Знаки Луны бесплатное чтение

Все истины в этом мире старые.

Автор

Выражаю благодарность за помощь при написании книги астрологу Катерине Лис

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается.

© Ульская С, текст, 2021

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2021

© ИП Соседко М. В., издание, 2021

1

1 июля 2008 года

– Ну что, сынок, доволен? – старый бухгалтер, похожий на моржа, ухмыльнулся в седые усы.

Дэн пересчитал деньги, сложил их в потрёпанную сумку и широко улыбнулся.

– Ради этого стоило попотеть!

– У нас все остаются довольны. Но не многие сюда возвращаются! – Покачал головой старик.

– Да уж. Прощайте. Вряд ли и я вернусь. – Дэн взгромоздил ценную ношу на плечо и вышел из вагончика на воздух.

Вокруг него простирался холодный северный край. Сплошная графика. Чёрные и серые тона. Даже море он никогда не видел здесь синим. Волны, как ни взглянешь, печального стального цвета. Растений нет, кроме двух-трёх чахлых, выживающих, вечно голых кустов. Мох – и тот грязно-белый. Да и сам островок, состоящий из груды камней, можно было обойти за час. Из строений – только пара хибарок рабочих и сама буровая вышка, ради которой все они здесь находились.

«Безрадостно», – подумал Дэн и поспешил к группе домишек за скалой, чтобы совсем не замёрзнуть от пронизывающего ветра. Он дул тут всегда. Мог быть тихим и мирным, но чаще шквалистым и приносящим с собой шторма. И тогда волны с ужасающей силой сутками бились о берег, словно хотели уничтожить этот угрюмый кусочек земли. Они, вахтовики, научились ходить на ощупь, особенно в полярную ночь, когда всегда темно, или в сезон бурь, потому что порой ни черта не было видно за серой завесой промозглой тьмы.

Перед тем как зайти в крайний домик, Дэн ещё раз с тревогой осмотрел горизонт, оценивая силу ветра. Не хотелось бы задержаться здесь даже на сутки. Иногда, в очень плохую погоду, вертолёт просто не прилетал.

То, что увидел Дэн, его порадовало, и, удовлетворённый, он открыл дверь и зашёл внутрь.

– У тебя сегодня праздник? Закончилось заточение? – спросил его весёлый сменщик, с завистью поглядывая на почти собранные Дэном сумки.

Он тоже хотел бы сейчас сложить свой скарб и улететь из этой адской дыры.

– Да. Девять месяцев… Ну что ж, зато выплатили всё, как обещали.

– Теперь тебе хватит денег и на твои курсы, и чтобы помочь матери, как ты хотел.

– Да – Дэн решил побриться перед дорогой. Глядя в маленькое зеркало, он намазывал обветренное лицо куском мыла. – Знаешь, и даже держа такие деньги в руках, я бы ни за что не хотел остаться здесь ещё.

– Я тебя понимаю, – хохотнул сменщик. – Я не то что дни считаю – часы. Если бы хоть интернет был, а то, кроме работы и книг, заняться нечем. Да ещё дурацкая жратва…

– Как только доберусь до берега, наемся до отвала! Закажу хороший стейк средней прожарки! – мечтал Дэн.

Оба сглотнули слюну.

– Мне ещё долго будут сниться консервированные бобы.

Заканчивая бритьё, Дэн вылил на голову ушат воды. При этом рукава закатались и стали видны его накачанные от тяжёлого труда руки.

Вертолёт прилетел вовремя. Бригада быстро разгрузила почту. Трое счастливчиков дожидались взлёта, чтобы наконец улететь «на землю».

Запустились двигатели, раскрутились лопасти, которые подняли пыль, разбрасывая щебень и мусор, а Дэн счастливо вздохнул и снова улыбнулся – этого момента он ждал мучительно долго. Часто, когда, промокший и насквозь замёрзший, тащил буровую трубу, он представлял, как его навсегда будет уносить в своём чреве этот металлический ангел, уважительно прозванный здесь «Спасителем».

Покидал остров парень лишь раз – на рождественские каникулы. На десять дней. И во время отдыха постоянно боролся с собой – сбежать, забыть, не возвращаться. Но даже матери он не мог тогда пожаловаться, потому что она бы тоже встала на слабую сторону его души и уговорила остаться. И он бы точно проиграл и не вернулся.

«Спаситель» сделал круг над посёлком. Дэн, бросив последний взгляд на скалы, отвернулся. Он привычно надел потёртые наушники и подкрутил громкость на полную.

Музыку он не любил. Нет. Это было что-то большее. Он перед ней благоговел. Она составляла смысл его жизни.

Когда-то ему даже прочили карьеру музыканта. Но не сложилось. А страсть осталась. У него, как и у многих музыкально одарённых людей, услышанная мелодия мгновенно перерабатывалась в ноты и стройными рядами навечно ложилась в ячейки памяти. На острове он всё время слушал диск Rammstein, оставленный сменщиком до него. Песни этой группы заглушали его собственное, сбившееся от напряжённой работы дыхание и в то же время точно совпадали с настроением. Он их выучил наизусть и порой, когда совсем не оставалось сил, собирался, налегал на груз, набирал в лёгкие побольше воздуха и рвал последние жилы, беззвучно выплёвывая: «Du, du hast, du hast mich…». И это заклинание всегда помогало. Вентиль поддавался, балка сдвигалась… Правда, для тех, кто его видел в тот момент, он выглядел как сатанист, вызывающий духов. Но ему было плевать, главное – работа была сделана.

Однако сейчас Дэн включил другую музыку. Он впитывал в себя забытый «Night» Ludovico Einaudi. Эта мелодия была из его старой жизни. Оттуда, «с земли». Она очень подходила моменту и картинке за иллюминатором.

«Спаситель», поднявшись в воздух, застыл. Сейчас был виден почти весь островок – кусок скалы, торчащий из воды. Он напоминал тёмный бок огромного морского животного, которое атаковали люди. На теле неведомого чудища постройки смотрелись некрасиво и инородно.

Зачем человек лезет туда, где природа его не ждёт? Только отсюда Дэн увидел эту тихую войну. Люди были захватчиками. И природа противилась. Дэн отметил, что на нежилой части острова стихия уже разрушила старые склады. Их остовы щерились ржавыми трубами и грудами обломков. Природа всё равно победит и в итоге снесёт здесь всё, понял Дэн. Она не злая, но дикая. Её натура терпеливо сопротивлялась, как зверь, который рычит и прикусывает, чтобы не лезли на его территорию, но человек вгонял и вкручивал в её тело жёсткие детали, качал из него кровь. Поэтому она впадала в ярость, бесилась и отвечала.

Дэн последний раз окинул взглядом островок, представив его без людей и зданий. Таким он был даже по-своему красив. Суровый, одинокий осколок всех цветов стали и графита.

– Улетаем. Навсегда, – тихо сказал себе под нос Артур, сидевший рядом с Дэном.

Он тоже смотрел в иллюминатор. Всю смену Артур работал с Дэном бок о бок бурильщиком. Он взглянул Дэну в глаза и сказал:

– Вот так, дружище. Ад закончился. Всё кончается. Жаль только прощаться с ребятами. Мы были хорошей командой.

Дэн кивнул, соглашаясь. «Спаситель» сделал плавный поворот, горизонт качнулся, и в океане показалась пара рыболовецких траулеров. Сверху они выглядели хрупкими и ненадёжными.

Парень вздохнул, подумав, что люди напоминают корабли. Разные и на первый взгляд непохожие. Тяжеловесные баржи, нагружённые всякой всячиной, или лёгкие, начищенные до блеска, быстрокрылые яхты. Парадные пароходы, на палубах которых вечный праздник, и закопчённые рабочие катера. Маленькие лодочки и огромные лайнеры. Но в этой Вселенной мы все подчиняемся одним правилам. В большом безбрежном океане жизни пересекаемся на какое-то время, идём одним фарватером, а потом неизбежно расходимся. Такова жизнь.

Все четыре часа полёта Дэн дремал и мечтал. Теперь он сможет поехать в Нью-Йорк учиться в Школе Астрологии. Оставит часть денег матушке, которая совсем состарилась. Дэн понимал, что ей, с мучавшим её артритом, всё сложнее работать на фабрике, где она с утра до вечера мыла полы. Мать наконец тоже получит заслуженный покой.

Дэн очень устал за эти девять месяцев. Но был горд. Он справился и смог. Из щуплого подростка за короткий срок незаметно трансформировался во взрослого. И приз тоже теперь близок – желанная учёба. Дэн с закрытыми глазами потрогал лежащую в ногах сумку с деньгами и тихо засмеялся.

…Садился «Спаситель», когда солнце клонилось к горизонту. Дэн размял затёкшее тело и выглянул в иллюминатор. Перед ним уютно блестели огоньки городка, пророчившего ему счастливую жизнь. Сердце радостно забилось. Здравствуй, земля!

Дэн распрощался с ребятами, и они разошлись в разные стороны. Каждому из них предстоял длинный путь до дома. Но дольше всех было добираться Дэну – ещё пять часов на автобусе.

Он подошёл к автостанции и встал перед щербатой доской с расписанием.

Так, ближайший рейс к матери был буквально через десять минут.

Тут до него донёсся восхитительный запах жареного мяса. Волнующий, обволакивающий сознание. Повернув голову, парень увидел кафе через дорогу. Вечер был тёплый, владельцы забегаловки вытащили столики на улицу и прямо здесь же готовили на барбекю еду.

Кажется, первым делом «на земле» он планировал поесть. Но как же автобус? Следующий будет только в одиннадцать утра. Дэн задумался.

Да что он, маленький? Не потерпит ещё? Если выберет сейчас вон тот стейк, лежащий с краю, который шкворчит, шипит соком и пахнет невероятно соблазнительно, то ему придётся ночевать здесь, где-нибудь в мотеле. Что делать? Заманчиво покачивались на столиках клетчатые скатёрки, где-то в глубине кафе завлекающе звенели посудой. Мужчина за ближайшим столиком шумно глотнул пива из запотевшего пузатого бокала, тут же обзаведясь большими пенными усами, и довольно засмеялся. Дэн глубоко втянул воздух, пытаясь насладиться запахом растворённого в нём мяса и… решительно направился покупать билет.

…В автобусе Дэн почти всю дорогу смотрел в окно на сгущающиеся сумерки и жевал печенье, купленное рядом с кассами. Мимо проносились фермерские домики с силосными башнями за длинными белыми заборчиками. На полях лежали аккуратные брикеты соломы, напоминающие булочки. Вглядываясь в окна, Дэн думал, что там сейчас накрывают ужины. Пару раз он видел семьи за столом на освещенных верандах, и тогда становилось совсем невмоготу, живот урчал.

Через проход от Дэна крупная женщина с недовольным выражением лица ела большое сочное яблоко. Дама с хрустом откусывала каждый кусок, при этом сок бежал у неё по подбородку, и тогда она торопливо вытирала его ладонью. Доев, тётка убрала огрызок в сумку и достала сэндвичи с ветчиной и огурцом. Умяв их, перешла на пачку чипсов. Затем достала из шуршащего пакета баночку с орешками.

Дэн старался не смотреть на это пиршество и с остервенением жевал безвкусное печенье, похожее на вымоченный картон. Через час тётка наконец насытилась и заснула, откинувшись в кресле. В салоне наступила тишина, и только колёса автобуса ритмично гудели, убаюкивая Дэна. Он незаметно провалился в сон.

В городок они приехали в третьем часу ночи. Сонные пассажиры, таща багаж, медленно вываливались на плохо освещенную площадь. Некоторых людей встречали, другие расходились сами. Через пару минут площадь опустела.

Дэн не сообщал маме о своём прибытии, чтобы она не нервничала. Поэтому его никто не ждал.

Он, словно гончая, вытянулся и глубоко вдохнул летний ночной воздух родного города. Неподалёку стояло такси, но Дэн, повесив сумку на плечо, не раздумывая, свернул за угол.

Все рестораны и кафе города были закрыты, но он знал одно, поблизости с автостанцией, работающее круглосуточно. Наскоро преодолев пару переулков, Дэн вышел к каналу реки, от которого тянуло тиной и мазутом. Дальше начинались склады. На старом здании завода, стоявшего перед ним, зазывно мигала, приглашая войти, вывеска бара «Мясо &Рыба».

Даже сейчас, глубокой ночью, здесь были посетители. В основном рабочие.

Дэн нашёл свободный столик и наконец заказал стейк с гарниром и пиво. Ждать пришлось недолго. Заказ быстро принесли, и Дэн жадно на него накинулся.

Мужик в клетчатой рубашке за соседним столиком оторопел, толкнул рыжего друга рядом и сказал:

– Гляди, ест, словно сто лет голодал!

– Всё верно, – с набитым ртом проговорил Дэн, – я только с вахты. Был на бурильной установке. Девять месяцев дурной еды, когда больше всего на свете мечтаешь о хорошем куске мяса. Тем и сыт.

– Да ты что?!

Мужики подсели к Дэну, и рыжий, наклонившись, сказал:

– А мы вот с Вилли, – он толкнул товарища, – собираемся буквально к концу недели ехать, подписывать контракт. Слышь, друг, расскажи, а каково это – работать на буровой? Чего, неужели всё так сложно?

– Не знаю, как сказать, – с наслаждением запив очередной кусок пивом, проговорил Дэн.

– Ну, ты кратко опиши. Каково там?

– Каково? – Дэн задумался, почесал затылок и сказал: – Ну, если кратко, то тяжело. Холодно. Сыро. И грязно. И ко всему этому надо прибавить постоянный шум и вибрацию. А в остальном… Терпимо.

– Да? – Тут уж пришло время чесать головы собеседникам. – Вилл, может, ну его? Ты реально хочешь так впахивать?

– Но деньги-то немалые, – несмело возразил Вилли.

– Ребят, главное – желание. «Когда-нибудь это закончится, – говорил я там сам себе каждый день, – и ты будешь вспоминать это как этап, который прошёл. И гордиться. Что ты сумел». И вот я здесь. – Дэн счастливо и широко улыбнулся им.

Друзья ещё порасспрашивали Дэна о жизни на буровой, завистливо его слушая – у него-то всё позади! Он смог. И, уже совсем подрастеряв энтузиазм, ушли.

А на Дэна после еды накатила жуткая усталость. Напряжение, державшееся год, спало. Он, захмелевший, откинувшись на сиденье, вспоминал суровые берега, волны с металлическим отливом, круглосуточный собачий холод. В ушах стоял шум вечного прибоя и ветра. По телу пробежали мурашки, и Дэн встряхнул головой, сбрасывая видения. Парень погладил сумку рядом с собой – она напомнила ему, что всё пережитое стоило того – здесь лежала его награда.

Посидев ещё немного, Дэн расплатился и вышел на свежий воздух.

Только сейчас, стоя здесь, в темноте, слушая гул заводского района, не умолкавший никогда, он до конца осознал, что выиграл. Его накрыло ликование. Он ПОБЕДИЛ!!! Ура! Всё закончилось!!!

Дэн поднял руки и закричал:

– Я счастлив!

Потом вслушался в себя и ещё громче заорал:

– Я! Сча-а-астли-и-ив!!!

– Чего вопишь? – произнёс кто-то хрипло.

Из темноты появились четыре серые тени.

…Били его долго и нещадно. Дэн из последних сил вцепился в сумку с деньгами, как в саму жизнь. Ему казалось, что если он её отпустит, то и жить незачем. Он даже почти не чувствовал боли, просто в какой-то момент потерял сознание. Последнее, что запомнил, – огромный, почти нереальный диск луны над собой.

Кто-то рыжий склонился над ним.

– Пацаны, кажется, ему каюк! Разбегаемся. – Рванул сумку Дэна, и нападавшие растворились в темноте.

Дэна нашли под утро. Первая смена рабочих. Они шли к пяти в цеха, весело переговариваясь, и увидели его фигуру у фонаря. Он лежал и не шевелился. Кто-то подумал – пьяный, но двое решили подойти.

– Боже мой! Это, кажется, Музыкант! – воскликнул один, вглядываясь в окровавленное лицо. – Дэн-Музыкант! Мы жили на одной улице! Я думал, он уехал из города. Поднимайте его, ребята, – обратился он к остальным.

Дэна положили на плиты и вызвали 911.

…Уже из больницы кто-то позвонил его матери. Она примчалась, долго охала, ахала, рыдала, но была рада, что сын остался жив.

– Я чувствовала – что-то происходит! Тот кот, которого ты мне оставил, плакал и мяукал всю ночь. Я думала, на улицу просится, вставала пару раз, открывала ему дверь. А он смотрел на меня, мяукал, но за дверь не выходил… Как же так случилось, Дэн? Как же так?

– Мам, ну что же делать…

У него была рассечена бровь, сломано ребро и диагностировано сотрясение мозга. Но самая большая проблема – отслоение сетчатки на одном глазу. Из-за тяжёлого труда последний год и нападения правый глаз не выдержал. На него наложили повязку. Но нужна была срочная операция.

Мать держала сына за руку и всё время успокаивала:

– Всё будет хорошо, Дэн, сынуля. Всё будет хорошо.

А у парня из-под повязки катились слёзы. Ему жаль было украденных денег. Отчаянно жаль целого года. И матери, которой теперь он не сможет помочь. А возможно, даже останется слепым.

До того, как его увезли на операцию, мать просидела с ним, успокаивая.

– Сынок, – сказала она ему напоследок, – мы переживали с тобой и худшие времена. Но никогда не теряли надежду. Всё будет хорошо, потому что иначе не может быть. Помни, что уныние – один из грехов. Не поддавайся ему.

Как только каталка с сыном скрылась за дверями операционного блока, Рут пошла в церковь у больницы. Иначе она не умела и в тяжёлые моменты всегда шла в храм.

Хотя Дэн увлекался эзотерикой, сама Рут Кит верила в Бога. Её вера была такой же бесхитростной и простой, как и она сама. Рут украшала свой дом расписными пластиковыми ангелочками, ходила по воскресеньям на службы, всегда откладывала десятину от зарплаты, которую скромно клала на поднос, когда помощники священника пробегали по рядам в конце службы, причащалась перед каждым праздником и старалась не грешить. Свою веру женщина никому не навязывала, даже сыну. Она искренне считала, что каждый имеет право жить как хочет. Главное – не мешать остальным, соблюдая Божьи заповеди. И по возможности делать добро.

Примостившись на самую дальнюю скамью, Рут долго молилась за сына, а потом понуро сидела, прислушиваясь к тому, как где-то наверху репетирует церковный хор, и размышляя над тем, что делать дальше. Но когда служки нарочито громко стали закрывать главные ворота, она ушла.

После, до самых потёмок, мать просидела в холле больницы, ожидая, когда выйдет хирург. Она очень устала, но боялась расслабиться, заснуть, прикорнув на скамье, поэтому почти всё время ходила, только иногда присаживаясь на краешек стула, пристально глядя на дверь. Издали она напоминала старую собаку, которая, вытянувшись в струнку, ждёт возвращения хозяина.

Наконец врач вышел. Она кинулась к нему, в глазах её был немой вопрос. Хирург взял её за руку она осела, заплакала, слушая его и мелко кивая головой. В Рут словно отпустило какую-то пружинку, и она снова смогла дышать.

Операция прошла успешно. Врач порадовал, что со временем зрение должно восстановиться, хотя, скорее всего, ближайшие месяцы Дэн будет видеть всё сквозь пелену.

Его закидывали письмами друзья, пришла навестить первая наставница – Тесс. Она долго утешала Дэна, сидящего в повязках. Но в нём словно выключили свет.

Да, он понимал, что всё решаемо и не так страшно. Что не произошло ничего неисправимого. Однако был опустошён. Тем, что пережитое за последний год прошло впустую. Тем, что, пробежав тяжёлый круг, вернулся на исходную, и даже со знаком «минус».

– Нет, – возразила Тесс. – Всё не зря. И ты не такой, каким был год назад. Испытания делают нас сильнее. Наша душа тоже обрастает мышцами, как и тело. Самое большое счастье испытываешь в тот момент, когда, опустившись на дно, отталкиваешься и взмываешь на самый верх. И у тебя получится. Я знаю. Думаю, что ты только со временем поймёшь: пережитые трудности готовят нас легче преодолеть следующий этап. Может быть, через год ты сам мне скажешь, что, если бы не было девяти месяцев на буровой, не случилось бы и следующих побед.

Тесс приободрила его, но, когда она ушла, Дэн опять загрустил, анализируя свою жизнь.

Прошлым летом он решил учиться в Нью-Йоркской Школе Астрологии. Там были лучшие учителя, и туда попадали только по рекомендации. За него попросила Тесс. Она и сама там училась когда-то. Но сумма за обучение казалась неподъёмной. Того, что Дэн заработал за три месяца лета официантом, не хватило бы и на один семестр. Тогда подвернулось предложение подписать контракт и ехать работать на буровую. Он принял для себя трудное решение – год попотеть, но зато потом продолжить путь к мечте.

И вот сейчас у него уже в руках красивое тиснёное приглашение на учёбу. А денег как не было год назад, так нет и сейчас. Было даже хуже. Потому что один глаз всё ещё не видел. И на буровую снова его бы не взяли. По состоянию здоровья.

Дэн не мог ни успокоиться, ни придумать, что делать дальше. Особенно он мучился долгими душными ночами. В одну из таких бессонниц с ним случилась странная штука.

17 августа Дэн остался в палате больницы один – перед выходными его соседа, нудного разговорчивого старика-фермера, выписали. Дэн дождался, когда после вечернего обхода погасили лампы в коридоре, и открыл настежь окно, впустив в свою скудную обитель пьянящий воздух сумерек.

Небо было безоблачным. Над городком, освещая всю округу, словно днём, сияла огромная жёлтая луна. Дэн снял с прооперированного глаза повязку и стал смотреть на ночное светило то здоровым, то больным глазом по очереди. Здоровый глаз видел все щербинки на луне, а больной вместо неё лицезрел размытое светящееся пятно с бликами. Дэн вглядывался, изо всех сил пытаясь прояснить то, что плохо видел, но тут произошло неожиданное… Сначала как будто раздались звуки колокольчиков. Или пение птиц. Едва различимое, но его музыкальное ухо уловило эти переливы. Больным глазом он увидел, как на круглой, словно блин, луне, проявилась чёткая картина – книга, которая открылась и зашелестела страницами.

Это зрелище заставило Дэна отскочить от подоконника в темноту палаты. Он стал тереть глаза. Его сердце гулко билось, казалось, в самом горле. Что это было?! Он видел книгу очень чётко. Дэн боялся признаться сам себе, но, кажется, даже прочёл её название. Возможно, у него галлюцинации из-за лекарств?

Осторожно, крадучись, Дэн подошёл к окну, словно боец в ожидании снайпера. Закрыл больной глаз и не торопясь посмотрел на луну здоровым. Ничего. Вернее, луна была такой, как обычно. Дэн со страхом закрыл здоровый глаз и медленно приоткрыл прооперированный. Луна снова показывала ему книгу, но теперь он явно видел, что ему её протягивает мать.

До самого утра Дэн не спал. Он еле дождался девяти, чтобы позвонить Тесс, и очень обрадовался, когда та сразу подняла трубку.

– Тесс, прости, что беспокою, – затараторил он, – но со мной приключилась удивительное…

И Дэн рассказал Тесс о том, что видел ночью.

– Я схожу с ума? Это от сотрясения?

– Дэн, – засмеялась Тесс, – нет, с твоей головой всё в порядке. Ну, почти. Мне странно, что ты не видел этого раньше. Скажи, ты помнишь часы, которые вытащил из мешка Силы, когда учился у меня?

– Да. Они и сейчас на мне. Я стараюсь их не снимать.

– А ты не заглядывал внутрь?

– Нет, не было надобности. Их открывал только мастер, когда чистил и приводил в порядок.

– Ну так открой. Нажми на маленький рычажок сбоку. Внимательно рассмотри их, а потом ещё раз позвони мне! – И Тесс отключилась.

Дэн снял с руки часы, подаренные год назад учителем. Он много раз их разглядывал. Это был пухлый старинный механизм с резными стрелочками. Каждая цифра нарисована на красивой гранёной звёздочке. Задняя крышка гладкая, но сбоку он действительно обнаружил маленькую кнопочку. И надавил на неё. Крышка откинулась, и перед Дэном предстали часовые внутренности. На каждом винтике и тут были изображены звёздочки, а сама крышка с обратной стороны имела гравировку: «Изготовлено мистером Myном в 1928 году. Часовая мастерская Mond». Вокруг надписи были нарисованы 29 положений луны на небе. От острого серпа до полнолуния. Теперь у Дэна скорее появилось ещё больше вопросов. И он снова набрал номер телефона Тесс.

– Увидел? – спросила она его. – Пришла пора рассказать, как появились у меня эти часы. Они достались мне от отца. А он много раз рассказывал, что нашёл их на развалинах древнеримского города Луни. Как они туда попали, никто не знал. Поразительно, что часовая мастерская «Mond» (что по-немецки означает «луна») в городе Трир действительно существовала. А вот сведений о мастере Муне не осталось. И больше с такой надписью часов не нашли. Скорее всего, они единственные. И они словно пропитаны луной. Я знала, что тот, кому достанутся, будет с ней связан.

– Как связан? – растерялся Дэн.

– Луна выбрала тебя, мой друг. Она твоя крёстная. И станет с тобой говорить. Как я понимаю, в полнолуние она будет давать тебе знаки и подсказки.

– А что означает увиденный мною знак? На книге я чётко разобрал надпись: «Звёзды».

– Я думаю, тебе надо расшифровать его самому. Хотя ответ, мне кажется, очевиден. Но догадайся сам, – Тесс опять засмеялась и закончила разговор.

Через несколько дней Дэна выписали. Он каждую ночь пытался смотреть на уменьшающийся лик луны, однако больше она не показывала ничего. Видимо, надо было ждать нового полнолуния.

…Мать радовалась, что сын после всех мучений наконец вернулся домой. Однако её сердце разрывалось от того, как он был печален. На дворе стоял душный август, но Дэн почти не выходил на улицу. Он нашёл работу в Сети – принимал заказы для интернет-магазина. А в свободное время, когда не помогал матери, сидел и слушал аудиокниги. Дэн стал раздражительным и замкнутым.

Если раньше сын всё рассказывал Рут и всем делился, то сейчас молчал или отвечал коротко, погружённый в собственные мысли.

А ночью он спал тревожно и отрывисто. Его сон напоминал быстро бегущие облака, которыми нервный ветер, нарвав их на клочки, закидал бесцветное небо. Они крутились, переворачивались, сжимались и рассеивались, освещаемые молчаливой луной, точно так же, как бесконечные тревоги в голове Дэна.

Парень размышлял над тем, что земля вовсе не рай. Мы все живём в аду, думал он. В котором пытаемся выстроить свой Эдем. Отгораживаемся, придумываем, лепим… Но часто эти стены такие хрупкие, что одно неловкое движение, одна мысль, неправильное действие – и крошечный мир рушится, поглощаемый безразличным мирозданием, равнодушно стирающим следы чужого отчаяния, радостей, планов и надежд. Подобно тому, как пустыня заволакивает и сжирает лес, оставляя безжизненные пески.

Ежевечерне Дэн приходил к матери на фабрику и помогал убирать цеха, как он делал это в детстве. Рут вспоминала, глядя на него, как мальчишкой Дэн бегал с огромным чёрным пакетом, больше его самого, и скидывал туда мусор из ведёрок. В своих очках с толстыми круглыми линзами он напоминал ей тогда весёлую игривую обезьянку, каждую минуту придумывавшую новую забаву и никогда не грустившую. Вот только сейчас Дэн был другим. Рут тяжко вздыхала всякий раз, глядя на его сгорбленную фигуру. Всю эту его учёбу астрологии она считала блажью. С замиранием сердца, получая от него очередное письмо с далёкого севера, ждала, что сын одумается, выберет себе нормальную профессию и занятие, о котором не стыдно будет рассказать в церкви. В её фантазиях он ходил то в белом халате, как молодой человек, который работал в пекарне на углу, то в красивой тёмной форме, как начальник постовой службы полицейских, что разъезжал на славной машине по их району. Или… Фантазий было много, но ни в одной из них Дэн не изучал какую-то дурацкую астрологию.

В очередное воскресенье, полная дум, Рут отправилась на утреннюю службу в приходскую церковь, куда ходила больше двадцати лет. Она всегда с упоением слушала наставления пастора Микаэля, соглашаясь с каждым произнесённым им словом и считая его голосом Бога. Да и похож был их пастор на святого с картинок. Особенно когда отпустил бородку клинышком. Во время служб Рут смотрела на седину в волосах отца Микаэля, ловила его взгляд, наполненный благочестием, и думала, что если бы люди не убили Сына Божьего, то, постарев, он выглядел бы именно так. Для неё Микаэль и был сам Иисус. Поэтому когда Рут увидела пастора, смиренно стоящего у дверей храма, то кинулась к нему.

– Отец Микаэль! У меня к вам просьба, – торопливо стала говорить она. – Можно ли во время сегодняшней совместной молитвы попросить вас замолвить перед Господом словечко за моего сына?

– Сестра наша Рут, – священник развёл руками, показывая на дверь своей кельи, – я и сам жду тебя, чтобы поговорить о Дэне.

Рут с надеждой улыбнулась и ринулась за ним в душную ризницу.

Там пастор Микаэль сел за стол, предварительно перекрестившись перед иконой, и, повернувшись к женщине, начал медленно говорить:

– Слышал я богохульную вещь. Будто сын твой собирается заниматься делом богомерзким.

Щёки Рут заполыхали, и теперь она не смела поднять глаз.

– И это ты вырастила такого человека. Тебе, Рут, должно быть стыдно. Ибо ты, как мать, отвечаешь перед Богом за воспитание сына. А ты выкормила прихвостня сатаны.

– Но… – робко начала она, – мой сын не вор и не убийца.

– Конечно. Он гораздо хуже! – повысил голос пастор. – Он отродие самых тёмных сил. Позор нашего прихода, такой же, как сын Иветты, что избил и изнасиловал женщину, и такой же, как грешная дочь Анны, которая, прости Господи, танцует в городе непотребные танцы. Сейчас в святой церкви на многое стали закрывать глаза. Лояльность пришла на место правды. Церковь перестаёт быть местом святым и чистым, собирая под своими сводами отребье и человеческие нечистоты. Но только не в моём приходе!

Мужчина умолк, тяжело дыша от исступления, до которого сам себя довёл речью, в коей не сделал до того ни одной остановки для глотка воздуха.

Восстановив дыхание, пастор продолжил:

– Я не позволю грязи быть в наших белых стенах. А твой сын, да и ты, пока поддерживаешь его, – самая что ни на есть грязь! И спасти ситуацию может только твоё осуждение Дэна. Сегодня, когда закончится проповедь, а я всю посвящу её сатанинским богохульным занятиям, ты встанешь и отречёшься от него.

Рут застыла на месте, боясь шелохнуться.

– Иди, – уже смягчившись, сказал пастор, и женщина послушно двинулась в храм.

На одеревеневших ногах Рут прошла в зал, машинально перекрестилась, едва коснувшись святой воды в чаше, и отрешённо села на своё привычное место. Не отвечала она на приветствия знакомых, чувствовала только, как горит под ногами пол. Хотела встать, но не могла. Её словно пригвоздили. Она подняла глаза на крест с Иисусом и увидела, что он с состраданием и упрёком смотрит прямо на неё. Рут и саму словно привязали к скамье и распяли. Она услышала улюлюканье и осуждение, на её лицо полетели плевки. И пусть этого ещё не случилось, но скоро, очень скоро Рут ощутит это на себе воочию.

Раздались первые аккорды хорала министрантов, и все встали, чтобы подхватить торжественный псалом. «Спаситель наш, приди, приди. Росой на землю снизойди…» – лилось с хоров. Обычно в этот момент и на Рут снисходило озарение, в душе множились умиление и восторг, но сейчас это лишь плеснуло керосина в огонь её страданий. «… Под тяжким бременем вины тебя зовём мы с глубины…» – подхватили прихожане. Рут прислушалась к себе, но Бог, Который, как правило, пел и ликовал внутри неё, сегодня молчал. Вместо Него кровило нутро.

Женщина ощутила себя дрянным старым куском бренной плоти, зачем-то оставленным здесь. Она оглядела зал, цепляясь за лики святых и ища в них поддержки, но увидела лишь щербины на стенах, облупленную позолоту, дешёвые пластиковые стаканчики и увядшие цветы.

Задыхаясь, Рут вскочила и, расталкивая толпу, понеслась из церкви, громко хлопнув дверью. Этот стук раздался уже в полной тишине на глазах всех присутствующих прихожан.

До своего дома Рут бежала не останавливаясь. Только на крыльце постояла, отдышалась и твёрдо открыла дверь.

Сначала женщина, не снимая верхней одежды, поднялась к себе в комнату, а потом спустилась к сыну. Дэн сидел в наушниках с закрытыми глазами. Она подошла к нему, обняла сзади за плечи, поцеловала в макушку и спросила:

– Что же ты будешь делать дальше?

Дэн удивлённо повернулся, вскочил, помог матери снять ботинки и кофту. Рут повторила вопрос.

Сын нехотя ответил:

– Пойду работать. Сосед предлагает отправиться на вырубку леса, там нужен человек в контору.

– А как же твоя учёба астрологии? Ты же о ней так мечтал!

– Мам, ну какая учёба?! И потом, ты же была против неё, говорила, что всё это глупости, а не учёба. Видишь, вышло по-твоему. Может, ты и права.

Рут подошла к столу и положила перед сыном пачку денег.

– Вот. Это то, что я копила на старость. Возьми. На твою поездку в Нью-Йорк.

– Мам, что же ты наделала? Не надо! – Побелел Дэн.

– Сынок, – Рут устало села на стул, – я прожила жизнь и знаю, каково это – заниматься нелюбимым делом. Ты выучишься и будешь большим специалистом. Я верю в тебя.

– Мам… – Дэн подошёл к матери и обнял её. Слова застряли в горле.

– Я знаю, сынок, что ты заработаешь больше. И меня не оставишь в беде. Люди осудят меня. И так говорят, что была бы ещё учёба путная, а то – астрология. Но я видела, как ты ради неё убивался, и понимаю: значит, она нужна тебе. И ты должен отсюда уехать. Должен!

– Я не могу взять эти деньги, мам!

– Глупости. Можешь.

– Но ты же говорила, что это на самый чёрный день! Ты же их всю жизнь откладывала.

– Ну, видимо, он настал. Мой чёрный день. Я хочу, чтобы ты был счастлив.

– Я могу их взять только в долг.

– Хорошо. Вернёшь, когда сможешь.

– Спасибо. Ты самый лучший друг! – Он уткнулся носом в её седую макушку, думая о том, что просто обязан сделать её старость счастливой. От мамы пахло как в детстве – мылом и добротой.

Дэн вдруг осознал, что именно это ему подсказывала луна: мать принесла ему учёбу. Он улыбнулся, вспоминая Тесс. Действительно, ответ был на поверхности, как она и говорила.

2

Через месяц Дэн уезжал из дома. Он покидал мать, радуясь, что ей наконец дали место на вахте. На фабрике Рут выдали красивую темно-зелёную форму, и теперь она надевала её по утрам, аккуратно пила кофе, стараясь не облиться, гордо поглядывая на себя в зеркало, и шла на работу. Сидеть и проверять жетоны, отмечая в журнале работников, было гораздо легче, чем заниматься уборкой. А зарплата её, однако, стала в три раза больше.

В их приходе Рут превратилась в настоящую знаменитость. Пастор Микаэль всё же произнёс задуманную проповедь, но она вызвала у жителей резонанс и даже маленькую забастовку. Священник уехал с миссией в Африку, к ним в приход прибыл новый пастор – отец Эдуард. Он был темнокожим, весёлым, живым и представлял собой антипод прежнего даже тем, что вне службы ходил в обычной одежде и много улыбался. Отец Микаэль был строг и неприступен, Эдуард же, напротив, излучал тепло, словно солнце. Первым делом он сходил к Рут и уговорил её вернуться. И в ближайшее воскресенье, когда Рут нерешительно зашла в церковь, прихожане встали и зааплодировали ей. Все в районе любили эту женщину за скромность, доброту и терпение.

Она повеселела, перестала носить косынку и сменила причёску. За неделю работы на вахте у Рут появились новые подружки, и теперь она даже позволяла себе ходить с ними на обед в рабочую столовую. Рут радовалась всему как ребёнок. Женщина гордо брала салатики в маленьких порционных мисочках, клала казённый ломтик хлеба на тарелочку и после наслаждалась каждым кусочком. Словно сидела в королевской гостиной с английским фарфором на столе. До этого она и говорить-то с людьми стеснялась, а сейчас все увидели, что Рут умеет смешно шутить и с ней интересно общаться.

Так что Дэн уезжал с лёгким сердцем.

Когда он сходил с трапа, в ушах заиграл Фрэнк Синатра. Он пел о Нью-Йорке, и Дэну это показалось очень счастливым знаком. Всё будет супер! Этот город ждёт его! Дэн заулыбался, замедлил шаг в такт музыке, и говорливая шумная толпа спешащих пассажиров обтекала его, как скалу – вода.

…Он вышел из метро на Пятой авеню и полной грудью втянул терпкий воздух города. Вдохнул так, что в лёгких закололо. Пахло – как нигде на свете. Воздух Нью-Йорка – особенный. Его запах – это смесь выхлопных газов, дорогих духов, разномастной еды, приправленный большой толикой людских надежд и разочарований.

Дэн закрыл глаза и погрузился в музыку города.

Нью-Йорк ошеломил парня и вызвал бурю смешанных чувств. Он столько раз видел его в кинофильмах и на фото, что, идя по Манхэттену, ощущал, словно вернулся в знакомый мир. Такие чувства испытывает ясновидящий, притрагиваясь к новому человеку: он тебе совершенно незнаком, но ты будто знаешь его всю жизнь. И эти эмоции опьяняют.

Дэн прошёлся по Пятой авеню, постоял на Уолл-стрит, посидел в Центральном парке.

Большое Яблоко поразило Дэна обилием разнообразной публики. Словно на борту огромного межгалактического корабля – кого он тут только не встретил, чего только не увидел! Пёстрые наряды со всех концов мира, обрывки разной речи… Незаметно для себя Дэн пробродил по городу пять часов без перерыва. Он просто шёл куда глаза глядят, и каждый раз его сердце колотилось сильнее, когда видел что-то узнаваемое. Лишь наткнувшись на витрину шикарного ресторана, за которой публика поглощала невиданные вкусности, парень очнулся. Под ложечкой засосало от голода. Но посещать рестораны Дэн не мог – надо было экономить. Мимоходом поглядывая на ценники в магазинах, он убедился, что город дороже Нью-Йорка найти сложно.

Спустившись в метро, Дэн вытащил адрес Астрологической Школы. Она находилась на окраине Статен-Айленда. Парень позвонил по указанному в проспекте телефону, назвался и спросил, как ему проехать по данному адресу.

Только к часу ночи, ориентируясь на указатели и подсказки прохожих, он добрался до нужного места. В очередной раз завернув за угол, мысленно прикидывая, что Школа должна быть уже недалеко, Дэн уткнулся в глухой высокий забор. Он подошёл к красивым чугунным воротам и прочёл надпись на золотой табличке: «Нью-Йоркская Высшая Школа Астрологии».

Наконец-то! Ещё чуть-чуть – и он свалился бы без сил у первого подъезда. Оглядевшись по сторонам, парень нажал на звонок.

Замигал глазок видеосвязи, и ворота плавно раскрылись. Поправив съехавшую с плеча сумку, Дэн несмело шагнул по дорожке, освещенной невысокими фонариками в виде звёзд, к дому из красного кирпича. Здание было длинным, трёхэтажным, и его можно было бы назвать суровым и скучным, если бы не девичий виноград, который взобрался по стенам до самой покатой черепичной крыши и разукрасил каждый простенок живописной листвой.

Увидев крыльцо с большим стендом объявлений, Дэн двинулся к нему. Навстречу вышла корпулентная строгая дама в розовой кофте с бантом и в пышной юбке. Её тёмные волосы были уложены в старомодную высокую причёску.

«Ей бы чепец, – подумал Дэн, – и образ чопорной экономки имения готов».

Говорила она тоже на старинный лад:

– Рада вас приветствовать, мистер Кит. Именно со мной вы общались по телефону. Я – Вирджиния Коуч, заведую здесь хозяйством. По всем вопросам вы можете обращаться ко мне. А пока – добро пожаловать!

Она церемонно открыла перед ним красивую резную дверь в холл. Дэн ступил на мелкую шоколадно-молочную плитку пола и ахнул. Направо и налево от него разбегались два тёмных коридора, отделанных дубовыми панелями. Свет горел только перед лестницей. Здесь со сводчатого высокого потолка свисала огромная люстра.

– Когда-то это были казармы для командного состава, – объяснила Вирджиния. – Следуйте за мной. – Она махнула ему рукой и пошла, звонко стуча каблуками, к единственной открытой двери направо по коридору. – В этом крыле – хозяйственный блок и кабинеты педагогов, – объясняла по пути. – В левом крыле и на втором этаже – классы. На третьем этаже – общежитие для студентов.

Вирджиния и Дэн зашли в небольшой уютный кабинет.

– Вы почти всегда сможете найти меня здесь. – Она села за стол напротив окна, и стул под ней привычно скрипнул. – Итак, мистер Кит, занятия начинаются с понедельника. На выходных прибудет основная группа студентов. У нас, как вы знаете, можно обучаться до трёх лет. Но при желании и определённом рвении некоторые укладываются и в один учебный год.

– Да, я собираюсь поступить именно так, – торопливо перебил женщину Дэн. Его пугала сама мысль о том, что нужно будет платить за дополнительный год или два.

– Ну, вам придётся трудновато. Нагрузка будет максимальной. Но, повторюсь, это возможно. Договор я составлю на вас завтра. И вы внесёте деньги. Сейчас мне нужны ваша точная дата рождения, до минуты, место рождения, а затем я провожу вас в комнату.

– 31 марта 88 года, – ответил Дэн, – в 12 часов 40 минут.

Дэн назвал город рождения и спросил:

– А зачем так подробно?

– Мы же всё-таки Астрологическая Школа. Преподаватели формируют группы, глядя на гороскоп. До конца учебного года вы должны будете написать дипломную работу под руководством одного из учителей. Но здесь не ученик выбирает себе наставника, а педагог – ученика. К кому вы прикреплены, узнаете в воскресенье. Я вывешу списки на стенде.

Вирджиния записала данные, захлопнула тетрадь и вместе с Дэном направилась на третий этаж. Они поднимались по широкой тёмной лестнице, а Вирджиния, освещая им путь маленьким фонариком, продолжила экскурсию:

– Вот здесь, на втором этаже, есть столовая. За зданием – маленький парк и автомобильная парковка. А вот и общежитие. – Она открыла большую дверь на третий этаж и заговорила шёпотом: – Здесь, по центру, душевые и туалеты. Там же можно постирать и высушить бельё. Направо – комнаты женские, а для вас, мальчиков, – левое крыло.

Туда они и свернули. Дошли до комнаты 323, и Вирджиния толкнула перед ним дверную створку.

– Устраивайся. Всё нужное найдёшь в шкафу. Ключи – с обратной стороны двери. Одни – для тебя, другие – для твоего соседа. Если что, знаешь, где меня найти.

Дэн попрощался с ней, радуясь, что она перешла с ним на ты. И Вирджиния удалилась.

Дэн оглядел комнату, где ему предстояло жить целый учебный год. Прямо перед ним было большое зашторенное окно, по бокам которого стояло два стола. Над ними висели полки для книг. Слева и справа – две одинаковые кровати. У самой двери – два шкафа. Что ещё нужно для удобства?

Вопроса, какую кровать выбрать, не возникло. Над левой висела гравюра. На ней светловолосая девушка тянула руки к круглой луне. Дэн понял, что именно это его место, и с большой радостью завалился на своё ложе.

Ещё прошлой ночью он спал дома. А сегодня лежал здесь. Так удивительно! Словно в эти сутки поместился целый месяц. Дэн стал думать, что в старину какой-нибудь рыцарь и правда потратил бы на такой путь недели четыре. Он бы ночевал в попутных харчевнях, продвигался бы на своём верном коне по таинственным чащам. И так явственно Дэн себе всё это представил, что практически услышал бряцанье стареньких лат, тихое ржание и приглушённый стук усталых копыт по пыльной дороге. Он почти заснул, как вдруг от внезапного шума вздрогнул. Это маленькая летучая мышка влетела в открытое окно, какое-то время пометалась между стеклом и шторой, напугав Дэна, и наконец вылетела наружу.

Дэн вскочил, слушая глухие удары собственного сердца. Он непонимающе озирался, вспоминая, где находится. Потом выдохнул, подошёл к окну и отодвинул штору. На него с чёрного неба, словно огромный зрачок, взирала луна. Парень стал вглядываться в неё. Луна была почти круглой. Наверное, завтра полнолуние. Он смотрел и смотрел на луну затуманенным взглядом, однако она ничего не показывала. Лик её оставался спокойным и холодным. Дэн вздохнул и закрыл окно.

Он разделся, устало стянув одежду, но аккуратно развесил её на спинке стула. В шкафу нашёл одеяло и подушку, кинул их на кровать. Потушил свет и наконец залез под тёплое одеяло. С удовольствием замотал в нём свои озябшие ноги и, подумав, что проворочается до утра, мгновенно провалился в сон.

Разбудил Дэна смех. Кто-то смеялся в коридоре. Это был женский голос. Смех бархатный, манящий, искристый. Та, что смеялась, делала это от души. Её хохот то замирал, то, перекатываясь, нарастал, накрывая всех, кто его слышал, волной веселья. Дэн ещё не открыл глаза, но уже улыбался, заразившись от смеющейся незнакомки. Он инстинктивно вытянул руку в поиске очков – движение, которое делал последние десять лет сразу после пробуждения, и, вспомнив, что очки не носит уже больше года, довольный, потёр глаза.

Его левый глаз всё ещё видел плохо. Дэн потренировал зрение, глядя на круглый светильник на потолке, потом, вздохнув, размял суставы, смешно крутя руками и ногами, и наконец вскочил с кровати. Вчерашнюю одежду ему надевать не хотелось. Он вытащил из сумки новую футболку и штаны, подхватил полотенце, зубную щётку с пастой и отправился на разведку в умывальню.

Дэн вышел в коридор, но там никого не было. Подошёл к двери, на которой был нарисован душ и раковина. За ней тоже никого не оказалось. Здесь, налево, были четыре одинаковые раковины, вделанные в длинную столешницу. Над ними висело зеркало во всю стену, а расположенная справа дверь вела в туалеты.

Дэн намочил щётку и, чистя зубы, подошёл к одному из окон. Школа стояла на небольшом холме, поэтому отсюда, с третьего этажа, был виден Манхэттен. Он поднимался над деревьями огромным массивом, и даже тут, вдалеке от шумных улиц, чувствовалась его мощь и энергетика. Здания сливались с осенним серым небом, самые высокие протыкали вялые свинцовые облака. Только теперь Дэн понял, почему одни безумно любили этот город, а другие так же отчаянно ненавидели. Равнодушно относиться к могуществу и превосходству, исходившему от каждой улицы мегаполиса, было невозможно. Сам Дэн ещё не осознал, что испытывает к этому разноликому великану. Любопытство? Страх? Наверное, уважение. К масштабу, к силе. И надежду.

Дэн вернулся в комнату, но, перед тем как спуститься в поисках столовой, решил закинуть бельё в стирку. Он проходил мимо комнаты, где явно шумела стиральная машина. Подхватив свой нехитрый скарб, направился туда.

Открыв дверь, увидел девушку. Вернее, очертания фигуры на фоне окна. Девушка сидела на стиральной машине. Как раз выглянуло низкое осеннее солнце и осветило её силуэт. Длинные каштановые волосы засияли золотым ореолом. Свет, бьющий из-за её спины, сделал прозрачной бесформенную белую рубашку, и Дэн увидел её тонкую астеничную фигурку. На мгновенье она показалась ему миражом. Девушка подняла на него янтарно-кофейные глаза и неожиданно засмеялась. Дэн сразу узнал этот смех – именно он разбудил его с утра.

– Ты чего застыл? – обратилась она к нему. И снова засмеялась, болтая ногами.

У Дэна по спине пробежали мурашки.

– Заходи, не бойся. Ты новенький?

– Да, – охрипшим голосом ответил он, не узнавая себя.

– А я – Аделия Фокс. Ада, если хочешь.

– Дэн. Кит.

– Привет, Дэн Кит. – Она соскочила с машинки и дружески протянула ему ладонь.

Он прикоснулся к ней, как касаются драгоценности.

– Как тебе идут твои глаза, – сказал Дэн и понял, что сморозил глупость.

– Что? – растерялась она.

– Я имею в виду, что они у тебя – будто фамилия. Лисьи. Ты похожа на лису, – торопливо стал объяснять он и покраснел, осознавая, что опять говорит какую-то чушь.

Девушка прищурилась, вглядываясь в него, а потом, откинув голову назад и обнажив длинную шею с милыми ямочками у ключиц, опять рассмеялась. И Дэн засмеялся вместе с ней, понимая, что с ним произошло что-то волшебное.

Они были одни в бесконечном мире. Вокруг всё было такое неважное, глупое, мелкое и давно понятое. И только они были сложными, неизученными, глубокими друг для друга. Светились и переливались. И не существовало ничего, кроме них и огромного, как солнце, счастья.

– Давай я тебе помогу, а то с этими машинками сложно на первых порах разобраться. Особенно мужчине. Мне всё равно ещё ждать минут пятнадцать, пока моё бельё высохнет.

Она стала объяснять ему, как пользоваться стиральной машинкой, а Дэн глядел на неё, невпопад улыбался и почти не слышал.

Он думал: неужели бывают такие совершенные создания? Ведь у Ады красиво всё: невероятно нежная кожа на щеках, да-да, он не касался её, но точно знал, что она нежная, Дэн физически чувствовал её теплоту и бархат; мелкие веснушки на самом милом носике на свете; чудесная щербинка между больших зубов – она делала улыбку Ады беззащитной и детской. И даже небольшие миндалевидные ногти на тоненьких пальчиках были идеальны.

– Ну всё, – подытожила Аделия инструкцию, – дальше просто вытащишь бельё из стиральной машинки и переложишь в сушилку. Но тут уже всего две кнопки – разберёшься…

Она достала свои вещи из барабана и, повернувшись, собралась уходить.

– Постой! – Дэн пытался её задержать. – Ты так здорово всё объяснила. Спасибо тебе!

– Да брось. Не за что.

– Может, позавтракаем вместе? Ты мне расскажешь о местных правилах.

Адель на секундочку задумалась, а потом сказала:

– Ну, почему бы и нет? Встречаемся через полчаса в холле.

И вышла.

Дэну показалось, будто тут же выключили свет. Но душа ликовала. Он увидел, что кто-то оставил на подоконнике маленькое портативное радио, подошёл, включил приёмник, и на него хлынула песня Ian Carey «Keep on Rising». Дэн сделал громче и стал танцевать. Он двигался раскрепощённо и неожиданно красиво, что казалось удивительным даже для него самого. Дэн никогда не был силён в танцах. Но сейчас в этой полупустой комнате находился не он, а какой-то неведомый киношный красавчик, уверенный в себе. Он вырвался на свободу, поигрывал мускулами и в совершенстве владел своим телом. Мир вокруг был крут. И Дэн – на его вершине. Ему было всё подвластно и всё по плечу!

Дэн даже не заметил двух девушек, открывших дверь. Они переглянулись, увидев его, да так и застыли на месте, пока он не закончил свои дикие пляски. Под конец подружки одарили его бурными аплодисментами, чем сильно смутили парня.

– Ух ты! Круто танцуешь. Меня зовут Кэри. – Приблизилась к нему рыжеволосая девушка и коснулась его бицепса. – Пошли сегодня с нами в клуб. Мы с Полой собираемся на вечеринку. – Она кивнула на чернокожую подружку, которая, склонив голову, закусила губку и, покручивая пальчиком локон, плотоядно смотрела на него.

– Э-э-э, спасибо, девчонки, но у меня сегодня другие планы. – Улыбнулся им Дэн, убрав с глаз прядь волос.

– Жаль. Может, в следующий раз. – Кэри вздохнула и стала загружать бельё в соседнюю машинку.

– Возможно, – выдохнул Дэн и выпорхнул из помещения.

Когда он открыл дверь в свою комнату, то увидел, что у его шкафа стоит плотный темнокожий парень. Он напоминал большой вулкан с выбрасывающейся лавой: его крашеные ярко-рыжие волосы, похоже, за счёт максимальной концентрации геля стояли дыбом. Одет он был в длинную красную футболку и широкие жёлтые штаны.

Парень с упоением ел чипсы Дэна, забрасывая их в бездонное жерло большими жменями. Увидев хозяина чипсов, «вулкан» замер, вытер о штанины руки, звёздно улыбнулся и, протянув ладонь, представился:

– Митч. Видимо, твой сосед. Прости за чипсы, я ужасно голодный. Всё возмещу, обещаю. И да, я не такая скотина, какой мог показаться.

Когда Митч заговорил, он стал похож на Винни-Пуха из мультика, которому на макушку приделали и распушили хвост Иа.

– Да ладно, – примирительно сказал Дэн, чьи мысли витали высоко над поверхностью земли и были далеки от каких-то заурядных чипсов.

– Правда? Спасибо тебе, дружище. – Опять улыбнулся Митч. – Тогда можно я их доем?

Дэн кивнул.

Митч занял кровать напротив, раскидал по комнате вещи, попутно рассказывая, что он с севера и давно мечтал поступить в Школу Астрологии, чтобы стать «самым великим астрологом».

Дэн слушал его вполуха и спешно переодевался, чтобы отправиться в столовую.

– Ты извини, Митч, у меня назначена встреча, – перебил он парня на полуслове и выскочил за дверь.

Ада уже ждала его в холле второго этажа. Пока он спускался, думал, что же ей сказать, как себя вести, но девушка сама схватила его за руку и потащила в кафетерий. Набрав еды, они сели в закутке и стали болтать так, как будто были знакомы друг с другом много лет назад и вот теперь снова встретились.

Аделия рассказала, что родилась в этом штате и очень хотела бы увидеть другие страны. С юности она занимается астрологией, три года копила, чтобы попасть в эту школу. А потом она планировала поехать в Китай – путешествовать, зарабатывая деньги онлайн-консультациями.

– Мне хотелось бы специализироваться на бизнес-астрологии. Здесь её преподаёт Ноэл Кинг. Он самый крупный специалист в этой области. Я читала его статьи.

Дэн слушал девушку и смотрел на кончик её туфельки. Коричневой туфельки с ободранным носиком. И его пронизывала нежность. Такая маленькая ножка в этой нелепой туфельке, от которой щиколотка Ады смотрелась ещё более хрупкой.

– Ты такая… необычная, – сказал он.

– Да? А в школе меня называли дурой. Я знаю, что с прибабахом, но, наверное, мне наплевать.

Ему не понравилось, что она сказала о себе грубость.

– Мне кажется, – задумался он, – что, если из мира исчезнут такие ненормальные, как ты, он станет холоднее.

Адель широко улыбнулась ему.

– Пойдём гулять, – вдруг предложила она.

– Пойдём! – не раздумывая, подхватил он.

…Митч лежал на кровати, печатая в ноуте. Он с удивлением наблюдал за новыми сборами соседа, который метался, снова приводя себя в порядок и собирая сумку.

– Слушай, ты сутки в Школе, а уже весь в делах, – сделал вывод сосед. – Мне бы твою деловую хватку.

– Поверишь ли, ещё день назад я был другим, – засмеялся Дэн, – но, видно, атмосфера Школы так влияет.

– Буду надеяться, что и на меня она тоже так повлияет, – вздохнул Митч вслед закрывающейся за Дэном двери.

Парень с девушкой вышли на улицу.

Небо прояснилось. Было тепло. На пригород опустилась прозрачная, едва заметная осень, которая только начала раскидывать яркие пригласительные. Листовки её неведомого магазина были разбросаны на ступеньках, собрались кучами у стоков и вокруг фонарных столбов.

Пара вышла из ворот и двинулась в сторону узкой улочки. С одной стороны она состояла из аккуратных частных домов, а с той, с которой шли Дэн с Адой, – из магазинчиков, конторок и забегаловок. Через пару кварталов, у одного из кафе под незатейливым названием «У Рика», Аделия остановилась и предложила выпить кофе. Они зашли в маленький зальчик. В таких обычно завтракают и ужинают постоянные посетители, пришлые здесь явно были редкостью, так как весёлая женщина за стойкой спросила:

– Новенькие звездочёты? Из Школы Астрологии?

Дэн кивнул.

– Для вас у нас есть звёздный какао. Густой и насыщенный. Хотите попробовать?

Теперь кивнула Ада, и через некоторое время женщина вынесла им две кружки с огромными сливочными шапками, украшенными звёздочками из печенья и зефира.

– Кстати, нам нужен помощник, – сказала женщина. – Никто из вас не хочет подработать? Удобный график, близость Школы.

Дэна предложение заинтересовало. И женщина объяснила, что скоро придёт хозяин – конечно, его звали Рик – и с ним можно будет обговорить детали.

Ребята сидели в тёплом кафе, за окном в декоративных горшках покачивались увядающие герани. Здесь, в сумраке, было спокойно и хорошо. Ада без умолку болтала. В какой-то момент, чтобы показать Дэну любимого пса, она достала из сумочки маленький пухлый фотоальбом. Парень стал его листать, отметив, какая Аделия разная: девушка любила чередовать длину волос и перекрашивать их в разные цвета: то короткие светлые, то тёмные длинные. Менялись стили одежд – то Ада в деловом костюме, то в удлинённой бесформенной кофте. Но объединяло эти снимки одно – на всех фото она выглядела так, словно им лет пятьдесят. Сейчас такое редко встретишь.

Современная девушка знает свою фотогеничную сторону: фотографируясь, принимает положение, в котором каждая клетка её тела выглядит максимально выигрышно. Даже естественность нынче разыграна и отрепетирована. Отфотошопленные, со стеклянными глазами, в скульптурных позах, из инстаграма на нас взирают все сплошь небожители – Мисс Вселенные, иконы с несвятыми богоматерями. Ада же на всех фотографиях была искренней, доброй и абсолютно несовершенной. Живой. Настоящей.

– Какая же ты прекрасная вот здесь! – Дэн восхищённо ткнул в фотографию, где Аделия сидела с большой лохматой собакой в траве. Девушка, прищурившись, смеялась, отодвигаясь от облизывающего её пса. Наверное, они только что искупались, были мокрыми и счастливыми.

Аделия, взглянув на это фото, вдруг загрустила, сникла и быстро протараторила:

– Если хочешь, возьми это фото себе.

Она отвернулась, глядя на то, как официантка вытирает крошки с соседнего стола. Дэн понял, что этот снимок связан с какими-то дурными воспоминаниями. Но решил ничего не спрашивать. Видимо, Аделия расстроилась, увидев любимого пса. Она рассказывала, что тяжело пережила его затяжную болезнь и смерть.

Дэн аккуратно вытащил фотографию и переложил к себе в бумажник.

К ним подошёл большой черноволосый мужчина.

– Вы интересовались работой? – спросил он. – Я Рик, владелец.

Пообщавшись с Дэном, они быстро договорились об условиях. Так что, когда Дэн выходил с Аделией из кафе, у него было вдвойне приподнятое настроение – теперь можно не переживать о деньгах.

Они шли и снова смеялись. Дэн, бурно жестикулируя, рассказывал о своей службе на буровой, как вдруг раздалась сирена скорой помощи. Машина пронеслась перед ними. Дэн оглянулся, чтобы потащить Аду за руку через дорогу, а она, закусив губу, глазами, полными слёз, провожала мигающие огни машины.

– Что случилось? – испугался парень.

– Ничего. Терпеть не могу вой сирен, – охрипшим голосом проговорила она и понуро поплелась рядом, ещё долго не улыбаясь и никак не реагируя на его шутки и другие попытки развеселить её.

Только когда они свернули к парку Школы, Ада встрепенулась и предложила:

– Хочешь, я покажу тебе чудесное место на крыше?..

Дэн быстро поднялся в комнату. Митча не было, но его вещи, словно плесень, уже расползлись по всему периметру. Везде лежали книги, продукты, одежда, и всё это было опутано многочисленными проводами зарядных устройств. Даже удивительно, сколько всего поместилось в относительно небольшом саквояже, который печально смотрел на Дэна, развалившись посередине комнаты с широко раскрытой пастью и показывая нутром, что это не конец. Он словно говорил: «Дружище, привыкай».

Дэн, вздохнув, аккуратно перекинул штаны соседа со своей кровати на его.

С Адой он условился встретиться на первом этаже, возле административного крыла. Туда и спустился. Свернув в тихий коридор, парень столкнулся с темнокожей женщиной лет пятидесяти. Это была уборщица Глэдис. Неизменный атрибут Школы. Даже местная достопримечательность.

Никто не любил её. За спиной все называли Глэдис БК – Большая Куча. За её вредный характер и огромную бесформенную фигуру. Она всегда носила платья с пышными юбками, отчего казалась ещё шире. Чаще всего Глэдис мыла пол, грозно махая перед всеми шваброй, и ворчала на студентов, спешащих на занятия. Они опасливо огибали её, словно корабли – большой айсберг. Когда кто-то смел наступить на мокрый пол, БК сердито обругивала нарушителя. Если Глэдис не было на этажах со щёткой или тряпкой, она сидела в столовой, уминая блинчики с кленовым сиропом. Все побаивались БК.

Дэн налетел на неё, чуть не опрокинув ведро с грязной водой, и, не удержавшись, ткнулся ей в подмышку. Она пахла как мама – тем же мылом.

Глэдис недовольно встряхнула его, словно щенка, и отпихнула от себя. Затем медленно грозно распрямилась, желая хорошенько разглядеть наглеца. Окинула его взглядом и прикрикнула:

– Куда ты прёшься?! Здоровья своего не жалко?! Как заеду тебе сейчас грязной тряпкой! – и замахнулась.

Дэн на мгновенье растерялся, сунул руки в карманы. А потом вдруг что-то быстро положил в её полусжатую ладонь.

– Извините меня. Я не нарочно. Это вам. Держите!

Глэдис обомлела. Она поднесла близко к глазам ладонь и увидела в ней конфету. Её взгляд стал удивлённым и растерянным, и вдруг она затряслась всем своим большим телом и заплакала. Никто из студентов никогда ей не делал подарков.

– Простите, – повторял он.

Глэдис, присев на скамью, спросила:

– Как зовут-то тебя? Из новеньких?

– Дэн, мэм. Да, новый состав.

– Ты это… если что нужно, подходи, – сказала Глэдис, шмыгая и вытирая лицо низом фартука.

Тут подбежала Аделия, схватила Дэна за руку и потащила по коридору в тёмный угол.

Глэдис внимательно смотрела им вслед. С этого времени она взяла над Дэном незримую опеку.

А парень с девушкой вышли в боковую дверь и попали на винтовую лестницу. Она вела в техническую башенку. Там они вылезли на плоскую крышу пристройки, огороженную поручнями. Отсюда были видны весь парк и даже часть озера.

– Люблю это место. Уже неделю я в Школе и прихожу сюда каждый день. Меня вызывали раньше, предложив работу секретаря, и семь дней я копалась в документах. Устала жутко, – сказала Аделия.

Она включила на телефоне музыку, встала посередине крыши, раскинула руки в стороны и начала медленно кружиться, закрыв глаза, пока не повалилась рядом с Дэном на приступку. Немного отдохнув, объяснила:

– Знаешь, бывают такие насыщенные дни, когда надо всем и сразу всё. Когда всё сыпется, падает, ломается и ты должна быть одновременно в трёх местах. Когда ты везде катастрофически опаздываешь и всё некогда… Тогда я останавливаюсь и начинаю кружиться на месте, как турецкие дервиши, танцующие мевлеви. Пока душа не догоняет тело и не возвращается в него. И в тот момент можно бежать дальше.

– Дервиши – это такие в юбочках? – припомнил что-то Дэн.

– Ага, они самые. Никогда не пробовал?

– Нет. – Мотнул головой Дэн.

– Давай, – она потянула его за собой, – повторяй за мной.

Аделия снова запустила музыку. Опять заиграли дудочки, восточные барабаны, мужские голоса протяжно запели вибрато.

– Давай, – опять подбодрила она его, показывая, что делать, и стала кружиться.

Дэн постоял нерешительно, а потом тоже закрыл глаза, развёл руки и осторожно закрутился.

Сначала кружилась голова, потом занемели ноги, а после он почувствовал необычайную лёгкость, словно шёл по облакам. Будто был далеко в горах таинственной Турции.

Они крутились, пока не налетели друг на друга и не упали, обнявшись и хохоча. Затем лежали на досках, смотрели в небо, на покачивающуюся над ними огромную ветку клёна, покрытую порыжевшими листьями, и слушали песнопения на неизвестном им языке. Дэн размышлял – о чём они поют? О свободе? О любви к родной земле? О боге? Он посмотрел на Аду.

– У тебя такое печальное лицо! О чём ты думаешь? – спросил он её.

– О том, что в осени всегда есть нежная грустинка. Лёгкая тоска, вплетённая в ветки деревьев. Печаль, что отражается в остывающих облаках. И на минутку вдруг заскучаешь, затоскуешь о чём-то забытом, полустёртом. По тому, что нельзя ни вернуть, ни изменить.

– По ошибкам? – догадался Дэн.

– По ошибкам. – Улыбнулась она.

Приподнявшись над ним, Аделия посмотрела парню в глаза и медленно поцеловала его. Потом откинулась и снова замолчала.

Они сидели на крыше, пока верхушки дальних деревьев не стали причёсывать холодное солнце перед сном.

– Есть что-то торжественное и печальное в каждом закате, – сказала Аделия, глядя на темнеющее небо. – Он как эпитафия ушедшему дню. Его последний панегирик… Короткий отблеск окрашивает в пунцово-апельсиновый облака, и тут же всё тухнет, накрытое чернильным небом, которое поблёскивает влажными звёздами. Закат – как последний глоток насыщенного чая, одинокая мелодия, позднее CMC. Под этот привычный ритуал природы, усталые и опустошённые, мы обещаем себе, что завтра всё будет по-другому. По-новому. И, засыпая, искренне верим, что так и произойдёт. Но утро всё возвращает на свои места…

Дэн обнял её и улыбнулся.

– Ада, красиво и поэтично безумно, но и до ужаса драматично! Ты всегда такая?

– Обычно да. Предупреждаю сразу.

– Мне даже нравится. – Кивнул Дэн.

Когда совсем стемнело и в парке включились фонари, они наконец встали.

– Спасибо тебе, Дэн! – Улыбнулась Аделия. – У меня есть уголок в душе. Шкатулка. Туда я складываю волшебные воспоминания. Этот вечер я тоже туда положу.

– Тогда и я заведу такое место, – сказал Дэн. – И это будет первое оставленное там воспоминание.

– Пойдём, завтра важный день. – Потянула она его вниз. – Завтра распределение по группам и знакомство с преподавателями.

В коридорах прибавилось народу. Везде хлопали двери, входили и выходили люди, раздавался разноголосый смех, разговоры – Школа ожила.

Когда Дэн зашёл в свою комнату, Митч уже завалился на кровать и опять что-то жевал. Он очень обрадовался возвращению соседа.

– Бери, угощайся. – Протянул Дэну колбасу которую откусывал прямо от палки.

– Спасибо, не голодный.

– Видел, сколько народу? – Махнул колбасой на дверь Митч.

– Угу, – ответил Дэн.

Он потушил свет и поспешно раздевался, чтобы лечь.

– Завтра такой важный день! – повторил с набитым ртом Митч слова Адели.

– Начало занятий. – Потянулся, залезая под одеяло, Дэн. – Думаю, будет обычная торжественная часть. Ну, там знакомство с преподавательским составом, вступительные речи…

– Не только. – Привстал на кровати Митч, блестя в потёмках глазами. – Во-первых, выступит Профессор.

– Какой профессор? – не понял Дэн.

– Уолтер Стоун. Доктор математических наук. Его тут все так и зовут – Профессор. Местный ник у него такой. Говорят, в юности он что-то там решил, до него нерешаемое. Какую-то премию большую получил. Но потом ушёл с головой в астрологию, написал кучу трудов, разложил её с чисто математической точностью, и теперь можно только мечтать попасть к нему на консультацию. Всем известно – он здесь заправляет, а Вирджиния – его правая рука и смотрит ему в рот. Во-вторых, будет распределение по группам, имеет значение, кого к себе наберёт Стоун. В-третьих, он выбирает себе ассистента на консультации, и это, пожалуй, самый важный момент, хотя тут нам с тобой ничего не светит – он всегда берёт человека со второго года обучения. Попасть к нему в помощники – невероятное везение. Это даже круче, чем поступить сюда! Помощник учится у великого Стоуна, а ему ещё за это и дают деньги! Дружище, ты только вдумайся: бывать у такого человека на приёмах, помогать ему – разве не круто? – Митч задумчиво откинулся на подушку, заложив одну руку за голову и снова откусил колбасу. – И в-четвёртых…

Комната наполнилась звуками интенсивного жевания.

– Что в-четвёртых? – заинтересовался Дэн.

– В-четвёртых, будет разыграна лотерея, кто пойдёт с ним весной в знаменитый поход…

– А что за поход? Я о нём ничего не слышал, – удивился Дэн.

– О-о-о, дружище, так ты вообще ничего не знаешь. – Глаза Митча опять загорелись. – Есть такой таинственный меценат – Алан Бисли. Он вроде как старинный друг Стоуна, живёт в усадьбе Эберрант, что под Мервилем. Так вот, в горах он выстроил одну из крупнейших частных обсерваторий. Говорят, поход этот, который длится две недели, сам по себе захватывающий. Но побывать в той обсерватории равносильно тому, что пройти крещение. И уже много лет каждый год доктор Стоун ведёт туда группу. Однако в неё попадает лишь определённое количество человек. Поэтому разыгрывается лотерея. Стоун…

– Стоун, Стоун, Стоун… – Перевернулся на бок Дэн. – Я о нём раньше и не слышал. Не слишком ли много внимания для одного… Сколько ему лет, Митч?

– Ну, он старый. Лет за шестьдесят точно…

– Не переоцениваешь ли ты его? Пожилые, конечно, умны, но обычно представляют собой застывшую модель, полностью сформированную. И оттого скучную. Они уже всё доказали этому миру, всё для себя открыли и заняли свою нишу. В нашем колледже самые тоскливые уроки были у старых учителей. Помню мистера Бэнкса – пожилого преподавателя английского. Вещал-то он, может, и умные вещи, и правильные. Но тошнотворно-приторным, нудным голосом. Как будто методично забивал сваи. Нам по головам: бум-бум-бум… Тоска да и только. Говорят, здесь самый сильный преподавательский состав. Я читал о Сайлосе Уилкоксе. Местном педагоге-энтузиасте, подающем большие надежды. «Пытливый ум, сочетание опыта и молодости» – вот как было написано про него в той статье! Он выиграл в прошлом году премию по астрологии. Попасть бы к нему! И этого уже достаточно, чтобы стать счастливым.

Они ещё немного поболтали, обсудив завтрашний день, потушили свет ночников, и вскоре Митч захрапел.

Дэну же не спалось. Он надел наушники и включил музыку. Звучали знакомые мелодии, но раньше парень даже не замечал, сколько среди них песен о любви. Теперь они приобрели смысл и глубину. Слова ожили, словно в них вдохнули душу, открылись символы и знаки. И в каждой был привкус поцелуя Адели.

За день эта парадоксальная девушка разрослась до величины мира, в котором он жил. Заслонила собой всё, подчинила своим неведомым правилам. Вселенная пропиталась ею, переименовалась в неё. И всё в ней сравнивалось с Аделией и, безусловно, ей проигрывало.

За окном снова мелькали тени летучих мышей. Дэн дотянулся до шторы и откинул её. Луна смотрела на него холодно и отстранённо. Словно ждала. А потом на ней показалось сердце, таким, как его рисуют на картинках для влюблённых. Оно переливалось и пульсировало. Парень заулыбался. А сердце фейерверком медленно рассыпалось на песчинки и растворилось.

Заснул Дэн в четыре. Под песню «4 In The Morning» Gwen Stefani, которую тоже посчитал добрым знаком, словно это сама Адель его упрекала, а он пообещал, что отдаст ей себя всего, без остатка.

3

Встал Дэн очень рано – до занятий ему надо было сбегать на новую работу и помочь разгрузить товар. Тихонечко собрался, не нарушив сон Митча, выскользнул за дверь и спустился в холл первого этажа.

Центральный вход был ещё закрыт, и парень по гулкому коридору, где находились классы, сейчас пустые, пошёл к запасному.

Было обычное раннее утро. Обычный сквозняк качал обычные шторы на обычных окнах. Но уже сутки Дэн знал: в этом мире существует Аделия! И поэтому всё вокруг: и эти старые шторы, и этот ветерок – казалось ему изумительным, неповторимым и фантастическим. Сейчас он чувствовал, что может всё. Ему всё по плечу, всё возможно. Дэн не мог больше держать в себе это большое счастье, он широко улыбнулся и тихо запел.

Мурлыкая себе под нос, по утренней свежести Дэн бодро добежал до кафе и постучал в запотевшее окно.

Рик открыл, одобрительно потряс ему руку.

– Молодец, вовремя пришёл! Это я люблю.

Они быстро перетаскали ящики с продуктами из старенького фургончика. Пока работали, хозяин рассказал, что живёт здесь же, над кафе. С женой и котом. Потом они наскоро прибрали помещение, Дэн вымыл подсобки и засобирался на занятия.

Когда уже выскочил за дверь, Рик окликнул его, протянув бумажный стаканчик с кофе и пончик.

– Спасибо, Дэн! До вечера.

Парень взял кофе и, развернувшись, случайно наступил на ногу полному мужчине с недовольным выражением лица, который выходил из лавки, находящейся по соседству.

Мужик зашипел, как змея, брызгающаяся ядом:

– Вот бывают же уроды! Под ноги не смотрят! Как тебя земля носит, такую тварь?! Я мог упасть. Или уронить товар! Сволочь такая! – кричал он и топал ногами, держа в руках арбуз.

Его слова были настолько несоизмеримы с «ущербом», нанесённым ему Дэном, что Рик, всё это видевший, в секунду завёлся и открыл рот, чтобы защитить парня.

Дэн же широко, безбрежно улыбнулся орущему и сказал извиняющимся тоном:

– Вы простите меня сердечно, что не могу вам ответить в том же духе. Меня оправдывает моё воспитание и то, что я сегодня ужасно-ужасно счастлив!

Мужик быстро-быстро заморгал, но не нашёлся, что же на такое ответить. Только выдохнул:

– Хам!

И стал завистливо глядеть Дэну вслед.

А парень уже забыл про него. Мужчина мгновенно выветрился у него из головы, как вылетает запах смрада из открытых окон. Дэн торопился обратно в Школу, по пути глотая кофе и откусывая большие куски от горячего пончика.

На крыльце заведения толпились студенты. Все пытались поближе протиснуться к доске объявлений, где были расписаны группы. Кто-то радовался, кто-то печалился. Дэн, дождавшись, когда толпа поредеет, прорвался к длинным спискам, трепещущим уголками на осеннем ветру. Он быстро нашёл группу Сайлоса Уилкокса. Первой там была записана Аделия Фокс. Парень торопливо пробежал группу взглядом. Его не было. Он просмотрел ещё три столбца с фамилиями, но себя так и не нашёл. Дэн заволновался. Его что, не допустили до занятий? Но наконец выдохнул, увидев, что его фамилия приписана ручкой в последней группе. У кого?

– Уолтер Стоун, – прочёл он вслух. Господи, он у этого несносного старикашки!

Будто подтверждая его мысли, рядом возник симпатичный темноволосый парень в модном пиджаке и сказал:

– Ты попал к Стоуну?! Ну, ты реально, братан, попал. Это же псих, самодур и мизантроп. – Парень засмеялся и шлёпнул Дэна по плечу. – Сочувствую! Кстати, меня зовут Питер. Питер Блэк. Учусь здесь третий семестр. А вот наша команда.

Он махнул на приближающихся ребят и представил их Дэну, как только те подошли:

– Рослого зовут Джонатан Маккарти, кличка – Фонарь, тёмного, в синей футболке – Логан Уотс!

– Дэн Кит…

Все обменялись рукопожатиями.

– Ты качаешься? – Махнул на бицепс Дэна Логан. – Мы тут подумываем сколотить команду по бейсболу.

– Нет, я не хожу в спортзал, – ответил расстроенный парень.

– А чего такой печальный? – спросил Фонарь.

– Так прикиньте, как ему не повезло – он в группе Стоуна, – объяснил за него Пит.

Парни присвистнули.

– Соболезную! Но при желании и у него можно выжить. – Покачал головой Логан.

Тут парней кто-то окликнул, и они отошли.

– Не слушай их! Тебе очень повезло, – сказала слышавшая всё Аделия. Она стояла рядом. – Питер сам специально остался ещё на один год, лишь бы Стоун взял его в ассистенты. Вот увидишь, так и будет. Сейчас на курсе Пит самый сильный и опытный.

– Я жалею лишь о том, что мы с тобой попали к разным педагогам, – пробормотал Дэн.

– Глупости! Бо́льшую часть времени и лекций мы будем вместе! Только на практике все разбиваются по своим группам. Смотри. – Она показала на висящую рядом сетку расписаний. – На ближайшей неделе мы разойдёмся по разным аудиториям лишь трижды.

– Ну тогда это не так страшно, – выдохнул Дэн.

– Пойдём, скоро начало. – Потянула его Аделия вслед за редеющей толпой в здание.

Они, зайдя в самую большую аудиторию, с трудом отыскали себе свободные места, далеко, зато рядышком.

Когда в класс зашла Вирджиния Коуч, все зааплодировали. Видимо, она была в самой нарядной своей одежде – количество бантиков и оборок зашкаливало. Раскрасневшаяся Вирджиния напоминала булочку со сливками – бледненькая, пышная, припечённая от волнения румянцем. Было удивительно, как она стоит ровно на тоненьких шпильках, которые под ней должны были бы уже давно подломиться. Бумаги в её руках мелко подпрыгивали.

– Дорогие студенты! – прокашлявшись, торжественно начала она. – Сегодня особенный день! Наша Школа Астрологии в двадцатый раз открыла свои двери для новых студентов!

Все зааплодировали. Когда опять воцарилась тишина, Вирджиния продолжила:

– Я хочу представить вам педагогический состав. Это лучшие специалисты нашего времени. Каждый из них скажет пару слов о себе и своём предмете. А начнём мы с нового педагога, который приехал к нам из Шотландии… Поприветствуем… – Она, словно циркач, махнула ручкой перед невидимой шляпой. – Ноэл Кинг! Поаплодируем ему!

На сцену поднялся темнокожий молодой мужчина. Добродушный, с приветливым открытым лицом. А когда он улыбнулся, то, кажется, равнодушных не осталось. Не сказав и слова, он мигом расположил к себе аудиторию. Ноэл напоминал солнце: блеснул улыбкой – и всё вокруг преобразилось, получив порцию тепла и света.

– Приветствую вас, – обратился к студентам. – Как было бы интересно, взглянув на гороскоп, словно это наручные часы, ответить на волнующий вас вопрос. Правда? Этим и занимается хорарная астрология, которую я буду вам преподавать, – она даёт ответы на важные жизненные вопросы. И я же буду вести у вас лекции по бизнес-астрологии.

Аделия выразительно посмотрела на Дэна и громко захлопала. А ему сразу захотелось на урок к Ноэлу Кингу. Как это, наверное, интересно. Сердце парня выпрыгивало из груди. В голове крутилось: «Как здорово, что я попал сюда! Мама, спасибо тебе!» Дэн оглядел ребят вокруг – у всех были воодушевлённые лица. Ада улыбалась, у неё горели глаза. Митч что-то жевал, но заинтересованно глядел на сцену, поэтому был весь в крошках. Только Питер Блэк позёвывал. Ему хорошо – всё здесь знакомо и привычно, и, кажется, он от этого даже подустал.

Пока Дэн размышлял, на сцену поднялись две женщины. Элисон Хантер и Патрисия Бредфорд. Сразу было видно, что они подруги. Они даже немножечко походили друг на друга, кажется, из-за одежды: обе были в бело-синей гамме. Только Элисон чуть полнее, с коротко стриженными тёмными волосами. У Патрисии цвет волос был тот же, но она собрала их в высокий длинный хвост.

Сначала вперёд вышла Элисон.

– Это местная психичка, – прошептал кто-то сзади.

Дэн, обернувшись, увидел, кто говорил, – Пит, который сидел за ними со своими друзьями. Питер улыбнулся Дэну и добавил чуть громче:

– Серьёзно вам говорю. Она больная на всю голову. Болтает как не в себе. Даром что преподаёт астропсихологию. У неё здесь кличка По. Аллан По.

В это время По уже заговорила:

– Мои друзья! Рада вас приветствовать в нашей уютной звёздной колыбели. И особенно тех, кто попал в мою группу. Обещаю – скучно не будет! – Она помахала третьему ряду и оттуда ей стали махать в ответ. Видимо, там собрались её ученики. – Хорарная астрология Ноэла – это замечательно, – продолжила женщина. – Но я научу вас строить и расшифровывать соляры – прогнозы на год. Мы изучим транзиты, дирекции и другие важные техники для составления точных предсказаний. А ещё я буду преподавать вам психологию приёмов. Мы научимся вместе трудному делу – выстраивать диалоги с клиентами и вести с ними плодотворные беседы.

– А я, – вступила в разговор Патрисия, – научу вас ориентироваться в натальных картах. И составлять гороскопы совместимости.

Девочки в зале одобрительно загудели. Всем хотелось поскорее научиться разбираться в совместимостях.

Патрисия улыбнулась.

– Я уже привыкла, что эту тему встречают именно так. Не забудьте свою реакцию, когда я буду заставлять вас учить длинные списки графиков, которые необходимы, чтобы понять те самые совместимости.

Когда подруги ушли со сцены, Вирджиния объявила следующего педагога:

– А сейчас перед вами выступит восходящая звезда нашей школы, ведущий специалист по ведической астрологии… Встречайте… Сайлос Уилкокс!

Имени Дэн не расслышал, но догадался. Голос Вирджинии потонул в визге и крике. Сайлоса приветствовали стоя, беспрерывно хлопая в ладоши.

Дэн тоже встал, глядя на дверь. Вошёл элегантный мужчина лет тридцати. С модной стрижкой, в кожаном пиджаке рокерского стиля, в потёртых джинсах. Когда он улыбнулся, блеснув белоснежными зубами, на его лице заиграли ямочки.

– Шах и мат, мир. Шах и мат, – тихо сказала на ухо Адель Дэну. – Природе к нему можно было даже не добавлять невероятно голубых глаз, которые объясняют, почему почти все студентки поголовно в него влюбляются.

Сайлокс взмахнул головой, откинув чёлку, и, распахнув объятия аудитории, проникновенно сказал:

– Какая честь находиться среди вас! Рядом с такими звёздами, как Ноэл Кинг, Элисон Хантер, Патрисия Бредфорд… И какая награда погреться в лучах славы такой мегазвезды, как профессор Стоун!

Уилкокс склонил голову перед кем-то в первом ряду. Дэну не было видно, кто там, но он понимал, что именно там и сидит этот старый гриб Уолтер Стоун. Дэн нахмурился, но тут же Сайлокс снова заговорил, и парень сосредоточился на речи педагога, думая о том, что вот он – настоящий Учитель. Учитель, которому хочется внимать, ловить каждое его слово. Дэн оглядел аудиторию. Все, даже Пит, слушали сосредоточенно. Не это ли свидетельствует о признании и почтении?

– Джйотиш… Или, как вам будет понятнее, ведическая астрология, – говорил Уилкокс, – это матерь всех астрологических знаний на Земле, родившаяся более трёх тысяч лет до нашей эры в Индии. Великие мудрецы ещё в то время понимали, что мы есть часть космоса, состоим из тех же элементов, что и он. Мы – единый с ним организм. Поэтому космос не может не влиять на нас. Грахи – так называли они планеты – как космические часы, для каждого из нас начинают свой отсчёт в момент рождения. И у каждого из нас это совершенно разный рисунок стрелок, особое пересечение сил и энергий, которое пожизненно будет влиять на все процессы нашего бытия…

Речь Сайлоса была блестяще пересыпана остроумными фразами, интересными фактами и даже уместным анекдотом, и когда он закончил, сама Вирджиния звонко аплодировала ему, а студентки вручили смущающемуся педагогу огромную корзину с фруктами и надписью «Мы любим вас!».

Стихли очередные аплодисменты, и Вирджиния продолжила:

– Спасибо вам, Сайлос, за такую увлекательную речь! А сейчас, перед тем как вы отправитесь на свои первые лекции, самый торжественный момент. У нас есть ежегодная традиция – весной группа студентов идёт в изумительный поход, который организует старейший спонсор нашей школы Алан Бисли. Сначала вам предстоит удивительное путешествие длительностью в трое суток через ущелье в долину реки Аутиш, что славится живописными пейзажами. Когда вы доберётесь до городка Мервиля, то посетите усадьбу Эберрант и встретитесь с самим господином Аланом. Вы погостите у него несколько дней, как это делает каждая группа. И, поверьте, Эберрант стоит того, чтобы его увидеть. Это потрясающее поместье, расположенное у самого ущелья. После вы уйдёте в горы, чтобы добраться до частной обсерватории господина Бисли. Пройдёте ещё в течение трёх дней по девственно чистым местам, полюбуетесь их красотами и наконец на рассвете увидите, как солнце встаёт над горой Изабель. Как звёзды зажигаются на небе над её вершиной, где и находится телескоп. Это давний ритуал, который проходят только двадцать человек. Счастливчики, попавшие в это путешествие, не забудут его никогда. Узнать их имена нам поможет наш уважаемый и любимый профессор Уолтер Стоун!

Аплодисменты вынесли из первого ряда пожилого сухонького мужчину лет под шестьдесят. Было видно, что морщины давно въелись в его лицо и приросли к нему суровой маской. Даже издали чувствовалось, как он через линзы очков в золотой оправе буравил всех маленькими цепкими глазками. Его блёклые волосы, видимо, подстриженные накануне, торчали над ним бессмысленно прилизанным нимбом, непослушным восставшим ёршиком. Но одет он был безупречно. Дэн ещё не знал, однако фишка профессора Стоуна была в тщательно подобранных дорогих костюмах и платочке из нагрудного кармана, который всегда совпадал по цвету с его невероятными галстуками.

Дэн вздохнул – Стоун был именно таков, каким он себе его и представлял. Парень прямо-таки почувствовал, что от Уолтера пахнет так же, как от мистера Бэнкса, – жареными котлетами и одеколоном. Уши Дэна приготовились слушать нудный треск очередного не сомневающегося в своей гениальности старикашки. Но этого, к счастью, не случилось.

Ленивым взмахом руки доктор Стоун приглушил аплодисменты, подошёл к педагогам, которые вытащили и поставили на стол огромную коробку.

Кто-то из зала крикнул:

– Профессор, речь!

Но Стоун опять отмахнулся, о чём-то переговариваясь с коллегами.

– А когда профессор объявит о своём ассистенте? – выкрикнул Питер.

– Доктор Стоун в этом году ещё не выбрал себе ассистента, – объяснила Вирджиния.

– Круто! – невесело сказал Питер и сел на место.

От группы педагогов отделилась Патрисия и громко объявила:

– Ещё раз поздравляем вас с началом занятий! Сейчас вы покинете аудиторию и разойдётесь по классам. Перед выходом по очереди подходите к профессору Стоуну. В коробке рядом с ним лежат печенья с предсказаниями. Двадцать счастливчиков найдут в них свои пригласительные.

Все потихоньку стали покидать зал, толпясь у стола с печеньями. Доктор Стоун кивал на выход каждому кто уже взял своё. Когда к столу подошёл Дэн, печений в коробке оставалось не так уж много – уже было видно дно. Он замер на секунду, понимая, что ему ужасно хочется пойти в этот самый поход и своими собственными глазами увидеть то, о чём рассказывала Вирджиния.

– Поторапливайся, – услышал он глухой голос профессора Стоуна, легонько толкнувшего его в плечо.

И Дэн, зажмурившись, схватил печенюшку.

В коридоре его ждала Адель.

– Ну что? – спросила она, указывая взглядом на его ладонь, где лежало печенье.

– А у тебя? – поинтересовался Дэн.

– Сначала ты покажи, – затребовала она.

Дэн разломил хрустящую оболочку и вытащил белый листочек. На нём было написано: «Вас ждёт увлекательный учебный год и много приключений!»

– Это приглашение? Или нет? – растерялся парень.

– Дурак, – огорчённо сказала Адель и протянула ему свою бумажку. Она была золотой. И на ней было написано: «Приглашение в поход, который сделает вас ближе к звёздам».

– Хочешь, я не пойду? – Заглянула в его огорчённые глаза девушка.

– Нет, иди. Я рад за тебя, – сказал он, подумав, что расстраивается скорее из-за того, что на две недели она уедет.

Пусть и не сейчас, пусть весной, но ведь это когда-нибудь случится.

– Побежали, нам повезло, первая лекция у Стоуна! – Потянула она его по коридору.

– Господи, – застонал Дэн.

А он уже думал, что сегодня не услышит копии мистера Бэнкса. Занятия начинались не так удачно, как казалось сперва. Но он выдержит! И, вздохнув, парень поволокся за спешащей Аделью.

В классе, сверху донизу оббитом деревянными панелями, они снова сели вместе. Аудитория была полна студентов, но Стоун задерживался.

– Конечно, показывает свою власть и безразличие. Он устал учить, – пробурчал Дэн.

Адель толкнула его локотком и сказала:

– Эй, не грусти. Кислое выражение лица – моя фишка.

– Кстати, – вспомнил Дэн, – вот правда, ну почему ты всегда такая серьёзная?

Ада пожала плечами.

– Так сошлись звёзды.

Доктор Стоун в это время был в учительской. К нему подскочил Сайлос и проворковал:

– Профессор, как я рад, что в этом учебном году снова смогу пойти в поход с вами. Это невероятная честь! Быть с вами, дышать одними мыслями – это неописуемо.

Уолтер отмахнулся от него.

– Ты видел гороскопы учителей на весну в этом году? Полный бардак. Такое впечатление, что наступит конец света! И тут мы со своим походом. Кажется, он впервые не состоится.

– А я думаю, Уолтер, что вы преувеличиваете, – к ним подошла Патрисия, – хотя понимаю, о чём вы. У меня будут такие потрясения, судя по транзитам, что поход кардинально изменит мою жизнь, хоть и станет сложным. Элисон, а ты как считаешь?

– Я больше склоняюсь к мнению доктора Стоуна, дорогая. Мне ужасно не нравится влияние Сатурна и ретроградный Меркурий в тот момент. И вообще, этот год начался не так, как всегда. Чувствуете, как тревога витает в воздухе? – спросила Элисон Хантер.

– Не выдумывай! То, что Уолтер так и не выбрал ассистента, – единственное, что в этом году тревожного. Уж не собрались ли вы, профессор, на покой? – спросил Сайлос.

– Нет, – коротко отрезал Стоун, – но надо что-то решать с походом.

– Так давайте просто сдвинем сроки! Согласны? – предложил Сайлос. – Смотрите, если мы отправимся на месяц раньше, то сможем миновать почти все проблематичные акценты.

– Ну, давайте на том и порешим, – тяжело вздохнул Уолтер. – Поторопимся, студенты ждут.

И педагоги потянулись в коридор, чтобы разойтись по аудиториям.

В ожидании профессора Адель прилегла на плечо Дэна. А он водил пальцем по изгибам её ушка: до серёжки серебряной капелькой и обратно к завитку. В аудитории перешёптывались по поводу них, но им было всё равно.

Тут дверь распахнулась, все сосредоточились и собрались.

Влетел профессор Стоун, который с ходу сказал:

– Опаздывать не люблю и вам не разрешаю. Мне всё равно, будете вы записывать или запоминать то, что я говорю, но всё это вы должны знать. – Он добежал до кафедры, бросил на неё свой портфель, вытащил из него ноут, открыл его, быстро обвёл аудиторию, запоминая каждого, и продолжил: – Здравствуйте. Кто ещё не понял, я – профессор Уолтер Стоун. Наша первая лекция. Обзорная.

Он вздохнул, и Дэн вздохнул с ним тоже. Парень уже смирился, что придётся слушать занудство, щёлкнул ручкой и открыл тетрадь, чтобы записать непреложные истины, которые наверняка знает.

– Сайлос Уилкокс сегодня сравнивал астрологию с часами, – начал профессор. – Что ж, пожалуй, это самое верное сравнение. Отдалённо это понимает каждый обыватель, который будет к вам обращаться за консультацией. Вам станут говорить: я – Телец или Скорпион, подразумевая под этими словами совершенно определённую вещь – рождение в конкретный отрезок времени. На что это будет указывать вам? Ни на что! Кроме того, где в момент рождения было его Солнце. Многие люди, которых вы станете консультировать, искренне считают, что на них реально каким-то образом воздействуют созвездия. Двенадцать схематичных картинок на звёздном небе. Но вы будете понимать, что это всего лишь двенадцать часов, двенадцать потоков космической энергии, которые влияют на всё сущее с большой разницей, зависящей от того, где и когда человек родился. И схематично это легче представить натальной картой, на которой вместо часов будут 12 домов. Каждый дом отвечает за определённый сегмент человеческой жизни. Давайте представим каждый дом как личность. В нас всех живут эти 12 фантомов-актёров. Один и тот же фантом из-за времени рождения человека может быть в нём сильнее других или, наоборот, слабее, под ударом, искажённым. Сильный фантом моего первого дома может быть слабым у Питера, искажённым у Марии и вялым у Митча. К тому же часы Земли тоже идут без остановки. У неё свой гороскоп. Наложите человека с его внутренними часами и двенадцатью уникальными героями его театральной труппы на ещё более сложный космический механизм – на часы Земли – и вот тогда, применяя различные технологии, вы сможете вычислить гороскоп человека. Зачем вы это будете делать? Множество людей не понимают своего предназначения, но вы способны помочь им найти маяк, облегчить дорогу или объяснить некоторые процессы. Многие не видят того момента, когда они, взрослея, уходят от родителей, однако к себе так и не приходят. И блуждают в межгалактическом пространстве своей Вселенной. Ваша задача – наполнить их существование смыслом. Ибо вам дано увидеть формулу их жизни. В каждом из них 12 актёров играют спектакль под названием Жизнь. В нас дурак и умник, добряк и злодей, бог и раб, честный и врун, прорицатель и слепец… Каждый день – это очередной акт, в котором разыгрывается новый спектакль. И ведущим актёром может стать лицо, до этого практически невидимое. Добавьте также то, что всё это каждый раз играется на новой сцене жизни, в новых декорациях, которые вы тоже можете предположить, зная гороскоп Земли. Вот что такое астрология – хотя бы попытаться предугадать развитие спектакля, зная главных героев, помехи, проблемы и место действия… Теперь представьте соединение двух таких театральных трупп на основе работы, дружбы или любви – это и есть совмещение гороскопов – сложнейшая работа, которой вам предстоит научиться. Но даже если вы, казалось бы, выучите всё, помните: вы не боги. Вы только штурманы человеческих жизней.

Профессор подошёл к своему портфелю и выложил из него на кафедру камень, гвоздь и цветок.

– Вы видите три разных предмета. Я хочу спросить у вас: что с каждым из них нужно сделать, чтобы они принесли пользу? В чём они вообще нам могут пригодиться?

Студенты включились в бурные обсуждения.

Выслушав все мнения, Стоун подвёл итог:

– То есть никому из вас не пришло в голову сделать с ними одновременно одно и то же? И это правильно. Вот так и люди – они разные по сути. Как камень, гвоздь и цветок. Каждый ищет своё предназначение, но не всякий находит. Все уникальны. Это особо важно понять при воспитании. Если колотить по всем предметам одинаково и проявлять настойчивость, то для одного это не будет проблемой, а другого сломает навсегда. Так и неокрепшие детские души – каждой нужен свой подход и совершенно разное воспитание. И астрология может помочь расшифровать натальную карту – таинственную карту рождения. То, что заложено в личности. Её сильные и слабые стороны. Держа перед собой нагальную карту, вы словно видите сводную таблицу мощностей механизма. Каждый человек подобен кораблю…

На этих словах Дэн вздрогнул, вспомнив, что, летя над океаном в «Спасителе», он думал точно так же…

– И вы видите возможности, – продолжал Стоун. – Силу его винтов, для каких морей и работ он наиболее приспособлен. Натальная карта – словно сводка из множества данных, зная которые, можно помочь проложить путь корабля в океане. Но вы и лоцман, который, делая прогноз, подскажет, как, где и когда лучше пройти этот курс. Вы способны понять, состыкуются ли два корабля. Что им может помочь или помешать в этом. Вы можете составить свод правил жизни для человека или дать советы на текущее время.

– Так почему, профессор, просто не составить свод правил для человечества? – подал идею Питер. – Таких правил, которым бы все следовали. Свод истин. И жизнь абсолютно всех людей упорядочилась бы.

– Хороший вопрос, Питер. Очень важный. Хороший… но глупый, – ответил Стоун, и все засмеялись.

Профессор уголком отворота пиджака протёр очки, вновь водрузил их себе на нос и продолжил:

– Ну, во-первых, такой свод человечество пыталось писать неоднократно. И назывался он каждый раз по-разному:

Библия, Коран, Тора, Бхагавад-Гита и далее, далее, далее. Во-вторых, что мы возьмём за истину?

Он оглядел притихшую аудиторию.

– Давайте так, – сказал профессор, – сейчас каждый из вас назовёт истину, непререкаемую для себя. А я её запишу. Посмотрим, что из этого получится. Кто первый?

Он подошёл к доске и, приготовившись, поднял мелок.

– Самое ценное в жизни – нематериальное! – выкрикнула Кэри.

Стоун записал это.

– Всё в жизни к лучшему, – сказал Митч.

Со всех сторон посыпалось: «Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня». «Жизнь прекрасна». «Самая тёмная ночь – перед рассветом». «Самое главное в жизни – семья», «Дети – это святое»…

– Всё, стоп-стоп. Хватит! Достаточно истин. – Поднял руки, сдаваясь, профессор Стоун. – Пожалуй, я припишу сюда свою истину.

И он размашисто написал слова Сократа: «Я знаю, что ничего не знаю».

– Ну, теперь посмотрите, всё ли так просто. – Стоун отошёл от доски, встал между рядами и взглянул на записи. – Каждый из вас назвал непреложную для себя мораль. Каждый прав, но лишь отчасти и лишь для себя. Для всех ли всё ценное в жизни – нематериальное? Отнюдь. Для кого-то – это власть. Для кого-то – секс. Для кого-то – платье и фирменные вещи. Для всех ли важна семья? Тоже нет. Всё ли в жизни к лучшему? Например, смерть родителей? Тоже не соглашусь, что это верно абсолютно всегда… Так к чему мы пришли? У каждого в его личном мире свои ценности. Вглядываясь в гороскопы людей, беседуя с ними, вы можете определить их истины и приоритеты. Вы сможете понять и подсказать, сойдутся ли два мира, если их морали не похожи. У каждого свой Бог, которому он в итоге молится. И у каждого своя дорога. Единых правил нет. Поэтому в качестве всеобщих такие своды были бы бессмысленны, кроме понятий законов, уважения чужой территории и чужой жизни. Так что, пожалуй, если вы станете соблюдать только одну мораль – уважай чужое пространство и чужой мир, – этого будет достаточно. Хотя, конечно, и вы, и я всё равно не перестанем нести в этот мир истины, которые считаем правильными. В этом и есть разнообразие жизни. Но каждый всегда руководствуется собственным сводом. К своему приходит. И своё пожинает.

Уолтер Стоун задумался, помолчал и заговорил тише:

– Я уже упоминал сегодня, что жизнь – как дорога через океан. Неминуемо нас ждут бури, из которых мы будем спасаться, ураганы, жаждущие нас потопить, и не менее изматывающие штили. Нам будут встречаться разные люди: те, которые обманут, и те, кто утешит. Те, кто украдёт время и лодку, и те, которые подарят свою. Надо просто решить выплывать. Выплывать всегда. Чтобы утонуть только один раз. И плыть туда, куда хочешь ты, что бы ни стояло на пути. Пассивность души и пустые ожидания: кто бы перевёз на себе, кто бы дал, у кого бы забрать – вот что ворует время и что отбирает силы… Поплыли. Главное – знать куда. И зачем. И в этом приходит на помощь астрология… Основная и самая большая проблема в том, что люди не хотят принимать и видеть правду. Что жизнь конечна и всех ждёт смерть. Что все в нашей жизни – проходящие фигуры. Нет, им хочется верить в чудеса и сказки. В вечную жизнь и нескончаемую любовь. И вот на этой непрочной основе разбивается каждая вторая история. Надо жить наоборот. Понимая хрупкость и конечность жизни, молодости, любви, следует украсить каждое мгновение её волшебством. Превратить её в сказку. Так, а не иначе. Но превращать своими руками. И в этом вы можете стать человеку помощником, консультантом, костылём, если хотите. Мы не волшебники. Мы – уборщики. Мы приходим в мир человека и наводим порядок в его мыслях, а значит, в его жизни.

Он окинул аудиторию взглядом и, кажется, снова каждому из присутствующих заглянул в душу.

После захлопнул ноут, сказав:

– Пожалуй, на сегодня достаточно. До завтра.

И вышел из аудитории.

Дэн сидел оглушённый. Вот это сила! Это натура! Всю лекцию Стоун казался великаном, завладевшим сознанием. Он, словно гамельнский музыкант, играющий на свирели, заворожил, и чувствовалось, что все в аудитории готовы идти за ним на край света.

Когда Профессор вышел, казалось, с ним из класса вытянуло весь воздух. Дэн в волнении освободил ворот рубахи. Лицо его горело от возбуждения и стыда. И этого человека он называл занудным старикашкой?

Сейчас больше всего на свете Дэн был счастлив, что Стоун взял его в группу и теперь они будут встречаться и на практике.

4

Адель куда-то устремилась со стайкой девочек, а Дэн, проголодавшись, решил подняться в столовую.

Он торопливо жевал какую-то лепёшку, не ощущая её вкуса, вчитываясь в лекцию Стоуна, запись которой листал свободной рукой, придерживая тетрадь локтем.

– Еда – такая же жизненная потребность, как и секс, – услышал он неожиданно над своим ухом и поднял голову.

На него через очки уставились две внимательные льдинки маленьких глаз профессора Стоуна. Дэн обомлел и от удивления перестал жевать.

– Дэн, кажется? – спросил доктор Стоун парня.

Тот кивнул, закашлявшись.

– Не надо заглатывать еду, словно баклан, набивающий брюхо. От этого, мой друг, несварение и ещё чего похуже, – продолжал профессор. – Вы позволите? – Он сел напротив Дэна, не дожидаясь ответа, и поставил перед собой поднос с кофе и сахарной булочкой. – Еду, как и секс, надо красиво обставлять. От души. И относиться к этому проникновенно. Наслаждаться до самого последнего кусочка, даже если это скромный ланч студента. Только тогда она будет полезна и не нанесёт вреда.

– Вот бы сейчас вас услышал Митч, – сказал Дэн.

– Наслаждаться надо всеми радостями, доступными в этом мире. Выбрать только одну – то же самое, что рисовать картину единственным цветом. Жизнь получается одноцветной. Но, впрочем, каждый решает сам.

Профессор с наслаждением откусил булку, и она нарисовала на нём смешные сахарные усики. Дэн не смог сдержать улыбку.

А Стоун серьёзно продолжал дальше:

– Когда ешь, не торопись. Насладись каждым кусочком. Тогда и толстым не будешь. Количество перейдёт в качество!

Доедали они молча. Лишь закончив перекус, профессор Стоун, вставая, кивнул Дэну.

– Спасибо за компанию.

Как только Стоун ушёл, к Дэну подсел Пит с Фонарём.

– Что хотел от тебя этот старый зануда? – спросил Питер.

– Ничего, – ответил Дэн, – мы просто поболтали ни о чём.

Тут к ним подошла Адель.

– Ну что, Ада, пойдёшь со мной на вечер знакомств? – спросил её Пит.

– Вы знаете друг друга? – удивился Дэн.

Адель, покраснев, сказала:

– У нас до этого был один наставник.

– Да. Тебе она не говорила, что нам нагадали быть вместе? И только смерть нас разлучит, – хохотнул Питер и приобнял Адель.

– Боюсь, пророчества иногда ошибаются. – Ада вывернулась, стряхнув его руку. – Кстати, Дэн – мой парень. Мы встречаемся.

– Давно?

– 10 световых лет и один день, – ответила она, чмокнула Дэна в щёку и откусила его булочку.

– Ну-ну, – хмыкнул Пит. – Ты же знаешь, как будет. И я тебя заранее прощаю. Пойдём, – бросил он Фонарю.

И они отошли.

– Адель, что это было? – побледнел Дэн. – Ты встречаешься со мной, чтобы тебя ревновал Пит?

– Нет! Что ты!!!

– Тогда о чём он говорил? Объясни.

– Нечего объяснять. Поверь. У нас ничего не было. Мы пару раз ходили на свидания и всё. Просто наш учитель сказал, что по судьбе мы с Питом связаны. И будем вместе. Но я не верю в это. Мы с ним разные. И вообще, мне нравишься ты, и точка! Пойдём, сейчас начнётся лекция Элисон Хантер.

Она опять тянула его по переходам. Под его ногами мелькала коричнево-белая плитка, но в голове была каша. Как он мог подумать, что она с ним? Однако что всё же связывает её с Питером? Ревность, любовь, сомнения – всё это одновременно стало терзать Дэна со страшной силой.

Они вбежали в аудиторию последними. Все уже сидели на местах. И даже Элисон Хантер была здесь. Она стояла у окна и глядела на парк. Раздался звонок. Но По словно не слышала. Все постепенно умолкли и смотрели на преподавателя, которая всё так же была погружена в себя. Наконец она глухо, словно никуда, произнесла:

– Невесомыми туманными поволоками уходит время. А мы так и не начинали жить…

Потом будто вспомнила, что не одна, грустно улыбнулась, взглянув на ребят, и продолжила:

– Пожалуй, только в последние дни лета можно почувствовать на вкус меланхолию. Она эфирная, тревожно-туманная, с лёгкой горчинкой… Как первый седой волос – удивляет, отрезвляет, но не сильно огорчает. Потому что не осознаёшь. Ничего до конца не осознаёшь…

Что-то в её речах было щемящим, трогательным, незащищённым. Дэн взглянул на Адель.

– Необычная она, правда?

– А я её уже люблю, – сказала Адель шёпотом, – сразу и с первой фразы.

– Потому что она жутко похожа на тебя. – Улыбнулся Дэн. – Вы обе упали с одного облака. Не удивлюсь, если ваши гороскопы совпадают.

– Сентябрь… – говорила По, – и мы начинаем грустить, что лето кончилось, а мы так и не успели им насладиться. Пробежали дни, пролетели мечты, пронёсся кусочек нашей жизни… Давайте медленно наслаждаться этой осенью. Со вкусом, смакуя каждую её минуту. Проживём её с нежностью и трепетом. Это лучшая осень нашей жизни. Лучшая, потому что – сейчас… Ну что ж, приступим.

Она отошла от окна, встала за кафедру и сказала:

– Я понимаю, что к моему преподаванию придётся привыкать. Мои лекции советую записывать карточками, ведь стройным повествованием это не назовёшь: на каждом уроке мы будем поднимать несколько тем. Затем вы сможете эти карточки объединять в разные группы или отбирать те, которые понадобятся на консультациях с определённым клиентом. У вас появятся любимые карточки и те, что со временем выкинете без сожаления…

Дэн видел: кое-кто в аудитории, похоже, был в курсе порядков По – эти студенты достали стопку карточек. Им же с Аделью пришлось импровизировать – вырывать из тетрадей листы.

Митч, услышав звук рвущейся бумаги, повернулся к ним и молча поделился частью своих карточек. Дэн благодарно взглянул на его рыжий чуб. Кажется, Дэн в одни сутки нашёл и любовь, и друга.

Элисон взяла мелок и подошла к доске.

– Сегодня мы будем говорить о чувствах, – сказала она и вывела первую тему – «Вита». – Кто знает, что это такое?

– Кажется, с латинского «вита» – это жизнь? – Тряхнула спиральками кудряшек Пола Уиггинс.

– Правильно. Итак, Вита. Записывайте…

По глубоко вздохнула, закрыла глаза и вдруг медленно стала декламировать:

– Мой дорогой друг, дай мне руку, и я уведу тебя в сказку. И главным её героем будешь, конечно же, ты. Нам предстоит долгая дорога. Тебя поджидают жуткие драконы и страшные ведьмы, хитрые подлецы и злые обманщики. Но ты обязательно встретишь и тех, кто тебе поможет. Кто станет тебе добрым другом, мудрым учителем и самой большой любовью. В этой сказке ты увидишь много прекрасного и ощутишь неповторимый восторг: от маленькой победы до трепетного счастья. Придётся много работать, создавать и преодолевать. Зато ты переживёшь тысячи приключений! Главное – не медли! Отправляйся в путь прямо сейчас! Только я забыла тебе сказать, что эта сказка называется – Твоя Жизнь. А потом, на том свете сидя на облаке, мы вспомним, качая ногами, как нам было порой больно и обидно, но добро, конечно же, победило зло. И это была прекрасная сказка, наполненная волшебством и чудесами! В путь, мой друг! Дай же мне руку.

Элисон замолчала и снова взглянула окно.

– На карточках оставляйте оборотную сторону чистой. Я хочу, чтобы к следующему занятию вы написали там свои мысли и замечания о том, что думаете на эту тему. Следующее заглавие – «Страх».

Дэн посмотрел, как Адель на новой карточке выводит название чёрной ручкой. Она, стараясь, даже немножко высунула язык.

– Страх, – тихо диктовала По. – Она сидит передо мной, сжатая до предела, напоминающая пружину, которая в любой момент может среагировать. Словно нагревшаяся кнопка ядерного реактора. «Я боюсь, что буду хоронить мужа. Боюсь, что старшая дочь станет наркоманкой. Боюсь, что сын попадёт под машину или его украдут». Её голос переходит на шёпот от накалившихся внутри неё нервов. И она уже тихо, захлебываясь, продолжает перечислять страхи. Я смотрю на её жизнь. Счастливую, полную того, о чём другие только мечтают. Любящий муж, дети, собака, свернувшаяся по вечерам в её ногах. Жить бы да радоваться, не обращая внимания на мелкие шероховатости бытия, которые есть у всех. Но только она пытается взять себя в руки, как тут же колесо жизни налетает на небольшой камешек сложностей и она начинает метаться, впадая в панику, мгновенно заражаясь ужасом. Она судорожно хватается за близких, родственников, коллег, инфицируя их своими страхами. «Я всё время предчувствую что-то плохое», – говорит мне она. «И как, сбывается?» – спрашиваю я её. «Иногда», – растерянно отвечает она и замирает, вслушиваясь в себя… Нам всем рано или поздно приходится пережить горе, а она переживает его за завтраком, обедом и ужином. Снова и снова… «Друг мой, помочь вам весьма затруднительно, – говорю ей я. – Вам кажется, что в вашей семье все слишком беспечны, глупы, с отключёнными инстинктами самосохранения. Но вы не видите главного виновника проблем – саму себя. В любое движение, действие и поступок вы вносите безудержную токсичную панику. Ваше любимое слово – „боюсь“. И самый главный страх – утратить контроль. Начните доверять. Доверять и расслабляться. И жить сегодняшним, так как вы сами разрушаете свой мир, свой покой, заменяя его вечной войной. Ведь в вашей жизни, собственно, всё хорошо. Но откуда-то из детства вы пришли, одетая в страхи. Вы боитесь, когда плохо. Боитесь, когда хорошо. Ваши страхи стали стеной между вами и миром, и вы тонете в них, как парализованный человек – в мелкой луже. Ваша жизнь действительно страшна. Вечный ад, который вы носите с собой. Везде. Липкий, обездвиживающий. Никто не живёт вечно, говорят в Японии, но тот, кто боится, не живёт никогда…»

Далее По вывела на доске новое название: «Одно и десять». Все, кто до этого не знал хода её лекций, как видно, уже уловили правила игры и напряжённо слушали, что будет дальше.

По правде говоря, Элисон умела рассказывать. Она меняла голоса, перевоплощалась, накидывая кофту вместо косынки на голову, изображая то одного героя, то тут же менялась в лице, отвечая ему за другого. Перед слушателями каждый раз разворачивался спектакль.

– В любви на одно «Дай» десять «Возьми», – говорила По. – Причём с обеих сторон. Для этого не нужно денег, не требуется много времени, и даже здоровья особо не надо. Только тогда она правильная, эта любовь. Я знавала одну пару в молодости. Когда недавно выпал случай посетить Сицилию, то еле их разыскала. Он – в былые времена роскошный красавец, талантливый художник. Она – в юности подающая надежды актриса, вокруг которой вились поклонники, готовые бросить мир к её ногам. Они поженились, и он через пару лет попал в страшную аварию. Сломал позвоночник на уровне груди. Еле выжил, долго восстанавливался. Вот тогда-то они и переехали в сицилийскую провинцию, богом забытое место. И она посвятила свою жизнь ему. Я однажды во время завтрака, глядя на её увядающую красоту, подумала, грешным делом, не жалеет ли она о выборе. Не сожалеет ли об упущенных возможностях, не страдает ли о покинутой сцене? И деликатно спросила её об этом, ведь её муж ничего не мог ей дать. Но она ни минуты не думала. Покачала головой из стороны в сторону и сказала: «О чём жалеть? Стефан засыпает меня подарками». – «Подарками? В этой глуши? Как это возможно?» – «Пойдёмте, Стефано как раз спит в саду, я покажу вам его комнату». Она привела меня в его мастерскую. Везде, на чём можно было рисовать, царапать, вычерчивать, были её изображения. На них она грустная, смеющаяся, задумчивая. В красках, карандашом, углём… «Каждое утро он рисует мне новую картину – на всём, до чего может дотянуться. Он помогает мне в чём только способен. Он дарит мне надёжность. И в этом его сила. И в этом его любовь, – сказала она. – Я получаю от него ежедневно такой поток заботы, что с трудом могу его вернуть. Но я стараюсь». Если бы она отвернулась от него, если бы мучилась от того, чего не имела, диффузия между ними прекратилась бы. Иссякла. Каждый остался бы в итоге страдать в своём пространстве. Послушайте людей. Многие – как маленькие: хочу-хочу! Сучат ножками, требуют, обижаются. Сейчас люди разучились давать. Всё только через калькулятор отношений с точными весами. Разве это любовь? Общество потребления заслужило свою убогую потребительскую любовь. Многие навешивают на себя ярлык подороже, обёртку покрасивее. Чтобы продать себя повыгоднее. Они не человеческих отношений ищут, а ресурс. И отчего-то жутко обижаются, когда с ними так и поступают – покупают. А когда срок хранения вышел или изделие подзавяло, они уже хотят иных отношений – не бартерных. Человеческих. Взывают к чувствам там, где изначально был один расчёт.

…Час пролетел быстро. Прозвенел звонок, и Элисон Хантер выпорхнула из аудитории, словно экзотическая птичка-певунья – из веток зарослей.

– Ну, убедились, что По здесь главная сумасшедшая? – спросил Пит у Аделии с Дэном, проходя мимо.

Фонарь с Логаном одобрительно закивали, поддакивая. У Адель же блестели глаза от восторга.

– Элисон божественна! Играла на струнах наших душ, – возразила она, – и даже тебя, Пит, она наверняка сделала лучше.

Питер засмеялся.

Таких лекций Дэн тоже никогда не слышал. Это было нечто не похожее ни на что, обрывочное, поэтическое. Скорее направленный поток сознания, а не лекция. Но важный поток. Этот час их изменил, всех. Умыл, прочистил мозги, пропитал чем-то новым. Дэн видел, что многие выходят из класса задумчивые, притихшие.

После занятий он побежал на работу. У самой двери опять встретил Глэдис. Она грозила кулаком Аделии и кричала:

– Отстань от Дэна! Ты знаешь, кому он принадлежит.

– Кому? Кому я принадлежу? – спросил Дэн.

Глэдис вздрогнула, подумала, но потом решительно сказала:

– Отражению!

– Глэдис, ты предлагаешь мне жить с самим собой? – засмеялся Дэн.

– Нет. С отражением, – упрямо ответила она. – А эта вертихвостка будет с Питом. Всё равно с ним. Он приворожил её. Адель разобьёт тебе сердце, Дэн.

– Спасибо, Глэдис, но она его уже забрала. И я ничего не могу с этим поделать. И любой приворот побеждает настоящая любовь. Вот увидишь. У нас всё будет отлично! – Он сунул ей в руку ещё одну конфету. – Я принесу тебе с работы пончик, Глэдис, только будь добра с Ад елью.

В кафе было полно народа, и Рик обрадованно замахал Дэну из-за стойки: «Быстрее-быстрее!»

До десяти вечера парню некогда было даже думать: он автоматически принимал заказы, как чумной таскал подносы, путался в тарелках и столах. Посетители слились в одну цветную галдящую ленту.

Зато, когда возвращался после смены в школу, мысли наконец прорвало. И они хлынули в его голову, ломая преграды сознания. О матери, школе, Стоуне, о странных лекциях По. Но большую часть в его голове занимали размышления об Адель. Дэн думал о том, что говорила о ней Глэдис. Кажется, слова БК были искренними, но, возможно, она заняла позицию беспокойной матери, для которой любая девушка рядом с сыном – недостойная? Он вспоминал, как на Адель смотрел Пит – словно ястреб на добычу. И под ложечкой неприятно засосало от досады и ревности.

На улице было бы темно, если бы не фонари. Дэн даже не замечал, что переулок обсажен красными клёнами. Сейчас лампы подсвечивали их листву, и деревья горели, как сигнальные костры, которые проложили обратную дорогу до самой школы, где была Адель.

Только ему пришло это в голову, как неожиданно, натягивая шапочку посильнее на раскрасневшиеся щёки, из-за угла выпрыгнула Ада.

– А вот и я! – радостно объявила она ему. – Долго же я тебя ждала!

Он сначала замер, постоял минуту, а потом крепко обнял девушку и поцеловал.

– Дурачок. – Вырвалась она, смеясь. – Ты так целуешься, как будто не видел меня неделю! Хотя нет. Неделю назад ты меня не знал.

– А мне кажется, знал. Всегда. Только не хотел верить, что ты существуешь.

– Романтик. – Она нежно коснулась его носа. – Впрочем, я здесь по важному делу.

– Какому?

– Вся Школа говорит о тебе.

– Да? – Остановился Дэн. – И чего же я такого натворил?

– Ничего особенного. Но сегодня повесили на доску объявление о том, что доктор Стоун взял тебя в помощники! – Она торжественно развела руками.

– Такого не может быть, – растерялся Дэн. – Митч говорил, что он не берёт первокурсников!

– Вот об этом и судачат! Тот, кого выбирает Профессор, и так фигура исключительная, подающая надежды. Например, Сайлос Уилкокс был одним из его ассистентов. Поэтому представляешь, какой ты будешь звездой? – Она обняла его и радостно заглянула в глаза.

– Пока мне сложно представить. Я даже не знаю, хочу ли этого. – Он стоял и пробовал эти мысли на вкус, силясь определить, нравятся они ему или нет. – Но в любом случае я рад, что сближусь со Стоуном.

Обнявшись, они отправились в Школу, однако, перед тем как зайти внутрь, решили подойти к доске объявлений, белевшей в темноте листиками.

Эта доска в Школе Астрологии была особым местом. Словно маленький храм, она сконцентрировала в себе надежды, радости и печали. Адель гордо ткнула в её середину. Там действительно было написано: «Дэну Киту явиться к Вирджинии Коуч для составления договора на должность ассистента профессора Стоуна».

– Как такое возможно? – опять повторил Дэн.

– А так ли это важно – как? Главное – это есть! – Поцеловала его в щёку Адель.

Из дверей вышла Глэдис, провожавшая Ноэла Кинга. Взглянув на Аду, нахмурилась, но расцвела, увидев Дэна. Ноэл тоже улыбнулся парню и протянул ему ладонь для рукопожатия:

– Дэн, позвольте вас поздравить! Вы теперь маленькая местная знаменитость, и мы все будем к вам приглядываться. Раз вас выбрал сам Уолтер, значит, в вас, несомненно, присутствуют таланты.

– Держи пирожок, Дэн. Ты, наверное, голодный, – сказала ему Глэдис, протягивая бумажный пакет и демонстративно игнорируя девушку рядом. – И зайди к Вирджинии.

– Не обижайся на неё, – шепнул Дэн Адель, когда они зашли в здание. – Глэдис на самом деле хорошая. Она узнает тебя и полюбит.

– А ты уверен, что не наоборот? – спросила девушка, став серьёзной.

– Что «наоборот»? – не понял Дэн.

– Ну, что ты или она узнаете меня получше и разлюбите?

– Такого не будет никогда.

– Ты сейчас сказал самые глупые слова в мире. И не спорь. – Прикрыла она ему рот ладонью. – Но самое лучшее в этой истории то, что ассистент Стоуна обязательно идёт с ним в поход в усадьбу Эберрант. Так что мы отправимся туда вместе.

Поцеловавшись, они расстались: Адель побежала наверх, а Дэн двинулся к кабинету Вирджинии.

В коридоре у окна стоял Пит. Он сердито посмотрел на Дэна и тихо сказал:

– Не был бы ты белым, я бы подумал, что ты сынок Большой Кучи. Больно мило она с тобой беседует. Есть что-то в вас обоих ничтожное, указывающее ваше место на социальной лестнице…

– Ты хотел поговорить о чём-то? – устало перебил его Дэн. – Как я понимаю, собирался меня задеть? Такими методами у тебя это не получится. Поэтому, если ты не хочешь сказать что-то другое, давай закончим разговор.

– Я не понимаю, как ты это делаешь? Ты пришёл и заграбастал всё, что принадлежит мне. Думаешь, не будешь за это наказан?

– Это угроза? – спокойно спросил Дэн.

– Предупреждение! – Питер сломал ветку у растения в горшке, стоявшем на подоконнике, и, зло отпихнув парня, удалился.

Дэн зашёл в кабинет Вирджинии. Она выскочила из соседней комнатки, и вокруг неё взметнулось её шёлковое рюшево-бантовое облако.

У Дэна, когда он видел людей, в голове всегда играл новый мотив. Он уже привык к этому и даже не обращал внимания, что каждый встречный у него мгновенно ассоциировался с определённой мелодией. Мама – с колыбельной, Адель – с арией Кристины из «Призрака оперы». Питер – с кислотной въедливой музыкой. А вот Вирджиния Коуч – с песенкой из рекламы сливочных капкейков.

– Дэн, – расплылась в улыбке мисс Коуч, – ты нас всех жутко удивил! Но доктор Стоун настаивал…

– Я понял. И я согласен.

– Тогда подпиши вот этот договор и дай мне номер своей карты. Мы будем сбрасывать тебе на неё оплату.

– Серьёзно? Я за это буду ещё и деньги получать?! – Вскинул брови парень.

– Да, это указано в договоре. Вот здесь.

Дэн не поверил собственным глазам. Если перемножить месяцы учёбы и указанную сумму, он зарабатывал очень даже немало.

– В твои обязанности будет входить сопровождение профессора во всех командировках и выступлениях, помощь в приёме посетителей, позже ты даже будешь составлять для его клиентов несложные гороскопы. Ты не просто ассистент. Ты – его помощник, правая рука.

– Но я устроился на работу. Здесь недалеко, в кафе.

– Нет, совмещать ты вряд ли сможешь. Да сейчас и незачем. Так что придётся уволиться.

В комнате Дэна встретил Митч.

– Дружище! Как ты за сутки смог взобраться на верхушку пьедестала здешних знаменитостей?

– Не знаю. Правда. – Дэн бессильно плюхнулся на кровать.

– В любом случае я за тебя рад. – Митч подсел к другу и добавил: – Запоминай там всё. Потом будешь пересказывать мне!

– Что такого я должен буду запоминать? – удивился Дэн.

– Ну что ты! – Глаза Митча заблестели. – Говорят, дом Стоуна наводнён разными… чудачествами. У него есть даже тайная комната.

– Для чего?

– А бог весть знает, для чего! На то она и тайная! У Профессора даже имеется камердинер. Ты вот когда-нибудь видел камердинера?

Дэн задумался.

– Пожалуй, что и нет. Ладно, Митч, я всё запомню и расскажу. А сейчас давай ложиться спать, я очень устал.

Ребята улеглись. Дэн, закрыв глаза, прокрутил в голове весь день. Насыщенный, длинный и странный. Митч выключил электричество, и теперь комнату озарял только свет от его телефона и луны, заглядывавшей к ним сквозь шторы. Дэн вспомнил Адель. И сразу рядом с ней возник Питер. Ревность ударила парня под рёбра так неожиданно, что он даже застонал, чем вызвал удивлённый взгляд читавшего Митча.

– Ты чего? – спросил тот.

– Не знаю, Митч. Мне очень нравится Адель. Очень. – Он приподнялся и посмотрел на товарища, подбирая слова. – Но она, понимаешь, она… как будто со мной и не со мной. Не знаю, как объяснить. Я даже не могу сказать, нравлюсь ли я ей или она играет.

– Ты дурак, Дэн? Ты видел, как она на тебя смотрит? В ней словно зажигают лампочку. Поверь, если это не любовь, то, братан, тогда я не знаю, что же это такое.

– А ты разве не знаешь, что такое любовь? – спросил Дэн.

– Братан, это я к слову сказал. – Митч важно оттопырил губу. – Уж в женщинах я разбираюсь! Так что спи спокойно, она тебя любит! Вот у меня проблема поважнее. Я сегодня обошёл округу в поисках подработки, но всё занято.

– О! А в этом я могу тебе помочь. – Откинулся на подушку воодушевлённый Дэн.

– Как? Ты мне дашь работу?

– Почти! Ты пойдёшь на моё место!

Парни ещё поболтали, но скоро в их комнате стало тихо – сон быстро сморил обоих, вдохновлённых известиями и мечтами.

Наутро Митч и Дэн сбегали в кафе, отработали вместе утреннюю разгрузку товара, и Рик не без грусти сказал:

– Я, конечно, возьму Митча на твоё место. Но ты, Дэн, заходи иногда. Хороший ты человек!

Возвращались парни счастливые. Митч, откусывая хот-дог, которым его угостил Рик, говорил:

– Дэн, спасибо тебе. Никогда не забуду. Знатное место ты мне отдал.

А у Дэна для улыбки был свой повод: сейчас он увидит Адель, потом будут занятия. Как же здорово учиться тому, что интересно! И сердце его забилось сильнее.

Сегодня первой была лекция Сайлоса. Все передние ряды заняли девчонки, ожидавшие выхода кумира. Он появился как всегда эффектно, с поклоном.

– Приветствую всех! Но особо Дэна Кита! Где ты, дружок?

Дэн привстал.

– Мои тебе поздравления! Тот, кого выбирает Стоун, особенный. Надо сказать, моя скромная персона тоже была в этих списках. Тебя ждёт незабываемый опыт. Питер, но тебе повезло вдвойне, – обратился Сайлос к Блэку, – я поделюсь с тобой тем, что передал мне наш драгоценный доктор Стоун, а кроме того, передам ещё и свой опыт. Нельзя не заметить, что даже самые большие звёзды, к сожалению, со временем гаснут. А новые, молодые, восходят, отталкиваясь от устаревшего опыта, внося современный взгляд в жизнь.

– Надеюсь, вы сейчас не про доктора Стоуна? – намеренно громко спросил Дэн. Ему не понравился ни тон, ни смысл сказанного.

Сайлос высокомерно опустил глаза, покачал отрицательно головой и с усмешкой проворковал:

– Конечно, нет. Доктор Стоун – несокрушимая скала… – Он мотнул чёлкой, словно отмахнулся от мухи, и продолжил: – Давайте не будем тратить время. Приступим к занятиям. Забудьте всё, что вы читали об астрологии. Сейчас я начну открывать вам истину, корень. Сегодня вы познаете семизначный спектр ведической астрологии с двумя теневыми излучениями. Я расскажу вам о лунном драконе, открывающем два узла: Раху и Кету. Я познакомлю вас с особенными лунными часами, состоящими из 27-ми секторов, и научу ими пользоваться. Итак, начнём!

Лекция, несомненно, была интересной. Но Дэн замечал за собой, что ему всё меньше и меньше нравился Уилкокс.

Когда в перерыве они с Аделью устроились за фикусом в кафетерии, Дэн сказал:

– Что-то в этом Сайлосе есть поганое. Гнилое.

– Разве? Мне кажется, он отличный! – не согласилась Аделия. – Может, ты ревнуешь к его славе? Он очень популярный.

– Глупости.

– А как здорово он сегодня говорил о смерти! Я хочу научиться точно определять дату конца.

– Господи, – передёрнулся Дэн, – ну скажи, что за вечные глупости в твоей голове?

– Нет, правда. Меня эта тема безумно волнует. Вот ты, например, чего смертельно боишься? Как себе представляешь последний вздох?

– Адель, ну вот на какую уж тему я не думал, так точно на эту.

– И всё же…

– Ну, не знаю, болезней, наверное, всяких ужасных боюсь. Высоты. Немного.

– Ты замечал, что обычно люди боятся не того, чего нужно? И умирают совсем не от того, от чего всю жизнь собирались?

– Адель, мне как-то не по себе. Давай не будем о саванах, гробах и смерти?

– О чём хочешь говорить ты?

– Всё равно, – сказал Дэн и отхлебнул кофе.

– Мне кажется, я родилась не в своё время, – заметила Аделия.

– Это как? Не в том веке? – спросил Дэн, подумав, что ей пошли бы юбки с кринолинами, таинственные вуали и муфточки.

– Нет, – засмеялась Ада, – не так серьёзно. Думаю, что, родись я на 15 минут раньше, моя жизнь была бы гармоничной, удачной и длинной. А так…

– Что так? – не понял Дэн.

– А так мне всегда не везёт. Меня везде преследуют знаки смерти.

– Ты опять?! Какие знаки смерти?

– Ну, вот, например… – Она, закусив губу, стала сосредоточенно озираться по сторонам. – Вот гляди!

Аделия торжествующе показала на облако в окне.

– Что я должен в этом видеть? – недоумённо спросил Дэн.

– Не прикидывайся! Оно похоже на череп! – Надулась Ада.

– Ну допустим, – сказал Дэн. Облако и правда несколько напоминало череп. – Но что из этого?

Ада приблизила к парню лицо и тихо сказала:

– Это знак моей смерти!

Она сказала это так по-детски серьёзно, что Дэн рассмеялся. Аделия сначала смотрела на него презрительно, но потом стала смеяться вместе с ним.

– Ну, ты юмористка! – успокоившись, выдохнул Дэн.

– Ну а что ты скажешь о знаках на натальной карте?

Аделия покопалась в сумочке, вытащила свой потрёпанный гороскоп на год и объявила гробовым голосом:

– Если судить по нему, я умру весной!

– А вот мы сейчас и проверим. – Вскочил Дэн, вырвал у неё из рук карту и побежал навстречу мисс Хантер, которая вывернула из-за угла. – Мисс Элисон, простите, – обратился он к ней, – не могли бы вы мне помочь? Девушка утверждает, что умрёт следующей весной.

Он сунул педагогу в руки листок. Сначала Элисон недоумённо хлопала ресницами, потом, поняв, что от неё хочет Дэн, внимательно просмотрела карту и сказала:

– Ну, в принципе, смерть определить весьма трудно. Мы будем изучать это в конце года, и я вам объясню, в чём сложности… А в этом гороскопе… Хм-м-м… По количеству напряжённых конфигураций в данный период можно утверждать, что девушку ждёт смертельная опасность, но необязательно гибель. Ей просто надо поберечься в этот момент.

– Вот видишь, – сказал Дэн Адель, присаживаясь рядом. – Какая же ты всё-таки пессимистка. И выдумщица. Доедай скорее, через пять минут лекция Стоуна.

5

В страшном волнении заходил Дэн в класс, ожидая встречи с наставником, и сразу встретился с хмурым взглядом Уолтера.

– Извольте приходить первым, раз уж вы будете мне помогать, – строго отчитал тот парня. – Быстрее садитесь! Начинаем.

– Профессор! – Замотал в воздухе рукой Джон Маккарти. У Фонаря и руки были длинные, словно столбы.

– Что? – несколько раздражённо спросил Стоун, блеснув очками, которые он сдвинул к переносице.

– У вас, профессор, большой практический опыт, а доводилось ли вам встречать совершенных людей? Таких, чей гороскоп поражал вас своей правильностью? Или, может, ваши консультации сделали кого-нибудь идеальным?

– Хм, знаешь, люди – как деревья. Ты когда-нибудь видел совершенное дерево? Идеальное, с золотым сечением и полной симметрией во всех плоскостях? Вряд ли такие вообще существуют. Наверное, это было бы что-то искусственное и неживое. Но между тем красивых деревьев, скорее всего, ты видел немало, не правда ли? Так и люди. Астрологические карты позволяют вычислить их слабые и сильные ветви. Увидеть самые незащищённые места. Понять, как уберечься от бури налетающих событий и как действовать, чтобы победить. Что развивать, чтобы вырасти выше. Мы даже можем подсказать, где расти такому дереву чтобы ему было максимально комфортно. Однако астрология не ставит целью сделать человека идеальным. Только лишь внести в его жизнь больше гармонии.

– Профессор! – Поднялась Адель, и Дэн с любопытством посмотрел на неё: что волнует девушку на этот раз? Опять знаки смерти? – Почему люди натыкаются на одни и те же препятствия? Так сошлись звёзды? Это карма? Или уроки жизни? Почему некоторых жизнь швыряет в один и тот же угол? Чтобы человек усвоил что-то?

– Ну наверное, версия, что это уроки, нравится мне больше всего. Но всё же это не совсем так… – Мистер Стоун сделал паузу, потом постучал носком туфли о кафедру и вдруг неожиданно изрёк: – А как вам вариант, что, когда говорят, будто одна и та же ситуация повторяется, это сам человек снова и снова бьётся об один и тот же угол жизни? Разбегается и бьётся. Или задевает сто раз повреждённым пальцем один и тот же шкаф, который так и не удосужился передвинуть?

– Что это значит? – не поняла Ада. – А как же звёзды? Ведь по ним мы можем понять психотип человека, а значит, из-за этого у него одна и та же модель поведения?

– Всё верно. Между тем человек может после первого же раза прервать круг. Если изменится.

– Как же понять, в чём измениться?

– Во-первых, увидеть, что бежишь по кругу. Словно катаешься на карусели. И слезть с неё. Но это самое трудное.

– Профессор, вы говорите очень запутанно.

– Приведу пример. Как раз из вчерашнего приёма. Ко мне в очередной раз обратилась дама. Назовём её Л. У неё прекрасный гороскоп, он свидетельствует о целеустремлённости, силе, упорстве. Но в работе ей не везёт. Уже в третьей подряд. И вот она обратилась ко мне, чтобы выбрать между двумя фирмами. Обе довольно известные. И в обе её звали на высокую должность. Л. боялась сделать ошибку, ибо в двух предыдущих её обманули с бонусными выигрышами. Одна из фирм старая, другая – новая. Составив гороскоп, я однозначно порекомендовал ей фирму поновее. Но на неё вышли менеджеры другой, более старой, подняли гонорар, и Л. всё же согласилась на эту работу. И что в итоге? Вчера на приёме она сказала, что её опять обманули.

– Так в чём же она совершила ошибку? В том, что не послушалась вас? – спросила Пола Уиггинс.

– Печально, что не послушалась. Но нет, не это самое главное. Ошибка в том, что сделала всё по-старому. И сама не заметила этого. Когда человек не меняется – не читает, не развивается, то есть не забрасывает в топку разума новую информацию, он пережёвывает опять и опять старые знания, то есть выдаёт одни и те же ответы, не замечая этого.

– Как же мы творим такое? Как работает этот механизм? Почему же мы совершаем одни и те же ошибки? Нас обманывают, как обезьян, которых ловят на одну и ту же хитрость? – возмутился Митч.

– Нет, дорогой, мы САМИ проходим по ранее выбранной ошибочной схеме, по сложному, но старому маршруту, где действуем, как и раньше, и, естественно, приходим к тому же результату. Я расскажу вам историю. Она про освежитель.

– Про что?

– Про освежитель. Воздуха. Знаете ли, я люблю, когда хорошо пахнет в кладовках. Поэтому, когда закупщик из нанятой фирмы едет за хозяйственными покупками, а такое бывает примерно раз в год, напоминаю ему, в частности, что надо купить и коробку освежителей. Ему остаётся их только приобрести и доставить. И он об этом забудет на долгий год. Каждый раз этот человек спрашивает: «Купить ли что-то новенькое?» Я неизменно отвечаю: «Да, на твой вкус». И он всегда привозит лимонный. Один и тот же. Я думал, у нас с ним такая шутка, растянутая на двадцать лет. Но оказалось, что он действительно думал, будто всегда выбирает новый.

Он просто приходил на склад и производил те же действия, которые вызывали ту же цепочку мыслей. И, как итог, в его руках оказывалась коробка с цитрусовым освежителем. И он снова думал, что это его новый выбор… Так и в жизни. Оказываясь в новой ситуации знакомства, человек интуитивно выбирает старую модель. Если он всё тот же человек. Поэтому так важно после ошибок жизни меняться. Не думать, что меняешься, а прикладывать к этому усилия. Иначе всё повторится. И вы купите лимонный освежитель. Снова, снова и снова. Понятно, Аделия?

– Да, профессор, – печально протянула девушка.

«Почему же она всегда такая грустная? – подумал Дэн. – Я должен ей помочь». Он вскочил и громко спросил Стоуна:

– А можно ли изменить человека? Ведь мы, опираясь на гороскоп, можем понять его слабые места. А значит, и догадаться, как на него воздействовать?

– Дэн, люди – существа целостные. Говорят: подобрал к человеку ключи. Но на самом деле можно подобрать слова и действия, чтобы открыть личность для себя. Увидеть её внутренний мир. Однако изменить таким способом никого нельзя: там, внутри, запаянная оболочка его души. Без прорезей и щелей. Никакого ключа не подберёшь. Только изнутри он и может измениться. Сам. И заставить его способно лишь…

Профессор обвёл аудиторию пытливым взглядом.

– Что самое сильное на земле? Что заставляет нас двигаться, прогрессировать и меняться? Что человеку придаст силы преодолеть любые препятствия?

Все молчали, размышляя. А потом стали раздаваться робкие предположения:

– Любовь?

– Дружба?

– Мать?

– Вы говорите о святых понятиях, – кивнул профессор, – о чистых, важных вещах. Но всё же нет. Не они.

– Так что тогда? – спросил Пит.

– Я оставлю этот вопрос без ответа. Не принесу вам его на подносе, ибо в таком случае он наполовину потеряет свой смысл. Вы должны дойти до этого сами. Возможно, копаясь в гороскопах судеб, вы не раз будете задавать себе этот вопрос. И когда-нибудь поймёте простой ответ на него… А пока продолжим.

Профессор приступил к объяснению таблиц эфемерид и тонкостей их использования.

Уже под конец лекции неожиданно речь зашла о мнениях и жизненной позиции. Тут Стоун и показал свой железный, вернее, каменный характер, о котором говорила его фамилия. Уолтер Стоун поразил студентов, утверждая, что редко встречает людей со своим собственным мнением.

– Но ведь у любого человека есть своё мнение! – выкрикнул Митч.

– Разве? Хотя да, я понимаю, о чём ты говоришь. Но нет. Приглядись, понаблюдай – и ты убедишься, что у многих своего мнения нет.