Юность Богов. Книга первая: Огненная Чаша бесплатное чтение

Символ Чаши с давних времен является утверждением Служения. В Чашу собирают дары Высших Сил. Из Чаши дают. Символ Чаши означал всегда самоотвержение. Несущий Чашу есть Подвиг Несущий. Каждое высокое деяние может обозначаться символом Чаши. Всё самое высокое во благо человечества нуждается в этом знаке. Сердце Космоса отражается в этом великом символе. Все образы героев духа могут быть изображены как несущие Чашу. Всё Мироздание отражается в Чаше духа огненного. Ведь Чаша имеет в себе все вековые накопления, которые собираются вокруг зерна духа. Как великий символ нужно принять утверждение Чаши в каждодневности. И детей, и молодых нужно приучать мыслить о Чаше. Нужно понять всё многообразие образов великого символа Чаши.

Мир Огненный

Пролог

На одном из Поющих Миров

Мир Краса-той дышал: звенели горы, острые вершины в небо устремляя, – там, в глубокой зелени небес, пылали разноцветных три Светила: Зелёная Звезда, что ярче всех была, Жёлтая сияла рядом с ней, всё наполняя лёгким светом, и Голубое Солнышко плыло, в лазурь окрашивая море. Над лёгким пеньем волн сновали стаи пёстреньких рыбёшек, стараясь шустрых птиц догнать и вместе с ними полетать. А выше распустили паруса под мягким ветра дуновеньем облака; всё негою Любви дышало и томилось, и всё стремилось восславить Светлого Творца.

Свежая волна прохладою плескала, жар каменьев разноцветных охлаждая. На тех камнях сидели двое, их ауры светились сияньем золотым, что ярче Солнц всех было; промеж собой они вели беседу. А камни, досадуя на ласку волн, ловили через шум и звон обрывки разговора, чтобы потом обдумать эту мудрость в тишине.

– Учитель Ра, давай мы создадим такой Красивый Мир, какого не было ещё. Пусть люди в нём живут одною Краса-той, пусть мысли их, слова, дела украсят новый Мир Добра. И чтоб они не знали ни горя, ни страданий, а только радость познавали творенья Краса-той Добра.

– Лада, такое невозможно, – Прекрасной Деве отвечал мудрейший собеседник, – ведь в Мире Яви путь к совершенству через страданья неизбежные пройдёт: способом другим несовершенное не может совершенным стать.

– Но ты же Бог, Творец! Ты можешь ВСЁ! Ведь есть же Высшие Миры, которые ты сотворил, – там дышит всё Добром, и Радость там сияет Краса-той!

– Но это Высшие Миры, которые свой путь через страдания несовершенства уже прошли. И потом… лишь в испытаниях наш дух растёт. Страдания такие даже злом назвать нельзя: они, как тень, что следует за человеком, и, чем светлее человек, тем тень светлее станет.

– Но почему нельзя быть духу совершенным с самого начала, когда творенье Мира началось? Как Совершенное Начало несовершенство породить могло?

– Однако крепкие вопросы ты, Лада, задаёшь. Вот тот Мир, который планетой Фа назвали, с какими мыслями её творили мы?

– Я думаю, о Краса-те и о Добре.

– Сама ты видишь, что планета от этих мыслей далека, хотя все мы: и Ур, и я, и тот же Сатанэль замесом из добрых мыслей делали её. По логике вещей планета совершенной сразу быть должна. Но наши мысли исказились, и несовершенства безобразьем окружились, как только в вещество пространства погрузились. Первоначало, из которого все души сотворились, частичками Огня их породило, а в них потенции его лишь только сохранились, и души те должны теперь их свойства проявить. Тут неволить никого нельзя: изначально все равны и изначально Добром наделены. Но дальше всё зависит от самих себя, от собственных усилий. На то и воля нам к Добру дана. А то, что Злом ты называешь, Добра несовершенство есть.

– Ну хорошо, Учитель, ты знаешь, что на Яви будет наперёд, так почему же сразу Зло грядущее не истребить?

– В основе Жизни лежит Закон свободной воли, который дан Мирам и существам, и преступить его нельзя: насилие Зло новое родит. Душа не может сразу совершенной быть, она должна себя сама в Красоты возводить, на то и мысль, и чувства, и воля ей даны. Насилие к Добру обычно не приводит. И как тут быть?

– Но хотя бы можно Зло смягчить? Страдание есть Зло, а если через Зло идти, от него не сможем никогда уйти.

– От страданий одни ожесточатся, другие же в них радости найдут и в испытаньях силы обретут. А лёгкие пути лишь вниз ведут. Ещё раз подчеркну, что каждая частица бытия, то бишь Монада, первозданный есть Огонь и свойства Абсолюта все имеет, но их ещё ведь надо же развить! Каждая Монада свой выбирает путь: кто вверх идёт, а кто катиться вниз желает: на всё свободная есть воля – таков закон развития всего живого. На стадии разумной действие закона кармы настаёт, когда дух отвечает за все свои дела. И если дух следует закону, то есть правильно живёт, то счастье он найдёт. А страдания лишь как указания для духа – он должен срочно выправить свой путь, свои болячки излечить.

– А если постоянно те духи молодые опекать, их направленье мыслей выправлять?

– Дух так устроен, что вольные просторы – ему родная мать. Корявый, неказистый, он будет шишки набивать, зачем-то лезть на горы и бездны покорять, а если не давать им глупости все эти совершать, то будет дух тот восставать и за тиранов нас считать.

– Но почему им монстрами ходить? Почему их сразу похожими не сделать на Творцов? Хоть это можем сотворить?

Владыка улыбнулся:

– Ты хочешь из существ с животными страстями Творцов Высоких сразу получить? Такого не бывает! Это всё равно, как если бы вот этот камень вдруг начал говорить.

– Но если, Учитель, ты захочешь, он запоёт и даже полетит!

– Да, но лишь до той поры, пока я буду своим сознаньем наделять его. А сознание – энергия Огня, накопленная во многих жизнях и трудах. Закон Вселенной – всё достигать своим трудом, и он один и для людей, и для Творцов!

– Я это знаю, Возлюбленный Владыка. Но разве невозможно изначально труд восхожденья людям облегчить? Чтобы не с чудовищ, грубых и ужасных, свой путь на Яви начали они, а с человеков, подобий наших, которые бы сразу умели думать, чувствовать, любить и Краса-ту творить. И я хочу создать на Яви сразу Мир Любви, Добра, Краса-ты!

– Хорошо, по нашему подобию мы создадим людей, но дальше развиваться придётся им самим.

– Но если с ними вместе жить и им примером высшим быть, тогда они быстрее ум светлый обретут.

– Ну-ну, и что же ты решила?

– На Яви я хочу найти долину, чтоб горы вкруг неё стояли, и воспитать людей до стадии Творцов. И станут люди славить Краса-ту и Бога Солнца – Ра!

Владыка ответно лишь вздохнул; и дальше мысленный их продолжался разговор.

– Пусть будет так – твори свою страну, существ своих такими, какими видишь ты. Чувство Краса-ты мы в сердце вложим им. Учи, воспитывай, расти, а мы же будем помогать, но как только люди оперятся, то сами дальше пусть летят, иначе кармы вихрь тебя здесь вместе с ними засосёт.

– Владыка, хочу задать тебе ещё один вопрос. Начинается с чего творение планеты?

– С создания энергии Ядра или зерна. Необходимо мысленно представить новую планету в подробностях тончайших, а потом окутать мыслеобраз этот энергией Любви, Добра и Краса-ты.

– Учитель, могу ли я хоть чем помочь тебе?

Владыка улыбнулся, устремленью радуясь любимой ученицы:

– Пока ещё не сможешь ты мне помочь. Процесс создания Ядра требует такого напряженья духа от Творца, что во Вселенной нашей лишь единицы могут выдержать его и не сгореть при этом. А вот когда Зерно планеты утвердится, тогда и твой наступит для творенья час.

Долго вели ещё беседу о планете новой могущественный Ра и ученица верная его. Много что ещё поведал Ра ей в эту встречу. Так Он готовил Ладу к грядущей миссии её на Яви, чьё Зерно в пространстве только зарождалось.

В начале Творения

Владыка Ра за дело взялся: возле планеты Лу внедрил Он Мыслеобраз свой о будущем творенье. И закрутил его, всё ускоряя скорость. Мыслеобраза кружение магнитно стало притягивать к себе энергии невиданной огромной силы. Они, как молнии, тянулись к Шару Светлого Огня из всех концов Вселенной, наматывались на него, как нити на клубок, из мыслей Светлых Любви, Добра и Краса-ты, пока в Пространстве не образовался из энергий этих сияющий огромный Шар, подобный Солнцу. И сам Владыка Ра светился от напряжения великого, как сто тысяч ярких Солнц. Современные учёные это посчитали б за «рождение звезды сверхновой». Так начиналась Явь.

Что такое Явь тогда была? Шар яркого Огня, где всё горело, плавилось, бурлило, клокотало, как будто жизнь сама варилась там. Подземные огни шутейно разрывали корочку её земли, вздымали вверх и снова вниз бросали; небо молнии терзали, а громы вниз его осколки обрушали. Здесь, в блеске ярого огня, Материя бурлила, чтоб Дух завлечь в свою любовную игру и терпеливо дожидалась, когда её избранник, любовью распалённый ко всем богатствам форм её, изменит Безпредельности самой и в её горячие объятья попадёт, свободу променяв на прелести её, но там уж будет поздно: затрепещет и в сетях Материи забьётся уловленный любовник страстный и младой, огнь жизни отдавая любовнице своей, теперь тоской одной по Звёздам утешаясь.

А в мире Яви ходили, плавали, летали, а то и вовсе застывали в сонной и ленивой дрёме в тонких оболочках сонмы будущих существ, которые с планеты Лу сюда спустились. Огромный серый шар её – Седая Мать, – отдав все силы молодому Миру, готовилась поспать, кружась вкруг Дочери своей. А та, сияя блеском юной Краса-ты и наливаясь силой молодой, свою грудь подставляла для всех существ, что валом повалили из других Миров, чтоб дальше совершенствовать себя. Некоторые духи, в суровые условия попав, на Лу вернуться пожелали – к Матери родной, но здесь уж не было Огня: жизнь её на Явь вся перешла. Лу мёртвая уже была, и духи, покрутившись там, на Явь обратно возвращались, чтоб восхожденье к совершенству продолжать в условиях суровых.

Для Содружества Миров сейчас важнее не было вопроса, какую оболочку духам дать, кто жизнь свою пытался на Яви начинать. Сама планета Явь из состоянья Навьи выходила, чтоб загустеть и затвердеть, и путь чрез грубую материю пройти – путь яростной с материей борьбы, – так светлое сознанье обрести всем напряженьем духа. И предстояло Высшим Существам, достигшим состояния Духовного Огня, пожертвовать собой, чтоб искру разумения созданьям дать на Яви.

Многие из Духов молодых тогда сюда рвались, чтоб пыл Служенья проявить, но Яви дикий норов всех быстро укрощал; огонь стремленья в них угасал, и обратно возвращалися они в свои Высокие Миры.

Несколько горячих Духов молодых с размаху, закрыв глаза, внедрились в эфирные тела чудовищ тех, которые на Яви появились, желая их к Добру скорей направить, но просчитались: жизнь животная высоких их стремлений оказалась посильней, и когда тех духов выдрали из тел, то время долгое они ещё привычками чудовищ жили, светлое своё сознанье растеряв.

Лада пока что не пыталась на Яви воплощаться и голову она себе ломала, как эту массу духов наделить высоким Разумом Огня. Ей нестерпимо было находиться среди разнузданных вибраций, грубых и жестоких, что боль ей причиняли. Стихии бешено по Яви всей носились, ревя, рыча, ломая и круша и в хаос обращая всё и вся.

Безуспешно их старались укротить, в порядок привести, а Лада лаской их унять пыталась, но ничего не получалось. Ярость бешеных Стихий не ведала предела. И тогда Владыка Ра на Яви оявился в блеске ауры своей, что сияла ярче Солнца, и мощным голосом призвал к порядку и согласию Стихии. Он же мыслеобраз Яви Краса-той высокой укрепил и Явь окутал им, как будто бы в неё впечатал.

И Явь его суровой воле подчинилась: Стихии разделились, построились все духи по ранжиру; земля гранитным поясом сковала Огнь изначальный, что мощь Творцов вобрал, – так суша появилась, а на неё обрушились потоки вод холодных, и в пар горячий окуталась планета. А когда улёгся пар, то океаны заплескались зелёно-голубой водой, россыпь отражая солнечных лучей, радостно игравших с первою волной; а в воздухе поплыли облака, свои выстраивая замки. Из Космоса планета казалась Ладе девчонкой молодой и озорной, что в лёгком сарафане из светлых облаков бежала по космическим просторам и песни распевала про Краса-ту и молодость свою.

Светило дитя своё любило, в небе бережно его водило, тайнам мудрым научая бытия. Так Малышка поняла: ей, чтобы в Краса-те расти, лес и травы надо завести, речек русла провести и ручьям дать звонкий ход, чтоб каждая зверушка, букашка и пичужка пили силу от земли и размножаться тут могли. А ещё Светило ей сказало, чтоб в порядке Мир держать, Краса-ту в нём развивать, здесь Существ ей надо нарожать, что хозяевами станут всей поверхности планеты.

И Явь тогда с мольбой к Ра обратилась: дескать, надобны ей Боги, чтоб в порядке Мир держать, Краса-тою украшать, а она всем будет Мать. И задумались Творцы: как и кем украсить Мир, чтобы Явь доверить им.

Лада первой услыхала просьбу маленькой Планеты и помочь ей возжелала и Ра о том сказала. На что Владыка ей пророчески заметил:

– И пройдёт твой путь на Яви в сотворении людей. Всю себя отдашь ты людям в Жертве вечной и великой, и в трудах тех неустанных станешь Матерью ты Мира. Но для этого придётся много жертвовать собой. Совершишь дела благие, устремишь сердца людские к высшим знакам Краса-ты. И деревья, и цветы, воды, воздух и Огонь – все послужат тут тебе. В Краса-ту Огня войдёшь – так ты счастье обретёшь.

Так самим Владыкой Ра был начертан Ладе путь – в Краса-те его творить, Подвиг Жертвы совершить.

Кольцо Сатургона

(Из Хроники Акаши)

Два Творца глядели, как из глубин бездонной Тьмы пузырём стального цвета всплывает окружённая кольцом из льда, камней и пепла некая Планета, со скрежетом пространство прогибалося под ней.

– Это Сатургон, – сказал Владыка Ра, – гнездо когда-то здесь было Карагота – опора Хаоса в Проявленных Мирах. Интересно, для чего же Карагот его подбросил нам? Похоже, от пораженья к пораженью Карагот становится умней.

– Но Карагот же – Хаос! – воскликнул Сатанэль. – Какой же ум быть может у него?

– Но если даже камень мыслит, то почему же Хаосу не поумнеть? Какую хитрость новую нам Враг готовит? – её бы надо разгадать.

– А что же тут гадать? Сатургон нам нужно уничтожить и не надо голову ломать.

– Не всё так просто, милый Сатанэль, во взаимодействие с системой Солнца Сатургон уже вошёл, и если сейчас его мы уничтожим, то равновесие нарушим, а это к последствиям претяжким приведёт. Мне кажется, пока его в клещи бы надо взять между Ураном и Юпитом и далее бы надо присмотреть.

– Учитель, дозволь за Сатургоном этим мне наблюдать, – Сатанэль сказал. – Явь пока не требует больших хлопот. И потом я лично виноват, что Сатургон в Мир Солнечный пробился. Так что свою ошибку мне надо исправлять.

– Что ж, это будет справедливо, – не сразу Ра с ним согласился и с одобрением на Сатанэля он взглянул: старался его лучший ученик и трудностей он не боялся, навстречу им всегда он рвался. Как только испытания последние на Яви Сатанэль пройдёт, себя проявит истинным Хозяином планеты, так будет он уже творить лишь в Высших сферах Бытия, а испытания на Яви для него пустой формальностью тут станут – вот только малость пусть своё тщеславие с гордыней уберёт.

Яви Властелина Сатургон к себе манил: какая-то загадка в нём таилась, и ему хотелось выяснить, зачем и почему Сатургон вдруг в Солнечной системе объявился. Порой на Сатургон подолгу Сатанэль глядел: неумолимо, даже жадно, Сатанэля Сатургон к себе тянул, как будто звал его и даже снился по ночам, и тайну некую раскрыть он обещал. И Сатанэль не выдержал, коря себя за любопытство, отправился на Сатургон, который нагло, подбоченясь кольцами своими ледяными, плыл по солнечным просторам, их массой злобною давя и дымный оставляя след. Ещё лишь только этот Странник звёздный взгромоздился средь планет, Сатанэль почувствовал, как Явь вдруг напряглась и дух её вскричал: «Ой, холодно мне, больно!» – и, кажется, он даже застонал. До Сатанэля тут дошло, что новая планета вовсе не подарок, а кое-что ещё. И неспроста же этот Сатургон, едва лишь только объявившись, в сражение вступил, Уран и Тулу – на бок положил, а Явь три раза кувыркнул. Да и другим Мирам досталось на орехи, когда красавчик этот средь них орбиту проложил и стал круги свои здесь нарезать и злобою коричневой пространство отравлять, ещё и свист иль визг фальшивый издавать! Вот наглая планета!

Его свирепый нрав решил Властитель Яви изучить, и для чего он Сатургона Дух отправился искать на этой самой вот планете, где рёв и рык, и стон пространство раздирали, и вой тоскливый страх и ужас нагнетали. Отсюда сразу хотелось прочь бежать и никогда здесь больше не бывать! И Сатанэль уже три раза с Сатургона дёру задавал, визжа, как поросёнок, который в драконью пасть попал. И всё же, страхи все преодолев, он снова в Бездну Чёрную полез, в какой-то Зев, который сам Ужас излучал. И вдруг почувствовал, что некогда он здесь уже бывал, и это Чёрное Ничто его как будто узнавало! И это Сатанэля немало напугало.

И ещё вдруг почуял Сатанэль, что здесь, на Сатургоне, он вовсе не чужой, а даже как бы свой, и то, что Духом Сатургона было, с ним пожелало в связь войти, и это Ужасом его теперь не прогоняло, а любопытство возбуждало.

И Сатургон упорно он посещал, с его чтоб Духом выйти на контакт. Пока он понял лишь одно: мир Сатургона создан Тьмой. Но чтобы Тьма свои Миры творила – вот это было диво! И чуял Сатанэль, что Тайна здесь кроется большая, и его всё больше любопытство разбирало, найти той Тайны корень, что явно с мощью спорила Владыки Ра.

– Ты Силу ищешь? – однажды чей-то хриплый Голос проскрипел средь полной Тьмы на Сатургоне. – Так это Я! Не бойся ты Меня! Тебе не сделаю я ничего плохого. А почему? Когда-нибудь тебе я объясню. Тебя давно я поджидаю и потому здесь пребываю, чтоб встретиться с тобой. Одного лишь я желаю – тебе служить и Вселенским тебя сделать Господином!

Здесь Голос смолк, и тишина как будто умертвилась. Сатанэля ужасный страх пробрал, едва живой он выбрался из Мрака и в панике бежал – сам дух его изнемогал. Но по прошествии времён страх у него прошёл, осталось только любопытство: кто это был, кто с ним там говорил, и что за Силу предлагал, и почему его Он поджидал? И любопытство оказалось страха посильней. Хотел сперва поведать Ра о Гласе Сатургона, но почему-то не осмелился сказать. Вдруг захотелось Тайну сохранить – и почему, в конце концов, всё Ра он должен доносить? Пусть Тайна эта пока его лишь будет одного: должны же у него свои быть тайны!

И потому однажды, вновь храбрости набравшись, Сатанэль в Пасть Чёрную полез, чтобы снова Глас услышать Сатургона. Там тишина царила – густая, ледяная, – мощь великая в ней пребывала, на Сатанэля дух давила. И мощь той силы была столь велика, что Сатанэля дух изнемогал, и вдруг, как если бы железными клещами, Тьма его схватила!

– Ты хочешь знать, кто я? – внезапно Сатургона Глас проскрежетал, как если бы кто лист железный яро раздирал. – Я – Тьма и Хаос, что вместе сам Ужас есть! Я – Мощь вселенская, которой равной нет, с которой тщетно Ра сражение ведёт. Весь Светлый Мир его над бездной Хаоса висит на тонкой нити Краса-ты – так, кажется, презренный сей Владыка мощь свою зовёт? Я вижу, ты смущён, и страх тебя берёт, но это всё пройдёт. Так слушай дальше. Могу тебя я Мощью наделить такой, какой и Ра не снилась. Ты станешь столь могуч, что вся Вселенная прогнётся под тобой! Владыкой будешь всех Миров!

От ужаса Властитель Яви испариной покрылся. Едва живой, икнув от страха, Мрак он вопросил: «Ты кто такой?». Скрипучий ржавый голос как будто б ухмыльнулся: «Я тот, с которым Ра сражается извечно и победить не сможет никогда! Тебе я предлагаю нашим стать и нашу Иерархию принять, Царём, Владыкой стать в обмен уменье мыслить дать. Коль предложение моё ты примешь, то Вселенная сама к твоим ногам падёт. В подчинение себе получишь легионы Сил. Вся сила Хаоса в твоём владенье будет. Ты самый умный в Иерархии у Ра, и на что тебе какая-то планета – всего лишь маленький мирок, песчинка жалкая в пространствах Бытия, когда тебе даётся шанс Владыкой стать Вселенной!». И как будто гвозди острые тот Голос вколачивал глубоко в само сознание его. И Сатанэлю воздуха уж не хватало, и мысли все пропали: внутри его как если б Бездна Чёрная открылась, и он уже летел в неё и падал, падал…

– Нам нужен Властелин, нам нужен Чернобог, который Силы Тьмы и Хаоса возглавит и иго свергнет Ра! – свирепо Глас скрипел.

Сатанэль слюну горячую сглотнул – в неё как будто пепел кто насыпал и горло всё забил:

– И что я должен сделать? – он прохрипел в великом страхе.

– То, что делаешь пока. Строй иерархию свою до срока и жди, крепчай и силы нашей набирай, а также в тайны Ра ты проникай. А срок настанет, Чертог твой утвердим мы там, где ты захочешь.

– Но это же не будет скоро, – Сатанэль насилу продохнул, дрожа всем телом и пытаясь сознание своё собрать, которое на части разлетелось, и осколки эти не в силах он был уже поймать.

– Для нас нет времени, есть вечность! – вдруг рассмеялся Голос, как будто железяки забрякали в мешке.

– И всё же я не понимаю, что надо от меня?

А что тут не понять, – железный Голос металлом снова громыхнул. – Ты просто станешь нашим Властелином, Мечом, Копьём Вселенских Тёмных Сил, и к магниту твоей воли вся наша Сила притечёт! С твоим умом и волею такую мощь мы наберём, что над Вселенной власть возьмём!

– Но Ра…

– Какой там Ра? Его давно забыть пора! Ты Вселенной Властелином станешь, и будем мы служить тебе!

«Властелин Вселенной», – эхом сладостным в ушах Властителя планеты жалкой отдалось и даже в пятках отразилось: «Ты Вселенной будешь Властелином, Сатанэль!».

Пред взором внутренним Хозяина планеты неотступно Чёрный Трон стоял и сознание его сжигал – власть Вселенскую Трон обещал – в Нём сила мощная таилась‚ Крылья чёрные над Троном распростёрлись, и Мощи этой не было предела.

– Я силы стягиваю все, чтоб послужить тебе, – Голос в сознании Хозяина планеты свирепо скрежетал.

– Так что я должен сделать? – Сатанэль пролепетал, на Трон уже мечтая взгромоздиться.

– Для начала Явь вырвать у Врага и в Хаос превратить её. А далее посмотрим, как дело у тебя пойдёт. Чёрное Копьё ты Тьмы бери и Ра рази! Краса-ту его ты сокруши! Всё, что хочешь, у меня тогда проси!

– А как я должен Явь крушить? – Сатанэль немало растерялся, сознание кружилося его.

– Раз мыслью можно строить Мир, то мыслью можно и разрушить. Ты только мыслеобраз Зла создай, а остальное сделаем мы за тебя.

Легко сказать, а как его создать? Было над чем подумать тут.

Оглушённый дикой этой речью Сатанэль стоял во Тьме великой уже ни жив, ни мёртв и, как он выполз из Пасти Чёрной, уже не помнил ничего, а только виделось ему одно: на крыльях Тьмы чернейшей, что выросли за ним, над Бездною ужасной он уже парил…

…Не скоро Сатанэль в себя пришёл, а очнувшись, он вдруг тоску великую по Сатургону испытал и, себя в душе коря, вновь отправился на Сатургон, желая Глас ещё послушать, чей скрежет грубый вдруг показался сладостной мелодией ему. И было дивно то, что Хаос вдруг заговорил… и как ещё заговорил?! А он-то думал, что Хаос есть прореха бытия и только, а тут такая Мощь звучала, что перед ней невольно дух прогибался сам собой. Ещё, ещё хотелось Глас Тёмной Силы Сатанэлю услыхать, с которой Ра эоны лет сраженья безуспешно вёл, и Голос чей на деле столь неожиданные речи вдруг повёл.

На этот раз был краток Глас:

– Сюда ты больше не ходи, – проскрежетал тот жуткий Глас. – Я сам тебя найду. А чтобы между нами связь была, Кольцо тебе я дам, но прежде подарок Ра – его Кольцо – ты снимешь с пальца своего, и разницу ты сразу ощутишь: Мощь великую возьмёшь, которой равной не было в Мирах. А теперь иди и сам решение прими: Вселенской Силой быть или рабом презренным Ра служить!

Опять не помнил Сатанэль, как выполз из Прорехи, держа в руке Кольцо.

Не помнил также, как на Явь он возвратился, которая ему теперь песчинкой жалкой показалась. Долго, ничего не понимая, глядел он на Кольцо, что Чёрною Змеёй в его руке лежало, и ощутил в душе одну лишь пустоту. «Надень, надень меня», – Кольцо ему шептало. И, повинуясь зову, дрожащею рукой Кольцо он взял, и далее само на палец как если б прыгнуло оно, где солнышком давно сияло Кольцо Владыки Ра, как знак Его ученика. И молния тотчас мелькнула, и грозно грянул гром! Кольцо от Тьмы слетело и палец почернел. Тогда он попытался вновь Кольцо от Тьмы на палец возвести, и вновь Кольцо Владыки Ра ударило огнём и чёрное отбросило Кольцо. Грохот ярый грома небо расколол, что тучами кромешными закрылось. При блеске молний и грохоте разгневанных Небес ползал Сатанэль среди камней, Чёрное Кольцо ища Врага, что вдруг сделалось ему всего дороже. И вот его нашёл, и долго нежил и ласкал, сжимая крепко-крепко, потом, его не выпуская, трепещущей рукой Кольцо Владыки Ра он с пальца снял, и, духом обмирая, на палец Чёрное Кольцо надел. Тотчас же сердце боль ужасная пронзила – как будто коготь кто в него вонзил – кривой, холодный, ледяной – и сердце, как тисками, сжал, что Сатанэль сознание от боли потерял и в Бездну Мрака безконечно упадал.

Очнувшись среди мрака, долго Сатанэль не мог понять: где он и что случилось с ним? Сознание его мрак ледяной накрыл, и тело корчилось от боли, а дух его как если бы пропал – на месте том дыра чернейшая сквозила. Одну лишь плоть он представлял, что каменною глыбою лежала мраком: ни звёзд, ни солнца, одна лишь Тьма, один лишь Мрак кромешный! И вырвался вдруг из груди его ужасный долгий вой, но Тьма столь плотная вокруг него стояла, что вой ударился в неё и снова в грудь вернулся – сердце черною змеёй обвил и его, должно быть, задушил – оно вдруг биться перестало.

Сатанэль тут вспомнил про Чёрное Кольцо – его нащупал он. Оно обдало холодом его, таким пронзительным и жутким, что даже в сердце хлад прошёл, как если б нож в него вонзился ледяной.

Долго не решался Сатанэль вновь прикоснуться к жуткому Кольцу, которое как будто бы клыками и когтями уже вцепилося в него. Когда набрался духа, чтобы Кольцо то снять, то легче было палец оторвать: Кольцо в него уже вросло! Он бился так и сяк, но было тщетно всё, и тогда хотел уж палец отрубить, но тут же Голос прозвучал, который он слыхал на Сатургоне: «Вот этого не делай! Когда всю Мощь Мою возьмёшь, то Силу обретёшь и Вселенной станешь Властелином!»

Сатанэль от ужаса вскочил:

– Ты где? И кто такой?

– Отныне я всегда с тобой. Я – твой лучший друг. Я обещал тебя Хозяином Вселенной сделать, и слово данное сдержу. Но сразу я тебя предупрежу, что глупостей твоих не потерплю и в Хаос обращу, коль ты не будешь делать то, что я тебе велю!

На Сатанэля просветление нашло: Кольцо он попытался снова снять и даже пробовал его кусать, но только клык сломал и получил такой удар, что вновь сознанье потерял.

Очнувшись, перед глазами Светлое Кольцо Владыки Ра он увидал – оно тускнело на глазах и будто пеплом покрывалось. Его схватил и, что-то яростно крича, на тот же палец нанизал, где было Чёрное Кольцо. И тут такое началось! Его крутило и трясло: две силы в нём сошлись и яростно дрались, – сознание его горело и в Бездну Чёрную летело: он умирал, он погибал. Тогда усилием последним Кольцо он Ра сорвал и вновь в безпамятство упал, рыдая и стеная и всё на свете проклиная.

Когда в себя пришёл, Кольцо от Ра исчезло, как если б не было его совсем, а там, где раньше было сердце, теперь гнездилась пустота. Бездна Чёрная в груди его открылась, а на руке его зато Кольцо Чернейшее змеилось, и, взгляд его поймав, оно как будто ухмыльнулось. Ещё ему вдруг показалось, что как-то выросло Кольцо и толстой чёрною змеёю в грудь оно уже вползало и даже в кровь вливалось.

Он долго тупо на него глядел, ещё не понимая, что судьба его отныне с Чёрным связана Кольцом. Что теперь он скажет Ра и что ему ответит тот? Мысли хаосом крутились в голове, и вновь сознание его скользило в черноте, и потом сквозь дурь и хмарь он вдруг почувствовал, как Сила некая вливается в него: она бурлила, как горный водопад, она хмелила и бодрила. Он с удивлением прислушался к себе: нет, точно чёрной лавой вливалась Мощь страшная в него. Не с неба же она бралась? Он вверх взглянул: ночь чёрная там небо закрывала, угрюмая на скалах во мраке стыла тишина.

Тоска, смертельная тоска его взяла, он вдруг завыл, всю обречённость выражая в вое том: он будто бы прощался с Безпредельностью самой, а дух его всё выл и выл и Явь всю содрогал, пространство болью наполнял, и даже камни прочь бежали от яростной тоски его.

Не скоро Сатанэль очнулся. Рассвет уж копьями своими гнал Тьму на Запад – туда, где скалы острыми клыками небо раздирали. Мир тусклым светом наливался и в краски наряжался – в движенье нехотя он приходил. Один лишь Сатанэль угрюмый, чёрный, злой среди камней безрадостный сидел, без мыслей и без чувств, живой и не живой, как если б в камень превратился. И с первым солнечным лучом мысль светлая мелькнула в нём, что надо к Ра Владыке немедленно лететь, покаяться во всём. Ра его поймёт, пока ещё не поздно, он простит. Ра от беды его спасёт! Скорее к Ра, скорее!

Он на ноги вскочил, чтоб к Ра в тот час лететь, но Глас, как когтем, за ноги схватил и прыть его остановил:

– Куда, мой Господин? К какому Ра собрался ты? Таких, как Ра, мильоны! А ты – один! Пред кем ты хочешь свой гордый дух склонить? Этот Ра ещё согнётся пред тобой! Ты наберись терпения, ещё немного подожди, когда вся Мощь Моя в тебя войдёт и Вселенную всю потрясёт! Остановись, безумец мой! В тебе уж Сила новая бурлит, ещё немного, и быть тебе Вселенной Господином!

Тут ветер дунул ледяной на Яви Властелина, мглой льдистою его сознанье остудил и мысли светлые прогнал, оставив пустоту.

Нехотя сперва Властитель Яви Гласу из Кольца внимал, но сладкой речи яд всё глубже в его душу проникал, её собою отравлял, на Ра обиды вызывал: Ра – там, на Радж-планете, в высоких сферах бытия, а он тут пропадает в самом низшем из Миров. С Владыкой Ра он вместе столько лет, а тот его всё проверяет, испытаньям разным подвергает, а сам его превыше всего лишь на одну ступень стоит, а так себя ведёт, как если бы на сто ступенек выше. Один купается в волшебной Краса-те, другой же грязь хлебает. Сатанэль здесь горько усмехнулся, и мысли далее горчайшие плодить он продолжал, сознанье ими заполнял: чем хуже он Владыки Ра?!

– Ты лучше! – Глас Кольца загрохотал, сознание, как молотом, дробя. – Тебе я обещаю, что станешь ты Вселенной Властелином и Мощь мою получишь ты сполна! Я готов склониться пред тобой, коль нашу Иерархию возглавишь! И всю Вселенную тогда к твоим ногам я положу!

– Да кто же ты?! – Сатанэль тут в ужасе вскричал, от Гласа мощного изнемогая, в душе уж понимая, с кем он себя связал.

– Мощь Хаоса и Тьмы к твоим услугам, мой Господин! – Глас грохнул с такою силой, что Сатанэля оглушило, а на скале ближайшей вершина обломилась.

И долго ещё Голос громыхал, как будто дух Сатанэля трамбовал, в нём жажду власти страстно пробуждал и ярость к Ра он вызывал. Ещё припомнилось вдруг Сатанэлю, как Ра подругу у него отнял. Она оставила его и к Ра ушла, не оглянувшись на все стенания его. И много, много вдруг обид больших и малых в нём яро закипели: то Ра не то сказал, то способности его не отмечал, то про заслуги забывал – драконий длинный хвост обид эоны лет тянулся вслед за ним; раздражение сперва, потом вдруг ненависть к Владыке Ра огнём в нём чёрным загорелась. И эта ненависть змеёй куснула в место то, что сердцем некогда звалось, и он вскричал от боли: быть может, издалека нагрянула она? Нет, боль была своя и где-то в самой глубине его жила и яд копила свой, чтоб в должный срок ужалить и злобный яд пролить…

К Ра Сатанэль не полетел, остался здесь, среди клыкастых мрачных скал на Яви, чтоб разобраться и понять: что происходит с ним и что же дальше делать? И только чувствовал, что Мощь ужасная его собою заполняет и даже отравляет. Он думал, а больше просто в безмолвии пустом сидел, ничем не отличимый от камней соседних…

Насилу Сатанэль в себя пришёл, дрожа от страха, вокруг мир оглядел: кругом клыкастые стояли горы, по мрачному ущелью густая расползалась Тьма, и дело странное: впервые эта Тьма Сатанэлю радость принесла, а в сознании его крутилось и вертелось, хмеля его: «Вселенной Властелин! Вселенной Властелин! Ты наш, ты наш, ты Господин!» От возбуждения такого, сгорая радостным волненьем, стыдясь его и ужасаясь предательству, что может совершиться, он по ущелью заметался, в котором пристанище себе нашёл. Оно ему претесною дырою показалось, и с горькою обидой он подумал, что Ра сюда затем его сослал, что к его растущей славе ревновал, чтоб самому теперь в Мирах Превышних наслаждаться Краса-той и сладостной любовью своей сиятельной супруги. И разом вновь нахлынули обиды, которых раньше он не знал; туманом алым сознание заволочило и просто ослепило – он ничего уже не понимал. В горячке отупелой, в каком-то сумрачном бреду он из пещеры выскочил наружу, на стены натыкаясь, на углы, о камни спотыкаясь, под звёзды первые, что искрами горели, бросая вызов Хаосу и Тьме, и с молчаливым осуждением смотрели на него своими ясными глазами, друг дружке сообщая, что Яви Властелин общался тайно с врагом Владыки Ра, и молчаливый суд устроили над ним. И Сатанэль вдруг яростью вскипел такою лютой, что взорвалась скала над ним, едва его не придавив. Сатанэль в безумии полнейшем кулак поднял и небу пригрозил сурово:

– Судить надумали меня, Владыку всей Вселенной! Всех в Хаос превращу и Свет ваш потушу!

Откуда и что тут на него нашло? Он проклял Небо, Звёзды, Свет и эту чёртову планету, и всё, и вся, и всех подряд, включая Ра. Какая-то иная воля его как будто подхватила, в чёрную воронку закрутила и ему велела Драконом стать – громадным чёрным, дышащим огнём. Он тело новое обрёл – зубастое и броневое, чёрным полное огнём, которым головы его дышали, – их было три и хвост с гигантским шипом на конце. И вспомнил, что он всегда драконом был в каких-то давних временах и что драконов надо расу вывести на Яви, с которыми сметёт Престолы Солнечных Богов. Откуда мысли густо шли такие? Он сам не знал – они, как змеи чёрные, в сознание вползли, – и дивился воле мощной той, которой он противится не мог и которой он охотно и легко себя отдал и дико-яро зарычал – захохотал так, что звёзды содрогнулись в небесах, и горы задрожали, и камни сверху осыпались. Хвостом ударил мощным новоявленный Дракон, вверх взвился и наобум куда-то полетел: на всех хотелось ужаса нагнать и всё подряд крушить, ломать, огню всех предавать.

Восторгом злобным грохоча, Драконом ярым, чёрным носился Сатанэль над Явью, деревья пламенем сжигал, хвостом он скалы сокрушал и ужас нагонял на всё, что двигалось, летало, ползало и шебуршало. Зло чёрным распалялось в нём огнём, и если бы он мог, то в клочья Явь бы всю разнёс!

А Явь страшнее Ужаса не ведала ещё и вся дрожала, не зная, где спасения себе искать от гнева ярого такого. Дракон на рощу деревьев дивных налетел, семена которых Лада с Миров иных доставила сюда и вырастила тут: они вершинами своими едва ль до звёзд не достигали, и Солнце в кронах отдыхало их. Деревья по ночам светились чудными огнями, всю Краса-ту небесную в себя вобрав. Золотистые плоды их дивно пели, сплетаясь в звонкие хоры. Эта Роща с новой силой распалила его злобу, огнём своим чернейшим едва не захлебнулся сам и пламенем он чёрным дохнул на Рощу ту. Вспыхнула листва, свечами пламя в небо поднялось во тьме кромешной ночи. Деревья корчились от боли, зовя Богиню Ладу их спасти. «И тебя когда-нибудь сожгу», – подумал злобно Сатанэль о Ладе, которая все планы путала его, двуногих тварей наплодив. Он даже в сторону её жилища повернул, готовый вместе с ним и Деву сжечь саму, и разом с её покончить Краса-той.

Сила чёрная, что мощью ужасающей в него вливалась и мыслям отвечала всем его, и даже их как если б направляла, его буквально разрывала, но, пролетев в ту сторону немного, он охолодил себя: так не годится действовать и карты рано раскрывать, до срока надо выжидать, чтобы Восстание поднять.

Ликовал Властитель Яви, себя уже Властителем Вселенной ощущая во всей своей безмерной мощи. И чувствовал всей шкурою своей, как с каждой мыслью злобной к нему энергия текла рекой из бездн вселенских, и ему казалось, что теперь он может даже Явь свернуть с её орбиты. Вой и рык победный издавая, хвостом громадным горы сокрушая, огнём леса сжигая из трёх пастей своих ужасных, Сатанэль на камни рухнул, наконец, и так затих, блаженствуя от мощи той, которая его буквально разрывала и сознания лишала.

Когда Наместник Яви вступил в свой страшный сговор с Тьмой и Чёрное Кольцо на палец свой надел, Равновесия Весы качнулись во Вселенной и эхом долгим отдались во всех Мирах, их приводя в смущение и трепет. А накануне Богине Ур приснился странный сон про эти самые Весы: из Тьмы Великой вылетел Дракон и стал за ней гоняться – чернее чёрного он был. И Ур его узнала – то Сатанэль, Наместник Яви, был. И здесь пред ней ещё предстало странное виденье: огромные Весы висели средь пространства, одна из Чаш вдруг почернела и резко потянула вниз со скрипом тяжким, когда уселся на неё Хозяин Яви. Чтоб равновесие восстановить, в другую Чашу Ра сердце положил своё, но это было мало. Тогда она сама, а потом и Лада в ту Чашу по сердцу поместили своему, а там ещё друзья к той Чаше прибывали и по сердцу клали, и Весы качаться стали, равновесия никак не находя, и стон, и плач, и скрежет пространства заполняли – так и колебалися Весы: в одной из Чаш густилась Тьма, в другой же Чаше Сердце Огненное билось.

Об этом странном сне-видении Ур рассказала Ра. Он помрачнел и ей сказал:

– Знаю, но верить не хочу. С ним вместе эоны лет мы были и вместе Тьму мы били. Он едва ль не лучший ученик. За ним я буду наблюдать, чтоб правильное мне решение принять.

Разговор на Радж-планете

Ра и Ур на берег моря прилетели, на камень мшистый сели, на волны бирюзовые глядели и меж собою тихую вели беседу. А рядом плавниками рыбки шелестели, что плавали по воздуху не хуже, чем в воде, и Богами любовались, их дивной Краса-той, которая сияла и искрилась сама собой.

– Ур, – сказал Бог Солнца Ра, – сегодня я заглянул во времена пространств далёких, и тревога лёгкая в меня вселилась, когда я мыслями объял планету Явь и нашу Ладу увидал, которая творит там Краса-ту.

– Ты говоришь про девушку с планеты Фа, где шли у нас сраженья с восставшими Стихиями? Она сражалась храбро там.

– Да, не сами подняли восстание они, – сказал Владыка Ра, – наш старый враг –ужасный Карагот за тем событием стоял. И ты в той битве крепко отличилась, как мощно молнии Огня метала в лохмотья Тьмы извечной, что наползала Ужасом великим на Светлые Поля. Ах, как прекрасна ты была в своём светлейшем гневе!

– А сейчас что, не прекрасна я? – спросила юная Богиня.

Владыка Ра взор оторвал больших лучистых синих глаз от моря, в котором Солнце жёлтое тонуло, лучи прощальные бросая по небу голубому и волнам, и с любовью нежной посмотрел на спутницу свою: золото её волос сияло, глаза сверкали ярчайшим светом нежного огня. Ах, как любил он всю её – такую близкую, родную, свою единственную, дорогую, которую он воплощеньем Краса-ты считал, – и это было так, а не иначе.

Владыка Ра провёл рукою лёгкой по волосам её, как будто сотканным из солнечных лучей, и искры засверкали такою радугой огня, что рыбки прянули в испуге и булькнули в глубины вод. Там, дух переведя, вновь выглянули из воды и чуть не утонули: вместо двух Богов одно сияло Солнце над звонкой гладью вод!

А Боги далее свою беседу продолжали:

– Так в чём причина безпокойства, мой любимый?

Владыка Ра с глубоким вздохом отвечал:

– Сегодня свитки отдалённейших Миров читал. И вдруг заметил вспышку Чёрного Огня я в ауре планеты Явь.

– Что это означает? – Богиня заглянула в глаза супругу своему и в них прочла тревогу лёгкую за Явь.

– Хотел бы сам я знать, что это означает. Я думаю: не старый ли «приятель» Карагот пытается проникнуть в мир планеты молодой?

– Но там же Сатанэль – хранитель Яви Голубой!

– Давно не вижу я его на заседаниях Совета Содружества Миров. Встретиться мне с ним бы не мешало, предупредить его.

– Конечно, встретиться с ним надо, пусть объясненье даст: в чём дело? Лада давно уж намекает, что Сатанэль едва ли не измену затевает. Ты ему чрезмерно доверяешь, а он желает одного – лишь первым быть.

– В общем-то желанье неплохое… – Владыка улыбнулся Ра. – Давно пора ему самостоятельно уж жить и свои Миры творить.

– Да? – Ур даже поднялась в порыве удивленья, в глазах её сверкнула возмущения слеза. – Он не будет первым никогда! Не будет первым тот, кто Жертвой не живёт. Не верю я ему: он просто рвётся к власти. Станет он последним – вот путь его! Моё пророчество – такое! Ты Жертвою великою живёшь, а он живёт лишь ради славы и в жажде власти драконом станет – вот путь развития его!

Владыка Ра давно не видел гневной Ур: Краса-та её как будто тоньше стала, в глазах её больших сверкали молнии огня, а речь её, обычно нежным ручейком которая текла, взбурлила, как горная река, громадами-камнями на перекатах грохоча. Владыка Ра любовью нежной Ур окружил и пламя гнева в её сердце погасил.

– Не стоит гневаться, моя родная, – ей ласково сказал. – Сатанэль мильоны лет служением Добру живёт, он верен делу был всегда и первым шёл туда, где трудности любые возникали. И на Явь он первым вызвался пойти, когда у многих вдруг срочные нашлись дела на Радж-планете. Нет спору – здесь они нужны, но на Яви они ещё нужней. Сатанэль – мой Брат и Друг большой, мы с ним прошли огонь и воду, сквозь битвы многие, труды… Мне кажется, что ты к нему несправедлива…

Ур от Владыки отвернулась и низко голову склонила:

– Любить его я не могу, уж ты уволь меня!

Владыка за плечи Ур ласково обнял и нежно ей сказал:

– Ты полное имеешь право на мнение своё. Я тоже вижу, что Сатанэль заносится слегка, но пребывание на Яви его немного отрезвит. Да и потом ничто нам не мешает Явь вместе посетить.

– Да, Ладу обязательно нам надо навестить, – Ур руку Ра пожала и далее сказала:

– Порой смотрю я на тебя и не могу понять: то ты такой большой, то вдруг мальчишкой кажешься ты мне. Я чую бездну Безпредельности в тебе. Ах, как мечтаю я познать тебя!

– Тогда тебе я скучен стану, – смехом рассиялись глаза Владыки Ра, – и ты непостижимость тоже для меня, – чуть слышно губами Ра коснулся глаз её. – Как хорошо, что ты моя…

Ур к груди Владыки Ра прижалась и слушала, как гулко бьётся его сердце, жар излучая, и вдруг увидела его – Шар Золотистый мерно колыхался, из него Любви струились светлые лучи, всю накрывая Радж-планету и дальше в Космос уходили.

Боги у тихого залива любовались радужной Красой, что три Светила в небе зажигали; и музыка звучала Сфер, восторг и трепет вызывая. Звук в цвет здесь превращался, а цвет вдруг светом нежным наливался и снова звуком ввысь вонзался и многоцветной радугой там разливался.

– Никак налюбоваться на Краса-ту я эту не могу, – сказала Ур. – Когда же Мир ты этот сотворил? Здесь всё пронизано Любовью – кого же ты тогда любил? Ведь ты меня тогда ещё не знал и где меня ты повстречал?

– Об этом как-нибудь потом я расскажу, – Владыка вновь за плечи Ур нежно приобнял.

Богиня Ур взяла горячую ладонь супруга своего и ласково погладила её.

– Насколько знаю я, ты тоже Ладу любишь.

Ра с улыбкой ей сказал:

– Такою же, как Лада, и ты эоны лет назад была. В ней духа моего частица. Душой она совсем ещё ребёнок, но если всё осилит и пройдёт, то ох как высоко она взойдёт!

– Так кто ж любимая твоя? Она иль всё же я?

Владыка Ра погладил Ур по волосам.

– Ты же знаешь: я всех люблю, но больше всех тебя. Ты – Солнышка моя, ты ярче всех на свете, ты – звёздочка огня, что светит мне во мраке ночи, ты – неба синего привет, ты – росная трава, листва звонкоголосая, ты – песня ветра вольного, ты – молния огня творящей Краса-ты, которой я живу, которой я дышу, которой я пою, и все те песни – про тебя, Искринка Светлого Огня, Богиня счастья моего, моя любовь, моя мечта и жизнь моя! Что б делал я, не будь тебя?

Богиня Ур к груди прижалася супруга, а он поцеловал её глаза, в которых звёзды искрами сверкали.

– Ты пахнешь Краса-той. Глаза твои – как солнца два, – сказал Владыка Ра.

– А у тебя глаза, как вход в Вселенную Огня, что Краса-той зовётся.

И оба глубоко вздохнули, друг с другом поделившись чувством, что Огнём Любви живёт в сердцах.

И засверкали Солнца лучами дивной Краса-ты на месте встречи той, и Звёзды-мудрецы, которые во все глаза глядели на эти существа Огня и Света, ресницами туманностей прикрылись: им тоже захотелося Любви, пусть не Богов, но Звёзд соседних, чтобы потом в глубинах звёздно-безпредельных водить планет весёлых хороводы.

Но Боги, сияя Краса-той, меж тем о важном говорили, что безпокоило обоих. И, кстати говоря, тот разговор был мысленный, безмолвный, и только искорки горели мыслей тех, что знать не должен был никто. А любопытных было много: и птицы, и жучки, и рыбки, и рачки, и ветер-непоседа крутые петли так и вил вокруг и около Богов, да мало что узнал, а всем поведать новости он очень бы желал.

А разговор опять вернулся к Сатанэлю:

– Владыка, ты любишь так учеников своих, – сказала Ур, – что им прощаешь промахи любые. Ты с виду лишь суров, а сердцем ты нежнее всех. Твой Сатанэль – любитель сладких песнопений, тщеславие его грызёт. Другие братья есть его не хуже. Они не говорят, а делают дела. Ты слишком отличаешь Сатанэля.

– Ты не права, родная.

– Скажу тебе, любимый, – Ур рассмеялась, – ты ослеплён любовию ко всем. Ведь ты – сама Любовь, и сомневаться в ком – тебе сплошная мука. Иль ты забыл, как предавали Служение Добру и исчезали многие во Тьму? А не из Тьмы ли вековечной твой появился Сатанэль?

– Ты несправедлива, милая моя: ты слишком резко судишь. Эоны лет тому назад, когда со мною рядом не было тебя, когда кипели битвы с Хаосом в иных Системах Звёдных, Сатанэль в обличии драконьем предстал передо мной, и меч мне духа предложил. С тех пор мне не было верней ученика и друга, все самые тяжёлые задания – его, а сколько он сражений вынес?! А сколько раз он погибал, но не сломился он ни разу! Эоны лет сражения он вёл со мною вместе и в одиночку, порой не зная передышки, и первый ученик по праву – он. Мне кажется, что меня ревнуешь ты к нему. Да, он стремительно идёт, и радость мне, что он поднялся почти на ту ступень, где ныне я стою. Но до этого ещё эоны лет пройдут, а я уйду вперёд, и рядом будешь ты, моя любовь и нежность сердца моего.

Богиня Ур Владыку Ра за плечи обняла:

– Учитель, я не могу понять тебя: ты кто, Владыка? Откуда ты? Эоны лет мы вместе, а будто бы вчера мы встретились с тобой… Какую Тайну носишь ты в себе? Хочу с тобою жить одною жизнью, и сердцем быть твоим, и плотью звёздной, и духом быть одним, чтоб стали мы единым существом.

Владыка Ра губами жаркими слегка коснулся звёздных глаз её и рассмеялся звонко:

– Не спеши с познанием меня, а то я стану неинтересен для тебя. Ты для меня ведь тоже Тайна.

– Я Тайна для тебя?

– Ещё какая!

– Но ты же всё знаешь про меня!

– Допустим, знаю, но не всё.

– Вот как ты сотворил меня, ты это помнишь?

Владыка вновь рассмеялся звонко:

– Собственно, тебя я не творил. Ты искоркой Огня летела прямо на меня. Что оставалось делать мне? Тебе ладошку я подставил – и ты прижалась к ней, как будто к матери своей, и ни на шаг уже не отставала. Потом и всюду, и везде, была со мною ты.

– Но ведь другую Искру духа мог ты взять себе?

– Мог, но встретилась ведь ты – так было предназначено судьбой.

– А чем тебя я привлекала? – Ур с улыбкой нежною на Ра взглянула. Он был уже серьёзен, а потом ответною улыбкой просиял широкой, как будто солнце засветилось на лице его.

– Твой дух сверкал, как луч звезды игривой, весёлый, озорной, он долго в руки не давался. Он Краса-ту искал в любом явлении и жизни радовался так, что звёзды слепли от ауры твоей. А ты была быстрее света. Всем восторгалась ты! И стала мне любимой:

Ты – радость для меня;

Ты – солнышко души моей;

Ты – ласка ветра полевого;

Ты – синь небес

И звёздочка моя

Из дальнего далёка;

Ты – счастья нежная ладонь,

Моя Любовь, моя Мечта;

Ты – жизни нить,

И свет Огня,

Что Краса-той зовётся.

Ур головой тряхнула, рассыпав золото волос:

– О себе теперь ты лучше расскажи. Ты кто? Ведь ты – как будто Безпредельность. Ты Старец и Дитя, и Небо, и Земля, и Солнца Луч, и само Солнце! Как мне постичь тебя?

Владыка Ра ответил так на этот град вопросов прекрасной спутницы своей:

Кто я? – спроси у солнца ты;

Кто я? – спроси у звёзд,

блистающих ввыси;

Кто я? – послушай песнь ручья;

Кто я? – у ветра ты спроси,

что песнь несёт ручья;

Кто я? – спроси цветок,

чьим ароматом буду я.

Я – Космоса творенье:

Я был, Я есмь, Я буду!

– И как же остаёшься ты один, когда весь Космос отдыхает?

– Когда в Пралайе спит Космоса Душа, то я любуюсь Краса-той её и думаю над тем, как и куда направить путь Вселенский, чтоб в Краса-те он проходил.

– Но Безпредельность – это ж Бездна?

– А если воспринять её как восходящую вершину, где Свет один сияет Краса-той?

– Но ты же перед Бездной той один?! – едва не закричала Ур.

Владыка только улыбнулся:

– А кто сказал, что я один? Со мною девушка одна, нет, даже три.

Ур встревожилась слегка:

– И кто они?

Владыка рассмеялся звонко, и голос солнечным лучом его звенел:

– Истина, Любовь и Краса-та! Но думаю, что очень скоро – чрез мильон эонов – их будет чуть поболе.

Ур дух перевела и рассмеялась звонко:

– И кто счастливые те будут?

– Так это будешь ты! Ты будешь бодрствовать в Пралайе, а я немного отдохну.

Ур головою покачала:

– Опять ты шутишь, мой любимый! А до меня с тобою были спутницы другие?

Владыка Ра двумя горячими руками взял её прекрасное лицо с вразлёт глазами – звёзд синих небесами, в которых Безпредельность отражалась, – и нежно любовался ими.

– Часть спутниц тех сидит в Совете нашего Кольца Миров, а часть отпала.

– Но их так мало!

– Ты ожидала полчища влюблённых? Увы, немногим путь Краса-ты по си-лам оказался: Подвиг, Жертва и Труды во имя Истины Добра и Краса-ты им показались грузом непомерным.

– И много огорчаем мы тебя?

Владыка усмехнулся:

– Мягко сказано, моя любовь. Вот ты – как если бы огонь и кипяток в придачу.

Владыка Ра вдруг загрустил слегка, понурив плечи: временами находила и на него тоска. Печальником великим тогда его звала Богиня Ур. Хотя Владыка Ра сам говорил, что печаль есть ржавчина души, но печаль его была не о себе – о человечествах, что жили волею свободной – дикой, ярой и крутой, Его не слушая Советов, тем самым скорби путь себе избрав.

– А почему, Владыка, порой ведёшь себя ты, как ребёнок?

– Чтоб не сойти с ума, – сказал он просто. – Ребёнок прост, он Солнышком живёт и вечной жизни рад. Я такой, а не другой.

Владыка Ра надолго замолчал. И столько было боли в нём, страданья и печали, что Ур взяла и обняла его, как мать, что утешает ласкою дитя своё. И так они сидели, как существо одно, лишь только искорки сверкали в единой ауре Богов.

Первой нарушила молчанье Ур:

– А со мной тебе не скучно? Ведь ты – Творец Миров!

Владыка Ра взглянул с любовью в распахнутую синь горячих глаз её. Ну как ей объяснить, что страстно любит он вот эту Звёздочку, что молнии быстрей и к Подвигу всегда готова и всю себя Служенью посвятила.

– С тобой скучать мне просто невозможно, ведь ты – моя Богиня, ты в шаге от того, чтобы творить Миры.

– А как мне сделать этот шаг последний?

Владыка Ра тихонько рассмеялся:

– О! Это будет лёгкий шаг, всего мильоны лет. Но, чтобы на ступень Творца взойти, надо через тернии великие пройти, на Яви, например.

– А почему на Яви?

Но тут беседа прервалась особ высоких: вокруг Богов крутилась стайка озорная морских коньков, что явно подслушивала разговор Творцов. А когда те замолчали, рыбёшки с плеском в волны ускакали. И стали там дурачиться, резвиться. В Конька вцепился Рак морской. Конёк со страху кверху взвился и там давай крутиться и метаться, чтоб сбросить с красного хвоста засевшего Рачка.

Но тот держался крепко.

– Отпусти! – взмолился наконец Конёк.

– И не проси! Ты мне понравился давно, и я хочу, чтоб ты со мной дружил.

– Ну вот ещё! Ищи себе ты друга среди рачков своих.

– А ну их! Тоска и скука мне от них. Им только ползать бы по дну, нет, я жить так не хочу. Хочу летать, как ты!

– Но ты же Рак, а я – Конёк! И всё же отпусти мой хвост, мне больно делаешь, дружок! А если хочется летать, то попроси Богов – они сидят вон там, на камне у воды. Они-то смогут превратить тебя в конька иль даже в птицу.

– Тогда ты подвези меня быстрее к ним, а я же попрошу, чтоб стали мы друзьями.

– А может, я не хочу с тобой дружить.

Морской Конёк вдруг резко шевельнул хвостом, и маленький Рачок упал у самых ног Богов, и там заплакал от жалости к себе: он не умел летать и даже плавать. Ур плач услышала Рачка. Нагнулась и взяла в ладонь рыдающего малыша:

– Ты кто таков и кто тебя обидел?

Рачок клешнёй вцепился в палец ей, чтоб снова не упасть, и вдруг оцепенел: над ним склонился Лик Прекрасный. И столько было в нём любви и нежной доброты, что вмиг исчезли слёзы.

– Так кто тебя обидел, мой маленький дружок?

Рачок протяжно всхлипнул:

– Наверно, я сам себя обидел.

– Ну как же это так?

– Вот так: другом выбрал я себе Конька морского, а он не хочет дружить со мной.

– Конечно, – от возмущения Конёк подпрыгнул почти что на вершок. – Вы сами посудите – он рыбкой хочет стать!? Вы видели когда-нибудь, чтоб раки превращалися в коньков?

– Если не было, так будет! – закричал Рачок. – Вот попрошу Богов и птичкой буду я летать!

– А я, а я, – завёлся Конь морской, – я тоже птичкой стану! – и весело за-танцевал пред светлыми Богами.

Владыка Ра с улыбкой их спросил:

– Быть может, вы людьми хотите стать?

– Такими же, как вы? – тут ахнул Конь морской.

– Хотим! – Рачок ответно запищал.

– Богами даже можно стать, – сказала им Богиня.

– И мы подружимся? – спросил Рачок.

– Конечно, – Богиня отвечала. – Но для этого вам надо в Мир другой попасть и там уже Богами стать!

– Богами стать? Вот это да! Мы это хоть сейчас хотим! А где тот Мир, где Боги радостно живут?

– Вон яркая Звезда сияет, – сказала Ур. – Там Новый Мир вас ожидает!

– Хотим туда! Хотим!

– Ну что ж, голубчики, летите!

Владыка Ра вверх поднял руки, и пламя голубое вспыхнуло меж ними, слившись в шар, который поглотил Конька с Рачком. Потом из пламени огня две искры вырвались… как молнии, сверкнули и в глубине небес блеснули.

– Счастливого пути! – им вслед сказал Владыка. – На Яви встретимся опять.

– Ты что, лететь туда собрался? – встрепенулась Ур. – Тогда и я с тобой!

– Я только лишь на миг. Там очень тяжко, в Мире юном том.

– Ну и что? Мне не впервой энергий низких тяжесть ощущать. С тобой я только быть хочу, как тот Рачок.

В глазах Богини Ур искрился свет далёких звёзд, горя огнём любви высокой – и навстречу любовью нежной стремились жаркие глаза Владыки Ра, что солнцем утренним сияли и нежность излучали.

Долго на голубых камнях сидели Боги, даря любовь светлейшему из всех Миров, в котором пело всё, искрилось и цвело, где все любили всех. Где даже камни подолгу могли шептать волнам о чувствах каменных своих, а те в ответ ласкали их солёными губами.

Со стороны кто видел тех Богов – Солнышко одно сияло и счастьем Радж планету наполняло.

А Две Искринки-золотинки (были то Конёк с Рачком) в Явь из чистой вышли сферы и от ужаса тут онемели: Явь кипела вся огнём; грохотали ярые вулканы, небо грязью поливали; громы-молнии сверкали; лавы тут текли рекой. Дух в материю входил, ором-стоном он трубил, надевая те вериги, что обманкою явились и давили, и теснили, чёрным мраком окружили. Где тот блеск, игра лучей, что манили и прельщали, много-много обещали безмятежной вольной жизни… оказалось, всё обман!?

Две Искринки-веселинки с тихим ужасом внимали дикой жизни тут разгулу, что рвалась из Нави в Явь, а оттуда в Навь и Правь, а потом обратно в Явь, в оболочки облекаясь поужасней, пострашней, чтобы быть сильней, грозней и сражаться меж собой, чтобы пожрать потом друг дружку.

– Делать нечего нам здесь! – так решили две Искринки, но замешкались слегка, засмотревшись, заглядевшись на игру пребуйных Сил, что резвились и бесились по всему простору Яви, сотрясая даже Навь, жизни жаждали они и отчаянной Любви. Столь велик был сей магнит, что Искринки растерялись и, опешив, всё глядели, как кипит вся Жизнь пред ними, во все стороны бросаясь, на саму себя кидаясь и сама с собой воюя. Это всё их захватило, с дикой силой закружило – захотелось им самим соль вкусить вот этой Жизни, испытать игру страстей.

– Ты куда? – одна спросила.

– Я туда, куда и ты.

– Может, всё же нам вернуться?

– Ну а что мы скажем Ра? Он же нас послал сюда!

– Так куда же мы пойдём?

– Нет, я в воду больше не полезу, по земле ходить хочу! Вон, смотри, луга и травы, я на них пастись хочу, травку есть и воду пить, мир весь этот полюбить!

– Ну и я с тобою буду!

И они с Небес упали: стала первая Конём, серебром в лугах горя, а вторая, громко лая, стала бегать вкруг него.

Что случилось с ними дальше, нам пока что неизвестно, но из Хроники Акаши мы сейчас узнаем и об этом вам расскажем.

Конь и собака

Вольготно было жить Коню с Собакой в безкрайней зелени на Яви под куполом из звонкой синевы. Ветер весело свистел им вслед, догнать пытаясь, когда они в даль светлую неслись за горизонт. Они дышали запахом цветов и трав, они в росе купались нежной и холодной, ловили страстно Светила первый луч, когда оно легко и радостно всплывало над дальним синим окоёмом. И тогда они срывались с места вдруг и мчались к Свету напрямик: через ручьи, леса, луга на пригорочек какой, чтобы на нём застыть в немом восторге, взирая на Светило. Ещё любили, не зная сами почему, ту яркую Звезду, что по утрам сияла звонкими лучами, и им казалось, что они когда-то на той Звезде бывали – и там им было хорошо… Тогда один призывно ржал, второй же лаял и визжал, восторг свой выражая. А потом Собака Коню на спину одним прыжком взлетала, и так они неслись, едва земли касаясь, ветрам навстречу, пытаясь Солнышко догнать. А оно смеялось и луч им посылало, чтобы на Небо могли они взобраться по нему.

А однажды им повстречался Бог – тот самый – из сновидений их. Сияла аура Его полуденного Солнца ярче. Откуда взялся Он, они не знали, Бог просто в воздухе возник и весело смеялся Он тому, как лихо Собака на Коне сидит и песни распевает, Бога Ра в них прославляет.

– Привет, мои друзья! – сказал им Ра. – Я вижу, что не скучаете уже по дому своему. Узнали вы меня?

– Откуда же ты знаешь нас? – его Собака вопросила, присев на хвост.

– Вы с той Звезды, что светит по утрам ярчайшим светом. Смотрю, красивыми вы стали, большими и верными друзьями. Ну что, служить хотите мне?

– А это как? – Конь спросил, копытом землю роя.

– А на себе меня возить!

– А я?! А про меня забыли! – Собака закричала, на лапы задние привстав.

– А у тебя, подружка, большая будет служба. Вас отведу к одной прекрасной Деве, без вас которой – сплошная скука. Сейчас помчимся мы туда.

Бог легонько сел на Коня и свистнул так, что в восторге полном понеслись они туда, куда направила их воля Бога. Ликовали их души и сердца, и ветер в уши им свистел и песни радостные пел.

А когда они достигли Синих Гор, что с трёх сторон Долину охватили, им встретилась Она, которая сама сияла, как Звезда, – должно быть, именно Она блистала в небе по утрам; друзья её всем сердцем сразу полюбили.

– Хозяйкой будет Лада вашей, – сказал друзьям весёлый Бог, им подмигнул и вдруг в сиянии исчез, оставив по себе печаль разлуки. Но Лада их погладила и в утешение сказала:

– Горевать не принято у нас, Ра позвали срочные дела. Теперь знакомиться мы будем.

– А Ра к нам снова прилетит? – Собака вопросила, глаза уставив в небеса.

– Он будет часто здесь, – им Лада отвечала, улыбкой вся светясь.

– А когда? – Собака конкретною была.

– Как только, так и сразу прилетит, – смеялась Лада, мысленно благодаря Владыку Ра за новых двух друзей, которых он привёл, чтоб ей они служили, тоску-печаль её на нет сводили. Она не знала скуки, но порой тоска духовная давила сердце ей: Радж-планеты образ перед ней вставал и звал, манил её своей волшебной Краса-той.

Теперь они уже втроём Владыку ждали Ра, а Он всегда внезапно возникал: – Чего сидим? Прокиснуть что ль желаем? – вдруг голос Ра с небес звучал.

И с каждым появленьем Ра в них радость с новой силой закипала: смеялись, пели, кто от восторга ржал, а кто и лаял, и визжал. И сверху Солнышко смеялось вместе с ними, а если ночь была, то Звёзды в небе водили хоровод и на лучах своих им песни посылали вниз. А когда веселье затихало, то Ра и Лада беседы всё вели о том, как жизнь на Яви развивать. Частенько вместе с Ра на Явь прекраснейшая прилетала Ур, и Боги говорили о Красе и сами мыслеформы создавали, которые плоть обретали в существах, цветах и деревах.

Собака же с Конём между собой свои вели беседы о том, о сём, а больше о Богах.

Однажды Лада подслушала случайно мысленный их разговор:

– Как ты думаешь? – Конь спрашивал свою подружку Дружку. – Почему наш Ра не светит по ночам? Может, стоит нам на Небеса слетать и посмотреть, что ночью делает там Ра?

Дружка лапой шею почесала, а потом сказала:

– Я думаю, что это далеко. Ра днём над нами ходит, а мы его достать не мо-жем, хотя на Гору поднимались. А потом, как может Он в один момент Светилом быть и нам светить, и с нами тут ходить и ездить на тебе? Об этом надо Ладу бы спросить – она всё знает.

– А по ночам, я думаю, он становится Звездой – вот, например, вон той.

– Звездой… Тогда выходит, что другие Звёзды тоже Боги?

– Про Звёзды у Лады надо бы спросить.

– И всё же хорошо, что с нами дружат Боги! А то бы бегали без них сейчас с тобой по Яви и ничего не знали.

– Да, хорошо. Нам надо Ладе друга здесь найти, а то она одна.

– А мы тогда на что?

– Скажешь тоже. У Ра какая вон красавица жена. У Лады завтра спросим:

почему она одна?

– Спросим. А вон Звезда упала… А вон ещё… Не знаешь почему?

– У Лады завтра спросим. Лада знает всё. А вот у нас недавно Хозяин Яви был. Как он тебе?

– Слишком он старался понравиться нам всем. Мне он не люб.

– И мне не люб. Он любит только лишь себя. Притворщик он.

– А Лада наша молодец! Его и на крылечко не пустила. А я клыками с удовольствием погрызла бы его.

– А я, а я его копытом бы лягнул!

– И если он ещё драконом прилетит, то я за хвост его схвачу и половину откушу. А ловко на днях его ты сбросил со спины, когда хотел он прокатиться на тебе!

– Он притворяется простым, а сам прехитрый будет, глазами так и зыркает по сторонам…

– Да, Ладе надо гнать его взашей, а мы поможем ей.

– Наша Лада сделана вся из Добра и никого прогнать не может. Когда она меня ласкает, то прямо солнышко в руках её горит – я большего не знаю наслажденья.

– Я млею вся, когда она касается меня.

– Конечно, ты в дом заходишь к ней.

– Зато её ты возишь на себе. Давай-ка лучше мы обсудим, как Ладу защищать.

– А от кого? – Конь головою покрутил по сторонам. – Нет никого! – И кто на Ладу напасть посмеет? Всё сочиняешь ты! На солнце явно перегрелась!

Дружка рассердилась крепко:

– Перегрелась! Как бы жарко нам со временем не стало. Ты видел в Нави, какие ужасы творятся? А если нет, то ты глаза свои слегка росой промой. Помнишь, на закат скакали мы и какие страхи наблюдали?

– Но это наблюдали в Мире Том!

– Ну хорошо, по очереди мы станем Ладу охранять и от себя не будем от-пускать: куда она – туда и мы! А коли враг какой нагрянет, то я его копытами забью!

– А я клыками разорву! Р-р-р! Гав-гав!

Друзья немного помолчали, малость повздыхали, потом продолжили забавный разговор – опять о Ра и Ладе.

– И всё же не пойму: почему от Лады Ра улетает? Она так любит ведь Его! – сказала Дружка.

– Но у него же есть жена – прекраснейшая Ур. И потом Ра – Бог всех Звёзд, которые на небе видим мы, забот его не перечесть. Хорошо хоть редко, но бывает здесь.

– Но мог и чаще он бывать! Ведь наша Лада – лучшая на свете!

Лада и сама любила говорить с Собачкой и Конём о самом разном, что есть на свете. Те расспрашивали о звёздах дальних, о дивных существах и даже о Богах – всё интересно было им. А однажды её спросили: почему она одна?

– Был спутник у меня, – печально молвила она, – да где-то потерялся на Звёздных тропах Миров иных.

– И что, ты вечно будешь так одна? – спросила Дружка, ей руки облизав.

– Зачем? У меня же есть друзья, так что я не одинока. Вот вы, к примеру, лучшие друзья! Мне с вами очень хорошо!

От Лады услыхав такое, друзья конечно же в восторг пришли и стали вкруг неё носиться: Дружка гавкать и рычать, за ноги легонечко Коня кусать, а тот как будто бы в испуге – удирать, а Ладе оставалось лишь смеяться над весёлыми забавами друзей. А потом Конёк друзей к себе на спину посадил и долго без устали их по лугам возил. Потом на гору их высокую вознёс, откуда дали синие открылись с Красой небесной и земной под ветра ароматом – здесь дух парил и сердце жарко ныло, желая раствориться в просторах зелёно-синих.

– Эх, хорошо бы Ра и Ур сейчас сюда явились! – вздохнула Дружка и даже гавкнула в пространство, Богов на радость призывая.

И Боги появились! Вдруг ниоткуда голос Ра раздался, вливаясь в тишину сверкающих пространств:

– Привет, друзья! Ба, сколько радости! Кусок её отрежьте нам, а то, меж звёзд гуляя, мы проголодались чуть.

С ним рядышком блистала его прекрасная жена.

И ликовали так друзья, что счастья пламя весь этот мир залило брызгами Огня, а Солнышко-Светило, что за горизонт уж уходило, назад вдруг возвратилось, чтоб полюбоваться на игру друзей, пульсируя всем многоцветьем красок.

А потом уж в сумерках густых друзья обратно к Дому понеслись, от ночи убегая. Ур и Лада мчались на Коне, а рядом с ними Ра летел и шутки ради одной рукой подбросил в небо всадниц и Конька, а потом туда же Дружку он подбросил и сам за ними воспарил. И снова радостные были визг и шум, и даже песни полились!

У Дома Лады Ра всех на землю опустил, и Дружка у него спросила, от страха чуть икая:

– Так мы… так мы научимся летать?

– Желанье надо сильное иметь, чтоб полететь, – ответил Ра, её лаская.

– А ты нас научи, – не отставала Дружка. – Я между звёзд летать хочу. И почему я птицей здесь не стала, я к Солнцу запросто б тогда летала!

Ра сделал вид серьёзный, как будто собираясь желанье выполнить её, и Дружка попятилась слегка назад, вдруг сообразив, что Лада шерсть тогда не будет ей чесать, и гладить, и ласкать.

– Я это…, малость погожу, – она сказала, – я это… подумаю слегка.

– Подумать всегда полезно будет, – сказал ей Ра. – Мысль – основа бытия и даже жизнь сама. Мыслью создан этот Мир, у мысли нет начала и конца. Мыслью высшей ты была сотворена, и когда сама ты мыслить будешь в Краса-те, то, считай, что Богом станешь и все Миры тогда откроются тебе.

– Чтобы собака стала Богом? – Дружка аж лапою глаза себе закрыла. – Та-ких я сказок не слыхала.

И все смеялись весело над ней, а Дружка громче всех. Но Ра на ветер слов не бросал. И наутро Дружка со Светленем – Конём – едва подумали, что было бы не худо им снова с Богами полетать, как крылья вдруг выросли у них, и друзья внезапно в воздух поднялись.

– Мы летим! – сверху восторженно кричали неразлучные друзья и безтолково крыльями махали. – Тут столько Краса-ты! Скорее к нам летите!

– Любовь к Владыке Ра творит здесь чудеса! – сказала звонко Ур и, руки разбросав, взлетела в небеса. За нею Ра и Лада поднялись. На крыльях мыслей Краса-ты и светлого желания летать Творцы парили. И Владыка Ра друзьям сказал:

– Желание любое исполнится в свой срок, и потому желанья чистые имейте Добра и Краса-ты, а с ними вместе и Любви, и мощь сей Мысли сама поднимет в небеса.

А потом они навстречу Солнцу устремились, Мир славя лучезарный, и Мир взаимно им любовью отвечал: травы в нём сверкали росным серебром, и камни собою сами засияли разноцветными огнями; Светило радостью звенело в небесной вышине, и Краса-та сама запела; и счастью не было предела – оно летело на крыльях радости своей, и мир ответно загорался ей.

Творение людей

Много жарких споров было, как творить перволюдей: однополых иль двуполых, может, сделать глаза три, а рук оставить им четыре? Может, их с копытами создать, чтоб могли они скакать и в обутках не нуждаться? Может, лучше крылья дать, чтоб могли они летать? Или сразу их создать по подобию Творцов?

Лада за подобие Творцам стояла, Сатанэль ей возражал:

– Пусть пройдут здесь всё сначала: с пауков или жуков. Устремленье к Краса-те – плод трудов больших и долгих. Миллионы лет пройдут, чтобы эти твари, здесь которых создадим, к небу головы подняли и там звёзды увидали. Я с дракона начинал…

«И драконом ты остался!» – вдруг мелькнула мысль у Лады.

И тогда Богиня Лада к Ра с вопросом обратилась:

– Как же нам создать людей, чтоб Любовь и Краса-та жизнью были их всегда?

Улыбнулся Ра в ответ:

– Задала ты мне вопрос, на который не ответят сто великих мудрецов. Сатанэль кой в чём и прав. Даже более, чем прав. Внешность можем дать Творцов – то, что будет преходящим, ну а духа путь один – через тернии и к звёздам! Ты такой же путь прошла: сердцем, головой, руками и ногами, мысль оттачивая Краса-той и творя дела Добра, по готовому не шла… Ну а что касается людей, о которых боль твоя, – тут Владыка призадумался слегка. – Есть зацепка здесь одна… изначально в дух вложили мы частичку Краса-ты, что магнитом духу станет и проявится в Любви. А Любовь, как знаешь ты, высекается чудесно лишь кресалом Краса-ты. Так для духа есть одна Путеводная Звезда…

– Краса-та! – Мысль Владыки Лада поняла и потом сказала Ра: – У меня ещё вопрос один: Сатанэль мне заявил, Явь пойдёт путём страданий, дескать, это быстрый путь. С ним совсем я не согласна: лишь страданием живя, дух тот может озлобиться, но путь есть Радости, Любви, Добра, – чем живут Миры иные, в Совершенство восходя. И зачем же духу боль? Иль не так я понимаю, или всё же я права?

– Нет, всё правильно ты понимаешь, – ей Владыка отвечал. – Большинство страданий возникает, где мы сами допускаем искажение Начал, которыми являются Добро, Любовь и Краса-та. С Сатанэлем беседу я уже имел, каким путём на Яви человечеству пойти. И вот в чём прав Наместник мой: от своего несовершенства страдает дух. И тогда страдания для духа становятся лекарством, когда он понимает причину их и как избавиться от них. Истинное совершенство радостью живёт Любви, Добра и Краса-ты, твореньем их в делах. Совершенными людей создать ты сразу хочешь, но придётся малость обождать: их сознанье надо развивать и трудами утончать. Людям Матерью ты станешь – доброй, нежной, справедливой. Я тебе в том помогу. Как уже я говорил, за людей нам не прожить, есть закон свободной воли, им развитие идёт. И хочу заметить я: путь насилия не наш. Мы советы можем дать, путь развитья указать, ну а дальше люди сами путь должны свой выбирать. А насилие над волей их ко Злу лишь приведёт. И об этом речь с тобою мы уже не раз вели.

– Хорошо, но зачем же изначала жизнь со Зла здесь начинать?

– Что имеешь ты в виду?

– Я хочу людей создать, чтоб на нас похожи были – умных, добрых и красивых, чтобы в радости, не в горе жизнь для них здесь начиналась и такою продолжалась, чтоб руками и сердцами сотворяли Краса-ту. Сатанэль же предлагает нам драконов создавать.

– Высоко берёшь ты сразу, – тихо молвил Ладе Ра. – Может быть, ты и права. Краса-ту, Любовь, Добро для людей ты избираешь, Сатанэль же предлагает дух сурово закалять и с препятствий начинать. С сердца хочешь ты начать, Сатанэль – ум сначала развивать. Кто из вас же будет прав? Время лишь одно рассудит. Ну и что же скажешь ты?

– Ум и сердце одинаково нужны. Лучше добрым быть, чем злым, сердце разум просветлит.

И Лада в радости великой вместе с Ра и Ур людей училась создавать: втроём они энергии сердец своих объединили и, Краса-ту небесных Высших Сфер призвав, людей творили торжественно и просто под солнечным лучом, которым образ дали свой – светловолосых, сероглазых и с синевой глубокою в глазах, на двух ногах, о двух руках, с одною головой и доброю душой. И Боги даже сами залюбовались творением своим.

– Как ты хотела, – Ладе довольный Ра сказал.

– Они красивые такие, – сказала Ур. – И так похожи, Лада, на тебя!

Лада немножечко смутилась:

– Почему же только на меня?

– А мы так захотели с Ра, – Ур ей отвечала. – Ты давно уж стала нам сестрой иль дочерью любимой.

– И как их назовём? – спросил Владыка Ра, за первой парой наблюдая, что резвилась на лугу, в весёлые пустившись догоняшки: ведь разумом они что дети были.

– Я б Доброславами иль Сурами их назвала, – сказала Ур. – Они Светила свет в себя вобрали – и волосы, и кожа, и глаза… Да, я их сразу полюбила. Удачней не было творения у нас!

– Значит, Солнышками будут! – обрадовалась Лада и захлопала в ладоши.

– Деву первую Любовью назовём, а его, – она задумалась, чтоб имя подобрать, и Ур тогда сказала:

– А его мы Доброславом назовём!

– Да будет так, – сказал Владыка Ра. – Ещё в их дух я устремленье к Краса-те добавил, чтоб в

бурях и напастях, в разломах хаоса и в тяжкие минуты зов Краса-ты Звездою Путеводной им светил. Пусть будет мало Яви им, пусть в Небеса стремятся духом всем и ищут родину свою в горниле звёздной Краса-ты! Ну, а пока, пусть украшают Явь собой.

– Хочу, чтоб с самого начала, – сказала Лада, – росли они Добром лишь силы укрепляя, чтобы молились Краса-той и не имели Зла в себе ни грамма.

Ра с Ур переглянулись, Ладе светло улыбнулись, руки подняли над Лады головой, и Ра торжественно сказал:

– Ты станешь украшеньем Яви и Содружества Миров!

И на Ладу устремилась лавина энергии тончайшей, в которой Истина, Добро и Краса-та сплелись в Огонь один Любви нежнейшей.

Вот так в один прекрасный день в отрогах Белых Гор на Яви появились Суры-Доброславы, вобравшие в себя – в свой изначальный дух – луч утреннего Солнца, шёпот росных трав, звон нежной тишины, цветов благоуханье и всю их Краса-ту, что Лада принесла с других Миров. Ещё они вобрали велением Творцов стволов кедровых крепость, корней живучих силу, лиан зелёных гибкость, говорливость ручейков бурливых. Если Ур и Лада Любовь старались заложить к прекрасной Яви в души Доброславов, то Ра, конечно, их стремил к Мирам далёким, что Звёздами сияли по ночам.

И Доброславы удались на славу: блистали внешней Краса-той, сияли быстрым же умом и на работу были хваты, учились день и ночь, усталости не зная, и ночь была им не помеха: считали звёзды, песни пели, водили хороводы, и звоном радостным вся жизнь кипела их. Сто лет у них мелькали как день один.

Доброславы Ра славили и Ур, а больше Ладу, которая им настоящей Матерью была: возилась с ними, уча ремёслам этих малышей, при этом и сама учась Природы тайнам, овладевая силой их.

Лишь только Лада появлялася в лугах, как Доброславы со всех сторон бежали к ней, буквально не дыша, внимали всем мыслям и словам её. Должно быть, и Светилу понравились все эти малыши, и Сурья-Солнце, палитру красок радугой расположив по небосводу, Доброславам красило носы и щёки кисточкой своих лучей, густых и звонких. Лада учила Доброславов мыслить и мысль на добрые дела пускать, чтоб имя Доброславов оправдать.

Словом, днями Доброславы мира тайнами овладевали, вечерами песни пели, танцевали, когда Светило нежными лучами устало ласкало горизонт, а в небе расцветали костры далёких звёзд – они в лучах своих, как если бы в руках, Краса-ты далёкой искорки несли и тихим шёпотом творили длинный Сказ про Ра, его геройские дела – они любили Ра, и тем Сказам не было конца. А наутро, когда восток вскипал от солнечных лучей, как поднимались разом Доброславы, чтобы восславить снова Ра – своё небесное Светило, а вместе с ним и Краса-ту, и доброту своей любимой Девы Лады. И снова руки их ласкали любимую работу, особенно любили цветы они сажать, и до всего им было дело, и пары рук им не хватало; ещё б им крылья дать да научить летать – они украсили бы сами небеса, не говоря уже про Явь.

Прошли века, и Доброславы на два народа разделились: те, кто первыми здесь появились, те Доброславами считались, а те, кто позже родились, – те Сурами звались. Когда и как то разделение случилось, никто не мог бы указать – сама так жизнь распорядилась. Ра, похоже, многое предвидел, и если Доброславы в Ладиной любви купались, то Суры под мужества лучом Владыки Ра здесь появились: им путь воинов Владыка намечал, предвидя то, чего пока никто не видел. В Сурах крепь духа сочеталась со звёздной Краса-той, она мерцала искристым блеском во глубине их синих глаз. Они любили Явь, её природу, но духом тяготели к звёздам, им было тесно на планете, и если б Ра дал крылья им, они тотчас бы улетели в Небеса, в горнила звёздной Краса-ты, зов к которой Владыка Ра им в дух вложил.

Ра и Ур не раз с Небес сходили к Сурам, их многому учили, особенно сражаться с пока ещё неведомым врагом, наперёд из Хроники Акаши зная, что кончится блаженство Рая и жизнь своей суровой предстанет стороной. Ещё сюда с Миров иных спускались ученики Владыки Ра, чтобы учение Учителя продолжить и Перволюдям знанья передать, как надо по Космическим Законам выживать. На Яви постоянно Лада лишь жила, и Сурам также помогала, но больше Доброславам, которых всей душою полюбила и от рождения вела.

Тем временем под Ладиным началом Доброславы силой мысли овладели

и научилися летать. Пусть пока что невысоко, недалёко, но летали, и мысли Краса-ты им крыльями служили.

Когда однажды Явь Владыка Ра вновь навестил и в Ладином хозяйстве побывал, то в восторге Деве про Доброславов он сказал:

– Светлый ум и сердце доброты, ноги, что едва ли мысли не быстрей, и руки, что ласкают дело Краса-ты! Восторг полнейший! Нелегко придётся Доброславам: их назначенье – истину Добра явить на Яви и Краса-те путь проложить, но я предвижу, что путь их может быть суров. Так что свои созданья неженками не расти, иначе в бурях жизни, что обязательно нагрянут, свои уменья и задатки Доброславы растеряют. На трудностях их закаляй и волю развивай. Когда всё хорошо, то эта ровность застилает ум и сердце серой пеленой благополучья. И самая беда, когда довольство за смысл и счастье жизни будет выдавать себя. Ничем не облегчай их путь, пусть сами всё пройдут. Что сами обретут в трудах своих, то с ними и пребудет, а сверх ты не давай чрезмерно ничего. Пусть каждый шаг на Яви Доброславы трудами сердца закрепляют. Сердце крепь им даст – лишь в нём магнит Добра и Краса-ты, а дерзкий ум пускай разгадки ищет всем тайнам бытия и претворяет их в явленья Краса-ты. И пусть дерзают: ведь в этом дерзновенье крылья вырастают для полётов в Дальние Миры. Быть может, и, скорей всего, Доброславы с крепкими ногами, ясными умами, добрыми сердцами и жаждой творчества в груди тебе опорой будут во всех делах твоих.

Но и Суров ты не забывай, они защитой Доброславам станут и заодно тебе.

Конечно, Лада обещала всё сделать, как просил Учитель: от похвалы Учителя у неё кружилась голова и ей всё время петь хотелось и даже танцевать – любовь к Владыке Ра в пространство Яви изливать.

Время шло или текло, жизнь на Яви развивалась, планета погружалась в плоть материи вселенской. Жизнь кипела здесь повсюду: на воде и под водой, на земле и под землёй; в небе чёрные драконы бились яро за просторы, твердь стонала и трещала под тяжёлым шагом монстров, что друг друга пожирали; там и там грызня кипела, злобной ярости огонь на людей уж стал бросаться, им сознанья отравлять и раздоры вызывать.

Лада долго это всё терпела, но однажды Сатанэля повстречала и в сердцах ему сказала:

– Явь во Зло ты погружаешь, Краса-ты ты Мир лишаешь. Для чего ты сеешь Зло?

– Кто ты есть такая здесь? – ей с насмешкой отвечал Яви полный Властелин – так себя он величал. Всех он тварями считал, недостойными вниманья.

Первый раз встречаясь с ним, Лада сильно поразилась: так похож был Сатанэль на Владыку Солнца Ра: рост, фигура, голова, поведение само – всё в нём Ра напоминало. Блеск увидев красоты, что сверкала хладным блеском, в восхищение придя, глаз она поднять не смела, как почувствовала вдруг: тут стоит совсем не друг, и тогда в недоуменье подняла свои глаза. Если Ра был словно Солнце, Краса-той лучился и Добром, то от этого красавца свет луны глаза колол – светом жёстким и холодным, – как кинжалом иль мечом. На губах его тончайших самодовольства тень скользила, а в глазах плескалась темень хаотических глубин. Но видение мелькнуло – было правдой или нет? И пред ней стоял иной – ослепительно красивый, весь сияющий добром, только лишь в глазах скользила ироничная улыбка превосходства над другими. Лёгкий, быстрый и подвижный, остроумный и шутливый, он имел магнит такой, что к нему стремились духи, страстно жаждая чудес. Ра толп этих избегал, и в космических пространствах Он частенько исчезал, где извечную войну с Караготом продолжал, что Врагом заклятым был всей проявленной Красы. Хаосом и Тьмой Карагот был сотворён, Свет стремился потушить, жизнь саму всю погубить. Сатанэль к Ра подвизался с Караготом тем сражаться, и потом, со слов его, он едва ль не в одиночку предрешал исход сражений. Сатанэля Ра хвалил за находчивость и смелость, и в великой славе ученик его ходил – тенью Ра его считали, даже голосом его. Если Ра был прост и прям, поклонений не стяжал, то, напротив, Сатанэль восхищенье толп любил – он манерами пленял да и голосом своим соловья превосходил: мил, и сладок, и приятен… девы млели от него, ну а юноши во всём подражать ему хотели, слово каждое ловили и толпой за ним ходили. Сатанэль частенько прописные истины любил пред ними изрекать: «Знание всего превыше, – подняв высоко палец, говорил. Ещё загадочно твердил: – Вся жизнь – игра». Но, какова цена игры, он никому не говорил. И молодёжь восторженно резвилась: ведь игра – одна забава, в ней ответственности нет, и только знай что веселись, а жизнь ведь велика, и вечность есть для исправления любых ошибок.

И духи молодые в тварей разных воплощались за просто так, чтоб драйв какой-то испытать, нервы тем себе пощекотать, и удержу в том баловстве себе не знали. «Безобразие познав, познаете тогда и Краса-ту», – так ученикам своим Властитель Яви говорил. И если бы не Ра, он Ладе не позволил человеческое семя сеять на планете – на Северо-Востоке «людишкам» место отрядил среди лесов и гор высоких – подальше от себя.

– Нет, с тобой я не согласна, – Лада Яви Властелину возмущённо заявила. – Ты этим Миром управляешь грубо и жестоко. И без того Мир Яви вниз идёт. И скоро тут огрубеет всё настолько, что мы друг друга не сможем понимать. А ты готовишь Миру испытанье Злом, а не Добром.

– Ты ошибаешься глубоко, – Властитель Яви хитрыми сверкнул глазами, в которых вечная мерцала ночь во льдинках звёзд полночных. – Я буду ускорять процесс всего живого. Мир Яви далеко отстал от всех планет Содружества Миров. Ты знаешь, я не привык тащиться позади, я первый ученик Владыки Ра, я напрягусь и сделаю Мирок на удивленье всем! Мильоны лет сожму до тыщи лет – с такою скоростью пойду! Здесь будет воля властвовать моя! И кто же не послушает меня – об этом крепко пожалеет!

– Вот именно, Мирок, а нужен Добрый Мир, – сказала Лада. – Насилием к Добру ты не придёшь. Все существа, предметы иль явленья свой жизни ритм имеют. И надо лишь прислушаться к стремлениям других.

Тут яро Сатанэль вскипел:

– Чтоб я кого-то слушал здесь?! Я здесь – Хозяин! Я – Яви Властелин! Букашка каждая здесь трепетать должна передо мной. Я – Бог! А остальные все – козявки! И мне здесь кто-то будет волю диктовать свою? Такому не бывать! – Сатанэль от ярости зубами заскрипел, его глаза метали молнии чернейшего огня.

– Но почему? – поёжилась Богиня Лада. – Ведь даже камень голос свой имеет, и можно с камнем говорить, и с небом, облаками, зверюшками, цветами.

Сатанэль от злого смеха едва не покатился по земле:

– Всё это детский лепет! С камнем говорить?! Ха-ха! Для этого мне надо камнем стать, чтобы понять его. Нет, коль Мира этого Хозяин я, то пусть он слушает меня и моему дыханию внимает. Драконами я населю планету, дух воинов вожгут они в себе, сквозь ад пройдут тяжёлых испытаний. Через войну, сраженья проведу, и каждого своей я правдой наделю, чтоб злее меж собой дрались, чтоб ловкость, зоркость воспитать и качества иные, – Сатанэль презлобно на Ладу поглядел колючими глазами и с раздражением продолжил: – Я вижу, не по нраву тебе мои задумки и мечты. Но знай, что сам Владыка Ра учил всё испытаньем проверять. Не мягкотелых размазней – тяжёлых воинов Добра он требует от нас воспитывать из будущих людей. Пусть через Зло пройдут: и станет Зло Добром, коль выдержат его.

– Никак я не пойму, зачем же Зло? – вскричала Лада. – Ведь Миру надо идти через Добро!

Иронично хмыкнул Яви Властелин:

– В Добре они обмякнут и растают. И дух не возгорится их. А нахлебавшись Зла несовершенства, они попросят и Добра.

– А если к Злу потянутся они и в нём найдут и вкус, и радость? – здесь Лада не на шутку рассердилась. В глазах её зажглись тревожные огни. Черты прекрасного лица как будто стали строже.

Сатанэль насмешливо скривился:

– Много понимаешь ты, где Зло, а где Добро! Суровые условия лишь для слабых будут Злом, а для прошедших испытания воспримутся Добром. И я такой суровый путь прошёл и не раскаиваюсь в этом. Чем жёстче будет и больней, тем станет нам полезней и добрей!

– Но это же ужасно! – Богиня Лада пальцы сжала в кулачки.

– Послушай, красная девица: зачем сюда ты прибыла? Чтоб мне мешать?

Лети обратно к мамочке своей в мир тёплый и уютный!

– Но я хочу здесь вырастить людей – разумных, добрых и красивых!

Сатанэль загрохотал таким ужасным смехом, что со скалы посыпались каменья:

– Добрых и красивых? Хах-ха-ха! Давно я не смеялся так!

От слёз глаза он вытер и продолжал с иронией уже:

– Позвольте вас спросить: а где таких возьмёте или в печке испечёте? Как не поймёте вы: сюда приходят духи-глухари. Откуда добрыми им взяться? Это в сказках всё чудом происходит, а тут, чтоб качество одно взрастить, мильоны лет пройдут. Могу я даже предсказать, как жизнь пойдёт на Яви: как материя тут только огрубеет, твои духовные людишки травку станут есть, потом животных, а потом друг друга пожирать, как только голод их станет доставать.

– Как смеешь ты такое говорить? – воскликнула Богиня Лада, и слёзы градом полились из глаз её. – Зачем на Яви ты? Одно лишь Зло творить?

Сатанэль насмешливо пожал плечами:

– Учитель Ра нас приучил лишь правду только говорить. С Владыкой многие я поднимал Миры Великой Краса-ты и потому я знаю, что и как мне делать. А тебе отсюда лучше бы удрать и на другой планете песни распевать.

– И всё же надо сперва в Добре их укрепить, понятиям высоким обучить, а уж потом про испытанья говорить, иначе Зло их может отравить.

Владыка Яви с ехидцей на Деву юную взглянул и губы растянул в насмешливой улыбке:

– Здесь должен быть один закон: через страдания – наверх!

Лада в ответ лишь покачала головой:

– Мне кажется, когда ты про страданья говоришь, то голос твой от злобной радости звенит.

Сатанэль опять прегромким смехом раскатился:

– Вот две планеты ты поднимешь, тогда немножечко поймёшь, что Зла, как такового, нет, что Зло – помощник есть Добра. Без страдания не будет сострадания.

Лада подняла глаза, в которых слёзы всё ещё кипели. Через ручей напротив Сатанэль сидел на камне, от скуки выдирая мох.

– Зачем ты мох дерёшь, – спросила Лада, рассердясь. – Ведь он кричит от боли!

– Кричит от боли? – Сатанэль от смеха поднял удивлённо брови. – И это боль, ты говоришь? Боль вся будет впереди!

Сатанэль отбросил мох зелёно-голубой, смеясь над Девой юной, что рассердилась на него. И нравилось ему, что сердится она.

– Послушай, Князь Мира ты сего, – Лада нарочно не звала по имени Хозяина планеты. – Ты зачем пришёл сюда? Ведь ты не любишь этот Мир, тебе здесь гадко и противно, иль ты тщеславием горишь?

Сатанэль уже сердито на деву юную взглянул:

– Противно мне иль не противно, но Мир я здесь построю свой. Он будет только Мой!

Лада встрепенулась удивлённо:

– Как это надо понимать?!

– Как хочешь, так и понимай! Я здесь Владыкой должен стать, чтоб каждый камень и травинка здесь волю слушали мою.

Сатанэль легко от камня отломил кусок и пальцем сжал его, и серый вниз посыпался песок, в себе боль камня унося.

Богиня Лада даже отшатнулась, увидев, как Сатанэля лик на камень стал похож – таким же твёрдым, серым, грязным.

А Сатанэль мечтательно обвёл рукой весь синий горизонт, где Явь сливалась с небесами, и молвил, сладко придыхая:

– Я – Властелин, и будет этот Мир моим и лучшим из Миров! Здесь будет центр Содружества Миров, в котором главным буду я!

Лада в удивление пришла:

– Ты думаешь подняться выше Ра?

Ярость исказила прекрасный лик Хозяина планеты:

– А разве твой любимый Ра не говорит нам о подъёме? От Ра стою всего я в шаге. И Ра, учитель мой, мне только лишь твердит, чтоб делал всё я сам. Мечтает Ра в Высокие Миры уйти, а мне оставить низшие миры, – Сатанэль здесь криво усмехнулся: – Ступенью за ступень идут по Лестнице наверх – а я шагну наверх чрез несколько ступеней! Да, я мечтаю первым быть! Что в этом может быть плохого?

Лада гневом воскипела от наглой дерзости такой:

– Первым будет Ра всегда! Ну а ты последним станешь – вот что я тебе скажу!

Сатанэль насмешливо ей отвечал:

– Ра не раз мне говорил, что мечтает, чтобы я сравнялся с ним. И планетка эта последним испытаньем станет для меня.

– Вот именно – последним! – гневом Лада уж пылала.

Слушать Сатанэля Лада больше не могла и поскорее в дом ушла, который в Кедре ей построил Ра. Там предолго плакала навзрыд: грудь её тоска стеснила, сердце болью острой защемило, мысль одна сознанье жгла – в гордыне непомерной и тщеславии безмерном Сатанэль в безумье впал… он о месте Ра мечтал! Как его остановить? Как безумье это излечить?

В доме быть уж не могла, на крыльцо она пошла. Сатанэля след простыл, вихрь серый пыль крутил, где недавно Сатанэль стоял, хвост мечтаний диких распускал. На крылечко Лада села, с облегчением смотрела в дали светлые пространств. Рдели горы на Востоке под закатными лучами, ниже их копилась мгла, что в распадках залегла и ползла уже в леса, на туманах сны неся. Только ветер не сдавался, он с листвой не расставался и всё звал её играть. Да в лиловой тишине водопад ещё звенел, не желая отдыхать, но уж первая звезда загоралась в небесах, в высь далёкую маня.

Ладе вспомнилось, как Кpaca-ту на Явь она сводила. Цветы она особенно любила, их повсюду собирала, чтобы в сад цветущий Явь всю превратить. «Хорошо, – сказали ей Цветы, – мы украсим Явь твою, но только каждому из нас дай свою ты Краса-ту». Она дала им Краса-ту, что просили у неё. И по всем просторьям Яви разноцветными огнями засверкала Краса-та, что сошла с Миров Иных. А там деревья восхотели украситься нарядом из цветов и зацвели волшебными цветами и плодоносить стали крупными и яркими плодами – они светились в тьме ночной не хуже звёзд далёких, дивной музыкой звучали, хор чудесный составляли совместно с небесами, и сами звёзды танцевали под эту музыку, и пели песни, и смеялись…

Ещё припомнила она, как за твореньем Яви наблюдала, как из Вселенной огненных глубин Владыка Ра Комету Жизни вызывал силой Воли и Любви. И закружилась малая планета зелёно-голубого цвета, восторгом наполняясь дивного полёта средь звёзд, планет и огненных комет, и робко танцевала свой первый вальс, и Космос с интересом наблюдал за Девой малой и шёпотом подсказывал, как сделать первые шаги. И Ур, и Лада, не говоря уже о Боге Солнца Ра, её любовью наполняли – и на славу получилася планетка: игривая, смешная, с глазами синими морей, озёр и рек; зелёный выбрала наряд, который украшала жёлтым, красным и бордовым; и слёз, и туч, плохого настроенья не ведала она; мила, послушна, не строптива, и звёзды баюкали её, плетя гамак из всех своих лучей, да только редко в нём спала она, а больше песни пела, едва лишь научившись говорить; и ещё любила наставленья слушать Братьев и Сестёр, что старше были и мудрей. Уран сестрёнку крепко полюбил и много ей рассказывал такого, что знать не надо никому. И только Сатургон, надевши шляпу набекрень, подкрался тёмными лучами и снами тяжкими Планету малую кошмарил. Коварный, хитрый и жестокий, он кроху сразу невзлюбил, над ней смеялся и вредил, ей мысли посылая злые.

Когда-то этот Сатургон, рождённый Хаосом и Тьмой, хитрыми и сладкими речами всех убедил принять его в систему Солнечного Мира, и, согласье получив, не с краю, с боку где-то, а меж весёлых Братьев и Сестёр он затащил свою оранжевую тушу, кольца чёрной власти разбросал и малые планетки все прибрал, одни склонив к злодейским помышленьям, вторых энергию пожрав, оставив им пустую оболочку. Вот и теперь он шарил по планетке молодой лучом или копьём оранжевого цвета. Зачем и что искал? То осталось Ладе неизвестно, но чуяла она: для пакости какой.

Ладе нравилась планета Явь, её неукротимый нрав, который бури вызывал и всю планету сотрясал; в грозе и молнии там дух в материю входил и лавы бурные вздымал – так горы создавал. И чтоб утишить гнев Стихий, Лада арфу дивную брала, которую ей сделал сам Владыка Ра, и наполняла пространства Яви вселенской музыки звучаньем. И вся Планета затихала, игре внимая Девы молодой и пению её:

О, мира Краса-та, как ты прекрасна! И сердце, и душа лишь Краса-той живут, Ликуют, и поют, и славят солнечного Ра!

Краса-та Огня Первоначала, что Светом разливалась по всем мирам, в восторг любого приводила. Краса-та в те времена сама собой и пела, и звучала, она сияла звуками Огня, и формами живыми, и красками цветными – лишь только сердце распахни и Краса-ту потоком огненным в себя бери.

Сонмы духов здесь трудились, и Светом Краса-ты Явь строили они. Сам Владыка Ра своею мыслью насыщал ту Краса-ту, в которой Яви должно было жить. И Ур, и Лада, и другие существа трудились дружно, чтоб новый Мир был лучше прежних. Все вместе много рассуждали, каким быть человечеству на Яви, каким путём оно пойдёт, и много думала об этом Лада.

– Конечно, хочется, чтоб жизнь тут с самого начала устремилась к Краса-те, – так Лада говорила Ра. – А вдруг получится наоборот: Зло в сердца людей войдёт, тогда куда деваться лучшим из людей? Быть может, им крылья надо дать, чтоб улететь они могли подальше от дурных людей.

Владыка Ра задумался слегка:

– Дать людям крылья? Это дать орудие убийства. Не скоро люди здесь поймут, что в Краса-те их назначенье, но тогда пусть с самого начала в них устремленье к Краса-те живёт и путеводной станет им Звездой. Совести огонь и пламя Краса-ты – вот два начала будут человека.

– И всё же лучшим из людей нам надо бы помочь, – сказала Лада, – их в Горы лучше поселить.

– А если и туда Тьма доберётся, – заметила тут Ур, – то на неё обрушим молнии огонь!

– И где мы молний столько напасёмся? – спросил Владыка Ра. – Люди сами с Тьмой должны сражаться и дух свой закалять.

– От нашего возьмём Ярилы, – Лада предложила.

– А когда закроют тучи солнце? – спросила Ур. – Что делать нам тогда?

– Тогда смолистые мы создадим деревья, чтобы смола Огня энергию хранила.

– Леса и Горы силы придадут борцам со Злом, коли такое тут проявится активно, – тень набежала на лицо Владыки Ра. «Густая тень», – заметили Богини. Ох, много знал Владыка Ра, но о том не говорил пока. Ур и Лада не стали спрашивать его, они ведь знали, что низшие Миры – арена яростной борьбы сил жизни молодой. А Владыка Ра судьбу планеты Яви пока не брал в свои заботы – их на Сатанэля возлагал, который в очередь свою учителем был духам молодым (они на Явь последовали радостно за ним, чтобы со временем Творцами тоже стать).

Сам же Ра в то время был сильно озабочен судьбой планеты Фа – там люди равновесие нарушили природы и к гибели планету подвели. К тому ж другие строились Миры – везде нужна была забота Ра, его совет, уменья и улыбка светлая Добра, которая в любой частичке бытия к ответной радости звала.

Лада с великою любовью к Владыке относилась Ра: мудрее и красивей не было Его! Глаза огромные, как небеса, в себе Вселенную вмещали; в них звёздный Огнь горел нежнейшим светом, и когда в глубины синих глаз Владыки всем погружалась существом своим она, то дух её в стремительном полёте восходил к вершинам Краса-ты, и там, когда блаженствовать он был уже готов, вдруг получал приказ: во имя Краса-ты ты действуй и сражайся! Будь Воином Сил Света, и жизнь свою ты Краса-те Служения Добру отдай, как высшей Истине Вселенной! Иного не было пути, как Краса-ту нести и с Хаосом сражаться, который яростно теснил Пресветлые Миры. Владыка Ра великолепием Огня сиял, и рядом с ним была всегда его любимая Богиня Ур – она, как Солнышко, блистала; с ней Лада крепко подружилась изначала во многих воплощеньях на Мирах, где вместе человечества вели к сиянью Краса-ты. И о чём они при встречах говорили, так это всё о Ра и как в делах ему помочь. Порой казалось им, что Ра был слишком прост: сострадание одно добром светилось в Нём, и только иногда взрывался справедливым гневом Ра, – на малое мгновенье, – но и этого хватало, чтоб виноватый горестно рыдал, прося великого прощенья, а Ра переживал, что боль кому-то причинил.

Лада с времён далёких, с детства своего, о Владыке Ра слыхала и только лишь мечтала его увидеть глазом хоть одним; в воображении её Ра рисовался ей то Солнышком, что по утрам встаёт и светом Краса-ты всех озаряет; то звёздочкой ночной ярчайшего Огня, что всем надежду подаёт; то вдруг он юношей пред нею представал небесной Краса-ты с глазами, полными любви, – насквозь её он взглядом прожигал, и дух её ответным чувством полыхал.

На Фа-планете Ра тогда лишь изредка бывал, но как-то быстро и внезапно исчезал, и оставалось Ладе лишь горько сетовать на это. Она тайком от всех и как бы невзначай то место посещала, где Ра нога ступала, и жар его присутствия в себя вбирала. Быть может, кто шепнул Владыке Ра про девичью любовь, а может, сам он мысли уловил её. И вот однажды, когда в садах прекрасных девушка бродила своей планеты Фа, сама не чувствуя себя, мечтая встретить Ра, как будто молния пред ней блеснула и грянул гром, хотя и небо было чисто, и тишина густела в нём. Лада голову едва поднять успела и глазам своим поверить не могла – пред нею юноша стоял светлейшей Краса-ты, как если б из её мечты. На самом деле так и было. Она запомнила его глаза: как солнца два они сияли, и больше ничего не помнила она – ходили иль летали, говорили иль молчали – она накрыта аурой любви была и в счастья облаках витала. А те, кто жили на планете, вдруг солнца два увидели на небе. И долго учёные мужи гадали: что это было? В конце концов, признали, что это был огненный плазмоид.

И в том году сады цвели цветами невиданной Красы, и ветви от плодов ломились, и от любовной муки природа изнывала, радостью светлейшей исходя и славя величайшего Творца.

– Хочу тебя я видеть Дочерью своей, – девчонке маленькой сказал Владыка Ра. И с той поры она могла с Учителем общаться на расстояниях любых при помощи Кольца, которое Владыка Ра ей подарил. Так Огненная связь меж ними родилась. И на Совете Содружества Миров, когда о заселении планеты Явь поднялся разговор, то Лада первой там устремилась быть и души юные чрез тернии к Красотам высшим проводить. Здесь неохотно пожелал трудиться и даже очень отличиться один из первых Ра учеников – могучий, ловкий Сатанэль, который трудности, как хлеб, ломал и просто их не замечал. Лада, быть может, ревновала, но сердцем Сатанэля никак не принимала. В отличие от Ра, который истиной любви сиял, Сатанэль казался, а не был, он в Ра играл. И если Ра по сути Солнцем был, то Сатанэль ей представлялся холодною луной, что светит отражённым светом; он очень впечатленьем дорожил своим на окружающих его, он первым всюду быть хотел, и в этом он немало преуспел.

Ученики валили едва ль не толпами к нему; Ра всё чаще был один – учеников его по пальцам можно было перечесть. Его сияющая простота, как лезвие меча, была, и аура его, и сердца огнь в других всю выявляли тьму и к гласу совести взывали, на подвиг духа устремляли. А Сатанэль самой приятностью всем был.

Ра видел всё и вся насквозь, он мысли, сердце, душу знал любого существа и даже камня мысль читал, всему живому сострадал и сердце щедро отдавал, хотя суровым внешне был, скрывая нежную любовь ко всякой твари мировой: ведь каждая пылинка бытия частичку духа содержала, которой восхожденье предстояло. Он был велик, и многие, боясь величия такого, предпочитали тень, которую, как Лада про себя считала, Сатанэль собою представлял: с ним было беззаботно, ко всем он снисхождение являл и недостатков многих умышленно не замечал. Лада приметила ещё: пока атаки Хаоса Ра отбивал, Сатанэль его охотно в Совете замещал и все дела решал – так незаметно он незаменимым стал, пока Ра в трудных воплощениях бывал на низших сферах бытия, в поту трудясь кровавом, чтоб духов вывести наверх в Миры Светлейшей Краса-ты.

И на Яви Лада стала примечать: Сатанэль как будто почернел: в ауре его искринки серые и чёрные вдруг стали пролетать и всё гуще, и крупнее становясь…

Ловушка Сатанэля

Всю ночь, в Дракона обратившись, Сатанэль не спал; громами с неба грохотал, на Яви всё живое распугал, под утро только лишь слегка устал; тогда взобрался на высокую скалу, где начал размышлять, как Явь себе всю подчинить. Сперва придётся Иерархию свою создать, на сторону свою привлечь ту молодёжь, тех духов глупых, что в рот ему глядят, как если бы на Истину саму. Снова туманом и дурманом запудрить им мозги, их в драконьи тела переселить. Тогда они драконьи все повадки переймут, их слабые душонки тела драконьи подомнут и служить себе заставят, а он получит сразу армию драконов, умных и жестоких, находчивых и быстрых, которые здесь всяких человеков в пыль, в порошок и прах сотрут. Завтра же своих учеников тут соберёт – всё это стадо доверчивых и глупых дураков – и убедит, что путь к Добру и Краса-те у них лежит через тела драконов – могучих, молодых и грозных, пообещать им надо путь, каким до них ещё никто не проходил, и духи все пойдут за ним! Он предложит экстрим, и будет в их крови бурлить адреналин, которого так не хватает им. А драконью шкуру раз надевши, они её уже не смогут снять. Он жизнь им сделает по десять тысяч кряду лет, чтоб их душа срослась с драконьим телом, чтоб позабыли прошлое своё и думать стали, что всегда драконами они здесь были. Убедить их предстояло в драконью шкуру влезть, ведь ещё на памяти у всех был Драконат – драконов чёрных ярая планета, которую ужасный Карагот во Мрак совлёк и тем беду навлёк, – пришлось Владыке Ра Разящий Луч направить и разгромить тот Тьмы оплот. Что ж, им придётся обещать ускоренно Богами стать, воюя непрестанно с Тьмой. А молодым лишь только б воевать и только бы мечом махать. Что есть Добро, а что есть Зло они лишь понаслышке знают. А когда окрепнут в битвах меж собой иль с кем ещё – безсмысленных, жестоких, тогда он поведёт их в битву за добро – его добро, за иерархию свою, которая превыше станет навязанных понятий Добра и Зла. Всё относительно здесь во Вселенной и только держится лишь мерой, и всё едино в ней. Где меры нет – там Зло, так где же Зло, а где Добро? Без Тьмы не будет Света, как не будет без Света Тьмы.

С этой казуистики Сатанэль и начал свою речь, пока с себя обличие драконье сняв, чтоб духов молодых не напугать своим драконьим видом.

Вдоль и поперёк в туманных дебрях словес изящных побродив, он выбрался на сушу и так продолжил речь:

– Нам выпала почётная и трудная задача – планету Явь поднять в высокие Миры чудесной Краса-ты. Но если обычным нам пойти путём, то эоны лет пройдут, пока сознанья проблеск в истуканах этих вспыхнет разума искрой, которых человечеством мы назовём. С Ра путь иной я обсуждал, и сам Владыка Солнечных Миров его премного одобрял!

Здесь Сатанэль себя прервал, вверх руку он поднял, чтоб подчеркнуть весомость слов своих и именем светлейшего Владыки речь подкрепить свою.

– Мы с Владыкой Ра решили вас повести иным путём – суровым, быстрым и красивым! Путь Воина, друзья мои, вам предлагаю!

Сатанэль вновь сделал паузу и сборище всё оглядел; внимали все ему, едва ли не дыша, ведь он Учителем им был и первым другом Ра! Что ж, пусть хоть имя Ра ему поможет, и он продолжил:

– Зло мы решили для Добра привлечь, его перековав в тяжёлых испытаньях.

– Что? Как? Нам это интересно! Скорее говорите! – вскричали голоса юнцов горящих, которые мечтали быстрее отличиться, Творцами стать и Краса-ту ваять своими мыслями Добра.

– Ещё раз повторю: настолько путь сей странен на первый взгляд и даже для меня порой неясен, но чую я – им можем мы пройти стремительной атакой, пронзить витки спиральные калёною стрелой, – словами выспренными Сатанэль нарочно говорил. – И это будет под силу только вам – молодым, горячим, дерзновенным!

– Мы уже готовы идти любым путём, которым нас ты поведёшь, Учитель! – множество вскричало голосов, и некоторые духи молодые от нетерпения вскочили, готовые немедля к делу приступить. Одна лишь Лада тонким зрением своим на Сатанэле обличье видела дракона и аура его была уже не белой, а какой-то серой, и пятна чёрные мелькали в ней, и думала она, как ей обрушить гнев на Яви Властелина за избиение деревьев и цветов. Пока она решала, Сатанэль красиво продолжал с улыбкой кроткой и голосом сладчайшим. О! Как умел тот голос в сознанья проникать.

– Это путь великой жертвы, каким ещё никто не проходил – ни я, ни даже Ра великий. Но сразу я предупреждаю: здесь выстоит лишь только крепкий! И если все мы будем вместе, – Сатанэль тут со значеньем помолчал и в высь куда-то взгляд свой направлял, как будто Истину саму он там искал, – должно быть всё ж её нашёл, – и речь свою продолжил: – Я предлагаю вам в драконьей оболочке здесь путь развития начать. Зачем, вы спросите, драконом надо стать? – он снова паузу здесь сделал и сборище всё оглядел, потом сказал: – Затем, чтобы скорее воинами духа стать, их качествами овладеть: терпеньем, мужеством и силой, расчётливым умом и многим чем ещё… Я сам когда-то драконом был и не скрываю, благодаря сему я быстро на Вершину поднялся и стал учеником любимым самого Владыки Ра! Я предлагаю вам пройти тернистым тем путём – и буду сам я вам Вождём! При полной дисциплине, при полном послушании своём вы скоро станете Богами – в том слово вам даю! Сперва вы будете такими! – Сатанэль рукой махнул, и в небе перед всеми дракон предстал трёхглавый, который пламенем пылал и дым пречадный извергал: он сделал несколько воздушных пируэтов и с треском в воздухе исчез.– Да он красив! – захлопала Лилит в ладоши. – Я быть драконихой хочу!

– И я! И я! – послышались другие голоса и в рёв восторженный слились.

Как если бы безумье овладело всеми – да так оно и было! Все, кроме Лады, драконами быть пожелали. Ладу гнев великий охватил, она вскочила, вся дрожа, и во весь голос заявила: – Да вы с ума сошли! Это же обман!

Её подняли все на смех, и Лада, обидой гневною пылая, со сборища безумного ушла. Признаться, горько плакала она. Такого горя Лада не ведала ещё. Ей было больно и ужасно одиноко, тяжесть непомерная легла на дух её и так его к земле пригнула, что мыслей не было совсем, одна лишь пустота в сознании её кружила и болью острой чрез него сквозила. И вновь пред тонким зрением её Дракон возник – могучий, мощный и крылатый, который мог крушить, ломать и убивать, но только не творить, не созидать. Ещё ей Сатанэль привиделся, каким на сборище он был: лик его красивый почернел, глаза сверкали волей непреклонной, а речь булыжники метала, что прямо в её сердце попадали. Его как будто подменили: он полон стал гордыни чёрной и тёмной силою кипел. Что он задумал в самом деле и почему Владыка Ра его благословил на этот явно путь недобрый? Иль не договаривает он чего, иль плана своего Владыке сущность не раскрыл. Многое ей было не понятно: Сатанэль ведь сам с драконами сражался и вдруг их путь избрал. Нет, что-то здесь не так… Что-то с ним случилось. Пыталась взор направить в Хроники Акаши, но там скрывался мрак, в котором скрежет лишь стоял.

Сердце Лады чуяло всю боль, что стала Явь вдруг наполнять: стонали травы, которые топтали все и даже пожирали; от боли корчась, хрустели ветви и стволы деревьев в челюстях чудовищ страшных и ужасных – мир поеданьем жил друг друга, и ей хотелось одного – бежать, бежать, бежать, закрыв глаза и уши, на Радж-планету, в Краса-ту, к Владыке Ра поближе, где Свет, Добро, Любовь одной единой Истиной пылали. А здесь уже само пространство стоном наливалось и Краса-та во Мраке растворялась.

Сатанэль с компанией своих учеников, которые души не чаяли в Властителе планеты, волю дали фантазии своей и натворили чудищ разных, от которых скрывались перволюди за хребтами гор высоких. И вот теперь крылатые драконы, для которых горы препятствием не будут, наверняка наведываться к людям станут и не с букетами цветов. И Лада наперёд уж знала (Хроники Акаши пролистала), что драконы жить людям мирно не дадут, и между ними войны закипят, и окончательно планета погрузится в Мрак, а там между людьми самими свары закипят. Лада выхода мучительно искала, как жизнь устроить так, чтоб не было мучений, чтоб в мире жили все, чтобы на Яви всё было так, как в Высшем мире Прави или на Радж-Звезде. Сколько раз Владыку Ра просила:

– Учитель, разве ты не можешь страдания существ облегчить? Пусть они страдают от нехватки Краса-ты, а не от Зла избытка!

– Духи все из пламени выходят Краса-ты Вселенского Огня и изначально в себе содержат искру доброты, ведь жизнь – Добро и держится Добром.

– Но зачем же духу проходить чрез грубые Миры? Зачем на дно Эйн Софа опускаться? Пусть в сферы низшие не входит дух!

Владыка терпеливо выслушал её:

– Я уж говорил, что это невозможно. Дух жаждет яви проявленных Миров – лишь только в них и через них развитие идёт, сознание тогда растёт, чтоб в Мире Высшем не блуждать, а творчество являть. Но изначально не способен дух ни чувствовать, ни мыслить, он только Искорка Огня, что может закваской жизни плотской стать. Изначально эта Искорка Огня всю потенцию сознания вселенского в себе несёт, как в зёрнышке содержится весь будущий цветок, а цветок ведь медленно растёт, сил набирается и крепнет и уже потом сверкает Краса-той Огня Первоначала. И чем условия суровей, чем больше напряжение Огня, тем Краса-та заметней, как синтез лучших качеств духа. От своего рожденья из вселенского Огня Первоначала свободной волей Искра та наделена. И что я сделал? Лишь запустил весь тонкий механизм вселенской Жизни – конечно, не один, а с Братьями своими, – Иерархии существ трудились над созданием Вселенной. И ты планету Явь со мною зарождала.

– Да, будущую Явь я заселяла мыслеформами людей – красивых, добрых, сильных, чтоб изначально в них не было ни капли Зла, чтоб Краса-та одна сияла!

– Красивыми их внешне можно сделать, но дух чтоб их красивым стал, он силой огненною должен овладеть, что вместе есть Любовь, Добро и Краса-та, – через служение им. – Владыка улыбнулся здесь. – Ты хочешь чуда от меня? Но это невозможно: каждая Монада должна пройти свои развития круги, чтоб накопить огонь той Краса-ты, которая в конце пути их вознесёт в Огонь Первоначала, откуда путь свой начали они по низшим всем Мирам. Ни я, никто другой насильно не наполнят духа их сосуд пустой, дух сам и только сам трудами неустанными Огонь тот должен добывать. Ну а мы, Творцы Миров, которых ещё Богами называют, духам молодым должны тем помогать, учить их, наставлять, пример собой являть.

– Но всё равно мне больно плач слышать стоптанной травы и ветви стон, рукою сломанной жестокой.

Ра легонько девушку погладил по руке:

– Крепись, всё только начинается, и дальше хуже будет. Драконов могут люди даже превзойти в жестокости своей. Ум будет с сердцем состязаться их.

Лада в испуге даже отшатнулась от Владыки:

– Такого быть не может!

– Мир Яви большие испытанья накладывает на людей. Явь будет всё ниже опускаться в материи слои и грубость их на дух вериги будет налагать.

– Но как, Владыка, ты спокойным можешь быть, когда такие страсти говоришь?

– На множестве Миров я жизни проходил и потому не понаслышке знаю то, о чём сейчас тебе я говорю.

– Но если знаешь всё ты наперёд, то почему не повернёшь ты сразу событья в сторону Добра?

Владыка тяжело вздохнул:

– Временный иметь Зло может перевес: Жизнь Добро в самой себе несёт, и потому Зло временно живёт. Гибнуть может только оболочка. Но дух же Вечностью живёт, и путь ему указан чрез Добро, что Жизнь сама и есть. Так снова в рост трава пойдёт, которую стоптали, деревья снова оживут, цветы воскреснут новой Краса-той, и ты сама уж сотни раз своё телесное обличие сменила, иначе бы не стала красавицей такой.

Лада чуть смутилась:

– А почему, Учитель, сам ты не возглавишь Явь?

– Мне очень тяжелы энергии планеты Явь. Со временем и ты не сможешь их переносить. Лишь только в крайнем случае на Яви воплощусь, и то не духом всем, а только лишь частицею его, иначе сам сгорю иль Явь огнём своим сожгу.

– Жар духа твоего велик, Учитель, – сказала тихо Лада, – с тобою рядом мне тяжело стоять, я вся уже горю. Как ты выносишь это?

– Теперь ты понимаешь, что каждый сам в себе огнь духа должен возжигать всем устремлением к служению Добру и Краса-те, и на Звёздных Тропах славных тех я встречу каждого, кто Краса-ту несёт сквозь серость каждодневных будней. Я не оставлю Явь: настанет срок, когда планете будет тяжко, тогда и объявлюсь на ней, чтобы дела поправить. А кроме Яви, ты сама же знаешь, уже веду я несколько Миров, и давний недруг Карагот Ужасный готовит нападения свои, чтоб Светлые Миры, всю Краса-ту их в Хаос обратить и Тьмою задушить. Но за Явь спокоен я – здесь Сатанэль Мир поведёт, и лучшей нет кандидатуры.

Лада тихонечко вздохнула:

– Чем больше его я узнаю, тем меньше нравится он мне.

– Но ты ж не замуж за него идёшь, – Владыка пошутил.

Лада краской залилась стыда и даже рассердилась тут слегка:

– Учитель, как можешь Ты такое говорить!

– Ну, это маленькая шутка. Я думаю, что Сатанэль твои сомнения рассеет и общий с ним найдёшь язык. Но тебя я не забуду, – Ра был уже серьёзен. – Мысленно со мною постоянно связь держи, тогда тебе я чем и помогу.

Лада мыслью часто обращалась к Ра, о помощи Его прося, иль просто любовь свою голубкой к Владыке отправляла. В ответ Ра лик свой проявлял, иль просто синие глаза свои являл с весёлою искрою в зрачках; то в её сознанье голос Ра звучал, а то Он аромат звёзд синих в подарок присылал, иль Мир далёкий в сознанье её он Краса-тою рисовал, её ребёнком называл и ветра дуновением ласкал. И Лада горячо мечтала чаще быть с Владыкой Ра, который гигантские пространства мысленно пронзал: и был далёко Он, а как будто рядом.

Однажды Лада попросила Владыку Ра в истинном обличии явить себя. Он рассмеялся: «Не ослепнешь, не сгоришь?». И Солнце перед Ладою предстало, и мягкий Свет оно лило, и этот Свет её пронизывал насквозь любовной нежною истомой, к вершинам он её блаженства поднимал, и ей хотелось в этом Свете летать и танцевать, смеяться и восторженно кричать, совсем как маленький ребёнок, которого подбрасывает кверху любящий отец. Был это Свет пронзительной Любви такой ранимой, доверчивой, открытой, как будто бы сам Космос душу распахивал пред ней во всей своей невообразимой Краса-те, и в этой всеобъемлющей Душе звучала радость вместе с нежным состраданьем. Здесь пониманье было и оправданье, и слёзы очищающим потоком лились из глаз, а может, из души её самой. Тогда Владыка-Вседержатель навстречу ей легонько рассмеялся – лесные колокольчики так рассыпают звон серебряный и чистый, так солнца луч звенит, лазурь небес лаская.

Когда на Яви Лада очутилась, то часто по высшей Краса-те грустила, особенно по Ра и Ур, без которых жить уж не могла, – так привязалась к ним, – и по ним скучала и даже тосковала. И вот тогда вдруг рядом раздавался смех негромкий – на крылечке Домика её Учитель Ра сидел, на неё с улыбкою глядел и нарочито ей сердито говорил:

– Ну задала работу мне – придётся Явь теперь сушить от водопада слёз твоих: одни вершины гор торчат на ней – и сколько утонуло уж людей!

Она пугалась даже, а потом с Владыкой весело смеялась, и тоска её безследно исчезала, как если б вовсе не было её. И радовались вместе юному ликующему Миру, в котором расцветала Краса-та.

Случалось у Домика её прорыскивал лисицей хитрой сам Яви Властелин. Внезапно возникал он утром ранним, иль, на ночь глядя, колючим хмурым взглядом он оцарапывал её – и ёж колючих мыслей катился на неё, чтоб волю смять и подчинить холодному рассудку своему. Впрочем, с Ладой долго Сатанэль в бирюльки не играл, и был таким, какой в действительности есть, – суровым, ледяным. Он сверху на неё смотрел, как если б на букашку иль козявку, которую одним он пальцем может раздавить, и губы тонкие растягивал в резиновой, ехидненькой улыбке, так что длинный нос с горбинкой на подбородок налезал и говорил, как если б камни он бросал, не говорил, а даже каркал:

– Что, маленькая крошка, трудимся немножко? Хах-ха-ха! Владыка Ра, которому я лучший друг, мне повелел присматривать тут за тобой. И ты должна держать отчёт передо мной!

– Бегу и спотыкаюсь! – ему сердито Лада отвечала. – И в чём перед тобой отчёт держать должна?

– Во всём! Я здесь Хозяин!

Сатанэль любил везде и всюду всем заметить, что он и Ра едва ль не целое одно, и что он рупор воли Ра, и что он значит здесь, а что, его ничтожный собеседник. Взгляда чёрных глаз его, как тьма сама бездонных, выдержать никто не мог. Этим взглядом он даже скалы разрушал и в души проникал, и всё под тяжестью его стонало. Мощь из Сатанэля ужаснейшая выпирала, казалось даже, Явь ему уже тесна, но сила эта грубою была. В ней не было Огня Любви, что жизнь творит, того Огня, которым Ра владел и от которого любое сердце пело. И если радость излучал Владыка Ра, то Сатанэль же жуткий страх с тревогой нагнетал. В ауре его клубилась Тьма, день ото дня всё гуще становясь. Ещё в людском обличье он ходил, но лик драконий уж носил, и всё чаще Драконом Чёрным перед всеми проявлялся, и крылья чёрные высоко уж реяли над ним, и вихрь чёрный с тоскливой злобой меж ними выл…

И всё тревожней Ладе становилось: над Явью Тьма сгущалась…

Горе Лады

Ладу как будто в сердце кто толкнул, средь ночи поднялась она, ей показалось, что Явь страдает вся. Раздвинув завесь из растений, она в тревоге вышла на крыльцо. Ночь безпокойством вся дышала. В закатной стороне неладное творилось: зарницы там сверкали, но грома не было, а доносилось некое рычанье или рёв, как если б чудища какие сцепились меж собой, которых Яви Властелин с какой-то злою целью на планете расплодил. И вдруг там пламя поднялось, как будто сами небеса Огнём заполыхали, и боль острейшая пронзила сердце: духовный глаз её пространства пронизал. И что ж он увидал? Горели Деодары, которых она совсем недавно с Радж-планеты принесла. Спасти уже их было невозможно: огненные свечи как если б само небо жгли! Деревья же, сгорая, к ней обращались и кричали: «Лада! Лада! Нас спаси!». А над ними тень громадная металась с рыком, рёвом, огнь чёрный изрыгая. «Что за чудище на Яви объявилось? Спрошу у Сатанэля: что происходит там?» – в сознанье Лады мысль мелькнула. И мысленно Хозяина планеты Лада позвала, прося его откликнуться на зов её. Но вместо разумного ответа лишь дикий рёв услышала она. Во времена последние Хозяин Яви – так Сатанэль прозвал себя – она его не узнавала: весёлость потерял, ходил задумчив и как будто зол, и мыслей чёрных рой вокруг него кружил. Всё это Лада видела тончайшим зрением своим, могла бы даже в глубь сознания проникнуть Сатанэля с помощью Кольца, но не решалась, боясь отпор ответный получить: ирония Наместника планеты убийственной была, за словом он в карман не лез и мог змеёй ужалить, когда его честь задевалась, как ему казалось. Самолюбив был Сатанэль и, если даже был не прав, этого он никогда не признавал.

В последний раз вернулся Сатанэль на Явь из дальнего полёта в Высшие Миры каким-то возбуждённым и объявил ученикам своим, что Ра одобрил план развития его планеты. А для Лады отдельное он сделал объявленье, что Владыка Солнца Ра его куратором над ней поставил и что Лада теперь должна лишь с ведома его свои дела на Яви продолжать. А если не согласна с этим, то Мир иной пускай себе подыщет – их в пространствах тысячи летают – бери любой и хоть цветы там разводи, а хоть крапиву даже там одну расти… на что её талант позволит. Словом, недвусмысленно сказал, что он на Яви Царь и Господин и волею своей он править будет тут во благо всех и вся. И раньше ему случалось такие заявленья делать, но в этот раз в его речах был слышен грозный тон и даже отдалённый гром.

Глаз ясновиденья ей чётко показал: во мраке ночи ревел ужаснейший Дракон, огнь чёрный изрыгая. А где ж тогда сам Сатанэль? Быть может, нет его на Яви? Быть может, то Дракон из Чёрных Бездн прорвался, куда Владыка Ра остатки Драконата зашвырнул? Неужто уцелел один из орд тех страшных, что делали набеги на целые Миры, их превращая в Хаоса пустыни? Из Хроники Акаши она узнала о страшной Битве той, которую Владыка Ра вёл многие века, пока в отчаянном Бою, когда судьба решалась Солнечных Миров, Огнём он орды те пожёг. Дальше о судьбе драконов Акаши Хроники молчали.

Духовным взором Лада продолжала искать Властителя планеты – только он прогнать иль уничтожить мог того ужасного Дракона, который Явь грозил всю в клочья разнести и жизнь до основанья потрясти. Но вместо Сатанэля три морды проявились злобного Дракона, из трёх пастей которого огонь чернейшим водопадом извергался и чёрный дым клубами стлался.

– Ты кто? – спросила Лада бешеного Зверя, в сознание его с трудом войдя, оно всё хаосом бурлило и ужас нагнетало со злобой пополам.

– Кто ты такая, чтоб спрашивать меня, Хозяина планеты?! – Дракон ужасно прорычал.

– Я Лада – дочь Владыки Ра.

– Ра?! – тысячью громами громыхнул ужаснейший Дракон. – Как смеешь имя называть его? Только я, я, я – один Вселенский Господин!

Тогда-то Лада поняла, что Сатанэль каким-то образом в Дракона обернулся. «Самим собой стал!» – подумала она с внезапным облегченьем: то, что предвидела она давно, терзаяся сомненьем, то превратилось в явь.

– Я – Лада и хочу спросить тебя: зачем ты Рощу сжёг мою? Зачем погром устроил ты на Яви? Зачем страдания и боль здесь причиняешь?

– А, это ты, – Дракон свирепо зарычал. – Тобой давно хочу я закусить, хах-ха-ха, но это маленькая шутка! Такой козявки и на клык один не хватит мой. Хотя голодною порой ты и на клык сойдёшь. Перед тобой отчёт не стану я держать! Здесь я вопросы задаю, но для тебя скажу: порядок здесь я навожу! Все будут тут дышать лишь по моей команде! И первой станешь ты рабынею моей!

Дракон из трёх своих пастей послал три факела огня к востоку от себя, где занималась уж заря, – туда, где Домик Лады у горы стоял и растворился в чёрных тучах, в которых отсветы пожарищ отражались.

Лада была потрясена: в её ушах преярый рык Дракона никак не утихал, и сквозь него деревьев плач звучал, трав и цветов стенанья пробивались, и сердце состраданием её терзалось. Перед глазами деодары всё горящие стояли, которые от боли пронзительно кричали, и ей всё чудились кошмары, в которых даже скалы жалобно стонали, избитые ударами драконьего хвоста.

Ладе страшно стало за судьбу планеты. Сидя на крылечке, тихо плакала она, подпёрши голову руками, и в небо тёмно-синее смотрела. Там звёзды сквозь ресницы глаз своих ответно грустно на неё глядели и что-то ей шептали – о некой тайне, что известной стала им, а Ладе недоступною она пока была. Пытался ветер, проснувшийся средь ночи, её до Лады донести, но только ухо ей царапал безсвязными обрывками речей, которые подслушал он у звёзд. Мысли, светлые и чистые, что принесли бы ей покой, не приходили, и только лишь тревога нарастала: что-то страшное случилось, и уж сердцем понимала, что прежней жизни не бывать.

И Сатанэль не спал: он бурно ликовал от Силы той, что в него вливалась мощною рекой, нет, потоком горным и хмельным; ему опоры точку бы найти, и он бы Явь играючи тогда перевернул. Сатанэль как в лихорадке был и с Силою своей не знал, что делать: она его буквально растворяла и превращала в некое Ничто. Он просто Силой становился и по пространству Мощью Чёрною носился, как если б растекался в нём.

Средь мрака непроглядной ночи Сатанэль драконьи крылья распластал и теперь на них летал едва ль не выше звёзд самих, соображая туго: что делать с Силой этой, что чёрной мощью сознанье сокрушала? И со смутным страхом понимал, что это только лишь начало, что будет он ещё сильней, могучей и быстрей. Да! Это Силища была вселенского масштаба! Если Ра всего лишь Солнечных Миров Владыка, то Сила эта была куда его сильней! Силы Ра измерены размерами Системы Солнца, а кто измерит Силы Хаоса и Тьмы, которые гуляют по Вселенной, сжирая Звёздные Системы и восстанавливая Ночь. И кто же знает, может, в мире Хаоса Тьма Свет исконный есть? И только в Мире Света Тьма есть Тьма, не более того. Да, и эта Сила, что Караготом назвалась, ему вдруг предложила Владыкою Вселенским стать. Ра извечно с Хаосом воюет, а толку что? Победы не видать! А тут своей он воле Хаос может подчинить без всяких войн и яростных сражений. Вот это будет номер! Да, кое-кто от зависти умрёт, когда в Свет Тьму он обратит! Нет, он выведет планету к Свету, но только лишь своим путём! Пусть этот Ра сражения ведёт, а он всю эту Силищу себе в союзники возьмёт! Вот это ход! И почему путь Ра единственно есть верный? Силы Тьмы использовать он может и для добрых дел, тут мощный нужен Ум, а этот Ум есть только у него! Недаром сам Карагот Могучий выбрал лишь его! Он Повелителем Сил Тёмных станет и в Свет их обратит. И тогда всем ясно будет, кто Первый есть в Содружестве Миров да и Вселенной всей!

– Вот именно! – вдруг мощный грянул рык в сознании его. – Ты и только ты нас выведёшь в пространства Краса-ты. Мы Света Разума хотим, но нас Владыка Ра остановил, Мечом из Светлого Огня путь преградил к Вершинам Бытия. Он хочет быть единственным Владыкой, – здесь Голос зашептал, – и потому ты нужен нам, и мы тебя возвысим, коль ты поможешь нам. Что эта малая планета, когда поставим мы тебя Владыкою Вселенским! Согласие твоё одно лишь нам нужно, а дальше сделаем всё сами.

И так тот Голос сладострастно в душу проникал, что Сатанэль готов его был слушать безконечно, только б он не умолкал, и лязг, и скрежет Голоса ему уже казался музыкой чудесной.

– А ты меня не бросишь?! – он возопил: ему представилось, что этот Голос, что так много обещал, чего и не было в его мечтах, куда-то вдруг исчезнет и он останется один среди безмолвья ледяного. И безмолвье это так живо обозначилось в сознании его, и холод невообразимый его так крепко охватил, что он промёрз до сердца и более того – сам дух его средь льда и мрака вдруг очутился под вой метели снежной, – и рядом не было с ним никого, кто руку подал бы спасенья.

– Я – твой раб, и ты – мой Господин, коль примешь ты условия мои, – получен был ответ из скрежета и лязга.

– Условия какие? – боясь, что Голос вдруг затихнет навсегда, спросил Хозяин Яви.

– Я уж говорил – согласие твоё и больше ничего, а остальное сделаю я сам: да или нет?

– А подумать мне ещё нельзя? – Сатанэль дрожал, как в лихорадке. Ему представилась во мраке тонкая черта из Белого Огня, через которую он должен был перешагнуть – как если б через пропасть – и низвергнуться туда – во Мрак, в сплошную неизвестность, и бросить всё, что было мило, с чем сросся он, и сжился, и стерпелся, и без чего себя не представлял.

– Подумай, но недолго. Хотя мы не спешим – пред нами Вечность. Могу и Вечность подождать, а ты всё будешь во вторых шагать и Первым никогда не станешь. Сегодня дали мы тебе отведать немного Силы нашей, лишь толику её.

И каково тебе?

– Без неё теперь мне будет плохо, – честно Сатанэль признал.

– Ты – разум мне, а я тебе – всю Силу!

– Но как же разум я отдам? Мне голову свою отрезать?

– Зачем? Пусть остаётся всё на месте, ты мне сознание своё отдай и больше ничего.

– А как его отдать?

– Все мысли ты свои направь, чтоб Первым стать, и действуй, и сам увидишь, какая Сила в нас таится, вернее бы сказать, в тебе. Когда же будешь ты готов всю Силу нашу взять, тогда из Тьмы пространства безчисленные легионы Тёмных Сил перед тобой склонятся и будут верными тебе. Тогда лишь только ты поймёшь, Великий и Мудрейший, какими Силами владеешь и что сама Вселенная – лишь жалкий прах под стопами твоими!

Голос Хаоса умолк со скрежетом и лязгом и острой болью в Сатанэле разорвался.

Тем временем на Яви вся Природа напряглась: «Хозяин наш предательство задумал, – по Яви пронеслось. – Он Силы Тьмы к себе в союзники призвал. Но Свет не может с Тьмой соединиться, чтобы не погаснуть самому».

Эта мысль до Лады долетела и чёрной молнией сознанье обожгла. И всё чаще в её сознанье Сатанэль драконом чёрным представал. Ведь тот Дракон, что всё пожёг, был Сатанэль! Конечно, после этого спать Лада не могла. Едва рассвета дождалась, чтоб к Сатанэлю полететь и выяснить Дракона тайну.

Перелетев чрез гор хребет высокий, она в долине очутилась, где бережно растила деревья и цветы из Мира Дальней Краса-ты, и только пожарищ чёрный пепел увидела она и сизый дым, что тяжким пологом висел над ним. Боль острая пронзила сердце Лады, и слёзы хлынули из глаз её рекой.

С небес она спустилась и, рыдая, по пеплу побрела. Деревья, травы и цветы – их Лада научила говорить – погибли в пламени огня злодейского Дракона, одни лишь пни торчали кое-где. А Лада голос помнила у каждого цветка и деревца, им трудно было здесь, на Яви. Каждое растение она с трудом уговорила на Яви воплотиться, и что же получилось? Она в предательстве себя винила, что растенья от огня не сберегла. Лада не злилась никогда, но тут вдруг ярость закипела в ней, и, попадись Дракон ей в этот миг, она все головы его б снесла. И даже какую-то дубинку из пепла подняла, что дымно тлела, чтоб, ежели чего, разить злодея ей. Её горючая слеза на камень угодила – и тот вдруг сам собою стал расти из-под земли и голосом глухим пророкотал:

– Всегда я любовался Краса-той, что ты с Небес далёких принесла, и мне всегда хотелось в твоих руках цветочком стать, лишь только б твою радость испытать и подарить тебе любовь. Не плачь, Явь вся тебя своей Хозяйкой величает, и за тебя весь Мир восстанет. А тот, кто сам себя Хозяином считает, во Мрак уйдёт и гибель там себе найдёт.

Едва успел промолвить это, как в граните монолитном нора раскрылась. Из неё на свет явились маленькие существа – то гномов целая толпа была – о двух ногах, и двух руках, себя едва ль не шире были. Они склонились низко перед Ладой, бородами пыль метя, и самый старший, самый важный был в красном колпаке и сапогах того же цвета и кушаке, покрытом разноцветными камнями. Забыв про слёзы, Лада широко глаза свои раскрыла, не зная, что и думать и сказать такому важному посольству.

– Родная наша Госпожа, – сказал тот человечек, ещё раз низко поклонившись, при этом бороду в золу и пепел окуная. – Ты нас ещё не знаешь, мы – Гномы, созданья Яви и твои. Ведь ты мечтала создать тут человеков, и мы из мыслей родились твоих – откликнулись на них, и вот такие из Матушки мы Яви появились. Быть может, не совсем такие, каких хотела ты, но мы – живые, нас плоть земная родила. Ещё мы знаем, что ты пришла с Небес, но полюбила нашу Явь и здесь ты хочешь сделать всё красивым. Мы – Гномы, так в одном из снов твоих своё названье мы прочли, и с ним мы согласились. Мы долго за тобою наблюдали, внимали мыслям всем твоим и своей тебя признали Королевой. Светлая ты наша Госпожа! – и с этими словами важный гном, а вслед за ним и все другие поклон пренизкий снова совершили.

Затем все гномы расступились, перед Ладой двое гномов с подносом очутились, на нём сверкала драгоценная корона.

– Прими от нас сей дар, в котором нет корысти никакой, лишь только радость и любовь – так вы зовёте чувство, которое здесь жизнь даёт. И не отчаивайся сильно: деревья частью мы спасли – их корни уцелели, зерно их духа сберегли. Мы их водой целебною уже полили из того ручья, что возле дома твоего течёт. Цветы и травы оживут от слёз, что пролила ты здесь. Мы садоводы хоть плохие – мы больше по каменьям мастера, но землю мы уже просили Сад заново поднять, на что она своё согласие дала.

Ладу малыши растрогали до слёз.

– А почему вы раньше не явились?

– А мы всегда с тобою рядом находились, – сказал ей старший гном. – По зову первому всегда теперь мы явимся к тебе.

На этом новые друзья расстались.

Сатанэля чёрные дела

Меж тем у Сатанэля творчество с размахом процветало. Энтузиастов группа духов молодых да шустрых творили, кто во что горазд, в экспериментах поиски ведя, каким быть человечеству. Конечно, каждому хотелось такое сотворить, чтоб ахнул сам Владыка Ра и благодарность объявил. Сатанэль им не мешал, а даже поощрял и образы он отбирал ужасных монстров. Были тут двухглавые, трёхглавые, с руками пар по десять, с ногами штук по сорок, с крыльями в придачу и без них, с сотней глаз по телу: чёрные и белые, красные, зелёные, жёлтые и синие, с копытами и без, с хвостами, щупальцами – сплошь безобразие одно – и это Сатанэлем ставилось в пример «эстетам» всем.

– А хвост-то для чего? – спросила Лада конструктора на Яви одного.

– Как для чего? – учёный поднял вверх глаза, работой поглощённый, – чтоб мух и насекомых разных отгонять.

– Но это ж некрасиво! – упорствовала Лада.

– Что ты понимаешь в Краса-те! – обиделся учёный. – Зато смотри, какой красивый хвост! И сколько назначений у него: цепляться можно за деревья и на хвосте висеть, врага достать на расстоянье и много что ещё.

– А сам бы ты хотел ходить с рогами и хвостом? – спросила Лада, и вновь обиделся учёный:

– Ну тоже скажешь – это мне зачем?

– А им тогда зачем?

– А для них всё это будет в норме – они же с самого начала с рогами будут и хвостами.

– Хорошо, а крылья для чего приладил? Чтоб пакости творить? Быть может, всё же пускай сперва научатся ходить?!

Тогда учёный от возмущенья почернел:

– А сама что сотворила? – дистрофиков с одною головой, на двух ходулях – вот для чудищ будет корм!

Однажды Ра на творчество сие взглянул и сурово лоб нахмурил, чудищ разных обозрев, что меж собой уж яро воевали.

– То молодёжь эксперименты ставит, – Сатанэль, гордясь, Владыке отвечал. – Я дал возможность каждому разгул фантазии явить. Пускай пока все эти монстры инстинкты наживают, сознанье развивают, а там заменим новыми их существами. А в молодых я к творчеству охоту развиваю, пусть пробуют, дерзают, резвятся, веселятся, пока не возмужают, а там уже к ответственности призову, на все ошибки укажу, пусть сами исправляют. Главное – чтоб делали всё сами, ты нас, Владыка, этому всегда учил.

– Что ж, делай то, что делаешь, – Владыка Ра решил. – Вот только показалось мне, что чёрным цветом увлеклись чрезмерно.

– Позволь, Владыка, пояснить тебе, – едва ль не вдвое сложился Сатанэль. – Цвет чёрный – изначальный цвет. По мере просветления сознания существ цвет чёрный будет высветляться, и так, надеюсь, до белого дойдёт, который синтез есть цветов. Зато по цвету аур мы будем видеть степень развития существ и соответственные меры применять.

Ра ещё хотел заметить что-то, но промолчал: Сатанэлю привык он доверять.

В глубокой тайне по ночам на дне пещеры тёмной Властитель Яви ковал себе отряды чёрных воинств. Для этого бросал в пространство Нави злую мысль, и высекалось существо – его желаний слепок точный – и низводил его на Явь. Для Сатанэля, помогавшего не раз Владыке Ра творить Миры, создание существ презлобных разминкой лёгкой было. Так назгулов сработал, которые в Мирах двух жили, кровь выпивали жертв своих, их душами ещё питались – и злее не было существ. Драконы, которые огнём плевались, в сравнении с ними игрушками казались.

Ещё он навьев породил – мельчайших тварей, которые кормились мыслями людей, в них раздраженье вызывали, а также их кровью промышляли. А началось опять же всё с раздражения его. Однажды он на скале сидел, окутавшись во мрак презлобных мыслей, как стало что-то пребольно вдруг его кусать! Сатанэль глаза и уши навострил: нет никого! Но кто тогда ему покоя не даёт?! Да ещё как! Нельзя глядеть, нельзя дышать! Ощущение такое, что уже сознание его грызёт. Да что за тварь такая?!

Сатанэль всю силу зренья тонкого напряг. И что же увидал? Своих же мыслей злобных и ярых порожденье – существ с клыками и когтями, – что тучей чёрной вокруг него летали и яростно его терзали. Чем больше злился Сатанэль, тем больше ярились они и на глазах его плодились и не просто плоть, но даже тело тонкое кусали. С трудом великим он этих тварей разогнал, вернее бы сказать, от них удрал, забравшись в море, и там, когда угасла боль и зуд утих, он, поразмысливши, решил, что эти твари, которых навьями назвал, ему немало могут пригодиться. Он тут же открытие своё на гоблинах и орках применил, благо раздражаться сам любил и громы-молнии едва ль не каждый час метал на дурачьё, что собралось вокруг него, и был в восторге полном! Ох и чесались гоблины и орки и прочее отребье всё его! И, чем больше его твари раздражались, тем больше становилось навьев. Смех было наблюдать, ну а себя заранее обезопасил Сатанэль: он дымокур простой развёл. Боялись навьи дыма не менее огня.

Насладившись зрелищем сиим, тогда же Сатанэль решил плотью навьев наделить для пущего эффекта – пусть заодно и кровушки попьют, их позже комарами, мошкарой и паутами назовут и мухами ещё. А эти твари очень жить желали и всех подряд тут заедали, благо было грызть кого.

И навьи эти по Яви вскоре разлетелись, а заодно по Нави и всё живое жалили подряд: кровь пили или мысли грызли, энергией питаясь их. И Явь всё больше раздраженьем наполнялась, в которой меркли небеса, Светило багровело. Сатанэль и Свет убрал бы на планете (драконы отлично видят в темноте), чтоб только досадить Владыке Ра и всем служителям его.

Сатанэль всё больше в безумие впадал. Колечко то, что подобрал когда-то он на Сатургоне (или оно его), магнитом было тёмных сил, что только злобу распаляли в нём и разума его лишали. Сатанэль тогда ещё не понимал, какую Силу на себя он накликал. Ему казалось, что это сам своих он планов мысли порождает. На самом деле Тьма великая через Кольцо влияла на него, сознанье замутняя и в хлопья превращая, призраком всевластья соблазняя и распаляя в нём желанье первым быть, Вселенной власть свою явить, так что не мог уж дальше без Кольца он жить: тщеславие оно его кормило.

Однажды Кольцо то обронил, вернее сам его закинул – просветление внезапное вдруг на него нашло, что Кольцо его погубит. А потом по скалам ползал, ужасом объятый, чтоб отыскать его. Без Кольца сама развёрзлась пустота, и едва от счастья с ума он не сошёл, когда Кольцо в расщелине нашёл. Оно сияло зловещим чёрным цветом, оно манило, оно звало и укоряло ласково его. Кольцо он с жадностью схватил, страстными слезами окропил и целовал и больше не снимал, а только гладил и ласкал. Кольцо в ответ обидчиво его куснуло, а потом ответно мощной силой одарило, и такой, что Явь от ужаса вскричала и небеса ответили ей стоном. С трудом великим планета на орбите удержалась, но долго туда-сюда качалась на остатних скрепах Краса-ты.

Сатанэлю как будто мысль кто подсказал: серых сотворить существ, на людей похожих, как если бы сейчас на человека обезьяна походила – то были карлы с серой кожей. Он создавал народец этот в полночь, когда во тьме чернейшей ночи светился мёртвым светом один лишь Сатургон – планета низших сфер, под яростным лучом которой родиться мог лишь низший дух. Сатанэль для этого ушёл в расселину глухую, над которой сверкал зловеще Сатургон, и магии предался роковой, творя ту серость, жадную до власти и богатств, особенно до злата, что мильоны лет спустя почти всё в том же орочьем обличье на спинах и хребтах других до власти на планете доберётся нахраписто и нагло, религию рабов изобретёт, понятье некой смерти привнесёт и смысл жизни утвердит в сочтении доходов и в ярых развлеченьях блуда. Но это будет всё потом.

Когда на небе загорался Сатургон, всё отравляя энергией своей свинцовоядовитой, и тьма кромешная сгущалась, тогда Властитель Яви творил своих существ, которых орками прозвал, что означало «воин смерти». И Сатургон их щедро насыщал энергией своей, в которой злоба, ярость, зависть и жажда плотской жизни бурлили, как вулкан. Плодились орки с ужасной быстротой, и Сатанэль порою удивлялся их наглости тупой. Они своё лишь только знали «я», и если видели в руках другого нечто, вещь какую или что ещё, то это сразу нужно было отобрать себе – и даже гоблины презлые порой боялись их: те скопом нападали и в живых не оставляли. Но Яви Властелин для них был Богом, и трепетали орки в ужасе пред ним!

«Коли в пространствах звёздных сражаются Миры, то и на Яви не стану отставать», – так Сатанэль давно решил. Для этого планету Явь он в поле битвы превратит, на котором сражаться станут все со всеми, и в этих войнах безконечных был должен побеждать сильнейший и хитрейший – такой суровый должен быть отбор. В сраженьях, напряженьях, страхованиях за жизнь, энергию души чтоб эти твари развивали и ум расчётливый и быстрый, а главное, чтоб трепетали перед ним и рабскую покорность изъявляли. Да! Только так он воспитает армию свою, что штурмом на саму Вселенную пойдёт, и Хаос тут послужит в том.

«Послужу-у! – в сознанье Сатанэля Глас проскрежетал. – На Трон тебя я посажу, и все смиренно преклонятся пред истинным Владыкою Вселенной! Копи ты мощь свою, а я – свою, и вместе мы ударим по нашему Врагу!» – Глас Хаоса, царапая пространство, замолчал, лишь эхо злобное гремело по горам, срывая камни вниз. Он Вселенной будет Властелином! И злоба на всё и вся его внезапно охватила и сознания лишила.

Движимая каким-то смутным безпокойством, а может, и виденьем тёмным, проснулась Лада вдруг в ночи: копошился ветер средь листвы, отыскивая место, чтоб было где ему поспать; на небе угнездился мрак, в котором мрачно и зловеще светился Сатургон. Не страх, а даже ужас, пусть очень отдалённый, по сердцу Лады полоснул, как если бы холодную иглу в него воткнул, и жгучей болью в нём осталася она. Лада быстрёхонько Колечко с полочки взяла, что Ра ей подарил, – камень бирюзовый багровым светом тревожно засветился. Ещё заметила она, Колечко стало ледяным, и холод от него в её сознание проник. Ей сделалось вдруг жутко одиноко, но, к Ра когда хотела обратиться, как вдруг сознание её, как если б превратилося в стрелу и, чьей-то воле повинуясь, в пространство Яви устремилось. Там горы промелькнули, реки и леса, и снова горы; со дна бездонного ущелья Мрак на неё дохнул, и донёсся чей-то раскалённый чёрной страстью голос то был Яви Властелин. Он стоял с руками, поднятыми к Сатургону, и его энергию просил:

– О, Владыка низших сфер! О, могучий Сатургон! Ко мне ты снизойди и силу мне свою ты подари! Мне сущность дай свою, пусть вся энергия твоя в мои создания войдёт, и пусть они железа крепче станут! Пусть их сердца не знают боли, жалости, любви к другому, и мрак сей ночи и холод страстный твоих лучей в себя вберут и тем наполнят душу! Пусть ими движет лишь расчёт, нажива, страсть к богатству, пусть жаждут власти, как будут жаждать злата, пусть Добро им станет Злом, а Зло их станет богом: коварство и предательство пусть им путями будут, а верность сохраняют только мне – Властителю планеты! Владыка Мрака, помоги, рабов своих ты получи!

Голос Сатанэля всё больше раскалялся и по ущелью бесновался над серыми фигурами в корытах. Луч Сатургона вдруг вспыхнул ярко и рассыпался дождём на серые фигуры, те ответно шевельнулись, стали оживать и подниматься, страшные, как эта ночь сама.

Здесь Ладе дальше не хватило сил смотреть: её тошнило от избытка Зла, что в ущелье уж скопилось.

Она очнулась в Домике своём вся в ледяном ознобе, и только лишь Колечко на её руке горело, теряя алый цвет и наполняясь блеском серебристым. Насилу Лада дух перевела и стала думать, что же делать, как Ра предупредить о том предательстве ужасном, что в тайне замышлял Властитель Яви в тени кромешной Чёрных Скал. Иль к Сатанэлю снова обратиться? Пусть объяснит, что это значит? Зачем он призывает Тьму сюда? Зачем он превращает Явь в арену яростной борьбы Добра и Зла? Если сам прошёл путём он низшим, то почему всем повторять его? Иль он опять на Ра всё свалит: дескать, с ним свой план согласовал. И что она Владыке Ра представит? Одни догадки, а может, это домыслы одни её?

Пыталась Лада с помощью Кольца на Сатанэля выйти и по ауре его прочесть, какие мысли носит он, но взгляд её тонул в каком-то мраке, которым Повелитель Яви окружил себя. То ли мысли все его из мрака состояли, то ли мраком защищал себя, но он теперь стал недоступен для её Кольца.

И первые на Яви закипели битвы, где меж собой пока сшибались полчища всех тварей всевозможных, созданных могучей волей Сатанэля.

Раздраженье Сатанэля

С тех пор, как Чёрное Кольцо надел Властитель Яви, тем всё мрачнее становилось настроенье Сатанэля, злоба ярая его съедала на всё и вся, будь то гора, что некстати на пути вставала, будь то река, что по Яви петли вольные крутила, будь древо даже, что громадную вершину взметнуло выше облаков, – всё здесь, на Яви, росло само собой, его не спрашивая воли, как будто был он ни при чём. А он – Хозяин Яви! И всё здесь славило Владыку Солнца Ра, что Сатанэля ещё больше гневом распаляло. Сатанэль стихии яростью своею раскалял, ими Явь он непокорную терзал – громами и дождями, а также ярыми ветрами, что тучи чёрные по Яви вдоль и поперёк гоняли, и даже Солнца луч спалить не мог ту злобу чёрных туч: они дымились чёрным смрадом, ядовитое зловонье разнося с ветрами, что день и ночь ревели в пространствах тесных Яви, желая вырваться на волю, но заклятьем страшным были скованы они и к звёздам не могли уйти…

Не раздраженье даже – ярость – люди у Властителя планеты вызывали: стихии их не устрашали, чудища их не пугали, чуть что – они взывали к Богу Солнца Ра, и Светило торжественно свой лик блистающий являло и тучи разгоняло, стихии светлыми лучами укрощало, и люди пели, славя Ра. Сатанэль людишек этих с великой радостью бы уничтожил, будь на то его лишь воля, но люди под защитой находились Ра, и трогать было их нельзя. О том Ра недвусмысленно его предупредил. Ладу – дочь духовную свою – Ра сюда для воспитания людишек отрядил. Если напрямую нельзя их было уничтожить, то решение иное хитрый ум Властителя планеты отыскал. Ра мечтал людей увидеть Творцами множества Миров, в которых Краса-та себя бы утверждала, – так в эту бочку мёда надо было ложку дёгтя поместить, то есть людей сознание искривить: их злобой заразить, между собой стравить, а там уж сами они друг друга изведут. Ум, которым Ра так щедро наградил людей, всегда направить можно было: ум равно Злу служить мог и Добру. Хотя ещё большой вопрос, что Злом считать и как Добро то понимать. На это Сатанэль мнение отличное от Ра имел, но далеко в сознанья глубине его он укрывал. Но Ра такою жаждой Света Краса-ты дух напитал людей, что этот погасить Огонь непросто было – он в недрах духа обитал, и на поверхности его лишь оставалась только оболочка, которая сознанием звалась, с помощью которой они здесь думали и жили.

Задача в том вся состояла, чтоб дух сознания лишить. Сатанэль уже имел здесь опыт угашения сознания людей, когда в драконье тело помещал тот дух, что Краса-ты огнём сверкал, и с наслажденьем наблюдал, как дух тот постепенно угасал. Плоть драконья дух настолько поглощала, что сознанье духа буквально задыхалось от материи тисков крепчайших и тихо дальше тлело иль мерцало под тяжким бременем таким, иль тьмой густою покрывалось и за плоть себя считало и более всего её боялось потерять. И драконели люди на глазах. Но на всех драконьих шкур здесь явно не хватало. Плодились люди ещё быстрей драконов и к Драконату всё ближе подбирались, они драконов нисколько не боялись. И тут внезапно мысль счастливая явилась к Сатанэлю: людей в драконов обратить! По виду будут люди, а внутри драконы, свирепые и злые. Вот будет для Владыки Ра сюрприз!

Но чем сознание людей пронять и в Тьму их вековечную вогнать, чтоб, кроме жажды есть и пить и потомство сладостно производить, они бы не хотели ничего? Но как в них было злобу, похоть, лень и многие «достоинства» иные чёрным пламенем возжечь, им завидущие глаза пристроить – и будут орки хоть куда! А с их умом ещё и станут пострашней: под обличием они ведь будут Краса-ты и наломают дров таких, что Ра захочет сам их уничтожить! Вот это да! «Ну, ты и гений, Сатанэль!» – себя Властитель Яви даже похвалил.

И Яви Властелин стал злые мысли в психосферу Яви выпускать. Тварями когтистыми по миру Нави начали они летать, сквозь Отпорную Стену, что отделяла людское царство от его, и которую Владыка Солнца Ра создал, предвидя войны между Царствами двумя, успешно стали проникать и людей сознанье медленно и верно отравлять. Тьма по ауре планеты расползалась, понятия Любви, Добра и Краса-ты гася. И Тьма всё гуще становилась. Сперва она теснилась в ущельях гор и пропастей, потом в дубравы зелёные перебралась, затем на небе тучами гнездиться начала, а главное – сознание людей темнила, в них смуту непонятную для них вносила. Как в багровых тучах ржавели небеса, так и сознание людей мутилось, в них раздраженье вихрями носилось. Если Природа на первый взгляд ещё держалась – всё так же кедры зеленели, цветы по луговинам разбредались, ручьи превесело текли, то сознание людей заметно ухудшалось.

Но дело всё же медленнее шло, чем рассчитывал Властитель Яви: Сила некая ему мешала, и та же Доброславия никак не покорялась, да и Сурия ещё держалась; мыслеформы Зла как если бы скользили по сознанию людей, а то вовсе куда-то исчезали и до сознания людей не достигали. Быть может, Лада делам его мешала? Но Лады давно на Яви было не видать. Тогда Отпорная Стена, быть может, им преградою была? Но она живых лишь тварей только не пускала, а мыслеформы сквозь неё могли любые проходить. И сбился в поисках причины, что мешала замыслы зловещие на Яви претворить. Но ничего, настанет срок, когда причину эту он найдёт, а пока на Доброславию грешил, что кузницей была всех мыслей Света и Добра, что тучи Мрака в Нави разгоняли и атмосферу Яви очищали, буйные стихии усмиряли.

За Доброславами частенько Властитель Яви в Зеркало Обзора наблюдал и клыками в гневе скрежетал не в силах любимчиков Владыки Ра затронуть. Ох, как ему хотелось перцу им задать и посмотреть на этих сладких певунов, что пением своим прочь мыслеформы ярые все отгоняли и тучи чёрные сжигали. Как поведут себя они, когда на них обрушатся стихии и беды разные ещё! Пытался он не раз тот Рай затронуть, пакостей каких-то напустить, чтоб царство сладкое всё это как-нибудь взбодрить, а то живут, толстеют и неустанно славят Бога Солнца Ра, когда Страж Яви Он – Хозяин Яви Сатанэль, – которого они своими умишками тупыми признать за Бога никак всё не хотят. А он, Властитель Яви, сколько раз уж Явь спасал, а от людишек благодарности не знал – он был всегда как будто ни при чём. С другой же стороны, коль здраво рассуждать, от людишек этих ему бы надобно отстать, но тщеславие мешало, обиды злые нагоняя, – с ним, Хозяином планеты, – не считаться?! Было от чего тут гневом ярым распыляться.

О природе Тьмы и Света размышляя и наблюдая, как понятья эти преломляются в сознании всех жителей планеты, Властитель Яви с удивленьем обнаружил, что двуногие людишки скорей воспринимают понятье Зла и легче лёгкого их было раздраженьем запалить и завистью преярой заразить, чем тех же гоблинов его. Те тупые просто были, жадные и злые, они о брюхе только помышляли и самочкой ещё чтоб поживиться. Дальше мысли их не шли, а сознание людей подвижным было, энергия, что Ра в них заложил, в сознанье их кипела; они всегда чего-то всё желали, по Яви той же расползались, хоть за Отпорною Стеной места им на всех хватало. Их Сила некая стремила и ввысь, и вдаль, и поперёк. Сила та свободной волею была и жаждой творчества во всём. Силу мысли своим твореньям Владыка Ра всем дал, и Лада мыслить их учила. И люди силой той овладевали, а Доброславы и опасны стали: творить уж силой мысли начинали. К счастью, Лада их учила мыслить о Добре и Красате, и понятий о Войне или Борьбе не знали Доброславы – в мирной неге нежились они. Доброславам Мир казался воплощением Добра и Краса-ты, а Зла, как такового, не ведали они. Счастливой сказкой для Доброславов вся жизнь была. Хотя какое дело было Яви Властелину до этих Доброславов, но лютой завистью необъяснимой он вскипал и раздраженьем клокотал: он, Властитель Яви, эоны лет через великие страданья шёл, карабкался по Лестнице Духовной, падал, расшибался и снова вверх он поднимался, а этим изначально жизнь сладкая досталась без напряжения трудов. Ра под давленьем Лады принципам своим здесь изменил: обычно через испытания суровые наверх он духов возводил, а тут он изначально негой сладкой Доброславов наделил, и те превесело зажили… не тужили, песни пели и детей плодили, забот и горестей не зная, как в масле сыр они себе катались… и завистью внезапной Сатанэль к ним исходил. И объяснить себе её не мог; как ему казалось, он просто злился, во всём за справедливость выступая, чтоб твари все на Яви в условиях одних бы жили, а тут поблажки им выпали такие! Нет, их надо в землю носом ткнуть!

Сказку эту надо было прекращать и людишкам жару из трудностей поддать, пускай при грозах, бурях, во тьме кромешной попоют и славу Ра тогда пусть воздают. Когда всё хорошо, легко и просто быть хорошим. И чем больше о подлостях для Доброславов думал Сатанэль, ревностью необъяснимою сгорая, тем более он злился, себе картины представляя, какие на Доброславов он пакости обрушит – должно быть, Чёрное Кольцо ему в том помогало, – и видел Явь всю Сатанэль во мраке чёрном, в котором орки, гоблины и нечисть вся его людишек этих бы гоняли и все бы славили его. Привыкший к восхвалениям учеников, здесь, на Яви, Сатанэль страдал, того почёта не имея: какая честь быть окружённым сворой дураков? И страстно Голосу Кольца внимал, который Трон Вселенский обещал. Всё чаще ему тот рисовался Трон – в Чёрном Мраке багровым он горел огнём, и Сатанэль сидел на нём, могучей Силою своей Пространства попирая, и вся Вселенная стонала от тяжкой поступи его. И вокруг бы Тьма одна Великая была, и Ужас смертный вихри бы вздымал и всех к покорству бы склонял. И Воля Чёрная его одна бы над Вселенною царила…

Тут тварь премелкая в самый глаз его куснула, и сбился его чёрных мыслей поток, вновь злоба ярая его пронзила до самых аж клыков. И взвыл, себя жалея, и миг тот снова проклял, в который на предложенье Ра он согласился Наместником тут стать. За муки все его, за жертву ответит Явь сполна и зачерпнёт страданий преизлиха! Всем, всем, тем более людишкам, жизнь в Ад он превратит! Узнают все, почём фунт лиха тут! Он, Сатанэль, прошёл чрез тяжкие бои и труд, себя везде и всюду в жертву принося, а в благодарность Ра премерзкий этот Мир ему отдал: мол, царствуй тут и радости все принимай. Да знали б эти дармоеды, что значит пот кровавый, что значит битва в одиночку с сонмами врагов. Мильоны лет без сна и отдыха, лишь тяжкий труд, лишь бой кровавый, чтобы наверх тащить всех этих дикарей и жертвовать собой! И всё время жизнь на побегушках. И будет так всегда, коли Вселенную свою он не создаст, – Кольцо ему про то твердит. Из Тьмы её создаст, а не из Света. В конце концов, всё Бытие из Тьмы Космической исходит – сам Ра об этом много раз ему твердил, а сам же с этой Тьмой воюет. А не лучше ль с Тьмой дружить? Пусть будет Тьма, в ней жизнь ведь тоже есть, и даже там, в высотах Бытия, Свет без Тьмы не может обойтись. Два Мира – Свет и Тьма – и оба право жить имеют. Ра выбрал Свет, а он же Тьму выберет себе. И если уж на то пошло, то Свет куда как меньше Тьмы. Тьма Свет объемлет, и Свет лишь искрою горит в глубинах Тьмы бездонной… Света есть Водитель Ра, а Тьмы, выходит, никого? Иль место то вакантно, иль кто-то всё же есть? «Есть! – в сознанье Сатанэля Глас громыхнул Кольца. – Им будешь ты!» – и ответно драконье сердце у Сатанэля железом брякнуло в груди.

С горы высокой, что в Космоса Тьму упиралась, восторга вопль исторг Владыка Яви:

– О, Тьма, Владычица моя, Тебя зову! Услышь меня, услышь меня! С тобою говорить хочу!

И вопль его унёсся в глубь Вселенской Бездны, качнув её и звёзд свет потушив. А издалека эхо вдруг принесло ответ:

– Слышу, слышу Я тебя, Властитель мой и Господин, тебе во всём служить я буду!

Эхо это гулом тяжким в сознание его вошло и плющило, корёжило его, тьмой густою заливая. Пал на камни Сатанэль; качнулась Явь и задрожала. Гора, что под Властителем планеты находилась, в землю провалилась, не выдержав всей тяжести измены. И долго сотрясалась Явь, в вулканах вымещая Страх, что обуял её, и в сущность каждую на Яви Страх тот проникал; и небо потемнело, и реки, и моря – Явь Мрака пеленой накрылась; и с тех пор над Явью, всё густея, он висел…

Встреча Ра и Сатанэля

Страх и тревога дух съедали Сатанэля: боялся он, что Ра прознает про сговор его с Тьмой. Не понаслышке знал Хозяин Яви, что для духа Ра нет расстояний – дали безпредельные взор Ра пронзал и в существ далёких мысли проникал. С места не сходя, Ра видеть мог, что делается на любом из отдалённейших Миров, не говоря уж о ближайших. А то и дух любил свой разделить, и в местах во многих сразу быть. И, в самом деле, вдруг Ра уже на Яви? Пока сражаться с Ра на Яви Сатанель был не готов.

Чтобы вниманье Ра от Яви отвести, Сатанэль придумал хитрый ход: часть сил он Хаоса и Тьмы направил на планету Фа, чтоб там Стихии возмутить, сознание существ смутить. И с невинным видом Сатанэль на Фа-планету прибыл, где Ра в поту кровавом Стихии укрощал. Планету всю трясло, вулканы с яростью великой клокотали, ветры бешеные небо в клочья рвали, сам Ужас над планетою стоял – Мир явно погибал.

Отсветы багровые вулканов плясали по Ра изнемождённому лицу, глаза глубоко провалились, по лбу струилась кровь от напряжения всех сил его.

– Давно с тобой мы не встречались, – Сатанэлю Ра сказал. – Ты, я вижу, весь ушёл в дела и встреч со мной уже не ищешь.

Сатанэль слегка побагровел:

– Я не хочу мешать тебе, Учитель, поскольку знаю, насколько занят ты. Да, я целиком ушёл в дела, хочу как можно лучше выполнить задание твоё и Яви мир поднять своим особенным путём: ответственность уж больно велика.

– Слышал я, что драконов ты хочешь развести иль что ещё похуже? Команду ты собрал из духов молодых, которые творят во весь размах фантазии великой. Не пора ли твой Мир мне посетить и твои успехи оценить?

– Учитель мой, Владыка! Ты для меня – Отец и даже больше! И каждый твой совет приму с восторгом я. Но я прошу повременить с визитом на планету: хочу тебя приятно удивить. Но тебе скажу, Учитель, без утайки: путь не сладкопевцев, а воинов суровых на Яви я избрал и первым по нему пройду, и замысел свой претворю. Я знаю, что мой план кому-то не по нраву, кто лёгкой жизни хочет существам. Ты сам всегда суровых испытаний путь избирал и первым по нему шагал в Мирах иных, и чаще всех я за тобою первым шёл, след в след ступая. А где ослабли вожжи, там, вспомни, катастрофы тут же возникали. Рукою твёрдою намерен Явь вести, и ни себе и никому поблажек не давая. Пока на Яви нечего смотреть, всё только лишь вначале, я даже бы сказал: на Яви благодать, всё развивается само собой до мной намеченного Срока. Коль станет дух здесь замирать, блаженствовать в безделье, тогда лишь встряски буду я давать, чтобы довольства жир тот изгонять. Как ты меня учил, так я и буду поступать. Я вместе с Явью все Круги пройду и Явь в мир Высшей Краса-ты введу и любую цену за это заплачу. Уж ты меня прости, Учитель, если что-то будет у меня не так. Предусмотреть всего нельзя, хотя я все ошибки прошлого учёл и повторять их не намерен.

– Что ж, твой настрой понятен мне, – сказал Владыка Ра, – его я одобряю. Ты выбрал трудный путь: Явь в плоть материи уходит, энергии тяжёлые растут, но коль все трудности ты одолеешь, то всю планету в Краса-ту поднимешь и сам уже творить Миры ты станешь. Мысль светлая и сердце доброе – вот две опоры во всех делах твоих. Да, кстати, на планете есть Дева юная одна, при помощи твоей она взойдёт высоко. Прошу ей не мешать, пускай творит своих существ без крыльев и хвостов, о двух ногах и голове одной, похожими точь в точь на нас. Я знаю: место выделил ты ей – так пусть твои залётные драконы иль летуны иные те места не посещают. Пускай окрепнут люди, на двух пойдут ногах и что-то станут понимать. Не надо войн и драк, пусть мирно все живут – на Яви места хватит всем.

– Да, с ней беседовал не раз, – ответствовал Властитель Яви, – и место ей отвёл под опыты её – всё это баловство и несерьёзно. Но для тебя, Учитель, я готов пойти на всё: как ты решишь – так всё и будет.

– Мне кажется обида появилась у тебя, иль это только показалось мне?

– Я давно уж ни на кого и ни на что не обижаюсь.

– Что ж, хорошо, – задумчиво сказал Владыка Солнечных Миров. – Ещё хочу тебе напомнить, что, прежде чем идти путём суровым, я вёл тебя иным путём…

– Я это тоже помню. А эта Дева, как знаю я, с камнями говорит, деревья речи обучает и ходить зачем-то научает. Должно быть, девушка блажит: цветами мир готова заселить, с Миров иных их даже носит. Ну хорошо, цветами б только занималась, пела, танцевала, а то людей ей подавай, должно быть, скучно стало. Обычно любит быть одна, друзей моих лишь крайне редко привечает, зато с элементалами часами говорит и бог знает что ещё творит. Я не мешаю ей фантазии любые претворять, как говорится: чем бы дитя ни тешилось, лишь только бы не плакало оно… – ха-ха! Что ж, посоревнуемся мы с ней, но только моя дорога будет покороче.

– Быть может, будет и короче, – сказал Владыка Ра, – лишь только бы была она прямой.

Но Сатанэль как будто слов этих не слыхал иль сделал вид, что их не слышал.

– Коль в помощи она нуждаться будет, то всегда её я окажу. У меня состав-лен план развития планеты, хотя в нём нет ещё людей, но план я скорректирую, людей в него введу. Всё буду под контролем я держать!

Сатанэль на Ра здесь горделиво посмотрел, который его с печалью лёгкой слушал терпеливо и улыбался чуть заметно зрачками глаз – в них огонь любви горел и мудрой силы, которой равной не было в Мирах. И Сатанэль внезапно задал свой вопрос, которым мучился давно:

– Учитель! Ты ненависть когда-нибудь испытывал к кому?

Владыка Ра взглянул пытливо в лицо ученика, на котором ожидание застыло:

– Мне это чувство не знакомо. Предательства лишь не прощаю я. Враг у меня один – какКарагот тебе известен он. Но и к нему вражды я не питаю, а с улыбкой наблюдаю, какой задумает он новый ход. Хотя немного сильно я сказал: в Хаосе как раз-то мысли нет, он безмыслием живёт, на то и Хаос он. Мысль и Хаос – несовместимые две вещи, вместе им не быть, по крайней мере, такого не было ещё. Со мной участвуя в сраженьях с Караготом, я думаю, ты понял сам, когда нет тьмы в тебе, то не коснётся сердца твоего начало злое и чужое, сын мой.

Редко Ра кого так величал – это было знаком приближения к себе, доверия большого, и тот, к кому так обращался Ра, от счастья в Седьмые поднимался Небеса. И Сатанэль блаженство испытал – любовь Владыки Ра в сам дух его вошла нежнейшим солнечным лучом, и в порыве сладчайшего восторга он руку Ра схватил и поцелуями её покрыл.

– Учитель, позволь с тобой остаться мне и помогать тебе. Я потому сюда и прибыл, чтобы тебе помочь: ведь Фа в опасности большой. Вместе Стихии мы быстрее укротим и силы Хаоса изгоним.

Улыбка осветила лицо Владыки Ра.

– Спасибо, Сатанэль, – Ра ему сказал, – ты всегда спешил на помощь мне. Но лучше ты на Яви оставайся и в оба глаза сторожи её – и там наш «друг великий» Карагот свой может нанести удар. Так что Явь ты лучше стереги. А здесь помощники есть молодые, – пусть привыкают битвы с Хаосом вести. Полезная им будет школа.

На том Владыка Ра и Сатанэль расстались.

Раб Кольца

Мрачнее тучи чёрной Сатанэль летал, вулкан страстей в нём клокотал, выбрасывая хлопья чёрной злости. Добра остатки выгорали в нём – и он метался между Тьмой и Светом, ещё не зная твёрдо, чью сторону принять, но в тайне знал уж наперёд, что путь сражения за Власть он изберёт. Хотел ещё он очень разобраться с самим собой: что происходит с ним, и почему он Голос слушает Врага, с которым едва ль не вечность воевал. Чем Хаос взял его? Блестящий ум, которым так гордился Сатанэль, здесь вдруг забуксовал, работая вразнос, и мысли не вязались одна теперь с другой. Сатанэль не понимал, какого ярого Врага в друзья себе он взял, который злом разрушенья только промышлял, и Яви Властелин лишь пешкой был в его коварнейшей игре – её затеял не просто Хаос, а сам ужасный Карагот, что силы Хаоса и Тьмы в себе собрал, Копьём являясь их и Молотом – Мечом! Он яро жаждал одного – Ума холодного, как лёд, и чёрного, как Мрак, ужасного, как Ужас сам! Его ему лишь только не хватало, чтоб победить Владыку Солнечных Миров с его треклятой Краса-той, которая у Ра была Мечом. И потому, как Карагот считал, сражения свои проигрывал Владыке Ра.

И такого Карагот носителя ума нашёл, вернее эоны лет тому назад подбросил в стан своих врагов, чтоб вырос там его сынок, который правой стал рукой у давнего Врага, а значит, Срок пришёл. Но это всё откроется потом, а пока предатель вызревал под сенью благодатной Ра.

Возможно, Сатанэль и разобрался бы с собой, но как только Чёрное Кольцо на палец он надел, так Сила тёмная, которая в Кольце таилась, туманить стала сознание его и мыслеобразы свои подбрасывать ему, а также выявлять всё то, что поначалу лишь в зачатке было: самомнение, гордыню, раздражение, завистливость и злобность – всё, что на дне души таилось, то усилилось Кольцом и незаметно дух его точило, и под внушением Кольца обличие Дракона принял он и многое другое, что в сознанье приходило, – всё под влияньем тёмным было, а Сатанэль же думал, что сам является хозяином себе.

Частенько, скалы посшибав хвостом и огнь на лес пустив, он в ярости великой на Клык садился (так высокую он гору называл, что в центре Драконата волей вырастил своей) и тяжким размышленьям предавался. В сознании его одни и те же мысли безрадостным крутились колесом – их потрошил и чистил он своим умом, пытаясь разобраться, что происходит с ним, но в мешанине их конца найти не мог, и комом мысли он бросал на сковородку чувств преярых и злых, обид и ревностей своих: там кипело, шкворчало и пылало – варево готовилось такое, что проглотить его никак не мог, аж сердце обжигало и болью острою терзало, а дух его тошнило и мутило от бездны той, что разверзалась перед ним. То пустота сама была – Ничто, и в кошмарных снах-видениях своих он в Бездну упадал, её не достигая дна, чтоб превратиться в серые уголья…

Ему б остановиться, задуматься над тем, что происходит с ним, но короста надуманных обид и злых шептаний Тёмной Силы, что привязалась вдруг к нему, его блестящий ум как будто ржавчиной покрыла и в мрак кромешный дух сам погрузила. Уже не понимал он ничего и плыл по волнам воли он чужой. Сатанэль никак не мог понять (гордыня ослепляла ум), что Враг коварный, хитрый тихо, тонко и неспешно его умело раздражал и озлоблял, мысли против Ра ему бросал, как в костёр подкидывают сучья. День за днём через Кольцо высасывал и ум, и душу, а взамен огонь чернейших вожделений раздувал: желанье власти и похотей иных, а также среди них обличие принять Дракона и на Яви строить Драконат. Всех планов сразу Карагот не раскрывал, а понемногу выдавал, чтоб Яви Властелин за свои те мысли, чёрные и злые, принимал, – и так его сознанье отравлял.

В горе – Клыке – Сатанэль Дворец себе построил и Чёрный Трон там водрузил, а зал и сам Дворец камнями самоцветными украсил – на гномов дань он наложил, и те трудились неустанно, чтоб вновь свободу заслужить. Дворец отстроили на славу – и вверх, и вглубь, и вширь на километры уходил, и, сколько ярусов в нём было, Сатанэль и сам не знал, но Горы ближние он крепко обозлил, когда повычистил каменья-самоцветы из недр их. Те камни были даром Звёзд младой планете: когда-то они над ней пролили свои росинки Света, и те на Яви в каменья-самоцветы превратились, и каждая Гора свои сокровища имела, которые как украшения хранила. Но камни во Дворце светиться не хотели и даже почернели в отместку за насилие над ними. Они мечтали вернуться в свои Горы, которые своей любовью полировали б их. И Властитель Яви тут безсилен был.

А золото само текло к нему рекой – златом звал его Властитель Яви – лучи оно впитало Сатургона и потихоньку отравляло страстью лихорадки золотой всех тех, кто золото носил, и не то что орки, но и могучие драконы с ума сходили, припрятывали злато в тайники и за него жестоко меж собой дрались.

Сатанэль украсил златом весь Дворец, не говоря уже о Тронном зале, чтоб было где являть своё могущество и власть, чтоб подданные от роскоши сей трепетали, но слуги эти все ворами были и «чистили» Дворец от злата, едва куда-то отлучался Сатанэль. Грабителей таких сурово он казнил, но всех на кол же не посадишь и глотки златом не зальёшь, но Тронный зал велел не трогать и назгулов поставил зал тот охранять. Но и то мерзавцы ухитрялись что-нибудь содрать, особенно когда зал полон был гостей.

Владея тайной превращения веществ, Сатанэль без устали трудился, запасы злата пополняя в лаборатории своей, а Тронный зал из злата сделал, но только злато это стало вдруг чернеть и в уголь превращаться.

Забот хватало, от них кружилась голова, и не спасало даже то, что голов драконьих много появилось у него, но толку не было от них: что одна, что десять – ум-то был один! На себя немало злился: сотрудников извёл толковых – их в драконов безтолковых обратил, которым яйца только б класть да из-за самок войны затевать. Часть душ вернул обратно, в тела людские рассовал, но опоздал. Сознанье душ тех помутилось, пока в драконьих бегали телах, одно они умели – детей производить с сознанием дебилов да воровать и грызться меж собой: по виду – люди, а внутри – драконы! Нет, обезьяны! Безмозглые дубины! Слюны у Сатанэля не хватало, как только думал он о них. Людишек этих с драконами скрестил – явились ящеры, едва ли назгулов не злей и малость тварей прочих поумней. Но ничего, Тьмы вселенской рати он за собою скоро поведёт! Гром грянет! Молния блеснёт! Всё основание Вселенной он потрясёт и на развалинах её Чертог свой вознесёт. К той Битве роковой он воинства свои готовить будет.

Сатанэль в горячечном бреду хватил своей огромной лапой по камню, на котором же сидел, и камень развалился. Гора в испуге содрогнулась, крик боли испустив, и трещины по ней прошли, как если б извержение вулкана началось. Сатанэль с горы сверзился и только чудом когтем за гребень уцепился и на вершину снова взгромоздился. Здесь дух он перевёл и посмеялся даже над собой, довольный силой грозною своей, что даже горы запросто колола. «Неплохо, неплохо», – самому себе сказал и взгляд тяжёлый уронил на серого дракона, что неуклюже бороздил воздушные просторы. Его он мыслью притянул и сесть заставил у самых ног своих, что было великой честью для драконов.

– Меня ты знаешь? – в упор спросил он робкого дракона.

– Так точно, мой Господин! – дракон ответил браво, хоть и трясся весь со страха. – Ты – Чернобог, ты – наш Властитель, а мы – лишь черви у тебя!

– Я вижу, ты не дурак, – одобрил Властелин.

– Стараюсь походить на вас, мой Господин!– Ты помнишь, кем ты был до этой шкуры?

– Мне кажется, что дураком, мой Господин!

От смеха Сатанэль затрясся так, что гора вся заходила ходуном, едва он отдышался, откашлялся и отчихался.

– Какую мнишь награду за находчивость свою?

– Быть вашим преданным рабом!

Властитель Яви задумался глубоко: такие вот смышленые рабы ему опорой станут во всех делах его. Да, дураков ему не надо, а надо самых умных выбирать. И этого прохвоста в слуги надобно бы взять, вон как преданно он смотрит и как хвостом стучит и даже лапы облобызать ему готов.

– Как тебя зовут? – спросил сурово.

– Как назовёшь, Хозяин, тем и буду я! – Дракон от раболепия весь задрожал, глазами Сатанэля умильно поедал.

Сатанэль ещё раз оглядел мосластого дракона: «Жирок ещё наест», – подумалось ему:

– Холуем тебя я назову и во Дворец на службу я тебя возьму, себя проявишь – награжу!

В благодарность Холуй Властителю планеты хвост полизал и при этом явно смаковал. Сатанэль такую преданность не запрещал, а даже поощрял.

– Заданье первое тебе – смышленых отыскать драконов, ко мне их приведёшь. Для начала я кой-чему вас научу. А теперь… пшёл вон!

Властитель Яви хвостом Холуя подстегнул, тот, кувыркаясь, вниз слетел, но ловко извернулся, сделал пируэт, из себя огонь и дым он извергнул и кверху брюхом полетел, визжа в восторге подобострастном.

«С этого, пожалуй, будет толк, – подумал с одобреньем Сатанэль. – Да, придётся строить Царство тут, немало сил в него вложить, продумать надо всё… А было б хорошо сюда Ра заманить, какой-нибудь для этого предлог найти, драконов, например с людьми стравить, чтоб разгорелась здесь война, чтоб до предела всё здесь нагнести. Ра любит в миг последний прийти и положение спасти – так было много раз в Мирах иных, пусть так же будет тут. Но здесь его ловушка станет ждать, ведь в полной силе Ра проявиться тут не сможет: в таком он случае всю Явь сожжёт своей энергией могучей. Ему в обычном теле надо приходить, а значит, заведомо ослабленному быть… Да, гонку Ра здесь явно проиграл: в отличие от Ра энергии он Яви трансмутировал в себе, и здесь – как рыба он в воде. Вся Яви мощь со всеми Силами её находится, считай, в его руке, а духу Ра, чтобы энергии планеты сей освоить, эоны лет потратить надо, а времени на это не будет у него. Так что… если Ра сам явится сюда, то плотью лишь одной он будет и Огня великого в себе не сможет проявить. А чем же можно Ра купить? Чем на Яви он будет дорожить? Конечно же людьми, которых лично сотворил с подругами своими. И надо сделать так, чтобы угроза гибели нависла над людьми. Да, бой пойдёт не ради Яви, как будет думать Ра: Явь – лишь разменная монета, лишь пробой станет сил, цена которой Вселенная сама!».

«Голову отменную имеешь! – Голос в Сатанэле, как всегда, внезапно прозвучал. – В который раз тебе скажу: коль не отступишь от меня, то Вселенной Властелином сделаю тебя!». И долго этот хриплый Голос, который, как сосуд разбитый, дребезжал, сладчайшей музыкой в ушах звучал Властителя планеты, и долго ниточку он слуха напрягал, чтоб только слышать Голос этот, который в сознании его не затихал и нежно-нежно он его ласкал ужасной какафонией своей. И Сила Тёмная, что день и ночь в нём прибывала, огромной требовала пищи – власти – полной, ярой и безмерной.

Однажды Лада в гостях у Сатанэля побывала, когда Хозяин Яви очередной Совет созвал. Берлога Сатанэля, – так сам хозяин дом свой называл, – в огромной прорублена была горе, и вход в пещеру пасть напоминала презлющего дракона. Чтоб в пасть ту чёрную попасть, по языку кроваво-чёрного гранита промеж клыков железных и кривых гость должен был пройти. А сверху на него глядели, огнём багряным полыхая, драконьих глаза три. Невольно страхом путник наполнялся, промеж клыков громадных, сквозь непроглядный мрак, едва дыша, он пробирался, и было ощущение такое, что в дракона пасть живого ты идёшь и вот-вот к нему в желудок попадёшь. К тому же там видения ужасные вставали, рык, вой и стон пространство нагнетали, и хотелось прочь бежать, лишь только б этого не слышать, не видать. Ладе чудился живой дракон, покрытый ослизлою бронёй с такими злобными глазами, что даже страх её невольно пробирал. Но ужас свой преодолела, мысль к Владыке Ра направив и получив ответно луч Его, смело дальше она шла, чеканя твёрдо шаг. И ещё подумала она, что Силы Света страх в союзники себе не изберут.

– Что, испугалась, крошка? – ехидно приветствовал её Властитель Яви, восседая на высоком Чёрном Троне посреди огромнейшей пещеры, в которой дымно факелы горели и каких-то чудищ толпища бродили. «Как много чёрного тут цвета», – подумалось ей вдруг. Лада чёрный не любила цвет, который Хаос в глубине своей таил. Сам Сатанэль сегодня в одеждах белых в обличье Бога тут сидел с печалью мудрой на лице, и только лишь его глаза буравили её, в сознание стараясь впиться и мысли Девы прочитать, чтоб настроенье Лады угадать. А Лада стояла перед ним – изящное созданье, цветочек голубой с жёлтым венчиком волос из длинных кос, что по плечам струились, а на лице прекраснейшем её сияли солнца два – глаза небесной синевы, глаза яснейшей чистоты, как будто совесть в них сама жила, – то сама стояла Краса-та в обличии Богини, и, признаться, Владыка Яви наслаждался созерцанием её и насладиться всё никак не мог сей дивной Краса-той, пришедшей из горнила Огненных Глубин, где Краса-та Огнём сияющим горит. Это Луч был Света – той дивной Краса-ты, владеть которой грезил он во снах своих сладчайших и виденьях страстных: «Тот, кто владеет Краса-той, тот Вселенною владеет! – Ра однажды так ему сказал. – Нет силы равной ей». И этой мощью первозданной один лишь Ра владел, и Огнь как этот силою своей иметь, про то он не поведал, лишь про сердце разговор завёл, в котором, дескать, ключик к Краса-те лежит. И Сатанэль не раз уже вздыхал: ему до этой мощи бы добраться, тогда бы Явь блистала Краса-той. Кольцо его пребольно тут кольнуло: дескать, в мысли ты не те забрёл.

А Лада стояла терпеливо перед ним, как если бы луч Солнца во мраке этом воссиял. Сатанэль голодную слюну сглотнул – на миг ему представилось красивое потомство – оно сияло бы его умом, блистало бы красой девицы этой непокорной. И в Сатанэле кровь вдруг закипела, как это было в годы молодые, затмение на ум его нашло и хмелем голову вскружило. А может, наважденье шло от этой Девы юной, у которой вдруг возникла страсть к нему, Властителю планеты? И потому она бодается тут с ним, таким могучим и великим, чтоб он своё вниманье на неё оборотил.

– Не бойся, подойди поближе, – голос Сатанэля мягким стал.

Голосом своим умело Сатанэль владел, и если нужно было, то его он нежным бархатом сластил, мёд с патокой он лил, чем собеседника пленял, и тот потом мечтал лишь об одном – ещё услышать голос тот, который море счастья обещал, и долго он в сознании звучал, как зов несбывшихся надежд.

– Послушай, Лада, красавица моя, – Сатанэль песнь сладкую запел, – недавно я виделся с Владыкой Ра, тебе просил он передать привет и помощь оказать, какая надобна тебе. Тебя просил он обласкать, во всём тебе поддержку дать. Я тайну выдаю тебе, о которой не должна пока ты знать, но ради Краса-ты твоей тебя в неё я посвящу. Я за тобой внимательно слежу, – здесь Сатанэль на шар хрустальный кинул взгляд, что рядом с троном на столе лежал. – И должен я сказать, что на Яви всей нет лучшей ученицы мне.

– Я ученица Ра, а не твоя! – Лада молвила сурово, лесть сразу отмела.

Сатанэлю очень не понравился её сердитый тон, но давно он научился раздражение скрывать умело и притворною улыбкой засветился:

– Да, сладкая моя, у нас один Учитель – Ра! Чтобы не тратить понапрасну слов, я к делу сразу приступлю и только лишь тебе скажу: нам нужно человечество создать, какого не было ещё, – красивое и умное, чтоб сразу – Боги, а не обезьяны и барлоги и кто-то там ещё.

– И, конечно, не драконы, – Лада строго подсказала. – Хорошо, а я при чём?

– Союз тебе я предлагаю. Если твою шакти с энергией моей соединить, то можем мы полубогов сильнейших наплодить. Здесь будет царство Любви, Добра и Краса-ты и ты Царицей воссияешь в нём!

Лада взгляд духовный устремила на Яви Властелина и ясно вдруг увидела над ним зловещий облик Чёрного Дракона, который крылья над Троном чёрным распростёр, а из трёх голов – ужасных и клыкастых – багровый дым, смердя, уже струился. Лада даже головой встряхнула, чтоб наваждение прогнать, но видение Дракона на Троне крепко угнездилось и никак не проходило – оно как будто бы в него вросло. И если бы не это, то Сатанэля на смех Лада б подняла, но с трудом сдержалася она.

– Намёк тебе я ясный дал, – Сатанэль сказал, нос выставив вперёд.

– Так ты меня за этим звал? – Лада теперь желала одного – уйти отсюда поскорей и больше не бывать здесь никогда. Ей страстно захотелось в зелёные просторы, где ветра запах вольный, где звон ручьёв немолчный, где Краса-та сама скользит над миром солнечным лучом.

– Насколько знаю я, у тебя своя есть половина, – сказала Лада, про себя смеясь такому дикому любовному угару, и ей припомнилось, что Сатанэль и к Ур прекрасной всегда неравнодушен был и жадными глазами исподтишка за ней следил. – Вот с ней хоть сколько можешь ты плодить людей или зверей. Она в тебе души не чает и за тобой сюда пришла и красотой большой наделена. Она готова шакти стать твоей и счастье составить для тебя. Моя же шакти предназначена не для тебя…

Великий гнев у Сатанэля эти вызвали слова – не зубы, а клыки прорезались во рту его:

– Я знаю, о ком, несчастная, страдаешь! – гром к потолку взлетел пещеры, и твари, что за него цеплялись, обрушились все вниз с каменьями и пылью. На Сатанэля самого с пяток упало тварей, и от камней ему ещё досталось. Лада каким-то чудом увернулась от мерзких тварей с камнепадом. Отдышавшись и прочихавшись, Сатанэль продолжил грохотать:

– Он твой не будет никогда! Если только тайно будешь с ним встречаться, что делаешь ты иногда! И пребыванием своим на Яви целиком и полностью обязана ты мне! И ещё Владыка Ра попросту сослал тебя сюда! Подальше с глаз долой! Да он смеётся над тобой!

– Над любовью смеяться Ра не может, Он сам – Любовь! – на Ладу возмущение нашло. – Да, Ра люблю, как любят все его, как лучшего в Мирах Владыку, который жертвует собой и высшей Краса-той, чтобы из Тьмы нас вывести на Свет! Как можешь ты такое говорить? Ра для меня – как Солнце, Он – радости поток кипящий, Он – песня звёзд горящих, Он – наша Жизнь, её Огонь и Краса-та!

У Сатанэля аура от гнева задымилась, и трёхглавое чудовище над головой его вдруг взгромоздилось: Дракон свой лик явил на чёрном троне. Едва себя от грубой брани удержав, с ехидцей ядовитой Сатанэль спросил:

– Ты хочешь вечно лишней быть и одинокою прожить?

– А я не одинока никогда! Такого чувства не ведаю пока! И когда я вижу Ра с Его прекрасною женой, то я от счастья плачу и смеюсь, как будто с Краса-той самой встречаюсь, как с Радостью великой!

– А что мешает нам такую пару вместе сотворить?!

– Есть у тебя уже Лилит – прекрасна и мила, всем хороша и предана тебе.

– Она мне не нужна! Она скучна, и если только дело в ней, то я её отсюда от-правлю к Ра! Мне ты нужна! С моею помощью и под моим началом ты станешь вровень с Ур и даже выше!

Дракон на троне похотью зловонной засмердил.

– Не могу понять твои слова: зачем мне Величайшей быть? – спросила Лада, огорчаясь за Лилит, которой предстояло слёзы лить от своего неверного супруга.

– Зачем?! – от глупости такой Сатанэль отпрянул даже. – Тебе я предлагаю повелевать мильонами существ – зримых и незримых! Царицей станешь ты для них!

– Я не хочу, чтоб славили меня! И власть, и слава чужды мне.

– Ну до чего же ты глупа! – в сердцах ей бросил Сатанэль. – Можешь ты идти, но помни: разговор наш не окончен. Коль моей ты воли не признаешь и ей во всём ты следовать не станешь, то нам вдвоём на Яви будет тесновато. А здесь, на Яви, моя лишь воля всему Законом станет, ей все послушны быть должны! – голос Сатанэля обрёл металла звон и крепость, и вся пещера задрожала от мощного звучания его. – С моею помощью ты в считанные годы прошла бы путь мильонов лет! Да, мне пока не до красот, всё грубо, просто, примитивно, но всем известно, какой я роскоши поклонник, но силы все я отдаю на выполненье плана Ра. И потому я искус одолел вещей, на путь аскезы встал. Дух должен в строгости и простоте идти к высотам горним, в трудов напряге и ревности любви, как Ра меня учил. Но, если надо, я горы сокрушу, сады здесь посажу и даже облик свой я изменю.

Тут вспыхнул свет, и перед Ладой сам Ра сидел на троне и на неё с улыбкою глядел. Лада едва не вскрикнула от удивленья и подалась вперёд, на миг поверив, что это Ра, а не другой, его личиною сокрытый. Но наважденье длилося недолго, как если б пелену кто снял у Лады с глаз: на троне перед нею снова Сатанэль явился: с горбатым хищным носом над тонкими губами и красными зрачками. И снова тень громадного Дракона над троном в воздухе возникла. Но Сатанэль разоблаченья не заметил и сладко пел про то, как счастливо они могли бы с Ладою зажить и расу новую людей плодить – воинов, великих и могучих.

– А почему Строителей бы расу сразу не создать? – Лада вопросила.

– Одно другому не мешает, – Сатанэль ей отвечал. – И разве мы не воины, разве ежечасно с Хаосом мы битву не ведём? И разве Вседержатель Ра нас воинами не зовёт? Все на словах готовы с Хаосом сражаться, а как приходит час, так прячутся за нас. И если б Хаоса потоки чёрной лавы тебе увидеть довелось, услышать ужас тот и скрежет, вой и рёв, что заполняет всё и движется стеной неодолимой! И только мужество и мысли чёткой быстрота меч составляют твой! – голос Сатанэля вновь мощью загремел, пещеру заполняя, едва её не разрывая, и вихрь ледяной на Ладу накатил и с ног её едва не сбил. А Сатанэль над ней всё грохотал и молнии чернейшие пускал:

– Не так давно – мильонов десять лет тому назад – на Явь нацелился удар кромешной Тьмы из подглубин Вселенной, и если бы огонь чернейший Хаоса сюда проник, то Явь давно бы в пепел превратил. И вместе с Ра с трудом великим мы отстояли Явь. Тогда в награду за мужество моё Ра мне доверил Явь, чтобы путём кратчайшим её я вывел в Высшие Миры! И мне не доверять?! По меньшей мере это наглость! Я предлагал тебе и Власть, и Силу, но ты меня не поняла, пеняй потом ты на себя! Всё! Свободна ты! – величественным жестом Сатанэль на выход Деве указал, любуяся самим собой.

Судьбу горчайшую предвидя Сатанэля, Лада от него ушла, боль в сердце унося.

Лада и дракон

Лада всё сильней привязывалась к Яви. Её пленял суровый дикий Мир, и она всё реже улетала на Радж-планету, где сферы высшие звучали, где Краса-та творила праздник свой чрез свет, и цвет, и мысль, и чувство, и даже воздух сам здесь веял Краса-той. В сравненье с этим Миром Яви Краса-та совсем уж дикою была: Стихии безжалостно её ломали, корёжили, пластали со всех сторон; землетрясения, вулканы, бури, ураганы её трепали, истязали, а она ещё богаче расцветала, ещё напористей и веселей вздымала горы в небеса, вершинами касаясь звёзд самих; азартными восходами кипела; шумела и звенела жизнь, и силы не было такой, чтоб огненный напор остановить её.

Дальние Миры в небесах ночных сверкали и упорно Ладу приглашали к себе – домой. Случалось, ненадолго она на зов родной планеты откликалась и в Высшие Красоты устремлялась, но Явь её звала обратно. Конечно, Ладе было нелегко всю грубость Яви выносить, её энергий ярое кипенье, материи тяжёлые тиски; дух её свободы жаждал высшей Краса-ты, а тут одна сплошная грубость, животный разум, инстинкты вместо мыслей и часто вместо радости – тоска. И когда особенно ей трудно было, и настроенье тяжкое её одолевало, и совсем невмочь ей становилось, тогда пред нею образ Ра вставал, – должно быть, мысль свою Владыка посылал. А то случалось иногда, Ра сам сюда к ней прилетал, и Мир тогда весь ликовал, её восторги разделял.

И вместе с нею Ра смеялся, он пел и танцевал, и даже в воздухе он кувыркался! Радовались Небеса, звенел, искрился водопад, в котором русалки с рыбками водили хоровод, а берёзы дружно отбивали такт весёлый в свои зелёные ладошки.

Любовь к Владыке Ра и к жизни всей за Ладой струилась шлейфом из радости, добра – всех чувств высоких и благодарности великой к Ра. И где она ступала, там расцветала жизнь; растения и камни, зверюшки и пичужки – все радовались ей, не говоря уже о Доброславах: они гурьбой за ней ходили, как дети малые, – собственно, они такими были – детьми, в которых разум только просыпался и Миру удивлялся, и она была должна людей всему учить и на понятиях Добра и Краса-ты их строить жизнь.

Добро бы только люди, но ещё и гномы из пещер своих к ней за знанием стремились, советов, помощи искали, и шум, и гам, и тарарам вокруг неё с утра до вечера вихрились – всем она была нужна, всем нужен был её совет…

И потому, на эту глядя кутерьму, когда у Лады минуты не было свободной, Ра построил Домик ей подальше от людей, в котором на ночь хоть укрыться можно было ей и сердцу дать покой и мыслей рой в порядок привести, их Красатой заправить и воплотить цветами и травинками, деревьями, кувшинками и многим чем ещё, да и людям помогать энергией овладевать, что мыслью мы зовём.

А та страна, где Доброславы обосновались меж гор зелёно-синих, что Холмогорьем прозывались, цвела Красою небывалой, как будто Дальний Мир сюда спустился сам и в многоцветье красок растворился. Лада более всего Добрят своих любила – так Доброславов называла, им сердце с духом отдавала и обучала их всему: и мыслить, и летать, поделки мастерить руками, читать, писать и говорить – она всё успевала в том человеческом начале бытия.

Лада людей учила мыслеформы создавать, их затем в пространство отправлять и наблюдать, где мысли те осядут цветком иль деревцем со спелыми плодами. И славно было Краса-ту творить и умножать, Явь ею наполнять. И чудно-то сказать – растения росли здесь не по дням, а по часам и даже по минутам: не успел ты семя древа посадить, как за день оно макушкою своей уже достать пыталось облака.

И Ра, и Ур в том Ладе помогали и частенько здесь бывали; ей с ними было стократно веселей.

И вот, как громом грянуло с небес: Сатанэль ко Злу склонился, существ престранных и презлых он стал творить, что жили в двух Мирах, – видимые невидимки, – кровью жертв питались и душами ещё вдобавок, не говоря уж о драконах, которым всё, что двигалось, добычей было.

И содрогнулась Явь от первых воплей ужаса и боли, и в ауре её поплыли пятна кровавой черноты – там, где раньше светились мыслеформы Краса-ты. Так на Яви ядовитые растенья появились, с шипами, и даже щупальцами, и жадными пастями, чтоб жертв доверчивых съедать. Тьма копиться начала на Западе, в горах, где Маракара Сатанэля находилась, всё более тревогой алой наливалась, в тучи чёрные скрывалась, чтоб утром в каком-то красном мареве взойти. А ночь на Западе как будто бы застыла глухою тёмной пеленой и никуда не уходила, росла и крепла и твердела.

– Нет, надо с Сатанэлем мне поговорить! – решила твёрдо Лада и вызвала его на мысленную связь.

Сатанэль в восторг от этого, конечно, не пришёл. Он давно закрылся чёрной Мглой, которая скрывала его все мысли и дела, и выходил на связь, когда лишь сам хотел, – обычно лик драконий он являл о многих страшных головах. А тут внезапно мысль ярая и молодая затворы чёрные разрушила его и молнией сознание прожгла. Хозяин Яви увидел Деву молодую, которая сияла Краса-той такой, что у него дыхание перехватило, и мысль к нему нелепая пришла, что это Ур от Ра сбежала и вот к нему она явилась, но понял тут же, что ошибся: то Садовница была, которая мечтала всю Явь цветами засадить и явно шпионское заданье выполняла – была глазами и ушами Ра.

– Сатанэль! – сказала Дева молодая, гневом ярым полыхая. – Явь и Навь ты погружаешь в Тьму! Ты создаёшь служителей её! Я знаю! Зачем и для чего с Тьмой заключил ты договор?!

С минуту Сатанэль молчал, на эту кроху уставясь очумело, которую он мог одним мизинцем придавить. Сознанье, наконец, вернулося к нему. Успокоившись немного, он к Ладе лик приблизил свой (всё на ментальном уровне происходило) – аура его клубилась Тьмой; тень Чёрного Ничто за ним мелькала.

– Ты кто? – Сатанэль вид сделал, что Деву не узнал. – И как ты смеешь со мной в таком вот тоне разговор вести? Я – Властелин, я – Яви Господин! И делаю здесь то, что Я хочу! Здесь будет только так, как Я хочу! Здесь есть Моя лишь только воля!

Лада опешила слегка перед напором чёрной злобы, которая её сознанье острой болью сокрушала: доселе никогда она с такою злобой не встречалась и несколько секунд молчала, чтоб силы духа все собрать, и тогда она сказала:

– Я задала вопрос и жду ответа.

– Здесь задаю вопросы Я! – срединная сказала драконья голова, дым выпуская.

– А если их задаст сам Ра? – уже с усмешкой Дева вопросила.

– Какая шустрая, однако, ты, – левая сказала голова. – А не съесть ли мне тебя?

– Нет, я хочу ей закусить! – правая вступила в разговор глава.

– Нет, первой я её на завтрак пожелала! – левая сказала.

– Замолчите, дуры! – срединная тут рыкнула глава, кровавыми глазами девушку пронзая; на голове её среди рогов сияла некая корона золотая со змеиными пастями. – Такой красотке место лишь в моём Гареме – она уже созрела для него.

Лада мысленно на головы Дракона направила огонь, и те отчаянно взревели. Видение исчезло, и образ появился Сатанэля в человеческом обличье со злыми чёрными глазами и злыми тонкими губами. Он криво усмехнулся и сказал:

– Ого! Огнём, однако, ты научилась управлять? Ты кто такая и как посмела нарушить мой покой?

– Я – Лада, – Дева строго отвечала, – и тебе известно, кто я такая, хватит притворяться. Я ответа жду…

– Я говорил тебе уже, – с раздражением ей отвечал Хозяин Яви, – мой план развития планеты одобрен был самим Владыкой Ра, и от плана я не отойду. План давно уже в движение пришёл, я следую ему, – тут Сатанэль осклабился, и нос его едва ль на губы не наполз. – Но если согласишься стать моей женой, то так и быть, я план, быть может, изменю. Ну как?

– Никак! – ответ он резкий получил.

– Тогда ты уходи отсюда или терпи мильоны лет, – Сатанэль над ней сме-ялся откровенно, зная, что власть и сила – всё за ним. – Ещё раз предлагаю со мною вместе быть и делу моему служить.

– Никогда! Я делу Ра служу и только лишь ему! Хоть на окоём Вселенной я за Ним пойду, но только не с тобой!

– Говорят, что часто ненависть сменяется любовью, лишь только надо подождать, – насмешливо сказал Властитель Яви. – Ты забываешься, кто здесь Хозяин! Я – первый ученик у Ра!

– Здесь, на Яви, последним станешь ты! Если с Тьмой союз ты заключил, то Ра ты подло изменил!

– Какие доказательства тому? – ощерился Властитель Яви, тяжёлым взглядом девушку сверля.

– Пока почти что никаких, за исключением того, что ты создал чудовищ Мрака, с Тьмой в союз вступил. Тебя, Властитель, ревность подгоняет и зависть тяжкая к Владыке Ра сжигает. Ты первым хочешь быть, но это невозможно! Гордыня злобная тебя съедает и съест когда-нибудь! Я не прошу, а требую: своих чудовищ уничтожь и к Краса-те ты обратись, пока ещё не поздно!

Сатанэль ответно ей смех послал, как будто гром прогрохотал, и в туче мрака он исчез, гонимый мыслями своими и очень злыми на всё и вся, особенно на Ладу, которая его своим учителем не признавала и изменником уже считала.

Сатанэль напомнил Ладе багровую тревожную луну, что средь чёрных туч зияла, и тут же Ра представила себе: громадным Солнцем Ра сиял, любовь в лучах своих Вселенной посылал. Мысли Лады умчались к Ра, усиленные пламенем Кольца, и в том огне лик Ра мелькнул, превесело Он глазом подмигнул: «Мечтаешь всё, а дела-то ждут-пождут». И Ладе стало вдруг смешно, и настроенье тяжкое пропало, истаяло, как утренний туман под солнышка лучами. Тревоги прочь ушли, и Лада, в сердце образ Ра храня, опять взялася за дела: учила мыслить Доброславов: предметы мыслью создавать, Краса-той сознанье навострять и жизнь ей подчинять.

Под защитой Лады и тайных сил, которыми Ра Доброславов Долину незримо окружил, Доброславы жили не тужили, не зная бед и в радости купались, и с Богами они общались, которые тогда частенько среди них бродили, всему полезному уча, и лучше времени на Яви не бывало!

Хозяин Яви забросил эту часть земли «до времени, до срока», как говорил он сам себе, вынашивая мысли за пределы далей временных, когда на крыльях разума и Силы он поднимет армии свои. Сатанэль был крепко занят: он войско собирал и множил, людей своих он разводил, рогатых и хвостатых с телами змей, зверей и прочих гадов с крылами и без них.

А кроме них он гоблинов и орков армии растил – тупых и жадных, одной лишь злобой налитых, готовых растерзать хоть Сатанэля самого. Конечно, ударной силой в войске Сатанэля драконы были, некогда в ловушку Сатанэля хитрую попав, души молодые, что в учениках его ходили, драконьи шкуры сотни лет нося, привычки низменные обрели и по скользящей вниз пошли, Добро забыв и к Злу свои натуры устремив, – так плоть их души победила и легкомыслие сгубило: думали, что это всё игра, но это жизнь суровая была.

Однажды у Ладиного дома с небес дракон упал и громко зарыдал. От слёз его горючих пожаром занялась трава и пар зловонный поднялся. Русалки, что плескались в омуточке, с визгом спрятались за кочки. Лада вышла на крыльцо, явлению дракона немало подивилась и слезам в глазах его.

– Что с тобой случилось? – дракона Лада вопросила. Ей ещё не доводилось рыдающих драконов видеть. – Тебя обидел кто иль что-нибудь ещё с тобою приключилось?

Дракон лишь жалобно стонал, закрыв глаза, и слабо бил хвостом. Лада к дракону подошла и ладонью провела по голове, нисколько не боясь клыков и лап когтистых и шипастого

хвоста. Дракон тогда открыл глаза, уставился на Ладу, что рядом сострадала, ещё разочек он вздохнул: ведь до этого никто его ни разу не ласкал, и ей сказал:

– О, прекраснейшая Дева! В ловушку мы попали все!

– В ловушку? Да кто в неё попал?

– Хозяин предал нас, он обманул! Одна лишь ты его не вняла лжи, а мы драконьи шкуры нацепили и в капкан ужасный угодили: хотели порезвиться, подурачиться слегка, а оказалось, что обречены мы жить в проклятой этой шкуре десятки тысяч лет! – закричал в отчаянье дракон, себя хвостом лупя. – За это время мы в драконов полных превратимся и позабудем, кто мы есть на самом деле. Про Ра забудем, про Высшие Миры и в темноте здесь будем ползать! Мы драконеем здесь, ты понимаешь? Мы превращаемся в зверьё, и дух наш в этой оболочке умирает! Ты вот меня не узнаёшь, а я когда-то твоим ближайшим другом был, я это ещё помню, но скоро позабуду.

– Да кто же ты? – спросила Лада, пытаясь угадать, кто из друзей скрывается в обличии драконьем.

– Да я же Светозар! Не узнаёшь уже меня, сестра? – сказал дракон, и слёзы снова крупным градом из глаз драконьих полились. – Что делать мне, как дух мне свой спасти? Ещё немного, и про тебя я позабуду, и Зла служителем я стану. Скажи, что делать мне, моя сестра? Ты одна лишь только совет мне добрый можешь дать. Хозяин чёрные ошейники для нас уже сковал и в рабство страшное загнал.

Лада пристально вгляделась и только тут заметила она на шее у дракона обод чёрного шипастого кольца.

– А это что такое?

– А это он на нас ошейники рабов надел, которые он волей чёрною заклял, и мы безсильны перед ней. Они какой-то страшной силой обладают – мы ум теряем свой, и сердце наше каменеет, одна лишь злоба чёрная сознание буквально выжигает, одной теперь мы злобой яростной живём! И только лишь покорно ждём приказов Чёрного Дракона, а воли нет своей, она куда-то испарилась, как если б не было её совсем.

И снова слёзы из глаз дракона градом полились, от них трава затлела и сразу побурела. Тут гномы набежали, воду на огонь таскали, а Лада глазами только повела, и огнь тот час же уняла.

– Теперь навечно мне быть драконом, – понурил головы дракон. – Плоть эта дух съедает мой, и скоро полностью драконом стану я. О, как же ненавижу я себя! Как мне избавиться от шкуры этой?

– Но ты же прилетел сюда, – ему сказала Лада. – Значит, воля есть же у тебя.

– Скажи, сестра, что делать мне? Я знаю, только ты помочь советом мудрым можешь мне. А я совсем свой разум потерял, им воля чёрная владеет, и этот вот ошейник, что на мне, он душит уж меня. Хозяин так вот и сказал, что каждый, кто попытается удрать из Драконата – так ещё он Чёрную свою страну зовёт, – ошейником задушен будет. И вот он душит уж меня!

– Давай-ка снимем мы его.

– Что ты?! – дракон перепугался. – Это же убьёт меня! Чёрный Властелин заклятья на ошейник наложил, одно страшней другого.

– А может, он лишь попугал тебя?

Лада мысль сердца напрягла, ошейник задымился под взглядом глаз её. Дракон от боли криком разразился:

– Ты убьёшь меня!

Лада призадумалась слегка, потом потёрла лоб и молвила сурово:

– Здесь выход только есть один…

– Какой?! – аж подскочил дракон, и даже лапами он засучил. – Так говори скорей! А то от этого кольца погибну скоро я!

Лада дракона взглядом обвела:

– Выход здесь такой: ты должен сделать то, чего боишься.

– А чего же я боюсь?

– Того, чего на самом деле нет! Тебе лишиться надо своей драконьей плоти.

Только так свой дух освободишь.

– Ты смерть мне предлагаешь??! – дракон от страха почернел.

– Какую смерть? – Лада его не поняла. – О чём ты говоришь?

– Яви Властелин нам объявил, что за непослушание ему нас ждёт ужаснейшая Смерть, которой лучше б нам не знать.

– А всё же, это что такое?

– Не знаю, но это, кажется, какой-то там ужаснейший конец, мученья вечные и боль, Тьма Хаоса и скрежет – словом, некий Ад, как Яви Властелин сказал.

– Во Вселенной нет понятия такого, есть только Жизнь. Всего же оболочки этой ты лишишься, а так останешься живой и жизнь продолжишь в оболочке ты иной. – Ведь Жизнь есть Вечность.

– А он сказал, что если кто предаст его, то превратится тот в ничто, в ужасный Хаос, который будет вечно грызть его. Ещё он нам сказал, что мы есть только тело.

– Он сам себе противоречит: вас страхом к плоти привязал, а сам прекрасно знает, что в каждом существе есть вечная душа и духа вечный Огнь. Вселенная есть Жизнь, в которой смерти нет и просто быть не может, а есть лишь перемена форм. Ты что, забыл, что раньше человеком был, а потом Властитель Чёрный тебя в дракона поселил. Он дух твой вынул, что семя жизни есть, и в это тело всунул. Так надо выйти из него.

– Как можно выйти из него?

– Да просто, вот смотри, – и Лада дух свой вынула из тела и встала рядом с ним, сияя светом голубым. – Видишь, нас двое стало – тело вот моё, а вот с ним рядом я.

– Но я же жить ещё хочу, пусть даже в этом теле! – вскричал дракон, от Лады отползая.

– Да ты с ума сошёл! – вскричала Лада, обратно в тело дух свой возвратив. – Тебе иль в рабстве быть, иль с этим телом больше не дружить.

Дракон последовать совету попытался, но, сколько ни старался, лишь дым один он извергал, и тогда в отчаянье вскричал:

– Должно быть, духа нет во мне! Должно быть, прав Властитель Чёрный! Я – плоть и больше ничего!

– Быть может, вновь тебе дух показать? – участливо спросила Лада: она переживала: ведь Светозар был лучшим другом некогда её.

– Ты – Богиня! А я всего лишь навсего дракон, а у драконов духа нет, один лишь только хвост!

– Какую глупость ты несёшь?! Ты – дух, как всё живое, а тело – всего лишь временная плоть и больше ничего! Ты сам же помнишь имя светлое своё! Ну вспомни воплощенья прежние свои, Миры иные, как Светозаром был – разве это всё ты позабыл?

– Я ничего не помню, лишь только имя. Так что ты предлагаешь?

– Раз дух не в силах вынуть ты из тела этого дракона, то Сатанэль пускай тебе поможет – восстань против него!

– Как восстать?! – дракон на всякий случай подальше от крыльца ещё отполз.

– Ну просто взять и Чёрному Дракону правду всю сказать. Он преярый гнев обрушит на тебя и тем от плоти твой дух освободит.

Дракон ещё назад опасливо подался:

– А ты б так поступить сама смогла?

– Лишь только бы не быть драконом, – сказала Лада, – я сделала бы всё, чтоб стать свободной! Чтоб снова человеком быть!

Дракон кровавым глазом предолго на неё смотрел: Дева перед ним стояла, Огнём светлейшим полыхая так, что больно было на неё глядеть, и понял он, что, если надо, и в Огонь она шагнёт, не ведая сомнения и страха.

– Я понял, что мне делать и как добыть себе свободу! Прощай, любимая сестра, и жди меня свободным духом!

Дракон поднялся на крыло, русалок напугав, и скрылся за горами и за высокими лесами. И Лада видела потом, как молнией крылатой он перед Драконом Чёрным появился, речь гневную держал и бездыханным пал от гнева ярого такого, чтобы мгновение спустя светлейшей молнией Огня промчаться в небесах, сияя радостью свободы, ликуя жаждой жизни новой.

Лада в Драконате

Лада в эту ночь урывками спала: снились ей несчастные драконы, что были некогда светлейшими умами и храбрыми сердцами, которые не распознали козней хитрых Сатанэля и в ловушку страшную попали, а теперь не знали, как выбраться им из неё. Они во сне просили Ладу их спасти, и Лада их пыталась вырвать из когтей Владыки Яви, но это ей не удавалось. Драконы вниз срывались, в ужасную трясину, в чёрный мрак, откуда вопли слышались и стоны, и она никак им не могла помочь. С полуночи она уж больше не ложилась спать, а, на крылечке сидя, размышляла над горькою судьбой учеников Властителя планеты, который предал их, и гнев в ней тяжкий закипал. Она была готова лететь немедленно к Наместнику планеты, чтоб поговорить с ним «по душам». Горячих мыслей карусель в её сознании крутилась и с ума её сводила; места себе она не находила, то в дом бежала, то на крылечко возвращалась, и Солнышко просила скорей рассветом землю озарить. Но звёзды, как нарочно, сегодня не спешили уходить, хотя пора им было место Солнцу уступить.

А возле Домика, тревог её не зная, резвились бабочки ночные под оркестр кузнечиков зелёных, которые самозабвенно, забыв про всё на свете, наслаждались звучанием своих безчисленных «цвик-чик». Всё благоухало, и воздух был такой, что можно было пить его, – решительно ничто тревожных мыслей Лады не разделяло: царили мир и тишина. И Лада сомневаться стала в подозрениях своих насчёт Властителя планеты. Быть может, это всё фантазии её, быть может, чудится ей всё? Ведь Ра одобрил Сатанэля план – пускай идёт своим всё чередом.

Она ещё на звёзды поглядела: они там, в небесах, в серебряном кружились хороводе, её зовя в круг свой, и вечная там Краса-та царила, неся Добро и светлую Любовь; и в Дом она вернулась, легла на свой топчанчик, чтоб хоть немножечко поспать и духом в Высшем Мире побывать. Кедровый запах дерева перебивая, цветочный аромат по комнате гулял – то цветы в оконце просунули свои головки и в любви хозяйке безмолвно объяснялись, не ведая о том, что в душе у Лады идёт всё кувырком.

Едва глаза она свои закрыла, как ей явился Светозар – в обличье человечьем, весёлый, радостный, живой:

– Ты видишь, я освободился! – мысль радостную Ладе он послал. – Я счастлив так, что нету слов! Как благодарен я тебе! Как здорово себя свободным духом ощущать!

– Ну вот и молодец! Я рада за тебя! – ему ответно Лада мысль послала.

– Мне кажется, что ты в печаль погружена?

– Да, милый Светозар, в тяжёлых думах я: о наших тяготюсь друзьях, которые в телах драконьих пребывают и медленно в них погибают. Быть может, ошибаюсь я? Как мне сказал Хозяин Яви, план его одобрил Ра! Общалась я и с Ра. Он подтвердил, что Яви Властелин какой-то план свой сочинил по ускорению развития планеты и что пока за ним Ра будет наблюдать. Быть может, всё не так опасно, как думается мне?

– План этот на своей я шкуре испытал! – Светозар едва не закричал, качаясь телом голубым, внизу которого ещё драконий вился хвост. – Он больше тарахтит, предатель, чёрный лжец! Он мягко стелет, да жёстко спать. Когда-то я был готов за ним пойти в огонь и в воду, но теперь, после того, что пережил в драконьей шкуре, чуть дух не потеряв, я лютый враг его! Он – служитель тайный Хаоса и Тьмы. И, более того, я думаю, с самим ужасным Караготом тайную он держит связь! А доказательства сему – он сам их предоставит, и срок такой настанет, и правда страшная наверх всплывёт: беды жуткие он Яви принесёт.

– Тогда скажи, мой друг, как всем обманутым Хозяином планеты сознанье к чистоте вернуть? Есть средь них такие, кто думает, как ты?

– Ах, если бы такие были! – вздохнул печально Светозар. – Многие совсем одраконели, только злобою одной живут.

– Быть может, снова мне к Сатанэлю надо обратиться?

– Это всё равно, как говорится, дракону голову засунуть в пасть. Тебя в наложницы определит, меня же в назгула он обратит – мне побега не простит. А я – ещё немного – в дракона окончательно бы превратился, вот видишь, хвост астральный у меня ещё висит. Отсюда с Яви мне надо ноги уносить. Да и тебе придётся это сделать: Хозяин Яви здесь не даст тебе спокойно жить.

– Я никуда отсюда не уйду! – сказала твёрдо Лада. – Надеюсь, Светозар, меня ты не покинешь?

– А толк с меня какой? – угрюмо Светозар спросил, крутя хвостом драконьим, который уменьшался на глазах. – Мне для начала здесь тело человечье надо обрести, чтобы звериные привычки извести.

– Пока тебе, быть может, так лучше походить? Ты можешь в двух Мирах бывать, всюду можешь проникать и, невидимкой оставаясь, планы Яви Властелина узнавать – нам всё о Сатанэле надо знать, чтобы решенья правильные принимать.

– Хорошо, но что мы можем сделать тут вдвоём? Дракон силён и может одним нас когтем придавить. Мы вот с тобой здесь собрались, а он сейчас нас видит в Зеркалах и даже мысли наши слышит. И, более того, скажу: в любой момент он может Коготь протянуть и нас за шиворот схватить! Мощь чёрная его поистине ужасна! Он знает и умеет всё!

Светозар в испуге даже огляделся. Лада же ему сказала:

– Придётся мне туда слетать и с ним потолковать.

Светозар руками в ужасе всплеснул:

– Постой, не горячись. Тут всё обдумать надо.

– Пока ты будешь думать, сто лет пройдёт, и будет поздно. Когда мы действовать начнём, то мысли нужные мы привлечём, которые путь действий правильный укажут.

– Тогда я для начала предложу в Стаю бывшую слетать мою – там неплохие есть ребята, которые ещё недавно печалились над участью своей, в драконах не желая оставаться и мертвечиною питаться.

– Что ж, надо Стаю эту навестить и с ней поговорить.

– Чувствую, большая там будет заварушка, – поёжился тут Светозар. – Так что, пойдём иль полетим?

Не мешкая, уже одною силой мысли, себя перенесли в далёкую страну Хозяина планеты, в которой Мрак полночный лютовал и на всё живое страхи нагонял. В ущелье, где очутилися они, какой-то плач стоял – то ветер по глупости сюда забрёл и заблудился тут средь острых зубьев скал и выхода искал, но сила некая его кружила, и он, отчаявшись, рыдал. Ветрогон – так звали ветер – знакомцем Лады давним был, и с ней играться он любил. Пощекотать и поласкать – его не надо было звать, он то песни в ушко пел, то сказки сочинял, из дальних странствий возвратясь. А ещё любил деревья он качать, кудряшки волн взбивать, когда ж проказничать он уставал, то к Ладе прилетал и паинькой лежал у самых ног её, иль рядом спал, в ногах, иль где ещё и сладостно вздыхал сквозь сны свои…

Ветрогон вкруг Девы вихрь взбил и сообщил, что Яви Властелин его тут изловил и службу предложил, в противном случае его он чёрной волей окуёт, в пещеру чёрную заточит и Света Белого лишит.

– И что же делать мне теперь? – Ветрогон со стоном вопрошал.

– А ничего не делать, вольным быть и делу доброму служить.

– Но тогда меня он в цепи закуёт, заклятья страшные нашлёт. Видишь, даже выбраться отсюда теперь я не могу.

Лада рассмеялась:

– Его заклятья силы я лишаю и тебя освобождаю. Лети, куда твой пожелает дух, и только про Дом мой не забудь – тебе всегда я буду рада. – И Лада ветру повелела подняться ввысь и там свободно путь найти.

– И ты отсюда уходи, здесь Беда одна, со Злом обнявшись, ходит. Здесь Мрак и Ужас! Уходи! – Ветрогона глас затих вдали.

Светозар с тоскою вслед ему взглянул:

– Может, к Стае лучше не ходить?

– Я не привыкла отступать! – Лада так ему сказала. – Ну а теперь веди меня к своим драконам.

Светозар ответно лишь вздохнул и нехотя к пещере полетел – вход в неё чернел в горе высокой. Оттуда смрад жуткий тёплою волной валил, и Ладе дурно стало. Очень ей хотелось повернуть назад и снова очутиться в уютном Домике своём, но это было невозможно: она себя не стала б уважать и продолжала за проводником своим шагать, стараясь не дышать.

Драконы в огромнейшей пещере разместились: одни тут спали, другие меж собою разбирались – и храп, и стон, и визг пространство наполняли.

– Так в темноте живёте здесь? – спросила Лада Светозара.

– Да есть один светильник тут на всех – Кристалл, который сам свет излу-чает – сейчас накидкою накрыт. Её ты сдерни и получишь Свет. Вон в центре зала светится слегка.

С Кристалла Лада сняла какое-то тряпьё, и свет пещеру тускло озарил. Драконы чуть зашевелились, заскреблись, от света пряча морды, и недовольно зарычали, требуя, чтоб погасили Свет.

– Пришли не в тот мы час, – заметил Светозар. – Надо отступить. И лучше бы нам было днём сюда прийти.

Рассвета ждать в зловонной тьме Ладе вовсе не хотелось, и они обратно воротились ко входу в чёрную пещеру. Здесь Светозар внезапно рассмеялся:

– Рассвета может и не быть. Тут Тьма сплошная сутками стоит: чуть развиднеется и снова Мрак.

– И как же вы живёте?

– Так и живём, и кажется, что это всё нормально.

– Но как без Света можно жить?

– Свет хуже Тьмы уж стал для нас.

– А есть тут с кем хоть говорить? Друзья какие были у тебя?

– Да двое-трое были, кто драконами быть не хотели. Ещё подружка тут осталась у меня – сидит пока на яйцах – с десяток будет драконят, – тут голос Светозара дрогнул, и в нём нежность оявилась. – Однако я схожу, их поищу и, может, приведу, коль добудиться я смогу.

Светозар во тьме исчез кромешной, а Лада осталась ждать его на камне. Насилу отдышалась и стала думать, как речь свою с драконами ей повести, и всё больше понимала, что безполезен будет разговор. Ей было зябко, страх в ущелье тесном меж камней гулял и в тоску её вгонял. Лада уже трижды пожалела, что, не подумав, кинулась спасать драконов, которые спасаться вовсе не спешили. И о чём ей с ними говорить? Призвать на подвиг их, как это сделал Светозар? Скорей всего, никто на это не решится, тогда же что драконам предложить? Как до сознания драконов истину ей довести, что Яви Властелин драконов просто обхитрил? Способны ли драконы мысль понять её? В сознании её дракон нарисовался – серо-коричневое существо, вокруг которого щупальца желаний страстных вились и к ней они стремились. Лада даже содрогнулась и на всякий случай оглянулась: ей шорох показался за спиной – то Ветрогон вернулся и рядом с ней мостился на скале, ворча, что здесь прохладно и темно и что ему давно бы надо на Солнышке погреться, но всё равно с ним стало как-то легче. А Светозар как если бы пропал, он всё никак не появлялся, и Лада начала переживать: уж не случилось с ним чего?

Когда её терпение иссякло и Лада уже хотела в пещеру тёмную обратно лезть, как Светозар пред ней предстал. За ним драконы сонные ползли, – их было три. Драконы ближе подошли, и Светозар сказал:

– Вот перед вами Богиня Лада, она расскажет вам, что надо делать, чтобы свободу обрести и снова в Мир Краса-ты уйти.

Драконам Лада так сказала:

– Я к вам пришла, чтобы спросить: вам нравится так жить? Совсем ещё недавно людьми вы были и Краса-ту творили, а сейчас в зверей вас превратили…

– Не звери мы – драконы! – те отвечали, и Лада поняла, что не с того беседу начала.

– Я вам хотела предложить, – она сказала мягко, – людьми обратно стать.

– А мы людьми и не бывали и ими быть пока что не хотим, – сказал, зевая дракон, что ближе к Ладе всех стоял.

– Вы что, забыли, что вчера ещё мне говорили?! – тут Светозар вскипел.

– Так то вчера же было, – дракон всё тот же отвечал и запахом гнилым из пасти Ладу он обдал. – Дак чего нам предлагаешь? Ты прямо говори, а не крути.

– Я предлагаю вам свободу снова обрести и стать людьми, как это сделал Светозар.

– Так он же тень теперь, которую ни съесть и ни погладить даже! – дракон со всхлипом фыркнул. – И это человек? Тенями быть такими мы не хотим!

– Он пока что в тонком теле. Но вскоре тело плотное он обретёт и станет человеком, – сказала Лада, едва не рассмеявшись глупости такой.

– А какая разница, драконом быть иль человеком? – насмешливо спросил дракон и когтем в ухе почесал, гоняя мелких блох.

– Но вы совсем недавно людьми же были! – Лада в отчаянье вскричала. – Вы вместе же со мною Краса-ту творили!

Драконы тут переглянулись и задумались глубоко, пуская пар иль дым вонючий; зелёная слюна из их пастей текла густым потоком. Один, что ближе к Ладе был, пытался что-то вспомнить, но не мог. Тогда его коснулся Светозар и так ему сказал:

– Да ты художником же был презнатным! Ты что, забыл?!

Дракон по голове своей ударил когтем:

– То был, должно быть, чудный сон – его припоминаю я, как будто морок. Но я – дракон под номером сто десять!

– Послушайте, друзья! – сказал драконам Светозар. – Ещё вчера мы вспоминали с вами про нашу жизнь в обличии людском, а ты, Горец, забыл, что математиком изрядным был? А ты, Любава, в танце краше всех была – и это как забыть могла?

– Должно быть, сочиняешь! – сказала та, которая когда-то Любавой называлась.

– Да вы вчера ещё мне говорили, что не желаете в драконах быть! – кипел уж гневом Светозар. – Не мы ли вместе проклинали рабство у Чёрного Дракона?!

– Ты оскорбляешь нашего Вождя и Бога! – дракониха сказала, что некогда Любавою была. – Да за него мы тени не оставим от тебя! – и она струю огня и дыма в Светозара запустила.

Лада защитный кокон сотворила мысленно вокруг себя – ещё секунда, и стала бы она жарким.

– С Ладой не шутите! – сверху голос Светозара прозвучал. – За неё Ра головы с хвостом вам оторвёт и их местами поменяет.

– Дак ты ещё живой! – драконы головами завертели, стараясь Светозара среди пламени и дыма различить, а тот по их дубовым головам шагал и со смеху едва не умирал, сам невидимкой оставаясь для драконов. Драконы же всерьёз уж рассердились и дыма не жалели и огня, друг друга опаляя и коптя. Но тут тоска внезапная всех охватила: над ущельем чернейший и громаднейший кружил Дракон – то сам был Яви Властелин. Он тяжко опустился на скалу и красными раскосыми глазами, в которых жуть чёрная мерцала, уставился на Ладу – и ей тут сразу дурно стало.

– Какие гости пожаловали к нам, – осклабился Властитель Яви, держа в когтях трепещущую душу Светозара. – И чем обязан я столь позднему иль раннему визиту?

– Вот что, Сатанэль,– Лада речь прямо повела, – ты перешёл черту: ты обратил в драконов множество душ молодых, обманом хитрым на путь их ложный заманил, в рабов их превратил – безумных и опасных.

– Ты ошибаешься, красавица моя, – ответил живо Яви Властелин, смеясь открыто над Девой молодой. – Эй, вы, драконы-молодцы, вольготно ль, весело живёте или обиды терпите какие от меня?

– Живём мы хорошо, Хозяин! – драконы хором отвечали.

– Быть может, какой-нибудь ещё свободы вы хотите?

– Нет, мы счастливы вполне!

– Ты слышала? – надменно улыбнулся Сатанэль. – Однако далеко ты нос засунула свой любопытный, пора его укоротить. Ты – хороша, и в жёны я возьму тебя! Ты нарожаешь мне хорошеньких драконов – займёшься тем, к чему тебя природа призвала. Ну как, драконы, годится в жёны мне она?

Драконы зловонным рыком свой обозначили восторг, крыльями махали и по скалам хвостами звонко били, подобострастьем исходя. Лада же стояла, от гнева слов не находя. Сатанэля сила её к земле клонила, и она усильем воли лишь держалась, в сознание её как будто когти ледяные погрузились и острой болью рвали всё существо её. Тут к Ладе мысль счастливая пришла о Ра, и ауры лохмотья вновь соединились, и в пламя светлое окуталась она.

– Ого! – Сатанэль немало удивился и очень даже обозлился: иная воля его сильнее оказалась – «Не Ра ли сам пожаловал уже сюда?» – с опаскою подумал он, и жарко ему стало, и дурнота напала: Ра шуток слишком вольных не любил и Деву эту едва ль не пуще всех любил.

– Сатанэль! – сказала строго Лада. – Верни своим ученикам их облик прежний, что был присущ Творцам.

Сатанэль насмешливо взглянул в её глаза своим тяжёлым взором с кровавым пламенем внутри и, наслаждаясь чувством превосходства, он сказал:

– Ты опоздала, крошка: они уже одраконели и обличия иного не хотят. Так я говорю, мои могучие драконы? – Сатанэль в своих драконов ярый взгляд метнул, веля им говорить.

– Мы Драконами желаем быть! – вонючим дымом ответно пыхнули драконы. И Ладу туча смрадная накрыла, её заставив кашлять и чихать, что у драконов вызывало восторг и дружный хохот. Вы слышали когда-нибудь драконий смех? Когда грохочет гром в горах – то это будет лишь подобием его. А запах – специфический, драконий, и вовсе не с чем мне сравнить – сероводород лишь может нам его напомнить.

– Ты преступленье совершил! – сказала гневно Лада Яви Властелину. – И срок настанет, когда тебе придётся за это отвечать! А Светозара отпусти!

– Здесь, на Яви, Я – Господин и всем приказываю Я! Ты кто такая, чтоб мной повелевать? Да тебя драконам в жёны я отдам! – и нагло Сатанэль (Драконом же он был) в Деву юную струю зловонную пустил.

Лада руку подняла, и на пальце у неё блеснула искорка, что развернулась в Щит из Белого Огня. Зловонная струя ударилась о Щит, обратно отскочила и Сатанэля опалила.

– Именем Владыки Ра повелеваю Светозара отпустить! – в ущелье молния блеснула, и гром прогрохотал.

И вот сейчас пред Яви Властелином как будто сам Владыка Ра стоял и мощью грозною блистал. На Сатанэля внезапный страх напал, и он на брюхо пал, той мощи не снеся.

– Ого! Своё Кольцо тебе он подарил, – со злобою заметил Сатанэль. – И это мы припомним.

– Светозара отпусти! – Дева молвила сурово и руку снова подняла.

– Да забирай ты своего щенка! – Сатанэль едва от злобы не визжал и Деве бросил душу Светозара.

Лада Светозара душу приняла и в Домик свой с собою унесла.

Размышления Сатанэля и тревоги Ра

А Яви Властелин в ущелье мрачном остался размышлять о том, что с этой дерзкою девчонкой им будет тесно здесь вдвоём и что способом любым её отсюда надо выжить. Но не Ра ль её сюда отправил за ним тут наблюдать? С помощью Кольца она, возможно, в его мысли стала проникать… Да, с Ладой осторожней надо быть, на всякий случай кой-какие мысли от всех придётся скрыть. Глаз с девицы этой не спускать, под наблюдением Зеркал её держать и мысли все её читать: она, похоже, проникла в замыслы его иль к этому близка. Что ж, и Драконат окутать надо в полный Мрак, и близко Деву эту сюда не подпускать.

– Вот это верно, – Глас Кольца проскрежетал, которого давно он не слыхал. – Держи во мраке ночи тайны все свои. Твой час настанет, ты силы только лишь копи… – и Голос жуткий замолчал, один лишь скрежет в воздухе звучал.

Долго Яви Властелин сидел среди зловония драконьего ущелья, внимая то думам тяжким, то сладостным мечтам, то прошлого его охватывал туман… Ему вдруг вспомнился Учитель Ра, как некогда он вслед за ним пошёл, стараясь хотя бы тенью быть его, обычно сзади, а иногда вперёд чуть забегал, чтобы принять удар; иль ношу тяжкую тащил, когда другие жили не тужили, не жаловался, как они, и вечно пребывал вторым. Пока иные думали, он к действию уж приступал, и волю Ра он на лету хватал и исполнял. И только одного хотел – быть первым после Ра и тайно – просто Первым, и часто Ра он замещал, когда свои вопросы тот в других Мирах решал. Он Ра освободил от многих мелочных забот, приняв энергию их на себя. Во всём стремился Ра он подражать – и так же говорить, и внешне походить, и многие их даже путали, чем тайно Сатанэль гордился. Но всё равно он был вторым, и его порою это злило, что первым он не будет никогда! Вечно быть ему вторым! И тайно он мечтал Иерархию свою создать, чтоб не учить всех этих недоумков, а только лишь повелевать. И никакой свободной воли, которой Ра избаловал. Должна одна быть воля Иерарха, от остальных – ответный страх и трепет послушанья. У Ра есть сердце – движитель всего, а у него ум станет во главу всего, а там посмотрим, кто первым к финишу придёт.

И ещё обидно было Сатанэлю: эоны лет он вместе с Ра воз тяжкий эволюции тащил, пока другие нежились и лёгкими путями шли, и Ра их неустанно всех хвалил, ему же лишь только скупо говорил: «Ты сделал так, а лучше было бы вот так!» или «Делай всё ты сам». Ра его держал буквально в чёрном теле: где трудно, где прорыв, где Хаос угрожал – Сатанэль, вперёд! И шёл вперёд, и не перечил, не ворчал, путей легчайших он не выбирал, меньше всех похвал от Ра он принимал, который, как кость, ему бросал всю грязную работу. И вот кому-то предстояло на Явь пойти, с нуля всё начинать, чтоб в Краса-ту весь этот Мир ввести. Эоны лет терять, чтоб это стадо скотов безмозглых воспитать!

Все члены Высшего Совета не очень-то горели на Явь пойти, чтоб жить тут со скотами. Одна лишь эта Лада вызвалась идти, но Ра сказал сурово: «Тебе пока что рановато Наместницей моей здесь быть, придётся чуть повременить». Едва ль не весь Совет смеялся, когда девица эта предложила через цветы развитье духов на Яви провести! «Путь Краса-ты единственный есть путь! – она вещала. – Из Краса-ты мы вышли и в Краса-ту должны прийти. А Краса-та, Добро, Любовь есть Триединство бытия». И о Краса-те она так долго говорила, что едва Совет не усыпила. Если жизнь из Краса-ты бы только состояла! Красаты в ней толика одна, а остальное – грязь всё бытия. И вот такая в Наместницы уж рвётся!? И вот таких Ра хвалит, ценит, возвышает!? Вот и на Явь намёк он ясный дал – пойти и царство там возглавить динозавров, чтоб сделать их Богами! И как хитро к нему он подошёл: «Только лишь тебе доверить Явь могу, – так Ра ему сказал. – Я чую, что на Явь-планете молодой, куда младых мы духов соберём, что воплощенья ждут, чтоб к совершенству путь найти, возможно, очень жарко будет. Это испытанье последним будет для тебя». Ра взором огненным его прожёг – и взгляд Владыки, казалось, в сам дух его проник и всё до донышка там осветил, и, помнится, чему-то тяжко Ра вздохнул.

Так Мир он Яви принял – молодой, горячий и бурливый, где жаждой жизни клокотало всё. Владыка Ра Огня стихию сам лично усмирил. «Остальное сам ты укротишь, – так сказал он Сатанэлю, кровавый утирая пот, – стихии ты уговоришь. Планета вся твоя, но чуть что – зови меня – с радостью тебе я помогу. Твоей я воли не стесню, лишь в крайнем случае приду – дерзай!». Своё напутствие оставив, Ра исчез, и только жар Огня остался от него.

Будни серые на Яви потекли, сливаясь в миллионы лет трудов больших и малых. И лишь когда приток существ с иных Миров усилился на Явь, у Сатанэля настоящая работа началась, а так всё шло само собой. Тогда Владыка Ра отправил добровольцев Сатанэлю в помощь: надо было формы духам создавать, чтобы себя куда им было воплощать. Сатанэль сперва склонялся Явь заселить крылатыми людьми, потом, когда он Хаоса услышал Голос, тогда в сознании его драконов образ появился.

Материя о ту пору пластичною была, и мысли сразу претворяла, рождая точный слепок их. И вот чужая воля в сознание вмешалась Сатанэля и на созданье монстров развернула, а мысль о том, что Явь он сделает красивейшей планетой, вся прахом разлетелась: иная Воля здесь царила и творила, и стал слепым он передатчиком её – Силы той, с которой он вместе с Ра эоны лет боролся. Сперва хотел он повиниться Ра, что Хаоса вдруг стал проводником, но гордыня ярая взыграла, и он решил оставить всё как есть, тем более что Голос Хаоса как будто бы исчез, и Сатанэль на время про него забыл. Только Сатанэль не знал, а вернее знать он не хотел, что воле той чужой в сознании своём канал прорыл обидами своими и злобою на всё и вся, особенно на Ра.

Ещё бы! Ра в мир этот дикий, грубый, злобный, сам не пошёл: энергии её ему тут, видишь, были тяжелы, а для него – для Сатанэля – конечно же легки!? Он тут с утра до ночи и с ночи до утра от пота мокрый, ни личной жизни, ни бытовых удобств, лежанка деревянная и стол из пня – решил в аскезе путь пройти, чтоб никаких поблажек телу, а значит, и душе – суровость так суровость, особенно к себе. Ученики шептались, и кое-кто сбежал, но большинство остались, чтобы, как и он, творить здесь подвиг восхожденья к Добру. И ловко умников он этих в драконьи шкуры снарядил.

Но занозой для планов всех его была девица эта, что вознамерилась в цветы всех духов превратить. Была же ей охота с Миров Высоких вот сюда сходить! Его бы воля – он и дня здесь не прожил! Его драконы выжгут все поляны с цветами и кустами, осушат все озёра и ручьи с русалками и водяными, изгонят леших из лесов, где, сказывают, деревья стали говорить и бегать, а камни начали летать. И с каждым годом леса её растут, цветы становятся всё выше и всё больше их, и его драконам скоро шагу будет некуда ступить. Нет, Садовницу пора остановить, драконов надо на всё её хозяйство натравить, а то людишек тут каких-то развела, которые уж Явь захватят скоро всю.

– Ещё немного потерпи и станешь ты Вселенной Господином! – вдруг Голос скрежетом ужасным в сознании его загрохотал, и опять он обещал: – Меч Хаоса и Тьмы получишь в руки ты и отомстишь за унижения свои! Вселенной будешь Властелином, Вселенной будешь Господином!» – Голос долго хриплым эхом отдавался в сознании его – и не было приятнее его. – «Вселенной Властелин, Вселенной Господин!» – гудело в головах его.

От сладостных мечтаний сознанье Сатанэля разбухало и мыслей больше не вмещало. Когда Вселенной Властелином станет он, то Ра на эту Явь направит, пусть вечность целую на ней сидит и здесь с Садовницей цветы растит. Но пока План этот на дне сознанья надо бы сокрыть и даже глубже, а потом, когда он силы наберёт, то всей Вселенной тошно станет под кованым его железным башмаком!

В восторге Сатанэль взлетел на мощных крыльях выше гор и облаков, за просто так сносил хвостом могучим вершины гор высоких, что встречались на его пути: ему вдруг захотелось Явь на мелкие кусочки искрошить, чтоб знали все, кто истинный Хозяин здесь. И в избытке ярых чувств огнём чернейшим он ударил вниз – леса и горы пожаром занялись, и вопли в небо унеслись; изрядно и драконам верноподданным досталось: многие в жаркое превратились – те, что остались тут в живых, тризну справили из них. «Какие вкусные, однако, были», – драконы говорили, когда с великим наслажденьем косточки собратьев грызли.

Трон будет чуть потом, а пока Властитель Яви свою планету с наслаждением крушил – хотел уж снова до Садовницы добраться, но в миг последний подлый страх его остановил и сердце острой болью защемил. Да, Ра пока его сильней, но силы он накопит, ум свой отточит… Злоба всё горячей бурлила в нём: сколько можно испытаний всяких проходить – это всё на издевательство походит. Мильоны лет, коли не больше, он в испытаниях во всех живёт – на прочность, крепость, верность, на преданность Владыке Ра – какие всё высокие слова! И упирается опять всё в Ра! Везде и всюду Ра и всё во имя Владыки Солнца Ра! И сколько можно снизу вверх взирать на это Божество?! Чем хуже он его? Муть рваная какая-то со дна сознанья поднималась, в горькие обиды разрасталась и раздраженья яд огнём чернейшим его дух отравлял.

Сатанэль то поднимался ввысь, то вниз опускался и думал, думал, дымный оставляя след своих мутнейших мелких мыслей, что сердце разъедали; ревел, стонал, визжал, распарывая небо изломом чёрных крыльев, и чёрной молнии подобный средь туч мелькал и грохотал. И горы рассыпались, вулканы просыпались – текли по Яви лавами огня, и воздух сам горел, как будто Ад настал. И это слово понравилось ему – да, да, вот именно, он Ад здесь сотворит и воинов его железных с железными сердцами, а лучше вовсе и без них, для которых воля Яви Властелина законом жизни станет. И Сатанэль в блаженство впал от сладостных картин – видений будущего Царства, которому он будет полный Господин. А голос Тьмы совет ему ещё подал: по низшим всем Мирам собрать всех слуг его и дать им шанс себя здесь проявить.

С идеей этой он однажды на Совет Кольца Содружества Миров явился, драконий облик сняв, сияя красотой, умом и доброй шуткой.

– Я тут, вернее там, подумал, – сказал Властитель Яви, блистая притворною улыбкою своей, – решил слегка себя я загрузить и Зло Миров иных на Яви разместить и тяжкий восхожденья путь им предложить: жестоко в тьме Эйн Софа их держать, нам милосердней надо стать.

– Никто их в Тьму не загонял, – сказал Благословенный, и Уриэль согласно с ним кивнул, потом чему-то он вздохнул:

– Да, мысль внезапна и смела – собрать всё Зло на Яви – мда…

Хорошо, хоть Лада на Совете не была, а то могла бы тень бросить на его дела. Но кто бы слушать стал её, когда он – правая рука у Ра. Он улыбался и шутил и весел был как никогда и даже в картинках рассказал, как на Яви драконом даже стал. Когда он про драконов говорил, Ра пытливо на него взглянул глазами-океанами из синего огня – как будто душу высветил его до дна. Дна не было уж в ней – лишь Тьма сквозила чернотой, и страх холодною змеёй по спине его прополз. Сатанэлю нестерпимо захотелось пасть на колени пред Ра и в слезах раскаянья и боли ум омыть и сердце заодно – ведь руку поднимает на Отца и даже больше, которому обязан всем. Что с ним случилось? Какое на него затмение нашло? И к Ра он было потянулся всем существом своим, как Ра раздумчиво сказал:

– Зла и без того там достаёт, – он выразительно взглянул на Яви Властелина. – И будет ещё больше…

Тут холодным потом Сатанэль облился: «Должно быть, знает Ра про всё, – подумалось ему, – наверно, Лада уж донесла ему про все его дела».

– Я думаю, всех тварей Зла на Яви не стоит собирать, – Ра продолжил речь свою. – Наш Сатанэль в своём похвальном рвенье всё Зло собрал бы у себя, чтоб разом превратить его в Добро. Но это невозможно: Зло – несовершенство лишь всего и, к сожаленью, будет присутствовать всегда, пока явлением всеобщим не станет Краса-та. А тебе, наш друг, немного надо отдохнуть и от Яви, драконов всех своих. Советую остаться малость здесь и Краса-тою дух свой укрепить. Пока другие за планетою присмотрят.

В Сатанэле внезапная обида проявилась: его хотят от дела отстранить:

– Спасибо, но я усталости не знаю, да и помощники мои шутить горазды: увидели меня в обличии драконьем и тоже восхотели драконами все стать – залезли в эти шкуры – и оттуда как теперь их выгонять?

Все дружно рассмеялись, и на этом закончился о Яви разговор. Так ловко Сатанэль снял обвинение возможное с себя, что насильно духов молодых в тела драконьи снарядил – сами и только сами в драконьи шкуры духи молодые залезали, хотя он лично против был.

После Совета Ра долго с Сатанэлем снова говорил о важности планеты Явь в развитии Миров, и только Сатанэль с задачей этой справиться бы мог и потому, как лучший ученик на Яви он, и Иерархическую ветвь он новую начнёт, коль испытания пройдёт. А разве раньше их не проходил? Как понял Сатанэль, Ра очень озабочен был делами на Мирах иных, где на одном всё шло не так, а на другом не эдак. И приходилось Ра дух разделять, собою дыры закрывать и положение спасать. И ужаснулся про себя Властитель Яви всей тяжести забот, что на плечах висели Ра, но радостью Его глаза блестели – без напряженья своей не ведал жизни Ра, и чем больше было у него забот, тем больше радостью кипел. Что и сказать – безделья Ра не знал, не одно, так у него другое дело находилось – за ним угнаться было невозможно, и много раз Он повторял: «Природа вся движением живёт».

Сатанэль тогда по всем Мирам Прекрасным походил и отдыха сладчайшего вкусил, но вдруг тоску по Яви ощутил – по гоблинам своим, по вечно яростным драконам, – там был Хозяин он, Владыка Мира, а здесь всего лишь Гость и равный среди равных. Его гордыня распирала и ёжиком в груди торчала: «Мира Властелин! Владыка!», – ещё немного и станет он Создателем Миров. Много думал Сатанэль о Ра и о своём таинственном Кольце, о власти, как первым стать и чтобы власть не потерять. Власть! Ох, как она была ему нужна: Вселенная у ног его бы трепетала, а он её в драконьих бы когтях держал. «А я тебе бы помогал!» – Хаоса он Голос услыхал; Кольцо на пальце холодом его сковало. И не успел обрадоваться он ему, как мысль от Ра в сознание его влетела:

– Сатанэль, ты где?

– Да здесь ещё, на Радж-планете. Что-нибудь случилось, Учитель мой?

– Мне кажется, что Хаос к нам прорвался и где-то рядом он с тобой!

Сатанэль похолодел и руку сжал невольно, чтобы Кольцо проклятое сокрыть. И мысль испуганную к Ра послал:

– Да тут я вспоминал, как вместе Хаос мы громили – и вот он тучей вьётся надо мной. – Сейчас я мысли эти прогоню.

А Хаос вдруг сложился в чёрную стрелу, и она вонзилась прямо в сердце Сатанэля, сознания его лишив. Когда очнулся Сатанэль, над ним горели Дальние Миры, любовь и нежность посылая, а сердце чёрное его – таким увидел он его – ответило им чёрной ярости огнём, а правая его рука в кулак сложилась и Небу злобно погрозила. Но Небо не заметило его – оно блистало Краса-той, и в нём симфония торжественно звучала, величественным ритмом нарастая, и в этом хоре голоса Богов звучали – он даже голос Ра узнал. А голоса его как будто б не было уже – на месте том сквозила пустота! Вновь обиды яростной волна накрыла Сатанэля с головой – на всё, на всех и вся! Трещина незримая его уж навсегда отрезала от всех – от Ра, Вселенной и Миров, – и злыми плакал он слезами – они колючками катились по щекам, их царапая до крови. Ему бы встать и перепрыгнуть через бездну, края которой разверзались на глазах, да ноги отказали, и сердце в чёрную уж обратилося дыру, в которой не было ни звёзд, ни неба, лишь тьма чернейшая плескалась там, и грохот-скрежет в ней нарастал – Хаос то уж пировал, свою победу отмечая. «Что ж, – Сатанэлю мысль внезапная пришла, холодною змеёю сердце обвила, – Хаос тоже Сила, вся Вселенная лежит во Тьме, и Тьма Вселенную объемлет». А музыку свою он сочинит – не хуже этой будет, и Хаос ноту главную в ней поведёт.

На Радж-планете тяжко приходилось Сатанэлю. Её энергии его буквально жгли, от скверны Яви очищая, и центры тонкие стонали, высокий не вмещая Огнь. Да, здесь была не Явь, здесь Краса-тою всё блистало, гармонией необычайной всё дышало, здесь каждый жил для всех, и всё тут каждому служило: здесь в воздухе бродили нежнейшего дыханья ароматы, и музыки тончайшей искрились водопады ярчайшим блеском красок. Светом всё сияло Любви, Добра, и Истины самой тут дух витал и всё собой соединял.

Но худо, худо было Сатанэлю. Едва тот вытерпел тогда Совет и в горы полетел, чтоб отдышаться на высотах, но и там не лучше было: небесной Красаты жар донимал. И более всего ему вдруг захотелось на Яви очутиться средь рыка ярого драконов, средь воплей гоблинов и орков под чёрной копотью небес.

А тут ещё тяжёлый разговор с Ра предстоял.

– Побеседовать с тобой хочу начистоту, – Сатанэлю Ра сказал. – Скрывать тревоги я не стану: Явь тяжело больна, и мне кажется, что ты ошибся: тот путь развития, что ты избрал для Яви, ведёт лишь только к Злу. А Зло не может породить Добро, мне кажется, тут ещё вмешалась чья-то воля, – здесь паузу Владыка сделал и пристально на Сатанэля посмотрел, к разговору искреннему приглашая. Ра самолюбие щадил Владыки Яви и говорил намёками ему. Сатанэль прекрасно понял, на что Учитель намекал, но сделал вид, что ничего не понял, и только удивленье выражал. Но в Сатанэле Ра иную силу ощущал – тяжёлую и роковую, с которой он сражался многие эоны лет. Не случайно поднята была тревога на Радж-планете, когда весь в чёрно-дымной ауре предстал на ней Властитель Яви: рога торчали из ауры его и длинный волочился хвост. Тогда при первой встрече Сатанэлю он сказал:

– Ты одраконился, однако.

– Да, одраконишься от жизни этой, – в тон отвечал ему Наместник Яви и быстро постарался обличье прежнее восстановить. С трудом великим сделать ему это удалось.

Ра слушал оправданья Сатанэля – тот выворачивался, лгал – и это доставляло боль Владыке Ра, и он уж не хотел в глаза Наместнику смотреть: там был лишь бегающий взгляд, в котором страх и злоба сочетались вместе. Чего или кого боялся Сатанэль? И на кого он злобою дышал? Загадкой оставалось для Владыки Ра, и он ясней всё понимал, что Сатанэль связался с Тьмой – не с Караготом ли самим? Ра такие мысли отгонял, но они к нему всё возвращались и колючками впивались в сознание его.

Вообще Ра мог бы не встречаться с Сатанэлем: внутрь его духовным зрением своим он проникал и мысли все читал. Более всего хотелось Ра, чтоб Сатанэль во всём бы сам признался и про с Тьмою связь бы рассказал свою, пока ещё не поздно. Но тот крутил, юлил, и подозренье крепло в Ра, что назревает крупная измена. Вот что мучило Владыку Ра: зачем одних страданий путь для Яви Сатанэль избрал, кто эту мысль ему подал? И Тьма как вышла на него и чем его купила?

Но прямо бросить эти обвиненья Сатанэлю Ра не мог: неясного ещё тут много было, и надо было выждать, чтоб тайное всё стало явным, чтоб выявилось всё само собой. И потом Владыка Ра не мог принять в сознание своё, что после эонов стольких лет и испытаний тяжких, которые Наместник Яви как бы играючи преодолел, он мог купиться на посулы Тьмы. Нет, такое было невозможно!

Тяжёлый разговор так ни к чему и не привёл, остались оба при своём: Сатанэль был рад, что, кажется, вниманье усыпил Владыки Ра и бдительность его заговорил, а Ра лишь только ещё больше уверился в сомнениях своих и даже убедился, что Сатанэль становится ему чужим: дыханье Тьмы зловонное тот источал, дух злобою его дышал и покрывался чёрной пеленой. По-хорошему, Сатанэля надо было заменить, Наместника на Явь другого отрядить, но кого? Все были при своих делах, которые никак не отложить.

И как тут быть? Одна лишь оставалась Лада, но ей пока ещё немного было рановато на ту ступеньку Лестницы Творцов взойти, так что, скорее всего, придётся самому пойти, но и без того он дух свой растроил: на трёх Мирах одновременно человечества ведёт, а на Яви совсем не сладко будет. Сатанэль уж сильно воду замутил, но если на Явь сейчас прийти, то Сатанэлю этим обиду нанести. И в самом деле можно сделаться ему нечаянно врагом: Сатанэль самолюбив, тщеславием страдает и ревниво всюду и везде он первым быть желает, да только сердце не развил ещё, и потому застрял он на ступени предпоследней. Полшага лишь осталось до Творца, но ум, похоже, в нём сердце победил, и в том – беда. Да, некогда он с планом Сатанэля согласился, хотя и против лишних был страданий, пусть страдания и закаляют дух, и сердце утончают, опять же если в меру. А её, похоже, Сатанэль нарушил…

И от того так горько было Ра, что сердце плакало его. Там, в духе Сатанэля, он видел тёмное зерно, которое росло от встречи к встрече, там скрытно силы Хаоса и Тьмы приют себе нашли. Да кто бы мог подумать, что лучший ученик его, надежда гордость и оплот, споткнётся вдруг на малом! Как можно Сатанэля от самого себя спасти, от глупости его? Свободы некой захотел и жаждой власти заболел. А что свобода есть? Она есть только выбор Служения Добру, другие все пути ведут ко Злу.

Много думал Ра о Сатанэле, один и с верною супругою своей, прекрасной Ур: решили, что пусть Властитель Яви сам выбирает судьбу свою, но за всем на Яви ещё внимательней следить и лучше всё же из худшего им исходить. А что есть худшее? Предательство! Другого быть не может! И только чудо Сатанэля от него спасти могло, на это и надеялись, хотя из сферы той, где в огненном котле события грядущего кипели, являлись образы предательства прямого. Духовным зрением своим Ра это прозревал и тяжко горевал, всё думал, как Сатанэля уберечь от бездны жуткого паденья, откуда выбраться почти что невозможно, и заново тогда ему придётся по Лестнице идти, начав с камней и минералов. Эоны лет безчисленных пройдут – зачем безмыслица вся эта? Как мог

так дёшево польститься Сатанэль на те химеры, что нашептала Тьма ему? Посулы абсолютной власти? Но для чего она ему? И потом всё это невозможно во Вселенной, где властвуют Любовь, Добро и Краса-та!

Ра вспомнил, как впервые повстречался с Сатанэлем. Тот Чёрным был Драконом и сражался яро на Тёмной стороне и только в миг последний силу Ра признал и клятву дал быть верным до конца. И слово он своё держал, везде и всюду за Краса-ту стоял и по Лестнице Служения не просто восходил, а будто бы взлетал, не оступившися ни разу. И тяжко, тяжко было Ра, сам дух его не раз рыдал, когда он к Сатанэлю молитвы посылал, чтобы вернуть его на путь Служения Добру.

Лада, гномы и эльфы

Лада ещё мечтала о маленьких крылатых существах, которые бы жили в мире Нави, но проявились бы на Яви для разных добрых дел – видимые невидимки, они бы жили Краса-той и ей служили добрыми делами – такие милые, смешные… она их даже видела во сне. И вот однажды поутру, когда купалось Солнце в росной краса-те, с цветов, что окружали домик у скалы, навстречу бабочки ей поднялись и радужными крыльями они звенели – то были существа из снов её! Лада с изумлением смотрела на духов этих, которых мыслями своими на Яви к жизни призвала.

– И кто же вы такие? – спросила ласково она.

Крыльями пред Ладой трепеща, существа на землю опустились, под ними травинки даже не прогнулись, торжественно и чинно поклонились.

– Кто мы, пока не знаем сами. Быть может, ты нам имя дашь? – голубыми колокольцами звенели голоса существ крылатых, сливаясь солнечным лучом, и они в весёлом хороводе вокруг Лады закружились:

– Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! Мы сегодня рано встали, Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!

Чтобы солнце повстречать, Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!

Здесь сегодня собрались, Чтобы песенки слагать. Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!

В хороводе мы поём,

С солнцем весело живём!

Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!

Солнце в пляс пустилось с нами – Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!

Мы живём одной семьёй С нашей Ладой-Госпожой! Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!

Тут на их весёлый гам гномы вышли из пещеры, дудки, брякалки, рожки и гремучий барабан – там-там-тим-там – учинили тарарам! Небеса тряслись от смеха, рыбки прыгали на берег, чтоб поспеть на карнавал. Их русалки подбирали и обратно возвращали, чтобы тут, на водной глади, свой устроить тарарам, и отчаянно визжали, обливаяся водой.

– Ох! – сказало Солнце тут, утирая пот со лба. – Уморили вы меня. Не пора ль угомониться, на работу навалиться? Ох, боюся я, друзья, как не лопнуло бы я!

Кое-как угомонились и росою подкрепились, что могучим гномам лёгким показалось баловством: еду они покрепче знали, – мёд, лепёшки, пироги – да ещё в хрустальной фляге свой напиток принесли.

– Так вы кто? – спросили гномы, бородами луг метя, у крылатых тех созданий, что явились из цветка. Гномы малость ревновали, возле Лады дружно встали – топоры огнём сияли, копья, пики вверх торчали, Ладе ж сами до колен едва ли доставали, но высоко бороды держали, будто выше были всех.

Лада руку подняла, к тишине всех призвала:

– Это новые друзья, – так она сказала гномам, что толпились вкруг неё.

По приказу короля гномы сделали поклон; те поклоном отвечали и улыбкой расцветали, ну а Лада всем сказала:

– Для того вас сотворила, чтобы жили вы в Добре, чтобы жили в Краса-те, чтобы в радости летали, чтобы малых защищали, пели песни, танцевали и друг другу помогали.

– Ну а мы тогда зачем? – вопросил король Тригорн, что всех гномов остальных на целый палец выше.

Гномов Лада взглядом нежным обвела: при кольчугах, топорах, шестопёрах и мечах грозен был у гномов вид.

– Вам назначено судьбой стражей быть красот подземных, ну а мне защитой быть, коль возникнет в том нужда.

Гномы разом ободрились и ещё раз поклонились, бородою пыль метя и доспехами гремя.

– Ну а как мне вас назвать? – Дева юная спросила у крылатых тех созданий, что летали вкруг неё, нежно крыльями звеня.

– Эльфами нас назови, – подсказал ей дух стихийный, глядя синими глазами – в них искрился звёздный свет.

– То есть мыслей Звёздный Свет! – Дева имя утвердила.

– А про нас-то вы забыли! – дух другой тут подлетел: он две пары крылышек имел серебристо-голубых и с глазами цвета сини с жёлтым солнечным лучом, что смешинками искрились. – Нас ты эльвами зови.

– То есть Солнца Светлый Луч, – Лада уточнила, имя Эльвам утвердила.

Вот таких забавных Духов Лада мыслями своими из пространства высекала, Краса-той их облекала и на Яви жизнь давала. И с тех пор они бродили по лесам и по лугам: то животным шерсть чесали и цветами украшали, то с грибами танцевали, то с деревьями болтали, то с русалками встречались, чтобы хором песни петь. То вдруг в небо поднимались – там нагар со звёзд снимали, то Луны серп отмывали – потому и поселились на высоких деревах, что вершинами своими упирались в небеса: там из шишек и из листьев созидали города. От заката до утра там веселью предавались – даже звёзды вниз спускались, чтоб на танцах побывать и на арфах поиграть.

Гномы же в горах своих сидели и на дудах не дудели: всё каменья собирали и металлы всё ковали, украшенья создавали для себя и для людей.

Доброславы тож учились: думать, чувствовать, любить, Краса-ту во всём творить, будь то дерева кусок, будь то камень иль горшок, Мир учились понимать и понятья новые являть, чтобы вещь потом создать, – Лада им учителем была. Ладу же, как Мать свою, они любили и гурьбой за ней ходили и во всем ей подражали: так же голову держали, так же речь свою вели, чтоб ручьём она звучала, чтобы смех искрился в ней, чтоб звенела серебром. Ну а девы, что рождались, сразу Ладами звались, ликом светлым все сияли, Краса-тою полыхали, были кротки, терпеливы, лаской нежною полны.

Доброславов милых Лада сердцем всем любила, ведь они как дети были и минуты не могли без неё они прожить одни: им хотелось, чтобы Лада вместе с ними песни пела, танцевать их научала и ремёслам обучала… день и ночь бы тут учились, даже спать бы не ложились, только с Ладой им бы быть.

Лада в жизнь существ входила, их училась понимать, чтобы лучше помогать; все в друзьях её ходили, звали Солнышком её… Всех жалела, всех любила, состраданием жила и хоть к людям, хоть к зверям, хоть и к травам и цветам: знала Лада наперёд, что материя в клещи возьмёт духа светлые искринки, что на Яви воплотились в камни, травы и цветы, в существа ещё иные, про людей не говоря: им трудней придётся всех, им вести планету Явь по спиралям совершенства в выси Горней Краса-ты. Там в глубинах Бытия Сердце билось Бога Солнца Ра, Свет Любви всем излучая, ритм Вселенной задавая и вливаясь в сердце Лады зовом Высшей Краса-ты и оттуда изливаясь на просторы Яви всей, всем энергию давая совершеннейшей Любви.

Для Яви Лада Хозяйкой настоящею была, и если ей доводилось улетать в Миры иные – те же там Цветы достать, – то Явь грустила сразу без неё: печалилась дождями, рыдала грозными громами, по небу молнии бросала, чтоб Ладу отыскать, в пространство мольбы посылала, чтобы домой вернулась Лада поскорей. Лада, зов её почуяв, дела свои в других Мирах бросала и на Явь скорее спешила с новою охапкой цветов и трав.

И тогда на Яви Радость ликовала! Планета нежилась от счастья, зелёные ковры под ноги Ладе устилала, а Ветер лёгкой дул прохладой, ароматы чудные собрав; птицы дружным хором пели; гномы из тёмных вылезали нор своих, каменья самоцветные дарили; эльфы с эльвами кружились в танцах над цветами, а те от счастья просто млели, на Ладу круглыми глазёнками глядели. И Лада с удивленьем примечала, что многие деревья и цветы как будто на неё хотели походить: они желали ноги отрастить, а ветви в руки обратить. И что вы думаете? Материя тогда пластичная была, и духа слушалась она, так новые на Яви появлялись существа, которые происходили от деревьев и цветов. Лада их научила говорить и петь, и танцевать, друг дружке помогать и никого не обижать, и не случайно они её считали Матерью своей и с радостью за ней бродили весёлою гурьбой. А когда после разлуки долгой они встречали Ладу, то радости великой не было предела.

– А если б я не улетела, – Лада говорила лесным своим друзьям, – то радости такой бы не было у вас. Вот станете со временем людьми, раз так хотите, но готовы будьте и страдать.

– А это нам зачем? – пугались древолюди.

– Но вы уже страдали без меня… Дело в том, что люди, которых представляю я, имеют сердце, а оно и любит, и страдает.

– Так почему же радость нам только не оставить? – спросил её Зелёный Кедр, что мудрость Лады впитывал корнями и хвоёй.

Лада ласково взглянула в глаза лесного великана, который выше был её. В глазах его сверкала мысль зелёным огоньком. «Он уже почти что человек, – подумала она, – и будет мудрецом отменным». К великану берёзка стройная ласкалась, что Березинею звалась, которая за Ладой след в след ходила и всему училась у неё, и ликом светлым даже походила на неё, и так же голосом напевно пела, и Ладе лучшею подругою была, а лучшим другом Кедр Зелёный был.

– Путь людской через страдания и радости проходит, – мягко Лада молвила друзьям Лесовикам, что в ней не чаяли души, и слово её каждое ловили, чтоб претворять его.

– Вам тоже предстоит через эоны лет в людском обличии ходить, и на пути на этом обратно ходу нет – только лишь вперёд по кручам и откосам страстей людских, чтоб мыслью Краса-ты зажить и в Добромир Явь превратить. Деревьями должны бы вы стоять, а вы наполовину уж превратилися в людей.

– И всё же как страдания понять? – спросили нежные Цветы, что на лужайке вдоль ручья росли и радостью звенели.

– Страдания? – задумалась Богиня. – Вот улетела я, и вам тоска, страдания и боль разлуки, а возвратилась я – и радость к вам явилась.

– А ты от нас не улетай, – иголками прошелестела тихо Ель. – И радостью всегда мы будем жить: ведь радость ты для нас одна.

Лада Ель погладила по хвое.

– Наш Мир – один из многих. И на других Мирах есть у меня друзья, которых также я люблю и которых видеть я хочу.

– И мы хотим там быть! – вскричали дружно все, и даже кто-то на крыльцо само залез – то гриб был боровик, что шляпку набекрень надел, уже готовый штурмовать Миры иные. – Когда ты снова в Небеса надумаешь пойти, то нас с собой возьми!

– Возьму, когда ещё немного подрастёте, – с улыбкой Лада обещала. – В Мире том, что по утрам Звездой ярчайшею горит, одна Любовь царит. Там каждый друг за дружку, один за всех и все за одного, совет там, дружба и любовь. А у нас всё споры и раздоры. Вот, Ель, ты рвёшься ввысь, а малые цветы накрыла тенью, а им же нужен Свет. Ну а вы, Грибы, зачем залезли вы в Цветы? Иль мало сырых вам мхов? Ведь там вольготно вам живётся.

– Да с ними песни петь хотим! – Грибы подняли шум.

– Ну так пойте, коли этого хотите. Но Цветы зачем сминать? Тогда Грибы с Цветами закружили хоровод:

– Лада, Лада – радость наша,

Когда смеёшься Ты – смеёмся мы!

Когда на нас ты смотришь – То Солнце видим мы!

Когда идёшь – То мы идём с Тобой!

Идём – поём! Идём – поём!

И нет конца, и нет конца Пути Добра, которым нас ведёшь!

Тра-ля-ля! Тра-ля-ля!

Не ахти какою песенка была, но зато от сердца шла, и Небо пело, с Грибами и Цветами, и пели облака, и Солнце Арфу сотворило из лучей, и Ветер весело играл на струнах Арфы той, и славили все Бога Солнца Ра и Ладу заодно.

И Ра вдруг появился, – Солнышко само померкло рядом с ним, и воздух ещё больше зазвенел от радости большой; смеялась Лада, смеялся Ра: сам Мир запел; и песнь ручья вливалась в Океан Любви, что миру Яви сферою была. Явь жаждала Любви, всем бытие даря и радостью кипя.

Лада всем казалась воплощеньем Краса-ты самой; когда она глядела, то две звезды, два солнца в глазах её сияли светом дивным мудрости великой, и в то же время в нём силы твёрдой сталь звенела, и отдалённая гроза в них молнией блистала… да много что её взгляд выражал – он в сердце существа любого проникал, его он вынимал, чтоб ласкою очистить и состраданьем обогреть. Для малых всех существ на Яви Лада Великой Матерью была. А как она ходила! Как будто б над землей плыла, её ногами не касаясь. А волосы её струились солнечным лучом до самых плеч и ниже, фигурой же на тонкую берёзку походила – гибка, изящна, в покое была она подвижна, в движении покой несла. И Ладой-Солнышкой здесь любовались все от мала до велика; в мудрости своей она была красива, а в Краса-те – мудра.

А Доброславам, что вились вкруг неё, всё надо было знать: вот как цветок назвать? И надо было объяснять, что, прежде чем цветку названье дать, к цветку душой и сердцем надо притянуться, внимая голосу его. Ведь имя – не просто кличка, пустой набор из звуков, а имя – сущность есть предмета, его энергетическая связь с Источником всего, и потому у каждого явленья иль предмета есть собственное имя во Вселенной, его идея, так сказать, иль основная мысль: «им – я» – себя являю. Имя – сгусток бытия, энергия Начала, которое в том имени Огнём живёт. Знать имя – означало вещью овладеть, энергией её. И потому для человека иль существа иного имя в себе энергию судьбы несло, и связь с глубинной сутью бытия хранило. Без имени вещь не жила.

И вот друзей своих учила Лада, как правильно вещам или явленьям имена давать, чтоб с ними связь создать и подружиться, а для этого своё сознанье надо напрягать и утончать, чтобы вибрацию явления иль вещи уловлять, а потом её в понятье обращать и звуком выражать.

– Секрет тут прост, – в который раз уж объясняла Лада своим старательным друзьям. – Вы полюбите вещь, и дальше всё произойдёт само собой. Ты – этот Мир, а Мир есть ты.

Любить! Как было объяснить словами то, что объяснить нельзя, ведь любовь ни в ком насильно не возбудишь, и надо было сердцем жизнь увидеть в том же камне, и мысль его читать и камень этот понимать. Лада Жизнь любила, и Жизнь её любила, и потому охотно тайны ей все свои дарила, и та ключом их сердца открывала, чтобы всем их щедро раздавать.

Так Лада на Яви и жила, Любовь и Счастье всем даря.

Меж тем уж Третий Круг развития людей пошёл. Материя всё крепче Дух собою обнимала, Мир грубел, и дух на волю рвался. Иные наступали Времена – о них и будет дальше наш рассказ.

Страсть Сатанэля к Кольцу

Кольцо же Сатанэлю в сам дух его вошло. С виду было невзрачное оно: простой кружочек тёмной стали, но Сила в нём жила такая, что мощью чёрной Сатанэля непрерывно наливала, так что тесной Явь теперь ему уже казалась: её песчинкой стал он ощущать; и с тоской неясной Сатанэль на Сатургон теперь глядел – туда ему хотелось всё сильней, как если б дом то был ему родной, – там был источник мощной Силы, готовый в Мир проявленный излиться. И Явь уже ту Силу ощущала, и в ужасе она дрожала.

Всё чаще Сатанэль на Сатургон летал. Зачем? Он сам не знал, но его неистово туда тащила та неведомая Сила, от которой одновременно он изнемогал и которую он страстно так желал. Кольцо же частью было Силы той, что его хмелила: палец чёрною змеёй оно обвило, холод чёрный источая, который дух и сердце леденили и в чернейший Мрак топили. Он это видел даже наяву. Не раз в порыве светлой мысли (то Лада молилась за него) Кольцо пытался снять, но легче было палец оторвать. А там к нему его уж сердце прикипело: Кольцо его обволокло и угождало всем желаниям его и силой злою клокотало, на части сердце разрывало. Все чувства обострилися его: он в Безпредельность взором проникал и мыслью облетал едва ли не любые уголки её. Дальние Миры пред ним вставали, он мог в них мысленно бродить и даже мысленно воздействовать на них: хоть скалы обрушать, хоть горы поднимать, он мог планеты со своей орбиты снять и их местами поменять. А здесь на Яви – жалкой конуре – он что угодно мог творить, хоть вверх тормашками её перевернуть. Легче было бы сказать, чего бы он теперь не мог. Гордыня стала Сатанэля распирать: до него теперь Ра было далеко! Одно лишь мучило его: Ра был Владыкою Вселенского Огня – того, что было сущностью всего, и потому он был непобедим. И Сатанэлю оставалась малость лишь всего – Огнём тем овладеть, и тогда Вселенная стала бы его. Ра не раз ему твердил, что в сердце ключ к Огню лежит, но явно он темнил, от Истины его он уводил, чтоб только самому владеть Огнём, а значит и Вселенной всей.

Огонь и сердце – какая связь меж ними? В толк взять не мог Властитель Яви. Совсем недавно вместо сердца сделал он живой мотор: тик-так, тик-так, тик-так – работает оно, не ведая износа. Но Огня как не было в нём, так и нет – мотор, не более того! Нет, сказку Ра подбросил, что, дескать, в сердце Вселенской Силы находится Источник, которым является Любовь! Но ему без всяких чувств сердечных сил пока хватало на эту самую любовь.

И так, и сяк он бился над Огнём, часами – что часами!? – годами колдовал, к Огню взывая, его он умолял, златые горы обещал, лишь только бы Огонь открыл секрет владенья им. Но было тщетно всё: Огонь молчал иль сам с собою он играл, всё превращая в Краса-ту.

Однажды Голос из Кольца ему с издёвкою сказал:

– Не того и не о том ты просишь. Чтобы Огнём владеть, тебе придётся изменить себе и вечно быть вассалом Ра. Не тот Огонь желаешь ты, ведь есть другой, что Тьмой великою зовётся, и я есть проявленье мощного того огня. Только ум свой навостри и волю обрати к Тёмному тому огню, свой дух ему отдай – и ключ к нему тогда получишь ты, и в Бездне Чёрного огня ты мощь такую обретёшь, какую в Ра ты не найдёшь.

– Но хочу я напрямую доступ к Силе получить!

– И будет это напрямую! Сколько раз тебе твердить, что Я есть Бездны Чёрной Сила, что твоею мощью станет, когда ты Тьме отдашь себя. Без меня же вечно можешь хоть о камень биться, но Огня ты не добудешь, а только он даст власть желанную тебе. Духом ты меня прими, огнь Чёрный призови!

Глас как если б обнаглел, он к духу Сатанэля явно подбирался – и это видел Сатанэль всем тонким зрением своим, и всё чаще себя он средством этой Силы ощущал: сердце и душа как будто сгинули куда, а внутри телесной оболочки – пустота одна зияла – лишь вихри чёрные она крутила и тоскливо выла. И как будто был он жив ещё, и как будто уже не было его: там, где духу быть его, Чёрный Ящер свои кольца вил. Голос из Кольца с силою такой загрохотал, что Сатанэлю дурно стало:

– Мы будем разрушать, не строить, хах-ха-ха-ха!

Глухою ночью при мрачном свете Сатургона Сатанэль дал клятву верности той Силе, что в Кольце его таилась. Впервые он Ра своим Врагом назвал, и после этого от ужаса он без сознания упал, а может, то сама качнулась Явь, тяжести его не выдержав злодейства. Светило Мрака тучами закрылось, а звёзды разом все погасли, и Тьма глухая на три дня накрыла Явь, которую потом с трудом Волхвы и Маги разогнали, людей подняв всех на молитву Ра.

Отныне Властитель Яви жил одною Силой злобной ко всему, что Свет несло, и сокрушал он всё, что форму обретало Краса-ты. Сатанэль же с Силой этой совладать никак не мог и, в безумие впадая, Царство Чёрное своё едва не сокрушил. Тогда, опомнившись слегка, Сатанэль Кольцо просил умерить мощь свою: задыхался дух его. Потом, потом он Силу эту всю в себя вберёт, и будет он её Копьём, нет, будет всё наоборот: Сила станет та Мечом в его железной длани…

– И Краса-те тогда конец настанет! – Глас в сознанье Сатанэля громом мощным громыхнул, на куски его он развалил, и долго рушились они в Бездну Чёрной Пустоты; а Пустота всё чаще грезилась ему – Чёрной Бездной ледяной она вся раскрывалась перед ним. И как-то припомнились слова Владыки Ра, что весь Мир, Вселенная сама, Краса-тою держатся одной, без Краса-ты Вселенная погибнет. И Сатанэль всерьёз вдруг испугался: то где же будет он тогда? Во что он превратится? Об этом он Кольцо немедля вопросил. Злобой ярою давясь, так оно ответило ему:

– Твой Ум мне нужен, и потому ты будешь! Потому от Ра мы поражения терпели, что не было у нас Ума! Ум коварный, хитрый, тонкий – вот что нужно мне!

– Да кто же ты? – в ужасе в который раз Властитель Яви вопросил.

– Срок придёт, и ты узнаешь, пока же силы ты копи и Ум свой сохрани. Твой Ум – залог победы нашей!

– И всё же… кто ты?

– Я – Тьма Сама! Я – Хаос! Я Чёрной Бездны Огнь!

Должно быть, кто-то Свыше Бездну Сатанэлю показал – то Тьма была без дна – чернее чёрного Дыра, провал в Ничто, в котором Хаос клокотал и Тьму сгущал. Ужас и Тоска оттуда поднимались и остатки сердца болью острой разрывали. И только Краса-та Щитом пред Хаосом вставала, порой трещал и гнулся Щит, но всё же он стоял, на мысли опираяся существ, что в Мире Светлом пребывали. Но иногда, где эти существа к Злу обращались, там Хаос, Ужас, Тьма свободно в Светлый Мир вторгались, и сокрушалась Краса-та. Вставали чёрные дымы, горели чёрные огни, всё обращая в прах, и в Бездне Чёрной исчезали. Бездна яростно ревела: ещё, ещё она хотела Мир Светлый пожирать, в ничто его весь обращать.

Но тут же следовал ответ: вставали крепкие Щиты из светлой Краса-ты, что Боги мыслями ковали, взлетали светлые Мечи, летели стрелы Краса-ты, и Тьма бежала, чтоб снова силы накопить, набег свой новый совершить на Светлые Просторья Краса-ты и пораженье вновь терпеть. Так было безконечно – жестокая Война, которой не было конца. Но стоило во Тьме хотя б искринке вспыхнуть Света, как Тьма рассеиваться начинала, и возгоралась Краса-та, а Хаос снова битву зачинал, вгрызаясь в Краса-ту, как если бы дракон в добычу.

Оружием Сил Света Краса-та была, её таинственный Огонь, Сатанэль же мыслью лучше всех владел, и многие о том твердили: но почему тогда Огонь не слушался его?! При чём здесь сердце, о котором Ра так часто говорил? Оно есть орган чувств – считай, что Хаос, и эти чувства мысль в лохмотья сами превращали и с толку лишь сбивали, и уж стрелой иль молнией Огня не мчались, а просто кувыркались, как если б мыльные то были пузыри.

Сердце!? Разве это не насмешка Ра? Ха! Ему бы только чувствам предаваться и слёзы лить над сломанным цветком. Чувства – дым один, от чувств нет проку никакого. А мысль – Царица Мира есть. Но если мысль – явление Огня, а мыслью он владел – то почему тогда не высекает он Огня? И так, и сяк он у Огня вертелся, формулу его искал. Ра её, конечно, знал, но в тайне сохранял – так Сатанэль с обидой полагал.

– Такой я формулы не знаю, – Ра Сатанэлю отвечал. – Формула Огня есть формула Любви иль той же Краса-ты.

– Но как тогда владеешь ты Огнём? – Сатанэль не отставал.

– Я сердце с ним соединяю, – так Ра ему сказал.

– А как же сердце повязать с Огнём? – Сатанэль едва не закричал.

Владыка Ра в своей манере отвечал:

– Люби, а остальное всё приложится само собой.

И Сатанэль любил, и его любили прекраснейшие Девы бытия, но формула не находилася Огня. Уж все Стихии ему подвластны были, и только лишь Огонь ему не поддавался. «Ну что ж, Огнь из Чёрной Бездны сам свои услуги предложил. Огнём, конечно, этим Краса-ты не сотворишь…»

– Зато им власть свою ты утвердишь! – вмешался Глас в сознанье Сатанэля.

– Но как твоей мне мощью овладеть? Есть формула какая?

– Для этого тебе лишь злобным надо быть.

«Здесь злобным быть, а там любить, – подумал горько Сатанэль. – А лучше что? Любить иль ненавидеть?».

– Лучше жить самим собой.

– Ну а как же быть тогда с тобой?

– За меня не безпокойся, я стану сущностью твоей.

Сатанэль тут испугался:

– А что же станется тогда со мной?

Как Сатанэлю показалось, Голос криво ухмыльнулся:

– Ты станешь только крепче от неё.

– Так я же в Хаос превращусь!

– Нет, – Голос возразил, – твоей я только стану Силой.

Да, мощь огромная день ото дня вливалась в Сатанэля. И было всё бы хорошо, да только эта Сила его сознание в лохмотья превращала, разум ясности лишала, и как будто хлопья чёрной сажи в сознании кружились, головы его драконьи между собою грызлись, и Сатанэль летать уже не мог, не успевая головы те разнимать. И злоба, злоба страшная на всё и вся его последнего ума лишала. Он ненавидел всё: Свет и Тьму, и Ра, и Хаос, и безобразие, и Краса-ту, и более всего – себя! Сознанье стало у него как скал нагроможденье – остатки мыслей через них продраться не могли, он сам уже в какие-то лохмотья превращался, он идиотом чувствовал себя! Он Голосу так и сказал, на что тот отвечал:

– Мой Господин и Повелитель, ещё немного потерпи и Силу всю мою возьми. Драконом станешь Тьмы, каких доселе не было ещё, и во Вселенной не будет никого тебя сильней!

– Ты хочешь погубить меня? Так и скажи! Уж мочи нет моей терпеть!

– Но Ра чтоб победить…

– Мне не до Ра! Моя была бы целой голова!

С трудом великим Властитель Яви тёмный Глас уговорил, чтобы свой напор тот укротил: не то чтобы летать, но и ходить по Яви Сатанэль уже не мог. Твердь разверзалася под ним, а воздух крылья не держал. Да, Явь ему уже мала была, размахнуться желала бы душа, да было б где, да и души, похоже, не было уже…

Частенько, взобравшись на клыкастую скалу, что в небо упиралась, Сатанэль с великою тоской и злобой на Яви мир глядел, уж задыхаясь в тесноте его, и чёрною яростью на Ра кипел: зачем его Владыка Ра сюда сослал? Уж не от ревности ли дикой испытания какие-то придумал, а сам в Мирах высоких их наслаждается Красой, – он даже поперхнулся тут горькою слюной. Краса-той! Как ненавидел Сатанэль уже одно понятье это, из-за которого он здесь торчит. Как же! Он должен этот Мир в Краса-ту сияющую превратить! Да целой Вечности не хватит, чтоб этот план осуществить. Всю эту Краса-ту он в клочья б разорвал, само понятие её бы растоптал! И всё чаще чудилась ему Дыра, в которую он падал уже не только в снах своих кошмарных, но даже наяву. И тайную любовь свою – прекраснейшую Ур – он яро начал ненавидеть. Когда-нибудь её он схватит и насладится всей её красой, а потом в драконье тело душу он её упрячет и с наслаждением её терзаньям будет он внимать. А Ра пускай её поищет! Вот лихо будет-то ему!

– На кой тебе она? – ворчливо Глас Кольца сказал и острой болью его сознанье резанул: такую моду он завёл – чуть что не по нему, так сразу болью вразумлять. Попробовал бы девицу хоть раз вкусить, так быстро пришлось бы мнение своё сменить.

– Ты наш разрушишь план, – Глас продолжал Кольца ворчать.

– К чёрту и тебя, и весь твой план! Могу себе Хозяином я быть иль вечно должен я кому-то там служить?! Я сам себе Указ, и здесь, на Яви, Я – Властелин!

– Ну-ну, – Глас тяжело сказал и замолчал.

Серебряная Чаша

На Яви Ладе скучать не приходилось: мысли и дела существ премногих крутились вкруг неё, и каждый требовал своё. Солнышко смеялось в Небесах от радости её заботам многим. Её ласкали Небеса, привет передавали от сфер высоких Краса-ты.

Помимо Доброславов она летала к Сурам – воителям могучим, чтоб изменить слегка их нрав суровый и к сердцу обратить и чтоб дела у них решались по справедливости, Добром. Учила строить жизнь, любовь к друг другу в основу положив, и многому ещё, что магией теперь зовём – наукой о природных силах, – и как владеть собой и жить в согласье с Миром.

Но Доброславам главное вниманье уделяла – Перворождённым на Яви, которым о том же говорила и тому же, собственно, учила: одной лишь мыслью или словом предметы создавать, явленья Краса-тою наделять. Доброславы с радостью учились у неё: ей буквально в рот глядели – так слушали её.

В те времена словами энергия звалась, в которых помимо силы смысл большой хранился. Ведь и этот Мир когда-то создавался звучаньем Слова – Силы, и эта Сила во всех явлениях на Яви жила, звучала и творила – то Краса-ты с Любовью вибрация была, и надо было вибрацию ту уловить и в слово претворить, затем же слово превратить в явление иль вещь, которые ты волею своею пожелал. В понятиях Добра и Краса-ты растила Лада сознанье Доброславов – неугомонных малышей, что следом бегали за ней. Ещё учила их летать и никого не обижать. Вся учёба на Природе шла, среди цветов и трав, гор и холмов, у речки иль у озера под Солнцем, а иногда под ласковым мерцаньем звёзд.

Случалось, гномы подходили. За поясами часто топоры у них бывали: по просьбе Гор сокровища их Гномы охраняли от слуг Хозяина планеты, любителя большого самоцветов, и часто с ними воевали, и оттого суровы были гномьи лица. Но Ладу гномы искренне любили, драгие камни ей порою приносили и мудрости учились у неё, в молчании почтительном Волшебнице внимая.

А вот эльфы с эльвами едва ль не целый день и даже ночь толпились вокруг и около прекрасной Лады. Она их петь учила, а те и к танцам пристрастились – они совсем как дети были – порождения людей, их мыслей, которые из хаоса стихий родили образы существ прекрасных – и эти образы в материю здесь облеклись, явив существ крылатых. Они гнездились на деревьях и в цветах и беззаботны были, как может ветер беззаботным быть: веселились и резвились, смеялись, пели и шутили – вот так вот жили.

Да, время то прекрасным было: материя тогда была пластична и легка, и мысль свободно в её одежды облекалась; всё мыслило вокруг и даже камни; Звёзды лучами проливали дождь мыслей золотых, серебряных и звонких на Явь и всех существ на ней. Любовь ответно к Небу радугой вставала, сияя Красатой из мыслей чистых, светлых, приглашая Небо сойти с высот на Явь и здесь повеселиться среди лугов, холмов, лесов под звон ручьёв немолчных. А Солнце наверху страдало, не в силах пост покинуть свой. Оно оберегало Явь от холода и мрака космических пространств, а привет планете слало улыбкой светлою своей. И всюду мысль летала Создателя Миров – и там, и там она сверкала ярчайшей Краса-той, что сверху Светлой Радугой спускалась на Явь из Глубины Предвечной, которой и названья нет.

Однажды Лада наблюдала, как Владыка Ра Молотом из чистых мыслей Краса-ту ковал, а Горнилом Ему Любовь служила, что жизнь всему давала. И Явь той Краса-те внимала и благодатно принимала, своих энергий молодых напор смирив, – и Светило над планетой восходило, потоком заливая Красаты долины, горы, небеса; в воде искринками сверкала Краса-та, – и ею Радуга сияла в Небесах, – всё пело и звенело, и славило Творца, что силою Любви сей Мир создал и всех на ней живущих ею наделял. В частице каждой бытия та Краса-та жила, причиной и пружиной, и целью бытия, рождение имея от Светлого Огня, и каждая частица, спирально восходя, должна была стать воплощеньем Краса-ты – и силы не было сильнее Краса-ты, которая любовью Ра горела.

Лада тоже любовью к Краса-те жила и отовсюду её на Явь несла, здесь воплощая в цветы, деревья, травы и все свои труды.

Явь Лада духом всем любила. Она огонь любви дарила камню мшистому, что размышлял в глубокой тишине, и яркому цветку, что лишь на краткий миг расцвёл огнём небесной Краса-ты, и букашке малой, что карабкалась по пню, и озеру, и речке, и ручью, который радостно журчал среди камней и трав, чтоб всех собою напоить, но больше всех конечно же любила тех, в ком разума

Огонь горел – то были Доброславы, Суры, Эльфы, Эльвы, Ундины, Гномы и Лесовики, и всех существ не счесть, что за нею толпами ходили, каждый шаг её буквально сторожили. И частенько Лада, силой пользуясь Кольца, что Ра ей подарил, невидимкою бродила по милым ей долинам и холмам, чтобы под звон серебряных ручьёв подумать обо всём. Стелились травы ей под ноги, их оплетая ласкою своей, а цветы ей ароматы нежные свои дарили. Лада всё больше в Явь влюблялась: такую молодую, строптивую, игривую, которая бурлила силами своими (им не было конца). Яви ничего не стоило в избытке мощи вулкан взорвать, с тучей чёрной гром-молнию прислать, то вихрем в небеса взлететь и там в каком-то дивном танце закружиться, то росной тишиной разлечься на лугах. Резвилась Явь совсем как маленький ребёнок, не зная меры силам всем своим. Ну как же Ладе было не влюбиться?

Ладе славно было здесь средь золота и зелени лесов высоких, что вознесли вершины к самым небесам. Она любила летать меж тех вершин и сесть на крепкий сук, чтобы оттуда любоваться сияньем разноцветья красок, и духом всем своим дышала, в себя вбирая Краса-ту, которая горела в восходах и закатах, скользя по Яви солнечным лучом, звенела и искрилась тихим родником, иль в озерце плескалась средь лесов; а то серебряные петли вила реки большой, срываясь гулким водопадом со скалы крутой, чтобы потом вольготно расплескаться среди долин, лугов и в море синее вливаться средь пенных берегов. И всюду Краса-ту глаз Лады находил, которой она мыслила, дышала и жила, сама являясь воплощением её. Краса-та в глазах её огнями дальних звёзд блистала, а внешность Лады описать я не берусь, ведь каждый видел в ней лишь то, что видеть мог: одни – глаза, другой улыбку отмечал, а третий – гибкую фигуру сродни березке молодой, четвёртый её сердечность примечал, а пятый просто млел, в лучах её любви купаясь, не в силах описать Волшебной Девы Краса-ты. А голос у неё как ключ серебряный звенел, беря начало в звёзд лучах. В ней простота и глубина соединились вместе. Она была из Мира Яви и в то же время Звездою Дальнею сверкала алмазной Краса-ты. Словом, для всех она Богиней дивною была, и краше не было на Яви никого.

Ладу любили малый и большой, деревья, камни, озёра и ручьи: деревья ей тень давали в знойный день, листья ей новости лесные все шептали, камни ей под ноги мостились, чтобы шагалось ей легко, озёра Ладе купаться предлагали, русалки в хороводы зазывали, ручьи наперебой спешили ей жажду утолить, а ветер неслышно Деву целовал в губ розовые лепестки – всем прикоснуться к ней хотелось и слово доброе сказать, ведь она, как Солнышко, лила свою любовь на всё и вся – и мир любовью отвечал на ласки все её.

Так Лада стала Матерью всем тем, кто полюбил её и к ней тянулся, как к солнцу тянется росток.

Владыка Ра доволен был успехами Богини Лады.

Однажды Лада, Ур и Ра сидели на холме, где Камень Звёздный Адамант сиял огнями. Утро ласково плескалось в солнечных лучах над тихою долиной и прогоняло сон. Туман спешил укрыться в оврагах и кустах; в восторге птицы пели, Богам хвалу творя; а ветер сонно кедрам ветви шевелил, потягивался и зевал, не зная, куда направиться ему и где проказы учинить иль поиграться с кем. Пока он думал и вздыхал, ворочаясь в ветвях, хвоинки просыпал на трёх Богов, которые неспешно общались меж собой.

– Лада, мне кажется, что ты балуешь Доброславов, – сказал Владыка Ра, пытаясь строгим быть. – Ты всё дала им для начала и даже больше, но далее по Яви им предстоит ходить самим.

Лада встрепенулась и на Владыку с удивленьем обратилась. А Ра ей руку ласково погладил, снимая напряжение её.

– Да-да, моя родная, сама вот хочешь ты самостоятельно пожить, пора и

Доброславам самостоятельными быть. Тебе же остаётся за Явью только наблюдать и в крайнем случае дела тут разбирать. Люди уже выросли из маленьких штанишек.

Лада нахмурилась и покраснела, исподлобья на Владыку посмотрела, и слёзы закипели на её глазах.

– А как же Сатанэль? – она спросила.– Он тоже Явь оставит или дальше будет здесь Зло своё творить?

Тень пробежала по лицу Владыки Ра:

– Он мой Наместник здесь. Он свой наметил путь, и нам мешать ему не стоит. Пока опасность не грозит.

– Но этот путь нельзя назвать путём Добра, – заметила Богиня Ур. – Наш путь через Добро лежит, а он же явно дорогу Зла себе избрал, и Лада тут права.

– Я с ним беседовал уже. Он выбрал ускоренья путь, каким ещё никто не шёл. Да, это путь опасности большой – идти по лезвию меча между Добром и Злом.

– Путь странный он избрал! – Лада головою покачала. – Ведь это Зло, а Зло родить лишь может Зло! Ты это сам не раз нам говорил, Учитель!

– От слов своих не откажусь, – ей мягко отвечал Владыка Ра. – Злом путь его назвать нельзя, пока за Справедливости черту не перейдёт. Он Зла ещё не совершил. Как и вы, я более всего хочу, чтоб жизнь везде, во всех Мирах, в Добре и Краса-те своё развитие имела. Но дело в том, что каждая частица бытия несовершенной свой начинает путь, хотя из огненной Красы исходит. Краса-та есть высшее понятье бытия, лишь высшему сознанью доступной может быть она как идеал, как цель и как Звезда, зовущая вперёд, а не услада наслажденья нам. Она – начало бытия и крепь его, и сила, она энергия его, что всё связала в монолит единый. Изначально Краса-та в любой частичке бытия, которая, когда круги несовершенства все пройдёт, ярчайшею звездой взойдёт в душе иль в сердце сущего, что Богом новым станет.

Владыка Ра немного помолчал и Ладе, глядя ласково в глаза, сказал:

– Тебя уже другие ждут дела: тебе Мир новый надо принимать – Наместницей своей тебя хочу я видеть там. Мир новый зарождается в Эйн Софе, и ты уже готова стать Матерью его.

Несколько минут они сидели и молчали, внимая Краса-те, что зарождалась на пространствах Яви, жизнь проявляя в полноте.

Лада глубоко вздохнула.

– Учитель, я не могу уйти отсюда, – она сказала, в себя вбирая Яви Краса-ту. – Я не могу оставить мой народ: Доброславы совсем как дети – доверчивые и смешные. И чую я: все беды будут впереди. Там буду строить Новый мир и Краса-тою наслаждаться, а тут народ мой будет погибать?! И что я совести скажу своей? Я чую, нет, я точно знаю: Зло зарождается на Яви по воле Яви Властелина. Кольцо, что мне вы подарили, грядущее планеты показало – там Мрак и Ужас! – У Лады слёзы появились на глазах. – Там – плач детей и женский крик, и боль мужей, пронзённых вражеской стрелой, и огнь, и пепел, и кровью небо налилось… и торжество ужасного Злодея, в котором Сатанэля я узрела! – тут Лада замолчала, слезой горячей щёки окропив.

Владыка Ра и Ур переглянулись, и Ра сказал:

– Про это знаю я. Но это может быть, а может и не быть – ты видела один из вариантов развития событий.

– Но надо сделать так, чтоб не оказался он одним!

– Родная наша, свобода воли, как высший дар Творца, дан существам, чтоб разумом своим они зажили. Да, нетрудно нам существ лишить свободы воли и своей их воле подчинить – но это будут роботы, а нам нужны Творцы, которые бы сами все трудности прошли, свои набили б шишки, свои уроки извлекли. Пойми, не можем мы всё время их за руку вести. Что пережил и выстрадал – твоим и будет. Сами и только сами пусть все страдания пройдут – тогда и радости к ним высшие придут. Вы, кстати, обе так же шли, дорожек пуховых вам не стелил, – Владыка Ра на Ур взглянул и ей тихонько подмигнул, а сам же Ладу вопросил, что, пригорюнившись, на Явь глядела, как если бы уже прощаясь с её дивной Краса-той. – Ну а если повелю отсюда уходить, так подчинишься мне иль нет?

Лада вверх подняла глаза, в которых застыла горькая слеза:

– Подчинюсь, Владыка, но всё равно сбегу сюда!

Ур Ладу обняла, а Ра сказал, ей руку крепко-накрепко пожав:

– Ну вот ещё одно ты испытание прошла.

У Лады округлилися глаза:

– Не поняла, какое испытание прошла?

– Простое, на котором многие споткнулись. Ты выбираешь путь труднейший, который можно лишь Подвигом назвать. Творцы все этим шли путём. Тебе придётся здесь постоянно воплощаться, быть равной этим существам, что безконечно ниже по Лестнице развития стоят; тела их брать, болеть, страдать, с людьми их беды разделять и Матерью им стать. Ещё ты знай: тебе придётся жертвовать собой, одной из многих стать, чтоб Равновесия Весы не нарушать. Тебе придётся отказаться от себя, от всех своих способностей, которыми владеешь, что делают тебя в глазах планетных жителей Богиней. Ты знаешь наши правила, которые не позволяют в жизнь вмешиваться на других Мирах – здесь творчество идёт своё, и Карма1 ткёт свои узлы. От Высших ты откажешься Миров, от Высшей Краса-ты, и в грубость неизбежную войдёшь, и дух твой понесёт давленье тяжести великой. Вот почему мы с Ур скорбим и тут же радостью тебе живём, – Владыка тяжело вздохнул, за ним вздохнула Ур – в её глазах блеснула светлая слеза, и отвернулася она, ведь тот же путь она уже прошла и знала не со слов других, как тяжек Жертвы путь, когда дух рвётся ввысь, а долг велит спускаться вниз, чтоб духам низшим помогать, из Тьмы их к Свету извлекать и Краса-той высокой сердца их очищать.

Лада Владыке Ра в глаза взглянула:

– Скажи, Учитель, если будет трудно, ведь ты придёшь сюда?

Владыка Ра и Ур с улыбкой на неё глядели:

– А ты как думаешь сама?

Лада к Владыке бросилась на грудь, потом Ур обняла, и Девы обе слёз высокой светлой скорби пролили серебро. Вокруг же Краса-та внимала радостно Богам.

Тогда Владыка Ра торжественно сказал:

– Ты, Лада, – Мать обоим двум народам и ею оставаться продолжай. Доброславы нить духовных знаний понесут, и много их не будет. Со временем, быть может, средь Суров даже растворятся все они, но в духе их заложен зов могучий Краса-ты, и его ничто не уничтожит, и себя защитниками явят и творцами Краса-ты. Суры лишь на шаг от них отстанут: они наделены умом пытливым, незлобивым и сердцами, что доброту принять готовы, в их духе справедливости Огонь пылает, и к Краса-те в них устремление горит. Во времена лихие их дерзновенье к Краса-те опорой станет и спасеньем им. Запомни: Краса-та –залог здоровья духовного Огня, и пока она в сердцах у Суров будет жить, то никому их не сломить. Силы нет сильнее Краса-ты.

Владыка Ра и Ур особенную Чашу Ладе подарили – из Камня, что прилетел с далёкого созвездья Орион, откуда сам Владыка Ра происхожденье вёл своё в те незапамятные времена, которым счёта и названья нет. Чаша та хранилась в сундуке из серебра, на крышке и боках которого горели по три Светила: жёлтое, зелёное и голубое – три Дальних Мира. Ра нажал на Солнышко одно, и отворилась крышка, и лица трёх Богов Свет дивный озарил. Там в сундучке стояла Чаша из белого металла, в которой яркий Огнь пылал, и радуга над ним сияла, звон мелодичный издавая. Никакой узор её не украшал, и лёгкою казалася она, но когда Владыка Ладе Чашу передал, то Дева едва её не обронила: настолько Чаша тяжела была – и на поверхности её вдруг звёзды яркие зажглись.

– Чаша тебя сразу приняла, – с улыбкой Ладе Ур сказала. – Это редкий случай. Ты Чашу подержи в руках, она полегче станет.

И правда, Чаша скоро полегчала, сама её поверхность Свет излучала, и всё теплее становилася она. Ладе показалось, что в Чаше Сердце билось, она вгляделась в Огнь светлейший и тонким зрением своим увидела в нём образ Сердца, в котором ритм вселенского Огня звучал. И чем больше слушала она его, тем он сильнее нарастал, а пламя выше становилось, и сердце Девы в такт ему забилось. Ощущение такое было, что оно самой Вселенной становилось, и Лада во Вселенной этой растворилась. Она была во всём, и всё вдруг ею стало; Любовь, Добро и Краса-та Истиной в том пламени сияли!

– А ты погладь Огонь, – Владыка Ра с улыбкой Деве подсказал.

Лада несмело Огня рукой коснулась, как если б душу гладила родную, и та душа Вселенского Огня в неё вливаться начала рекою огневой.

– А он – живой! – вскричала Лада тут.

– Так он и есть же Жизнь сама, – Ур, смеясь, сказала.

– А если на него подуть, он не погаснет? – спросила Лада.

– А ты подуй, – Ра с Ур переглянулись.

Лада к Чаше наклонилась и дунула слегка – Огонь не шелохнулся. Дунула она сильней – Огонь искринкой светлой ей стрельнул прямо в нос, как если бы его пощекотал. Лада вновь погладила его уже смелей и шёпотом Огню сказала: «Давай подружимся с тобой!».

Огонь, должно быть, в знак согласья три искры разноцветные вверх запустил, а потом три раза ей мигнул – так мысль в сознанье Лады он послал: «С тобой на дружбу я согласен, коль жизнь свою отдашь ты мне».

– Если надо будет, я всю себя тебе отдам! – в восторге полном Дева так Огню сказала и, если бы могла, его поцеловала.

А Ра, с улыбкой глядя на неё, сказал:

– Чаша сердцем Яви станет, источником разумной жизни здесь. Огнь Чаши полюбив, в него своё сознанье погрузив, увидеть сможешь ты все тайны Яви и волю существа едва ли не любого направить на Добро. И, главное, чрез Чашу власть Краса-ты на Яви станешь утверждать. И, пока Огонь гореть сей будет, на Яви мир пребудет. Огня Хранительницей быть предназначено тебе. – Ра помолчал, потом добавил: – Три сердца наших здесь горят Огнём единой Красаты, Огнём Любви и Доброты.

– Знак триединства Истины, Добра и Краса-ты, – добавила Богиня Ур.

– Знак Вечного Огня Любви, – сказала Лада вслед.

Серебряную Чашу с Огнём Светлейшим на Холм Священный вознесли, где некогда впервые Ра вступал на землю Доброславов. Там Камень установлен был, что с неба пал в те времена, когда подземный жар ещё дышал и холм лишь первою травою обрастал. Мильоны лет с тех пор прошли, наполовину Камень в землю врос, но час его настал, и Чашу торжественно на Камень возложили, и радуга ярчайшая над ним зажглась.

– Чашу эту Доброславам надо свято охранять, – сказал Владыка Ра, любуясь сиянием Огня, – она в себе содержит Огонь Первоначала, который искрой духа в нас горит, в частице каждой бытия и в каждом сердце нашем. Пока Огонь пылать сей будет в Чаше, благоденствию здесь процветать. Огонь же явится защитой, он служит лишь Добру, Зло никогда не совладает с ним, пока Добру вы будете верны. Но если Огнь нечаянно погаснет, то одичание всеобщее настанет и многих сил лишатся люди. Чашу берегите, как зеницу ока! Она является зароком жизни, разума её и духа самого.

– А какая же опасность может Чаше здесь грозить? – Лада Ра спросила.

Владыка Ра со скрытой болью на неё взглянул:

– Всё может быть, планете предстоит огромный путь пройти.

– Владыка, на беды намекаешь ты?! – воскликнула тут Лада.

– Скорее да, чем нет.

– Да разве могут люди убивать друг друга?! – за голову схватилась Лада и вопросительно на Ур взглянула.

– Всё, Лада, может быть, – кивнула та.

– Но в наших силах Зло остановить!

Ра мягко ей сказал:

– Да, мы можем, но это будет произвол, насилье над людей свободной волей, и лично нам такое нарушение Весов на плечи наши тяжким грузом Кармы ляжет и к Яви нас привяжет, когда другие заботы и Миры нас ждут. Вот на Фа стихии люди разъярили, того гляди там взрыв рванёт, планету в клочья разнесёт! Там явно Хаоса работа. Карагот вновь наступление своё ведёт. Он где-то затаился средь Миров, я это чую, но где, пока что не пойму. Чёрный луч на Явь его уж проникал, он что-то здесь искал. Сатанэлю я уже сказал – он ищет Караготовы следы.

– Но разве раз и навсегда не можем уничтожить мы врага? – спросила Лада.

– Нет, не можем. Хаос, который Караготом мы ещё зовём, всё время пополненье сил ведёт за счет энергий низших всех Миров. От Хаоса защита – сознанье Краса-тою наполнять. И только люди на проявленных Мирах способны научиться сотворенью Краса-ты, но к пониманью этого людей ещё ведь надо привести. Без энергий Краса-ты, которые через сознание людей должны прийти, любые распадаются Миры. Сознание людей должно буквально Красатой гореть!

– А если Злу сознанья предадутся?

– Уж лучше этого не представлять, – Владыка Ра нахмурился слегка. – Сознание есть та энергия, что окружает духа Огнь, в котором Краса-ты магнит заложен. И в Чаше нашей Краса-ты Огонь пылает, который призван сознанья поддержать людей в их устремлении к Добру. Краса-та не просто украшенье, она есть сила, которой движутся Миры. Огонь энергии высокой, которую мы Краса-той зовём, в сердцах людей зажечься должен в понятья Долга, Совести, Служенья, Чести и Труда, Любви, Добра и Истины самой – всё это ведь энергия Огня, что из природы Краса-ты самой исходит.

Но Хаос – враг извечный – зорко бдит, и нанести удар всегда он норовит. И вот что я ещё заметил: Хаос как будто поумнел, и если раньше он просто грубой массою давил, то сейчас как если хитрость обретает – такое ощущенье возникает, что Хаос в сознание существ повсюду проникает и где слабинку замечает, то там сознанья разрушает.

Так на Фа-планете Хаос людей сознание покорил, едва ли не в безумцев их он превратил – там раздраженьем чёрным всё кипит. И надо будет в этом разобраться.

Ра вздохнул устало и надолго замолчал, обозревая Яви Краса-ту: лучи тугие Сурьи свет могучий лили на дивные просторы, неся с собой покой, и лад, и тишину.

– Учитель, ты когда-нибудь хоть отдыхаешь? – Владыку Ра спросила Лада.

Ра негромко рассмеялся:

– Такого я понятия не знаю – могу менять занятия свои – и в этом лучший отдых мне, когда меняю дело я одно на многие дела иные.

А у Лады перед взором мысленным её вдруг Лестница предстала, которая ступеньками крутыми вверх взбегала, и на ступеньке каждой горело красное пятно, и жар над ним стоял, а наверху, где Лестница кончалась, Глаз Мировой сиял, любовь и ласку излучал. И Лада в нём узнала Владыку Ра.

– А что вот эти пятна означают? – спросила Лада у Владыки Ра.

– Таким путём я шёл к Вершине, – Владыка просто ей сказал. – Коль хочешь ты взойти наверх, то этот путь есть лишь один – путём зовётся Жертвы он.

Ладе Тьма кромешная представилась, а в ней вдруг искра вспыхнула Огня и выросла в фигуру Ра, что Светом нестерпимым полыхал и Краса-той своей пространство заполнял.

Горел Огонь в высокой Чаше, и свет его как будто в небе звёзды зажигал, они ответно свой посылали луч Собрату Звёздному из Чаши.

Так Лада с Огнём из Чаши подружилась, который Разума высокого частицу представлял, часто и подолгу беседовала с ним о тайнах бытия, конечно, а ещё просила Явь отраженьем сделать вселенской Краса-ты. И Огнь из Чаши все мысли те её своею силой заполнял и в Краса-ту на Яви претворял.

Лада в психосфере Яви рассевала мыслеобразы Добра и Краса-ты и между тем внимательно следила за аурой планеты, которая темнела на глазах. Мыслеобразы те Зла, которые Властитель Яви с ему лишь одному известной целью порождал, Навь стали заполнять и на Яви всем живущим ядом империла сознанья отравлять. И на Яви пожары войн уж запылали – то армии от Силы Тёмной учились воевать. И Лада с ужасом смотрела, как насмерть бьются гоблины и орки и многие иные твари на суше и на море, а также под землёй. И Лада наперёд уж с болью понимала, что день настанет Чёрный тот тогда, когда Хозяин Яви двинет армии свои на Север и Восток – туда, где люди проживают, где дни счастливой жизни не считают и служат Краса-те, чтоб в пыль и прах всё обратить. И Ладе становилось страшно. Волны холода и жара по телу Девы проносились, в его пространстве бились, болью острой в духе отдавались и возмущения огнём вскипали. И поняла она, что одними песнями Добра ей невозможно будет Зло остановить.

Лада с Владыкой Ра и Ур совет держали: как быть и Злу не дать на Яви победить? Ур решенье подсказала: между царствами людей и жутких тварей тех, что сотворил Властитель Яви, Стену создать, что будет мир людей до срока охранять, а люди мыслями Добра и Краса-ты ту Стену станут укреплять. Но если в сердцах людей Любви не станет и чувство истощится Краса-ты, то рухнет та Стена. Предвидя это, Ра часть духа своего, в котором Огнь Воителя пылал, народу Суров передал, чтобы рождались воины здесь Духа, которые смогли бы право защитить своё на жизнь. И эоны лет уже стояла мощная Стена, которая Отпорной название получила и не пропускала всех, кто Зло в себе таил, ни на земле, ни над землёй.

Но этого, конечно, было мало: на Бога ты надейся, да сам не оплошай – тогда, должно быть, эта мудрость горькая на свете появилась, а может, сам Владыка Ра в напутствие её сказал и Сурам из военного искусства многое что передал.

Cypы у самой Маракары (так Чёрная ещё звалась страна) находились. По краю их земель Отпорная Стена прошла, за которой Глухоманье начиналось, а дальше клубилась Маракары Мгла. Суры мысли напрягали, чтобы оружие создать и родину им защищать: мечи их с помощью заклятий могли и камень разрубать; стрела летела точно в цель и промаха не знала. Но мечи и стрелы – это было так, скорее для проверки твёрдости руки. Оружье посерьёзней было – например, Громовая Стрела, что гору целую снести могла; другое – силой мысли ужас наводило на врага; учились взглядом защищаться и голосом одним на орды страхи напускать, их в бегство обращать.

Если Суры худо-бедно всё ж готовились к боям, то Доброславы о Войне и слыхом не слыхали – понятия такого не было в их языке: Добро и Краса-та – вот их забота главная была. Они любили и грезили высокими Мирами; злоба, ненависть и жадность вовсе сознанья не касались их. Они одной большой Семьёю жили, которой Лада Матерью была, и в счастье протекали их года, сливаяся в века.

Боль Ра

А далеко отсюда в Мире Огненной Красы, на Радж-планете, вдруг сердце Ра пронзила боль. Внезапные рыданья Владыку сотрясли, и слёзы потоком хлынули из глаз его. Богиня Ур с состраданием на Ра глядела, не понимая, что случилось с ним, и потому спросила:

– Что с тобой, любимый мой?

– Предательство великое свершилось, – едва ли не со стоном Ра отвечал.

– Да кто же может предать?

– Тот, кого считал ближайшим я учеником …

Ур поняла, что Сатанэля Владыка Ра имел в виду.

– Но что же там могло случиться? Как и кому тебя он предает? Ты столько сделал для него.

Ра вздохнул и как-то виновато на Ур взглянул:

– Ты помнишь Сатургон, ту самую планету, что из чёрных бездн пространства поднялась? Тьмы она явилась порожденьем и её ловушкой, так сказать. Похоже, Карагот там свил своё гнездо. Как понял я, наш Сатанэль, движимый любопытством, решил в гнездо то заглянуть. И пойман был за слишком длинный нос! Что там случилось, не могу пока сказать. Но тот, кто был на Сатургоне, я думаю теперь, сам Карагот, склонил его к измене! Скорей всего, он Сатанэлю обещал всю мощь свою отдать, чтоб Повелителем Вселенной Сатанэль мог стать. Помнится, когда-то Карагот сам лично мне измену Свету предлагал в обмен на некий Трон Вселенский. Но это речи для глупцов. Не может Свет соединиться с Тьмой, чтоб не погаснуть!

– Давно тебе я говорила, что меньше верить надо Сатанэлю.

– Но предательства тогда он в мыслях не держал.

– И что же делать нам теперь?

– Возможно, что придётся мне на Явь пойти и всё в порядок привести.

– Но после этой Краса-ты! Опять намерен жертвовать собой? Ты хочешь там, наверно, воплотиться?

– Хотелось бы без этого мне обойтись. Сперва на месте надо разобраться.

– Тогда и я с тобой, – решительно сказала Ур. – Там, на Яви, наша Лада, и я давно не видела её.

– Что ж, этот Мир закончим оформлять и Краса-тою насыщать, а там и Явь мы навестим, и с Сатанэлем обо всём поговорим. А для начала в Зеркало Обзора на Явь мы поглядим.

Приказу мысленному уступая, Зеркало Явь показало. В ауру зелёно-голубую Явь некогда была одета, что серебром светилась, а теперь пред ними грязнобурая плыла планета, и окутана была она ужасным газом – империлом, что порождением являлся Хаоса и Тьмы. И нити чёрные от Тьмы её как будто оплели.

– Да, Явь серьезно заболела, – сказал Владыка Ра, с болью созерцая когда-то яркий Мир.

– Сатанэля немедленно нам надо заменить, – сказала Ур, тревожно вглядываясь в заболевший Мир, который ядовитой ржавчиной бурлил.

– Вижу всё, моя родная, но между нами есть уговор, что Сатанэль идёт особенным путём, который, по мнению его, ему позволит быстро Явь поднять в пресветлые пространства Краса-ты.

– Он Карагота решил избрать сотрудником Добра? – с иронией спросила Ур. – Ты сам сейчас мне говорил, что невозможно Свету соединиться с Тьмой.

Иль Свет, иль Тьма, – союза между ними быть не может никогда.

– Всё это так, моя родная, – Ра ей мягко отвечал, – но порой бывает их трудно разделить, так Свет и Тьма сплетаются подчас. Так несовершенство может нам казаться Злом, на деле же оно пока несовершенство и может совершенным стать.

– А может и остаться Злом. Вот ты вечно с Хаосом борьбу ведёшь, а Хаос, каким он был, таким и остаётся.

– Я так бы не сказал, – Владыка задумчиво Ур отвечал. – Даже Хаос меняться стал: от Разума в нём что-то появилось, и более осмысленно борьбу со Светом он уже ведёт. Вот даже Сатургон – проделка разума его, коль можно разумом сие назвать. Карагот – ведь это ж не фантом, а концентрация, что Хаосом зовём. Всю жизнь я с Хаосом сражаюсь, и тактику его я знаю, но тут другое чувствую уже… Я наблюдаю. Да, кстати, мы можем на Сатанэля Терафим взглянуть и, что с ним происходит, лучше уяснить.

Мгновение спустя пред Ур и Ра возник предмет, который был скульптурой духа Сатанэля. Ур даже вздрогнула слегка, столь не приятен ей он показался.

– Совсем он как живой, – она сказала.

На них, мерцая в воздухе, столь на Владыку Ра похожий Сатанэль глядел, что Ур невольно вскрикнула от изумленья. Вот только нос у Сатанэля был чуточку длинней и волосы темней, а глаз зрачки сквозили чернотой. И вдруг обличье Сатанэля меняться стало на глазах: он в дракона начал превращаться. Да! На них глядел дракон с кровавыми глазами, длинными рогами и чёрным языком. И злобой ярой его взгляд горел такой, что сердце защемило у Богов. С изумлением они переглянулись меж собой, и Ра сказал с улыбкой грустной, чтоб ситуацию смягчить:

– Однако наш Наместник там не просто озверел, а даже он одраконел. Да, тяжко ему приходится сейчас на Яви.

– А нашей Ладе легче что ль? – Богиня вопросила, возмущением кипя.

– На Ладе ответственности той пока что нет, – Ра отвечал. – Я думаю, что испытания на Яви она свои пройдёт, и Новый Мир, который мы создали, к сферам Высшим она успешно поведёт.

– Так что же делать будем?

– Пока тревогу бить не надо. Совет мы Высший соберём, на нём мы всё об-судим и решим.

Совет пока решили составом малым проводить из духов Высших тех, кто был сейчас на Радж-планете. Так случилось, что Лада на Радж-планете оказалась и на Совете том была едва ль не главным участником его. Сообщение её, что Явь в беде, с вниманьем встретили большим. И Зеркало Глубинного Обзора слова её все подтвердило. По Яви чудища ужасные ползли, и под водой, и под землёй они пространства наполняли. И всюду и везде ужаснейшие битвы закипали, и только лишь Отпорная Стена преградою последней презлобным тварям всем была.

Носитель Зла за Стену не мог проникнуть ту, пока она стояла. И только если люди предадутся Злу, Стена тогда могла бы рухнуть. И там, где жили люди, тишь да гладь пока ещё была. С восходом Солнца славили здесь Ра, день наполняли делами светлого Добра, творить стремились Краса-ту, сердца ещё их чисты были – и это лишь надеждой было.

Мнения по Яви разделились: большинство считало, что для вмешательства пока особых нет причин и Сатанэль имеет право на свой эксперимент, но с этим Ур согласна не была.

– Выход вижу здесь один, – сказала Ур Совету, – Мир заново начать, чудовищ всех убрать.

– Но там же люди! – Лада ей сказала. – Как с ними быть? Куда же их переселить?

В зале тяжёлая повисла тишина, лишь только мыслей молнии летали, в шары сплетались и снова разлетались, решение ища. В конце концов, все мысли устремились к Ра: Он должен был совет искомый дать. Владыка мыслей радугой сверкал, на Явь свой взор духовный устремлял, и там ответа Он искал своим нелёгким думам. Неужто Сатанэль его предал? Он вспоминал эоны лет совместного труда, что были отданы строенью Краса-ты и ярой с Хаосом борьбы. Рассудок Ра измены Сатанэля никак не принимал, но дух Его сомнений этих не признавал и на своём стоял. Владыка знал, что это так, а не иначе, и мучился Он тем, как мог Его Наместник решиться на измену, на преступление такое, которого страшнее во Вселенной нет. Сколько раз Он Сатанэля от разных бед спасал, и могократно тот преданность ему являл, и всюду и везде Сатанэль был лучший друг его. Так что же в нём сломалось, на что купился он? Нет, с Сатанэлем надо повидаться и во всём на месте разобраться – что его могло подвигнуть на измену? Мысль одна крутилась тяжкой каруселью в сознанье Ра и выхода не находила. Но решенье, как всегда, мгновенное созрело – то сердце знак свой подало:

– На Явь намерен я слетать и там всё повидать, – сказал Владыка Ра собравшимся друзьям, и чудною улыбкою своей Он напряженье разрядил.

– Ты просто посмотреть иль всё же воплощаться там намерен? – спросила Ур супруга. Она-то знала хорошо, насколько Ра стремителен был на подъём, Он дух свой разделял на части, чтоб там и тут успеть и воплотиться сразу на нескольких Мирах.

– Там видно будет, – Ра так ответил ей.

«Будет воплощаться», – Ур сразу поняла и Ра сказала:

– Тебе нельзя на Яви появляться, от духа твоего вся Явь сгорит. И потом ты сам же знаешь, что, на Яви воплотившись, планеты Карму на себя возьмёшь и будешь обречен на ней ты воплощаться многие эоны лет. Неужто на это ты пойдёшь?

– Если Вечность перед нами, то что для нас эоны лет? – сказал с улыбкою Владыка Ра. – Понадобится если, то часть духа своего отправлю я на Явь.

– Но ты тогда ослабнешь! – едва ли не вскричала Ур. – Ты будешь как обычный человек!

– Но это будет лишь вначале, потом энергии я соберу и стану равным в мощи Яви Властелину.

– Но этого же мало! – Ур сказала. – В него потоком ярым вливается мощь Тьмы.

– А может, прежде с Сатанэлем повстречаться? – Лада предложила. – Попытку сделать с ним поговорить и попытаться вразумить.

– Он не поймёт! – с великой болью ей Ра ответил. – В сознание его я заглянул – там нет светлой мысли ни одной, оно всё погрузилось в Мрак и Хаосом накрыто. Сатанэль в безумье впал: он одержим страшнейшей Силой – похоже, сам Карагот в его сознание засел.

Всех эта новость потрясла, и тяжкая повисла тишина, в которой мысли напряжённые звенели.

– Я с ним беседовал уже – безумен он! Не понимает Сатанэль, кто истинный его теперь хозяин, он манией величия живёт и к власти рвётся над Вселенною самой – мысль такую Карагот ему внушил. Мне много там ещё неясно, на месте надо разобраться. Тут многие хотели Сатанэля видеть на Совете, теперь понятно, почему его здесь нет: Радж-планета для Сатанэля стала недоступна из-за его энергий низких. Он здесь сгорит в энергиях высоких Краса-ты, а Явь он опускает в низшие слои. В телах духовных мы Явь дотла спалим. Выход тут намечается один – частью духа в тела плоть входить и так уже на Яви жить. В Огонь всё обратить нам ничего не стоит, но жизнь там надо сохранить, уж больно много вложено в неё труда. И Лада исхода огненного нам не простит, – здесь Владыка Ра на Ладу с улыбкой ободряющей взглянул. Трудами Лады Ра дорожил и сам её людей любил, на них особую надежду возлагал, что мощь их духа возрастёт, впрямую встретившись со Злом. Владыка сам сражения любил, копьём Он духа своего опасности встречал и Истины Мечом Зло поражал.

– А с Сатанэлем что же делать нам? – Лада вопрос свой задала. На одной планете с Сатанэлем находясь и с ним встречаясь много раз, она с тревогой за аурой его следила и всё больше в ней чёрных пятен находила, пока Властитель Яви совсем не почернел и обличие дракона не надел. Первой поняла она, что Яви Властелин орудием стал Тёмных сил, но долго сама поверить в это не могла: ведь Сатанэль был лучшим другом Ра!

Владыка Ра на Деву ласково взглянул и горько усмехнулся:

– Сатанэль так далеко зашёл, что Явь без боя не отдаст: страх, ненависть и горечь непонятных мне обид вулканом чёрным в нём кипят. На стороне его космическое право – Наместник он и Яви Властелин, как сам себя зовёт. Карагота взяв в союзники себе, Сатанэль того не понимает, что Карагот сам быть Хозяином всего желает. Одно пока неясно мне, где прячется наш Враг, его никак не отыщу, он ловко ускользает от меня, не помогают даже Зеркала. Я чую, что на Яви он, но где? Вот это не пойму. Так что есть резон на Яви мне случиться, коль Сатанэль Наместник мой.

– И ты пойдёшь на Явь? – спросила мужа Ур по окончании Совета.

– Пойду, ведь никого послать туда я не могу, – Владыка просто отвечал. – Тут и моя вина, мне помнится, была ты против, чтобы Сатанэля Наместником на Яви назначать. И ты была права. Как мог я ошибиться в нём?! – лицо Владыки Ра боль исказила. – До этого же шёл он безупречно… предательство такое кто бы предвидеть мог?

– А раньше предательства такие были? – спросила Ур.

– Такого не было доселе, чтоб Тьме себя предать, – Владыка отвечал. – Всего же до конца я не могу понять, придётся ещё разочек Сатанэля лично повстречать и все его обиды уяснить.

– Какие и на что обиды быть могут у него? – Ур возмутилась. – Он всем тебе обязан – из дракона жалкого его в Творца Миров ты вывел! Даже мне внимания такого ты столь не уделял, его всё выделял.

– Видел слабость духа я его и потому поддерживал я Сатанэля, – грустно Ра сказал. – Да что теперь об этом говорить. Надо всё равно решать, как с Явью быть и с Сатанэлем заодно.

– Не проще всё ж Огнём всю Тьму на Яви сжечь. – Ур предложила. – Зачем тебе туда идти? Пора бы пожалеть себя. Что Явь? Лишь жалкая песчинка в пространстве бытия.

– Но Явь нельзя уничтожать! – Лада едва ли не вскричала, и слёзы заблестели на глазах её. – Ведь мы же столько сил потратили на зарождение её! Не всё там плохо – там люди есть, которые своё сознанье посвятили Краса-те. И каково им будет всё начинать сначала?

– Вот потому я и хочу на Явь пойти, – Ра на Ладу внимательно взглянул. – Не имеем права мы Явь Тьме зловещей отдавать, ведь враг тогда отпразднует победу. И без того Наместник наш на Яви Тьму Свету предпочёл. Когда-то Сатанэлю помочь я обещался в трудный час, похоже, этот час настал.

– Тогда с тобою и я пойду! – Ур решительно сказала.

– И я там снова воплощение приму, коль вы идёте! – глаза прекрасной Лады решимостью зажглись. – Вместе человечество создали, вместе и спасать должны!

Лицо Владыки просветлело:

– Я никогда не сомневался в вас! Теперь признаюсь вам, что с Яви глаз я не спускал и терпеливо ждал, что Сатанэль мне честно обьяснится. С этой целью совсем недавно на Совет его я Высший приглашал, хотя уже тогда аура его была черна, но про Карагота он малодушно промолчал. Я мысли тайные его на ауре прочёл, признаться тогда был изумлён, но подумал, что чем-то Сатанэль на Яви просто разъярён, что нечто у него не так идёт, но не стал ему я сыпать соль на рану расспросами своими. Что ж, будем вместе Явь спасать.

Доброславия

Огненная Чаша

Книга I

Глава 1

Доброславия

Где-то в самом центре Яви в отрогах Холмогорья, в Долине Голубой, раскинулась привольно Волшебная страна. В ней жили доброславы, что славили Добро.

Они свою страну любили: холмы, деревья и ручьи – и так срослись со всем, что населяло их страну, росло, цвело и крепло тут, что даже не хотели знать, что делается рядом и вокруг – за Синими Горами, ушедшим в небеса. Им было хорошо! Здесь Небо вечно Солнышком сияло, здесь радость по миру летала, тут счастьем полнилась страна и расцветала Краса-та. Вольготно, весело, в согласии великом доброславы жили под крылом Богини Лады, тревог не зная и забот. Они Мир принимали таким, каким он был: красивым, молодым, энергией кипящим жизни, и все желания он доброславов исполнял. Здесь чистой мыслью всё творили: себе дома, что как деревья были иль похожи были на грибы, а то и на шары – сами по себе они росли и даже по холмам туда-сюда бродили, пока хозяева их спали, а то по воле их шагали. Деревья, травы и кусты и даже сами высокие холмы едва ль не ежечасно меняли свой окрас, и только чёрного не знали цвета: он цветом был болезни и печали. В отличие от нас доброславы цвет видели не так, как мы: цвет мысль им выражал, и он звучал симфонией единой, сливаясь в белый цвет, вобравшим все цвета и звуки, огнём горящим, чему у нас названья нет.

Основой волшебства здесь Камень был – чудесный Дар созвездья Орион, болидом ярким на исходе ночи на Явь он прилетел. Владыка Ра как раз на Яви был, чтоб встретить этот Дар высокий. Камень тот Он в руки взял – жар светлый Камень излучал и звёздною мелодией звучал. От Камня Владыка три осколка отколол, из которых сделал три Кольца, которые в истории всей нашей сыграют свою роль, но это будет впереди, пока же этот сказ лишь только начинается у нас.

Сам Камень же на холм высокий Ра установил, что посреди Долины рос, и надпись высек мыслью острой он.

Добру свои сердца отдайте,

Добро вы славьте в мыслях и делах:

Добро есть Мир,

Добро есть Краса-та –

И будьте верными ему всегда.

Вокруг Камня доброславы водили хороводы и пели песни, в которых славили Владыку Ра, и Ур, и Ладу. Камень тот Горюч-Бел Камнем кто называл, а кто и Адамантом величал – имён ему премного было. Камень по ночам светился нежным светом и часто песни пел, и видеть все могли, как Луч Звезды Далёкой в Камень тот входил и после благоуханием чудесным Камень исходил, и вся Долина надышаться не могла тем дивным ароматом. Иногда вдруг в Камне Голос прорезался – могучий, сильный, звонкий; он изрекал Пророчество, что поначалу непонятным было, и лишь спустя лета ему разгадка находилась, а то и вовсе разгадать пророчества те не могли. Вот, например: «Кто был Второй, восстание поднимет под Горой». Кто был Второй? Восстание какое и под какой Горой? А то он изрекал, что Дева юная весь Мир спасёт. И снова Старцы (собственно там старости не знали и сами уходили в мир Нави или Прави, когда на Яви жить дальше уставали) по звёздам и воде гадали, а то и Камень вопрошали: какая Дева? От чего спасёт, когда и почему? Старцы в Свиток заносили Пророчества такие, надеясь, что со временем и эти тайны раскроются для них. Однажды среди ночи Камень вдруг вскричал: «Измена! Дозор держите крепче!». Внимания на это никто не обратил. Пророчества такие от Камня приходили и во времена иные, что позже наступили, а в начальные года светлые от Камня Изреченья исходили.

Но пока оставим Камень мы в покое, достаточно знать то, что в благословенные те времена от Камня истекала Благодать, что день каждый счастьем наполняла.

Всё в Доброславии волшебным было, с неба начиная, которое обычно светом зелёно-голубым светило и по воле доброславов разноцветные в нём плыли облака, на которые весёлый ветер ставил паруса, в лодьи их превращая; а то, опять же по воле доброславов, семицветьем Радуга вставала, и духи-невидимки на струнах тех цветов играли музыку далёких звёзд, которая струилась цветными лентами из Света, повсюду радости искринки рассыпая.

Ручьи, ключи и речки в тени лесной звенели, скрываясь в ивняке густом, а то ныряли в ельники и кедрачи; сегодня тут журчали, а завтра петли вили там, и доброславы бегали за ними, прося вернуться, не шалить – и, в самом деле, каково? – в вечерней тихой зорьке ключ звенел у самого крыльца, а за ночь срывался вдруг в бега и куролесил по лугам. То просто в речку превращался, а то наверх на холм взбирался, чтобы оттуда водопадом заструиться, а то с каменьями он брался вдруг играть и хохотать, бросая их и так, и сяк, а наигравшись, снова у крыльца журчал. Озёра-озерушки степенством отличались и бегать никуда не собирались, а меж кустов лежали и ветру позволяли себя ласкать, и пенную волну взбивать, а также под одеялом из туманов порой любили тихонько славно подремать. А речкам же проказничать была охота, когда, бывало, задержаться приходилось у кого-нибудь в гостях и возвращаться ночью – и раз – буль-буль-бултых! – вместо тропки по горло в речке ты стоишь. Но даже если ненароком ты воды хлебнул, то из воды сухим ты выходил – вот откуда поговорка родилась: выйти из воды сухим – то водяные баловали и речками играли.

И холмы шутить любили, туда-сюда бродили, меняли цвет и высоту свою, а то и место, на котором пребывали. На холмах дома стояли! Случалось доброславам где-то припоздниться: в тех же хороводах песни распевать, иль звёзды в небе посчитать, вернуться к домику на холм, а там нет ни холма, ни дома: дом с холмом ушёл гулять, и по окрестностям потом хоть днём ищи его с огнём. Нагулявшись, холмы на место возвращались, а то на новом месте оставались, и тогда их приходилось силой мысли обратно возвращать иль к месту новому опять же привыкать.

Да, в те времена материя сознанию охотно подчинялась: какая мысль в неё вонзалась, такою становилась и она. Сознание движеньем жило: дух проявить себя желал в любой частичке бытия, будь камень то простой, или цветок, иль даже человек. Сознанье духа перемен просило, как маленький ребёнок Мир жадно изучало: куда попал, какие Мир ему одежды дал? И боль, и сладость от Материи вериг2 легко переносил – ведь в Краса-те она являлась и нежно облекала его одеждами и воли слушалась его. Материя тогда ласкалась к духу и такой была, какою дух видеть пожелал её: покорной, нежной, нестроптивой.

И надо бы ещё тут про дома сказать, в которых жили доброславы, да места нет и время поджимает – терпение читателя сгорает: что будет дальше, какие действия пойдут? А мне тут вздумалось расписывать красоты Яви и доброславов вместе с ними, когда сюжет стоит и даже стынет. Но история сия начало в эпохе той имеет, где на будущие времена узлы кармические завязались, и мелочь каждая значение имеет, да и потом дух мой, в эпохе изначальной оказавшись, когда Любовью всё дышало и сверкало Краса-той, не хочет с той эпохой расставаться и Краса-ту её желает донести и вместе с вами восхититься Миром тем, в котором Боги запросто бродили и Краса-ту творили, и каждый мог общаться с Ними, как если б с Матерью-Отцом. Да и к тому же доброславы детьми их были, а Суры, о которых также речь пойдёт, внуками им приходились и тоже бы хотели свой след оставить в летописи этой о временах Первоначальных тех: ведь они тогда же жили и Богов одних любили, хотя порой другими их называли именами, но суть же оставалась всё одна. Суры власти над собой ничьей не признавали, кроме только них самих: с жаждою свободы Ра и Ур их сотворили, как будто бы предвидя участь тяжкую для них. Им предстояло Воинами Правды быть – дух в них ярый полыхал и над челом Мечом вставал.

Да, про дома ещё, что мыслью создавались, добавить надо: дома живые были, а не торчали пнями. Сперва они не понимали, что и почему, зачем они рождение второе получили, а когда разобрались, то очень возгордились – ведь считай, что Боги внутри них жили!

Тогда они любовью страстной к ним воспылали, за хозяевами по пятам шатались, их вопросами старались донимать: куда пошла, хозяйка? зачем и почему? Меня с собой возьмёшь? А то и в хоровод влезали и песни петь пытались – вот такие те были времена! Жизнь тогда во всём бурлила и от людей сознания просила, чтобы разумной стать.

Однажды дедушка Добрея сильно рассерчал: на лавку он прилёг, чтоб малость подремать, а Дому захотелось погулять. Дед свалился на пол и сильно бок ушиб. Тогда клюкой корявою он Дому пригрозил, что в землю колышек воткнёт и тройным узлом к нему привяжет Дом. После такой угрозы страшной Дом малость присмирел, и только с разрешения хозяев гулять отваживался он. Когда Домам-гулёнам дали имена, то они охотно на имена те откликались: им очень любо было, что имя есть у них – совсем как у людей. Ещё чуть-чуть добавлю, что вспомнить удалось. Дома у многих были ещё и из цветов, которые на стены и на крыши листьев не жалели и круглый год цвели снаружи и внутри.

Некоторые доброславы в дуплах деревьев жили. Для этого деревья не ленились раздаться вширь и в глубину, чтоб только бы людей в себя пустить.Им нравилось за ними наблюдать и что-то нужное перенимать, а то и сами любили детям сказки нашептать, а то и песни распевать, и даже танцевать, или тудасюда шататься по стране. Со временем, конечно, Дома немножко огрузнели, достатком обросли, хозяев мудрость обрели и всё реже отваживались без воли их гулять, а то ведь и на узел на тройной те к колышку могли их привязать.

И про деревья ещё тут следовало бы сказать. В эпоху ту гигантским было всё на Яви: сами люди и деревья, и кусты, и прочая вся живность. Многие деревья едва ль не выше гор вздымали мощные стволы, красуяся собой. И облака на сучьях их гнездились – пытались малость подремать, но ветер – ревнивец жаркий и слепой – любил тут сам располагаться и с кронами ласкаться, и те же облачка он прогонял. В самой Долине гигантские деревья лишь изредка встречались: запрещено им было тут расти. И потому они лишь в гости приходили, чтоб посмотреть, как доброславы тут живут, а сами же близ гор росли и закрывали их вершинами своими. Иногда гигантские деревья уставали жить, их души покидали мощные стволы, и доброславы деревья те в жилище превращали: ствол мысленно пилили, к себе в Долину те обрезки той же силой мысли приносили и опять же мыслью дома себе творили и мебель всякую для них: мыслеобраз нужный создавали, потом его на месте уплотняли, и получался чудный дом иль вещь иная. А если что не нравилось вдруг в нём, то мысль опять на помощь приходила и изменения вносила.

Боги доброславам силу мысли дали, и потому страна их постоянно вдруг менялась – о чём мечталось, то и получалось – об этом всё не рассказать. Хорошо лишь было то, что сознание людей купалось в Краса-те и Краса-ту творило. Лада же сознанье доброславов направляла и образами Краса-ты обогащала, им оставалось в явь их только превращать. Главным же для Лады было из Мира Прави образы светлейшей Краса-ты свести и ими психосферу Яви напитать, чтобы доброславы те образы могли оттуда взять и на Яви в бытие их претворять. Понятия Добра, Любви, Труда и всего того, чем строится и держится вся жизнь, Богиня молодая в психосфере Яви утверждала, и Истиной и Краса-той они сияли над страной. Доброславы энергией их жили и силой этою творили. Так доброславы ум и сердце развивали, небу душу раскрывали, звёзды миловали и Солнце обожали – словом, жили не тужили.

Весь Мир любовной негою дышал и Краса-тою расцветал – будь это солнечный восход с разливом нежным красок иль скромненький цветок, что прятался за камнем. Доброславы Явь свою любили и неустанно жили, и в Навь для отдыха не торопились.

А вот деревья (за исключением садовых, которых доброславы к колышку привязывали) жили сами по себе, вольготненько бродили по всей Долине и, говорят, куда-то уходили за окоёмы голубые на многие года и вести дивные оттуда приносили, от которых веяло безкрайними просторами, ветрами просолёнными и тайнами сплошными, которые получше хотелось бы узнать. Деревья детей особенно любили, случалось, ветвями их ловили, листочками ласкали и хвоёй щёчки щекотали, а то в дупло их помещали, где чем-то вкусным угощали, обычно соком сладким, ароматным. Потому-то некоторые доброславы в дуплах больших селились – просторных, светлых, в которых запах дивный столь витал, что пищу он любую замещал. Да, во времена той юности далёкой, как таковой еды не знали: лучами Солнышка питались, пили воду из серебряных ключей, иль сок деревья им давали, и потому тогда ещё летали на крыльях мыслей светлых над облаками и на Миры иные в летающих Лодьях. Или в телах астральных посещали Тонкие Миры волшебной Краса-ты и с предками встречались, вопросы разные решали вплоть до того, когда те предки обратно будут возвращаться и кем же будут воплощаться и даже у кого.

Ещё добавить не мешало, что те же травы и кусты, деревья и плоды какие складывали мощные хоры! Звенело всё в мелодиях тончайших – от зова первого луча до серебра росы, от первого запева птицы и до заката Солнца, – жило всё мелодией своей и в ритм сливалось воединый. А по ночам, когда стихало всё, симфония звучала Звёзд из сфер далёких, и умолкала Явь, внимая звукам высшим хрустальным лившимся дождём из глубины Небес, куда стремились духи из уснувших тел – в Мир Огненной Красы, на родину свою.

Да, волшебства в те времена хватало. Отчасти тому причинами Камень был и Серебряная Чаша Светлого Огня, что в своих руках держали крепко деревянные фигуры трёх Богов – Ра, Ур и Лады. Из Созвездья Орион в ту Чашу Луч входил и чудеса творил по всей Долине Голубой и даже дальше, как говорили старики (хотя, быть может, снова повторюсь, во времена те старости не знали – больных, горбатых, немощных, хромых, каких-нибудь косых. Доброславы вечно были молодыми, и только лишь с годами в глазах у них светилась мудрость лет глубоких. И не было у них толстенных животов, морщин, обвисших щёк и губ дрожащих. Доброславы той поры обличье юных дев и юношей носили). Они любили и славили Любовь, и Огнь светлейший тот с годами в них только возгорался, и сам их дух сиял, сквозь поры пробиваясь кожи.

Попав в материю, что Краса-тою соблазнила форм и цвета, дух – Странник Звёздных Троп, напрасно бился в прельстительных сетях, чтоб прежнюю свободу получить. Уж говорилось выше, что двигались тогда холмы, и речки петли вили и даже вверх текли, если им вдруг этого хотелось: и почему бы им на те холмы не течь? Желания тогда обычно исполнялись, и если Дух воды желал летать, то в воздух тучей поднимался, звёзды щедро он поил серебряной водой и на Явь дождями проливался. Уж коли в тихих речках водяной дух бушевал, то что тут говорить про остальных! Здесь даже камни-валуны катались по Долине: одни искали тень, другие – Солнце, чтобы погреть свои бока, а третьи просто познавали Мир, а некоторые даже по воздуху летали – хотелось вот, как птицам вольным, им порхать – так и летали от той горы до этой да ещё в полёте пели. «Мы валуны – не горюны, мы рождены, чтобы летать и нам до неба как камешком подать!» – вот такие стихотворцы были! Да если б только бы они, а то, тут птицам подражая, все летать пытались, и Ветер над неумёхами азартно хохотал. Деревья даже ветви распускали парусами, взлететь пытались, а Ветер в том им помогал – дул, щёки напрягая, но ветви только обломал. Да что деревья – достаточно с них было, что шастали они по всей Долине вдоль и поперек её. Грибы, что дружными семейками на всех лужайках жили, бывало, расшалясь, от белочки спасаясь юркой, ломились кто куда, вопя и вереща и попадая на иголки прехитрого ежа.

Сказки часть лишь правды донесли о том, что всё живое было, мыслило, любило, тогда всепониманье было и мыслью промышляло всё – от человека до былинки, и даже камень мысли излучал, и все могли друг друга понимать, а значит, и общаться. Да, были времена – куда уж веселей! Тогда всё радостью дышало и песни ею звонкие слагало.

Глава 2

Продолжение рассказа о Доброславии

Те времена, которые застали мы и о которых речь пойдёт, мало отличались от незапамятных времён. В Доброславии всё как будто бы застыло, всё было так, как миллионы лет назад. Конечно, жизнь на месте не стояла, она текла и развивалась, и вместе с ней росли, умнели и взрослели доброславы, Суры и племена иные, чьи души восходили в Краса-те и радостно к Добру стремились. Богов они не помнили уже, одни легенды о временах остались тех, когда те Боги запросто среди людей ходили и их всему учили: письму, ремёслам, семейной жизни и многому чему ещё, что жизнью мы зовём. Но память о Богах конечно же жила: легенды, песни, мифы и скульптуры даже в их воздвигались честь. В Доброславии всё так же деревянная скульптура трёх Богов стояла, всё так же в Чаше Огнь серебряный горел. Над Богами кедры возвышались, их ветвями защищали от врагов, которых пока что не видали, но, говорят, они летали о трёх и даже больше головах – Драконами их звали, за тридевять земель Драконы проживали. Суры не раз встречали их, когда летали в своих лодьях над Дальними Горами, но доброславы там не бывали. Им Горы некий страх внушали, а в Долине Голубой всё было мирно, тихо и покойно. Долина им была мила. Здесь вечно Солнышко сияло, и пели Небеса, и Радость на крыльях Счастья тут летала и не давала сумраку на души пасть и омрачить чело – было всем здесь хорошо!

И потому по-прежнему здесь жили столько, сколько кто хотел, о пресловутой смерти ровным счётом не знали ничего, и образ старушки страшной с какой-то там косой лишь смех бы вызвал даже у детей. Когда дух уставал от здешних многосуетных забот, то просто в Навь он уходил, а то и в Правь – в Мир Огненной Красы, а отдохнув и сил набравшись, на Явь дух снова приходил, чтоб в новых испытаниях себя развить и силы добрые трудами укрепить. Так называемая смерть, которую эоны лет спустя невежды в культ страшный возвели, всего лишь означала меру делам и мыслям всем на Яви, да и понятия такого не было тогда. Из Мира в Мир все запросто ходили, как если бы к себе домой. И когда на Яви жили, то также по Мирам иным бродили – обычно было это всё во сне. А иногда по собственной нужде, когда о чём-то предков хотелось расспросить; да и души те, что жили в тонком теле, на Явь нередко приходили, чтобы дать совет иль просто пообщаться, а то рожденье будущее себе определить, так что заранее все знали, кто и когда у них появится на Яви, и потому-то вместо слёз по уходящим радостно грустили, мечтая о скорой встрече новой. И если б кто-то вздумал им сказать, что здесь живут один лишь только раз, то дружно на смех подняли бы его: они ведь знали только Жизнь.

По характеру все доброславы спокойны были, как сами Небеса, что Мудрость Вечности хранили и проливали её щедро светом ярких звёзд и жаркими лучами полдневного Светила, но только в меру, чтоб не опалить тот юный дух, что здесь резвился беззаботно. Доброславы беззлобны были и страхов никаких не знали. Да и чего бояться было и кого? Они не знали понятия такого и многого чего ещё, что боль, печаль, тоску и горе бы несло. Доброславы лишь радость знали и любовь – Лада чувство светлое такое в них вложила, что доброславы всё в своей Стране любили: и шелест лепестков цветов, и сонный плеск волны; и свет Луны вальяжной, с которой некогда пришли на Явь, чтоб здесь развитие своё продолжить; и тихий звон ручьёв, что из лесов дремучих струились меж холмов; и сами эти лесами поросшие холмы; пространства светлые, которые доселе туч не знали; лишь лёгкие, как перья птицы, облачка по ним скользили.

Дружно доброславы жили семьёй одной, не ведали обид – какие тут обиды, когда друг друга все любили и зависти не знали – чему, кому завидовать, да и зачем? Даже в воздухе понятие такое не витало, здесь более всего любили помогать и вместе мыслями своими строили дома, мосты, дороги. И пакости такой не знали – лени. Природа Мать, не говоря про Ладу, Учителем была, а Природа всегда движением живёт, потому тут радостно трудились и отдыхали сообща под радости щитом. Богиню Ладу Властитель Яви Сатанэль недаром некогда «Садовницей» прозвал. Вслед за нею доброславы тоже растения любили и их учили, как им расти, какие им иметь цветы или плоды, определяли вкус, и цвет, и форму, хотя в те времена для нас седые и юные для доброславов они питались ароматом, праной солнечных лучей, любили воду ключевую пить, чтоб прояснился разум и новых сил приток бы получить. Но более всего любили учиться у Богов и у самой Природы: сперва внимали голосу и Краса-те явлениям её, затем названья им давали, и коль вибрации звучанья совпадали, то новое рождалось творение у них – вещь появлялась.

Доброславы язык творили для людей, вибрации улавливая всех вещей и их преображая в звуки. Явленьям и вещам давали имена. Само понятье «имя» означало, что вещь известна для другого в сущности своей, открыто говорила: «Вот я, и можешь мной владеть, моё лишь имя назови». Любовью называли то, что всё тогда любило, любовь гнездилась в середине, что сердцем стали звать. Любовь сама же загоралась от того, что как кресалом высекало Свет Огня – явленье это к Владыке Солнца Ра вело и стали так и звать – К-Ра Свет ведущий – или К-Раса-та. Здесь‚ на Яви, К-Ра-са была, а там, на Небесах, в глубинах Звёздного Огня, была иная КРаса-та, что Истиной была полна Светлейшего Огня.

Собственно понятия явлений и вещей уже в готовом виде в психопространстве Нави обитали, и их оттуда надо было мыслью или звуком извлекать, то бишь вибрацию явлений напрягать в сознании своём – и вещь нужная являлася тебе. Так в воображении сперва всё мыслью создавалось и в материю на Яви облекалось – всё мыслью строилось тогда, в первоначальные те времена, когда материя была пластична и легка и мысли сразу слушалась она. Достаточно озвучить было слово, воображение напрячь, как сущность слова (его имя) себя в материю здесь облекало, форму принимало. Тогда не надо было пил, лопат и топоров, чтоб тот же дом себе построить – в воображении своём ты дом себе построил, и мыслеобраз тот в материю себя сам облекал. И надо было только мысль Краса-тою прокалить, чтоб вещь красивую в мир Яви получить. Так мыслью точной, сильной, из Мира Мысли, что Правью называли, всё нужное для жизни добывали и горя и нужды не знали – все радости великой предавались творенья Краса-ты. А Чаша Светлого Огня, что Боги оставили для доброславов‚ в том мыслетворчестве им помощью великою была. И если раздражение случайно какое возникало в сознанье чьём-то, то Свет из Чаши его тотчас Огнём своим сжигал.

Главное для доброславов было силой мысли овладеть и новые понятья в слове укрепить. А так же и с Миром Нави связь держали – там чувства полыхали, что мысли зажигали и воображению простор давали. «Какую мысль родите, таков и Мир получите себе», – Лада Доброславам некогда сказала, тем самым значенье мысли подчеркнув. Так Мир Яви для Доброславов воплощением их чувств и мыслей был.

Ещё любили Доброславы вместе петь, в гармонию слова сплетая и ритм небесный создавая. Долина вся тогда восторгом трепетала от звуков тех, тончайших и высоких, что Мир вверх уносили с горами и долами. О Ладе пели ненаглядной и прекрасной, что много лет назад им наказала в согласье с Миром и друг другом жить, не бедовать и Радость призывать. Ещё им сообщила, что, если вдруг наступит трудный час, Её призвать, и явится тогда Она тотчас. «О, Лада, Лада, наша Краса-та, зачем от нас ушла?» – так пели доброславы, с надеждой глядя в Небеса, и в том же духе далее, пока рыдать не начинали сами Небеса, и травы поникали, и звёзды часто-часто вдруг моргали. Тогда Мать доброславов (Мудрейшая обычно ей была) вдруг вспоминала, что Лада Радость завещала, и там, где слёзы и тоска, ноги Её не будет, – так сурово она напоминала – и о Ладе песню иную зачинала, где Радость лишь одна высокой музыкой звучала и над Долиной торжественно витала.

Доброславы голос слышали Природы, что Матерью была всему живому, во всём биенье её сердца ощущалось, и потому в другом все видели себя: в камне виделся им Брат, а в Небе жил Творец; живым всё было – от камня до звезды далёкой; как можно было ту же ягоду сорвать, когда она, смеясь, на веточке висела и что-то радостное пела, Солнца радуясь лучу. И почему же надо было обязательно кого-то есть? Энергии тогда на всех хватало, Явь ею исходила и отчаянно бурлила, не зная, какую форму ей придать, чтоб ярче и полнее Краса-ту собою выражать.

…Запахи цветов и трав пищей были доброславам, ну а кто-то ещё питался Солнца утренним лучом, кто-то пил росу густую, а кто-то воздухом одним лишь наслаждался: прана в нём одна была – два-три глотка её испив, вновь силы обретали и в небо снова воспаряли на крыльях духа своего. И всё мечтали к Звёздам снова улететь, особенно порой ночною, когда высоко в Небесах серебряный из Звёзд кружился Хоровод. И Явь стремилась вся туда, всем телом молодым дрожа, когда она слыхала космического вальса ритм, в котором в хор один сливались голоса и Звёзд, и маленьких Комет, смычком водившим по Небесной Арфе, – для духа Яви восторга не было сильней. И дух её парил, расправив крылья, саму Вселенную собою охватив. И был безмерно счастлив тот, кто Лугом Звёздным тем бродил, душой сливаясь с Краса-той, и вместе с ней дышал и пел, Творца хваля Вселенной.

В Доброславии, со всех сторон горами окружённой, дождей и гроз тогда не знали: Лада стихиям запретила свой буйный норов здесь проявлять, и только ветер лишь слегка играл на гуслях нежной тишины. Энергия чистейшей Красаты дождём тончайших образов из Огненного Мира Прави спускалась на Долину и проливалась каплями цветов нежнейшей Краса-ты; росы ярчайшим разноцветьем сверкала по утрам; пожарами восходов и закатов пылала в небесах, повсюду краски зажигала и Бога Солнце прославляла, который торжественно и чинно утром каждым во всей Красе вставал и плыл по небесам, любовь всему и всем даря, а малым ребятишкам на любопытные носы веснушки рисовал, им щёчки красил весёлой кисточкой своей, и глазки промывал он краской голубой, макая кисть в серебряные блёстки на траве.

Доброславы и со Звёздами дружили – по ним сверяли жизнь свою, а Солнышко любили так, что не сказать. Они считали, что Ра с Супругою своей блистательной Богиней, что называлась Ур, там жили и мысли светлые Богам всем сердцем слали, а те в ответ – тепло и свет Любви им посылали на кончиках лучей, и радость проливали, и негой нежной наполняли – так Счастьем полнилась Страна, и Счастью не было конца…

Да, в те времена единой жизнью ощущало всё себя. Каждая частичка имела голос свой – былинка и травинка, лесной цветок, деревья, горы и холмы – все гимны Солнцу пели единым звонким хором, и доброславы вплетали голос свой в тот мощный хор созвучий, что к Светилу уносил энергию Любви. А по вечерней зорьке с невидимых Небес ответный Хор звучал – то души предков пели, усевшись на ступени Лестницы Миров, что сверху вниз вела, не достигая малости до Яви. И песня эта дух поднимала к высотам звёздного Огня и оставляла там парить на крыльях светлых в пространствах вечной Краса-ты.

А то под утро Лес подхватывал напев, должно быть, Ветер его туда с Небес принёс и там оставил, умчавшись дальше себе забавы поискать: волну поднять на омуте речном, русалок покачать на ветке ивы и шлёпнуть их по мокрому хвосту, а то в дупло забраться к белке и там её пощекотать, а то доверчивым деревьям насочинять про то, как между звёзд летал и с ними даже танцевал. Деревья о ту пору ещё на месте не стояли, а знай себе туда-сюда гуляли, и кое-что видали, и кое-что слыхали. И о том иголками шуршали иль листвою лопотали о новостях лесных и даже звёздных, что Звёзды нашептали иль Ветер им наплёл. А то просили Ветер шутки ради листву или иголки сосчитать: вдруг что пропало? Но у Ветра терпения хватало на краткую минуту:

– Сосчитал! – деревьям он кричал.

– А сколько? – спрашивали те его.

– Много! – он им отвечал и предлагал деревьям лучше музыкой заняться: он сам великим музыкантом был, а деревья инструментами себе он представлял. Но озорник мелодии начало только знал и чтобы скрыть конфуз, деревьям ветви гнул, да так, что те скрипели и трещали… и вместо музыки тревожный поднимался шум. Тогда деревья понимали, что над ними Ветер подшутил и, сучьями треща, проказника из Леса гнали! И Ветрогон бежал на вольные луга, потирая иголками нажжённые бока, но всё равно весёлый, озорной, хвост распустив, скользил меж солнечных лучей и их пытался гнуть, а те его прочь гнали копьями своими, пока наш озорник не прятался в пещере, чтоб через пять опять минут куда-нибудь лететь и снова весело шутить.

А деревья после какофонии такой шумели ещё долго, Ветрогону вслед грозя вершинами своими, что, дескать, теперь обманщик Ветер в Лес не залетит, а ежели появится, то будут гнать его взашей. Деревья – строгий был народ, со словом не шутили, но, пошумевши, всё забыли, а к вечеру по весельчаку уже грустили: некому им было кудри причесать и заоблачные вести рассказать. Но, к слову бы заметить, деревья сами пошутить любили: стоило в Лесу ребёнку появиться, как за шиворот ему хвоинок насыпали иль веткой щекотали. А то вдруг треск скрипучий издавали и с любопытством наблюдали, что будет делать человек. Детей же маленьких любили, их в лапы пихтовые брали и долго так качали. Ну а если с мыслями недобрыми в Лecy кто вздумал появиться, то его кружили долго по чащобам, а потом из Леса с треском гнали, стегая веткой иль пинка давая корнем крепким, и больше не пускали под кров зелёный свой. Но случаев таких два-три всего лишь было: доброславы Лес любили, и Лес ответною любовью им платил. И зла там не водилось, и дружно меж собою жили. Доброславы гладили стволы, листву лаская с хвоей, и надышаться не могли ядрёным запахом лесным с зелёною травою – и это нравилось деревьям, а ещё все эти малыши им песни пели, и древы млели, иголками шурша или листвою лопоча в восторге полном. А то ветвями, как руками, подхватывали доброславов и так, передавая их друг дружке, поднимали к Небесам, где рядом – руку протянуть! – смеялось Солнце и свет дарило им любви в палитре разноцветных красок. И в этом многоцветье с ароматом трав медовых и цветов горячих, листвы, хвои, коры и Ветра страстного напевов сердца сливались с Небесами, и таинство свершалось приобщенья к Краса-те.

Доброславы от рождения стремились телом и душой к Мирам иным, что Звёздами сияли в небесах ночных: ведь Боги, которые их сотворили, оттуда иногда к ним приходили. Часами доброславы, закончив гимны петь Светилу, на россыпи смотрели Звёзд алмазных, и грезилась им Дева Мира в пространствах звёздных, и страстно вернуться Её звали к ним на Явь. Где Мать Родная, Лада? Зачем оставила одних? Когда вернется к ним? Звёзды ответно привет им посылали и обещали Ладе их просьбу передать. И жарко как горели Звёзды в те времена, которые началом Мира были и юностью бурлили, когда открыты были уши и глаза и самые сердца вселенскому простору. А в том просторе ритм вселенской жизни волной могучею ходил, Огня Первоначала жар в себя вобрав, и радость яркая звенела, и счастье пенилось пресветлою рекой.

Да, а кто же были сами доброславы? С каким характером и мыслями какими жили? Обличие какое у них было? Как мы уже писали, доброславами прозвали их за то, что славили Добро делами и мыслями своими. Внешность доброславов редко кто бы взялся описать: она тогда менялась от настроенья иль желанья своего – плоть людская к мыслям чуткою была: вот только что на мир зелёными смотрел глазами доброслав, а миг спустя, глаза сияли светом голубым. И волосы меняли цвет, и даже кожа. Но это был ещё пустяк, ведь доброслав и невидимкой запросто мог стать, иль камня облик принимать, иль дерева любого. А то на крыльях мысли в небо Доброславы поднимались, и там они летали. Лада тайну мысли им открыла в те дальние уже года, которых мох седой за древностью давно покрыл и память ту посеребрил.

И одевались доброславы кто во что горазд. Воображение одежды образ рисовало, затем его сгущало, и платье получалось любого цвета и фасона и крепости отменной. Любимыми у доброславов были белые и голубые, зелёные и жёлтые цвета, а платья украшали узорами, цветами и даже звёздной россыпью небес.

Чем же доброславы занимались в те достопамятные времена? Учились все: и стар, и млад (хотя тут старости как таковой не знали), Природу созерцали, сердцем ей внимали – так тайны открывали явлений и вещей, их сущностью овладевали и имена вещам давали. Всё это мыслетворчеством звалось, больших усилий требовало воли, сердечности большой. Ещё они учились сквозь пространства на сотни лет глядеть вперёд, что дальновиденьем звалось. Они в Миры иные проникали духовным зрением своим: и в Навь, и в Правь, иль в Дальние Миры – и с предками своими мыслями общались, а также по Звёздам узнавали, что день грядущий им готовит, чтобы события предвосхитить.

Главным образом учились доброславы у Природы. Внимали ей с любовью, а это был язык, которым Мать Природа говорила с ними лучами Звёзд и Солнца, и ветра шумом, и робким трепетом листа. Звучал тот голос в явленье каждом – существе или предмете; саму Красу являл тот голос, которая срединой бытия была, а всё вокруг лишь было отражением её. И жили сердцем все вокруг: энергия сердечного ума в суть проникала всех вещей; Любовь ключом-отмычкой была Природы Матушки всех сокровенных тайн. А тайной Имя было – мысль та, с которой существа, предметы и явленья в мир Яви приходили. И эта мысль свою вибрацию имела, и надо было сердцем сокровенное звучанье вещи иль явления распознать, на языке своём назвать, вибрацию в звучанье превращать. Так Огонь как Р-Р звучал, он Свет собою излучал. А кто на Яви Светом приходил? Конечно же Светило! А кто ещё им был? Ра – Бог Солнца был! А рядом с Ра понятье вырастало – К-РА-СА-ТА. И Ра в легендах с гору был и даже выше! Ра главой небес касался и, как кресалом, духом лишь одним своим изо всего, к чему он прикасался, Краса-ты явленье вызывал и там, внутри неё, огонь Любви он возжигал. Так в древних говорилося легендах. А слово «Краса-та» путь означало к РА – Огню Первоначала, и этот путь Любви кресалом высекался. И Краса-ты во всей Вселенной Силы не было сильней.

Однажды Деве Ладе Ра сказал:

– Всё во Вселенной держится светлейшей Краса-той, она главнейшая есть скрепа бытия. И тот Вселенную поймёт, кто с мерой Краса-ты к ней подойдёт. А коли Истину кому захочется найти, то её пусть ищет в Краса-те. Любовь, Добро и Краса-та – вот Истина вся Бытия.

К той поре, речь о которой здесь пойдёт, лишь доброславы с сурами владели языком, а остальные мыслили молчком, за редким исключеньем тех существ, которых Лада воспитала и к Краса-те любовью напитала.

Много доброславы знали и всё больше знать хотели. А знания у них с умением сливались, ведь знаний не было пустых, по делу были все. А главное – они Добро творили: Мир наполняли мыслями Добра, энергией своей крепили планетные устои, чтобы Вулканы не вскипали и лавой не плескали, чтобы Ураганы не летали в долинах и горах, чтобы Планета единым Домом ласковым была для всех, кто жил на ней. Ещё они сражались с мыслеобразами Зла: когтистыми, клыкастыми зловонно-тошнотворными, которые из Чёрной Маракары в количестве всё большем появлялись. Их там Хозяин Яви с какой-то тёмной целью создавал и ими он людей пугал и в снах, и наяву, их желая видеть жалкими червями. И потому все мыслеобразы Добра и Краса-ты, что люди излучали, он в мелкие кусочки разрывал и дым от них лишь оставлял.

Доброславы мысли светлые о Ра и Ладе в Щит Огненный сплетали и тем Огнём когтистых тварей всех сжигали, а души перешедших в Навь и Правь им крепко помогали. На Яви Ветер тучи чёрные обратно гнал до самых Чёрных гор Закатных и даже дальше, но что там увидал, о том он умолчал. В пещеру тёмную забившись, он много дней не то рыдал, не то стонал, пока его оттуда радостные эльфы на пир весёлый не позвали свой. Из берлоги его за длинный вытащили хвост, а Ветрогон в ответ им голосил:

– Я не согласен быть рабом! Я – Ветер вольный! Я Добру служу! Я Добро-славию люблю!

Но происшествий в общем не было больших: жизнь Доброславии как будто замерла: её река на перекатах не бурлила, а медленно текла – лениво и безпечно, искрясь в горячих солнечных лучах. Доброславы по-прежнему учились, жизнь радости Познанья посвящая и мечтая Ра увидеть с Ладой, чтоб больше счастья ощутить, ведь Ра Отцом своим они считали, а Ладу – Матерью своей. Суры, что в Загорье жили, самовеличались Внуками Богов и также строить жизнь стремились по тем Заветам, что Ра для них создал. Но главным для доброславов всё же было творенье мыслеобразов Добра и Краса-ты. Им в радость было наблюдать, как разноцветными шарами мыслеформы уплывают в небесные глубины или к кому-то рядом подплывают и ту же мысль в нём зарождают. Часто собирались доброславы и Небесам в торжественном молчанье вопрос свой посылали. Те им отвечали, что Боги как-нибудь придут, как только Срок настанет, но ответов не было прямых, и домыслы рождались: в одних твердилось, что Боги вот-вот придут; вторые утверждали, что Боги долго не придут, что надо к Ра творить молву ещё сильней и горячей. Но, впрочем, без Богов неплохо жили, учились сами, свои дела вершить стремилися соборно, мирно, тихо – и нить событий едва скользила по скрижалям временных пространств. Так что, уповая на Богов, доброславы с Сурами готовились к событиям грядущим, о чём им смутно намекали пророческие сны, но то была далёкая Гроза, пока лишь отсветы беззвучные её мелькали за тридевять земель…

Словом, доброславы в сказке доброй жили, наслаждаясь Краса-той, внимая Звёздам, Солнцу, Небесам. Любили слушать пение цветов и звон росы на лепестках, ловили даже камня мысль, и Звёзды, мерцая, им подсказки слали, что помогало тайны многие раскрыть, – словом, славили Добро, и счастьем полнились они. А суры вслед за ними глаз навостряли, ухо обостряли и даже нюх, не говоря уже о сердце, в котором дух свои сокровища копил.

У доброславов была своя судьба, отличная от всех и даже суров – им Лада уготовила свой путь: в час суровый для Света, Истины, Добра и Краса-ты им надо было в своих сердцах и душах Огнь понятий высших сохранить. Но Доброславы этого не знали, и потому они резвилися, как дети. Главным образом учились всем наукам и ремёслам, рисовали, пели, танцевали, на дудочках и гусельках играли. И Солнце радовалось им, а Звёзды вековечно по ночам в свои небесные глубины звали и тайны новые раскрыть им обещали. И доброславы откликались: в телах едва до Звёзд не долетали, а в духе вовсе в глубины проникали сияющих Небес – где в Горниле Огненном Первоначала сама пылала Краса-та. Но старцы, собою недовольные, ворчали, что, дескать, раньше куда свободнее летали и на Явь любимым Звёзды доставали, и до Вселенских до окраин острым глазом прозревали.

– Да, были времена! – вздыхали старики, которые обличьем совсем как молодые были, и только глаза их годы выдавали – они глубокой мудрости свет излучали; и старики, конечно, в назиданье молодым духа крылья расправляли и мгновенно в пространствах звёздных исчезали и возвращались лишь к утру. Но внуки их упорно поджидали и про гостинцы звёздные спрошали. Те им доставали камни чудные или цветы волшебной Краса-ты из тех Миров далёких, что Звёздами в ночи блистали и щедро мысли слали Любви, Добра и Краса-ты. Что, что, а уж летать любили доброславы и в воздухе буквально кувыркались и мчались с птицами вперегонки, и радость на крыльях быстрых едва за ними поспевала. Но это было, а ныне об иных событьях здесь речь пойдёт.

Однажды парочка влюблённых о скалу высокую разбилась, и на доброславов вдруг страх напал, какого, отродясь, никто не знал! И тогда вот многие летать вдруг перестали, решив, что лучше по Земле ходить, они же не какие-то там птицы! И ворчунов таких всё больше становилось. Откуда было доброславам знать, что это мысли Яви Властелина действуют на них. Он давно уже решил, что люди не летать, а только ползать по земле должны! И эти злые мысли сознанье стали отравлять людей и веры в собственные силы их лишать.

И, в самом деле, с течением веков из доброславов мало кто уже летал, и от легенд один лишь только пепел серый в воздухе порхал.

– Огрузли мы, однако, – вздыхали сытно доброславы.

И Добрей с Добриною, супругою своей, старейшины всего народа, с тревогой примечали, что доброславы ленивей как-то стали. Их мысли начали как будто притухать: некогда от них сиянье шло, а теперь они едва мерцали, зло лени безмятежной в сознанье проникало и незаметно отравляло. И доброславам многим уже питанья Светом не хватало и понемножку, полегоньку ягодкой или фруктом баловаться начали они. И в высоких сферах их мысли редко уж витали, а больше жалися к земле: у кого дом краше, выше; кто более детьми богат; а кто поёт звончее; а кто мастеровит. Гордились тем, что видел глаз и ухо слышало ещё. А мысль сколь высока? Это стало между прочим, и то, что радовало прежде: общенье с Дальними Мирами, виденья дивной Краса-ты пространств межзвёздных, вселенской жизни звучанье мощных ритмов, – всё уходило вдаль и заслонялось Краса-той просторов Яви, в которой доброславам было тихо, славно и уютно, где всё жило негромким пением ручьёв журчащих в сиреневых закатах, в туманной накипи кустов и над горами россыпью алмазных звёзд. И в этой тишине хотелось просто жить и просто Мир любить, конечно же который прекрасней всех Миров, а если всё же что случится, то Боги тут на помощь поспешат – пророчества так говорят. Такие мысли вдруг в Долине появились и негой сладкой, сонною по ней бродили, беззаботностью своей хмеля сердца и души. И горько лишь Добрей с Добриной и, может, кто ещё, смекали, что это всё проделки Яви Властелина, засевшего в горах Закатных за Чёрной их стеной.

За тридевять земель Добрей с Добриной свой острый взор бросали и с тревогой наблюдали, как Тьма растёт в Закатной стороне, как мощь Властителя крепчает, как небо затмевают полчища драконов, как чудовища-громады по земле ползут, и всюду Войны там ужасные идут, и все друг дружку пожирают. А если вдруг Армада эта двинется на них? Такая мысль всё чаще в сознание Добрины и Добрея пиявкою вонзалась, до сердца самого вгрызалась и оглушала предчувствием Беды.

Всё чаще, оставляя все свои дела, Добрей с Добриною на Красный Холм спешили, где под кедрами три деревянные скульптуры Божеств стояли: Бог Солнца Ра, его супруга Ур и Прекраснейшая Дева Лада. Уж многие эоны лет в руках у них пылала Серебряная Чаша, в высоком пламени которой сгорало Зло, что психосферу Яви отравлять пыталось многие века. Буквально в шаге от Богов Горюч-Бел Камень над землёю возвышался – его когда-то Ра самолично здесь поставил. Он свойства многие имел: одно из них – предвиденье событий было, и Камень то светлел, а то чернел, когда вдруг где-то чёрная опасность назревала. Порой пророчества он изрекал, но столь туманно, что редко кто их понимал. Добрей с Добриной частенько здесь бывали, тревоги Камню поверяли, и, как казалось им, их Камень понимал: внутри его тогда огонь сверкал, он на поверхность проникал и образы неясные им рисовал, и всё чернее становилися они…

Сам Камень, серебристо-белый, уже глубоко в землю врос. Вокруг него звенели синим звоном чаши колокольчиков лесных, и ромашек стайка головки белые на Камень пыталась положить и что-то Камню рассказать, а может, просто приласкать. И днём, и ночью тут тишина глубокая стояла, в которой токи иномировые безмолвно в Камень приходили и синим пламенем густели в нём. Доброславы это место особенно любили: здесь мысли светлые к ним прилетали, здесь совета вопрошали у Богов и Голос слушали Небес, который желаемый ответ им приносил. Достаточно здесь было посидеть на чурках деревянных, как Лад в сознание входил, и тревог неясных испивал туман, и даже дети-непоседы, что забредали вдруг сюда, здесь становились мудрецами на несколько минут: в том Камне энергия космических глубин жила, горела и сверкала радугой чудесной, и лики звёздные в том Пламени мелькали, и Знаки Звёздные звучали. Но только лишь Добрина и Добрей те Огненные Знаки понимали и от того печалились они.

Уже немало лет назад Добрей заметил, что в середине Камня вдруг стали загораться тёмные огни. Тревогой веяли они, и в пламени из Чаши, что в руках Богов была, те же искры чёрные мелькали и тревогу ту же излучали. Откуда та Беда грозила, они не понимали. Звёзды на их вопрос не отвечали, молчали сны, но пламя в Чаше лишь только выше поднималось, сжигая Зло, которое над Явью неуклонно собиралось.

Добрей с Добриной уже не столько в Небо, как это было раньше, а на Запад свой устремляли Третий глаз. Он упирался в Мрака чёрную стену. Что было там? Загадкой оставалося для всех, кроме старейшин доброславов. Добрей с Добриной в Чёрную страну в телах летали тонких, что душами звались, и наблюдали огнедышащих драконов, ящеров ужасных, орды гоблинов и орков, и прочих гадов страшных, в которых злоба чёрная кипела. Об этом пробовали доброславам рассказать, но сказками-страшилками для них всё это было: ведь небо оставалось зелёно-голубым, и Солнце так же в нём блистало, и те же Звёзды по ночам сверкали, так же ветер всех ласкал, и Краса-та на крыльях светлых парила над Долиной, проливая дождь любовной неги на неё. И сама собой тревога утихала, она в снах светлых безмятежно утопала.

Добрей с Добриной, у Камня сидя, за всполохами искр его следя, одно лишь всё яснее понимали, что вскоре грянет Нечто и жизнь всю круто повернёт. Чтоб ту Беду не накликать, они о ней мысль гнали прочь, но по ночам тяжёлой гирей в сознанье падала она. Тогда Добрей с Добриной к Богам бежали на Красный Холм, чтоб Весть от Них какую получить. Но молчали Боги, и только пламя красное всё чаще в глазах сверкало их, а звёзды чёрные по Камню пробегали и мраком чёрным Камень закрывали. Беда неясная пока ещё стучалась в Мир Светлого Добра.

Глава 3

Похищение Чаши

Урожайным был тот год во всём: деревья от плодов ломились, травы густо колосились, мёд из гнёзд пчелиных тёк рекой, и запах над Долиной плыл такой густой, что надышаться им было невозможно. По двое-трое дети вздумали рождаться, и даже звёзд как будто бы прибавилось на небе, и с новой силой радость в песнях вырывалась на простор. А по Долине пророчество гуляло, что Боги на конях каких-то собираются прийти – весть такую деревья, камни и цветы про меж собой шептали, а Ветер эту новость повсюду разносил. Старики, кто возрастом в годах дремучих были, вдруг пророчества седые вспоминали, в которых Боги обещались на Явь прийти, как только трудные настанут времена. Но времена то те как раз не приходили, и Краса-тою всё цвело и полнилось Добром. Наказы Лады исполнялись свято: вещам, явленьям имена пресветлые давать, чтобы они в себе Добро несли. И важно было вещь правильно назвать, чтоб форма отвечала сути, а если неправильно вещь называли, то безобразье выходило: на дереве вдруг хвойном яблоки росли, а рыбы по берегу ползли, пытаясь в воздух подниматься, чтоб славно полетать на плавниках своих, а птицы в воду вдруг ныряли и за русалками гонялись, их собираясь поклевать. Воображенье надо было в строгости держать и мыслью крепко управлять, чтобы вибрации предмета те нужные принять. Да, много безобразий выходило, пока не получалось диво, что Краса-той зовём. Для доброславов в делах и мыслях критерий был один, чтоб в мыслях и делах сияла Краса-та. В ней Истина сама жила, и Краса-та одеждой ей была.

В тот чудный год, которому и счёта нет в чреде бегущих лет, доброславам в головы пришла идея построить Лестницу в Миры иные, чтобы ходить туда, куда уходят души, здесь плотные тела оставив, и откуда возвращаются обратно в Доброславию свою. Подумали и стали делать, то есть думать: сплетали вместе нити мыслей светлых и Лестницу из них творили, что Радугой в небесные пространства уходила; уж облака прошли, что лёгкой дымкой вкруг Лестницы вились; уж первых Звёзд достали и начинали к ним Лестницу крепить. Азартно Ветер здесь крутился, не зная, как и чем помочь; он Лестницу уж пробовал на крепость: щёки надувал и Лестницу качал. Радугой над Доброславией она сверкала, в звёздные глубины уходя.

Ночами тёмными сиянье Звёзд вплеталось в Лестницы узоры, а старики шептали внукам, что это Звёзды спускаются по Лестнице с небес, чтобы детишек вверх забрать и в зыбках там качать. Но Звёзды вовсе не думали детишек красть, просто с Лестницей они играли, а детишкам навевали сладкий сон про Светлые Миры из чудной Краса-ты.

Днём по Лестнице той люди поднимались, а ночами души из Нави и из Прави вниз спускались, и где-то там они встречались – в облаках – и тихие промеж собой вели беседы; туда-сюда-обратно приветы слали, случалось сверху пророчества передавали, и в них какие-то неясные намёки на что-то были, которые тревогу некую вносили. Но понятия такого даже не было тогда, и потому на них внимания не обращали: ведь счастьем полнились сердца, и радость светлая плескалась за край округлых синих глаз, и Краса-тою Мира доброславы упивались: Солнца сладостным восходом, серебряных речушек тихим перезвоном, цветов горящими кострами, разливами вечерних красок в Небесах и запахами родины своей в цветенье мыслей радостных и звонких. Ах, в детстве очутиться б том, что сказкою играло и наиграться не могло!

Однажды в середине лета (а лето здесь было круглый год) случилось то, чего и быть бы не должно, ведь каждому рассказу предшествует начало, хотя б событие какое. И даже Мир сам начинался с события большого – Первоначала, которое в пустотах Бытия катилось Огненным Яйцом и восхотело себя вдруг проявить и Краса-той зажить. И полыхнула Бездна Огнём Светлейшей Красаты! Так из Единого Жизнь проявилась: лишь только мысль Творца вонзилась в материи слои Спиралями Огня, в них сразу Жизнь явилась и с Краса-той соединилась в Огнь двуединый. Вот так с События такого настали Времена, и Время потекло рекою полноводной, потом уж появились Мудрецы, что стали всё считать, и мерить, и писать. А Жизнь смеялася над ними и говорила им:

– Свои расчёты уберите, меня вы сердцем полюбите, тогда и мера вам от-кроется всего. Да, что-то не туда потёк рассказ – о чём, бишь, я?

А, вспомнил – о середине лета, в котором не было зимы.

Был тихий вечер. Светило за Холмы ушло, оставив Серпень молодой Луны стоять дозором до первых Звёздных Глаз, что за порядком безсонно будут наблюдать с крутого небосклона. На омутах и озерцах русалки разрезвились в воде парной и мягкой, а в небе сияла Лестница-дуга, крутой спиралью в небо уходя, и Солнце с ней играло остатними лучами – покой и тишина туманом лёгким и прозрачным над Долиной стлались, ночные сказки обещая про Дальние Миры.

Брат и сестра – Добрёнок и Добринка – с речки возвращались, где засиделись у воды. Их русалки завлекли рассказами своими. Брат старше был сестры на года два иль три. А так они похожи были. Средь россыпи веснушек на носах капельки сияли синих глаз. Добрёнку лет двенадцать было. Любили оба поболтать и рот не закрывать. Всё им по сердцу было, и радость к Миру в них бурлила. С ними Дружка верная была – собака, что неизвестно откуда прибрела. Уж года три как с неба будто бы свалилась: четыре лапы, пятый хвост и умные глаза – из леса вот так вот к ним пришла и лапу протянула просто:

– Дружка я, – сказала и больше уж не отставала, за малышами зорче зорко-го глядела и, если что, рычала грозно. Особенно русалок не любила, которые могли двух малышей схватить, их в омут чёрный утащить и рыбкам запросто скормить – такие ей грезились страшилки. Её завидев, русалки в панике кусты свои бросали и чешую в траве ей оставляли. С отвращением великим Дружка чешую кусала и на проказниц водяных она рычала, кося по сторонам сердитым глазом. Раза два иль даже три ей удавалось за хвост русалок ухватить и страх на них отменный наводить. При детях Дружка как бы нянькою была, им советы умные давала. Родители Добрёнка и Добринки при появлении её пытались Дружку расспросить: откуда всё ж она взялась, зачем, с какою целью?

– Я здесь по делу, – так пояснила им и села у крыльца.

– По какому? – родители её спросили.

– Я буду детишек ваших охранять, Веление мне было, – Дружка носом по траве сурово поводила и для острастки малость даже порычала: враги ей грезились повсюду.

Что за Веление и чьё оно – так и осталось неизвестным, а только Дружка про то ни слова не сказала.

От Добрёнка и Добринки Дружка ни на шаг не отставала и обычно впереди бежала, выискивая неизвестных никому врагов; таковых пока не находилось, но Дружку это не смущало. И днём, и ночью исправно дозор она несла, со всеми в строгости была и только Добрёнка и Добринку за хозяев признавала, без меры их ласкала. Словом, куда они, туда она бежала.

Прошли берёзовую рощу с хором птичьих голосов: «Откуда и куда? Откуда и куда?».

– Оттуда и туда, – им Дружка недовольно отвечала: уж очень она шума не любила.

– Куда отсюда? Куда туда? – трещали пустозвонки, мостясь на голову со-баки, на хвост и на хребтину, нисколько Дружки не боясь. Шумели и трещали так, что Дружка им сказала: «Р-р-р-р!». И наступила тишина, в которой с тихим звоном стыл закат, и серп Луны далёкой всё выше поднимался, чтоб насладиться Краса-той. И ближние холмы уже блестели в его неверном свете, а отражение серпа тихонько трепетало в омутке речном – там весёлые русалки отраженья серебристые ловили, их на волосы себе крепили, а после любовались все собой, и дружно, весело смеялись. Завидев Дружку, ей пропели звонко:

– Дружка! Дружка! Свирепая подружка!

Русалок всех кусает, а песенок не знает! Ха-ха! Ха-ха!

Дружка зубоскальства над собою не терпела, с места тут же сорвалась, стрелою понеслась, чтобы насмешниц примерно наказать, их славно покусать за длинные хвосты, а если повезёт – за волосы их оттаскать, но лупоглазые красотки были начеку и скрылись с плюхом в омутке, ещё и Дружку окатив потоками воды.

– Трусишки жалкие! – ругалась Дружка, гавкая на воду, по которой расходилися круги. – Вот только покажитесь, я жару вам задам!

Но русалки, на той явившись стороне, ещё сильней смеялись, ещё сильней водой плескались, и Дружка понапрасну вокруг гонялась омутка, пока премокрою не стала вся, и прочь уныло побрела. А русалки хихикали ей вслед:

– Глупая собака прибегала,

Утопить в воде нас обещала.

И так нас напугала, Что утонули все!

Ха-ха! Ха-ха! Ха-ха!

Раздол Весёлый показался – так место называлось, где дом Добрёнка и Добринки в ряду других стоял у Красного Холма, где Доброславы собирались, чтобы к Богам молву свою направить; где Камень Звёздный был; где Боги юные стояли и Чашу Светлого Огня в своих руках держали. Добринка и Добрёнок каждый день на Холм взбирались – как если б крылья их туда несли – и с радостным восторгом глядели на Богов скульптуры и всё мечтали по Лестнице подняться, чтобы с Богами пообщаться у дальней той Звезды, что ярче всех сверкала по утрам, и вот уже на Лестницу вступили, как дед Добрей за пятки их схватил:

– Куда, мои родные, собрались? Я вижу: далеко и высоко, а вот меня как раз-то и забыли.

– Да Ладу мы хотели увидать, – внучка деду отвечала.

– А я хотел бы Бога Солнца Ра там повстречать, – сказал Добрёнок.

– На этой Лестнице Богов вам не найти, – сказал им дед серьёзно, гася улыбку в русой бороде. – Ступеней здесь не хватит, чтоб до Богов дойти.

– Когда поднимете ступеньки вы ещё? – спросила внучка строго.

– Как только, так, стало быть, и сразу, – загадочно ответил дед, снимая вну-ков с Лестницы и ставя их на землю. – Вот срок настанет, и Боги сами к нам на Явь придут.

– А Боги обязательно придут? – внук не поверил деду. Насупившись, на деда он смотрел.

– Камень сам об этом мне сказал, и многие слыхали. Да хоть у бабушки спросите, она вам тоже подтвердит. Боги слов на ветер не бросают.

– А сам ты, дед, Богов-то видел? – Добрёнок деда вопросил, в него глазами впившись.

– Да, приходилось мне Богов встречать, – загадочно дед отвечал, и таинственной улыбкой лицо расцветилось его.

– Где? Когда?! – вскричали внуки.

– В одном из воплощений прошлых, а также в Небесах. И бабушка Добрина видит их во снах, душой встречаясь с ними на Небесах, и даже на Яви их также видела она.

– А какие они – Боги? – внуки деда за руки схватили и жадно теребили.

– Боги… – задумался Добрей. – Они, как Солнышко, Добром сияют. Они блистают Краса-той! Слов нет таких, чтоб мне их описать. Их надо просто увидать, – Добрей вздохнул, слезу невольную смахнул, что покатилась по щеке.

– Зачем же с Яви Они ушли? – едва не плача, Добринка вопросила. – Быть может, кто обидел их?

– Обидеть невозможно их, – дед отвечал, пресладостно вздыхая, и аура его вдруг источила дивный аромат.

– А если я не буду обижаться, то стану Богом я? – спросил Добрёнок вдруг.

– Тогда уж точно станешь, – серьёзно дед внуку отвечал.

А внук был полной копией его: с высоким лбом, белесыми слегка бровями, вразлёт глазами бездонной синевы, в которых свет мерцал далёких звёзд. Порою дед дивился внуку: серьёзен был не по годам и взгляд метал такой, что в трепет приводил, как если б собеседнику в сам дух входил. Вопросы непростые задавал, от которых у мудрецов трещали головы не раз: почему, зачем и отчего и даже для чего? И попробуй отсебятину ему сказать! Но более всего расспрашивал он о Вселенной, про Дальние Миры, и про Богов, и где Они теперь, и как Их отыскать? Уж не раз по Лестнице пытался он взбежать в Небесные Миры, чтоб Ра там разыскать и Истину понять, которая бы сразу превратила всех в Богов.

Не отставала от брата и сестра – такая же дотошная была. Хотелось всё ей знать и всё уметь, чтоб силой мысли создавать повсюду Краса-ту, и всё про Ладу узнавала, и в неё играла, и спрашивать любила: «А как бы Лада поступила?» – и, получив ответ, ему во всём внимала. И часто брат с сестрёнкой у скульптур Богов бывали, Огонь там возжигали и Богов о чём-то там вопрошали. Родители детей и старики себе вопросы задавали: «Что за духи к ним пришли?» – даже Звёзды вопрошали, но те загадочно молчали, а духи предков как если б в рот воды набрали – молчанием вопросы эти окружали – лишь звон таинственный в ушах звучал. Но раз уж Небеса молчали, то знать о Тайне их уже никто не мог. Внуки от рожденья много знали – они как будто вспоминали, и знания из них рекой лились: в ученье, в деле и потехе они энергией звенели, и всё горело в их руках; умения к ним сами шли, куда бы глаз ни бросили они. Души не чаяли во внуках дед Добрей и бабушка Добрина, учили их всему, что сами знали и могли: вот, например, как образ дерева принять, а то цветком предстать иль в неведимок превратиться и деда с бабкой щекотать, а потом куда-нибудь исчезнуть, с русалками беседу завести, то гномов повстречать и с ними злато в пещере поискать, а то и к эльфам забрести и с ними на ветвях день целый провести, их слушая рассказы, а то и песни вместе распевать и даже танцевать. Им всюду и везде со всеми было хорошо, и мир пред ними душу раскрывал, ответною любовью их ласкал.

Сегодня Добрёнок и Добринка домой спешили, от деда мысль чёткую приняв: бабуля заскучала, а чай медовый остывал. Ох и будет нагоняй гулёнам двум пропащим! Едва мосток горбатый перешли через Быстринку-речку, как небо вдруг разом потемнело, и страшно всё загрохотало: трах-бах-тр-р-р-бах! – и Лестницы как не бывало! Её ступени с печальным звоном вниз осыпались во мраке онемелом, лишь остов жалкий от неё остался – безсильно он болтался в Небесах. А там, как туча чёрная, дракон завис – три головы с огнём багровым впереди и длинный хвост с огромными шипами, что волочился по земле, деревья с корнем вырывал, и ветер хладный завывал под крыльями его, повсюду сея ужас. А на спине дракона страшилище сидело – не человек, не зверь, а что-то среднее меж ними: зелёно-чёрный с красными глазами и большущими рогами. Он в лапе чёрный меч держал, которым Лестницу и сокрушал. А за плечами чёрный вился плащ, а может быть, то крылья чёрные болтались – во мраке и со страху не очень разберёшь. Порождение то было Властителя планеты – Кощей Свирепый. Лестницу срубив, Кощей страшнее грома громкого захохотал, дракон пронзительно визжал, восторг свой выражая, сердца людей пронзая доселе страхом незнакомым им. Доброславам разум даже отказал, и немо, тупо они смотрели, как Враг вольготно бушевал и всё огнём своим сжигал.

Дракон же в небе сделал пируэт и на фигуры трёх Богов чёрный устремил огонь, скульптуры те стараясь сжечь. Кощей же Чашу Светлую схватил, и вопль злобной радости Долину всю пронзил: Кощея за Чашей посылал Властитель Яви – Чаша всем чёрным замыслам его стояла поперёк. Сатанэль давно к той Чаше подбирался, и только гнева Ра он опасался. Чаша, как понял Сатанэль, связь с планетой-Радж хранила, в ней Высшей Краса-ты энергия горела и тем Огнём своим сжигала мыслеформы Зла, что Сатанэль на Яви порождал и психосферу ими заражал, а заодно энергией светлейшей сознание людей Огонь тот заряжал и тем удерживал планету в Краса-те. Ревнивая обида сердце жгла Властителю планеты: каким-то доброславам Владыка Ра ключ вручил к заветной тайне бытия – владению Огнём. В Зеркало не раз он наблюдал, как с помощью Огня – созвездья Ориона дара – двуногие людишки волшебство своё творили и замыслы его губили, образы рождая Краса-ты, – так просто оказалось всё! А он же многие века вокруг да около искал, а камень преткновения Огнём пылал в руках фигур тех деревянных, которые для доброславов Богов изображали. Конечно, эту Чашу он мог бы запросто астральными руками взять, но решил двуногих этих изрядно попугать и им науку преподать, кто здесь на Яви истинный Хозяин.

Когда два лиходея Лестницу снесли и Чашу загребли, Властитель Яви в восторге сладострастном Зеркало Обзора едва не сокрушил, власть предвкушая полную над Явью. Многие лета в нём раздраженье ярое кипело: он – Яви Властелин – какой-то там боится Лады и в эту Доброславию не может шагу и ступить!? Да где такое было?! Наместник – на любой планете – полный Господин! Долго к этой Доброславии ключи-отмычки он искал: Заклятье Ра Щитом своим Долину охраняло и всех, кто шёл в неё со Злом, тех и близко к ней не подпускало, стеной непроходимою вставало и даже его мыслям прохода не давало. Долго он драконьи головы свои ломал, и так и сяк пытался к Чаше подобраться, да всё на Стену из заклятий натыкался.

Но однажды на рассвете людишек песню услыхал: они в ней Ра благодарили и славили Его, благословения просили на целый день вперёд. Тогда его и осенило: ключ к Стене запретной есть имя Ра! Он даже рассмеялся разгадке столь простой. Во всём любил Ра простоту и утверждал в ней Краса-ту, а магнитом всему и вся здесь имя было Ра. К Зеркалу тогда припал, имя Ра назвал, и завесы серой полог растворился, открыв Волшебную Страну, что спрятана была в горах от любопытных глаз и, скорей всего, конечно, от него. Ревниво, злобно, жадно разглядывал Волшебную Страну, о которой много он слыхал, но давно уж не видал. Да, Боги постарались: всё здесь искрилось Краса-той, как будто бы сама планета Радж на Яви поселилась; всё Светом, Цветом здесь переливалось, и пело, и цвело! То Рай был сущий для тела и души, а Девы дивною блистали Краса-той. И даже Суров Девы им малость уступали, хотя прекрасней их на Яви Сатанэль не ведал никого, и немало их перетаскал к себе в Гарем, чтоб наслаждаться там их плотской красотой.

Цепким, жадным, вороватым взором Сатанэль Долину осмотрел: рассвет над ней горел, Светило ласкало горы и холмы, что окаймляли огромную долину всю в блёстках рек и капельках озёр. Едва ли не на каждой горке иль холме горели Чаши со смолой, и гимны пелись Ра счастливыми людьми:

О, Ра! О, Ра! О, Ра!

Привет тебе с утра!

О, Ра! О, Ра! О, Ра!

В тебе мы славим Солнце,

И славим Краса-ту,

В Тебе сокрыта Сила, Которой равной нет!

О, Ра! О, Ра! О, Ра!

Мы ждём Тебя всегда – Ты только к нам приди!

О Ра! О Ра! О Ра!

Хоры в Огонь сливались и к Солнцу устремлялись, оно ответную любовь в Долину посылало – и Краса-тою всё пылало; сам дух тут воспарял и ликовал, и на его крылах люди тут, как птицы, выше гор самих летали. Да ещё и Лестница в Мир Высший уходила, блистая радугой цветов, – по ней спешили души и вверх, и вниз, чтоб знаний новых поднабраться.

Сатанэля затрясло от зависти и злобы, когда всю эту Краса-ту он увидал и песнопенья услыхал: добро бы славили его, а то ведь Ра превозносили, который здесь лишь редким гостем был, и ревнивой местью он разом запылал: Доброславию всю эту в пыль и прах он превратит, а этих доброславов в рабов он обратит – пусть славят лишь его, Властителя планеты! Пора здесь навести порядок и руку тяжкую Хозяина явить. Везде он статуи свои наставит, что небо будут подпирать, и статуи он сделает как если бы живыми, чтоб видели и примечали всё и с неба изрекали истины его, и Ужас будут всем внушать: он всех заставит трепетать пред яростью великою своей. Ра ждут? Они его дождутся! В обличье Ра к двуногим он придёт и мудрости своей учить начнёт, и так научит, что тошнёхоньким покажется им Свет: он сознание им так перевернёт, что чёрное для них вдруг белым станет, а белое чернее чёрного им будет! Вот явится для Ра сюрприз: те, кто Богами должен стать и Краса-ту тут воспевать, проклинать её начнут, а вместе и Властителя Миров.

Такие мысли и иные – одна черней другой – сознание Хозяина планеты когтями драли, требуя ломать, крушить и в прах всё обратить. Так распалился гнев его, что стоило трудов немалых себя унять, но многие из доброславов увидели вдруг в ясных небесах лик страшный Чёрного Дракона: красные глаза его пылали чёрной злобой и такой, что многие сознанье потеряли, цветы чудесные увяли, а деревья так дрожали, что кроны растеряли, почти что голые стояли, а травы наземь пали, и ночь беззвучно пролежали – ни живы, ни мертвы.

Несмотря на Солнце, впервые туча непроглядная накрыла небеса и сквозь тучи драконовы пылали ужасные глаза, а из-за мрака тяжкого прорвался дикий хохот, и Долина вся от ужаса тряслась, и алый взор средь жутких туч сверкал, и много бед он обещал. Лик Дракона весь день на небе проторчал, а в ночь опять его глаза великой злобою пылали, и дети многие от ужаса кричали.

Чарами Богов доселе Доброславия охранена была от всех врагов, которые могли вдруг объявиться: Имя Ра стране Щитом служило, и это Имя, как сто тысяч солнц, в сердцах людей пылало:

Имя Ра – в нём крылья расправляли небеса, сияя синим цветом;

Имя Ра – трепетала Явь от радости великой;

Имя Ра – и затихали буйные ветра;

Имя Ра – оно творило жизни чудеса;

Имя Ра – в нём пламя сокровенное горело, что звёзды зажигало по ночам; в нём ритм Вселенной бился и звенел, в нём Разум Высший снисходил до самых маленьких существ: то Имя Крепью было тем Мирам, где Любовь, Добро и

Краса-та совместно в Истине предстали;

– О, Ра! – шептали Звёзды;

– О, Ра! – стрелою мчались мысли, Добро неся, Любовь и Краса-ту.

Имя Ра доселе защищало сей заповедный край, но хитрый ум Властителя планеты едва ли не случайно в тайну светлую проник, и вот теперь он злобно ликовал. Оставшись сам в засаде, мыслями своими он Драконом и Кощеем управлял. Всё получилось так, как он замыслил: он станет Яви полным Властелином, ведь только Чаша все планы путала его. Как понял он, в той Чаше сознанья высшего Огонь горел, и Светом Краса-ты людей он насыщал, и нет, чтобы десятки воплощений пережить, здесь люди сразу дар получали мыслить и творить и в шаге от Богов стояли. Ра гениально всё продумал. Да не учёл лишь одного: мнение забыл спросить Властителя планеты, а у него есть мнение своё – божкам на Яви не бывать! На Миры иные пускай идут плясать! Здесь будет Драконат – планета яростных драконов, он так решил, и так оно и будет!

И будет Бог один – он! – Яви Властелин!!!

Чем больше Сатанэль на Доброславию глядел, тем больше завистью горчайшею чернел, и только крепкой волей гнев свой ярый подавил: что говорить – он славился умом могучим, который льда был холодней, работал, как машина, не знающая сбоев. Вулкан устроить, Долину лавой огненной залить и в пепел всё в Долине обратить? Но это слишком просто. Решенье чёрной молнией блеснуло: погром устроить в сознании людей, чтобы как будто всё само собой случилось. Ждут люди Ра – так он в обличие его придёт, своё Ученье принесёт, которое во Тьму их уведёт… потеха славная то будет! И Чаше примененье он лучшее найдёт, чем просто так её Огню гореть. Силою Огня, когда он овладеет, то власть свою на Яви полностью он утвердит и станет равным Ра и даже посильнее, тем более на помощь Сила Хаоса придёт. Мощью двух Огней владея, он станет во Вселенной всех сильнее, грознее грозных всех Царей!

Но для начала надо Явью овладеть и показать тому же Ра, кто здесь на самом деле Властелин. Нет, Ра совсем зарвался: всю чёрную работу на него взвалил, а сам на Радж-планете наслаждается любовью с богиней Ур. Он за него тут пашет, а славят все Владыку Ра!? Такой насмешки, более чем горькой, в своей он жизни не терпел. Мелкие обиды в который раз иголками большими в его сознание вонзились и раздраженье яро распалили. Нет, Ра хорош! Едва ли не Богов себе он сразу сотворил, а ему оставил с гоблинов и орков дело начинать – всё равно, как если бы с червей или микробов. Скорее сам тут динозавром станешь, пока подымешь всех хотя б до уровня людей. Зло, ядовито Властитель Яви смеялся горько над собой.

А в Чаше высшего сознанья Огонь серебряный горел, сияние своё над Явью разливая, Зло тёмное всё выжигая. Казалось, в Чаше Сердце билось – и Сатанэль уж знал, чьё Сердце то, и в ярости слепой клыками скрежетал не в силах Сердце то схватить и с наслажденьем раздавить своей когтистой лапой!

На Яви, как, впрочем, и везде, всё в себе Огонь несло, и радугой Огня оно над всем сияло: «Я мыслю, я живой!». Чтоб лучше Яви силами владеть, её Властитель свой дух на мелкие осколки раздробил, в деревья, травы, камни поселил и так материю он изучил, чтоб полным стать Хозяином планеты, чтобы дышать и жить она могла лишь только повелением его. Познал и подчинил себе Стихии все на Яви, за исключением Огня: тот недоступен был никак – гореть горел, но тайн своих не раскрывал – молчал угрюмо иль искрами стрелял и волю Властителя планеты над собой никак не признавал, дух Сатанэля в свои глубины не пускал, мощь ярую свою плащом он тайны сокрывал.

Ещё был повод гневаться Хозяину планеты: его могучий интеллект, которым он гордился, вдруг забуксовал пред огненной стихией. И потому за Чашей Огненной он долго наблюдал, ведь неспроста Долина Волшебством цвела и на Радж-планету похожей так была. А Чаши Огнь энергией высокой ауру планеты насыщал и низшим не давал энергиям пробиться. Да, и здесь его Ра превзошёл: всё сделал просто, грамотно, умно. Этим доброславам оставалось только славить Ра и, как в масле сыр, кататься: воображение напряг слегка – и вещь вдруг сразу появлялась! Ну чем не сказка жизнь такая?!

Когда предназначенье Чаши понял Сатанэль, то мысль созрела сразу в нём – похитить Чашу! Сейчас, немедленно и сразу! А эти доброславы были простаки: хоть Лик драконий свой в стране их проявлял и изрядно всех пугал, но они подумать даже не могли, что Чашу могут из-под носа унести. Что ж, пожили славно, хорошо, теперь с горчинкой жизнь начнут, пусть дальше славят Ра и Дев прекраснейших его. Да, кстати, а где же сами Боги? Тут воду замутили, а сами, как водится, в Миры свои сбежали в их дивной Краса-те купаться и лёгкой жизни радостями наслаждаться.

А в это время его злодеи Чашу подхватили, но возвращаться почему-то не спешили, над Долиной всё кружили, Страх и Ужас наводили. Надо было срочно их обратно отзывать, а то Волшебники могли и зубы показать, в себя от паники придя и Чашу Огненную не найдя. А лиходеи уже деревья запалили, что вокруг скульптур Богов росли, и на скульптуры устремились; дракон огнём пылал, Кощей воинственно мечом махал, чтоб на Богов его обрушить, ревя восторженно от удали своей. Но тут фигуры серебряным покрылись светом, луч огненный метнулся вверх – и задымилась чешуя драконья, а пламя охватило плащ Кощея. От страха Кощей про Чашу позабыл, её он обронил. Но Яви Властелин за всем внимательно следил, он Чашу астральной лапой подхватил и в Башню утащил.

Два лиходея от ужаса и боли, завывая, в озеро ближайшее свалились и в тину погрузились. Вода не потерпела присутствия в себе злодеев, и вся куда-то утекла, оставив только пар. Но гады жидкой были рады грязи и в ней возились, шипя, ревя, дымя, пока огонь не затушили. Потом на Запад понеслись на зов Хозяина из Маракары, оставив в небе грязный след. Густая тишина застыла над Страной…

Глава 4

Гибель Совета

После Кощеева погрома жизнь в Долине как будто умерла: испуганная затаилась над нею тишина, в которой стыли звуки, ветер песенки свои не пел, и Звёзды слепо вниз глядели, Доброславию не узнавая: на чёрных крыльях Драконом над ней сам Ужас уж летал, и Мрак её впервые накрывал. Сами доброславы в растерянности пребывали, ничего не понимали, на их глазах Мир Счастья рухнул навсегда: впервые Радость над Долиной не витала, впервые ночь мрачная стояла, впервые Звёзды не блистали, впервые страхи здесь гуляли…

И только утро засветилось Солнышка лучом, весёлым радостным огнём, как Доброславы устремились все на Холм, где остов Лестницы прекрасной печально высился теперь, где кедры сучья чёрные вздымали и от боли причитали; под ними фигуры обгорелые Богов стояли, но Чаши не было уже в руках у них, – и в это трудно было всем поверить. И бросились её искать среди кустов и меж камней, но Чаши не было нигде, и обнаружился лишь только чёрный меч, который обронил Кощей ужасный; меч этот по рукоятку вниз ушёл, кровь чёрная вокруг него кипела, дымясь и пузырясь, зловонье источая. Из доброславов кто-то молодой схватил тот меч своей рукой и дико закричал от боли, тряся обугленной рукой. Добрина ему сознанье быстро отключила и тут же руку мыслью залечила, а меч же мыслью дружною сожгли, хотя, признаться, было сделать это трудно: заклятья чёрные лежали на мече, и дикий рёв стоял, пока тот меч сгорал, и многие со страху на землю пали, и даже вниз с Холма сползали, и в панике домой бежали, и сам Ужас гнался вслед за ними.

Те, кто всё-таки остался, безмолвною толпою стеснились у обугленных фигур Богов под Лестницей, что обгорела и скрипела тяжко под ветра дуновеньем, и плакали навзрыд (а слёз здесь отродясь не знали), страшась уже того, что неизбежно грянет, прощаясь с жизнью прошлой, и даже дети хмурились всерьёз, хотя ещё не понимали ничего. Многие с надеждой глядели на Добрея, но тот молчал, и только брови белые топорщились вперёд, и под ними сверкали искры пламенные глаз, в которых гнев и боль кипели пополам. Когда молчанье стало нестерпимым и уж начало сознанье жечь людей, Добрей сказал негромко:

– Творить Молву нам надобно Богам. Всем миром вместе.

На колени никто тогда не становился, а просто лишь к Солнцу руки протянули и Молву от сердца дружно все пропели:

– О, светлый Ра могучий! О, Ур прекрасная! О, Лада славная! Беда пришла внезапно к нам! И просим Вас совет свой дать, что делать нам, как Чашу Светлую вернуть? О, Ра! О, Ра! О, Ра!

Руками, сердцем и душой тянулись доброславы к Солнцу, мечтая там увидеть Ра и скорый получить ответ. Но Светило, медленно всплывая над дальней синею горой, меж тем молчало, и недоумённо вниз взирало, и понять пыталось: что там случилось у людей на Яви и почему же Радости здесь прежней нет?

Добринка малая купалась в солнечных лучах, ощущая Света лучиком себя, и ей казалось – это Ра ей нежность посылал. Не отрывая глаз, на Солнышко она смотрела, нисколько не боясь ослепнуть, и, бывало, с ним подолгу говорила, а сама как Солнышко она была – такая ж круглощёкая и с капельками синих глаз – её частенько Лучиком так прямо называли. А Солнце-Pa нередко ей являлся в видениях ночных: то был огромный светлый Богатырь с широкой русой бородой и синими-пресиними глазами, в которых солнца два блистали, он ласковое что-то всегда ей говорил иль даже пел, но это забывалось, только радость в сердце оставалась; ещё, бывало, Ра на ладонь её себе садил и так носил среди Садов межзвёздных, среди Красы такой, что не хватало слов и даже чувств, чтоб выразить её, и там – в пространствах светлых – они внимали музыке высоких сфер, в которых лишь одна Любовь звучала и в искры превращалась Краса-ты.

Добрёнок тоже Солнышко любил не менее сестрёнки, и по ночам во снах оно ему являлось и в Деву часто превращалось, которая, блистая удивительной Красой, мечом драконов поражала, а то и за руку его брала и за собой вела по горным тропам, и до Светила рукой подать уж было, и там, в горах высоких, беседовала с ним о том, как Чёрного им победить Дракона, который всем грозил бедой, и дух его пылал мечтой всё Зло на Яви истребить и Краса-ту восстановить. Но кем была та Дева, что Солнца лик имела, Добрёнок знать не знал, но дед Добрей его рассказам бережно внимал и одобрительно кивал, а бабушка Добрина лишь по головке гладила его и говорила: «Поживём, увидим». Может, снами теми будущее прорывалось, спеша мальчонку подготовить к событиям лихим?

Добрёнок и Добринка всю ночь не спали: рассвета ждали, чтоб вместе с бабушкой и дедом на Холм скорее прибежать и всё самим там увидать. И когда считай что первыми на Красный Холм взлетели, то в ужасе немом застыли: Богов фигуры обгорелые стояли, и Чаши не было в руках у них…

Никто не знал, что дальше будет, что времени река к ним принесёт. Старейшины пытались через Навь и даже Правь узнать у Предков, что на Небесах пред воплощеньем новым отдыхали: они на что-то намекали, трёхслойно мысль позакрутив и в образы её таинственные обратив, – попробуй разберись, так это, или эдак, иль завтра будет, или грянет через тыщу лет, но ясно было, что-то будет: об этом Звёзды смутно говорили; всё чаще Явь сама тряслась от ярости подземного огня; гудели сами Небеса – в них мысли злобные летали, пространство заражали, сознание людей терзали то в снах, то наяву.

Добрей с Добриной в Царство Тёмное не раз летали, в Доброславии оставив плоть, и самолично наблюдали, как сила злобная растёт и Чёрная Страна буквально яростью клокочет на всё и вся: вот-вот она взорвётся и лавой чёрной потечёт – и прямо на Север и Восток, где люди проживали и бед ещё не знали. В центр самый Драконата Добрей с Добриной забирались – так Маракару Хозяин Яви называл, и мысли чёрные его читали и духом содрогались от злобных помыслов его: Хозяин Яви людей так яро ненавидел, что когда про них он слышал или видел, то в ярость приходил и чёрный огнь, и смрад он изрыгал из нескольких пастей своих. Однажды Добрей с Добриною посольство снарядили к Властителю планеты от мира человеков, чтоб по душам поговорить, но только чудом от злобной ярости его спаслись. И главное – им были непонятны причины ярости такой: никак драконам люди не мешали и жили сами по себе, но, выходит, тем мешали, что на Яви проживали…

Добрей с Добриной обшарили всю Маракару, которой не было конца – на Юг и Запад простиралася она, вулканами кипя, громами ярыми гремя, ветрами всё и вся снося, и Мрак всё гуще накрывал её. Всё глаз Старейшин Доброславов примечал и отмечал, но вывод должный не сделали они: ведь Чашу Враг украл, а можно было б это всё предвидеть и спрятать Чашу от Врага – да только вот куда? Глаз Чёрного Дракона всюду проникал, пространства он пронзал и мысли Доброславов, кажется, читал: многим виделось, как Чёрный Коготь сознанье их царапал и Ужас нагнетал, а потом злорадно хохотал – детей особенно он этим доставал.

Доброславы, глядя на своих Старейшин, молчали хмуро, не зная, что им думать, тем более сказать. Безмолствовало Солнце наверху, взбираясь выше, выше, чтоб разглядеть всё и понять: впервые сегодня доброславы не пели гимн ему, и тень тревоги серой над Долиной свои простёрла крылья и на них кружила, себе ища покоя. Одни лишь только Горы стояли ещё крепко, и Ветер, над толпою полетав, со вздохом к ним умчал. Тогда Добрей сказал:

– Всем предлагаю разойтись, а вечером для обращенья к Ра сюда сойтись, а чуть позже Совет здесь соберётся, чтобы подумать, как Чашу нам вернуть: её потеря большими бедами для нас грозит.

И все с Холма пошли, но не сразу, а с оглядкой на Богов, чьи обгорелые фигуры теперь торчали сиротливо на фоне Лестницы разбитой. Добрёнок малый, который с дедом шёл всех позади, сказал ему сердито:

– А что тут говорить, когда нам надо драться со Злодеем и Чашу нашу вы-ручать! А то вдруг Солнце, дед, погаснет – что делать будем мы тогда?

Добрей внучонка руку взял – и ток горячий побежал по жилам всем его. «Огня-то сколько в малыше!» – Добрей подумал, ища глазами внучку, которая бежала к ним вприпрыжку – в гору иль под гору, ей было всё равно, лишь только бы бежать или летать, и глазёнки ярче Солнышка сияли у неё; Добрей души не чаял в ней, такой весёлой, умной и простой, искринкой счастья, радости, любви как будто бы сама Богиня Лада воплотилась в ней – такая мысль не раз к нему уж приходила: когда-то эоны лет назад Добрей с Богиней Ладой повстречался, и дух его запомнил дивную Красу её, и когда на внучку малую свою глядел, то восторгом тем же наполнялся. Добрей с Добриной не раз узнать пытались у предков в Прави, что за дух в малышке этой воплотился, и у Звёзд, и даже в Хрониках Акаши они ответ искали, и про Добрёнка также вопрошали, да всё без толку было: молчания глубокого завеса ту тайну покрывала. Ну а внуки деда обожали и повсюду бегали за ним.

Деда с бабой до дома проводив, что под Холмом стоял, Добрёнок и Добринка к речке поспешили – на песке друзья там собрались и поджидали только их.

Детишки, слетевшись в стайку у Быстринки-речки, повели неспешный и даже взрослый разговор: конечно, о Драконе и о Чаше, а также о Богах, которые Огнём ударили внезапно и едва Дракона не сожгли. Поговорив о том немного, детишки сразу к делу перешли: как Чашу им спасти? Об этом шёл горячий разговор. Решений много предлагалось, и пыл воинственный в сердцах всех малышей лишь только возгорался. Поблизости русалки в омутке плескались, разговору их внимали и ещё советы кой-какие подавали.

На Холме в указанное время Старейшины все собрались, но было так им тяжко от груза всех тревог, которые внезапно обрушились на них, что долго все молчали не в силах говорить; в сознании у них мелькала трагедии вчерашней тень… сейчас все осознали, что Чашу потеряли, но лишь Добрей с Добриной понимали ужасный смысл того, что накануне здесь произошло: событий грозных началом было то – стеною плотной Мрак на Западе вставал, и Камень стрелы чёрные уже давно метал, о чём-то грозном он предупреждал – об этом догадаться было уж несложно. Беда была лишь в том, что доброславы привыкли жить в Добре и Краса-те и тяжести беды, что подступала, никак не понимали: до этого им было как-то далеко, да и потом надеялись все на Богов. Лишь стоит Их позвать, как явятся Они и Чашу им вернут.

Зла они не знали, доверчивы, как дети, были и всюду видели одно Добро, обо всём они судили по себе, и что кто-то может нож на них точить – вот этого совсем не понимали, ибо никогда не представляли, что кто-то может мысль о том держать. Убийство – понятия такого не было в сознании у них: Любовь ко всем здесь существам гнездилась в их сердцах, и даже страха в общем-то не ведали они, не говоря уже о ненависти и о злобе, – словом, с Миром были существом одним и потому не боль, а радость в Мир каждым помыслом своим несли. Тем более они не понимали, как Хозяин Яви, Друг ближайший самого Владыки Ра, такое мог бы сотворить и кражу учинить. Понятия и кражи не было у них! Ну как тут было говорить и что-то обсудить?! Они и думать-то не смели, что некая Беда – и этого понятия не знали и не понимали – может им грозить. Они в неведенье счастливом жили и из него не торопились выходить, и все заботы их лишь Доброславии касались.

А та Беда, о которой с такой печалью Добрей с Добриной говорил, – так она была же за Горами, да и к тому же Суры были ближе к ней – вот пусть и думают о ней. А Чаша? Что Чаша? Была она, и нет её теперь. И что? Мир как стоял, так и стоит, на землю не пали Небеса, и Солнце в них по-прежнему сияет – так какая тут Беда? Зачем тут страхи призывать и детишек маленьких пугать? Всё обойдётся как-нибудь, а коли Чаша столь важна, то есть на это Ра – пусть Боги разбираются промеж собой, раз Чашу ту установили. И потому давно, за исключением Добрины и Добрея, даже к Зеркалу Обзора дорогу позабыли, и пауки уж паутиною его покрыли. Добрина и Добрей также к Зеркалу давно не подходили, пока их Третий Глаз в пространство Маракары свободно проникал, но Хаос там стеной кипящею вставал и видеть им мешал, потом и слух пропал. И только Зеркало ещё могло вдаль проникать и что-то узнавать.

Про то, что видели и слышали они, Добрей с Добриной Совету не решались говорить – всё это было столь ужасно, что в языке их не было таких понятий, чтоб безобразье это отразить: кровь, рёв, вой, рык и стоны, и трупов горы – и было бы зачем, когда на Яви хватит места всем. Это всё они ВОЙ-ной назвали, и лишний раз Добрей с Добриной опасались в Ту сторону глядеть – потом ночами кошмары их терзали. Между собой поговорив, Старейшины решили про увиденное в Маракаре счастливым доброславам пока не говорить, самим же наблюдать, чтобы понять все планы Чёрного Владыки и меры какие-никакие предпринять – жизнь сама им подсказать могла, ведь и Добрей с Добриной никогда ни с кем не воевали и потому не знали, что же делать им, если Враг на Доброславию Войною вдруг пойдёт: вдоль границы с сурами такие Войны уж кипели, и если б не Отпорная Стена, которую, предвидя времена суровые, Бог Солнца Ра воздвиг, то сурам туго бы пришлось. А так сражения гремели между Сурией и Маракарой, вдоль Стены Отпорной, – в землях Глухоманья, где люди расселялись среди Пустошей Зелёных. Суров дали светлые манили необъятной силою своей: сам дух у суров волей вольной жил, и каждый тут себе был господин и над собою власти никакой не признавал, за исключеньем власти Ра – внуками они Его себя считали и только Именем Его держались воедино, одновременно ярые и добрые внутри.

Заблаговременно Добрина и Добрей Вождей их посещали, грядущие события им извещали, но суры верили в Отпорную Стену, всё остальное мелочью нестоящей считали и рассчитывали на свои авось да на небось, а более того опять на Ра надежды возлагали: Он им когда-то обещал, что, если грянет Гром, Он тут же к внукам явится своим – так Старейшин доброславов один из суров уверял. Но, несмотря на это всё, суры от спячки мирной просыпались и готовились к Войне, что в Межграничье закипала. И пока в тех стычках побеждали – дубинки им пока хватало и рыка грозного, чтобы орды орков разметать и разогнать.

А тем временем события вставали Чёрными горами над землями людей, и в небесах копились тучи грозовые; Звёзды беды обещали, но от доброславов все эти страсти доселе были далеко: Долина их лежала меж непроходимыми Горами, и в неё попасть не мог чужой: молитвами Богини Лады она была охранена, и негою ленивой наслаждались доброславы. И вот звоночек первый прозвучал: Враг всё точно рассчитал, Чашу подло он украл, в которой Очистительный Огонь пылал, эоны лет он злые мысли всех людей сжигал и не давал сердцам Злом отравиться. Час испытания внезапно так настал средь мирной жизни безмятежной. И в это не хотелось верить: ведь Солнышко по-прежнему сияло, и Краса-та ласкала глаз, и если бы не Лестницы остов, что жалобно скрипел, обломками своими в небо упираясь, то можно было бы внимания не обращать на кражу Чаши – многие со временем уж позабыли, зачем здесь Чаша, для чего горит, и, наверное, Добрина только и Добрей и, может, кто ещё значенье кражи Чаши понимали, а остальные в смятенье пребывали и в малодумии молчали. И так прошёл едва ль не час, а может, даже больше.

– Что, так и будем мы молчать? – Добрина вопросила. Она негласно Главой была Совета, и, к слову если бы сказать, тогда по матери велось родство и говорили так: Добрей – сын Доброславы, и в редком случае могли добавить имя родителя второго, но первым имя матери звучало. Добрину в Долине все любили: она и внешне на Богиню Ладу даже походила, сердцем горяча была и умом светлейшим отличалась, в ней радости огонь горел неугомонный; многие года она жила, и, если бы не мудрости глаза, она ничем от юных дев не отличалась. С Добреем вместе они когда-то с самой Богиней Ладой здесь встречались, их искусствам многим Лада научила и благословила на жизнь совместную на Яви, им много счастья обещав. И обещание своё сдержала: сплошным потоком счастья их жизнь совместная была. Более всего Добрина, от Лады переняв, выращивать цветы любила, и нередко Лада ей из Мира Дальнего цветы в дар присылала. Добрей не отставал от Радости своей – так звал Добрину он, во всём ей помогал и многому учился у неё, и многому учил её – так жили не тужили, радуя друг друга и доброславов заодно. И доброславы едва ли не Богами их считали и всем советам их внимали – вот так вот пребывали без хлопот, счастьем наслаждаясь беззаботным. И вот Гром всё же грянул и всех застал врасплох.

В Совет входили двенадцать доброславов, но сегодня к ним двое добавилось ещё – то были Добрёнок и Добринка, которые для всех любимчиками были, и многое им разрешалось, чего другим не позволялось.

– Сегодня странные ко мне пришли слова, – так речь свою Добрина начала, всех строгим взглядом обводя. – Они такие:

«Пришёл то Враг коварный,

Похитить счастье у добрят,

И будет миру гибель,

Если вдруг они проспят».

– Потом явилась Чаша мне – она стояла в темноте, как будто бы покрытая цепями и задыхалась там, средь Мрака Зла.

– И мне сегодня были строки, – сказал Добрей, с Добриной рядом становясь.

«Оставьте речи,

Когда пылающий Огонь Похищен, украдён.

Ковать вам надобно Мечи

И Чашу светлую спасти!»

– А что такое есть Мечи – вот это непонятным осталось мне.

Мирослава поднялась, что первою певуньею слыла:

– «Кто Мир спасёт? – мне Голос прозвучал с Высот. – Не богатырь, и не мудрец, а самый малый молодец». Как это понимать – кто-нибудь разгадку может подсказать?

Собака Дружка, что ни на шаг не отходила от детей – своих друзей, вдруг гавкнула Совету:

– Добринка и Добрёнок Мир спасут и Чашу Светлую вернут!

Добрей шутливо собаке сделал страшные глаза:

– И ты пророчицей уж стала?! И на том спасибо. А пока сиди и слушай, что люди говорят, – Добрей сегодня очень озабочен был и так с собакой никогда не говорил. Он с Дружкой часто по лесам бродил и с ней беседовать любил – та о Лошади какой-то всё твердила, которая с иного Мира вместе с ней на Явь когда-то прилетела и даже ржать таинственно умела, а это что такое, Добрей не понимал, но знал, что эта Лошадь на себе Богов возила, да вот беда – пропала как будто в никуда. А так травой она кормилась и хвост ещё имела и копыт четыре штуки, на которых и скакала по траве. Добрей ту Лошадь обещал найти, да было всё ему не по пути, куда-то в сторону его сносило, да и Дружка след не находила. Но сегодня Добрей был крайне озабочен, и вид его был очень грозен: лицо Добрея тень накрыла, глаза как молнии сверкали, а голос громом грохотал. На Посох опирался он, конец которого украшен дивным Шаром синим был, внутри его горел Огонь – как легенда древняя гласила, этот Посох сам оставил Ра, чтоб сбиться не могли с пути. Посох был волшебный, не простой – он громадной силой обладал, стрелы-молнии метал, во мраке путь он освещал, мог гору вверх поднять и тучи разогнать.

Однажды дед Добрей, чтоб внуков позабавить, заставил камни вверх по горе скакать и даже в воздухе летать, а как-то дерево одно взбесилось и начало цветы топтать – Добрей лишь синий луч из Посоха направил, и древо вновь сознанье обрело и в Лес спокойненько ушло.

– Доброславы! – Добрея голос загремел в торжественной тиши. – Мы собрались в суровый час, что был предсказан многие века назад. Судьба всей Яви и нашей вместе с ней теперь зависит от того, вернём мы Чашу или нет. Хозяин Яви Ра изменил и власть над Явью в Зло обратил. Он силы Тьмы призвал и сам их пестовал. Давно с Добриной за ним мы наблюдаем и измену Свету примечаем. Почему же нашу Чашу Яви Властелин украл? Она Огнём своим сжигала мыслеформы Зла, которые Властитель Яви порождал и пространство Нави ими засорял. Если Чашу не вернём, то в скором времени сознания огонь потухнет в нас, и станем мы подобны гоблинам и оркам, что мыслить вовсе не умеют. Словом, в Чаше – наша жизнь! – Добрей остановился, вытер пот со лба и тяжело вздохнул: – Чашу надо возвращать! А как? Вот это будем обсуждать.

Старейшины молчали: они уже давно считали, что Чаша просто так горит, что Чаша – лишь память о Богах, а что от Чаши зависит жизнь всей Яви, для них как громом прозвучало. Ведь многое они забыли и к седым преданьям относили сказанья о Богах, что здесь ходили, и эту Чашу подарили, и Камень Адамант зачем-то принесли, что весь травой и мхом уже порос. В сознании старейшин мысли хаотически носились, сшибались, разлетались, в мелкие клубки сплетались и снова разлетались – решение никак не приходило, где-то в стороне оно бродило и доброславов всё никак не находило.

Тогда Добринка малая с зелёно-синими глазами, что ярче солнышка сияли, решительно шагнула в круг, кипя решением заветным:

– Что зря тут рассуждать?! Обратно Чашу надо забирать!

Добрёнок с сестрёнкой рядом встал, взор его огонь метал, и Дружка пристроилась меж ними, сердито зарычав: за своих хозяев молодых она была готова жизнь отдать, любого покусать, коль в этом бы нужда настала.

– Войной идти нам надо на Чёрного Врага! – сестрёнку Добрёнок поддержал. – На месте сидя, Чашу не добыть! И если надо, за Чашей сами мы пойдём, и Чашу нашу мы найдём!

Вид у компании был самый грозный. Старейшины не знали, смеяться им или сердиться, и кто-то понарошке всё ж сурово произнёс:

– Вы как тут очутились? А ну-ка быстренько домой бегите!

– Так надо, чтобы здесь мы были! – Добрёнок гордо отвечал. – С утра Совет мы провели и к решению пришли: за Чашей надобно пойти!

От изумленья Старцы потеряли речь; во все глаза они глядели на юных удальцов, которые стояли, высоко головы подняв, – такого не бывало отродясь.

– Спасибо за совет, – Добрина внукам пальцем погрозила. – А теперь бегите к матери домой. Там вместе с ней Совет свой проводите.

Детей с холма как ветром сдуло, а впереди их мчалась Дружка, хвост рыжий распустив. Их взглядом проводив, Совет продолжил заседать.

– А дети-то правы, – Добрина заявила. – Нам Чашу надобно спасать и надо срочно действовать начать. А так мы можем говорить здесь целый год, и всё не будет толку никакого. Нам опыт дней безчётных застилает ум, мы прошлым в основном живём и мерой той событья мерим. Детский ум живёт без груза лет, он ясен, прост и ближе к Истине стоит, а Истина лишь в действии себя являет. Мы слишком долго вольготно, беззаботно жили, но, кажется, пора пришла нам просыпаться и всерьёз за дело взяться. Враг могуч, но вместе мы ведь тоже сила! Творцы нам мощный разум дали, его пора на деле проявить.

Добрей супругу слушал, а сам же напряжённо думал, как Чашу вызволить из плена. Про мощь Властителя планеты Добрей не понаслышке знал и сам не раз он наблюдал, как тот одной лишь мыслью горы сокрушал, ярые стихии поднимал, и Маракару ими окружал. Да, в Тёмную Страну так просто не войдёшь и Чашу просто не возьмёшь. Яви Чёрный Властелин не для того же Чашу взял, чтоб поиграться и отдать. Удар он в сердце самое нанёс: без Чаши может рухнуть под напором Зла сама Отпорная Стена. Чаша спрятана в горе, но только где? Гор много в Маракаре, и вряд ли Чашу Враг оставит без охраны. И почему-то в ней Огонь не потушил? Не смог или ловушку хитрую оставил: ведь дал же он увидеть Чашу им. Тогда же Добрей почуял чей-то тяжкий взгляд с насмешкою недоброй, и чья-то тень рогатая по краюшку его сознания мелькнула… Хитёр, хитёр Властитель Яви: какую пакость он новую придумал? Надо бы в сознание Врага проникнуть и замыслы узнать, чтоб правильные меры ответно предпринять…

– Сознание нам надо всем объединять, – речь тем временем Добрина продолжала, – и Чашу возвратить. Нам в этом Посох Ра поможет, который силу нашу укрепит.

Много доброславы говорить не говорили, а к делу сразу приступили: они прониклись важностью момента и желаньем запылали обратно Чашу возвратить. На Посох Ра все мысли направили свои, и камень, что Посох украшал, вдруг загорелся красным огоньком, потом он синим занялся Огнём и далее лиловым раскалился цветом: то мысли доброславов в единое сливались, и вдруг Стрела из Посоха ушла туда, на Запад, где Тьма глубокая легла. Пространства как будто бы не стало, Чаша пред доброславами предстала, в ней пламя белое сияло, образы рождая Краса-ты. Доброславы руки к Чаше протянули, и Чаша стала подниматься, чтоб в руки им предаться. Но тут рогатая мелькнула тень, Дракон чернейший из мрака проявился и ярым хохотом он разразился – в нём мощь ужасная гремела, сознанье доброславов сокрушая и изнутри взрывая болью жуткою такой, что многие на землю пали и с Холма скатились, а Посох, что у Добрея был в руках, вдруг запылал невыносимо, и камень разорвался, осколками Добрея смертельно поразив. Дракон в довершие всего огнём зловонным полыхнул из трёх своих пастей и смёл с Холма остатки доброславов – так в несколько секунд разгромлен был Совет.

Из Совета многие в тот день погибли – в Мир Нави перешли, Добрина же надолго сознанье потеряла и, сильно обожжённая, страдала – была она ни жива, ни мертва. Добрей из Мира Нави прилетал и по ночам с Добриной рядом он бывал. Добрей совсем прозрачный стал – просвечивали звёзды сквозь него, особенно вначале, но потом он тело тонкое своё сгустил и уплотнил, и внуки даже трогали его – любимого дедусю: он был прохладно-влажный и очень пить любил, особенно квасок медовый, травяной. Когда душа Добрины во время сна из тела выходила, то она с Добреем куда-то вместе улетала, но куда? По возвращении про то они молчали и только запах тошнотворный порою издавали – скорей всего, они бывали в Маракаре иль в низших сферах Нави и посеревшими оттуда возвращались – аура заметно их темнела, рубиновым кольцом вокруг их душ горела, – но это всё случалось, когда внучата обычно спали и потому лишь раза два такими деда с бабушкой они видали.

Глава 5

Новый Совет думает и решает

По Добрееву указу новый создали Совет, куда вошли родители Добрёнка и Добринки – Добромил и Добромила. Едва ль не каждый день Совет тот заседал, но что решал, то было неизвестно для детей, но, судя по виду мрачному, по спорам, что возникали между матерью и отцом, решение заветное не приходило: Камень Адамант в глубокое молчание ушёл, и даже искры не сияли на поверхности его; предки из Мира Нави и из Мира Прави советов не давали, и Бог Солнца Ра молчал – только пятна гнева пробегали по лику светлому его; не тучи – страха непонятного мгла серая копиться начала в небесной глубине; горы, что вершинами далёкими белели, в мареве теперь пропали; Солнце в нём кровавое горело, хотя наутро чистое всходило, омывшись где-то в небесах, и радость вроде бы сулило, но как-то потусклей светило – света даже в полдень явно не хватало; ветер ледянистый с гор слетал, что было вовсе не обычно, и ночами стужей пронизал; плоды деревьев по ночам светиться даже перестали и песни петь – они боялись, что их станут есть.

Словом, жизнь в Долине мирной безпокойством забурлила.

А Добрёнок и Добринка в согласье с Миром жили: они любили каждый кустик, травинку каждую, цветочек, плодов не рвали, грибов не собирали, а Солнышка лучом питались и пили воду из ключа, что возле дома пробивался и радостно игрался с солнечным лучом. Когда ночь наступала, пичужки и зверушки к ним прилетали, прибегали и лаской окружали, а брат с сестрёнкой радость им горстями раздавали (колодец сердца их бездонным был), и рот не закрывался у детей, а сам собою пел, и рядом с ними всё начинало петь и веселиться. Но Добрёнок и Добринка всё примечали: и неба хмарь, и Солнца диск багровый и печальный, и тихий рокот волн в Быстринке, и взрослых озабоченные лица, понурые их спины, печальные глаза, что бегали туда-сюда, как будто бы ища, куда от бед грядущих им укрыться, что с Запада зловеще нависали над страной.