Кодекс скверны. Разжигая Пламя бесплатное чтение

Глава 1

Преступив порог, Брутус обвёл гостиную хозяйским взором. В мраморном камине уютно потрескивал огонь, хрустальная люстра освещала низкий круглый стол чёрного дерева. В мягких креслах расположились шестеро и, деловито потягивая вино из золочёных чаш, инкрустированных самоцветами – работа лучшего ювелира Прибрежья, – вели неспешную беседу.

Он довольно глянул на своих рабынь, которые в откровенных платьях из пурпурного шифона скромно держались в стороне, готовые в любую минуту выполнить очередную прихоть дражайших гостей. Подбирал он невольниц с особой тщательностью: тонкие талии, упругие груди, соблазнительные изгибы бёдер – эти сервусы не для тяжёлой работы, они призваны радовать господский взор.

Завидев Брутуса, присутствующие поднялись. Он радушно поблагодарил гостей за визит и уселся в кресло, подчёркивающее статус своего владельца высокой спинкой с золочёным орнаментом. Тридцать вторая застыла рядом, покорно опустив глаза в пол.

От внимания Брутуса не ускользнули любопытные взгляды гостей, буквально щупающие, изучающие его фаворитку. Что ж, неудивительно, она и впрямь хороша собой, особенно сегодня, в этом платье с глубоким декольте, едва прикрывающим соблазнительные груди. Чёрные волосы собраны в тугой высокий хвост, чувственные губы слегка приоткрыты, серые глаза обрамлены густыми ресницами. Правда, клеймо немного портило впечатление, смотрясь неестественно на таком нежном, почти кукольном личике.

– Приношу свои глубочайшие извинения за опоздание, – с напускной вежливостью произнёс он, хотя этот факт его нисколько не волновал. – Надеюсь, вас приняли как подобает?

– Не волнуйтесь, дорогой друг, – заверил Келсий, худощавый низкорослый господин с огромной родинкой на левой щеке. – Ваше гостеприимство всегда меня восхищало.

Другие магистры с готовностью поддержали говорившего, восхваляя вино и изысканные угощения.

– Превосходно! – удовлетворённо кивнул Брутус. – Вы наверняка гадаете, к чему такая срочность, но спешу вас заверить: дело действительно серьёзное и не терпит отлагательств. Утром из Регнума прибыл Линус с весьма занимательной вестью. Не так давно он виделся с принцепсом, и у них состоялась достаточно интересная беседа, о которой я не могу вам не сообщить, поскольку предложение Максиана звучит более чем заманчиво.

– Да что вы говорите! – толстые губы Улисса растянулись в улыбке. – А я и не знал, что принцепс искал с нами встречи.

– Прошу меня простить, но им были выдвинуты условия строжайшей секретности. К тому же, не имея ни малейшего представления, о чём пойдёт речь, я не хотел отвлекать вас от более важных дел пустой болтовнёй.

– Мне уже не терпится узнать, что понадобилось принцепсу от Легиона. Насколько мне известно, он нас несколько недолюбливает, мягко говоря, – Эолус, пожилой магистр с огромной плешью на макушке, пригубил из чаши.

– Я тоже наслышан об этом, – подтвердил Келсий, – но разве это так важно? Бизнес и личная неприязнь не должны соприкасаться.

– Вы абсолютно правы, – поддержал его Брутус, – потому я и согласился на встречу, пусть и заочную. И могу вас заверить: не прогадал. Что ж, не буду испытывать ваше терпение. Принцепс желает заключить с нами союз. И не против какого-то там вшивого чиновника, а против самого короля!

– Вы, наверное, шутите? – недоверчиво нахмурился Эолус.

– А разве я похож на шута? – Брутус укоризненно выгнул бровь. – Да, согласен, звучит действительно… к-хм… необычно. Но позвольте вам всё пояснить: оказывается, дочь Урсуса возжелала вернуть себе право на престол и, что самое удивительное, даже нашла поддержку. И, кажется, не только в лице принцепса. У меня есть серьёзные основания предполагать существование других участников заговора, хотя о них пока ничего не известно.

– И в чём же наша выгода? – подозрительно скривился Улисс. – Мы и без того прекрасно себя чувствуем при Юстиниане. Кому нужны все эти смуты?

– Я бы с вами поспорил на этот счёт, – возразил Эолус. – Что ни год, налоги растут, как грибы после дождя. Ещё с десяток лет, и мы – видят боги! – окончательно разоримся.

– А что конкретно предложил принцепс? – Келсий с любопытством посмотрел на Брутуса.

– А вот это самое интересное! Нам предложили независимость Опертама, господа, – торжественно заявил он. – А вместе с ним, разумеется, и Легиона. Держу пари, Юстиниан никогда бы не пошёл на такое.

В гостиной воцарилась тишина. Магистры усердно переваривали услышанное, прикидывая в уме все перспективы и риски от союза. Одна из рабынь, позвякивая серебряными браслетами, принялась подливать вино в опустевшие чаши.

– Независимость… – медленно проговорил Келсий, будто пробуя это слово на вкус. – А принцепс далеко не дурак! Знает, чем заинтересовать.

– Будь он дураком, давно бы ходил под нами, – чопорно заявил Эолус. – Помнится, последний раз я самолично предлагал ему четверть миллиона всего за одну подпись. И он отказался! Представляете? И вот как, скажите на милость, контролировать того, кого нельзя ничем подкупить?

– Может, это и не так плохо, – задумчиво произнёс Келсий. – Во всяком случае, такие, как он, обычно держат своё слово.

– Вы, кажется, забыли о его прошлом, господа, – впервые за вечер заговорил Кастул, угрюмый старик, не отличавшийся особой словоохотливостью. – Так позвольте мне напомнить, что именно он выступал за освобождение того скорпиона.

– Безусловно, вы правы, – согласился Брутус и краем глаза глянул на стоящую рядом невольницу. – И, полагаю, где-то в глубине души он до сих пор склонен считать осквернённых достойными называться людьми. Но! Как говорится, держи друга рядом, а врага ещё ближе. С нашей стороны будет весьма легкомысленно проигнорировать его предложение. Юстиниан слишком далеко зашёл в своём тщеславии. Ещё пару лет, и он окончательно забудет, кому обязан короной.

– Во всяком случае мы знаем, чего от него ожидать, – возразил Эолус. – А вот о девчонке нам вообще ничего не известно. Всё-таки я против подобных авантюр, а независимость может и подождать.

– Да, может… Ещё лет сто. Куда спешить-то, верно? – фыркнул Маро, самый молодой из магистров, заносчивый юнец, занявший место своего безвременно почившего отца. – Вам, дорогой друг, осталось-то всего ничего, а что будет с нами, если вдруг Юстиниану ударит в голову моча и он позарится на Легион?

– Попрошу не выражаться, молодой человек! – осадил его Брутус. – Хотя доля истины в ваших словах всё же есть. Нам нужно думать о будущем, и более подходящего момента я не могу и представить. Пусть они грызутся за свою корону между собой, а мы в это время заберём то, что принадлежит нам по праву.

– Слишком рискованно, – Келсий поцокал языком. – Но и бездействие может оказаться ещё хуже. К тому же девчонку несложно подмять под себя. Я сильно сомневаюсь, что она упрямее или умнее своего дядюшки. Там вообще всё семейство с большим приветом. Думается мне, это наследственное, если вспомнить Августина.

– Она дочь Урсуса, и что у неё в голове – одним богам известно, – стоял на своём Кастул.

– Легион и не таких ломал! – Маро хищно оскалился. – Или умудрённые жизнью мужи не уверены, что справятся с глупой девчонкой?

– А что конкретно от нас требует принцепс? – поинтересовался Улисс, не сводя глаз со своей чаши.

– Всего-навсего переманить на сторону принцессы самые влиятельные семьи, – пояснил Брутус. – И, если понадобится, одолжить несколько сотен осквернённых. Ну и золото, конечно, куда же без него.

– Хм… Не так уж и высока цена за независимость, – Улисс, наконец, оторвался от созерцания самоцветов и посмотрел на Брутуса. – Я поддерживаю вас. Пора Легиону выходить на новый уровень.

– Благодарю вас, друг мой. Это верное решение. Отделившись от Прибрежья, Опертам станет только могущественнее. Никаких вам податей, никаких налогов и других обязанностей перед государством.

– А где гарантии, что Регнум не попытается создать свой «Легион»? – парировал Кастул.

– На это им понадобятся долгие годы и серьёзные ресурсы, а что будут в это время делать новорождённые выродки? Расти сорняками среди свободных? Ни у кого, кроме нас, нет ни опыта в воспитании этих тварей, ни сил, чтобы обуздать их. Сенат не осмелится ломать устоявшуюся систему, а золото Легиона будет успешно удерживать открытыми и столичные врата, и врата Южного Мыса.

– Что ж, – Келсий поднял чашу, – я тоже за союз.

Большинство согласно закивали, выражая поддержку. Лишь Эолус угрюмо нахмурился, выказывая своё недовольство. Брутус вопросительно взглянул на старика, мнение которого ценил больше остальных. Кастул скривил тонкие губы, будто перед его носом бросили кусок протухшего мяса:

– Я остаюсь при своём. Этот союз нам не нужен.

– Жаль это слышать, дорогой друг, но решение, как видите, принято почти единогласно, – Брутус довольно потёр руки. – Что ж, поддержим девчонку! Я даже не сомневаюсь, что с ней влияние Легиона достигнет небывалых высот.

Спальню освещали свечи да белый камин с витиеватыми узорами. Просторная кровать у стены была тщательно заправлена. Врезанные в фигурные перекладины железные кольца тускло поблёскивали, прозрачный балдахин присобран и стянут шёлковыми шнурами с пушистыми кисточками на концах.

Завалившись на софу, Брутус закинул ноги на низкий столик. Сапоги тенью пачкали лакированную столешницу, чаша, стоящая у края, грозила в любой момент разлить вино на белоснежную шкуру на полу.

Брутус внимательно посмотрел на рабыню, застывшую с опущенной головой, и улыбнулся.

– Ты слышала, моя дорогая? Скоро я стану правителем пусть небольшого, но весьма могущественного государства. И если ты не наскучишь мне к тому времени, я подарю тебе что-нибудь особенное. Например, голову твоего братца на золотом блюде… Или наоборот, позволю вернуться к нему в терсентум. Всё зависит от твоих стараний угодить мне, милая. Ну и от моего настроения, конечно же. Что скажешь?

Осквернённая робко кивнула.

– Ах да, без языка не очень-то и удобно отвечать, верно? Что ж, сегодня твой день, но ещё раз ляпнешь что-то невпопад – и останешься немой до конца своей жалкой жизни. Тебе всё ясно?

Почтительно поклонившись, невольница зажала себе рот рукой. От боли её изящные бровки нахмурились, а большие глаза заблестели. Зная, насколько мучительна регенерация, Брутус не без удовольствия наблюдал за её страданиями.

– Кажется, я задал тебе вопрос…

– Благодарю, мой господин! – выдохнула она и снова поклонилась. – Вы очень великодушны.

– Неужели? – он иронично приподнял бровь.

– Я сделаю всё, чтобы вы были довольны мной.

Брутус одобрительно хмыкнул:

– Тогда можешь начинать прямо сейчас, моя дорогая.

Осквернённая коснулась плеча и, щёлкнув застёжкой на платье, обнажила грудь. Он со скучающим видом наблюдал, как твердеют её соски от холода – камин ещё не успел достаточно прогреть спальню.

– Избавься от всего этого, – Брутус указал на ссадины на её теле. – Я хочу всё начать с чистого листа.

– Да, мой господин.

Глубокие порезы на коже стремительно затягивались, синяки мгновенно пожелтели и вскоре исчезли. Остались лишь старые шрамы, которые Брутус не позволил вовремя заживить. Теперь они будут с ней до самой смерти.

Он неспешно подошёл к прикроватной тумбе, на которой дожидались своего часа кандалы. Проведя пальцем по шипам на внутренней стороне оков, обыденными движениями Брутус закрепил цепи на кольцах в перекладинах и повернулся к осквернённой. Поняв без слов, что от неё требуется, невольница сняла браслеты, скрывающие шрамы на запястьях, и покорно подошла к ожидающему её господину.

Звонко щёлкнули наручники, шипы вонзились в нежную плоть. Брутус медленно повернул рычаг на кандалах, с наслаждением наблюдая, как сталь окрашивается алым.

Рабыня не издала ни звука. За это он ещё несколько раз прокрутил рычаг. Сдерживаясь, она стиснула зубы, но из груди всё же вырвался едва слышный стон.

– Превосходно! – хрипло проговорил он и сорвал с неё платье, приспущенное до бёдер.

Каждое резкое движение вынуждало её стонать от боли, и это было именно то, что сейчас ему хотелось слышать. Брутус нежно провёл ладонью по идеально гладкой спине, ещё не тронутой шрамами.

– Ты безупречна, – прошептал он ей на ухо и извлёк из ножен кинжал. – Сегодня особенный день и я хочу, чтобы ты чаще напоминала мне о нём.

Остриё коснулось спины и медленно поползло вниз, рассекая бархатную кожу. Брутус старательно выводил букву за буквой: ровные, строгие, без изыска, но чтобы радовали глаз. Каждую линию он прочерчивал дважды, то и дело отступая на шаг и любуясь своей работой. Кровь стекала по пояснице к ногам, тягучими каплями падала на пол, скапливаясь в лужу, но это его не заботило: металлический запах только возбуждал ещё больше.

Осквернённая тяжело стонала, вздрагивала от каждого прикосновения стали, но стойко терпела, боясь разозлить его резким движением или вскриком.

Наконец справившись с последней буквой, он отошёл подальше и, приложив пальцы к подбородку, придирчиво осмотрел результат, как художник осматривает свой новый шедевр. Наконец удовлетворённо кивнув, Брутус вернулся к своей рабыне и провёл рукой по окровавленному бедру.

Возбуждение, испытываемое им всё это время, достигло апогея, и он, суетливо расстегнув ремень, приспустил брюки. Осквернённая сдавленно вскрикнула, когда он рывком вошёл в неё. Горячая кровь стекала с его живота всё ниже и ниже, вызывая новые ощущения, наслаждаться которыми можно было бы бесконечно. Намотав на кулак собранные в хвост волосы, он толчками погружался в неё, другой рукой поглаживая порезы, складывающиеся в долгожданное и манящее слово – «НЕЗАВИСИМОСТЬ».

– Тебе нравится? – стоны рабыни заводили ещё больше.

– Да, мой господин, – голос слабый, безжизненный.

– А так? – прохрипел он, войдя в неё до упора и впившись пальцами в кровоточащие раны.

В этот раз оргазм был долгий, сильный, глубокий. Его тело сотрясла крупная дрожь, из груди вырвался громкий стон.

Осквернённая уже теряла сознание, кисти в кандалах безвольно обвисли.

– Не смей! – предупредил он, дёрнув её голову на себя.

Невольница тяжело задышала, её бледное лицо покрылось испариной. Кровь мгновенно остановилась, края ран стали стремительно затягиваться.

– Довольно! – прервал он процесс. – Шрамы должны остаться.

– Да, господин.

– И всё же под своим братцем ты стонала намного охотнее, – Брутус улыбнулся уголком губ. – Ну и как он тебе? Неужели хорош? Говорят, нельзя быть лучшим во всём.

Невольница с силой дёрнула руку, цепь со звоном натянулась. Даже боль не смогла сдержать её ярости, и это ещё более забавляло Брутуса.

Что же это? Покорная ненависть? Гнев, смешанный со страхом? Как же она нелепа в своей наивности! Как же легко управлять этими двумя, так отчаянно цепляющимися друг за друга! Оба невероятно сильны и одновременно уязвимы только потому, что не одиноки. Судьба сыграла с ними злую шутку, не разлучив, сохранив их связь. Оба попали в опертамский терсентум и умудрились не только выжить, но и стать весьма заметными среди других скорпионов. И это их дар и проклятье. Невероятно, как опасна может быть любовь, особенно такая – чистая, искренняя, беззаветная. Хотя насчёт чистой, пожалуй, он погорячился. Незабываемое зрелище: скорпион, безжалостно убивающий любого на своём пути, рыдал как дитя, когда понял, кого трахал полночи. И как же самоотверженно терпела она, скрывая лицо за серебряной маской, готовая на всё ради любимого брата, лишь бы сохранить ему жизнь.

– Обожаю, когда ты злишься, – прошептал Брутус ей на ухо, снимая оковы. – Может, потому до сих пор и не избавился от тебя. Продолжай меня радовать, милая, и когда-нибудь я позволю тебе вернуться к твоему драгоценному братцу.

***

Ночные Пустоши – место не для слабаков. Здесь и днём-то нет-нет, да проберёт до самых костей, а сейчас каждую секунду так и тянет оглянуться, всё в спину чей-то взгляд впивается.

Только подумав об этом, Двести Третий в очередной раз обернулся, внимательно всмотрелся во мрак. Никого. Сплошная чёрная гладь, разве что россыпь звёзд на небе и молодой месяц, вот толку-то от него не больно много. Со снегом было бы куда светлее, но он ещё неделю назад растаял, а когда выпадет снова – одной Госпоже известно.

Двести Третий насторожённо посмотрел туда, где чернота была совсем непроницаемая, зияющая. Скалы. Вот от них-то и веет этими взглядами – жуткими, холодными, как лезвие ножа.

Или всё-таки чудится?

Рядом замерла Глим – из старших, приставленная обучать его охоте. Хорошая девчонка. Хотя и грубоватая, но к нему относилась лучше остальных по доброте своей, а может, просто из жалости. Но хотелось бы думать, что всё-таки по доброте. Жалость – унизительное чувство, особенно для уродцев вроде него.

Поёжившись от холода, Двести Третий перехватил поудобнее лук и нетерпеливо уставился на напарницу. Та наконец шевельнулась:

– Вижу его! За мной, желторотик, – и с этими словами рванула куда-то к гигантской каменной глыбе.

Глаза к темноте привыкли, уже различались покачивающиеся на ветру голые кустарники, причудливой формы громадные камни, чернеющие распахнутыми зевами ямы да трещины в почве. Уже хорошо – можно не бояться ногу подвернуть или нос расквасить. Факелы они погасили уже давно: на ящеров с огнём не ходят – те его за километры замечают и разбегаются по норам, потом фиг выманишь. А так-то зверушки безобидные, если верить теории.

Впереди глухо затопотало, сухо зашелестело каменной крошкой. Совсем рядом проступил силуэт, хищно скользнул, прижимаясь брюхом к земле. Громоздкая туша ростом в добрые полметра застыла на мгновение, уставилась на них плоской длинной мордой, а после, вильнув толстым хвостом, засеменила на кривых лапах прочь.

– Стреляй, чего ждёшь! – рявкнула Глим. – Уйдёт же, хрен потом достанем.

Чуть сбавив бег, Двести Третий прицелился в бегущую к валуну тварь и выпустил стрелу. Недолго думая, достал из колчана другую и снова выстрелил. Ящер издал пронзительно-шипящий визг и исчез.

– Чёрт! – Глим затормозила у здоровой расщелины и зачем-то заглянула в черноту. – И вот чего ты тупил, скажи на милость?

Двести Третий виновато шмыгнул носом. Ну засмотрелся, что такого? С кем не бывает.

Тяжело вздохнув, девчонка скинула наплечный мешок и извлекла из него факел. Пламя резануло глаза, пришлось прижмуриться, пока не привыкнет.

– Полезай за ним, – сказала таким тоном, что спорить не решился бы, даже если б захотел.

Он внимательно осмотрел нору, насколько позволял свет факела. Пролезть можно, места вроде хватает, не застрять бы там, в глубине. Не ящер же он, в конце концов.

– Не боись, вытяну, вдруг что, – видимо, заметив его сомнения, заверила Глим и подала ему верёвку. – Добей заразу и обвяжи лапы, да покрепче, чтоб второй раз не лезть.

Ну да, а то не ясно, кому лезть придётся!

Сложив на земле лук с сумкой, Двести Третий опустился на четвереньки и, помявшись немного под ехидное хмыканье напарницы, забрался в нору. Уже через пару метров в нос ударил тяжёлый густой запах дерьма и гнилой плоти – эти падальщики тащат в нору всё, что ни попадя, утепляя гнездо для зимовки. А ящеры-самцы так вообще жрут всё, что можно сожрать, даже свой молодняк не жалеют, рыща по Пустошам и поедая отложенные самками яйца.

Под ладонь угодило что-то острое, но перчатку не прокололо, повезло. То и дело в колени впивалась галька, выступающие камни царапали плечи, он постоянно ударялся макушкой о низкий свод. Спустя пару минут послышалось угрожающее шипение, кромешная темнота заворочалась, дохнула тёплым смрадом, протяжно застонала.

Нашарив камешек, Двести Третий запустил его в глубь норы, чтобы хоть как-то понять, где именно залёг её хозяин. Затем, выудив кинжал, принялся вслепую тыкать им на тихое рычание. Тварь заскрежетала то ли когтями, то ли зубами, огрызнулась, предплечье вдруг пронзила острая боль, дёрнуло вперёд, клинок звякнул о камень.

Двести Третий упёрся ногами в землю, суетливо нашарил оружие и, прикинув, где должна быть башка ящера, ударил со всей мочи.

Остриё с чавканьем вонзилось во что-то плотное, тихо хрустнуло. Ящер взревел от боли, руку тут же отпустило. Двести Третий рывком выдернул кинжал и сразу же вонзил его ещё раз, и ещё, и ещё, и так до тех пор, пока зверюга не стихла. К вони добавился запах крови.

Двести Третий облегчённо выдохнул и, выудив из кармана дрожащей рукой коробок, чиркнул спичкой. В неровном свете показалась искромсанная морда с рядом мелких крючковатых зубов – безобидная животина, мать его! Толстую гладкую шкуру залило алым, хвост всё ещё слабо подрагивал.

Слева что-то блеснуло, и спичка погасла. Он снова зажёг огонёк и подполз чуть ближе. В небольшой кучке жёлтых и белых кругляков валялись пара колец и нить со стеклянными шариками, в которых плясали маленькие радуги.

Занятная вещица!

Поморщившись от боли – куртка не позволила прокусить кожу, но ушиб остался приличный, – Двести Третий подхватил приглянувшуюся радужную безделушку и сунул её в карман. Потом скользнул взглядом по ящеру и, выбросив догорающую спичку, нащупал верёвку.

Завязывать узлы вслепую не так-то просто, пришлось подсвечивать время от времени, но, наконец, надёжно стянув добыче когтистые лапы, он с трудом развернулся и полез наружу.

Завидев его, Глим одобрительно хмыкнула и, подцепив конец верёвки, помогла вытащить ящера. Когда тяжеленная туша была полностью извлечена из норы, Двести Третий прислонился спиной к валуну и сполз на холодную землю. Колени ныли, рука ныла, спина ныла… Чёрт, да он сплошной ноющий кусок мяса!

– Шёл бы Сизый на хер со своей теорией! Безобидные зверушки, мать его! – стянув маску, он вдохнул свежий морозный воздух, потом достал флягу и сделал несколько жадных глотков.

– Да не хнычь, малёк, справился ты на отлично! – заверила Глим, устало бухнувшись рядом. – Неплохо для первой охоты на ящера. Ну что, перекусим, и можешь отдохнуть до рассвета. Заслужил, желторотик. А я подежурю.

Глава 2

Лучик прижималась к нему всем телом, и даже сквозь одежду Слай чувствовал её манящий жар. Он приподнял её рубаху, коснулся губами набухшего соска, нежно сжал в ладони грудь. Она застонала от наслаждения, ритмично задвигала бёдрами, доводя его до готовности.

Голень внезапно пронзила острая боль, и Слай недоуменно уставился на побагровевшую от злости Твин:

– Эй, за что?!

– Ненавижу тебя, Семидесятый! – она снова врезала ему по ноге и стрелой вылетела из загона.

И что на неё нашло?! Сидишь себе спокойно, занимаешься своими делами, никого не трогаешь – и вдруг резко становишься мишенью для пинков. Несправедливо как-то!

Лучик недовольно скривилась, глядя ей вслед:

– Что это с ней?

Не ответив, Слай грубовато спихнул её с себя и бросился вдогонку, на ходу застёгивая ремень.

– Ну ты и мудак! – донеслось в спину.

– Прости, – он оглянулся и, выдавив виноватую улыбку, выбежал из загона.

Твин нигде не было. Давно же её такой злой он не видел! Похоже, прознала о Двести Девяностом. Засранец давно тёрся рядом с ней, пришлось немного вправить ему мозги. Пусть теперь походит со сломанной клешнёй – в следующий раз хорошенько подумает, прежде чем клеиться, к кому не положено.

Твин чётко дала понять, что Слай для неё только брат, но он всё равно не мог спокойно смотреть, как какой-нибудь хмырь подбивает к ней клинья. Где-то на задворках его сознания ворчала совесть, упрекая в собственничестве, но он успешно игнорировал внутреннего правдоруба. Какого чёрта он вообще должен делить её с кем-то!

Поиски успехом не увенчались: ни за бытовкой, ни за столовой её не обнаружилось. Слай искал бы и дальше, но терсентум вдруг заполнился оглушительным звоном, оповещающим об отбое.

Разочарованно вздохнув, он поспешил обратно в загон. Вернётся его Пятьдесят Девятая, куда ж ей деться. Так и вышло: Твин объявилась всего за несколько минут до того, как заперли двери. Молча пройдя мимо, она плюхнулась на койку и отвернулась к стене.

Лучше выждать, пока все улягутся, а потом можно попробовать поговорить с ней. Пусть злится, со временем только спасибо скажет. Да по роже этого утырка легко было понять, что ему нужно. Двести Девяностый точно ей не пара! Такие трахают всё, что движется. И когда же она научится разбираться в других! Слишком доверчивая, слишком наивная, ею слишком легко воспользоваться.

Неуёмная совесть продолжала твердить, что ничего плохого нет, если Пятьдесят Девятая обзаведётся одним и даже несколькими партнёрами, все так делают, но Слаю претила одна только мысль, что кто-то будет касаться его маленькой Твин, а уж тем более тереться об неё жалом.

Казарма постепенно погружалась в сон, где-то рядом всё ещё шептались наперебой с чьим-то храпом. Слай уже было собрался спрыгнуть с койки, как Твин вдруг поднялась и быстро зашагала к душевым.

Прикинувшись спящим, Слай выждал, когда за ней закроется дверь, и замаскировался. Удачный момент, чтобы подловить её для разговора.

Пятьдесят Девятая почему-то сидела на полу, прислонившись к стене. Взгляд задумчивый, отсутствующий, она даже не заметила, как дверь отворилась.

Бесшумно устроившись рядом, Слай какое-то время наблюдал за ней, любуясь её большими тёмными глазами, пухлыми губками, ровным носиком, а потом, наконец решившись, сбросил невидимость:

– И за что ты меня отпинала?

– Какого смерга ты следишь за мной?! – вздрогнув от неожиданности, Твин возмущённо толкнула его в плечо.

– Если это из-за Двести Девяностого – зря ты так. Заслужил.

Она непонимающе приподняла брови:

– А что с ним?

Ой! Так это, получается, не из-за него, что ли? Но в чём же тогда дело?

– Эм… Да нет, всё с ним нормально, – небрежно отмахнулся Слай, надеясь, что она не придаст его словам особого значения. – Может, тогда объяснишь, что произошло?

Её щёки смущённо запылали, и она резко отвернулась.

– Э-э нет, сестрёнка, так не пойдёт! Отвечай на вопрос.

– Ну извини! – в её голосе послышалась досада, может, даже негодование. – Давай всё забудем, ладно?

– В смысле забудем? – кажется, Слай начинал догадываться. – Это из-за Лучика, верно?

Твин поджала губы и насупилась.

Значит, угадал. Вот это поворот! Чем это Лучик ей не угодила? И почему пинки достались ему, если уж на то пошло?

– Твин, не молчи, – Слай коснулся пальцами её подбородка, повернул к себе лицом. – Объясни, что не так?

– Я же извинилась! – выпалила она, ещё больше краснея. – Забей! А лучше возвращайся к своей подружке, она уже заждалась, поди.

– Да ты ревнуешь! – опешил он. – Ничего не понимаю… Ты же сама говорила, что я тебе как брат.

– И ничего я не ревную! Просто… – Твин запнулась. – Да что ты пристал! Тебе-то какая разница?!

И вот как её понимать? То злится непонятно на что, то чуть ли не нахер посылает. Только стоит заговорить с ней о чём-то подобном, тут же отдаляется, будто бежит от чего… Нет, пора уже с этим завязывать и определиться, в конце концов, кто они друг для друга: брат с сестрой или…

Слай собрал всю смелость, на которую был способен, и наклонился к её губам, уже готовый выгрести по самое не балуй. Твин взволнованно сжалась, её напряжение чувствовалось даже в дыхании. Застыв, она словно боролась с чем-то, а потом всё же ответила на его призыв, нерешительно, неумело, но ничего восхитительнее до этого он ещё не испытывал. Нет, это был не просто поцелуй – договор, что теперь они будут вместе. Вместе до самого конца…

Лицо обожгло ледяным. Сквозь глухую пелену Слай услышал собственный стон, попытался открыть глаза. Получилось только с одним. Руки онемели, невыносимо зудели запястья, ноги едва держали, от холода и напряжения его всего била мелкая дрожь.

Сколько он уже здесь? Три часа? Всю ночь? Счёт времени давно уже потерял.

Подвал, куда его приволокли, пропах сыростью и гнилью. Воздух тяжёлый, спёртый, оконце под потолком плотно задвинуто ржавой заслонкой.

Выждав, пока окружающее пространство приобретёт резкость, Слай посмотрел на зло ухмыляющуюся рожу.

– Очухался наконец, – гвардеец отшвырнул пустое ведро в дальний угол.

Облизав разбитые губы, Слай попытался пошевелиться. Руки были скованы над головой кандалами, цепями крепившимися к крюку на потолке. Тело нещадно ныло, в боку отдавало тянущей болью. Били его долго, с азартом, а когда отключался, приводили в себя и снова били, то и дело прерываясь на допрос.

Слай молчал. Сколько продержится вот так – он не знал, но выдавать своих не собирался. Ещё не хватало прослыть слабаком и предателем! Лучше уж сдохнуть.

Нет, страха перед смертью не было, он уже давно смирился: живым отсюда если и выйдет, то сразу в сторону Площади Позора. Его давно уже не заботило, что с ним будет дальше. Какая разница, как подыхать – медленно, мучительно или быстро, даже не сообразив, что уже мёртв.

С отстранённым безразличием Слай наблюдал за происходящим. Мучило только одно: больше не увидеть ему Твин. Он уже не сможет попросить у неё прощения, не сможет коснутся её кожи, не сможет обнять, вдыхая её запах.

Вернуться бы назад, в тот день ссоры… И плевать на Керса и сраный поцелуй – тоже, мать его, нашёл трагедию! Да он простил бы и сотню измен, лишь бы провести последние месяцы жизни со своей маленькой Твин…

Быть может, там, После, получится вымолить у неё прощение. Решено, так он и поступит! Без Твин ни шагу в Земли Освобождённых, подождёт у Врат, там, где начинается дорога в вечность.

На пороге показалась тощая фигура, в которой Слай сразу узнал Хорька.

– Ну как успехи? – надменно поинтересовался тот.

Виновато поджав губы, Шед покачал головой:

– Как язык проглотил. Говорю же, господин советник, этих кулаками не напугать. Могу предложить вам несколько безотказных вариантов, быстро заговорит.

– Не стоит. У каждого есть слабое место, – Хорёк недобро оскалился. – Главное, вовремя его нащупать.

Что советник имел в виду, Слай не знал, но тон, каким он это произнёс, заставил содрогнуться. Если говнюк пронюхал о Лии, то вмиг узнает и о Седом. Старика, может, сломать не так просто, но ниточка уже потянется. Тогда, получается, сдохнет напрасно: всё равно этот ублюдок выйдет на Перо.

Советник открыл тонкую папку и принялся зачитывать вслух:

– Осквернённый номер пятьдесят девять. Пол: женский. Категория: первая. Способности: замедление времени, усиление удара за счёт энергии неизвестной природы… Мне продолжать?

Какого хера! Слай будто проснулся после долгого, тяжёлого сна. При звуке номера Твин сердце от волнения бешено заколотилось, в висках застучала кровь. Как он вообще пронюхал о ней?!

Не мешало бы хоть что-то предпринять, но много ли сделаешь подвешенным, как разделанная свиная туша! Чёрт, ему бы силу Триста Шестого, камня на камне бы здесь не оставил, но пустыми мечтами делу не помочь.

Блеф, вот что должно сработать. Как Хорёк прознал о Твин – не так важно, но лучше пусть пытает его хоть раскалённым железом, лишь бы её не тронул!

– Да как-то насрать, – выдавил Слай с напускным равнодушием.

– Правда? – Хорёк усмехнулся. – А жаль. Смазливая девчонка, не хотелось бы портить ей мордашку перед казнью. Уилл, найдите мне пятьдесят девятую.

Гвардеец злорадно осклабился и не спеша направился к выходу. С каждым его шагом Слай всё больше осознавал, что здесь с ним никто шутить не собирался. Блеф не сработал.

– Стойте! – отчаянно вырвалось из груди.

Советник жестом приказал стражнику остановиться и гаденько так улыбнулся:

– Ты хочешь мне что-то рассказать?

– Если не тронете её…

Хорёк задумчиво потёр подбородок с таким видом, будто решение даётся ему с огромным трудом:

– Что ж, здесь многое зависит от тебя. Пожалуй, я дам тебе ещё одну попытку. И молись, выродок, чтобы всё, что ты скажешь, прозвучало для меня убедительно.

– Мне приказали вывести принцессу из замка, – каждое слово давалось тяжело, клеймом выжигая в разуме презрение к самому себе, – и сопроводить в штаб Пера…

– Нет, лучше с самого начала, – перебил Хорёк. – Как ты оказался в Пере?

Неспроста спросил, гадёныш. Хочет выйти на вербовщиков, не иначе. Что ж, прости, Керс, но до тебя-то они пока вряд ли доберутся.

– Друг помог.

– Что за друг? Где он сейчас?

– Из терсентума. Правда, он уже давно оттуда сбежал.

– И как давно?

– Сразу после торгов.

– Любопытно, – протянул советник. – Продолжай.

– Ко мне подошёл какой-то мальчишка и передал приказ, – Слай отвечал быстро, чтобы не заподозрили во лжи.

– Ты знал, что Ровена с ними заодно?

– Нет.

– А принцепс?

– До этого я видел его только один раз, на смотре. Откуда мне было знать!

Советник нетерпеливо зашагал из стороны в сторону:

– О чём говорил твой главарь с принцессой?

– Да я и не слушал особо. Вроде, о мёртвом короле и о Пустошах, – выпалил Слай первое, что пришло в голову, и хоть как-то звучащее более или менее правдиво. – Потом про нынешнего короля, говнюком его назвали. А что, за это казнят, да?

Хорёк наконец перестал мельтешить и уставился на него сверлящим взглядом:

– Хочешь сказать, они встретились, чтобы королю кости помыть? Ты что, совсем меня за идиота держишь?

– Да… э-э… Нет, господин. Я правда не слушал. Мне давали инструкции, а потом и вовсе приказали ждать внизу.

– Он лжёт, – процедил Шед.

Чёрт, прокололся. Значит, этот, с ехидным рылом, всё видел, но о чём шла речь – не знает.

– Жаль, а я ведь дал тебе шанс, – разочарованно вздохнул советник. – Глупо было с твоей стороны пренебречь моим великодушием. Пожалуй, перед казнью позволю желающим поразвлечься с твоей подружкой. Чего добру пропадать?

«Вот тварь! Да если бы не оковы, разорвал бы тебя на части.»

Слай ухватился за цепи и со всей дури рванул вниз, сам не понимая, что делает. Ярость жгла изнутри, будто выпил залпом полную флягу синего дыма. От собственной беспомощности хотелось выть, что тот туннельный пёс.

– А вы не прогадали со слабым местом, господин советник, – заулыбался Шед. – Скорпионья любовь, значит? Да я сейчас разрыдаюсь от умиления!

– Ты потратил моё время, выродок, – презрительно процедил Хорёк. – Нужно было сразу отправить тебя на плаху.

Слай принялся судорожно перебирать в уме всевозможные варианты: вдруг ещё не поздно всё исправить. Про Легион говорить нельзя – это уничтожит не только Твин, но и всех, кто хоть как-то замешан в планах принцессы. Нет, нужно что-то весомое, но ведущее по ложному следу.

– Они собираются взять в заложники короля! – выкрикнул Слай в спину Хорька.

Тот замер, обернулся. На тощем лице промелькнуло торжество:

– Продолжай.

– День ещё не назначен, но когда они захватят короля, то заставят его сознаться в убийстве брата, а потом предадут его суду.

Прочистив горло, Шед бросил полный сомнения взгляд на советника. Слай стиснул зубы до скрипа: третьей попытки уже не будет. Хорёк должен поверить, ведь принцесса так и хотела поступить. По сути, даже выдумывать ничего не понадобилось.

– А это уже любопытно, – пробурчал советник себе под нос. – Кто ещё из осквернённых с вами заодно?

– Как-то не удосужился спросить, – деланно пробурчал Слай, радуясь, что тот всё-таки клюнул. – Обязательно потребую список при следующей встрече.

– Не забывай, с кем говоришь, кусок дерьма! – гвардеец занёс кулак.

– Это лишнее, Уилл, – остановил его советник, – вы и так перестарались.

Перестарались? Слай подозрительно сощурился: кажется, понятно, почему до сих пор он относительно цел, даже зубы на месте. Получается, Хорьку что-то нужно от него, если тот даже не поленился разузнать о Твин? Шантаж – вот что это! Дурак, как же раньше не догадался! В глубине души затеплилась надежда, что не всё ещё потеряно, и, быть может, даже удастся выбраться из этой жопы.

– Хочешь сказать, никто из королевских скорпионов не участвует в вашем заговоре?

– Нет. Я единственный.

– И ты даже не пытался никого завербовать?

– Мне было приказано держать язык за зубами. Я же не самоубийца!

– Положим… И что мне теперь с тобой делать? – советник грозно свёл брови, стараясь придать своему виду пущей суровости. – Ты предал своего господина, раб, и за это следовало бы тебя казнить немедля. Болезнь, что распространяет Стальное Перо, заражая умы таких, как ты, хуже чумы. Как я уже говорил, вам, выродкам, дали шанс стать частью общества, служить свободным, приносить пользу, а вместо того, чтобы ценить такой щедрый дар, вы плюёте в лица своих благодетелей. Как думаешь, кто всё это построил? Кто воздвиг города из пепла? Осквернённые? Нет. Вы всего лишь паразиты на теле общества, непоправимая ошибка предков. От вас отреклись даже те, кому вы обязаны своим жалким существованием. Живи Прибрежье по старым Заветам, не стоять бы тебе здесь передо мной, мерзкое ничтожество.

Слай с ненавистью наблюдал за Хорьком, брызжущим, как тому казалось, праведным гневом. Какой же этот хмырь убогий в своём высокомерии! Неужели считает собственной заслугой – родиться с чистой кровью? Напыщенный индюк, да любой из собратьев в десятки раз лучше этой падали!

– Но казнить тебя пока не стану, – продолжил советник. – Так уж вышло, я человек богов, а они учат нас давать оступившимся второй шанс. Да-да, даже таким как ты. Будешь выполнять всё, что я прикажу, и тогда, возможно, твоя пятьдесят девятая останется цела и невредима. И не сомневайся, выродок, любая оплошность с твоей стороны – и я не задумываясь насажу ваши головы на кол на Площади Позора. Надеюсь, я доходчиво объяснил?

– Да, господин, – процедил сквозь зубы Слай.

– Вот и прекрасно! Уилл, отпустите его.

Брезгливо сплюнув, лев покрутил ключи на пальце и с нарочитой медлительностью снял оковы. Слай размял затёкшие руки и потёр воспалённую кожу на запястьях. От резкого шага нешуточно закружилась голова, и он опёрся о стену.

– Пошевеливайся давай, сучий потрох! – гвардеец нетерпеливо толкнул его в спину.

Слай пристально посмотрел на зарвавшегося подонка.

– Что пялишься, мразина? – нависнув над ним тенью, тот угрожающе ощерился.

– Запоминаю, – Слай хмыкнул ему в рожу и неторопливо побрёл к выходу.

– И ещё кое-что, – добавил Хорёк напоследок. – Если проболтаешься о нашем разговоре или попытаешься сбежать – казню всю вашу свору в замке.

Слай не ответил. Что тут непонятного! Может, пустая угроза, а может, и впрямь казнит. То, что он на своих двоих уходит – многое значит, но радоваться ещё рано. Его не прихлопнули только потому, что нужен. Беда в том, что эта неприкосновенность может продлиться не так долго, как хотелось бы.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Когда узнал про Перо, думал, что хуже и быть не может. Оказывается – может, месмерит их всех задери! И, похоже, это только начало…

А если и вправду сбежать? Куда угодно, да хоть в те же Пустоши. Даже там больше шансов выжить. В первую очередь нужно придумать, как всё это устроить, потом поговорить с Твин, попробовать уломать её на побег. Плёвое дело! На хрен антидот, проживут, сколько смогут, зато спокойно, не боясь быть втянутыми в очередную задницу.

Слай поднялся по бесконечно длинной лестнице, еле переставляя ноги, и наконец вышел в небольшой дворик. На морозе от мокрой одежды защипало кожу. Он поёжился и огляделся, гадая, в какой стороне казарма.

– Я бы вообще с таких, как ты, живьём шкуры сдирал, – гвардеец остановился в дверном проёме, с неприкрытой ненавистью глядя на Слая. – Сраные вырожденцы!

– Угу. Можешь начать со своих отпрысков. Как знать, вдруг кто-то из них такой же вырожденец.

Пропустив мимо ушей возмущённую тираду алого льва, Слай вышел в соседний двор. В окне башни промелькнула фигура в сером – кто-то из сервусов. Жаль, не получится спросить дорогу.

Минут двадцать он плутал по бесконечным коридорам и дворам, трижды возвращаясь в звёздный холл. Окна везде затворены ставнями, двери – на замках, в коридорах, видно по отдраенным полам, недавно убирались, но ни одной живой души. Он бы так бродил и дальше, но повезло наткнуться на дозорных. Слай сбивчиво наплёл им, что заблудился после тренировок, и те неохотно указали нужный проход.

Голова совсем отказывалась соображать, но придумать легенду нужно. Восемьдесят Третья наверняка спросит, да и другие тоже. Никто не должен знать, во что он вляпался. Лучше не сомневаться в угрозах Хорька: все они для свободных – грязь под ногами, казнили их и за меньшие провинности. Далеко ходить не надо, стоило только вспомнить Пятого. Да что там, в прошлом месяце вздёрнули одного сервуса за бочонок вина, стащенный им из королевских запасов. Вот она – цена жизни осквернённого.

Слай отметился у стражников, охраняющих ворота в часть, и, пропустив мимо ушей ехидные насмешки над его побитой рожей, отправился прямиком к душевым: не мешало бы привести себя в порядок, переодеться.

От горячей воды тело ломило, щипало кожу, но вскоре полегчало, даже мысли стали связнее, а дрожь в руках постепенно сошла на нет. Побег теперь казался единственным верным решением. Проскользнуть незаметно мимо охраны даже вдвоём не составит труда. Сначала можно пойти к Седому: тот поможет связаться с Пером, а он с Твин переждёт в туннелях. Город рядом, припасы как-нибудь раздобудут. Чёрт, да с его хистом – это плёвое дело. А когда Легион отправит ищеек по их следу, они давно уже будут в Исайлуме.

Конечно, Севир может и отказать им, но свет клином на поселении не сошёлся. Вон уруттанцы ведь как-то живут! Можно и к ним податься, вдруг примут. Кому помешают лишние руки, способные держать меч?

Осталось только уговорить Твин. Порой она бывает упряма до безобразия, но если рассказать ей правду – должна согласиться. Смерговы бубенцы, да их ждёт свобода! Об этом раньше они и мечтать боялись, а вот оно как оказывается: стоит лишь захотеть.

Вот только если Хорёк сдержит обещание и казнит остальных… Как тогда жить с этим? Всех освободить не получится, силёнок не хватит, да и не согласятся они. У них есть принцесса со своими россказнями о светлом будущем. Разве что Харо захочет пойти, но это тоже под большим вопросом, особенно после той драки.

Да уж, непростой выбор. Что дороже: одна жизнь или дюжина? Конечно, любой бы сказал, что дюжина, ни на минуту не задумываясь, но для него жизнь Твин стоит сотен тысяч чужих. Лучше пусть это решение будет только на его совести, как-то свыкнется со временем.

С мыслями о предстоящем, Слай наконец пришёл в себя, даже дышать стало легче. Надежда – чудовищно сильная штука. Она способна разжечь не просто огонёк – неудержимое пламя, дай ей только волю. И он дал. Теперь дело оставалось за малым.

На подходе к загону его кто-то тихо окликнул. Заглянув за угол, Слай с удивлением обнаружил там Лию.

Только этого не хватало, гиена её подери!

– Что ты здесь делаешь?

– Ты где пропадал?! – она схватила его за руку, требовательно глядя в глаза. – Что с твоим лицом? Кто тебя так?

– С королём на бои ездил.

– Правда? И когда же?

– Вчера.

Лия недоверчиво прищурилась:

– Странно… Как раз вчерашним вечером я видела его собственными глазами.

– Да что ты привязалась! – не было сил даже оправдываться. Пускай думает, что хочет. – Уходи, не до тебя сейчас.

– Пойдём со мной, – Лия обвила руками его шею. – Выпровожу остальных, побудем наедине.

Слай небрежно отцепил её руки:

– Лучше держись от меня подальше, Лия. Мы не пара, поверь.

– Всё из-за этой сучки, да?

– А это уже не твоего ума забота, – грубо, но иначе не получилось бы, слишком она к нему привязалась. К тому же давно пора это прекратить. Твин – единственная, кто ему по-настоящему нужен.

– Пошёл ты… Мудак! – она с размаху влепила ему звонкую пощёчину и выбежала из части.

В глубине души неприятно кольнула совесть: зря он так с девчонкой, можно было и помягче от неё избавиться. Ничего, переживёт как-нибудь, жизнь вообще чертовски несправедлива и даже минуту счастья приходится чуть ли не выдирать зубами.

Замаскировавшись, он пробрался в загон. Почти все уже дрыхли после очередного длинного дня. Разве что Триста Шестой о чём-то спорил полушёпотом с Девятнадцатым. Твин крепко спала, уткнувшись носом в скомканное покрывало. Слай склонился над ней, коснулся губами щеки, стараясь не разбудить.

«Никто не посмеет тронуть тебя даже пальцем, моя маленькая! Мы сбежим, только ты и я, плевать на остальных.»

Бесшумно забравшись на своё место, он накрылся с головой, радуясь, что удалось остаться незамеченным. Стоило только закрыть глаза, как он тут же провалился в тяжёлый, тягучий как смола сон.

***

– Только не говорите, что поверили ублюдку, – Шед сложил руки на груди и прислонился плечом к дверному косяку.

– Не мелите чепухи, – отозвался Корнут, выдвигая ящик стола. – Мальчишка даже лгать толком не умеет.

– Я бы мог развязать ему язык.

– Мне это и не нужно. Вряд ли этому выродку известно хоть что-нибудь ценное.

Шед озадаченно почесал затылок:

– Тогда для чего весь этот спектакль, господин советник? Я целый день проторчал в этом чёртовом подвале, даже пожрать толком не удалось.

Корнут покрутил в пальцах пузатый мешочек, под завязку набитый золотыми, и бросил детективу. Тот ловко перехватил его на лету и торопливо сунул в карман куртки.

– Узнаешь в своё время, – Корнут устало опустился в кресло. – А пока свяжись с Брайаном. Пусть выдаст тебе стрелу из своей хвалёной коллекции. Припрячь её в надёжном месте, скоро понадобится. И поторопись с поисками, я должен знать всё об этом клятом Исайлуме.

Глава 3

В окно настойчиво постучали. Потом ещё раз. Сон уже пропал, но открывать глаза не хотелось. Керс повернулся к стене и накрылся покрывалом с головой. После ночной попойки единственное, чего хотелось – тихо сдохнуть.

Забарабанили ещё сильнее, но он стойко продолжал прикидываться трупом.

От открытой двери потянуло морозом, послышались лёгкие шаги, совсем рядом скрипнула половица. Надежда, что незваный гость проявит сочувствие и по-тихому отвалит, быстро испарилась – видимо, о сострадании в Исайлуме и не слыхивали.

– Доброе утро, златоглазый! – покрывало грубо сдёрнули.

Опять эта заноза! Хорошо, что поленился ночью портки снять, неловко бы как-то вышло, ребёнок всё-таки.

– Отвянь, малявка, – Керс уткнулся лицом в подушку. – Дай поспать.

– Вождь твой приехать, тебя звать, – обиженно сообщила Агот.

Чёрт, как невовремя! Новость, конечно, отличная, но толку от него сейчас меньше, чем от хромой кобылы. Проклятый арак, гореть ему ярким пламенем.

Керс с трудом поднялся, стараясь сосредоточить взгляд на одной точке. Мысли в голове дребезжали, как поджаренные семена в уруттанских погремушках, а в горле пересохло, что в Мёртвых Пустошах под палящим солнцем.

Глаза девчонки коварно заблестели, и она оглянулась на стол. Кувшин с водой, раскачиваясь, поднялся в воздух, медленно подплыл к Керсу и завис над головой.

– Пить хотеть, да? – с невинной улыбкой спросила Агот.

– Хотеть, хотеть, – передразнил он. – Давай его сюда!

– Держи! – сосуд наклонился, и всё содержимое выплеснулось ему прямо на голову.

– Ну шельма малая! – беззлобно прорычал Керс и, поймав за рукав уже норовившую смыться проказницу, подхватил её на руки.

Кувшин, грохнувшись на пол, разлетелся на части.

– Отпусти! – заверещала Агот.

Не обращая внимания на её крики, Керс с лёгкостью закинул девчонку на плечо и направился к выходу.

– Что, мать вашу, здесь происходит?! – подскочил ничего не соображающий спросонья Бродяга.

– Утренние процедуры, – пояснил Керс и, распахнув дверь, вышел на крыльцо.

– Отпусти, я сказать!

– Ну ладно, сама напросилась.

С визгом Агот рухнула в сугроб и, отряхиваясь от снега, принялась бранить его на уруттанском. Хмыкнув, Керс уклонился от снежка и закрыл дверь изнутри.

– Севир вернулся.

Бродяга потёр ладонями заспанное лицо и, кряхтя, принялся одеваться.

– Чёртов арак, в последний раз пью эту дрянь. Клянусь всеми шестью пальцами моей правой руки!

– Где-то я это уже слышал.

– Этот раз точно последний! – прозвучало это как-то неубедительно, да и сам Бродяга вряд ли верил в сказанное.

Керс наспех оделся и вышел из дома. Агот, переминаясь с ноги на ногу, подстерегала его у крыльца. Щёки её пылали, глаза задорно поблёскивали. В раскрасневшихся от мороза руках она мяла снежок, уже превратившийся в ледышку.

– Слушай, не до твоих игр сейчас, – Керс упреждающе поднял ладонь. – Севир у себя?

Девчонка тяжело вздохнула и отшвырнула ледяной «снаряд».

– Ага. Я тебя провести, – утопая в снегу по колено, рыжеволосая резво поскакала по сугробам.

Уже остановившись у самого большого дома, она вдруг смерила Керса задумчивым взглядом:

– Орм сказать, ты отметиться тьмой. Как это?

– А мне откуда знать! Вот у него и спроси.

– Он сказать: «держись подальше от этого танаиш», – заговорчески зашептала малявка. – Но я не хочу! Я понимать, он просто бояться за меня.

– Может, тебе всё-таки стоит его послушаться?

– Нет, златоглазый, ты мне нравиться! Хочу дружить, хочу научиться говорить хорошо. Ты меня учить будешь.

Керс озадаченно посмотрел на девчонку. Упрямо вздёрнутый носик, усыпанный веснушками, раскраснелся от мороза. Губы плотно поджаты, а в глазах даже не вопрос – требование.

Ну и чего она прицепилась к нему! Агот, конечно, забавная, и он даже немного привязаться к ней успел, но, если шаман прав и ей грозит опасность, будет безрассудно с его стороны позволить девчонке ошиваться рядом. Хотя она не из тех, кто так просто отстанет. Да и что может с ней произойти здесь, в Исайлуме?

– Ладно, я подумаю, – буркнул он и, приоткрыв дверь, оглянулся. – Возвращайся в юрту, околеешь же. Потом ходи-выслушивай за тебя…

Изначально этот дом строился как гостевой. В нём местные планировали временно заселять новоприбывшие семьи, но в итоге он в основном пустовал. Отказавшийся от собственного жилья Севир позже занял в нём одну из комнат, и с тех пор повелось, что так и не пригодившееся здание стало чем-то вроде регнумского Сената. Здесь проводились собрания, строились планы на будущее и даже иногда организовывались застолья в честь какого-нибудь праздника, которых у осквернённых, в общем-то, и не было. Приходилось выдумывать.

Завидев Керса, Севир приветливо заулыбался:

– Здорова, малец! Ну как, освоился уже?

– Угу. Давно приехал?

– Ещё до рассвета. Уже и выспаться успел, а вы всё дрыхнете. Что, ночка удалась на славу? – Севир придвинул к нему дымящуюся кружку. – На вот, выпей. Полегчает.

Керс с сомнением взглянул на содержимое, но увидев, что командир пьёт то же самое, всё-таки решился попробовать. На вкус терпкое, с кислинкой. То ли ягодный настой, то ли травы какие, аромат приятный. Не отрава – да и ладно.

– Анник в травах толк знает, пей смело, – заверил Севир, заметив его сомнения. – Кстати, слыхал, ты с Альмодом общий язык нашёл.

– Есть немного, – признался Керс, ища подвох в вопросе. – А это плохо?

– Нет, почему же. Он хороший малый, вспыльчивый слегка, но что с вас, молодых, взять! Сейчас остальные подтянутся, обсудим кое-что.

Сделав очередной глоток, Керс не без удивления отметил, что в голове стало потихоньку проясняться, а озноб, не покидавший его ни на минуту, так и вовсе прекратился.

– Видел Семидесятого, – помолчав, сообщил Севир. – Он теперь тоже с нами, так что, если всё пойдёт по плану, скоро ты, малец, со своими свидишься.

– Как они там вообще? – Керс с трудом сдерживал волнение. Это, чёрт возьми, лучшее, что довелось услышать за последние месяцы!

– Живы, расслабься.

Новость вселяла надежду. Ту, которую раньше он так ненавидел, а теперь едва ли не жил ею. Что там должно было пойти по плану – он понятия не имел, но уже пообещал себе сделать всё возможное, чтобы так оно и было.

Вошедший в дом шаман коротко поприветствовал Севира и занял свободное место:

– Хорошо у вас здесь. Чистая земля, добрая.

– А как иначе! Для своих же старались, – отозвался командир.

Орм бросил задумчивый взгляд на Керса и осуждающе покачал головой:

– Запрещать Агот общаться с тобой я не могу, но тебе, как мужчине, скажу: не нравится мне, что она за тобой хвостом бегает. Ребёнок она ещё, не забывай!

– О чём не забывать? – непонимающе мигнул Керс, но тут же дошло. – Ты что! Да и в мыслях не было!

Шаман испытующе посмотрел ему в глаза и удовлетворённо кивнул:

– Вижу, не лжёшь. Нет в тебе этой грязи, только знай, дружба ваша к беде приведёт.

Севир напряжённо нахмурился:

– О какой беде ты толкуешь, Орм?

– Пока не знаю. Да и знал бы – не сказал. Не имею права. Но она мне как дочь, не прощу себя, если случится с ней что.

Дверь снова скрипнула, на пороге показался Альмод. На удивление выглядел он бодро, будто и не глушил всю ночь этот свой треклятый арак. За ним почти сразу завалились Клык с Бродягой.

– Ну раз все в сборе, – Севир дождался, пока они усядутся, – тянуть не стану. Времени не так уж и много, а поразмыслить вам будет над чем. Клык здесь единственный, кто знает, о чём пойдёт речь, так что начну сначала, чтоб было всем понятно.

Командир заговорил о принцессе, объясняя, кто такая и чего хочет. Керс жадно ловил каждое слово, ещё не до конца осознавая, что всё, о чём вещает Севир, не вымысел. Верилось с трудом, что кто-то из свободных готов пойти против системы, против целого государства, уклад которого веками оставался почти неизменным. Что натолкнуло девчонку на такое решение и хватит ли ей духу пойти до самого конца? Не обманет ли осквернённых, заполучив корону? Вопросов скопилась целая куча, но его дело малое – молча выполнять приказы. Оставалось надеяться, что Севир понимает, во что ввязался.

Закончив, командир промочил горло.

– Не понимаю, а мы здесь при чём? – нахмурился Альмод. – Это ваша война.

– Не забегай вперёд. Это была предыстория, а вот теперь о самом важном, – Севир бросил на Орма многозначительный взгляд. – Принцесса предлагает земли в обмен на вашу помощь. Поддержите её – и Равнины будут вашими.

Лицо Альмода вытянулось в удивлении. Он недоверчиво посмотрел на командира, потом на шамана, молчащего всё это время, будто его разговор и вовсе не касался.

– И что же от нас требуется взамен? – наконец спросил вождь, подозрительно сузив глаза.

– Собрать всех, кто может сражаться. Чем больше, тем лучше. Не факт, что ваши топоры действительно пригодятся, но земли вы получите в любом случае. Разве они не стоят того, чтобы пролить немного уруттанской крови? – Севир многозначительно подмигнул.

– А если девчонка обманет?

– В этом случае Перо готово выступить гарантом. Есть рычаги, на которые мы можем надавить, если она вдруг пойдёт на попятную.

– Верится с трудом, – скривился Альмод. – Особенно тебе.

– Ничего другого предложить не могу, – на лице Севира проскользнула едва заметная тень. – Можете не соглашаться, но предложения получше вам ждать ещё лет триста.

Вождь откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел на шамана:

– Что думаешь, Орм?

Тот медленно покачал головой:

– Пока ничего. Мне нужно увидеть её, тогда и можно будет что-то сказать.

– Я не могу рисковать своими людьми, – Альмод провёл рукой по бороде. – Их у меня и так немного. Да и другие племена спросят то же самое. На гарантии Пера им насрать, они о вас, может, и не слышали никогда.

Севир разочарованно пожал плечами:

– Вам решать, конечно. Моё дело предложить.

– Ответа тебе никто не даст, пока не увидим эту твою принцессу, – отрезал Орм.

– И как ты себе это представляешь? – Севир скептически выгнул бровь. – Тебе её сюда привезти, что ли?

– Можно устроить встречу и в городе. Если девчонка хочет наших воинов на своей стороне – явится как миленькая.

Керс мысленно поддержал уруттанцев. Требование вполне справедливое. Не принцессе придётся проливать кровь – так пусть снизойдёт до встречи с теми, у кого просит поддержки.

– Хорошо, что-нибудь придумаю, – после некоторого молчания отозвался Севир. – Дайте мне время.

Альмод кивнул и поднялся:

– Не подведи нас на этот раз, или, клянусь, твоя голова украсит вход в мою юрту.

Свирепо оскалившись, Клык глухо зарычал.

– Невежливо угрожать хозяину дома, где тебя приютили, – шаман грозно посмотрел на молодого вождя. – Прости его, Севир, рана от утраты ещё не до конца зажила.

Альмод с досадой пнул стул и, печатая шаг, покинул дом. Севир только горько ухмыльнулся, глядя тому в след.

– Предложение принцессы выгодно уруттанцам, – добавил Орм, поднимаясь из-за стола. – Они пойдут за ней, но только если будут уверены, что здесь нет обмана.

– Понимаю, – кивнул Севир. – Будет вам встреча.

– Я этому сосунку кадык вырву, – прорычал Клык, когда дверь за шаманом закрылась. – Только пусть попробует рыпнуться!

– Остынь уже, – небрежно отмахнулся командир. – Пустые угрозы. А ты что притих, малец? Какие мысли?

Керс удивлённо посмотрел на Севира, не ожидая, что его вообще о чём-то спросят:

– Не знаю. Никаких. Хотя… Мутно всё как-то. Не верю я свободным, даже твоим друзьям.

– И правильно, что не веришь, но другой возможности у нас не будет. Перу давно пора сделать хоть что-то стоящее.

– А Исайлум для тебя, значит, не стоящее? – нахохлился Бродяга. – Оглянись, Севир: скольких ты спас! И скольких ещё можешь спасти, если не станешь влезать в это дерьмо.

– Всё это жалкие крохи! Не на то я надеялся.

– Ты главный, тебе и решать, – Бродяга раздосадованно вздохнул. – Как бы только хуже не сделалось.

– Мы носим клеймо больше века, – напомнил Клык. – Разве может быть что-то хуже?!

– Не поверишь, но может, – мрачно ухмыльнулся Керс. – Например, если начнут убивать наш народ, как раньше.

– Не начнут, – возразил Севир. – Осквернённые выгодны знати живыми. А когда они начнут грызню между собой за свою драгоценную корону, у нас появится шанс хорошенько встряхнуть Легион изнутри.

– И как же ты собираешься его встряхнуть?

– Есть пара мыслей. Но сначала твой дым на деле проверим.

Конечно, звучит всё это интригующе, только до весны ещё дожить нужно, поганки ведь под снегом не растут.

– Какое принцессе вообще дело до осквернённых? – Керс не удержался от вопроса.

– Сердце доброе, – хитро ухмыльнулся Севир. – В отца своего пошла.

– Да власти она хочет за наш счёт, – пробурчал Бродяга. – Чего тут непонятного? Знаю я этих свободных, наобещают с три короба, а потом поимеют во все дыры.

– Может, и так, – Севир крутанул на столешнице пустую кружку, – но осквернённым нужна надежда, понимаешь? А Ровена именно та, кто сможет её дать.

– С чего бы вдруг! – возмутился Керс. – Никакая мне надежда не нужна! Тем более в лице какой-то непонятной самки. Я бы даже о ней слушать не стал, если бы не ты.

– Как раз наша задача сделать так, чтобы другие не просто захотели слушать, а согласились пойти за ней.

– С хера ли? – ощерился Бродяга. – Тебе поверят куда охотнее! Тебя, Севир, многие знают. А она для нас кто?

– Что ж до этого не поверили, раз знают? – тот сокрушённо покачал головой. – Нет, дружище, предводитель из меня никудышный, как оказалось. Принцесса куда лучше подходит на эту роль, а наше дело убедить в этом всех остальных.

– Непросто это будет, – Бродяга почесал затылок. – Пока, кроме недоверия, она ничего больше не вызывает, если честно. Даром, что дочь Урсуса.

– Действием подкрепить нужно, – задумчиво произнёс Клык. – Может, от её имени сделать что-нибудь? Пропаганду какую-нибудь?

– Ага, раздать скорпионам деревянных солдатиков, а сервусам резные поварёшки, – Керс ухмыльнулся.

– Солдатиков ординариям! – потребовал Бродяга. – Скорпионы и самотыками обойдутся.

– Иди в жопу! – давясь от смеха, Керс пнул шутника по ноге.

Клык обиженно надулся, слегка выпятив нижнюю челюсть вперёд. Сейчас он чем-то походил на кабана, что, по рассказам селян, обитал в местных лесах.

– Ржут они тут, – проворчал он. – Своё бы предложили, умники.

– Пока она чужая, никто и слушать о ней не станет, – пояснил Керс. – Нужно её как свою представить, легенду, может, какую выдумать. Вроде: «Жила-была принцесса, всю жизнь провела в заточении в замке страшного дракона-короля, а потом повстречала на балу осквернённого…» Который, ну… не знаю, например, убил злодея, влюбил в себя красавицу, а потом убедил её бороться за свободу своих собратьев.

– Сказочник хренов, – фыркнул Клык.

– А что, я бы послушал такую сказку, – хохотнул Бродяга, – особенно ту часть, где он её пялить будет на королевском ложе.

– Неплохая мысль, – похвалил Севир. Раздался смешок, и он, глянув на расплывшегося в улыбке Бродягу, раздражённо поморщился. – Да я не про это, мать твою! Значит так, выдумывать нам ничего не понадобится: девка-то из наших будет.

– В смысле? – опешил Керс. – Хочешь сказать, она тоже осквернённая?

– А я непонятно выразился? Пора бы ей из тени уже выходить, раз хочет нашей помощи. Но пока всем держать языки за зубами, усекли? Иначе повыдираю с корнем. Если раньше положенного пронюхают те, кому не следует, всё полетит псу под хвост.

Бродяга потрясённо присвистнул:

– Вот это новость!

– Раз она из наших, как её раньше не вычислили? – Керс всё никак не мог поверить. Ничего подобного слышать ему ещё не доводилось.

– Потому что у девчонки мозгов побольше, чем у некоторых из вас. Ей, конечно, опыта не хватает, но дело это поправимое. Думаю, она станет достойной правительницей, если власть её не развратит.

Керсу принцесса уже начинала нравиться. Чертовски сложно, должно быть, всю жизнь скрываться от Легиона, особенно будучи у всех на виду. Вот почему командир решил поддержать её: такое действительно заслуживает уважения.

– Ещё вопросы имеются? – Севир окинул собравшихся взглядом.

Бродяга покачал головой.

– Мы тут на охоту собрались, – Клык поднялся. – Альмод и ещё парочка уруттанцев. Присоединяйтесь.

Керс кивнул, даже не понимая, о чём речь. Все мысли заняло рассказанное Севиром. Если и впрямь удастся убедить собратьев, вместе они Легион в порошок сотрут. Разве не об этом втайне мечтает каждый осквернённый?

Но больше всего радовала новость, что скоро Четвёрка снова будет в сборе. Тоска по братьям и Твин так и не отступала ни на шаг, разве что немного приутихла, но стоило услышать о Слае, как тут же вернулась с новой силой.

Часто по вечерам Керс размышлял, каково им там, в Замке: как живут, о чём мечтают, вспоминают ли вообще о нём. Странно, что Слай ни слова ему не передал. Может, и не до того было, но гаденькое чувство несправедливости всё равно начало подтачивать изнутри. Вдруг он больше им не нужен? Свыклись, что теперь их трое, а может, и совсем забили на семью? И ладно Слай с Твин, они всегда вместе, а вот Харо в одиночку совсем одичает.

Вспомнилось, как завязалась с ним дружба ещё в Южном Мысе. Сорок Восьмому тогда и тринадцати не было. Угрюмый малёк, всегда сам по себе, маску почти не снимал. Жили они в разных казармах и как-то до этого не особо пересекались, а потом их перевели в часть к старшим, тогда и скорешились – общий враг объединил.

Старшаки там сильно зарвались, младшим очень непросто приходилось. Бывало, по нескольку суток их без еды оставляли. Особенно сильно доставалось Харо – за то, что огрызался, не прогибался ни под кого. Этим, наверное, и привлёк к себе внимание Керса. Вдвоём отбиваться стало проще, но выгребали по полной, да так, что порой в лазарете неделями торчали. Потом уже подловили главного той шайки и отделали его так, что тот едва не скопытился, но намёк всё же всосал – после того случая их уже не трогали.

В Регнуме было проще, да и опыт со старшаками уже имелся, но выводы Керс сделал ещё там, в Южном Мысе: самое важное – тот, кто с тобой рядом. Даже на охоте от напарника зависит, выживут ли в туннелях или в Пустошах. Что тогда говорить об остальном.

Глава 4

Мельчайшие осколки льда кружили в грациозном танце, сливались, разрастались стеклянными лепестками, превращаясь в изящную хрупкую ловушку для солнечных лучей, один из которых ещё в процессе рождения был захвачен, обращён в радугу и скован в ледяном плену.

Сверкнув семицветом, снежный лепесток закружился и мягко опустился на землю к собратьям, сливаясь с белым полотном.

Подняв глаза, Девятая наблюдала за медленно покачивающимися верхушками сосен на фоне белоснежных скал с чёрными прожилками. Гигантскими светлячками мерцали окна домов: то вспыхивали жёлтым, то трепетали свечами на ветру.

Девятая сконцентрировалась на Нём, и безумная пляска красок и теней мгновенно стихла, уступив место новым формам. Рядом медленно проявлялся силуэт, пока едва различимый, но она сразу почувствовала – это Он. Позади послышался заливистый смех, рыжее пятно промелькнуло справа, понеслось к фигуре, уже постепенно обретающей очертания.

Девятая ступала по снегу беззвучно, не оставляя следа. С каждым шагом Его образ становился всё отчётливее: теперь она легко могла различить шрам от ожога на лице, янтарные глаза, насмешливо смотрящие на огненноволосую девчонку, не прекращающую самозабвенно хохотать.

Приблизившись, Девятая принялась внимательно рассматривать Его лицо. Лёгкая тёмная щетина, номер над правой бровью, что почти отсутствовала из-за рубцов, губы выразительные, манящие…

Внизу живота разлилось обжигающее желание, сильное, непреодолимое, утоление которого будет для неё истинным освобождением.

«Где же ты, малыш? – прошептала она. – Покажи мне.»

Видение начало рассеиваться. Девятая подождала некоторое время, надеясь, что оно вернётся, но кроме темноты, ничего уже было не различить.

Чёрт! Она распахнула глаза. Желание продолжало терзать, по телу растекалась волнительная нега. Значит, связь ещё сильна, и причина не в хисте, а в расстоянии. Мальчишка слишком далеко, места неизвестные, ничего примечательного за всё время так и не удалось разглядеть.

Может быть, он у дикарей прячется? Не мешало бы разузнать, где есть чёрные скалы. Возможно, рядом с Безмолвными лесами, хотя уверенности не было, бывать там довелось лишь однажды и то проездом.

Девятая задумчиво обвела взглядом пустующую казарму. Нужно отвлечься, отключиться от связи хотя бы ненадолго. Столько ещё не приходилось терпеть. Обычно не больше двух недель и Девятая выходила на жертву, а этот мальчишка стал для неё настоящим испытанием – мучительным, но таким будоражащим воображение. Она с особым удовольствием предвкушала грядущую встречу: как же повеселится, когда наконец выйдет на его след!

Представив, что сделает с ним, прежде, чем убить, Девятая довольно улыбнулась. Сила, что вела её к жертве, опьяняла любого, стоило только прикоснуться, тут же превращая в податливую игрушку даже самого стойкого.

Обычно она старалась сразу же убивать цель, обрубая связь, но попадались и те, с кем хотелось поразвлечься, и Девятая иногда даже позволяла себе такое удовольствие. Но этот раз обещал быть особенным…

«Я найду тебя, малыш! Обязательно найду!»

Двери загона распахнулись. Свет, ворвавшийся в сумрак, заставил Девятую зажмуриться.

– А, это ты, – она тяжело вздохнула, предчувствуя очередной утомительный разговор. – Я даже успела соскучиться по тебе, милый.

Вошедший остановился у её койки, нависнув тенью. Подняв голову, Девятая с насмешкой посмотрела на него: губы недовольно поджаты, ровные брови нахмурены, колючий взгляд пронизывал насквозь. Его можно смело назвать привлекательным: нос с аккуратной горбинкой, волевой подбородок, только вот глаза… слишком холодные, жестокие.

– Есть новости?

– Пока никаких, – она непринуждённо откинула прядь волос со лба.

Он резко схватил её за подбородок и сдавил пальцами, намеренно побольнее:

– Из-за тебя я торчу в этой дыре уже второй месяц. Ты просто бесполезная тварь!

Девятая схватила его запястье, впилась ногтями в перчатку. С лёгкостью отведя его руку, она поднялась и прижалась к нему всем телом:

– Наберись терпения, милый, добыча-то не из лёгких.

– У меня нет времени на это, – голос немного смягчился, но холод серых глаз продолжал пронизывать зимним ветром.

– Ты же слышал, что сказал хозяин, – с наигранной досадой вздохнула она, приблизившись к его губам настолько, что чувствовала горячее дыхание. – Право, не возвращаться же с пустыми руками! Доверься мне, Вихрь, рано или поздно мы выйдем на них.

– Если что-то случится с моей сестрой, я утоплю тебя в твоей же поганой крови, – он говорил тихо, но оттого слова его прозвучали ещё более грозно.

«Или я тебя, милый, – усмехнулась она про себя. – Или я тебя…»

– Ничего ей не будет. Ты же знаешь, как она дорога хозяину, – Девятая коснулась его щеки языком, медленно заскользила им к губам.

Со стороны казалось, его не трогали ни заверения, ни ласки, но она чувствовала, как сердце его билось всё сильнее.

– Оставь свои игры при себе, ищейка, – голос Вихря был полон презрения.

– Игры? – она слегка прикусила ему нижнюю губу и улыбнулась. – Никто с тобой не играет, сладкий. Разве тебе не понравилось в прошлый раз? Или бережёшь себя для своей ненаглядной сестрички?

– Что ты сказала?! – схватив за волосы, он запрокинул её голову назад. – Ещё раз заикнёшься об этом…

Девятая тихо рассмеялась:

– Ты такой милый, когда злишься! М-м-м… Это так заводит!

Ей нравилось наблюдать, как Сила одурманивала жертву, как расширялись зрачки, как учащался пульс, а дыхание становилось прерывистым и глубоким. То же самое происходило сейчас и с Вихрем.

Он отпустил её волосы, растерянно глядя в глаза. Всё ещё борется, пытается избавиться от наваждения.

«Нет, мой хороший, это бесполезное занятие», – Девятая впилась пальцами в его спину, прижалась к груди, коснулась его губ, заманивая своим дыханием. Он ответил на поцелуй, сначала неохотно, преодолевая в своём уме только ему известные преграды, но с каждой секундой страсть нарастала. Почувствовав его желание, упёршееся в низ её живота, она улыбнулась: куда ему бороться с этим!

Конечно, Вихрь – не Он, но жажду нужно утолить хотя бы ненадолго, иначе можно сойти с ума. Побыстрее бы всё прекратилось! Мальчишка уже начал сниться ночами, и интуиция подсказывала, что затягивать со всем этим чревато.

Осторожно, чтобы не задеть ещё незажившую рану на плече, Девятая стянула сорочку, обнажая маленькие налитые груди. От жара её тела, казалось, плавился воздух. Она наслаждалась энергией, в которую оба погружались с головой, будто в воды Рубинового моря.

Вихрь застыл, не в силах отвести от неё взгляд. Его борьба с собой так забавна, но искушение слишком сильно – даже для него.

– Хочешь меня? – пряжка ремня тихо звякнула, штаны скользнули вниз до самых щиколоток.

Небрежно отшвырнув мешавшую одежду, она провела пальцем по его животу, призывая к действию.

И прикосновение сработало как сирена, объявляющая начало боя на Арене. Утратив остатки контроля, он грубо развернул её, прижал лицом к стене. Плечо пронзила резкая боль, острый камень впился в щёку, оцарапав кожу.

Сдавив рукой её горло, Вихрь носком сапога ударил по лодыжкам, раздвигая ноги, и рывком проник до упора.

Нежности от него не дождёшься. Впрочем, как и от других. Презрение, граничащее с ненавистью, ощущалось в каждом прикосновении, в каждом толчке. Чувствовалось, как он злится на своё желание и оттого желает её ещё больше.

Зверёк попался в капкан.

Зато её жажда постепенно стихала. Подсознательно Девятая понимала: только так можно сохранить себе рассудок, иначе рука не поднимется убить мальчишку. Выбор невелик – либо её жизнь, либо Его, третьего не дано.

Вихрь владел ею напористо, с животной страстью, ведомый слепым инстинктом, что пробудила Сила. Напряжение возросло до предела, в порыве он прижался к ней. Шею обдало жаром его дыхания, пальцы сдавили горло настолько, что не продохнуть. Из груди вырвался приглушённый стон, и Девятая ощутила, как внутри запульсировало, разлилось, отзываясь щекочущей истомой.

– Ещё раз проделаешь это, и я придушу тебя, как шавку, – придя в себя, шепнул он ей на ухо и разжал пальцы. – Лучше подыщи себе другую игрушку, сучка. Не хочу потом отчитываться за твой труп.

Девятая судорожно задышала, жадно ловя ртом воздух. Когда дыхание наконец-то выровнялось, она мрачно усмехнулась:

– Не волнуйся, милый, скоро я оставлю тебя в покое.

– Я тебя предупредил. Нужно было их ещё на Тракте добить, зря повёлся на россказни о твоём хисте.

Захватившее его наваждение уже рассеялось. Серые глаза снова обрели прежний холод, а на губах читалась ненависть, смешанная с отвращением.

– Рано или поздно я найду его.

Вихрь зло сплюнул:

– На твоём месте я бы поторопился.

– Оставь свои угрозы при себе, мой сладкий, – Девятая оскалилась. – Я ведь и укусить могу.

Он насмешливо фыркнул и, пнув сапогом перекладину кровати, вышел из загона.

– Самовлюблённый кретин, – прошипела она, одеваясь. – Не зря хозяин держит тебя на коротком поводке!

Со стороны столовки послышался колокольный звон, созывающий всех на обед. Заправив волосы под капюшон, Девятая пригладила смятую одежду, накинула куртку и вышла во двор. Морозный воздух защипал кожу на лице, изо рта вырвался клуб пара.

Поёжившись, она направилась к столпившимся у порога желторотикам, галдящим в ожидании кормёжки. Регнумский терсентум не сильно отличался от опертамского, в котором она выросла: та же столовая, те же загоны и плётчики, те же ежедневные выпасы, на которые, к счастью, уже не нужно было приходить.

Когда её распределили в ищейки, она была по-настоящему счастлива, несмотря на общую ненависть осквернённых к «железномордым». В нагрузку к охоте её группу обучали следопытству, а спустя два года – грамоте, сложному счёту, социологии, географии и прочему, что требовалось знать ищейке. И во всех предметах Девятая преуспевала лучше других, чем, естественно, весьма гордилась.

Когда заступила на службу, её отправили в Южный Мыс, а через год, за заслуги, перевели обратно, в Опертам, а вскоре назначили старшей. Неудивительно, она всегда была на уровень выше своих соратников, избранных Легионом на такую почётную должность.

Теперь ей часто приходилось мотаться по всему Прибрежью, и это не могло не радовать: всё лучше, чем кланяться в ноги напыщенным высокородным и охранять их никчёмные тушки. Как бы ни презирали ищеек, а всё же именно они – непризнанная элита среди осквернённых, особая категория с особыми правами.

Её внимание привлёк тонкий девичий голос. Девятая повернулась к небольшой стайке рядом и прислушалась.

– …десятка три, не меньше. Такую свору я и не видала! А у нас всего пара факелов, кинжалы да лук один на двоих. Много ли перебьёшь таким арсеналом! Уверена, будь кто другой на его месте, живыми бы мы не выбрались. Свезло мне, конечно, не то слово! Он их в миг спалил, одна зола осталась.

Девятая невольно вздрогнула при упоминании золы. Тут же вспомнился Четыреста Двадцать Восьмой после схватки на Теневом Тракте. Бедолагу не просто спалили – испепелили в считанные секунды. Совпадение ли?

– А что за хист у него такой? – вмешалась она в разговор.

Девчонка насторожённо нахмурилась:

– А ты с какой целью интересуешься, ищейка?

– Обычное любопытство. Я была как-то знакома с одним. Огонь прямо из воздуха создавал, но спалить такую свору даже ему было не под силу. Так что твои россказни, детка, годятся только для мальков.

Та равнодушно пожала плечами и отвернулась, всем видом показывая, что спорить не собирается.

– Не, она не врёт, – заступился за неё один из желторотиков. – Сам видел, как он воронов гонял. Потрясное зрелище!

– Да ну?! Как интересно… Я бы не прочь взглянуть на такое.

– Это уж вряд ли. Выкупили его уже.

Кажется, не совпадение.

– Жаль, – Девятая изобразила глубокое разочарование и, чтобы не вызвать лишних подозрений, отошла в сторону, при этом не спуская глаз с девчонки. Та как бы невзначай выглянула через плечо, но, заметив, что за ней наблюдают, тут же снова отвернулась.

Определённо, ей что-то известно. Пожалуй, стоит поговорить с ней с глазу на глаз. Может, выяснится что-нибудь интересное. Досье с самого начала вызвало у Девятой кучу вопросов: слишком сухо, мало информации, словно кто-то переписал всё с чистого листа. Бывшие соратники мальчишки молчали, как рыбы, отвечали одно и то же, как по сговору: «Да, был такой, да, выкупили, а больше ничего не знаем.»

От жирдяя-мастера тоже толком ничего добиться не получилось. Тот пробормотал что-то про довольно яркий хист, треклятую четвёрку, и что все годы обучения они ему поперёк горла стояли. На просьбу рассказать подробнее, кто эти «они» и что за «четвёрка», он распсиховался и отослал самой изучать дело, мол, там всё написано. Но если верить досье, Сто Тридцать Шестой – рядовой скорпион и ничего примечательного в нём нет. Тогда что делал обычный скорпион в столичном терсентуме? А Перо, с чего бы среди прочих, более способных, они выбрали заурядного мальчишку и устроили ему персональную засаду? Нет, картина здесь явно не складывалась.

Что в нём такого особенного? И кто за всем этим стоит? Возможно, соплячка даст ответ или хотя бы натолкнёт на мысль.

Выловить ту удалось только после ужина. Видимо, почувствовав к себе интерес, она намеренно не отходила от соратников ни на шаг.

Проследовав за ней до загона, уже перед самым порогом Девятая схватила девчонку за руку и поволокла подальше от посторонних глаз.

– Хочу задать тебе пару вопросов, – заявила она тоном, не терпящим возражений.

– Зря тратишь время, – процедила сквозь зубы Двести Пятьдесят Седьмая, пытаясь высвободиться из хватки. – Лучше не нарывайся, ищейка, а то в одно прекрасное утро можешь и не проснуться.

Девятая рассмеялась и, сдавив нахалке горло, слегка приложила её головой о стену:

– Если хочешь уйти отсюда живой, дорогуша, расскажешь мне всё о Сто Тридцать Шестом. Поверь, за твоё убийство мне точно ничего не будет. Издержки службы, сама понимаешь.

Кожа девчонки замерцала белым, с каждым мгновением становясь всё ярче и ярче. Щурясь от ослепительного света, Девятая вонзила ногти в нежную кожу. По пальцам потекла горячая кровь.

– Продолжай, милая, посмотрим, кто кого…

Та попыталась вырваться. Девятая хмыкнула: глупышке невдомёк, что бесполезно – далеко не каждый способен избавиться от этой хватки.

От вспышки она едва не ослепла, в глазах заплясали разноцветные пятна, мир, утратив очертания, сделался белым как молоко. Скулу пронзила боль, второй удар пришёлся в висок, но руку Девятая не разжала. Если бы соплячка была способна убить её, то давно бы уже это сделала.

– И это всё? – хохотнула она, протирая слезящиеся глаза, когда сияние наконец угасло.

– Прошу, отпусти! – выдавила Двести Пятьдесят Седьмая, вцепившись в держащую её горло руку.

– Дай мне хоть один повод не убивать тебя.

– Ты ведь хочешь узнать о Керсе, верно?

– А это ещё кто?

– Сто Тридцать Шестой… Прозвище у него такое.

Девятая мягко улыбнулась:

– Продолжай.

Глаза, полные страха и отчаяния, умоляюще смотрели на неё. Наконец глупышка смекнула, что лучше не рыпаться.

– Мы не были с ним особо близки, просто проводили время, – девчонка издала приглушённый стон, когда ногти вонзились глубже под кожу. – Это правда! У него была своя компашка, с ними всё время таскался. Иногда мы встречались за столовкой. Пили и трахались, но со мной он почти ничем таким не делился.

– Так ты его подружка, значит? – Девятая втянула носом запах крови, такой опьяняющий, дурманящий.

– Какая подружка! Да ему было плевать на меня! Он всё о своей Твин бредил, – в голосе послышалась горечь.

Вот оно что! Бедняжка… Разбитое сердце, первое разочарование в жизни. Как это мило!

– И кто такая Твин?

– Пятьдесят Девятая, одна из Проклятой Четвёрки. Они вместе держались, семьёй друг друга называли.

– Четвёрка? Наслышана о них… Назови мне их номера и прозвища.

– Был ещё Слай – Семидесятый, и Сорок Восьмой. Харо.

– Кто-то из них есть ещё в терсентуме?

– Никого, всех выкупили. Трое в Замке, Керса Гильдии продали, но ходят слухи, что ему удалось сбежать.

– А что за хист у него? – Девятая разжала пальцы, и кровь потекла с новой силой.

Девчонка часто задышала, мелко дрожа. Страх – единственное, что развязывает язык и вынуждает говорить правду.

– Я так до конца и не поняла, вроде влияет на всякое, – её губы побледнели, на лбу проступила испарина. – Но обычно он использует огонь.

– Откуда шрам?

– Не знаю. Вроде, ещё до Легиона что-то случилось.

Проведя ногтем по её щеке, Девятая ласково улыбнулась:

– Расскажи мне, каков он?

От её прикосновения Двести Пятьдесят Седьмая сжалась, задрожав ещё сильнее, глаза заблестели от едва сдерживаемых слёз. Нет, не от полученных ран, видно, как ей тяжело вспоминать о нём. Зацепил он её, всё никак не отпустит. Девятой вдруг стало жаль соплячку. Может потому, что сама знакома с этой болью не понаслышке. Такие раны заживают очень и очень медленно.

– Он был добр ко мне. С ним было хорошо и интересно. Как-то раз Керс сказал, что обучен грамоте. Хотя, может, и хмари пустил, кто ж его разберёт. Правда, пил много, постоянно во фляге таскал свой синий дым. Пойло такое из поганок.

Смахнув слезу со щеки девчонки, Девятая наградила её долгим поцелуем.

– Благодарю, милая.

Двести Пятьдесят Седьмая тут же прижала ладони к шее и медленно сползла по стене на мёрзлую землю. Видно, что разговор разворошил едва затянувшуюся рану: кровоточило не столько горло – само её сердце.

«Бедная девочка, сколько ещё тебя ждёт разочарований!»

– Маленький тебе совет на будущее, – Девятая сочувственно хмыкнула. – Никогда, никому не открывайся – это делает тебя слабой и уязвимой.

***

Седой в сотый раз перелистывал пожелтевшие от времени страницы. Что-то сильно смущало его в досье Сто Тридцать Шестого. Не объявись ищейка, может, и не обратил бы внимания, но когда подменял бумаги, наткнулся на очень любопытную деталь, которая всё никак не выходила из головы.

Мимо прошёл молодой паренёк в зелёном плаще Гильдии. Седой резко захлопнул папку и насторожённо проводил того взглядом. Убедившись, что это такой же посетитель городской библиотеки, как и он сам, а не засланный шпион Легиона, он снова принялся изучать документ.

Вот оно: «мать – Элианна Катон». Раз носила фамилию – значит, из благородных; но вот что странно – у её мужа только имя указано. Выходит, простолюдин. Мезальянс, не иначе. Но дело было в другом: эту фамилию уже приходилось слышать. Ещё бы вспомнить, когда и при каких обстоятельствах.

Бросив взгляд на внушительных размеров книгу с потёртым корешком, Седой тяжело вздохнул, и, поправив очки, принялся отыскивать нужную страницу. Фамилий, начинающихся на «К», было немало, пришлось попотеть, пока не нашёл нужную.

«Катон – одна из древнейших семей Прибрежья. Александр Катон – известный архитектор, принявший участие в проектировании каструма.»

Седой хмыкнул и покачал головой: надо же, выходит, Керс потомок одного из основателей. Знал бы этот Александр, что ждёт его правнука, сжёг бы заветы к чертям собачьим.

Дальше шли какие-то имена, не столь значимые и явно не имеющие к делу никакого отношения, но уже через пару строк Седой едва сдержался, чтобы не присвистнуть. Перечитав трижды, он, ещё не веря собственным глазам, захлопнул книгу.

Вот почему фамилия показалась такой знакомой! Печально известная семья Катон, род которой прервался сто лет назад. Выходит, всё же не до конца прервался, раз воспитывал одного из них.

Забавно, как жизнь любит усложнять и так непростые вещи. Помнит ли малец хоть что-нибудь из своего детства? Ему ведь лет восемь было, не меньше, когда угодил в лапы Легиона. Хотя не факт, за четыре года ни разу так и не довелось услышать от него каких-нибудь упоминаний о прошлом.

Разгладив чистый лист, Седой принялся записывать всё, что пока удалось узнать. Память уже не та. Да и лучше передать письмом: неизвестно, когда они ещё свидятся и будет ли у них возможность поговорить, а утаивать такое он не имел права. Мальчишке не мешало бы принять себя, простить за то, что натворил, встретиться со своим внутренним демоном лицом к лицу, а эти знания могли бы стать достойным оружием. В конце концов, не имея ни малейшего представления о своих предках, полностью познать себя невозможно.

***

Сервус, не глядя, придвинула ему жестяной поднос с ужином и ловко подхватила плошку для следующей порции. Двести Третий втянул носом аппетитный запах пшеничной каши с мясом и побрёл было к остальным желторотикам, но дорогу преградил Четыреста Восемнадцатый, старшак, прозванный Гатом за высокий рост и худобу. Недобро оскалившись, тот кивнул на порцию:

– Ну что, малёк, делимся, или как обычно?

– На хер иди, как обычно, – буркнул Двести Третий и, выдержав на себе тяжёлый взгляд, с невозмутимым видом умостился у края стола.

Старшак так просто не отцепится, но на пустой желудок ложиться спать как-то не улыбалось, а выгребет он в любом случае. Дело обычное, желторотикам везде достаётся. Главное, не позволять себе на голову садиться, а то сломают, сделают чьей-нибудь затычкой. Есть и другой вариант – спросить защиты, но жопу подставлять никому не хотелось, а даже если бы хотелось, с его-то внешностью всё равно надеяться не на что.

– Эй, Тар, ты, по ходу, опять горгону растревожил, – соратник с соседнего загона чуть заметно кивнул в сторону стола, где собрались старшие. – Так что готовь седло, дружище.

– Тебе-то что? – ощерился Двести Третий. Он терпеть не мог, когда его Таром называли, хотя не привыкать, прозвище так и липло к нему из-за иссиня-чёрной кожи. – Или впрячься захотелось?

Тот пренебрежительно фыркнул:

– Сам расхлёбывай, мне и своего дерьма хватает.

– Ну так и не щёлкай!

Расправившись с ужином, Двести Третий быстро огляделся. Гата с его дружками нигде не было видно. А может, всё-таки пронесёт?

Но не пронесло. За столовкой его уже поджидали.

– Больно ты резкий, погляжу, – старшак схватил его за грудки и с силой тряхнул. – Заблудился, что ли? Место своё потерял?

– А ты не плётчик, чтоб мне место указывать, – огрызнулся Двести Третий, отталкивая от себя засранца. – Ссыкло! Без сучек своих, видать, даже на толчок не ходишь.

– Ты кого здесь сучкой назвал? – вызверился один из дружков. – Я ж тебя сейчас выпотрошу, гнида!

Удар прилетел в тот миг, когда Двести Третий отвлёкся на говорившего. В голове загудело от боли, мир крутанулся так резко, что не сразу понял, каким образом земля вдруг врезалась в плечо.

– Гаси его!

Удары посыпались с трёх сторон: в спину, в живот, по рукам. Голову прикрыть успел, сжался, защищая слабые места. Против троих всё равно рыпаться бесполезно. Били не слишком сильно, вполне сносно, на спаррингах порой и похлеще доставалось. Плохо, что по морде прилетело, но вроде ничего серьёзного, жить будет.

– Ах вы ж смерговы отпрыски! – внезапно раздался хриплый голос, и удары мгновенно прекратились. Послышалась ругань и быстро удаляющийся топот. – Ну сукины дети, на этот раз Стена вам гарантирована!

Двести Третий тяжело поднялся, отряхнул форму от пыли и осторожно глянул на старика. Седой сурово свёл брови и осуждающе покачал головой:

– Гляжу, неприятности к тебе так и липнут. Тряхнуть Гата, что ли? Совсем оборзел.

Буркнув, что сам разберётся, Двести Третий стёр кровь с разбитой губы и поспешил подальше от помощника мастера. Мало ли…

До отбоя оставался ещё час. В загон не тянуло, хотелось побыть в тишине, не видеть никого, спрятаться от всех подальше хотя бы ненадолго. И такое место в терсентуме было – закуток между стеной и пунктом выдачи сменки, в хозяйственном дворе. Он его ещё в первые дни обнаружил и с тех пор часто там прятался, когда совсем невмоготу становилось от рож собратьев.

Ночное небо затянули тяжёлые серые облака, обещая снег. Было бы здорово!

Ему нравилось смотреть на сверкающее в лунном свете пушистое покрывало, слушать хруст свежего снега, любоваться белыми хлопьями, медленно спускающимися с неба на землю. В этом было что-то умиротворяющее, прекрасное, и в такие минуты жизнь не казалась такой уж паршивой и беспросветной.

Умостившись поудобнее на трухлявой доске, Двести Третий выудил из кармана свою находку с последней вылазки в Пустоши. Подарок ночного ящера.

Стеклянные бусины на браслете мягко поблёскивали в полумраке, позвякивали друг о дружку, множеством граней отражали скудный свет фонаря из казарменного двора, но радуги не было видно. Её нужно днём ловить, в солнечных лучах.

От любования безделушкой отвлёк сдавленный девичий вскрик. Басистый голос приказал кому-то заткнуться. Сначала Двести Третий решил не высовываться, но любопытство всё же взяло верх. Стараясь не шуметь, он подкрался к углу здания и осторожно выглянул из своего укрытия.

Пузатый здоровяк, кажется, плётчик – в темноте-то не особо разглядишь, – зажимал самку-сервуса у стены прачечной и грубо тискал бедолагу где попало. Та всхлипывала, что-то лепетала, робко пытаясь оттолкнуть напиравшего, но всё было тщетно.

Ублюдок сунул руку ей под куртку, отчего сервус жалобно заскулила, затем, стянув с себя портки, он приказал удовлетворить его. Девчонка вся съёжилась, начала упираться, просить, чтобы отпустил, чтобы не заставлял, на что тот, рассвирепев, влепил ей звонкую пощёчину. А потом, схватив ошалевшую от удара упрямицу за шею, толкнул вниз, на колени.

Плётчики, трахающие осквернённых – обычное дело, таким не удивить, но в этот раз девчонка не особо горела желанием услаждать подонка. Среди своих за принуждение можно выгрести так, что и не очухаешься, но перед Двести Третьим стоял плётчик, и что с ним делать, он понятия не имел.

А может, не вмешиваться? Подумаешь, сервус…

И всё же в груди клокотало от ярости при виде того, как жирная мразь тыкает в лицо бедолаги своё грязное жало.

«Куда ж ты лезешь, идиот?!» – кричало здравомыслие, а ноги уже несли к воротам.

Девчонка стонала, давилась, поскуливая; плётчик грубо напирал в экстазе, ничего не замечая вокруг. Двести Третий на ходу натянул маску и, сделав вид, будто только что пришёл из казарменного двора, громко прочистил горло. Надзиратель чертыхнулся и отпустил голову сервуса. Та сразу же вжалась в стену, громко хрипя и отплёвываясь.

– Чего тебе, недоносок?! – рявкнул жирдяй, натягивая штаны.

– Вас это… мастер вызывает, – ляпнул, что в голову взбрело.

Поколебавшись с минуту, видимо, не особо веря, плётчик бросил недобрый взгляд на свою жертву, потом на Двести Третьего, и зашагал прочь, бранясь себе под нос.

Сработало. Спугнуть ублюдка удалось, теперь оставалось надеяться, что тот не разглядел его в темноте. Номера, может, и не особо видно, но с таким цветом кожи он здесь единственный. А врагов среди надзирателей лучше не заводить.

Сервус тихо рыдала, продолжая прижиматься к стене, будто та могла её защитить. Потоптавшись в нерешительности, Двести Третий приблизился к несчастной:

– Он уже ушёл. Чего ревёшь?

Девчонка вздрогнула, подняла голову, изумлённо хлопая поблёскивающими в темноте глазищами.

И вот чего так уставилась?!

– Иди к своим, – он потянул её за локоть, помогая подняться, – пока плётчик не вернулся. Или тебе понравилось давиться его жалом?

Она замотала головой, размазывая слёзы по щекам:

– Так мастер никого не звал?

– Какая разница! – Двести Третий раздражённо выдохнул. – Уходи, говорю.

Но вместо того, чтобы убежать, сервус подошла к нему ближе и чуть наклонила на бок голову в попытке разглядеть номер. Он смущённо отвёл глаза, как-то не по себе, когда вот так, в упор, рассматривают.

– Благодарю, Двести Третий! – она вдруг прижалась к нему, обвила руками его шею, уткнувшись носом в грудь. – Ты даже не представляешь, что сделал!

Впервые в жизни его кто-то обнимал, тем более, молодая самка. Она была такой тёплой, мягкой, от её прикосновения по коже пробежался приятный озноб, сердце почему-то бешено заколотилось, аж дыхание перехватило.

– Можешь называть меня Майей, – отступив, она ласково улыбнулась. – Скоро свидимся, скорпион!

Двести Третий долго смотрел ей вслед, переваривая произошедшее. Видя собратьев, которым повезло обзавестись подружками, он часто воображал, каково это, когда к тебе прикасаются, когда целуют… А теперь, испытав нечто подобное на себе, он даже не знал, что и думать. Её объятие, хоть и подаренное в благодарность, было лучшим, что случалось в его жизни. И плевать, если плётчик решит отомстить, оно ведь того стоило!

Глава 5

Тёмная густая кровь, взгляд, полный безысходности, синяя полоса на стали… Твин переживала этот кошмар вновь и вновь, стоило лишь закрыть глаза.

Альтера бесследно исчезла, вот уже третий день от неё ни слуху ни духу. Впрочем, так даже лучше: пока нужно разобраться в себе и как жить дальше. Правда, к ней уже накопилась уйма вопросов, но они могут подождать. Пока куда важнее выяснить, кем в действительности ей приходится принцепс, и если всё подтвердится… Даже представить сложно – что будет после.

Рядом кто-то прочистил горло. Твин вздрогнула, оглянулась. Восемьдесят Третья укоризненно качала головой, скрестив руки на груди:

– Ну уж нет, так дело не пойдёт, Пятьдесят Девятая.

– Прости, – она шмыгнула носом. – Не заметила тебя.

– Неужели? – старшая возмущённо закатила глаза. – Да пробеги здесь целый взвод гвардейцев, ты бы даже не моргнула. А мне потом отвечать головой, вдруг что!

Твин виновато потупилась. Подставлять старшую совсем не хотелось, но стоило только остаться наедине с собой, и она тут же проваливалась в своего рода транс, не замечая ничего вокруг. Оставались лишь мысли, замыленные образы, силуэты и ноющее чувство смутной тоски – предвестницы чего-то недоброго.

– Даю тебе ровно два дня. Разберись уже с этим, наконец, – произнесла Восемьдесят Третья тоном, не терпящим возражений. – И чтоб после – никаких косяков, ясно?

Твин энергично закивала, в очередной раз восхищаясь умением старшей понять и проявить сострадание. Наверное, когда способен ощущать чужую боль как собственную, сложно оставаться безучастным.

Восемьдесят Третья мягко сжала её руку и склонилась над ухом:

– Поговори с ним. Он ждёт тебя.

От её слов всё нутро похолодело. Но разве сама не хотела того же? Так почему ноги вдруг стали будто сеном набитые, а в животе образовался мерзкий ледяной ком?

– Иди, – подтолкнула старшая. – Я тебя заменю. Два дня, слышишь? Не подведи меня только, Пятьдесят Девятая, иначе собственноручно обхожу кнутом так, что месяц на спине спать не сможешь.

Окинув её благодарным взглядом, Твин неторопливо побрела к кабинету принцепса. Даже мысль о предстоящем разговоре приводила в неподдельный ужас. Сколько раз она задавалась вопросом – нужен ли он вообще, этот разговор? Может, взять пример с Харо и забить на всё? Какая, к чёрту, разница, отец он ей или нет? Разве это вернёт маму? Разве это освободит её от унизительного клейма?

И вообще, какой во всём этом смысл? Для чего принцепс хочет так бесцеремонно вломиться в её жизнь? Для чего ей нужны ответы, изначально бессмысленные по сути? Глупо ведь надеяться, что полегчает, а вот расковыривать старую рану – довольно опасно. Сумеет ли она справиться с этой болью сейчас, когда осталась совсем одна, когда потеряла самое ценное?..

Твин собрала всю свою смелость и постучала в дверь, что тут же распахнулась. Принцепс, бледный, точно лист бумаги на столе за его спиной, вымученно улыбнулся и, посторонившись, пропустил её внутрь.

– Рад, что ты всё-таки пришла, – волнения в голосе он даже не скрывал.

Она промолчала, не зная, что ответить. Да что там, Твин не имела ни малейшего понятия, как себя вести с ним и как к нему обращаться.

– Это было не просто… господин.

Он осторожно сжал её плечи и заглянул в глаза:

– Не называй меня так, умоляю!

От его прикосновения Твин съёжилась, грудь словно сдавило стальным обручем, мерзкий комок горечи и обиды зацарапал горло, начал душить, всё норовясь вылиться слезами.

– И как же мне к вам обращаться?

– Как угодно, Твин. Хочешь, по имени, хочешь – отцом… Тебе решать.

– Отец… – впервые за всю жизнь она произнесла это слово осознанно, в его истинном значении – не вскользь, не втиснутым между фраз, а так, как оно и должно было ею произноситься ещё в далёком детстве.

Видимо, принцепс вообразил себе, что она уже признала в нём родителя, и заключил её в крепкие объятия:

– Доченька моя! Как же ты похожа на свою мать, даже голосом…

Твин осторожно оттолкнула его, отстранилась, обозначая дистанцию. Не дурак, поймёт. К чёрту эти сопли, пусть сначала объяснит, почему его не было рядом, когда маме перерезали горло! Почему она ничего не помнит о нём, кроме мимолётного образа, показанного ей Восемьдесят Третьей?

– Прости, наверное, я слишком тороплю события, – он смущённо кашлянул. – Давай лучше присядем.

– Благодарю, господин, мне и так неплохо.

– Да-да, конечно, как пожелаешь. Может, выпьешь вина?

Какое, к смергу, вино! Какой – «присядем»! Он что, издевается над ней?!

– Я хочу знать своё имя! Назовите мне его!

Подойдя к столу, принцепс взял бокал, сделал из него несколько глотков и передёрнул плечами:

– Мне оно не известно.

– Что ж вы за отец такой, раз имени собственного ребёнка не знаете?

Он опустил голову, пряча от неё взгляд:

– Дерьмовый, не спорю. Но я любил Анну, любил больше всего на свете! Встреть её хотя бы на пару лет раньше, женился бы на ней, не задумываясь. Только вот уже на тот момент у меня была дочь, понимаешь? – принцепс говорил так, будто её рождение оказалось для него досадной случайностью. Впрочем, скорее всего, так оно и было.

– А я тогда кто? Щенок из подворотни? – Твин не удержалась, позабыв, что перед ней свободный.

– Я не мог бросить своего ребёнка!

– Значит, я не только выродок, но ещё и бастард, – она горько усмехнулась.

– Ты – плод любви, Твин! И для меня ты всегда будешь особенной.

– Да ну! – жаль, за маской не видно её улыбки: столько презрения она ещё не испытывала ни к кому в своей жизни.

– Я искал тебя, клянусь!

– И как, успешно? – она расхохоталась. И от звука собственного смеха ей стало не по себе, будто это была Альтера…

Принцепс ничего не ответил. Да и что бы он сказал? Правду? А какая у него правда? О чём с ним говорить, если он даже имени её не спросил! Нашёлся папаша, месмерит его задери!

Сжав кулаки, Твин изо всех сил пыталась обуздать разрастающуюся ярость, но пока получалось из рук вон плохо:

– Каждую сраную ночь я вижу, как ищейка перерезает моей матери горло. Каждую сраную ночь я вижу кровь и ужас в её глазах. Ты обрёк её на бесконечно повторяющуюся смерть! О какой любви ты ещё смеешь мне говорить?

Глаза Максиана лихорадочно заблестели. Твин брезгливо смотрела, как он опустился перед ней на колени и бережно взял её ладонь. Даже сквозь грубую кожу перчатки она ощутила тепло его рук. И вдруг нестерпимо захотелось завыть, как воют ночами в Пустошах псы. Она и вообразить себе не могла, что обыкновенное прикосновение способно причинить столько боли.

– Я не имею права просить тебя о прощении, – сипло проговорил он, прижимаясь щекой к её руке, – но умоляю, дай мне шанс! Не отталкивай меня!

Сейчас в Твин боролись ненависть и нечто иное, совсем неожиданное. Жалость? Она даже удивилась самой себе: как можно жалеть слабовольного ублюдка, бросившего на произвол судьбы любимую женщину с ребёнком на руках! Ярость уже разрослась так сильно, что грозила вот-вот выжечь огромную дыру в груди и вырваться наружу.

– Я всё никак не могла вспомнить её имя, – она резко отдёрнула руку. – Ну хоть какая-то от вас польза. Вы не спасли её, вы предали её. Ты… Отец, говоришь? Да ты для меня – пустое место!

– Дай мне шанс, прошу! Я всё исправлю!

– Исправите?! – Твин оттолкнула его и схватилась за голову, стиснув до скрипа зубы. Невыносимая боль вонзилась в виски раскалёнными иглами, проникая в разум, заполняя его туманом.

Альтера…

Почувствуй Твин её раньше, быть может, и успела бы приготовиться, но теперь она вырывалась, и сдержать её теперь оказалось не под силу. Кожа под перчатками пылала, пламя стремительно растекалось до самых плеч, и контролировать скверну она уже не была способна.

– Что с тобой? – принцепс вскочил на ноги и протянул руку в порыве помочь.

– Не приближайся ко мне!

Но он не внял предупреждению, не отступил ни на шаг. В глазах лишь покорное ожидание, словно давно готовился к заслуженному возмездию.

Твин рывком отшвырнуло назад, тело перестало повиноваться. Гнев, ненависть, жажда мести, смешавшись, раскалённым потоком хлынули по венам, и остановить всё это она уже не просто не могла – не хотела.

– О да, я дам тебе шанс! – взревела Альтера. – Ты заплатишь за всё, подонок!

Мир застыл. Застыл новоявленный отец, застыли пылинки в воздухе, сверкающие в лучах зимнего солнца. Струна времени натянулась до предела.

Полностью лишившись контроля над собой, Твин с непривычной отчуждённостью наблюдала, как Альтера приближается к принцепсу, занося руку для смертоносного удара.

«Нет, это полное безумие! – промелькнуло в голове. – Он того не стоит. Соберись, нужно остановить её, пока не поздно!»

Словно пробудившись, Твин закричала со всей мочи: «Убирайся! Убирайся назад!»

В последнее мгновение, когда кулак, охваченный зелёным пламенем, почти коснулся виска принцепса, она собрала всю оставшуюся волю и, представив туннель, побежала к сияющему белым выходу. Тело тут же отозвалось, вернулось под контроль, и удар, грозивший расколоть череп так называемого отца, пришёлся на шкаф за его спиной.

Струна времени звонко лопнула. Грохот, вперемешку со звоном стекла, заполнил кабинет. Щепки с осколками разлетелись брызгами по сторонам. Пол усеяли папки с бумагами, книги, какие-то предметы. Обессиленная и опустошённая, Твин рухнула на колени и обхватила голову. Вдруг стало совершенно плевать, что произошло, и уж тем более, что будет дальше. Пускай хоть казнят… Всё казалось таким ничтожным, незначительным, нисколько не касающимся того самого, по-настоящему важного. Единственное, чего сейчас хотелось, – вернуться в загон и крепко прижаться к груди Слая, почувствовать его тепло, услышать родной голос.

Она ощутила прикосновение к своему плечу и резко подняла голову.

– Это была Альтера? – Максиан сел рядом.

Твин равнодушно скользнула по нему взглядом и встала на ноги:

– Лучше нам больше не видеться, господин принцепс.

– Я понимаю, дочка, тебе нужно время всё осмыслить.

Да что тут осмысливать! Жила все эти годы без отца, проживёт без него ещё столько же.

– Мне жаль, но вы обознались. Ваша дочь умерла ещё пятнадцать лет назад. А теперь прошу меня простить, господин, – и, не дожидаясь его ответа, она выскочила в коридор, спеша уйти как можно дальше, чтобы вдруг не окликнул, не бросился вдогонку.

Отец… Слово, ранее не имеющее ни облика, ни формы, теперь стало чем-то душным, ощутимо-осязаемым. Оно гналось за ней призраком, грозило растревожить уже, казалось бы, зажившую рану. Он отказался от них! Поиграл с мамой и отшвырнул её, как избалованное дитя отшвыривает от себя наскучившую игрушку. Да он хуже плётчиков: те хоть не прячут своей сущности под лживыми масками раскаяния.

«Где он был, когда мама умирала у меня на глазах? Где он был, когда я, ещё ребёнком, рыдала в углу казармы, прячась, чтобы надзиратели не увидели моих слёз? Где он был, когда меня хлестали кнутом за малейшую провинность, превращая спину в кровавое месиво?»

Кто он для неё? Всего лишь очередное ничтожество, каких полно среди свободных.

«Не верю, что говорю это, но ты поступила правильно», – голос Альтеры слабый, едва различимый среди мыслей, роившихся в голове чёрным облаком.

«Ты знала, кто он, с самого начала, верно?»

«Скорее, почуяла.»

«Что ты ещё помнишь, Альтера?»

Та не ответила. Твин вдруг снова ощутила пустое одиночество, будто той, другой, и не существовало вовсе.

«Отвечай на мой вопрос, жалкая ты тварь!»

Тишина. Только глухие удары сердца и стук крови в ушах. Альтера снова исчезла, ушла так глубоко, что даже присутствия её не ощутить.

Как во сне, Твин брела по Замку, не замечая ничего вокруг. По привычке остановилась у ворот, сдала оружие и, войдя в загон, направилась прямиком к койке. Мельком всё же взглянула на Слая, но он даже не обернулся.

«Ну посмотри же на меня, мой Семидесятый, прошу тебя! Подойди, поговори со мной! – шептала она, надеясь на чудо. – Ты мне нужен, Слай! Слышишь? Мне так тебя не хватает!»

Бесполезно. Чуда не произойдёт. Нет теперь её Семидесятого, нет больше семьи. Харо единственный, с кем она могла бы поделиться, но из-за ночных караулов не было возможности даже парой слов перекинуться. Принцесса, будь она неладна, забрала то единственное, что у неё оставалось. Как можно быть рядом и в то же время за тысячи километров друг от друга?

Стараясь не разреветься при всех, она стянула перчатки, швырнула маску на прикроватную тумбу и поспешила из загона. К счастью, единственное место, где можно было побыть наедине с собой, пустовало, и, прихватив сменную форму, она вошла в душевые.

Хотелось надеяться, что получится смыть боль, пожирающую изнутри. Твин даже почти поверила, что так и оно будет, но вода лишь хлестала плечи, обжигала кожу, а боль никуда не уходила. Наоборот, становилась мучительнее.

А ведь Керс не ошибся, назвав годы охоты лучшими в их жизни. Только он даже предположить не мог, как быстро всё покатится псу под хвост. Вернуться бы назад в тот день, когда они со Слаем ступили на землю столичного терсентума, а потом зациклить время и навсегда остаться с семьёй в прошлом!

Воспоминания внезапно захлестнули её волной, и вот она уже выпрыгивает из повозки в пыль, жмурясь от солнца. Позади Слай ворчит что-то неразборчивое под нос – злится на кого-то из соратников за дурацкую шутку.

Несмотря на то, что всё тело нещадно ныло после долгой тряски, а от голода в животе образовалась давящая пустота, её дух захватило от предвкушения новой жизни: они станут настоящими охотниками!

– Добро пожаловать в Регнум, ублюдки! – косматый здоровяк с огромным пузом обвёл новоприбывших мутным взглядом. – Я ваш новый мастер, отец и бог в одном лице. Теперь ваши жалкие шкуры принадлежат мне. Сейчас вы презренные ничтожества, грязь под ногтями, но я сделаю из вас настоящих скорпионов!

Твин вполуха слушала, как тот втирал о выпавшей им чести обучаться в столичном терсентуме, как ценятся местные охотники и прочую хрень, которую так любили нести надзиратели. Всё это она уже слышала сотни тысяч раз. Ей не терпелось смыть дорожную пыль и набить живот хоть чем-нибудь съестным, да и просто осмотреться, в конце концов. Не целый же день созерцать красную рожу нового мастера!

Когда, наконец, жирдяй заткнулся, высокий старик с седой бородой повёл их к загонам, объясняя по пути, где что находится. Остановившись у одного из длинных однотипных зданий, он указал на двери:

– До утра вы свободны. На кормёжку не опаздывать, выпас сразу после завтрака. Всем всё понятно? – он испытующе осмотрел новоприбывших, задержав взгляд на Твин чуть дольше, чем на других, и размашистым шагом направился к небольшой хибаре, жавшейся к стене в том же дворе.

Слай подтянул Твин к себе, шутливо шлёпнул её по ягодице:

– Сейчас я сделаю из тебя настоящего скорпиона, – передразнил он нового мастера, прижимаясь к ней этим делом.

Рассмеявшись, она шутливо оттолкнула его и проскользнула в открытые настежь двери. Опертамские казармы были просторнее, но и вмещали в себя намного больше собратьев. Здесь же было всего около десятка двухэтажных коек, из которых не меньше трети вообще пустовали. Не так уж и много в столице скорпионов, судя по всему.

Новичков сразу же окружили будущие соратники.

– Гляди, свежее мясо, – донеслось из толпы.

Вперёд вышел здоровяк, и Твин по привычке скользнула взглядом по номеру: Сто Семьдесят Второй. Местный вожак, судя по самоуверенной улыбке.

– Ну что, желторотики, – с насмешкой проговорил он, – вход платный, придётся отрабатывать. Первые три месяца будете чистить всем сапоги. Мне и моим братьям полагается от вас каждый день по порции жратвы. Будете паиньками – может и доживёте до торгов. Всосали, или популярнее донести?

Новоприбывшие молчали, понурив головы. Твин зло скрипнула зубами: знакомая песня.

– Нахер иди! – прозвучал из-за спины голос Слая.

Среди собравшихся прокатились приглушённые смешки: дракой запахло, хоть какое-то веселье.

Она разочарованно глянула на давешних спутников. Никто не решился поддержать Семидесятого, только спешно сторонились, пропуская старшака, с хищным оскалом направляющегося прямиком к наглецу:

– Что ты там тявкнул, псина облезлая?

Слай сплюнул на его сапог и ощерился:

– Считай, почистил. С порцией подождёшь чуток, нечем пока.

Кто-то тихо присвистнул. Твин раздражённо закатила глаза – Слай неисправим. Ниже противника на голову, опыта меньше, а лезет прямо на рожон. Хотя и дерьмово начинать знакомство с потасовки, но всё-таки где-то в глубине души она была с ним полностью согласна. Если позволить сесть на голову – сразу ноги свесят. На горьком опыте уже проверено.

Те трое, с кем они ехали вместе – из других терсентумов и, может, у них это за норму считается, потому и молчат в тряпочку. Только вот они со Слаем давно уже прошли этот этап и прогибаться под кого бы то ни было не собирались – мастеров да плётчиков хватает по горло.

Твин ощутила привычное жжение в руках. Слай тряхнул кулаком, сообщая о готовности, и сразу исчез.

– Куда это ты собрался! – рявкнул старший.

По воздуху прокатилась невидимая волна, лёгким ветром ударив в лицо. Жжение почему-то прекратилось, и Твин непонимающе глянула на свои ладони. Не обнаружив пламени, она подняла голову. Слай уже был в шаге от противника, готовясь атаковать.

Стоп! Почему его видно? Где маскировка?

– Берегись! – крикнула она, наконец смекнув, что произошло, но поздно.

Удар у старшака был поставлен что надо: Слай отлетел к стене, из разбитого носа хлынула кровь. Загон наполнился радостными криками и свистом. Не придумав ничего лучше, Твин разбежалась и со всей дури врезалась в противника.

Попятившись, здоровяк впечатался спиной в койку.

– Вот же сучка! Ну всё, готовься ко встрече с Госпожой… – он осёкся, уставившись на что-то у себя под ногами.

В мгновение ока казарма заполнилась густым дымом, смешивающимся с криками и бранью. В горле жутко запершило, из глаз невольно брызнули слёзы. Твин уже начала задыхаться, когда чья-то рука схватила её за запястье и с силой рванула вперёд. Сперва ей подумалось, что это Слай, но когда её спаситель обернулся, она в замешательстве уставилась на незнакомые глаза цвета янтаря.

– Быстрее! – бросил тот, поворачивая за угол.

Там обнаружился Слай на пару с каким-то осквернённым.

– Как ты? – откашлявшись, он повернулся к ней и шмыгнул разбитым носом.

– Чего встали? – крикнул желтоглазый. – Валим отсюда!

Обогнув пристройки, они выбежали в соседний двор и проскользнули за длинное здание с выбеленными стенами.

– Два-ноль в нашу пользу, – вытащивший Твин из загона стянул маску, обнажив шрам на правой стороне лица. – Ну что, мальки, готовы к Стене Раздумий?

Уже вскоре они вчетвером сидели прикованные к каменной ограде и выслушивали недовольное ворчание помощника мастера.

Так она познакомилась с местным наказанием, нажила врагов в лице старших, ещё долго достававших Проклятую Четвёрку, пока Слай, наконец, не прочистил им мозги. Но всё это было мелочью по сравнению с тем, что подарил первый день в регнумском терсентуме – настоящую семью, от которой теперь почти ничего не осталось. Только воспоминания и невыносимая тоска о том, чего уже никогда не вернуть.

Сдерживать слёзы у Твин больше не получалось. Опустившись на мокрый пол, она уткнулась лицом в ладони и разрыдалась.

***

Твин почему-то вернулась раньше обычного. Бледная, с пустым взглядом и дрожащими губами. Слай не сомневался ни на минуту: что-то стряслось. Неужели Хорёк не сдержал своего слова? Вдруг ублюдок и её заставляет плясать под свою дудку?

Нет, тянуть больше нельзя. Нужно с ней поговорить. Пора выбираться из этой клоаки.

Небрежно отшвырнув маску, Твин прошла мимо, даже не взглянув на него, будто его и вовсе не существовало. Чёрт, да здесь шансов на нормальный разговор меньше, чем у Сорок Восьмого стать гладиатором.

И всё же нужно попытаться.

Скрывшись, он бесшумно последовал за ней. Все эти дни Слай изучал пути побега. На деле это выглядело куда сложнее, чем он себе представлял: слишком много дозорных, все выходы, даже для прислуги, охранялись круглосуточно, но вдвоём они должны справиться. Он даже раздобыл ещё один клюв, стащив его из барака сервусов. У Твин вроде имелась своя опасная бритва, но на всякий случай запаска не помешает – какое-никакое, но оружие.

Насчёт собратьев даже думать не хотелось: выбор невелик – или его Пятьдесят Девятая, или остальные. К чертям собачьим совесть, вряд ли она спасёт от верной гибели.

Твин заглянула в прачечную и, прихватив сменку, направилась прямиком в душевые. Слай бесшумно проскользнул в закрывающуюся дверь и умостился в углу, чтобы собраться с мыслями. Если рассказать ей всё как есть – должна поверить. Пусть злится, пусть даже после побега не захочет быть с ним, но оставаться в Замке больше нельзя, он никогда себя не простит, если что-то случится с ней.

Крутанув вентиль, чтобы горячая вода хоть немного согрела воздух, Твин принялась раздеваться.

Слай рассматривал спину, покрытую сплошь шрамами, которые не раз целовал, заверяя, что так заживёт быстрее. Сколько им пришлось пройти вместе, плечом к плечу, а по такой глупости чуть не потеряли друг друга. Или всё же потеряли?..

Прав был Харо, назвав его мудаком. Не стоило с Лией связываться, всё ж со злости хотел укусить побольнее, а вышло, что сам же и просрал возможность помириться.

Вода стекала по спине Твин, вторя изгибам нескладного тела. Слай вспомнил ту самую ночь, в душевых опертамского терсентума. А ведь это был лучший день в его жизни! Он был первым для неё и, скорее всего, остался единственным. Не было у неё ничего с Керсом, он прекрасно знал об этом. Из-за какого-то поцелуя раздул невесть что. Кретин!

Слай помнил каждую секунду той ночи: чёрные глаза, полные испуга, дрожь её дыхания, вонзившиеся в плечи ноготки и сдавленный вскрик, когда он впервые взял её, сделав своей навсегда.

Тихий всхлип заставил его вернуться в настоящее. Он недоуменно посмотрел на Твин, сидящую на полу и прячущую лицо в ладонях. Видеть её слёзы доводилось нечасто, и это было так давно, что уже и не вспомнить наверняка.

Все обиды и сомнения бесследно испарились, осталась только маленькая, беззащитная и такая родная Пятьдесят Девятая. Слай готов был молить её о прощении даже на коленях, лишь бы согласилась бежать, лишь бы спасти её от лап советника, ото всех этих зарвавшихся тварей, грызущихся между собой за кусок пожирнее.

Ни принцессе, ни кому другому верить нельзя. Есть только он и Твин, а остальные пусть идут ровным строем нахер!

Слай опустился рядом, не обращая внимания на стремительно промокающую форму, снял маскировку и коснулся дрожащего плеча.

– Твин? – он даже охрип от волнения.

«Только не прогоняй меня! Выслушай хотя бы…»

Она подняла голову, посмотрела так, будто не верила собственным глазам, и вдруг повисла у него на шее, разрыдавшись ещё сильнее.

Слай крепко обнимал её, прижимал к груди, просил прощения, обещал всё исправить. Не веря своему счастью, он боялся даже на миг отпустить её – вдруг исчезнет! Вдруг выяснится, что это всего лишь сон?

Он нежно поглаживал её по спине, покрывал поцелуями руки. Твин всё повторяла его имя, пыталась сказать что-то ещё, но слова то и дело прерывались всхлипами. Слай лишь шептал, что всё наладится, что теперь никогда не отпустит её, даже если она не простит – он всё равно всегда будет рядом.

Постепенно Твин успокоилась, всхлипы почти прекратились. Теперь она просто прижималась к нему, молчала, думала о чём-то своём. Сколько так просидели – Слай не знал, да и не хотел знать. Промокший до нитки, но счастливый оттого, что она позволила ему быть рядом и разделить её боль, он боялся даже шелохнуться. Остановить бы время, чтобы вот так, вместе, навсегда…

– Он предал меня, – вдруг прошептала она. – Бросил, а теперь хочет, чтобы простила.

– Кто? Не понимаю.

– Принцепс… Слай, он мой отец!

Вот это новость, мать его! Какой, к хренам собачьим, отец?! Да он – падаль, бросившая своё дитя на растерзание Легиону! Но многое сразу встало на свои места – и то, как тот смотрел на Твин во время смотра, и то, в чём обвинял его в ту ночь, на встрече с Пером.

– И это он тебе сказал?

– Я вспомнила его… Точнее, Восемьдесят Третья помогла.

Твин говорила сбивчиво, перескакивала с одного на другое, но в конце концов ему удалось во всём разобраться. Выходит, Седой обо всём знал и молчал до последнего. Старый говнюк, будь он неладен, неужели нельзя было как-то иначе всё это проделать!? Предупредить как-то заранее, подготовить её, а не бить обухом по голове, чтобы прям искры из глаз.

– И что ты собираешься делать? – Слай зашёл издалека.

– Не знаю. Я вообще сейчас ничего не знаю.

– Ещё бы! А смогла бы его простить?

– Шутишь?!

Да, и впрямь глупый вопрос. Предательство сложно простить. Это и его касается, ведь тоже предал её в каком-то смысле. Плевать, пусть не прощает, главное вытащить её отсюда, а там уже видно будет.

– Твин, давай сбежим! – выпалил он, набравшись смелости.

Она удивлённо вскинула брови:

– Зачем?

– А если кто узнает, что ты его дочь? Какие гарантии, что этим никто не воспользуется?

– Об этом я как-то не подумала, – призналась она и, поднявшись, натянула рубаху прямо на мокрое тело. – Но почему бы не подождать? Осталось всего-то пара месяцев, если верить Восемьдесят Третьей.

– Она лжёт. Они все нам лгут, – Слай покачал головой. – Принцесса собирается заключить союз с Легионом. А нам бы сказали об этом в самый последний момент, если бы вообще сказали.

– Проклятье! Альтера была права, верить здесь нельзя вообще никому! Но почему нужно бежать прямо сейчас? Никто же не узнал обо мне за столько лет.

Слай засомневался. Стоит ли выкладывать всё? Может, выдумать что-нибудь? Правда не всегда уместна, а на этот раз даже опасна. Но совесть настойчиво твердила – рассказать всё как есть.

– Я вляпался, Твин, крепко вляпался.

– Ты подрался с кем-то из свободных?

– Хуже, – он отвёл взгляд, раздумывая над ответом. – Даже не знаю, с чего начать…

– Пожалуй, с самого начала. Ты совсем уже заврался, Слай! Я даже не о том, что ты вытворял в последние месяцы… Думаешь, я не замечала, как странно ты себя вёл ещё в терсентуме? Что с тобой происходит?

Шмыгнув носом, он стянул промокшую одежду, оставив только штаны, и умостился на скамью поближе к Твин. Вдохнув побольше воздуха, он принялся рассказывать всё как было, начиная со сделки с Седым и заканчивая допросом. Единственное, умолчал, что будет, если сбегут. Пусть с этим живёт только он, она здесь совсем ни при чём, не стоит вешать на неё лишний груз.

Твин слушала не перебивая, лишь изредка хмурясь и покачивая головой. На переносице обозначилась маленькая складочка, как бывало, когда она о чём-то усиленно размышляла.

– В Исайлуме у нас есть шанс, – Слай неуверенно посмотрел на неё, надеясь заметить хотя бы какой-то намёк на согласие, – а здесь нас ждёт только смерть.

– Это я во всём виновата, – тихо проговорила она. – Не стоило тогда, в терсентуме, давить на тебя.

– А ты здесь при чём, глупышка? Думаешь, я смог бы просто так отпустить тебя? Чёрт, Твин, да мы же всю жизнь вместе! У меня нет никого, кроме тебя! Мы сбежим, мы должны это сделать! Другого выхода у нас нет.

Она потёрла щёки, тяжело вздохнула.

– Хорошо, но только если втроём. Без Харо я – никуда.

– Не знаю, согласится ли, – Слай удручённо покачал головой. Почему-то он не сомневался, что именно это от неё и услышит.

– Но я же согласилась. А мне есть, что с тебя спросить, между прочим!

Он опустился перед ней, приобнял её колени. Сложнее всего было смотреть ей в глаза, от стыда то и дело хотелось отвести взгляд.

– Знаю, я мудак… Кретин… Прости меня, маленькая моя, если можешь… А если нет – то пойму. На твоём месте я бы не смог, наверное. Только прошу: забудь все обиды хотя бы ненадолго, пока не выберемся отсюда, а потом можешь навалять мне от души… Да хоть каждый день пинай, сколько вздумается. Заслужил, понимаю, – он умолк, мысленно ругая себя за неуклюжесть. Кто ж так прощения просит? Болван!

Твин обхватила руками его лицо, заставив снова посмотреть на неё:

– Не сомневайся, обязательно наваляю, – в её глазах заиграли озорные огоньки.

Она склонилась над ним, нежно коснулась его губ своими. Ещё не веря, что простила, Слай ответил на поцелуй. Сначала робко – лучше не наглеть, потом, набравшись смелости – горячо, жадно, как тогда, в первый раз. Они растворялись друг в друге, а мир вокруг блёк и исчезал, оставляя их наедине друг с другом.

Он наслаждался её дыханием, как жаждущий наслаждается каждым живительным глотком ключевой воды. Её прикосновения заставляли сердце биться всё сильнее. Жар охватил всё его существо, повинующееся теперь только одному желанию – слиться с ней, снова сделать своей и никогда больше не отпускать.

Сорвав с неё рубаху, Слай принялся ласкать её грудь языком, губами, поглаживать кожу. Рука скользнула ниже, к сокровенному, принадлежащему только ему. Он дразнил её, заводил, вынуждая дышать всё чаще, пока из груди её не вырвался стон – тогда остановился, чуть отстранился.

– Может, тебе нужно время? – едва сдерживая улыбку, спросил он. – Тогда не будем торопиться…

– Куда это ты собрался, засранец! – Твин схватила Слая за пояс и увлекла за собой, прижавшись к стене, а затем, обхватив его шею руками, ногой притянула бёдра к себе, раскрываясь в призыве, приглашая стать с ней единым целым. Манящий запах и жар её тела пьянили, кровь гулко стучала в висках, и, когда он проник в неё, она выгнулась, трогательно прикусила губу и вцепилась пальчиками в его ягодицы.

Наслаждаясь каждым стоном, каждым вздохом, каждым движением, они были снова едины, так, как это и должно быть. Порождённые скверной, но предназначенные друг для друга, а остальные вместе с этим треклятым миром пусть катятся в пекло или куда там ещё они могут катиться.

Глава 6

Корнут втянул носом воздух, пропитанный нежным ароматом благовоний и сушёных трав. Несмотря на последние несколько лет, омрачённые разочарованием в братстве, службу в Храме Песен он вспоминал с особой теплотой и трепетом. Но боги распорядились иначе, решив, что он принесёт больше пользы за стенами святилища. И сколько бы Корнут ни тосковал по былому спокойствию и умиротворению, истинный смысл своей миссии ему удалось постигнуть только спустя долгие годы, когда увидел, каким путём пошёл орден.

Храм пустовал. Лишь одна несчастная, стоя на коленях у белоснежных ног Карны, отчаянно причитала вполголоса, умоляя богиню защитить её маленьких сыновей, оставшихся так рано без отца, а ещё простить за дочь.

Стены чёрного мрамора тускло отражали огоньки сотен свечей, аккуратно выставленных полумесяцем у подножия каждого из шести божеств, хранящих Прибрежье и его жителей. Исполинские статуи из безупречно белого камня – будто живые, настоящие произведения искусства. Головы богов слегка опущены, взгляды направлены на молящихся.

Куполообразный свод заслуживал отдельного внимания. Ничего восхитительнее Корнут в своей жизни не видел и каждый раз, посещая Храм, не упускал возможности хотя бы недолго насладиться рукотворным ночным небом с бесчисленными плеядами звёзд, складывающимися в фигуры людей и мифических существ. В самом центре – окулюс в виде солнца с золочёными лучами, острыми стрелами тянущимися к звёздам.

Почтительно поклонившись каждому изваянию, Корнут остановился у Фидес. Богиня знаний и правосудия сверлила строгим взором всех, кто приходил к ней на поклон.

Опустившись на колени, он шёпотом обратился к своей покровительнице, моля её о помощи и удачном завершении задуманного. Слишком многое зависело от обстоятельств, и это больше всего не давало покоя. Как человек практичный, он чувствовал себя не в своей тарелке, когда дело оказывалось в руках случая.

А случай не заставил себя долго ждать. Клочок бумаги – и вот всю ночь сна ни в одном глазу. Казалось, некая противостоящая сила словно ставит палки в колёса. Как же не вовремя объявились эти северяне и, как назло, просят принять именно в тот судьбоносный день. Что ж, придётся отложить задуманное ещё на сутки и молиться, чтобы не появилось новых неожиданностей.

– Моё сердце ликует, когда я вижу, что вы по-прежнему верны богам, – раздался знакомый голос за спиной.

Его не спутать ни с чьим другим: бархатистый, спокойный. Корнут поднялся с колен и обернулся:

– Рад видеть вас в добром здравии, брат Аргус.

Низкорослый щуплый священник в сером балахоне, подхваченном плетёным поясом, расплылся в приветливой улыбке. Бесцветные глаза смотрелись на добродушном лице как винное пятно на белоснежной скатерти. Поговаривают, глаза не лгут, и даже если бы Корнут не знал, с кем имеет дело, то загривком бы почуял, что перед ним не тот, за кого себя выдаёт, и с таким нужно быть настороже.

– Мне сообщили, что вы ищете встречи, господин канселариус. И вот я здесь, перед вами.

Склонившись в знак признательности, Корнут многозначительно покосился на новых прихожан, появившихся в дверях храма.

– Да-да, конечно, – закивал священник. – Прошу за мной.

Он неторопливо пересёк зал и пригласил войти в неприметную дверь, замаскированную под стены. Спустившись по крутой лестнице, они оказались в просторном помещении, обставленном всяческой ритуальной утварью – от небольших статуэток до гигантских чаш для обряда очищения перед принятием сана.

– И с чем же вы пожаловали в этот раз, друг мой?

– Не стану юлить, Аргус, – Корнут устроился на предложенном стуле, – корона всё же нуждается в помощи ордена.

Священник довольно потёр руки перед собой, как мясная муха:

– А вы меня заинтриговали!

– Это уж вряд ли, – слегка улыбнулся Корнут. – Ваша осведомлённость, друг мой, поистине легендарна. Уверен, вы прекрасно знаете, о чём пойдёт речь.

Аргус лукаво сощурился и потёр гладко выбритый подбородок:

– Никак Его Величество наконец понял, что мирным путём с Сенатом ему не договориться?

– Похоже, как и любым другим.

– А я ведь вас предупреждал, Корнут, закон не примут, даже предложи им по десять миллионов. Слишком много секретов прячется в тёмных углах сенаторских домов. Но, боюсь, теперь орден не в силах вам помочь, свой шанс вы уже упустили.

«Ошибаешься, Аргус. И у меня в рукаве припрятан козырь.»

– Нет худа без добра, – Корнут хитро сощурился. – Допустим, я скажу вам, что грядут великие перемены.

– Какого рода перемены? – брови священника удивлённо взлетели вверх.

– На пользу короне, разумеется.

– И чем орден может быть полезен Его Величеству на этот раз?

– Всего лишь разжечь из искры пламя. Это как раз по вашей части, брат Аргус.

Сцепив пальцы в замок, тот сосредоточенно нахмурился:

– Пожалуй, можно попытаться… Но пойдёт ли король на наши условия?

– Даже не сомневайтесь, – заверил Корнут. – Я лично прослежу за этим. Если всё пройдёт гладко, орден наконец-то обретёт долгожданный статус, как вы того и желаете.

– Превосходно! – с наигранным восхищением воскликнул священник. – Тогда можете смело на нас рассчитывать, друг мой! Лишь назовите даты.

– Будьте готовы к первому дню весны. Позже я сообщу вам все необходимые детали.

То, что у Шести Ветров свои цели, даже дураку понятно, и пока за свои услуги они требуют не слишком много, но, прослужив десять лет в храме, Корнут прекрасно понимал, на какой лакомый кусочек уже давно заглядывается орден.

Недаром под их началом фанатики, что требуют отмены Кодекса Скверны. Простофили даже не понимают, как ловко ими вертят. Да что говорить, они и о существовании Ветров могут только догадываться. Орден давно положил глаз на осквернённых, но в том ли смысле, в каком науськивается толпа идиотов, слепо верящих в обещания «святой» братии? В этом Корнут сильно сомневался.

Ещё на службе при храме он разочаровался в истинной вере священнослужителей. На его глазах из горстки мужей, преданных душой и телом богам, орден вдруг разросся едва ли не до политической силы, скрыто влияющей на процессы, явно не имеющие никакого отношения ни к вере, ни к Храму Песен.

Ничего, придёт время, и он вплотную ими займётся. С тех пор, как орден возглавил Аргус, братство слишком далеко отошло от богов, утонув в собственной жадности и амбициях, забыв, для чего создавались Шесть Ветров.

С этими мыслями Корнут покидал храм и с этими же мыслями он переступил порог королевского кабинета. Юстиниан корпел над каким-то письмом и даже не поднял головы на вежливое приветствие.

– У вас что-то срочное, Корнут? Неужели спешите меня обрадовать? Сколько ещё всё это будет тянуться, скажите на милость.

– Уверяю вас, Ваше Величество, ждать осталось совсем недолго. Уже через несколько дней я планирую приступить, вот только…

– Что на этот раз? – Юстиниан раздражённо отшвырнул перьевую ручку и смерил его недобрым взглядом.

– Конфедерация просит вашей аудиенции в последний день месяца, – терпеливо пояснил Корнут. – Как некстати, именно в тот самый день.

– И в чём же проблема, не понимаю?

– Видите ли, визит северян слишком громкое событие, а нам нужно полное внимание народа.

Король пригладил рукой свою драгоценную бороду:

– А ведь верно. Что ж, полагаю, один день не сыграет чрезмерной роли. Северяне уже сообщили о причине своего визита?

– Продление договора, Ваше Величество. Обыкновенная формальность, не более того.

– И всё же нужно встретить их как полагается, – Юстиниан вышел из-за стола и налил себе вина из хрустального графина.

– Я прослежу, чтобы всё было выполнено наилучшим образом. И ещё кое-что. Буквально час назад я виделся с Аргусом, и он готов поддержать вас в день Икс.

Король поднял кубок, довольно ухмыляясь:

– Отличная новость! Тогда я выпью за удачу в нашем нелёгком деле! Кстати, что насчёт Ровены? Ты уже выяснил, кто из осквернённых помогал ей?

– К сожалению, нет, Ваше Величество, – Корнут сцепил руки за спиной. – Полагаю, это всё-таки был кто-то из Пера. Во всяком случае, мой человек не опознал никого из ваших рабов.

– Что ж, это не может не радовать. Было бы жаль выброшенных на ветер денег, но вы всё же выясните, кто дежурил в ту ночь. Как-то же девчонка прошла мимо стражи? За недобросовестное исполнение своих обязанностей виновный должен понести справедливое наказание, чтобы другим неповадно было.

Корнут низко поклонился:

– Безусловно, Ваше Величество. Я обязательно разберусь со всем этим.

Шед прикрыл дверь и, не дожидаясь приглашения, плюхнулся в кресло. Корнут молча наблюдал за детективом, недовольно скривив губы. Его нахальство порой раздражало, но приходилось закрывать на это глаза.

– Всё удивляюсь, как скромно у вас тут, – повертев головой, произнёс Шед вместо приветствия.

– А чего вы ожидали? Мраморных статуй и обнажённых девственниц с золотыми подносами?

– Почему бы и нет? – пожал плечами тот. – Это же Замок, в конце концов, а не хибара какая на окраине.

Корнут негодующе закатил глаза:

– Здесь рабочий кабинет, а не королевская опочивальня. Давайте по делу: вы уже виделись с Брайаном?

– Да, стрела у меня.

– Хорошо. А что насчёт Исайлума?

– Эм… А вот здесь не всё так просто, – Шед замялся, пряча глаза. – Если честно, дело довольно необычное, и я даже старые связи поднял, но увы, мало что толкового удалось разузнать.

Корнут сцепил пальцы, борясь с искушением швырнуть в детектива что-нибудь тяжёлое. Его услуги и так обходились недёшево, не говоря уже о потраченном впустую времени.

– И что конкретно вы смогли выяснить?

– Много чего, но беда в том, что разобрать, где пустой трёп, а где истина, почти невозможно. Единственное, что походит на правду: это где-то на севере, то ли на границе Прибрежья, то ли и вовсе за его пределами, но конкретного расположения никто не знает. Говорят, дня три-четыре пути, если верхом, может, чуть больше.

– Тейлур вас подери, Шед, я и без вас это знаю! – вспыхнул Корнут. – Я вам плачу не за пересказы сплетен. Мне нужны подтверждённые факты! Или, по-вашему, мне по всем Пустошам их разыскивать?!

Губы Шеда побелели, превратившись в тонкую ниточку, глаза зло сверкнули:

– Сожалею, господин советник, но я и так из кожи вон лезу. И по своему опыту скажу: раз столько противоречивой информации, значит, она запущена намеренно, чтобы спутать след. И разгребать всё это будет слишком долго и дорого. Но если вы желаете заняться вплотную этим вопросом, я могу покопаться в этой навозной куче: как знать, может, и самородок обнаружится.

– Долго и дорого меня не устроит, – Корнут хлопнул ладонями по столешнице. – Чёрт с вами, что-нибудь придумаю. А вас я жду здесь ровно через три дня. Надеюсь, хоть в этот раз вы меня не подведёте.

***

Семидесятый резко остановился, и Ровена от неожиданности чуть было не врезалась в него. В коридоре пусто, с чего вдруг встал как вкопанный? Уже готовая разразиться гневной тирадой, она открыла рот, но вовремя осеклась: из кабинета первого советника вышел незнакомец.

Прикрыв дверь, ничем не примечательный простолюдин в поношенной куртке из грубо выделанной кожи огляделся по сторонам и с ненавистью сплюнул прямо на порог. Закрепив сие действо крепким словцом в адрес канселариуса, он прошёл в метре от невидимых наблюдателей, даже не подозревая об их существовании.

Нахмурившись, Семидесятый проводил незнакомца тяжёлым взглядом, а затем, убедившись, что тот отошёл достаточно далеко, сдавил крепче ладонь Ровены и потянул за собой.

Она бы не задумываясь предпочла компанию Морока, слишком уж этот Семидесятый плутоват, но его способность к невидимости как нельзя кстати подходила для передвижения по каструму, когда требовалось оставаться незамеченной. Ровена лишь успокаивала себя тем, что он служит Перу, и, раз Севир ему доверяет, значит, на него и впрямь можно положиться.

Вскоре показалась нужная дверь, и, приказав своему провожатому ждать в коридоре, она вошла в кабинет:

– Надеюсь, я не слишком опоздала?

Восемьдесят Третья низко поклонилась, Максиан натянуто улыбнулся и жестом пригласил присесть. Выглядел он весьма удручающе: лицо осунулось, свойственная ему ироничная улыбка куда-то исчезла, взгляд потускнел и стал каким-то безразличным.

– Ты здоров? – обеспокоенно спросила Ровена.

– Не обращай внимания, – отмахнулся Максиан, – просто много работы навалилось.

Она понимающе кивнула: неудивительно. С тех пор, как они получили ответ от Легиона, многое изменилось. Встречи их стали реже, говорили только по делу, не рискуя лишний раз вызвать подозрения со стороны.

Невероятно, как одно короткое послание может преобразить жизнь до неузнаваемости. До того момента задуманное казалось ей нереальным и далёким, чем-то запредельным, но узнав, что работорговцы согласны на союз, она наконец осознала, насколько всё серьёзно. Теперь даже мысль о малейшей ошибке приводила её в панический ужас; каждый шаг, каждое слово приходилось тщательно взвешивать, исключая любую оплошность.

Для Ровены уже стало особым ритуалом перечитывать вечерами письмо от первого магистра Легиона. Непосвящённому оно бы показалось сплошной нелепицей, но каждое скупое слово, старательно выведенное ровным почерком, было для неё ценнее золота.

«…Столичное вино пришлось по вкусу моим гостям. Впредь ему всегда найдётся место на наших столах», – это же настоящая победа! Теперь всё изменится, и очень скоро. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть.

Если верить словам Максиана, уже через пару месяцев она будет под защитой Легиона, в полной недосягаемости Юстиниана. Казалось бы, живи и радуйся, но почему-то сон стал тревожнее, и она просыпалась от всякого шороха, всё вслушиваясь в темноту. От еды и вовсе воротило, приходилось насильно впихивать в себя каждый кусочек, но самым тяжёлым было посещать семейные завтраки. При виде дяди она с трудом сдерживалась, чтобы не плюнуть в его мерзкую рожу. Кто бы мог подумать, что ненависть может быть настолько мучительна!

– Недавно я виделся с Севиром, – Максиан перешёл сразу к делу.

– Он что, был в Регнуме?

– Да. И не один. Уруттанцы требуют встречи.

– А разве ты с ними ещё не говорил?

Максиан невесело ухмыльнулся:

– Да не со мной, дорогая, с тобой.

– Со мной?! – Ровена удивлённо заморгала. – Но зачем? И как? Мне сейчас слишком опасно покидать каструм. Ты хоть видел, сколько теперь дозорных? Я даже в казарму попасть не могу.

Он устало вздохнул:

– Да, знаю, теперь каждая щель охраняется круглосуточно, даже Семидесятому будет сложно провести тебя незаметно мимо такой толпы, если, конечно, он ещё не научился проходить сквозь стены.

– Думаешь, Юстиниан подозревает о чём-то?

– Не знаю. Сложно сказать, что там у него на уме. Возможно, за мной ведётся слежка. Наверняка не могу утверждать, вот только слишком много совпадений… Но не волнуйся, дорогая, это вряд ли касается нашего дела. Корнут давно под меня копает, а отказ Сената для Юстиниана хуже публичной пощёчины.

Ровена обеспокоенно посмотрела на Восемьдесят Третью.

– Думаю, опасаться нечего, госпожа, – отозвалась та, смекнув, чего от неё ждут. – Каких-либо серьёзных перемен я пока не ощущаю, но что-то и впрямь надвигается, так что осторожность нам всем не помешает.

– Куда уж осторожнее? – пробурчала Ровена. – От всего этого у меня уже скоро паранойя разовьётся.

– И потому мы поступим так, – Максиан подошёл к столу и склонился над раскрытой картой. – Ты встретишься с уруттанцами в День Регнума. В толпе легко затеряться, да и Юстиниану не до тебя будет. Во время его выступления придётся ненадолго отлучиться: тебя будут ждать в гостинице «Сапфировая Слеза», это в минуте ходьбы от площади. Восемьдесят Третья, будь добра, объясни всё подробнее.

– Вот площадь, – легата прочертила пальцем круг на карте. – На этой улице остановится кортеж, прямо напротив вот этого дома, а вот здесь, через два здания, находится «Сапфировая Слеза».

– То есть мне нужно будет вернуться? – Ровена внимательно рассматривала прямоугольники с цифрами.

– Именно так, госпожа.

– Но как мне уйти, не вызвав подозрений? Королева ведь глаз с меня не спускает.

Максиан сделал глоток вина, и Ровена укоризненно покачала головой: слишком уж много он пьёт. Без бокала в руке его теперь и не увидишь, но делать замечание, тем более при свидетелях, она всё же не решилась.

– Притворись, будто тебе нездоровится, – предложил принцепс. – Но не так, чтобы потом лекарей по всему городу выискивали.

– Хм… Могу попробовать, – неуверенно кивнула Ровена. – Во всяком случае, звучит не слишком сложно. А уже от карет Семидесятый легко справится.

Восемьдесят Третья смущённо прочистила горло:

– Есть одна проблема, госпожа. Семидесятый будет охранять въезд с соседней улицы.

– Да, это действительно проблема… – Ровена нахмурилась. – А что насчёт Морока?

– Его распределили в личное сопровождение короля. С вами пойдёт Пятьдесят Девятая, и то мне с огромным трудом удалось убедить начальника львов назначить её вашей телохранительницей.

– А Сорок Восьмой? Раз так, пусть лучше он со мной пойдёт.

– К сожалению, не выйдет, моя госпожа. Его вместе с другими стрелками отправят охранять королевскую семью вот отсюда, – она указала на несколько зданий на площади.

Ровена возмущённо всплеснула руками:

– Максиан, да ты требуешь от меня невозможного! Как же я попаду туда?!

– Придётся тебе импровизировать, моя дорогая, – пожал плечами он. – Скажи-ка, Восемьдесят Третья, сколько львов останется охранять кортеж?

– Кажется, двое, господин.

– Вот видишь, всего пара стражников, ничего сверхсложного.

– Пятьдесят Девятая сможет их отвлечь, – заверила легата.

– Очень надеюсь… Что ж, похоже, мне остаётся уповать только на удачу.

Восемьдесят Третья снова поклонилась:

– Прошу меня простить, я и так слишком задержалась. Мне ещё нужно отметиться у начальника стражи.

– Да-да, конечно, можешь идти, – принцепс тепло улыбнулся и проводил её долгим взглядом.

– До завтра, дорогая, – рассеянно махнула рукой Ровена, принявшись вновь изучать карту. – Не понимаю, Максиан, и вот для чего мне встречаться с ними? Не слишком ли мы рискуем ради горстки дикарей?

Проведя ладонями по лицу, он шумно выдохнул:

– Они нужны нам, Ровена. Пойми, нельзя полагаться только на Легион. Или ты забыла, каким путём они достигли своего могущества? К тому же, есть и хорошая новость: там будет Орм, известный уруттанский предсказатель. Поговаривают, все его видения сбываются. Я так подозреваю, они как раз и хотят узнать, какое у тебя будущее.

Ровена взволнованно выпрямилась:

– Предсказатель? А если он увидит что-то плохое?

– Значит, так тому и быть, дорогая. Ты ведь знала, на что шла.

От его ответа Ровена невольно поёжилась: так оно и есть, но тон, каким он это сказал… Что, если этот Орм предскажет им поражение? Нет, уж лучше оставаться в неведении, чем дрожать в ожидании беды. Это как начать читать книгу с самого конца, а потом перепрыгнуть в начало, зная заранее, чем всё закончится. Только в её случае всё не на сухих страницах, а по-настоящему, в реальной жизни.

– Максиан, я не хочу знать своё будущее.

– Послушай, неважно, что он скажет, – взяв её ладонь, принцепс ласково улыбнулся. – Ты всё равно должна идти к своей цели. И не забывай, это просто слухи. Никогда не принимай чужие слова за чистую монету.

А ведь он прав! Если верить всем сплетням, так любая гадалка на рынке – великая прозорливица. Чушь это всё! На то они и дикари – им свойственно верить в колдовство и глупые суеверия.

– Будь уверен, даже если он скажет, что завтра меня ждёт смерть, от своего я всё равно не отступлюсь, – твёрдо заявила она.

– Я и не сомневался, дорогая. Ах да, чуть не забыл! – Максиан извлёк из шкафа коробку, обтянутую чёрным атласом. – Работа лучшего кузнеца Регнума.

Не сдерживая любопытства, Ровена откинула крышку и, восхищённо выдохнув, взяла в руки один из трёх ножей. Воронёная сталь тускло отражала свет лампы; клинок по форме напоминал удлинённый наконечник стрелы; на плоской рукояти красовалась изящная гравировка, изображающая коготь – клеймо мастера.

– Они прекрасны!

Принцепс неодобрительно покачал головой:

– Может, всё-таки откроешь секрет, для чего они тебе?

– Это подарок, – Ровена бережно вернула нож к остальным и радостно улыбнулась. – Я в полном восторге! Ты просто чудо, Максиан!

Ножи и впрямь были великолепны. Сорок Восьмой наверняка оценит их по достоинству. Лёд наконец-то тронулся, он уже не так избегает её общества, даже стал немного разговорчивее в сравнении с первыми днями.

Харо неравнодушен к ней, в таком нельзя ошибиться. Это как чувствовать спиной чей-то взгляд и, обернувшись, встретиться глазами с наблюдающим. Так что можно считать это ещё одной приятной победой: теперь есть тот, кто готов ради неё на многое, если не на всё. Разве не этого она так желала?

***

Дорогу от покоев принцессы до самой части Слай преодолел за несколько минут. До начала ночной смены оставалось не больше получаса, застать бы Харо, пока тот не слинял.

Говорить с ним особого желания не было. И хотя Слай твердил себе, что тот сам нарвался, но где-то внутри всё равно ныла совесть: как ни крути, а повёл он себя дерьмово, с братьями так не поступают.

Да и Твин ясно дала понять, что без Харо она никуда не пойдёт, и, смерг их всех раздери, она чертовски права. Со смертью других ещё можно как-то смириться, но тащить на себе груз вины за смерть брата он точно не готов.

Сорок Восьмой обнаружился на тренировочной площадке, со скучающим видом стреляющий из лука по мишеням. Слай для начала зашёл в загон, осторожность не помешает: стражники наверняка следят за ним, даже малейшее подозрение, что всё это время он был вне части, могло привести к серьёзным проблемам.

Сбросив маскировку, он немного подождал, пока откат чуть отпустит, и отправился на площадку. Может, Харо и заметил его, но виду не подал. Натянув тетиву, он небрежно выпустил стрелу, что, тонко просвистев, вонзилась в самый центр мишени.

Понаблюдав недолго за ним, Слай прочистил горло:

– Где лук откопал?

– Старшая подсуетилась, – ответил не сразу, неохотно, будто делал одолжение.

Ну хоть не послал. Может, не всё ещё потеряно.

Харо снова натянул тетиву и выстрелил. Свист. Мягкий треск. Хист не использует, так, баловство, держит себя в тонусе.

– Слушай, братишка, разговор есть, – наконец решился Слай.

– Так братишка или выродок? Определись уже, – опять свист, стрела врезалась в мишень, задрожала.

– На меня ты можешь дуться сколько влезет, но я здесь из-за Твин.

Сорок Восьмой застыл с поднятым луком:

– А что с Твин?

– Ты когда в последний раз с ней вообще разговаривал? Видел, что с ней происходит? – упрекнул его Слай, скрестив руки на груди. А что? Лучшая защита – это нападение, как говорил Седой. – Или, кроме принцессы, тебя больше никто не интересует?

Тетива жалобно зазвенела, свист стрелы наверняка услышали даже в загоне. Мишень взорвалась, щепками разлетевшись по сторонам. Харо резко повернулся к нему, и в черноте глазниц недобро блеснуло:

– Ты, часом, ничего не спутал, придурок? Как думаешь, может, это она из-за тебя всё-таки?

Да уж, кажется, перестарался. Слай примирительно улыбнулся:

– Ладно-ладно, ты прав. И тогда был прав. Доволен? Я даже готов извиниться, если хочешь.

– Срал я на твои извинения, – отшвырнув лук, Харо сплюнул. – Прибереги их лучше для Твин.

– За это можешь не волноваться, мы уже поговорили. Потому я и здесь, вообще-то.

Лицо Сорок Восьмого удивлённо вытянулось, если вообще можно было назвать это выражение удивлением. Череп ещё больше оскалился, глазницы округлились.

– Вы помирились?

Слай самодовольно кивнул:

– Даже очень помирились.

Недоумение быстро стёрлось с лица друга, он равнодушно пожал плечами и отвернулся.

– Харо, мать твою, можешь хоть раз меня нормально выслушать? – Слай начинал злиться. И вот как с ним вообще разговаривать?! – Хотя бы ради неё.

– У тебя ровно минута.

Скрипнув зубами, он попытался успокоиться. Шестьдесят Седьмой то и дело твердит, что с самками очень непросто. Чёрт, да самая сварливая из них и то лучше этого засранца! Быстро оглядевшись по сторонам, Слай подошёл ближе, понизил голос:

– Мы в жопе, братишка. Все трое. Нужно сваливать отсюда, да побыстрей.

Сорок Восьмой недоверчиво фыркнул.

– Нет, ты всё-таки дослушай. Седой ещё в терсентуме меня в Перо завербовал. Я это узнал уже после, когда повёл принцессу на встречу с Севиром. В ту ночь, помнишь?

– Ну… Допустим.

– Так вот, есть причина валить отсюда как можно скорее. Всё рассказать сейчас я не могу, просто поверь мне на слово, как брат брату. Да, знаю, я налажал, но сейчас не до обидок. Речь идёт о наших жизнях, понимаешь? Мы можем сбежать в Перо, там уже Керс, и нас тоже примут, я уверен.

– В смысле – там Керс?

– Да в прямом! Оказывается, они ещё осенью его освободили. Так что, брат, нам есть, куда податься. Я уже всё обдумал, последнее слово за тобой. И хер бы с твоей упёртостью, подумай о Твин. Погибнет же…

Испытующе посмотрев на него, Харо угрожающе оскалился:

– Если это шутка такая, я тебе язык вырву и в твою же жопу засуну, всосал?

– Чёрт, да я серьёзно! – Слай раздражённо поднял глаза к небу. – Ну вот сам подумай, мы будем на свободе, вчетвером, как раньше. Можешь со мной хоть вообще не разговаривать, но что насчёт остальных? Они же твоя семья. У нас появился шанс снова быть вместе, и мы не должны его упустить.

Харо молчал. Молчал довольно долго. Слай представил, как у того в голове со скрипом крутятся заржавевшие шестерёнки, что в тех часах, однажды найденных в Пустошах Керсом. Правда, починить их полностью у него так и не вышло, может, хоть с этим вот не всё потеряно.

– Чёрт, не тупи, Харо! Что тебе здесь вообще ловить? Или охота девчонку сторожить до самой деструкции?

При её упоминании Сорок Восьмой как-то подозрительно опустил глаза. Смерговы потроха, этого ещё не хватало!

– Постой, братишка, ты что, залип на неё?! – Слай изумлённо присвистнул. – Скажи мне, что я ошибаюсь!

– Не твоё дело!

– Ты вообще в своём уме, дружище?! Ежа тебе песчаного в зад! Нашёл, в кого!..

– Я же сказал! – прорычал Харо, но тут же запнулся, смекнув, что выдаёт себя с головой. – Ладно, я с вами, задрал уже. Только дай мне пару дней.

Усмехнувшись, Слай похлопал друга по плечу:

– Ну вот и отлично. Уходим сразу после праздника, так что времени тебе хватит.

Харо подобрал лук, задумчиво покрутил его в руках и обернулся.

– Не знаю, кто тебя так, – он кивнул на ещё не заживший синяк под глазом, – но, похоже, сработало: наконец-то мозги на место встали.

– Ага, – Слай скривился, – выдали волшебную пилюлину… Умник, мать твою!

Глава 7

За окнами кареты медленно проплывали свежевыкрашенные фасады домов, торговые лавки и закусочные, пестреющие гирляндами бумажных цветов. Простолюдины в бесцветных одеждах скромно жались к краю тротуаров, дамы в вычурных убранствах горделиво шествовали под руки с такими же вычурно разряженными кавалерами. Но стоило взглянуть отстранённо, поверх них всех, сразу становилось заметно, насколько обезличивает толпа, отнимает статус и обесценивает роскошь, смешивая краски в поток живой реки, стремительно стекавшейся к Центральной площади, где ожидалось выступление короля. По традиции, после высокопарных речей и очередных обещаний лучшей жизни, прямо в толпу выбрасывались десятки тысяч золотых. И, очевидно, даже представители благополучных слоёв общества не брезговали щедростью монаршей длани.

Ровена задумчиво рассматривала витрины и окна, воображая себя на месте дочери какого-нибудь купца, чтобы хоть как-то справиться со своей тревогой. Вот она в лёгком платье и в забавной шляпке с атласной лентой спускается в кофейню, украшенную длинными вазонами с разноцветными петуниями; занимает свободный столик и, наслаждаясь ароматным чаем со свежей сдобой, с любопытством наблюдает за прохожими. А после, взяв под руку приятельницу-соседку, прогуливается по мощёным улочкам, вдыхает аромат цветов и сплетничает о каком-нибудь кавалере, настырно требующем её сердце и руку в придачу.

От такой картины на душе стало вдруг тепло и уютно. Ровена даже почувствовала лёгкий укол зависти к сверстницам, живущим размеренной и беззаботной жизнью, не знающим страха и бессонных ночей.

Кортеж продвигался до безобразия медленно из-за бесчисленных желающих пополнить свой карман парой монет или хотя бы одним глазком взглянуть на королевскую семью. Дорога, на которую в иной раз понадобилось бы не больше пятнадцати минут, сегодня заняла около часа.

Кузины не умолкали ни на минуту, перемывая косточки каждой фрейлине. Как бы ни раздражала Ровену их болтовня, она всё же старалась прислушаться к ней, желая отвлечься от предстоящего, но поджилки предательски тряслись, а мрачные мысли то и дело заставляли воображение рисовать самые ужасающие картины, где дядя застаёт её с уруттанцами, обвиняет в заговоре против короны и приказывает немедленно казнить.

План Максиана, казавшийся таким безупречным, теперь словно трещал по швам, как ветхая сорочка, полвека пролежавшая в сырой каморке.

И наконец, спустя вечность, кортеж остановился. На площади воцарился настоящий хаос: бурные крики и аплодисменты, ржание коней и не прекращающийся ни на минуту галдёж терзали и без того воспалённый от тревог и недосыпания разум Ровены.

Кучер услужливо открыл дверцу кареты, а алые львы принялись бесцеремонно разгонять назойливых зевак, освобождая дорогу королевской семье. Пропустив кузин вперёд, Ровена нерешительно спустилась на мостовую и огляделась. Ей сразу же бросилась в глаза синяя вывеска в форме капли. Так вот почему Максиан выбрал «Сапфировую Слезу»: она находилась чуть ли ни в пяти шагах от кортежа. Но без Семидесятого даже эти пять шагов казались бескрайне длинными километрами.

С натянутой улыбкой Ровена последовала за кузинами, рассеянно кивая и помахивая рукой приветствующей их толпе. Пятьдесят Девятая не отставала ни на шаг. Как бы случайно замешкав, Ровена поравнялась с осквернённой и незаметно для других дёрнула её за рукав:

– Видишь синюю вывеску? Нам нужно туда.

В ответ та коснулась запястья пальцами, заверяя, что всё поняла.

Площадь пестрела уже успевшими намозолить глаза гирляндами и бумажными фонарями; толпа живым морем колыхалась у высокого парапета в ожидании начала торжества. Гомон заполонил весь мир и невидимым потоком проник в каждую клетку тела, заставляя Ровену ещё больше дрожать от волнения.

Юстиниан с важным видом поднялся на сцену, и толпа с новой силой взорвалась восторженными криками. Королева прибрала подол бархатного платья и бабочкой запорхала вслед за мужем. Манто из куньего меха, выкрашенное в тёмно-зелёный, переливалось на солнце чистейшим изумрудом. Остановившись рядом со своим супругом, она небрежно вскинула руку, приветствуя свой народ. Корнут с Максианом неподвижно застыли позади монаршей четы в ожидании начала торжественной речи.

Кузины выхватили из рук служанок корзины с тепличными розами и поспешили следом за родителями, со слащавыми улыбками швыряя цветы в толпу. В ответ та наградила их аплодисментами и восхищёнными возгласами.

Ровена приняла такую же корзинку и неуверенно поднялась к родственникам. Рассеянно разбрасывая розы, она пыталась справиться со стремительно нарастающим беспокойством: до речи Юстиниана оставалось совсем чуть-чуть. Если получится сбежать сразу, в её распоряжении будет около получаса. Нужно проделать всё естественно, не вызвав ни малейших подозрений. Но получится ли?

Канселариус вышел вперёд и, вскинув руку в приветствии, с чувством и расстановкой принялся повторять уже затёртую до дыр, но ставшую традиционной для праздника легенду об основании первого города Прибрежья.

Мысли Ровены метались, будто рыбки в пруду, напуганные камешком, брошенным проказливым мальчишкой: каждая минута сейчас дорога, если опоздать, уруттанцы никогда не согласятся встать на её сторону, а раз уж Максиан посчитал важным заручиться их поддержкой, значит, так оно и должно быть, и подводить его нельзя ни в коем случае!

От переживаний закружилась голова, бросило в жар. Она стянула лайковую перчатку и дрожащей рукой смахнула со лба проступившие капельки пота.

– Что с тобой, Ровена? – королева недовольно нахмурилась.

Какая удача! А ведь более подходящего момента может и не наступить.

– Что-то мне нездоровится, тётушка, – она попыталась сделать голос как можно слабее и в подтверждение своих слов пошатнулась, грозя рухнуть прямо посреди сцены. Пятьдесят Девятая ловко подхватила её под руку, словно почуяв, когда нужно подыграть.

Королева недовольно скривила губы:

– О боги всемогущие! Только этого мне и не хватало! От тебя сплошные неприятности, Ровена, – она повернулась к стражнику. – Отведи принцессу к экипажу и принеси ей воды.

Получилось! Последнее, чего хотела бы видеть тётка – бухнувшуюся в обморок племянницу прямо на глазах у всего города. Дать лишний повод для насмешек для королевы – хуже пары лишних килограммов, осевших на боках после Зимней Недели.

Лаура что-то шепнула Юстиниану. Тот, окинув Ровену подозрительным взглядом, нехотя кивнул, и стражник, взяв её под руку, помог спуститься вниз.

Полдела сделано. Теперь оставалось незаметно проскользнуть в гостиницу.

– Возвращайтесь назад, – обратилась она к гвардейцу, забираясь в карету, – Со мной всё будет в порядке. Видимо, я что-то не то съела на завтрак.

Алый лев немного поколебался, но, глянув на Пятьдесят Девятую, решил, что такой охраны будет более чем достаточно, и поспешил вернуться к своему правителю.

Накинув на голову капюшон, Ровена плотнее запахнула пальто и огляделась по сторонам. И только убедившись, что никто на них не смотрит, она тут же бросилась к зданию с выбеленными стенами. Пятьдесят Девятая в один миг оказалась у гостиницы и уже услужливо держала дверь нараспашку.

На входе их встретил пожилой лакей. Наградив посетительниц скупым поклоном, вопросительно уставился на Ровену.

– У меня назначена встреча с господами из Южного Мыса, – сообщила она. – И они весьма нетерпеливы.

Услышав кодовую фразу, старик молча запер дверь на массивный засов и повёл их к лестнице:

– Прошу, госпожа. Второй этаж, третья дверь справа.

Тесная лестница заскрипела под каблуками. Старые ступени, стёртые подошвами сотен посетителей, замелькали перед глазами почти сплошной полосой – нельзя терять ни минуты.

– Жди меня здесь! – приказала она Пятьдесят Девятой, остановившись у указанного лакеем номера.

– Не положено, госпожа, – запротестовала та. – Я не могу оставить вас наедине с ними – это приказ Восемьдесят Третьей.

Для спора времени не было. Глубоко вдохнув, Ровена толкнула дверь. Комната встретила её полумраком, в нос ударил запах спиртного и едва уловимый цветочный аромат благовоний.

За круглым столиком сидели двое, почти ничем не отличающиеся от жителей столицы: жилеты поверх сорочек, брюки, начищенные до блеска туфли. Разве что волосы и бороды не по моде длинные, но назвать их дикарями язык бы не повернулся.

При её появлении тот, что помоложе, пригласил занять свободный стул. Пятьдесят Девятая замерла у входа, готовая в любой момент защитить свою госпожу.

– Рад встрече, принцесса, – акцент сильный, каждый звук произносит отчётливо, грубовато. – Моё имя Альмод. Я вождь Серебряного Когтя, прославленного племени народа Урутта. А это Орм, шаман, избранник Великой Матери.

Старик медленно кивнул, не сводя с Ровены ясных как летнее небо глаз.

– Не будем терять время, господа, – она опустилась на самый краешек стула. – У меня его очень мало. Как видите, я здесь, и этого достаточно, чтобы вы убедились в серьёзности моих намерений.

– Ошибаешься. Это говорит только о твоей смелости, девочка, – оскалился молодой вождь. – Не забывай, мы не твои подданные, и если тебе нужна наша помощь, то убеди нас в этом.

– И каким же образом? – возмущённо вскинулась она.

Неотёсанный мужлан! Да ему самому не дашь больше двадцати, а воображает о себе не пойми что! Но про себя всё же отметила, что молодой вождь вполне мог называться привлекательным, если подстричь волосы и сбрить бороду.

– Мне нужна капля твоей крови, – шаман положил на стол кинжал и двумя пальцами подтолкнул его вперёд. Оружие с неприятным скрежетом заскользило по столешнице прямо к Ровене.

За спиной тихо скрипнула половица. Оглянувшись, Ровена предупредительно покачала головой. Пятьдесят Девятая, готовая осадить зарвавшихся дикарей, остановилась, впившись в лицо молодому нахалу грозным взглядом.

Альмод хмыкнул себе под нос и скрестил руки на груди.

– Что ж, если это так необходимо, – Ровена взяла кинжал и поднесла лезвие к пальцу.

Когда из тонкого надреза показалась кровь, она протянула руку шаману, гадая, что же будет дальше. Тот, подобрав лезвием несколько рубиновых капель, поднёс кинжал к губам и лизнул сталь. На секунду Ровене показалось, что его глаза вспыхнули, но стоило моргнуть, и иллюзия тут же рассеялась.

Шаман откинулся на спинку стула, его лицо помрачнело, взгляд стал отсутствующим. Молодой вождь внимательно наблюдал за ним, не произнося ни слова.

– Я вижу дремлющего короля на твоём пути, – заговорил Орм. – Вижу, как тьму освещает серебряная луна твоей судьбы. Ты идёшь по верной дороге, принцесса. Тебя ждут слава и почести, но на самой вершине тебе суждено быть низвергнутой прямо в бездну. Нить твоей жизни прервёт клинок в руке танаиш.

Ровена напряжённо впилась пальцами в гладкую поверхность стола:

– Кто такой Танаиш?

– Вы, прибрежцы, зовёте их осквернёнными, – пояснил вождь, не сводя глаз с шамана.

Как такое возможно? Неужели она, достигнув цели, погибнет от руки тех, за чью свободу боролась? Верить в это не хотелось, но интуиция почему-то подсказывала, что шаман не лжёт. В конце концов, в чём выгода дикарю обманывать?

– Кто он? Знакома ли я с ним?

Орм медленно склонился вперёд и, многозначительно посмотрев в сторону Пятьдесят Девятой, хрипло прошептал:

– Он близко, принцесса. Настолько близко, что ты даже можешь почувствовать за спиной его дыхание.

В груди Ровены похолодело, и она с трудом поборола желание оглянуться. Неужели он имеет в виду Пятьдесят Девятую? Выходит, рядом стоит её будущий палач, а она даже не подозревала об этом? Что же такого произойдёт, раз та посмеет поднять руку на свою госпожу?

– А возможно ли изменить свою судьбу? – Ровена не смогла скрыть предательскую дрожь в голосе.

Шаман загадочно улыбнулся:

– Тебя ждёт твоя корона, девочка. Иди же к ней смело и не оборачивайся. Только не забывай: твоя смерть также будет идти рядом. Возвращаться назад уже поздно, но ты можешь предотвратить беду, если хватит на это духу.

Внутри Ровены нарастал гнев и обида на ещё не произошедшее: её предадут те, ради кого она готова пожертвовать собой. Чувство чудовищной несправедливости вцепилось в горло когтистой лапой, на глаза даже навернулись слёзы.

Нет, нужно держать себя в руках! Нельзя выказывать свою слабость ни перед этими двумя, ни тем более перед Пятьдесят Девятой. Неизвестно ещё, что она слышала и догадалась ли, о чём речь.

За окном площадь взорвалась оглушительными криками: громче всего народ приветствовал королевское золото.

– Госпожа, нам пора возвращаться, – послышался голос телохранительницы.

Ровена собралась с мыслями и строго посмотрела на молодого вождя:

– Что ж, я выполнила все условия. Теперь ваша очередь, господа. Вы готовы стать мне верными союзниками?

Вождь прочистил горло и поднялся из-за стола:

– Ты обещала нам Наутикские Равнины, – не вопрос, утверждение.

– Вы всё верно поняли. Равнины, а также признание уруттанцев полноправными резидентами Прибрежья. Также я обещаю вам неприкосновенность со стороны королевской армии, но вы в свою очередь прекратите разбои и грабежи.

– Справедливое требование, – согласился вождь. – Что ж, жди наш ответ через два дня.

– Надеюсь, вы примете верное решение, – стараясь скрыть разочарование, Ровена повернулась к двери и, встретившись взглядом с Пятьдесят Девятой, невольно вздрогнула.

«Нет! Прочь сомнения и страхи. Что бы ни произошло, я всё равно буду идти к своей цели. И ни ты, ни эти неотёсанные мужланы не сможете помешать мне.»

Пусть себе думают, сколько душе угодно – не велика потеря, если откажут! Она и так сделала всё, чтобы они согласились, чуть ли не раскланиваясь перед ними. Чего ещё им не хватает?

Лакей поспешил отодвинуть засов, дверь с тихим скрипом приоткрылась и морозный воздух тут же ударил в лицо. Пятьдесят Девятая быстро оглядела улицу:

– Всё чисто, госпожа.

Ровена смогла облегчённо выдохнуть, только когда уселась на мягкое сиденье кареты. Кажется, их отсутствия никто не заметил. Она справилась! У неё получилось! Теперь она точно может гордиться собой. Во всяком случае, Максиану не в чем будет её упрекнуть.

Но радоваться у Ровены почему-то не очень получалось. Она всё никак не могла перестать думать о словах шамана. А если он ошибся? Или солгал? Интересно, увидел бы он её гибель, будь кто-то другой на месте Пятьдесят Девятой? И смог бы определить наверняка, кто именно для неё опасен?

Всё это казалось каким-то невероятным совпадением… Но совпадением ли? А что, если само Мироздание на её стороне? Что, если это не случайность, а предупреждение, подсказка? Разумно ли пренебрегать ей?

Пожалуй, лучше прислушаться к предсказанию. Не зря же Максиан упомянул, что шаман пользуется уважением среди своих сородичей: не бывает дыма без огня. И если есть хоть малейший риск, что Пятьдесят Девятая станет её палачом, нужно исключить его.

Жизнь девчонки или её собственная? Не такой уж сложный выбор, если быть честной с собой. Правильно ли это? А какая разница! Любой поступил бы так же на её месте, и пусть хоть кто-нибудь посмеет осудить её за это!

Но нужно быть осторожной. Внезапная гибель девчонки непременно вызовет возмущение среди королевских скорпионов. Нет, действовать нужно иначе, хитрее. Лучше избавиться от неё чуть позже, например, в Опертаме или на Тракте, чтобы всё выглядело случайной гибелью. Сейчас же очень важно удержать доверие осквернённых, его и так не просто было завоевать. Что ж, к счастью, пока ещё есть время всё тщательно обдумать.

***

Всю дорогу от гостиницы Орм прокручивал в голове увиденное при встрече с принцессой. Перед глазами продолжала пульсировать тьма, чьё дыхание ощущалось едва ли не кожей.

Ошибся ли он, полагая, что гроза ещё далеко? Или она настолько сильна, что чувствуется даже на расстоянии времени? В этот раз Мать позволила увидеть больше, но однозначного ответа так и не дала, зато теперь он точно знает, кому принадлежат зелёные глаза из видений.

Зацепка есть, и не одна. Возможно, со смертью танаиш удастся остановить разрастающуюся тьму или хотя бы ослабить, выиграть побольше времени.

Непроста она, эта танаиш, он сразу почуял в ней Путь. Душа старая, с глубоким шрамом, такие возвращаются для чего-то особенного. Она опасна – Мать явно на это указала. Остаётся надеяться, что принцесса прислушается к его словам и вовремя избавится от несчастной. Так он убьёт двух псов одной стрелой: без танаиш девчонке не видать трона как собственных ушей, а значит, и тьма останется там, где ей и место.

– Может, объяснишь наконец, что всё это было? – Альмод свысока посмотрел на стражника у ворот, от скуки переминающегося с ноги на ногу, и повернулся к шаману. – Что, гиены тебя задери, ты ей наплёл?

Орм пригладил рукой бороду и усмехнулся в ус:

– А я всё гадал, когда ты спросишь.

– Ну вот, я спросил.

Мысленно кляня тесную одежду горожан, Орм размял плечи и выудил из седельной сумки флягу. Горло привычно обожгло: крепкий же арак готовит Сауг!

Молодой вождь бросил на него нетерпеливый взгляд.

– Так нужно, – ответил Орм.

– Ты нарушил закон Великой Матери! Предупредил девчонку о грядущей смерти!

– У меня не было выбора, Альмод. За это я ещё поплачусь, не сомневайся, но всё ради нашего же блага. Тем более, я сказал ей далеко не всю правду.

– Ты ещё и солгал! – Альмод хлопнул себя по лбу и, вырвав флягу из его рук, сделал большой глоток. – Играешь с огнём, шаман! Как бы все мы не поплатились за это.

Орм удручённо покачал головой:

– Даже все жизни уруттанцев вместе взятые – жалкая плата, если удастся остановить демона Калайхара.

– Неужели всё так плохо?

– И не сомневайся, сын Гарда. Я чую его даже сейчас, вне видений. Быть может, потому что мы рядом. Уверен, Мать намеренно привела нас сюда, а значит, хотела, чтобы всё так и произошло.

– Так что ты видел, Орм? Я должен знать, к чему готовить свой народ.

Мальчишка не понимает: сколько ни готовься – бесполезно. Никому не ведомо, что это за тьма и как остановить её.

– Я видел океаны крови и языки огня до самых небес, охватывающие всё живое. Но это только образы, Альмод. Так говорит со мной Великая Мать, чтобы мой никчёмный разум осознал весь ужас грядущего.

Вождь снова отпил и вернул почти пустую флягу:

– Что ж это получается, мы в полной заднице, да?

– Увидим в свой час. Так что ты решил с принцессой?

– А пёс её знает! Она что, и вправду займёт трон?

– Должна была, – признался Орм, – но сейчас ответить сложно. Мне пришлось вмешаться в грядущее, а это должно изменить предначертанное. Если, конечно, девчонка сделает всё, как надо.

Альмод задумчиво поскрёб бороду и, поёрзав в седле, пожал плечами:

– Даже если она не станет королевой, что нам до этого? От демона ведь не спрятаться на Равнинах?

– От него даже у северян не спрятаться, разве что оттянуть верную гибель. Бежать некуда, Альмод, но, если всё пройдёт, как я задумал, на наш век спокойствия хватит, и внукам ещё достанется.

Вдалеке показалось облако пыли: к ним быстро приближались двое всадников. Один из них поднял в приветствии руку.

– Нам пока нельзя ссориться с Пером, – Орм махнул им в ответ. – Мой тебе совет, сын Гарда: прими её предложение, а дальше видно будет. Отступить всегда успеем.

Молодой вождь хотел что-то возразить, но умолк, покосившись на приближающихся танаиш.

– Ну как всё прошло? – Севир натянул поводья, останавливая разгорячённого галопом жеребца.

– Нормально, – отозвался Альмод и, не желая, видимо, обсуждать встречу, сидя в седле, пришпорил коня.

До лагеря было рукой подать, и через четверть часа они уже шли к походной палатке, чтобы наконец избавиться от нелепой одёжки горожан. И пока они переодевались, Севир разложил у костра нехитрую снедь.

– Ну что скажете? – он с любопытством посмотрел на Альмода, молча жующего вяленое мясо с пшеничной лепёшкой.

– Даже не знаю, – признался тот. – Как-то не верится ей. Обманет и глазом не моргнёт.

Видимо, терпение Севира было на исходе. Зло сплюнув, он оскалился:

– Я тебя ещё уговаривать должен? Чего тебе не хватает?! Девчонка вам земли предложила, считай, задаром. Не факт, что вы вообще понадобитесь, а ты носом тут крутишь, цену себе набиваешь, что та целка.

– Придержи свой поганый язык, танаиш! – подскочив, Альмод швырнул в огонь недоеденный кусок мяса. – Радуйся, что я с тебя за Ауд ещё не спросил, арйшана кха лагхат!

Клык с угрожающим рычанием поднялся. Орм насторожённо наблюдал, как из пальцев осквернённого медленно вырастают огромные чёрные когти. Да этот разорвёт их на клочки и даже глазом не моргнёт, даром что Альмод один из лучших воинов племени.

– А ты давай, спроси, сосунок! Ну же! – давно Орм не видел гнева Севира. – Спроси, чего мне стоило хоронить её вместе с собственным чадом, так и не увидевшим мир!

– Ты должен был оберегать её, ублюдок! – Альмод потянулся к топору на поясе.

Севир, обычно сдержанный, с пренебрежительной лёгкостью пропускающий колкости молодого вождя, теперь почти посерел от гнева. Кулаки сжаты, в глазах ледяная ярость. Вот-вот случится непоправимое.

Орм тяжело поднялся:

– Нет виновных в смерти твоей сестры, Альмод! Прими это и отпусти уже, наконец! Даже твой отец не винил Севира. Это был её выбор – выходить на охоту в одиночку.

– Ушам своим не верю! – Альмод презрительно сощурился, посмотрев на шамана. – И это говоришь ты, Орм?!

– Неважно, из чьих уст звучит правда! – он опустил руку молодому вождю на плечо. – Вспомни, о чём я тебе говорил всего полчаса назад. И повзрослей, наконец, твоё поведение должно быть достойно вождя.

Клык, готовый разорвать любого, кто посмеет приблизиться к его командиру, не сводил глаз с искажённого яростью лица Альмода. Севир молчал, поджав губы и грозно сверкая глазами.

– Мы вам не враги, – напомнил ему Орм. – Будь хоть ты умнее.

– Не было и дня, чтобы я не сожалел о случившемся, – прорычал тот. – Не было ни одной ночи, когда бы я не видел её во сне. Насрать мне, что ты там себе думаешь, сопляк, а я уже заплатил за её смерть сполна. Мой долг выплачен целиком и полностью, а ты плюёшь мне в лицо после того, как я спас ваши шкуры, рискуя жизнями своих людей. И такова твоя благодарность, юный вождь?

Похоже, наконец до Альмода дошло, и ярость на лице медленно сменилась скорбью.

– Ауд заменила мне мать, – тихо произнёс он, возвращаясь на своё место у костра.

– Я знаю, – на удивление быстро поборов злость, Севир сел рядом. – Мы все виним себя в произошедшем, но этим её не вернуть. У меня мало времени, Альмод. Мне осталось недолго, но перед смертью я хочу видеть, как сраный Легион пылает ярким пламенем со всеми проклятыми магистрами и плётчиками. Умирая, я хочу знать, что мой народ обретёт свободу. И буду честен с вами: крови нам не избежать! Когда я говорил, что ваши топоры не понадобятся, я кривил душой – ещё как понадобятся. Но знай: куда бы вы, уруттанцы, ни бежали, пожары с городов всё равно перекинутся на ваши юрты, можешь даже не сомневаться!

– Что я должен сделать?

– Собери всех, кого сможешь, и приведи в Исайлум. Женщины и дети будут там в безопасности, до них не доберётся ни королевская армия, ни Легион. Нам нужно как можно больше воинов на случай, если знатные всё-таки начнут проливать кровь осквернённых. Пойми ты, плевать мне, кто нацепит на голову корону. У меня свои цели. Я бы и без принцессы предложил вам союз, но Перу нечего дать взамен, а так у вас появится хоть небольшой шанс на спокойное будущее. Она сдержит слово, вот увидишь! Как я и обещал, мы обязательно напомним девчонке, кому она обязана своей короной, если вдруг забудет о договоре.

Альмод задумчиво уставился на потрескивающий огонь.

Да, решение не из простых, но другого выбора у них нет. Не восстание, так тьма Калайхара уничтожит всё, что было дорого. Время бездействия осталось в прошлом, уже не получится тихо сойти с дороги и наблюдать за происходящим с обочины.

– Это и наша война, сын Гарда, – произнёс Орм. – Рано или поздно нам придётся вмешаться. Уруттанцы всегда встречали опасность лицом к лицу, а не трусливо бежали с поджатыми хвостами.

– Будь по-вашему, – сдался Альмод. – Мы принимаем предложение твоей принцессы, Севир. Я соберу людей и отправлюсь на поиски других племён. Не могу обещать, что все последуют за нами, но сделаю всё, что в моих силах.

Севир добродушно похлопал молодого вождя по спине:

– Правильное решение, друг. Тряхнём хорошенько этих зажравшихся господ. Пора бы им и честь знать.

Глава 8

Второй раз в Слай оказался в городе, и если это место всегда так же безумно, как сегодня, пожалуй, не так уж и плохо провести всю жизнь в терсентуме. И хотя было в этом хаотичном смешении красок и шума что-то чарующе-притягательное, но от сотен мелькающих лиц кружилась голова, и казалось, этот нескончаемый бурлящий поток того и гляди поглотит его.

Люди толкались, кричали, смеялись, спорили, и Слай, стоя всего в шаге от кипящей реки жизни, чувствовал себя ещё более чужим.

Непривычнее всего было то, как на него глазели. Лиц он не запоминал, а вот взгляды прямо врезались в память: презрение, брезгливость, иногда угадывался страх, несколько раз неожиданно для себя он подмечал сочувствие и даже дружелюбие, но подобное можно было по пальцам пересчитать.

На пару с Шустрым они стояли так уже несколько часов. Королевский кортеж ещё не прибыл, но, судя по нарастающей суете, празднование вот-вот начнётся. Им было приказано следить, чтобы на площадь не протащили оружие, да и в просто поддерживать порядок – нарушителей и буянов нужно было скручивать и передавать полицейским для разбирательства. Работы было не то чтобы невпроворот, но ещё с ночи налакавшихся хватало. Народ гулял, праздновал, но если кутила какой никого не трогает – пусть себе ходит-шатается, кому какое дело.

Привезли их сюда ещё на рассвете. Несколько часов они изучали расположение улиц и проулков, получали инструкции от начальника гвардейцев, а уже потом каждый занял свои позиции. Главный проспект кишел львами, ожидающими прибытия королевской семьи, две остальные улицы охранялись скорпионами, а на верхних этажах домов дежурили стрелки, готовые в любую секунду превратить злоумышленника в песчаного ежа.

– Смотри, какая зверушка! – напротив остановилась компашка свободных, немногим старше самого Слая. – Редкая особь, из скорпионов!

– Как ты это определил? – миловидная девица с пышной грудью и пухлыми губками недоверчиво сощурилась, разглядывая Слая.

– Видишь номер? – хлыщ с прыщавой мордой подошёл ближе и едва не ткнул пальцем Слаю в бровь. – Когда одни цифры – значит, скорпион. Если рядом буквы – перед тобой ординарий. Сервусам к аббревиатуре места рождения ещё добавляется «S».

Слай стиснул кулаки, с трудом удерживаясь от соблазна сломать умнику руку. Жаль только, пока нет повода: сегодня как раз тот редкий случай, когда дозволено навалять свободному без последствий.

Приблизившись, девица принялась с любопытством рассматривать его клеймо:

– А ведь верно, у него только номер.

Слай заглянул ей в глаза, отчего она застыла на мгновение, видимо, не ожидав такой наглости, но после, сообразив, что перед ней не кусок мяса, а вполне разумное существо, смущённо покраснела и отошла подальше.

– Интересно, а что он умеет? – вторая девчонка, с большими синими глазами, посмотрела на своего спутника.

Тот отпустил её руку и, брезгливо скривившись, вальяжно подошёл почти вплотную:

– Эй, ты, семёрка с нулём, покажи даме какой-нибудь фокус.

Слай окинул говорившего оценивающим взглядом: здоровый, даже сквозь пиджак заметен рельеф бицепсов. Взгляд нахальный, уверенный, наверняка любитель помахать кулаками.

– Лу! – одёрнула его синеглазка. – Нельзя быть таким грубым!

– С кем? – удивился он. – С ним, что ли? Может, мне ещё перед бездомными шавками расшаркиваться?