J.R.R. Tolkien
Edited by Christopher Tolkien
The fall of Arthur
© The Tolkien Trust, 2013
© The J.R.R. Tolkien Copyright Trust, 1975, 1981
© C.R. Tolkien, 2009, 2013
© The J.R.R. Tokien Estate Limited, 1953, 1966
© The J.R.R. Tolkien Copyright Trust and C.R. Tolkien, 1985, 1986, 1987
© R.S. Loomis, 1963
© Cambridge University Press, 1966, 1998
© Eugene Vinaver, 1947, 1971
© Перевод. С. Лихачева, 2016
© Издание на русском языке AST Publishers, 2016
Предисловие переводчика
Поэма «Гибель Артура» представляет собой пространный стихотворный текст (около тысячи строк), написанный в рамках аллитерационной системы стихосложения, непривычной для восприятия современного читателя, привыкшего к силлабо-тонике. Возникает необходимость предварить перевод небольшим разъяснением переводческой концепции, использованной в данном издании.
Современный читатель воспринимает аллитерацию как особый фонетический прием, повторение одинаковых или однородных согласных в стихотворении, придающее ему особую звуковую выразительность. Однако в древнегерманской поэзии аллитерация служила не украшением, а функциональным инструментом, связывающим строку в единое целое. Ее роль была близка той роли, которую в современной рифмованной поэзии играет рифма: соединение единиц стихосложения – строк или полустиший.
Аллитерационный стих широко представлен в сохранившихся древнеисландских, древнеанглийских, древненижненемецких и древневерхненемецких текстах.
Каждая строка древнеанглийского аллитерационного стиха делилась на две так называемые краткие строки, разделенные паузой или цезурой и связанные повторением начальных звуков в ударных словах.
В каждой краткой строке имелось по два сильных ударения, между которыми различным образом распределялись безударные слоги. Каждая краткая строка представляла собою образчик или вариацию одной из шести основных схем (их Дж. Р.Р. Толкин описал в своем эссе «О переводе „Беовульфа“»). Сильные места в строке назывались ее вершинами (англ. lifts); слабые места назывались спадами (англ. dips). Традиционная вершина представляла собою долгий ударный слог, обычно с повышением тона; традиционный спад представлял собою безударный слог, долгий или краткий, с понижением тона. В отношении такой метрической формы аллитерацию можно определить как согласованное созвучие начальных согласных либо гласных (любых: все гласные считаются аллитерирующими между собой) в сильноударных слогах долгой строки. Таким образом, основная метрическая функция аллитерации состоит в том, чтобы связать воедино две отдельных и сбалансированных кратких строки в завершенную долгую строку. Организацией строки заведует ряд правил: 1) не менее одной вершины в каждой краткой строке должны аллитерировать; 2) во второй краткой строке аллитерировать может только первая вершина; вторая аллитерировать не должна; 3) в первой краткой строке аллитерировать могут обе вершины[1].
В качестве примера можно привести отрывок из англосаксонского гимна, который, как считается, впервые явил Дж. Р.Р. Толкину образ мифического мира, впоследствии описанного им в своих произведениях:
Eala Earendel, /engla beorhtast
ofer middangeard / monnum sended…
(«Христос», 104–105)
В Англии аллитерационный стих в чистой, первозданной его форме вымирает вскоре после Нормандского завоевания 1066 года; однако ему суждено было воскреснуть в «свободном» аллитерирующем стихе Аллитерационного Возрождения середины XIV века. Эти же самые модели, как древнеанглийские, так и более свободные среднеанглийские, Дж. Р.Р. Толкин возрождает и использует, пользуясь средствами современного английского языка: примером тому служит «Возвращение Беорхтнота, сына Беорхтельма», отдельные стихотворные фрагменты из «Властелина Колец», «Лэ о детях Хурина» и настоящая поэма «Гибель Артура».
В том, что касается перевода аллитерационного стиха на русский язык, единого свода правил не существует. В германских языках ударение падает на корневую морфему, и она же обычно стоит в начале слова: она и является «вершиной», сильным местом краткой строки; именно в ее начале и содержится повторяющийся, «аллитерирующий» звук. В русском языке ударение к корневой морфеме не привязано; тем самым, если буквально воспроизводить модели древнеанглийской поэзии, аллитерирующий предударный звук может оказаться и далеко от начала слова, и даже не на корневой морфеме. В. Тихомиров, «первопроходец» и один из самых авторитетных переводчиков аллитерационной поэзии, на материале малых памятников прибег к точному, буквальному соблюдению аллитерационных схем – аллитерируют предударные согласные:
Однако на куда более обширном материале эпической поэмы «Беовульф» тот же переводчик стремится скорее воспроизвести звуковой эффект оригинала, нежели соблюсти схемы, в результате чего аллитерирующие звуки повторяются вне строгой последовательности, зато на совпадении начальных согласных; причем общее впечатление кажется более привычным и естественным для русского слуха:
Однозначного ответа на вопрос «как же правильно?», скорее всего, нет и быть не может: аллитерационный стих не является органической частью русскоязычной поэзии, и желаемого эффекта оригинала возможно добиваться разнообразными средствами, по одному или в комплексе. Что лучше воспринимается на слух русскоязычного читателя: совпадение начального согласного ударного слога – или совпадение начальных согласных слова, независимо от ударения? То есть:
Задумал он недоброе – или: Замыслил он злое?
Бегством из битвы себя запятнали – или: Бежали бесславно с бранного поля?
В настоящем переводе приоритет отдается совпадению начальных согласных (статистически доказано, что первый звук слова в четыре раза заметнее остальных): опыт подтверждает, что в большинстве случаев такая аллитерация «слышнее»:
Однако в ряде случаев «срабатывает» и совпадение начального согласного ударного слога:
Важное уточнение: ударение в германских именах падает на первый слог. Поэтому для соблюдения ритмики стиха в имени «Артур» предпочтительно ставить ударение на первом слоге:
Еще несколько пояснений – по большей части относительно оформления текста.
В своих статьях (в частности, в статье, посвященной обзору эволюции артуровского мифа), К. Толкин ссылается на целый ряд ранних источников и пространно цитирует их: аллитерационную «Смерть Артура» (1400 года), строфическую «Смерть Артура» (XIV век), французский прозаический роман «Смерть Артура» (XIII век), «Смерть Артура» Томаса Мэлори (1485) и т. д. Большинство этих текстов, каждый – со своей узнаваемой стилистикой и узнаваемой лексикой, на русский язык никогда не переводились. Цитаты из существующих в русском переводе источников («История бриттов» Гальфрида Монмутского и «Смерть Артура» Томаса Мэлори) приводятся в ставших каноническими переводах, опубликованных в серии «Литературные памятники». Цитаты из не существующих в русском переводе источников – латинских и среднеанглийских, которые в тексте статей выглядят как иноязычная ставка, – приводятся параллельно и в оригинале, и в переводе на русский язык с точным соблюдением формы, чтобы дать читателю наиболее полное представление об этих практически не известных в русскоязычном литературоведении памятниках. Перевод данных фрагментов, зачастую достаточно обширных, выполнен переводчиком книги специально для данного издания.
Специфика написания имен сохраняется авторская (варианты, сознательно выбранные из всего многообразия существующих форм самим Дж. Р. Р Толкином), и потому они могут отличаться от привычных написаний в русскоязычной традиции, основанной на каноническом переводе «Смерти Артура» Т. Мэлори (выполненном И. Бернштейн). Так, у Толкина: Бламор (Blamore), Леодегранс (Leodegrance), Камилиард (Camiliard); эти варианты сохраняются и в русскоязычном переводе толкиновской поэмы, несмотря на то что в русскоязычной традиции закрепились варианты из перевода Т. Мэлори (поскольку другие тексты, как говорилось выше, практически не представлены): Бламур, Лодегранс, Камилард и т. д.
В случае разночтения написания у самого Дж. Р.Р. Толкина (что неизбежно, учитывая, что речь идет о незаконченном произведении и о большом количестве черновиков), в тексте перевода разночтения сохраняются в каждом отдельно взятом случае употребления имени. Так, варьируется написание имени супруги короля Артура: преобладает вариант Guinever (Гвиневра), но встречается и вариант Guinevere (Гвиневера), а в черновиках – варианты Guenaver (Гуэнавера), Gwenaver (Гвенавера) и т. д.
В главе, посвященной эволюции поэмы, одной из самых сложных для перевода, К. Толкин приводит большое количество фрагментов черновиков, сравнивая разные варианты одних и тех же строк, зачастую отличающихся друг от друга одним-двумя словами. В настоящем переводе сделано все, чтобы, сохранив совпадения в строках оригинала, воспроизвести мелкие разночтения средствами русского языка. Например:
В тексте представлены постраничные примечания двух видов. Примечания К. Толкина (уточнения, перевод отдельных слов в среднеанглийских цитатах и т. д.) являются неотъемлемой частью оригинала и не маркированы никак. Примечания, по необходимости добавленные переводчиком, отмечены как таковые. – Примеч. пер.
С. Лихачева
Предисловие
Общеизвестно, что непреходящая любовь моего отца к «северному» аллитерационному стиху ярко проявилась в его поэтическом наследии – от мира Средиземья (в частности, в длинном неоконченном «Лэ о детях Хурина») до драматического диалога «Возвращение Беорхтнота», восходящего к древнеанглийской поэме «Битва при Мэлдоне», и до его «древнеисландских» поэм: «Новая Песнь о Вёльсунгах» и «Новая Песнь о Гудрун» (на которые отец ссылался в письме от 1967 года как на «одну вещицу, написанную мною много лет назад, когда я пытался освоить искусство аллитерационной поэзии»). В «Сэре Гавейне и Зеленом Рыцаре» он демонстрирует блестящее мастерство в перенесении аллитерационного стиха XIV века на современный английский язык с использованием той же самой метрики. Теперь к ним добавляется неоконченная и неопубликованная поэма «Гибель Артура».
Мне удалось обнаружить только одно упоминание отца об этой поэме – в письме от 1955 г., где говорится: «Я с удовольствием пишу аллитерационные стихи, хотя, помимо нескольких фрагментов во „Властелине Колец“, опубликовал совсем мало, если не считать „Возвращения Беорхтнота“ ‹…›. Все еще надеюсь закончить длинную поэму „Гибель Артура“, написанную тем же стихом» («Письма Дж. Р. Р Толкина», № 165). В его бумагах нет никаких указаний на то, когда поэма была начата и когда отложена; но, по счастью, отец сохранил письмо Р. У. Чемберса от 9 декабря 1934 г. Чемберс (профессор английского языка и литературы в лондонском Юниверсити-Колледже), старый друг моего отца, восемнадцатью годами его старше, неизменно даривший его поддержкой, описывал, как читал «Артура» в поезде по пути в Кембридж, а на обратном пути «воспользовался тем, что в купе никого больше не было, и декламировал поэму вслух, как она того и заслуживает». Он отзывался о поэме с большой похвалой: «Величественное произведение. по-настоящему героическое, и ценно отнюдь не только тем, что наглядно демонстрирует, как можно использовать метрику „Беовульфа“ на современном английском языке». И завершил письмо словами: «Вы просто обязаны ее закончить!»
Но этого не произошло; и еще одна из отцовских длинных эпических поэм осталась недописанной. Можно почти наверняка утверждать, что отец прервал работу над «Лэ о детях Хурина» до того, как уехал из Лидского университета в Оксфорд в 1925 г.; а сам он отмечает, что взялся за «Лэ о Лейтиан» (пересказ легенды о Берене и Лутиэн), написанное уже не аллитерационным стихом, но парнорифмованными двустишиями, летом того же года («Лэ Белерианда», стр. 3). Вдобавок в Лидсе он начал аллитерационную поэму «Бегство нолдоли из Валинора» и еще один, совсем короткий фрагмент – по-видимому, им открывалось «Лэ об Эаренделе» («Лэ Белерианда», § II, «Поэмы, оставшиеся незавершенными на ранней стадии»).
В книге «Легенда о Сигурде и Гудрун» я предположил (стр. 5) – «хотя никаких подтверждений тому нет, – что отец взялся за древнеисландские песни как за новый поэтический проект [и вернулся к аллитерационному стиху] после того, как оставил „Лэ о Лейтиан“ (легенду о Берене и Лутиэн) ближе к концу 1931 года». Если так, то он, по-видимому, начал работу над «Гибелью Артура», закончив древнеисландские песни в конце 1934 года, – на тот момент поэма была все еще далека от завершения.
В поисках объяснения тому, что столь масштабные поэмы были заброшены на достаточно продвинутой стадии, стоит обратиться к обстоятельствам жизни автора после того, как он был избран на пост профессора англосаксонского языка в Оксфорде в 1925 г.: вспомнить о том, как много времени и сил отнимала эта должность и научная работа, а также о нуждах, заботах и расходах семьи. Как и на протяжении большей части жизни, у отца никогда не хватало времени; я склонен предположить, что вдохновение, бесконечно сдерживаемое, вероятно, могло просто иссякнуть – и все же снова дало о себе знать, как только среди всех его обязанностей, и неотложных дел, и прочих интересов образовался просвет, – однако проявилось уже с иной сюжетно-тематической посылкой.
Вне всякого сомнения, в каждом отдельном случае причины были свои, и сейчас доподлинно определить их невозможно; но в случае «Гибели Артура» я предположил (см. ниже), что эта поэма «села на мель» на волне кардинальных изменений, которые происходили в концепциях моего отца на тот момент вследствие работы над «Утраченным путем» и публикации «Хоббита»: возникла идея Нуменора, миф о том, как Мир Стал Круглым и о Прямом Пути, и впереди замаячил «Властелин Колец».
Можно также заподозрить, что в силу самой своей природы эта последняя, чрезвычайно сложная поэма оказалась особенно уязвима для задержек и помех. Ошеломляющее количество сохранившихся черновиков к «Гибели Артура» свидетельствует о трудностях, неизбежных при использовании данной метрики, которую мой отец находил настолько близкой по духу; и о придирчивой взыскательности, с какой отец стремился найти в рамках прихотливого и запутанного повествования подходящее выражение для ритмических и аллитерационных моделей древнеанглийских стихотворных форм. Если слегка изменить знакомую метафору, «Гибель Артура» явилась одним из тех произведений искусства, которые возводятся неспешно, и открывшиеся новые творческие горизонты для них губительны.
Как бы ни воспринимались подобные умозаключения, перед издателем неизбежно возникала проблема: как именно следует представить «Гибель Артура» издателю. Вероятно, некоторые из тех, кто взял в руки эту книгу, вполне удовольствовались бы одним лишь текстом поэмы в том виде, как он приведен здесь, и, скажем, кратким описанием этапов его создания, которые явствуют из многообразия черновиков. С другой стороны, наверняка есть и многие другие: те, кто взялся за поэму из любви к самому автору, но об «артуровской легенде» знает крайне мало и хочет, и ожидает обнаружить хоть какие-то указания на то, как эта «версия» соотносится с исходной средневековой традицией.
Как я уже сказал, отец не оставил никаких, даже самых кратких, указаний в том, что касается его соображений и намерений в отношении этой чрезвычайно оригинальной трактовки «Легенды о Ланселоте и Гвиневре», – в отличие от древнеисландских поэм, опубликованных под общим названием «Легенда о Сигурде и Гудрун». Но в данном случае со всей очевидностью нет нужды вступать в лабиринт в редакторской попытке написать всеобъемлющее разъяснение к «артуровской» легенде, которое, скорее всего, воздвиглось бы пугающим и грозным бастионом, так, словно без этого предваряющего справочного аппарата прочесть «Гибель Артура» никак невозможно.
Потому я отказался от какого бы то ни было «Введения» в полном смысле этого слова, но, следуя тексту поэмы, добавил несколько комментариев явно необязательного плана. Краткие примечания, приведенные в конце поэмы, по большей части сводятся к сжатому объяснению имен собственных и отдельных слов и к ссылкам на комментарии.
Каждый из этих комментариев, адресованных тем, кому требуются такие разъяснения, посвящен отдельным аспектам «Гибели Артура», представляющим особый интерес. Первый из них, «Поэма в контексте артуровской традиции», прост по замыслу, при всей своей длине очень ограничен по масштабности охвата и не содержит гипотетических интерпретаций; в нем прослеживается происхождение поэмы моего отца от конкретных нарративных традиций и анализируются расхождения с ними. С этой целью я опирался в основном на два произведения на английском языке: на средневековую поэму, известную как аллитерационная «Смерть Артура», и на соответствующие эпизоды из сэра Томаса Мэлори, со ссылками на источники. Не довольствуясь сухим конспективным изложением, я дословно цитирую ряд отрывков из этих произведений как наглядные образчики этих традиций, по форме и стилю радикально отличные от аллитерационной «Гибели Артура» иной эпохи.
По зрелом размышлении я решил, что лучше всего – во избежание лишней путаницы – изложить свои комментарии так, как если бы поэма дошла до нас только в позднем своем варианте (тот, что опубликован в книге), а все черновики, иллюстрирующие причудливую эволюцию этой формы, были бы полностью утрачены. Я не видел необходимости углубляться в запутанные дебри происхождения Артуровского мифа и его бытования в ранние эпохи. Скажу лишь, что для понимания «Гибели Артура» важно отдавать себе отчет: легенда коренится в V веке, когда римскому владычеству в Британии пришел конец и в 410 году легионы были отозваны, и восходит к воспоминаниям о битвах, которые вели бритты, противостоя разбойной резне и разору, что несли с собою варварские захватчики, англы и саксы, продвигаясь все дальше от восточных пределов бриттских владений. Следует помнить, что на протяжении всей книги термины «бритты» [Britons] и «бриттский» [British] относятся единственно и исключительно к кельтскому населению и их языку[5].
За разделом «Поэма в контексте артуровской традиции» следует раздел под названием «Ненаписанная поэма и ее взаимосвязь с „Сильмариллионом“», с анализом разнообразных набросков моего отца, которые содержат в себе какие-либо указания на планы автора касательно продолжения поэмы; и, наконец, раздел «Эволюция поэмы» – это в первую очередь попытка проиллюстрировать как можно четче (учитывая крайне запутанную текстологическую историю) основные изменения в структуре, на которые я то и дело ссылаюсь, и в придачу к ней – множество примеров, поясняющих художественный метод автора.
Примечание. На протяжении всей книги ссылки на текст поэмы даются в следующем формате: номер песни (римская цифра) + номер строки, напр. II. 7.
Гибель Артура
Песнь I
Как Артур и Гавейн отправились на войну и достигли Востока
Песнь II
Как явился с вестями фризский корабль, а Мордред собрал войско и отправился в Камелот к королеве
Песнь III
О сэре Ланселоте, пребывающем в Бенвике
Песнь IV
О том, как Артур возвратился на заре и с помощью сэра Гавейна пробился к берегу
Песнь V
О закате над Ромерилем
[Нижеследующие шестнадцать строк были наспех набросаны на отдельном листке.]
Здесь заканчивается самый поздний из вариантов «Гибели Артура».
Поэма в контексте Артуровской традиции
Более семи веков минуло с тех пор, как римские легионы покинули Британию, когда в середине XII века (вероятно, около 1136 г.) появилось произведение, озаглавленное «Historia Regum Britanniae», за авторством Гальфрида Монмутского (который, к слову сказать, мимоходом упоминается в произведении моего отца «Записки клуба „Мнение“», опубликованном в томе «Саурон Поверженный», с. 192, 216). Об «Истории королей Британии»[56] говорилось (сэром Эдмундом Чемберсом в 1927 году), что «ни одно порождение воображения, кроме разве „Энеиды“, не сделало столько для созидания национального мифа». Чемберс употребил слово «воображение» сознательно. Считается, что книга Гальфрида Монмутского стала источником «исторической» (в противовес «романной») традиции в артурологии, но само это слово способно ввести в заблуждение, если не понимать под ним следующее: хотя труд Гальфрида и изобилует чудесами и фантастическими преувеличениями, вкрапленными в совершенно неисторическую структуру, тем не менее написан он в «исторической форме» (то есть как повествовательная хроника событий, сухо и сдержанно изложенная на латыни). Содержание же историческим назвать никак нельзя, поэтому по отношению к нему употребляется термин «псевдоисторический».
В этой книге излагается история бриттов на протяжении более девятнадцати сотен лет, а жизнеописание короля Артура составляет не более четверти общего объема. Выдающийся ученый Р. Ш. Лумис назвал ее «одной из самых дерзких и удачных фальшивок» («Эволюция артуровского романа», 1963). Однако в том же труде он пишет:
Чем больше изучаешь «Историю королей Британии» и методы ее составления, тем больше поражаешься бесстыдству автора, тем больше восхищаешься его изобретательностью, его искусством. «История» написана стилем отточенным, но не вычурным; в достаточной мере приведена в согласие с высокоучеными авторитетами и общепринятыми традициями; свободна от куда более фантасмагорических крайностей рассказчиков-conteurs[57][58]; якобы основана на весьма старинной рукописи; неудивительно, что magnum opus* Гальфрида Монмутского обезоруживал скептиков и был восторженно принят людьми образованными.
То, что «История» имела такой успех и так долго принималась на веру – это воистину необыкновенный литературный феномен. О том, как к сему труду относился мой отец, я не знаю. Безусловно, он согласился бы с суждением своего друга Р У. Чемберса, утверждавшего, что «История» – «одна из самых влиятельных книг, когда-либо написанных в этой стране». Вероятно, отец оказался бы солидарен и с К. С. Льюисом, который резко осуждал артуровскую часть книги в опубликованном посмертно эссе «Генезис средневековой книги» («Очерки по средневековой и ренессансной литературе», 1966):
Гальфрид, несомненно, очень важен для историков Артуровского Мифа; но поскольку интерес таких историков нечасто ограничивается сферой чисто литературной, они порою забывают сообщить нам, что это автор весьма посредственного таланта и с полным отсутствием вкуса. Львиная доля артуровской части сего труда приходится на несносное пустозвонство Мерлиновых пророчеств и на Артуровы иноземные завоевания. Последние, безусловно, наименее историчны и наименее мифологичны в том, что касается Артура.
Если реальный Артур и существовал, Рима он не завоевывал. Если легенда уходит корнями в кельтское язычество, то эта военная кампания не является ее частью. Это вымысел. И какой вымысел! Мы можем отказаться от неверия в того или иного великана или колдунью. У них есть друзья в нашем подсознании и в наших самых ранних воспоминаниях; воображение с легкостью допускает, что и в реальном мире для них найдется местечко. Но масштабные боевые действия, которыми небрежно исчеркана вся карта Европы, при том что в известную нам историю они не вошли ни в каком виде, – дело другое. Отказаться от неверия нам никак невозможно. Да мы этого и не хотим. Хроники бессмысленной и однообразно успешной агрессии читать отчаянно скучно, даже когда они правдивы; когда же они вопиюще, нелепо сфальсифицированы, они просто невыносимы.
Но по первым же строкам «Гибели Артура» видно, что мой отец радикально отходит от истории последнего заморского похода Артура в том виде, как она изложена у Гальфрида Монмутского и его продолжателей. Я приведу здесь очень краткий пересказ повествования Гальфрида, никак не ссылаясь на литературные и мифологические источники, на которые автор опирался, поскольку цель моя здесь – в первую очередь проследить, как «Гибель Артура» соотносится с героической, «летописной» традицией, начало которой положил Гальфрид.
В этом произведении Артур по смерти своего отца Утера Пендрагона принимает королевский венец и становится королем Британии в возрасте пятнадцати лет, а затем тотчас же отправляется в военный поход, дабы подчинить ненавистных и злобных саксов, и сражается в нескольких битвах, последняя из которых происходит в Сомерсете, при Бате. Артур был вооружен щитом Придвеном с изображенным на нем ликом Богоматери, мечом Калибурном, откованным на острове Авалон, а голову его венчал золотой шлем с гребнем в форме дракона. В ходе этой битвы Артур ворвался в ряды саксов и с одного удара поражал всех, на кого обрушивал свой меч Калибурн, пока наконец на поле не осталось лежать не менее четырехсот семидесяти саксов, убитых им собственноручно.
Саксы обратились в бегство и укрылись в лесах, горах и пещерах, а Артур принялся истреблять заполонивших его земли пиктов и скоттов; «приведя весь край в подобающее ему прежнее состояние», он сочетался браком с Гвиневерой, «происходившей из знатного римского рода», которая затмевала красотой всех женщин Британии. На следующий год Артур завоевал Ирландию и Исландию, а короли Готланда и Оркнеев добровольно признали его верховную власть. По прошествии еще двенадцати лет бритты безжалостно предали огню и мечу Норвегию и Данию и подчинили их господству короля Артура; также ему покорились все области Галлии.
На этом этапе Гальфрид Монмутский изображает Артура могучим правителем, непобедимым в битве; его имя внушает благоговейный страх всей Европе, его рыцари и приближенные являют собою образец и идеал рыцарственности и куртуазии. Возвратившись из Галлии, он устраивает в Каэрлеоне на Аске в Гламоргане пышный прием при дворе и великолепнейшее торжество, на которые съехались все до одного прославленные правители западных земель и островов. Но еще до окончания празднества явились послы из Рима с письмом к Артуру от императора Луция Гиберия. В этом письме Луций требовал, чтобы Артур лично прибыл в Рим выслушать приговор и принять наказание за все оскорбления, что нанес, отказываясь выплатить дань, причитающуюся с Британии, и захватив земли, подчиненные Империи; а если Артур не явится, то Рим выступит против него.
На это Артур ответил, что и впрямь прибудет в Рим, но для того, чтобы взыскать с римлян ту дань, которую они сочли себя вправе потребовать от него. Тогда Луций повелел восточным царям собрать войска и вместе с ним отправиться завоевывать Британию. В этой огромной армии насчитывалось ровно четыреста тысяч сто шестьдесят человек. Против них король Артур выдвинул великую рать, а на время своего отсутствия вверил защиту Британии своему племяннику Мордреду и королеве Гвиневере.
Сокращая повествование Гальфрида Монмутского еще больше и поставив слова К. С. Льюиса вместо резюме, скажем, что «римская война» закончилась великой победой бриттов и гибелью императора Луция; и Артур уже переходил через Альпы, двигаясь к Риму, когда ему сообщили, что Мордред узурпировал королевскую власть и вступил с Гвиневерой в прелюбодейскую связь. Здесь Гальфрид Монмутский внезапно замолкает; на этот счет он ничего более не скажет, пишет он. Автор сдержал слово: упомянув о высадке короля Артура в Ричборо на кентском побережье, он бегло перечисляет битвы с Мордредом, в которых пали Мордред и Гавейн, а Артур был смертельно ранен. О Гвиневере Гальфрид сообщает только, что, охваченная отчаянием, она бежала в Каэрлеон и там постриглась в монахини; а об Артуре – что он был переправлен для лечения ран на остров Авалон. О сэре Ланселоте в «Истории королей Британии» не упоминается ни разу.
Именно так последовательность событий представлена в «летописной» или «псевдоисторической» артуровской традиции, восходящей к Гальфриду Монмутскому: в «Романе о Бруте» нормандского поэта Васа, что был создан к моменту смерти Гальфрида (1155), и в следующем поколении – в весьма пространной поэме под названием «Брут»[59], сочиненной приблизительно в начале XIII в. англичанином Лайамоном, священником из прихода Эрнли (Арли Регис) на реке Северн в Вустершире; этот поэт вторил Васу, но в собственной манере.
Аллитерационная «Смерть Артура»
Эта же история представлена в еще одном труде, сыгравшем, как мы увидим ниже, немаловажную роль при создании «Гибели Артура». Эта знаменитая поэма «аллитерационного возрождения» XIV века известна как аллитерационная «Смерть Артура». В сборнике «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь», «Перл» и «Сэр Орфео» (1975) я процитировал слова моего отца, описывавшего:
…древнюю английскую метрику, наследие глубокой старины: такой стих сегодня зовется «аллитерационным». Он ставит целью создать совсем иное впечатление, нежели то, что достигается с помощью рифмованных, основанных на подсчете слогов размеров, заимствованных из Франции и Италии; для непривычного уха он звучит резко, жестко и грубо. И, совершенно независимо от диалектной (с лондонской точки зрения) природы языка, этот «аллитерационный» стих включал в свой арсенал ряд специальных поэтических слов, которые в повседневной речи или прозе никогда не использовались и оставались «темны» для тех, кто стоял вне традиции.
Вкратце, наш поэт [автор «Сэра Гавейна и Зеленого рыцаря»] принадлежал к тому направлению, что сегодня известно как Аллитерационное возрождение XIV века, – как попытка использовать древние исконные метрику и стиль, давно считающиеся провинциальными и просторечными, в сочинениях серьезного и возвышенного плана; и он заплатил за провал этой попытки, поскольку возродить аллитерационную поэзию так и не удалось. Все было против: смена эпох, вкусов, языка, не говоря уже о политической власти, торговле и соображениях выгоды.
Аллитерационная «Смерть Артура» – это длинная поэма, насчитывающая более 4000 строк; дата ее написания неизвестна, но обычно ее относят ко второй половине XIV века; она сохранилась в единственной рукописи, переписанной Робертом Торнтоном, в библиотеке Линкольнского собора[60]. Об источниках, которыми пользовался анонимный автор, ведутся нескончаемые споры; но для наших целей довольно упомянуть, что структура повествования заимствована из традиции «Истории королей Британии». Рассказ начинается с пышного празднества, устроенного королем Артуром; на пир являются послы «сэра Луция Гиберия, римского императора»; значительная часть текста отводится описанию битв Артура с римлянами и их союзниками. Это в полном смысле слова «героический» эпос, шансон де жест, поэма о войне (хотя и не только), о полях сражений и яростных схватках, об ужасах блеснувшего в глаза меча – это картины Столетней войны. Иллюстрацией может послужить короткий отрывок. Согласно Гальфриду Монмутскому, Луций пал от руки неизвестного рыцаря, в этой поэме он сражен самим Артуром, и доблесть короля описывается так:
The emperour thane egerly at Arthure he strykez,
Император истово на Артура обрушился:
Awkwarde on the umbrere, and egerly hym hittez!
Замахнулся в забрало задним ударом!
The nakyde swerd at the nese noyes hym sare,
Клинок у носа нестерпимо досаден;
The blode of [the] bolde kynge over the breste rynnys,
Кровь короля каплет на грудь его,
Beblede al the brode schelde and the bryghte mayles!
Багрит блестящую броню и щит!
Oure bolde kynge bowes the blonke by the bryghte brydylle,
Король, коня кругом обернувши,
With his burlyche brande a buffette hym reches,
Мечом мощным метит в недруга,
Thourghe the brene and the breste with his bryghte wapyne,
Рассекает разом и грудь, и панцирь
O-slante doune fro the slote he slyttes at ones!
Надвое, наискось направляя удар.
Thus endys the emperour of Arthure hondes…[61]
Так от оружья Артурова император сгинул.
Смертью императора в последней великой битве войны против римлян аллитерационная «Смерть Артура» не заканчивается: на протяжении еще многих сотен строк в ней рассказывается о новых захватнических военных походах под предводительством Артура, отсутствующих у Гальфрида Монмутского, пока король не оказывается к северу от Рима, в долине Витербо «among the vines» [среди виноградных лоз], и «was never meriere men made on this erthe» [свет не видел вовеки веселья такого].
К Артуру в это отрадное место являются посланцы из Рима просить о мире, и среди них «konyngeste cardynalle that to the courte lengede» [кардинал даровитый, ко двору приближенный]: они предлагают Артуру, чтобы Папа короновал его в Риме как государя и владыку. Король Артур ныне на вершине славы: объявив, что Рим теперь принадлежит ему и что он коронуется там на Рождество, уставший от недосыпания правитель отправляется почивать.
But be ane aftyre mydnyghte alle his mode changede;
Но после полуночи поменялся настрой его:
He mett in the morne-while fulle mervaylous dremes!
Поутру привиделись пречудесные сны!
And when his dredefulle drem was drefene to the ende,
Когда же грезы грозные угасли вовсе,
The kynge dares for dowte, dye as he scholde;
Смертный страх сковал короля;
Sendes aftyre phylosophers, and his affraye telles[62].
Призвал он философов, поведал боязнь свою.
Я уже говорил выше, что аллитерационная «Смерть Артура» – это эпическая поэма, восхваляющая Артура, и в первую очередь поэма батальная; но по мере ее продвижения от начала к концу читатель осознает, что лишь Артуров сон среди виноградников в долине Витербо может послужить достойным завершением грандиозного замысла автора. Во сне, как пробудившийся в страхе Артур описывает его своим «философам», ему явилось прихотливое и вычурное видение Колеса Фортуны, на котором помещены восемь из «Девяти Достойных» или «Девяти Героев», великие исторические правители и завоеватели: об этом видении я здесь расскажу вкратце.
Артуру снилось, будто он один заплутал в лесу, где кишмя кишат волки, дикие вепри и львы, что лакают кровь его верных рыцарей; убегая прочь, он оказывается на горном лугу – «the meryeste of medillerthe that men myghte beholde» [веселей в средиземье не видали люди] – и видит, как туда спускается с облаков богиня в великолепном наряде, воплощение Фортуны, а в руках у нее – колесо из золота и серебра, которое она вращает в белых пальцах. Артур видит, что в верхней точке Колеса Фортуны стоит «a chayere of chalke-whytte silver» [сиденье из серебра белоснежного]: шестеро королей упали с него и теперь, с разбитыми коронами, цепляются за внешний круг колеса, и каждый сетует, что низвергнут с таких высот величия и власти; а еще двое королей карабкаются вверх, чтобы занять трон на вершине. Госпожа Фортуна возносит на это сиденье Артура, сообщая, что это благодаря ей он стяжал в войне такую славу, что она избрала его воссесть на высоком троне и обращается с ним как с «soverayne in erthe» [владыкой земли]. Но внезапно «at midday» [в полдень