Пролог. Июль в Пампоне
…Казалось, в этой комнате ничего не менялось со времён Гражданской войны: пол, выложенный красным кафелем, пожелтевшие фотографии на стенах, облупившееся гипсовое распятие, две старомодные кровати с никелированными шарами, стоящие в глубоком алькове, окно с балконом, ограждённым чугунной решёткой.
Дом был старый, и его толстые крепостные стены защищали, как видно, не только от июльского зноя, но и от неумолчного потока времени.
Вот сейчас откроется тяжёлая дверь, и на пороге появится стройная и гибкая, словно толедский клинок, герцогиня Альба. Или герцогиня ди Медина-Сидония в чёрном бархатном платье, пришедшая на тайное ночное свидание с талантливым, но бедным молодым поэтом или художником…
Но было раннее утро, и появилась на пороге вовсе не герцогиня, а хозяйка дома, почтенная сеньора Ампаро – толстая, носатая, с чёрной бородавкой на щеке. Из бородавки торчал пучок седых волос.
– И за всё это – пятьсот евро в сутки? – сказала Элис. – Вы спятили, любезная Ампаро. В прошлом году мы с Марком платили сотню, и то считали, что много… Ведь у вас даже кондиционера нет!
– Дорогая сеньора Алисия! В прошлом году здесь не было такого наплыва туристов. А нынче как сбесились! Вчера два каких-то англичанина предлагали за комнату вдвое больше, но муж сказал, что спустит поганых извращенцев с лестницы. Вы же знаете моего Херальдо… А вам и сеньору Маркосу мы всегда рады, но сами понимаете – кризис… К тому же наш премьер сказал, что Испания поднимается с колен и что довольно пресмыкаться перед Штатами… Я, конечно, не имею в виду вас с сеньором Маркосом… К тому же Хуанито уже принёс ваш багаж! Не тащить же его назад?
В комнате появился подросток, с кряхтением волочивший два чемодана. Из одежды на нём были одни шорты.
– Encierro начнётся в шесть, – сказал Хуанито. – Сеньора Алисия, вы разрешите мне посмотреть encierro с вами на балконе?
– Хуанито, твой английский стал гораздо лучше, – сказала Элис. – А что такое encierro?
– Это когда быки побегут, – сказал мальчик. – И сеньор Маркос. И знаете, сеньора Алисия, все парни мне завидуют, потому что сеньор Маркос останавливается в нашем доме…
– Гнусный льстец! – воскликнула Элис. – Ваше предприятие перейдёт в надёжные руки, сеньора Ампаро. Ладно, чёрт с ним. Не стоит менять привычки из-за какого-то кризиса…
Они с Марком приехали в Памплону часа два назад, но город не спал – на улицах и на Plaza de la Constitucion играли десятки маленьких оркестров и один большой – военный. Улицы были запружены толпами танцующих. Конечно, День святого Фермина не мог потягаться с карнавалом в Рио-де-Жанейро, но только по масштабам, а не по накалу страстей.
Памплона – маленький городок, и его жители мгновенно потерялись в нахлынувшей орде туристов.
Небо освещалось непрерывным фейерверком. Дико гремели негритянские барабаны, завывали флейты и, кажется, даже волынки. Любой хэви метал потерялся бы в этом хаосе звуков…
– Нечего бездельничать! – сказала хозяйка. – Ступай вниз, у отца много дел в кафе. Помочь вам, сеньора Алисия?
– Не нужно, – сказала Элис. – Лучше принесите кофе. Ваш знаменитый кофе! Как я мечтала о нём!
– Это потому что в Америке пьют не кофе, а помои! – с гордостью сказала хозяйка и, тяжело переваливаясь, прошла к двери.
Элис присела на кровать и закрыла глаза. Их автобус пришёл в Памплону с большим опозданием, потому что по дороге то и дело приходилось останавливаться – патрули «гуардиа сивиль» искали очередных баскских террористов.
За окном пронзительно свистели флейты, так что выспаться всё равно бы не удалось.
Дверь распахнулась, и в комнату влетел Хуанито:
– Сеньора Алисия! Вас хочет видеть какой-то американо! Я сказал ему, что нельзя, что вы переодеваетесь, но он вытащил пушку…
Он не договорил, потому что в комнату вошёл молодой человек в сером фланелевом костюме, совершенно неуместном на нынешнем празднике и при нынешней жаре. Только на голове у него почему-то была бумажная клоунская шапочка.
– Рон? – сказала Элис. – Какого чёрта вы здесь делаете?
– Я искал вас, мисс Элис, – сказал Рон. – Долго искал. И всё-таки нашёл.
– Зачем? – сказала Элис. – Мой ответ вам заранее известен.
– И всё-таки я хотел бы вам напомнить, – сказал Рон, – что ваши родители…
– Напомните лучше им, что я уже давно совершеннолетняя, – сказала Элис. – И живу своей собственной жизнью…
– Их тревожит ваша связь с этим русским проходимцем, – сказал Рон. – Во-первых, он намного старше вас…
– Во-первых, он такой же русский, как мы с вами, – сказала Элис. – А во-вторых, нынешние молодые мужчины сами мечтают, чтобы их кто-нибудь трахнул… Хуанито! Маленький негодяй, вон отсюда! Нечего слушать разговоры взрослых!
С обиженным видом – я-де на всякий случай остался, вдруг этот тип будет руки распускать, – подросток прошествовал за дверь.
– Encierro вот-вот начнётся! – сказал он напоследок.
– Ладно, Рон, убирайтесь. Все равно вы ничего не добьётесь, – сказала Элис. – Только зря тратите своё и моё время. Я не собираюсь из-за вас пропустить encierro…
С этими словами она открыла балконную дверь и вышла. Фланелевый Рон последовал за ней.
– Вы бы ещё шубу надели, – сказала Элис. – И вообще – может быть, я стесняюсь появляться в вашем обществе… Марку это может не понравиться…
– Плевал я на этого прощелыгу, – сказал Рон. – Уверяю: короткий мужской разговор – и он сам от вас отстанет…
– Ну-ну, поглядим, – сказала Элис. – Если уж приехали сюда, то любуйтесь этим неповторимым зрелищем. Между прочим, место на этом балкончике стоит немалых денег. Так что пользуйтесь пока на дармовщинку…
Рон со скучающим видом поглядел на весёлую толпу, кишащую внизу, на ранних посетителей кафе, рассевшихся за столиками, на площадь… Казалось, что молодой человек хочет плюнуть кому-нибудь на голову, и только хорошее воспитание мешает ему это сделать.
Смолкли, как по команде, оркестры, и где-то вдали грянул выстрел.
Сначала в конце улицы появилась толпа бегущих мужчин – все в белых рубахах, повязанных красными шарфами, в белых штанах и в красных баскских беретах.
– Ну и где же ваши быки? – сказал Рон.
И появились быки. Восемь быков, восемь тяжелых, чёрных, лоснящихся крупнокалиберных снарядов. Они мчались во весь опор, угрожающе крутя рогатыми башками. За ними шли три вола, гремя колокольчиками.
– А это что за солидные джентльмены? – сказал Рон.
– Вы ничего не понимаете, – с досадой сказала Элис. – Волы не дают быкам повернуть назад… Марк называет их «zagradotrjad».
– А где же сам хвалёный Марк?
– Не туда смотрите. Он не в толпе. Он бежит между быками…
Действительно, между быками, лавируя, виртуозно уклоняясь от рогов, мчался высокий тощий человек, одетый как все участники encierro. Из-под берета торчали седые волосы. За спиной у него болтался традиционный мех с вином.
Вдруг седой неожиданно метнулся в сторону и вскочил на спину одного из быков.
Толпа выдохнула восхищённое «оле!».
– Он не продержится и пяти секунд, – сказал Рон. – Тоже мне, родео устроил…
Но седой продержался и пять, и десять секунд, хотя бык и старался его стряхнуть. Наконец седому это надоело, и он перескочил на быка, бегущего рядом.
Толпа снова приветствовала его восторженным воплем.
– Это мой Марк, – сказала Элис.
– Подумаешь, – сказал Рон. – Рога подпилены. Быков накачали транквилизатором. Знаем мы эти штучки…
Вдруг один из бегущих споткнулся на ходу. Последний бык наклонил голову и отбросил его в сторону. Парень врезался в забор и там остался. На его рубахе расплывалось красное пятно…
– Подумать только, что эти идиоты развлекались так ещё до Колумба, – сказал Рон, когда encierro закончился и они ушли в комнату.
– На завтра будет то же самое, – сказала Элис. – А этих быков убьют сегодня на арене.
– А на арене ваш Марк, случайно, не подрабатывает? – сказал Рон.
– Нет, конечно, – сказала Элис. – Попасть в матадоры труднее, чем в любой элитный клуб…
– Представляю себе жизнь этого типа, – сказал Рон. – Скорее всего он бухгалтер или мелкий клерк. Одиннадцать месяцев в году он сидит за столом в нарукавниках. Хозяин держит его в чёрном теле и к тому же спит с его женой. Сослуживцы ждут не дождутся спровадить его на пенсию. Зато в отпуске такие ребята оттягиваются: восходят на горные вершины, плывут по бурным рекам, ищут под водой испанские галеоны с золотом. И чувствуют себя при этом настоящими мачо…
– Вы дурак, Рон, – сказала Элис. – Марк не бухгалтер. Он сталкер.
– Сталкер – это такой русский бродяжка? – сказал Рон.
Ответить Элис не успела, потому что в комнату влетел запыхавшийся, потный «русский бродяжка». Он остановился, снял со спины бурдюк, откупорил его, запрокинул голову – и тонкая розовая струя устремилась прямо в глотку.
Седой напился, заткнул пробку и с удивлением воззрился на фланелевого Рона:
– Это что ещё за яппи?
– Это человек моего отца, – сказала Элис. – Пришёл наставить меня на путь истинный…
– Интересно, – сказал седой. – Ну и как, наставил?
– Мистер Марк, – сказал Рон. – Я предлагаю вам по-хорошему оставить мисс Берковиц в покое. Пока её семья не обратилась в суд.
– Я тоже предлагаю вам по-хорошему убраться отсюда, – сказал седой. – Иначе вас ждёт неприятнейшая процедура…
– Ага. Папаша хочет меня побить, – оскалился Рон. – Ну-ну, поглядим.
– Нет, – сказал седой. – Я к тебе пальцем не притронусь. Просто ты сам спрыгнешь с балкона. По доброй воле. Тут невысоко. Но ещё не поздно уйти через дверь…
– Сейчас я выбью из тебя всё дерьмо, – сказал Рон.
– Лучше уходите, Рон, – сказала Элис. – Пока Марк добрый.
– Да чтобы я… – начал фланелевый.
Седой сталкер вышел на балкон и крикнул:
– Херальдо, старый чёрт! Сейчас я пришлю к тебе одного настырного американца! Пересади этих девочек за другой столик, потому что он грохнется точнёхонько туда! И возьми с него деньги за порчу имущества!
Часть первая. Vita Bre…
…Но были ли на самом деле ковбои такими, как их принято показывать в бесчисленных вестернах?
…Каждый третий из ковбоев был негром, а каждый четвёртый – индейцем.
…Ковбои из кинофильмов обычно предпочитают больших красивых лошадей. Настоящие же ковбои ездили на маленьких, часто на пони, и редко на одном и том же коне целый день.
…Кольт бил точно лишь на несколько метров, и попадание с дальней дистанции в движущуюся мишень – чистая фантазия.
…В действительности редко кто носил два пистолета сразу – это считалось проявлением эксцентричности или признаком новичка.
…перестрелки в помещениях не были возможны, так как уже после первого выстрела чёрный дым заволакивал салун удушающим облаком…
…Кстати, от бедра, как это модно показывать в вестернах, метко никто не стрелял, да и вообще меткость ковбоев оставляла желать лучшего ввиду недостатка тренировки (заряды были достаточно дорогие).
С. Мазуркевич. «Энциклопедия заблуждений»
Глава первая
…Дэн Майский сидел на краю крыши завода железобетонных изделий, болтал ногами и бросал вниз камешки – словом, вёл себя в высшей степени безответственно. Да и то сказать: сверху Зона, да ещё в редкий ясный день, да ещё в тихом месте, на окраине, кажется не такой уж страшной. Обычная заброшенная земля, вот только человеческий фактор её испортил.
– Вы бы ещё, панычок, оттудова посикать изволили, – ехидно присоветовал сталкер по прозвищу Мыло, злокачественный ветеран.
– Ибо сказано: лучше нет красоты! – поддержал его другой сталкер, Матадор, седой и тощий.
Дэн Майский среагировал не сразу, он неспешно повернулся на заднице, поднялся, не опираясь на руки, и вопросительно посмотрел на своих спутников.
– А если бы мы вас столкнули? – спросил Матадор.
– А зачем? – сказал Майский.
– А из-за снаряги, – сказал Мыло.
Славная снаряга у столичного гостя Дэна Майского! Отличнейшая! Не затрёпанный комбез вольного бродяги, в грязи и заплатах, но натуральный композит под старую кожу камуфлирующей расцветки. Да он ещё, поди, и цвет меняет по необходимости! Да он ещё, поди, и армирован весь внутри, чтобы пули не брали! Да в нём, поди, и силовые контуры установлены – не экзоскелет, конечно, но силушки прибавляет изрядно! Разве что стразов по швам не хватает, да и то единственно потому, что вышли стразы из моды. А разгрузка! Мать моя Зона, сколько ж добра понапихано в ту разгрузку! А рюкзак! В нём наверняка и аптечка от всех ран и болезней, и боеприпасы для затяжного боя, и сухпай на неделю, и чего ещё там не припасено для дальнего и опасного рейда! А примочки! А прибамбасы! А гаджеты! Свет не видывал ещё таких гаджетов!
Шлем на голове Майского подобен головному убору победоносного римского легионера, только вместо гребня у него лазерный фонарь – ослепит он и кровососа, и псевдогиганта, разве что здешних собак не ослепит, поскольку они и так слепые. А потом Дэн Майский запинает дерзкую тварь чудесными башмаками-самоходами…
Кажется, сними с себя Дэн Майский всю эту неслыханную роскошь – и пойдёт снаряга сама по себе хоть на Янтарь, хоть к Радару, да хоть и в страшную деревню Павшино. И будут мутанты расступаться в страхе и трепете перед уважаемой снарягой. Знать, куплена она не у жмота Сидоровича в подозрительной лавочке на последние гроши, но приобретена в элитном магазине «VIP-сталкер» по кредитной карточке на главнейшей улице Москвы, а то и самого Киева.
И весь из себя Дэн Майский словно пришелец из светлого будущего.
А вот телохранителей его смело можно назвать реликтами прошлого.
И у Мыла, и у Матадора комбезы старенькие, чинёные, вместо шлемов банданы выцветшие, рюкзаки похожи больше на солдатские мешки-«сидоры», а телохранят ветераны своего клиента при помощи обычных автоматов, и кажется, что автоматы те будут постарше самого конструктора Калашникова.
…– Не столкнули бы, – сказал наконец Дэн Майский. – Во-первых, мой шлем показывает, что у меня за спиной творится. Во-вторых, при падении можно повредить снарягу, как вы выражаетесь…
– Молодой человек, – сказал Мыло. – Это Зона. Здесь не то что человека – куста приходится опасаться. Я же вас всю дорогу одёргивал, напоминал, только что по затылку не лупил – но будет нужно, тресну…
– Не треснете, – сказал Майский. – Теодор Аблязизович меня заверил, что вы самые лучшие и надёжные…
– А раз лучшие, то и слушайтесь, панычок, – сказал Мыло. – Меня самого в ваши годы ох били, ох били… Как только не убили?
Дэн Майский промолчал.
– Ничего, – хладнокровно сказал Матадор. – Зона и не таких учила. Главное – всегда помнить, что твоя пуля где-то летит…
Накаркал старый ворон. Пуля летела-летела – и пролетела. В смысле – не попала. В смысле – ни в кого.
Но Дэн Майский всё равно охнул – и присел.
– Вот, – наставительно сказал Мыло.
– Вот злонравия достойные плоды! – поддержал его Матадор.
– Ладно, мир, мир. – С этими словами Майский выпрямился. – Только вот сдаётся мне, что пуля не так летит. То ли я под пулями не бегал? И на Кавказе, и в Абадане, и на Кубе… Врать не буду – кланялся я им, ещё как кланялся…
– И это правильно, – сказал Матадор.
– Только вот не припомню я, чтобы пуля летела так медленно, да притом гудела, словно майский жук…
– Нема в Зоне хрущив, – сказал Мыло. – И слава богу, шо нема. А то бы они нам так смутировали…
– Так что это всё-таки было?
Матадор и Мыло переглянулись, как переглядываются шкодливые детки.
– А це, добродию, не простая куля, – сказал Мыло, который то и дело переходил с русского на суржик без словаря и обратно. – Це куля-дура.
– Так ведь всякая пуля – дура, – сказал Майский. – Так ещё Суворов учил…
– Это, молодой человек, так называемая блуждающая пуля, – пояснил Матадор. – Если пуля пролетит сквозь гравитационную аномалию, именуемую «кикс», то суждено ей летать теоретически вечно. Практически же она рано или поздно налетит на какое-нибудь препятствие, и этому препятствию не позавидуешь. Произойдёт миниатюрный ядерный взрыв, поскольку пуля аккумулирует кинетическую энергию…
– Я вас умоляю, – сказал Дэн Майский. – Господа, я в Новосибирске физмат окончил, не всё ещё позабыл…
– Так ведь физики в Зоне съезжают с катушек в первую голову! – радостно вскричал Матадор. – Я и сам съехал! Бросил докторскую, лабораторию, родной коллектив – и подался в вольные бродяги!
На самом деле докторскую Матадор с грохотом завалил, со всеми оппонентами пересобачился, а в Зону пошёл единственно с целью доказать соперникам, что они козлы, да так и застрял там на долгие, по сталкерским меркам, годы.
– Не зря же всем молодым специалистам на производстве внушают: забудьте всё, чему вас учили, – продолжал Матадор. – Считайте, что Зона – тот же завод по выпуску аномалий, артефактов и мутантов. Так что ничему не удивляйтесь и всего опасайтесь…
– …и ничему не верьте, – сказал Майский. – Особенно опытным и проверенным ветеранам. Врёте вы всё, господа. Как говорит моя племянница: «Дядя, ты меня шутишь». Конечно, новичка развести – святое дело. Хотя придумка хороша, я обязательно её использую…
Сталкер что рыбак – не удержится, чтобы не приврать. Это все знают. Зона развивает, помимо всего прочего, и безудержную фантазию.
– Душно мени, – сказал Мыло и завертел головой. – Що за пекло! А ще тильки травень!
– А я представлял, что в Зоне вечный сумрак и дождь, – сказал Дэн Майский. – И небо низкое, как в Заполярье.
Он вернулся к парапету, достал бинокль и принялся рассматривать открывшийся пейзаж.
Эх, Зона, сука Зона, и кто тебя выдумал? В чью дурную голову под фуражкой пришла мысль после одной беды другую спроворить? Мало вам было рванувшего реактора, мало было загубленных жизней солдатиков да ликвидаторов, вам ещё секретных разработок захотелось? Проклял человек эту землю, ну да и она в долгу не осталась…
– И що ж вы, панычок, бачите? Щось цекавое?
– Да нет, – сказал Майский и убрал оптику в один из бессчётных карманчиков. – Ничего особенного…
– Жара – это плохо, – сказал Матадор. – Жара иные аномалии скрывает, воздух дрожит, будто всюду «жарки» понатыканы…
– Я что-то сомневаться начал, что мы вообще в Зоне, – сказал Майский. – Вот Теодор Аблязизович вам приказал меня беречь, а вы и перестарались, завели дурака в Предзонье, а теперь прикалываетесь…
– Знаете ли… коллега, – сказал Матадор. – Большой нам не приказывает. Вольному сталкеру нельзя приказать. Вольному сталкеру можно только сделать предложение, от которого он всегда вправе отказаться. Не стану скрывать – это действительно один из немногих сравнительно безопасных участков Зоны, своего рода оазис, «глаз бури». Мы с Мылом его давно открыли и придерживаем для себя. Так что прошу вас не болтать лишнего – по-человечески прошу…
– Вообще-то болтать – моя профессия, – сказал Майский. – Но не со всеми и не обо всём.
– Так вы же вроде бы физик, – сказал Матадор.
– Увы, – сказал Майский. – Ни дня не работал по профессии, надо было всю родню кормить, как доктору Чехову. Потому и подался в журналистику…
– Не любим мы журналистов, – сказал Матадор. – Зачем они нам? Жаловаться на бандитов и перекупщиков? «Дорогая редакция, примите меры по обузданию мародёров»?
– Пышуть та пышуть, як на сдельщине роблють, – добавил Мыло. – Придэ такий бисов хрен: я, каже, маю намер напысати статтю… А що вин людыну можэ пид иншу статтю пидвести, вин и не думае…
– Да не буду я никаких статей писать, – с досадой сказал Майский. – А заказали мне сценарий. Мне, главное, духом проникнуться, реальных деталей набраться… А пока я ничего не понимаю, и зачем мы здесь торчим, тоже в толк не возьму…
– Конечно, – сказал Матадор – и вдруг вытянулся и заговорил в гарнитуру: – Здесь Матадор. Да, сэр. Нет, сэр. Нормально, сэр. Хорошо он себя ведёт, не рыпается. Но Зона учит. С «дурой», например, познакомился. Да, верховая «дура», долго летает. Откуда ж её выпустили, неужели с высотки в Припяти? Нет, стрельбы не слышно… Да кто сюда сунется, сэр? До связи.
И, обратившись к Майскому, сказал:
– Вот, беспокоится о вас Большой, а ведь у него сейчас дел полно… Он вам кто?
– Кто, кто… Жан Кокто! – буркнул Майский. – Должен мне по жизни ваш хозяин…
Матадор подошёл к нему и взял за грудки.
– Слушайте… коллега, – процедил он. – Никогда – слышите, никогда! – не произносите в Зоне этого слова. Зона может неправильно понять. К тому же Большой нам вовсе не этот самый. Просто он является для нас авторитетом.
– Понял, – поспешно кивнул Майский. – Допустил косяк, исправлюсь… Да отпустите вы меня… коллега!
Матадор разжал пальцы и слегка оттолкнул журналиста.
– Не обижайтесь, – сказал он. – У нас за иное слово и кишки выпустят…
– Прямо уж кишки, – сказал Майский. – А подраться я так даже с удовольствием, ментов здесь нет…
– Снидать пора, – неожиданно сказал Мыло. – На зори пишлы, а уж пивдень…
– В самом деле, – сказал Матадор. – А я-то думаю – чего это я такой раздражительный? А это я не жрамши!
Везде человек умеет устраиваться, даже в Зоне – с какой буквы её ни пиши. Вот и у Мыла с Матадором был оборудован на крыше свой уголок за кирпичной будкой вентиляционной вытяжки. Тут стояли несколько армейских ящиков, к одному был приколочен лист фанеры.
Мыло развязал свой рюкзак, вытащил оттуда здоровенный шмат сала, пластиковый пакет с огурцами, краюху хлеба. Белый платок с петухами, в который завёрнуто было сало, он расстелил на фанере.
Матадор принялся доставать из карманов яйца – и надоставал их целый десяток. Чем его вклад и ограничился.
– А я читал, что вы в поле одними консервами и сублиматами питаетесь, – сказал Майский.
– Только в рейде, – сказал Мыло, отключив суржик. – А тут у нас, считайте, пикник на обочине…
И снова переключил языковой регистр:
– Добродию, а що в вас у ций пляшечци? Не горилка ли часом?
В объёмистом термосе у Дэна Майского плескалась не горилка, а добрый ирландский «Клонтарф». Иные предпочитают шотландские напитки – не верьте им, ибо такие люди сущеглупые. Так что ступай себе мимо, Джонни Уокер, здесь пойло для настоящих мужчин…
Мыло вытащил страшного вида нож и стал резать им сало.
– С танкового плунжера выковав соби, – сказал он. – Ото ж добра сталь… Скильки кровосмокив попластала…
Майскому стало даже стыдно за свой пижонский тесак серии «Колд стил» в ножнах на правом бедре, да и за хищно изогнувшийся ножичек «десперадо» в потайном кармашке на рукаве.
– Ты хоть лезвие-то вытер с последнего раза? – сказал Матадор.
– Не помню, – сказал Мыло.
Майский крякнул, достал стаканчики, открыл пару банок с паштетом фуа-гра и кусок копчёной сёмги.
– А вообще-то разве можно в Зоне так, сразу… Внимание рассеивается, бдительность теряется…
– Это у вас на Материке пьют, – сказал Мыло. – А мы радионуклиды вымываем!
– Ну, за удачу! – сказал Матадор.
Если бы ирландцы умели солить огурцы, то лишь ими бы и закусывали свой виски… Но нет в мире совершенства!
Когда огурцы кончились, а сало ополовинилось, Майский сказал:
– Может, объясните столичному гусю, чего мы здесь ждём?
Сталкеры посмотрели на столичного гуся испытующе.
– Ни, – сказал Мыло. – Раньше ты нам, мил-человек, объясни, что ты за мил-человек. Чого ты у Зони забув?
Майский махнул рукой.
– Это долгая история…
– А мы и не торопимся, – сказал Матадор.
– Про давосский теракт слыхали?
– Смутно, – сказал Матадор. – Мы тут телевизор не смотрим, газет не читаем, газеты для другого надобны… Многие, кстати, в Зону для того и уходят, что обрыдли им ваши дела, своих забот хватает…
– Так вот, – сказал Майский. – В прошлом феврале шло там традиционное совещание всемирных финансовых шишек. Полный бомонд: фраки, смокинги, хрен, перец… Все собрались, кроме Сороса – чуял что-то, собака старая…
– Он ещё жив? – удивился Матадор. А Мыло не удивился – то ли знал, что престарелый магнат ещё жив, то ли не догадывался о существовании какого-то там Сороса. Второе вернее. Зато и Сорос небось слыхом не слыхивал о сталкере по прозвищу Мыло!
– …ну и прессы навалом, – продолжал Майский. – Охраны понагнали, вертолёты летают, никаких лыжников на сто вёрст вокруг… Стреляют во всё, что движется, куда и европейский гуманизм подевался. Только это не помогло. Палестинцы стакнулись с антиглобалистами…
Матадор хмыкнул, а Мыло и ухом не повёл, словно речь шла о противоестественном союзе ирокезов с могиканами.
– Это явно не один год готовилось, – рассказывал Майский. – Внедрили потихоньку своих людей в обслугу, взрывчатку в кухне прятали – это потом выяснилось, стволы – на лыжной базе. И вот ночью накануне главного совещания – пожалуйте бриться. Всех из номеров повытаскивали, кто в белье, кого с девки сняли, министр не министр, генеральный не генеральный… Ну и нас, болезных – журналистов, охранников да ту обслугу, что не в курсе была, – туда же. Потом, однако, стали разбираться, кто да что.
– А что же охрана? – не поверил Матадор. – Там, поди, такие асы…
– Так кухня же под террористами была, – сказал Майский. – Намешали в еду какой-то дряни, все как сонные мухи. Да и распустились – всё-таки Давос, горы, сроду ничего не случалось. Ну, определили, кто есть ху, да и поделили. Финансистов согнали в сауну, охрану вывели и на всякий случай перебили, а нас в холле положили. Тихо, неверные собаки и продажные девки империализма! И никакой беды от нас не ждали. И сторожить нас поставили двух молодых арабов – совсем пацаны…
– И чего же они требовали? – сказал Матадор.
– «Будьте реалистами – требуйте невозможного!» – был такой лозунг у парижских студентов в 1968 году… Ну, эти и потребовали невозможного: всех борцов за свободу освободить, выбросы углекислоты прекратить, все деньги отдать слаборазвитым странам, а по Зоне нанести ядерный удар, чтобы не поганила планету.
– О как! – сказал Мыло.
– То есть заведомо невыполнимые условия, – сказал Матадор.
– В том-то и беда, – сказал Майский. – Телевизоры-то в холле оставили, чтобы стража была в курсе. И начинаем мы, болезные, соображать, что просто они время тянут, а мы все уже покойники. И быть бы нам покойниками, если бы один из наших арабов не начал заваливать на диван журналисточку из «Коммерсанта». Выбрал бы лучше ту кобылу из «Файнэншл таймс», а то землячку! Левый какой-то оказался араб, дисциплины не понимал.
– Ну и? – сказал Матадор и даже заёрзал.
– Ну и нашёлся среди нас один дурак, – вздохнул Майский. – Бросился на араба, а второй стражник, вместо того чтобы дурака пристрелить, начал нас разнимать. Говорю же – пацаны…
– Ага, – сказал Матадор. – Значит, вы тот самый…
– Увы, – сказал Майский и, никого не дожидаясь, выпил. – Откуда что и взялось. Никакой я не десантник и не спецназовец. На моё дурацкое счастье нашёлся среди нас толковый мужик, америкос, он раньше в «Солдате удачи» работал, бывший «зелёный берет». Второго араба он заколол авторучкой в горло, автомат подхватил, а я всё со своим борюсь. И так мне страшно стало, что ударил я араба башкой со всей дури. И помер араб…
– Це гарно, – сказал Мыло. – Наша людына.
– А остальные террористы где же были? – спросил Матадор. – Они же за вами должны были следить…
– У них другое заделье имелось, – вздохнул Дэн Майский. – Они финансовую верхушку в сауне живьём варили… Да что я вам рассказываю? Весь мир об этом знает…
– То ваши дела, – сказал Мыло. – Материковские. Нас не касаемо.
– И очень они этим процессом увлеклись. Снимали, уроды, на мобильники, на видеокамеры, в «Аль-Джазиру» тут же пересылали… Вот и потеряли бдительность. Ну, дальше я плохо помню, да и никто толком ничего не понял. А Эрик этот, Вестерфелд, погнал нас на выход. Слава богу, всё молчком, бабы не визжат и в обморок не падают. Очнулся я – качусь по снежному склону в одних боксёрских трусах и босиком. И остальные везунчики рядом кувыркаются, полный переход Суворова через Альпы… Их снайперы на крыше тоже не сразу опомнились, а когда стали стрелять, наши стрелки их тут же засекли и положили. Хорошая у них была подготовка! А у террористов – не очень. Бабу из «Файнэншела» легко ранили, в неё трудно было промахнуться, да Эрик не уберёгся, последним шёл, как положено. Тут и разлетелся отель в щепки.
– Да, – сказал Матадор. – Только, помнится, фамилию Майский я не слышал.
– В том и дело, – сказал Дэн. – Коля я, Гаврилов Николай.
– Вспомнил, – сказал Матадор. – «Слава героям Давоса»! Но Гаврилов, насколько я понял, погиб…
– А Дэн Майский воскрес, – сказал Дэн Майский. – Сперва на нас с Эриком хотели всех собак навешать за то, что спровоцировали террористов, но потом вроде разобрались, да к тому же Эрик как мог меня отмазывал. Он не сразу умер, ещё три дня протянул. Ему посмертно все американские медали понавешали, но этот фруктовый салат был ему уже без разницы. А меня, раба божьего, долго ещё мурыжили чекисты всех стран и народов. И начал я в конце концов жить опасно, как Салман Рушди… У меня даже могила есть на Троекуровском. Семье положили хорошую пенсию. Так и стал я Дэном Майским. Мерзкая псевдуха. Этакий молодой метросексуал. Борода у меня хорошая была, усы с подусниками… Всё сбрил, оставил только эту интимную стрижку по моде… Лобок стриптизёрши…
Дэн Майский с отвращением подергал полоску на подбородке.
– Целый месяц об этом деле шумели, – сказал он. – Потом успокоились. И главное – все довольны. Террористы показали, что идеи ислама и антиглобализма торжествуют. В корпорациях и правительствах произошла большая подвижка и ротация кадров. Наследники наконец-то дождались своего. И простой народ доволен: одна гадина сожрала другую, как Достоевский учил…
Матадор покачал сивыми кудрями:
– Вы знаете, Николай, я вам верю…
Тут журналист перегнулся через фанерку и сгрёб сталкера тем же манером, что Матадор давеча применил к нему.
– Никогда, – сказал Майский. – Слышите – никогда! – не называйте меня этим именем…
– Один-один, – поспешно сказал сталкер. – Но видите ли, Дэн, на Зоне вообще не принято звать друг друга по именам. Даже тех, кому нет нужды скрываться. Так что ваше инкогнито гарантировано. Правда, кличку получить вы вряд ли успеете…
– О, – сказал журналист. – Боюсь, успею. Творческая командировка может длиться годами, коллега…
– Среди сталкеров не выкают, Дэн, – сказал Матадор.
– Лады, тореро, – сказал Майский. – «Пустое „вы“ сердечным „ты“ она, обмолвясь, заменила»…
– Но, с другой стороны, «на грош любви и доброты, а что-то главное пропало»… – рассмеялся Матадор.
– Бывший кээспэшник! – рассмеялся и журналист.
– Точно, – сказал сталкер. – Но ниша барда в Зоне, увы, занята. И пальцы отвыкли. Которые остались. А от кого же скрывается Дэн Майский? Ведь вы… Ты же скрываешься, парень!
– Тебя не обманешь, – сказал Дэн. – Этот идиот Майский написал о давосских событиях книжку. И назвал – вернее, рекламный отдел издательства назвал – эту книжку «Акулья уха»…
– Какой цинизм! – вскричал Матадор. – За это надо выпить! «Клонтарф» как-то очень быстро всосался весь, и Мыло, страдая, потащил из мешка бутыль чего-то домашнего.
– А за что же тебя Большой так возлюбил? – спросил Матадор. – Ты про него хвалебную статейку тиснул в «Правде» – или какая газета у вас нынче самая главная?
– Да нет, – сказал Майский. – Просто та девочка из «Коммерсанта» дочкой ему приходится. От первого брака.
– Наталка, матери её трясця! – восхитился Мыло.
– Именно. Наталья Теодоровна. Ох, я ведь чуть в зятья папе её не угодил, да бог миловал…
– Это точно, – сказал Матадор. – Нет, лучше бы мы с этой отравы начали, а вискарём заполировали. Потому что русский человек задним умом крепок, а хохол, видимо, – передним!
– Кстати, – сказал Майский. – Как у вас получают кличку?
– О, это целый ритуал! – оживился Майский. – Соискатель выходит на открытое место в сопровождении двух поручителей. Наша крыша как раз подходит. Потом неофит поворачивается в сторону АЭС и троекратно кричит: «Зона-старуха, дай кликуху!» На третий раз Зона непременно отзовётся. Устами, точнее, рылом ближайшей псевдоплоти. Эти бывшие хрюшки обожают воспроизводить человеческую речь, иногда целыми фразами…
– Дядя, – проникновенно сказал Дэн Майский, – ты опять меня шутишь!
Глава вторая
Ветераны, насытившись, сонно откинулись, прислонившись к ящикам, а Дэн Майский с помощью бинокля уныло и безнадёжно осматривал окрестности. Всё было тихо, и не просто тихо, а ТИХО. Как перед большой бедой. Вокруг здания раскинулся пустырь, кое-как оживляемый развалинами и остатками строительной техники. Вдали чернел лес, а солнце палило немилосердно.
– Господа, – сказал журналист, не оборачиваясь, – а что это там такое – лес вроде бы как-то вспухает или холмится?
Матадор и Мыло ответили – только не словами, а каким-то невнятным рёвом или мычанием.
Майский обернулся – и чуть не сиганул с крыши, но вовремя успел сообразить, что шутники просто-напросто натянули противогазы, да ещё и головы покрыли. Матадор напялил на голову натовский шлем, обтянутый маскировочной сеткой, а Мыло – натуральную каску пожарного, старинную, с двуглавым орлом, зато начищенную до блеска.
– Вашу мать! – воскликнул журналист и поспешно опустил забрало. В шлем его чудесный тотчас же начал поступать воздух из баллончика, что при такой жаре было даже приятно.
Почтенные клоуны переглянулись, сняли головные уборы, стянули противогазы.
– Отбой, – сказал Матадор. – Реакция у тебя неплохая – для Материка. А в Зоне, случись что, ты бы уже посинел и не жил…
– А я-то думал, что вы брови выщипали, – сказал Дэн Майский, вспомнив анекдот о невнимательном муже.
– Вирно батька Ленин казав: вчиться, вчиться и ще раз вчиться, – молвил Мыло, подняв палец.
– Что позволяет нам сделать далекоидущий вывод: не в Шушенском Ильич ссылку отбывал! – сказал Матадор.
– Так тогда же никакой Зоны и близко не было, – обиженно сказал Майский.
– Откуда мы знаем? – вздохнул Матадор. – Где же ещё вождь мирового пролетариата мог в себе такую чуйку развить?
– Ну хватит, – взмолился журналист. – Сколько можно? Я же там вправду что-то увидел: была ровная полоска – да вдруг пошла синусоидой… Что это было?
– Земля, как и вода, содержит газы, и это были пузыри земли! – провозгласил Матадор. – Шекспир, «Макбет». Да ты садись. Если слишком долго вглядываться в Зону, Зона начнёт вглядываться в тебя, а это последнее дело…
– Що то за голова, що то за розум! – похвалил напарника Мыло. – То мат-перемат, а то як соловийко спивае… Що бы мы без жидив робилы?
– А без хохлив? – подхватил Матадор.
Тут Дэну Майскому стало тревожно – такому бессмысленному словоблудию старые солдаты обыкновенно предаются перед атакой или бомбёжкой…
– Может, вы мне всё-таки объясните – чего мы тут высиживаем? – сказал он. – Что будет, что ожидается?
– Господь милостив – то ничогиньки нэ будэ, – сказал Мыло. – Если повезёт.
– А что это вообще за операция? – спросил Майский. – Теодор… то есть Большой мне ничего не объяснил…
– Секретная операция, – сказал Матадор. – Конспирация с целью пресечения утечки информации и диффамации…
Тут над их головами пронесся совершенно нестерпимый вой – и где-то совсем рядом рвануло. По крыше забарабанили камешки.
Матадор включил связь и заорал:
– Вы что там, с ума сдурели, падлы, сэр? А-а… Вот в чём дело… А мы-то думали… Да быть не может! Да понял, понял, что не телефонный разговор… Да мы и так в полной боевой, сэр… Нормальный парень, только немножечко герой… До связи!
Потом он взял у Майского бинокль, поднялся и стал смотреть в ту сторону, откуда прилетела мина, но, видно, ничего не высмотрел.
– Маскироваться они умеют, – сказал сталкер. – Вот если бы ещё стрелять научились…
– И всё-таки – что происходит? Как же я-то учиться буду, если ничего не понимаю?
– Мы под Колпином скопом стоим, артиллерия бьёт по своим, – сказал Матадор. – Процент дураков среди вольных сталкеров, Дэн, такой же, как среди прочих сообществ, страт и коллективов. И вот три таких дурака, а именно вольные сталкеры Умная Маша, Халдей и Коммунист, вскладчину купили у белорусов ротный миномёт с ящиком боеприпасов, заначенные ещё с партизанских времён. И ещё у оружейников заказали. И стали наши связчики осваивать навесную стрельбу путём прискорбных проб и трагических ошибок…
– Маме их трясця, – заметил Мыло, и его даже передёрнуло – видимо, сталкивался с такими ошибками.
– Это же получается – горилла с гранатой в пороховом погребе, – сказал Майский.
– Совершенно верно, коллега, – сказал Матадор и продолжал: – Мы бы, конечно, эти упражнения пресекли и миномёт конфисковали, но, на дурацкое счастье, одна такая мина угодила в нужное место. А там банда Форина, полные отморозки, добивала «долговский» квад в развалинах «Сельхозтехники» и почти добила. А тут неожиданная помощь с небес. С тех пор «Долг» за эту троицу горой, и сам Петренко горой, а с Петренкой даже Большой считается… Но они больше не будут. Во всяком случае, в нашу сторону. Слава богу, а то я уж подумал, что это военкеры берут здание в вилку на всякий случай…
– Военкеры? – спросил Дэн.
– Ну, военсталкеры, – пояснил Матадор. – Хоть мы сегодня все и заодно, но пока начальники согласуют, пока притрутся…
– А вы, значит, волькеры? – сказал Майский.
Матадор задумался.
– Хм, почему бы и нет, – сказал он. – Если этому сокращению суждено прижиться, так оно и приживётся. Волькеры… Странно, что до этого ещё никто не додумался… Вот что значит гиена пера! У народа, у языкотворца, умер звонкий забулдыга-подмастерье… Ох, прости, Дэн, не подумал, дурман ядовитый…
– Да нет, ничего, – сказал Майский, но поёжился. – Как же они это хозяйство таскают? Там одна опорная плита…
Мыло захихикал, а Матадор пояснил:
– Опорная плита по жребию досталась Умной Маше. И Маша, подтверждая свой ном де гер, то бишь военный псевдоним, наменял у народа кучу «волчьих слёз», и «слёзки» эти он прилепил по окружности плиты на жвачку, а жвачка, естественно, по дороге высохла…
– Надо было на эпоксидку сажать, – сказал Майский. – А про «слёзки» я читал, что они ношу облегчают… Но всё-таки, что за операция? Какая причина сплотила вольных сталкеров, военкеров и прочий народ в Зоне?
Матадор пожевал губами и нехотя сказал:
– Белый пропал.
Хуже нет для журналиста вытягивать информацию при полном неведении! Бегаешь один, как дурак, среди занятых людей, а они посылают тебя друг к другу и ещё дальше…
– Кто такой Белый?
– То довга справа, – сказал Мыло. – Бо Билый то е Билый. Чужому не понять.
– Видишь ли, Дэн, – сказал Матадор. – Белый – это такой человек, которого в Зоне никто не смеет тронуть – не вольный, не военный, не миротворец, не последний мародёр, который за «вечерний звон» родную маму на поругание бюрерам отдаст. Своего рода неприкасаемый… Мыло! – внезапно заорал он. – Ты лестницу прикрыл?
– Та я там растяжку поставив, – беспечно сказал Мыло и даже зевнул.
– С ума сошёл, – сказал Матадор. – Как же мы слезать будем, если её кто-то посторонний сдуру тронет? Послал же мне господь связчика…
– Та я тую гранату поставив… кустическу… – оправдался Мыло.
– А-а… кустическу – это ничего, – сказал Матадор, но вдруг снова рявкнул: – Я же тебя лестницу «жгучим пухом» оплести просил! Мы же в секрете сидим! Тише травы ниже воды! А ты – кустическу! Вот обнаружат нас – тогда узнаешь!
– Вы что – не боитесь эту пакость? – спросил Дэн и поморщился при мерзком воспоминании.
– У нас не настоящий пух, – сказал Матадор. – У нас имитация. Берём обыкновенную ёлочную гирлянду, обрабатываем её соответствующим образом… Мастер, конечно, распознает, а средний бандит нипочём… Ты, Мыло, ведь забыл гирлянду? Признайся – забыл? Бить не буду…
– Я её не забув, а ты мени не забыв! – Мыло тоже решил блеснуть языкотворчеством.
– Мужики, мужики, – напомнил Дэн. – Я всё про Белого. Что он у вас делает? В чём его функция?
– Нияка Билый не хвунция, – сказал Мыло. – Вин людэй рятуе. И кого не трэба рятуваты – тэж рятуе…
– Если повезёт, – сказал Матадор.
– Он что у вас – вроде МЧС?
– Нет, – сказал Матадор. – У нас один Белый. Конечно, друг дружку и мы стараемся выручить при случае, а он только этим и занимается. Занимался… Ну-ка, что-то я давно на связь не выходил…
Он долго возился с крошечной рацией (это устройство никак не вписывалось в допотопную экипировку парочки), звал Большого, но не преуспел…
– Ни фига в эфире, – сказал он. – Ни звука, ни шороха. То ли радиомолчание Большой объявил, то ли Зона заткнула…
– А она может? – спросил Майский.
– Она всё может, – сказал Матадор. – Капризная дама. Как и всякая родина…
– А она вам родина? – сказал журналист.
– Отечество нам Царское Село, – ответил Матадор. – Не знаю, Дэн. Но вот что целый мир ваш нам чужбина – это точно…
Понял журналист, что прямыми вопросами ничего не добьётся и что остаётся ему одно – копить крохи в надежде склеить целую картину.
– Странный у вас секрет, господа, – сказал он. – Говорим в полный голос, встаём в полный рост, акустическую гранату вот приспособили… Сидел я у погранцов в секрете на границе с Северной Кореей, знаю, там за кашель пришибить могут…
– Какой-нибудь глянцевый журнал для настоящих мачо? – поинтересовался Матадор.
– Да нет, я типичный фрилансер…
– Так я тебе скажу, как фристалкер фрилансеру: вы болван, Штюбинг, пока не доказали обратного. И я был таким же болваном, и Мыло… Правда, Мыло и завис на этой стадии… Короче, Дэн, не задавай лишних вопросов и делай что велят. Да, пост наш чисто номинальный, на всякий случай. Пекинес тут на прорыв ни за что не пойдёт, хотя квадрат относительно безопасный, хоть на ПДА посмотри, да и до Периметра недалеко… Но там на Периметре такой укрепрайон, что любая точка пристреляна. И военкеров полно, и миротворцев… Их задача – банду не выпустить. А все действия в Зоне они нам предоставили и ещё кланам…
– Гляжу я, – сказал журналист, – что главный монстр на Зоне всё-таки человек.
– А як же, – сказал Мыло.
– Так что проскучаем тут до темноты – и баиньки, – сказал Матадор. – Если, конечно, связь восстановится. А ты думал, Большой тебя пошлёт «Агропром» прочёсывать? Нет, хорошего помаленьку. Псевдогиганта ты уже видел, «карусель» я тебе показал, из «жадинки» выдернул… На первый раз достаточно. Ты же для нас не отмычка, а дорогой гость. Спасать и сохранять. Вот подожди, придётся тут заночевать, тогда узнаешь, какова Зона… Тишине никогда не верь, даже если я тебе говорю, что всё в порядке…
И точно – совсем неподалёку что-то звякнуло, словно гвоздь упал на бетон или железнодорожный костыль.
Ветераны молниеносно залегли и выставили стволы в сторону звука.
Дэн Майский тоже залёг – но далеко не так ловко. И тоже выставил свою маленькую «беретту» – оружие для вашего уик-энда, как говорит реклама. И только тогда увидел, что в парапет крыши вцепилась маленькая трёхлапая «кошка».
– Винница, мужики! – раздался высокий голосок.
– Винторез! – откликнулся Матадор. – Всё равно не торопись, башку покажи…
Показалась и башка в армейском шлеме, а потом и весь человек (вернее, человечек) перевалился через парапет и поднялся. Поднялись и сталкеры, поставив автоматы на предохранитель. Майский тоже принял вертикальное положение, как старшие.
– Здорово, Киндер! – сказал Матадор. – Как это ты подкрался так ловко?
– Тем и живём, – с достоинством сказал пришелец.
– Витэр з моря, гости з… ну ты понял, – сказал Мыло.
– Как ты жесток, дядя, – сказал прибывший. Ростом он был по плечо даже Мылу, а снаряга на нём была честь по чести – только всё какое-то маленькое, миниатюрное, даже помповик казался детским. Так примерно мог бы выглядеть сын полка, которому армейские умельцы спроворили и гимнастёрочку, и галифешечки, и сапожки стачали, и укороченным кавалерийским карабином снабдили. Натуральный эльф, и даже ушки острые показались, когда снял мальчонка шлем. Но нет, не мальчонка – лицо мужчины средних лет, и шрам безобразный на щеке…
– Знакомься, – сказал Матадор. – Это личный гость Большого, знаменитый журналист Дэн Майский… Дэн, это наш знаменитый Киндер…
– Очень рад, – сказал Киндер всё тем же девичьим голоском. – Если не ошибаюсь, вы автор книги «Битва кремлёвских карликов»?
– Было дело, – вздохнул журналист.
– А шо – бюреры вже до Кремля докопалысь? – обрадовался Мыло.
– Нет, это просто творческий экстремизм, – сказал Майский. – За что и поплатился…
– А, так вы – эмигрант? – догадался Киндер.
– Вроде того…
– Гаси базар, – сказал Матадор. – С чем пришёл?
– Да Большой меня поднял, прямо с Галки снял, – пожаловался Киндер.
– Ох, ты доиграешься со своей Галкой, – сказал Мыло. – Колысь прыспыть вона тэбэ, як маты малятко… Цицькой задавыть…
– Помолчи, Мыло, – сморщился Киндер. – И назначил меня Большой вроде как вестовым, поскольку связи не доверяет…
– Её, кстати, и нет, связи, – сказал Матадор.
– Давай-ка отойдём, пошепчемся, – сказал Киндер.
– Хрюли шептаться, – сказал Матадор. – Заодно расскажешь всё по порядку, а то господину Майскому не терпится войти в курс дела…
Киндер задрал головёнку и поглядел на журналиста с большим сомнением.
– Давай-давай, – поторопил Матадор. – Ты же у нас теперь штабной, всю картину видишь. Вот и рассказывай как бы ему…
– А вы про меня в своей книжке напишете? – спросил Киндер.
– Непременно, – сказал Майский. – Если живой останусь.
– Вот это правильная формулировка, – сказал Матадор. – Значит, понемногу втягиваешься…
– Значит, так, – сказал Киндер. – Большой с генералами Твердолаптевым, Гомолякой и Уэббоком плюс Воронин и нынешний глава «Свободы» – ну не могу я их запомнить, чехарда какая-то, – решили устроить очередной карачун всем бандитам и мародёрам и на этой почве объединить усилия… Тем более что, по данным разведки, в Зону прибыл Пекинес – то ли на сходняк, то ли что-то ценное надыбали. Назначили начальнички время «Ч». И тут пропадает Белый. Никто три дня его не видит. Ну ладно, мало ли что. Но! Ночью в «Хардчо» вваливается Раммштайн – один, без Лунохода. Весь в кровище, еле живой. Два огнестрела на нём. Но в баре был как раз Пилюлькин, а набраться ещё не успел. Обиходил, перевязал, уколол, своих дежурных из больнички вызвал. Раммштайн, прежде чем отрубиться, рассказал, что ходили они с Луноходом на окраину Припяти, зачем – не уточнял…
– Та я знаю зачем, – сказал Мыло, но Матадор пихнул его в бок.
– И вот лежат они на развалинах стадиона, никого не трогают, изучают обстановку. Видят – идёт Белый, торопится, кого-то выручать наладился. И тут из-за кустов выскакивает этот новенький, Топтыгин. Человек-гора. Мы-то думали, что он уже давно псами растерзан, а он в бандюки подался! Вот тебе и дитя природы! Бьёт, гадёныш. Белого по башке, взваливает на плечо и тащит! Ну, Луноход, конечно, не стерпел, прицелился в ноги и выстрелил. Он хорошо стрелял-то, Луноход, а тут оплошал. Но! Топтыгин не один был, их там ещё человек пять! И стали они Лунохода с Раммштайном поливать огнём из пяти стволов. Лунохода сразу завалили, а Раммштайна подранили, он мёртвым прикинулся. Подходят. Обыскали, стволы забрали, ПДА растоптали, хабар, какой был, утащили. Один хотел Раме контрольный выстрел сделать, но главный сказал, что вон, мол, тушканчики скачут, пусть помучается, сучара вольная, будет знать, как на деловых залупаться да облавы устраивать. А Раммштайн-то про облаву ни сном, ни духом!