Воровка чар. Маги, ведьмы, чернокнижники бесплатное чтение

Глава 1

ПРИГОВОР

Селяне толпились на берегу, перешептываясь в тревожном ожидании. Староста Верей сопел за спиной, сбивая меня с мысли. И не жалко ему тратить утро на подобную ерунду, забот-то, поди, хватает. Я посмотрела на водную гладь реки — сонное течение не вызывало привычного страха. Просто большое зеркало, отраженные кроны деревьев, ясное небо, яркое солнце. Макушка лета, а настоящего тепла мы еще не видели. Хороший день. Для заговора подходящий. Хотя откуда мне знать?

— Не пересохнет, — оборвав невнятный шепот, я поднялась с коленей. На грубой ткани штанов остались зеленые разводы от примятой травы, в воде дрожало мое зыбкое отражение.

Люди неуверенно заулыбались. Не мне, друг другу. Староста кивнул, сдержанный он у нас. На «спасибо» я давно не рассчитывала, из села не выгоняют, и ладно. Пора уходить, пока, глядя на мое бледное лицо, люди не вспомнили, кто перед ними.

Я развернулась и даже успела сделать несколько шагов вверх по тропинке.

— Айка! — окликнул Верей.

Пришлось остановиться, чуть-чуть не успела уйти.

— Ты… это… того… — По лицу старосты пробежала тень, отразившая внутреннюю борьбу.

Нехорошее предчувствие холодком пробежало по спине. Что еще стряслось? Неужели догадались? Тогда обычным закидыванием камней не отделаюсь.

— Приходи вечером.

Я в изумлении подняла брови.

— На свадьбу приходи, дочь моя Ксана замуж выходит. Ты же знаешь.

Ксану я знала и про свадьбу тоже слышала. Хотя ясности это не внесло. Раньше меня не приглашали, и никого, при условии, что гуляло все село, это не смущало. Нас с бабушкой в первую очередь. Гадай теперь, с чего такая милость.

Люди всегда нас сторонились. А если быть честной, некоторые и вовсе шарахались. Бабушка Сима была местной знахаркой-травницей. Чего особенного в том, чтобы собирать растения и применять их с пользой — в виде мазей, отваров и настоек? Много чего. Селяне за глаза именовали ее стригой[1] и тайком бегали за любовными зельями, просили навести порчу или извести соперницу.

Но если бабку Симу терпели, понимая, что без травницы на селе никак, то мне зачастую плевали вслед. Лет двадцать назад в реке нашли кузовок со спящим младенцем. Его прибило к берегу недалеко от Солодков. Людской суд тут же постановил, что это не ребенок рода человеческого, а водяное отродье. Светлые волосы и глаза — самые что ни на есть верные признаки этого. Да еще и кузовок река принесла.

Ниже Ленея впадала в один из водоемов Озерного края, считавшегося вотчиной вордов.[2] То, что течением никого не могло снести из тех озер по причине направленности реки туда, а не обратно, людей не смущало. Последним неопровержимым доказательством нечестивости ребенка оказалось то, что младенец не утонул. А должен был. Самое гнусное, что во время всего этого разговора отродье, то бишь я, как ни в чем не бывало продолжало спать. Приговор был вынесен и обжалованию не подлежал. Предать смерти, и никак иначе.

Переход от теории к практике дался людям нелегко. Палача в селе не держали, а временно исполнять обязанности заплечных дел мастера никто не соглашался. Какая-то сердобольная старушка предложила оставить «отродье» прямо здесь, на солнышке, авось без воды само сдохнет. Не могу не согласиться, так бы и случилось.

Тут-то и появилась бабушка Сима. На селе она была человеком новым, никто не знал, чего ждать от пришлой ведьмы. Бабушка прошла сквозь толпу и взяла ребенка на руки. Недовольный шепоток жителей пресекла одним словом:

— Прокляну.

Такой довод люди приняли сразу и отложили мою казнь на неопределенный срок, который так до сих пор и не наступил.

Мне у бабы Симы было хорошо, даже слишком. Осознание ценности дома пришло не сразу — после нескольких одиноких прогулок и безуспешных попыток завести друзей. Первый же метко брошенный камень сбил меня с ног и уложил в постель на неделю.

Так я и росла, называя Симу бабушкой, помогая ей по хозяйству и обучаясь ремеслу. Жители со временем привыкли и при моем появлении уже не сотворяли отвращающие зло знаки. По крайней мере, не все.

В один из засушливых годов селяне заметили, что Ленея обмелела, и недолго думая впали в панику. Объявили, что речке конец, и селу, соответственно, тоже, а заодно и всем нам. Кому пришло в голову, что народ воды управляет реками, не знаю, а то бы отблагодарила. В итоге староста мялся на пороге нашего дома, произносил торжественную речь и пытался возложить почетную обязанность по спасению села на мои хрупкие плечи. Никто при этом не задался вопросом — а с чего бы мне их спасать?

Идею с заговором подала бабушка, дескать, все равно не отвяжутся. Поначалу я до ужаса боялась, что река и в самом деле пересохнет, обман раскроется и меня утопят. Ну не владею я искусством шептунов.[3]

Как показало время, сезонное обмеление вызвали естественные причины. С тех пор мои заговоры стали делом постоянным.

Домой я вернулась в задумчивости. Бабушка, стоя у стола, разливала по склянкам свежий отвар. Я принюхалась. Череда и староцвет, от кожного зуда. Это кого ж угораздило?

— Как все прошло? — не оборачиваясь, спросила она.

— Надеюсь, никуда эта речушка не денется.

— Я серьезно, — повернулась Сима.

— Я тоже. Староста на свадьбу дочери пригласил.

— Пойдешь?

— Не знаю. А ты? — Я подошла к столу и стала сдвигать банки с отваром.

— Меня не приглашали, — фыркнула Сима, совершенно не опечаленная таким положением дел. — Только тебя. Думаю, надо сходить.

Я молчала, подавая глиняные крышки. С одной стороны, чего я там забыла, а с другой — интересно, не каждый день можно безнаказанно мозолить людям глаза.

— Айя, — бабушка повернулась и стала вытирать натруженные руки фартуком, ее лицо раскраснелось от пара, идущего от котелка с отваром, несколько седых прядей выбились из-под платка, — они тебя не ненавидят. Опасаются, как всего необычного, а ты рада стараться. Хоть улыбайся иногда.

— Так? — Я старательно растянула рот. Сима обреченно махнула рукой. — Лучше пусть боятся, чем камнями закидывают.

— Не преувеличивай. Не собираешься же ты всю жизнь просидеть в наших Солодках у старухи под боком? — Она откинула крышку массивного сундука.

Тогда я не стала отвечать, потому что именно это и собиралась сделать. Если меня не любят в родном селе, то что же будет в чужих? Сразу на костер отправят? Хотя «не любят» — неправильное слово. Боятся, не доверяют. Я для них — словно укус комара на спине: и чешется, и рукой не достать. Девки задирали носы, матроны шептали молитвы, а парни… Парням было интересно, что у такой, как я, под юбкой.

Один раз меня отправили отнести мазь от ушибов кузнецу. Оного дома не оказалось, зато присутствовал здоровенный бритый детина, то бишь сын, который решил разнообразить свою и чужую жизнь, пригласив некрасивую девушку на свидание, а точнее, на сеновал. Сделал он это со всем доступным ему тактом, то есть попытался сгрести меня в охапку и доставить к месту назначения. Его намерения душевного отклика у меня не вызвали, в результате ухажер согнулся от подлого удара по выступающей части тела, что находится у парней ниже талии. Когда ушибленный наконец смог поднять голову, я, полная раскаяния, поставила рядом горшочек с мазью и посоветовала применять по назначению.

Но свадьба дочери старосты — другое дело… Представив, как начну слоняться от одного человека к другому, как улыбки будут застывать на лицах, как руки станут подниматься, выписывая отвращающие знаки, я скривилась. А бабка Сима уже достала из сундука сарафан, крепко пахнущий лавандой.

Эол[4] и все его сподвижники! Она ведь давно не воспринимает мое лицо таким, каким видят остальные. Так же и Ринка, по малолетству обварившая щеку кипятком, для маслобойщика и его жены всегда будет первой красавицей Солодков. К тем, кто рядом, мы всегда относимся по-другому, им мы прощаем все: от перевернутой кастрюли щей до нелепого внешнего вида.

— Схожу ненадолго, — выдавила я, глядя на одежку.

— Умница, — подала мне «обновку» бабушка и полезла за лаптями.

Красно-белый летний сарафан покупался для Симы как минимум пару десятилетий назад. Прошедшие годы не пошли вещичкам на пользу. Нет, выглядело все неплохо, ни дыр, ни потертых мест.

Я со вздохом стащила рубашку и натянула сарафан. Старые слежавшиеся вещи пахли пылью, сухой травой и напоминали о давно канувших в Лету днях. Тогда бабушка обладала пышными формами и миниатюрными ножками и за ней наверняка ухаживали мужчины. На мне наряд висел унылыми складками, а ноги в узких лаптях начали ныть.

— Ничего другого все равно нет, — поникла Сима. — Не в штанах же идти.

Она права, платьев у меня не водилось. Травы собирать да по лесу лазить в платьях не с руки. Свадьба — другое дело. Переплетая косу, я решила, что ничего не мешает мне тихонько посидеть в сторонке, не привлекая внимания.

Эх, как же я потом жалела о своем решении!

На свадьбу единственной дочери староста не поскупился. Столы, выставленные вдоль центральной улицы, ломились от еды, заборы увили цветами и лентами. Часовня утопала в сирени и в украшениях не нуждалась. Люди толпились по обе стороны от двери, ожидая выхода молодых. Смирт[5] закончил обряд, и пара явила счастливые лица народу.

На меня недоуменно косились, за спиной зазвучал угрожающий шепоток, едва не вынудивший покинуть праздник. Не то чтобы я их боялась, нет. Все они трусы, и дать отпор наглому увальню, задиристой девице, возмущенной тетке или пьяненькому мужику я могла. Даже ножом владела, плохо, правда, но для деревенских дурачков в самый раз. Толпа же — совсем другое дело. Собираясь у колодца, на посевную или на праздник, местные жители словно становились сильнее. Страх объединял людей, позволял черпать силы друг в друге, и тогда они могли напасть, просто так, без всякой причины.

Уловив напряжение, дядька Верей громко со мной поздоровался и прилюдно проводил к столу, показывая остальным — я гостья. Вряд ли он сделал это для меня — молодой знахарки, скорее ради дочери, ради того, чтобы не испортить торжества и ради той неведомой причины, которая заставила его меня пригласить.

Многие опустили глаза, но кто-то — нет. Взгляды были слишком красноречивы, слишком выразительны.

«Пусть сегодня ты своя, ты с нами. Но придет другой день, и все вернется — и страх, и ненависть, и камни, — предупреждали они. — Но не сегодня».

— За здравие молодых! — поднял первый тост Верей.

Отказаться было немыслимо. И я пригубила пахнущий яблоками сидр.

— За долгие лета! — За первой чаркой последовала вторая, потом третья.

Я прочла одобрение в одних, вторых, третьих глазах и улыбнулась. Четвертую уже поднимала сама. Тосты следовали один за другим. Я выдохнула, перестала напоминать чуткого зверька, готового сорваться в бегство при малейших признаках опасности.

— За приплод! — отличился кто-то из гостей.

Парни заржали, невеста залилась румянцем, а жених расправил плечи и окинул гостей петушиным взором, предлагая не сомневаться в его силах. Все кричали, смеялись, девчонки шептались, старики вытирали слезящиеся глаза. Народ стал наливать и выпивать уже без ненужных слов. Заиграла гармонь, начались танцы.

Голова кружилась, в ней поселилась какая-то бесшабашная легкость, по телу разливалось тепло. Люди сновали, кружились, смеялись, плакали, говорили. Захотелось совершить что-нибудь смелое и безумное, например, выскочить в круг танцующих. Я даже попыталась стащить стиснувшие ноги лапти. И именно тогда заметила его — такого же, как и я — лишнего и чужого на этом празднике.

Незнакомого парня лет семнадцати, что сидел за главным столом возле старосты. Он не танцевал, не заигрывал с девушками, не реагировал на выпады и подначки парней.

Кто это? Дальний родственник? Случайный путник? Потертая кожаная куртка, сбитые сапоги, отстраненный взгляд и пренебрежение в каждом жесте. Словно к нам на праздник занесло высокородного.

На моем лице, как и полагалось, его взгляд остановился. Я старательно улыбнулась. Он, смешавшись, отвернулся.

«Что, не нравлюсь? — мысленно спросила я. — Ну-ну, у меня опыт в людском презрении поболее будет».

— Вот, Рион, познакомься, наша гордость — Айка. — Подошедший староста так хлопнул парня по плечу, что тот едва не свалился с лавки. — Она ведьма, как и ты.

Интересно, дядька Верей перепил или спятил на радостях, что дочь с рук сбагрил?

Гость молчал, сомнения в здравомыслии старосты без труда читались на молодом лице.

— Ну, вы тут поболтайте о своем. — Мужчина многозначительно подмигнул и отошел, сочтя свой долг выполненным.

Так и правда речка высохнет.

— Приятно познакомиться, — процедил парень. Длинный, нескладный, узкие карие глаза, растрепанные черные волосы. — Где вы учились? — Вежливый вопрос, отстраненный и полный превосходства взгляд.

— Нигде, — продолжала я улыбаться.

Ответ ему не понравился. Конечно, он же правдив.

— А вы? — спросила я. — Где учились на ведьму?

Надо же, удалось задеть. Парень дернул подбородком и выпрямился, словно аршин проглотил.

— Я являлся лучшим учеником главного действительного мага Вышграда мэтра Дамира.

— Он умер? — поинтересовалась я.

— Почему? — округлил глаза лучший ученик.

— Ты же сказал «являлся».

— Я закончил обучение, — отрезал маг и отвернулся.

Умею я заводить друзей. И зачем, спрашивается, полезла? А затем, чтобы больше не подходил. Так проще и безопаснее.

Провозгласили очередной тост, я уже сбилась, какой по счету, да это казалось неважным. Мелькнула мысль о неправильности происходящего. Мелькнула и исчезла, утопленная в очередной порции вина. Слишком хорошо, слишком смело, слишком свободно я себя чувствовала.

Праздник близился к завершению. Молодожен, подхватив супругу на руки, скрылся в доме. Вслед понеслись одобрительные выкрики и смущенный девичий смех.

Улица погрузилась в серые сумерки, гости помаленьку стали расходиться, остались самые стойкие, а значит, и мне тоже пора. Вроде ненадолго собиралась. Я поднялась из-за стола. Черт, какая земля неустойчивая, так и плывет под ногами. Уйти, не попрощавшись, показалось невежливым. Было весело, да и запас вредности закончился. Рядом со старостой, как назло, стоял новоиспеченный маг. Как его там? Роун? Рион?

— Спасибо за праздник. До свидания.

— Айка, ты вот что, — нахмурился Верей. — Идти тебе далече, пусть Рион проводит.

Ага, значит, Рион.

Маг скривился от такой-то радости, но руку послушно подал.

— Не надо.

— Старших слушай, — раскраснелся дядька Верей, — парни выпивши, и ежели с тобой чего, не дай Эол, случится, Серафима мне голову открутит.

Я посмотрела туда, где слышались низкий гогот и сальные шуточки.

— Они столько не выпьют.

— Айка!

Я вздохнула, едва не завалилась на бок и ухватила парня под локоть. Земля сразу же перестала шалить и успокоилась. Иногда проще и быстрее уступить, чем ввязываться в спор.

Главная улица плавно спускалась к берегу. Наши размеренные шаги были едва слышны. В траве стрекотали разные насекомые. Крики и пьяные песни стали отдаляться.

Сейчас косые взгляды Риона казались не такими уж важными. Я чувствовала его старательно сдерживаемое раздражение и любопытство в чуть заметном подрагивании руки. Слышала в дыхании, когда он набирал воздух, собираясь силами, и когда шумно выдыхал. Невысказанные слова отступали, послушно ожидая своей минуты.

— Дядька Верей говорил, ты магией воды владеешь? — нарушил молчание парень.

Голос оставался нарочито отстраненным, но чувствовался в вопросе какой-то детский интерес. Я отметила, что Рион назвал нашего старосту дядькой. Его, конечно, полсела так называло, но вряд ли об этом знал приезжий маг. Настоящий племянник? Что я знаю о родне Верея? Ответ — ничего. Поэтому пусть будет племянник.

Вопросу я даже не удивилась — еще один на мою голову. В деревню приехал маг, и староста не упустил случая проверить водянку. Вот и причина внезапного гостеприимства. К дасу[6] все! Посмотрим, как они в следующий сезон запоют, когда вода снова отступит. Не всем же колдовать, надо кому-то и народ успокаивать, излечивать от собственных страхов. Что он может предъявить? Ничего. Денег мне не платят.

— Нет, — врать не было смысла.

— Как нет? А речку кто вспять поворачивал?

— Слушай, ты вроде ученый, можно течение изменить? — Я почувствовала злость. В основном на себя, надо было сразу отказаться от «колдовства», а не шептать над водой детские песенки.

— Замедлить или ускорить — да. Обратить — нет, тут действует закон о магическом воздействии на целостные природные объекты.

— Так чего придуриваешься?

— Я не придуриваюсь, но и не обманываю. Знаешь, что за магическое мошенничество полагается?

Мы снова замолчали, на этот раз тягостно, неловко. Я убрала руку, мне не хотелось касаться парня. Он ни в чем не виноват, но все равно не хотелось.

Наша деревня Солодки располагалась на соединении двух рек. Мелководная Рыховка впадала в полноводную Ленею. Бабушкин домик стоял особняком на другой стороне. Дощатый мост строили еще до моего рождения по старому образцу — бревенчатый, выгнутый, без перил. Пробегая туда-сюда по нескольку раз в день, я никогда не задумывалась о возможности падения.

От тесных лаптей болели ступни, терпеть неудобство в угоду приличиям глупо, тем более теперь. Я стянула один лапоть, встала на прохладное влажное дерево и облегченно выдохнула. Рион отвернулся, словно увидел не голые пятки, а по меньшей мере голые колени.

Потянулась за вторым, зацепила пальцами и… заскользила. Мир пришел в движение, мост зашатался, запрыгал перед глазами, звезды описали сияющий круг. Воздух толкнул в спину, предвещая короткий полет и падение. Страх молотом ударил в голову, оглушая, ослепляя, лишая воли.

Водянка, значит? Самое время рассмеяться. Кто-то боится мышей, кто-то домовых, кто-то сборщика налогов. А я больше всего на свете боюсь не тычков и летящих камней, больше всего я боюсь воды, даже плавать не умею.

Что там, под темно-зеленой толщей? Что появится, когда поднявшийся ил осядет и муть разойдется?

Лапоть упал в реку, издав легкое «плюх». Следом за лаптем упаду я, и звук будет посильнее. С губ сорвался стон. Я отчаянно взмахнула рукой, ожидая, что загребу лишь воздух, но… Не знаю, во что я вцепилась сведенными от страха пальцами, но послышались треск рвущейся ткани и хруст. Меня ударили в плечо и оттолкнули от края моста. Клацнув зубами, я упала на пахнущее влагой дерево.

Вот и все. Обычное дело — пьяная девка чуть не свалилась в речку. Знай я тогда, какие последствия это повлечет, прыгнула бы сама, не раздумывая.

— Ты… ты…

Рион побледнел, его зрачки сузились, по телу прошла дрожь.

Эол и сподвижники, у него что, падучая?

— Ты убила меня, — прошептал он и рухнул на мост.

Точно — падучая. Жалко-то как, молодой еще…

Я разжала кулак, на сырое дерево моста упал лоскут чужой рубашки с тесемками, который я оторвала, пытаясь удержаться от падения. Парню удалось невозможное — напугать меня еще больше.

— Рассказывайте, — приказала бабушка.

Мы втроем сидели за столом. Обычным, круглым, с потемневшей от времени столешницей и отпечатками от мисок, кувшинов, кружек. Недоброе предчувствие незримо повисло в комнате, я видела его везде — в глазах парня, в собственном молчании, в бабушкиной притворной бодрости. Это как проснуться и понять: что-то случилось. Нет никаких причин, но ты чувствуешь, знаешь — это близится.

После того как малолетний маг упал, я попыталась привести его в чувство. Все знания, годами вбивавшиеся в меня бабушкой, вылетели из головы. Традиционные методы — пощечины, сопровождаемые жуткими завываниями в моем исполнении, не помогали. Исчерпав запас ругательств, я, не переставая скулить, побежала домой. Что будет за мошенничество? Ха, а за смерть мага?

Из бессвязных объяснений бабушка поняла одно — я кого-то убила и зову ее с собой, должно быть, чтобы спрятать труп.

На мосту картина, к сожалению, не изменилась. Рион лежал безмолвный и неподвижный.

— Жив он, — осмотрев мага, обрадовала бабушка.

— А чего ж тогда?..

— В обмороке. Помоги-ка.

Совместными усилиями мы дотащили парня до избушки. Сима сунула под нос несостоявшемуся покойнику склянку с листоцветом, маг не замедлил подать признаки жизни, поморщился и отполз подальше.

Теперь Рион, приведенный в более или менее вертикально-разумное состояние, с тоскливым видом смотрел себе под ноги. Где тот парень с равнодушно-презрительным взглядом? Где высокомерный маг? Сейчас он напоминал маленького мальчика, потерявшего любимую и дорогую сердцу игрушку, того и гляди заплачет.

— Она сломала мой камень силы, — не поднимая головы, пожаловался парень.

— Этот? — Бабушка выложила на стол лоскут рубашки, обрывок веревки и камушки. Удлиненный четырехгранник темно-синего цвета оказался расколот посередине, к одному из осколков крепилось железное кольцо, сквозь которое была продета веревочка. Парень носил его на шее как нечто самое дорогое.

Маг кивнул.

— Как тебя угораздило? — повернулась ко мне бабушка.

«Откуда я знаю! — хотелось ответить мне. — Я всего лишь ухватилась за парня, чтобы не упасть».

Эол, откуда эта тошнота, то и дело подкатывающая к горлу, словно съела что-то несвежее? Что я сделала на самом деле? Слова сами сорвались с губ. Я говорила быстро, уверенно, убежденно, стараясь заглушить нарастающую панику:

— Дорогая побрякушка? Так можно склеить или, на худой конец, новую заказать. Чего людей пугать?

Рион стал бережно заворачивать кристаллы в лоскут. Остатки хмеля еще не выветрились, и меня охватило чувство нереальности происходящего. Сейчас открою глаза и окажусь в постели, в худшем случае — в канаве. От его осторожных ласковых движений становилось не по себе. Так обращаются с хрупкой яичной скорлупой. Парень боялся лишний раз дыхнуть на осколки.

Бабушка погладила меня по руке, встала и, не глядя на парня, спросила:

— Ты не прошел посвящение?

— Нет.

Я уже открыла рот, чтобы спросить, но Сима, покачав головой, пояснила:

— Заканчивая обучение, маг изготавливает амулет. Его наполняют магической энергией. В процессе посвящения силы перетекают от амулета к его владельцу, и с этого момента маг считается «действительным». Ты, Айка, сломала амулет, высвободила энергию до срока.

Я изо всех сил боролась с желанием зажать уши. Не слышать, не знать. Иначе придется что-то делать, что-то решать, что-то исправлять.

— Как я учителю на глаза покажусь?

— Объяснишь все, а потом новый камушек сделаешь, — резко, даже грубо, ответила я.

Детская беспомощность парня вызывала негодование. Кто из нас чаровник?

— Не могу. Камни силы никогда не ломаются.

— Плохо старались.

— Айка, прекрати, — одернула меня бабушка.

— В том-то и дело, что хорошо. Знаешь, сколько охотников за чужими силами? Амулет связан с жизнью носителя. Сломать камень и поглотить силу мага можно только после смерти, и отнюдь не от старости.

— Напоминаю, ты жив!

— Это и есть главная проблема. Маг остается живым в случае добровольной передачи силы. Я ничего подобного не делал. Учитель может отказаться от меня. — Рион чуть не плакал.

Он обхватил голову руками и стал покачиваться из стороны в сторону. Бабушка достала еще одну бутылочку, посмотрела на мага, вздохнула, перевернула мою ладонь и капнула на кожу. Мне и в голову не пришло сопротивляться. В другое время я задала бы ей тысячу вопросов, мешала и говорила бы под руку. Сейчас же просто наблюдала. Что это? Успокоительное? Снотворное? Яд? Эол, какой яд, это же бабушка!

Жгучая боль, как от раскаленной иглы, прострелила руку до самого плеча, в глазах на миг потемнело. Жидкость покраснела, будто на коже выступила кровь, вскипела и с шипением стала испаряться.

«Проявитель» — подсказала внезапно проснувшаяся память. Треть чабреца, треть пастушьей сумки и треть сока клевера. Настаивать ночь при полной луне, закрыть черной тканью и хранить месяц. Используется для проявления наложенных заклятий. Травница должна знать, болен человек или наведена порча.

— Айка, на тебе печать, — севшим голосом сказала бабушка.

— Ага, — кивнула я, бережно баюкая ноющую руку.

— Убивший чаровника и забравший его силу будет заклеймен печатью смерти. — Рион говорил, не поднимая головы, отчего голос казался глухим, словно доносился сквозь перегородку или сквозь крышку. — Долг каждого мага нести возмездие и карать отмеченных, не зная пощады и жалости. Тебе будут мстить за мою гибель.

Дошло до меня не сразу, ослепленный болью мозг сначала отказывался понимать эту фразу, а потом каждое слово словно загорелось. Печать смерти. Знак обреченных на казнь. Нет, не так, не обреченных, а осужденных на казнь за преступление против мага.

— То есть, — вставая, проговорила я, — можно тебя сейчас пристукнуть, и хуже все равно не будет?

— Лучше тебя. Чего ждать? — Рион вскочил. — Хоть похоронят по-людски.

— Тихо, — прервала нашу душевную беседу бабушка. — Печать можно снять, магическую силу вернуть. Но для этого нужен действительный маг.

Да? А где его взять? В наших-то Солодках? Один уже приехал на свою голову. Я почувствовала, как беспокойство, терзавшее меня, облекается во что-то определенное. Неужели придется…

— Надо ехать в Вышград, — подвела итог Сима и, отводя глаза, добавила: — В ноги к его учителю падать.

Я открыла рот и благополучно закрыла. Смешно. Мысли вылетели из головы, все до единой. Сознание затопила жалость. Сочувствие к себе, такой непутевой. Еще немного, и я разревелась бы пьяными, стыдными, никому не нужными слезами.

Бабушка с магом о чем-то говорили, что-то обсуждали, даже спорили. В основном о том, где Рион проведет эту ночь. Конечно, пусть остается, время позднее, мало ли что может приключиться. По-моему, все, что могло, уже приключилось. Если ученичка кто-то и пристукнет ненароком, отвечать все равно мне.

Я стиснула кулаки. Надо сесть, надо подумать — основательно, неторопливо. Нужно время, нужно прийти в себя, и все будет в порядке. Решение должно найтись. Оно всегда есть, просто сейчас я его не вижу.

Я ушла в спальню, стащила сарафан и бросила в угол. Утром. Все утром.

Глава 2

ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА ОДНО МЕСТО

Сборы прошли как в тумане. Тихие шаги, шорох, осторожные движения и шепот, будто в доме покойник или тяжело больной.

Вышград — столица Тарии, стоит на берегу Рыховки, ниже по течению, в двух соварах,[7] в трех днях пути на юго-восток. Всего три дня, тысячи и тысячи шагов. Целый новый мир для меня.

Как сквозь сон я слышала, что Верей продает нам Ксанкины сапоги и лошадь. Из сапог дочка благополучно выросла, а кляча все равно старая и со дня на день должна сдохнуть. Так и сторговались на две настойки от запора и корешок мужской силы. Зачем мужская сила вдовому Верею, Сима не уточняла, просто отдала требуемое. Надо было клич по деревне кинуть, люди бы на радостях, что от меня избавятся, такого насобирали, что ни одна лошадь не в силах увезти.

Наблюдая за приготовлениями, я ходила по избе, то и дело натыкаясь на предметы мебели, косяки, Симу и Риона. Почему не протестовала? Не кричала? Не топала ногами?

У меня, в отличие от парня, имелся выбор. В Солодки магов, тем более действительных, калачом не заманишь. За те годы, что я себя помню, ни одного не видела. Шансы счастливо прожить здесь жизнь, даже с этой идиотской печатью, были высоки. Пусть парень своего учителя сюда везет, а я подожду.

Так почему я решила ехать? Какое чувство пробивалось сквозь обиду на судьбу? Что я так старательно прятала от самой себя? Предвкушение? Любопытство? Я объездила все окрестные села, но не видела в них особых отличий от наших Солодков.

Какой он — город Вышград? Такой, как в сказках, что рассказывала мне в детстве бабушка? Украшенные лентами дома? Мыслимые и немыслимые сладости на лотках не только по праздникам, а всегда? Мягкие ковры под ногами? Молочные реки и кисельные берега? На каждом шагу — принцы и рыцари, только и мечтающие спасти попавшую в беду даму?

Сомневаюсь. В жизни, в отличие от сказки, я вряд ли выйду замуж за принца, я вообще его вряд ли встречу. Да и замуж вряд ли выйду.

Три дня туда, столько же обратно. Одним глазком увидеть, запомнить и вернуться. Семидневка, не больше.

«А бабушка? Почему бы ей не поехать с нами? Почему собрана только моя сумка? Почему…» — подумала я и испугалась.

Если нелегкая все же сведет меня с настоящим магом и тот решит привести приговор в исполнение, разве Сима сможет остаться в стороне? Быть причиной гибели бабушки мне решительно не хотелось, как и смотреть на ее смерть.

Эол, о чем я думаю! Кого уговариваю? Чего боюсь? Того, чем может обернуться любопытство? Давеча уже сходила на свадьбу. Или я боюсь собственного желания уехать? Я не знала ответа. И это пугало даже больше невидимой и неосязаемой печати.

— Присядем на дорожку, — сказала Сима.

Я обвела комнату диким взглядом. Уже все? Два кулька и сумка были свалены у порога, одетый по-дорожному Рион сидел на лавке и разглядывал свои ноги, точно никогда раньше их не видел.

— Айя, — проговорила Сима тихо, — выбора нет. Ты должна отдать силу, а Рион позаботится, чтобы ты дожила до этого момента. Верно? — Бабушка повернулась к парню, тот, не поднимая головы, кивнул. — Потому как, если не уследит, получится, что силу ему брать неоткуда. Был маг, да весь вышел.

— Все это не может быть правдой, — пробормотала я, вспоминая себя вчерашнюю, ту девушку, что спокойно бормотала рецепты успокоительного снадобья над рекой, маскируя их под заговоры.

— Айя, — повторила бабушка и протянула мне маленький холщовый мешочек.

Мне не надо было заглядывать внутрь, я и так знала, что там. Одиннадцать медных черней и два серебряных дина — все, что удалось скопить за годы работы травницей в Солодках. Крестьяне редко расплачиваются монетами, предпочитают натуру: муку, хлеб, яйца, масло. И именно в этот момент я поняла, что ехать придется. Убедил меня мешочек с монетами, а не слова и не сумки у двери.

Стряхнув оцепенение, я посмотрела Симе в глаза. Сколько там любви, сколько мольбы и тревоги. Эол, да бабушка напугана даже больше меня! Сима вложила кошель мне в ладонь и, притянув меня к себе, зашептала на ухо:

— А норов свой спрячь, поняла? Иначе однажды проснешься без головы, люди не везде такие добрые, как здесь.

— Добрые? — прохрипела я.

— Да, Айя, но пока ты этого не понимаешь, может, потом… — Она торопливо отстранилась, чтобы я не увидела слез в ее глазах.

Провожать нас бабушка не пошла. То ли меня, то ли себя пожалела. Я в последний раз оглянулась на одиноко стоящую избушку, удаляющуюся с каждым шагом.

Вернусь ли? Смогу ли?

Верхний, или Новый тракт, тянется почти через всю страну от Велижа на севере до Вышграда на юге. По нему возят рыбу с северных озер, древесину из Багряного леса, зерно с западных полей, вино и ткани с южных окраин и еще много всего, так сразу не вспомнить. Раньше главным торговым путем был Нижний тракт, сейчас его еще называют Старым. Он огибает Тарию с востока вблизи вирийской границы. Но однажды у монархов случились какие-то разногласия. Вирийский князь ни с того ни с сего взял штурмом Пограничный гарнизон. Впоследствии нашим войскам удалось отбить крепость. Поговаривали, что начнется война, купцы искали другие дороги и поднимали цены. Многострадальная крепость несколько раз переходила от нас к врагу и обратно. Неизвестно, сколько бы еще правители развлекались подобным образом, но министры напомнили им о долге перед народом. Решено было проложить еще одну дорогу на западе. Торговля возобновилась, хотя цены не упали, как и налоги, повышенные в период строительства. В конце концов вирийский князь махнул рукой на упрямую крепость, и с так и не начавшейся войной было покончено. Правда, люди, напуганные затаившейся угрозой, все равно предпочитали Новый тракт Старому.

Торопясь поскорей попасть к учителю, Рион наращивал темп. Деревенская кляча едва поспевала за его жеребцом. До этого мне случалось ездить верхом не более десятка раз. Я болталась в седле, как куль с мукой, чувствуя, что могу свалиться в любой момент, но никакие силы не заставят меня сказать об этом парню.

Остановок не делали. Маг ел прямо на ходу, чуть придерживая жеребца, чтобы прожевать сыр и не разлить воду из фляги. До темноты успели преодолеть значительное расстояние. На ночлег устроились на опушке леса, сойдя с дороги на десяток вар.

С лошади, как и обещала, я свалилась. Спина и то, что ниже, ныли. Сил для притворства не осталось. Махнув рукой на недовольного мага, с наслаждением растянулась на траве, предоставив ему, как настоящему мужчине, право обустроить лагерь: собрать на опушке хворост для костра, выложить спальные места лапником, нарезанным в лесу, принести воды.

Надо сказать, Рион справился без единой жалобы, что непостижимым образом заставило меня ощутить собственную никчемность. Ну, какого дасу мне надо? Встала бы и помогала. Так нет, лежу, кусаю губы, злюсь неведомо на кого.

Ужинали в полном молчании. Если так пойдет дальше, мы и десятка слов друг другу не скажем. Может, оно и к лучшему, но настроение от такой перспективы испортилось окончательно.

Лучше бы я в реку грохнулась и спала сейчас в своей постели. А вместо этого ворочалась на жестком лапнике под открытым небом и игнорировала взгляды парня. Как бы он ни пытался скрыть любопытство, я чувствовала его затылком.

Прошлую ночь маг провел под нашей крышей и не осмелился сунуть нос в спальню, а теперь восполнял недостаток сведений о водянках.

Да, знаю, как выгляжу в темноте. Еще хуже, чем при свете. «Хватит уже!» — мысленно рыкнула я. И Рион словно услышал. Странно крякнул и наконец отвернулся. Через несколько минут дыхание парня стало ровным.

А вот мне не спалось. Снимем мы печать, вернее, учитель снимет, но это полдела. Еще ведь и силу возвращать надо. Проблема в том, что никакой силы я в себе не чувствовала, поэтому сильно сомневалась в ее наличии. Станет весело, если вернуть я ничего не смогу.

Лето было в разгаре, но прохладное туманное утро об этом словно бы не догадывалось. Стуча зубами, ежась от холода и поглубже натягивая капюшон куртки, я попыталась встать. Вот именно, попыталась. Как все болит! Это лошадь на мне вчера ехала, а не я на ней. Издав стон, упала на землю и потянулась к сумке: где-то там была мазь от боли в мышцах.

Парень проснулся в самый неподходящий момент — я поймала его напряженный взгляд, когда, тихо ругаясь, пыталась намазать себе поясницу. И то, что ниже.

— Чего уставился? — невежливо пробурчала я.

— Ничего, — буркнул он и разворошил почти погасшие угли костра.

Я натянула штаны и невесть от чего покраснела. Лучше боль, чем тот первый взгляд, которым меня наградил спутник, проснувшись.

— Нам в седлах еще пару дней трястись, — сообщил Рион и принялся собирать вещи. — Ты сможешь или…

Он еще не договорил, а я уже рявкнула:

— Да.

Рион с мученическим видом вздохнул и отправился собирать вещи.

Второй день прошел не лучше первого. Натертая кожа горела. Риона еще больше хотелось убить. И вообще, мир совсем не радовал.

Одно хорошо, больше парень гнать лошадей не решался, с тревогой оглядывался через каждый десяток вар. А я улыбалась, стараясь не показать, насколько мне больно сидеть в седле, и только сильнее стискивала в руках поводья. Не знаю, что сломало лед, мои страдания или слова бабушки, что без меня парню не видать силы, как собственных ушей, но теперь молчание не было абсолютным. Рион иногда обращался ко мне, один раз даже назвал по имени. Как не порадоваться.

Дорога поражала однообразием. И чего привлекательного находят в путешествиях? Встречающиеся изредка путники настороженно на меня косились. Но и только. В этих взглядах не чувствовалось злости, только любопытство, иногда озабоченность. К вечеру на горизонте показалась деревушка, первая за все время.

— Заночуем с удобствами? — спросил Рион и, не дожидаясь ответа, направил коня к указательному столбу.

— Платить не буду, — сказала я и поморщилась: прозвучало сварливо. — Если что, могу и на лапнике за околицей устроиться. — Спутник даже не обернулся. И тогда я задала вопрос, который волновал меня намного больше, чем деньги: — Магов там нет?

— Тут не предскажешь, маг может ждать нас и там. — Рион указал на деревушку впереди. — И там, — кивнул на уходящий к востоку тракт. — Но пока нам везло.

— Все маги способны увидеть печать? И ты? — воспользовалась я разговорчивостью парня.

— Действительные — да, а всякие ведьмы и колдуны не в счет, чаще всего они пустышки. Я не прошел посвящение, к тому же без силы, — вздохнул Рион. — Так что я тоже не могу.

— Хотьки, — прочитала я надпись на указательном столбе, чем немало удивила Риона.

Да, я умею читать. И писать тоже. Бабушка научила: рецепты снадобий надлежало записывать, иначе никакой головы не хватит.

Рион дернул плечом, но вопросов задавать не стал, тронул коня и въехал в деревушку. На первый взгляд, она мало чем отличалась от Солодков. Деревянные домики, огороды, в которых квохтали куры, в сараях мычала скотина, на распорках сушились рыболовные сети. Чтобы такое увидеть, можно было никуда не уезжать.

Первой в деревне мы увидели древнюю бабку с хворостиной и безрогую козу, лениво жевавшую траву у дороги. Старуха заметила скрюченную в седле меня и поводила рукой из стороны в сторону в отвращающем жесте. Коза укоризненно затрясла бородой.

— Скажите, почтенная, — обратился к женщине маг, — постоялый двор здесь имеется?

К нему вернулось презрение столичного жителя, правда, теперь оно казалось наигранным и мальчишеским, как плохо подобранная по размерам маска.

Сколько ему на самом деле? Шестнадцать? Семнадцать? Двадцать, как мне? Вряд ли. Хотя кто их, чаровников, разберет. Говорят, есть и такие, что в сто лет смотрятся юношами. Врут, поди. А этому… Пусть будет семнадцать. И то с натяжкой.

— А як ше, — пошамкала старая карга губами. — Ехайте прямо, у колодша направо и шрашу ишба ш белыми штавнями. Он и ешть. Петриша там ша хошяина.

— Благодарю, — кивнул маг и поехал в указанную сторону.

Я старалась не отставать больше, чем на полкорпуса. Недобрый взгляд старухи уперся в спину. Тревога, для которой не было причин, коснулась холодными пальцами моего затылка. Отвращающий жест бабки не в счет, для меня это сродни рукопожатию. Я скорее удивлюсь объятиям и радушной улыбке, а уж хлеб с солью повергнет меня в панику.

Улица расширилась, образовала круглый пятачок, там у колодца топтались женщины с коромыслами и ведрами. Судя по сваленным в стороне кадушкам и обездвиженной лебедке, пришли они не за водой. Или не только за водой. Тетки в цветастых передниках замолчали и уставились на нас. Вернее, на меня. Через несколько минут распоследний увалень в этих Хотьках будет знать, кто объявился в деревне. А сопровождающий меня парень словно не замечал взглядов, не слышал шепотков, не видел посланных вслед плевков.

Постоялым двором оказался двухэтажный бревенчатый домик со свежеокрашенными ставнями, чистыми стеклами и гостеприимно распахнутой дверью. Стоило нам войти, как хозяин, видимо, тот самый Петриша или Петриш, вынырнул из-за стойки.

— Чего желаете? — При взгляде на меня ни один мускул не дрогнул на потемневшем и загрубевшем лице мужчины.

— Комнаты, ванну и горячий ужин, — перечислил Рион, выкладывая на стол серебряный дин.[8] — Лошадей в стойло, задать корма.

Хозяин кивнул, монета тут же исчезла.

— Лиска! — рыкнул он вглубь помещения.

Тотчас выскочила молодая рыжая девица и уставилась на Риона так, словно увидела одного из сподвижников Эола, а потом зазывно улыбнулась. Даже слишком зазывно. У мага покраснели уши. Я вернула девушке улыбку. Каюсь, переусердствовала. Далее все развивалось в лучших традициях. Лиска сделала круглые глаза, помахала перед собой рукой — чур меня, чур! — плюнула на пол для отгона нечисти и, наконец, ущипнула себя, чтобы проснуться.

— Лиска! — Повторный рык хозяина заставил ее подпрыгнуть. — Крайние комнаты.

Девушка заторопилась и, часто оглядываясь, чем порядком нервировала мага, поднялась по лестнице. Ткнула пальцем в двери и убежала, с приглушенным писком протиснувшись мимо меня в коридоре. Не удивлюсь, если сегодня под дверь будет насыпана соль.

Комнату я оглядела с любопытством. Бывать на постоялых дворах мне приходилось и раньше, когда бабку звали к перепившим купцам и их хлипким сыновьям, а один раз даже пришлось принимать роды у дородной матроны с тюками, полными лисьих шкур. Но никогда мне не доводилось быть гостьей, да еще и получить в свое распоряжение целую комнату. Для меня одной! Может, и не все россказни мага окажутся вымыслом?

Кровать, низкий столик, пара табуретов, зеркало на стене и скамья у стены. Чистенько, пахнет цветами. Почти сразу двое мужчин принесли деревянную лохань высотой по пояс и несколько ведер горячей воды. Работники, хоть и поглядывали с любопытством, вели себя спокойно. Мужики же, визжать вроде не по чину. Хотя взять того же сына мельника из Солодков — здоровый детина, а как голосил, когда я впервые пришла за мукой! Словно перебравший настойки певец в церковном хоре. Орал и тыкал пальцем. Я грешным делом подпрыгнула и обернулась, ожидая увидеть за спиной демона или заблудшую душу.

Работники вышли, я опустила пальцы в кадку, ощутила мягкое тепло. Вода в бочке или корыте никогда меня не пугала: в отличие от реки или колодца, она не таила в себе ни глубины, ни неизвестности. Средство, чтобы смыть грязь, не более. Прозрачное, неопасное, неживое.

Странное это ощущение, когда кто-то что-то делает для тебя, например, греет воду, будто высокородной маис.[9] Приятное, но непонятное.

Стук в дверь раздался, когда я уже оделась и собиралась спускаться ужинать.

— Я тебе поесть принес.

— Не стоило, — пропуская мага в комнату, ответила ему. — Сама в состоянии.

— Слушай. — Парень вздохнул, словно говорить со мной ему не нравилось, вернее, ему не нравилась я, но он сделал над собой усилие. — Лучше тебе не выходить. Девица, что помогает Петришу, и так не в себе, истерику устроила. Ужин пришлось самому нести. — Рион поставил поднос на сундук и, прежде чем выйти, торопливо попросил: — Айка, не обижайся, ладно?

Надо же, а ведь он почти извинился. А я почти поверила. И не обиделась. Опять же почти.

Дверь за магом захлопнулась, оградив меня от внешнего мира, на который хотелось посмотреть. Неужели так и будет все путешествие?

Ковыряясь в тарелке, я уговаривала себя не злиться. В том, что парень не хочет проблем, он прав. Я тоже не хочу, но меня, как обычно, не спрашивают.

Я знала, как выгляжу. Давно к этому привыкла. Все как у всех: голова, два уха, два глаза, рот, нос точно по центру. Ни рогов, ни клыков, ни прочей пакости. Вот только черты лица поражали своей чуждостью и уродливостью: слишком широко расставленные глаза, резко очерченные скулы, нос с горбинкой, рот, за который Ксанка дразнила меня лягушкой.

Хмурая девица с белой, в серебро, косой, бледная кожа, к которой никогда не прилипал загар, светло-серые водянистые глаза. И острые, словно напильником заточенные, клыки. Нет, они не выступали, как на старых гобеленах Симы, изображавших вампиров, иначе меня сразу утопили бы. Мои зубы отличались от человеческих всего чуть-чуть, но это было очень весомое «чуть-чуть». Они были белые, хотя я ни разу не прикладывала к ним содовый раствор, как Ксана. В Солодках девчонки к двадцати годам имели пару детей и пару щелей в желтых зубах. Мои оставались такими же белыми, правда, на количестве детей это никак не сказалось. Клыки — чуть более острые, чем принято. Будь они нормального цвета, на это не обратили бы внимания. Но нормального цвета не было. Я вся была «не того цвета» среди смуглых, черноглазых, крепко сбитых селян. Одну странность мне простили бы, но все вместе взятое — не могли.

Я выглядела как маленькая, щупленькая девчонка лет семнадцати, хотя по нашим с бабушкой подсчетам мне около двадцати. Даже если я водянка, чего бояться-то? Тот же кузнец мог свернуть мне шею одним движением.

Вот что было во мне такого, что заставляло того же мельника орать дурниной?

Этот вопрос занимал меня давно. Последняя война с вордами, в простречии — народом воды — закончилась столетие назад. Да и не было ее как таковой. Тогдашний король Истар решил присоединить к Тарии Озерный край. Войско без всякого дела простояло на границе несколько дней, так как с противником вышла незадача. Вооруженные до зубов вояки тщетно искали хоть кого-то по озерам и болотам. Натыкающиеся друг на друга отряды не сразу поняли, что ходят по кругу. Вернуться обратно тоже не получалось. По воле странного колдовства основная часть войска кружила на месте. Какой морок на местность или на людей навели жители Озерного края, до сих пор неизвестно. Отрезав Истара от основных сил, ворды отправили к людям посланников, которые разъяснили монарху истинное положение дел и посоветовали отправляться домой. Разгневанный король приказал всех повесить. Что на самом деле произошло дальше, не знает никто. Из всех присутствовавших на переговорах выжил лишь монарх. Он свернул остатки лагеря и покинул негостеприимный край.

Многое и в то время было неясно, а спустя годы обросло слухами и легендами. Те люди, которые в конце концов смогли выбраться с территории вордов, рассказывали жуткие истории о водянках, об их физической силе, об уродливых телах, белой, как брюхо рыбины, коже, острых зубах и страшной магии… С тех пор Озерный край считался запретным.

Мое внешнее сходство с народом воды вызывало у большинства людей страх. А страх порождал ненависть. Конечно, проблему легко можно было бы решить с помощью краски. Мы с бабушкой пробовали: настояли травы, нанесли на волосы и кожу. Результат превзошел ожидания. Шевелюра стала русой, но почему-то с оттенком в зелень. Лицо и тело покрылись замечательными разводами цвета крепко заваренного чая — болотная мара во всей красе. Хорошо, что все легко смылось водой. Второй раз вышло удачнее. Кожу мы оставили в покое, ограничились издевательством над волосами. Краска, с учетом предыдущих ошибок, получилась что надо, коса приобрела замечательный цвет темной меди. В таком виде я даже рискнула выйти из дома, чтобы через полчаса прибежать обратно и спрятаться в чулане.

Темно-рыжие волосы в сочетании с белыми лицом и глазами произвели на крестьян сильное впечатление. Они приняли меня за навь.[10] Кто-то с криками убежал, кто-то упал ниц, моля о пощаде, а кто-то пошел точить косу — единственное народное средство против олицетворенной смерти. Клин клином вышибают, как говорится. Больше попыток изменить то, что дал мне Эол, мы не делали. Проще оставить все как есть, да и народу привычнее.

Солнце клонилось к горизонту, деревню окутали легкие сумерки. Поднос так и стоял на сундуке, за ним никто не пришел, а я из вредности не понесла его на кухню. Раз уж не хотят меня видеть, значит, и не увидят.

Закрывая окно, я краем глаза уловила движение. В тени кустов прятался человек. Он прохаживался туда-сюда, явно чего-то ожидая. Приглядевшись, узнала Риона. Потом из-за угла показалась темная фигурка и быстрым шагом подошла к парню. Они о чем-то переговорили и направились к выходу из внутреннего дворика.

Бесполезное ничегонеделание еще никого до добра не доводило. Стало обидно, что я сижу здесь, а маг-недоучка ходит, где хочет. А потом обиду сменило недоверие. А что, если… Перед глазами возникла картинка, как парень передает в чужие руки кошелек, а ночью неизвестный пробирается в комнату к заснувшей мне и… Дальше фантазия начала метаться в поисках наихудшего варианта. Не зря же говорят, что кости людей воды используют для страшного колдовства. А как же сила, которую я украла у пария?.. А кто сказал, что это так? Только он сам, а бабушка констатировала проклятие печати. Но маг утверждал, что колдуны и травницы не в счет, они не могут видеть.

Не дав себе труда задуматься над тем, что делаю и стоит ли это делать, я влезла на подоконник, спустила ноги и выбралась наружу. Зацепившись руками за карниз, повисела несколько секунд и, зажмурившись, отпустила пальцы. Высота небольшая — второй этаж. Приземление вышло мягким, почти бесшумным.

Рион и незнакомец в плаще опережали меня на несколько десятков шагов. Стараясь оставаться в тени, я последовала за ними. Не особо скрываясь, они прошли деревню и остановились на окраине. Дорога разделилась: та, что шла направо — огибала село, прямо — выходила на тракт, откуда мы приехали. Дальше только поле со снопами сена и далекий лес. Я подобралась ближе, раздвинула ветки кустарника и…

Тьфу ты! Правду говорят, любопытство до добра не доводит. Две фигурки сплелись в тесных объятиях, с головы незнакомца, вернее, незнакомки, упал капюшон, открыв рыжие кудряшки. Работа на постоялом дворе у Лиски закончилась, и девушка решила развлечься. И чего им в комнате не сидится? Потянуло куда-то искать приключений на одно место. Судя по звукам, они его успешно нашли. Парочка повалилась на сено. Да и я хороша, понесла нелегкая. Идти мимо развлекающегося Риона, рискуя привлечь его внимание, не хотелось категорически. Одно дело корить саму себя, другое — позволить это другому. Я посмотрела на уходящую во тьму дорогу, опоясывающую деревню. Так возвращаться раза в два дольше, но торопиться мне некуда. Буду считать это наказанием за дурацкие мысли. Верить надо людям, хотя бы некоторым. Хотя бы каждый первый день седмицы.

Под прикрытием кустов я выскочила на тракт, быстро миновала открытое пространство и зашагала по дороге.

Вторая ночь вне дома. Завтра к вечеру будем в Вышграде. Вот и все путешествие. Чего я страшилась? Деревни словно скопированы друг с друга, да и люди ничем не отличаются. Почему мы с бабушкой не приезжали сюда раньше? Объездили все окрестные села, а сюда ни ногой? Ответ один — в помощи местная травница не нуждалась.

Дорога плавно изогнулась, и ночную тишину нарушил наполненный болью крик. Я споткнулась и замерла, кожа мгновенно покрылась мурашками. Отличить непристойные пьяные или любые другие крики от крика боли несложно. Кому-то очень-очень плохо. Первым моим побуждением было спрятаться в кусты. Но я смогла побороть страх, некоторое время раздумывала, а потом медленно пошла вперед, сначала потихоньку, потом быстрее и быстрее. Возможно, кто-то нуждался в помощи, а я как-никак будущая травница. Хотя идея спрятаться в кустах все еще не потеряла привлекательности.

Добежав до пересечения окружающей село дороги и одной из боковых улочек, остановилась. Можно не торопиться, помогать уже некому. На земле, рядом с мохнатой кучей, похожей на драную козлиную шкуру, раскинув руки, лежал человек. Ни движения, ни ветерка, лишь поднимающийся от земли запах. Приторный, тошнотворный. Кровь… много крови. Пустые глаза на морщинистом желтоватом лице, навсегда застывшие в немом испуге. Мохнатая куча оказалась безрогой козой. Скотине перерезали горло. Именно по несчастной животине я их и узнала. Давешняя бабка, указавшая нам дорогу к трактиру.

Я присела рядом с телом. На старухе не было никаких видимых следов душегубства, можно подумать, она сама, испугавшись чего-то, отдала концы. Зарезала животное, а потом не выдержала угрызений совести?

У нас в Солодках старая Елая, мать пастуха Иськи, тоже как-то понесла ему на выпас обед, да так и не дошла, отдала Эолу душу среди луговых трав. Выглядела покойница примерно так же: удивленное, почти испуганное лицо и ни одного повреждения. Если бы не зарезанная коза…

— Баба Нюля, чегось так долго? — раздался тоненький голосок.

Я оглянулась. Девочка в светлом сарафане таращила на меня круглые от удивления глаза.

Если, встретившись со мной днем, крестьянин ограничится плевком и перехваченными поудобнее вилами, то ночью мой светлый лик способен вытеснить из головы все лишние мысли. И нелишние тоже.

Мои волосы едва заметно светятся на кончиках, будто на косу уселось несколько сотен маленьких светляков или болотных огней. Глаза, словно серебряные монеты, отражают лунный свет. Вроде ничего страшного, но на неподготовленного человека обычно действует бодряще. Чем пришлось заплатить за это знание, я предпочитала не вспоминать.

«Думать надо было прежде, чем из окна вылезать на ночь глядя!» — мысленно попеняла себе. Правда, признание собственной дурости вряд ли теперь поможет.

Взгляд девочки переместился выше плеча. Я поднялась, стараясь закрыть неприятную картину, и проговорила:

— Послушай…

Поздно. Визг вспорол ночь, как нож масло. Девчонка бросилась прочь, не переставая голосить на самой высокой ноте. Я кинулась следом. То в одном, то в другом окне загорались робкие дрожащие огоньки лучин.

До постоялого двора я буквально долетела, не касаясь ногами земли — под аккомпанемент воплей, едва разминувшись с перепуганными жителями окрестных домов. За несколько ударов сердца взобралась по стене дома на второй этаж — сказались и опыт лазания по деревьям в родном лесу, и страх, тонкой струйкой холодивший позвоночник и подстегивающий лучше любого кнута. Я бы сейчас и на мельницу взлетела, если бы понадобилось.

Что было бы, застань меня люди добрые над телом старухи и ее безвинно убиенной козы, представить нетрудно. Я юркнула в комнату, продолжая чутко прислушиваться к гомону за окном. Народ собирался у колодца в центре села. Надеюсь, это традиционное «лобное место», потому как меня слегка волновала их близость к трактиру.

— Я никуда не выходила, — несколько раз повторила, пытаясь успокоиться. — Я спала.

В дверь постучали, и от этого тихого звука я едва не подпрыгнула на месте. Сердце забилось в горле.

— Айка, открой, это Рион.

— Эол, — простонала я.

У парня вроде было занятие повеселее, чем отираться возле моей комнаты. Я отодвинула щеколду. Маг юркнул в комнату, закрыл дверь, посмотрел на меня. Хмыкнул и стал торопливо зажигать свечи — в их свете я не кажусь столь потусторонней.

— Скажи мне, что ты сидела здесь, — попросил маг.

— Я сидела здесь, — повторила я. — А что?

Ответить парень не успел. По лестнице загрохотали тяжелые шаги.

— Почтенная, откройте. — Кто-то сильно, не иначе как сапогом, постучал в дверь.

Мы молчали. Стук повторился.

— Ломай, робя. Там она, убивица, затаилась.

Много ли ума надо, чтобы ломиться к стриге, только что убившей человека? И ведьма хороша, сидит и ждет торжественных проводов к костру. В общем, мы нашли друг друга.

Взгляд метнулся к окну. Успеем или нет?

— Подождите, — выкрикнул маг и, не давая опомниться, сгреб меня в охапку и бросил на кровать. Тощий с виду парень оказался неожиданно сильным. Вид у меня был слегка напуганный и абсолютно глупый, такой, какой и положено иметь постельной девке. Рион тем временем лихорадочно раздевался, не заботясь о целостности одежды, скидывал тряпки как попало на пол. Взлохматив шевелюру, полуголый маг открыл засов и рывком распахнул дверь.

— Я мало заплатил за покой? — рыкнул он в коридор.

— Просим прошения, — услышала я голос хозяина, который с небольшой заминкой продолжил: — Господин чаровник, ошиблись мы. Нам бы вашу ведьму для разговору надобно, да, видно, комнату спутали.

Меня, понятное дело, сразу определили в ведьмы, а в парне-то как мага распознали? Ранее его так не величали.

— Не спутали, — процедил Рион. — Моя спутница здесь. — Он шагнул назад, освобождая проход.

В комнату ввалились сразу пять человек во главе с гостеприимным Петришем. При виде народных добровольцев я даже смогла улыбнуться, старательно кутаясь в одеяло. У мужиков хватило совести смутиться.

— Итак, — напомнил о себе маг, скрестив руки на тощей груди.

Как по мне, выглядел он скорее смешно, чем грозно, но посетителям понравилось. Половину воинственности они растеряли.

— Беда у нас, господин чаровник, может, хоть вы разберетесь да народ успокоите, а то там… — Хозяин трактира неопределенно махнул рукой.

Возвращаться к народу ни с чем трактирщику не хотелось. Не плененная ведьма, так хоть свободный маг.

Не задав ни единого вопроса, Рион оделся и с неясными намерениями шагнул к кровати. Полезет целоваться, укушу. Потом, конечно, пожалею, но вряд ли сдержусь. Мысли настолько ясно отразились на моем лице, что парень все понял, потрепал по щеке, словно скотину, и ласково изрек:

— Не скучай.

Я нервно закашлялась. Не буду, обещаю.

Глава 3

ПОИСКИ

Утро было серым и неправильным. Мне случалось просыпаться в разных местах: в лесу от волчьего воя; от ведра колодезной воды, выплеснутой в лицо в сенях у Верея, где я умудрилась задремать после бессонной ночи, когда мы выхаживали захворавшую Ксанку; в чужом доме от визга служанок, куда бабушку вызвали накануне. Но это утро… Оно выделялось даже среди таких же тревожных и неприятных. Нет, меня не обливали, не орали, скорее наоборот, обошли стороной, не грохнув кулаком по двери и не повелев спускаться к завтраку. Я проснулась сама и сразу поняла, что все будет неправильно. Можно назвать это предчувствием или просто плохим настроением — когда видишь нехорошее в каждой мелочи, даже в луче солнца, который скользнул по подушке и тут же исчез.

Поднос с грязными тарелками, на которых засохли остатки еды, все еще украшал комнату. Там я его и оставила, спускаясь на завтрак, благо в столь раннее время зал оказался почти пуст. Только в углу что-то пили двое охотников, кажется, пили с вечера, какой-то бродяга спал прямо на лавке да Рион бодро разделывался с яичницей.

Сидя за столом напротив чаровника, я вяло размазывала поданную трактирщиком кашу по тарелке. Аппетит отсутствовал. Потому что стало ясно, что в Хотьках нам придется задержаться. Нет бы в столице… Хотя бы раз увидеть ее белые стены и высокие шпили. А мы будем бродить среди рассыхающихся изб и косых заборов.

Рион уплетал завтрак за обе щеки. Несмотря на мешки под глазами и бессонную ночь, настроение у парня было преотличным. Он только что рассказал мне, чем помимо Лиски занимался этой ночью.

— Я обет дал, — спокойным тоном, словно о погоде за окном, сказал Рион, а я замерла, не донеся очередную ложку до рта.

Об обетах я слышала. Бабушка в свое время рассказала немало сказок о великих магах, спасавших целые города от моровых поветрий, о могучих артефакторах и злодейских зеркальных чаровниках, о магии, о битвах, о добре и об обетах. Даст какой-нибудь Меневель Светлый клятву защищать город и сидит в нем до старости, вражеские атаки отражает, а они, понятное дело, следуют одна за другой. Темные силы знают, где сидит светлый, и лезут, словно им медом намазано, нет бы взять по-тихому соседний городок.

Я вздохнула: на самом деле все детство мечтала, чтобы какой-нибудь Вереск Чистый, давший обет найти дочь, увез нас с бабушкой в свой замок. Меня, само собой, враги украли из колыбельки и выбросили в реку. Варианты похищения каждый день менялись — то темные силы, то подкупленная нянька, то мачеха. Сказать, куда делась мать, я в силу скудности фантазии не могла, но мечтать продолжала. И как бы обзавидовались все в Солодках — и Ксанка, дразнившая меня за худобу цаплей, и Котька, отобравший туесок с малиной. Ух, как бы они пожалели, если бы отец — действительный маг — приехал за мной! В том, что это должно вот-вот произойти, я нисколько не сомневалась, ибо давший обет не мог его нарушить, если хотел жить, конечно.

— Тебе сказать, кто ты? — спросила я, опуская ложку. — Или сам догадаешься?

— Не утруждайся, — в тон мне ответил парень. — Вот и делай после этого добрые дела. Припомни, не к тебе ли недавно мужики ломились? На костер захотела?

— Меня спасал, значит? Подвиг совершил? — Я отодвинула тарелку. — Я не прекрасная дама и ни о чем не просила.

Легкость, с которой Рион разбрасывался смертельными клятвами, мне не нравилась. Семнадцать лет, а уже верный кандидат в покойники. Да Эол с ним, теперь, выходит, я ему обязана? Как же не люблю быть обязанной, а еще это неловкое чувство неотданного долга.

— Выбор оказался прост, — стиснув зубы, пояснил парень. — Либо убивца ищут они, а ты знаешь, кого они найдут и казнят, либо я. В любом случае преступления надо прекращать, а я маг.

— Ты мальчишка, — фыркнула я. — Они что, спятили? Поверили пацану…

Я смотрела на парня и представляла, как он с подобающе серьезным выражением лица вытягивает руки и с чувством дает обет. Крестьяне внимают. Сцена для баллады о Рионе Придурковатом.

— Я маг! — рявкнул Рион, ложка звякнула о тарелку. — Айка, ты… ты… наглая девка, если бы не сила и твоя бабка, стал бы я… да сам бы удавил!

На нас обернулись — и хозяин, и двое мужчин в куртках охотников, даже спавший на крайней лавке пьяница приоткрыл глаз. Хорошо, что Лиски не было, заменявшая ее в зале пышнотелая разносчица уже успела разбить два стакана — по одному каждый раз, когда проходила мимо нашего стола.

— Стоп, — махнула я рукой. — Ты сказал «смерти»? Ты ведь это не о козе?

Рион несколько минут молчал, смотрел куда угодно, только не на меня, и, судя по покрасневшим скулам, злился. По справедливости, я, конечно, заслужила, могла же все и по-другому сказать: посюсюкать, посетовать на молодость и отсутствие опыта, но… В Дасунь, со мной никто никогда не сюсюкал, и я не буду. Переживет. Вон уже повернулся и кулаки разжал.

— Не о козе, — подтвердил мои худшие подозрения парень. — В этих несчастных Хотьках уже третью ночь гибнут люди. Первые двое были мужчинами, а теперь бабка… Причины неизвестны, повреждений на телах нет, но покойники появляются регулярно. — Он передернул плечами, разминая затекшие мышцы. — Есть свидетель, девочка. — Я скривилась. — Она уже растрезвонила на весь свет сказку о злющей ведьме, умертвившей бабу Нюлю. К счастью для тебя, рассказывая, ребенок перестарался. Ведьма была огромного роста, белая как туман, из глаз сыпались молнии. — Тут Рион улыбнулся, едва заметно, но все же. — Чудовище с громким воем бросилось на девочку…

— Кто из нас выл, это еще вопрос, — пробормотала я.

— Но догнать не сумело, — закончил маг и, не удержавшись, поддел: — Так что на твоем месте я бы не молол языком, а был благодарен. Если бы не я, гореть тебе синим пламенем.

— Я благодарна. — Я широко улыбнулась и закивала. — Честно. Не веришь? Хочешь, поцелую?

— Не надо, еще заразишь чем-нибудь.

Мою улыбку оценил не только парень, но и разносчица: тарелка со звоном встретилась с дощатым полом. Эта встреча кончилась плохо — руганью Петриша и тоненьким дрожащим голоском оправдывающейся девушки. Как бы меня отсюда не выкинули или, того хуже, не попросили оплатить разбитую посуду.

— Одно хорошо, — Рион встал, — раз люди обратились ко мне, своего мага у них нет.

— Послушай, — не особо надеясь на ответ, решила спросить я. — Как в тебе мага распознали?

— О камне силы помнишь?

Я кивнула. Еще бы, ни на минуту не забываю.

— Когда амулет наполняют энергией, — парень закатал рукав, — на предплечье у его владельца появляется знак. — Я посмотрела на витиеватый рисунок на коже, состоявший из черных переплетенных полос. — Отметина мага, у каждого она своя и никогда не повторяется. Кстати, печать смерти — ее точное повторение. Но если печать видят только действительные маги, то руна всего лишь рисунок на коже и видна всем. Вот хозяин вчера и заметил.

— А по-другому мага можно узнать? — с тревогой спросила я.

— Ну, если он сам не кричит, что маг, то только в момент использования силы.

— То есть искры, свет, огонь, падающий с неба?

— Примерно.

— Но чаровники всегда видят друг друга?

— Нет, — кратко ответил парень, идя к выходу.

— Ты… ты… — теперь настал мой черед злиться. Я догнала Риона и, схватив за плечо, заставила остановиться. — Если мы встретим мага, если поймем… если…

— Я понял, — спокойно ответил он.

— Ты немедленно демонстрируешь эти художества, не дожидаясь помощи с моей стороны. И делаешь это так, чтобы даже слепой увидел, а дурак понял: ты — жив, печать — ошибка.

Эол, моя жизнь зависит от желания и умения этого мальчишки быстро раздеваться!

— До тебя наконец дошло? — спросил он. — Что мы связаны?

Я раздраженно тряхнула головой.

— Если ты погибнешь раньше, чем вернешь силу, я тоже долго не проживу. А если погибну я, первый же встречный чаровник снесет тебе голову и насадит на пику, — серьезно сказал Рион, снимая мою руку с плеча. — А сейчас давай лучше заглянем к родственникам погибших.

Он вышел из трактира. А я, на минуту закрыв глаза, попыталась справиться с раздражением, гневом и… страхом. Я понимала, что парень прав, понимала, но признать вслух не могла. Поэтому вопрос, кто из нас был большим ребенком, оставался открытым.

Я толкнула дверь и быстрым шагом догнала Риона. Маг никак не отреагировал на мое появление. Не улыбнулся и не съязвил, заставив почувствовать себя последней дурочкой, потому что я бы точно не сдержалась.

Во имя нашей общей безопасности мне лучше быть поближе к парню. Не приведи Эол, опять клятву какую-нибудь даст, а они его тут навсегда оставят, отражать атаки вражеских тараканов.

В полном молчании мы подошли к добротному одноэтажному домику с небольшим огородиком за покосившимся забором. В сарае на разные голоса блеяли козы. На крыльце женщина нервно комкала в руках полотенце.

Странно это все выглядело, взрослые люди терялись перед мальчишкой, словно перед сборщиком налогов. Рион маг, а они… Они просто люди, такие же, как у нас в Солодках, простые, иногда мнительные, иногда решительные, часто злопамятные, боязливые, как сейчас.

— Господин чаровник, — поздоровалась хозяйка с Рионом.

— Расскажите, что случилось с вашим мужем, — попросил парень.

— Второго дня его нашли. — Женщина с сомнением покосилась на меня, но вопросов задавать не стала. — Я-то Асина не хватилась. Работу закончил, расчет получил. Знамо дело, с дружками в трактир подался. Утром пастух на него наткнулся, повел коров на водопой, вот на берегу и нашел. Лежал в траве, будто отдохнуть прилег.

— Дружки что говорят?

— Да чего они упомнят. Сидели, пили. Дело к ночи, мой решил маленько охолонуться, чтобы, значит, мне показаться. Ушел к реке, а они остались. Петриш потом рассказывал, в трактире и заночевали. Вчера моего Асина схоронили… В сыру землицу лег.

Женщина всхлипнула и спрятала лицо в полотенце, плечи затряслись. Большего Рион от нее добиться не смог, как ни старался. Она повторяла одно и то же: работал, напился, ушел к реке, умер.

Как по мне, так все это — пустая трата времени, но чаровник отправился дальше. Я следом. И снова мы шли рядом. И снова в молчании, на расстоянии вытянутой руки, но казалось, что в нескольких тысячах варов друг от друга.

У первого усопшего дома как такового не было. Шаткая сараюшка, в которую мы даже не стали входить, хватило одного брошенного через порог взгляда. Ни окон, ни дверей — рухлядь, закопченный очаг, тюфяк в углу. Воняло оттуда знатно.

— Там что, еще кто-то помер да так и лежит неприбранный? — спросила я.

Рион не ответил, оглядел пустынную улочку. Окраина села, хотя пара домов еще радовала свежеокрашенными ставнями и раскидистыми яблонями. Ниже виднелись заросшие бурьяном огороды и хлипкие домики, которые зимой наверняка промерзают насквозь, крапива в человеческий рост почти скрывала заборы.

Парень направился к ближайшему дому, почти вплотную примыкающему к сараю погибшего. Неухоженному и темному, но все же дому, пусть щели между бревен давно не мешало законопатить. Рион стукнул кулаком по двери, внутри что-то с грохотом упало.

Открыли ему сразу же, словно ждали этого стука. Маленький лысоватый мужичок со следами постоянных неумеренных возлияний на лице суетливо потер грудь и тонким голосом спросил:

— Чегось?

— Там, — спросил маг, кивнув на развалюху, — твой дружок жил?

— Трашик? Дык да.

— Можешь рассказать о нем?

— Дык вчерась схоронили, — не понял мужичок, чего мы, собственно, от него хотим.

— А он сам нам и не нужен, — сказала я, заслужив очередной злой взгляд Риона.

— Я маг, — четко выговорил мой спутник. — Должен найти и наказать виновного.

Мужичок побледнел, округлил глаза, но ничего не сказал, просто не смог, лишь воздух с сипом вышел из приоткрытых губ.

— Эй, уважаемый… — Я тронула его за плечо, опасаясь, что у нас может стать на одного покойника больше и тогда уж мне от обвинений не отвертеться.

«Уважаемый» по-бабьи взвизгнул и, захлопнув дверь, кинулся в дом. Мы, честно говоря, ничего подобного не ожидали, оттого сначала немного растерялись. Вернее, растерялась я.

— Раз бежит, значит, вина на нем есть, — пробормотала себе под нос, хотя так можно сказать почти про каждого, да и вина разная бывает.

Подскочив к двери, ухватилась за ручку, но беглец успел запереться.

— Айка, отойди, — рявкнул маг.

В его сведенных ладонях замерцала разноцветными искрами огненная сфера и, сорвавшись с пальцев, ударила в преграду.

— И это называется, он ничего не может? — прошептала я. Дверь разлетелась в щепки, а сфера уже пробивала следующую, отделявшую сени от комнаты. — Хорошенькое ничего. Никогда не буду верить магам.

Пройдя дом насквозь, огненная сфера с треском лопнула и исчезла. Внутри жилища царил кавардак, пахло паленым деревом и чем-то кислым. Сломанный табурет валялся посреди большой комнаты, когда-то белая печь походила цветом на серую дорожную пыль.

Незадачливый беглец так громко клацал зубами, что найти его не составляло труда. Мужчина забился в нишу между стеной и печью, там, обхватив себя руками, безуспешно пытался вжаться в бревна, а в идеале — раствориться в них. Рион ухватил его за руку и выволок на середину комнаты, аккурат к сломанному табурету. Я в который раз поразилась силе, таившейся в худых руках парня.

— Ну, — прикрикнул маг. — Ты соседа убил?

— Пощади, чаровник! — завыл пленник.

— Пощажу, конечно, пощажу. Рассказывай. — На пальцах Риона замерцали разноцветные искры, они действовали на мужика сильнее и быстрее любого зелья правды.

— Не по злому умыслу. — Голос мужика дал петуха, слова полились, как вода из дырявой бочки, подгоняя друг дружку, перемежаясь всхлипами и жалобными мольбами. — Мы же с Трашем вместе… ужо почитай зим пять того…

— Пьете? — спросила я.

— Соседствуем, — вроде бы обиделся мужчина. Рион сдвинул брови, и тот торопливо продолжил: — Медовуху его бабка варила знатную, но, когда померла, мы сами взялись… А кому пробовать, как не нам, только он да я толк знали, остальные… — Мужик махнул рукой.

— Дальше, — потребовал парень. — Варили бормотуху вместе, пили тоже. Так было и три дня назад?

Мужчина с готовностью закивал, а потом, подумав, булькнул и уже отрицательно замотал головой.

— Кончилось у нас все, — вздохнул он. — Вот и пошли мы к Рее-травнице, у нее завсегда купить можно, али выменять, али… Пошли, но я… я… не дошел. Сморило меня у дороги, дык я и прилег недалече у ракиты. А Трашик потопал дальше, должен был вернуться.

— Вернулся бы он с лекарством, дабы поднять павшего, — сказала я, и мужчина втянул голову в плечи. — Вернулся?

— Нет. Поутру искал его, хотел настойки глотнуть. Не мог же он все выпить! Или мог? — Кажется, мужик спрашивал у нас.

— Не мог, — напомнил Рион, — умер он. Рассказывай, ходил тогда к травнице? Искал дружка?

— Ходил, — покаялся горемыка, оперся об пол и качнулся, словно не был уверен, сможет подняться или нет. — Но не дошел. Нашел Траша, там он лежал, за околицей, с бутылей в обнимку. Пустым… — По-моему, последнее угнетало его больше всего остального.

— Вы что, к Рее со своей посудой ходите? — удивилась я.

— Дык да. Не доверяет она, говорит, разобьем, коза драная. А уж племянница у нее какая, сама подолом метет, а смотрит на нас, словно высокородная на вошь…

— Люди сказали, не ты его нашел, а Верка-ткачиха? — перебил маг.

— Ну дык она и нашла. Я же… я же бутыль забрал — и до дому. Думал… думал, что… пили мы, а потом он умер. — Мужчина почти плакал. — Скажут, травитель я, прошлым зимовьем плотник Иська чуть не помер, а теперь вот Трашик… так и скажут… Не по злому же умыслу… — По красному опухшему лицу потекли скупые слезы, мужик знал, что выглядит жалко, знал, но ничего не мог поделать со своей пьяной печалью.

Слушая незадачливого отравителя, я удивлялась, какими извилистыми путями бродят его мысли. Бродят-то бродят, но, похоже, назад не возвращаются.

— Пили вместе, значит, и помереть должны вместе, — рявкнул Рион, но не произвел впечатления. — Чего бояться? Народного гнева? Так можно все на травницу свалить, мол, друг ушел к ней, а чего и где хватанул, неведомо.

Но мужик ему не поверил, только поглубже втянул голову в плечи и, кажется, раздумал подниматься: на полу-то оно надежнее будет.

Маг задал для порядка еще парочку вопросов и, раздраженный, вышел из пропахшего кислятиной дома.

— Выдержки у мужика никакой, такому только людей травить, да и то по-тихому, — сказала я, появляясь на крыльце.

— Заряд в два кьята зря потратил, — уныло сообщил Рион.

— А давай скажем, что он отравил? — предложила я. — Сначала дружка, потом Асина, тот тоже пил неизвестно что. Бабка со страху померла, про козу забудем. Вот и все. Местные поверят, им без разницы. А мы свободны.

Парень с минуту рассматривал меня как диковинного зверя, потом отвернулся. Нехорошо так отвернулся, презрительно скорчив рожу, словно ему не нравилось даже стоять рядом со мной.

— Следуя твоим представлениям о справедливости, ты сама должна быть связана по рукам и ногам, доставлена в столицу и казнена. Хотя сначала тебя отдали бы на потеху стражникам, у них не часто случаются такие внеплановые развлечения.

— Еще не поздно, — горько ответила я и добавила: — Считай, я прониклась. Что дальше?

— Надо посмотреть, где их нашли. Поищу следы магической атаки. Может, зря мы валим все в одну кучу и причины смерти разные, как и убийцы.

Я пожала плечами и пошла рядом. Надо так надо. И без того не очень хорошее настроение испортилось окончательно. А что на самом деле мешает Риону отдать меня этим стражникам после того, как ему вернут силу? Ответ мне не нравился. Ничего не мешает.

У реки все тот же пастух с готовностью показал, где нашел покойного Асина. Пока маг с серьезным видом бродил кругами, что-то бормоча себе под нос, я села на чахлый островок травы и задумалась.

В Хотьках есть травница, а в злые ведьмы сразу записали меня. Не человека, продающего страждущим непонятные настойки, а чужачку. Бабушка, к слову, никогда не снабжала пьяниц. Либо ты травница, либо трактирщик. Она для себя определилась, а Рея, по-видимому, нет.

— Ничего, — сказал Рион, закончив ритуальные пляски вокруг пустого места. — Как бы его ни убили, магию, скорее всего, не применяли.

— Скорей всего? — передразнила я.

Парень едва заметно покраснел.

— Если здесь работал маг сильнее меня, он мог развеять остаточную энергию. Более сильный маг всегда найдет следы более слабого, и наоборот. — Рион с тоской вздохнул. — Эол, видел бы меня сейчас учитель, выпорол бы.

— Тут я его полностью поддерживаю.

— Я про потерю силы, в которой виновата ты!

— А я про то, чем ты тут занимаешься.

— Долг мага — помогать людям!

— А ты уже не маг! Тут могла поработать целая артель чаровников, а ты бы и не почувствовал.

— Не тебе учить меня, девка!

Мы замолчали. Пастух пару раз обернулся на крики, но предпочел не вмешиваться. Я опять наговорила лишнего. Ведь знаю за собой эту черту и все равно не могу сдержаться, будто сам дасу за язык тянет. Учила же бабушка: «Спрячь норов». Надо было сказать парню все, что он хотел услышать.

— Прости, — примиряюще обратилась к нему. — Я глупая деревенская девка, ничего не понимающая в жизни. Не злись. Эол, я не знаю, что еще сказать…

— Тогда помолчи, — буркнул парень, но в его словах уже не было злости. — Кое-что я все же могу и постараюсь помочь.

Да, видела. Надо будет выломать двери, обязательно позову. Слава Эолу, я успела проглотить эту фразу в последний момент, она так и осталась несказанной. Рион был выше меня почти на локоть, а обижался как маленький.

— Туда, где нашли первый труп, этого самого Трашика, пойдем? — примирительно спросила мага.

— Надо бы.

И мы пошли за околицу, к лесу. Пошли молча, двое, почти ставших врагами, двое, не доверяющих друг другу ни на черень. Хотя, может, только я не доверяла? А он? Что он видел во мне? Языкастую ведьму? Воровку? Глупую девку, лезущую под руку? В любом случае ничего хорошего. Пусть так и остается.

— Надо поговорить с травницей, — предложила я. — Пока непонятно, дошел до нее Траш или нет? Умер по дороге туда или обратно.

— Надо, — согласился Рион.

Других тем для беседы не нашлось. Мы дошли до опушки, там маг снова принялся бормотать и размахивать руками.

Понаблюдав за этим пару минут, поняла, что еще немного, и скажу очередную гадость, поэтому решила прогуляться по округе. Вернее, пройти чуть дальше по широкой, уводящей в сторону от деревни тропе, уже представляя, что найду на другом ее конце.

Летний лес был светел и приветлив. Пели птицы, в кронах шумел ветер. Тропа — сухая утоптанная земля, никакие коряги не лезли под ноги, шагалось и дышалось легко. Было светло и тихо. Оставив парня, я даже дышать начала спокойнее.

Тропа кончилась на широкой прогалине. Дощатый домик стоял с правого краю. Старый серо-зеленый цвет едва угадывался на облупившихся досках. Вообще постройка выглядела неопрятной, неухоженной, но не заброшенной. Крыльцо покосилось, а подгнившую местами солому на крыше не худо было бы заменить.

От дома травницы я ожидала большего. Конечно, не уверена, что вышла именно к нему, но куда еще может привести самая утоптанная и широкая тропа? Кто еще живет в селе и вне его?

— Ау, хозяева!

Тишина.

— Прими ищущего, исцели страждущего, не откажи молящему в доме и в помощи! — проговорила я нараспев традиционный призыв к целителю. В балладах после произнесения ритуальной фразы ни целитель, ни травница не могли отказать «просящему». В жизни же случалось всякое. Нищих, не способных заплатить или отработать лечение, привечали редко. Хотя… просящий мог подать жалобу действительному магу, а тот накладывал на побрезговавшего помочь наказание, конечно, если вина последнего была доказана. Ключевое слово — доказана. Реальные разбирательства происходили редко, так как нищие чаще умирают, чем жалуются. Сегодня призыв стал простой данью традиции.

Дом так и стоял, укутанный тишиной. Не шевельнулась занавеска на грязном окне, не скрипнула дверь.

Я поднялась на крыльцо, стукнула кулаком по доскам. Вернее, хотела постучать, но после первого же удара створка, открываясь, подалась внутрь.

— Эй, дома кто есть? — Я переступила порог.

Захламленная комната свидетельствовала о нелюбви хозяйки к уборке. К знакомым с детства запахам трав, кореньев и мазей примешивались другие, менее приятные — аромат браги и плесени. Вдоль стен теснились криво повешенные полки со склянками, основательно заросшими паутиной. Не часто травница находила им применение. Низкий столик, садовые инструменты со следами свежей земли. Зеленая бутыль, стоящая прямо на полу.

Я взяла сосуд за горлышко. Резкий неприятный запах спиртного еще не успел выветриться.

Скрипнуло крыльцо. От неожиданности я подпрыгнула на месте и едва не разбила посудину. Дверь приоткрылась, и в проеме показалась лохматая голова Риона.

— Айка, — почему-то шепотом позвал он.

— Здесь я.

— Эол, где тебя носит? Насилу нашел.

— Здесь меня носит. Тропа одна, блуждать негде. — Я аккуратно поставила бутыль обратно.

— И кто сказал, что ты по ней пошла? — Парень шагнул в комнату. — Ты знаешь, что не оставляешь следов? Ни отпечатка, ни примятой травинки. Ты ходишь или летаешь? Пришлось поисковичок запускать, а лишних кьятов нет.

— Раз нет, значит, не стоило, — проговорила и тихо добавила: — Куда я теперь от тебя денусь?

Насчет следов он был прав. Это обнаружилось, когда мне исполнилось года два, не больше. Я отошла от Симы всего на десяток шагов — к сочным ягодам малины, которые так вкусно лопались на языке, растекаясь терпким летним соком. Десять шагов, а может, и чуть больше, тогда я еще не умела считать. А кусты все тянулись и тянулись, цеплялись за рубаху и предлагали ягоду за ягодой. Бабушка тогда сильно испугалась, кружила по поляне и кричала хриплым от волнения голосом. А мне казалось, что где-то в зарослях зовет своих птенцов птица.

Тогда я получила первый урок и поняла, что с лесом шутить нельзя, особенно той, которую невозможно найти.

Ни один охотник, ни одна собака не способны взять мой след. Для селян это послужило еще одним доказательством принадлежности найденыша к силам зла. Может, это и правда наследство крови вордов? Хотя с чего вдруг, они же водный народ, а не земляной? Или это благословение несуществующего папочки-мага? А может, проклятие тех, кто бросил младенца в воду? Не знаю. Да, трава приминается под моими ногами, я же не сподвижник Эола, чтобы ходить по воздуху. Но травинки тут же распрямляются, пыль оседает, сломанная ветка падает и теряется среди хвои, вырванный колючкой клок одежды надежно укрывает листьями ближайший куст, земля хранит отпечатки моих ног не дольше, чем кукушка кричит в чаще леса.

Я не оставляю следов. Никаких. Никогда. И не знаю почему. Не знаю, магия это или везение.

— Как успехи?

— Никак. — Парень посмотрел вокруг. — Чего делаешь?

— Провожу проверку рабочего места знахаря на профессиональную непригодность. — Вспомнила я слова одного умника, которого бабушка выставила из дома. Тот, кстати, за свою проверку запросил серебряный дин. И получил ухватом по хребту.

— А-а…

— Смотри, — указала я на бутыль.

— И? — протянул парень. — Айка, местные постоянно что-то выменивают или покупают у травницы. Может быть, бутыль стоит тут давно. Мы не знаем, от чего мужики умерли.

Да, не знаем, но на бутыли, как и на столе, нет пыли, и запах браги еще не успел выветриться.

— Может, и вправду отравились? — спросил ученик мага.

— Нет, — ответила я, почти ненавидя себя за то, что не принимаю такой простой и понятный ответ. — Не было рвоты, они просто шли, а потом умерли. Травница так и скажет.

— Не мне говорить, что бывают яды, которые не действуют столь явно.

— Не мне отвечать, что стоят такие яды дорого, достать их непросто и тратить на деревенских выпивох глупо.

— Ладно, — кивнул парень. — Но с Реей надо поговорить.

Мы снова обвели захламленную комнату взглядами, будто травница могла где-то прятаться. Низенькую дверцу в противоположной стене заметили одновременно.

— Кладовка, — предположил Рион, делая шаг вперед и протягивая руку к кольцу.

— Стой, — крикнула я, и ладонь парня застыла в двух пальцах от цели.

Поверхность кольца была припорошена тонким слоем желтоватой пыльцы, досталось и самой двери, и полу перед ней. Я присела, коснулась пальцами налета, поднесла к лицу и принюхалась. Резкая горечь, от которой может закружиться голова.

— Одолень-трава.

— Айка, — закатил глаза чаровник.

— Одолень-трава отпугивает неживых существ.

— Я не нежить, — раздраженно сказал Рион и потянул за кольцо.

— Да? А вот за то, что может сидеть в кладовке, я не поручусь.

Но Риону было наплевать на слова несостоявшейся знахарки, а может, он просто устал от меня, от советов, от болтовни. Он ведь был почти магом. Его учили не бояться, а действовать.

Створка открылась без единого скрипа, мягко и плавно — кто-то не поленился смазать петли конопляным маслом.

Никто на нас не прыгнул. Света из окна как раз хватило, чтобы рассмотреть кучу хлама. Тряпки, сломанная деревянная ложка, ножовка без ручки, банный веник, с которого давно облетели все листья, что-то еще… Пахло пылью и мышиным пометом. Похоже, содержимое каморки досталось травнице от предков. От очень далеких предков.

— Ничего, — подвел итог маг.

Ничего не мешало мне согласиться. Ничего, кроме тоненькой полоски рассыпанной по полу пыльцы, образовавшей неровный овал вокруг куска старой свернутой ветоши.

— Я бы не стала…

Но маг снова не послушал.

Рион поднял сверток, поднес находку к окну и откинул грязную ткань. У парня вытянулось лицо.

Что там? Крючья для разведения раны, засушенное сердце кошки или пробка от поноса, которую применяли еще при деде нашего короля? Хотя, увидев нечто подобное, вряд ли маг понял бы, что это.

Я склонила голову. На промасленной тряпке лежало маленькое зеркало в серой оправе. Отражающая поверхность казалась слегка затуманенной или запыленной. Захотелось провести по стеклу пальцами и очистить.

— Не тронь, — остановил мою руку Рион. — Это не женская побрякушка. Это артефакт. Псише для вызова мертвецов или ведогони.

Я сжала пальцы. Желание коснуться поверхности отступило. Не хочу иметь ничего общего с загробным миром. Как говорится, все там будем, но я не тороплюсь.

— Тут прятали не нежить. Наоборот, скрывали что-то от нее. — Рион стал заворачивать зеркало обратно в ветошь. — Его нельзя касаться. Псише слушается только того, кто его разбудил.

— Премного благодарна, впредь буду знать. — Я убрала руки в карманы, но зуд в ладонях не исчез.

— Мы не можем оставить это здесь. — Парень качнул свертком. — Чаровница, способная вызвать и удерживать в подчинении ведогони… — Маг выдохнул.

— Чаровница? Не травница? Уверен?

— Да. — Он решительно пошел к выходу. — Надо сообщить в Вышград.

— Как скажешь. Мы и так туда собирались, — сказала я, выходя следом, и, не сдержавшись, добавила: — И давно уже должны были там быть.

— Сам Эол привел нас сюда.

— Ну раз сам Эол. — У меня вырвался вздох. Чуть больше суток как я ушла из дома, но, вместо того чтобы решать проблемы, почему-то предпочитаю обзаводиться новыми. — Кто я такая, чтобы спорить с богами!

— Чтобы разбудить псише, нужно совершить жертвоприношение и залить зеркало кровью, — не обращая внимания на мои слова, стал рассказывать маг.

— Человеческой или животной?

— Зависит от того, кого хочешь вызвать.

Я уточнила:

— И коза сгодится?

Рион медленно кивнул.

Следующую мысль я озвучивать не стала. Не видела смысла, лишь смотрела в спину парня и очень желала оказаться несправедливой и подозрительной. Надо быстро освободить его от обета и уехать. Уехать до того, как чаровница, способная, по словам мага, управлять нежитью, обеспечит нам неприятности со смертельным исходом.

— И что нам удалось узнать? — спросила, когда мы вернулись к трактиру. — Для чего убили козу? Это только наши догадки. Великое достижение! А про остальных что? Надо убийцу людей найти. Или доказать, что это не убийства.

Рион не ответил, он медленно поднимался по лестнице в комнату, унося завернутое в тряпку псише.

Единственное, что не давало отмахнуться от убитой скотины, это смерть бабки. Она погибла так же, как и двое мужчин до нее. Может, и правда испугалась, сердце и не выдержало. Идет домой, ночь, темно. Некто, пусть будет травница, выскакивает на дорогу и режет животину. Стоп. Я споткнулась и едва не растянулась на лестнице.

— Что они вообще там делали? — спросила я, и Рион, стоявший уже на верхней ступеньке, обернулся. — Бабка с козой? Ночь — не совсем подходящее время для выпаса скотины. А девочка? Она ждала бабку Нюлю, значит…

— …должна знать, куда та ходила, — закончил маг, быстро спустился и протянул мне сверток с зеркалом. — Девочка может тебя узнать. Сам с ней поговорю. Жди в комнате, никому не открывай.

Я криво улыбнулась. Конечно, не открою, дверь ведь — непреодолимая для магов преграда.

Подумать — подумала, но вслух ничего не сказала. Взяла псише и ушла.

Глава 4

КАНАЛ

Бегом поднявшись в комнату, наскоро ополоснула в тазу лицо и приступила к сокрытию краденого. Аккуратно, не касаясь артефакта, сдернула тряпку, бросила зеркало на кровать, накрыла запасной рубашкой и завернула в нее.

Даже сквозь ткань я чувствовала, что псише едва заметно дрожит, будто наковальня, по которой только что ударил молот кузнеца. Меня так и тянуло схватиться за гладкую прохладную ручку. Но я сдержалась, пристроила сверток на дне сумки с травами и приказала себе забыть о нем. Грязную тряпку травницы сунула в карман, надеясь где-нибудь выкинуть.

Еще час я бродила от стены к стене. Сначала просто оттого, что мысли скакали в голове, как чумные блохи. Потом — потому что этот чертов мальчишка все не возвращался. А если влип?

«До тебя наконец дошло? — мысленно спросила я у самой себя. — Что мы связаны?»

И сама же вслух ответила:

— Видимо, дошло. — Я распахнула дверь, в животе тут же заурчало. — Поесть, что ли? А то, оказывая помощь неимущему народу славных Хотьков, даже пообедать забыли.

Хозяин, как и большинство посетителей, покосился в мою сторону, но смолчал. Блюда в зале разносили две молоденькие женщины, и я традиционно удостоилась отвращающих знаков. Лиска так и не появилась.

Рион показался через полчаса, когда я тоскливо разглядывала тарелку с рагу — аппетит пропал, словно его и не было. Парень, как назло, подошел к трактирщику и о чем-то эмоционально с ним поговорил. После чего Петриш подозвал двоих мужиков в одежде лесорубов и в их компании покинул заведение.

Маг плюхнулся на лавку напротив и зачерпнул рагу. Из моей тарелки, между прочим. Хотя, если за все платит чаровник…

— Ошень вкушно, — он торопливо жевал.

— Рион, — попросила я, — скажи, что мы сегодня уезжаем отсюда.

— Не могу, — он зачерпнул еще одну ложку.

— Почему-то я так и подумала. — Аппетит исчез полностью. — Сам расскажешь, что узнал, или надо умолять?

Рион удивленно поднял брови, проглотил овощи и покачал головой:

— Было бы интересно посмотреть, — и снова взялся за ложку. — Но, боюсь, не переживу такого счастья. Сейчас Петриш вернется, и все узнаешь.

Трактирщик вернулся как раз к тому моменту, когда маг добрался до дна тарелки, и жестом попросил нас следовать за ним.

— Рион?

— Минуту потерпи, ладно? — попросил маг, поднимаясь. — Всего минуту.

В сопровождении хозяина мы прошли не более сотни шагов по главной улице и свернули налево, к одному из домов. Добротная одноэтажная постройка под новенькой черепичной крышей, в палисаднике розы, сбоку крытая телега с впряженной рыжей мохноногой лошадкой. Лопоухий молодец сноровисто сгружал холщовые тюки.

— Ткача Керея дом, — сказал Петриш, заходя первым.

В светелке нас уже ждали. Семья ткача в полном составе, все с напряженно суровыми лицами. Ткач — дородный мужик с тяжелым взглядом и ранней лысиной, и его жена — сухощавая нестарая женщина с усталым лицом, сидели на лавке. Занятый на погрузке, видимо, старший сын, проскользнул за нашими спинами, встал справа от отца. За него тут же ухватилась молоденькая девушка с длинной косой и младенцем на руках. Жена? Сестра?

За спиной хозяйки дома переминалась с ноги на ногу девочка лет тринадцати, чуть постарше той, что застала меня над телом бабки и ее козы. Бросив в мою сторону испуганный взгляд, она спряталась за спину матери и больше не показывалась. Рядом с ней озорно пихали друг друга локтями мальчики-двойняшки. Лица братьев были перемазаны чем-то липким и, без сомнения, вкусным. В углу отдельно от всех сидела заплаканная тетка в длинном черном одеянии и топтались давешние лесорубы.

Зачем мы здесь? Я вопросительно посмотрела на мага.

— Керей, ты это, не мешай, — первым высказался трактирщик. — Нам для начала тока поговорить.

Женщина в углу громко всхлипнула, остальные скрестили пальцы и поводили перед собой — от сглаза.

— Говорите, нам скрывать нечего, — разрешил ткач.

Петриш кашлянул и, указав на заплаканную тетку, сказал:

— Вот, знакомьтесь, Рея-травница.

Рион не отрывал взгляда от женщины. И я его понимала. Грозной чаровницей, управляющей нежитью, оказалась трясущаяся тетка неопределенного возраста с опухшим лицом.

— Ты козу загубила, знахарка? — спросил парень.

В ответ слезы из карих глаз потекли пуще прежнего.

— Это мы виноваты, — ответила вместо Реи хозяйка дома.

Керей нервно дернул щекой, но жену не остановил.

— Муж заболел. Вышградские шептуны десять риниров[11] запросили за излечение. А наша Рея взялась за пару динов. Хворь цепкая попалась, выводить с кровью надобно. На скотину перевести, да и порешить ее. Болезнь в землю уйдет и ни на кого другого не перекинется.

Я вздохнула. Дальше можно было не продолжать, история стара как мир. Суеверие, что любую болезнь можно перевести на другое живое существо, давно и прочно укоренилось в головах людей. И доказывать, что недуг не изгоняют, а лечат, — бесполезно. Люди хотят верить в моментальное выздоровление. Этим и пользуются нечистые на руку целители. Усиленно лечат человека, как правило, безрезультатно. А потом, выдержав надлежащий для нагнетания обстановки срок, предлагают последнее средство — ритуал изгнания. Получив монеты, врачеватель убеждает больного, что тот здоров. Это в лучшем случае. А то ведь есть умельцы, знающие, куда нужную травку подложить, чтобы болезнь вызвать, а уж потом и вылечить.

Но я отвлеклась, а женщина тем временем рассказывала:

— Сговорились с Мироном-гончаром. Сменяли козу на отрез хлопка. Мать Мирона, та самая бабка Нюля, привела животину на убой. Хотели провести ритуал на заднем дворе, но… но… — Женщина испуганно посмотрела мужа.

— Не решились, — закончил за нее Рион. — А зря, тогда и вопросов бы не было. Моя земля, моя скотина, когда хочу — тогда и режу.

— Неча заразу у дома плодить, — прогудел ткач.

— Рея провела обряд, — дождавшись одобрительного кивка мужа, продолжила женщина. — Зарезала козу, заговорила кровь, сделала талисман для больного.

— Вот уж гадость, — не выдержала я. Ткачиха дернулась, словно ее ударили, но не возразила. Нечего. Гадость на крови — гадостью и останется.

— То же самое мне сказали и Мирон, и Ташка, — кивнул чаровник и посмотрел на меня. — Та девочка, что нашла тело старой Нюли.

— Но Рея к этому времени уже у нас была. Здесь, — проговорила женщина. — Я помню, когда Ташка заголосила, я как раз перину переворачивала, а Рея мне помогала.

— А что у вас болит? — поинтересовалась я у ткача.

На мой взгляд, дядька был здоров, никакой хворобы. По воцарившейся тишине я поняла, что вопрос задала зря. Даже травница перестала всхлипывать.

— Какое тебе дело до моих хворей, водянка? — процедил ткач сквозь зубы.

— Никакого, — пожала я плечами. — Но раз травница еще здесь, до излечения, надо полагать, далеко.

Мужчина с шумом втянул воздух, в глазах разгорелся гнев. Я заставила себя стоять на месте, не поддаваясь трусливому желанию спрятаться за мага.

Домочадцы Керея переглянулись. Жена посмотрела умоляюще.

— Я теряю мужскую силу, — выдохнул он.

Трактирщик отвернулся. Один из лесорубов усмехнулся. Ткач стал наливаться краснотой.

— Давно?

Керей сжал руки в кулаки, на скулах заиграли желваки, но он ответил:

— Третью седмицу.

— Я могу осмотреть кровать?

Мужчина плюнул под ноги. Я не шевельнулась. Рион сделал шаг вперед и… Я запомню это движение, почти незаметное. Он собирался встать на пути у дородного ткача, закрыть меня собой. Да, защищал он не меня, а свою силу, но… Это показалось неожиданно приятным.

Керей обернулся к семье, ища поддержки. Но все были растеряны.

— Хуже уже все равно не будет, — выдавила женщина, обнимая дочь.

— Вторая дверь от светелки, — пересилил себя мужчина.

Под испуганные перешептывания я вошла в спальню. Думаю, после моего осмотра белье сожгут, мебель выкинут, а стены перекрасят. Да еще и смирта вызовут, чтобы вернуть семейному ложу благословение. Мне-то что, лишь бы людям в радость.

Хозяйская опочивальня была убрана с заботой и любовью. Резная кровать с вышитым покрывалом, невесомые занавески на открытых окнах, свежие розы в глиняном кувшине, вышивка на стенах.

Принюхалась. Бесполезно, аромат роз перебивал все запахи.

Терять мужскую силу — не к добру, это вам любой мужик скажет. Правда, вряд ли он знает, что причин тому может быть несколько. На хворого ткач совсем не походил, и, как говаривала бабка Сима, сначала нужно исключить самое очевидное.

Помню, в Солодках Таська прибежала к нам после одиннадцатого ребенка. Со слезами просила найти управу на ее неустанного мужа. Не знаю, что тронуло Симу, изможденное лицо соседки или паскудный характер ее муженька, от которого я не раз получала хворостиной просто за то, что мимо проходила да глаза таращила, но выдала она Тасе один корешок.

Если его поджечь, тлеть будет несколько дней, источая едва уловимый пряный аромат. Успокоительное, расслабляющее средство для нервных людей. Но при ежедневном окуривании человек становится вялым. Растение так и называют «лентяй-трава». Мужикам от него все время хочется спать. Тут уж не до женских округлостей.

Расстройство замечают не сразу, потому как, стоит выйти из дома, голова проясняется, руки просят работы, а… хм… тело — любви. Но только сунется мужик обратно в светелку, прижать жену на вышитом покрывале, как дымок снова делает свое дело.

Таське тоже поначалу помогло, но потом ее мужик Варьку на сеновале от души повалял. Пришлось женщине отказываться от средства, если хотела при муже остаться. Отказалась. К лету снова люльку качала.

А семейство ткачей многочисленное… Может, хозяйка решила отдохнуть от чрезмерного внимания благоверного? Только тот оказался не в пример вернее Таськиного мужа и на сторону ходить брезговал?

Я прошла в комнату и приступила к поиску. Осмотрела вазу, шкатулку, сундук и стену за ним, подняла половик, заглянула под кровать. Ничего.

Неужели настоящее расстройство? Странно, что нет других симптомов, такие болячки обычно любят компанию. Тут хочешь не хочешь, а десятком риниров придется пожертвовать. Или травница, закончив работу, все убрала? Если так, мужик должен был поправиться, но не зря же он так кулаки сжимает.

Все подходящие места я осмотрела — не положишь же тлеющую деревяшку под матрас или в сундук между бельем, так и до пожара недалеко.

Подхваченная ветром занавеска взлетела и опала. Стоял теплый летний вечер, до темноты было еще далеко, запахи свежевскопанной земли и травы перемешивались с ароматом цветов. Я обшарила подоконник, раму и… В углублении между ставнями рука наткнулась на железную коробочку. Бабушка, как всегда, оказалась права, сначала надо исключить очевидное.

Корешок все еще тлел, почти незаметный дым проходил сквозь неровные пробитые отверстия и тут же рассеивался.

Я осмотрела остальные окна в комнате и достала еще две курительницы. Основательно сработано. Если бы не открытые окна, хозяев в один прекрасный день вовсе не добудились бы.

Открыв коробочки, от души поплевала внутрь. Затухая, корешки издали едва слышное шипение. Закрыв крышки, убрала курительницы в карман и вернулась в светелку.

— Все в порядке, — сказано было с улыбкой, но мою радость не спешили разделять. — На опочивальне сглаз. Переберетесь в другую комнату, и все сразу наладится, — повернувшись к Рее, я спросила: — Не хотите ли помочь господину магу?

Рея отрицательно замотала головой и даже открыла рот для отказа, но вытащенная невзначай из кармана коробочка изменила ее решение. Отрицательные кивки сменились утвердительными, и женщина от желания оказаться подальше от дома ткача, которого так усиленно лечила, даже вскочила с лавки.

Ответы на любые вопросы на самом деле лежат на поверхности, в который раз убеждаюсь в этом.

Дом Керея мы покинули в полной тишине. Петриш вышел первым, лесорубы следом, потом на улицу юркнула травница. Рион схватил меня за руку и прошептал:

— Она не маг, раз не видит печать.

— Поблагодарим Эола за маленькие радости, — так же тихо ответила я.

В трактире лесорубы вернулись к прерванному ужину, Петриш занял место у стойки. Сев за столик, я выложила перед Реей жестяные коробочки.

— Почему ткач? — спросила я.

— Выбрали дом позажиточней, — пожала плечами женщина.

— Что это? — спросил Рион.

— Лентяй-трава, ее дым отбивает всякую охоту к… к чему бы то ни было, — ответила я, а парень фыркнул, выражая отношение к подобным народным средствам. — Почему вовремя не убрали? — Я указала на курительницы.

— Всего не упомнишь, — пробормотала Рея. — Не успели мы…

— Мы? Кто еще в этом участвовал? — спросил парень, а мне сразу вспомнилось усталое и встревоженное лицо жены ткача.

— Вам-то что за дело, господин чаровник? — развязно спросила Рея. — В Вышград на меня донесете? Да и ладно. А кто людей лечить будет, кто роды принимать? Сами, что ли, возьметесь? Все бы вам, магам, на нас, травниц, напраслину возводить…

— Лечить? Напраслину? — поднял бровь Рион.

— Да брось, чаровник, ничего бы с Кереем не сталось, охолонул бы с недельку и снова к женке…

Я достала из кармана тряпку, в которую было завернуто псише, и молча положила рядом с коробочками, здорово умерив браваду травницы. Если уж она собралась страдать за правду, пусть страдает за всю.

— Ваше?

Рея побледнела. Потом посерела. На нас начали оглядываться. Петриш нахмурился, но вмешиваться не стал.

— Воды, — попросила женщина и, не дождавшись разносчицы, стала заваливаться вбок, старательно кося глазами. Пожалуй, слишком старательно.

Но доиграть падение в обморок до конца не смогла, в последний момент ухватилась рукой за лавку, чтобы не приложиться об оную головой. Так что сочувствия не нашла не только у меня, но и у Риона. Чаровник щелкнул пальцами, и на ладони зажегся маленький огонек, отразившийся в глазах парня. Это подействовало лучше всяких уговоров.

— Это все Лиска. Племяшка моя. — Я бросила взгляд на мага, но тот остался спокойным. — Она прошлым летом у нас появилась. Говорила, что Пелагеи дочка, сестры моей молочной.

— И вы ей сразу поверили? — удивилась я. У нас в Солодках годов пять прошло, прежде чем маслобойщик признал невесть откуда взявшегося сына. Пять лет работы на сыроварне, пять лет чистки сараев и сбора урожая. Неблагодарное это дело — набиваться в родню. Работать заставят, вместо того чтобы дом отписать да серебряными динами осыпать.

— А чего ж не поверить? — хмыкнула травница. — Они же с Пелагеей на одно лицо. Породу сразу видать, что у собак, что у коней, что у людей. Лиска — девка бедовая да до мужиков охочая. Точь-в-точь как Пелагея. — Женщина говорила, а взгляд слезящихся глаз не отрывался от старого куска ветоши. — Обычно кобели и сами рады стараться, а тут… Как-то нарвалась девка на Керея, а тот возьми да и отвернись. — Рея взяла со стола тряпку и стала комкать в руках. — Обидно ей, все слюни пускают, а этот морду воротит. Она все и придумала.

— Она знала о силе корешков? Вы ее ремеслу учите? — спросила я.

Тетка обожгла меня злым взглядом. Рион чуть качнул огоньком, и она торопливо продолжила:

— Болезнь я подсказала, Лиске хотелось, чтобы хворь постыднее была, чтобы он глаза прятал. Курительницы она подложила. Исхитрилась на день к ткачихе помощницей устроиться, когда они перины выбивали. Потом должна была убрать, когда Керей мошной тряхнет.

— Зеркало откуда? — не вытерпел Рион.

— Зерцало-то? Так Лискино, попросила подержать покамест, — нарочито небрежно сказала травница, что совсем не вязалось с ее напряженным взглядом и руками, вцепившимися в старую тряпку.

— И вы согласились?

— Ага, боязно, конечно, было, но одна она у меня, кровинка, остала-а-а-ась. — На последнем слове тетка вдруг завыла. Чаровник от неожиданности сжал ладонь, и огонь с тихим «пых» погас. На нас обернулась половина зала. — Сказала, что подарок, думаю, вра-а-ала. Украла, поди. Но у Петриша никто не хватился, вот я-а-а и успокоила-а-а-ась. — Рея начала всхлипывать и уткнулась в тряпку.

— Вчера что случилось? — спросила ее. — С козой?

— Я болезнь изгна-а-а-ала. — Парень поморщился, и тетка, размазав грязь по лицу, уже спокойнее продолжила: — Скотину зарезала. Нюлька должна была к ночи, пока никто не видит, тушу забрать, чтоб не пропала, значит. Не думайте, сами бы есть не стали, на торги свезли аль Петришу за гроши сдали. — Она кивнула на трактирщика. — Чужакам все равно, никого не знают, ни о чем не бредят.

В целом я была с ней согласна, мясо есть мясо, особенно если учесть, что изгнание — полная чушь. Но все равно слова травницы оставили в душе какой-то кисловатый привкус. Наверное, так ощущается гадливость.

— А Лиска? — спросил Рион.

— А что Лиска?

— Зачем меня на сеновал потащила? — спрашивая, парень отвернулся, не от тетки, от меня, словно это могло иметь хоть какое-то значение. Да развлекайся он там с целым хороводом красоток, я бы не почесалась.

— Молодой вы еще, неужели сами не догадываетесь, зачем девки парней туда тащат? — Рея прищурилась, парень тут же разозлился.

— Я спрашиваю, не для чего, а почему она меня позвала?

— Кто же знает. — Тетка вздохнула. — Пожалела или отвлечь хотела от мыслей ненужных…

Я, к вящему неудовольствию чаровника, хмыкнула. Лиска зря время теряла, у нас и с нужными — беда.

— Кровинка-а-а-а, — снова завыла тетка. — Пропа-а-ала девочка-а-а моя-а-а!

Сидящий за крайним столом мужчина в рубахе с рваным воротом привстал, но под взглядом Петриша сел обратно.

— Как пропала? Она не вернулась? — Я посмотрела на мага.

— Не знаю, — проговорил он. — Как крики услышал, сразу сюда бросился. Она там осталась.

— А вы сидели у ткача? — спросила я. — Ждали выздоровления?

— Ждала, — закивала тетка. — Но Лиска не пришла, а куда запрятала лекарство, не сказала, вот я и боялась уйти, вдруг найдут.

— В ночь третьего дня к тебе мужичок приходил. Зачем? — спросил Рион.

— За смородиновкой, зачем же еще. Но я не дала, — ответила Рея, вздохнула, отложила тряпку и добавила: — Плеснула чуток, чтоб отвязался.

— Так и ушел ни с чем? — изумилась я.

— Да нет, поскандалил малость. Он должен был крышу перекрыть. Задаток уж взял, а за дело вторую седмицу не брался. Вот и поругались. Живой он был. Это и Лиска подтвердить может, он при ней приходил, — зачастила Рея, но, вспомнив, что девушка куда-то запропастилась, сникла.

— Все? — уточнил маг.

— Все-все, — закивала тетка.

— Тогда пошла отсюда, — рявкнул Рион, и обрадованная тетка стала сгребать в подол коробочки с корешками. — Еще раз услышу, что ты подлогом занимаешься, доложу в Вышград. Поняла?

Судя по тому, как рьяно Рея кивала в такт каждому слову, услышала она только первую фразу. Сравнивать эту — травницей ее язык не поворачивается назвать — тетку и бабушку просто не получалось. Это как поставить рядом осла и лошадь, вроде похоже, а суть разная.

— Целый день впустую потратили, — протянул маг. — Такими темпами до зимы тут застрянем.

— Все ты со своим обетом, — не сдержалась я.

Но на этот раз парень не полез в бутылку.

— Три ночи — три покойника… — с тоской протянул он.

— Не боишься, что сегодня будет четвертый?

— Ох, — выдохнул Рион, — умеешь ты успокоить. Что предлагаешь?

— Я? — невольно округлила глаза. — В идеале — седлать лошадей и не останавливаться до столицы.

— Айка, прекрати, — перебил маг.

— Тогда давай поднимемся наверх и запремся в комнатах. И никому не станем открывать, даже если будут умолять.

— Зря я спросил. Больше не буду. Значит, у нас нет выбора, — проговорил он будто самому себе.

— Ты о чем?

— Придется дежурить. — Чаровник постучал пальцами по столу. — Но вдвоем всю местность не охватим. Надо просить людей о помощи.

Я открыла рот, чтобы возразить… То есть, он хочет предложить людям взять в руки оружие и защищать себя самим? Да они же друг друга перережут за один подозрительный чих. Вместо одного покойника получат дюжину.

И тут же рот закрыла. Не мое дело. Сами зарядят, сами постреляют, сами похоронят. Мое дело — я и еще этот маг до поры до времени.

А может, среди людей найдется несколько здравомыслящих, которые быстро объяснят парню всю дурость его предложения?

Как оказалось, недооценила я наш народ.

— Слушайте, люди добрые! — Рион вскочил на лавку. — Зло пришло в Хотьки!

Зря он так, вон разносчица поднос уронила.

— Не могучее зло, не колдовское, а человеческое!

Вот это уже интереснее. Откуда он взял? Оттуда, что магии не почувствовал? Но сам же сказал, если маг сильнее его…

— Убивец средь вас, люди добрые!

«Люди добрые» загомонили, стремительно превращаясь в «недобрых». Заскрипели отодвигаемые лавки, вжикнули вынимаемые кинжалы…

— Три ночи он забирал по жизни. Три сердца остановил!

Кто-то сплюнул, кто-то выругался.

— Скоро стемнеет, скоро он снова выйдет на охоту. — Рион патетически вытянул руку, словно прося милостыню. — Не позволим супостату забрать еще одну жизнь, еще одного мужа, брата, мать или скотину.

— Не позволим! — слаженно охнули в ответ.

— Выйдем во тьму ночную да не посрамим предков!

— Выйдем…

Где-то за спинами лесорубов заголосила женщина, уж ей-то понятно было, чем может обернуться это «не посрамим».

— Это ваша земля. Ваша жизнь. Ваш суд!

А вот это он зря… Очень зря, теперь они не остановятся, пока кого-нибудь не повесят. У нас в Солодках так торговца лентами удавили собственным товаром, аккурат после того как смирт призвал наказать нечестивца, вынесшего мозаику из цветного стекла, изображавшую вознесение Эола и посрамление дасу. Мозаику так и не нашли, а торговец еще долго качался на верстовом столбе.

Трактирщик многозначительно выложил на стойку изогнутую — чуть тронутую ржавчиной — саблю. Лесорубы хлопнули друг друга по плечам и подняли топоры. Мужик в рубашке с рваным воротником, сидевший в одиночестве, воткнул в столешницу мясницкий нож.

Поучаствовать в народной тарийской забаве «поймай убивца» хотели все. Или, может, тут дело в маге? Он предложил не надеяться на чудо, а взяться наконец за топоры и вилы? Благословил на то, чего они давно хотели, да все никак не могли решиться?

Через час на постоялом дворе собралось почти все мужское население деревни, за вычетом немощных стариков и грудных младенцев. Несколько женщин тоже не усидели в избах и теперь старательно нарезали мужьям сыр и разливали чай. Одна баба, правда, пыталась заголосить, надеясь вернуть благоверного под одеяло, но ее быстро заткнули. «Ополчение» собиралось во всеоружии: у кого вилы, у кого дрын, коса с обломанным косовищем, много топоров, пара коротких клинков и один арбалет. Надеюсь, парень, у которого он в руках, умеет с ним обращаться. Очень надеюсь.

— Всем разбиться на тройки, — начал командовать Рион. — Будем обходить деревню по кругу. Заметите что-нибудь необычное, кричите громче, сразу в драку не лезьте. Спиртное не брать, не ровен час, заснете под кустом, нам одно беспокойство. Кто решит отдохнуть, пусть зайдет сюда и скажет Петришу, чтобы не искали зря. Каждый час группа меняется. Ясно?

Мужики с серьезным видом покивали головами.

Меня пытались отправить спать. Целых два раза.

— Госпожа стрига, я тут вам чайку собрал, коржик там, молочка с медком. Дирка в комнату отнесла, вы уж не обессудьте, чем богаты, тем и рады, — прогудел над головой хозяин трактира. — Отдохнули бы перед дальней дорогой.

— Нет, — ответила я, оценив такт мужика и смягчив… или усилив отказ улыбкой.

Петриш потоптался на месте и, не дождавшись другого ответа, вернулся за стойку, чтобы выдать подошедшему парню кривой кинжал.

— Шла бы ты спать, честное слово, Айка. И так душа не на месте, — торопливо проговорил Рион и отправил очередного «охотника за приключениями» к левой стене, там уже стояли две готовых к обходу деревни тройки.

— Нет, — повторила я.

— Айка…

— Ты так старательно вбивал в мою голову мысль, что мы связаны, считай, что вбил. Я жить хочу, а потому не отойду от тебя ни на шаг.

— А если я по нужде пойду?

— Значит, пойдешь. — Рион вздохнул, а я добавила: — И я с тобой.

Стоящий справа от мага сутулый крестьянин скабрезно хихикнул, но лезть с советами не стал. Дела ведьмы и мага его особо не касались.

— Так что, если идешь туда, — я ткнула пальцем на дверь, — я иду следом.

— С тобой буду не вперед смотреть, а…

— Как бы я на чей-то топор головой не напоролась ненароком, — закончила за него. — Понимаю, но ничего поделать не могу. И не хочу. Придется тебе убрать все топоры, а не меня.

Думаю, если бы они захотели, если бы Рион подал хоть какой-то знак трактирщику, меня бы скрутили и со всеми осторожностями отнесли в комнату. А потом, в зависимости от исхода ночи, может, и на виселицу. Иллюзий насчет собственной силы я не питала. Орала бы, конечно, громко, но поделать ничего не смогла бы.

— Айка, — повторил парень печально, и я поняла, что гнать меня больше не станут. — Будь по-твоему, но… — Он поднял палец.

— Ты говоришь, я прыгаю, — сказала ему. — Это и так понятно. Буду ходить, смотреть и…

— Молчать, — закончил Рион.

— Договорились.

— Тогда так. — Чаровник оглядел разношерстную толпу. — Ты, — он ткнул пальцем в парня с арбалетом, — идешь с нами. Надеюсь, стрелять умеешь? Или игрушка тебе в наследство досталась?

— Не сомневайтесь, господин чаровник, по наследству, — шагнул вперед парень. — Не подведу. Ветра нет, руки не трясутся, чегось не пострелять-то?

— Звать как?

— Михей я, рыбацкий сын, но вы все равно не сомневайтесь…

— Понял-понял, — отмахнулся парень. — Я Рион, это Айка. Жди, скоро выходим.

«Скоро» растянулось еще на четыре часа. В трактире стало душно, все чаще сквозь запах пота и ржаного хлеба пробивались пьянящие ароматы хмеля и спирта. Свечи часто гасли, и хозяин менял их на новые. Его то и дело окликали и звали поддержать компанию. Кто-то даже предложил медный черень за то, что именно он поднимет убивца на вилы. Мысль оказалась очень волнующей, и азартные крестьяне дошли до серебряного дина, а потом замолкли, пораженные собственной щедростью. Время незаметно перевалило за полночь, а никого еще не убили и не покалечили, лишь давно храпел в углу «рваный воротник», заботливо накрытый собственным плащом, больше похожим на дерюгу.

— Госпожа стрига, — позвал меня хозяин трактира, в аккурат когда пятая тройка дежурных вышла на улицу. Следующие по очереди были мы с Рионом и деревенским стрелком.

И выложил на стойку небольшой, не длиннее локтя, ножичек, видимо оставленный кем-то из постояльцев в счет оплаты. Я поднялась, подошла к стойке, подняла железку. Свет скользнул по тусклому лезвию. С точильным камнем этот ножичек явно не дружил, а стоило бы.

Я немного подержала тыкалку на вытянутой руке, полюбовалась размытым отражением в давно не полированной поверхности и положила на край стола. Потом подумала и снова взяла.

Только бы самой не зарезаться и парней не задеть ненароком.

У Риона клинка не было, да ему никто и не предлагал. Оно и понятно, к чему магу железо? Интересно, а ведьме оно зачем?

Мы вышли на улицу, когда я уже поверила, что ничего не случится, что «убивец», кем бы он ни был, сидит за соседним столом и поднимает чарку за собственную поимку.

Улица была темна, зато почти в каждом окне трепыхался огонек свечи. Луна то и дело выныривала из облаков, освещая соломенные двускатные крыши, кривые заборы и даже серую кошку, шмыгнувшую за поленницу.

— Так, идем друг за другом, шаг в шаг. Просто идем и смотрим…

— Ты кого уговариваешь, меня или себя? — спросила Риона.

— Всех, — ответил он.

За спиной сдавленно хрюкнул Михей. В целом парень меня порадовал. Стоило нам выйти из трактира в ночь, как он отшатнулся в сторону от моих мерцавших во тьме волос. Но в спину не пальнул и не убежал с криками. Лишь пробубнил короткую молитву Эолу.

Поначалу мы шли неуверенно, дергаясь от каждого скрипа калитки. Улицы, наполненные тенями, вдруг стали враждебными. За каждой тенью мерещилась еще одна, куда более страшная и смертоносная. Через несколько десятков шагов я чиркнула о камень железкой, которую держала в руке, стрелок едва не выронил арбалет, а Рион выругался, тихо и как-то устало.

— Эй, — закричали с противоположной стороны улицы, — мальцы! — Мужчина из точно такой же тройки замахал руками.

Очередной патруль, живой и невредимый, возвращался в трактир.

— Не боись, мальцы, мы рядом, ежели чего, — начал заверять нас кряжистый мужичок с рыжей бородой, но, заметив меня, а потом и Риона, крякнул. — То исть… Доброго вечера, господин чаровник, — произнес он, но поклонился почему-то мне.

— Доброго, — ответил Рион и спросил: — Ничего?

— Ничегось, — согласился другой, помоложе, гладко выбритый.

— Даже не знаю, радоваться или огорчаться, — пробормотала я, и Рион ткнул меня рукой так, что я все-таки выронила железку.

Михей сдавленно хихикнул. Всего раз. Наверное, поэтому маг даже не повернулся.

— Ежели чего, зовите, — напутствовал нас рыжебородый, а я с тоской всмотрелась в уходящую во тьму улицу.

Скучное на самом деле занятие. Идешь-идешь, а ничего не происходит. И если сначала мы бдительно всматривались в каждый угол, в каждую шевелящуюся ветку, до рези в глазах пытаясь разобрать, что прячется во тьме, то потом просто окидывали взглядами округу и торопились уйти подальше. Михей больше не смеялся, только вздыхал. Рион молчал, видимо, разочаровавшись в собственной идее, ускорял и ускорял шаг, торопясь вернуться в трактир.

Но нам не повезло. Или наоборот, тут с какой стороны посмотреть. Но, как по мне, пакость не может считаться везением.

Описав дугу, наша тройка уже возвращалась обратно, когда в лесу завыли волки. Михей выписал отвращающий жест и встал столбом. Тревожный унылый звук пробрал до самых костей. Стрелок громко клацнул зубами. В руке Риона замерцал маленький огонек, он не столько разгонял тьму, сколько делал ее гуще.

Мы оглядывались, инстинктивно придвигаясь друг к другу, искали малейшие признаки опасности, но ничего не находили. Ничего не было, кроме тьмы и воя.

Звери затихли так же внезапно, как и завыли. Дома все еще стояли на месте, огни свечей танцевали в темных окнах. Луна не торопилась показываться на глаза, как и чудище, или кто там сегодня развлекался в Хотьках?

— Смотрите! — закричал Михей.

По улице из центра деревни медленно тек туман. Не собирался, не скапливался под кустами бузины, оседая влагой на листьях, а именно тек, как густые сливки из разбитой крынки. Он поглотил улицу, укутал заборы, заполнил сточную канаву и накрыл огороды. А мы все стояли и смотрели как завороженные.

Михей выстрелил в белое марево скорее инстинктивно, чем желая навредить. Болт ушел в молоко и звякнул где-то в стороне.

— И после этого ты еще будешь говорить, что здесь не замешан маг? — спросила я у Риона, шаг за шагом отступая вместе с парнями вверх по улице.

Тонкие пласты тумана стелились по земле, накатывая, как волны на берег, поглощая в жемчужное нутро землю, камни, траву. Туман дотронулся до сапог чаровника, попробовал на вкус лапти Михея, оплел мои засаленные сапоги, выменянные бабкой у кожевенника Кузьки за крынку рассола. Прозрачные щупальца коснулись щиколоток и двинулись дальше, поглощая кусты, цветы, ямы и выбоины на уходящей вдаль дороге.

Подхватывая волчье начинание, завыли собаки.

— Не буду, — ответил чаровник. — Маг. Очень сильный. Держитесь!

— За что? — спросила я.

Михей выполнил указание буквально, вцепился мне в плечо, совершенно забыв про арбалет. Мы топтались по колено в тумане, клацая зубами. Хотя за парней не скажу, а вот я клацала. Ждали незнамо чего. Или кого.

Но маг, видимо, был стеснительным и на честный бой выходить не спешил. Рион сделал первый неуверенный шаг вперед, потом еще один и еще. Плавно и легко, не встречая сопротивления в этом странном, совсем не прозрачном тумане. Парня можно было обвинить во многом, в недальновидности, к примеру, но трусом он точно не был.

Непрекращающийся собачий вой нервировал. Очень хотелось присоединиться к псам и завыть, а еще — броситься к трактиру или к любому другому дому, где горел свет. Но вряд ли открыли бы. Дрожащими руками я подняла «ножичек», взяла на изготовку и последовала за чаровником, Михей, не отпуская моего плеча, двигался следом.

Мы шли медленно, ожидая подвоха от каждого куста. Огоньки, еще миг назад так приветливо трепетавшие в окнах, стали затухать. Один за другим. Задушенные невидимой рукой островки света исчезали, погружая деревню во тьму. Стрелок рыкнул, словно пес. В окружающей тьме мои светящиеся волосы делали наши лица серыми, как у покойников.

И все-таки мы дошли до трактира. Дошли, не встретив ни одной живой души. И ни одной мертвой. Показалось, что стало чуть светлее. В собачий вой вплелись хриплые нотки. Дом, еще недавно приветственно гудевший разговорами, был тих. Незакрывающаяся дверь закрыта и, думаю, для надежности подперта с той стороны поленом.

Мы видели ставни, резные наличники, покатую крышу, взбирающийся по стене плющ, окна наших комнат, гнездо птицы, высохшее и грязное. Видели, потому что улица медленно светлела, но совсем не так, как поутру, когда восходит солнце. Ее освещал колодец. Он явно не был предназначен для такого использования, но неизвестный маг с этим не посчитался. Да и с нами тоже.

Колодец светился изнутри, словно там развели костер. Голубоватый свет просачивался сквозь щели в срубе и раскрашивал улицу истончающимися лучами. Из глубины скважины поднималась, переваливаясь через стенки сруба, и расползалась по земле бело-серая муть тумана.

Я видела такое первый раз в жизни и, надеюсь, последний. Рука Михея задрожала, и эта дрожь передалась мне.

— Только не говори, что у вас тут каждую ночь такое светопреставление, а вы ни сном ни духом, — излишне громко прошептала я стрелку, но тот не ответил. И правильно, дурацкая шутка, вызванная обычным страхом.

Теперь уже сдали нервы у Риона, он швырнул вперед огненную сферу. До колодца она не долетела. Потускнела и растаяла на подлете.

— Не старайся, — раздалось из темноты, и я едва не подпрыгнула. — Канал поглотит любую силу, да и нет у тебя лишней.

Из-за колодца выплыла высокая темная фигура, окутанная той же светло-серой закручивающейся дымкой. Человек? Зверь? Маг? Нежить? Притвора?[12] Тьфу, не о том ты думаешь, Айка, ох не о том!

Я перехватила клинок. Сзади послышался щелчок натягиваемой тетивы. Михей вспомнил, зачем взял с собой арбалет. Только бы в спину не пальнул.

— Человек, ученик и убийца мага, — протянула фигура. — Чем обязан?

— Мы пришли остановить тебя! — крикнул Рион.

Я закрыла глаза и едва не схватилась за голову. Первое правило выживания: встретил чудище страшнее себя — будь вежлив и уж тем более не рассказывай о планах по его умерщвлению. Геройство и красивые слова хороши в сказаниях и балладах. На деле же никто не будет стоять и выслушивать оскорбления.

— Зачем? — не поняла тварь.

— Ты убиваешь людей!

— Она тоже, — последовал едва заметный поклон в мою сторону и вопрос, в котором слышалось искреннее любопытство: — Понравилось?

Я, ничего не ответив, сжала рукоять ножа.

— Можешь идти, — последовал ленивый взмах туманной рукой в сторону Михея. — Человек мне не нужен. — Фигура в раздумье качнулась. — А магам придется отдать силу.

Я судорожно пыталась вспомнить, кому из притвор нужна для существования магическая сила, и не могла. И что это значит? Перед нами кто-то иной? Или я просто плохо бабку слушала?

— Нет, — прорычал Рион. — Ничего ты не…

Тварь подняла руку, и нас разметало по улице. А вот это уже плохо. Вряд ли это притвора, те в основном магией питаются, а не применяют ее вот так, по-человечески. Значит, маг? Или еще кто-то похуже…

Меня ударило сгустившимся, ставшим вдруг твердым воздухом и отбросило назад, чувствительно приложив плечом о стену трактира. Клинок выскользнул из рук и звякнул неподалеку.

Щелкнула тетива. Михей упал удачнее, успев разрядить в тварь арбалет. Попал или нет, неизвестно. Его тут же подбросило второй раз и с хрустом стукнуло о дорогу. Стрелок распластался на земле, не делая попыток подняться и, кажется, даже не дыша.

— Зачем, — проговорила я, силясь подняться. — Человек тебе не нужен.

— У него был шанс уйти. Он им не воспользовался.

Сбоку с отчаянным и каким-то мальчишеским криком на туманную фигуру бросился Рион. На кончиках пальцев ученика мага мерцали серебристые ниточки. Не знаю, что чаровник хотел сделать, но заклинание втянулось в окутывающую фигуру пелену и исчезло. Парень с разбега налетел на неизвестного, фигура которого то собиралась, то расплывалась, как очертания печной трубы за столбом дыма, и… прошел сквозь него, словно сквозь облако пара, что выпускают на улицу, приоткрыв дверь бани.

Что это? Чары? Морок? А кто же прячется за ними?

Призрачная тварь развернулась, вытянула руку, скрючила едва угадывающиеся пальцы. Подчиняясь им, воздух снова обрел плотность. Чаровника будто схватили за шею и вздернули. Рион захрипел, скребя сапогами по земле и пытаясь разорвать руками невидимый захват. Еще миг, и все будет кончено, тогда силу я смогу оставить себе, а вот голову придется положить на плаху.

— Стой! — закричала я. — Стой, а то…

— А то что?

Движения парня стали беспорядочными.

— Разве мы не можем договориться?

— Нет.

— Эол, отпусти его, зачем тебе мальчишка…

— Я не Эол, но лестно. Он мне, в сущности, не нужен, и именно поэтому не отпущу.

— Хорошо, он тебе не нужен, а… — Мысли судорожно метались в поисках решения, в поисках того, что можно предложить этой твари, как будто это «что-то» может быть у деревенской девчонки или знахарки… Знахарка! Рея! — Артефакт! — закричала я.

— Какой артефакт?

Глаза Риона закатились, хрип затих.

— Зеркало для вызова! — Я с трудом поднялась.

— Что?! Эта дура отдала псише тебе! — взревел неизвестный.

Туман колыхнулся и отпрянул, повеяло холодом, воздушная рука разжалась и слилась с темнотой. Рион упал, хрипя и пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Туманная фигура уже потеряла к нему интерес, сосредоточившись на мне.

Не к добру это. Но меня, как говорила частенько бабушка, уже понесло, словно ошалевшую лошадь. Тот самый норов, за который меня называли ведьмой, взял верх над благоразумием.

— Ага. Велела хранить и чужим в руки не давать.

— Отда-а-ай! — От рева твари заложило уши.

— Вы нас отпустите? — вопрос был задан с легкой придурью.

Рион поднял голову, в глазах плескалась паника, он боялся. Боялся твари, боялся, что я на самом деле ей поверю. Эх, парень, дело не в том, верю я этому чудищу или нет, а в том, что оно в любой момент может свернуть шею тебе или мне. Так что выбора-то все равно нет.

— Конечно, — ласково ответила темная фигура.

— Петриш, — заорала я в неосвещенные окна трактира. — Петриш, сумку мою вынеси. Или выкини.

Ответом мне была тишина, но я надеялась, что хозяину трактира хватит ума и смелости выполнить просьбу. Очень надеялась, потому что без этого наша кончина обещала стать быстрой. И вряд ли приятной. А потом тварь возьмется за постоялый двор, хотя какое мне до этого дело? Никакого.

Следующие две минуты выдались очень длинными. Ожидание и тишину нарушали лишь прерывистые хрипы Риона. Сердце колотилось как бешеное. Собаки мало-помалу затихли, выдохлись, лишь какой-то пес с правой стороны завизжал, будто ему отдавили лапу. Тварь стояла локтях в десяти. Стояла, не шевелясь, только ее темные очертания едва заметно подрагивали, то расплываясь, то собираясь вновь. Стояла и разглядывала меня с интересом.

Михея я видела краем глаза, боялась отвернуться от клубящегося вокруг фигуры тумана. Тварь смотрела на меня, я на нее. Казалось, стоит отвести взгляд, и неизвестное нечто кинется, как дикий оголодавший волк, пришедший однажды в Солодки. Зверь умирал от голода, но все равно скалил зубы на каждого, кто рисковал приблизиться. Мужики тогда так же смотрели в черные слезящиеся глаза и отступали, пока Верей не заколол зверя рогатиной.

Дверь за спиной скрипнула, и на землю упала моя торба для трав. Время, только что казавшееся бесконечно вязким, закончилось. Вышло, как воздух из бычьего пузыря. Эол и все его сподвижники, жить-то как хочется!

Я присела, развязала тесемки, сунула руку в сумку и стала перебирать свертки: вот этот с кипячеными тряпицами для перевязки, этот с лавром, склянка с отваром череды, сушеный подорожник, корни валерианы, цветки волошки…

— Псише! — требовательно выкрикнула фигура.

Пальцы коснулись смятой рубашки, и я снова почувствовала манящую гладкость артефакта и минутное раздражение от того, что рукоять замотана в тряпки. Я все еще хотела коснуться металла. А почему нет? Не в том мы положении, чтобы осторожничать.

Достав сверток, развернула и отбросила рубашку. Все равно помирать. Рион застонал. Металл оправы оказался теплым и приятно покалывал кожу. А вот отражения не было, зеркальная поверхность подернулась искажающей черты лица рябью.

— Отдай, — хлестко приказал прятавшийся за дымкой маг.

Я поняла, больше он повторять не будет. Стало грустно. Жила себе тихо, никуда не лезла. Ан нет, пришла судьба и вытащила из-за печки. Для чего? Чтобы умереть в соседнем селе непонятно от чьих рук?

Обида почти вытеснила страх. Умирать не хотелось. Совсем. А в том, что мы отойдем в мир иной, едва зеркало окажется в лапах твари, сомневаться не приходилось. Не знаю, почему, но я была в этом уверена. Может, потому, что слышала, как хрустнула спина Михея? А может, потому, что видела, как Рион пытался сделать вдох?

А уж умирать, не сделав напоследок хоть малую пакость, не хотелось вдвойне.

Я подняла псише.

— Нет! — хрипло просипел Рион. — Айка, нет!

Тварь подняла руку и качнулась, рывком приблизившись ко мне.

«Вот и все! — подумала я, но в самый последний момент, вместо того чтобы вручить зеркало, замахнулась и швырнула псише в стену соседнего дома. — Чтоб тебе на сотню осколков разлететься!»

Как говорят — ни себе ни людям. Или магам.

И одновременно с этим тренькнула тетива. Михей! Не успела я порадоваться тому, что стрелок еще жив, как что-то горячее ткнуло в плечо. Меня развернуло, зеркало выскользнуло из пальцев и полетело совсем в другую сторону. Мимо мчащейся на меня фигуры, мимо поднимающегося Риона, прямо к изрыгающему туман колодцу.

Невидимый маг зарычал, продолжая вытягивать руку. В тот же миг в воздухе разрослось что-то колючее, словно куст чертополоха, что-то гудящее, словно рой пчел, что-то плотное, как кисель в кадушке. Волоски на теле встали дыбом, плечо дернула боль. Что-то невидимое скрутило меня, приподняло и поволокло по земле. Никак не получалось набрать воздуха, чтобы заорать. От удара о стену трактира в глазах заплясали цветные искры, во рту появился медный привкус крови.

«Вот и все», — снова пришла в голову грустная мысль.

Псише завершило свой последний полет и с тихим всплеском шлепнулось в бурливший в колодце туман. Булькнуло и, очень надеюсь, пошло ко дну.

— Не-э-эт! — заорала тварь, бросаясь к колодцу. — Нет! Так не бывает, так не…

Очертания фигуры вдруг расплылись, словно кто-то прошелся мокрой тряпкой по угольному рисунку, смазывая линии.

Голубой свет сменился темно-красным, туман стал напоминать кровавую пену. Тварь снова подняла руку, закручивающаяся вокруг нее дымка начала собираться, втягиваясь в темный центр, как вода в водоворот. Фигура мага исчезла. Схлопнулась, как старая рама ткача, в один прекрасный день сложившаяся вместе с гобеленом и чуть не отбившая пальцы его жене. Визгу было… Обвинили, конечно, меня, как раз в этот момент стоявшую на противоположной стороне села.

Эол, какая только чушь не лезет в голову на пороге вечности!

Стены сруба загудели и угрожающе зашатались. Свет вспыхнул, как зарница, он приближался и обжигал веки. Я зажмурилась, и все исчезло. Точнее, все лишнее. Осталась только тишина.

С минуту я сидела неподвижно, ожидая то ли явления Эола и его сподвижников, то ли дасу с вилами. Не дождавшись ни того ни другого, рискнула открыть глаза. Деревня все еще стояла, колодец тоже, да и трактир за спиной никуда не делся, одна стена уцелела, это уж точно.

— Айка, ты как? — прохрипел Рион и, покачиваясь, поднялся на ноги.

— Не знаю. А ты?

— Так же.

— Если кого-нибудь это волнует, — раздался тонкий голос, и мы повернулись, — мне хреново. — Михей сидел, прислонившись к ограде, и прижимал к груди правую руку. Рядом валялся разряженный арбалет. — Ну и развлечения у вас, господа чаровники!

Заскрипела, открываясь, дверь трактира.

Глава 5

ВЫШГРАД

— За господина мага! — поднял очередную чарку Петриш.

Помня свой последний опыт в этом деле, я напиток едва пригубила. А вот «господин маг» не стеснялся, сразу ополовинил чарочку и стал зазывно улыбаться румяной девчонке, что разливала медовуху. Кажется, это была дочь старосты.

В Хотьках пришлось задержаться еще на день, так как народ желал чествовать своих героев. Я бы обошлась без лишнего внимания, но вот Рион очень хотел присутствовать на празднике в свою честь.

— За Михея! — выкрикнул бородатый лесоруб.

И все следом подхватили:

— За Михея!

Рион согласно икнул.

— Госпожа Айка, простите меня, — привычно загудел сидящий рядом стрелок. — Не знаю, как так вышло… само… не хотел я.

Я молча потерла руку, которую поцарапало болтом. Михей вздохнул, осторожно положил на стол свою руку в лубке и без особой радости выпил чарку.

— За госпожу ведьму! — выкрикнул какой-то юнец на дальнем конце стола, и староста в расшитой рубашке — вопреки обычаю совсем еще не старый мужик — едва не подавился.

Петриш хмыкнул, но молча поддержал крикуна, то есть тоже выпил. Рион не сводил глаз с румяной черноволосой девчонки. Ее отец то светлел лицом, представляя такого зятя, то сурово хмурил брови, раздумывая, чем дело обернется, если «зять» ускользнет, выполнив супружеский долг, но забыв при этом принести венчальную клятву перед алтарем Эола.

Рион почти не пострадал. Кроме синяков и ушибов его шею живописно украшали красные, как ожоги, полосы, но никакого неудобства парень не испытывал. Да и дочке старосты вроде нравился.

— За Петриша! — провозгласил ткач, и тост был встречен одобрительным гулом.

Мне вместо лавров достались шишка на затылке размером с куриное яйцо, головная боль и содранная болтом кожа на руке. От обращения к травнице я отказалась, промыла и перебинтовала рану самостоятельно.

— Госпожа ведьма… — снова затянул Михей. — Хоть режьте, но ведь не хотел…

У стрелка была сломана рука, но это волновало его куда меньше, чем мое прощение и расколотый приклад дедова арбалета. Именно его треск мы слышали, когда я подумала, что стрелок сломал позвоночник. Или лишился дурной головы.

Я наложила на широкую ладонь лубок, а оружие отправила к столяру.

— И чтоб ироду проклятущему в гробу не лежалось! — встал староста, и все закричали. Никого при этом не волновало, что этот «ирод» наверняка жив и здоров.

Мы сидели за почетным столом с другими не менее уважаемыми жителями Хотьков. Такого наплыва посетителей трактир, наверное, еще никогда не знал. Поскольку внутри все не помещались, к столу то и дело подходили люди. Кто-то благодарил, кто-то что-то просил, в основном — удвоить надои, повысить урожайность, вылечить от запора.

— Не побрезгуйте, госпожа ведьма, — зашептал смутно знакомый мужик с пропитым лицом, протягивая вытянутый тряпичный сверток. Наверняка кабачок.

Я убрала подношение под стол к трем холщовым сумкам с репой, крынке с творогом, одному — непонятно кому предназначавшемуся — хомуту и тусклому клинку. «Кто ж его после тебя возьмет-то!» — недоумевающе отмахнулся трактирщик, когда я попыталась вернуть железку.

— Госпожа Айка…

— Да прости ты его, — попросил Рион, которому давно надоело нытье стрелка.

— Обязательно, — ответила я, и не успел Михей вздохнуть с облегчением, как добавила: — Если только стрелять научится.

Облегчение сменилось горестным стоном.

— Милая, — позвал кто-то справа, и мне потребовалось несколько минут, чтобы понять, что обращаются ко мне. — Почти не ношенное, — прошептала жена ткача, втискивая мне в руки какую-то белую тряпку, то ли саван, то ли ночнушку. — Спасибо, милая.

За что именно она благодарит, женщина не уточнила, но покраснела. Видимо, переезд в другую комнату пошел супругам на пользу. У ее мужа поистине железное здоровье: всего за день оклемался.

— Негоже чаровнику по дорогам без оружия разъезжать, — вышел вперед дородный кузнец, которого я совершенно не помнила, ни по поискам, ни по ночному дежурству. — Оно, может, и ни к чему, ну для антуражу возьмите.

Он протянул моему спутнику короткий пехотный меч в потертых ножнах. Хмельной парень принял подношение, словно корону из рук смирта. Так и подмывало спросить дарителя, зачем магу железка после боя? Но, глядя на улыбку Риона, сдержалась. Надеюсь, что он хотя бы знает, с какого конца за нее браться. Я вон ножиком, как дрыном, размахиваю и не зарезалась только потому, что железка тупая, как ржавый топор бабушки.

Дверь в очередной раз распахнулась, и двое мужиков внесли в трактирный зал ведро, полное колодезной воды. Честно говоря, в первый момент я подумала, что они опрокинут его на шатающегося Риона.

— Разъясните неразумным, можно ли пить отседова или пора новый колодец рыть? — спросил трактирщик.

Маг поскреб мечом по полу, потом поскреб пальцами макушку и под дружный вздох запустил руку в ведро. Несколько капель выплеснулось на доски. Парень икнул и вытащил зеркало. С минуту рассматривал, а потом, отложив, вдруг склонился и отпил из кадушки.

Все заговорили разом — радостно, пьяно, с надеждой. А парень поднял голову, вытер мокрый подбородок и улыбнулся, поглядев на черноглазую красавицу. Выглядело убедительно, но, думаю, за вторым колодцем дело все равно не станет.

Ведро исчезло, а лесорубы дружно заорали:

— За господина чаровника!

Тосты пошли по второму кругу.

Рион сел на место, повертел в руках зеркало. Поверхность, ставшая абсолютно чистой, отразила лицо парня с отросшими темными волосами и карими глазами.

— Ты же запретил его трогать, — зашептала я, когда мужики с ведром отошли.

— Артефакт не активен. Он выполнил работу и заснул. — Чаровник протянул мне псише. — Сейчас это обычное зеркало.

Я аккуратно взяла псише, кончики пальцев приятно закололо. Наконец-то оно в моих руках, наконец-то…

Оловянную рукоять покрывал затейливый узор, по которому скатывались капли воды. Магия, притягивающая мои руки к этому предмету, ушла. Зеркало и зеркало, чуть более дорогое, чем обычно можно увидеть у крестьян.

— Мы так и не знаем, кто его активировал? И зачем? Куда пропала Лиска? — начал спрашивать парень, но чувствительный пинок под столом помог ему заткнуться.

— Обет выполнен?

Рион прислушался к себе и четко ответил:

— Выполнен.

— Так чего тебе еще надо?

— Госпожа ведьма, я это… не хотел… я в вас не стрелял, в эту чуду-юду целился, а попал… — завел Михей очередной куплет покаянной песни.

— Если бы он тебя не задел, псише не попало бы в колодец. — Рион поднял чарку и подмигнул дочери старосты. — И мы бы здесь не сидели.

— Э-э-э? — не понял стрелок, и я была с ним солидарна.

— Псише открывает канал в другой мир. Видите знаки? — Чаровник указал на завитушки рукояти. — Сейчас так не делают, мастеров-артефакторов не осталось. Для открытия прохода из одного мира в другой нужна отражающая поверхность. И чем она больше, тем шире лаз, тем большая пакость может по нему пролезть. На колодец скопировали магию с зеркала, со стекла на воду. Принесли жертвы…

— Жертвы? — переспросил стрелок.

— Те мужчины, — догадалась я. — И бабка Нюля.

— Энергия их смерти позволила на время превратить воду в дверь. Не знаю, кого хотели вызвать. Дасу? Мертвяков? Али душу предпоследнего короля? Не знаю, чем это грозило. — Рион устало вздохнул. — Когда псише попало в колодец, произошло то же, что происходит, когда ключ входит в замок. Чем канал открыли, тем и закрыли. Ход исчез.

— Значит, колодец теперь превратился… во что? — спросила я.

— Ни во что. Псише — ключ, а дверью может стать что угодно, любое отражение, стекло, зеркало, пруд. На время. Сейчас колодец — это просто колодец, когда закрыли проход, он утратил все магические свойства.

— Почему ты сразу не сказал? — возмутилась я. — Мы бы знали, что делать, не полагаясь на случайность. Ведь тот маг мог передушить нас как котят.

— Задним умом все крепки, а тогда я и сам не сообразил. — Парень забрал у меня псише. — Все случилось слишком быстро. Потом я посидел, подумал. — Он растерянно развел руками, обиженная его невниманием девушка шагнула ближе и выпятила грудь. Та, кстати, вполне заслуживала внимания.

Михей вопреки ожиданиям не стал опять уверять меня в своем полном раскаянии, а поднялся и с задумчивым видом отошел. Правда, недалеко и ненадолго: осилил десяток шагов вдоль стола и бухнулся перед старостой на колени, перепугав того аж до разлития чарки.

— Благословите на подвиги ратные, дорогу трудную, судьбу нелегкую, но твердо решенную.

— Какую судьбу избрал себе Михей, рыбацкий сын? — Мужик был здорово навеселе и говорил слегка нараспев. Петриш поспешил повторно наполнить его чарку.

— Отправляюсь я в столицу благословенную колдовскому ремеслу поучаться.

— Добро, Михей, рыбацкий сын, вот тебе мое благословение старшего и напутствие. Не посрами! Старайся, спины своей не жалеючи. А освоишь науку трудную, воротайся назад, ибо дом твой здесь. Будет кому деревню родную от всяких лиходеев оборонять, — и староста торжественно возложил руки парню на голову.

Я не сразу поверила своим ушам. И не сразу сообразила, с кем собирается ехать еще один претендент в маги. Даже Рион отвернулся от волнующе вздымающейся девичьей груди и, кажется, немного протрезвел.

Михей поднялся, сияя, как новенькая монетка. Он был шире чаровника в плечах раза в два: радостный взгляд невинных голубых глаз, рыжая, как огонь, шевелюра, россыпь веснушек на носу, оттопыренные уши. Сразу видно — будущий чаровник идет, лиходеи помрут от умиления. Или со смеху.

— Любой может стать магом? — шепотом спросила я у Риона.

— Нет, только обладающий магическим резервом, — так же тихо ответил парень.

— А Михей?

— Не знаю.

— Тварь называла его человеком. — Я нахмурилась и добавила: — …Вроде бы.

— Айка, ты только не вздумай… — Рион схватил меня за руку, останавливая порыв. — Хочет, пусть едет, лично мне не мешает.

— Мало твоему учителю одного горя, — пробормотала я, отворачиваясь от старательно хлопающих стрелка по спине мужиков. — Еще одно пожалует, постарше и подурнее.

— Какого горя? Айка! — укоризненно сказал парень, а начавшая злиться на невнимание черноволосая красавица села к нему на колени.

Я поспешила отойти.

Мы покинули Хотьки на рассвете третьего дня и направились вниз по тракту. Предстоял последний день пути до столицы. Он прошел на удивление мирно и тихо. Если не считать стонов Риона, то и дело хватающегося за голову. Или мечтательного взгляда Михея, похоже видящего не пыльный тракт под копытами старого мерина, а свои будущие магические подвиги.

Чем ближе к городу, тем оживленнее становился тракт. Чем больше людей, тем пристальнее и навязчивее взгляды. Я чувствовала их на лице как прикосновения, липкие, неприятные, враждебные. Через полсотни вар мне пришлось накинуть плащ и поглубже надвинуть капюшон.

Вышград показался из-за поворота, когда солнце уже клонилось к горизонту, а Михей, видимо утомленный мечтами, стал вздыхать и посматривать на меня со значением, похоже, снова надумал просить прощения. Даже Рион встрепенулся, хотя, может, этому поспособствовала фляга воды, опрокинутая на голову.

Городские стены, сложенные из отполированного темного камня, казались неимоверно высокими, выше всего, что мне приходилось видеть в жизни. Каменную кладку венчали острые металлические пики. На такие хорошо насаживать отрубленные головы. Одна, кстати, имелась и являлась, судя по вниманию людей, главным украшением.

У ворот собралась толпа: конные и пешие, крестьяне и ремесленники, груженые повозки и телеги — вход перекрыли полностью. Все торопились въехать в город до закрытия ворот и мешали друг другу.

Мы пристроились в хвосте процессии. Я никогда не видела столько людей сразу — все они двигались, размахивали руками, кричали, ругались, не слыша и не желая слушать друг друга.

Михей вертел головой и расспрашивал Риона буквально обо всем:

— Сколько доброго люда живет в столице?

— Не знаю точно… — начал отвечать Рион.

— Он знаком только с недобрым, — перебила я, и парень поморщился.

— Где королевский дворец? — не сдавался стрелок.

— Какая разница, тебя там все равно никто не ждет.

— Айка… — покачал головой маг и вдруг пристально посмотрел на меня. — Ты что, боишься?

— Нет.

— Боишься, оттого и грубишь.

— А где маги?

— Слушай, — не выдержала я, — ты живешь в дне пути от города, неужели не мог раньше съездить?

— А ты в двух, — улыбнулся Рион. — И как тебе городские парки?

Я отвернулась, пряча лицо. Парень был прав, но признавать это не хотелось. Хотелось развернуть деревенскую клячу и поехать назад.

— Парки? А где… — снова стал спрашивать Михей, но в этот момент уродливый мерин стрелка всхрапнул и чуть не укусил стоящую впереди кобылу. Стрелок еле сдержал животину, которой больше подходил плуг, а не седло. Впрочем, моя кляча была не лучше.

По мере приближения к воротам беспокойство усилилось, кровь прилила к лицу, сердце застучало как заведенное. Что не так?

— А мы в трактире остановимся? Или сразу к магам поедем? — продолжал спрашивать стрелок.

Вместо ответа Рион нахмурился, придерживая лошадь. Я проследила за его взглядом. К стражникам подошел полноватый невысокий мужчина в одежде горожанина. Он стал что-то объяснять высокому, отдающему приказы солдату.

— Тамит, действительный маг Вышграда, — прошептал парень.

У меня по спине потек пот. От душного летнего вечера, от теплой ткани плаща и… от страха. Пахло навозом и солодом. У телеги впереди соскочило колесо, с одной из бочек слетела крышка. Ароматное пиво полилось под лошадиные копыта. Возница спрыгнул и, ругаясь, старался удержать бочку от падения. Ему на помощь в надежде на угощение поспешили сразу пятеро мужиков.

Я оглянулась — мы успели продвинуться к воротам на десяток шагов, теперь из толпы просто так не выберешься. Попытка повернуть коня вызовет переполох, не говоря уже о невозможности проехать через весь этот поток людей, подвод и телег.

Действительный маг продолжал разговаривать со стражем, но если поднимет голову, если окинет взглядом толпу…

— Я его уведу, — решил Рион, спешился и передал поводья ничего не понимающему Михею. — В городе найдите трактир «Три кружки» и ждите там.

Парень пошел вперед, ловко лавируя между людьми, уворачиваясь от тычков и не реагируя на летящие в спину ругательства. Чаровник очень быстро достиг высоких створок ворот.

Конь Риона, натянув поводья, шарахнулся в сторону, стрелок слез с мерина и принялся успокаивать животное.

Рион поравнялся со стражниками, бросил им пару фраз, и его пропустили. Какой-то ремесленник, обвешанный глиняными фигурками, погрозил вслед кулаком. Ученик мага подошел к действительному и после приветственных кивков завязал разговор. Деревенский стрелок поймал мой взгляд и открыл рот, чтобы задать вопрос, но не задал. Иногда даже простой парень вроде Михея может понять, когда надо промолчать, а когда слово молвить.

Очередь чуть продвинулась. Телега с пивом уже скрылась за воротами. Между нами и стражниками осталось только многочисленное семейство с корзинами, и стражи уже приступили к подсчету и осмотру товара.

«Уведи его отсюда!» — мысленно взмолилась я.

Рион что-то сказал полноватому чаровнику, указывая рукой вперед, и маги стали удаляться. Солдаты и глава семейства наконец пришли в подсчетах к одинаковым цифрам, и медяки из одного кармана перекочевали в другой.

Теперь наша очередь.

Михей сделал шаг вперед, я натянула капюшон до самых глаз и спешилась.

— Кто? Откуда? Зачем? — без интереса спросил гвардеец.

— Михей, рыбацкий сын, — ответил стрелок. — Поучаться прибыл. Она со мной.

Могла бы, расцеловала парня за эту фразу. В эту минуту я простила ему и болт, пущенный в руку, и неуместную болтливость, и еще многое-многое в будущем.

Первый стражник лениво оглядел мою фигуру в плаще и снова повернулся к Михею. Деревенские девки его не интересовали, даже если они умели сносно сидеть в седле. Зато второй, судя по улыбке, отъявленный бабник, подался вперед, стараясь заглянуть под капюшон.

— С тобой, говоришь, — протянул он. — Красавица, поди?

— Два череня[13] с человека и по одному с лошади, — проинформировал первый, не обращая внимания на напарника.

— У меня серебряный дин, — расстроился стрелок.

— Сдачи не держим, не торговцы, поди, — весело ответил второй страж, не спуская с меня любопытных глаз.

Я полезла в сумку, молча отсчитала требуемое и протянула стражам. А надо было отдать стрелку, чтобы мужик расплатился. Эол, слишком волновалась, слишком привыкла к одиночеству и сделала это, почти не задумываясь. Первая ошибка.

— А жена-то у тебя, парень, молчунья, не то что твоя, — хохотнул весельчак, пихнув напарника локтем в бок.

— Не жена она мне, — брякнул Михей, и я тут же поняла, что с прощением поторопилась.

Вторая ошибка и, похоже, последняя.

— Не жена? — протянул весельчак и, неожиданно схватив меня за руку с деньгами, дернул на себя.

Капюшон упал на спину. Смех оборвался. В толпе раздались охи и вскрики. «Водянка! — стал нарастать ропот. — Нечистая! Нежить!» Стоящие в первом ряду отпрянули, последние не сразу поняли, в чем дело, и продолжали напирать, звякнуло оружие. Стражник, еще секунду назад прижимавший меня к себе, теперь с отвращением оттолкнул.

Может, все и обошлось бы, в город не пустили или в тюрьму бросили бы, невелика беда. Но действительный маг так и не ушел. Он обернулся, услышав шум. Бросил один взгляд через плечо, и его лицо исказилось от ненависти. Я видела, как скривились полные губы, как вспыхнули глаза, как поднялись руки. Все словно исчезло: люди, стражники с клинками, Михей и высокие стены Вышграда. Остались только он и я. Дыхание перехватило. Такой не пощадит, ударит, прямо здесь и сейчас, невзирая на толпу, невзирая на бросившегося наперерез Риона.

Сердце билось медленно, словно нарочно растягивало удары. Я слишком хотела жить. А кто не хочет? Я не задумывалась, так как любое промедление было смертельно, а просто действовала и надеялась на удачу.

Раз — ударила улыбчивого стражника головой в подбородок. Два — страж осел на землю. Три — отпрянула назад, уходя от скользящего удара клинка его напарника. Четыре — прыгнула в сторону. Пять — побежала.

Все что я сейчас могла — это бежать и молиться Эолу. Сколько себя помню, мне приходилось уворачиваться от тычков, камней, плевков. Уворачиваться и убегать. Уж этому-то жизнь меня хорошо научила.

Я ринулась вперед, потому что за спиной дорогу перегородила толпа. Бежала, стараясь не думать, что, попав за городские ворота, окажусь в ловушке, пусть ее стены широкие и каменные.

Жаль, что на каждую изворотливую девку всегда находится ловкий охотник. Я успела поравняться с высокими створками ворот и уже видела боковую улочку, куда намеревалась юркнуть и затеряться между высоких домов, лавок и еще Эол знает чего… Вдруг что-то тяжелое врезалось в затылок и разлетелось внутри головы разноцветными искрами. Брусчатка мостовой словно бы встала на дыбы и рванулась к лицу.

«Забыла про капитана! — пришла запоздалая мысль. — И про лучников, и про…»

Я кувыркнулась в темноту, как в бочку для сбора дождевой воды, которая стояла на углу нашей избушки.

Добро пожаловать в Вышград, Айка!

Первое, что ощутила во тьме, — это неудобство. Что-то мешало спать. Свет? Звук? Не знаю. Я попыталась подвигаться и потерпела неудачу. Тело слушалось плохо. Мысли лениво кружились, пока среди круговорота картинок не всплыло воспоминание о приближающихся воротах. О поднимающем руку маге. О Рионе и Михее. Я попыталась открыть глаза, очень надеясь, что нахожусь не в тюрьме, но веки казались неподъемно тяжелыми.

— Как она? — услышала тихий голос.

— Еще не пришла в себя.

Хотелось ответить, что пришла и никуда не уходила. Но от малейшего усилия я вновь полетела в головокружительную темноту.

Второй раз меня разбудил солнечный свет, он падал через неплотно прикрытые бордовые шторы. Ковер того же цвета, стены, обитые розовым шелком. Я даже не сразу поняла, что вижу и глаза — открыты.

Меня что, в бордель вместо тюрьмы определили? Мысль была бредовая, потому что ни там, ни там мне бывать не доводилось. Но, слава Эолу, сознание и зрение ко мне вернулись.

Я попыталась подняться. В голове тут же зашумело, все завертелось — и окна, и шторы, и солнце за ними. Виски стянуло горячим обручем. Все-таки здорово меня приложили, интересно только, кто и чем. Откинувшись на подушки, я медленно сосчитала до десяти, вдохнула и выдохнула. Немного полегчало, комната замерла, перестала водить хоровод.

Нет, точно бордель. Круглая кровать с алым бельем, у изголовья торшер на гнутой медной ноге, дальше резной столик из темного дерева, такие же стулья с алой бархатной обивкой. На одном из них дремлет… хм, явно не девочка, а роскошно одетая женщина. Мадам при полном параде. Почувствовав, что на нее смотрят, женщина открыла глаза.

— Болит?

— Нет… да… — От звука собственного голоса голова наполнилась звоном, словно теперь у меня на плечах находился колокол с часовни Эола.

Женщина склонилась над низким столиком, на котором выстроилась вереница стеклянных баночек.

— Где я?

— У меня дома. — Она протянула мне чашку.

— А?.. — Я принюхалась: какой-то травяной сбор, в основном ромашка.

— Твои друзья тоже здесь. — Женщина наклонилась и стала ловко разматывать повязку на моей голове. — Пей. — В ее руках появились чистые полоски материи, и она быстро сменила старые, перемазанные желтой мазью и кровью.

Стало чуть легче. Как говорит бабушка, лечение и состоит из таких маленьких облегчений, которые ты шаг за шагом отвоевываешь у болезни.

Выпив, я вернула чашку и хотела уточнить, что это за дом, так как мысль о борделе крепко засела в моей несчастной голове. Но все опять поплыло, видение красной комнаты стало отдаляться, а потом исчезло, растворившись в сумбурных и беспокойных снах, которые не запомнились.

Когда проснулась в третий раз, у кровати стояли мои спутники с подобающе скорбными для ситуации лицами.

— Я пока жива, — голос после сна был хриплым.

— Не шути так, — сказал Рион, подходя ближе. — Видела бы ты себя вчера. Белая, как покойница, не шевелишься, голова в крови.

Михей из солидарности закивал.

— Кто меня так?

— Капитан привратников древком копья.

— А действительный маг?

— А его, — Рион кивнул на Михея и, словно не веря в то, что говорит, продолжил: — Его наш стрелок уложил, — деревенский парень продолжал кивать. — Тамит на тебе сосредоточился, ничего кругом не видел, ни меня, ни Михея с арбалетом.

— И почему тогда он еще здесь, да еще и с головой на плечах, а не на плахе?

Стрелок тут же перестал кивать. Так-то лучше, а то моя голова уже кружится.

— Так не насмерть же, — развел руками маг.

— Значит, приехал учиться на мага и для начала подстрелил будущего коллегу? — прохрипела я.

— Я не в него целился, а в стражника. Не знаю, как так получилось, — начал традиционное объяснение увалень.

Сказать на это было нечего. Болты у парня умнее хозяина, всегда попадают куда надо.

— Как солдаты нас отпустили? И куда вы меня приволокли? — Я приподнялась, голова снова закружилась, но на этот раз можно было терпеть.

— Господин чаровник поколдовал, вот они и отпустили.

— Михей, меня Рион зовут, а не «господин чаровник», я же просил, — поправил маг. — Да и наколдовал-то всего ничего, обычный огонек, но им хватило.

— Ага, — согласился стрелок и осторожно продолжил: — Рион грозился всех в Дасунь отправить.

— Притащили мы тебя к учителю. Это его дом, — добавил ученик мага и покаялся: — Это я виноват, нельзя было разделяться.

— А оставить девушку под охраной друга и съездить или послать за мной тебе в голову не пришло? — услышала я низкий баритон.

Парни расступились, пропуская к кровати незнакомого мужчину. Тогда я впервые увидела учителя Риона. Лежа в постели с опухшим лицом и перебинтованной головой, я смотрела на самого красивого мужчину, которого мне доводилось видеть.

У нас в Солодках самым привлекательным считался Вран. Молодчик с волевым, даже грубым лицом, в котором было что-то неуловимое, что не давало девчонкам просто мазануть взглядом и пойти дальше. Надо ли говорить, сколько побед он одержал на сеновале за мельницей и останавливаться пока не собирался.

Но на фоне этого действительного мага Вран выглядел бы сущим простачком. Учитель Риона был высок и широкоплеч. В небрежно накинутом зеленом сюртуке он походил на старинное изображение Эола на фреске в деревенской часовне. Правильные черты лица, глубокие черные глаза, волосы с едва заметной проседью. И теплая улыбка, от которой внутри появилось что-то странное, невесомое и щекочущее.

— Маис, я Дамир Вышградский, главный действительный маг столицы. Мальчики вас не утомили? — Он бросил взгляд на парней.

«Мальчики» намек поняли и торопливо исчезли. Вернее, Рион понял намек и утащил Михея.

Дамир присел на край постели. Я натянула одеяло до подбородка, забыв про боль, головокружение и как-то быстро ощутив нехватку одежды. А потом к горлу подкатила горечь. Какая из меня «маис»?

«Давно ли в зеркало смотрелась, лягушка лупоглазая?» — раздался в голове насмешливый голос Ксанки. Я сглотнула противный комок и заставила себя посмотреть на мужчину. Это его дом, его кровать, где хочет, там и сидит.

— Все хорошо, маис? Или разрешите называть вас Айя?

Я кивнула, не в силах сказать ничего осмысленного, вспомнила, что лишила силы его ученика, и сжалась. От воздействия таких рук с длинными пальцами умирать, конечно, приятнее, но все равно не хотелось. Странное дело, парням грубила, словно сам дасу за язык тянул, а вот этому мужчине не смогла. Словно мне снова десять лет и слова от меня разбегаются. К чему бы это? К дождю? К несварению? Или к концу света? Последнее вероятнее.

— У меня плохие новости, — тихо сказал мужчина, и на его скульптурное лицо набежала тень. — По поводу вашей с Рионом проблемы. Энергию можно отнять или отдать добровольно. Правда, в обоих случаях это заканчивается смертью мага.

— Но Рион жив, — прошептала я, глядя куда-то поверх головы мужчины.

— Трудно спорить, почти так же трудно, как и объяснять не магу очевидные для нас вещи. — Дамир задумался, рука легла поверх одеяла, буквально в нескольких сантиметрах от моего бедра. — Маг — это сосуд, энергия — вода. Заканчивая обучение, чаровник изготавливает камень, едет к Источнику, наполняет его, возвращается, проходит посвящение, и сила переливается из камня в человека. Ты встретилась Риону в момент, когда он был уязвим. Силу уже получил, но еще не мог ею распоряжаться. — Мужчина побарабанил пальцами по одеялу, я же заставила себя сосредоточиться на его словах, а не на руках. — Ты не задумывалась, зачем такие сложности? Зачем затевать чехарду с камнями? Источнику все равно, какой сосуд наполнять: каменный или живой. Так почему сразу не перелить силу в мага и не рисковать при этом?

— Почему? — спросила я, поскольку маг ждал этого вопроса. Хотя на самом деле — нет, не задумывалась. Мне никогда не было до этого дела.

— Потому что мы жадные, — признался маг. Не удержавшись, я подняла взгляд. В черных глазах мужчины вспыхнули серебристые искорки смеха. — Я, ты, Рион. Все люди. Не счесть магов, хлебнувших из Источника столько силы, что их разорвало на месте. Это сейчас камень посвящения кажется красивой деталью ритуала, на самом деле он ограничивает жадность. Каждый чаровник делает его сам. Камень — это отражение сосуда и возможностей мага. Рион наполнил свой и решил заехать в деревеньку к семиюродному дядьке, которого не видел лет десять.

— Скажите сразу, — попросила я. — Скажите правду, не ходите вокруг да около. Кто из нас умрет? Я? Рион?

— Я не знаю. Как вам такая правда?

— Не очень.

— Вот и мне тоже… не очень… — Дамир поморщился. — У тебя, как это ни удивительно, есть природный резерв, и ты перетянула себе силу Риона. Сложись по-другому, могла бы стать чаровницей.

— Я? — От волнения голос сел. — Маг?

— Уже нет. И вряд ли теперь станешь. — Дамир не отвернулся, он продолжал смотреть на меня, и я почувствовала жжение в глазах.

— Почему? Верну силу парню, а потом найду учителя, может быть, вы сами… — Я говорила торопливо и знала это, но не могла остановиться.

— Маг может отказаться от силы, может отдать ее, — согласно кивнул Дамир. — Но тогда сосуд, тот, что внутри него, закроется. Это как залить сургучом бутылку с вином и забыть о содержимом. Вернешь силу Риону, схлопнешь свой резерв навсегда. Не вернешь, парню останутся лишь крохи, ярмарочные фокусы: огоньки и снежинки. Через год его найдут с петлей на шее. Знать, чего лишился, гораздо хуже, чем не знать.

— Но он же умеет колдовать, я видела! — возразила, вспомнив огненный шарик в руках парня.

— Да, умеет, он же учился, — пожал плечами мужчина. — Сейчас его резерв — это… как бы тебе объяснить? — Дамир задумался. — Сейчас его резерв словно невыделанная лисья шкура, маленькая и сморщенная. Пусть он и может накапливать кьяты, мало, но все же может. А когда… если его резерв наполнится силой Источника, будет похоже на то, что сухую шкуру смочили в дубильном растворе и натянули на раму, чтобы она стала большой и мягкой. Понятно? Каждому магу нужно заполнить резерв, чтобы стать полноценным. Растянуть его по максимуму. Растянуть, а не разорвать.

— А если, — невзирая на головокружение, я приподнялась, — если он снова съездит к Источнику и снова возьмет сил?

— Нет. — Руки мужчины легли мне на плечи и толкнули обратно на подушку, но я едва заметила его прикосновение, только жжение в глазах стало невыносимо горячим. — Источник откликается нам в первый, он же и единственный, раз. Потом маг может увеличить силу за счет другого мага, победив его в бою или убив. Может развить силу постоянными упражнениями, как развивают мышцы. Но без первого раза не будет ничего. Единственный способ для Риона остаться магом — это найти другого ученика и обокрасть уже его. Мне жаль. — Уголки губ мужчины опустились.

— А если съезжу я?

— Ты меня не слышала? После того как отдашь силу, ты уже не будешь магом, мир тебя не услышит. А если до, — Дамир горько улыбнулся. — Источник тебе ответит, получишь добавку к тому, что имеешь. Но сила не делится на порции, если не объешься и вернешь Риону все, может умереть уже он. От счастья и ощущения всемогущества. Но ладно, пусть вам повезет, Рион растянет резерв и тоже выживет. Тебя от схлопывания сосуда это не спасет. Не важно, когда ты отдашь энергию, резерву конец. — Пальцы учителя стали жесткими, они почти причиняли боль, почти… слова били больнее. — Я честен с тобой. Ответь тем же. Айя, сможешь ли ты вернуть силу, зная, чего лишаешься? — Дамир ухватил меня за подбородок, заставив смотреть ему в глаза, но идеально-правильное лицо мага расплывалось из-за слез. — Я могу убить тебя, могу отнять силу и взять себе. Но никто не может заставить тебя отдать ее Риону, даже он сам.

Дамир пристально смотрел на меня. А я плакала, как маленькая девочка, которую оттаскали за косы. Просто ничего не могла с собой поделать. Как сладко прозвучали слова «стать магом». Больше не бояться камней и пинков, не убегать. Ловить на себе не брезгливые, а заискивающие взгляды и снисходить к просьбам о помощи. Попробуйте сообщить смертельно больному человеку, что он здоров, а потом, когда его глаза засияют, покачать головой и предложить оценить шутку? Сейчас я чувствовала себя таким больным.

Я — чаровница? Это, пожалуй, даже лучше, чем папочка-маг. Думаю, и морок какой-никакой навести можно, чтобы красоту подправить. А надо для этого всего-то ничего — украсть чужую силу, чужую жизнь.

— Наверное, трудно найти наставника для ученицы с печатью. — Шутка вышла горькой, я откинулась на подушку, взгляд уперся в украшенный лепниной потолок. — Если всю жизнь прятаться от действительных, какой толк от магии? Вы были честны. Отвечу тем же, я не хочу отдавать силу. Очень не хочу. Но отдам.

Последние слова прозвучали глухо. Перевернувшись, я уткнулась лицом в подушку и разревелась, уже не сдерживаясь. Как он сказал? Знать, чего лишился, еще хуже, чем не знать. Это правда. Еще несколько минут назад я радовалась, что жива, сейчас — жалела об этом.

Ну почему через наши Солодки никогда не проезжал действительный маг? Почему мы с бабушкой всегда смеялись, когда люди называли меня ведьмой? Почему не поехали в Вышград сами? Почему, вместо того, чтобы пойти к Источнику, я наполнила свой резерв ворованной силой? Вопросы, на которые нет ответа.

Эол, ты мало меня испытывал? Решил еще раз поманить карамелькой, а потом вручить кусок горькой смолы? За что?

Волос, пытаясь утешить, мягко коснулись чужие руки. Я дернула плечом: ничего не нужно. Не сейчас.

— Рад, что Рионер не ошибся в тебе. — Перина чуть качнулась, когда Дамир встал. — Отдыхай. Нам придется еще о многом поговорить.

Он ушел бесшумно, так же как и пришел. А я продолжала реветь так, как не ревела еще никогда в жизни. Жалела себя и была не в силах остановиться, изливая горькие слезы в мягкую ткань. Просто и безыскусно. Наверное, сказалось напряжение последних дней, или я сошла с ума, оказавшись вне дома. А может, все вместе. Я плакала до боли в висках, до полной пустоты, до равнодушия, которое накрыло меня сном. И лишь одна мысль показалась важной до того, как разум уплыл в никуда.

А ведь Дамир жесток. Он мог ничего не говорить, мог оставить меня в блаженном неведении, мало того, он просто должен был это сделать. Им нужно, чтобы я вернула силу? Так зачем же говорить, сколько это стоит?

На третьи сутки затворничества в постели с алым бельем, которая меня, в сущности, всем устраивала, Дамир решил, что мы готовы к серьезному разговору, и попросил спуститься к ужину. Я выполнила его желание без внутреннего протеста. Для меня тогда было не важно, как жалеть себя: лежа в постели или стоя на ногах. Меня даже не заставило ахнуть богатое убранство комнат, не заставили широко распахнуть глаза позолота, резное дерево и мягкий бархат, освещаемый двумя дюжинами свечей, хотя столько свечей в одной комнате я никогда не видела, разве что в храме Эола.

Меня ничто не трогало — ни овальная комната с резными этажерками, большим столом в центре и десятком сервировочных столиков вдоль стен. Ни молчаливые, как тени, слуги, ни подсвечники в человеческий рост. Я не любовалась картинами, изображающими животных, людей и лубочные домики. Не смотрелась в большие зеркала, обрамленные портьерами. Не удивлялась тому, что действительный не делал разницы между деревенской знахаркой и собственным учеником.

Я упивалась жалостью к себе и не собиралась останавливаться.

Мне не мешала странная гнетущая тишина, нарушаемая мерным звяканьем столовых приборов. Я поймала жалобный взгляд Михея, не решавшегося прикоснуться ни к одной из десятка блестящих ложек. Помочь парню не могла, для меня одна железка ничем не отличалась от другой, как и правый бокал на ножке от левого. Поэтому я взяла первую попавшуюся ложку и начала есть суп. Если для кого-то важно, какой ложкой есть, пусть отвернется и не смотрит.

— Пора поговорить о делах. — Дамир отодвинул полупустую тарелку, посмотрел отдельно на каждого и улыбнулся женщине, сидящей по правую руку от него. Сегодня, в отличие от того дня, когда женщина перевязывала мою голову, на ней было изящное розовое платье, волосы уложены в высокую прическу. Мой взгляд помимо воли то и дело возвращался к ней. — Лиэссы можно не стесняться. Итак, — маг сцепил пальцы в замок и положил на них подбородок, — у нас две задачи: вернуть Рионеру силу, — кивок в сторону ученика, — и снять метку с девушки, — пронзительный взгляд черных с серебристыми искорками глаз в мою сторону.

Я отпила из бокала и неловко его поставила, разлив воду по скатерти. Один из слуг тут же кинулся ко мне с салфеткой. Лиэсса успокаивающе улыбнулась. Не было произнесено ни одного слова порицания, даже взгляд Дамира остался прежним: внимательным и чуть ироничным. Михей вместо меня пробурчал что-то извинительное.

— По сути это одно и то же. Если энергию вернуть, печать смерти исчезнет. А с ней и магический резерв. Айка согласна.

Теперь уже все смотрели на меня. Ничего нового, я снова ярмарочный уродец, достойный жалости. Почему нельзя закрыть глаза, а открыть их уже дома? Там, где пахнет теплым хлебом, молоком и травами, а бабушка что-то напевает у печи. Пальцы дрогнули, и ложка, упав в тарелку, разбрызгала суп по скатерти.

— Но сделать это можно только там, где ученики получают силу. В Велиже, — невозмутимо закончил действительный.

На лице Риона отразилось страдание. Да, такого известия я могла бы подождать и дома. Северная столица Тарии, это вам не соседние Хотьки.

— Проделать с печатью путь через всю страну и не встретить действительного — это что-то из разряда сказок. Прикрыть или замаскировать метку невозможно. Придется рисковать. Прости, Айка, — закончил Дамир.

Вот, собственно, и все. Услышав низкий злой смех, поняла, что смеюсь я. Да, я была невежлива и равнодушна, как и хотела. Все равно, что о тебе подумают, все равно, как посмотрят, все равно, что скажут. Такой апатии, такой усталости от жизни я не чувствовала никогда, только в эти, проведенные в доме мага, дни.

— Но вы все равно поедете, — продолжал Дамир, я закашлялась и снова схватила бокал с водой. — Пойдете старой тропой через Багряный лес, по дуге к востоку обогнете Лихие болота, а там и до Велижа рукой подать.

— Нет, — ответила я, отпив воды. — Простите меня, но умереть можно и проще.

— Да, — кивнул Дамир, — на этой дороге нет городов и, надеюсь, магов тоже.

Все так, правда, есть одно «но» — Багряный лес непроходим. Лесорубы борются с этим, но без видимого успеха. Неизвестно, что хуже — встретить чаровника или сунуться в Лихие болота. Говорят, они кишат вараксами,[14] ботинками[15] и сама навь там частый гость. Даже если списать половину страшилок на людскую фантазию, все равно их останется немало.

— В Велиже опасаться нечего. Прибывших для покаяния трогать не принято. Передадите письмо от меня действительному магу Неману, он проведет ритуал. На сборы пять дней. Я обо всем позабочусь. Отдыхайте, посмотрите город.

— Без меня, — отодвинув стул, я встала.

— Но, — начал Рион, поднимаясь следом, на лице парня отразилась паника.

— Айя, — позвал Дамир, — посмотри на меня.

— Нет.

— Айя. — В голосе мага появилось нечто такое, чему я просто не могла противиться, не могла противостоять. — Понимаю, как это тяжело.

— Не понимаете.

— Мы дойдем, — запальчиво выкрикнул ученик Дамира.

— Вряд ли.

— Ты ищешь повод, отказаться от обязательств, — не обращая внимания на парня, продолжил говорить действительный. — Не могу винить тебя за это. Что-то со стороны, над чем ты не властна, позволит развести руками и сказать: ты сделала все возможное. Верно? — Искры в его глазах превратились в капли расплавленного серебра. — Я не говорил, что будет просто.

— Не говорили.

— Айя, ты обещала мне и Рионеру.

— И выполню обещание, дасу вас забери! Это вы хотели услышать? — Я пошла к выходу.

— Подожди…

За спиной отодвинули стул, и я замерла на пороге. Послышались шепот Риона, который что-то втолковывал Михею, и вздох Лиэссы. Она могла позволить себе вздохи. В ее доме странная некрасивая девчонка строила из себя невесть что. Эол, почему же так плохо? Ведь все уже оплакано и похоронено…

Надеюсь, стрелку повезло больше и, придя в этот дом, он получил то, к чему стремился.

— Еще одно, — сказал, подошедший Дамир, — и можешь отдыхать. — Шеи коснулось что-то холодное, я вздрогнула, подняла руку и коснулась упавшего на грудь поверх рубашки камешка.

— Я же уже сказала, что сделаю это. Подарки дарить не обязательно.

— Это не подарок. — Горячие пальцы коснулись кожи, застегивая замочек цепочки, и я вздрогнула, просто ничего не могла с собой поделать. — Посмотри. — Маг обхватил меня за плечи, разворачивая к ближайшему зеркалу.

Михей невоспитанно присвистнул. Я подняла взгляд и замерла, потому что с гладкой мерцающей поверхности на меня смотрела незнакомка. Девушка со светло-русыми волосами, синими глазами и нормальной кожей, чуть тронутой румянцем. Конечно, я так и осталась худенькой нескладной девчонкой с угловатым лицом и широким ртом, но теперь я была обычной некрасивой девчонкой.

— Маскировочный медальон, — пояснил учитель. — Узконаправленный, не всякий маг распознает.

Бравада куда-то исчезла, сейчас я остро жалела, что это не подарок.

— Еще одно, — помолчав, добавил мужчина. — Рионер, по дороге тебе придется обучить ее основам владения чарами.

— Зачем? — удивился парень.

— Айя не ощущает силу. Как можно отдать то, чего не чувствуешь? — Дамир опустил руки.

То есть мне сначала дадут подержать дар в руках, а потом уже отнимут? Эол, что еще ты для меня приготовил?

— А я? — подал голос Михей. — Я же… — Он смешался, но потом наконец решился. — Вы будете учить меня?

— Не уверен, что смогу. Резерв не просматривается, хотя есть колебания в магическом фоне. Это может быть следствием попадания под выброс силы. — Мужчина повернулся к стрелку. — Езжайте домой, молодой человек, заверьте старосту, что совет магов поставлен в известность о случившемся в Хотьках и последует разбирательство.

— Но я… — На парня было больно смотреть.

— А вы возвращайтесь осенью. Маги бывают разными, есть целители, есть шептуны и заклинатели, есть чаровники, как мы с Рионом. В Вирите нашли оплот чернокнижники, за Тесешем[16] танцуют у костров шаманы. Хотя, я думаю, они не имеют отношения к магии, только к сушеным грибам пустыни. Есть дасу, когда-то давно по нашим равнинам гуляли зеркальные. Кого только Эол не создает своей милостью! Возможно, я ошибся и не разглядел ваш резерв сразу. — Дамир скупо улыбнулся и повторил: — Возвращайтесь осенью, остаточная энергия развеется, и я приму решение.

Михей опустил голову, в глазах светились отчаяние пополам с решимостью. Надежда и разочарование. Много всего, но не было того, что овладело мной. Не было страха.

Не знаю, что вышло бы из всего этого, вряд ли что-то хорошее — никогда еще не побеждал тот, кто заранее сдался. А у меня опустились руки. Но до отъезда случились два события, одно — разозлило, другое — доказало, что и таких, как я, может ждать что-то хорошее.

Дни летели быстро. Я в основном сидела в комнате, часами пялилась в потолок, ища смысл жизни в завитушках лепнины. Дамира видела редко и говорила себе, что это к лучшему. Один раз вместе с Рионом вышла в город. Парень изо всех сил старался меня расшевелить, но получалось плохо, апатия накатывала волнами. Я не жила, а словно спала и была не в силах поверить, что все это происходит на самом деле.

В любой другой ситуации меня поразила бы столица — ее здания и люди, благородные господа, маги, торговцы и простолюдины. А так Вышград запомнился шумом, грязью, разноголосой толпой и закрывающей полнеба громадиной королевского дворца.

Раны зажили, с руки Михея сняли лубок, с меня повязку. К Дамиру постоянно кто-то приходил. Тяжелые шаги слышались в коридоре, а из-за дверей кабинета доносились низкие голоса, иногда умоляющие, иногда требовательные, разные. Дамир был магом, он работал.

За день до отъезда из столицы я слонялась по библиотеке, брала с полки книги, открывала их, медленно, по слогам, разбирала строчки, закрывала и ставила обратно. Некоторые возвращала на место сразу, так как вместо тарийских букв на страницах скакали руны или вилась вязь. Некоторые тома задерживались в моих руках на минуту или две. Слова складывались в тягучие длинные предложения, смысл которых в большинстве случаев ускользал. У нас в доме книг было мало. Всего три, две из них по травам и одна с житием Эола и его сподвижников. Скукотища жуткая, рецепты и то интереснее.

Возвращаясь в комнату, я увидела свое отражение в висящем на стене зеркале и невольно остановилась. Коснулась волос, щек, открыла и закрыла глаза. Маленький луч света в беспросветном окружающем мраке. Я больше не выглядела как водянка. Даже в полумраке коридора волосы не светились, зубы не казались нереально белыми, глаза приобрели синюю глубину. Замочек на цепочке легко поддался, и черный полупрозрачный камушек-амулет скользнул в руку. Изображение тут же изменилось, коса выцвела, глаза посветлели, кожа сравнялась по цвету с нарисованными на стене лилиями.

— Так лучше, — раздался голос.

Увлеченная разглядыванием собственной физиономии, я не услышала, как из кабинета Дамира вышел очередной посетитель.

— Сразу видно истинную суть.

В коридоре стоял Тамит. С виду целый и невредимый, ни следа от ранения. Хотя чему удивляться, он же действительный маг и может позволить себе целителя.

— Узнаешь, гадина? — Глаза были полны нездорового блеска, словно после лихорадки, губы насмешливо кривились.

— Разве мы знакомы? — Я стиснула кулон в кулаке.

— Эка печаль, сейчас познакомимся.

— Мне бабушка запретила с чужими разговаривать. — Я отвернулась, торопясь вернуться в свою комнату.

Толстая рука с короткими черными волосами на тыльной стороне ладони уперлась в стену, преградив дорогу.

— Наслышан о твоих успехах. Дамир поверил сказочке о возврате силы.

— Вам-то какое дело, во что верит Дамир? — Я посмотрела в карие глаза.

— И ты отдашь энергию парню? — спросил маг и гаденько так захихикал.

От смеха и звучавшего в нем пренебрежения я дернулась, будто от удара. Отвернувшись, поднырнула под руку, желая одного — уйти и не слушать больше этого толстого, переполненного желчью человека.

— Стоять! — Тамит схватил меня за плечо. — Меня не так просто провести, малышка, можешь не стараться.

— Не буду. — Я дернулась, но пальцы, оказавшиеся неожиданно сильными, сжались.

Маг толкнул меня к стене. Я закричала, вернее, попыталась, но он зажал мне рот, больно смяв губы ладонью. Для мужчины Тамит был невысок, но все равно возвышался надо мной на полголовы. Камешек упал куда-то под ноги, я вцепилась в чужие ладони, рыча, как зверек, и безуспешно пытаясь отодрать их от себя.

— Что ты ему пообещала? Что сделала, раз он готов рискнуть учеником? — Маг приблизил свое одутловатое лицо к моему. — Покажешь мне? Может, кровь вордов настолько горяча, что заставляет забыть обо всем на свете? — Губы коснулись кожи на скуле, и я забилась, как пойманная птица, которая готова на все ради свободы, даже сломать крылья.

— Тамит! — Резкий окрик, раздавшийся словно из другого мира, заставил мужчину повернуть голову. Мое сердце замерло, а потом заколотилось в два раза быстрее. — Ты забываешься, Айя — гостья в этом доме. — Дамир шагнул ближе. — В отличие от тебя.

Почувствовав, что захват чуть ослаб, я замычала и со всей силы укусила ладонь мага. Это в балладах прекрасные леди либо падают в обморок, либо дерутся наравне с мужчинами. Я не воительница и не леди. Я деревенская девчонка, вообразившая себя взрослой и оказавшаяся здесь благодаря горькой судьбе, но буду проклята, если позволю какому-то…

Мужчина заорал, я пнула его в голень, отталкивая от себя, и приготовилась сделать то, что у меня всегда получалось лучше всего — приготовилась бежать. Но у Тамита тоже имелся кое-какой опыт по усмирению строптивых девок, он успел схватить меня за косу и дернуть на себя.

В первый момент показалось, что с меня сняли скальп. От боли на глазах выступили слезы. Я шлепнулась на задницу. Тяжелая рука поднялась и начала опускаться на лицо. Я успела всхлипнуть и зажмуриться. Но удара не последовало.

Я открыла глаза. Руку мага держал Дамир.

— Вон… из моего… дома… — Голос учителя Риона оставался спокойным, словно он отдавал распоряжения об обеде, только паузы между словами казались слишком длинными, слишком весомыми, чтобы кто-то мог ослушаться. — И не появляйся, пока мозги на место не встанут.

— Дам, ты не понимаешь, вспомни, что случилось с Киесом!

— Уходи!

Тамит выругался, еще раз дернул меня за косу и четко проговорил:

— Ты еще пожалеешь, что все не закончилось у ворот. — Мужчина одернул сюртук и удалился, печатая шаг по красно-черному ковру.

Дамир подал руку, помогая мне встать. Вложив в его ладонь свою, я заметила, как нелепо смотрятся мои пальцы с обломанными ногтями. В голове снова раздался смех Ксанки: «Лягушка, лягушка!» Потом воспомнилась Лиэсса, сидевшая рядом с хозяином дома. Я выдернула руку, наверное, чересчур резко, но маг никак не отреагировал, только спросил:

— Все в порядке? Он ничего не сделал?

Вместо ответа я замотала головой, стараясь стереть ладонями со щек чужие прикосновения. Я не замечала, что слезы продолжают катиться по лицу, до тех пор, пока Дамир не стал стирать их пальцами.

— Айя, — тихо проговорил мужчина.

За последние дни я плакала больше, чем за всю свою жизнь, включая младенчество. Но именно сейчас, в коридоре, растрепанная и жалкая, я чувствовала странную отчаянную злость. То, что держало меня несколько последних дней, уходило, растворялось вместе с горячей влагой.

— Поччч… — Я всхлипнула и продолжила уже спокойней. — Почему не применили магию? Почччему…

— Он или я? — В глазах мага стали загораться уже знакомые серебряные звездочки. — А зачем? Смысл стрелять из пушки по воробьям? Таму всегда было жалко кьятов, а мне… — Он задумался. — Не вижу смысла бить кувалдой там, где справится молоток.

Я кивнула, задумываясь, почему соглашаюсь со всем, что он говорит? Почему готова исполнить любую его просьбу? А если предложит прогуляться голой по улице? Или не по улице… Это ли не магия?

— У Тамита есть причина для ненависти, но направил он ее не туда. — Дамир стер очередную слезинку, продолжая держать мое лицо в ладонях.

— Причина? — Я хлюпнула носом.

— У его младшего брата, Киеса, девушка обманом забрала силу. Вернее, он влюбился и отдал ее сам. Любимая исчезла. Молодой человек умер. Тамит поклялся найти виновницу, но не преуспел в этом.

— А как же метка?

— Какая метка? Киес отдал силу добровольно. Девушка не побеждала его в бою и не отбирала силу. — Дамир пожал плечами. — О ее судьбе нам ничего не известно. Для всех она просто исчезла.

— А почему маг умер, Рион же жив?

— От тоски. По любимой. Или по магии. Сила врастает в нас: в тело, в сердце, в душу. Лишиться ее — значит потерять себя. Рионеру проще, он не прошел посвящение, да и ты дала ему надежду.

— Но разве нельзя что-то сделать? Размять ту самую «лисью шкуру», о которой вы говорили? — Во мне вспыхнула безумная надежда, что все может быть по-другому, собственно, она никогда не угасала.

— Айя, не надо, — правильно понял маг. — Это все равно что лишиться ноги и получить вместо нее костыль, вроде можешь ходить, а вроде и нет.

— А вы не боитесь, что, почувствовав силу, я не захочу ее отдавать?

— Боюсь. Но поделать, увы, ничего не могу. Это твой выбор. — Палец соскользнул со скулы к уху, и я не сдержала вздоха. — Можно спросить, о чем ты думала? Когда он таскал тебя за волосы? — Дамир виновато улыбнулся. — О, прости, прозвучало невежливо.

Даже сквозь слезы я не смогла не ответить на эту улыбку, от которой на правой щеке мужчины появилась ямочка. Сколько ему лет? Тридцать? Сорок? Больше? По магам никогда не скажешь наверняка, они живут втрое больше людей. Да какая, к Эолу, разница, хоть сто.

— Ты так странно смотрела на Тама. — Руки мага все еще казались моего лица, наверное, поэтому я сказала правду, не думая, как она может быть истолкована.

— Думала о том, как обидно будет умирать, так и не поцеловав мужчину. Мне достаются тычки и удары. Это все, на что могу рассчитывать. — Я опустила голову, уходя от взгляда мага.

Но Дамир не позволил, пальцы, еще секунду назад такие мягкие, вдруг стали твердыми. Глядя, как приближается его лицо, я просто не могла поверить в происходящее. За одну минуту от отчаяния и унижения перейти к исполнению мечты, в которой сама себе боишься признаться… Деревенская девчонка во все глаза смотрела на склоняющегося к ней мага, на того, кого ей суждено видеть лишь издали, крича от восторга и кидая цветы под копыта его коня.

— Я не Там. — Его лицо приблизилось настолько, что он выдыхал слова прямо мне в губы. — Достаточно сказать «нет».

Но я не сказала. Не смогла, и нисколько не сожалела об этом. Я думала, Дамир будет настойчив и властен, но смутно представляла, что может скрываться за этими словами в реальности. Когда мужчина коснулся моих губ своими, они были невыносимо мягкими и теплыми. От этого касания по коже побежали мурашки, собрались на затылке и стекли в позвоночник. Дамир выпрямился, его глаза смотрели в мои, обволакивали, тянули в темную, с серебряными искрами, глубину. И я поняла, что теряюсь, проваливаюсь куда-то.

Эол, я столько слышала об этом раньше… Пели менестрели, вышивали гобелены мастерицы, а я только смеялась. Ну не может нормальный разумный человек творить прославляемые поэтами глупости! Но ни один сказитель не говорил, что о разуме не будет и речи. За один такой взгляд я сделаю все, о чем этот мужчина попросит — пройдусь голой по улице, прыгну в реку, отдам силы, и свои, и чужие, лишь бы он продолжал так смотреть.

Увидевшая небожителя лягушка, ты смешна!

— Когда, — еще одно касание, за которым я потянулась сама, — все будет кончено, когда сила уйдет, возвращайся сюда! — Он снова приник к моему рту, на этот раз стремительно, лишая дыхания.

Внутри появилось что-то воздушное, поднимающееся ввысь, увлекающее за собой, закручивающее и танцующее на жалких остатках разума. Когда чужие горячие губы раздвигают твои, когда язык врывается и обжигает изнутри… Это совсем не похоже на тихие, передаваемые из уст в уста рассказы девок. Это как описывать радугу с помощью жестов. Это больше, чем движения и сокращение мышц. Это полет. Это осязание. Это воплощенная нежность…

Я схватила Дамира за шею и притянула к себе, не в силах справиться с собственным телом и с тем, что со мной происходило. Менестрели пели, что за один поцелуй не жалко отдать жизнь. А я, глупая, сомневалась… Теперь знаю, что это правда.

И еще знала, что мне этого мало.

— Возвращайся, — повторил Дамир.

«Ко мне!»

Он хотел сказать «ко мне», я уверена в этом. Кажется, я сошла с ума, но какая разница!

— И увидишь, как хорош этот мир без магии. Сколько в нем того, ради чего стоит жить.

Эти слова я слышала и через несколько часов, засыпая в своей постели. Одна. Губы покалывало от воспоминаний. Я проигрывала в голове каждую секунду сцены, произошедшей в коридоре. Если бы мне предложили снова вытерпеть тычки Тамита, я бы согласилась не раздумывая, лишь бы утешитель был тот же.

А ночью стало еще хуже. Или лучше. С какой стороны посмотреть. То, что показало мне воспаленное сознание, не шло ни в какое сравнение с крамольными картинками, которые демонстрировал дружкам Вран. Вилке удалось утащить парочку. Такой популярности, как в те дни, дочка пастуха не знала никогда, правда, интерес к ней проявлялся лишь со стороны девок.

Я проснулась, тяжело дыша и комкая одеяло, тело вздрагивало и сладко ныло, а завитушки на потолке водили хоровод.

Засыпая во второй раз, я сжимала в руке цепочку от маскировочного амулета, который так и не решилась надеть. Ведь поцеловали настоящую Айку, а не ее цветную копию.

Глава 6

НЕТ, ЭТО НЕПРАВИЛЬНАЯ НЕЧИСТЬ

Утром во дворе вместо ширококостной клячи старосты Верея я обнаружила тонконогую кобылку мышастого окраса с белоснежными чулочками и звездочкой на лбу. С минуту мы с лошадью рассматривали друг друга, не зная, с чего начать знакомство. Лошадка мотнула головой, а я опустила сумки на землю: закидывать потертые торбы на такое грациозное создание не поднялась рука.

— Это Облачко, — сказал подошедший Дамир и похлопал кобылу по боку. — Твою зверюгу я назад в Солодки отошлю и бабке отпишу, чтоб не волновалась.

На губах появилась непрошеная улыбка, и я отвела взгляд. Нет, стыда не было, ни за поцелуй, ни за то, что, погрузившись в свои переживания, совсем забыла о Симе. Но мужчина не должен был увидеть мои глаза, прочесть в них то, чему даже я сама не могла дать названия.

Маг поднял сумки и перекинул через седло, оставив на земле торбу с травами. Облачно легонько затанцевала на месте. Я накинула на шею цепочку амулета, кожа на руках тут же приобрела теплый живой оттенок.

— Теперь тебе в любом случае придется вернуться. — Мужчина вручил поводья. — За краденую кобылу клейма, конечно, не полагается, но порка — вполне.

Рион вывел из конюшни своего вороного, понурый Михей оседлал неторопливого мерина. Перекидывая ремень сумки через плечо, я подняла голову и наткнулась на пронзительный взгляд стоящей у окна Лиэссы. Это было подобно прыжку в ледяную воду. Эол, о чем я думала? На что рассчитывала? Ведь маг не делал тайны из причины ее присутствия в доме. И если вдуматься — ничего мне не обещал. Просто поцеловал. От воспоминания по позвоночнику прошла дрожь. Наверное, я не очень хороший человек.

Занавеска качнулась, скрывая от меня красивое лицо живущей в доме Дамира женщины.

Конюх подвел к магу каурую лошадь, ревниво клацнувшую зубами в сторону Облачка.

— Учитель, — позвал подошедший Рион. — Вы едете с нами? — Он и сам, похоже, не мог поверить в то, что видел.

Тот же вопрос занимал и меня. И не только меня — алая занавеска в окне снова качнулась.

— Нет. — Действительный маг стремительным движением сел в седло. — И я думал, что ты понял почему.

— Я… да, — парень потрепал гнедого по холке, — понял.

— Провожу до тракта. Маги народ ленивый, раньше полудня глаза не открывают. — На щеке мужчины появилась уже знакомая ямочка. — Но всегда можно нарваться на такого энтузиаста, как Тамит. Печать горит ярко, словно зарница над головой святого. Или святой.

— Скорее уж как молния Эола над челом грешницы, — проговорил ученик мага.

Дамир рассмеялся и тронул коня. Он проехал с нами через весь город, наконец ворота остались за спиной. Пропустил вперед Риона, грустного Михея и меня… Натянул поводья, и его каурая остановилась.

— Айя, — позвал маг и, когда я обернулась, четко проговорил: — Не думай, не сомневайся, не страшись. Просто сделай.

Я улыбнулась. Интересное напутствие. И вдвойне интереснее, что адресовано оно мне, а не единственному ученику, на которого прощающийся с нами маг даже не посмотрел.

Эол, я дурочка и мысли у меня дурацкие. И почему я не могу быть как все? Почему мне обязательно надо все испортить, хотя бы мысленно?

Сюрпризы начались сразу же, как только стены Вышграда скрылись за горизонтом. Первый преподнес стрелок.

— Я еду с вами, — сказал Михей.

В первый момент показалось, что я ослышалась.

— Что? — спросил Рион, придерживая коня.

— Я еду с вами.

— Зачем?

— Не могу в деревню вернуться ни с чем, засмеют. И замуж за меня никто не пойдет, — обрисовал незавидное будущее парень.

— Михей, мы не на прогулку выехали. — Ученик мага бросил взгляд в мою сторону, немного грустный, немного опасливый, как на кошку булочницы — вроде и домашняя животина, но цапнуть может в любой момент. С того ужина в доме Дамира так смотрели на меня почти все. — Это опасно.

— Тем более, — буркнул парень. — Постараюсь помочь.

— И чем же? Думаешь, учитель не мог нанять охрану?

Я вопросительно подняла бровь. И в самом деле, почему?

— Мог, но отряд привлечет к себе ненужное внимание. Языки у людей длинные и не знают удержу. Там, где десятеро вызовут шквал сплетен, двое проскользнут незамеченными. Да и потом, я… — Руки сжались на поводьях, парень вдруг замолчал и снова повернулся к стрелку. — Чем ты можешь помочь? Михей, не гневи Эола, езжай домой. Порадуй мать с отцом.

А меня продолжала занимать мысль о дюжине сопровождающих нас головорезов. Дело даже не в охране. Что мешает мне, например, прямо сейчас развернуть Облачко и уехать в закат? Оставить приметную лошадь на первом же постоялом дворе и исчезнуть? Ведь смогла же девушка, обманувшая брата Тамита, ускользнуть.

Эол, ты испытываешь меня?

Но я уже знала, что не поступлю так, пусть и очень хочется. Дамир тоже знал, и эта предопределенность выводила из себя.

— Нет у меня никого, матушка вместе с младшим братом померли, когда мне годков десять было, а папаша потоп со старшим в прошлом годе, вместе лодкой, — вздохнул парень. — Я могу устраивать привалы, смотреть за лошадьми, готовить еду…

— Научусь стрелять, — вставила я.

— А если я скажу — нет? — Рион развернул гнедого и встал поперек дороги, перегораживая путь мерину.

— Тракт общий, куда хочу, туда и еду, — ответил Михей.

— Туда — это, надо полагать, за нами. — Ученик мага вздохнул. — И чего я тебя останавливаю? — спросил он сам себя и, пришпорив коня, бросил: — Поехали, Эол с тобой, веселее будет, а то Айка совсем раскисла.

Я не сочла нужным отвечать.

Настоящая же причина упрямства стрелка открылась чуть позже. На первом же привале, устроенном в тени деревьев, когда Михей стреноживал лошадей, я резала хлеб, а ученик мага выписывал вокруг ненавязчивые круги.

— Рион, я не кусаюсь, — в конце концов пришлось сказать мне.

— Я просто, — парень затормозил, — просто…

— Что?

— Дамир велел тебя учить.

— И ты боишься, что я взбрыкну. Что не стану учиться тому, что поможет разрушить резерв?

— Ну, в общем… — парень почесал затылок, — да.

Что мне ему ответить? Что все уже решено? Так и было. Пусть горечь, осевшая внутри, никуда не делась, оттого я и кривилась иногда, будто жевала стебли кисляка.

— Не взбрыкну. — Я встала и отряхнула руки. — Сказала же, что все сделаю.

— Да. — Парень отвернулся и повторил: — Ты сказала. — В голосе слышалось недоверие, но он смог взять себя в руки. — Тогда садись.

Я послушно опустилась на траву прямо там, где стояла.

— Расслабься. — Рион сел рядом. — Прислушайся к себе, постарайся найти что-то важное.

— Что именно? — спросила я. — Во мне много всего важного: сердце, легкие, желудок, мозг…

— Насчет последнего — я бы поспорил, — буркнул маг. — Айка, пожалуйста.

— Хорошо. — Я закрыла глаза и начала копаться в себе.

Тут же наметились трудности. Как я и сказала, важного было много, но ничего сверх этого я почувствовать не могла. Сердце стучало, легкие наполнялись воздухом, в животе урчало.

— Нет. — Поняв, что у меня ничего не получается, фыркнул Рион. — Необходимо почувствовать суть, душу.

Я выдохнула и попыталась еще раз. Но, видимо, с душой тоже были проблемы. Смирты в часовнях не одну сотню лет ищут способ ее увидеть, но пока приходится довольствоваться верой, как и завещал людям Эол.

Послушать моих односельчан, так у меня души и нет вовсе. Кто ж такую ценность на водянку тратить будет? Уж точно не боги. Я честно пыталась ее поймать, но поганка то проваливалась в пятки, то урчала в животе, а потом прочно обосновалась в районе поясницы и категорически отказалась вылезать. В итоге я сидела истуканом около получаса, и единственное, что удалось почувствовать — это настойчиво лезущий в нос запах горелой каши.

Я открыла глаза и увидела, что стрелок, взявший на себя обязанности повара, тоже сидит столбиком в поисках неведомого.

— Михей! — рявкнул Рион, и мы наперегонки бросились к котелку, из которого валил черный дым.

Обедать пришлось хлебом и сыром, запивая водой из фляг.

— Все равно буду учиться, — упрямо сказал стрелок. — Все равно.

Рион молчал, уверять парня, что учиться при отсутствии магического резерва бесполезно, никто не стал.

Начал накрапывать мелкий дождик, и привал сократили.

Реденькая роща отступила от дороги к горизонту, открыв холмистую равнину. Мы сошли с тракта и взяли чуть севернее. Темп сразу замедлился. Кони вязли копытами в размягченной земле. Укрылись от дождя плащами, свели разговоры к коротким отрывистым фразам. Ноги лошадей то и дело проваливались в ямы с грязью и водой. Налетевший ветер забирался под одежду, холодком пробегал по коже. Короткое лето перевалило за середину, скоро тепло уступит место осенним грозам.

В рассказах странствия выглядят романтично и притягательно, на деле же путешествие — это монотонность и подолгу не меняющийся однообразный пейзаж. Земля вместо постели, ветер вместо колыбельной и в большинстве своем одиночество, даже если вокруг тебя люди.

Мы порядком устали, когда на пути появилось очередное препятствие. Большой овраг, на краю которого чернел след от костра. Примятая трава свидетельствовала о чьей-то недавней стоянке. Начало темнеть, и, если бы не дождь, мы бы последовали примеру неизвестного и остановились на привал, но на другой стороне оврага росли ели с раскидистыми лапами, которые вполне могли укрыть от непогоды, так что мы решили перебираться.

Глубина оказалась приличной, склоны поросли травой и стелющимся вьюнком, на дне блестела вода. Коней берегли и вели на поводу. Парни спускались первыми, я следом. Ноги скользили и путались в длинных пучках гниющей травы.

Маг упал, нелепо взмахнул руками, шлепнулся и проехал оставшийся путь на спине. Внизу перевернулся и тюкнулся лицом в грязь. Михей, смачно выругавшись, повторил тот же трюк, загребая широкими ладонями влажную траву и с корнем вырывая стебли. Освободившиеся лошади заржали, прытко вскарабкались на противоположный склон и исчезли. Парни барахтались в воде и никак не могли подняться. Я сделала очередной шаг вниз, чувствуя, как пружинит под ногами мягкая почва. Облачко всхрапнула и уперлась копытами, не желая продолжать путь. Она была умнее своей временной хозяйки.

— Айка, стой на ме… — Слова перемежались бульканьем. — На месте! Здесь зацепы.

Михей подтвердил слова чаровника нецензурными выражениями. Я пригляделась — парни не были настолько неуклюжими, чтобы не суметь подняться из лужи.

Стрелка удерживали в грязи плотные плети пожухшей травы. Одна была перекинута через туловище — от левого бока до правого плеча, другая прижимала к земле ноги. Мага спеленали сразу три зацепа, не позволяя ни встать, ни поднять руки.

Я опустила поводья и, шлепнув Облачко по заду, отправила следом за жеребцами. Зацепы на животных не реагируют, больше беспокоило то, что лошадь может попасть копытом в яму и охрометь, но обошлось.

Осторожно, то и дело проверяя носком сапога влажную стелющуюся траву, спустилась. Сумка с травами постоянно била по бедру, мешая держать равновесие. Съезжая, парни активировали ловушки, собрали на себя зацепы и запутались в них, как в расстеленных для просушки сетях.

Риону приходилось хуже, чем стрелку. Парня обездвижило и развернуло лицом вниз, он с трудом держал над землей голову. Одна из плетей перекинулась через шею, и маг то и дело нырял в холодную воду носом, хлюпая и пытаясь сделать вдох.

Первым делом я стянула плащ и, свернув упругий валик, сунула чаровнику под голову, чтобы смог отдышаться.

— Идеи? — спросила у парней.

— Чего тут думать, — пропыхтел стрелок, — перережь эти поганые жмыхи.

— Игрец ставил, заговоренные. Ни железо, ни магия их не возьмут, — ответил маг.

Игрец, или в простонародье Черный шут — пакостная нечисть. Сами по себе эти создания не опасны. Ростом с собаку, лохматые, ушастые, передвигаются быстро как на двух, так и на четырех конечностях. Лапки похожи на крысиные, с тонкими пальцами и коготками. Ими-то они и сплетают из длинной травы или соломы зацепы. Неизвестно, какую магию нечисть вкладывает в свои творения, но срабатывают ловушки как капканы, оплетая людей с головы до ног и лишая возможности двигаться. На этом, собственно, все. Игрец никогда не возвращается проверить свои ловушки и не лезет к плененным людям. Да вообще никак себя не проявляет — знай плетет и плетет в полях все новые путанки. Его ловушки не видны ни людям, ни магам, на первый взгляд склон остается склоном, а трава травой, плетения, спрятанные в зеленой глубине, ждут своего часа. Попавший в них человек может лежать и надеяться на помощь долго. Очень долго. Пока не умрет от голода, холода, клыков хищника или ножа бродяги, не брезгующего обирать беззащитных и мертвых. Шутки у нечисти такие. Способ обезвредить зацепы прост, надо всего лишь окурить их дымом. Я посмотрела на небо — дождь зарядил надолго.

— Придется ждать, когда распогодится, — сказала парням.

— Почему? — удивился Михей и на мгновение даже перестал дергаться.

— Против зацепов помогает дым волчеца. Разжигать костер сейчас бесполезно.

— В самый раз, — буркнул стрелок. — Дыма будет много.

— Не-а, — покачала я головой. — Трава — это тебе не отсыревшее полено, вымокнет вмиг и даже не займется.

— Айка, у тебя есть волчец? — вкрадчиво спросил Рион.

Я запустила пальцы в торбу, перебрала несколько свертков и утвердительно кивнула:

— Немного.

— Положи под зацеп, — скомандовал маг.

— Что?

— На спину мне положи. А я подожгу. Уж на это-то моих сил хватит.

Я посмотрела на парня, предлагающего, по сути, разжечь костер на самом себе. Да не простой, а магический.

— Не сгоришь? — уточнила я. — Может, просто подождем? От воды с неба еще никто не умирал.

— Не сгорю, кьятов не хватит. Ослабим один зацеп, из-под остальных вылезу, потом так же с Михеем поступим. Давай, Айка, тебе, может, и нравится грязь, а мне нет.

— Ого. — Я достала сверток, ткань тут же стала пропитываться влагой. — Оскорбление? Растешь.

Кожа на бледных щеках ученика мага порозовела.

— Прости, я не хотел…

— Хотел, — перебила я, отделяя пучок травы и аккуратно подкладывая его под плетеный зацеп. — И, наверное, давно.

— Не говори за меня! — рыкнул парень.

Михей продолжал возиться, ругаясь вполголоса.

Предложение Риона было чистым бредом, но даже если мы дождемся, когда стихнет дождь, найти сухой хворост, чтобы разжечь костер и окурить зацепы дымом от травы, будет нелегко. И тогда снова встанет вопрос о магическом пламени. Так есть ли смысл ждать? Не на моей же шкуре должно вспыхнуть пламя.

— А ты — за меня. — Я похлопала парня по спине, обозначая место поджога. — Готово.

— Отойди. Вдруг с направлением ошибусь, — попросил Рион.

Я попятилась, не сводя взгляда с мага. А стоило бы смотреть под ноги. Незамеченная Плеть-силок обвила лодыжки, и я с громким «ой» грохнулась в траву. Второй зацеп тут же обхватил талию, рывком опрокинул в грязь, третий, чтоб ему, перекинулся и обвился вокруг шеи. В отличие от Риона, меня приковало затылком к земле, спасибо Эолу за маленькие радости.

— Айка, ты в порядке? — спросил маг.

— Попалась. — Я напрягла мышцы, но живая трава, казавшаяся со стороны такой хрупкой, сжалась еще сильнее. — Если твоя затея провалится, куковать нам здесь до зимы.

— Я так долго не протяну, уже есть хочется, — взвыл стрелок.

— Тихо. Дайте сосредоточиться.

Холодные капли дождя оседали на лице, заливая глаза, нос и рот. Всего лишь дождь — неприятно, но не смертельно.

Я потрогала плетение. Старое, гнилое. Странно, зацепы не переживают сезон. Да и закручен грубо, почти небрежно. Черный шут, собирая зерно и делая запасы на зиму, так переплетает стебли — любая вязальщица позавидует. Стоп. Какой сейчас, в середине лета, да еще в овраге, урожай? Откуда здесь Черный шут? Он не на дорогах промышляет, а на полях…

— У меня все затекло, — пожаловался Михей.

— То ли еще будет, — похоронным тоном сказал Рион. — Обживайте места, друзья. Ничего не получилось. Траву я поджег, но зацепу, похоже, все равно.

— Эол! — Михей, судя по шуму, принялся выгибаться с удвоенной силой.

Я пробежалась пальцами по шершавому зацепу, подцепила плетение, потянула в одну сторону, потом в другую. Бесполезно, магия сделала траву крепче пеньковой веревки. Минута проходила за минутой, затылок неприятно холодила собравшаяся под головой вода.

Михей почти рычал от бессилия.

— Хватит! — рявкнул Рион, но деревенский парень не сдавался.

— Я выберусь отсюда. Я не умру, как дурак Варек, залезший в сети к мавкам! Слышите!

— Слышим. Домой тебе надо было ехать, а не с нами бродить.

Я была согласна. Вот и закончилась в нескольких часах от Вышграда история с покаянием и отданной силой. Закончилась так, что глупее не придумаешь.

Впрочем, мы еще живы. Этим и опасны ловушки Черного шута: они не сулят немедленной смерти, они оставляют надежду на спасение. Стоит кому-то пройти неподалеку, кому-то с чистой совестью или хотя бы не замаранному убийством, и попавшего в ловушку можно спасти — разжечь костер, кинуть горсть травы — и прощай, плети! Но так везет не всем. Вот и собирают весной крестьяне по пастбищам обглоданные зверьем скелеты путников.

Пальцы наткнулись на плотный угол сумки. В свертке еще остался волчец, и если бы я владела магией, попробовала бы поджечь его.

Но я не владела. Ничего не чувствовала, не могла создать даже крохотного огонька вроде ярмарочных фокусов-огней Риона, о которых так пренебрежительно говорил Дамир. Ничего.

Кому нужна магия, если от нее нет никакого толку? Не мне. Сейчас я готова была обменять ее на свободу. Пальцы перебирали свертки в сумке, бутылочки, мешочки, кусочки ткани, огниво, ножницы — эх, жаль, не берет железо магию.

Рука дрогнула и обхватила шершавый камень. Да кому нужна магия? Дождусь, пока стихнет дождь, и повторю фокус Риона: подложу траву под зацеп и подожгу. Если трава займется, то займется с одеждой, но после смены положения из «стоя» в «лежа» идея казалась уже не такой бредовой. Видно, все дело в точке зрения.

Михей снова зарычал, Рион начал что-то ему говорить, но стрелок вдруг победно вскрикнул и поднялся. Просто встал на ноги и стряхнул с себя сухие остатки стеблей и листьев.

— А уверяли, что железо не поможет, — укоризненно попенял нам парень, помахивая ножом.

— Я не уверяла, — высказалась тут же.

Стрелок склонился ко мне, помахивая ножом с деревянной рукоятью. Вытянул руку, коснулся живота там, где рубашка чуть вылезла из брюк, отдернул пальцы, покраснел.

— Не тяни, попросила я. — Жениться не заставлю.

Покраснев еще больше, Михей тем не менее поддел лезвием плеть и легко ее разрезал. Чудеса! Еще один взмах, и я уже могла пошевелить ногами. И последний — самый осторожный, когда я горлом чувствовала приставленную к коже сталь. Парень протянул широкую ладонь, помогая встать.

— А я? — поторопил Рион.

— А ты жди зимы, — посоветовал Михей и, посмеиваясь, стал разрезать сплетенные из стеблей косицы.

Я посмотрела на пучок травы на спине мага — сухие стебли были обуглены, значит, он все-таки поджег волчец. Но проверенное годами средство не сработало. Чаровник встряхнулся, счищая с лица черную грязь, встал, взял у стрелка ножик. Посмотрел на свет и так же молча вернул. Ножик и ножик, у меня бабушка похожим рыбу чистила.

Дорогу по дну оврага проверяли клинками. Один раз плеть обвилась вокруг короткого меча мага и ни в какую не отцеплялась, пока на помощь не пришел стрелок.

Когда мы наконец вылезли, больше напоминали чертей. Злые, грязные и немного напуганные тем, что первая же ловушка нечисти чуть не отправила нас на тот свет. Легко быть смелым, сидя за стенами дома, легко быть магом, продавая больным настойки от запора. А ты попробуй выйди в поле и проверь все волчьи ямы в округе.

Лошади не убежали и даже нашли место для ночлега. Они паслись рядом с высокой елью, размеру кроны которой позавидовала бы и крыша дома. Мы упали на ковер из хвои и несколько минут лежали не шевелясь. Просто смотрели на широкий ствол, на ветви, с которых иногда срывалась капля-другая влаги, и молчали, думая о своем.

— Игрец не ставит так много зацепов в одном месте, один, максимум два, — высказался первым маг.

— Ты лучше скажи, что он вообще мог плести в это время года, если до сбора урожая еще два месяца? — спросила я. — Да еще и возле тракта?

— Далась вам эта нечисть! Зачем да почему… Выбрались, и ладно, — пробурчал Михей.

— Далась, — не согласился с ним Рион. — Потому как нас учили одному, а на деле вышло другое. И это… это… — Он не смог подобрать слово.

— Нечестно, — подсказала я.

— Да, — повторил парень. — Нечестно. Мы могли погибнуть.

— Или нам просто попалась неправильная нечисть, — сказал стрелок и сел.

— Маги должны учитывать все, должны знать, а не предполагать, тем более если такая пакость водится под стенами Вышграда!

— Ага. — Я посмотрела на размеренно стекающие с еловых игл капли дождя. — Наверное, должны, но что-то я больше не хочу быть магом.

Всю жизнь мне приходилось рассчитывать на себя, пока не сказали, что можно стать магом. Тогда пришла зависть. Я начала рассчитывать на что-то иное, эфемерное, на саму возможность колдовать, на чужую силу, на чужие умения. Хотя человек сегодня справился с ситуацией лучше мага. Надо знать свои возможности. Надо знать, умеешь ли ты плавать, и если нет, не стоит прыгать в воду, рассчитывая на инстинкты.

Я человек, может, с примесью крови вордов, а может, и нет, сути это не меняло. Магию — магам, а мне бы просто выжить.

— Спасибо. — Парень протянул руку и коснулся моих грязных пальцев. — Я этого не забуду.

«Знаю», — мысленно ответила я. Сейчас, под этой елью, под шум дождя, я, Айка, в насмешку прозванная «Озерной», приняла решение. На него не влияли ни Дамир, ни Тамит, ни отягощенная обещанием совесть. Злость и обида на судьбу, вытягивавшие из меня силу, рассеялись. Дышать стало легче.

— Тогда пора заниматься, — приподнялся Рион.

— Опять душу искать?

— Ее самую.

— Я с вами. — Михей с вызовом посмотрел на чаровника, но тот только махнул рукой.

— Давай, герой, дерзай, занимайся открыто, а то никаких припасов не хватит на твое обучение.

Вот так и вышло, что не закончивший обучения парень обзавелся двумя собственными учениками.

Мы сидели истуканами, наблюдая, как капли дождя срываются с кроны и падают в зеленую траву. Погруженный в себя Михей периодически вздрагивал и что-то бормотал. Наверное, уговаривал душу не капризничать, показаться на свет божий. Сидя рядом, я вспоминала странные повадки нечисти и никак не могла понять, что же меня так беспокоит.

Мы «учились» до самой темноты, искали в себе силу и не находили. Над лесом монотонно шумел дождь, а рядом всхрапывали укрытые под соседним деревом лошади.

Глава 7

ЛОВЕЦ МАГОВ

Погода сжалилась лишь к следующему вечеру, дождь закончился, ненадолго выглянуло солнце. По расчетам Риона через несколько дней мы должны были добраться до поселка лесорубов на южной окраине леса. Там можно узнать подробнее о предстоящем переходе через Багряный. Вернее, мы на это надеялись, а может, даже на дюжих попутчиков с большими топорами.

Никогда еще мы так не ошибались.

Мы надеялись пройти лес по краю. Пять дней по зарослям, еще два на обход Лихих болот, дальше на Старый тракт, а по нему до Велижа рукой подать.

Холмы остались за спиной, и через три дня начался ельник. Всего лишь подступы, настоящий Багряный находился намного дальше. Но все-таки это был лес. Толстые деревья с узорчатой корой росли далеко друг от друга, и мы пока могли продолжать путешествие верхом. В кронах пели птицы, лучи пронизывали листву и хвою, тонкими нитями ложась на наши плечи и лошадиные шкуры. И никаких чудовищ. Пока никаких.

Михей, первые несколько минут тревожно вертевшийся на спине мерина, расслабился и даже стал улыбаться. Лес как лес, даже не особенно темный. Я заметила россыпь лисичек на краю поляны и два белых гриба, а ведь, по слухам, все, что растет в проклятом лесу, отравлено нежитью.

Через пару часов путь перегородила очередная ложбина, заваленная листьями и сухим буреломом, на дне весело журчал очередной ручеек. Овраг в лесочке — это совсем не то, что на равнине, никогда не угадаешь, что там, под ветками и листьями, может, норы животных, а может, ил, перемешанный с камнями.

— Ты туда, я сюда, — указал Михею направление Рион. — Ищем обходной путь, я сыт оврагами по горло.

— А мне куда? — спросила я.

— Никуда. Жди здесь, — Рион тронул бока гнедого и поскакал по краю ложбины.

Михей, помедлив секунду, направился в противоположную сторону, но с куда меньшей расторопностью.

Я стала оглядываться, легонько похлопывая Облачко по шее. Встревоженная чем-то кобыла беспокойно переступала с ноги на ногу. Местность казалась самой обычной, ни редких или целебных растений, ни съедобных орехов, только грибы, кусты, ветки и ковер из хвои.

Но было что-то неправильное в привычной лесной картине. То, что заставляло меня тревожно оглядываться, а кобылу прядать ушами.

Я слезла с Облачка, ища глазами признаки этой неправильности. Качающиеся кроны, хруст сухих веток под ногами. Где-то вдалеке защебетала птица, рядом осклизлый и поросший мхом пень. Что не так?

Покрепче ухватив поводья, я присела, разглядывая едва заметные следы копыт на мягкой земле. Не то чтобы деревенская девчонка была умелым следопытом, но в свое время я немало потрудилась, чтобы найти собственные следы, и была способна отличить отпечатки лошадиных копыт от коровьих, определить, шла лошадь налегке или с верховым.

Следы виднелись чуть дальше от края оврага, по которому проскакал Рион. Занятно, но, похоже, проклятые места не столь непроходимы, как гласит молва. Недавно здесь проезжали путники. Конные. Двое. Один налегке, второй тяжело нагружен. Остановились на краю, потоптались и свернули направо. Туда, куда уехал ученик мага. Следов, ведущих обратно, нет.

Облачко фыркнула и стала объедать листья с ближайшего куста. Несколько пичуг, стрекоча и тряся хвостами, перепрыгивали с ветки на ветку с другой стороны оврага. И больше ничего… Тогда почему же я так испугалась?

Парни вернулись через час, когда я уже мысленно прокляла их вместе с оврагом, повторила на память несколько десятков бабушкиных рецептов и подумывала о том, чтобы расседлать кобылу и устроить привал.

— Ложбина сходит на нет через три десятка вар.[17] Лесок вполне проходим, — сказал Михей, доставая из сумки краюху хлеба и откусывая большой ломоть.

— Часа два потеряем, — не согласился Рион. — Там, — он махнул рукой, — всего через пять вар[18] склоны становятся почти пологими, перебраться легче легкого. Ловушек нет. Там уже недавно проезжали, даже привал устраивали.

— У той ложбины тоже останавливались, помните? — засомневался Михей. — Они зацепы благополучно преодолели, а мы застряли.

— Освободились, как и мы, — возразил чаровник.

— Ловушки работают лишь раз. Если бы они взяли на себя плети, мы бы прошли, как по тракту, ничего не заметив, — не согласилась я.

— А если один из них маг? — спросил Михей. — Если они преодолели ловушки без потерь?

Я посмотрела на Риона. У нас тоже был маг, но что толку-то от его умений? Снова попадать впросак не хотелось совершенно, потому что на этот раз ловушка могла быть куда серьезнее, чем плети Черного шута.

Иногда нужно дуть на воду, даже если она холодна как лед.

Да и ни к чему хорошему столкновение с действительным магом не приведет, особенно в моем случае. Неужели даже в такой глуши нам суждено встретить мага? Что чаровнику делать в лесу, они вроде тяготеют к большим городам?

— Михей, идем по твоему пути, — принял решение Рион. — Если впереди маг, встречаться с ним ни к чему.

Видимо, в этом наши мысли совпадали.

Спорить никто не стал, лучше сразу предположить худшее и потерять время, чем по беспечности лишиться жизни. Представим, что впереди едет маг. Сильный, раз легко проходит там, где застреваем мы. Или… Или… Мысль оказалась столь неожиданной, что я выпустила из рук повод. А что, если так задумано? Предположение отдает бредом, но просто представим… Сначала путники переправились, а потом появилась ловушка. Чаровник сам ее и поставил? На кого? На нас? Или на любого путника? Зачем?

Облачко неторопливо трусила вслед за гнедым Риона, я пару раз оглянулась, но ничего не изменилось. Лес остался лесом, тихим, шепчущим листвой в спину.

Овраг тянулся по левую сторону. Я неуместно хихикнула. Сколько еще в дороге попадется ям, рвов и канав, и что, каждую будем обходить по широкой дуге, боясь замочить ноги?

Под копытом мерина громко треснула ветка, Михей вздрогнул. Не одну меня одолевали страхи и сомнения.

А что, если это всего лишь наши фантазии? Нет ни врагов, ни мифического мага, забравшегося в Багряный лес, ни ловушек. Есть нечисть и трое испуганных людей, в первый раз забравшихся далеко от дома. Эол, так недолго сойти с ума, видя в каждой коряге палочника.[19]

Поглощенная размышлениями, я не заметила, как мы доехали до нужного места. Склоны стали сглаживаться, уже был виден просвет между деревьями. Мне почему-то стало еще тревожнее. Натянув поводья, остановила Облачко.

«Что же не так? — спросила себя и тут же ответила: — Все».

— Туда нельзя, — сказала я и тут же почувствовала себя деревенской дурочкой Орой, которая и в пятнадцать, и в двадцать пять пела на пятачке у колодца песенку про жука-короеда, весело помахивая платьицем. Одно дело сходить с ума самой, другое — сказать об этом вслух.

— А куда можно? — раздраженно спросил маг, останавливая вороного.

— Надо искать другой путь. Кто-то оставил следы и хотел, чтобы мы их увидели. Хотел, чтобы повернули… повернули сюда…

— Айка, что за бред, — начал Рион, но договорить не успел.

Краем глаза я уловила размытое движение, чуть шевельнулись ветви, осыпались на землю листья. Что-то большое и темное накрыло парней, подмяв под себя вместе с лошадьми.

Кто-то пронзительно закричал. Кажется, я. Облачко встала на дыбы, я свалилась на землю и откатилась в сторону. Громадная туша с хриплым воем прыгнула вперед. Но у моей лошадки с мозгами и с инстинктами все было в порядке. Скакнув в сторону, она громко заржала и бросилась вдоль оврага, только в листве мелькнул светлый хвост.

Маленькие, красные, как угольки, глазки, наполненные голодным огнем, уставились на меня, разглядывая добычу от сбитых сапог до растрепавшихся волос. Зверь смотрел на меня и дал разглядеть себя, всего секунду, но этого хватило… Вытянутое гибкое тело, покрытое черной шерстью, передние лапы с загнутыми когтями короче задних, пасть, полная острых зубов, боковой клык справа намного крупнее остальных, казалось, он того и гляди проткнет губу. Послышался тихий шуршащий звук, словно трясли сломанную трещотку, которой часто гоняют галок с полей. За спиной зверя медленно поднимался чешуйчатый, похожий на змеиный, хвост, заканчивающийся костяной погремушкой. Помесь гигантской крысы с рептилией.

«Тах-тах, — качнулся хвост, словно отсчитывая время. — Тах-тах».

Хищник застыл в обманчивой неподвижности. Шевельнусь, и бросится, а его зубы не только остры, но и ядовиты. Я смотрела на тварь, она на меня. Мы умудрились забрести к хвангуру. Или, как его еще называли — ловцу магов.

Я видела изображение в бабушкиной книге, да-да, именно в той, с рецептами. Из костей зверя готовится немало зелий и настоек, а стоит скелет этой твари дороже наших Солодков вместе с домами, землей, скотиной и людьми.

Но разве может старая затертая картинка передать блеск чешуи и хищное напряжение мышц? Донести терпкий звериный запах и смрад старой крови? Разве может картинка дать почувствовать, что такое длинные загнутые когти в одном шаге от тебя?

Нет. Не может. Как не могут сухие строки описать то, что я видела перед собой в эту минуту.

Большую часть жизни ловец спит на дереве. Разбудить его способна сила мага. Всех, кто обладает магическим резервом, хвангур считает законной добычей, отсюда и прозвище. Травницам он не опасен, но тварь, что стояла напротив, либо не подозревала об этом, либо видела силу, которой не ощущала я. Бежать бесполезно, зверь — это не человек, догонит в два счета.

Последние отпущенные секунды истекали, просачивались, как вода из старой рассохшейся кадушки, и исчезали, впитываясь в землю. Миг до атаки — это целая вечность.

Зверь пошевелил черным носом.

Мне нечего противопоставить ловцу, колдовать не умею, клинок, которым можно было перед смертью потыкать в зверя, остался притороченным к седлу и «убежал» вместе с Облачком.

Змеевидный хвост поднялся и замер. Лесной овраг окутала тишина. Зверь ринулся вперед, оттолкнувшись от земли лапами…

Я тонко пискнула.

…разноцветная сияющая сфера с разгону врезалась в бок и отбросила зверя.

— Айка, уходи! — закричал Рион.

Я с удивлением поняла, что все еще стою на четвереньках. Слава Эолу, маг жив, может, и Михею повезло. Поцарапанный и шатающийся чаровник тряхнул головой и вытащил клинок. За его спиной тревожно заржал чей-то конь.

Хвангур поднимался. Заклинание, пробивающее стены, не нанесло ему видимого вреда. Ловец зарычал и снова прыгнул. Прямо так, с места, словно травяная лягушка, внезапно обзаведшаяся зубами и полюбившая вкус крови. Длинное тело вытянулось в красивом, невероятном для такой туши прыжке.

Мы с Рионом отскочили в разные стороны. Зверь мягко, словно кот, приземлился, повернулся мордой к магу. Не задумываясь, что и зачем делаю, я пнула тварь по задней лапе. Добилась несомненного успеха. Ловец понял, что жертвы не собираются вести себя прилично и дожидаться своей очереди на съедение, отступил назад, чтобы держать в поле зрения обоих.

Рион дернул клинком, будто отмахиваясь от комаров. А хвангур атаковал. Опять меня! И за что такая честь?

Я бросилась к ближайшему дереву, ища укрытия и мысленно желая зверю разбить обо что-нибудь голову. Не успела, зацепилась за корягу и «удачно» растянулась на хвое. Удар лапой, нацеленный в голову, пришелся на древесный ствол. Когти прошлись по коре, оставив глубокие борозды. Я перекатилась, вскочила и рванула в противоположную сторону. Хвангур взревел и бросился следом, хвост зверя затрясся, издавая шуршащий треск.

Этот треск приближался. Хвоя проминалась под ногами, инстинктивно я старалась держаться поближе к деревьям, хотя понимала, что стволы не спасут от хвангура. Ветки то и дело хлестали по лицу, плечам, рукам.

Крик давно сменился хрипом, я бежала, зная, что не успею. Чувствуя, что ловец слишком близко, по едва ощутимому колебанию воздуха за спиной, по тому, как болезненно сжимался живот в предчувствии удара когтистой лапы…

Но вместо атаки за спиной раздался пронзительный визг, полный боли и негодования. Я обернулась. Не могла не обернуться, потому что кричал не человек.

Не знаю, как, но Рион оседлал хвангура, словно норовистую лошадь. Сидел на загривке, обхватив ногами шею, а руками тянул зверя за уши, как за поводья. Ловец снова завизжал и принялся брыкаться. Мага мотало в разные стороны, он что-то кричал, но визг зверя не давал разобрать ни слова. Черная морщинистая лапа разрыла хвою в локте от ноги. Я пятилась, дико озираясь и надеясь найти что-то с надписью «для уничтожения хвангура», надеясь на чудо.

А вокруг были только деревья с содранной корой, сломанные ветки, пологий склон и солнце в вышине. Но я забыла, что у нас есть свое чудо. Сейчас оно напомнило о себе. Вернее, он. Сначала из-за склона показалась рука со сбитыми костяшками пальцев, потом приклад арбалета с налипшими пучками травы, потом поднялась голова с кудрявыми волосами, слипшимися от крови.

— Михей! — закричала я, весьма смутно представляя себе, что парень может сделать.

Стрелок встал в полный рост. Из носа текла кровь, капала на грубую холщевую рубашку. Михей поднял арбалет и нажал на спуск. Но ничего не произошло. Болт остался в гнезде. Парень повторил попытку. Безрезультатно.

Теперь уже закричал Рион. Зверь, не обращая внимания на боль и всадника, изгибался, готовясь к прыжку.

— Чтоб тебя, — высказался Михей и, замахнувшись, швырнул арбалет.

Ловец прыгнул, чаровник на его спине продолжал орать, а трещотка на хвосте издавала сухие отрывистые звуки. Арбалет кувыркнулся в воздухе и встретился прикладом со лбом хвангура. Раздался оглушительный треск, похожий на тот, с которым молния развалила дерево у пруда за мельницей. И все кончилось. Зверь, Рион и арбалет рухнули в овраг.

Хрустнули сучья. Крик мага оборвался.

Мы с Михеем выдохнули, как приговоренные к смерти, которым в последнюю секунду отменили казнь, переглянулись и бросились к оврагу. Спускались быстро, не думая о том, что можно упасть или на что-то напороться. Одежда цеплялась за кусты, сапоги загребали листья. Я оцарапала руку, но едва заметила это, стрелок распорол штанину. Мы не думали ни о ловушках, ни о шансах сломать ноги. Одна мысль билась в голове, вернее, вопрос.

А если Рион мертв? Что, если силу возвращать некому?

Стоило это представить, и… Я сразу почувствовала облегчение. Простое и чистое. Неправильное, потому что никто не сможет избавить меня от печати, и тем не менее…

Это приводило в ужас. Неужели я настолько плоха? Почему меня больше волнует сила, которую я даже не ощущаю, чем гибель парня, который только что спас мне жизнь?

Они лежали на дне. Зверь на боку, судорожно вытянув лапы. Голова покоилась на камне, как на серой подушке. Очень твердой подушке. Изо рта хвангура текла струйка крови. Красная дорожка извивалась по валуну и впитывалась в землю.

Михей что-то сдавленно пробормотал, то ли молитву, то ли проклятие. Маг лежал на звере, он так и не выпустил из рук мясистые уши. Неподвижное тело парня окутывала зеленоватая дымка. Я, как завороженная, протянула руку, но Михей перехватил мою ладонь.

— Меня мамка-покойница учила не трогать болотные огни.

— Это не болотные огни…

— Все равно, чаровничьи штуковины. — Стрелок мотнул головой и позвал: — Рион?

Зачисленный в безвременно погибшие маг застонал, разжал руки и съехал на землю. Зеленая дымка тут же развеялась.

— Господин маг, ты живой? — Михей опустился на колени.

Рион просипел:

— Нет… — и закатил глаза. — Я же просил не звать меня…

Не договорив, парень потерял сознание.

Но даже тогда мысль, что парню лучше было бы умереть, не ушла, а просто отступила, затаившись на дне сознания. Может, односельчане правы и я действительно нелюдь?

— Айка, да помоги же! — закричал Михей.

Мы не нашли ни Облачка, ни мерина. Когда стрелок очнулся после падения, коня уже не было, хотя я точно слышала ржание. А вот вороному Риона не повезло, острые когти хищника располосовали жеребцу шею. Арбалет нашелся, как ни странно, целехонький и все еще заряженный. Парень на пробу нажал на спуск — болт свободно ушел в кусты.

Михей довольно быстро соорудил волокушу из веток, и мы перетащили на нее Риона, пребывающего в бессознательном состоянии. Я задрала рубашку парня и едва сдержала ругательство, услышанное как-то раз от кучера заезжего торговца сладостями. Дело было плохо. Множественные ушибы — полдела, хуже то, что кожа быстро наливалась синевой. Если внутри брюха открылось кровотечение — без помощи целителя парня не спасти, никакие знания травницы не помогут.

Поклажу с жеребца — все, что смогли, — навесили на себя, пусть идти и одновременно тащить чаровника было тяжело. Мелькнула мысль оттяпать хвангуру голову и продать магам за сотню золотых риниров. Но до города еще надо добраться, нам предстоял переход через Багряный лес, и тащить лишнюю порцию мяса на прокорм диким зверям не имело никакого смысла. Туша так и осталась лежать нетронутой. Полагаю, если мы выживем, будем очень сожалеть, что оставили ее там.

Выбираться из оврага не стали, боялись добить раненого. Пошли по дну так быстро, как смогли. Торопились, выбивались из сил, но не останавливались. Иногда волокуша застревала, цепляясь за выпирающие из земли корни. Мелкий ручеек, журчавший на дне между камнями, тихо плескался под еловыми лапами волокуши. Мы тащили раненого по воде. Сапоги вымокли и скользили по мелким камешкам.

Больше всего я боялась в очередной раз обернуться и понять, что грудь парня больше не вздымается, что дыхание, поверхностное и сбивчивое, исчезло совсем.

Боялась и надеялась.

Лишь бы успеть. Лишь бы не успеть. Если Эол слышал меня в тот день, то, наверное, кривился от отвращения. Я бы на его месте кривилась.

Иногда Рион стонал, я вздрагивала, а Михей ускорял шаги. Он напоминал вола на пахоте, такой же широкий и целеустремленный, пробирающийся сквозь целину.

Поселок лесорубов показался ближе к ночи. Несколько грубо сработанных времянок, явно стоящих на краю леса не один сезон. Темные силуэты домов под двускатными крышами из лапника. Брошенные бревна и распиленные на колоды стволы.

Коряво каркнул ворон, Михей остановился и уперся руками в колени, пытаясь отдышаться. Проситься на постой в такое время дело зряшное, но у нас раненый, а значит, выбора как такового не было.

Здесь валят лес, а при такой опасной работе травмы и отрубленные конечности в поселке не редкость, значит, им полагается какой-никакой маг-целитель. Вернее, мы на это очень надеялись, потому что в противном случае можно было уже никуда не торопиться.

В первой избе на стук попросту не открыли, как и во второй, и в третьей. Не слышать не могли, если только это не поселение глухих. Стучал Михей громко, кричал зычно, всех окрестных собак перебудил.

— Да померли вы там, что ли? — Парень в сердцах стукнул кулаком по очередному косяку, и дверь четвертого дома открылась.

На Михея уставилась растрепанная заспанная девица, которая открыла дверь, толком не проснувшись и еще не поняв, что именно сделала. Минуту она пялилась на парня, потом перевела взгляд на волокушу с Рионом, на меня, стоящую у крыльца… И, истошно заверещав, захлопнула дверь.

Мы переглянулись, я инстинктивно нащупала кулон на груди, согретый кожей камешек приятно кольнул пальцы. Значит, мы это всего лишь мы, парень и девчонка. Ну потрепанные, ну грязные, но на людей все же похожи больше, чем на чертей.

Я склонилась к раненому, дыхание Риона было едва уловимым, лицо приобрело оттенок беленого полотна. Михей стал спускаться с крыльца… Вот тут-то они и появились, словно кто-то невидимый отдал команду. Сначала мы услышали шаги, приглушенные сухими листьями, потом нестройные, еле слышные голоса…

Я торопливо выпрямилась. За спиной щелкнула натягиваемая тетива арбалета.

Отблески огня заиграли на наших грязных лицах. Два десятка человек с факелами и топорами шли к нам с окраины поселка. Шли целеустремленно и молча. Это явно не торжественная встреча. Михей направил арбалет на первого мужчину, явного лидера этого народного ополчения.

Если он сейчас нажмет на спуск, одним хмурым лесорубом станет меньше. Плакать я не буду, но что делать с остальными?

— Что вам нужно? — спросил мужик, останавливаясь в десяти шагах.

— Всегда так встречаете мирных путников? — поинтересовалась, стараясь сохранить в голосе дружелюбие. Получалось плохо, мешал блеск топоров.

— Мирных? — Мужчина посмотрел на арбалет. Михей не пошевелился.

— Без оружия по дорогам ходят дураки и служители.[20] — Улыбка на моем лице напоминала балаганную маску. — С нами чаровник, пустите на постой, мы заплатим.

— Твои дины прокляты! — фальцетом выкрикнул молодой парень, стоявший во втором ряду.

Толпа одобрительно загудела. Мужик поднял руку, призывая к тишине.

— Кто из вас чаровник?

— Он. — Я ткнула пальцем в Риона. — Не поможете, умрет. Его учитель лично прибудет сюда для разбирательства. Он лучший действительный Вышграда, и вряд ли после его визита кто-нибудь из вас сможет взять в руки топор. — Мое и так невеликое человеколюбие было на сегодня исчерпано.

— Раньше нас маги визитами не баловали. Люди мы маленькие, необразованные, натворим чего, так в сердцах да по незнанию. Какой с дураков спрос? — Мужик прищурился. — Уходите. На все воля Эола: и жизнь, и смерть в его руках. А будете упорствовать, топоров на всех хватит.

Интересно, Рион здесь намеревался узнать что-то о Багряном лесе или поселков несколько?

Михей посмотрел на мужика, передал мне арбалет и взялся за сучковатые ручки волокуши. Мы сделали первый шаг под отчетливый стон Риона, второй — уже в выжидающей тишине. Арбалет оказался тяжелым, рукоять чуть скользила во влажных от пота руках. Я смотрела то на одного мужчину, то на другого, а они — на наконечник стрелы, перемещавшийся от лица к лицу. Еловые лапы с тихим шорохом заскребли по земле.

Толпа расступилась, сначала люди отходили неохотно, а потом все быстрее и быстрее, так вода расходится под носом лодки и тут же смыкается за ее кормой. Незнакомые лица, освещаемые бликами огня, казались мне «половинчатыми»: часть в темноте, часть на свету. Сейчас на нас смотрела тьма.

Каждый шаг сквозь толпу напоминал движения канатоходца, идущего по натянутой веревке и старающегося держать равновесие. Так и я ловила их взгляды, жесты, движения, переводя арбалет с одной фигуры на другую. Вот бородач во втором ряду чуть подался вперед, силясь рассмотреть лежащего Риона, вот женщина с вилами, что-то беззвучно шепчущая и поднявшая руку в отвращающем жесте. Рядом парень, кричавший о проклятии, его взгляд не отрывался от лица Михея.

В последнем ряду трое крепышей, неуловимо похожих друг на друга, чуть вышли вперед. Один едва не задел плечом Михея, второй сально улыбнулся, глядя на арбалет в моих дрожащих от напряжения руках. Третий плюнул на лежащего без сознания мага. Стрелок притормозил, выпрямляя плечи, но я не дала ему повернуться. Вцепилась в руку и потащила дальше, с трудом удерживая оружие в одной руке. Вряд ли смогла бы теперь в кого-нибудь попасть. И Михей позволил себя тащить. Одно дело, если парень струсил, другое, если пошел на поводу у испугавшейся девчонки.

Они остались стоять там. Переговаривались едва слышным шепотом, тихо трещали факелы. Я смогла нормально дышать, только когда мы миновали последний чуть покосившийся дом и вышли к широкой полосе вырубки. Усталость навалилась разом, словно мокрое покрывало из шерсти, душащее и пригибающее к земле. На опушке, или как там она стараниями местных теперь называлась, Михей остановился и тоскливо спросил:

— Куда теперь?

Впереди был лес, позади толпа с топорами. Мальчишка-маг не переживет этой ночи, и можно будет вздохнуть с облегчением. Тогда отчего же так хотелось завыть?

Я молча пошла дальше, вдоль темной, нависающей над вырубкой, полосы деревьев. Стрелок подхватил волокушу и двинулся следом. Ухнул филин, лес уже не казался непроницаемым. В пяти локтях впереди среди толстых стволов начиналась тропинка, не очень широкая, но и не звериная стежка, по ней ходили люди, нечасто, украдкой, но ходили. Села меняются, а в жизни таких, как я, все остается по-прежнему.

Не бывает деревеньки без травницы или целителя, во всяком случае, мне бы хотелось так думать. Кто-то должен лечить людей, а то перемрут ведь. А уж у лесорубов что ни день, то оттяпанный палец.

Волокуша проходила по тропе с трудом, Рион больше не стонал, черты мальчишеского лица стали резкими, кожа во тьме казалась грязно-серой. Михей снова остановился, чтобы передохнуть, я подставила плечо, он оперся, шумно дыша. Скоро нам придется остановиться, независимо от того, найдем ли мы ночлег и помощь. Нельзя идти вечно.

К счастью, тропинка закончилась раньше, чем силы. Деревья расступились, и мы увидели темный приземистый дом, стены которого поросли мхом и казались черными. Михей без сил опустился на землю рядом с Рионом, предоставив мне право договариваться с травницей.

К двери из потемневшего дерева вели три ступени. Всего три шага, и все станет ясно. Жизнь или смерть.

Я постучала, дерево было чуть влажным и словно распухшим. Никто не ответил. Эол, как же страшна ночь без чудовищ и нежити, ночь, заполненная всего лишь людским равнодушием.

И я сорвалась, хрипло рыча, замолотила по дубовой створке, не зная, чего хочу больше — сломать ее, выплеснуть отчаяние или достучаться наконец хоть до одного настоящего человека. В голове был кавардак, никаких идей, ни одной связной мысли.

Вот тут дверь и открылась. Настолько неожиданно, что я замерла с вытянутой рукой. Из темноты на меня смотрел древний сморщенный старик. Лесник? Отшельник? Знахарь? Цепляясь за соломинку, я скороговоркой, глотая окончания, произносила призыв:

— Прими ищущего, исцели страждущего, не откажи молящему в доме и в помощи.

Старик не проронил ни слова, горящая где-то за его спиной свечка создавала вокруг седой головы белесый ореол, как у сподвижников Эола. Или, скорее всего, уставшее воображение сыграло со мной злую шутку. Потому что все, на что меня хватило, это, глядя в его темные глаза с морщинистыми веками, попросить:

— Пустите нас, дедушка.

Глава 8

БАГРЯНЫЙ ЛЕС

У Пига мы прожили три седмицы. Его покойная жена была местной травницей, а он старшим над дюжиной лесорубов. Деда уважали и побаивались, считали колдуном, раз хватило смелости жениться на стриге. Он приютил нас, и, что еще важнее, помог. Одинокий старик — и егерь, и отшельник, и знахарь — всего помаленьку.

Мы больше молились Эолу, чем полагались на собственные умения. Мне было далеко до знаний и мастерства бабушки, а Пиг целительствовал постольку-поскольку: кое-чего от жены нахватался. Вот так двое недоучек лечили парня, очень опасаясь за результат. Но обошлось, то ли Эол услышал наши молитвы, то ли организм пострадавшего оказался крепче, чем предполагалось.

Тут нам повезло вдвойне. Особенно Риону. Внутреннего кровотечения не было. Он выжил.

Обе руки чаровника были сломаны.

Двое суток парень метался в бреду — не желая ни отправляться в сады Эола, ни возвращаться на грешную землю.

Рион открыл глаза на третьи сутки, и первое, что услышал, это вопрос Михея, заданный с почти детской непосредственностью:

— Ты зачем вообще на эту зверюгу залез?

Ответить маг смог не сразу. Он только хрипел и пытался повернуть непослушную голову. Лишь на пятое утро, часто моргая и стараясь не потревожить перебинтованные кисти рук, Рион смог ответить:

— Не залезь я на эту зверюгу, Айку бы похоронили, если бы было кому. У хвангура одно уязвимое место — уши. — Парень застонал, руки с наложенными лубками не слушались.

— А что это за болотный кокон тебя окружал? — Я села на кровать.

— Противо… противоударный щит, — не с первого раза выговорил маг, — без него я бы вообще костей не собрал. Одно плохо, истратил все, что оставалось. Все, что смог наскрести. На ближайший месяц я всего лишь человек. А может, и на всю жизнь. — Он бросил взгляд в сторону, избегая смотреть на меня.

Я тоже отвернулась, некстати вспомнив, что почти желала парню смерти.

Через день после нашего приезда дед Пиг вернулся домой, ведя за собой лошадей: Облачко и деревенского мерина. Седельные сумки, хоть и изрядно потрепанные, были на месте.

— В поселке увидел, так и подумал, что ваши, — сказал старик. — К табуну прибились, а люди и рады чужое присвоить. Как узнали, что ваши, брызнули в стороны, добро побросали…

— Они нас за шалых[21] считают, что ли? — недоумевал Михей, привязывая мерина к изгороди и снимая седло.

— За кликуш, — усмехнулся Пиг, разглядывая свежий синяк на лице стрелка.

Это случилось еще в первый день, когда деревенского увальня за какой-то нуждой понесло к лесорубам. За какой, он объяснить затруднялся и тем паче не мог предупредить нас. Вернулся парень уже с украшением. Стычка оказалась в основном словесной. Топоры ему второй раз тоже продемонстрировали, но в ход не пустили, видимо, при свете дня стрелок выглядел обычным парнем. Итог — ущерб исчерпывался подбитым глазом Михея и сломанным носом его собеседника. Больше нас не задирали, только в поселок ходить запретили, да мы и не рвались.

— Но почему? — спросила я, снимая сумки с лошадиной спины.

— За день до вас, — дед расстегнул подпругу, — в поселке появился чужак. Время к обедне было, у Некера корова телилась, вот меня и попросили подсобить. Приезжий пришел к Неку, он теперь старший в бригаде вместо меня. Пришел и долго что-то втолковывал. А под конец руками так поводил. — Пиг взмахнул ладонью. — Тут же поднялся ветер, завыли собаки… Наши чуть на колени не повалились, как чаровника в путнике опознали. Опосля Некер людей у вырубки собрал и объявил: дескать, был у нас посланец королевский. Появилась в Тарии кликуша, беды да болезни притягивает. Давший ей приют, позарившийся на деньги, будет порченым. И он, и дом, и семья, и вся деревня. Описал кликушу. На тебя, дочка, похожа. — Дед рассмеялся и кивнул мне. — Сопровождают треклятую девку двое: рыжий да чернявый — лучник и чаровник. Вот такие чудные дела, Эол, защити!

— Зачем же вы тогда нас пустили? — не понял Михей. — А если бы она и правда кликушей была?

— Вот спасибо. — Я бросила сумки на землю.

— Я, внучек, уже никого не боюсь. Дом порчен давно, людской молвой порчен и к поселку не относится. Меня не тронут, знахаря другого у них нет и не будет. А навь свою давно кличу, но сторонится она меня. Да и девчушка призывом проняла. Кликуша, не кликуша, а жена моя Матюша не отказала бы.

Он говорил что-то еще, но я уже не слушала, я вспоминала. Кострище, оставленное у первого оврага, чьи-то следы у второго. Да, это можно назвать женской мнительностью или просто повертеть пальцем у виска. Пусть, но я вспомнила еще об одном — о маге, знавшем, куда и зачем мы отправились. О чаровнике, который обещал: «Ты еще пожалеешь, что все не закончилось у ворот Вышграда». И, видимо, как настоящий мужчина, решил сдержать слово.

— А посланник — маг, такой невысокий, полноватый, широкоскулый, темноволосый, больше на купца похож, чем на чаровника?

— Знакомец ваш? — с улыбкой спросил дед.

Пиг вообще оказался довольно жизнерадостным стариком или, скорее, равнодушным к трудностям, людской молве и чужому мнению. В его доме нам жилось не хорошо и не плохо. Спокойно — вот правильное слово. Ели, пили, спали. Я помогала деду с травами, Михей успел обновить крыльцо, Рион усиленно лечился. Однообразно, тихо, спокойно.

К исходу третьей семидневки раненый окреп и был готов двинуться в дорогу.

— Настоящий Багряный лес начинается дальше, а здесь — так, подлесок, — рассказал старик накануне отъезда. — Я доходил только до Лунечи, — узловатый палец ткнул в точку на потрепанной карте. — Мост — здесь, кто и когда его строил — неизвестно, но выглядит так, что ступать на него, значит, с головой не ладить. — Пиг указал на запад. — Другой переправы на несколько тысяч шагов нет. Река берет начало в Лихих болотах, делит лес на две части, пересекает равнину на юго-востоке и, забирая на запад, впадает у Вышграда в Рыховку.

— И что? — спросил Михей. — Чудищ встречали?

— Как видишь, нет, — старик развел руками, — коли жив пока. Послушайте моего совета, сынки, раз надо, значит, идите, но делайте это тихо. Нечисть, она ведь тоже не ждет вас на тропе, а то околела бы уже, но на слух зверье обычно не жалуется.

— Плюс где-то там, впереди, Тамит, — сказала я и добавила: — Возможно…

— Или другой маг, который вредит нам по каким-то причинам. — Рион сжал и разжал кулаки, с которых сняли лубки. — Ведь этого ловца магов тоже кто-то разбудил.

— Но следы вели в другую сторону? — не понял Михей.

— Вот именно. Вели, чтобы мы по ним не пошли, опасаясь ненужной встречи, — покачал головой маг, осторожно поднимая руки.

— Похоже на бред, — озвучил мои мысли стрелок.

— Хвангур — не бред, — вздохнул Рион.

— Что-то мне уже тревожно, — сглотнул Михей.

— Коли ничего не можешь изменить, оставь все как есть, — философски изрек дед.

— Будем надеяться, что маг ушел далеко вперед. Да и сколько можно нарываться на его ловушки! Предлагаю хоть раз пройти мимо. — Шутка Риона вышла совсем не смешной.

— Согласен, — ответил тем не менее стрелок.

Провожать нас старик не пошел. Никаких напутственных речей, никаких прощаний. Это в балладах и сказаниях герои обещают вернуться и вознаградить случайных помощников. Но мы так далеко не загадывали. Мы просто собрались одним холодным утром на исходе лета и уехали.

Лес начал понемногу оправдывать свое название. Стволы подступали все ближе и ближе, тропинка сужалась и местами исчезала. Иногда дорогу преграждали поваленные деревья или заросли колючего кустарника, тогда приходилось спешиваться и искать обходную тропу. Солнца почти не было видно, редкие лучи проникали сквозь густые шапки листьев и почти не давали тепла. Травы и цветы исчезли, их сменил ковер из листьев и мха.

Ехали не торопясь, изредка перебрасываясь словами, тишина леса нарушалась лошадиным фырканьем, отрывистой перекличкой птиц и шелестом ветра в кронах. Теперь у нас было две лошади на троих. Рион, как недавно оправившийся от болезни, ехал верхом на мерине Михея, а сам стрелок шел впереди. Облачко, помахивая хвостом, трусила последней. Поначалу настороженная, я, убаюканная привычными лесными звуками, постепенно успокоилась и почти дремала в седле. Конские копыта и морды блестели от росы, животные изредка останавливались пощипать листья.

Как и предрекал Пит, до реки добрались до заката. Лунеча в этом месте была узкой, но глубокой. Мостом то, что перекинули с одного берега на другой, назвать было сложно. Хлипкое сооружение из плохо подогнанных досок, покоящихся на кривых столбиках, зияло дырами, гнилыми сломами и разве что не качалось на ветру. Ни перил, ни обвязок. Я едва не застонала.

Облачко фыркнула, выражая всеобщее мнение.

— Кха-кха! — привлек наше внимание крепкий коренастый мужик, стоящий в десяти шагах от нас.

За его спиной возвышалась заросшая вьюном кособокая лачуга, возведенная явно в то же время, что и мост.

— Пиг не говорил, что у моста есть хозяин, — словно прочитал мои мысли Рион.

— Куда, люди добрые, путь держите? — улыбаясь в давно не чесанную бороду, спросил незнакомец.

Масляно блестящие глазки обшарили меня с головы до ног. Лежащая на плече двусторонняя секира прямо-таки вопила о благородном ремесле хозяина. Разбойник? Беглый каторжник?

Михей как бы ненароком положил руку на приклад притороченного к седлу арбалета. Мужик любовно повел пальцем по лезвию.

Рион стал закатывать рукава, и щербатая улыбка незнакомца увяла.

— Ты кто такой, чтобы вопросы задавать? — высокомерно обратился к незнакомцу маг, демонстрируя рисунок на бледной коже.

— Не гневайся, чаровник. Оберегатель я здешний, всему надсмотр нужен, — указал мужик на мост.

Я посмотрела на «сберегателя», вряд ли кто-то в здравом уме этому сторожу с большой дороги снег зимой доверит.

— Нам нужно на тот берег. — Маг тронул бока мерина коленями.

— Дык конечно же, господин чаровник. Только извольте пошлину заплатить, и вперед.

— Пошлину? — Рион поднял бровь.

— Должон быть порядок. Есть мост — есть плата. Негоже чаровнику отлынивать от законов положенных.

— И сколько? — поинтересовался Михей, дергая за удерживающую арбалет веревку.

— По серебряному дину.

— Что? Да в столицу въехать дешевле!

— Так то столица, — ухмыльнулся оберегатель. — Тама ворот много, а здеся мост один. Ну да ладно, — мужик задрал голову, — уступлю вам. Дин с тебя и с тебя, а девка, — он указал на меня пальцем, под ногтем которого была черная траурная кайма, — зайдет в тот домик, — мужик кивнул на развалюху, — и будет ласковой, — оберегатель ухватил себя рукой за пах, — и тады проедет бесплатно. Не волновайтесь, товарного вида девке не попорчу, лишь раз оседлаю и отпущу на все четыре стороны.

Я стиснула в руке маскировочный артефакт. Даже на такую лягушку, как я, всегда найдется охотник. Хотя какой он охотник, обычный грабитель, даже не очень умелый. Михей вон уже опустил болт в желоб, а этот все еще наслаждается прикосновением собственных рук.

— Нет, — ответил стрелок, щелкнула взводимая тетива.

— Эй, ты чего? А ну, брось. — Незнакомец сделал шаг, поднимая секиру.

— Стоять, — гаркнул маг и, забыв, что у него нет ни единого кьята, поднял руку.

Дядька прибавил ходу и зарычал. Стрелок только начал поднимать арбалет, беря на прицел противника, он не успевал буквально на секунду. Шаг, и занесенный топор сберегателя опустится Михею на голову… Один миг…

Я тронула Облачко пятками, заставляя выйти вперед. Нам нужна всего секунда. Мне нужен лишь один взгляд.

Кто первый? Удар секиры или болт в лицо?

— Эй! — позвала я.

И незнакомец поглядел, на миг стрельнул глазами в сторону. Этого хватило. Я дернула за амулет и улыбнулась. Пораженный мужик застыл, а мгновением позже в его лицо уже смотрел заряженный арбалет.

— Будь ласков, скажи, мостик конных выдержит? — спросила «сторожа», продолжая улыбаться, хотя внутри все подрагивало от страха. И боялась я отнюдь не этого разбойника.

Незнакомец плюнул, секира опустилась на землю.

— Не проверял. Но раз стриге угодно, милости прошу, — ответил дядька, посмотрел с тоской на арбалет, нехотя добавил: — Не советую. Зазря животных загубите, лучше уж мне оставьте.

— Мечтай! — сказал стрелок и, кивнув на оружие, скомандовал: — Бросай.

Мысли сберегателя — не рискнуть ли и не бросить секиру, например, в голову Михею, раз уж просят — так явно отразились на грязном лице, что стрелок отступил на шаг. Но здравый смысл победил, оружие глухо стукнуло о землю. Парень поддел его носком сапога и под мученический стон дядьки кинул в реку.

— Пойдешь первым, — еще больше обрадовал мужика Рион.

Переправлялись долго и трудно, слушая изысканные ругательства сторожа. Мотающего головой мерина вел Рион, Михей с арбалетом подгонял мужика, пробующего на прочность мост.

С той минуты как мы ступили на шаткий настил, с той минуты как в лицо ударил запах воды, я могла думать лишь об одном. О влажной темноте, что скрывается под зеркальной гладью. О падении, о его неизбежности.

Эол! Откуда во мне столько необъяснимого страха перед водой? Ты вложил его в мою голову? Или демоны постарались?

Копыта мягко стучали по осклизлым доскам, пару раз Облачко нервно фыркала, но все-таки шла.

Со мной дело обстояло хуже: руки подрагивали, колени подгибались. Эол, я знала, что идти нужно. Знала и поэтому шла. Ковыляла, вцепившись в лошадиное седло, а дерево так и норовило прогнуться, выскользнуть из-под сапог. Чертова река, чертов страх…

Доска под ногой оберегателя, скрипнув, разломилась, и мужик резво отпрыгнул в сторону. Обломок плюхнулся в реку и, подхваченный быстрым течением, скрылся из виду. Все замерли.

— Айка! — Крик заставил меня поднять голову и оторвать взгляд от воды. Парни уже были в десяти шагах впереди, сломанная доска никак не повлияла на их способность передвигаться.

— Идешь? — нахмурился Рион, я кивнула и сжала поводья Облачка.

Мост все-таки выдержал. Дерево стонало, трещало, но не обрушивалось в воду. Ступив с хлипкого настила на мягкую землю, я с трудом подавила желание опуститься на колени и поблагодарить Эола. Вместо этого уткнулась лицом в шею лошади и замерла, выравнивая дыхание.

«Вода — это всего лишь вода», — говорила бабушка каждый день, час, минуту, но ничего не помогало. Стоило представить погружение в прозрачную толщу, как страх сжимал затылок ледяными пальцами.

Рядом всхрапнул мерин, и Рион добродушно потрепал его по холке. Михей, ступивший на землю последним, качнул арбалетом, и дядька снова встал на доски, чтобы уже в одиночестве пойти обратно.

— Мало нам вредителя, поджидающего впереди, так еще одного за спиной оставляем, — проговорил Рион, похлопывая мерина по холке и задумчиво глядя на шатающийся мост.

На середине моста мужик обернулся и закричал:

— Удачно сдохнуть тебе, колдун! И девке твоей бесцветной! И этому пахарю юродивому.

— Ты бы поторопился, а то искупнуться придется, — ответил Рион и пнул крайнюю доску, сбросив ее в воду. Подошедший Михей толкнул еще одну и взялся за следующую.

— Вы чего творите? — возмутился мужик, в два скачка оказавшийся на той стороне. — Кто налаживать будет?

— А ты на что, оберегатель? — крикнул маг.

Легкость, с которой парни разрушили сооружение, поразила. Знай я о состоянии моста раньше, ноги моей там не было бы. Мужик с топором предпочтительней.

На другом берегу привычные глазу деревья постепенно исчезали, вытесняясь незнакомыми — высокими и толстыми. Я попыталась обхватить один из стволов руками, но куда там. На ладонях остался рыжеватый налет. Кора исполинов отливала красным. Кроны венчали резные треугольные листья в ярко-алых прожилках размером больше мужской ладони. Казалось, что мы ехали под гигантской красной паутиной.

Настроение изменилось, расслабленность снова сменилась тревогой. Мы все-таки вошли в Багряный лес. Источник страшилок и легенд всей Тарии. Алое пятно на карте, глядя на которое, маги скрипели зубами, но поделать ничего не могли. Или не хотели.

Мрачный Рион не давал нам останавливаться до полуночи, пока я, уставшая и почти заснувшая, просто не сползла с лошади на одной из полян. Рядом вытянулся тяжело дышавший стрелок.

Мы больше не могли ни идти, ни ехать.

— Там, у моста, все было плохо, — проговорил маг, расседлывая мерина.

— Ну не так чтобы совсем. — Михей нехотя встал, достал из седельных сумок хлеб и откусил.

— Проучили дурня, и ладно, — согласилась я, шевелиться не хотелось. — В другой раз поостережется по дину с проезжающих драть.

— Дело не в этом, — чаровник подобрал с земли тонкий прут и повертел в руках, — а в том, что без магии мы мало чего стоим.

— А это? — Стрелок снял со спины арбалет и показал чаровнику.

— Вот именно, — кивнул Рион. — Это все, на что мы могли рассчитывать. И будь удача чуть привередливее, — он уставился на ночной лес немигающим взглядом, — мы бы остались без голов.

— Морду начистить можно и руками, — пошутил Михей и стал собирать хворост для костра.

— С магией было бы проще, — признала я. — Но тебя разве не учили не рассчитывать на невозможное?

— Учили. — Рион потер переносицу. — А также учили видеть главное и уметь поступаться частью ради целого. — Парень поднял глаза. — Маг сейчас — ты, Айка.

Михей фыркнул, получилось не обидно, потому что я была полностью согласна.

— Я начну тебя учить.

— Ты уже пытался, вряд ли будет лучше.

— Прости, — тихо сказал Рион и опустил голову, на его лицо легли блики разводимого Михеем костра. — Я тебя не учил. Даже не пытался.

— А как же эти… — спросил Михей, — поиски души?

— Упражнение для концентрации, не больше. — Он закрыл лицо руками. — Я не хотел тебя учить.

— Но Дамир сказал… — начала я.

— Учитель много чего сказал, — в голосе парня звучала злость, — кроме главного. Айка, я мог просто победить тебя на остатке резерва, на крохах и ярмарочных фокусах. Победить и вытянуть силу обратно.

— Почему не победил?

— Потому что не знаю как! — выкрикнул парень. — Потому что меня еще не учили убивать магов! — Он закрыл лицо руками. — Я думал… надеялся, в Велиже помогут. Они знают, как справляться с такими, как… как…

— Ворами, как я?

— Да. — Парень отвернулся, избегая смотреть мне в глаза. — Ты бы сказала, что не чувствуешь силу, а они бы не поверили. Они мало кому верят. Дамир добр, он хотел сохранить тебе жизнь. — Рион помотал головой. — А я тварь. Мерзкий урод. Я знал, куда и зачем еду. Знал, что выжить ты можешь, только отдав силу добровольно. И когда этого не случится, велижские чаровники вывернут тебя наизнанку. Буквально.

С минуту я смотрела на огонь, а потом медленно встала и пошла к лошади. Облачко ткнулась в руку теплыми губами.

— Назови хоть одну причину, — проговорила я, не глядя на чаровника, — почему я не должна сесть на лошадь и уехать?

— Прости.

— Слышала, не помогает.

— Кругом лес, — попробовал аргументировать Михей.

— Уже лучше.

— Я буду учить тебя, клянусь силой Источника, клянусь магией мира во мне, клянусь дыханием и биением сердца и даю в этом непреложный обет.

— Тьфу, — высказалась я, а мерин стрелка вслед за моей лошадью потянулся к руке в надежде на угощение. — Ты идиот, Рион. И умрешь молодым. Второй обет за месяц? Большинство чаровников не приносят их ни разу в жизни, а ты… — Я покачала головой и пошла обратно.

Даже освещаемый красноватыми бликами костра парень был бледен и казался совсем юным. Я села рядом.

Что ответить? Согласиться? Сделать вид, что все забыто и улажено? Или рассказать, как совсем недавно сама пыталась не радоваться его возможной смерти? Рассказать, что я такая же тварь, как и он? Мы пожмем руки, и наступит всеобщее благоденствие? Хотя вряд ли, своя рубашка всегда ближе к телу.

— Забыли, — вздохнула тихо.

— Нет, — возразил парень. — Ни ты, ни я не забудем. Завтра начнем учиться. По-настоящему.

— На всякий случай — повторяю. Я тоже буду учиться, — сказал Михей. Но вопреки ожиданиям возражений это ни у кого не вызвало.

— Ложитесь спать. Мое дежурство первое, — подвел итог первому дню в Багряном лесу Рион.

За ночь похолодало, под утро выпала роса, и я насквозь продрогла. Отсыревший хворост никак ни хотел разгораться, а вода — закипать. Рион не мог выбрать более неподходящего времени для обучения. Под хмурым небом, готовым вот-вот пролиться дождем, в кронах хрипло кричали птицы, и единственное, чего мне на самом деле хотелось, — это завернуться в плащ и еще чуть-чуть подремать.

Чаровник сломал сучок и нарисовал на земле спираль. Тонкая линия плавно закручивалась вокруг самой себя, образовывая круг в полшага шириной.

— Схема накопителя. Он способен притягивать и накапливать магическую силу. Сосредоточьте взгляд на центре и следуйте за чертой до конца. Нарисуйте накопитель глазами.

Михей закусил губу и прищурился. Я подавила дрожь, вода в котелке уже начала исходить паром и привлекала меня куда больше каракулей на земле. Но ведь именно этого я и хотела? Или нет? Эол его знает…

Обычный рисунок палкой по земле, на который способен любой ребенок. Мысленно выругавшись, я проследила за изгибами линии глазами, как просил Рион, и уже собралась напомнить парням, что вода закипела, но…

Тело вдруг превратилось в неповоротливую колоду, кости словно задеревенели, мышцы сковало льдом. Я не могла пошевелиться. Хуже того, я не могла открыть рот и сказать об этом.

Легкие дышали, сердце билось, кожу холодил ветер, глаза видели… Видели этот проклятый демонами рисунок. И все. Я не могла поднять голову, не могла сжать руки, не могла заорать. Но мог кто-то другой. Или что-то другое. Я осознала чужое присутствие не сразу, а через томительную минуту бесконечной паники, которой никто не видел и не слышал. Крики раздавались только в моей голове.

Что-то внутри, очень сильное и дикое, зашевелилось, подняло голову и с любопытством принюхалось. Собиратель вспыхнул голубым огнем, существо заворчало. Я чувствовала, как раздвигаются мои губы, как из горла выходит низкий вибрирующий звук.

Самое ужасное ощущение в моей жизни — быть не человеком, а всего лишь оболочкой, платьем, которое маловато. Я снова закричала, и снова меня никто не услышал. Никто, кроме этого существа, ответившего низким вибрирующим рычанием. Свет сменился тьмой, а я обнаружила, что лежу на земле и скулю, как маленький ребенок.

— Ты в порядке? — похлопав по спине, спросил Рион.

— Хрр.

— Это и есть сила, — улыбнулся чаровник. — Второй раз будет легче.

— Второй? — Я ухватилась за руку парня и неуверенно встала. — Мне и одного вполне достаточно.

Михей со злостью пнул котелок. Кипяток выплеснулся в костер, гася шипящее пламя. Все понятно без слов, ему с силой не повезло. Дамир именно этого и опасался, отправляя парня назад в деревню.

К исходу третьего дня стало понятно, что сунуться в чащу верхом — не лучшая наша идея. Лес был исчерчен узкими звериными тропами, как старая карта линиями и многочисленными пометками. Маленькие и большие следы пересекались и расходились. Встречались белки, птицы, насекомые и другая безобидная живность, пару раз я замечала волчьи следы. Мы вступили на территорию крупных хищников. Лошади нервничали, Рион хмурился, я то и дело оглядывалась.

Вполне обоснованное беспокойство людей, идущих через лес. Через любой другой, кроме Багряного. Но нечисть не торопилась закусывать забредшими на огонек путниками и даже не показывалась на глаза. И это вопреки всякой логике тревожило еще сильнее.

Уроков больше не проводили, но Михей использовал любую свободную минуту для тренировки, то есть рисовал спираль и пялился на нее. Результатов не было, но, видя подобное упорство, Эол должен был хотя бы задуматься, а правильно ли он распределил дары?

На четвертый день мы впервые услышали волчий вой. Ночью я то и дело просыпалась, но костер горел, а парни исправно несли дежурство. Поутру обнаружили вокруг лагеря множество следов: приходившие ночью зубастые гости отчего-то постеснялись заглянуть на огонек. Рион сильно ругался, уговаривал меня возобновить обучение.

— Айка, на этот раз будет по-другому, обещаю, — уверял маг, видя явное отсутствие энтузиазма на моем лице. — Выучим знак гармонии. Объединяет природный резерв и силу извне, приводит к равновесию. Он не способен причинять боль.

Я показала зубы, вернее, улыбнулась, но парень скривился так, будто его укусили.

— Не научишься этим управлять, не сможешь избавиться. Тогда все зря, и дальше можно никуда не ехать, — привел он последний довод, рисуя палкой на земле очередную загогулину.

— Умеешь ты… — я подошла к Михею, обреченно разглядывающему рисунок, — уговаривать.

Больше всего знак походил на две вязальные петли, одна под другой.

Надо проследить путь этой загогулины? Я невольно поежилась. Как маги учатся? Неужели каждый раз трясутся от страха, как я? Неужели кому-нибудь нравится, когда у него отнимают тело? Контролировать то, что настолько сильнее, сложно, я бы сказала, почти невозможно. Оно не спрашивает разрешения, оно просто берет тебя.

Взгляд скользнул по петле. Я сжалась в ожидании зверя. Но ничего не произошло. Уже смелее повторила попытку. Безрезультатно. Страшная внутренняя сущность спала и не желала реагировать на пустяки.

Я наклонилась и провела пальцами по линии… рисунок, несколько минут назад нарисованный чаровником обломком палки в мягком грунте, не стирался. Земля под пальцами напоминала камень, а линия оказалась вплавленной в нее.

— Что за… — высказался Михей.

Рион присел рядом, нахмурился, поднял сучок, изобразил рядом такую же загогулину и, махнув рукой, легко стер ее.

— Что вы сделали? — напряженно спросил чаровник.

— Ничего, — ответил Михей. — Только смотрели.

— Только? — не поверил парень и, взглянув на меня, спросил: — Как ты это сделала?

Я пожала плечами, вовсе не уверенная в том, что действительно что-то делала. Вечно у меня все не как у людей.

Сколько маг ни бродил вокруг куска затвердевшей земли, разгадку его появления узнать не удалось.

На каждой остановке Рион заставлял меня воспроизводить знак и повторять упражнение. Маг чесал голову, разводил руками, краснел, злился и ругался. Но каракули оставались глухи к его крикам и моим взглядам, легко стирались и исчезали с лица земли.

Вместо планируемых пяти дней переход через Багряный лес занял семь. Лошадей мы сберегли, но изрядно истощили запасы провизии. Рион показал еще несколько знаков — «знание», «стабильность», «усиление», «единство». Как по мне, каракули мало отличались друг от друга. С тем же успехом он мог бы написать рунический алфавит, хотя, может, и писал. Иногда рисунки впечатывались в грунт, иногда нет. Без всякой системы или закономерности. Зверь крепко спал внутри и больше не показывался.

Прав оказался дед Пиг: нечисть не поджидала нас на каждом шагу, она вообще предпочитала с нами не связываться. Наверняка боялась отравиться. Багряный лес оказался просто лесом, и так и не показал нам хищные звериные зубы. Может, людская молва преувеличивала, а может, просто повезло. Может, Эол посмотрел на то, что нам уготовано, и сжалился, дав краткую передышку.

Глава 9

ВИРИЕЦ

В последний день нашего пребывания в лесу стоял плотный туман: сказывалась близость болот. Воздух, окрашенный в белесый цвет, сделался почти осязаемым. Холод пробирался под рубашку, заставляя ежиться и мечтать о теплом чае. Через пару дней наступит осень. Я давно уже должна была быть дома и помогать бабушке с заготовкой трав, изготовлением впрок настоек и мазей. Вздох сорвался с губ облачком пара, я потянулась к сумке и достала вязаную безрукавку.

Рион вел мерина, на котором восседал клюющий носом Михей — его дежурство было последним. Под широкими лошадиными копытами хрустели скрытые молочной пеленой ветки.

Мелодично звякнул колокольчик. Поначалу я даже не отреагировала, решила, что почудилось. Но чаровник остановился. Нежный перезвон повторился.

— Михей, — тихонько позвал парень.

Стрелок поднял голову и сонно заморгал, напомнив растревоженную дневным светом сову.

— Что?

— Слышишь?

Михей нахмурился, и тут же в тумане раздалось переливчатое пение.

— Ждите здесь, я посмотрю. — Рион кинул поводья стрелку и вытащил клинок.

Маг пытался сохранить спокойствие, но то, как дрогнул в его руке меч, говорило о многом. Я коснулась своего ножа, но обнажать не стала, в отличие от чаровника, меня прикосновение к железу лишь растревожило.

— Опять в герои рвешься? — Я сжала коленями лошадиные бока, беспокойство передалось Облачку, и кобыла затанцевала на месте. — Если идти, то идти всем.

Михей кивнул. Для разнообразия Рион не стал спорить.

Снова запел колокольчик. Стрелок направил мерина следом за магом, торопливо зарядил арбалет. Правда, толку от него при такой видимости было немного.

Стволы деревьев, окутанные воздушной пеленой тумана, походили, скорее, на призраков, нежели на что-то настоящее, существующее в этом мире. Протянешь руки, вместо того, чтобы коснуться красноватой коры, пальцы пройдут насквозь, и видение развеется.

Шли на звук, других ориентиров не было. Переливы колокольчика слышались то ближе, то дальше, иногда затихали, пугая тишиной, иногда звенели долго, и от этого по спине бежали мурашки. Маг как-то незаметно ускорил шаг, или это мы замедлились, но очертания его фигуры стали нечеткими. Словно между нами поднимался поток горячего воздуха.

— Рион, — позвала я.

Звук затих, едва сорвавшись с губ. Потерялся, исчезая в молочном тумане, как и все, что нас окружало.

— Михей, — снова позвала я, на этот раз громче, и стрелок, ехавший на полкорпуса впереди, оглянулся. — Что-то не так, — поравнявшись с парнем, я посмотрела вперед. — Рион, подожди!

Но чаровник не услышал или предпочел не услышать. С железкой в руке парни иногда начинают чувствовать себя уверенными, и мало кто из них задумывается, что туман не порубишь на части.

Я тронула бока лошади, заставляя кобылу нагнать чаровника, но фигура парня вопреки всему продолжала удаляться.

— Рион, — растерянно проговорила я.

— Рион, — рявкнул Михей.

Сильно рявкнул. Думаю, от такого окрика в деревне все шавки зашлись бы истошным лаем.

Молочно-белый воздух чуть колыхнулся, звук превратился в шепот и потерялся в нем. Фигура мага, и без того призрачная и нечеткая, вдруг расплылась и совсем исчезла.

— Где он? — спросила я у Михея, словно он мог дать ответ.

— Держись рядом, — проговорил парень. — Это не простой туман.

— Спасибо, а то я не догадалась.

Я с ходу могла назвать два десятка видов нежити, излюбленным местом обитания которой являются туманные низины, и еще видов семь существ, которые этот туман создают.

Мы шли друг за другом, ведя лошадей на поводу, напряженные, как натянутые струны, и готовые в любой момент дать отпор. Ну или заорать и броситься наутек. Прошли сотню шагов, ничего не изменилось. Нас по-прежнему окружали деревья, белое марево и тишина. Звуки отсутствовали. Все, кроме едва слышного перезвона.

Михей побледнел, вытянул руку, указывая куда-то вперед. Из мутной пелены тумана медленно проступали горизонтальные полосы. Черточки, словно нарисованные Эолом с помощью его божественной кисти, пересекали ствол за стволом. Снова зазвонил колокольчик, на этот раз глухо и как-то потерянно.

Я обогнула застывшего стрелка. Вряд ли Эол имел к этому непосредственное отношение, скорее уж Рэг.[22]

Стволы деревьев были опутаны нитями пряжи. Некрашеные и кое-как сплетенные волокна тянулись от одного дерева к другому, перекрещивались между собой. Будто сотня-другая котят играла посреди леса с клубками. На некоторых нитях висели колокольчики, иногда они печально покачивались от несуществующего ветра и так же неожиданно замолкали. Сети Мары.[23] Похоже, ученик мага в них попался.

— Рион! — снова крикнул Михей.

— Рион! — подхватила я. — Ответь!

Нити обозначали границы чужой территории, под них вполне можно было пролезть и сыграть с нежитью по ее правилам, а можно взять ножичек и лишить ее временного дома. Нити — это не туман. Я потянулась к клинку.

— Рион! — Стрелок подошел к звякающей границе. — Не прячься, Эол тебя задери.

— Я и не прячусь, — раздалось сбоку.

Мы повернулись. Потерявшийся маг вылез из кустов. Бледный, одежда в грязи, на куртке репей, в волосах ветки и листья. Клинок волочился по земле, губы кривились, то ли ругаться собрался, то ли плакать.

— Ты где ходишь? — заорал Михей, колокольчики снова печально качнулись.

— Это вас где-то носило! — вяло возмутился чаровник.

— Шли прямо за тобой. — Я оглянулась, позади нас был туман. — А ты?

— Я… мне показалось, я увидел кого-то… фигуру, хотел посмотреть поближе.

— И как? Посмотрел?

— Нет, — смутился парень. — Она исчезла. Не дала приблизиться. Потом потерял ориентир, деревья вокруг одинаковые, плутаешь на пяди земли. Ходил, орал, как проклятый, а вы не отвечали. — В голосе Риона слышалась обида.

— Туман гасит звуки. Предлагаю держаться рядом и не соблазняться разными фигурами, — ответила я, легонько касаясь ближайшей нити.

Щеки Риона порозовели. Да, это именно Мара — фигура, скорее всего, была женской. И обнаженной.

— Что это? — Чаровник указал на нити.

— Сети Мары, — ответил Михей, чем безмерно меня удивил. — Придется обходить.

— Нет, — возразила я.

— Какой, в дасунь, шмары? — переспросил Рион.

Я провела пальцем по лезвию и под горестный стон Михея перерезала ближайшую нить. Колокольчик тренькнул, упал и замолк.

— Ты что, не слышал о Маре? — спросила я мага, перерезая вторую нить.

— Выдумки, — фыркнул он. — Деревенские страшилки для дураков. Обычная притвора, может, лесной дух.

— Ты с ней только что познакомиться пытался, — улыбнулась я.

«Притворами» у нас в Тарии называют любую нечисть или нежить, что умеет притвориться человеком, то есть ходит на двух ногах и может надеть сарафан али портки. Чаще всего так называют от незнания. Нечистых созданий воз и маленькая тележка, всех не упомнишь.

— Айка, что ты творишь? — застонал Михей. — Она нам этого не простит!

Стрелок стоял на прежнем месте, не решаясь перешагнуть через упавшую нить. Колокольчик укатился в белую, укутывающую землю дымку. Я огляделась: туман стал гуще, уже нельзя было разглядеть собственных ног.

— Мне не нужно ее прощение, — ответила я. — Мара ничего не сделает, не сможет. Очнись, Михей, мы в лесу. Ее изгнали.

— А еще магом хочешь стать, — попытался пристыдить парня Рион, вышло неловко, может, оттого, что чаровник сам тревожно оглядывался: колышущиеся сети уносили звон колокольчиков все дальше и дальше.

Стрелок дернул шеей, вскинул арбалет, прицелился куда-то за наши спины, заставив меня и Риона вздрогнуть, и, зажмурившись, перешагнул через первую нить. Постоял, покачиваясь, и открыл удивленные глаза. Заслуженная кара задерживалась.

А все потому, что Мара или, как ее еще называют, шишимора, вредит в жилище. Считается, что плотники владеют способом ее водворения в дом. Один из секретов мастерства, передаваемый по наследству. Как говорила бабушка, лучше б чего посущественней передавали. Используют его в качестве наказания для недобросовестных заказчиков. Шишимора способна сильно отравить жизнь хозяевам, вплоть до выживания из дома. Она разлаживает быт, портит утварь, передвигает и ломает мебель, воет по ночам, испытывает нездоровое пристрастие к шерсти и пряже. Если особо разойдется, может даже задушить младенца в колыбели.

Самый простой способ избавиться от нежити — завести кошку, не в хлеву, не в сарае, а именно в доме, и дождаться приплода. Киса на нежить плевать хотела, территорию свою будет отстаивать до конца. Шишимора не терпит такого соседства и уходит. Но на это нужно время. Сколько его пройдет, пока вредная тварь исчезнет, неведомо.

Но на прощанье она острижет овец. Ах, у вас их нет? Значит, есть у соседей. Ни у кого нет? Сворует готовую пряжу или распустит кофту и соорудит за околицей вот такие сети. Изгнанная шишимора зовется лесной или болотной Марой.

Толку от сетей никакого, один убыток. Но нежить находится рядом, заманивает людей в топь или чащобу. Что и произошло с Рионом. Она пыталась его увести… Но парню повезло или тварь ослабела и не справилась с магом.

Люди верят, что если унести приставшую к одежде нитку, то Мара придет в твой дом. К сети привязывают колокольчики, для предупреждения. Объяснять деревенским, насколько глупо держать под боком рассадник нежити, да еще и заботиться о его сохранности, бесполезно. Сожгли бы, и все дела, так нет, ходят, колокольчики привязывают, осторожно так, чтобы ни пушинки не утащить.

— Мне было десять, когда из дома валяльщика изгнали шишимору, и в подлеске у Солодков появилась нитяная конструкция, — стала рассказывать я парням и, не удержавшись, хихикнула. — Все лето развлекалась тем, что отрезала кусочки подлинней и разбрасывала по деревне. Люди охотно подбирали лежащие без дела веревочки, мало ли — мешок опоясать али фасоль подвязать. Не побрезговал даже староста, — еще две перерезанные нити упали. — Жаль, ни к кому нежить не пожаловала. Растерялась, наверное, бедная, не знала, куда податься. При моем трудолюбии ей пришлось бы по ночи проводить в каждом доме. Сети большие, домов много, а Мара одна.

— Ты совсем того, да? — жалобно спросил Михей, наверное представив себя на месте односельчан.

— Пить меньше надо, — отрезал маг. — Тогда ни шмары являться, ни вещи ломаться не будут.

В чем-то Рион был прав, а в чем-то нет. Поскольку с этой нежитью селяне вполне справляются собственными силами, не вызывают магов и не платят серебром. Чаровники же давно отнесли существование Мары к разряду слухов и деревенских баек. Может, и так, но бабушка всегда говорила, что в этом мире много чего существует независимо от нашей веры или неверия.

Сети кончились на опушке. Звякнув в последний раз колокольчиками, перерезанная нить упала на землю.

Михей за спиной шумно дышал. Тяжело, когда рушится то, во что ты верил годами, мозги не сразу встают на место, по себе знаю.

— Мара просто так по лесу не ходит. Поблизости жилье, из которого ее изгнали, — сказала я.

— На карте ничего нет, — покачал головой Рион. — Чтобы здесь поселиться, надо совсем с головой не дружить, именно таким ваша шмара — лучшая пара, вместе будут чертей гонять.

Подлесок тонул в молочно-белой дымке. Деревья росли тоненькие, робкие, мелко шевелили красноватыми листьями. Поднявшийся ветерок беззвучно пробежался по реденьким макушкам и затих, запутавшись в переплетении веток. Тишина давила, словно отсутствие звуков было весомым и материальным. Не кричали птицы, не шуршала трава, не юркало мелкое зверье, даже хвоя под нашими ногами ломалась и пружинила беззвучно. Полная тишина.

Лес обрывался на холме, который огибала накатанная телегами дорога. Извиваясь, она вела к черным домам. Людское поселение. Вернее, было таковым раньше. Частокол смотрел в небо потемневшими от времени срезами, над воротами, за которыми прятались избы, грязной тряпкой висел черно-белый стяг.

В селе хозяйничала проказа!

Рион выругался, стрелок опустил арбалет. Против болезни оружие не поможет. Мерин мотнул башкой и ткнулся парню в плечо. Я погладила Облачко. Чаровник торопливо достал карту.

— Если пойдем на восток через лес, рано или поздно выйдем на Старый тракт, правда, дальше от Велижа, чем хотели. — Маг провел пальцем по засаленной бумаге. — Можно взять севернее и свернуть позже, пройдем почти так, как намеревались. Но заденем край Лихих болот.

— Но нам все равно придется пройти через это. — Михей не отрывал взгляда от хутора.

— Мы не можем повернуть назад, — резонно ответил маг. — Проберемся вдоль огородов, — он указал налево, — или мимо вон тех сараев, — кивнул вправо.

— Чем короче путь, тем лучше, — вырвалось у меня.

— Тогда огороды. — Парень сложил карту и выдохнул.

Я видела, как ему на самом деле не хочется идти. И понимала. Проказа заразна и неизлечима, люди от нее гниют заживо. Но передается она через прикосновения — либо к самому больному, либо к его вещам. Я спрятала руки в карманы, поводья натянулись, лошадь качнула головой.

Хутор оказался большим, но огорожен был лишь частично. Частокол, поначалу возвышавшийся над моей головой чуть ли не на локоть, через сотню шагов едва достигал макушки, а еще через две сотни сошел на нет. С той стороны хутора нападения не ждали, только со стороны леса.

Огороды все тянулись и тянулись. На некоторых стояли пугала в расползающейся одежде со сгнившими тыквенными головами, на других картофельная ботва уже успела пожелтеть и положить стебли. Убирать урожай было некому. И это казалось странным. Проказа — не чума, она не способна выкосить поселение за сезон, проказа подбирается неспешно, тихо и, на первый взгляд, почти незаметно. Она разъедает кожу, мышцы, внутренности, но в большинстве своем оставляет человеку разум. Она жестока, но не стремительна. И тем не менее огороды зарастали лебедой, кабачки гнили на грядках, сады ломились от поспевших яблок. Несколько человек заболели, а остальные что — разбежались?

Солнце поднялось высоко, туман стал отступать. Со стороны домов не доносилось ни звука, скотина молчала, люди не появлялись.

— Как на погосте, — поежился Михей.

«Так и есть», — хотелось сказать мне, но сухие губы словно склеились. Слова стрелка оказались пророческими. Последний надел остался позади, и мы уже выдохнули с облегчением, когда…

— Смотрите, — нахмурился Рион, указывая рукой вперед.

Сначала я даже не поняла, на что, заметила только мух. Целый рой насекомых, облепивших что-то непонятное, большое и корявое. Неподвижное, из-за копошащихся мух оно казалось живым, и чудилось, что сейчас неловко шевельнется и встанет. Рион зажал рот рукой, а Михей не выдержал и, подняв арбалет, нажал на спуск. Не знаю зачем, думаю, стрелок и сам этого не знал. Болт ушел в кучу, мухи взлетели, словно облако, состоящее из черных жужжащих точек.

— Эол. — Маг сглотнул, а я вдруг почувствовала острый приступ тошноты.

В траве лежал отряд, с десяток или больше мужчин в полной амуниции и при оружии. Некоторые не успели даже слезть с коней, так и умерли верхом, повалившись в траву вместе с животными. И это проказа? Ищите дураков, которые в такое поверят.

Целый разъезд! Ни на одном умершем нет и следа болезни. Да что же тут случилось?

— Почему они в красном? — спросил стрелок.

Риона вырвало. Почувствовав, как к горлу поступают остатки завтрака, я отвернулась.

— И почему на гербах…

— Заткнись, Михей. — Маг выпрямился. — Какого дасу мы пошли здесь?

— Думаешь, с другой стороны лучше? — пробормотала я, хотя еще секунду назад сама хотела задать этот же вопрос.

— Уходим, — прокашлявшись, сказал маг и, схватившись за поводья мерина, побежал вперед.

Больше никто не задавал вопросов. Мы просто убегали, пока еще упорядоченно, без паники, попеременно оглядываясь на покойников, на которых снова опускались мухи, покрывая живым шевелящимся ковром.

Через пятьдесят шагов бежавший впереди чаровник споткнулся и едва не упал. Мерин, рысивший следом, опередил его на полкорпуса, прежде чем натянувшийся повод остановил коня. Я едва не уткнулась носом в спину Риону. Облачко всхрапнула, за спиной выругался Михей, длинно и заковыристо. Никто из нас не решился обойти застывшего мага.

В густой луговой траве лежала семья. Мать, отец и две дочери. Тела скрючены, лица перекошены от боли. Женщина прижимала к себе девочек лет пяти и семи. По их распахнутым глазам ползали насекомые. Мужчина с серповидным ножом в руке умер на расстоянии шага от них.

— Не похожи они на прокаженных, — пробормотал стрелок, невольно зажимая нос.

— Наверняка, когда появилась болезнь, многие пытались уйти, — с сомнением ответил маг.

Густая трава качалась, то скрывая, то открывая обезображенные страданием лица. От чего бы они ни умерли, это было жутко больно. Почему они здесь? Куда сорвались без вещей и провизии? Как умерли?

Хотелось скорее уйти и не видеть сморщенных детских лиц. Мертвым не поможешь, а догадки не стоят и ломаного череня. Рион отвернулся первым, на этот раз содержимое желудка не удержала я.

Уходили быстро, в молчании, нарушаемом лишь стуком копыт и негромким шепотом Михея, решившего вспомнить все известные молитвы.

— Эол спаси, сохрани, огради, не отвернись…

А я пожалела, что мы не выбрали другой путь, и не только сейчас, а вообще. Где-то в нашей жизни мы явно свернули не туда.

До самого заката шли без остановок, едва замечая меняющийся пейзаж, поля, покрытые так и не пожелтевшей, сразу начавшей гнить травой. Шли без привалов, пока вдали не заблестело покрасневшее от света садящегося солнца черное озеро.

На карте эту местность обозначали двумя простыми словами «Лихие болота», и никакого разделения на озера, пруды, топи. Видимо, некому было рисовать более подробную карту.

— Я не понимаю, — первым не выдержал стрелок. Но ему никто не ответил: Рион разводил костер, я стреноживала лошадей. — Не понимаю, кто их убил.

— Не кто, а что, — поправил ученик мага, но на этом его разговорчивость закончилась.

— И что? Не проказа же. Видал я проказу, погана болезнь, скажу я вам, дядька Скорох кишки все выблева…

— Хватит, — рявкнула я. — Не проказа, ясно? Не знаю что, но… ради Эола, замолчи, Михей.

И он замолчал. Все замолчали, и когда кто-то открывал рот, чтобы задать вопрос и тем самым «выпустить кота из мешка», остальные предостерегающе смотрели на него… Я на Риона, маг на Михея, стрелок на мерина и далее по кругу.

Но долго так продолжаться не могло, это как завязывать дырочки на мешке с мукой: не успеешь заделать одну прореху, уже сыплется из другой. Но что мы могли сказать? Сидеть и пугать друг друга предположениями? И оглядываться в страхе, боясь, что неведомая опасность увязалась за нами и поутру у костра будут сидеть три трупа?

— Как все-таки они умер… — снова начал стрелок.

— Знать знаки мало, — перебил его сидящий на земле Рион. — Надо уметь их применять.

— Что? — не понял Михей. — Их убили магические знаки?

— Не знаю, — спокойно ответил маг.

— Но мы должны…

— Что? — скривилась я. — Поговорить о покойниках? Или о том, как быстро их сожрут насекомые и звери?

— Раз едят, значит, дело не в болезни, лесные твари куда умнее людей, — покивал Михей. — Кто же их убил? Крестьян и целый разъезд при оружии?

— Не знаю, — повторил маг. — И вряд ли смогу узнать, даже для того, чтобы ты наконец заткнулся. — Стрелок отвернулся, а Рион продолжил: — Магические знаки — это не просто картинка…

— Хочешь провести урок? — нахмурилась я. Не то чтобы у меня были возражения, просто все устали, и больше всего на свете хотелось лечь, закрыть глаза и не увидеть в этой тьме мертвецов.

— А ты предпочитаешь обсуждать с Михеем трупы? Только скажи, и я вас оставлю.

— Пока нарисуешь все твои знаки, без головы останешься, — буркнула, отпивая из кружки травяной отвар, единственное, против чего не протестовал желудок.

— Айка, ну какая же ты, — маг не сразу смог найти подходящие слова, — стервь.

— Точно, — поддакнул Михей, и тут же, словно это все объясняло, добавил: — Водянка.

Получилось излишне серьезно, оттого сильно походило на правду.

— Чертить на земле не надо. Рисуй здесь, — дотронулся парень рукой до собственного лба. — Рисуй энергией, — протянул он пальцы к костру. — Я не Дамир, лучше объяснить не сумею, просто попробуй. — Маг посмотрел на Михея и исправился: — Попробуйте.

Можно было, конечно, и не стараться. Заглянуть внутрь чужой головы маг не может. Страх перед внутренним чудовищем ослабел, вернее, отодвинулся. Но стоило опустить веки, как из тьмы на меня начинали смотреть мертвые глаза девочек. И мухи. Любая картинка лучше, чем это воспоминание, даже бесполезные магические завитушки.

Минут десять мы с Михеем мысленно вычерчивали различные загогулины. У стрелка от усилий даже уши шевелились, на лбу собрались морщины.

Костер по-прежнему горел, где-то пела птица. С появлением нескольких покойников мир не прекратил своего существования. На этот раз никаких рисунков на земле не было, поэтому я не знала, получалось у нас что-нибудь или нет. Но по сгорбившимся плечам Риона было видно, что нас постигла очередная неудача.

Перейти от теории к практике с первого раза не получалось. То ли учитель никуда не годится, то ли ученики были бездари. Скорее всего, все вместе взятое.

Я услышала стон и открыла глаза. Вокруг была ночь, Михей спал по ту сторону костра, закутавшись в куртку с головой. Значит, дежурит Рион. Повернувшись, заметила чаровника, который, сидя в стороне, что-то чертил на земле. И как он видит в темноте?

Звук повторился. Маг поднял голову и прислушался. Не то хрип, не то скулеж. Парень поднялся. И снова этот полный боли ночной стон. Рион вытащил из костра горящий сук, мимоходом пнул стрелка и указал тому на арбалет. Не задавая вопросов, Михей положил в ложе болт.

Когда мы успели стать командой, не нуждающейся в словах?

Я потянулась к клинку, не зная, радоваться или огорчаться слаженности действий. Кто пришел по наши души? Или что? То, что убило тех людей? Или обычные волки? Последнее вряд ли лучше, но хотя бы понятнее.

Мы давно ждали какой-нибудь пакости, сначала от леса, теперь от болот. Ждали и дождались. Не знаю, как парням, а мне стало легче. Лучше уж до рези в глазах вглядываться в темноту, чувствуя рядом молчаливую поддержку, когда твое плечо касается плеча соратника, чем ждать неизвестно чего.

Очередной стон донесся со стороны редкой березовой рощи, что подходила к воде почти вплотную. Рион сделал несколько шагов к тонким, едва белеющим стволам. Я замерла за его спиной. Михей поднял арбалет, прицеливаясь во тьму. Наверняка со стороны мы больше походили на пугливых мышей, чем на бойцов.

Прошло несколько минут, но ничего не произошло, никто не выскочил из кустов и не сказал: «Бууу». Застрекотала примолкшая цикада, ухнул филин, закрывавшее месяц облако отошло в сторону от порыва ветра. Лунный свет отразился от черной глади озера и…

Мы услышали стон, тонкий и болезненный, едва различимый на фоне привычных ночных звуков.

— Там, — прошептала я, взмахнув клинком, как дубиной.

— Идем проверять? — спросил Михей, не опуская арбалета.

— Надо, — ответил Рион.

Но вопреки собственным словам мы продолжали стоять на месте. Луна снова исчезла и снова появилась. Стон оборвался, где-то вдалеке затявкала лисица. Рассеянный свет тлеющей головешки в руках чаровника разгонял мрак не дальше чем на шаг.

— Это смешно, — фыркнул маг.

— Думаешь? — Я подтолкнула его в спину, получила в ответ возмущенный взгляд, но своего добилась: парень медленно пошел вперед.

Роща была небольшая, редкие стволы, колышущиеся ветки. Листья, казавшиеся в темноте почти черными, шевелились от легкого ветра, высокая трава льнула к стволам. В темноте яркими каплями росы сверкнули глаза, и я вздрогнула, но змейка с едва слышным шуршанием уползла во мрак. Ныряющая в облаках луна лишь добавляла трудностей, колышущиеся тени словно источали угрозу, и каждая могла превратиться в чудовище.

Звуки, так похожие на стоны, стали стихать. Мы вполне могли и дальше бродить в темноте и в итоге ничего не найти. Но нам повезло… или не повезло. Я до сих пор не поняла. Чаровник едва на него не наступил, но, услышав даже не стон, а болезненный вздох, парень вздрогнул и аккуратно коснулся чего-то клинком.

— Михей, подержи, — попросил чаровник, протягивая стрелку тлеющую головешку, а сам опустился на колени.

Я заглянула через плечо мага и опустила клинок. В зарослях зверобоя лежал мужчина. Высокий, широкоплечий и немыслимо грязный. Рион положил руку незнакомцу на грудь, прислушиваясь к дыханию, и удовлетворенно кивнул, когда мужчина снова едва различимо вздохнул. Маг похлопал по бледным щекам, но не услышал даже стона, голова незнакомца безвольно мотнулась в сторону.

— На нем такая же красная форма, как и на тех, — высказался наблюдательный стрелок и неопределенно махнул рукой, но мы и не нуждались в пояснениях — умершие не имеют обыкновения так быстро уходить из памяти. А жаль.

— Надо отнести его к костру, — Рион приподнял незнакомца за руки. — Михей! — Стрелок, протянув мне головешку, взялся за ноги раненого.

Я могла бы им сказать, что не в нашем положении взваливать на себя новые трудности. Что еще недавно мы видели на воротах черно-белый флаг, что проказе плевать, маг ты или сиволапый крестьянин. Могла бы, но не сказала. Бабушка не прошла бы мимо…

Чиркнув пару раз головой раненого по земле, парни притащили мужчину в лагерь и уложили на ковер из травы и листьев. Это лучшее, что мы могли предложить сегодня ночью кому бы то ни было.

— Язв нет, — задумчиво проговорил Рион, осматривая открытые участки кожи. Я приподняла голову раненого, пытаясь понять: кровь запеклась в волосах или просто налипла грязь.

— Вымой руки, — на всякий случай посоветовала чаровнику. — Язвы появляются далеко не сразу.

Мужчина снова застонал, от неожиданности я разжала руки, и затылок раненого соприкоснулся с землей. Человек снова затих. Не очень повезло ему со спасителями.

— Ты можешь ему помочь? — спросил маг.

— Как? Перебинтовать раны? Так их, похоже, нет. Чем еще? Отвар сварю, — я посмотрела на торбу с травами. — Может, у него падучая…

— И у всего отряда тоже, — вставил стрелок. — Просто этот бегает быстрее остальных.

— Хватит, — устало скомандовал маг и попросил: — Сделай, что сможешь.

— Сделаю.

Подбросив в еле тлеющий костер сучьев, чтобы согреть воду и умыться, я склонилась над раненым. Мужчина то ли спал, то ли впал в забытье, иногда он хрипел и постанывал. Оторвав кусок от его алой рубашки, протерла лицо, удаляя грязь и испарину. Из-под серых разводов показалась смуглая кожа. Грубоватые черты, хищный нос, полные губы. Словно Эол собрал лицо из слишком разных частей, а потом сам удивился, как органично получилось. Такое лицо не останется незамеченным ни в толпе, ни в пустыне.

Поспать в ту ночь удалось всего ничего. Рион прилег незадолго до рассвета, хмурый Михей до самого утра смотрел в одну точку, наверняка снова и снова рисовал знаки энергией, которой у него не было.

Я напоила раненого и улеглась на траву, рассматривая ночное небо, густо покрытое яркой россыпью звезд, как лицо рыжего стрелка веснушками. Сон не шел.

— Ну что, красавчик, жить будешь? — тихо спросила непонятно у кого, совсем не рассчитывая получить ответ.

— А есть сомнения?

Я повернула голову. Светло-серые, как туман, глаза в упор смотрели на меня.

«Опасность! Опасность!» — закричал кто-то внутри меня. Просто так, без всякой причины. Словно я была кошкой, стоявшей напротив собаки: пес и не думал нападать, но шерсть уже стояла дыбом, а внутри все перевернулось от страха.

Он ранен и слаб, он ничего не может, — пыталась убедить я себя, но знала: передо мной настоящий хищник. Хватило одного взгляда, чтобы понять это.

То, что произошло далее, стало полной неожиданностью для нас обоих. Зверь, спавший внутри меня, поднял голову. Тот самый, что уже просыпался однажды. Он был большим, неповоротливым и так же переполнял тело, как и прежде.

Я знала, что за этим последует, знала еще до того, как магия шевельнулась во мне. Я мысленно впилась в свое тело, не желая упускать контроль. Страх, что энергия разорвет меня изнутри, как старое севшее платье, действовал лучше всяких уговоров и уроков Риона.

Понимание того, что надо сделать, пришло внезапно. Надо избавиться от силы, слить излишки, как воду из переполненного котелка.

Разом вспомнились упражнения, вчерашняя неудача и рисунки знаков. Спираль накопителя… Как сказал Рион, чертить надо не на земле, а в голове. Я представила серую ленту, что вплетала мне в косу бабушка, представила, как она — легкая, движимая одним лишь ветром — взлетает и снова и снова свивается в кольца, как потом кольца образуют спираль…

Напряжение внутри чуть ослабло, до прежней возможности контролировать было далеко, но стало легче, на чуточку, но все-таки.

Зверь, шевелившийся внутри, смотрел моими глазами и видел то же, что и я. Он видел врага. Незнакомец уже был здесь не единственным хищником. И он это понял. Светлые глаза мужчины распахнулись в немом удивлении.

Энергия, не останавливаясь, серой лентой скользнула вверх… Я судорожно вспоминала все знаки, что показывал нам Рион, перебирала их, как сухие лепестки мохогона. «Восходящая лестница» — усиление, «изогнутые петли» — гармония. Серая лента, живущая лишь в моем воображении, послушно повторяла каждый из них. Я почувствовала, как распрямляются плечи, как скрученные в узел внутренности отпускает напряжение.

Как назло, Рион не показывал нам ничего опасного, ни одного «удара кувалды» или, на худой конец, «девичьей пощечины».

И тогда я просто стегнула мужчину этой лентой. Невидимой и неосязаемой, так пастух иногда стегает кнутом заартачившихся мулов. Только вместо того, чтобы отскочить, серая лента нырнула в грудь раненому и… исчезла. Мужчина рыкнул, закатил глаза и снова потерял сознание.

Я уперлась руками в землю, резко села и несколько раз вдохнула и выдохнула. Глядя на поверженного врага, зверь во мне удовлетворенно фыркнул и лег обратно. А через миг я снова ощутила тело как свое собственное.

— Все в порядке?

Подняв голову, увидела — над нами стоит Михей, заряженный арбалет направлен в голову незнакомцу.

— Вроде, — прошептала я и уже уверенней добавила: — Со мной да, а вот…

Мы посмотрели на находящегося в беспамятстве мужчину.

— С почином, Айка! — раздался голос Риона, маг неторопливо поднялся, зевнул и натянул куртку. — То ли магию освоила, то ли человека угробила. Впрочем, одно другого не исключает, — покачал он головой. — Я его нести не собираюсь.

— Я тоже, — быстро добавил стрелок.

— Значит, придется оставаться здесь, пока он не придет в себя, — подвел итог маг.

— Или не умрет. — Михей опустил оружие.

Тогда еще никто не рассматривал вариант «бросить раненого, кем бы он ни был».

Я все-таки уснула, а когда ближе к полудню проснулась, первым, кого увидела, открыв глаза, был Михей, тщательно связывавший руки незнакомцу.

Красные цвета перемазанной землей одежды мужчины поблекли, но отрицать, что нам уже встречались солдаты в такой форме, было бессмысленно. Мертвые солдаты.

На вид незнакомцу было лет тридцать, высокий, с коротко подстриженными русыми волосами. Узкое лицо с выступающими скулами и выделяющимися на загорелой коже серо-голубыми глазами, которые совершенно не внушали вчерашнего суеверного ужаса. Обычный мужчина, в осанке чувствовалась военная выправка. Стоп. Он стоит? Накануне даже пошевелиться толком не мог…

— Что случилось? — хрипло спросила я.

— Смотри. — Михей развернул незнакомца ко мне спиной.

На алой куртке красовался черный щит с серым крестом в центе. Герб Вирийского княжества. Только эти ребята таскают на себе такие великолепные мишени.

— Айка, он вириец. — Рион почему-то обвиняюще указал на меня пальцем.

— Эй, — сказала я, поднимаясь. — К его происхождению я непричастна ни сном ни духом.

— Монна,[24] — приветствовал меня незнакомец, и стрелок ткнул его в спину, заставив сделать два шага вперед. Надо полагать, разговаривать пленному запрещалось.

— Герб черный, — трагически возвестил Рион и, видя, что я не понимаю, пояснил: — Цвет чернокнижников! Айка, да проснись ты! Вдруг это не воин, а маг? Или еще хуже — нежить, притвора? Они там, в Вирите, даже с демонами якшаются.

— И этот демон послушно дал себя связать двум мальчишкам? — усмехнулся пленник.

— Что он здесь делает? Шпионит? — не сдавался парень.

— Вы правы. Подсчитываю поголовье лягушек, а также урожайность папоротников и волчьего глаза, дабы вовремя отразить нападение. — От неприкрытой издевки в голосе незнакомца Рион покраснел.

А я отметила, что на вопрос пленник так и не ответил.

— Назовите себя, — попросила вирийца, а чаровник скривился. Ну да, только мне и допрашивать пленных.

— Вит. К вашим услугам, монна.

— Кто такой? Откуда? Что здесь делаешь? — забросал его вопросами маг.

Вместо ответа Вит улыбнулся, хотя я не видела в происходящем ничего веселого.

— Тебе лучше ответить, — попросила его. — Мы можем сдать тебя властям, а можем прикопать вон под той березой.

— Все равно вы мне не поверите, так чего же время терять? Закапывайте.

Михей демонстративно поднял арбалет. Это подействовало лучше.

— Я верховой[25] пятого пограничного разъезда Великого княжества Вирийского, — вздохнув, заговорил пленник. — Что здесь делаю? Не знаю. Подняли по тревоге, велели сопровождать кудесника. Путь указывал он. Ехали, ехали и приехали. Вжикнуло, бумкнуло. Больше ничего не помню, очнулся здесь.

— Кудесника? — озадачился Михей.

— Чаровника, по-вашему.

— Ты что, не видел, как границу пересекли? — фыркнул Рион.

— Видел. — Передернул плечам пленник. — Но с кудесником не поспоришь.

— Где ваш чернокнижник?

— Не знаю, он передо мной не отчитывается.

— Что вы намеревались…

Парни продолжали спрашивать, а пленник не уставал им отвечать, Рион с Михеем чесали затылки и снова задавали вопросы. А я сидела у костра и смотрела, как вириец отвечает, играя словами, как жонглер кеглями. Слушала, как он врет…

Взять хотя бы звание — верховой, а ведь мужчина наверняка из благородных. Это его «монна» слишком легко слетает с губ, без усилия и подобострастия торговцев, надеющихся всучить ненужный товар некрасивой девчонке. Учтивый, наверняка неосознанно, наклон головы. Как минимум — офицер, а не простой верховой.

И еще, если «бумкнуло» там, где мы видели мертвый разъезд, то отсюда до того села полдня пути. Лихо он в беспамятстве пробежался, хотя, конечно, у страха глаза велики, неизвестно еще, как бы я неслась, но помнить что-то об этой пробежке он должен, не настолько же юродивый.

И последнее, проезжал как-то через Солодки тарийский разъезд. Я помню, как один из верховых скрутил сына кузнеца, когда тот пытался задирать служивых на глазах у Ксанки. Думаю, вирийский солдат мигом надавал бы по башке и деревенскому увальню, и магу-недоучке, чтобы избавить их обоих от лишних мыслей. А этот дал себя скрутить.

Плюс вчерашний взгляд, при воспоминании о котором меня бросало в холод. Живот скрутило от нехороших предчувствий.

— Чего своих-то не прикопал? Бросил в поле зверью… — тихо спросила я.

Но вириец услышал, дернулся, глаза на секунду полыхнули ненавистью, хотя голос оставался спокойным.

— Думаете, они мертвы, монна? Или точно знаете?

Отвечать я не стала, да он и не ждал. Рион кивнул Михею, жестом прося присмотреть за пленным, а сам, схватив меня за руку, отвел в сторону.

— Мы не можем тащить его с собой, — категорично заявил парень, будто я настаивала на обратном.

— Отпусти. Такой не пропадет.

— Нельзя. Помнишь хутор? Что, если это не лепра, а магия? Что, если это чернокнижник?

— Своих положил? Теперь узнает, что один солдат жив, и пойдет за нами? Как по мне, звучит бредово. — Я поежилась.

— В любом случае, влезать в вирийские разборки нам не стоит.

— Согласна. Что предлагаешь? Не убивать же его, — сказала и поняла по лицу, что именно этого чаровник и хотел. — Тогда, чур, я закапываю.

— Ч-ч-чего? — не понял Рион.

— Ты ведь уже все решил. — Я улыбнулась. — Но зачем-то спрашиваешь меня. Хочешь убить? Вперед. Михей сильный, он подержит. Ты голову отпилишь. А я закопаю. Все при деле. Черт, лопаты нет. Тогда труп утопим, озеро рядом, напихаем камней в куртку — и на дно, заодно от крови отмоемся, знаешь, сколько ее будет, если горло перерезать?

Видимо, он знал. Способ решения проблемы, озвученный чужими устами, не слишком понравился парню, из возмущенно-красного маг стал зеленым, таким, что плесень позавидует. Я выдернула локоть из его рук и пошла обратно к костру.

— Михей, развяжи его, — попросила тихо.

— А? — не понял стрелок.

Посмотрела на молчаливого мужчину, достала клинок и сама разрезала путы. Хотя внутри все просто кричало о совершаемой ошибке, об опасности. И все же…

Веревка упала в траву. Пленник повел плечами.

— Того, — исчерпывающе пояснила стрелку.

— И куда его? — повернувшись к магу, спросил тот.

— Никуда. Пусть кудесника своего разыскивает или домой топает. Заждались, поди, — через силу проговорил Рион.

Вит не сводил с меня насмешливых глаз.

— Уходи, — попросила я, — пока тебя на постой к предкам не определили.

Бывший пленный выполнил мою просьбу и без единого вопроса направился к лесу у берега. Я смотрела вслед, пока вириец не скрылся из виду.

Глава 10

ОБИТАТЕЛИ ЛИХИХ БОЛОТ

«Лихие места для лихих людей», — так говаривали старики про эти болота. Молва гласила, что топь — самый большой рассадник нежити и нечисти на всем континенте.

А нас весь день беспокоили лишь комары и запах. Насекомые размером с кулак вились тучами и немилосердно кусались. Плотный болотный воздух с тяжелым запахом тухлых яиц казался осязаемым. Почва под ногами проминалась с чавкающим звуком.

Сухое место для ночлега нашли с трудом. Михей через каждую минуту поминал то Эола, то дасу, а то и вовсе вирийца, который умудрился нас сглазить. Рион попросил стрелка заткнуться, но, судя по выражению лица, был отчасти с ним согласен.

В эту ночь спали плохо, урывками, то и дело открывая глаза. Нависающее над головой небо казалось таким далеким и таким близким! Россыпь звезд множеством немигающих глаз смотрела на нас сверху. Я то проваливалась в липкую полудрему, то просыпалась, видя перед собой эти завораживающие в своей неподвижности небесные огни.

В очередной раз меня заставил вынырнуть из сна храп, кому-то из парней спалось совсем неплохо. Я поерзала, пытаясь улечься поудобнее, но тяжелая рука тут же легла на плечо и придавила к земле, удерживая на месте.

— Не шевелись, — прошептал Рион, — эти твари реагируют на движение.

— Какие?

— Вараксы. Целая стая.

— Михей?

— Спит правее. Не успел его предупредить.

— Сколько до рассвета? — после некоторого раздумья спросила я.

— Часа два, может, чуть меньше.

Мы замолчали. Звук, который я приняла за храп, переместился левее. Это был не храп. Рокочуще-урчащие и свистящие звуки издавали вараксы. Бабушка мне про них сказочку на ночь рассказывала, а вот самой с ними сталкиваться еще не доводилось. До этого дня.

Опасная летающая нечисть, охотится стаей, которая способна за секунду разорвать человека на куски. Вараксы плотоядные, реагируют только на движущуюся добычу, любым животным предпочитают людей, но когда выбирать не приходится — охотно жрут все. Будем надеяться, что стая, попавшаяся конкретно нам, не голодала в течение нескольких дней, а просто совершала облет территории, тогда у нас есть шанс не только выжить, но и сохранить лошадей. Чувствуя опасность, Облачко громко и тревожно заржала. Я стиснула зубы, мысленно умоляя кобылу успокоиться. Но, к сожалению, та не умела читать мысли и снова фыркнула. Рокот варакс стал ниже и насыщенней. Мы замерли, но пока Эол был на нашей стороне — лошади затихли.

Твари облепили деревья и, заставляя ветки прогибаться, перелетали с одного на другое, шурша листвой и цепляясь коготками за узорчатую кору. То ли чувствовали близость людей, то ли сухое место среди топей приглянулось не нам одним, но улетать стая не спешила. Краем глаза я видела их подвижные тени, слышала хруст и рычание.

Полная неподвижность и невозможность что-то сделать тяготили. Урчание не смолкало, становилось то громче, то тише. Рион размеренно дышал рядом, его рука прижимала меня к земле, не давая шевельнуться. Лошади фыркали, но поводья пока не рвали.

Небо успело едва заметно посветлеть, когда стрелок положил конец томительному ожиданию. Возможно, его разбудил шум, а может, сказалась привычка просыпаться до рассвета и сменять на посту мага.

— Какого дасу? — буркнул парень и сел.

— Не шевелись, — зашептал маг, но Михей не услышал, да и поздно было шептать.

Урчание стало угрожающе низким. Стая взлетела. Рион вскочил первым. Я перекатилась на бок, нащупывая рукоять клинка. Раздался глухой удар, а следом свистящее обиженное поскуливание. Первую же приблизившуюся тварь стрелок встретил кулаком.

Маг налетел на Михея и повалил на землю. В шаге от них копошилась отбитая стрелком тварь. Теперь не понимающий, что происходит, парень никак не хотел успокаиваться и брыкался, стараясь оттолкнуть чаровника. На них спикировали еще два темных силуэта.

Я наконец смогла разглядеть варакс. Небольшие, размером с кошку, гибкие, тонкие, покрытые сморщенной черно-зеленой кожей. Крылья как у летучей мыши, когтистые лапы, вытянутая зубастая пасть и большие круглые глаза навыкате.

Диво какие хорошенькие!

Первая варакса вцепилась Михею в голень, вторая упала на спину чаровнику и стала рвать когтями куртку. В воздухе закружились клочки ткани. Если доберется до плоти и вокруг разольется густой сладковатый запах крови, хищников будет не остановить.

Я вскочила, таиться все равно было поздно, взмахнула клинком и сбросила урчащую нечисть с Риона. Наступила на крыло другой, заставляя отпустить ногу стрелка, проткнула. Тварь заверещала, беспорядочно забила по земле крыльями и через несколько мгновений обмякла. Я задрала голову к светлеющему небу.

Секунда промедления, наполненная полной тишиной — даже рычание тварей стихло. Тягучий миг неподвижности… а потом захлопали крылья, много крыльев. Стая бросилась на добычу.

От первых двух я отмахнулась, сбив на подлете, но остальные… Бросилась в сторону, вжав голову в плечи. Тварей в стае много, а я у себя одна. Шелест крыльев за спиной заставил пригнуться, спикировавшая нечисть промахнулась и разочарованно заурчала.

Нужно найти убежище, нору, укрытие, что угодно — на открытом месте они возьмут нас числом! Провалиться бы куда-нибудь! Стоило об этом подумать, как я ухнула по грудь в ледяную жижу, а нож, тускло сверкнув в темноте, упал куда-то во тьму.

Поаккуратнее надо с желаниями!

Я рванулась в одну сторону, потом в другую, влажно чмокнувшая грязь крепко обхватила тело и не собиралась отпускать. Мы на болоте, и я ухнула в один из бочагов, туда, где бесполезное барахтанье еще никому не приносило пользы. Но заставить себя не дергаться, когда погружаешься во влажную и податливую жижу, очень трудно.

Я попыталась замереть на месте, стараясь найти зыбкую опору под ногами и дотянуться до ножа. Сверху спикировали сразу две твари, и я закрыла голову руками. Острые когти впились в запястья, расчерчивая кожу алыми, быстро наполняющимися выступающей кровью порезами. Нечисть удовлетворенно заурчала. Другие вараксы ответили ей победными криками.

Отбиваясь, я с каждым рывком погружалась все глубже. Кисти рук уже были исполосованы вдоль и поперек, но я продолжала закрывать голову, несмотря на острую боль. Самое обидное, что твердая земля — вот она — в двух шагах, как и нож, до рукояти которого никак не получалось дотянуться.

Я закричала скорее от бессилия, чем от боли.

В глаза ударил свет, на лице заплясали блики огня. Темная фигура взмахнула факелом, и часть тварей разлетелась, а часть осела на ближайшем дереве.

— Шевелись, — скомандовал Вит, протягивая руку, в которую я вцепилась, как староста Верей в грамоту, на год освобождавшую Солодки от налогов. Вириец одним рывком вытащил меня из топи.

Обошлись без глупых вопросов и объяснений. Мне не было дела до того, что солдат здесь забыл и почему спасает незнакомую девку, вместо того чтобы убежать, пока твари заняты более легкой добычей.

Мы, не сговариваясь, бросились обратно. Всего в десяти шагах шло сражение, хотя «сражение» — это громко сказано. Рион беспорядочно размахивал клинком, а Михей за его спиной перезаряжал арбалет. Несколько крылатых изломанных тел валялось под ногами. Стрелок был сегодня на удивление точен.

Преследовавшие нас с Витом твари с воодушевлением поприветствовали сородичей, развлекавших мага с Михеем. Солдат на ходу перекинул факел Риону, достал из-за пояса еще два и зажег от углей. Я выхватила первый и ткнула прямо в морду чересчур резвой вараксе.

В руке вирийца сверкнул нож, появлению которого я даже не успела удивиться. Парни же его обыскивали? Сейчас просто не до этого, сейчас надо выжить, и без разницы — чье железо поможет это сделать.

Вараксы урчали в предвкушении нежданного ужина, рычали и нападали. По одной, по две, и вот уже целый десяток тварей спикировал на Михея.

— Маг — правый фланг, увалень — левый, — четко скомандовал Вит. — Девчонка за спиной. Встали! И да помогут нам боги! Не дайте им прорваться, прорвется одна, прорвутся все!

А дальше…

Мир сузился до пяди земли, на которой четыре человека пытались сохранить свою жизнь. Я отбила одну тварь, ткнула факелом другую, приняла на клинок третью, отбросила. Нож и факел мелькали в руках. Что-то ударило в спину, я упала, перекатилась, сбивая вцепившуюся в куртку нечисть, и тут же вскочила на ноги, не давая еще одной вцепиться в стрелка.

Замах, удар и огонь, раз за разом описывающий сияющую дугу. Так до бесконечности. Михей закричал, что кончились болты. Вириец перекинул ему свой факел и выхватил второй нож. И мы связывали этого солдата, считая себя хозяевами положения?

Со стоном упал Рион, варакса впилась ему в бедро. Я бросила на него один взгляд, не больше, твари не давали ни мига передышки. Мы вместе, но каждый сам за себя. Либо парень встанет, либо умрет, помочь никто не успеет. Дыхание рывками вырывалось из груди. Михей хрипел. Один Вит дрался молча и сосредоточенно.

Маг смахнул факелом тварь с ноги и успел встать, прежде чем на него налетели еще три. Бой был долгим и каким-то обреченным. Место разрубленных и обожженных варакс тут же занимали другие. Всю стаю не одолеть, как ни вертись.

Все, что мы могли, это оттягивать неизбежное, пока не кончились силы… И пока не встало солнце. Пока ярко-оранжевый свет не проник между стволов, освещая наши лица и превращая кровь из черной в алую.

Вот одна варакса, попав в луч света, резко отпрянула в тень, за ней вторая… Ночные охотники не любят солнце.

Твари не были настолько голодны, чтобы проигнорировать свет нарождающегося дня. Небо медленно краснело, и нечисть пошла на убыль. Мы не сразу это поняли, просто атаки становились более редкими и малочисленными, а потом прекратились вовсе. Развернувшись в очередной раз и замахнувшись погасшим факелом, я поняла, что бить уже некого. Рион стоял на коленях, сжимая руками рассеченную голову. Михей сидел на земле, он, как и я, не в силах был осознать, что все закончилось. Вит смотрел вниз, на изломанные тела тварей, грудь мужчины судорожно вздымалась, с ножа капала кровь.

Усталость навалилась разом, только что я могла стоять, а в следующую секунду легла на землю.

Что ж, первую ночь на Лихих болотах мы пережили.

Чья-то рука трясла меня за плечо. Боги, что еще произошло? Я закрыла глаза всего лишь на секунду.

— Вставай, надо уходить, — звучал голос над ухом. — Айка!

Я подавила возглас: «Так уходите!» — и с трудом села. Исцарапанный Михей стоял рядом с лошадьми. Перевязанный Рион наклонился и требовательно тряс меня за плечо. Вириец, не замечая враждебных взглядов парней, улыбался с противоположной стороны поляны. Хорошо хоть на этот раз обошлось без связывания. Дохлые вараксы живописно украшали местность.

Судя по расположению солнца, я спала не больше пары часов. Встать удалось с трудом, руки казались тяжелыми, тело саднило и чесалось.

— Тебе бы умыться, — предложил Рион.

— Думаешь? — буркнула я и плеснула в лицо воды из фляги.

Представляю, насколько все плохо: грязь, ветки и листья на одежде, кровь — своя и чужая, волосы, как пакля, глаза наверняка красные и мутные. Жаль, что вараксы непривередливые, внешний вид блюда их не заботит. Я вздохнула, отпила из фляги. От ледяной воды тут же свело зубы.

Уходили быстро, не тратя времени на разговоры и объяснения. С заходом солнца стая вернется, все хотели к этому времени оказаться как можно дальше отсюда. Коней вели на поводу. Вит, не обремененный поклажей, передвигался быстрее всех, не застревал в кустах, не выбирал, куда поставить ногу. Как-то незаметно вириец оказался во главе нашего куцего отряда, выбирал путь, сворачивая по одному ему понятным ориентирам.

— С ним нужно что-то делать, — поравнявшись со мной, зашептал маг.

— Зачем? — спросила я.

— Что значит зачем? Он — враг.

— Чей?

— Наш! Всей Тарии.

— Мне он ничего плохого не сделал, — высказался шедший следом Михей.

— А зачем он с нами тащится, знаете? — съехидничал Рион. — Почему помог отбиться от стаи?

— Скорее спас, — поправила я. — Нет, не знаем, но давай спросим? — Переложив повод из одной руки в другую, я позвала: — Вит! Ты чего, как выражается мой друг, с нами тащишься? И почему помог этой ночью, а не ушел, пока вараксы завтракали кем-то другим?

— Не имею склонности к самоубийству. — Вириец обернулся. — Выжить в этих краях в одиночку сложно, если не сказать невозможно. Эта стая съест вас, а следующая — меня. Не могу все время спать вполглаза, никто не может, рано или поздно я закрою глаза, а открою уже в Дасуни, если будет что открывать. Да и потом…

— Что? — Я потянула Облачко за собой.

— Я много чего совершил в жизни, — голос Вита стал невеселым, — о чем не хочу вспоминать или хвастаться, вот только детей в чащобе еще не бросал.

— Детей? — дернулся Рион.

— Детей, — словно не замечая тона чаровника, подтвердил вириец. — И не надо мне рассказывать, какие вы все взрослые и самостоятельные. Были бы взрослыми — не бродили бы по гиблым местам во главе с «пустым» малолетним кудесником. И куда ваши учителя смотрят?

— Не твоего ума дело, вириец! — рявкнул Рион.

— Так я с вопросами и не лезу. — Мужчина развел руками и пошел дальше. — Просто иду.

— Княжество в другой стороне. — Рион передал поводья мерина Михею и пошел вперед.

— Уверен? — Вит хохотнул.

— Да, — парень посмотрел на солнце, — Вирит восточнее.

— Дома-то небось по головке не погладят, — вставила я. — За смерть кудесника даже благородному придется отвечать.

— Каюсь, монна, — склонил голову Вит, отвечая сразу на оба вопроса.

— Ты даже не знаешь, куда мы идем, — злился Рион.

— Точно. — Вириец картинно хлопнул себя по лбу. — Так куда вы идете?

— В Велиж, — не обращая внимания на мага, ответил Михей.

— Затейливый избрали путь.

— Не мы, он нас. — Я похлопала Облачко по морде.

— Можем дойти до Старого тракта, а там разойтись, — предложил стрелок.

— Меня это устраивает, — кивнул Вит.

— А меня нет, — высказался упрямый чаровник.

— Рион, в чем дело? — спросила я. — На самом деле в чем?

— Дамир поручил тебя мне. А рядом с этим, — парень указал на спину Вита, — мы все в опасности. Вы не знаете вирийцев! Они поклоняются богам смерти, их магия противна магической природе мира. Они — враги.

Слушая обличительную речь, Вит кивал, словно соглашался с каждым словом.

— Постой, ты взъелся на него из-за происхождения? — уточнила я. — И все? Будь он тарийцем, ты бы, мило улыбаясь, шел рядом?

— Он — вириец, — повторил Рион.

— А я кто? — нащупав медальон, резким движением скинула цепочку. — Запамятовал? Много хорошего тебе сделала? Поплевать на землю не забыл? Камнями покидаться? А?

Я не видела, как Вит отреагировал на перемены в моем облике, а вот Рион побледнел.

— Айка, я вовсе не имел в виду… — забормотал он. — Ты — совсем другое дело.

— Неужели? — съехидничала я.

Рион выдохнул, сжал кулаки и наконец сказал правду:

— У меня в Пограничном гарнизоне вся семья погибла. Отец, мать и маленький брат. За две недели до штурма Дамир распознал во мне дар и увез в столицу. А они остались там. И умерли. Их вирийцы вырезали, такие, как этот.

— Мне тогда лет семнадцать было. — Вит остановился и пристально посмотрел на чаровника. — В боях не участвовал, но даже будь иначе… Думаешь, у простых солдат есть выбор? Приказ есть приказ. Что у ваших, что у наших.

— Будь иначе… — эхом повторил Рион, отвернулся и за весь дневной переход не сказал больше ни слова.

Война — горька для всех. Закончилась она давно, а последствия вот они, до сих пор аукаются.

Наверное, это был самый тяжелый и выматывающий день путешествия. Темные стволы, выступающие из мягкой земли корни и безмолвное небо над головой. Шаг, второй, третий… сотый. Фырканье мерина и успокаивающее бормотание стрелка. Молчание мага и целеустремленность Вита. Это я запомнила, а остальное… Однообразие губительно для памяти. Привалов не устраивали, обходились короткими передышками. Остановились, когда я стала подозревать, что ночной сон не входит в наши планы. Или, вернее, в планы Вита.

В лунном свете топи выглядели жутко. Под ногами чавкала вода, не раз латанные сапоги промокли насквозь, что заставляло ежиться от холода. Но я продолжала идти, зная, что меня ждут. И была полна решимости явиться на встречу. Блеснула темная вода заросшего камышом пруда. Дорожка следов за спиной наполнилась жижей. В голове вертелась сотня вопросов, из которых я никак не могла выбрать главный.

Где я? Что здесь делаю? Куда и зачем иду?

— Уверена, что хочешь знать? — спросил тихий насмешливый голос.

Я едва заметно вздрогнула и подняла голову от темной воды. Рядом с покачивающимися стеблями камыша стояла девушка. Ветра не было, но белый хитон незнакомки развевался. Ее отражение в воде соприкасалось с моим.

Это сон? Мираж? Видение? Я была уверена, что не произносила вопросов вслух.

— Кто ты? — громко, просто чтобы услышать собственный голос, спросила я.

— А ты? — не вопрос, а легкое шелестение листьев.

Я? Кто я? Поразительно, но впервые я не находила ответа на этот вопрос.

— Зачем меня звали?

— Ты сама хотела прийти.

Я встряхнулась, пытаясь очнуться, пытаясь понять, что произошло. Помнила влажный холодный вечер, усталость и как Вит выбрал место для ночевки.

За каким чертом меня понесло в топи?

Помнила туман в голове и настойчивое желание идти…

— Нет. Звали, — твердо сказала я.

— А ты способная. — Незнакомка игриво подмигнула. — Сестрам понравится.

— Если тебе нечего сказать, то я, пожалуй, вернусь в лагерь, — непонятный разговор вызвал чувство тревоги. Сон это или нет, но задерживаться здесь не стоило.

— Ты не можешь. Ты наша. Я сама забрала тебя из колыбельки.

— Из какой колыбельки? — прохрипела я, замерев на месте.

Слова царапали горло. Голос сухой, словно песок, и какой-то чужой.

— Не помню, — отмахнулась девушка. — Но это уже не важно. Скоро увидишь остальных сестер.

— Остальных? Каких остальных? — Я в панике огляделась.

Где все? Тдемои «остальные»? Михей, Рион, Вит…

Слишком реален этот сон, в него так легко поверить. Особенно в слова о колыбельке.

— Я вернусь, и мы поговорим, — пообещала девушке.

Незнакомка засмеялась, тихо, почти шепотом.

— Ты не уйдешь. А поговорить? Конечно. У нас много времени.

«Нет! Торопись!» — закричало что-то внутри меня… кто-то внутри меня…

Я развернулась и побежала назад, по своим наполненным водой следам. Девушка осталась на берегу и не сделала ни шага, ни жеста, чтобы удержать. Тем лучше. Шаг, второй, я повернула и… снова выбежала к заросшему пруду. Незнакомка улыбнулась и покачала головой.

Черт, как меня угораздило? Я развернулась и снова побежала.

Миновала замшелый пень, перепрыгнула поваленную березу, зацепилась за ветку и упала прямо в липкую податливую грязь. Встала, разбрызгивая воду, побежала, огибая по краю большую лужу и путаясь в цепляющейся за ноги траве. Я замерла… Это не лужа, это пруд, где терпеливо ждала странная девушка.

— Выпусти меня! — закричала я. Но она молчала.

И я снова бросилась в сторону. Третья попытка на грани отчаяния. Ледяная вода, брызги, пень, поваленный ствол и… пруд.

— Отпусти!

Острые отравленные коготки страха пробежались по спине и впились в затылок. Время на исходе — я откуда-то это знала. Так же как и то, что это сон. Видение, которое реальнее любой химеры. Не уйду сейчас — останусь навсегда. И тогда времени для разговоров у нас будет с избытком.

Торопись! Не слово, не мысль, а просто ощущение. Чувство, что ты безнадежно опаздываешь. Не успеваешь вернуться. К Михею, Риону, Виту… Туда, где ждут. В мой мир!

«Возвращайся! И увидишь, как хорош этот мир без магии», — вспомнила я слова Дамира и остановилась.

Это магия! Бежать бесполезно. Я должна сбросить с себя колдовство и вернуться. Не по следам, как раньше, а на самом деле. Стоп. Какие следы? Я же их не оставляю. Да, если ступить в грязь — останется отпечаток, если упасть — трава примнется, но… не истечет и минуты, как трава распрямится, след затянется, пыль взлетит и опадет на землю.

Все вокруг ненастоящее! И пруд, и камыши, и незнакомка — все морок!

— Ты можешь стать одной из нас, — прошипела почти в самое ухо незнакомка.

От неожиданности я открыла глаза. Передо мной стояла совсем не девушка. Передо мной стояла старуха. Куда подевались ее спокойствие и молодость? Лицо перекошено, кожа сморщилась, постарела, повисла отвратительными складками, волосы поредели, глаза запали и покраснели. Карга в рваном хитоне с когтистыми скрюченными лапами вместо рук.

Я перестала видеть этот сон таким, каким она хотела его показать. Перестала верить. И все изменилось. Даже она сама.

В своем мире она молода и красива, а в реальном… Старуха улыбнулась остатками зубов. Я отшатнулась и упала бы, но карга вцепилась в руку повыше локтя, стараясь удержать на месте.

— Ты можешь стать одной из нас, — отрывисто, выделяя каждое слово, повторила она. — Стать такой же… какой захочешь…

— Спасибо, — ответила я, стараясь стряхнуть ладонь с шишковатыми пальцами. — С моим лицом все не так плохо. Вернее, очень на это надеюсь.

На ощупь ее кожа походила на чешую дохлой рыбы.

— Нет! — почти беззвучно выкрикнула она.

— Ничего этого нет. Морок. Химера, — скорее для себя, чем для нее, повторила я.

И сделала первый шаг. Старуха заскрежетала, словно кто-то провел железкой по выщербленному точильному камню.

— Морок, — повторила я и сделала еще один шаг назад. И еще один. И еще…

Кто-то вдруг обхватил меня за плечи и дернул в сторону. Мир завращался, я закричала и поняла, что падаю, не ориентируясь, где земля, а где небо?

Упала на сухую траву, больно ударилась плечом и, шумно выдохнув, открыла глаза, больше всего на свете боясь увидеть над собой лицо старухи.

Изо рта вырвалось теплое облачко пара.

Надо мной склонилась размытая тень. Я заморгала и узнала в темном силуэте Риона. Кажется, парень что-то говорил, его рот открывался и закрывался. В ушах гудело, не получалось разобрать ни слова. Мага сменил Михей, но потом исчез и он. Появился Вит, несколько мгновений смотрел, как я пытаюсь отдышаться, а потом стал склоняться… все ближе и ближе. О Эол! Что ему надо?

Где я была? Что со мной сделали? Почему руки такие тяжелые?

Тело было чужим, но не таким, как после занятий магией, чужак, живший внутри меня, на этот раз не присвоил его себе. Тело просто не слушалось. Я напоминала куклу, что таскала в руках Леська, хвастаясь всем и каждому ее фарфоровым, а не тряпичным, по обыкновению, лицом. Я не могла пошевелиться…

А где-то рядом смеялась старуха. Смеялась и торжествовала:

«Они вытащили твое тело. Только тело! — скрежетала она. — А разумом ты останешься здесь навсегда! Навсегда! Навсег…»

— Давай, — прошептал вириец, но я скорее угадала по губам, чем услышала. — Быстрее!

Ему легко что-то требовать, а я даже не могла поднять головы. Чернокнижник склонился, сквозь одежду я почувствовала подрагивающую ладонь у себя на животе. Чужая рука легла чуть выше пупка. Мужская рука, горячая рука. Еще никто и никогда не дотрагивался до меня так. Идущее от его прикосновения тепло разрасталось и разрасталось, почти обжигая, опаляя ткань и кожу.

И я вдруг услышала урчание, отдаленное, едва уловимое, оно исходило от… меня. От зверя, что жил внутри. Ему нравилась эта ласка, словно его потрепали за ухом как домашнюю животину.

Вириец продолжал что-то говорить, но я уже не разбирала что. Я чувствовала, как внутри меня поднимается горячая волна. Как она плещется, словно молоко в крынке — как движется, готовится, зреет… Тепло переросло в стремительную волну жара, прошедшую по мне от макушки до кончиков пальцев. Что-то выплеснулось из меня, перетекло к Виту, как вода из одной чашки в другую.

И это было хорошо! Даже слишком. Никогда не испытывала ничего подобного. Хоть и не знаю, хотела ли бы повторить.

Голос старухи затих.

А потом меня укрыла тьма, и в этой тьме зверь внутри меня продолжал урчать от удовольствия.

Первое, что я почувствовала после пробуждения, — это необъяснимую легкость. Так бывает, когда хорошо выспишься и не ждешь от нового дня никакой пакости. Кажется, мне снилось что-то хорошее, но это совсем не отложилось в памяти.

А на болоте не так уж и плохо. К запаху притерпелись, от насекомых отмахивались. Цель нашего путешествия близка. Что еще нужно?

Я потянулась и села. За спиной еле тлели угли костра, воздух был подернут тонкой молочной дымкой поднявшегося тумана, но она уже исчезала, испуганная первыми тусклыми лучами солнца. Ну чем не идеальное начало идеального дня?

Стоп. Что за странная радость? Будто папочку-мага нашла — ни больше ни меньше.

Стоило подумать об этом, как щекочущие веселье и легкость стали пропадать. Я огляделась, парни бессовестно дрыхли, даже не выставив часового. Хотя почему не выставив? Вита нигде не было видно. Ушел? Услышал что-то подозрительное и обходит лагерь? В любом случае так беззаботно дрыхнуть — верный путь на тот свет. Натягивая куртку, я обратила внимание на одежду. Где меня угораздило вывозиться? Сапоги и штаны пропитаны грязью.

Ключей вокруг лагеря было не счесть, здесь брала начало Лунеча, просто требовалось очень внимательно смотреть под ноги, чтобы не свалиться в очередной бочаг. Я встала, подхватила куртку, отошла на десяток локтей, присела и стала отмывать одежду водой из мелкого ручья.

— Думал, после вчерашнего у тебя хватит ума не бродить в одиночестве, — раздался тихий голос.

Руки дрогнули, куртка упала в воду. Я подняла голову — на меня смотрел вириец. Эол, он ходит, словно охотящийся на мышей кот, мягко и бесшумно.

— Ты не помнишь, — констатировал Вит, в его глазах мелькнуло разочарование.

Мне стало неуютно, хотя я не особо понимала от чего. От его слов? Или от пристального немигающего взгляда? Чего солдат ждет? Чего хочет? Что я должна помнить? Разве что-то случило…

Мелькнуло обрывочное воспоминание о незнакомке в хитоне, о беге, о пруде. Где я бродила? Где так вымазалась? Сон? Или…

Я задрала рукав и судорожно выдохнула. У локтя красовался лиловый синяк, очень напоминающий отпечаток ладони. По позвоночнику пополз холод.

А сон ли мне снился?

— Что это было? — тихо спросила я.

— Ты мне скажи, — так же тихо ответил мужчина.

Я вспомнила все: и бег, и старуху, вцепившуюся в руку, и Вита. Как он склонялся, как положил горячую ладонь на живот. Я торопливо задрала рубашку. Кожа была гладкой, без каких-либо отметин. Но удовольствие, которое я испытала от прикосновения, эхо того самого чувства горячей волной прокатилось по телу. Как я вообще могла хоть на минуту забыть об этом?

— Ты вытащил меня из сна.

— Из мира мертвых.

— Что? Откуда?.. Кто ты на самом деле?

— Ты знаешь, монна. С самого начала знаешь.

Его взгляд… он снова изменился, стал острее. Я уже видела его таким в тот день, когда мы нашли Вита. Нашли полумертвого, а он вопреки всему очнулся.

— Ты не потерял кудесника. — Я стала отползать назад, больше не заботясь о чистоте одежды. — Ты и есть кудесник.

Он молчал, не соглашаясь и не отрицая.

— Из того разъезда вирийцев мог выжить только маг, а не обычный верховой. — Покрытые ледяной водой камешки на дне ключа расцарапали ладони.

Вит моргнул, его темные зрачки медленно сузились и вытянулись, как у змеи.

— Эй, — раздался недоуменный голос Михея. — Эй, вы где?

Я дернулась, вскочила, думая только о том, как бы сбежать. Вириец оказался рядом в один удар сердца, перехватил меня поперек туловища и, прижав к себе, зажал рот. Я замычала…

— Эй, — снова позвал стрелок: — Эй! Где все?

— Тихо, монна, — прошептал Вит. — Они ведь сразу бросятся в бой, не думая и не рассуждая, просто от страха.

Я замотала головой, его руки пахли пеплом и болотной тиной.

— Скорее всего, они просто не оставят мне выбора. Я не люблю, когда в меня тыкают острыми железками. Один раз я дал себя связать, больше этого не повторится. Слышишь? — Он коснулся щекой моего уха. — А теперь я отпущу тебя, монна, и можешь кричать.

Теплая ладонь медленно разжалась. Я выдохнула, рванулась в сторону, и он тут же опустил вторую руку, показав, что не намерен удерживать. Я остановилась в трех шагах и оглянулась. Вириец был спокоен и собран, вот только зрачки его все еще оставались узкими, как у зверя.

— Ты… ты чернокнижник! — выдохнула я, едва не сорвавшись на крик, которого он так ждал.

— И что? Ты судишь людей по внешнему виду, а не по поступкам? Прошло всего несколько часов, а какие перемены, монна! — Он говорил насмешливо, но в воздухе словно разливалось напряжение — напряжение от каждого произнесенного слова.

— Но там… — я дернула головой, — когда вараксы напали… когда мы… ты же…

— Когда мы все едва не сдохли?

— Айка! — на этот раз меня позвал Рион.

— Тогда, монна, я был на нуле. То, что убило моих людей, — он прищурился, — сильно ударило и по мне. Я не был готов и выставил щиты, вместо того чтобы использовать… — Вздохнув, вириец махнул рукой. — А, не важно, все равно не поймешь. Когда напали вараксы, я всего лишь сделал так, чтобы факелы не гасли. Но ведь ты не заметила? Никто не заметил, что пламя ни разу не исчезло, не так ли? — Он посмотрел в сторону лагеря и крикнул: — Мы здесь!

Затрещали кусты. Я выпрямилась, оглядела прогалину, ручей под ногами, свою грязную одежду, и уже открыла рот… Один крик, всего один…

— На двух мальчишек меня хватит, поверь, — прошептал Вит. — И даже на двух с половиной, — он смотрел на меня глазами с узкими зрачками, а я подумала, что сейчас самое время внутреннему зверю выйти, оскалить клыки и…

Что «и», я сама не знала.

— А что дальше? — тихо спросила у чернокнижника.

— Дойдем до Велижа и разойдемся навсегда. Слово мага. Им не обязательно знать обо мне, а тебе не обязательно вспоминать о странном вирийском солдате.

— Что вы тут делаете? — спросил вывалившийся к ручью Рион. — Черт, Айка, один раз уже прогулялась?

— Я…

— Монна? — Зрачки вирийца расширились, приобрели почти нормальную форму, правая рука, словно невзначай, стала подниматься.

Он мог как стукнуть, так и погладить парня по голове. Думаю, последнее напугало бы Риона куда сильнее, чем удар.

Следом за учеником мага из кустов вышел взъерошенный Михей с арбалетом в руках. С опущенным к земле незаряженным арбалетом.

— Меня зовут Айка. — Я посмотрела на Вита. — Запомни, пожалуйста, если хочешь идти с нами.

— Постараюсь. — Губы мужчины дрогнули, поднявшаяся ладонь зарылась в волосы.

Рион перевел взгляд с меня на вирийца:

— Все в порядке? Он ничего не сделал?

— Нет, — буркнула я, разворачиваясь и перешагивая ручей, — еще один волнующийся по поводу моих прогулок.

Костер потух, еловые лапы отсырели, свет солнца казался неуютным. Какая-то пичуга прерывисто запела в кронах деревьев и тут же замолкла. Тревога въелась в меня, словно ржавчина в железо. Я не знала, что делать, не знала, как поступить. Не знала вообще ничего. Может, Рион прав насчет вирийцев? А может, все остальные правы насчет меня? Я тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Мне совсем не нравилось, что вириец-чернокнижник заставил меня хранить свою тайну. Не нравилась недогадливость мальчишек. Не нравились странные сны…

В раздражении я отбросила куртку. А ведь Вит так и не сказал, что именно произошло и как он вытащил меня из… мира мертвых? Я потрясла головой. Неправда. Не может быть правдой.

— Рион, — спросила у раздувающего угли мага, — что случилось ночью?

Парень передернул плечами, оглянулся на расседлываающего лошадей Михея, посмотрел на Вита, волокущего под деревья лапник для лежанок. Посмотрел и замялся, а потом вместо ответа спросил:

— Ты ему доверяешь? По-настоящему? — Он посмотрел мне в глаза. — Так, чтобы повернуться спиной?

Не нужно было пояснять, о ком он. Рион был молод, но он не был дураком.

— Нет, — сказала я правду. — Но предпочитаю иметь за спиной его, а не вараксу.

Где-то в ветвях снова запела пичуга, на этот раз отрывисто, трескуче, словно сорвавшая голос кликуша. Мы с парнем посмотрели на солдата, Вит медленно выпрямился. В голову пришла странная мысль, что он не просто почувствовал наши взгляды, а слышал каждое слово тихого разговора. Чернокнижник, такими в Тарии пугают непослушных детей. Черный маг, порченая кровь… Да мало ли еще ругательств.

— Дежурил я. — Рион снова посмотрел на костер и стал рассказывать: — Предыдущей ночью почти не спали, я и задремал. Проснулся от голоса, булькающего такого. «Слышь, — говорит, — чаровник, ты б за девчонкой своей приглядел. Не ровен час, сгинет, нас виноватить будешь». Я головой повертел — никого. Чудеса! Даже подумал, что приснилось. Встал, смотрю, а тебя нет. Растолкал остальных. Искали, звали, ты как в Дасунь провалилась. Вит услышал что-то и побежал. Мы за ним. А там… Ты не ты, а размытый силуэт, словно призрак. — Парень снова передернул плечами. — Мы не могли тебя даже коснуться, руки проходили насквозь. Я испугался до чертиков, думал — все, конец. Вириец пытался тебя схватить, размахивал руками. Я глазам не поверил, когда у него получилось. — Рион поднял голову и спросил: — А что видела ты?

— Я? Сон. Всего лишь сон.

— Да?

— Нет, — ответил ему неслышно подошедший Вит. — Не сон. Я с таким уже сталкивался, когда с кудесником ездил. Один раз.

— И как?

— Незабываемо, — усмехнулся вириец. — Даже тела не нашли. Кудесник потом сказал, что того песняра[26] на глубину утянуло.

— В трясину?

— Глубину имеет не только болото, ее имеют и сны, и разумы, и даже миры.

— Да ты мыслитель, — съехидничал парень.

— Куда уж мне, за кудесником повторяю, — поднял руки вириец, этот жест показался мне донельзя фальшивым.

— Мир мертвых, — вспомнила я слова солдата, а Михей чуть не выронил арбалет. — Откуда здесь мир мертвых?

— А он, монна, всюду, — развел руками мужчина. — Люди умирают везде, и отовсюду можно перейти на ту сторону. Вас пытались утащить.

— Голос в ночи, — не обращая внимания на Вита, стал рассуждать парень. — Скорей всего, болотник обыкновенный.

— Жуть! — высказался Михей, закидывая арбалет за спину. — Такого страху натерпелись.

— Да? — удивилась я. — Никогда не слышала, чтобы нежить людям помогала, даже притворная.

— Они и не помогают, просто богинок ненавидят сильнее, чем людей. — Вириец пристально посмотрел на меня.

— Богинок? — нахмурилась я.

— Меня мамка в детстве всегда стращала, — вставил подошедший стрелок, — заберут, мол, тебя богинки, «подменыша» подкинут, и будет у нее послушный сын вместо шалопая.

— Всегда думала, это бабушкины сказки. Не рассказы о нечисти, а именно выдумки. — Я посмотрела на парней. — Вы уверены?

— А что видела ты? — Вит почти в точности повторил вопрос Риона.

Я вздохнула и стала рассказывать, запинаясь, иногда давясь словами и делая паузы, а иногда торопливо перескакивая с одного на другое или возвращаясь к началу рассказа. Я до сих пор считала, что это сон, странный, запоминающийся сон. Если бы не грязь на одежде и не отпечаток на коже…

Ночь, наполненные водой следы, качающийся камыш и девушка в белом хитоне.

«Я сама забрала тебя из колыбельки», — вспомнила слова старухи.

— Точно они, — когда я закончила, проговорил Рион. — Они воруют детей и меняют облик с девушки на старуху, но… их же всех вывели? Еще сто лет назад…

— Не сто, а всего двадцать, — поправил его солдат.

— Тебе-то откуда знать? — возмутился чаровник. — Мне учитель рассказывал.

— Ну если учитель, — усмехнулся Вит.

— Но ты говорил про мир мертвых… — не поняла я.

— Говорил, монна. Богинки — это нежить, вон ваш кудесник подтвердит. — Вириец посмотрел на Риона, и тот, забывшись, кивнул. — Нежить хоть и притворяется человеком, но не живет, как вы сами догадались, во всяком случае, живет не здесь. Поэтому — да, они пытались утащить вас в неживой, — Вит выделил голосом слово, — мир. Мир мертвых.

— Богинки так богинки, — пожал плечами более практичный Михей. — И что теперь? Уходим? Или останемся выслеживать эту притвору?

— А это — как уж ваш кудесник решит, — иронично ответил Вит, вроде желая польстить, а не поиздеваться, но получилось наоборот.

— Хватит из меня дурачка делать, — буркнул Рион. — Я не обязан бегать по Тарии за каждой темной тварью. — Он опустил плечи и добавил: — По крайней мере, пока не стану действительным. Уходим.

Вит скупо улыбнулся и резким движением выплеснул на угли воду из котелка.

Зашипело, к небу взметнулся столб пара. Рион поднялся и, схватив меня за руку, как раз в том же месте, где и старуха, уже спокойнее добавил:

— Я испугался. Не за силу. За тебя. Утром открыл глаза, а тебя снова нет. Чуть мозги набекрень не съехали.

— С нашим везением ждать этого недолго, — пробормотала я, освобождаясь.

Сейчас Рион искренне верил в свои слова, хотя еще несколько дней назад, наверное, прыгал бы от радости. Каждому есть что скрывать и на что надеяться.

Подгоняемые нехорошими предчувствиями, мы взяли направление на восток, уходя прочь от Лихих болот.

Глава 11

СУД СЕМЕРЫХ ПРИГОВОРИЛ

На старый тракт мы вышли после полудня, оставив за спиной многочисленные родники. С каждым шагом дорога становилась все суше и тверже. К вечеру деревья расступились и на горизонте показались далекие стены Велижа. Мы насквозь прошли Багряный лес и вышли живыми из Лихих болот. Справедливости ради надо сказать, всего лишь задев гиблые места краем, но все-таки. Дамир оказался прав, мы добрались.

Какой прием нам окажут в городе магов? Даже не нам, а мне? Планы планами, но реальность — вот она, уже на пороге, скоро придется встретиться с самыми именитыми чаровниками Тарии.

— Видели бы вы Велиж весной, — рассказывал Рион. — Когда цветут сады, а лепестки падают в прозрачную воду прудов. Знаете, сколько там прудов?

Мы не знали. Михей шел так, словно к каждой его ноге было привязано по чугунку, как у каторжника. Мы приближались к обители магов, и надежда стрелка, тщательно спрятанная от себя, но не от остальных, снова ожила. Даже не надежда, а страх. Если здесь ему дадут от ворот поворот, о магии парню придется забыть навсегда. Последняя мечта, полупрозрачная и хрупкая, как снежинка.

Нечего было Михею тащиться с нами, останься парень в Хотьках, всю жизнь надеялся бы. И сожалел, что не попробовал.

— А Источник! Этого не описать, это надо увидеть! — продолжал рассказывать Рион.

Вит хмыкнул, и ученик мага, покосившись на солдата, спросил:

— А тебе не пора домой? — Парень взмахнул рукой, указывая на запад.

— Зайду в город, куплю припасов.

— Совсем головушкой слаб стал?

— А что такого? — Вит избегал моего взгляда. — Думаешь, ты один бывал в Велиже? Не настолько же ты наивный. Наши регулярно наведываются, как и ваши в Вирит.

— И у них тоже висят мишени на спине? — спросила я. — Или форму они все-таки снимают?

Вириец дернул головой, видимо, это стоило понимать как «да». Или не понимать никак. А ведь он сам шел в ловушку. Сам. Там, за стенами города, мне будет достаточно закричать и указать на него пальцем. И чернокнижника скрутят, а потом… А что будет потом, уже не мое дело. Так почему мне не нравится даже представлять себе такой исход?

— И откуда у тебя деньги? — поинтересовался Рион, но и этот вопрос был проигнорирован.

— Дорога, кажется, огибает город с запада и уходит к востоку? — спросил наконец солдат, посмотрев на далекие белые стены.

— Да, — кивнул ученик мага.

— Значит, я пойду дальше.

— Мудрое решение, но куртку ты бы все-таки снял, — дал совет маг.

Михей вздохнул. Я почувствовала, что и у меня ноги наливаются тяжестью, а дыхание становится частым. Мои надежды тоже можно легко разрушить. И не только их.

Первый конный разъезд проскакал мимо по направлению к городу, солдаты даже не оглянулись на четыре путников.

Командир второго отряда отстал от своих и несколько минут разглядывал нас, почему-то сосредоточившись на Михеевом арбалете. Но не успел Рион открыть рот, как верховой в серо-черной форме цветов Тарии пришпорил коня и скрылся в клубах сухой пыли. На третий разъезд не отреагировал даже вириец. Зато четвертый отреагировал на нас.

Я раз, наверное, в десятый проигрывала в голове, что может ждать меня за стенами города. Радужные картинки сменялись траурными, в них фигурировала виселица.

Топот копыт сменился лошадиным хрипом, скрипом упряжи и шелестом вынимаемого из ножен оружия. В отличие от предыдущих, четвертый разъезд не возвращался в Велиж, а выехал из его ворот несколькими минутам ранее.

Отсюда немирные намерения солдат выдавал холодный блеск обнаженного оружия: два заряженных арбалета, один из верховых многозначительно покачивал пикой. Остальные вояки разной степени небритости и немытости обнажили мечи. Но, слава Эолу, не торопились проверить остроту лезвий на путниках.

Тогда я еще лелеяла надежду, что им просто не понравился щеголявший черным крестом во всю спину Вит, но ошиблась. Как же я ошиблась! Не в первый раз и наверняка не в последний. При виде вирийца солдаты поморщились, один из них ткнул Вита пяткой копья в плечо.

— Эй, — закричал почему-то Михей.

— Айка Озерная? — сурово осведомился солдат с усами и круглыми нашивками на груди.

Интересно… Я никогда не представлялась родовым именем, потому что обязана им не родителям, а односельчанам. И кто осведомил усатого дядечку?

Лысый солдат красноречиво сплюнул, его каурый жеребец переступал с ноги на ногу.

— Добрый день. Я Рион из Подгорицы, ученик Дамира, главного действительного мага Выш…

— Да знаем мы, кто ты, — хохотнул солдат с арбалетом. — Охолони, не за тобой приехали.

— Вы… — снова начал он.

— Заткнись, — рявкнул старший и повторил: — Ты Айка Озерная?

Какой ответ он хотел услышать? Сказать «нет» и ткнуть пальцем в любого из парней, переложив нелегкое бремя имени на их широкие плечи? Так вряд ли мне поверят. Покачать головой и представиться Ксанкой? Почему нет, но…

— Айка Озерная, за государственную измену…

Они уже знали, кто я. Знали, за кем ехали. Я видела это знание в их глазах, в руках, стискивающих рукояти мечей.

— Шпионаж и убийство чаровника…

Скорее Вит стал для них неожиданностью, чем не очень чистая девка, путешествующая в компании двух, вернее, трех парней.

— Вы заключаетесь под стражу по распоряжению Высокого Гуара, действительного мага Велижа, — с чувством закончил усатый, не дожидаясь моего ответа.

Рот я все-таки раскрыла, и к тому же неприлично широко. Когда ж я все это успела? Они мне льстят, ей-богу.

— А если это не она? — неожиданно для всех спросил Вит.

— Там разберутся, вириец, — снова влез парень с арбалетом, направляя оружие на стоящего рядом со мной мужчину.

— Я ничего не понял, — проговорил Михей, но, слава Эолу, не попытался выстрелить.

— Так даже лучше, парень, — хохотнул лысый с пикой. — Меньше знаешь, крепче спишь.

— Свер, Ирин, — скомандовал усатый, двое верховых спешились.

— Эй, — протестующе закричал Рион, но его всего лишь оттолкнули в сторону. Солдат с пшеничными волосами забрал мой меч, второй со шрамом на щеке стал деловито обыскивать Вита и ничего не нашел, словно ножи нам той ночью привиделись.

— Вы не поняли, она не… — предпринял еще одну попытку Рион.

Солдат со шрамом развернулся, выдернул у парня меч и ударил рукой по лицу, наглядно объясняя, что сейчас тому лучше не открывать рот. Рион едва не упал. На пыльную дорогу закапала кровь. Усатый кивнул на арбалет Михея, и игрушка быстро сменила хозяина. Никто не станет даже слабому противнику оставлять оружие, способное выстрелить в спину. Стрелок благоразумно промолчал, ограничившись недовольной гримасой.

Светловолосый детина сначала туго стянул руки мне, потом вирийцу. А затем нам, как особо опасным преступникам, даже предоставили лошадей. Наших же.

— Давайте, полезайте уже, — подгонял светловолосый, помогая мне взобраться на Облачко. Вит смог сесть на мерина самостоятельно. — Я до темноты хочу еще в таверну заглянуть, горло промочить. — Он похлопал кобылу по шее, привязал поводья к седлу пегого жеребца.

— Уповайте на милость суда семерых, — сказал усатый командир, пришпоривая коня.

Я едва не свалилась, в испуге помянув Эола и дасу, с трудом цепляясь связанными руками за край седла. И оглянулась…

Михей и Рион остались стоять на дороге. В них опасных преступников, думающих нанести непоправимый вред короне, не признали.

— Айка, — растерянно прокричал вслед чаровник. — Держись, я… сделаю… помогу… потом… мы… — Ветер уносил его слова к лесу. Я смотрела, как шевелились губы Риона, пока худая высокая фигура не пропала в поднятых лошадиными копытами клубах пыли. А потом повернулась вперед, к приближающимся белым стенам.

Что может быть хуже, чем явиться в Велиж под конвоем и без чаровника, у которого «украла» силу? Разве что постучаться в городские ворота с топором наперевес и головой мага под мышкой. Теперь мне никакое покаяние не поможет. Даже слушать не будут. Вит, поймав мой взгляд, лениво улыбнулся. Вышло страшновато.

Интересно, его как шпиона казнят первым или пропустят вперед даму? Солдаты ускорили темп, мерин заржал, вириец глухо рассмеялся, заставив верхового со шрамом обернуться. Куда уж веселее. Это он еще про мою печать смерти не знает. Или знает? Чернокнижник все-таки.

Странно, но в этот момент хотелось, чтобы знал. Хотелось с кем-то разделить тайну. Глупое желание. Из таких моментов, когда язык не держится за зубами, обычно получается демон знает что и в лучшем случае заканчивается сожалением.

До Велижа добрались быстро, я даже не все казни успела перебрать, дошла лишь до четвертования. Стены города — высокие, грязно-белые, добротные. У распахнутых ворот несли службу заметно подтянувшиеся при нашем появлении стражники. Усатый с нашивками что-то прокричал, и решетка со скрипом поползла вверх. Насмешка судьбы — так стремиться сюда и в итоге быть любезно доставленной со связанными руками.

Магический Велиж, Великий Источник, северная столица, город магов — сколько громких названий, а на деле — город как город, на Очупки похож, куда бабушка ездила на ярмарку зелья продавать. Хотя больше, конечно. Улицы, сады, лавки, крики торговцев, свист кнута и тревожное ожидание, поселившееся где-то внутри.

Мы миновали две улочки, свернули у городской ратуши, вроде бы в Очупках похожая смотровая башня с круглым окном называлась именно ратушей. Всадники пересекли площадь, проехали мимо казарм и конюшен, откуда несло навозом, прямо к высокому каменному зданию. Основательному, добротному — из гранитных валунов и с деревянной пристройкой.

На нас смотрели. Иногда с любопытством, иногда со злорадством, а иногда равнодушно отворачивались. Торговка яблоками, игриво подмигнув усатому, запустила плодом прямо в спину вирийцу, босоногий пацан долго бежал рядом с лошадью светловолосого, то ли выпрашивая мелочь, то ли нарываясь на хорошую порку. Над головой со стуком закрылось окно, распугав сидевших на крыше голубей.

Отдав команду спешиться, командир разъезда соскочил со своего коня и скрылся в пристройке. Верховые стали перебрасываться шуточками, лысый стащил меня с Облачка, словно куль с мукой. Не удержавшись на ногах, я грохнулась в пыль, солдаты захохотали. Для них — обычный день, обычные пленники и томительное ожидание вечернего глотка хмеля. Вит слез сам, не дав светловолосому повода извалять себя в грязи. Верховые деловито привязывали лошадей.

На подошедших к башне мужчин я обратила внимание не сразу. Они шли, неторопливо беседуя, как и другие горожане, уже освободившиеся от службы или никогда на нее не ходившие. Поднявшись, я прислонилась к теплому боку кобылы, подняла голову и… похолодела. В отличие от Тамита, встреченного нами у Вышграда, эти не скрывали своего ремесла, на одежде каждого был вышит знак, чем-то неуловимо напоминающий рисунок на руке Риона. И чем-то отличавшийся от него.

Маги!

Вит сделал маленький шаг в сторону, почти незаметный, но тем не менее встал так, чтобы хоть немного загородить меня от чаровников. Что это? Случайность? Или…

Солдат со шрамом что-то сказал лысому, тот хохотнул, и они уже вдвоем уставились на нас. Облачко фыркнула, потянулась к ближайшему кусту, нервно отмахиваясь от мошкары хвостом.

Один из чаровников бросил на нас рассеянный взгляд и вернулся к разговору с товарищем. А потом, словно с опозданием осознав, что именно увидел, споткнулся на полуслове и уже целенаправленно посмотрел на меня. Его спутнику ничего не оставалось, как повернуться в ту же сторону.

Я в очередной раз помянула Эола.

Не было ни криков, ни вопросов, ни предложений сдаться, ничего лишнего. Они действовали одновременно и слаженно, словно не раз отрабатывали действия, не раз ловили подобных мне. Или убивали.

Но что обиднее всего, ни один не задался вопросом, не задумался — зачем устраивать балаган, когда нам и так готовят камеры в каземате? К чему бить из пушки по воробьям? Мы же были связаны и находились под конвоем. Но они не думали.

Никто ничего не успел понять, ни мы, ни стражники, лишь деревенский мерин Михея тревожно взбрыкнул, стараясь вырвать привязанный повод, да Облачко отшатнулась в сторону.

Две лиловые змейки сорвались с рук магов, упали на землю и, словно ручные, очертив в пыли сияющий круг, соединились за спиной и заключили нас с Витом внутрь. Холодное пламя, потрескивая, взметнулось вверх, схлопываясь и образуя над нами прозрачный купол, совсем как на ярмарочном балагане. Солнце стало блеклым, размытым и лиловым. Нас будто накрыли бычьим пузырем или гигантским чугунком с полупрозрачными стенками.

Нет бы сразу укокошить, как это делают все нормальные люди.

Не знаю, как все смотрелось снаружи, а изнутри отсвечивающие лиловым огнем стены купола ощетинились тонкими иглами. Шипы хищно пульсировали и тянулись ко мне. Их голод, их жадное внимание, устремленное куда-то внутрь, казались почти осязаемыми.

— Айка! — Я почувствовала прикосновение к спине. — Айка, спокойно.

Отступила еще на шаг и поняла, что дрожу, как заяц. Дрожу и прижимаюсь к Виту. Сейчас не имело значения, кто он. И кто я.

— Не дергайся, — зашептал вириец. — Убьешь нас обоих.

Шипы двинулись, следя за движениями, ощущая что-то, недоступное человеку, так летучая мышь слышит отраженное эхо звуков, так кошка чувствует окружающий мир усами.

Иглы «смотрели», иногда чуть удлинялись, словно желая коснуться. Я выставила вперед связанные руки. Не дам, не позволю! Только не это… Зверь, спящий внутри, поднял голову и зашипел. Мышцы напряглись, кожу стало покалывать. Чудовище заворочалось.

— Айка, — вириец повысил голос, — не смей применять магию.

Кончики шипов потемнели, стены купола дрогнули и приблизились. «Чугунок» разом уменьшился в размере. Ужас тугим кольцом свернулся где-то внизу живота. Шипение сменилось рыком. То, что жило внутри меня, больше всего хотело броситься на лиловое свечение.

— Не надо, — попросил Вит, касаясь подбородком моей головы. — Айка, это ловушка. — Я почувствовала его прикосновение, руки мужчины, все еще связанные, как и у меня, опустились на мои плечи. Я оказалась в их кольце. Он обнимал меня, одновременно лишая возможности двигаться. — Выпустишь силу хоть на кьят, магия отразится от уловителей и, усиленная в десяток раз, вернется к хозяину. Нас разорвет на куски.

Я слушала его и не слышала. Слушала и не могла ничего поделать: то, что жило внутри, уже проснулось.

Очередное сжатие стен, и шипы приблизились еще на локоть. Близко. К ним тянуло, как может тянуть к опасности. От них отталкивало, как может отталкивать близость смерти. Две противоборствующие силы столкнулись внутри купола.

Зверь ворочался, пробуя человеческое тело на прочность.

— Айя, не надо, — прошептал Вит.

Собственное имя, произнесенное мягким голосом, на миг привело в чувство. Только бабушка называла меня так. И только в ее голосе слышалась доброта, больше ни в чьем.

Вириец продолжал прижимать меня к себе, я слышала, как бьется сердце в его груди. Зверь, недовольный промедлением, оскалился.

«Нет, пожалуйста!» — безмолвно закричала я.

Кожа разве что не трещала по швам, как сарафан, из которого я давно выросла, но зачем-то напялила снова. Шипы шевельнулись. Зверь откликнулся, рыкнул и легко вышел на свободу.

Но вместо того, чтобы разорвать хрупкую оболочку, слился с ней. Со мной. И я поняла, что произошло, поняла, о чем говорил Рион. Магия была живой и почти разумной. Нет, разумной — неправильное слово, она обладала волей и обликом, пусть и живущим лишь в моем воображении.

Теперь это был не просто зверь, это была кошка. Гибкая, хищная, опасная. Каждый ее (или мой?) мускул дрожал от сдерживаемой силы. Еще немного, и она сорвется в головокружительный смертельный прыжок. И не будет в мире ничего прекраснее.

— Ты не оставила мне выбора, — просто сказал Вит, его голос снова сделался отстраненным.

Может, внутри меня и жила кошка, а может, я сошла с ума, но в любом случае внешне оставалась человеком. Довольно хрупким, если сравнивать с солдатом. Вириец приподнял руки, которыми до этого прижимал меня к себе, но вместо того чтобы освободить, вдруг сдавил шею. Резко и сильно, лишая дыхания, оставив мгновение на сожаление и мгновение на мысль.

Рион все-таки был прав, нельзя поворачиваться к вирийцу спиной. Кошка жалела лишь о том, что не прыгнула. Не на голодные шипы, а на Вита, и не загрызла. Чего только не придет в голову от страха!

А потом все чувства растворились во тьме.

Горло царапнуло болью, во рту ощущался кисловатый привкус. Я закашлялась и открыла глаза. Мир тонул в сером полумраке, под головой лежало что-то мягкое и одновременно колючее, наподобие овечьей подстилки, прикрывавшей лавку в сенях у бабушки. Я чуть шевельнулась и с удивлением поняла, что жива и даже не связана.

— Выспалась? — равнодушно осведомился знакомый голос.

— Вит, — попыталась я позвать и снова зашлась кашлем. Слюна была вязкой и горячей.

С трудом приподняла гудящую голову и огляделась. Сквозь серый полумрак проступали грубые стены. Каменный мешок пять на пять шагов, на полу солома. В узкое слюдяное окошко под потолком заглядывала луна. Казематы Велижа к нашим услугам. Меня бы больше удивило пробуждение на чистых простынях, чем на соломенном полу. Так что все ожидаемо. Все, кроме сидящего рядом вирийца. В темноте я смогла разглядеть лишь силуэт прислонившегося к стене и вытянувшего ноги мужчины.

— Вода, — указал солдат рукой в сторону.

У кованой двери стояла плошка с мутноватой жидкостью. Я коснулась прохладной железной посудины и, немного расплескав содержимое, начала с жадностью пить. Шумно отфыркиваясь и едва не захлебываясь. Боль в горле стала меньше.

— Давно мы здесь? — На этот раз слова вышли почти четкими.

— Несколько часов. — Судя по голосу, Вит злился.

На меня? На то, что едва не произошло в том лиловом куполе?

Я дернула плечами и поставила плошку на землю. Чего он ждет? Извинений? Зря. Плевать я хотела на его недовольство.

Где магия? Где зверь? Ушел? Спит?

Я прислушалась к себе — ничего тревожащего или необычного.

— Что случилось? После того как ты… — Я коснулась шеи — шея была на месте, как и голова.

— Ничего, — небрежно ответил он, с его стороны тоже не последовало никаких извинений. Не то чтобы я в них нуждалась, но послушать было бы приятно. — Открыли ловушку. Наказали за непослушание и проводили сюда. Еще и тебя нести заставили.

— Наказали?

Вместо ответа Вит наклонился ко мне, на лицо лег тусклый лунный свет. Внешность солдата претерпела изменения и стала, как говаривала бабушка, очень запоминающейся. Бровь рассечена, правый глаз заплыл и открывался не до конца. Разбитые губы опухли, на подбородке разводы от крови. Вместе с двухдневной щетиной и общей бледностью смотрелось страшненько.

— Эк тебя. — Я перевела взгляд на сбитые до крови руки. — С магами на кулаках силушкой мерялся?

С минуту вириец молчал. От пристального взгляда стало неуютно, а камера вдруг показалась слишком маленькой, словно кто-то приставил ладони к стенкам берестяной коробки и сжал. Только эта коробка была каменной. Вспомнилась ночь на Лихих болотах и волна удовольствия, прокатившая по телу. Я со свистом втянула воздух, а Вит улыбнулся разбитым ртом, хотя это наверняка было чертовски больно.

— Нет, с солдатами. Они меня держали, пока маги наказывали.

— За что? И как? Если это не последствия… — Я подняла руку.

Чернокнижник повернул голову. Руку обдало теплым дыханием, щетина кольнула пальцы. Грубая шероховатая кожа, прикосновения к которой не были неприятными.

В последний момент я сдержала порыв и сжала пальцы в кулак. Эол, что со мной? Я же внучка травницы, бабушка учила помогать людям. Я же веду себя, как…

«Не искушай судьбу, Айка, от доступной девки никто не откажется», — раздался в голове голос бабушки.

— А почему мы в одной камере? — Я отодвинулась.

— Добрые маги Велижа решили: если девушка путешествует с тремя мужчинами, от нее уже не убудет. Все равно на каждом привале пользовали, а номера на этом постоялом дворе, — в голосе мужчины послышалась горечь, — товар востребованный.

— Так за что ты получил в лоб, если не сопротивлялся?

— Что, и никаких стенаний о потере девичьей чести? — Кажется, ему и в самом деле было интересно.

Я вздохнула. Ну не рассказывать же вирийцу, как Крылька-птичница разнесла по всей деревне, будто видела меня обнаженной в лесу на лысой поляне, любящейся с чертями (куда ж без чертей!), и утверждала, что любой, пришедший в полнолуние, в первый час нарождающейся ночи, мог присоединиться к непотребству. Парни ходили. И ни один не спросил, откуда у Крыльки такие знания. Надеюсь, им не было скучно друг с другом.

Не валяли меня по кустам только по одной причине — бабки боялись. Это если трезвые. Пьяным я сама на глаза старалась не попадаться. А когда речку начала «заговаривать», стали опасаться и остальные, те, которые жили аккурат в промежутке между трезвостью и пьянством.

— Не до стенаний. — Я посмотрела в глаза, которые едва угадывались в темноте. — Как тебя наказали и за что? — Лучше спрашивать, потому что, когда мы молчали, тишина словно наполнялась его присутствием. А может, я умом повредилась после всего произошедшего, скоро начну разговаривать с пророками Эола и блаженно пускать пузыри.

— За осевшую в куполе энергию, — ответил Вит. — Маги не смогли понять ее природы. Решили, что я пытался то ли взломать ловушку, то ли убить их. В назидание слили весь мой запас силы.

— Как они поняли, что ты маг? Рион тебя не видел, он говорил…

— Не знаю, что он там говорил, скорее всего, очередную глупость. Он ничего не умеет, вот это уже другой разговор. Я бы тому, кто его обучал… А, — махнул маг рукой, — не мне лезть в ваши дела, да и запас сил у парня… впору плакать. Носителя запрещенной магии можно распознать, если знать, что именно распознавать. — Вит откинулся обратно к стене. — Если ты сейчас бросишься с воплями на дверь, достоверно изобразишь испуг и станешь проситься в другой каземат, любой, лишь бы не с чернокнижником, тебе зачтется.

Я задумалась. Желания брать штурмом дверь не возникло. Вопить? Горло жалко. И, если говорить начистоту, мне никакие зачеты не помогут. Рядом с чернокнижником убийце магов самое место. Не сажать же меня к добропорядочным разбойникам!

— И здесь неплохо. Неизвестно еще, как там будет, а тут… — я огляделась, — солома на полу есть.

— Ну если только солома. А ты не боишься, что я на самом деле тобой воспользуюсь? — Вириец задал вопрос вроде бы несерьезно, но мне показалось, что камера стала еще теснее, еще меньше, и я не могла понять, нравится мне это или нет.

— Предупреждаешь? — Голос почти не дрожал.

— Раздумываю, делать все равно нечего…

— Будь добр, как определишься, скажи. — Я попыталась отодвинуться и тут же прокляла себя за это движение, носком сапога коснулась его бедра и зашипела, словно могла почувствовать что-то сквозь толстую подошву, потом наконец замерла.

— Договорились. — Он хохотнул, но смешок тут же сменился стоном боли. — А пока расскажи, как заполучила такое украшение? — и поднял руку, указывая на что-то над головой. — Отвлеки от крамольных мыслей.

Причин скрывать свою историю больше не было. Мы дошли до Велижа, и теперь от меня мало что зависело. Я прислонилась к холодной стене и начала рассказывать. С чувством, с толком, с расстановкой. Получилось даже пару раз всхлипнуть в особо жалостливых моментах.

— Значит, ты решила отдать силу? — не особо впечатлился историей Вит.

— Вернуть, — поправила я.

— Нет, Айка. Отдать. Ты присвоила ее, изменила, наложила свой отпечаток.

Я вспомнила, что зверь стал частью меня, и мне это нравилось.

«Маги умирают от тоски», — сказал Дамир и улыбнулся. Глаза мага излучали спокойствие и уверенность. И веру. В меня.

— Да, я отдам силу. — Черт, почему от собственных слов стало так тоскливо? — Небось жалеешь, что вовремя не ушел? — быстро спросила Вита, видимо для того, чтобы не тосковать в одиночестве, пусть тоже хлебнет.

— Есть немного, — признался вириец, поднося руку к разбитому рту.

— Немного? Да твою башку не сегодня завтра положат на плаху!

— Не преувеличивай. — В темноте блеснули два вертикальных зрачка. — Не попрут ваши против Вирита. Скорей всего, выкуп затребуют, прибыток в казне куда приятнее безголового трупа и осложнений отношений с княжеством.

— Даже так?

Значит, я не ошиблась, Вит не просто кудесник, все-таки высокородный.

— Так почему ты с нами пошел? — спросила я. — Только не повторяй всю эту чушь про совесть, детей и злых тварей в лесу, не поверю.

— Да? А мне показалось, достоверно вышло. — Он согнул ногу в колене. — Если бы я не знал тебя раньше, подумал бы, что мне в камеру «подсадную» закинули.

— Подсадную?

— Чтобы язык развязать.

— Мне нет дела до твоего языка. — Я посмотрела на заглядывающую в окно луну.

— Было бы жаль… будь это правдой. — Он вздохнул, протянул руки и легонько постучал пальцами по сапогу, отбивая какой-то замысловатый ритм. Я сцепила зубы, чтобы не возразить и не соврать. — Помнишь тот хутор, где погибли мои верховые?

— Да. — Я закрыла глаза и вспомнила мух и лица, по которым они ползали.

— У нас в Вирите тоже есть такой. Мертвы все, от стариков до грудных детей. Только у нас жители убиты магией, как кувалдой. — Он щелкнул пальцами. — А где магия, там маг. Тогда как у вас в Тарии их убил… убило… — Его глаза сверкнули в темноте.

— Так убило? — повторила я. — Или убил?

— Не важно. — Вит махнул рукой.

— Важно, если это повторяется. — Я почесала нос, вспомнила мух, мертвых девочек и нехотя добавила: — Ты должен рассказать обо всем магам.

— Ага, — хохотнул мужчина, — и получить посмертную благодарность.

— Но они во всем разберутся.

— Ты видишь, как они разбираются? — Он обвел руками темницу. — Запросто скажут, что это я всех порешил. Иначе чего бы мне там делать?

— А и в самом деле, чего? — Я прищурилась. — Почему из всех пограничных хуторов ты выбрал именно этот? Откуда вы узнали, что все произойдет именно там? У вас вещунья есть? Или кто-то флагом размахивал… — Я замолчала, вспоминая, что флаг-то был. Полотнище, возвещающее о проказе.

— Да уж… флаг… — Вит потянулся. — Все проще. Таких дозоров, как мой, отправили с десяток, но выверт засекли именно мы, самую первую волну, потом вторую, а под третью попали сами. Солдат положило, я все силы на щит потратил, но никого не успел прикрыть, даже коня. Еле ноги унес, бежал, пока не упал…

— А еще говорят, что вирийцы детей на ужин едят!.. — не удержалась я. — На самом деле вы чуть ли не святые. Виданное ли дело, чтобы наш король отправил с десяток разъездов, да еще и чаровников при этом не пожалел, из-за того, что померли несколько десятков крестьян? Особенно если над воротами села реет чумной стяг?

Я вспомнила, как на Белой Горе, что в двух днях пути от нашего села, деревню Лысовку сожгли вместе со всеми жителями, как больными, так и не очень, а еще и Рябину, и Корку, что стояли рядом, просто так, за компанию. Староста Верей тогда еще заявил, что правильно все сделали, неча заразу плодить. Управителю всяко видней, кого жечь, а кого от налогов освобождать. Я запомнила это, потому что в Корке жила Стешка, девчонка двумя годами старше, что приезжала с теткой в Солодки на ярмарку — глиняные горшки продавать. Она была слепой от рождения и потому охотно болтала с внучкой травницы, не ведая, что свела дружбу с водным отродьем. Вряд ли мы еще когда увиделись бы, но… Я вспомнила о ней, когда войска спалили село. И не простила ни старосте его слова, ни солдатам — деготь, ни Аранесу Третьему — его приказ. Думаю, король, когда узнал, расстроился: виданное ли дело, деревенская девка ему в прощении отказывает!

— Видишь, какие мы хорошие, — Вит шевельнулся. — На самом деле там, в половине дневного перехода, рудники, что мы у вас во время последней войны оттяпали. Князь выразил беспокойство, а когда он выражает беспокойство, остальные, как правило, начинают бегать словно тараканы.

— Теперь поняла, как вы оказались там, но не поняла, почему ты увязался за нами? — Я выдавила кривую улыбку, почему-то Вит на мои выпады отвечал не обидой, а смехом.

— А если подумать? — Он фыркнул. — Ну, это же просто… — Я покачала головой, и чернокнижник со вздохом признался: — Подумал, что это вы.

— Что?

— Кто-то из вас. Сначала грешил на тебя.

— Спасибо за высокую честь.

— Да не за что. Магии в тебе столько, что… — покачал он головой. — Плюс печать смерти. Когда в первый раз ее увидел, едва не прибил с перепугу.

Да, я тоже запомнила этот момент, когда вроде бы умирающий пленник открыл глаза и меня пронзило чувство опасности.

— Я даже не сразу сообразил, что если бы ты сначала жахнула по нашей деревне, а потом вызвала…

— Кого?

— Какая разница, если ты не вызывала?

Мне показалось или его зрачки стали отсвечивать алым?

— Никакой. Просто любопытство.

— Любопытство кошку сгубило, — назидательно проговорил вириец и спросил: — Мне продолжать?

— Если не я главный душегуб, то кто? Рион?

— Рион. Резерв у парня почти пуст. На что он его потратил? Ваши чаровники очень дорожат магией, и причина должна быть весомой.

— Что заставило тебя изменить мнение? Или ты все еще думаешь, что это мы душегубствовали?

— Отнюдь. Такую команду неучей еще поискать, захотели бы — не смогли. Вы даже меня не видели.

— Добрый ты, — попеняла я. — И раз уж ты такой разговорчивый…

— Это на меня полнолуние так действует, — он посмотрел на узкое оконце. К слову, я понятия не имела полная сейчас луна или нет, — и здоровая пища, — бросил он еще один взгляд на плошку с водой. — Люблю поболтать в гостях, особенно когда кормят от души.

— Просвети, что произошло, когда ты вырвал меня из… из… — Я никак не могла произнести это вслух.

— Мира мертвых, — спокойно закончил Вит. — В нем обитают богинки и остальная лишенная жизни гадость.

— Богинка сказала, что забрала меня из колыбельки. Думаешь, врала?

— Нежить всегда знает, чем зацепить жертву. Тебя же зацепили…

— То есть вранье?

— Я не особый знаток мыслей нежити. — Вертикальные зрачки вспыхнули в полумраке и погасли.

— Богинки крадут детей, а потом что? — Я согнула колени и обхватила их руками. — Что они с ними делают?

— Растят себе подобных.

— Они же нежить! Мертвые!

— Поэтому и крадут, что сами к… хм… для размножения непригодны. Когда приходит срок, топят в озере, а потом приветствуют новых сестер по ту сторону жизни, так сказать.

— И никто не возражает? Не пытается сбежать?

— А ты вспомни Аврука Первого Тарийского и его личную гвардию.

— Не могу, — развела я руками. — Мне лет двадцать от силы, куда мне до Аврука. А ты что, живешь с тех времен, да? — Я подняла голову.

— Как же ты все буквально воспринимаешь. Вспомни — это значит, историю вспомни.

— Не сильна я в науках.

— Не прибедняйся, твоей бабке — если не врешь и тебя действительно деревенская знахарка растила — в ноги кланяться надо. У тебя и речь правильная, и осанка прямая, смотришь открыто, глаза долу не опускаешь, не лебезишь, травы знаешь…

— Я передам ей твои похвалы. Что с Авруком? Помер?

— Конечно, помер. Все помирают. Его гвардия, говорят, была настолько предана королю, что солдаты по приказу могли себе глаза вырвать или горло перерезать. — От слов Вита я поморщилась. — И все это с улыбкой и светом праведности в глазах.

— Я рада, что родилась позже.

— Я тоже. Но все это я тебе рассказал не для общего развития, а как ответ на вопрос. Если богинки «правильно» воспитывали свое молодое поколение…

— В озеро они тоже шли с улыбкой, не желая себе другой судьбы. — Закончила я за него. — Снова мы вернулись к воспитанию.

— Конечно, от него все зло, — хохотнул вириец.

— А ведь болотник не Риона предупреждал о богинках?

— Меня. Чернокнижников они боятся больше.

— Что ты сделал потом? Почему я почувствовала… — Я замолчала, не получалось ни описать ощущения, ни даже понять их.

— Слил излишки силы. — Его улыбку не было видно в темноте, но я точно знала, что она изогнула его разбитые губы и что ему от этого больно.

— Очень толково, — тряхнула я головой.

Вириец тяжело вздохнул.

— Что ты знаешь о магии?

— Почти ничего, — я пожала плечами, — слухи, домыслы, бабушкины сказки.

— Смотри, — Вит откинул солому и в пятне света, падающего сквозь окно, нарисовал пальцем в пыли сосуд вроде крынки, — это природный резерв, который есть у каждого мага. Способность к колдовству зависит от толщины и высоты сосуда. Вместимость резерва — это уровень силы мага. Чем больше резерв, тем сильнее заклинания. Разброс от двух до двух сотен кьятов. Ты считать-то умеешь?

— Да. — Я состроила скорбную физиономию.

— Бабке поклон. — Он действительно поклонился в темноте. — Тогда представь, этот сосуд наполнен до краев, а сила все прибывает и прибывает. От переизбытка энергии сосуд разорвет. И хана твоей магии на веки вечные.

— Это чуть не случилось со мной? Или с тобой?

— С тобой. Ты хватанула чужого. Нежити не столько была нужна ты, сколько сила. А в тебе ее… — Он рассмеялся, в темноте его зубы казались белыми. — Твой кувшин переполнен, как крынка со сливками, за которой охотится кот. Ты знаешь, что…

— Если ты спросишь, знаю ли я, что такое сливки, укушу. Что ты со мной сделал?

— Я помог тебе выплеснуть силу.

— Ага, — мало что поняв, закивала я. — Но почему… Отчего…

Я не знала, как описать свои ощущения, как сделать так, чтобы он понял, а заодно объяснил мне.

— Но знаешь, что? — Вириец, кажется, даже не слушал, задумчиво глядя на стену. — Вместо того чтобы рассеяться, твоя сила так и липла к рукам, так и норовила залезть под кожу. Еле удержался, чтобы не впитать…

— Так почему удержался? — не поняла я.

Для меня эта сила все еще была чем-то непонятным, чем-то несуществующим.

— Ну, знаешь, что говорят о тех, кто делится силой друг с другом?

— Нет. Не знаю. А что говорят?

— Говорят, что это могут делать только «повенчанные богами»…

— Тогда не надо, — торопливо перебила мужчину.

— Вот, и я так подумал. — Чернокнижник натянуто рассмеялся, а потом чертыхнулся, вытирая кровь с губ.

Легенды о «повенчанных богами» я слышала. Их слышал каждый, у кого есть уши. Иногда боги, Эол или Рэг, снисходили до простых смертных и развлекались тем, что связывали людские души. От скуки, наверное. Но почти все считали это безобразие «даром богов». Девчонки в восторге закатывали глаза, мужчины окидывали их орлиным взором, словно желая найти ту самую «привязанную» к ним душу, менестрели слагали песни о том, как две мятежные половинки сливаются в одну…

Тут я всегда представляла, как встречу этакое недоразумение с четырьмя руками, четырьмя ногами и двумя головами, и начинала икать от ужаса.

А потом, по словам поэтов, соединенные богами обязательно гибли во имя своей любви. Назло врагам. Или, скорее, на радость. И вообще, нет бы о чем хорошем стихи сложить? Так обязательно в конце кто-то скопытится…

Да, я слышала об истинных парах, но ни разу не видела. И очень просила Эола не делать мне таких дорогих подарков. Самый страшный кошмар — оказаться привязанной к совершенно незнакомому мужчине и быть обязанной его любить.

К счастью, такими дарами боги баловали людей раз в сто лет. И то всего лишь по слухам. Так что можно было не волноваться, и тут на тебе…

Я смотрела на Вита так, словно ожидала, что у него вот-вот вырастет вторая голова. Не выросла…

— А если бы ты все же впитал ее, — уточнила я, вспомнив то, что рассказывал мне Дамир, — не лопнул бы, от такого-то счастья?

— Чернокнижники и чаровники применяют магию по-разному. — Вит замялся. — Уверена, что хочешь знать? Эти знания в Тарии под запретом.

Разве я могла предположить, что мой первый урок — первый настоящий магический урок — пройдет ночью, в тесной сырой камере, на полу, устланном соломой, а в роли учителя выступит чернокнижник? Любой сказал бы, что это невозможно. И тем не менее получалось именно так.

— Я сама в Тарии под запретом. Не томи.

— У нас природная возможность иная. — Он стер у нарисованного сосуда дно. — Чернокнижники энергию не накапливают. Она постоянно течет, проходит через сосуд и рассеивается. Сила и способности зависят от движения, чем быстрее, тем больше энергии можно тратить и тем лучше она восстанавливается. Это как, — он щелкнул пальцами, подбирая слово, — как мельница на реке, чем сильнее течение, тем быстрее двигаются жернова и быстрее мелется мука. Измерить такой резерв невозможно.

— Ты сказал, что маги слили твой резерв? Но как? Если у тебя его нет?

— Теперь, считай, есть. Они его ограничили, поставили «заплату» и слили то, что было, — Вит снова пририсовал к крынке кривоватое дно. Теперь я ничем не отличаюсь от тебя и Риона.

Прозвучало как-то грустно. Так воин отзывается о дворовом мальчишке, схватившем вместо меча палку.

За дверью камеры что-то загрохотало, и мы замолчали, прислушавшись к тяжелым шагам. Но тюремщик прошел мимо, через несколько томительных минут издалека послышалась смачная ругань.

Вит склонился над рисунком и одним махом стер каракули.

— А что тогда…

— Дай передохнуть, — попросил мужчина. — Я, конечно, знал, что девки любопытны и трескучи, как сороки, но только сейчас понял, как это утомительно. Вопросов у тебя столько, что придется до утра языком молоть.

Он откинулся на стену и закрыл глаза. Да, урок был кратким. Но все же был.

Завтрак мы проспали, или на этом постоялом дворе забыли его подать. Я проснулась от скрипа двери и ощутила боль в горле. Рука затекла, голова гудела и, как бы эти желания ни противоречили друг другу, хотелось пить и в кустики или хотя бы до ведра.

— Айка Озерная!

После темноты камеры замерший на пороге визитер воспринимался нечетким, чуть дрожащим в пламени факела силуэтом. Судя по голосу, он был молод и немного напуган.

Я сонно заморгала, рядом шевельнулся Вит.

— Айка Озерная, — повторил стражник. — На выход, — мальчишеский голос сорвался, поднявшись на тон выше, или, как говаривали у нас, дал петуха. — Быстро!

Похоже, они меня боятся больше, чем я их. Интересно, что стражник будет делать, если я сейчас зевну и скажу: «нет»? Эта мысль несколько примирила меня с действительностью, ведь я уже знала, что не скажу, что встану и пойду, куда поведут, — заключенные не в том положении, чтобы норов показывать.

— Гляди в оба, — тихо напутствовал вириец, когда я перешагнула порог камеры.

Дверь захлопнулась, лязгнул замок. В длинном коридоре, освещаемом неровным светом факелов, выстроился десяток стражников с пиками наперевес.

Даже лестно, ей-богу. Кому я там понадобилась? Палачу? Нехорошее предчувствие холодом кольнуло живот. До ведра захотелось еще сильнее.

— А куда меня, дяденьки? — пискнула я, и по суровым взглядам тут же поняла, что взяла неправильный тон. Они небось здесь всяких юродивых навидались, и еще одна сочувствия не вызовет.

— Топай, — ткнул меня в спину один из стражников. Сильно ткнул, я едва не полетела на пол. Доходчиво.

В сопровождении почетного караула я поднялась по лестнице, свернула в очередной каменный коридор с узкими, как бойницы, окнами. Наступило серое раннее утро. Дай Эол, не последнее…

Стражники остановились перед высокими резными дверями. Тот самый молодой, что толкал в спину, торжественно постучал в них. И ему не менее торжественно ответили. Створки распахнулись, и мужик в черном рубище… или платье, здорово смахивающий на ворону, каркнул… э-э-э… вернее, изрек:

— Входите! Суд семерых ждет.

Эол, а я-то до последнего надеялась, что это уборная.

Не дожидаясь очередного тычка, вошла вслед за «черным платьем» в круглый зал. Большой, больше, чем торговый пятачок в Солодках, с широкими, в человеческий рост, окнами, полный света и тепла. Зал украшала «виновная яма» в центре. Сама я раньше таких не видела, но ездившая в Вышград Сима рассказывала, как вершили суд над Листонским душегубом. Помнится, его из этой ямы с почестями препроводили прямо на кол.

Я остановилась на краю, посмотрела вниз. Глубокая. Надо полагать, дабы каждый обвиняемый почувствовал собственную ничтожность. Я почувствовала. Честно. Особенно когда получила очередной толчок в спину. Глухо вскрикнув, свалилась вниз, больно приложилась о дно коленями и разодрала ладони о каменный пол.

Яма — каменный колодец примерно два на два шага, глубиной мне по макушку. Мелкие преступники вроде меня помещались в нем почти целиком, а у более высокого человека наверняка торчала бы голова. Чтобы удобнее было отрубать, не иначе.

Перед виновной ямой полукругом стояло семь кресел, и семеро сидящих в них мужчин все в тех же черных платьях сурово смотрели на меня сверху вниз. Легендарный суд семерых — самые сильные и именитые маги Тарии. Справа от кресел заметила еще двух магов, один из них открывал нам двери, а второй…

Второй был мне хорошо знаком. К сожалению.

С центрального кресла встал пожилой мужчина, чем-то похожий на дядьку Ирия, нашего кузнеца, и торжественно спросил:

— Кто обвиняет эту женщину?

— Я, — выступил вперед старый знакомый, — Тамит Шиирский, действительный маг Вышграда и Кохани, обвиняю эту женщину в преступлениях против короны и магии.

— Кто защищает обвиняемую?

— Я, — ответил тот маг, что открывал нам дверь, невысокий тучный мужчина лет пятидесяти, — Неман, действительный маг Велижа, хранитель Источника силы, беру на себя обязательства защищать Айку Озерную на суде семерых перед лицом Высокого Гуара.

«Пред лицом кого?» — чуть было не спросила я, хотя имелись вопросы и поважнее. Например, с какого перепуга толстый дядечка взялся меня защищать? И вообще, если преступление против магии я еще худо-бедно совершила, то против короны… Чур меня, чур!

Я уже открыла рот и… благополучно его закрыла. Что-то подсказывало, что, если я сейчас распущу язык, его вполне могут отрезать. А он мне дорог.

— Да будет так. Начинайте, — председательствующий на суде мужчина сел.

Высокий Гуар? А по росту ни за что не догадаешься.

— Я обвиняю эту женщину в государственной измене, шпионаже и убийстве мага. — Тамит встал слева от ямы.

— Неправда! — все-таки не выдержала я. Эол с языком, как бы голову сохранить!

— Айка Озерная, — не обратив никакого внимания на выкрики, продолжал Тамит, — из рода вордов, исконных врагов рода человеческого. Воспитана в Тарии. Владеет магией воды. Носит родовое имя своего народа, а значит, имеет связь с ними.

— Меня так с детства дразнят, вот и все!

Как же нелепо это прозвучало. Словно деревенская дурочка пыталась объяснить, как перепутала козу с козлом. Неужели можно осудить из-за слухов и домыслов? Если так, то мне с лихвой хватит на смертную казнь.

Один из судей, седой мужчина с голубыми глазами, спросил:

— Ее семья поддерживает обвинение?

Я скрипнула зубами, страх сменился беспомощным гневом. Они бабушку привезли? Привезли только для того, чтобы она выслушала весь этот бред и посмотрела на досуге, как казнят внучку?

— Нет.

— Слава Эолу, — некстати вырвалось у меня.

— Воспитавшая ее знахарка из Солодков крайне враждебно встретила посланцев и отказалась отвечать на вопросы. А когда они решили применить силу… — Тамит замялся и нехотя продолжил: — Применила магию.

— Магию? Знахарка?

— Видимо, порошки из трав, — пояснил обвинитель суду. — Посыльные до сих пор чешутся.

— Ладно, — кивнул Гуар. — Потом посмотрим на ваших посыльных. И на знахарку тоже надо бы глянуть. Сейчас расскажите, чем подтверждаются обвинения против Айки Озерной?

— Односельчане не раз видели девушку сидящей у реки и что-то шепчущей.

Вот и делай после этого добрые дела. Попросят меня еще хоть раз речку заговорить, я уж посоветую, куда обратиться.

— Да я просто… просто… — прозвучало неубедительно, сознаваться в обмане односельчан не хотелось. Как говорят, где один обман, там и второй.

— С помощью воды она передавала важные сведения народу вордов! — злорадно добавил Тамит.

— Какие? — вмешался Неман. — Об урожайности свеклы в этом году? Или о численности поголовья коз в Солодках?

— К тому же ее задержали в компании вирийца, — гнул свое маг.

А вот это уже факт, а не россказни. Я поморщилась, даже Михей с Рином сразу Вита в шпионы записали, маги и слушать мои детские оправдания не станут.

— Откуда сведения о происхождении? — спросил самый молодой из судей, лет сорока, седина успела только-только тронуть виски. — Докажите, что она принадлежит к народу вордов.

— Обвиняемая, снимите медальон, — приказал Тамит.

Эол, отчего же все так неправильно? Самое время упереться рогом, заявить решительное «нет», гордо вздернуть голову… и так же гордо дойти до плахи. Нет никакого смысла скалить зубы, хотя и очень хочется. Захотят — снимут. Очень хотелось заплакать. А еще в уборную.

— Медальон! — рявкнул обвинитель.

Я подцепила пальцами цепочку и сняла.

Взгляды всех присутствующих обратились ко мне, в некоторых даже сверкнула искорка любопытства.

— Обвиняемая признает себя виновной в шпионаже? — спросил Гуар.

— Нет, — сказала я.

— Защита? — Судья повернулся к Неману.

Толстенький хранитель фонтана с добродушной улыбкой занял место справа от ямы.

— Уважаемый Тамит огласил не все сведения. Во-первых, Айка была найдена, а не взята на воспитание из Озерного края, как можно было понять. Она — найденыш. Так что ее происхождение до сих пор под вопросом. Во-вторых, мы не знаем природу магии вордов и не можем утверждать, что девушка ею владеет. Полагаться на суеверия крестьян — недостойно высокого суда. В-третьих, так называемое родовое имя возникло стихийно. Водный народ считает наш язык низким и не станет давать детям человеческие имена.

Маг перевел дыхание. И я тоже. Хороший дядька, на булочника Тэка похож. Тот меня как-то сдобой угощал, горелой, правда, но все же. Выберусь из ямы — расцелую, если, конечно, он не будет против. И если выберусь.

— Повторю вопрос, — продолжил Неман. — Какие секретные сведения, необходимые водникам, добыла девушка? До недавнего времени обвиняемая не покидала Солодки дольше чем на день и дальше чем на вар.

— Это все обвинения? — Гуар вопросительно глянул на Тамита.

— Нет.

Вышградский маг, не поленившийся последовать за мной в Велиж, торжествующе улыбнулся. И тут я поняла, зачем все это — все эти разговоры о происхождении и предательстве. Сказанное было лишь затравкой, присказкой, призванной создать у судей нужное впечатление, а сама сказка начнется именно сейчас. Это — как Лушка, Мельникова дочь, заговоренные иголки у матери в вышивании прятала, бабушка долго не могла понять, на что сглаз наложен. Хочешь спрятать пуговицу, брось в швейный короб. Одно обвинение среди кучи других, а дыма без огня не бывает…

— Я обвиняю ее в убийстве мага и присвоении силы. Доказательство — печать смерти над головой.

— А может, — Неман снова пошел к двери, — об этом нам расскажет сам «мертвый маг»? — Он открыл дверь.

Я встала на цыпочки, стараясь разглядеть вошедшего. Высокая нескладная фигура, покрытая пылью одежда, хмурый взгляд исподлобья… Рион! Значит, они с Михеем успели, дошли до Велижа, смогли найти магов и все им рассказать. Никогда не думала, что буду так рада видеть этого парня!

— Перед лицом суда даю обет говорить правду, и пусть моя магия будет тому свидетелем, — проговорил дрожащим голосом парень, а потом вдохнул и стал рассказывать.

Из его рассказа выходило, что один неразумный отрок, шатаясь по лесам и весям, умудрился повстречать деревенскую девку, которая по скудоумию сломала его кристалл и забрала силу. Ерунда полная. По тону Риона все сразу поняли, что такое случается сплошь и рядом. Потом отроки, уже две штуки, поскакали в столицу, чтобы учитель, как водится, указал им светлый путь в светлое будущее. По дороге они, словно меченые, цепляли разные беды, начиная с Михея и заканчивая тем же Тамитом. Ну а уж когда рванули до Велижа, силушку богатырскую отроку возвращать, то совсем удержу нечистой силе — к ней причислили и вирийца — не стало. Теперь только на разум великих магов и уповаем.

Рион хорошо рассказывал, душевно, упирал на враждебные обстоятельства, а не на злой умысел.

— В доказательство слов юного Рионера, — слово снова взял Неман, — предъявляю письмо главного действительного мага Вышграда Дамира с его поручительством за Айку Озерную и с просьбой провести ритуал покаяния. Именно для него молодые люди и приехали в Велиж.

— Айка Озерная, вы подтверждаете, что прибыли в Велиж для добровольного прохождения ритуала? — Высокий судья посмотрел мне в глаза.

— Подтверждаю. — Я закивала так сильно, что, того и гляди, башка отвалится.

— Эта история мне известна. — Тамит говорил так, словно слышал все это уже тысячу раз, и еще один его порядком утомил. — Но я обвиняю ее в смерти другого мага, действительного Киеса, моего младшего брата.

В зале воцарилась тишина. Кто-то из судей отчетливо буркнул:

— Это уж слишком.

Полностью согласна. Я даже не знаю такого.

— А почему слишком? — переспросил маг. — Напомню, ту девицу так и не нашли.

— Мы помним Киеса и искренне сочувствуем твоему горю, но… — с сомнением протянул Гуар.

— Это не голословное обвинение, — перебил его вышградский маг. — Первое — внешнее сходство преступниц.

— По таким уликам можно осудить треть Тарии и почти весь Озерный край, — перебил Неман. — Всех белобрысых девок — в камеры!

Я во все глаза смотрела на Тамита. На говорившего полную ересь Тамита, остающегося спокойным, несмотря на возрастающий ропот магов. И на Немана, раздраженно кривящего губы. Что происходит?

— Не доказательство, согласен. Но… — Он подошел к стоящему у окна столу, надел очки и стал что-то перебирать, сколько я ни вытягивала шею, не могла рассмотреть что. — Я не поленился просмотреть все материалы о смерти брата. — Тамит снова развернулся к суду семерых. — Все портреты, что рисовал влюбленный Киес, все описания свидетелей. — Он подошел к креслу и передал один из листков сидящему с краю магу. К обвинителю подошел Неман и тоже был облагодетельствован бумажкой. А вот меня обошли, хотя посмотреть, что там, хотелось едва ли не сильнее, чем до ведра. Бумаги переходили из рук в руки, маги хмурились.

— И украшение, которое та, что называлась Айлиной, носила, не снимая, на шее, — Тамит выжидающе замолчал. — Черная капля. Искажающий внешность амулет! Она говорила моему брату, что стесняется шрама на щеке, она много чего говорила… — Обвинитель указал на цепочку с камнем в моей руке. — Его свойства и внешний вид, описанные в материалах расследования, совпадают до мелочей. Думаете, существует два подобных камня? С одинаковыми свойствами? Мастеров, способных создать такой артефакт, давно нет.

Один маг склонился к другому и что-то зашептал, а потом они оба посмотрели на меня. Нехорошо посмотрели, задумчиво, как бабушка на курятник, когда выбирала птицу пожирнее.

— Но… — начал Неман.

— Или вы хотите сказать, что можете привести действительного артефактора? Мага, который не нуждается в резерве, и он здесь, прямо при высоком суде, создаст точно такой же артефакт?

— Не юродствуйте, Тамит, — ответил Неман. — Чаровников без резерва давно не существует, они превратились в красивую сказку, не более.

— Вот, даже вы это признали. Вероятность того, что существует два одинаковых артефакта, крайне низка. А поскольку подобные амулеты подчиняются одному хозяину, говорить что-то еще излишне. Этот хозяин, вернее, хозяйка — Айка Озерная. Была тогда, осталась ей и сейчас.

Я зажмурилась, потому что прозвучало очень весомо. Кусочек правды среди внушительной кучи домыслов.

— Это не доказательство, — стал возражать Неман. — Артефакт нельзя создать, но можно перенастроить. С этим справится любой действительный маг.

— И вы готовы привести сюда мага, который перенастроил артефакт для деревенской девчонки? А деревенской ли?

— Она всю жизнь прожила в Солодках, — сказал защитник и раздраженно посмотрел на меня.

— Неужели? Полагаться на россказни крестьян — недостойно высокого суда, — вернул Неману его же фразу обвинитель.

На лице Тамита играла удовлетворенная усмешка. Забивая очередной гвоздь в крышку моего гроба, маг добавил:

— Над Айкой Озерной и ранее была печать смерти, но другая. Забрав силу у Рионера, она закрыла старую метку новой. Не знаю, на что она рассчитывала, может, на то, что парень влюбится и ради нее пожертвует всем, как было с моим бедным братом. Но просчиталась, он привел ее сюда, не дав сбежать по дороге. После обряда метка исчезает. Обвиняемая уйдет отсюда свободной и вместо петли получит вечную благодарность молодого мага и его защиту.

— Неправда! — хрипло выкрикнула я.

— И разрушит свой резерв на веки вечные? — саркастически вставил Неман. — Не слишком ли большая цена? При описанном вами коварстве? Да к тому же, была печать ранее или не было, мы знать не можем, разве только Рионер… — Он посмотрел на парня. — На Айке была печать до того, как она сломала твой кристалл?

Атмосфера в зале изменилась, шутить расхотелось совсем. Даже мысленно.

«Ну, давай же! — молча взмолилась я. — Скажи им, что печати не было! Скажи…»

Парень перевел ошалелый взгляд на вышградского мага.

— Я… я…

— Была? — с нажимом спросил Тамит. — Айка Озерная, молчите! — приказал мне обвинитель, видя, что я уже готова вмешаться.

— Нет… — сказал парень и тут же добавил: — Не знаю… Я бы заметил…

Рион мямлил и выглядел чертовски растерянным. А все оттого, что говорил правду. Она зачастую именно такая, неубедительная.

— Предайте суду амулет, — отдал приказание Высокий Гуар. Неман тут же склонился к яме, и я вложила в протянутую руку цепочку, на которой покачивался камушек. Даже несмотря на сказанное, мне не хотелось расставаться с артефактом. Так просто было прятать за ним свою непохожесть.

Гуар взвесил украшение на ладони, поднял к свету черный камушек, по полу разбежались серые блики.

— Откуда у тебя амулет и как давно? — задал прямой вопрос голубоглазый маг.

— Мне дал его действительный маг Вышграда Дамир, месяц назад, — ответила я чистую правду.

— Она лжет! — зло сказал Тамит.

— Вы сами видели меня в его доме с этим амулетом, когда… когда хотели…

— Видел, — перебил обвинитель. — Но не видел, что кулон вам вручил Дамир.

— Зато видел я, — четко сказал Рион.

— Влюбленный идиот! — рявкнул Тамит. — Ты что, не понимаешь, что она делает?

— Я не влюблен. И не идиот, — последнее прозвучало даже обиженно.

— Рионер, ты подтверждаешь слова Айки Озерной? — вмешался Неман.

— Да. Мой учитель дал Айке артефакт, чтобы скрыть приметную внешность.

— Айка Озерная, признаешь ли ты себя виновной в смерти действительного Киеса? — осведомился Гуар.

— Эол! Нет. Я даже не знала его.

Высокий повернулся к Тамиту и с некоторой опаской спросил:

— Это все обвинения? — и, получив утвердительный кивок, с облегчением обратился к хранителю Источника: — У защиты тоже все?

— Да, Высокий.

— Суд семерых должен принять решение. Ожидайте.

Маги поднялись и вышли. Я провожала взглядом спину последнего, самого молоденького, едва разменявшего пятый десяток. Но прочитать грядущее по удаляющемуся черному платью не удалось.

Рион подошел к яме, хмурый, усталый, но в чем-то давно привычный парень. Вышградский маг плюхнулся в одно из освободившихся кресел и забарабанил пальцами по подлокотнику.

— Я не забирала силу вашего брата, — проговорила четко, но Тамит, не поворачивая головы, презрительно скривился.

Рион сел прямо на пол и тихо спросил:

— Как ты?

— Это зависит от них. — Я кивнула на дверь, за которой скрылись маги.

— Тебе ничего… — он замялся, — не сделали?

— Нет. — Я невесело ухмыльнулась, поняв, о чем он думает. — Не сделали. В уборную не пускают, а в остальном…

— Говорил же тебе, не надо было вирийца с собой тащить, — невпопад произнес Рион, не впечатлившись моими страданиями. — Чернокнижник в Велиже, кто бы мог подумать. — Он покачал головой, словно сама мысль казалась ему кощунством. — И как замаскировался, тварь, даже я не увидел!

Я хмыкнула, покосившись на Тамита, не время сейчас признаваться в чем бы то ни было. А то к преступлениям против Тарии добавят заговор против князя Вирита.

Судьи вернулись быстро. Очень быстро. Рион только раза три прошелся по предкам Вита, а я даже не успела спросить о Михее, когда дверь скрипнула…

Маги зашли в зал в том же порядке, в каком и вышли. Строгие и отрешенные. Мне не удалось поймать взгляд ни одного из них, сколько я ни старалась. Не к добру.

Рион вскочил. Тамит поднялся из чужого кресла и занял место слева от ямы. Неман прекратил метания по залу. Воцарилась тишина.

Их молчание казалось бесконечным, их лица — бесстрастными, шаги — громкими, а слова — излишне торжественными. Оглашал вердикт Высокий Гуар. Но мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы понять, о чем он говорит, так громко колотилось сердце.

— Обвинения признать состоявшимися в части: признать Айку Озерную виновной в присвоении силы Рионера, ученика главного действительного мага Вышграда Дамира, и приговорить к ритуалу полного покаяния. Если в процессе оного обнаружится сила другого мага, то судьбой и жизнью обвиняемой будет распоряжаться семья погибшего Киеса. Айка Озерная освобождается из-под стражи. До исполнения приговора ей запрещено покидать Велиж и надлежит носить ограничивающий артефакт. К действительному Дамиру постановлено отправить гонца для выяснения происхождения артефакта. — Маг оглядел присутствующих. — Решение принято и оглашено.

Глава 12

ПРИГОТОВЛЕНИЯ

— Айка, не чеши, — раз в третий скомандовал Неман, оборачиваясь.

Я тут же спрятала руки за спину и поторопилась нагнать хранителя Источника. Кожа под браслетом немилосердно зудела. Ограничивающий артефакт подозрительно смахивал на кандалы, только без цепей. Но цепи имелись — магические. Они не позволят мне покинуть город, если я вдруг надумаю податься в бега. Металлический, исписанный непонятными символами браслет был тяжелым и обдавал кожу холодом. Словно по весне белье полощешь, руки в полынье немеют, а ткань хрустит льдинками.

Кандалы кандалами, но ходить по Велижу с печатью смерти над головой, без артефакта, чревато. Как сказал хранитель Источника, проще сразу в домовину лечь, тогда как артефакт не только не даст сбежать опасной преступнице, но и удержит не в меру справедливых магов от самосуда. Это что-то вроде отметки: проходите мимо, уже наложено покаяние.

Вроде действовало, по крайней мере, встречающиеся нам маги хоть и косились, но за топоры и магию не хватались.

Велиж был построен королем Угуром Первым в северо-восточных землях Тарии, на месте, где на поверхность вышел магический Источник. Поначалу это была просто чаша с домиком мага-смотрителя рядом, потом — казарма гарнизона, потом — торговый пост, потом… Дома, как грибы, вырастали вокруг магического Источника. Владея им, король владел, по сути, всеми магами, съезжавшимися к Источнику силы наполнять свой резерв. Город лишился статуса столицы спустя две сотни лет, после первого же столкновения с Виритом. Тогдашнего монарха Угура Пятого очень обеспокоила близость стольного града к границе с княжеством, и по высочайшему указу в кратчайшие сроки был заложен Вышград, а Велиж осиротел.

Осиротели гранитные мостовые и белокаменные, увитые плющом особняки, которые дышали величием и древностью. Пустовала и королевская резиденция.

— А вот здесь… — маг указал на высокий дом с резными ставнями, кажется, ему очень нравилось, что я иду следом за ним, тараща глаза на каждый фасад, кажущийся мне едва ли не дворцом, — жил Кизил. Великий маг прошлого…

Далее Неман поведал мне историю постройки пары домов, принадлежавших особо выдающимся чаровникам. Я вежливо восхитилась их умениями. Кизил изобрел какую-то втулку (я так и не поняла, куда и зачем ее втыкать), другой маг убил на магических дуэлях уйму народа и был награжден титулом. Полагаю, только затем, чтобы теперь его могли вызывать на дуэль лишь равные, а дураков среди дворян немного.

Река Берега делила город на две части: на юго-западе, где находится Источник силы, жили в основном маги; по другую сторону — рабочий люд. Военный гарнизон и тюрьма являлись исключением из правила и украшали почтенные кварталы чаровников.

— Айка, хватит головой вертеть, — в очередной раз крикнул хранитель Источника, и я прибавила шагу.

Больше всего Велиж напоминал часть сказки, которую бабушка рассказывала на ночь, — высокие шпили, белые стены, благородные маги, легенды и войны. Красиво. Если не приглядываться, а когда приглядишься…

Сквозь белую штукатурку почти везде проступала плесень, сады зарастали дикой лебедой, а маги — по большей части чванливые и толстые старички — мало напоминали тех героев, каких рисовало мое детское воображение.

Будь шанс, я бы с радостью променяла мощеные мостовые на пыльные дороги Солодков. Вру, Вышград манил меня не меньше, хотя сам город имел мало отношения к этой тяге.

— Тюрьма, судебные залы, гарнизон, а вот здесь живет палач с семьей. Простой люд его не любит, могут и камнем кинуть, — продолжал указывать на здания Неман, а я, заметив знакомую постройку, обеспокоенно почесала запястье.

После суда я первым делом оскорбила великомагические кусты, а потом почти сутки отсыпалась в доме Немана. На следующий день меня начали готовить к покаянию, и первым делом хранитель поволок к фонтану, до которого мы все никак не могли дойти…

— Веллистат — резиденция магов, — сказал Неман, когда шедшая вдоль забора дорожка вывела нас к белому трехэтажному особняку. — Мой кабинет в правом крыле на втором этаже. Центральные покои занимает Высокий Гуар. — Маг в который раз прикрикнул на меня: — Не чеши, я сказал!

Я снова спрятала руки за спину и уже там почесала.

По какому капризу природы магическая энергия, которой наполняли резерв чаровники, нашла выход на поверхность именно здесь, неизвестно. Минула череда конфликтов и войн, на престоле сменилось две династии, а Источник силы все еще был здесь, все еще наполнял силой магов и их заклинания. Примечательно, что восточное княжество чернокнижников, не брезговавшее захватывать даже самые малые пограничные гарнизоны, до сих пор не завоевало город. Может, потому, что он им просто не был нужен? Что там говорил чернокнижник о резерве кудесников? Что они не накапливают силу?

Вспомнив Вита, нахмурилась. Вирийца я не видела с тех пор, как меня выпустили из тюрьмы.

Вопреки ожиданиям в саму резиденцию мы не пошли, по узкой дорожке обогнули правое крыло. Два стражника, что несли караул при входе, проводили нас задумчивыми взглядами. За домом начиналась живая изгородь с аккуратно выстриженной аркой.

— Старый королевский парк, — сказал Неман, подталкивая меня в спину.

Ухоженные дорожки, кусты и деревья: было видно, что за этим местом следят.

Как-то раз бабушку вызвали в замок баронета Кистена, его жена никак не могла подарить семье наследника. Перепробовав все традиционные средства вроде тех, что помогают проводить ночи в супружеской спальне, а не в кабаке, он перешел к менее традиционным, то бишь теперь в этой самой спальне топтались лекари и знахарки. Так вот, перед его замком тоже был разбит парк. Тогда я действительно бродила по нему с очумелым видом, трогая странные кусты в виде зайцев и цветы, похожие на яркие шлепки малинового варенья на зеленой листве, пока меня не прогнала служанка, тащившая на кухню корзинку свежих булочек. Еще и полотенцем стеганула.

Сейчас все было по-другому. Я смотрела на эту красоту и словно не видела. С каждым шагом кожа под браслетом чесалась все сильнее и сильнее.

Деревья расступились, и я наконец увидела то, о чем ходило столько легенд. О чем с придыханием рассказывал на привалах Рион. Источник. Три чаши, выложенные белым, с темными прожилками камнем, соединенные между собой извилистыми каналами. Ослепительное серебристое вещество, больше напоминающее перламутровое облако, нежели воду, изливалось в центре каждой чаши и веером опадало на дно. Резервуары были полны до краев, но ни капли не переливалось через бортики.

Но это всего лишь внешний вид. Видимость. Красота для людей, для тех, кто умеет видеть глазами. А не для чаровников.

Я замерла, не в силах сделать больше ни шага.

Сила дышала, клокотала и пела в фонтане. Это была жизнь в самом полном ее проявлении. Я слышала биение всех ныне живущих и существующих сердец. Чувствовала их радость и горе, грусть и ликование, смятение и надежду — все, что составляло смысл жизни. Это ощущение было очень сильным и возникло стремительно. Словно тебя лягнула в грудь лошадь и теперь ты пытаешься сделать вдох. Пытаешься, но не получается. Перед глазами уже пляшут цветные искры, и когда кажется, что их сменит темнота, легкие вдруг расправляются, первый глоток воздуха пьянит не хуже, чем брага дядьки Верея.

Моя «внутренняя кошка» свернулась клубком и удовлетворенно заурчала, ощущая родство. Без сомнения, сила Риона была взята отсюда.

— Как ты? — спросил Неман.

«Хорошо», — хотела ответить я, но все-таки промолчала, говорить в таком месте казалось кощунством. Но он понял, наверное. Он тоже когда-то приходил к Источнику впервые и не забыл этого.

— Здесь пройдет твое покаяние, — пояснил хранитель. — Я хотел показать, что это не так страшно, как тебе наверняка успели наболтать…

— Нет. — Я с трудом оторвала взгляд от мягкого плеска силы. — Мне не успели наболтать.

— Ну, еще не вечер. — Маг потянул меня в сторону. — Идем, главное ты поняла, здесь, — он обвел рукой парк, — нет зла.

И я закивала. Сейчас я согласилась бы со всем, что он говорил, только бы смотреть, только бы слышать, как поет Источник.

Я плохо помню, сколько мы простояли там и как Неман увел меня из парка. Кажется, маг говорил что-то еще, а я по-прежнему продолжала слушать. Источник просто заворожил меня, как Бульку Косого молния, что в одну из гроз ударила в мыс левее Солодков. Рассказывали, он так и стоял и был не в состоянии сдвинуться с места. Стоял, пока не сгорел. Вот и я стояла.

Очнулась только у здания тюрьмы, когда песнь фонтана отдалилась, став едва различимой.

Услышав конское ржание, я заморгала, реальный мир приблизился неожиданно, рывком. У забора стояли в ожидании верховых оседланные и экипированные в дорогу лошади. Трое мужчин рядом получали последние наставления от господина преклонных лет, в котором я узнала одного из судей.

— Посланцы в Вышград. К Дамиру, — пояснил Неман.

— Это из-за амулета? — спросила я. — Мне пришлось сказать, откуда он у меня.

— А мне подтвердить, — раздался знакомый голос.

Я обернулась, к нам шел Рион, за магом понуро брел Михей. Им, в отличие от особо опасной преступницы, которой грозили то ли казнь, то ли публичное прощение, койки в особняке Немана не выделили. Вот когда они начнут убивать направо и налево, тогда — да.

— И правильно сделали, — крякнул Неман. — Никого не стоит выгораживать в ущерб себе. Дамир никогда не прятался за чужими спинами. Уверен, все объясняется очень просто, и амулет попал к нему вполне обычным путем, даже если это тот самый артефакт. Хотел бы Дамир скрыть вещицу, не послал бы вас с этим камушком сюда. — Хранитель фонтана повернулся к дверям тюрьмы и неприязненно проговорил: — А вот и второй пленник.

— Гад, — буркнул Рион.

И в этот самый момент, словно услышав чаровника, стражник вывел вирийца на улицу, что примечательно, без цепей и с головой на положенном месте. Неужели отпустили? Но это глупо. Даже для магов.

Воин толкнул вирийца в спину, придав нужное направление, и, перебросившись парой шуток со стоящим у дверей стражником, вернулся в здание. Увидев бывших попутчиков, недавнюю сокамерницу и мага, Вит недовольно скривился.

Выходишь на свободу с чистой совестью, а тут они (в смысле, мы) встречают. Нет бы оставить человека в покое.

— Вы не забыли, что он кудесник? — заметив мою улыбку, спросил Неман.

— А я вообще не стану магом, — невпопад ответил Михей и пожаловался: — Меня вчера у Источника проверили. Они сказали, что я должен его услышать…

— О да, — вставила я. — Он так поет… живет.

— А я не смог, — припечатал стрелок. — Я не маг, — голос звучал убито.

Хранитель покосился на вирийца и спросил у меня:

— Дорогу к моему дому найдешь?

Я смутно представляла себе, как далеко отсюда дом хранителя Источника, но все равно кивнула. Немана это полностью удовлетворило, он развернулся и пошел по направлению к Веллистату. В крайнем случае найду его там, кажется, маг говорил что-то про правое крыло.

Подошедший Вит проводил его насмешливым взглядом.

— Тебя отпустили? — спросила я.

— Если бы. Ведут переговоры с Виритом об обмене, кто-то из тарийских вельмож угодил в плен к нашим. Запаса сил у меня нет, так что потрепали еще раз по щечке, — он ухмыльнулся разбитыми губами, — взяли слово вести себя прилично и выкинули до вечера, на ночь мне надлежит вернуться в это, — он оглянулся, — гостеприимное место. Иначе притащат за шиворот и вернут кандалы.

— И они поверили? Чернок… вирийцу? — поправилась я.

Глаза мужчины блеснули, он оценил оговорку.

— Представьте, монна. — Вит издевательски склонился. — Моя вера в людей начинает возрождаться.

— Чертов вириец оказался кудесником. — Рион говорил с нескрываемым отвращением. — А я и не догадался.

— Не будь к себе столь строг, — почти серьезно ответил Вит. — Мы в княжестве и действительных магов за нос водили.

— Пошел ты, — отвернулся Рион. — Я, по крайней мере, не в ошейнике, как собака.

— Да, ты не в ошейнике, но только потому, что не умеешь кусаться. Монна выбила тебе все зубы.

— Урод! — рявкнул парень, и мне пришлось шагнуть вперед, чтобы помешать ему броситься на мужчину.

Странное дело, пытаясь остановить Риона, я без всякой опаски повернулась спиной к Виту, к тому, чьим именем пугали в Тарии детей, даже мне бабка рассказывала истории о вирийских людоедах. Но сейчас я знала: он, в отличие от Риона, не бросится и не будет искать ссоры.

— Грызетесь, как муж с женой. Что вам сейчас-то делить? — Я уперлась руками в грудь парня.

Ученик мага молча отступил, правда, его молчание было куда выразительнее слов. Я повернулась к чернокнижнику и спросила:

— Что за ошейник?

Вит очень знакомым движением коснулся запястья, грязный рукав чуть задрался, приоткрыв браслет.

— Ограничивающий артефакт, — проговорил он. — При побеге или попытке снять — уничтожает носителя. Длина поводка один вар.

— А это не больно? — спросил вдруг Михей, начисто проигнорировавший едва не состоявшуюся драку. — Не жжется?

— Наоборот, — вместо Вита ответила я. — Холодит и чешется.

Я задрала рукав, демонстрируя парням свой «ошейник».

— Чин-чин. — Вириец коснулся моего браслета своим, металл ударился о металл, раздался мелодичный звук. — За преступников!

— Ничего ему не будет: живой, здоровый и почти на свободе, — нехотя признал Рион.

— Почти, — передразнил его Вит.

— Наши любят играть в дипломатов. — Парень зло сплюнул. — В прошлый раз, когда стражники отвели душу на пленнике в Вышграде, вирийские выродки так измордовали десятника, на которого хотели произвести обмен, что он больше не смог ходить. А в другой раз просто прислали голову… Я этого не понимаю.

— Чего не понимаешь? Почему душу отводите на пленных вы, а выродки мы? — задумчиво спросил Вит.

— Мы можем разобрать его на части, — с сожалением проговорил Рион. — Но за потерявшего товарный вид пленника вирийцы не дадут и медного череня.

— Это да, мы придирчивые, — согласился Вит. — Слушайте, я есть хочу.

— Тебя в тюрьме не накормили, что ли? Так вернись, они рады будут. — Рион отвернулся. — Я его кормить не стану, а у него денег точно нет. А даже если и были, они сейчас в карманах у тюремщиков.

— Я был образцово-показательным пленником. — В руках мужчины, словно из воздуха, появилась серебряная монетка. — Но они, как и вы, не умеют искать.

— Даже представлять не хочу, где ты ее прятал, — скривился Рион, а потом неожиданно махнул рукой и добавил: — Идемте.

Ученик мага неплохо знал Велиж, уже через десять минут мы сидели в таверне «У плачущего мага» и ждали, пока нерасторопная служанка подаст еду. Наверное, это была местная шутка, потому что, пока ждешь, точно заплачешь. От голода.

В отличие от таверны в Хотьках здесь зал был просторный — раза в два больше и, соответственно, вмещал в два раза больше пьянчуг. Но сейчас ввиду раннего времени трактир пустовал, лишь несколько посетителей сидели за столами и уныло ковырялись в тарелках. То ли настроение не очень, то ли местное варево пришлось не по душе.

— Почему ты не сказал, что кудесник? — спросил у Вита Михей.

— Вы показались мне не особенно дружелюбными.

— Испугался? — презрительно вставил Рион.

— Точно, — не стал отрицать вириец. — Зачем лишний грех на душу брать, их на мне и так как блох на собаке. — Он оглядел полутемный зал. — Совершенно не хотелось вас убивать.

— Вирийское отродье, да я тебя… — начал подниматься Рион.

В этот момент деловитая служанка принесла тарелки и в испуге чуть не опрокинула одну из них на голову ученику мага.

— Сядь, — сказал Вит, беря свою миску у испуганной девчонки. Шепотом сказал, но вот вышло резче и громче приказа. — Хочешь подраться? Давай. Мы оба пустые, так что придется на кулаках. А мне по-прежнему не хочется тебя убивать, как бы ты сам к этому ни стремился.

Рион рыкнул, плюхнулся обратно на лавку, пододвинул к себе тарелку и уставился на овощи с таким видом, словно надеялся узреть ответы на все вопросы.

— А я — вообще не маг, — невпопад вздохнул стрелок, беря ложку.

— Может, помиритесь? — на всякий случай предложила я.

— Может, — обнадежил нас Рион и стал есть.

Сидящий за соседним столом мужчина в одежде посыльного встал, бросил на стойку несколько медяков и вышел не оглядываясь.

— Так тебя оправдали? — утолив первый голод, спросил Вит, посмотрел на мой браслет и скривился. — Или нет?

— Или нет, — промямлила я. — Меня ждет полное покаяние и, надо полагать, прощение.

Лицо чернокнижника вытянулось.

— Полное покаяние? — крикнул он так, что немногочисленные посетители оглянулись, а трактирщица выглянула из-за кухонной двери. — Вы что, спятили, недоумки тарийские?

— А что такого? — Вид вышедшего из себя вирийца доставил Риону удовольствие. — Айка ни в чем не виновата и пройдет ритуал.

— Не сомневаюсь, — с отвращением процедил Вит. — А вот выживет или нет — все в руках Рэга.

— Объяснись, — попросила я, отодвинув тарелку.

— Полное покаяние — это выкачивание всей энергии полностью. Подчистую, — он посмотрел на мое недоуменное лицо, вздохнул и пояснил: — Всей — это значит всей. Даже той, что заставляет биться твое сердце, и той, что заставляет сжиматься легкие. Это «полное» покаяние. Оно останавливает сердца, выворачивает мышцы. Выживают единицы. И эти единицы — отнюдь не мелкие девчонки, которых можно закинуть на одно плечо и проскакать так всю Тарию. — В словах Вита сквозила горечь, скулы заострились, у носа залегли глубокие складки, что сделало вирийца сразу лет на десять старше. — Ваши маги отказались от этого варварского ритуала еще во времена моего прадеда и придумали более безопасный способ передачи энергии, названный просто покаянием. Тоже ничего хорошего, но все же.

— Ты специально хочешь ее напугать, — тут же зашипел Рион. — Впрочем, я ничего другого и не ожидал.

— И ему это удалось. — Я повернулась к Риону. — Он прав?

Парень фыркнул и отвернулся.

— Прав? — с нажимом спросила я.

— В прошлом чаровники хорошенько опробовали этот способ на кудесниках, — вместо парня ответил Вит. — Когда состоится ритуал?

Полное покаяние состоялось через пять дней. Проводить его вызвался сам Высокий Гуар. Наблюдателями стали Неман и, вот уж радость, Тамит.

— Я буду четко контролировать отток силы и не позволю причинить тебе вред, — успокаивал меня Неман. — Кому, как не хранителю, знать, где предел.

Такие речи велись не в первый раз, и каждый раз мне давали одинаковые успокаивающие советы, которые никого не успокаивали.

С каждым днем, с каждым часом, проведенным в доме хранителя, на улицах Велижа или у дверей тюрьмы в ожидании Вита, во мне рос страх. Он заползал внутрь юркой змеей и разрастался, заполняя пустоты неуверенности и невежества. Я часто огрызалась, а еще чаще запиралась в комнате, чтобы никто не видел моих слез. Еще очень хотелось что-то разбить, например чашку, в которую мне наливали по уграм отвар, или тарелку с супом во время обеда. Наверное, я бы сбежала. Если бы могла.

— Что от меня требуется? Я не умею управлять силой! — спросила как-то хранителя.

— От тебя? — удивился Неман. — Ничего.

— Но Дамир велел ее учить, говорил — это необходимо для ритуала, — возмутился Рион.

— Мой дорогой друг хотел сделать как лучше. При обычном покаянии чаровник сам отдает силу и должен уметь это делать. К сожалению, нам предстоит иной ритуал, энергию вытянут с помощью артефактов.

От слова «вытянут» по коже побежали мурашки.

Город полнился слухами, кипел сплетнями и домыслами, как переполненный водой котелок.

— Слышали, третьего дня ведьму сжигать будут? — брызгая слюной, шептала торговка на рынке.

— Да не сжигать, а четвертовать, — перебил ее водонос.

— Тьфу на вас и на ваших коров, — высказался кузнец. — Слыхали же, ведьма, а не какая-нибудь воровка. Силу будут вытягивать.

— Ух и повеселимся, — согласился дедок с козлиной бородкой. — Я зятька с вечера отправлю места занимать, а то ведь потом и не протиснешься!

— А я ужо корзину помидор приготовила, их давеча гнильца поела, — снова влезла торговка.

Яблоко, в которое я минуту назад вгрызалась, вдруг встало комом в горле. А город продолжал бурлить.

— Давненько нас чаровники казнями не баловали, — проезжающий возница хлестнул лошадей.

— А вот яйца кому, яйца куриные, голубиные, порченые!!!

— Подходим, записываемся, не стесняемся. — У лавки травника толпилось больше всего народа.

— А чегось так дорого-то?

— Часто ведьм казнят? Нет? То-то.

— И ничего не дорого, — перебил визгливый голос. — Всего по два череня за прядь волос и серебрень за настойку из печени. Уйди, коли не берешь. Меня, меня запиши, знахарь.

— Я бы глаз взяла, говорят, глаз прошедшего через покаяние враз всякие козни отводит, — прошамкала бабка в платке.

Я сбежала с рынка, не оглядываясь. Яблоко осталось лежать в пыли. Два раза я пыталась стянуть браслет, один раз с мылом, второй хотела расковырять замок ножом. К первому артефакт остался равнодушен, на второе огрызнулся магией. Кисть онемела и не двигалась до самого вечера.

Рион все время пропадал в мастерской, изготавливал новый камень силы, и вообще старался не попадаться мне на глаза. Михей все чаще вздыхал, оплакивая свою несбывшуюся мечту. Иногда он молчаливой тенью таскался за мной, иногда разговаривал с Витом или бегал с поручениями для Немана. Мир стрелка рухнул, мечта так навсегда и останется мечтой. Но тем не менее жизнь продолжалась. А как будет со мной?

Накануне, вместо того чтобы молча войти в ворота тюрьмы, вириец схватил меня за плечо и, притянув к себе, прошептал:

— Беги. Сегодня ночью вылезай в окно и уходи.

Предложение, граничившее с безумием и спровоцированное отчаянием. А то я сама до этого не додумалась.

— Куда? — спросила я, глядя в серо-голубые глаза. — Где можно жить с печатью смерти и не бояться получить удар в спину?

— В Вирите. Доберешься до столицы княжества, найдешь кудесника Кишинта, передашь…

— Не доберусь. — Я коснулась браслета, а чернокнижник застонал, словно только что вспомнил. — Можно попробовать экранировать… Не был бы я пустым…

— К тому же я дала слово.

— Тебе страшно до судорог. — Вит вгляделся в мое в лицо. — Но ты помнишь про слово? Кому ты его дала? Зачем? На эшафоте все едино…

Я промолчала, вспоминая Дамира, учителя Риона. И поцелуй. Почувствовала, как против воли учащается дыхание: ради этого воспоминания я могла бы сотворить многое.

«Даже умереть? — спросила у своих воспоминаний. И тут же сама себе ответила: — Нет».

— Даже так, — протянул Вит, прочитав все по моему лицу. — И кто он? Тот, кому что-то там пообещала деревенская девчонка? Кто-то рассказал тебе сказочку о вечной любви? Об истинных парах? Или чем там сейчас морочат головы простушкам тарийские парни?

— Никто ничего мне не… — начала я, но тут же разозлилась. На себя, на свои слова, ибо выходило, что я оправдываюсь. — Не твое дело.

— И правда не мое. Но это всегда можно изменить.

Я даже не поняла, что он собирается сделать и уж тем более зачем. Сказался недостаток опыта. Кудесник склонился и прижался к моему рту. Шершавые, почти зажившие губы царапали мои. Это был резкий поцелуй, грубый и требовательный. Тот, кто так целуется, не привык к отказам. Никакой мягкости и ласки. Лишь отчаяние и горечь.

Так почему же я не оттолкнула его? Почему не закричала? Почему замерла испуганной ланью, ловя теплое дыхание, почему мои губы следовали за его губами, почему его язык казался таким горячим? Ответа не было. Я едва осознавала, как колет кончики пальцев, которыми так хочется зарыться в его короткие волосы, ощущала, как волна странного огня прокатывается по телу, как…

Вит оторвался от меня, всего на секунду прохладный воздух коснулся губ вместо теплого дыхания. Я заглянула в мужские глаза… И огонь сменился льдом. Черные зрачки вытянулись, превратившись в узкую вертикальную щель, как у ящерицы. Чернокнижник, отродье Дасу, оставленное жить в нашем мире.

Я видела его глаза раньше и знала, кто он. Но сейчас, испуганная, уставшая бояться, уставшая представлять будущее, я словно окаменела.

Что я делаю? Что позволяю ему делать с собой?

Я хуже, чем деревенская Лушка, к которой заглядывали на огонек все парни Солодков: и женатые, и нет, а жены и невесты зачастую ходили драть ей волосья. Только что думала об одном мужчине и тут же бросилась к другому. И ведь не соврать, что силком принудил. Себе не соврать. Ибо не принудил.

Я не успела скрыть эмоции, тело все сделало за меня. Отшатнувшись, я выставила вперед руки в древнем жесте защиты.

— Что, не красавец? Не нравлюсь?

— Я не…

— Что «ты не»? — спросил вириец. — Не судишь по внешности, а только по поступкам? Уже слышал.

— Да иди ты. — Я толкнула его в грудь.

— Пойду, — согласился он, одергивая пыльную форму. — А вот ты — уже нет, потому что умрешь.

— Тебе-то что?

— Вот и я думаю, а в самом-то деле что? — пробормотал чернокнижник себе под нос и уже тверже добавил: — Существует знак-заклинание, который не даст твоему сердцу остановиться. Но вряд ли ты сможешь применить его в условиях ритуала.

— Даже запомнить не смогу, — подтвердила я.

Мужчина продолжал смотреть, его взгляд медленно спустился с губ на грудь. Не ахти какую выдающуюся, но я против воли вздохнула и быстро спросила:

— Что за знак?

Вириец поднял взгляд к моему лицу, дышать сразу стало легче. Всего на миг, потому что он снова стал наклоняться, будто намереваясь повторить поцелуй. Я отшатнулась, вызвав его усмешку.

— Смотри, — прошептал Вит, поднял руку и провел пальцем по стене тюрьмы у меня за спиной. Зеленый мох смялся, обнажив грязно-серые стены.

Таинственным знаком оказалась обыкновенная галочка. Такие рисуют дети, когда хотят изобразить птиц. Две наклонные черточки, соединенные нижними концами и расходящиеся кверху.

— Ты уверен? — Я не смогла скрыть недоверия.

— Это «свобода».

— И?

— Когда энергию вытягивают, она сопротивляется, цепляется за телесную оболочку словно живая, — объяснил чернокнижник. — Маги усиливают нажим и в результате разрушают все. Но если ослабишь узы, связывающие тело и силу, получишь шанс и дальше действовать людям на нервы.

— Давай я ее сразу освобожу?

— Не получится, — не оправдал моих надежд вириец. — Применишь знак сейчас, ничего не случится. «Свобода» ослабляет привязку энергии к оболочке, но не рвет ее. Иначе маги отбирали бы друг у друга силу каждый день, как кошель, полный монет. Ты, кажется, так и поступила с мальчишкой? — Я смешалась под пристальным взглядом мужчины. — Главное в этом заклинании, Айка, направление. На себя! Поняла? Не на мага, на себя.

— Я запомнила.

— И молись своему Эолу.

— Звучит не очень обнадеживающе.

— А больше тебе надеяться не на кого. — Вириец отвернулся и через несколько секунд скрылся в воротах тюрьмы, ставшей для него в Велиже родным домом.

Проснулась я затемно…

Глава 13

ПОЛНОЕ ПОКАЯНИЕ

Я помню закрытую карету, короткую поездку по городу, стук лошадиных копыт и отдаленный ропот толпы.

Помню белоснежный балахон до пят, который на меня натянули поверх рубашки и штанов. Заставили снять сапоги и распустить волосы. Это было бы смешно, если бы не было так страшно. Все в лучших традициях — в рубище и босиком. Почему меня никто не спросил, как я желаю выглядеть на собственных похоронах?

Помню солнце, заливавшее сад светом, заставлявшее траву и листья играть разноцветными красками. На душе скребли кошки, колени едва не подгибались от страха, а природа, словно в насмешку, подарила один из редких солнечных дней. Лучше бы небо затянуло тучами и пошел дождь. В дождь все видится совершенно иначе.

Распустились цветы, они раскроются и завтра, даже если для меня сегодня все закончится.

Меня сопровождали два мага, но я даже не запомнила их лиц. Молодые или старые? Красивые или уродливые? Полные или худые? Не знаю, да и не хочу знать. С каждым пройденным по дорожке шагом отдаленный ропот толпы становился все громче и громче, а ледяной шар страха в животе — все тяжелее и тяжелее. Я еще не видела ни фонтана, ни места казни… вернее, покаяния, но чувствовала, как истекают последние отпущенные мне минуты.

До Источника мы не дошли, провожатые свернули к одноэтажному сооружению из светло-серого камня. Что-то мне эта постройка напоминала… Ах да, склеп. Решили продемонстрировать место упокоения? Вот спасибо!

Передо мной открыли дверь и тут же ее закрыли, пропустив внутрь. Маги остались снаружи, дав передышку.

Склеп был светлым и просторным, совсем не похожим на мрачные земляные усыпальницы Эола в Солодках. Вытянутое помещение с двумя дверьми. Одна за моей спиной, вторая в противоположной стене. Именно оттуда слышались голоса, крики и ропот толпы. Я поняла, что дышу слишком шумно, с трудом подавляя желание сбежать.

Людской гомон стих, и над Источником раздался далекий голос мага, наверняка вещавший что-то умное, доброе, вечное. А может, спросивший, все ли приготовили тухлые яйца? Или помидоры? А мешочки для амулетов из отрубленных пальцев? Толпа снова взревела. Эол, о чем я думаю…

Свет косыми лучами падал из узких окон под самой крышей, освещая украшенные барельефами стены, на которых коленопреклоненные отступники со смазанными, подобострастными лицами целовали одежды магов. Грозные судьи воздели к небу руки. На торжествующих лицах чаровников отчетливо проступало величие. Или безумие. Над всем этим безобразием восходило солнце.

Дверь за спиной снова открылась и в пустую каменную комнату ворвался ветер.

— Последнее пристанище кающихся, — сказал Рион, гулкое эхо его шагов отскакивало от голых стен.

— Оно и видно. После эдакой красоты, — я указала на стены, — люди должны валить на ритуалы толпами. — Мой смех был слишком громким. Настолько громким, что в любой момент мог смениться слезами.

— Айка, — позвал парень, но я не обернулась. — Я буду ждать тебя здесь.

— Это должно как-то меня утешить? Или помочь?

— Перестань. — Его голос дрогнул.

— Что перестать? Задавать вопросы? Бояться? Проклинать тот день, когда ты заехал в Солодки? Что?

— Айка, ты кричишь.

— Знаю. — Я выдохнула сквозь стиснутые зубы. — Ненавижу тебя, Рион.

— Если бы мог, я бы занял твое место. Но я не могу.

— А если бы я могла, сбежала бы.

— Знаю. — Он замолчал.

— Что, если я умру? Не хочу… Эол!

— Знаю, — снова повторил Рион, как будто от этого могло что-то измениться.

— Умник, — сказала, я, понимая, что снова срываюсь на крик. — Ничего нигде не жмет?

— Айка, — вздохнул Рион. — Чего ты от меня хочешь? Что я могу сделать для тебя?

— Уйти, — выдохнула я. — Уходи отсюда, мне провожатые на тот свет не нужны.

Минуту он молчал, и я уже думала, что он послушался, что снова оставит меня одну, но…

— Нет, я так не могу, — совсем другим голосом пробормотал ученик мага. — Вот, возьми, — я не пошевелилась, тогда парень взял мою ладонь и вложил в нее продолговатый предмет. — Мой новый камень силы.

Я вздрогнула, но ученик мага, не дав отстраниться, сжал мои пальцы на кристалле.

— Сломай его. И ритуал отложат. А там мы что-нибудь придумаем.

Снаружи нарастал рев толпы, люди жаждали зрелища.

Неужели он серьезно? Или это предложение из разряда тех, от которых надлежит отказаться во имя вежливости, истины, чести или еще какой-то непонятной муры? Красивый жест или спасение?

Я посмотрела чаровнику в глаза. Сколько он думал об этом, сидя в мастерской? Столько же, сколько и я? Больше? И все-таки додумался. В юношеском благородном порыве чаровник готов отступить, хотя и знает, что пожалеет. Кем он себя сейчас представляет? Героем-рыцарем? Вот только мир вокруг — это не сказка, и за один миг пьянящего благородства придется расплачиваться всю жизнь. Впрочем, мне какая разница? Никакой.

Дверь снова распахнулась, на этот раз в зал вошел Тамит. Видимо, решил лично сопроводить меня в последний путь.

— Айка Озерная, вы готовы пройти ритуал полного покаяния? — спросил вышградский маг.

«Нет», — хотелось сказать мне и показать что-то неприличное, вроде шиша, что бабушка пьяному Верею под нос сунула, когда он к нам за наливкой забрел. Надо сказать, староста долго рассматривал конструкцию из пальцев, пока не рассмотрел…

Рион, полностью вжившийся в роль благородного героя, сделал шаг вперед и с подобающей интонацией изрек:

— Я, Рионер Остаховский из Белой Подгорицы, ученик Дамира, главного действительного мага Вышграда, отказываюсь от силы и передаю ее Айке Озерной добровольно и безвозмездно. Я понимаю все последствия своего решения и принимаю их. — Парень сглотнул, на тощей шее задвигался туда-сюда кадык. — Ритуальные слова сказаны!

Наверняка с таким же лицом, полный уверенности в собственной правоте, он ляпнул обет мага в Хотьках. С таким лицом и умрет когда-нибудь. Герои — они всегда ближе к юродивым, чем к нормальным людям.

— Чертово отродье, — процедил сквозь зубы Тамит, явно имея в виду не Риона, и вдруг, развернувшись, ударил ученика мага в висок.

Даже я, ожидавшая любого подвоха, вскрикнула от неожиданности. Парень закатил глаза и упал.

Сказаны-то сказаны, — проговорил обвинитель, встряхивая рукой. — Но я туговат на ухо стал после последней Аталынской кампании…

— Что вы делаете? — закричала я, бросаясь к парню.

Тамит перехватил меня поперек талии. Я закричала снова, стала вырываться и брыкаться, как ослица мельника, когда на нее грузили мешки.

— Ты пройдешь ритуал, — с угрозой в голосе проговорил маг и, схватив меня за руки, потащил к выходу. Я упиралась, но, как выяснилось, голыми пятками много не поупираешься. Чертовы маги с их традициями!

— Пройдешь, — он распахнул дверь, — иначе убью тебя прямо сейчас… — Я извернулась и укусила его за руку. — Ах ты тварь! — прорычал он, распахнул дверь и вышвырнул меня на дорожку с другой стороны «склепа».

Толпа взревела. После прохлады здания парк показался душным и жарким, одуряюще пахло травой, цветами и людским потом. Прямо от двери начиналась широкая, выложенная речным камнем дорожка, ведущая к сколоченному из досок возвышению, так похожему на эшафот. Только виселицы не хватало. Стражники через каждые два шага и люди. Много людей, множество глаз и открывающихся и закрывающихся ртов. Где-то вдали, за их спинами, пел песню Источник, пока тихо и спокойно.

Маг вытолкнул меня с такой силой, что я споткнулась, упала, ударилась коленками, да так и замерла на дорожке, стараясь успокоить гулко бьющееся сердце.

Алая, раскисшая с одного бока помидорина вылетела из толпы и разлетелась на камнях у моих рук, забрызгав запястья.

Вторая помидорина ударила в плечо. А вот интересно, за что они меня так ненавидят? За внешность или за белое рубище?

— Айка. — На мои плечи легли чужие руки, Неман помог мне подняться. — Что случилось?

Тухлое яйцо шлепнулось прямо у его ног, не долетев до меня совсем немного. Толпа разочарованно загудела, маг поднял голову, и первые ряды попятились. Да, он был невысоким, полноватым, в нелепом черном платье, которое наверняка считалось церемониальным и очень хорошо контрастировало с моим рубищем. Но еще он был чаровником, хранителем Источника силы. Ропот стал стихать, запасенные овощи остались невостребованными. Пока.

— Нет, не в порядке, — ответила я и торопливо, скороговоркой, добавила: — Рион отказался от силы, а Тамит стукнул его по голове, грозился убить, если я не пройду ритуал…

Я видела по глазам мага, что прозвучало не очень, что он услышал не объяснение, а истеричный крик девчонки, которой до ужаса страшно. Видела, но поделать ничего не могла, ибо я и была девчонкой, которой до ужаса страшно.

Но Неман меня удивил. Он отпустил мое плечо, шагнул к склепу, распахнул дверь… И, осмотрев пустое помещение, повернулся ко мне.

Чертов Тамит! Чертов ритуал! Чертово все!

— Я не вру, — тихо проговорила я.

— Айка, — по-отечески попенял он, — приговор вынесен и будет исполнен, я же дал тебе слово, что…

— Не надо! — к несказанному восторгу толпы, я заревела.

Хранитель Источника расстроенно покачал головой, поднял руку, подавая знак кому-то за моей спиной. Два стражника тут же встали по бокам и взяли меня за руки. Очень невежливо взяли. Все правильно, если раскаивающийся не хочет раскаиваться добровольно, мы заставим его это сделать, исключительно во имя добра.

Солдаты подтащили меня к платформе, хотя я уже не особо сопротивлялась, только почему-то не могла перестать плакать. Еще один помидор ударил в живот, второй оставил влажный след на ноге солдата. На эшафот вели три ступеньки. О вторую я сбила ногу, но мужчины быстро втащили меня на возвышение.

Отсутствие виселицы с лихвой компенсировало наличие невысокого столба с колодками. Надо ли говорить, как он мне не понравился? И надо ли говорить, что все остальные на это чихать хотели? Вывод — они с самого начала предполагали, что я взбрыкну. Или колодки — важная составляющая деталь ритуала, без которой покаяние не покаяние?

Меня, словно куклу, поставили в центре возвышения и заставили вытянуть руки вперед. Я упиралась, но мужчина всегда сильнее женщины, а уж двое солдат — тем более. Широкий столб был высотой примерно мне по грудь, колодки крепились к этому чурбаку, словно перекладина к покосившейся ножке. Запястья легли на прохладное, отполированное множеством прикосновений дерево колодок. Еще один маг в черном платье опустил верхнюю половину, запирая мои руки, и щелкнул замком. Теперь я стояла, чуть наклонившись вперед, стояла и ждала, когда же наступит неизвестность.

— Нет, пожалуйста, — проговорила я, но никто не услышал.

Я разжала ладонь, в ней все еще лежал кристалл Риона. Его камень силы, который он предлагал мне сломать, чтобы отложить ритуал. Только будет ли толк? Неужели они и в самом деле отложат действо, объявив всем этим людям, что казнь переносится? В это мог поверить только Рион. Думаю, маги найдут, куда слить силу. В бок ударил еще один помидор, оставив красный отпечаток на беленой одежде. Может, для этого его и надели? Практично и для похорон переодевать не надо. Хотя о чем это я, какие похороны, меня просто разберут на талисманы!

Я опустила голову, волосы упали на лицо. Неровные, плохо подогнанные доски эшафота покрывал рисунок. Жирные меловые линии образовывали треугольник вокруг столба с колодками, на каждом из острых углов был нарисован круг. Обычные каракули, что изображают на щитах наши парни в Солодках, а потом упражняются в меткости метания камней.

Обычные, да не совсем… В каждом из кругов по символу, размашистому и непонятному. Руны? Как говорила бабушка, у нас любые непонятные закорючки — либо руны, либо адские письмена.

Эол, почему же так страшно? Так страшно не было, даже когда Сима заболела, а я дрожащими руками заваривала отвар, очень боясь напортачить.

Маг, что закрыл колодки, остановился у края помоста и поднял руки:

— Братья и сестры, маги и люди, мы пришли сюда, чтобы увидеть торжество правосудия, увидеть торжество добра над злом…

Ну, тут все ясно, маги — добро, я — зло и тому подобное… бла-бла-бла… традиции покаяния возрождаются… бла-бла-бла… справедливость, равенство, братство… что-то еще не менее загадочное и странное. Люди отвечали одобрительным гомоном и рукоплесканиями, вряд ли понимая хотя бы каждое третье слово. Я тоже не понимала, да и не хотела.

Я сжимала кристалл и дергала руками, уже зная, что освободиться не получится, и все равно не могла остановиться.

В толпе мелькнуло озабоченное лицо Вита, Михея я не увидела, как и Риона. Мой взгляд перебегал с одного зрителя на другого. Им было весело, они переглядывались, толкали друг друга локтями, прятали за спинами овощи и яйца.

Я закрыла глаза и тут же снова открыла, потому что в темноте показалось еще страшнее. Нестройные голоса распались на отдельные выкрики, удар в руку — и очередной помидор разлетелся алыми брызгами. Кто-то по-детски счастливо рассмеялся. Тонкий звук, как пощечина, заставил меня повернуть голову. Я отдала бы все, чтобы стоять там и смеяться вместе со зрителями. Девушка расхохоталась снова, не сводя с меня зеленых глаз.

Меня прошиб холодный пот. Я смотрела в ее неожиданно знакомое лицо и чувствовала, что еще немного, и снова зареву. Это было почти невозможно. Что она тут делает? Откуда? Когда? Как?

В первом ряду между почтенной матроной в расшитом платье и кузнецом в фартуке стояла недавняя знакомая — пропавшая Лиска из Хотьков, рыжая, красивая, в голубом платье, совсем не похожая на разносчицу, что служила в трактире у Петриша. Она улыбнулась и послала мне воздушный поцелуй.

Путешествовать по Тарии не запрещено, девушка вполне могла оказаться здесь совершенно случайно. Могла, но, стоя со скованными руками на эшафоте, я так не думала. Она пришла посмотреть на казнь. Причины этого меня сейчас не интересовали.

Наверное, я бы закричала, просто так, от страха, от несправедливости. И уже открыла рот, когда откуда-то сверху обрушилась тишина. Словно я на мгновение оглохла. Неестественное, почти угрожающее молчание. Зрители, маги, стражники выжидающе уставились на меня. Коленки вдруг задрожали. Речи закончились, сейчас начнется казнь, тьфу, покаяние…

Тот самый говорливый маг встал прямо напротив меня и поднял руки. Его магия неслышно разлилась по эшафоту, и воздух вокруг загустел, стал вязким и неподвижным, как вода в болотине за старым поймищем. Я там в бочаге лапоть оставила, а потом хворостиной от бабки получила. Обувка была почти новая.

Только воздух держал намного лучше топи. Я попыталась наклонить голову и поняла, что не могу этого сделать. Я чувствовала себя долькой яблока, которую опустили в вязкий сироп. Не больно, но с места не сдвинешься.

По пальцам мага побежали огоньки. Толпа охнула и замерла. Я смотрела на людей, на застывшее на лицах нетерпение, и к горлу подкатила горечь. Интересно, если меня стошнит, это сильно испортит торжественность момента?

Искорок в руках у мага становилось все больше и больше, они скапливались на коже, окрашивая его ладони в серебряный цвет. Еще и еще, пока их не стало так много, что казалось, в руках чаровника пылает маленькое солнце. Толпа победно взревела, сияющий шар разлетелся, брызнул в разные стороны ослепительными лучами. Их свет лег мне на лицо, совсем как на том барельефе в склепе.

Видимо, пора каяться.

Свет был таким большим, таким ярким, что в первый миг показалось, что я растворяюсь в нем, исчезаю. Свет рос, а я уменьшалась. Сияние заполняло мир, проникало повсюду, забиралось внутрь через глаза, рот, нос, кожу.

Оно коснулось кошки, и зверь, потянувшись, поднял голову. Я стояла в неловкой позе, со скованными руками, чувствуя голыми пятками шершавое дерево помоста, а сила внутри меня просыпалась, потягивалась, с интересом присматриваясь к внешнему миру.

Кошка видела все: помост, мага и расплывающиеся уродливые лица зрителей, и я видела их вместе с ней, потому что это были и мои глаза тоже. Ей не мешал серебряный свет. Я не могла двигаться, а вот она плевать хотела на то, что нас окружало.

Прекрасный, сильный, опасный зверь встал. Под ногами или лапами мягко замерцал рисунок треугольника. Камень был теплым и ласково покалывал подушечки пальцев. Или лап.

Я или она ощутили чье-то присутствие рядом. Мы фыркнули, запах был не особо приятным, но знакомым. Неман, тот толстяк, что обещал нам жизнь.

Хранитель фонтана стоял сбоку от столба с колодками, стоял точно так же, воздев руки к солнечному небу. Он заговорил на странном гортанном наречии, которого я не понимала. Отрывистые и раскатистые звуки окружали нас со всех сторон, словно жужжащие осы — то одна, то другая садилась на мою шкуру, прилипала к коже и вонзала тонкое обжигающее жало.

Зверь зарычал, я закричала. Да, это был именно крик, потому что издавало его мое горло. Магия Немана вцепилась в меня невидимыми крючьями и стала дергать в разные стороны, давить, тянуть. Шкура или кожа затрещала.

Я продолжала кричать. Мы продолжали.

А люди глотали эти крики с жадностью, ловили, задирая головы, и иногда жмурились то ли от счастья, то ли от ужаса.

«Не надо! Не делайте нам больно. Пожалуйста!» — мысленный крик остался без ответа.

Каким-то чудом я все еще стояла. Каким-то чудом у меня еще были ноги и руки, была голова, было тело, хотя внутри все рвалось на части.

То, что происходило, оставалось скрытым от посторонних глаз.

Чаровники ломали силу. Рвали на куски, чтобы вытряхнуть из меня, как слишком большую помидорину из банки с узким горлышком. Внутри что-то затрещало, по ушам ударил звериный визг, и часть меня оторвали заживо, словно руку или ногу. Кошка протяжно взвыла.

Люди говорят, любую боль можно перетерпеть. Так вот, они — идиоты. Чаще всего — невозможно перетерпеть.

Маги заберут мою кошку, заберут по частям. Сохранят энергию, по-варварски жестоко изувечив ее. Ведь можно продать барана целиком, а можно разделать, вес от этого не изменится. Так вот, меня сейчас именно разделывали, а не вытягивали силу.

Боль не отпускала, не оставляла места ни для чего иного, пропустив лишь одну-единственную мысль, ужом скользнувшую в приоткрытую дверь сознания. Вит был прав. Вит был с самого начала прав. Вит…

И тут же перед глазами возникло его чуть насмешливое лицо. И поцелуй, от которого я отшатнулась. Идиотка. И палец, рисующий на мхе стены галочку. Знак свободы.

Что лучше, отпустить силу или смотреть, как ее разорвут? Спасет ли это меня? Да какая разница!

Очередной кусок силы с треском оторвался. Малейшее промедление, и будет поздно. На миг мы — я и она — встряхнулись, поднялись на слабеющие лапы, припали к земле и… прыгнули. Зверь, прыгнул, а человек остался прикованным к столбу. Кошка взвилась, обернувшись серой лентой, обрисовала в воздухе знак. Вниз и вверх. Детская галочка, такая простая, что в ее волшебство не верила даже я сама.

«Направление на себя!» — напомнил оживший в памяти Вит. И я дернула ее, заставив обрисованный знак «упасть» обратно. Серая лента исчезла, распалась на нити.

Не получилось!

Наверное, маг что-то почувствовал, потому что его крючковатая магия вдруг задергалась, зашевелилась, впилась в меня еще глубже. Мир окрасился алым. Последняя попытка. Самая последняя, на еще одну нас не хватит.

Я снова выпустила силу. То, что от нее осталось. Зверь обернулся совсем махоньким котенком и снова прыгнул, вытягиваясь в тонкую ленту, сгибаясь и обрисовывая в пространстве галочку.

Давай! Давай!

Еще одна галочка, и еще одна, и еще. Меня заклинило от страха и боли, и я никак не могла остановиться.

Третья галочка, четвертая, пятая. Эдакая елка вверх ногами.

Я вряд ли сознавала, что делаю.

«На себя! — закричала мысленно. — Ко мне!»

Закричала так, словно зверь был настоящим и мог услышать. И кошка послушалась, развернулась и прыгнула обратно. Прямо в грудь, туда, где еще билось сердце.

Что я сделала? Что натворила? Почему вместо того, чтобы освободить силу, призвала ее обратно? Ох, Вит, не ту ты взялся учить. Не ту…

Мир пошатнулся, мигнул, утратил краски. Цветок обжигающей боли раскрылся в груди. Словно горячей кочергой приложили. Я захлебнулась криком. В ушах нарастал звон. Магические крючья чаровников замерли и разлетелись на мелкие стеклянные кусочки. Земля завертелась, дерево колодок вдруг поднялось и соприкоснулось с лицом.

Нет. Не поднялось, это я упала, ударившись носом о колодку. На дерево закапала кровь. Ветер коснулся разгоряченной кожи прохладным языком.

Я слышала крики и ругань, топот и визг. Звуки навалились со всех сторон, то отдалялись, то приближались. Меня подхватили под локти, щелкнул замок колодок, руки освободили. Кисти с красными отпечатками вокруг запястий бессильно повисли вдоль тела. Из ладони выпал продолговатый камушек. Кристалл Риона, который я весь ритуал сжимала в ладони и который так и не смогла сломать. Были бы силы, я бы рассмеялась.

Кто-то пытался поставить меня на подгибающиеся ноги.

К горлу тут же подкатила тошнота, внутренности скрутило узлом. Хотелось попросить:

«Положите, сама умру!» — но с губ сорвался только тихий сип.

— Жива? — спросил неизвестно откуда взявшийся Тамит.

Вместо ответа я согнулась, и меня вырвало. Прямо на обвинителя, что вызвало некоторое удовлетворение.

— О черт, — растерялся чаровник.

Вдохновленная эффектом, я с удовольствием повторила сие действие. Спазмы никак не удавалось унять.

— Отойди от нее! — закричал кто-то.

Это и стало последним воспоминанием о ритуале. Потом были какая-то возня, ругань, легкое покачивание, словно меня несли на руках, но глаза больше не открывались, а сознание мягко ускользало.

Я открыла глаза и увидела темноту. Ослепла? Боли не было, особого страха тоже. Я чувствовала, что лежу на чем-то твердом и неудобном. Все ясно, умерла. Это мой гроб. Даже мешковины пожалели, так и бросили на голые доски. Им-то все равно, а мне было бы приятно. Эх, нелюди…

— А где обещанный свет в конце пути? — пожаловалась я.

— Обойдешься, — ответили из темноты.

Вспыхнул свет, от которого я и вправду едва не ослепла, заморгала, заслоняя ладонью слезящиеся глаза. Несколько мгновений мир был наполнен цветными пятнами, которые медленно складывались в предметы.

Полукруглая комната, нет, скорее кабинет, стол, заваленный книгами и свитками. Покрытые пылью и засиженные мухами звездные карты на стенах, светильники под потолком, наверняка магические, иначе вряд ли зажглись бы сами по себе.

Меня положили не в гроб, а всего лишь на деревянную лавку. Я почувствовала пристальный взгляд и подняла голову, от резкого движения комната качнулась, но это не помешало разглядеть сидящего в кресле Тамита.

С тем светом придется подождать, я точно еще на этом.

— Встать можешь?

— А есть выбор? — Я оперлась рукой о лавку и приподнялась, в глаза бросились светлый ободок вокруг запястья, оставшийся от снятого ограничителя-браслета, и красная вспухшая полоса рядом как память о колодках.

Неужели меня отдали Тамиту? Нашли силу его брата? Откуда? Хотя с магов станется. То-то мне так плохо…

— Нет, если не хочешь на самом деле увидеть свет в конце пути. — В его словах не было ни капли угрозы, и это почему-то пугало.

— Я еще не решила, чего хочу.

Вышградский маг улыбнулся просто и открыто, повергая меня в состояние тихой паники. Что же должно было случиться, чтобы вредитель начал расточать улыбки? Конец света или умопомешательство — не важно, чье?

— Все-таки ты неправильная. Я ожидал вопросов. Где я? Что со мной? Слез, истерик, на худой конец.

— Обязательно исправлюсь, — пообещала, садясь. Кабинет тут же закружился, как и улыбающийся Тамит.

— Не надо язвить, девочка, я ведь пытаюсь сберечь твою шею, — попенял маг.

— Странные слова, учитывая, что единственная угроза находится прямо передо мной. — Попытки вывести мага из себя доставляли мне удовольствие.

— Поздравляю, теперь у тебя есть враги посерьезнее.

— Расту, — проговорила я, схватившись за голову, и это странным образом остановило вращение.

— Ты даже не поняла, что произошло, — снова попенял обвинитель, от него пахло чем-то кислым и неприятным, на черном одеянии остались грязные разводы, значит, после того как меня вывернуло на его одежду, времени прошло немного. Хотя, конечно, хотелось бы знать, немного — это сколько?

— Просветите.

— Силу вытягивали кьят за кьятом, — начал рассказывать чаровник, не отреагировав на намеренную грубость. — Твой природный резерв разлетелся вдребезги. Тут бы и закончить все, во славу Эола… Да вот незадача, резерв разрушился, а сила все равно не кончалась. Понимаешь? Ритуал длился и длился. Резерва нет, а сила есть. Они даже сейчас не уверены, что забрали все. Теперь совет магов в полном составе обсуждает… этот феномен. По-моему, они поверили, что ты — из вордов. И поверь мне, это лучше, чем… — Он неожиданно замолчал.

— Чем что?

— Чем сила… были такие маги… В общем, не важно, все равно не поймешь.

— А как же сила вашего брата? — Я встала и покачнулась.

— Не обнаружено, — скучным голосом ответил вышградский действительный маг.

— Неужели? А вы хорошо смотрели? Может, нужно еще раз на эшафот сходить, так я с дорогой душой.

— Хватит, — рявкнул Тамит, становясь наконец тем самым Тамитом, которого я знала. — Формально перед законом ты чиста, силу забрали, печати смерти больше нет.

— Это ведь хорошо? Или, пока я тут лежала, что-то поменялось и теперь печать смерти обязан носить каждый житель Тарии?

— Ты слушаешь, но не слышишь. Твоя сила — это что-то новое, понимаешь? Или хорошо забытое старое. — Мужчина озабоченно побарабанил пальцами по столу. — В любом случае отпускать тебя глупо. А может, и опасно.

— Мне что, вспорют брюхо, чтобы посмотреть, такие ли сизые у меня кишки, как у всех остальных?

— Ну, не сразу, — обрадовал маг. — Сначала будут изучать, ты даже этого не поймешь. — Он пожал плечами. — Предложат место в Веллистате, вон хоть помощницей травника, домик справят…

— Но бабушка…

— И бабушку вызовут, и жалованье выдадут. Откажешься, что ли?

— А вот и откажусь, — скорее из упрямства сказала я.

— Ну а если откажешься, думаю, скоро заболеешь. Плеснуть в суп нужную настойку недолго, сляжешь с лихорадкой и уже не встанешь. Но это если по закону все делать.

— Настойку в суп — это по закону?

— Точно, а могут и просто приказ отдать, и стражники со всем старанием снова определят тебя на постой в темницу.

— Зачем вы мне все это рассказываете? Пугаете?

— Да, — согласился Тамит. — Пугаю. Единственный выход для тебя — бегство.

— Да неужели? — улыбнулась я, чувствуя, как снова подкатывает тошнота. — А вы мне помогаете, рассказываете о планах магов?

Ответить ему не дала распахнувшаяся дверь, громко стукнувшая о стену. В кабинет вбежали Михей с Рионом, за ними шел мрачный, как тысяча дасу, Вит.

— Вы ударили меня! — закричал Рион, на виске парня набухла шишка, правый глаз был красным. — Вы не остановили ритуал!

— Да, — не стал отрицать Тамит. — Могу извиниться. Надо?

— Да как вы посмели! Как…

— Легко и просто. Будешь и дальше кричать? Или поговорим о ней? — прервал его чаровник.

От возмущения Рион не смог произнести ни слова.

— Ей надо бежать. Сейчас, пока не закончился совет, пока не закрыли городские ворота.

— Зачем? — не понял ученик мага.

— А ты у своего камушка спроси, — предложил вышградский маг. — Сколько силы она тебе в него закачала? Вдвое больше, чем было? Втрое? Впятеро? Думаешь, маги оставят такое без внимания?

Рион инстинктивно коснулся висящего на цепочке кристалла и нахмурился.

— Поверьте, ей не дадут спокойно жить. Ей вообще не дадут жить. Я и сам не уверен, что поступаю правильно, рассказывая вам все это…

— Эй! — возмутилась я. — Какого дасу вы его слушаете? Это же Тамит! Вредитель! Тот самый, что не хотел, чтобы мы сюда добрались. Вспомните ловушки!

— Очаровательно. — Чаровник медленно поднялся. — Настаивать не буду, я вас предупредил.

— Почему? — спросил вдруг доселе молчавший Михей. — Сначала, значится, голову на плаху кладешь, а потом от беды уберегаешь?

— Я умею признавать ошибки, — ответил маг. — Сделанного не исправить: ни ловушек, ни суда, ни ритуала. А значит, за мной долг.

— Обойдусь, — запоздалое признание мага разозлило. — Оставьте себе и радуйтесь.

— Мы тебе не верим, — упрямо проговорил Рион. — Сначала враг, потом друг…

— Да и на здоровье. — Чаровник посмотрел на парня. — Что бы сделал ты, увидев перед собой убийцу брата?

Рион уже хотел ответить, а потом посмотрел на Вита и закрыл рот. Он видел. При штурме Пограничного гарнизона семью ученика мага вырезали вирийцы. Не чернокнижник, но…

— Ее будут искать, — сказал Вит.

— Будут, — согласился вышградский маг. — Поэтому ехать надо туда, где ее не найдут. А если найдут, то достать на смогут. — Он выразительно посмотрел на вирийца и для непонятливых вроде меня добавил: — В княжество так просто не сунутся. Отвези ее в Вирит, чернокнижник.

— Эй, — возмутилась я. — Это не ему решать. Что я там забыла?

Мужчины не отреагировали, продолжали играть в гляделки.

— Что взамен?

— Еще и торгуется, — усмехнулся Тамит. — Свобода. Здесь и сейчас. Согласен?

— Послушайте, мне есть куда податься. Не надо одолжений, — возмутилась я. Кабинет качнулся сначала в одну сторону, потом в другую и нехотя остановился.

Почему мужчин хлебом не корми, дай кого-нибудь спасти, героем себя почувствовать?

— Куда? К бабке небось в Солодки? Там точно не найдут! — Тамит не пытался скрыть насмешку.

— Так мне лошадей седлать? — спросил Михей. — Или пешком пойдем?

— Как хотите, — отмахнулся Тамит. — Уехать должна Айка, а у вас свои головы на плечах.

— А у меня ее, надо полагать, нет, — пробурчала я, все еще с опасением приглядываясь к Тамиту. Слишком резкой казалась перемена, произошедшая с мстительным магом. Он вроде бы все объяснил, но… Но осадок остался.

— Я должен вернуться к Дамиру, — с разочарованием проговорил Рион.

— Попробуй. — Обвинитель повернулся к столу и стал перекладывать бумаги. — Получив послание от Суда семерых, действительный маг Дамир тут же выехал из Вышграда в Велиж, чтобы дать объяснения по поводу артефакта, но, — мужчина нашел наконец нужную бумагу, взялся за перо и стал что-то быстро писать, — сюда так и не добрался.

— Дорог много, — прошептала я, очень стараясь не представлять, что могло случиться с учителем Риона в пути. Это с нами могло произойти что угодно. Могло и происходило. С нами, а не с Дамиром. Не с ним.

— Оно, конечно, так, — задумчиво проговорил маг, повернулся и протянул бумагу Виту. — Возьмете в конюшне четырех лошадей, две ваши, две мои, покажете разрешение старшему стражнику, — Тамит качнул бумагой, — и вам вернут оружие. Выберетесь из города, а там уж сами решайте — вместе вы или порознь.

— Снимай. — Вириец медленно поднял руку с браслетом, его пальцы сомкнулись на желтоватом листке.

Маг отдал бумагу, кивнул и коснулся браслета, одновременно втолковывая нам, непутевым, что делать:

— Выезжать лучше через северо-восточные ворота. На карауле всего десяток стражников, чаровника нет. Вирийцу подберу одежду, чтобы крестом на спине не сверкал. На старый тракт не суйтесь, разъездов полно, да и искать там будут в первую очередь. Забирайте к западу, выше Вереги, а там по дуге обратно на восток.

— Я смогу вернуться в Тарию? — спросила, уже зная ответ, но все еще надеясь на чудо.

Тамит ничего не сказал, его руки порхали над браслетом, словно у искусного мастерового.

— А не боишься, что я сдам ее нашим чернокнижникам, и все дела? Нам тоже водянка для опытов не помешает.

Маг дернул за браслет, артефакт раскрылся. Вириец шевельнул рукой, и бесполезная железка упала на пол. На бледной коже ярко выделялись два темно-красных пореза, с запястья мужчины потекла кровь. Чернокнижник не пошевелился, продолжал смотреть на велижского мага, даже рану не зажал.

— Придется рискнуть, — ответил вредитель и распорядился: — Переодевайся. А ты — надень амулет. — Он кинул мне капельку злосчастного маскировочного артефакта. — Ваше время почти вышло.

— А где мы сейчас? — все-таки решила уточнить я.

Ответом мне была пьяная разухабистая песнь, что доносилась сквозь приоткрытое окно. Ритуал закончился, и жители благородного Велижа наверняка решили завершить этот памятный день в трактирах, поднимая кружки хмельного эля и желая воровке чар всяческих бед на том свете.

Да, приговор приведен в исполнение.

Но я пока еще здесь. И как бы им всем не пожалеть об этом.