Воин Гангер. Славный Путь бесплатное чтение

Дизайнер обложки Анна Копил

Благодарности:

Филипп Забалли

© Фортуна Геза, 2022

© Анна Копил, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0056-1799-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книга I Часть 1

Глава первая

Мёртвое Озеро

Ударная волна сразу выбила окна! Вздёрнула, замотала, едва не сорвала флаги! Дребезг стекла расколол тишину и утонул через миг в сумасшедшем рёве сирены. Ожило Мёртвое Озеро!

Красный, синий, жёлтый, зелёный, розовый – тревога на всех Постах впервые зажгла яркий свет самых мощных в Мире прожекторов. Цветные лучи в припадке, беспомощно пытались вспороть чёрно-вязкую воду. Но даже солнце не отражалось в ней. Птицы тут не срезали путь, и тысячу метров безжизненного пятна огибали за тысячу метров.

Сила удара сморщила Мёртвое Озеро: к рваным его границам разрастались от центра кольца, угрожая захлестнуть везде берег. Снова и снова гладь колебали неведомые толчки, словно под ней колотило гигантское сердце.

«Вха-а-а…» – неясным шёпотом отозвалась тьма. Клубы аморфной непроницаемой массы из воды аномально вытекали струёй и расплывались вверху грозной тучей. Поднимаясь выше и выше, она рассыпала пепел и затмевала чистое рассветное небо над особо охраняемой зоной. Но чем плотнее смыкалась повсюду тьма, тем лишь сильнее сияло в ней яркое солнце!..

– Солнце! Смотри, солнце! Ну чума-а-а! – послышалось во тьме. – Какое яркое! Глаза и правда что слепнут. Папуля таким и описывал, а я себе не так представляла. Оно изменилось за эту тысячу лет?

– Всегда и было такое. Сильно не расслабляйся. Кажется, или сирена звенит?

– Столько маялся в Сумре и не рад снова видеть солнце?

– Это сирены, Малявка! Твою мать! Их не выбило! Всё работает! Эй! Кончай пялиться! Слышишь? – тревога! Так и знал – демонам нельзя доверять. Война говорила же – вырубит, сказала же – их отключит. Смотри! – всё звенит и пердит повсюду. Подстава! Мы попали, Малявка! Попали!

– Только вылез – уже разнылся. Чё такого? Пускай звенят. Она, помню, лишь прошептала, что волною оглушит солдат. Чем слушал? Или ты у нас как Вонючка – кое-где кое в чём туповат?

– Там, там и вон там – твою мать! – тут по всем сторонам! Это чё? Смотри! Это чё мигает? Нас заметили? Тьма не скрывает?

– Вода, Земля, Небо, Молния и Огонь. Пять Великих Стран. Гегемоны Мира. Их дежурные вышки. Наша красная. Папуля рассказывал – у Огня такой флаг зашибатый. Хочу позырить. Пойдём, подойдём.

– Э-е-ей! Стой, стой! Чего вздумала? Валить надо. Быстро! Сейчас! Оглянись, сигналка сработала! Сюда точно мчится спецназ. Истребители прилетят – автоматами застреляют.

– Такого добра ту́та нет уже как с тысячу лет. Папуля же всё рассказывал. Холодное только оружие. И то для по́нта таскают. Здесь Мастерство развивают. Какие, блин, теребители? Они на птицах летают. На ко́нях ездят, верблюдах и на здоровых слонах. Надо глянуть, Ушастый, может, пасутся у вышек? Чур я первой катаюсь!

– Какие на фиг верблюды? Башкой подумай сперва. А если охрана в порядке? Что сделают с нами тогда? Они же все суперВоины. Нам точно теперь хана!

– Откуда, балбес, здесь Воины? Ага, в вышках Конги сидят. Тебя не кусал Вонючка? Ты чё-то того – туповат.

– Гангера здесь сколько нет? Тринадцать? Пятнадцать лет? Сто раз могло всё поменяться. Может, его друзьям – пофиг на то, как он там? Если нас не убьют – наверняка посадят. Будут пытать! издеваться! Плевать, что ты его дочь. Малявка, надо спасаться!

– Давай вернёмся. А чё? Попялили на солнце и хватит. Чумовая идея, трус! С чего ты, балбес, решил, что я выдам кто мой папуля? Привет, я дочь Ходока. Мой папа спас Мир от демона. За это любите меня. Такое себе представляешь? Пусть хоть пытают – точно так не скажу.

– В смысле? Как не скажу? Хочешь учиться у Конгов, Воином стать, пройти Славный Путь. Побазарить с ними хотела и при этом скрыть про Гангера?

– Ясно дело! Тупой вопрос. Поражаешь меня, альбинос. Я сама себе сделаю имя. Но сначала надо понять, за что можно их уважать. Вдруг ты прав, вдруг им правда пофиг и забыли они, что война прекратилась только тогда, когда демон ответил: «Да», – и увёл с собой Ходока. У меня чумовая идея! Соберём всех Конгов в Атаре. Поглядим, как они поспешат. И такой ли у них супервзгляд.

– Стой, стой, стой! Это чё за прикол? В каком смысле всех соберём? А дорогу туда как найдём? Что ещё, твою мать, за идея?

– Вряд ли тебе понравится.

– Э-е-ей! Какая идея?.. Нет! Молчи! Я сразу отказываюсь!

– Сегодня мой день рождения, не порти мне настроение.

– Я старший! Гангер поручил мне опеку. Слушай, что говорю! Я жил в этом Мире, всё знаю.

– Мда? Всё знаешь? Тогда расскажи давай, умник, как найти нашу Мразь?

– Причём здесь это? Уходим! Уходим! Время мало! Первым делом – бежать!

– У меня одно только дело – отрубить Чёрной Мрази башку. Время мало, ты прав, семь лет и всего-то. Вот с Атара искать и начнём.

– Малявка, я там молчал, боялся – Вонючка подслушает и Войне настучит. Теперь скажу – передумай. Надо ли так поступать? Демонам нельзя доверять. Казнишь предателя – навсегда заточишь себя в Сумре. Вдруг Война не отпустит всё равно Ходока? Что тогда? Сделка с демоном – всегда поражение.

– Папуля своё Слово держит. Сдержит его и она. Это Мир Ходока. Он должен вернуться сюда. Здесь его место – под солнцем!

– Сдаётся мне, не для этого Гангер тебе распинался про то, как прекрасно жить. И не для этого решил тебя отпустить. Он сделал свой Выбор и будет всегда с Войной. Пусть телом, зато с тобою – Душой.

– Как раз, Ушастый, поэтому стану здесь суперВоином. Когда папуля вернётся, сможет мною гордиться. Пройду за семь лет Славный Путь. Успею на Мир взглянуть. Сражу Мразь в честном бою, а не просто возьму и убью.

– Вряд ли Гангер обрадуется, грохни ты его друга, которого и под пыткой он до конца защищал.

– Не называй его другом. Уже как пятнадцать лет он только Чёрная Мразь. Хочу поскорее встретиться, хочу в него смачно харкнуть. Вот с этого и начну свой Славный Воинский Путь!

Сверкнула дугою вспышка – тьму рассекло в один миг. Возникли и небо, и вышки, а следом – несчастный вскрик. Рёв сирен сквозь возникший просвет раздирал беспощадно воздух. В тени́ босой детской фигуры, с острой в руке косой, на воде, зажимая уши, верещал и визжал белый кролик, оглушённый громкой волной. Пепел тьмы осыпал силуэт, что спокойно стоял, обжигаемый ярким солнцем, будто не было – этих Мирных пятнадцати лет…

Глава вторая

Глитч1

Страна Великой Молнии: Столица – Ракса; Глава – Кевинкисс Дэнс; прозвище – Хоппер; титул – РаКонг.

Шлепки́ сандалий по пяткам становились громче. Липкий звук внятно доносился из коридора и, упираясь в большую дверь Зала собрания, эхом нарастал в пустом холле.

Отблески молний, словно уловив беспокойный ритм, стали вспыхивать и угасать в окне чаще. Тени барельефов, в этой энергичной динамике света, дёргало и затирало, раздваивало и разрывало, будто контуры каменных стен обработали глитч-эффектом. Яростные сражения, жестокие ритуалы, лютые лики существ – высеченные образы военной Эпохи с каждым ярким разрядом: нападали и защищались, умоляли и умирали, прыгали и извивались – перед тем как вновь застыть неподвижно.

Мгновения короткого покоя озарялись зелёной Гармонией, которую квадратные бра щедро рассеивали по древним фактурным стенам. Нежный свет сглаживал резкие элементы, и даже беспощадные сцены смягчали свои штрихи.

Преображение оттенков, контрастов, чёткости или шумов – не меняло главного, что пронизывало всё на Великой Земле и каждого здесь рождённого. И что Символы, вырезанные на больших деревянных дверях, веками выражали наглядно: невозмутимый слон и вздыбленный оскаленный бабуин смотрели друг другу в глаза в Вечном миге, отделяющем их от смертельной битвы; Инь Ян над их головами справедливо уравновешивал шансы.

Шум сандалий быстрых вспотевших ног, словно возникнув где-то в глубоком прошлом и пролетев сквозь время Истории, ворвался в настоящее. Ошеломляющий удар распахнул одну створку и оглушил всё вокруг громким эхом: «Дэнс!..»

Аквамарин, в изящном кольце на пальце застывшей в воздухе руки, сразу заиграл переливами от яркого освещения зала.

По круглому большому столу, медленно, к самому краю, катился плавно стакан по облитым водой документам. Три оператора, четверо журналистов, пара фотографов и десять сидящих персон увлекли человека с кольцом не настолько, как этот пустой стакан. Количество взирающих глаз имело мало значения, в сравнении с тем – упадёт в итоги он или нет?

В его сверкающей поверхности искривлённо и перекошено отражалась чернокожая фигура РаКонга, в зелёном своём домино. Стекло забавно исказило мускулистого Правителя, и вместо скалы, человеку с кольцом он виделся теперь двумя кочками. В меньшей из них, по той же спортивной причёске, узнавалась легко голова. Сохранились даже полоски, что тот выстригал на висках. А вот лицо смотрелось куда моложе прожитых тридцати четырёх славных лет. Все резкие в нём черты, включая морщины и брутальные скулы, как-то округлились, омолодились и потеряли в солидности. Смотрелось бы это комично, если бы только не взгляд. Карие глаза подавляли мощью, которая – как смекнул человек с кольцом – таки сбросила со стола стакан.

Звон и дребезг заставили взвизгнуть некоторых гостей. Секретарь опомнилась, подскочила и бросилась к репортёрам. Из её торопливой речи стало понятно, что эфир вёлся самый прямой. Пока Кэрри извинялась и просила всё выключить, кто-то из делегации воскликнул: «Бумаги, король!»

Момент, когда Секретарь оставила журналистов – человек с кольцом пропустил. Кэрри просто возникла вдруг у стола и засуетилась возле старика в дорогом костюме: лепетала то с одной стороны, то с другой, – волновалась – не забрызгало ли одежду? Движения её тощей фигуры казались внезапными и покадровыми, а тёмно-бирюзовые волосы сливались в ленту, словно на длинной выдержке. Исчезла Секретарь неожиданно, и только фраза: «Ма́ка-ка́ка, босс», – помогла заметить её возле РаКонга.

Поза Правителя не изменилась: опираясь о стол татуированными предплечьями с выраженными венами, он держал лист бумаги и смотрел в проём распахнутой двери. Прямой, уже неискажённый стаканам взгляд, выдернул человека с кольцом из оцепенения. Рука, что так и висела в воздухе, стала медленно опускаться.

– Господа, прошу извинить за помеху, – произнёс РаКонг мощным басом. – Вынужден оставить вас на минуту. Если за это время возникнут вопросы по сделке – Кэрри ответит. Она компетентна, она всё знает. – Он положил листок, поднялся и тихо бросил Секретарю: – Воду вытри.

Для человека с кольцом виделось очевидно, что крылось за дипломатично-сдержанным тоном.

РаКонг не спеша обогнул стол и направился к выходу. Осколки хрустели под толстой подошвой его начищенных оксфордов. Традиционное титулу домино изящно развевалось, придавая его высокой фигуре особенно властный шик. Напряжение в шее, плечах и спине хорошо замечалось по кулакам. Верхний свет с каждым шагом тенями менял выражение на его суровом лице: сжимались губы; шевелились скулы; брови хмурились сильней и сильней. Но глаза были просто закрыты.

Свою траекторию, тихо закрываясь, очерчивала дверь – хозяин её, выходя, коснулся – и та покорно его провожала теперь…

– Больно! Плечо сломаешь, пусти!

Магия зелёного света нежно гладила пышное афро кучерявых волос и обливала гибкое тело мулатки, расставляя акценты на округлые женские формы: разрез лёгкой цветастой юбки открывал одну стройную ногу; тень РаКонга падала на красивую грудь, надёжно утянутую узорчатым топом.

– Ты под кайфом? В курсе куда вломилась? В курсе, что гость король? В курсе насколько сделка?

Отблески молний светом и тенью подчеркивали резкие скулы Правителя и острые ключицы мулатки.

– Я не знала! Думала, днём закончили. Больно, ма́ка-ка́ка! Пусти, я сказала, руку! – Она дёрнулась – серьги и монисто из нашитых монет заиграли блеском.

– Я лишу поста тебя, Биски. – РаКонг отпустил плечо, но схватил за челюсть. Покрутил влево-вправо голову, стараясь подставить глаза под свет. – Загремишь обратно в лечебницу. – Он отпустил её, грубо толкнув назад.

Мулатка ударилась спиною о стену и усмехнулась:

– Какого поста, ма́ка-ка́ка? Советника? Или жены? – Она подвигала челюстью. – Поступай, как считаешь нужным. Ты же босс! Только сначала… – Биски посмотрела на руку, в которой сжимала свиток. Перевела взгляд на мужа и бросила в него документ – РаКонг, не глядя, поймал. – Читай, ма́ка-ка́ка! С нашей вышки пришло донесение. Этим утром отмечен был инцидент.

РаКонг сжал кулаки. Мулатка хихикнула.

– Думаешь, я не в себе? – Она помахала пальцем – кольцо с аквамарином засверкало бликами. – Бросай обратно. Съем на твоих глазах. Только я читала. Даю Слово, ты из меня не выбьешь.

РаКонг тряхнул рукой – свиток вмиг развернулся. Он поднёс документ, скользнул по нему сухим взглядом. Напряжённое лицо расслабилось вдруг вниманием: глаза вцепились в послание и поползли по строчкам.

– Может, дежурный под кайфом? – Биски хмыкнула. РаКонг пропустил это мимо ушей. С лица мулатки исчезла улыбка, она посмотрела на плечо – след от сильной ладони чётко выступал на гладкой вспотевшей коже. – Ма́ка-ка́ка. Объяснишь это как-нибудь сыну? – Биски потёрла больное место рукой с верёвочными браслетами. – Или снова – Гавва – молчать?

РаКонг смотрел на послание, но глаза не двигались – он уже не читал.

Неожиданно приоткрылась дверь. Зелёную Гармонию разбавило белым светом. В проёме возникла тень.

– Извиняюсь, босс, – прошептала Кэрри. – Король начинает ворчать. Уже дважды спросил – долго ли ещё ждать? Журналисты шушукаются. Что передать?

Биски лукаво посмотрела на мужа.

РаКонг сжал свиток. Отблеск молнии попал на тыльную сторону ладони и подсветил забитую на ней букву «К». Он опустил руку.

– Встреча окончена. – РаКонг набросил широкий капюшон домино, глаза исчезли под тенью. – У меня в Атаре – Совет.

Биски шагнула к мужу, отодвинула край капюшона и прошептала в ухо:

– А Советнику после расскажешь? – Она усмехнулась и добавила: – Или кто я теперь тебе, босс?..

Бада-бум

Страна Великого Неба: Столица – Люмина; Глава – Цукара Соня; прозвище Ласточка; титул – ЦуКонг.

Сердце влюблённой девушки переполнялось чувством: всё в этом Мире ощущалось необыкновенно прекрасным и поистине совершенным.

Тонкая струйка дыма медленно текла вверх, наполняя небольшую комнату чудным ароматом гортензии. Стержень палочки, что её источал, медленно тлел, и дорожка пепла на конце понемногу становилась длиннее.

Лёгкий ветерок, согретый паром, робко проникал внутрь через выход к купальне и вносил в сладко-пудренный воздух влажные, свежие нотки. Каждое дуновение нежно гладило юную кожу, придавая объём чистым, трепетным мыслям, от которых всё тело под шёлковым халатом покрывалось мурашками, а Душа улетала к звёздам.

Голоса сестриц казались переливчатым щебетом приветливых птах. Милое пение из зоны SPA, минуя соседнюю с комнатой умывальню, приглушалось и приятно ласкало левое ухо. Тихое бурление горячего источника снаружи – это делало с правым. Всё вокруг сливалось в благозвучной Гармонии – в унисон стуку сердца.

Дыхание колыхало огонёк толстой свечи на чайном столике, возле которого с потухшей спичкой сидела на корточках девушка. Она смотрела на глиняную птицу, что вместе с длинным лепестком служила подставкой для благовоний. Тёплое пламя свечи растворяло мягкие полутени, что создавали занавески из множества прозрачных бус, свисающих в двух проходах. Свет из купальни и умывальни, проходя сквозь них, преломлялся в красивую гамму и рассеивался на молочные стены, покрытый циновкой пол и счастливое молодое лицо, чей взор впитывал окружающее великолепие, желая в нём раствориться, подобно петелькам сладкого дыма.

Пронзительный визг прорезал всю атмосферу! – девушка подскочила! – истлевшая сердцевина палочки рухнула, рассыпалась пеплом.

– Ласточка! Ласточка! Где?! – Громкий бас прокатился по бане. Девушка застыла на месте, испуганно глядя на занавеску, отделяющую комнату от умывальни. – Ласточка! Ласточка! – Топот тяжёлых ног, будто землетрясение, всё вокруг заставлял дрожать.

– Господин Бруно! Куда вы, куда?! Стойте! Стойте! – там Госпожа! – заголосила сестрица под звонкий визг остальных.

– Ласточка! – Крик заглушал даже визг. – Ласточка! – Топот уже сотрясал умывальню. – Ласточка! – Занавеску вздёрнуло! Девушка завизжала – едва успела отпрянуть – наткнулась на столик, – палочка, свеча, птица – всё посыпалось! Словно град, на пол из циновки полетело множество бус. Огромная двухметровая фигура потеряла на них равновесие…

Бум! Дыхание перехватило! – от силы удара подпрыгнули девушка и все упавшие бусы. Град снова осыпал пол. И тело, распластанное на нём.

– Святые Небеса! Господин Бруно! – послышалось в проёме. Четыре сестрицы, ладошками прикрывая рты, испуганно смотрели на тело.

– Святые Небеса!.. – простонал Бруно. – Моя больная спина…

Гортанный, рокочущий смех раздался внезапно снаружи – в купальне, окутанной паром, неистово кто-то заржал.

Девушка сразу опомнилась.

– Ох, Госпожа! Госпожа! – Она подскочила к проходу, закрыв его стройной фигурой, и крикнула за занавеску: – Тут Бруно Тоф, Госпожа!

– Да я уже поняла, – сквозь смех донеслось из пара. – Не бойся, пускай проходит.

– Проходит?.. Но Госпожа!

– Да всё нормально, расслабься, – с усмешкой ответил голос. – Ты там не убился, братец? Вставай, Секретарь, заползай.

– Давайте поможем подняться. – Засуетились сестрицы. – Не упадите, смотрите – рассыпано вон на полу.

– Не надо, – пробубнил Бруно. – Я сам… Ах! Сам… подняться могу.

Грузное тело Секретаря неуклюже зашевелилось и, хрипя, сопя, охая, с трудом таки поднялось.

– Прости, Ласточка, – сказал он, потирая спину. – Но это срочно.

– Давай уже, заходи.

Девушка отодвинула занавеску, открыв проход, в который высокий Секретарь, ссутулившись, сразу протопал. Она зашла следом.

В окутанной паром купальне большой наземный фонарь освещал розовым светом две женские фигуры. Запрокинув на камни голову и согнутые в локтях руки, Госпожа расслабленно сидела в бурлящем источнике под открытым, усыпанным звёздами небом. Вода скрывала до плеч её обнажённое тело.

Девушка облегчённо вздохнула и посмотрела на сестрицу, что нежно и очень бережно держала в ладонях стопу Великой их Госпожи.

– Я здесь размокаю, жду мужа, который, как привидение – всегда появляется тихо, – и вдруг! – Гортанный хохот снова раздался в купальне. Широкая улыбка обнажила белоснежные зубы. Маленькое свёрнутое полотенце едва не свалилось с трясущейся от смеха головы Госпожи и только небрежный пучок закрученных чёрных волос помог ему удержаться. – Сначала думала – Лара взорвал там что-то говнюк. А это ты, оказалось, – устроил нам Бада-бум! – Она засмеялась.

Девушка взглянула на Бруно: он грузно стоял, сгибая лордотически спину, потирал поясницу, сопел, шумно дышал и смущённо молчал. Казалось невероятным, что этот великан ровесник её Госпожи. Разве можно поверить, что ему тридцать три? Даже сорок – она дала бы с трудом.

Смех прекратился. Девушка перевела взгляд обратно. Свет фонаря отражался в капельках пота и, словно звёзды, блестел на бодром лице Госпожи. Горячий пар делал выразительные её черты ещё контрастнее, а все морщинки, что возникали на гладкой коже всякий раз при улыбке – лишь добавляли очаровательной дерзости.

– Я так бы не удивилась, влети сюда правда Лара. Но чтобы вдруг это ты! – усмехнулась ЦуКонг. – С чего тебе вдруг захотелось взглянуть на мои сисяндры?

Секретарь хотел возразить, но Госпожа перебила:

– Погоди-ка, братец. – Посмотрев на сестрицу, что держала стопу и растерянно глазела на Бруно, она щёлкнула большим пальцем ноги, – девушка вздрогнула. – А ты чего уши развесила? Массируй давай, продолжай.

– Да, Госпожа, простите. – Нежно и очень умело сестрица стала мять ногу, не обращая внимания больше уже ни на что.

– Что прекрати, братишка? Поди Бада-бум в штанах? – Бруно побагровел, а ЦуКонг хохотнула. Её жёлто-янтарные глаза с контрастными чёрными зрачками лукаво заблестели. – Давай позовём Матильду. Шедоу мой скоро подтянется. Проверим, чья пара круче: под звёздами, вчетвером, устроим перепихон!

– ЦуКонг!!! – выпалил Секретарь.

Девушка и сестрицы – все ахнули! Госпожа разразилась смехом.

– Такого пока не пробовали – мой Звездочёт шибко робкий. Но всё же бывает впервые? – Она посмотрела на сестрицу, что застыла с ногой в ладошках и приоткрытым ртом. – Да, цыпа? – ЦуКонг игриво причмокнула, воздушный послав поцелуй.

– Доклад поступил, доклад! – закричал Бруно, задыхаясь от жара или стыда.

Чёткий контур ярких распаренных губ застыл в бесстыжей улыбке, – ЦуКонг спокойно перевела взгляд на Бруно.

– Доклад?

Секретарь отёр пот, что обливал красное курносое лицо и капал на взмокшую розово-клетчатую рубаху.

– Только что получил, – побежал сразу. С вышки, Соня! С Мертвого Озера!

Девушка и сестрицы – все ахнули!

– Вот. – Бруно поднял руку. Слипшийся, смятый свиток сразу привлёк внимание и создал тишину, что нарушали только плеск воды да тяжёлое мужское дыхание.

По смазанной маслом стопе, сверкая, скользнула капля. Облизав гладкие изгибы, она повисла на пятке, готовая оторваться, – если бы только нога не стала вдруг подниматься. В медленном движении вверх показалось острое колено. Капля покатилась вниз по чёткой мышце лодыжки, быстро растворяясь на мокрой коже в блестящую звёздную пыль.

Сестрица растерянно наблюдала, как нога, сначала зависнув в воздухе, вскоре плавно скрылась в воде. И вздрогнула, когда Госпожа сказала:

– Возьми. – ЦуКонг держала свёрнутое полотенце. Острые, выпирающие костяшки влажно блестели в свете фонаря. Рука неподвижно застыла в воздухе. Капли стекали с подтянутого плеча к упругой груди, декольте которой появилось из воды, когда Госпожа отслонила от камней голову и села ровно.

Сестрица быстро взяла полотенце, освободив ладонь Госпожи. ЦуКонг помахала пальцем, жестом давая понять – отдать свиток. Секретарь замешкался и неуклюже бросил. Госпожа ловко поймала над головой.

– Прости! Боялся уронить в воду.

Пальцами той же руки, которой держала свиток, ЦуКонг принялась раскручивать обмякшую бумагу и, ещё разворачивая, уже начала читать.

Девушку напугало, насколько серьёзным, сосредоточенным стало лицо Госпожи. Пронзительный взгляд, устремлённый в послание, сбросил её с небес и пригвоздил к земле. Неужели вернулись демоны? Неужели Прекрасный Мир снова погрязнет в войнах? И во что превратится тогда её влюблённое сердце?..

Тяжёлое дыхание Секретаря разносилось хрипом в удушливой тишине. Одна из сестриц позади ему предложила воды, заметив, как жадно Бруно глотает воздух.

– Нет, нет, спасибо… Я в порядке, – отмахнулся он и глубоко вздохнул.

Девушка вздрогнула, услышав движение в воде. Медленно из кипятка поднималось обнажённое тело. Струящийся от него пар сгущался в непроницаемое облако вокруг спортивного, отточенного тренировками тела. Луч фонаря подсвечивал стройный его силуэт.

ЦуКонг опустила руку с размокшим посланием.

– Когда Шедоу появится, передай… – она улетела, – бесстрастно сказала сестрице Госпожа и закрыла глаза. – Бруно! Сообщи в Атар о визите. Да пни Зуну под зад. Пусть захватит моё домино и скорей догоняет. Я сама обо всём расскажу. – ЦуКонг открыла глаза и посмотрела на Секретаря. – Ясно?

Молчание держалась недолго. Огромное, двухметровое тело великана, разрывая кипячёный воздух, пластом падало в бурлящий источник…

Зверь

Страна Великой Воды: Столица – Варса; Глава – Ю Мэй; прозвище – Принц; титул – МиКонг.

На полу просторного кабинета лежал старый лев. Местечко неподалёку от двери он выбрал себе не случайно. Именно через эту точку проходила та середина, что приятно делила пространство на симметричные части.

Длинный переговорный стол из дорогой древесины вытягивался идеально по центру и перпендикулярно упирался в другой – письменный. Рабочее место Мэя. Совершенная Т-образная форма. Ровно пять стульев – с одной и с другой стороны – услада чуткому глазу!

Перегородка сёдзи2, позади стола, что отделяла кабинет от чайной комнаты, имела потрясающую решётку. Рейки складывались в абсолютно одинаковые прямоугольники, поверх синей бумаги. Особое удовольствие доставляло, что створки сейчас были раздвинуты на равную длину – пропорциональную той, что создавала внешняя перегородка, открывавшая вид на прекрасный ухоженный сад, окутанный в лунной тиши сонным туманом, из глубины которого то и дело доносился глухой стук бамбука о камень. Частота этих звуков всегда соответствовала точным временным отрезкам и никогда! никогда! не менялась.

В восприятии безупречного интерьера, свет, источаемый двумя фонарями в приватной зоне, играл не последнюю скрипку. Бумага приглушённо пропускала его в кабинет, создавая во всем синие полутона. Каждый элемент, вписанный в обстановку, украшал её своей тенью и, как в театре, играл чётко определённую роль.

Символ Инь Ян, пополам разделённый створками, выделялся на них превосходно, и неизбежно привлекал внимание всякого ценителя Гармонии и порядка.

Все магнитные и энергетические потоки благодатно стекались в это превосходное место и побуждали кошачьи инстинкты расположиться именно здесь. Каким удивительным совпадением можно назвать то, что белого голубка, сидящего на столе, удобнее всего было лицезреть тоже-таки с этой самой точки.

Красивая птаха, с пышным как веер хвостом, беспокойно взирала в ответ. Неподвижная поза и пристальный взгляд хищника пугали беднягу настолько, что с каждым ударом бамбука, она вздрагивала и невольно отшагивала, приближаясь тем ближе и ближе к симметричному центру.

Старый лев давно уже просчитал, сколько осталось раз воде переполнить стебель, прежде чем голубь достигнет наконец середины. Предвкушение этого хорошо отвлекало от кожаного кресла Мэя, во главе стола. Вопреки стандартному положению прямо, оно стояло сейчас полубоком, досадно раздражая прихотливого зрителя.

Антураж вызывал интерес куда больше, нежели пара актёров, чьи силуэты тенями проявлялись на сёдзи и чьи образы слишком различались, чтобы вписывать их в одни рамки, не нарушая цельности композиции.

– Не понял, тебе плевать? – произнёс с хрипотцой силуэт, что вырисовывался справа от стола. Лысый, плечистый, с намёками на живот, он стоял со скрещенными на груди руками.

– Ты читал послание? Это лишь весть. – Спокойный вибрирующий голос послышался слева. Силуэт сидел на полу. Он опирался предплечьем на согнутое колено и ловко перекатывал в пальцах два небольших шарика. – В Атар поеду один. Не говори Миледи. Пока ничего не ясно. Сам сообщу в письме, сразу после Совета.

– Какого чёрта! – Лысый опустил руки и сжал кулаки. Голубь вздрогнул и отшагнул значительно сильнее. Лев недовольно фыркнул, – разница в три миллиметра предвещала погрешность в конечной точке – птица отклониться от центра. – Меня оставляешь оправдываться?! Напомнить, что творилось, когда ты исчез в прошлый раз?

– Это другое.

– Только не для меня! – Голубь снова вздрогнул и отшагнул, но в другую сторону, восстановив тем прежнее положение и вернув надежду на идеальный исход. – Думаешь, возьмёт и поверит, если скажу, мол, не в курсе, куда ты свалил и по какой такой – твою мать! – цели? Не бывает бывших МиКонгов. Я для неё – мясо!

– Я разве сказал – скрывать где я? Молчать лишь про Озеро. Я не уговариваю, Эл, – это приказ.

Лысый хмыкнул и с сарказмом сказал:

– Так точно, Господин.

– Скажешь – приказано молчать. Я отдаю тебе такой приказ. Она на том успокоится.

– А как же Робин? Она получала послание. Что будет с нею, подумал?

– Робин не знает содержания. Она умная, – только получила и только передала – через голубя.

– Значит, один я тупой? – усмехнулся Эл.

– Ты мой Советник. Второе лицо в Варсе. И пока меня нет – ты здесь главный.

– Расскажи об этом своей Миледи. Однозначно решит – я тебя покрываю. У твоей жены разговор один – если ты не с ней, то значит, конечно со шлюхами!

Силуэт слева стал подниматься. Лев краем глаза видел, как не спеша стройная, высокая фигура Мэя выпрямилась и накинула домино на плечи.

– Возьми с собой Санни. – Нота отчаянья улавливалась в голосе с хрипотцой.

– Нет, – спокойно сказал МиКонг. – Он только вернулся с Этапа. Пусть парень нормально отметит с командой свою победу. Это его не касается.

– Тогда сына! – вскрикнул Советник, и голубь вновь вздрогнул, отшагнул, но в этот раз без погрешности. – Это вообще идеально! Это выход!

– Я еду один, Эл, – отрезал Мэй. Лысый опустил голову. МиКонг усмехнулся: – Боишься её больше демона.

– Смешно? А мне не очень. Ты же знаешь, ты понимаешь… Она же – зверь!

Плечи МиКонга зашевелились – он беззвучно посмеялся.

– Всё с тобой будет нормально, Варнар. Ни о чём не волнуйся. Ну, может, только о весе, который себе наел, – усмехнулся Мэй и спокойно добавил: – Подсушись, не позорься, Советник.

– Ну, прости. Не все такие безупречные, как ты. Вернёшься – своё получишь. Не надейся, – сухим из воды не выйдешь.

– А ты говорил – мне плевать. – Мэй посмотрел на свиток, что держал во второй руке. – Надолго вряд ли затянется. Не думаю, что серьёзное. Быть может, просто прикол. Гангер умел, ты же знаешь?.. – Он замолчал. Постоял недолго. Потом повернулся и направился в кабинет.

Лев чутко уловил, какой грустью был пропитан этот вопрос. Но глухой стук бамбука о камень представлял интерес куда больший, потому как с этим ударом положение голубя переменилось: в лакированной тёмной поверхности, как в зеркале, отражалась белая птица – чётко посередине.

Положительные эмоции омрачало теперь только кресло. Если бы Мэй, заходя в кабинет, повернул его как положено – радость переросла бы в счастье. Однако МиКонг прошёл мимо и остановился от стола слева.

Зрачки старых кошачьих глаз расширились. Достоинства интерьера и чары томного сада безнадёжно меркли пред человеком, чьё совершенство лев ощущал во всём.

Золотое сечение в идеальных пропорциях облика, Гармония и баланс в каждой безупречной черте. Он выглядел ирреальным, и синий свет усиливал впечатление бесплотности, эфемерности такого прекрасного Образа. Казалось, благодатные потоки положительных энергий перетекли в то место, где он сейчас стоял. Его присутствие в комнате несло только удовольствие, и каждый мог чувствовать трепет, когда на него взирал. Детали неотразимой внешности несли в себе признаки крови – самых разных кровей. Мэй словно был вне породы всех остальных людей!

В чарующем полумраке, разбавленном только светом двух фонарей за сёдзи, невероятно сверкали серебряные глаза! Заворожённый голубь, что вечность МиКонга ждал, – не двигался, не дышал, лишь неподвижно стоял, – и даже глухой стук бамбука никак его не оживлял. Лев ощущал дикий импульс, ловя на себе этот взгляд, и ясно осознавал, что нет в живом Мире кого-то, кто также бы восхищал!

Лев даже не сразу заметил, как следом вошёл Советник. Его массивная челюсть, большие уши и нос, глаза болотного цвета, один из которых с прищуром, – всё нарушало симметрию. Лысый череп контрастировал с длинными, собранными в хвост сапфировыми волосами МиКонга, что в синем отсвете смотрелись ещё насыщенней. Тридцать семь лет не делало в чём-либо схожими этих столь разных мужчин. Между Варнаром и Мэем лежала бесконечная пропасть!

– Вот, кто со мною отправится. – МиКонг сверкнул глазами, переведя взгляд на голубя, – птица мгновенно взлетела, суетливо захлопав крыльями. Мэй поднял и разжал правую руку: два ледяных шарика лежали на ладони, быстро таяли и стекали с неё уже каплями, которые отрываясь, вмиг превращались в снег. Птица разметала снежинки, когда села на пальцы, и словно обледенела от блеска сверкающих глаз. – Позаботься о Санни.

Советник посмотрел на льва, вздохнул и сказал:

– Это и так понятно. – Он перевёл взгляд на голубя и спросил: – Прямо сейчас собираешься?

– Миледи, думаю, скоро…

Лев неожиданно вздрогнул и обернулся на дверь, – хвост предательски выдал волнение.

– Она уже рядом, Варнар.

Советник оцепенел, с распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.

Лев гордо, спокойно поднялся, невозмутимо потянулся, величественно встряхнул седой гривой и незаметно, чуть-чуть ускоряя шаг, последовал за МиКонгом, в комнату с видом на сад.

– Желаем удачи, брат!..

Вёх3

Страна Великой Земли: Столица – Зара; Глава – Наби Рида; прозвище – Ярулла; титул – ЯкКонг.

Во внутреннем дворе, в центре декоративного сада, в окружении вечнозелёных пальм, кипарисов и кувшинов самых изысканных форм, лежал труп, у каменной чаши фонтана.

Покрывало, искусно расшитое золотым орнаментом, прятало тело от многочисленных женских глаз, испуганно блестевших в тенях величественных мозаичных арок. Безжизненная рука с перекошено застывшими пальцами только и виднелась открыто на мраморной плите, украшенной чудесными арабесками. Бархатный свет витых ламп и фонарей отражался в рубиновом перстне, что уже начинал прожимать набухавшую мёртвую плоть среднего пальца.

Один разбитый кувшин лежал рядом, в крови, которая растеклась от головы усопшего и начала спекаться. Цветочный узор плиты мутно выдавался в тёмно-багровой луже. Запах смерти разносился вокруг, придавая терпкому, пропитанному маслом пачули местному воздуху, едкую вонючую ноту. Сказочные цветы, в ажурных вазонах, источающие дурманящий аромат, её пока приглушали.

Волшебная музыка из глубины роскошного дворца, способная очаровать дивной мелодией самого искушённого слушателя, теряла здесь свой чувственный, сладкий шарм. Тут и там слышался взволнованный шёпот, тут и там кто-то беспокойно вздыхал, тут и там кто-нибудь да искал себе уголок потемнее…

– О Боги!

Голос прокатился эхом в просторе помпезного двора и рассеялся в немой тишине. Женщины в пёстрых платках, что толпились рядками вдоль белых мраморных стен, все как одна, обратились будто бы в камень. Только глаза, устремлённые на мужчину, неведомо как возникшего незаметно, выдавали жизнь в этих застывших статуях.

– Этот перстень… Не может быть!

Около сотни внимательных взглядов наблюдали, как коренастая фигура стремительно поспешила к фонтану. Чёрный платок, ниспадающий капюшоном, раздувался при каждом порывистом шаге и открывал изумлённое, бледнеющее лицо. Свет скользил по начищенным застёжкам кожаных ремней на жилете и переливался в драгоценных камнях на рукоятке кинжала, что хлопал по штанам, словно подгоняя.

Мужчина остановился у трупа, – зленные глаза смотрели ошеломлённо. Он присел на корточки и приподнял край покрывала, что уже утратил гибкость от корки засохшей крови.

– О Боги! – Рука отпустила ткань, мужчина быстро поднялся, – в рядах женского сонма некоторые испуганно ахнули.

Мужчина прикрыл рот тыльной стороной ладони, закрыл глаза и полушёпотом забормотал под нос. Отдалённая музыка заглушала тихие звуки. В томительном ожидании женщинам удавалось создать суету, даже не двигаясь и не переглядываясь. Все напряжённо ждали, когда молитва окончится.

Рука наконец опустилась, и плотные ряды сплотились ещё сильнее. Мужчина открыл глаза, оглядел толпу, особо ни на ком не задерживаясь. Странный, едва уловимый скрежет переключил его внимание на фонтан позади. Подсохшие кровавые подтеки снаружи чаши хорошо выделялись на каменной светлой поверхности. Он заметил их, когда обернулся, и сразу же подошёл.

Вода тихонько журчала. Её размеренный поток вертел по дну два осколка, что и царапали дно. Они заинтересовали мужчину даже сильнее, чем пятна крови. Он достал один и, покручивая в пальцах, начал рассматривать. Взглянул на разбитый кувшин. И снова на осколок. Женщины, затаив дыхание, сосредоточенно наблюдали за каждым его движением.

– Ясно. – Осколок плюхнулся в воду – толпа вздрогнула, – мужчина развернулся. – Кто?! – крикнул он, но замолчал – переполох возле одной из арок его отвлёк.

Сквозь ряды оцепеневших тел, грубо толкаясь локтями, продиралась высокая женщина. Дивная музыка и слабо не могла приглушить ядовитую брань, которая высыпалась на каждую, стоящую на её пути. Смятение и ужас выражались во всех глазах, во всех концах – даже самых тёмных углах. Около сотни ртов истово зашептали молитвы.

Мужчина глубоко вздохнул и тихо сказал:

– О Боги… Ей уже настучали.

Быстрым шагом женщина направилась через двор. Полы длинного платья и полупрозрачной накидки изящно развевались в движении. Её точёная фигура словно летела по гладким мраморным плитам. Сверкание золотой вышивки на бордовых тканях роскошного одеяния и шёлковом платке сливалось с блеском драгоценностей в серьгах, браслетах и кольцах. Но это ослепительное великолепие меркло при взгляде в ярко подведённые, темные глаза, что наливались кровью и силой подступающего безумия.

– Масаррат, – обратился мужчина, в надежде предупредить неизбежное.

Женщина остановилась. Однако голос едва ли достиг её. В выпученных остекленевших глазах отражался только рубин перстня мёртвой руки, раскисающей в бесформенной луже.

Душераздирающий крик пронзил двор, остановил сердца и эхом забился среди мраморных стен, мозаичных арок, высоких сводов открытых наружных залов, и даже в огромных вазонах – зазвенел и задрожал страшный рёв! Женщина бросилась к трупу, – ткани шикарного платья заляпала кровь. Уткнувшись лицом в покрывало, она зарыдала громко, скорбно и безутешно. Многие в толпе оживились: одни пытались укрыться за спинами близстоящих, другие просто закрыли себе платками лицо, – никто не молчал – все молились! – и если бы только могли, то эхом бы обратились…

– Масаррат! – сумел вставить мужчина, когда женщина сделала вдох перед следующим оглушительным выдохом. – Стой, Масаррат!..

– Подлая сука! – Женщина резко вскинула голову и уставилась на мужчину. – Это она! Она! Я знала! Я чуяла! Знала, она придумает! – Страшная брань обезобразила гримасой точёное лицо – самые грязные слова кривили губы и вылетали изо рта со слюнями. – Я убью её! Закапаю живьём! Сдохнет самой мучительно смертью!

– Васада ни при чём! – Мужчина взмахнул рукой.

Лишь мгновение, и Масаррат закричала снова:

– Молодой! Богатый! Красивый! Она истекла ядом, увидев жениха моей Сары! Подлая сука! Знала, что своим ящерицами такого никогда не найдёт! Смердящие скупердяи – вот их удел!

– Дай сказать мне!

– А мои дочки… – Она уткнулась в тело и зарыдала, сжимая покрывало.

Мужчина поспешил воспользоваться возникшей паузой:

– Васада не убивала! Она ни при чём! Я знаю, что тут случилось!

Масаррат продолжала плакать.

– Во время пира царевич налегал на вино – осушал бокал за бокалом. Его отец дважды напомнил, что завтра свадьба. – Мужчина махнул рукой в сторону дворца. – Думаю, жениха затошнило. Он вышел во двор. Если проверить кусты – найдутся следы, – уверен, где-то здесь его вырвало.

Масаррат словно не слушала.

– В саду царевич был не один: одна из служанок набирала воду в кувшин, а он подошёл умыться.

Плач стал значительно тише – слышались только всхлипы.

– Конечно, она предложила помощь.

Пауза в речи мужчины обездвижила толпу – напряжённые взгляды сверлили этого невысокого человека.

Всхлипы прекратились, во дворе слышалась только музыка.

– Да, Масаррат, верно. Он начал к ней приставать. – Мужчина развернулся к фонтану и быстро заговорил: – Выронила кувшин, – можно ли ожидать? – жених твоей дочери! – завтра свадьба! Вода разлилась. Пьяный царевич повернулся за девушкой, не желая ту упускать. Поскользнулся на гладкой поверхности и ударился виском о фонтан. Видишь кровь? Он разбил себе голову, Масаррат. Сам! Можешь думать, что это Васада, но…

– Грязная свинья! – Женщина отпрянула от тела, подскочила и отшагнула назад. – Чтоб ты вечно кипел в Пекле Урра! – Она плюнула на труп. – Чтобы гули рвали вечно тебя на части! – Плюнула снова. – Чтоб твой труп исклевали стервятники! А кости изгрызли шакалы! – Масаррат в ярости стала плевать на мёртвого.

– Прекрати, Масаррат! – крикнул мужчина, но замолчал. Из толпы выбежала молодая служанка. Длинная туника путалась в ногах – девушка дважды едва не упала. – Так значит ты?.. – тихо сказал мужчина и глубоко вздохнул. – Надо же было случиться всему этому так не вовремя…

Служанка бросилась на колени перед Масаррат, схватилась за испачканный кровью подол, прижала лицо к земле и, рыдая, заголосила:

– Моя Госпожа! Умоляю! Моя Госпожа! – Она забила головою о плиты.

Масаррат надменно взглянула на служанку и крикнула:

– Вставай! Не смей плакать о нём. Вставай! Его свинячья Душа никогда не обретёт покой! Я буду проклинать её каждый день! Он никогда не увидит больше Света Великого Яруса! – Она трижды плюнула на труп.

– Замолчи, Масаррат! – рявкнул мужчина. – Поганые слова! Твой язык – ядовитый вёх! Как ты смеешь отравлять Душу мёртвого?! Она ещё здесь!

– Не смей затыкать меня, Зия! – Масаррат отдёрнула подол, освободившись от хватки служанки, быстро обогнула труп, прошагав по кровавой луже, и подошла к уступавшему в росте на пол головы мужчине. – Только Ярулла может приказывать мне! Я Первая! Главная! И самая любимая его жена! Я всё сделаю, чтобы эта гниль… – Она обернулась и пнула тело. – …не познала достойные похороны!

– А я его брат! – крикнул Зия. – Не смей осквернять Душу мёртвого! Я…

– Сводный брат! – перебила Масаррат, обернувшись. – Сын Третьей жены, – много ль чести?

Хлёсткая пощёчина отозвалась эхом ахнувшей толпы. Даже музыка неожиданно смолкла. В звенящей тишине дышала лишь невысокая мужская фигура. Дышала быстро! Дышала в гневе!

– Да как ты посмела, женщина? – процедил Зия.

Служанка, сидя на коленях, зажала руками рот.

Даже тыльной стороной ладони удар получился звонкий. След от него краснел на гладкой щеке. Одна прядь длинный чёрных волос выбилась из-под платка и прилипла к пухлым, обслюнявленным губам.

– Как ты посмела? – уже сдержано повторил Зия, глядя снизу-вверх.

Масаррат медленно подняла руку, коснулась ладонью щеки, закрыла глаза и полушёпотом процедила:

– Клянусь Богами, ты пожалеешь об этом. Попомни моё ядовитое слово.

Зия повёл скулами и отшагнул в сторону.

– Ярулла и царь уже покинули баню? – обратился он к служанке, но та лишь испуганно смотрела в ответ. – Отвечай! – рявкнул мужчина – девушка вздрогнула и замотала головой. Зия раздражённо вздохнул, поднёс руку к поясу и вытащил обвязанный лентой свиток. – Ещё там, значит?.. – задумчиво произнёс он и снова вздохнул, но уже спокойно.

Волна немого ужаса прокатилась по плотным рядам. Шорох тканей и глухие стуки послышались тут и там – женщины попадали на колени.

В лоске мраморных, расписанных арабесками плит, к группе у мертвеца величественно шагал ЯкКонг. Длинный жёлтый халат облегал его высокую, худую и мокрую после бани обнажённую фигуру. Бархатный свет витых ламп и фонарей скользил по гладко выбритому черепу Правителя и сверкал в каждой капле, словно алмазная пыль. Коса длинных, цвета вина волос, на затылке, качалась за спиной, словно маятник, и блестела золотым кольцом на своём конце. Изогнутые брови и тонкая бородка вдоль подбородка делали серьёзное лицо многим старше тридцати двух Великих лет. Опустошающий, раскалывающий, суровый взгляд больших изумрудных глаз гипнотизировал и повергал в смятение Душу. Казалось, под этой силой даже мертвец – заново запульсировал!..

– О мой Великий Ярулла! – ожила Масаррат и побежала навстречу супругу. Поравнявшись, она с трудом старалась затем не отстать. Её торопливая, эмоциональная речь сопровождала его безмолвное шествие. Первая жена возбуждённо жестикулировала, махала рукой на труп и указывала пальцем на Зию. Слова словно не достигали Правителя – он смотрел на мёртвое тело и за весь путь до него ни разу не моргнул. – Зия посмел ударить меня! Меня! По лицу! О мой Ярулла! Он оскорбил тебя тем! Воздай ему! Пусть он познает…

Рука ЯкКонга, с поднятым вверх указательным пальцем, заставила Масаррат мгновенно умолкнуть.

– Позволь обратиться, Великий Ярулла! – Зия склонил голову и, стоя в таком положении, стал ожидать ответа. Не сводя с трупа глаз, ЯкКонг медленно опустил руку. – Мой Господин! Обстоятельства не позволяют сейчас говорить о делах, но это важнее царевича. – Он протянул свиток. – Важная весть, Господин! С границы Мёртвого Озера – могилы демона. – Ярулла резко перевёл взгляд на брата. – Наш страж доложил, – это стоит внимания.

ЯкКонг выхватил свиток, сорвал ленту, быстро развернул и начал читать. Первая жена в замешательстве смотрела то на Зию, то на послание.

– Я о́тдал распоряжение: твои приближённые слуги и я – готовы идти хоть сейчас. Однако… – Зия покосился на труп. – Смерть царевича грозит международным скандалом. И это, боюсь, в лучшем случае. Он любимый и единственный его сын. Царь вспыльчив и своеволен. Боюсь, его темперамент может создать проблем. Что если в сердцах он обвинит нас в убийстве и объявит войну?

ЯкКонг перечитывал донесение и, казалось, не слушал.

– Прикажи, и я останусь. Клянусь, сделаю всё, чтобы его успокоить. Уверен мой ум и доводы убедят царя, что это несчастный случай. На всё Воля Высших Богов! И что война – разгневает их сильнее. Война в нашем Мире – уже как пятнадцать лет – страшнее вообще всего!

Ярулла опустил руку со свитком и закрыл глаза.

– Господин! – продолжил Зия, не поднимая головы. – Твоё отсутствие, боюсь, его оскорбит. – Но я найду объяснение. Клянусь, он поверит мне! В одном лишь я неуверен: любые мои слова вряд ли сумеют утешить. Ведь я не имею детей. Мне сложно понять тот хаос в Душе отца, что потерял драгоценного и горячего любимого сына. Мне не сознать эту боль! На это я не способен. Быть может, гарем позволит ему забыться? Гарем, вино и роскошные похороны – сумеем тем откупиться? Бо́льшего не представляю. Лишь это по силам нам. Царевича не вернёшь, – так было угодно Богам! – Зия вздохнул. – Отдай приказ, Господин. И – клянусь Богами! – я покорно исполню.

Мёртвая тишина воцарилась в безмолвном дворе. Молодая служанка и около сотни женщин едва не сливались с полом, как если бы их вовсе не было. Первая жена стояла в оцепенении и не помышляла издать даже шёпота.

– Ты прав, мой верный Советник, – произнёс Ярулла бесстрастным, бархатным голосом. – Война – страшнее всего. А потому – не гарем, – а ты его, Зия, утешишь. Печаль утешишь и скорбь. И боль его – ты утешишь. – Он помолчал и добавил: – На всё Воля Высших Богов.

Зия медленно выпрямился, – фигура старшего брата возвышалась на две головы. Зелёные глаза округлились – смертельный ужас стремительно разрастался в них. Он сглотнул и выдавил с огромным трудом:

– Я?..

ЯкКонг лишь выше поднял подбородок и не открыл глаза.

– О мой Великий Ярулла! – Зия бросился ниц. – О Боги! Молю! Умоляю! Молю! Пощади! Отмени! Свет Яруса осуждает! Страшный, страшный порок! – Он бился в панике лбом. – О Боги, мой Господин! Убей! Я тебя умоляю! – Зия дрожал, рыдал, и умолял, умолял.

ЯкКонг не взглянул даже вниз. Под злорадный, издевательский хохот Первой жены, не молвив больше не слова, он развернулся и невозмутимо, спокойно перешагнул через смердящий труп…

Спирт

Страна Великого Огня: Столица – Атар; Глава – Варнава Фрида; прозвище – Аврора; титул – АрКонг.

– О чём ты думаешь, девочка, когда смотришь на Горящую Башню? Вспоминаешь предшественников? Десять? Двадцать? Сколько было их за века? Ик… Я сбилась со счёта.

Или грустишь о днях, когда жетон Славного Воина Огня заставить мог сдаться армию? Народы сражались, гибли и вырождались – бессмертные Души испепеляла война. Но парадокс! В жаркие времена, когда небеса ревели на все голоса, впитав крики, стоны несчастных, АрКонги взбирались сюда и отрешённо, безмолвно глазели на колокольню, горящую Вечным Огнём. Ик… О чём думали Великие деспоты прошлого? Ты понимаешь?

Может, ты вычисляешь, сколько верных солдат, имён которых не знаешь, пало за тысячу лет? И про себя сожалеешь, что в их бессмертных рядах, в чью честь горит этот Свет, до сих пор не пылает твой пламенный, памятный след?

Какие сложные мысли рождает в тебе Огонь, что вылетает искрами из древних узких бойниц? Разве с вершины хребта, в этой тьме чёрной ночи, он здесь не кажется свечкой? Даже не видно колокол. Ик… Или ты всё-таки видишь? И, может быть, его слышишь? А только я – опять совсем ничего…

Красный сигнальный маяк освещал с флагштока плоскую крышу Резиденции и две фигуры на ней.

Холодный ветер трепал лохмотья серого плаща, скрывавшего капюшоном бескровное худое лицо болезненно тощего тела. Обхватив руками колени, оно сидело у инвалидного кресла, упираясь спиной в его колесо, и сжимало костлявыми пальцами бутылёк медицинского спирта. Порывы ветра, скользя по стеклянному горлышку, издавали завывающий свист: то едва уловимый, то резко пронзительный. Фигура безжизненно хохотнула, обнажив гнилые зубы, и сделала пару глотков.

– Может, попробуешь, девочка? Чистый-пречистый спирт! Видишь, как его пью? Потому и живу дольше Конгов. Ик…

Тучное тело в инвалидном кресле опустило на подлокотник толстую руку, – сигара в её пальцах мерцала на ветру угольком. Фигура выдула дым и сказала прокуренным голосом:

– Спасибо. Не надо. – Она сбросила пепел, холодный порыв его подцепил вместе с искрами и утащил во тьму. – Я прожила достаточно.

С крыши шестиэтажного здания открывался вид на ночной Атар, ещё до конца не отстроенный за Мирных пятнадцать лет. Огни уличных фонарей, магазинов, лавок и невысоких домов, – чьи шпили торчали среди многочисленных сосен, – не всюду светились ярко. И полностью пропадали вдали, где цепь крутых гор соединялась с толстой стеной, замыкавшей границы города в идеальное неприступное кольцо.

Горящая Башня полыхала на вершине горного хребта, отбрасывая отсвет в небо и на крутой, усыпанный сигнальными маяками склон. Каждый камень, трещина, выступ – шевелились на нём призрачными тенями и тем казались живее, чем сильнее Вечное Пламя сопротивлялось тьме.

– Всякая жизнь, даже такая, как у тебя, – прекрасна, – если она конечна. – Тощая фигура отхлебнула из бутылька. – Ты можешь задыхаться в сигарном дыме, разжираться в жирную, бесформенную свинью, ты можешь даже срать под себя. И после, упиваться осознанием собственной омерзительности. А можешь даже поехать на этой коляске к краю и сброситься всей своей тушей вниз. И уйти на покой. Ты такая счастливица! Ик… Ведь у тебя – есть Выбор.

Тучное тело поднесло сигару ко рту и сказало:

– Спасибо. Не надо.

Фигура в капюшоне хрипло рассмеялась.

– Когда колокол зазвонит по твою Душу, я буду скучать, девочка. Хоть я ничего и не чувствую…

– Госпожа Фрида! Какой кошмар! Вот вы где! Одна! В такой ветер! Я просто в шоке! – В дверях купольной надстройки появилась женщина. Свет изнутри вытянул по крыше её стройную тень. Она быстро зацокала каблуками к инвалидному креслу. С первым шагом ветер подхватил хвост её светлых волос и заметал им, как плёткой. Женщина задрожала – сильные порывы пронизывали элегантное офисное фиолетовое платье. – Везде искала! По всей Резиденции!

– Не стоило так хлопотать, моя дорогая Инса. Захотелось выкурить сигару на свежем воздухе, только и всего.

– С ума сошли? – Женщина остановилась. – А это что? – Она посмотрела на бутылёк, что стоял возле кресла. – Госпожа! Что? Это что?

– Просто спирт, дорогая.

Кресло задвигалось – тучная фигура начала разворачиваться. Порыв ветра задрал край красного пончо, открыв оплывшее, обтянутое кофтой толстое тело: бесформенная масса вместо груди и огромный живот растекались по ляжкам.

– Спирт?.. – переспросила Инса. – Спирт?! – воскликнула она.

Сигнальный маяк окрасил в красный измятое морщинами лицо жирной старухи с сигарой во рту. Серебреные коронки в освещении крыши блестели кровавым цветом – АрКонг растекалась в благодушной широкой лыбе.

– Для искры в глазах, – сказала она, глядя сине-выцветшими глазами из-под тяжёлых век.

Инса ахнула – гладкие черты её лица огрубели.

АрКонг тихо засмеялась, сотрясаясь всей массой.

– Ну что ты, моя дорога. Я, конечно, шучу. Я больше не пью, ты же знаешь.

– Курить надо тоже бросить. Вам семьдесят, Госпожа. Подумайте о здоровье. Смотрите, как вы одеты. А здесь сквозит такой хиус. Это полный кошмар! – Она закатила аметистовые глаза. – Куда санитарка смотрела? Какая халатность! Она у меня получит. Уволю! Выставлю вон!

– Такую старушку ты где мне ещё найдёшь? Мы с ней Душа в Душу…

– Уволю! Она слишком сдала. Наймём лучше две. Или три!

– Трём проще поднять мой зад? – АрКонг захохотала. Инса поморщилась, отмахнула назойливый хвост. – Ну, посмеялись и будет. Что ты мне там принесла? – Она посмотрела на четыре листа бумаги в руке Секретаря.

– Ах! Уведомления! – опомнилась Инса. – Госпожа! Госпожа! – Она затрясла документами. – К нам едут четверо Конгов! Уже! Сейчас! Госпожа! Прибудут в Атар через день! По всем защищённым каналам почти попадало враз! Вы что собирали Совет? Как? Почему не знаю? О-о-о! Это полный кошмар! – Секретарь замолчала, заметив в Госпоже перемену.

АрКонг вдавила голову в шею, – жирные складки нескольких подбородков округлились, словно фаршированные блины; уголки рта опустились; веки приподнялись; зрачки сузились – глаза озадаченно смотрели в ответ.

– Не знаете?.. – Инса растерянно заморгала. – Вы не знаете про Совет?

АрКонг закрыла глаза. Завывание ветра заполнило безмолвную тишину. Секретарь глазела на Госпожу, иногда убирая волосы, что метались туда и сюда.

– Может, всё дело в утке? – сказала АрКонг после продолжительной паузы.

– Утке?..

– Да, дорогая. В утке. «Наконец Аврора почила». И приписка внизу: «т.ч.к.». Не взлетала нигде эта утка?

– Госпожа! – Инса нахмурилась. – Вы правда не пили спирт? Совсем не смешно, Госпо… – Она замолчала, заметив, что АрКонг задрожала. Секретарь испугалась, собралась подойти, но сделала только шаг и остановилась.

АрКонг зашлась в страшном смехе: жирное тело тряслось, словно желе; зажатая в коронках сигара качалась, ссыпая пепел; дым вылетал изо рта с каждым надрывным выдохом. Инса растерянно наблюдала, не обращая уже внимания на хвост, что хлестал по лицу.

– Госпожа… Госпо…

– Это Воин Гангер! – выпалила АрКонг. – Послал нам добрую весть!

Ветер вырвал листы из руки Секретаря – Инса ахнула, бросилась их ловить.

АрКонг открыла глаза, посмотрела на величественно развевающийся над купольной надстройкой красный флаг с изображением феникса с поднятыми вверх крыльями и растянулась в довольной улыбке.

– Ах ты мелкий засранец. Им всем сказал. Но не нам! – АрКонг тихо посмеялась. – Ходок. Кто ж ещё? Это Воин Гангер! – В сине-выцветших глазах заблестели слёзы. В свете сигнального маяка они походили на искры, которые срывал ветер и уносил во тьму.

– Какой кошмар, Госпожа! – отозвалась Инса, подняв четвёртый листок. – Ходок вернулся? Из Озера?..

– Воскрес из пепла!

– Ох! Госпожа! – воскликнула Инса. – Но демон! А как же демон?

Улыбка сползла с толстого лица. Замерцал уголёк сигары.

– О да, моя дорогая, – спокойно сказала АрКонг, выдыхая дым. – Есть повод сегодня напиться. Жирная рука зажала сигару в пальцах, вынула изо рта, опустила к бутыльку и стряхнула в него уголёк. Синее пламя вспыхнуло и на мгновение всё осветило вокруг!..

Глава третья

Маска

– Тебя прикончат! Они же тебя прикончат! Nevermore!4

– Плевать! Это Гангер! Гангер! Он смог! Он сумел! Он вернулся домой! Я должен увидеть его! Пусть это станет последним, что сделаю в своей жизни! Увидеть его! Встретиться взглядом и умереть! Это всё чего я хочу, Кара!

– Не смей говорить такое! Эти пятнадцать лет – я всегда! – всегда была рядом! Потому что люблю тебя! Я на всё пойду ради тебя! Забыл?

– Плевать! У тебя всегда был Выбор!

– А как же Ян? На него тебе тоже плевать? Бросишь сына? Он так тебя любит! И ты бросишь его? Бросишь?

– Открой ему правду. Ты мать, он простит.

– Рассказать правду? Это безумие! Правда у нас общая! Гангер – его Герой! Ты воспитал в нём это! Правда его убьёт! Nevermore!

– Замолчи! Не могу это слышать! Хватит!

– Ты Выбрал этот Путь! Выбрал жизнь! Ради Гангера! Он хотел, – ты знаешь! – он хотел, что бы ты жил! Потому не смей говорить плевать! Совет Конгов – не доказательство. Если Гангер вернулся – ты первый, к кому он придёт! Ни к Авроре! И ни к кому из них! К тому, кого боготворит – он придёт к тебе, Беласко!

– Он не должен! Это я должен!

– Скажи! Или пойдём к Конгам вместе. Умрём вместе! Ты знаешь, что будет с Яном – будет страдать как ты! Этого хочешь? Подумай, где он окажется! Представь, что сделают с ним в Приюте!

– Хватит! Ты же мать! Как ты можешь?

– Клянусь жизнью нашего сына! Если ты умрешь, то вместе со мной!

– Хватит…

– Скажи! Я хочу услышать! Скажи мне!

– Nevermore…

– Не-е-ет, я не верю тебе!

– Nevermore! Nevermore! Nevermore!

– Вот так! Любовь моя!..

Крики за приоткрытой дверью позади прилавка больше не раздавались, и в маленьком магазинчике снова стало тихо.

Единственное окно пропускало внутрь дневной свет через узкий зазор под приподнятой занавеской. В эту неширокую щель, словно себя стыдясь, робко подглядывала диковинная белая маска. Она торчала из плетеной корзины поднятым вверх длинным клювом и жадно рассматривала стеклянными глазницами яркий солнечный луч. Чёрный плащ с широким капюшоном небрежно лежал на полу, ловя на кожаных складках толику этого света. Разбитые очки за всем наблюдали с прилавка.

– Заперто. Тот магазин, уверена? Выглядит подозрительно. И название настораживает. Вряд ли на отшибе может продаваться что-то нормальное. А он правда в маске?

– Думаешь, я придумала?

Девичьи голоса послышались снаружи. Две стройные тени разного роста обрисовались на занавеске.

– Зашторено, ничего не видно.

– Вчера всё было открыто. Я бы мимо прошла, но заметила через окно. Честно, Юнона! Я заходила и говорила с ним. Смотри, кажется, там горит свет.

Лампа на прилавке растворяла полумрак маленького пространства. Переплетенные в шар нити красного абажура тенями создавали на стенах замысловатые кружева, оформляя в причудливую витрину красивые веера. Складные и лепестками, разного размера и цвета, но все кропотливо оформленные: камушки, стёклышки, монетки, шестерёнки часов – осторожно вклеенные и аккуратно пришитые, – какими только деталями были они не украшены! Очки разбитыми линзами разглядывали их с восхищением.

– Это на стекле блестит солнце. Я ничего не вижу. Не верю, что ты туда заходила. Ты трусиха, Ингрид.

– Я не трусиха!

– Обижалась вчера и ревела – боялась в Приют идти. Подбивала пропустить тренировку. Обозвала предателем! А ведь я убедила Старосту тебя не пускать одну, и отпустить с построения Фила.

– Не вспоминай про Старосту. Ненавижу! Вечно ко мне придирается.

– Намекаешь, что ему нравишься? Я тебя умоляю! Ты красавица, Ингрид, но это не значит, что в тебя все должны влюбляться. Он ко всем придирается. Сама виновата. В другой раз, думай, что говоришь.

– Хватит меня учить! Я не дура и не трусиха. Я будущий Воин! В этот вонючий клоповник и без Хуффи смогла бы дойти. К тому же, обратно одна возвращалась. Этот придурок нашёл там себе принцесску, пока я сидела с директоршой, и куда-то исчез. Вернулась, как видишь, нормально. Мои способности уж получше, чем кулаки, которыми всякий дурак махать может.

– На меня намекаешь? Зачем тогда позвала, если одной не страшно?

– Ты же не верила. Увидишь маску, тогда…

– Актриса из тебя никакая. Одна бы ты не пошла. И купить веер – только предлог. Думаешь, не понимаю?

– Предлог?

– Таинственная маска ворона! И он такой вежливый, такой приветливый. А каким надо быть с покупателем? Все продавцы такие. Думаешь под ней прекрасный рыцарь? Знаешь, чья эта маска?

– Белый ворон! Магазин ведь так называется.

– Это Врачеватель чумы.

– Вра… Чего?

– Специализируешься по медицине и не знаешь о Чумных докторах?

– Я не зубрила вроде очкарика. Начни читать всё и не заметишь, как отрастут очки или прыщи, что превратят лицо в мерзкую Скарабееву рожу.

– Надеюсь, местные вши и блохи не донесут Скарабею. У тебя голова не чесалась после милых бесед с чумной маской? Местечко то ещё! Кто пойдёт покупать сюда веер? Кто здесь будет вести честный бизнес? Даже нету режима работы. Он точно торгует из-под прилавка чем-нибудь запрещённым. Образ как раз подходящий. Пошли отсюда.

– Ты слишком подозрительная, Юнона.

– Я всё учитываю. А ты беспечно ко всему относишься. Оглянись! Невзрачные, одинаковые дома, стоят разрозненно. Может, в каждом сидит по такому Ворону? Может, тут какой-нибудь культ и они заманивают девственниц вроде тебя всякими побрякушками, а потом проводят кровавые обряды и жертвоприношения. Посмотри на дерево! Оно тебе ночью не снилось? Гвардейцы в Эдил не суются, здесь можно творить вообще всё.

– Ты меня называешь трусихой, а сама…

– Думай что хочешь, только пошли назад.

– Ну уж нет! Кажется, я что-то слышала.

Тени отошли от окна. Очки знали – девицы встали у двери, чтобы разобрать голоса, тихо звучавшие в доме.

– Опоздаешь, Кара. Я же дал Слово. Не бойся. Иди скорей к пациентам. Буду дома, испеку морковный пирог. Вы же любите с Яном?

– Любовь моя, я тебя так люблю. Спасибо. Ты лучший в Мире отец. Дай минутку пообнимать. Плевать на всех пациентов.

– Ян рано должен вернуться, – по средам у них посвободнее. Хотя, наверное, снова задержится в библиотеке. Как раз испечется к приходу.

– Библиотеке?.. О, нет!

– В чём дело?

– Вот чёрт! Очки! Вот дура! Как я забыла?!

– Очки?

– Отремонтировать! У Яна разбились очки!

Очки на прилавке обрадовались, что наконец про них вспомнили.

– Вот же дура! Куда положила?

– Как он так? Ян случайно разбил?

– Ведь в руках же держала, – дура!

– Кара, как Ян разбил очки?

– Я не знаю, сказал – так вышло. Ты их точно не видел?

– И ты даже не расспросила, как так вышло? Я с тобой говорю!

Очкам стало не по себе – энергетика в доме портилась.

– Да, слышу. Кажется, женский. Твой Ворон там не один – с ним рядом ещё ворона. Похоже, они ругаются.

– Может быть, покупатель? Пришёл назад веер вернуть?

– Что он тогда с ней делает, раз заперся изнутри?

– И правда. Может, воровка?

– Что красть в этой вшивой дыре? Если только наркотики. Очевидно, они знакомы. Бытовой, похоже, конфликт.

Очки совсем растерялись, слушая голоса, то за внутренней дверью…

– Успокойся! Давай посуду начинай сейчас ещё бить.

– Помоги лучше! Я опаздываю!

– Я сказал же, что поищу. Уходи уже на работу!

– Их в ремонт надо сегодня отдать! Я бы их забрала уже вечером. Как он завтра пойдёт в Академию? Как он там без них будет писать? У него завтра три проверочные!

– Я найду и отремонтирую.

– Там не только сломались дужки, – линзы треснули – обе менять.

– И ты даже не удосужилась у ребёнка как так узнать?!

…то за входной.

– Про ребёнка что-то… Менять…

– Про ребёнка? Ох, неужели! Может, он заставляет прервать? Вот поддонок! Заставляет прервать беременность! Ох, Юнона! Он негодяй!

– Погоди ты! Зафантазировала. Поздновато уже прерывать. Он у них курсант Академии. Они, видимо, муж и жена. У них сын.

– Курсант Академии? Один из нас?

И снова из дома…

– Ну, скажи – я ужасная мать! Ты же так обо мне только думаешь? Что в Приюте росла с первых дней и что мать значит – я не знаю! Ну, давай! давай! поучай!

– Успокойся! Уйди! Замолчи! Я найду, отнесу в ремонт! Прекрати орать! Я всё сделаю!

– Ты в своём уме? Нет! Прости! Умоляю! Прости! Не вздумай!

– Уходи! Разговор окончен.

Хлопок двери на втором этаже и тихие всхлипы из кухни расстроили сильно очки, и если они бы могли, то тоже сейчас бы заплакали…

– Они разошлись.

– Разводятся?

– Ингрид, ну ты даёшь! Разошлись, в смысле, в разные комнаты. У тебя фантазия – космос. Тебе книжки надо писать.

– Книжки? Ты меня же дурёхой считаешь.

– Я с иронией это сказала. Понимаешь, что это такое?

– Конечно знаю! Я не дура…

– Тихо! Слушай!.. Кажется… Да! Идёт!

– Что? Кто? Что случилось, Юнона?

– Идёт! идёт! Она сюда идёт!

Дверь за прилавком распахнулась, ударила ручкой о стену, – один веер слетел на пол. В треснутых линзах очков промелькнуло худое тело, – его топот передался прилавку – абажур в тот же миг задрожал. От стремительного рывка закачались везде веера. Лампа нервно тряслась. Тени о́жили: в каждом стёклышке, в каждой монетке – зарябил и замерцал свет.

Очки цельно ничто не улавливали: всё вокруг мельтешило, болталось, из осколка в осколок переливалось. Лишь единственный яркий штрих различался в линзах отчётливо – огненно-рыжий цвет недлинных лохматых волос.

Кара прислонилась плечом к входной двери.

– Не смей возвращаться, Гангер! – прошептала она и сквозь слёзы добавила: – Я убью тебя, я убью тебя… – Маска сверкала глазницами, на неё задирая клюв. – Чёртов демон! Ты! – чёртова! – Кара пнула корзину – с глухим стуком маска упала, что-то посыпалось и покатилось по полу. Кара щёлкнула замком, нервно открыла дверь и исчезла, громко её захлопнув.

Минута, две или три – очки точно не понимали, сколько ещё всё тряслось. Только осознавали, что так и лежат на прилавке.

– Уж поверь, это Шакко Кара. Она личный доктор Авроры. О здоровье АрКонга моей маме отчитывается. Я сама ей дверь открывала. Приходила к нам один раз. Мама в дом её не пустила – разговаривали на улице. Бли-и-ин! Голова у неё всё такая же грязная. Она волосы, что ли, вообще не моет? Я тогда ещё удивилась – зачуханка и лечит Аврору.

– Тиши! Она же услышит.

– Уже далеко. У неё близорукость к тому же. Ходит в дешёвых очках.

Девичьи голоса снова звучали снаружи, но значительно тише. Очки догадались – они отбежали за дерево.

– А ты про неё много знаешь. Чем привлекла? Не красавица, вся помятая.

– Ничем. Практика часто в больнице. С ней не встречалась, но её все врачи презирают. Не ясно за что. Сначала думала – зависть, может, она красивая. Ведь знаешь, бывает так в коллективах…

– Ой, нет, прости, я ж не красотка. Это ты у нас суперзвезда. Довольна? Значит, в больнице она белая ворона?

– Белая воро… Так это поэтому магазин…

– Ворон и ворона – разные птицы. Не знала, будущий врач?

– Может, хватит? Надоела! Если я такая дурочка, что со мной дружишь?

– Я просто шучу. Ты же знаешь, как я тебя люблю.

– А может, потому дружишь, что я дочка Секретаря Авроры?

– Ну, даёшь! Ещё скажи – потому что красавица. Кто тебе это брякнул? Не сама придумала точно. Кто? Я ему нос разобью.

– Это Бори-толстяк. Разбей ему нос. Он меня просто бесит!

– Бори Соф? Этот придурок приютский? Получит у меня завтра.

– Неделю с соплями прогуливал. Из-за этого урода Староста отправил в Приют. Старосте тоже разбей.

– Не пытайся подначить. Старосту не боюсь. Мне плевать, что он сын Советника. Но ты сама виновата.

– Я только сказала правду!

– Проехали. Значит, эта рыжая тётка – суперврач? А с виду не скажешь.

– Мама рассказывала – она ученица Авроры. А Аврора – лучший в Мире врач. Ну, была, раньше.

– Ого! Почему? У неё талант?

– Не знаю. Она приютская.

– Воин Гангер тоже приютский. Это не показатель. Она, может, его даже знала. Сколько ей? Лет тридцать, не меньше?

– Тридцать три. Ровесница моей мамы. Но мама моложе выглядит.

– Твоя мама следит за собой. У вас дом засыпан косметикой. Астра Инса ухоженный тепличный цветок. Нашла с кем сравнивать. Кстати о возрасте. Если эта рыжая – жена твоего продавца, то он далеко не мальчик. Знаю, ровесники тебя раздражают, но…

– Юнона! Я просто хочу купить веер!

– Сегодня он не откроется.

– Она выбежала и дверь за собой не закрыла.

– Стой! Ты куда? Стой! Этот Ворон наверняка не просто так в маске ходит. Кто будет сидеть в магазине, в который никто не заходит? Если он не наркоторговец, то точно псих. Или урод. Ингрид!..

Полоска дневного света вытянулась от двери, силуэт девицы затемнил собой часть, создав тень.

– Ох, Юнона!

Девица повыше подскочила к подруге.

– Смотри. Маска. Лежит на полу. Что здесь врачиха устроила?

– Тебе это понравилось? Это? Это капец… Жуть.

– Похожа на птицу. Такая загадочная. Ох, Юнона! Раз она здесь, значит… Юнона! Он без маски!

– Не кричи! Услышит. Уходим.

– Хочу на него посмотреть. Другого шанса не будет. Это же магазин. И он открыт. А мы покупатели. Поэтому, если зайдём…

– А ну стой!

– Ай, больно! Ты что? Синяк останется!

– Обижайся, но туда не пущу. Даже не думай сопротивляться.

– Пусти!

– Нет.

– Мне больно!

– Мы уходим.

– Кара, это ты?..

Очки успокоились, ведь теперь их точно найдут.

Nevermore

– Выйдет, вот увидишь. Он слышал голоса. Захочет посмотреть, кто шумел.

– Но до сих пор внутри. Времени много прошло.

Юнона и Ингрид стояли в тени большого мёртвого дерева. Оно торчало напротив скромного двухэтажного дома, часть фасада которого завитками оплетало растение с закрытыми бутонами белых цветов. Красные кители подруг ярко выделялись на фоне чёрной коры толстого ствола, надёжно скрывавшего их от всякого, кто бы ни вышел из странного магазина.

– Может, порядок наводит?

– Если убирается, значит, ему плевать, кто шумел. Этот Ворон явно затворник. Или у него фобия. Как там она называется? Клаустра…

– Агорафобия. Не знаешь – не умничай. Клаустрофобия это…

Дверь магазина начала открываться, не скрипнув ни одной петлей.

– Выходит, выходит, смотри! Ах-юнона-а-а…

– Тиши ты.

– Это он?.. Юнона-а-а… Это он?.. Как так? Это как?..

– Куда вылезла, – он же заметит.

– Как так? Не верю…

Юнона дёрнула подругу, прижала к дереву. Обе стояли лицом к стволу и не двигались.

– Как так, Юнона? Не верю…

– Что ты заладила?

– Видела?.. Этого не может быть. Какой же он привлекательный! Неужели он муж той докторши с грязной головой? Не верю!

– Кажется, не заметил.

– Смотри, как одет! Рубашка, жилет – ни одной мятой складочки. Брюки чинос! Как же они мне нравятся. Просто и со вкусом. Только вместо серой рубашки я бы цветную выбрала. Хотя с чёрным всё сочетается. И сидит идеально.

– Куда-то пошёл.

– Ботинки сверкают. Нет! В голове не укладывается, как этот мужчина может быть её мужем? Это невозможно! Их рядом даже ставить нельзя! Бли-и-ин… Это не справедливо. Почему рыжая запущенная тётка в браке с таким мачо? А моя мама, умница и красавица, до сих пор не встретила нормального мужчину?

– Для тебя все брюнеты мачо?

– Неужели скажешь, что он урод? Да у тебя с головой тогда не в порядке. Высокий! Стройный! Настоящий мужчина! А походка! Да тут не придраться. Видела глаза? Ты когда-нибудь видела такие чёрные глаза? Я никогда. Я просто в шоке! Интересно, как его зовут? Так и просится – Флориан. Да! Флориан!

– Надел шляпу и опустил на глаза. Подозрительный тип. Может, в розыске?

– Надо что-то делать, Юнона. Такой мужчина не должен прозябать рядом с тёткой, которая даже голову не считает нужным помыть.

– Чего?

– Не иначе как загипнотизировала. Она же медик. Ученица Авроры. Сам бы точно не выбрал такую. Под гипнозом точно! Держит его затворником. Прячет под маской. Как пленника! Теперь ясно, почему врачиха Авроры живёт в Эдил. В Антарес его бы давно прибрали к рукам.

– Прибрали к рукам? Он что веер?

– Сегодня же спрошу у мамы! Почему про него не рассказывала? Почему она с ним не встречается? Давно бы уже увела от этой помятой докторши.

– Ушам не верю.

– Интересно, куда он? Конечно! Точно есть любовница. Выпроводил свою неподмытую истеричку и пошёл к нормальной женщине.

– Стой, ты куда?

– За ним, конечно. Узнаю к кому ходит и стукну докторше. Они и так поругались, а из-за этого точно разбегутся.

– Мы ни за кем не пойдём. Ты его увидела? Теперь возвращаемся.

– Пусти! Только попробуй меня задержать! Перестану тебя подругой считать, поняла? Бли-и-ин, уже поднялся на холм. Пусти, я сказала!

– Ингрид, как так?..

***

Торговые улочки петляли по всем сторонам. Лавки и мастерские пестрили наружной рекламой. Кафе и столовые грели хвойный воздух запахами жжёного масла, супа и выпечки. Многолюдный рынок, обычно всегда очень шумный, сейчас не забивал слух: лаяли где-то собаки; топтались и фыркали кони; и недалеко мать утешала дитя. Все продавцы, покупатели, возницы и даже пьяницы – народ, что толкался повсюду, дружно вдруг замолчал…

– Сэр, это не мои очки, а ребёнка. Он учится. Без них не сможет ни читать, ни писать. У него высокая миопия. Они обязательно нужны ему завтра. Пожалуйста! Я заплачу достаточно. Или продайте такие же. Левая линза на минус пять и пять, правая на минус шесть диоптрий ровно.

– Я же сказал! Nevermore!

– Сэр, не для себя прошу.

– Плевать! Nevermore!

– Сэр, прошу вас. Хотя бы линзы.

– Nevermore! Nevermore! Nevermore!

Юнона и Ингрид стояли возле фонарного столба, отдельно от группы людей.

– Какого чёрта? Что это за ремонтник? Как он смеет так разговаривать? Ужас какой! Я нажалуюсь маме! Эту лавочку быстро прикроют.

– Виолетте сейчас только этим и заниматься, когда в Атаре собрались Конги. Она дома не появляется, а ты навязать хочешь ей какую-то оптику?

– Этот урод долго не проработает. Я запомню его палатку. Пошли, нельзя упустить Флориана.

– Может, звать его лучше Ворон? Кстати об этом. Он назвал магазин «Белый ворон», хотя брюнет и довольно смуглый. Даже глаза чёрные. Если он Ворон, то точно не белый. Переносный, думаю, смысл. Белая ворона. Изгой.

– Изгой?.. Почему?

– Откуда мне знать? Ты же видела, у продавца чуть глаза не вылезли, когда он к нему подошёл.

– Просто тот пропойца кроме своей мерзкой рожи нормальных лиц никогда не видел. Это ему нужна маска. И намордник. Чтобы свой грязный рот никогда больше не открывал.

– Он не пьяница. Обычный владелец лавки. Должна быть причина такого его поведения.

– Какая может быть причина так хамить человеку? Флориан с ним вежливо разговаривал.

– Может, Ворон местный ловелас? И жены таких вот лавочников с ним изменяют мужьям?

– Точно! Этот уродливый лавочник – жалкий рогоносец, вот и бесится.

– Тогда хамство вполне обосновано.

– Если его жена от него гуляет, то сам виноват.

– Кстати о женщинах. Сомневаюсь, что жена этого лавочника суперкрасотка.

– Конечно она не красотка. Причём здесь его жена? Ей только за радость будет, если Флориан в её сторону хотя бы посмотрит.

– А твоему Флориану, что ли, вообще плевать с какой женщиной в койку прыгать? Толстуха или старуха, или ещё какая. Это же не нормально. Разберись сначала, что у него за проблема, а потом уже матери сватай.

– Думаешь, он извращенец? Юнона, это бред. Посмотри на него. Разве извращенцы так выглядят?

– Не суди книжку по обложке. Это ещё на Базовом курсе вдалбливают.

– Только не надо лекций. Я не дура. Флориан не извращенец. Даю Слово.

– Слово это не просто сотрясание воздуха. Настоящий Воин всегда отвечает за свои Слова. Всегда! Это кредо. Отец с детства меня учил.

– Ой, прости, у меня же нет отца, который меня бы учил.

– Ингрид, у меня и в мыслях не было давить на больное. Я же знаю…

– Ничего ты не знаешь! У тебя же он есть. Флориан будет моим отцом. Ох, Юнона! Куда он делся?

Подруги растерялись, но быстро сообразили, что надо идти на шум.

– Мэм, ведь это всего очки. Прошу вас!

– Nevermore!

– У вас ведь тоже есть дети и вы…

– Не смей говорить о моих детях!

– Простите, я бы не стал, но…

– Вон! Пошёл прочь! Nevermore!

– Я понял, мэм, хорошо. Я сейчас же уйду.

– Nevermore! Nevermore! Nevermore!

Юнона и Ингрид стояли в тени кофемата.

– Пусти! Плюну ей в морду! Какая тварь! Какая тварь! Разобью все очки на прилавке! Растопчу ногами и швырну в её мерзкую рожу!

– Этим ничего не добьёшься. Да послушай! Лучше спросить у неё, что это значит. И эта баба, и тот лавочник – оба орут одно и то же. Сначала думала – это ругательство, которое я не слышала, но теперь сомневаюсь.

– Что бы оно ни значило, эта ведьма не имеет права так говорить с Флорианом!

– С чего ты взяла? Ты же не знаешь, что оно значит. Стой здесь. Пойду и спрошу. Чёрт!.. Она закрылась. Вот же!

– Когда услышит, как бью её браковку об землю, сразу вылезет!

– Если ты дочка Секретаря, это ещё не значит, что можно такое выкидывать. Хочешь добавить проблем Виолетте?

– Эту тварь я тоже запомню. Она ещё сама будет Флориана упрашивать, лишь бы на кусок заработать. Пошли, а то снова его упустим.

– Мне тоже интересно, почему к нему так относятся. Версию про ловеласа можно теперь отбросить. Любопытно, что это за язык?

– В Мире один язык. Но орут они не по-нашему. Очень похож на мёртвый.

– Мёртвый язык? Наследие Прошлого? С чего ты взяла?

– Юнона, я латынь изучаю! С первых занятий на специализации. Латинский язык и медицинская терминология – база любого врача.

– И ты изучаешь? Эм… То есть, понимаешь?

– «Quidquid latine dictum sit, altum videtur»5.

– Ого! Ингрид! Круто! Ты молодец! Не ожидала. Что это значит?

– Не скажу. Ты же умная. Если интересно, сама найдёшь.

– Ага, сразу прям и запомнила.

– Они орали не на латыни. Где эти вшивые лавочники и где латынь. Она очень древняя. А этот язык, думаю, умер лет тысячу как.

– Наверное, они в курсе, что это значит, но не сами, конечно, додумались. Друг друга не знают, но реакция одинаковая. Это не совпадение. Не удивлюсь, если следующий также будет кричать.

– Пусть попробует! Я больше не стану смотреть, как унижают моего Флориана.

– Он уже твой?

– Слишком жирно для рыжей зачуханки. Пусть найдет под стать себе лавочника.

– У него ещё сын, забыла? Чьи очки по-твоему он носит? Сына любит, очевидно же. Правда думаешь, бросит их и переедет к вам?

– Конечно. Плевать на сына. Пусть винит свою немытую мать. Считаешь, Флориан счастлив? В той кладовке? Как узник в маске!

– Виолетта умная женщина. И Секретарь Авроры. У неё досье на докторшу. Она знает всё про Шакко Кару. А значит, и мужа тоже. Если до сих пор ничего не сделала – не сделает и потом. Твоя мать не рассматривает его как подходящего для себя мужчину.

– Я точно знаю, что Флориан полностью соответствует маминому вкусу.

– Ты опять судишь книжку по обложке. Ты ничего не знаешь об этом человеке.

– Спрошу у мамы. Обязательно!

– Она рассказала, что у рыжей – врожденная близорукость, а что её муж Врачеватель чумы – как-то сказать забыла? Хотя эта деталь куда интереснее, не считаешь? Виолетта ничего не расскажет.

– То есть это страшная тайна?

– Название магазина, реакция людей – связь вполне очевидна.

– Звучит так, будто он какой-то чумной. Думаешь, он чем-то болен?

– Ты же врач. Я не знаю. Кстати о докторше. Она ведь тоже белая ворона. Может быть, из-за мужа? Может, поэтому он с ней? Она его любит и не бросает, не смотря на радикальное отношение общества. Очень романтично, ты не считаешь?

– Давно ты стала романтиком? Если бы к моему возлюбленному так относились, я бы глаза всем выцарапала. А она на него маску напялила. Очень романтично. Может, это она его заразила? Скорее всего. Она же доктор.

– Спроси у Виолетты, как зовут её сына. Он ведь курсант Академии. Найдём и, может, узнаем что-нибудь у него.

– О! Ты права! Отличная идея! А что если мне использовать Праксис? Тогда и спрашивать никого не придётся. Всё узнаю сама.

– Не вздумай! А я ещё думала, когда об этом обмолвишься. Ты и понятия не имеешь, какие тайны он может скрывать! Что если после этого станешь такой же белой вороной? Изгоем? Да ты с ума сошла!

– Хорошо, хорошо.

– Дай Слово! И сдержи его.

– Хорошо, хорошо, даю.

– Скажи нормально.

– Даю тебе Слово! Слово, что не полезу в его голову.

– И в чужие тоже. За дуру меня считаешь? Не лезь ни к кому, даже к лавочникам. Поняла? Иначе, можешь создать проблемы не только себе, но и матери. И какие это будут проблемы – еще не известно.

– Поняла, поняла, не буду. Обещаю. Пусти!

– Если нарушишь Слово, что дала сейчас – перестану считать тебя подругой. Ясно? Никогда не буду доверять тебе. Даю Слово! А я за свои Слова всегда отвечаю!

– Юнона…

– Мы привлекли внимание.

– Нет, тиши!.. Прислушайся. Они шепчутся все… о Вороне…

Верхом проехал гвардеец и остановился в толпе, среди которой подруги стояли в первых рядах.

– Левая – минус пять и пять, правая – минус шесть ди… оптрий. Верно, сэр?

– Да, верно. МР – пятьдесят семь миллиметров.

Глава четвёртая

Ретроспектива

«Слишком открыто, коршуны. Ваш протяжный, жалобный стон не заставит взлететь эту стаю неумных городских птиц. Рискнёте ли? Тут, в самом центре, броситься на свою беззащитную дичь? Во времена послевоенного хаоса, добыча была здесь другая. Я помню!

Длинный флагшток и простынь, что при ветре изображала флаг с нарисованным символом «Госпиталь», – пункт выдачи угу-манитарной помощи и место встречи неведомо как чудом выживших.

Помню, палатки покидали они неохотно, и стекались всегда сюда. За пайкой. Или к спискам, что менялись периодически, когда кто-то из медперсонала дополнял их новыми именами опознанных.

К кострищу за полевым госпиталем солдаты никого не пускали, и мирные только смотрели в ту сторону, кашляя от пропитавшего воздух осадка палёной гари. Я помню! Кто-то куда-то всё время передвигался. Тихо. Поодиночке. Но курили они чаще группой. Всё хорошо это помню. Само как-то замечалось, пока терпеливо я ждал, наблюдая с флагштока за ящиками возле военного модуля фельдъегерской почтовой службы и штабной палатки дежурного отряда солдат.

Угу! «Гангер», – бубнили там иногда охрипшие голоса, моё отвлекая внимание. Солдаты постоянно выходили наружу по каким-то своим делам. Кто-нибудь да останавливался и заглядывал в один из четырех моих ящиков. Не заколоченный – ещё не заполненный, как остальные три. Патрульные коршуны продолжали подбрасывать трупы задушенных ими во́ронов. И те лежали на земле, пока кто-нибудь их не заметив, не швырнёт в этот ящик.

Я помню, как раздражала эта вся суета – оттуда, обратно туда – и заставляла нервничать мою осторожную дичь. Крысы! Умные. Хитрые. Проницательные. Охота на них – искусство. Но мне даже очень нравилось, когда в самой точной атаке я в чём-то вдруг ошибался и таки осекался. Я помню! Тот мимолётный взгляд, что ловишь в короткий миг – взгляд упущенной, выжившей дичи.

Вам, коршуны, того не дано понять, и от любого голубя такого бессмысленно ждать».

Белые стены пятиэтажной больницы окрасились в алые полутона в лучах закатного солнца. На куполе крыши вот-вот зажжется подсветка, и пылающую чашу в объятьях змеи хорошо будет видно на флаге даже тем, кто не рождён убивать во тьме. Время идёт, хоть и совсем незаметно. Наблюдая за коршунами из окна, старый филин чутко ощущал это, ведь уже тринадцать минут, как он пропускает кормёжку.

Внутри кабинета Советника изменилось не сильно: лишь стали острее тени да отодвинутый тюль колыхался рядом живее. Он понял это, развернув голову на сто восемьдесят градусов. Время здесь словно остановилось: Астра Инса так и сидела с закатанными глазами в кожаном кресле Господина, а солдат напротив неё по-прежнему обвисал на стуле в той же безжизненной позе с открытым ртом. Толстый бумажный свёрток с красной печатью «Сокрыть» лежал на столе между ними на том же месте. Ни намёка, что бы указывал на скорое окончание встречи, отчего напряжение плеча, на котором сидел филин, теперь стало передаваться и ему понемногу.

Мах Авест повернул голову на Советника. Уго Бланка так и стоял у окна со скрещенными руками и ногами, прислонившись к подоконнику. Глаза Господина по-прежнему были закрыты, а бледные губы – сжаты. Одна прядь серых длинных волос, – схваченных в хвост всегда аккуратно, – сейчас выбивалась за левым ухом – он точно о чём-то думал всё эти полтора часа. Не смотря на это, белая дымка ауры, что защищала ткань дорогого костюма и тело под ним от острых хищных когтей, сохраняла первосортную энергетическую плотность, – Господин не терял концентрации и точно знал – на него смотрят.

Крики коршунов за окном и бесшумное тиканье брендовых наручных часов «Тикирон», – что превосходно улавливал чуткий слух, – только и нарушали статичную тишину. Мах Авест повернул голову и взглянул на стол. Стакан с недопитой водой, который солдат отставил, когда в кабинет ворвалась Виолетта, привлёк внимание филина.

Вариант, где он, перелетая на свою присаду возле рабочего места Господина, невольно касается стакана маховым пером – показался филину неплохим способом напомнить Советнику о себе. Однако идея неожиданно упёрлась в солдата. Его грязная форма и обветренное, изнурённое лицо говорили о длинном полуголодном пути, а пересохший рот, открытый уже полтора часа, – о явном желании пить. Опрокинуть стакан и лишить беднягу этих несчастных глотков – будет не иначе как подлость.

Мах Авест взглянул на жетон, свисающий на цепочке с шеи солдата. Разглядел номер. Повернул голову и под монотонное тиканье даже решил вздремнуть, когда хрип и кашель вдруг вырвали кабинет из временно́го застоя.

Советник открыл бледно-серые глаза и синхронно с филином посмотрел на оживших. Секретарь, откинувшись в кресло, потирала виски, а солдат уже жадно глотал свою воду.

– Можно воды? Воды… – обратился он к Виолетте, но та пропустила это мимо ушей.

Мах Авест взлетел, как только Бланка отслонился от подоконника. Филин сделал круг под потолком и спланировал на присаду. Ещё в полёте он заметил, как Господин взял графин с полки буфетного шкафчика, рядом с окном, и зашагал к столу. Острые глаза не могли поверить в уведенное: Советник отдал солдату графин и не сказал ничего, когда тот стал хлебать из горла. Очевидно, что Господин, очнувшись от своих дум, отнюдь не расслабился. Пытливый взгляд на Виолетту служил тому доказательством.

Астра Инса поморщилась, посмотрев на солдата, – он громко глотал, забыв, кажется, обо всём на свете.

– Да, Уго, он сказал правду. – Она подняла глаза на Советника. – Этому предшествовала энергетическая волна. Постовых отключило сразу. Что было там в этот кусок времени, я, понятно, не видела. Очнулся четвёртым. Кроме Неба, остальные стояли у Озера. Только кролик, Уго. Никого больше. Белый, розовоглазый – он альбинос. Таких никогда не видела. С виду обычный. Ещё с берега солдаты пытались установить: человек это? животное? или демон? Один или нет? Не смогли – все были в панике, – сенсоры не настраивались – они не чувствовали, что от него исходит.

Советник перевёл взгляд на свёрток.

– Уже всем составом они пошли в центр Озера. За всё время, кролик оттуда не сдвинулся: не шевелился, держал в зубах вымпел, и только дрожал. Правда он был напуган или прикидывался – не ясно. Но когда солдаты приблизились со своими мечами, топорами и прочим – в розовых глазках я увидела полный кошмар.

Бланка посмотрел на Виолетту.

– Поиски ничего не дали. Вокруг Озера – голая равнина, – даже трава не растёт. Все пять вышек также были осмотрены. Никого.

– Кто тогда разрубил нашу станцию? – Советник нахмурился – морщина между бровями стала заметней.

Секретарь вздохнула.

– Может Гангер? Его шутки? Лишил вышку средства связи с центром. Только нашу вывел из строя. Вспомни лица Конгов, когда Аврора сказала, что мы не в теме. Выставил нас дураками! Напрасно Ярулла тревожился, что Война испепелит Ходоку Душу и превратит не понятно в кого. Как по мне, он такой же придурок.

– Чем он её разрубил? Рассёк титаносплав, закалённый аурой? Для шутки слишком грубый подход. Должен был понимать, что ущерб не смешной.

– Я просто в шоке! Он спас Мир от демона, а ты уже посчитал, во сколько ему обойдётся эта деверсия.

– Я говорю о том, что это на него не похоже. Гангер никогда ничего не разрушал.

– Намекаешь – это не он? Я видела сообщение, – уж поверь, – это точно Ходок. Сто процентов! Кролик – обычный питомец. Ты же знаешь, он с ума сходил по всяким зверям. Любил их больше людей.

– Не обобщай. Ради двух – пожертвовал и мечтой, и свободой. Для меня очевидно, кому он подарил Мир.

– Эй ты! Может хватит! – крикнула Виолетта солдату, про которого, казалось, забыли все.

Солдат поперхнулся, закашлялся. И прежде чем Секретарь успела отстегнуть замечание, его громкая отрыжка потрясла кабинет. Лицо Виолетты исказилось брезгливой гримасой.

– Уго! – Она метнула на Советника негодующий взгляд.

– Простите, – стушевался солдат.

Персон у стола обдало ветерком от бесшумного маха крыльев, – Мах Авест неожиданно оживился. Обратив на себя внимание, филин издал низкое энергичное хохотание: «Угу-гу-гу-гу-у-у!»

Виолетта закатила глаза. Бланка вздохнул, коснулся плеча солдата и сказал:

– Иди к Альфа. Прими душ. Поешь, поспи. Если понадобишься – разбудят. Даю тебе завтра увал.

– Надеюсь, он не болтает во сне? – бросила Секретарь, глядя на свои красивые ногти.

Солдат хотел ответить, но Уго выражением лица дал понять, что не стоит.

Солдат поблагодарил Советника, ещё раз извинился и тихо вышел. Как только закрылась дверь, Виолетта сказала:

– Второй развод. По ребёнку от каждого брака. Половина доходов уходит на алименты. Даже на вышку к Озеру, куда обычно не рвутся, дежурить вызвался сам, лишь бы не видеть бывших. Он полный неудачник. Хотя как солдат – исполнительный.

– Я не люблю копаться в чужом белье, Виолетта.

– Ты же у нас святой. Настолько же святой, насколько и скучный.

– Оливия пока что не жаловалась.

– Твоя жена тоже святая. Я дочке ваше семейство, бывает, ставлю в пример. Ах, да! Что ещё за история? Брюс Ингрид отправил в Приют? Он у тебя нормальный? Ингрид звонила, жаловалась. Довёл её просто до слёз! Толком не расспросила – решала вопрос с санитаркой, – бабка сидела, слушала. Кем мнит себя твой сынок? Он просто Староста курса, а думает, что АрКонг? Я в шоке! Никого из Бланка нельзя допускать до власти.

– Твоей дочери давно пора свои проблемы решать без тебя. А мне и подавно нет дела, из-за чего плачет Ингрид.

– Когда Аврора умрёт и ты полезешь на пост – мой голос ты не получишь. Поддержки тоже не жди. Тебе же нет до нас дела.

– Совет через час. Решила меня разозлить? Сама им хочешь докладывать?

– Могу кое-что доложить. ЦуКонг лишена всякой совести. Я в том убедилась вчера, когда зашла по протоколу. Открыла мне дверь в одних стрингах. Считай, вообще голышом. Я просто в шоке! На сто процентов уверена – у ней с Ходоком что-то было. Недаром она представляет Страну, где обитал демон Блуд.

– Не брякни об этом дочери.

– У меня с головой всё в порядке. В отличие от жёнушки Хоппера. Похоже, его кучерявая опять на что-то подсела. Пошла вчера по протоколу. Никак не могла достучаться. Входить совсем не хотела, – он всякий раз ко мне клеится – мечтает завалить в койку. Открыла дверь, а он на постели лежи и реп свой дермовый слушает. Меня увидел и даже, представь, не поднялся. Наушник один только вытащил и на дежурный вопрос сказал – ничего не надо.

Бланка взял со стола графин и пошёл к буфетному шкафчику, не проронив ни слова.

– Хоть не пришлось идти к Принцу. Он заселился в отеле. Знаешь ведь, без свидетелей к нему лучше не соваться. Видать, у Миледи климакс. Не удивлюсь, если она его и к Авроре ревнует.

Советник поставил графин на полку и сухо спросил:

– Про Яруллу тоже? – Он открыл дверцу нижней тумбы, – Мах Авест сразу повернул голову.

– О-о-о! А это вообще история! Они с Авророй курили, – я слышала краем уха – свадьба его старшей дочки так и не состоялась. Из-за чего – не ясно, – он на меня покосился – я сразу же отошла. Четырнадцать лет девчонке. На год всего старше Ингрид. А ей уже мужа толкают. Нет, это полный кошмар! Жених сбежал – сто процентов. Там ещё то гнездо. У Наби не все точно дома. Зачем он снова женился? Третью жену завёл! Две первые – хуже змей. Друг друга вообще ненавидят. А он к ним третью привёл. Ещё молодую, к тому же. Он сумасшедший.

Бланка безмолвно подошёл к присаде. В руке он держал металлическую банку. Цыплёнка на её крышке филин сразу узнал.

– И это меня, Мах Авест, она называет святым. – Советник открыл банку и вывалил мясо в кормушку. – Мне до тебя далеко, Виолетта.

– Чувство юмора – не сильная твоя сторона.

– Стоило заикнуться о Вороне, и ты сразу решила запудрить меня болтовней? Думала, не замечу?

Виолетта открыла рот, но ничего не сказала, закрыла и недовольно нахмурилась.

Бланка отошёл к окну, поставил на подоконник банку и, сцепив за спиной руки, стал смотреть на улицу.

– Если Гангер теперь разрезает стратегические объекты, то очень надеюсь, что за пятнадцать лет и на своего бесценного друга он тоже смотрит иначе. Такому предательству прощения быть не может.

– А рыжая тварь не причём? – процедила Виолетта. – Она могла всё изменить, но ничего не сделала. Надеюсь, Ходок в неё плюнет. Как мог он такую любить? Это полный кошмар!

– Сначала надо понять, как его отыскать. Конги сюда примчались только ради него.

– Подумать только, прошло столько лет, но они всё также его сильно любят. Всегда хотела узнать, какой болтовнёй он смог их зачаровать. Хотя, о чем это я? Ведь безродного, приютского пацана полюбила даже Глава Великого клана Бланка.

Мах Авест выронил из клюва кусочек мяса и взглянул на Виолетту. Советник повернул голову и сдвинул брови.

– Не смей перемывать кости покойной моей Госпожи. Хочешь меня уязвить? Только не этим, Астра. Её Душа была во власти Уныния – она ничего чувствовала – демоны не способны любить.

– Хорошо, хорошо. – Виолетта опустила глаза на ногти. – Хорошо, что твой филин не умеет говорить. Спорить не буду. Думаю, важнее сейчас, что докторша узнала-таки про Совет. Аврора мне сразу сказала, чтоб та здесь не появлялась пока в Резиденции Конги. Я рыжей дала отгулы, но тварь сегодня припёрлась. Мы завтракали с Авророй и даже не сразу заметили. Ты знаешь ведь, как ест Аврора – вокруг ничего не видит. Обычно с ней санитарка, но ту я вчера уволила. Поэтому, пришлось мне. – Секретарь брезгливо прикрыла рот тыльной стороной ладони. – Я никого не видела, мне было, поверь, не до этого. А когда заметила – была просто в шоке! Она сама заявила, что Конгам не попадалась. Как эта дура узнала? Кто здесь у нас ей стучит?

– Видимо, Ингрид. Меня сын вчера тоже спрашивал. Уже весь Атар гудит. Зачем ты сказала дочери?

Виолетта ахнула и быстро заговорила:

– А как я должна объяснить, что мать не ночует дома? Она бы себе напридумывала ещё не понятно чего. Секретности дано не было.

– Видимо, врачиха наделась встретить Гангера. Ведь только по его Душу сюда бы вдруг съехались Конги. – Советник развернулся. – Уверен, и Ворон знает. Их сын в одной группе с Ингрид. Шакко бы умолчала, а он мог вполне рассказать. Надо усилить охрану. Он может сюда явиться! – Уго быстро подошёл к столу и потянулся к телефону.

Виолетта схватила аппарат.

– Это бред! Что ему сделают Альфа? Забыл, кто такой Чёрный Ворон? Забыл, что он на Этапе из этих Конгов – троих тогда победил? Зачем поднимать лишний шум? Хочешь арестовать? Отправь в дозор Мах Авеста! Как бы ни выглядел Нилл, твой филин сразу узнает и даст ему чёткий сигнал. Он сразу поймёт и уйдёт. Думаю, даже это вряд ли имеет смысл. Беласко есть, что терять. Он любит своего выродка. Не будет так рисковать.

– Детей хоть не обзывай. – Советник убрал руку и посмотрел на филина. Мах Авест проглотил последний кусок. – Ты назвала его «Нилл»? – Бланка повернул голову и с усмешкой взглянул на Виолетту.

Секретарь растерянно заморгала, но вскоре злобно нахмурилась.

– Мне плевать на Ворона! Что бы ты там не думал! Если он таки вломиться и его здесь прикончат – я лично сообщу о том докторше! А тебе предоставлю честь заколотить его в какой-нибудь ящик и сбросить со скалы в Разлом за Восточной стеной, откуда в Атар всегда лезут гады! Никогда не прощу его! Никогда! У него – был Выбор!

Виолетта бросила на стол телефон и резко поднялась с кресла, отчего из влажных глаз с блеском слетели слезы.

Сумерки

– Душераздирающее зрелище… эти дети.

Уго Бланка с закрытыми глазами неподвижно сидел в своем кресле. Белое свечение ауры в центре его лба бросало отблеск на лакированный стол и казалось звездой в полумраке кабинета, что вместе с солнцем постепенно погружался в сумерки.

– Думаешь, на суде Аврора сказала искренне, что живой тварь принесёт больше пользы? Не верю. Дело в другом. Она любила её как дочь. И даже после предательства не сумела вырвать из сердца.

Виолетта стояла у окна со крещенными на груди руками и наблюдала за колыханием флага на крыше больницы, чей купол опоясывала красная подсветка. Легкий ветерок цеплял тонкий аромат её дорогих цветочных духов и вместе с хвойной свежестью осеннего Атара заполнял кабинет букетом нежных запахов. Плотные облака медленно наплывали на вечернее солнце, и алые лучи вытягивали длинную тень Секретаря, разрезая полутёмное пространство.

– Верный ответ могут дать матери, что смотрят, как она лечит их покалеченных демонами детей и детей, рождённых из-за демонов уже инвалидами. Мне было всегда интересно – содрогают ли её Душу эти безмолвные взгляды?

Виолетта усмехнулась.

– Я тебя умоляю. Ей плевать. Она счастлива, Уго. На что ей жаловаться? Работает по профессии, получает приличную зарплату, живёт со своим любимым любовником. Даже родила от него! – Ухмылка исчезла с лица. – Он ей не муж, надеюсь, ты помнишь? И никогда не станет. Его больше не существует. Даже на бумаге.

– Их связь многим прочнее официальных уз. И ты понимаешь это. Они всегда будут вместе, пока не умрут в один день. Она родила ему сына и спасла Душу. Не веришь, что Ворон мог её полюбить?

Секретарь обернулась и нервно заговорила:

– Ворон её не любит! И никогда не любил! Они вместе только потому, что Ходок пожелал ей счастья. А Беласко исполнить решил его Волю. Но твари на это плевать. Как женщина – она просто ничтожество! – Тень скрыла половину лица Виолетты. В глазу, освещённом солнцем, задрожала, сверкая, слеза. Она смахнула её пальцем. – Ворон заслужил такую жизнь – унылую и беспросветную. Пусть тянет своё Nevermore со своей убогой любовницей да ущербным сыном. И даже если они сдохнут все в один день, ему и там уготовано Nevermore. Его Душе никогда не отмыться. Никогда! – Астра Инса быстро отошла от окна и исчезла в темноте.

Растянутые по небу облака неоднородно впитывали алый свет последнего дня сентября. Смыкающий кабинет полумрак понемногу лишался ярких следов уходящего солнца.

Бланка вздохнул, открыл залитые аурой глаза. В сумерках кабинета сияло теперь три звезды.

– Помни, что демоны так и шепчут. Любой из семи – начало заложено в нас. Когда в Душе слышу подобный шепот – повторяю слова Авроры, произнесённые после оглашения им приговора: «Ходок не сможет больше ни в чём меня упрекнуть». – Белое свечение на лбу медленно угасло, глаза перестали сиять – фигура Советника слилась с темнотой. – Ворона нигде нет в радиусе пяти километров. У них дома на кухне и в спальнях горит свет. Он и сын там.

Послышался щёлк выключателя – на потолке зажглась яркая лампа. Астра отошла от входной двери.

– Уверен?

– Мах Авест, не смотря на солидный двухсотлетний возраст, видит остро. Шакко Кара в больнице. Её поведение не выглядит подозрительным. Всё, что волнует твою подчинённую в настоящий момент – это куда подевались очки? Женщина и даже отстранённый мальчик в инвалидном кресле молча наблюдают, как доктор нервно рыщет по ящикам и не догадывается, что они у неё на лбу.

Звонкий смех Секретаря заполнил вмиг кабинет.

– Какая всё-таки она нелепая дура!

– Однако нельзя терять осторожность, ведь речь идёт о Беласко, – спокойно сказал Советник. Виолетта перестала смеяться. – Хоть эти пятнадцать лет он не тренировался, не оттачивал Мастерство и не красил глаза Осириусом, – Чёрный Ворон – потомок Великого клана Беласко. Единственных, кто способен запечатывать ауру демонов. – Бланка вздохнул и добавил: – И распечатывать…

– Дух его мёртв – он не Воин! Лишь жалкий продавец вееров, что таскается по ночам в Зелёный Терминал собирать хлам, как ворона на свалке.

– Даже сильнейший Дух демоны могут обратить в пепел. И он тому яркий пример нашей Истории. О чём, увы, запретили просвещать Мирное поколение. – Советник вздохнул и взглянул на часы. – Конги соберутся через полчаса. Нам нечего заявить, кроме того, что Гангера здесь нет. Это меня беспокоит. Оставленное сообщение говорит о его присутствии. Они не поверят. Ведь Ходок всегда отвечал за Слова. Мы его пропустили?..

– Как? Дозор на Стене круглосуточный. Через ворота не пустят без документов. Даже багаж досматривают. Подозрительных задержат, сообщат сразу. За четыре дня таких не было. Может, ещё не дошёл? Или заблудился? Мы же не знаем, в каком состоянии он вылез из Озера. Вдруг он полуживой?

– Рассечь станцию сил у него хватило. Как и чувства юмора. Какой смысл ставить на уши всех и ковылять самому, если не способен преодолеть такой путь? – Советник сдвинул брови. – Я уверен, он не один, Виолетта.

– И с кем? – Секретарь села на стул. Аметистовые глаза округлила тревога. – С демоном?

– Ходок не привёл бы Войну. Он больше всех ценил Мир.

– Он вытащил из Озера альбиноса, каких я отродясь не видала. Его даже не смогли идентифицировать как животное. Какую тварь он мог привести ещё? С оружием, способным резать суперпрочный металл как масло. Одним ударом! Пополам! Сразу! О-о-о, это полный кошмар!

– Возможно, оружие – не все достоинства, какими обладает его загадочный спутник. Быть может, скорость – тоже одно из них. – Советник посмотрел на окно. – Инцидент произошёл на рассвете. Солдаты пришли в сознание уже перед сумерками. Сообщение о визите Конгов поступило и того позже. Целый день до того, как в Атаре был введён режим: «Перехват на Ходока». Гангер был ловок на выдумки. Куда только не проникал, будь то дворец, Резиденция или та же тюрьма. Умел миновать препятствия. Что-то всегда придумывал. Даже пробрался в Эдил, к моей Госпоже… – Уго замолчал, закрыл глаза.

Виолетта сдунула волос, что выбился из хвоста и попал на лицо.

– Какой тогда скоростью должна обладать эта тварь, если сумела до вечера добраться сюда от Озера? Не только скоростью, но силой ещё и выносливостью. Ведь ей пришлось бы тащить его на себе. Даже Хоппер потратил бы дня, может, два. А в скорости едва ли с ним кто-то сравнится. – Она снова дунула на волос, что так и болтался перед носом. – Мне не по себе от мысли, что в Атаре ходит неведомая сущность со сверхъестественными возможностями. – Секретарь нахмурилась. – Постовые – тупицы! Особенно наш неудачник. Не мог обратиться за помощью и через союзников нам доложить про связь?

– Не забывай, в каком состоянии находились постовые. Солдат сделал всё, что мог. Он выложился на полную. – Уго посмотрел на свёрток. – Нёс это четыре дня, даже не представляя, с чем точно имеет дело. – Бланка вздохнул. – Дежурство на Озере – всегда стресс. Даже после спецподготовки, любой солдат, заступая на пост, неизбежно подвергается воздействию совокупности факторов, испытывающих его физическое, психологическое и психическое равновесие на прочность. Среда, где только одно лицо несёт ответственность за решение целого ряда задач, постепенно провоцирует целый спектр расстройств. Прежде всего, депрессивных.

Виолетта достала из кармана пиджака мобильный телефон и, глядя в экран, как в зеркало, стала рассматривать лицо.

– Мёртвое Озеро катализирует рефлексию до мрачной формы, – монотонно продолжал Уго, – создавая иллюзию собственного бессилия перед непостижимой силой. Цикличность подобных мыслей влечёт за собой проявление негативных реакций в организме, сопровождающихся длительным, а после и хроническим перенапряжением. Сочетание с другими факторами, такими как: снижение количества, качества сна – или, как в случаи с нашим солдатом, ещё и личный конфликт на фоне двух разводов, – ускоряет переход к фазе морального истощения. Время, в течение которого сохраняется способность противостоять таким механизмам – сокращается. Состояние усталости, подавленности, беспокойства – закрепляется. Что, в свою очередь, приводит к снижению иммунитета, развитию ряда заболеваний, а при отсутствии помощи специалиста – к тяжелым патологиям и, в конце концов, к смерти.

Секретарь подносила и отводила телефон, слегка поворачивая голову в стороны.

– Солдат дежурил почти восемь месяцев и, будучи уже в нестабильном состоянии, пережил стресс ещё большей силы. Осознание масштаба инцидента, вкупе с отсутствием связи с командным центром и минимальным сроком на принятие решения о дальнейших действиях – не способствуют точной, внимательной или адекватной оценке деталей. – Советник вздохнул. – Другими словами – ошибки возможны, Виолетта.

Секретарь, поглаживая пальцем кожу под глазом, спокойно сказала:

– Обожаю, когда ты разглагольствуешь в занудной манере. В такие моменты, чем бы бессмысленным я не занималась, сохраняется впечатление сопричастности к чему-то преочень умному. – Она посмотрела на Уго. – Я лучше того неудачника знаю, что значит стресс. Дочь не вижу который день! Короткие звонки – и то прерывают. Встретились раз за три дня! Ингрид приносила одежду да крема, без которых некие рыжие вообще не пойму, как обходятся. Ингрид, напомню, всего тринадцать. Совсем ребёнок ещё! А я её одну оставляю дома, когда рядом могут ходить непонятные альбиносы. Утешает только, что Юнона у нас ночует. А ты мне про стресс рассказываешь. Да один только завтрак с Авророй – уже стресс! – Она положила телефон на стол. – Ходок за пятнадцать лет мог сам превратиться в демона. Твоя Госпожа – стала воплощеньем Уныния. А Война – это семь таких. Кто такой Гангер? – простой человек! Он не Солдат, не Боец и не Мастер.

– Он Воин.

– Сам сказал – даже сильнейший Дух демоны способны обратить в пепел.

Лицо Советника неожиданно побелело, в бледно-серых глазах застыло изумление. Виолетта подметила перемену.

– В чём дело?

Вместо ответа, Бланка резко поднялся и быстро прошёл до середины кабинета. Секретарь проводила его испуганным взглядом.

– В чём дело, Уго? Что с тобой?

– Он у Ворона, – холодно произнёс Советник, стоя спиной к Виолетте.

Уго развернулся. Его глаза остекленели. Секретарь опешила.

– Гангер прячется у Беласко?..

Бланка словно не слышал. Он вдруг заметался взад-вперёд, зашептал:

– Моя Госпожа! Моя Госпожа!.. Невозможно… как ты мог?.. К нему в дом!.. Я поймаю тебя! Прикончу Беласко! Убью на твоих глазах!..

Виолетта подскочила со стула.

– Ты что говоришь?! – воскликнула она. – Прикончишь?.. Прикончишь Ворона?.. – Плечи вздымались от быстрого дыхания, речь текла торопливо: – Совет, Уго! Иди в зал! Такое нельзя без Конгов! – В аметистовых глазах задрожали слёзы. – Ты не можешь принимать такие решения! Не можешь! Ты не можешь! – она шагнула в его сторону.

– Отставить! – рявкнул Уго, – Виолетта отпрянула, налетела на стул.

– А как же его сынишка? Убьёшь на его глазах? – по щекам потекли слёзы, Инса закрыла глаза. – Бедный ребёнок! Вслед за отцом – он потеряет и мать. Принять смерть любовника она ни за что не сможет – вздёрнется тут же дома, а сын наткнётся на труп. Это полный кошмар! Он с ума сойдёт! Мальчишка останется сиротой, Приют его станет домом. А дети там – полный кошмар! Что ты говорил про солдата? Стресс-фактор? Развитие депрессивных расстройств? Долго ли Ян протянет? Конечно, нет! Сто процентов! – Виолетта закатила глаза. – И этого человека я считала святым! Семью этого человека – ставила дочке в пример!

– Достаточно.

– Ни ты ли мне говорил, что демоны так и шепчут?..

– Молчать! – крикнул Уго. Секретарь умолкла. – Я понял. Ты смогла меня убедить. – Бланка нервно подошёл к столу, схватил свёрток. – Убедить, что до сих пор любишь Ворона. – Виолетта раскрыла рот, но не издала ни звука. – Отправляйся туда сама. Приведи Ходока любым способом!

– Что-о-о?! – Секретарь отшатнулась назад.

– Это приказ.

– Заставляешь, зная, чего мне стоит?.. Теперь понятно, в кого пошел твой сынок, – процедила Виолетта. – Вас Бланка – нельзя допускать до власти!

Уго открыл дверь и через плечо сказал:

– Передай Гангеру – скормлю альбиноса филину, останься он там хоть минуту. Даю Слово.

– МР?

– Межзрачковое расстояние.

– Мевжзра… Простите, боюсь, ошибиться. Если запишу «МР», он поймёт?

– Да. В рецепте записано так.

– Пятьдесят семь мм. Готово. Проверьте, пожалуйста. Точно ли нет ошибок? Вы платите приличные деньги, не хочу, чтобы по моей вине сделали что-то неправильно. Отец меня просто прибьёт.

– Всё правильно. Спасибо вам.

– Вам спасибо, сэр! За вами пришло столько народу, что даже не знаю… И отец отлучился за сигаретами, как назло. Не волнуйтесь, ваши очки изготовят первыми. Вечером сможете их забрать. Он хороший мастер. О! А вот и он. Ты вовремя, пап.

– Ты… ты что делаешь?..

– Пап, хорошо, что вернулся пока Господин не ушёл. Его очки…

– Почему ты его обслуживаешь?!

– Что не так? Почему кричишь? Господин торопиться, не может ждать. Обратился ко мне. Я всё записала. Вот.

– Ах, ты дура! Полная дура!

– Что с тобой? Зачем порвал? Там рецепт! Господин заплатил…

– Заткни рот! Я тебя прибью!

– Сэр, ваша дочь не виновата. Не обвиняйте её.

– Заткнись! Не смей говорить со мной!

– Пап! Пап! Да ты что? Так говорить с Господином…

– Умолкни!

– Простите, сэр. Я не позволю ударить её на моих глазах.

– Пусти меня! Убери руки, гад!

– Ваша дочь не понимает, почему вы злитесь. Она просто хотела помочь.

– Не касайся меня! Ты! Не касайся! Прочь! Вон! Пошёл вон!

– Я отпущу вашу руку и сейчас же уйду. Только не бейте свою дочь. Она ни в чём не виновата.

– Ох, Господин! Да не переживайте за меня! Отпустите его, отпустите! Забирайте обратно деньги!

– Nevermore!

– Что?.. Папа?..

– Nevermore!

– Отец, что с тобой?

– Nevermore!

– Что происходит?

Толпа дружно заголосила. Срывая себе голоса, скандировала одно: «Nevermore! Nevermore! Nevermore!» И даже строгий гвардеец не возразил ничего.

Очки

– Четырнадцать? Я думала – ей лет двадцать. Она такая здоровая! Даже толще Футы, а старше нас только на год.

– Отец у неё крупный. Может и мать тоже?

– Отец у неё полный му…

– Ингрид! Девочка, которая изучает латынь – не должна материться.

– Других слов про него нет. И он ей родной. Родной отец! Кошмар. Жалко, что Флориан ему не врезал. Так надеялась.

– А мне жалко, что он ничего не сказал даже дочери. Как думаешь, если выкрикнуть невемо во время занятия, какова будет реакция учителя?

– Было бы интересно. Но я так делать не буду. Юнона, ты фантазёрка.

– Мне до тебя далеко. Расскажи, что ему написала?

– То, что разозлит врачиху, когда она ему переведёт. Больше ничего не скажу. Двух зайцев – одним ударом.

– Он до сих пор не вернулся. Неужели так и ходит по лавкам? Скоро темнеть начнёт.

– Иди, если хочешь. А я дождусь.

– Спятила? Я тебя не оставлю. Подумай, вдруг он тебя раскроет? Это дерево не самое надёжное укрытие. Заметит – догадается. Эффект будет не тот. А если уйдёшь – будет романтично. Сможешь себе рисовать какие угодно фантазии, представляя его реакцию.

– А ты права. Думаешь, он будет счастлив? Хотя бы ненадолго?

– Вот и пофантазируй. У тебя же фантазия – космос!..

***

Тени оформляли причудливыми кружевами маленькое пространство, украшенное разнообразными веерами. Лампа рассеивала узоры плетёного абажура и тепло заливала прилавок. Свет ложился цветными волнами на небольшую записку, распадаясь в радужный спектр от преломлявших его луч линз новых очков.

«Si etiam omnes, ego non!6 PS. Взамен, себе забрала один веер».

Глава пятая

Букет

– Зачем убрали цветы? Виолетта столько хлопотала с этим букетом. Извела флориста придирками: то гортензии слишком синие, то вдруг яркая желтизна подавляет красные розочки; то бутоны какой-то кошмар, то у зелени листья вычурные. Проверяла всё, вымеряла – даже радиус у стола! Не хотела, что бы букет в его центре смотрелся маленьким. Занималась им основательно. Разве он не символ добра? Почему тогда вдруг уборщицы притащили его сюда? – Молодой солдат поднял на нос балаклаву и понюхал цветы. Изящный букет стоял на банкетном столе и заливал сладким ароматом длинное фойе перед входом в «Зал Собрания».

– Вместо охраны дверей пялишься на Виолетту, – сказал второй молодой солдат, чьё лицо, кроме глаз, чёрная шерстяная маска отряда Альфа закрывала полностью.

– Одно другому не мешает. Обидно, что её труд оказался в итоге бессмысленным.

– Собственно, как и наш. Там будут сидеть пять Конгов. Зачем нам их охранять? В Мире они – сильнейшие. Но ты слышал? – охрану усилили. Даже дёрнули тех солдат, что работают в Академии. Кто-то может на нас напасть?

– Никто сюда не проникнет. – Альфа вдохнул аппетитный запах, что шёл от стола, заставленного едой и закуской. – Совет впервые в Атаре. Начальству, видимо, хочется себя ощущать на равных.

– Чушь. Они дотируют нашу экономику и пятнадцать лет шлют гуманитарную помощь. О каком равенстве может идти речь? Авроре плевать на гордость – она берёт для Страны, ведь кроме неё – больше ничего не имеет. Уверен, что-то серьёзное. Почему место встречи в Атаре? Даже такая бюджетная организация стоит нелишних эра.

– АрКонг на своей коляске дальше Резиденции не выезжает. Видимо, везти её в другую Страну – стоит ещё дороже. – Солдат засмеялся. – Может, не так всё плохо, как представляется нам? Одна сигара Авроры стоит, поверь, дороже, чем всё на этом столе. Я уж молчу про часы Советника. И Виолетта на себе экономит вряд ли.

– На что ты ноешь? Твоё жалование меньше, чем у меня? Не дают премии за сложные задачи? Или не выполняешь? Мало денег – иди на Этап. Получишь ранг Бойца, может, часы себе купишь. Забыл, что они Мастера? И Ветераны боевых действий? У них пенсия, льготы – всё! Разве мало они работают? Ты не знал, что наш Секретарь сейчас даже домой не ходит? Сам же видел, насколько она основательно к делу подходит.

– Ты прав. – Солдат выпрямился, взглянул на букет. – Они учувствовали в обороне Атара. – Он вздохнул. – Мать упрекает тоже часто. Говорит, что мне повезло. Я был мал и не помню ужаса, что она хватила с лихвой. С трёх лет вместо сказок слушаю, как тут было всё уничтожено: люди, дома, книги, архивы – всё! Стена да Горящая Башня только и уцелели. Вонь от мёртвых, крики живых – демоны устроили месиво, что ей снится каждую ночь. Разрушенный, обескровленный и полностью деморализованный Атар, не успев отойти от шока, получает донесение о наступлении трёх Великих Армий – со всех сторон. Но все наши Воины пали, защищая людей от демонов. Страна и Столица оказались открыты. Молния, Небо, Вода – их внезапный союз означал тогда только одно – наш конец. Ужас ожидания неизбежного штурма врага превосходящей силы, паника среди выживших, затмевавшая скорбь по погибшим близким, осознание неминуемой, насильственной и жестокой смерти от захватчиков, ослёплённых ненавистью к своему главному сопернику, – сводили с ума даже тех, кто ещё сохранял рассудок. Огонь веками считался ведущей военной силой на Мировой арене и был для всех, словно Карфаген для Рима. Вот он – единственный шанс! Спалить! Скрошить! Стереть всё в пыль! И посыпать солью! Чтобы Феникс уже никогда не воскрес из пепла! Надежды на милосердие, жалость, пощаду – не ждал даже самый наивный праведник.

Без объявления войны, согласованно – враги обрушились на наши границы, и только мужественное сопротивление солдат, охранявших их, смогло дать Атару сутки на подготовку к обороне. До сих пор неизвестно, как агрессоры столь точно выбрали время. Шпионы еще задолго сообщали о внезапном усилении войск и последующем затишье. Армии словно ждали, а старые Конги знали, что в Столице Огня скоро случится беда. Как они могли знать, что два демона вырвутся из оков и устроят здесь полный хаос? Ведь один из них – Чревоугодие – демон самой Авроры. Думаешь, ей известна тайна?

– Уверен, Ярулла владел информацией. Ведь он и его сестра прибыли вскоре после атаки демонов и сообщили, что война – неизбежна. Наби Рида сверг в Заре брата, захватил власть и отменил приказ о нападении. Войска Земли остались в своих границах. ЯкКонг выступал на нашей стороне как самостоятельная боевая единица. Его роль в Истории Огня невозможно переоценить.

– Он защищал не Огонь, а Гангера. Умри Ходок от пыток – неизвестно, что бы сделал Ярулла.

– Смерть Гангера лишила бы Атар всякого шанса на спасение. Именно его Мастерство приняло штурмовой удар. Поразительно! Он не был даже солдатом, никогда не участвовал ни в одной военной операции, и та – его единственная. Что и стала началом Мира!

– В одиночку он бы такого не смог. Если бы не Аврора – умер бы в тот же миг. Невероятно, что она сумела контролировать ауру, после того, как тело, потеряв демона, стало стремительно нагонять свой возраст и изменяться. Мне кажется, совершить подобное – невозможно. В тех условиях, в отчаянной ситуации, суметь себя взять-таки в руки. Она настоящий Воин!

– Не стоит забывать и о заслуге Советника Барклая. Именно он оформил идею Гангера в военный план, разработав стратегию обороны. Как и наших Бойцах: Бланка, Астра, Скарабей, Хуффи, Нариман, а также тех немногих солдат, выживших после кровавой бойни.

– Я столько раз перечитывал «Хроники Обороны Атара» и всякий раз меня пробирало до глубины Души. Немыслимая битва! Невероятный Дух! Это самая Славная страница в нашей Истории!

– Ты в курсе, что эта книга появилась только благодаря Виолетте? Именно Праксис Великого клана Астра позволил, уже в Мирное время, вырвать из памяти очевидцев все события и задокументировать их. Только представь, сколько раз ей пришлось вновь и вновь возвращаться в тот день и проживать кошмар, который куча людей до сих пор заливают выпивкой. А ты говоришь о каких-то деньгах.

– Потрачу всё жалование и куплю ей букет самых красивых роз. – Солдат с приподнятой балаклавой тихо засмеялся. – Думаешь, есть у меня шанс покорить холодное сердце неприступной вдовы?

– Докину сверху ещё своё, если правда сделаешь это.

Первый Альфа с улыбкой взглянул на букет и сказал:

– Новому поколению, как мы, не дано в той мере понять людей, чья жизнь разделена чертой на две Эпохи: Мирную и Военную. Таких, как Виолетта или моя мать.

– Остаётся только радоваться, что Великие гегемоны, веками утопавшие в крови друг друга, больше не тратятся на военные действия и свято чтят Мир. Выступают его гарантами. И неплохо на том зарабатывают, разрешая острые политические вопросы и защищая интересы иных государств на Мировой арене. Боюсь себе даже представить, сколько стоят услуги таких адвокатов. Дипломатия и торг высшего уровня! Разумный, профессиональный подход. Раздирая Мир тысячу лет на части, они таки нашли оптимальный вариант сосуществования, не утратив при этом Величия своего статуса. Они хорошо понимают ценность Новой Эпохи, и война – последнее, на чём остановят Выбор.

Мелким Странам меньше всего нужна война. Вкладывать деньги в туризм и торговлю куда выгоднее, в условиях современного времени. Доходы многих из них превосходят наши. Неизвестно, сколько ещё пройдёт лет, прежде чем экономика Огня сможет оправиться от масштабного краха. Особенно, если учесть, что численность населения пятнадцать лет назад уменьшилась в пять, а то и шесть раз. Дееспособных – ещё меньше. Если бы Конги не оказывали Атару помощь, смог бы Феникс возродиться из пепла?..

– О состоянии наших дел можно судить по Этапу, что недавно закончился в Заре. Огонь впервые участвовал. И Мир ожидал куда большего, чем смогли мы ему показать. А я так наделся, что Маршал там всех порвёт.

– Клоун МиКонга – просто имба. Он превзошёл всех и одержал потрясающую победу. Маршал сразу оценила шансы против него и не стала позориться. Она поступила умно, ведь иначе разочарование Мира оказалось бы полным.

– Хоть увидела Зару. Ярулла всё проводит с размахом. Эх, побывать бы там! Встретить восточную красавицу, как из сказок «Тысяча и одной ночи». А может и не одну! – Солдат снова посмотрел на букет и улыбнулся.

– Хочешь походить по Миру? Как Ходок?

– Сомневаюсь, что смогу пожить в каждой Стране. У меня же нет его Мастерства.

– Простой приютский пацан, что даже не обучался в Академии, сумел как-то раздвинуть границы своих возможностей. Настолько, что в пятнадцать лет спас Мир. Что с тобою не так?

– Когда слышу, каким обыкновенным он был, всегда думаю – а так ли? В учебниках пишут, что мечта о Прекрасном Мире возникла у него после посещения Музея. Сотрудники Приюта организовали выход туда группы детей, в рамках плановой учебной программы. Им рассказывали о Великом Наследии Прошлого – знаниях, что сохранились до наших времён, после того, как демон Война тысячу лет назад уничтожила почти десять миллиардов людей и изменила Мир до неузнаваемости. Экзотические животные, архитектура, культурные традиции, произведения искусства – Ходок слышал впервые про эти сокровища, оставленные тем человечеством, которое и породило бесконечными войнами Непобедимое Зло. – Альфа обвёл взглядом букет. – Невероятная! утопическая! сумасшедшая мечта о Прекрасном Мире без войны! Где процветают народы, непохожие друг на друга, поражающие воображение самобытностью, живой природой – и уже представляют отдельный Мир! Прекратить Эпоху войн и сделать Мир таким, а после – путешествовать по нему и наслаждаться жизнью! – почему из толпы детей, только в одной Душе зажглась такая мечта?

– Может смог бы ответить, если бы видел Гангера хотя бы на фотографии. Но их не существует. Остаётся судить только по словам тех, кто знал его, кто общался. Никто не описывал Ходока каким-то невероятным. Плохого в нём было не меньше, чем и хорошего. Каждый, кто вспоминает, говорит всегда прежде одно – он ловко умел присесть на уши. Думаю, правда в том, что Гангер смотрел куда шире, чем остальные. Ни один из семи демонов Войны не сумел его искусить. Он видел больше и глубже, чем недовольные люди, презиравшие всё вокруг, и ясно осознавал ценность своей единственной и конечной жизни. В его мыслях, желаниях и поступках доминировало созидательное начало. Возможно, потенциал такой светлой Души угас бы легко со временем, не раздвинь он свой кругозор. Что только доказывает, насколько важно просвещение юного поколения. Невежество – главный враг Гармонии нашего Мира!

– Ставлю сотню эра, что это слова Амиго.

– Но я с ним во всём согласен.

– Даже в том, что Ходок – перерождение Великого безымянного Воина?

– Нет. Это чушь. Амиго ослеплён своей фанатичной любовью, его иногда заносит. Воин, сохранивший тысячу лет назад остатки нашего Мира, заключил с Войной сделку. Именно он разделил её ауру на семь разлагающих демонов. Они испепелили его Душу – от неё ничего не осталось – переродиться она ни в кого не могла. По легенде, даже тело Героя стало пеплом, не способным умереть или жить. Он обречён на вечное существование. За века, во время войн, многие солдаты, будучи на грани жизни и смерти, говорили, что видели мрачную фигуру, безмолвно наблюдавшую за умирающими. Может это Герой? Нет точных его описаний, но по той же легенде, о нём говорят, как о женщине. Выжившими тысячу лет назад, за исключением Воина, были одни только дети, разной расы и возраста. Возможно она, словно мать, пожертвовала собой, желая спасти эти светлые Души?

– Образ Героя – собирательный, и не привязан к полу. Ведь поэтому выбран Инь Ян в качестве его Символа. Гармоничное Начало, с которым рождается каждый.

– Важно, что его почитают в каждой Стране. В какой-то мере, это объединяет, согласен?

– Главное, что бы это ощущали Великие Правители. Конги, что направляют сегодня Мировую политику – не бессмертны. Дружба с Гангером – делает их Союз очень прочным. Как знать, может завтра их место займут тираны? – Альфа глубоко вдохнул аромат цветов, выдохнул и опустил балаклаву. – И демон Война снова начнёт шептать?..

Conscientia7

– Свёрток у Авроры.

– Святые Небеса! Надеюсь, она не съест кролика.

– Соня, тиши. Тут охрана.

Альфа смирно стояли по сторонам от двухстворчатой двери и устремляли неподвижный взгляд мимо фигур, шагающих по фойе.

– В лаборатории Кубика малыш протянет подольше. – ЦуКонг шла лёгкой походкой, распахнутое домино изящно развевалось в движении, брюки и рубашка облегали стройное тело. – Честер наклонирует ей таких сотню. Пусть этого только отдаст. Вряд ли она устоит от моего блестящего предложения: твой муж лично замаринует тушки и даже с нею отужинает. Ты же не против?

– Очень смешно, ЦуКонг.

Пронзительный смех Цукары звонко прокатился среди обшитых филенчатыми панелями стен, но и тогда солдаты не шелохнулись. Зуна Ламберт метнула на них быстрый взгляд, пихнула локтем ЦуКонга и лизнула языком свои накрашенные ярко-розовой помадой губы. В нержавеющей стали отполированного мармита, на фуршетном столе, скользнуло искажённое отражение её плоской фигуры в белой вискозной блузке.

– Гляди-ка. – Цукара остановилась – аппетитный запах привлёк её внимание. Жёлто-янтарные глаза уставились на аккуратно расставленные порционные тарелочки с едой и закуской. Она подошла к столу и взяла меню с ленточкой. – Суп: сырный, грибной; бутерброды с сёмгой; салат «Восток»; десерт «Орешки»; мясное канапе с маслинами; морс брусничный; блинчики фаршированные творогом; фрукты; ягоды; чай листовой; кофе; вода негаз. «Кристалл». Святые Небеса! Надеюсь, Ярулла помолится всем Богам, и АрКонг не прихватит с собою стол в Зал. – Она ухмыльнулась. – Виолетта как всегда на высоте. Как оформила! Умочка! Всё в цветочках. Давно хочу вербонуть её к нам. Как проводим Аврору к ангелам, так и займусь этим сразу.

– ЦуКонг! – Зуна выхватила меню и неловко улыбнулась солдатам. – Она шутит, ребята. Не думайте, что в серьёз.

Альфа не проявили реакции.

– Деферт с орефками – ничего. Пофробуй.

– Всё сыпется. Возьми салфетку. Что о тебе подумают?

– Видела, как ест Аврора? – ЦуКонг хохотнула – крошки прыснули на каре Зуны. – Чревоугодие, словно цепень, годами томил её голодом, но та соблюдала диету, даже постилась. Была некурящей трезвенницей. Зато теперь, – Святые Небеса!

– Посмотрим, как ты будешь чавкать в семьдесят.

– Сколько бы ты продержалась, засунь в тебя этого демона? Я бы плюнула сразу. Ела бы как пылесос. На меня не надо надеяться.

– Если бы тело менялось – и вечность бы продержалась. Твоё «ПП» не смог изменить бы и демон. Авроре хоть в том повезло, что его подселили к ней в двадцать. Всю жизнь почти прожила молодой фитоняшей.

– Чревоугодие никогда бы в себя не сунула. Если выбирать из семи, то только… – Зуна затолкала ей в рот канапе. ЦуКонг поморщилась. – Фу! Оливка! Такой беспонт. Как Линда от них балдеет? Она у тебя извращенка. – Цукара хохотнула, но вдруг притихла, заметив, как один Альфа косится на Советника. – В чём дело, малой? – спросила она, жуя канапе. Солдат моргнул и перевёл на Цукару бесстрастный взгляд. – Тоже любишь оливки?

Альфа сухо отчеканил:

– Никак нет, Госпожа ЦуКонг.

Цукара взяла со стола ещё канапе и повертела в пальцах за шпажку.

– Обращайся, солдатик. Разрешаю. О чём задумался?

Альфа медлил с ответом, растерянно глядя на Конга. Цукара недовольно нахмурилась, и он таки заговорил:

– Простите, Госпожа. Я не должен был… Но услышал, задумался. Госпожа АрКонг, до того как вырвались демоны…

– Прости, малой, если хочешь узнать, как спали цепи – сразу пошлю тебя… – Цукара улыбнулась. – К Авроре, конечно. Может, и расскажет, согласись ты с нею отужинать.

– Дай ты ему закончить, если прицепилась. – Зуна нервно лизнула губу.

– Прости, прости.

Во взгляде солдата улавливалось явное сожаление, что не удалось отмолчаться. Он сконфуженно сглотнул и заговорил:

– Слова Госпожи Советника о Госпоже АрКонг… Госпожу Фриду я видел только такой… Фотографий нет – всё уничтожили демоны… Она Великий Воин, но сегодня её внешность так диссонирует с этим Образом…

– Святые Небеса! Зуна, слышала? Она диссонирует! – Цукара усмехнулась. – Скажи, малой, – кто такой Воин? Не понравится ответ – пошлю тебя…

Глаза солдата выдали явный страх.

– Госпожа… Раз вы задали этот вопрос – боюсь, я уже не ответил. Разрешите мне промолчать. Не хочу позориться…

Пронзительный смех ЦуКонга заставил его даже вздрогнуть.

– Ловко выкрутился. Держи оливку. – Она протянула ему канапе. Альфа робко принял угощение. – Глотка, что не ведает меры – обречена на муки. Аврора отличается тем, что делает это намеренно. Это плевок в морду Чревоугодия, она обжирается – по собственной Воле. Кто тридцать пять лет сохранял вид под гнётом демона, но тридцать пять лет не менял Душу вопреки ему – что ни на есть идеальный Образ, солдатик. – ЦуКонг похлопала Альфа по плечу, открыла дверь и зашла в зал. Советник прошагала следом.

Как только закрылась дверь, в фойе повисла немая тишина. Второй Альфа за время беседы ни разу не шелохнулся, словно не слышал, о чём говорили рядом. Первый солдат застыл, глядя на канапе. Спустя только пару минут, он приподнял маску и засунул угощение в рот.

– Ты полный кретин, – не удержался и сказал неподвижный Альфа, не изменив при этом безучастной позы.

Солдат собирался ответить, но приглушённые голоса в коридоре заставили быстро проглотить ещё не прожёванную еду и опустить маску. Шпажка выпала из рук, но он торопился так, что того не заметил.

– Аврора не станет её заставлять, Ярулла. Увидеть демона, даже сквозь память, для Виолетты – полный кошмар. Воспоминания кролика…

– Здесь тоже солдаты, РаКонг.

– Ма́ка-ка́ка! Какого хера везде понаставила уши?

Бра с красно-матовыми плафонами, что окутывали фойе гаммой тёплого света, неожиданно замигали.

– Может, залетит Чёрный гость? – прошептал ЯкКонг.

– Не такой уже, слышал, и чёрный.

Бра перестали мигать. Оба Конга спокойно шли по фойе. Свет лоснился по гладкой шёлковой ткани титульных домино.

Они остановились недалеко от стола, когда одна створка двери вдруг приоткрылась. В проёме показалась Советник ЦуКонга: её тень растянулась по паркету до их ног; яркий свет лёг на лица обоих.

– Да, моя Госпожа, вы правы, он не случайно мигнул. Господин Кевинкисс действительно в фойе. Господин Наби – тоже.

– Зуна, давай поздоровайся и тащи скорее тарелку.

– Так точно, моя Госпожа. Сейчас метнусь. – Зуна прошла в фойе. – Добрый вечер, Господа, – бросила она, подходя к столу.

– Захвати морсик! – Голос Цукары эхом отзывался в зале.

– Будет сделано!

Тихий смех ЦуКонга отчётливо различался в фойе.

Зуна налила из графина морс. В одну руку взяла стакан, в другую – тарелку с десертами. Повернулась к двери. Замерла. Развернулась обратно. Разведя в стороны руки, наклонилась к столу. Из контейнера с ленточкой вытащила трубочку ртом. Выпрямилась, опустила её в стакан с морсом, оставив след от помады. Прошагала к двери и, подцепив ногой, захлопнула ту за собой. Яркий свет исчез с лиц Правителей, внимательно наблюдавших за ней.

РаКонг закрыл глаза. Бра замигали снова.

– «Многие женщины являются на спектакли только для того, чтобы самим обратиться в зрелище»8, – сказал Ярулла.

РаКонг улыбнулся, и свет успокоился сразу.

– Цукара никогда не отличалась терпением. – Он открыл глаза и посмотрел на солдат. – Парни, сделайте одолжение, свалите в зал, посторожите флаги.

Альфа переглянулись.

– Эм… Флаги?.. – переспросил солдат, но другой ему молча кивнул.

Альфа скрылись за дверью, когда РаКонг подошёл к столу.

– Через Праксис Виолетты точно узнаем, кто прибыл оттуда, с ноги выбив дверь, пока все лежали в отрубе. Узнаем мотивы, и кто этот зверь. Узнаем, что выдумал наш Гангер. – РаКонг взял со стола бутылку воды и открутил крышку. – Возможно, узнаем, как жил он, по ту от нас тёмную сторону. – Он сделал глоток.

Ярулла смотрел на него, перебирая в руке костяные чётки с золотой привеской.

– Надо убедить не Аврору, а Виолетту, – сказал ЯкКонг. – Пятнадцать лет назад она сумела переступить через страхи и увидела в памяти филина, как Беласко убил Сирин Бланка. Описать смогла его пытки: как он драл её на куски; ломал руки, выворачивал ноги; вырывал язык и глаза… Как скормил их мёртвому ворону. Упокой её Душу Боги!.. – Он зажал в кулак чётки и поднёс ко рту, – золотая привеска блестела, крутясь по оси.

– Ма́ка-ка́ка. Видел фото её останков. – РаКонг сделал глоток из бутылки. – Сирин Бланка не должна была умереть. За двести лет с демоном, она стала с ним одним целым, и сгубила много людей, доведя их речами до смерти. Воплощение Уныния. Никакие в Мире молитвы не спасут уже эту Душу.

– Разве гибель бессмертного тела не доказывает обратное? Её чувство к нашему другу – есть спасение мёртвой Души. Любови под силу даже демона обратить в человека.

– А ненависти – человека – в демона. – РаКонг отёр кулаком губы. – Скормить глаза – та ещё метаморфоза. Никогда не пойму, ма́ка-ка́ка, почему Ходок оставался предан ему до конца.

– Он единственный, кто ни в чём никогда не менялся. – Ярулла посмотрел вверх. – Душа, Дух, его Воля и Выбор. С ним никто не сравнится. Верю, что за пятнадцать лет – он всё тот же. Я за это буду молиться.

Дверь снова открылась. Яркий свет разбавил гамму фойе. В светлом проёме возник силуэт Цукары со стаканом в руках. Она посмотрела на Конгов и с ухмылкой сказала:

– Парни, извините, что отвлекаю, но зачем отправили пацанов подрочить на флаги? – Она широко улыбнулась. – Они с Зуной нас сильно смущают. Принимайте ребят обратно. – Она обернулась и кивнула солдатам. Один и второй молча вышли из зала и встали по местам. – Дверь закрыть или вы захо́дите? – спросила она и громко втянула остатки морса со дна стакана.

Ярулла вздохнул и сказал:

– Воистину, Люмина – обитель Блуда. – Он неспешно зашагал к двери.

– Похоже, Цукара, ты никогда не изменишься. – РаКонг глотнул воды и под пронзительный смех ЦуКонга тоже направился в зал.

Спустя пять минут один солдат не выдержал и полушёпотом произнёс:

– Ты это слышал?

– Нет. Они далеко ещё были. Не понял, про что говорили.

– Я про флаги. Она сказала…

– Нашёл, о чём размышлять. Мне показалось, Ярулла шепнул: «Залетит». Видел, как двигались губы. Вряд ли речь шла о филине. Поэтому сконцентрировался, когда нас отправили в зал. Ты никого не заметил? Я что-то не то ощущал. Мне кажется, там кто-то лишний.

– Не выдумывай. Вход туда под охраной не первые сутки. Окон нет. Круглый стол да колонны. Люстра на видном месте. Где там спрячешься? Что за бред? Мимо Альфа никто не проникнет.

– Не похоже, что человек. Я бы сразу тогда его выявил.

– Постучись, попроси разрешения, если правда уверен. Окажись там действительно кто-то – попадёт всем постам. Лучше перепроверить. Сообщи командиру – он не медля доложит Советнику и пришлёт сюда целый наряд. Всё прочешете, всё обыщите и найдёте, где спрятался гад.

Солдат перевёл взгляд на пол и задумался, но отвлёкся, заметив на полу шпажку. Он наклонился и поднял её.

– Думаю, ты прав – это бред. Кому надо срывать Совет? Сбила с толку, может, ЦуКонг? Её аура – просто бомба. – Альфа пристально посмотрел на шпажку. – Потому и её не почувствовал…

Голос из коридора заставил солдат мгновенно застыть по стойке.

Сменяя Эпохи, рождается Тьма.

Вдыхает пепел её следов Мир,

В цепях Войны. За ними Чума

Свистит ворон на голодный пир.

Сменяя Эпохи, рождается Тьма…9

Толстая фигура АрКонга появилась на коляске в сопровождении Советника и МиКонга.

– И так по кругу, МиКонг. Твой Боец хорошо себя показал. Но шоу ради шоу – отнюдь не большая ценность. Столь суровые соревнования должны нести юному поколению – Великий смысл. Ибо им суждено сохранить наш Прекрасный Мир. Или его разрушить. – Все трое остановились недалеко от стола. Аврора засунула в рот сигару. Бланка сразу чиркнул зажигалкой и любезно поднёс огонь. – Погляди, МиКонг, какие у меня растут мо́лодцы, – раскурив сигару, сказала она, с улыбкой глядя на Альфа. – Мои детки скоро всем зададут там жару. – АрКонг выпустила петлю дыма, похожую чем-то на птицу. – Может, ещё доживу до следующего Этапа…

Глава шестая

Вопросы

Просторный зал медленно впитывал запах табака с острым оттенком корицы. Подвижные формы дыма, наслаиваясь одна на другую, лениво поднимались и обволакивали большую многоярусную люстру. Её сверкающие подвески создавали на потолке удивительный узор яркого света.

Ряды колонн обрамляли полукруглый интерьер, отбрасывая на тёмно-вишнёвый паркет и панели одинаковые бледные тени. Симметричные части колоннады разделяла открытая стена. Символ Инь Ян украшал её середину. Флаги Пяти Великих Стран выстраивались под ним ровной линией, подчёркивая официальный статус собрания.

Лакированная поверхность круглого стола отражала люстру ярким пятном света, в центре которого вместо цветов лежал свёрток с красной печатью «Сокрыть». Шесть сидящих персон обращали к нему внимание всякий раз, когда Уго Бланка прерывал свою речь за кафедрой, чтобы откашляться. И чем плотнее стягивал воздух дым, тем чаще он это делал.

– Кхм!.. Внимание следует обратить и на то, что животное, не смотря на очевидный страх, не только не предпринимало попыток сбежать, но и не выпускало само сообщение. Солдаты дозора не сумели извлечь вымпел из пасти кролика. Зверь проявлял беспокойство, и более активные меры могли привести к царапинам и заражению действующих лиц. Появление существа из безжизненной среды отвечает подобным рискам.

Кхм!.. Вопреки природным инстинктам, побуждающих кроликов избегать в стрессовых ситуациях всевозможных контактов, животное подавляло желание скрыться и послушно исполняло роль приманки. Подобное поведение демонстрирует проведение с ним подготовительной работы третьими неустановленными лицами. Следовательно, действия наших сторон заранее были просчитаны.

Кхм!.. Логика событий отчётливо указывает на наличие у визитёра чёткой цели, которую мы условно обозначили как «Внимание». Вместе с тем, можно наблюдать и алогичность произведённых действий. В частности, ликвидацию станции связи. О характере повреждений упоминалось выше.

Кхм!.. Отдельно стоит отметить, что за шестьдесят четыре часа признаков слежки замечено не было, как самим солдатом, так и нашим Мастером, проводящим анализ событий посредством проницания в разум.

Кхм!.. За семьдесят восемь часов с момента инцидента неустановленных лиц прибывших в Атар не выявлялось. Пограничные и гражданские службы Страны Огня были переведены в «Красный режим», – кодовое «Перехват на Ходока». О нарушениях не сообщалось. Дополнительные поиски в зоне Зелёного Терминала с Юго-востока до Юго-запада за Стеной – результатов не принесли, – отряд Сенсоров проверил лесной массив уже дважды. Крайний раз непосредственно после прибытия солдата в Атар.

Кхм!.. Обследованы склоны, от подошвы до вершины по всей линии гор с Запада до Северо-востока, и Разлом на Востоке. По всем направлениям, доклада об обнаружении людей не поступало.

Кхм!.. Оснований полагать, что лицо, совершившее акт порчи станции связи, в настоящий момент находится в Атаре или на территории прилегающих к нему окрестностей, у нашей стороны… Кхм! Кхм! Кхм!.. – Бланка глотнул воды из стакана. – …не имеется. Благодарю за внимание.

Звенящая тишина повисла в безмолвном зале.

Толстая сигара с каждой тягой высасывала Душу тлеющего табака. Обугливаясь, мерцающая граница навсегда меняла своё положение и отмечала пеплом пройденный путь. Танец Души с острым оттенком корицы источался из приоткрытого рта. Подвижный фантом поднимался мимо левого глаза и медленно растворялся в пространстве.

– Мои дорогие гости, на правах председателя принимающей стороны предлагаю перейти к вопросам. – Прокуренный голос эхом отозвался вокруг. АрКонг улыбнулась, обнажив серебряные коронки. Её тело расплывалось в инвалидном кресле внушительной жирной массой.

– А где Виолетта? – От мощного баса РаКонга даже люстра, казалось, вздрогнула. Мускулистое тело удобно располагалось в кресле: правая рука опиралась на подлокотник и кулаком утыкалась в напряжённую скулу.

Бланка откашлялся и собрался ответить, но АрКонг подняла палец, подавая сигнал молчать.

– Вопреки желанию присутствовать на Совете, я отдала распоряжение и отпустила её домой. Моя Инса хорошо работала эти четыре дня. Выполняла текущую работу и занималась организацией нашей встречи, выделяя на это личное, внерабочее время, которое всегда посвящает семье. Конечно, я учла и работу с солдатом, проведённую с полной самоотдачей. Физические и психологические нагрузки неизбежны после такого сеанса.

– Опрометчиво, – сказал РаКонг, сохраняя прежнюю позу. – Ранг Мастера и должность Секретаря предполагает подобные ситуации. Особенно, если они форс-мажорные. Её присутствие на Совете могло устранить главные неопределённости.

– Каким образом?

– Таким. Проникнув в разум непосредственного участника событий. Я говорю о кролике. Его память содержит информацию обо всём, что случилось. Извлечь её и озвучить – самое очевидное, что следует сделать.

Аврора задумчиво втянула дым.

– Поддерживаю, – отозвался ЯкКонг. Он величественно сидел в кресле, разложив на подлокотники руки с намотанными чётками на правой кисте. Золотая привеска блестела при свете люстры. – С каких пор усталость, нагрузки и семья – имеют такое значение? Причина находиться здесь недостаточно важная? Речь идёт о Гангере.

Аврора выдохнула дым.

– Использовать Праксис Виолетты на зверёныше из Мёртвого Озера? – ЦуКонг припустила бровь. Она расслабленно утопала в кресле, откинувшись на спинку. Зуна занимала место справа от неё. – Серьёзно? – Она усмехнулась. – Будь у меня подобная сила, лазить в это я бы не стала. – Цукара посмотрела на Яруллу и добавила: – Даже если речь идёт о Гангере. – Она перевела взгляд на свиток. – Внешний вид и поведение кролика указывают на явную особенность особи. Я уж молчу, что он вылез из тьмы, не отражающей солнца. И в голову этого создания вы предлагаете засунуть Виолетту? Капе-е-ец… Не имея представления о природе этого кролика, не зная его роли по ту от нас сторону, – выдвигать подобные предложения просто безжалостно. Мой подданный, всем хорошо известный доктор Кубик, так поступает с мышами. Которых потом утилизирует в качестве биоотходов. Подобный эксперимент на Виолетте может поставить крест. – Цукара посмотрела на ЯкКонга. – Семья, Ярулла, имеет значение. Это у тебя три жены и четыре дочки, с кучей нянек в придачу, а Виолетта, напомню, у своей Ингрид одна единственная. Если после Праксиса с кроликом у неё потечёт кукуха, заменить её, как мышь из вивария, будет, увы, невозможно.

Окончание речи ЦуКонга сопроводил звук льющейся воды. РаКонг поставил на стол бутылку и взял стакан.

– Проникновенно, ма́ка-ка́ка, однако не без изъяна. – Он сделал глоток. – Жаль, что Чес не сидит от тебя сейчас слева. Он бы напомнил, что данный способ извлечения информации – контролируемый. Опытный Астра, коим собственно и является Виолетта, проникая в мозги, самостоятельно фильтрует, что подсмотреть, а что лучше не трогать. Если бы это было не так, то копаясь в памяти филина пятнадцать лет назад, вместо части, где Беласко истязает Сирин Бланка, ей пришлось бы лицезреть птичьи будни с момента вылупления из яйца.

АрКонг поперхнулась дымом, повернула голову к Уго. Тот стоял побледневший, словно мертвец.

– Воспоминания кролика можно ограничить конкретными эпизодами, – невозмутимо продолжил РаКонг. – Какими, и так понятно. События по ту сторону – сугубо вопрос любопытства. Коим, кстати, Виолетта, сказать надо, славится. Уверен, она первая, кто подумал про Праксис. И только отсутствие приказа руководства лишает её решимости действовать самостоятельно. – Он отпил из стакана.

– Я помолюсь о её здоровье и попрошу Богов послать ей хорошего мужа, – добавил ЯкКонг.

АрКонг задумчиво ему улыбнулась и сделала глубокую тягу.

Уго Бланка неподвижно стоял за кафедрой с закрытыми глазами и, казалось, думал отнюдь не о том, о чём говорили в зале.

– Что-нибудь спросишь, Мэй? – обратилась Аврора, выпустив дым. Вместе с ней взгляд на него перевели все Конги.

МиКонг смотрел на свёрток, медленно перекатывая ледяные шарики в правой ладони. Пауза после вопроса затянулась не сильно.

– А как на счёт неба? – спросил он.

– Неба?

МиКонг взглянул на Аврору, сверкнув серебряными глазами.

– Пограничные службы и охрана Атара следили за небом?

Бланка очнулся и посмотрел на МиКонга.

– Из тьмы вышел кролик. Почему бы не выйти и птице? По небу путь легче, короче, обзор значительно шире. Прибывший и сам обратиться мог в птицу. Коршуном, например.

– На то у нас свои коршуны, – ответила АрКонг. – Они чужака встретят сразу. И сразу дадут о том знать. Ночью дежурят совы. Небо у нас закрыто. Но ход твоей мысли мне нравится. – Она взглянула на свёрток.

– Гангер таким не владел, – вставил Уго.

– Теперь очевидно – тьма обитаема, – сказал МиКонг. – Вместе с кроликом мог выйти и кто-то ещё. Не демон, но, может, страж? Тот, кто вернёт Гангера обратно. Быть может, на этом условии Война его отпустила?.. Думаю, все понимают – шанс, что Ходок всё тот же, каким мы его вспоминаем – минимальный.

Слова МиКонга повисли в зале звенящей тишиной. Взгляд каждого из присутствующих стремился спрятать унылое, гнетущее чувство, по-своему: отпить из стакана воду; невольно нервно оскалиться; зажать посильнее чётки; погуще выпустить дым…

Свёрток с красной печатью «Сокрыть» снова стал центром внимания.

– На счёт Виолетты, – сказал МиКонг. – Не буду из себя что-то строить. Мне всё равно. АрКонг пусть сама решает – что делать, кого привлекать. Добавлю только, мы пятеро – гаранты этого Мира. Ответственность за него – мы сами тогда возложили. А значит, если и рисковать, то нам, а не подчинённым. Такая моя позиция.

Конги проводили окончание его речи с видом, что не расслышали.

Пепел толстой сигары частично осыпался, когда АрКонг, выпустив клуб дыма, спросила:

– Мои дорогие гости, надеюсь, никто не против, что я так нагло курю? – Она расплылась в довольной лыбе и, не ожидая ответа, сказала: – Есть и другой вопрос. Что если Гангер – сам обратился в кролика?..

Гость

Глухой хлопок встряхнул эхом безмолвный зал, когда Бланка сорвал печать. Белая дымка ауры возникла в центре стола. Объект, сжатый в размере прежде, мгновенно вернул свою форму и превратился в субъект, чей силуэт быстро приобрёл чёткие очертания в исчезающем флёре. Пристальные, самые жадные взгляды с разных концов стола немедленно вгрызлись в гостя.

Возвращение из вакуума времени и пространства несло очевидный след: маленькое тельце с белой плюшевой шкуркой не шелохнулось, даже когда Уго невольно хрустнул печатью, сжав слишком сильно кулак. Кролик неподвижно сидел, съёжившись в той же позе, в какой постовой Огня накрыл его Мастерством несколько дней назад. Глазки оставались зажмуренными, но острый запах корицы сумел оживить влажный носик. Короткие вдохи быстро участились, сигарный дым – стал первым его впечатлением.

Вторым стал прокуренный голос, разрезавший зал гулким эхом:

– «Пиридам вам привет в Атари», – прочитала АрКонг сообщение, безграмотно начертанное корявым почерком на треугольном вымпеле, шнурок которого зверёк зажимал в зубах. Криво нарисованное солнышко с милой, доброй улыбкой чуть-чуть заходило на текст.

Длинные мохнатые ушки медленно приподнялись, когда вдруг прокуренный хохот потряс пространство вокруг. Кролик вздрогнул и приоткрыл глаза.

Бесформенная масса неистово сотрясалась от смеха, раскрывая изрыгающую клубы удушливого дыма пасть. Сдавленная сигара, зажатая словно в капкане серебряными зубами, качалась в унисон с жиром и осыпала пепел на потную, покрасневшую кожу нескольких подбородков. Оплывшее, изъеденное морщинами лицо в свете огромной люстры уродовали резкие тени, превращая его в лютую гротескную морду.

Вымпел спланировал плавно на стол. Розовые глазки даже того не заметили. Кролик оцепенел с широко распахнутым ртом.

– Какая чудная жопка. Определённо, сверхъестественное создание. В нашем Мире просто не существует настолько премилых задниц. Уверенна, Кубик с радостью изучил бы её. Впрочем, как и все остальные части. Предлагаю передать его Люмене. Раз уж Атар не желает копаться в этих пушистых мозгах, у нас это сделают с неприкрытым энтузиазмом.

– ЦуКонг, – буркнула Зуна, пихнув Госпожу локтем.

– Ходок превратился в это? Чё за бред, ма́ка-ка́ка? Он так дрожит, что скоро, поди, обоссытся.

– Великое Наследие Прошлого сохранило до нас письмена, где кролик выступал символом самопожертвования. Легенда гласит: «Желая испытать животных, Бог явился к ним в виде бедного странника. Он попросил у них пищи. И все животные, что его встретили, принесли еду. Кроме несчастного кролика, что не смог отыскать ничего. „Съешь меня!“ – сказав это, он прыгнул в костёр и поджарился. Восхищённый Великой жертвой, Бог перенес его в своё царство»10. Принести себя в жертву – на Гангера это похоже. Но я не верю, что это действительно он.

Легенда вызвала громкое бурчание в толстом пузе АрКонга. Розовые глазки округлились ещё сильнее, а белоснежная шкурка будто стала белее.

– А я читала письмена, где кролик выступал символом порока и похоти11. Они чрезмерно плодовиты. Шпилят всё, что шевелится…

– ЦуКонг…

– На Гангера совсем не похоже, зато похоже на демона. Похоть, распутство, прелюбодеяние. Страна Великого Неба веками обуздывала развратного искусителя. Мы сможем с ним разобраться. Кубик посвятил много времени изучению разлагающего воздействия Блуда на Душу. У нас есть материалы, что могут определить демоническое начало в самом его зародыше. Как знать, может то, что ты громко зовешь сейчас жертвой, на деле не что иное, как растлитель Мирового масштаба, с милой пушистой попкой. Угроза Миру! – ни больше ни меньше. Рубить надо на корню.

– Рубить, ма́ка-ка́ка?.. Не в письменах, но из уст в уста ходит старая легенда о Bunnyman12 – Человеке-кролике. «Когда-то, чёрт знает когда, в одном городе, что ныне не существует, из психушки сбежал псих. Раздобыл костюм кролика и пошёл кошмарить жителей, потроша топором „в кишки“ всех на своём пути». Эта история может служить основанием, что альбинос не Блуд, как ты задвигаешь, а демон по имени Гнев, обитавший веками в Раксе?

– Он лишь цветом отличается от тех кроликов, что мой лев каждый день съедает по паре. Это не Ходок, сразу видно по взгляду. Однако он может оказаться тем стражем, что вышел вместе с Гангером. Приспешник Войны, её слуга или раб. Разрезал станции и превратился в это.

– Мои дорогие гости, можете разделить его поровну, как только… – АрКонг выпустила кольцо дыма в кролика. – …Гангер на то даст добро. Всё что меня заботит, так это, когда воскреснет мой Феникс? – Она повернула голову к стоящему рядом Уго. – Подай мне вымпел, голубчик.

Прежде чем сделать шаг, Бланка лишь миг замешкал, но ЦуКонг сумела поймать сомнение в бледно-серых глазах.

– Не переживай, Уго. Если малыш тебя оцарапает и ты подцепишь инфекцию – доктор Кубик к твоим услугам.

– ЦуКонг, – буркнула Зуна. Цукара засмеялась.

Советник сдвинул брови и немедля протянул руку к вымпелу.

Розовые глазки заторможено глазели на тучное тело, ничего больше не замечая.

Хлопок оглушил громким эхом зал! – визг, звон стекла и падение стульев отозвались в хрустальных подвесках, – бешено замигал яркий свет! Волна ауры кольцом обдала всех Конгов, отпрянувших вмиг назад. Белое облако затянуло мгновенно стол и плотно окутало люстру.

МиКонг стоял к бою готовый: рука, недавно катавшая шарики, держала ледяной меч.

РаКонг сжимал кулаки: они сияли изнутри, просвечивая до костей кожу; стакан, что он раздавил, застигнутый силой момента, поранил одну ладонь, – вода облила штаны.

ЯкКонг наступил на чётки, слетевшие на пол с запястья. От кресла, что он занимал, осталась одна труха.

– Зуна! – рявкнула ЦуКонг, стоя в боевой стойке. Визг прекратился сразу. Советник лежала на полу, отброшенная от Госпожи на три с половиной метра.

Толстая сигара тлела на жирной ляжке, прожигая до мяса плоть. Запах подпаленной кожи перебивал корицу, однако АрКонг неподвижно сидела в инвалидном кресле. Уго Бланка держался за его ручку и словно не верил широко распахнутым бледно-серым глазам.

В звенящей немой тишине, по паркету, в сторону флагов, тихо катились два шарика, оставляя за собой талый след.

В свете затянутой люстры, в плотном облаке ауры, прямо в центре стола, уверенно стояла фигура. Заливистый смех звонко раскатился по залу.

– Всем привет!..

Образ

Флаги Пяти Великих Стран, прежде строго расправленные по протоколу, после рывка Конгов хаотично свисали с флагштоков. Ледяной шарик стукнулся об основание одного из них и остановился.

Плотная пелена медленно проявляла образ, потрясающий до глубины Души. Детский полупрозрачный силуэт пробил на испарину каждого, кто смотрел на его длинные демонические рога, плавно огибавшие голову. Инстинкты натянули до предела рефлексы – любое колебание или шорох могли толкнуть Воинов в атаку, и только Воля укротила нервы, когда второй шарик стукнулся о флагшток.

Выдержка сковала тонусом мышцы, – дымка белой ауры растворилась вместе с иллюзией: длинные золотистые волосы, схваченные на макушке какими-то проводками, свисали двумя игривыми хвостами. В застывших стеклянных глазах всех, кто сейчас видел стол, отражалась босая девчонка в красной майке и чёрных шортах.

Изумление от иллюзии перешло к заторможенному фокусу на деталях: каждый штрих стройной детской фигуры намекал на физподготовку, а твёрдая стойка и прямая осанка – просто кричали о том.

Притупленное восприятие быстро переросло в адекватное осознание рисков и полную боеготовность ответной на них реакции. Энергетика зала пропиталась Духом коллективного боевого состояния, отчего на коже гостьи поднялись все волоски.

АрКонг не успела поймать в белой дымке её испепеляющий взгляд, однако сумела почувствовать голодное возбуждение, словно не гостья, а она перед ней на столе. «Демон!..»

Едва Аврора успела это понять, фигура медленно, очень плавно повернулась к ЯкКонгу. Он увидел лицо – АрКонг догадалась сразу, заметив, как изменились внезапно его глаза.

«Суровый Правитель песков, что может легко обратить даже целый народ в самый послушный скот, бесстрашный Воин, что никого не боится, кроме своих Богов – ЯкКонг! Какой отравил тебя яд, коль так смягчился твой взгляд?..»

АрКонг не нашла ответ на этот сложный вопрос – второй оборот его превратил в загадку.

«Дерзкая Владыка Неба, что смеётся врагам в лицо, радикальный Воин, кто на зло ответит лишь злом и кто чмо назовёт просто чмом – ЦуКонг! Не может быть, чтобы внезапно так обмяк твой циничный взгляд!..»

Третий оборот загадку превращал в тайну.

«Грозный Повелитель Молний, пред которым слабые Духом забывают слова, могучий Воин, чья энергия поражает своей мощью даже меня – РаКонг! Что за сильный заряд вдруг поменял твой взгляд?..»

Аврора посмотрела на Мэя, прежде чем гостья успела к нему повернуться. Но он уже видел лицо в полуанфас, и взгляд его не менялся. Смущало одно – меч будто бы растворялся.

«Ледяной Принц Туманных Вод, чей серебряный взор ослепляет, дурманит разум, доблестный Воин, кто к любому бою готов – МиКонг! Правда ли, что никак не оттаял твой взгляд?..»

Полное потрясение звучало в тишине немым эхом. Каждый, кто смог заглянуть в глаза демона – оцепенел. Аврора буквально слышала, как сбился ритм сердец, и обоняла, как пот охладил их кожу. Сама же – почти не дышала и в глубине Души испуганно повторяла: «Это конец?..»

Ужас прошлого вспыхнул воспоминанием: крики, стоны и шёпот демонов сдавили горло – в её глазах Атар опять полыхал и теперь окончательно – вместе с ней погибал. АрКонг закрыла глаза, и всеми клетками тела теперь одного хотела – больше не открывать.

В хаосе собственных мыслей, в смятении страшных чувств, она чутко вдруг уловила, что кто-то рядом находится в том же отчаянии. Аврора открыла глаза.

Белый кролик таращился на неё, дрожал, и взгляд хорошо отражал, насколько безнадежно он себя ощущал. Вдруг импульс куда большей силы пронзил её тело насквозь, – босые стопы развернулись к Авроре – гостья закончила оборот. Демон пристально смотрел и терпеливо ждал, когда АрКонг поднимет свои глаза. И она подняла…

Злобная ухмылка, с какой шептал Чревоугодие, и чистый взгляд небесно-голубых глаз, узнать в которых можно один лишь образ… У Авроры пересохло во рту. «Воин Гангер! – в облике демона…»

АрКонг даже не заметила, как прошептала:

– Гангер…

На знакомом до боли лице в тот же миг злобная ухмылка обратилась в добрую, солнечную улыбку. Следов демона как не бывало – Аврора даже забыла, что недавно разрывало сердце на части, – она обомлела до глубины Души.

Только кролик сохранял прежнее состояние, которое прокуренный шёпот только усугубил. Розовый носик учуял палёную плоть. Гостья успела едва открыть рот, как тишину зала внезапно разорвало:

– Это дочка Гангера! Его дочь! Его дочь! Пощадите! Молю, суперВоины! – Кролик вопил, бился головою о стол. – Добрый, добрый ребёнок! Невинное дитя! Самое чистое в Мире!

Кроме Авроры, выражения лиц изменились у всех: четверо Конгов, оба Советника – уставились на говорящее животное. Гостья последняя взглянула под ноги: улыбка исчезла, глаза округлились; словно немая, она пыталась сложить какие-то звуки. Казалось, слова кролика только её сумели застигнуть врасплох.

Отборная брань таки прорвалась наружу. Гостья схватила зверька за уши и громко, бессовестно стала его материть. Все кто был у стола, и даже Аврора, вскинули брови. Дворовая ругань разлеталась по залу, и если бы эхо могло фильтровать эти крики, то кроме ты не звучало бы ничего.

Кролик визжал, крутился, тщетно пытаясь вырваться.

– …Ты… ты чё наделал! Всё растрепал, урод! Всё!..

– Пошла ты, дура! – рявкнул кролик. – Они вспорют жопу! кишки! Расчленят и поджарят как жертву! Хочешь, чтобы нас сожрал лев?! Я тебе говорил! Но попёрлась! попёпрлась! Пусти! Больно!

– Тебе сказано было – молчать! Как посмел растрепать про папулю?! Я тебе оторву эти уши!

– Ты слепая? Взгляни на тушу! – Кролик кивнул на АрКонга. – Твою мать! – это Чревоугодие! Пусти меня!

Гостья встряхнула кролика, тот завизжал громче. Изящная люстра звенела над ними подвесками. В оглушающей какофонии вдруг раздался ещё один вскрик:

– Госпожа! – Бланка подскочил к АрКонгу – он наконец учуял запах палёной кожи. – Нога, нога, Госпожа! – Советник схватил сигару, бросил на пол, затоптал, дёрнулся в сторону: – Воды!

– Отставить! – скомандовала Аврора. Уго остановился.

– Но как же?.. Нога, Госпожа.

– Не беда. Стоит ли так полошиться?

Короткую паузу, что вызвало происшествие, заполнил звонкий смех, и вскоре послышалось:

– Ну чума-а! – Гостья разжала руку – кролик рухнул на стол. – Говорила же – они нечто! – Она села на корточки, скрестив на коленях руки. – Бабуля, это ты Аврора? Папуля не так описывал. – Улыбнулась и добавила: – Я Алиса. Приятно познакомится. – Она повертела головой и добавила: – Со всеми!

АрКонг молча смотрела в глаза.

– Где твой отец? – спросил МиКонг.

Алиса нахмурилась, стукнула кролика по лбу и, не вставая, повернулась к МиКонгу.

– Ю Мэй, прозвище Принц. Ты и правда красивый. А где твой деревянный меч? – Гостья посмотрела на руку, с которой стекали капли.

– Святые Небеса! Кого отымел Гангер в Мёртвом Озере?

Зуна Ламберт ничего не сказала, она так и сидела на полу, блуждая взглядом с гостьи на кролика и обратно.

– Ты тупая дура, – шепнул кролик. Алиса пропустила это мимо ушей и развернулась к ЦуКонгу.

– Цукара Соня, по прозвищу Ласточка. Папуля так и описывал, но я не так представляла. – Она улыбнулась. – Можно мне полетать на птице?

– Отвечай на вопрос, ма́ка-ка́ка!

Кролик стукнул головою о стол и закрыл уши лапками.

Алиса повернулась к РаКонгу.

– Ма́ка-ка́ка, Хоппер, Кей-Кей! – Она посмотрела на татуировки, набитые на кулаках, потом на мокрые штаны и перевела взгляд на глаза. – Какой вопрос? Второй или первый? – Кролик пихнул её лапой, Алиса усмехнулась. – Спросишь сам у папули, когда он сюда вернётся.

– Ты вышла одна?

Кролик хотел возмутиться, но посмотрев на ЯкКонга, передумал.

Алиса развернулась на корточках и сказала:

– Наби Рида! Первый сын Первой жены. Папуля сказал – ты Ярулла. И у тебя есть верблюды. В твоей Стране правда самое яркое солнце?

ЯкКонг кивнул. Алиса улыбнулась.

– Папуля в Сумре. Я здесь, чтобы его вернуть. Это моя цель. Он вернётся через семь лет. Даю Слово. – Она поднялась. – Я пришла с Миром.

Новость, что Гангера нет, отразилась на лицах Конгов.

– Почему не сейчас? – спросил МиКонг.

Алиса к нему повернулась.

– У меня на семь лет сделка с демоном. Я пройду Славный Путь, стану Воином. Папуля вернётся и я вернусь. Вот такое условие.

Воцарилась тишина, но она протянулась недолго.

– Ты разрубила станцию? – не удержался Уго. Алиса посмотрела на Советника. – Где твоё оружие?

Внезапный хлопок заставил всех разом вздрогнуть, кролик даже подпрыгнул. Правую руку гостьи скрыла чёрная дымка, которая почти сразу обратилась в пепел. Свет люстры скользнул по острому лезвию.

– Это не оружие. – Алиса положила на плечо косу. – Это артефакт. Могу разрубить что угодно.

Пока пепел засыпал стол, изумление от увиденного сверкало во взгляде каждого.

– Ма́ка-ка́ка! – От мощного баса РаКонга кролик ударил лбом – пепел слетел с его шкурки.

– Святые небеса! Аура демона!

Кролик шёпотом стал материться.

– Это просто тьма. В Сумре она повсюду. – Алиса покрутила рукоятку – лезвие завертелось за спиной как вентилятор – пепел раздуло на Конгов. – Это я разрубила станцию. Моя идея. Обратилась в вымпел и с солдатом попала сюда. Хотела познакомиться.

– Как ты смогла превратиться в неодушевлённый предмет, ма́ка-ка́ка? Мастерства такого не существует.

– У всего есть Душа! А у знамя, РаКонг, и подавно. – Она кивнула на флаги.

– Что такое Сумра?

Алиса посмотрела на ЯкКонга.

– Слой Мёртвого Мира. Мне нельзя о нём сильно трещать. Папуля взял с меня Слово. Сам увидишь, когда помрёшь. – Она засмеялась.

– Святые Небеса! Ангелы там вместе с демоном?

Алиса лишь усмехнулась.

– Сколько тебе лет? – спросил МиКонг.

– Уже одиннадцать, – гордо ответила гостья.

– Так ты, детка, у нас нефилим? – спросила ЦуКонг. – Какому ангелу Ходок потрепал между крыльев?

Алиса взглянула на кролика.

– Кто такой «нифифим»?

Кролик вздёрнул ушками и посмотрел на Цукару.

– Э-ей! Мэм! – Он поднял лапку. – Что за бессовестные вопросы? К ребёнку! Она чистый невинный ангел. Болтать на такие темы…

– Кстати, да! А ты кто такой? – перебила ЦуКонг. – Говорящий зверёк-альбинос. Надеже! Тоже артефакт, не иначе.

– Я её опекун! – оскорбился кролик. – Поэтому попрошу поуважи…

– Кто тебя обучал Мастерству? – перебил МиКонг. – Что ещё умеешь?

– Ну, грамматике – точно Гангер. Сто ошибок в одном только слове, – усмехнулась ЦуКонг. – Материться тоже умеет. Язык точно в ней не от ангела.

– У меня просвещённые учителя. Папуля и ещё кое-кто.

– Много знаешь о нашем Мире?

– Каком именно Мире, МиКонг? До папули? – или о Мире после? – Алиса ухмыльнулась, показав белоснежные зубы. – Я знаю понемногу о многом.

– Хочешь остаться в Атаре? – спросил ЯкКонг.

– Святые Небеса! Надеюсь, ты не задумал позвать её замуж? – Цукара обернулась на Зуну, что таки поднялась. – Вербовка восьмидесятого уровня.

– У меня семь лет, чтобы увидеть Мир. Прекрасный Мир, о котором мечтал папуля. Он столько всего рассказывал! Хочу походить по Странам, позырить своими глазами, за что он его так любит. Хочу наполнить жизнь потрясными впечатлениями! Чтобы, вернувшись в Сумру, вспоминать обо всём с наслаждением и проживать семь лет – тысячи-тысячи раз! – Добрая улыбка осветила её лицо, согрев взгляды каждого из стоящих Конгов.

– Предлагаю начать с Небес. Ты же хочешь порхать как птица? У нас целый парк развлечений. Даю Слово, тебе понравится. Но сначала – медицинский осмотр. У нас есть очень добрый доктор. И тебя, и зверька – он послушает да всего-то горло посмотрит.

– Папуля про парк не рассказывал.

– Он построен лет десять как.

Алиса задумалась. Кролик шлёпнул её по лодыжке.

– Только попробуй, дура, – шепнул он. – Это ловушка! ловушка!

– Если нужны карусели – в Заре их быстро построят, – сказал ЯкКонг.

– Ма́ка-ка́ка! Вы ещё поругайтесь.

ЦуКонг рассмеялась.

– Зачем демону направлять тебя на Путь Воина? – спросил Бланка. – Уклоняешься от ответов. Что скрываешь? Выкладывай!

Алиса нахмурилась, повернулась к Советнику.

– Ты Уго Бланка? – холодно спросила она. – Мне шепнули – это ты папулю пытал. – Алиса вдруг задумалась на секунду. – А руку ты отрубил?

– Нет, – сразу ответил Уго.

– А кто, не подскажешь?

Бланка медлил с ответом.

– Не подскажу, – процедил он сквозь зубы.

Внезапный хлопок снова заставил всех вздрогнуть, кролик ударил головою об стол, – коса исчезла, и чёрная дымка снова осыпалась пеплом.

– И я тебе ничего не скажу, – бросила Алиса и отвернулась.

Уго сдвинул брови и больше не задавал вопросов.

– Если не станешь Воином – Гангер останется там? – спросил МиКонг.

– Путь Воина – мой собственный Выбор. Я дала Слово папуле.

– Кто такой Воин? – спросила Цукара. – Разглагольствуешь с важным видом, – может, просто не знаешь, на что задираешь нос?

Алиса развернулась и посмотрела ЦуКонгу в глаза. Вздохнула и спокойно сказала:

– Это состояние Духа. – Она сделала паузу. – Дух, что нельзя победить.

ЦуКонг улыбнулась.

– Твоё Слово весит едва ли больше, чем этот пепел, – сказал МиКонг.

Алиса повернулась к Мэю.

– Я за Слова отвечаю. Могу доказать. – Она улыбнулась. – Если смогу – будешь меня учить? – Не дожидаясь ответа, Алиса продолжила: – Все вы, Великие Конги, согласитесь меня обучать? Не ради папули! – не хочу покупать его именем. Хочу, чтобы это был лично ваш собственный Выбор. Решите, что я достойна. Скажи́те, чем доказать?

В зале вновь воцарилась тишина. Четыре Конга смотрели на неё с лёгкой, довольной улыбкой.

– Если смогу уважать не меньше, чем Ходока – я стану тебя обучать. Даю Слово! – сказал МиКонг. – Через пару лет можешь показать себя на Этапе.

– Этапе?

– Международная баталия, где Страны мерятся пиписьками своих удальцов.

– ЦуКонг! – буркнула Зуна, стоя за спиной Госпожи.

– Раз в год, в сентябре, в одной из Великих Стран проводится этот турнир. Недавно закончился в Заре. Следующий состояться в моей Стране. Ты не сможешь принять участия, потому как не подходишь по возрасту. Участников допускают не младше тринадцати лет и только по направлению от Академии, если они несовершеннолетние, – сказал МиКонг. – Пользуясь правом, могу отменить Этап, дабы у тебя не сложилось о нём представления. Дай Слово, что не станешь смотреть записи прошлых лет. Иначе, всё будет напрасно. Обещаешь?

– Ну чума! – воскликнула Алиса. – Конечно! Конечно да! Я даю тебе Слово! Обещаю! – Она пихнула ногой кролика. – Слыхал, Ушастый, чё у них тут бывает! – Блеск в голубых глазах усилил бурный ответ.

– Через два года Этап проходить будет в Раксе. Если мой сын захочет принять участие, вы встретитесь там, а может, даже сразитесь, – сказал МиКонг. – Он очень сильный противник. Не хуже меня понимает, что такое Дух Настоящего Воина.

– Каждый старикан свою плешь хвалит, – усмехнулась ЦуКонг. – Расписал своего сынулю. Ему бы с моим познакомиться. Я бы на то посмотрела.

– Если Атар заявит тебя на Этапе, – сказал ЯкКонг, – я буду присутствовать там. Если мои старшие дочери к тому времени не выйдут замуж, то будут точно участвовать. Они опасные противники. И если Боги сведут вас в бою, то сразу станет понятно – чего ты действительно стоишь.

Возбуждённая улыбка Алисы стала шире, а глаза заблестели сильнее.

– Хочу познакомиться с вашими крутыми детьми! Хочу со всеми сразиться! Я обязательно буду участвовать! Даю Слово!

– Э-е-ей! Притормози, Малявка, – забеспокоился кролик. – Во что тебя втягивают? Их дети – явно не лохи. Ясно же, их учили рвать дурочек вроде тебя. Я категорически против подобных игрищ!

– Заткнись, трус! – сказала Алиса. – Через два года посмотрим, кто и кому что порвёт.

Феникс

Алиса закрыла глаза и повернулась к АрКонгу. За время расспросов, та не проронила ни слова. Пристальный взгляд Авроры был единственным, определить который как благосклонный или враждебный – не получалось. Создавалось впечатление, будто старуха всё знает и только подсчитывает, сколько гостья ещё сумеет полуответить или полупреврать.

Навязчивое ощущение, вопреки правилам эффективного воздействия, заставляло невольно избегать встречи с внимательными глазами. Но даже стоя к бабке спиной, Алиса остро чувствовала на себе её взгляд.

Разницу между Авророй и остальными – гостья уловить не могла, но знала наверняка – такая разница есть. «Что ей не нравится?» – этот вопрос возникал всякий раз после ответа Конгам. Алиса уже пожалела, что осадила Бланку, исключив того из беседы. Его враждебный настрой мог вынудить АрКонга произнести хоть что-то, перестань он следить за словами и начни обвинять. Замечание, приказ – любая фраза старухи помогла бы сложить хоть какое-то впечатление о её настроении, и с учётом этого как-то уже подстроиться.

«Аврора – Правитель Огня. Её расположения нужно добиться прежде всего. Атар – исходная точка. Здесь родился папуля. Это его дом. Часть Души! Он защищал его в нечеловеческих муках. Эта земля пропитана его кровью. Упустить возможность пожить здесь – равносильно краху всех настроенных планов. Допустить такое нельзя! – Эти мысли занимали сознание, пока капля пота текла по виску. – Чёрную Мразь надо искать отсюда. Его судили в Атаре, приговорили к жизни, он может быть ещё тут. Плюнуть вызов в морду – первый шаг на Славном моём Пути. Иначе всё будет бессмысленно. Любым способом надо понравиться бабке. Нельзя допустить закрыть для меня Атар!»

Алиса открыла глаза.

Туша АрКонга расплывалась в инвалидном кресле в той же позе, в кокой застала её Алиса, когда представлялась. Запах подпаленной ляжки врезался в нос и кроме табака с корицей вмешивал в себя вонь старого вспотевшего тела. Каждая морщина на дряблой коже блестела от пота под ярким освещением люстры; красное домино, накинутое на толстые плечи, выглядело полусырым; седые короткие волосы липли к голове, как приклеенные. Сине-выцветшие глаза пожирали гостью осмысленным взглядом. Счастливые слёзы текли по старым щекам…

Совсем не это Алиса себе представляла.

Советник наклонился к уху АрКонга.

– Госпожа, – прошептал он, – позвольте объявить перерыв. Ваша нога… Надо позвать врача.

Шёпот Советника словно выдрал старого Воина из глубин сознания и вернул в реальность. Аврора закрыла глаза, две слезы слетели с ресниц. Она медленно подняла руку и покачала пальцами. Бланка выпрямился и холодно посмотрел на гостью. Алиса, не понимая, что это всё может значить, уже не скрывала волнения и бегала глазами с АрКонга на Советника – и обратно.

– Господа! Позвольте сразу сказать… – неожиданно заговорил кролик.

– Заткнись, Шим, – процедила сквозь зубы Алиса. Кролик сразу умолк. – АрКонг!.. – обратилась она, но замолчала, не придумав к тому продолжения.

И колокол, в который час

Объявит каждому из нас,

Что плоть из пепла возродится,

Пока Огонь здесь не погас.

И Феникс снова окрылится!..13

Прокуренный голос эхом отзвонил в большом зале.

Алиса, ошарашенная услышанным, не сумела уловить вообще никакого смысла. С приоткрытым ртом, в полном оцепенении, она лишь безмолвно смотрела на АрКонга.

Аврора открыла глаза.

– Добро пожаловать, Феникс! – сказала она и расплылась в широкой улыбке.

В каше размешанных мыслей сквозило понимание, что обязательно чем-то надо ответить. Идей не возникло, поэтому Алиса только улыбнулась. Но вышло как-то не очень.

***

Ледяной шарик всё время тихо качался на полу возле флагов. Но этого никто не заметил. Как и того, кто его приводил в движение…

Глава седьмая

Посетитель

Тёплый свет в окне первого этажа падал на приподнятую занавеску и, пробиваясь наружу через узкий зазор, растворялся во тьме. Жалкая доля того, что ложилось на каменистую землю, бледно размазывалась одиноким пятном.

Скромные черты невзрачного фасада затушёвывал нежный запах луноцвета, чьи бутоны, раскрываясь после заката солнца, источали сладкий аромат прекрасного очарования ночи. Сердцевидные листья с белыми большими цветами тянулись из ведра на земле по стене и завивались вокруг одного из двух окон второго этажа. Осенний ветерок вплетался хвойными нотками и лёгким дыханием оживлял цветочный орнамент.

Тонкая полоска света между закрытыми ставнями робкими штрихами очерчивала во тьме левое окно второго этажа. Ночные мотыльки мелькали возле него энергичными тенями, – сладостный зов луноцвета и эта лучистая щель являли собой средоточие их заветных желаний. Трепет суетливых гостей сопровождался тихим стрекотом одинокого сверчка, всё ещё отрицающего как и они окончание лета.

Временами, где-то невдалеке, лай бездомных собак, пьяная ругань и хохот – безжалостно уродовали уютную мелодию чудесной маленькой скрипки и возвращали посетителя из созерцания – в мрачную реальность.

Почти уже четверть часа некая персона беспокойно топталась у мёртвого дерева и тщетно пыталась отыскать любой повод не стучать в закрытую дверь. Пару раз посетитель подходил к ней и осторожно прикладывался ухом, в надежде услышать чьи-нибудь голоса. Трижды подсматривал в яркую щель под занавеской. Но как ни присаживался, как ни нагибался – кроме плетеной корзины – увидеть больше не получалось. Оставалось полагаться только на слух, но он помог лишь отметить, что серенада бдительного сверчка прерывалась с каждым подходом к двери.

Посетитель, стоя сейчас у дерева, всерьёз рассматривал вариант – забраться на толстый ствол и попытаться разглядеть в тонкой полоске между ставнями хоть какую-то жизнь внутри.

Где-то невдалеке громкую пошлую брань разрезал звон разбившейся бутылки. Пока собаки задыхались в лае на шумную пьянь, посетитель, уже присмотревший себе подходящий сук, начал вдруг колебаться. Он поднял голову. На фоне тёмного неба как по трафарету вырисовывался облик мрачного уродливого истукана с сухими, кривыми и переломанными ветвями. Чёрный ворон сидел на одной из них и шуршал, зловеще махая крыльями.

Внезапный свидетель заставил посетителя немедленно отступить на шаг. Потом ещё на один. Собираясь сделать и третий, он остановился. Чуткий слух узнал природу жуткого шума. Рваный целлофановый пакет шелестел на ветру среди веток. Неожиданная оплошность побудила посетителя пересмотреть свои планы на дерево.

Где-то невдалеке, под хриплый лай, кого-то громко рвало. Эта гнилая какофония стала чётким сигналом к действию. Быстрыми шагами посетитель направился к двери. Одинокий сверчок негостеприимно умолк и, возможно, задумался: «Фальшивит ли моя скрипка, если уже третий раз столь беспардонно меня прерывают?..»

Посетитель стучал, но за дверью по-прежнему было тихо. Полагая, что приличия соблюдены, он настроился проникнуть внутрь, уже минуя эти формальности, но заметил звонок и с досадой остановился.

Старомодный колокольчик, желая, должно быть, доказать, что и он пригодился, зазвенел, стараясь изо всех сил. Посетитель, однако, невысоко оценил короткое выступление и оборвал его кислым, неблагодарным: «Чёрт!..»

На втором этаже робко открылось окно. Ночные мотыльки в свете слепящих софитов закружились в энергичном танце, исполняя хаотичные пируэты.

Пятно света разрезало тьму и растянулось до дерева. Обглоданный червями ствол показал сверхъестественный облик, отмеченный скорбной печатью смерти. Словно монстр во мраке ночи, он зловеще нависал над хрупкой детской тенью, упавшей к уродливым скрюченным корням.

Худенький силуэт мальчика обрисовался в ярком окне. Посетитель поднял голову и растерянно посмотрел на хозяина.

– Добрый вечер, мэм. Вы заблудились?

Развитие событий в подобном ключе посетитель не предусматривал, и даже вздрогнул, услышав нежный детский голос.

– Добрый вечер, мальчик… – поздоровалась посетитель, развивая при этом мысль, что данная ситуация – лучшая из всех не придуманных. Персона вышла на свет с любезной улыбкой. – Мальчик, ты дома один? – спросила она, но осеклась, поняв, что вопрос в такой форме звучит подозрительно. – Это дом доктора?

– Да, мэм. Моя мама доктор. Вы пришли к ней?

Посетитель кивнула.

– Мне жаль, мэм, она ещё на работе. Хотите что-нибудь передать?

Посетитель задумалась. Вскоре сказала:

– Помоги, мальчик. Скажи правду. Я проделала долгий путь, чтобы найти вас. Меня убедили, что добрый доктор принимает дома, консультирует и помогает выжить. Это место пугает, но сильнее я боюсь ошибиться в людях, что по секрету сказали об одном посетителе. Твоя милосердная мама дала ему приют и оказала помощь. Пожалуйста, позови его. Хочу убедиться, что рисковала жизнью не зря. Эдил опасное место. Сердце сжимается, как подумаю, что может скрываться во тьме. Это полный кошмар!.. – Она прикрыла ладонью рот и тихонько всхлипнула.

– Мэм, здесь какая-то ошибка! – заволновался мальчик. – Мама никогда не лечила дома людей. Она принимает в больнице. Работает с ребятишками. Она детский невролог. После больницы старается отдохнуть, – мама всегда приходит измотанная.

– Мне жаль твою маму, мальчик. Я тоже много работаю, я понимаю. Выходит, меня обманули? Это жестокая шутка? Всю жизнь считала их святыми людьми, и такая подлость.

– Мэм, я говорю правду. Зачем мне обманывать? Чем я могу помочь?

– Какой ты добрый. Прямо, как мама. Я тебе верю. Но если ты ошибаешься? Мама могла спрятать посетителя, чтобы ты вдруг не заразиться. В какой-нибудь дальней комнате, в которую ты не заходишь.

– Поверьте, мэм, мама бы рассказала. Да и прятаться у нас негде. Дом небольшой: на втором этаже моя комната и спальня родителей, а на первом – кухня с гостиной даже стенкой не отделяются. Ещё есть темнушка под лестницей, но там всё заставлено книгами. Чердака у нас нет. А подвал давно заколочен. Если кто и живёт в нём, то только сверчок. – Мальчик простодушно засмеялся. – Может, ваши люди перепутали дома? В Эдил они очень похожи. У нас в доме нет посторонних. Папа, мама да я – вот и всё, никого больше. К нам никто не приходит. Хотя, возможно, кто-нибудь заходил в магазин? Давайте спросим у папы. Он всегда дома. Он подтвердит мои слова. Он честный человек.

– Нет, нет, нет! – отрезала посетитель. – Я верю. Такой честный мальчик не станет обманывать.

– Спасибо, мэм. Вы всё же подумайте. Папа откроет дверь, выслушает. Он сможет помочь. Подождёте маму, заодно посмотрите магазин. Папа продаёт веера. Сам мастерит. Много трудится, чтобы создать даже один. Вкладывает в дело всю Душу! Они очень красивые. Честное слово!

– В другой раз, мальчик. – Посетитель любезно улыбнулась. – Честное Слово – многого стоит. Уверена, в твоём Слове – та же Великая сила, как если бы дал его Воин.

– Ох, мэм! – воскликнул мальчик. – Я конечно не Воин, но мечтаю им стать. Я учусь в Академии, мэм.

– В самом деле? Тогда ты знаешь, что Настоящий Воин отвечает за свои Слова. Всегда! И лучше умрёт, чем нарушит Слово. Давай ты подпишешься своим Словом Воина, что в доме никто не прячется, и я спокойно уйду.

Мальчик упёрся в подоконник руками, подался вперёд и искренне, с воодушевлением произнёс:

– Мэм! Я даю Слово…

– Что в нашем доме никто не прячется, – перебила посетитель.

– Да, мэм! Я даю Слово, что в нашем доме никто не прячется, – произнёс мальчик и добавил: – Слово будущего Воина!

Любезная улыбка на лице посетителя изменилась на удовлетворённую.

– Вот и отлично, мальчик. Если это ложь, то Воином ты никогда не станешь, – холодно сказала она.

Не столько слова, сколько тон, которым были они озвучены, остудили восторженный детский порыв.

– С кем ты разговариваешь, Ян? – внезапно прозвучал мужской голос.

Догадка

Догадки – почему отец не слышал звонок – сменяли одна другую на протяжении всей беседы с ребёнком. Спектр вариантов, предлагаемый разумом, оказался весьма широким.

Первой вспыхнула мысль, что папаша шарится по помойкам, собирая хлам для своих безделушек. Но заморыш сказал, что тот дома, и её затмила вторая, где Беласко в панике прячет Ходока в большой сундук и накрывает своим чумным безобразным нарядом. Однако простодушие ребёнка, отрицавшего присутствие чужака, вынуждало признать эту правду.

Тошнотная пьянка, где-то невдалеке, заполнила мысленный вакуум мнением, что отец просто-напросто пьян. Этот вариант даже оброс деталями, за счёт которых папаша выступал не только собутыльником в той же грязной попойке, но и прямым инициатором. Ведь даже пьяницы прогнали бы его прочь, появись он вдруг перед ними. Подкупил выпивкой и с ними же там напился, а после – приполз домой и лёг спать. Уверенность в этом какое-то время составляла все сто процентов, но предложение – пригласить к разговору папу – вынуждало признать такой вариант ошибкой.

Исправить её мог только логический вывод, где отец, проявляя банальное равнодушие вообще ко всему вокруг, просто проигнорировал короткий звонок и продолжил смотреть телевизор, с банкой пива в руке. Определив такой вариант как уже окончательный, визитёр сосредоточилась на способе, при котором можно покинуть данное место с чувством выполненного долга, а достигнув и этой цели, уже настроилась было откланяться, но… С кем ты разговариваешь, Ян? – роковым образом обрубило пути к отступлению.

Мужчина, опоясанный полотенцем, появился в окне. В ярком освещении комнаты хорошо замечался пар, исходящий от голого торса. И хоть торс был совершенно обычный, без признаков какой-либо физподготовки, – у посетителя застучало левое ухо и пересохло во рту.

– Вы кто? – спросил мужчина и положил руку на худенькое плечо ребёнка.

На фоне света, даже под маской тени, визитёр ощущала пронзительный, настороженный взгляд. Твёрдый тон, с каким к ней сейчас обратились, обнулял шансы выдавить из себя ответ.

– Папа, мэм пришла к маме, – заговорил мальчик. – Ей сказали – мама ведёт приём дома. Они видели, что к нам приходил кто-то в гости.

Молчание отца после комментария мальчика заставило застучать и второе ухо. Посетитель стояла неподвижно, оглушённая стуком собственного сердца. Однако вздрогнула, когда к ней вновь обратились:

– Не уходите, – сказал мужчина уже спокойно. Он нежно развернул ребёнка одной рукой, а второй медленно начал закрывать ставни, не отрывая при этом взгляда от визитёра.

Двор погрузился во тьму, соперничать с которой мог только мрак беспорядочных мыслей. Посетитель вцепилась в волосы.

«Бежать! – От него – невозможно. – Плевать! – Скрутит, притащит обратно. – Кричать! – Здесь одни алкоголики. – Реветь! – Сразу заткнёт тебе рот. – О, это полный кошмар!..» Эмоциональный калейдоскоп пересыпался в сознании, разрывая его на две части. Визитёр в панике топталась на месте. Лай бездомных собак и пьяный мокротный хохот казались теперь спасением. Броситься даже туда, лишь бы только отсюда! Решимость действовать взлетела до ста процентов, и посетитель настроилась на побег, однако ватные ноги смогли довести лишь до дерева.

Высокий мужской силуэт проявился в окне первого этажа. Он до конца опустил занавеску – пятно света исчезло с каменистой земли, двор погрузился во мрак.

Посетитель вспомнила о сцепленных на голове руках, только когда щёлкнул замок. Она быстро опустила их за спину, дабы не выдать дрожь, и приготовилась встретить хозяина с бледным, потным, но прагматично туповатым лицом.

Дверь открылась, и в проёме показался хозяин, одетый в чёрный халат. Взгляд, что выворачивал наизнанку Душу, был хладнокровен, серьёзен и строг. Оцепеневшее тело уловило его и отозвалось мурашками в каждом своём сантиметре. Сжатые в замок пальцы впились ногтями в кожу, всё внутри словно перекрутилось. «Надо было опрокинуть хотя бы пива. Запах перегара заставил бы его отнестись снисходительно…» – последнее, о чём подумала посетитель.

– Давайте поговорим внутри.

– О, спасибо, сэр! – чересчур быстро сказала гостья, вложив в свою фразу неестественно много радости. Хозяин это подметил и сразу нахмурился, но промолчал и любезно отошёл в сторону, освободив проход.

Посетитель тронулась с места, но через шаг осознала, что тело действует автономно: вместо походки – ноги чеканили марш. Досадный дефект сбился только в проёме – визитёр пролетела мимо хозяина и застыла у прилавка словно манекен.

Лампа мягко освещала маленький магазин, украшенный веерами, но когда дверь за спиной закрылась, левый глаз гостьи ослепило яркостью света, а в правом – причудливые тени, созданные нитями плетёного абажура, запестрили чёрными перьями.

Хозяин бесшумно прошёл мимо – лампа продрожала это движение. Он обогнул прилавок и встал напротив. Запах приятной свежести мужского лосьона после бритья шлейфом протянулся за ним, пропитав воздух и сознание посетителя. Эффект воздействия превзошёл по силе даже тот результат, какой гостья рассчитывала получить, махнув пива перед визитом. Чёрные перья поплыли перед глазами, размазываясь в бесформенные пятна. Риск, при котором уже сознание начнёт функционировать автономно – взлетел до ста процентов.

– Это вы принесли очки? – спросил мужчина, глядя в глаза.

Гостья, снова и снова мысленно повторяя вопрос, так и не сумела расшифровать, о чём же спросил хозяин. Туповатое выражение лица усилилось дурковатой улыбкой. Хозяин задержал на ней взгляд. Вздохнул. И положил на прилавок сжатую в кулак руку. Свет лампы скользнул по кольцу на безымянном пальце.

– Возьмите. – Он разжал ладонь. – Здесь триста двадцать эра. Это все мои деньги. – Хозяин убрал руку. Три банкноты и две монеты были вложены в аккуратно согнутую пополам бумажку. – Веер оставьте себе. Спасибо за помощь, юная леди. Но, на поводу каких бы чувств вы не пошли на это, забирайте деньги и никогда больше не приближайтесь к моему дому. Я позвоню в Гвардию, если хоть раз увижу вас здесь. Вы меня поняли?

– Да, сэр! – отчеканила гостья, но не шелохнулась.

Хозяин нахмурился и сухо произнёс:

– Всего доброго.

Только тогда смысл сказанного достиг сознания гостьи.

– Спасибо! – выпалила она, сама не понимая зачем. Дрожащая рука с трудом смяла с прилавка свой выход. Бестолковая улыбка стала ещё шире, но подбородок предательски смялся, а в глазах выступила боль.

Второпях, дверь за собой она захлопнула громко: вздрогнули сердцевидные листья и белые большие бутоны. Одинокий сверчок хоть и был возмущён такой грубостью, но как настоящий джентльмен, решил вежливо проводить невоспитанного посетителя и затянул на прощание свою лунную серенаду. Оценить её гостья, увы, не успела, потому как под лай бездомных собак и пьяную ругань, где-то невдалеке, сразу скрылась во тьме…

Кукла

Запачканная следами мух лампочка тускло размазывала свет по дешёвым обоям запертой комнаты. Гул из коридора, по ту сторону двери, проникал в неё, легко минуя замок, и создавал объёмное впечатление от соседей.

За стенкой слева матерились и спорили трое, временами срываясь на крик, – не могли поделить чьи-то деньги. В дверь левее от них кого-то не хотели впускать – посылали куда подальше. В комнате напротив пара наглых девиц угрожали третьей – слить сразу видео в «ClaPer», если она не заплатит. Громкий шум возмущал барышню за стенкой справа, – покрывая соседей проклятьями, она орала, чтобы вокруг все заткнулись.

Среди хаоса злобы и ужаса, среди прокуренных стен, обклеенных плакатами полуголых мужчин, среди мятых, грязных вещей, разбросанных в беспорядке, словно переломанная кукла, качаясь и болтаясь, медленно и одиноко шагала Виолетта. Пол уныло скрипел под каблуками её брендовых «BagiraBudur».

Коридорная какофония едва ли её достигала. Уже почти сорок минут, как Инса вернула сознание, но до сих пор не могла удерживать голову. Запрокидываясь назад, та неестественно свисала, будто шейные позвонки были все перемолоты.

В этот раз состояние приходило в норму куда дольше обычного. Спустя только двадцать минут после возвращения, она смогла потихоньку начать растирать онемевшие мышцы. Тело упрямо отказывалось просыпаться, и процедура затянулась на полчаса. Давление ещё никогда так не падало: височные области и затылок сжимало как от похмелья.

Однако сейчас ломаные движения стройного тела с откинутой назад головой помогали сдерживать кошмар куда большей силы: с момента возвращения – и ни на минуту! – она не переставала плакать…

Три стука в дверь предупредили о возращении хозяйки. Виолетта остановилась у пыльного окна с отдернутой занавеской. Опершись плечом о стену, она прислонила и голову, с трудом подняв её вверх. Тёмное стекло, освещённое лампочкой, отражало, как зеркало, комнату позади.

Два оборота ключа – и заскрипели петли.

«Срать я хотела, где теперь будешь спать. Точно не у меня, овца. Вали к пацанам, может пустят, если отсосёшь всему корпусу», – раздался и зазвенел в ушах голос за приоткрытой дверью. Под чьё-то громкое: «Сука!» – в комнату вошла худая бледная девушка.

Сквозь грязное стекло Виолетта видела кучу мешков и досок, беспорядочно сваленных во дворе у забора. Свет из окон, выходящих на эту сторону, тускло ложился на них.

– Заждались, Госпожа? – Девушка закрыла за собой дверь на ключ и оставила его в замке. – У нас тут курят некоторые. Вы уж извините за вонь.

– Ты долго, – сказала Инса, не оборачиваясь.

– Сами виноваты. Заблудили чёрт знает куда, прежде чем позволили мне что-то делать. – Девушка зашагала к кровати.

– Я избегала пьяниц.

– Что есть, то есть. – Девушка плюхнулась на койку – сетка под матрасом противно скрипнула. – А тот Господин ничего. – Она хихикнула и, закинув на постель обутые ноги, удобно села. – Даже не знала, что в нашей округе водятся такие жеребцы. Кто он такой? Никогда не видела раньше. Приезжий? Он что-то говорил про очки. Проигрался в карты?

– Не твоё дело. Не суйся.

– Да-да, помню. Я – могила, не бойтесь. – Девушка хихикнула. – Можно оставлю деньги? – Она посмотрела на руку, в которой сжимала банкноты, завернутые в бумажку.

– Оставляй.

– О, спасибо! Какая вы, Госпожа! Просто тащусь от вас! Такая красивая, влиятельная и в деньгах не нуждаетесь. Небось, от таких мачо отбоя нет? – Она снова хихикнула. – Мастерство у вас – просто имба. В любого вселиться можете? Вот бы мне так! Я бы выбрала какую-нибудь папенькину дочку из Антарес и жила бы там припеваючи.

– Жаль недолго. Без сознания, тело – кусок мяса с костями. Но и его кому-то надо обслуживать. Иначе протухнет. – Инса тяжело вздохнула.

– Плохо себя чувствуете? – спросила девушка, всматриваясь в лицо Виолетты, стоящей к ней полубоком. – Такая бледная. Вы плакали?

– Чихала. У меня аллергия на пыль. И голова идёт кругом от твоих соседей. Это полный кошмар, – спокойно ответила Инса.

Девушка засмеялась и откинулась спиной на стену, закрыв коряво выцарапанную на обоях надпись: «Хлоя – пердунья».

– Я дала Слово, что поставлю тебя первой в очереди. Я Слово сдержу. Ты получишь дом как круглая сирота.

– Ого! – обрадовалась девушка. – Где? Какой район? Антарес? Рядом с центром?

– Дом в деревне Гимад. Это на Юге. Сельскохозяйственный район Страны.

– Деревня?! – воскликнула девушка и отклонилась от стенки. – Чё за фигня? Я не хочу жить в дере…

– Не ори! – Виолетта болезненно скорчила лицо.

– Но Госпожа!

– Забудь про Столицу. Здесь жильё не получишь. У тебя только среднее образование на базе Приюта. Выходной бал очень низкий. С таким уровнем в Атаре нигде не поступишь, даже как сирота.

– Я не виновата, что мои родители погибли от демонов! У них был нормальный дом, я уверенна! А теперь я должна…

– Заткнись. – Болезненная гримаса снова исказила красивое лицо. – Сначала дослушай, а потом возмущайся.

Девушка надулась, скрестила руки и откинулась на стену.

– Во-первых, деревня Гимад находится в красивой долине. Бо́льшая часть занята посевами, но там есть и холмы, и луга, и речка, и рощи. Сельский, но красивый пейзаж. Я была там, я знаю, что говорю. В сравнении с тем, в чём ты живёшь сейчас, – там просто Рай. – Виолетта вздохнула. – Во-вторых, Гимад – одно из крупных мест производства муки в нашей Стране. Качество высокое. Поставки идут и на экспорт. Это не Богом забытая глушь, а полноценный торгово-производственный пункт, с развитой системой дорог. Туда постоянно приезжают торговцы и дельцы разных мастей. Скучно там точно не будет.

– И чё мне там делать? Мешки таскать?

– Хороший вопрос. Советую там поступить в сельхоз техникум на целевой основе. Это позволит бесплатно получить образование. Окончишь – будешь работать по специальности.

– Всю жизнь мечтала доить коров.

– Другой вариант, как встать на ноги. Можешь там выйти замуж за сына какого-нибудь мельника или торговца. Парочка подходящих есть. Заинтересуешься, запишу имена. Солдаты там тоже бывают. В семи километрах – застава. В увольнение ходят как раз в деревню. Но я бы не советовала. Солдаты немолодые, возрастом сорок плюс, у одного даже есть уже внуки. К тому же, все из Атара. В разводе, но в серьёзных отношениях заинтересованы вряд ли. Сосредоточься лучше на местных. Потрать эти триста двадцать эра на стрижку. Столичная девица обязательно привлечёт внимание деревенских холостяков. Ты молодая, быстро найдёшь себе мужа.

Девушка внимательно слушала, уже не хмурясь.

– Из тех, кто при деньгах, выбирай того, кто понравится больше. Не понравиться никто – выбирай того, кто богаче. Только не скупого. Не сталкивай лбами, если женихов окажется несколько. Будь последовательна в своём выборе. Репутация порядочной девушки – тоже капитал. Не спи с женихом, пока не женится. – Инса посмотрела на собеседницу. – Надеюсь, опыта нет?

Девушка хмыкнула и сказала:

– Как знать, Госпожа.

– Кошмар. – Виолетта закатила глаза. – Тогда, тем более. – Она снова перевела взгляд на окно. – Будешь любить мужа или же нет, в любом случае, используй его средства на своё развитие. Прежде всего – образование, о котором я говорила в начале. Сегодня ты жена, а завтра, может, уже не жена. Так часто бывает. Особенно в среде тех, кто имеет деньги. Помни об этом. Используй любую возможность создать себе отходную базу. Не отказывайся от работы, если только та не вредит здоровью. Не ленись. Будет образование и опыт в каком-то деле – не пропадёшь.

– А можно к вам в Резиденцию? Буду вашей помощницей. Сделаю всё, что скажите. Этот вариант мне нравится больше. Шакко Кара как-то же к вам залезла, хотя тоже из приютской дыры.

– Ты не врач. Врачи – те же солдаты. Они не работают, а служат. Это ценные кадры. Особенно, если уровень очень высок. А ты… – Виолетта повернула голову и холодно взглянула на девушку. – Ты – никто. Обижайся, но это правда. Ты – никто. Кусок мяса с костями, без знаний, умений и цели. Можешь сколько угодно оправдывать убогость своего существовании гибелью родителей и ныть о несчастной судьбе, считая при этом, что кто-то тебе что-то должен. Но на деле, ты просто не хочешь ничего делать сама.

Девушка нахмурилась.

– Или думаешь, что единственная, в чьей жизни демоны провели черту? Ты не помнишь родителей, ты их не любила, у тебя с ними не связано воспоминаний – они для тебя только Образ. В отличие от тех, кто прочувствовал ужас утраты, будучи в осознанном возрасте.

Глаза девушки увлажнились от подступающих слёз.

– Дом, который тебе предлагают, принадлежал прежде пожилой женщине, чьи пятеро детей, вместе с семьями, погибли в Атаре страшной смертью. Пятнадцать лет после, она жила в одиночестве лишь воспоминаниями. Как тебе такая черта?

На глазах девушки выступили слёзы.

– У тебя нет семьи, ты не способна вообразить эту боль! этот ужас! Когда все есть, а вот уже – никого нет, и живи с этим… – Виолетта помолчала, сглотнула и добавила: – В отличие от той несчастной женщины, ты – чистый лист. – Она нахмурилась. – Если ты ждала фею, то это – я! Если ты ждала шанса изменить жизнь, то это – я! Я даю тебе Выбор!

По щеке девушки скатилась слеза.

– Мне плевать, что ты выберешь. Я дала Слово – я Слово держу. Согласишься – не обрадуюсь, откажешься – плевать, – живи и дальше в клоаке. Я забуду о тебе сразу, как только выйду за эту дверь.

– Хватит! – воскликнула девушка. – Хватит меня унижать, как последнюю падаль! – Она задрожала в истерике. – Так я кусок мяса? – да? Я никто? – да? Грязь под ногтями? – да, Госпожа? Мёртвую бабку жалко больше, чем живого человека? У вас было всё от рождения! Потому вы такая… успешная, вся блестящая. Вас любили! А меня… – Она поперхнулась слезами. – Меня никто не любил! Никогда! Ведь я просто мясо! Протухшее мясо! Всем плевать! Да пошли вы! – Девушка швырнула на пол бумажку с деньгами. – Мне от вас ничего не нужно! Подавитесь! Подавитесь своими домами! Пошли вы!..

Две монеты по десять эра покатились по полу. Виолетта равнодушно наблюдала за этим, различая глухой звук их движения чётче, чем рыдания на кровати.

– Приют – та же война! Каждый день бой! Тут слабых – ломают! втаптывают в грязь! размазывают в дерьмо! Не нравятся мои соседи? Это ещё цветочки!.. – Она замолчала, когда Виолетта медленно наклонилась и протянула руку в то место, куда приземлились деньги. – Забирайте, забирайте! – эмоционально, но уже тише сказала девушка. – Вы же бедная! Вам нужнее!..

Три банкноты и две монеты остались на дощатом полу. Инса выпрямилась и неподвижно застыла, держа лист бумаги, что упав, развернулся и приземлился сообщением вверх.

Девушка, осознав, что деньги не тронуты, замолчала. Втянула сопли и посмотрела на Виолетту. Безмолвно, не моргая, Инса читала сообщение, написанное знакомым почерком. Напряжение на красивом лице испугало хозяйку, – она заёрзала на кровати и вскоре виновато произнесла:

– Госпожа…

Виолетта опустила руку, взяла с подоконника своё элегантное фиолетовое пальто и направилась к двери, наступив по пути на одну из банкнот. Растерянная девушка не издала ни звука, и только молча провожала её удивлённым и очень печальным взглядом…

Астра Инса покинула шумные коридоры никем не замеченная. Вышла во двор. Сжимая в руке лист бумаги, она неспешно шагала во тьме, не слыша в ней ничего, что в иной раз заставило бы оглянуться. Сиротский Приют злобно смотрел ей в спину тусклым множеством глаз пыльных окон. Прохладный ветер посвистывал во мраке и, вбирая в себя вопли, крики, грязную брань детей из враждебных стен, закручивал по земле воронками вперемешку с сухими листьями. До самых ворот он толкал Виолетту в спину. Перед выходом, Инса остановилась.

Между металлических прутьев кованой решётки ворот торчала беспомощно кукла, без глаз и с треснутым телом, с клоками редких волос. Какое-то время Виолетта смотрела в пустые глазницы. Ветер смахнул с её ресниц пару слёз.

– Тебе нет прощенья, Беласко… – прошептала Инса и протянула руку к кукле, но замерла, когда внезапно раздалось: «Угу-гу-гу-у-у!..»

Она подняла голову.

Мах Авест сидел на воротах, зажимая в когтях свёрток с печатью Советника. Глаза филина сверкали во тьме. Он расслабил хватку – послание упало.

Виолетта подняла бумагу, развернула и прочитала сообщение: «Возвращайся. Приказ АрКонга».

Глава восьмая

Тварь

Жжёный, вяжущий запах дегтярного мыла продирал до самой Души. Образ медсестры, имя которой Кара даже не знала, возник ярким воспоминанием.

«Первый раз от неё и почуяла, подцепила когда отит. Точно так её пахли руки – аж хотелось их укусить!..»

Чёрный кусок мыла вертелся в ладонях, вспениваясь под тёплой водой.

«В тот же вечер его стащила. Замок был там самый плохой. Странно так… Медкабинет, где хранились лекарства, запирался хуже, чем сортир на ремонте».

Мыльница, накопив за день жижу, заполнилась до краёв, когда обмылок вернулся обратно. Размякшая корка дегтярного слоя вязкой слизью сползла на раковину.

«И таблетки. Активированный уголь, в ящике её стола. Проглотила сразу стандарт. Нет, не сразу… Гангер придолбался: „Почему у тебя чёрный рот?“ Поделилась одной – отплевался, сказал: „Отстой“. Как же этим меня он выбесил!»

Тёмные капли забрызгали манжеты белого халата.

«Как балдела тогда я в душе! Не могла никак надышаться – так меня пёрло с этого запаха. А чувырлы потом бухтели: „Фу! Воняет! Чё за говно?“ От самих несло вечно ссаниной. Это мыло забить бы им в рот».

Кара выключила воду. Поднесла ладони к лицу. Глубоко вдохнула и от удовольствия закрыла глаза.

«Вот оно! Из-за него и стала доктором. Пахла бы так кухарка приютская – до сих пор бы кастрюли ворочала. Но мой ты идеал, медсестра. Хоть давно ты уже погибла, но, как видишь, я помню тебя…»

Доктор вытерла руки о полотенце, что к концу рабочего дня стало сырым и пропахло дёгтем. Кара сняла очки.

«Надо успеть в банк. Узнать точный остаток. Даже в нашем помойном районе можно продать дом. Погашу досрочно кредит и Биллюр наконец будет нашим. Новый дом! У кристального озера! Среди гор! Лугов! И густых лесов! Только я и любовь моя!..»

Кара протирала очки полотенцем и мечтательно улыбалась.

«Проверну сделку, пока стерва занята Конгами. Если отследит – всё сорвётся. Надо убедить Нилла, что Яну пора в Общежитие. В Академии безопасно – там охрана, другие курсанты. Может, сын заведёт друзей. У него сильный балл, стипендия, и жильё предоставят нормальное. Ему стукнет весной тринадцать. Пора, любовь моя! Надо, надо его отпустить!..»

Кара надела очки и взглянула на часы, висевшие на стене. До закрытия банка оставалось полчаса. Доктор заторопилась: быстро расстегнула пуговицы.

– К чёрту всё! – Она сняла халат, не стала возиться с вешалкой и бросила на стул рядом с мойкой. Звук удара металлического предмета о пол заставил вздрогнуть – что-то выпало из кармана. – Твою мать! – Кара метнула испуганный взгляд. – Вот же дура! Где оно, где? – Она забегала глазами по пёстрому линолеуму. – Как могла про него забыть? Ну куда же! Куда закатилось?.. – Доктор бросилась на четвереньки и, беспорядочно водя по полу руками, стала искать. – Тупая дура! Конченная тупица!

– Не могу с этим не согласиться, – раздался голос у входа. Кара вздрогнула. Обернулась. В дверях, со скрещенными руками стояла главврач. Пышные формы занимали целый проём. – Ты опоздала на полтора часа!

Кара так и замерла на коленях.

– Мэм… Простите… Я… Можно всё напишу в объясни…

– Заткнись! Здесь сидели и ждали люди! Все с детьми! Детьми-инвалидами! Вся больница слышала крики! Как орали! Всех напугали! Даже своих детей! Один мальчик зашёлся в припадке! Эпилепсия! Твой пациент!

– Я… я очень виновата, мэм… Вы… вы правы… П-п-простите… – От волнения доктор начала заикаться.

– Скандал! Будет жалоба! Подадут на тебя! на больницу! Две сказали – напишут АрКонгу! Не надейся, что запылятся – Астра Инса всегда отвечает!

Последняя фраза изменила лицо Кары: она нервно скривила рот.

– Выговор! Объяснительную завтра на стол! Дисциплинарным взысканием это не ограничится!

– Нет, нет, мэм! Прошу! Не лишайте премии! У меня огромный платёж! Обещаю, это не повто…

– Заткнись! Мне плевать на твои проблемы! Мне плевать, тебе ясно?

Кара испуганно закивала.

– Эм… Простите. Мне позже зайти? – послышался голос из коридора. Главврач обернулась. Стояла уборщица. – Я не вовремя?

– Нет, мы закончили. Начинайте уборку.

– Стойте! – воскликнула Кара. Обе женщины недовольно на неё посмотрели. – Мэм, я обронила кольцо. Моё кольцо. Обручальное! Не могу найти! Я сама… Сама всё помою!

– Каждый исполняет свои обязанности. И за то получает деньги. У нас строгий порядок. Не нравится – увольняйся! – Главврач развернулась и зацокала по коридору. Уборщица проводила её робким взглядом и зашла в кабинет.

– Обручальное? – Она усмехнулась. – Не хочешь, чтобы я мыла пол? Намекаешь, найду – прикарманю?

Сплав неистовых чувств, что подавляла доктор, проявлялся на коже красными пятнами.

«Эта тварь – она тоже приютская. Ведь специально искать теперь будет, – подумала Кара, но промолчала и начала осматривать линолеум. – Где же ты? Где, колечко? Умоляю, ну покажись!»

– Собралась мне мешать работать? Может, тоже нажаловаться? – Уборщица засмеялась и направилась к раковине.

Кара ползала на четвереньках, пропуская всё мимо ушей.

Вскрик и грохот ведра оглушили доктора – она вздрогнула, обернулась.

– Это что за дерьмо? – Уборщица указала пальцем на мыльницу, раковина под которой была перепачкана тёмной растёкшейся слизью. – Фу! А вонь! – Она прикрыла ладонью нос. – Сейчас вывернет! Я не буду отмывать это, ясно?

– Уходи. Если спросят, скажу – помыла, – попросила Кара, почти умоляя.

– Пошла ты! Выговоры мне не нужны. И так получаю мизер. В отличие от некоторых. – Она усмехнулась. – Попроси за меня Виолетту. Может сразу найдётся кольцо? В Резиденции и дерьмо убирать согласна.

«Вот же тварь!» – сокрушалась Кара. Её мысли выразил взгляд. Уборщица его уловила, и ухмылку сменил оскал. Поразмыслив секунду, доктор решила – лучше её не злить. Она посмотрела на часы – оставалось двадцать минут.

«Дать Слово, а потом сказать – отказали. Тварь найдёт кольцо, но отдаст ли тогда обратно? Огромный риск! Банк закроется, и сегодня тогда не успею. Сколько Конги будут в Атаре? Ведь сегодня уже Совет!»

Кара посмотрела на пол – всё пестрило в глазах и сливалось. Она вздохнула, собралась что-то сказать, но внезапно раздался звонок. На столе зазвенел телефон. Пронзительный звук отозвался эхом в пустом коридоре за открытой дверью. У доктора сжалось сердце.

– Ответишь или нет? – проворчала уборщица, зажимая уши.

Кара с ужасом смотрела на телефон. Красные пятна сменила серая бледность. «Это связано как-то с Советом. Чую сердцем – это Гангер!..»

Уборщица подошла к столу, схватила трубку и нервно сказала:

– Алло!

Кара сразу опомнилась.

– Это не доктор. Рабочий день окончился. На часы посмотрите. Что надо? Я тут дерьмо убираю… – Она покосилась на Кару. – …за некоторыми.

«С кем так нагло она разговаривает, не фильтруя совсем свой базар? Это точно не Виолетта, – задумалась Кара, с недоумением глядя на уборщицу. – Неужели, правда Гангер?..»

Лицо уборщицы внезапно посинело, в глазах застыл ужас.

– Да, Господин! Она здесь, Господин! П-п-простите! Я?.. Я никто. Простая уборщица. Простите, Господин, простите. – Она начала даже кланяться. – Да! Поняла! Сейчас! Передам! Д-до свида… – Она замолчала, посмотрела на трубку и, едва не выронив, положила её на телефон. Подняла на Кару глаза, сглотнула и сказала: – Господин Советник Уго Бланка приказывает вам немедленно явиться в Резиденцию… эм… доктор Кара.

«Бланка? – опешила доктор, и поняла, что сердце не врёт. – Почему мне звонит Уго Бланка? Я в подчинении стервы. Все вопросы решает она. Что случилось? – Ладони покрылись холодным потом. – Это связано точно с Гангером. Он вернулся. Не может быть!..»

Уборщица обошла стол, села на корточки и коснулась плеча Кары.

– Доктор! Я так грубо с ним разговаривала. Надеюсь, меня не уволят? Пожалуйста, передайте ему, что мне жаль. Извиняюсь! Прошу, пожалуйста! У меня двое детей, мне нельзя потерять работу! – В глазах задрожали слёзы. – Я найду ваше кольцо. Клянусь! Положу вот сюда, на стол. Честное слово, доктор! Здоровьем клянусь! Только скажите, что мне очень и очень жаль!.. – Она закрыла руками лицо и заплакала.

Кара заторможено смотрела на неё какое-то время, потом дёрнула плечом, скинув руку, поднялась и, глядя сверху вниз, ледяным тоном сказала:

– Кем ты себя возомнила, раз уверена, что ему до тебя есть дело? Ты просто жалкая тварь. Но даю Слово! Если завтра на столе не увижу кольца – я замолвлю ему за тебя. Потеряешь работу! Я тебе обещаю. И поверь, мне плевать на твои проблемы. И на твоих детей.

Нервы

– Докладывает Альфа-Один. Пост: КПП-Один. Приём.

– Это Бланка. Докладывай.

– Вижу Астра Инсу и Шакко Кару. От поста в пятнадцати метрах.

– …Вас понял, Один. Конец связи.

В контрольно-пропускной зал молча зашли две женщины. Турникет пропищал «стрелку» первой и поставил «крест» на второй.

Астра Инса, чинно прошагав в проходе, остановилась у стойки охраны. Шакко Кара осталась за турникетом. Нервно ворча под нос, она пыталась пройти, однако тот упрямо настаивал на своём и не хотел читать её пропуск.

– Кого-то сопроводили, Альфа? – спросила Виолетта, не выказывая никакого внимания на возню позади.

– Не понял, Госпожа Секретарь, – отчеканил Альфа.

– Сенсоры заводили сюда человека? Чего непонятного?

– Никак нет, Госпожа Секретарь.

– Никого? – удивилась Виолетта. – Давно на посту?

– Заступил в двенадцать часов.

– Значит, пропускал солдата с вышки. Никто больше не проходил?

– Никак нет, Госпожа Секретарь.

Виолетта нахмурилась. Турникет за её спиной продолжал пищать, стойко держа оборону, и с солдатской выдержкой невозмутимо сносил оскорбления.

«Дело в кролике? – задумалась Виолетта, прикусив губу. – Совет решил использовать Праксис? Аврора поэтому приказала явиться? Знает, какой это риск, знает, что будет, если увижу демона в памяти альбиноса. Позвала рыжую дуру. Должна понимать – тварь последняя, кто хочет мне помогать, и первая, кто откроет шампанское, превратись я в слюнявый овощ. Не ожидала, АрКонг. Была уверена, что не станешь меня использовать. Конги оказали давление? Угрожают прикрыть Огню помощь? Сто процентов! Им есть чем тебя напугать.

Мы до сих пор безнадёжно зависим от поставок медикаментов из Люмины. После падения Атара, в фармакологии они монополисты на международном рынке. Раньше конкурировали только в косметологии, – и надо признать – у Неба косметика всегда была лучше.

Что ещё у них? – глина. Огонь восстановил добычу, но оборудование и большинство специалистов – из Люмины. Объёмы упадут – без кирпичей Атар не сможет нормально строиться. Наших людей в этой сфере занято мало, труд оплачивается сдельно, работают в основном осужденные, что не особо мотивирует население там надрываться.

ЦуКонг циничная сука! Наверняка, инициатива её. Она давно на меня косо смотрит. Уверена, случись у меня припадок – Цукара только поржёт.

РаКонг пусть и надеется затащить меня в койку, но точно её поддержит. Ракса держит Атар за горло поставками базовых металлов. Наша разрушенная пятнадцать лет назад энергетика завязана крепко на них. Для восстановления собственной нужны металлы и электрооборудование, в производстве которых они на рынке – номер один. Без кокосов мы обойдёмся, но табак для Авроры – удар ниже пояса.

Рида не оставит её без сигар. Но не включит свет, обруби его Молния нам. Солнечные электростанции Земли могли бы восполнить потребности, но вопрос о диверсификации навсегда завис в воздухе: буферные Государства хотят за транзит кошмарные суммы. Даже Аврора, при всём желании – хапнуть Огню побольше – понимает, насколько нерационально Ярулле заключать такие контракты. Собственную энергетику Огонь получит только через пять лет. Если Зара и Ракса устроят демарш – строительство встанет. У нас не хватит обученных людей и ресурсов, чтобы закончить такие масштабные проекты. Международная помощь необходима. Без электричества производство замрёт. Огню будет нечем подкреплять валюту. Это экономический крах!

Рида в сговоре? – сто процентов! Дело касается Ходока – ЯкКонг колебаться не станет – ему плевать, что случится со мной.

Только Принц может выступить против. Такой подход претит его принципам Чести. Будь на Совете Миледи – Огонь лишился бы всех судов, переданных Водой в безвозмездное пользование. Морские пути, торговля, рыбная промышленность – она бы всё перекрыла. На ряд продуктов взлетели бы цены, многие – исчезли бы с рынка. Хорошо, что Эра её правления в прошлом.

Двое против трёх. Если Конги отбросили дипломатию и перешли к шантажу, значит Гангер не найден. Он не вышел из Озера? Кто тогда? Может ли быть это демон?.. Уго сказал – филин в то утро нервничал. Животные чувствуют деструктивную ауру. Нет! Это просто волна. Она его взбудоражила. Вернись обратно Война – мы все бы сошли с ума. О-о-о, это полный кошмар! Мой Праксис – единственный способ узнать, кто проник в Мир. Аврора прикажет – у неё нет Выбора. И у меня тоже…» – Виолетта сдавила губу. Возня позади привлекла наконец внимание.

Шакко Кара стояла на том же месте, махала пропуском и хамила охраннику. Солдат уже шёл к турникету, но шум рации остановил его. Это вызвало в докторе бурю негодования.

– Альфа-Один, они прошли?

– На посту возникли проблемы. У доктора размагнитился пропуск.

– Пропускай!

– Так точно, Господин Советник, – невозмутимо отчеканил солдат, опустил рацию и собрался идти, но снова остановился. Шакко Кара неуклюже перелазила через препятствие. Альфа поспешил на помощь, но доктор отмахнулась и обругала его.

Виолетта закатила глаза. «И эта дура должна будет мне помогать? – подумала она, сдавив до крови губу. – Это полный кошмар!»

Секретарь развернулась и чинной походкой направилась к лифту.

Пока кабина спускалась на первый этаж, доктор, сумев-таки разрешить проблемы на входе, преодолела фойе и встала позади Виолетты.

Двери открылись, противно проскрипев по линейке. Астра Инса зашла первой, Шакко Кара – следом.

Лифт ожидал команды закрыться, и обе пассажирки одновременно устремили к кнопке по пальцу, но, определив намерения друг друга, сразу отдёрнули их. Этот миг неловкой заминки продлился всего микро короткую долю, однако того оказалось достаточно, чтобы Виолетта смогла уловить отсутствие не только маникюра на шершавых руках своей подчинённой, но и кольца! Кольца, что тварь, вопреки невозможности официально зарегистрировать брак с любовником, в обход всех традиционных правил, бессовестно таскала на безымянном пальце правой руки.

Двери лифта, прождав положенное время, зашаркали роликами и закрылись. К моменту как створки сомкнулись, Секретарь, расценив скрещенные руки докторши, как знак признания своего права на кнопку, спокойно нажала её.

«Объяснение этому может быть только одно, – подумала Виолетта. – У Беласко появилась любовница!»

Порывистый старт и механический звук движения кабины не могли соперничать с энергией мысли, рождённой и разрастающейся в сознании Секретаря со скоростью света.

«Однозначно, молодая. Не старше двадцати. Потому как не знает о его чёрном прошлом. Наверняка, блондинка. Брюнетов возбуждают блондинки. Вероятно, с голубыми глазами. У него чёрные, – мужчины любят контраст. Любовница из больницы. Тварь ведёт интернатуру, – девка, наверное, её курсантка. Пришла к ней домой за консультацией и наткнулась на Ворона».

Натужный шум лебёдки и двигателя из шахты приглушенно оседал в обшитой панелями кабине, освещённой парой бра. Хромированные двери матовыми силуэтами отражали две безмолвные неподвижные фигуры.

«Ещё на улице было понятно – у докторши что-то не так. При мне тварь всегда строит вид, будто нервы её – стальные канаты. Любую колкость сносит невозмутимо. Но я-то знаю! – внутри её всю перемешивает. Встретив меня у входа, она нервно закатила глаза и сжала в кулаки свои обшарпанные руки. Видать, застукала их сегодня. Запёрлась сюда на завтрак, убедилась – Гангера нет, решила сказать любовнику и вернулась домой. Сто процентов!»

Мерное движение кабины разбавлялось лёгкой вибрацией туговато скользящих в шахте по направляющим рельсам металлических башмаков, отчего красно-матовые плафоны подрагивали внутри.

«Хорошо устроилась, тварь! Думала – высидела ему наследника и дело в шляпе? Как бы ни так! Даже кольцо, которое он засветил мне сегодня, уверена, таскает, чтобы ты, истеричная дура, не плавила лишь бы мозги. Этот дешёвый фарс только подчёркивает ничтожность твоей натуры. За отсутствием настоящих чувств – готова довольствоваться бутафорией? Кого надеешься одурачить? Меня? Ты просто убожество!»

Над дверями стрелка полукруглого циферблата медленно переползла к «3». Напряжённый взгляд рыжей пассажирки скользнул по ней уже дважды.

«В кого Беласко был по-твоему влюблён? Думаешь, после смерти родителей в его сердце осталось место лишь скорби? Размечталась! Решила – демарш из богатого дома Великого клана в стены убогого тараканника, – где обитала и ты, – сигнал мне, что ему ничего не нужно? Я последняя, кто бы смерилась, что лучший курсант променял Академию на третьесортную приютскую школу. Это полный кошмар! Я убедилась в этом, переступив гнилой порог вонючего бичёвника. Жаль, уже многим после смогла понять, что вошь, подсматривавшая в замочную скважину его комнаты и не заметившая меня за своей спиной, была ты. Даже не помня твоей чумазой рожи и ничего, что выделяло бы тебя на фоне паршивых стен, – я уловила запах! И по сей день, как сейчас, ощущая его стоя рядом, каждый раз вспоминаю тот миг и сожалею, что не растоптала тогда эту вошь, пропади которая – никто бы вообще не заметил!..»

Алые тона приглушённого плафонами света, позади пассажирок, отражались в створках дверей и обрамляли размытые женские силуэты. Стрелка циферблата сонно подползала к «4».

«Любовница, которую он наконец завёл, – лучше тебя в любом отношении. Даже не зная её, уверенна в том – на все сто процентов. Явись она ко мне с прошением оформить их брак – даю Слово! – я бы придумала способ. И ткнула бы свидетельство в твою мышиную рожу. Надеюсь, девка не лишена мозгов и понимает, что рыжее ничтожество ни за что просто так не отцепится. Залететь от него и родить – самое умное, что следует сделать. Тогда чаши весов перевесят в её сторону. Хотя не удивлюсь, если тварь попытается найти компромисс и согласиться выплачивать огромные алименты, в обмен на Слово – оставить Беласко в покое. Не-е-ет! Скорее падла начнёт его шантажировать своей смертью, манипулируя чувствами к сыну. Память о собственном горе не оставит Беласко Выбора. От кровососки он не уйдёт. И до конца своих дней не позволит себе никогда никого полюбить!..»

Алый свет усиливал цвет вишнёвых панелей и накалял пространство душной атмосферой, сравниться с которой могло только Инферно.

«Итак. Эта растоптанная докторша, от которой скоро может зависеть моё здоровье, а то и жизнь, продолжает корчить из себя что-то твёрдое. Качество рено-ауры и возможность использовать медицинское Мастерство напрямую зависят от состояния врача. Позорище, что она устроила на КПП – жалкая толика истинного масштаба. Тварь на грани нервного срыва; хватит искры, чтобы вся её напускная стойкость полетела к чертям. Что же Выбрать? Удовлетворить своё эго и уязвить дуру, рискуя оказаться без помощи? Или не лить масло в огонь и оставить шанс настроиться ей на работу?..»

Шакко Кара уже пристально наблюдала за стрелкой, чьё положение в бесконечном промежутке между «5» и «6» указывало – двери наконец-то откроются. Но прежде чем кабина остановилась, доктор не выдержала и повернула голову. Секретарь смотрела на неё и загадочно улыбалась.

«Я обязательно выясню, что это за чума, которую он врачует», – подумала Виолетта, и улыбка растянулась сильнее.

Двери открылись. Но прежде чем Кара успела дёрнуться, к ней обратились:

– Как дела, доктор? – любезно спросила Виолетта.

С неприкрытым удовольствием она наблюдала, как на микро короткий миг исказилось у твари лицо, а глаза передёрнуло тиком. Но этого вполне оказалось достаточно.

Жесть

Астра Инса первой вышла из лифта и, цокая каблуками, направилась в сторону одного из трёх коридоров.

– Стой, – раздался позади голос Советника.

Виолетта остановилась. Лента воспоминаний за этот вечер прокрутилась в голове моментально. Удовлетворённое выражение лица резко изменилось: красивые черты огрубели, в глазах загорелась ярость; от внезапного напряжения даже ранка на губе начала кровоточить. Секретарь обернулась.

Уго Бланка, прислонившись спиной к стене, скрестив руки и ноги, стоял справа от лифта. Он не выказал никаких эмоций, поймав на себе гневный взгляд, и спокойно повернул голову, когда из кабины вышла и доктор. Шакко Кара настороженно на него посмотрела. Советник сдвинул брови и сказал:

– Ты…

Виолетта помешала закончить. В два стремительных шага она подлетела к Бланке и, тряся пальцем у его носа, затараторила:

– Так и знай, Уго! Я подниму вопрос о твоём сыночке. Статус «Старосты» больше не будет греть ему мозг. Я собью тиранскую спесь с вашей семейки, и вложу в это дело всю Душу! Глава Академии найдёт во мне навсегда врага, если не примет во внимания доводы и не снимет твоего сына с поста, раздувающего его Эго до вселенских масштабов! – Она почти тыкала пальцем в лицо Советника. – Найду также время на разговор с Оливией. Предложу твоей жене погулять вместе с дочкой в приютских окрестностях, насладиться видами и познакомиться с тамошними ребятишками. Уверенна, такой эпизод надолго запомнится малышке Еве. Никогда не забуду, на что ты подписал сегодня меня. Не прощу! И при первом случае обязательно припомню об этом. Даю Слово! – забрызгав слюной Советника, Виолетта на том успокоилась, развернулась и зацокала прочь.

Уго обтёр лицо и обратился к доктору:

– АрКонг обожгла ногу. Тебя позвали поэтому. Готова работать? Мне доложили – ты кричала внизу. – Шакко Кара недоверчиво нахмурилась. Бланка сдвинул брови. – Жди, когда позовут, – сухо сказал он, отслонился от стены и пошёл в коридор, в котором слышалось быстро удаляющееся цоканье.

Уго окликнул Виолетту, но та лишь ускорила шаг. Она сбавила темп, уже подходя к кабинету АрКонга. Пустой стол у стены привлёк внимание. На красной скатерти одиноко стоял букет.

«Фуршетный стол? – удивилась Виолетта. – Точно он. Скатерть сама заказывала. И чёртов букет. Почему это здесь?..»

Голос Уго из глубины коридора её отвлёк. Секретарь не стала медлить и постучала в дверь.

– Госпожа Фрида, разрешите войти? – обратилась она и вдруг побледнела. – О, нет… Не может быть… – Аметистовые глаза остекленели от ужаса.

– Входи, моя дорогая, – послышался за дверью прокуренный голос.

Плёнка памяти пролистала кадры кошмарного завтрака, что Секретарь думала – станет её последним. Постучав, она лишила себя Выбора, и теперь могла только войти.

Уго подоспел, когда дверь уже закрывалась. Он остался снаружи.

Первое, что сделала Секретарь, оказавшись внутри, – зажмурилась. Но успела заметить, что Аврора сидит ко входу спиной, за сервировочной тележкой, приставленной к рабочему столу. Чавканье, что услышала Инса, открыв дверь, стихло, как только она зашла. Однако тишина продлилась недолго. Смачные звуки вновь встряхнули воспоминания.

«Глотка, забитая несочетаемым! Сладкое толкает с солёным! Жует лимоны, запивает их молоком! Рыбу пихает с мороженным! Заливает майонезом десерт! О-о-о, это полный кошмар!..» – Секретарь прикрыла ладонью рот.

– Моя дорогая, всё ли у тебя хорошо? – спросила АрКонг. Звук движения инвалидного кресла подсказал – оно разворачивалось. – Мах Авест с трудом тебя отыскал. Мы начали уже волноваться.

Виолетта, подавив тошноту, пробубнила:

– Всё хорошо. Гангера там нет, Госпо… – Закончить мысль помешало что-то жидкое, что прежде смачно затягивалось, громко глоталось и вдруг притихло.

«Нет, вот это что?.. Как и утром, всё течёт, прилипает ко рту, подбородку? Капает обратно в тарелку вместе с уже пережёванным? – Яркие кадры вспыхнули в сочных красках. – Обмасленные руки! ложки! нож! А крошки в стакане! Какие там крошки – размокшие в хлопья, плавающие куски всего подряд! Поласкает рот и глотает это!» – Виолетту передёрнуло судорогой; гладкая, без единого волоска кожа покрылась мурашками.

– Уже знаем.

Инса её не расслышала: скрип черпающей ложки о дно тарелки вызвал острую боль в зубах.

«Мне сводит челюсть! Невыносимо! Мама! Кошмар! – Безмолвный возглас перебила икота. У Инсы перехватило дыхание. – Утром Аврора отрыгивала. Пока до того не дошло, надо бежать в уборную».

– Моя дорогая, ты много работаешь и мало ешь. Сегодня даже не притронулась к завтраку. Уверена, ты голодна. Присядь, отужинай с нами.

– Госпожа!.. – это всё, что успела вымолвить Виолетта.

Светлые стены просторного кабинета, отделанные понизу филёнчатыми панелями из вишнёвой древесины, и широкая массивная дверь с большой резной ручкой, с момента, как их воздвигли, и последующие Мирные пятнадцать лет, были свидетелями всякого. Однако ещё ни разу им не довелось наблюдать, чтобы тут кого-то вдруг начало рвать. Особенно в шоке пребывала дверная ручка, потому как именно она оказалась в центре внимания: Секретарь, сжимаясь в истошных, удушающих рефлексах и кашляя с каждым из них, не могла успокоиться и беспощадно пачкала несчастную.

Прохладный хвойный ветерок, проветривающий через приоткрытое окно наполненный запахами еды кабинет, теперь не справлялся с задачей. Перед рвотным амбре отступали все ароматы, царившие тут недавно. Звуки вечернего Атара и пронзительное цвиркание летучих мышей в его небе – слышались в промежутках между тошными порывами.

«Что это?..» – приглушённо прозвучал голос Советника за забрызганной дверью, стыдливо скрывавшей от него все подробности в тайне.

– Же-е-есть… – протянул чей-то незнакомый голос, после того, как Секретарь наконец закончила. Удар ложки о стол раздался следом.

– Это чё?.. Это чё ещё нахрен такое? – прозвучал второй незнакомый голос.

– Заткнись, Ушастый. Не видишь, ей фигово.

– Твою мать! А как я теперь должен жрать? Как?!

– И так уже всё уплёл. Такой же фонтан пустить хочешь? – Первый голос под длинное «Фу-у» второго звонко засмеялся.

Два незнакомых голоса разорвали шок застопоренного сознания и заморозили Виолетту в скрюченной, полусогнутой позе, в которой она, тяжело дыша, застыла над ручкой двери. Мысли, что за столом находятся неопознанные лица, незамеченные в спешке, – остановили сердце. Воображение, в искусстве создания картин с которым соперничать могла разве что её дочь, крупными мазками уже рисовало «Полный кошмар».

– Моя дорогая, присядь, – заботливо сказала АрКонг. – Уго доложил, что пришла доктор. Давай её позовём.

– Нет! – отрезала Виолетта. – Спасибо, не нужно. Всё хорошо.

– Ты и перед тем как блевать, сказала – всё хорошо. А мне теперь кусок в горло не лезет, – сказал второй незнакомый голос, чем вызвал хохот у первого.

Образы иностранных персон, уже оформленные в сознании, разлетелись в клочья.

«Чины не могут так разговаривать, – изумилась Виолетта. – Кто это?..»

Загадка сумела затмить чувство позорности ситуации, в какой ощущала себя Секретарь. Ни секунды не раздумывая, даже не отерев подбородок, Виолетта развернулась.

Девка, с испачканными мёдом губами и шпажкой в зубах, не задержала внимания.

«Это кролик?.. – опешила Секретарь. – Альбинос из воспоминаний неудачника. Он разговаривает?..»

– Присядь, моя дорогая. Выглядишь очень бледной.

Виолетта, не сводя взгляда с кролика, машинально зашагала к дивану. Зверёк сидел на сервировочной тележке, напротив девчонки, Аврора – с края, между ними. Распахнутый мармит с кучей составленных тарелок стоял на рабочем столе, вторая куча возвышалась между гостями.

– Так что на счёт Академии, Госпожа Бабуля? – Шпажка переместилась из одного уголка испачканного рта в другой. Юная гостья, чьё лицо теперь Виолетта не видела, находясь позади, сидела на стуле с босыми ногами.

– Стоп, стоп! – вклинился кролик. – Типа, ничего не случилась? Будем трыньдеть как ни в чём не бывало?

– Кончай ныть. Хлебай дальше свой суп. Не мешай разговаривать.

– Нет, спасибо. Как-то не хочется. Пропал аппетит.

– Тогда, заткнись. Бесишь!

– Моя дорогая, точно не надо врача? – спросила АрКонг. Виолетта, не сводя изумленного взгляда с гостей, машинально помотала головой. – Возьми салфетку. – АрКонг кивнула на журнальный столик возле дивана.

В этот раз Секретарь осознала суть сказанного: вздрогнула, быстро вытянула салфетку из бокса и вытерла рот.

Инвалидное кресло с толстым телом АрКонга развернулось к тележке.

– Значит, хочешь поступить в Академию?

– Так точно, Госпожа Бабуля!

– У меня несколько вопросов, девочка. Ты позволишь?

– Вы тут главная.

– Искусство боя, которым ты сказала владеешь, – имеет значение. Приёмная комиссия учтёт это, при вынесении решения о зачислении. Конечно, проверив Слова на практике.

– Я всегда отвечаю за свои Слова! Кому мне надрать жопу, чтобы попасть в Академию?

Всё внимание Виолетты переместилось на гостью. Неизвестный ребёнок, что столь дерзко общался с Авророй, вызвал недоумение.

– Вопросы поступления – не первое, что должно волновать тебя, девочка.

– Почему?

– Во-первых, обучение – платное. Цена зависит от курса. Таких в Академии три: Базовый, Углубленный и Квалификационный. Каждый длится три года. К зачислению допускаются дети, достигшие семи лет. Возрастные категории разделяются по курсам на: семь – десять, десять – тринадцать и тринадцать – шестнадцать лет. – АрКонг повернула голову. – Моя дорогая, напомни цену за полугодие?

Виолетта растерянно посмотрела на Аврору. Будучи в состоянии оторванном от реальности, болтаясь в сумбуре мыслей, она замешкалась. Однако профессионализм, отточенный за много лет на высоком посту, помог быстро собраться и не ударить в грязь лицом перед начальством.

– Пятьсот, тысяча и три тысячи эра, Госпожа.

– Благодарю. – АрКонг повернула голову обратно. – Я правильно помню, тебе одиннадцать? Это соответствует второму году Углубленного курса и цене в тысячу эра за полугодие. При зачислении, оплату внести нужно сразу. Высокий вступительный балл не является условием бюджетного обучения. Только отличные оценки по итогу экзаменов дают основание для перевода с платной основы. Сколько у тебя с собой денег?

– Тысяча эра? – задумчиво повторила гостья и взглянула на кролика.

– Эра, эра – нихЭра! – сказал альбинос. – Не смотри на меня, я не в курсе. Такой валюты никогда не видал.

– Как я и думала, денег у тебя нет. – АрКонг удобнее развалилась в кресле. – Во-вторых. Где ты собираешься жить? Не думала же ты поселиться бесплатно здесь?

– Что значит – не думала? – возмутился кролик. – Эй, Госпожа Главная! Что хотите сказать? Пинком под зад – и на улицу?

– Заткнись, Ушастый! – процедила гостья.

– При Академии есть Общежитие. Там живут курсанты, чей дом далеко от Столицы. Иногородние и иностранцы, кто не может позволить себе снимать в Атаре жильё. Проживание, разумеется, платное. Цена зависит от корпуса и вносится каждый месяц. Тоже сразу. Распределение производится в Младший, Средний и Старший. В соответствии с курсом. Моя дорогая, напомни, какова сейчас плата за комнату в Среднем корпусе?

– Триста пятьдесят эра, Госпожа, – уже не мешкая, ответила Виолетта.

– Благодарю. Напомню, что это в месяц. И не включает в себя питания. Едой каждый курсант обеспечивает себя сам. Если судить по тому, как много ест Господин Опекун, стоить тебе это будет не мало. Если ты станешь курсантом Академии, придётся потратиться и на форму.

– Форму?..

– Так точно. Уставная форма: красный китель, белая рубаха, чёрные брюки или юбка. Это обязательные атрибуты курсанта Академии. Посещать занятия можно только в такой форме. У каждого курса свои нашивки. Шьётся всё на заказ, индивидуально под каждого. Моя дорогая, во сколько Ингрид обошлась форма в этом году?

– Три с половиной тысячи, Госпожа.

Ответ вызвал вдох изумления у гостей.

АрКонг улыбнулась и сказала:

– Ингрид, я знаю, очень разборчива в выборе материалов. Вероятно, ткани не из дешевых.

– Конечно! Я ни за что не позволю дочке нацепить ширпотреб.

– Во сколько может обойтись стандартная форма на эту девочку? – АрКонг кивнула на гостью. – В таком вопросе, моя дорогая, ты настоящий эксперт.

Виолетта окинула изучающим взглядом неизвестного ребёнка.

– В тысячу уложится, думаю. Если постараться, можно найти и дешевле, но качество будет – ноль.

– Благодарю. Тысяча эра за форму. Прибавь к тому ещё обувь, которая не входит в комплект и колеблется в районе от пятисот эра. Позволь спросить, где ты оставила свой багаж, девочка?

– Багаж?..

– Твои вещи – где они? Если то, что сейчас на тебе, это всё, что ты собиралась носить, проживая в Атаре, то огорчу. Сентябрь у нас сухой и тёплый. Но с октября, который, напомню, начинается завтра, дожди и холодные ветра доведётся наблюдать чаще солнца. Я уж молчу о зиме. За свои семьдесят лет не встречала ещё человека, кто бы отважился зимовать в Атаре в шортах и майке, да ещё босиком. Может быть, это ты?

Гостья молча смотрела в ответ. Кролик, закрыв глаза, что-то бубнил под нос.

– Итак, девочка. Ты спросила на счёт Академии. И я не против. Точнее, моё разрешение в этом вопросе, тебе не требуется. Я не вхожу в приёмную комиссию. Подавай документы, проходи вступительный экзамен и учись на здоровье. Кстати, о документах. Они при тебе?

– Какие документы? – Гостья нахмурилась.

– Какие-нибудь. Хоть что-то должно ведь быть?

Громкий хлопок застал Виолетту врасплох. Коса, окутанная чёрной аурой, повергла в шок: Инса завизжала! – вспрыгнула на диван! – вжалась в стену! – впилась в неё ногтями, обломав маникюр. Три картины рухнули вниз: в одной раскололось стекло – осколки рассыпались всюду. Кролик сшиб стопку тарелок, в панике забился в мармит, – посуда попадала на пол: часть треснула, часть разбилась. Душераздирающий визг за дверью расслышал Советник. Дверь распахнулась, Уго рванул вперёд, но поскользнулся на рвоте.

– Отставить! – рявкнула АрКонг.

Всё почти сразу стихло. Только ультразвуки летучих мышей за окном и тихий стон Советника, лежащего на полу, нарушали тишину кабинета.

– Она демон! – закричала Виолетта, задыхаясь в дыхании.

– Молчать! – скомандовала АрКонг, и Секретарь умолкла.

Гостья, стоя на стуле, сжимая косу, обвела взглядом вокруг и протянула:

– Же-е-есть…

– Зачем ты её достала? – сердито спросила АрКонг. – Посмотри, что наделала! – Аврора повернула голову. – Уго, что там с тобой?

– Госпожа… Поскользнулся. Простите.

Звонкий, заливистый смех раскатился по кабинету.

– Не-е-е, ну это вообще! Эй, Ушастый! – Она постучала лезвием о крышку закрытого мармита. – Выходи, балбес, посмотри на это.

– Замолчи! – строго сказала АрКонг.

Гостья перестала смеяться, положила косу на плечо.

– Вот мой багаж! И все документы! Хочешь сказать – мне домой вернуться? – чёрта с два! Плевать на холод! – надо будет – и так позимую. А голодной я не останусь. – Она лукаво улыбнулась. – Я охотница очень хорошая.

Распахнулась крышка мармита.

– Инса, сядь! – крикнула АрКонг.

Такой эмоциональной Виолетта не видела Аврору со времён обороны Атара. Бездействие, с каким та смотрела на девку, вкупе со сдержанным гневом, заставили Секретаря подчинится, вопреки ужасу, сотрясавшему тело. В чувство неуёмного страха просочилось какое-то смутное ощущение, сосредоточиться на котором Виолетта никак не могла. Она сверлила незнакомку испуганным взглядом, и, не видя лица, будто отчётливо его уже представляла.

– Значит, считаешь, что сможешь обойтись без помощи? – раздражённо спросила АрКонг. – Будешь жить на улице? Греться зимой у костра в своих шортах? Питаться голубями и кошками? – Гостья кивнула. – Это нелепо. Такой подход лишён всякой рациональности. Заявляешь подобное с гордо поднятым носом, однако, сама понимаешь – эта позиция слабая, и объясняется исключительно невозможностью – выдать вариант поумней. Потому что его не существует! – в твоём положении. – Аврора вздохнула и уже спокойно добавила: – Хочешь произвести на меня впечатление? Но таким способом ты себя выставляешь дурой. Даже если в своём безрассудном упрямстве зайдёшь далеко, то цели, ради которой проникла в наш Мир, достигнуть всё равно не сумеешь. Без денег и документов ты не поступишь в Академию. Пропустишь Этап, и никто из Конгов учить тебя даже не вздумает. Я-то уж точно! Не станешь Воином. И не спасёшь отца.

Второй хлопок заставил Секретаря снова вздрогнуть. Коса исчезла, чёрная аура обратилась в пепел.

– Я заработаю денег, – серьёзно сказала гостья.

– Молодец! Теперь мыслишь в правильном направлении. Только, тебе – одиннадцать. К труду ребёнка никто прибегать не станет.

– А я попробую!

– Попробуй. Но вместо того, чтобы тратить на это время, – которое, если правильно помню, у тебя ограничено, – не проще ли поверить мне на Слово, и принять тщетность подобных действий?

– И что? Мне ничего не делать? Тогда как я достану деньги?

АрКонг расплылась в довольной улыбке.

– У меня к тебе предложение. В Резиденции как раз на днях освободилась ставка. Я предлагаю тебе работу, девочка.

Уго, изучавший на паркете причину своего неуклюжего появления, сразу отвлёкся. Изумление на его лице, прежде вызванное загадочной слизью, перешло в недоумение от подобного предложения.

Виолетта застопорилась ещё на фразе: «Не спасёшь отца», – и всё, что звучало после – пропускала мимо ушей. Но возникшая пауза сумела вырвать её из хаоса рваных мыслей.

– Ставка нештатная, договор заключается со мной лично. Я сама решаю, с кем заводить рабочие отношения. Нормативные кодексы Страны Огня предусматривают один пункт, каким я могу воспользоваться в твоём случае. Оплату труда выплачиваю из своего кармана, а потому её размер устанавливаю тоже я. Работа предполагает проживание в непосредственной близости. Я живу в Резиденции – это мой дом! Бесплатное жильё и трехразовое питание предусмотрены договором. Вакансия пустует уже несколько дней, а работа по ней носит текущий характер. В моих интересах заполнить её как можно быстрее. Что значит, процедура оформления тебе идентификационных документов, необходимых при заключении такого рода договоров, будет произведена в самые короткие сроки. Я очень о том попрошу своего надёжного Секретаря и, надеюсь, мне она не откажет. У тебя будут на руках документы, крыша над головой и деньги, заработанные честным трудом, потратить которые ты можешь на что угодно. Например, на обучение в Академии. – АрКонг усмехнулась и добавила: – Если, конечно, поступишь.

Гостья села на стул, уже не закидывая на него ноги.

– Стоп, стоп! – оживился кролик. – Притормозите, мамаша. Позвольте узнать…

– Следи за языком, животное! – перебил Советник.

– Что за работа такая? – пропустив замечание мимо ушей, продолжил кролик. – Уж больно звучит хорошо. Как её опекун, я должен ознакомиться…

– Кстати о вас, Господин Опекун, – перебила АрКонг. – Полагаю, документ, подтверждающий факт установления опеки над несовершеннолетним, тоже отсутствует? Иными словами, статус ваш – голословный. А значит, рассматривать вас в качестве лица, представляющего её интересы, – правовых оснований нет. Как и нет смысла дискутировать с вами по нашему с ней рабочему вопросу. Поэтому, будьте любезны, не мешайте.

– Ловко! Смотри как стелет. Что-то здесь точно не так. Носом чую – это ловушка! Даже не думай…

– Если буду работать на вас, разрешите ходить в архивы? – перебила гостья.

– Что? – удивилась АрКонг.

– Ну, архивы. Где документы хранятся. Это так называется?

– Какого чёрта? – изумился кролик. – Какие на хрен архивы? Хочешь заключить сделку? С ней? – Он указал лапой на АрКонга. – Даже не зная…

– Зачем тебе архивы? – насторожилась АрКонг.

– Хочу изучить Атар. Хочу узнать о нём всё.

– Чтобы познакомиться со Столицей, листать архивы не нужно. Найду человека, кто тебе проведёт экскурсию.

– Я и сама могу погулять. Мне не это нужно. Атар ведь совсем не тот, что был до войны? Хочу увидеть тот, в котором родился папуля. – Гостья улыбнулась. – Ну так что, Госпожа Бабуля? Вы же тут главная. Можно будет покопаться в вашем архиве?

АрКонг настороженно смотрела в ответ. Помолчав, она осторожно сказала:

– Подумаю.

Гостья довольно улыбнулась и спросила:

– Что надо делать?

– Должность помощницы-санитарки.

– Санитарки?! – воскликнул кролик.

Гостья на него посмотрела.

– Что не так, Шим? Чё за «санитарка»?

– Не вздумай, Малявка! – Кролик окинул взглядом тучную фигуру АрКонга. – Не вздумай под это подписываться!

– Это что, какая-то говёная работа, да? Что делать-то нужно?

– Ничего особенного, девочка. Должность предполагает уход. Прежняя санитарка и вовсе была старушкой. С работой легко справлялась. Вряд ли ты не сможешь сделать того, что выполняла она. Как видишь, я уже старая. Мне трудно ходить. Для решения некоторых бытовых вопросов мне требуется посторонняя помощь. Её ты и будешь оказывать, если примешь моё предложение.

– Если та старуха такая была зашибатая, чё же дёру дала? – с работы-мечты? – не унимался кролик.

– Пофиг! – отрезала гостья. – Я буду у вас работать. Спасибо! Вы меня очень выручили! – Она улыбнулась.

– Ты… ты дура! Ты чё делаешь, дура?!

– Тихо, Ушастый. Бабка права, эм… то есть, Госпожа Бабуля. Ты же слышал – Выбора нет. Тупо отказываться от такого предложения.

– Это не предложение! Это ловушка! Не понимаешь, на что подписываешься!

Гостья захлопнула крышку мармита.

– Позволь спросить, девочка, ты прежде уже работала?

– Неа, – ответила гостья и переместила шпажку в другой уголок рта.

Кролик поднял крышку.

– В таком случаи, с моей стороны будет нечестно использовать твоё неведенье в своих интересах. Хочу, чтобы ты отчётливо понимала, на что идёшь.

– Пофиг! Мне надо попасть в Академию. Бесплатно – нельзя. Если тут такие порядки, то самый быстрый способ сделать это – принять твоё предложение. Всё просто, чё думать?

АрКонг неожиданно изменилась в лице: обострились все черты и морщины; во взгляде возник сухой холод.

– В таком случае, чтобы меня убедить, – бесстрастно заговорила она, – не сочти за труд: прямо сейчас иди в уборную, возьми ведро, тряпку и вылижи до блеска всю рвоту, что оставила мой Секретарь на полу и входной двери.

Даже пронзительное ультразвуковое цвирканье летучих мышей не могло затмить низкий фоновый звон, раздирающий уши в абсолютной тиши кабинета.

АрКонг обнажила серебряные коронки в хищной улыбке.

– Откажешься – я отклоню предложение, и работать с тобой не буду.

Гостья, не моргая, смотрела на АрКонга широко распахнутыми глазами, словно не верила, что та говорит всерьёз.

– Возможно, подобное – для тебя слишком. В таком случае, есть предложение лучше. Думаю, даже кролик его поддержит.

Кролик не слышал: он смотрел на АрКонга остекленевшими глазами.

– Я прикажу прямо сейчас сделать тебе документы; оплачу любое в Атаре жильё, какое ты только выберешь; возьму на себя все твои карманные расходы; позвоню Главе Академии и заставлю его завтра же зачислить тебя в курсанты, без всяких экзаменов. В любом вопросе, я окажу тебе любое содействие и любую помощь, на какую только способна и на какую хватит моих старых сил. Даю Слово! – АрКонг вздохнула и добавила: – Ради Гангера!.. – Гостья вздрогнула. – Привилегии дочки Героя или полная жесть. – Аврора расплылась в торжествующей улыбке. – Теперь у тебя есть Выбор, девочка!..

Кнопка

Шакко Кара сидела на корточках у стены рядом с лифтом. Руки крепко сжимали волосы. Локти больно упирались в колени, а запястья давили на лоб. За время, что она провела в такой позе, ноги давно затекли. Неприятное покалывание онемевших конечностей лишало тело ощущения своего положения в пространстве. Если бы не стена, о которую доктор упиралась спиной, равновесие едва продержалось бы долго. Однако сигналы, что подавало тело, затуманенный мозг игнорировал. Каре было не до того! Близорукий взгляд сквозь запотевающие линзы очков апатично пересчитывал годовые кольца деревянного пола.

Который раз, сбиваясь в этом деле со счёта, стискивая зубы, доктор всё начинала вновь. Фоновый механический гул щита управления из машинного помещения лифта, закладывая уши низким тоном дребезжания, безнадёжно испытывал на прочность степень её отрешённости. Именно он питал током кнопку, что зияя в стене красным глазом, сверлила её затолок.

«Нажать её и бежать! Прямо сейчас! Не раздумывая! – Кара сбилась со счёта. – Как Аврора умудрилась обжечь себе ногу? Что за бред? Это он на ходу придумал? Гангер там! Каждой жилой чую!»

Доктор посмотрела поверх очков в длинный коридор, освещённый красными бра. Где-то на том конце был кабинет АрКонга.

«Это идея Авроры. Назначить меня к себе доктором; поставить в подчинение к стерве; дать ставку врача к покалеченным детям. Смотри, тварь! Смотри и жри! – всё это её идея. А теперь вот Гангер… – Доктор вернула взгляд на кольца. – Ты врач, потому что – он попросил! Ты с Беласко, потому что – на то его Воля! Ты живёшь, потому что – он погребён! А ты, тварь, его бросила на смерть, ни секунды даже не думая!.. – Кара сжала волосы, порывая почти их в корнях. – И он хочет увидеть тебя. Потому что всё так же любит. Он не злится – простил тебя. Ни секунды даже не думая…»

Линзы дешёвых очков запотели сильнее. Кольца расплывались в мутном тумане и отвлечь от желчных мыслей уже не могли.

«Оставила в коридоре нарочно. Жди, сука! И думай, тварь! Он зде-е-есь. И он ждё-ё-ёт. Заходи-ка! Посмотришь в глаза его, аль?..»

Электрический гул в ушах перерос в монотонный звон.

«Прочь! Уходи! Вот же кнопка! Нажми и беги, Кара, прочь! АрКонг потому ведь и тянет. Ты сможешь себя превозмочь!»

Взгляд ловил теперь мушек, что принимая различные формы, – пятнами, нитями, звёздочками – плавали в поле зрения расширенных мутных зрачков.

«Чего ты сидишь, Кара? То-о-очно! Подумала сразу о том? Про домик у озера, где ты живёшь с любимым вдвоём?.. Поду-у-ума, Кара, поду-у-умала. Ходок – всемогущий Герой. Ты у него попроси-ка! Увидишь сразу – АрКонг, и доли секунды не мешкая, возьмёт тут же под козырёк. Даже подумала сплавить в опеку ему своего… бракованного воронёнка. Где он, под крылом Героя, жить будет, любовью огретый. А ты – с Беласко вдвоём!»

Запотевшие линзы скрывали плотным туманом покрасневшие глаза.

«Нет! На то Духу точно не хватит. Пусть ты и последняя тварь. Но вдруг это сам он предложит? Великий Ходок! – болтливый мелкий пацан».

Лицо внезапно осунулось, зрачки сузились, взгляд помрачнел.

«Тот ли?.. Тот самый ли там Гангер? Тот самый назойливый прыщик? Мечтательный твой дружок? Тот, что подглядывал в душе? И корки таскал по утрам? Что называл тебя Ли́са? На крыше, что перед сном, рассказывал всякие бредни про Мир. И как классно жить будем в нём… А если там лишь оболочка? Что если его Душа давно обратилась в пепел? Что сделала с ним Война?..»

Пересохшие губы начали вдруг синеть. Глаза забегали по сторонам.

«Что если лишь плоть? Как Душенька! Что тысячу лет назад в себя запечатала демона. Спасла Мир людской, но во прах скормила Войне свою Душу, и вечно теперь в лоскутах, с гнилыми зубами, бесчувственно, себя утоляет в грехах. Как Смерть, что не знает покоя – оторвана от всего, и существуя телесно, не помнит в себе ничего. Аврора открыла мне тайну. Давно ещё, когда я любима была ей как дочка. Когда учила меня!..»

Бледное лицо посинело, местами покрылось пятнами землисто-серого цвета, задрожал подбородок и рот. У доктора застучали зубы.

– Гангер! – Она выдрала клок волос, быстро встала, но ноги обессилено опрокинули на пол. – Гангер! – Тело не слушало – словно как отмерло. И так она, жалко валяясь, истошно шептала одно: – Гангер! – Соплями отёк сразу нос. Оба зелёных глаза уже не держали слёз. – Гангер! – Срывая о пол в кровь ногти, она одержимо ползла. Кряхтя, сопя, но выкрикнуть не могла: «Гангер! Гангер! Воин Гангер!»

Длинный коридор, в конце которого где-то там был кабинет АрКонга, ответил шагами чьих-то ступающих ног.

– Дай-ка угадаю – не то себе представляла? Зашибись, Славный Путь! – просто эпик! Дочку Гангера, как Вонючку дрочат. Я хренею! Так и вижу лицо мамули. Почему промолчала? Вышла молча? Почему не послала её?!

Звук приближающихся шагов с того конца коридора слышался даже слишком отчётливо.

– А ведь я говори-и-ил. Как чуял! Но ты сунулась – на теперь фарш! Да тебя уже покрошили бы, не скажи я – ты дочь Ходока. Там у всех с башками проблемы. Вспомни, что обо мне мели. Но старуха всех переплюнула. Слышала, что она брякнула? Жрать голубей, мол, да кошек. Ко-о-ошек жрать! Твою мать, – слышишь? – кошек! За тысячу лет первый раз такое услышал. Ни собак, ни мышей и даже ни крыс! А ловить и зажаривать кошек. Не-е-е! Это конченный просто трындец. Она сумасшедшая. А ты тёрла ещё с ней дела. Это точно она! Сожрать меня хочет. Клянусь! Это я ещё в зале почуял.

Стены длинного коридора краснели не столько от цвета плафонов, сколько от жаргонной брани, доселе здесь просто неслыханной.

– У старухи ни стыда, ни совести. Дочь Героя, спасшего Мир, заставлять шестерить, как чушку. Вот так супер! Просто чума! Санитарка, – а чё такого? – подотри мне мой жирный зад. Теперь ясно, почему её секретарша, как зашла – первым делом сблювнула. Хорошо, что тебе, ЛОХудра, не хватило ума согласиться убирать там эту парашу. Лучше кошек жрать, чем такое.

Лифтовой холл, в который вышла шагающая, в лево от лифта и вправо имел ещё два коридора. Однако ни к лифту, ни влево, ни вправо пройти ей не довелось. В центре стояло тело.

Неподвижное туловище застыло в странной согбенной позе: с развернутыми внутрь коленями, но широко расставленными ступнями; скрюченными, словно в параличе, руками, разведёнными в стороны. Голова вжималась в напряжённо поднятые плечи. Рыжая сосулька взмыленных лохматых волос прилипла к соплям, размазанным по опухшей от слёз бледно-синей щеке. Через перекошенные очки расфокусированные глаза, чьи белки покрывала сетчатка лопнувших сосудов, встречали вошедших горящим, но мёртвым взглядом.

Громкий взвизг и многоярусный мат забились эхом в холле и трёх коридорах:

– Зомби! Зомби! Малявка! Зомби! – Кролик в панике пытался вырваться из крепко сжимающих рук.

Крик оживил тело: оно вздрогнуло! – потеряло равновесие! – его повело назад. Резким ударом зомби впечаталось в стену, нажав на кнопку спиной. Звонкий одиночный сигнал оповестил – кабина откроется. Шаркая, двери разъехались в стороны.

– Фартануло! Бегом! Бегом в лифт! – Кролик дёрнулся, но руки крепко держали тельце. – Очнись, дура! Валим! Эта тварь на нас сейчас бросится!

Детская фигура застыла на месте. Она задумчиво смотрела в раскрытый лифт, где две бра, на задней стенке кабины, как два красных ока, наблюдали, ждали и звали к себе зайти.

Кролик дрыгался и кричал, но ребёнок его не слушал. Неподвижно, безмолвно стоял и серьёзно о чём-то думал. Свет из кабины красным блеском отражался в небесно-голубых глазах.

Доктор, прилипнув к стене, словно окоченела. Ни одному из врождённых чувств Кара не доверяла, и с недоумением таращилась на лицо, знакомое до глубины Души!..

Ребёнок перевёл на неё взгляд.

– Здрасте! Не подскажите, где туалет? – дружелюбно спросила девочка и ослепила выпученные зелёные глаза солнечной, доброй улыбкой.

Громкий вдох! Хрип, стон, рык – что-то нечленораздельное прозвучало тут же в ответ. Тело повело в сторону, где кончалась стена и начинался лифт. В открытом проёме, потеряв за собой опору, зомби, кряхтя и хрипя, рухнуло прямо в него. Эхо удара раскатилось в коридорах и холле.

Двери лифта, шаркая неприятно роликами, начали съезжаться, но торчащие из кабины ноги безжизненно распластанного тела не позволили им закрыться.

Точки

АрКонг сидела за рабочим столом и разглядывала испачканную мёдом шпажку. Пальцы держали её через салфетку. Толстое довольное лицо искривлённо отражалось на крышке мармита, переставленного на сервировочную тележку, засыпанную битой посудой.

– Генетическая экспертиза? – Инса обернулась назад, и картина в руках, которую она вешала на стену, немного съехала набок.

– Конечно. Расставим точки над i.

– Вы правы, надо проверить. Лицо могла и подделать. Она превратилась в вымпел, – кто знает, на что способна ещё? – Секретарь повернулась обратно, поправила картину. – Поверить не могу. До сих пор от всего просто в шоке.

– Взгляд подделать нельзя. – АрКонг улыбнулась, глядя на шпажку.

– Вы правы. Я поняла бы сразу, но девка сидела спиной. Ещё раз, простите за панику. И за… – Инса посмотрела на дверь. – Мне очень стыдно.

– Кролик ест, как свинья. Саму едва не стошнило. Моя дорогая, ты меня выручила, подарив возможность проверить – отвечает ли она за Слова. – АрКонг вздохнула. – Конги знают про экспертизу. Уго им сообщил. Кара её проведёт. Чьё родство придётся установить – знать она не должна. Получит образцы, выполнит работу, и всё. Она не станет расспрашивать – это очень удобно.

– Поверьте, сейчас ей особенно наплевать. – Инса усмехнулась. – Вряд ли она решит, что девчонка – дочка Гангера. Внешнее сходство, разумеется, безусловно, но сам факт подобного – слишком невероятен. Однако экспертиза совпадает с Советом. Это может насторожить. Как и внезапное появление в Резиденции ребёнка.

– Девочка – просто сиротка из Приюта, которую я великодушно решила принять, руководствуясь самым гуманным чувством, а также необходимостью заполнить опустевшее место внезапно покинувшей меня санитарки. Опекать, перевоспитывать и обучать под своим крылом, словно внучку. Выбор именно этой девочки вызван как раз сильным сходством с Гангером. Она растопила старое сердце, и я не смогла устоять. Такая у нас легенда.

– Ох, Госпожа, потрясающе! Она в это может поверить. Хотите, я подыграю, когда она будет лечить ногу? Посвятим её между делом.

– Если Алиса вернётся – разыгрывать ничего не нужно. Она не знает и может всё запороть.

– Думаете, вернётся? – Инса повернулась. – Убирать это?.. Нет. Сто процентов. Я бы точно не стала, даже под страхом смерти.

– Алиса производит впечатление сильной, уверенной личности. Далеко неглупой, особенно если учесть возраст. Я отметила её чувство юмора, а также беспардонный цинизм, который она во многом к чему проявляет. Алиса пришла с конкретной целью, которая определяет её решения и поступки. Любопытство к иному для неё Миру – очевидно. Однако намерения остаться здесь навсегда – она не преследует. Рамки в семь лет – указывают на это. Подобный подход демонстрирует, как сильно любит она отца. Возвращение Ходока в наш Мир – влечёт для неё с ним разлуку. Не смотря на это, Алиса уверена – он хочет вернуться, он именно здесь будет счастлив. Она готова закрыть глаза на собственное отношение – в угоду блага отца. Поистине, сильнейшее созидательное чувство. Готовность любить без права обладания – Безусловная Любовь! – АрКонг покрутила шпажку. – Если Алиса вернётся с ведром и тряпкой в руках, причин сомневаться в её чувстве к отцу и силе Слова – у меня, увы, не останется.

Инса улыбалась каждому слову, однако рассуждение о любви встретила весьма хмуро.

– Похоже, Госпожа, экспертиза для вас – формальность. – Секретарь спустилась с дивана. – Вы предоставите кости? – спросила она, обувая туфли.

– Костная ткань правой руки Гангера единственный образец для такой процедуры. Придётся, увы, отломить кусочек, – спокойно сказала АрКонг. Инса непроизвольно поморщилась. – Не волнуйся, дорогая, это сделаю я.

– Вы знаете, я против того, чтобы эта реликвия хранилась в вашей спальне. Как вы спите, когда напротив кровати стоит костяная рука? Простите, для меня это полный кошмар. – Секретарь присела на диван, закинула ногу на ногу. – Интересно, как доктор умудряется не замечать её, когда вас осматривает?

– Моя дорогая, нет необходимости тратить время на обсуждение давно всем очевидных вещей. – АрКонг вложила шпажку в конверт.

– Согласна. Всем давно про неё всё ясно. Кстати о времени. Что-то они задерживаются. Уго должен уже был её привести. Поторопить их? – АрКонг помотала головой. Инса посмотрела на свои переломанные ногти. – Ох, Госпожа! Что подумают Конги, если увидят это? – Она показала руку.

– Гости в Зале. Отказались от ужина, обсуждают Алису. Присоединюсь, как только закончу здесь. Боюсь, сегодня всё сильно затянется. Тебе не надо присутствовать. Если Алиса вернётся, заселишь её в комнату. А после, ступай домой. Отдохни. Мне жаль, дорогая, пока Конги в Атаре, дать выходной не могу. Думаю, надолго они не задержатся. Глобальных причин тому нет. У каждого много дел. Возможно, после результата экспертизы, мы их проводим. После чего, обещаю недельку отпуска. Ты заслужила. – АрКонг улыбнулась.

– Ох, Госпожа, спасибо! Это весьма будет кстати. – Инса закачала перекинутой ногой. – Тоже есть много дел к семейству нашего Советника. – Нога остановилась. – Кстати о семье. Если с отцом Алисы – вполне ясно, то что на счёт матери?

– Это загадка. – АрКонг выдвинула ящик в столе, открыла крышку роскошного хьюмидора и достала сигару. – Она уклонилась от ответа, даже не намекнула. Предложила спросить у Гангера, когда он вернётся. – Аврора взяла гильотину и обрезала кончик сигары.

– И как это понимать?

– Кто-то из Конгов озвучил версию, что она нефилим. Кажется, это была Цукара и, кажется, это она не всерьёз. Я плохо помню. Голова была занята не этим. – АрКонг засунула сигару в рот. – Этот вопрос больше не поднимался. – Она взяла зажигалку с изображением Феникса, нажала кнопку и, вращая сигару, стала её раскуривать.

– Нефилим? – удивилась Инса.

– Хочешь залезть к ней в голову? – спросила АрКонг, не отвлекаясь от своего занятия. – Если решишь действовать – даю на это добро. – Инса растерянно заморгала. – Впрочем, у меня тоже есть версия. Экспертиза её проверит. – Она захлопнула зажигалку и выпустила дым.

В глазах Секретаря заблестел интерес, но она не стала расспрашивать.

– Ещё Алиса упомянула учителя. Фигура не менее загадочная. Это лицо вместе с Гангером обучало её Мастерству и делилось информацией о нашем Мире. Возможно, она говорила про мать. А может, про демона.

Инса закачала ногой.

– Она вышла из Сумры. Я так поняла, это Загробный Мир. – АрКонг задумчиво посмотрела на петельки дыма, что медленно растворялись в воздухе. – Ходок находится там. Война тоже.

– Демон в Загробном мире? Какой кошмар, Госпожа!

– Слой Мёртвого Мира – она назвала его так. Быть может, слой не единственный, и другие – населяют более чистые существа. Не нужно пугаться раньше времени, моя дорогая. У тебя вся жизнь впереди. Стоит ли забивать голову мрачными мыслями о её конце?

К словам о чистом слое Секретарь отнеслась с доверием, словно их произнёс человек, там уже побывавший.

– Стоит признать, Алиса ловко умудрилась не говорить ничего, что заранее говорить не хотела. Даже на прямые вопросы – уводила ответы в сторону. Ей сыграло на руку, что Конги, включая меня, были обескуражены внезапным её появлением. Многое из того, что происходило вокруг, я с трудом сейчас могу вспомнить. Это было слишком невероятно, чтобы взять и сразу всё осознать. В отличие от моих юных коллег, мне не стыдно признаться в этом. Поэтому, я в основном молчала, в то время как они успокаивались тем, что засыпали её вопросами.

– Боюсь даже представить, что бы случилось со мной, будь я сегодня там. Госпожа! Врачиха обязательно вас должна осмотреть. Такой стресс может спровоцировать кучу всяких болячек. Я не выпущу её, пока не убедит, что вы в полном порядке. – Инса вдруг замолчала и растерянно посмотрела на Аврору.

– В чём дело, моя дорогая?

– Госпожа, – неуверенно обратилась Секретарь. – Мы как-то не затронули этот момент… Докторша и Ворон… Девчонка знает о них?

АрКонг втянула дым и задумалась.

– Гангер не стал бы рассказывать, – заговорила она, выпустив дым. – Но ей известно, что Уго его пытал. Кто-то о том нашептал. Алиса довольно жёстко повела себя с Бланкой. Он даже предпочёл не присутствовать, пока она здесь перекусывала. – АрКонг посмотрела на свое искажённое отражение в мармите. – Велика вероятность, что ей всё известно. Однако она спросила – Уго ли отрубил руку. Возможно, это блеф, и она знает, кто это правда сделал. Алиса заключила сделку с Войной. Но суть она не раскрыла. Известно только, что хочет стать Воином и тогда как-то спасёт отца. – Аврора перевела взгляд на Инсу. – Она пока ничем не выдала интереса к этим персонам.

– Жёстко поставила?.. В каком смысле?

– Походило на каприз.

– Каприз? – Инса нахмурилась. – Надеюсь, она не угрожала отрубить Уго голову своей косой? – спросила Секретарь с нарочитой иронией и перевела взгляд на ногти.

АрКонг только с горькой улыбкой посмотрела в ответ.

Стук в дверь прервал короткую паузу.

– Госпожа, разрешите войти? – послышался голос Советника.

Всё внимание перешло на забрызганную дверь. АрКонг дала разрешение, и статная фигура Уго вскоре показалась в проёме. Он обернулся назад и сказал:

– Заходи осторожно, не поскользнись на пороге.

Сине-бледная фигура доктора, пошатываясь, возникла справа от него и, словно Уго сейчас обращался не к ней, шагнула точно в скользкую массу.

– Да что же ты! – вскрикнул Советник, поймав за плечо падающую Кару.

Инса с некоторым удивлением наблюдала, как её подчинённая, будто отплясывая, нелепо трепыхалась в попытках удержать на скользкой поверхности вновь и вновь разъезжающиеся вперёд ноги. Если бы Бланка её не схватил, падение было бы неизбежно.

– Да встанешь ты, Шакко Кара?! – крикнул Уго.

Звонкий грохот металлического ведра эхом раскатился по коридору. Лужа воды затекла в кабинет, залив склизкую массу и намочив подошву начищенных ботинок Советника и пыльные башмаки доктора.

– Какого чёрта? – Уго обернулся. – Смотри, что наделала! – крикнул он на человека позади, но тот ответил молчанием.

Бланка дёрнул доктора и грубо втащил в кабинет. Не отпуская руки, проволок до дивана и швырнул на него полуживое тело. Виолетта подскочила. Кара приземлилась в нелепой полулежащей позе: лохматая, бледная, потная, с виду как полумёртвая.

– Какой кошмар! – воскликнула Инса. – Что с ней? – Она с изумлением смотрела на распластанное тело.

– Потеряла сознание. Упала пластом в лифт. Ударила, видимо, голову. Когда пришёл, она приводила в сознание. – Уго кивнул на дверь.

Инса таращилась на подчинённую, не веря ни глазам, ни ушам. Однако ум и воображение, что всегда приходили на выручку, сумели быстро отыскать логичное всему объяснение. Секретарь закатила глаза.

– Немыслимо! – многозначительно сказала она словно сама себе. – Госпожа Фрида! – Инса обернулась и резво зашагала к столу, за которым АрКонг безмолвно наблюдала за происходящим. Секретарь остановилась, наклонилась и стала что-то шептать ей на ухо, временами поглядывая на правую руку доктора.

Уго пытался достучаться до Кары, тряся её за плечо, но та не реагировала. Он сдвинул брови и сказал:

– На КПП себя неадекватно вела. – Советник отпустил плечо и посмотрел на АрКонга. – Ещё когда вышла из лифта, заметил – какая бледная.

Виолетта сделала паузу, метнула взгляд на Уго, – слова Советника она восприняла, как подтверждение собственных. Посмотрела на Аврору, улыбнулась и выпрямилась, словно часовой, застыв рядом. Движение губ указывало, что Секретарь изо всех сил старается не засмеяться.

– Что прикажите, Госпожа? Ваша нога… Вызвать другого врача? В таком состоянии она вряд ли…

– Перестань, Уго, – перебила АрКонг. – Может, рено-ауру больше использовать не могу, но повязку себе наложить сумею. Мы ждали её по другому вопросу. – Она посмотрела на конверт. – Теперь подождём до завтра. – Аврора взглянула на доктора. – Ступай домой, Шакко Кара. И что бы у тебя не случилось, будь добра, приди утром в рабочем состоянии. Ты меня слышишь?

Реакции не последовало.

– К тебе обращаются, – не удержалась Инса.

Доктор подняла на АрКонга помутнённые глаза. Кивнула.

– Дай ей воды, Уго, – сказала Аврора и взяла с пепельницы сигару. Засунула её в рот и, сверкнув коронками в довольной лыбе, переключилась на дверь.

Алюминиевое ведро лежало на боку в коридоре, недалеко от входа. В растёкшейся луже отражался свет бра. Большая тряпка предательски торчала в проёме, выдавая точное положение того, кто за стеной крепко её сжимал.

– Алиса-а-а!.. – протянула АрКонг.

– Да ты что! – тут же вскрикнул Советник, – доктор выронила стакан, который Уго ей предоставил. Вода облила её мятый плащ и дешёвое платье.

Кара затрясла головой; зелённые глаза умоляюще посмотрели вверх и мучительно зажмурились; пересохшие губы бормотали что-то беззвучно.