Вы не авторизовались

Крылья из дыма и золота бесплатное чтение

Ава Рид
Крылья из дыма и золота

Тем, кто хранит верность

своим фантазиям, своим мечтам,

своим надеждам.

В темные и светлые дни.

Моим читателям.

«В основе этого универсума – равновесие. Для аномалий в нем нет места. Но что произойдет, если кто-то решит, что лучше обратить весь мир в пепел, чем устранить какой-то изъян? Что, если кто-то влюбится в аномалию?»

Вначале было равновесие.

Свет приходил следом за тьмой.

Вечность встречалась со смертью.

Ava Reed

Schwingen aus Rauch und Gold

(Ashes and Souls)

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

The original title: Ashes and Souls – Schwingen aus Rauch und Gold

Пролог
Тариэль

Мир замер. Он словно на мгновение задержал дыхание, а вместе с ним и каждое существо, которое несло в себе больше вечного, чем конечного. В этом Тариэль был уверен. Он отчетливо ощущал, как равновесие на мгновение сбилось. Он чувствовал появившийся изъян – словно в груди забилось второе сердце. Что-то внезапно изменилось. Что-то, что выходило за границы человеческого, теперь коснулось их самих, хотели они того или нет. Потому что в этом универсуме нарушения равновесия не предусмотрены. У всего должна быть противоположность.

Тариэль вцепился в светлую рубашку у себя на груди. Он стиснул зубы, скользя взглядом по раскинувшемуся внизу городу. По фонарям, мостам и красным крышам. Заходящее солнце окрашивало все оранжевым. Тени танцевали вокруг, холодный ветер обдувал лицо Тариэля. Он ждал, когда боль отступит.

Это изменение отличалось от всех прочих, которые случались за последние столетия. Подобные вещи происходили постоянно – мелкие проблемы или аномалии, отклонения, иногда случайные, иногда возникавшие по велению судьбы. Ошибки, которые разрешаются сами собой, которые даже не заслуживают упоминания или могут быть легко устранены.

Но это… это изменение не просто поколебало равновесие, оно резко, в одно мгновение, нарушило его, начало его смещать и расшатывать.

Тариэль многословно выругался, а затем на несколько секунд закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Он несколько раз глубоко вздохнул. Он не мог поверить, что за целую вечность они не придумали решения получше.

Неожиданно у него вырвался короткий резкий смешок. Тариэль тряхнул головой и поднял подбородок, чувствуя, как боль медленно рассеивается. Под конец осталось лишь тупое, едва ощутимое биение, словно дурное предчувствие, затаившееся в самом дальнем уголке сознания. Оно окончательно исчезнет лишь тогда, когда он найдет проблему и полностью восстановит равновесие.

Это было неоспоримо и могло означать только одно: кто-то вмешался.

1
Мила

Двенадцать лет спустя

Мила нарушила обещание еще задолго до того, как ступила на землю своего родного города. Взволнованная и возбужденная, она вдыхала свежий весенний воздух, с наслаждением ощущая, как руки покрываются гусиной кожей. Она вглядывалась в туман, который растекался между зданий, по улицам, над булыжными мостовыми – вплоть до другой стороны реки. Первые лучи солнца пронизывали город, медленно пробуждая его к жизни и разгоняя тени по углам. Дома и стены словно пришли из стародавних времен. Миле казалось, что каждый камень в этом городе может рассказать историю. Будто в них таится нечто живое, пульсирующее, шепчущее ей о чем-то. Нечто, связующее тьму и свет и готовое открыть Миле многое, что могло в нем скрываться, – тайны, вопросы, ответы. Немногие места в мире могли похвастаться такой атмосферой.

У таких мест, как это, была душа.

Мила поплотнее натянула куртку, подняла воротник и снова окинула взглядом окрестности. Что-то внутри нее словно узнавало это место, будто она была связана с ним. Но, как бы она ни старалась, воспоминания и образы не проявлялись, оставаясь скрытыми глубоко внутри. Вместо этого в голове внезапно прозвучал мамин голос. Мила проглотила комок в горле и плотно сжала губы.

«Пообещай мне, Милена, – умоляла она. – Не возвращайся!»

В ответ она кивнула и еще крепче сжала мамину руку, уже тогда понимая, что поступает неправильно. Нельзя давать обещание, если не знаешь, сможешь ли его выполнить. Но точно так же неправильно было бы позволить матери покинуть этот мир, неся на себе большое количество тревог.

К тому же Мила предчувствовала, что все это продлится недолго. Она вышла из спальни, прошла по длинному узкому коридору своей квартиры на крошечную кухню с ядовито-зелеными занавесками на окнах. Сделав себе чай, она приготовила маме стакан воды. Прихватив чай и воду, она пошла обратно, но, еще не успев войти в спальню, уже все поняла. Еще до того как Мила взглянула на безжизненное тело матери и ее прекрасное, но осунувшееся лицо, она уже почувствовала случившееся. Увидела это. Мила подошла ближе, окликнула мать, но та ушла навсегда. Она оставила после себя пустоту и множество вопросов, и это причиняло такую боль, что Мила выпустила стакан из рук – и сама упала рядом. Мама лежала неподвижно, спокойная и серая. Невыразимо серая…

Эту картину Мила никогда не забудет.

Она чувствовала себя разбитой, распавшейся на части. До сегодняшнего дня.

У нее дрожали губы, во рту пересохло, сердце колотилось. Теперь она сама узнает, правда ли то, что ей рассказывали. Правда ли, что время лечит все раны.

Вскоре после похорон Мила собрала свои вещи и навела порядок в тесной квартирке. Большую часть вещей она продала или выбросила, все, кроме некоторого количества любимой одежды и важных памятных вещиц. Вопросы с наследством были улажены, она уволилась с работы в книжном магазине и маленьком кафе и прервала обучение в школе. Аттестат подождет.

У нее больше не осталось родных – по крайней мере, среди тех, кого она знала. Настоящих друзей тоже не было. Пара знакомых, соседи. Хотя Миле всегда хотелось найти друзей, все равно ей рано или поздно приходилось признаться, что она видит. Какой груз она несет. Из-за этого друзья быстро превращались в чужих людей. Потому что Мила была слишком необычной, и они не верили ей или просто ее боялись.

Поэтому она и покинула Берлин. Она просто двинулась в путь, не переставая мысленно просить маму о прощении, и теперь Мила приехала сюда на последние деньги. В погоне за чувством, значения которого она даже не могла понять. Без конкретного плана, без будущего. Но ответы нужны были Миле как воздух. Потому что у нее было ощущение, что без них она не сможет чувствовать себя целой. Не сможет быть в полной мере собой.

И, честно говоря, это было больше чем предчувствие.

Она должна избавиться от своего проклятья. Оно должно исчезнуть. Возможно, это случится именно здесь. В этом городе.

Мама никогда не говорила с ней о родине, не рассказывала о том, почему она уехала из Праги и из-за чего жила сначала в Амстердаме, потом в Лондоне, затем в Берлине. И зачем она, несмотря на это, частенько говорила с ней на чешском; и что такого случилось с ней в этом городе, раз он вызывал у нее чувство благоговения, граничившее с ужасом. И это были еще не все вопросы – лишь верхушка айсберга. Потому что Мила была уверена только в одном: ее вряд ли можно назвать обычной девочкой.

Она очень рано усвоила, что «быть нормальной» необходимо, чтобы другие тебя по-настоящему принимали. Даже если никто не может ей объяснить, что, собственно говоря, значит слово «нормальный». Мила отличалась от других, с этим не поспоришь. И чувство, что эта инаковость, этот город и скрытность ее матери связаны какими-то загадочными нитями, не отпускало ее, возбуждало и подстегивало ее любопытство. Может, есть и другие люди – такие, как она?

Ее наручные часы показывали почти шесть утра, и усталость, которую Миле удавалось сдерживать последние часы, начала ощущаться во всем теле. Веки тяжелели, она подавила желание зевнуть. Ночную поездку на автобусе было не назвать утомительной или неудобной, но Миле так и не удалось уснуть. И поскольку зарегистрироваться в отеле она сможет позже, ноги привели ее сюда.

Мила постаралась отогнать прочь боль и мысли о маме, сжала пальцы на ручке чемодана и зашагала вперед. Она тащила его за собой – чемодан, в котором была вся ее жизнь.

Мила двигалась дальше, погрузившись в свои мысли, мимо нее проходили люди – шли на работу, начинали свой рабочий день или уезжали в отпуск. На улице становилось шумнее, звуки смешивались друг с другом, но ей было все равно: она не прислушивалась к ним.

Потому что она достигла цели.

Мила остановилась, подняла взгляд на кирпичную башню, которая возвышалась над ней, массивная и непоколебимая, из старого камня, с готическими украшениями и заостренной крышей. Одновременно симпатичная, надежная и пугающая. На фасаде виднелись гербы, статуи королей и различные символы. Выход на Karlův most – Карлов мост, который связывал Старый город с Малой Страной. Мила понимала, что она здесь не в первый раз. Если бы только она могла об этом вспомнить…

Доказательством этому служила ее находка – две маленькие фотографии, сделанные на поляроиде. Не спеша она осторожно вытащила из сумочки два небольших снимка.

Мила перевела взгляд с возвышавшейся до неба башни на черно-белое фото, которое держала в руке. Фотография в одно мгновение развеяла оставшиеся у нее сомнения насчет того, стоило ли сюда приезжать. Эти два фото – все, что нашлось в запыленном старом ящике, который мама спрятала в самом дальнем углу уродливого старого шкафа. На обратной стороне одной фотографии тонким изящным почерком было написано «Praha». Наверное, у мамы дрожала рука: кое-где линии были не такими округлыми и четкими, как обычно. На фото была запечатлена маленькая девочка, которая, улыбаясь, бежала через мост, раскинув руки, с развевающимися волосами и совершенно невинным выражением лица. Внизу было подписано: «Milena».

Вторая фотография была надежно спрятана в ее сумочке. Снимок сильно пожелтел и почти выцвел, и на нем невозможно было различить ничего, кроме маминого лица. Мама смотрела прямо на нее – молодая и счастливая. Миле с трудом верилось, что их лица настолько похожи. На обратной стороне было написано: «Praha, Jílovská». Название улицы, о которой она еще не успела ничего узнать. Это единственные фото из Праги, которые сохранились у мамы. Хотя она решила оставить прошлое позади и на смертном одре взяла с нее обещание не возвращаться сюда, она все же не смогла выбросить из своей жизни напоминания о своей родине.

– Что же случилось? – тихо прошептала Мила, обращаясь к самой себе, а затем снова двинулась вперед.

Чемодан с грохотом волочился за ней по камням, мешая идти. Мила вошла в высокие и широкие ворота. Она вступила на мост, держа фотографию в дрожащей левой руке, покрасневшей от утреннего холода. Мост был полностью погружен в тень. Туман неохотно отступал, похожий не то на вату, не то на дым. Огонь фонарей колебался в медленном танце, бросая отсветы на нее и на статуи святых, выстроившиеся по обеим сторонам моста.

С каждым шагом Миле становилось все сложнее идти. Вид, в особенности на Влтаву, подавлял и очаровывал ее. Туман покрывал воду, лишь кое-где проглядывали блики – там, куда уже достигало солнце.

«Наконец-то я здесь», – пронеслась мысль в ее голове. Мила поставила чемодан на землю и принялась сравнивать фотографию с той картиной, которая простиралась перед ее взором.

Вот оно.

Мила присела на корточки и торопливо спрятала фото обратно в сумочку, чтобы протянуть руку и коснуться земли. Это было дурацкое желание, но она не могла ему противостоять. Она хотела дотронуться до места, где она стояла когда-то давно, в детстве. Она провела кончиком пальца по холодным камням, по их гладким бокам, по трещинам и неровностям, по грязи. Почему-то ей казалось, что нужно сделать именно так. Мила мысленно молила город, чтобы он рассказал ей о ней самой, поведал ей о том, что она забыла. Закрыв глаза, она отдалась своим мыслям. Ее голова слегка наклонилась вперед, густые волосы упали на глаза, и ветер коснулся ее шеи.

Я дома.

«Jsou v pořádku?»

Кто-то дотронулся до плеча Милы так неожиданно, что от испуга она чуть не потеряла равновесие. Она тут же распахнула глаза, пошатнулась и оперлась рукой о землю. Мужчина средних лет склонился над ней, сунув руки в карманы своего пальто, и посмотрел на нее сквозь стекла больших угловатых очков.

– С вами все в порядке? – спросил он.

Кровь зашумела у Милы в ушах. Она так погрузилась в свои мечтания и размышления, что все остальное словно пропало из поля зрения. Это было очень любезно с его стороны – подойти к ней, потому что она опустилась на колени посреди моста в столь ранний час. Она заставила себя дышать медленнее, чтобы успокоиться, и изобразила дружелюбную улыбку. Не только из-за его вопроса.

– Ano, děkuji – ответила она хриплым, но уверенным голосом, чувствуя, как краснеют щеки. «Спасибо, все нормально».

Мужчина коротко кивнул и пошел дальше своей дорогой. Мила с трудом сглотнула. Серый. Он был Серым.

Чувствуя, как колотится сердце, Мила ругала себя: нельзя подпускать к себе эти мысли. Снова и снова она напоминала себе об этом. Сочувствие вызывало у нее только грусть, гнев заставлял застыть на месте. И ни то, ни другое Серым ничем не поможет. Еще никто и ничто не смогло. Так что она позволила ему уйти, больше не глядя мужчине вслед, и изо всех сил старалась изгнать его из памяти.

Это проклятье настигало ее слишком часто.

Теперь мост выглядел более оживленным, солнце светило ярче, а фонари уже погасли. Сколько же она простояла на месте, не замечая ничего вокруг?

Пора.

Мила встала, отряхнула руки от грязи и тихонько вздохнула. Она убедилась, что обе фотографии по-прежнему лежат в сумочке, что она не выронила их по неосторожности, и пошла обратно – в направлении Старого города. Она еще вернется.

Около ратуши ей захотелось выпить кофе или горячего шоколада, чтобы взбодриться и собраться с силами, прежде чем искать номер в отеле. Она должна отдохнуть, ей нужен сон. А потом она сможет осмотреть город.

Где-то здесь ее ждали ответы. Все, что она искала. Она хотела бы в это верить – точнее, она на это надеялась.

И все же у нее была всего одна идея, всего одна возможность, которая на самом деле могла ей чем-то помочь. А именно: ей нужно было выяснить, зачем ее мама подписала название улицы на фотографии, спрятанной в потайной ящик. На фотографии, которая была родом из того времени, из того города, который она хотела забыть. «Йиловска». Может, там найдутся люди, которые смогут ей помочь.

Она понимала, что хватается за соломинку, но надеялась, что этой соломинки хватит, чтобы привести ее к цели. Прага была для нее единственной зацепкой.

Корни Милы были здесь, и она хотела узнать о них больше. Если все сложится, она даже сможет освободиться от своего проклятья. Или, по меньшей мере, понять, откуда оно взялось и почему пало на нее.

«Скоро, – сказала она себе. – Скоро все изменится».

Глубоко вдохнув, она мысленно ухватилась за последнюю искорку надежды, которая у нее еще оставалась.

Солнечные лучи начинали согревать Милу, и пока она не спеша шла к одному из кафе рядом со Староместской площадью, она немного расстегнула молнию куртки. Старый город был прекрасен, он излучал неповторимое очарование. Особенно часы на ратуше. Она остановилась, глядя на них и восхищаясь исключительным мастерством, которое понадобилось, чтобы создать такой чудесный механизм.

Перед отъездом Мила постаралась узнать побольше об отдельных зданиях и культуре своей родины. Она знала, что эти астрономические часы были созданы в 1410 году и представляют собой ценный памятник искусства. Долгое время на них не было никаких необычных украшений или фигур – они просто показывали астрономические сведения. Лишь позднее под часами добавили календарь – дополнительный циферблат под основным. У самих часов было три циферблата. Один показывал движение знаков зодиака, другой – положение Солнца, а третий – положение Луны. Апостолы и другие фигуры приходили в движение каждый час с девяти утра до девяти вечера. Это было настоящее произведение искусства, от вида которого у Милы перехватывало дыхание. Легенды, исторические места и здания – и в целом история – приводили ее в восторг.

Усилием воли она отвела взгляд от часов и двинулась дальше. Громкое урчание в животе и слипавшиеся глаза не оставляли ей другого выбора. Прямо за углом обнаружилось небольшое очаровательное кафе. Мила села на один из бежевых стульев, стоявших снаружи, на террасе.

Пить кофе на голодный желудок показалось ей не слишком хорошей идеей, поэтому она устояла перед искушением и заказала вместо него горячий шоколад с большим количеством сливок. Она обхватила руками чашку, чувствуя, как пальцы постепенно отогреваются, и подула на напиток, надеясь его охладить.

Шоколад согрел ее изнутри. Немного расслабившись, Мила снова огляделась по сторонам, теперь более внимательно. Суета уже проникла и сюда. Люди шли по улицам, неспешно или торопливо, поворачивали и исчезали из виду, а вскоре из-за угла появлялись новые прохожие. Так много разных лиц и историй. И ни одной из них Мила не знала. Так много ярких красок и так много серого. Честно говоря, она к этому почти привыкла, пока ее мама не…

Теперь, когда ее не было рядом, груз стал слишком тяжелым. Только она верила Миле, знала о ее проклятии, принимала ее всерьез – и несмотря на все это, оставалась рядом. А больше никто. Никто.

Как можно было не возненавидеть то, что давит на грудь так, что перехватывает дыхание, то, что порождает кошмары и лишает мир красок? И как не чувствовать себя сломленной теперь, когда единственного человека, который ее любил, больше не было рядом?

Когда происходящее касается тех людей или вещей, которые по-настоящему любишь, все переживается иначе. Глубже, сильнее и болезненнее. Когда любишь, любые чувства становятся ярче. Проклятье Милы всегда было для нее тяжелым грузом, но когда она увидела, как ее мама становится Серой у нее на глазах, ей показалось, будто она куда-то падает. И сейчас она боялась, что это чувство начнет преследовать ее.

«Ты – это ты, Милена. Но мир, возможно, об этом другого мнения. Что-то следует хранить в тайне».

Она услышала мамин голос так громко и четко, словно мама стояла рядом, держала ее за руку и нашептывала эти слова ей на ухо. В какой-то момент Мила не только поняла этот совет, но и по-настоящему прониклась им, и теперь искренне следовала ему. Всегда, как бы больно ни было. Как бы больно ей ни было сейчас.

Тайны не обещали ничего хорошего. Тайны делают тебя одинокой. Вот о чем не рассказала ей мать. Но Мила знала, что, если поделиться тайной – тоже останешься в одиночестве. Некоторые тайны как проклятье. Например, ее собственная. Но и с проклятьем можно выживать. Мила была тому наилучшим доказательством.

Но она хотела большего. Она хотела жить.

2
Тариэль

Они до сих пор считали, что этот мир – идеальное воплощение равновесия. Даже сейчас, после того мгновения тишины, первого за много лет. После той невыносимой боли.

Хотя аномалия продолжала существовать, она не исчезла сама собой, и никто не мог ее найти. Она еще не разрушила, не уничтожила равновесие – пока что. Но это не означало, что она перестанет стремиться к этому. Как вообще возможно говорить о равновесии, если оно находится под угрозой изо дня в день?

Остальные могли и дальше спокойно обманывать себя. Возможно, они просто убедили себя, что эта аномалия вообще не заслуживает даже упоминания. При этом каждый из них мог почувствовать ее – стоило лишь достаточно сильно сконцентрироваться. Каждому, кто собирался произнести слово «равновесие», пока проблема оставалась нерешенной, лучше было держаться от Тариэля подальше.

Не то чтобы Тариэль знал что-то лучше других. У него не было никаких зацепок, никакой информации. Но его интуиция в течение всех двенадцати лет, прошедших с того случая, умоляла его отнестись к этому серьезно – если он хочет приблизиться к своей цели или, по крайней мере, найти ответы на свои вопросы. Но он никак не мог отыскать изъян, не говоря уже о том, чтобы понять, что его вызвало. Его все сильнее охватывали разочарование и беспомощность, и все сильнее ему хотелось обрести покой. Тариэль жил так долго, что вряд ли мог отчетливо вспомнить каждый год своей жизни. Да, он мечтал о покое, но все-таки не мог сдаться.

Быстрым и резким движением он провел рукой по своим коротким волосам и отбросил все эти мысли прочь. Он знал, что скоро они вернутся снова, но хотя бы на какое-то время он от них избавился. Потому что там, где он сейчас находился, ему казалось, будто он выше всех проблем, которые его волновали. Это была сфера света.

Люди называли это место Небесами, а Тариэль – домом. Оно одновременно было и не было частью земного пространства. Его сфера находилась будто в промежутке между человеческим миром и остальной частью универсума, на границе между «здесь» и «там». Это место было частью бесконечности – во времени и в пространстве.

Ни для кого не секрет, что смертные за свою бесконечно долгую историю существования верили во множество богов и небес. Если бы они только знали, что все они думают об одном и том же, но в то же время не имеют ни малейшего понятия, о чем говорят. Если бы они только знали, как далеки от истины! Как далеки от понимания, кто такой Тариэль на самом деле.

Ангелы. Так их называли люди. И почему-то это придуманное людьми слово закрепилось. Хотя они сами предпочитали определять себя как Вечных или Хранителей, они тоже отчасти привыкли к этому названию. Но на самом деле они не были теми, кого в них видели люди. Божьими посланниками. Над этим Тариэль мог только посмеяться. В том, что люди знали о крылатых созданиях и придумывали о них собственные истории, были, в общем-то, виноваты они сами.

Тариэль тряхнул головой, а потом, вздохнув, окинул взглядом окружающее его пространство, проникаясь им.

Здесь его окружала совершенная тишина. Он наслаждался ею, глубоко дыша, оставив за спиной энергетическое поле, через которое только что прошел. За все время он так и не привык к этому способу перемещения. Ощущение воздействия чужеродной энергии, пронизывавшей его, было не очень ему по вкусу. Пожалуй, он его даже ненавидел. После перемещения его всегда охватывало неудержимое желание призвать свои крылья, расправить и вытянуть их. Вот как сейчас. Тариэль прочувствовал их до последнего перышка, осознавая каждое движение, хотя здесь не было ни ветерка, ни холода, ни жары.

В этой сфере не существовало тьмы, не было ночи и, оглянувшись по сторонам, невозможно было увидеть ничего, кроме света – приятного свечения, которое не ослепляло. Его было недостаточно, чтобы разглядеть, как далеко до горизонта простирается это место.

Тариэль не смог сдержать блаженного вздоха, а затем огромные белые крылья у него за спиной снова исчезли, распавшись на мельчайшие частицы и рассеявшись в воздухе. Через некоторое время он уже поднимался по лестнице, узкие, изящные ступени которой вспыхивали золотом у него под ногами.

Характерное покалывание, похожее на статическое электричество, пробежало по коже Тариэля, перед тем как он вошел в здание. Покой остался позади. Он уже ощущал его противоположность. Если бы он усилием воли опустил свою защиту, смог бы даже почувствовать каждого отдельного Светлого Вечного. Их мощь и их мысли пульсировали в нем как эхо, смешивались с его собственными, превращаясь в хаос и теряя всяческий смысл. Вечные старались избегать таких моментов, потому что они были болезненными и надолго лишали их сил. Держать эту энергию под контролем давалось труднее, чем просто отключиться от других и защитить свой собственный дух.

Тариэль поднял правую руку, положил ее на большую двустворчатую дверь перед собой и растопырил пальцы. Затем он позволил части своей первозданной силы протечь по всему телу, почувствовал, как она заполняет его ладонь и перекидывается на дверь. Его внутренний свет был уникальным опознавательным знаком, как отпечаток пальца. Дверь признала его и в следующее мгновение с тихим щелчком распахнулась.

Пройдя внешние двери, Вечный автоматически телепортировался в центр здания. Оттуда можно без проблем добраться в любой уголок сферы. При условии, что на вход туда было разрешение.

Теперь Тариэль оказался довольно далеко от места, где он прошел в двустворчатую дверь.

Этот центральный пункт стал частым местом встреч, и здесь действовали некоторые неписаные законы. Все, кто попадал сюда, издавна старались оставить любые ссоры за пределами сферы – подальше отсюда. Порокам и удовольствиям место на темной стороне.

Осмотревшись, Тариэль увидел привычную деловитую суету. Вечные появлялись и уходили, изучали информацию на табло, спешно проносились мимо или взволнованно беседовали друг с другом. Большинство были в светлых одеждах, потому что считали, что свет должен проявляться во всем. Еще один неписаный закон. Иногда Тариэль задавался вопросом, почему они придают такое большое значение внешнему виду, который не интересует никого, кроме них самих. Это пустая трата времени, мыслительной энергии и ресурсов, но сам Тариэль не мог и не хотел отказаться от этого правила. Как бы он ни сомневался, ему не слишком хотелось что-либо менять. Наверное, в этом принципе тоже есть что-то правильное. Он в это верил.

Здание, в котором он оказался, представляло собой смесь архитектурных элементов из разных эпох. Белый известняк и мрамор, огромные колонны в зале, искусные украшения на потолках сочетались с металлом и сталью. Каждые пару сотен лет внешний вид приводили в соответствие с новейшими веяниями времени или меняли по необходимости – за редкими исключениями. Периодически Совет принимал решение о новом дизайне. Чем больше кто-то цепляется за рутину, правила и старые привычки, тем упорнее он стремится привносить куда-нибудь хоть мелкие, незначимые изменения. Такие, которые что-нибудь изменят, не меняя при этом ничего. Не имеющие ни на что прямого влияния. Особенно при условии, когда жизнь длится вечность.

Это здание представляло собой конструкт идей, фрагмент универсума, состоящий из множества мелких частей. Как и все остальное. Когда немногочисленные среди Вечных архитекторы концентрировали свою мощь, они могли одной только силой мысли водружать камень на камень, формировать материю и воплощать свои желания. Другие Вечные были способны на это лишь в ограниченных масштабах и уж точно не справились бы с большими сферами. Архитекторы не были ни воинами, ни великими мыслителями. Они направляли свою энергию только на эту единственную задачу, едва заботясь о развитии прочих способностей. Такая магия требовала большой сосредоточенности и делала их уязвимыми. Некоторое время после такого напряжения даже самая слабая магия оставалась им не по силам. Подобного тоже старались избегать.

– Тариэль, красавец ты наш! – внезапно прогремел голос у него за спиной, и в следующее мгновение прямо перед ним появился Михаэль. Как обычно, со своей непринужденной, невероятно нахальной ухмылкой и возмутительно взъерошенными волосами.

– На себя бы посмотрел, – ответил Тариэль. Ухмылка Михаэля стала еще шире.

– Я как обычно, – смеясь, признался он, дружелюбно и крепко похлопав Тариэля по плечу. Это было неожиданно – встретить Михаэля здесь в такое время.

– У тебя нет сегодня заданий снаружи? Только не говори, что ты снова нарвался на предупреждение. Сколько уже папок у тебя накопилось? Наверное, для них уже отдельная комната понадобилась?

– Знаешь, «предупреждение» – это так негативно звучит. Я смотрю на все это скорее как на милую и занимательную перепалку, которая поддерживает меня в хорошем расположении духа. – Глаза Михаэля весело сверкали. Он скрестил руки на груди. Похоже, он снова вел какие-то игры с Вечными из Управления.

– Ты же понимаешь, что рано или поздно они найдут способ, чтобы положить всему этому конец и одеть тебя в простые светлые одежды?

– Конечно! И я порадуюсь, когда этот день настанет. В конце концов, эта забава длится уже не одно столетие, и когда-нибудь нам понадобится придумать новую игру.

Тариэлю оставалось лишь недовольно покачать головой. Как бы скучно Михаэлю ни было, лучше бы ему оставаться настороже. Прежде всего ему не стоило бы постоянно появляться здесь в джинсах с бесчисленными дырками, в вызывающих темно-черных ботинках и в расстегнутой черной рубашке. По крайней мере, сегодня он не стал надевать эту ужасную кожаную куртку. Не то чтобы это запрещено. На самом деле ничего не запрещалось. И Управление существовало скорее для видимости. Оно должно было поддерживать в порядке кое-какие дела и разбираться с малозначительными бумагами. Если правил нет, то и нарушить их нельзя. И все-таки Управление следило за тем, чтобы соблюдались определенные принципы. Оно помогало первым Вечным. Совету. Кто знает, как долго еще игры Михаэля будут сходить ему с рук?

Несуществующие правила необязательно закреплять в письменном виде, поскольку было ясно, что кое-что в них все равно не впишется. Они были Светлыми. Они не носили темного. Каждый чувствовал невидимые границы, в рамках которых они существовали, каждый воспринимал их как своего рода моральный компас. И Михаэль тоже. В итоге он пришел к выводу, что Вечности не помешает немного разнообразия, а его светлый моральный компас иногда просто путается в направлениях. По этой причине у него дома громоздились папки с предупреждениями, в которых от него снова и снова требовали положить конец сему безобразному поведению.

Закусив губу, Тариэль оглядел Михаэля с ног до головы.

– На что ты вообще рассчитываешь? Это какой-то бунт? Или тебе просто нравятся такие вещи? Я не понимаю.

На мгновение улыбка исчезла с лица Михаэля, и его лицо посерьезнело. Так мимолетно, что Тариэль даже засомневался, произошло ли это на самом деле. Кажется, он задел Михаэля за больное место. Но ему было интересно, почему его старый друг приходит в граничащий с одержимостью восторг от своего маленького бунта, который, по сути, ни к чему не ведет.

Но прежде чем он успел прийти еще к каким-то чересчур далеко идущим выводам относительно поведения Михаэля, тот разразился громким смехом.

– Я называю это исследованием. Мы – свет, все, кто здесь. Я знаю свое место так же хорошо, как и ты. Это просто небольшое развлечение, способ скоротать время. Ничего больше. Мне кажется, это только к лучшему, если Управление немного напряжется и наконец-то займется делом. Настоящим делом.

– За последние столетия ты единственный, кем они занялись.

– Единственный, о ком мы знаем, – резко возразил Михаэль, одновременно по-дружески стукнув Тариэля кулаком по руке и подмигнув ему. В ответ на это Тариэль даже слегка улыбнулся.

– Ты получаешь от этого всего удовольствие. Просто будь осторожнее, больше я от тебя ничего не требую. Если границы невидимы, это не значит, что их нельзя перейти.

– Ничего себе! – Открыв рот, Михаэль театрально прижал руку к груди. – Сейчас ты меня по-настоящему удивил! Что на тебя нашло? С каких пор ты такой ворчун? Ну ладно, это неправильный вопрос. С каких пор ты стал еще ворчливей и серьезней, чем обычно?

Тариэль отвел взгляд и промолчал.

Все больше и больше Вечных проходили мимо них, деловитые и занятые, но дружелюбные. Некоторые здоровались. Со многими из них Тариэль был знаком с самого начала времен. Как Тариэль и Михаэль, они тоже оказались среди первых, кто встал на сторону света.

– Ну давай, выкладывай. Что случилось?

– Проклятье, ничего такого! – пробурчал Тариэль сквозь стиснутые зубы.

– А, я понял, в чем проблема. – Михаэль сочувственно кивнул – и Тариэль увидел, как его глаза хитро свернули. Он догадывался, что за этим последует.

– Ни в коем случае, – он начал возражать, но было уже слишком поздно.

– Покер! Сегодня вечером! Как раз пора. Слишком много лет прошло. Немудрено, что настроение испортилось.

– Я не хочу…

Тариэль собирался сказать что-то еще, но тут по залу разнесся чересчур громкий голос, от которого пол задрожал под ногами.

– Михаэль, старый вояка! Хоть раз оделся бы прилично! А то тебе снова предупреждение выпишут.

Тариэль различил озадаченный и настороженный голос, судя по всему, принадлежавший тому, кто сидел у микрофона.

– Простите? – перебил его смотритель Вечных таким высоким тоном, что у Тариэля заболели уши.

– О, и на покер я точно приду!

– Простите! Что вы здесь делаете? Уберите руки! – Голос смотрителя почти перешел на визг, стал еще громче, а потом что-то зашуршало.

– Эй, что за дела? Можно подумать, микрофон принадлежит только вам! Вот это весело…

Послышались шорох и треск. Затем высокий звук, от которого по коже пробежали мурашки, заставил всех вздрогнуть, а в следующую секунду микрофон вырубился. Либо дело было в этом звуке, либо в Иезекииле. Тариэль склонялся ко второй версии.

– Ах, Зак, – восторженно произнес Михаэль и показал поднятые большие пальцы, зная, что друг точно увидит их на экране камеры. Одно небольшое облачко видеонаблюдения как раз проплывало прямо над ними. Оно напоминало сахарную вату.

Тем временем еще несколько Вечных покосились на них издали. Тариэль повернулся, испытывая смесь веселья и раздражения, и зашагал в сторону зала Совета. Ему приходилось прилагать усилия, чтобы не оглядываться.

– Эй, Ти! Сегодня вечером. В то же время, на том же месте! – крикнул Михаэль ему вслед. Он был единственным, кто так называл Тариэля, и единственным, кого Тариэль не смог от этого отучить. Прозвища были лишь забавным изобретением, в которых он ничего не понимал.

Тариэль отмахнулся от него и принялся, не оглядываясь, прокладывать себе путь сквозь толпу.

3
Тариэль

Тариэль беззвучно скользил над безупречной поверхностью. Над ним плыли бело-золотые светлячки, большие как звезды, отливающие металлическим блеском. Они оживляли пространство под высоким потолком. Светлячки были созданы, чтобы передавать вести из одного места в другое. Каждый горящий светлячок уже нес на себе послание кого-то из Вечных. Но для Михаэля это, как всегда, оказывалось недостаточно быстро, поэтому он уже привык заменять их электронными письмами и компьютером, чтобы работать более эффективно. В конце концов, приходится осваивать совершенно разные штучки-дрючки, как он это называл.

Сначала эти технологии переняли, а потом от них отказались. Михаэль, кажется, об этом забыл. Как и факсы, от которых все здание В1 пропахло дымом, после того как они загорелись. Или ксероксы, которые под конец начали просто пожирать бумагу. Ничего удивительного, что Михаэль всегда оказывался неподалеку, если что-то шло не так. И это одна из причин, почему никто не хотел ставить в столовой тостер или гриль. И никто не понимал, что такого Михаэль находит в этих человеческих вещах. Он питал слабость к людям и их миру.

Тариэль двигался дальше – через широкие коридоры, украшенные древними статуями или разноцветными росписями на стенах.

Здание было бесконечно большим. В самых важных центральных точках располагались узловые пункты. Их связывал друг с другом поток, наполнявший энергией этот мир, сферу и все остальное, что она включала в себя, поддерживая его целостность. Благодаря этому можно было создавать телепортационные поля или даже порталы. Они излучали мягкое красно-золотистое свечение с серебристым отливом и помогали быстрее добираться до нужного места, не тратя энергию впустую.

Тариэль направился к одному из таких узловых пунктов, чтобы переместиться прямо в главный зал, к совершенно определенному помещению. Оно находилось точно в центре сферы. Ноги несли Тариэля дальше, пока его ступни не оказались на нужной отметке. Тогда он соединил свою энергию с энергией узлового пункта. Сконцентрировавшись на своей цели, он исчез. Частица за частицей он перемещался в нужную точку.

Через несколько секунд он материализовался точно перед нужным помещением. Тариэль вышел из энергетического потока, непроизвольно потянулся – и только усилием воли сумел подавить дрожь. Он предпочитал использовать крылья, перемещаясь за счет собственных сил, но внутри этой части пространства действовало очередное неписаное правило: крылья под запретом!

Здесь было тише, чем в остальной части здания, видимо потому, что редко кому-то приходило в голову без дела болтаться рядом с помещением, у входа в которое он оказался. На этом уровне не располагалось ничего, кроме этого зала. Даже жужжания светлячков здесь не было слышно. Обычно он наслаждался тишиной, но здесь она казалась неуютной и подавляющей. В воздухе словно висела какая-то тяжесть, похожая на затишье перед бурей.

Тариэль громко откашлялся. Его нерешительность продлилась одно мгновение и была почти незаметной, но она никуда не делась. Все это выводило его из равновесия – собственная нерешительность, это телепортирующее поле, это помещение, в которое он должен будет войти в следующую секунду, и неизменный, всегда одинаковый отчет.

Тариэль собрался с духом, а затем поднял голову, выставил вперед подбородок и широко расправил плечи. Он осмотрел свою одежду, убедившись, что рубашка сидит хорошо и что всем своим видом он излучает контроль и уверенность в себе.

Все выглядело идеально. Подчеркнуто уверенными шагами он подошел к гигантской двустворчатой двери цвета красного дерева, на которой посередине красовались два отпечатка ладоней. Глубоко выжженные, они выделялись на деревянной поверхности, словно памятный знак. Когда на них падал свет, они слабо мерцали серым или серебристым. Это единственная неровность на двери. По незнанию можно было принять их за какой-то дефект. Но на самом деле они – предупреждение и демонстрация силы, о которой никогда не говорили вслух. Энергия, исходившая от них, была столь велика, что у Тариэля перехватывало дыхание, когда он приближался к ним. На отпечатки было наложено заклятье, в них в каком-то смысле вдохнули жизнь. Каждый раз, когда он должен был войти внутрь, ему казалось, что как-то так чувствуют себя кошки, которых гладят против шерсти. Все его существо противилось этому.

Чем ближе Тариэль подходил к двери, тем сильнее становилось это ощущение, и если уж эта дверь действовала так на него, Вечного второго ранга, он и знать не хотел, как здесь чувствуют себя младшие. Те, кто прожил еще не так много и кому тяжелее переносить воздействие этой силы.

Слабым здесь делать нечего. Их Тариэль презирал.

Так же сильно, как и подобные демонстрации силы.

Эта дверь не нужна, в ней нет никакой необходимости. На самом деле никакой.

Он никогда не произнес бы этого вслух, но, сколько он себя помнил, это уже не раз приходило ему в голову. Эта дверь – лишь еще одно невысказанное правило, еще одна невидимая граница, и она принадлежала к числу вещей, которые понимались интуитивно, которые не нужно было проговаривать вслух. Существовала четкая иерархия, и такие моменты, как этот, напоминали о ней. Ведь чтобы открыть эту дверь и выжить, нужно обладать определенной силой – не говоря уже о том, что не каждый в принципе был на это способен.

Только три ангела были старше Тариэля – и, таким образом, старше всех остальных, – именно из них с давних времен состоял Совет. Никто не подвергал это сомнению. Ни тогда, ни сейчас. Не здесь.

Тариэль ненавидел эти двери. И все же он никогда не стал бы ставить под сомнение Совет и его намерения.

Наконец он поднял руки и растопырил пальцы. Стиснул зубы так сильно, что они заскрипели. Затем он положил ладони на гладкую древесину так, чтобы пальцы точно легли в углубление. Отпечатки ладоней мгновенно нагрелись, дерево у него под руками засветилось золотисто-багровым. Внешне он казался спокойным, отстраненным. Но внутри Тариэль закричал, когда волна энергии пронизала его – волна энергии, которая не принадлежала ему и причиняла боль. Руки начало обжигать, они сплавлялись с отпечатками на стене, энергетический удар добрался до каждой клеточки его тела, и хотя боль длилась лишь несколько мгновений, они показались ему вечностью. Ощущение было отвратительным, резким и в каком-то смысле очень личным. Как будто энергия дверей просветила его всего насквозь, выявив все, из чего он состоит, раскрыла его мысли и проникла в его воспоминания. Каждый раз он словно терял мельчайшую частицу себя.

Двери раскрылись, словно сами собой. Они распахнулись внутрь, высвободив обожженные руки Тариэля. Они сразу же исцелятся.

Помещение за дверью выглядело почти стерильным. Построенное с размахом, гигантских размеров в высоту и в ширину, но обставленное очень скупо. Оно воплощало идеальный порядок. Ракель, Ахру и Артас сидели в огромных кожаных креслах посреди комнаты, просматривали документы, пили и разговаривали друг с другом. Весь пол покрывали толстые белые ковры, и кожаные кресла оставались единственным ярким пятном в помещении. Они были потертыми, но все равно стильными, окрашенными в прекрасный оттенок темно-зеленого. Посередине стоял необычный овальный стол. Поверхность его стеклянной столешницы изгибалась, словно морские волны – ровными были только вырезы для чашек. Вдоль стен выстроились шкафы с документами, письмами, извещениями, важными сведениями и отчетами.

– Тариэль, приятно тебя здесь видеть, – заговорила первой Ракель. Ее голос отразился от стен тихим, приятным эхом. Он прозвучал слегка саркастично, словно с издевкой, и в то же время мягко и доброжелательно. Ее голос таил в себе двусмысленность и опасность – как и все Вечные, к числу которых она принадлежала.

Остальные члены Совета только молча повернулись в сторону Тариэля, который подошел к ним, сел на свободное кресло и слегка откинулся назад. Не слишком резко, не слишком расслабленно, но и не слишком напряженно. Он скрестил ноги, пристроил руки на подлокотники и дружелюбно ответил на фальшивую улыбку Ракель.

– Могу только ответить тем же, – произнес он. Ракель слегка склонила голову.

Ей нравились эти игры, эти шуточки. Маленькие и не очень. В ее присутствии Тариэль оставался всегда начеку, потому что она была из тех, кто искренне старается добиться чужого доверия только для того, чтобы в следующий момент вонзить кинжал в спину собеседника.

Непредсказуемая. Опасная. Могущественная.

– Тариэль, какая честь.

Артас пристально посмотрел на него. Ахру, напротив, снова сосредоточился на бумагах, не поднимая взгляда. Конечно, приветствие Артаса содержало в себе упрек, потому что он должен был представить отчет еще на прошлой неделе. Тариэль изобразил невозмутимость, выдерживая пристальный взгляд. Он прожил уже достаточно, чтобы себе это позволить.

Тариэль не был рабом.

И когда он не продемонстрировал ни раскаяния, ни желания отвечать, Артас изобразил натянутую улыбку и выпрямился в своем кресле.

– Раз уж ты почтил нас своим присутствием, расскажи, есть ли какие-нибудь новости? – Медленно и задумчиво он сложил руки на коленях.

От Тариэля не ускользнул его тон. Он понимал, к чему ведет Артас. Этот разговор уже много лет начинался и заканчивался совершенно одинаково.

– Я расследовал один случай вблизи Нью-Йорка.

«Такой же случай, только в другом городе», – мысленно добавил Тариэль.

– Ты же знаешь, что этот регион – не твоя зона ответственности, – сладким голосом произнесла Ракель.

Тариэль не стал возражать.

– Есть какой-то результат? – продолжал расспрашивать Артас.

– Нет. – Тариэль вздернул подбородок – слегка, но остальные это заметили.

Поджав губы, Артас переглянулся с Ракель. Повисла тишина, и эта тишина пожирала Тариэля изнутри так же, как до этого энергия двери. Неудержимо и отвратительно.

– Завтра я продолжу поиски в Европе.

– Нет.

– Нет?

Эти слова прозвучали так неожиданно, что Тариэль едва сдержался. Уже много лет Артас в этом месте просто требовал через несколько месяцев предоставить следующий отчет.

– С этого момента ты больше не занимаешься поисками данной аномалии. Ради твоего же блага.

Ради его же блага. Если бы только Тариэль мог в это поверить. Он чуть не спросил, громко рассмеявшись, кто придумал эту неудачную шутку. Но вместо этого он лишь фыркнул, вглядываясь в лицо Артаса в поисках ответа. Ахру, наконец, поднял взгляд и заговорил:

– Тариэль, мне все равно. Но если что-то не удается, нужно уметь это отпустить.

– Если тебе интересно, у меня другое мнение. Мне нравится, что ты так отчаянно и упрямо мечешься по миру, как собака, которая ищет кость. – Тихий смешок Ракель сочился ядом.

– Вам кажется, будто я впустую трачу время. Будто я гоняюсь за чем-то совершенно банальным. – Его пальцы вцепились в обивку кресла, самообладание покинуло его, он больше не мог сдерживаться. Он слишком разозлился. Он почувствовал себя смешным. – Разве вы не помните, что произошло? К какой цели мы стремимся уже много лет?

– Конечно, помним, – ответил Ахру почти со скучающим видом.

– Мы ощущаем аномалию, возможно, более сильную, чем ты сам, Тариэль. Но она оказалась лишь мелким изъяном, который не менялся и не расширялся. При ее возникновении равновесие сильно нарушилось, об этом знаем мы все, но потом оно успокоилось и с тех пор оставалось неподвижным. Аномалия спит. Рано или поздно она исчезнет сама собой. Твою энергию следует расходовать с большей пользой.

– Артас, это пустые домыслы.

– За двенадцать земных лет нам не встретилось ничего необычного, что можно было бы связать с возникновением этой аномалии. У нас нет никаких зацепок, чтобы узнать, кто это или что это. А у тебя?

– Нет, – с тяжелым сердцем признался Тариэль.

– И мы не знаем, кто пробудил эту аномалию к жизни. Это мог быть кто угодно из Вечных, каждый может оказаться замешан. В этом уравнении слишком много неизвестных, слишком много неясности, чтобы искать ответ.

В его голосе не звучало черствости, по крайней мере явной, хотя выражение лица и язык тела пытались убедить Тариэля, что Артас его понимает.

– Мы – Хранители света и равновесия. Вы об этом забыли? – Тариэль не заметил, как во время разговора менялось настроение в зале. – Мне что, тоже сдаться? Вы этого от меня требуете?

– Дорогой, ты так любишь театральность. – Ракель разгладила складку на своем обтягивающем серебристом платье, которое ниспадало до самых ее босых ног.

– Мы хотим, чтобы ты оставил в покое этот вопрос. Мы не хотим будить то, что, скорее всего, находится в покое. Аномалия существует, и она велика, это мы знаем. Но ее устранение – не единственная наша задача. Мы не можем допустить, чтобы из-за наших действий она увеличилась. У тебя было двенадцать лет. Пора заканчивать.

Артас говорил жестко и напористо, не предполагая возражений, и все-таки Тариэль не мог с такой легкостью подчиниться, отказавшись от своих намерений.

– А если я не соглашусь?

Тут же все вокруг задрожало, послышались гулкие раскаты грома, хотя никто не двинулся с места. Из-под кожи Артаса заструился свет, который распространялся по комнате, пока не достиг Тариэля. Тариэль стиснул зубы от боли, пытаясь противостоять, но долго он не выдержал бы. Артас это знал. В следующее мгновение он рывком отозвал свою силу. Никакой дрожи земли, никакого свечения – все кончилось. Ни Ракель, ни Ахру это как будто вовсе не задело.

Посыл был ясен. Тариэль зашел слишком далеко.

Ахру протянул ему отчет.

– Сделай хоть что-нибудь полезное – прочитай вот эти бумаги. Мы должны проверить, сохранялось ли в этом году равновесие во всех остальных областях Земли. А также убедиться, что нам сообщают обо всех отклонениях.

Возня с бумагами. Разговор окончен.

Тариэля только что понизили в должности.

4
Мила

Особенный – это просто другое слово для «иного». Никто не хочет быть «особенным», «не таким, как все». Все просто хотят быть самими собой. Хотя это, конечно, намного сложнее, чем просто найти для себя какой-то ярлык – в этом Мила была абсолютно уверена.

Но чтобы быть собой, ей предстояло сначала найти себя. Она не переставала спрашивать себя о том, кто же она такая и как она стала тем, кем является сейчас. Что она собой представляет, когда ей не хватает стольких ответов, стольких воспоминаний?

Из чего на самом деле складывается человек?

Отпустив мысли на волю, Мила наблюдала за ними. Комната, в которой она находилась, была крошечной и тесной, с красно-коричневыми обоями, которые кое-где отслаивались от стены. Плотные шторы на узких окнах и скрипучая кровать. Матрас знавал лучшие времена, однако Мила удивительно хорошо выспалась. Хотя комната явно нуждалась в ремонте, она была уютной и, самое важное, чистой. Рядом с кроватью стояли буковый комод, украшенный резьбой, и столик. Из комнаты можно было пройти в крошечную ванную. Здесь было все, что нужно.

Неплохой отель в Старом городе с прекрасным видом на пражские крыши. Другие здания не заслоняли их.

Поначалу она хотела задержаться здесь на две недели или даже дольше. Было сложно сказать точнее, потому что она не знала, когда ей удастся реализовать свой замысел – и удастся ли вообще. И конечно, все зависело от того, насколько хватит ее сбережений.

Лежа на кровати, Мила повернулась на бок, и ее взгляд скользнул по фотографии, лежавшей на столике. Она нашла место, которое было на ней изображено, но не девочку. Нет – эти воспоминания оставались где-то далеко.

Прежде чем выбраться из кровати, она проглотила комок в горле и попыталась подбодрить себя. Сейчас ей так важно было собраться с силами.

Она проспала уже полдня. Усталость от путешествия вместе с событиями прошедшей недели, смертью матери и всеми последовавшими за этим тяжелыми решениями пропитала ее насквозь. И все-таки она не хотела больше лежать, впустую теряя время. Не для этого она сюда приехала. Нет, она должна, наконец, заняться поиском ответов.

Долгий горячий душ – вот что сейчас ей было нужно.

Она сбросила на пол одежду, которую носила со вчерашнего дня. Затем скрылась в ванной – в такой же тесной и по-спартански обставленной, как и остальной номер. Душевая кабина была маленькой, но Мила поместилась внутри. Она с усилием крутила заржавевший кран, пока вода не брызнула ей на кожу. Это оказалось очень приятно – согреться, смыть с себя пыль и грязь, казалось, что на какое-то мгновение поток воды словно уносил все заботы с собой. Ее длинные темно-каштановые волосы потяжелели от воды, стекавшей по плечам.

Мила помылась, отогнав все мысли, медленно повращала головой, помассировала шею. Она мылась до тех пор, пока напор в кране не начал слабеть, а вода не стала прохладной. Тогда она с тяжелым сердцем закрыла кран. Отодвинув в сторону шторку с цветочным узором, она взяла одно из сложенных стопкой полотенец. Стоя перед раковиной, подняла руку и протерла ладонью зеркало, чтобы посмотреть на себя. Светлая, ровная кожа, максимум пять или шесть веснушек на носу и изящные, тонкие, но с приятной пухлостью губы, которые слишком редко улыбались. Большие каре-зеленые глаза, обрамленные черными как смоль ресницами, чересчур похожими на мамины.

Иногда Миле отчаянно хотелось, чтобы другие могли видеть все те шрамы, всю ту боль, что она носила в себе.

После душа Мила перекусила в баре внизу и долго изучала путеводитель, хотя на самом деле уже давно знала его наизусть.

Ей нужна была улица Йиловска – там она рассчитывала что-то узнать. Улица, насколько Миле было известно, находилась в четвертом районе Праги. Если верить городской карте, там находился жилой квартал, сама же Йиловска была довольно длинной. Может, мама жила там, а может, знала кого-то оттуда? И какова вероятность, что, если это так, тот человек все еще живет там спустя столько лет?

Уже наступил ранний вечер, и у Милы так сильно урчало в животе, что она собралась с духом и решила отправиться на поиски ресторана. Весь день она строила планы, но не смогла набраться смелости, чтобы посетить то место, ради которого сюда приехала.

«Завтра», – пообещала она самой себе, заплетая волосы в свободную толстую косу, опускающуюся на правое плечо. Она сменила джинсы на черные, чуть прозрачные колготки, а потом надела темно-красное платье из плотной мягкой ткани. Оно доходило ей до колен. С тонкими бретельками, простое, в некотором роде изящное – ее любимое платье. Поверх она надела черное пальто. Обула доходящие до щиколотки сапожки без каблука, прихватила сумку. Мила никогда особо не любила надевать обувь на высоком каблуке, а сейчас ей к тому же предстояло расхаживать по булыжным мостовым. Напоследок она взяла фотографию, убрала ее в сумочку и вышла из отеля.

Солнце только что село, и Мила снова вспомнила о том, как приезжала сюда утром. Как она встречала восход, глядя в туман, как ее охватило странное чувство. И теперь, когда она шла от отеля в сторону моста и солнечные лучи уже не освещали город, она задумывалась о том, на что может решиться человек в промежутке от восхода до заката. Между двумя моментами, которые так сильно отличаются друг от друга и при этом одинаково прекрасны. Миле нравились и закаты, и восходы.

С наступлением вечера стало прохладно. Немногочисленные кучевые облака проплывали по небосводу – казалось, будто они вывалялись в банке с краской и теперь оставляли след на небе.

Как и утром, Мила прошла мимо Мостовой башни, а затем почти до середины моста. В общем-то, она не планировала снова приходить сюда. Но теперь она подумала, что надо найти на Малой Стране ресторан и попутно больше узнать о части города, находившейся на той стороне реки.

Почти что укоряя себя за это, Мила остановилась, чувствуя, как колотится сердце, снова достала фотографию и стала поворачивать ее так и эдак, сравнивая рисунок камней на фотографии с мостовой у нее под ногами. Но ничего не произошло. Расстроенная, Мила подавила возглас разочарования, глубоко вздохнула, стиснула губы и устояла перед искушением разорвать фотографию на мелкие кусочки и выбросить во Влтаву.

Чего она ждала? Чуда? Того, что случится что-то магическое и необычное и ей в одно мгновение преподнесут все ответы? Нет. Таких чудес не бывает. В этом мире нет ничего магического. «И это ты говоришь», – укорила она себя и тут же отогнала эти мысли прочь.

Мила проглотила ком в горле.

Она осторожно переложила маленькую фотографию в свой кошелек, а его убрала в сумку. Лучше хранить ее там. Затем она разочарованно повесила сумку на плечо, сунула руки в карманы пальто и хотела уже направиться дальше, но вдруг услышала шепот вдохновения. Люди замерли или замедлили шаг – Мила не понимала, в чем дело. Затем она заметила что-то уголком глаза и повернулась в этом направлении. Любопытство всегда было ей свойственно.

Фонари загорались один за другим, окутывая мост теплым светом, создавая особенную атмосферу. Чудесную, живую и таинственную. В старых фонарях замерцали огни, и Мила, зачарованно улыбнувшись, зашагала дальше. Темнота шаг за шагом наползала на город. Безжалостно и беззвучно она заставляла день отступить, требуя все больше места для себя. Дома окрасились в цвет сепии, краски блекли и ускользали. Желтый свет газовых фонарей словно проникал из другого времени и погружал Прагу в вечность.

«Я найду свои ответы и раскрою все тайны», – мысленно поклялась Мила. В этот момент, идя по Карлову мосту, она дала себе обещание. Она покинет Прагу только тогда, когда исполнит это обещание. Или когда у нее не останется другого выхода, кроме как от него отказаться.

Ее подошвы стучали по каменной мостовой. Скрестив руки на груди, Мила шагала вперед. Наконец она дошла до Малой Страны. Здесь тоже уже повсюду зажглись фонари, освещавшие улицы и старинные дома. Люди разговаривали, смеялись, проходили мимо Милы, держась за руки или взяв друг друга под руку, – некоторые из них медленно, другие торопливо. Ее порадовало, что среди них не оказалось ни одного Серого. Многие годы она боялась выходить из дома – слишком часто у нее возникало тщетное желание спасти Серого, обычно их вид действовал на нее подавляюще. Она слишком долго ухаживала за своей матерью – и все-таки недостаточно долго.

Почти сразу за Карловым мостом она повернула налево. Ей нравилась вечерняя прогулка, все, что она видела вокруг, свежий воздух. Мила осматривалась по сторонам, изучая архитектуру этой части города, то, как улочки, стены и дорожки складываются в единое целое, в чудесную картину.

В отеле ей сказали, что где-нибудь здесь она точно найдет ресторан. Но Мила не хотела бесцельно бродить по округе, так что она заранее выбрала один в путеводителе. Из этого ресторана должен открываться прекрасный вид на вечернюю Прагу.

Шагая вдоль Влтавы, Мила не сразу заметила, что, погрузившись в размышления, свернула не туда. Слева от нее был парк – она уже видела его на карте города. А ресторан остался с другой стороны.

Был вечер, уже стемнело. Мила не боялась темноты, но относилась к ней с уважением. Вот почему она не решалась идти через парк. Да, так она могла бы срезать дорогу. Она не хотела возвращаться назад, она уже устала и проголодалась, ей хотелось добраться до ресторана как можно быстрее. Поэтому она остановилась и осмотрелась по сторонам – но рядом почти никого не было видно. Пара человек чуть дальше, мужчина на другой стороне большого луга, возможно, еще одна женщина.

Внутренний голос спросил Милу: а что вообще может случиться? Но рядом с ним зазвучал другой, который с насмешкой ответил: все. И все же она подняла подбородок, запахнула пальто и вошла в парк. Песчаная дорожка негромко скрипела под ногами, деревья отбрасывали огромные тени, которые превращались в живые лица и жуткие гримасы, когда вечерний ветерок шевелил листья. Мила не хотела пугаться, но не всегда все выходит так, как хочешь. Внезапно ее настигло необычное ощущение – своего рода предчувствие. Поежившись, она обхватила себя за плечи, пытаясь прогнать его, и подавила желание немедленно вернуться. Тут же она спросила себя, почему не решила пойти более долгим, но безопасным путем. Ее дыхание заглушало все остальные звуки. Оно бесконечно громко отдавалось в ушах. Ее сердце забилось быстрее, а по затылку пробежали мурашки. Миле показалось, будто на нее смотрят, но, как ни старалась, не могла никого разглядеть.

«Идти дальше или вернуться?» – промелькнула мысль. Мила все ускоряла шаг. Пройдя еще несколько метров, она резко остановилась. Она точно должна повернуть назад! Она не знала, где кончается парк, а с подобным предчувствием идти дальше безрассудно. Она сосредоточилась на том, чтобы дышать медленно и размеренно. Пока не успокоилась настолько, что стала различать тихие голоса, раздававшиеся вдалеке.

Здесь никого не было.

В последний раз она глубоко вдохнула и заставила себя двинуться назад, но не побежать и не видеть опасность в каждой тени. Но потом… Мила резко обернулась. Все ее мышцы напряглись, щеки пылали.

Ей нужно немедленно убираться отсюда.

Все ее сознание поглотила одна мысль.

Беги, Милена!

Внезапно перед ней появилась выпрыгнувшая из тени человеческая фигура. Незнакомец схватил ее сумку. Мила увидела его в момент, когда было уже слишком поздно. Пытаясь вдохнуть, она открыла рот, не в силах издать ни звука, и застыла перед ним. Ее ноги словно вросли в землю, она не могла сдвинуться с места. Крепко вцепившись в ее руку, незнакомец потянул ее вперед. Наконец Мила сбросила с себя оцепенение и начала сопротивляться.

У нее в голове была только одна мысль: только не сумка! В ней лежала фотография. Деньги и паспорт ее не волновали. Но фото…

Мила стиснула зубы, напрягла все мышцы и изо всех сил пыталась не поддаться. Ни вору, ни страху.

Мужчина был чуть выше ее. Он натянул шапку на лицо, так что Мила могла разглядеть лишь высокие скулы и весьма выразительный нос. Фигура у него была жилистая, скорее тщедушная, чем мускулистая, но этого Мила почти не заметила, потому что он был достаточно силен, чтобы ей приходилось бороться изо всех сил.

– Дай сюда! – рявкнул он, но Мила лишь замотала головой. Он снова и снова пытался выдернуть сумку у нее из рук. Незнакомец двигался неуклюже, словно в панике. Миле удалось высвободить руку из его хватки. Вор гулко, злобно зарычал. Вместо того чтобы и дальше пытаться выдернуть сумку, он шагнул вперед и изо всей силы ударил Милу в плечо, так что ей пришлось опустить сумку на землю. Девушка упала на колени. Она хотела закричать, обругать его, но не смогла вспомнить ни единого чешского слова. В ее плече билась такая сильная боль, что стало трудно дышать.

Она не боялась боли, она боялась потерять фото. Оба чувства неожиданно смешались у нее внутри, пульсируя и превращаясь во что-то, что согревало ее изнутри и заставляло действовать.

Тепло, которое на самом деле было холодным, как лед.

Мила повернула голову и посмотрела в лицо незнакомца, собираясь плюнуть в него, но тут она увидела нож. Вор подошел ближе. Рядом не оказалось никого, кто мог бы ей помочь. Она попыталась закричать, но осеклась, когда он поднес нож к самому ее носу.

– Дай мне сумку, уродина! – крикнул он, и в этот момент тепло, скопившееся внутри Милы, словно взорвалось и вырвалось наружу из ее тела, будто жидкая лава. Незнакомец резким движением вырвал сумку у нее из рук – рывок отозвался во всем теле. Мила медленно поднималась на ноги, не отрывая взгляда от лезвия ножа, дрожавшего у ее лица.

Что-то изменилось.

Она схватила незнакомца за запястье. Не задумываясь, быстрым и точным движением. Она крепко держала его, сжимая пальцы. Дрожь исчезла. Краешком сознания Мила ощутила это изменение и внезапно подумала:

«Вот бы он убежал».

Ее взгляд скользнул по вору. Заглянув в его глаза, она увидела, как злость и надменность превращаются в них в чувство, которое она до этого ощутила в самой себе: страх. Мила хотела выпустить его запястье. Вор, не переставая, дергал рукой, пытаясь высвободиться, но ничего не выходило. Мила без труда удерживала его, сжимая пальцы все сильнее. Наконец сумка с глухим стуком упала на землю, перепачкавшись в пыли и грязи. Незнакомец пытался вырваться. Он уже выпустил нож, но Мила по-прежнему не могла пошевелиться.

Ей было ужасно жарко.

Она пристально смотрела на него, боролась с ним и с собой. И вдруг мужчина, стоявший перед ней, стал серым… Серым.

Внезапно ее пальцы расслабились, она качнулась назад, и вор тут же убежал – без сумки, но с немым криком на губах.

Мила стояла неподвижно, слушая, как шумно бьется сердце – словно кто-то в монотонном ритме колотит кулаком по толстой двери. Ее пальцы разжались, руки ослабели и безвольно повисли вдоль тела, которое начала бить дрожь.

Ей было холодно. Ужасно холодно. Осознав это, она с трудом сглотнула и нахмурилась. Мысли метались. Только что все было совсем иначе. Что произошло?

Холод пробирал все ее тело. Она пошатнулась и опустилась на землю. Какая-то птица звала своего спутника, и ее тихое, одинокое чириканье заполнило ночь. Милу окружила темнота.

Кажется, она простояла на коленях посреди парка половину вечности. Мила точно не знала, как долго. Она смотрела вслед незнакомцу, который был уже далеко, она ждала, пока ее тело перестанет дрожать и снова начнет подчиняться ей.

– Это шок… просто шок. Все в порядке, – прошептала Мила, наконец собравшись с силами, чтобы встать. С третьей попытки у нее получилось. Ноги словно онемели и казались тяжелыми. Она поспешно подошла к сумке, схватила ее и проверила, на месте ли кошелек и в нем ли фотография. Когда пальцы наткнулись на нее, Мила облегченно вздохнула.

Охотнее всего она свернулась бы клубком, оставшись тут до утра. Но этой слабости она себе не позволит.

Не здесь и не сейчас.

Плечо болело. Осмотрев себя, она тяжело вздохнула. Колготки порвались и пришли в полную негодность, как и обувь, и подол пальто. Нужно убираться отсюда. Прижав сумку к груди, она пошла обратно. Один шаг, другой, а потом она резко обернулась – и увидела незнакомца.

На этот раз Мила по-настоящему закричала. Она испугалась так сильно, что чуть не уронила сумку, и, спотыкаясь, отступила назад. Это было чересчур. Все это было уже чересчур.

Хаос охватывал ее мысли – потрясение, страх и упрямство смешивались друг с другом, и ей казалось, что мышцы вот-вот сведет судорогой.

Большие, теплые руки схватили ее, крепко сжали и помогли устоять. Неожиданно приятный голос произнес:

– Не бойся.

Мила рискнула поднять голову и посмотреть на этого человека. – У тебя все в порядке?

Лицо ее собеседника было полностью скрыто тенями, но его присутствие странным образом успокаивало. Она глубоко вдохнула и кроме свежего воздуха ощутила еще один запах. Запах, которого она не знала, которого никогда раньше не чувствовала.

«Если бы у тепла был запах, – подумала она, – таким бы он и был».

Мила была слишком слаба, чтобы бороться или убежать, и к тому же не знала, какой из двух вариантов окажется более правильным. Поэтому она просто смотрела в лицо второго за сегодняшний вечер незнакомца. Усталость потянулась у нее внутри, как кошка, ей больше всего на свете хотелось свернуться клубком. Адреналин схлынул, она полностью израсходовала его, и в ее голове воцарилась абсолютная пустота. Только сумка… Сумку она не отдаст.

– Все в порядке? – снова спросил голос, и Мила только сейчас осознала, что незнакомец держит ее за руки. Его теплые ладони держали ее крепко, но не слишком. И все-таки Мила отодвинулась, потому что от его ладоней исходило какое-то странное ощущение. Словно статический заряд. По коже пробегали мурашки – особенно по пострадавшему плечу.

Попытавшись произнести что-то пересохшим ртом, Мила откашлялась и наконец ощутила, что в состоянии ответить. По меньшей мере, ей так показалось. Она шевельнула губами, пытаясь сказать «да». «Да, у меня все в порядке». Но у нее ничего не получилось. Это была бы ложь. Поэтому она молчала, стиснув зубы, и спрашивала себя, нормально ли будет, если она просто оставит его тут стоять и уйдет. Она просто хочет оказаться подальше отсюда.

– Можно, я тебя немного провожу?

Мила едва не рассмеялась. Еще один вопрос, на который она не может ответить. Вопрос, ответ на который одновременно «да» и «нет». Можно ли ему? Конечно, кто ему запретит. Хочет ли она этого? Честно говоря, нет. Она хотела остаться одна. Но, если отвечать еще честнее, одиночество – последнее, чего она хотела.

Так что она только кивнула – и он принял ее согласие.

Они молча вышли из парка, по пути им встретилась пара человек. Постепенно Мила дышала все свободнее. Только когда они уже подходили к мосту, Мила рискнула повнимательнее рассмотреть своего спутника. Он был примерно на полголовы выше ее и излучал уверенность в себе. Он казался одновременно спокойным и внимательным. Утонченные, округлые черты лица – никаких резких линий; очень острый нос и чуть заостренный подбородок. Наиболее примечательной приметой его внешности были волосы – почти белоснежные. Ему это шло. Наверное, ему было около двадцати пяти лет, не меньше. Продолжив рассматривать его дальше, она едва смогла скрыть удивление. Белая рубашка, светлые брюки, светлые ботинки. Он почти что светился в темноте.

– Мне покрутиться перед тобой? Чтобы ты меня рассмотрела со всех сторон?

Услышав эти слова, она вздрогнула: они застали ее врасплох.

– Спасибо. Но в этом нет необходимости, – ответила Мила.

Он посмотрел на нее. Светло-карие глаза, если ей не показалось. Почему-то она этого не ожидала. Он слегка улыбнулся, словно мог расслышать ее мысли.

– Кстати, меня зовут Мила. – Она снова посмотрела вперед. Они как раз дошли до Карлова моста. – Спасибо, что захотел мне помочь… помог мне.

– Не за что.

Мила застыла на месте.

– Дальше я и сама дойду.

Это была полуправда. Хотя его присутствие придавало ей уверенности, оно в то же время заставляло Милу нервничать. После попытки нападения ей не хотелось, чтобы незнакомец узнал, где она остановилась.

– Будь осторожна, – с серьезным видом сказал он.

Мила попыталась изобразить улыбку, кивнула и двинулась вперед. Только пройдя несколько шагов, она осознала, насколько невежливо себя повела.

Его имя. Она так и не спросила, как его зовут.

Застыв на месте, Мила обернулась.

– Простите, я…

Но его там уже не было.

5
Ашер

Огонь горел в камине, распространяя вокруг уютное тепло. Яркие языки пламени, облизывая камни, тянулись вверх. Мерцающий свет и потрескивание горящих дров успокаивали Ашера. Держа в руке бокал красного вина – который был украден из подвала у Цето, – он откинулся назад в большом, старом и удобном кресле. Он элегантно закинул ногу на ногу. Вокруг него в такт колебаниям пламени танцевали тени. Пахло дымом и пеплом: Ашеру нравился этот запах.

Вино в его руке казалось чем-то особенным – не только потому, что оно было весьма примечательного урожая, но и потому, что Цето всегда добавлял в вино какие-то особые пряности. Насыщенный вкус, но при этом приятный и мягкий.

Ашер улыбнулся, поднес бокал ко рту и сделал глоток. Цето явно подпалил бы ему пятую точку – буквально – или подложил бы ядовитую змею в кровать, как в прошлый раз, как только он заметил бы пропажу этой бутылки. Это его любимое вино. Выводить Цето из себя было одним из любимых занятий Ашера.

Пока Ашер наслаждался этими мыслями в той же степени, что и вином, дверь в его покои внезапно отворилась.

Ашер слишком часто поминал Цето.

– Когда-нибудь я отравлю свое вино, только чтобы увидеть, как ты медленно и мучительно задыхаешься, – донесся голос от дверей.

– Твоя тщательно скрываемая улыбка доказывает, что твои слова лгут. Мне мерещится или я вижу ямочку на щеке? – Ашер показал куда-то в сторону лица Цето. – Мы оба знаем, что тебе будет меня не хватать.

– Скотина!

– Сам такой. – Ашер, самодовольно улыбаясь, поднял бокал, приветствуя гостя. Тот скрестил руки на груди и раздраженно закатил глаза.

– Когда украдешь что-нибудь в следующий раз, не оставляй на месте преступления этих двух слюнявых созданий, – выругался Цето, а затем отступил в сторону, освобождая дорогу еще двоим.

Ашер негромко вздохнул и наморщил нос. Пан и Мим. Кажется, он забыл эту парочку в подвале.

– Похоже, я старею.

– В первую очередь ты с каждым столетием становишься более невыносимым и надоедливым.

– Присядь. – Ашер показал рукой налево от себя, где из ничего тут же возникло кресло. – Не хочешь глоток вина? Настоящий деликатес!

Закрыв за собой дверь, Цето прищурился, а затем подошел к Ашеру.

– Не заходи слишком далеко, братец.

Ашер, возможно, принял бы его угрозу всерьез, если бы рядом не оказались Мим и Пан. Но он лишь громко рассмеялся, глядя, как оба крутятся у Цето под ногами. Тот потерял равновесие и наконец плюхнулся в кресло по соседству с братом. Ашер был вынужден признать, что уже привык к этим двум круглым меховым созданиям, которых сотворил только в прошлом году. Они выглядели как головы на четырех ногах, покрытые совершенно черным мехом, с маленькими ушками и огромными глазами, которые казались почти что милыми, и узким ртом, из которого постоянно текла слюна. Тут явно что-то пошло не так – особенно с лапками, которые были едва заметны.

«По крайней мере, они несовершенны только в этом состоянии», – сказал себе Ашер. Он наклонился вперед и погладил Мим. От ее меха поднимался тонкий черный дым, который тут же исчезал. Издав смесь урчания и рычания, она тут же принялась слюнявить итальянский ботинок Ашера, и ему пришлось отодвинуть ногу. Тьфу. Хотя он, будучи Вечным, мог создавать вещи из ничего, ему нравилось то и дело приобретать что-нибудь обычным человеческим путем, ходить в магазины или шататься по рынкам. Эти ботинки стоили целое состояние.

– Черт побери, Мим! Может, мы придем к какой-нибудь договоренности насчет всей этой слюны и слизи?

Маленький меховой клубок скривил пасть, грустно посмотрел на него и прогнусавил что-то невнятное. Мим не умела произносить членораздельные слова. Одного взгляда на Цето было достаточно, чтобы понять, что он явно желает ему худшего. Пан забрался ему на голову и уселся, вытянув короткие ножки перед собой, и радостно улыбнулся. Насколько это позволяла ему пасть. Длинный язык свешивался наружу, мех дымился, зверек довольно урчал. Нитка слюны грозила через несколько секунд упасть на волосы Цето.

– Неужели ты не можешь воспитать их обоих?

– Это безнадежно. Сам не хочешь попробовать? – Ашер налил бокал вина и протянул его Цето.

– Даже не думай. Я еще не настолько устал от жизни.

– Верно. И при этом необычайно мудро.

Они подняли бокалы друг за друга.

Ашер был единственным, от кого Мим и Пан могли терпеть упреки, наказания или приказы. Он создал их.

Из золотой вечности – или, как ее еще называли, из эфира. Из энергии, которая пронизывала этот мир и весь остальной универсум. Которая была внутренне присуща Вечным. И еще из пепла, дыма, огня, частицы самого себя и особой добавки, которую он добыл много столетий назад. Они были уникальны, и никто не знал, можно ли их на самом деле считать тем, чем они казались. Это оказалось сложное заклинание, но у него получилось – Мим и Пан стали тому доказательством. Ну, по крайней мере, если знать, на что они способны. В прошлый раз, когда Цето попытался их отчитать, пробудилась их исконная сущность, и это встревожило даже самого Ашера.

Существовал только один способ убить Вечного навсегда и необратимо, неважно, стоял ли он на стороне света или на стороне тьмы. И это было оружие, выкованное из эфира. Только немногие были способны его создать.

Мим и Пан были таким оружием.

Их зубы были словно отравлены. Нанесенные ими раны не исцелились бы сразу у Вечных – на это ушло бы время, а при серьезной травме… они могли оказаться смертельными. Жить вечно не значит быть бессмертным. Они не были бессмертными в подлинном смысле слова.

– Ну так что привело тебя сюда? Кроме вина и этих двух слюнявых комков шерсти?

Пан, сидевший на голове Цето, засопел, нитка слюны наконец достигла его волос. Цето поморщился, отпил глоток вина и подавил желание тряхнуть головой – так он разбудил бы зловредное создание.

– Мои темные лазутчики, – заговорил он серьезно и тихо, наблюдая за тем, как пламя в камине лижет остатки дерева. Сегодня они роятся вокруг меня, как лемминги.

– Такое часто случается, в этом нет ничего особенного, – Ашер пожал плечами, но Цето повернул голову, насколько это было возможно, и пристально посмотрел на брата.

– Верно. Но в этот раз случилось кое-что новое, и я хочу об этом тебе рассказать.

– И в чем же дело?

– Тариэль, – коротко сказал Цето, и Ашер тут же оцепенел.

В то же мгновение еще не прогоревший огонь почти потух, превратившись в жалкий язычок пламени. Ашер снова вдохнул в него жизнь. Он сделал глубокий вдох, и пламя резко вспыхнуло, взметнулось вверх, чуть не охватив камин, а затем вернулось к своему прежнему размеру. Испугавшись, Мим покрепче прижалась к ноге Ашера. Он наклонился вперед, чтобы поставить бокал на столик. По нему было видно, что он крепко о чем-то задумался. Тени в комнате стали темнее, воздух – холоднее, тепло, исходившее от пламени, было бессильно против энергии Ашера, которую он сам с трудом контролировал.

– Интересно.

– Ничего не хочешь добавить?

– Где его заметили?

– В Праге.

Ашер сухо рассмеялся.

– Столько столетий он держался скрытно, защищался своей энергией, что можно было даже предположить, что он спрятался. И что теперь? Он снова появляется, вот так вот запросто, без защиты, не пытаясь замаскироваться, и показывается в человеческом мире? Удивительно, не так ли? – размышлял он вслух.

– Не хочешь отомстить?

– Месть, – хрипло прошептал Ашер с отсутствующим видом. – Я уже, насколько это было возможно, примирился со случившимся. Не то что я и правда готов был его простить… – Он на мгновение задумался. – Месть. Я и правда думал, что выше этого. Полезно узнать, что я могу ошибаться.

Размышления и воспоминания о прошедших днях грозили захватить его, пробудив ту всепоглощающую ярость, которую когда-то в нем пробуждал Тариэль. От которой он так и не избавился.

Покачав головой, он расстегнул пиджак и снял его, а затем аккуратно положил его на подлокотник и снова откинулся назад. Мим хотела было запрыгнуть ему на колени, но у нее получилось только с третьей попытки. Она от души зевнула, а затем свернулась клубком.

– Итак, ты хочешь отомстить, – произнес Цето. – Почему же Светлый Вечный был так неосторожен?

– Тариэль не стал бы рисковать просто так, выдавая свое присутствие Темным.

– Человеку.

– Что?

– Он явился какой-то женщине.

– А это превращает просто интересную информацию в совершенно исключительную. С какой стати Тариэль явился смертной? Он всегда боялся нарушений равновесия, аномалий и вмешательств любого рода. С чего же он пошел на такой риск? И почему именно сейчас?

– Не знаю, – пришлось признаться Цето.

Глядя в огонь, Ашер позволил своим мыслям блуждать. Он не мог увидеть никакой взаимосвязи.

– Что ты задумал?

Рот Ашера скривился.

– Думаю, мне предстоит путешествие.

Ночь была ясной. Казалось, будто они сидят в засаде, наблюдая за тем, что происходит под небосводом, а полная луна светила им, как фонарь.

Вид отсюда сверху был превосходный. Прага всегда оказывалась в числе любимых городов Ашера. Ему нравилось это необычное, наполненное красотой место – со своим очарованием и характером. Неидеальной, но чистой, первозданной красотой, которая проявлялась, несмотря на острые углы и резкие очертания. Прага была из тех мест, где энергетические потоки особенно чувствовались, пульсировали под городом сильно и отчетливо, как вены, ведущие к сердцу.

Держа руки в карманах, Ашер непринужденно прислонился плечом к дымовой трубе на одной из крыш и посмотрел сверху вниз, на Влтаву. Он уже пытался выследить Тариэля. Пока что безрезультатно. Лазутчики Цето тоже ничего не видели, хотя они сидели в каждом темном углу и могли видеть все. Это были тени города, тени любого предмета, тени в каждом углу. Они пробуждались к жизни и подчинялись приказам Цето. В смертном мире они становились его глазами и ушами.

Может, этот трус спрятался снова? Нет, в это он не верил. В этом не было бы никакого смысла. Впрочем, разве в других его поступках он был? Но, как обычно, как бы Ашер ни ломал голову, он не находил никакого объяснения тому, почему Тариэль решил появиться именно сейчас. И более того, показаться человеку. Тариэль не является людям. Никогда. Потому что он так сильно переживал за этот мир, за вселенную и за хрупкое равновесие, что всегда держался от людей на расстоянии. Он не участвовал в жизни смертного мира, а лишь наблюдал за ним, живя в сфере света, как отшельник.

Когда-то все было иначе.

Вспомнив о прошлом, Ашер стиснул зубы так сильно, что они скрипнули. Может, Тариэль потому и спрятался. Он больше не ненавидел Тариэля за случившееся. Ненависть была слишком сильным словом, слишком сильным чувством, а он ничего подобного не испытывал. Крайности, неважно какой природы, были опасны. Но он хотел, чтобы Тариэль искупил то, что совершил.

Ашер пробудил свою силу, воззвал к ней и позволил ей течь сквозь него. Она разрасталась, и вот его зрение стало невероятно острым, он все полнее осознавал, что его окружало. Теперь он мог без усилий различить энергию, которая четкими линиями охватывала всю планету.

– Где же ты прячешься? – прошептал Ашер в темноту, скользя взглядом по ночному городу.

Улица за улицей, переулок за переулком. Уже решив, что на сегодня поисков хватит, он вдруг замер. Улыбка расползлась по его лицу, а все тело расслабилось. Ашер начал медленно отводить свою энергию, снова успокаивать ее и брать под контроль.

– Привет, Тариэль. Старый приятель. – Последние слова сочились сарказмом, и его ухмылка стала еще шире. – Что же ты задумал?

Он это выяснит. Любопытство – его главная страсть, и он слишком сильно наслаждался им, чтобы себя сдерживать.

Вынув руки из карманов, Ашер оторвался от трубы и отряхнул пыль с пиджака. Медленно провел рукой по своей короткой бородке. Прошелся до края крыши. Всего парой улиц дальше он обнаружил Тариэля, который неподвижно стоял на углу, скрестив руки и прислонившись к стене. Хорошо защищенный.

Коротким движением расправив плечи, Ашер призвал крылья. Частицу за частицей, атом за атомом материализовывались, образуя перья, кости и мышцы. Из ничего возникали дым и золото, которые превращались в абсолютно черное оперение невероятного размаха. Он использовал материю вокруг себя, ту, что связывала мир, и переделывал ее по собственному желанию.

Его спина отчетливо ощущала вес крыльев. Нижние перья затрепетали на ветру, когда Ашер элегантно поднял крылья, расправил их и шагнул с края крыши. Мощным взмахом он взмыл над землей, набрал высоту, еще раз взмахнул крыльями и полетел в сторону Тариэля.

На таком небольшом расстоянии он мог бы с тем же успехом телепортироваться. Но он слишком наслаждался полетом, чтобы так поступить, – наслаждался ветром, свободой, ощущением счастья, которое пронизывало его. Поэтому он использовал любой повод полетать. Кроме того, он был, может, и старым, но не идиотом. Со временем все больше и больше узнаешь о себе и о своих способностях. Телепортация была удобной, но все же стоила энергии. Если бы он телепортировался без усилительного поля или портала, в исходной точке пришлось бы оставить частицу себя. Потом она стремилась бы вернуться, притягиваясь к нему как магнитом. И чем дальше, тем дольше он не обладал бы своей силой в полной мере. И чем чаще телепортируешься подобным образом, тем больше вероятность стать легкой мишенью.

Ашер пролетел по дуге, приземлился на крышу над Тариэлем и подошел ближе, чтобы не выпускать его из виду. Совершенно беззвучно он продвинулся вперед, позволил крыльям раствориться в воздухе и попытался понять, чем именно занят Тариэль. Он стоял внизу совершенно неподвижно. Ашер проследил за его взглядом. Похоже, он наблюдал за чем-то на другой стороне улицы. Но за чем? За людьми?

Как скучно! Нет, тогда давайте лучше…

Телепортироваться на несколько метров, с крыши, чтобы оказаться прямо перед Тариэлем, не было для него проблемой. Так что не прошло и пары секунд, как Ашер полностью материализовался. Ему не пришлось окружать себя защитным полем, потому что люди были слепы, даже если смотрели вокруг широко открытыми глазами. Они примут эту картину за мираж, за ночной обман зрения или вообще ничего не заметят, потому что она исчезнет слишком быстро.

Ожидая реакции Тариэля, Ашер поправил костюм.

– Ашер, ты мог бы спокойно помахать мне сверху, – произнес Тариэль, не оборачиваясь. Его голос звучал грубо, недружелюбно, но Тариэль не повышал тона.

Ашер подавил смешок. Насколько он не выносил Тариэля, настолько же он наслаждался возможностью вывести его из себя. Этого прошедшие столетия, похоже, не изменили.

– Ага, мог бы. Мне, пожалуй, стоило бы поучиться у тебя манерам. – Он произнес это дружелюбно, но в его голосе прозвучала какая-то странная интонация, словно блеснуло острие ножа, которым он хотел не столько поранить, сколько спровоцировать своего собеседника. Ашер не планировал быстро убивать Тариэля. Сначала ему нужна была информация. А может, он даже немного поиграет с ним после этого, пока страх и отчаяние не уничтожат его.

Тариэль оторвался от стены, повернулся и пристально посмотрел на Ашера. Внезапно тот с возмущением осознал, что это доставило ему известное удовлетворение. Даже если он не узнает, что затеял Тариэль, то явно получит удовольствие от этой неожиданной встречи.

– Что тебе здесь нужно? Как ты меня нашел, я тебя даже не спрашиваю. – Он понял, что тени ожили и могут за ним наблюдать, когда они стали недостаточно быстро убегать при его приближении.

– Захотелось навестить старого друга.

Против этого аргумента ему вряд ли найдется что-то возразить. Тариэль был, пожалуй, последним, кого Ашер мог бы упрекнуть в непонимании того, что такое дружба. Не его. Никогда. Они были друзьями уже так много лет, несмотря на различия между ними, они вместе поддерживали равновесие, доверяли друг другу. Пока один из них не обнаружил, что доверие может быть разрушено очень быстро – как и дружба. Что они могут причинить друг другу боль и что ничего вечного на самом деле нет.

Ашер поднял подбородок, хотя он и так был выше Тариэля, самодовольно усмехнулся и встал прямо перед ним.

– А теперь я тебя спрошу. Что тебе здесь нужно?

– Тебя это не касается, Темный. Убирайся туда, откуда пришел.

Послышался гул – громкий, глубокий, пугающий и совершенно незаметный для людей. За исключением, быть может, тех, кто был близко к вечности. Контуры Ашера расплывались, превращались в дым, а затем в золотые мерцающие линии. Тариэль слегка вздрогнул, но не отступил. Такой же безрассудный, как обычно.

Несколько секунд спустя Ашер снова успокоился, вернул себе самообладание и взял свою силу под контроль. Не говоря ни слова, он прошел мимо Тариэля, с любопытством заглянул за угол, не заметил ничего, заслуживавшего внимания. Маленькое кафе. Сплошные старые здания. Среди них лишь кафе излучало теплый свет.

– Что бы ты ни задумал, я слежу за тобой.

6
Мила

Первые дни на родине Мила представляла себе иначе. Может, она рассчитывала, что все будет несколько проще, но прежде всего она не ожидала, что ей станет так страшно. Она не предполагала, что вопросов у нее появится еще больше, чем раньше.

Несмотря на все это, она не собиралась сдаваться. Ей больше не хотелось видеть кошмарные сны – ни из-за своего проклятья, ни из-за того, что случилось с матерью. И уж точно не из-за чужака, который хотел украсть ее сумку и стал серым у нее на глазах. Пытаясь прогнать из памяти эту картину, она на мгновение зажмурилась так сильно, что стало больно. Она не могла объяснить, что случилось, но в глубине души понимала – и это ее пугало.

Мила должна разобраться, как узнать все и при этом преодолеть свои страхи. Она хотела бороться, искать и находить.

Но когда Мила пришла на улицу Йиловска и увидела, насколько та длинная, она едва не разревелась от отчаяния. Улица была застроена панельными домами. В Праге их немного, но здесь они выстроились в ряд. Мила не могла даже предположить, сколько человек живет в каждом из них. Шестьдесят, а может, и больше. Если ей повезет, меньше. Было ясно одно: если она возьмется за дело сегодня и позвонит в первую дверь первого дома в начале улицы, ей придется повторять это снова и снова, пока она не найдет ответ. Даже если для этого ей придется пройти улицу до конца, до последней двери последнего дома.

Если бы справочная служба здесь, в Чехии, была хоть чуть-чуть доступнее или давала более подробную информацию, она обратилась бы прямо туда. Но теперь на поиски понадобится много дней.

Мила подняла лицо к небу и закрыла глаза. Солнце согревало ее. Сегодня был прекрасный день.

Держа в руках сумочку с пожелтевшей фотографией матери, она двинулась вперед. Подойдя к первому зданию, Мила решила пройти его снизу вверх. Если в какой-то квартире никто не откроет, она вернется на следующий день и попробует снова.

Прежде чем позвонить в первую дверь, Мила расстегнула куртку. Она вспотела, вероятно, больше от волнения, чем от жары. Пальцы слегка дрожали при нажатии на маленькую кнопку домофона. Мила вздрогнула, когда послышалось жужжание и входная дверь открылась. Дверь одной из квартир на первом этаже открылась. В проеме показалась какая-то женщина.

– Dobrý den! – доброжелательно поприветствовала ее Мила и подошла ближе. – Простите за беспокойство, но не знаете ли вы случайно эту женщину? – Мила показала ей мамино фото. – Возможно, она жила в этом доме или где-то неподалеку примерно двенадцать лет назад, или у нее были здесь друзья. Ее звали Зузана Церник.

Возможно, эта женщина средних лет была слишком молода или жила здесь недавно, а может, мама с Милой вообще жили в другом здании. Так много вариантов.

Незнакомка внимательно всмотрелась в фото, а потом, сжав губы, посмотрела на Милу и покачала головой. «Это только начало», – сказала себе Мила и направилась к следующей двери. Она позвонила, подождала, и, когда ей открыл мужчина средних лет, она поприветствовала его и повторила ему те же слова. Он подозвал свою жену, та тоже взглянула на фотографию, но ни он, ни она не знали маму Милы. В следующей квартире ей открыла симпатичная девочка со множеством веснушек и дыркой между передними зубами. Мила сказала ей «привет» – дружелюбно, хотя и с тяжелым сердцем. Девочка была Серой. Такая молодая и такая серая. Мила прерывисто вздохнула. За время своего поиска ей предстоит встретить стольких Серых. В этом она была уверена. И этого ей не хотелось. Больше никогда. Она не хотела видеть их. Знать, что случится ужасное, и не иметь возможности что-то изменить – настоящее проклятье.

Проклятье, которое напоминало ей о том, как важно довести дело до конца. Напоминало ей о цели. Поэтому Мила двигалась дальше, от двери к двери.

Снаружи начался дождь. Несильный, просто легкая морось. В полуостывшем чае, стоявшем перед Милой, плавали кусочки лимона и свежие листики мяты. Сделав большой глоток, она осмотрелась по сторонам. Вечером атмосфера в кафе изменилась. Теперь оно походило на весьма уютный бар, заведение с собственным характером. Мила нашла это кафе сегодня, отправившись на разведку по Малой Стране.

На недостаток посетителей тут не жаловались, но и переполненным кафе не назовешь. Мила медленно размешивала ложкой чай. Почему-то это монотонное движение успокаивало ее и помогало привести мысли в порядок.

Мила устала, надежда таяла с каждым днем. Снова и снова она приезжала на улицу, название которой записала ее мама, и звонила в двери. Спрашивала, не знают ли жильцы кого-то, не помнят ли ее и не могут ли ей помочь. «Ne, je mi líto». Это предложение Мила слышала так часто, что слова начали причинять ей боль. «Нет, мне очень жаль», – говорили все эти люди. Или просто качали головой и закрывали дверь у нее перед носом. Иногда равнодушно, иногда с искренним сочувствием.

Так много людей, а ответа не было ни у кого из них. Ни у кого.

Сегодня она решила устроить себе выходной и не пошла туда. Вместо этого она отправилась в библиотеку, в «Národní knihovna Cěské republiky»^[1], и принялась искать там книги о проклятьях, старые сказания и легенды, в основном чешские, и все, что было связано с серым цветом. Она копалась в архиве, в уставленных книжными шкафами коридорах, но ничего не нашла. Ничего, что хотя бы отдаленно походило на ее проклятье.

Ее мысли невольно перешли от размышлений о поиске ответа к воспоминаниям о ночи в парке – что случалось уже не в первый раз. Она и сейчас с трудом могла поверить, что все кончилось хорошо. Даже боль в плече вскоре исчезла. Физически на ней не осталось никаких следов, но ее сознание не могло отвлечься от размышлений о случившемся. Конечно, это могло произойти где и когда угодно. Не повезти может любому человеку, где бы он ни находился, это совершенно очевидно. Но лучше ей от этого не становилось.

Только сегодня Мила нашла в себе силы выйти за пределы Старого города и снова пересечь мост.

«Трусиха», – упрекнула она себя, хотя толку в этом особого не было. Некоторые страхи приходится преодолевать постепенно, бережно и тщательно отодвигая их в сторону. Она могла бы честно признаться себе, что причиной ее беспокойства был вовсе не случай на Малой Стране. Нет, ее задело кое-что другое.

Как наяву она вспоминала чувство, охватившее ее той ночью, и жар, который превратился в абсолютный холод, в одно мгновение уничтожив ее страх перед незнакомцем. Это чувство было таким… необычным. Мила нахмурилась. Да, необычным. Ей показалось, будто что-то выросло внутри нее, и внезапно оказалось, что она больше не одна – внутри самой себя. Это нечто будто принадлежало ей и одновременно не принадлежало. Если бы только она могла это описать.

С тех пор что-то изменилось.

Ты сходишь с ума, это звучит как абсолютная чушь!

Слабо покачав головой, она прикусила губу. Но ведь так все и было – или нет? В одно мгновение вор превратился в Серого. Именно так, а до этого он Серым не был, и это значило…

Она коротко покачала головой и с трудом сглотнула. Нет, должно быть какое-то другое объяснение.

Рука Милы застыла, перестав мешать чай в стакане, когда дверь кафе распахнулась и Милу окатил порыв свежего воздуха.

Она посмотрела на новых посетителей и уже хотела отвести взгляд, но это оказалось невозможно. Она сидела, потрясенная, и смотрела – на него и его спутника, – и не могла поверить, что снова встретила его. Не решаясь заговорить с ним, поблагодарить его и спросить, как его зовут, она неподвижно застыла на стуле и только смотрела на него. Его лицо было словно высечено из камня. Здесь, в приглушенном освещении кафе, она могла рассмотреть его лучше, чем в ночной темноте. Волосы у него были светлее, чем ей показалось тогда; короткие и хорошо уложенные. Она отметила, что у него слегка заостренный подбородок. Незнакомец хмурился, и из-за этого его лицо казалось напряженным.

Он не улыбался. На этот раз он был в простых джинсах, свитере, обычных ботинках – ничего белого, не то что той ночью. Мила слегка наклонила голову вбок и, повинуясь внезапному побуждению, подняла руку и приветственно помахала ему, не зная, заметит ли он ее.

И он заметил – она поняла это, потому что он тут же бросил короткий взгляд на своего спутника и подошел к ней. Они оба остановились у ее столика, который теперь показался ей слишком маленьким.

– Привет, – сказал он дружелюбно, но словно с некоторой нерешительностью.

Если бы в этот момент Мила сохранила способность размышлять, ей пришли бы в голову такие слова, как «напряженный», «обеспокоенный» и, может быть, даже «в дурном настроении».

– Привет. – Мила отпила глоток чая, немного отодвинула стул назад и встала.

– Пожалуйста, сиди, мы…

В это мгновение его спутник шагнул вперед, мимо него, и уверенно протянул Миле руку. В отличие от ее спасителя, он улыбался. Он производил совершенно иное впечатление – и выглядел тоже иначе. Только сейчас Мила хорошенько его разглядела.

Он был выше, внушительнее, элегантнее. Выразительные скулы, борода шла ему – она не старила его, а делала его лицо запоминающимся. Было что-то еще, нечто большее… но у нее не получалось сформулировать. Помедлив секунду, она все-таки приняла его руку. Медленно, осторожно. Она коснулась его пальцев, теплых и мягких, и в этот момент он посмотрел прямо на нее своими темными глазами. Она не могла отвести взгляд, и тут же оно вернулось – это ощущение шевельнулось в ней, и с ним вернулось тепло. Мила хотела отдернуть руку, отвести взгляд, но он сжимал ее пальцы крепко, словно не желая выпускать. Он притянул ее ближе к себе, и она заметила, как участилось ее дыхание.

Жар, холод…

– Хватит, – прошипел кто-то весьма сурово, так что Мила чуть не поперхнулась.

Чары спали. Высвободив руку, Мила слегка пошатнулась.

– Прости, это было невежливо. Меня зовут Ашер.

Его голос звучал мягко и одновременно грубо. Льстиво. Кроме того, от Милы не ускользнуло, какие у него внимательные, вопрошающие глаза, как напряженная усмешка сменила дружелюбную улыбку.

– Рад видеть тебя снова, – произнес рядом знакомый голос.

Мила моргнула один раз, потом другой и попыталась заставить себя дышать спокойнее. Расслабиться. У нее нет никаких причин так странно себя чувствовать.

«За исключением этого необычного момента», – подумала она и невольно заинтересовалась, одна ли она это заметила, ощутила это странное чувство. Руку слегка покалывало, словно электричеством. Миле пришлось собраться с силами, чтобы окружающие ничего не заметили. Просто воображение разыгралось, делов-то. Просто воображение. Может, рука онемела. Или он слишком сильно ее сжал. В сознании Милы проносилось множество объяснений, и она неосознанно отбрасывала их одно за другим. Она с трудом сглотнула.

Все в порядке. Ничего особенного.

– Спасибо, – наконец ответила она – слишком тихо и с большим опозданием. Мысленно она лишь покачала головой, вспомнив, как мама слегка закатывала глаза, когда замечала ее невежливость.

– Меня зовут Мила. Не хотите присесть? Столик маловат, но… – предложила она.

– Спасибо, – заговорил ее спаситель, и это начало фразы прозвучало так, будто дальше последует «но…», однако Ашер оказался быстрее.

– Будем очень рады.

Он тут же уселся за столик; Мила, немного помедлив, тоже опустилась на свой стул.

Ее спаситель последовал их примеру, хотя и с меньшим энтузиазмом.

Никто ничего не говорил. Не в силах вынести тишину, Мила взяла слово.

– Спасибо… ну, ты знаешь. Я просто хотела еще раз тебя поблагодарить.

В ответ он лишь кивнул, так что она продолжила, пока Ашер заказывал напитки.

– Тогда я не спросила, как тебя зовут?..

На мгновение повисла тишина, и Миле показалось, что он так и не ответит.

– Тариэль. Меня зовут Тариэль.

«Ашер и Тариэль», – мысленно произнесла она. Очень необычные имена. Старомодные. И при этом по-настоящему особенные. Ей они понравились.

– Спасибо, Тариэль, – повторила она еще раз и улыбнулась.

– Вы и правда уже встречались? Это действительно интересно, – внезапно весело произнес Ашер, пристально глядя на Тариэля. Положив ногу на ногу, он откинулся на спинку стула. – Расскажи, как вы познакомились.

Теперь он смотрел на Милу, словно требуя ответа. А ей почему-то не хотелось ему подчиняться. Держа руки под столом, она на мгновение сжала кулаки, а затем снова расслабила пальцы и опустила плечи.

Мила прищурилась. Они с Ашером некоторое время играли в гляделки, а потом она наконец произнесла:

– Если бы ты спросил повежливее, я бы, может быть, и рассказала.

Сами ее слова звучали безобидно, а вот интонация, с которой она их произнесла, и то, что читалось между строк, – вовсе нет. Миле не нравилось, когда ее пытались заставить что-то сделать. Она всегда реагировала наперекор, своенравно, может быть, даже недружелюбно, но ей было все равно.

Ашер внезапно рассмеялся. Тариэль удивленно посмотрел на него и на Милу. Он смеется над ней? В его глазах искрилось веселье. Ничего не говоря, он медленно скользнул взглядом по ее лицу.

Подошла официантка. Завладев напитками, Ашер поставил воду перед Тариэлем, а себе забрал бокал красного вина.

– Туше, милая.

Он поднял бокал, кивнув Миле, понюхал его содержимое, отпил глоток, а потом чуть заметно скривил губы и поставил бокал на стол.

У Милы слова застряли в горле. Как раз когда она снова обрела способность говорить и набрала воздух в легкие, чтобы сообщить ему, каким бесцеремонным он ей кажется, он продолжил:

– Мила. – Он произнес ее имя нараспев, словно наслаждаясь им. – Милая, милая. Именно это твое имя и означает.

Он словно понял, о чем она думает и что хотела ему высказать, и потому решил ее опередить, не дав ничего возразить.

Мила дернула подбородком. Ей не хотелось, чтобы его слова, его рассуждения о значении ее имени вызывали у нее какие-то чувства.

Но именно это и происходило.

– Меня зовут Милена.

Ухмылка Ашера становилась все шире и шире, и Мила заметила, что она втянулась в его игру. Хотя и не знала, во что именно они играли.

Что она здесь делает?

– Это означает «дружелюбная, милостивая, добродушная», – перечислил он. – Думаю, «милая» мне больше нравится.

– Ашер, может, подождешь меня снаружи? – вмешался Тариэль, уберегая Милу от риска сказать то, о чем она впоследствии могла бы пожалеть.

Ашер поджал губы. В нем будто происходила какая-то внутренняя борьба, и на секунду он отвел взгляд от Милы. Наконец он встал, выполняя просьбу Тариэля. Он слегка склонил голову, словно изображая поклон, что совершенно выбило Милу из колеи.

– Желаю приятного вечера, Мила. Надеюсь, мы скоро встретимся.

Как только он вышел из кафе, Мила глубоко вздохнула. Она сама не заметила, как ее пальцы сжимаются, вцепившись в ткань джинсов.

– Извини, он ужасно невежливый.

– Все в порядке. – И это, в каком-то безумном смысле, была чистая правда. Сейчас, когда он ушел, Мила снова смогла расслабиться.

– Это твой друг?

– Зависит от того, что понимать под словом друг.

Мила лишь кивнула. Его слова показались ей странными. Как вообще можно по-разному понимать слово «друг»? Но она не стала углубляться. Ей показалось, что это слишком личный вопрос. Слишком сложный.

– Как я уже сказала, спасибо, что проводил меня и присмотрел за мной. Не думала, что мы встретимся снова.

– Меня это совсем не затруднило. Теперь у тебя все нормально?

– Да. Все в порядке.

Она понятия не имела, что заставило ее соврать. Может быть, соврать было проще, чем сказать правду.

Тариэль отпил воды и наклонился к ней немного поближе.

– Можно кое о чем тебя спросить?

– Конечно. В общем-то, ты это только что и сделал, – ответила она и дружелюбно посмотрела на Тариэля. Он ответил ей тем же.

– Что такая юная девушка делала поздним вечером одна в пражском парке?

Задумавшись над ответом, Мила прикусила губу. Она ненавидела эту привычку и пыталась от нее отучиться. Она откашлялась.

– Я собиралась пойти в ресторан. А в Прагу я приехала, чтобы получше узнать этот город. И свои корни. – Мила запнулась. – Мне всего восемнадцать, но, думаю, для вора тем вечером мой возраст не имел никакого значения.

Они оба понимали, что ее ответ прозвучал немного резко, хотя Мила пыталась говорить спокойно, почти что мягко.

То, что она была молодой девушкой, не относилось к делу. Хотя, надо признать, она обижалась, когда кто-то касался этой темы. Потому что Мила уже давно не ребенок. Она была уверена лишь в одном: знание жизни и возраст не всегда совпадают.

– Извини. Не хотел тебя обидеть.

– Понимаю, – отрезала она, и ей тут же стало нехорошо.

Дальше они молчали. Не то чтобы Миле нечего было сказать и не хотелось ничего спросить, скорее ей просто казалось, что сейчас это не к месту. Она допила свой чай, чтобы хоть чем-то заняться, надеясь, что Тариэль заговорит первым. Но этого не произошло.

Она поставила сумку на колени.

– Было приятно с тобой увидеться. Не хочу тебя задерживать, и к тому же я устала, так что…

Это была полуправда. Мила хотела прежде всего покончить с возникшей неловкой ситуацией, которая оказалась для нее полной неожиданностью. У нее был долгий день.

Словно сами собой ее мысли снова вернулись к Ашеру.

Пальцы правой руки плавно сжались.

7
Ашер

Тариэль и Мила вышли из кафе вместе. Когда девушка почти исчезла из вида, Ашер выступил из тени.

– Ты еще здесь, – констатировал Тариэль, глядя вслед Миле.

– Конечно! Самое веселое ведь только начинается.

Тариэль повернулся к нему. Он был явно раздражен. Но было в нем и что-то еще – какое-то беспокойство? У Ашера не получалось точно определить, в чем дело.

– Зачем ты показал свою сущность этой девушке? Причем даже не один раз, а дважды?

– Если ты помнишь, я этого вообще не хотел. Мне пришлось пойти в кафе, потому что ты пошел.

– Тебе совершенно необязательно было это делать. Без тебя я даже не догадался бы, кого там высматривать. Даже не догадался бы, то это место или нет.

Ашер самоуверенно ухмыльнулся, довольный своим аргументом. Он был прав, и Тариэль это знал. Но потом Ашер сделал шаг вперед, и его улыбка тут же исчезла, а вместе с ней любые нотки сарказма, веселья или легкомысленности. Теперь он стоял прямо перед Тариэлем.

– Что связывает тебя с этой девушкой? Что ты в ней такого увидел, что стал наблюдать и следить за ней?

– Ничего, – прошипел Тариэль, и Ашер пристально посмотрел на него.

Он поверил ему. Сначала. Если то, что он сказал, правда, тогда…

– Ты еще не знаешь, но пытаешься это выяснить.

– Ты последний, с кем я стану об этом говорить, Темный.

Ашер просто рассуждал вслух, не ожидая, что Тариэль на это отреагирует. Его ответ, причем такой резкий и решительный, означал, что Ашер попал в яблочко.

– То, что ты до сих пор цепляешься за различие между светом и тьмой и не можешь запомнить мое имя… Либо ты самонадеянный и наивный, либо попросту глупый. Впрочем, я пока не вижу отличий между этими вариантами.

Он произнес это, чтобы спровоцировать Тариэля, и слова отлично выполнили свою задачу. Губы Ашера растянулись в нахальной ухмылке.

Тариэль вздрогнул и сжал кулаки. Ашер начал концентрировать энергию. «Наконец-то», – подумал он. Наконец-то он добился хоть какой-то реакции. Ему не доставило бы никакого удовольствия, если бы Тариэль не вышел из себя хотя бы чуть-чуть.

– Мне пора идти.

– Ну уж нет.

Он молниеносно схватил Тариэля за горло. На мгновение в лице противника мелькнуло что-то вроде удивления. Ему стало ясно, что Ашер его просто так не отпустит. Похоже, Тариэль стал медлительнее.

Ашер все сильнее сжимал пальцы на горле Тариэля, хотя и понимал, что нехватка воздуха в любом случае не сможет его убить. Это понимали они оба. Но он не собирался убивать Тариэля. Не здесь и не сегодня. Он никогда не променял бы свою месть на короткий момент наслаждения. Нет, сейчас он хотел получить столь необходимые ему ответы на не дававшие ему покоя вопросы, чтобы понять, как складывается эта мозаика.

– Если не собираешься тратить силы на вуаль, лучше меня отпусти, – произнес Тариэль слегка хрипло, но без особого испуга. – Люди могут нас заметить.

Ашер взглянул налево. Люди либо поспешно проходили мимо них, либо ненадолго останавливались. Ярость и разочарование поднялись в нем, и только усилием воли он удержал свою темную силу в узде, в заточении. Скрипнув зубами, он сжал пальцы еще сильнее и поднял Тариэля, так что тот ненадолго оторвался от земли. Тариэль не пытался освободиться, понимая, что Ашер его скоро отпустит, и это не просто сердило Ашера, но приводило его в бешенство.

– Ответь мне только на один вопрос: ты теперь оставишь ее в покое? С этим покончено?

Во взгляде Тариэля Ашер прочел все, что ему нужно было знать. Противник мог бы сказать «нет», но он уже проиграл, промедлив слишком долго, и тем выдал себя.

Тариэль собирался и дальше следить за девушкой.

– Спасибо, – с наслаждением промурлыкал Ашер, а затем бесцеремонно опустил на землю Тариэля, который кашлял и хватал ртом воздух. – Поверь мне, я смогу получить нужные ответы и без твоего участия.

Тариэль отряхнулся и в следующий момент, не говоря ни слова, переместился прочь, что, с точки зрения Ашера, было правильным решением. Пусть убирается, трус. У него это отлично получалось. Но теперь он от Ашера так легко не отвяжется. Ашер узнает, какое задание Тариэль здесь выполняет. Ашер свершит свое возмездие. Тариэлю придется на коленях молить о пощаде.

Поправив воротник, Ашер сделал шаг вперед и переместился в сферу тьмы, в царство теней.

Он один из Темных, в этом Тариэль прав. Однако он забыл, что их миры не были застывшими и неизменными. Как и они сами. Представления Тариэля об этом были, можно сказать, слишком стереотипными.

Ашер мог телепортироваться прямо в свои покои или осмелиться на еще один полет над Прагой, но ему пришло в голову совершить прогулку. Ему хотелось проветрить голову, за этим он сюда и пришел. Они называли это место «коридором вечности», потому что у него не было ни начала, ни конца – как у змеи, которая кусает себя за хвост. Войдя в одну из дверей, можно оказаться где угодно в пределах этой сферы. По крайней мере, если речь шла о царстве Тьмы.

Звук шагов Ашера по черному мрамору гулко отражался от стен, факелы на стенах зажигались сами собой. С каждым следующим шагом перед ним все дальше освещался широкий коридор, взгляду открывались темные стены, бордово-красные и золотые двери. Порталами, которые находились за ними, пользовались редко: обычно все предпочитали полагаться на собственные силы. Порталы – пережиток старых времен, сейчас использовались лишь немногие из них. Только для самых ужасных областей сферы, таких как Кратер, или для тех, куда можно было попасть только по приглашению, нужно было проходить через портал.

За этими дверями таились темницы, в которых обитали древние, могущественные существа; необычные места и личные сферы. К Кратеру со всеми его тенями и омерзительными созданиями тоже можно было с легкостью попасть отсюда. Стоило только Ашеру подумать о Ролане и его царстве, как к горлу подступила тошнота.

Некоторые двери были заперты. И лучше им такими и оставаться.

Пробродив по коридору как будто целую вечность, Ашер привел мысли в порядок и смог немного успокоиться. Вопросы никуда не делись, они по-прежнему занимали его ум, но теперь он снова мог ясно мыслить, пытаясь найти ответы. Он взял себя в руки. То, что он увидел Тариэля снова, через столько лет, будто почти ничего и не случилось, взбудоражило его. Хотел он того или нет. А тут еще эта девушка, Мила, и он еще не понял, какую роль она играет во всем этом. Но он точно знал, что она здесь не просто так. К тому же она своенравная и умная, еще у нее очаровательный носик, а когда она сердится, то мило морщит бровь. Он вынужден признаться, что в каком-то смысле восхищался ею. Самой Милой, безо всякой связи с тем фактом, что ею заинтересовался Тариэль.

Глубоко дыша, он остановился, и последний вопрос, который он задал себе, был не о том, что и почему задумал Тариэль, и не о том, как он связан с Милой. Его месть свершится независимо от всего этого. Нет, сейчас он спрашивал себя, как так получилось, что его мысли постоянно возвращались к Миле.

Щелчком пальцев он погасил факелы – один за другим они с шипением потухли. Затем он телепортировался из коридора вечности, оказавшись прямо перед своими покоями. В следующее мгновение он удивленно застыл на месте.

Дверь была приоткрыта.

Ашер с опаской поднял руку, осторожно положил ее на дверь и беззвучно толкнул ее. Он подождал, пока она не распахнется полностью, прислушался и заглянул в комнату. Большую, просторную, уютную. Камин не горел, в отличие от свечей на стенах и шкафах. Когда он уходил, они были погашены.

Мим и Пан были здесь. Он услышал, как они сопят, и распознал знакомую энергию. Плечи Ашера расслабились. Наконец он вошел, закрыл за собой дверь и неспешно подошел к своему брату.

– Цето, я не знаю, чего ты хочешь добиться, сидя на моей кровати, – разозлить меня или впечатлить.

– Скажи спасибо, что я еще жив, – ответил Цето, и Ашер понял по его голосу, что тот довольно сильно устал. Он оттащил кресло от камина, повернул его в сторону Цето и присел на подлокотник.

– Что ты вообще здесь делаешь? Зачем ты так рисковал, открывая мою дверь? – Ожидая ответа, Ашер скрестил руки на груди.

– Я хотел подождать тебя здесь.

– Такой ценой? Что же понадобилось тебе настолько срочно?

Цето ничего не ответил, но все было ясно и так: иначе его здесь не было бы. Ашер прищурился, посмотрел на него и задумался, что же могло привести Вечного в возрасте Цето сюда, в его почти идеально защищенную комнату…

Затем Ашер рассмеялся, громко и от всей души.

– Неужели опять то же самое?

Цето поморщился, но это не заставило Ашера замолчать:

– Что ты натворил? Нечто, что предпочел бы погибнуть от моих заклятий, только бы не объясняться с Райей? За что она на этот раз на тебя злится?

Его брат вздохнул. Он выглядел чертовски бледным, так что Ашер подошел к открытому шкафу рядом с камином, достал из него два бокала и бутылку вина. Наполнив оба бокала, он подал один брату, и Цето осушил его одним глотком. Бедное вино!

– Заклятье совершенно отличное, и с каждым разом оно удается тебе все лучше – если это вообще возможно. Кому-то помоложе понадобилась бы пара дней, чтобы пробраться сюда. С риском навечно впасть в кому.

– Спасибо. Хотя ты не ответил на мой вопрос.

– Она в ярости. – Цето поморщился.

– Я уже понял. У нее есть на то основания?

Цето вскочил, взмахнул бокалом и принялся ругаться.

– Да что за тупой вопрос? Разве за последние пять сотен лет ей хоть раз не удавалось найти повод?

Ашер подавил очередной смешок, но губы дернулись, выдав его.

– Ага, посмейся! Я бы сам посмеялся, если бы не был полумертвым.

Он провел рукой по своим каштановым волосам, по лицу и бледным губам.

– Я забыл про нашу годовщину. Она сегодня.

Свечи замерцали. Глаза Ашера расширились. О, он вполне мог себе представить, как зла была Райя – и да, у нее на это была причина. Цето забывал про их годовщину уже не в первый раз.

– Поставь бокал и возьми вот это, оно тебе понадобится.

Ашер протянул Цето бутылку вина, и тот охотно схватил ее. Сделав пару больших глотков, он с размаху плюхнулся обратно на кровать, спихнув с матраса Мим и Пана. Ашер на несколько секунд задержал дыхание. Питомцы громко взвизгнули и, подняв огромное облако дыма, плюхнулись на пол и закатились под кровать, откуда принялись неутомимо ругаться на свой лад. Цето стоило бы порадоваться, что они оба его лишь обругали. Впрочем, тот особо об этом не переживал – не обратив на них внимания, он уселся, опершись руками о колени.

– Проклятье. Почему это вообще так важно? Я люблю ее всегда, не только сегодня.

– Потому что Райя – это Райя, а ты… это ты.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что ты должен радоваться, что она у тебя есть, потому что, честно говоря, Райя могла бы добиться кого угодно. – Ашер передернул плечами. – Так что сделай ей приятное, покажи, что она для тебя значит.

– Но она и так это знает! – воскликнул Цето, и в его голосе прозвучала смесь возмущения и отчаяния. – По крайней мере, должна знать. Я хочу сказать, в этом я вполне уверен, ведь уже прошло пятьсот лет, и мы… мы… – Он умолк и посмотрел Ашеру прямо в глаза. Тот небрежно устроился на подлокотнике и с усмешкой наблюдал за братом. – Я влип, да?

– Слушай, извинись, упади на колени, скажи ей, что ты ее боготворишь.

Цето рассмеялся и встал.

– Да! У меня есть вечность, чтобы все исправить.

– Поверь мне, Райя все знает, и она использует это против тебя, – пробормотал Ашер так тихо, что Цето его не услышал.

Отставив бутылку, брат похлопал Ашера по плечу, а потом на мгновение застыл.

– Пока я не лишился своей мужественности, скажи мне: у тебя-то как все прошло?

Подавив желание вздохнуть, Ашер отпил глоток вина, а только потом ответил.

– Я познакомился с девушкой, за которой следит Тариэль. Ее зовут Мила. Он показал ей свою сущность. Причем уже во второй раз, судя по всему. И мне не удалось убедить его отказаться от своей затеи или выдать мне, зачем она ему понадобилась.

– Непохоже на того Тариэля, которого я знал.

– Нет. Похоже, у него есть какой-то план. Вряд ли можно придумать всему этому еще какое-то объяснение.

– Но что же это может быть за план? Если бы он у него был, он бы уже действовал.

– Возможно. Но что-то занимает его, даже если это лишь предчувствие или подозрение. Но все-таки, я думаю, дело в том, что он не упустит эту девушку из виду, пока не выяснит все, что ему нужно. И я последую его примеру.

– Ты отметил ее, чтобы можно было ее обнаружить?

– Конечно. Я все-таки не дурак. Это было спонтанное решение. Я поставил метку, когда пожимал ей руку. Все произошло быстро, но… – Ашер замолчал, оборвав предложение на полуслове, но Цето этого не заметил. Сам не зная почему, Ашер не хотел произносить вслух то, что было у него на уме. Что эта девушка не выходит у него из головы. И что он не может избавиться от ощущения, будто она заметила, что он с ней сделал. Как будто она распознала его энергию. Хотя это было невозможно. Этого не могло случиться.

– Тариэль взбесится, когда заметит.

– О да, – с улыбкой произнес Ашер. – Непременно.

8
Тариэль

– Впусти уже нас наконец!

Голос Михаэля раскатился по комнате. С помощью своей магии он, не переставая, стучал в портал, который Тариэль закрыл за собой, пройдя через него домой.

Тариэль хотел побыть один.

– Мы можем продолжать это вечно. Как ты понимаешь, у нас есть на это время. И мы не уйдем без объяснения, – снова раздался голос Михаэля. Он проникал сквозь портал и действовал на нервы. Тариэль громко ругался, что было ему обычно несвойственно, и метался по комнате, как тигр по клетке.

Ашер нашел его, но не стал убивать. Тариэль не ожидал ни того, ни другого. Нет, честно говоря, он вполне мог ожидать, что тени города выдадут его и Ашер его обнаружит. Ему стоило бы переждать темноту и не рисковать, выходя без защиты вечером. Он жалел, что отвлекся, зациклившись мыслями на этой девушке. Шпионы повсюду, а Ашер был не только невероятно любопытным и потому лучше информированным, он был к тому же могущественным и злопамятным. Неприятное сочетание. При этом тот факт, что Ашер не убил его, не давал Тариэлю покоя – как и то, что Ашер шел по его следу. Почему он не захотел драться?

– Проклятье.

Энергия Тариэля со всей его мощью вырвалась на волю, ударная волна сотрясла пространство, и его кулак с безудержной силой врезался в стену, оставив на ней десятки крупных и мелких трещин. Несколько обломков осыпались вниз. Сквозь дырку, оставшуюся от удара, проникал свет.

Глубоко дыша, Тариэль закрыл глаза, только на пару секунд, а затем открыл портал, и тут же у него за спиной материализовались Михаэль и Иезекииль.

– И что здесь происходит?

Иезекииль испуганно закашлялся, и, обернувшись, Тариэль увидел, почему у обоих вытянулись лица. За последние несколько часов он уничтожил все. Диван был разорван в клочья, остальная мебель разломана на куски, и немалый вклад в это внесла ударная волна. Тариэль разнес на части свой дом, чтобы дать волю отрицательным эмоциям.

Пока оба гостя потрясенно стояли на месте, Тариэль попытался спрятать разбитую и окровавленную руку. Она почти сразу же исцелится, ничего страшного. Но это движение не ускользнуло от внимания Михаэля. Они смерили друг друга взглядами. Михаэль, который постоянно бунтовал и сейчас опять был в этой своей смешной кожаной куртке, и Тариэль, воплощение рассудительности, который только что разнес собственную комнату.

– Что вам нужно?

Тариэль попытался произнести эти слова дружелюбно или хотя бы нейтрально. Михаэль не обратил внимания на его вопрос и вместо этого задал свой.

– Ладно, что тут случилось? На что ты так злишься?

Тариэль хотел было придумать какую-то отговорку, но Михаэль тут же поднял руку, заставляя его замолчать.

– И даже не пытайся врать или увиливать. Просто расскажи нам все.

На самом деле он был прав – увиливать не было никакого смысла. Рано или поздно они все равно все выяснят, так почему бы не рассказать сразу? Посвятить их во все происходящее не повредит. Пусть у него появятся союзники. Или, по крайней мере, те, кому он сможет рассказать обо всем этом хаосе.

– Садитесь, – предложил Тариэль. В ответ на это Иезекииль рассмеялся, а Михаэль отвел взгляд.

Тогда Тариэль поднял левую руку, слегка повернул ее, выпустил магию на волю и по кусочкам восстановил диван и стол, соединяя молекулу за молекулой, пока они не стали выглядеть так, словно и не было никакой вспышки гнева. Затем он проделал то же самое со своим любимым стулом, пожалев, что развалил его на две половинки.

Они молча уселись. Наконец Тариэль решился заговорить.

– Помните вечер, когда вы собирались поиграть в покер?

С давних времен они то и дело устраивали подобные встречи, всегда в человеческом мире, в каком-нибудь защищенном месте.

– Ты имеешь в виду вечер, когда ты так и не явился? Ой, да, этого я не забуду.

– Направляясь к вам, я пролетал над Прагой, когда… – Тариэль ненадолго задумался: может, стоит забыть про этот разговор и просто упросить этих двоих уйти?

– Когда? – подсказал Михаэль.

– Лучше начну с другого. Помнишь, как мы недавно ненадолго встретились в Центральном зале и тебе грозило очередное предупреждение? Я направлялся в Совет, хотел доставить свой отчет и удалиться снова, но – ну да. Мне запретили дальше искать аномалию.

– После всех этих лет? – Михаэль нахмурил густые брови. Он явно задумался. Это всегда было по нему заметно. – Почему? Что их не устроило?

– Аномалия не проявлялась и до сей поры на нее не оказывались никакие заметные воздействия, сказали они. Они боятся, что, если мой поиск увенчается успехом, я могу сам стать причиной того, что ситуация ухудшится. Они считают, что ошибка существует, но она неопасна. А если я буду продолжать поиск, вот тогда она станет опасной и равновесие будет нарушено еще сильнее.

После того как он это произнес, повисла неуютная тишина. Тариэль нервно пошевелил пальцами, заметил, что его рука уже исцелилась, и изучающе посмотрел на остальных.

– Они понизили меня в звании. Ахру сунул мне в руки документы по прошлогодней проверке, – подавленно добавил он, и Иезекииль принялся тихо ругаться себе под нос.

Эти документы представляли собой сведения обо всех обитателях смертного мира и их действиях – цифры, факты, необычные случаи, таблицы, разбитые по определенным зонам. Они были нужны, чтобы выявлять необычные происшествия. Или, по крайней мере, что-то, что могло на них указать. Но Совет опирался на четкие инструкции и документы.

В отличие от Иезекииля, Михаэль понял, что суть проблемы не в этом.

– А что случилось потом? Ты ведь не из-за этого такое устроил, да?

– Нет, – неохотно признался Тариэль. – Это я устроил, потому что дурак.

– Да что такого сумасшедшего ты мог сотворить? Тебе ни разу не выписывали предупреждения, – пошутил Иезекииль и тут же пригнулся, уклоняясь от Михаэля, который попытался его стукнуть.

– Нет, – пробормотал Тариэль. Он посмотрел на этих двоих, сначала на одного, потом на другого, серьезным, пристальным взглядом, чтобы они прекратили дурачиться.

– Направляясь к вам, я приземлился в Праге, явился человеческой девушке – дважды – и встретился с Ашером.

На несколько секунд они потрясенно замолчали, а потом принялись наперебой ругаться, кричать и беспорядочно размахивать руками. От всего этого у Тариэля заболела голова. Он потер виски. Иезекииль уже раскраснелся, а Михаэль был не в состоянии подавить безумную и совершенно невеселую улыбку.

– Ашер. Ты серьезно? – доносилось со стороны Иезекииля.

– Девушке? Дважды? – вопрошал Михаэль.

– Я все понял, ясно вам? Вы мне не слишком помогаете. Может, мы поговорим о том, почему это случилось?

Иезекииль провел рукой по лицу и сдавленно сглотнул, а Михаэль выжидательно откинулся назад.

– Как я и сказал, я направлялся к вам, но когда я пролетал над городом… Как бы вам объяснить? Внезапно я ощутил энергию, которая походила на нашу – слабо, но отчетливо. И я последовал за ней, пытаясь понять, кто же мог в человеческом мире применить такую силу. – Облизав губы, Тариэль продолжил: – Я оказался в каком-то маленьком парке, и тут эта энергия внезапно исчезла. Я увидел обыкновенную девушку, к которой приставал незнакомец. Так что я хотел двинуться дальше, на ваш идиотский покерный вечер. Но, вопреки здравому смыслу, я захотел ей помочь, хотя это было и против правил.

– Не показывайся людям! – произнесли в унисон оба Вечных, сидевших перед Тариэлем.

– Верно. И все-таки… Я пошел к ней, я был уже почти рядом. – Тариэль покачал головой. – И увидел, как тот мужчина в панике убегает.

– Это звучит довольно странно, но можно придумать много причин, чтобы оставить ее в покое.

Возможно.

– Ты не веришь, что у всего этого есть простое объяснение, – заключил Михаэль, и Тариэль покачал головой.

– Это еще не все. Ее ранили в плечо.

– Только не говори, что… – произнес Михаэль, прикрыв лицо рукой, чтобы скрыть гримасу.

– Чего не говорить? – растерянно спросил Иезекииль.

– Я исцелил ее.

– Святая хрень, – пробурчал Иезекииль. Михаэль лишь стиснул зубы.

– Все словно само собой получилось.

– Звучит так, будто ты случайно поскользнулся. В это никто не поверит, идиот! Если так пойдет дальше, мне понадобится что-нибудь выпить! Целый бар! – возмутился Иезекииль.

Михаэль глубоко вдохнул.

– Что еще случилось?

– Несколько дней спустя я искал ее, потому что все это не шло у меня из головы. Ее зовут Мила. И когда я сегодня наблюдал за ней…

– …там появился Ашер. Вот так совпадение.

Михаэль кивнул в ответ на ироничный комментарий Иезекииля.

– Из любопытства он зашел в кафе, где она сидела, а я следом, чтобы проследить за ним. Разумеется, она узнала меня, и Ашеру стало ясно, что я уже являлся ей. Однажды.

– Он теперь не отстанет.

– В этом Зак прав. А что с этой девушкой?

– Я думаю… – А что он, собственно, думал? Это просто девушка. Почти непримечательная, но в каком-то смысле симпатичная. Она была очень внимательной, и возникало ощущение, что от нее мало что может ускользнуть. А что еще? Он разочарованно вздохнул, встал со своего любимого стула и принялся расхаживать туда-сюда. – Честно говоря, я не знаю, но мои инстинкты говорят мне, что нельзя выпускать ее из виду. Той ночью в парке произошло нечто необычное, и я должен выяснить, что это было.

– А если ничего необычного не было? Тогда ты нарушишь еще больше правил, и к тому же за тобой по пятам будет идти один из могущественнейших Темных в универсуме. Да уж, Ти, затея явно стоящая!

– Вы сюда ради этого пришли? Чтобы смеяться надо мной и забрасывать меня упреками?

– Нет, хотя это было бы вполне уместно. Мы беспокоились о тебе. Ты уже несколько дней не появлялся в Центральном зале, а это на тебя совсем не похоже. Мы же твои друзья, забыл? – ответил Михаэль, но Иезекииль наконец поднялся с дивана и теперь, излучая ярость, стоял перед Тариэлем. – Ты вообще хоть раз задумывался, что у всего есть последствия? Ах, погоди-ка! – Он рассмеялся. С каждым словом его голос становился громче. – Конечно! Ты же пытаешься вбить мне это в голову не одну сотню лет. С тех пор как произошла вся эта хрень с Ашером, для тебя осталось только одно непреложное правило: никогда не показывайся людям без уважительной причины или задания. Не вмешивайся. Не веди себя легкомысленно. А ты что делаешь? Одним махом нарушаешь все правила. Из-за чего? Из-за какого-то предчувствия?

Остатки жилища Тариэля задрожали от взрыва гнева Иезекииля. Его грудная клетка все сильнее поднималась и опускалась; на шее у него выступили вены. Тем временем Михаэль тоже встал, чтобы попытаться успокоить Иезекииля. Тариэль молча стоял, стиснув губы, и без возражений выслушал все упреки. Потому что он знал: Иезекииль прав.

– Зак, хватит! – твердо произнес Михаэль, положив свою внушительную руку на плечо друга.

– Нет! Пусть все идет лесом. Я поверить не могу, что именно я взываю к разуму. – Он несколько раз глубоко вздохнул и немного успокоился. – Мойра, Атис и Совет могут… мне следует продолжать, кто может явиться в таких обстоятельствах? Ты понимаешь, чье внимание ты можешь привлечь, кого ты можешь разозлить?

Иезекииль пристально посмотрел на Тариэля, Михаэль не двинулся с места.

– И неважно, что у тебя за предчувствие. Эта девушка раньше ничем не выделялась. Не было ни заявлений, ни документов, никаких заданий. Но если даже тут что-то есть… не мне тебе объяснять, что может случиться, если кто-то наткнется на аномалии, которые превратились в систему, стали частью универсума и не доставляют никому проблем. Они посыплются, как костяшки домино, и утащат с собой все. А еще может оказаться, что именно ты – тот, кто найдет аномалию, – подтолкнешь этот процесс. Артас уже давно это понял, и меня, честно говоря, удивляет, почему он только сейчас положил этому конец. Мик спросил почему – так я отвечу, – к счастью. Ты сделал из этого настоящую проблему, ты, Ашер и… проклятье! Все это на тебя посыплется, идиот!

Михаэль погрузился в мысли. Затем он взял слово.

– Быть может, еще можно оставить в покое всю эту историю.

Он пристально посмотрел на Тариэля. Серьезно, неотрывно, предупреждающе и понимающе. Тариэль ничего не ответил. Он не был глуп; конечно, он понимал, что его друзья правы. Положить всему этому конец сейчас – так было бы лучше для всех, это он тоже понимал. В конце концов, до этого момента не происходило ничего такого. Если он сейчас забудет про девушку и оставит ее в покое, Ашер, скорее всего, поступит так же, и при некотором везении все это никак не скажется на ее будущем. Если она окажется лишь мелким нарушением равновесия, то аномалия продолжит дремать и из-за нее не возникнет никаких проблем – она разрешится сама собой. А если она просто человек, тем более ничего не случится. По меньшей мере, если он вовремя оставит ее в покое.

Тариэль потер виски, снова прокрутил в голове все эти мысли, снова и снова…

– Нужно посмотреть на эту девушку, – произнес Михаэль спокойно и собранно, заставив Тариэля поднять взгляд.

– Тут что, все с ума посходили? – Иезекииль застыл с открытым ртом, переводя взгляд с Михаэля на Тариэля и обратно. – Вы что, не слушали? Ты прекрасно понимаешь, как плохо может все это кончиться, и теперь хочешь, чтобы мы тоже открылись ей?

– Почему же? – коротко спросил Тариэль.

– Сам понимаешь почему.

Да, наверное, он и правда понимал. Иезекииль растерянно рассмеялся.

Если кто и мог разглядеть в человеке энергию и суть, так это Михаэль. Свои сильные стороны были у каждого – и это был его талант. Заклятья, энергетические потоки, аура – все это он различал быстрее и четче, чем остальные.

– Итак, мы посмотрим на эту девушку. А потом?

– А потом уйдем, Зак. Мы просто хотим, чтобы Тариэль успокоился. А больше мы никак этого не добьемся.

– Даже если все это окажется совершенно зря, выглядит оно ужасно сложно и опасно. А что, если получится иначе?

– Тогда мы влипли.

9
Мила

Маленькая лампа на ночном столике тревожно мигнула, когда Мила вышла из ванной и села на кровать. Она подняла с пола сумку, вытащила фотографию и в последний раз внимательно рассмотрела ее. Она вглядывалась в каждую деталь изображения, а затем открыла выдвижной ящик столика и спрятала фото туда. Шумно сглотнув, она снова закрыла ящик и попыталась сосредоточиться на своей цели. Она пообещала себе, что достанет ее, только когда будет покидать этот отель или этот город. Или когда найдет то, что искала.

Закрыв ящик, Мила убрала от него руку, и вдруг ей показалось, будто что-то мелькнуло перед глазами. Она поворачивала руку и так и эдак, держала ее на свету или в тени, пристально рассматривала. Странно. Она снова посмотрела на это место, поморгала, посмотрела еще раз – ничего. Только белая кожа и линии на ладони. Однако она могла поклясться: что-то промелькнуло перед глазами, какой-то рисунок или тень. На том месте, где она ощутила покалывание, после того как Ашер очень долго не отпускал ее руку. Ее мысли упорно возвращались к нему – она вспоминала его глаза и то, как он на нее смотрел…

Ее руки покрылись гусиной кожей. Тут же она тряхнула головой, сжала руку в кулак, прижала ее к груди и застонала.

Прага влияет на меня как-то странно.

Мила расслабила руку, улеглась на кровать, выключила свет и накрылась одеялом. Утром после завтрака она собиралась снова поехать к панельным домам. Она твердо решила сделать это, хотя с каждым разом это занятие все сильнее выматывало и разочаровывало ее.

Глубоко вдохнув, Мила поплотнее завернулась в одеяло, поглубже зарылась в подушку и попыталась заснуть. Но вместо сна ее внезапно одолела тоска по матери, и эта тоска словно разрывала ее на части. Мила тихо заплакала. Она отчаянно хотела, чтобы мама вернулась, но понимала: этого никогда не случится. Мила осталась одна.

И она никак не могла подавить злость на то, что она до сих пор ничего не выяснила и ничего не узнала о том, почему мама держала ее подальше от родины, изо всех сил пытаясь от чего-то защитить. Мила никогда не могла понять почему. Или от чего. Она не понимала, почему мама не помогала ей избавиться от проклятья, почему она молчала об этом и при попытках поговорить всегда меняла тему. Мила не боялась своего проклятья, но боялась, что ей придется провести с ним всю жизнь. В этом была вся разница. Ей хотелось, чтобы у нее появились друзья. Ей не нужны были больше никакие тайны – она хотела добраться до цели и окончить свой поиск.

Утро было чудесным. Хотя, честно говоря, большую его часть Мила пропустила, потому что встала уже после одиннадцати. Но та часть утра, которая все-таки ей досталась, ей понравилась. Согревающее солнце, приятный воздух, оживленная суета вокруг, безоблачное небо. Даже не нужно застегивать куртку. Весна встречала Милу с распростертыми объятиями, радостная и разноцветная. И это ей нравилось больше всего.

Она хотела успеть съесть поздний завтрак во вчерашнем кафе. Когда она пришла туда, ее встретил приятный запах свежего кофе и выпечки. Мила сразу же направилась к стойке.

– Доброе утро, – приветливо поздоровалась она, и тут же к прилавку подошла улыбчивая женщина. Мила показала рукой на вкусно выглядевший золотистый круассан, чувствуя, как рот уже наполняется слюной. Она торопливо положила нужную сумму на блюдце для денег и взяла свой завтрак. Продавщица пожелала ей хорошего дня. Кивнув той на прощание, Мила, предвкушая удовольствие, вышла из кафе.

Выходя из дверей, она увидела неподалеку Тариэля, который направлялся к ней, – и остановилась.

Ей показалось странным, что она снова увидела его сегодня. Случайность. Снова. Наверное, он живет где-то неподалеку, может, на Малой Стране, там, где она встретила его впервые. Но она ничего не могла сделать с тем фактом, что руки у нее покрылись гусиной кожей и ее охватило необычное ощущение.

Тариэль и двое, как она поняла, его друзей остановились рядом с ней. Он улыбался и казался ей вовсе не таким молчаливым и напряженным, как во время их прошлой встречи. Когда взгляд Милы упал на двух его спутников, она не сдержалась и улыбнулась тоже, потому что они сильно отличались от него. Менее закрытые, даже жизнерадостные. Нет, нельзя сказать, что у Милы сложилось о Тариэле плохое впечатление. В конце концов, у нее было о нем самое общее представление – они лишь перекинулись парой слов. Он казался милым, может, даже симпатичным, но определенно слегка угрюмым и закрытым.

– Привет, – вежливо поприветствовала Мила всех троих, одновременно пытаясь поправить свои непокорные волосы. Безуспешно.

– Рад снова тебя видеть, Мила, – ответил Тариэль, и оба замолчали, не зная, что еще сказать.

Похоже, его друзья тоже это заметили, потому что тот, который стоял слева, выступил вперед и протянул ей свою широкую ладонь. Он улыбался открыто и лукаво и был Миле очень симпатичен. Темно-русые волосы торчали во все стороны и очень ему шли; у него было широкое лицо с резкими чертами, узкие губы, слегка кривоватый нос. Мила оценивающе посмотрела на него. Кожаная куртка, небрежного вида джинсы. Она рассмеялась, сама не понимая почему, а затем пожала ему руку. Он замер, бросил на нее короткий пристальный взгляд, а затем крепко пожал ее руку и снова изобразил приветливую улыбку.

– Привет, Мила, верно? Я Мик. А это Зак. Как Зак Эфрон, только он выглядит далеко не так классно.

– Кто? – с растерянным видом спросил тот, пока Мик и Мила улыбались друг другу.

Зак тут же протянул ей руку. Рыжие волосы, такая же светлая кожа, как и у Тариэля, но ростом он был пониже остальных, на лице виднелось несколько веснушек. Улыбка у него была такая же приветливая – и даже более дружелюбная, чем у Мика. По крайней мере, так Миле говорили ее чувства. Зак мог бы легко сойти за тинейджера – так молодо он выглядел, хотя выражение лица и манера держаться напоминали человека, которому недавно перевалило за двадцать. Мик, напротив, выглядел как дерзкий рокер лет тридцати пяти. А Тариэль – угрюмый тип лет двадцати пяти. Мила коротко рассмеялась – над собственными мыслями и над видом этого необычного трио.

Тариэль откашлялся.

– Это мои старые друзья, заехали в гости на пару дней. Решил показать им город.

– Звучит прикольно. А Ашер с вами? – не подумав, спросила Мила.

Тариэль лишь слегка сжал губы, но она это заметила, также она заметила, как застыло лицо Зака и как Мик потер рукой затылок. Получается, они не друзья?

– Ашер, к сожалению, занят, – ответил Тариэль, и Мила ощутила, что почему-то надеялась на другой ответ. Словно сами собой ее руки сжались в кулаки, и она убеждала себя, что не чувствует ничего подобного, никакого покалывания. Ничего.

– Какие у тебя планы на сегодня?

Мила поежилась. Вопрос простой, но как ей на него ответить?

– Я… я хотела сегодня просто немного прогуляться, – вежливо, но уклончиво ответила она.

– Тариэль нам про тебя уже рассказал. Пойдем с нами! – Мик улыбнулся еще шире и подмигнул ей. При этом она отчетливо заметила, как неприятно все это Тариэлю.

Зак ухмыльнулся, и Мила тоже не смогла сдержать улыбки. Ей нравилась эта встреча, и она чувствовала себя очень спокойно. Все трое были очень милыми, и они приехали сюда ненадолго, так что вряд ли она к ним сильно привяжется. Но самое важное: они не были Серыми.

– Хотите, чтобы я пошла с вами? – Она охотно согласилась бы, но не хотела навязываться, и, в конце концов, ей нужно было продолжать поиск…

– Да, – ответили Зак и Мик одновременно. Тариэль только кивнул и снова дружелюбно посмотрел на нее.

– Куда мы пойдем? – с невольным любопытством спросила Мила.

Мик похлопал ее по плечу, посмотрел ей в глаза и с шутливой серьезностью сказал:

– Куда угодно, если это место заставит улыбнуться нашего угрюмого Тариэля.

Зак что-то громко выкрикнул у них за спиной. Мила изо всех сил пыталась скрыть свое воодушевление и спрятать улыбку. Вздохнув, Тариэль одарил друзей возмущенным взглядом.

Затем Мик повернулся к Миле, положил руки ей на плечи и осторожно приблизил к себе. Остальные подошли ближе.

Мила не привыкла к тому, чтобы кто-то, друг или незнакомец, подходил к ней так близко. Конечно, были исключения, как ее первый – и единственный – настоящий друг или немногочисленные друзья в детстве (до тех пор пока они ее не покидали). Так что привычным это назвать нельзя. Мик долго и в красках рассказывал ей, чем они займутся и как хорошо повеселятся, а потом спросил Милу, не против ли она. Он обнял ее за плечи. Тут она поняла: он ей нравится. И Мила решила, что панельные дома никуда не убегут и перерыв в ее поисках пойдет ей на пользу. «Только на сегодня», – пообещала она себе. Каждый день, когда она не находила ответа, означал, что завтра ей снова придется отправляться на поиски. А надолго ее финансов может и не хватить. У нее ведь нет здесь работы.

– Ты живешь здесь, в Праге?

– Нет. Я только недавно приехала в город.

– В отпуск? – с любопытством расспрашивал Мик дальше.

– В общем-то, нет. – Хотя Мила ощутила желание рассказать больше, она не стала этого делать. Как она сможет все объяснить? Про себя, про свой дар, про свое желание и надежду и про этот безумный поиск зацепок.

– Не в отпуск? А ведь в Праге так красиво.

– Верно. Но у меня не хватает времени, чтобы все посмотреть.

– Ты здесь еще надолго? Мы с Заком останемся в Праге на пару дней. Просто внезапно решили заехать, – уклончиво пояснил Мик, бесцеремонно ухмыльнувшись.

– Я пробуду здесь столько, сколько понадобится.

– Ты ищешь что-то определенное? – Мила ответила не сразу, и Мик продолжил: – Извини, я слишком любопытный.

– Ничего страшного, – возразила Мила. Она познакомилась с этой троицей недавно и не успела узнать их хорошо; они оставались незнакомцами для нее, и она об этом не забывала. Но все-таки дело было не в этом. Она просто не знала, как много может рассказать.

– Я родилась в Праге и некоторое время жила здесь с мамой. Папа погиб в автокатастрофе, когда я была маленькой. Я ничего не помню ни о нем, ни о своей жизни здесь. Потом мы уехали, а сейчас я вернулась.

– Ты ищешь воспоминания.

Мила улыбнулась.

– Верно. И ответы.

Они шли к остановке трамвая.

– Куда именно мы поедем?

– Что-нибудь поесть, – коротко ответил Мик. – И мы тебя приглашаем.

– Ладно, – протяжно ответила Мила и задумчиво посмотрела на пакетик, в котором был круассан с маслом.

– Что там?

– Мой завтрак.

Мик выхватил у нее пакетик, с любопытством развернул его и тут же сунул внутрь голову. Зак скривился.

– Что ты творишь? Совсем позабыл про манеры?

– Я хочу посмотреть, что там, – глухо донесся из пакетика голос Мика. Когда он, наконец, вынырнул оттуда, к его носу прилипли крошки круассана. – Пахнет божественно!

Мила рассмеялась.

– Мне тоже так кажется. Хочешь попробовать?

У Мика загорелись глаза. Тут же он решительно вцепился зубами в круассан, за один раз откусив половину. С набитыми едой щеками он стал похож на раздутую рыбу-иглобрюха.

Тариэль потер виски, пока Зак наблюдал за Миком со смесью смущения и любопытства.

– Лушший жавтрак! – со счастливым видом произнес он, развеселив Милу. – И такой ше клашшный, как ты, Мила.

Он нахально подмигнул ей, выронив изо рта кусочек круассана, и Мила поняла, что больше не может скрывать свое хорошее настроение. Она громко и счастливо рассмеялась.

Уже скоро Мик одолел остаток круассана, и Мила вместе с ними вышла из трамвая. Вскоре она увидела Влтаву. Пройдя между двух деревьев, она подошла к ограде набережной, слегка наклонилась и посмотрела на блестящую воду, множество прекрасных зданий на противоположном берегу, кроны деревьев и восхитительные пражские мосты. Здесь было хорошо и спокойно.

Бросив последний взгляд на противоположный берег, дальше и дальше, до самого горизонта, она оттолкнулась рукой от холодных перил и двинулась вперед вместе с Тариэлем, Миком и Заком. В конце улицы они перешли на другую сторону – дальше от Влтавы.

Улица называлась Сметаново набрежи. Мила прочитала это на табличке, прямо на кафе, перед которым они остановились. На здании из песчаника красовалась надпись «Kavárna Slavia», выполненная узкими и темными буквами. Миле бросились в глаза красные шторы на огромных окнах.

Мик придержал дверь, пропуская Милу. Войдя внутрь, она тут же ощутила запах еды, услышала невнятный гул разговоров. Тариэль выбрал свободный столик побольше и целеустремленно двинулся к нему. Остальные пошли следом. Они уселись на угловой скамейке. Быстро подошел официант, и Мик непринужденно заказал для всех бутылку воды, которую им вскоре и принесли. Мила наполнила водой свой стакан. Тариэль захлопнул свое меню и отодвинул его в сторону.

– Здесь столько всего, – пробормотал Зак, изучая список блюд. Отпив глоток воды, Мик задумчиво склонился над своим меню. Мила уже сделала выбор.

– Я возьму улиток, – радостно заявил Зак, и Мик фыркнул, чуть не выплюнув воду.

Проглотив ее, он закашлялся до слез. Обретя наконец способность дышать, он рассмеялся, и его смех был настолько свободным и заразительным, что Миле оставалось только присоединиться. Зак лишь растерянно смотрел на них.

– Что такое? Тут написано «запеченные улитки». Это съедобно.

Это прозвучало так, будто Зак прилетел с другой планеты, так что ему нужно было сначала убедить своего друга, что это блюдо и правда можно есть. Мила могла понять Мика. Улитки – это… нечто странное.

Когда смех Мика понемногу стих, а вместе с ним исчезли и слезы, которые ему то и дело приходилось вытирать в уголках глаз, он наклонился в сторону и что-то прошептал на ухо Заку. Тот мгновенно побледнел.

– Ладно, я передумал. Я возьму сэндвич. Просто один сэндвич!

– Что за чушь ты ему наплел? – спросил Тариэль.

Хлопнув Зака по плечу, Мик ответил:

– Рассказал пару фактов об улитках – что он никогда не узнает, не расползлись ли они по его внутренностям.

– Вот ты вредина. На самом деле такого не бывает, – сообщила Мила Заку. Но он выглядел так, будто теперь его вряд ли что-то переубедит.

Официант подошел снова и принял заказ. Мик продолжал посмеиваться над своим другом, придумывая все новые шуточки об улитках. С улыбкой Мила покачала головой и внимательно осмотрелась по сторонам.

Интерьер здесь был классический, стильный, но при этом простой, с мебелью из темного дерева, с отделанными этим же деревом стенами и с золотыми украшениями. Прямо над ними стену украшали несколько картин в рамах. Красная дорожка отлично сочеталась по цвету со шторами, которые хорошо было видно и отсюда, и она притягивала к себе взгляд, блуждавший по просторному залу. Сквозь большие окна проникало достаточно света, хотя Миле показалось, что это помещение словно пытается поглотить его. Как будто оно живет своей собственной жизнью.

Все в этом кафе было четким и упорядоченным.

Принесли еду. Мик и Зак в итоге выбрали себе разные сэндвичи. Тариэль утверждал, что не голоден, так что он обошелся одним кофе. Миле принесли грибное ризотто с кусочками пармезана.

– Чем тут так пахнет? – Шмыгнув носом, Мик наклонился поближе к Заку и почти что уткнулся носом в его сэндвич. – Что ты там себе заказал? Бутерброд с чесноком?

– Я люблю чеснок, ясно тебе?

– Ты же вонять будешь. По-настоящему вонять, а мне придется постоянно тебе об этом говорить, просто чтобы ты был в курсе.

– Чушь какая. Мила, а ты что скажешь?

Оба выжидательно посмотрели на нее. Она застыла, задержав вилку в воздухе и пытаясь придумать какой-то выход из этой ситуации. В конце концов, она еще недостаточно хорошо знала этих троих и не понимала, как отреагировать.

– Ну да… вообще… на самом деле… – запинаясь, произнесла она.

– Чеснок. Воняет, – повторил Мик, и Мила поморщилась. В чем-то он был прав.

Зак тем временем откусил большой кусок сэндвича и улыбнулся Мику, жуя с набитым ртом. Мик отодвинулся от него, зажав нос пальцами.

«Словно пара, которая уже много лет вместе», – подумала Мила и посмотрела на Тариэля, который, смеясь, покачал головой.

Вечером Мила снова сидела в своей комнате, прокручивая в голове события прошедшего дня. Эта прогулка оказалась именно тем, чего ей не хватало, пускай она и неохотно согласилась на нее. Разговаривая с Миком, она много смеялась и болтала про всякие глупости, чего не делала уже, кажется, целую вечность. Зак умел хорошо слушать. Кроме того, он интересовался историей так же сильно, как и она. А вот Тариэль оставался для нее загадкой: он был близко и одновременно далеко. Как Мила ни старалась, она просто не могла разобраться, хотел ли он на самом деле ее видеть или нет. Но это едва ли имело значение, потому что она сама от души наслаждалась временем, которое проводила с ними.

Поев в кафе, они пешком прогулялись по районам Жижков и Винограды, обнаружив при этом Риегровы сады – большущий зеленый парк, который в эту солнечную погоду выглядел особенно красивым. Затем настал момент, когда пришла пора прощаться. Мила совершенно не понимала, как это сделать, но, пока она ломала над этим голову, Зак уже подошел к ней. Он коротко, но крепко обнял ее и неуклюже похлопал по спине, что заставило их обоих рассмеяться. Тариэль вежливо подал ей руку – Миле это не показалось таким уж неправильным, но Мик, увидев это, закатил глаза. Мила весь день пребывала в хорошем настроении, и ей было более чем уютно в обществе этой троицы. Особенно в тот момент, когда Мик обнял ее, крепко прижал к себе и сказал:

– Береги себя, ладно?

Она постарается. К этому моменту Мила наконец собрала все свое мужество и протянула им салфетку, сказав:

– Если у вас как-нибудь будет настроение прогуляться еще раз, я буду очень рада.

Она нерешительно отдала ее Тариэлю. Еще в кафе, сходив в туалет, она остановилась у бара и написала на салфетке свой номер телефона, прежде чем вернуться к столику.

Никто не шелохнулся. Салфетка покачивалась в пальцах Милы. Ее рука начала дрожать.

Это было слишком нагло? Может, эти трое не хотят больше ее видеть? Она пристально посмотрела на Тариэля, но не смогла прочесть по лицу его реакцию. Наконец Мик, выглянув из-за его плеча, нарушил молчание.

– Чего притихли все? – Он подошел ближе. – А дай-ка мне. Я, в отличие от них, точно не потеряю.

Когда он забрал у нее этот клочок бумаги, Милу охватило облегчение. Ей было неважно, почему именно Мик взял номер – потому что действительно хотел ей потом позвонить или просто чтобы не ставить ее в неловкое положение.

Впервые за целую вечность Мила не чувствовала себя одинокой.

С давних пор она считала тех, кто верил в чувства с первого взгляда, довольно странными людьми. Неважно, идет ли речь о любви, дружбе или о чем-то другом. Но в этот момент, когда все трое прощались – Зак помахал ей рукой, Тариэль улыбнулся, а Мик скорчил гримасу, прячась у него за спиной, – она поняла, что такое чувство действительно возможно. Друзья Тариэля понравились ей сразу же. Если бы у нее были братья, они были бы именно такими. Она была в этом уверена.

10
Тариэль

– Зак, говорю тебе, это ненормально. Этот чеснок в тебе мутирует или что-то вроде того. Ничто в этом мире не может так вонять.

– Да это вовсе не чеснок такой мерзкий, а ты и твои шуточки, – ответил Иезекииль, поднеся руку ко рту, чтобы принюхаться к собственному дыханию. Но Михаэль его вовсе не слушал, потому что он никогда не упускал возможности посмеяться и подшутить над ним. Только когда слово взял Тариэль, эти двое прекратили дурачиться.

– Вы были правы. В Миле нет ничего необычного, и я должен был сразу же это признать.

Тариэль вернулся домой вместе с Михаэлем и Иезекиилем и тут же переоделся, потому что с трудом выносил прикосновение джинсовой ткани к своей коже. Он превратил свою одежду в ту, что лучше ему подходила, была комфортной и точно впору. Затем он принес с кухни две бутылочки с водой и кинул их друзьям. Они не испытывали необходимости в еде и питье, но могли есть и пить, если хотели. Большинство Вечных в какой-то момент поддавались этому желанию, чтобы чем-то заполнить время или потому что им на самом деле нравился вкус еды.

Иезекииль поймал бутылку и сделал глоток воды, а потом плюхнулся на диван и устроился поудобнее. Михаэль просто стоял рядом, держа в руке бутылку с водой, и ничего не говорил.

– Ведь в ней же нет ничего особенного, верно? – настойчиво переспросил Тариэль и, нахмурившись, подошел ближе к Михаэлю.

– Я рад, что теперь с этим покончено, – вставил Иезекииль, но ни Михаэль, ни Тариэль ничего на это не ответили. Михаэль провел рукой по волосам и непонятно выругался. Тариэль видел, что он явно борется с собой. В лице Михаэля отразилось напряжение; он скрипнул зубами.

– Я не знаю.

– Ты не знаешь? – донесся с дивана раздраженный вопрос.

– Да, черт побери. В самой Миле пока что нет ничего необычного, я не заметил никаких отклонений. Но… – Михаэль помолчал, поставил воду на стол и продолжил: – Ашер.

– А что с ним? Ты же сказал, если Тариэль перестанет за ней следить, Ашер сделает то же самое. Ты сам говорил, что тут нет ничего необычного.

– Зак, да знаю я, что говорил! Не нужно мне напоминать! Я только хотел сказать… – Он замолчал и начал предложение заново. – Когда я сегодня встретился с ней и пожал ее руку, то почувствовал кое-что. Меня словно ударило током. Словно змея, защищавшая свою территорию. Конечно, ощущение было, в общем-то, слабым и едва заметным. Обняв Милу, я касался ее немного дольше, и тогда мне все стало совершенно ясно. Он даже не попытался быть скрытным, Ашер ее отметил.

– Этот… – Не найдя подходящего слова, Тариэль стиснул зубы, размышляя об услышанном.

– Что это означает? Почему он это сделал? И почему так открыто? – Иезекииль простонал – видимо, потому что его надежда вернуться к привычной жизни растворилась в воздухе.

– Он знает так же мало, как и мы, так ведь, Ти? – Тариэль кивнул Михаэлю. – К тому же он, наверное, сделал это только для того, чтобы тебя позлить и продемонстрировать тебе, что он не откажется от своих намерений. Это все касается тебя лично, а не этой девушки.

– Он ее пометил, – пробормотал Тариэль себе под нос и провел рукой по лицу. И он этого не заметил. – А что, если все иначе? Если он все-таки знает больше, чем мы?

– Я в это не верю. Тут нечего знать.

– И все-таки что, если это так?

Тариэль оставался непреклонным. Он одарил Михаэля решительным взглядом. Тот тем временем напряженно размышлял.

– Тогда нам стоит понаблюдать за ней еще пару дней, прежде чем мы сможем покончить со всей этой историей. К тому же я подозреваю, что на самом деле это игра, в которой вы с Ашером меряетесь силами; и я не знаю, куда она заведет вас. – Михаэль произнес это негромко и задумчиво, но слова прозвучали очень весомо. Как предупреждение.

– Задержимся там, но только на пару дней, ясно? А потом покончим с этой детской возней, – раздраженно произнес Иезекииль, посмотрел на обоих сверху вниз, а затем крепко выругался.

11
Мила

Темно и ничего не видно. Я хватаю ртом воздух, что-то ползет по моей руке, пробирается внутрь меня. Я чувствую холод, но не мерзну. Пятнышко света на полу расширяется, увеличивается, золотистые линии разрывают тьму. Что-то трещит, грохочет, земля колышется под ногами. Я хочу закричать, но ничего не получается. Что-то пробуждается к жизни, я чувствую это, но не могу ничего сделать, не могу убежать, не могу пошевелиться. Дрожа, я наблюдаю, как дым поднимается вверх, окутывает меня, я слышу шепот голосов, но не могу разобрать ни слова. Что-то охватывает и сжимает меня, и я…

Задыхаясь, Мила подскочила на кровати, пробуждаясь от этого необычного сна. Она дышала порывисто и шумно, ее грудная клетка поднималась, и Мила чувствовала, что сердце колотится так быстро, будто вот-вот выскочит из груди.

Резким движением она села на кровати, включила свет и внимательно осмотрела комнату – каждый угол, каждый закуток. Она не сразу осознала, где находится, не сразу поняла, что ничего страшного не произошло. Взволнованная, она прислонила голову к стене, подобрала под себя ноги и сосредоточилась на том, чтобы дышать медленнее. Кровь шумела у нее в ушах, и Мила чувствовала, как на лбу выступает пот. Казалось, что в комнате становится тепло, чересчур тепло, но при этом она никак не могла унять дрожь в руках.

Этот сон отчетливо врезался в ее память. Это чувство холода и страха, дым, место, где она оказалась. Она словно до сих пор чувствовала тот запах. Пахло пеплом и… чем-то… что она никак не могла определить и описать. Чем-то, что не получалось выбросить из головы. Что все это может значить? Образы уже расплывались, но все еще оставались достаточно яркими, чтобы мешать ей уснуть снова.

Хотя Мила накрылась одеялом, ее пальцы дрожали. Она спустила ноги с кровати, поставила их на пол и ощутила, каким шатким ей кажется все вокруг. Нетвердым шагом она побрела в ванную, включила свет и на несколько мгновений замерла, опираясь на раковину. Затем она открыла кран и принялась жадно пить воду. Наконец она сполоснула лицо, чтобы как следует проснуться и стряхнуть с себя последние тени этого сна. Она проделала это еще несколько раз, а затем вытерла лицо полотенцем и напоследок еще раз глубоко вдохнула и выдохнула.

На обратном пути Мила открыла окно, чтобы впустить в комнату немного свежего воздуха. От порыва холодного ветра ее тут же пробрала дрожь. Снова вспомнился сон, и окно пришлось закрыть. Когда она посмотрела наружу, на ночной город и его огни, у нее внезапно возникло ощущение, что она больше не одна. По затылку пробежали мурашки, ладонь слегка закололо – все в том же месте. Но там ничего не было!

Она быстро задернула шторы и снова улеглась в кровать. Свет замерцал, но не погас. Мила не смогла заставить себя его выключить. Некоторое время она раздумывала о том, не вынуть ли фото из ящика, просто чтобы рядом было хоть что-то, связанное с мамой. Но она все-таки заставила себя успокоиться.

Она больше не ребенок. Она справится.

«Бояться – это не слабость, – всегда говорила ей мама. – Слабость – позволять страху тебя победить».

12
Ашер

Мила вряд ли могла бы его заметить, но Ашер не стал бы исключать эту вероятность. Слишком быстро она отступила назад, посмотрев в окно, слишком сильно насторожилась. Ашер удобно устроился на черепичной крыше прямо напротив, чтобы не выпускать ее из виду. Небо было затянуто облаками, и темнота защищала его.

Он наблюдал за ней уже не первый час, не попадаясь на глаза ни ей, ни ее приятелям-Светлым. Ашер вынужден был признать, что сильно устал. С самого утра он поддерживал вокруг себя защитный слой, чтобы полностью скрыть себя и свою силу и тайно следовать за Милой. В присутствии трех Вечных это было намного сложнее и требовало более высокой концентрации, чем раньше – когда Мила была одна, как сейчас. Стало ясно, что Тариэль скоро снова появится рядом с Милой. То, что он втянул в эту игру Михаэля и Иезекииля, было абсолютно неожиданно и в высшей степени нетипично для него. Для Ашера это еще одна причина держаться поблизости и разгадать загадку, связанную с этой девушкой. Если тут вообще есть какая-то загадка.

Последние несколько дней она ездила в одно и то же место на одном и том же трамвае и обходила панельные дома, переходя от квартиры к квартире, задавая одни и те же вопросы. Мила предполагала, что они с матерью когда-то жили там. Ашер это подслушал. Матери Милы уже не было в живых, и девушка искала свои истоки. Искала людей, которые, быть может, могли их знать. Зачем ей это было надо, Ашер пока не понимал. Может, из любопытства? Может, на самом деле это совершенно неважно? Нет, в это он не верил. Сейчас ему казалось, будто во всем этом вообще нет никакого смысла. Его не покидало ощущение, что он что-то упускает. А еще он не переставал думать о Миле, которая казалась ему тем необычнее, чем дольше он за ней следил. Она и была той тайной, которую он пытался разгадать.

Ашер неотрывно смотрел на окно номера Милы.

Ни малейшего движения. Пора убраться отсюда. Завтра он снова посетит ее. Может, ему стоит изменить свою тактику и попробовать вести себя менее сдержанно и осторожно.

13
Мила

У нее болело все. Голова, шея, спина. Мила не помнила, когда именно она уснула. Лишь понимала, что ночь пролетела быстро, после того как сон охватил ее.

Лампа еще горела. Веки у Милы были тяжелыми и опухшими, и она отчетливо ощущала, что мышцы совсем не отдохнули. Она повернулась, потянулась, на мгновение поморщилась и принялась массировать шею. Усталость попросту не хотела уходить, и Мила чувствовала себя совершенно разбитой.

Охотнее всего она продолжила бы спать дальше, но не могла себе этого позволить. Было уже поздно, а ей скоро нужно выходить. Она снова встретилась с Тариэлем, Миком и Заком, и уже несколько дней они вместе осматривали город. Хотя это знакомство оказалось неожиданностью для Милы, ей больше и больше нравилось проводить с ними время. Ей казалось, будто они становятся настоящими друзьями. Словно она знает их уже давно. Остальное время она посвящала осмотру панельных домов и расспросам о маме. Сегодня она тоже рассчитывала успеть съездить в тот район, а потом встретиться с тремя приятелями и пойти смотреть на «Танцующий дом». Сегодня у Мика и Зака был последний день в Праге.

Поэтому Мила с неохотой выбралась из кровати, приняла холодный душ – сегодня вода никак не хотела становиться теплой – и приготовилась выходить.

Вчера над Прагой висело несколько тучек и даже случилась небольшая гроза, но сегодня небо снова было ослепительно-синим и солнце освещало городские крыши. Выглянув из окна, Мила закрыла глаза, �

Скачать книгу

Тем, кто хранит верность
своим фантазиям, своим мечтам,
своим надеждам.
В темные и светлые дни.
Моим читателям.

«В основе этого универсума – равновесие. Для аномалий в нем нет места. Но что произойдет, если кто-то решит, что лучше обратить весь мир в пепел, чем устранить какой-то изъян? Что, если кто-то влюбится в аномалию?»

Вначале было равновесие.
Свет приходил следом за тьмой.
Вечность встречалась со смертью.

Ava Reed

Schwingen aus Rauch und Gold

(Ashes and Souls)

* * *

The original h2: Ashes and Souls – Schwingen aus Rauch und Gold

Пролог
Тариэль

Это было неоспоримо и могло означать только одно: кто-то вмешался.

1
Мила

Двенадцать лет спустя

У таких мест, как это, была душа.

«Пообещай мне, Милена, – умоляла она. – Не возвращайся!»

Эту картину Мила никогда не забудет.

Она чувствовала себя разбитой, распавшейся на части. До сегодняшнего дня.

И, честно говоря, это было больше чем предчувствие.

Потому что она достигла цели.

– Что же случилось? – тихо прошептала Мила, обращаясь к самой себе, а затем снова двинулась вперед.

Вот оно.

Я дома.

«Jsou v pořádku?»

– С вами все в порядке? – спросил он.

Мужчина коротко кивнул и пошел дальше своей дорогой. Мила с трудом сглотнула. Серый. Он был Серым.

Это проклятье настигало ее слишком часто.

Пора.

Где-то здесь ее ждали ответы. Все, что она искала. Она хотела бы в это верить – точнее, она на это надеялась.

«Скоро, – сказала она себе. – Скоро все изменится».

Глубоко вдохнув, она мысленно ухватилась за последнюю искорку надежды, которая у нее еще оставалась.

«Ты – это ты, Милена. Но мир, возможно, об этом другого мнения. Что-то следует хранить в тайне».

Но она хотела большего. Она хотела жить.

2
Тариэль

Тариэль тряхнул головой, а потом, вздохнув, окинул взглядом окружающее его пространство, проникаясь им.

Теперь Тариэль оказался довольно далеко от места, где он прошел в двустворчатую дверь.

– На себя бы посмотрел, – ответил Тариэль. Ухмылка Михаэля стала еще шире.

Закусив губу, Тариэль оглядел Михаэля с ног до головы.

– На что ты вообще рассчитываешь? Это какой-то бунт? Или тебе просто нравятся такие вещи? Я не понимаю.

– За последние столетия ты единственный, кем они занялись.

Тариэль отвел взгляд и промолчал.

– Ну давай, выкладывай. Что случилось?

– Проклятье, ничего такого! – пробурчал Тариэль сквозь стиснутые зубы.

– Ни в коем случае, – он начал возражать, но было уже слишком поздно.

– Покер! Сегодня вечером! Как раз пора. Слишком много лет прошло. Немудрено, что настроение испортилось.

– Я не хочу…

– Михаэль, старый вояка! Хоть раз оделся бы прилично! А то тебе снова предупреждение выпишут.

– Простите? – перебил его смотритель Вечных таким высоким тоном, что у Тариэля заболели уши.

– О, и на покер я точно приду!

– Эй, что за дела? Можно подумать, микрофон принадлежит только вам! Вот это весело…

Тариэль отмахнулся от него и принялся, не оглядываясь, прокладывать себе путь сквозь толпу.

3
Тариэль

Слабым здесь делать нечего. Их Тариэль презирал.

Так же сильно, как и подобные демонстрации силы.

Эта дверь не нужна, в ней нет никакой необходимости. На самом деле никакой.

Тариэль ненавидел эти двери. И все же он никогда не стал бы ставить под сомнение Совет и его намерения.

– Могу только ответить тем же, – произнес он. Ракель слегка склонила голову.

Непредсказуемая. Опасная. Могущественная.

– Тариэль, какая честь.

Тариэль не был рабом.

– Я расследовал один случай вблизи Нью-Йорка.

«Такой же случай, только в другом городе», – мысленно добавил Тариэль.

– Ты же знаешь, что этот регион – не твоя зона ответственности, – сладким голосом произнесла Ракель.

Тариэль не стал возражать.

– Есть какой-то результат? – продолжал расспрашивать Артас.

– Нет. – Тариэль вздернул подбородок – слегка, но остальные это заметили.

– Завтра я продолжу поиски в Европе.

– Нет.

– Нет?

– С этого момента ты больше не занимаешься поисками данной аномалии. Ради твоего же блага.

– Тариэль, мне все равно. Но если что-то не удается, нужно уметь это отпустить.

– Конечно, помним, – ответил Ахру почти со скучающим видом.

– Артас, это пустые домыслы.

– Нет, – с тяжелым сердцем признался Тариэль.

– А если я не соглашусь?

Посыл был ясен. Тариэль зашел слишком далеко.

Ахру протянул ему отчет.

Возня с бумагами. Разговор окончен.

Тариэля только что понизили в должности.

4
Мила

Из чего на самом деле складывается человек?

Неплохой отель в Старом городе с прекрасным видом на пражские крыши. Другие здания не заслоняли их.

Долгий горячий душ – вот что сейчас ей было нужно.

Иногда Миле отчаянно хотелось, чтобы другие могли видеть все те шрамы, всю ту боль, что она носила в себе.

Мила проглотила ком в горле.

Здесь никого не было.

Ей нужно немедленно убираться отсюда.

Все ее сознание поглотила одна мысль.

Беги, Милена!

Мила стиснула зубы, напрягла все мышцы и изо всех сил пыталась не поддаться. Ни вору, ни страху.

Тепло, которое на самом деле было холодным, как лед.

Что-то изменилось.

«Вот бы он убежал».

Ей было ужасно жарко.

Охотнее всего она свернулась бы клубком, оставшись тут до утра. Но этой слабости она себе не позволит.

Не здесь и не сейчас.

Большие, теплые руки схватили ее, крепко сжали и помогли устоять. Неожиданно приятный голос произнес:

– Не бойся.

Мила рискнула поднять голову и посмотреть на этого человека. – У тебя все в порядке?

«Если бы у тепла был запах, – подумала она, – таким бы он и был».

– Можно, я тебя немного провожу?

Так что она только кивнула – и он принял ее согласие.

– Мне покрутиться перед тобой? Чтобы ты меня рассмотрела со всех сторон?

Услышав эти слова, она вздрогнула: они застали ее врасплох.

– Спасибо. Но в этом нет необходимости, – ответила Мила.

– Не за что.

Мила застыла на месте.

– Дальше я и сама дойду.

– Будь осторожна, – с серьезным видом сказал он.

Его имя. Она так и не спросила, как его зовут.

Застыв на месте, Мила обернулась.

– Простите, я…

Но его там уже не было.

5
Ашер

Пока Ашер наслаждался этими мыслями в той же степени, что и вином, дверь в его покои внезапно отворилась.

Ашер слишком часто поминал Цето.

– Скотина!

Ашер негромко вздохнул и наморщил нос. Пан и Мим. Кажется, он забыл эту парочку в подвале.

– Похоже, я старею.

– В первую очередь ты с каждым столетием становишься более невыносимым и надоедливым.

Закрыв за собой дверь, Цето прищурился, а затем подошел к Ашеру.

– Не заходи слишком далеко, братец.

– Черт побери, Мим! Может, мы придем к какой-нибудь договоренности насчет всей этой слюны и слизи?

– Неужели ты не можешь воспитать их обоих?

– Это безнадежно. Сам не хочешь попробовать? – Ашер налил бокал вина и протянул его Цето.

– Даже не думай. Я еще не настолько устал от жизни.

– Верно. И при этом необычайно мудро.

Они подняли бокалы друг за друга.

Ашер был единственным, от кого Мим и Пан могли терпеть упреки, наказания или приказы. Он создал их.

Мим и Пан были таким оружием.

– Ну так что привело тебя сюда? Кроме вина и этих двух слюнявых комков шерсти?

– Верно. Но в этот раз случилось кое-что новое, и я хочу об этом тебе рассказать.

– И в чем же дело?

– Тариэль, – коротко сказал Цето, и Ашер тут же оцепенел.

– Интересно.

– Ничего не хочешь добавить?

– Где его заметили?

– В Праге.

Ашер сухо рассмеялся.

– Не хочешь отомстить?

– Итак, ты хочешь отомстить, – произнес Цето. – Почему же Светлый Вечный был так неосторожен?

– Тариэль не стал бы рисковать просто так, выдавая свое присутствие Темным.

– Человеку.

– Что?

– Он явился какой-то женщине.

– Не знаю, – пришлось признаться Цето.

Глядя в огонь, Ашер позволил своим мыслям блуждать. Он не мог увидеть никакой взаимосвязи.

– Что ты задумал?

Рот Ашера скривился.

– Думаю, мне предстоит путешествие.

Когда-то все было иначе.

– Где же ты прячешься? – прошептал Ашер в темноту, скользя взглядом по ночному городу.

Он это выяснит. Любопытство – его главная страсть, и он слишком сильно наслаждался им, чтобы себя сдерживать.

Как скучно! Нет, тогда давайте лучше…

Ожидая реакции Тариэля, Ашер поправил костюм.

– Захотелось навестить старого друга.

Ашер поднял подбородок, хотя он и так был выше Тариэля, самодовольно усмехнулся и встал прямо перед ним.

– А теперь я тебя спрошу. Что тебе здесь нужно?

– Тебя это не касается, Темный. Убирайся туда, откуда пришел.

– Что бы ты ни задумал, я слежу за тобой.

6
Мила

Мила подняла лицо к небу и закрыла глаза. Солнце согревало ее. Сегодня был прекрасный день.

Так много людей, а ответа не было ни у кого из них. Ни у кого.

Сегодня она решила устроить себе выходной и не пошла туда. Вместо этого она отправилась в библиотеку, в «Národní knihovna Cěské republiky»[1], и принялась искать там книги о проклятьях, старые сказания и легенды, в основном чешские, и все, что было связано с серым цветом. Она копалась в архиве, в уставленных книжными шкафами коридорах, но ничего не нашла. Ничего, что хотя бы отдаленно походило на ее проклятье.

Только сегодня Мила нашла в себе силы выйти за пределы Старого города и снова пересечь мост.

С тех пор что-то изменилось.

Ты сходишь с ума, это звучит как абсолютная чушь!

Она коротко покачала головой и с трудом сглотнула. Нет, должно быть какое-то другое объяснение.

– Привет, – сказал он дружелюбно, но словно с некоторой нерешительностью.

– Привет. – Мила отпила глоток чая, немного отодвинула стул назад и встала.

– Пожалуйста, сиди, мы…

Жар, холод…

– Хватит, – прошипел кто-то весьма сурово, так что Мила чуть не поперхнулась.

Чары спали. Высвободив руку, Мила слегка пошатнулась.

– Прости, это было невежливо. Меня зовут Ашер.

– Рад видеть тебя снова, – произнес рядом знакомый голос.

Все в порядке. Ничего особенного.

– Меня зовут Мила. Не хотите присесть? Столик маловат, но… – предложила она.

– Будем очень рады.

Он тут же уселся за столик; Мила, немного помедлив, тоже опустилась на свой стул.

Ее спаситель последовал их примеру, хотя и с меньшим энтузиазмом.

Никто ничего не говорил. Не в силах вынести тишину, Мила взяла слово.

– Спасибо… ну, ты знаешь. Я просто хотела еще раз тебя поблагодарить.

В ответ он лишь кивнул, так что она продолжила, пока Ашер заказывал напитки.

– Тогда я не спросила, как тебя зовут?..

На мгновение повисла тишина, и Миле показалось, что он так и не ответит.

– Тариэль. Меня зовут Тариэль.

– Спасибо, Тариэль, – повторила она еще раз и улыбнулась.

Мила прищурилась. Они с Ашером некоторое время играли в гляделки, а потом она наконец произнесла:

– Если бы ты спросил повежливее, я бы, может быть, и рассказала.

– Туше, милая.

– Мила. – Он произнес ее имя нараспев, словно наслаждаясь им. – Милая, милая. Именно это твое имя и означает.

Но именно это и происходило.

– Меня зовут Милена.

Что она здесь делает?

– Желаю приятного вечера, Мила. Надеюсь, мы скоро встретимся.

– Извини, он ужасно невежливый.

– Это твой друг?

– Зависит от того, что понимать под словом друг.

– Как я уже сказала, спасибо, что проводил меня и присмотрел за мной. Не думала, что мы встретимся снова.

– Меня это совсем не затруднило. Теперь у тебя все нормально?

– Да. Все в порядке.

Она понятия не имела, что заставило ее соврать. Может быть, соврать было проще, чем сказать правду.

Тариэль отпил воды и наклонился к ней немного поближе.

1 Национальная библиотека Чешской Республики.

Скачать книгу

Крылья из дыма и золота бесплатное чтение

Ава Рид Крылья из дыма и золота

* * *

Пролог Тариэль

1 Мила

Двенадцать лет спустя

2 Тариэль

3 Тариэль

4 Мила

5 Ашер

6 Мила

7 Ашер

8 Тариэль

9 Мила

10 Тариэль

11 Мила

12 Ашер

13 Мила

ПрологТариэль

1Мила

2Тариэль

3Тариэль

4Мила

5Ашер

6Мила

Ава Рид
Крылья из дыма и золота

Пролог
Тариэль

1
Мила

2
Тариэль

3
Тариэль

4
Мила

5
Ашер

6
Мила

7
Ашер

8
Тариэль

9
Мила

10
Тариэль

11
Мила

12
Ашер

13
Мила

Пролог
Тариэль

1
Мила

2
Тариэль

3
Тариэль

4
Мила

5
Ашер

6
Мила