко Клим, но Тиса на сей раз оставила речи без внимания. Бросила короткий взгляд за спину Ложкина, уловив в том направлении какое-то смазанное движение. И пригляделась. В зеркалах, которыми были покрыты стены комнаты, проявилось отражение – приоткрытые двери и мужской силуэт. Единый! Этого просто не может быть! Тиса смотрела и не могла поверить. Он был там!
Сбросив воспоминание, а затем еще пару раз прокрутив его заново, видящая принялась одеваться. В спешке чуть не выскочила на улицу в домашних тапках. Наум, вот кого ей срочно нужно увидеть. Он расскажет, что там делал Демьян! А нет, так она вытрясет из него правду. Ведь маленькая рука в черном рукаве, придерживающая открытую дверь зеркального чертога, принадлежала именно этому человечку.
Глава 17
Ангел-хранитель
Наума она подстерегла у ткацкой фабрики. Для этого Тиса три часа промаялась в центре Оранска в сквере, то и дело присаживаясь на лавки, чтобы даром отследить передвижения горбуна. И, когда услышала, что он собирается на фабрику за бумагами для хозяина, возблагодарила небеса.
Крытая лаковая коляска заехала на оживленный хоздвор. У пропускной будки охранник в форме опустил полосатый брус, перекрывая въезд.
– Простите, – обратилась к мужчине видящая, – мне необходимо переговорить с Наумом Федотовичем, он приехал той коляской. – Она указала на карету.
– Он вас ждет?
– Нет… то есть да, – стушевалась Тиса.
Бдительный мужик нахмурил брови.
– Что-то мне кажется, вы меня обманываете, барышня.
– Он не знает, что я здесь, но мы с Наумом Федотовичем хорошо знакомы. Пожалуйста, передайте ему, что видящая Тиса Войнова ждет его у ворот.
Охранник крякнул. Удивление на его лице сменилось неподдельным интересом.
– Ох, не та ли вы видящая, что из школы одаренных? Мой кум корову искал, рассказывал о вас.
– Помню его. Нашла я его корову у соседки. – Наморщила лоб, вспоминая кличку. – Кыси. Так он ее называл, кажется.
– Ваша правда! – В широкой улыбке охранника недоставало одного зуба. – Что ж вы сразу-то не сказали? Погодите, я сейчас позову Наум Федотыча.
Крикнув напарнику, что отойдет на минутку, он поспешил к коляске. Вернулся через пару минут вместе с горбуном.
– Тиса Лазаровна, клянусь, не ожидал вас здесь увидеть, – невнятно произнес Наум.
– Сама удивляюсь, что я здесь. – Она оглянулась на проезжающую мимо телегу, груженную тюками ткани. Руки невольно затеребили воротничок платья.
– Чем обязан? – промычал карлик, глядя на нее ясным взором. – Я к вашим услугам.
Слегка склонил голову. Все такие же вышколенные манеры, при таком-то хозяине иного и быть не может.
– Ответьте мне, пожалуйста, только на один вопрос, – не стала ходить вокруг да около, – что делал в особняке Фролова вэйн? Не из ваших. Серые глаза, волосы цвета графита, рост средний. Лет под сорок. Думаю, продолжать не надо. – Видящая не сводила с горбуна глаз. Показалось, или он занервничал? Опустил взгляд, промычал что-то неразборчивое, отрицательно замотал головой.
– Я знаю, что он был там, – упрямо тряхнула головой Тиса. – И вы его видели, не отказывайтесь. Вы заходили в зеркальный чертог, и он был рядом с вами. Умоляю. Мне нужно знать! Пожалуйста!
Какое-то время карлик колебался, а затем, увидев мольбу в глазах девушки, сдался.
– Отойдемте в сторону, Тиса Лазаровна. Тут разговор особый.
Они прошлись вдоль фабричной стены из бурого кирпича. Войнова с трудом скрывала нетерпение.
Наум вздохнул, прежде чем начать.
– Раз вы уже знаете, то слова своего я не нарушаю, рассказав вам. Да, этот колдун был там. Он явился около четырех. Хозяину донесли, что в воротах стоит пришлый и просит его принять. А еще он спрашивал о вас.
– Что именно? – выдохнула Тиса.
– Мне проще показать, честное слово. Позволите?
Девушка разрешила коснуться своего виска. И на нее нахлынуло чужое воспоминание. Яркое, будто она снова находится там, в золотом замке, только стала ростом пониже.
В своих, то есть в руках Наума, оказались щипцы с рыбешкой. Фролов кормил щук. Перед ним склонил голову молодой стражник.
– Там вэйн явился, уважаемый Аристарх Зиновьевич. Просит приема. О видящей спрашивал и ребенке. Мол, вы должны их отпустить.
– Вэйн? – Аристарх нахмурился, выпятив нижнюю губу. – Скажи, не приму, никаких видящих не держу. Пусть катится по-хорошему, пока цел. Наум, найди Мерзликина. Будет настаивать наглец, пусть разберутся! Ишь, каков нахал, он мне еще указывать будет!
Наум поклонился и поспешил прочь из комнаты.
Картинка сменилась, и девушка увидела мощеный двор и Демьяна. Он неторопливо шагал к парадному крыльцу. Взгляд прикован к башням. Одет неброско, в руках скип. Вот только скупая полуулыбка не обманула видящую. Главвэй был зол, об этом свидетельствовали его черные глаза со стальным отливом. Даже схватившись с Граневым и его прихвостнями, он не был столь взбешен. Он все же пришел за ней! Ведь еще полностью не оправился от раны с прошлого боя, но пришел! Стражники у ворот за спиной Демьяна приветливо махали ему вослед.
– У него дар убеждения. – Низкий голос с перекатами, абсолютно бесстрастный. Ассиец так редко разговаривал, что Тиса сначала не догадалась, что говорит именно он.
– Изнань! – ругнулся Мерзликин. – Так чего стоишь, истукан черномазый? Где твои лепухи!? Похоже, гость нарывается на горячий прием. Так устрой ему! – Григорий гадко захихикал.
Яг-Бай снял с пояса скип-хлыст и двинулся навстречу Демьяну. Они остановились напротив друг друга.
– Уходи, – ассиец был по-прежнему немногословен. Алый хлыст уже зажил своей жизнью и клубился петлями вокруг Яг-Бая.
– Ну надо же, – качнул головой главвэй. – Что, интересно, делает воин из племени Красных скорпионов так далеко от пустынного края? Акунэ хо, мар?
Ассиец вздрогнул при этих словах, но ответил так же бесстрастно:
– Не твое дело, вэйн.
– Верно, – легко согласился тот. – У меня есть мое. Я пришел за женщинами, мар. Видящая и девочка. Ребята у ворот любезно просветили меня, что владелец сего ослепительного поместья, – он поднял взгляд на башни, – удерживает их здесь не по их собственной воле.
– Хозяин не будет с тобой говорить, – ответил ассииец. – Женщины останутся здесь. Тебе придется уйти.
– Хозяин? – вздернул брови Демьян, снова посмотрев на чернокожего. – Я не ослышался? У вольного мара есть хозяин? Красный скорпион согласился стать цепным псом… Забавно. Весьма. – Заметив, как стремительно утрачивает бесстрастность лицо ассийца, показал ладонь. – Что ж, полагаю, знак ССВ тебя убедит пойти мне навстречу.
Мар молчал. Белки его глаз стремительно наливались кровью. Ладонь главвэя, как и знак на ней, чернокожий колдун оставил без внимания.
Демьян с мрачным удовлетворением перехватил скип.
– Очень хорошо. Было бы досадно легко получить свое и уйти отсюда. Очень уж мне у вас нравится, друзья. Да и зверинец, смотрю, весьма прелюбопытный. Хотя и немного простоват. Камни и глина, угадал?
Тиса с ужасом смотрела, как к Яг-Баю бесшумно подтягиваются те страшные безглазые существа – десяток кабанов и пара великанов.
– Он из спецстражи, – чертыхнулся стоящий рядом с Наумом Григорий. – Эта девка говорила о знакомце из ССВ. Изнань! Убей его, Яг-Бай! – крикнул он своему напарнику.
– Но, Григорий Лавзеевич, такого приказа Аристарх не давал, – еле выговорил взволнованный горбун, дернув Мерзликина за рукав.
– Он не давал, так я даю, – взвизгнул Григорий, отдернув локоть. – Этого гостя точно надо зарыть, иначе за ним явятся другие.
Бледнолицый колдун в нетерпении кусал губы.
В этот момент вспыхнули первые сцены схватки. Послушные воле ассийца кабаны и великаны стеной двинулись на незваного гостя, однако Демьян не испугался. Наоборот, подался вперед. Показалось, что только и ждал этого. Действий, когда он может как следует размяться. Злость вкупе с отточенностью движений, которые сложно было уловить простым взглядом, сносили на своем пути лепуха за лепухом.
Наум попятился к крыльцу и уже оттуда, присев на ступени, в просвет меж балясинами следил за боем. Краем глаза Тиса заметила, как рядом с ним опустилась знакомая девушка, Ася. Служанка. Она тоже наблюдала за происходящим внизу.
Демьян же бил наверняка, словно косарь срубал колосья острым лезвием в жаркий полдень. И там, где недавно скалилась в броске парочка кабанов, на мощеную площадь осыпались кучи камней. Глиняные колоссы простерли к нему свои отростки-руки, как живые змеи они стремились обхватить вэйна и задушить. Но и тут главвэй умело уворачивался, и уже великанов постигла участь превращения. Девушка удивленно смотрела, как сначала один, затем другой, прошитые сетью лучей белоснежной вэи, они рухнули вниз, и по площади покатилась волна глиняных черепков. И только потом, когда ассиец схлестнулся с Демьяном, начался настоящий бой.
Тиса завороженно наблюдала за вихрями, с бешеной скоростью передвигающимися по площади. Либо главвэй обезболил рану, либо был настолько зол, что просто не замечал боли. Даже осознание, что она смотрит чужое воспоминание, что это прошлое, не успокаивало. Когда алый хлыст чуть было не коснулся горла Невзорова, она беззвучно вскрикнула. Но затем успокоилась. Демьян стал теснить противника, не давая его плети как следует развернуться. Ближний бой оказался для ассийца более сложным. Когда скип главвэя ощетинился лезвиями, блеснувшими в закатном солнце, услышала рядом чей-то испуганный возглас. Служанка Ася бросилась вниз по лестнице с крыльца. Наум не успел перехватить ее руку и поспешил за ней. Эти двое пронеслись по дорожке меж стриженых кустов и выбежали к месту завершения схватки. Что это был именно конец, стало сразу ясно. «Ася, стой!» – прошипел Наум, хватая служанку за руку и не давая броситься к ассийцу.
– Ты сильный воин, я проиграл. – Чернокожий исполин сжимал рукой окровавленное плечо, пошатываясь и глядя исподлобья на противника. Кровила не только рука, но и бок вэйна.
– У меня есть что защищать, – ответил Демьян. – Тебе должно быть известно, когда воин получает от Песчаного Тэя силу крыльев Гора.
– Когда защищает свою семью, – выдохнул ассиец. Рукав его уже пропитался кровью, и она струйкой сочилась наземь. – Я должен был это сразу понять… Обиду семьи смывают кровью. – Он поднял подбородок, ожидая последнего удара.
Демьян медлил, щурясь.
– Ты связан обетом, верно? Иначе вашего брата не заставишь служить иномирцу. Смертный долг… Жаль, не помню, какими словами он у вас скрепляется.
– Ты много о нас знаешь.
– Я бывал в ваших местах и пил из чаши Ро.
На лице ассийца вдруг проступила улыбка. Тени счастливого прошлого пронеслись в его черных глазах, тронули морщинки в уголках, расправили складки на иссиня-черном лбу, рассеченном пополам красными полосами.
– Я рад, что именно ты освободишь меня от этого постыдного служения, – произнес он. – Останови мое сердце, брат, и я освобожусь от долга!
При этих словах Ася попыталась вырваться из рук горбуна, который оказался на удивление сильным.
– Нет! Пожалуйста, не надо! Ягоб!
– Оставь, Аса! – шикнул на нее Яг-Бай, и служанка примолкла, продолжая всхлипывать.
Демьян взглянул на девушку, затем на ожидающего его удара ассийца.
– Будь по-твоему, Красный скорпион.
Тиса увидела, как главвэй переложил скип из правой руки в левую. Губы его зашевелились. Он поднял правую руку над головой, затем опустил, глядя на шар белой вэи в своей ладони. Сгусток искрил мелкими молниями, дымился тончайшими нитями. Демьян шагнул вперед и ударил белым шаром прямо в грудь, в сердце чернокожего вэйна.
Секунду Яг-Бай качался, а затем рухнул, как дуб, в единый миг лишившийся корней. Раскинутые в стороны руки, промокший от крови кафтан, распахнутые в небо черные глаза. Тиса беззвучно ахнула. Несмотря на то что этот вэйн принес ей немало неприятных минут, сейчас она его жалела. Видеть, как Ася кинулась к ассийцу с рыданиями, было тяжело. Служанка трясла скользкую от крови ладонь убитого, обнимала широкую грудь, заглядывала в застывшее лицо. Когда Демьян присел рядом на корточки и приложил палец к мощной шее противника, Ася накинулась на него с обвинениями.
– Вы чудовище! – крикнула она. – Зачем вы убили его?! Зачем!?
Девушка горела ненавистью, однако поднять руку на убийцу любимого не решилась.
– Все вэйны – чудовища, – ответил Демьян. – Вы разве не знали? – Вскинул на нее серьезные серые глаза и вздохнул. – Успокойся. Будет жить твой Скорпион. Только отойди, боюсь, зацепит накладом.
Служанка неверяще уставилась на главвэя, затем обернулась к застывшему в нескольких шагах от нее Науму. И снова растерянно взглянула на Демьяна.
– Вы не обманываете? – запинаясь прошептала она. – Так он… живой?!
– Нет. Его сердце остановилось. И если ты все же отойдешь, сударыня, я смогу его снова запустить. Тем более уже пора.
Дождавшись, пока притихшая девушка отступила, Демьян положил свою руку на грудь ассийца. Губы главвэя вновь пришли в движение. Через несколько секунд его ладонь обволокла ослепительная вэя. Секунда – и свет растекся по всей груди убитого. В какой-то момент Демьян сжал ладонь в кулак, отвел, чтобы без промедления ударить им ассийца в область сердца.
– Два касания. Смерть и жизнь. Синах Дин остался бы доволен, – произнес устало, отметив, что грудь Скорпиона поднялась от вздоха, а глаза вновь обрели способность моргать.
– Яг! – Ася бросилась к ожившему, плача от счастья. – Ягоб!
Демьян поднялся с корточек.
– Жить будет, но я бы на твоем месте все же перевязал его раны.
Сказав это, полностью потерял интерес к сей драме и огляделся. И только теперь позволил себе поморщиться, тронув свою левую ключицу. Глаза остановились на Науме. Горбун попятился, но главвэй покачал головой и пальцем поманил карлика к себе.
– Отведи меня к ней, – приказал он, – заодно я не против познакомиться с бароном. Впрочем, начнем, пожалуй, с последнего.
Мир дрогнул, и Тиса вернулась в явь. Наум отнял ладони от ее висков.
– Мне пора уходить. – Он оглянулся в сторону фабричной проходной.
– О, нет, – взмолилась видящая, – покажите мне еще, пожалуйста! Я знаю, он был в зеркальном чертоге. Ведь так? Прошу, еще немного!
Наум все же внял мольбе.
– Пять минут, Тиса Лазаровна. А потом мне надо будет уйти.
Во второй раз дар видопередачи перенес ее в знакомый коридор, ведущий от фонтанной комнаты к зеркальному чертогу. Рядом с собой с дрожью в сердце Тиса вновь увидела Демьяна. Он держал за руку Поню и разглядывал девочку.
– Тебя не обижали здесь?
– У-у, – малышка крепче прижала к груди медвежонка, – только мама плакала. Плохой дядя сказал, что если она не будет его слушаться, то меня никогда не увидит.
Наум, поймав тяжелый взгляд вэйна, вжал голову в плечи.
– Ничего, – добродушно успокоил Демьян, – плохой дядя уже подобрел. Бояться вам с мамой больше нечего.
Поня кивнула и что-то зашептала игрушке на плюшевое ухо.
– Мы как раз идем к твоей мамочке, – прожевал слова Наум, улыбаясь девочке.
Они завернули за угол и подошли к дверям чертога. Горбун подал знак стражам, затем отворил эти проклятые бесшумные двери. Тиса знала, что она сейчас увидит. Была готова к этому.
И все же оказалось, что не совсем.
Единый! Клим будто целовал ее, обнимая! И она отвечала ему? Боже, по иронии судьбы все выглядело так, будто она оглаживала щеку учителя! Со стороны двери совершенно не было заметно, что Клим придерживает ее руку пониже запястья. Теперь Демьян подумет о ней невесть что! Сейчас Тиса как никогда была зла на Климентия.
– Тс-с, – Демьян удержал девочку, готовую броситься к матери, – давай лучше ты устроишь маме сюрприз. Для этого мы сейчас выйдем, а потом ты зайдешь снова.
Поня согласилась и приставила мишке пальчик к его рту-стежку.
Видящая как во сне досматривала чужое воспоминание. Почти не улавливая разговора, она видела лишь Демьяна, его почерневший взгляд. Голос главвэя все так же оставался дружелюбным с ребенком, разве что появилась в нем легкая хрипотца. Но вэйн скоро с ней справился. Только Тиса не могла обмануться. Боже, она никогда не видела в этих глазах столько затаенной боли.
– Иди, – погладил он Поню по плечу, коснулся ее льняных кудряшек, – мама ждет тебя. А я не пойду, девочка. Я должен сделать еще кое-что важное. Иди.
Снова перемена места воспоминания. И Тиса увидела их троицу – себя, Поню и учителя, застывшую перед Фроловым в фонтанной гостиной. Только теперь богатей ей показался иначе, чем прежде. Болезненная испарина на челе. Досада, раздражение и страх, плохо спрятанные под чванливой спесью. И как не заметила? Более того, Наум обернулся, и она увидела Демьяна. Не замеченный, похоже, только их троицей, вэйн стоял возле фонтана. Ладонь его покоилась на поверхности хрустальной подставки.
– Вы нас отпускаете? – Голос Климентия.
– Ты оглох, милейший? – Богач выдавил из себя подобие улыбки или оскал. – Покиньте мой дом! Так понятнее? И да, забери свои деньги, раскопщик. Считай, что это возмещение… хм… за дурное обхождение.
Клим поймал кошель. Тиса видела себя со стороны. Свои изумление и оторопь. Учитель попытался сдвинуть ее с места, а потом обнял и зашептал на ухо одной ей известные слова. Затем, так и не разжимая объятий, увлек к выходу из комнаты.
Звон разбитого стекла. По мраморному полу разлетелись осколки. Демьян так и стоял на том же месте у фонтана, даже не замечая, что возле его ног блестела россыпь хрусталя.
Снова смена. И последнее непродолжительное воспоминание, которым милостиво поделился горбун.
За коляской закрылись ворота, и Наум оглянулся на стоящего поодаль главвэя.
– Что теперь, Демьян Тимофеевич? – промямлил, приблизившись к вэйну.
Из вечернего сумрака вынырнул ассиец. Грудь и рука его были перевязаны белыми полотнищами. Судя по нескованным движениям, чувствовал он себя вполне хорошо. Мало того, мар без труда тянул за собой на привязи Григория Мерзликина.
– Ты хотел языка, брат. Забирай, – сказал Яг-Бай. – Он много знает о черных делах барона.
Демьян молча забрал поводок и направился к выходу. Ассиец нагнал его спустя пару секунд.
– Твоя женщина уехала с другим. Ты отпустил ее! Почему?
Вопрос заставил главвэя остановиться. Но отвечать он не торопился.
– Ты же мог забрать свою женщину, – похоже, ассиец на самом деле не понимал.
Демьян поднял руку, прерывая речь Яг-Бая.
– Мар слишком долго пробыл в империи и разучился молчать, – осадил он не в меру любопытного чернокожего вэйна. Но спустя несколько секунд все же процедил через силу: – Она выбрала другого.
– Но ты ведь мог убить его! Ты сильнее и достойнее этого белого.
– Ты не понял, Скорпион. Она любит его, – слова будто обдирали горло главвэя. – Я не буду лишать ее счастья. И больше ни единого вопроса, – предупредил Демьян, вперив в него тяжелый взор. – И да, если увижу тебя в империи еще раз – пощады не жди.
– Мы с Асой уйдем тотчас, она собирает вещи, – несмотря на угрозу, улыбнулся во весь белозубый рот Яг-Бай. – Если когда будешь в долине Скорпионов, знай, я приму тебя как дорогого брата. Храни тебя Песчаный Тэй!
Прежде чем уйти во тьму и утащить за собой Мерзликина, Демьян кивнул.
Вернувшись из чужих воспоминаний, Тиса накрыла лоб ладонью.
– Боже, что я наделала…
– Вам плохо? – Наум не торопился уходить и глядел с сочувствием.
– Мне не плохо, – простонала девушка, – мне невыносимо плохо.
– Я могу что-нибудь для вас сделать?
Отрицательно покачала головой. Тянулись секунды, но Наум все еще стоял рядом.
– Демьян теперь считает, что я люблю другого, – выдохнула она, не в силах больше молчать. – А я ведь не целовала Клима! Я же была в поиске!
– Простите, – промычал карлик, – но смотрелось это… э-э… Простите, – смутился он окончательно.
– Я видела, как это смотрелось. Ужасно! Будто я…
Тиса в негодовании заломила руки. А ведь Демьян говорил, что пришел за своей семьей. Боже. Хочется зареветь от тоски.
– Вы так не переживайте, – посоветовал Наум. – Знаете, вам просто нужно объясниться. Поговорите с Демьяном Тимофеевичем. Мне кажется, он не из тех, кто рубит сгоряча, даже при всем том, что он весьма решительный мужчина. Весьма.
Видящая горько вздохнула.
– Он улетел. Я теперь не знаю, где его искать.
– Ничего. Как вернется, вы поговорите. И все наладится, вот увидите.
Тиса благодарно взглянула на горбуна. Стыдно, что она так разоткровенничалась, но, с другой стороны, этот разговор немного успокоил ее.
– Простите меня, мне так неудобно.
– Пустяки. – Наум словно сам извинялся. – Теперь я побегу, иначе Аристарх будет гневаться. После всего произошедшего и особо после того, как ваш вэйн заявил, что рубиновая подкова на картине – не что иное как подделка, барон совершенно осерчал, – с беспокойством прошептал карлик.
Похоже, теперь настал его черед делиться своей печалью.
– Почему вы служите у него? – спросила Тиса. В глазах читалось все ее «уважительное» отношение к этому человеку.
Наум вздохнул так глубоко и тяжко, словно на его плечах держался весь Хорн.
– Он мой единственный родственник, Тиса Лазаровна, – прожевал слова маленький человечек.
– Родственник?
– Родной брат, – прошептал он, кидая в стороны взгляды. – Только никому не говорите. Ари считает это постыдным.
Войнова на какое-то время задумалась, и в ее мыслях Фролов стал обладателем еще нескольких нелестных эпитетов.
– Ладно, было весьма приятно с вами поговорить, но мне пора. – Горбун раскланялся. – Всего вам самого доброго и простите, коли обидел.
– Наум! – Тиса заставила маленького человечка оглянуться. Какие у него все же необычные голубые глаза. – Если вы когда-нибудь захотите променять родство на дружбу, я всегда буду рада видеть вас у себя. Поня к вам привязалась. Вы найдете меня в Увеге, мой отец – капитан пограничного гарнизона. Скажете, что ищете меня, и вас проводят. У нас, конечно, далеко не золотые хоромы, скорее наоборот, но жить вполне можно.
– Спасибо, Тиса Лазаровна! – Горбун явно расчувствовался.
– Можно просто Тиса.
Он улыбнулся, и лицо его стало даже красивым.
– Не уверен, что я смогу оставить Ари, но буду иметь в виду.
– Если он вас удерживает силой, я постараюсь вас вызволить, – спохватилась видящая.
– Что вы! – махнул маленькой ручкой Наум. – Я сумею исчезнуть, если вдруг решу уйти.
– Хорошо. Подумайте и приезжайте. Мы с Поней будем вас ждать.
Кажется, улыбка его стала еще шире. На том они расстались.
Поглощенная в свои думы, Тиса зашагала прочь. Вскоре фабрика осталась позади, под ноги лег узкий тротуар Бочкатого переулка. Здесь она когда-то потеряла сознание. Видящая рассеянно глядела по сторонам. Люди все так же спешили по своим делам, во дворах цвели деревья, желтели куртинки нарциссов. А казалось, совсем недавно небо, словно недостиранная простыня, висело низко и сыпало мокрым снегом.
С Яниной она почти столкнулась. Неудивительно, отсюда до приюта недалеко.
– Тиса Лазаровна! Как хорошо, что я вас встретила! – Женщину трудно было узнать. Простенькое, но довольно симпатичное платье, полосатая сумочка на локте. Розовые щеки. – Я вас искала, даже приходила к вам на Коромысловую, но не застала. Соседка сказала, вы уехали с молодым кавалером два дня как и не вернулись, – прошептала Янина. – Думаю, эта старушка горазда трепать языком, будьте с ней начеку.
Тиса поблагодарила за совет, но развивать тему не стала. Никифоровну уже не исправить.
– Вот, нашлась Понина брошка в вещах Праскевы. Я сразу сказала, что надо бы отдать, матушка мне и поручила. Как ее в кошель положила, так и ношу седмицу с тех пор.
Брошь легла в ладонь видящей. Из светлого дерева, должно быть, из березы. На ней вырезана веточка дикой жимолости с круглыми ягодами, что бывают ядовитыми. Мило, но Тиса почему-то не могла выдавить из себя благодарность.
– Хорошо. Как дела в приюте?
Минуту она слушала, что в приюте теперь все иначе, чем при Стеше. Черепицу новую кроют вместо латок. Сруб под мастерские уже под крышу подняли, целая артель работает с утра до полудня.
– Принарядились теперь все. Как я вам? Не то что те черные мешки. На людей похожи стали. Думаю, сам Единый нам послал ту проверку с Белограда да благотворителя. Дай Боже здоровьица ему. Бывает же такое, и мужчина видный, и душа золотая. А наша мелочь у него тогда еще ленту чуть не увела из кармана. Стыдоба. – Янина фыркнула.
Тиса кивнула, ощущая, как брошь жжет ее пальцы. А затем будто очнулась.
– Ленту? Какую ленту?
Женщина пожала плечами.
– Вроде обыкновенную. Только зачем она мужику-то, непонятно.
– А цвет, какой цвет?
– Синяя какая-то.
– С серебристым краем?
– Похоже, – с сомнением ответила Янина.
– А как выглядел мужчина? Среднего роста сероглазый шатен, волосы по плечи, стянуты на затылке в хвост?
– Ой, а вы его знаете, что ли, Тиса Лазаровна?
Войнова остановилась. Видно, Бочкатый переулок ей вреден для здоровья. Она снова была в том состоянии, чтобы рухнуть без сознания. Ну если и не свалиться, то пошатнуться точно.
– Кажется, знаю… Прости, мне пора. И спасибо!
Заплетающимися ногами она побрела дальше.
– А кто он, Тиса Лазаровна? – долетел до нее вопрос.
– Мой ангел-хранитель, – прошептала видящая.
Глава 18
Вишневая метель
Демьян все это время был рядом, а она не знала! Боже, что еще она упустила?! Поймав извозчика и добравшись на Коромысловую, Тиса какое-то время бесцельно кружила по флигелю, погруженная в себя. И лишь Поня смогла вернуть ее мысли с Луны на Хорн. Покормив ребенка, Войнова взялась рьяно и тщательно упаковывать оставшиеся вещи. Так, чтобы наутро осталось только собрать еды в дорогу и отдать постельное белье доброй хозяйке. Продолжая мысленно перебирать события последних двух месяцев, то и дело хваталась за памятованы.
После обеда подкатила коляска Перышкиных, и девушки из клуба доказали на деле, что умеют быть настойчивыми. Просмотрев события на балу, сраженная очередной догадкой Тиса крепко схватила себя за волосы и выпучила глаза, когда в дверь постучали.
– Да ты, мать, со своими сборами уже совсем как лошадь взмыленная. Вон, грива дыбом встала, и взгляд ошалелый, – оглядела ее Образцова, проходя в сени.
– Ой, какая ты смешная! – хихикнула Люсенька. – А мы за тобой!
Тиса лишь рот открыла, наблюдая, как гостьи проходят в комнату, где в центре уже стояли саквояж, раздутая сумка и пара узлов.
– Гляжу, ты уже все сложила, что могла. Себя только не упаковала, хотя, судя по прическе, видимо, пыталась влезть в саквояж, – не переставала острить Клара. – Вот и славно, теперь поехали в клуб.
– Зачем?
– Мы решили устроить тебе прощальные посиделки! – радостно сообщила Люсенька.
Тиса посмотрела на девушек и помотала отрицательно головой.
– Не-не-не… я еще не все собрала. – Для наглядности она указала на толстенный философский трактат на столике.
Какие посиделки, когда тут такие открытия, от которых не знаешь, то ли рыдать, то ли радоваться! А учитывая, что Демьяна теперь неизвестно, где искать, есть еще очень действенный вариант – утопиться. Единый, как же она была слепа!
– Так, Войнова, ты от своих сборов скоро с ума сбрендишь. Предлагаем вкусный ужин и хорошее вино. Из закромов Перышкиных.
– Ура! Мы поедем гулять, да? – С улицы влетела Поня. Клара и Люся тут же потянули руки к малышке, чтобы расцеловать.
Через пару минут эти трое все же уговорили упрямицу. И слава Единому, что посиделки обещали быть чисто женскими: Мо Ши пропадал на совещании, а Клим и Строчка отбыли на место раскопок и возвращаться в клуб сегодня не намеревались. В память о подвигах Ложкина Тиса нынче за себя не ручалась. Отходила бы учителя чем-нибудь, да потяжелее.
Взгляд снова остановился на трактате. Пожалуй, на самом деле стоит сегодня посетить школу одаренных.
– Да этой книгой убить можно, – скептически уставилась Клара на фолиант, который Тиса затащила с собой в коляску после того, как усадила Поню.
– Ой, а зачем тебе книга? – удивилась Люсенька.
Прочитав название, брюнетка скривила губы.
– Она решила на прощание устроить нам урок, зачитав назидания о том, как грешно лгать.
– Что, правда? – Перышкина открыла рот.
– Слушай ее больше, – усмехнулась видящая. – Я просто отнесу ее в библиотеку. Помню, там принимают книги в дар.
Эти девчонки все же замечательные. Пожалуй, она будет по ним скучать.
Библиотекарь принял книгу с одобрительным кивком.
– Вы уверены, что хотите ее отдать? Это редкое издание.
– Да, уверена.
– Тогда школа одаренных благодарит вас, и я в частности, – склонил голову хранитель книг.
Тиса покинула библиотеку налегке. Ну вот и все. Казалось, с этим трактатом она оставила за спиной целую эпоху своей жизни. Позади остался изживший себя юношеский максимализм, когда она мерила мир черно-белой линейкой. Выискивала с помощью советов философа ложь и истину. Вечные антиподы. Сейчас она точно знала, что граница меж противоположностями размыта. На вопрос, как различить ту самую грань, за которой добро превращается в зло и наоборот, есть один ответ: Бог и совесть каждому в помощь. Право, наивно считать, что жизнь проста настолько, чтобы уместить ее законы морали в одну философскую книгу.
* * *
В этот вечер в окнах клуба увлеченных горел свет нескольких свечей, слышался смех. В гостиной был накрыт стол с яствами. Разливалось по чайным кружкам вишневое вино. В какой-то момент видящая поняла, что отогрелась в теплой компании настолько, чтобы расслабленно улыбнуться. Клара сходила в опытную и вернулась с гитарой в руках.
– Не знала, что ты умеешь играть, – удивилась Тиса.
– Она так редко это делает, – пожаловалась Люсенька.
– Мою игру слышат только самые близкие.
Гитарные переборы в тишине вечера, и удивительно приятный глубокий голос запел известную «Дорогой долгой под луной мы ехали на троечке». Войнова поймала себя на том, что восхищена исполнением. За каждодневным скепсисом и показной холодностью Клара продолжает скрывать глубоко в себе ранимое сердце и романтичную натуру. Песня закончилась, и Люсенька захлопала в ладоши.
– Это просто бесподобно, – выдохнула Тиса. – Сыграй ты на балу, уверена, вокруг выстроилась бы толпа поклонников.
– Мне не нужны поклонники, от них сплошная мигрень. – В глазах ее мелькнула грусть. – Я разучила ее после того, как услышала на балу. – Она снова коснулась струн.
Зазвучала знакомая мелодия, и Тиса вздрогнула. Романс о потеряных. Да, она помнила его. Красивый.
Мы судьбою по миру рассыпаны,
Словно бусины с ниточки порванной.
Мы разлукой немою испытаны,
И объятия наши разорваны.
И душа от души – отрезаны,
На пути заблуждений отброшены,
Чтоб босыми ступнями истерзанными
Нам брести по репьям некошеным.
Хоть в упор гляди, да не свидимся,
Все глаза застит мгла коварная…
На последнем куплете девушка поднялась и подошла к окну, зябко повела плечами. Лучше бы Клара не пела этот романс, не бередила душу ни свою, ни ее. В такой теплый вечер так хотелось верить в лучшее.
Чтобы перебить наползающую на сердце тревожную тучу, Тиса тряхнула головой и оглянулась.
– Предлагаю взломать кабинет Клима и достать волшебную карту из верхнего ящика! – с видом заговорщика заявила она.
– А зачем ломать, у Клары же есть ключи, – протянула Люся.
– Войнову понесло на приключения, – усмехнулась брюнетка, убирая гитару в сторону. – Эх, зря ты ей сказала, лишила нас такого зрелища.
– А зачем тебе карта? – спросила Перышкина.
– Покажу вам, где на самом деле находится курган.
Надо было видеть лица подруг, когда она рассказала о почти истертом знаке в пещере, где прятались воришки-оборотни. Тиса была уверена, что два хорька уже покинули это место и оглашать его теперь можно, не боясь навредить беглецам.
– Это здесь. – Ткнула она пальцем в карту.
Точка находилась в двух верстах ниже от нынешнего места раскопок.
– Поразительно, если это так, то… – Клара подняла горящий взгляд от карты, – надо рассказать Климу!
– Завтра и расскажете, когда я уеду.
* * *
Во флигель они вернулись около восьми часов. Легкий хмель после посиделок с девочками улетучился, сменившись сильнейшей тоской по Демьяну. Уложив Поню спать пораньше, Войнова раз пять выходила в поиск, но снова и снова оказывалась у синей непроницаемой стены. Бесполезно. Демьян не хотел, чтобы за ним наблюдали такие, как она. Возможно, что он теперь, после той сцены с поцелуем, никогда не простит ее, и она навсегда потеряла его доверие. Вздох разнесся по комнате. Заворочалась Поня, и Тиса поправила на ней одеяло.
По сложившейся в последние седмицы привычке потянулась мысленно к образу Юлия. Вероятность, что Демьян вернулся в Крассбург, мала, но вдруг она услышит новости о нем?
Туман послушно схлынул, оставляя ее в знакомой зрительской ложе с удобными диванными лавками и со столиком в виде рогатой черепахи. Не у нее одной нынче посиделки. К сожалению, Демьяна среди мужчин не было. За полупрозрачным защитным колпаком на квадратной арене ССВ бились вэйны, вертя скипами и стреляя сгустками вэи. Чтец наблюдал за боем, нервно грызя яблоко.
– Ушатов сильнее. Видал, как лупит!? – язык Юлия слушался неважно.
– Да все мимо, – усмехнулся Натан, огладив брюшко.
Спустя пять минут, наполненных репликами болельщиков, поединок на самом деле завершился победой вэйна по фамилии Постук. Юлий разлил всем янтарной жидкости из бутыли, и мужчины подняли бокалы.
– Ну что, давайте, друзья, еще раз за встречу, – произнес он. – И за возвращение Славогора.
– Э, нет, – возразил шкалуш, подняв указательный палец. – Выпьем в этот раз за нашего друга. Жаль, что его нет с нами.
– Ага, он слинял от нас и слова не сказал, а мы за него пей? – надул губы Жигаль и получил полный укоризны взгляд от Славогора.
– Он обезвредил полоумного отступника. Волен гулять без нашего на то разрешения, – протянул Скакун. – Давайте за него. Славик, Юлька…
Мужчины опрокинули в себя горячительную жидкость. Дружно зафыркали. Закусили полосатой солониной и солеными перцами.
– Не, я-то подозреваю, из-за чего он мог так сорваться. Возможно, вообще в пустоши подался. – Юлий загадочно улыбнулся. – Все дело в неразделенной любви. И не спрашивайте, кто она, – заплетающимся языком предупредил он, – я дал зарок молчания.
Натан пригладил бороду, хитро поглядывая на друга.
– Слышал, Разумовская выходит за вашего управного, – он поднял пустой бокал и сквозь прищур рассмотрел его. – По весне назначена свадьба.
– Не угадал, – самодовольно хмыкнул Юлий.
– Вот как? – Натан вздернул брови и подался вперед. – А кто же тогда?
– Будет вам трепать языками! – проворчал Славогор. – Коль надо, Дем сам расскажет, как явится.
Как ни странно, но чтец и Скакун вняли совету шкалуша и закрыли тему. А вскоре все внимание мужчин было отдано очередной схватке на арене.
* * *
Утренний свет проник во флигель и лег на половицы солнечными пятнами. Свежий весенний бойкий ветер словно дожидался, пока ему откроют форточку, чтобы как следует ею наиграться. Уже полчаса, как Тиса подняла Поню, чтобы умыть и накормить. Зашла Алевтина с детьми, одарила бумажным кульком, полным пирожков на дорогу. Поблагодарив, постоялица попросила ее присмотреть за дочкой, пока сбегает в едальную лавку. Забыла добавить к собранной снеди сыр и печенье, которые с охотой ел ребенок.
За калиткой Войнова столкнулась с Климом, который как раз собирался войти. Уткнувшись носом учителю в грудь, тут же отпрянула. Школьная коляска стояла у обочины.
– Ты рано, – удивилась она.
– Я прибыл раньше, чтобы поговорить!
Тиса отметила взъерошенный вид Ложкина и лихорадочный взгляд. Глаза светились так, что в темноте могли бы соперничать с уличными фонарями Оранска. Понятно. Значит, девочки рассказали о кургане.
– Мне нужно в едальную лавку.
– Я составлю компанию?
Пока они шли на соседнюю улицу, Клим сумел выспросить все подробности из первых уст. Видящая отвечала, хотя внутри то и дело поднималась волна досады. А у крыльца лавки, когда он коснулся ладони, осторожно отстранилась. Боже, дай терпения.
– Я понял, в чем был мой просчет, – вещал учитель, – не учел почвенных сдвигов. Земледрожания! Все из-за них, определенно. Курган просто сместился ниже по склону предгорья к центру долины.
– Определенно, – вяло отозвалась Тиса, однако тот будто ничего не замечал.
Купив печенье и полголовки сыра, направилась обратно, и Климентий хвостиком последовал за ней.
– Это будет сенсация. Посмотрю я в глаза тех, кто насмехался над нашей идеей, когда покажу им золотое перо Гатчиты. Не уезжай, Тиса, – он обратил на нее горящий взор, заставив остановиться, – вместе мы теперь свернем горы. Я уже буду не тот бедный учитель. Мое предложение еще в силе…
На этом терпение девушки стремительно почило.
– Клим, пожалуйста, не надо, – взмолилась она. – Я ведь не шутила, сказав, что люблю другого.
Мужчина закусил губу, лицо его помрачнело. Тиса продолжила путь, и вскоре учитель нагнал ее. Какое-то время шли молча. Ложкин исподлобья оглядывал окрестности и пощипывал подбородок.
– Этот вэйн – жуткий сноб, – спустя квартал произнес он глухо.
– Откуда ты знаешь, ты его не видел, – огрызнулась девушка.
– Видел. – Блондин глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду.
Тиса резко остановилась.
– Что? – прошептала она еле слышно.
Учитель отвернул лицо в сторону, смотря вдаль, и поморщился.
– Он был здесь, когда ты болела. Пожалуй, я повел себя недостойно тогда, и теперь мне стыдно за свой поступок.
Горло перехватило.
– Зачем он приходил?.. Клим?!
– Не знаю, но полагаю, чтобы забрать тебя. Тиса, прости меня. Я впервые почувствовал к женщине нечто большее и поэтому не хотел отпускать. Поступил как эгоист…
– Что ты ему сказал? – перебила его, не желая снова слушать речи о любви.
Климентий помял пятерней свою светлую длинную челку, прежде чем поднять виноватый взгляд и ответить.
– Сказал правду: что ты желала избавиться от видений с ним и ради этого приехала в Оранск.
Несколько секунд Войнова молчала, прибитая признанием. После простонала:
– Боже, от вас одни неприятности, учитель.
– Тиса…
– Уйдите с моих глаз! – с обидой выкрикнула она. – Мы сами доберемся до станции, без провожатых.
– Пожалуйста, прошу…
– Нет, это я прошу, – остановила блондина взглядом, – дайте мне передохнуть от вас. Умоляю.
Ложкин смотрел в расстроенное лицо бывшей ученицы и, пожалуй, только сейчас в полной мере понял, что́ натворил. Молодая женщина отвернулась и пошла дальше, прочь от него.
– Я сожалею, – прошелестело ей в спину.
Ветер трепал подол. Быстро шагая, Тиса придерживала юбку рукой и качала головой. «Ну почему, Единый? – шептала она. – Что за рок такой?» Демьян был рядом все время. Почему не поговорил с ней? Почему слушал речи Ложкина? Почему так легко поверил, что она любит другого? Нет, большей досады девушка еще никогда не испытывала.
Посмотрела в бесконечную синь над головой. Единый! Она бы многое отдала за то, чтобы увидеть его и все объяснить! Не может же быть такого, чтобы она потеряла его навсегда, что счастье ускользнуло от нее? Нет, они не станут потерянными друг для друга навсегда, как души в том беспросветном романсе.
Войнова не заметила, как ноги принесли ее обратно. Калитка оказалась приоткрытой, во дворе собралась вся семья Кадушкиных и что-то обсуждала вполголоса, что само по себе необычно.
– Тиса Лазаровна, пока вас не было, к вам заходил гость, – сообщила бывшей постоялице Алевтина.
– Гость? – Видящая окончательно вынырнула из сети собственных размышлений. Что еще за гость? Неужели, несмотря на просьбу не устраивать долгих проводов, Мо Ши или Строчка решили приехать? Или…
В этот момент Поня тронула ее за руку, и Тиса опустила взгляд. Увиденное заставило ее замереть, сердце пропустило несколько ударов. В ладошках девочка увлеченно крутила ленту. Некогда новая атласная змейка, васильковая с серебристым краем, нынче представляла собой повидавшую виды полоску ткани. Края уже не блестели и скрутились, концы обтрепались. Но это была она. Несомненно.
Тиса присела перед ребенком.
– Где ты взяла эту ленточку? – Голос с трудом ее слушался.
Поднялась с корточек. Что-то в ее глазах заставило Алю тут же затараторить:
– Ну да, это был сосед, Тиса Лазаровна. Вон, Тарас мой говорит, что некоторое время он жил напротив, смотрел за домом Соломиных. Приятный положительный мужчина. Ушел пару минут как и…
– Куда он пошел? – перебила ее Тиса, оглядываясь. – Аля, пожалуйста!
Кадушкина несколько опешила от того, что обычно уравновешенная постоялица схватила ее за руку и затрясла, как яблоню по осени.
– Он пошел в сторону парка, я точно видел, – подсказал Устин и тем спас свою мать от цепких рук.
Бросив Кадушкиным короткую просьбу присмотреть за дочкой, видящая рванула к калитке с резвостью косули, за которой гонятся волки. Выбежав на улицу, она чуть не сшибла с ног Никифоровну и еще какую-то незнакомую старушку.
– Простите! – повинилась перед женщинами.
– Тиса Лазаровна, – сощурилась Никифоровна, – а кудай это вы так торопитесь?!
– В парк!
– А что там? – полюбопытствовала соседка.
Ответа старушки уже не дождались. Какое-то время они смотрели вослед убегающей, затем Никифоровна доверительно зашептала:
– Это, Вера, Алькина постоялица. Платила за постой-то справно, но, видать, малость того. – Бабуля с говорящим видом постучала костлявым пальцем по виску.
– Да что ты говоришь!? – ахнула собеседница.
– Захожу я как-то к Кадушкиным, а девка перед будкой собачьей на четвереньках. Рычит как зверь, подстилку собачью чуть ли не зубами рвет. А как-то мне сказала, что дракону голову оторвала.
– Ай-яй. Бедная девочка…
Не ведая, что только что прослыла среди местного населения сумасшедшей, Тиса, оправдывая полученное звание, неслась что есть мочи дальше. Закончился квартал. Впереди через дорогу показалась ограда старого парка. Войнова вгляделась в обе стороны и охнула, заметив, как в воротах исчезает до боли знакомая фигура.
– Демьян, – прошептала она. – Демьян!
Кричать бесполезно, слишком далеко.
«Единый, дай мне его догнать! – пыхтела видящая на бегу. – Обязательно догнать и все ему высказать! Как он может так со мной?! Снова решил сбежать?! Ну уж нет! В этот раз я не позволю».
Надо было молчать, возможно, не так быстро бы сбилось дыхание. Вот и ворота парка, и аллея. Длинная, чудовищно длинная аллея, утопающая в цветущем разросшемся стеной вишняке. Далеко впереди шагал в глубь парка Демьян. Что это был именно он, Тиса уверилась полностью. Ее невозможный вэйн, которого она не имеет права потерять.
Окрик снова не достиг цели. Тому виной стал ветер, который не на шутку разгулялся. Девушка решительно задрала до колен длинную юбку и понеслась дальше бешеной козой, ни на секунду не отрывая взгляда от удаляющейся фигуры в черном сюртуке с развевающимися на ветру полами. Парочка пожилых людей, вывернувших на аллею с боковой тропинки, удивленно посмотрела вслед шальной бегунье с раскрасневшимся лицом и растрепанными каштановыми волосами.
Ветер срывал с вишен цвет, бросал в лицо горсти белоснежных лепестков. Тиса бежала до привкуса железа во рту, до боли в боку. Но, казалось, этой аллее нет конца, а мужская фигура приблизилась лишь на самую малость. А потом ее настигло узнавание. Единый! Она ведь уже бежала так за Демьяном. И белая круговерть уже ослепляла ее. Сон! Это было во сне, в том дурацком выматывающем сне, что мучил ее в течение последних седмиц. Только сейчас догадалась: не снегопад она видела в нем, а эту белоснежную кутерьму из лепестков. Похоже, кошмар ожил.
Фигура Демьяна скрылась за поворотом. Когда девушка добежала до него, то уже знала, что увидит. Как и в ее сне, аллея оказалась пуста. Оглушенная, она все стояла и смотрела, как ветер метет по дороге белую поземку из нежных лепестков. Раскачивались из стороны в сторону ветви старой вишни.
Ушел. Должно быть, порталом. Оставил ленту, как последнюю нить, что их связывала, и ушел…
– Нет, Единый!
Ладони стремительно немели. Ноги грозили подкоситься, и видящая немощной старухой заковыляла к вишне. Ухватилась за толстую ветвь, приложилась виском к сухой коре и закрыла глаза. А потом и с силой зажмурила.
Она раздвигала ветви рукой, и лепестки срывались ей под ноги, падали на оберточную бумагу пакета, который она держала под мышкой. Еще немного, и она вырвалась из густого вишняка на парковую аллею. Оглядевшись, замерла. Под раскидистым деревом с корявыми ветвями стояла вполоборота девушка в коричневом дорожном платье. Рукой она держалась за толстую ветвь. Несколько шагов к ней, и вот можно рассмотреть тонкие черты лица, которые кажутся знакомыми. Неопрятные пряди каштановых волос затеняют скулу. Ресницы прикрытых глаз подрагивают. Секунда, другая, и дыхание прерывается, а сердце, наоборот, ускоряет свой ритм и готово вот-вот вырваться из груди. Рука сама тянется к знакомой незнакомке, замирает на полпути и безвольно падает. И это так неправильно, что ее сознание от возмущения делает скачок вперед. Кажется, это называется отстранением. Теперь она видит и мужчину – он смотрит так, что переворачивается ее внутренний мир. Вспышка понимания, и видящая срывается в явь.
Он действительно стоял в двух шагах и смотрел. Как в видении, но несравнимо лучше. Серые глаза захватили ее в плен и не отпускали. Ни на секунду, ни на миг. Казалось, разорви сейчас эту связь, и они снова потеряют друг друга. В бесконечности его взора Тиса видела все, что он хотел сказать.
И поспешила ответить. В этом деле Войнова своему взгляду не доверяла и потому приблизилась к вэйну. Близко, чтобы уловить тепло его тела и убедиться, что он ей не снится.
– То, что ты видел в зеркальной комнате, – это неправда! – прошептала она. – Я не целовала Ложкина. Я вообще не знала, что он вытворяет, пока находилась в забытье поиска.
– Прошу, поверь, – заглядывала она в серые омуты. И хотя видела в них бесконечную до жертвенности любовь, все равно торопилась высказать, что на сердце, убедить. Чтобы у него даже мысли не закралось думать иначе! Не оставить ему ни единого шанса усомниться. Пусть только попробует!
– Я люблю тебя, Демьян, – выдохнула она. – Люблю. Слышишь? Прости, что не верила тебе. Что предала наши чувства. Мне стыдно сейчас за свое малодушие. А ты… Ты всегда был рядом и отводил от меня беды. Спас от Фролова, вернул мне Поню. Я так тебе благодарна! Но прошу, не исчезай больше.
Ее слова, казалось, растопили ледяные звезды в его глазах, и они засияли мягким светом обретенного счастья.
Сильные руки колдуна нежно, но непреклонно притянули ее к горячему телу. Лбы мягко соприкоснулись.
– Ты понимаешь, что я теперь не отпущу тебя? После таких слов – никогда, – серьезно произнес он хриплым голосом, глядя ей в саму душу. – Второй разлуки я просто не вынесу, потому не допущу.
– Мы не расстанемся, – выдохнула Тиса, ощущая, как голова захмелела от его близости, а ноги, пожалуй, давно перестали ее держать. – Если что, я найду тебя сама, даже несмотря на твой драконий браслет.
Они еще долго стояли посреди аллеи, не в силах разжать объятий.
Старая вишня глядела на влюбенных, что приютились в ее тени. Прислушивалась к их негромким голосам. Впитывала в себя сияние, которое окружало пару, и вздыхала о былой молодости. Ветер лохматил белую шапку дерева, ронял на мужчину и женщину вишневый цвет. А высоко в небе ласточки крылами резали синеву. Птицы-то точно знали: солнце сегодня сияет ослепительней, вода в реке искрится ярче. И воздух так ароматен и свеж, как никогда прежде.
Тиса не могла прекратить улыбаться. Демьян наполнял собой ее душу до донышка – прикосновениями рук и губ, дыханием, мягким шепотом. Она тянулась к нему снова и снова, как к живительному роднику, всем существом, будто все еще не веря, что он здесь. Рядом. С ней.
Подумать только! Она считала, что вэйн влюблен в Разумовскую, а он предпочел ослепительно красивой баронессе ее скромную персону. И сам был долгое время уверен, что она влюблена в Клима. Смех сквозь слезы. Судьба водила их за нос, как профессиональная интриганка. Об этом предупреждала Демьяна прорицательница из Вемовейского училища.
– До весны я не мог показываться тебе на глаза, не рискуя безвозвратно упустить шанс на прощение и примирение. Писал об этом в последних двух письмах.
– Симон забыл их на крыльце, и они вымокли, – вздохнула видящая. – Сплошные разводы и обрывки слов.
Вэйн цокнул языком.
– Хотел же еще бумагу зачарованную захватить в поездку! Понадеялся на мудрецов по глупости. А у них в горных скитах благо не береста в ходу.
Тиса рассмеялась. Сейчас в своей теплой искренности Демьян выглядел моложе и напоминал себя в юности. Того паренька Трихона, знакомого по Увегу. Похоже, эту свою сторону души колдун открывает только ей.
– Я тоже написала тебе, но, как потом оказалось, один маленький вредитель выкинул мое письмо в корзину для мусора. Но он уже все осознал, и сейчас мы живем в мире.
– Сын Тарасов? – Демьян усмехнулся, на раз вычислив «вредителя». – Да, видно было, что мальчишка разбалован. А Рича ты не узнаешь. Ипостась ускоряет развитие. Вытянулся за несколько месяцев.
– Знаю. Я же вижу его, – улыбнулась Тиса, показав на свой лоб пальцем. – И за тобой присматривала, пока ты не надел этот ужасный браслет. – Она еще раз с удовлетворением отметила пустые запястья колдуна.
– Я был уверен, что ты не желаешь меня знать.
– Не желаю? Да мне свет белый не мил был, когда ты пропал. Каждый день по нескольку раз билась об эту синюю стену, будь она неладна!
Он снова крепко обнял ее. Прижался щекой к виску.
– Прости, моя хорошая. Если бы я ведал…
Было понятно, что пережитое волнение и страх потерять друг друга еще не раз напомнят о себе.
– Я снял драконов щит вчера, когда покидал Агапа. – Демьян предугадал вопрос и продолжил: – Старик передает тебе привет. И Ганна Христофоровна тоже. Да, твоя подруга прослышала о том, что я гощу у Агапа, и явилась вчера в лекарню. В нескольких словах она дала мне понять, насколько я невежествен в познании женской души, и обозвала несносным тугодумом. Это было так замечательно… – он хохотнул, – и весьма справедливо. Я и сам уже пару дней собирался с духом, чтобы прийти к тебе и поговорить, как бы там ни было. Но этот упрек твоей подруги меня не только подстегнул, но и вселил надежду, что моя любовь все еще взаимна. Иногда и главвэю ССВ требуется хорошая головомойка.
Тиса уткнулась носом в шею колдуна и хихикнула. «Так вот где он пропадал эти дни. Приеду – расцелую подругу по-лароссийски в три щеки». Хоть одно письмо дошло-таки по адресу.
Вэйн аккуратно снял с девичьей макушки несколько белых лепестков.
– А тебе идет белый…
Что-то в его голосе заставило Тису чуть отстраниться и заглянуть в глаза. Рука мужчины тут же потянулась, чтобы коснуться ее лица, огладить скулу и контур мягких губ.
– Одерни меня, если я буду слишком самоуверен, сказав, что сегодня же хочу забрать тебя и дочку отсюда. По твоему желанию в любой день мы скрепим нашу любовь венчанием. Ты же не откажешь мне второй раз? Станешь моей пред Единым и людьми? – Его ладонь замерла, глаза потемнели от скрытого волнения.
Неужели он еще сомневается?
– Я всегда была твоей, – прошептала, счастливо улыбаясь. – Даже когда это отрицала.
Тиса потянулась и поцеловала своего будущего мужа. Самого любимого вэйна на всем белом свете. «И пожалуйста, никаких намеков не бульварные романы!»
* * *
Лишь позже Войнова вспомнила о своей неподтвержденной догадке.
– Знаешь, тебе шла маска дракона. Ты говорил, что тебе ее кто-то одолжил? Вряд ли это Славогор. Наверное, Юлий или Натан? – Она хитро прищурилась.
– Натан, – признался он с теплой улыбкой. – Значит, тебе заочно знакомы мои беспокойные друзья.
Тиса с довольством кивнула.
– Но уверен, что еще одного ты ни разу не видела. – Демьян подмигнул видящей и посмотрел на ее часики. – Пойдем встретим его.
Он взял девушку за руку и повел за собой. Тиса лишь немного удивилась, когда они свернули с аллеи на тропинку. Заросли вишняка вскоре остались позади, и стежка запетляла в глубине парка. На широкой поляне вэйн остановился и оглядел горизонт – вдали за облачной легкой дымкой виднелся снежный пик Ори.
Скип вызвал облако говора.
– Мы ждем тебя на поляне. Окорок я взял, как обещал, – сказал Демьян и, бросив взгляд на стоящую рядом девушку, шепотом добавил: – И покажись нам, будь добр.
Заинтригованная Тиса смотрела в небо, ожидая увидеть рысака с седоком. Но когда в в небе словно из мозаики вдруг собрался силуэт огромного летящего дракона, перестала дышать. Рот приоткрылся от удивления, а в медовых глазах плескалась ожившая мечта.
Древний ящер мощно и степенно хлестал кожистыми крыльями, каждое из которых было размером с крышу дома, не меньше. На просвет солнца синие крылья становились нежно-лазоревыми. Увенчанная великолепным белым рогом голова склонилась набок – дракон рассматривал стоящую внизу пару. Задал крюк, эффектно пронесся над головами зрителей и лишь потом снизился и сел на поляну. Демьян теснее прижал к себе остолбеневшую девушку, чтобы ее не унесло поднятым ветреным вихрем.
– Синий единорог, – прошептала видящая. – Боже! Он невероятный!
– Это мой друг Лен, или официально – Эхоленавиц Май-хо-Тан. Он легат Бирюзового края, гостил в Крассбурге в составе легации. Идем, представлю вас друг другу…
Лучшего подарка от любимого Тиса не могла и ожидать.
* * *
Спустя пару часов самые удачливые жители пригорода Оранска заметили взлетающего в небо дракона. Древний уносил в «корзинке» на своей спине друга и его семью. Резкий рывок к небесам Эхоленавиц Май-хо-Тан себе не позволил. Ящер неторопливо набрал высоту, затем поймал поток и воспарил над облаками, расправив бирюзовые крылья на всю их длину.
Поня сидела между отцом и матерью и пищала от восторга, указывая пальцем на белоснежные поля за окошком. Плюшевый медведь смотрел пуговицами-глазками на облака и, кажется, разделял ее восторг.
– Мы летим к дедушке, – шептала она в плюшевое ухо, – а потом ты познакомишься с Ричем. Он такой же медведь, как ты, но большой! Папа сказал, что уже выше него даже. Правда, здорово?!
В летний день Торговый проспект столицы был, как обычно, многолюден. Горожане спешили по своим делам, кричали извозчики, стучали копытами забитые пассажирами двухъярусные конки и даже гудели клаксонами новомодные самоходные повозки с двигательным накладом – редкие и оттого долгожданные для зевак.
Однако в примыкающем к проспекту Платочном переулке эта столичная суета почти не ощущалась. Здесь и находилась аптека с вывеской «Снадобья провинции». С утра, как водится, появилась хозяйка. Молодая женщина привычно вышла из вэйновского портала. Вначале служащие лечебного заведения удивлялись этому, а потом привыкли. Как-никак жена колдуна, ей положено.
Сегодня она просмотрела с Авдотьей запасы и поняла, что расторопшевых лепешек для лечения печени уже не осталось, как и цикориевой «хины». Затем заглянула в подвал и оценила плоды труда пары работников, побеливших стены и сбивших в помещении ряды полок. Агатит с морозильным накладом дожидался своего часа. Теперь можно держать тут снадобья, которые требуют низкой температуры для хранения.
Оглядывая будущую «ледницу», молодая женщина присела на табурет и погладила живот. Пятый месяц всего лишь, еще не очень заметно, если носить пелерину. А потом надо будет послушаться Демьяна и перестать проводить весь день на ногах. Мысли о муже и будущем ребенке заставили ее губы растянуться в мечтательной улыбке.
– Тиса Лазаровна! – Паренек, помощник Авдотьи, нашел ее здесь. – К вам опять пришел Барий Карпович из службы «Потерянных».
– Проведи его в мой кабинет, Косьма. Скажи, сейчас подойду.
Год назад Тиса заикнулась мужу о своей новой затее и тут же заручилась его полной поддержкой. Демьян взял на себя организацию благотворительной анонимной службы и принял под свой контроль ее дела. Служба помогала людям, потерявшим своих родных. Находить родственников оказавшимся на улице беспризорникам, матерям – пропавших детей, воссоединять семьи. Видящая не со всеми встречалась очно. Бывало, как сегодня, она получала пакет с несколькими папками, в которых уже были собраны сведения о разыскиваемых людях и нелюдях и о тех, кто ищет. Также к папкам прилагались именные вещи. За год работы искуном при этой службе Тиса насмотрелась на всякую мелочь – платочки, бусы, сломанные очки, пуговицы… Но и покрупнее вещи были – кочерга, например, и кресло-качалка.
Барий Карпович, доброжелательный и умудренный жизнью человек, не отказался от вкусного чая с баранками и в нескольких словах расписал «новеньких».
– Вот эта барыня ищет родню по матери. Говорит, разъехались, да так и не списались. А этот охламон сбежал за приключениями от бабки, а ту, видать, выселили, пока его носило. Мы, конечно, можем его к благочинникам услать, но…
– Нет-нет, не надо, я поищу.
– Хорошо. Вот брошка бабули. Говорит, взял, чтобы продать, да так рука и не поднялась. А мне кажется, прогадал мальчишка с ней. Что тут выручить можно? Обычные стекляшки.
Тиса смотрела на брошку из цветного стекла, а сама задумалась о другой – из светлого дерева с веточкой жимолости на ней, хранившейся в недрах секретера в столичном особняке. В этом году Полинка пойдет в гимназию, последние беззаботные летние деньки вместе с Ричем и Вальком Лисовым в «Морском» проводит.
Нет, Тиса, конечно, набралась силы воли и взялась за поиск родственников названой дочери вскоре после их с Демьяном свадьбы в Увеге. Когда же радужный щуп потонул в болотном тумане, облегченно выдохнула. Прости, Единый, но то, что она не смогла пробиться через «мыло», ее ничуть не расстроило. Тогда она обратилась к мужу, показала памятное украшение. Он обещал помочь.
Что дело продвигается, видящая понимала, лишь когда снова заглядывала в секретер и замечала, что броши опять нет на месте. Сейчас, через три года, она, наверное, уже не стала бы просить мужа найти кровных родственников девочки. Раз они прячутся за таким «мылом», то явно не хотят, чтобы их нашли. Эх, надо было оставить все как есть.
В этот день Тиса покидала аптеку с мыслью, что нужно поговорить с Демьяном. Пусть прекратит поиски. Он поймет. Он всегда понимал и еще ни разу ей ни в чем не отказывал. Избалует. Ох, избалует! Но до чего все же приятно, обмолвившись как-то, сидя у очага в их столичном замке, что мечтаешь о море и солнце, в надежде на обычную поездку, а через седмицу получить целое имение на побережье в подарок. Потом в этот «подарок» заявился Скакун, кстати, ни больше ни меньше – начальник имперского порталостроительного цеха. Натан прибыл с командой колдунов и установил порталы из столицы в «Морское» и обратно. Теперь в имении, что располагалось в бухте Теплого моря в восьми верстах от Малой Велуги, семья Невзоровых проводила большую часть своего времени. А иногда и не только она.
Небольшой двухэтажный особнячок с синими ставнями смотрел восточной стороной на водный простор. Через песчаную дюну к полосе прибоя тянулась деревянная терраса, крытая шатровыми полотнищами. В ее тени на плетеных креслах вокруг стола сидела компания пожилых людей и играла в карты.
– А я тебе говорю, Лазар, лекарь твой мухлюет, – громогласно басил Проклий. К подлокотнику его кресла была приставлена трость. – Смотри-ка, чем отбил!
– Так я же предупреждал, други мои, что слеп на левый глаз, – подправил дед Агап очки на носу.
– Ну да, в свою пользу ты слеп, – беззлобно проворчал князь. – Видал я, как моей невестке ты в ее аптеке помогаешь, все видишь, что на тех порошках-то написано.
– Проша, ты несправедлив к Агапу Фомичу, – заступилась за напарника в игре Федосея Егоровна.
Не замеченная игроками Тиса прислонилась плечом к опорному столбу и вдохнула морской воздух.
На берегу резвилась ребятня, оставляя следы на мокром песке, полоща щиколотки в белой пене. Черноволосого подростка осаждали двое семилеток, видимо, опять упрашивая обернуться в медведя. Рич пока не поддавался. У Полинки намок подол и растрепались светлые кудри. Штаны Валька перемазаны в песке так, что уже вряд ли отстираешь. Видела бы Ганна, пришла бы в ужас. Зато на лицах детей – румянец и довольные улыбки до ушей. По мнению Тисы, полноценное детство, искрящееся смехом и трогательной наивностью, под надежным родительским крылом, важнее чистых воротничков и манжет.
От умиротворяющей картины отвлек Наум. Мурлыча себе под нос какую-то песню, карлик нес из дома поднос с пирогом. Вот кто среди них мог всегда похвалиться безупречным видом, так это домосмотритель семейства Невзоровых. Именно эту должность попросил Наум, явившись пару лет назад пред очи видящей и ее мужа-колдуна. Ни о каких более доходных местах заработка одаренный и слышать не захотел. Он все же покинул брата, видимо, осознав, что свою роль няньки при нем уже отработал. Характер Аристарха Фролова, увы, к лучшему не изменился. Наоборот. Показания, которые дал Григорий Мерзликин против барона, поспособствовали конфискации трех четвертей имущества Фролова. Месторождение агатита тоже отошло родной империи. За Аристархом остались лишь золотой дворец да десяток мелких лавок.
– О, Тиса Лазаровна, вы пришли. Демьян Тимофеевич обещал быть через… – Наум взглянул на стрелки циферблата.
– Полчаса, – закончила она за него.
– Верно. Ужин будет только через час. Отведаете покамест пирога по рецепту Камилл Санны? Получился весьма недурно. Я Таисии на сей раз весь порядок рецепта показал.
Тиса с благодарностью взяла с подноса кусок и принялась жевать.
– Очень вкусный! Действительно похож на Камиллин! Когда успел подглядеть?
– Так месяцем ранее, когда в Увеге гостили. Специально на кухню заходил. Пирог с абрикосовым вареньем, вишней и орехами. А хотите, покажу, как сегодня Полина Демьяновна песню «дедушкам» спела? Ту самую, что вы разучивали с ней. Об овечке.
Войнова с улыбкой кивнула.
Таким образом чудесный дар видопередачи этого маленького необычного человека праздно растрачивался на пироги, веселые моменты из жизни одной семьи и прочие житейские мелочи. И, похоже, Наума это на самом деле полностью устраивало.
На берегу поднялся в рост здоровенный медведь и рыкнул. Двое мелких разбойников, что добились-таки своего, восторженно завизжали. Через минуту они оседлали бедного Рича, который покорно согласился катать мелюзгу.
«Хороший парень растет, беззлобный, – подумала Тиса, – и способный».
Удивительное дело: юный оборотень так и не оставил своей идеи заниматься целительством. Обычно детские мечты остаются мечтами, но Рич неожиданно для всех проявил взрослую целеустремленность. Его интересовало и составление обычных снадобий, но особенно вдохновляли к познаниям костоправство и «регенеративные» эликсиры. О них он слышал от имперского лекаря, что как-то приходил пользовать Проклия Невзорова, когда князь гостил в их столичном особняке. Видя стремление мальчишки, Демьян нанял учителей. Уже два с половиной года Рич помимо обычной гимназии и помощи Тисе в аптеке успешно обучался дополнительным дисциплинам, а в будущем намеревался поступать в училище имени Чмакова, знаменитое лекарское училище Крассбурга. Теперь интересно, какую стезю выберет Понька. К лечебному делу у нее не имелось большого интереса, зато дар оказался прелюбопытным и редким.
Обладателей его называли врачевателями душ. Эти одаренные способны забирать чужую боль, обиду или тоску, а взамен оставлять умиротворение, благодать и желание жить. Полине запрещалось влиять на настроение домочадцев, но дар все равно просачивался вовне. Когда дочка радовалась, казалось, и мир переливался радугой красок. Когда грустила, то на душе появлялось ощущение дождливой теплой осени и пряной свежести.
«Все же она наше солнышко», – тепло подумала о дочери видящая.
До прихода Демьяна она успела пообщаться с азартными представителями старшего поколения, уговорить детей сменить одежду, а затем Наум всех созвал к ужину. Тиса как раз наблюдала, как семья рассаживается за большим овальным столом, когда ее плечи накрыли теплые мужские ладони.
– Привет, родная, как вы тут без меня?
Демьян поцеловал ее в висок, подхватил на руки подбежавшую дочку, потрепал Валька по волосам и по-дружески хлопнул по плечу Рича. Пришел. Отработал день в своем стратегическом отделе и пришел. За его спиной со всеми раскланялся Юлий.
– Ну наконец-то! Явился, стратег, – беззлобно проворчал Проклий, кидая на племянника напускной строгий взгляд. – Жди тебя, так с голоду подохнешь. А ты, молодой читатель, замкни свой дар по-хорошему, – последнее предназначалось Юлию.
– Ну что вы, ваша светлость, – чтец осмотрел яства на столе и довольно потер ладони, – работу на дом не таскаю.
Отец пожал протянутую руку зятя.
– Мне совет твой нужен, Демьян. Дело касается новых таможенных соглашений с Чиванью. М-м, – капитан огляделся, – но это подождет.
– Вы знаете, я всегда к вашим услугам, Лазар Митрич, – охотно отозвался вэйн.
– Папочка, а что у тебя в руке?
Демьян раскрыл ладонь, и Тиса увидела брошь.
– Моя брошка! – Полинка принялась вертеть деревянную вещицу в руках, потом, видимо, почувствовала что-то и внимательно посмотрела на мать и отца.
Короткий безмолвный разговор глаза в глаза, и Демьян прошептал:
– Есть обнадеживающая зацепка. Это в Заорье. Расскажу после ужина.
И Тиса поняла: поздно. Теперь уже поздно просить мужа отказаться от поисков родственников девочки.
Ужин начался. Потекли беседы. Но видящая в них почти не участвовала, рассеянно кивала и едва разбирала вкус еды. Пару раз она поймала на себе внимательный взгляд Демьяна, затем к ее боку притулилась Поня, ладошкой погладила мать по плечу. Нет, влияния она не ощутила, ребенок просто чувствовал ее настроение и так пытался поддержать. Тиса поцеловала дочь в макушку. Да что это с ней? Что за дрожь внутри? В конце концов, не заберут же у нее ребенка? Неизвестно.
После ужина она сама увела мужа в его кабинет. Просто позвала взглядом, и он поднялся и двинулся следом. Дети остались под присмотром старших.
– Ты сказал, есть зацепка. Какая? – спросила, стоило им закрыться от мира.
Демьян не стал тянуть с ответом.
– Брошь. В Заорском лесу в ските жил отшельник, который делал подобные вещицы. Смотри.
Он достал две деревянные бляшки, похожие на Понину брошку. Светлая березовая древесина, вырезанный на ней рисунок. Невзрачные вещицы, только вместо ветки жимолости на этих был выведен незатейливый народный орнамент.
– Но ведь это не доказательство, да? Такие броши способен сделать любой мастер.
– Возможно.
Муж смотрел на нее, и в серых глазах светилось понимание. О том, что на всех бляшках присутствует едва заметная метка мастера, Тиса узнала позже. А пока Демьян притянул ее к себе и обнял. Горячие ладони согрели спину, губы коснулись лба, принося успокоение и ощущение полной безопасности от всех тревог.
Тиса уткнула нос в его шею.
– Хочешь, я сверну поиск? – шепнул, словно читая ее мысли. – И забудем об этом.
Женщина боролась с собой минуту, кусала губы. Так хотелось ответить «Да!» и предаться счастливому забвению. Однако совесть не позволила. Ишь, строгая какая досталась. Как потом Полинке в глаза смотреть, когда та заговорит о кровных родителях? Это сейчас она в поре бездумного детства. А потом? Видящая подняла голову и отрицательно помотала головой.
Демьян, словно ожидая такой ответ, поощрительно погладил ее по плечу.
– Тогда завтра я отправляюсь в Заорье.
– Я с тобой!
– Не думаю, что это хорошая идея.
Тут он оказался непреклонен. Как оказалось, от точки выхода портала до места лететь часа четыре на рысаке. Не дело любимой женщине, носящей его ребенка под сердцем, отправляться на такие «прогулки». Она сдалась, но обещала следить посредством дара за мужем денно-нощно. На что колдун картинно вздохнул, но при этом засветился довольной улыбкой.
Демьян сумел убедить ее, что переживать заранее не следует, что в любом случае дочь у них никто не отнимет. Он не позволит. Так что засыпала в эту ночь Тиса на плече мужа более или менее успокоенная.
Поутру вэйн ушел.
* * *
Видящая сидела в кресле на террасе. На коленях ее лежал раскрытый географический справочник Лароссии. После ухода мужа внутреннее напряжение вернулось и не давало насладиться выходным днем. В отличие от нее остальные обитатели «Морского» чувствовали себя превосходно. Отец и князь Проклий рыбачили с мостков, дети строили песочные замки под присмотром старого лекаря, а Юлий, развалившись в чиванском гамаке и нахлобучив на нос соломенную шляпу, предавался сну.
Чередой кратких видений Тиса присматривала за мужем в течение дня: вэйновский переход в Длановскую губернию, от которой до Заорья ближе, чем от Оранска. Далее долгий полет на рысаке вдоль тракта. На последней «картинке» у горизонта зеленым руном показался лес.
Деревня называлась Чибуха. Дворов пятнадцать близ опушки. Огороды за ивовым тыном, белье во дворах сохнет. Собаки брешут. У завалинки одного из срубов Демьян довольно легко сошелся с местными, и те охотно рассказали ему об отшельнике.
– Энто Немого цацки, – поведал коренастый мужик с завитым чубом, набивая обгорелую люльку травяной трухой. – Нашим бабам тоже раздавал. Собирались уж морду ему бить, дык он в лесу сгинул.
– Ты, что ль, собирался? – поддел его сосед, опираясь на грабли. – И почто я не заметил, чтоб ты ему хоть слово сказал, когда он за овсом к тебе заходил?
– А чо грить-то? Он же все равно ни бельмеса на нашем.
– Да он обет молчания давал, балда!
– Сам ты балда!
– А с чего сгинул-то? – поинтересовался Демьян, останавливая спор.
Мужики переглянулись и ухмыльнулись. Ответил тот же, с люлькой:
– К лесовицам, поди, на гульбища их лесные ушел. Эх! Я бы тоже сходил, да дороги туда не всяк найдет.
Из окна на эти слова выглянула грудастая баба, кровь с молоком.
– Я тебе схожу! – заголосила. – Я тя так отхожу, будут тебе лес да лесовицы! – Она исчезла на миг, затем снова появилась, но теперь со скалкой в руке.
– Я ж просто так, Дуняш!
Сцена имела живое продолжение, но Демьян потерял интерес к оговорившемуся бедолаге и подцепил за локоть стоящего рядом долговязого паренька.
– Знаешь, где скит Немого?
Тот кивнул.
– Покажешь, как найти. Целковый плачу.
Паренек чуть ли не бегом поспешил дорогу указывать. А по пути за байки принялся.
– Тут леса дремучие, барин! Чащобы у-у какие! Знаете, как у нас поговаривают-то: «В Заорище отправитесь, без ума останетесь» или «Заглубишься в лес – загубишься весь». Лесовицы – они такие. Споймают да в полон возьмут. – Уши мальчишки розовым занялись, но он храбро продолжал: – Набалуются да отпустят. Токмо наши потом ничего не помнят, одно назад в лес тянет их. А бывает, с концами пропадают, как с Немым-то. Или с Петрухой Овечкиным. Уж год как нету.
* * *
– Вам письмо, Тиса Лазаровна, – поклонился ей Наум, – из Оранска.
Тиса взяла конверт с подноса.
– Так как насчет того, чтобы называть по именам друг друга, Наум?
Карлик в который раз отрицательно покачал головой, цокнул языком.
– Не положено. – В голубых глазах – смешинка.
Упрямец. Ничего, когда-нибудь она его уговорит.
Клара писала об очередном томе из золотого собрания Гатчиты, который она с помощью Строчки и Клима воскресила из тлена. Так уж получилось, что курган-то был отрыт пару лет назад, а перо, что все обращает в золото, так и не нашли. Зато обнаружили собрание сочинений мудреца в полторы сотни томов. Оказалось, что волшебное перо являлось не чем иным, как аллегорией его трудов. Что ни заносил мудрец в трактаты, древние касты считали золотом – мудростью в веках.
Как писала Клара, Строчка сокрушался по сему поводу больше всех. Клим не рвал на себе волосы, он знал, что находка уже сама по себе уникальна. Его имя наряду с именем заведующего школы одаренных зазвучало в высших исследовательских кругах и вошло в имперскую энциклопедию, как он и мечтал. В Оранск зачастили комиссии. Сбежались на горячее. Однако, когда страницы первого же трактата Гатчиты рассыпались в прах от попытки их пролистать, исследователи старины серьезно озадачились. Тогда-то Клара и нашла свое истинное призвание. Едва касаясь обложки золотого тома, она зачитывала страницу за страницей, а Строчка записывал. Такое решение проблемы было принято с восторгом.
Наверное, именно тогда Клим увидел в Образцовой свою истинную спутницу жизни. А толчком к осознанию послужили поцелуи ручек, коими осыпали приезжие мужи одаренную брюнетку.
Тиса улыбнулась. Письмо Клара писала в своем стиле – с ноткой сарказма. Упомянула Строчку, которого «угораздило втюриться в заносчивую вдову, что старше него на пять лет. Теперь новоиспеченный воздыхатель сочиняет любовные высокопарные стихи. Всю бумагу извел!» Тут же посмеялась над семейкой Творожковых, у которых родилась пара «пончиков-близнецов». «Люси забудет о своих миленьких призраках надолго». Ответила на вопрос подруги, что хозяйка аптеки на Боровой живет и здравствует. И напоследок скупыми выражениями, за которыми прятались смущение и радость, сообщила, что они с Климом наконец-то переехали в новый дом, где нашлось место матери и сестре. Супруги планируют мансарду обустроить под большую опытную, а залу отдать под библиотеку. Заканчивалось послание традиционным приглашением приехать в гости.
Дочитав, видящая положила письмо в карман платья. Она была рада за друзей. Надо бы ответить, но сегодня ее мысли текут лишь в одном направлении.
* * *
За время отсутствия хозяина скит зарос паутиной. Обычный сруб с низким потолком и грубо сложенной печью. На шестке старый котелок опрокинут. На лежанке драный тюфяк вывалил солому из дыр.
– Значит, семь лет, как исчез?
– Ага, – шмыгнул носом деревенский паренек.
– А почему считаете, что пропал? Может, пустынник срок отбыл да в люди подался?
– Так, барин, он же пожитки свои оставил. Средь оных безрукавка козья! И мошна с деньгами! Наши вначале не брали, а потом меж собой поделили. Чего добру пропадать-то?
Демьян подошел к столу, оглядел рассыпанные на нем деревянные круглые болванки, заготовленные под броши, и ржавый резак по дереву.
– Припомни-ка, дружок, что в деревне вашей баяли. До того как ушел ваш скиталец, была ли у него в деревне зазноба? Предполагаю, из тех, кому он дарил свои поделки.
– Не слыхал такого. Дарил всем подряд, а вот бабы своей у него не было, а то давно бы тетка Фиска раструбила-то. Он же к лесовицам ходил. Зачем ему наши?
Колдун усмехнулся.
– А чего вы смеетесь? Не верите? – обиделся парнишка.
Демьян ответил не сразу. Выложил болванки одну за другой в ряд на пыльном столе. Почти на каждом грубо обточенном куске дерева была намечена ветка жимолости, но лишь на одной из них за веткой пряталась женская обнаженная фигура. Вэйн уделил рисунку особое внимание.
– Теперь верю.
Расплатившись рублем с парнем, хлопнул его по плечу и первым покинул заброшенное жилище отшельника.
Заметив, что новый знакомец направил стопы далее вглубь леса, парень быстро сложил два плюс два.
– К лесовицам идете? – Округлил глаза. – Можно с вами?
– Иди-ка ты домой, дружок, мой тебе совет. И забудь о лесных девах. Они принадлежат лесу.
* * *
Послеобеденная истома сморила чуть ли не всех обитателей «Морского». Даже ребятня вповалку улеглась в детской. Набегалась. Дед Агап нашел хозяйку дома в библиотеке дочитывающей абзац о лесовицах. Старик уселся рядом на диванчике, потирая ладонями колени.
– Что-то ты сегодня смурная, дочка. Случилось что?
Тиса вздохнула. И не сдержалась. Рассказала как на духу все, что ее беспокоило.
– Демка Полинки нашей родичей ищет, значит. Хорошее дело. А ты чего носом красна? Не бойся, не отнимут они у тебя малую, не такой у тебя муж. Я же вижу, как он над тобой да девчушкой печется. Уж в обиду не даст.
– Угу, – кивнула она и, кажется, на самом деле успокоилась. – Дед Агап, а вы знаете что-нибудь о лесовицах?
– Да маленько совсем. Девы как девы, только в лесу общиной живут, и вэя им дана своя. Лес их питает, он же и не отпускает потом своих послушниц.
– Пишут, они мужчин совращают.
– Тоже слыхал. Шалят девчонки. Ну так скучно ж им. Живут как в монастыре в женском своем круге, вот и балуют с теми мужичками, кто далеко к ним в угодья забирается. – Старик почесал бороду.
Слова лекаря подняли новую волну беспокойства, теперь уже другого плана. Демьян же к этим развратницам пошел!
Тиса подскочила с места.
– Прости, дед Агап, мне к себе нужно.
* * *
Тропы исчезли. Деревья округ поднялись кряжистые, все как на подбор толстостволые. Дубы, вязы, сосны, буки. Столетние, мощные. Их кроны смыкались над головой, образуя живой свод. От него к земле редкими серебряными струнами тянулись лучи солнца. В пятнах света кучерявым руном ярко зеленел мох, влажный от росы. Демьян остановился и прислушался. Лес жил в каждой травинке, букашке, звере иль птахе. И этот шепот многовекового исполина завораживал.
Тиса снова нырнула сознанием в тело мужа, чтобы насладиться запахами леса, да так и осталась. Пока не ощутила легкое дуновение в ухо, за которым последовал тихий женский смех. Демьян обернулся. Рядом – никого. Смех повторился, но теперь с другой стороны. Более мелодичный, чем первый. Чистый, как горный родник. Вновь подул ветерок и игриво взлохматил волосы колдуна, пробежался по губам и скулам, защекотал подбородок. Две гибкие женские фигуры мелькнули меж деревьев и исчезли. Стройные и, о Единый, – возмутительно обнаженные! Все очарование лесом слетело, словно шелуха с семечек.
Тиса не приняла игры. Мгновенно сознанием она оторвалась от мужа, чтобы облететь округу и найти прячущихся. Две игруньи прильнули к стволам и с лукавыми улыбками на губах выглядывали, оценивая мужчину, что забрался так далеко в их владения. Видящая смогла разглядеть лесовиц, а затем и мысленно зашипеть от возмущения и поднимающейся в душе досады. Девушки оказались юными – само цветение и нежность. Прозрачная гладкая кожа, волосы пышные, вьются до пят. А в мягких прядях змейками вплетены цветущие вьюны. Молодые груди и бедра прикрывает некое подобие одежды из тончайших растительных волокон. И это полупрозрачное безобразие будоражит фантазию – даже ее, Тисину, женскую, что уж говорить о мужской. Теперь понятно, почему все деревенские грезят об этих дикарках!
– Покажитесь мне, хозяйки леса! Не обижу, – меж тем прозвучал голос Демьяна.
Эх, в этот момент Тиса пожалела, что не может привязать этих красоток волосами к дереву. Ну зачем только она отпустила мужа в это путешествие? Тем временем девушки с грацией ланей выскользнули из-за дубов и приблизились к вэйну, чтобы обойти его по кругу.
– Человек, – прошептала нежным голоском одна из красоток, рассматривая колдуна большими глазами цвета весенней листвы. – Он другой, чем те, с деревни. Цвет его кокона, видишь…
– Да, необычный. И тело красивое. – Блеснула глазами темными, как болотная трясина, вторая и призывно улыбнулась, обнажая белые с легкой зеленцой ровные зубы. – Мужчина из мира с широким небом, пойдем со мной…
– Нет, со мной, – воспротивилась первая.
Ее ладошки потянулись было к Демьяну, чтобы коснуться его руки, но в этот момент послышался странный звук – тонкий, протяжный. Если и кричала птица, то раньше Тиса таких не слышала.
Девушки мгновенно отпрянули от колдуна, бесшумно и слаженно, как рыбы в косяке. А на поляне появилась третья женщина. И хоть выглядела она молодо, во взгляде ее читалась мудрость многих десятков прожитых лет.
Невысокого роста. Хламида до пят из той же ткани, что у молодых. Светлые волосы стянуты в низкий хвост. И рябиновый венок украшал голову. Показалось, или резные листья источали едва заметное бледное сияние?
Женщина наградила склонившихся перед ней молодух негодующим взглядом и приглушенно шикнула:
– Кому было велено за третий круг ногой не ступать?!
– Мы заигрались с ветром, матерь Купава, а затем увидели гостя. Но он не упырь. Издалече чуяли – горячий.
– Цыц… На лобище поговорим, – прошипела старшая, пристально наблюдая за вэйном. Опаска – вот что светилось в ее бледных, как листья полыни, глазах. – Приветствую, путник. Что за тропа судьбы привела колдуна из мира с большим небом в Заорье?
– Колдуна? – пискнули юные лесовицы.
– Именно, – посчитала нужным ответить им матерь и себе под нос шепнула: – Не приведи худа, святый Лесо.
– Простите за незваный визит, лесные девы, – поспешил склонить свою голову перед троицей Демьян. – Я прибыл к вам с миром.
В тот же миг Тиса заметила, как опустились ветви окружающих деревьев, будто расслабились.
– Чувствую, зла в тебе нет, – признала Купава. – Но чувства могут лгать. Лис, охотящийся за зайцем, не ощущает к добыче ненависти.
– А бывает и так, что зайцы пугаются треска хвороста под собственными лапами.
Купава скупо улыбнулась.
– Я ищу одного человека из деревни, – пояснил причину своего визита вэйн. – Есть слух, что он водил знакомство с лесовицами. Коль так, может быть, вы знаете, где он сейчас. Отшельник, жил в ските близ опушки. В деревне его кликали Немым. Семь лет как исчез.
Лесовицы переглянулись. Старшая поджала губы и несколько секунд размышляла, прежде чем ответить.
– Кем он вам приходится?
– Могу ошибиться, если предположу, что родственником, – усмехнулся Демьян. – Моя приемная дочь имела при себе брошь, выструганную этим мастером. Семь лет назад ее младенцем оставили в корзине у дверей оранского приюта.
Матерь Купава вздрогнула. Теперь бледные глаза с иным, более живым интересом изучали колдуна. Складывалось впечатление, что лесовица что-то высматривает в нем или старается прочувствовать. И одновременно просчитывает шаги и слова наперед.
– Что ж, – решилась, – мне понятен вопрос. Но ответ таков, что требует доброго часа, а то и двух за чаркой березового сока. Коль гость не погнушается посетить нашу общину и выслушать старую лесовицу.
– За тем и явился. Благодарствую, не откажусь, – кивнул Невзоров. – У меня язык не повернется и в мыслях назвать вас старой.
– Вы еще и даром убеждения владеете.
– Да, но к вам дар не применяю.
– Верно, – задумчиво повторила лесовица в тон гостю. – Лесо бы предупредил.
– Мудрый у вас защитник. Скажите, что я кланяюсь ему, как хозяину. – И Демьян действительно развернулся к ближайшему дубу и поклонился ему в пояс.
На сей раз матерь Купава по-доброму улыбнулась. Юные же девы не сводили с незнакомца восторженных взглядов.
Оказывается, у лесовиц есть свои порталы, доставшиеся в наследство от прошлых поколений и опутывающие весь лес. Новые же переходы появляются сами собой после коллективных молитв общины на лобище – священной поляне. Лесо заботится о своих детях. Все это Тиса узнала немногим позже, сейчас же наблюдала, как троица направилась к стоящему поблизости разлапистому буку с дуплом размером в человеческий рост. Пара секунд, и мрак внутри дупла потеснило зеленое свечение. Прежде чем войти в портал вслед за лесовицами, Демьян замешкался, зашептал себе под нос: «Тиса, возможно, ты сейчас меня слышишь. Скорее всего, по входу в портал ты потеряешь меня из вида. Похоже, лес прикрывает своих подопечных, поэтому ты не смогла увидеть хозяина броши. Прошу, не беспокойся за меня, тебе вредно. Задерживаться не стану, обещаю. Как видишь, опасаться здесь некого».
Видящая не успела мысленно возмутиться – как это она потеряет его из вида?! – а Демьян уже нагнал лесных дев и исчез в портале. Испуг отступил, лишь когда взору ее открылось поселение лесовиц. Слава Единому, муж ошибся. Она и дальше могла наблюдать за ним.
Успокоенная этим, принялась разглядывать живые дома лесовиц. Именно живые, выросшие из земли, как деревья, и имеющие корни. Стены покрыты корой. Окошки округлые. Крыш как таковых дома не имели: вместо них – густые кроны. Внутреннее убранство тоже удивляло. Живыми, растущими прямо из земли, тут оказались не только дома. Лавки, стулья, столы – все имело корни. Лежанки напоминали чиванские гамаки, сплетенные из ветвей, что росли из внутренней стороны стен. Их покрывал толстый слой чистого мягкого мха – своеобразная перина. Интересно, а как здесь передвигают мебель?
Меж тем Демьяна усадили за стол, подвинули обещанную чарку с белесым березовым соком. Вынесли туеса с ягодами и ореховыми лепешками.
– Знаю, что люди извне, особенно мужчины, предпочитают мясо, – повела светскую беседу Купава, – однако мы не убиваем зверей ради насыщения, потому простите – чем богаты.
– Благодарю за угощение, – колдун глотнул из деревянной чарки.
В окна и двери домика, где встречали гостя, украдкой заглядывали девушки, женщины, девочки. Мужского рода – никого. Купаве пришлось даже прикрикнуть на любопытных, заставив их разойтись и вернуться к своим обязанностям.
– Вы сказали, что забрали девочку из приюта и что при ней была брошь? – спросила она.
– Так и есть, – подтвердил вэйн. Он достал брошку и протянул Купаве. Та, помедлив, взяла ее и рассмотрела. Затем тяжело вздохнула. В этот момент лицо ее утратило моложавость, и Тиса увидела перед собой пожилую женщину.
Демьян молчал, давая понять, что ожидает услышать обещанную историю. Что лесовица узнала брошь, сомнений не было.
Матерь Купава повела рассказ издалека.
– Жима всегда отличалась от всех сестер. Сильная лесовица, к двадцати она уже следила за всей южной долей. Я знала, Лесо готовил ее, и уже прочила ей свое место матери-хранительницы. Мир с большим небом никогда не манил Жимолость в отличие от других, и заблудные мужики-однодневки ее не интересовали. Пока не объявился этот. – Лесовица указала на брошь. – Он не говорил, только приходил на поляну и ждал ее. Даже имени у него не было. Немой. Жима все равно бежала к нему. Потеряла разум и позволила даже заронить в себя семя.
Матерь продолжала говорить, и с каждым словом на ее лице проступали новые мелкие морщины. Лесовицы зачинали, только когда того желали, и рождались у них девочки.
– Это еще ничего, ростки новой жизни всегда угодны Лесо. Но на шестом полнолунии Жима решила покинуть общину. Отправиться в мир с большим небом вместе с этим человеком.
– И что случилось? Где они сейчас? – насторожился Демьян.
Купава опустила голову.
– Они не успели. По весне взбесился Коряжный, старый медведь. Лесо тут ни при чем. Животное было неуправляемо. Медведь вырвался на поляну, где сидел Немой, и заломал его. Он был при смерти, когда Жима его нашла. Никакие травы уже не помогли бы.
Колдун отставил чарку и нахмурился. Матерь не скрывала досады.
– Глупая девчонка не захотела отпустить его. Провела обряд переноса. И сама ушла следом – сразу как родила, так и ушла.
– А что за обряд? Куда он перенес их?
Купава вздохнула.
– Пойдемте, я отведу вас.
Портал вывел их на поляну. Отчего-то Тиса сразу поняла, что это то самое место, где случилось несчастье. Посреди поляны возвышался раскидистый вяз, ствол его расщепился у основания на две мощные ветви. Пребывая в душевном оцепенении, видящая слушала про перенос души в дерево. Вот что сделала Жимолость с любимым, а затем и с собой сразу после того, как родила Поню.
– Вы хотите сказать, что их сознания заключены теперь в этом дереве? – Демьян рассматривал вяз, запустив пальцы в волосы у лба.
– Да.
– А тела?
– Были преданы земле, как положено. Здесь же, у подножия.
На некоторое время между собеседниками установилось молчание. Незначительная дань тем, кто убежал как от смерти, так и от жизни. После чего вэйн поинтересовался:
– Почему же девочка не осталась при вас, несмотря на вашу любовь к росткам? Каким образом дочь лесовицы оказалась в Оранске?
– Жима отнесла ее на тракт тайком, мы не знали. – В голосе Купавы послышались горечь и негодование. Похоже, данный факт ее тоже не оставил равнодушной. – Это было ее решение. При этом при рождении упрямица не передала ребенку всей нашей силы! Святый Лесо, как я жалею, что не проследила за ней тогда! Я виновата, что упустила ее!
Демьян развернулся к хранительнице леса и пристально посмотрел ей в глаза.
– Знаю, что лес не вмешивается в жизнь живых в отличие от последних. Скажите мне, что это не вы навели того медведя на Немого.
Купава выдержала взгляд колдуна, только губы ее чуть задрожали. Однако ответ был твердым:
– Я этого не делала, вэйн. Хотя, видит Лесо, хотела отвадить Жиму от этого человека. Избавить от умопомрачения, которое ее…
– От любви, хотите сказать.
Матерь подняла подбородок.
– У служительниц леса одна любовь и привязанность – сам лес. Иной нам не надо.
Колдун молчал. Вскинул голову и снова оценил размах кроны над головой. Легкие порывы ветра месили зеленую шапку дерева. Лист вяза завертелся и лег на плечо. Демьян снял его и покрутил в ладонях. Погладил большим пальцем прожилки. Они выбрали вечность вместе. Видят ли они сейчас его, понимают ли?
– Я присмотрю за ней, не волнуйтесь, – прошептал он. Затем позволил хранительнице сопроводить себя к порталу.
На слова благодарности за гостеприимство и его пожелание покинуть лес Купава ответила:
– Зачем же вам так торопиться? Переночуете у нас, а с утра уйдете. Темнеет уже.
– Я не боюсь темноты, – отмел предложение вэйн.
Опершись ладонью на дерево с портальным дуплом, Демьян ждал, пока лесовица соизволит открыть проход.
– И все же, – замялась хранительница, – утро вечера мудренее. Да и лепешек вы так и не испробовали.
– Вам что-то от меня нужно, – подытожил Невзоров. – Позвольте узнать что?
Матерь несколько растерялась.
– Вы очень проницательны для мужчины, – вместо ответа сказала Купава.
Демьян ждал.
– Мне сложно просить, – продолжила лесовица. – Тем более что я чувствую: разговор об ушедших вас рассердил. Но Лесо говорит, что вы единственный, кто нам способен помочь.
Со слов главы лесной общины Тиса узнала, что в Заорьском лесу завелся упырь, охочий до лесовиц. Оказывается, кровь лесных дев очень притягательна для этих существ. В отличие от простых людей лесовицы выживают даже после самого опустошающего укуса, но зато не могут даже в малой доле воспротивиться чарам этих «выпивох». Слава Единому, что упыри редко встречаются в Лароссии. Тиса читала, что самых зарвавшихся и кровожадных вэйностража перебила в первые два десятилетия после Панокийской войны, остальные были выдворены в резервационное поселение на границах с пустошью.
Удивительно, что сейчас один из чистокровных упырей свободно разгуливал в Заорье. Время от времени шельмец навещал лесовиц и выпивал их досуха. Девушки неделями потом киснут в болоте, чтобы восстановить кровь и силы.
Все же муж был прав, что не взял ее с собой в это путешествие.
– Помогите нам его изловить, прошу от лица всей общины! – взмолилась Купава. – Мы сможем создать защитные волосяные обереги, если приведем его в лобище и вознесем прошение к Лесо. С этими оберегами нам больше не страшны будут эти кровососы.
После короткого раздумья Демьян согласился, но только с условием, что один оберег заберет с собой.
Купава с облегчением кивнула.
– Проведем поимку без отлагательств, – решил колдун. – Мне нужна девушка, которая не побоится порезать себе руку до крови. И прошу показать места, где упырь нападал чаще обычного.
Помогать чужаку-вэйну вызвались несколько красавиц, но самой отчаянной оказалась та большеглазка с голосом-колокольчиком, что заигрывала с Демьяном в лесу. Когда по девичьей руке потекла кровавая дорожка, юная лесовица не сводила с мужчины преданного взгляда.
Вэйн удовлетворенно кивнул.
– Присядь на пень. Ничего не бойся, Малина. Упырь не успеет навредить тебе.
– Мне не страшно, – очаровательно улыбнулась девица. Здоровой рукой она потянулась было к ладони колдуна, но тот не заметил этого движения, отвернулся к ожидающей Купаве.
– Уходите.
Хранительница кивнула, в последний раз посмотрела на подопечную и со словами «Да благословит вас Лесо» скрылась за кустами бересклета.
Тиса ощутила, как в душе поднимается волнение за мужа. Из книг она знала, что упыри, которые не забыли вкуса крови, быстры как ласки и хитры. Оставалось надеяться, что Демьян, как всегда, знает, что делает.
Отойдя от места, где на пне устроилась юная Малина, колдун перехватил скип за рукоять и замер. Спиной и затылком прислонился к ближайшей березе. Лишь губы продолжали творить наклады.
Ожидание капало, давя на нервы видящей. Она облетала сознанием то сидящую лесовицу, что служила живой приманкой для упыря, то затаившегося мужа. И при всей бдительности все равно проспала начало действа. Очнулась, когда Демьян уже схватился с нежитью. Выглядело это шипящим вихрем, что мотался меж деревьев и утюжил кусты. В какой-то миг упырь вырвался из цепких пут колдуна и попробовал улизнуть, только голова замелькала среди стволов. Но ослепительная петля вэи нагнала его и опутала ноги беглеца, затем еще пара белых жгутов перехватила руки. Злое шипение огласило лес и оборвалось.
– Вот и допился. – Демьян подтащил к себе пойманного.
В ответ упырь снова зашипел.
– Когда сможешь говорить, расскажешь, какого ты себе здесь пиршество устроил?
– Проклятый ф-фэйн! Ты пожалееш-шь!
– Тебя? Уже жалею.
Из-за куста показалась Малина, но не рискнула приблизиться. Зато можно было как следует разглядеть кровососа. Сразу привлекала внимание женоподобная внешность. Узкие плечи, гибкое тело, белая нежная кожа. Белые волосы с розоватым отливом доставали до талии альбиноса и блестели, как у породистого скакуна, натертого маслами. Длинное узкое лицо выражало крайнюю степень возмущения. Глаза с вишневого цвета радужкой метали в колдуна убийственные взгляды и одновременно казались стеклянными, как у фарфоровой куклы. Все бы ничего, да вздернутая верхняя губа открывала ряд острых игл-зубов, напоминающих стальную щетку. Этот весьма откровенный оскал не давал забыть, что перед вами не кто иной, как хищник, только с красивой шкурой.
Меж тем Малина сделала шаг, другой. Глаза ее затуманились, а ноги будто сами потащили девушку к плененному, как на аркане. Заметив это, Демьян не задумываясь саданул свой зубастый трофей скипом по макушке и назидательно пожурил:
– Некрасиво юным девам головы дурить.
* * *
Беспокойство за мужа не дало Тисе как следует уложить детей в этот вечер и развлечь стариков разговорами. Все мысли были только о Заорье и Демьяне. Когда она снова ушла в видение, за окном уже стояла полночь.
В глубине же Заорьского леса на лобище община тянула ритуальные песни. Лесовицам вторили ночные птицы, ловко вплетая в мелодию трели и свисты. Упырь сидел в центре поляны и с нервным шипением наблюдал, как вокруг него занимаются костры. Зеленое пламя разгоралось бойко, треща и подбрасывая в ночное небо миллионы изумрудных искр.
– Наши костры не обжигают, – пояснила Малина.
– Это жертвенные огни, – поддакнула другая, протягивая колдуну чашу-долблёнку, полную черники.
– Ну слава Единому, а то уж думал, что теперь кровососа спасать надо, – проворчал Демьян себе под нос, – от мстительных женщин, желающих запечь его в углях.
Лесовицы посмотрели на вэйна непонимающе. Но вскоре их лица снова задышали вожделением, улыбки, которые дарили прелестницы вэйну, можно было смело называть зазывными. Будь Тиса в своем теле, то шипела бы не хуже упыря. А еще покусала бы этих девиц – мало бы не показалось! Какого лешего они крутятся возле ее мужа, угождая ему? Занялись бы лучше хоровым пением на поляне, как остальные!
Ох. Зря она это пожелала. Ритуальная песня вдруг принялась набирать темп, зеленые огни взметнулись до небес, и началась пляска. Все лесовицы общины, включая юных, потянулись к кострам и принялись кружить вокруг них в танце. Посреди лобища в центре напротив упыря осталась стоять матерь Купава. Раскованные движения женских тел на фоне зеленого пламени завораживали.
– Пойдемте танцевать с нами! – Спустя некоторое время Демьяна снова осадили лесовицы. Они будто захмелели от своих танцев. И осмелели. Видящая внутренне напряглась, когда соблазнительницы потянули мужа за руки и внаглую принялись оглаживать его спину.
– Оставьте, красавицы. Я вам не интересен.
Сразу отсеялось несколько юных лесовиц. Понятно – Демьян использовал убеждение. Рядом с ним остались Малина и девушка по имени Радоника, та самая, с глазами цвета болотного омута.
– Вам, девушки, лучше пойти с вашими сестрами, – посоветовал Невзоров, раскуривая сигару.
– Но почему ты не хочешь нас? – насупила бровки Радоника.
– У меня есть моя женщина. Единственная для меня.
– Единственная? – переспросила непонимающе Малина. – Это как?
Демьян задумался над ответом, затем продолжил:
– Это женщина, с которой я хочу прожить свой век. С ней я уже сросся корнями, сплелся ветвями, – произнес он мечтательно, глядя на зеленые языки костра. На тонких губах появилась теплая улыбка. – Мы единое целое. Она мое дыхание и моя жизнь.
На лицах лесовиц вожделение сменилось удивлением, затем подобострастием.
– Идите попляшите, девочки. Оставьте меня одного. – Как учитель гимназисток, выпроводил от себя Демьян девушек. И на сей раз они послушались.
Тиса же смогла мысленно выдохнуть. Волна нежности к мужу затопила ее сознание.
Наутро из Заорьского леса вышли двое. Колдун и упырь, уныло шагающий за ним на вэйновском поводке. Розовые волосы кровососа были криво острижены – лесовицы постарались. Все потому, что его шикарные локоны были пущены на обереги. Один из них лежал в кармане вэйна. Когда-нибудь его дочь сама захочет побывать в этом лесу. Когда придет время и она узнает правду о своих кровных родителях.
* * *
После вкусного обеда «Морское» покинул посвежевший и довольный Юлий, на смену ему прибыли Филипп и Марика Куликовы. Тиса порадовалась новым гостям. За новостями и праздными разговорами она приятно скоротала время, даже отвлеклась от ожидания возвращения мужа.
Эта интересная парочка полгода как поженилась и теперь проживала в Крассбурге, вовсю наслаждаясь балами и прочими светскими мероприятиями. Мать погодника Ордосия Карповна долго была против союза единственного сына с недостойной провинциалкой, но все же со скрипом смирилась. Ведь эта «несносная девчонка» очаровала ее старшего брата. Дядя Филиппа, почтенный Карп Онуфриевич, приехал в Ижск по долгу службы и там встретился с племянником и его избранницей. Попав под очарование непосредственной хохотушки Марики, старик сжалился над ребятами и в который раз помог родственнику расплатиться с карточными долгами. На свадьбу дядя подарил молодым квартиру в Крассбурге. В ней теперь и благоденствовали новоиспеченные супруги Куликовы.
– Как тут у вас славно! Жаль, что так далеко от столицы. – Марика сидела в кресле на террасе, покачивая желтой туфелькой и улыбаясь чайкам. – На днях были в опере. Там такая огромная сцена, ты бы видела, Тиса! Я была в шелковом платье цвета фиалок, а Филипп – во фраке.
Далее следовали довольно увлекательные подробности нарядов завсегдатаев оперы, а затем – впечатления от приобщения к этому прекрасному искусству.
Филипп тряхнул сиреневым чубом. Синие уж вышли из моды среди столичной молодежи.
– А как Валек вытянулся! И Полиночка такая хорошенькая! – отметила Марика. – Тиса, а когда ты будешь в Увеге? Можешь еще передать моим это письмо? И коробку. Филипп, где же она?!
– Я оставил в парадной, у портала, Мари.
– Оставляйте, – благодушно согласилась Тиса. Поработать посыльной ей будет не в тягость. Марика всегда припасала Зое и Ганне что-то милое, отчего подруги фыркали, но благодарили.
Куликовы покинули поместье только поздним вечером.
Видящая снова посетовала, что обратный путь Демьяна из-за упыря оказался так долог. Рысак неторопливо довез двоих до Длановской губернии. Очередное видение поведало, что в местной вэйностраже муж запросил переход в Крассбургскую ССВ. Теперь ожидал, когда откроют портал. Время снова тянулось. А так хотелось поскорее увидеть мужа! Два дня прошло, а кажется, что месяц.
Тьма окутала побережье. Уложив детей, Тиса выбралась на воздух, чтобы пройтись вдоль полоски прибоя. Остывший после знойного дня воздух нежно овевал плечи молодой женщины. Волны с мягким плеском накатывали на берег, обтачивая гальку, а полная луна высеребрила на воде дорожку. Странно. Сколько бы ты ни шел, а лунная дорожка всегда у ног, как свидетельство того, что какова бы ни стояла вокруг тьма, всегда найдется светлый путь.
Демьяна Тиса увидела издалека. Он шел ей навстречу вдоль кромки моря такой узнаваемой неповторимой походкой. Сердце мгновенно встрепенулось и радостно заторопилось, губы сами растянулись в лихой улыбке, а ноги понесли вперед, не замечая, что сандалии черпают морскую пену и влажный песок. Навстречу надежным крепким объятиям, навстречу нежным откровениям.
