Избранный для короля вампиров бесплатное чтение

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Пролог

Южное королевство Гордад. Девятнадцатый век.

Тяжелое время для тех, кому поручено истреблять всякого, обладающего сверхъестественной силой. Тяжелое, потому что жизнь таких людей непрестанно подвергается смертельной опасности.

Дарион не мог бы сказать, когда все это началось. Просто однажды он осознал, что не сможет жить, зная, что люди, которых он мог бы защитить, каждый день, выходя из дома, рискуют своей жизнью. В конце концов, он стал самым отчаянным охотником на вампиров. Его смелость поражала окружающих, нередко он шел туда, откуда еще никто не возвращался. Иногда его бесстрашие казалось безумным, но именно оно избавляло тысячи людей от неминуемой гибели.

Он ненавидел тех, за кем охотился. Ненавидел всем сердцем, всей душой, на грани одержимости. Он бы не пожалел своей жизни ради уничтожения этих мерзких существ. Он ненавидел их потому, что они, являясь злом, принимали обличье ангелов. Потому что они, обворожительно улыбаясь, забирали сотни невинных жизней. Жестокие, ненасытные, непредсказуемые. Они были прекрасны, как ангелы, сильны, как демоны, безжалостны, как боги.

Дарион ненавидел их лютой ненавистью, и иногда даже друзья поражались его неугасимой ярости. Вампиры не были лишены разума, что, несомненно, и делало их настолько опасными. Среди них был тот, кто управлял остальными. Лидер, глава, король. Несомненно, это был самый могущественный и жестокий вампир из всех, с которыми ему уже приходилось встречаться. Дарион жаждал встречи с ним, так как знал, что его смерть ослабит непреодолимую броню остальных.

Только вот сможет ли он убить его? Убить вампира, чья власть практически безгранична? Это и был главный вопрос, идея-фикс. Вопрос, ответ на который еще предстояло найти.

Глава 1

Верена, замок рода Россайн.

– Дарион, хоть раз послушай меня! – Винона выглядела непривычно взволнованной. – Умоляю, не иди на это задание. Я чувствую, добром это не кончится.

Влажный отчаянный блеск её глаз был ещё более заметен при тёплом свете свечей. Сказать по правде, Дарион давно не видел ее такой. Похоже, она действительно чувствовала что-то неладное. Что ж, не в его правах исполнять ее мольбы. Долг превыше всего, так он считал.

– Тебе всего двадцать два, – продолжала она, нервно теребя массивное кольцо с крупным лунным камнем, – ты слишком молод, чтобы умирать. От тебя будет больше пользы, если ты будешь продолжать свою деятельность.

Дарион незаметно усмехнулся. Она уже знала, какие аргументы на него действуют, а какие нет. Но всё это зря. Он все равно не откажется от этой миссии. Граф Годфри заслуживает хорошей встряски. Пришел на светский вечер, завел разговор с хозяйкой, рассказал ей о новой зацепке… Уму непостижимо. И с каких пор он стал таким болтливым?

– Дарион, ты меня слышишь? – воскликнула Винона, заметив отсутствующее выражение в его взгляде.

– Конечно, матушка, я отлично вас слышу, – мягко улыбнулся Дарион.

Винона невольно замерла, рассматривая его изящное, невыносимо родное лицо, красивые голубые глаза… Он был самым привлекательным юношей во всем их многочисленном круге. Юные аристократки бегали за ним неустанно, жаль, что он так и не отдал предпочтения ни одной из них. В том, почему он не интересовался женщинами, не было никакой загадки. Все его внимание занимали вампиры, эти мерзкие, отвратительные существа.

Винона ненавидела их не меньше, чем сын, хоть и причины у нее были совсем другие. Она всего лишь мечтала, чтобы ее сын бросил опасную работу, завел семью и перестал ежедневно рисковать своей жизнью. Вампиры отнимали у него все: радость, удовлетворение, любовь. Винона боялась их и ненавидела, ведь когда-то они отняли у неё горячо любимого супруга. И теперь больше всего на свете она боялась потерять и сына.

– Матушка, беспокоиться не о чем, я ведь буду не один. К тому же, – он откинулся в кресле, – я возьму с собой множество взрывных свитков. Еще ни один вампир не справился с ними. Огонь для них хуже крестов. Победа в наших руках. Главное – не упустить его.

Винона тяжело вздохнула.

– Я вижу, уговаривать тебя бесполезно.

– Боюсь, это так, – спокойно кивнул Дарион.

Он уже собрался встать из-за стола, когда её резкий вскрик заставил его вздрогнуть и сжать в руках салфетку.

– Дарион, это ведь сильнейший из вампиров! Как ты не понимаешь, насколько он может быть опасен?

Она не выдержала и обреченно закрыла лицо руками. Тонкие худые плечи то и дело вздрагивали от сотрясавших ее рыданий. Ее бессильные слезы заставили его сердце сжаться от невыносимого, острого и такого непривычного ощущения жалости и теплоты. Дарион встал из-за стола, подошел к ней и обнял за плечи.

– Я не умру, матушка, – со всем возможным спокойствием в голосе сказал он, – я убью эту тварь и вернусь. Обещаю.

Никто не заставил бы его сознаться, но в этот раз, впервые за долгое время, он далеко не был уверен в только что озвученных словах.

Каменный Квартал, находившийся на западной окраине Верены, ночью представал еще более жутким и неприветливым, чем днем.

Где-то здесь должен был появиться лидер вампиров. Дарион не знал, откуда у его дяди появилась такая информация, но сомневаться в его словах не приходилось. Местечко и впрямь было зловещее. Мертвый район Верены, старые, нежилые дома. Крупной каменной кладки, не успевшие ещё покоситься от времени строения, аккуратные прорези узких окон со зловеще острыми пыльными остатками стёкол, крепкие, чуть высохшие двери – все сохранилось в полном порядке, но люди здесь не жили. Даже бродяги обходили этот район стороной и не пытались остановиться на ночлег в пустынных гулких комнатах.

Но никого это не удивляло – эти места отторгали от себя человеческое тепло так уверенно, что никто не решался нарушить их покой. Поговаривали даже, что не только вампиры решили обосноваться здесь, но это было всего лишь слухом.

Дарион таким слухам не верил, но раньше тоже никогда сюда не забирался – лабиринты узких улиц казались призрачными изгибами судеб мертвых, безмолвный камень и постоянный лёгкий туман излучали угрозу. Впрочем, он был уверен, что главарь будет один.

– И как мы поймем, что он здесь? – проворчал герцог Эвклид, нетерпеливо оглядываясь по сторонам.

Как ближайший родственник королевы, он привык получать всё и сразу. Дарион уважал его, но порой наследник престола действовал окружающим на нервы. И, как правило, в самые напряженные моменты.

– Когда придет время, тогда и поймем, – спокойно ответил ему граф Годфри, складывая руки на груди.

Вот этот молодой дворянин мог дать фору Эвклиду и в хладнокровии, и в способности мгновенно принимать верные решения. Несмотря на свой еще довольно юный возраст (он был старше Дариона всего на три года), граф Норберт Годфри успешно удерживал контроль над всеми своими многочисленными землями и был при этом отчаянным храбрецом с железными нервами и на редкость холодным, здравым умом. У него было весьма привлекательное лицо, казавшееся часто слишком суровым из-за вечно сурового выражения, и необыкновенные глаза светло-зеленого оттенка, чей холодный блеск любому сразу давал понять, что с ним лучше не шутить. С Дарионом они дружили с самого детства и потому на серьезные миссии неизменно отправлялись в одной компании.

– Я думаю, нам нужно разделиться, – сказал Дарион, заранее готовясь к возражениям.

– Исключено! – отрезал Норберт, мрачно взглянув на него. – Ты что, сошел с ума? В одиночку с таким вампиром не справиться!

– Я не могу упустить его! – раздраженно произнес Дарион. – Он – источник всех этих убийств!

– Вот именно! – вклинился Флориан Эвклид. – Он настолько могуществен, что своей волей привел страну в хаос! Его сила непостижима! Это вам не шутки!

Дарион посмотрел на него с нескрываемой усталостью.

– А когда здесь были шутки, сэр? – процедил он. – Хотите сказать, что все это время мы просто шутили? Может быть, для вас происходящее – это всего лишь игра?

– Успокойся, Россайн, – сказал Норберт, тронув его за плечо, – ссоры нам сейчас ни к чему. Давайте лучше закроем этот вопрос и сосредоточимся на деле.

– Да как вы не понимаете? – начал было юноша, но тут же замолк, прислушиваясь.

Над мрачными стенами квартала пронесся короткий, пронзительный, до боли отчаянный крик. Дарион поднял руку и указал на белеющий вдали заброшенный замок.

– Там, – одними губами произнес он.

Они быстрыми шагами направились к зданию. Теперь уж никто и не думал спорить или доказывать что-либо, каждый был предельно осторожен, как того и требовал окружавший их флёр смертельной опасности. Остановившись у ветхих ворот, Флориан вынул из-под плаща взрывной свиток.

– Подорвем замок, – тихо сказал он.

– Нет, – возразил Дарион, – там могут быть живые люди.

– Россайн, вы же слышали крик, – отчаянным шепотом произнес герцог, – даже если там и был кто-то живой, то это уже не имеет никакого значения.

– И все же, – сказал Дарион, – нужно проверить.

Флориан раздосадовано схватился за голову. Норберт мрачно сдвинул брови.

– Ты ведь не просто так хочешь отправиться туда, верно? – чуть слышно спросил он.

Дарион спокойно взглянул на него.

– У меня есть оружие. Я знаю, как действовать в таких ситуациях. Просто подождите немного, – с этими словами он ловко взлетел по ступенькам и исчез в темноте.

Герцог чертыхнулся и двинулся вслед за ним.

Дарион двигался совершенно бесшумно, так что друзья не смогли обнаружить его. Вокруг было очень темно, поэтому он тщательно проверял каждый свой шаг, чтобы не споткнуться. Замок был старым, но крепким. В окнах не было стёкол, как и почти во всех домах этого квартала, и на остатках острых осколков местами виднелись оборванные куски тончайшей ткани, когда-то, видимо, бывшей шторами – остатки былой роскоши.

По гулким пустым коридорам гулял пробирающий до костей сырой ветер. Со стен на него смотрели мёртвыми глазами старые картины в тяжёлых пыльных рамах, и казалось, что изображённые на них люди вот-вот шагнут ему навстречу, зловеще улыбаясь и обнажая длинные белоснежные клыки.

Дарион долго блуждал по сумрачным комнатам, пока не очутился в зале, освещенном ярким лунным светом. Каким-то непостижимым образом ему сразу стало ясно, что он здесь не один. Самым странным было то, что он никого не увидел, просто почувствовал, что в зале кто-то есть. На секунду его охватил страх от излишней открытости пространства, но, как бывалый охотник, он быстро взял себя в руки и стал внимательно оглядывать помещение. Осмотр не дал никаких результатов. Дарион по-прежнему никого не видел.

Но затем он пригляделся пристальнее и увидел в полосе лунного света непонятный, выделявшийся из окружающей чернильной темноты своей белизной предмет. Через мгновенье он понял, что это была рука. Не медля, Дарион кинулся вперед и вскоре обнаружил обескровленный труп маленькой девочки. Мертвенно бледная кожа, беззащитное, хрупкое, неестественно изломанное тельце. Вместо глаз зияли черные провалы, на шее виднелись почерневшие следы от укусов.

Дарион задрожал, сжимая в руках тонкое запястье ребенка. Ему не впервой приходилось видеть подобное, но бессильная ярость и ненависть всякий раз вспыхивали в нем с прежней, неугасающей силой. Вот потому-то он и охотился на вампиров. Чтобы защищать тех, кто совершенно бессилен перед ними. Чтобы давать простым людям возможность прожить хоть немного.

Вампиры. Мерзкие бездушные твари, недостойные называться даже животными. Они не знают жалости. Они убивают просто потому, что хотят есть. Просто потому, что их мучает сатанинская жажда. А ведь у них есть альтернатива. Они могут жить, не убивая. Могут… но не хотят. Не желают бороться с инстинктами…

Несчастная девочка! Она могла бы жить и жить. Безгрешное, чистое существо, она умерла просто потому, что ожившему мертвецу захотелось есть. Непростительно! Дарион стиснул холодную руку, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Он ненавидел вампиров. Ненавидел до смерти. И хотел убить их. Всех.

В этот момент позади него раздались тихие шаги. Дарион мрачно усмехнулся, сжал кулаки и резко обернулся. Освещенное лунным светом лицо, попавшееся ему на глаза, заставило его забыть и о ненависти, и о боли. Да, пожалуй, это было самое красивое лицо, которое ему приходилось когда-либо видеть.

Прекрасное, как лик ангела, бледное, как луна – оно внушало нечеловеческий страх и непреодолимое восхищение. Волосы демона были непостижимой глубины чёрного цвета, а глаза словно вобрали в себя самые яркие из кровавых оттенков. Глаза, излучающие власть и насмешку, любопытство и… похоть.

Дарион почувствовал, что не может сдвинуться с места. От этого взгляда его тело сковало цепями небывалого ужаса. Этот вампир был совершенен. Он был высок и худощав, изящный черный плащ лишь подчеркивал совершенство его фигуры. Дарион впервые видел вампира, не похожего на людей до такой степени. Он старался не смотреть ему в глаза, так как от взора алых глаз терял последние остатки рассудка. Рассудка, который покинул его в ту минуту, когда он оставил друзей и кинулся сюда.

– Я ждал вас, Россайн, – голос демона имел невероятную, соблазнительную бархатистую мягкость, – давно хотел узнать, кто так отчаянно мешает моим подопечным жить.

Услышав это, Дарион встрепенулся. Оцепенение спало с него, стоило ему только услышать эти слова. Мешает жить? Мешает жить?! Сосредоточившись, он незаметно сунул руку под плащ, ловко выхватил свиток, и уже хотел было швырнуть его в демона, как его руку перехватили изящные белые пальцы.

Лицо вампира было совсем рядом, глаза светились мистическим огнем, кожа мерцала в свете луны. Дарион затаил дыхание, глядя, как тонкие губы приоткрылись, обнажая острые влажные клыки.

– Какой шустрый, – прошептал демон, склонившись к его уху. Дарион задрожал, ощутив его запах: тонкий, еле уловимый, медово-прохладный, невыносимо сладкий, – зачем же так жестоко? Я ведь тебе ничего не сделал, – он наклонился еще ниже и осторожно прикусил его за ухо.

Дарион дернулся, пытаясь вырваться, но сильная рука одним рывком подняла его и без всяких усилий впечатала в стену. Юноша не успел даже почувствовать боль, как прохладные губы впились в его рот, мягкий язык ворвался внутрь. От потрясения и ужаса Дарион не сразу осознал происходящее. Но стоило ему понять, как он принялся бороться с одержимостью безумца. Вот только его усилия были совершенно напрасны, все его попытки освободиться были равносильны битве с вихрем.

Но даже не это было самым страшным. Он пытался отстраниться от реальности, но возбуждение охватывало его против воли, заставляя кусать губы, ощущая предательскую томную негу во всём теле. Этот вампир сводил его с ума. Его запах, дыхание, прикосновения – заставляли его сгорать от желания. Дарион ненавидел себя за это, но ему страшно хотелось ответить на поцелуй, обхватить крепкие плечи руками и перестать держаться за разум. Одна только ненависть не давала ему этого сделать, лишь она не давала ему сорваться.

Вампир ласкал его яростно, сладострастно посасывал губы, легонько покусывал язык. Дариона била сильная дрожь, его сбившееся дыхание было громким и отрывистым, руки судорожно сжимались в кулаки. Страсть бушевала внутри него огненным вихрем, невозможно описать, какого труда ему стоило сдерживаться.

Вампир с неистовой жадностью сжал его талию, изо всех сил прижимая телом к стене, ненасытно вжался носом в его кожу, вдыхая жар, вдыхая восхитительный запах человеческой крови… Затем он вдруг отстранился и, не разжимая объятий, посмотрел в глаза своей жертве.

– Остановись, – только и смог выдохнуть Дарион, чувствуя, что, если демон отпустит его, он упадет. – Не надо больше…

– Уж не думаешь ли ты, что я убью тебя? – хриплым голосом произнес вампир, потом наклонился ниже и мягко прошептал. – Никогда. Ты ведь мой дар, тот, кого я ждал так долго. Ты уже давно принадлежишь мне, Дарион. Конечно же, я не убью тебя. Гораздо разумнее будет сделать тебя одним из нас.

Дарион даже не успел осознать смысл сказанного, когда вампир оттянул ворот его плаща, разорвал рубашку и резко впился клыками в его шею. Дарион вскрикнул, ощутив страшную боль, потом широко распахнул глаза и, вцепившись руками в плечи демона, громко закричал. Но кричал он не от боли, нет, а от дьявольского наслаждения, охватившего его.

Демон пил его кровь жадно, с трепетом, не скрывая своей страсти, сильнее вжимаясь в податливое тело, приносившее ему поистине невероятное наслаждение.

Дарион кричал, сжимая в пальцах его волосы, разум полностью покинул его, он не мог думать ни о чем, кроме близости этого тела, сладости этого запаха… Он чувствовал себя частью этого необыкновенного существа. Испытывал бурлящий восторг, которому не хотелось сопротивляться. Это были невероятные ощущения, странная схожесть, будто он знал этого вампира всю свою жизнь.

Слабость, которая неумолимо овладевала им, только усиливала потребность в столь жуткой близости. Да, Дарион хотел его, хотел и даже, похоже, нуждался в нём. Странным образом вампир уничтожил всю боль, что жила в его сердце, будто забрал ее вместе с кровью. Дарион полностью утратил над собой контроль, он забыл о своем прошлом, забыл о своей ненависти, забыл даже о том, что именно от рук вампиров погиб его отец, это существо поглотило всю его жизнь, оставив только сладкую слабость и жгучее желание.

Когда вампир отстранился и отпустил его, юноша медленно осел на пол. Ему хотелось выть от разочарования, кричать от злости, но он был так слаб, что не мог даже пошевелиться. Вампир смотрел на него, дрожа от возбуждения, еле сдерживаясь, чтобы не завладеть им вновь, но его недаром прозвали холодным демоном. С огромным трудом он справился с собой, и лицо его озарила удовлетворенная улыбка.

– Отдыхай, Дарион, – хрипло произнес он. – Думаю, ты найдешь меня очень скоро.

Сказав это, он исчез. Исчез, словно его и не было. Дарион ничего не видел перед собой. Он мог думать лишь об одном, только одна мысль крутилась в его голове, изнуряя и убивая: почему он остановился?

Нашли его только к утру. Норберт и Флориан застыли на месте от ужаса, увидев его побелевшую кожу, заостренные, неестественно красивые черты лица и длинные клыки, выглядывающие из-под приоткрытых губ.

Слова были не нужны.

Глава 2

Очнувшись, Дарион сразу же ощутил сильную боль во всем теле. Он медленно слез с кровати, кое-как поднялся на ноги и недоуменно посмотрел в окно. Шторы были отдернуты, и комнату освещал яркий солнечный свет. Обычно это не доставляло ему неудобств, но сегодня что-то изменилось. Он не на шутку встревожился, когда обнаружил источник своей боли.

Его мучил свет. Сияние солнца вгрызалось в его тело острыми иглами, изнуряло и лишало сил. Он ничего не мог понять. Раньше с ним никогда такого не происходило. Солнце, так редко появлявшееся в их столице, всегда было его лучшим другом, горячие лучи придавали ему сил, наполняли надеждой и решимостью.

Теперь же он ощущал только боль. Жгучую, пронзительную боль, которая неумолимо разрасталась по мере того, как он стоял, освещаемый утренним светилом. Ему хотелось только одного – облачиться в свой черный плащ и покинуть это место. Покинуть солнце, внезапно ставшее ему врагом.

Ничего не понимая, он оделся и вышел из комнаты. В коридоре замка стоял полумрак, и это, как ни странно, принесло ему громадное облегчение.

Направляясь в обеденный зал, он старательно пытался вспомнить, что же произошло вчера. Они ведь собирались схватить главаря, почему он не помнит, чем закончилась экспедиция?

Войдя в зал, он осознал, что всем странностям, обнаружившим себя с самого утра, существовало объяснение. Он застыл на месте, похолодев, ошеломленно глядя на мать.

Винона сидела в кресле, стиснув руки на коленях, и в глазах ее плескалась непередаваемая боль. Дарион отлично помнил, когда в последний раз у нее было такое выражение лица. Ровно девять лет назад, когда погиб его отец. Но что так мучило ее теперь? Он чувствовал, как страх стальными нитями охватывает его сердце. Что могло произойти? Что он пропустил? И почему… почему мать смотрит с такой болью… на него?

И тут он заметил графа Годфри. Тот стоял рядом с креслом матери и смотрел на него с плохо скрытой тоской. Дарион запутался окончательно. Он ничего не мог понять. Что, черт возьми, здесь происходит? Что за необъяснимые взгляды? Почему они смотрят на него, не отрываясь, и молчат?

Кое-как справившись с собой, он медленно произнес:

– Что произошло?

И тут же замер, пораженный звуком собственного голоса. Господи, он стал совсем другим. Когда-то звонкий и хриплый, теперь он был низким и глухим. Как такое возможно?

Дарион обхватил горло обеими руками и тут же замер, парализованный ужасом. Медленно опустил руки и широко раскрыл глаза. Хотел он в это верить или нет, но его ногти удлинились, стали острыми, как осколки хрусталя, и окрасились в непроницаемый черный цвет. К сожалению, он лучше кого бы то ни было знал, у кого бывают такие ногти.

Испытывая какое-то ледяное оцепенение, он медленными шагами двинулся к расположенному в конце зала зеркалу. Он уже предполагал, что там увидит, но все еще не оставлял надежды, что это лишь безумный сон, который закончится, как только он закричит от страха. Но, к сожалению, это был не сон. Это была явь, та явь, которой он предпочел бы самый жуткий кошмар.

Свет дернулся в его глазах, когда он увидел свое отражение. Дарион думал, что сходит с ума, но не мог надеяться даже на это. Реальность смотрела на него из зеркала искрящимися темно-синими глазами. Он едва узнавал себя.

Его лицо, когда-то живое и румяное, обрело мучную бледность, черты лица стали необычно тонкими и изящными, волосы, раньше пушистые и золотистые, стали жесткими и обрели оттенок ссохшегося пепла. Были также изменения и в фигуре. Дарион никогда не отличался особой грацией, теперь же его тело поражало совершенством. Тонкое, изящное, величественное и в то же время неизмеримо сильное.

Он был прекрасен. Прекрасен, как вампир.

Не в силах контролировать эмоции, он отпрянул от зеркала в порыве небывалого потрясения. Наружу выступили длинные клыки, от одного вида которых внутри у него все скрутилось в тугой узел. Ужас, охвативший его, был настолько сильным, что он почти не мог его вынести.

Боль, ярость, отчаяние – все это разом нахлынуло на него, выбивая дух из тела. Ему хотелось кричать, рушить все вокруг, испепелять, уничтожать… и даже убивать. Делать все, чтобы хоть как-то унять эту боль, эту отчаянную беспомощность. Дарион был бы счастлив, окажись, что он всего лишь сошел с ума, но искаженное болью лицо матери не давало ему возможности схватиться даже за эту надежду. Он был побежден, окончательно и бесповоротно.

Да, его тело изменилось, странно, что он не заметил этого раньше. Оно стало непривычно легким, словно было сделано из пуха, в то время как окружающие предметы вдруг показались ему необычайно хрупкими. Казалось, стоит ему коснуться стола, как он рухнет под несуществующим напором его пальцев. Он чувствовал внутри себя огромную мощь, мощь, которой раньше определенно не было.

Она разливалась по его телу ледяным огнем и каким-то непостижимым образом делала его невесомым. Да, это была вампирская мощь, та самая мощь, которую он всегда так ненавидел. Конец, если быть точнее. Конец. Полный крах. Моральное уничтожение.

Дарион медленно обернулся и бросил взгляд на мать. Только теперь он обратил внимание на то, что его глаза не хотят видеть ничего, кроме ее шеи. Вампирское зрение было невероятно острым, так что он отчетливо видел, как дергается на фоне белой кожи соблазнительная голубая жилка… Такая призывная, манящая… ароматная…

Он не помнил, как добрался до своей комнаты. Не помнил, как швырял вещи в чемодан, пытаясь справиться с болью. Он помнил только одно: багровые глаза черноволосого вампира. Он вспомнил все. Все, что произошло вчера ночью. Но почему-то теперь, когда его жизнь была разрушена, когда пылающая ненависть сжигала его изнутри, ему на ум не приходило ничего, кроме воспоминаний о его губах…

Дарион судорожно застегивал пуговицы на плаще, а его тело содрогалось от воспоминаний о жарких поцелуях, отчаянных прикосновениях, хриплых вздохах и холодных клыках…

Дарион ненавидел его. Да, теперь только одного его. Белокожий кровосос разрушил его жизнь, превратил в чудовище, заставил ненавидеть самого себя. Разрушил просто так, из любопытства, из интереса. Почему-то больше всего его выводил из себя именно этот факт. Что существу, обрекшему его на вечные страдания, было совершенно плевать на то, что с ним происходит. Он позабавился с ним, развлекся и забыл… забыл… забыл…

Дарион резко дернул на себя дверь и понесся вниз по ступенькам. Прочь отсюда. Прочь из этого дома. Прочь от матери, крови которой он так желал. Прочь! Монстру не место среди людей!

Он вынужденно остановился, увидев в прихожей своего лучшего друга. Норберт внимательно смотрел на него, однако в его глазах не было ни презрения, ни отвращения. Видимо, он понял, что опасаться пока нечего. Пока.

Зеленые глаза казались непроницаемыми, однако новорожденный вампир ясно видел боль, спрятавшуюся за стеклянной поверхностью. Это была сильная боль, отчаянная, еле сдерживаемая.

Они были необыкновенно близки. Норберт был единственным человеком, который понимал его всегда, что бы он ни делал. Их связь была настолько сильна, что они чувствовали боль друг друга, находясь в разных точках страны. Дарион был привязан к нему, как к старшему брату, и не представлял своей жизни без него. Сейчас он в полной мере осознал, чего лишается. Или, вернее, кого. Не будет больше светских вечеров, не будет больше этих глупых чопорных бесед, над которыми они оба в душе всегда смеялись, не будет больше споров, кто сильнее, богаче и влиятельнее, все это кануло в прошлое.

Дарион не знал, что его ждет в ближайшем будущем, но в одном он не сомневался: он никогда не будет счастлив. Может, иногда будет доволен, но счастье для него закрыто навсегда. Навечно.

Бросив последний взгляд на друга, он направился к выходу.

– Куда ты? – тихо спросил Норберт.

Дарион не стал отвечать, так как знал, что вопрос был задан исключительно в порыве немыслимой боли. Он просто вышел из дома, осторожно прикрыв за собой дверь.

Он не стал брать коня. Напротив, натянул на лицо капюшон и медленно побрел в сторону города. Норберт не стал его догонять. Видимо, понял, что на этой главе их пути разойдутся. Дариону было все равно. У Годфри не хватит духу убить его, так какой же от него прок?

Уже выйдя за ворота своего поместья, он снова обернулся. Окинул прощальным взглядом дом, в котором родился и в котором прожил двадцать два года. Он больше не вернется сюда никогда. Это место теперь лишь его прошлое.

Солнце скрылось за облаками, и закапал дождь. Мелкий, острый, неприятный. Дарион равнодушно думал о том, как граф объяснит в свете его исчезновение? Наверное, скажет, что он был убит вампирами. Интересно, как это известие воспримут его друзья? Скорее всего, многие из них захотят отомстить. Хотелось бы надеяться, что Норберт с герцогом Эвклидом их переубедят.

По правде говоря, Дариона все это ничуть не волновало. Он знал, что Норберт найдет выход из положения, мать его поддержит, Флориан со своей стороны окажет необходимую помощь, и, в конце концов, неприятность утрясется. Он просто пытался отвлечься от той реальности, что окружала его. Ему не хотелось думать о том, что его ждет, не хотелось представлять, чем все это закончится.

Иногда ему казалось, что он спит и видит сон, он думал, что кошмар вот-вот закончится, но всякий раз, когда он совершал попытку пробудиться, его ждало одно и то же: унылые серые пустоши, хлюпающая под ногами грязь и странная легкость во всем теле. Дарион не спал. Убеждаться в этом было невероятно мучительно. Однако жизнь продолжалась, и ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться ее безумной жестокости. Другого выхода попросту не было.

Стоило ему очутиться на главной площади, как его чемодан мгновенно утащили. Он мог бы догнать вора, но вместо того, чтобы ринуться в погоню, всего лишь проводил обидчика отстраненным взглядом.

«Ну и черт с ним, – подумал он, направляясь в сторону рынка, – все равно все самое ценное при мне».

На базаре, как всегда, царил хаос. Служанки кричали друг на друга, сражаясь за лучший товар, мужчины возбужденно обсуждали выставленных на продажу кобыл, торговки оживленно сплетничали, собираясь в кружки. Стройного юношу в черном плаще никто не замечал. Он был тенью в этом мире, тенью, которая никого не интересовала.

Дарион надеялся отвлечься здесь от боли, перестать думать о будущем, таком неведомом и туманном, и хоть немного собраться с мыслями. Однако он напрасно рассчитывал на облегчение. Легче ему не становилось. Напротив, чем дольше он оставался среди людей, чем дольше вдыхал запах их крови, такой странный и притягивающий, тем хуже ему становилось.

Люди не приносили ему спокойствия. Они лишь с назойливым постоянством напоминали ему о том, кем он теперь стал. В конце концов, он отчаялся и покинул людную территорию. Путь его лежал в Пасмурную Долину. Этот район славился своей недопустимой запущенностью, в то время как вампиры там не охотились. Это был удачный выбор, уединение там было обеспечено любому путнику.

К тому времени, когда Дарион добрался до места, стемнело. Подул сильный ветер; судя по тому, как прохожие запахивались в плащи, резко похолодало. Однако он не чувствовал разницы. По его мнению, было также тепло, как и днем, может быть, только воздух стал несколько плотнее.

Он долго бродил вдоль гниющих домов, тупо глядя себе под ноги, ожидая неизвестно чего. Он чувствовал себя отвратительно. До сих пор не мог поверить, что его жизнь полностью разрушена, и что он… вампир. Даже думать об этом было странно. Он, отчаянный истребитель хладных демонов, теперь один из них? Эта мысль казалась настолько чудовищной, что он предпочел на время отмахнуться от нее.

Ему было ясно, что когда-нибудь, возможно, даже очень скоро, несмотря на все старания друзей, псы ее величества пронюхают о том, что случилось. Королевские шпионы имеют самые разные источники, в конце концов, правда раскроется. Сомневаться в этом было попросту глупо. Настанет день, когда королеве доложат о происшедшем, и она станет решать, что с ним делать. Хотелось бы узнать, как она поступит: решит закрыть дело, не открывая его, или объявит на него охоту? Что победит: его многочисленные заслуги перед государством или его новая сущность?

Дарион усмехнулся, подумав об этом. Надо же, как все сложилось, сколько лет он гонялся за вампирами, руководимый святым долгом, а в скором будущем, возможно, сам станет добычей… Жестоко… Да, слишком жестоко для обычного человека…

Однако он больше не был обычным. Отныне он был вампиром, существом, обладающим неизмеримой силой. Он знал, какими могущественными бывают кровопийцы. Большинство из тех, что он победил, обладали способностями, против которых даже огонь был бессилен. Ему еще предстояло выяснить, какую силу обрел он сам, став вампиром. Как бы он это ни ненавидел… Как бы он ни страдал, он должен стать сильным… чтобы отомстить.

Несмотря ни на что, Дарион был незаурядной личностью. Будучи человеком, он поражал окружающих своей внутренней силой, кипящей и обжигающей, способной перевернуть с ног на голову весь мир. Что бы ни происходило, он всегда оставался сильным. Ничто не могло поколебать его. Ничто. Став вампиром, он стал еще сильнее, еще могущественнее, только благодаря своей внутренней силе он все еще держался, не давал новой сущности поглотить себя, разрушить все вокруг. Наверное, именно эта сила не давала ему пасть духом. Если бы он был хоть чуточку слабее, ему бы не удалось выдержать этот бой.

Сейчас, застыв посреди мокрой улицы, он отрешенным взглядом смотрел на луну, вспоминая ту ночь. Он больше не чувствовал злости, только усталость и решимость занимали его душу. Теперь он не сомневался, что неспроста тогда оставил друзей и кинулся вглубь заброшенного замка. Несомненно, это была мистическая сила вампира, обратившего его. Дарион всегда был бесстрашным, но он никогда не проявлял безрассудства, тогда им руководила чужая воля. Воля его хозяина…

Его губы скривились в мрачной усмешке. Подумать только, как все сложилось… невероятная ирония… Невероятная случайность…

Он чувствовал себя совершенно разбитым, но спать ему не хотелось. Он слышал о том, что вампиры спят не больше двадцати часов в месяц, поэтому бродил всю ночь в заброшенных районах, погружаясь в пучину тоски и уныния.

Потом настало утро, пришел новый день. Он все бродил, бродил, изредка встречая людей, невидящим взглядом рассматривая покосившиеся дома с выбитыми стеклами. Снова шел дождь, ему было все равно, он не чувствовал холода, хотя, наверное, даже если бы и чувствовал, не обратил бы на это никакого внимания. Апатия поглотила его, словно кит маленькую рыбешку.

Бессвязные мысли о мести постепенно сменялись мыслями о смерти. Потом ушли даже они. Днями, сутками Дарион бродил по улицам, не думая ни о чем. Раньше он думал, что не думать ни о чем невозможно, теперь же убедился в обратном. Впрочем, эта убежденность не значила для него ровным счетом ничего. Ему было плевать на все. Буквально на все.

Так прошла неделя. А по истечении этого времени что-то изменилось. Понимание пришло тогда, когда его тело вдруг ослабело, страшно разболелись кости, и ему стало трудно ходить. Вот тогда он ожил. Тогда апатия покинула его, сменившись жуткой болью, как физической, так и внутренней. Свершилось то, чего он боялся больше всего, хотя и исключительно на подсознательном уровне. Его мучила жажда. Жажда человеческой крови…

Вот тогда он понял, почему вампиры убивают людей. В полной мере осознал, что такое жажда крови.

Внутри него будто зажглось неугасимое пламя, которое неумолимо превращало его внутренности в пепел. Но даже пепел не оставлял его в покое. Он продолжал вгрызаться огненными иглами в его кости, прожигая, выжигая, уничтожая…

Случайные прохожие стали для него настоящей пыткой. Его тело так и рвалось кинуться на них и вцепиться им в глотки. Глаза его горели алым пламенем, ему крупно повезло, что капюшон оставлял открытым только его подбородок. Если бы не его ярая ненависть к самой сущности вампиров, он бы, несомненно, давно уже сдался. Сдался, чтобы возненавидеть себя окончательно.

Со временем жажда только усиливалась. К вечеру восьмого дня он уже был настолько слаб, что едва перебирал ногами. Он целый день бродил по лесу, забираясь все глубже, чувствуя себя все слабее и тяжелее. Мысль была только одна: как низко я пал. Несмотря на окружающий мрак, он прекрасно ориентировался в темноте, что, правда, не сильно облегчало ему жизнь. Теперь даже не было луны, только звезды иногда прорезались холодными огнями в редких провалах между высокими деревьями. Теперь они были его единственными спутниками; кроме них, у него больше никого не осталось. Впрочем, нет, кое-кто был. Была жажда, которая не отпускала его ни на секунду. Жестокая жажда, настойчивая и немилосердная, сильная и непреодолимая…

Потом он двинулся в чащу, не обращая никакого внимания на ветки, царапающие ему лицо. Огонь сжигал его изнутри, будто картонную коробку, и был лишь один способ потушить его… Способ, к которому он никак не мог прибегнуть.

Прошло очень много времени, когда он очутился в непролазном участке леса. Это место славилось тем, что из него не было выхода. Всякий, забравшийся сюда, должен был погибнуть. Дариона ничуть не волновало то, что он оказался в непроходимом участке леса, какая-то неуловимая сила заставляла его разрывать древние стволы, ссохшиеся корни и пробираться вперед, сквозь буреломы, сквозь слабость и огонь.

В нем словно открылось второе дыхание. Невиданная сила, доселе спавшая глубоко внутри, вдруг вырвалась наружу, прокладывая себе путь в пустоту. Он испытывал облегчение, позволяя этой силе крушить все вокруг. Огонь, заключенный в костях, неожиданно замер, подарив ему болезненное чувство онемения. Теперь-то он понимал, как жестоко его покарал ангел тьмы. Боже, как он его ненавидел… Кто знает, может быть, он и был тем вампиром, который убил его отца?

Дарион знал, что Аделард был убит вампиром Старших Кровей, вампиром, чей род идет издалека, и чья сила не знает пределов. Конечно, обосновать это обвинение он ничем не мог, но сейчас, когда он был так измучен, ему хотелось обвинять врага в чем угодно. Чтобы ненавидеть его еще больше, чтобы навсегда вышвырнуть из головы воспоминания о его любви, пускай и ненастоящей, но такой откровенной…

Ненависть, ненависть, ненависть! Только она ему нужна! Остальное только мешает!

– Я убью тебя! – прохрипел Дарион, продолжая рваться вперед. – Убью! Уничтожу!

Он чувствовал себя ужасно. И не из-за боли, которая его неодолимо пожирала, а из-за того, что он не знал, за что именно ненавидит белокожего вампира: за то, что он обратил его, или за то, что бросил, когда он так в нем нуждался. Эти мысли убивали его.

Но жажда не отступала. Она все усиливалась и усиливалась, хотя казалось, что это уже невозможно. Она испепеляла его изнутри, поглощая внутренности, заглатывая жизнь… Дарион умирал, погибал смертью голодного вампира. Возможно, он продержался бы дольше, если бы не страдания, пожиравшие его с той же яростью, что и жажда.

Когда его тело уже отказывалось повиноваться, когда огонь стал проникать в ткани кожи, произошло то, чего он совсем не ожидал. Древесный бурелом внезапно закончился, и он упал на вымощенную гладким камнем тропу. На какое-то время он перестал соображать, пораженный случившимся, а потом замер, прислушиваясь к своим ощущениям.

Стоило ему на мгновенье забыть о ненависти, как сила потухла, скрывшись в неведомых источниках. Лучше ему от этого не стало, но теперь он хотя бы мог трезво мыслить.

Преодолевая слабость и боль, он поднялся на ноги и огляделся. Возможно это или нет, но он очутился на аллее громадного особняка, освещенного многочисленными фонарями. Особняк был необычайно роскошным, багровые стены были щедро инкрустированы плитами из дорогих металлов, таинственно мерцавшими в неярком свете зажженного масла, узкие балкончики освещались медными резными канделябрами.

Двор был заполнен прямоугольными клумбами, цветы в которых поражали своей яркостью и красотой. Небольшой фонтан, расположенный между двумя цветочными аллеями, искрился всеми цветами радуги, словно был усыпан разноцветными алмазами. Широкая тропа, на которую он свалился, была вымощена гладкой карминной плиткой, и вела она к просторному крыльцу с двумя высокими колоннами, между которыми виднелась массивная створчатая дверь.

Дарион был сражен этой неожиданностью. Несмотря на боль, он не мог не замечать тех загадочных явлений, которые возникали в связи с его открытием. Его мучили вопросы: откуда здесь взялось это поместье? Почему его построили в глухой чаще леса? Кто здесь живет? Без сомнений, не какие-то бродяги. Этот дом по изяществу мало чем отличался от зимней резиденции ее величества и, судя по всему, он был жилым. Определенно, здесь живет некто очень сильный и влиятельный. Но кто? Как все это объяснить?

И тут он обнаружил нечто странное. Он вдруг заметил, что не чувствует поблизости запаха человеческой крови. Это казалось подозрительным по той простой причине, что обычно он чуял его за версту. Если бы в замке кто-то был, он бы, несомненно, давно узнал это. Но он не чувствовал ничего. Если только не считать…

Дарион замер, втянув голову в плечи. Как он мог быть таким слепцом? Как мог пропустить мимо сознания этот холодный запах, тонким покрывалом окутавший его всего? Как мог надеяться, что умрет, не узнав истинной боли?

Вампиры. Вот кто здесь живет. Вот в чье логово он забрался. Он забрался… к своим сородичам.

Его даже передернуло от этой мысли. Нужно было уходить. Уходить, чтобы не столкнуться со злом лицом к лицу. Он понимал, что должен повернуть назад, но его ноги против воли ступали вперед. Этот запах согревал его, успокаивал, снимал боль и вливал силы… напоминал о той ночи… Беда была неминуема, но он ничего не мог с собой поделать. Потребность в близости подобных себе существ, пускай и врагов, была непреодолимой.

Да и куда еще он мог податься? В этом мире, теперь таком чужом и враждебном для него? Его нигде и никто больше не ждал. Он был совершенно одинок, а одинокий, как известно, должен погибнуть. Дарион не мог смириться с тем, что случилось. Его душа жаждала мести. Но чтобы отомстить, нужна сила. Сила и влияние. А о каком влиянии может идти речь, когда он не знаком ни с одним вампиром?

Граф Россайн, как никто другой, умел рвать концы. Да, отныне он всегда будет страдать, счастье навсегда отвернулось от него, и изменить этого нельзя, однако жизнь продолжается, и игнорировать ее невозможно. Он должен идти вперед, должен двигаться, чтобы приблизиться к своей новой цели, к монстру, отнявшему у него все то, что он так долго создавал.

Исполненный решимости, Дарион поднялся по ступенькам, шатаясь, добрел до двери, и, сжав пальцами широкое кольцо, несколько раз постучал.

Прошлого больше нет. Есть только настоящее. Настоящее и будущее, которое зависит исключительно от того, как он поведет себя сейчас. Однажды он уже проиграл. Плевать на боль, плевать на слабость, он справится со всем, потому что отныне его единственный друг и помощник – ненависть.

Глава 3

Дверь открыл высокий мужчина в изящном черном фраке, усеянном серебряными пуговицами. По всему было видно, что в этом замке он служит дворецким. Так же, как и то, что он не является представителем человеческой расы.

Волосы цвета воронова крыла, бледная прозрачная кожа, неестественно красивые, заостренные черты лица – эти отличия невозможно было не заметить. Хотя, конечно, тягаться по красоте и величию со своим королем у него не было ни малейшей возможности.

Дарион не отрывал от вампира мутного взгляда, пытаясь понять, о чем он думает. Лицо дворецкого казалось равнодушным, однако в глубине карминных глаз плескалось предвкушение. Очевидно, он ожидал его и, кажется, имел кое-какие представления о том, какие причины вынудили его прийти сюда. Бывшего охотника не злил этот взгляд.

Он был не глуп, а потому отлично понимал, что в этом доме не найдется ни одной живой души, которая обрадовалась бы его приходу. Если подумать, то кто он вообще для вампиров? Чудовище, убийца, монстр. Надеяться на теплый прием с его стороны было бы настоящим безумием. Поэтому он должен быть готов ко всему. Должен. Ибо это единственный путь к цели.

Темноволосый дворецкий, видимо, сообразил, что новоприбывший находится в состоянии, близком к прострации, а потому негромко кашлянул и вежливо проговорил:

– Мое имя Флавиан, ваша светлость. Я дворецкий семьи Линард. Этот замок принадлежит моему хозяину, лорду Джиндеру Линарду. Если вас не затруднит, следуйте за мной.

Сказав это, он плавно развернулся и неторопливой поступью двинулся вглубь дома. Дариону ничего не оставалось, кроме как последовать за ним, хотя ноги его уже подкашивались от слабости.

Замок впечатлял своей роскошью. Пол в коридорах был покрыт дорогими коврами, стены увешаны великолепными картинами, на каждом шагу мерцали серебряные статуи, щедро инкрустированные алмазами, бесконечные светильники, освещавшие замок, судя по блеску, были сделаны из чистого золота.

Дарион был потрясен. И даже немного испуган. По правде говоря, ему никогда и в голову не приходило, что вампиры могут обладать подобным богатством. Он знал, что они убийцы, знал, что они существа, отвратительные по одной своей природе, но никогда и не задумывался, как они живут, чем и, главное, где. Он охотился за ними, стремясь убить, даже не подозревая, что своим вмешательством тревожит паутину огромного мира, в котором властвуют определенные устои, правила и законы.

Он действовал вслепую, не вникая и даже не пытаясь вникнуть в их жизнь, понятия и нормы. А вампиры, как видно, не медлили.

За то время, что охотники бегали взад и вперед, хватаясь за свитки, они создали целое государство, царство аристократии, которое не знает бедности и лишений. Успехи охотников ничто в сравнении с тем, к чему нужно было стремиться на самом деле. Хотя, если подумать, лучше быть в неведении, чем знать, что изменить ничего нельзя. А в том, что это именно так, Дарион больше не сомневался.

По мере того, как они шли, страх, поселившийся в его сердце, становился все сильнее. Боль делала его разум бесполезным, но воля продолжала жить в полную силу. Он лихорадочно размышлял о том, что он будет говорить, когда предстанет перед хозяевами дома, несомненно, являвшимися весьма влиятельными и опасными вампирами. Как они отреагируют на его появление? Не совершил ли он непоправимую ошибку, придя сюда? И какова вероятность того, что он останется в живых после встречи с этими совершенно незнакомыми созданиями?

Он едва не врезался в спину дворецкого, когда тот остановился напротив высоких створчатых дверей. Чуть повернувшись к нему, вампир достал из нагрудного кармана круглые серебряные часы на цепочке, отодвинул крышку и с недовольным видом покачал головой:

– Опоздание более чем на час аристократы никогда не прощают, – с непонятной печалью в голосе сказал он. Потом внимательно взглянул на гостя и, улыбнувшись, произнес: – Впрочем, мое волнение безосновательно, поскольку к вам эта неприятность не имеет никакого отношения. – Он уже поднял руки, чтобы распахнуть дверцы, как вдруг снова обернулся и еле слышным голосом проговорил: – Я знаю, что это не мое дело, но все же дам вам совет: чтобы ни произошло, держите рот на замке, возможно, это подарит вам жизнь.

Дарион отрывисто кивнул, потрясенный, но в то же время благодарный. Поддержка этого вампира тронула его, хоть он и сам знал, что не имеет никакого права открывать рот, находясь в обществе вампиров.

Флавиан подошел вплотную к дверям, изящно вскинул руки и резким, отточенным движением заставил обе створки плавно разъехаться в стороны.

Ярчайший свет, бросившийся Дариону в глаза, на какое-то время ослепил его. Сквозь боль и туман он ощутил, как его взяли под руку и осторожно ввели в помещение. Здесь было значительно светлее, чем в коридоре, прошло не меньше тридцати секунд, прежде чем он снова смог нормально видеть. И когда это, наконец, произошло, у него внутри все тревожно сжалось.

Хоть он и знал, на что идет, теперь, оказавшись перед лицом своей участи, он не смог остаться хладнокровным.

Просторный зал, в котором он очутился, был убран со всей возможной роскошью и изысканностью. Кругом все было уставлено изящной мебелью из слоновой кости, стены пестрели величественными картинами, на которых изображались мрачные, кровавые сцены, пол был покрыт золотой плиткой.

В середине зала находился длинный стол, устланный темно-синей скатертью, на котором в симметричном порядке располагались высокие хрустальные фужеры, искрящиеся дорогим шампанским.

За столом сидело семеро. Пятеро мужчин и две женщины. Хотя, надо сказать, эти создания выглядели слишком молодо, чтобы называться так. Это, скорее, были юноши и девушки, облаченные в наряды графов и маркиз.

Все они отличались невероятной красотой и помпезностью. Одеты с великолепным вкусом, но в то же время несколько небрежно, что говорило об их расположенности к происходящему. Лица их были расслаблены, недовольства не выказывал никто. По всей видимости, они были рады этому собранию, а потому их душевное состояние находилось в полном порядке. Но что же произошло, когда они увидели вошедшего гостя?

Дарион впервые видел, чтобы настроение кого-либо менялось с такой головокружительной скоростью. Казалось, только мгновенье назад вампиры миролюбиво переглядывались, как вдруг их лица исказились, превратившись в маски устрашающего гнева. Однако гнев не умалял их красоты. Напротив, он придавал им обаяния и делал похожими на разъяренных ангелов.

Несколько минут стояла полная тишина. Казалось, в комнате никто не дышал. Потом вампир с ярко-голубыми глазами и волосами цвета ссохшейся вишни тихим обволакивающим голосом произнес:

– Сказать по правде, я не думал, что ему хватит наглости явиться сюда одному, да еще и ночью. Выходит, россказни о его великолепных манерах не больше, чем обман… Признаться, я разочарован.

Дарион вздрогнул и поднял на вампира тяжелый взгляд. Голубые топазы смотрели на него с насмешкой и… непередаваемой ненавистью. Дарион не знал, чем вызвана столь откровенная злоба, однако в данную минуту его больше тревожило другое. Он всерьез опасался, как бы не рухнуть без чувств посреди зала. Такого позора он точно не сможет пережить.

Хищная девушка с иссиня-черными волосами усмехнулась и нарочито веселым тоном воскликнула:

– Вы преувеличиваете, лорд Юстин, я и сама все время опаздываю, неужели это как-то влияет на ваше отношение ко мне?

– Не говорите ерунды, Кассандра, вы совсем другое дело, – угрюмо произнес юноша с роскошным хвостом светло-желтых волос.

Дарион опустил голову, из последних сил удерживаясь в собственном сознании. Ему было страшно, больно, одиноко, однако он знал, что главный шаг уже сделан. Теперь осталось лишь дождаться приговора.

Вампир с серебряными волосами, сидящий напротив черноволосой девушки, тихо произнес:

– Все-таки закон возмездия существует. Признаться, я сомневался в этом, но теперь убежден – он существует. Подумать только, самый могущественный охотник страны, человек, на которого полагался едва ли не весь мир, в мгновенье ока обратился в того, кого больше всего ненавидел. Ничего не скажешь, печальная история. Печальная и жалкая…

– Господин Стром, – вежливо, но решительно прервала его девушка с хищным лицом, – прошу вас не забывать, что мы находимся в элитном обществе, здесь недопустимы подобные замечания.

Вампир с хвостом злобно усмехнулся.

– А разве вам, графиня, нечего сказать нашему милому гостю? Или вы уже забыли о том, как погиб ваш брат? – мрачно спросил он.

– Я предпочитаю жить, не озираясь на прошлое, – нахмурилась черноволосая красавица, – в конце концов, каждый из нас борется за свою истину. Что было, то прошло, вот как я думаю. И вам советую думать так же, барон Мерфейн.

– Я не могу думать так же, – еле слышно проговорил тот, – не могу и не буду. Я просто не смогу ему простить того, что он сделал.

– Согласен, – мрачно произнес вампир, которого назвали лордом Юстином. Все это время он неотрывно смотрел на Дариона, словно пытался прожечь в нем дыру, – не думаю, чтобы эта боль когда-нибудь ушла. А Риму он мне никогда не вернет. Это, как сказал граф Терон, закон возмездия.

– А почему вы молчите, Россайн? – неожиданно проговорил вампир, который до того лишь равнодушно прислушивался к разговору. Теперь же он внимательно смотрел на Дариона, нетерпеливо дожидаясь ответа. – Может быть, вам есть, что сказать нам? Не стесняйтесь, в конце концов, вы теперь один из нас.

Судя по всему, он был лидером среди присутствующих в зале. Главенство чувствовалось и в его позе, и в манерах, и даже в том, как он говорил. Да и внешность его была несколько иной. Темноволосый, черноглазый, бледный, как и подобает вампиру, он выглядел гораздо величественнее и опаснее остальных.

Дарион не знал, что говорить. Более того, он не знал, как говорить. Боль сковала все его мышцы, сейчас он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме огня, сжигающего его тело изнутри. Вампиры даже представить себе не могли, какого труда ему стоило держаться на ногах и при этом сохранять спокойное лицо. Это был поистине дьявольский, титанический труд.

Он не чувствовал ничего, кроме боли. Боли, которая уже подбиралась к его горлу, стремясь выбить дух. Он молчал. Молчал, хотя все ждали ответа. Он не мог ответить, не мог, даже если бы захотел, боль убивала его, уничтожала… Боль… Боль…

В этот момент кто-то ударил ладонью по столу, и шипящий голос барона разорвал тишину:

– Не смей игнорировать слова герцога Индоре! Не смей игнорировать его, ты, инквизиторская мразь! Отвечай, скольких ты сожрал, когда первобытная жажда одолела тебя? Расскажи нам теперь, кто прав, а кто нет! Ну!?

Боль… Неодолимо возрастающая боль… Похоже, конец близок…

– Кажется, он язык проглотил, – мрачный голос графа Терона, – впрочем, не исключено, что он был немым с самого начала.

И тут он сдался… В голове его что-то болезненно щелкнуло, и он резко повалился на пол, хрипя и хватаясь за горло. Боль была ослепительной, она оглушила его, будто удар молнии, и он вдруг перестал осознавать реальность. Его тело выгибалось на холодной плитке, сжигаемое неугасимым пламенем, потом бессильно замирало, сотрясаемое судорогами. И так по кругу, раз за разом…

Боль была нестерпимой, чудовищной, она была предзнаменованием смерти. Да, Дарион умирал, умирал вампирской смертью, умирал от жажды…

Какое-то время присутствующие не дышали, парализованные шоком. Потом лорд Юстин ошеломленно выдохнул:

– Не может быть… Он не мог сдерживаться все это время… Такое никому не под силу!

– Как видно, кое-кому под силу, – послышался ровный женский голос. Очевидно, говорила девушка с прямыми золотистыми волосами, которая до того ни произнесла ни слова. Голос ее звучал сухо, равнодушно, так, словно происходящее ее совсем не волновало. – Он боролся со смертью до последней минуты, что вы все отлично видите. Не думаю, что до него это удалось хоть одному новорожденному вампиру…

Боль, пронзительная и всепоглощающая, внезапно опалила легкие, и несчастный дико вскрикнул. Вампиры тут же вскочили со своих мест и окружили его плотным кольцом. Дарион продолжал дергаться и извиваться на полу, не замечая ничего вокруг.

– Да он же умирает, – потрясенно выдохнула вампирша по имени Кассандра, – это невозможно, дойти до такого состояния, какой ужас…

– Госпожа Ферн, – тихо проговорил герцог Индоре, – у вас есть кровь?

– Нет, – тот же ровный голос, только теперь несколько напряженный, – мне и в голову не приходило, что она нам может понадобиться. Кроме того, вы ведь не хуже меня знаете, что в такой ситуации наиболее действенной является вампирская кровь…

В воздухе застыла тишина. Грозная, давящая, напряженная. В конце концов, ее разрушил непроницаемый голос барона Мерфейна:

– Пусть выпьет моей.

Все ошеломленно воззрились на него. Бледное лицо вампира казалось равнодушным, но было ясно, что внутри он не так спокоен, как снаружи. Приблизившись к стонущему Дариону и опустившись на колени рядом с ним, он тихо пояснил:

– Теперь я знаю, как он страдает от того, что стал вампиром. Если он умрет, то избавится от страданий, чего я не могу позволить. Я хочу, чтобы он страдал вечно. Это и будет моей местью за Марли.

– Вы не обязаны идти на такую жертву ради мести, – сказал лорд Юстин, – отомстить можно и по-другому…

Светловолосый вампир мрачно усмехнулся.

– Нет, если я это сделаю, ему будет еще больнее. Я хочу, чтобы он утонул в этой боли. Так же, как я…

Больше ему никто не стал возражать. Склонившись над умирающим юношей, барон Мерфейн приложил два пальца к своей шее и осторожно продавил кожу кончиками ногтей. Темные густые капли тут же окрасили белую кожу бывшего охотника зловещими черными пятнами.

Дарион, сердце которого уже пылало в огне, широко распахнул глаза и с чудовищной отчетливостью увидел прямо перед собой бледную гладкую шею, по которой медленно текла струя густой темной крови. Запах вампира оглушил его. Он уже хотел было вонзить клыки в мягкую плоть, но в последний миг что-то его удержало.

Воля… Его непоколебимая воля жила даже сейчас, когда он разрывался между жизнью и смертью. Прокусив до крови губу, Дарион отвернулся и зажмурил глаза, стараясь не дышать. Со всех сторон послышались изумленные вздохи. Вампиры не верили собственным глазам.

Нахмурившись, длинноволосый вампир склонился над ним еще ниже и, сжав коленями его бедра, прижал дергающиеся запястья к полу. Потом он с силой прикусил себе губу, так, что из нее обильно полилась кровь.

Дарион бился в его руках, как раненный зверь, умирая от боли, но из последних сил стараясь не поддаваться искушению. Бедняга едва мог дышать, его разум совершенно помутился, однако он чувствовал, сознавал на неведомом доселе уровне, что не должен отдаваться тому огненному чувству, что охватило его. Лучше умереть, чем стать монстром. Лучше исчезнуть, чем окончательно пасть…

Но ему не повезло. Несмотря на его горячее желание, у него не было возможности даже умереть. Ибо на этот раз его судьба находилась в чужих руках.

– Я не дам тебе умереть, – прошипел Блэйр Мерфейн, наклоняясь к его лицу, – ты должен жить… чтобы страдать. Я не позволю тебе так легко отделаться…

С этими словами он еще крепче стиснул его запястья и с нечеловеческой яростью впился губами в его рот. Новорожденный вампир вздрогнул, ощутив, как прохладный язык касается его неба, но потрясение мгновенно прошло, как только он ощутил во рту странную жидкость, неторопливо стекающую в горло. Это было последним ударом. Против такого не смог бы выстоять даже тысячелетний вампир.

Дико зарычав, Дарион одним рывком высвободил запястья из стальных оков барона и, резко подмяв его под себя, жадно присосался к его губам. Это был уже не человек, это было существо, полностью укрощенное жаждой. Он яростно сжимал плечи жертвы, исступленно вгрызаясь клыками в ее кровоточащие губы, с шумом глотал кровь, хрипел и рычал, вжимая безвольное тело в пол со всей возможной силой. Барон Мерфейн тяжело дышал, остервенело впиваясь ногтями в крепкую спину своего злейшего врага, с ненавистью ощущая дикое возбуждение, нарастающее внутри.

Он знал, что так будет, но у него не было выхода. Акт высасывания крови всегда сопровождается резко вспыхивающим желанием, которое проходит, как только клыки выходят из плоти. За исключением тех случаев, когда вампиры связаны друг с другом узами нерушимой любви. Ничего, он вытерпит эту пытку, вытерпит, чтобы потом наслаждаться болью своего врага.

И все-таки… этот юнец невероятно возбуждал, хотя новорожденные вампиры обычно вызывают только отвращение… Блэйр против воли прислушивался к движениям сильных рук, впитывал в себя близость мощного тела, смаковал каждое прикосновение языком, таким непривычно горячим и соблазнительным, тяжело дышал, ощущая внутри себя чужие клыки и то, как страстными глотками покидает его кровь…

«Все отлично… Он заплатит… Я отомщу… Заставлю страдать… плакать… рыдать… Марли, я люблю тебя… Прости…».

Сознание медленно возвращалось к Дариону. Он мог чувствовать, как утихает огонь в теле, как ноги и руки обретают силу, как восстанавливается дыхание, и как прекращается головная боль. Когда он открыл глаза, то был уже полностью восстановлен. Ничто теперь не напоминало о недавнем кошмаре. За исключением глаз, которые все еще оставались пронзительно красными. Но теперь это уже не было плохим признаком.

Дарион ошеломленно разглядывал светловолосого вампира, замершего в его объятиях. Это был тот самый высокомерный барон с роскошными длинными волосами и мрачным недовольным лицом. Дарион не помнил того момента, когда они оказались на полу.

Не помнил он и того, как так вышло, что он покусился на кровь этого аристократа. Нижняя губа вампира была ужасно разодрана, и то, что она затягивалась прямо на глазах, не оправдывало его поступка. Они находились непозволительно близко друг к другу и едва не соприкасались носами. Как же странно и феерично все это было…

Дарион смотрел на вампира в полном недоумении, тот же сверлил его взглядом, полным презрения и отвращения.

– Вы еще не закончили, ваша светлость? – злобно прошипел он, бешено сверкая глазами. – Если нет, то прошу меня простить, я уже пуст, как опорожненный фужер. По правде говоря, я не уверен, что смогу держаться на ногах. Если вас не затруднит, то дайте мне встать, все-таки мы находимся в приличном обществе.

Наверное, впервые за все это время бывший охотник возрадовался тому, что являлся вампиром, существом, не способным краснеть. С чрезмерной поспешностью он вскочил на ноги и, преодолевая гнев и смятение, протянул руку барону.

Тот только злобно скривил губы, бросив на него сатанинский взгляд, и без чьей-либо помощи поднялся на ноги. К тому времени от его раны не осталось ни следа. Правда, он был чудовищно бледен и, кажется, его слегка тошнило.