Девочка, которая умела летать бесплатное чтение

Victoria Forester

THE GIRL WHO COULD FLY

© Скляр М.А, перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Не быть никем, кроме как самим собой в том мире, что день ото дня, ночь за ночью силится сделать тебя кем-то другим, означает вести труднейшую битву и ни на миг не прекращать сражаться.

Э. Э. Каммингс

1

Пайпер решила спрыгнуть с крыши. С её стороны это вовсе не было необдуманным решением.

Это было частью её плана – забраться на самый верх крыши, набрать скорость, пробежав из конца в конец. И спрыгнуть.

И последнее, самое главное, – не упасть.

Планов на тот случай, если она всё же упадёт, у неё не было, ведь если, спрыгнув с крыши своего дома, ты приземлишься головой вниз, впредь никакие планы тебе не понадобятся. Даже Пайпер это знала.

Как спланировала, так она и поступила. Она спрыгнула прямо с крыши своего дома.

Но прежде чем рассказать, что было дальше, вероятно, надо кое-что объяснить.

Пайпер жила со своими мамой и папой на ферме. Ферма вообще-то не представляла собой ничего особенного: просто старый дом, обшитый досками, и притулившийся к холму амбар, который нехорошо покосился влево. Дольше, чем кто-либо мог упомнить, Макклауды жили в округе Лоуленд на своих исконных двадцати акрах каменистой земли. Дед Пайпер, её прадед и прапрадед и далее и далее именно в этом доме сделали и свой первый вздох и все последующие, пока наконец здесь же не испустили дух. В этом доме родилась и Пайпер, и посему Макклауды не собирались отсюда переселяться. Бетти Макклауд полагала, что людям надобно оставаться на месте, а не разъезжать где ни попадя, дабы Всевышний знал, где их найти, когда они Ему понадобятся.

– Будь Господу угодно, чтобы всё вечно менялось, так и солнце не вставало бы всякий божий день одинаково.

Бетти была крепко сбитой женщиной, отличавшейся не красотой, но практичностью и верившей только в две вещи: Благую Книгу и нечто, именуемое ею «промыслом». Ну, например:

– Говорила я Милли Мэй не баловаться с этой новомодной тяпкой. Так чему удивляться, коли личинки клопов сожрали её помидоры. Это промысел, уж поверьте мне. Промысел.

В отличие от Милли Мэй, Бетти Макклауд никогда не искушала судьбу.

Джо Макклауд, долговязый мужчина, чье иссушенное солнцем лицо по цвету напоминало побуревшие осенние листья, ни слова не говорил о промысле, как и о любом другом предмете. Когда у него о чём-нибудь допытывались, он, поразмыслив хорошенько и неспешно подобрав слова, отвечал сдержанно:

– Ну, так уж оно и есть.

И, коли оно так и есть, иного Джо Макклауду и не нужно.

Так Бетти с Джо и поживали, никого не тревожа и обрабатывая свою землю; сменялись времена года, проходили годы, ничем друг от друга не отличавшиеся. Никто в округе Лоуленд не мог бы сказать, будто Макклауды делают что-либо не так, как положено. И так было до тех пор, пока однажды кое-кто не сказал именно это.

– Нетушки. Мне уж не положено, – спорила Бетти Макклауд с доктором Беллом, сообщившим ей, что она беременна. В конце концов Бетти прожила в браке никак не меньше двадцати пяти бесплодных лет, и её уже нельзя было назвать молодой женщиной.

А через четыре месяца Бетти Макклауд родила малышку дочь.

Крошку назвали Пайпер. Пайпер Макклауд.

Известие о рождении Пайпер стремительно разнеслось по самым отдалённым полям Лоуленда, где соотношение коров к людям было девяносто три к одному.

– Ей уж и не положено, – с горячностью убеждала Милли Мэй кружок шитья, и каждая из рукодельниц тотчас навострила уши. – Подумать только, женщина в возрасте Бетти Макклауд прогуливается с новорождённым младенчиком! Да к тому же с первенцем! Это неправильно!

Многие дамы закивали в знак согласия. Следом раздались зловещие предсказания о том, что в подобных обстоятельствах ребёнок непременно вырастет чудным, ведь у него ко всему не будет ни брата, ни сестры.

Впервые в жизни Бетти Макклауд испытывала судьбу. Она и сама знала об этом. И, уж конечно, ей не нужно было слушать пересуды местных сплетниц, чтобы осознать опасность. Желая восстановить порядок вещей и умилостивить Провидение, Бетти и Джо взялись за воспитание Пайпер со всей строгостью, как и полагалось растить Макклаудов. Иначе говоря, без малейшего потакания и нескладицы и с доброй долей тяжёлой работы для пущей действенности. Они были просто честными фермерами и не одобряли тех блажных представлений о воспитании, которыми забивают себе голову некоторые из горожан.

К большому их облегчению, Пайпер была в точности как остальные дети. Поначалу. Лишь тогда, когда Пайпер достигла возраста, в котором большинство малышей начинает ползать, её развитие отклонилось в неожиданную сторону.

Днём в самый обычный вторник Бетти принялась менять Пайпер подгузник на столе в кухне, так точно, как проделывала уже сотни раз. Всего на миг Бетти отвернулась, как вдруг Пайпер перевернулась и молниеносно скатилась со стола. Любой другой ребёнок тотчас упал бы на пол и горько заревел. Но не Пайпер. К изумлению Бетти Пайпер осталась парить в воздухе рядом с краем стола.

– Господи, спаси нас, – проговорила она и прижала ладонь к груди, пытаясь сдержать испуганный вздох. Пайпер хихикала и болталась в воздухе.

Бетти быстренько подхватила Пайпер на руки и с того времени больше не отпускала. Бетти на ум пришло слово «промысел». «Так тебе и надо, сама же поступаешь не как положено», – говорила левая половина мозга правой.

Несмотря на искренние молитвы Бетти, со временем ситуация не улучшалась, а только ухудшалась. Однажды Пайпер обнаружилась под потолком гостиной, где она покачивалась в воздухе, то ли не умея, то ли не желая спуститься. Пришлось послать Джо в сарай за лестницей. Пару недель спустя Джо увидел, что спящая Пайпер витает в полуметре над своей колыбелькой. А затем настал тот ветреный день, когда Пайпер вдруг вздумалось воспарить и её подхватило порывом ветра и занесло за три поля, пока она наконец не зацепилась за ветви дерева, оттуда Джо сумел её забрать.

Когда Пайпер исполнилось пять лет, а она по-прежнему могла неожиданно полететь по комнате, Бетти окончательно убедилась, что подошло время поднять этот вопрос.

– Кажись, она не в норме, говорю я вам, – беспомощно обратилась она к доктору Беллу.

– И каким же образом? – вопросил доктор Белл. Док повидал, как не одно поколение жителей округа Лоуленд рождалось, умирало и попадало в самые разные переделки. Он видел, как мальчишка Смитов выплюнул отвёртку и целую упаковку пятисантиметровых гвоздей. Он присутствовал при том, как Клара Касси Марекен повернула голову себе за спину и обратно. Доктор Белл слышал, как взрослый мужчина говорил все слова задом наперёд, после того как его ударил по голове сенной пресс. У малышки, сидевшей на его столе для обследования и дрыгавшей ногами, было по десять пальцев на руках и ногах, и она была не выше и не меньше, не умнее и не глупее, не худее и не толще обычного ребёнка её лет. Одним словом, она ничем не отличалась от прочих фермерских детей Лоуленда.

– Ну, я и мистер Макклауд, мы приметили, что она… – пробормотала Бетти, не зная, как описать недуг, – шибко шустрая.

Доктор Белл рассмеялся и отвернулся, чтобы вымыть руки.

– У ребёнка её возраста и должно быть энергии в избытке, не стоит об этом переживать. Пускай не сидит сиднем и много гуляет. С ней всё в порядке, она так же в норме, как и мы с вами.

Когда доктор Белл повернулся обратно, он увидел, что Пайпер каким-то образом исхитрилась подскочить на полтора метра в воздух и повисла на люстре, свисавшей с потолка. А затем начала раскачиваться из стороны в сторону. Доктор Белл поглядел на озабоченное лицо Бетти, и в голове его промелькнула мимолётная мысль, что, возможно, Пайпер Макклауд и в самом деле слишком шустрая.

– Э, да вам досталась маленькая обезьянка, миссис Макклауд, – засмеялся доктор Белл.

Получив врачебную рекомендацию, Бетти с облегчением оставила ребёнка в покое. И всё же она решила, что будет разумнее обучать Пайпер дома, пока она не перерастёт свою шустрость, пускай и вполне нормальную.

Когда Пайпер исполнилось девять лет, у неё уже были длинные каштановые волосы, заплетённые в две косы, ясные голубые глаза (они и ей самой нравились) и больше веснушек, чем звёзд на небе (их она ненавидела), а её постоянным спутником было одиночество и ещё какое-то чувство, которому она никак не могла подобрать название.

– А у тебя так было, что чувствуешь, что что-то не так, но никак не можешь раскумекать что, а пап? – Сидя на заборе, Пайпер смотрела, как Джо поправляет ослабший лемех плуга.

Джо недоумённо пожал плечами.

– У меня словно что-то зудит вот здесь, – продолжила Пайпер, ткнув себя под ребра, – но до этого места никак не добраться, и оно всё время чешется, только изнутри. Как думаешь, что бы можно сделать, чтобы унять этот зуд?

Джо снова пожал плечами. От разговоров с Пайпер у него часто голова шла кругом. Не то чтобы она употребляла непривычные слова – напротив, Пайпер говорила так же, как все в округе Лоуленд. Но что за мысли были у этой девчонки в голове! Она задавала вопросы, которые и он сам за миллион лет не выдумал бы, и поэтому даже не знал, как подступиться к ответу.

– Я об этом давеча маме сказала, и она полагает, что это всё из-за дурацких мыслей, что гуляют у меня в голове, – Пайпер тараторила, не замечая, что отец теряется с ответом. – А я не думаю, что мои мысли дурацкие, но мама говорит, что лучше мне помалкивать, крепко стоять на земле и не высовываться. Она говорит, что нехорошо это, тратить время на пустые вопросы, когда работа простаивает. А я не понимаю, что дурного в вопросах. А ты, папа? Мама говорит, что в Библии сказано, что хорошо и что плохо, и нечего морочить себе голову, но мне кажется, что всё не так просто. Как когда ты убил нашу старую корову на той неделе, а я не хотела её есть, потому что она была моей любимицей и вдобавок такой доброй. Мама сказала, что переводить еду грешно. А я сказала, что, может, это нам не надо вот так вот убивать и есть коров, раз они такие смирные. Мама сказала, что это глупости, и Всевышний затем и создал коров, чтобы мы их ели. Но мне кажется, это немножечко нечестно по отношению к коровам. Пастор вон говорил нам всего четыре воскресенья тому назад, что Господь любит все свои создания, но по моему разумению разве ж это любовь – создать кого-то затем только, чтоб его съели. Коровы ничегошеньки нам не сделали. Вот я и подумала, что мы небось что-то напутали, и у них есть своя цель, о которой мы и знать не ведаем. Тогда я стала присматриваться к коровам втихую, так, чтобы они не заметили, а ну как я угадаю, в чём их цель. И я думаю, что теперь я всё знаю, папа. Хочешь, расскажу?

Джо провёл рукой по лбу, пытаясь унять головокружение. Разговор зашёл невесть куда, и теперь Джо Макклауду предстояло узнать о тайном предназначении коров, к чему он был не готов. Ну никак не готов. Знай он, как остановить Пайпер, он не колебался бы. Но, увы, он мог лишь остолбенело стоять и слушать.

Пайпер, разумеется, продолжала:

– Их выдало то, как они помахивали хвостами, отгоняя мух. – Пайпер наклонилась к Джо и зашептала украдкой, чтобы куры не услышали её слов. – Видишь ли, все они так делали, кроме одной коровы. Чёрная тёлка с карими глазами просто стояла, прям застыло, и всё глядела на соседнее поле, где паслись овцы. Мухи вились вокруг неё, точно как и вокруг остальных, но её хвост и не шелохнулся. Вот я принялась наблюдать за этой коровой, и каждый день она вела себя всё так же, и наконец я поняла, куда она смотрит.

– Чавось? – вопросил Джо заворожённо, даже не понимая, что он задаёт вопрос.

– На том месте умер её телёнок, и шести месяцев не прошло. Помнишь?

Джо кивнул. Он и в самом деле помнил. Роды были тяжёлыми, и ослабевший телёнок прожил всего несколько часов.

– Она прямо-таки ужасно его оплакивает, и сдаётся мне, если корова может вот так переживать за своего малыша, у неё вообще много разных переживаний обо всём на свете. Переживаний, о которых мы ничегошеньки не знаем. И тогда я подумала, раз все коровы умеют чувствовать, так и цель у них не сильно иная, чем у нас, у людей. И вот я принялась думать о нашей цели. И я решила, что человеку надобно раскумекать свою цель в жизни, коли он собирается к ней идти. Ты понимаешь, что я имею в виду, папа? – Пайпер заглянула отцу в лицо, но на нём читалась только глубокая растерянность.

– Пайпер Макклауд! – заверещала показавшаяся на пороге курятника Бетти, едва увидела, что опять Джо стоит дурак дураком и слушает ребёнка.

Джо смущённо вернулся к плугу, а Пайпер ссыпалась с ограды.

– Но я как раз говорила папе, как…

– Работа простаивает, и я полагаю, тебе пора за неё взяться. Вперёд.

Через несколько дней знойным днём Пайпер убежала к большому дубу и залезла на половину его высоты, чтобы порадоваться шелестящему листьями ветерку. Зуд внутри разыгрался, не давая ей ни минутки покоя, и она повернулась, легла на ветку и обхватила живот. Отсюда ей было видно, как малиновка прилетела в устроенное неподалеку гнездо и принялась скармливать своим птенчикам толстенького червяка. Глядя на малиновку, Пайпер замечталась.

«Может, и у других детей моего возраста так же зудит, – размышляла она. – Может, если б я с ними потолковала, они бы мне сказали, как же почесаться. – Только навряд ли это произойдёт, ей велено с фермы ни ногой и точка. – Никогда никуда ни в какую не выбираюсь, – думала Пайпер. – В двух местах и была: в церкви да у доктора Белла.

– Отчего мне нельзя в школу, как тем же Миллерам? – сотни раз допытывалась Пайпер у матери. Каждое утро Пайпер глядела с сеновала, как они идут в школу. Она бы передний зуб отдала, только бы пойти с ними.

– Ты и здесь уроки делаешь, вот так-то. – Бетти всегда отвечала сухо и по делу.

Вдруг Пайпер отвлекло от всех её мыслей необычайное происшествие, развёртывавшееся прямо у неё перед глазами. Мама-малиновка подталкивала одного из птенцов к краю гнезда. Малышок был едва ли больше большого пальца Пайпер, а его редкие пёрышки стояли торчком. Малиновка хорошенько подпихнула детёныша клювом и вытолкнула его из гнезда, кувырком с ветки и прямо в небо. Пайпер в ужасе смотрела, как птенец малиновки камнем ухнул вниз, трепеща крылышками. Но затем, когда он вот-вот, казалось, грохнется наземь, птенец замахал крыльями так сильно, что перестал падать и начал медленно, очень медленно подниматься. Вот так маленькая птичка научилась летать, и Пайпер видела всё с начала до конца.

– Батюшки-светы, – выдохнула Пайпер и изумлённо помотала головой. Ничего более поразительного она и не видела. Затем мать-малиновка повторила свой трюк, и второй птенец отправился в полёт. А когда третий птенец занял позицию на старте, Пайпер поразила новая мысль.

Пайпер выпрямилась и села так резко, что едва не свалилась с ветки. Схватившись обеими руками, она удержала равновесие, зато мысли её понеслись в развесёлый разброд.

С самого рождения Пайпер витала в воздухе. Это получалось у неё само собой, так же легко, как дышать. И поскольку она всегда умела парить, то не придавала этому особого значения. Раз – она сидит на ковре у камина, два – кувыркается под потолком. Это происходило постоянно и было весело. Но беда с парением в том, что невозможно угадать, когда оно на тебя найдёт, и это было бы не так уж и плохо, да только иногда хочется самому управлять своей жизнью и не зависеть от прихоти ветра. Парить и лететь – это две большие разницы. Облака парят. Воздушные шары парят. А птицы летают.

«Наверное, мама с папой просто позабыли вытолкнуть меня, ну вроде как птицы птенцов, – размышляла Пайпер, уже ясно осознавая, что ей придётся взять дело в свои руки. – Давно пора и мне научиться летать».

Не желая тратить время попусту, Пайпер ловко съехала вниз по стволу дерева и немедленно принялась выстраивать план действий.

На следующее утро Пайпер проснулась до петухов. Небо только-только осветилось на востоке, когда она вылезла из постели. Распахнув окно, она мелкими шажками скользнула вдоль карниза, пока не нащупала ногой кровельную дранку. Дальше предстояло вскарабкаться к коньку, и это было непросто. Она встала на четвереньки и продвигалась медленно.

Крыша была скользкой от росы. Одно ошибочное движение, и она разом соскользнёт вниз. Она поддёрнула длинную белую ночнушку повыше, чтобы та не путалась в ногах.

Только добравшись до верха крыши и балансируя на коньке, Пайпер осознала, насколько же она напугана. Если быть точной, жутко напугана. Пайпер вдруг поняла, что есть большая разница между тем, чтобы задумать нечто и по-настоящему сделать это. Крыша была крутая и высокая, а земля внизу – твёрдая, просто каменная. У Пайпер перехватило дыхание, и какое-то мгновение она просто не могла сделать вдох.

Мысли понеслись кувырком. «Что, если я не могу летать? Что, если я шмякнусь головой оземь? Ну как мои мозги разлетятся во все стороны, и тогда я никогда не покину ферму и не найду друга… Может, лучше дёрнуть обратно в кровать и думать забыть об этом плане».

Надо думать, это от того, что Пайпер не верила в «так положено», а «так не положено», для неё покамест было возможно всё на свете. А может, всё дело было в том, что у Пайпер зудело глубоко внутри, там, где никто и даже она сама не мог бы почесаться, и этот зуд сводил её с ума. Или же причина могла быть той же самой, по которой Пайпер парила, – иначе говоря, совершенно неведомой. Как бы там ни было, Пайпер осталась на крыше и не стала возвращаться в постель. Вместо этого она развела руки в стороны, словно крылья аэроплана, и шаг за шагом стала продвигаться вперёд. Пока она шла вдоль конька крыши, страх, отвага и предвкушение сплелись в единый клубок в её животе.

А как раз под тем местом, где прошла Пайпер, Бетти Макклауд вдруг проснулась. Она что-то услышала, уж в этом можно было не сомневаться.

– Мистер Макклауд, – зашипела она.

Джо не шелохнулся.

– Мистер Макклауд, – на этот раз Бетти сопроводила оклик резким тычком локтя в бок, и глаза Джо распахнулись. – На крыше кто-то есть!

– Ты о чём? – бормотнул он спросонья.

– На крыше! Кто-то ходит по нашей крыше! – Бетти ткнула вверх, и Джо услышал над головой какое-то шарканье.

С каждым шагом Пайпер набирала скорость, и вот она уже бежала по коньку навстречу стремительно приближающемуся краю, за которым заканчивалась крыша и начиналось небо.

– Я полечу, как птица, – Пайпер представила себе крохотных малиновок.

И вот оставался последний шаг. Пайпер шагнула и азартно нырнула в утренний воздух.

Только коровы, пасшиеся на лугу, могли видеть траекторию, которую выписала Пайпер. И видели они вот что: девчушка в белой ночной сорочке спрыгнула с крыши в небо.

Блаженный миг она висела в воздухе, словно ангел.

Затем мгновение пролетело, и эта самая девчонка рухнула головой вниз и, как товарный поезд по рельсам, понеслась к земле.

Коровы никогда не видели, чтобы человек так поступал, они изумлённо вытаращились и даже не мычали. На ферме редко что менялось, а коровам тоже иногда хочется развлечься.

Пайпер как раз подлетала к первому окну спальни, когда Джо, вооружённый дробовиком, высунул голову наружу. Он был готов пугнуть озороватого енота или нагую рыжую белку, опять решившую свить гнездо на крыше. Он был даже готов дать по ушам одному из дрянных мальчишек Карлтонов, вконец распоясавшемуся. Девочка, падающая с неба в попытке взлететь, однако ж, явно не входила в число того, что он мог привычно ожидать.

– А-а-а! – завизжала Пайпер, зажмуриваясь.

– Что за?..

Джо выкатил глаза при виде падающей прямо на него Пайпер. Он отпрянул назад, чтобы избежать прямого столкновения, и в результате налетел на Бетти, в страхе съёжившуюся у него за спиной. Его длинные ноги завязались узлом, и он рухнул навзничь на пол спальни, и хорошо, что так вышло, потому что он оказался в нужном месте, чтобы смягчить падение Бетти, последовавшее в следующую минуту. Лежа на полу, они не увидели, как Пайпер пронеслась мимо окна.

Через три секунды Пайпер должна удариться о землю. Это будет больно… очень больно.

Тебе наверняка ясно, что три секунды – это недолго. Ты сможешь сосчитать до трёх быстрее, чем почитать всё написанное здесь. Попробуй. Вот видишь.

Самая крупная тёлка, та, у которой было большое пятно вокруг правого глаза, невольно замычала. Если б было возможно понять, о чём мычит корова, наверняка оказалось бы, что она предупреждает Пайпер.

Глаза Пайпер были крепко-накрепко зажмурены, а лицо сморщено в предчувствии удара.

До того, чтобы поцеловать сыру землю, оставался один вздох, и тут случилось нечто чудесное. Как самолёт на авиашоу, Пайпер в бреющем полёте пронеслась над землёй и, отринув угрозу смерти, заложила петлю, изменившую её курс на сто восемьдесят градусов, в результате чего она теперь смотрела не на землю, а в небо. Девочка взмыла вверх с ускорением и точностью F-22 «Раптора»[1].

Поскольку глаза Пайпер были закрыты, она так и ждала удара, который всё не случался и не случался.

– Кукареку! – заголосил петух.

Только прикоснувшись к небесно-золотому рассвету – облачная взвесь овеяла лицо влажным холодком и щекоткой. – Пайпер осмелилась приоткрыть правый глаз. Открывшееся ей зрелище было настолько удивительным, что она снова крепко зажмурилась. Она попробовала глянуть вторым глазом, и ему открылось совершенно то же самое. Медленно, очень медленно, она открыла оба глаза.

И что же она увидела!

Зелёные поля катились волнами во всех направлениях, некоторые из них разрезали мерцающие ручьи. Облака распускались лёгким туманом, как только она подлетала к ним, а лёгкий ветерок поднимал её всё выше.

Пайпер скользила и ныряла, кружилась и вертелась в небе, окрашенном во все цвета – от белого до голубого, от оранжевого до пунцового.

– Иху-у-у! – восторженно вопила Пайпер. – Я могу летать! – кричала она утреннему солнцу. – Я МОГУ ЛЕТАТЬ!

Внизу, на ферме, Джо и Бетти неуверенно встали на ноги. Схватившись за подоконник, они в первый раз увидели свою малышку, летящую по небу в белой ночной сорочке.

И теперь-то у них не осталось и тени сомнения, что их дочь, Пайпер Макклауд, не следует привычному ходу вещей.

В кои-то веки Бетти не нашлась что сказать. Вместо этого она смотрела, как Пайпер летает туда и сюда до тех пор, пока мир не закружился вокруг неё, а перед глазами не поплыли чёрные точки, а затем она рухнула на пол в глубоком обмороке.

2

– Если бы Господь хотел, чтобы люди летали, он бы не преминул дать им крылья. Вот так-то. – Бетти шагала взад-назад по гостиной, словно мокрая курица, которую замучили вши. Ошарашенный и издёргавшийся Джо только и мог, что качать головой в ответ на её слова или же кивать.

В мечтах Пайпер представляла себе, что родители придут в ликование. В жизни ей хватило бы и того, чтобы они были просто счастливы. Но в ту минуту она удовольствовалась бы и тем, чтобы они просто не сердились.

– Но… вы что, не видели? Я! МОГУ! ЛЕТАТЬ! – Она раздельно произнесла каждое слово, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что только что произошло.

– Эдак летать – это не нормально. Противно естеству. Господь всемогущий, да если бы новый пастор видел тебя, Бог весть, что бы он сказал нам в проповеди.

– Но…

– А уж как Милли Мэй пойдёт чесать языком… Боже упаси! Ты разве видела, чтобы другие дети болтались в поднебесье, а?

– Но я и вовсе не вижу других детей, ты же мне не позволяешь, – возразила Пайпер, когда ей наконец удалось вставить слово.

– Придержи язык, барышня. Я не затем тебя воспитывала, чтобы ты мне огрызалась, – предостерегла Бетти. – И я тебе говорю, что они не летают. И тебе негоже. Нет, это просто ни в какие ворота не годится.

– Но…

– Так не положено, – Бетти гневно комкала в руках материю своей ночной сорочки. – Ты слышишь меня, Пайпер Макклауд?

– Но, мам… – Восторг только что не брызгал из того потайного места внутри Пайпер, которое лишь вчера так страшно зудело. – Может, этому есть своё объяснение. Особенное. Ну, ты же говоришь, что пути Господни неисповедимы…

– Не упоминай имя Господа всуе.

– Но я…

– Пайпер, я твёрдо решила, и нечего юлить и спорить. Нечего малышне куролесить в небе. Я запрещаю. – Бетти со всей серьёзностью погрозила Пайпер указательным пальцем. – Никаких больше полётов, и точка. Ты меня слышала?

– Но… – Решительный взгляд Бетти мгновенно пресёк все возражения Пайпер. «Глупость это несусветная», – негодовала про себя Пайпер. С тем же успехом они могли потребовать, чтобы она прекратила дышать. Отказаться от чуда полёта! Всё дело в том, что, если кому доведётся вкусить голубизну неба, которая так и приплясывает на языке, от неё уже и за уши не оттащишь. Какие бы неприятности это ни сулило.

Бетти и Джо приняли огорошенное молчание Пайпер за согласие.

– На тебя небось нападёт ещё какая-нибудь бешеная птица. Там, наверху, детям не место, – Бетти шмыгнула носом, полагая вопрос закрытым.

Так что Пайпер смиренно кивнула – пусть родичи думают, что им угодно. Но при первой же возможности она сбежала на поле за домом, где её никто не мог видеть. Дрожа от нетерпения, она вскарабкалась на валун, выпиравший из склона холма, и спрыгнула вниз. И приземлилась на пятую точку. Весьма ощутимо.

– Ой-ой-ой.

Поднявшись, она отряхнулась и попробовала ещё раз. И знаешь что? Во второй раз вышло точно так же. Пайпер не могла бы крепче пристать к земле, даже будь её ноги к ней приклеены. Однако это её не остановило. Да ни на минуту!

Пайпер прыгала. И падала. И прыгала. И падала. Так прошёл первый день тренировок Пайпер.

Было это, что ни говори, ужасно огорчительно, однако Пайпер извлекла из неудач важный урок: полёт даётся нелегко даже тому, кто с рождения парит. На чистом таланте далеко не уедешь в этом мире, нужно ещё упражняться, упорствовать и употеть. На первом прыжке ей повезло. Новичкам везёт. Но затем Пайпер пришлось из кожи лезть вон, чтобы вернуться в небо и стать всамделишной летуньей.

Убегали дни, проходили недели, и хотя Пайпер продолжала тренироваться каждый божий день, успехи её были в лучшем случае ничтожны. Как часто ей хотелось, чтобы кто-нибудь научил её и ей не приходилось бы до всего доходить самой. Каждый просчёт стоил ей синяка или шишки, так что вскоре всё её тело в чёрных и синих красках живописало историю долгих усилий и ошибок.

Первый урок, который уже скоро выучила Пайпер, был таков: никогда не думай о земле. Стоило ей хоть на секунду допустить, что она может упасть, как она летела вниз, и та или иная часть её тела ударялась оземь. Целью её было небо, и она натренировалась даже не думать ни о чём другом.

Едва Пайпер овладела думаньем, как сумела вернуться в небо, а там вдруг получила и второй урок: можно влететь, ниоткуда не спрыгивая. Первым делом, как выяснила Пайпер, нужно было встать совершенно неподвижно и закрыть глаза. А затем она изо всех сил принималась думать:

(Хитрость в том, что она думала об этом и ни о чём больше, и притом удерживала эту мысль долго-предолго. Попробуй сам, и ты поймёшь, что это намного сложнее, чем кажется.)

Тогда все её тело расслаблялось, и щекотка разбегалась пульсирующими волнами от сердца и пожаром распространялась по всем закуткам тела, и вот она почти горела от щекочущего жара, а затем ноги её отрывались от земли и она летела.

Спустя две недели Пайпер наконец удалось подняться в небо и остаться там. Это случилось во вторник.

Пайпер было жарко, она стояла в поле под палящим солнцем и напрягала все душевные силы.

– Вот проваль! – воскликнула она, когда ей в третий раз не удалось подняться в воздух.

Заняв исходную позицию, она встала совершенно неподвижно и каждой клеточкой своего существа думала одну-единственную мысль. Щекотка стала наполнять её тело. И тогда она принялась думать ещё упорнее: «Я неба часть, я умею летать». Щекотка всё усиливалась, и вот её ноги оторвались от земли. «Я легче облачков, вольнее птичек». Она поднималась всё выше и выше. И чем выше она поднималась, тем легче становилась, однако девочка всё равно не отпускала свою летучую мысль. Поднявшись на добрую дюжину метров, выше чем когда-либо, она остановилась.

– Я летунья, – прошептала она с облегчением и чувством гордости. Быть среди неба, где полным-полно облаков, а мимо пролетают птицы, казалось Пайпер в порядке вещей. Она чувствовала себя как дома. А ещё она заметила, что, когда летишь высоко в небе, все вещи и дела, оставленные внизу, на земле, представляются не такими уж важными. На поверку они были мелкими, тогда как небо – огромно.

Пайпер пронеслась над яровыми полями кукурузы, пшеницы, овса и ячменя и, спикировав вниз, сорвала на лету колоски. Пролетая над ручьём Прищепка, она видела, как у самого дна плавают рыбы, а этого ни за что не разглядеть, если стоять обеими ногами на земле. И столько всего можно было увидеть, что она и опомниться не успела, как подошло время обеда и нужно было приземляться.

Отныне можно было всё, даже и на небо влезть. В следующие дни Пайпер наконец-то смогла посмотреть на мир, ну, во всяком случае, на Назовья. Она видела, как мистер Становислак приторговывает сивухой, которую он гнал в лесу; как Джесси Джейк целуется с Бетти Белль (девушкой своего лучшего друга) за коровником; как старая дева Герти Ган театрально зачитывает вслух грошовые любовные романы, стоя над грядкой с тыквами.

Видела она и кое-что другое: как оленёнок осторожно делает первый глоток кристально чистой воды из ручья; как большущий бурый мишка чешет спину о камень, да так усердно, что камень вот-вот покатится вниз по склону; а ещё самый большой пчелиный улей из всех, что ей встречался, примостившийся на дубу. Пять болючих укусов – и она решила возле этого конкретного дуба больше не летать.

А вдобавок Пайпер невольно стала причиной духовного обращения старого Джессапа. Работая на крыше своего дома, он мельком увидел пролетавшую мимо Пайпер и сразу принял её за ангела, посланного его недавно умершей женой. Старик, который заявлял прежде, что больше ноги его в церкви не будет, тотчас упал на колени и покаялся во всех своих грехах и, ко всеобщему удивлению, с того самого дня не пропускал ни одной церковной службы. Новый пастор возблагодарил Всевышнего. А Пайпер порадовалась собственному везению и тому, что старый Джессап был без очков.

Пайпер тщательно следила за тем, чтобы не разбазарить всё время на развлечения. Она считала себя серьёзным планеристом, а не каким-нибудь туристом и выстроила амбициозную программу обучения, включавшую практику по приземлениям, взлётам и спускам, контроль скорости и зависание. К сожалению, быстро схватывать новое у Пайпер никогда не получалось, и в полёте её было больше ошибок, чем проб.

– Пайпер, ты в последнее время прям сама не своя! – Бетти размашисто протянула Пайпер миску зелёной фасоли, пробуждая её от утомлённой оторопи. С полётами выдался непростой день, и Пайпер ещё даже не притронулась к обеду. Подняв глаза, она заметила, что и мама, и папа встревоженно смотрят на неё.

– С того утра, как мы поймали тебя за… ну, с того раза, ты слоняешься по ферме как в воду опущенная. А если ты не корпишь над уроками или делами, так тебя ищи-свищи, и иссохла вся, скоро вообще исчезнешь с глаз долой. – Бетти не могла не заметить, что с её ребёнком в последнее время творится что-то неладное, и её неприятно поразило, как пусто и тихо стало в доме без вечных вопросов Пайпер и её неожиданных воспарений. Казалось, будто в Пайпер что-то угасло, и Бетти уж боялась, что её дух сломлен.

– Прости, мам… – Честно говоря, все силы Пайпер уходили на то, чтобы выучиться летать, и у неё всё болело, поскольку свежие синяки ложились поверх старых. Вечером она не раз уже засыпала прямо за столом, даже не притронувшись к еде.

– Мы с папой потолковали, – продолжала Бетти, – и раз уж ты не такая шустрая, как прежде, да настолько, что мы едва тебя узнаём, мы порешили, что нам давно пора сходить на праздничный пикник четвертого июля. Думаем, уж это тебя непременно взбодрит.

– Пикник? – Пайпер была застигнута врасплох, словно индейка в День благодарения. – Мама, мне можно пойти на пикник на следующей неделе? Прям со всеми остальными детьми?

– Не раздухарись мне тут. Но, да, можно, если ты будешь вести себя, как угодно Господу нашему.

Пайпер едва не взвилась в воздух ракетой и не прошлась колесом, голося во всё горло «Йеее-ху!», как очумевшая курица, но сдержалась. С той минуты ей постоянно приходилось обуздывать безудержный восторг, рвущийся из груди.

Всю следующую неделю Пайпер только и думала, что о пикнике. П-И-К-Н-И-К, буква за буквой выписывала она в уме. А иногда и наоборот: К-И-Н-К-И-П. А если она не думала о празднике, так засыпала мать вопросами.

– А другие ребята будут на пикнике?

– Скорее всего.

– Как думаешь, они станут со мной водиться?

– Не вижу, отчего бы нет.

– Считаешь, нам можно будет остаться на фейерверк?

– Побойся Бога, детка, и придержи свой язык!

Пайпер честно старалась, но у неё ничего не выходило.

3

– Ты будешь со мной дружить, Пайпер? – с надеждой спросила Салли Сью.

И Пайпер улыбнулась.

Это было самое лучшее завершение самого лучшего пикника. Они съели на пару одно мороженое, и Салли Сью поведала Пайпер свою самую страшную тайну (как она стащила мамину красную помаду и накрасилась в школу), а Пайпер поделилась с Салли Сью своей величайшей мечтой (облететь вокруг света). Салли Сью показала Пайпер, как плясать джигу, и они танцевали среди деревьев и так смеялись, что у них заболели животы. А когда начался фейерверк, они легли на прохладную траву и глядели на всполохи в ночном небе. Тогда-то Салли Сью и стала другом Пайпер. А затем они стали лучшими подругами и были подружками на свадьбе друг у друга. Они поселились рядом, и их дети стали играть вместе. Друзья на всю жизнь.

Вот как всё будет.

Во всяком случае, так Пайпер фантазировала. И представляла себе снова и снова во всех подробностях, пока придуманный пикник не стал казаться реальным.

Но вот мечтать больше нет нужды, потому что Пайпер взаправду стоит между Бетти и Джо на лужайке перед Первой баптистской церковью, а прямо перед ней – все до единого жители округа Лоуленд. Все девяносто семь. Пайпер была ошарашена тем, что такая толпа людей собралась в одном месте.

Столы для пикника ломились под тяжестью персикового коблера[2], вишнёвого пирога, свежих ягод, кукурузы, ветчины, запечённой курицы, а на барбекю жарилось под завязку рёбрышки. Столы и деревья были украшены гирляндами праздничных флажков и воздушными шарами. Дети ловили ртами яблоки, плавающие в тазу с водой, мужчины бросали подковы на колышки, новый пастор и его супруга слушали, как мальчишки Стрейтернов играют на банджо и на скрипке, женщины потягивали лимонад и обмахивались веерами, сидя под деревьями. Куда Пайпер не бросала взгляд, везде что-то происходило.

– Послушай-ка, что я тебе скажу. Крепко стой на земле, не витай…

– Не витай в облаках. Я знаю, знаю, – рассеянно повторила Пайпер, ошеломлённая зрелищем пикника. – Ты сто раз повторяла, мама. – И тут Пайпер увидела трёх девочек с мороженым, и её сердце ухнуло. Едва начавшись, пикник уже был точно такой, как она себе напридумывала.

Бетти же бросило в холодный пот. Стоя на краю лужайки и на обочине пикника, Бетти вдруг усомнилась, что прийти сюда было хорошей идеей. С самого рождения Пайпер Бетти держала дочь подальше от соседей и накрепко привыкла ничего не оставлять на волю случая. По воскресеньям она исхитрялась входить в церковь, едва только начнётся служба, и садиться в последнем ряду, причём так, чтобы Пайпер была плотно зажата между ней самой и Джо. Как только служба подходила к концу, Бетти с семьёй выходили первыми. Приглашения на дни рождения, которые включали Пайпер, отклонялись наотрез со всей вежливостью, а прочие светские мероприятия даже не рассматривались. Если нужно было посетить доктора Белла, Бетти добивалась, чтобы им назначали на раннее утро, когда в приёмной ни души. Неудивительно, что Бетти потребовалось недюжинное усилие воли, чтобы не утащить дочь обратно на ферму, прочь от столпотворения набирающего обороты праздника. А вдруг она поторопилась? Вдруг девочка не готова?

Губы Джо беспокойно подрагивали, он будто бы хотел что-то сказать, но не мог сообразить, как озвучить свои мысли. Увидев, что Милли Мэй приметила их с другого конца дороги и только что не бегом припустила к Пайпер, он едва не бросился ей наперерез. Джо на дух не переносил Милли Мэй и её ядовитый язык. Знамо дело, тотчас пойдёт трепать языком о Пайпер, а ты и «чудеса в решете» сказать не успеешь.

– Мам, а можно мне мороженого? – Пайпер заметила, что светловолосая девочка с большущими карими глазами идёт к ребятам, выстроившимся хвостом за мороженым.

– Не перепачкайся, – напутствовала её Бетти, которая тоже почувствовала пристальное внимание Милли Мэй и была только рада, что Пайпер исчезнет из её поля зрения.

В следующее мгновение подлетела сама Милли Мэй, явно разочарованная тем, что Пайпер уже отошла.

– Это ж вроде твоя Пайпер? – Она глядела на девочку с бешеным любопытством, граничащим с манией. Милли Мэй занимала неофициальный пост главной сплетницы Лоуленда и к обязанностям своим относилась крайне серьёзно. В округе не случалось ничего, о чём она бы не знала и не готова была живописать хоть немного заинтересованным слушателям, а также и совсем незаинтересованным, если тем не повезло повстречаться с нею и не найти вежливого предлога ускользнуть. Если бы самый глубинный страх Бетти можно было выразить несколькими словами, эти слова были бы: «Милли Мэй».

– Ты этого ребёнка всё возле своего подола держишь, Бетти. Это ей не на пользу. Давно пора ей и на люди показаться, – фыркнула Милли Мэй.

– Не видела надобности ребёнка с собой таскать. Тем паче не с кем ей тут компанию водить, – с порицанием цыкнула Бетти.

Джо старательно спрятал улыбку, видя, что шпилька Бетти достигла цели.

– Вот как? – огрызнулась Милли Мэй. – Поговаривают, будто это оттого, что она не такая, как другие малыши. – Вообще-то единственной, кто говорил подобное о Пайпер, была сама Милли Мэй.

– Вот уж наглая ложь! Только дураку такое в голову придёт. Детка совершенно нормальная, как и мы с тобой. Спроси-ка у доктора Белла. – Бетти распалилась гневом.

– Я и сама могу сложить два и два. Благодарю покорно.

С этими словами Милли Мэй удалилась, вся взвинченная. Милли Мэй Миллер недаром была главной сплетницей, и она нутром чуяла, что с Пайпер Макклауд не всё так просто. И помоги ей Господь, уж сегодня-то она докопается до сути.

Пайпер пристроилась в очередь за мороженым позади девчонки примерно её же лет. Пайпер было отлично известно, что девочку зовут Салли Сью Миллер. Годами Пайпер, примостившись на сеновале, с завистью следила, как Салли Сью идёт в школу и обратно домой, и вот наконец она в двух шагах от неё. И вот чудо: Салли Сью, грезившая о холодном сливочном лакомстве в столь жаркий день, с замиранием сердца обернулась к Пайпер и воскликнула:

– Я больше всего люблю клубничное мороженое! А ты?

– Клубничное! – Пайпер была в восторге от того, что у них уже так много общего. – А ты никогда не задумывалась, почему она называется клубника? Я хочу сказать, она же ни капельки не похожа на клубень. Это же ягода.

Прежде у Салли Сью и мысли такой не было, но теперь она подумала немного и признала, что это действительно очень странно.

– Хм, а ты права.

– Может, её нужно было назвать красникой. Или багряникой.

– Или сладникой.

– Или вкусникой.

– Я ещё никогда ничего не переименовывала!

– А ты никогда не думала, каково это – не есть ничего, кроме мороженого, целый день? – Пайпер думала. – На обед я бы ела мороженое со вкусом бараньих рёбрышек, а на гарнир кукурузное мороженое.

Салли Сью захихикала.

– Я бы съела на завтрак мороженое со вкусом яичницы с беконом.

– И касторковое мороженое, если заболит живот, – предложила Пайпер. – А перед сном зубное мороженое.

– И бутерброды с мороженым в школу. – Салли Сью подвинулась, чтобы Пайпер стала с ней рядом в очереди. – Меня зовут Салли Сью. А тебя?

Всё шло прямо так, как Пайпер мечтала. Она заулыбалась.

– Я Пайпер. Пайпер Макклауд.

Вдруг Салли Сью отступила на шаг.

– Пайпер Макклауд? Я слышала, мама о тебе говорила. Она говорит, что у тебя с головой не в порядке.

Пайпер задохнулась от возмущения.

– Очень даже в порядке!

Салли Сью внимательно осмотрела голову Пайпер и, в самом деле, не увидела ничего необычного. Она пожала плечами.

– Мама так говорит, а она никогда не ошибается. – Салли Сью указала на Милли Мэй, которая следила за ними издали, и Пайпер сразу же её узнала.

– А я говорю, что в этом она ошибается, – упорствовала Пайпер. Да как она смеет про неё такое рассказывать! Это так жутко нечестно, что ей хотелось взвыть. Вместо этого она сказала: – А уж собак пинать – это последнее дело.

Рот Салли Сью открылся, а щёки залились краской.

– Никаких таких собак моя мама не пинает.

– А вот и пинает! – Пайпер видела это, как на блюдечке, когда на прошлой неделе пролетала над их домом.

– А вот и нет! И вообще откуда ты знаешь? – допытывалась Сью, уперев руки в боки.

– Видела своими глазами, вот и знаю. Она стояла у вас за домом и курила трубку, а собака залаяла, и она пнула её в пятую точку, да так сильно, что псина заскулила. – Пайпер торжествовала.

Но радость победы была мимолётной, потому что глаза Салли Сью налились слезами стыда.

– Ты с нами незнакома, и откуда ты всё это знаешь? – прошептала она и отступила ещё на один шаг.

Прежде чем Пайпер успела ответить, к ним подлетел Рори Рэй, старший брат Салли Сью.

– Салли Сью, а ну прекрати реветь, а то мама всех нас домой отправит, – рядом с Рори Рэем мгновенно выстроились и остальные четверо братьев.

Жизнь Салли Сью, единственной девочки в семье с пятью старшими братьями, была не сахар, и нервы у неё не выдерживали. Даже матери приходилось признать, что она ужасная плакса.

– Я не реву, – взвыла она.

– Ещё как ревёшь. Я тебя огрею, если ты опять нюни распустишь.

– Это всё она, – Салли Сью дёрнула головой в сторону Пайпер.

– Эй ты, уродина, это ты довела мою сестру? – Рори Рэй обратил свой гнев на Пайпер.

– Э-э-э, – замялась Пайпер, не зная, что сказать. До подобного поворота она не додумалась, когда фантазировала о пикнике.

Салли Сью громко шмыгнула носом.

– Закрой фонтан, Салли Сью, – рявкнул на неё Рори Рэй. – Мама на нас смотрит. – Пятеро братьев окружили Салли Сью, лицо девочки покраснело, в глазах стояли слёзы, а нижняя губа подрагивала. Не доверяя собственному голосу, она указала пальцем на Пайпер.

Рори Рэй толкнул Пайпер, и она упала в облаке пыли. Поношенные сапоги обступили её со всех сторон.

– Оставь мою сестру в покое, кикимора.

– Эй, а не ты ли та девчонка, у которой не лады с головой? – Один из братьев пнул ногой землю, так что пыль полетела прямо в лицо Пайпер.

Пайпер закашлялась, давясь грязью.

– Дурная или нормальная, но ты оставишь её в покое. Ты слышишь, кикимора?

– Ладно, Рори Рэй. Я хочу мороженого, – заныл один из братьев.

Рори Рэй схватил Салли Сью и потащил её мимо всех мальчишек в очереди, оставив Пайпер лежать в грязи.

Пайпер, совершенно опустошённая, долгое мгновение сидела на земле. Всего за пару минут она нашла и потеряла лучшую подругу. Это был тяжкий удар, и среди крутящихся клубов пыли Пайпер оплакивала вечеринки по поводу дней рождений, выпускные, свадьбы и торжественные объявления о рождении детей, которым не суждено свершиться. Затем пыль осела, и Пайпер, подняв голову, увидела, что Милли Мэй Миллер не сводит с неё глаз, причём губы её кривит ухмылка.

Пайпер ненавидела Милли Мэй за то, что та смеётся над ней, и за то, что рассказывает про неё небылицы. Как могут окружающие судить о ней, когда и не знают её вовсе? Присущее Пайпер чувство справедливости было оскорблено, и она тут же решила показать всем, насколько они не правы.

Поднявшись на ноги, Пайпер быстренько отряхнулась. Высоко вздёрнув голову и выставив вперёд подбородок, она прошествовала к группе ребят, играющих в мяч. Если все тут думают, что у неё плохо с головой, она им покажет, что это не так. Им просто нужен шанс узнать её получше. К концу пикника она заставит Милли Мэй Миллер взять свои подлые слова обратно. И если от их отвратительного привкуса у Милли Мэй заболит живот, Пайпер будет её ничуть не жаль.

Увы, хотя Пайпер прилагала просто геркулесовы усилия, вечер наступил, а Милли Мэй так и не взяла своих слов обратно, а сама Пайпер так ни с кем и не сдружилась. Бо Бо и Кэнди Сью – разукрашенные солнцем близняшки Хассиферов – поначалу прониклись к Пайпер: её занятные выдумки приятно разнообразили незатихающую трескотню девчонок о рослых парнях-фермерах, на которых они положили глаз, и их попытки кокетничать с ними. Но когда Пайпер заупрямилась и не пошла в ближайшие кусты секретничать о братьях Струбингах, о ней быстро забыли.

Если б только Пайпер могла закрыть глаза на то, что главная отрада Джесси Джен Дженкинс – отрывать крылья злосчастным мухам, а затем скармливать их своему пауку Вельзевулу, она бы, наверное, приняла её предложение уколоть пальцы и стать кровными сёстрами. К несчастью для Джесси Джен, Пайпер не смогла. А к тому же многие ребята узнавали Пайпер в лицо, ведь они видели её в церкви. И хотя никто с ней и словом прежде не перемолвился, репутация Пайпер – спасибо Милли Мэй Миллер! – опережала её, и ни одна божья душа не устояла против искушения слухами.

Вопреки собственному нежеланию признать поражение, Пайпер поняла, что всё идёт не так, как она задумывала, однако как раз в этот момент объявили о начале бейсбольного матча, дававшего Пайпер отличную возможность оправдаться перед всеми и показать себя с лучшей стороны. Стоя на открытом поле рядом с местом пикника среди прочих мальков Лоуленда, Пайпер заворожённо следила, как ребята, горланя, выпихивая и вытягивая один другого, хаотично организуют команды.

Джуни Джейн, крутая девчонка, готовая наподдать любому из ребят, кто назовёт её девчонкой, быстро провозгласила себя капитаном одной из команд, а другую возглавил Рори Рэй. И тотчас начался набор игроков.

– Билли Боб, – выкрикнул Рори Рэй. Билли Боб, дюжий парень, который мог бы послать мяч на луну, протопал из кучки ожидающих ребят и занял своё место за спиной Рори. Дети пихались, в надежде, что их заметят, в том числе и Пайпер.

– Пигги Пух, – крикнула Джуни Джейн.

– Лиззи Ли, – отпарировал Рори Рэй.

– Салли Сью, – ответила Джуни Джейн.

С камнем на сердце Пайпер смотрела, как один за другим все дети были разобраны по командам, и остались только она и Тимми Тодд, а тому едва стукнуло шесть лет, и вдобавок он был мал для своих лет. К тому же он был на дурном счету среди других ребят, так как вечно ковырял в носу и ел козявки, не говоря уж о том, что мылся от силы раз в неделю. Остаться стоять рядом с Тимми Тоддом было очень унизительно для Пайпер.

И, как будто этого мало, Рори Рэй замялся, выбирая между ними двумя.

– Ай, ладно уж, я беру Тимми Тодда! – Говоря это, Рори Рэй пнул грязь. Пайпер официально осталась последней, и унижение её было полным. Ну, или она так думала.

– Я не хочу её в своей команде. Она больная на голову, – начала препираться Джуни Джейн, и перед Пайпер разверзлись новые глубины позора.

– Если мне достался этот, – упёрся Рори Рэй, ткнув в Тимми Тодда, – то нечего тут, не увиливай. Так будет честно.

– А, проваль, – Джуни Джейн сплюнула, и Пайпер наконец была взята в команду.

Под клонящимся к вечеру солнцем вся община собралась на склоне холма, чтобы посмотреть на бейсбол и отдать должное усилиям детей. Бетти и Джо Макклауд глаз не сводили с Пайпер. Они видели, как она старается сдружиться с ребятами, и всякий раз, как её попытки отвергались, у них делалось немного тяжелее на сердце.

– Мяч в игру! – крикнула Джуни Джейн, и матч начался.

Билли Боб сильно ударил по мячу, целя в дальнюю часть поля… прямо в Пайпер. Высоко вздёрнув вверх руку в перчатке, Пайпер вытянулась в струнку на самых цыпочках. Она тянулась изо всех сил, старательно оставаясь на земле. Несмотря на всё её усердие, мяч просвистел у неё над головой и упал в траву в трёх метрах позади. Она бросилась к нему, но запуталась в собственных ногах и в следующее мгновение рухнула носом в землю.

– Н-да! – Джуни Джейн снова с отвращением плюнула.

Бетти и Джо вздохнули, а Милли Мэй Миллер кивнула парочке дам, словно оплошность Пайпер подтверждала её правоту.

Как ни плохи были дела Пайпер, с ходом игры они умудрялись становиться всё хуже. Выйдя против Рори Рэя, первоклассного питчера, известного своим скользким слюнявленным мячом, Пайпер высоко подняла биту, готовясь дать бой. Надежды на выигрыш во многом зависели от того, как Пайпер сможет отбить мяч. Рори Рэй закрутил и подал мяч, со всей силой замахнувшись; Пайпер выложилась на полную и…

– Ты в ауте! – злорадно объявил Рори Рэй.

Команда Пайпер дружно застонала.

В конце девятого иннинга при двух занятых базах и двух аутах Билли Боб коснулся базы и, ничего не опасаясь, приготовился к хоум-рану, который принесёт победу в игре.

Джуни Джейн, которая всегда боролось до конца, объявила тайм-аут и подозвала Пайпер и Джимми Джо.

– Билли Боб подаст сильно и далеко. Макклауд, ты на скамье. Джимми Джо, ты займёшь место Макклауд на поле. – Джуни Джейн знала, что Джимми Джо может голой рукой поймать муху в безлунную ночь. Пайпер же ничего не поймала и не отбила за всю игру.

Джимми Джо потянул за перчатку, зажатую в руке Пайпер, но та вцепилась в неё.

– Я поймаю мяч, Джуни Джейн, – пообещала она.

– Ты даже простуду не поймаешь, живи ты хоть в самой Антарктиде и без тёплой одежды.

– А вот и поймаю, – Пайпер пришлось умолять. – Дай мне шанс, Джуни Джейн, я тебя не подведу. Честное-пречестное слово! Без крестиков! – Пайпер, не выпуская из рук перчатки, попыталась показать ладони.

– Дай сюда, – Джимми Джо с силой дёрнул перчатку, но Пайпер держала мёртвой хваткой.

Джуни Джейн мягкотелой не была. Она не сюсюкала над щенками, на дух не переносила розовый цвет и, в отличие от всех остальных девчонок в школе, ни разу не мечтала о том, что Рори Рэй однажды её поцелует. Но она вдруг невольно посочувствовала Пайпер. Если б дела обстояли иначе и у Пайпер не было неладов с головой, Джуни Джейн, пожалуй, дала бы ей шанс. А так Джуни Джейн не собиралась рисковать проигрышем из-за девахи-недоумка.

– Отдай. – Джуни Джейн с такой силой рванула бейсбольную перчатку из рук Пайпер, что Пайпер упала на землю.

– Ты на скамье, Макклауд! – прокричала Джуни Джейн, отбегая обратно к питческой горке и не думая ни о чём, кроме игры.

Во второй раз за день Пайпер позорно лежала в пыли на глазах у всей общины округа Лоуленд. Милли Мэй Миллер торжествующе улыбалась, хоть и сделала сочувствующее лицо. (Да, изобразить такое сложносочинённое выражение было непросто.) Дети ухмылялись, посматривая в её сторону.

На склоне холма Пайпер увидела Бетти и Джо, и они выглядели так, будто каждый получил пулю в сердце. На их лице явственно читалась жалость, и Пайпер застыдилась самой себя. Почему она не сумела ни поймать, ни отбить мяч? До чего же ужасно, когда твои собственные мама и папа смотрят на тебя так, будто ты ничтожество. Пайпер и чувствовала себя ничтожеством.

Сгорая от стыда, Пайпер неловко поднялась с земли и пошла прочь с поля и ото всех, кто собрался на нём. Она не знала, куда идёт, и не собиралась никуда приходить.

На питческой горке Джуни Джейн плюнула на мяч, закрутила и послала его в сторону Билли Боба. Билли Боб подался к мячу, выставив вперёд свои массивные плечи. Взгляды всех жителей Лоуленда впились в него с ожиданием и ободрением. Никто не дышал, пока маленький белый мяч, вращаясь, летел по воздуху к крупному мальчишке со старой деревянной битой в руках. Билли Боб размахнулся как следует, и – ХРЯСЬ!

Бита раскололась надвое от силы замаха Билли Боба. Мяч ракетой взмыл в воздух. Но, к удивлению всех собравшихся и более всех Джуни Джейн, мяч полетел не в правый аутфилд, где Джимми Джо уже, как договаривались, подставил руки. Нет, Билли Боб проявил такое хитроумие, какого от него не ожидал никто, включая его собственную мать, и послал мяч в левый аутфилд, где Гомер Ган лениво выковыривал серу из своих несоразмерно больших ушей.

Папы, мамы, бабушки, дедушки, прабабки и прадеды и сам пастор – все вскочили на ноги и жадным взором провожали мяч, поднимавшийся всё выше, и выше, и выше.

Билли Боб дал тягу к первой базе, вызвав неудержимое ликование среди своей команды и панику среди противников.

– Лови мяч, Гомер Ган, – завопила Джуни Джейн.

– Беги, Билли Боб, – драла глотки другая команда. Гомер Ган встрепенулся, приходя в чувство, и неспешно придал своему долговязому телу позу, изображавшую условную готовность поймать мяч.

– Давай, Гомер, давай! – кричали члены его команды.

Несколько отцов тихонько присвистнули и удивлённо покачали головами, глядя, как мяч продолжает подниматься. Внизу Гомер Ган бестолково прыгал и размахивал руками, словно пытаясь сорвать яблоко с верхушки дикой яблони. Всё зазря. Мяч отрастил крылья и улетал в небесные выси. Руки Гомера Гана безвольно повисли, а он так и стоял, наблюдая, как мяч поднимается в царствие небесное.

– Пфуууу, – прошипела Джуни Джейн. – Проклятье! – Она бросила оземь перчатку (что довольно неспортивно), и будь рядом кто-нибудь из родителей, с неё бы шкуру спустили за то, что она бормотала себе под нос. Мяч улетал, и вся команда сдулась, ребята пинали землю, срывали бейсболки и громко вздыхали.

Команда же Рори Рэя распалялась восторгом, глядя, как Билли Боб, теперь уже самодовольно, словно на воскресной прогулке, обходит оставшиеся базы.

Среди этого волнения все, кроме Бетти и Джо, позабыли об уходящей Пайпер. Только Бетти и видела, как Пайпер замерла, увидев в небе летящий к ней мяч. И только Бетти заметила, с каким небывалым напряжением Пайпер глянула вверх, на мяч, и недоброе предчувствие тотчас подбросило её на ноги. С круглыми глазами и прижатой к сердцу рукой Бетти зашептала:

– О Господи, нет!

Дрожь щекотки охватила всё тело Пайпер, прежде чем она успела собраться с мыслями. Она непреложно знала, что сейчас сделает. Она поймает этот мяч и покажет им всем.

«Что ж, посмотрим, старая крыса, какой недоумок сможет это повторить», – мысленно позлорадствовала она над Милли Мэй Миллер. В следующий миг ноги Пайпер оторвались от земли и она взмыла в воздух.

– Мать честная! – Джимми Джо встал как вкопанный. – Смотрите! – Он первым, если не считать Бетти и Джо, увидел, что Пайпер взлетела. Побледнев, он стоял как истукан и не сводил с неё глаз. Видя его реакцию, несколько ребят тоже обернулись посмотреть, и поле мигом выкосила эпидемия изумлённого замешательства.

Словно стрела, выпущенная в небо, Пайпер неслась за мячом. Она старательно контролировала тело, держа руки и ноги неподвижно выпрямленными. Она ещё не тренировалась с предметами, а гнаться за мячом в воздухе сложнее, чем может показаться. Набрав нужную высоту, она прибавила скорость и понеслась вдогонку.

– Ты справишься, – подбадривала она саму себя, нагоняя мяч.

Кончики её пальцев дотронулись до кожи мяча. Потянувшись к мячу, она промахнулась и завихляла, теряя концентрацию. Однако она передвинула правую руку и, овладев собой, снова выпрямила ноги, а затем что было мочи ринулась за мячом. Последний рывок – и крутящийся мяч победоносно зажат в руке.

Пайпер тотчас остановилась в полёте и ошеломлённо посмотрела на мяч.

– Я это сделала! – прошептала она, и в душе её смешались радость, возбуждение и азарт.

И вдруг Пайпер так захватил триумф, что она взметнулась и сделала тройное сальто назад. А закончив его, она подняла зажатый в руке мяч высоко над головой, как это делают бейсболисты в Мировой серии, и завопила: «Йохо!»

В замершей тишине её возглас прозвенел оглушительно. Даже высоко в небе Пайпер вдруг почувствовала, что никто не ликует и не болеет за неё. Взглянув вниз, она увидела отвисшие в изумлении рты детей и фермеров.

Пайпер подождала, но ничего… Никто не закричал в восторге. Никто из ребят не попросил её вернуться в игру. Салли Сью не подбежала, чтобы извиниться и предложить свою дружбу. Напротив, обалделые взгляды родителей сделались тревожными, и вскоре все похватали своих отпрысков за руки и пошли – нет, бросились! – подальше от Пайпер. Можно было подумать, что она больна чем-то жутко заразным.

– Вот бесовщина, – мрачно говорила одна женщина соседке.

Какой-то фермер потряс головой:

– Она всей малышне дурной пример подаёт.

Едва ноги Пайпер коснулись земли, как Бетти и Джо без лишних слов потащили её прочь. За всю дорогу домой ни один из них не произнёс ни слова. Только когда Пайпер была усажена на стул на кухне, Бетти дала волю гневу.

– Что ты такое творишь, Пайпер Макклауд?!

– Но, мам, я поймала мяч, – Пайпер подняла его в доказательство своих слов. Пайпер иногда казалось, что мама с папой упускают всё самое главное. Как ни посмотри, это был непростой и очень обескураживающий день для Пайпер. Всё пошло вкривь и вкось, совсем не так, как она надеялась, и всё же, несмотря ни на что, она не сдалась и одержала пусть небольшую, но победу, поймав бейсбольный мяч. Ясно же, это должно ей зачесться.

– Разве не для этого играют и не за это болеют? И у меня всё получилось!

– Ты летала! Сколько раз я тебе говорила…

– Но, мам, ты говорила, что от полётов нет никакого толка, но он есть! Видишь? – Пайпер снова подняла руку с мячом, потому что вот он толк. – И я ещё много чего придумала. Например, можно починить крышу амбара или…

– Пайпер Макклауд!

– Но, мам, если ты только попробуешь, я уверена, тебе понравится летать. Я тебя научу. Это несложно, и я уже усвоила все сложные уроки, так что тебе не придётся набивать шишки, как мне, и…

– Здесь не будет больше никаких полётов. Я не желаю об этом больше толковать, и чтобы я больше не видела тебя в небе. На этот раз я серьёзно. – Бетти топнула ногой. – А теперь иди в свою комнату, Пайпер Макклауд!

4

Округ Лоуленд был охвачен эпидемией слухов, и, будучи официальной сплетницей городка, Милли Мэй в одночасье сделалась очень важной персоной. Люди, которые поворачивали в обратную сторону, едва заметив её, вдруг стали изобретать поводы, чтобы нанести ей визит. Годы самозабвенных тренировок прекрасно подготовили Милли Мэй к неожиданно возросшему спросу на её услуги, и она ринулась с места в карьер. К вечеру её изложение произошедшего во время бейсбольного матча превратилось из пятиминутного захлёбывающегося рассказа в продуманный диссертационный доклад продолжительностью в один час тридцать три минуты, включающий красочные описания, пошаговый отчёт и небольшую демонстрацию.

Новость распространялась, как пожар жарким и сухим летом, и, перескочив границу округа, вскоре достигла Нью-Йорка, Токио, Лондона и других городов, где каждый желал знать всё о девочке, которая умела летать. Милли Мэй работала сверхурочно и была рада удовлетворить всё увеличивающее число запросов, приходивших со всех концов земного шара. С десяти часов вечера в день пикника до шести утра следующего дня у Милли Мэй не было ни единого свободного окошечка и ни минутки продыха, но она наслаждалась каждым драгоценным мгновением. Она рассказала всё, что ей было известно, и немало помимо того.

Пока Макклауды спали, люди, с которыми они никогда в жизни не встречались, жившие в таких отдалённых уголках, о существовании которых они даже не догадывались, читали подробные отчёты о Пайпер и бейсбольном матче. Заголовки, ощерившись восклицательными знаками, кричали:

ЛЕТАЮЩАЯ ДЕВОЧКА ЛОВИТ ЛЕТЯЩИЙ МЯЧ!

ПЕРВЫЙ ЗАДОКУМЕНТИРОВАННЫЙ ПОЛЁТ ЧЕЛОВЕКА!

ТОЛПЫ СТЕКАЮТСЯ В ОКРУГ ЛОУЛЕНД, ЧТОБЫ ПОСМОТРЕТЬ НА ПЕРВУЮ В МИРЕ ДЕВОЧКУ-ЛЕТУНЬЮ!

Повсюду, от Москвы до Сайгона, от Сиднея до Афин и в любой иной точке земного шара за завтраком говорили об одном и том же – о девочке, которая умеет летать.

На рассвете следующего дня как по мановению волшебной палочки целый отряд репортёров нарисовался вместе с утренним солнцем и встал лагерем возле фермы Макклаудов. Телеоператоры, фургоны новостных программ, журналисты из газет и фоторепортёры молча навели свои объективы и взоры на фермерский дом, готовые выхватить и запечатлеть первое же появление Пайпер Макклауд.

Не догадываясь ни о том, что происходит в мире, ни о том, что развёртывается прямо у неё под окнами, Пайпер крепким сном спала под одеялом. Прошлым вечером она очень долго не могла уснуть, поскольку прекрасно понимала, что утром Бетти всыплет ей за непослушание. В замешательстве и изнеможении Пайпер отчего-то стало казаться, что если она не уснёт, то завтрашний день и не наступит вовсе, и наказания удастся избежать. Но после всего, что приключилось на пикнике и во время бейсбольного матча, Пайпер так измучилась и устала, что её неумолимо клонило в сон.

Но и лёжа в кровати, ей запросто удавалось гнать от себя сон, бесконечно перебирая тревожные мысли. «Вот уж вырыла я себе яму. Мама с папой теперь не отпустят меня с фермы. – Хотя какая теперь разница. – Никто из ребят не станет со мной дружить. Теперь уж точно. – И, без сомнения, мама и папа впредь глаз с неё не спустят. – Думаю, о том, чтобы выкроить время на полёты, придётся забыть и на завтра, и на послезавтра, и ещё на много-много раз «после»». – Пайпер вздохнула. Больше всего на свете она ненавидела транжирить чистое небо. Всё начинало представляться совершенно безнадёжным и бессмысленным, тем более что Пайпер знала, даже случись ей всё начать заново, она поступила бы точно так же. «Проваль, и что плохого в полётах? У кого-то всегда что-то получается лучше, чем у остальных!» – По мнению Пайпер, было просто нечестно, что все так ополчились на неё.

«Мне просто придётся их вразумить, вот и всё, – крепко-накрепко решила для себя Пайпер. – Они просто не понимают, но если я дам им хоть немного времени, они одумаются». Как только решение сложилось у Пайпер в голове, её сморило волшебство сновидений, и она всю ночь летала в небесах, усеянных пушистыми белыми облачками. Она проспала бы и всё утро, не будь у переполошённого мира своих планов на неё.

– Пайпер Макклауд? – раздался в её комнатушке чей-то голос, едва рассвело.

– Мммм… – Пайпер повернулась на другой бок, так полностью и не проснувшись.

– Пайпер, просыпайся!

Повиноваться Пайпер не собиралась, но тут одеяла с её кровати полетели на пол, и она разом проснулась. Подскочив в постели, она повертела головой, но комната была совершенно пуста. «Чудно, теперь мне ещё и мерещится всякое!» Можно подумать, ей без этого не было хлопот.

– Пайпер? – повторил голос.

На этот раз Пайпер поняла, что ничего ей не мерещится. Это был мужской голос, и он раздавался из угла возле двери. Кто же это? Или что? Она прищурилась и оглядела всё кругом, однако в комнате никого не было.

– Кто здесь?

– Не бойся.

Пайпер завизжала, выпрыгнула из кровати и попятилась подальше от того угла, из которого доносился голос.

– Я здесь, чтобы помочь тебе, – сообщил голос.

Допустим, это могло быть правдой, но Пайпер не хотела рисковать. Даже не обернувшись к голосу, она раздёрнула шторы, и в комнату пролился свет. Утреннее солнце осветило угол комнаты, так что, немного сощурившись, Пайпер определённо смогла разглядеть что-то возле двери, но вот что? Что-то напоминало то ли силуэт мужчины, то ли колебание воздуха. Но в то же время там действительно ничего не было.

– Смотрите, в окне! – донёсся возбуждённый возглас со двора фермы. – Это Пайпер Макклауд!

Во второй раз за это утро у Пайпер перевернулось сердце, она крутанулась на месте и охватила взглядом… нечто невероятное.

Широко распахнутые глаза Пайпер сделались совершенно круглыми, чтобы вместить тот факт, что каждый свободный уголок фермы был битком набит людьми. И не только людьми, но и фургонами, и оборудованием!

Мужчина, на шее которого висело несколько фотоаппаратов, взволнованно указывал на Пайпер пальцем.

– Это она! Это Пайпер Макклауд!

Люди с фотоаппаратами выпрыгивали из ниоткуда, дивизион высокомощных и высокотехнологичных фотоосветителей навёлся на цель, поймав в луче прожекторов фигуру девчушки, выглянувшей из окна. Огонь! Изумлённые глаза Пайпер не выдержали прямого попадания света, она отлетела назад, зажимая руками ослеплённые глаза.

– Ой-ой! – Пайпер невидяще запнулась и упала на пол.

– Пайпер? Это ты тарарам там подняла? – в следующее мгновение в комнату Пайпер вошла Бетти. Она почувствовала, как мимо неё скользнул странный порыв сквозняка. (Как оказалось, это было наименее странное происшествие за всё утро.) К её удивлению, Пайпер, свернувшись калачиком, лежала на полу рядом с кроватью, закрывая ладонями глаза. Яркий свет – Бетти и не думала, что свет может быть таким ярким, – неостановимым пульсирующим потоком лился из окна, а затем за ним взметнулось вверх какое-то напоминающее кран приспособление, на котором, затаившись за огромной камерой, сидел неизвестный мужчина.

– Батюшки-светы!

– Мам, у меня глаза горят.

Опомнившись, Бетти бросилась вперёд и подхватила Пайпер на руки.

– Мистер Макклауд, – заголосила она. – Мистер Макклауд, на нас напали!

Джо ринулся из кровати в бой. Он появился в коридоре, снаряжённый подштанниками и двенадцатым калибром.

– Они повсюду, – сказала Бетти, оттесняя Пайпер в угол коридора. – Взяли и ослепили нашу Пайпер какими-то жуткими огнями, а теперь пытаются завладеть фермой.

Джо вприпрыжку понёсся вниз по лестнице. Он бросился прямиком к дверям, запер их все, а затем для верности подпёр стульями.

К исходу утра осада продолжалась без малейших признаков смягчения. Были разбиты два окна, куры потеряли добрую половину перьев, а число репортёров росло лавинообразно. Бетти, Джо и Пайпер сидели, сжавшись, как загнанные зверьки, в коридоре второго этажа. По счастью, зрение Пайпер восстановилось почти полностью, но если она отводила глаза слишком далеко влево или вправо, они жутко болели. Снаружи шум нарастал. Всё больше фургонов. Всё больше людей. Всё больше выкриков.

– Миссис Макклауд! Как долго ваша дочь летает?

– Мистер Макклауд, это вы научили её летать?

– Когда Пайпер выйдет и полетает для нас?

Без умолку и без продыху они всё кричали, пока Пайпер не начало казаться, что она сходит с ума. В одночасье окружающий мир сделался откровенно пугающим, и, более того, он приводил в ужас маму и папу, и от этого Пайпер чувствовала себя просто ужасно. Она ломала голову, но не находила решения.

– Мам, может, мне потолковать с ними чуток, и тогда они оставят нас в покое?

– Даже не думай! – Бетти крепко вцепилась в Пайпер. – Это чужаки. Все до одного, и кто их разберёт, что у них на уме. Нет уж, голубушка, никуда ты не пойдёшь.

– Но, мама, а что, если они никогда не отстанут от нас? Что тогда?

– Господь не оставит нас своей защитой, детка. Вот что.

Как оказалось, Бетти была отчасти права. Кто-то действительно пришёл им на помощь, хотя приказ исходил не из столь высоких областей.

Подразделения Службы Сдерживания, Безопасности и Быстрого Реагирования подключились к работе ровно в 02:00. Десять часов спустя двадцать чёрных внедорожников без опознавательных знаков въехали на территорию округа Лоуленд. Они установили контроль над дорогами, оттесняя уступающий по размерам транспорт к обочине, и проследовали к месту назначения, не останавливаясь и не сбавляя скорость даже на перекрёстках.

Агент А. Агент (да, по странной иронии судьбы его фамилия действительно была Агент; нет, он не сделался агентом потому, что его фамилия и так была Агент) одобрял и неукоснительно контролировал все перемещения. Это был лишённый чувства юмора мужчина неопределённого возраста, который всегда сидел с безупречно прямой спиной и постоянно следил за тем, чтобы уровень телесного жира не превышал трёх процентов. Его люди шутили, что он больше робот, чем человек. Доведись агенту Агенту услышать эти пересуды, он счёл бы их комплиментом.

Когда Служба прибыла в эпицентр (более известный как ферма Макклаудов), ситуация была столь же плоха, как в иных задокументированных случаях. Массмедиа и сторонние наблюдатели стекались на место и в квалификации агента Агента представляли собой угрозу объекту (более известному как Пайпер Макклауд).

– Повысить уровень тревоги до красного, привести команду Альфа и команду Омега в немедленную боевую готовность.

Автоколонна, взревев, подкатила к дому и в рекордное время пятьдесят агентов, экипированных всеми мыслимыми спецтехнологиями, заняли заранее определённые позиции. Службы безопасности окружили журналистов и гражданских и препроводили их с территории, тогда как команды сдерживания конфисковали все записи, фотографии и улики.

– Зона четыре «B» под контролем.

– Зона семь «L» под контролем.

– Все протоколы сдерживания выполнены.

Обратный отсчёт был остановлен на пяти минутах, и агент Агент стоял в центре полностью зачищенной фермы, скрупулёзно отслеживая все передвижения своих людей. Будучи совершенным перфекционистом, он ничего не оставлял на волю случая и поэтому аккуратно проследил за исполнением всех протоколов по безопасности (он твёрдо был уверен, что невозможно переусердствовать при установлении первого контакта) и просчитал все возможные варианты развития событий (он в любой момент был готов ко всему), прежде чем отдать следующий приказ.

– Авиачасть, можете приземляться.

– Понял вас, командующий подразделением.

Зависший высоко над фермой массивный вертолёт опустился из облаков. Он был больше самых крупных военных вертолётов, и лопасти его вращались с разительной силой.

– Что это за звук? – прокричала Пайпер сквозь гул, заполнивший коридорчик, где они укрылись.

Бетти не ответила, поскольку вся ушла в молитву. Джо не ответил, потому что во рту у него совершенно пересохло. А затем, ужаснее любого шума и дрожи, настала зловещая тишина, когда могучая тварь уселась в пыли.

Во дворе фермы агент Агент ловко открыл дверь вертолёта, и изящная кожаная туфелька на тонком каблучке ступила на пыльные земли Макклаудов.

Они принадлежали доктору Летиции Хуллиган.

Тонкая, как тростинка, она обладала грацией прима-балерины и величием королевы фей. На ней был элегантно скроенный чёрный костюм, из-под которого выглядывала белоснежная накрахмаленная рубашка из материи непревзойдённого качества. Её волосы были скручены на затылке в привлекательный пучок, а их иссиня-чёрные переливы оттеняли тёмно-зелёные глаза и фарфоровую белизну кожи. Всякий, кому посчастливилось лицезреть доктора Летицию Хуллиган, мог бы поклясться, что женщины более изысканной красоты ему не доводилось видеть никогда.

Она прошла к дому походкой настолько лёгкой, что можно было подумать, её ноги и вовсе не касаются земли. Агент Агент и ещё два агента, проследовавшие вслед за ней, по сравнению с тонкой фигуркой казались просто неандертальцами.

Тук! Тук! Тук!

Доктор Хуллиган, агент Агент и более пятидесяти агентов безопасности, агентов сдерживания и научных сотрудников терпеливо ожидали, пока кто-нибудь ответит на их стук в дверь Макклаудов. На втором этаже в коридоре ни Джо, ни Бетти, ни Пайпер не шелохнулись.

– Мистер и миссис Макклауд? – позвала доктор Хуллиган своим чистым и будто рафинированным голосом. – Моё имя – доктор Летиция Хуллиган, и я – представитель правительства Соединённых Штатов Америки. Пожалуйста, откройте дверь.

Сомнения, овладевавшие умами Бетти и Джо, немедленно рассеялись. Макклауды были людьми законопослушными, и если правительство Соединённых Штатов сочло нужным нанести им визит, не им идти против воли отечества. Не успела Пайпер опомниться, как она уже стояла между своими мамой и папой во дворе перед доктором Хуллиган, которая тотчас извлекла официального вида удостоверение и представилась.

Смущённо разглядывая красивую незнакомку из-за спины матери, Пайпер вдруг почувствовала себя небольшой планетой, притянутой в стабильное и мощное гравитационное поле Летиции Хуллиган. Её белая кожа, тёмные волосы и горящие глаза излучали уверенность в себе, столь же притягательную, сколь и неотвратимую.

– Мои люди очистили территорию и установили строжайшее наблюдение, с тем чтобы обеспечить вам безопасность и защиту, – сказала доктор Хуллиган, указав на агентов, занявших посты на всех ключевых позициях на ферме. – Я – директор университета, который специализируется на предоставлении помощи людям, которые, подобно вам, оказались… ну, скажем так, в сложной ситуации. – Доктор Хуллиган окинула Пайпер пронзительным взглядом зелёных глаз. – Как я понимаю, ваш ребёнок любит летать.

Бетти инстинктивно положила руку на плечо Пайпер.

– Наша Пайпер – хорошая девочка. Не скажу, что нам с ней не достаётся хлопот, но она никогда и никому ничего не сделала.

– Нет, конечно же, нет. Я понимаю. Мы встречали множество людей, у которых, как и у вас, сложились уникальные обстоятельства… У вас нет повода для беспокойства. Мы точно знаем, что нужно делать. – Манера у доктора Хуллиган была тёплой и успокоительной, и плотно сжатый рот Бетти смягчился. – А теперь, у агента Агента есть несколько вопросов, которые он хотел бы вам задать. Если вы не возражаете, он поговорит с вами с глазу на глаз.

Агент Агент шагнул вперёд и повёл Бетти и Джо на веранду, оставив Пайпер наедине с доктором Хуллиган. Пайпер почувствовала, что не может вымолвить и слова, до мозга костей заворожённая вниманием Летиции Хуллиган, направленным на неё одну без исключения.

– Похоже, непростое у тебя выдалось утро, – улыбнулась доктор Хуллиган. – Вряд ли ты привыкла встречать столько незваных гостей сразу.

– Вот уж точно, – согласилась Пайпер.

– Возможно, с тобой этим утром приключилось и ещё кое-что странное и неожиданное? Например, ты слышала голос, никого не видя перед собой?

Пайпер только рот раскрыла от удивления: «Как она узнала?»

Выражение лица Пайпер подтвердило подозрения доктора Хуллиган.

– Пожалуй, об этом мы поговорим с тобой позднее. А теперь, Пайпер, не расскажешь ли ты мне о своих полётах? – Доктор Хуллиган говорила о полётах столь непринуждённо, словно обсуждала погоду.

– Ну… – После всех неприятностей Пайпер не знала, как ей следует отвечать. Летиция Хуллиган тотчас увидела растерянность Пайпер и нагнулась, чтобы заглянуть девочке прямо в глаза. Она положила руку на хрупкое плечико Пайпер и поймала её неуверенный взгляд твёрдым взглядом своих зелёных глаз.

– Я понимаю, что ты меня пока плохо знаешь, Пайпер, но я надеюсь, что однажды ты станешь считать меня своим другом. Если ты позволишь, я могу стать тем, кто по-настоящему поможет тебе.

Доктор Хуллиган помолчала, видя, как озадаченно и нерешительно нахмурилась Пайпер.

– Может быть, ты сейчас думаешь: «Она не понимает. Никто не понимает, каково это – быть настолько непохожим на остальных. Постоянно прятаться и врать вдобавок». И я также знаю, что ты не любишь врать. Ты при этом отвратительно себя чувствуешь.

Пайпер была ошарашена. Именно это она и чувствовала! Как доктор Хуллиган узнала?

– И ты недоумеваешь, как только я могу об этом знать. Но правда в том, что ты совсем не знаешь, что делать и к кому обратиться, и иногда тебе начинает казаться, что всё совершенно безнадёжно.

Пайпер сообразила, что у неё дрожат коленки.

– Ч-что же мне делать?

– Это очень хороший вопрос, Пайпер. И я могу помочь тебе с ответом. Но прежде мне необходимо увидеть, насколько далеко ты продвинулась в полётах: освоила ли ты петлю из перевёрнутого положения или, может, даже реверсивное движение?

– То бишь полёт назад? – Пайпер не додумалась даже попробовать подобное.

– Это очень сложный элемент, и я думаю, что ты ещё не достигла этого уровня мастерства.

– Я парила с самого рождения, но летать начала только недавно. Я буду рада урокам. Только… кое-кому из наших всё это не особо по вкусу. – Пайпер обернулась на маму и папой, беседовавших с агентом Агентом.

– Я понимаю. Заниматься тем, чем ты занимаешься, непросто. Есть определённые последствия. – Доктор Хуллиган значительно кивнула, и девочка почувствовала, что она действительно понимает это и, что самое главное, понимает её, Пайпер.

– Я встречала многих подобных тебе. После того как я пойму уровень твоего лётного мастерства, мы сможем сесть и решить, что ты хочешь с этим делать.

– То бишь вы хотите, чтобы я взлетела? Здесь? Сейчас?

– Да. Ты можешь сделать это для меня?

Пайпер поглядела по сторонам, будто ожидала нагоняя за одну только мысль о полёте.

– А вы уверены, что это не приведёт к неприятностям?

– Даю тебе моё слово, – уверенно пообещала доктор Хуллиган. Поднявшись на ноги, она немного отошла, чтобы дать Пайпер место для манёвра. – Пожалуйста, не торопись. Дай себе время приготовиться. Если хочешь, можешь говорить со мной о том, что ты делаешь.

Пайпер не могла не чувствовать, что на неё обращено множество взглядов, не говоря уж о пристальном внимании стоявшей на крыльце Бетти.

– Ну, если вы уверены… – Пайпер глубоко вздохнула и повернулась так, чтобы не видеть лиц родителей. Что ни говори, здорово было, что кто-то заинтересовался её полётами, и она вдруг почувствовала, как её захлёстывает волна радостного возбуждения.

– Понимаете, – пояснила она доктору Хуллиган и стоявшим поблизости мужчинам, – любой может взлететь, нужно только постараться. Всё, что нужно, – это встать тихонько и думать о небе. – Пайпер повторила про себя свои особые слова, и по её телу волной пробежали мурашки. В следующее мгновение её ноги оторвались от земли. – Раз – и вы уже в воздухе. Всё просто.

Пайпер взлетела.

Все запрокинули головы.

Все присутствовавшие при этом мужчины повидали немало необъяснимых и засекреченных явлений. Сверхъестественное сделалось для них рутиной. Именно ради этого они проходили жесточайший отбор, изматывающие тренировки и постоянные аттестации. И всё же, увидев, как Пайпер летит, эти самые мужчины вопреки самим себе позволили своим суровым лицам выразить изумление и даже замешательство, а циничным губам – исторгнуть вздох.

Без сомнения, Пайпер была особым случаем даже среди особых случаев.

Поднявшись в воздух, Пайпер решила не усложнять. Сделав пару вращений, она добавила стремительную мёртвую петлю и завершила всё пируэтом.

Доктор Хуллиган затаила дыхание.

– Бог мой, она и в самом деле умеет летать!

5

– Пайпер, есть другие ребята… такие, как ты. И место как раз для тебя. – Доктор Хуллиган говорила вполголоса, и Пайпер, наклонившись к ней, впитывала каждое слово.

– Без дураков?

Доктор Хуллиган сдержала своё слово и проследила, чтобы Пайпер, когда она приземлилась, никто не ругал. Затем доктор Хуллиган зашла в дом вместе с Бетти и Джо и, проведя с ними довольно много времени, позвала Пайпер внутрь, чтобы поговорить с ней наедине. Пайпер вмиг стало казаться, что доктор Хуллиган – её старый и верный друг.

– Одна беда с полётами – пока ты одна такая, даже в небе бывает одиноко, – доверительно сказала она доктору Хуллиган. – Я думала, что небось смогу научить остальных, и тогда все будут уметь летать. Нет, ну правда, это не сложно, когда набьёшь руку. – Начав рассказывать о полётах, Пайпер не могла остановиться.

Доктор Хуллиган внимала каждому её слову.

– Значит, тебе этого хотелось бы?

– Больше всего на свете! А ещё получше научиться летать, потому что я хочу взять и облететь вокруг всей земли, – при этой мысли лицо Пайпер просветлело. – Тогда я смогу увидеть всё-всё-всё, и может, найдутся другие летуны, о которых никто ничего не знает. Может, я отыщу их. Ну, или уж точно повидаю кучу интересного народа в далёких уголках.

– Похоже, ты уже определилась с планами.

Пайпер пожала плечами.

– Думаю, что завсегда нелишне иметь мечту и план. Ведь коли их нет, ты никуда и не сдвинешься.

– Полностью с тобой согласна. Знаешь, Пайпер, очень хорошо, что ты мне обо всём этом рассказала, потому что мы с твоими отцом и матерью сидели здесь и обсуждали твоё будущее, и я посоветовала им, что в твоих интересах на время поехать со мной.

– С вами? Куда?

– В мой университет. Он призван удовлетворять особые потребности таких ребят, как ты, в приобретении тех навыков, которые помогут им воплотить свои мечты.

– То есть мне можно будет ходить в школу?

– Как я уже говорила твоим родителям, мы научим тебя всему, что тебе необходимо знать.

– Ясное дело, мне хочется летать получше. – Пайпер предвкушала по-настоящему дельные уроки полётов.

– Но есть одна вещь, которую тебе необходимо знать, Пайпер. То, что случилось сегодня утром в твоей комнате… тот голос, который ты слышала… Мне не хотелось бы углубляться в ненужные подробности, ведь я совершенно не хочу тебя напугать, но тебя нельзя оставить без защиты, ведь есть в мире люди, которые из своего интереса приберут тебя к рукам. К сожалению, в их распоряжении немалые возможности. В университете мы способны обеспечить твою безопасность.

Холодок пробежал по спине Пайпер.

– Какой у них ко мне интерес?

– Это всё чрезвычайно сложно, и, честно говоря, мне не хочется, чтобы ты об этом тревожилась. Когда я беседовала с твоими родителями, они мне сказали, что окончательное решение, поехать в университет или остаться, за тобой. Учитывая все обстоятельства, я думаю, это было бы разумное решение с твоей стороны.

Нисколько не сомневаясь и даже особо не задумываясь, Пайпер от души согласилась с доктором Хуллиган, и та удовлетворённо поднялась со стула.

– Значит, решено.

Пайпер вихрем взлетела по лестнице к себе, чтобы рассказать обо всём Бетти; та тем временем вынимала вещи Пайпер из комода.

– Мам, доктор Хуллиган говорит, что научит меня всему, что мне только нужно знать! Правда, здорово? – выпалила Пайпер. – И я пойду в её университет.

– Я так и думала, – кивнула Бетти, и Пайпер вдруг заметила, что на измождённом лице матери явственно читаются тревога и волнение.

Бетти и Джо были простыми фермерами, и у них заходил ум за разум. Они любили дочь всем сердцем и не хотели отпускать её от себя ни на мгновение. Но и защитить Пайпер от того, что произошло сегодня утром, было делом огромной важности. Доктор Хуллиган пообещала, что убережёт их Пайпер от опасности. Она также терпеливо убеждала, что особые потребности Пайпер диктуют необходимость индивидуально разработанной образовательной программы, подстроенной именно под её возможности. Какие шаги Макклауды думают предпринять, чтобы обеспечить ей это? Никаких? Что ж, доктор Хуллиган – специалист в области работы с необыкновенными детьми. Её учреждение создано именно для таких случаев и способно собрать ресурсы для удовлетворения всех нужд Пайпер. Она пойдёт на любые расходы.

Что и говорить, Макклауды были сторонниками раз и навсегда заведённого порядка, но бесчувственными они не были. Да они бы скорее отдали руку на отсечение, чем допустили, чтобы Пайпер попала в беду. Вот так, с крайней неохотой и с тяжёлым сердцем, они решили отпустить свою кровиночку.

Бетти уже уложила самый тёплый из свитеров Пайпер, её шерстяные перчатки и носки. Все вещи девочки были аккуратно сложены в старый саквояж, такой лёгкий, что она сама сможет без труда поднять его. При виде всех этих собранных вещей Пайпер будто ледяной водой окатило, и она встала как вкопанная.

– Мам, что это ты делаешь с моей одеждой?

– Хитромудрый университет там или нет, но, думаю, тебе гоже тело-то прикрыть, – Бетти запихнула в сумку её кальсоны.

– Но… – не могла понять Пайпер, – зачем ты всё это укладываешь?

– Тебе придётся уехать с доктором Хуллиган, и с нами ты больше жить не сможешь.

– Что? – Недоумение Пайпер росло. – Но это неправильно! Почему я не могу ходить в этот университет? Я же видела, Миллеры же просто ходят в школу каждый день! – Пайпер и в голову не приходило, что может быть иначе.

– Университет доктора Хуллиган Бог знает как далеко, Пайпер. Чересчур далеко, чтобы ходить туда пешком, и даже слишком далеко, чтобы приезжать на каникулы.

И тогда Пайпер разом поняла, что у такого вроде здравого решения будут большие последствия. Она опустилась на кровать.

– Нет!

– Ну-ну, детка. Не горячись. Вот и доктор Хуллиган говорит, всё образуется.

Пайпер заметила, как дрожат руки матери, складывающие единственный носовой платок, который и был-то у Макклаудов. Этот платочек из тонкого льна, вышитый крошечными синими птичками, передавался из поколения в поколение. Бетти пользовалась им лишь однажды – в день собственной свадьбы. Аккуратно сложив платочек и положив его в старый саквояж, Бетти передавала его Пайпер. Этот простой жест показал Пайпер всю бесповоротность расставания с родителями и фермой.

– Но я не знала, – Пайпер заломила руки. Что же ей теперь делать? Она хотела пойти в университет доктора Хуллиган, но только не ценой того, чтобы уехать из дома от мамы и папы. Простое решение неожиданно сделалось ужасно сложным, и Пайпер не знала, как отыскать такое решение, которое не повлечёт разочарования и сожалений. И как она умудрилась попасть в такой переплёт?

– Ты будешь в безопасности, и тебя научат чему следует. – Бетти видела, как растревожилась Пайпер, и попыталась её успокоить. – И ты встретишься с другими ребятами и, наверное, подружишься с кем-нибудь.

Пайпер покачала головой.

– Наверное, я всё же не поеду.

Бетти шмыгнула носом и, быстро отвернувшись, взяла расчёску.

– Ничто в этой жизни не достаётся нам даром, детка. Всякая дорога, по которой ты пойдёшь, взимает свою плату. Чем раньше ты это поймёшь, тем лучше. Не важно, какое направление ты изберёшь, к хорошему всегда подмешано дурное, и нужно научиться принимать их вместе. – Намотав воскресную ленту Пайпер на ручку расчёски, Бетти убрала её в сумку и решительно закрыла замок. – Ты взяла и сама выбрала свой путь, и теперь ни папа, ни я ничего с этим не можем поделать.

Поначалу Пайпер не понимала, куда клонит мама, но затем всё сложилось и разом прояснилось. Бетти раз за разом говорила ей не летать. Она предостерегала, что нечего витать в облаках, но Пайпер её не слушала. Ясное дело, она сама взяла да и поймала тот бейсбольный мяч, и все это видели. Так ситуация ускользнула из рук папы с мамой. Как детектив, расследующий преступление, Пайпер проследила шаг за шагом поступки, которые привели её к этой минуте. Отъезд с доктором Хуллиган был очередным последствием того выбора, который она сделала, спрыгнув с крыши наутро после того дня, проведённого в ветвях дерева. И ни она, ни её папа с мамой ничего не могли теперь поделать. Пайпер, одна только Пайпер накликала эту беду.

– Я же и не думала, что такое случится, – тихо вздохнула Пайпер, удивлённо качая головой.

Бетти протянула Пайпер саквояж.

– Веди себя как следует.

– Конечно, мама.

– И смотри, чтоб на тарелке ничего не оставалось! – Бетти всхлипнула и, быстро отвернувшись, провела по щеке тыльной стороной ладони. – Пора пошевеливаться. Негоже заставлять всех этих господ себя ждать. – Она быстро вышла из комнаты Пайпер и заспешила вниз по лестнице.

Пайпер в последний раз окинула взглядом единственную знакомую ей комнату, а затем подхватила старую сумку и неохотно вышла. Открыв дверь на веранду, она увидела, что все машины уже заведены, а мужчины в чёрных костюмах стоят возле них, готовые к отъезду. Доктор Хуллиган улыбнулась, когда увидела девочку.

– Готова?

Пайпер печально кивнула. В стороне сиротливо стоял и ждал Джо.

– Ну всё, я уезжаю, папа.

Джо вздохнул, сунул руку в карман комбинезона и вынул изящно выточенную деревянную птичку. Он протянул её Пайпер, и девочка осторожно взяла её и благоговейно повернула в ладони.

– Это было тебе на день рождения, – медленно проговорил Джо, – но что теперь тянуть. Сам сделал.

У Пайпер слёзы навернулись на глаза.

– Она такая красивая, пап. Я красивее и не видела ничего. – Пальцы Пайпер скользнули по тончайшим линиям, создававшим оперение птички, над которым Джо корпел долгими часами. Он прямо-таки душу вложил в эту работу.

– Мы будем ждать тебя здесь, пока ты не будешь готова к нам вернуться, – Джо неловко потрепал Пайпер за плечо. Не привык он к подобным разговорам.

Пайпер согласно закивала сквозь слёзы. Она почувствовала мягкое прикосновение доктора Хуллиган на своём плече и позволила ей увести себя прочь. Агент Агент поднял девочку в кабину вертолёта и умело застегнул у неё на груди ремни безопасности, которые плотно притиснули её к мягкому кожаному сиденью. Не успела она опомниться, как дверь закрылась и взвыл мотор. Всё происходило слишком быстро.

Вертолёт оторвался от земли, и Пайпер увидела, как ветер, поднятый его лопастями, хлестнул по папе с мамой. Но они неколебимо стояли и махали вслед поднимающемуся в небо вертолёту.

Пайпер смотрела во все глаза, но не в небо, а на поднятые в прощальном жесте руки родителей. Хотя она знала, что они этого не увидят, она тоже помахала им.

Шикарные машины уехали на полной скорости прочь, и пыль давно осела, а Бетти и Джо Макклауд не сводили глаз с той точки на горизонте, где исчез вертолёт. Ни одна, ни другой ещё долго не могли сдвинуться с места.

6

Вертолёт держал курс строго на север и летел так быстро, что зелёные леса скоро забелели под снегом. А затем деревья и вовсе исчезли, и во все стороны, насколько хватало глаз, протянулась бесконечная зимняя тундра. Впрочем, Пайпер ничего этого не замечала. Провалившись в роскошное кожаное сиденье, Пайпер оставалась мыслями на ферме с родителями и думала о том, что уже скучает по ним. Доктор Хуллиган, сидевшая рядом с Пайпер, протянула руку и ободряюще сжала ладошку Пайпер.

– Я никогда не разлучалась с мамой и папой. Мама говорит, что ума не приложит, откуда я такая взялась. Она говорит, не было среди Макклаудов такой, как я. Иногда я думала, что это хорошо, ну я ж не хотела быть, как все. А затем я поразмыслила и заволновалась. Ведь я ж Макклауд, и коли я не Макклауд, так кто же я? Нужно же человеку где-то быть своим.

– Есть люди, которым сделаться своими намного сложнее, чем остальным. – В словах доктора Хуллиган слышалось глубокое сопереживание. – Однако я обещаю, что помогу тебе найти своё место.

– Правда?

Доктор Хуллиган улыбнулась и кивнула. Успокоенная, Пайпер тоже заулыбалась. Было в докторе Хуллиган что-то спокойное и надёжное. Всё у неё выходило совершенно логично, у Пайпер же так никогда не получалось, и она жаждала овладеть подобным умением. Может, и этому её научат в школе.

– Вас понял. Расчётное время 10:00. – Услышав слова пилота, Пайпер выглянула из окна, чтобы поскорее бросить первый взгляд на свой новый дом. Прижавшись лицом к стеклу, она вглядывалась в белый горизонт. Ледяной равнине не было ни конца ни края, хотя они уже довольно долго летели над ней. Пролетев ещё немалое расстояние, вертолёт наконец сбросил скорость, а затем начал снижаться над одинокой хибарой, не больше сарая, сиротливо стоящей среди обледенелого запустения.

– Это он? – Пайпер была разочарована и обескуражена видом развалюхи.

– Да, мы на месте.

Пайпер огорчённо смотрела на не оправдавшую её ожиданий шаткую халупу, которую, казалось, в любой момент может оторвать от земной юдоли ненасытный ветер. Старая проржавевшая вывеска на строении гласила: ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ОБЪЕКТ. СТОЙ, СТРЕЛЯЮТ.

Как только вертолёт приземлился, несколько мужчин в полярной экипировке выскочили из хибары и быстро открыли перед Пайпер дверцу вертолёта.

– Пайпер Макклауд? – проорал дежурный, чтобы перекричать шум мотора. Пайпер кивнула и невольно застучала зубами, разом задубев на морозе.

– Я здесь, чтобы препроводить вас на объект. – Дежурный расстегнул многочисленные ремни безопасности и поднял Пайпер с её кресла.

Когда ноги девочки на полметра погрузились в снег, она невольно поёжилась.

– Проваль!

Температура опустилась настолько ниже нуля, что столбик термометра уже три месяца не показывался из-за самой последней отметки. При вдохе у Пайпер кололо лёгкие, а нос моментально заледенел. И у них случались холодные зимы, но подобного мороза она никогда не испытывала. На таком холоде невозможно было даже думать.

– Вот сюда, – дежурный подтолкнул Пайпер к хижине. В эту минуту любое место, где можно было укрыться от холода, казалось сказочно прекрасным. Пайпер бросилась вперёд и была ужасно рада, когда другой мужчина открыл перед ней дверь для экономии времени.

Без оглядки нырнув внутрь, Пайпер оказалась в новом и неожиданном мире. За шаткой наружностью халупы был роскошно отделанный вестибюль с полом, выложенным толстыми плитами белого мрамора, и чистыми стальными стенами. С потолка свисала люстра из стекла и металла, а всю дальнюю стену занимал лифт.

Контраст между ожиданиями и реальностью буквально пригвоздил Пайпер к месту.

– Да назови меня груздем и положи в кузов!

В следующее мгновение внутрь прошествовала доктор Хуллиган и направилась к расположенной возле лифта панели. Она особым касанием дотронулась до панели, и та со щелчком раскрылась, явив весьма сложный компьютер. Там было столько мигающих лампочек и кнопок и всего прочего, что Пайпер даже гадать не стала, чему они служат. Конечно же, доктору Хуллиган было отлично известно, что с ними делать, и она с лёгкостью лавировала среди бесчисленных протоколов безопасности, в числе которых было и распознавание голоса, и сверка отпечатков пальцев, и сканирование радужной оболочки глаза.

– Твоя безопасность и благополучие, Пайпер, – наша первейшая забота, – пояснила доктор Хуллиган, заметив ошарашенное выражение на лице девочки. – Мы предпочитаем перестраховаться, и поэтому создали систему безопасности, которая позаботится о том, что ты будешь в полной безопасности, находясь под нашей опекой. – В следующее мгновение компьютер громко запищал, и двери лифта беззвучно открылись.

Доктор Хуллиган любезно отступила, позволяя Пайпер войти первой. Пайпер никогда прежде не пользовалась лифтом, а уж тем более таким шикарным. Осторожно шагнув внутрь, она увидела, что вся задняя стена была сделана из толстого стекла, а потолок светился.

– Готова?

Пайпер кивнула, одновременно испуганная и взволнованная. Вот так приключение!

– Лифт, поехали. – Лифт мгновенно среагировал на команду доктора Хуллиган. Двери плавно закрылись, и они разом ухнули вниз – так пугающе быстро лифт начал спускаться.

Неожиданно в лифте раздался голос:

– Мы приближаемся к первому уровню. Одноклеточные организмы. Минимальные требования к секретности. – Голос был женский и совершенно невыразительный. Пайпер огляделась.

– Это голос компьютера, – пояснила доктор Хуллиган. – Ты можешь обращаться к ней почти как к обычному человеку, и она ответит.

– Ух ты! – Пайпер запрокинула голову, словно ожидая увидеть над собой компьютер.

– Давай, попробуй.

– Э… компьютер, а у коров есть чувства?

Компьютер не ответил. Из расположенных наверху динамиков раздались странные присвисты.

– Это замечательный вопрос, Пайпер, однако компьютер сможет помочь тебе только с более конкретными запросами, – мягко поправила её доктор Хуллиган.

Пайпер немного подумала, а затем попробовала ещё раз:

– Компьютер, у моей пятнистой коровы есть чувства? – Пайпер снова поставила компьютер в тупик, и присвисты зачастили.

Доктор Хуллиган вежливо покашляла.

– Попробуй спросить о нашем текущем местонахождении, Пайпер.

– Где я сейчас?

– Этот лифт достигнет первого уровня через… Три. Две. Одну секунду. – И действительно лифт вынырнул из темноты и опустился в невероятный подземный мир. Развернувшись лицом к стеклянной стене, Пайпер вытаращила глаза, а затем выпучила их ещё сильнее, но всё равно не могла охватить взглядом умопомрачительное зрелище, развернувшееся перед ней.

– Лифт, приостановись, – приказала доктор Хуллиган, и они тотчас замерли.

Лифт висел в центре обширного рукотворного колодца. Постройка по размеру могла сравниться с Гранд-Каньоном в миниатюре, только вместо камня была сталь и стекло выписывало вокруг лифта, подвешенного в самой середине, широкую окружность. Мосты – беспримерное достижение конструкторской мысли! – протянулись от скруглённых стен к лифту, и, хотя не было видно ни единой опоры, они выглядели абсолютно устойчивыми.

Всё было полированным, белоснежным, освещённым голубым свечением. Массивные стеклянные стены позволяли видеть из лифта, что происходит внутри каждого уровня, а люди на каждом этаже, в свою очередь, могли смотреть сверху вниз на центральный атриум, расположенный на дне колодца.

– Батюшки-светы, – пискнула Пайпер и поискала, на что опереться. – Чтоб мне пусто было, вот клянусь, я бы такого места не выдумала, даже если б день и ночь голову ломала. Гляньте, как изогнуты все стены! Мы словно в центре стеклянного круга. Они так блестят, что у меня едва глаза не болят на них смотреть!

Огни, отражаясь от стеклянных стен лифта, освещали лицо доктора Хуллиган, и её восторженная любовь к этому месту делалась почти осязаемой. Ей-ей, доктор Хуллиган враз сама словно сделалась девчонкой и смотрела на университет так, будто тоже видела его в первый раз.

– Я помню, как в первый раз спустилась сюда и сразу почувствовала, что нашла даже не просто дом, а целый особенный мир. Здесь всё так чисто, светло и логично. – Доктор Хуллиган наконец оторвала глаза от стекла и улыбнулась Пайпер. – Всякий раз, как я отсюда уезжаю, я с нетерпением жду возвращения. Просто дух захватывает, верно?

– Да уж, – согласилась Пайпер.

– Здесь собрано множество невероятных вещей, Пайпер. – Доктор Хуллиган улыбнулась. – Вот поэтому ты будешь здесь как дома. Начиная с первого уровня, где у нас одноклеточные организмы, ты будешь спускаться вниз и заметишь, что на каждом уровне размещены всё более и более сложные формы жизни. На втором уровне у нас образцы сельскохозяйственных культур и растения. На третьем уровне – насекомые. На пятом – морская жизнь. На седьмом – летающие твари и так далее и тому подобное. Всё, что ты только можешь себе вообразить, здесь есть. Не знающее аналогов оборудование, ультрасовременные технологии, лучшие умы планеты – всё под одной крышей.

Доктор Хуллиган положила руку Пайпер на плечо.

– Я надеюсь, Пайпер, что ты будешь так же счастлива тут, как и я. – Вздохнув, словно сожалея, что нельзя бесконечно смотреть на университет, доктор Хуллиган наконец оторвала взгляд от стекла. – Смотри внимательно. Здесь есть на что посмотреть. Лифт, поехали.

– Первый уровень, – сообщил лифт в следующее мгновение, спустившись вниз. Пайпер зорко всматривалась в стеклянную панель лифта, и свозь массивные стеклянные стены первого уровня увидела учёных, сгорбившихся над микроскопами и другими аппаратами. Пайпер даже предположить не могла, для чего они используются, и уж тем более не знала, как они называются.

– Второй уровень, доступ разрешён. Образцы сельскохозяйственных культур. Минимальные требования к секретности, – доложил лифт.

Через мгновение Пайпер мельком увидела лаборатории, полные экзотических растений, дендрарии, где широкими рядами росли деревья и кустарники, и работников университета, ухаживающих за растениями и следящих за порядком. Взгляд Пайпер выхватил одного учёного, который как раз нагнулся, чтобы понюхать розу редкостной красоты. Вдруг лепестки розы раздвинулись, обнажив пасть с острыми зубами, похожими на шипы. Роза дёрнулась вперёд и укусила учёного за нос. Даже не слыша, Пайпер прекрасно видела, что учёный взвыл от боли.

– Смотрите! – Она ткнула пальцем, показывая доктору Хуллиган, но лифт уже опустился до следующего этажа.

– Наши силы специального назначения тщательно следят за всеми регионами земного шара, чтобы распознать и разыскать те виды, которым необходима наша поддержка и защита. Таким образом мы обеспечиваем безопасность им, а в некоторых случаях и всему остальному миру, – продолжала доктор Хуллиган.

Пайпер наблюдала за учёными, сгрудившимися вокруг гигантского насекомого. По туловищу насекомого вдруг пошла крупная дрожь, и из-под его бесчисленных ног выпростались широкие крылья. Размах их был невероятным, пожалуй, около полутора метров. Крылья были испещрены затейливым узором, который вдруг задвигался, гипнотически меняясь, и учёные начали засыпать на ногах. Даже Пайпер покачнулась.

– Потрясающе! – стряхивая с себя дремоту, воскликнула Пайпер.

– Весь университет разработан как «умный дом»; это значит, что он снабжён сенсорами, которые определяют и удовлетворяют твои запросы. Голос компьютера может помочь тебе в массе вещей, в частности предоставить доступ к самой разнообразной информации.

Неожиданно лифт остановился, и вошёл лаборант со стеклянной колбой, в которой сидел махонький чёрный сверчок. Пайпер подошла поближе, и сверчок поднялся на задник ноги и стал смотреть на неё. Заинтригованная, Пайпер склонилась над сосудом.

Это был самый симпатичный сверчок из всех, что ей доводилось видеть, и он заинтересовался Пайпер ничуть не меньше, чем она им. Он перешёл в ближний к девочке конец банки и даже поднял одну крохотную лапку и положил её на стеклянную стенку. Пайпер была очарована. Другого такого сверчка она прежде не видела и готова была поклясться, что и он смотрит на неё оценивающе. Чары рассеялись, когда лифт остановился и сверчок с сопровождающим вышли. В отличие от других ярусов, на четвёртом окна были покрыты морозными узорами, не позволявшими ничего увидеть.

– А мне можно будет познакомиться со всем, что я вижу? – Пайпер хотелось увидеть и потрогать всё.

– Это будет сложно. Многие из объектов опасны, подавляющее большинство находится под пристальным наблюдением. Пока нам не всё о них известно, мы не можем рисковать ни их благополучием, ни твоим. – Пайпер такой ответ явно огорчил, и доктор Хуллиган, смягчившись, прибавила: – Но мы посмотрим, как пойдут дела, и, в зависимости от твоих успехов, думаю, можно будет пойти на некоторые уступки.

Пайпер заулыбалась. Может, ей и нет нужды странствовать по миру. Похоже, всё, о чём она мечтала, находится под этой крышей. Куда ни посмотри, везде происходило что-то неожиданное и поразительное. Она видела рыбу, покрытую шерстью, как леопард, крылатую змею и создание, удивительно напоминавшее единорога.

– Тринадцатый уровень. Гуманоиды. Особый режим допуска. Только для персонала. – Лифт опустился на самое дно колодца, дальше ехать было некуда, и двери раскрылись.

– Добро пожаловать, Пайпер, здесь твой новый дом.

Ноги Пайпер ступили на идеально отполированный каменный пол, девочка ошеломлённо огляделась.

На тринадцатом этаже было три яруса, каждый с балконом, выходящим в атриум, где и очутилась Пайпер. Взгляд сразу привлёк великолепный фонтан, а необычные растения и деревья условно разделяли небольшие зоны отдыха со стульями и столами. Точно так Пайпер представляла себе огромный фешенебельный отель. Здесь было очень чисто и тихо, однако немного пусто.

– А где все?

– Все постояльцы в настоящий момент заняты. Давай я проведу тебя по этажу, а затем ты присоединишься к ним.

Пайпер горячо закивала и последовала за доктором Хуллиган по ярко освещённым залам, мимо огромной библиотеки, в спортивный зал, в котором было всё, начиная от бассейна и заканчивая батутом, через комнаты, которые доктор Хуллиган назвала «обучающими центрами», просторные вестибюли, научный центр, игровые комнаты, где выстроились яркие короба с игрушками, изысканную кухню, где витал запах свежеиспечённого печенья, от которого у Пайпер потекли слюнки.

В зоне хозяйственного обеспечения их ждала швея, которая очень ловко сшила форму по точным меркам Пайпер. Доктор Хуллиган позволила Пайпер выбрать ткань среди рулонов всевозможных оттенков, которые занимали всю стену. Много времени ей не понадобилось, её взгляд привлекла мягкая хлопковая ткань чудесного небесно-голубого цвета. Она и опомниться не успела, как уже стояла перед огромным зеркалом в новой форме, состоявшей из небесно-голубого платья с просторной юбкой и белым воротничком и белоснежных гольфов. Вдобавок её тугие косички были расплетены, и ворох тёмно-русых волос был собран голубой лентой. В общем, наряд был очень изящный и женственный, и Пайпер, привыкшей к латаному-перелатаному комбинезону и единственному воскресному платью, послужившему не одному поколению Макклаудов, было немного неловко, что она так вырядилась.

– Форма необходима, однако мы уважаем индивидуальность каждого студента и позволяем ребятам самим выбирать материал и цвет, – отметила доктор Хуллиган, провожая Пайпер на встречу с её классом.

– Чуток давит под мышками. – Подняв руки, Пайпер заметила, что платье туго обхватывает плечи. – Можно мне будет летать в старой одежде?

– Это хороший вопрос. – Доктор Хуллиган остановилась и серьёзно посмотрела на Пайпер. – Знаешь, Пайпер, я бы хотела задать тебе несколько вопросов о полётах.

– А что не так?

– Наши агенты допросили многих жителей округа Лоуленд, присутствовавших на бейсбольном матче и видевших, как ты летала, – осторожно начала доктор Хуллиган. – И знаешь, что они сказали о твоём полёте?

Пайпер помотала головой.

– Они сказали, что были напуганы. Некоторые говорили, что им не хотелось бы, чтобы кто-то летал вокруг, что это опасно, что это угрожает их безопасности. Одна девочка, мне кажется, её звали Салли Сью Миллер, сказала, что она ни за что не стала бы дружить с кем-то, кто летает, ведь сама она не умеет, а значит, ей будет тоскливо рядом с тем, кто может летать.

– Она так сказала? – Лицо Пайпер заполыхало от стыда.

Доктор Хуллиган кивнула.

– Что ты об этом думаешь?

Пайпер пожала плечами, она была так расстроена, что не хотела ничего говорить. Она заморгала, пытаясь смахнуть подступающие слёзы.

– Пайпер, я пекусь о твоём благополучии. Я хочу, чтобы ты была счастливой и весёлой, и я сомневаюсь, что полёты могут сделать твою жизнь по-настоящему счастливой.

– Но я больше всего на свете люблю летать, – запротестовала Пайпер.

– Ну конечно. Я и не говорю, чтобы ты не летала. Я прошу тебя подумать о твоей жизни в целом: о твоих родителях, о твоей общине, о других людях. Ты полагаешь, что для них полёты – это благо?

– Пожалуй, я об этом никогда не задумывалась. – Пайпер вдруг почувствовала, как всё сложно и неоднозначно. Наверное, она огорчает своих родителей, а ей этого меньше всего хочется. Наверное, люди в Лоуленде правы.

– Пайпер, я знаю, что ты очень чуткая и отзывчивая девочка. Я также знаю, что ты никому нарочно не причинишь боли, – доктор Хуллиган помолчала, глядя на Пайпер с глубоким сочувствием. – Увы, иногда нам приходится делать непростой выбор, учитывающий все факторы, а также чувства других людей. Мы можем достичь подлинного счастья, только уравновесив то, что нравится нам, с насущными интересами других людей. Это и означает быть взрослым.

То, о чём говорила доктор Хуллиган, казалось Пайпер очень правильным. Ей с самого начала было неприятно обманывать родителей, летая тайком от них. Но страсть к полётам оказалась неодолимой, и она не устояла.

– Я не хотела никого огорчать.

– Ну конечно, нет. Я это знаю. – Доктор Хуллиган приобняла Пайпер за плечи, утешая её. – Иногда очень сложно дойти до всего самому, и тогда нам требуется помощь. Это вполне естественно.

Доктор Хуллиган пошла вперёд, мягко подталкивая Пайпер.

– Пока ты размышляешь об этом, а также о безопасности, и твоей, и остальных учеников, я бы попросила тебя оставаться на земле. Ты согласна сделать так?

– Вы имеете в виду, не летать? – Пайпер удивлённо поглядела на доктора Хуллиган.

– Только на время. Думаю, через некоторое время мы всё обсудим и тогда поглядим. О’кей?

Меньше всего Пайпер хотелось обещать не летать, но доктор Хуллиган была ужасно умная и говорила такие разумные вещи. Не говоря уж о том, что она была добра к Пайпер. Девочке не хотелось быть неблагодарной.

– Ну да, наверное. Если вы считаете, что так надо.

– Считаю, – доктор Хуллиган улыбнулась. – Ты моя умничка!

7

Пока доктор Хуллиган совещалась с профессором Шамкером, Пайпер растерянно стояла перед учениками в научной лаборатории. Как и всё, что Пайпер видела в этот день, комната была оборудована по последнему слову науки. Горелки Бунзена, стеклянные мензурки, серебристо поблёскивающие металлические инструменты и сияющие белые пластиковые контейнеры – всё было в открытом доступе на собственном рабочем месте каждого из учеников, сконструированном с учётом его конкретных учебных нужд. В данный момент на каждом из учебных мест был развёрнут отдельный научный проект на той или иной стадии готовности.

Пайпер насчитала всего одиннадцать детей возрастом от пяти до четырнадцати лет. Они с одинаковой жадностью разглядывали новенькую, все одиннадцать пар глаз с безжалостным любопытством нацелились на Пайпер.

– Смотреть особо не на что, верно, – Смитти шепнул Кимбер, а та шлёпнула его по руке. Кимбер была сильной девочкой. – Уф, – зашипел Смитти.

Шёпот вихрем всколыхнул всех до одного, ребята беззастенчиво обсуждали Пайпер, выставленную перед ними, словно агнец на заклание.

– И что она умеет? – хотела знать Лили Якимото.

Главная хитрость в обращении с новенькими, помимо устрашения и игнорирования, была в том, чтобы поскорее выяснить, в чём заключается их особый дар. А там уже талант должен был определить место новичка в классной иерархии. Не каждая способность служила явной цели, и чем любопытнее, необычнее и сильнее дар, тем более высокое положение он давал. Выяснение того, какое место займёт Пайпер, в конечном итоге должно было повлиять на статус каждого из них и потому представляло самый насущный интерес.

– Гением она не выглядит.

– Может, она поджигатель.

– Спорим, она очередной чревомыслитель.

– Этот называется «медиум», придурок.

– Она медиум? Господи, только не это. Мы только-только избавились от Бет.

– Десять баксов, что она разнюнится. Она выглядит плаксой, – припечатал Смитти. Хандрить было в порядке вещей для детей, которые только что приехали, – в первый раз вдали от дома, скучая без родителей, и всё такое.

Класс превратил тоску по дому в игру, целью которой было угадать, когда именно новенький сорвётся. Ставки нередко превышали пятьдесят долларов, соперничество было яростным, а грязные приёмчики очень даже в ходу. Спорщики могли и поддразнить новичков, напоминая о том, как скучают по ним родители, и намекнуть, что любимый питомец небось умрёт прежде, чем они вернутся домой, – причём всё это говорилось с тем расчётом, чтобы в нужный момент довести до слёз и выиграть спор. Чем сильнее и надрывнее истерика, тем лучше.

– Слёзы польются рекой ещё до отбоя, – Смитти скривил лицо в притворных рыданиях. – Я хочу к мамочке! Я хочу домой! Хнык, хнык.

– Она не плакса, – робко заметила Вайолет.

– Заткнись, Вайолет, если не хочешь нарваться. – Как чихуахуа, вообразивший себя питбулем, Смитти был прыщавым ботаником, который отчего-то взял себе в голову, что он крутой парень, обвешанный мускулами.

– Твоя десятка уже у меня в кармане, Смитти, – пошла на спор Кимбер. С огненно-рыжими волосами и столь же огненно-взрывным нравом, эта девчонка встревала в любой спор или свару, особенно если при этом можно было утереть нос Смитти.

– Проще, чем у малышки конфетку отобрать, – причмокнул Смитти. – Помаши ручкой денежкам, Искорка. – Это прозвище Смитти дал Кимбер, во-первых, потому, что он знал, что она его не выносит, а во-вторых, потому, что характер у Кимбер был как у электрошокера.

– Кхм, – громко кашлянул профессор Шамкер, перебивая рокот негромких перешёптываний. – Это есть Пайпер Макклауд. Она сегодня к нам присоединится.

Профессору Шамкеру было хорошо за семьдесят. Его немецкий акцент был так силён, что и понять-то его можно было не всегда, однако, хотя ему давным-давно положено было уйти на пенсию, он был единственным учителем, способным держать под контролем неконтролируемых детей, и посему был просто незаменим.

– Вы добро Пайпер пожалуете, – заявил он непререкаемым тоном.

Несмотря на повеление профессора Шамкера, Пайпер не заметила ничего доброжелательного в лицах своих новых одноклассников. Откровенно говоря, они глядели на неё со смесью подозрения, неприязни и злорадства.

– Я рада со всеми вами познакомиться, – улыбнулась Пайпер, стараясь им понравиться.

– Я тогда оставлю тебя, Пайпер, устраивайся, – доктор Хуллиган легко скользнула мимо неё и направилась к двери.

– Нет, – яростно зашептала Пайпер, – не уходите!

– Не беспокойся. Я объяснила профессору Шамкеру твою ситуацию. Он понимает, что у тебя нет опыта взаимодействия в классе, и поможет тебе, – доктор Хуллиган успокаивающе коснулась плеча Пайпер. – Просто расслабься, и всё будет хорошо. Это так волнительно.

– Но… – Пайпер хотелось вцепиться в доктора Хуллиган и не отпускать.

– Моя дверь всегда открыта для тебя, Пайпер, – доктор Хуллиган улыбнулась и выскользнула из комнаты, оставив Пайпер наедине с ними.

– Класс презентацию первой работы по научному проекту делает, мисс Макклауд. Я вам встречу на этой неделе назначить, чтобы ваш проект решить, да? – профессор Шамкер явно ждал ответа Пайпер, и та кивнула. – Сейчас вы с мисс Беллой Хароша садиться, и она вам помочь.

Профессор Шамкер кивком указал на миниатюрную девочку с длинными золотистыми волосами, которая тотчас выдвинула стул рядом с собой. Пайпер с благодарностью покинула место на передовой, где её пригвоздили всеобщие взгляды, и нерешительно присела на предложенное место возле Беллы.

– Привет! – Белла улыбнулась такой светлой улыбкой, что тотчас стало ясно, что натура у неё самая жизнерадостная и улыбчивая. Белла обладала неиссякаемо солнечным и задорным нравом, что в немалой степени было предопределено тем, что мать её была художницей, а отец – скульптором, и выросла она на коллективной экоферме в заливе Сан-Франциско, где каждый день купалась во всеобщей заботе и любви. В результате в Белле не было ни капли желчи, и одним её оптимизмом, казалось, можно было остановить процесс глобального потепления.

– Это Принцесса Мадригал, – Белла отрекомендовала Пайпер цветущее растение, стоявшее у них на парте. – Она – мой научный эксперимент, я сама её создала. Хочешь понюхать?

Белла перекрёстно опылила розу, нарцисс, сирень и орхидею. Производным этих маловероятных родителей был невиданно изысканный и ароматный цветок, который благодаря нежной заботе Беллы день ото дня делался всё более замечательным.

– Жёлтый цветок означает надежду, а вот этот красный – веру и набожность. И посмотри-ка сюда, – Белла указала на другую ветвь своего растения. – Этот бутон вот-вот откроется, и он будет волшебного розового цвета, видишь?

Пайпер никогда не испытывала к цветам особых чувств, но в этом растении действительно было что-то особенное. А ещё Пайпер было ясно, что она и Белла обязательно скоро подружатся. С той, кто так тонко чувствует красоту, Пайпер без труда найдёт общий язык.

– Батюшки-светы, он пахнет… как райский сад! – И Пайпер вовсе не преувеличивала. – Да и выглядит тоже чудесно. Рядом с розовым бутоном эти фиолетовые цветочки будут ещё красивее смотреться.

– Вот и я точно так подумала! – Белла сияла, воодушевлённая похвалой и тем, что нашёлся кто-то, кому её цветок пришёлся столь же по сердцу. Она улыбнулась Пайпер, и Пайпер улыбнулась в ответ, и обе были очарованы друг другом.

– Класс, сейчас мы презентация ваших научных проектов начинать. – У некоторых ребят вырвались стоны, тотчас подавленные при взгляде профессора Шамкера. – К кафедре ваши проекты выносите и сообщайте, какой прогресс вы с ним сделать. – Поскольку добровольцев не нашлось, профессор Шамкер быстро выбрал жертв, не терпя ни оправданий, ни возражений.

Пайпер подалась вперёд на стуле, предвкушая свой первый школьный урок.

– Сначала мы мистера Мустафу и мистера Мустафу слушаем, – профессор Шамкер привык обращаться к ученикам официально, по фамилии.

Ахмед и Нален Мустафа, братья-близнецы, продемонстрировали миниатюрную, но совершенно рабочую погодную станцию. На её верхушке вращался стальной диск.

– Это так называемый… – сказал Нален (или, возможно, Ахмед), указывая на диск.

– …сенсор, и он собирает… – продолжал Ахмед (или, быть может, Нален).

– …атмосферные данные и…

– …передаёт на эти…

– …сенсоры, которые…

Презентация продолжалась таким же образом ещё долго, и Пайпер больше занимало то, как мальчики заканчивали предложения друг друга, чем суть их объяснений. Дело в том, что за все двенадцать лет своей жизни ни Нален, ни Ахмед ни разу не закончили ни одной фразы самостоятельно друг без друга. Они никогда не разлучались, и никто не мог их различить, а сами они никогда не говорили, кто есть кто. Через некоторое время окружающие начинали думать о братьях как об одном человеке, и это Налена и Ахмеда вполне устраивало.

По мере того как разворачивался доклад, Пайпер вдруг услышала раскаты грома. Вскоре в комнате заклубился такой густой туман, что Пайпер едва видела собственные руки.

– Достаточно, мистер Мустафа и мистер Мустафа, – прервал презентацию профессор Шамкер и попросил их сесть. Удивительно, но как только двое мальчишек сели, гром затих, а туман быстро рассеялся.

Джаспер, мелкий мальчишка, тонкий, как комариный писк, и самый маленький во всём классе, был вызван следующим. Выйдя перед классом, он начал безудержно всхлипывать и наконец расплакался, так и не сумев произнести ни слова. Профессору Шамкеру в конце концов пришлось попросить его сесть.

Затем Миртл Грабтрэш, долговязая, мосластая девчонка с немытыми каштановыми волосами, стремительно сиганула вперёд и затараторила с такой скоростью, что успела вернуться на своё место прежде, чем кто-либо сообразил, что она начала свой доклад. Насколько поняла Пайпер, её проект был о скорости света.

– Мистер Харрингтон, вы следующий есть.

Властная харизма Конрада Харрингтона III проследовала вперёд. У Конрада были светлые волосы и идеальные черты лица. Что и говорить, он был хорош собой, однако этот факт начисто ускользал от внимания окружающих, так как его лицо вечно кривилось в самом кислом выражении. Отец у него был очень влиятельный сенатор, а мать – британский дипломат с родословной не хуже, чем у королевской семьи. Они наделили своего единственного сына тем, что тётушки Конрада именовали «породой», а затем предоставили его самому себе. По общему мнению обоих родителей, хорошая порода намного важнее воспитания, и чего ещё Конраду ожидать или требовать от них? Впоследствии они узнали, что ошибались.

Когда Конрад попал в университет, ему было семь лет, и по прошествии четырёх лет он стал старожилом среди ребят. (Для тех, кто не силён в арифметике, скажем, что Конраду, таким образом, было одиннадцать лет.) Более того, он обладал сильнейшим и самым беспрецедентным даром, зарегистрированным в университете, и это безоговорочно ставило его во главе класса. Без дозволения Конрада другие дети не смели и дышать, не то что думать.

– Мой проект посвящён путешествиям во времени, – объявил Конрад, и Пайпер в предвкушении подалась вперёд. «Это ужасно интересно», – подумала она.

Конрад подошёл к маркерной доске и начал писать длиннейшую, сложнейшую и совершенно невразумительную формулу.

– Для того чтобы в полной мере оценить сложность путешествия во времени, пространственно-временной континуум следует разделить на… – Конрад говорил быстро, а рука его двигалась и того быстрее. К моменту, когда он закончил, все доски в классе были исписаны его вычислениями.

– Таким образом, время, пространство и материя пересекаются на оси вероятности, что создаёт возможность для замедления времени и гипотетически, при соответствующих условиях, для его обращения вспять. – Он картинно развернулся к классу.

Абсолютно никто никак не отреагировал и даже не пошевелился. Пайпер, как и все остальные, совершенно запуталась, и даже профессор Шамкер не выглядел вразумлённым. Разочарование недвусмысленно читалось на лице Конрада, а его кислое выражение сделалось очень кислым.

– Кмх, как вас понимать, мистер Харрингтон? – гаркнул профессор Шамкер. – Мы договориться, чтобы ваш проект о воздействии поляризованных магнитов быть, нет?

Конрад швырнул свой маркер на пол с такой силой, что он подскочил, а затем наступил на него ногой.

– А я вам сказал, что не собираюсь этим заниматься.

– Я говорю, вы делаете, – профессор Шамкер был не из тех, кто отступает.

– Бисер перед свиньями, – пробормотал Конрад так тихо, что его расслышала только Пайпер.

– Что вы сказали, мистер Харрингтон?

– Это и это, – яростно заговорил Конрад, тыча в свои бесконечные вычисления и формулы, – доказывает возможность путешествий во времени. Доказывает! А вы хотите, чтобы я делал проект по магнитам? – Конрад, похоже, едва сдерживался, чтобы не запустить чем-нибудь в профессора.

Профессор Шамкер поднялся на ноги и пригвоздил Конрада таким взглядом, от которого и камень бы затрепетал.

– Мистер Харрингтон, вы желаете с доктором Хуллиган об этом поговорить? Вы этого желаете?

Конрад, казалось, был доведён до крайности, но в последний момент сделал глубокий вздох и разжал кулаки.

– Нет.

– Мудрое решение, мистер Харрингтон. Тогда я ваш проект на следующей неделе ожидать?

– Да, профессор Шамкер. – Конрад сел, старательно демонстрируя свою невозмутимость, но Пайпер было ясно, что он лопается от злости.

– Принцесса Мадригал за последнюю неделю выросла на пять сантиметров, – радостно сообщила классу Белла, когда профессор Шамкер вызвал её.

Белла принялась объяснять процесс перекрёстного опыления, а Конрад молча кипятился, с каждым мгновением распаляясь всё более и доходя уже до белого каления. В эту минуту он был зол как никогда, но прежде всего на себя самого, а хуже злости и не бывает, потому что единственное, что можно сделать, – выплеснуть раздражение на кого-то постороннего. И тогда внимание Конрада обратилось на идеальный объект – Беллу.

Научный проект Беллы обернулся настоящим успехом. А Конраду, говоря откровенно, было плевать на её дурацкий цветок. Агрикультура в его представлении была занятием для слабых умов и пустой тратой его времени и сил. Но не в этом дело. Дело в том, что он каким-то необъяснимым образом настолько возненавидел это растение, что мечтал уничтожить его. И пусть Белла потерзается из-за его гибели.

Так Белле с её тошнотворно любящим семейством и надо, рассуждал Конрад. Он без труда мог представить Беллу у себя дома.

«Я люблю тебя, Белла. Ты самая лучшая дочь, просто безмерно чудесная», – так говорит Беллина слащавая маменька, покрывая её поцелуями.

«Но я люблю тебя ещё сильнее, мамочка», – так наверняка отвечает Белла.

«А я люблю вас обеих совершенно безусловной любовью. Давайте все обнимемся! А потом мы поедим вкусненького тофу», – скажет глупый отец Беллы и широко раскроет свои объятия.

Конрада от этого просто тошнило. Поэтому он пообрубит головки её дурацким уродливым цветочкам и посмотрит, как они покатятся по полу.

Краем глаза Пайпер заметила, что Конрад аккуратно сложил из листа бумаги самолётик, а затем занёс его в воздух. Конечно же, это был не обычный самолётик. Поскольку модель разработал сам Конрад, это был скорее уж реактивный истребитель. Пайпер смотрела, как Конрад тщательно прицелился и с невероятной точностью запустил самолётик через всю комнату.

И вот что случилось дальше.

Самолётик просвистел мимо Смитти, застав его врасплох. Он отскочил назад, чтобы избежать столкновения, и в результате налетел на Кимбер.

Всполохнувшись, Кимбер схватила Смитти и пропустила через его руку десять тысяч вольт.

– Яу-ууу! – взвыл Смитти так, что барабанные перепонки окружающих только чудом не лопнули. Испепелённые волоски на его руке дымились.

Профессор Шамкер в испуге выронил книгу, которую он держал в руках, прямо на голову Вайолет.

Хлоп!

Пайпер не верила своим глазам: Вайолет уменьшилась вдвое от своего обычного размера.

Благодаря, так сказать, пониженному статусу Вайолет, реактивный истребитель беспрепятственно пролетел над её головой. Затем он сделал вираж, обходя Дейзи, скорректировал курс следования мимо ушной раковины Миртл и взял прямой курс на Ахмеда и Налена Мустафа.

Когда истребитель приблизился к погодной станции, Нален с Ахмедом потянулись, чтобы перехватить самолёт в воздухе. Но так как они подорвались вверх точь-в-точь синхронно и точь-в-точь одинаково, их руки столкнулись на полпути и послали в полёт их же собственный научный проект.

Бах! Погодная станция упала на пол, вращающийся диск отлетел от башенки и с ужасающей скоростью понёсся в сторону. При этом раздавалось угрожающее шорканье.

Тем временем бумажный истребитель начал терять обороты и упал бы на пол, но поток воздуха из вентиляции направил его на последнее задание – прямиком к Пайпер.

Вжжжж. Вжжжж. Вжжжж. Все глаза следили за опасно вращающимся металлическим диском, который проносился над классом. Детям недолго пришлось ждать, прежде чем он окончательно определился с целью… Вжжж, вжжж – прямо к Беллиной Принцессе Мадригал.

Глаза Беллы округлились. Она потянулась к своему драгоценному творению.

Вжжжж. Вжжжж.

БЛЯМ! Словно в замедленной съёмке металл перерезал зелёный стебель, и великолепное, красочное, многообещающее растение погибло под гильотиной, а его соцветие отлетело прочь.

Прямо на глазах у Беллы Принцесса Мадригал упала на пол, рассыпая вокруг лепестки.

Настала чудовищная тишина.

Пайпер охнула и закрыла рот рукой, и в то же мгновение никем почти не замеченный бумажный самолётик приземлился на столе перед ней.

Белла упала на колени и подхватила свой ненаглядный цветок. Все молчали.

Конрад упивался зрелищем того, как Белла склонилась над умирающим растением, словно вампир, присосавшийся к артерии. Горе и сожаление, которые испытывала Белла, напитывали его и смягчали жуткую злость, едва не испепелившую его. Он вздохнул с облегчением, и всё тело его обмякло, выпуская напряжение; и в тот же миг оно придавило Беллу.

– Мисс Хароша? Вы в порядке? – профессор Шамкер подошёл к Белле. – Мисс Хароша?

Белла не шевелилась, смотря только на цветок в своих руках.

Профессор Шамкер был не самым чутким человеком, но даже кремень посочувствовал бы Белле в этой ситуации.

– Мисс… Белла? Белла, вы в порядке?

Наконец Белла заговорила, голос её дрожал.

– Профессор Шамкер?

– Да.

– Я вдруг подумала, что мой цветок по-прежнему прекрасен. Может, если я поставлю его в воду, он всё же расцветёт и даже, возможно, это к лучшему, что так получилось, потому что теперь, когда я выращу другие, я буду знать, как долго мои цветы способны сохранять свежесть. – Словно феникс из пепла, Белла с цветком в руках поднялась на ноги. – Ведь что может быть приятнее букета цветов? Верно? Он подарит кому-нибудь улыбку. – Белла в чём угодно могла найти светлую сторону. Она смахнула стоявшие в глазах слёзы, и лицо её приняло свои обычные жизнерадостные очертания. – Пожалуй, я подарю этот цветок доктору Хуллиган, пусть он порадует её. – Как и все девочки, Белла преклонялась перед Летицией.

– Я убеждён, что доктор Хуллиган это оценит, мисс Хароша.

Пайпер широко улыбнулась своей новой подруге, и все наблюдавшие за происходящим лица отразили облегчение… Все, кроме одного.

Конрад не верил собственным ушам. Белла счастлива? Счастлива? Она чокнулась? Да что с ней такое? Его мимолётная умиротворённость мгновенно сменилась злостью и злобой двойной силы. Хватит миндальничать. На этот раз Конрад был настроен серьёзно.

– Профессор Шамкер? Я могу проводить Беллу до кабинета доктора Хуллиган, – невинным голосом предложил Конрад.

– Это с твоей стороны мило есть, Конрад. Очень хорошо. Вы оба идти можете.

Конрад подскочил и аккуратно оттеснил Беллу с её дурацким растением из комнаты. В ходе их странствий он позаботится о том, чтобы Белла раз и навсегда усвоила, что к чему. На этот раз промашки не будет.

Пока дети поднимали стулья и занимали свои места, взгляд Пайпер упал на бумажный самолётик, лежавший перед ней. Она подобрала его, и бумага разом развернулась, открыв написанное внутри. Девочка прочла:

БУДЬ НАЧЕКУ, НОВЕНЬКАЯ. ТЫ СЛЕДУЮЩАЯ!!!

Пайпер в испуге вытаращила глаза, и тут зазвенел звонок, объявлявший о начале обеденного перерыва.

8

Дети ломились к столовой, расположенной на балконе, нависавшем над атриумом, и демонстративно не обращали на Пайпер ни малейшего внимания, так что ей пришлось плестись вслед за всеми, словно потерявшейся собачке. Пайпер пришла последней и обнаружила, что её ждёт воспитатель Толле. В руках воспитателя Толле, как Пайпер скоро узнала, находилась повседневная деятельность, общее здоровье и благополучие постояльцев тринадцатого яруса.

– Макклауд, Пайпер? – бросил воспитатель Толле, доставая планшет с зажимом для бумаги и ручку. Мужчина чем-то напоминал большегруз; в прошлой жизни он был профессиональным регбистом и прославился мощным захватом, за который его прозвали Костоломом.

– Да, это я, – Пайпер улыбнулась.

– Это я, что? – прорычал он в ответ.

– Э… это я, меня зовут Пайпер.

– Меня зовут Пайпер, сэр! – поправил он.

– Сэр, – ошарашенно повторила Пайпер.

Воспитатель Пайпер проставил в анкете несколько галочек.

– Я – воспитатель Толле, и ты опоздала, Макклауд. – Воспитатель Толле наградил Пайпер тяжёлым взглядом, словно она нарочно задержалась.

– Э… Я, знамо дело, извиняюсь, – пробормотала Пайпер. – Сэр.

– Чтобы больше такого не повторялось. – Воспитатель Толле громко хлопнул планшетом. – На этот раз ты отделалась предупреждением. У нас здесь железная дисциплина и ноль терпимости к тем, кто нарушает правила. Тебе ясно?

– Да, воспитатель Толле. Сэр.

Воспитатель Толле навис над Пайпер и приблизил к ней своё лицо.

– Я слежу за тобой, Макклауд. Помни об этом. А теперь иди за мной. – Воспитатель Толле обошёл стол и остановился перед пустым стулом. Остальной класс уже сидел и нетерпеливо ждал, когда можно будет приступить к еде.

– Пересаживаться нельзя. Это твоё место. Не садись больше ни на чьё место. Не ешь ничью больше еду. Никогда. Ты меня хорошо слышишь? – Воспитатель Толле говорил невозможно громко, и можно было не сомневаться, что каждая живая душа на тринадцатом уровне слышала его.

Пайпер кивнула.

– Я тебя не слышу, Макклауд.

– Да, сэр. Воспитатель Толле, сэр.

– Хорошо. На этой неделе я назначу тебе время, чтобы ты сообщила нашему шеф-повару о своих пищевых предпочтениях и разработала совместно с ним высококалорийную диету. А до тех пор есть будешь то, что дают. Тебе всё ясно?

– Да, сэр. – Пайпер увидела, что ни один обед на столе не походил на другой. Перед ней на тарелке были красиво выложены два куска квасного хлеба с толстыми ломтиками американского чеддера, листьями салата и кружочками помидора, политыми пикантным соусом, а рядом лежал запечённый с травами батат и маринованный огурчик. А вдобавок ко всему на десерт её ждал аппетитный кусок горячего, только что из духовки, яблочного пирога.

– Садись.

Пайпер села.

Как только воспитатель Толле занял место во главе стола, а профессор Шамкер сел на противоположном конце, дети с жадностью набросились на еду. Пайпер сразу поняла, отчего обед был важнейшим событием в дневной жизни университета. Она никогда в жизни не пробовала такой вкусной еды. Да в первом же куске было, наверное, пять вкусов, с которыми она прежде не сталкивалась, и весь рот воодушевился и практически запел от восторга.

Протянув руку за водой, Пайпер вздрогнула, потому что стакан вдруг скользнул на пару сантиметров вправо, мимо её пальцев. Приладившись заново, Пайпер во второй раз потянулась к стакану, но тот отъехал в центр стола.

Первое мгновение Пайпер только и могла, что в изумлении глядеть на стакан. Напиток был проще некуда – просто вода, без газа, безо льда, без лимона.

Кто-то сдавленно прыснул, и Пайпер поняла, что над ней подшутили. Чьими-то стараниями её стакан приобрёл весьма строптивый нрав. Поглядев по сторонам, Пайпер тотчас увидела, что все дети за столом прекрасно знают, что происходит, хоть и разыгрывают полное равнодушие. Ей пришлось снять шляпу перед одноклассниками: они отменно умели прикинуться самой невинностью.

Фокус со стаканом проделывался далеко не в первый раз. Это был проверенный способ понять, из какого теста слеплен новичок. После тяжёлого дня некоторых вновь прибывших уже один непокорный стакан мог вконец вывести из себя. Один начал невразумительно болтать, другой принялся стучать по столу в припадке неконтролируемого гнева, третий истерически расхохотался и никак не мог успокоиться без медицинской помощи. Присяжные-заседатели ещё не вынесли вердикта относительно Пайпер, и любые эксперименты над ней приветствовались.

Пайпер, в свою очередь, ни за какие коврижки не собиралась уступать изворотливому стакану воды. «В эту игру можно играть и вдвоём», – решила она.

Её первым решением было притвориться, будто ничего необычного не происходит. Она основательно откусила от своего бутерброда, пожевала задумчиво, а затем, причмокнув, убрала налипший на передние зубы кусочек салата. Она и не взглянула на свой стакан с водой. Можно подумать, он для неё и не существовал.

– Мммм, – она улыбнулась сидящим поблизости ребятам.

Тотчас, как по заказу, стакан воды заскользил в её сторону. Сначала он сдвинулся всего на несколько сантиметров, но, когда Пайпер не клюнула на это, он приблизился ещё немного, а затем ещё.

Тем временем Пайпер вдумчиво прикидывала, кто главный подозреваемый. Она быстро исключила тех, кто сидел в дальнем конце стола, потому что они были слишком далеко, чтобы так точно контролировать передвижения стакана. Оставалось трое: Смитти, Кимбер и Лили Якимото – милейшая девочка, сама невинность, сидевшая как раз напротив.

Вполне осознанно Лили напоминала скорее фарфоровую куклу, чем девочку. Она искусно перевивала свои длинные блестящие чёрные волосы кремовой лентой, чтобы подчеркнуть остренький овал лица и красные губки бантиком. При необходимости она широко распахивала золотисто-карие глаза и немного выставляла крохотный подбородок, делаясь воплощением невинности и миловидности, – эта отработанная поза позволяла сломить волю любого взрослого в радиусе пяти километров и таким образом получить желаемое. К своим шести годам Лили довела кукольный облик почти до совершенства – для своей формы она теперь требовала ни много ни мало тончайший шёлк цвета слоновой кости (за ним приходилось специально посылать в Париж, тратя на это круглую сумму) и громко провозглашала:

– Да вы шутите! Я лучше голой буду ходить, но никакая синтетическая ткань не коснётся моей кожи!

Только в тихую минуту, когда Лили думала, что она одна и вдали от чужих глаз, можно было подгадать мгновение и увидеть, как под соскользнувшей личиной силится вырваться на свободу дух дикого тигра. Затем мгновение пройдёт, и Лили упрячет его в тёмные глубины своей души. То, что неистовство, таящееся под безмятежным лоском, было так искусно запрятано, свидетельствовало о её поразительном самоконтроле.

Невинный вид Лили запросто обманул бы Пайпер, если бы не пальчик. Чем дольше Пайпер игнорировала свой стакан, тем приметнее дёргался мизинчик Лили точно в такт передвижениям стакана.

Попалась!

Внешность оказалась обманчива, и именно Лили заправляла этим розыгрышем, а когда Пайпер это поняла, остальное было просто. Пайпер выжидала и ждала нужного момента, пока…

Вдруг Пайпер нагнулась вперёд и с лёту попыталась схватить стакан.

Как Пайпер и рассчитывала, Лили выдернула стакан у неё из-под рук, а стоял он так, что при этом натолкнулся точнёхонько на тарелку, которая в свою очередь толкнула стакан с водой, стоявший перед Лили. Стакан опрокинулся, и вода полилась Лили на колени, заливая её драгоценное платье из шёлка цвета слоновой кости.

– А-а-а! – взвизгнула Лили, когда ледяная вода добралась до её кожи.

– Якимото! Ты что вытворяешь за моим столом? – рявкнул воспитатель Толле.

Лили наклонила голову набок и широко распахнула глаза.

– Я случайно уронила свой стакан, воспитатель Толле.

– Ну так прибери за собой! – Воспитатель Толле не выносил беспорядка и всего, что выходило за рамки обычного. То, чего не было в его плане, не смело случаться. – А затем отправляйся и приведи в порядок своё платье, не хватало мне ещё насморк лечить.

– Да, воспитатель Толле, – Лили поднялась и, встретившись глазами с Пайпер, сдержанно кивнула, отдавая должное достойному противнику. Остальные дети тоже были впечатлены. Никто прежде не делал ничего подобного.

Пайпер молча торжествовала свою маленькую победу и отметила её знатным куском яблочного пирога, когда в комнату прошествовал Конрад. Заняв своё место, он посмотрел на Пайпер, многозначительно улыбаясь. Пайпер ожидала, что следом за ним появится Белла. Ведь Конрад провожал Беллу, и логично, если они вернутся в одно время.

Проходила минута за минутой, но Беллы так и не было. Вроде бы никто больше не обратил на это внимания, но Пайпер продолжала искать глазами свою новую подругу, и тогда кое-что привлекло её внимание. От неожиданности и изумления она вскочила на ноги и так и встала, не в силах пошевелиться.

– Ого! Посмотрите, радуга! – наконец вскричала Пайпер, и изо рта у неё разлетелись крошки яблочного пирога. Все повернулись и увидели…

…Именно то, о чём говорила Пайпер: радугу. И не просто радугу, а яркий, сияющий поток цветов, протянувшийся через весь атриум всего в нескольких метрах от них. Она мерцала над фонтаном, и каждый цвет спектра был отчётлив, как колокольный звон.

Через мгновение к перилам балкона протараторила канонада шагов и послышались громкие возгласы:

– Она права. Глядите!

– Это радуга.

– Цвета такие яркие!

– А где же горшочек с золотом?

Но в конце радуги был не горшок золота, а Белла, кружащая в своём ярко-жёлтом платье. Она плясала по атриуму под сводом своей радуги, и её длинные золотые волосы летели вслед за ней.

– Это Белла!

Приблизившись в танце к фонтану, она окунула руки в воду, и тотчас потоки алой, голубой и зелёной воды полились из раструбов.

– Потрясно! – закричала Дейзи.

Белла, кружась, летела к большущему фикусу в горшке. Когда она обхватила ствол руками, цвет взметнулся вверх, превращая листву в пёстрый калейдоскоп. Оттенки переливались от золотого до красного, до оранжевого, до серебряного – деревце подхватил водоворот цветов.

– Белла – настоящий живой цветописец! – У Пайпер челюсть отвисла.

– Если быть точным, Белла инициирует мутацию на молекулярном уровне во всех объектах, с которыми вступает в физический контакт. Побочным эффектом мутации является временная модификация цветов. Но да, в чём-то ты права, Белла «настоящий живой цветописец». Очень мило с твоей стороны указать на этот очевидный факт. А то ведь он мог и ускользнуть от нашего внимания, – ехидно прокомментировал Конрад. Как обычно, он стоял в сторонке ото всех.

– Давай, Белла! Давай, Белла! – Кимбер захлопала в ладоши.

Вскоре остальные подхватил клич:

– Давай, Белла! Давай, Белла!

Вращение Беллы сделалось неистовым, цветовые кляксы взрывались на всём, до чего она дотрагивалась, и вдруг она встала столбом, головокружительно пошатываясь. Подняв голову, она совершенно расфокусированным взглядом оторопело уставилась на одноклассников, словно прежде выпала из реальности и теперь пробуждалась ото сна. И только теперь Пайпер заметила, что по её лицу катятся слёзы. Заметили это и остальные, и восторженные крики смолкли.

– Белла… плачет? – ужаснулась Вайолет.

Смитти тоже был озадачен.

– Думал, её ДНК не допускает ничего, кроме улыбки.

Воспитатель Толле бросился вниз и вмиг оказался рядом с Беллой. Словно загипнотизированная, Белла безропотно позволила себя увести. Прежде чем скрыться в коридоре, она споткнулась, опасно покачнулась и повалилась. Воспитатель Толле подхватил девочку, прежде чем та упала на пол, и поднял на руки, будто она весила не больше листа бумаги. В следующее мгновение оба они исчезли.

Пайпер хотелось побежать вслед за Беллой, но профессор Шамкер уже сгонял ребят обратно к столу.

– Время обедать. Идите, дети, идите. Теперь вам следовать есть.

– Это твоих рук дело, Конрад, – прошипела Кимбер.

Конрад пожал плечами.

– Все теперь к столу возвращаться, – терпение профессора Шамкера было на исходе. Кимбер промаршировала прочь, Смитти утянулся за ней.

– Но, профессор, Белла выглядела нездоровой, – Пайпер не выпускала перил, размышляя, как бы пробраться к ней.

– И поэтому воспитатель Толле с ней находиться. Мы её в покое оставить. Нет?

– Можно мне помочь? – упрашивала Пайпер.

– К столу, мисс Макклауд!

Наконец Пайпер вернулась на своё место. Конрад оставался у перил дольше всех, а когда наконец сел за стол, даже не притронулся к своей еде.

9

– Лили – телекинетик, – едва слышно прошептала Вайолет. Пайпер посадили рядом с ней в художественной студии; класс, наконец затихший после недавней суматохи, занимался плетением корзин. Голос Вайолет звучал так тихо, что Пайпер поначалу не сообразила, что она обращается к ней.

– Телекинез – это когда ты можешь двигать вещи просто силой мысли. Лили проделывает эту штуку со стаканом воды со всеми. – Вайолет не поднимала глаз от работы.

– Ты говоришь со мной? – От всех ребят, за исключением Беллы, Пайпер до сих пор не видела ничего, кроме неприятностей.

– Тсс, – Вайолет смятённо отвела взгляд. Редко кто встречался с Вайолет глазами, ведь они были полны настолько глубокого и даже почти святого сочувствия, что девочка сжималась или вырастала в ответ на эмоции окружавших её людей. Бесконечно стыдясь своего постоянно меняющегося роста, она постоянно отводила глаза, пряталась внутри своей тёмной кожи и говорила голосом, который был тише легчайшего ветерка.

– Меня зовут Вайолет. Не поднимай глаз и не смотри на меня. – Пайпер исполнила просьбу, и через минуту Вайолет вновь заговорила, всё так же тихонько. – Вот тот мальчишка перед тобой – Смитти. У него рентгеновское зрение, и он может видеть всё что угодно, даже сквозь сталь. Если он слишком долго разглядывает твоё платье, значит, таращится на белье и нужно ему врезать. Посильнее. Большая девчонка вот там – это Дейзи. Она сильнее всех в мире. Пожми её руку, и она переломает все косточки в пальцах и даже кости в руке, хотя совсем не желает ничего такого. Не волнуйся, не все из нас делают что-то такое серьёзное и страшное. Видишь того паренька? – Вайолет кивнула в сторону Джаспера.

– Этот кроха?

– Говори потише. Не привлекай внимания, – предупредила Вайолет. Пайпер перевела взгляд обратно на корзинку и стала внимательно слушать. – Это Джаспер. Он самый маленький. Никто не знает, на что он способен. Говорят, что, когда он попал сюда, воспитатель Толле так наорал на него, что он всё забыл.

Пайпер поражённо поглядела на Джаспера. Вот бы разгадать эту тайну!

– А что он? – Пайпер кивнула на Конрада.

– Шшшш. – Прутик, который Вайлет сгибала, чтобы вплести в корзину, ненароком треснул у неё в руке, а сама она к невольному изумлению Пайпер уменьшилась на несколько сантиметров. – Это Конрад. Не смотри на него и не разговаривай с ним. Или неприятностей не оберёшься. Больших. Держись от него как можно дальше. Он гений и даже больше того. Говорят, он в пятнадцать раз умнее Эйнштейна. Он такой умный, что они все его боятся, даже воспитатель Толле. Конрад – злыдня и делает всякие гадости. Ужасные вещи.

– Какие такие ужасные вещи? – Пайпер с открытым ртом переводила взгляд с Вайолет на Конрада.

– Такие, которые причинят тебе боль, – Вайолет в первый раз встретила взгляд Пайпер, и в её глазах девочка увидела страх.

– Это он что-то подстроил с Беллой?

Вайлет пожала плечами и съёжилась ещё на несколько сантиметров.

– Как думаешь, с Беллой всё будет в порядке? – настаивала Пайпер.

– Ты даже не представляешь, сколько всего ты не знаешь, а я вижу, ты из тех, кто вечно ищет и находит себе на голову неприятности. Попадёшь ты в беду. Как Белла. – Вайолет печально покачала головой. – У нас здесь свои правила, и, если ты их не знаешь или отказываешься им следовать, ты за это поплатишься. Правило номер один: не связывайся с Конрадом. Если тебе дорого своё здоровье, уж его ты быстро усвоишь.

– Но Белла…

– Послушай меня, тебе надо выбросить Беллу из головы. Теперь мы для неё ничего не можем сделать.

Пайпер хотела поспорить с Вайолет, но та повернулась к своей корзинке и больше ни слова не сказала.

– Профессор Шамкер, – Конрад вежливо поднял руку. – Клей совсем закончился. – Он взял бутылочку клея и перевернул её, чтобы показать, что в ней ничего нет.

– Да, и у нас…

– …тоже нет клея, – чирикнули братья Мустафа.

Профессор Шамкер вздохнул. Художественная студия располагалась на третьем ярусе тринадцатого уровня, прямо над атриумом, а подсобка со всеми принадлежностями находилась на первом ярусе, так что дальше не придумаешь. Он специально заказывал всё в двойном объёме как раз с тем, чтобы избежать подобных накладок.

– Понятно, – профессор Шамкер раздражённо встал. – Вы себя до моего возвращения хорошо вести. – Он прицельно зыркнул на пару учеников.

Конрад встряхнул под партой двадцатью выкраденными и припрятанными тюбиками клея, выжидая, пока шаги профессора Шамкера стихнут в коридоре.

Барственно поднимаясь на ноги, Конрад принял командование классом на себя.

– Джаспер, что это у тебя? – Он проплыл между рядами и остановился возле стола Джаспера, а крохотный мальчонка тем временем пытался сделаться ещё меньше.

– На мой взгляд, это не похоже на корзину, – Конрад выхватил недоделанную работу Джаспера и покачал корзинкой у него перед носом. – Это фуфло ты собираешься выдать за творчество? Ты нас считаешь полными дураками? Ты считаешь меня дураком?

Из горла Джаспера вырвалось сдавленное попискивание. Теперь по бокам Конрада стояли Нален и Ахмед. Они всегда были не прочь подраться, и им нравилось, когда Конрад начинал мутить воду.

– Что, Джаспер? Что ты сказал? – Конрад нагнулся к Джасперу, словно он мог слышать что-то, что говорил Джаспер. – Ты думаешь, что я не прав? Ты думаешь, что это хорошая корзинка?

Мучительное чувство, охватившее Пайпер при виде того, как маленького ребёнка задирает тот, кто больше его вдвое, быстро переродилось в яростный гнев. Она так и ёрзала на стуле, готовая в любой момент взорваться, когда её схватила под локоть сдерживающая рука Вайолет.

– Не высовывайся, Пайпер. Сядь. Не смотри на них.

– Но его травят! Это неправильно!

– Это не твоё дело. И в любом случае ты ничего не можешь поделать.

Конрад начал размашисто бить корзиной Джаспера об стол, и тот разрыдался. В следующее мгновение Пайпер не выдержала и, выдернув руку у Вайолет, вскочила на ноги.

– Эй, Конрад, оставь его в покое, – заорала Пайпер. – Тебе разве не говорили, что нельзя обижать маленьких? Задирай уж кого-нибудь своего размера.

Вайолет вздохнула так, как вздыхают, понимая, что сейчас произойдёт что-то ужасное, и всё же надеются, что всё обойдётся, но ужасное происходит, и становится ясно, что ты так и знал и что глупо было надеяться, что ты можешь этому помешать.

Пайпер подошла с другой стороны к столу Джаспера и, сверкая глазами, встала прямо перед Конрадом:

– Отдай ему обратно его корзину.

Конрад улыбнулся, довольный, как сытый удав.

– Прости, что ты сказала? «Отдай ему обратно его корзину?» Ты говоришь по-английски или на каком-то примитивном тарабарском языке? Унга-бунга. Возможно, если бы ты была в состоянии вести диалог, подобающий человеческому существу, а не лаптю, я, пожалуй, мог бы вернуть эту корзину.

Пайпер колотило от гнева.

– Ты знаешь, что я говорю. Это не твоё. А вдобавок ты больше его. А теперь отдавай.

– Ты зарапортовалась, новая девочка. Очевидно, тебе нужно разъяснить, как именно здесь обстоят дела.

Нален с Ахмедом ухмыльнулись и кивнули. Остальной класс выжидал, затаив дыхание.

– Я и сама вижу разницу между хорошим и дурным, и никакие разъяснения мне не нужны. Особенно от таких, как ты. Задиру я враз вижу. Корзина, которую ты держишь, не твоя. А теперь верни её. – Пайпер кипела. – Сейчас же! – завопила она.

Конрад улыбнулся.

– Ну раз ты так настаиваешь, я буду паинькой и сделаю, как ты велишь. – Конрад держал корзину перед Джаспером на расстоянии вытянутой руки. – Ну, чего же ты ждёшь, Джаспер? Вот она. Держи её.

Джаспер повернулся к Пайпер за поддержкой, и она кивнула ему, мол, бери. Едва соображая от ужаса, Джаспер протянул худую подрагивающую руку. Все следили за медленным продвижением этой сиротливой ладони, пока она не достигла корзинки и не коснулась с опаской ручки. В ту же секунду Конрад неожиданно дёрнул корзину к себе, крутанул и швырнул через всю комнату.

Профессор Шамкер открыл одно из окон, и корзина чудом не вылетела в него и не упала на пол атриума, но зацепилась за решётку метрах в четырёх над уровнем пола.

– Ты, вонючая коровья лепёха!

– Как скажешь, Пайпер, но корзина – вон она. И если ты хочешь, чтобы Джаспер получил её обратно, прошу, можешь взять её, когда тебе будет удобно. – Конрад с вызовом кивнул на корзину, повисшую на решётке. – Позволь мне перефразировать так, чтобы тебе было всё ясно: достань её, деревенщина. Давай. Достань. Ха.

Пайпер дошла до ручки.

– И не думай, достану!

– Не думай? Я вот что думаю: я думаю, что ты деревенщина, которая корзину не отличит от кирпича. А если кто здесь и способен думать, так это я. – Конрад обошёл стол и стал нос к носу с Пайпер.

– Твои мудрёные слова никому мозгов не запудрят. Все эти мысли в твоей голове не делают тебя умным. Тебе никто этого не говорил? – Пайпер шагнула в сторону и промаршировала через комнату к окну.

Все разом повскакивали с мест и сгрудились вокруг Пайпер, которая влезла на стол, стоявший прямо под корзиной. Вытянувшись во весь рост, она была всё же далека от цели, то есть корзинки Джаспера.

Ахмед и Нален знающе захихикали.

Пайпер это не смутило, она поставила на парту стул, залезла на него и осторожно выпрямилась, однако обнаружила, что по-прежнему не может дотянуться до корзинки.

Ребята предвкушающе зашептались, глядя, как Пайпер ставит на первый стул ещё один, а затем нетвёрдо взбирается на эту конструкцию. Конрад злорадно ждал, что она сейчас свалится, а остальные дети охнули в ужасе.

Смитти наклонился к Кимбер и пробормотал краешком рта:

– Четыре бакса, что её копчик встретится с полом.

– Ставь десятку.

– Согласен, Искорка.

Стоя на двух стульях и одном столе, Пайпер выпрямилась в полный рост и подняла руку, но её пальцы схватили воздух в нескольких сантиметрах от корзинки. Вытянувшись в струнку на самых цыпочках, она удерживала равновесие, однако не могла достать сколько-нибудь выше. Стулья опасно шатались.

– Осторожнее, Пайпер, – умоляла Вайолет. Закрыв лицо руками, Лили подглядывала сквозь пальцы.

Пайпер знала, что Конрад давно предвкушает, как она вернётся ни с чем. «Считает себя таким умным. Но знает-то далеко не всё, и провались я в тартарары, если он одержит надо мной верх». Пайпер была готова на всё, только бы вернуть Джасперу его корзинку и натянуть нос Конраду. Пайпер прикрыла глаза и молча проговорила слова.

Поскольку все сбились вплотную к парте, на которой стояла Пайпер, никто не мог разобрать, что происходит у них прямо над головой. А вот Конрад, который высокомерно притулился с краю, видел всё. И как у всех, кто видел это впервые, у него перехватило дыхание.

Пайпер взлетела. Невысоко. Всего лишь на несколько сантиметров, а затем она схватила корзинку и снова поставила ноги на стул.

Конрад был в совершеннейшем смятении и изумлении. Незнакомое чувство для гения, который привык с непогрешимой точностью предсказывать многие неожиданности. Ни один мускул его лица не выдавал той электромагнитной бури когнитивного возбуждения, которой мгновенно был охвачен его мозг. В кратчайшие сроки (не превышавшие двух, в крайнем случае, трёх секунд) Конрад проанализировал тот факт, что Пайпер умеет летать, проработал и оценил все возможные варианты, выбрал план действий, а затем рассчитал вероятность его успеха с точностью до двух процентов. Проделав всё это, Конрад с уверенностью начал действовать.

Пайпер торжествующе повернулась к классу, воздев корзину над головой, словно кубок.

– Она достала! – завопила Кимбер, довольная победой в споре со Смитти. Все, кроме Налена и Ахмеда, издали разнообразные возгласы и взбудораженные охи-ахи. И Вайолет особенно.

– Похоже, тебе следует кое перед кем извиниться, – заулыбалась Пайпер, заметив, что лицо Конрада осталось каменно-бесстрастным, и все дети обернулись к нему. Он очень долго был неоспариваемым лидером класса, и то, что ему был брошен вызов, наполняло их одновременно страхом перед святотатством и пьянящей свободой.

– Извиниться, говоришь? Перед Джаспером? – Конрад прошествовал вперёд, и дети расступились перед ним, пропуская его к столу. – Возможно, ты права. Извинения вполне уместны. Но не перед Джаспером, перед тобой.

– Передо мной?

– Да, перед тобой. – Конрад подошёл к парте. – Прошу заметить, что мне очень жаль. Возможно, однажды ты узнаешь, насколько жаль. – С этими словами Конрад протянул руку и мягко коснулся нижнего стула, на котором шатко балансировала Пайпер. Приложенное давление, как и место приложения силы, было точно рассчитано для того, чтобы Пайпер упала в одном, единственном направлении, и это было прекрасно известно Конраду.

– Эй! – Пайпер пошатнулась, размахивая руками.

– Осторожно! – пискнула Вайолет.

Пайпер качнулась сначала влево, затем вправо, затем снова влево, а затем, к изумлению всех, кроме Конрада, упала назад, молотя руками, словно лопастями мельницы, в окно, распахнутое прямо позади неё. Мгновение, и она исчезла.

Тишина.

Никто из детей даже не шелохнулся, так шокированы они были тем, что произошло. Классная комната поднималась над полом атриума на три этажа – такое падение было смертельным для любого из них. Лицо Кимбер ярко вспыхнуло. Лицо Вайолет побелело, и она настолько забылась, что, не думая о правилах, яростно повернулась к Конраду.

– Ты убил её. Ты убил её!

Конрад невозмутимо пошёл прочь.

– Ты так думаешь?

Но всё равно никто из детей не пошевелился и никто, совсем никто, не подошёл к окну и не выглянул из него, боясь того жуткого зрелища, что ждёт их внизу на полу атриума.

Джаспер, самый маленький и напуганный, начал плакать.

– Она мертва, – простонала Лили. Все они верили в это, кроме одного.

И тут вдруг Пайпер взмыла вверх, паря в воздухе.

– Ха. Я ж говорила, не слишком ты умён, Конрад, иначе отлично знал бы, что хорошую девочку не утеснить.

Конрад фыркнул и закатил глаза. Остальные языки проглотили от удивления.

– Она умеет летать, – Вайолет пошатнулась от облегчения. – С ней всё в порядке, потому что она может летать.

– Вы только гляньте, что она творит! – Смитти сложил вместе ладони.

Взрыв общего ликования был оглушительный. Дейзи топала, и сила её была такая, что вся комната содрогалась. Миртл хлопала в ладоши так быстро, что, казалось, будто аплодирует полный стадион спортивных болельщиков. А прочие просто кричали.

– Она умеет летать!

– Вот бы мне так!

– Я знала, что она не медиум.

Пайпер широко улыбнулась Конраду и исполнила пару вращений и переворотов, чтобы покрасоваться перед ним и немного – чтобы уесть.

– Ну как тебе обломалось?

– Хорошо. Прошу, продолжай, – повернувшись к ней спиной, он прошёл на своё место и как ни в чём не бывало сел.

– Крутанись ещё разок, Пайпер! – крикнула Лили, хлопая в ладоши.

– Давай быстрее! – подначивала Кимбер.

Ребята высовывались из окон и восторженно приветствовали каждое движение Пайпер, и Пайпер была счастлива до невозможности. Они не только приняли её с её полётами, они одобряли её. Всё верно, она наконец обрела дом! Она нанизала сложную комбинацию из кручёных переворотов уже просто от радости.

Все так переволновались и забылись, что никто не только не услышал приближающихся шагов профессора Шамкера, но даже не заметил, когда тот встал столбом на пороге класса с открытым ртом. Кроме, конечно же, Конрада.

– Что здесь происходить? – взревел он. Дети прыснули врассыпную, как кролики при звуке выстрела, явив Пайпер за окном. Пайпер застыла в воздухе ни жива ни мертва.

– Пайпер Макклауд! Вы правила нарушать!

10

– NEIN. NEIN. Sie muss verwiesen werden![3] – От ярости у профессора Шамкера вылетели из головы все английские слова, и он вышагивал взад и вперёд по кабинету доктора Хуллиган, выстреливая немецкими фразами, интонация которых не оставляла никаких сомнений в том, что он хочет сказать.

Сидя за своим столом в просторном белом кабинете, доктор Хуллиган казалась воплощением спокойствия, сдержанности и рационализма. Агент А. Агент стоял молча, словно статуя, за её правым плечом, а позади него была стеклянная стена, сквозь которую был виден весь университет. Пайпер, которую усадили на «горячий стул» перед столом, сидела на самом краешке и с трепетом ждала, когда ей можно будет оправдаться, а пока профессор Шамкер и воспитатель Толле сражались за право быть услышанными, было это непросто.

– Она довела Дейзи, и та стучала по полу, – вступил воспитатель Толле, едва профессор Шамкер остановился, чтобы перевести дух. – Все здание сотрясалось, и теперь у нас повреждены несущие строительные конструкции с восьмого по тринадцатый уровень. Я уж не говорю о том, как хлопала Миртл. Звук был как на Суперкубке[4], и улитка на третьем уровне лишилась слуха. Что до всех остальных…

– Конрад подошёл и вытолкнул меня в окно. Я ж умерла бы, если бы не полетела, – горячо выпалила в свою защиту Пайпер.

– Нам не нужна вторая Белла.

– Эта девочка – плохое влияние есть!

– Она хулиганка.

– Я ж вам говорю, что Конрад задирал того, кто младше, – твердила Пайпер, увы, прекрасно осознавая, что Конрад выиграл это сражение вчистую. Она проглотила наживку, крючок, леску, грузило, а он сидел и наслаждался зрелищем того, как её, не церемонясь, просто выдернули из класса. – Это неправильно. Вы же понимаете. И я не выпрыгнула из окна, меня вытолкнули.

Доктор Хуллиган задумчиво слушала то, что говорила Пайпер.

– Я требую, что вы её домой отослать. Немедленно!

И тут Пайпер разом поняла, что дело обстоит намного серьёзнее, чем она поначалу думала. «Я отправлюсь домой, поджавши хвост? И что тогда?» – Пайпер беззвучно молила доктора Хуллиган дать ей второй шанс.

– Пайпер, – быстро вставила доктор Хуллиган, пока воспитатель Толле или профессор Шамкер не успели её перебить. – Ты помнишь, о чём мы говорили с тобой сегодня? Ты сказала мне, что не будешь летать. Разве не так?

– Да, но… – Доктор Хуллиган приподняла бровь, и Пайпер взяла себя в руки, а потом продолжила: – Да, мэм. Я помню.

– Рада слышать это, Пайпер. И вот, когда ты соглашалась не летать, ты понимала, что берёшь на себя обязательство передо мной и этим учреждением?

– Да, мэм.

– Итак, ты понимаешь, что нарушила это обязательство? – тихим голосом отметила доктор Хуллиган.

– Но… – Пайпер сглотнула, чувствуя себя пресмыкающимся, извивающимся на собственном брюхе. – Наверное, ну, да. И мне ужасно жаль. Вы даже не представляете насколько.

– Допустим, у тебя были на то свои причины, однако, Пайпер, ты должна понимать, что профессор Шамкер отвечает за твою безопасность и за порядок в классе. Если у тебя есть проблема, ты должна обратиться за помощью. Понятно?

Пайпер сокрушённо кивнула.

– Да.

– Если вы не возражаете, я бы хотела на пару минут остаться с Пайпер наедине, – обратилась доктор Хуллиган к профессору Шамкеру и воспитателю Толле. Крайне неохотно они позволили агенту Агенту выпроводить себя из кабинета и остались за закрытой дверью.

– Мне ужасно жаль, доктор Хуллиган, – забормотала Пайпер со слезами на глазах. – Умоляю вас, не отсылайте меня домой. Клянусь, я больше не буду так летать.

Доктор Хуллиган пристально посмотрела на Пайпер. Установилось тревожное молчание, и Пайпер сидела как на иголках, ожидая вердикта доктора Хуллиган. Доктор Хуллиган была так добра к ней, и Пайпер чувствовала себя просто отвратительно оттого, что подвела её.

Когда доктор Хуллиган наконец заговорила и голос её и сама манера были настолько рассудительными, что всё сразу встало на свои места.

– Пайпер, я здесь для того, чтобы помочь тебе. Мы все хотим помочь тебе, и правила установлены именно для этого. Они обеспечивают тебе безопасность, защиту и возможность развития. Если ты не будешь следовать правилам, мы не сможем помочь тебе, а в этом случае нет никакого смысла тебе здесь находиться и участвовать в нашей программе. – Доктор Хуллиган помолчала, проверяя, что Пайпер действительно слушает её и понимает, к чему она ведёт. – В реальности твоя ситуация такова, что тебе некуда больше пойти и никто больше не сможет тебе помочь. Только мы. Мы – лучшая возможность, которая у тебя есть и будет.

Пайпер кивнула, понимая, что доктор Хуллиган права.

Доктор Хуллиган встала, подошла к огромному стеклянному окну своего кабинета и взглянула на потрясающий комплекс, вытянувшийся ввысь над ними.

– В сухом остатке, Пайпер. Я занимаюсь своим делом достаточно давно, чтобы знать, что по большому счёту невозможно кого-либо заставить делать то, чего он делать не желает. Поэтому я не стану говорить тебе, как следует поступить и что выбрать. Эти решения полностью в твоих руках, и я с уважением отнесусь к любому твоему выбору. – Доктор Хуллиган говорила твёрдо и даже жёстко. – Однако если ты выберешь остаться с нами, ты будешь следовать правилам. Это не обсуждается. Ещё один такой инцидент, и, вне зависимости от того, кто виноват, ты уходишь. Если ты решаешь остаться, с этой минуты ты будешь образцовым учеником. Оплошности недопустимы. – Доктор Хуллиган повернулась и цепко посмотрела Пайпер глаза в глаза. – Это ясно?

Пайпер облегчённо обмякла.

– Да, доктор Хуллиган.

– Хорошо. Рада это слышать, Пайпер. – Доктор Хуллиган тепло улыбнулась. – Все иногда ошибаются. Я это понимаю. Но я буду крайне разочарована, узнав, что ты самовольничаешь и не слушаешься. Видишь ли, Пайпер, я не удивлюсь, если в один прекрасный день в не столь далёком будущем ты будешь стоять на моём месте и руководить всем этим университетом.

– Я? – Пайпер была ошеломлена.

– Да, ты. Я узнаю в тебе так много от самой себя, Пайпер. Я верю в тебя и знаю, что в тебе есть все необходимые качества.

Пайпер была глубоко тронута. Никто никогда не говорил ей ничего подобного, и наверняка даже в мыслях не держал. Ей хотелось, чтобы высокое мнение о ней доктора Хуллиган было заслуженным и чтобы она имела все основания ею гордиться.

– Вот было б здорово!

– Замечательно, – поправила её доктор Хуллиган.

– Это было бы замечательно, – повторила Пайпер.

– Ты просто невинный и наивный птенец, Пайпер Макклауд, который терпеливо ищет, как вернуться в родное гнездо. Надеюсь только, что ты позволишь мне указать тебе путь, – доктор Хуллиган вздохнула и, опомнившись, вернулась за стол. – Что ж, думаю, довольно хлопот для одного дня. Полагаю, твои товарищи готовятся к отбою. Если ты поторопишься, придёшь как раз вовремя.

– Спасибо вам, доктор Хуллиган. – Понимая, что ей удалось на волосок разойтись с бедой, Пайпер с лёгким и восторженным сердцем быстро выскочила из кабинета доктора Хуллиган, чтобы не давать ей времени передумать. Она прошла через примыкавшую к кабинету приёмную, и воспитатель Толле с профессором Шамкером проводили её недобрыми взглядами.

– Пока что она может остаться, – бесстрастно сообщила доктор Хуллиган, когда они вернулись в её кабинет. Было понятно, что воспитатель Толле и профессор Шамкер были категорически против, это было явно написано у них на лицах. Однако Доктор Хуллиган или ничего не заметила (что маловероятно), или не придала этому никакого значения (что ближе к истине). – Не спускайте глаз с Конрада. Он что-то замыслил, это очевидно. Он никогда ничего не делает просто так и всегда тщательно взвешивает все «за» и «против».

Жилая часть находилась на третьем ярусе тринадцатого уровня; у каждого ученика была своя спальня. Комната Пайпер, уютная, словно гнёздышко, была почти в самом конце коридора. Мягкое пуховое одеяло укутывало удобную кровать. На небольшом столике в углу стоял сияющий белизной компьютер, а над ним на полках выстроились книги, которые профессор Шамкер счёл подходящими для развития юных умов. Картины, изображавшие деревья, леса и яркое многоцветие растений, довершали общее радостное и на удивление приятное впечатление.

Торопясь лечь до отбоя, Пайпер прошла в гардеробную, где её дожидалась приготовленная назавтра свежая и выглаженная форма. Рядом в ряд аккуратно висели спортивный костюм, ночная рубашка и банный халат. Вся одежда была новая и идеально скроенная точно по мерке Пайпер. Хотя время подгоняло, она всё же остановилась и провела пальцами по мягкой материи халата, а затем быстро скинула форму и скользнула в ночнушку. В следующее мгновение она нырнула в кровать и выключила свет.

– Пора, отбой! – гремел по всему коридору голос воспитателя Толле. – Это и к тебе относится, Смитти.

Проходя мимо комнаты Пайпер, воспитатель Толле заглянул к ней, завершая первый из немалого числа ночных обходов.

– Доброй ночи, благослови вас Господь, воспитатель Толле, – сказала ему вслед Пайпер.

Воспитатель Толле встал столбом и резко развернулся к Пайпер.

– Что ты сказала, Макклауд?

Пайпер сглотнула, глядя из-под одеяла на массивную фигуру воспитателя Толле, едва помещающуюся в дверях.

– Э… доброй ночи, и благослови вас Господь. Так моя мама говорит каждый вечер, когда я ложусь спать, сэр.

– Правда?

Пайпер кивнула.

– Хм, – он повернулся было, чтобы выйти, но затем передумал.

– Моя мама говорила мне то же самое. – Неожиданная теплота осветила его лицо, но он безжалостно подавил её. – Никаких разговоров после отбоя, Макклауд. Это правило.

– Извините.

– Я по-прежнему слышу твой голос, Макклауд!

– Но здесь ведь некому пожелать мне доброй ночи. И это первая ночь из всех-всех-всех, когда я ложусь спать, не слыша этих слов. – Пайпер вдруг захотелось, чтобы мама с папой были рядом, и захотелось так сильно, что у неё заболели и душа, и тело.

– Вот незадача, Макклауд, и от меня ты их тоже не услышишь. Умей держать удар!

– Но…

– У тебя какая-то проблема, Макклауд? Хочешь, чтобы я позвал к тебе доктора Хуллиган?

Пайпер, изо всех сил сдерживая слёзы, ответила:

– Нет, сэр. Всё в порядке.

– Рад это слышать. А теперь отбой, и больше никаких разговоров.

Воспитатель Толле подождал немного, убедился, что Пайпер в самом деле затихла, и пошёл дальше по коридору.

– Я вижу свет, Лили. Ещё раз прыгнешь на кровати, Ахмед или Нален, или кто ты там есть, и она – моя.

В скором времени всё стихло, и тихое бормотание университета заполнило воздух. Это было первое мгновение тишины за весь день, без сомнения самый выматывающий и путаный за всю жизнь Пайпер. Усталость волной накатила на неё. Она не ночевала нигде, кроме как на ферме, никогда не спала в чужой кровати, и её день всегда завершался мамиными словами «Доброй ночи, благослови тебя Господь». Но не сегодня. Сегодня она была одна в ужасно далёком месте, окружённая незнакомцами.

Свернувшись под одеялом, она сжала в руках маленькую деревянную птичку, которую с такой любовью выточил для неё отец, и произнесла короткую молитву, упомянув и Беллу, и маму, и папу, и доктора Хуллиган, и всех остальных детей.

– Доброй ночи, благослови тебя Господь, Пайпер, – прошептала она тихонько сама себе. – Доброй ночи, благослови тебя Господь, мама, и тебя, папа.

11

Пайпер с удивительной лёгкостью вписалась в жизненный распорядок своего нового дома. Она обнаружила, что у неё ни в чём нет недостатка: всё от мягкой постели до вкуснейшей еды было подлажено и приспособлено так, чтобы ей было удобно. Будто в пятизвёздочном отеле, удовлетворяющем запросы очень богатых и разборчивых людей, профессор Шамкер и воспитатель Толле вникали во все самые мелкие подробности, обеспечивая потребности детей, – в ход шли и художественные искусства, и рукоделие, и различные спортивные программы.

– Куда ни повернись, я всюду нынче узнаю что-то новое, – сказала Пайпер доктору Хуллиган после нескольких недель в университете. Доктор Хуллиган часто приглашала Пайпер прогуляться с нею по атриуму перед отбоем, и Пайпер ждала этого особенного времени более всего на свете. Доктор Хуллиган не уделяла своё время индивидуально никому из остальных детей, хотя все наперебой пытались привлечь её внимание, и Пайпер была благодарна за внимательность и заботу.

– Профессор Шамкер говорит, что я, видать, самая несообразительная из всех учеников, сколько у него их ни было. Он говорит, что у меня куча чудных идей и притом я совсем не умею правильно писать, и что мы прежде вступим в контакт с инопланетянами, чем я разберусь с таблицей умножения. Выучить-то, пожалуйста, но я просто никак не придумаю хорошей причины, зачем тратить на неё время. В чём соль заучить, сколько будет десятью не пойми что? Нет от этого никому никакого проку. И потом, коль кому надо это знать, кажись, Конрад изучил всё вдоль и поперёк. Я спросила профессора Шамкера вот давеча, когда мне можно снова будет полетать, и он сказал, что вряд ли скоро, и я думала, что я жутко расстроюсь, но нетушки. Ну, то есть не расстроилась вовсе. – Пайпер старалась говорить, как другие дети, и у нее даже получалось. – Но думаю, это потому, что мы столько всего делаем, что и с мыслями собраться некогда. А вы знали, что воспитатель Толле говорит, что мне можно позаниматься в следующий раз на батуте и он покажет мне, как делать сальто? Он, знамо дело, кажется суровым, но давеча вечером, когда я сказала «Доброй ночи, благослови вас Господь, воспитатель Толле», он даже ни разочку не сказал мне, что я нарушаю правила, а обычно говорит. Ну конечно, он не пожелал мне доброй ночи, но, спорим, он подумал про себя и вскорости будет и вслух говорить, вот увидите. Я считаю, глубоко-глубоко он даже хочет. Как думаете?

Доктор Хуллиган подумала и сказала:

– Не вижу, отчего не попытаться, вне зависимости от результата.

Пайпер нравилось, что доктор Хуллиган всегда говорила с ней как с равной и слушала по-настоящему, а не притворялась.

– Я вам говорила, что на прошлой неделе на физкультуре, когда воспитатель Толле велел нам разбиться на пары, Ваойлет попросила меня быть её парой? Да. Вот прям сказала, тихо-тихо: «Хочешь со мной?», а я тут же сказала: «А то!» Раньше-то меня никто не выбирал. И, надо сказать, я потом чувствовала себя прям особенной. И теперь всякий раз, как мы должны работать в парах, мы с Вайолет знаем, что мы в паре. Это приятно. И из класса в класс мы ходим тоже вместе, и Вайолет ждёт, пока я копаюсь по утрам, и говорит, чтобы я не опаздывала, потому что воспитатель Толле будет злиться. И она не против, что я столько болтаю. Мама говорит, что я трещу, как сорока, но Вайолет говорит, что ей даже нравится, потому что ей самой не надо говорить, а она этого не любит и съёживается. Она такая милая! Я думаю, это значит, мы друзья. А вы?

– Я тоже так думаю, – согласилась доктор Хуллиган.

– Она мой самый-самый первый друг. Ужасно здорово иметь подругу. Это такое чувство… – Пайпер немного подумала, подбирая правильное слово, – причастности. Кто-то заботится о тебе, а ты заботишься о нём.

– Как хорошо ты сформулировала, Пайпер. – Доктор Пайпер ежедневно получала отчёты от профессора Шамкера и воспитателя Толле и, хотя Пайпер этого не осознавала, большинство ребят стали очень хорошо к ней относиться, а это говорило о многом, потому что эти дети были ёжистые, с трудными характерами, и часто отвергали и травили одноклассников, а уж особенно новеньких. Не так давно профессор Шамкер рассказывал, что Джаспер глаз не сводит с Пайпер и ходит за ней хвостиком. И другие начали следовать примеру Пайпер и полагаться на неё.

– Вы думаете, я скоро получу письмо от мамы с папой? Я пишу им ну почти через день, а от них ничего нет пока. Конечно, скоро время сбора урожая, и дел на ферме невпроворот, небось у них времени не было. Вот ведь штука, когда ты здесь, кажется, будто время ушло на каникулы, и невозможно один день отличить от другого.

– Я буду отслеживать любые письма.

На третьем ярусе раздался звонок, и Пайпер подскочила.

– Проваль, это первый звонок! Отбой меньше чем через три минуты!

– Спокойной ночи, Пайпер.

– Доброй ночи, доктор Хуллиган, – Пайпер умчалась и, к счастью, успела запрыгнуть под одеяло и выключить свет за пару мгновений до того, как фигура воспитателя Толле загородила дверной проём.

– Тебе повезло, Макклауд. Ты чуть-чуть не опоздала.

– Но не опоздала, воспитатель Толле, сэр.

– Я смотрю за тобой в оба, Макклауд.

– Я знаю, сэр.

Воспитатель Толле немного помедлил.

– Доброй ночи, и храни вас Господь, воспитатель Толле!

– Хм, – он угрюмо развернулся и вышел. Пайпер, устраиваясь под одеялом, слышала, как он обходит спальню за спальней. Одно она не сказала доктору Хуллиган, вероятно, потому что и сама не вполне осознала, – на неё постепенно снизошло такое спокойствие, какого она и не знала прежде, и всё благодаря структурированной и хорошо организованной среде. Мысли её улеглись и замедлились, а значит, сделались более управляемыми и спокойными. Она крепче спала ночью, и жгучее беспокойство, неустанно побуждавшее её задавать вопросы, узнавать новое, исследовать, сделалось не таким настойчивым и тягостным. Оказалось, что Пайпер так больше нравится.

Неделя быстро пролетала за неделей, Пайпер приладилась к новой жизни, и это чувство стало глубже и полнее. На Пайпер снизошло почти благостное спокойствие, и жизнь стала наконец приобретать смысл, когда, как нарочно, всё разом пошло вкривь и вкось. И виноват был исключительно Конрад.

С первого же дня, как она появилась, Конрад Харрингтон сконцентрировал все свои силы на достижении одной-единственной цели – уничтожении Пайпер Макклауд. С безошибочной точностью и дьявольским чутьём Конрад систематически атаковал Пайпер изо всех орудий и при любой возможности подводил под неприятности. Домашняя работа Пайпер непостижимым образом исчезала, а затем воспитатель Толле обнаруживал, что она не убрала постель (хотя Пайпер и клялась, что всё застелила). В гимнастическом зале канат, по которому лезла Пайпер, обрывался, и она падала вниз, а затем её ручка взрывалась, оставляя на платье огромное чернильное пятно. И это только то, что Конрад подстроил за первую неделю.

– Я не удивлюсь, если у Конрада нету души, – Пайпер поделилась с Вайолет, после того как Конрад запер её в классе, и она опоздала к обеду. Пайпер совершенно не могла себе представить, что за подлое удовлетворение мог находить Конрад в планировании своих недобрых розыгрышей. Двигала ли им скука, или ему доставляло удовольствие мучить людей, или просто у него было чёрное сердце – такая жестокость была чужда и непонятна Пайпер.

Пайпер выдерживала его натиск и оказывала лишь пассивное сопротивление, надеясь, что ему надоест и он переключится на что-то другое. Со стороны казалось, что она держится молодцом – так, будто Конрада и не существует, – и встречает все его выходки со спокойным самообладанием. А надо сказать, это было очень даже не просто, и, к чести Пайпер, она исхитрилась придумать надёжнейший способ сдерживаться раз от разу, несмотря на самые грязные приёмы Конрада. Пайпер бережно подвязала деревянную птичку Джо ленточкой и повесила на шею так, чтобы она лежала у неё против сердца. Драгоценная деревянная птичка была нитью, привязывавшей девочку к родителям и родному дому, и она-то и давала ей силы поступать по совести, что бы ни измыслил Конрад. Кроме того, она хорошо усвоила урок, полученный после инцидента в студии, и не собиралась рисковать исключением.

К несчастью, мало что задевало Конрада сильнее безразличия, и его одержимость лишь разгоралась от кажущегося равнодушия Пайпер и её присутствия духа. Конрад сначала удвоил, а затем и утроил свои усилия, и наконец ситуация сделалась абсолютно невыносимой (сам Ганди потряс бы кулаком и издал бы воинственный клич), и он довёл-таки Пайпер до последней крайности.

– Пошевеливайся, жиртрестка! – Идя по коридору на утренние занятия, Конрад резко пихнул Пайпер. Толчок был таким сильным, что девочка потеряла равновесие, а её книги разлетелись во все стороны. Нален и Ахмед захихикали, наслаждаясь зрелищем того, как Пайпер ползает на четвереньках, собирая учебники. Остальные дети старательно держались в стороне, одна только Вайолет не бросила её в беде.

– Не обращай на него внимания, – убеждала она Пайпер.

– Разве тебе не полагается клевать, как птичке, летучая девочка? – Конрад пнул книгу, за которой тянулась Пайпер. – За завтраком ты наглатываешься, словно индюшка. Или свинья. Хря-хря! Хрю-хрю!

– Ясно, как божий день, ты просто завидуешь. – Пайпер спокойно подобрала последнюю книгу, хотя рука её невольно потянулась к деревянной птичке. – Вишь, позеленел от зависти, а зелёный цвет тебе не к лицу, Конрад.

– Завидую? Чему? Тебе? – Конрад рассмеялся. Нален и Ахмед присоединились к его веселью.

– Я видела, как ты подглядывал за мной, когда я гуляла с доктором Хуллиган. И подслушать пытался. Это тебе против шёрстки, что доктор Хуллиган хочет гулять со мной, а не с тобой.

Замечание Пайпер попало точно в цель, и Конрад залился краской. Сорвавшись, он схватил её за руку и сильно стиснул (позднее Пайпер обнаружит на руке синяки).

– Ты глупая, как дубина стоеросовая, Пайпер Макклауд, – Конрад навис над ней, смерив презрительным взглядом. – Попробуй иногда открывать глаза, может, что-нибудь увидишь.

– Я прекрасно вижу. Например, как ты вечно воруешь еду у Джаспера. – Насколько Пайпер могла судить, Конрад питался исключительно незаправленными листьями салата латук и рисом. По её мнению, подобная диета кого угодно сведёт с ума или доведёт до ручки, что вполне объясняло странное поведение Конрада. Он безо всякого аппетита глядел на свою еду, зато регулярно таскал из чужих тарелок, а его излюбленной жертвой был Джаспер, слишком слабый и беспомощный, чтобы оказать сопротивление. – Вдруг ты не знаешь, но когда ты берёшь вещи, принадлежащие другим людям, это называется воровство, так что, выходит, ты вор.

Конрад поджал губы и гневно сощурился, но тут прозвенел утренний звонок, и все опрометью ринулись в класс. И в эту минуту озлобленность и безумие, сокрытые в душе Конрада, прорвались из глубин и поглотили его без остатка. Конрад поклялся сам себе любой ценой сломать Пайпер Макклауд к исходу этого же дня.

– Класс, вы рады слышать будете, что Белла полностью восстановиться и выпускаться будет, – объявил профессор Шамкер, как только Пайпер и Вайолет сели на свои места. Волна удивлённых вздохов и перешёптываний прокатилась по классу. – Позднее сего дня вы её выпускной вечер посетите, и я от вас самого-самого-самого лучшего поведения ожидать.

Пайпер обменялась улыбкой радостного предвкушения с Вайолет. Пайпер давно сбилась со счёта, сколько раз со дня нервного срыва Беллы спрашивала о ней, всякий раз получая один и тот же ответ: «Белла не очень хорошо себя чувствует и нуждается в отдыхе». Пайпер была рада-радёшенька, что снова увидит её, и как только подошло время, они с Вайолет со всех ног примчались в атриум, который был празднично украшен воздушными шариками и флажками, а на большущем плакате яркими разноцветными буквами было выведено: «УДАЧИ, БЕЛЛА!» Чтобы скоротать время до появления чествуемой ученицы, были устроены игры, и все с азартом играли. Выпускные случались очень и очень редко, и возбуждение било ключом. Как часто бывало, когда что-то новое, из ряда вон выходящее, допускалось в привычный распорядок – а случалось подобное крайне редко, – ученики едва себя сдерживали. Несмотря на все старания, большинству было не по силам помнить правила и ограничивать себя, когда кругом столько удовольствий и веселья. Что и говорить, проколов было много, и мелких, и крупных.

В «Музыкальных стульях» невероятная скорость Миртл делала её непобедимой, даже если она совсем не старалась. В «Приколи ослику хвост» повязка на глаза была совершенно бесполезна против рентгеновского зрения Смитти. Лили забавлялась, играя в кошки-мышки с воздушным шариком: отпускала его в воздух и подбрасывала силой мысли, а затем телекинетически приманивала прямо обратно в руку. Кимбер умудрилась поджарить весь американский зефир на столе с закусками, но затем сработала пожарная сигнализация и включился ороситель, положив конец её тайной кулинарной операции. Играя в вышибалы, Дейзи влепила обманный мяч в массивное окно с такой силой, что стекло разорвалось, словно от прямого попадания снаряда, и детей отправили играть в «Твистер», который посчитали наименее опасным для жизни учеников, учителей, случайных прохожих в любой произвольной комбинации.

Как обычно, удовольствие Пайпер было омрачено. В «Твистере» Конрад вывел Пайпер из игры, пнув её коленом в живот и спихнув с коврика, пока все смотрели в другую сторону.

– Эй, так нечестно! – Пайпер, едва дыша, держалась за живот.

– Ну и что? Что ты будешь делать?

– Я… Я… – проблеяла Пайпер, из последних сил сдерживаясь. Что бы она ни делала, она не могла укрыться от его пакостей, и терпение её совсем истощилось. – Я… – Пайпер коснулась своей деревянной птички и вспомнила, что нужно вздохнуть поглубже и досчитать до десяти.

– Как я и думал. Ничего ты не сделаешь, – было видно, что Конрад так и лопается от злости.

Вайолет схватила Пайпер за руку и потащила прочь от Конрада.

– Пайпер, пошли. Доктор Хуллиган как раз привела Беллу. Вон она, – Вайолет указала, и там действительно была Белла, окружённая ребятами, но Пайпер опешила, потому что Белла выглядела совсем не так, как она помнила. Для начала, её длинные золотые волосы были коротко острижены, а вместо ярко-желтой формы на ней были потёртые джинсы и серая фуфайка. Она казалась очень уставшей.

– Мы будем по тебе скучать, Белла, – с искренней теплотой сказала Лили. Не любить Беллу было невозможно.

– Ты будешь писать?

– Что ты расцветишь первым?

– Привет, Белла, – Пайпер протиснулась поближе. – Помнишь меня? Я Пайпер.

Белла отступила на шаг назад и неуверенно улыбнулась.

– Ну, Белла! Ну, одну-единственную радугу! – канючила Лили.

– Да, и сделай её побольше и со всеми цветами, какими сможешь.

Белла неуверенно переводила взгляд с одного лица на другое.

– Я не понимаю.

– Ну, Белла, твои цвета! – настаивал Смитти.

– Да, ну ещё разочек!

Пайпер видела, что Белла неподдельно растерялась. Что бы там Конрад ни сделал Белле, ясно было, что оправилась она не до конца. Можно прибавить ещё довод к и без того длинному списку причин, почему от Конрада нужно держаться подальше – от него одни неприятности.

– Э… я не знаю, о чём вы говорите, – забормотала Белла, и к ней поспешила озабоченная доктор Хуллиган.

– Мне очень жаль, но Белле пора идти. Её ждут родители. – Доктор Хуллиган ласково повела Беллу прочь от оравы ребят к лифту.

– По-твоему, с Беллой всё нормально? – Пайпер шепнула Вайолет. – Думаешь, она просто придуривалась, говоря о цветах, из-за того, что рядом была доктор Хуллиган?

Вайолет пожала плечами.

– Она ни разу не улыбнулась. Ты видела? Ни разочку. Когда я впервые увидела её, она и минуты не могла продержаться без того, чтобы не расплыться в улыбке, сияла, как солнышко. Она словно другой человек.

Доктор Хуллиган завела Беллу в лифт, когда Пайпер бросилась вперёд в последней отчаянной попытке достучаться до подруги. В отсутствие Беллы Джаспер ухаживал за Принцессой Мадригал, и на ней почти каждый день появлялись новые цветы, а обрубленный стебель вытянулся и вырос. Поражённые чудесным исцелением растения, дети предвкушали, как же обрадуется Белла, увидев похорошевший цветок.

– Эй, Белла, если хочешь, я сбегаю и принесу тебе Принцессу Мадригал, – с надеждой в голосе предложила Пайпер. – Она выпустила новый побег, ты можешь показать её своим родителям.

– Принцесса Мадригал? – что-то промелькнуло в глазах Беллы, а затем она покраснела. – Нет. Нет, спасибо. Ты позаботься о ней вместо меня.

Пайпер ахнула. Белла не хочет посмотреть на свой цветок?!

– Но…

– Лифт, поехали, – приказала доктор Хуллиган.

– Пока, Белла!

– Не забывай нас!

– Возвращайся поскорее, навещай нас!

Белла подняла руку, чтобы помахать на прощание, но двери лифта закрылись прежде, чем она завершила жест. Оббежав лифт кругом, дети могли проследить сквозь стекло, как Белла поднимается вверх, выше и ещё выше и наконец исчезает на поверхности высоко над ними. Это был последний раз, когда кто-либо из них видел мисс Беллу Хароша.

– Вот бы и мне с родителями повидаться!

– Здорово, наверное, вернуться домой.

– Так, у нас ещё остался пирог, и его нужно съесть. Продолжаем! – воспитатель Толле повёл Лили и Джаспера к столу с закусками.

Через некоторое время дети вернулись к играм; Кимбер нашла ещё один кусочек американского зефира, который втихаря поджарила, а Нален и Ахмед снова принялись колошматить друг друга по голове воздушными шарами. Только Пайпер осталась стоять, запрокинув голову, погружённая в свои мысли. «Белла не захотела забрать Принцессу Мадригал? Она же обожала этот цветок», – то, что она его оставила, казалось лишённым всякого смысла.

Смятение Пайпер было таким глубоким и полным, что она утратила бдительность и перестала обращать внимание на окружающих и на происходящее вокруг. Конрад, который пристально следил за Пайпер, понял, что вот тот шанс, которого он ждал. Растерянность и ошеломление делали Пайпер лёгкой добычей – всё, что нужно, чтобы довершить его план!

Украдкой, тихо-тихо, Конрад подкрался поближе, а затем мгновенно метнулся к Пайпер. Пайпер, ничего не замечая, продолжала смотреть вверх. Тщательно прицелившись, Конрад подготовился ментально и физически, а затем быстро, словно кобра, нанёс удар. Он выбросил руку и схватил что-то у груди Пайпер.

– А-а-а! – завопила Пайпер, приходя в себя. Она инстинктивно отпрянула, но Конрад был быстрее. Резким рывком Конрад разорвал ленту на шее Пайпер и сорвал её деревянную птичку.

Пайпер показалось, будто он вырвал её сердце. Драгоценная деревянная птичка размером не больше шарика для гольфа и стоимостью не дороже пары долларов для Конрада и всего мира имела созвучность и сообразность с самой ДНК девочки. Этот кусочек дерева был выпестован родной землёй её дома, где родители терпеливо ждали её возвращения. Это был материальный кусочек папиной заботы, крохотный обломок защищённости, любви, причастности, и без него она почувствовала себя совершенно потерянной, не связанной ни с прошлым, ни с будущим. Она нуждалась в этой птичке, как нуждалась в кислороде.

– Ну и ерунда! – ухмыльнулся Конрад, крутя птичкой вне досягаемости рук Пайпер. – Дерьмово же твой отец строгает!

– Или ты отдаешь её немедленно, Конрад, или я, клянусь небом, я… – Лицо Пайпер полыхало от ярости, дыхание рвалось из груди.

– Ты все время это говоришь, летучая девочка, но ни фига не делаешь. И знаешь почему? Потому что не можешь. Ты бестолочь! – Раскручивая фигурку над головой, Конрад наподдал скорости так, птичка исчезла в смазанном водовороте.

– Конрад! Прекрати! – попыталась приказать Пайпер, но голос прозвучал так, словно она его умоляла, что, конечно же, было правдой.

Глухой к мольбам Пайпер, Конрад выждал, когда все глаза обратятся к птичке, а затем отшвырнул её к мусоропроводу. Прицелился он отменно – крохотная птичка ювелирно пролетела по воздуху. На глазах у остолбеневшей от ужаса Пайпер её поглотила грязная пасть мусоропровода, и она навек исчезла.

И это был предел прочности Пайпер.

12

– А-а-а-а! – от звенящего яростью крика у всех стоявших поблизости волосы встали дыбом.

Пайпер налетела на Конрада. Не ожидавший такой свирепой атаки, Конрад сложился пополам, и оба они остервенелым, пинающимся клубком покатились по полу.

– Драка! – злорадно объявил Нален (или, может, это был Ахмед).

– Драка! – подхватил Ахмед (или, может, Нален).

Руки, ноги, волосы разметались во все стороны.

Чтобы растащить их, объединить свои немалые силы и тактические ухищрения пришлось и воспитателю Толле, и профессору Шамкеру, и состоявшему на дежурстве агенту, но, даже стиснутая в руках агента, Пайпер продолжала брыкаться.

– Я хочу свою птичку! Верните её!

– Макклауд! Харрингтон! – с трудом выговорил воспитатель Толле, задыхаясь от гнева и ужаса. – Кабинет доктора Хуллиган. Немедленно!

Пока лифт поднимался на четвёртый этаж, Пайпер испепеляла Конрада взглядом, но весь вид мальчика говорил о том, что ему нет до того никакого дела, напротив, он самодовольно пожинает плоды собственных усилий. Воспитатель Толле сгрузил Конрада в одном углу приёмной доктора Хуллиган, Пайпер – в противоположном и сам присел вместе с ними, пока не уверился, что Пайпер взяла себя в руки. Когда прозвенел звонок к обеду, воспитатель Толле оставил их со строжайшим предписанием не шевелиться, не разговаривать, не драться и вообще не искушать его терпение до возвращения доктора Хуллиган.

– Ну и как тебе нравится лишиться чего-то столь ценного? – подначил Конрад, как только воспитатель Толле вышел из комнаты. На губах у него играла улыбка, которую Пайпер почти нестерпимо хотелось стереть с его лица.

– Как думаешь, твоя птичка сгорит быстро или медленно? Я думаю, медленно, – глумился Конрад. Оба знали, что система утилизации пневматическим путём собирала весь мусор, поступавший по трубам, в печь для сжигания отходов на четвёртом этаже, где он уничтожался один раз в день. – Печь включится через двадцать минут.

Пайпер вдруг воспрянула и выпрямилась на стуле. Если Конрад прав (а когда этот гений был не прав?), мусор ещё не сожгли, и её птичка пока цела, и, может, если повезёт, она успеет её спасти. «Мама всегда говорила, было бы желание, и возможность изыщется. Желания у меня хоть отбавляй, значит, и способ найдётся», – клятвенно пообещав самой себе, что вернёт птичку, Пайпер вскочила на ноги.

– А главный вопрос в том, если деревянная птичка горит в куче мусора, где никто её не видит и не слышит, горит ли она на самом деле? – рассуждал Конрад.

– Заткнись-ка ты грязным носком, Конрад! – Пайпер бросилась к двери.

– Тебе ни за что не успеть вовремя. Печь находится за опытной лабораторией, а лаборатория защищена четырьмя уровнями секретности, – проводил её презрительный комментарий Конрада. – В тебя скорее попадёт молния, чем ты пройдёшь через те двери.

– Я буду очень осторожна с молниями, когда войду в ту дверь, – Пайпер не стала тратить ни минуты драгоценного времени на Конрада и целеустремлённо выскользнула из приёмной в коридор. Нужно было только найти дверь той лаборатории, а для этого достаточно было следовать вдоль труб мусоропровода. Спустя две всполошённые минуты и множество блужданий Пайпер очутилась перед выкрашенными в красный цвет дверями с надписью: «МАКСИМАЛЬНАЯ СЕКРЕТНОСТЬ – ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ЛАБОРАТОРИЯ». Как и говорил Конрад, на двери нужно было ввести четыре кода доступа.

«Не ударь в грязь лицом», – напутствовала сама себя Пайпер. Она потыкала в клавиатуру, в экран, но без толку. В отчаянии она заколотила по устройству, надеясь, что систему закоротит и двери откроются. Не вышло.

– Эй, Мо, хватай тележку. Они тяжёлые, – крикнул за дверью грубый голос. Пайпер спряталась, и через мгновение красные двери распахнулись, а на пороге нетерпеливо остановился толстяк в рабочей робе. Он стоял, притопывая ногой, пока не появился Мо, катя перед собой тележку.

– Довольно пороть горячку! Каждую неделю одно и то же, Джесси. Новые образцы подоспеют к половине шестого, как и всегда. Ну и чего ты раздухарился? – Мо был даже толще Джесси, изо рта у него торчала небольшая палочка, которой он бездумно перебирал из стороны в сторону. Хронически скучающие и постоянно брюзжащие мужики занимались каждодневной рутиной в состоянии, близком к полузабытью. Когда они двинулись по коридору, Пайпер без труда проскользнула внутрь лаборатории.

Когда красные двери закрылись у неё за спиной, Пайпер изумлённо огляделась: опытная лаборатория занимала добрую половину четвёртого яруса. Неисчислимые ряды научных экспериментов уходили вдаль.

– Боженьки! – Пайпер покачала головой, поражённая одним масштабом лаборатории. Тут было столько всяких научных штуковин, что всех и не перечислишь. Не теряя времени, Пайпер быстро нашла трубы, выходившие из ближайшего мусоропровода, и пошла вдоль них в глубь лаборатории. Продвинувшись на пару рядов, Пайпер выхватила взглядом красную розу, зажатую тисками в лабораторной подставке. Она встала как вкопанная.

– А я тебя помню! – Она видела эту розу в день своего прибытия, это она укусила учёного за нос.

Чтобы проверить себя, Пайпер осторожно протянула руку к лепесткам, и в самом деле они оттопырились, приоткрыв маленький зубастый рот.

– Грррр, – зарычала роза.

Пайпер быстро отдёрнула руку, и роза схватила зубами воздух.

– Ну, у тебя и норов!

– Грррр, – рычащая роза была готова покусать любого, кто посмеет потрогать или понюхать её. Роскошный, полностью распустившийся цветок с прекрасными алыми лепестками был развёрнут к распылителю, напоминавшему по форме пистолет. Неожиданно машина ожила и выстрелила чёрным туманом, попав точно в цветок и задев плечо Пайпер.

Роза закашлялась, отплёвываясь от противного химиката, и Пайпер тоже отчего-то зашлась кашлем, кожа у неё на руке загорела и засаднила.

– Больно! – Пайпер схватила первую попавшуюся тряпку и принялась стирать средство с кожи.

– Ой! Ай! Ай! Ой! – звук был едва слышный, тихий такой полустон, какой издаёшь, когда тебе больно, и он определённо исходил от розы. Если мельчайшие брызги чёрного вещества так сильно ожгли Пайпер руку, страшно было и представить их воздействие на нежный цветок.

– Эй, малыш, дай-ка я тебе помогу, – Пайпер потянулась тряпкой, чтобы стереть чёрный налёт с алых лепестков.

– Грррр!

– Не егози одну минутку, и я тебе помогу. А если ты будешь кусаться, я тебе ничем не смогу помочь.

Роза ей не поверила, вероятно, она привыкла ждать от людских рук лишь неприятных манипуляций. Однако она была ослаблена химикатом и не могла сопротивляться в полную силу и после краткой борьбы уступила и допустила до себя Пайпер. Девочка осторожно протёрла привядшие лепестки, а затем сбрызнула розу водой. Роза благодарно встряхнулась.

– Зачем они брызгают на тебя этой гадостью? – Пайпер переставила розу подальше от химиката.

– Гррр!

Пайпер была убеждена, что доктор Хуллиган захочет узнать об этом. Очевидно, от этих Мо и Джесси хорошего не жди, Пайпер при первой же возможности их разоблачит, и тогда всё наладится. А пока – время уходит! – и девочка заспешила к печи для сжигания мусора.

Попрощавшись с розой, Пайпер припустила бегом, чтобы наверстать упущенное время; несколько рядов промелькнули мимо, но затем Пайпер попалась на глаза черепаха со свинцовой пломбой на спине. Пломба была такая тяжёлая, что черепаха едва дышала и только беспомощно перебирала лапами.

– Господи, что с тобой приключилось?

Пайпер остолбенела, не зная на что решиться – если она поможет черепахе, ей нипочём не успеть к печи вовремя. Но если она оставит черепаху на потом, Мо и Джесси наверняка успеют вернуться, и она уже ничего не сможет сделать, не попавшись им.

– Проваль! – При виде замученной черепашки у Пайпер сердце кровью обливалось, нельзя же оставить её мучиться. Ей придётся просто научить жить без маленькой деревянной птички. Выходит, Конрад снова одержит верх.

– Ну-ка, малыш, да ты словно весь мир на спине держишь. Думаю, тебе нужно чуточку помочь. – Пайпер сдвинула засов на клетке и согнула руку так, чтобы ухватить пальцами металлический крюк, удерживающий груз. Пошевелив крючок из стороны в сторону, она сумела его приподнять, и свинцовая пломба откатилась в сторону.

– Так-то лучше, верно?

Черепаха довольно вытянула лапки и сумела подняться. Пайпер отошла, чтобы полюбоваться ею, и вдруг черепаха начала прыгать. Это наибыстрейшая и наипрыгучая черепаха, и не успела Пайпер опомниться, как она сиганула вон из своей клетки.

– А ну вернись! – Пайпер скакнула за черепахой, но та взмывала на три-пять метров в высоту и в два счёта пересекла комнату и выпрыгнула в окно, открывавшееся в атриум.

– Доктору Хуллиган это не понравится, – Пайпер огорчённо повернулась и тут заметила, что за ней внимательно следит маленький чёрный сверчок. Он таращился на неё из-за большой стеклянной колбы, и, похоже, это был тот самый сверчок, с которым девочка познакомилась в лифте. Пайпер склонилась к нему: у сверчка был тот же проникновенный взгляд, и он точно как тогда шевельнул усиками.

– Так вот ты где прячешься! – Пайпер была рада снова увидеть его. На этот раз сверчок не подошёл к краю клетки, чтобы её поприветствовать, и Пайпер скоро поняла почему. Вязкая клееобразная субстанция покрывала его лапки, стреножив их и прилепив к клетке. Сверчок отважно сражался с клеем, изо всех силёнок дёргая задними лапками. К сожалению, чем больше он вырывался, тем больше липкого клейстера размазывалось по его тельцу.

– Эй, маленький. Помнишь меня? Стой смирно. Если ты будешь так мельтешить, ты весь перемажешься. Вот, давай я тебе помогу. Постой смирно минутку. – Пайпер открыла клетку, взяла сверчка и посадила к себе на ладонь. – Ну вот, не всё так плохо. – Пайпер поднесла руку к лицу, и девочка и сверчок посмотрели друг на друга. – Может, тебе немного подсобить?

Сверчок, не моргая, глядел на Пайпер. Пайпер нашла рядом ватные палочки и с их помощью собрала большую часть клея.

– Кто мог взять и сотворить такое?! Это неправильно. Это просто неправильно!

Чёрный сверчок был благодарен за помощь; доверившись Пайпер, он не шевелился и позволил ей собрать большую часть липкой мути. Пайпер только качала головой, думая, что кто-то мог навредить таким простодушным и прекрасным созданиям.

Осторожно сомкнув пальцы над сверчком, Пайпер решила забрать его с собой, чтобы показать доктору Хуллиган, что здесь творится. Лаборатория была настоящей камерой пыток. Да просто стоя на месте, Пайпер была вынуждена смотреть то на одно, то на другое зверство: фиолетовый лебедь плавал в пруду с отбеливателем, восьмирукая обезьяна была спелёнута в смирительную рубашку, так что на свободе оставались только две руки, шагающий нарцисс был привязан к колышку, удерживавшему его в горшке. Такое злодейство и бесчеловечное отношение к живым тварям было невыносимо и непостижимо для Пайпер.

Бух! Бах!

Испугавшись громкого стука, Пайпер вздрогнула и пригнулась, убеждённая, что вот сейчас Мо и Джесси поймают её с поличным. Маленький чёрный сверчок тревожно закопошился.

Бух! Бах!

Звук исходил из небольшой комнатки в конце того же ряда, на полу которого скорчилась Пайпер. Вслушавшись как следует, она поняла, что шум довольно необычный. Явно не человеческого происхождения.

Бух! Бабах!

Дверь в комнату приоткрылась, Пайпер подползла поближе и заглянула внутрь. Увы, в комнате было темно, хоть глаз выколи, и разглядеть хоть что-нибудь было невозможно.

Бух! Бах!

Дрожащей рукой Пайпер толкнула тяжёлую дверь, и она мало-помалу медленно открылась. Свет из лаборатории пролился внутрь и выстелил полосу, пропорциональную открывшемуся проёму двери.

Бух! Бах!

Пайпер задержала дыхание. У чёрной стены смотрового кабинета сидело окутанное мраком существо.

Дрожь пробежала по ногам Пайпер, дыхание вырвалось с присвистом ужаса. Она слышала, как дышит тварь, из темноты за ней следили глаза.

– Здоро́во… – Едва переставляя ноги, Пайпер сделала один осторожный шаг, а затем другой и вошла в комнату. Тишина. – Что это ты здесь делаешь? – Ещё один шажок. Тишина. – Ты не хочешь выйти из этого угла? Жуть, как темно. Я-то темноту не то чтоб сильно люблю. Я бы включила свет, если б знала где. – Теперь Пайпер была уже в середине комнаты, на равном расстоянии от двери и от зверя. Дальше идти она не осмеливалась. Она чувствовала, как он впился в неё взглядом.

Бух! Бах!

Пайпер вздрогнула, ожидая, что тварь набросится на неё. На самом же деле зверь шевельнулся и выпрямил свою длинную шею. Затем он медленно вытянул свою шею к маленькой дрожащей девчушке в центре комнаты. Когда свет упал на его голову, Пайпер увидела, что это был прекрасный серебристый жираф. Он был весь измазан в грязи и выглядел ужасно худым и истомлённым, но все равно его царственная красота была очевидна. Вытянув шею, он оказался нос к носу с Пайпер.

– Ну ты и попал в передрягу!

Глаза Пайпер привыкли к темноте, и она увидела, что жуткие и толстые цепи приковывают жирафа к полу и впиваются в его тело. Длинные ноги свело, и они были закинуты под странным углом, а грохот раздавался, когда животное пыталось устроиться поудобнее.

Некогда гордое и прекрасное создание было сломлено и обессилено, и всё в Пайпер восставало против чудовищной несправедливости. Ей хотелось разорвать цепи голыми руками и немедленно освободить жирафа!

Вместо этого она нежно погладила его по голове.

– Эх ты…

Он поднырнул под ласковую руку, истосковавшись по доброму слову и нежному прикосновению. Пайпер почесала серебряные пятнышки у него на голове: они были мягкие, словно бархатные.

– Ты такой мягонький. Красивый, – она гладила точёную морду жирафа, и он не шевелился, чтобы не упустить ни капли нежности и внимания. Неоткуда было Пайпер знать, что её доброе прикосновение было первым за долгое-долгое время, и оно помогало забыть о мучительной боли в перекрученных сведённых ногах и о тяжести цепей, держащих жирафа на полу. Его печальное сердце исполнилось покоя, и комната вдруг наполнилась мерцающим светом, который делался всё ровнее и ярче.

Поначалу Пайпер подумала, что включилось верхнее освещение, но затем она поняла, что серебряные пятна жирафа буквально светились, как огни рампы.

– Батюшки-светы, да ты чудо-лампочка! – Свечение внутри жирафа, пробуждённое добротой Пайпер, было ослепительным.

– Не переживай! Я позову кой-кого на помощь, и ты живо выберешься отсюда. Вот только доктор Хуллиган услышит, уж она этого не потерпит. Вот увидишь!

В лаборатории возле самой комнаты жирафа раздался грубый мужской голос:

– Подготовьте новый эксперимент с насекомыми и растениями!

Джесси и Мо вернулись! Пайпер мигом метнулась к двери и тихонько прикрыла её, так, чтобы можно было незаметно выглядывать в щель. Мо толкал тележку, наполненную колбами с волосатыми пауками размером с мячик для гольфа. Пауки ползали, меняя цвет от кислотно-зелёного до оранжевого и жёлтого, а затем снова зеленея.

Присутствие Пайпер того и гляди обнаружится, и кто знает, что тогда сделают Мо и Джесси. Бросившись к жирафу, девочка погладила его напоследок.

– Я вернусь. Ты слышишь? Я тебя так не брошу. Держись! – Затем тихо, как мышка, Пайпер выскользнула из комнаты жирафа и низко пригнулась. Зажав в ладони маленького чёрного сверчка, Пайпер перебегала от стола к столу, держа курс прямиком к красным дверям. До цели оставалось всего два ряда, когда красные двери распахнулись и внутрь вошла команда учёных. Не растерявшись, Пайпер нырнула с глаз долой под стол. Плотная группа учёных остановилась, совещаясь, буквально в сантиметрах от неё.

– Образец четыре-два-альфа по-прежнему не реагирует на лечебный протокол. Клинические опыты не демонстрируют ни малейшего улучшения, – расторопно доложил лысеющий учёный своим гнусавым высокообразованным голосом.

– Вот полный список показателей по образцам, – продолжил второй учёный. – Обратите внимание на данные по использованию электрошоковой терапии, химических коктейлей, гидротерапии, ну и, конечно, физического ограничения. Статистически значимых результатов ни в одном случае не достигнуто.

– Мммм.

Пайпер замерла.

Последний голос прозвучал тихо, и всё же узнавание холодком пробежало по спине Пайпер. Несколько белых лабораторных халатов загораживали ей обзор, и девочка вытянула шею, чтобы лучше видеть.

– Тогда ликвидируйте их. Это печально, но мы не можем разбазаривать свои ресурсы на тех, кто сопротивляется реабилитации.

Снова говорил тот же знакомый голос. И не просто знакомый, этот голос невозможно было спутать ни с каким другим. Пайпер прекрасно знала его и всё же отказывалась верить собственным ушам.

– Сегодня две независимые команды были отправлены на поимку новых образцов, – продолжал мягкий ласковый голос. – Неконструктивно реагирующие образцы необходимо уничтожить, чтобы освободить место. Любым способом, какой потребуется.

Лабораторные халаты раздвинулись, и Пайпер увидела…

«Нет! – был её безмолвный вопль. Так кричит душа, когда часть её разбивается вдребезги и гибнет. – НЕТ!!!»

Как и всегда, лицо Летиции Хуллиган было ослепительно красивым, и она являла собой образец сдержанности. Даже санкционируя истребление восхитительных и утончённых существ, находящихся под её опекой, она делала это легко и непринуждённо, как можно попросить добавить в чай ещё ложечку сахара.

– Я подготовила список образцов, – доктор Хуллиган передала бумаги учёным, которые закивали и сделали соответствующие отметки, – которые необходимо собрать и уничтожить. Давайте начнём с образца четыре-два-альфа. – Доктор Хуллиган проследовала вперёд, а за ней переместилась вся группа.

Пайпер не могла понять, что произошло с кислородом в помещении – её лёгкие перестали его получать. Как такое возможно? Доктор Хуллиган – ангел во плоти, ну во всяком случае внешность у неё была ангельская. Но разве ангел может употреблять такие слова, как «уничтожить» и «истребить»? Разве ангелы сковывают цепями жирафов, медленно убивают розы, мучают сверчков? Красота доктора Хуллиган затмила Пайпер глаза. Она поверила ей, полюбила её и даже доверила ей свою жизнь, и теперь, помоги ей Господь, была полностью во власти этой женщины. Если доктор Хуллиган была способна на подобное, что же она уготовила Пайпер? Какие ужасы сотворит доктор Хуллиган с ней и остальными детьми?

И всё же… несмотря ни на что, часть души Пайпер отказывалась верить тому, что она видела и слышала. Нежная, мечтательная часть девочки цеплялась за надежду, что она обманулась и ошиблась, а доктор Хуллиган и есть та спасительница, которой она явилась перед ней.

Доктор Хуллиган остановилась перед лабораторным столом, где должен был находиться образец четыре-два-альфа. Однако учёные обнаружили открытую клетку с белым препаратом на дне. Доктор Хуллиган немедленно взглянула на руководителя группы, ожидая объяснений.

– Но… – учёный побелел и завертел головой. – Час назад он был здесь.

– Его физическое описание, доктор Филдс? – Ещё один учёный забрал папку из рук доктора Филдса и начал её пролистывать.

– Это voculus romalea microptera, – быстро разъяснил доктор Филдс, шаря вокруг. – Его довольно легко спутать с обычным полевым сверчком.

Воспрянув из ошеломлённого транса, Пайпер поглядела на чёрного сверчка, сидевшего у неё на ладони, и неловко сглотнула. «Ох, нехорошо это», – быстро сообразила Пайпер.

– Доктор Филдс, ваш образец сбежал, – констатировала факт доктор Хуллиган.

– Но… но… – заикался доктор Филдс. – Мы никогда… этого никогда не происходило раньше.

– Как бы там ни было, я информирую службу безопасности, – доктор Хуллиган достала свой телефон. – Агент Агент, у нас необычное происшествие в… – Доктор Хуллиган замолчала, не договорив, её взгляд остановился на одиноко лежащей ватной палочке. Очень аккуратно она взяла её двумя изящными пальцами и покрутила. Едва столпившиеся вокруг учёные уразумели значение ватной палочки, воцарилась полная тишина. – Ах да, агент Агент, у нас «красная» степень готовности и возможный диверсант на четвёртом уровне. Мне нужны все записи с камер видеонаблюдения…

Пайпер не знала точно, что такое «красная» степень готовности, но она понимала, что хорошего ждать не приходится и скоро здесь будет уймища агентов. Ей нужно действовать быстро, или она попалась. С момента появления доктора Хуллиган сотрудники лаборатории непрерывным потоком входили и выходили через красные двери, так что сбежать незамеченной было невозможно. Пайпер сунула маленького чёрного сверчка в карман и тихо-тихо шепнула сама себе: «Я легче облачков, вольнее птичек, Я неба часть, я умею летать». Как только началась щекотка, она пошарила на столе у себя над головой и схватила первый попавшийся тяжёлый предмет. Даже не взглянув на добычу, она швырнула предмет в противоположный конец комнаты.

БАБАХ! Стеклянная колба разорвалась, до смерти перепугав научную группу. Воспользовавшись неразберихой, Пайпер перескочила через ряд и бросилась через всю комнату, притормозив только возле окна с матовыми стёклами, которое выходило в атриум. Пайпер бесшабашно бросилась в открытое окно.

В тот же миг доктор Хуллиган обернулась. Она что-то увидела краем глаза. Это точно. Она подбежала к окну, посмотрела вверх, посмотрела вниз, посмотрела в разные стороны. Она увидела… нет, ничего не увидела.

– Агент Агент, сообщите текущее местоположение Пайпер Макклауд. – Доктор Хуллиган не просто так получила руководство университетом – и она знала, что кто-то побывал в её лаборатории. – В моём кабинете? Благодарю вас.

Что было у Пайпер сил, все до последней капли потребовались на то, чтобы влететь через открытое окно в кабинет доктора Хуллиган. Можно подумать, её тело весило сто миллионов кило. Она не летала несколько недель и, казалось, едва помнила, как это делается. «Как птичка, и я полечу, – повторяла она снова и снова. – Я неба часть, я умею летать».

Тяжело дыша, пыхтя и отдуваясь, девочка наконец коснулась ногами пола, и первой её мыслью было позвать на помощь. Телефон стоял прямо перед ней на столе доктора Хуллиган, и Пайпер тут же схватила трубку и набрала домашний номер.

Прошел, наверное, час, прежде чем раздались первые гудки.

– Давай же, мама, возьми трубку. – От одного телефонного разговора до другого на ферме могло пройти несколько месяцев, и, вероятно, непривычные звонки застали мать врасплох. Это если она была достаточно близко, чтобы вообще их услышать.

Один гудок. Два гудка. Три гудка. Четыре гудка.

«Пожалуйста, услышь. Пожалуйста, будь дома». – Пайпер ждала, что в любой момент в кабинет ворвётся доктор Хуллиган.

Десять гудков. Одиннадцать гудков. Двенадцать гудков.

– Алло? – услышав голос Бетти Макклауд на другом конце провода, Пайпер едва не расплакалась от радости.

– Мама…

Клик. Телефон умер.

Пайпер охнула и, опустив глаза, увидела палец, решительно нажавший на рычаг «отбоя». Палец принадлежал Конраду Харрингтону III.

– Что ты делаешь? Разве ты не знаешь, что здесь происходит?

Конрад никак не отреагировал, вместо этого вырвал трубку из рук Пайпер и быстро и ловко разобрал её на части. В следующее мгновение он извлёк из динамика телефона маленький круглый диск размером с пуговицу. И показал его Пайпер на вытянутой руке.

– Прослушка.

Пайпер уставилась на Конрада так, словно видела его впервые в жизни, и, честно говоря, это и был первый раз, когда он позволил ей увидеть себя по-настоящему. Он был совершенно другим. Он казался выше и увереннее в себе, чем тот капризный и подлый мальчишка, который изводил её все последние недели.

– Но… что…

– Тссс. Ничего не говори. Просто слушай.

Конрад сунул руку в карман и, вытащив из него маленькую деревянную птичку, молча отдал её Пайпер.

Пайпер прижала драгоценную деревянную птичку к сердцу, ничего не видя сквозь слёзы. Неужели всё, что она знала или видела, было неправдой? Ведь своими собственными глазами она видела, как Конрад швырнул её птичку в мусоропровод.

– Но как?

– Я сделал копию, – быстро пояснил Конрад, возвращая собранную телефонную трубку на место. – Одной рукой я схватил твою птичку, а другой бросил копию в мусорку.

Пайпер стояла с открытым ртом, не в силах вымолвить хоть слово.

– Сейчас нет времени. Доктор Хуллиган уже идёт. Она тебя подозревает, но доказательств у неё нет. Я следил за твоими передвижениями на камерах видеонаблюдения, так что я всё знаю. Я сделал всё, что мог, но ты должна мне подыграть. И ни в коем случае не выпускай сверчка из кармана. Если она поймает тебя или его, всё пропало. Просто делай так, как я скажу.

И тогда Пайпер поняла, что Конрад всё знал, и знал с самого начала. Что на самом деле он пытался защитить её и что они нуждались друг в друге.

И тогда злейший враг Пайпер Макклауд сделался её единственным союзником.

Судьба распорядилась так, что у Пайпер было менее четырёх секунд, чтобы мысленно пережить заново всё, что случилось в её жизни за последние месяцы, и это ухабистое путешествие перевернуло всё с ног на голову: то, что она считала реальным и правильным, обернулось фальшью и ложью, и она едва понимала, где теперь верх, а где низ. В этот миг дверь кабинета распахнулась, и доктор Летиция Хуллиган, стоя на пороге, вонзилась взглядом в бледное, плывущее лицо Пайпер.

13

Летиция Хуллиган дышала слегка учащённо после пробежки от лаборатории, Пайпер задыхалась от возбуждения, а Конрад поник плечами и позволил своему лицу принять обычное насупленно-недовольное выражение. Три мучительные секунды царила тишина.

Когда Пайпер уверилась, что сейчас её лёгкие разорвутся, или же она разразится слезами или упадёт в обморок, или что-то из этого случится одновременно, – ровно в эту минуту Конрад одним махом разорвал неловкое молчание.

– Это Пайпер! Она что-то прячет! – выпалил он, толкая Пайпер к доктору Хуллиган.

У Пайпер рот открылся от изумления. Что случилось с тем Конрадом, с которым она только что разговаривала? Он стал совершенно другим человеком.

– Это так, Пайпер? – доктор Хуллиган держалась с изумительным спокойствием, взгляд её был мягким и добрым. – Ты что-то прячешь?

– Скажи ей, – нахохлился Конрад.

Пайпер поглядела на Конрада в немом недоумении. Что она должна сказать?

– Что такое, Пайпер? Ты можешь мне всё рассказать.

– Белла украла что-то, а Пайпер видела, – наябедничал Конрад.

– Что?! – Никакого притворства, Пайпер действительно совершенно растерялась.

– Я всё видел, и если ты сама всё не расскажешь, расскажу я, – Конрад повернулся к доктору Хуллиган. – У Беллы, когда она уходила, был в руках какой-то маленький чёрный жучок. Он был похож на сверчка, и она показала его Пайпер, когда никто не смотрел, – Конрад самодовольно обернулся к Пайпер, будто бы только что обставил её.

Пайпер, глядя на Конрада, поражалась его гению.

– Это правда, Пайпер? – Новое разоблачение упокоило доктора Хуллиган, и она села за рабочий стол.

– Ну… – Опыта у Пайпер было не в пример меньше, чем у Конрада, но она постаралась ему подыграть. – Белла шла… и… в общем, я увидела его у неё в руке… и…

– И Белла позволила Пайпер дотронуться до него, а затем спрятала в карман, – быстро закончил Конрад.

Доктор Хуллиган легонько кивнула, переводя взгляд с одного ребёнка на другого. Её глаза ничего не выдавали, а лицо, как обычно, было безмятежнее тихого озера.

– Ясно.

– Я предупреждал её, что нужно всё рассказать.

– Пайпер, к твоему сведению, студентам не разрешается взаимодействовать с лабораторными животными без учителя.

– Мне очень жаль, доктор Хуллиган. Я не хотела нарушать правила.

– Да, я знаю, Пайпер. – Доктор Хуллиган помолчала, глядя на ребят. – Я слышала, вы подрались?

Конрад выглядел искренне удивлённым, он даже растерянно посмотрел на Пайпер: вдруг она знает, о чём это говорит доктор Хуллиган.

– Нет. Никакой драки не было.

Пайпер не могла привыкнуть к тому, насколько Конрад был убедителен. Это было жутковато.

– Воспитатель Толле доложил, что птичка Пайпер была выброшена в мусор, – не сдавалась доктор Хуллиган. И снова изумление Конрада было более чем искренним.

– Как вы сами можете видеть, Пайпер прямо сейчас держит свою деревянную птичку. – Конрад пихнул Пайпер, и та раскрыла ладонь.

– Ясно. – Конрад, как всегда, всё предусмотрел. Что-то подсказывало доктору Хуллиган, что, спроси она других ребят, те расскажут ей ту же самую историю, и завтра, возможно, даже воспитатель Толле сообщит, что ошибочно интерпретировал инцидент. Допрашивать их далее было бесполезно, пусть даже глаза Пайпер были как две луны, а коленки девочки тряслись.

– Что ж, это многое объясняет. Спасибо, что поставили меня в известность. А теперь вы можете вернуться в жилую зону.

– Спокойной ночи, доктор Хуллиган, – Конрад направился к выходу, и Пайпер последовала за ним. Прежде чем они вышли, у доктора Хуллиган зазвонил телефон.

– Да, агент Агент. Что с записями с камер видеонаблюдения? Какого рода компьютерный сбой? Я не верю, что ничего нельзя восстановить. Понимаю.

По пути к спальням Конрад не обменялся с Пайпер ни взглядом, ни словом, а когда они пришли, пора было расходиться спать.

– Отбой! – Воспитатель Толле патрулировал коридор дортуара.

В оторопи и терзаниях Пайпер прождала полчаса после отбоя в своей спальне. Чтобы скоротать время и немного упокоиться, она выхаживала маленького чёрного сверчка, которого решила назвать Себастьяном. Хотя Пайпер не знала никого, кого звали бы Себастьяном, ей казалось, что это импозантное имя, а чем дольше она наблюдала за сверчком, тем больше убеждалась, что это было чрезвычайно изящное и элегантное создание. Она соорудила для Себастьяна домик из небольшой коробочки у себя на столе, и, кажется, устроившись в нём на ночь, он был благодарен ей за труды.

Едва воспитатель Толле завершил свой второй обход, Пайпер вылетела из окна и приземлилась в комнате Конрада, который, как она обнаружила, был полностью одет. На кровати лежал чемодан, в который он преспокойно собирал вещи.

– Что здесь творится?

– А я-то думал, что теперь это сделается очевидно даже тебе, – Конрад ничуть не удивился, когда Пайпер влетела в его комнату через окно, и продолжил, как ни в чём не бывало, складывать в чемодан стопки книг.

– Но… но они мучают всех этих прекрасных созданий, – затараторила Пайпер на грани истерики. – Я видела этого жирафа, и черепаху, и розу, и столько других. Это неправильно! Мы должны вытащить их отсюда.

– В кои-то веки ты права во всём. Я бы и сам лучше не сформулировал. К сожалению, вытащить кого-либо было невозможно, пока не появилась ты. Чтобы побег удался, мне нужен был лётчик. И раз ты здесь и не потеряла голову, можно отправляться. – Конрад закрыл свой чемодан, и Пайпер уразумела, что он ни много ни мало упаковал все свои вещи и был готов отчалить в ту же минуту.

– Ты хочешь сказать, что мы прям сейчас сбежим? Вот прям так? – Пайпер отступила в нерешительности. Столько всего случилось за такое короткое время, что у неё голова шла кругом.

– Так точно, ну и чего же мы ждём?

– Но… но как же, разве нам не надо сказать кому-нибудь? Что-нибудь сделать?

Конрад вздохнул и поставил чемодан. Он выглядел старше своих одиннадцати лет: скрестив руки на груди, он глядел на Пайпер точно так, как родитель смотрит на беспомощного ребёнка.

– Так, ты хочешь толочь воду в ступе. Хорошо, давай, и покончим с этим, чтобы можно было убраться отсюда. Я начну с самого начала. Так, сядь-ка лучше, это займёт какое-то время, – Конрад указал на кровать, и Пайпер села на самый краешек с широко раскрытыми глазами. Он говорил с вымученным терпением, словно ему приходилось объяснять всё это по меньшей мере миллион раз – и ведь приходилось, правда, только в мыслях. – Прежде всего: сказала тебе доктор Хуллиган, как это место, этот университет называется?

Пайпер стала припоминать и поняла, что нет, доктор Хуллиган не сказала, а сама Пайпер никогда не спрашивала.

– Э… нет, вроде не говорила.

– А логотип? Нигде его не видела? – Конрад ткнул в лист бумаги, поверху которого шли аккуратные буквы У.Р.О.Т. Пайпер кивнула. Она видела эту аббревиатуру повсюду, как и все они. Однако не обращала особого внимания, просто не задумывалась. – Это сокращение расшифровывается как Университет регламента, ординарности и тривиальности, или без витиеватых слов – У.Р.О.Т. У.Р.О.Т. – это безупречно выстроенное и бесперебойно работающее учреждение с одной-единственной целью – сделать всех и вся, проходящих через него, нормальными. Он демонстрирует стопроцентную эффективность. С самого начала здесь был организован образцовый и систематизированный процесс, обеспечивающий идеальный результат.

Конрад протянул руку к лампе на своём столе и включил её. Поскольку он выкрутил обычную лампочку и заменил её чёрной, лампа высветила белые строчки, которыми был сплошь исписан каждый сантиметр в комнате Конрада. За полночь, когда все спали, Конрад работал без продыху. Только гений мог измыслить спрятать все свои секреты на самом видном месте. Формулы тянулись вдоль стен, на двери были диаграммы, и даже потолок не избежал его рук. Но без чёрного света обнаружить что-либо было просто невозможно.

– Батюшки-светы! – Пайпер пришлось вытянуть шею, чтобы окинуть всё это взглядом.

Конрад ткнул в диаграмму на двери, чтобы привлечь внимание Пайпер.

– Вот здесь можно увидеть, что всё начинается с отслеживающих устройств, установленных по всему земному шару. Они быстро распознают и сообщают об образцах, которые проявляют свою исключительность, будь то птица, или рыба, или человек. – Конрад указал на диаграмму побольше, испещрённую множеством стрелок и формул. – После того как существо было с точностью идентифицировано, его отслеживают со спутника. Для его захвата немедленно высылается поисковая группа. Как только образец был засечён, он попадает в сеть радиоэлектронного наблюдения и делается лёгкой добычей. К моменту, как его привозят сюда, в университет, его судьба решена. Не надо заблуждаться: выход отсюда только один, и это выход на условиях доктора Хуллиган.

Конрад ловко щёлкнул по висевшему на стене календарю – вроде бы обычному календарю со Снупи на обложке. Тотчас он разложился до самого пола, как аккордеон, и стало видно ещё больше диаграмм, схем и столбцов чисел.

– Сначала образец помещают под наблюдение и тщательно изучают; учёные документируют и описывают все характеристики его внешнего облика и поведения и создают полное информационное досье, которое затем используется для подбора химического препарата, который должен помешать созданию делать то, что они считают ненормальным. После нескольких лет проб и ошибок они установили, что при применении к образцу подходящего препарата быстро изменяются ритмы его головного мозга и физиологическая химия. Готово, основной объём работы был проделан, и остаётся только ждать, пока образец придёт в норму. Они знают, что, если создание в течение длительного периода времени не использует свои способности, способности эти будут утрачены. То есть ты или применяешь свой дар, или теряешь его. – Конрад помолчал, давая этой информации уложиться, а затем перешёл к формулам на противоположной стене и продолжал более тихим голосом: – Хотя подавляющее большинство реагирует на правильно подобранный препарат, есть и исключения, и в этих редких случаях доктор Хуллиган прибегает к более радикальным инвазивным методам. По её приказу образцы хирургическим путём разрывают на части, а затем заново соединяют. Она может использовать генную терапию и изменять ДНК, калеча противоестественные свойства образца. Если в конечном итоге никакие средства не работают, образец просто уничтожают. Этим они и занимаются на четвёртом уровне. – Пайпер мертвенно побледнела и мелко задрожала. Но психовать она, кажется, не собиралась, и поэтому Конрад со вздохом продолжал: – Что касается человеческих особей, таких, как мы с тобой… что же, мы представляем для них наибольшую сложность. Другие создания нуждаются только в физической и биологической корректировке, но для нас, для рода человеческого, дополнительные трудности создаёт это. – Конрад указал себе на голову. – Психологические, интеллектуальные и эмоциональные аспекты поведения человека делают нас менее подверженными контролю и управлению. Исследователям потребовалось немало времени и усилий, но теперь они понимают, как провести нашу реабилитацию и создать стойкую норму. Они должны заставить нас хотеть быть нормальными, принять норму, увидеть её ценность. А иначе не сработает. И как они этого добиваются? Становясь нашими друзьями, предоставляя нам то, чего мы хотим, создавая для нас комфортные условия и по возможности делая нас невольными соучастниками в нашем собственном падении. И в большинстве случаев им это удаётся без особых усилий. – Конрад многозначительно поглядел на Пайпер, и Пайпер, застыдившись, отвела несчастные глаза. Отчего ей так хотелось верить доктору Хуллиган? Почему она сказала, что не будет летать, ведь дома она любила летать больше всего на свете? – Всё это, конечно, делается очень ненавязчиво. Логика их рассуждений безупречна. Если бы они казались бессмыслицей, наш мозг отверг бы их, и мы бы на них не повелись. Они знают, что, если мы прекратим использовать своё умение, мы его вскоре утратим, и им хватает ума понять, что наиболее эффективный способ подвести к этому – отвлечь наше внимание, переключив его на что-то тривиальное и будничное. Старушка Хуллиган отлично владеет хрупким балансом между ободрением и мягким подталкиванием к норме и не забывает использовать отрицательное подкрепление для недозволенного поведения, гася последние проблески таланта. Возьми нас в ежовые рукавицы, и мы упрёмся и взбунтуемся. Куда проще и эффективнее отвлекать нас, развлекать и успокаивать. По-настоящему они нас и не учат ничему, чтобы наши мозги пребывали в покое и бездействии. Их строгое расписание предназначено для того, чтобы ввести нас в оцепенение, пока они преследуют свою истинную цель – убивают наш талант раз и навсегда.

От сложных слов Конрада, не говоря уже о бесчисленных диаграммах и расчётах, у Пайпер голова шла кругом. Она схватилась за кровать, чтобы не рухнуть, а Конрад тем временем сел на стул и начал показывать свои записи на потолке.

– Как видишь, они используют двусторонний подход. Сломить субъекта психически – это полдела, другая половина требует медикаментов. Спросишь, как они это делают? С едой. Вкуснейшая и всячески замечательная еда учитывает ваши вкусовые пристрастия и приготовлена таким образом, чтобы замаскировать все те препараты, которыми они её пичкают. И не сомневайся, всех вас день ото дня накачивают массой химических веществ. И всё время внимательно наблюдают за реакцией, пока не определят тот препарат, от которого вы сделаетесь немного заторможенными и перестанете мыслить так, как мыслили раньше, а вдобавок, возможно, станете чуть более счастливыми и покладистыми.

И как только это произойдёт – а они с каждым днём работают быстрее и лучше, – вам больше не захочется использовать свои умения, и в то же время психическое равновесие вашего организма изменится раз и навсегда. Их метод простой, эффективный и беспроигрышный. Просто однажды ребёнок просыпается и смутно припоминает, что когда-то умел что-то делать – нечто особенное, нечто необыкновенное, – но, хоть режь, не может вспомнить, что же это было. Впрочем, он даже не очень расстроится, потому что он лежит в невероятно уютной кровати и мысли его простираются не дальше следующего обеда и того, как хороша будет еда, и по большей части всё, чего бы он ни попросил, будет исполнено. Вот он и решает: а зачем сражаться? Сам того не понимая, он продался за тёплую постельку и неконтролируемую пищевую зависимость.

Мы здесь словно крысы, запертые в лабиринте, и выбраться можно, только став нормальным.

Пайпер даже не заметила, как где-то в середине монолога Конрада перестала дышать, но теперь вдруг стала глотать ртом воздух, словно вытащенная из воды рыба.

– Нет, – затрясла она головой, – нет.

– Ты же не собираешься расклеиться? Потому как у нас сроки поджимают и нет времени на твою истерику.

– Извини, Конрад, что испортила тебе вечер и всё такое, но не каждый день узнаёшь, что люди тебе на шею петлю надели.

– Да, что ж, возьми себя в руки. Ты уже не в Канзасе, Дороти.

– Что? Меня зовут Пайпер, и я из округа Лоуленд.

– Ладно, забудь. Теперь нам можно уходить? – Конрад во второй раз взялся за чемодан.

– Так вот почему ты ничего не ешь и таскаешь еду у Джаспера. – Всё внезапно сложилось в голове у Пайпер. – Ты не хочешь есть медикаменты, а средства для Джаспера на тебя не подействуют, потому что предназначены ему.

– Всё верно, – нетерпеливо закивал Конрад. – Джаспер – следующий в планах на выпуск, и я, как могу, пытаюсь затянуть процесс и дать ему шанс вспомнить о своём умении. Очевидно, что безуспешно.

Пайпер была рада, что сидит.

– Только не Джаспер!

– Боюсь, что он. Они и тебя неплохо обработали и накачали. Определённо, они подобрали правильную химическую комбинацию, потому что ты и ходишь медленнее и взгляд у тебя затуманенный. Если ты останешься здесь, это уже просто вопрос времени.

– Правда? – и теперь, подумав, Пайпер поняла, что и в самом деле была заторможенная, словно под наркозом. Она объясняла тем, что ей здесь спокойно, но теперь всё стало ясно. – Ты прав. Так, значит, ты задирал меня, потому что…

– Потому что мне нужно было расшевелить тебя, а наркотик тебя затормаживал. Мне нужно было, чтобы ты поскорее узнала правду, и мне пришлось тебя немного подтолкнуть. Доктор Хуллиган взяла тебя под своё крыло, а это вредно для здоровья. С того момента, как ты прибыла сюда и как я узнал, что ты летунья, я знал, что существует возможность сбежать. Это всё изменило.

– А что остальные? Они знают? – У Пайпер был миллион вопросов.

– Нет. Я пытался им сказать, но не сработало. Никто не поверит. А если кто крепко вписался в реальность, состряпанную Хуллиган, то шок понимания просто сведёт его с ума. Как вышло с Беллой.

– Белла? Так вот что случилось с Беллой?

– Я старался, как мог, но она не смогла этого принять, – Конраду было невыносимо проигрывать хоть в чём-то.

– А можно для неё сейчас что-нибудь сделать? Ну, то есть, если она выслушает нас и поймёт, она сможет вернуть свой дар?

Конрад покачал головой.

– Она прошла точку невозврата. Эта точка для каждого своя, но если ты опускаешь руки – и я имею в виду по-настоящему сдаёшься, – к тебе уже никогда не вернётся твоя способность. Белла сдалась. Ты же видела это в её глазах.

Потеря Беллы и утрата её необычайного дара стала для Пайпер почти невыносимой трагедией. Белла так ярко светилась. Без сомнения, её предназначением было нести в мир радость и красоту. А вместо этого она сделалась серой и безжизненной, и в эту самую минуту такая же судьба угрожала серебряному жирафу. А что же все те дети, которые разделили их удел? Что станет с ними и как им помочь?

Конрад не дал Пайпер возможности замкнуться в себе, и дальше обдумывая новость.

– Ладно, с этим мы разобрались, а теперь мне нужно знать, приходилось ли тебе что-нибудь или кого-нибудь носить, когда ты летала. Можешь прикинуть комфортный для тебя вес? И мне нужно знать, какое примерно расстояние ты можешь преодолеть, прежде чем тебе потребуется отдых.

– Но зачем? Зачем они всё это с нами делают?

Конрад сглотнул и напомнил себе, что нужно быть терпеливым.

– Потому что они полагают нас опасными, а контролировать нас не могут. Братья Мустафа могут на досуге устроить цунами. Дейзи в состоянии поднять танк, даже не вспотев, а Миртл бегает так быстро, что их инструменты даже не успеют засечь время. В их мире для нас нет места, пока мы не станем нормальными, поэтому нас и заперли здесь.

– Значит, мы сбежим и отправимся за помощью. Это твой план?

– За какой помощью? Никто нам не поможет. Если мы попытаемся вернуться, они поймают нас, и на этом всё закончится. Нет, мы выберемся отсюда и спрячемся там, где им нас никогда не найти.

– А остальные? Что будет с ними? – Пайпер подумала о Вайолет и её тихой доброте, о проказах Лили и, конечно, о связанном жирафе в тёмной комнате на четвёртом уровне.

Конрад пожал плечами.

– Мы ничего не можем сделать. Им придётся остаться здесь. Лучше вызволить двоих, чем всем погибнуть. Мы ничем не можем им помочь.

– Ты хочешь сказать, мы бросим их здесь? Ничего не сделаем?

– Слушай, я всё просчитал, и статистически значимая вероятность того, что мы их вызволим, мала или же стремится к нулю. Чем больше людей, тем больше переменных нужно учитывать, тем больше риск. Это слишком опасно. – Конрад даже не стал пытаться и разжёвывать для неё те математические расчёты, которые он провёл, планируя их побег. Если Пайпер не в состоянии осмыслить то, что представлялось ему предельно очевидной ситуацией, нет шансов, что она поймёт более филигранные математические доводы. – Другого пути нет.

– Я тебе не верю. И даже если ты прав, мне всё равно. Я их не брошу, – упёрлась Пайпер. – Должен быть другой выход.

– Но его нет, – терпение Конрада подходило к концу. Он в последний раз вернулся к своему предложению: – А теперь пора отсюда сматываться!

Но прежде чем Конрад успел подойти к Пайпер, она взмыла вверх, вылетела из окна и зависла в воздухе как раз вне пределов досягаемости. Конрад бросился вперёд.

– Что ты делаешь?! Скройся куда-нибудь, пока тебя никто не увидел!

– Я не могу так, Конрад! Я просто не могу сбежать без них. Вайолет – мой друг, и все эти звери и создания, которых я видела на четвёртом уровне… у меня чуть сердце не разорвалось. Куда мне спрятаться, чтобы не вспоминать о них?

Конраду нечего было ответить. Пайпер знала, что, возможно, не так умна, как Конрад, и понимала, что она, вполне вероятно, вне себя от шока и не в состоянии ясно мыслить. И всё же девочка понимала, что не сможет жить со знанием того, что она оставила других в беде.

– Мы сбежим все вместе или не сбежим вовсе. И точка. Раз ты такой гений, так придумай такой план, который сработает.

– Я говорю тебе, что не могу. Ничто не сработает. Пайпер, мы с тобой не герои комиксов, счастливое будущее которых расписано с самого начала. Пусть эти дети не совсем без способностей, но они бесполезны для побега – да и для всего прочего, если уж на то пошло.

– Всё равно, я думаю, ты придумаешь план и всё получится, – Пайпер покачивалась в воздухе.

– Я знал, что с тобой будут одни неприятности.

– Я не собираюсь доставлять тебе хлопот, Конрад. Как по мне, нам не к кому больше повернуться, так что нам придётся научиться ладить. – Пайпер повернулась, чтобы лететь обратно в свою спальню. Через плечо она сказала:

– Ты придумаешь по-настоящему хороший план. И не переживай, я тоже буду помогать.

Пайпер поможет ему придумать план? Если Конрад до сих пор не переживал, самое время начать.

14

Конрад был в отчаянии.

Его отчаяние говорило, что ему нужна Пайпер Макклауд, а Конрад Харрингтон III никогда ни в ком не нуждался. И можно с уверенностью утверждать, что никто никогда не нуждался в нём, и уж тем более не беспокоился о нём. Что отец, что мать следили за тем, чтобы у него было совершенно всё, кроме их заботы, любви и времени. Для властной пары с политическими амбициями ребёнок был необходимым аксессуаром, и оба были чрезвычайно рады появлению Конрада III. Он был в точности таким, каким следовало, и даже лучше. К сожалению, намного лучше. Его острый ум не входил в планы ни одного из родителей, и поначалу они находили ему применение только для развлечения гостей на приёмах.

– Благодарю вас, няня. Посадите Конни ко мне на колени. – Эбигейл Черчилль-Харрингтон принимала мальчика, одетого в безупречно чистый матросский костюмчик, и держала его как бы с опаской, словно он был дикой шиншиллой или экзотической змеёй.

Гости за обеденным столом немедленно и единодушно принимались ворковать, приостановив десертные вилки на полпути ко рту и капая сабайоном и обжаренной в бальзамическом соусе клубникой.

– Какое чудесное дитя!

– Он так похож на отца!

– Вы, должно быть, чрезвычайно им гордитесь!

– Да, да, благодарю вас. – Эбигейл улыбалась, поворачиваясь к гостю, сидевшему справа от неё. – Вы знаете, мистер вице-президент, наш малыш Конни уже знает наизусть всех президентов и все государства. Не чудо ли для двух лет, как вы думаете? Конечно, моё родовое древо включает и Галилея, и Ньютона, но разве это релевантно? И всё же кровь не вода. Няня, почему у Конрада закрыты глаза? Няня? О, снова открыты. Конни, дорогой, назови гостям государства мира и их столицы. – Эбигейл с гордостью держала ребёнка, пока он не заканчивал перечисление, после чего гости аплодировали, а няня уносила ребёнка туда, где его было не видно и не слышно, и о нём не вспоминали, пока он не требовался для следующего приёма или фотографии.

В возрасте шести лет дорогой малыш Конни сорвал своё запланированное выступление на ежегодном приёме в честь Дня благодарения, начав расспрашивать отца о вопросах внешней политики в присутствии китайского посла.

То, что поначалу было милым развлечением, обернулось для семьи неловкостью и головной болью. У Конрада был насколько исключительный ум, что ни один учитель не мог не то что превзойти его, но и просто сравняться, а ни одна из школ, и особенно из числа лучших, не готова была его принять. Конрад начал – по словам лучшего детского психолога в Вашингтоне, округ Колумбия, стоимость консультации – от пятисот долларов в час – «вести себя импульсивно». В семь лет импульсивное поведение малыша Конни вылилось в то, что он взломал главный компьютер министерства обороны и удалённо перепрограммировал находящийся на орбите спутник, вооружённый ядерными боеголовками. Когда ЦРУ проинформировало Овальный кабинет, президент решил, что его не вполне устраивает то, что семилетний ребёнок хозяйничает в ядерном чемоданчике. Не желая улаживать это осложнение, Эбигейл и Конрад Харрингтон по собственной охоте и без лишних вопросов передали малыша Конни доктору Хуллиган, едва та появилась на их пороге, и тем самым ловко избежали политического резонанса.

Кстати говоря, спутник, из-за которого началась заваруха, усилиями Конрада получил новую траекторию, что позволило ему избежать столкновения с русской космической станцией, слегка отклонившейся от своей орбиты. Никто, в том числе и президент, не стал придавать этому незначительному факту какое-либо значение.

Способности Конрада были для него одновременно и благословением, и проклятием. Он быстро и с относительной лёгкостью разобрался во лжи доктора Хуллиган и понял истинную природу У.Р.О.Т. К сожалению, интеллект также сообщил ему, что он не в силах ничего изменить. Противостояние Конрада и доктора Хуллиган было равным: ум одного против системы безопасности, агентов, научных исследований и химических препаратов другой. Не будь родители Конрада такими крупными фигурами в политике, доктор Хуллиган с готовностью применила бы самые радикальные средства реабилитации из своего арсенала, но в случае с Конрадом у неё были связаны руки.

Конрад не мог сбежать. Доктор Хуллиган не могла сделать его нормальным. И вот год от года и до бесконечности из этого замкнутого круга не было выхода. Конрад не мог думать ни о чём, кроме побега. Всё остальное не имело значения. Но побег был совершенно невозможен.

Четыре года Конрад оставался погребённым заживо на тринадцатом уровне и терзался неописуемой агонией. Его мыслительный процесс не прекращался ни на минуту, анализируя, создавая, решая, вычисляя и набирая мощность лавинообразно, громадными скачками. Днём и ночью его разум продолжал свою бесперебойную работу, но найти ей приложение Конрад не мог (об этом позаботилась доктор Хуллиган) и не мог её остановить, и мысли его кипели – бурный поток интеллектуальной мощи бил в слабую плотину его телесности, требуя выхода. Год от года он вёл существование вечно голодного пса, посаженного на цепь во дворе и мучимого палящим солнцем, отсутствием тени и воды; от боли и напряжения Конрад сделался мелочно-злобным.

Конрад Харрингтон знал, что если он не выберется на свободу, причём скоро, то сойдёт с ума. А побег был абсолютно невозможен.

Пока не появилась Пайпер Макклауд.

Летунья была чем-то настолько маловероятным, настолько выходящим за рамки обыденного, что она-то и нужна была Конраду, чтобы план бегства сработал. В тот миг, когда он увидел, что Пайпер может летать, он обрёл надежду. Он тщательно всё спланировал и учёл любую возможность, кроме одной – что Пайпер откажется бежать без остальных.

«Как можно быть настолько – колоссально! – глупой?! Неужели она не понимает?!»

Хуже того, у Пайпер создалось ложное впечатление, будто они теперь друзья. Каждый вечер, после того как воспитатель Толле завершит ночной обход и только Конрад засядет за план побега, Пайпер взяла манеру залетать в его окно и трещать, не смолкая, обо всём, что придёт ей в голову. (Да, есть информация, которой страшатся даже гении вроде Конрада.)

– Я увидела, как Вайолет ест тот шоколадный кекс за обедом и едва не лопнула, так мне хотелось её предупредить. Как думаешь, мы ведь скоро уже сможем им всё рассказать? – Пайпер сидела на кровати Конрада и осторожно гладила Себастьяна, которого держала в ладонях. Крохотный чёрный сверчок совершенно оправился и с удовольствием прыгал между пальцами Пайпер.

– Ммм, – промычал Конрад, не особо вслушиваясь.

– Знамо дело, я здесь уже веки вечные, а по совести сказать, словно меня тут и не было. Будто кто взял и вынул мне глаза из глазниц, и я ходила, слепая, как сыч. А ведь и ежу ясно, что тут полная ерунда творится. Ведь мы только и делаем, что плетём корзины и – снова-здорово – зубрим одни и те же имена и даты. Знамо дело, мы при деле, но ведь и не учим ничего, и не делаем ни шиша полезного. Это не по мне. И вот что я скажу, когда я увидела то, что увидела, и ты сказал мне то, что сказал, у меня было просто ужасное чувство вот здесь, – Пайпер ткнула себя в грудь. – Ведь хочется доверять людям и верить во что-то, а если ты не можешь, то и жизнь не в радость. Именно так я чувствовала. Словно просвета нет. Но чем дольше я кумекала, тем крепче решала, что, ладно, есть плохие люди, но есть и другие, хорошие. Так что я думаю, что ни за что теперь не брошу летать. И мне плевать, кто что скажет. Есть такие вещи, которые нужно сберечь для себя самой, кто бы ни просил и как бы ласково ни упрашивал. И не важно тогда, дурные те люди или хорошие, потому что ничего они мне не сделают, коли я сама не позволю. Понимаешь, о чём я?

– Ммм.

– Я уж вижу, как упорно ты работаешь, Конрад. И я собираюсь тебе помочь, если ты мне скажешь, что делать. – Конрад не отвечал. – От меня уйма пользы, только дай мне шанс. Даже мама говорит, что я чищу кукурузу быстрее всех, а она на похвалу куда как скупа.

Конрад не только сомневался, что от Пайпер может быть помощь, кроме как в полёте, но и твёрдо был убеждён, что она – лишь дополнительная обуза. Поэтому когда следующим же вечером Пайпер, вся взбудораженная, приземлилась в его спальне и торжественно объявила, что придумала, чем помочь, Конрад приготовился к худшему.

– Я размышляла о том, как ты объяснил про доктора Хуллиган и про то, как она уговаривает нас не пользоваться своим даром. Как она так всё перетолковывает, что мы решаем, что мы и не хотим его больше. И не используем. Выходит, если мы снова захотим использовать свой дар, так и станем, верно? И тогда я стала думать, как бы заставить остальных захотеть этого, и тут же придумала. Прямо сразу. Им нужно мечтать! Ну, знаешь, придумать, что они станут делать со своим талантом, и хорошенько раззадориться, и тогда им захочется последовать за мечтой.

– О-ох, – сказал Конрад вслух.

«Это совершеннейшая чепуха, и ничего из этого не выйдет», – сказал Конрад про себя.

Но в то же время Конрад понимал, что если Пайпер займёт себя и своё время, то меньше будет путаться у него под ногами и всячески усугублять и без того непростую ситуацию, и он решил не встревать.

– Вот я и взялась за дело и начала с Вайолет, и знаешь, что она мне сказала? Она сказала, что, если бы выбралась отсюда, она стала бы архи… архиоло… чем-то. Это когда уезжают далеко-далеко и выкапывают вещи из стародавних времён. Из могил, склепов и всякого такого. Вайолет мне всё объяснила. Она говорит, что, когда начинают копать, находят запертые и запрятанные вещи, вот она и считает, что она могла бы уменьшиться в крохотулечку и влезть внутрь прежде всех. Вот она и будет первой в таких местах, где никто не бывал сотни или, может, тысячи лет, и увидит разрисованные стены, поглядит на царя Тутанхамона. А как насмотрится, выйдет наружу и расскажет остальным, что там и как, и как пробраться внутрь, ничего не повредив. Здорово, правда? Я сказала Вайолет, что она придумала просто отменный план. – Пайпер взглянула на Конрада, но тот не обернулся к ней, словно и не замечая её присутствия.

– Конрад, вишь, не очень разговорчив, – шепнула она потом Себастьяну, когда устраивалась спать. Пайпер списала его молчание на то, что он с головой ушёл в планирование побега, и новый день начала со свежей охотой и прытью, а вечером доложила о том, что узнала, Конраду.

– Так вот задашь людям вопрос, и они расскажут тебе просто невероятные вещи. О каких ты и не слышал и сам бы не додумался, доживи хоть до ста лет. Вот Смитти всё просчитал. Он станет детективом и будет раскрывать все самые заковыристые дела, потому что ему видно то, чего обычные люди не видят. Здорово, правда? Я сказала ему, что он будет лучше всех и что я бы его наняла, а он так выкатил грудь, словно у него там шарик воздушный надулся.

А потом вот Лили, она такая изящная и маленькая, но я тебе сразу скажу, воля-то у неё стальная. Лили устроится в НАСА и станет космонавтом. И знаешь почему? – Конрад ничего не ответил, но Пайпер и не заметила. – Потому что, как она говорит, там, в космосе, ужасно непросто двигать что-то за пределами космического корабля, а Лили уверена, что ей это легче лёгкого. И ведь правда раз плюнуть. Я тоже так думаю. Вот Лили, такая грациозная в своём скафандре, смотрит в иллюминатор и подхватывает метеориты или там чинит сломавшийся мотор. Мы все ею будем гордиться. Я ей так сразу и сказала, что, коли её не пошлют на Луну, это форменное безобразие. Она говорит, что, когда ты на Луне и смотришь на Землю, она чудо как хороша, и пообещала сделать фото и показать его мне. Представляешь?

Взявшись за дело, Пайпер вскоре узнала всё о своих одноклассниках. Она узнала, что Миртл Грабтрэш, высокая, тощая и неловкая девочка, чьё лицо будто пряталось за завесой тёмных волос, – двенадцатый ребёнок. Миртл родилась в хибаре с одной всего комнатой, стоявшей по соседству с железнодорожными путями, принадлежавшими корпорации «Амтрак» в штате Джорджия, и в самую минуту её рождения поезд въехал прямо в крошечный домик. Поезд по ошибке съехал на заброшенный путь и даже не подумал остановиться, так что прошла целая неделя, прежде чем Миртл настигли на станции Пичтрии (Джорджия). Её мама частенько поговаривала, что это был первый побег Миртл из дома. И далеко не последний.

Лучшей подругой Миртл была Дейзи. Как Пайпер узнала, доктор Хуллиган забрала Дейзи после того, как та подняла бульдозер и бросила его кверху колёсами, чтобы остановить строительство потенциально опасного мусорного полигона. Долго, неотступно и терпеливо расспрашивая Дейзи, Пайпер сумела вытянуть из неё историю о том, что свалка угрожала семейству карликовых кроликов, чьи норы были на предназначавшейся под неё земле.

– Крохотные, – проговорила Дейзи в своей неспешной манере, а затем протянула свою большую ладонь и сложила её, чтобы показать Пайпер, какого примерно размера были маленькие серовато-коричневые кролики. – Вымирающий вид. Слишком маленькие, недостаточно сильные. – Язык у Дейзи был подвешен немного криво.

После того как Дейзи раскидала ещё несколько единиц тяжёлой техники, включая кран и каток, строитель слегка задёргался, и Дейзи заработала на билет в один конец до У.Р.О.Т., оставив семейство карликовых заек вести неравный бой с межнациональной строительной компанией. И каждый день Дейзи тревожилась о крохах кроликах и гадала, сумели ли они спастись и найти себе новый дом.

– Я сказала Дэйзи, что крохотные кролики запросто выбрались. Я сказала, что пусть они и махонькие, но, спорим, бегают ого-го-го как. Так знаешь, что Дейзи и Миртл станут делать, если сбегут? Они решили работать вместе и строить дома для тех, кто остался без дома. Они ещё не всё продумали прям точно, но Миртл будет на побегушках, а Дейзи займётся тяжёлой работой. А ещё они надумали прикупить участок земли и собирать растения, животных и людей – тех, кто ищет место, где их никто не будет трогать.

Конрад фыркнул. Без сомнения, это была самая дурацкая затея, что ему доводилось слышать… пока следующим вечером Пайпер не сообщила, что великий план Налена и Ахмеда был продуман до таких деталей, что они даже выбрали имя для своей компании – «Мустафа: Погодные решения» – и написали бизнес-план, включавший и надёжный заработок за обеспечение фермеров дождём, и государственные заказы на противодействие глобальному потеплению. А основным их делом станет их главная страсть – борьба с ураганами, перехват цунами и, возможно, секретные операции в сфере погодного терроризма (это последнее, конечно, совсем тайно). Услышав это, Конрад едва не схватился за голову, настолько невыносимо бредовым всё это было.

А ещё через пару вечеров Пайпер возбуждённо рассказывала, что Кимбер мечтает с помощью статического электричества создавать визуальное искусство для Цирка дю Солей, в котором она будет известна как Госпожа Электри́к. Представления Кимбер будут настолько напряжёнными и заряженными эмоциями, что каждый вечер ей станут аплодировать стоя. (Конрад смолчал.)

Была одна загвоздка, которую Пайпер нескончаемо обсуждала с Конрадом, но никак могла обойти. Что бы Пайпер ни делала, Джаспер не мог припомнить своего дара, а мечтал лишь о том, чтобы вернуться домой и снова увидеть бабушку – она обещала ему завести щенка, которого он собирался назвать Рексом.

– Они будто влезли прямо к нему в голову и вытащили кусок, – жаловалась Конраду Пайпер. – Джаспер просто не знает. Я уж и так и сяк его спрашивала, но он всё равно не знает. Ужасно досадно!

Как только Пайпер почувствовала, что волна надежд и энтузиазма полностью захватила класс (за исключением Джаспера), она начала задавать заковыристые вопросы, чтобы раздуть сомнения и недовольство.

– Я, знамо дело, скучаю по маме и папе. А ты? Доктор Хуллиган всё обещает, что передаст мне письма, которые они присылают, но так и не даёт. А ты получаешь письма от родных? Нет? Хм, а как думаешь, почему нам не дают с ними поговорить?

И чем больше Пайпер прощупывала и наущала, тем больше ребята задумывались о вещах, которые раньше им не приходили в голову.

– Но доктор Хуллиган говорит, что, если я буду без конца пользоваться телекинезом, у меня начнутся жуткие головные боли, а она не хочет, чтобы мне было больно, – сказала Лили, широко раскрыв глаза.

– Но разве у тебя когда-то болела голова?

Лили на мгновение глубоко задумалась, а затем медленно проговорила:

– Ммм, пожалуй, нет. Не помню, чтобы у меня болела голова.

Пайпер многозначительно кивнула.

– Хм, тогда, пожалуй, ужасно странно, что доктор Хуллиган тебе так сказала, как думаешь?

– Я прямо так ей и сказала, – воодушевлённо докладывала Конраду Пайпер. – Я сказала: «Ужасно странно, что доктор Хуллиган тебе так сказала», и видно было, что Лили и сама призадумалась о том же самом. А в разговоре с Кимбер я обронила, мол, опять мы зубрим всё тот же урок, и спросила, как она думает, почему нас не научат чему-нибудь новенькому, и она аж глаза выпучила. Она ни крошечки не понимала, что нам день за днём талдычат одно и то же. Ты заметил, как она вертелась и кипела весь день и задавала все эти вопросы? Это оттого, что она теперича знает, что что-то не так.

Пайпер помолчала, раздумчиво подбирая следующие слова.

– Конрад, есть ещё кое-что. У меня появилось такое чудное чувство… – Пайпер поискала, в какие фразы облечь это странное ощущение, которое нарастало на протяжении последних недель: словно за ней кто-то следит и следует. Будто на пограничье поля зрения затаилась тень, готовая в любой момент наброситься на неё. Как Пайпер ни старалась, она ни разу ничего не увидела и не услышала. Не будь она уверена, что этого просто не может быть, она могла бы поклясться, что это было точно как в то судьбоносное утро на ферме, когда она услышала мужской голос – голос, о котором затем предупреждала её доктор Хуллиган.

– Я вот что хочу сказать, Конрад, – заново начала Пайпер, – дело в том, что меня преследуют…

– Готово! – Конрад, который по обыкновению не вслушивался в то, что говорит Пайпер, положил ручку и встал из-за стола.

– Ты закончил! У тебя готов план! – Пайпер подскочила в воздух на добрый метр.

– План, да. Но я не могу гарантировать, что он сработает, – предупредил Конрад.

– Сработает! У нас всё сработает!

Конрад не разделял ни энтузиазма Пайпер, ни её веры в шальные и малоэффективные дарования большинства их одноклассников. Тем не менее спустя двадцать четыре часа он исхитрился вывести из строя систему наблюдения за душевой девочек и устроить полночное совещание с участием всех постояльцев тринадцатого уровня. Конрад настоял, что рассказать правду остальным должна сама Пайпер, ведь, собственно, и план был её задумкой. Он предупредил, чтобы она не расстраивалась, если окажется, что мозги у ребят промыты так основательно, что они не воспримут реальную ситуацию. Он также посоветовал ей быть готовой к тому, что, даже если дети ей поверят, они с большой вероятностью будут слишком напуганы, чтобы даже помыслить о побеге, а в худшем случае и вовсе съедут с катушек.

Пайпер закончила объяснять всё своей аудитории из выпучивших глаза и разинувших рты ребят уже за полночь.

– …так что нам нужно выбираться отсюда. Всем нам. Конрад придумал просто отличный план, и мы должны следовать ему.

– А что будет, когда мы окажемся на свободе? – хотела знать Кимбер.

– И куда нам идти?

– Моим родителям я больше не нужна. И что мне делать?

– Но мы не можем здесь оставаться. Они нас пичкают ядом. Кому это нужно? – убеждала Пайпер. Она очень старалась держаться уверенно вопреки пессимизму Конрада. – Если мы будем действовать сообща, мы в два счёта выберемся отсюда. Если вы останетесь, ваш единственный путь наружу – стать нормальными.

– Но разве так уж плохо быть нормальным, как все? – Миртл всю свою жизнь убегала от конфликтов и готова была принять любое суждение, которое убережёт её от участия в драке.

– Ты хочешь быть нормальной, Миртл? И никогда не бегать наперегонки с ветром? Ты этого хочешь? – подначила её Пайпер, не понимавшая, как Миртл может даже думать о том, чтобы остаться в У.Р.О.Т.

– Но, Пайпер, ты точно убеждена во всём этом? Может, ты ошибаешься насчёт доктора Хуллиган или напутала что-нибудь? – тешила себя надеждой Лили.

– Всё даже хуже, чем подала это Пайпер. Намного хуже, – вступил в спор Конрад, а дети уже знали, что с его умозаключениями не поспоришь.

– Не уверена, что это такая хорошая идея, – Кимбер покачала головой. – А что, если нас поймают?

– Вряд ли будет хуже того, что они делают с нами сейчас. Верно, Конрад? – парировала Пайпер. Хотя никто этого не заметил, Конрад в этом месте странно примолк. Пайпер тем временем продолжала: – Ну же! Бояться – не грех, но мы не можем тут оставаться, раз здесь нам плохо. Нам есть за что сражаться. Я же слышала, о чём вы мне рассказывали. Ведь вам есть, чем заняться на этом свете. И не говорите, что нет, я ведь знаю. Верно, они дают нам мягкие постельки и кормят обалденской едой, но это ерунда. Правда. Ничто по сравнению со склепами или плаваньем в космическом пространстве или сражением с цунами или с тем, чтобы повидать родных. То, что они с нами делают, – это неправильно. Неправильно, и точка. По-моему, хватит нам это выносить.

Молчание. Каждый из ребят задумался. Решение было большое, важное.

Конраду не верилось, что всё идёт так хорошо (да, дети были ошарашены, но не потеряли голову и не распсиховались), однако Пайпер была невероятно разочарована. Теперь, когда все знали правду, разве не самое здравое начать действовать? У Пайпер в голове не укладывалось: зная, что их медленно травят, а вдобавок дурят, зная, что университет – это не школа, а тюрьма, ну как они могли не захотеть немедленно сбежать?! И всё же они сомневались. Пайпер и не задумывалась, насколько сложно дать человеку свободу.

Она упрямо попробовала снова.

– Мне моя мама говорила, что ни одна стоящая вещь не достаётся нам даром в этой жизни. Она говорила, что всякая дорога, по которой ты пойдёшь, возьмёт свою плату. А вот чего она мне не говорила, это я узнала уже здесь, так это то, что, если ты сам не выберешь свой путь, его за тебя выберут другие. И, может, Миртл и права, и нет ничего худого в том, чтобы быть нормальной, как все. Только, по правде говоря, мы не как все. Мы такие, какими нас создал Господь, и это ужасно – отвернуться от Его дара. Я не могу обещать, что всё на этом пути будет ладно, так ведь на каждой дороге, что я видела, есть свои повороты, подъёмы и спуски. Но одно я знаю точно – я знаю, что мне дано летать, и я не хочу выходить отсюда, я собираюсь вылететь. И я знаю, где моя дорога, потому что чувствую это в самом сердце, – Пайпер указала себе на грудь. – Вот и вам нужно выбрать себе дорогу, прямо сейчас. И вы все знаете, какую, потому что и вы чуете её сердцем.

Пайпер задержала дыхание, в эту минуту страхи и мечты легли на разные чаши весов. У одних они замерли в безжизненном равновесии. У других перевесил громкий голос страха.

Наконец раздался тихий голос:

– Я думаю, Пайпер права. Я за побег, – Вайолет от напряжения съёжилась на добрый десяток сантиметров.

Медленно, словно неохотно, дети закивали один за другим.

– Если мы попадёмся, я пропущу через тебя такой ток, что ты почернеешь и зажаришься, – Кимбер грозно потрясла пальцем, нацеленным на Пайпер.

И пока никто не успел передумать, Конрад разложил на полу перед ребятами схему университета. – Тогда слушайте. План такой.

Это был блестящий план, что никого не удивило. Однако он был сложным, и многое зависело от того, насколько точно будет выдержано время и насколько хорошо каждый из ребят сыграет своим талантом. Ни о чём не подозревая, большинство детей так долго глотали медикаменты, что и сами уже не знали, сохранили ли они свой дар.

Конрад установил на ближайшие семь дней жёсткую программу подготовки. Он отвёл сорок восемь часов на то, чтобы по возможности вывести препараты из организма, и заложил семьдесят два часа для тренировок и психологической подготовки. Сбежать будет непросто, и ему нужно было, чтобы ребята пришли в форму.

С этого момента завтраки, обеды и ужины превратились в полосу препятствий. Чтобы не вызвать подозрений, детям нужно было притворяться, что они едят, но при этом не притрагиваться ни к чему, кроме составленного Конрадом списка продуктов, в которые невозможно подмешать химикаты. Список был очень коротким: морковь, большая часть фруктов, картошка, рис и салат без соуса и масла. Из-за такой ограниченной диеты дети едва переставляли ноги, терзались голодом и тихонько жаловались друг другу.

– Мне так хочется есть, что я просто помираю, – ныла Лили, обращаясь к Смитти.

– Я так оголодал, что объел листья на Беллином цветке, – сознался Смитти. – И кстати, с солью было не так уж плохо.

– А мне можешь достать немного?

Вдобавок к этому Конрад разработал программу тренировок, чтобы все ребята смогли попрактиковаться в своих умениях и приумножить их – это было совершенно необходимо для того, чтобы его план не провалился. Вайолет уменьшалась в собственной спальне целый час с девяти до десяти вечера. Дейзи выбиралась в спортзал и чередовала подъём шведской стенки и жим батута. Смитти и Лили на протяжении всего дня невзначай использовали рентгеновское зрение и телекинез. Многие были этим недовольны, потому что Лили просто не могла удержаться от подколов. Пайпер было сложнее: потолки были низковаты для полётов, а Конрад стоял на том, что летать в атриуме слишком рискованно. Пайпер выкручивалась, как могла, и старалась, чтобы, когда только это возможно, её ноги парили над полом. Что же касается братьев Мустафа, поскольку неожиданный ураган над университетом или грозовые облака посреди душа непременно привлекут излишнее внимание, и им было велено ограничиться в тренировках воображаемыми упражнениями.

Побег был назначен на полночь в пятницу, и день ото дня напряжение нарастало, дети дёргались и огрызались по пустякам. Утром в день побега постояльцы тринадцатого уровня стряхнули с себя муть беспокойной и бессонной ночи и встретили последний, как они надеялись, день в университете в растрёпанных чувствах и с довольно безумными взглядами.

– Я уже извёлся ждать, – Смитти нервно вышагивал по библиотеке в послеобеденные часы.

– Сядь, – Смитти действовал Кимбер на нервы. – Ты привлекаешь внимание. Конрад сказал, мы должны вести себя, как всегда.

– Кто бы говорил. Как будто они не заметили, как ты сегодня утром закоротила проводку в спортзале и взорвала сто двадцать лампочек. Да, Искорка, ты сама осторожность!

Напряжение сказывалось не только на Смитти и Кимбер. За завтраком Дейзи каким-то образом умудрилась разломить стол надвое, несмотря на то, что он был из стали и специального небьющегося стекла. Вокруг Налена и Ахмеда клубился странный туман, а Вайолет весь день была в половину себя, а руки у неё тряслись так сильно, что она не могла даже перевернуть страницу книги, которую она якобы читала.

– Завтра утром мы будем любоваться рассветом, – обнадёжила их Пайпер. – Вот увидите. Всё будет проще пареной репы. – Её слова и убеждённость, сквозившая в её голосе, успокаивали. Смитти кивнул и сел, Миртл снизила скорость качания на стуле, а Вайолет подросла на пять сантиметров.

– Пайпер права, – весомо промолвил Конрад. – Расслабьтесь.

– Волноваться не о чем. Все распланировано и пойдёт как по маслу. Уже ничего не сорвётся.

– Харрингтон. Давай сюда, рысью! – гулкий голос воспитателя Толле разом прервал обсуждение. Он появился из ниоткуда и наградил всю группу мрачным взглядом с порога библиотеки. – Пошевеливайся! Доктор Хуллиган хочет тебя видеть. Немедленно.

С деланой невозмутимостью Конрад вышел из комнаты, и дети в десять секунд перешли от тихой тревоги к совершенной панике. Пайпер потребовался почти час, чтобы успокоить их и убедить Кимбер перестать искрить, а Вайолет подрасти хоть примерно до своего роста. Конрад вернулся, когда прозвенел звонок к ужину, и ребята облегчённо вздохнули. Его спокойный вид и улыбка приободрили их всех.

– Всё в порядке. Доктор Хуллиган ровным счётом ничего не знает, а подозревает и того меньше. Пойдёмте.

15

ЗАПЛАНИРОВАННОЕ ВРЕМЯ ЗАВЕРШЕНИЯ ПОБЕГА 00:05

ЗАПЛАНИРОВАННОЕ ВРЕМЯ НАЧАЛА ПОБЕГА 00:00

ТЕКУЩЕЕ ВРЕМЯ 23:55

Над университетом бушевала гроза. Яростные всполохи молний и тут же нагоняющие их раскаты грома – всё дело рук близнецов Мустафа. В паре километров под землёй они молча стояли, каждый в своей комнате, и покачивались в ритме слышимой ими одними мелодии, перебрасывая из руки в руку видимую лишь им энергию.

Согласно плану, в 00:05 постояльцы тринадцатого уровня сделают свой первый вдох на свободе. А поскольку время было только 23:55, одиннадцать ребят лежали в кроватях, сна ни в одном глазу, и только паника леденила их кровь при мысли о пяти минутах мучительного ожидания и о пяти напряжённых минутах, что последуют за ними.

Один только человек не терзался страхом, а предвкушал, ведь для этого человека провал был невозможен.

Лёжа в кровати, Пайпер представляла себе звёзды, на которые она будет смотреть ровно в 00:05. И не просто звёзды, но светлую будущность, которая ожидает каждого из них – первое успешно завершённое дело Смитти, Лили на Луне, Вайолет, открывающую сокровища веков. Щекотка обдавала её с головы до пят, и так её распирали волнение и надежда, что ей приходилось держаться за края матраса, чтобы не воспарить и не вылететь прочь из спальни.

ТЕКУЩЕЕ ВРЕМЯ 00:00:01

БАХ! ХРЯСЬ! БАБАХ!

Братья Мустафа должны были ударить воздушную кабельную линию молнией. Задача не из лёгких, особенно если учесть, что требовалось прямое попадание, а они совершенно не практиковались. А достигнуть этого нужно было не позднее, чем ровно в полночь, и теперь они запаздывали относительно расписания.

Движения Налена и Ахмеда сделались лихорадочными. Над университетом бушевала гроза, молнии били в землю, словно снаряды, и даже на тринадцатом уровне в толще земли ощущался громкий и яростный глас небес.

БАБАХ!!! Прямое попадание. Свет в коридоре жилой зоны мигнул и погас.

ТЕКУЩЕЕ ВРЕМЯ 00:00:20

Нален и Ахмед исполнили безмолвный победный танец. Заработал вспомогательный генератор. Через шестьдесят секунд университетские компьютеры и системы безопасности перезапустятся.

В каждой из спален всё вихрем пришло в движение. Дети, полностью одетые, выскакивали из кроватей, их ноги, едва коснувшись пола, бросались бежать. Миртл мелькала между комнатами, проверяя, что никто не спит (да где уж там!). Немедленно началась переброска отрядов.

Отряд «Омега», призванный обеспечить слежение и безопасность, полагался на глаза Смитти, чтобы ничего не упускать, и на скорость Миртл, чтобы передавать любую относящуюся к делу информацию остальным ребятам. Смитти занял наблюдательный пост на балконе третьего яруса и начал сканировать территорию на предмет возможной угрозы. Миртл приступила к патрулированию коридоров тринадцатого уровня. У нее было не более пятнадцати секунд на полный круг, после чего ей следовало доложить Смитти о результатах разведки и получить донесения.

Отряд «Альфа» включал Вайолет, Пайпер и Джаспера. Конрад тихо и настойчиво внушал Пайпер, что всё зависит от неё. Пайпер должна была взлететь вверх по шахте лифта и вручную перенаправить его вниз, в атриум. Задачей Вайолет было уменьшиться настолько, чтобы, уместившись в кармане Пайпер, подняться вместе с ней на случай непредвиденных проблем наверху. Джасперу было приказано ждать внизу, в атриуме, пока Пайпер не отошлёт лифт вниз, а затем придерживать двери, пока все благополучно не погрузятся.

Лили, Кимбер и Дейзи составляли отряд Погром. Каждому было предписано устроить беспорядок в определённом месте и в определённое время, чтобы отвлечь внимание от основного направления бегства. Дейзи направилась в центр службы безопасности, Кимбер рванула в пункт управления, а Лили предстояло заблокировать ключевые подходы.

Конрад, как всегда, работал один и отвечал за взлом компьютера и уничтожение всех данных.

ТЕКУЩЕЕ ВРЕМЯ 00:01:19

Миртл завершила первый круг и сверилась со Смитти.

– Всё чисто, – доложил Смитти.

– Вас понял. – И Миртл унеслась прочь.

Команда «Альфа» была на месте, Джаспер ждал на площадке перед лифтом, Вайолет уменьшилась до размеров куклы Барби. С Вайолет в одном кармане и Себастьяном в другом Пайпер с разбега бросилась с балкона и взмыла вверх по шахте лифта.

Чётко и без заминок Дейзи вломилась в отдел безопасности и заперла единственного агента в стенном шкафу. Конрад прибыл следом за ней и быстро взломал главный компьютер и уничтожил базы данных, стирая всю информацию.

ТЕКУЩЕЕ ВРЕМЯ 00:02:45

Нален и Ахмед прибыли в атриум и начали сгущать туман, чтобы с верхних этажей никто не смог проследить за действиями детей.

Конрад снял блокировки системы безопасности с пункта управления как раз вовремя, и Кимбер вошла внутрь и отыскала топливные элементы. Несколько раз вдохнув полной грудью, она сгенерировала электрический разряд в, как она надеялась, сто тысяч вольт и направила его в генераторы.

Смитти заметил команду технического обслуживания на втором уровне и отправил Миртл предупредить, чтобы ребята держались подальше от этого места.

Пайпер достигла верха шахты, но там оказалось настолько тесно, что она в кровь стёрла руки, пытаясь дотянуться до красной проволоки, которая должна привести лифт в движение.

– Не получается. Не могу достать, – она вытерла кровь об юбку.

– Давай я, – Вайолет заворочалась в кармане у Пайпер.

Пайпер вынула Вайолет и поставила её на выступ. Вайолет поползла по узкой полоске металла, а затем изо всех сил потянула красный провод:

– Ох, ох…

БАХ! Кимбер ошиблась с величиной напряжения, и топливные элементы не закоротили, а загорелись.

ТЕКУЩЕЕ ВРЕМЯ 00:03:30

Джаспер не сводил глаз с шахты лифта, но она оставалась пустой – лифта не было видно. Путь от верхнего яруса до нижнего он проделывал за тридцать секунд, а значит, по плану должен появиться через пятнадцать секунд. Нален и Ахмед успешно укутали всё густым туманом.

– Тяни, Вайолет. Почти получается, – подбадривала Пайпер, покачиваясь в воздухе.

– О-ох, так туго, – выдохнула Вайолет. От напряжения по её лицу струился пот, чтобы поднажать, она сильно упёрлась ногами в стену. – Э-эх, – удвоив усилия, Вайолет выложилась до конца.

Щёлк. Проволока лопнула, и Вайолет отлетела назад. И, что самое ужасное, упала с уступа.

– А-а-а!

– Держись, Ви, – Пайпер полетела за Вайолет, а лифт пришёл в движение. Лифт опускался так стремительно, что Пайпер вдруг пришлось лететь, опережая само время. Вайолет падала прямо по траектории опускающегося лифта, и если Пайпер не поспеет, падение, несомненно, будет смертельным.

ТЕКУЩЕЕ ВРЕМЯ 00:04:10

Дейзи и Лили бежали через атриум к остальным детям.

– Где же лифт? Он должен был быть здесь! – возмутилась Лили. Туман стал настолько густым, что уже на расстоянии вытянутой руки было невозможно что-либо разглядеть.

– Мы не знаем… – тяжело выдохнул Нален (или Ахмед).

– …что происходит. Это дело… – (аналогично).

– …Пайпер. Так спросите её.

– А-а-а! – раздался комариный писк.

Вайолет вылетела из тумана, а в следующий миг её подхватила Пайпер.

Слегка опалённая незапланированным взрывом Кимбер, откашливаясь, вывалилась в атриум с выражением неописуемой гордости на лице. Не успела Пайпер встать ногами на пол, как приехал лифт. Увидев его, Кимбер заухала:

– Мы сматываемся отсюда!

ТЕКУЩЕЕ ВРЕМЯ 00:04:20

Миртл и Смитти примчались к дверям лифта, догнав остальных.

– Мы успеваем, – Смитти широко улыбнулся.

– Вперёд, вперёд! – взревел Конрад на бегу и нырнул в лифт.

Вытянув провода из панели управления, Кимбер переплела красный с синим.

– Лифт, стартуй, – скомандовала Кимбер. Двери закрылись. – Что вы так долго?

ТЕКУЩЕЕ ВРЕМЯ 00:04:39

Ребята принялись беззвучно отсчитывать секунды, а лифт начал подъём.

– Восьмой уровень, – ровным голосом сообщил компьютер.

С каждым пройденным уровнем на сердце у всех становилось легче, всё ярче разгоралась надежда.

– Пятый уровень.

Джаспер не смог сдержаться и начал возбуждённо подпрыгивать. Лили расплылась в широчайшей улыбке, а Вайолет подросла на десять сантиметров и крепко сжала руку Пайпер.

– Третий уровень.

– Мы свободны! – взвизгнула Кимбер.

– Я снова увижу мир!

– Второй уровень.

Миртл в восторженном порыве обняла Дейзи, а Пайпер повернулась к Конраду:

– Что я тебе говорила, Конрад? Я знала, что мы выберемся. Просто знала.

Конрад отвернулся, не в силах глядеть в сияющие глаза Пайпер и на её улыбающееся лицо. Пайпер растерянно посмотрела на него…

– Первый уровень.

Блям. Лифт тренькнул и замедлился. А затем остановился.

– Что случилось? – недоумённые взгляды впивались в испуганные лица.

– Почему мы остановились?

– Конрад, что происходит?

У каждого из ребят сердце будто свинцом налилось. Никто не дышал. Мучаясь безмолвным беспокойством, все беспомощно уставились на открывающиеся двери лифта…

– О нет! – прошептала Пайпер.

Клик! – клацнули, полностью раздвинувшись, дверцы лифта, а за ними ряд за рядом возникло подразделение агентов, нацеливших на лифт своё оружие.

На один миг, на одно биение сердца всё замерло. В этот мгновение мечты детей о свободе сияли так ярко перед их внутренними взорами, что они просто не могли соединить свою горячечную жажду свободы с реальностью полного окружения. Два противоречивых образа застряли намертво, и словно при коротком замыкании всё в умах их потемнело.

Увы, миг бездействия был кратким.

Агент А. Агент вырвался вперёд и схватил Пайпер. Последовал полный хаос.

Всё происходило слишком быстро – не было времени даже подготовиться, не то что организовать какое-либо сопротивление. Раздался громкий вопль. Похоже, Лили. Миртл попыталась убежать, но у них была сеть. Кто-то закричал. Вероятно, Джаспер. Одна только Дейзи задала жару. У нескольких агентов были сломаны руки или ноги, прежде чем дротик со снотворным попал ей в руку и она с глухим стуком повалилась на пол.

Агенты отлично подготовились. Каждый отряд был приписан к одному ребёнку и натаскан противостоять его особому умению. Если б дети знали о засаде или хотя бы догадывались о том, что их секрет раскрыт, у них был бы шанс. В конечном счёте именно благодаря эффекту неожиданности и силе отряда они оказались такой лёгкой мишенью.

Побег официально провалился.

Время было 00:05:59.

Детей быстро препроводили вниз, на тринадцатый уровень. Каждого ребёнка охраняло трое агентов, которые не просто были вооружены до зубов, но и были явно готовы применить любое оружие из своего арсенала. Агент А. Агент выстроил детей в шеренгу на полу атриума.

Пайпер, после того как её схватили, была настолько оглушена, что едва осознавала, где находится.

– Я не понимаю, – снова и снова шептала она самой себе. – Это просто не имеет смысла. Просто не имеет смысла.

В атриуме Конрад оказался в линии рядом с Пайпер. Он из последних сил держал себя в руках, и горячечное бормотание девочки шумело в его ушах немолчным прибоем.

– Пайпер, прекрати. Всё кончено. Ты должна овладеть собой.

Но Конрад оказался совершенно не готов к ужасу загнанного зверя, которым пылали глаза Пайпер, когда она повернулась к нему. Это было хуже, чем когда он сказал Белле правду об У.Р.О.Т. и она дикими взмахами принялась отрывать лепестки со своего драгоценного цветка. Это даже было хуже, чем то, как Ан Чун начал бить самого себя и уже не мог остановиться.

– У нас же был план. Мы все работали сообща. Я чувствовала вот здесь… – Пайпер указала себе на грудь, – что всё получится. Я знала это. Почему?!

– Благодарю вас, агент Агент, – доктор Хуллиган прошествовала в атриум, безукоризненно одетая и совершенно безмятежная. – Что за вечер выдался у всех вас. – Проходя мимо шеренги, она заглядывала в глаза каждому ребёнку, и все без исключения отводили взгляд.

– Я так переживала за всех вас, – она печально покачала головой. – Так тревожилась за вашу безопасность и благополучие. Что только могло произойти, что подвигло вас на… – не в состоянии выговорить слово «побег», доктор Хуллиган взмахнула ладонью, чтобы обозначить события этой ночи. – Я голову себе сломала, гадая, что могло послужить этому причиной. А затем я поняла. Кто-то солгал вам. Это ужасно, когда тебя обманывают. Тот человек наверняка сказал вам нечто, что не соответствует действительности. Он всё придумал. Соврал. Могу себе представить, как просто было, приняв ложь за правду, прийти к поспешному выводу, что единственное, что вам остается, – это… ну, то, что вы совершили сегодня вечером. – Она помолчала и улыбнулась, излучая лишь теплоту и понимание. Всё её существо, казалось, говорило: «Я всё понимаю, вы можете мне доверять». – Я вижу в вашем сегодняшнем поступке не больше и не меньше, чем крик о помощи. Будьте уверены, я здесь для того, чтобы помочь вам. – Доктор Хуллиган вздохнула и заговорила таким тоном, каким сообщают страшную тайну: – Я могу понять тех, кого ввели в заблуждение. Однако именно тот человек, который наговорил вам всякой лжи, более всего нуждается в моей помощи, и я проявлю халатность, если не помогу ему. Итак, – доктор Хуллиган улыбнулась своей самой доброй и заботливой улыбкой, – кто из вас скажет, чья же это была идея?

Никто не шелохнулся. Хотя Пайпер знала, что это всего лишь фасад, искренность доктора Хуллиган была настолько убедительна, что она начала сомневаться. Что, если она ошиблась? Ведь ошиблась же она с побегом, может, и во всём остальном она тоже была не права? Что истинно? Кому можно верить? Уж точно не самой себе – только не после всего, что произошло. Этот вечер явно доказал это.

– Конечно же, если вы чувствуете, что не можете сказать мне, тогда мне придётся оказать всем вам равную помощь. Естественно, это не мой выбор. Но я уважаю ваши пожелания. Воспитатель Толле?

Воспитатель Толле вышел вперёд, катя перед собой тележку. На ней лежало одиннадцать шприцев для подкожных впрыскиваний. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что в шприцах были за препараты.

– Воспитатель Толле на этой неделе был поставлен в известность, что вы не получаете полноценного питания. Без сомнения, этот фактор также повлиял на сумятицу в ваших головах. Мы с воспитателем Толле хотим без промедления это исправить. Воспитатель Толле, пожалуйста, приведите Джаспера.

Воспитатель Толле и трое агентов выволокли извивающегося Джаспера в центр. Остальные дети были принуждены следить, как тот бессильно отбивается.

– Н-н-нет, – заикался он. – П-п-пожалуйста, доктор Х – Хуллиган. П-пожалуйста, не надо.

Пайпер отказывалась верить собственным глазам. Бедняга Джаспер, самый слабый и беспомощный, выворачивался, как птичка с перебитым крылом из когтей стаи голодных псов. Доктор Хуллиган без малейшей жалости наблюдала за происходящим, а затем легонько кивнула, и по её знаку воспитатель Толле вонзил иглу в тощую руку Джаспера. Джаспер взвизгнул, и дети отвели глаза, не в силах больше смотреть.

В следующее мгновение взгляд Джаспера затуманился, а тело расслабилось и обмякло.

Доктор Хуллиган подождала, но никто ничего не сказал.

– Очень хорошо, воспитатель Толле, пожалуйста, приведите Лили.

– Не-е-ет! – пронзительный голос Лили зазвенел совершенной паникой. Её крик поразил Пайпер в самое сердце.

– Постойте! – Пайпер шагнула вперёд. – Погодите!

Доктор Хуллиган кивнула воспитателю Толле, и тот вынул иглу из руки Лили.

– Да, Пайпер?

– Это была моя идея, доктор Хуллиган. Они ничего плохого не сделали. Пожалуйста, отпустите Лили.

Доктор Хуллиган внимательно оглядела остальных детей.

– Ясно. И тебе никто не помогал.

– Нет, это всё я. И мне ужасно жаль.

– Я понимаю, Пайпер. В самом деле, понимаю. Не нужно извиняться. Подойди ко мне и встань возле меня. – Пайпер едва переставляла ноги, но доктор Хуллиган подождала, пока она не подойдёт. – С моей помощью ты сможешь понять одну вещь, Пайпер, и это изменит твою жизнь. Это очень важно. – Доктор Хуллиган нагнулась, чтобы поглядеть Пайпер глаза в глаза. Понизив голос, она проговорила с бережным напором: – Когда ты летаешь, люди попадают в беду. Твои полёты причиняют боль всем, кого ты любишь.

Пайпер потерялась в глазах доктора Хуллиган, и сомнение упало на благодатную почву её смятения, укоренилось, окрепло и окутало всё своим ядовитым дыханием.

– Пайпер, я готова поддержать тебя, но необходимо, чтобы ты увидела, к каким последствиям приводят твои полёты. Воспитатель Толле, можете продолжать.

– Но, доктор Хуллиган, пожалуйста. Они ничего не сделали. Вам не нужно делать этого с Лили.

– Ты всё ещё не понимаешь, Пайпер. Я ничего не делаю. Это ты сделала это с ними со всеми.

– Я? Но… – Пайпер сопротивлялась этим словам, но игла вонзилась в руку Лили, и душераздирающий крик девочки лишил Пайпер способности мыслить рационально, затопив её разум виной, сожалением и болью.

Но и это было не самое худшее. Прямо на глазах у Пайпер, вынужденной стоять и смотреть, воспитатель Толле прошёл по всей шеренге и раз за разом выбирал насмерть перепуганную, извивающуюся жертву и накачивал её отравой. Дейзи плакала. Смитти прикрывал глаза рукой. Миртл пыталась убежать. Но ничто не могло спасти их от иглы. До укола они боролись, сопротивлялись, но после их тела делались безвольными, а глаза пустыми.

И каждый раз у Пайпер разбивалось сердце. Как она могла быть настолько не права? Если она не могла доверять другим людям и не могла доверять собственному сердцу, во что оставалось верить, чему доверять?

И тогда сердце Пайпер раскололось надвое.

16

Пайпер не сопротивлялась, когда агент А. Агент и доктор Хуллиган препроводили её на четвёртый уровень. Когда её вели по проходу между образцами, она увидела покрытую чёрной сажей розу и запертую дверь, за которой больше не было слышно жирафа. Наконец в самом конце лаборатории Пайпер завели в комнату, защищённую столькими протоколами обеспечения безопасности, как нигде более в У.Р.О.Т. В центре комнаты стояло странное металлическое приспособление, повторявшее очертания человеческой фигуры. Пайпер оно напомнило огромную металлическую формочку, вроде тех, с помощью которых её мать вырезала из теста пряничных человечков к Рождеству.

Доктор Хуллиган благоговейно подошла к конструкции и с явным восхищением провела ладонью по холодному полированному металлу.

– Это приспособление, Пайпер, специально спроектировано для того, чтобы помочь тебе очистить свои мысли. Оно называется Фиксатор ориентации молекул, сокращённо «Формо». – Лицо доктора Хуллиган выражало готовность помочь и доброе участие. – Оно на базовом уровне перестроит тебя, чтобы ты могла наслаждаться нормальным образом жизни.

По приказу доктора Хуллиган воспитатель Толле и агент А. Агент подняли Пайпер и поместили её внутрь металлической конструкции.

– Как только мы введём твои данные в этот компьютер, – доктор Хуллиган махнула туда, где за встроенным в стену монитором работал учёный, – он установит связь с «Формо» и даст указание создать средненормальные показатели для твоего пола и возраста. Пока ты расслабляешься в этой капсуле, «Формо» поможет тебе почувствовать, что значит быть нормальной, такой же, как все обычные люди. Разве тебе этого не хочется?

– Я… честно говоря, не могу сказать. – Пайпер уже и не знала, чего ей хотелось. Вся её система координат рухнула.

Несколькими нажатиями клавиш учёный закончил вводить данные, и металлическая форма начала сжиматься, обхватывая Пайпер. Сначала она просто плотно прилегала, но вскоре начала так сильно сдавливать, что девочке хотелось орать от боли, что она и сделала.

– А-а-а!

– Со временем ты полюбишь это ощущение, Пайпер. – Доктор Хуллиган перехватила взгляд учёного. – Доктор Филдс, я думаю, лучше всего применить к Пайпер увеличенную мощность.

Доктор Филдс нахмурил брови и, казалось, хотел возразить, но всё же смолчал. Он безмолвно повиновался; ещё несколько ударов по клавиатуре, и металлическая клетка мгновенно отозвалась на команду, сжав Пайпер ещё сильнее.

– А-а-у-у… – Глаза Пайпер выпучились, девочка не могла вздохнуть. «Формо» буквально выдавил из неё дух. Все её силы уходили просто на то, чтобы не молить о пощаде.

– Как мне говорили, чем больше ты сопротивляешься, тем тебе больнее. Когда ты научишься расслабляться и принимать «Формо» как данность, ты не ощутишь ничего, кроме умиротворения и чувства безопасности. – Доктор Хуллиган подбадривающе улыбнулась. – Доктор Филдс, мне кажется, Пайпер нужно ещё немного помочь. Пожалуйста, увеличьте мощность.

На этот раз доктор Филдс не сумел сдержаться:

– Но, доктор Хуллиган, это уже почти максимальный уровень.

Летиция Хуллиган с ледяным спокойствием повернулась к нему и пригвоздила взглядом ледяных глаз.

– Какие-то проблемы?

Доктор Филдс просеменил поближе и боязливо понизил голос:

– Доктор Хуллиган, если я увеличу мощность ещё хоть немного, могут возникнуть необратимые повреждения и даже деформации. Это… Я не могу… Это не рекомендуется.

– Благодарю вас, доктор Филдс, за эту информацию. Хотите, я попрошу кого-нибудь другого подойти и взять на себя ваши обязанности?

Капли пота на лбу доктора Филдса превратились в крошечные ручейки. Его руки замерли, задрожали, но затем он вернулся к компьютеру. И уже в эту минуту доктор Филдс знал, что в день своей смерти больше всего он будет сожалеть о совершённом в тот миг. Он едва смог заставить себя посмотреть на Пайпер, когда металл снова повиновался его приказу и каким-то образом – у доктора Филдса в голове не укладывалось, как это вообще возможно, – сжал Пайпер ещё плотнее.

Пайпер взмолилась бы, но не могла говорить. Все силы уходили на то, чтобы сделать вдох.

– Прекрасно. Так намного лучше, – одобрила доктор Хуллиган. – Что ж, Пайпер, когда я увижу тебя снова, ты не просто забудешь тот факт, что летала, но и никогда больше не испытаешь желания повторить это. Летать – отвратительная привычка. Она приносит людям боль. Тебе и самой больно.

– Н-н-но… – Пайпер поборола боль, чтобы вспомнить, как произносить слова. – Я люблю летать.

– Нет, Пайпер, не любишь. Тебе это только кажется. И скоро ты поймёшь, что ошибалась. Так же, как ты ошибалась относительно побега. – Доктор Хуллиган стянула с шеи Пайпер деревянную птичку, просияла улыбкой и вышла из комнаты. Воспитатель Толле и агент Агент немедленно последовали за ней, оставив доктора Филдса одного.

– Мне очень жаль, – пробормотал доктор Филдс и ретировался. Он запер дверь и оставил Пайпер один на один с её мукой.

Прошло немного времени, хотя Пайпер показалось, что целая вечность, и она почувствовала шевеление на бедре. Затем оно немного поёрзало и поднялось к талии девочки, и наконец белый льняной платочек, который дала ей мама, выпал из кармана и упал на пол. В следующее мгновение Себастьян вывернулся из кармана, просочился через щель в металлических скобах и устроился на стене прямо на уровне глаз Пайпер. При виде милого чёрного сверчка глаза Пайпер наполнились слезами.

– Это ты, – она была ужасно благодарна тому, что с ней кто-то есть. – Вишь, недалеко ты ушёл от того места, где я нашла тебя? Мне очень-преочень жаль. Наверное, надо было мне пораньше вытащить тебя отсюда. Но гляди, вон, – Пайпер указала глазами, потому что больше ничем и пошевелить не могла, на решётку вентиляционной шахты. – Если хочешь, можешь пролезть вон туда. Ручаюсь, куда-нибудь да выведет.

Себастьян посмотрел на вентиляцию, а затем снова повернул свою чёрную мордочку к Пайпер и остался сидеть. Очевидно, уходить он не собирался.

– Если передумаешь, знай, я буду не в обиде. – Боль снова скрутила Пайпер, но она изо всех сил сопротивлялась.

– Пайпер?

Пайпер в изумлении забегала глазами по всему помещению, но ничего не увидела.

– Пайпер Макклауд? – снова раздался голос.

Это был тот самый голос, который Пайпер слышала тогда в своей комнате в округе Лоуленд – тот самый, от которого предостерегала её доктор Хуллиган. Подозрения и страхи Пайпер оправдались: он преследовал её.

Неожиданно тень скользнула по двери. В следующий миг камера видеонаблюдения, закреплённая под потолком, резко выломилась из корпуса и упала на пол. Перепуганная Пайпер не могла ни с места сдвинуться, ни защитить себя и была принуждена в ужасе глядеть, как тень подступает всё ближе и ближе. Приближаясь, тень уплотнялась и, наконец, обернулась мужчиной.

Он был одет в чёрное, за плечами у него был рюкзак. Он был жилистый, подвижный, мускулы его безостановочно шевелились. У него был неприкаянный вид, словно он вечно был в бегах, вечно под дулом пистолета. Тёмные круги под глазами говорили о том, что ему часто приходилось делать непростой выбор и терзаться жгучим сожалением.

– Пайпер Макклауд? – спросил он с тихой властностью, эхом прокатившейся по комнате.

– Д-да. Откуда вы?..

– Откуда я что? – одним быстрым движением он скинул рюкзак с плеч и уронил его на пол. Расстегнув молнию, он привычно вынул весьма специфические инструменты.

– Вас не было, а теперь вот вы. Откуда вы появились?

– А, ты спрашиваешь, как я был невидим? Не знаю. Как ты летаешь?

Пайпер никто прежде об этом не спрашивал.

– Не знаю.

– Так и я не знаю. – Мужчина приложил к компьютерной панели управления серый пластилин. – Послушай меня, у нас мало времени. Я – Д. Я следовал и наблюдал за тобой уже давно. Я здесь, чтобы вызволить тебя.

– Доктор Хуллиган говорила, от вас добра не жди.

Он на миг оторвался от своего занятия.

– И ты ей поверила?

Пайпер не ответила.

– Если бы я хотел тебе вреда, ты была б уже мертва. Я здесь, чтобы помочь, вытащить тебя отсюда.

Но после всего пережитого Пайпер уже не знала, чему верить. Видя её недоверие, Д. положил инструменты.

– Погляди на меня. Если ты мне не доверишься, они заставят тебя забыть о том, что ты когда-то умела летать. Ты этого хочешь?

– Нет. – Как любила говаривать Бетти: дарёному коню в зубы не смотрят, – и Пайпер не собиралась привередничать.

Д. кивнул и вернулся к работе. Он в своём деле был мастер. Вызволения лёгкими не были никогда, а иногда всё шло совершенно вкривь и вкось. Ему нужно было быть осторожным и убедиться, что Пайпер готова следовать указаниям.

– Тебе придётся делать что я скажу и тотчас, как я велю, или они схватят тебя и вернут сюда быстрее, чем ты и глазом моргнуть успеешь. – Он присоединял проволокой к пластилину небольшие часы.

На Пайпер нахлынуло чувство облегчения. Краткий миг, и этот человек избавит её от боли, и она окажется на воле. Молитвы её были услышаны, и от радости у неё выступили слёзы.

– Остальных вы уже забрали? Или мне нужно показать вам, где они?

– Я пришёл только за тобой, – это прозвучало так, будто Д. принял окончательное решение.

– А за ними вы вернётесь позднее?

– Это будет невозможно. Чтобы незаметно подобраться к тебе, у меня ушло несколько недель. Учитывая то, какая тут система безопасности, и тебя-то невредимой вытащить большая удача.

– Но… – В одно мгновение дух Пайпер упал из горных высей в пучины отчаяния. – Но мы же не можем бросить их.

– Ничего не поделаешь. Я не всесилен, – Д. не подслащивал пилюлю реальности. Он был убеждён, что жизнь – штука непростая, и людям лучше сразу оперировать сухими, трезвыми фактами.

– Вы должны попытаться…

– Попытаться? – Он недоверчиво покачал головой. – Только не надо мне об этом говорить. Всю мою жизнь я только и делаю, что пытаюсь и бьюсь. Ты же не знаешь, что происходит. Нас были тысячи. А теперь, кроме вас, в этих недрах детей не осталось. Доктор Хуллиган об этом позаботилась. Ты и только ты.

– Но…

– Я пришёл за тобой, – Д. установил на часах таймер, и начался шестидесятисекундный обратный отсчёт. – Ты исключительная девочка, Пайпер Макклауд. Знаешь ли ты, какая редкость то, что ты делаешь? Летать? Просто неслыханно.

– Но…

– Закрой глаза, сейчас будет небольшой взрыв. – Он укрылся в углу комнаты.

– Я не уйду без них.

Д. ошеломлённо поглядел на неё.

– Из-за моих полётов они попали в переплёт. Доктор Хуллиган сказала, что, если я ещё раз нарушу правила, она накажет их. Если я сбегу и они обнаружат, что меня нет, бог знает, что случится с моими друзьями.

– Ты не можешь брать на себя ответственность за то, что творит она. Это не твоя вина.

– Всё равно я не могу уйти с вами.

– Возражения не принимаются.

– Я не могу! – закричала Пайпер. У неё не хватало сил противостоять разом и боли, и Д. – Если вы меня заберёте, я стану кричать и сообщу им, что вы задумали. Вы и на полметра от двери не отойдёте, как они нас схватят.

Часики Д. отсчитывали уже от тридцати, а сам Д. принялся шагать взад-вперёд и тянуть себя за волосы. Пайпер буквально чуяла, что его руки сами собой тянутся к сигарете – пальцы подрагивали, и он раз за разом подносил их ко рту, словно ожидая найти зажатую между ними папиросу.

– Она уже и мозги тебе промыла. Если ты позволишь мне забрать тебя отсюда, это дело поправимое.

– Нет, – что бы там ни было, Пайпер не желала больше никому навредить.

Д. сдулся на глазах и обречённо вздохнул. Бросившись к часам, он быстро отсоединил проволоку. Сдерживаемый гнев прорвался наружу.

– У нас нет тех ресурсов, что есть у неё. Каждый день она вымарывает ещё один вид, похищает ещё одного ребёнка, а мы вынуждены сидеть и смотреть. – Вдруг он с силой ударил по стене кулаком. – Что с нами будет?

– Мне очень жаль, – Пайпер горестно расплакалась.

Д. пропустил руку сквозь волосы, словно прочищая свои мысли.

– Это не твоя вина. Я опоздал. Я должен был исхитриться и подобраться к тебе раньше. – Он собрал свои пожитки и бестолково запихал в рюкзак.

Пайпер не знала, что сказать. Вина и боль были запредельными. Когда Д. уложил последние инструменты, он подобрал льняной платочек Бетти и расправил в руках. Его пальцы медленно скользнули по крошечной вышитой синими нитками птичке.

– Я вернусь за тобой, Пайпер, – в глазах Д. читалась стальная решимость. Он осторожно положил платок в карман на груди, поближе к сердцу. Затем он начал медленно истаивать, а вскоре вовсе исчез. Комната казалась пустой, но голос Д. прозвучал совсем близко:

– Я что-нибудь придумаю.

После того как Д. окончательно ушёл, Пайпер осталась наедине с Себастьяном и чудовищной болью. В самые тёмные часы ночи она отважно вела свою безмолвную битву. Её дыхание было коротким и прерывистым, и Себастьян придвинулся поближе.

– Я больше не могу… – шепнула Себастьяну Пайпер. Она хотела извиниться перед Себастьяном за то, что не сумела спасти его, но так ослабела, что не могла говорить. Себастьян увидел, как обмякло её тело. Вне себя от волнения он принялся подпрыгивать, но Пайпер по-прежнему молчала и даже не шевелилась. Широко открыв рот, он запел – и не скрипучим голосом сверчка, а глубоким и богатым оперным тенором:

– И я встречал приход зари.

Голос у Себастьяна был необычайнейший, и веки Пайпер дрогнули, глаза открылись, и девочка с трудом сфокусировала взгляд на маленьком чёрном сверчке, поющем от всего своего сердца.

Мелодия наполнила все концы комнаты, а затем полилась вовне через вентиляционную шахту и вскоре обежала все помещения У.Р.О.Т.

В лаборатории серебристый жираф приподнял голову, прислушиваясь к музыке. Вытянув длинную шею, он прижал ухо прямо к вентиляционному отверстию в потолке и ловил каждую ноту. Красная роза, растерявшая свой враждебный задор, перестала кашлять, чтобы послушать музыку.

В университетском отделе безопасности сработали датчики и оповестили агента Агента о звуковой угрозе. Он немедленно включил беззвучную сигнализацию и потянулся к телефону.

– Доктор Хуллиган? Да. Возникла ещё одна чрезвычайная ситуация.

После всего, что произошло этим вечером, никто на тринадцатом уровне не мог заснуть. Музыка пролилась в коридор жилой зоны, и дети сели в своих кроватях, зачарованно слушая.

Лили как была, в ночной сорочке, вышла в коридор, словно заворожённая. Вскоре к ней присоединились и остальные.

– Откуда это?

– Как прекрасно.

– Это сверчок, – без обиняков сообщил Конрад.

– Эти звуки издаёт крохотный сверчок?!

– Они живут под половицами оперных театров, – Конрад безразлично дёрнул плечом и пошёл в кровать. Ему не хотелось быть со всеми. Он не мог смотреть им в глаза.

Грудь Пайпер вздымалась от волнения, сила музыки изгнала боль. По телу побежали мурашки, ободрённая, девочка титаническим усилием упёрлась в «Формо», и металл загудел под её напором.

– Звук исходит из испытательной лаборатории.

– Как такое возможно? – Доктор Хуллиган красила губы с поспешностью, которая была ей самой неприятна. Агент А. Агент встретил её в лифте, и теперь они ехали на четвёртый уровень.

– Агенты в боевой готовности.

– Это второе происшествие за ночь, – голос доктора Хуллиган звучал почти раздражённо. – Пока не появилась эта Пайпер Макклауд, у нас за семь лет не было ни одного инцидента. Семь лет – а теперь два за ночь. – Она со щелчком закрыла тюбик помады. – Пора положить этому конец!

Солнце уже скоро должно было взойти над округом Лоуленд, а Джо Макклауд никак не мог уснуть. Сидя на подоконнике в спальне, он смотрел на быстро бледнеющие на утреннем небосклоне звёзды. День обещал быть погожим, безоблачным.

– Мистер Макклауд, ты сейчас простынешь на утреннем холодке и прикажешь долго жить. – Повернувшись в кровати, Бетти обнаружила, что Джо в одном исподнем сидит у открытого окна. Джо будто и не замечал, как похолодало.

– Мммм, – как обычно, Джо был немногословен, но Бетти и так знала, о чём он думает.

– Она скоро вернётся домой.

– Ей бы это небо, как пить дать, пришлось бы по вкусу, – со вздохом сказал Джо.

Голосу сверчка внимали даже не уши, а сердце. Слова были исполнены силы и правды, и дети стояли как вкопанные в коридоре жилой зоны, каждой клеточкой тела напитываясь музыкой. В один миг песня пронзила их души, и острая боль кольнула в сердцах. Лекарство, которым доктор Хуллиган их накачала, было нейтрализовано – страхи, и большие и малые, были изгнаны, и дети ощутили искрящийся вкус свободы.

– Пайпер была права, – обронила Кимбер. – Нужно рвать отсюда.

– Это ты правильно! – Смитти впервые согласился с Кимбер.

– Мы сбежим, – уверенно сказал Нален, а Ахмед промолчал.

Конрада песнь тоже не оставила безучастным, но его сердце было так озлоблено и одичало, что красота песни казалась невыносимой и причиняла боль.

Доктор Хуллиган, агент А. Агент и отряд службы безопасности ворвались в комнату, где была заточена Пайпер. Как только дверь открылась, музыка оглушила их, подтачивая защитные реакции.

– Здесь, доктор Хуллиган, – агент А. Агент указал туда, где сидел и пел Себастьян.

Осматривая сверчка, Летиция Хуллиган впервые за долгие годы испытала шевеление живого чувства. Но она подавила его сразу же, как оно начало подниматься у неё в груди, и повернулась к агенту А. Агенту.

– Дайте мне ваш башмак.

Агент А. Агент без лишних слов повиновался.

Voculus romalea microptera (такое имя учёные дали Себастьяну) всю жизнь ждёт того, чтобы спеть свою единственную песню. А начав петь, он поёт обо всём, что слышал, видел и узнал за свою жизнь, и песня его может длиться днями, а в редких случаях неделями. Однако Себастьян успел прожить лишь несколько месяцев в Венской государственной опере, прежде чем его отловили и поместили в У.Р.О.Т., и лишь одно в его жизни было достойно песни – время, которое он провёл с Пайпер Макклауд. Но и этого было достаточно.

Пауки на потолке каморки в лаборатории, где был заперт серебряный жираф, сжались, ослеплённые исходившим от него сиянием. Красная роза одним рывком стряхнула со своих листьев чёрную сажу и расцвела с отчаянной отвагой.

В коридоре жилой зоны дети ликовали и плакали, а Конрад кричал от боли, борясь с безумием.

Доктор Хуллиган выхватила башмак из рук агента А. Агента и подняла его высоко в воздух.

– Не-е-е-ет! – закричала Пайпер.

– Да, я пою. И буду петь до конца.

Доктор Хуллиган ударила сильно, с размаху, и не промахнулась. Голос Себастьяна смолк навек.

И с этой минуты Пайпер ничего больше не помнила.

17

Конрад предал Пайпер, предал их всех. Он заключил соглашение с доктором Хуллиган и всё ей рассказал. Это был единственно разумный выбор, который был доступен ему в тот момент.

Конрад знал в день побега, когда доктор Хуллиган вызвала его в свой кабинет, что она что-то знает. А она знала, что он знает, что она знает.

– Конрад, присядь, пожалуйста.

Конрад остался стоять. Губы Летиции Хуллиган лоснились свеженанесённой помадой, она откинулась в кресле с выражением доброжелательным и даже тёплым.

– Я знаю, что ты что-то задумал. Я знаю, что остальные тоже в этом замешаны, – по большому счёту именно Пайпер встревожила доктора Хуллиган. Когда на предыдущей неделе доктор Хуллиган пришла в жилую зону, чтобы позвать Пайпер на вечернюю прогулку, она, не поднимая глаз, забормотала, что устала. Неожиданная враждебность Пайпер была чистой, как слеза, и настолько сильной, что девочка даже не сумела её скрыть. Такой неожиданный поворот побудил Летицию быстро вернуться к себе в кабинет и назначить особый отряд службы безопасности для проведения расследования.

Нечего и говорить, больше всего Летиция Хуллиган боялась того, что, несмотря на все её предосторожности, Д. доберётся до Пайпер. Уже несколько недель она чуяла его присутствие, и, хорошо зная Д., Летиция вполне могла ждать от него безрассудства, непредсказуемости и готовности на любую крайность. Между ними пролегло немало, и их общая история раз и навсегда отучила доктора Хуллиган недооценивать Д. В конечном итоге он был единственным человеком, представлявшим реальную угрозу её плану, и вдобавок единственным, кого университетская служба безопасности не могла ни отбросить, ни парализовать.

Поэтому, когда на её стол лёг отчёт о результатах проверки, содержавший подробное описание тайных полночных встреч на тринадцатом уровне, она испытала немалое облегчение. Естественно, Летиция Хуллиган не просто знала, что происходит, но знала и как решить проблему.

– Побег, предполагаю, – доктор Хуллиган пристально смотрела на Конрада, но в его лице ничто не переменилось, выражение осталось нечитаемым и бесстрастным.

– Ты один достаточно умён, чтобы понимать, что из этого ничего не выйдет, и поэтому с тобой я и разговариваю. Я полагаю, остальные не представляют себе последствия, которые повлечёт за собой поимка. Да я и сама ничего бы им не сказала. Разве может ребёнок принять или перетерпеть муку того, как из живого тела вынимают душу, оставляя ему лишь подобие жизни. Я больше всего переживаю за малышей, а ты? Сможет ли Джаспер пережить такое? А Лили? Они так юны и ранимы, а учитывая обстоятельства, придётся прибегнуть к крайним мерам.

Но ничто не могло побудить Конрада вступить в переговоры с доктором Хуллиган, пока та не откроет свои карты.

– Я не пытаюсь тебя напугать, Конрад, и я знаю, что ты понимаешь, что всё это – не пустые угрозы. Однако я знаю, что ты не располагаешь всей полнотой информации, чтобы принять решение, которое вполне устроит тебя лично.

Доктор Хуллиган достала три листа бумаги – свой главный аргумент. Она швырнула их на стол перед Конрадом.

– Сегодня утром я разговаривала с твоим отцом.

Конрад вздрогнул и поднял глаза.

– Замечательный мужчина. Я уже давно убеждаю его позволить нам опробовать одну новую процедуру, которая принесёт тебе немалое облегчение. И сегодня утром он наконец подписал это согласие на медицинское вмешательство. – Доктор Хуллиган перевернула страницу и ткнула в подпись его отца. – Видишь? Теперь я своим единоличным усмотрением вправе определить, провести эту чудесную новую операцию или покамест воздержаться. Процедура называется…

– Лоботомия?! – Конрад с открытым ртом уставился на бумагу, глаза его бегали, мгновенно считывая текст.

– Ну, это чересчур хлёсткая формулировка. Операция куда более локальная и специфическая. Мы считаем, что ты страдаешь лобнодолевым синдромом. Это значит, что та часть твоего мозга, которая отвечает за высшую мыслительную деятельность, планирование и принятие решений, срабатывает неправильно, причиняя тебе значительное неудобство. Отсюда логически следует, что её необходимо удалить. – Доктор Хуллиган помолчала. – Это поможет тебе, Конрад, мыслить более ясно. Замедлиться, перестать быть насколько… легко возбуждаемым. Я думаю, ты будешь доволен результатом.

У Конрада просто не было слов. Даже он был вынужден признать, что её план был великолепен, а аргументы более чем весомы. Если он попытается бежать, но будет пойман и его лобная доля будет удалена. Конрад достаточно хорошо знал доктора Хуллиган, чтобы понимать – она не блефует. Можно не сомневаться, весь университет находится в полной боевой готовности, вход и выход из охраняемой зоны заблокирован, а следовательно, побег невозможен.

Конрад пришёл в отчаяние.

В крайней беде потребны крайние средства. У него оставался единственный выход и один только вопрос:

– И что мне с того?

После того как Конрад ушёл, доктор Хуллиган аккуратно подкрасила помадой губы. Она непременно делала это каждый час. Её помада называлась «Красная смешинка», однако доктор Хуллиган ни разу не рассмеялась, нося её. Это, вероятно, объяснялось тем, что Летиция Хуллиган на протяжении многих лет не ощущала ничего ни телом, ни душой, и уж менее всего испытывала желания смеяться. Она мастерски воспроизводила эмоции: тщательно контролируемым движением глаз или губ имитировала заботу, счастье, понимание.

Никто, кроме Конрада, не разгадал её игры – ведь люди так легко обманываются! Большую часть времени они склонны видеть то, что желают видеть, и именно поэтому она столько времени и сил вкладывала в создание совершенного облика. Изысканно уложенные волосы, непременная помада, красивая дизайнерская одежда, элегантная осанка – всё это хитроумно отвлекало внимание людей, не позволяя увидеть за всем этим подлинную её. Ту Летицию Хуллиган, которая некогда испытывала приливы паники, тошноты и отвращения при виде чего-либо ненормального или необычного и которая давным-давно безоговорочно решила, что мир будет намного лучше без подобных вещей.

И то поворотное решение сформировало простое жизненное правило: нормальное равно хорошее, ненормальное равно плохое, откуда следует, что ненормальное должно стать нормальным или подвергнуться уничтожению.

Достижению этой цели доктор Хуллиган посвятила всю свою жизнь.

Плюсы принятого ею решения был налицо: едва мир был поделён на чёрное и белое и стал поддаваться контролю и обузданию, её расшатанные нервы мгновенно успокоились. Но в то же время изгнание из реальности всего мутного и серого фактически погребло любые чувства, на которые она была некогда способна. Именно эта бесчувственность позволяла ей спокойно смотреть на молчаливые мучения растений, не обладавших голосом, животных, неспособных вложить в свой крик понятные слова, детей, слишком слабых, чтобы дать отпор. Лишившись чувств, она подчинила собственную человечность чудовищной пародии на подлинного человека.

Искусно накрасив изящные губы помадой, Летиция сжала их в последний раз и, удовлетворённая результатом, начала готовить меры к предотвращению побега.

Наутро после провалившегося побега Конрад потребовал встречи с доктором Хуллиган, но та заставила его ждать целую неделю, прежде чем соблаговолила принять, и к тому времени его уже трясло от ярости.

– У нас была договорённость. Вы сказали, что отпустите меня, если я расскажу об остальных. Я всё вам рассказал. Я передал их вам на блюдечке с голубой каёмочкой и теперь требую, чтобы вы выполнили свои обязательства.

– Ты прав. Договорённость была. – Доктор Хуллиган работала за компьютером, уделяя Конраду лишь толику своего внимания. У неё было много работы, а Конрад более не входил в число приоритетных задач. Она швырнула ему документы на освобождение. – Осталась одна деталь, и ты можешь идти.

– Какая деталь? – Конрад подхватил бумаги и быстро пробежал по ним взглядом.

– На странице три нужна подпись твоего законного представителя, подтверждающая то, что с этого момента он будет нести за тебя полную ответственность.

– Что?! – Прежде они этого не обсуждали, и Конрад быстро терял терпение.

– Когда ты попал сюда, я стала твоим законным представителем, и, чтобы освободить меня от этой ответственности, кто-то другой должен взять её на себя. Одиннадцатилетнего ребёнка нельзя отпустить куда-либо за его собственной подписью, это противозаконно. Поэтому мне нужно имя. – Доктор Хуллиган подождала немного. – Любое имя.

– Я попрошу отца подписать эту бумагу, когда вернусь домой.

– К сожалению, тебя нельзя выпустить без этой подписи. Но в данных обстоятельствах я готова принять устное обязательство. Чтобы ускорить процесс, я связалась с твоим отцом по телефону, он ждёт на первой линии и может поговорить с тобой прямо сейчас.

– Мой отец? – Конрад был ошеломлён. Он не разговаривал с отцом четыре года. Поначалу, оказавшись в университете, он, отчаянно надеясь на помощь, ловко подстраивал поводы и случаи оказаться у телефона и позвонить отцу на работу. Но всякий раз какой-то сопливый ассистент сообщал ему, что сенатор Харрингтон не может ответить на его звонок. А затем очередной ассистент обвинил Конрада в том, что он – участник недоброго розыгрыша, ведь всем известно, что у сенатора нет сына, зато он и его жена недавно стали гордыми родителями чудесной малышки. Так Конрад узнал, что у него есть сестра, и с того дня больше не пытался связаться с отцом.

– Конрад? Как я уже сказала, твой отец на первой линии. – Доктор Хуллиган хотела покончить с этим раз и навсегда. Она не любила тратить своё время и силы на безнадёжные случаи.

Конраду не хотелось признавать, что он разволновался, хотя так оно и было. Он жаждал услышать голос отца. Он поднял трубку дрожащей рукой.

– Алло? Отец?

В Вашингтоне, округ Колумбия, был полдень, и Конрад Харрингтон II опаздывал на очень важный ланч. Он перетасовал папки и, выходя из кабинета, перехватил телефон.

– Привет, пацан, рад тебя слышать.

– Отец, я…

– Доктор Хуллиган говорит, что ты чертовски хорошо успеваешь, и мы с твоей матерью очень тобой гордимся. – Сенатор Харрингтон поспешил к лифту. – Продолжай в том же духе.

Конраду был знаком этот отцовский тон: он использовал его, когда заискивал перед наиболее крупными спонсорами своих компаний.

– Отец, послушай меня, я уже могу вернуться домой, и мне…

– Ах да, пацан, доктор Хуллиган что-то об этом говорила. Но дело в том, что мы с твоей матерью чувствуем, что это немного рановато, особенно учитывая, что у тебя всё так хорошо там складывается. Я всегда говорю, от добра добра не ищут.

– Но, отец, мне необходимо вернуться домой, я…

– Эх, Конни, так здорово слышать твой голос, пацан. Звучишь круто. Скоро поговорим.

– Нет, нет, не вешай трубку. Подожди, ты должен понять, что…

Конрад замолчал, услышав короткие гудки. Однако выпустить телефон из рук он не мог. После всего, что произошло, после всего, что он сделал, всё свелось к этому телефонному разговору, и он едва успел сказать пару слов. Он проиграл. Он продал Пайпер и других заодно, а теперь его самого продали.

– Что ж, Конрад, мне жаль, что для тебя всё пошло не так, как мы надеялись.

– Вы никогда и не собирались выпускать меня. Вы меня обманули.

– Нет, Конрад, нас обоих обманули. Твой отец также забрал своё разрешение на проведение операции на мозге, а это значит, что ни один из нас не получит желаемого. Я хочу твоего присутствия здесь ничуть не больше, чем ты сам. Откровенно говоря, я считаю, что ты оказываешь дурное влияние и усложняешь всем жизнь. И как бы я ни хотела тебе помочь, я не могу. У меня связаны руки.

Снова патовая ситуация, они вернулись на исходные позиции.

Конраду следовало быть умнее и не вступать в переговоры с доктором Хуллиган. О чём он только думал? Может быть, чем чёрт не шутит, Пайпер и была права. Может, он не так умён, как ему казалось…

– Конрад? – Говорить больше было не о чём, и доктор Хуллиган хотела, чтобы Конрад побыстрее покинул её кабинет. Он был живым – и даже слишком! – напоминанием её проигрыша, глаза бы её на него не смотрели. – Что-нибудь ещё тебя беспокоит? Конрад?

– А? А… – Конрад очнулся от глубокой задумчивости и обнаружил, что до сих пор сжимает в руках телефонную трубку. Ему потребовались немалая концентрация и сила воли, чтобы разжать пальцы и поместить трубку обратно на рычаг.

Конрад вышел из кабинета доктора Хуллиган как в тумане и не выныривал из него на протяжении трёх недель. На занятиях Конрад смотрел в пространство и не отвечал на вопросы, ничего не комментировал, не возражал, что теория относительности устарела и поле её применения ограничено. За общим столом он бездумно и механически жевал, а после отбоя отправлялся в постель и не работал над своими секретными проектами. Произошедшая в нём перемена была настолько разительна, что профессор Шамкер даже сделал доктору Хуллиган доклад в том ключе, что реабилитация Конрада Харрингтона всё же возможна.

В течение этих недель одна лишь мысль поглощала всё существо Конрада. Он бесконечно сражался с ней, пытаясь осмыслить.

«Каким образом я проиграл? Я всё продумал. Я взвесил все возможные варианты, рассмотрел все аспекты, я сделал правильный выбор, но всё же не пришёл к верному ответу. Как такое возможно?»

И наконец он понял. Его разум – всесильный, блистательно дальновидный, точно анализирующий и полно обрабатывающий информацию – не владел всеми ответами. В пронзительном свете озарения Конрад вдруг понял, что его разум владел информацией, но не ответами. Ответы, внезапно почувствовал Кон-рад, проистекали из совершенно иного источника.

Это откровение было настолько ослепительным, что Конрад оцепенел.

– Харрингтон, у тебя всё в порядке с ушами? – рявкнул воспитатель Толле, когда Конрад отказался вставать с постели. – Это был звонок к завтраку, парень, и если ты не поднажмёшь, окажешься в моём списке.

Конрад по-прежнему не шевелился и не отвечал. Когда вечером того же дня к нему вызвали врача, он также ни на что не реагировал.

– Опасности его состояние не представляет, – шепнул врач воспитателю Толле. – У него нервный срыв. Пусть отдыхает. Рано или поздно он придёт в себя.

У Конрада не было нервного срыва, однако его совершенно не заботило, что все так считают. Проблема заключалась в том, что Конрад не мог просчитать, из какого источника ему получить ответы, а не уяснив этого, он не был уверен, как следует жить дальше. Он привык опираться единственно на собственный интеллект, и никто никогда не обмолвился и не намекнул, что возможно жить как-то иначе. Ну и как же ему отыскать ответы, если они находятся за пределами его разума? Где они сокрыты? Как к ним подобраться?

Пайпер знала. Нечто в ней просто-напросто знало, как поступить, а ведь она даже не была умной. Конрад не ехидничал, а просто излагал факты. Пайпер совершенно не обладала той способностью к высокоорганизованному мышлению, которая была свойственна ему самому, однако она знала нечто, чего не знал он. Как такое было возможно? Откуда она получала свои ответы?

Дни сменились неделями, но Конрад оставался безмолвным и неподвижным. Дети начали разговаривать шёпотом, проходя по коридору жилой зоны мимо его комнаты, а доктор Хуллиган связалась с сенатором Харрингтоном, чтобы известить его о состоянии его сына.

– Отлично, отлично, доктор Хуллиган. Я благодарен вам за звонок. Мне сейчас необходимо ввязаться в одно совещание, и если ухудшения не будет, нет необходимости вступать со мной в контакт. Вам ясно?

Доктору Хуллиган всё было предельно ясно. Конрад был её заботой, и сенатор не желал ничего слышать о её проблемах. Он отправил Конрада с глаз долой и из сердца вон, и её звонки по меньшей мере вызывали раздражение, а в худшем случае угрожали его душевному равновесию.

Прошло ещё несколько недель, и Конрад всё глубже и глубже погружался в чёрные пучины, пока однажды слабый лучик света, словно огонёк свечи, дрожащий на ветру, не пробился к нему. «У Пайпер были ответы, причём с самого начала, – сообразил Конрад, лежавший клубочком под одеялом. – Почему, нет, ну почему я не обращал на неё внимания и не слушал её?!» А раз Пайпер знала, он сможет спросить у неё, сразу как её выпустят, и тоже будет знать. Надежда была, самое большее, слабой, но Конрад ухватился за неё и нашёл в ней силы для того, чтобы выбраться из постели и начать посещать уроки. День ото дня он ловил себя на том, что балансирует на краешке стула в напряжённом ожидании. А вдруг Пайпер вернётся сегодня? Вдруг именно сегодня он узнает, где искать ответы?

Зима в тот год стояла суровая, а снег лежал настолько глубокий, что университет был на время полностью отрезан от окружающего мира. Запоздалая весна долго силилась растопить снег, но наконец белый покров истаял и робкая зелень покрыла землю.

Как обычно, первым увидел Смитти.

– Это Пайпер! Её отпустили! Отпустили! – Смитти с криком ворвался в библиотеку. Конрад вскочил на ноги, резко схватил Смитти за плечи и потряс.

– Где? Где она? – Конрад не разговаривал целыми неделями, и голос у него был сиплый.

– В обеденном…

Конрад бросился бежать прежде, чем Смитти закончил фразу. Остальные не отставали. Миртл, конечно же, была первой и увидела, что Пайпер тихо и недвижно сидит за обеденным столом. На тарелке перед ней лежал бутерброд, она медленно жевала.

Хотя Конрад об этом и не задумывался, все дети с лихорадочным нетерпением ждали освобождения Пайпер. Больше всего на свете они хотели, чтобы она вернулась. Без неё всё было не то и не так.

Примчавшиеся во весь опор дети стояли, радостно пожирая Пайпер глазами.

– Пайпер? – Вайолет трепетала, опасаясь, что же будет дальше. Пайпер подняла глаза от своей тарелки и улыбнулась. Облегчение отразилось на ждущих лицах, дети бросились к Пайпер и, столпившись вокруг, радостно протягивая к ней руки.

– Пайпер, мы скучали по тебе!

– Мы знали, что ты вернёшься.

– Ну, ты старухе Хуллиган показала, а? – Смитти был вне себя от радости.

Пайпер улыбнулась. Конрад внимательно наблюдал за ней. Он заметил, что она побледнела и исхудала. В ней появилась какая-то хрупкость, казалось, её могло унести порывом ветра. Впрочем, ничего удивительного, учитывая то, через что ей, по всей вероятности, пришлось пройти в последние месяцы.

– Так что с тобой случилось? – допытывалась Кимбер.

– Ага, где ты пряталась? – спросил Ахмед.

Пайпер пожала плечами.

Лили подошла поближе и зашептала:

– Ты ещё можешь летать?

– Летать? – Пайпер улыбнулась.

– Может, полетаешь сегодня после отбоя?

Пайпер покачала головой.

– Я не понимаю.

– Ну, знаешь, Пайпер, – настаивал Смитти, – летать. Ты летаешь.

Пайпер выглядела всё более и более всполошённой.

– Лететь куда?

– Да нет же, ты летаешь, – подсказала Кимбер.

– Ты летунья, Пайпер.

Пайпер с растущим недоумением переводила взгляд с одного полного надежд и ожиданий лица на другое.

– О чём вы говорите?

У Конрада оборвалось сердце – все его худшие предчувствия оправдались.

– Она не понимает, о чём вы говорите. Оставьте её в покое. – Конрад отвернулся.

– Нет, она понимает, – Вайолет просто не могла поверить в обратное. – Ты ведь помнишь, Пайпер, да?

Взгляд у Пайпер был пустой, а улыбка бессмысленная. Она кивнула, но жест был бессознательным. Все эти люди вокруг неё казались знакомыми, но Пайпер не могла сообразить откуда. Они ужасно быстро тараторили, и всё, что они говорили, не имело смысла. Она через силу следила за нитью разговора, но слова как будто ускользали от неё.

– Я Пайпер, – Пайпер улыбнулась той девочке, которая стояла ближе всех. – А тебя как зовут?

– Как меня зовут? Пайпер, это я, Вайолет. – Взяв Пайпер за руку, испуганная Вайолет встревоженно стиснула её ладонь. – Ну, подумай, Пайпер. Подумай хорошенько. Ты можешь вспомнить, надо только захотеть. Я твой друг, Вайолет.

– Я Смитти. Помнишь меня, Пайпер?

– Помнишь побег?

– А сверчка, как он пел?

– Мы тебя дожидались, чтобы снова бежать. Только на этот раз у нас всё получится.

Смятение Пайпер только нарастало.

– Бежать от чего?

– Перестаньте. Да перестаньте же. Её больше нет, – Конрад стукнул кулаком по столу. – Она больше не Пайпер.

На стайку детей опустилось молчание. Пайпер снова принялась безмятежно жевать бутерброд. Конрад повидал за прошедшие годы немало подобных перемен; от Пайпер осталась лишь тень, чистая доска для доктора Хуллиган.

Где-то зазвенел звонок, призывая на утренние занятия.

– Лучше не опаздывать, – Пайпер улыбнулась. Она оттолкнулась руками от стола и нашарила пару серебристых костылей, прислонённых к стулу. В радостной суматохе никто их и не заметил.

С болезненным усилием Пайпер приняла вертикальное положение, при этом она полностью зависела от металлических наколенников, обхватывавших её искалеченные ноги. И даже с костылями и наколенниками передвижение было для Пайпер крайне мучительно. Пайпер не просто разучилась летать, она не могла даже ходить. Доктор Хуллиган искалечила её.

Лили охнула, глаза Вайолет наполнились слезами. Что они с ней сделали?!

Десять детей смотрели сквозь пелену слёз, как Пайпер, согбенная и изломанная, ковыляет прочь.

18

На дневные занятия опоздали все. В любой другой ситуации это бы непременно вызвало гнев профессора Шамкера и лавину наказаний. К счастью, в У.Р.О.Т. выдалось неспокойное утро.

– Класс, к нам новый ученик присоединяться. Его имя Борис Ельсинов есть. Я ожидаю, что вы его приветствовать будете, – объявил профессор Шамкер.

Борис поплёлся вперёд. Это был коренастый мальчик, которому на вид было лет девять, свою коротко стриженную голову он стеснительно пригнул. Смущение его было напрасным – совершенно никто не обращал на него ни малейшего внимания. Лили не было любопытно, в чём его дар, Смитти не делал ставок, Кимбер, как и все остальные, не сводила глаз с Пайпер.

– Что, если мы её откуда-нибудь спихнём, глядишь, она вспомнит, как летать? – шепнул Конраду Нален.

– Никто ниоткуда Пайпер спихивать не будет, – Вайолет развернулась на стуле и полыхнула на Налена глазами.

– Мистер Ельсинов, вы можете с мистером Мустафа и мистером Мустафа сесть, и они вам помогать. – Борис подошёл к Налену и Ахмеду, те встретили его куда как неприязненно. Этим утром Борис превращал крыс в камни, а затем швырял ими в членов дворовой банды в одной из московских трущоб. Битве положила конец неожиданно бурная сумятица, завершившаяся его знакомством с доктором Хуллиган и полётом на вертолёте.

– Теперь мы весенние научные проекты пересматривать будем. – Профессор Шамкер выдержал паузу, чтобы переждать традиционные стоны и дать детям время позакатывать глаза. Ни той, ни другой реакции не воспоследовало, и похоронное настроение класса выбило его из колеи. – Хм, что ж, давайте мы начнём. Мистер Харрингтон. Вы первым будете. Вперёд выходите и ваш научный проект представляйте.

Конрад прошамкал в центр класса, как зомби.

– Эм, хм, – прокашлялся Конрад, – мой проект посвящён… – Конрад вдруг не смог ничего вспомнить о собственном проекте. Он совершенно стёрся у него из памяти. – Мой проект посвящён… эм… он посвящён…

Время изогнулось вокруг Конрада. Оно замедлилось и изменилось. В ушах у него зашумело, словно надвигалась океанская волна. «Пайпер больше нет. Ещё одна потеря», – Конрад видел Пайпер. Он видел уставившиеся на него лица остальных детей. Он видел и Бориса, но тот был Ан Чуном, а затем Беллой и вдобавок многими и многими другими.

– Мистер Харрингтон? – поторопил его профессор Шамкер.

– Ах да. Мой… проект, мой научный проект посвящён…

Рёв прибоя, слышимый одному ему, сокрушительно окатил Конрада. Он был собой, но и не был. Он находился в классе, но в то же время смотрел на него откуда-то издали.

– Мой, мой проект…

А затем это и произошло.

ХРУСТЬ. Словно космос превратился в заправского костоправа. Позвонки Конрада одним мгновенным щелчком встали на место. ХЛОП. Растерянные фрагменты его души завертелись вместе и сложились в новый порядок.

Его глаза сфокусировались, и он замер посреди бескрайнего океана покоя и тишины.

– Мой научный проект посвящён путешествию во времени, – голос Конрада звучал уверенно и убедительно.

Профессор Шамкер не мог поверить своим ушам.

– Nein, мистер Харрингтон, nein[5]. Ваш проект магнитам посвящён есть.

– Вовсе нет, профессор Шамкер. Он посвящен путешествию во времени.

– Мистер Харрингтон, – цыкнул профессор Шамкер, – вы немедленно нам о магнитах расскажете.

– Не-е-ет! – Конрад завопил так громко, так протяжно и с таким первобытным гневом в голосе, что все в классе были взбудоражены этим криком, словно электрическим разрядом. Причём Конрад ничего подобного не планировал. Куда там! Когда мальчик закрыл рот, стало казаться, будто крик этот исторгся из какого-то странного места внутри него.

В классе воцарилась мёртвая тишина. Холодок пробежал по спине профессора Шамкера.

– Мой проект посвящён путешествию во времени, профессор Шамкер, – негромко повторил в этой тишине Конрад. – Но вы не удостоитесь чести его заслушать, потому что я ухожу. Прямо сейчас.

«Что?!» – товарищи Конрада были поражены сильнее, чем когда-либо прежде. Что глаза, что рты изумлённо округлились.

Конрад говорил медленно, словно ждал до последнего момента, пока не придут нужные слова.

– Всем нам необходимо убираться отсюда. Прямо сейчас, – Конрад посмотрел в глаза своим одноклассникам. – Прямо сейчас, – повторил он.

Профессор Шамкер опомнился.

– Мистер Харрингтон, вы себя немедленно успокоить, или я…

– Или вы что? Вот это вы собираетесь сделать? – Он указал на Пайпер, за бессмысленно-счастливым выражением лица которой, похоже, ничего не происходило. – Ну и что. Вы и так рано или поздно это с нами сделаете. Как по мне, давайте уж поскорее.

– Вы без ума сделаться, мистер Харрингтон, и я сию минуту доктора Хуллиган позову.

Конрад преградил профессору Шамкеру дорогу к двери.

– Вы ничего не станете делать без моего разрешения.

После сорока лет обучения этих детей профессор Шамкер был готов к чему угодно, только не к подобному. Ученики самовольно вставали с мест и выстраивались вокруг него кольцом. Он почувствовал в настрое этих ребят то, чего никогда не ощущал в классной комнате за все свои годы в У.Р.О.Т. – отсутствие страха.

– Немедленно садиться и никто наказан не быть. Я вам истинно говорю. Джаспер, садиться. Вайолет, на своё место садиться, – профессор Шамкер говорил с деланым гневом, чтобы скрыть свой страх. – Конрад, я тебя предупреждаю.

– Что ж, считайте, что мы вняли вашему предупреждению, – Конрад не отвёл глаз.

Профессор Шамкер оттолкнул Конрада в сторону и направился к двери. Он сделал всего два шага, как его стальным обхватом сжала пара рук.

– Сядьте, – велела Дейзи.

Профессор Шамкер сел, потому что у него не оставалось выбора.

Всё произошло разом. Все, не сговариваясь, знали, что необходимо сделать. Миртл достала верёвку, и, пока Дейзи удерживала профессора Шамкера, дети привязали его к стулу. Когда профессор Шамкер попытался сопротивляться, Кимбер помогла переубедить его, пригрозив тысячевольтным разрядом. Смитти подошёл к двери и встал «на шухере». Конрад и остальные сгрудились перед маркерной доской и быстро разработали план.

– Мы валим отсюда.

– Как?

– Мы ничего не планировали.

– Верно, но и они не готовы, так что в нашу пользу работает элемент неожиданности. – У Конрада неожиданно появилась идея. – Который сейчас час?

– 16:55.

– Отлично. В пять часов лифт объезжает все этажи, чтобы собрать образцы для отправки в опытную лабораторию на четвёртом уровне. Если мы сумеем проникнуть в шахту лифта, мы сможем с его помощью подняться на поверхность. – Конрад по памяти начал чертить схемы на маркерной доске.

– Я могу коротнуть сеть, чтобы замедлить агентов, – предложила Кимбер.

– Я возьму на себя камеры слежения, – у Лили руки чесались принять участие в операции. Как и у всех остальных. Атмосфера в классе была наэлектризована.

Смитти вдруг дёрнулся.

– Конрад! Конрад, воспитатель Толле встаёт из-за стола. Он идёт в класс.

– Расчётное время прибытия?

– Пять минут от силы. Может, меньше.

– Ладно, значит, план такой…

– Конрад?

– Миртл идёт первой, – Конрад говорил и рисовал, чтобы план был нагляден. – Кимбер, ты идёшь сюда и замыкаешь эту сеть. Лили, ты устраняешь эту камеру и вот эту камеру. Дейзи, ты играешь в защите…

– Конрад!

– После того как мы доберёмся до этого пункта, остаётся метнуться в этот коридор, а затем мы проползём по вот этому воздухопроводу и проберёмся на восьмой уровень, а…

– КОНРАД!

Конрад вздрогнул, обернулся и увидел совершенно бледную и съёжившуюся Вайолет.

– А как же Пайпер?

Пайпер исхитрилась подняться на ноги и теперь бесцельно ковыляла по кругу с пустым выражением лица. Она не просто едва могла ходить, она почти полностью выключилась из того, что происходило вокруг неё.

– Она не сможет проделать всё это, Конрад, – Вайолет кивком головы обозначила его план.

Конрад в один миг понял, что Вайолет права. Пайпер потребовалось десять минут, чтобы добраться до класса, а до него было не то чтобы далеко. Им ни за что не вытащить её в таком состоянии.

– Конрад, воспитатель Толле поднимается по лестнице, – предупредил Смитти.

– Что нам делать? – настаивала Вайолет.

Конрад заколебался. Логичным решением было бы оставить Пайпер. Они её всё равно уже потеряли. Но в то же время Конрад знал, что этот ответ неверный. Но какой же тогда верный ответ?

– Конрад, воспитатель Толле будет здесь через две минуты. Может, меньше.

Конрад принялся ходить взад и вперёд. Следует ли им оставить её здесь? Может, он сумеет за ней вернуться? Нет, это точно не получится. А что, если взять её с собой? Нет, даже если Дейзи понесёт её, Пайпер отменно обработана доктором Хуллиган и непременно станет сопротивляться или, того хуже, звать на помощь. И что тогда? Какой же ответ правильный?

– Конрад? Что нам делать? – Девять пар глаз уставились на него, ожидая ответа, но ответа у него не было. Где же его взять?

– Воспитатель Толле будет через девяносто секунд, отсчёт идёт.

У него не было времени. Конрад посмотрел на Пайпер, и вдруг решение пришло.

– План такой. Я остаюсь с Пайпер. Вы, ребята, идёте без меня. Лили, задержи немного воспитателя Толле.

Наконец у Конрада получилось – и как просто! Впервые в жизни он нашёл правильный ответ. Принятое им решение не было ни лучшим, ни тем более логичным, но оно было правильным.

Неожиданная перемена в Конраде оказала сильнейшее воздействие на ребят. Конрад словно отпер дверь и вышел в неё, и его поступок властно звал детей последовать за ним. Это было так пугающе и ново, что никто не двинулся с места, кроме Лили, которая усилием воли вытолкнула себя в вестибюль, чтобы телекинезом выхватить папку из руки воспитателя Толле и подбросить её в воздух. Листы бумаги вдруг разлетелись по коридору во всех направлениях, и воспитатель Толле поспешно замахал руками, пытаясь собрать их. Лили решила, что, пока он собирает бумаги, у них есть еще добрых пять минут. Она вернулась в класс, где Конрад пытался организовать своих ошеломлённых одноклассников.

– Вам нужно сматываться немедленно. Всем вам. У нас есть план, и он сработает. Я беру на себя воспитателя Толле. – Конрад подтолкнул кое-кого из ребят к дверям.

Но никто по-прежнему не двигался.

– Я серьёзно. Давайте!

– Н-н-нет, – дрожащий голос принадлежал Джасперу. Он был ещё бледнее обычного и, шагнув вперёд, запнулся. – П-п-пайпер говорила, нам всем нужно б-бежать вм-м-месте.

– Джаспер, у нас нет времени спорить. Ты должен…

– Я н-не п-п-помнил, но т-теперь вспомнил, – Джаспер смущённо порозовел. – Пайпер п-п-помогла мне всп-п-помнить. И я знаю, что б-буду д-делатть, когда выб-берусь отсюда!

– Что?

– Я буду лечить б-больных зверей, п-п-потому что они не м-могут говорить к-как следует, к-как и я, и я м-могу излечить их.

Лили одобрительно кивнула.

– Это самая лучшая мечта.

Конрад сконцентрировал своё внимание на Пайпер. Она так и не сдвинулась с места, лицо девочки оставалось пустым.

– Пайпер? – спросил он осторожно.

– Пайпер, ты слышишь меня? – Вайолет подошла поближе.

– Пайпер, как ты?

Глубоко-глубоко в душе каждого человека есть потайное место, которое очень сложно найти. Если происходит нечто дурное и жизнь делается невыносимо трудной, некоторые люди могут уйти туда и больше не вернуться назад. Впрочем, со стороны это невозможно заметить. Такие люди выглядят точно так же, как выглядели всегда. Они, возможно, даже поступают примерно так же, как прежде, однако истина в том, что они прячутся в этом внутреннем месте, где никто не может притронуться к ним и причинить им боль.

Когда Себастьян погиб, а боль от «Формо» сделалась невыносимой, Пайпер нашла своё секретное место, заперлась внутри и спрятала ключ. Она чудно устроилась там и была счастлива укрыться от боли и борьбы.

«Никак не смекну, отчего я раньше сюда не пришла, – думала Пайпер. – Я тут как сыр в масле устроилась». И Пайпер не могла найти ни одной достаточно хорошей причины, чтобы покинуть это место. Напротив, чем дольше она там оставалась, тем больше истаивали и стирались из памяти те вещи, что были ей дороги в жизни. Она и знать позабыла обратный путь, а если бы и припомнила, не могла удержать в уме, для чего стоило возвращаться.

Но в отличие от многих, потерявшихся в секретном месте до неё, Пайпер настиг и нашёл ослепительно-белый всполох. Обнаружив её укрытие, он пробудил Пайпер своим ярким свечением. Он рывком вернул её в реальность и обнажил перед ней тот факт, что она стоит в комнате среди толпы незнакомцев.

– Пайпер, – говорили незнакомцы, – Пайпер, как ты?

Оказавшись так неожиданно в чуждом месте, Пайпер была ошарашена. А ещё больше она была удивлена тем, что её окружало так много людей. Но Пайпер пришлось признать, что эти незнакомцы выглядели почему-то несказанно знакомыми. Но где, когда и как она с ними успела познакомиться? И как она тут очутилась?

По мышцам ног расползалось покалывание и жжение, словно она их отсидела. Пайпер встала, осторожно выставила одну ногу вперёд и перенесла вес, и вдруг в уме её быстрыми проблесками стали проноситься воспоминания. Этот мальчик, мальчик, что стоял напротив неё, это был Конрад! Она вспомнила Конрада. А вон там была Вайолет. И Смитти, и Кимбер, и все остальные.

– Что происходит? Где я? – Но прежде чем кто-либо успел ответить на эти вопросы, Пайпер сама всё вспомнила.

Всем, кто смотрел на Пайпер, тотчас стало ясно, что она вернулась. Её плечи расправились, глаза заблестели умом, губы смягчила улыбка.

– Я же всегда говорила, Конрад, – заявила Пайпер, – хорошую девчонку не утеснить.

Восторженный вопль, вырвавшийся из глоток всех ребят, был оглушителен.

– Да-а-а!

– Пайпер вернулась!

– Мы вырвемся на волю!

Вайолет обхватила Пайпер руками и так крепко стиснула в объятиях, что у неё аж дух перехватило. Электрические разряды разлетелись от Кимбер, а слёзы затуманили глаза Смитти, совершенно скрыв всё, что он прежде видел так ясно. А что до остальных – бесчисленные объятия, вздохи, радостные улыбки не могли выразить и толику их благодарности и радости – за исключением, конечно же, Конрада.

Конрад низко опустил голову, непролившиеся слёзы жгли глаза, а сердце было так переполнено сожалением и виной, что не могло уже вместить радости.

– Конрад? – Пайпер схватила Конрада, рада-радёшенька видеть его. Конрад сжался и с трудом взял себя в руки. Он думал, что Пайпер нужна была ему, чтобы указать, где искать ответы, но, оказавшись с ней лицом к лицу, он понял, что снова ошибся. Подняв глаза, которые сделались тяжелее планет и созвездий, он встретил взгляд Пайпер.

– Пайпер, это всё я. Я рассказал доктору Хуллиган. Я предал вас всех.

19

Водянистые глаза Пайпер заледенели голубой сталью. Её лицо приняло непонимающее, затем недоверчивое и, наконец, сражённое выражение.

– Ты что?

Конрад говорил тихо, однако его услышали все и потрясённо замолчали. Некоторые ребята чувствовали себя так, будто им исподтишка врезали под дых.

– Я рассказал доктору Хуллиган о побеге.

– Ты рассказал доктору Хуллиган о побеге? – Мысль о том, что их подставили, даже не приходила Пайпер в голову.

– Да, я им всё рассказал. Извини, Пайпер. Мне ужасно жаль…

– Ты хочешь сказать, что устроил нам ловушку с самого начала? – Пайпер отвернулась, её мысли вертелись вокруг этой неожиданной информации. – Значит, нас поймали, потому что ты нас предал?

– Да, именно это я и пытаюсь тебе сказать. Это был я. – Конрад начал сердиться из-за того, что Пайпер раз за разом повторяет известные факты. Плохо было одно то, что он это сделал, и ему не хотелось, чтобы об этом без конца твердили.

– То бишь побег удался бы, если б ты ничего не сказал? – Пайпер сложила два и два, а затем решила проверить равенство ещё раз.

– Как я уже сказал, это всё моя вина. Они поймали нас из-за меня! – огрызнулся он, обозлённый тем, что Пайпер так долго ломает голову над таким простым умозаключением. – Я им всё рассказал. И я хочу до тебя донести, что мне очень жаль.

– Но это означает, что иначе побег удался бы?

– Хорошо, это несложно. Давай повторим снова. – Конрад и забыл, как тяжело бывает с Пайпер. Он говорил медленно, чтобы она всё поняла. – Я сказал им, как нас подловить. Они нас подловили. Мне очень жаль. Точка.

Пайпер качнулась к Конраду, и тот сжался, ожидая удара. Но вместо этого она обхватила его руками и восторженно сжала, хохоча во всё горло.

– Йеху-у-у! – Пайпер покачивалась из стороны в сторону вместе с Конрадом, и тот призадумался, не потеряла ли она рассудок снова от полученного известия.

– Я думала, что не права. Я думала, что мне нельзя доверять голосу сердца, но можно! Можно! Всё с моим сердцем в порядке!

Чем веселее звенел смех Пайпер, тем больше злился Конрад. Очень быстро терпение его лопнуло.

– Прекрати! Перестань! – Конрад оторвал от себя Пайпер. – Что с тобой такое? Ты что, ничего не понимаешь? Я – ПРЕДАЛ – ВАС! Это плохо. Понятно? Я – ПЛОХОЙ!

– Думаешь, ты единственный дурак и никто, кроме тебя, никогда не ошибался? – Пайпер поглядела на Конрада как на чокнутого. – Пф! Ну и мания величия! Одна ошибка ничего не значит. Проваль, да я больше глупостей делаю, и с кровати не успев подняться. Ничего дельного невозможно понять, не сделав сначала пару ошибок!

Конраду хотелось с этим поспорить, но рот его расплылся в улыбке, а глаза отчего-то затуманило, и он растерялся, то ли обнять Пайпер, то ли стукнуть. Он без тени сомнения знал, что никто не мог вывести его из себя быстрее, чем она.

– Конрад, нам пора убираться отсюда! – Смитти так и приплясывал на месте. Все разом вспомнили, что стояло на кону. – Воспитатель Толле почти собрал все свои бумажки.

– Ага, делаем ноги! Вперёд! – Миртл спешила начать действовать.

Пайпер посмотрела на нарисованную на доске диаграмму и на нетерпеливые лица ребят.

– Мы сбегаем, Пайпер, – пояснил Конрад. – Все мы, как ты и хотела. Прямо сейчас!

Пайпер, не говоря ни слова, подошла к доске и поглядела на диаграммы.

– Мы выб-б-беремся от-т-сюда ещё до зак-ката.

– И мы все исполним мечты, как ты нам и говорила.

– Это всё благодаря тебе, Пайпер. Это ведь была твоя идея с самого начала.

Пайпер покачала головой.

– Нет. Так не годится. – Пайпер взяла тряпку и стёрла все планы с доски. Бросив тряпку на пол, Пайпер подошла к окну, выходившему в атриум. Драгоценные секунды ускользали, пока Пайпер думала.

– Побег ничего не решит, это не тот ответ, который мы ищем, – в конце концов провозгласила Пайпер. – У меня есть идея получше.

Воспитатель Толле наконец-то собрал все бумаги, составлявшие дело Бориса, и снова сложил их в правильном порядке. Всякий раз, как появлялся новый задержанец, работы прибавлялось вдвое, а забот втрое. И именно первые двадцать четыре часа таили в себе наибольшую опасность. Он в сотый раз польстил себя надеждой, что Борис сойдётся характером с Кимбер. Оба были крепкими орешками и потенциально могли нести друг другу серьёзный вред. Воспитатель Толле заглянул в окошко на двери в научную лабораторию.

Как ни странно, профессор Шамкер сидел за своим столом перед совершенно пустым помещением. Воспитатель Толле звонко постучал по двери. Не получив никакого ответа, он открыл дверь.

– Профессор? – Воспитатель Толле подождал немного, но профессор Шамкер ничего не ответил – и даже не обернулся. – Профессор, у вас всё хорошо? – И опять нет ответа. Система тревожной сигнализации, вшитая в подкорку воспитателя Толле, загорелась, как рождественская ёлка, он подошёл поближе и, обогнув стол, увидел, что профессор Шамкер сидит связанный, с кляпом во рту и яростно извивается в путах.

– Ш-ш-мите то ш м-ня, – проревел профессор Шамкер сквозь кляп, указывая на дверь. У воспитателя Толле глаза на лоб полезли, когда, обернувшись, он увидел за дверью Кимбер, Лили и Бориса. Кимбер грохнула дверью.

– Вас ждут весьма болезненные неприятности, как только доктор Хуллиган узнает об этом, – взъярился воспитатель Толле.

– Мы так не думаем. – Даже теперь Лили выглядела воплощением невинности.

– Ну а я это знаю. – Воспитатель Толле был вне себя от ярости. – Немедленно садитесь и ждите.

– Нет.

– Что ты сказала, Кимбер?

– Я сказала «нет», и мы вам больше не подчиняемся.

Воспитатель Толле ринулся вперёд, но Лили телекинезом вздёрнула его в воздух и отослала на безопасное расстояние. Болтаясь в метре над полом, воспитатель Толле силился схватить детей.

– Вы больше не выглядите крутым, воспитатель Толле.

– Советую тебе опустить меня! Уж я позабочусь, чтобы ты получила по заслугам!

– А мы позаботимся, чтобы вы получили по заслугам, – и Кимбер послала заряд примерно в пятьдесят тысяч вольт в руку воспитателя Толле.

– А-а-а!

– Его ботинки? – спросил Борис. Лишь сегодня утром его выхватили из Москвы и привезли в это странное и секретное место, но теперь он был заодно с этими ребятами, хотя прежде в глаза их не видел. Это не имело для Бориса ни малейшего значения, ибо судьба его была решена, едва он бросил первый взгляд на Лили Якимото. «Вот любовь всей моей жизни», – тотчас решил он, и поэтому был готов выполнить всё, что скажет ему этот алый ротик, сложенный бантиком.

– Да, – кивнула Лили, полагая предупредительность Бориса более чем естественной. Лили была убеждена, что все должны с готовностью ей прислуживать. А уж мальчики и вовсе с двойным радением.

Борис вразвалочку подошёл к ногам воспитателя Толле.

– Что ты там делаешь, парень? Оставь-ка меня! Не делай этого. – Воспитатель Толле завертелся в воздухе, но Борис без труда ухватил его за башмаки. – Эй! Эй!

Одно касание – и кожа натянулась, затвердела и превратилась в камень. Вес каменных ботинок выдернул воспитателя Толле из воздуха, и тот с грохотом рухнул на пол.

– Уф, – воспитатель Толле быстро опомнился. Он снова рванулся к Кимбер, которая стояла к нему ближе всего. Но каменные ботинки, сковавшие его ноги и весившие килограммов по двадцать пять каждый, надёжно удержали его на месте. Не сумев схватить Кимбер, воспитатель Толле рухнул лицом на пол.

– Я же говорила, что вы получите по заслугам! – и Кимбер угостила его ещё одним разрядом.

– Войдите, – рассеянно отозвалась доктор Хуллиган на стук в дверь. Агент А. Агент должен прийти с отчётом о состоянии системы защиты, а он редко опаздывал. День у неё выдался суматошный, однако показатели пополнения падали, а это говорило о нарастающей тенденции по снижению числа аномалий. Мало-помалу методы доктора Хуллиган доказывали свою эффективность. Близился день, когда уродства будут полностью вытравлены из популяции.

– Вы можете оставить свой отчёт у меня на столе, агент Агент. – Доктор Хуллиган не подняла головы. – Также от вас нужны обновлённые протоколы безопасности по тринадцатому уровню, учитывающие нового задержанца.

– Доктор Хуллиган, вам пора уходить, – буднично сказала Пайпер, словно это было нечто само собой разумеющееся.

Доктор Хуллиган вскинула голову от бумаг и обнаружила, что перед её столом стоят Пайпер Макклауд и Конрад Харрингтон. Если бы доктор Хуллиган была способна на чувства, она испытала бы удивление и шок. Но поскольку эмоции её не смущали, она спокойно откинулась в кресле и выбрала предупредительное выражение лица, тем временем оценивая ситуацию – и то, что Пайпер полностью излечилась и ходит, и то, что Пайпер и Конрад действуют сообща, и то, что Дейзи удерживает агента А. Агента в кресле в приёмной, примыкающей к кабинету.

– Я чем-нибудь могу вам помочь?

– Вам надобно уйти. Мы не хотим вас больше здесь видеть.

Лицо доктора Хуллиган расплылось в улыбке. Она старательно удерживала её.

– Прости, Пайпер, что ты сказала?

– Пожалуйста, уходите.

Слова Пайпер были для Летиции Хуллиган просто-напросто невразумительны. Доктор Хуллиган перетолковала ситуацию в понятных для себя терминах.

– Полагаю, вы снова пытаетесь сбежать. У вас ничего не получится, но даже если вы преуспеете, в мире для вас нет места.

– Да это мы и сами сообразили. Дело в том, что нам надоело прятаться и мы не хотим бежать. Мы просто останемся здесь. А вот вам надобно уйти.

– Что?! – мысль доктора Хуллиган скользнула по этой идее, как пальцы пианиста по клавишам рояля. Ноты начали складываться в мелодию, но мелодия, которую слышала доктор Хуллиган, ударила по нервам, словно скрип ногтя по грифельной доске. «Они не собираются бежать?! Но они же непременно должны хотеть сбежать». Все её приготовления, планы и протоколы безопасности были нацелены на предотвращение побега. Ей и в голову не приходило, что они…

– Мятеж! – выдохнула она. – Вы подняли мятеж?!

– Как заковыристо вы это называете. Я об этом не думала, но, пожалуй, да. Именно это мы и сделали.

Доктор Хуллиган всеми силами сдерживалась и даже не замечала, с какой лихорадочной быстротой вздымается её грудь.

– Вы… невозможно… я не могу… – мысли завертелись в голове доктора Хуллиган, но она не могла ухватить ни одну из них. – Дело вот в чём, – сказала она наконец. – Вам следует кое-что знать. – Она тянула время. – Вам ужасно повезло, а вы этого даже не осознаёте.

Конрад поглядел на доктора Хуллиган как на сумасшедшую. Ему было любопытно, к чему она клонит.

– Вероятно, вы этого не знаете, но у меня был брат. Джонни, так звали его мои родители. Он был намного младше меня и моей сестры Сары, и было в нем нечто… необычное. Он был не такой, как другие детки. Мои родители говорили, что он особенный, – тараторила доктор Хуллиган. Она не вспоминала о Джонни годами и сама не знала, отчего заговорила о нём теперь, но чувствовала – и ей это не нравилось, – как что-то бесконтрольно выплёскивается из глубин. – Видите ли, когда он стал развивать и преумножать эту особость, когда его ненормальность возросла, родители поощряли его. Идиоты. После того несчастья я пыталась им сказать, пыталась объяснить, что у Джонни проблема и он нуждается в помощи, но они меня не слушали. Они сказали, что это я ничего не понимаю и что всё хорошо. Они заявили, что он служит примером мне. И они потакали ему ещё больше, и, конечно же, проблема разрасталась.

Глядя, как раскраснелось лицо доктора Хуллиган, Пайпер искренне сопереживала тому, что, по-видимому, всколыхнуло в её душе это воспоминание.

– И однажды я поняла, если Джонни не протянуть руку помощи, эта ненормальность приведёт к беде. Такая беда уже случилась с Сарой. Мои родители, однако, смотрели на происходящее другими глазами и не собирались ему помогать. Мне пришлось действовать самой. Я сообщила властям, и в тот же день Джонни забрали. Родители так меня и не поблагодарили, но я и только я видела, что Джонни была нужна помощь, и я дала ему то, в чём он нуждался. И так точно я могу помочь вам одолеть этот ужасный недуг, от которого вы оба страдаете. Разве вы не видите, насколько счастливее будет ваша жизнь без него? Неужели вы хотите причинять боль тем, кого вы любите? Я могу вам помочь.

– Но мы, доктор Хуллиган, не хотим вашей помощи. Проваль, мы о ней и не просили!

Доктор Хуллиган покачала головой, и в комнате повисло гнетущее молчание.

– Доктор Хуллиган, вы сейчас можете уйти сами или мы позовём Дейзи. Это единственный выбор, который у вас есть, – Конрад скрестил свой взгляд со взглядом доктора Хуллиган.

Мечась между Конрадом и Пайпер, Летиция Хуллиган вдруг поняла, что не может подцепить ни одного из них на крючок. Самым сильным оружием в её арсенале было умение внушить детям чувство беспомощности и вынудить их отказаться от собственного дара. Преодолев это, постояльцы тринадцатого уровня сделались неудержимы и неуправляемы, и, пока они действовали сообща, никому было не под силу их остановить. Попытайся они сбежать, доктору Хуллиган, возможно, удалось бы организовать сносное сопротивление, но и тогда в конце концов верх, вероятно, одержали бы дети. Но мятеж – такой сценарий даже не рассматривался. Сама идея рвала шаблоны, и это обернулось крушением всего.

Доктор Хуллиган встала, но никак не могла подобрать, какое выражение из своего ассортимента поставить на лицо. За последние минуты она как будто съёжилась, а когда, собравшись с силами, пошла к выходу, её начало трясти. Дейзи встретила её в дверях.

– Сюда, – Дейзи указала доктору Хуллиган на коридор и последовала за ней по пятам, следя за каждым её движением.

Конрад и Пайпер, стоя в кабинете доктора Хуллиган, переглянулись, и лицо Пайпер просияло.

– У нас получилось! – Она ухмыльнулась.

– Почти, – остерёг её Конрад. Он не хотел торопиться с выводами. Оставалось несколько ключевых элементов, которыми необходимо было овладеть, чтобы закрепиться в университете.

– Я так и знала! – Для Пайпер победа была уже в руках.

– И ты была права, – улыбнулся Конрад. Оптимизм Пайпер захватывал, и он не хотел портить счастливую минуту. Подойдя и сев за стол доктора Хуллиган, Конрад открыл верхний ящик и нашёл именно то, что искал. Он вытащил голубую ленту, на которой была закреплена маленькая деревянная птичка, и положил её в дрожащую ладонь Пайпер. Девочка не могла найти слов, которые могли бы выразить всё, что она чувствовала. Она глянула на Конрада, но тот не дал ей заговорить.

– Просто верни её туда, где ей место.

Пайпер кивнула, и Конрад помог ей завязать ленточку на шее. Маленькая деревянная птичка упала ей на грудь, точно напротив сердца, и на язык сами собой вернулись слова: «Я легче облачков, вольнее птичек, я неба часть, я умею летать».

Пайпер окутало щекоткой, и её тело воспарило в воздухе. Конрад глядел, как она облетела кругом кабинет, а затем вылетела через открытое окно в атриум.

– Я могу летать! – возгласила Пайпер и бросилась нырять вверх и вниз по всему громадному колодцу. После столь длительного перерыва полёт её нельзя было назвать устойчивым, но восторженное упоение затмевало и искупало некоторую разболтанность движений. Воздух целовал её кожу, улыбка не сходила с лица, и она летела всё быстрее и быстрее.

Конрад оторвался от своих планов, чтобы отдать должное чуду и красоте полёта Пайпер. Она кружила и петляла посреди огромного атриума, скользя вдоль стен и отражаясь в стёклах.

Не отводя взгляда от зрелища летающей Пайпер, он устроился поудобнее в кресле Летиции Хуллиган и поднял трубку телефона.

– Да. Будьте добры, я хочу переговорить с сенатором Харрингтоном. – Конрад откинулся назад и закинул ноги на стол.

– Мне очень жаль, но в настоящий момент сенатор не принимает звонков. Что я могу ему передать?

Отец завёл ещё одного заносчивого помощника, который пытался в очередной раз отфутболить Конрада. И в любой другой день у него это получилось бы. Но не сегодня.

– Пожалуйста, скажите сенатору, что звонит его сын, Конрад. Если он не найдёт для меня времени сейчас, у него будет возможность увидеть меня в шестичасовых новостях и, я уверен, что уж к этому времени он изыщет возможность услышать, что я имею сказать.

Не прошло и десяти всполошённых секунд, как осторожный голос сенатора Харрингтона раздался в трубке.

– Эй, пацан. Рад тебя слышать. Хм… доктор Хуллиган на месте?

– Нет, отец. Доктора Хуллиган здесь нет и больше не будет, на её месте сижу я. И с сегодняшнего дня ты будешь иметь дело со мной.

Пайпер пронеслась мимо опытной лаборатории и увидела, как Джаспер касается ладонями сгорбленного и сломленного жирафа. В следующее мгновение сияние, ярче солнечного света, хлынуло из окна. Пайпер в голос засмеялась, прикрывшись от ослепительного свечения ладонью.

Многоваттовый свет жирафа проник во все закоулки университета, и для уже переловленных агентов это стало ещё одним диковинным происшествием за этот и без того престранный день. Учёные и обслуживающий персонал выполняли требования детей беспрекословно, тихо-мирно покидали свои рабочие места и поступали в импровизированные изоляторы. Только несколько агентов оказали сопротивление, и этим несчастным очень обрадовались Смитти, Кимбер, Лили, Борис и Миртл, у которых руки чесались угостить их тем, что им самим пришлось испытать за эти годы.

К немалому неудовольствию Кимбер, к исходу вечера не осталось ни единого агента, которого требовалось бы скрутить, и забава подошла к концу. С небывалой лёгкостью в срок, не превышавший девяноста минут, У.Р.О.Т. официально перешёл под контроль детей. Что и говорить, их безграничную радость портило разве что удивление, отчего они ждали так долго и с таким страхом, когда освобождение могло быть достигнуто с такой лёгкостью.

– Принять решение оказалось куда как труднее, чем сделать дело. – Смитти, ухмыляясь, выковыривал застрявшие между зубов зёрнышки клубники. Чтобы отметить победу, дети устроили в кухне щедрый перекус. Подготовка мятежа отлично возбуждает аппетит. Вскоре было единодушно решено первым же делом подняться на поверхность и подставить лица солнцу.

Нален и Ахмед тут же вызвались разогнать облака, и все весело погрузились в лифт, поднимающийся к поверхности.

– Знамо, хочется, чтобы и Белла была здесь, – Пайпер печально покачала головой. – Вот бы она сотворила радугу – отсюда и до скончания веков!

Остальные дети согласно закивали. Столько было потерь, столько вещей уже не исправить даже волшебным касанием Джаспера. После долгих недель и месяцев мук у многих созданий просто не оставалось сил на то, чтобы отвоевать свои способности. Триумф этого дня был приглушён печалью, которая, впрочем, научила детей тем сильнее ценить собственную удачу.

– Восьмой уровень, – доложил голос компьютера, ничуть не обеспокоенный произошедшим за день.

Помимо собственной воли, поднимаясь вверх, дети начали нервничать. Вдруг что-то непредвиденное снова пойдёт наперекосяк?

– Шестой уровень.

– Пайпер? Как думаешь, мои родители обрадуются, когда увидят меня? – в голосе Лили дрожала тревога.

Пайпер не хотелось лгать. А правда заключалась в том, что некоторые из родителей определённо рады не будут, и Лилины вполне могли быть из их числа.

– А ты сама будешь рада их видеть?

Лили немного подумала.

– Да, – ответила она наконец. – Очень.

– Пятый уровень.

– Я собираюсь припустить бегом и никогда не останавливаться, – голос Миртл переливался возбуждением. Её замечание словно подстегнуло остальных.

– Я собираюсь отыскать человечка на Луне и помахать ему рукой.

– А я заварю знатный ливень и грозу.

– А потом призову солнце.

– А затем ветер.

– А я сделаюсь такой маленькой, что полечу вместе с ветром, как листок.

Хихиканье и гогот.

– Третий уровень.

Пайпер посмотрела на Конрада, и тот улыбнулся ей. А она улыбнулась ему. «Всё не зря. Всё было не зря. Я бы ничего не хотела изменить», – подумала Пайпер.

– Второй уровень.

Никто не шевелился.

– Первый уровень.

Все задержали дыхание.

– Вы покидаете здание университета. Желаю вам хорошего дня!

– Я запрограммировал её сказать так. – Конрад пожал плечами. – По-дружески звучит, верно?

КЛИК. Двери медленно раскрылись. В вестибюле с его стальными стенами и мраморными полами было тихо и спокойно, как в храме. Дети с трепетом двинулись навстречу свободе. Но у самой последней двери их охватило сомнение.

– Ты первая, Пайпер, – Конрад отступил в сторону, пропуская её вперёд. – Ты это заслужила. Если бы не ты, никого из нас тут не было бы.

– Вот и нет. Я же просто сказала вам то, что и так уже знали. Это такая ерунда.

– Вовсе не ерунда, ведь мы не понимали, что мы это знаем, – заверила её Вайолет.

– Итак, – Конрад широко распахнул дверь.

К их потрясению и ужасу на пороге, преграждая им путь, стояла… конечно же, Летиция Хуллиган.

20

Летиция Хуллиган более не была ни сдержанной, ни тем более привлекательной. Сжимая в расцарапанных и кровоточащих руках электродубинку армейского образца, она безумно размахивала ею из стороны в сторону. Её волосы, выбившиеся из сурового плена шпилек, дико разметались, одежда была испачкана и изорвана во время беспощадной драки и побега из камеры, а безумие во взгляде выкаченных глаз никак не было наигранным.

– Ты! – доктор Хуллиган угрожающе двинулась к Пайпер, бестолково размахивая дубинкой. Пайпер инстинктивно взлетела на метр в воздух, уклоняясь из стороны в сторону, чтобы увернуться от электрического разряда дубинки.

– Ты вернёшься в свою комнату, где тебе и место. Никто из вас никуда не пойдёт. Возвращайтесь! Возвращайтесь! – Летиция нацелилась на Джаспера и пронизала его электрической дугой. Джаспер без сознания упал на пол.

– Ай! – взвизгнула Лили и отскочила назад.

Миртл метнулась в открывшийся проём, без труда проскользнула мимо Летиции и выскочила в открытую дверь. Ахмед и Нален изворачивались, но Летиция в неистовстве хватала и хлестала. Дети разбежались, как перепуганные мыши. Кимбер дерзко ринулась в бой, но электричество, стекавшее с её пальцев, слилось с электрическим током дубинки, и её закоротило. Фейерверком искр Кимбер отшвырнуло на пол, опалённую и дымящуюся. Конрад воспользовался мгновением хаоса и выбежал вон. Следующей пала Дейзи, словно бык на бойне. Пайпер увернулась, но Летиция с нечеловеческим проворством схватила её за лодыжку.

– Ты не можешь летать. Ты меня слышишь? Ты больна, и тебе нужна помощь! Я помогу тебе! – Летиция упёрлась ногами в пол, чтобы не дать Пайпер улететь. Пайпер сопротивлялась и сумела натужно вылететь из хижины, волоча за собой мёртвый вес Летиции.

– Пожалуйста, доктор Хуллиган, вам надобно меня отпустить! – Пайпер тащила упиравшуюся женщину.

Летиция неистово дёрнула Пайпер вниз.

– Я спасу тебя, Пайпер Макклауд, даже если это будет последним, что я сделаю в этой жизни.

Пайпер тянула вверх. Летиция тащила вниз. Мало-помалу Пайпер приподняла Летицию Хуллиган над землёй. Небо было единственным местом, где Пайпер чувствовала себя в безопасности, однако именно там она не могла получить никакой помощи от остальных, ведь они оставались на земле. Тщетно Корнад, Миртл и Вайолет бежали за ними, им оставалось только беспомощно смотреть, как Пайпер поднимается всё выше.

– Я тебя не отпущу. Я не остановлюсь. Никогда! – слабеющими пальцами Летиция Хуллиган изо всех своих сил упорно цеплялась за Пайпер.

– А-а-ай! – Пайпер чувствовала, что её растягивает, словно ириску. Чем дело ни закончится, быть ей на пару сантиметров длиннее. Пайпер поднялась на пять метров в воздух, затем на шесть, затем на семь.

– У-у-ух! – взвыла под ней Летиция Хуллиган, словно демон, рвущийся из тьмы преисподней.

Мизинец Летиции соскользнул со щиколотки Пайпер, и она наградила его проклятием. Затем безымянный палец предал её, и она и его прокляла. А ещё через мгновение ей оставалось рассчитывать лишь на указательный и большой пальцы, крепко впившиеся в щиколотку Пайпер. Но и их надёжность была под вопросом.

Пайпер стремилась ввысь, глаза её были полны небом. Её сердце наполняли слова: «Я легче облачков, вольнее птичек, я неба часть, я умею летать».

Восемь метров вверх. Они приближались к пределу возможного для них обеих.

На девяти метрах силы несчастных указательного и большого пальцев иссякли.

Свободная, Пайпер взмыла ввысь.

– Не-е-е-ет! – Летиция взревела, вложив в этот вопль всю силу чувств, что она подавляла в себе. А нужно заметить, скопилась их абсурдная уймища. Можно даже сказать, несметная тьма. Вырвавшись на волю, отринутые и преданные забвению чувства вступили в экзотермическую реакцию, обдав пламенем каждую клеточку организма. В этот ужасающий переломный миг разум и чувства Летиции Хуллиган, издавна чуждые друг другу, переплавились воедино. Внезапная реинтродукция, последовавшая за столь полной и закоснелой дизассоциацией, была ужасна. Представьте себе мигрень на уроне ДНК.

– Не-е-е-е-е-е-е-ет! – Летиция Хуллиган направила всю свою боль на Пайпер Макклауд.

Смитти, как обычно, увидел это первым.

– Конрад, ты видишь то же, что вижу я?

Конрад видел. Все они видели. Это было как удар грома среди ясного неба. Это было ужасно. Однако Конрад отчего-то не удивился. Теперь всё объяснилось.

– Пайпер, берегись! – закричала Вайолет.

Пайпер бросила взгляд через плечо и в изумлении не поверила собственным глазам. «Бог мой! Что только может быть прекраснее этого?» – Пайпер наконец нашла то, что так долго искала, и первым её порывом было остановиться в ошеломлении.

Летиция Хуллиган умела летать.

И в этот миг Летиция летела быстро, в горячечном смятении – просто глаз не отвести!

Неподдельная ярость, излившаяся на черты Летиции Хуллиган, оборвала фантазии Пайпер о нечаянной встрече летунов, и девочка спешила отступить.

– Вернись сейчас же! – Летиция Хуллиган преследовала и настигала Пайпер.

– Доктор Хуллиган, пожалуйста! Оставьте меня! – Пайпер выписывала виражи. В фигурном полёте обе забирали всё дальше к северу, и хибара, и глазеющие дети остались далеко позади.

Летиция Хуллиган летела как ветер – или как демон, это как посмотреть. И она тоже была очень проворной. Пайпер стало ясно, что её не перегнать и не перехитрить, а единственный шанс – сбежать через облака. К несчастью, лететь сквозь водяную взвесь облаков было опасно. В дурной видимости можно безо всякого предупреждения столкнуться с птицей или сильно налететь на ледяной торос. Не говоря уже о том, что доктор Хуллиган, несомненно, последует за Пайпер в этот белый суп и затаится там, готовая к атаке.

Пайпер резко вильнула влево и почувствовала, как облачная мгла окутала её. Она несколько раз сменила курс и надолго зависла в самой середине – хотя могла только надеяться на это – облака. Окруженной белёсым туманом и тишиной Пайпер казалось, что она парит на грани сна и яви, ожидая, что вот-вот на неё накатит кошмар, и, вероятнее всего, худший в её жизни. По счастью, кошмар не материализовался, и, подождав ещё немного, Пайпер осторожно опустилась из-под облака, выискивая глазами доктора Хуллиган.

Её взору предстало пустое небо, нависающее над простором ледяных торосов, громоздящихся внизу. Они залетели далеко к северу, и природа здесь была столь же опасной, сколь и прекрасной. Солнце освещало лёд, выбивая миллиарды бриллиантовых искр, иззубренные скалы горделиво демонстрировали раззявленные пасти со множеством острейших зубов. У Пайпер дух занялся, и на миг она забыла о грозящей опасности.

– Не шевелись, – выдохнул ей в ухо проклятый голос. В плечо железной хваткой впилась рука.

Пайпер приготовилась к худшему, когда доктор Хуллиган развернула её лицом к себе. Волосы доктора Хуллиган совершенно разметались в полёте, приобретя неизъяснимую дикую красоту.

Не подумав, Пайпер ляпнула первое, что пришло ей в голову:

– Доктор Хуллиган, вы научите меня так летать? Могу поспорить, вы самолучшая летутья. И самая быстрая вдобавок.

– Ты мало практиковалась, – бросила доктор Хуллиган. – Ты очень неряшливо поворачиваешь.

– Может, если вы покажете мне, как…

– Ты ничего не добьёшься, пока не научишься держать руки жёстко и выпрямлять ноги. Ты постоянно подгибаешь левое колено.

– А назад вы меня научите летать?

– Летать? Научить тебя летать? – неожиданно лоб Летиции встревоженно нахмурился. – Ты не можешь летать. Это невозможно.

– Но, доктор Хуллиган… мы же обе летим. Видите?

Доктор Хуллиган, вздрогнув, огляделась и лишь тогда заметила, что парит в сотне метров над землёй. И более того, поняла, что ей тут нравится. Очень нравится.

– Да, я могу летать, – медленно осознала она. – И неплохо. Чертовски неплохо.

Пайпер захихикала, и неожиданно к ней присоединилась доктор Хуллиган. Смех полетел ещё быстрее, чем они сами несколько минут назад.

– Не понимаю, отчего я раньше не вспоминала, – выпалила между раскатами смеха доктор Хуллиган. – Как же весело, верно?

– Всего-всего веселее, – согласилась Пайпер.

– Когда я была девчонкой, я частенько вставала среди ночи просто для того, чтобы полетать среди звёзд, – воспоминание развеселило Летицию. – Но это было ещё до того, как мы с Сарой… – И тут разом целый ворох воспоминаний посыпался на Летицию: хлоп, хлоп, хлоп! – Сара – это была моя младшая сестра. Она летать не умела, но обожала смотреть на меня. – Летиция помолчала, припоминая ещё и ещё. – А в небе было ужасно одиноко. Понимаешь, о чём я?

И, конечно, Пайпер понимала, о чём говорит Летиция. Ужасно хочется поделиться этой радостью, потому что небо, когда летишь сквозь него, потрясающе красиво.

– Мои родители говорили мне не летать, но ни я, ни Сара ничего не слушали. Она хотела поглядеть на мир из вышины не меньше, чем я хотела показать его ей, и вот однажды мы улизнули вдвоём, и исхитрились полетать. – Летиция совсем позабыла о Пайпер, её нёс поток воспоминаний. – О, что это был за день! Волшебный. Солнечный и тёплый. На небе лишь пара облачков, какие бывают на почтовых открытках. Красиво. Я никогда никого не поднимала, а Сара оказалась тяжелее, чем я думала. Намного тяжелее. Но нам всё удалось… и всё было точно так, как мы надеялись. Сара беспрестанно указывала на разные вещи и восклицала: «Глянь, Летти, вон какое облако», «Летти, давай быстрее, быстрее!» – На лице доктора Хуллиган была такая улыбка, будто она в эту самую минуту летела вместе с Сарой. – Я и сама словно увидела небо в первый раз. Наверное, я увлеклась и забылась, и, когда заметила, какой сильный поднялся ветер, мы были уже над каньоном. И тогда я увидела тучи, тёмные, грозовые тучи. И раз, – она резко щёлкнула пальцами, и Пайпер вытаращила глаза. – Начался шторм. Лило как из ведра. А я была так высоко над землёй. Сара стала выскальзывать, но я схватила её крепко-крепко. Она начала кричать. Она была ужасно напугана – как и я сама. Я попыталась слететь вниз как можно быстрее, и я крепко её держала. Очень крепко. – Доктор Хуллиган подняла руку, словно всё ещё сжимала в ней ладонь Сары. – Она пропала в один миг. Пропала. Просто выскользнула, – пустая рука доктора Хуллиган сжалась.

Пайпер ужаснулась.

Грудь доктора Хуллиган вздымалась от страшного воспоминания. В глазах её стояли слёзы, и она беспомощно смотрела на Пайпер.

– Я не могу, – зашептала она, и впервые на своей памяти доктор Летиция Хуллиган показала кому-то своё истинное лицо. И Пайпер увидела в нём уязвимость, ранимость и страх. – Летать нехорошо, Пайпер. Я просто не могу…

И мгновенно Летиция Хуллиган рухнула вниз, словно камень.

– Доктор Хуллиган! – Пайпер нырнула вниз и подхватила Летицию под руки, пытаясь поддержать её. – Что вы делаете? Вам нужно лететь.

– Это невозможно. Летать неправильно. Противоестественно. Люди не могут летать, – Летиция отбивалась и пыталась разжать руки Пайпер. Они стремительно снижались.

– Пожалуйста, доктор Хуллиган, пожалуйста. Вы же упадёте. Вам нужно лететь, – Пайпер старалась удержать вес доктора Хуллиган, но та была слишком тяжёлая и вдобавок сопротивлялась всем её усилиям.

– Я не буду, как ты. Я не такая, как ты. Отпусти меня. Не трогай меня! – Доктор Хуллиган яростно царапалась и отмахивалась от Пайпер, и обе они падали. В последней отчаянной попытке удержать доктора Хуллиган Пайпер схватила её правую руку и изо всех сил потянула вверх. А доктор Хуллиган изо всех своих, куда больших, сил вырывалась.

На короткий миг они зависли между небом и землёй, и доктор Хуллиган упорно силилась освободиться, а Пайпер – удержать её. Сначала мизинец доктора Хуллиган выскользнул из руки Пайпер, затем безымянный палец.

– Доктор Хуллиган, прошу вас. Останьтесь.

– Отпусти меня, Пайпер Макклауд. Я не такая, как ты. Я не умею летать.

– Но это неправда. Я же видела.

– Нет, нет, – доктор Хуллиган яростно затрясла головой, а из руки Пайпер выскользнул средний палец. – Отпусти меня.

– Но доктор Хуллиган, я не хочу остаться здесь совсем одна. Вы просто держитесь покрепче. Не разжимайте рук! – Пайпер силилась удержать доктора Хуллиган и в то же время пыталась придумать, как убедить её летать. – Доктор Хуллиган… Пожалуйста, вы нужны мне… Останьтесь со мной. Летите со мной.

Пайпер молила каждым своим словом, но невозможно спасти того, кто не желает спасения. Когда последние два пальца выскользнули из руки Пайпер, Летиция Хуллиган без единого звука упала вниз, на ледяные уступы, и Пайпер отвела глаза, не в силах этого видеть.

И снова Пайпер Макклауд была одна посреди голубого неба, а в душе её в равной мере горели поражение и победа.

21

Уж целое поле свежевспаханной земли было засажено за день, и, к удовольствию Джо, все приметы обещали хороший урожай. В этом году к началу снегопадов у них с Бетти будет более чем вдоволь запасов на зиму. Дома Бетти как раз вышла на крыльцо и зазвонила в колокол. Джо послушно отложил инструменты и отвёл старую кобылу в амбар отобедать. На дворе он замешкался, чтобы обтереть грязь со своей домотканой рубахи, но тут глаз его выхватил что-то необычное вдали, и он остался стоять, глядя, как это нечто растёт.

На кухне, глядя на оторопевшего Джо, Бетти осерчала: на вечер была запланирована встреча женского комитета, так что непозволительно было считать ворон. Она живо выскочила на порог:

– Мистер Макклауд, обед на столе.

Но Джо так и не сдвинулся с места, и, проследив за его взглядом, Бетти увидела, на что он смотрит. Загородившись ладонью от солнца, Бетти просеменила к Джо и стала смотреть с тем же немым упованием.

Поначалу это была всего лишь чёрная точка, затем она выросла до размеров птицы, а затем увеличилась ещё, и нельзя было уже ошибиться – их девочка возвращается домой.

Из поднебесья знакомые очертания деревьев, рек и ферм радовали глаз и наполняли сердце Пайпер покоем. Наконец-то она возвращалась домой. Всё было точно таким, как и до её отъезда, да и как до её рождения. Словно с того момента, как доктор Хуллиган забрала её в своём вертолёте, не прошло ни минутки, и даже мама с папой стояли на том самом месте, где она видела их в последний раз.

Осторожно спикировав, Пайпер поставила ноги на землю на краю двора, и неожиданно ей сделалось не по себе. Не будут ли папа с мамой досадовать, что она летает? Вдруг ей устроят нагоняй и отошлют в спальню? Может, они и не скучали по ней вовсе и не желали её возвращения? То, как замерли с пустыми лицами Бетти и Джо, никак не помогало развеять её тревогу.

– Я дома, – проговорила Пайпер наконец, ковыряя ногой в пыли.

Бетти кивнула.

– Небось и сами это видим.

Путь домой был ужасно долгим, и большую его часть Пайпер репетировала, что сказать по прибытии. Глубоко вздохнув для храбрости, она быстро начала:

– Видите ли, такие дела, я летаю, и мне это нравится, и я не стану прекращать. И мне очень жаль, коли вам это не по нутру. Но беда в том, что ничего на свете не близко мне так, как полёты. – Пайпер замолчала и сделала ещё один глубокий вдох перед самой сложной частью. – Так что я не хочу больше прятаться и сбегать втихомолку на задний двор. Даже если вам это не нравится, я не стану больше врать и летать втихаря. И… вот и всё, что я хотела сказать.

Бетти шмыгнула носом.

– Что ж, мы с твоим папой тоже не станем тебе врать, не по душе нам эти твои полёты. Не дело это малышне слоняться эдак в небе, – Бетти, казалось, готова была выдать очередную нотацию о вреде полётов и лишь усилием воли умудрилась сдержаться. – Но у нас было куда как довольно времени подумать, и мы порешили, что, покуда ты делаешь свою работу и ведёшь себя так, как Господу нашему угодно, мы примем тебя такой, какой Он тебя создал.

На веку Бетти и Джо, как и на веку их родителей и прародителей, колено за коленом, насколько помнили себя в округе Лоуленд, всё шло одним чередом. Но сегодня Бетти и Джо сделали первый осторожный шажок к чему-то новому.

Это было поистине нечто из ряда вон выходящее, и кто, как не Пайпер, мог оценить их невероятное самоотречение.

Бросившись вперёд, она упала в мамины и папины объятия.

– Мам, я так по тебе скучала! Папа, смотри, вот у меня твоя птичка! – Бетти и Джо крепко сжимали свою дочь.

В тот день Бетти пропустила заседание женского комитета, а Джо после обеда не вернулся в поле. Вместо этого Бетти и Джо сели, а Пайпер принялась говорить и поведала им всё о своих приключениях. Она рассказала им почти всё, а они слушали с удивлением и страхом и были рады тому, что их девочка вернулась к ним живая и здоровая. Ни разочку Бетти не отчитала Пайпер за то, что та болтает без умолку, так благодарны они были, что в доме снова звенит её голосок. Пайпер проговорила до самого вечера, а Бетти приготовила на ужин жареную курицу и свой хвалёный яблочный пирог, хотя это было и не воскресенье.

– Я всегда это знала. Эти Макклауды сумасброды, на которых невозможно положиться, – заявила Милли Мэй Миллер на встрече женского комитета, где отсутствие Бетти не осталось незамеченным. Это был единственный раз за тридцать лет, что прошли со времени, как Бетти вступила в комитет, когда она пропустила заседание. – Не могу сказать, что я удивлена.

А через неделю после возвращения Пайпер в округ Лоуленд, чтобы присоединиться к общине, потихоньку приехал ещё один человек. Джо и Бетти всегда хотели, чтобы дом их был полон малышнёй, а к тому же мужчине свойственно мечтать о сыне, так что они приняли в свой дом Конрада с распростёртыми объятиями. Конрад оказался не таким, каким Джо ожидал бы видеть своего сына. Однако Джо и Бетти начали входить во вкус непривычных для обычной жизни фермы вещей.

На том, чтобы Конрад приехал пожить, настояла Пайпер, сам же он был крайне сдержан. Но вот Кон-рад наконец прибыл, и Пайпер радостно показывала ему ферму.

– Вот твоя спальня, – Пайпер затащила Конрада в маленькую и довольно невзрачную комнату рядом с той, где спала она сама. – Ну-ка погляди! – Она распахнула старую раму: окно выходило на зелёные поля. – У тебя самолучший вид на рассвет. Мама постелила на постель новое лоскутное одеяло, а папа сделал для тебя этот стол, потому что я сказала, как ты любишь сидеть и размышлять.

Комната была простая и непритязательная, но тем сильнее удивил Конрада неожиданный прилив признательности и благодарности. Его родители давали ему всё самое лучшее, но у него оставалось чувство, будто всё это – бесполезное барахло. Бетти и Джо дали ему сущую ерунду, но каждый предмет был выбран с таким вниманием и заботой, что у него защемило сердце при виде их щедрости. С той минуты, когда он ступил на землю фермы, они с чистыми сердцами раскрыли перед ним, совершенным незнакомцем, и свой дом, и свои объятия. Что за контраст! Ведь лишь угрозой публичного скандала Конрад сумел добиться, чтобы отец просто подошёл к телефону. И тогда сенатор Харрингтон был более чем не в духе.

– Что такое, Конрад? У меня нет времени на подобные фокусы, – отрезал он, когда Конрад позвонил ему из кабинета доктора Хуллиган.

– Этот звонок – жест вежливости, отец. Я буду рад обратиться прямиком в прессу, – парировал Конрад.

Сенатор Харрингтон смирил гнев и сумел придать своему тону вежливость.

– Я тебя слушаю.

– Мы взяли университет в свои руки. Доктор Хуллиган больше им не управляет. Я собираюсь предать гласности то, что здесь происходило, и у меня есть документация, доказывающая, что ты не только знал об этом, но и полностью поддерживал. По моим самым сдержанным оценкам число законов, нарушенных доктором Хуллиган, доходит до двадцати. И включает убийство.

– Убийство? – вот теперь сенатор сфокусировал на сыне всё своё внимание.

– И ты подстрекал и оказывал пособничество доктору Хуллиган, что делает тебя соучастником преступления. – Конрад знал, что это запросто может привести к краху всей семьи. Ледяное молчание отца на другом конце провода лишь подтверждало весомость угрозы.

– Чего ты хочешь?

– Ты употребишь всё свое влияние и задействуешь все свои связи, чтобы университет перешёл под твой контроль. А как только добьёшься этого, передашь его мне. Отныне университетом будем управлять мы с тобой, и ты позаботишься о том, чтобы никто не вторгался в наши дела и не чинил нам препятствий.

– Конни, это невозможно. Мне необходимо будет получить одобрение Объединённого комитета начальников штабов. Мне необходимо будет…

– Вот и сделай то, что необходимо. Я жду подтверждения до конца дня. – Когда отец перезвонил, Конрад не ответил на первый его звонок, как не ответил на второй, на третий и четвёртый. Он ждал, пока сообщения становились более настойчивыми и безотлагательными, и наконец взял трубку.

– Сделано. – Сенатор Харрингтон припомнил тех, кто у него в долгу, использовал влияние и задействовал все средства, доступные ему благодаря его происхождению, положению в обществе и богатству, чтобы добиться невозможного – как и ожидал от него Конрад. К несчастью, было одно «но», которое Конрад не предусмотрел.

– Но… – сенатор позволил слову повиснуть в воздухе.

– Но что? – переспросил Конрад.

– Я отзываю сделку, если ты не согласишься на одно условие.

– Ты не в том положении, чтобы торговаться, отец.

– Это не обсуждается. Ты получишь то, что хочешь, при условии, что ты никогда больше не войдёшь в контакт ни со мной, ни с твоей матерью. Мы больше не желаем о тебе слышать и не желаем тебя видеть, и ты больше не будешь использовать фамилию Харрингтон. Ты нам больше не сын.

– Ясно. – Лицо у Конрада сморщилось, и ему пришлось закусить губу, чтобы не издать ни звука. Больно, до чего же больно. – Отец… – Конрад осёкся и сделал глубокий вдох. Какими словами можно упросить отца остаться отцом? Как сказать всё, что необходимо сказать, прежде чем он лишится отца и станет фактически сиротой? В конечном итоге сказать было нечего. – Я согласен.

В тот же миг, как слова сорвались с губ Конрада, связь оборвалась. Мужчина, который был его отцом, повесил трубку, и Конрад вступил в новую жизнь, в которой он – просто Конрад и всё, и никакой не Конрад Харрингтон III.

Устроившись в крохотной комнатушке в округе Лоуленд, Конрад день за днём выстраивал свою новую жизнь, в которой ему каждый день находилась работа и трижды в день подавалась добрая порция хорошей деревенской еды. И всё это ему начинало нравиться.

Хорошо, что Джо и Бетти сами сделали первый опасливый шаг к переменам, потому что Конрад довёл их до крайности и всеми силами подталкивал шагнуть за последний предел.

– Скажи на милость! – Джо наморщил лоб и покачал головой.

Конрад указывал на детальную схему двадцати акров[6] принадлежавшей Макклаудам земли. К ней прилагались диаграммы и графики.

– Сажая ранние сорта пшеницы, а затем чередуя кукурузу и ячмень, вы сможете получать три урожая с поля за сезон. Вдобавок я вывел такие гибридные семена, которые дают втрое больший урожай с зерна с удвоенным объёмным весом. Вы сможете собирать такой же урожай, какой даёт ферма на двести акров, без дополнительной рабочей силы.

Джо только головой качал в изумлении. Взяв зерно, которое показал ему Конрад, он покрутил его в ладони.

– Макклауды доселе такого не делали, – он обдумал предложение Конрада, поглядел на свои поля и пожал плечами. – Однако ж попытка, знать, не пытка.

Конрад улыбнулся, а Джо приобнял его одной рукой. Бетти затрезвонила в колокол, и они пошли вместе через поля и по двору к дому. С тех пор как Конрад провёл в дом скоростной интернет и собрал на кухне суперкомпьютер, завтраки, обеды и ужины сделались настоящим приключением. Когда Конрад и Джо вошли на кухню, Бетти как раз скачивала рецепты, и в тот вечер в меню были марокканские блюда. Кус-кус с ягнёнком и пряными травами ждал на столе, а взбудораженная Пайпер разливала мятный чай.

– Вымой руки, Конрад. Садись, Джо, а то кебаб стынет, – Бетти суетилась, передавая по кругу тарелку с пряной морковью и чечевицей. – У Пайпер, вишь, новости, но я велела ей потерпеть, чтобы мы все могли порадоваться.

– Вы ни за что не угадаете, – выпалила Пайпер, не в силах больше сдерживаться. – Смитти расколол своё первое большое дело. Он поймал парней, которые заперлись с вирусной бомбой в старом банковском хранилище на Таймс-сквер[7], так что теперь вирус никому не страшен. Его сделают детективом первого класса, самым молодым в истории. Это нечто, правда?

Бетти шмыгнула и затрясла головой.

– Просто не знаю, куда катится мир, если люди разгуливают со всяческими вирусами в банке и угрожают перезаражать людей. Знамо дело, очень я рада, что у нас в округе Лоуленд такого не водится.

– Смитти говорит, что в Нью-Йорке преступников больше, чем где-либо на свете, и он ужасно этим доволен. Он говорит, что ему просто часов не хватает, чтобы переделать всё, что нужно. – Как и перед многими из ребят, перед Смитти стояла трудная задача – совместить увлекательную новую работу с учёбой в школе. Это было непросто, но он и помыслить не мог более полной жизни. Вдобавок Смитти был одним из счастливчиков – его родители приняли его назад с распростёртыми объятиями.

– Смитти говорит, что вот буквально давеча ходил к Цирку дю Солей, хотел поглядеть на представление Кимбер, а все билеты были раскуплены, – продолжала Пайпер. – Все в восторге от её нового шоу, и он говорит, что в её пальчиках теперь напряжения ещё больше, чем когда-либо.

– А Смитти извинился? – вставил Конрад, прожевав, и отправил в рот новый кусок. Смитти и Кимбер, как обычно, были в разгаре очередной ссоры. Эта началась, когда Кимбер поймала Смитти на том, что тот смотрит на неё с помощью своего суперзрения, и пустила тридцать тысяч вольт в его левую ногу. Смитти, конечно же, заявил о своей невиновности, однако Кимбер не поверила ни единому его слову.

– Ну, Кимбер говорит, что она этого ему не забудет, но простит. Ахмед и Нален развеяли над мысом Канаверал тропический шторм, усиливавшийся до урагана. Они говорят, что набили себе руку и это сущие пустяки, и теперь они ждут не дождутся, когда можно будет опробовать силы на цунами. Кстати, Лили приземлилась на раз плюнуть. Она сказала, что после трёх-четырёх раз на Луне это почти как выскочить в соседний магазин. Да, а Миртл и Дейзи пере-слали факсом тот доклад, который ты хотел, Конрад, – Пайпер указала на стопку бумаг в углу.

Конрад немедленно подскочил с места, но Бетти грозно нацелила на него указательный палец.

– Доешь-ка сначала ужин, молодой человек. Пора бы зарубить себе на носу.

Конрад с улыбкой сел. Может, он и супергений, но давно зарубил на носу, что, когда у Бетти Макклауд так горят глаза, с ней лучше не спорить.

– Дейзи говорит, что тот странный крокодил – ну, тот, которого Вайолет привезла из той гробницы в Египте, – застрял в развитии между змеёй и крокодилом. У него крокодилья голова и тело змеи, и он зол, как собака. Миртл сгоняла за Джаспером в Московский зоопарк, где он лечил белого медведя, и Джаспер быстренько подлечил его. Он говорит, что тот съел что-то не то.

С тех пор как Дейзи и Миртл взяли под свой контроль работу университета, всё радикально поменялось. Было решено, что университет перестанет быть тюрьмой, а сделается убежищем для любой формы жизни, которой нужна помощь или защита. Он направит свои немалые технические возможности и исследовательские ресурсы на создание таких научных достижений, которые будут во благо всем созданиям, как нормальным, так и не очень.

К сожалению, лишь очень немногих задержанцев можно было немедленно выпустить в их родную среду, ведь они были ослаблены и изувечены манипуляциями доктора Хуллиган. Конрад разработал программу выведения медикаментов из их организмов, а Дейзи и Миртл следили за работой учёных, теперь направленной на реабилитацию всевозможных существ и развитие их талантов. Многим был нанесён серьёзный ущерб, и процесс восстановления требовал немалого времени. Дейзи и Миртл, чьей задачей было следить за каждым шагом и докладывать Конраду, неутомимо старались спасти всех до одного.

Всякий раз, как роза выпускала новый зубастый бутон или прыгающая черепаха начинала шагать слишком широко, становился поводом для торжества. В основном именно Миртл носилась по земному шару, доставляя исцелённые растения или относя зверей в их родные места. Она также каждую неделю, а затем раз в месяц, навещала их, чтобы убедиться, что они благоденствуют в своей естественной среде обитания.

Конрад с большим интересом вникал во все детали каждодневных отчётов и следил за тем, чтобы характер деятельности университета оставался сокрытым от остального мира. Даже когда речь зашла о том, что дети покинут У.Р.О.Т., прежде всего он заговорил о соблюдении секретности.

– Я могу делать, что мне вздумается. Ты кем себя вообразил? Доктором Хуллиган? – огрызалась Кимбер.

– Нет, я полагаю, что я тот, кто пытается не допустить, чтобы кто-то вроде доктора Хуллиган узнал о нас. Суть в том, Кимбер, что куча народу нас боится. Они не знают, что с нами делать. Так вот, я прошу тебя, если придётся, дать им такое объяснение, которое они смогут понять, а без необходимости просто не говорить об этом. Я не прошу тебя скрываться, я говорю, что не надо выпендриваться.

В конце концов Конраду удалось их убедить, так что, когда журналисты допытывались у Кимбер, как именно она создаёт свои невероятные цирковые спецэффекты, она сдержанно улыбалась и отвечала: «Без комментариев». Конрад добился, чтобы в трудовых контрактах ребят была чётко прописана неприкосновенность конфиденциальной информации. Сама ситуация была сложной и потенциально опасной, и поэтому Конрад в оба глаза следил, чтобы никто из них не оказался вдруг на передовице «Нью-Йорк таймс» или в шестичасовых новостях.

Хотя удалось добиться многого, решение было неидеальным, чреватым серьёзными осложнениями. Всё это немало тяготило Конрада, и когда через несколько месяцев дети собрались на ферме, чтобы немного расслабиться и отдохнуть, он внимательно следил за тем, какого прогресса добился каждый из них. И, как оказалось, следил не он один.

– Что-то с этими детьми не так, – доверительно пробухтела Милли Мэй Миллер жене пастора. Пикник на четвёртое июля был в самом разгаре, и Милли Мэй настигла бедную женщину в тени деревьев. – Вы когда-нибудь такое видывали? – Она обвинительно потрясла пальцем.

Жена пастора смущенно прокашлялась.

– Верно, они нездешние. Но всё же… дети как дети. Разве нет?

Милли Мэй готова была лопнуть от злости. Она подозрительно сощурилась. В чём тут дело, она не могла сказать, но нутром чуяла подвох. Год назад те университетские типчики в шикарных костюмах объяснили жителям округа Лоуленд, что Пайпер Макклауд их всех разыграла и что вовсе она не умеет летать. Они назвали это «оптической иллюзией» и сказали, что заберут на время негодную девчонку, чтобы отучить её выкидывать эдакие фортели. Милли Мэй Миллер хотела убедиться, что Пайпер Макклауд не вернётся к старым фокусам, ибо уж она, как минимум, подобного не потерпит.

Не имея ничего в подтверждение своего предчувствия, Милли Мэй была вынуждена хвататься за соломинки.

– Я говорила, что они даже не соизволили поздороваться с моей Салли Сью? – прошипела она. – Салли Сью стояла в очереди рядом с ними, а они даже «здрасте» не сказали. Грубияны, вот как это называется. Невоспитанные они. Я вам говорю, ничего подобного не видывала. – Милли Мэй скрестила руки на груди. – Но им это ещё отольётся. Так всегда бывает.

Милли Мэй весь день прождала, как это отольётся странной группе детворы под крылышком у Бетти и Джо Макклаудов, да всё без толку. Когда объявили о начале бейсбольного матча, она облизнула губы, уверенная, что теперь-то им воздастся по заслугам.

Выкрики, пихание и дёрганье привели к обычному результату – выбору двух капитанов команд, но в этом году в списке появилось необычное имя – Рори Рэй Миллер и Конрад. И произошло это не потому, что Конрад мог любого перехитрить, переспорить и пере-что-угодно, но потому, что его как огня боялись все в округе Лоуленд. И нет, они и сами бы не сказали, чего опасаются и почему обходят мальчишку стороной. И по этой же причине Конраду досталось право первого выбора, и он быстро забрал лучших игроков среди ребятни.

– Пайпер Макклауд.

Пайпер вышла из толпы ожидающих детей с высоко поднятой головой и присоединилась к Конраду.

– Джимми Джо, – выкрикнул Рори Рэй.

– Лили Якимото.

– Джуни Джейн.

– Ахмед Мустафа.

– Билли Боб.

Бетти и Джо вместе со всем округом Лоуленд наслаждались игрой, сидя на склоне холма, и разве что болели громче других родителей. Для них было большой радостью видеть Пайпер в таком счастливом расположении духа и в окружении стольких добрых друзей. Они весь день смотрели, как она смеётся и играет. Она научила Вайолет джиге, причём обе девчонки хохотали до колик. Пожалуй, они весь день только и делали, что хихикали, причём смеялись так сильно, что Вайолет закапала подол своего платья мороженым. Что вызвало новый взрыв хохота.

Бетти видела, насколько Пайпер изменилась за год. Не далее как на прошлой неделе Бетти обронила, что Пайпер могла бы ходить в местную школу. Однако, к её удивлению, Пайпер, недолго думая, степенно заявила, что покамест её пошколили довольно и ходить в школу ей больше неинтересно. И это была не единственная перемена. Часть души Пайпер была теперь под замком, и были вещи, о которых она никогда не говорила. Она стала более задумчивой, а временами делалась очень тихой, словно глубоко скорбела о чём-то, о чём Бетти могла только догадываться. Бетти знала, что Пайпер не всё рассказала ей о том, что происходило в университете, и она полагала, что на то были причины. Как матери ей хотелось знать всё, однако есть такие вещи, которые знать непросто. Бетти старалась не тормошить Пайпер и довольствовалась тем, о чём она рассказывала сама; от неё не укрылось, что в глазах её девочки появилось понимание, говорившее о мудрости.

Но большую часть времени, как и сегодня, Пайпер оставалась такой же, как всегда, иначе говоря, была полна жизни и готовности преодолеть любые сложности на своём пути.

– Поймай-ка мяч, Пайпер!

Подача Билли Боба была недюжинная. Мяч взлетал всё выше и выше.

Пайпер бросила Лили многозначительный взгляд, а Лили в ответ шкодливо улыбнулась. Пайпер безмятежно подняла бейсбольную перчатку над головой и стала ждать, когда мяч упадёт в неё. И на глазах изумлённых зрителей, не говоря уже о членах вражеской команды, он именно туда и упал.

– Ну-у-у, парень! – надулся Рори Рэй. Его команда побросала кепки на землю, а Джуни Джейн не поскупилась на пару отборных выражений.

Но как Милли Мэй ни старалась, она не могла углядеть ничего необычного в том, что делали Пайпер или же другие члены её команды. Да, команде Рори Рэя не везло: всякий раз, как им выходить на биту, то солнце слепило глаза, то поднимался подозрительный ветер. Не говоря уже о том разе, когда Пайпер вроде как призависла в воздухе чуть дольше, чем получалось у других детей, и поймала-таки мяч. Но даже Милли Мэй не могла не признать, что девчонка просто удивительно высоко прыгает.

Разумеется, когда Миртл бежала, Милли Мэй шептала, мол, девчонка «шельма». Но и другие вещи просто выводили её из себя: например, то, как та большая девчонка, Дейзи, постоянно ломала и биту, и мяч, или то, что всякий раз, как Кимбер подавала, мяч отчего-то бил током, и кто бы его ни поймал, тотчас упускал из рук. Ну а что касается Конрада… э, нет, даже Милли Мэй Миллер знала, где следует остановиться, и с ним не связывалась.

Солнце садилось над округом Лоуленд, когда Бетти и Джо поднялись на ноги, чтобы громко поприветствовать команду победителей. И для Пайпер, Конрада и остальных это действительно была победа, впрочем, не над другой командой. Прежде им не случалось играть с другими детьми, зато приходилось сносить травлю и смотреть вслед тем, кто убегал от них в ужасе. Впервые у них были друзья, принимавшие их такими, а к тому же им удалось поймать равновесие, пускай и довольно шаткое, с внешним миром. Воистину триумф.

После этого Бетти и Джо согнали всех детей домой на ферму. Пристальное внимание Милли Мэй переполнило чашу терпения Бетти. Остаток дня они провели вдали от любопытных глаз среди полей и пастбищ фермы, где игры были куда как менее нормальными.

Тем вечером Конрад нашёл Пайпер на крыше, где она в одиночестве любовалась многозвёздным небом.

– Здорово сегодня было? – в кои-то веки Конрад говорил как ребёнок.

Пайпер улыбнулась и кивнула.

– Ты внутрь вернёшься? Вайолет сказала, что сможет стать меньше чайной чашки, и Смитти поспорил с Кимбер на двадцать баксов, что у неё не получится.

– Получится.

– Я знаю. Но Смитти и Кимбер всё равно перессорятся, и это будет умора, – Конрад засмеялся.

– Верно.

Чувствуя, что Пайпер что-то гнетёт, Конрад тихонько сел бок о бок с ней. Пайпер снова перевела взгляд на звёзды, но Конрад заметил, что она обнимает себя руками, будто у неё болит живот. А когда её руки опустились на колени, он с удивлением заметил, что в них зажат льняной платочек, расшитый синими птичками.

– Д. был здесь, – Конрад не спрашивал, а утверждал.

– Он только что ушёл. – Как Д. и обещал, он вернулся за Пайпер и отдал ей её платок. Он был таким точно, каким Пайпер его запомнила: издёрганный, нервы пошаливают, времени поговорить ни минутки.

– Д. хочет забрать нас отсюда. Он говорит, что сохраняется опасность и у него есть для нас жизненно важная информация.

– Опасность из какого источника? Какого рода информация? – Конрад прочитал файл Летиции Хуллиган на Д. Мелкие детали были изложены в нём очень подробно, а вот по существу было мало написано; к примеру, не было ни психологического портрета Д., ни биографии, которая бы прояснила, что с такой неугасимой и всепоглощающей страстью толкало его к действию. Пока Конрад не мог узнать больше об этом таинственном человеке-невидимке, он был склонен подозревать Д., хотя всё и указывало на то, что мотивы у него были самые добрые.

– Он не пытался заставить тебя отправиться с ним?

– Нет, конечно, нет. Он сказал что-то о месте, которое сокрыто. Оно далеко, и оно тайное. Он сказал, что нам там будет хорошо. Как ты думаешь, нам стоит поехать?

Мысли Конрада разбегались во все стороны, анализируя информацию со всевозможных углов.

Пайпер огорчилась тому, как разом рассеялась беззаботная ребячливость, которая после нескольких недель на ферме появилась на лице Конрада. На её место пришли предельная серьёзность и лёгкая обеспокоенность, так хорошо ей знакомые. Пайпер вовсе не этого хотела. После всего, через что они прошли, после всего, чего они добились, уж конечно, им пристало немного передохнуть и порадоваться собственной удаче. И, конечно, время ещё придёт – время для планирования и осознания, а ещё для того, чтобы объяснить ему кучу других вещей, о которых рассказал ей Д. Но сейчас, когда они сидят на крыше под звёздным небом на исходе такого чудесного дня, – точно не время для всего этого, решила Пайпер.

– Конрад?

– Ммм…

– Мы немало сделали, а?

– Хм…

– Всё получилось. Все по-настоящему счастливы и… ну, то бишь я знаю, что оно не идеально, ну а что идеально? Так ведь?

– Что ты хочешь сказать?

– Помнишь, какой ты был вредина, когда мы только встретились? – Пайпер засмеялась, и Конрад осторожно выдохнул. – И ты всех нас обдурил, потому что на самом деле ты лучший человек, кого я знаю. – Конрад покраснел. – А это навело меня на размышления о том, как доктор Хуллиган казалась милой, но на деле была ужасной, хотя потом оказалось, что она просто была жутко несчастной. Ты не задумывался, как много вокруг несчастных и напуганных людей? Мне всегда хотелось научить людей летать, но больше не хочется. Летать – это хорошо, но если мне представится случай, я лучше научу их быть счастливыми. Ну, понимаешь? Как думаешь, можно научить другого быть счастливым?

Об этом Конрад никогда прежде не задумывался. Размышляя над этим, он немного успокоился и, откинувшись на черепичный скат, пожал плечами:

– Тут ты меня уела, Пайпер. Я не знаю.

– Спорим, что можно.

– От тебя что угодно можно ожидать, Пайпер Макклауд.

Пайпер улыбнулась Конраду и соскользнула с крыши. В следующий миг она нырнула в ночной воздух и воспарила ввысь навстречу звёздам.

Благодарность

Есть много людей, которых я хотела бы поблагодарить…

Моего дорогого мужа, Уэйна, который поддерживал меня и следил за моим сбивчивым продвижением к цели.

Роджера Кормана, которому понравилась сама идея, и Фрэнсис Доэль, которая в самом начале ласково направляла меня в писательском ремесле.

Дэна Рабинова из «ICM» – за его неустанный оптимизм и поддержку, и Ричарда Эбейта, который так упорно сражался.

Дина Георгариса и Джона Голдвина – за то, что они попросили меня развернуть историю в новом направлении, этот путь многое мне дал, хотя в конечном итоге и привёл меня обратно домой.

Джин Фейвел, которая глубоко поняла историю и посвятила ей бесконечные часы и самое скрупулёзное внимание.

Но прежде и более всего я хочу поблагодарить Марту и Томаса, которые были рядом со мной тёмными ночами – читая, перечитывая и снова читая всё, что я написала. Вы были безупречно отзывчивыми, вдохновляющими и воодушевлёнными, и я нисколько не сомневаюсь, что без вас у меня ничего бы не вышло.