Колдовская метка бесплатное чтение

Посвящается Кевину

1

Стейнер

«Последние десятилетия Святейший Синод истово вытравлял всякую память о богинях Фрёйе и Фрейне. И только Обожжённые республики ревностно держались за пережитки прошлого. Но вера Синода крепка: когда Винтерквельд покорится, старые боги обратятся в прах».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Горн ярко пылал в темноте. Оранжевые отсветы мерцали на старом дереве кузницы; на железных крюках блестели инструменты. Стейнеру здесь нравилось: пахло раскалённым металлом и угольной пылью; сладко ныли натруженные мышцы; заготовки нетерпеливо ожидали своей очереди, а законченные – наполняли радостью. На стенах красовались его творения: небольшие ножи, кастрюли и сковороды, молотки и косы. Коллекцию дополнял чудной серп.

Наковальня пела, пока Стейнер опускал молот на раскалённый добела металл. Пот заливал глаза, струился по спине. Кузнеца переполнял восторг – наслаждение от созидания, ликование творца.

– Ну, довольно, – велел отец. – Ты, кажется, задумал меч. Имперцам такое не по вкусу.

– Позволь закончить, – с усмешкой попросил Стейнер. – Обещаю после расплавить.

Задор сына передался Мареку, и он невольно улыбнулся.

– Здорово же меч способен ударить в голову…

– Не обязательно бить по голове, – пожав плечами, хмыкнул Стейнер.

– Я про владение мечом, болван, – фыркнул в ответ отец. – Это даёт уверенность и превосходство.

Одобрения в его голосе не слышалось.

– Откуда в Циндерфеле взяться превосходству и уверенности? – удивился Стейнер. Упоение работой постепенно угасало, не помогал даже обжигающий жар кузни.

– Ниоткуда. Поэтому я сюда и переехал. – Марек размял могучие плечи и потёр обезображенную шрамами руку ладонью, на которой рубцов было не меньше. – Всё, довольно на сегодня.

Они вышли в серый сумрак. Циндерфел всегда хмурился. Отголоски войны с драконами – так говорили имперцы: чудовищные твари на долгие годы обожгли небо над континентом.

– Вечно эти тучи, – возмутился Стейнер, ёжась на холодном ветру.

– На юге всё иначе, – заметил Марек. – В Шанисронде солнце редко прячется.

– Скажи ещё, что драконы до сих пор существуют, – усмехнулся молодой кузнец.

Отец покачал головой.

– Уж об этом Империя позаботилась. Попадись к ним в лапы…

– …живым не уйдёшь, – закончил Стейнер, потирая челюсть.

Мозолистые пальцы всё ещё с непривычкой трогали щетину. Мягкий подростковый пушок сменился жёсткой растительностью.

– Так давай купим повозку, соберём пожитки и махнём в Шанисронд.

Следом за отцом он обвёл взглядом городок, что приютился у подножия крутого склона на побережье. Крохотные окна домишек закрывали тяжёлые ставни, пропитанные солью; на соломенных крышах зеленели пятна мха. Угрюмый край – царство свирепой природы.

– Не очень-то дружелюбное местечко, – признал Марек.

– Так давай уедем.

Боль судорогой исказила лицо отца, и Стейнер тут же пожалел о своих словах. Они молча постояли под низким серым небом. Марек смотрел на беспокойное море – то ли искал что-то среди волн, набегающих на каменный пирс, то ли молил их о чём-то.

– Ты всё ещё её ждёшь?

Отец кивнул, хотел заговорить, но раздумал и вернулся в кузницу.

– Мы делали серп на прошлой неделе, ты его продал? – спросил Стейнер, чтобы увести тему от потерянной жены и утраченной матери.

Марек молча кивнул головой. Стейнер привык, что отец скуп на слова.

– Не лучшая пора для сбора трав. Кто покупатель?

– Один рыбак, – прочистив горло, ответил Марек. – Уже не припомню.

Стейнер нахмурился и стянул толстые кожаные перчатки. В таком маленьком городке покупателей знали по именам. Продать серп – дело непростое, но прибыльное, а деньги им нужны. Юноша приготовился выпытывать правду, но тут брякнула щеколда, и отец кивнул на дверь.

– Хотел бы я знать, где на этот раз гуляла Хьелль, – пробормотал Марек.

Тяжёлая деревянная дверь скрипнула, в кузницу проскользнула Хьелльрунн и сразу приблизилась к пылающему горну. В свои шестнадцать она выглядела не старше двенадцати – до того была маленькой и хрупкой. Не по размеру большая кофта болталась у колен, а на штанах, которые достались от Стейнера, не осталось живого места от заплат. Все деньги уходили на еду и кузницу, и на одежду уже хватало с трудом.

– Хоть бы причесалась перед школой, – пожурил отец, слабо улыбаясь.

– Вылитая русалка, – хмыкнул Стейнер, заметив в руках сестры ветки и чёрные перья – наверняка сокровища с пляжа.

– Ты же не веришь в эти сказки, – напомнила Хьелльрунн.

Стейнер пожал плечами.

– Ну и что? Всё равно похожа.

– Не русалок надо бояться, – промолвила Хьелльрунн. – В гавань зашёл корабль.

– Мы только что с улицы, – изумился Стейнер.

– Сами гляньте, если мне не верите. – Хьелльрунн упрямо вздернула подбородок.

– Если ты не против, я бы лучше занялся обедом, – ответил отец, не глядя детям в глаза. – Раз корабль – значит, имперцы.

– И Тройка Зорких, – добавил Стейнер, ощутив знакомый страх, какой всегда вызывал Святейший Синод.

– Не думаю. – Хьелль по очереди посмотрела на отца и брата. – Не в этот раз. Сами увидите.

– Поспорила с дядей Вернером, что заманишь нас к заливу? – поинтересовался Стейнер, вышагивая по наезженной дороге к побережью.

– Я дядю сто лет не видела, – возразила Хьелльрунн, не отрывая взгляда от серо-голубого зыбкого моря.

Дождливая мгла давила на плечи, но любопытство разгоралось всё сильнее.

– Вон он, – указал Марек.

По большей части в гавань Циндерфела заходили рыбацкие лодки – купцы не жаловали это место. Лишь жестокие бури Холодеющего океана вынуждали капитанов искать прибежище в сонном городишке.

– Корабль, – удивился Стейнер. – И, кажется, фрегат. Не понятно только, зачем его выкрасили красным.

– Ты прав, – согласился отец. – Это фрегат, но подобных я прежде не видел.

Минуя дома, они прошли извилистыми улочками и по узкой мощёной дороге спустились на побережье. С приглушённым рёвом Призрачное море набегало на галечный пляж и, отступая, оставляло пену и водоросли. Стейнер с интересом разглядывал изящный корабль – он стоял на якоре, сложив паруса, будто крылья. Издали матросы на палубе казались неугомонными муравьями. Всё судно от носа до кормы было бордовым, лишь грозно выделялась чёрная носовая фигура, раскинувшая крылья по бортам.

– Что это? – удивился Стейнер.

– Ворон, – объяснила Хьелльрунн. – Видимо, в честь Се или Вентера.

Стейнер нахмурился.

– Снова твои сказочки?

– Се и Вентер – вороны Фрейны.

– Значит, корабль не имперский, – решил Марек.

– Старые боги у них не в почёте, – добавил Стейнер.

– Богини. Не боги. Фрейна – богиня. – Хьелльрунн закатила глаза. – Покровительница зимы, мудрости и смерти.

Народ высыпал из домов и лавок, чтобы поглазеть на багровый корабль. Родители крепко прижимали детей и обменивались тревожными взглядами.

– Все имперские корабли сейчас должны быть на юге, – вспомнил Марек. – Терзают Шанисронд и сопровождают торговые суда в Пепельный залив.

– Наверное, пираты, – с улыбкой сказал Стейнер, чтобы подразнить сестру.

Хьелльрунн оглядела город и поморщилась.

– Интересно, сколько они дадут за глупого недоучку-кузнеца?

– Раз не умею читать – сразу глупый? – прорычал юноша сквозь зубы.

– Больно тихие для пиратов, – заметил отец. – Думаю, просто решили подлатать судно, – добавил он и, развернувшись, побрёл вверх по склону.

– Ну и кто же это тогда? – спросил Стейнер вдогонку. Долго ещё среди жителей не утихнут разговоры о фрегате.

– Не знаю. – Марек нахмурился и откашлялся.

Хьелльрунн остановилась и оглянулась. Она смотрела отрешённо, будто видела нечто, недоступное глазам брата. С таким взглядом она возвращалась из лесов и говорила о старых преданиях.

– Быть беде, – заявила девушка. – Добром это не кончится.

Слова звучали холодно и безжизненно, словно вторили небу над головой. Хьелль обернулась к Стейнеру, и он с трудом подавил дрожь. Было в его сестре что-то странное, чему не подберёшь названия, и он боялся, что правда очень скоро откроется.

– Эй, Стейнер! Привет! – Кристофин стояла на пороге таверны и озорно улыбалась, скрестив на груди руки.

Она была ровесницей молодого кузнеца, училась лучше всех и никогда не грубила старшим, правда уже два года как окончила школу.

Тусклый день выцветал, и на побережье опустилась тишина, будто все четыре ветра выжидающе затаили дыхание.

– Привет, – отозвался Стейнер. – Работаешь?

– Как обычно. Расплачиваюсь за то, что родилась в семье трактирщика.

– Дядя здесь?

Кристофин кивнула.

– А ты только ради него заглянул?

– Никогда не знаешь, с кем столкнёшься в таком месте, – пожал плечами юноша.

Они обменялись улыбками, и Стейнер задумался, о чём ещё заговорить. Некоторое время дочь трактирщика разглядывала его, но вскоре отвела взгляд.

– Что тебя выманило на улицу в такой холод?

Кристофин кивнула в сторону гавани, где горели огни корабля, будто звёзды рассыпались в море.

– Наш новый приятель, хотя его, конечно, уже не видно.

– Какие новости? – спросил Стейнер.

– Хуже не придумаешь, – ответила девушка. – На берег высадились десятка два солдат. Заняли в «Тлеющем Знамени» все комнаты.

– Имперцы?

– Наверняка Синод, – предположила Кристофин. – Припозднились они в этом году.

– Значит, Испытание, – понял Стейнер, думая о сестре. В этом году ей предстояло пройти ритуал в последний раз, но мысль не утешала. – Впустишь? Или мне замёрзнуть насмерть? – Юноша через силу улыбнулся.

– А если вход платный? Скажем, один поцелуй? – Кристофин склонила голову к плечу.

И откуда вдруг такой игривый тон? Конечно, молодой кузнец на неё заглядывался. Как и весь Циндерфел.

– Больше у меня ничего и нет, – ответил Стейнер.

– А пиво? Чем за него платить собираешься?

Юноша побренчал мелочью в кармане.

– А может, и есть.

Кристофин спиной толкнула дверь, и Стейнер ощутил укол разочарования – видимо, поцелую всё-таки не быть.

В таверну набилось полно разномастного народу от старых морских волков до розовощёких юнцов. С потолочных балок свисали яркие лампы, а нос приятно щекотала смесь пивного духа и застарелого табачного дыма.

– Он там, – указала Кристофин.

Они протолкнулись через плотную толпу моряков в дальний угол, где в уединении сидел дядя Вернер.

– Привет тебе, юный Стейнер!

Закинув ноги в тяжёлых ботинках на стол, Вернер чистил ногти коротким ножом. Это был светловолосый человек с лицом, глубоко побитым ветрами и дождём, и остриженной бородой не в пример большинству мужчин в Циндерфеле.

– С возвращением, бродяга, – ответил Стейнер.

– Садись. Или падай на стул. Выглядишь неважно. Марек тебя не кормит?

– Денег нет, на еду едва хватает. Ну, ты знаешь.

Вернер поднялся и неуклюже приобнял юношу.

– Кристофин, пива моему племяннику и тарелку рагу с хлебом. На эти кости не помешает нарастить немного мяса.

Девушка приостановилась и оглядела молодого кузнеца с ног до головы.

– Это точно.

Она растворилась в толпе, но Стейнер упрямо искал её взглядом.

– Вот так Фрёйины штучки! – воскликнул Вернер. – Меня не было всего неделю, а ты успел охмурить Кристофин. Я не осуждаю, не подумай.

– Тише ты! Я пока не предложил ей встречаться, – шикнул Стейнер и подался вперёд. – Мы скучали. Я скучал. Где ты был?

– А, да так. – Вернер отпил из кружки. – Ничего интересного. Возил копчёную рыбу в Хельвик.

– Хельвик? Местный рынок уже не годится?

Вернер только улыбнулся. Расспросить подробнее его племянник не успел – подошла Кристофин с видавшим виды деревянным подносом и такой же потрёпанной пивной кружкой.

– Спасибо, – поблагодарил Стейнер.

– Скоро принесу рагу, – обещала подавальщица и вновь затерялась среди посетителей.

– Вид у тебя, будто плечами весь мир подпираешь, – заметил Вернер.

– Волнуюсь за Хьелльрунн, вот и всё. Со дня на день пройдёт Испытание. Никаким колдовством она, конечно, не владеет, но вечно болтает о богинях и знаках… Людям становится не по себе. – Стейнер уставился в кружку. – И мне тоже.

– Хоть бы на год оставили нас в покое, – почти прорычал дядя. – Нордвласт – не часть Империи.

– Можно подумать, это им когда-то мешало.

Синод обшаривал все города и деревни на континенте Винтерквельд и даже соседние Обожжённые республики: Свингеттевей, Ваннеронд, Дракефьёрд и Нордвласт – все они смирились с этим, но отказались отдавать своих детей воинственной Империи.

– Зачем мы их пустили? – недоумевал Стейнер. – Почему год за годом позволяем отбирать наших детей? Почему до сих пор не взбунтовались? Пусть Марек дальше уклоняется от разговора, а я уже взрослый и хочу честных ответов.

– Честных ответов, значит? – пробормотал Вернер. – Обожжённые республики не входят в состав Империи, и такова цена, чтобы сохранить независимость. Никто из нас не выстоит дольше пары месяцев против вторжения имперцев.

В очаге плясало пламя, и, глядя на него, они потягивали пиво и воображали ужасы войны, разграбленные города и деревни. Мысли Стейнера вернулись к сестре.

– До чего же она… странная – все эти амулеты из веточек и вороньи перья. Вылитая ведьма, а ведь я её брат.

– Брат не называет сестру во весь голос «ведьмой».

– Прости. – Парень огляделся, но рыбаки и местные жители большей частью говорили о своём.

– Всё будет хорошо, – пообещал Вернер, и Стейнеру хотелось верить в это.

– Уже пару десятилетий здесь не встречалось колдовских меток.

Не успел молодой кузнец закончить фразу, как тут же вспомнил сестру, девочку с копной нечёсаных волос и отстранённым взглядом. С какой тоской она смотрела на красный корабль. Жуткое чувство, что Хьелль провалит Испытание, впилось в Стейнера ледяными пальцами. Зоркие станут вынюхивать, объявят, что она осквернена драконьей силой, и больше они её не увидят.

– Одно и то же каждый год, – заметил дядя. – Циндерфел – последняя остановка на пути Синода во Владибогдан.

– Владибогдан? – нахмурился племянник. – Где это?

– О, Фрейна! – Вернер крепко зажмурился и вздохнул. – Об этом помалкивай. Хотя ты и так не из болтливых.

Он придвинулся ближе и огляделся, проверяя, чтобы никто не подслушивал.

– Остров Владибогдан лежит в двадцати милях к северо-западу от Нордвласта.

– Первый раз слышу, – тихо прошептал Стейнер, подавшись вперёд.

– Ещё бы. Этот крупнейший из Северных островов является грязной тайной имперцев. Туда забирают детей с колдовским знаком и очищают их. – Лицо Вернера исказилось муками, и юноше почудился влажный блеск в уголках дядиных глаз.

Стейнер прекрасно знал, что означала «чистка». На Винтерквельде ненавидели отмеченных колдовским знаком людей и избавлялись от них, хотя никто точно не знал как. Одни утверждали, что им отрубали головы, другие – что сжигали.

– Откуда же тебе известно об этом тайном острове? – шёпотом спросил Стейнер.

– Я рыбак, – ответил Вернер, избегая смотреть племяннику в глаза. – Порой мы заходим слишком далеко в море.

– На двадцать миль?

Дядя выдавил улыбку.

– Может, я участвовал в набегах на имперские корабли? Может, я был пиратом? – Он осушил кружку и, поднявшись, взял плащ.

– Значит, детей забирают на Владибогдан? – допытывался Стейнер, но Вернер приложил палец к губам.

– У меня дела.

– Ночью?

– Так точно. Дурная голова ногам покоя не даёт, знаешь ли. Береги сестру. Увидимся завтра.

Моряк пересёк комнату, на ходу пожимая руки и похлопывая знакомых по спинам, и исчез.

– Выглядишь так, будто потерял топор, а нашёл нож, – заметила Кристофин.

– Не уверен, что нашёл.

Девушка выставила на стол две миски с рагу и плошку с хлебом, а затем, к удивлению Стейнера, села и принялась есть.

– Я ненадолго, – заверила она. – Умираю от голода, а тебе, кажется, не помешает сотрапезник.

Юноша рассмеялся.

– Сотрапезник? Будто с торговцем говоришь.

– Ты ведь кузнец.

Стейнер улыбнулся и придвинул миску.

– Что с Вернером? Он сегодня на себя не похож.

– Наверное, волнуется за Хьелльрунн, – ответила Кристофин. – Они ведь близки.

– Она вечно выпрашивает у него истории про Фрёйу и Фрёйну, таинственных воронов и древние войны. Детские сказочки. Не скажешь, что ей уже шестнадцать.

– Не скажешь, – согласилась дочь трактирщика. – Приглядывай за ней, пока корабль не ушёл, ладно?

Стейнер кивнул, удивлённый, как серьёзно прозвучал голос Кристофин.

– Вообще-то я пришла не для того, чтобы о твоей сестре говорить.

– О чём же тогда? – Он вынырнул из собственных мыслей и теперь барахтался на поверхности беседы.

– А ты не часто болтаешь с девушками, да? – заметила Кристофин.

– Я вообще не часто разговариваю с людьми. Моя компания – это молот и наковальня.

– Может, немного медовухи развяжет тебе язык?

Стейнер взглядом проследил, как она шла по таверне, охваченный восторгом и смущением. День выдался занимательный. Похоже, вечер получится не хуже.

2

Хьелльрунн

«Соглашение с Обожжёнными республиками дало Сольминдренской империи право проводить Испытание по всему Винтерквельду. Нелегко отнимать детей у родителей, но всякий ребёнок опасен. В такие времена велика угроза восстания, и сила Зоркого – в большом войске. Всякое сопротивление должно безжалостно подавляться, а жестокость встречаться беспощадностью».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Хьелльрунн ненавидела кухню. Низкий потолок давил; печь не справлялась, отчего дым стоял завесой; а громоздкий стол занимал полкомнаты. Хьелль устала постоянно обходить огромный деревянный стол. Сколько бы еды на него поместилось, да только выставить нечего – такая вот горькая ирония. Хьелльрунн только и ждала, когда наступит лето, чтобы часами бродить среди лесов в тишине и одиночестве.

Стейнер зачерпнул деревянной ложкой солидную порцию овсянки и плюхнул кашу в миску. Тихонько напевая под нос, он обошёл стол, взял добавку и принялся есть, не обращая внимания на сестру. Марек уже возился в кузнице с какой-то заготовкой.

– Ты улыбаешься, – заметила Хьелльрунн, сама не притрагиваясь к еде. – Первый раз вижу.

Ложка замерла на полпути. Стейнер поднял голову и удивлённо вскинул брови.

– Что?

– И напеваешь. Ты же не любишь музыку.

– Люблю, просто не умею петь. Это ты у нас одарённая – вечно мурлычешь песенки и всякую допотопную чушь.

– Ты ненавидишь музыку, – повторила Хьелль и сама поняла, до чего жалко это прозвучало.

Стейнер пожал плечами и снова занялся кашей.

После короткого молчания Хьелль тоже принялась за еду.

– Давай сегодня обойдемся без песен, Хьелльрунн, – попросил брат. – В городе имперцы, а может, даже Зоркий. А древних богов они недолюбливают…

– Богинь.

– Хорошо, богинь. – Стейнер возвёл глаза к потолку. – Пой лучше в лесу, ладно? И расчешись уже – не голова, а гнездо. Ты что, бродяжка?

Хьелльрунн вскинула руку и, спрятав большой палец, обратила ладонь тыльной стороной к брату. В прежние времена знаком четырёх стихий желали удачи, теперь же – кое-чего другого.

– И не вздумай так махать руками на людях, если не хочешь в назидание лишиться пальцев – солдаты скоры на расправу.

Хьелльрунн вскочила. Внутри всё кипело, как в океанском шторме, а в груди колючим клубком свернулась обида.

– Как можно веселиться, когда вокруг рыскают имперцы и этот Зоркий? Чему ты радуешься, зная, что твоя сестра – ведьма?

Стейнер выронил ложку и вытаращил глаза. В угасающем осеннем свете его лицо казалось совсем бледным.

– Хьелль…

– Прости, – выдохнула она едва различимо за треском очага. – Это неправда. Я не колдунья.

Брат резко потёр лоб, взял ложку, но тут же снова положил – аппетит пропал.

– Я радовался, потому что вчера Кристофин заговорила со мной, и мы отлично провели время. Нравлюсь я ей или нет – не знаю, и не пойму, что делать дальше, но всё равно… – Он задумался, подыскивая слова, но в конце концов просто пожал плечами. – Было весело. А в Циндерфеле с этим туго.

– О, – с трудом выдавила Хьелльрунн.

Повисла гулкая тишина, и кухня вдруг показалась чудовищно громадной.

– Пойду помогу отцу, – сказал Стейнер, поднимаясь. И, пряча взгляд, вышел.

Мыть посуду несложно, а вот подметать при таком здоровенном столе – настоящая пытка. Девушка не хотела выходить из дома и тянула время, но лавки не станут ждать целый день. Она прошла в кузницу и встала, опустив голову. Здесь было ещё хуже, чем на кухне, – вечный мрак, жара, запах гари и пота.

– Нужно купить еду, – попросила Хьелль, когда Марек оторвался от работы.

Стейнер затачивал серп и лишь бросил на сестру мимолётный взгляд. Ей почудилась раздражённая складка между бровей. Однако он сразу отвернулся и вновь занялся лезвием.

– Торговля идёт плохо, и денег на мясо нет, – отозвался Марек. – Разве что на дешёвое.

Хьелльрунн кивнула, и ей в руку легла скудная горстка монет.

– Прости, – неловко пробормотал Марек. Он бесконечно стыдился, что не в силах накормить своих детей досыта.

– Ей не следует идти одной, – тихо заметил Стейнер. – Тут имперцы – мало ли.

Отец явно собирался возразить, но раздумал и, кивнув, вернулся к работе.

Брат с сестрой проскользнули в приоткрытые двери кузницы, и Хьелльрунн решилась заговорить.

– Извини за утро. Я не против твоих улыбок, просто сегодня я сама не своя.

Стейнер приобнял сестру за плечи, притянул к себе и, зарывшись лицом в спутанную копну волос, поцеловал в макушку.

– А чья же? Уж не моя ли?

– Я не то хотела сказать.

– Такая уж мне досталась сестра – сложная, угрюмая, нечёсаная и славная. Другой и не надо.

Хьелль невольно улыбнулась.

– Я извиняюсь, а ты говоришь «сложная и угрюмая»?

– А что надо сделать? – усмехнулся Стейнер, объятия теперь больше походили на стальной захват.

– Отпустить меня, дубина. Я, может, и нечёсаная, а ты – немытый.

Они шли петляющими мощёными улицами мимо приземистых домов и почти не встречали людей – немногие набирались храбрости выйти за порог.

– Тихо сегодня, – заметил Стейнер. – Все попрятались из-за этих солдат.

– Я дальше не пойду, – испугалась Хьелльрунн, чувствуя, что во рту пересохло, а к горлу подкатывает тошнота.

– Нельзя уступать их власти, Хьелль. Это Нордвласт – здесь сердце могучего севера! И как мы можем говорить про нашу силу, если трусим купить еду в собственном городе?

– Я боюсь вовсе не солдат, а Зорких.

– Без колдовской метки страшиться нечего, – возразил Стейнер, но Хьелльрунн уже наслушалась этого вдоволь. Недалёкие и заурядные жители Циндерфела любили бездумно повторять избитую фразу.

Стейнер замедлил шаг и украдкой взглянул на сестру.

– Утром ты сказала…

– Я просто разозлилась. Ничего колдовского во мне нет. Зорких я боюсь вовсе не из-за метки. Нетрудно догадаться, что эти дряхлые старики делают с девушками моего возраста.

Стейнер вздрогнул. Она отлично знала, что брат до сих пор воспринимал её, как десяти-одиннадцатилетнюю девочку. В свои шестнадцать в её теле пока не случились естественные для ровесниц перемены, и она чувствовала, будто застряла в детстве.

– Сходи-ка к Хокону, купи баранью шею или говяжью голень, – велел парень, пожимая плечами. – Не знаю, что из этого будет дешевле.

Он высыпал сестре в ладонь пару монет и приложил палец к губам – дескать, Мареку ни слова.

Вся лавка помещалась в одной комнате, заставленной чёрными столами вдоль трёх стен. Входную дверь украшала деревянная решётка с мутными бугристыми стёклами, сквозь которую на мясо падал тусклый дневной свет. В глубине каморки горели две лампы, разгоняя сумрак.

Хьелльрунн сказала, за чем пришла, и стойко выдержала кислый взгляд мясника – крупного, грузного мужчины, лысого, но с бородой такой длинной, что в ней легко перезимовала бы парочка зверей. Маленькие глазки прятались под тяжело нависающими бровями, что придавало ему вечно угрюмый вид.

Мясник назвал цену, и Хьелльрунн замешкалась, пересчитывая монеты.

– Раньше голень стоила дешевле, – не подумав, выпалила она.

Хокон пожал плечами, вытер жирные ладони о фартук и скрестил руки на груди.

– Нельзя ли немного снизить цену?

– Всем хочется есть, – ответил мясник.

– Почему так долго, Хьелль? – В лавку проскользнул Стейнер. Для такого здоровяка двигался он бесшумно и часто заставал Хьелльрунн врасплох.

– Я… – Взгляд девушки метнулся от брата к мяснику и монетам в ладони.

– Не сошлись в цене? – догадался Стейнер с ноткой угрозы в голосе.

– Жёнушка твоя, а? – поинтересовался Хокон. – Или девицу завёл?

– Нет, – отрезал молодой кузнец. – Сестра.

Мясник натянул улыбку, сальную, как и его передник, и раскинул руки.

– Что же ты молчала, малышка?

Вздохнув, Хьелльрунн посмотрела на брата.

– Вы же знаете, кто я, – заметила она. – И всё норовите меня обмануть.

– Значит, такое происходит не впервые? – Стейнер впился в мясника острым и тяжёлым, как гранит, взглядом.

– Да я же просто дурачусь, – оправдывался Хокон. – А девчонка всё воспринимает всерьёз.

– Когда в следующий раз придёте в кузницу, мы обязательно подурачимся вместе, – отчеканила Хьелльрунн.

Она схватила свёрток, грохнула о прилавок горстку монет и вылетела из полутёмной лавки.

– Я же не со зла, – оправдывался Хокон.

– Само собой. – Тон Стейнера ясно давал понять обратное.

Лицо мясника окаменело, а глаза остановились на Хьелльрунн, которая ждала брата снаружи.

– Берегись, кузнец, – хрипло прошептал Хокон, перегнувшись через прилавок. – Неладно с ней что-то: вечно рыщет по лесам, собирает травы, вороньи перья, грибы. Сестра или нет, но она точно не в себе.

Хьелльрунн услышала и оцепенела от страха. Она торопливо оглядела прохожих, но люди не желали ввязываться в неприятности и поспешно, не поднимая глаз, пробегали мимо. Кажется, никто не обратил внимания на злые слова мясника. Вскоре появился раскрасневшийся Стейнер. Стиснув зубы, он яростно сжимал кулаки.

– Прости, – виновато пролепетала Хьелльрунн.

– Ты ни в чём не виновата, – заверил брат, но ей с ужасом показалось, что думает он иначе.

– С ним всегда так – вечно не ладится.

Стейнер ничего не сказал, лишь резко кивнул. Они зашагали вниз по улице, и Хьелльрунн с трудом поспевала за братом, то и дело поскальзываясь на серой слякоти, покрывшей мостовую.

– Глянь-ка! А вон и Кристофин. – Возле булочной Хьелль заметила дочь трактирщика, занятую разговором с какой-то женщиной.

Стейнер поднял голову и удивлённо наморщил лоб.

– А это ещё кто?

Собеседница Кристофин выглядела диковинно для здешних мест и, судя по насмешливой улыбке, знала об этом. Циндерфел привык к редким гостям с Шанисронда, но незнакомка разительно отличалась от них, и не только цветом кожи. Она была светлее темнокожих моряков с Дос-Фесха, а разрезом глаз напоминала жителей Дос-Кара. Угольно-чёрные волосы чужестранки струились до талии, и с первого взгляда трудно было угадать её возраст. Она носила жилет из оленьей кожи и такие же сапоги до колен, а рукава рубашки закатывала до локтя, выставляя напоказ браслеты – медные с прозеленью, блестящие гагатовые или матовые из слоновой кости. У бедра висела сабля – и не просто красивая безделушка, если верить шрамам на предплечьях.

– Привет! – поздоровался Стейнер чуточку неуверенно.

Кристофин усмехнулась, а незнакомка иронично сморщила нос.

– Я не кусаюсь. Просто спрашивала у твоей подруги, нет ли свободных комнат на ночь.

– Простите моего брата, – вмешалась Хьелльрунн. – Незаурядные женщины его пугают.

Кристофин и чужестранка расхохотались, и Хьелль, не удержавшись, присоединилась к их веселью. Стейнер озадаченно почесал затылок.

– Столкнулись неожиданно, вот я и удивился – всего лишь, – пробурчал он и отвёл взгляд.

– Как дела, Хьелль? – поинтересовалась дочь трактирщика. – Были у Хокона? Не забудь помыть мясо. Кто знает, где побывали эти лапы.

Стейнер скорчил гримасу.

– Большое спасибо. Теперь неделю есть не смогу.

– Этот человек – свинья, – нахмурилась Хьелльрунн. – Огромная грязная свинья. Свинья, которая управляет мясной лавкой – до чего иронично.

Стейнер и Кристофин нахмурились, а незнакомка протянула руку.

– Меня зовут Ромола. И мне нравится ход твоих мыслей – как у поэта или безумца.

– Э, спасибо, – пробормотала Хьелль. – Вот только не уверена, что хочу быть чокнутой.

Черноволосая чужестранка надула губы:

– В этом странном мире безумие – не худший выбор, как думаешь?

Хьелльрунн не поняла, что имела в виду Ромола, но принялась жадно изучать новую знакомую.

– Вы – пират? – спросила девушка.

– Хьелль! – возмущённо гаркнул Стейнер. – Простите мою сестру, она… э… ну…

– Иногда, – ответила Ромола.

– Что «иногда»? – не понял юноша.

– Иногда пират. – Необычная женщина с улыбкой посмотрела на Кристофин. – Но не сегодня. И не теперь.

«Я была права», – губами прошептала Хьелльрунн брату и радостно ухмыльнулась.

Стейнера разобрал смех, и он поспешно прикрылся кашлем.

– Не хотите зайти? – предложила дочь трактирщика. – Я собиралась проводить Ромолу в таверну, заодно и вас покормлю.

Хьелльрунн заметила, как Кристофин смотрит на Стейнера, и в ней опасным вихрем взметнулось незнакомое чувство.

– Мне пора, – промямлила она. – Папа заждался.

Последняя фраза предназначалась брату, но он широко улыбался Кристофин и ничего не заметил.

– Рада знакомству, – сказала Ромола. – Береги себя.

Хьелльрунн кивнула и побрела прочь, отчего-то злясь на Кристофин.

– Передай отцу, что я скоро приду, – попросил Стейнер вслед сестре, но она лишь ниже склонила голову, притворившись глухой.

– До чего пустоголовый… Бросил меня одну посреди города, – бормотала Хьелль под нос. – Раз так, то и мне до него дела нет. И до всяких «отставных» пиратов. Ну и пусть «чокнутой» называют.

Прохожий искоса поглядел на неё и перешёл на другую сторону улицы.

– И мне уж точно нет никакого дела, как Кристофин смотрит на Стейнера. Интересно, что между ними происходит?

Стейнер явился только под вечер, и Марек ничем его не упрекнул. После ужина, когда Хьелльрунн хлопотала на кухне, дверной засов скрипнул, и в комнату протиснулся брат. Держался на ногах он нетвёрдо.

– Ты что, призрака по дороге встретил? – Хьелльрунн сидела за столом в ночной рубашке, обняв ладонями кружку с горячим молоком.

– Не призрака, а пирата. Оказывается, Ромола – неплохой сказитель. Я узнал от неё жутковатую историю.

– Про что?

– Про Горекрыла и маму Кару.

– И вовсе она не страшная. Разве что чуточку.

– Наверное, дело в рассказчике, – тихо заметил Стейнер.

– Что ещё она говорила? – Глаза сестры сияли любопытством.

– Только, что в городе имперские солдаты, и завтра состоится Испытание.

Хьелльрунн резко выпрямилась и уткнулась взглядом в кружку.

– Ненавижу это, – выдавила она.

– И я, – вздохнул Стейнер.

Девушка вспомнила, как проходила Испытания и как потели ладони, а живот скручивало тугим узлом. Она вспомнила свой страх, что Синод найдёт в ней драконью скверну и навсегда разлучит с домом.

– Это в последний раз, – пообещал Стейнер. – Всё будет хорошо, Хьелль.

Она молчала, пытаясь побороть дрожь.

– Двадцать лет в Циндерфеле не встречалось колдовских меток, – успокаивал брат. – До сих пор всё проходило хорошо, и в этом году ничего не изменится.

– Надеюсь, ты прав, – ответила Хьелль, кривя губы в тревоге.

– Хьелль, может, отчего-то… Ты сомневаешься, что пройдёшь Испытание в этом году? Если хочешь что-то сказать…

– Нечего говорить! – Она вскочила, сердито протопала к лестнице и поднялась наверх, ни разу не оглянувшись.

– Спокойной ночи, – пожелал Стейнер вдогонку, хотя вряд ли стоит ожидать спокойствия.

3

Стейнер

«Имперские ученые полагают, что появление колдовства никак не связано с прежними драконьими мастерами, но для Святейшего Синода это – вопрос веры. Мы знаем: проклятие сработало дважды – когда пепел и дым заволокли небеса, в детях проснулась невиданная сила. Иных объяснений непостижимому нет».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Стейнер стоял на крыльце и наблюдал, как с неба падают серые хлопья, помалу укрывая крыши и дорогу. Снег ложился на притолоки и подоконники и окутывал сонный городок вялым безмолвием. Циндерфел всегда был промозглым и ветреным местом, но сегодня царила тишина.

– Если так и дальше пойдёт, скоро всё засыплет, – прошептала Хьелльрунн.

Кутая плечи в платок, она вышла на крыльцо вслед за братом. Изо рта у неё вырывались облачка морозного пара, и Стейнеру вдруг вспомнилась история о драконах, которую вчера рассказывала Ромола.

– Вот бы Зоркие о нас забыли, – добавила Хьелль.

– Сомневаюсь. – Юноша вымученно улыбнулся. – Разве что заболеют и вернутся домой.

Он понимал чувства сестры – сам шесть раз проходил Испытание и теперь радовался, что для него всё закончилось. Каждый раз он боялся: вдруг в нём всё-таки мелькнёт отблеск колдовства, и Синод навсегда разлучит его с домом.

– Вчера ты как будто сомневалась, что пройдёшь Испытание. Может быть, ты… – Стейнер замешкался, подыскивая слова.

– Заклинаю ветра и обращаю людей в огонь? – закончила Хьелльрунн.

– Я бы заметил, – с улыбкой возразил брат.

Хьелль не ответила. Вместо этого она молча отвернулась, наблюдая за падающим снегом.

– У меня ведь никого больше нет – только ты да отец. Что со мной станет, если тебя заберут? И что станет с отцом?

– Никто меня не заберёт, – возмутилась Хьелльрунн.

Она не смотрела в глаза брату, а созерцала горизонт.

– Проводи сестру до школы, – крикнул Марек из кухни, как будто Стейнера просить нужно.

– Хорошо.

– И обратно дождись.

От юноши не укрылась настороженность в отцовском голосе.

На сегодня уроки отменили. Не будет и учителей. В такое время мысли только об одном.

– Пора идти, – позвал Стейнер, приобняв сестру за плечи.

– Обождите, – велел Марек. Слова звучали мягко, будто падающие с неба снежинки. Он вынул из кармана брошь и с грустной улыбкой шагнул к дочери. – Её носила твоя мать. Теперь она твоя.

Хьелльрунн моргнула, но тут же изменилась в лице, когда увидела брошь – по виду кузнечный молот. Вряд ли молодые девушки мечтают о чугунных украшениях.

– Надень сегодня. – Марек отогнул край шали и прикрепил брошь на кофту. – Если станет страшно на Испытании, подумай о матери.

– Но… Я её не помню, – прошептала Хьелльрунн, – совсем не помню.

Её худое лицо исказилось болью утраты, а в уголках глаз блеснули слёзы. Стейнер не разделял страданий сестры, его терзала обида на женщину, которая дала ему жизнь и сбежала неизвестно куда.

– Она любила тебя, – заверил отец. – Не падай духом.

Марек проводил детей и закрыл дверь. Их ждала долгая дорога под серым мелким снегом.

– А у тебя такая есть? – поинтересовалась Хьелльрунн, когда они отошли на пару улиц.

Стейнер с радостью ухватился за вопрос, чтобы хоть как-то отвлечься. А то голова гудела от тревоги, словно кузница в разгар работы, и это крайне утомляло.

– Нет, – ответил он, взглянув на брошь. – Как по мне, так размер маловат. Таким молотом много не накуёшь.

Стейнер легонько ткнул сестру локтем в бок, и на её лице наметилась улыбка, но тут же растаяла: впереди показалась гавань. Корабль угрожающе алел, а безрадостная погода и вовсе нагоняла тоску. На пирсе бесцельно околачивались трое солдат в ожидании шлюпки, которая везла по воде крошечных, плохо различимых людей.

– Вот он, – выдохнула Хьелльрунн. – Тот корабль, что повезёт несчастных на чистку.

Каждый год Синод привозил в Циндерфел десятка два детей со всего Винтерквельда. Раз за разом корабль собирал обречённых, после чего они навсегда исчезали. Циндерфел был последней точкой этого чудовищного пути.

– Наверное, их увозят в Хлыстбург, – предположила Хьелльрунн. В городе любили гадать, куда исчезают дети, отмеченные колдовским знаком.

– Хлыстбург…

Столица Сольминдренской империи и последний приют всех бунтарей и предателей.

– Нет, не в Хлыстбург, – возразил Стейнер.

– Куда же тогда? – Хьелль оглядела брата и нахмурилась. – Ты знаешь?

Юноше вспомнился таинственный остров Владибогдан, о котором упоминал Вернер, и взгляд его невольно обратился к морю. Бескрайняя зелёная гладь глотала снежинки, и Стейнер, нащупав руку сестры, крепко её сжал. Они смотрели, как родители с тяжёлым сердцем ведут своих детей на Испытание. И трясло их вовсе не от холода.

– Жаль, мамы нет рядом, – вырвалось у Хьелль, и она крепче сжала ладонь брата. – Хоть бы раз в жизни её увидеть.

– У тебя ещё будет время. Всё обойдётся сегодня. Главное, не отводи глаз и не показывай страха.

– Легко сказать, – проворчала Хьелльрунн.

– И не гляди в пол, иначе покажется, будто ты что-то скрываешь. И, как бы ни было страшно, не вздумай петь. А ещё – ни слова о древних богах.

– Богинь. Я же не дура. Ты серьёзно думаешь, что я заговорю о Фрейне и Фрёйе в такой день?

Стейнер промолчал, и лицо Хьелльрунн помрачнело.

– Конечно нет, – ответил он спустя пару десятков шагов. – Просто волнуюсь. Уже давно в Циндерфеле не встречалось колдовских меток, пусть так сегодня и останется.

– Останется, – пообещала Хьелль и коснулась броши, которую дал отец.

Стейнер же задумался, нет ли здесь другой правды. В дурном настроении и после доброй пары кружок рыбаки болтают всякое. Так ли чисты намерения Зорких, когда они выбирают детей? Сестра семенила рядом – всклокоченный воробушек с настороженным взглядом. Ей недоставало женственности, и парень надеялся, что это послужит ей защитой.

Хьелльрунн оглянулась на кроваво-алый корабль. Небо потемнело, а прохладный ветерок разносил запах свежего снега.

– А давай не пойдём? Зоркие и не заметят, что кто-то отсутствует. Вернёмся домой?

Эта игра была им не в новинку: они и раньше в шутку размышляли – а что, если не ходить? Заканчивалось это всегда одинаково – под стать тоскливой циндерфелской погоде.

– Они здесь, чтобы замечать, – возразил Стейнер. – Не зря их называют «Зоркими». К тому же у них есть список учеников. Если не придёшь сама, за тобой явятся домой.

– А я спрячусь до вечера в лесу, – мигом отозвалась Хьелль с дерзким самодовольством.

– Тогда они прочешут город и уж точно не станут нежничать. Их не обрадует, если кто-то посмеет ослушаться.

– Не пойду! – Хьелльрунн застыла и рассерженно скрестила руки на груди.

Сейчас в ней исчезло всякое сходство со спригганами или русалками, осталась лишь светловолосая девчонка с испуганными глазищами. Стейнер скользнул взглядом по склону к дороге на побережье. Трое солдат с пирса направлялись к школе и неотвратимо приближались.

– Идём, Хьелль, – прошептал юноша, но сестра лишь упрямо покачала головой. – Ну же. Мне тоже не нравилось ходить туда, но…

– А вдруг мама не сбегала? – прошипела Хьелльрунн. – Что, если её забрали, увезли такие же солдаты?

– Не выдумывай, Хьелль. Идём же, прошу.

Воины наступали. Они уже оказались на расстоянии брошенного камня от того места, где спорили брат с сестрой.

– И ты отдашь меня в руки имперцам, которые забрали нашу маму?

– Откуда ты знаешь? Отец ничего подобного не говорил…

– Он вообще о ней не говорил! – Хьелльрунн круто развернулась и врезалась прямо в грудь солдата, вскрикнув от неожиданности.

Все трое возвышались над ней на добрых полторы головы. В зазорах чёрных, покрытых эмалью доспехов, сверкала кольчуга. На одинаковых шлемах выделялась красная звезда – знак Сольминдренской империи – а забрала с узкими прорезями для глаз обезличивали. Такая же отметина виднелась на рукавицах и тяжёлых булавах, висящих в петле кожаного пояса. Плащи, сапоги и перчатки казались чернее дёгтя. Молодой кузнец затаил дыхание: он никогда не видел имперцев так близко.

– Поторопитесь, – велел ближайший солдат с сильным северным говором. – Вы же не хотите опоздать, а?

Стейнер заметил, как Хьелль стушевалась перед тремя гигантами. Она понурилась и ссутулилась.

– Н-нет, что вы, – выдавила она.

Когда-то единственная школа Циндерфела помещалась всего в одной комнате крошечного деревянного домика с каменным дымоходом и соломенной крышей, поросшей зелёным мхом. Поговаривали, что печная труба старше, чем восстание против драконов. Со временем появились новые строения, правда, позже одно сгорело – эта памятная история обросла разными небылицами, но, как бы то ни было, драконы тут ни при чём. Школьные здания обступали две просторные площади и потихоньку обрастали камнем. Сначала добавили несколько этажей, потом звонницу и, наконец, внутренний дворик. Площади соединялись крытыми переходами с колоннами, чтобы ученики не мокли в сезон слякотных дождей и не мёрзли под грязным снегом с наступлением стужи. Лужайки выглядели опрятно, а во дворе росла одинокая ель, вонзаясь в пасмурное небо.

Детей согнали на площадь, и они стояли, испуганно переглядываясь, будто искали защиту в глазах друг друга. Беспорядочные ряды тревожно месили комковатую слякоть. Стейнеру не хотелось заходить в школу, и он остался под аркой. Снегопад прекратился, но холод до сих пор пробирал до костей.

– Мне страшно, Стейнер, – хрипло прошептала Хьелльрунн.

Он кивнул и заметил спокойно:

– Как и всем. Ступай к остальным. Скоро всё закончится.

Хьелльрунн пробралась сквозь толчею поближе к одноклассникам. Её встретили молчаливым отчуждением, не удостоив и взглядом. Местные чурались любознательной девочки, на уме у которой лишь древние боги и всё то, что для жителей Нордвласта уже устарело. Поговаривали, что здесь, как в Дракефьёрде и по всей Империи, вскоре тоже запретят любое упоминание о Фрёйе и Фрейне.

Первыми появились солдаты и встали по углам дворика чёрными тенями, сжимая шипастые булавы. Стейнера охватил неописуемый ужас; ему нестерпимо захотелось оглянуться. Затем подошли сразу двое членов Синода. Одежда на них была одинаковая: подбитые бежевые сюртуки до колен и длинные кожаные накидки без рукавов. Выкрашенные в цвет засохшей крови плащи украшало тиснение в виде геометрического узора, знака Святейшего Синода. Различались лишь маски. Один выбрал блестящую серебряную личину с растянутым в добродушной улыбке ртом, другой – совершенно невыразительную, с нахмуренными бровями над прорезями для глаз. Вся её бронза была изъедена рытвинами, и казалось, что Зоркий явился из древней зловещей сказки. По двору разнёсся оглушительно громкий голос, и дети вздрогнули.

– Я – иерарх Ширинов из Святейшего Синода Сольминдренской империи. Со мной прибыл иерарх Хигир.

Грубый сольский говор тяжёлым свинцом наполнял каждое слово. Ширинов по-стариковски опирался на трость, но годы не ослабили его голос.

– Не страшитесь, дети Циндерфела, – печально произнёс Хигир. – Горька доля Обожжённых республик, но земли эти нечасто рождают колдовство.

Стейнер нахмурился. Когда речь заходила об исполнении поручений Императора, Зоркие всегда действовали группой, известной как «Тройка». Странно видеть в Циндерфеле только двоих. Не кроется ли здесь опасность?

– Знайте же, что я заберу лишь нечистые меченые души, – заявил Ширинов. – Я не палач, но лекарь, что исцеляет хворь – драконье колдовство.

Зоркий остановился перед Хьелльрунн. Серебряная маска почти касалась её носа.

– Как твоё имя, дитя?

– Хьелльрунн Вартиаинен, – ответила она.

У Стейнера мгновенно взмокли ладони. Неужели иерарх выбрал её не случайно? Разве брат не узнал бы, что родная сестра заражена драконьей скверной? Люди шепчутся, что человеческое тело отвергает колдовство: бледнеет кожа, скрючиваются или отнимаются конечности. Хьелльрунн выглядела здоровой. А ещё молва приписывает меченым чудные сны или способность читать чужие мысли. Ничего подобного за Хьелль не водилось, и всё же Стейнера вдруг охватила уверенность, что сестру непременно заберут на корабль и навсегда увезут на Владибогдан. Юноша пообещал себе: если иерарх сейчас отвернётся, если Хьелль пройдёт последнее Испытание, он станет для неё лучшим братом, будет заботиться о ней до конца своих дней.

– Что ж. – Голос Ширинова громом разнёсся над площадью. – Посмотрим, что нам откроется.

Раздался плач. Дети дрожали и бессмысленно глядели в пространство. Хьелльрунн, стиснув кулаки, держала голову прямо, как велел брат.

– Умница, Хьелль, – выдохнул Стейнер. – Не показывай страха.

Ширинов вновь уткнулся маской ей в лицо, и молодой кузнец забыл, как дышать. Но вот иерарх отвёл взгляд и заковылял прочь: Хьелльрунн потеряла для него интерес.

Испытания проходили по-разному. Порой Зоркие хищно осматривали детей одного за другим и, не найдя следов колдовства, быстро отпускали. В таком случае везло первому, а вот последний до самого конца мучился невыносимой тревогой.

– Ожидание подобно смерти, – любил повторять Вернер. И теперь, волнуясь за Хьелльрунн, Стейнер в полной мере это познал.

Одни говорили, что колдовская метка источает запах, чувствовать который способны лишь Зоркие. Другие верили, что она клубится на холоде призрачным облаком или тенью. Стейнер же не знал правды и просто радовался, что свои Испытания уже прошёл.

Ширинов осматривал детей не по очереди, не ряд за рядом, а неспешно прохаживался и беспорядочно кружил. Иерарх Хигир так и не тронулся с места – не пожелал или не смог ходить среди детей, и изучал их издалека.

Трижды иерарх Ширинов возвращался к Дитлефу, чтобы обнюхать, пока мальчик не побледнел, как молоко, а волосы на лбу не слиплись от пота. Родителям в такое время не поплачешься. Тех, кто потерял сознание или, хуже того, не сдержался и опорожнил мочевой пузырь, дразнили весь месяц после Испытания. Стейнер задумался, не могли ли Зоркие передать часть своей жестокости детям?

Тянулись тягостные мгновения. Кто пожелает носить драконью скверну? Кто захочет проклятие колдовских сил? Семьдесят пять лет Империя старательно изживала все следы драконов, уничтожала всякого, кто обладал их даром.

Иерарх кружил по рядам, топтал комья грязи, с ненавистью вонзал трость в землю. Затем Ширинов вновь приблизился к Хьелльрунн, и Стейнер беспомощно ожидал, как ему казалось, неизбежного.

– Ступайте, дети Циндерфела, вы свободны, – рявкнул старик.

Он устало и измученно опёрся на трость, словно был разочарован. Кто-то облегчённо вскрикивал, остальные же собрали остатки сил и поспешили убраться прочь. Хьелльрунн подошла к брату, неуверенно ступая, будто спросонья.

– Не верится, – прошептала она. – Когда он подошёл ко мне вначале…

Брат с сестрой крепко обнялись, и Стейнер подавил всхлип, но Хьелль и сама хлюпнула носом.

– Идём, – юноша глянул на иерархов. – Расскажем новости отцу.

Они вместе выскользнули из дворика с улыбками на измученных лицах. Стейнеру не терпелось оказаться дома и навсегда забыть об этих пытках.

– Всё закончилось, Хьелль. Больше тебе не придётся проходить через это.

Сестра кивнула и улыбнулась сквозь слёзы, струящиеся дорожками по щекам.

– Сегодня сделаю рыбную похлёбку, – пообещал Стейнер.

– И варёный картофель с маслом и травами?

Он кивнул. Не лучший праздничный ужин, но важно праздновать маленькие победы. В Циндерфеле других и не бывает.

– Стой, – Хьелльрунн замерла.

– Что случилось?

– Брошь. Она отстегнулась. Я почувствовала, что она упала, но не видела, куда.

Они принялись искать брошь Марека в грязи, пока вокруг родители обнимали детей.

– Где-то здесь, – сказал Стейнер, разглядывая грязь под ногами.

– Нужно её найти, – взмолилась Хьелльрунн. – Она мамина.

– Знаю, – ответил юноша. Он не верил предрассудкам, но грубый кусок металла явно принёс сестре удачу, позволив выскользнуть из лап Зорких.

– Вы! Стойте!

Стейнер замер, как и люди вокруг. На их лицах разлилась тоскливая тревога. Ширинов и Хигир вынырнули из арки, на серебряной маске красовалась застывшая улыбка, а на бронзовой навек отпечатались нахмуренные брови.

– Беги, Стейнер, – прошептала Хьелльрунн.

Двое солдат присоединилось к иерархам, выскользнув из школы. Вниз по улице ждали ещё двое имперцев.

– Некуда бежать, – ответил ей брат. – От имперцев не сбежишь.

Ширинов ковылял к ним, оставляя в грязи след от волочащейся трости. За его спиной хмурой громадой маячил Хигир.

– Брошь! – прошептала Хьелль, бешено шаря взглядом по земле.

– Забудь, её уже не вернёшь, – отмахнулся Стейнер и теснее прижал сестру. – Спрячься за меня.

4

Стейнер

«И хотя общество обычно избегает подобного разделения, Святейший Синод выстроил иерархию: послушник, брат/сестра, святая мать/святой отец, священник, иерарх, экзарх, патриарх/матриарх. Синод вверяет Испытание самым преданным из святых матерей и отцов, и всё же порой он призывает более искушённые умы».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

– Ты! – чересчур громко гаркнул Ширинов. – Как твоё имя?

– Я не глухой, – сердито огрызнулся Стейнер.

– Этому не занимать мужества, – приблизившись, заметил Хигир и сложил ладони «домиком». – Назови своё имя, дитя.

– Стейнер. Стейнер Эрдаль Вартиаинен.

– Стейнер. Значит, «каменный», – заметил первый иерарх. – Верно, на голову каменный?

– Уж лучше на голову, нежели на сердце, – подметил молодой кузнец.

– Что ты здесь делаешь? – Ширинов навалился на трость.

– Приводил сестру. – Стейнер возвышался над иерархом на целую ладонь и смотрел на него сверху вниз, и всё же руки юноши дрожали от страха и злости, так что он отчаянно стискивал кулаки, лишь бы не выдать своего волнения. – А теперь забираю домой.

– А ты уже прошёл Испытание?

Стейнер судорожно сглотнул, но взгляда не отвёл, отыскав в себе смелость глядеть прямо. Он не сделал ничего дурного.

– Я прошёл все: первое в своё десятое лето и последнее в шестнадцать, когда закончил школу.

– Пора возвращаться, – позвал Хигир.

– Не торопись, брат, – ответил Ширинов.

Он шагнул к Стейнеру, и за улыбающейся маской был ясно слышен отчетливый звук. Иерарх принюхивался, как ищейка тянет носом, идя по следу лисы или зайца.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать. Я же сказал, что прошёл все шесть Испытаний. И моя сестра тоже. Мы уходим.

– Нет. Не думаю. – Ширинов подался вперёд и склонил голову к плечу. – Я чую в тебе скверну. – Он вновь принюхался. – На тебе след колдовской метки.

– Что за ерунда! – возмутился Стейнер. – Это ложь!

Хьелльрунн стиснула его ладонь.

– Я чую силу земли, – продолжал Ширинов. – И моря. В тебе огромная сила. Не знаю, как ты прошёл Испытания, но теперь ты попался.

Стейнер открыл рот, но слова никак не выходили. Сила моря? Земли? Если уж у кого и могла быть колдовская метка, то у Хьелльрунн, а не у него. Сестра вновь сжала его руку, но он едва ли почувствовал – брат неотрывно смотрел в улыбчивую личину иерарха.

– Это ложь! – повторил молодой кузнец и будто услышал себя со стороны, как бывает во сне. Неужели он бы не знал? Наверняка случилось бы что-то необычное.

– Меня называли по-разному, Стейнер Эрдаль Вартиаинен, но лжецом – никогда, – отозвался Ширинов.

– Всё из-за моей дерзости, да?

– Вовсе нет. Я чувствую в тебе силу земли и силу воды. Не узнай мы этого, какие беды ты мог бы принести Империи? Какие ужасы призвать?

– Призвать? Я не обладаю даром, старик.

Однако слова унёс ветер, подобно тлеющим углям или прозрачному дымку. Мир для Стейнера померк. Ужасная неуверенность навалилась на него, дыхание перехватило, силы утекали.

– Явишься поутру в гавань, – велел Ширинов. – Иначе я пошлю за тобой солдат.

– Не пытайся сбежать, мастер Вартиаинен, – посоветовал второй иерарх с притворной заботой. – Если мы не найдём тебя завтра к полудню, то обшарим весь город. – Хигир подался ближе. – А это кончится худо. Поиск приводит к жертвам, случайным, разумеется.

– Вы ошибаетесь! – Стейнер покачал головой. – Я прошёл все Испытания!

– Не в этот раз, – ответил Ширинов и явно ухмыльнулся за маской.

Иерархи развернулись и скрылись за колоннадой школы, пока Стейнер глядел им вслед, не сводя глаз. Он окаменел и онемел от потрясения, но тут тяжёлый кулак врезался ему под рёбра, выбив из лёгких воздух.

– Завтра чтобы явился в гавань, и держи свой дерзкий язык за зубами.

Стейнер собирался ответить, но тут его по лицу ударил второй солдат, да с такой силой, что голова мотнулась. И вот он уже оказался на коленях, разглядывая пятна сажи и алые капли на снегу. Кровь, догадался он.

– Стейнер! – Хьелльрунн упала на колени и обняла брата. Плечи её сотрясались от рыданий. – Ох, Стейнер.

Онемевшими пальцами он зарылся в снег, как вдруг на свет показалась брошь.

Ну, хоть украшение нашлось, хотелось сказать ему, но челюсть опухла и не слушалась.

Они сидели за кухонным столом, и Стейнер размышлял, как такое могло случиться. На прочие думы сил не оставалось. Отец уже оправился от молчаливого потрясения. Сначала он шёпотом выражал недоверие, а теперь гневно рычал и непрерывно строил планы побега.

– Мы не можем рисковать, – возразил Вернер.

– Зоркий, Хигир, сказал, что они сровняют город с землёй, если я завтра не явлюсь. – Стейнер прижал лоскут к порезу на щеке.

– Плевать на город, – возмутилась Хьелльрунн.

– Ты же обещал, что Испытание в этом году отменят, – заметил Марек, тяжело глядя на Вернера. – Ты сказал…

– Я надеялся, что в этом году Синод к нам не явится.

– Почему Зорких было двое? – задумчиво промолвила Хьелльрунн. – Почему не Тройка?

– И оба – иерархи, – добавил Стейнер.

– Никогда прежде Синод не посылал к нам высокопоставленных служителей. – Хьелль покачала головой. – Только святых матерей.

– В Хельвике погибли двое Зорких. Третий же бесследно исчез, – объяснил Вернер. – Солдатам причина неведома. Видимо, Синод отправил двоих Зорких, чтобы расследовать дело.

– И они случайно остановились в Циндерфеле, чтобы провести Испытание, – проронил Марек, тяжело глядя на рыбака.

– Никто не ожидал, что они появятся так скоро, – сказал дядя.

– Двое Зорких мертвы, а третий пропал, – повторил Стейнер.

Вернер кивнул.

– Ты вчера ничего подобного не упоминал.

Моряк лишь пожал плечами и взглянул на Марека, но тот отвёл взгляд.

– Прости, Стейнер.

– Почему ты извиняешься? – Он повертел в руках брошь. – Не ты ведь узрел во мне колдовскую метку. Не ты отправляешь кораблём неизвестно куда.

– Конечно нет, – ответил Вернер. – Просто хочу…

– Поверить не могу, – перебил Марек. – Всё это время… Будь это Хьелль, я бы понял…

– Эй! Не надо говорить обо мне так, будто меня здесь нет. – Хьелльрунн взглянула на брата и вновь уставилась на ревущее в очаге пламя.

– А я только успел полюбить работу, – с горькой улыбкой произнёс Стейнер. – Я мог бы стать хорошим кузнецом.

– Лучшим. – Вернер положил ему ладонь на плечо.

Марек прокашлялся и поднялся, скрипнув стулом.

– У меня для тебя кое-что есть.

– Меня увезут и убьют, вряд ли мне что-то поможет.

Отец взглянул на рыбака, и тот кивнул.

– Мы не знаем наверняка, убивают ли меченых детей, – вздохнув, признался Марек. – Нам неизвестно, что с ними происходит.

– О чём ты говоришь? – прошептала Хьелль. – Всем от Свингеттевея до Нордвласта понятно: детей с колдовской меткой убивают.

– Я уже мёртв, – ответил Стейнер. – Всё остальное – лишь ожидание.

– Идёмте, – позвал Марек. – Кое-что вам покажу.

Стейнер окунулся в темноту кузницы: пышущий красноватым жаром горн, знакомые запахи угольной пыли и раскалённого металла. Воздух отдавал железом – привкусом угрозы и крови.

– Откуда тебе столько известно про Владибогдан? – удивился юноша, как только дверь закрылась. – Дело явно не в том, что ты рыбак. Что ещё вы утаиваете об Империи?

Вернер виновато поморщился.

– Мы следим за перемещениями имперцев и кое с кем делимся информацией, – объяснил он. – Ваш отец сейчас мало помогает – всё время приглядывает за вами. Давным-давно мы уговорились, что не позволим Сольминдренской империи поступать, как заблагорассудится.

– Вы – шпионы, – нахмурилась Хьелльрунн.

– Я кузнец, а не шпион, – возразил Марек. – Знали бы вы, что известно нам об Империи, тоже приложили бы все усилия, чтобы спасти родных.

– Ведь в этом всё и дело. – Стейнер сердито глянул на отца. – Ты никогда не делился знаниями об Империи, едва ли упоминал маму и вообще с нами почти не разговаривал.

– Стейнер! – Марек обошёл наковальню и схватил сына за плечи, но тот отпрянул.

– Это был ты! – зашипел юноша на Вернера. – Ты побывал в Хельвике! – Он перевёл яростный взгляд на дядю. – Ты убил двоих Зорких! Ты пообещал отцу, что Испытание отменят, и Хьелльрунн не проверят в этом году!

– Я никого не убивал, – возразил моряк, но его слова никого не обманули.

– Побойся Фрейны, Стейнер! – Марек покачал головой. – Только послушай себя!

– Нет, – вмешалась Хьелльрунн. – Лучше вы послушайте меня. – Её монотонный голос звучал твёрдо, пока пламя окутывало жутковатым светом фигуру сестры. – Пусть Стейнер и не умеет читать, но он не глупый. Как и я. – Она развернулась к отцу. – Ты отправил Вернера убить Тройку, потому что опасался, что я не пройду Испытание.

– Имперцы прислали бы новых Зорких, – возразил ей брат.

– Да, но в Хельвик, а не в Циндерфел – пока Империя ищет убийцу, ей не до нас.

Марек с мольбой потянулся к детям и покачал головой.

– Я просто хотел вас защитить.

– Эта брошь… – Хьелльрунн указала на металл, поблёскивающий у Стейнера на ладони. – Она ведь скрывает колдовскую метку? Твоя последняя отчаянная попытка спасти меня от Испытания.

– Значит, это правда, – протянул Стейнер. – В тебе есть драконья скверна?

– Мне больше нравится термин «колдовская метка». – Хьелль посмотрела брату в глаза.

– Вы оба знали? И ничего не рассказали мне? – поразился он, переводя взгляд с отца на сестру.

– Я догадывался, – потупившись, признался Марек. – Никогда не сомневался, что так выйдет – очень уж она похожа на мать.

– Хьелль? – ошеломлённо выдохнул Стейнер.

– Я всегда знала, – ответила Хьелльрунн. – Прости, Стейнер. Я хотела тебе рассказать, но не могла решиться. Я даже не знаю, в чём заключается моя сила.

– Ты скрывала… – Стейнер привалился к наковальне. – От собственного брата. Неужели я совсем не заслуживаю доверия?

– Тебя никогда не интересовали древние сказания и богини. Я боялась, Стейнер, думала, ты возненавидишь меня и сгоряча наделаешь глупостей.

– Я бы ни за что не выдал тебя Империи. Хорошего же ты обо мне мнения.

– Мне жаль, Стейнер. Я просто растерялась. – Хьелльрунн обхватила себя руками и понурила голову, укрывшись за нечёсаными вихрами. – Мне духу не хватало кому-то сказать.

– Так вот кого обнаружили иерархи, – догадался юноша. – Ты стояла за моей спиной. И как только брошь откололась, они почуяли беду.

– Не смей так говорить! – Хьелль вздернула подбородок с гневом в глазах. – Я не причиняю вреда и не делаю дурного.

– По правде, – помолчав, сказал Марек, – детей не казнят на том острове.

– Так мы думаем, – добавил Вернер.

– Мне нельзя на остров, – заявил Стейнер. – Что там со мной будет?

Марек и Вернер переглянулись, и дядя пожал плечами:

– Неизвестно. Мы давно пытаемся заслать на остров сторонника Обожжённых республик.

– И всё-таки вы – шпионы, – понял Стейнер.

– Послушай. – Вернер говорил мягко, словно извиняясь. – Пусть и жестокая, но это – удача. Что, если именно тебе суждено проникнуть на остров?

Стейнер в упор посмотрел на дядю и покачал головой.

– Я был уверен, что хорошо тебя знаю, но ты готов без сожалений отправить меня на Владибогдан.

Он развернулся и обвинительно наставил на отца палец.

– Ты должен меня защищать. Разве не так поступают родители? Что ты за отец?

– Я не желал для тебя дурного, – возразил Марек, но не справился с голосом и отвернулся.

– Стейнер, просто выслушай, – взмолилась Хьелльрунн.

– Потому что так лучше для тебя, да? Пожертвовать мной, чтобы избежать острова?

– Ей нельзя туда, – сказал Марек. – Империя заставит её использовать силу, и тогда…

– Что? Что ты знаешь? – Стейнер шагнул к отцу.

– Колдовство выжигает человека, – попытался втолковать Вернер. – Опустошает, делает слабым и больным, подобно огню, сжигающему уголь или дерево.

– Хьелль умрёт, – коротко объяснил Марек.

– Думаете, меня пожалеют, когда узнают, что я не умею… – Стейнер покрутил рукой, изображая нечто неопределённое. Но все поняли, что он имел в виду колдовство.

– Тебе нельзя на остров, Хьелль, – повторил Марек. – Добром это не кончится.

– Если рассказать Зорким о Хьелль… – Вернер покачал головой. – Они наверняка заберут вас обоих. Никто не должен знать, что Зоркие ошибаются.

– Рад, что между вами такое согласие, – с горечью произнёс Стейнер. – А я, пожалуй, буду наслаждаться последними часами свободы.

Кристофин стояла у входа в таверну. При виде Стейнера она улыбнулась, но глаза остались грустными.

– Здравствуй, Стейнер.

– И тебе привет. Слышала новости?

Девушка со вздохом кивнула.

– Впустишь? Хочется выпить и забыться… Утром, правда, ничего не изменится.

– Не могу. Отец боится распугать посетителей.

– Да нет на мне метки, – простонал Стейнер. – Это ошибка.

Кристофин вновь кивнула, но с места не двинулась.

– Отец предупредил, что ты так скажешь. Почему не остался дома с семьёй?

– Мы повздорили.

Юноша отвернулся – в голове вдруг опустело, дыхание перехватило. Он не мог выразить словами, что чувствовал к Хьелльрунн, Вернеру и Мареку.

Кристофин подошла и тронула его за руку.

– Ступай в конюшню, – велела она, прервав мрачные размышления. – А я принесу медовуху.

– Я не собираюсь пить в конюшне. На мне нет метки, и я не лошадь.

– Или конюшня, или ничего. Иди. И постарайся пробраться незаметно.

Стейнер неохотно кивнул. Как в дурмане, он задворками обошёл таверну. Конюшня, обветшалое деревянное строение, нищенски ютилось позади. Из трактира доносились громкие отрывистые голоса, и юноше даже почудилось, что он вот-вот услышит своё имя. Сквозь закрытые ставни пробивался свет и приковывал взгляд. Стейнер с наслаждением воображал застарелый запах пива и беспорядочный ворох соломы на полу; он жадно прислушивался к громовым взрывам хохота и приглушённому гулу разговоров. Вряд ли на острове его ждут подобные удовольствия.

Молодой кузнец юркнул в конюшню и нашёл пустое стойло. Кристофин заранее всё подготовила: два табурета, фонарь и две глубокие кружки. Солому покрывала старая попона. Дочь трактирщика проскользнула следом с глиняной кружкой в руках и озорной улыбкой на лице.

– Накрыто на двоих, – заметил Стейнер.

– Пить в одиночестве вредно, – ответила Кристофин и устроилась на попоне.

Он внимательно посмотрел на девушку.

– Зачем такое участие? Зачем ты всё это делаешь?

– В школе я никак не решалась с тобой заговорить. Взрослея, стала волноваться, что скажут другие девчонки.

– Потому что я не умею читать, – догадался Стейнер и привычно испытал стыд.

Кристофин покачала головой и продолжила как ни в чём не бывало.

– А теперь ты уезжаешь, и я поняла, что не следовало стесняться… Плевать теперь на чужое мнение.

– А сегодня что? У меня вроде как метка.

– Каково это?

– Что?

– Колдовская метка. Какие у тебя способности?

Стейнер устало хохотнул и приложил мозолистую ладонь ко лбу. Он понял, что сейчас разрыдается от отчаяния, и закрыл лицо руками, чтобы скрыть свою слабость от Кристофин. Однако вскоре почувствовал, как её тёплые пальцы касаются ладоней, отводя их в сторону.

– Меньше слов, больше выпивки, – сказала девушка и наполнила кружки.

– У меня нет метки, честно. Это иерарх, чтобы его… – Не успел он закончить фразу, как Кристофин потянулась и нежно его поцеловала.

– Я тебе верю, – наконец сказала она.

Стейнер тут же отбросил все мысли о Владибогдане, Синоде и Империи. Последняя ночь принадлежала только ему.

5

Хьелльрунн

«Многое и по сей день остаётся для нас тайной, но трактаты утверждают, что у колдовских меток четыре направления, по главным стихийным элементам. К примеру, прорицание и телепатия рождаются со знаком ветра».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Стейнер ушёл, и вновь воцарилась долгая тишина, которую Хьелльрунн отчаянно хотелось нарушить. Она стояла в дверях кузницы, едва сдерживая крик. Пусть весь город знает о её боли. Пусть мёртвые в Хеле оглохнут от её вопля. И пусть брат вернётся, а колдовская метка исчезнет.

Взгляд притянули фонари в гавани. Они нежно покачивались на волнах, обозначая фрегат, но скрывая его очертания. Хьелль чувствовала, как море гладит корабль, так же ясно, как и касание ветра на коже. Утром кроваво-красное судно заберёт Стейнера, и помешать она бессильна.

– Не стой на холоде, – велел Марек, затем положил руку на плечо дочери и неумело обнял.

Хьелльрунн неохотно покорилась, хотя её душила ледяная ярость – он подозревал в ней колдовство, но молчал об этом.

– Я правда на неё похожа?

Вопрос скрывал не тоску, а гнев, что истина открылась так поздно.

Узнавать что-то новое о маме нужно по крупицам и со слезами счастья, а не разом перед расставанием со Стейнером.

– У тебя её глаза, да и волосы тоже, только ты ленишься причёсываться.

– Где она теперь?

– Её забрала Империя, – ответил Марек.

Он отстранился, избегая смотреть на дочь, и устремил взгляд во мрак снаружи.

– Мы недолго пробыли вместе, но успели дать жизнь двум прекрасным детям, и всё это время она жила с оглядкой и постоянно ждала.

– Что её найдут Зоркие, – догадалась Хьелль.

– От них не спрячешься, рано или поздно всё равно отыщут. – Марек пнул сапогом наковальню. – В конце концов она сбежала. И к лучшему.

– А имперцы знали, что у неё есть дети?

– Нет, само собой. – Марек закрыл дверь и задвинул засов, отрезая от взора ночь. – Иначе убили бы вас в пример другим.

– Кому – «другим»?

На вопрос отец не ответил, но задал свой.

– Какие… – Он нахмурился и повторил: – Какой у тебя дар?

– Дар? – с отвращением переспросила Хьелль, криво усмехнувшись. – Никакого дара у меня нет. Я просто чувствую. Знаю, когда пойдёт дождь, к примеру, или угадываю прилив.

– И всё? – изумился Марек, отчего Хьелль кольнул стыд.

– А ты думал, твоя дочь – могучая колдунья?

– Прости, Хьелль. Я ведь не знаю, как это устроено, и совсем забыл, что тебя никто не учил.

– А ещё забыл, что мне всего шестнадцать.

– Да, извини. – Отец прижал уголки глаз кончиками пальцев, и по лицу явственно растеклась усталость. – Значит, просто чувствуешь?

– Лучше всего мне в лесу, там я ощущаю свободу. Воображаю, как под землёй по своим норкам и ходам бегают разные зверьки.

– Может, всё это и правда?

Марек долго смотрел на дочь, точно подбадривая, а потом жестом поманил на кухню.

Вернер сидел за столом и коротким ножом чистил ногти. Он оторвался от своего занятия и без всякого выражения взглянул на племянницу. Стейнер говорит, что Хьелль – любимица моряка. Но ей до этого нет дела. Отец, например, больше выделяет брата, так что всё по-честному, насколько вообще в семьях это возможно.

– Не бойся, дядя. Я не стану насылать на твою лодку бурю, когда ты снова выйдешь в море.

Вернер без улыбки отложил нож и отвернулся к очагу, где мерцали алым угли.

– Не стоит этим шутить. Многие люди страдали и умирали из-за этого дара.

– Думаешь, я не страдаю? – отрезала Хьелль с ледяной беспощадностью Холодеющего океана. – Моего родного брата обрекают на верную гибель.

– Мы не знаем этого наверняка, – возразил Вернер, поднимаясь. – А если не растеряется и будет начеку, может, и разузнает что.

– Его нельзя отправлять на остров. – Девушка в упор посмотрела на рыбака. – Я не позволю.

Отец с дядей переглянулись, и на их лицах проступила озабоченность.

– Мы не в силах ничего изменить, Хьелль. Иного способа остановить имперцев, увы, нет.

Марек с мольбой протянул к дочери руку, но та не приняла её, не желая мириться с человеком, который столько скрывал. Хьелль вновь захотелось кричать, выть, подобно загнанному зверю. Она стиснула кулаки, и комната вдруг наполнилась приглушённым сиянием. Голова закружилась, и потребовалось сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Империя хочет отнять у меня брата.

Кухонная дверь скрипнула на петлях и с размаху распахнулась, грохнув о стол позади. В очаге разом потух огонь, и в полумраке комнаты серо-оранжевыми всполохами взметнулся вихрь золы и пепла. Старая тряпка рвалась на ветру, как белый флаг поражения. Марек и Вернер попятились, кто-то из них даже вскрикнул. Зажмурившись, Хьелль пронеслась по кухне и чуть кубарем не скатилась с порога.

Задыхаясь от кашля, Марек бросился следом, но Хьелль увернулась от рук отца – нельзя столь вольно обходиться с правдой, когда она так нужна.

– Дочка, пожалуйста. Ты не представляешь, что тебя ждёт. – Голос срывался – кузнец боялся, что на тихой улочке их подслушают. – Колдовство не приживается, оно сжигает тело. Я видел людей, которые навсегда обратились в камень.

– Я не позволю его забрать, – громко выкрикнула Хьелльрунн, и на окнах по соседству кое-где заколыхались занавески.

Она мчалась по улице и радовалась, что вырвалась из кузницы, прочь от тяжёлого металлического духа и жара, наслаждалась свободой вдали от кухни с нависающим потолком и столом-громадиной. Втайне, не признаваясь даже самой себе, Хьелль ликовала, что наконец осталась в одиночестве. Люди. Её тяготило их общество, даже собственного отца и дяди. Мирное уединение среди деревьев куда лучше.

Ветер завывал, эхом разносясь в иззубренных скалах. Он стонал и пел, и душа Хьелль наполнялась глубоким беспокойством. Серая метель слепила, и девушка с трудом пробиралась по сонному городку, кралась переулками и пряталась в тени от имперских дозорных.

Было уже поздно, извилистые улочки тонули в густой темноте, а Хьелль не захватила ни фонаря, ни факела, чтобы освещать дорогу. Мрак едва разгоняли серебристые брызги света от окон и сияющий блеск золотых лент на мостовых и снегу. Интересно, сколько семей живут в Циндерфеле? Сколько их, тех, кто прячется за ставнями в своих домах? Тех, у кого все мысли заняты лишь повседневными хлопотами? Где взять деньги? Раздобыть еду, найти покой и уют? Здесь, под соломенными крышами, спят эти простые люди. Их не тревожат древние секреты и мистические силы. Покой их нарушает лишь завывание ветра и вечный холод, и душа Хьелль вдруг взорвалась завистью.

Таверна Бьёрнера, как маяк, разгоняла тьму: из окон лился гостеприимный свет, приглашая всякого, кто отважится взобраться по крутой дороге к крыльцу. Зубы у продрогшей девушки стучали, но она упрямо шла вперёд. Заходить ей не хотелось, но иного места, где бы Стейнер стал искать приюта, на ум не приходило. Трактир взорвался хохотом, грубым и враждебным, и в нос ударили столь же недружелюбные запахи. Хьелль поморщилась и, сдвинув щеколду наверх, толкнула дверь плечом.

– Кажется, сегодня не стоит ждать ни тепла, ни добродушия, – пробормотала она вполголоса, надеясь, что ей хватит смелости отыскать Стейнера и привести его домой.

Не успела она опасливо заглянуть в таверну, как со спины налетел ветер и широко распахнул дверь. Все взгляды тут же обратились на Хьелль. Она сжалась от стыда, борясь с тяжёлой створкой, но никто не поспешил ей на выручку и не проронил ни слова.

Из-за стойки, нервно вытирая руки тряпкой, вышел Бьёрнер. Он пытался скрыть изумление, но глаза его сразу же выдали.

– Хьелльрунн Вартиаинен, – произнёс он в полной тишине.

За спиной хозяина появился мясник Хокон, а две дюжины людей просто глупо таращились, разинув рты, будто пойманная в сети рыба.

– Я ищу брата, – ответила Хьелль, но в тишине слова прозвучали едва различимо.

– Ему здесь не рады, – отозвался Бьёрнер. – Как и тебе, Хьелльрунн.

– Кто-нибудь видел его? – Девушка обратилась к посетителям, но они избегали встречаться с ней взглядом и утыкались в кружки или виновато разглядывали пол. – Кто-нибудь видел Стейнера? – повторила она, и голос прозвучал оглушительно в удушающей тишине.

– Шла бы ты домой, – посоветовал Хокон, оглаживая свою огромную бороду.

Хьелль в отчаянии огляделась.

– Вы же наверняка его видели.

– Уходи, – велел Бьёрнер.

Хьелльрунн вновь оглядела собравшихся и вскинула четыре пальца.

– Горите в Хеле. Я желаю вам всем попасть в Хель.

Дверь с грохотом захлопнулась, и девушка крадучись направилась обратно, осыпая людей проклятиями.

Ему здесь не рады, как и тебе, Хьелльрунн. Бьёрнер имел в виду только таверну или весь Циндерфел?

– Значит, не нашла, – догадался Вернер.

Бороду он запачкал молоком, и вид имел престранный. Перед братьями дымились кружки с горячим молоком.

– С чего это вы пьёте молоко, как престарелые тётушки? – спросила Хьелль. – А я думала, вы уже прикончили всю медовуху.

– Придержи язык, – проворчал Марек. – Плохая затея – напиваться в такие времена. А согреться надо. Будешь вести себя хорошо, и тебе нальём.

Хьелльрунн выдвинула стул, тяжело плюхнулась на сиденье и, сложив руки на столе, устроила на них голову.

– Где ты была? – мягко спросил Вернер.

– У Бьёрнера, конечно, – ответила Хьелль, не меняя положения. – Где же ещё?

– Тебя явно не встретили с распростёртыми объятиями, – догадался дядя.

– После такого вообще не стоит ждать радушия, – заметил Марек. – Повезёт, если позволят остаться в городе.

– Почему колдовство – это плохо? – спросила Хьелль. – Разве я опасна? Девочка шестнадцати лет, которая предсказывает погоду.

– Ты же знаешь сказки, Хьелль, – ответил Вернер. – Сколько помню, ты всегда требовала истории о драконах и колдовстве.

– Но ведь это всего лишь истории. Сказки. Драконы мертвы уже сто лет.

– Семьдесят пять. – Марек налил из кастрюли горячее молоко в кружку. – Остались ещё те, кто помнит войну, Хьелль. У многих воевали отцы и передали память своим сыновьям.

– Разве чародейство опасно? – нахмурилась Хьелль. – Это ведь просто сказки, которые со временем приукрасили.

– «Приукрасили», – усмехнулся Вернер. – Даже говорит, как мать.

– Этим словечкам она точно не у меня научилась, – согласился Марек.

Хьелльрунн обхватила кружку руками и почувствовала тепло.

– Империя винит драконов в появлении колдовства, – сказал Марек. – И потому они не успокоятся, пока не уничтожат его полностью.

– Даже убивая детей? – спросила Хьелль.

Мысли возвращались к Стейнеру, хотя он вряд ли теперь сойдёт за ребёнка.

– Даже если нужно убивать детей, – кивнул отец. – Они сделают всё, чтобы колдовство не попало в руки простых людей.

Хьелльрунн пила, делая частые глотки, но молоко горчило, поэтому она отставила кружку. Марек и Вернер не спеша потягивали напиток, глядя на огонь, будто хотели разглядеть там судьбу Стейнера.

– Допивай, – велел отец, и Хьелль послушалась.

Лестница на чердак показалась бесконечной, до чего же тяжело было взобраться. Почему она так устала? День и правда выдался длинным, но на кровать девушка упала не раздеваясь, и сил вновь встать уже не было. Она скинула обувь и свернулась калачиком.

– Где же ты, Стейнер? – прошептала Хьелльрунн в темноту, но ответа не получила.

6

Стейнер

«Циндерфел стоит на северо-западном побережье Нордвласта и потому имеет особую важность. Здесь корабль по пути к Владибогдану встаёт на причал в последний раз, этот город – последнее, что видят многие меченые дети. Год за годом мы провозим множество детей на глазах у жителей Циндерфела. И я тревожусь, что восстание, если таковое случится, произойдёт здесь или поблизости. Мы должны быть настороже».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Стейнер не собирался опаздывать. Кажется, весь Циндерфел набился на пристань, чтобы поглазеть, как его увозят. Молодой кузнец спустился наезженной дорогой к побережью, даже не заглянув домой. Он не испытывал ни малейшего желания разговаривать с людьми, которые бросили его в лапы судьбе, поджидающей на острове. Алый фрегат ещё не снялся с якоря, и шлюпки везли с берега единственный его груз – отмеченных колдовской меткой детей, которых собирали по всей Империи и везли со всех Обожжённых республик. Небо напоминало перевёрнутый карьер, затянутый грубо-серыми облаками, колючими и опасными.

– Вот он! – раздалось из глубины толпы.

Люди обернулись и подались в стороны. В голове у Стейнера пульсировала тупая боль, и внутренности ей вторили. К одежде прилипли соломинки, выдавая, что ночь он провёл в стойле, и лучше никому не знать, в каком именно.

– Да ты не торопись, – прокаркал кто-то.

– Уже почти всех перевезли, – добавил другой.

– Думали, ты сбежал, – сказал третий.

– Не обращайте внимания, – отозвался Стейнер. Все чувства будто онемели, поэтому и ответ вышел недостаточно язвительным.

– Что, язык проглотил? – осклабился мясник Хокон.

Люди шарахались от юноши, будто боялись заразиться колдовством. Мужчины, женщины, кучка ребятни – все наблюдали за ним, а некоторые вслед целовали пригоршню пальцев – древний знак, чтобы отпугнуть зло. Стейнеру хотелось грязно ругаться. Хорошо, что Кристофин не пришла. Больше в Циндерфеле он не доверял никому, и лучше бы ей не видеть, как его забирают.

На пирс местных жителей не пускали – шестеро солдат стояли заслоном против отчаянных родителей, только до сих пор ни один человек со всех Обожжённых республик не последовал за своим ребёнком. Иерархи Хигир и Ширинов, скрестив руки и сгорбившись, поджидали Стейнера.

– У мальчишки сильный дух, как я и говорил, – проговорил Хигир глубоким голосом. Нахмуренные брови на бесчувственной маске по-прежнему пугали.

– А я уже собирался уничтожить дом кузнеца, – раздалось из-за серебряной маски.

– Жаль, что вам пришлось ждать на холоде, – отозвался Стейнер. – Мороз плохо действует на старые кости.

Ширинов подался вперёд и поднял руку.

– Стейнер! – раздалось из толпы.

Иерарх замер и обернулся на крик, но юноша не повернул головы. Он и без того узнал голос.

– Стейнер, я тебе кое-что принёс. – Слова Марека звучали мольбой, но отвечать не хотелось. – Прошу, сынок.

Он сердито глянул назад и увидел кузнеца и рыбака, которые плечом к плечу стояли по ту сторону заслона. Хьелльрунн видно не было, что было и к лучшему, когда рядом Зоркие. Марек протянул сыну суконный мешок.

– И что мне с ним делать?

– Пригодится в пути, – отозвался Марек с болью в лице.

– Оставь себе, – рявкнул Стейнер. – Мне от тебя ничего не нужно.

– Стейнер, мне жаль. – Голос отца дрогнул.

– Всё это я делаю не ради тебя, а ради Хьелль.

– Стейнер… – Марек выглядел подавленным, но в душе Стейнера уже не осталось места для жалости. Он круто развернулся и зашагал в конец пирса, подальше от солдат и полных отчаяния глаз отца. В ушах плескался шум Призрачного моря, тишину разрывали насмешливые крики чаек.

– Повернулся спиной к семье? – Рядом возникла выщербленная бронзовая маска, пугая хмурым выражением.

– Вам-то какое дело?

– Часто те, кого мы увозим, до последнего цепляются за прошлую жизнь. – Хигир оглянулся на толпу. – Ты не из таких.

Стейнер пожал плечами, глядя, как с корабля на воду спускают шлюпку.

– А ты – противоречивая натура, не правда ли? – добавил иерарх.

– Я бы скорее назвал себя простым парнем, если узнать поближе.

– В чём же это выражается?

Стейнер вплотную подошёл к Зоркому.

– Улыбаюсь, когда счастлив, и хмурюсь, когда зол. Я не прячусь за масками.

– Вскоре и ты изменишься. Думаю, тоже наденешь маску. – В словах иерарха почудилась насмешка.

– Она мне не нужна.

– Идём, дитя, – позвал Хигир. – Время отплывать.

– Я вам не дитя, – сквозь зубы прорычал Стейнер. – У меня есть имя.

В заливе гулял ветер, и казалось, что он подгоняет людей, по трое и четверо бредущих вдоль побережья, как хрупкие осенние листья. Стейнер в последний раз оглянулся в сторону пирса и увидел, что Вернер уводит Марека, и толпа расступается перед ними. В каменной пустоте, заполнившей душу, вдруг ярко вспыхнул гнев. Закапал мелкий дождь, и море вокруг зашелестело.

Ширинов куда-то исчез, и Стейнер, плечами растолкав угрюмых детей, сошёл с пирса и устроился в лодке под их сердитыми взглядами. Он отчаянно старался не потерять самообладания и, склонив голову, до боли стиснул кулаки.

В ушах эхом отдавались слова: Всё это я делаю не ради тебя, а ради Хьелль. Он готов на всё, чтобы сестра не попала в лапы Империи с её Зоркими.

Вода капала с носа и струилась по вискам.

Зато никто не увидит, если он заплачет.

Четверо сильных молодых солдат помогли иерархам сесть в лодку и забрались следом. Ширинов сперва разразился кашлем, а когда качка закончилась, тут же задремал.

На полпути к фрегату, покачиваясь на тёмно-зелёной воде, они разминулись с другой шлюпкой, которая шла к каменному пирсу, а на её носу бесстрашно стояла Ромола. Гребцы кисло посмотрели на иерархов и мрачно оглядели Стейнера.

– Ромола? – изумился тот.

– Виделись прежде? – распевно спросил Хигир.

Стейнер кивнул.

– Она работает на Империю? – спросил он, злясь, что ввязался в разговор с Зорким.

– В некотором роде.

– В том же роде, как и убийство детей? – с вызовом спросил Стейнер.

– Твоя смелость вскоре иссякнет. – Хигир подался вперёд. – Владибогдан меняет всех.

Все романтические представления о плавании на корабле, которыми Стейнер себя тешил, быстро растворились. Не успел он оглядеться, как уже оказался в заточении. Сидений здесь не было, только старые ящики, а ещё запах морской воды и темнота. От едкого холода спасались вытертыми покрывалами, которые кишели вшами, и дети с визгом их стряхивали. Трудно было сосчитать всех заключённых в этой мрачной темнице. Корабль стонал и скрипел, и непривычный к этому Стейнер старался согнать с лица тревогу. Качка никак не отразилась на похмелье, и юноша, устроившись между ящиков, закрыл глаза.

Первое Испытание проходило в десять лет, последнее – в шестнадцать, когда заканчивалась школа. Многие бросали занятия гораздо раньше, но всё равно проходили Испытание. Стейнер слышал истории, как хитрые родители отправляли детей в отдалённые деревни, где не было школ, подальше от хищных глаз Империи. Но все их усилия так или иначе шли прахом. Синод широко раскинул свои сети, и его служители рыскали по континенту, отправляясь на север и запад, пока наконец всех детей не собирали в Циндерфеле под охраной солдат.

Стейнеру вспомнилось, что вчера вечером сказал отец:

Правда в том, что детей на острове не казнят. Во всяком случае, мы так полагаем.

– Я ещё жив, – произнёс Стейнер вслух, ни к кому не обращаясь.

В ответ он услышал плач и, открыв глаза, увидел мальчика лет десяти, который, съёжившись, сидел на корточках. Светлые волосы выдавали уроженца Шанисронда, а испуганные глаза выделялись на фоне пухлых смуглых щек.

– Привет, – сказал Стейнер. – Возьми покрывало.

Мальчик покачал головой.

– Как тебя зовут?

– М-максим.

– Почему не хочешь принять покрывало?

Максим махнул рукой на груду ящиков, где на самодельном троне восседал белобрысый паренёк.

– Он не разрешает.

Стейнер поднялся и размял плечи. Он чувствовал на себе взгляды и вдруг осознал, что старше остальных минимум на пару лет и уж точно крупнее всех.

– Жди здесь, – велел он Максиму.

Мальчик кивнул, и его нижняя губа задрожала.

Стейнер пересёк темницу, переступая через жмущихся друг к другу детей, и остановился перед грудой ящиков. На самой вершине, подстелив дюжину покрывал, устроился парнишка с крайне заносчивым видом.

– И кто же у нас здесь? – Стейнер вопросительно вскинул бровь.

– Аурелиан Бревик… Мой отец – самый богатый человек в Хельвике, и скоро меня отпустят. – Мальчишка улыбнулся. – Отец договорится с имперцами, и я вернусь домой.

– Неужели, сын хельвикского толстосума?

– Разумеется. – Аурелиан брезгливо выпятил губу. – Это ошибка. У меня нет колдовской метки, как у этих оборванцев. Или как у тебя.

Сыну богача было около шестнадцати. У него был взгляд холоднее северного ветра, и одежда из выкрашенной в алый цвет овечьей кожи, красивая и дорогая. А тяжёлые ботинки казались новыми и крепкими.

– Не хочешь поделиться покрывалами? – предложил Стейнер.

– Пожалуй, нет, – ответил Аурелиан.

– Послушай-ка. – Молодой кузнец понизил голос. – Я мучаюсь от похмелья и только что потерял всех, кем дорожил. Мой запас терпения уже на исходе.

– У меня уже коленки трясутся, – фыркнул самопровозглашённый тиран.

Мальчишка встал, и улыбка сползла с его лица. Сидя на троне, он казался выше Стейнера. Теперь же они стояли лицом к лицу, но Аурелиан явно не собирался отступать. Деньги никогда не отступают.

– Ползи прочь, как и положено бедняку, и я прощу…

Договорить он не успел – Стейнер выбросил кулак, разбив ему нос и подбив глаз. Всхлипнув, Аурелиан рухнул навзничь с трона и прижал руку к лицу.

– Как ты посмел?

– Легко, – ответил Стейнер. – И посмею ещё, если не замолкнешь.

Он забрал с деревянного трона покрывала и стал раздавать тем, кто остался без них.

– Потряси. Стряхни вшей, – велел он одному. – Успокойся, утри слёзы, – сказал другому. – Возьми, – и протянул одеяло Максиму.

И вот уже пятнадцать лиц с мольбой обращаются к нему, почувствовав защитника и стараясь быть ближе.

– Фу, – плюнул Аурелиан, сидя в другом конце темницы, но на большее не отважился.

Стейнер устроился среди новых подопечных, потёр сбитые костяшки и прокашлялся.

– Ладно, хорош реветь. Знаю, весёлого мало, когда забирают от семьи. И понимаю, что вам страшно. Хель, я и сам боюсь.

Подошли ещё дети.

– Как нас убьют? – спросила до боли худая девочка не старше одиннадцати.

– Не знаю, – ответил Стейнер. Ему хотелось пообещать, что их вовсе не убьют, но грош цена таким обещаниям. – Знаю лишь, что нас везут на остров под названием Владибогдан. Нужно держаться вместе, действовать вместе, друг без друга пережить это не выйдет.

Непривычно, когда каждое твоё слово ловят на лету. Всю жизнь он был сыном кузнеца и братом чудной девчонки. Учителя в школе редко его замечали. Только Кристофин по-настоящему обратила на него внимание. Вспомнив о ней, юноша болезненно сморщился – больше они не увидятся. Он потряс головой и откашлялся.

– И чтобы такой глупости я больше не видел. – Он кивнул на Аурелиана. – Мы – всё, что у нас осталось.

Младшие дети устроились рядом со Стейнером, а старшие разбрелись по темнице, примкнув к остальным группам. Максим свернулся калачиком и, положив голову кузнецу на колени, уснул.

Когда Хьелль было пять-шесть лет, она вела себя так же. От воспоминаний у Стейнера навернулись слёзы – слёзы горечи и утраты.

– Почему же ты скрывала, Хьелль? – прошептал он.

Парень долго сидел, понурив голову, и терзался. Затем вдруг остро ощутил чужое присутствие и, вскинувшись, увидел Ромолу, которая выглядывала из-за угла. Сейчас она не улыбалась, как в Циндерфеле, и ничем не показывала, что узнала его.

Открытая вода Призрачного моря оказалась вовсе не такой безмятежной, как ожидал Стейнер. Волны бились о корпус, и корабль кренило и качало. Кое-кого из детей затошнило, и темницу наполнил явный запах рвоты.

– Спаси меня, Фрёйа. – Стейнер заткнул нос. – Надо же было вчера напиться.

Максим сонно приоткрыл глаза.

– А?

– Ничего. Но если стошнишь на меня, я выброшу тебя за борт.

Максим серьёзно кивнул, как бы говоря, что на месте Стейнера поступил бы так же. Затем мальчик теснее свернулся и вновь уснул.

– За сколько вообще фрегат проходит двадцать миль? – пробормотал юноша, и тут с верхней палубы спустился один из членов экипажа.

Это была суровая с виду женщина в чёрном платке и почти совсем выцветшей рубашке. Но больше всего Стейнеру приглянулись её штаны в широкую чёрно-белую полоску.

– Отличные штаны.

– Спасибо. Ты – Стейнер?

– У меня неприятности?

– Тебе виднее. – Морячка пожала плечами. – Капитан хочет тебя видеть. Иди за мной, и чтобы без фокусов. Мы уже в пяти милях от Циндерфела, вряд ли ты столько проплывёшь.

Стейнер склонил голову к плечу и задумался.

– Я не шучу, – сказала она. – Течение сильное и вернее всего тебя вынесет в Шанисронд. Но сперва рыба пару месяцев будет объедать твой труп.

Молодой кузнец бережно переложил спящего Максима.

– Я быстро, – пообещал он, когда мальчик захныкал.

– Не знала, что у тебя младший брат, – заметила морячка.

– Как и я.

Вслед за женщиной Стейнер взобрался на палубу. Ромола наверняка подслушивала, когда он говорил с детьми, и непременно доложила об этом иерархам. Только новой беседы с Хигиром и Шириновым ему не хватало – если вдруг они поймут, что колдовская метка чудесным образом испарилась, то вышвырнут его за борт. Страхи тяжело оплетали его, словно канат, намокший от тумана и морских брызг.

– Пришли, – сказала морячка. Она большим пальцем ткнула в сторону двери, но корабль вдруг накренился, и она была вынуждена схватиться за стену.

– Сколько ещё плыть? – спросил Стейнер.

– Ветер против нас, ворон и то летит быстрее.

– Какой он? – спросил Стейнер.

– Кто?

– Капитан. Какой он?

Морячка улыбнулась.

– Сам увидишь.

С этими словами она открыла дверь и втолкнула его в тёмный кабинет.

7

Стейнер

«Дорого обошлось Винтерквельду восстание. Многие погибли – как мужчины, так и женщины. Стоит отметить, что на зов революции отозвались не все – не встали против драконов спригганы, заполонившие леса, словно грибы. Вот почему они никогда не были и не станут частью Империи».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

В каюте хранился целый арсенал любопытных вещиц, собранных со всего Винтерквельда. Здесь тебе и кружка с отчеканенным гербом Ваннеронда и костяной кинжал с рукоятью из кожи ящерицы, а на полу расстелен ковёр из шкуры яка. Два фонаря из цветного стекла заливали кабинет красным и синим светом. Но больше всего Стейнера очаровала музыка.

Сидя спиной к юноше, Ромола бренчала по струнам длинного инструмента с округлым корпусом. Спокойная мелодия передавала истинную глубину её печали. Каждая нота являла собой крошечное чудо; с каждым аккордом слышалась песнь грёз.

В Циндерфеле ни у кого не было денег на подобные изыски. Да что уж изыски – в студёные зимы людских грошей не хватало даже на еду. Музыка в Циндерфеле рождалась лишь из воодушевляющих песен, хлопков для поддержания ритма, топота и хриплых завываний. Инструменты – это нечто за гранью фантастики.

– Откуда взяла такую вещицу? – шёпотом спросил Стейнер.

Ромола оторвалась от игры и краем глаза посмотрела на парня.

– У бывшего возлюбленного. Это домра. – Грустная улыбка коснулась губ чужестранки, и она вздохнула. – Наши пути разошлись, когда я узнала, что он утаивает от меня правду.

Волна грусти нахлынула на Стейнера: он вспомнил о признании отца в кузнице и откровении Хьелль. Да ещё и Вернер своими тайнами насыпал соли на свежую рану.

– Понимаю… – сказал он.

– Я даже не попрощалась, – добавила Ромола, глядя в тёмный угол кабины. – Схватила кошелёк и домру и ушла без оглядки.

– Мне жаль, – посочувствовал Стейнер. – Трудно, когда…

– Вся наша жизнь – это партия в карты с большими и малыми ставками. – Ромола склонила голову набок. – Никогда не знаешь, чем всё обернётся.

Стейнер понимающе кивнул. Карты были ему не по нраву, но чувства морячки знакомы хорошо.

– Когда я встречусь с капитаном? – Его мысли вернулись к каменному причалу, где на прощание он одарил семью гневными взглядами.

Ромола не смогла скрыть веселья.

– Капитана? Неужто парнишка Стейнер ожидал увидеть здоровенного мужчину с длинной бородой и попугаем на плече?

Чужестранка встала и сделала реверанс.

– Ты?

– Боюсь, деревянной ногой я тебя тоже не порадую. – Она расплылась почти в насмешливой улыбке.

– Погоди, но ты ведь рассказчица?

– Ага. По выходным. – Ромола осторожно положила домру на кровать. – Иногда приятно сойти на берег. В каждом городе я провожу одну ночь вне каюты корабля. Какой смысл в плавании, если нельзя посмотреть на мир?

– Да разве в Циндерфеле есть на что смотреть?

– О! Хоть в чем-то мы солидарны. – Прищурившись, капитан села и откинулась на спинку, закинув ногу на колено.

– Чего не сказала при встрече, что ты – капитан корабля? – Стейнер сузил глаза. Появилось ощущение, что его обвели вокруг пальца. Хотя… какая теперь разница.

– В чём смысл? Люди вряд ли отблагодарят за то, что я привела имперцев к их берегам.

– Раз уж обмолвилась, объясни, зачем ты привезла Ширинова и Хигира в Циндерфел?

– А в чём, думаешь, цель людских деяний? – пожала плечами Ромола. – Деньги. Они даровали мне прекрасную репутацию в Империи.

Сжав кулаки, Стейнер отчаянно пытался придумать ответ.

– Ты благородно поступил в трюме с детьми, – заметила капитан.

– А ты уж, наверное, успела доложить Ширинову и Хигиру.

– Ошибаешься. Я не имею привычки болтать впустую. – Ромола налила себе стакан вина. – Но тебе следует быть осторожнее с нелестными высказываниями в сторону Империи. Людей и не за такое убивали.

Стейнер кивнул. Трудно спорить с истиной.

– Но как же тогда рассказчица выжила в Сольминдренской империи? Если Ширинов услышит, как ты рассказываешь сказки о драконах и…

– Они в Империи запрещены, а не в Обожжённых республиках. Это одна из причин, по которой я променяла воды Пепельного залива на Холодеющий океан.

– Получается, ты отказалась от жизни пирата, чтобы стать наёмницей Империи?

– Как же ты молод, – улыбнулась Ромола. – Молодым всё вокруг кажется чёрно-белым. Подожди несколько лет, потом всё поймёшь.

Стейнер огляделся, приметив рамку с иллюстрацией чёрной птицы.

– Резная фигура на носу корабля – это ворон? – полюбопытствовал юноша, стремясь сменить тему разговора.

Ромола кивнула.

– Имя корабля – «Надежда Дозорного». Остаётся надеяться на благосклонность Фрейны. Хотелось бы, чтобы она сберегла нас от несчастий. – Капитан сунула руку под кресло и вытащила увесистый мешок. – Возьми. Мой старый знакомый настоял, чтобы я взяла его на борт.

Стейнер приблизился и узнал отцовский мешок, от которого отказался в Циндерфеле. Вслед за волной облегчения и сожаления нахлынула обида от предательства родных. Неужели они решили, что он настолько глуп или слаб, чтобы стать шпионом? Он уже давно не дитя.

– Возьми мешок, – велела Ромола, заметив его нерешительность.

Корабль накренился и подтолкнул Стейнера в сторону капитана. Из суконного мешка выглядывала деревянная ручка. Он потянул рукоять на себя и увидел большое металлическое навершие.

– Вернер передал, – объяснила Ромола. – Молот твоего прадеда.

Моргнув, Стейнер поднял кузнечную кувалду. Деревянная ручка была отполированной, хотя сам металл уже потускнел. Не самый видный подарок – всего лишь простой инструмент для простой задачи. Но подарки на том не закончились. Пошарив внутри, Стейнер нашёл пару тяжёлых башмаков.

– А эти – твоей матери, – добавила Ромола. – Судя по размеру, она была наполовину огром[1]…

– Огров не существует, – усмехнулся юноша.

– Верно, – согласилась капитан, отводя взгляд. – Теперь уж нет.

Стейнер проигнорировал комментарий, не сомневаясь, что Ромола шутит. Его мать собственноручно зашнуровала ботинки и носила в холодные дни и во время долгих прогулок. Не башмаки, а произведение искусства. На его ноге они доставали до самых икр.

– У нас ноги одного размера, – пробормотал он.

– Что ж, вероятно, ты тоже наполовину огр, – с улыбкой заметила Ромола.

– Едва ли.

– Ты ещё молод – всё впереди.

– Что, во имя Фрейны, я должен с ней делать? – Стейнер указал на кувалду.

Ромола отмахнулась от вопроса.

– Я всего лишь посланник.

– Мне на острове этим пользоваться? Что будет, когда мы туда доберёмся?

– Я не знаю. Да и если бы знала, за раскрытие тайны – голова с плеч.

– Прошу, Ромола, поведай, что будет дальше – казнят нас, утопят или…

– Я не знаю, правда. Дальше сторожки в конце лестницы я не заходила.

– Лестницы? Какой ещё лестницы?

– Сам увидишь. – Ромола склонила голову набок и улыбнулась. – Почему бы тебе не подняться на палубу и не подышать свежим воздухом?

– А как же Зоркие?

– Они спят или опустошают набитые желудки.

– Не продолжай… – Стейнер поднёс руку ко рту.

– Когда тебе станет печально, посмотри на Ширинова, – заметила Ромола, едва сдерживая смех.

Стейнер последовал за капитаном и вышел из трюма на палубу. Перед ним открылся вызолоченный горизонт. Ярче всего солнце светило на рассвете, но днём небо Нордвласта скрывало светило за серой пеленой.

– Я остался невысокого мнения о твоём корабле, – признался Стейнер. – За всю ночь мы прошли лишь двадцать миль.

– Вот уж не мечтала перевести разговор в это русло, – фыркнула Ромола. – Давай поднимемся на шканцы. – Она взяла штурвал у мрачного моряка с плохо зажившим шрамом, рисующим на лице постоянную насмешку. Матрос проигнорировал гостя и ушёл прочь.

– Уж не родственник ли он Хокона, – прокомментировал Стейнер.

– Печально известный мясник в Циндерфеле? – улыбнулась Ромола. – Кстати, Кристофин – красивая девушка. Вы двое… – Капитан выгнула бровь, и Стейнер почувствовал, как запылали его щёки.

– Похоже, всё закончилось до того, как успело начаться, – огорчённо проговорил юноша.

Он понял, что потерял больше, чем просто семью, и волна горечи затопила его.

– Если увижу её, то передам, что ты цел и невредим.

– А буду ли я? – Стейнер покачал головой. – Буду ли цел?

Ромола пожала плечами.

– Всё от тебя зависит.

– А мой отец? Ты успокоишь его?

Чужестранка кивнула.

– Мы с твоим отцом старые друзья. Только болтать об этом не вздумай. – Капитан сурово глянула на парня, что противоречило её обычному насмешливому добродушию.

На языке у Стейнера крутилась добрая дюжина вопросов, но взгляд Ромолы дал понять, что ответов ему не видать, как своих ушей.

Пока корабль дрейфовал по бурным волнам, они молча стояли на палубе. Юноша крепко держался за перила и старался сдерживать дрожь. Может, это последние моменты свободы, и стоит ухватиться за них обеими руками.

Ромола покачала головой и указала в море.

– Северные острова. На них с Циндерфела устремляются страшнейшие бури.

Стейнер прищурился и увидел вдали пару дюжин чёрных скал, восстающих из морских глубин. Некоторые казались стройными, как огромные клыки, другие – приземистыми, потрескавшимися. Крупнейшие вершины сформировали внушительную массу, которая доминировала над морем, запуская в небо каменные глыбы и пуская из невидимых отверстий струйки дыма.

– Вулкан? – предположил молодой кузнец.

– Нет, не вулкан, – возразила Ромола. – Дым образовал вокруг острова тёмный ореол. Чем выше к небесам, тем ярче он окрашивает небо в тёмно-серый цвет.

– Владибогдан, – прошептал Стейнер.

– Верно.

В тени острова рассказчица умерила веселье.

– Боюсь, это твой новый дом.

Среди массивных чёрных скал не виднелось и намёка на жильё. Да разве там можно жить? Ромола отдала несколько приказов, и корабль встал на курс вокруг острова.

– Что-то мне подсказывает, что нового матроса ты не ищешь, – буркнул Стейнер. – Знаешь, я настоящий труженик.

– Хорошая попытка. Слушай, ты мне нравишься, но наши пути должны разойтись. – Ромола повернула штурвал, и «Надежда Дозорного» устремилась по каналу между Владибогданом и Северными островами. Здесь пепельная завеса казалась ещё темнее и более зловещей.

– Было бы неплохо, утони весь этот остров в волнах, – подметила капитан.

– И, желательно, до того, как я ступлю туда ногой, – уточнил Стейнер.

По мере приближения скалы становились всё выше, пока в задней части острова не открылась широкая бухта с чёрными песками и темноглазыми сторожевыми башнями. Чайки дрейфовали на утреннем ветру, взывая к режущему волны кораблю скорбными криками.

– Что теперь? – спросил Стейнер.

Ромола пожала плечами.

– Не знаю. Я никогда не ступала на земли Драгмактской академии.

Юноша удивлённо поднял бровь.

– Я ничего об академии не слышал.

– Всё сам увидишь, как только доберёмся. – Чужестранка нахмурилась, переживая, не сболтнула ли лишнего.

– Академия. Только этого мне не хватало. – Стейнер покачал головой и вздохнул с тревогой.

– Она как-то связана с Зоркими, – добавила Ромола. – Я пыталась узнать больше, но дальше сторожки мне не попасть. Они не жалуют любопытных глаз.

– Академия, – повторил Стейнер с закравшимся подозрением.

– Лучше тебе спуститься, – велела капитан.

«Надежда Дозорного» зашла в бухту, и остров отбросил на корабль тень, вытеснив собой небо.

– Тебя не должны здесь застать. Уходи.

Молодой кузнец направился в трюм, стараясь проскользнуть как можно незаметней, но шансов на это оказалось ничтожно мало: широко распахнутые глаза детей уже горели любопытством. Послышались комментарии, что кто-то стал фаворитом капитана, но по большей части разговоры сосредоточились на увиденном. Стейнер отвечал на вопросы, умалчивая о главном. Неожиданно корабль сбавил ход, и постоянная качка от вод Призрачного моря больше их не беспокоила. Все глаза устремились на прямоугольник серого неба над трюмом, где скоро появятся лица солдат, которые позовут их на палубу и уведут на земли Владибогдана.

Бухта не отличалась большими размерами, и корабль остался покачиваться на тёмной воде, алея в тени под гранитными скалами. Солдаты переправили детей на каменный пирс и велели ждать, как будто имелись желающие скорее ступить на чёрные пески и броситься бежать вверх по длинной лестнице.

– Пусть Фрейна тебя милует, – напутствовала Ромола.

– Храни тебя Фрёйа, – ответил Стейнер.

Было странно говорить о древних богинях с человеком из Шанисронда, однако он почувствовал, что слова её были искренни.

– Не знала, что ты веруешь в древних богинь, – удивилась Ромола.

– Не верую, но сейчас любая удача пригодится.

– Советую не упоминать их на острове, – предупредила капитан, – иначе не избежать тебе строгого наказания.

Иерархи Хигир и Ширинов сошли с корабля последними. Если кто-то из них и был моряком, то скрывал этот факт безупречно. Старики медленно направились к пирсу, где имперцы с горем пополам затащили их наверх. С широко открытыми глазами и едва дыша, дети наблюдали, как мужчины в масках проталкивались через давку.

– Что теперь? – прошептал Максим.

– Крутой подъём. – Стейнер кивнул на бесчисленные ступени.

Глаза мальчика расширились, но не по той причине, которую предположил Стейнер – затянутая в перчатку рука Ширинова взметнулась и болезненно рассекла губу.

– Молчать! Не знаете, что есть дисциплина? – Улыбающаяся маска иерарха повернулась к остальным детям. – Вас здесь быстро научат послушанию! Вы усвоите, что потребности Империи всегда превыше собственных!

Голова Стейнера кружилась от удара, но он твёрдо стоял на ногах. Облизывая окровавленную губу, пострадавший юноша не сводил взгляда с Зоркого.

– Лучше тебе укротить столь мрачный взор, дитя.

– Мой взгляд станет наименьшим из ваших бедствий, – кривясь от боли, буркнул Стейнер. – И я вам не дитя.

Ширинов вновь поднял кулак, но Хигир тотчас поймал его за руку.

– Хватит, брат, уж больно много ему почестей, – вмешался Зоркий в нахмуренной маске.

Ширинов отстранился.

– Слава Императору, что мы наконец вернулись, – добавил Хигир со вздохом.

Неожиданно вокруг его стоп вспыхнул огонь, облизывая камень языками пламени. Дети завизжали – кроме нескольких ребят, которые выглядели потрясёнными и даже виноватыми. Солдаты погнали их по лестнице, грубо выкрикивая приказы на сольском. Многие дети спотыкались, не зная, чего опасаться больше: открытого использования колдовства Хигиром или предстоящего изнурительного подъёма. Ширинов вышагивал спереди, пока его товарищ присоединился к Стейнеру позади группы, освещая ступени ярким пламенем, так и танцующим возле его ног.

– Сестра любила сказания о подобном огне, – вспомнил Стейнер. – Она называла его «свечой покойного»[2].

Хмурая маска кивнула.

– Да, есть одна старая сказка о том, как в полнолуние злые спригганы выбираются из леса и бредут в темноте по своим делам.

– Да какие у них дела? – удивился Стейнер, устало поднимаясь по гранитным ступеням.

– Говорят, спригганы приходят на кладбища, усаживаются на надгробия или пирамиды из камней, – хрипел за маской Хигир. – Эти существа поют страшные песни и вытягивают из покойных последние остатки жизни. А когда появляется крошечное пламя, прячут его под стекло и зажигают с его помощью фонари.

– Свечи покойных…

– Верно.

Стейнер взглянул на одежды Зоркого – они не опалились и даже не почернели.

– И вам под силу их потушить?

– Да, – заверил Хигир, – хоть и мало в этом приятного.

Группа поднялась выше. Скалы казались мёртвыми и безжизненными, никаких следов гнездящихся птиц или лишайников. Стейнер наблюдал, как Максим изо всех сил пытался переставлять ноги, пока одна скользкая, истертая временем ступенька его не подвела. Молодой кузнец поймал мальчишку за плечо, предотвратив тем самым долгое и, вероятно, смертельное падение. Двое парней оглянулись на чёрный песок бухты и основание лестницы. Даже Хигир обрадовался возможности остановиться и перевести дух.

– С-спасибо, – промолвил Максим, бросив взгляд на «Надежду Дозорного».

– Не медлите, – велел Хигир, указывая вперёд.

Мальчик закрыл рот и склонил голову. Они ступили под каменную арку, достаточно широкую, чтобы пропустить четырёх человек за раз. Те дети, которые не были окончательно измотаны подъёмом, застыли в изумлении. Весь остров занимала окружённая скалами огромная площадь со ступенями на каждой стороне, ведущими к высоким, как башни, высеченным в камне зданиям. Но взгляд Стейнера был прикован к дракону, который высился перед толпой детей. Он и понятия не имел, как может выглядеть древнее чудовище, ведь Сольминдренская империя запрещала любые изображения этих ужасных существ. Однако во всем Винтерквельде не найдётся иного названия для данного вида. Даже самые дюжие солдаты казались муравьями на фоне высоченного змееподобного тела на мощных лапах. В разверстой пасти виднелись острые, как сабли, зубы. Казалось, дракон застыл в измученном немом вое. Стейнер вздрогнул, когда заглянул в тяжёлый ониксовый глаз: его взбешённый блеск твердил о голоде и ярости. Языки пламени танцевали по бесчисленным чешуйкам, а крылья могли посоперничать с парусами «Надежды Дозорного».

– Да хранит меня Фрёйа… – выдохнул Стейнер.

8

Хьелльрунн

«Нетрудно предположить, что Император доверял в управлении лишь Зорким и Синоду, однако все властные структуры подвержены коррупции. Крепитесь же, Иерархи, в противостоянии искушению покинуть Империю. Ординариям, кто не заметил колдовскую метку, советую лучше выполнять обязанности, а тех, кто прибегает к убийству, призываю отказаться от привычки. Грешить – значит привлечь внимание Охранцев, ошибаться – стать целью всадников в чёрном».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

День явился Хьелль в бликах и вспышках, подобно солнечному свету, проникающему в глубины океана. Вот уже послышались голоса и неистовый лай собаки где-то вдали. Хьелльрунн лежала в покрывалах во вчерашней одежде, окутанная теплом и печалью. Веки оставались тяжёлыми, и ей никак не хотелось пробуждаться. Пусть Марек сам идёт за водой к колодцу, а Стейнер готовит завтрак. Ничего страшного не случится, если кухню выметет и печь растопит.

Стейнер.

Что за странное чувство, безымянное и горькое?

– Стейнер? – тихо позвала Хьелль, но ответа не последовало.

Девушка перевернулась на бок и заставила себя встать. Она и раньше с трудом поднималась, но тут совсем обессилила.

– Стейнер, я, кажется, захворала.

Снова тишина.

В голове вместо мыслей витали семена одуванчика.

– Стейнер?

Одеваться нужды не было – помятая одежда ясно дала понять, что прошлой ночью Хьелль рухнула в кровать как подкошенная. Видать, день выдался долгим. И тут девушка застыла от внезапного озарения.

Испытание.

Хьелльрунн взметнулась с покрывал, и хотя бегом это не назовёшь, тело её делало всё возможное, чтобы нести ноги вниз по лестнице. Нет смысла обыскивать кузницу или кухню, поэтому девушка тотчас вылетела на улицу и бросилась к заливу с колотящимся сердцем. Солнце уже давно поднялось над горизонтом, спрятавшись за одеяло серого облака, что изо дня в день висело над Циндерфелом.

Как я могла проспать?

Хьелль бежала и бежала, с каждой секундой всё больше приходя в себя. Ледяной воздух рвал горло и лёгкие; пальцы горели от холода. Она и дождь не заметила, пока не поскользнулась на мокрой мостовой.

Как я могла забыть?

Она летела по улице, едва касаясь тёмно-серых булыжников. Мимо то и дело мелькали домики, чьи грязно-серые каменные дымоходы выбрасывали на волю пепельно-серые клубы дыма. В этом городе столько серого цвета, что Хьелль нутром ощущала, как он вымывал из её души жизнь и надежду.

Стейнер. Хьелльрунн неустанно думала о брате и, невзирая на боль в икрах, продолжала свой бег. Лёгкие горели, но она не останавливалась.

Стейнер. Девушка поняла, что его увезли, ещё до того, как достигла причала. Среди чёрных просторов Призрачного моря тёмно-красного фрегата не было видно. На пирсе, словно одинокий страж, стояла Кристофин с покрытой головой. Чайки голосили над ними, пока порывы ветра приносили ливни, словно бесформенных духов, стремящихся вернуться из моря домой.

– Нет его больше, – промолвила Хьелльрунн, не в силах ясно мыслить и говорить сквозь пелену слёз.

Кристофин повернулась и открыла было рот, но тут же закрыла, не в состоянии выговорить ни слова из-за дрожащих губ и катящихся из глаз слёз.

– Где все? – поинтересовалась Хьелльрунн. Смертельная тишина обрушилась на Циндерфел, и ни единой души, кроме Кристофин, не было видно.

– Дома, – уставшим голосом ответила девушка. – Все пришли поглазеть, как он уплывает. – Дочь трактирщика сделала паузу. Хмурая тень омрачила её взор; мимолётная насмешка искривила прекрасные губы. – Пришли убедиться, что его забрали. Некоторые ждали, пока корабль уплывёт. А теперь вот разбежались по домам, поджав хвосты. – Кристофин взяла Хьелль за руку и повела в город в сторону таверны.

Хьелльрунн хотела поговорить, но разум опустел – слова никак не приходили на ум. Она удержалась, чтобы не разреветься навзрыд, но новые слёзы продолжали выступать с каждым ударом сердца, высыхая на лице, обжигая ледяным холодом.

– В «Тлеющем Знамени» засела пара десятков пьяниц, ещё часть – у моего отца, – уточнила Кристофин. – Остальные же сидят дома со своими родными.

– Конечно. Радуются, что беда обошла стороной, – буркнула Хьелль, пристально глядя вперёд и крепко держась за дочь трактирщика.

– Верно. Уже давно в Циндерфеле не случалось подобного. – Кристофин вздохнула. – Я каждый год наблюдаю, как забирают детей, но колдовскую метку всегда находили в чужих городах, чужих странах, у чужих людей.

– Да. Словно не касающийся нас несчастный случай, – заметила Хьелль, – как в тот раз, когда телега опрокинулась и убила возницу.

Кристофин остановилась и заглянула в глаза меченой.

– Хьелль, тебе нездоровится? Я понимаю твои переживания, но ты выглядишь… сонной…

– Скорее, отравленной, – перебила Хьелльрунн, вспоминая горький вкус молока. – Отец вздумал добавить в молоко снотворное, чтобы я не проснулась утром и не сказала им…

– Не сказала что?

Я бы взмолилась не забирать Стейнера. Я бы убедила их, что колдовская метка лежит на мне. Меня нужно было забрать на остров. Это моя вина и…

– Хьелль?

Слова Кристофин усмирили глубокий океан вины и подводные течения стыда.

Хьелльрунн сглотнула и посмотрела собеседнице в глаза.

– Я хотела умолять не забирать Стейнера.

На долю секунды она усомнилась, что Кристофин поверила. Хьелль сглотнула и опустила взгляд.

– Родной отец напоил меня снадобьем, чтобы я не проснулась. А я ведь даже не попрощалась.

Поток слёз хлынул по щекам, хотя какое это имеет значение, если на улице дождь? Кристофин обняла Хьелль, и они продолжили путь в гору в таверну Бьёрнера.

– Мне нельзя внутрь, – возразила Хьелльрунн, вспомнив мрачные взгляды посетителей и давящее присутствие Хокона.

Склонив голову, Кристофин обошла таверну и провела девушку через боковую дверь. Их встретила маленькая, окутанная тьмой гостиная, где дочь трактирщика зажгла дорогой с виду медный фонарь.

– Обожди здесь. Хочешь, огонь разожги. Я приготовлю чай и принесу покрывало. Нужно тебя согреть и просушить одежду, иначе заболеешь.

Хьелльрунн только кивнула – от изумления даже улыбнуться не вышло. Никогда ей не доставалось столько заботы. Безусловно, Марек был хорошим отцом, но ввиду столь ярой практичности, нежностей он не жаловал, а ласковым становился, только сделав над собой усилие.

– Спасибо, – поблагодарила Хьелль с неуверенной улыбкой на худом лице.

– Скоро вернусь. – Кристофин вышла из комнаты и зашагала по скрипучей лестнице.

В гостиной располагались три кресла с уютными подушками и покрывалами. Здорово, наверное, иметь лишнюю комнату, помимо кухни и места для сна. Хьелль услышала гул голосов за деревянной стеной и приметила вторую дверь, которая, судя по всему, вела в таверну.

– Вот-те на! Невежда-недоумок, да ещё со скверной! – гаркнул один голос.

– Брось. Он не был недоумком. Да и что постыдного в безграмотности? – изумился другой. – Многие из нас отлично обходятся без знания букв.

Послышались угрюмые ворчания.

– Слышал, хворь эта в роду передаётся, – заметил Хокон – Хьелль узнала бы его грубый тон где угодно. – Нужно поглядывать за девчонкой.

– Она прошла Испытания, – возразил женский голос. – Оставьте её в покое. Бедняга брата потеряла.

– Помяни моё слово, – рявкнул мясник, – есть в ней что-то надземное.

– Неземное, дурень! – поправил другой, и комната наполнилась смехом.

– Хьелльрунн, ты побледнела, как призрак! – Кристофин вернулась с перекинутым через руку покрывалом. – В чём дело?

– Мне нельзя оставаться. Это небезопасно. Не знаю, о чём я думала, приходя сюда. Твой отец дал понять, что меня здесь не жалуют.

– Ты не приходила. Это я тебя привела, – тихо, но вызывающе заметила Кристофин. – Хьелль, ты только что потеряла брата, да ещё и продрогла до костей. Давай уже, снимай одежду и заворачивайся в покрывало.

Хьелльрунн не сводила с дочери трактирщика глаз – всего два года разницы, но пропасть колоссальная. Вновь навернулись слёзы, и скорбь камнем навалилась на грудь.

– Ну же, – прошептала Кристофин.

Скинув мокрую одежду и закутавшись в покрывало, девушка опустилась в кресло и прижала колени к груди.

– Сожалею о твоей матери, – принесла соболезнования Хьелль.

– О… – Кристофин покачала головой. – Уже год прошёл.

– Год назад мы не были знакомы.

Хьелльрунн сделала паузу, наблюдая, как дочь трактирщика развешивает одежду у камина. Затем она опустилась на колени и разожгла огонь, добавив в очаг несколько брёвен.

«Почему ты так добра ко мне?» – хотела спросить Хьелль.

С улыбкой на лице Кристофин уселась в кресло напротив.

– Странно, что ты маму упомянула. Я как раз вспоминала разговор со Стейнером. Он рассказывал, что ты не знала мать – да и он едва помнит. Должно быть, тяжело всё это.

Хьелльрунн кивнула, но говорить не стала. Разве Вернер не утверждал, что она пошла по стопам матери? Разве Марек не говорил, что колдовство выжигало меченых изнутри и лишало последних сил? Её мать вполне могла перейти в царство Фрейны.

– Почему ты так добра ко мне? – спросила-таки Хьелльрунн, едва слышно на фоне потрескивающего огня.

– Мне хорошо известно, что значит тосковать по человеку, – ответила Кристофин. – Мы с матерью не очень-то ладили, но я бы всё отдала, чтобы её вернуть. – Она наклонилась вперёд, поставила локти на колени и сомкнула пальцы. – Полагаю, ты чувствуешь подобное по отношению к Стейнеру. И маме.

Гул голосов в таверне стих. Хьелльрунн настороженно обернулась.

– Иди сюда, – позвала старшая подруга.

Она повела Хьелль к стене, где порода дерева образовывала глазок. Кристофин принялась ковырять выступ, пока оттуда не вывалился предмет.

– Винная пробка? – заметила Хьелльрунн.

Дочь трактирщика кивнула, поднесла палец к губам и позвала заглянуть в отверстие. В полной красе предстал вид на таверну, хотя Хьелль и пришлось стоять на носочках.

За стойкой возвышался Бьёрнер, положив мускулистую руку на единственный полированный предмет мебели – столешницу. Стейнер любил пошутить, что трактирщик лучше следил за баром, чем за собой. Хокон прислонился к стене с пинтой в руках и угрюмо осматривал зал. Возле двери ожидали двое мужчин в чёрном, погрузив таверну в тишину одним лишь присутствием. Хьелльрунн отстранилась и махнула Кристофин, чтобы та заглянула в отверстие.

– Что налить? – в хмурой тишине слишком громко и вынужденно спросил Бьёрнер.

– Охранцы, – прошептала Кристофин, отстраняясь от потайного глазка.

– Имперские?

Она кивнула.

– Отец о них не рассказывал?

Хьелльрунн снова прижала глаз к отверстию.

– Он много чего не рассказывал.

Люди в чёрном скрылись из виду, но, судя по всему, не ушли. Посетители сидели с озабоченными лицами, бросая взгляды украдкой и судорожно хватаясь за пивные кружки. Даже самые воинственные горожане притихли, как полевые мыши.

– Стража Императора. Его кровавая левая рука, – пояснила Кристофин.

– А как же имперцы?

– Имперцы – кровавая правая. Они как посыльные кулаки для обеспечения послушания.

– А кто же тогда Зоркие и Синод?

– Сердце Императора. В конце концов, Император – один из них.

– Император – Зоркий? – Хьелльрунн нахмурилась.

– Твой отец вообще ни о чём не рассказывает?

– Почему же? Он велит причесаться и вымыть посуду. Когда мы упоминаем Империю, он лишь хмурится. Учителя в школе и вовсе отказываются признавать государства к востоку от границы.

Снова заглянув в глазок, Кристофин закупорила его пробкой.

– Раньше к нам Охранцы не захаживали. В Циндерфеле они ходят в «Тлеющее Знамя». С чего им ступать на наш порог?

– Вероятно, из-за случая в Хельвике, – предположила Хьелль. Её глаза устремились к двери гостиной, боясь появления Охранцев.

– Что за случай?

– Мне пора. – Хьелльрунн принялась натягивать всё ещё влажную одежду.

Кристофин сложила руки и краем глаза наблюдала, как одевалась девушка. На её обиженном лице ясно читалось неодобрение.

– Что случилось в Хельвике? – повторила дочь трактирщика, и все следы добродушия мгновенно испарились.

– Убили Тройку Зорких. Может, пропали без вести.

– Целая Тройка?

– Все трое. Странник поведал вчера утром, покидая город.

Хьелльрунн ненавидела лгать, но как иначе скрыть факт, что она знакома с убийцей?

– Тогда почему Охранцы не обыскивают Хельвик? Зачем нагрянули в Циндерфел? Почему они в таверну зашли?

Хьелль натянула башмаки и пожала плечами. Не было у неё желания выстраивать башню изо лжи.

– Мне пора. – Всё, что она сказала.

– Ладно, – ответила Кристофин, – мне тоже пора за работу, иначе отец начнёт задаваться вопросом, где я пропадала.

– Спасибо за всё, – неловко поблагодарила Хьелльрунн, возясь с дверной ручкой.

Кристофин не отошла от камина, а лишь наблюдала за уходом сестры Стейнера укоризненным взглядом.

Хьелль брела домой. Ветер пронизывал небо; ледяной дождь омывал кожу. Непогода держалась ещё долгие часы.

9

Стейнер

«К истинному перемирию мы придём лишь тогда, когда Обожжённые республики откажутся от глупых убеждений об автономии и присоединятся к могучей Империи. Вместе мы уничтожим южные города-государства Шанисронда. А пока Империя ждёт наступления войны и шанса прославить своё величие».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Существо казалось неподвижным и невозмутимым, хотя внутри его явно бушевало пламя. Стейнер отвлёкся от гиганта и приметил, что послушники на площади стояли не одни – по всему периметру ждали и другие девочки и мальчики в возрасте от десяти до двадцати лет. Все казались унылыми и бледными от усталости, и носили спадающие до колен стёганые плащи в алую крапинку, тяжёлые ботинки и варежки. Стейнер догадался, что это те самые дети, кого разлучили с родными и близкими в прошлом году. Вот оно – живое доказательство отсутствия казни на Владибогдане. Одни дети сгорбились в дверях многоэтажных зданий, пока другие прятались в тени под ярко окрашенными навесами.

Солдаты вышли на площадь вслед за новоприбывшими, заградив собой арку под сторожкой – теперь никому не сбежать вниз к Ромоле, чтобы молить о побеге. Затем охрана отстегнула булавы и скрыла приготовленное оружие под складками плащей. Драконье пламя безудержно бурлило, но сам гигант не двигался с места.

– Статуя, – догадался Стейнер.

Шагнув вперёд, он поднял ладони. Огонь оказался реальным – даже с расстояния в несколько футов тепло ласкало его руки.

– Зато с мозгами, – подметил Ширинов, вышагивая сквозь толпу детей и тяжело опираясь на трость.

– Ты почти прав насчет статуи… – Хигир смолк, как только второй иерарх взревел на прибывших детей, требуя встать в три ряда под безумным взглядом дракона.

– Здесь какая-то ошибка, – убеждал Аурелиан. – Прошу, сообщите отцу. Обещаю, он щедро вас одарит, – елейным голосом продолжил светловолосый мальчишка. – Право слово, нет у меня колдовской метки!

Ширинов в мгновение ока сковал ему руки – пусть знает, как стоять смирно.

– Многие годы вам вбивали в умы, что дети с колдовской меткой проходят чистку.

Иерарх сделал акцент на «чистке», чтобы ребята на дальней стороне площади ужаснулись от одного лишь слова.

– Нет, вас не убьют и не кремируют. Более того, вы останетесь в безопасности. Во всяком случае, вначале, – продолжил Зоркий. Как всегда его серебряная улыбка никак не сочеталась с угрожающими словами. – Вы станете следующим поколением Зорких, призванных служить Сольминдренской империи! Вы станете новой кровью Синода!

При упоминании Империи послушники на дальней стороне невольно выпрямились. Некоторые даже встали по стойке смирно, чуть ли не отдав честь.

– Вы добровольно пойдёте на службу или же исполните долг менее приятным и бесконечно долгим способом. – Ширинов поднял глаза на дракона, рассматривая гигантское тело, как произведение искусства. – Найдутся среди вас те, кто неохотно раскроет силы, а некоторые… – Зоркий остановился, сжав плечо Стейнера, – и вовсе останутся в неведении.

Иерарх сделал несколько шагов вперёд и склонил голову к Максиму.

– Но мы выявим живущую внутри вас скверну. Пусть ваше колдовство послужит во благо Империи!

– Нет, вы проверьте ещё разок! Говорю вам, вы увидите…

Возражения Аурелиана оборвались: с расстояния в несколько футов Ширинов сбил его с ног.

Мальчик вскрикнул, и несколько детей инстинктивно вздрогнули. Все наблюдали с открытыми ртами и потрясёнными лицами – никому и в голову не пришло, что иерарх мог наказать так издалека.

– Ты явишь нам способности, – продолжил Ширинов, – как я явил свои. – Зоркий зашагал в сторону Аурелиана. – По доброй воле… – Старик склонил серебряную маску над светловолосым мальчиком. – …Или в принудительном порядке. Выбор за тобой. Надеюсь, ты примешь верное решение. Хотя… в ближайшие годы выбирать тебе не придётся.

– У тебя нет её? – шепнул едва слышно Максим.

– Чего нет? – удивился Стейнер.

– Метки. В трюме я у всех её почуял, но не у тебя.

– Молчи! – прорычал юноша.

Ширинов кричал на худенькую девочку, которая, казалось, была готова рухнуть в обморок.

Максим снова нахмурился.

– Скажи им. Они отпустят тебя.

– Вот ещё, – возразил Стейнер. – Теперь, когда я видел остров, нет мне пути назад.

– Расскажи, – убеждал Максим.

– Что именно? – прорычал Хигир.

Пока Ширинов оставался в поле зрения, продолжая распекать послушников, второй иерарх молчал, следуя за толпой, как привидение. Максим не заметил Зоркого, невзирая на множество языков пламени, танцующих вокруг его ботинок и подола плаща.

– Что рассказать? – повторил Хигир.

– Ничего, – отнекивался Стейнер.

Однако он понимал, что его скоро раскроют – Зоркие всё равно велят продемонстрировать метку, а когда он попытается, ничего не произойдёт. И вот тогда-то придётся столкнуться с последствиями. Что ему грозит? Может, Зоркие вернут его в Циндерфел? И заберут Хьелльрунн?

Ширинов шагал через площадь в их сторону, пока оба Зорких не оказались плечо к плечу, нависнув масками над непокорным Стейнером.

– Что рассказать? – заорал иерарх в серебряной маске так громко, что ребенок рядом с кузнецом захныкал.

– Ничего. Нечего мне рассказывать. Мальчик неправильно меня понял.

Ширинов повернулся к Максиму и плавным движением открытой ладони поднял его в воздух. Дети вокруг ахнули от изумления, пока несчастному оставалось только глазеть на землю в тошнотворном страхе.

– Что. Нужно. Нам. Рассказать? – повторил Зоркий.

– У Стейнера нет колдовской метки! Вы ошиблись… Ему не место среди нас. Отпустите его домой.

Максим зажмурился, и никто не заметил слёз в уголках глаз. Мальчик витал в семи футах от земли, дрожа от страха.

– Что? Ты только что обвинил меня в неспособности проводить Испытания? – прошипел Ширинов.

– Он не то имел в виду, – заступился Стейнер. – Парнишка ошибся.

– Ошибся? Зато я ошибок не делаю.

Сжав пальцы, словно когти, Зоркий схватился за нечто невидимое. В следующую секунду Максим взвыл от боли, прижал ладони к лицу и свернулся калачиком.

– Прекратите! – потребовал Стейнер.

Хигир молчал, но отпрянул от товарища, пока тот продолжал мучить ребёнка.

– Я прекращу, когда посчитаю нужным, – гаркнул Зоркий. – Хватка моя под стать хватке Империи, поняли?

– Я велел прекратить! – взревел Стейнер и ни с того ни с сего вытащил кувалду из мешка и занёс её над головой.

Гнев, печаль, разочарование – все чувства вырвались на свободу в порыве атаки. Кувалда устремилась в грудь Зоркого, но тот успел поднять руку, чтобы отразить удар. Стейнер ощутил сопротивление, заметил, как молот замедлил движение. В следующее мгновение орудие обрушилось на Ширинова и отбросило к разбежавшимся по углам послушникам. Трость иерарха свалилась на каменные плиты, следом упал Максим. Ударившись о землю, мальчик хрипло вдохнул и больше не шевелился. На площади воцарилась страшная тишина; взоры все обратились к Стейнеру, Ширинову и телу ребёнка.

Мерцание пламени казалось единственным движением на площади. Стейнеру почудилось, будто дракон больше не извергал огонь сам, а был охвачен им как сдерживающей сетью. Язычки призрачного пламени продолжали свой танец вокруг ног Хигира, пока нахмуренная маска поворачивалась из стороны в сторону.

– Стейнер. Ты что натворил?

С поднятыми булавами солдаты бросились вперёд, вот только молодой кузнец не сдвинулся с места. Всё так же дерзко держал он молот. И волновали его вовсе не имперцы в шлемах с красными звёздами. Ширинов поднялся на ноги, прижав руки к рёбрам. Стекающая с уголка губ серебряной маски кровь подчеркивала неистовую жестокость улыбки.

– Я уничтожу тебя, – грозил Зоркий, вытянув руку. Столь лёгкий жест слишком противоречил ожидаемому результату.

Стейнер опустил глаза и был рад увидеть твёрдую почву под ногами.

– Что за Хель? – изумился Ширинов. Растопырив пальцы, он вытянул обе руки, так и дрожа от напряжения.

Словно ветерок, сила Зоркого коснулась Стейнера. Тот не понимал, каким образом сопротивлялся, но оказался признателен за столь удачный поворот. Иерарх отпрянул, и, не теряя времени, ухватился за трость. Подняв руку, он больше не призывал силы, а просто отдал приказ:

– Взять его!

Солдаты с занесёнными булавами настигали. В ответ Стейнер вскинул кувалду, отдавая себе отчёт, что сможет уложить только одного.

– Отставить! – Раскатом грома приказ взмыл над площадью.

Солдаты отступили на два шага и замерли на месте.

Стейнер обернулся и увидел на лестнице громадного здания Зоркого. Следом спускались и другие, особенное внимание привлекала фигура в волчьей маске. Однако кому принадлежал голос сомнений не вызвало. Многие послушники склонили головы, а Хигир и Ширинов вытянулись как по струнке. В глухой тишине раздался благоговейный шёпот:

Фельгенхауэр.

Коричнево-серая маска Зоркого имела угловатые черты, ни мужские, ни женские. Рот застыл в недовольной гримасе; взгляд был полон вопросов.

– Что за шум?

– Мальчишка ударил меня молотом, – доложил Ширинов.

– Я не с вами беседую, – ответила Фельгенхауэр мягко, несмотря на явный гнев.

Стало очевидно, что за угловатой маской скрывалась женщина, на дюйм-другой выше Стейнера. Она обладала длинными конечностями и стройным телосложением.

– Мальчик, я к тебе обращаюсь.

– Зоркий замучил ребёнка до смерти. – Стейнер указал на Максима, всё ещё распростёртого на булыжниках. – Я лишь пытался его остановить.

Женщина подошла к неподвижному мальчику, сняла толстую кожаную перчатку и нащупала пульс. Её плечи опустились, и Стейнер услышал за маской вздох.

– Он мёртв? – спросил юноша, но Фельгенхауэр промолчала.

Она медленно поднялась, собралась с мыслями и повысила голос:

– Я – Матриарх-Комиссар Фельгенхауэр. На острове вы будете выполнять мои приказы и вести себя под стать имперскому Зоркому. – Женщина сделала несколько шагов к Ширинову и взглянула на детей за его плечом. – От самых неопытных послушников до Ординарцев и священных Экзархов. – Она наклонилась ближе к Ширинову. – Вы – слуги Империи и обязаны соответствовать статусу. Я ясно выразилась?

Все присутствующие на площади кивнули, кроме Ширинова.

– Вам ясно? – тихо, но не менее угрожающе повторила Фельгенхауэр.

Иерарх в серебряной маске склонил голову.

– Само собой, Матриарх-Комиссар.

Фельгенхауэр вновь обратила внимание на Максима.

– В чём провинилось дитя? Чем подвергло опасности наше продолжительное существование?

Теперь, когда властная фигура женщины возвышалась над Максимом, он выглядел как никогда маленьким. Стейнер хотел броситься к мальчишке и сам убедиться, дышит ли он.

– Нелестно высказался, – фыркнул Ширинов. – Обвинил меня в ошибке.

– Ошибке? – удивилась Фельгенхауэр. – В чём, по его мнению, заключалась ошибка?

– Уверял, что у хозяина молота отсутствует колдовская метка.

– Это правда? – вознегодовала Матриарх-Комиссар.

– Помилуйте! Нет! – Ширинов поднял подбородок и сжал руки в кулаки. – У меня за плечами сотни Испытаний! Я сроду не ошибался!

Фельгенхауэр повернулась к Зоркому спиной, устремив сверкающий взор за угловатой маской на Стейнера.

– У тебя есть имя, дитя?

– Стейнер.

Женщина сделала паузу, будто его имя сбило её с мысли.

– Откуда ты родом, Стейнер?

– Из Циндерфела.

Матриарх-Комиссар замолчала, чтобы обдумать следующий вопрос, но затем передумала и просто откашлялась. Взгляд её так потяжелел, что Стейнер невольно отвёл глаза. Фельгенхауэр обошла его кругом, как сделал и Ширинов на школьном дворе.

– Сольминдренская империя проповедует, что колдовская метка – это скверна, которую нужно бояться и презирать. – Её громкий голос донёсся до всех уголков площади.

Послушники и ученики внимали ей с благоговейным страхом.

– Так проще родителям отдать детей своих. Они сами желают от них избавиться – от вас. А что может Империя без колдовства?

Женщина кружила позади Стейнера, но он чувствовал на себе тяжесть её взгляда и физически ощутимый вес силы.

– Колдовская метка – это сила. Но, как вы знаете, за любую силу приходится платить. В ближайшие дни, месяцы и годы вы сами всё поймёте. Те, кто обладают величайшим даром, не видать вам отдыха. – Фельгенхауэр шла, не останавливаясь, пока снова не столкнулась со Стейнером и не уткнулась маской в его лицо. – Я вижу метку.

– Я же говорил! – обрадовался Ширинов, вытирая кровь с маски тыльной стороной руки.

– Так и есть, – добавил Хигир.

Стейнер сглотнул, чтобы смочить пересохшее горло, и недоумённо покачал головой.

Фельгенхауэр повернулась к двум Зорким, и молодой кузнец увидел их в полной красе: двое самодовольных стариков в потрёпанных одеждах.

– Опусти молот и снимай ботинки, – велела Матриарх-Комиссар, не поворачиваясь.

– Ч-что? – переспросил Стейнер.

– Я сказала: опусти молот и снимай ботинки! – взревела она.

– Я не глухой, – буркнул юноша.

– Да и не глупый, – ответила Фельгенхауэр. – Поэтому не смей мне больше перечить!

Стейнер выпустил из рук подарки, которые несколько часов назад вручила Ромола. Молот оставил на тротуарной плите лёгкую царапину. Один за другим Стейнер снял ботинки, и холод тут же скользнул сквозь потёртости шерстяных носков. Фельгенхауэр приблизилась, и кузнец перевёл взгляд на дракона, окутанного ужасным пламенем, лишь бы не заглядывать в пронзительные глаза Матриарха. Взяв башмак, женщина рассматривала его, как драгоценность или священную реликвию.

– Чудесные ботинки, – тихо признала она.

– Спасибо, – инстинктивно выпалил Стейнер. – Мать подарила, – неожиданно добавил он.

Фельгенхауэр повернулась к Ширинову и покачала головой.

– Глупец! Неужели вы не видите разницу между колдовской меткой и заколдованными ботинками? Сколько лет вы отслужили? Сколько десятилетий?

– Ботинки? – изумился Ширинов. – Какие ещё ботинки?

– Что? – простонал Хигир.

– У меня в мизинце больше колдовских сил, чем во всем теле этого мальчишки! – разгневанно произнесла Фельгенхауэр. – Как вы посмели допустить такую оплошность?

Хигир покачал головой, а Ширинов только развёл руками.

– Это недоразумение…

– Что, по-вашему, я должна делать с ребёнком без колдовской метки? – рявкнула Матриарх-Комиссар.

– Вообще-то я уже мужчина, – возразил Стейнер. – Мне исполнилось восемнадцать в прошлом…

– Заткнись, – тихо прорычала Фельгенхауэр.

– Откуда мне было знать, что он носит заколдованные ботинки? – возмутился Ширинов. – У крестьян нет подобных вещей! Я уверен, он не носил…

– Замолчи, – отрезала женщина.

Вперёд шагнул Хигир.

– Только самые высокопоставленные…

– Я сказала, молчать! – прорычала Фельгенхауэр.

Плечи Ширинова опустились, и он обеими руками схватился за трость. Хигир съёжился за его спиной.

– Это беспрецедентно, – заявила Матриарх-Комиссар.

Другие Зоркие принялись совещаться: оскаленная волчья морда повернулась к Зоркому, личина которого представляла собой сплошной серебряный овал без единой прорези. Несмотря на отсутствие глаз у служителя Стейнер ощущал на себе его взгляд. Вокруг Зорких стоял лёгкий туман; вспыхивали пылинки серебристого песка.

Матриарх-Комиссар обратилась к Зоркому в серебряной маске.

– Сребротуман, возьми солдат и проводи мальчика в мой кабинет. Не выпускай его из виду. – Глаза Фельгенхауэр засияли за угловатой маской.

– Что теперь со мной будет? – спросил Стейнер.

– Ты поднял руку на члена Святейшего Синода. Такие преступления не остаются безнаказанными. А на Владибогдане, да будет тебе известно, наказания суровые.

Зоркий по имени Сребротуман подошёл ближе, поднял руку и жестом предложил Стейнеру последовать за ним.

10

Хьелльрунн

«Владибогдан испокон веков являлся логовищем Горекрыла – прародителя всех драконов. Именно здесь в эпоху Слёз состоялась финальная битва, положившая конец драконьей тирании и начало Стальному веку. События финальной битвы засекречены, поэтому история умалчивает о произошедшем между Императором, Горекрылом и самым доверенным стражем Императора».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Хьелльрунн стояла на кухне, сгорбив спину и обхватив руками живот. Сбежав от сурового взгляда Кристофин, она вернулась в опустевший дом. Лишь услышав кашель Марека, Хьелль поняла, что отец лёг в постель.

Девушка стояла перед очагом, вот только огонь никак не согревал – казалось, Стейнер забрал с собой долю тепла. Она пристально смотрела в одну точку – ни близко, ни далеко. Больше не слышно в доме громких утренних потягиваний и покашливаний – привычка, которая так раздражала её в брате. Не предстанет он пред ней с серьёзным лицом и не растянется возле очага перед отходом ко сну.

Когда Марек спустился, Хьелль так и стояла, застыв в замешательстве. Отец постарел за одну ночь: круги под глазами, бледное лицо, неуверенные шаги и сутулые плечи, некогда широкие и сильные.

– Ты подмешал в молоко снотворное, – упрекнула его дочь.

Марек не пытался лгать, а просто устало кивнул, не встречаясь с ней взглядом.

– Мы тревожились за твою безопасность. То, что мы сделали…

Отец шагнул вперёд, раскрыв безрадостные объятия. Хьелль ответила, но неохотно. Тянулись долгие секунды тишины, пока Марек не сделал резкий вздох. Девушка сначала решила, что он поранился, но тут отец начал всхлипывать; тихая дрожь от боли утраты охватила его тело. Лучше уж цепляться за тишину… Лучше цепляться за недосказанные слова…

– Разведи огонь, Хьелль, – прошептал отец, да так тихо, что Хьелльрунн едва расслышала.

Марек повернулся – пропала его привычная энергия, пропали уверенные шаги. Бесспорно, ноги отнесут его обратно в постель, где он останется до конца дня. Никогда бы прежде отец не позволил себе подобного. Это уже точно не тот мужчина, которого она знала, и не кузнец, которого почитали и уважали. Да что вообще ей известно о Мареке Вартиаинене? Немногое. Стейнер называл его шпионом, а Вернер подтвердил. Какие ещё тайны они скрывали?

Опустившись на колени возле очага, Хьелльрунн взяла дрова. Как же не хотелось ей оставаться в тоскливом плену этого дома. Огонь ожил в камине и превратился из струйки дыма в язык пламени. Спустя мгновение целый огненный хор затанцевал под каминной полкой.

– Ну уж нет, я здесь не останусь, – выдохнула она. – Точно не со шпионами, печалью и снотворным.

Небеса Циндерфела не щадили и теперь, когда брата не стало: море продолжало угрюмо накатывать на берег безудержными волнами. Хьелльрунн закрыла глаза, чувствуя дурное настроение воды – она ощущала его с момента отбытия корабля, как будто событие оставило шрам на Призрачном море.

– Хьелль?

В полудюжине футов от Хьелльрунн показался настороженно поглядывающий на неё Вернер. Как долго она стояла здесь, потеряв себя в разбушевавшейся стихии?

– Я…

Да зачем объяснения? Их всё равно не хватит, чтобы поведать, почему здравомыслящая девушка стоит на улице в зимний день с закрытыми глазами.

– О Стейнере думала.

– Тебе дома нужно быть, – проворчал дядя. – Если тебя увидят…

– Что с того? Что они сделают, Вернер? Обвинят, что на мне колдовская метка? Как будто мне и раньше этого не говорили. Вот только расплачивается Стейнер. За мою судьбу.

– Не болтай на улице! – гаркнул Вернер, скривив рот. – Его не убьют.

– Да какое теперь это имеет значение, – возмутилась Хьелль. – Этого вообще не должно было случиться! И не думай, что я не догадалась о вашем фокусе с молоком!

– Хьелль, прости. Мы переживали за тебя. Боялись, что Зоркие и тебя заберут, или ты сделаешь глупость…

– Какую? Правду расскажу?

– Так лучше, Хьелль. Забери они тебя, неизвестно, чем всё аукнется. Колдовство требует жертв.

– Лучше? Это, по-твоему, лучше? Я осталась с тенью человека, который когда-то был мне отцом, и дядей, назвавшим себя убийцей.

Вернер помрачнел и подошёл ближе, бросая через плечо настороженные взгляды. Улица оставалась пустой.

– Может, всему городу расскажешь? Или песнь сочинишь и споёшь?

– Хорошая мысль! – съязвила Хьелльрунн.

– Отец всё бы тебе рассказал. Всему своё время.

– Я не знаю отца. Как и тебя. Единственный человек, кого я действительно знала – Стейнер. А теперь его нет. – Девушка плотнее закуталась в шаль, уклоняясь от ледяного ветра, гонимого с пустынных улиц Циндерфела. – Вернер, которого я знала, никогда бы не причинил человеку вреда, и уж тем более – не убил.

– Хьелль, я не… – Вернер покачал головой и отвернулся. – Куда ты пойдёшь? – спросил он, когда ветер утих.

– Не знаю. Куда-нибудь. – Хьелльрунн указала на дом перед ними. – Куда угодно, но только не туда.

У Хьелль не было желания бродить по улицам Циндерфела. Стейнер любил город вместе с его приземистыми домами и соломенными крышами. Ему для счастья многого не требовалось – пройтись по мощёной дороге и потратить пару монет в таверне. Хьелльрунн смахнула слёзы.

– Почему я не пошла за ними? Почему не рассказала? Почему позволила его забрать? – Вопросы вскачь неслись в голове. – Какой же я трус, – ругала себя Хьелль.

Ветер подхватил её слова и понёс за собой, привлекая внимание рыбака. Мужчина насторожился, и Хьелль ответила хмурым взглядом.

– Не бойся, дурень, я не стану обращать тебя в жабу, – крикнула она, но сразу пожалела.

Рыбак отвернулся и поспешил в город. Без сомнения, в Циндерфеле только и болтали о сыне кузнеца, ведь горожане ждали, что Испытания провалит чудна́я Хьелль. Никак они не думали, что скверна обрушилась на Стейнера – сильного, покорного парня. На парня, который мечтал ковать железо, не умел читать и не понимал чисел.

Шаги её стали длиннее, быстрее. Тёмные удушливые облака низко повисли в небе. Мостовая уступила дорогу плотно утрамбованной земле; дома сменились живыми изгородями и болезненными вечнозелёными растениями. Хьелльрунн не намеревалась направляться на север, и ветер предостерегал её с каждым шагом. Порывы здесь стихли, однако промозглый холод никуда не исчез. Хьелль вздрогнула и плотнее закуталась в шаль, радуясь, что наконец-то добралась до опушки леса.

– Привет, друзья, – прошептала девушка. – Как же вы нужны мне сегодня…

Но деревья не шептали в ответ; голые дубовые ветви не приветствовали, и тёмные сосны безмолвствовали. Пропал восторженный летний шелест. Исчезли звуки жизни, пение птиц и стук дятлов. Земля превратилось в море из увядших листьев. Обилие папоротников, таких ярких и зелёных летом, обернулось неприметной коричневой гнилью. Совсем скоро припадут они к земле, что взрастила их.

– Вот бы закопаться под листву и проспать до весны. Ни с кем не говорить и никого не видеть… Разлучиться с Циндерфелом, Нордвластом и Империей.

Хьелльрунн прикоснулась пальцами к грубой дубовой коре. Дерево стало сигналом: неподалеку была любимая поляна, где ландшафт отличался от привычного, однако она ушла от города слишком далеко.

– Не сегодня, не сегодня… – прошептала Хьелль, заходя всё дальше в чащу.

Марек велел не заходить далеко от дома, однако возвращаться обратно желания не было. Холодными пальцами Хьелльрунн схватила корягу – не с пустыми же руками уходить. Отец в своём горе, может, и не заметит отсутствие дров, однако камин чем-то следовало топить.

Потерянная в мыслях, Хьелльрунн заходила всё глубже и глубже в лес, собирая хворост, ежели вспоминала. И тут на пути явилось ничем не примечательный пастуший домик – одноэтажное строение с соломенной крышей и коротким дымоходом, столь привычными для Циндерфела. Одна стена и часть обветшалой кровли поросли густым мхом. Невзирая на запертые окна, дверь оказалась приоткрыта – хотя с первого взгляда щель и не заметишь.

– Ничего не случится, если гляну разок, – убеждала себя Хьелльрунн.

Перед дверью стоял широкий изрубленный пень, потемневший от дождя и мха. Отец упоминал о хижине лесоруба, но Хьелль никогда не думала, где та могла стоять.

Ведомая любопытством она подошла ближе. Свет не пробивался сквозь щель; золотое мерцание не лилось через ставни. Девушка помедлила, разрываясь между тремя ощущениями: уязвимостью одинокого путника в столь пустынном месте; холодом ветра, что настиг её даже в глубине леса; и тревогой – ей чудилось, что за ней наблюдали.

– Мне не страшно, – прошептала она. – Я не стану вздрагивать при малейшем шорохе, – старалась успокоить себя Хьелль.

Хруст ветки напугал так сильно, что она поскользнулась и упала среди мёртвых листьев, разбросав вокруг хворост. Как только девушка оправилась от падения, как вдруг над головой закаркали две вороны.

– Что ж вы меня не предупредили? – Хьелльрунн хмуро глянула на птиц.

Первая спрятала голову под крыло, а другая приподняла хвост, распушила перья и выпустила струю водянистого помёта.

– Где же манеры? – Хьелльрунн отвернулась от ворон и бросила взгляд на хижину.

Теперь, после пережитого испуга, домик уже не казался страшным. Она потянулась к двери, но вороны вновь закаркали. Хьелльрунн застыла; осторожный взгляд через плечо подтвердил, что шумные птицы взволнованы: они махали крыльями и суетились, пока одна не сбила другую с жерди. Хьелль ухмыльнулась.

Будь на моём месте Стейнер, его бы не остановили две горластые, дряхлые вороны.

Одна из птиц не сводила пристального взгляда с девушки, другая тем временем обиженно хлопала по земле крыльями.

Замёрзшими пальцами Хьелль приоткрыла дверь во мрак. Она осталась в дверях, не желая переступать порог. Быть может, скудный дневной свет раскроет тайну заброшенного жилища? Ни единого шороха в темноте не было слышно, и любопытство ещё ярче разгорелось в сердце. Хьелльрунн приблизилась к очагу, протянула руки к пеплу и ощутила ладонями лёгкое тепло. Кто-то здесь был – вероятно, прошлой ночью. На полу образовалась лужа: на железном колышке висел мокрый плащ. В голове возникла живая картина: кто-то бежит через лес поздним вечером, промокший до нитки, отчаянно стараясь найти приют.

Хижина не сильно отличалась от её собственного дома. В центре стоял стол и три стула. На полу, в углах, возле очага в нише – везде кучками лежали листья, а мёртвые папоротники и ветки лишь прибавляли мусора. Хьелльрунн замерла на месте с распахнутыми от страха глазами: нежданно-негаданно послышался шорох, и лёгкий, леденящий душу ветерок проник из-за двери. Тотчас в голове вспыхнул образ мертвеца – старого лесоруба, что защищает любимый дом. Листья в нише продолжали шелестеть. Хьелльрунн направилась к двери, но путь преградила лисица. Она глядела заспанными глазами, принюхиваясь к холодным половицам.

– Прости, что разбудила, – вздохнула Хьелль.

Лисица с мерцающей в темноте призрачно-белой шерстью, моргнув, уставилась на девушку.

– Ничего страшного, – раздался из комнаты хриплый, сонный голос.

Сердце неистово забилось, и Хьелльрунн, не раздумывая, бросилась бежать. Больно ударив дверь локтем, она вновь оказалась под серым небом. Слепая паника подгоняла быстрее; ноги поскальзывалась на грязи, а ветви тянули свои пальцы прямо в глаза. Только на другом конце поляны Хьелль остановилась, пытаясь отдышаться, и обернулась к хижине.

Никто не появился – ни живой, ни мёртвый. Никаких призрачных дровосеков или дремлющих лис. Никто её не преследовал и не выглядывал из дверного проёма с хмурым взглядом. Вороны каркали, будто издеваясь над глупой, испуганной девчонкой.

– Заткните клювы, – проворчала Хьелльрунн, не отрывая взгляда от одинокого строения.

Житель домика не пожелал выходить наружу.

– Вот те на! Напугалась сильнее, чем лисица! – фыркнула Хьелль.

Тишина. Никаких голосов.

Она собрала разбросанные дрова и направилась прочь.

Видать, мне показалось. Плод воображения испуганной девочки, которая бродит в лесу в одиночестве.

Хьелльрунн прекрасно знала, что её воображению повод не нужен.

Когда хижина почти скрылась из виду, Хьелль украдкой бросила взгляд через плечо. Слабый завиток дыма вырвался из трубы – кто-то разжёг огонь. Но кто?

11

Стейнер

«Сольминдренской империей правят из столицы. В Хлыстбурге наш доблестный Император испрашивает советов у доверенной свиты. Есть, однако, и другой центр влияния. Архивов остров представляет собой громадную библиотеку, куда Зорких приглашают для размышлений и исследований. Ходят слухи, что Архивов остров – это дом синодских центристов; некое гнездо для тех, кому не по душе прямой подход Императора».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Стейнера пригнали на пятый этаж здания академии и провели сквозь круглые двери, настолько широкие, что могли пропустить одновременно троих мужчин. Куда бы они ни направились, повсюду встречали послушников, моющих полы или натирающих перила. Мальчики носили заштопанные штаны и сорочки, а девочки – шали, блузки и крестьянские юбки. Всем было не больше десяти-одиннадцати лет. Стейнер вздрагивал от одного только взгляда на босые грязные ноги. Пока мимо вышагивали солдаты, ни один ребёнок не оторвался от работы и не поднял головы. Что это? Послушание или же страх? Интересно, выжил ли Максим после пытки Ширинова?

Сребротуман всю дорогу молчал. С каждым его шагом в воздух поднималась пыль, сгорая в мимолётных вспышках серебристого света и окружая служителя мерцающей дымкой. Ну как не восторгаться столь чудной картиной? От жара его пламени Стейнер вспотел.

– Неужели не больно? – не удержался Стейнер. – Жар, я имею в виду.

Зоркий повернулся, и Стейнер увидел собственное искажённое, глуповатое отражение в серебряной маске Сребротумана.

Привык.

Слова явились из ниоткуда – даже шёпотом не назвать.

Может, показалось? Разве Зоркий говорил?

Приёмная возле кабинета Матриарха-Комиссара представляла собой помещение без окон и убранства. В каждом углу на подставке из красного дерева стоял фонарь с алыми стеклами и символами Империи, отчего стены казались залитыми кровью. У Стейнера пересохло горло, и он невольно сглотнул, а затем сжал кулаки – скорее, чтобы сохранить пальцы в тепле, чем от страха или волнения. Дверь с обеих сторон охраняли имперцы: ноги расставлены, в руках – булавы. Предупреждений от них не дождёшься. Сделал глупость – забили до смерти. Сребротуман собрался уходить, но Стейнер вдруг обратился к нему:

– Это же не настоящее имя – Сребротуман.

Вновь в голове Стейнера вспыхнули слова:

Нет, прозвище. Дети дали много лет назад. Я отрёкся от настоящего имени вместе с прежней жизнью.

– А у других Зорких? У них тоже есть прозвища?

Ширинова называют «Спиноломом», правда, только за глаза. Фельгенхауэр – «Кремнеокая», ну а Хигир…

– Может, «Свеча покойника» или «Мертвосвет», – предположил Стейнер.

Ты не так глуп, как кажешься.

Сребротуман склонил голову.

Жди здесь.

Зоркий в зеркальной маске отошёл, оставив Стейнера в компании четырёх солдат. Ожидание длилось недолго: Матриарх-Комиссар ворвалась в кабинет в сопровождении Ширинова, который старался ковылять быстрее, громко стуча тростью по каменному полу. Хигир остался снаружи в окружении бледно-жёлтых языков пламени.

– Это неслыханно! – возмутился Ширинов, как только Матриарх-Комиссар вошла в кабинет. – Откуда мне было знать, что крестьяне имеют доступ к подобным артефактам?

– Потому что ты – Зоркий! – отчитывала его Фельгенхауэр. – Предполагается, что ты будешь зреть в оба! Аура, которую излучает зачарованный предмет, отличается от колдовской метки!

Женщина захлопнула дверь, оставив Стейнера в приёмной с четырьмя солдатами и Хигиром. Закрытая дверь не имела значения: гневный голос иерарха отчётливо доносился сквозь толстое дерево, при том что Фельгенхауэр едва было слышно.

Стейнер глянул на солдат, словно покрытых румянцем в свете фонаря. Один лишь Хигир выделялся на фоне бесконечного красного цвета.

– А почему вас не позвали?

– Я не обладаю подобным даром, – ответил иерарх.

– Даром?

– Не вижу колдовскую метку, – объяснил Зоркий. – Я усердно служу Империи, но в деле обнаружения меток бесполезен.

Грустная, изрытая бороздами бронзовая маска склонилась, освещённая призрачным светом пламени.

– Зачем вас отправили в Циндерфел, ежели метку не видите?

– Циндерфел не представлял для меня интереса – были дела в другом месте.

Стейнер догадался, что его отправили расследовать убийство Зорких в Хельвике.

Хигир собирался продолжить, но очередной крик за дверью кабинета вынудил его придержать язык за зубами.

– Бросим его в море! – завопил Ширинов.

Юноша выпрямился, с тревогой глядя на второго иерарха.

– Это ваша оплошность, – возразила Матриарх-Комиссар, открывая дверь. – И это вас следует выбросить в гавань!

– Что теперь будет? – прошептал Стейнер.

– Времени предостаточно, чтобы решить, – подметил Хигир. – На Владибогдане спешить некуда.

– Долой с моих глаз! – взревела Матриарх-Комиссар.

– Мальчишка ещё доставит хлопот, помяните моё слово!

Ширинов вышел, хромая, стараясь держаться достойно. Приложив руку к рёбрам, куда Стейнер нанёс удар, Зоркий подошёл к нему и так близко склонил улыбчивое серебристое лицо, что юноша отпрянул.

– Это всего лишь неряшливый мальчишка из Циндерфела. Кого волнует, жив он или мёртв?

– Чем ты занимался в Циндерфеле, дитя? – полюбопытствовала Фельгенхауэр из-за двери.

– Учился на кузнеца.

– Вот и ответ. – Матриарх-Комиссар скрестила руки. – Нам не хватает рабочей силы. Он может работать в кузнице с Энхтуйей.

– Беспрецедентно, – буркнул Зоркий. – Я доложу Верховному Патриарху в Хлыстбурге, и даже друзья на Архивовом острове вам не помогут.

– Делайте, что хотите, Ширинов, – ответила Фельгенхауэр равнодушным тоном. – Это ваш провал, а я разгребаю последствия. И вам, кстати говоря, ещё предстоит с ними столкнуться.

Сутулый иерарх что-то промямлил за улыбающейся маской, а затем побрёл прочь, едва волоча ноги. Хигир его догнал, и они принялись тихо совещаться.

– Мальчик, – тихо позвала Матриарх-Комиссар. – Зайди в кабинет.

Солдаты шагнули вперёд, но рука Фельгенхауэр их остановила.

– Думаю, справиться с ребёнком труда не составит. Без башмаков и молота он не страшен.

Солдаты отступили, но булав не выпустили. Стейнер проскользнул в кабинет, где Матриарх-Комиссар указала на кресло – тяжёлый деревянный каркас, покрытый гладкой кожей. Мальчик опустился на сиденье, и стоило напряжению спасть, волна усталости в один миг дала о себе знать.

Книжные шкафы пестрили аккуратно расставленными томами в кожаных переплётах. Книг здесь оказалось больше, чем в школе в Циндерфеле, хотя у Стейнера они не вызывали особого интереса. Глядя на окружающую обстановку, судить о характере и личных предпочтениях хозяйки не представлялось возможным: доски пола не покрывал ковёр – столь популярный предмет убранства среди людей Сольминдренской империи и Нордвласта; на белёных стенах не висели картины. Центром кабинета являлась сама Матриарх-Комиссар, восседающая в кресле за массивным деревянным столом. Юноша тотчас склонил голову, стараясь укрыться от тяжёлого взгляда.

– Что ж, в эффектности появления тебе не откажешь, Стейнер Эрдаль Вартиаинен. Крестьянин, который прибыл на остров с этим. – Фельгенхауэр подняла башмаки. – Я уже молчу о том, что ты в первый же день напал на Зоркого.

Она с почтением выложила на стол кувалду, как бы поступил отец с законченным изделием. Ничего не осталось от властной женщины, которую он встретил на площади академии.

– Обычно ученики восстают спустя год-другой.

– Ширинов причинил Максиму боль. Кстати о Максиме, он?..

– Жив? – вздохнула Фельгенхауэр. – Пока что жив.

Стейнер значительно расслабился.

– Мне кажется, от тебя будет прок, – заявила Матриарх-Комиссар. – Только глупец убивает полезных людей. Обещаешь приносить пользу?

Стейнер кивнул и сжал подлокотники кресла, дыша быстро и поверхностно.

– Вот и славно. – Фельгенхауэр кивнула и откинулась в кресле. – Я отправлю тебя в самое глубокое, тёмное место Владибогдана. Там Ширинов тебя не найдёт.

– Что там внизу? – спросил Стейнер, зная, что её предложение в любом случае лучше, чем оказаться в ледяном Призрачном море. – Кузница. Работай усердно и останешься жив. Там нельзя давать слабину.

– Принесу пользу, – подвёл итог Стейнер, думая о том, насколько ужасен подземный мир Владибогдана, – останусь в живых.

– Ступай, – велела Фельгенхауэр. – Скажи страже отвести тебя к Тифу, и не обращай внимания на Энхтуйю.

Угловатые черты маски плохо сочетались с мягким, почти тоскливым голосом.

– Кто такая Энхтуйя?

– Ступай.

Юноша поднялся с кресла, всё ещё не в силах взглянуть на Фельгенхауэр.

– Не бойся, Стейнер. Я не стану обращать тебя в камень.

– А в-вы можете?

Фельгенхауэр кивнула.

– Одним лишь взглядом.

Стейнер неловко поклонился и споткнулся о стул, торопливо пробираясь к выходу. Он был уже на пороге, когда женщина снова заговорила.

– Забери вещи – ещё пригодятся. Нечего делать в чулках среди горящих углей кузницы. – Матриарх-Комиссар поднялась с кресла и вручила юноше башмаки и кувалду. – Иди. И больше не бей Зорких, у меня и других дел с управлением острова хватает.

Стейнер вышел в приёмную.

– Останусь полезным – останусь в живых, – пробормотал он про себя и выдохнул с облегчением.

Пока юноша шнуровал ботинки, солдаты переминались с ноги на ногу. Он чувствовал, что им есть о чём спросить.

– Отведёте меня к Тифу? В кузницу? – спросил Стейнер, поднявшись со скамьи.

– Мы – воины, – гаркнул самый высокий из четырёх. – Мы не сопровождаем крестьян… – Солдат замолчал, стоило юноше вернуться к широкой двери кабинета и занести руку, чтобы постучать.

– Погоди, – отозвался другой с тяжёлым сольским акцентом.

– Я, видать, неправильно выразился, – смекнул Стейнер. – Матриарх-Комиссар велела отвести меня в кузницу к Тифу.

Он поднял кувалду, радуясь возможности приказывать, хотя власть на самом деле принадлежала Фельгенхауэр.

– Следуй за нами, – сказал солдат, вышел в коридор и отправился вниз по бесконечно длинной лестнице.

Сопровождали Стейнера только двое солдат: они ругались, указывали и толкали в нужном направлении, когда он двигался слишком медленно.

– Сколько ещё идти? – спросил молодой кузнец, стремясь заполнить оглушающую тишину.

Ни одно из зданий в Циндерфеле не поднималось выше двух этажей, и Стейнер не переставал восхищаться извилистой лестницей. Солдаты шли молча, всё ещё страдая от необходимости сопровождать нарушителя в кузницу, где бы та ни находилась.

– Хоть словечком-то обмолвитесь? – снова попробовал Стейнер, но ответа так и не дождался.

Ни один из солдат не клюнул на наживку. Они молча вели юношу за пределы опустевшей площади, где лишь пламя каменного дракона освещало скользкие от дождя булыжники. Стейнер вытянул шею, чтобы взглянуть на клочок серого неба, со всех сторон обрамлённого зубчатыми вершинами острова. Чудилось ему, что свалился он в пропасть или глубокий кратер.

– Сюда.

Во мраке солдаты выглядели близнецами. Вытянутая рука указала на узкий проход между двумя высокими зданиями академии.

– Я ничего не вижу, – пожаловался Стейнер. Теперь, когда Фельгенхауэр оказалась вдали, уверенность его быстро улетучилась.

Солдаты толкнули юношу, не оставив иного выбора, кроме как шагнуть вперёд. Сильный запах гнилой еды вынудил прижать рукав ко рту. Однако кроме вони помоев в нос ему ударил и другой привычный запах: дыма и пепла.

– Жди, – велел один из солдат. – Не ходи за нами.

Стейнер ждал, щурясь в темноте, откуда фигуры охранников казались тенями, и только красные звёзды на их шлемах были отчётливо видны. Один из солдат поднял булаву, и юноша ощутил прилив страха. На спине выступил холодный пот; во рту пересохло. Уж не замышляют ли они убийство? Разве он не под защитой Фельгенхауэр?

Другой солдат занялся альковом: раздалась серия ударов; посыпались искры. Вспыхнул факел, а за ним и второй. Один из них солдат вручил кузнецу.

– Пригодится, чтобы дорогу освещать. Иначе шею сломаешь.

Он схватил факел. Запах смолы подавлял остальные запахи тоннеля.

– Не рекомендую использовать в качестве оружия, – отчеканил солдат.

Стейнер поднял кувалду в другой руке.

– Не уверен, что мой выбор пал бы на факел. Куда теперь?

– Проход за спиной, – ответил сопровождающий.

Юноша обернулся и увидел, что скрывалось за завесой тьмы. Через скалу в конец тоннеля вела зазубренная пробоина, где заканчивалась мощёная дорога, и начинались заострённые камни, похожие на зубы гигантского существа.

– Тебе туда, – добавил второй. Дальше никто идти не собирался.

– Матриарх-Комиссар обмолвилась, что это самое глубокое и тёмное место, – удивился Стейнер, глядя на высеченные ступени и стены, образующие над головой арку вдвое больше его роста. – Вам наказали отвести меня к Тифу, – напомнил он.

Солдаты смолчали, отвернулись и направились прочь, звеня доспехами.

– Вы не можете меня оставить! Я не знаю, куда идти!

Стейнер не видел скрытых за маской лиц, но догадался, что те вздохнули с облегчением.

– Вот так проводили…

Он нахмурился, но подавил волну паники, которая приковала его к месту. Лестница плавно изгибалась, уходя далеко вниз, и ей не видно было ни конца ни края. Вдоль изношенных ступенек по высеченным сточным канавам струилась вода.

– Фрейна милостивая! Что ж так глубоко! – пробормотал Стейнер себе под нос, спускаясь в бесконечную пропасть.

Факел едва горел. Как бы он ни старался, пламя разжечь не получалось. Скоро он погрузится во тьму и потеряется под землёй Владибогдана.

Стейнер спускался всё глубже и глубже. Если пустая площадь показалась глубоким колодцем, то здесь уже не колодец, а настоящая бездна! Он остановился, чтобы дать отдых ноющим ногам. Взгляд через плечо только подтвердил подозрения: вокруг не было ничего, кроме гнетущего мрака на фоне угасающего пламени факела. Кузнец укрыл огонь рукой от завывающих ветров – теперь он горел не ярче свечи.

Стейнер поспешил вниз. Интересно, спустился ли он ниже уровня моря? Розоватый свет предупредил о конце тоннеля, и с красным заревом пришла страшная жара. Как и в кузнице отца его приветствовал запах горячего металла и угольной пыли. Ноги привели на каменный балкон над пещерой шириной в сотни футов, освещённой мерцанием горна. В воздухе стоял густой дым и звон металла, но в рыжеющем сумраке Стейнер не увидел ни единой души. Заглянув вниз, он так и не понял, откуда доносился шум, зато узрел прибитые к скале блестящие металлические перекладины. Юноша лез по ступенькам, проклиная потные ладони и погасший факел.

Горячий воздух обжигал кожу, а едкий густой дым не давал дышать полной грудью. Прижав рукав к носу, Стейнер остановился и проморгался, чтобы избавиться от слёз, вызванных раскалённым воздухом и мелким пеплом. Никогда в жизни он не видел столь огромную кузницу.

Неожиданно из ближайшей тени появился тёмный призрак, словно сотканный из кружащего пепла. На бесформенном лице из непостижимого мрака, словно раскалённые угли оранжевым светом горели глаза. Дрожащими руками Стейнер поднял кувалду, надеясь, что оружие спугнёт призрака, но тот не струсил, а подступил ближе с мерцающими от злости зрачками.

– Помилуй меня, Фрейна! – тихо взмолился Стейнер, спотыкаясь в темноте. – Спаси меня, Фрёйа!

Призрак подался вперёд, и юноша закричал:

– Не подходи!

Но призрак не останавливался.

12

Стейнер

«Спригганы постигли тайны колдовства – вот, пожалуй, самое тревожное открытие, которое я сделал во время путешествий по Винтерквельду. Они черпают силу из двух стихий: воды и земли, но в отличие от Зорких, знания не покалечили их тела».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Стейнер размахивал кувалдой, но призрак не боялся его. Огненные глаза ярко светились во мраке чуть подсвеченном алым мерцанием пещеры.

– Отойди от меня! – взревел юноша. И снова без толку.

Тогда он с размаху ударил существо, развеяв его в дым и пепел. Щупальца тьмы мгновенно рассеялись; исчезли горящие злым умыслом глаза. Стейнер отступил назад, тяжело дыша от столь сильного потрясения.

Про такие существа ты сказок мне не рассказывала, Хьелль.

Изумлённый взгляд его был прикован к земле, где исчез призрак. Но тут дым слился воедино, рыжие глаза-угли ожили, и дух восстановил свою форму.

– Похоже, умирать ты и не думаешь, – прорычал Стейнер, желая броситься наутёк. Вот только куда?

– Что ещё за шутки? – раздался голос с сильным акцентом. – Отстань от парня! А то он штаны замарает!

В сопровождении трёх тёмных духов появился мужчина. Он был чуть ниже Стейнера и носил штаны в заплатках да грязную сорочку. Наряд дополняла широкая кожаная перевязь с инструментами, свисающая с плеча до самого бедра. Подняв фонарь, мужчина присмотрелся к Стейнеру.

– Что ты потерял в этом Фрёйей забытом месте?

Свет фонаря высветил высокие скулы, тёмные глаза и смуглую кожу. Интересно, сколько ему? На вид около двадцати пяти.

– Спригган…

– Да ты не так глуп, как кажешься. И мне этого достаточно.

– Что?

– Не бери в голову. Что ты здесь делаешь?

– Окажись здесь сестра, она бы точно рассудок потеряла.

– А сам-то? Ты на вопрос не ответил.

– Сестра уверяла, что спригганы владеют колдовством. Думал, Империя вытеснила вас на юг, в Шанисронд.

Мужчина кивнул с мрачным видом.

– Те, кто мог бежать – сбежали. А глупцов или упрямцев, кто пожелал остаться, убили или захватили в плен.

– Таких, как ты? – полюбопытствовал Стейнер.

– Верно. Как я, – согласился спригган. – Теперь твой черёд поведать, что забыл в кузнице.

– Фельгенхауэр отправила меня к Тифу и велела помогать.

– Что ж, богиня с тобой. Я и есть Тиф. А это – кузница. Мы здесь не привыкли к чужакам – от них одни проблемы.

Спригган вытащил курительную трубку, пока вокруг собирались призраки, образуя круг из пепла и теней. Светящиеся глаза-угли глядели на Стейнера, а сам он с опаской поглядывал через плечо.

– Да брось! – воскликнул Тиф. – Кого здесь бояться? Душ потерянных? Они не тронут. Ты теперь один из нас.

– Кто они?

– Огненные духи, забытые рабы Империи. Как говорят: с глаз долой – из сердца вон. – Спригган выпустил струю дыма, и та смешалась с призраком, которого несколько минут назад Стейнер рассеял ударом молота.

– Я ранил его?

– Ещё как, – ответил Тиф, добавив к призраку очередную струю дыма. – Хотя, если уж по-честному, на моём веку это впервые. Как видишь, дух снова принял форму – если, конечно, это вообще он. Но потрясён ты явно сильнее, нежели этот бедняга.

Стейнер кивнул. Уже невероятно, что он толковал с живым, дышащим, курящим трубку спригганом, но Огненные призраки казались настоящим исчадием Хеля. Как часто он высмеивал Хьелльрунн за желание встретиться с лесной роднёй?

– Так как тебя звать-величать? Или называть тебя «кузнец» в честь молота, которым ты столь бойко размахиваешь.

– Стейнер. Я попал на остров по ошибке. Нет у меня колдовской метки.

– А-а, никогда не сомневался в их глупости и слепоте. Я всегда знал, что однажды они дел наворотят. Жаль, что тебе придётся отдуваться за их некомпетентность. Но есть и положительная сторона: ты больше никогда не замёрзнешь.

Горн жарил слишком сильно, и со лба Стейнера струился пот.

– Фельгенхауэр обмолвилась об Энхтуйе, – вспомнил Стейнер. – Она главная в кузнице?

Огненные духи разошлись и возобновили работу.

– Ага, что-то в этом роде, – ответил Тиф, зажав зубами трубку. – Но Энхтуйя не жалует северян, так что будь настороже. – Он прокашлялся и опустил подбородок. – Фельгенхауэр, кстати, это хорошо известно. – Спригган сделал затяжку и другой рукой поманил юношу за собой. – Пойдём. Работа есть.

Тиф вёл его в подземный мир горнов, огня и повсеместно расставленных бочек с солоноватой водой, чтобы гасить раскалённый металл. Пока они шли, Огненные духи отрывались от командной работы и бросали мерцающие взгляды на Стейнера.

– Они не разговаривают?

– Нет, – ответил спригган. – По крайней мере, я от них не слышал ни звука. Между собой они общаются, но способ я так и не выяснил. Одной Фрейне известно.

Тиф повёл Стейнера через пещеру, где на каждом повороте встречались прочные ящики. Проходя мимо, молодой кузнец не смог удержаться и заглянул в один. На дне из соломы и брезента лежали мечи.

– Разве договор между Империей и Обожжёнными республиками не запрещает ковку оружия?

– Ты всё сам видел, – ответил Тиф.

– Но это одна из немногих уступок, на которые пошла Империя после истребления драконов, – удивился Стейнер уже не уверенный в собственных словах. – Договор, призванный остановить имперскую экспансию.

– Тьфу! Экспансия! Кузнец любит умные словечки? – Спригган сделал затяжку. – И кто же тебе всё это поведал?

– Мой дядя, Вернер, – хмуро ответил Стейнер, – в Циндерфеле.

– А сейчас ты где?

– На острове сумасшедших Зорких?

– Почти угадал, но попробуй ещё разок.

– В ловушке в огромной кузнице с потерянными душами в качестве рабочей силы?

– В первый раз был ближе.

– На острове? – отважился Стейнер.

– Да, на Владибогдане.

– А Владибогдан… не является частью Империи?

– Точно. – Тиф кивнул с торжественным видом. – Владибогдана не существует; он не входит в границы Сольминдренской империи.

Стейнер оглядел пещеру, где не покладая рук трудились Огненные духи. Мечи и щиты, вымпелы и доспехи, ножи и наконечники копий.

– Значит, они могут ковать всё это, не нарушая условий договора…

– Умные ублюдки, а? – Спригган откашлялся. – Мир падёт из-за формальности. С мечами Империя пойдёт на юг, а копьями вооружит гарнизоны Обожжённых республик.

Тиф наклонился и поманил пальцем. Стейнер приблизился, чтобы лучше расслышать собеседника на фоне грохота кузницы.

– Ножами они перережут горло всем, кто высказался против. И когда города-государства Шанисронда сдадутся, а Свингеттевей, Ваннеронд, Дракефьёрд и Нордвласт встанут на колени перед Империей, останется лишь закончить дело.

– Какое?

– Уничтожить тех, у кого кожа не белая. – Тиф наклонился ближе. – Радостная мысль, не правда ли? Я же говорил – полные ублюдки.

– Но чем спригганы, шанишанцы и ямалы не угодили Империи?

– Осмелились сопротивляться. Осмелились обратиться к колдовству. Осмелились отстаивать свои земли.

– Но нельзя ведь весь народ уничтожить.

– Скажи это Императору. – Тиф покачал головой, развернулся и зашагал в темноту.

Стейнер последовал за ним к центру пещеры, наблюдая за дымом от бесконечного огня: он не сгущался, как туман, а дрейфовал в сторону тёмного угла. Тиф поймал взгляд юноши и кивнул.

– Заметил ветерок? Если бы ни трещины, которые впускают и выпускают воздух, мы бы здесь задохнулись.

Ближе к центру Стейнер заметил ещё больше спригганов: около дюжины оторвали взгляд от работы; некоторые нахмурились, но большинство не проявили интереса.

– Значит, вы – рабы, – прошептал Стейнер.

– Все мы рабы, кузнец. Только одни носят цепи, а другие – нет. Но протри глаза, Стейнер, всё не так плохо. В Винтерквельде дела обстоят хуже, чем в рабстве.

Центр пещеры вмещал изношенный временем каменный помост шириной в десять футов. В окружении двух наковален и полки для инструментов находился самый огромный горн. Такой махины Стейнеру видать не доводилось. Мешки с углём лежали с краю, подальше от беспризорных огней и тлеющих углей.

С хмурым лицом Энхтуйя стучала молотом по ярко пылающему металлу.

– Фрёйа милостивая! – прошептал Стейнер.

– Следи за языком, – проворчал Тиф.

– Я никогда не видел людей из Ямала.

– Не вздумай брякнуть какую-нибудь глупость, – предупредил Тиф.

– Её кожа… такая тёмная… Они все такие?

– Да. Кончай с дурацкими вопросами!

Энхтуйя носила большой кожаный фартук из сшитых вместе широких светло-коричневых шевронов, подчеркивающих широкие плечи и строгое лицо. Руки её прятались в плотных перчатках; на шее висел тяжёлый амулет.

– Кими! Бросай металл! – Тиф забрался на помост. – У нас компания!

Энхтуйя повернулась к ним, на её лице особенно бросались в глаза широкий рот и серьёзный взор. Тёмные косы спадали аккуратными рядами, прихваченные возле шеи металлическими кольцами.

– Что в моей кузнице делает северянин? – выпалила она на чистом северном наречии.

– Фельгенхауэр прислала, – объяснил Тиф. – Это не моя идея! – добавил он, как только лицо ямалки ожесточилось.

Энхтуйя выругалась и ударила ногой ведро, перевернув воду прямо на Огненного духа. Тот зашипел и исчез, погасив оранжевые глаза.

Тиф опустился на колени, запачкав штаны мокрым пеплом.

– Ты что наделала? – закричал он. – Несите уголь и растопку! Скорее!

Несколько призраков поспешили исполнить приказ, пока спригган отчаянно пытался развести огонь. Стейнер в ужасе наблюдал, пытаясь игнорировать присутствие Энхтуйи и не попасться под ноги Огненных духов. Призрачные труженики не имели плоти, но каким-то образом умудрялись переносить материальные предметы.

– Что ты делаешь? – прошептал юноша, опустившись на колени возле Тифа.

– Воскрешаю, – ответил тот. – Дух исчезнет, если не развести огонь и не придать ему новую форму. Без дыма нет ему жизни.

Стейнер с восхищением наблюдал, как языки пламени испускали серые и чёрные щупальца, обвивая пальцы Тифа.

– Вот и всё, друг мой, – успокаивал спригган. – Возвращайся-ка в царство живых. – Он нахмурился. – Ну, почти живых…

Рыжая пелена окутала его пальцы, потихоньку разгораясь. Энхтуйя и Стейнер долго наблюдали, как Тиф возвращал искру нежизни обратно в Огненного призрака.

Наконец мужчина с ворчанием поднялся на ноги и повернулся к хмурой ямалке.

– Ещё бы чуть-чуть, и у выражения «испустить дух» появилось бы новое значение, ваше высочество.

Закатив глаза, Энхтуйя пожала плечами.

– Не бывать северянину в моей кузнице, – едва слышно повторила она.

Стейнер сразу вспомнил о Фельгенхауэр, окутанной аурой власти.

– Я сын кузнеца. От меня будет прок, – постарался убедить он. – Я хочу помогать.

– Гляди-ка, – заступился Тиф. – Он желает помогать. Кими, парень не из этих. Я даже осмелюсь сказать, что он ненавидит Империю.

– Не бывать северянину в моей кузнице, даже невзирая на ненависть к Империи.

Энхтуйя сошла с помоста, и глаза Стейнера тотчас расширились – ямалка встала в боевую стойку. Не раз ему доводилось видеть столь грозную позу, как на школьном дворе, так и в таверне.

– Знаете ли, я тоже не рад здесь оставаться, – подметил Стейнер. – Но какой у меня выбор?

– Прочь отсюда, – отрезала Энхтуйя, дёрнув головой в сторону балкона. – Убирайся! Скажи Фельгенхауэр устроить тебя на кухню. Там, вероятно, от тебя будет толк.

– Мой отец – кузнец. – Стейнер сделал шаг вперёд с поднятым подбородком. – Я тоже кузнец. – Он уже понял, что ямалка одного с ним роста и почти такой же комплекции. – Вы не можете отправить меня на кухню. Кем вообще вы себя возомнили?

Первый её удар обрушился прямо в грудь, выбив из лёгких весь воздух. Юноша отступил на несколько шагов, тяжело дыша, но устоял на ногах. Кажется, Энхтуйя разозлилась сильнее, ведь ей не удалось повалить противника на землю.

– Прекрати! – воскликнул Тиф, но женщина уже выбросила кулак вперёд.

Стейнер отпрянул, отразив удар предплечьем: кулак не достиг своей цели. Но это был лишь вопрос времени. Энхтуйя что-то проворчала на незнакомом языке, и кузнец догадался по тону и громкости, что фраза далеко не лестного содержания.

– Может, пора прекратить? – предложил он.

Ямалка замахнулась другой рукой. Тяжёлая перчатка врезалась Стейнеру в лицо, и в глазах у него потемнело. Слепо мотая головой, он удивился тому, что опять устоял на ногах. Как только зрение начало проясняться, Энхтуйя вновь нанесла удар, на этот раз в плечо.

– Я не хочу драться, – только и успел прорычать юноша, как кулак соперницы врезался ему в челюсть.

Стейнер облизнул онемевшие, окровавленные губы; прижал пальцы к носу. Давно ему не устраивали такой взбучки – ещё со школы, когда несколько мальчишек одолели его численностью.

– Ну вот, кровь пошла.

– Убирайся из моей кузницы, северянин!

Гнев Стейнера зажёгся внутри, как ревущее пламя горна. Он не просил, чтобы его сюда приводили; не просил становиться рабом в кузнице; и теперь эта женщина с Ямала с недовольным лицом решила избить его до полусмерти. Стейнер согнул колени и нанёс апперкот – не в лицо, но в ребра. Воздух вырвался из лёгких противницы, и он тут же сбил её с ног. Воцарилась тишина.

Энхтуйя с ненавистью глядела на парня, пока рыжий свет кузницы рисовал из неё какое-то страшное существо из легенды.

– Может, хватит? – проворчал Стейнер, нависнув над ней со сжатыми кулаками.

Сердито глядя на него, ямалка отползла назад и поднялась на ноги.

– Раз тебя не выгнать из кузницы, тогда убирайся с моих глаз!

– А у меня есть выбор?

Приложив руку к рёбрам, он поковылял в противоположный конец кузницы, стараясь игнорировать боль. Стейнер упал на колени в тени под ящиками, и его кроватью стал старый мешок и уголь. Тиф обеспокоенно присел рядом.

– Она и правда северян не жалует.

– Я заметил.

Стейнер чувствовал, как распухли губы; кровь в носу начала засыхать.

– Странно, что она тебя не уложила. – Тиф взглянул на юношу. – Она быстрее и сильнее тебя.

– Да, странно. В Циндерфеле мы не дерёмся с женщинами. – Стейнер перевёл дух. – Они на Ямале все такие? Высокие, сильные, как волы, и обозлённые?

Тиф пожал плечами.

– Обозлённые – это верно подмечено. А ещё они не видят разницы между Империей и Обожжёнными республиками.

Стейнер повернулся на бок и закрыл глаза.

– Что ж, одно теперь ясно.

– Что? – полюбопытствовал спригган.

– Я больше никому не скажу, что она дерётся, как девчонка.

13

Стейнер

«Насколько известно, у спригганов нет организованной религии. Нет у них ни храмов, ни церквей. Они общаются с Фрёйей в окружении природы: озёр, рек, морей. Фрейну же, богиню зимы, мудрости и смерти, они боятся и уважают».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Стейнер просыпался медленно и вяло. Сначала послышался грохот молотов о металл, но он не открывал глаза, желая вновь погрузиться в сон, который уже не воротится. В следующую секунду пришли ощущения – трудно не заметить ноющие ребра и обилие синяков. Стук молотов не смолкал, звоном доносясь от ближайших наковален. Он хотел верить, что вернулся в Циндерфел в кузницу отца, пусть и не знал, что сказать Мареку и Вернеру. Интересно, как там Хьелльрунн?

Стейнер открыл глаза и вновь окунулся в алый сумрак кузницы и тяжести жизни на Владибогдане со всеми опасностями и загадками Сольминдренской империи.

– Я уж думал, ты не проснёшься, – сказал Тиф, сидя на ящике, играя в карты сам с собой.

– Вижу. А что, Огненные духи в карты не играют?

– А что им ставить? – с горечью ответил спригган. – Империя забрала у них всё, вплоть до жизней.

Когда Стейнер сел, он сразу обнаружил, что кто-то укрыл его пустыми мешками из-под угля, а из двух-трёх смастерил подушку. Несмотря на слой угольной пыли, Стейнер прекрасно выспался.

– Кто меня укрыл?

Тиф указал на Огненных духов.

– Они.

Стейнер с благодарностью взглянул на мешки, но радость сразу сменилась страхом, когда он вспомнил события предыдущего дня.

– Ты говорил, они были рабами, – вспомнил кузнец, кивнув на Огненного призрака с набором долот, бредущего к горну.

Несмотря на жару, существо дрожало. Духи оставались неким напоминанием, что от жизни до смерти рукой подать.

– Рабами, – повторил Тиф, перемешивая карты. – Империя не отказывается от дешёвой рабочей силы, даже после смерти.

– Но почему? – Стейнер поднял холщовое одеяло.

– Кажись, ты понравился духам. – Тиф пожал плечами. – Наверное, это потому, что вы примерно одного возраста.

– Одного возраста? – Стейнер перевёл взгляд на призрака.

– Плюс-минус несколько лет. Большинство из них скончались, когда были ещё моложе тебя.

Тиф нахмурился, спрыгнул с ящика и протянул руку. Молодой кузнец принял помощь и поднялся на ноги, морщась от боли.

– Это чудовищно, – выдохнул он, взглянув на кузницу новыми глазами.

– Каждая из этих потерянных душ – юноша или девушка, привезённые на Владибогдан.

– Привезённый, чтобы стать Зорким… Как я… – прошептал Стейнер.

Тиф кивнул.

– Каждый Огненный дух – это ребёнок, который провалил Испытание в академии и заплатил за это самую высокую цену.

Стейнер переводил взгляд с одной тени на другую. Интересно, кем они были при жизни? Что их так потрясло, что они больше не разговаривали?

– Умереть на Владибогдане – самая жестокая из судеб. – Спригган показал на большую группу духов, работающих в командах на наковальнях, и пару призраков, что перевозили ящики с оружием. – «Огненная пытка». Вечное наказание. – Тиф вытащил трубку и выбил её чашу о тыльную сторону ладони.

– Как они появляются? – выдавил Стейнер спустя мгновение.

– Я же говорил. Те, кто погибает на острове, становятся Огненными духами.

– Но как?

Закусив нижнюю губу, Тиф пожал плечами.

– Говорят, происки Горекрыла. Но мне неясно, как всё это устроено. Только дракон мог сотворить столь жестокое деяние.

Они растерянно глядели на Огненных духов, пока из мрака не явился спригган с хлебом и сыром, завёрнутым в плотную коричневую бумагу. Следом за угощениями он вынес горячий кувшин чёрного чая, и Стейнер тотчас набросился на еду.

– Спасибо, – пробормотал он между укусами, но спригган нахмурился и ускользнул во тьму.

Пока Стейнер поглощал еду, Тиф втихомолку набивал трубку зловонными травами, ожидая, пока юноша закончит трапезу.

– Ты видел Энхтуйю?

Спригган покачал головой.

– Кими ни с кем не разговаривает.

– Кими? – Кузнец вымученно улыбнулся.

Тиф глянул на него, покачал головой и вздохнул.

– Кими – её имя, тупица. Кими Энхтуйя из правящего на Ямале племени «Красная Рука».

– О, почти как принцесса, – съязвил Стейнер.

– Она не как принцесса, болван, она и есть принцесса. А ты ввязался с ней в драку.

– Это она со мной дралась, – возразил юноша.

– Ну, может, и так, – уступил Тиф, выдыхая из носа шлейф дыма. – Думаю, не в последний раз.

– Фрёйины штучки! – Стейнер прижал палец к носу и поморщился. Нижняя губа тоже плохо шевелилась из-за кровавой корки.

– Фрёйа – имя моей богини, дурень. – Тиф легонько толкнул его кулаком. – Я понимаю, что вы, трусы из Обожжённых республик, отказались от древних богинь. Но это не значит, что теперь можно упоминать её имя всуе.

– Не все в Нордвласте отказались, – заметил Стейнер, вспоминая Хьелльрунн. – Что ещё мне стоит знать?

– Кими – третья наследница престола. – Тиф сделал затяжку.

– Кому нужно удерживать члена царской семьи так далеко от дома? Да ещё дни напролёт заставлять ковать оружие?

– Людям, которые понимают, что отец сделает всё, чтобы спасти жизнь дочери.

Стейнер вспомнил о собственном отце. Марек признался, что всегда подозревал у Хьелль наличие колдовской метки. Он на всё готов, лишь бы избавить её от Зорких.

– Почему отец Кими не собирает войско, чтобы спасти дочь?

– Это не детская сказка, приятель. – Тиф нахмурился. – Ямал располагается на противоположной стороне Империи. Как только они восстанут, Зоркие сразу казнят Кими. Вот почему она так ненавидит северян.

– Я всё понимаю, но я не брал её в плен. И Империя меня не заботит.

– Мы с тобой это знаем. Но…

Тиф пожал плечами.

– Пора приниматься за работу. – Он спрятал трубку. – На твоем месте я бы поразмыслил над тем, как завоевать её доверие. Может, пещера и большая, но здесь мало места для ваших драк.

– Я знаю, – согласился Стейнер. – По крайней мере, рёбра это поняли. Кажется, она сломала одно.

Спригган покосился на парня и покачал головой.

– Одной Фрёйе известно, как вообще ты выстоял.

– Откуда чай? – Стейнер поднял кувшин с чёрным напитком.

Тиф нахмурился и посмотрел в потолок.

– Из академии, откуда ещё. Если ведём себя тихо, они присылают еду.

– Покажешь?

– А я не пожалею?

– Точно не так, как я сожалею о случившемся между мной и Кими.

Новый знакомый покачал головой.

– Всё наладится.

В голове Стейнера уже зрела идея, пусть и не такая грандиозная, но всё же.

– Давай же, – позвал Стейнер. – Осталось совсем чуть-чуть.

Тиф остановился в устье туннеля с хмурым видом.

– Твоя великая идея заключается в том, чтобы нас убить?

– А мы что, умираем? – раздражённо буркнул юноша. Его негодование было почти таким же сильным, как тревога за успех предприятия.

– Ещё нет. Но твои слова меня не обнадёжили, – ответил спригган.

Подъём был изнурительным и долгим. Сердце Стейнера сжималось, когда он поднимал голову на узкую полосу неба над площадью академии. Как же хотелось увидеть хоть малейший намёк на голубой цвет или лучик солнца. Нет, надеяться глупо. Небесный свод оставался неумолимо чёрным, а звёзды… Что ж, он даже не был уверен, звёзды это или взмывшая в небо угольная пыль.

– Где кухни? Ты ведь должен знать, – торопил Стейнер.

– Ещё бы я не знал, дурень. Иди за мной.

Юноша закрепил факел на стене в устье пещеры, и тот мерцал на ветру, но не гас.

– Следи за стражей, – прошептал он сприггану.

– Уже слежу. Как насчёт того, чтобы не просить об очевидном?

Они шагали по краю площади, избегая адского пекла, извергаемого драконом. Когда его фигура осталась позади, а каменный гигант даже не бросил обвиняющего взгляда, как того ждал Стейнер, он облегчённо выдохнул. Статуя оставалась неподвижной – двигались только тени, танцуя на зданиях академии. Высоко над головами юноша заметил подоконники и ставни, озарённые слабым золотым свечением.

– Надеюсь, никто не проснулся, – прошептал он.

– Все когда-то просыпаются, – подметил Тиф. – И они всегда вооружены.

Стейнер осмотрел площадь, приметив окна между нишами. Нет, это вовсе не ниши, понял он, а опоры, которые удерживали громадный вес камня. Многоэтажные здания располагали аккуратными рядами пыльных от вездесущей сажи окон и изогнутыми арками. Как же они отличались от древесных и каменных домов Циндерфела.

Спригган потянул его за локоть.

– Давай в другом месте будем восхищаться архитектурой?

Где-то впереди в темноте прозвучали грубые голоса. Стейнер и Тиф спрятались за ближайшей опорой и вцепились в холодный камень. Шаги приближались; звенели доспехи. Идущие что-то бормотали на родном языке, и, судя по тону, один из них отвечал без интереса, пока второй роптал на жизнь. Не нужно было знать сольский язык, чтобы понять их недовольство обязанностями. Факел плыл над булыжниками, бросая отсветы на солдат, и казалось, их головы окружают нимбы. Стейнер резко пригнулся в тени здания; Тиф последовал его примеру. Солдаты уже практически стояли над ними, и кузнец взмолился богам, чтобы те спасли его от встречи с Фельгенхауэр или того хуже – с Шириновым.

Тиф взмахнул рукой, и на противоположной стороне площади раздался стук камня о брусчатку. Солдаты обернулись, посовещались и быстро пропали из виду.

– Ты владеешь колдовством! – прошептал Стейнер, пока солдаты шагали в другую сторону.

– А ты как думал, – подтвердил Тиф. – У настоящего сприггана есть свои тузы в рукаве. – Он поспешил вперёд, и юноша устремился вслед за ним.

Они уже добрались до двойных дверей академии, как вдруг сверху раздался крик:

– Эй, вы! Назовитесь!

Тиф схватил напарника за шею и протолкнул в дверь. В ночной тишине стояли крики на грубом сольском, и сердце Стейнера от страха выпрыгивало из груди.

– Где они? – кто-то спросил на северном языке.

– Двое мальчишек. Один высокий, второй низкорослый, – отозвался другой голос.

– Ну, дурень, теперь начнётся беготня, – буркнул Тиф, прижался к стене и тихо зашагал в темноте.

Стейнер последовал в вестибюль за товарищем. От узкой, шаткой двери струился свет, озаряя такую же дряхлую деревянную лестницу. Кузнец начал спускаться, но на нижней ступеньке оступился и чуть не грохнулся плашмя. Слава Фрейне, всё обошлось раскиданными ковшами и кастрюлями, которые зазвенели, как безумные колокола.

– Эй, может, сразу повесим табличку «Мы здесь, придурки!» – шепнул Тиф и кинул на него сердитый взгляд.

Стейнер огляделся и понял, что идти дальше некуда.

Раздались тяжёлые шаги; факел осветил верхнюю часть лестницы. Двое солдат с грохотом спускались, стуча доспехами о стену. Тиф передвинул мешок с картошкой и потянул на себя крышку люка.

– Хель, ты что ещё вздумал? – удивился кузнец.

– Прячусь, дурень! – ответил спригган и исчез в дыре.

Стейнер уже хотел лезть следом, но тяжёлая рука схватила его за плечо и развернула к себе.

– И кто здесь у нас? – рявкнул солдат, прижав чёрный шлем к лицу юноши – так близко, что тот разглядел, как потрескалась и потёрлась красная звезда. – Ползаешь тут после отбоя? Думал, получишь второй паёк?

Стейнер открыл рот, чтобы заговорить, но слова так и застряли в горле.

– Нет, он пришёл за едой, – раздался усталый голос с дальнего конца помещения.

Максим вышел из укрытия, раньше его скрывали вёдра с водой и чищеной картошкой. Руки его сморщились, покраснели; лицо стало багровым от синяков. В раках он сжимал короткий нож.

– Верно, – выпалил кузнец. – За едой.

– Ты опоздал, – нахмурившись, сказал Максим.

Говорил он так убедительно, что на секунду даже Стейнер поверил. Его спаситель закрыл ногой люк, сложил руки на груди и скривил лицо.

– Ты опоздал, – повторил солдат и толкнул для верности. – В следующий раз бери факел. Нечего разгуливать в темноте. Мы и кишки могли тебе пустить за шпионаж.

Солдаты, звеня доспехами, уже возвращались наверх, перешёптываясь на сольском. Стейнер удивлялся, как ещё древесина не проломилась под столь тяжёлым весом.

– Спасибо, – поблагодарил он Максима, как только солдаты скрылись из виду. – Не ожидал тебя увидеть.

– Я день пролежал в лазарете, – ответил мальчик. – Потом меня выпустили, но до конца недели я должен выполнять лишь «лёгкие поручения». – Он с трудом вздохнул. – Если бы не ты, Ширинов меня прикончил бы.

Стейнер пожал плечами.

– Я вышел из себя, а это, как знаешь, не самый умный ход. Не в первый, и не в последний раз, такой уж характер.

Максим подошёл к лестнице, желая убедиться, что солдаты их не подслушивают.

– Они шкуру с тебя спустят, если поймают.

Стейнер кивнул. Внизу, в кузнице, план казался достаточно простым. Да только планы редко выходят, как было задумано.

– А из меня душу вынут лишь за разговор с тобой, – добавил Максим.

Стейнер потёр лоб.

– Да, дела неважные.

Люк пришёл в движение под его ногой, и крышка едва-едва приподнялась.

– Ушли?

Стейнер открыл дверцу и протянул руку, чтобы помочь Тифу вылезти из дыры.

– Повезло нам, дурень, что пришёл твой друг, – подметил спригган, ткнув пальцем в Максима.

– И как там? В кузнице? – полюбопытствовал мальчик.

– Откуда тебе известно о кузнице? – удивился Стейнер.

– Сребротуман сказал, – ответил Максим. – Он приглядывал за мной в лазарете, и я спросил о тебе.

– Ужасно там, – признался юноша. – Огромная пещера, полная горнов, оружия и призраков.

– Что? – Мальчик уставился на него. – Призраков не существует.

– Существует. Они – духи детей, что погибли на Владибогдане, – ответил Стейнер.

– Верно говорит, – добавил Тиф. – Чары привязывают души мёртвых к острову. Они вынуждены работать в кузнице.

– Их называют Огненными духами, – объяснил Стейнер.

– Невозможно, – возразил Максим, затем покачал головой и глянул на нож в руке; такой простой инструмент мог навсегда обречь его на тяжкий труд в кузнице.

– Эту информацию держи при себе, – посоветовал Тиф.

– Нельзя здесь оставаться, – спустя мгновение заявил мальчик. – Но как сбежать?

– Пока не знаю. – Стейнер огляделся. – Но знаю, что нужно обзавестись друзьями в кузнице, иначе мне не жить.

– О! Первые разумные слова за всю ночь, – заметил спригган.

– Зачем вы пришли? – спросил Максим. – Должно быть, за чем-то важным, раз вы рискнули на подвиг глухой ночью.

Стейнер улыбнулся – всё обернулось в итоге не так уж и плохо.

– Мне нужен доступ к кухням.

– К кухням? – Максим серьёзно кивнул. – Я всегда за, когда дело касается кухонь.

Молодой кузнец улыбнулся побитому и опухшему десятилетнему ребёнку.

– Спасибо.

Максим направился в глубь помещения мимо мешков с мукой и разбитых бочек, и Стейнер взмолился, чтобы за дверью оказалось то, ради чего они явились – кладовая.

– Ты говорил, что наверху есть свой человек. Это его ты так называл? – С насмешливой улыбкой Тиф покачал головой.

– Хороший друг может быть любого возраста и расы. Он ради нас головой рискует. Где твоя благодарность?

– Остынь, я ничего плохого не имел в виду. – Спригган отвернулся и пожал плечами. – Просто… он ещё маленький.

– Давай уже возьмём еду и вернёмся в кузницу.

14

Стейнер

«Зоркий черпает силу из трёх стихий: огня, воздуха и земли – сил, что исходят от драконов. Среди послушников есть дети, которые могут прибегнуть к силам земли, чьим источником служит Фрейна. Подобное следует пресекать. Послушники же, тянущиеся к силам водной стихии, неизменно начинают задавать вопросы, ведущие к потере веры, поскольку данная стихия – безраздельная вотчина Фрёйи. Синод не потерпит раскола правоверия, равно как и оппозиции в стане государственной власти».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

В пещере воцарилась тишина; отсутствие звука – дивная роскошь. Огненным духам не нужен сон, еда или омовения. Они редко прекращают работу, но сейчас ни один молот не падал на железо и сталь. Не звенели наковальни, не слышно было работающих механизмов в огромной кузнице. Грохот сваливаемого в ящики оружия стих, и лишь не смолкал глухой стук деревянной лопатки о сковороду. На смену звуку пришёл и запах – аромат фрикаделек. В качестве второй сковороды Стейнер использовал старый щит, где жарил сельдь в горчичном маринаде.

– Святые богини, как ты умудрился всё это украсть? – спросила женщина-спригган с длинными чёрными волосами.

Её тонкие черты лица однако выражали такую неприязнь, что Стейнер немного повременил с ответом.

– Всё дело в связях. Хороших связях…

Стейнер вновь переключил внимание на стряпню.

– Как зовут твою подругу? – спросил он Тифа, бросив взгляд на женщину.

– Сандра. Она не друг, она – семья.

Женщина вышла на свет, струящийся от горна и нескольких фонарей. В отличие от Тифа, тело её покрывала не сажа, а чёрные одежды. На рукавах возле плеч были вышиты птичьи скелеты с расправленными крыльями, резко выделяющиеся на фоне тёмной ткани. Ещё один птичий череп, обрамлённый ромбом из других костей, украшал грудь.

– Вороньи черепа?

Сандра кивнула, хотя её взгляд по-прежнему выражал неодобрение.

Стейнер помешал лопаткой фрикадельки.

– Она всегда такая приветливая? – прошептал он Тифу.

– Думал, мы это и затеяли, чтобы ты смог подружиться, – заметил спригган, кивнув на еду.

Юноша достал щит из печи и поставил на наковальню. Множество Огненных духов пришли поглазеть за кулинарным процессом, что слегка смутило Стейнера. Сандра не переставала одаривать его угрюмыми взглядами.

– Я предвидела твоё прибытие, – прошептала женщина в чёрном. – Кости шепчут твоё имя.

– Не сейчас, Сандра, – тихо взмолился Тиф.

– Кости? – нахмурился Стейнер.

– Руны, амулеты, – объяснил спригган. – Их всегда можно истолковать неверно. Чепуха, по-моему.

– Никто не спрашивал твоего мнения, – гаркнула Сандра.

– А кости нашептали что-нибудь о фрикадельках? – спросил Стейнер с кривой улыбкой. – Или о картофеле со сметаной и запечённой сельди? – Он снял кусок рыбы со сковородки и протянул ей. – Они упомянули сыр или свежий хлеб?

– Северяне редко приносят еду, – призналась Сандра и медленно протянула руку, чтобы принять готовое блюдо.

– Ты… – Стейнер настороженно глянул на Тифа, не желая показаться невежей. – Жрица Фрейны?

Сандра выпрямилась во весь свой невысокий рост и подняла подбородок.

– Раньше была, пока сюда не попала.

– Теперь мы рабы, – раздался голос другой женщины-сприггана.

– Моя вторая сестра, – представил Тиф, глядя на сковороду хищным взглядом.

Вторая женщина была в грязных зелёных одеяниях с серыми заплатами.

– Меня зовут Тайга, – добавила она. – Я их младшая сестра.

– Поможешь нарезать хлеб, Тайга?

Спригган склонила голову набок, как будто принимая важное решение, но кивнула и взяла нож.

– Это ещё что такое?

Слова прозвучали достаточно громко, чтобы привлечь всеобщее внимание; они были столь резкими, что Огненные духи отпрянули и разошлись по сторонам, чтобы дать дорогу Кими Энхтуйе.

– Всего лишь еда. – Стейнер заставил себя улыбнуться, пусть и без особого тепла.

Рёбра ныли от каждого шага, когда он спускался вниз по лестнице от площади. Он не хотел заработать ещё больше травм.

– Это вам. – Стейнер поднял два толстых ломтя чёрного хлеба и горячие, маслянистые фрикадельки.

– Я не приму еду у северянина, – заявила Энхтуйя с каменным лицом. – Что это за скудное подношение?

– Мы называем блюдо «пищей для слуг». Крестьянская еда, приготовленная рабочими для рабочих.

Тиф откашлялся.

– Парнишка рисковал жизнью, чтобы достать еду, Кими. Но если ты не хочешь… Что ж, не нужно переводить продукты. Это как минимум глупо. Нам больше достанется.

Стейнер оглядел немаленькую группу спригганов и поморщился. Больше достанется? Этой порцией и воробья не накормишь. Энхтуйя отмахнулась от еды и с отвращением отвернула голову. Тогда Тиф, Сандра, Тайга и остальные спригганы, сидящие широким кругом, принялись за трапезу. Их губы блестели от жира; все причмокивали от удовольствия; над шипящей, раскалённой сковородой стоял шум разговоров. Стейнер взял хлеб и рыбу, положил их на разделочную доску и поставил подношение у ног Энхтуйи.

– Вдруг передумаете, – произнёс он, отступая от суровой ямалской принцессы.

– Рыба? На этом острове кроме рыбы ничего и нет, – буркнула Энхтуйя, не отрывая глаз от еды.

На доске лежала половина буханки, не слишком мягкой, не слишком хрустящей, как любил Марек.

– Такую рыбу вы ещё не пробовали. Это рецепт моего отца. Он научил меня готовить маринад.

– Оказывается, парнишка у нас не только кузнец, но ещё и повар! – довольно подметил Тиф.

– Есть соль? – спустя мгновение проворчала Энхтуйя.

Глаза Стейнера расширились. Он стащил сковороду и чайник, чайные листья, мясо, рыбу, сыр и хлеб. Ему даже удалось прихватить два десятка увядших яблок. О приправах, однако, при набеге на кухню вместе с Максимом он не подумал.

– Соль? – переспросил Стейнер.

– Мне нужна соль, – повторила Энхтуйя.

– Я…

Юноша замер. Неужели весь его труд полетит к чертям из-за соли?

– Я мариновал её около часа. Не уверен, что нужно больше…

– У меня есть соль! – Тиф вытер руки платком, задрал край одежды и достал небольшой мешочек. – Храню для супов и прочего, – пояснил он и затем возмущённо добавил: – Мы – рабы, а не дикие звери.

Энхтуйя села, скрестив ноги перед разделочной доской, взяла щепотку и бросила через плечо.

– Теперь можно и поесть, – заявила принцесса, не глядя на Стейнера.

Она откусывала и жевала, медленно и методично. Молодой кузнец старался не смотреть в её сторону, боясь оскорбить.

Спригганы же с восхищением наблюдали за её трапезой, хотя Стейнер решил, что они просто надеялись получить остатки. Как оказалось, их надежда была напрасной.

– Вкусно ведь, а? – спросил Тиф, подойдя к принцессе.

– Лучше, чем та помойка, что здесь называют едой. – Кими позволила себе мимолётную улыбку.

Она встала, смахнула крошки, ополоснула руки в бочке с водой и бросила взгляд на Стейнера.

– Я всё ещё не люблю северян.

– Вы дали мне это понять предельно ясно, – ответил он, прижав руку к рёбрам.

– Ты слишком юн, чтобы приносить пользу, – заявила Энхтуйя. – От тебя проку не больше, чем от Огненных призраков. Держись от меня подальше. – Она зашагала прочь, согнав с пути одного из призраков.

– Проклятие. – Плечи Стейнера опустились, и он разочарованно вздохнул. – Всё прошло не так, как я надеялся.

– Не будь дураком, – ухмыльнулся Тиф. – Она же соль бросила.

Стейнер пожал плечами.

– И что?

– Фрёйа милостивая, ну ты и глупец.

– Это значит, – начала Тайга, – что отныне она будет вести себя учтиво. Ямал придаёт этому жесту большое значение. Они говорят, что соль не подпускает злых духов и отгоняет злую судьбу.

Стейнер оглянулся на Огненных призраков и открыл рот, чтобы отпустить комментарий насчёт несчастной судьбы, но всё-таки решил промолчать.

– То, что она почтила еду солью… – Тиф покачал головой. – Что ж, кишка у тебя не тонка, раз решился подняться наверх…

– Что?

– Не бери в голову. Тебе бы сил поднабраться. Хорошо, что ты смелый, но было бы лучше, будь у тебя мозги, а что самое важное – сила. К счастью, в этом мы можем посодействовать. – Спригган толкнул ближайший мешок с углём.

– И что мне с ним делать?

– Неси к печам. Там ещё целая куча, так что хватит бездельничать.

– А поесть-то можно? – нахмурился юноша.

– Полагаю, ты заслужил, – ответил Тиф.

Стейнеру было не привыкать к тяжёлой работе. Кузница отца не место для слабых и праздных, но там можно было отвлечься на дружескую беседу. Иногда к ним захаживали люди, чтобы отремонтировать вещь или купить кастрюлю, нож или подкову. А когда день заканчивался, можно было заглянуть в таверну, чтобы расслабиться и послушать басни Вернера.

В пещере не имелось подобной роскоши – тому мешали перегретый воздух и вездесущая угольная пыль. Стейнер нёс мешки между рабочими станциями; каждый шаг сопровождался болью от сломанного ребра. Каждый раз, когда он опускал ношу на землю, синяки давали о себе знать. Оставалось лишь шёпотом браниться – болтовня здесь не поощрялась. На любой станции работало около полудюжины спригганов, но разговаривать никто не хотел. Они лишь пусто и устало смотрели на Стейнера.

Сначала могло показаться, что пещера беспорядочно расползалась в темноте в разные стороны, где сотни Огненных духов дрейфовали над утрамбованной землёй. Призраки обречённых детей, которые следили за пламенем и ковали железо. Когда в воздухе не стоял звон металла, тогда слышалось шипение закалённой стали, опущенной в бочки с грязной водой. На самом же деле пещера была устроена в виде колеса, чьи бессчётные спицы вели к центральному горну, где в одиночестве трудилась Энхтуйя. Периодически принцесса спускалась с помоста и давала задания команде призраков, но по большей части компанию ей составляло одиночество.

– Вот ты где. – Из мрака появилась Сандра.

Стейнер кивнул.

– Конечно здесь. Где мне ещё быть? А где Тиф?

– Тиф – наш неофициальный десятник, – ответила Сандра. – Он занят. Брат просил поговорить с тобой, хотя кости не слишком высоко о тебе отзываются, северянин.

Стейнер снял с плеч мешок и посмотрел на Сандру.

– Переходи к сути. Утром пришёл уголь, и мне нужно отнести его Энхтуйе до…

Кузнец хотел продолжить, но слова превратились во вздох. Время здесь не имело значения. Не было внизу ни дня, ни ночи, ни мерного звона на городской колокольне, чтобы понять, который час.

– Пойдём, – позвала угрюмая жрица. – Мы кое-что для тебя нашли.

Стейнер последовал за ней; его не беспокоило, куда его зовут и зачем – все его силы уходили на то, чтобы переставлять ноги. Сандра скользила мимо горнов в конец громадной пещеры, где рабочие места не были столь переполненными. В темноте маячили поддоны с углём, некоторые высотой с юношу.

Здесь, вдали от постоянного зарева горнов и ярких глаз Огненных призраков, царила темнота.

Сандра склонила голову и прошептала несколько слов, вызвав возле ног кольцо танцующего пламени.

– Блуждающие огни, – прошептал Стейнер.

Жрица выгнула бровь.

– Это не духи, а заклинание. Спригганы редко вызывают огни, хотя владеют чарами, чтобы создавать свет. Так что это пламя…

Стейнер удивился. Он ещё никогда не слышал, чтобы о столь удивительных, непостижимых, незаконных вещах говорили с таким явным пренебрежением.

– Это правда, что спригганы забирают последнюю искру человеческой жизни, чтобы добыть свет для своих фонарей?

Сандра медленно повернулась и с хмурым лицом скрестила руки.

– Прости… Мне так рассказывали…

– Тебе неправильно рассказывали. – Сестра Тифа вздохнула и покачала головой. – Имперские солдаты передают эту историю из уст в уста на протяжении десятилетий, даже столетий. Эти легенды подобны тем, в которых говорится, что нам нельзя доверять или тем, которые утверждают, что мой народ уничтожен, а северянам всё сойдёт с рук.

Стейнер смотрел на танцующие языки пламени. Внезапно он позавидовал Сандре и Хьелльрунн. Что бы он умел, обладай он колдовской меткой? Как бы сложилась его жизнь?

– Можешь научить?

Женщина покачала головой.

– Этому нельзя научить. Нельзя назвать. Нельзя систематизировать или понять. Нельзя аккуратно записать в тетради. Колдовство… оно больше похоже… – Сандра улыбнулась. – На чувство.

– Я бы всё отдал, чтобы обладать силами, – признался Стейнер, кивнув на пламя.

– Плата слишком велика. Колдовство отравляет и подвергает болезням. Почему, ты думаешь, Ширинова скрутило? Почему, по-твоему, он страдает от мучительного кашля?

– А Хигир? Фельгенхауэр?

– Всему своё время, – ответила Сандра.

– А как же ты?

– Спригганы черпают силы от богини. Вода и земля – наши по праву рождению. Огонь и ветер – территория драконов.

– Разве вы не боитесь, что тоже заболеете или умрёте?

– Думаешь, я живой покину это место, Стейнер Вартиаинен? – Сандра указала на пещеру. – Не беспокойся за меня, у меня есть богиня. – Жрица развернулась и исчезла в каменной стене на краю пещеры.

– Сандра! – Стейнер отпрянул в изумлении.

Только когда голова женщины вновь появилась, он начал дышать.

– Здесь есть пещера. Думал, я через стены проходить умею?

– Слишком много я видел за последние дни. На Владибогдане всё возможно.

Стена пещеры образовала узкую, испещрённую острыми камнями расщелину, почти невидимую в темноте. Круг пламени Сандры осветил внутреннюю часть, чёрные камни таинственно мерцали.

– Идём, – позвала жрица. – Хочу кое-что показать.

Стейнер склонил голову, прошёл в разлом и оказался в маленькой пещере размером с кухню в Циндерфеле. Как же хотелось ему вновь вернуться в свой дом.

– Я принесла мешки, чтобы было где спать, – сказала Сандра, указывая в один из углов. – Там же стоят две бочки с водой. Одна для омовения, другая…

– Вы нашли мне спальню?

– Мы решили, тебе нужно уединение. – Жрица сузила глаза и посмотрела через плечо на горн. – Адский стук и здесь слышен, но не так сильно, как снаружи.

Стейнер огляделся. Нет, уголок не назовёшь просторным, но этого вполне хватало.

– Лучше тебе выспаться, – посоветовала Сандра. – Ребро не заживёт, если будешь столько работать.

Кузнец присел на мешковину и глянул на женщину-сприггана. Он не мог догадаться, сколько ей лет – может, сорок, может, больше.

– У тебя есть вопрос, – заметила Сандра.

– Мне просто любопытно, – проворчал Стейнер.

– Кости. – Жрица нахмурилась, затем подхватила один из блуждающих огней. – Возьми его.

Языки пламени мигнули, и юноша недоверчиво посмотрел на неё.

– Что?

– Протяни руку, – велела Сандра.

Стейнер выполнил просьбу, и женщина передала ему огонёк. Язычок пламени с бледно-голубым кончиком переливался прямо над протянутой ладонью, не излучая тепла.

– Хорошо, – всё, что она сказала.

Затем жрица опустилась на колени и принялась рыться в чёрном бархатном мешочке на бедре. Разложив квадратный лоскут ткани, Сандра разгладила складки.

– Кости – это способ предсказания. Не бывает двух одинаковых толкований. – С глубоким вздохом Сандра подняла руку, раскрыла ладонь и показала содержимое.

На ней лежали маленькие хрупкие кости, крошечный медный лист, старая ржавая монета и напёрсток.

– Здесь не только кости, – заметил Стейнер.

– Что же ты, северянин, всё так буквально воспринимаешь? Сотни лет мы пользовались только костями, но в последнее время всё чаще берём и другие предметы.

– Ясно.

Стейнер вспомнил скептицизм Тифа. Всё это и вправду казалось бессмыслицей.

– Сосредоточься и придумай вопрос, на который хочешь получить ответ.

Кузнец подумал об отце, но мысли в мгновение ока переметнулись к Хьелльрунн. Интересно, они когда-нибудь увидятся снова?

Сандра сложила ладони, встряхнула содержимое и бросила на бархатную ткань.

Стейнер поднял брови, затаив дыхание.

– И? Что там?

– Череп птицы обращён в сторону от рун – дальнейший путь неясен. – Сандра глубоко вздохнула и нахмурилась. – Наперсток упал стоймя – что-то и кто-то заперт.

– Заперт? – Стейнер закатил глаза. – Да тут и гадать не нужно.

Покачав головой, Сандра продолжила:

– Монета легла далеко от жетонов…

– У моей семьи деньги никогда не водились, – подметил Стейнер.

– А медный лист попал под крыло вороны.

– Хьелльрунн всегда любила лес. Вероятно, лист её олицетворяет.

– Похоже, неизвестный источник предоставит ей защиту, – изрекла Сандра, как непреложную истину.

Стейнер не мог избавиться от недоверия и понял, что жрица уловила его скептический взгляд. Она сгребла кости и собралась уходить. Юноша почувствовал, что вся церемония оказалась сплошным разочарованием – он не приблизился к ответам ни на малюсенький шаг.

Ловким движением Сандра перехватила огонёк у него с руки и удалилась в расщелину в стене.

Будь на его месте Хьелльрунн, она была бы вне себя от радости, но Стейнер ощущал лишь страшную усталость.

– Сандра? – позвал он, лёжа на мешковине.

– Да? – отозвалась жрица. Её мрачное лицо освещалось мертвенным пламенем, когда она вновь появилась в комнатке.

– Спасибо за жилище. И за гадание. Я не уверен, нашёл ли ответы, но всё равно спасибо.

Сестра Тифа кивнула.

– Твой путь неясен, но он будет тяжёлым. Дорого тебе придётся заплатить. А сейчас ложись спать.

С этим пламя погасло, оставив Стейнера во тьме нового пристанища.

15

Хьелльрунн

«Император не терпит оставлять дела незавершёнными, ежели только в назидание и для устрашения. Те, кто теряют веру в великое объединение Винтерквельда, остаются на Владибогдане, пока не изменят взгляды. Те же, кто так и не продемонстрировал необходимого уровня преданности, обречён влачить существование на острове до бесконечности».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Жизнь в Циндерфеле вернулась в привычное русло. Испытания походили на смену времён года: наступала суровая неизбежность, подобно сокращению дня в осеннее время или ужасной стуже в середине зимы. И если горожане вновь погрузились в привычную колею повседневных дел, то жизнь Хьелльрунн сильно изменилась. Школьные дни для неё закончились, и всё, что осталось – дом и несметное количество задач: начищать полы, складывать дрова, стряпать, драить, шить. Свои обязанности Хьелль выполняла в тишине, пока отец спал допоздна или же трудился в кузнице. Ко сну он отходил только после кружки эля или медовухи.

– Дров осталось мало, – сообщил Марек за ужином.

Морщины на его лице прибавляли лет пять к возрасту. Борода выглядела неопрятно, одежда была помята. Никогда в их семье не водились деньги в изобилии, но с отъезда Стейнера и их стало не хватать. Хьелльрунн глянула на опустошённые кувшины в углу.

– Знаю. – Марек потёр лоб тыльной стороной кулака. – Я брошу это дело.

– Какое? – Хьелльрунн посмотрела на отца, не сводящего глаз с пустой миски. Пальцами он перебирал хлебные крошки, застрявшие в досках стола.

– Медовуху. Я брошу пить.

Марек замолчал. Ветер снаружи стонал, завывал, обрушиваясь порывами на крыши домов затерянного городка.

– Я не против того, чтобы ты пил, – заметила Хьелльрунн спустя мгновение. – Но я бы предпочла, чтобы ты ходил в таверну с Вернером. Нужно среди людей находиться, а не прятаться в постели, как старик.

Отец задумался, кивая, словно мул. Глаза его вспыхнули, нашли лицо дочери. Он наклонился вперёд.

– А сама-то?

– Со мной всегда так было. Ты же знаешь, что говорили дети в школе. Теперь нам известно, что это правда.

– Ты видела Кристофин? – полюбопытствовал Марек, очевидно желая перевести тему с колдовской метки на что-то другое.

– Нет.

Хьелльрунн вспомнила день, когда забрали Стейнера, и мимолётный порыв нежности, что выказала Кристофин.

– Нет, не видела.

С тех пор Хьелль ни с кем и словом не обмолвилась и с трудом нашла силы, чтобы заговорить с Мареком.

– Завтра схожу за дровами, – обещала она.

Отец кивнул.

– Вот и славно. Запасы заканчиваются, а я весь день буду занят.

– Думаю, рискну дойти до хижины дровосека.

Хьелльрунн ждала реакции Марека, но тот не выказал эмоций. Всю неделю мысли о лесном жилище не покидали её. Страх отступил, и на смену ему пришло любопытство.

– Там кто-нибудь живёт?

– В хижине-то? – Отец покачал головой. – Уж тридцать лет никого там нет. Странно, что дом ещё не развалился.

– Что там произошло?

– Лесоруб слыл добрым человеком. Тихоней, но добрым. Однажды по зиме скончалась его жена – лёгкими занедужила. Сильнейшая лихорадка обрушилась на неё. Два года он горевал по супруге, а потом Империя забрала и дочь.

– У неё была метка?

Марек кивнул.

– Тогда лесоруб совсем сник. Спустя шесть месяцев он продал свои владения и переехал в Ваннеронд. И я его не виню.

– А почему никто не переехал в его жилище?

– С ним самим дела никто иметь не хотел. Да кому нужна хижина с колдовской отметиной?

Марек оглядел комнату.

– Это место постигнет та же участь.

– Метка не заразная!

– Разве? – Отец улыбнулся.

– В противном случае вы бы тоже её подцепили.

– А откуда тебе известно, что это не так? – Он снова улыбнулся, но Хьелльрунн увидела в его словах лишь неудачную шутку.

– Я не знаю. Ты ведь никогда не рассказывал о своей жизни до приезда в Циндерфел. – Хьелль заметила, как ожесточилось выражение его лица. – И ты никогда не говорил о маме.

– На то есть веские причины, – буркнул Марек, встал из-за стола и отвернулся.

– Даже сейчас, когда Стейнера нет, ты всё равно не хочешь открыть секреты?

– Мои знания и опыт не для ушей шестнадцатилетней девочки.

– Детство закончилось в тот момент, когда моего брата забрали.

Лицо отца исказилось от боли и сожаления, и он протянул исцарапанные, разбитые руки к огню.

– Правду говоришь. Берегись Охранцев, Хьелль. Из всех Императорских псов они самые дикие, самые опасные.

Хьелльрунн кивнула, убрала со стола тарелки. Чтобы скрыть тревогу, она принялась намывать плошки.

– Спокойной ночи, дочка.

Отец отправился спать трезвым – первый раз с тех пор, как ушёл Стейнер.

Гнев Хьелльрунн постепенно угас, и мысли вернулись к планам на завтрашний день. Несколько скопленных под подушкой монет пригодятся, чтобы отправиться в город.

– Рада тебя видеть, – протянула Кристофин, хотя взгляд её был отнюдь не тёплый. – Давненько ты к нам не заходила… – Невысказанные слова она заменила лёгкой улыбкой.

– С того дня, как его забрали.

Девушки стояли возле пекарни; их хрупкие плечи покрывали шали, а головы туго стягивали платки, укрывая от резкого северо-западного ветра, который завывал над крышами домов. Держа корзины, они настороженно смотрели друг на друга. Хьелльрунн переступала с ноги на ногу, изо всех сил стараясь не отводить взгляда с девушки перед собой. Вернее, молодой женщины. Тело Кристофин претерпело возрастные изменения, отчего Хьелльрунн ощущала себя на её фоне жалкой потрёпанной вороной.

– Новостей так и нет? С острова? – Дочь трактирщика осторожно обернулась, но улица по-прежнему оставалась пустынной.

– Нет, – ответила Хьелль. – А я и не знала, что секрет уже всем известен, – добавила она.

– Только тем, у кого хватает терпения выслушивать нытьё пьяного Вернера.

– А как же поговорка о жёнах рыбаков…

– Не такие уж они и страшные, если послушать мужчин, – перебила Кристофин.

На побережье это была известная присказка. Девушки сочувственно улыбнулись друг другу, слушая пение ветра вдалеке.

– Не смею тебя задерживать, Хьелль, – произнесла дочь трактирщика. – Отец будет ждать тебя к обеду.

Хьелльрунн взглянула на содержимое корзины и кивнула.

– Верно, он будет ждать, – солгала она. – Прости за моё поведение, когда в таверну пришли Охранцы.

– До меня доходили слухи о тех Зорких в Хельвике, – тихо сказала Кристофин. – Не хочу даже знать, известно тебе что-то о них или нет. Рекомендую и тебе помалкивать. Хьелльрунн кивнула с благодарностью.

– Рада была тебя видеть. Береги себя, Хьелль.

– И ты.

Кристофин направилась по крутому склону к таверне, и Хьелльрунн задумалась, с чего вдруг она заинтересовалась её братом. В школе они не дружили. Сузив глаза, девушка склонила голову и поспешила лёгким, быстрым шагом из города к лесу, окружённому северными мысами. Пробираясь по узким улочкам, она трижды столкнулась с горожанками. Трижды они выкрикнули неохотные приветствия, на что Хьелль ответила такой же неохотной улыбкой.

– Из жалости здороваются, – прошипела она себе под нос. – Удивляются, почему Стейнера забрали, а меня оставили. – Хьелльрунн прикусила губу и смахнула слёзы. – Я бы и сама это знать хотела.

Деревья оказались не менее голыми, чем неделю назад. За исключением зелёных сосен, неподвластных переменчивым сезонам, лесной покров оставался мокрым и грязным. Хьелль не колебалась – решительно шла к цели.

Отец всегда утверждал, что лучше уж действовать, чем стоять и думать. В последнее время, однако, он был немногословен.

Хижина совсем не изменилась: солома на крыше нуждалась в замене; камни так и покоились под густым слоем мха. Из трубы поднимался шлейф дыма, а свет фонаря золотил подоконники.

– Значит, это не плод воображения, – улыбнулась Хьелльрунн. – Вероятно, лисица по-прежнему внутри.

Тишину нарушало лишь редкое потрескивание дров в очаге. Замерев от страха, Хьелльрунн постучала в дверь. Что она делала? Зачем вернулась в ветхое жилище в столь промозглую погоду?

– Кто там? – отозвался голос.

Судя по тяжелому, грубому акценту, человек был родом из Сольминдренской империи.

– Меня зовут Хьелльрунн. Я принесла продукты – свежую рыбу и тёплый хлеб из печи.

Хлеб, правда, давно остыл – осенний холод поглотил всё тепло, даже кончики пальцев у девушки закоченели.

Дверь отворилась, и на пороге появилась серьёзного вида женщина. Седую голову покрывал грязный платок. По меркам Циндерфела, где люди редко доживали до шестидесяти, женщина казалась совсем старой.

– Я пришла извиниться за прошлый визит. Мне стыдно, что я потревожила ваш сон, – извинилась Хьелльрунн, подняв корзину.

– На кой извиняться? Я и сама влезла в дом, – заявила женщина.

Она не смотрела в корзину, зато пристально наблюдала за дрожащей от холода девушкой. С угрюмым видом Хьелль переминалась с ноги на ногу. Начало знакомства никак не соответствовало её ожиданиям.

– Тридцать лет здесь никто не жил, – подметила она. – Вы, наверное, и не знали даже.

Старуха улыбнулась, хотя Хьелль не слишком это успокоило.

– Вижу, дух в тебе присутствует.

– Стейнер всегда говорил, что я на русалку похожа.

– Я сказала, что в тебе присутствует дух, а не что ты одержима им. – Женщина усмехнулась. – Редкость в здешних местах. У народа Нордвласта мозги жидкие, как птичий помёт, а душа и вовсе отсутствует. – Затем она взглянула на небо, с которого на землю обрушивался шквал снежинок. – Заходи в дом, пока до смерти не продрогла.

Хьелльрунн не сдвинулась с места.

– Не бойся, не съем я тебя. Я же не ведьма. К тому же ты слишком большая. Даже если отрубить тебе руки и ноги, всё равно не поместишься на сковороду.

– Вы такая странная, – удивилась девушка.

– На себя посмотри, – ответила старуха.

И тут Хьелль поняла, что незнакомка не выглядела дряхлой, как все знакомые ей пожилые люди в городе. Она излучала уверенность, как своей позой, так и высказываниями.

Хьелльрунн поставила корзину на порог.

– Мне пора домой.

Она хотела уйти, ведь даже тесная, мрачная кухня казалась предпочтительнее скрипучих ступенек ветхой хижины.

– Возвращайся, – велела старуха, пока Хьелльрунн брела через снежную поляну.

– Вернуться? – Глаза девушки расширились от удивления.

– Я научу тебя.

– Чему? – спросила Хьелльрунн, жалея, что оставила безумной корзину.

– Использовать дар. – Старуха скрестила руки на груди и нахмурилась. – Ты же за этим пришла. Хочешь научиться пользоваться силами, чтобы спасти брата на Владибогдане.

– Откуда вам известно о Стейнере? – Хьелль нахмурилась.

– Мне многое известно, Хьелльрунн Вартиаинен. – Подняв корзину, женщина обняла её, как младенца. – Скоро сама убедишься.

16

Стейнер

«Мало кто найдёт храбрости заявить открыто, что Владибогдан – это чёрное зеркало Архивова острова. Архивов остров с его множеством библиотек обещает богатство знаний и одиночества среди полок книгохранилищ. Владибогдан занимается физической стороной вопроса. На Архивове острове умеренный климат, в то время как на Владибогдане дуют промозглые ветра или обжигает пыл горнов. На жестоком северо-западном острове куют не только оружие, но и Зорких, карьеры и даже судьбы».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Стейнера разбудила привычная какофония звуков. Чтобы отдохнуть от постоянного шума, он сворачивал мешковину и затыкал ею уши. В пещере вспыхнул огонёк свечи, бросая рыжеватые блики на пустые стены, а также на гостя. Стейнер сел и заморгал, пытаясь разлепить глаза.

– О, это ты, – с трудом промолвил он. Плечи и шея болели, а бедра казались налитыми свинцом.

– Утро доброе, – тихо приветствовал Тиф.

– С чего ты взял, что сейчас утро? – Стейнер нахмурился. – Как можно это определить без дневного света?

– Так я первым делом пробираюсь наверх, чтобы подышать свежим воздухом.

– Любопытная тюрьма, – подметил кузнец, разминая плечи и зевая. – Даже замков на дверях нет.

– Да и дверей нет для замков, только куча солдат. – Тиф вытащил трубку, пробежав пальцами по потрескавшейся глине. – Кузница – не тюрьма, остров – вот тюрьма.

– И без корабля нет возможности сбежать, – добавил Стейнер.

– Не думай, что я не пытался. – Со вздохом Тиф оглянулся. – А вот и Тайга. Пора приниматься за работу. Не медли с завтраком.

– С каким завтраком? – удивился юноша.

Спригган проскользнул через расщелину, и спустя мгновение появилась Тайга с подносом в руках.

– Вот каша, – сказала она. – Ты слишком исхудал. Ешь. – Она положила обе руки на бочку с водой в углу и склонила голову.

– Что это ты делаешь?

– Пытаюсь сосредоточиться, – с ноткой досады ответила Тайга.

– На чём?

– Тсс.

Стейнер наклонился вперёд, взял деревянную плошку и ложку с пола. Каша почти остыла, но это не помешало жадно её проглотить. Всё это время Тайга держала руки на бочке, склонив голову, пока молодой кузнец продолжал хлебать чуть тёплую кашу, изо всех сил стараясь не шуметь. Наконец младшая сестра Тифа повернулась к нему с улыбкой на лице. Сидя от женщины всего в нескольких футах, Стейнер разглядел её лучше в свете свечи. На голове виднелся пучок из волнистых каштановых волос на несколько тонов темнее кожи. В прядях юноша заметил вплетённые листья плюща. Листья сохранили великолепный зелёный цвет, несмотря на вездесущую сажу. У Тайги и Тифа глаза были похожи: слегка раскосые, с мягким взглядом.

– Ты никогда не видел спригганов до того, как сюда попал. – И это был не вопрос.

– Моя сестра… – Стейнер почувствовал, как горло сжалось, не пуская слова на язык.

– Верила во Фрёйу и Фрейну? Рассказывала истории про Се и Вентера?

Он кивнул, вытер нос рукавом, прокашлялся.

– А ты над ней насмехался. Издевался.

Тайга подошла ближе и нежно откинула волосы у него со лба.

– Тиф говорит, ты обмолвился о побеге. Я даже не представляю, как это возможно.

– Нужно что-то придумать. Мне нельзя здесь оставаться.

– Сандра, Тиф, Энхтуйя и я провели здесь несколько лет. И так и не нашли выхода. Правда, всё может измениться.

– Как?

– Не знаю. Вся надежда на тебя. Ты многое изменил, просто забравшись на кухню.

Тайга скользнула в зазубренную расщелину, откуда струился оранжево-красный свет горна. Стейнер посмотрел на бочку с водой в углу.

– Что ты делала с водой? – полюбопытствовал он.

– Сделала её чистой и прозрачной. Вернее, Фрёйа сделала.

– Как?

– Я попросила её. Теперь вода пригодна для питья. И мыться не забывай – сажа сушит кожу и может стать причиной инфекции. – Тайга улыбнулась, отвернулась и скрылась во мраке.

Следующий месяц превратился в рутину. Кузница жила в своём ритме; печи заменяли восход и заход солнца. Тайга появлялась каждое утро, молча зажигая свечу и моля Фрёйу благословить воду. А ещё она приносила небольшую порцию каши в крошечной плошке. Утомительный день казался бесконечным: Стейнер работал не покладая рук, таская мешки с углём со дна жёлоба. Вместе с Огненными духами они переносили груз к рабочим станциям, начиная с края и заканчивая дальним концом пещеры. Только когда все станции получили уголь, встал вопрос, кто наберётся смелости, чтобы приблизиться к помосту Энхтуйи.

– С того дня когда Кими чуть призрака не погасила, они к ней не подходят, – объяснил Тиф. – Кажись, теперь это твоя обязанность. Только глупостей не говори, а то неохота соскребать тебя с пола.

– Ну, это касается нас обоих.

Стейнер покачал головой, стараясь игнорировать боль. Ребро всё ещё вспыхивало огненной болью, когда он шёл, поднимал мешки или опускал их на землю.

Обед выпал на промежуток между доставкой угля и укладкой в ящики готового оружия. Юноша приносил мечи и копья Огненным духам, а те в свою очередь паковали их в солому и мешковину.

– Солома? В пещере, где полыхают тридцать с лишним печей? – проворчал Стейнер. – Чья это идея?

– Нужно ведь во что-то упаковывать оружие, – хмуро ответил Тиф.

– Если она загорится, ничего и никогда больше упаковывать не придётся. Никаких шансов выжить не останется.

– У нас и так их нет, – буркнул неофициальный десятник, потирая глаза тыльной стороной руки.

Северянин и спригган сидели на пустых деревянных ящиках и жевали чёрный хлеб, воображая масло или даже кусочек мяса. Тайга тем временем чистила воду от вездесущей сажи. Закрыв глаза, Стейнер ощутил под веками песок. Нет смысла тереть – это лишь занесёт ещё больше грязи.

– Никаких мыслей о побеге не появилось? – поинтересовался он у товарища.

Тиф лишь потёр ухо и покачал головой.

– Даже если выберемся на площадь, нам не одолеть стражников. А если одолеем, то столкнёмся с главной проблемой.

– Отсутствием корабля, – закончил мысль Стейнер. – А как насчёт ящиков? – Он постучал костяшками по дереву, на котором сидел. – Можно спрятаться внутри и уплыть вместе с оружием.

– Не выйдет, – огорчил его Тиф. – Ни один ящик не покидает остров без тщательной проверки.

– Твоя сестра обещала, что всё изменится, – пробормотал Стейнер.

– Тайга надеется, что ты узришь выход, который мы пропустили. – Спригган со вздохом потёр щетину. – Но если мы потерпим неудачу… – Он кивнул на Огненных духов. – То присоединимся к ним.

Стейнер дремал. Часть его разума знала, что скоро на пороге появится Тайга со слишком маленькой плошкой остывшей каши, но при этом всё равно грезил о мясе. Он почти чувствовал его вкус, ощущал его запах.

Внезапно юноша сел в постели, моргая и пытаясь прий- ти в себя.

– Я чувствую его, – прохрипел он.

Запах жареного мяса сводил с ума. Стейнер затолкал шнурки в ботинки, продел голову в сорочку и бросился через трещину в пещеру.

– Где все? – прошептал он.

Не видно было на станциях Огненных духов; не слышно перестука молотов. Стейнер бросил взгляд в центр пещеры, где собрался водоворот призраков. Словно дождевые тучи мешали они обзору. На помосте шли приготовления, явно имеющие отношение к мясу.

Стейнер бросился бежать, но слабость и боль в рёбрах заставили его сразу же перейти на шаг. За последний месяц его ноги и руки окрепли, но зато теперь он был похож на ходячий скелет. Запястья превратились в костяные шишки, а пальцы – в сплошные чёрные мозоли.

– Прошу прощения, – бормотал он, пробираясь между бесплотными телами Огненных духов.

Толпа расступилась, и тут юноша понял, почему призраки опустили свои инструменты.

– Вот так Стейнер и спас меня от Ширинова, ваше высочество, – рассказывал Максим, закончив фразу низким поклоном.

– Правду говоришь? – спросила Кими с кривой улыбкой.

– Ширинов до сих пор рвёт и мечет, – ответила Ромола, переворачивая мясо на широкой сковороде, как месяц назад делал Стейнер. – Поэтому Фельгенхауэр отправила его сюда, с глаз долой.

– Нужно признать, пареньку смелости не занимать, – заметил Тиф.

Он сидел на помосте, скрестив ноги и намазывая маслом толстые ломти хлеба.

Ямалская принцесса пожала плечами и отвернулась.

– Нельзя же судить об одном северянине по деяниям Сольминдренской империи, – возразила Ромола.

– Он проснулся, – добавила Сандра ровным голосом.

Она бросила руны на лоскут чёрного бархата и с отрешённым видом читала толкование. – Придёт сейчас.

Стейнер удивился её словам. Он чувствовал себя невидимкой, слушая, как о нём беседуют.

– Можно воды? – прохрипел он пересохшим горлом.

Все живые существа на помосте вздрогнули, когда юноша выступил вперёд из кольца теней.

– Вот и он! – воскликнул Тиф.

Тайга улыбнулась; Сандра буркнула себе под нос. Максим засиял и приветственно поднял руку.

– Стейнер! Здравствуй!

– Привет. Ты как сюда попал?

Максим вздохнул.

– Мне поручили принести еду.

– Кто? – нахмурился Стейнер, но Ромола перебила его.

– О, Стейнер, – прошептала рассказчица, – что ж они с тобой сделали?

Парень глянул на свои тощие конечности и впалую грудь. Штаны свисали с бедер, едва не сползая. Даже ботинки казались больше размером.

– Мы пытались его накормить, – заверил Тиф.

– Но еды слишком мало, – добавила Сандра.

– Что ты здесь делаешь? – обратился Стейнер к Ромоле. – Тебя убьют, если увидят.

– Почту принесла. У меня письмо для Кими от отца. Я заглянула к Максиму, и он рассказал о набеге на кладовую. Меня настолько вдохновила его история, что я решила её повторить. Даже стражу подкупила. – Ромола оглядела его с ног до головы. – И я рада, что пришла. Ешь мясо, пока совсем не растаял. – Капитан вручила ему целую тарелку еды.

Стейнер опустился на колени, вонзил в скумбрию вилку и принялся медленно жевать с закрытыми глазами.

Максим слез с помоста, на котором стоял вместе с Энхтуйей, упал на колени рядом с другом и обнял его за плечи.

– Я думал, ты вернёшься, – прошептал мальчик.

– Я собирался, – признался Стейнер, – но боялся рисковать нашими жизнями. Особенно теперь, когда знаю, что смерть – это не самое страшное из бед. – Он кивнул на Огненных духов, собравшихся в тёмном хоре с ярко горящими глазами.

Рядом появилась Тайга с деревянной кружкой, полной воды. Выпив половину, Стейнер вздохнул с облегчением. Он заметил в кулаке Энхтуйи пергамент и взглянул на Ромолу, чувствуя, как в груди сжимается сердце.

– А для меня есть? От отца?

Капитан отвела взгляд и вновь обратила внимание на шипящую в сковороде рыбу. С глубоким вздохом она ответила:

– Я не останавливалась в Циндерфеле, Стейнер. Было не по пути. Мы никогда там не останавливаемся. Люди не поймут, если я начну бросать там якорь. – Она оторвала глаза от стряпни. – Мне жаль.

Стейнер кивнул, не в силах избавиться от горькой боли разочарования.

– Но я сделаю так, чтобы тебе присылали больше еды, – обещала Ромола.

Кими встала и шагнула к юноше. Он нахмурился и тоже поднялся на ноги, не выпуская еду.

– Это правда? – спросила Энхтуйя. – Ты поднял молот на Зоркого?

– Было дело. А как иначе? Он использовал колдовство против Максима.

– Тебя привезли по ошибке? – раздался второй вопрос. – У тебя нет колдовской метки?

– Нет. Она была у сестры. Я стоял перед ней, когда Зоркие нас приметили. Вот они и решили, что скверна у меня.

– И ты покинул Циндерфел, чтобы страдать вместо неё?

Стейнер прикусил губу. В тот день у него не оставалось выбора, но он промолчал, утаив правду.

– Хотел спасти сестру от тяжёлой судьбы. Говорят, метка сжигает, опустошает человека. Разве я мог допустить подобное?

– Сложно тебе пришлось, – тихо произнесла Кими.

– Сначала я был на неё зол. Меня огорчило, что она не рассказала о своём даре. И на отца я тоже рассердился. – Стейнер вздохнул. – Но я смирился.

– И ты раздал детям пледы на корабле? – вновь спросила Энхтуйя.

Стейнер повернулся к Максиму.

– Гляжу, ты и вправду всё рассказал.

– Замахнувшись на Зоркого, ты показал пример, – пояснил мальчик. – За последний месяц наказаний за непослушание было больше, чем за прошлый год. Так говорят старшие послушники.

Стейнер не смог сдержать улыбку, когда представил армию угрюмых детей, осложняющих жизнь Зорким.

Ямалка сверлила его тяжёлым взглядом из-под хмурых бровей.

– Слушайте, – обратился к ней Стейнер. – Если вы хотите ударить меня, сделайте это быстрее. Ребро до сих пор болит, и второй такой трёпки я не переживу.

Однако она протянула юноше руку не со сжатым кулаком, а с открытой ладонью. Стейнер шагнул вперёд, сглотнул и уверенно ответил на рукопожатие, хотя его трясло от слабости.

– Враг Империи – мой друг, – заявила Кими. – Пусть ты и северянин.

Энхтуйя повернулась к Тифу.

– Его нужно больше кормить, а то одни кожа да кости.

Они сели и принялись готовить еду: разрезали яблоки и груши на тонкие ломтики, разделили на дольки редкий плод, который Ромола назвала мандарином. Стейнер был в восторге от вкуса фрукта; происходящее казалось сном.

– Что это было? – прошептал он рассказчице, когда та пришла наполнить кружку водой.

– Ямал ценит семью. К тому же Кими Энхтуйя тоже является младшей сестрой. Предполагаю, она бы всё отдала за такого брата, как ты.

– Рад тебя видеть, Ромола.

– Взаимно, – с улыбкой ответила она. – Тайга возлагает на тебя большие надежды.

– На что она надеется?

– Убраться отсюда.

– А как насчёт Сандры?

Ромола состроила гримасу.

– Да не беспокойся о ней. Она танцует под собственную дудку.

Стейнер оглядел новых друзей. За последний месяц он ни разу не чувствовал такой радости. Однако предчувствие шептало, что спокойствие продлится недолго.

17

Хьелльрунн

«Каждая из Обожжённых республик обладает своими культурой и нравом. Нордвластцы живут в нищете, зато славятся выносливостью и отменным юмором. Ваннерондцев считают подозрительными, и неспроста: поговаривают, озёра Ваннеронда населены русалками, а земли – детьми с колдовскими метками. Народ Дракефьёрда гордится отважными гражданами и верными бойцами, в то время как Свингеттевей, государство с холмистыми землями, изобилует извилистыми дорогами и сообразительными жителями. Получить прямой ответ или заключить честную сделку в этой части континента почти невозможно».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Никогда Хьелльрунн не любила мрачные стены кузницы и всегда предпочитала холодные солнечные лучи, что изредка пробивались сквозь небо Нордвласта. От изнуряющего пекла всё время хотелось пить; температура тела росла вместе с неясной тревогой. Кузница – пристанище брата и отца, где они делились дружеским молчанием, пока ковали металл. Её уделом были одиночество, редкие вопросы и неловкие паузы.

– Лишился наш дом тепла, Стейнер. Забрал ты его вместе с собой, – печалилась Хьелльрунн, надеясь, что ветра подхватят слова и унесут прямиком к брату через Призрачное море. – Вот как бы ты поступил со старухой, что живёт в хижине лесоруба?

Хьелль открыла дверь кухни и вышла на улицу с кувшином под мышкой. С северо-запада прибыл снег, величественно опускаясь на Циндерфел серым покровом.

– Доброе утро, – раздался безрадостный, настороженный голос.

За дюжину футов от кузницы, тепло укутанные от мороза, стояли Кристофин и её отец, Бьёрнер.

– Утро доброе, – отозвалась Хьелльрунн. – Я вышла за водой для отца. – Она подняла глиняный кувшин и обернулась на дверь.

– И мы к нему.

Девушка кивнула, не зная, что ответить. Поспешив к дверям, она постучала и подняла щеколду.

– Здравствуй, – поздоровался Марек, глядя через плечо. – Ты словно мысли прочитала. Работы столько было, что жажда извела.

Хьелль не ответила, стесняясь Кристофин и владельца таверны. Стоило отцу заметить посетителей, доброта на лице испарилась.

– Бьёрнер, – кивнул он, громко опустил молот и с хрустом размял пальцы.

– Марек. – Владелец таверны прочистил горло и улыбнулся, хотя Хьелльрунн подозревала, что улыбка его скоро погаснет.

– Что нужно? Гвозди? Сковорода? Нож? – вежливо спросил отец, но руку гостю не подал.

– Нет, не сегодня, – ответил Бьёрнер. – Я забежал на пару слов.

– С этим помочь могу. И, к счастью для тебя, они бесплатны.

Хьелльрунн подошла к отцу, передала кувшин и склонила голову, горя от любопытства. Бьёрнер поочерёдно одарил Марека, Кристофин и Хьелльрунн хмурым взглядом.

– Займись обедом, – велел кузнец дочери.

Хьелль открыла рот, чтобы возразить, но Марек крепко обнял её и уткнулся лицом в волосы.

– Слушай у двери, если того хочешь, – прошептал он.

– Поняла.

Хьелльрунн направилась к выходу, отметив, что Бьёрнер и Кристофин отступили от неё на шаг, как от заразной.

Дверь кузницы закрылась, и девушка принялась громко топать по снегу на месте, изображая отдаляющиеся шаги.

– Ушла, – громко заявил отец. – Выкладывай.

Хьелльрунн наклонилась ближе, прижав ухо к двери.

– Тут такое дело, Марек…

Удивительно, но Бьёрнер звучал неуверенно. Этот мужчина фамильярно общался со всем городом; он каждого видел пьяным. Этому прагматичному человеку хорошо были известны премудрости жизни.

– В ночь перед отъездом Стейнера…

– Перед тем как его забрали? – поправил отец.

– Да, конечно, забрали. Он ночевал в конюшне в задней части таверны.

– А я-то думал-гадал, где его ноги носили.

– Я нашел его утром. Видок у парня был тот ещё, а крепкий запах медовухи так и ударил мне в нос.

– Понятно, – ответил Марек. – Вот интересно, как медовуха попала из таверны в моего сына?

Хьелльрунн навострила уши, пытаясь вообразить лицо Кристофин.

– Дело в том… – Бьёрнер прочистил горло. – Люди теперь поговаривают, что у Кристофин тоже колдовская метка. И хотят, чтобы по возвращении имперцев она прошла Испытание.

– Чего ей бояться? Она же не меченая. Колдовство не заразно. Это тебе не чума.

– Я так им и сказал.

Хьелльрунн прижала ухо к двери. Она решила было, что не слышит разговор, да всё оказалось проще – между мужчинами повисла неловкая пауза.

– Чего тебе, Бьёрнер? – полюбопытствовал Марек.

Хьелль догадалась, что лицо владельца таверны сейчас наверняка суровее некуда.

– После всех событий… – начал Бьёрнер. – Все эти слухи о Хьелльрунн, а потом ещё и отъезд Стейнера…

– Не томи, – прикрикнул отец.

– Некоторые думают, что лучше вам уехать и открыть дело в Хельвике. У меня есть повозка и лошадь. Могу одолжить на переезд.

– Очень любезно с твоей стороны, – прорычал Марек, но Бьёрнер не уловил сарказм в голосе кузнеца.

– А может, вы захотите уехать дальше. Стейнвик – оживлённый город. А уж как люди хвалят Ваннеронд…

– Убирайся, – так тихо отрезал кузнец, что Хьелльрунн почти не расслышала слов через крепкую деревянную дверь. Когда же он повторил приказ, голос Марека звенел, словно удар молота.

Хьелльрунн замешкалась и была на полпути к кухне, когда Бьёрнер и Кристофин вышли из кузницы. Мужчина раскраснелся от негодования, а его дочь едва поспевала за ним со слезами на глазах.

– Не смей возвращаться, – добавил отец, встав в дверном проёме со сжатым в кулаке молотом. – Тебе здесь больше не рады.

– Обдумай мои слова, Марек, – тихо добавил Бьёрнер и повернулся, чтобы уйти.

Кристофин остановилась.

– Мне очень жаль… – прошептала она.

Хьелльрунн едва расслышала слова, но тут и слова не нужны – её сожаление ясно читалось на красивом лице.

– Жаль? Всем нам жаль, – произнесла Хьелль, наблюдая, как отец и дочь уходят прочь. – Всем.

В конце улицы ждали двое всадников в чёрных одеждах.

– Только их не хватало, – проворчал Марек, отдав всадникам честь.

– Охранцы? – спросила Хьелльрунн, но отец молча вернулся в кузницу.

Как по сигналу всадники поскакали рысью из города.

Хьелльрунн не бежала в хижину лесоруба, боясь привлечь внимание, но её цель была предельно ясна. Цель и понимание, что каждый шаг приближал к старухе, которая прочитала её имя прямо из воздуха. Снег лениво падал, укутывая землю тёмно-серым одеялом. В лесу стало легче, но Хьелль всё равно не жалела, что надела старую тунику Стейнера поверх собственной. Она не знала наверняка, почему взяла её, но знала, что его вещь придаст храбрости в этом путешествии.

– Даже сейчас ты приглядываешь за мной; спасаешь старыми вещами…

Она бросила осторожный взгляд на поляну, пожала плечами, покачала головой.

– Кто же приглядывает за тобой? – Из-за сосны с топором в руке появилась старуха.

Хьелльрунн вскинула руки и отступила назад.

– И что это мы сегодня такие взбалмошные? – И снова, тяжёлый сольский акцент и невозмутимое лицо.

– Я вернулась…

– Вижу.

– Научиться, – продолжила Хьелльрунн, чувствуя себя глупо, – колдовству.

– Я и не сомневалась, что ты придёшь.

– У вас есть имя?

Старуха мгновение обдумывала вопрос, будто ей загадали сложную загадку.

– Вы не знаете своего имени? – удивилась девушка.

– Я не простая женщина. – Старуха посмотрела в сторону, прищурив глаза, а затем выпрямилась. – Можешь звать меня госпожой Камаловой.

– Камалова. – Хьелльрунн скривилась. Имя выдавало её сольминдренское происхождение, но старуху это вовсе не заботило. – Откуда вы узнали моё имя? Ещё до того, как я пришла с рыбой и хлебом…

– Это лишь малая часть наших способностей. Вернее, моих. У тебя-то свои таланты.

– Какие?

– Подозреваю, ты вдвойне одарённый ребёнок. Давай-ка зайдём в дом. Я слишком стара, чтобы оставаться на улице в такую погоду.

Снег осел в складках её одеяния, несколько хлопьев прилипли к тонким бровям. Госпожа Камалова наклонилась и взяла в руки охапку дров.

– Давайте помогу, – предложила Хьелль, внезапно осознав преклонный возраст женщины.

– Хорошо. Манеры у тебя хорошие, а вот как с мотивацией?

– Мотивацией?

– Брат. Это ведь на лице написано. – Госпожа Камалова ткнула Хьелльрунн в грудь костлявым пальцем. – Да и на сердце тоже, – добавила она, прежде чем направиться в сторону дома. – Как братец воспринял, что ты осталась дома?

Хьелль подавила волну беспокойства. Она хотела объяснить, но нужные слова так на ум и не пришли.

– Идём, я компот сварю, – позвала госпожа Камалова. – Я бы с удовольствием попила чай, но в этой убогой стране не могу найти ни единого листочка.

– У нас есть чай.

– Ямалского чая у вас нет. Племена отлично делают две вещи… – Она подняла костлявые пальцы. – Сражаются и выращивают чай.

– Вы встречали людей Ямала? – удивилась Хьелльрунн, заходя в хижину.

С прошлого раза дом претерпел изменения: листья исчезли, пол стал чистым, фонарь горел ровным светом, а в очаге пылал огонь. И даже из еды осталось немного хлеба и рыбы. Девушка вопросительно приподняла бровь.

– Растягиваю удовольствие, – объяснила госпожа Камалова. – Мне пришлось быстро покидать предыдущее место жительства. Я многое оставила там, в том числе и деньги, пустая я голова.

– Где оставили? – Хьелль вытащила стул, но старуха властно подняла руку.

– Сядешь, когда я позволю. Где оставила? В Сольминдренской империи, где ещё? Как будто есть в нашем мире другое место, откуда сбежать хочется.

– Вы сбежали с острова? – Хьелльрунн потянула подол туники Стейнера. – Что вы о нём знаете? Вы там бывали?

– Очевидно, ты любишь задавать вопросы, – заметила госпожа Камалова. Лицо её стало строгим. – Не так сильно, как слушать.

– Я умею слушать, – возразила Хьелль.

– Во-первых, это не просто остров, это – Владибогдан. Достаточно одного знания о его существовании, чтобы имперцы уничтожили тебя. – Она громко щёлкнула пальцами. – Никто ничего не увидит. Ты просто исчезнешь. Поняла?

Хьелльрунн кивнула. От старухи исходили волны неистовой энергии, когда она говорила об Империи. Девушка замечала эту же силу в угрюмой линии рта и резких жестах.

– Никому не сбежать с Владибогдана, пока не станут они Зоркими, но даже тогда… – Старуха отвела взгляд; слёзы застыли в уголках глаз. Она тяжело сглотнула. – Понимаешь?

Хьелль кивнула, желая, чтобы госпожа Камалова ответила на другие вопросы, но не решалась перебивать.

– Многие мудрецы десятилетиями изучали тайну колдовства. Даже с тех пор как драконов уничтожили, более семидесяти лет назад, дети всё равно продолжали рождаться с силами и талантами.

– Колдовскими метками, – тихо поправила Хьелльрунн.

– Колдовскими метками, – повторила госпожа Камалова насмешливым тоном. – Красивое название для опасного дара. Опасного для окружающих и самого мага. Поняла?

Хьелль снова кивнула, и госпожа Камалова одобрительно улыбнулась. Взяв горсть ягод, она добавила их в кастрюлю. Спустя некоторое время, помешивая компот, она продолжила говорить.

– Нет ничего хорошего в драконьем колдовстве. – Старуха покачала головой. – Силы воздуха и огня отравляют человека, изменяют тело и делают старше своих лет. Даже сила земли развратит человека, если маг черпает её из тёмных источников.

– Отец запретил пользоваться моим даром, – поведала Хьелльрунн.

– Мудрый человек. Нечасто можно встретить кузнеца, которому известно больше, чем искусство ковки металла. Умный нордвластец – большая редкость.

– Мне кажется, он не здешний, – тихо призналась Хьелль, но госпожа Камалова не расслышала её, увлечённая рассказом.

– Колдовство вызывает и другие изменения. – Старуха вновь сосредоточила внимание на ягодах. – Люди способны потерять рассудок, стать дураками, монстрами. Поняла?

Хьелльрунн кивнула.

– Я сойду с ума?

– Ты другая. – Госпожа Камалова горько улыбнулась. – Совершенно другая.

Девушка открыла рот, чтобы ответить, но старуха предупреждающе подняла нож, скользкий от сока красных ягод. В свете огня старуха казалась безумной.

Хьелльрунн глянула на словно окровавленный инструмент.

– Я буду молчать.

– Молчание – золото, – согласилась госпожа Камалова. – Так вот, ты совершенно другая. Подозреваю, у тебя есть два дара – сила земли и сила воды, океана.

– Это то, что изучает Стейнер на Владибогдане? – полюбопытствовала Хьелльрунн.

– Снова вопросы. – Госпожа Камалова покачала головой. – Стейнер? Какая у него сила?

– Сила? У него… их нет. Зоркий забрал его по ошибке. Брат занял моё место.

Старуха положила нож и долго не сводила глаз с собеседницы.

– Сядь.

Хьелльрунн и госпожа Камалова уселись на стулья. С угрюмым видом старуха наклонилась вперёд, шевеля пальцами. Лицо выражало глубокую задумчивость.

– Брата по ошибке забрали? Вместо тебя?

Хьелльрунн кивнула, чувствуя, как подступают слёзы.

– И я позволила. Я была слишком напугана. Теперь я понимаю, что должна была сдаться. Если бы я увидела, я бы…

– Ничего не поделаешь. – Госпожа Камалова пригладила волосы и вздохнула. – Как юноша без сил попал на корабль – загадка, но теперь уж ничего не изменишь.

– А если я научусь колдовству? Если у меня получится творить добрые чудеса и заручиться силой, то я смогу попасть на корабль и отправиться на Владибогдан. Я бы нашла его и…

– Он мёртв, Хьелльрунн.

Лишь треск огня осмелился нарушить тишину между женщиной и девушкой. Хьелль услышала слова, каждое из которых пронзило её сердце, как кусок льда. Она покачала головой и открыла рот, чтобы возразить, но язык никак не хотел повиноваться.

– Не говорите так. – Она вытерла глаза тыльной стороной ладони и нахмурилась. – Вы не знаете Стейнера. Может, он не силён в книгах, но он трудолюбив, смышлён и никогда не сдаётся. У него сердце зубра… – Её слова застыли на языке, когда она поняла, что взгляд старухи наполнен жалостью.

– Империя не терпит людей, кому известны их секреты. Тебя, брата твоего, этот город и весь Нордвласт. Вы для них – маленькие люди, и Императору нет до вас дела. Он лишь ждёт от вас подчинения. Со временем Нордвласт падёт на колени перед Империей. Ваннеронд и Дракефьёрд. Даже Свингеттевей… хотя трудно понять, зачем им может понадобиться эта толпа обманщиков и лжецов.

– Мне дела нет до Империи, – заявила Хьелль, стиснув зубы. – Меня заботит только мой брат. Стейнер не умер. Он просто не мог умереть.

– Ты считаешь, что Империю волнует жизнь одного мальчишки? Уверяю тебя, ты ошибаешься. Прости, Хьелльрунн, но чтобы остаться в живых в столь страшном месте, должно случиться чудо. – Госпожа Камалова взяла нож и продолжила резать ягоды. – Иди домой, – велела она, не поднимая глаз. – Погорюй о брате и возвращайся через три дня.

Хьелль уставилась на женщину и на секунду даже услышала шум волн, как будто океан разбивался о стены хижины и грозил снести её.

– Вы ошибаетесь, – прошептала она.

Девушка не могла знать наверняка, но продолжала молить Фрёйу и Фрейну. Хьелльрунн ушла, и снегопад сопровождал её через тёмный лес и вдоль извилистых улочек Циндерфела.

– Стейнер не умер. Это невозможно.

Она повторяла слова почти каждые несколько футов. Она не плакала, пока не оказалась в постели, стараясь подавить рыдания, чтобы отец не услышал.

18

Стейнер

«Пусть не обманут вас мундиры Священного Синода, да единое видение Императора – разлад прекрасно ощущается в любом коридоре, зале заседаний или вестибюле. Все мы время от времени страдаем от бюрократии; и должны мириться с ней, как с зимней стужей. Да, соперничество побуждает принимать опрометчивые решения, но Империю разрушит идеология, как мощнейшее землетрясение, что сотрясает мир от горизонта до горизонта. Проще говоря, полно среди нас умников, кто готов поддержать предстоящую войну, как и слепых дураков, желающих предотвратить её».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Не может жизнь в кузницах быть сладкой, но горечь заметно смягчается, когда Кими Энхтуйя превращается из врага в друга. Принцесса по-прежнему оставалась немногословной, но одаривала Стейнера торжественным кивком, когда тот приносил ей уголь.

– Я по сей день не уверен в благосклонности Кими, – проворчал юноша, завидев Тифа с двумя кружками чёрного чая.

В перерыве между доставками угля они сидели возле входа в пещеру, подальше от жары.

– Она била тебя по лицу в последнее время? – спросил спригган.

– Нет.

– Тогда ты ей нравишься. – Тиф хлебнул чай. – Или ты ждал стихов и цветов?

Стейнер улыбнулся.

– Честно, я не знаю, чего ожидать.

– Она приценивается, – предположил десятник, оглядывая Стейнера, как будто тот стал лошадью на рынке. – Пытается понять, какой от тебя может быть прок.

– Со мной всё просто. Я сын кузница из Циндерфела.

– Это лишь малая часть. Ещё никто не попадал на Владибогдан, защищая сестру от суровой судьбы. Никто не поднимал руку на Зоркого, и уж точно не выживал после этого.

– Я защищал Максима. Чему удивляться?

– В том-то и дело, что есть чему. – Тиф улыбнулся. – При других обстоятельствах я бы сказал, что рад тебя видеть среди нас, Стейнер Вартиаинен. – Десятник посмотрел через плечо и нахмурился. – Только не болтай об этом, а то подумают, что я дал слабину.

– Отменный чай, – похвалил Стейнер.

– Ещё бы. Чай спригганов. Трюмная вода Нордвласта и рядом не стоит.

– В Нордвласте хороший чай, – возразил юноша. – А вот по медовухе я заскучал. Куплю тебе пинту, когда выйдем отсюда.

Мрачное выражение коснулось лица Тифа.

– Мы не выберемся, Стейнер.

– Надежда умирает последней.

– Перерыв окончен, – заявил приятель, осушив остатки чая. – Пора за работу.

С этими словами он скрылся в сумерках пещеры.

Однако стоило только юноше взвалить на плечи мешок угля, как в темноте раздался голос:

– Стейнер?

– Аурелиан? Ты что здесь забыл?

Несчастным видом светловолосый паренёк напоминал побитую собаку. Пожав плечами, он с ужасом оглядел пещеру и вздрогнул при встрече с Огненными духами. Стейнер не сомневался в наличии у парня колдовской метки, но зачем тогда он спустился в кузницу?

– Тебя Фельгенхауэр прислала? – полюбопытствовал кузнец. – Работать? Неужели Ширинов тоже ошибся на твой счёт?

Все следы надменности пропали. Этот ничтожный, грязный мальчик с покатыми плечами не мог даже взглянуть на Стейнера.

Аурелиан покачал головой.

– Я признал ошибку. Объяснил, что хочу домой, как и ты. – Паренёк сделал паузу, и, несмотря на неверный красноватый свет кузницы, можно было заметить хитрый блеск в его глазах. – Так же, как и ты, хочешь вернуться к семье, к сестре.

Стейнер медленно опустил мешок с углём и внимательно посмотрел на собеседника. Аурелиан вытер нос рукавом и выдавил жалкую улыбку.

– Я не упоминал о сестре, – заметил юноша.

– Верно. Зато Ширинов обмолвился.

И тогда перед Стейнером появился прежний Аурелиан: плечи расправлены, подбородок с вызовом вздёрнут, на лице горит самодовольная улыбка.

– Взять его, – скомандовал мальчишка, обращаясь к кому-то за плечом кузнеца.

С поднятым кулаком Стейнер обернулся. Нападавший оказался примерно того же возраста – не мальчик, но пока и не мужчина. Интересно, какими силами обладал этот широкоплечий, откормленный паренёк? Правда, комплекция ему не помогла – Стейнер врезал ему в лицо и усадил громилу прямо на задницу.

С Аурелианом всё оказалось сложнее. Глубоко вздохнув, он сжал пальцы, будто когти, и со зловещей улыбкой широко открыл рот. Когда из горла вырвался страшный свет, а пещера озарилась огненным взрывом, Стейнер вовремя успел отскочить в сторону. Он так сильно грохнулся на бок, что из лёгких в одно мгновение выбило весь воздух. Ребро пронзила острая боль, заставив кузнеца поморщиться.

– Ты извергаешь огонь? Как дракон? – недоверчиво спросил Стейнер предателя.

– Чему только не учат в этой академии, – с триумфом заявил Аурелиан.

Он вновь открыл рот, и новый язык пламени поглотил двух Огненных духов. Пожар погас, не оставив от призраков ни следа.

– Что ты с ними сделал? – ужаснулся Стейнер, затем отпрянул назад и поднялся на ноги.

– Нечего стоять на пути, – усмехнулся Аурелиан.

– Они – души погибших детей!

Негодяй пожал плечами.

– Да какая разница? Уж лучше они, чем я.

Толстяк тоже поднялся на ноги, прижав руку к сломанному носу. Стейнер понял, что не сумеет одолеть их в одиночку. Где же Тиф, когда он так нужен?

Грудь Аурелиана быстро поднималась и опускалась, но выглядел он скорее взволнованным, чем измученным. Стейнер не дал ему шанса перевести дух – он стремглав бросился к центру пещеры. Только если Кими на месте, у него появится шанс выжить.

– Да помилует меня Фрейна, – взмолился он.

Призраки разбегались с дороги; жар горнов облизывал кожу. Юноша примчался к помосту и печи, возвышающейся над ним, как железная богиня. Он искал ямалскую принцессу безумным взглядом.

– Чёрт, Кими. Где ты? – Стейнер схватился за наковальню, чтобы успокоить дрожь в руках.

– Ширинов говорил, что от тебя одни неприятности. – Аурелиан приближался медленно, важно, не утруждая себя бегом. – Поэтому пришлось просить о помощи.

Толстый парень вышел из мрака. Из носа текла кровь, но тот не обращал внимания на рану. Послушник закрыл глаза и изо всех сил напрягся. Кожа его начала покрываться серыми пятнами, а одежда на теле порвалась. Он увеличился в размерах и обратился в настоящую живую статую.

Стейнер заметил движение – ещё один послушник шагнул вперёд, сверкнув в темноте серебром. Меч? Помощник кивнул Аурелиану, и Стейнера охватил жуткий страх, что с Тифом, Тайгой или Сандрой случилось что-то ужасное.

– Ширинов предупреждал, что ты не пойдёшь по доброй воле, – процедил негодный мальчишка, подходя ближе. – Я ещё не забыл твою выходку на корабле.

Каменный сообщник с грохотом вышел вперёд.

– Он нужен живым, – напомнил Аурелиан.

– Зря ты убил Огненных духов, – проворчал Стейнер, гнев опалял его, словно жар горна.

– А, так они были твоими друзьями? – злорадно пропел сын толстосума.

Однако улыбка соскользнула у него с лица, как только Стейнер отошёл от наковальни Кими с кувалдой в руках. Она так и ждала, когда хозяин возьмёт её крепче, да замахнётся посильнее. Тупое металлическое навершие устрашающе сверкнуло в темноте и достигло своей цели, когда гранитный послушник поднялся на помост. Его череп раскрошился в щебень и песок, руки потянулись к разбитому на части лицу, щупая пространство, где раньше была голова. Момент смятения прошёл, и руки скользнули вниз. Гранитный послушник с оглушительным грохотом свалился на землю, подняв в воздух облака сажи. Одна громадная рука разбилась о наковальню, и Стейнер недоверчиво глянул на кувалду.

Фрейна милостивая, кем же был мой прадед? Как сотворил эту кувалду?

Глаза Аурелиана расширились от ярости, он издал тихий вой. Стейнер бросился в сторону, когда драконий огонь вновь обжёг воздух.

– Ты его убил! – завопил светловолосый мальчишка, извергая пламя.

– Я вас не приглашал, – подметил кузнец, встав на ноги и морщась от боли. На руке появилась кровавая ссадина. – И не просил нападать.

Стейнер взглянул на тело, пытаясь сопоставить раскрошившееся существо с тем парнем, которому разбил нос всего несколько минут назад. Затем перехватил кувалду покрепче. Руки его дрожали, а в мыслях то и дело кружилась фраза:

– Я не просил… Я не просил…

Ты убил его! – мелькнуло в голове. Да вот только слова ему не принадлежали.

Сообщница Аурелиана, черноволосая, всклокоченная девочка, подошла ближе. Изогнутый клинок в кулаке с побелевшими костяшками соответствовал кривой улыбке на губах.

Идём с нами. Опусти оружие.

Губы девочки не двигались, но каждое слово отзывалось в голове Стейнера, как далёкий звон колокола. Его затошнило, как будто он вновь оказался на палубе «Надежды Дозорного». Молодой кузнец шире расставил ноги, поморщился и поднял кувалду.

– В голове моей нет места на двоих, леди. Убирайся-ка по-хорошему.

Он ждал, что послушница устремится вперёд, замахнётся острым кинжалом, надеясь содрать плоть с его костей. Но вместо этого она подняла руки к потолку и откинула голову. Изо рта её вырвался пронзительный, даже болезненный звук. Стейнер отступил и глянул на Аурелиана, который тотчас выпустил очередную огненную стрелу.

На бессловесный вопль ведьмы ответили крики, визг и шум крыльев. Тьма потолка взорвалась движением огромного роя тел.

– Летучие мыши, – прошептал Стейнер.

Они напали, и десяток тел незамедлительно ударили его когтями. Они царапались и летали так быстро, что убить их казалось невозможным. Юноша закрывался рукой, чтобы защитить лицо, и пытался увернуться, но мыши продолжали атаковать. С трудом он отошёл от наковальни и обошёл горн, молясь, что жара остановит атаку, но существам всё было нипочём.

И вдруг они взмыли к потолку, кружа по пещере и крича в бессловесной ярости. Стейнер бросил недоверчивый взгляд на руки: плоть поцарапана, кое-где проступила кровь.

С улыбкой на лице Аурелиан протянул руку темноволосой девочке, и вместе они приблизились к кузнецу.

– Опусти молот и идём с нами. Ширинов не желает твоей смерти – он хочет поговорить о Тройке в Хельвике. Не обязательно всё заканчивать смертью.

– Именно так уже и закончилось, – возразил Стейнер, кивнув на труп гранитного мальчика. Он хотел вложить в слова нотку угрозы, но на деле прозвучал жалко.

– Будь по-твоему, – проскрипел Аурелиан сквозь стиснутые зубы.

Он кивнул девочке, и летучие мыши снова приблизились. Стейнер хотел убежать в своё святилище, надеясь, что туда эти твари пробраться не смогут. Во рту пересохло; он знал, что не сумеет преодолеть столь тяжёлый путь между горнами и наковальнями. Крики летучих мышей становились всё громче. Крылья и тёмные тела заслонили всё, и тогда раздался громкий голос:

– Как раз смертью всё и заканчивается.

Сандра стояла на наковальне Кими. Тело её казалось напряжённым, руки сжались в крошечные кулаки. Но больше всего Стейнера встревожило лицо: глаза смотрели из-под хмурых бровей; рот скривился в отвращении к Аурелиану и его сообщнице.

– Осторожно, Сандра, – предупредил юноша. – Он извергает пламя.

Неожиданно летучая мышь выпала из стаи и разбилась о помост, разлетевшись на куски, как глиняная миска. Потом ещё одна. Стейнер вновь глянул на Сандру, но глаза её были пустыми, казалось, она ослепла. Окаменевшие мыши продолжали валиться сверху на черноволосую девочку, которая призвала их. Они резали плечи, локти, били по голове. Послушница вскинула руки, чтобы отразить каменные снаряды, и зажмурилась. Стейнер увидел кровь на пальцах; ему казалось, он слышал нечеловеческий вой.

– Сандра, бежим! – позвал юноша жрицу.

Он шагнул в её сторону, заметив всё тот же кошмарный взгляд. Летучие мыши кружили и падали, разбиваясь о помост. Последняя из стаи разлетелась во всех направлениях, и тогда пещера погрузилась во тьму. Всё, что осталось – пронзительный крик. Аурелиан отступил, держа над головой руку, сияющую колдовским пламенем. Освещая путь раненой сообщнице, они бросились прочь. Стейнер так и глядел им вслед, пока тишину не нарушил голос:

– Выглядишь дерьмово.

Рядом стояла Кими Энхтуйя.

– Чувствую себя так же.

– Я спала. – Ямалка кивнула. – Пришла, как только услышала.

Она была не одна – с ней пришли спригганы. Все удивлённо глядели на Стейнера и перешёптывались между собой. Некоторые горько и громко жаловались, пока Тайга на них не прикрикнула.

– Сядь, пока не свалился с ног, – велел Тиф, подкатив бочку.

Стейнер не мог набраться сил, чтобы забраться на импровизированное сиденье, поэтому упал на колени, всё ещё глядя на ускользающую фигуру Аурелиана.

– Твои друзья? – спросил десятник.

Тайга принесла ведро с водой и вскипятила в нём полоски ткани. Сандра не спустилась вниз с наковальни. Она так и стояла наверху, глядя на окаменевших летучих мышей с явным неодобрением. Глаза её вновь выглядели обычными.

– Ученики Ширинова. Он знает о сестре. – Стейнер с трудом выдохнул. – Он послал за мной Аурелиана.

– Очевидно, у него остались вопросы о твоей семье, – добавил Тиф, набивая курительную трубку.

Стейнер кивнул. Семья. Он старался не вспоминать, что Вернер отправился в Хельвик и убил Зорких; старался не думать о том, что простой рыбак на такое способен.

Некоторое время они провели в тишине. Тайга промывала раны, пока Стейнер молча морщился от боли. Тиф курил, бросая недовольные взгляды на вход в пещеру. Сандра оставалась на наковальне, сгорбив плечи и склонив голову. Злоба исчезла из её глаз. И только Кими занималась делом: выметала многочисленные окаменевшие крылья и разбитые тела.

– Фельгенхауэр говорила, что владеет подобным даром. – Стейнер указал на каменные осколки, которые когда-то являлись летучими мышами.

– Ещё бы, – отозвалась Сандра.

Кими помогла ей спуститься. Жрица придвинулась ближе.

– Это и есть сила земли. Но чтобы её освоить, требуются годы практики. Зоркие думают, что знают все секреты, но они всего лишь дети в сравнении с силой богини!

Стейнер открыл рот, чтобы задать ещё несколько вопросов, но Тиф махнул рукой.

– Не стоит говорить с ней, пока она не пришла в себя. – Он выпустил струйку дыма и оглянулся через плечо. – Кроме того, у нас есть проблемы поважнее…

Спригган кивнул на труп мальчика, который вновь обрел человеческий вид. Стейнер сглотнул. Тиф приблизился к телу, и Кими со вздохом покачала головой.

Ты убил его.

Слова Аурелиана эхом отозвались в голове и болью в сердце. Юноша резко втянул в себя воздух, не сводя глаз с кувалды.

– Идём, – позвал Тиф. – Пора открыть тебе ещё один секрет Владибогдана.

– Ничем хорошим это не закончится, – заметила Сандра. – Тут и кости бросать не нужно.

– Какой секрет? – уточнил Стейнер, разрываясь между любопытством и страхом.

– Ничем хорошим? – переспросил Тиф. – С его прихода ты только и твердишь об этом. Идём, Стейнер.

– Я с вами, – отозвалась Кими, забросив обезглавленное тело на плечо, как мешок с углём.

Кузнец изо всех сил сдерживал рвотный позыв, глядя на стекающую с шеи кровь.

– Куда мы идём? – спросил он.

– Туда, где ещё хуже, чем в этом унылом месте, – ответил Тиф и бросил взгляд на худые лица спригганов и Огненных духов за их спинами. – Ты и представить себе не можешь…

Стейнер последовал за Кими, чувствуя, как по спине стекают струйки ледяного пота.

19

Стейнер

«Для большей части населения драконы являются частью истории. Те, кто помнил дни, когда огромные рептилии омрачали небо над головой, уже давно в могилах. И только Император вспоминает былые времена, хоть и редко говорит о них. Известные крестьянам факты встречаются в сказаниях да песнях, но с каждым пересказом они все больше и больше отдаляются от истины».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Жилище Стейнера располагалось на противоположной стороне от пещер друзей. Он знал, что у Кими и спригганов тоже есть покои, но никогда не задумывался где.

– Здесь я сплю. – Кими кивнула на высеченную арку с изображением горы на вершине, настолько отличную от его собственного входа.

– Ты сама смастерила? – удивился Стейнер. Кончиками пальцев он гладил закруглённую поверхность и угловатые линии.

Принцесса кивнула, и на губах появилась тень улыбки.

– А здесь живём мы с сёстрами, – проворчал Тиф, указывая на меньшую, но не менее изысканную расщелину. Камень был высечен в виде переплетений лоз с широкими заострёнными листьями.

Там же находилась дюжина других красивых арок для остальных спригганов.

– Гляжу, вы здесь давно, – заметил Стейнер, поглаживая мозолистыми пальцами резной камень.

– Слишком, – согласилась Кими.

– Эта резьба… – Тиф провел рукой по переплетённым листьям возле верхней части входа, – …сделана старшими. Теми, кто был здесь до нас.

Стейнер склонил голову, хотя и не мог отвести руку от узорчатого проёма. Столь простым способом он приобщился к истории этого страшного места.

– А здесь кто живёт? – полюбопытствовал юноша, указывая на широкую арку.

– Никто. – Голос Тифа звучал необычайно грустно. – Это коридор. Пойдём.

Проход оказался таким же широким, как и арка, и вёл круто вниз, во тьму.

– Я и не думал, что можно спуститься ниже, – удивился Стейнер. Взгляд его остановился на трупе мальчика на плече Кими.

– Можно, – подтвердил спригган. – Глубже уже некуда.

Тиф снял факел со стены, чтобы тьма не поглотила их целиком. Охваченный волнением Стейнер последовал за ними.

– Здесь есть летучие мыши?

– Нет. – Десятник бросил через плечо несчастный взгляд. – Зато водится кое-что хуже.

– Куда вы меня ведёте, Тиф?

– Избавиться от тела, конечно же. Или ты решил, что за послушником никто не придёт? За ним вернётся Ширинов, можешь не сомневаться.

Пещера, в которую они попали, оказалась ниже, чем огромные подземные своды кузницы. Тошнотворный сладковатый запах навоза смешивался с резкой вонью, вынудив Стейнера прижать рукав к носу.

– Ну и гадость.

– Сера. Пары самого Хеля, – сказал Тиф.

– Что это за статуи? – полюбопытствовал юноша.

По всему залу стояли тонкие колонны, и Стейнеру чудилось, что вокруг столбов высечены чудовищные, но нечёткие фигуры.

– Это не статуи, – возразил спригган. Он подошёл к ближайшей из них и поднял факел. Язык пламени казался ничтожно маленьким на фоне огромного существа.

– Помилуй меня Фрёйа. – Во рту у Стейнера пересохло. – Это?..

Передние лапы с кривыми когтями, похожими на серповидные лезвия, оказались прикованы к вершине колонны, которая была исполосована глубокими шрамами. Длинную шею сковывал ржавый ошейник, а дряблая кожа гигантских крыльев облезла. Лишь хвост едва шевелился, но даже он был прикован цепями. Стейнер подошёл ближе и задрал голову, глядя на чудище с открытым ртом.

– Они больше не вырастают, – объяснил Тиф. – И долго не живут. Да и кто выживет в таких условиях?

Размер рептилий только на четверть соответствовал огромной статуе на площади академии. Стейнер не был готов увидеть настолько измученных, израненных животных.

– Как же так? Империя уверяет, что драконов уничтожили семьдесят пять лет назад во время восстания.

– Император из всех сделал рабов, – заметил Тиф. – От Нордвласта до Ямала. И драконы не стали исключением.

– П-почему они здесь? – спросил Стейнер в благоговейной тишине.

Спригган указал на маленькое отверстие в потолке, чёрное и опалённое.

– Они разжигают печи? – догадался юноша.

Тиф кивнул и нахмурился, в его взгляде не было гнева, лишь мучительная грусть. Пока Стейнер не сводил глаз с дракона, Кими ходила от одной колонны к другой, освещая путь факелом.

– Но зачем?

Десятник указал на огромную рептилию перед ними.

– Огонь, которым они дышат, по мнению Империи, обладает особыми свойствами. Металл, выкованный в их огне, более гибкий и прочный, а раны, вызванные таким оружием, почти всегда инфицируются. Говорят, мечи приносят удачу. Однако, по мне, они просто выдают желаемое за действительное.

– Сколько их здесь? – шёпотом спросил Стейнер.

– По одному на каждую из тридцати рабочих станций. В начале смены огненное дыхание разжигает печи, нагревает угли. – Тиф потёр ухо и осмотрел сумрачный зал. – Пока не появилась Кими, драконов кормили Огненные духи. Лично я не хочу расставаться с пальцами.

Стейнер глянул на длинную клиновидную голову. Зубы длиной с палец пожелтели, а некоторые и вовсе сломались. Веко дракона открылось, и из глаз прямо на крылья потекли слёзы.

– Что у него с глазами? – спросил Стейнер, пытаясь представить, каково оказаться прикованным к каменной колонне без возможности видеть.

– Инфекция, – ответил Тиф. – Они слепнут в возрасте десяти лет. – Он прочистил горло. – А к тридцати – гибнут.

– К тридцати?

Спригган кивнул.

– Империя использует их как растопку; держит слабыми и не даёт расти. А им нужен свежий воздух и солнечный свет. – Вздохнув, Тиф сложил руки. – Им нужны леса, горы и намного больше еды, чем мы можем предложить.

– Меня всегда уверяли, что драконы коварны и умеют говорить. – Стейнер с горечью посмотрел на скованных, умирающих рептилий. – Хьелльрунн говорила, что драконы – самые умные из существ.

– Чтобы достичь зрелости, дракону требуется пятьдесят лет, – заметил Тиф. – Эти – ещё дети.

– Как и те, что учатся в академии, – добавил Стейнер.

Десятник кивнул.

– Какой только бездушный поступок не совершит Император, чтобы сохранить власть над Нордвластом.

– Вы их разводите?

Тиф покачал головой, скривившись.

– Нет, привозят. Одной лишь Фрёйе известно, где их берут. От двадцати пяти до тридцати лет они томятся в заточении, а затем гибнут. Трудно поверить, что в Крылатую эпоху они являлись хищниками, которые держали всех в страхе.

Из мрака появилась Кими:

– Пора возвращаться. Ширинов скоро явится. Нужно приниматься за работу, иначе не видать нам покоя.

Следующие несколько часов они усердно трудились. Стейнера никак не покидали мысли об ужасных страданиях драконов. В кузнице царило молчание. Юноша и спригган погрузились в уныние, в то время как Кими выместила своё отчаяние с помощью наковальни – громко стучал молот на фоне неутихающего гула работы Огненных духов.

– Ну и где он? – ворчал Стейнер, когда они прервались на кружку чая с хлебной коркой.

Ожидание прибытия Ширинова сводило с ума. Взгляд молодого кузнеца снова и снова возвращался к тому месту, где он ударил молотом гранитного мальчика.

– Обдумывает следующий шаг, – ответила Тайга. – Ширинов надеялся схватить тебя, пока нас не было.

– Мы всегда зрим в оба, – заявила хрупкая Сандра с отстранённым, пугающим взглядом вертя в руках тонкую костяшку.

– Что ты сделала… – Стейнер сглотнул, в горле резко пересохло. Он не хотел убивать. Это был всего лишь несчастный случай. – Что ты сделала с телом?

Никто не заметил этой заминки. Кими пожала плечами и отвернулась.

– Что ты сделала? – повторил Стейнер. – Мы отнесли тело к… – Его глаза расширились. – Кими. Что ты сделала с телом?

Но Энхтуйя не ответила и старалась не встречаться с ним глазами.

– Скормила драконам, – ответила за неё Сандра.

Она настолько близко подошла к юноше, что невольно коснулась его. Стейнер перевёл взгляд на жрицу, не беспокоясь о том, что смотрит на неё в упор.

– Мы всегда хотели их накормить.

Стейнер вздрогнул. Нечасто люди говорили о драконах, но если вспоминали, то обычно как вымерших существ из ужасного прошлого – чудовищ из Крылатой эпохи, эпохи слёз.

– Мы надеялись восстановить их силы, освободить из оков и сбежать с острова, – продолжала Сандра.

– Но остатков от кухни слишком мало, – добавила Тайга.

– Поэтому еда им перепадает только тогда, когда появляются глупые северяне в поисках неприятностей, – с улыбкой подметила Сандра.

Кровь в жилах Стейнера похолодела.

– Так это не первый случай? – Юноша уставился на Тифа, Тайгу и Кими, но никто из них не опроверг страшную истину. – Мне пора, – заявил он.

Стейнер брёл к своей пещере, тяжело дыша. Воздуха не хватало, и это не имело отношения к знойной кузнице. В комнатушке он забился в угол и натянул мешковину повыше, отчаянно нуждаясь хоть в малейшем отдыхе.

– Что я натворил? – прошептал он, поднося руку к кровоточащей ране на брови.

Однако сон никак не шёл. Стейнер ворочался на каменном полу, царапая кожу мешковиной. Он хотел позабыть, как снёс с плеч голову гранитному послушнику; пытался не думать, как Кими скормила безголовое тело пленённым драконам.

– Некоторые сказки оказались правдивыми, Хьелль.

Он встал с кровати и остановился, чтобы влезть в ботинки и смыть угольную пыль с лица. Огненные духи не обращали на него внимания, занятые своими делами. Кими на станции не оказалось – спит, вероятно, или ест в пещере. Спригганов тоже нигде не было видно, лишь тихий шёпот доносился из их жилищ.

Стейнер спускался вниз по наклонному коридору, украдкой бросая по сторонам осторожные взгляды. По пути он прихватил факел, поэтому шипение огня и шорох вод в сточной канаве стали единственными звуками, нарушающими тишину.

– Драконы, – прошептал юноша, вновь добравшись до зала.

Ничего не поменялось с прошлого раза – они остались такими же жалкими, с грязной чешуёй, глазами закрытыми либо мутными и расфокусированными. Стейнер бродил между ними, недоверчиво вглядываясь. Прямо перед его носом стояли существа, которые давным-давно объявлены истреблёнными; прямо перед ним предстала самая тёмная ложь Сольминдренской империи.

Он заметил, что один из драконов выглядел меньше остальных. На грязной от сажи коже поблёскивали серебристые чешуйки. Стейнер протянул руку, приложил к груди существа и почувствовал под рёбрами биение сердца.

– Одна из младших, – заявила Кими, едва слышно выскользнув из тьмы.

Юноша так сильно вздрогнул, что чуть не выронил факел.

– Ну и тихая же ты.

– У меня есть глашатай, но я дала ему выходной. – Принцесса подошла к нему и заглянула в глаза. – Не спится?

Стейнер кивнул; горло сжалось от эмоций и страха. Он заметил на лице Кими усталые морщинки.

– Больше никого не убил?

Юноша покачал головой и перевёл взгляд на дракона.

– Я попала сюда в твоём возрасте. – Энхтуйя задумчиво прижала подушечку большого пальца к губам. – Трое послушников спустились вниз, чтобы поразвлечься. По академии разошёлся слух о принцессе Ямала, и им захотелось удовлетворить любопытство по поводу некоторых вещей. Ну, ты сам знаешь, что мужчин интересует.

Стейнер посмотрел ей в глаза и медленно кивнул.

– Никогда не сталкивался с подобным в Циндерфеле, но понимаю, о чём речь.

– Все считают жителей Ямала большими и глупыми, что верно лишь наполовину. – Медленная улыбка расползлась по лицу принцессы. – Всё зависит от ямалца, с которым беседу ведёшь.

Стейнер усмехнулся.

– К тебе эти стереотипы точно не относятся.

– А ещё у меня слух хороший, – добавила Кими. – Я слышала, как ты крадёшься. Не очень ты умелый в этом деле, кузнец.

Стейнер пожал плечами.

– Да я много в чём ещё не силён, если говорить начистоту. – Он сглотнул, чтобы смочить пересохшее горло, и осмелился задать вопрос: – И что же стряслось с теми послушниками?

– Они тоже подкрадываться не умели. Не знаю уж, что они намеревались сделать, но я прикончила всех троих молотом и копьём, которое как раз закончила. – Кими подняла тунику, чтобы показать глубокий багровый шрам на боку. – Помни об этом, кузнец. – Она посмотрела на ладони и сжала кулаки. – Здесь всё просто – либо ты, либо они. В тот раз конец пришёл им. Не нужно горевать о том, что защищаешь себя. Они сделали свой выбор и забрали тем самым выбор у тебя. Ты сделал то, что должен был сделать, чтобы остаться в живых. Как и я.

Дракон возле Стейнера издал странный щёлкающий звук и приоткрыл веко, и юноша увидел огромный янтарный глаз, зелёный по краям, с чёрной щелью зрачка посередине.

– На кошачий глаз похож.

– О, не стоит принимать их за котят, – сказала Кими, одарив Стейнера усталой улыбкой.

Он снова протянул руку и коснулся холодной чешуи, ощутив биение сердца. А за ним ещё один ритм, отличный от первого.

– У него не одно сердце, – объяснила Кими. – Такой громадине нужно двигаться.

– Сколько ему?

– Пять-шесть.

– Не могу поверить, что стою здесь и обсуждаю драконов с Ямалской принцессой.

– Как тебе мой наряд?

Стейнер сделал вид, что разглядывает кожаный фартук и мозоли на руках.

– Такой королевской красоты я ещё никогда не видал, – усмехнулся он.

– Идём, – позвала Кими. – Ты можешь не спать и скорбеть о каком-то идиоте, которого даже не знал, но мне бы хотелось отдохнуть.

Стейнер только проснулся, но мерцание свечи уже проникло в пещеру, озарив смуглую кожу Тифа и придав блеск его глазам.

– Утро доброе, кузнец! Ты спал? Или нет?

– Немного, – проворчал Стейнер.

Слова Кими успокоили его. Ямалка проводила юношу до пещеры, и он устало залез под мешковину со спокойным и пустым разумом.

– Энхтуйя обмолвилась, что говорила с тобой. Это хорошо. Не хочу, чтобы ты хандрил весь день напролёт, как глупый ребёнок.

– Таким себя и чувствую.

– Тебе восемнадцать. – Спригган нахмурился. – И ты на Владибогдане. Детство заканчивается, как только корабль бросает якорь у здешних берегов.

– Я не это имел в виду, Тиф.

Стейнер не мог заставить себя произнести это вслух. Не мог признать, что убил ребёнка.

– Я снёс ему голову с плеч. Насколько я знаю, он может стать Огненным духом.

– Он им и стал, – согласился Тиф.

Стейнеру не хватало воздуха. Он покачал головой, но как бы он ни ёрзал и куда бы ни смотрел, правда оставалась правдой. Он стал убийцей.

Десятник потёр ухо.

– Если бы ты не дал отпор, где бы сейчас оказался? В академии в лапах Ширинова и Мертвосвета. Он бы заставил тебя говорить. Он в этом умелец.

– Я бы ничего им не сказал, – тихо возразил Стейнер.

– Не сразу, не охотно, – кивнул Тиф. – Но он бы применил все средства, и в конечном счёте ты бы сдал сестру, лишь бы остановить боль.

– А если бы он устал, – продолжил Стейнер, ощутив, как от ужаса по спине бегут мурашки, – то смог бы передать меня Мертвосвету, чтобы продолжить допрос.

– Ширинов вернётся, – заверил Тиф. – Вернётся в Циндерфел. Даже человеку в маске нужно держать лицо. Он не позволит глупой оплошности испортить репутацию.

– Нельзя этого допустить. Всё это… – Стейнер указал на пещеру. – Мой поступок, приведший сюда, никому не поможет, если Ширинов вернётся за Хьелль.

– Тогда лучше тебе придумать способ побега. И как можно скорее.

– Но как? Даже если мы выберемся из пещеры, у нас отсутствует корабль. Вы сами сказали, что ящики – не вариант. Да и шлюпку нам не построить – материалов-то нет.

Тиф отвернулся и вздохнул.

– Всю свою жизнь я пытался найти способ, чтобы удрать.

– Ромола – наша единственная надежда вернуться на материк, – заявил Стейнер.

– Думаешь, она рискнёт жизнью ради кучки спригганов, принцессы и парня из Циндерфела?

– Она и так рискует.

– Письма на материк – это одно. Помощь в бегстве – совсем другое. Думаешь, я не просил?

– Тиф, – раздался резкий шёпот. Из расщелины выглянуло худощавое лицо Тайги. – Ширинов здесь, и он не один.

Глаза Стейнера расширились; голодное урчание в животе сменилось ужасом.

– Ширинов? Здесь?

– Да брось. Все мы знали, что рано или поздно он заявится. – Тиф повернулся и шагнул к расщелине, но вдруг обернулся. – Сделай одолжение, кузнец.

– Какое?

– Не разевай рот. Говорить будет старый спригган.

20

Хьелльрунн

«Разжигание страхов и подозрений в Сольминдренской империи и Обожжённых республиках – вот ключевая цель Имперского Синода. Убеждая крестьянство в опасности и греховности колдовства, Синод снижает шансы на восстание, возглавляемое теми, кто обладает сокрушительной силой. Именно по этой причине колдовство не используется на людях, а те, кто узрят его, обязаны замолчать. Навечно».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

– Спригганы у тебя язык отняли? – проворчал Марек за завтраком. – За последнюю неделю ты и словом не обмолвилась.

Хьелльрунн открыла рот, но вместо слов пожала плечами и продолжила есть кашу. Мысли её метались от всадника в чёрном к госпоже Камаловой и её красным от ягод рукам, словно испачканным в крови.

– И в лес ты не ходила? – Марек постучал ложкой по плошке. – У тебя разногласия с новым другом?

– Мы не друзья, – со вздохом возразила Хьелльрунн и принялась помешивать кашу. – Мы едва знакомы.

– Девочка?

Хьелль почудилась нотка облегчения в голосе отца.

– Из города?

Она покачала головой.

– Нет. Она не из Циндерфела. И не из Нордвласта.

– Она… – Марек опустил ложку. – Спригган?

– Нет! – Хьелльрунн нахмурилась не в силах понять, издевается он или нет.

– Ну, ты только о них и твердишь.

– Ты говоришь совсем как Стейнер.

На секунду они уставились друг на друга, но боль в глазах отца не дала задержать взгляд. Хьелльрунн перевела взгляд на холодную кашу.

– Разогрей и доедай, – велел Марек. – Нельзя еду растрачивать. Да ещё и болеть начнёшь, а у меня нет денег на лекарства. Без твоей помощи я пропаду.

Теперь, когда ушёл Стейнер, хотела добавить Хьелль. Но зачем говорить? И так всё понятно. Теперь, когда Стейнера нет… И он никогда не вернётся, если верить словам госпожи Камаловой.

– Зачем же ты велел ему отправляться…

– Ты не знаешь, о чём говоришь, Хьелль. Ты не ведаешь, что колдовство творит с человеком.

– И вряд ли узнаю, да?

– Если использовать силы по минимуму, то и вреда не будет. Но обращаться к колдовству на полную катушку, да ещё и под давлением имперцев…

– Откуда тебе известно? – Хьелльрунн смахнула чёлку с глаз и сердито глянула на отца. – Откуда ты знаешь о столь опасных, запрещённых вещах? Я думала, ты кастрюли да сковородки куёшь, а не заклинания.

– Следи за языком! Я всё ещё твой отец! Благодаря мне у тебя есть крыша над головой и деньги на еду.

– Если ты их не пропиваешь.

– Я бросил. – Он встал, отбросив стул. – Пойду в город. Нужно кое-что купить. А тебе советую погулять вдоль залива и подумать над поведением. Фрёйа свидетель, я дал тебе больше, чем ты думаешь.

Хьелльрунн посмотрела ему вслед. Она заметила, как крепко отец схватился за ручку, будто собирался уже хлопнуть дверью. Пристальный взгляд на дочь остановил его. Марек редко повышал голос, но гнев частенько закрадывался к нему в душу. В дурном настроении слова звучали резко, но это было скорее из-за акцента, как и в случае с госпожой Камаловой.

– Тяжело потерять Стейнера, – пробормотала она, намывая тарелки. – Но выяснить, что собственный отец – незнакомец…

Хьелльрунн выполняла привычные и скучные домашние дела, пока безрадостные мысли перескакивали с одной на другую. Вскоре девушка забралась на чердак и надолго погрузилась в размышления, стоя в темноте. Затем она опустилась на колени и принялась шарить руками среди вещей, которые хранила: щепка от гладкой коряги, дюжина чёрных перьев и кованая брошь. Она и не думала, что найдёт её, но неброский кусок металла всё же попал в грубые от мозолей руки.

– Ничего бы не случилось, не отстегнись ты с шали. – Она вздохнула и сжала пальцы вокруг броши. – И Стейнер остался бы жив.

– Что мне делать?

Хьелльрунн села на старый ящик, испачканный морской солью, и глядела на скачущих по песку чаек. Они замахали крыльями, окружая Вернера, когда тот потащил из воды сеть с рыбой.

– Во-первых, не терять надежду, – ответил рыбак. Трудно было сказать, что именно избороздило морщинами его лицо: усталость или непогода, но он всё равно вымученно улыбнулся. – Стейнер справится с трудностями. Справится по-честному. За это его и любят. На Владибогдане наверняка оценят это качество.

– Госпожа Камалова сказала, что он умер.

Вернер кивнул.

– Кто она? Госпожа Камалова?

Незнакомцы редко заглядывали в Циндерфел, а приезжие – и того реже.

– Жутковатая старая крестьянка, которая поселилась в хижине лесоруба.

– И откуда ей это известно? – проворчал дядя. – Она была на Владибогдане? Или, может, письмо получила о гибели Стейнера? Что-то сомневаюсь. – Вернер отрубил голову камбалы и кинул чайкам. – Отправить письмо или получить – немалый подвиг для тех мест, – добавил он.

– Думаешь, он жив? – Хьелльрунн плотнее закуталась в шаль. – Без колдовской метки?

– Шанс велик, если носит башмаки, которые я передал. – Вернер нахмурился на чаек, которые боролись за рыбью голову. – Они не только детей с метками забирают. Когда-то на Владибогдан попало множество спригганов.

– Но зачем это Империи?

– Владибогдан – прекрасное, тихое место, чтобы держать людей вне поля зрения. Или избавляться от них. Там до сих пор живут спригганы, хотя большинство из них бежали на юг или в Ямал. Империя вынудила их покинуть дома и уйти в лес.

– Зачем ты мне о них рассказываешь?

– Суть в том, – вздохнул дядя, – что спригганы никогда не сдавались. Если гаснет надежды, то как жить дальше?

– Стейнер жив. Я это чувствую.

– Я не знаю и не могу знать. Но и госпожа Камалова тоже не знает.

– Ни жив, ни мёртв…

– Увы. Иногда жизнь – неопределённая штука, и ты ощутила это на собственной шкуре.

Хьелльрунн кивнула. Конечно, ничего сейчас не поменялось, но слова Вернера разожгли тот огонёк надежды, что погасила Камалова.

– И что ты предлагаешь делать? – спросила девушка, пряча руки под мышками, чтобы согреться.

– А чего бы хотел Стейнер?

– Он бы хотел, чтобы я научилась защищаться. И держалась от Империи подальше.

– Вероятно, в вашей дружбе с госпожой Камаловой есть толк. Ступай в лес. Там ты вне поля зрения горожан. Они меня даже в таверну теперь пускать не хотят.

– Прости.

– Ты не виновата. Эти подозрительные, озлобленные люди сами не понимают, о чём говорят. Береги себя и следи за Охранцами.

– Они не уехали?

– Если бы это было так, то я бы крепче спал.

Вернер взглянул на море и больше не обронил ни слова.

Хьелль кивнула. Ей стало легче. Если дядя считал, что Стейнер жив, то и она не станет опускать руки.

– Хьелльрунн?

Она повернулась к рыбаку, который чистил нож.

– Не сдавайся.

– Не буду. – Она улыбнулась.

Хьелльрунн не желала покидать Вернера, но ей очень хотелось вернуться в тепло. Ноги увели её прочь от берега по мощёным извилистым улочкам Циндерфела. Хьелль решила, что на ужин приготовит тушёную говядину с морковью, брюквой, луком и картофелем. Она растопит сердце Марека, и в доме вновь воцарится мир. Они поужинают, как отец и дочь, а не равнодушные незнакомцы.

Она не хотела заглядывать в мясную лавку без Стейнера, но выбора не оставалось.

– У меня для тебя ничего нет, – заявил Хокон, поглаживая огромную бороду.

– Как? А всё это мясо? – Хьелль указала на куски говядины на прилавке.

– Это для «Тлеющего Знамени». Сегодня вечером у них большой пир. Покупай мясо в другом месте. – Мясник вытер грязную руку о фартук, а другой – схватил топорик.

– Это из-за Стейнера? – спросила девушка после того, как убедилась, что они одни, и покупатели не ждали ни у двери, ни на улице.

– Я сказал, покупай мясо в другой лавке, – повторил Хокон.

Хьелльрунн поняла, что он имел в виду не только сегодняшний день, а вообще.

Она взглянула на деньги в руке – тусклые монеты, которых всегда было слишком мало.

– Я лишь хочу приготовить рагу для отца. Он так… – Хьелль вздохнула. – С тех пор как Стейнера забрали, отец…

Но по выражению лица мясника стало понятно, что взывать к его душе бесполезно – если у него вообще есть душа…

– Мне говядины, пожалуйста, – раздался уверенный голос за плечом Хьелльрунн. Резкий акцент превращал вежливые слова в нетерпеливый приказ. Мясник сглотнул. На мгновение в его поросячьих глазках под вечно нахмуренными бровями мелькнул страх.

– Я…

– Госпожа Камалова, – поздоровалась Хьелльрунн.

Женщина кивнула в ответ. Она казалась выше, чем запомнилась. Спина была прямой, как весло, а глаза стали зоркими и тяжёлыми, как тёсаные камни.

Волнистые волосы прятались под платком, а от грязи на одежде не осталось и следа.

– Мне говядины, и желательно до того, как я окончательно состарюсь. Понимаешь меня?

– Я… – Хокон умолк, пойманный на собственной лжи.

Хьелльрунн горько улыбнулась мяснику, наслаждаясь его смущением.

– Ты глухой? Или просто глупый? – продолжила Камалова. – Мне написать на бумаге? Или ты и читать не умеешь?

– Умею, – ответил Хокон, приходя в себя. Хмурый взгляд вновь вернулся.

– Замечательно, ты не немой. Завысишь цену, и я вечером отужинаю твоим почками.

Пропала та госпожа Камалова, с которой Хьелль познакомилась в лесу. Исчезли сутулость, склонность погружаться в воспоминания и грёзы. Перед ними стояла властная женщина, которая явно знала, как отдавать приказы.

– Не стоит мне грубить, я просто…

– А я думаю, что стоит. Вы обманули девушку. Я права?

Мясник открыл рот, чтобы возразить, но виновато глянул на Хьелльрунн и промолчал.

– Он отказывается меня обслуживать, – заявила та, хотя признаться оказалось обидно.

– Сольминдренская империя погрязла в воровстве и трусости.

Глаза Хьелльрунн расширились, пока госпожа Камалова ругала мясника.

– Но я всё же надеялась, что в Циндерфеле дела обстоят лучше. И уж точно не думала встретить хамство от человека твоей должности.

– Забирайте. – Мясник почти швырнул ей завёрнутую в бумагу говядину. – Забирайте и уходите, я не люблю споры и шум.

Госпожа Камалова положила на прилавок полдюжины монет и взяла мясо.

– Да как ты смеешь? Я не принимаю подачки! Я что, похожа на нищую или воровку? У меня есть гордость!

Хьелльрунн последовала на улицу за Камаловой. Её поразило, что такой громила струсил перед женщиной.

– Можете не сомневаться, что о вас в городе поползут слухи. – Хьелль легкомысленно усмехнулась.

– В столь маленьком городке пересудов в любом случае не избежать. – Госпожа Камалова огляделась и проводила взглядом нескольких спешащих домой горожан. – Пусть лучше болтают о выжившей из ума старухе, чем втихомолку что-то замышлять. – Женщина одарила Хьелльрунн тёплым взглядом. – Держи. – Она взяла руку девушки и отдала говядину. – Это твоё.

– Но…

– Ты принесла хлеб и рыбу, когда я голодала. Теперь моя очередь отблагодарить. – Она не поднимала голоса, но командный тон никуда не исчез. – Я гордая женщина.

Хьелль признательно кивнула.

– К тому же вчера я поймала оленя. Зачем есть говядину, когда можно отужинать олениной? – На лице Камаловой заиграла озорная улыбка, и девушка улыбнулась в ответ.

Они неторопливо брели по улице, не нарушая тишину пустыми словами. Краем глаза Хьелльрунн заметила, что госпожа Камалова вновь превратилась в сутулую старуху, которую впервые она встретила в лесу. Эффект напоминал смену одежды – человек один, но легко спутать с кем-то другим.

– Это ещё не конец, – заметила госпожа Камалова, кивнув на мясную лавку.

Владелец стоял в дверях, уперев руки в бока и злобно глядя им вслед.

– Бьёрнер, владелец таверны, заходил к отцу в кузницу. – Хьелльрунн вспомнила грустное выражение лица Кристофин. – Велел подумать о переезде.

Это признание вызвало прилив острой боли.

– Частая мера после Испытаний, – заверила госпожа Камалова. – Люди боятся того, чего не понимают.

– Можно я завтра зайду к вам в гости? – спросила Хьелль. – Отведать оленины.

– Оленина. Да, конечно, я угощу тебя. А ещё попробуешь использовать свой дар – в ближайшие годы он пригодится. Не теряй времени, Хьелльрунн. Тебе шестнадцать, а ты так и не нашла им применения. – Старуха неодобрительно покачала головой. – Это немыслимо.

– Тогда до завтра?

Госпожа Камалова с улыбкой кивнула.

– Приходи пораньше. У нас много работы. Слушать придётся много.

– А вопросов задавать мало, – подметила Хьелльрунн.

– Верно говоришь.

21

Стейнер

«К артефактам относятся реликвии древних сказаний: заколдованные мечи королей или волшебные кольца, дарующие бессмертие. Предметов таких много, но большинство из них – творения драконов. Амулеты же почти всегда создаются руками спригганов и подлежат немедленному уничтожению».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Опираясь на трость, Ширинов стоял на центральном постаменте, обмениваясь стальными взглядами с Энхтуйей. В ту секунду трудно было подумать о ней, как о Кими – сложенные на груди руки, нахмуренные брови и полные подозрения глаза. С пояса свисал грозный молот, а кожаный передник походил на доспехи. В воздухе витали обвинения, дело явно шло к кровопролитию.

Горны не шумели. Огненные духи исчезли – вероятно, спрятались во мраке пещеры. Вместе с Шириновым явились Матриарх-Комиссар Фельгенхауэр и Хигир, чьё прозвище не выходило у Стейнера из головы. Зорких сопровождало множество солдат, ещё более устрашающих, чем обычно, облачённых в чёрные доспехи, с тускло поблёскивающими кольчугами и булавами.

– Всё намного хуже, чем я ожидал, – проворчал Тиф тихо, чтобы слышал только Стейнер. – Матриарх-Комиссар никогда раньше не спускалась в кузницу.

– Что будем делать? – спросил кузнец.

– Молчи. Послушники сюда не приходили. И ты никого не видал, – наставлял десятник.

Тайга заняла место рядом с Сандрой. Чёрно-зелёный силуэт младшей сестры Тифа почти сливался с тенями. Свет фонарей рождал недружелюбное мерцание в глазах обеих женщин. Другие спригганы спрятались на рабочих местах вне досягаемости, но так, чтобы слышать разговор.

Ширинов обратил к Стейнеру блестящую маску и склонил голову набок, будто впервые увидел его. Взгляд иерарха вызывал страх. Интересно, умеет ли Зоркий читать мысли, как это делала тёмноволосая девочка?

Рядом с Шириновым встал Хигир, и языки пламени возле его ног продолжили свой медленный танец. В свете огня Зоркий выглядел неестественно; изрытая бороздами маска не выражала эмоций, но выражение глаз было угрожающим. Солдаты окружили людей, беря в смертельный капкан.

– Зачем нас вызвали? – спросил Ширинов с ноткой недовольства.

– Один из послушников не пришёл на занятия, – размеренно и спокойно ответила Фельгенхауэр.

Она поочередно перевела взгляд с Тифа на Стейнера, а затем на Кими. Никто не дрогнул под тяжестью взора, что скрывался за каменной, угловатой маской, хотя юноше в тот момент больше всего на свете хотелось бежать наутёк в свою пещеру.

– Может, нырнул в Призрачное море да сбежал? – предположил спригган с горькой улыбкой. – Или попал в пасть кита.

– Юный послушник обладал немалым талантом, – продолжила Фельгенхауэр, игнорируя дерзость Тифа. – Вы его знаете, Ширинов, он – один из ваших подопечных. Маттиас Жиров.

Зоркий пожал плечами. Этот жест казался неискренним из-за улыбающейся серебряной маски и облачения.

– Весьма странно, – подметил Хигир.

– Весьма странно, – согласился Ширинов. – Мои послушники преданы Империи.

– Побеги – не редкость, – заявила Фельгенхауэр. – Если, конечно, он бежал.

Стейнера не покидало ощущение, что именно иерарх в серебряной маске оказался в числе главных подозреваемых у Матриарха-Комиссара. Солдаты разделились на две группы: шестеро стояли с топорами позади Фельгенхауэр, а остальные обступили Хигира и Ширинова.

– Предлагаю обыскать пиратский корабль, – предложил Зоркий самодовольным тоном. – Возможно, Жиров нашёл способ подкупить эту гнусную пиратку.

– Она здесь? – спросил Стейнер, угрюмо глядя на Тифа, но тут же вспомнил, что должен молчать.

– Нужно немедля допросить её, – продолжил Хигир. Пламя у ног ярче засияло, словно заинтригованное перспективой.

– Нет! – отрезал юноша, шагнув вперёд.

– Заткнись, Стейнер! – прошипел Тиф.

Он уже было решил, что горячность усугубит ситуацию, но ярость Фельгенхауэр теперь была сосредоточена на Зорких.

– У пирата есть имя. Её зовут Ромола, – заявила Фельгенхауэр, подходя к Хигиру. – И она – капер на службе Империи.

– Во имя Фрейны, а мы-то здесь при чём? – возмутился Тиф, бросив сердитый взгляд на Стейнера.

– Тихо, отброс спригганский, – проворчал Ширинов.

Кузнец сглотнул, отступая на несколько шагов ближе к наковальне Кими – туда, где оставил кувалду. Он помнил момент, когда голова гранитного послушника обрушилась с плеч россыпью осколков.

– Вероятно, беглец случайно забрёл сюда, – предположила Фельгенхауэр, глядя на Стейнера. – Или рискнул спуститься по другим причинам.

Все поочередно уставились на него – даже Кими перестала злобно коситься на Ширинова, чтобы краем глаза посмотреть на юношу.

– Я не видел ни души. – Ложь вырвалась из горла хриплым карканьем. – Был занят мешками.

– Значит, виновата Ромола, – продолжил настаивать Ширинов. – Вероятно, она планирует выкрасть наших послушников и продать их в Шанисронд.

– Согласен, – поддержал его Хигир, выпрямившись и расправив плечи.

– Нельзя ей доверять, – добавил Ширинов. – И никому из её команды. Тщательный обыск корабля раз и навсегда положит конец сомнениям.

Стейнер вспомнил о рассказчице и её доброте. Вспомнил прекрасную музыку и представил, как Зоркий врывается в каюту капитана, и солдаты разбиваю домру. В душе вспыхнул гнев; пальцы сильнее сжались на рукояти кувалды. Он бросил взгляд на Фельгенхауэр и Мертвосвета, понимая, что те тотчас убьют его, даже если удастся нанести удар Ширинову. Дрожа от ярости, юноша медленно выпустил кувалду. Раз он не мог защитить Ромолу с помощью оружия, придётся искать другой путь.

– Маттиас Жиров был здесь.

Воцарилась тишина.

– Вот дурень… – прорычал Тиф и закрыл глаза рукой.

Тайга и Сандра принялись шептаться, а Кими глубоко вздохнула.

– Повтори ещё раз? – переспросила Матриарх-Комиссар.

– Маттиас Жиров явился в кузницу и напал на меня. Я пытался защититься и…

– Ты? – с презрением рявкнул Ширинов. – Ты одолел Маттиаса Жирова? Не думаю.

Стейнер скривился.

– Вас я тоже одолел на площади, разве нет?

– Ты хочешь, чтобы мы приняли на веру, что ты справился с тремя послушниками?

– Мне помогли.

Серебряная маска кивнула; Зоркий сжал кулаки.

– Вот мы снова и встретились, и на этот раз в моём распоряжении дюжина солдат.

– Ширинов, – обратилась Фельгенхауэр ледяным тоном. – Молодой человек не упоминал троих. Любопытно, что вам известно точное количество.

– Нетрудно догадаться, – оправдывался Ширинов. – Зоркие часто объединяются в Тройку.

Фельгенхауэр приблизилась.

– Вы не скрывали, что Жиров ваш любимчик. Да, кстати, ваши солдаты находятся под моим командованием. Уж не забывайте о столь важном нюансе. – Матриарх-Комиссар зыркнула на воинов – напоминать приходилось не только Ширинову.

Угловатая маска повернулась к Стейнеру.

– Что ещё расскажешь о троих послушниках?

– Они сбежали, – отозвался Тиф, прежде чем юноша успел ответить. – Испугались кувалды и бросились наутёк. Мы даже вмешаться не успели. Без сомнения, побежали жаловаться наставникам.

И десятник сердито посмотрел на Ширинова, который застыл в раздумьях, держась за подбородок улыбающейся маски.

Фельгенхауэр приблизилась к Тифу, нависая над ним. На мгновение Стейнеру показалось, что она ухватит его за горло и поднимет в воздух.

– Так всё было, Стейнер? – спросила Матриарх-Комиссар.

Юноша прочистил горло.

– Да. Молот напугал негодяев.

– И башмаки, – добавила Фельгенхауэр.

С чувством стыда Стейнер опустил взгляд на ноги. Врать он не умел, а эта его ложь могла привести к самым серьёзным последствиям. На ботинках он заметил песок и каменные осколки. Это что? Осколок кости? Неужели череп Маттиаса Жирова тоже принял первоначальный вид? Доказательства смерти послушника лежали прямо у ног Стейнера. Невыносимый жар только усиливался под тяжестью взгляда Матриарха.

– Ты очень бледен, – заметила Фельгенхауэр.

– А вы еды присылайте больше, – вступился Тиф.

Женщина перевела на сприггана ледяной взор.

– Я в порядке, – уверил Стейнер с лёгкой улыбкой. – Просто голоден.

Матриарх-Комиссар обернулась, махнула остальным и зашагала прочь широким, решительным шагом. Стуча тростью, Ширинов поспешил следом. Ему пришлось приложить все усилия, чтобы не отстать. Перед тем как последовать за Фельгенхауэр, Хигир строго взглянул на Стейнера. Тогда и солдаты зазвенели доспехами, уходя из кузницы, а некоторые задержались, чтобы одарить спригганов угрожающими взглядами.

– Куда это они? – прошептал юноша.

– Да кого это волнует? – проворчала Кими. – Главное, они уносят свои задницы из моей кузницы. Будь моя воля, они бы уже сейчас стали ужином драконов.

– Ромолу арестуют? – спросил Стейнер. – Обыщут корабль?

– Ты правильно поступил. – Кими обняла его за плечи. – Ничто так не выводит людей из душевного равновесия, как правда.

– Я желал помочь Ромоле, – пробормотал Стейнер, думая о домре и прекрасной, но столь навязчивой музыке.

– Говорить должен был я. Я же просил помолчать, – возмутился Тиф. – Глупый ребёнок. – Он нахмурился. – И что теперь?

– Не обращай на него внимания, – велела Кими. – Просто старый пройдоха немного расстроен.

– Однако он прав. И что теперь? – произнес Стейнер.

– Трудно сказать наверняка, – ответила Тайга. – Как и всегда, когда дело касается Зорких.

– Лучше вернуться к работе, – сказала Кими, запуская руку под кожаный фартук.

– Что ты делаешь? – спросил Стейнер.

– Увидишь. – На широком, честном лице Кими вспыхнуло сожаление.

Возле воротника туники она нащупала амулет размером с детский кулачок и потянула цепь через голову, бросив неодобрительный взгляд на каменный осколок. Амулет светился жёлтым сиянием, пока чёрные частицы сажи медленно кружили вокруг.

– Что это? – спросил Стейнер. Сильнейшее беспокойство нахлынуло волной.

Кими с отвращением скривилась.

«Огненная пытка». – Она протянула ему амулет. – Бремя, что возложили на мои плечи. С виду не страшно, но ноша крайне тяжела.

Стейнер осторожно, словно боясь повредить, потянулся к украшению. Кими широко раскрыла ладонь. Между мозолями сверкал каменный конус, похожий на отколотый край сталагмита. Камень обвивал крошечный дракон. Резьба была настолько хорошо выполнена, что легко было спутать с настоящим. Из глубины его струилось жёлтое мерцание, освещая тонкие линии резьбы.

– Для чего он? – полюбопытствовал Стейнер.

– Гляди. – Всё, что она сказала в ответ.

Закрыв глаза, принцесса протянула руку с амулетом.

– Где царствует огонь, там царствует и смерть, – произнесла она.

Глаза Стейнера расширились, когда амулет поглотили языки пламени. Огонь танцевал по всей поверхности, как и в случае с драконом на площади. Кузнец испытал благоговейный страх.

– Где царствует огонь, там царствует и смерть, – повторила Кими с закрытыми глазами.

Стейнер чуть было не пропустил момент появления тёмных теней во мраке пещеры. Они явились из трещин в полу, но большая часть просочилась сквозь стены. Огненные духи направились к рабочим станциям, взяли инструмент в призрачные руки и начали ковать оружие для Империи, которая стала причиной их смерти.

– Амулет правит ими, – понял он.

Кими кивнула.

– Да, нужные слова активирует реликвию, а та, в свою очередь, управляет духами. Другой артефакт связывает их с островом.

– Кто их изобрёл?

– Фельгенхауэр обмолвилась, что после победы над Горекрылом Империя принудила его создавать артефакты – артефакты, подобные этому.

– Горекрыл? Отец всех драконов? Я думал, это выдумка.

Стейнер смолк, как только принцесса одарила его удивлённым взглядом.

– Но Горекрыла уничтожили в конце войны вместе с остальными…

Юноша оборвал фразу. Он вспомнил о прикованных цепями драконах, томящихся под кузницей. Оглядев огромную пещеру, он бросил взгляд на каждый горн, представляя, что под каждым из них страдает живое существо.

– …драконами, – закончил он.

Устремив взор на скопление рабочих станций, Кими медленно выдохнула.

– Там, откуда я родом, мы не поклоняемся Фрейне. Но приди она сюда за душами, которые по праву ей принадлежат, отдала бы амулет в мгновение ока.

– Так почему не отдашь?

Ямалка подняла глаза на Стейнера, затем устало опустила плечи.

– Северяне всё так буквально воспринимают?

Он улыбнулся.

– Как я отдам его Фрейне? – поинтересовалась Кими.

Стейнер покачал головой.

– Не знаю. Верни Фельгенхауэр. Откажись командовать Огненными духами.

Принцесса прохладно улыбнулась.

– Однажды я так и сделала, но они прекратили присылать еду. Тайга оказалась на грани гибели. Все мы ослабли. Я надела амулет, чтобы спасти Тайгу и Тифа от голодной смерти. Не огорчай Матриарха, Стейнер. Если Империя уличит её в несостоятельности, мы пострадаем вместе с ней.

С помощью деревянной педали в полу Кими подала сигнал дракону, который разжёг огонь в печи. Взлетела струя пламени; дверь горна загремела на петлях.

– Я всегда аккуратно обращаюсь с амулетом, – сказала Энхтуйя, заметив изумлённое лицо юноши, – и пользуюсь им только в крайних случаях. Мы отстаём от плана по ковке мечей, а если дела пойдут хуже…

– Тогда Фельгенхауэр перестанет посылать еду.

Кими кивнула. Стейнер нахмурился, глядя на шумные наковальни, где металл приобретал форму мечей, чтобы у Империи появилось больше оружия в грядущей войне.

– Как думаешь, они и правда вторгнутся в Нордвласт и Обожжённые республики?

– Да, лет через пять, после того как поставят на колени Шанисронд.

Стейнер кивнул и уставился на мерцающее пламя печи.

– О чём задумался, кузнец?

– Надеюсь, что Ромола отплыла. Надеюсь, она далеко от этого страшного места.

Больше всего он надеялся, что Ширинов не нашёл способа навредить Ромоле в отместку за Маттиаса Жирова.

– Лучше ни на что не надеяться, – ответила Кими. – Надежда слишком быстро сгорает в таком месте, как это.

Стейнер повернулся к пещере, множеству Огненных духов за вечным трудом и спригганам возле горнов. Дым и пепел медленно вздымались на душной жаре. Повсюду виднелись оранжевые блики драконьего пламени и углей.

– Надеюсь, она сбежит, – промолвил он, как будто одних только слов достаточно, чтобы это свершилось.

Кими кивнула.

– Я тоже, кузнец. Я тоже.

22

Стейнер

«Усиление Имперским флотом патруля в Пепельном заливе оставило без охраны большую часть береговой линии Империи. По этой причине на службу пришли независимые капитаны, невзирая на наши с Шириновым неоднократные рекомендации избегать посторонних. Но разве можно оказать влияние на Императорский двор в Хлыстбурге, когда сам находишься в ссылке на Владибогдане?»

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Стейнеру не пришлось беспокоиться за Ромолу, поскольку на следующий день она уже явилась в кузницу с ухмылкой на лице и свисающей с плеча длинной сумкой. Максим плёлся позади, таща за собой внушительную ношу.

– Вы украли целую свинью? – Стейнер с ужасом посмотрел на мальчика, боясь, что добыча спрыгнет с плеча и захрюкает.

– А для Кими в мешке – коза, – добавил Максим.

– «Украденные» – некрасивое слово. – Ромола сделала паузу и взглянула на подельника. – Я лишь перераспределяю ресурсы и приношу пользу нуждающимся.

Стейнер нахмурился.

– О чём ты?

Капитан захихикала.

Всё ли с ней в порядке? Быть может, она пьяна? – задумался юноша.

– Ты ведь знаешь, Ширинов арестует тебя, если увидит здесь?

– Лучше тогда нам с ним не встречаться. – Ромола улыбнулась.

– Он только вчера спускался в кузницу, и я едва остановил его от обыска корабля.

– О, Ширинов всегда жаждал обыскать корабль. – Рассказчица вздохнула. – Хитрость в том, что на борту он ничего не найдёт.

Они пробирались через пещеру между горнами и наковальнями, где по-прежнему трудились спригганы и Огненные духи.

– Не знай я так много о колдовстве, постаралась бы держаться от этих существ подальше, – подметила Ромола. – Вечное наказание – удел злых душ. Разве не этому учит Священный Синод?

Максим и Стейнер не обронили ни слова. Мальчик испуганно перевёл взгляд на призраков, и кузнец забрал у него свинью.

– Они не причинят вреда, – прошептал он приятелю.

– Почему они так выглядят? – удивился Максим.

– Не знаю, – признал Стейнер. – И я не знаю, чему учит Синод, – сказал он Ромоле. – Я слишком занят, чтобы беспокоиться об этой чепухе.

– Не веришь в загробную жизнь? – не отступала рассказчица.

– Мама говорит, что жизнь нужно прожить достойно, – заявил Максим. – Иначе будешь перезаключён в теле сприггана.

– Ты имел в виду, перерождён? – поправила Ромола.

– По-моему, это одно и то же. – Максим нахмурился.

– А мне кажется, твоей маме нужно быть умнее. Я бы не стала повторять эти слова в кузнице. Иначе друзей не найдёшь.

– О, я не имел в виду…

– Нет, не имел, но язык твой – враг твой. Думай, прежде чем рот открывать. – Ромола кивнула Стейнеру. – А ты что скажешь?

Он пожал плечами.

– Отец считает, что народ Обожжённых республик лишь на словах верует в древних богов. Слышал, Синод заполучил в Свингеттевее новообращённых, которые поклоняются Императору, полагая, что тот обладает божественным правом на Империю. Отец говорит, что трудно понять, врёт свинг или правду молвит. Но я бы лучше утонул, чем опустился на колени перед Императором.

– Поверь, пусть их и мало, как зубов у драконов, но остались ещё правдивые свинги, – заверила Ромола, уводя друзей к краю пещеры. – Нет в Императоре ничего божественного, и чтобы понять это, стоит просто взглянуть на бедный народ Сольминдренской империи. Ты знаешь, во что верят спригганы?

– Такое ощущение, что я вновь говорю со своей сестрой, – заметил Стейнер, скучая по ворчанию Хьелльрунн.

– Спригганы веруют, что нечестивые колдуны обречены на вечные мучения: они висят на громадном утёсе над жестоким океаном, а Фрейна изо дня в день посылает ворона, чтобы тот клевал их глаза и пальцы, вынуждая упасть вниз.

– Неудивительно, что люди поклоняются Фрёйе, – шепнул Стейнер Максиму.

– Они падают в море, разбиваются о скалы и тонут в бушующих волнах, – продолжала Ромола, наклонившись к испуганному мальчику.

– Что-то не тянет на вечное наказание, – подметил кузнец.

– Так на следующий день всё начинается заново, – пояснила Ромола. – А менее осквернённые души вновь и вновь наблюдают, как умирают их близкие.

– Что тогда с хорошими людьми? – поинтересовался Максим.

– С хорошими? – Капитан снова улыбнулась. – Фрёйа отправляет к ним хитрых рассказчиц с едой, чтобы поднять им настроение.

– Нам повезло. – Стейнер покачал головой. – Куда мы идём, Ромола?

– Туда, где сможем приготовить мясо.

Расщелина в скале не сильно отличалась от входа в его пещеру, но проход за ней оказался тесным и витым. Ромола тихо напевала, держа в руках фонарь.

– Здесь есть на что посмотреть, – пробормотал Стейнер.

Потолок был усеян пурпурным кварцем, подобно странным звёздам, сверкающим в каменистом небе. В тихом водоёме в конце пещеры отражалось мерцание фонаря.

– Мы ещё под землей? – спросил Максим.

– Да, хотя и не скажешь.

Стейнер опустил свинью и с благоговением огляделся.

– Не стойте на месте. – Ромола сняла суму и бросила в его сторону.

Несмотря на вес, юноша поймал груз.

– Осторожнее! Что у тебя там?

– Дрова, – ухмыльнулась рассказчица. – Или вы желаете отведать сырой свинины?

Мясо готовилось очень долго, невзирая на вертел и очаг, которые остались с предыдущей встречи. Огонь разгорелся сильнее, как только Стейнер вернулся с ведром угля.

– Ты бывала здесь раньше? – спросил кузнец, когда пламя разгорелось как следует.

– Ещё бы. Это одно из моих любимых мест. – Ромола подняла лицо к своду пещеры. – Здесь мы далеко от ушей академии. Можно развалиться с полным брюхом, представляя, что глядишь в ночное небо.

– Ты же говорила, что дальше сторожки не заходила, – вспомнил Стейнер.

– Верно. – Рассказчица кивнула. – Но я ничего не сказала о месте под сторожкой.

– Тебя матросы не потеряют? – спросил юноша.

– Им известно правило: лишних вопросов не задавать.

– Как дела наверху? – Стейнер повернулся к Максиму, который ловко чистил картошку, мелко нарезал и добавлял в кастрюлю с кипящей водой.

– В академии? – Мальчик так тяжело вздохнул, будто был седым старцем. – С каждым днём узнаю всё больше. Ширинов и Фельгенхауэр ненавидят друг друга.

– Любой зрячий это увидит, – ответил Стейнер.

Мальчик нахмурился на его замечание.

– Однако есть у меня новость, которую вы точно не знаете, – продолжил Максим. – Ширинов и Хигир не должны были приезжать в Циндерфел. Они расследовали какое-то дело в Хельвике.

– Слышал об этом, – ответил Стейнер, вспоминая обман Вернера.

Ничего интересного. Возил копчёную рыбу в Хельвик.

– Говорят, убили сестру Хигира. Старшие послушники утверждают, что она правила воздухом.

– Думаю, это просто слухи, – возразил Стейнер, хотя и не понимал, почему так хотел охладить пыл мальчика.

– Не слухи, – настаивал Максим. – Старшие слышали от Марозволк, и Сребротуман подтвердил. Леденящая вышла из себя, когда подслушала разговор мальчишек.

– И о чём шёл разговор? – поинтересовался Стейнер, опасаясь, что Синод начнёт охоту на Вернера – если, конечно, он ещё жив.

– Сребротуман рассказал, что сестра Мертвосвета шепнула перед смертью имя убийцы, и Хигир вместе с Шириновым сразу начали его поиски.

Пока трещал огонь костра, Стейнер тёр мозоли на пальцах, вспоминая отца и Вернера на пирсе в день своего отъезда.

– Они были Тройкой, понимаете? – Максим до сих пор чистил картошку, без устали болтая. – Один Зоркий повелевает огнём.

– Хигир, – понял кузнец.

Приятель кивнул.

– Второй – землёй.

– Ширинов.

– А третья – воздухом. Послушники называют её «Вьюгой», но она предпочла оставаться «Сестрой Хигира».

Стейнер глянул на Ромолу, которая молча помешивала угли кончиком длинного ножа.

– Сестра Хигира ещё много лет назад отправилась на Архивов остров, – продолжил Максим. – Говорят, после визита на остров она изменилась и примкнула к новой Тройке. Мертвосвет так и не оправился от удара.

Пират, кузнец и мальчик готовили еду, нарезая морковь и лук-порей. Ворча, они смахивали слёзы. Стейнер вспоминал дом, хотя это место было совершенно не похоже на ту кухню, где он вырос.

– Я всё равно не понимаю, – заговорил Стейнер, когда овощи уже были опущены в кастрюлю. – Почему Тройка состоит из ветра, огня и земли? Почему никто не использует силу воды?

Ромола откинулась назад, опустив голову на мешок. Веки её почти закрылись. Максим продолжал шевелить угли.

– Вода – вотчина Фрёйи. – Рассказчица подавила зевок. – Зоркие утверждают, что стихии ветра, огня и земли принадлежат драконам. Император всегда считал колдовство помехой своей власти, поэтому запрещает использовать силы, которые не в состоянии контролировать.

– Но какой в этом смысл? – проворчал Стейнер. – Зачем нужна академия, посвящённая силе воды, если Император запрещает её использовать?

– Они надеются на некий прорыв, – пояснила Ромола. – Если сумеют подчинить силы океана, тогда война в Шанисронде пройдёт с наименьшими потерями. Пока успехом их действия не увенчались. Будем надеяться, что так и останется.

У Стейнера не было возможности расспросить капитана подробнее, поскольку в коридоре эхом отозвались тяжёлые шаги.

– Солдаты, – выдохнул юноша, вспоминая шум доспехов.

– Солдаты? – Максим оглядел пещеру безумными глазами и вскочил на ноги. – Меня не должны увидеть!

– Так и знал, что нужно было взять кувалду, – проворчал Стейнер.

– Люди на что угодно пойдут ради бесплатной еды, – буркнула Ромола, вытаскивая из ножен меч.

Шум приближался. Молодой кузнец представил красную звезду на шлеме, сверкающую в темноте кольчугу и булаву с шипами, обещающую мучительную смерть.

– Не могу поверить, что ты собиралась без меня приготовить целую свинью, – возмутилась Кими Энхтуйя, выходя на свет.

Стейнер и Максим выдохнули с облегчением.

– Просто хотела накормить паренька, – ответила Ромола. – И немного просветить.

– Образование – это замечательно, – согласилась ямалка, сев на корточки возле костра. – Но целая свинья?

– Не серчай, я и тебе кое-что принёс. – Максим с трудом поднял мешок обеими руками.

– Мне уже нравится. – Кими вытащила за шею козу. – Как твои дела?

Стейнер перевёл взгляд на шипящий в огне жир.

– Лучше, чем вчера, – ответил он, хотя в танцующем пламени ему до сих пор мерещилось лицо Маттиаса Жирова.

Ужин оказался долгим и славным, и даже с добавкой, причём не одной. Ромола развлекала их рассказами о путешествиях по морям и океанам, окружающих Винтерквельд. Кими приговорила половину козы и пыталась решить, куда спрятать остальное мясо.

Всё шло почти идеально.

Они отправились в пещеру, чтобы попрощаться, когда вдруг появились солдаты, словно бестелесные тени, лишь на шлемах в свете высоко поднятых фонарей ярко сияли красным звёзды. Ромола затихла, наблюдая за их приближением.

– Что ж, по крайней мере, у нас была неплохая последняя трапеза, – прошептала она.

– Стейнер, – молвил Максим. – Мне страшно. Что теперь будет?

– Остаётся надеяться на помощь Матриарха, – ответил юноша. – Иначе всем нам грозят долгие объяснения с Шириновым.

– Настанет день, и я поквитаюсь…

Слова Ромолы заглушил грохот доспехов. Огненные духи прекратили работу, пока солдаты вышагивали мимо, а спригганы поспешили прочь в безопасное место. Трое солдат держали пики, нацеленные на Кими, которая изрыгала ругательства на родном языке.

– Здравия желаю! – Стейнер шагнул вперёд. – Прежде чем направлять оружие на моего друга, объясните, в чём причина столь сильного недовольства.

– Тише, Стейнер, – попросила Ромола, нежно коснувшись его плеча. – Ты ни при чём. – Капитан выхватила меч из ножен и направила лезвие на ближайшего солдата. – Давайте-ка успокоимся, ребята. Жертвы никому не нужны. Они же ещё дети.

– Пират, – проревел ближайший солдат. – Я должен был догадаться, что мы найдём тебя здесь. Забираешь послушников с острова?

– Кормлю друзей, – ответила Ромола.

Солдат опустил меч.

– Мы пришли не за тобой.

– Что?

Воин прошёл мимо и схватил Стейнера за тунику.

– Нам приказано забрать мальчишку. – Имперец оттолкнул его в толпу солдат в доспехах. – О пирате и принцессе речи не было.

Раздались смешки.

– Эй! В чём дело? – Кузнец схватил солдата за плечо, но тут же получил локтем в лицо.

Боль в черепе была такая, что из глаз хлынули слёзы. Юноша отпрянул назад, прижимая руки к носу.

– Жаль, – обратился солдат к Ромоле. – Теперь мы и тебя вынуждены арестовать. Я хотел, чтобы всё прошло… Как ты говоришь? Спокойно?

– Что это за дурь? – раздался угрюмый голос.

Солдаты оглянулись и неохотно расступились.

– Отойдите с дороги, идиоты! Что здесь происходит? – спросил Тиф, пробираясь в центр окружения.

– Похоже, мне сломали нос, – ответил Стейнер.

Сквозь потоки слёз трудно стало видеть. Подбородок стал скользким от крови. Стейнер не понимал, что было хуже: боль или нарастающая паника.

– Руки прочь от мальчика, ублюдки! – закричал Тиф.

И вот тогда всё пошло к Хелю.

Кими вырвала у солдата пику, ударила его по голове тупым концом, а затем направила острый наконечник на остальных противников.

Тиф бросился на ближайшего имперца, завёл руки ему под подбородок и скинул с головы шлем. Затем жилистый спригган натянул солдатский плащ на голову врага, но в тот же момент в темноте сверкнул нож.

Ромола выхватила меч, но двое солдат её оттеснили. Булавами они блокировали удары. Стейнер наблюдал, как она пыталась наносить яростные удары, отступая всё дальше и дальше.

Максим как сквозь землю провалился. Кузнец оглядел пол, надеясь не увидеть друга лежащим без сознания. Никого. Схватив солдата, он хотел было спросить, но тот решил, что его атакуют, и врезал Стейнеру по лицу. От пронзительной боли он отключился, и когда пришёл в себя, уже оказался перекинут через затянутое в доспехи плечо.

– Подождите! Нужно найти Максима! – закричал юноша, но солдат возвращался к бесконечно длинной лестнице наверх, к площади академии.

Возле огромных металлических ступеней, ведущих к галерее, откуда кузнец глядел на центр пещеры, солдат опустил Стейнера и указал направление.

– Полезай, – велел он.

Юноша бросил взгляд на друзей. Из плеча Кими торчала пика, которая приковала её к деревянному ящику. С закрытыми глазами она вытащила копьё и бросила рядом. Стейнер звал её, но голос потерялся в грохоте боя.

Ромолу несли двое солдат – один за плечи, другой – за ноги. Стейнер ахнул, не в силах понять, мертва она или без сознания.

Тиф стоял на возвышении со связанными за спиной руками. Солдат повалил его на землю и с силой огрел ногой.

Стейнер дёрнулся к центру кузницы, но имперец тут же схватил его за ворот и повернул к металлической лестнице.

– Лезь!

– Мои друзья!

Что я наделал?

Поднимаясь, он слышал за спиной брань на сольском языке. Дважды Стейнер повернулся, чтобы выяснить, выжила ли Ромола, и дважды его толкнули с такой силой, что он чуть не свалился вниз.

– Мои друзья… – шептал Стейнер.

– Друзьям не следует ввязываться в драки, которые они заведомо проиграют, – прикрикнул солдат.

Стейнер почувствовал, как его охватывает беспросветное отчаяние.

Невзирая на горящий во всех четырёх зданиях свет, Ширинов не ждал их на площади. Из окон выглядывали послушники всех возрастов.

Сбившиеся в кучу солдаты переговаривались на сольском. У одних после боя в кузнице не хватало наплечников, у других – шлема. Как минимум двое ещё не поднялись на поверхность. С нарастающим ужасом Стейнер огляделся: Максима нигде не оказалось, а Ромолу бездушно бросили на булыжники.

– И что теперь? – пробормотал кузнец.

Он боялся коснуться своего лица. На тунике не осталось живого места – всё было забрызгано кровью.

Стейнера толкнули в сторону сторожки, а затем погнали наверх по винтовой лестнице. Ударом под зад его впихнули в камеру, где вместо окна виднелась узкая зарешёченная щель, впускающая внутрь морозный воздух. В помещении стояла узкая грязная кровать, и в столь жуткой темноте Стейнер не смог разобрать, чем запятнаны одеяла.

– Мои друзья…

Он схватился за решётку и постарался рассмотреть здания за статуей дракона, охваченного пламенем. Один за другим огни академий гасли, превращая окна в чёрные пустые глазницы. Послушники переговаривались, некоторые выкрикивали оскорбления Стейнеру. Голоса постепенно стихали, пока в итоге не остался лишь один источник света, поблёскивающий из окна серебром – маска с насмешливой улыбкой. Ширинов. Юноша повернулся спиной, сполз по стене и уронил голову на колени.

– Да хранит меня Фрёйа, – пробормотал он и потерял сознание.

23

Хьелльрунн

«Те, кто обладает силами воздуха, часто непостижимы в мыслях и делах. Многим послушникам Академии Воздуха не удаётся закончить обучение, и причина не в невежестве или непослушании – дело всё в том, что ученики теряют рассудок. От ветра рождаются телепатия и предвидение, а для юных умов лучше оставаться в неведении. Выжившие выпускники Академии Воздуха умеют справляться с гневными штормами и ледяными ветрами, а самые умелые могут зачаровывать птиц».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Хьелльрунн опустила глаза на разделочную доску и дюжину морковок, а затем осмелилась взглянуть и на госпожу Камалову, которая сидела с другой стороны кухонного стола на шатком табурете, освежёвывая двух зайцев. Хьелль торопилась покончить с делами дома, чтобы скорее вернуться в лесную хижину. Она мечтала начать обучение. Волнение её походило на прилив, который с каждым днём нахлестывал всё сильнее. Хьелль подняла морковь, изо всех сил стараясь не вздыхать. Неужели послушники на Владибогдане тоже обречены терпеть подобную скуку?

– Весь первый год обучения ученики занимаются кухней, домашними хлопотами и шитьём. Если хорошо справляются, то их учат медитации, но в основном первый год посвящён отработке послушания. Как у собаки.

Девушка подняла нож и начала шинковать морковь, не желая отвечать на комментарий Камаловой. Женщина умела читать мысли, поэтому смущение Хьелль постепенно перешло в жуткое раздражение.

– Чистят картофель, потрошат рыбу, подметают коридоры, начищают ботинки.

– А вы это знаете, потому что сами там учились, – констатировала Хьелль. Вопросы здесь не к месту – правда и так очевидна.

Госпожа Камалова не ответила, попав в ловушку между любовью к демонстрации знаний и глубокой неохотой говорить о прошлом.

– Резать морковь… – удивилась Хьелльрунн. – С какой целью? Неужели для того, чтобы доказать своё послушание?

Госпожа Камалова подняла глаза, держа в одной руке кролика со снятой шкуркой, а в другой – окровавленный нож.

– Доказать послушание? Да, если доказываешь мне, а не кому-то ещё.

– Собачья покорность, – повторила Хьелльрунн, ощутив, как щёки раскраснелись от гнева.

– Это лишь малая часть. Послушание необходимо во время обучения. Важно, чтобы ты следовала указаниям, даже когда тебе скучно, страшно, грустно.

– А если я злюсь? – Девушка с силой надавила на нож, чтобы нарезать морковь, и услышала металлический стук о плаху.

– Вот тогда послушание наиболее важно. Гнев умеет затмевать разум. Если его не контролировать, он делает нас дураками.

– Значит, упоминая собак, вы просто хотите меня разозлить? Вы же не считаете меня покорным домашним животным?

– От собак нас отличает знание. Мы знаем, когда подчиняться, кому подчиняться и зачем. Вот почему твоё обучение отличается от обучения на Владибогдане.

Хьелльрунн выбросила из головы все мысли и занялась заточкой ножа возле очага. Мысли о Стейнере вернулись – воспоминания о том, как он неуклюже ходил по кузнице или пристально наблюдал за отцом, желая научиться деталям. Она думала о жёстких объятиях и мимолетных моментах, когда она грелась в его доброте и защите. И под всем этим грузом томилась вина, что Хьелль не рассказала о своих силах. Ей нужно добраться до Владибогдана. Ей нужно стать сильной, чтобы победить Ширинова и Хигира.

Девушка успокоилась и принялась нарезать морковь и две луковицы, не медля и не отвлекаясь. Без единой просьбы Хьелль направилась к колодцу на улице и вскоре воротилась с полными вёдрами воды.

– Что ещё нужно для супа? – спросила она. – Что дальше делать?

Госпожа Камалова хитро улыбнулась, восторженно блестя глазами.

– Ты станешь прилежной ученицей, если сосредоточишься на настоящем, а не будешь пытаться обуздать нетерпение.

Хьелльрунн кивнула, и снова мысли её вернулись к Владибогдану, на каменистый остров, окутанный туманом, где в промозглой камере заперт Стейнер.

– Я могу пообещать обучить тебя, Хьелль. Но не могу обещать вернуть тебе брата.

Девушка кивнула и натянуто улыбнулась.

– Скажите, что нужно делать.

Хотя Марек и беспокоился о продолжительных отлучках Хьелльрунн в лес, он никогда не озвучивал свои мысли. Часто он сам совершал рискованный поход в город, чтобы купить еду, щадя Хьелльрунн от угрожающих взглядов и шёпота горожан.

– Да, время лечит, но у здешних людей хорошая память, – не раз повторял он, направляясь к мяснику.

– Не упрямься, старый дурак, – отругал его Вернер однажды утром, стоя у дверного проёма. – Приходи сегодня рыбачить на лодке. Море красивое, спокойное. Даже твои нежные кишки удержат завтрак.

– Я не завтракал. Возможно, тебе не стоит так рано заглядывать, – дерзко отозвался Марек.

Хьелльрунн усмехнулась. Легко позабыть горести прошлого месяца, когда они так беседовали.

– Я не собираюсь выходить с тобой в море, – добавил отец. – Дел невпроворот.

– Врёшь, – возразил Вернер. – Уже несколько недель у тебя ничего не покупали.

Взглянув на Марека, Хьелльрунн заметила, что тот ничего не возразил на замечание Вернера. Плечи его опустились, на лице вспыхнуло смятение.

– Идём порыбачим, – звал дядя мягким, умоляющим голосом.

– Будь по-твоему, – прорычал отец. – Дверь не закроешь? Тепло выпускаешь. Я скоро окочурюсь.

Хьелльрунн кивнула Вернеру, взяла метлу и направилась в кузницу.

– А ты куда? – спросил Вернер, садясь за стол.

– Нашла прекрасное время, чтобы подмести пол, когда вы, мужчины, не путаетесь под ногами. Постарайся не потерять отца за бортом.

Кузница погрузилась во мрак и холод. Хьелльрунн поняла, что Марек не разводил огонь уже несколько дней. Белый пепел и серая зола лежали на полу, холодные на ощупь, как снег Нордвласта.

Девушка охотно принялась за работу, думая над словами госпожи Камаловой о слепом послушании и готовности учиться. Стук в дверь напугал её так сильно, что она чуть метлу не выронила.

– Кто там?

Ответа не последовало, но защёлка продолжала громыхать. Чёрная тень заполнила зияющую щель приоткрытой двери, и за страшным силуэтом открылось серое небо. Хьелльрунн подняла метлу, словно копьё, и сделала шаг вперёд.

– Убирайся! Мой отец на кухне. Он душу из тебя вытрясет, если…

– Да я это! – прошипела Кристофин, скользнув в кузницу и закрыв за собой дверь.

Хьелль опустила метлу и фыркнула от огорчения и разочарования.

– Отца нет – ушёл на рыбалку с Вернером.

Дочь трактирщика кивнула и встала чуть ближе к фонарю. Волосы торчали из платка, и она выглядела слегка неряшливо, как будто в спешке выбежала из дома.

– Видела, как они спускались в бухту, поэтому и пришла. Хотела поговорить.

– Поговорить? После того как твой отец велел моей семье покинуть город? – Хьелльрунн крепче сжала ручку метлы.

– Я не согласна с его мнением. Не хочу, чтобы вы покидали город. Он бы убил меня, если бы узнал, что я здесь.

– Зачем тогда пришла?

– Мне больше некуда пойти. – Кристофин сложила руки и опустила глаза.

– Бьёрнер тебя выгнал?

Девушка угрюмо покачала головой.

– Нет. Я имела в виду, что со мной никто не заговорит. Когда я иду по улице, горожане переходят на другую сторону дороги. Отец запретил мне работать в таверне.

– Ты пришла за сочувствием? – Хьелльрунн не могла сдержать хмурый взгляд и пыталась придумать, как избавиться от стоящей перед ней дочери трактирщика.

– Я… – Слова умерли на красивых губах. Кристофин взглянула на дверь, затем снова на фонарь. – Я провела ночь с твоим братом в конюшне за таверной.

– Провела ночь? Что ты имеешь в виду? Как провела?

Хьелльрунн слышала, как время от времени взрослые произносят эту фразу, но никогда не задумывалась о её значении. Кристофин ничего не ответила, лишь заправила растрёпанные волосы за ухо и неловко улыбнулась.

– Вы провели ночь в конюшне, – повторила Хьелль. В голове всё встало на места, и картина ей не понравилось. – Вы спали на сеновале?

Кристофин коротко кивнула. Хотя улыбка по-прежнему осталась на красивом лице, теперь в ней читалась явная боль.

– О… И… – Хьелльрунн сморщила нос. – Теперь понятно, почему эти идиоты-горожане решили, что у тебя метка. – Она ненадолго замолчала. – Как твой отец узнал?

– Нас застукал извозчик. Видел, как мы выходили из конюшни, когда эль доставлял.

– У тебя есть колдовская метка? – не удержалась от поддразнивания Хьелльрунн. Она сама слишком долго слышала этот вопрос.

– Прошу прощения?

– У тебя есть метка? – усмехнулась Хьелль. – Ты умеешь дышать огнём или летать? Или заставила Стейнера влюбиться по щелчку пальцев?

– Он в меня не влюблён. Вернее… Я так не думаю. Это была всего одна ночь и…

Казалось, Кристофин пала духом ещё сильнее. Инстинктивно Хьелльрунн шагнула вперёд и коснулась ладонью её руки.

– Он очень радовался, что вы начали общаться, – поведала девушка. – Он даже не знал, как себя вести. Не думаю, что он когда-либо говорил с женщиной, которая не подавала хлеб или приносила эль.

Легкая улыбка коснулась губ Кристофин.

– Знаю, что ему было приятно беседовать с тобой. И ты ему нравилась. Очень.

– Он что-нибудь говорил обо мне?

– Ну… – Хьелль изо всех сил пыталась вспомнить. – Он сказал, что в Циндерфеле мало хороших девушек.

Кристофин нахмурилась.

– Он назвал меня «хорошей»?

Хьелльрунн пожала плечами.

– Знаешь, Стейнер не отличается многословностью. Он кузнец, а не поэт.

– Прекрасно. – Кристофин улыбнулась, но по её щекам струились слёзы. – Я так напугана, Хьелль. Боюсь, что Охранцы меня заберут. Боюсь, что отец позволит им забрать меня. И я боюсь, что никогда больше не увижу Стейнера. Я знаю, это звучит глупо, но…

– Идём на кухню, – позвала Хьелльрунн. – Мы в этом жалком месте до смерти продрогнем.

Она увела Кристофин из кузницы, предварительно проверив, что улица пуста. Потребовалось несколько минут, чтобы разжечь огонь. Хьелльрунн обернулась к дочери трактирщика с улыбкой на губах.

– Странно, что всего несколько недель назад это ты укрывала меня от дождя.

– Странно, что с тех пор тебя почти не было видно, – добавила Кристофин. – Отчасти я пришла проверить, не уехали ли вы из Циндерфеле.

Хьелльрунн поставила чайник на огонь и безразлично пожала плечами.

– У меня друзья недалеко от города.

Кристофин удивлённо уставилась на Хьелль.

– Ты слишком развитая для пятнадцатилетней девочки.

– Наверное потому, что мне шестнадцать. А ты знала, что в Свингеттевее девочки выходят замуж, едва увидев четырнадцатое лето?

– Четырнадцатое?

– Да. Вернер рассказывал. А в Карелине и того раньше.

– Это самый длинный разговор с нашей последней беседы, – признала Кристофин, опускаясь на стул. – Я думала, свихнусь.

– Меня долго считали сумасшедшей, – сказала Хьелльрунн. – А теперь люди боятся, что у меня колдовская метка.

– Что будем делать?

Хьелль нахмурилась.

– Мы? Что ещё за «мы»? – Она осознала, что говорит, как госпожа Камалова, и ей не понравился свой тон. – Прости. Честно говоря, я даже не знаю. Я хочу вернуть Стейнера и работаю над этим с…

Кто она? Учитель? Шпион? Сумасшедшая?

– …со старым другом.

– Вы хотите его спасти?

– Ну да.

Хьелльрунн поняла, как смешон её ответ, поэтому нахмурилась и подняла подбородок чуть выше.

– Да. Я спасу брата, даже если чёртова Империя лишит меня жизни. Что, вероятно, и случится.

Кристофин рассмеялась.

– Где ты научилась бранным словам?

– Ты забываешь, кто моя дядя.

Они грелись у огня с улыбками на лицах.

– Ты серьёзно? – спустя мгновение спросила дочь трактирщика.

– Да. И мне понадобится помощь.

Кристофин кивнула, и в её глазах Хьелльрунн увидела обещание, ясное, как полированная сталь. А ещё отчаяние, как человеку, которому нечего терять. У неё оставался лишь проблеск надежды на возвращение Стейнера.

24

Стейнер

«Учеников Академии Земли зачастую предпочитают огненным братьям из Академии Пламени – темперамент у них более спокойный. Владеющие силой земли редко теряются даже на самых долгих из маршей. Академия Земли славится выносливостью, оружием и устрашающими воинами с каменной кожей. Самые великие выпускники постигают умение замедлять взглядом живую плоть и превращать своих врагов в камень одним лишь взглядом».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Дверь камеры распахнулась, и скрип древесины о каменный пол разбудил Стейнера, который так и сидел, уткнувшись лбом в колени. После проведённой в неудобной позе ночи онемевшие конечности затекли. Струящиеся через зарешёченное окно солнечные лучи осветили фигуру Фельгенхауэр, когда та шагнула в тесную камеру.

– Не могу понять, ты неудачник или дурак? – заявила Матриарх-Комиссар, зажав кулак в ладони второй руки.

Стейнер медленно кивнул.

– Зачем ограничиваться одним вариантом?

В таверне в Циндерфеле люди бы оценили комментарий, но Фельгенхауэр явно не развеселилась.

– Ты удивлён, что я пришла, – заметила она.

– Я ожидал Ширинова.

– Могу представить, – ответила Матриарх-Комиссар и подошла к зарешёченному окну, чтобы выглянуть наружу.

– Ширинов прислал за мной Маттиаса и Аурелиана. – Стейнер скорчил гримасу и тотчас вздрогнул от боли. – Потом явились солдаты, чтобы… – Он никак не мог подобрать правильных слов. – Чтобы выпроводить меня из кузницы?

Матриарх-Комиссар сделала паузу, прижала пальцы ко лбу – странный человеческий жест, совершенно не вяжущийся с угловатой маской.

– Ты решил, что солдат прислал Ширинов.

Это был не вопрос. Она лишь пыталась всё прояснить.

– Вот почему твои друзья оказали сопротивление. Они пытались тебя защитить.

Стейнер не надеялся на одобрение, но очень ждал, что она поймёт.

– Что с твоим лицом?

– Один из солдат постарался. Не уточняйте, который из них – для меня все они одинаковые.

– По состоянию на сегодняшнее утро пятеро из них находятся в лазарете.

– Они ранены? – Стейнер сглотнул.

– И очень серьёзно. А один – мёртв.

Юноша замолчал. Последствия драки кружили над ним, как страшная гроза.

– Кими жива?

– Пока да. – Фельгенхауэр вздохнула. – Я всю ночь отказывала солдатам в просьбах казнить её. Повезло, что она политзаключённая, иначе оправдания закончились бы уже несколько часов назад.

– Что с Ромолой?

– Она в соседней камере. Ты даже не представляешь, через что я прошла, чтобы Ширинов не заглянул к вам ночью.

Стейнер старался не думать о допросе Ромолы. Старался не представлять острые предметы, которыми пытал бы её Ширинов, добывая желаемые ответы.

– Погибший солдат станет теперь Огненным духом? – полюбопытствовал он.

Фельгенхауэр напряглась.

– Да. Как и Маттиас Жиров. Ведь это ты его убил?

– Я… – Юноша сглотнул, но не смог заставить себя ответить.

– Ты защищался, Стейнер. Зря Ширинов отправил их в кузницу. – Матриарх-Комиссар замолчала, и слова её повисли в ледяном воздухе камеры, затем она бросила взгляд в коридор.

– Не рассказывай никому об этом разговоре. Никому, понял?

Стейнер кивнул и повернулся к зарешёченному окну. Дракон всё ещё гневался на площади; огонь продолжал опалять поверхность статуи, подобно существу на амулете Кими.

– Меня казнят?

– Мне бы твоя казнь существенно облегчила жизнь, – призналась Фельгенхауэр. – Да и Ширинов был бы доволен. Но я найду тебе иное применение.

– Можно мне вернуться в кузницу к Тифу и Кими?

– Нет. Теперь ты будешь работать на меня, отвечать лично мне и прислуживать день и ночь.

Матриарх-Комиссар приблизилась. В кремово-малиновых одеждах она выглядела впечатляюще. И несмотря на весь этот хаос, глаза под маской выражали спокойствие.

– Идём. У тебя слишком много работы, чтобы тратить время на объяснения.

Хотя Матриарх-Комиссар Фельгенхауэр крайне зловеще объявила о наказании Стейнера, реальность оказалась не такой уж страшной. Его комната находилась недалеко от её покоев на шестом этаже Академии Воды. Кровать оказалась мягче любой перины, на которой ему доводилось спать; на окнах висели тёмные и плотные шторы, сохраняющие в спальне тепло. Грохот металла сменился ветром, завывающим меж зубчатых вершин. Внутри нового жилища стоял массивный комод с одеждой, тёплой и не забрызганной кровью, чему Стейнер был несказанно рад.

В нескольких шагах от очага, где потрескивали брёвна, доски пола покрывала толстая овчина. Хотя юноша решил, что это лучшее место, где он когда-либо жил, беспокойство не покидало его.

Фельгенхауэр не оставила ему времени на размышления. Она сразу поручила Стейнеру несколько дел, слишком разнящихся с работой в кузнице: вскипятить воду для купели; поменять постельное бельё; принести блюда из кухни; подмести и протереть пол в кабинете, приёмной и коридоре за её пределами. Он начистил ботинки и отнёс одежду в прачечную в чёрных холщовых мешках. Эти многочисленные задачи раскрыли ту правду, о которой он раньше не подозревал.

– Вы ужинаете в одиночестве? – спросил Стейнер новую начальницу, складывая тарелки на поднос, чтобы вернуть их на кухню.

Фельгенхауэр сидела за столом в окружении огромной кучи бумаг, свитков, перьев и чернильницы.

– Ужинаю. Завтракаю. Обедаю, – призналась она. – Зоркому не дозволено раскрывать лицо.

– Как вам, наверное, грустно, – произнёс Стейнер, не подумав о том, что он говорит и кому.

Кузнец скучал по выщербленному столу, ужинам с отцом и Хьелльрунн и вечерам в таверне с Вернером.

– Будешь всю ночь там стоять? – прикрикнула на него Фельгенхауэр с ноткой раздражения.

– Вы даже другим Зорким не открываете лицо? – спросил он, стараясь избавиться от тоски.

– Особенно Зорким и солдатам. С этого проблемы и начинаются.

– Например?

– Неважно. Отнеси тарелки. Мне нужно заняться письмами. Затем ступай в комнату и почитай книгу, которую я оставила для тебя на комоде.

– Я… Э-мм… не умею читать, – признался Стейнер, ощутив знакомый жар от смущения на щеках. – Слова, они…

Именно в этот момент взрослые сделали бы пренебрежительное замечание о его мозгах или уличили в лени и бездействии. И не только взрослые, но и некоторые дети, особенно грамотные. Ему уже довелось слышать все варианты предполагаемых изъянов.

– Вот оно что.

– Слова… Мне сложно на них сосредоточиться.

– Прискорбно. Знавала я человека с подобной проблемой.

– В самом деле?

– Да, она была выдающимся Иерархом. – С глубоким вздохом Фельгенхауэр поднялась из-за стола. – Я научу тебя.

– Чему? – удивился Стейнер.

– Сольскому. От тебя будет мало толка, если так и будешь говорить на северном языке. Возвращайся, когда закончишь с делами.

С тарелками в руках Стейнер спускался вниз по бесчисленным ступеням Академии Воды. Всякий раз, проходя мимо кухни, он надеялся увидеть Максима полускрытым вёдрами с картошкой или мешками с мукой или дровами. Ни один из послушников не глядел ему в глаза, а приветствия встречали молча. Никто не отвечал на вопросы о Максиме и Ромоле. Лишь только шёпот слышался за спиной:

Маттиас.

Жиров.

Убийца.

Ширинов.

Стейнер рискнул вернуться в кабинет Матриарха, но нашёл его пустым. Он поднялся по лестнице на этаж выше, где солдаты поприветствовали его кратким кивком. Юноша подошёл к покоям Фельгенхауэр, но солдат осторожно преградил ему путь. Странно было видеть такую предупредительность.

– Не сегодня, парень. Она говорит с Марозволк. Велела никого не пускать. Лучше не беспокой её до рассвета.

Стейнер кивнул и побрёл дальше по коридору, периодически оглядываясь. Странные нынче времена: послушники его презирают, а солдаты раздают бесплатные советы. Он поспешил мимо своей комнаты к лестнице, откуда направился вверх на плоскую крышу Академии Воды.

Вид на площадь захватывал дух; с высоты восьмого этажа он напоминал глубокий кратер или ужасную пропасть. Сама площадь была устроена вокруг естественной впадины в скале. Долгим, тяжёлым трудом высекался плац в центре острова. Четыре академии на южной стороне площади стояли на страже, как огромные часовые. С этого ракурса казалось, будто дракон возвышался над сторожкой с противоположной стороны. Колдовской огонь золотистым светом озарял площадь, окна, опоры и дверные проемы.

Её строили двадцать лет.

Стейнер испуганно вздрогнул, понимая, что где-то поблизости находится Сребротуман. Кузнец медленно повернулся и заметил скользящего в его сторону Зоркого, в чьей серебряной маске отражалось чистое выбритое взволнованное лицо самого Стейнера.

Я никому не скажу, что ты приходил сюда.

– Спасибо, – пробормотал юноша.

Ему понадобилось время, чтобы увидеть собеседника сквозь танцующие блики серебряного света. Кремовые одежды и красный кожаный сюртук Сребротумана опускались почти до самой земли.

По правде говоря, это одно из моих любимых мест на острове.

Зоркий подошёл к краю крыши и протянул руку к парапету.

Отсюда кажется, что трудности принадлежат другим людям, маленьким людям.

– А Ширинов – один из них? – Стейнер сглотнул, изумлённый своим смелым вопросом.

На острове, помимо Огненных духов и послушников, живут и другие заключённые.

– Что вы хотите сказать?

Император способен на изощрённую жестокость. Он не всегда наказывает ножом да кнутом. Зная, в чём сила изгнания, он отправляет служить на остров вдали от семей.

– Ширинов здесь не по доброй воле, – сделал вывод Стейнер из призрачных слов, что раздавались в голове. – И Мертвосвет… э-мм… Хигир?

Хигир сломался в момент ухода сестры из Тройки. Да и вообще, он собирался с духом только рядом с ней.

– Вы говорите о Вьюге? Я не знаю настоящего имени.

Маска Сребротумана медленно кивнула.

Тебе многое известно.

Какое-то время они глядели на площадь и солдат, патрулирующих местность ленивыми кругами. Глаза Стейнера упали на сторожку и принялись искать Сумеречную бухту.

«Надежда Дозорного» оставалась на якоре, так близко и так далеко…

Вот почему Хигир и Ширинов тебя ненавидят.

Сребротуман подошёл ближе, и Стейнер ощутил жар от ореола света, окружающего Зоркого.

– Почему?

Ты защищаешь сестру, как когда-то Хигир стремился защитить Вьюгу. Ширинов ненавидит тебя по той же причине, пусть и преследует другие мотивы.

– Вы читаете мои мысли?

Давно.

– Так вы знаете…

Знаю о Хьелльрунн, Испытании, о броши и твоей жертве. Знаю, что ты из рода Вартиаинен. Мне всё это известно.

Сердце Стейнера сжалось от ужаса, и на секунду его охватило желание столкнуть Зоркого вниз на твёрдые булыжники. Сребротуман тотчас пригрозил пальцем в перчатке.

Нет необходимости в столь крайних мерах; твой секрет, секрет твоей сестры в безопасности.

Стейнер вздохнул с облегчением и отступил от парапета, отводя взгляд.

– Но вы – Зоркий, а Зоркие обыскивают земли в поисках детей с колдовской меткой. Это ваша обязанность. Зачем жалеть мою сестру?

На этом острове много заключённых, и не все из них послушники.

– Вы уже это говорили, – проворчал Стейнер, чувствуя, как с каждым загадочным ответом иссякает терпение. – Так я могу доверять вам? Ни единая душа не должна знать мою тайну. Ни Фельгенхауэр, ни Марозволк.

Что ж, можем договориться.

– Договориться? Мне нечего дать взамен. – Стейнер немедля подумал о башмаках матери и о том, как не хотел от них отказываться.

Секрет за секрет. Материальные вещи для меня ничего не значат.

– Вам мой секрет и так известен. – Юноша нахмурился. – Вы украли его из моей головы. Воровство – не сделка.

Одна рука Зоркого потянулась к другой, и на мгновение показалось, что Сребротуман сложит пальцы в жесте размышления, но нет – он стянул перчатку. Глаза Стейнера расширились от изумления: под тканью была не плоть и даже не оживший камень, а завихрения тёмного дыма.

– Вы – Огненный дух…

Теперь мы квиты.

– Но вы не работаете в кузнице? Почему?

Сопротивляюсь. Кую собственный путь вместо оружия.

В полном смятении Стейнер наблюдал, как Зоркий вернул перчатку на призрачную руку.

Теперь ты убедился, что не все заключённые на Владибогдане – послушники. Я здесь, потому что связан с Огненной пыткой. Фельгенхауэр – за проступки, известные только ей и Императору.

– А Ширинов?

Звук доспехов отвлёк внимание Сребротумана. На крышу поднялась пара солдат.

– Всё в порядке, Зоркий?

Мальчик не мог заснуть. Наслаждаемся видом. Ничего более.

Воины отсалютовали и вернулись вниз в Академию Воды.

– Почему вы открыли мне тайну? – прошептал Стейнер, бросив последний взгляд на площадь и статую дракона в центре.

Потому что, как и все заключённые, я хочу сбежать отсюда. И я чувствую, что ты способен провернуть побег, Стейнер. Я на тебя рассчитываю.

Они отправились назад в академию. Проводив его до комнаты, Сребротуман кивнул головой и молча ускользнул в ту часть острова, где проводил долгие ночные часы. Зайдя в комнату, кузнец принялся помешивать угли, протягивая руки к теплу. В голове кружили мысли; он обдумывал каждое сказанное слово. Владибогдан – не просто тайный остров, а остров секретов, погрязший в них, заполонённый ими.

Прошло немало времени, прежде чем Стейнер уснул, но память о призрачной руке Сребротумана всплывала в голове снова и снова.

25

Стейнер

«Ученики Академии Пламени слывут горячими головами, и дело вовсе не в ассоциациях. Они быстро обретают огненные нравы и ярый сопернический дух. Ярко горят они, правда, недолго. Обученный выпускник Академии Пламени по щелчку пальцев разводит огонь, изрыгает его подобно древним драконам, способен напускать облака удушающего дыма и нагревать металл кончиками пальцев. Но самая страшная их форма – живое дьявольское пламя, нашедшее приют в человеческом теле».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Стейнер не находил красоты в сольском языке. Гортанное, грубое наречие резало слух, даже если слова выражали радость. Сольский отличался обилием «в» и «з», отчего казалось, что говорящий так и норовит проглотить слова. Письмо оказалось и того хуже. Стейнер ненавидел каждую букву незнакомого алфавита, щурясь над ними, пока от концентрации не начинала болеть голова.

– Произнеси слово «Vozdukha» по буквам, – велела Фельгенхауэр из-под маски.

Она вышагивала по комнате, пока юноша грелся у очага, устроившись на овчине. В его спальне из Матриарха-Комиссара она всегда превращалась в Фельгенхауэр. Пусть маска оставалась на месте, голос её смягчался, да и приказов становилось намного меньше.

– Меня уже тошнит, – фыркнул Стейнер.

Глубоко дыша, он попытался сосредоточиться на бумаге, чтобы не ошибиться.

– Ещё немного, – обещала Фельгенхауэр. – Ты хорошо справляешься. Старайся держать перо, как я показывала.

Матриарха больше беспокоило то, ка́к он писал, нежели что.

– Напиши слово «Plamya».

Стейнер не понимал причину, по которой она выбирала слова, пригодные лишь для использования на Владибогдане, но всё равно выписывал буквы на пергаменте.

– Теперь назови предыдущее слово, – велела Фельгенхауэр.

Юноша покачал головой.

– Не могу. – Он крепко сжал перо в кулаке. – Я не помню, хотя только что его написал. – Затем откинулся на спинку стула и уставился на пергамент с немым укором.

– Я так и думала. То же самое было и у иерарха. Она быстро забывала написанные слова. То, которое ты пытаешь вспомнить – «Vozdukha». «Воздух» на сольском.

– Столько премудростей с простым термином? – Стейнер ткнул перо в чернильницу и сложил руки.

Плечи Фельгенхауэр затряслись, и она подняла руку к лицу, желая прикрыть рот. Юноша понял, что она молча смеялась.

– Сольцы всё усложняют, – спустя миг ответила она. – Не только язык.

– Вы ведь не оттуда? Не из Сольминдренской империи? – Стейнер перевёл взгляд на Фельгенхауэр, пытаясь разглядеть личность за униформой и маской. – Не могу определить ваш акцент. Вы из Обожжённых республик? Откуда именно?

– Из Нордвласта, конечно, хотя и не распространяюсь об этом. Я не была там много лет и не собираюсь возвращаться.

– Но акцент? – спросил он.

– Император отправлял меня во все уголки континента, Стейнер. Я повидала Архивов остров с кипами старых счетов и соглашений; ходила по залам правосудия в Хлыстбурге и видела предателей, повешенных на рассвете.

Почему-то слово «предатели» заставило Стейнера задуматься. Матриарх-Комиссар должна быть тверда в преданности Империи, но тот человек, что сейчас с ним говорил, превратился в кого-то другого. Он заметил некое отвращение и даже внутренний конфликт.

– Я шпионила в республиках и проводила Испытания на Новгорусских землях. – Фельгенхауэр села на кровать, слегка понурившись. Строевая осанка пропала, поза говорила о бесконечной усталости. – Я ходила по заснеженной Империи и солнечным летним улицам, пряталась от весенних дождей в лесу и мёрзла в горах ночью.

Стейнер и сам ощутил тяжесть судьбы и сильное утомление. Матриарх-Комиссар молча сидела, опустив ладони на колени и склонив голову. Сам не зная почему, юноша накрыл её руку ладонью. Он думал, Фельгенхауэр вскочит на ноги и вернётся к властному поведению, но вместо этого она просто вздохнула, а потом перевернула руку ладонью вверх и сжала пальцы юноши. Долгие секунды они сидели молча, Стейнер боялся заговорить, не желая разрушить чары мимолётного союза.

– Что мы за пара, Стейнер Вартиаинен, – произнесла она спустя мгновение.

В тихом голосе он впервые расслышал намёк на северный язык. Женщина протянула руку, чтобы вытереть глаза, но ей помешала маска.

– Даже я, со званием Матриарха-Комиссара, привязана к острову, как и ты.

Она отпустила его руку и поправила одежду, затем встала и размяла плечи.

– Позанимаемся? – спросил Стейнер, протягивая руку к перу. Ему не хотелось, чтобы она уходила.

– Нет. Уже поздно, и ты устал.

Все следы акцента исчезли. Плечи выпрямились, подбородок поднялся, и она вновь превратилась в Матриарха-Комиссара Фельгенхауэр или же Кремнеокую для тех послушников, кто осмеливался над ней издеваться.

– Поспи. Завтра тебя ждёт много дел.

Дверь тихо закрылась, и Стейнер уставился на испачканные чернилами пальцы, пытаясь понять, что только что произошло.

Спустя три недели новые обязанности стали привычной рутиной. Резкий стук в дверь будил Стейнера по утрам, и он спешил переодеться, чтобы скорее принести завтрак начальнице. Он выполнял поручения для Матриарха-Комиссара, однако во время частных, но столь редких бесед она вновь становилась Фельгенхауэр. Больше никто в Академии Воды с ним не разговаривал.

Стейнер проскользнул в дверь своей комнаты и кивнул солдатам. Они кивнули в ответ, а один из них даже отсалютовал или помахал. Стражников Матриарха-Комиссара легко было отличить от других: вместо булав они носили топоры. Броня их была покрыта эмалью и всегда смазана, а сапоги начищены до блеска.

– Ну и шторм сегодня, – заметил один из охранников, проходя мимо него.

– Благо на улицу выходить не нужно, – улыбнулся Стейнер.

Фельгенхауэр оставалась верна слову и давала поручения лишь в пределах видимости. За три недели Стейнер ни разу не вышел из здания академии.

– Буря может длиться неделю, – продолжил солдат. – Нет навигации – нет еды.

– И водки, – добавил его товарищ.

– Мне пора, – ответил кузнец, уходя по коридору.

Он отправился на пятый этаж, где находился кабинет Фельгенхауэр. Этот этаж охраняли ещё больше солдат, правда, не таких болтливых, как их товарищи на шестом. На четвёртом располагались казармы для послушников. Стейнер огорчился отсутствию шума. Столько детей, но не слышны ни крики, ни гам, никто не выясняет отношения. Третий этаж был оборудован под классные комнаты, но юношу они не интересовали. Далее лестница привела его на второй этаж, где в огромной трапезной трижды в день ели послушники. Судя по исхудавшим детям, порции были крайне невелики. Наконец, он спустился к пункту назначения – кухням.

На него уставились трое послушников с угрюмыми лицами. За всё то время, что он служил Фельгенхауэр, никто из них не проронил ни слова.

– Завтрак Матриарха-Комиссара, – попросил кузнец, надеясь, что разговорит ребят.

Без лишних приветствий они указали на деревянный поднос. Измождённые, растрёпанные, все они казались младше Хьелльрунн.

– Приятно поболтать, – буркнул Стейнер, поднимая поднос.

Он повернулся, чтобы уйти, и чуть не врезался в Аурелиана. Какое-то время они молчали, не зная, что сказать друг другу.

– Что, во имя Фрейны, ты здесь делаешь? – наконец заговорил Стейнер.

Огнедышащий Аурелиан должен учиться в Академии Пламени.

– Ширинов удостоил меня чести сопровождать его. – Аурелиан напыжился и выпятил грудь. – У него встреча с Фельгенхауэр. Думал, её новому питомцу это известно.

Стейнер проигнорировал колкость.

– Ширинов преподаёт в Академии Земли. Зачем он взял тебя с собой?

Аурелиан пожал плечами.

– Раньше его сопровождал Маттиас. Теперь это моя обязанность.

Послушники навострили уши. Услышав имя убитого им парня, Стейнер ощутил привычную боль сожаления.

– Меня не заботят дела Ширинова. Лучше уйди с дороги. Матриарх-Комиссар не любит ждать.

Аурелиан не сдвинулся с места. Улыбка его становилась всё шире, а в глазах мелькнула жестокая тень.

– Вот досада. Кувалды-то нет, – добавил он шёпотом. – Или ты подносом меня убьёшь? Вы, крестьяне, используете всё, до чего дотянетесь.

Стейнер развернулся и попытался обойти негодного мальчишку, но Аурелиан отклонился назад и поставил подножку. Едва устояв на ногах, кузнец всё же ударился о стену, перевернув на себя кашу и чай и с грохотом уронив поднос. Несколько неприятных мгновений он возился, стаскивая тунику с ошпаренной кожи.

Аурелиан расхохотался, и послушники тотчас поспешили прочь с кухни, не желая участвовать в перепалке. Стейнер замахнулся, а сын толстосума наполнил лёгкие воздухом, озарив горло угрожающим свечением. Но тут из-за угла появилась Зоркая. Юноша узнал маску – волчья морда, он уже видел её на площади академии. Он незамедлительно опустил кулак. И тут, неожиданно, Зоркая дала Аурелиану такую затрещину, что тот споткнулся, затушив своё пламя. Щупальца чёрного дыма просочились из ноздрей и уголков рта, и мальчишка поднял голову с застывшими в глазах слёзами.

– Сжечь помощника Фельгенхауэр – не самая лучшая идея. – Зоркая прижала волчью морду к лицу Аурелиана.

– Я просто хотел… – С гримасой неудовольствия провинившийся потёр затылок.

Спасительница глянула на пролитую кашу и разбитый чайник.

– Я и без тебя вижу, чего ты хотел…

– Из чего твои костяшки? – удивился Аурелиан, потирая затылок. – Из гранита?

Зоркая сняла перчатку, демонстрируя худощавую руку из живого камня.

– Так и есть. Ступай под дождь. Пора тебе остыть.

– Что? – Лицо Аурелиана омрачилось гневом и неверием.

Схватив мальчика за горло, Зоркая прижала его к стене.

– Иди и стой под дождём, пока не отпущу, иначе отведу тебя в кабинет Матриарха, где всё сам объяснишь. – Она указала на беспорядок на полу.

Под пристальным взглядом за маской волка Аурелиан удалился, потирая горло.

– Кто вы? – спросил Стейнер, держа перед грудью пропитанную чаем тунику.

– Ординарий Марозволк.

– Ну, ординарной вас точно не назвать, – произнёс юноша.

– «Зимний волк», если перевести на ваш скудный язык, – добавила она, явно не понимая его. – Не стой как дурак. Возьми завтрак и найди чистую одежду.

Стейнер не удивился, когда застал в приёмной Ширинова, но сердце всё равно сжалось. Солдаты не стояли по стойке «смирно», но держали топоры наготове. Невысказанные угрозы свинцовой тяжестью нависли над комнатой, заставляя юношу затаить дыхание.

– Она только что встала, – сообщил он сквозь зубы.

– Подожду, – рявкнул Ширинов. – У меня есть время.

Стейнер сердито глянул на Зоркого.

– Зачем вы здесь? – прошептал юноша.

– Просить конфисковать корабль твоего друга-пирата.

– Ромола всё ещё здесь?

– О да. В тюрьме сидит, пока ты выполняешь поручения хозяйки. Мы тщательно обыскали судно и проверили записи.

– И?.. – Стейнеру хорошо известно о нелегальных делах Ромолы, и он боялся, чем всё может обернуться.

– К сожалению, всё чисто. Однако это не снимает с неё ответственность за проникновение в кузницу. Как только я заполучу корабль, то прямиком отправлюсь в Циндерфел.

– Не заполучите, – отрезала Фельгенхауэр, стоя позади них.

Стейнер чуть поднос не выронил.

– Где ты ходишь? – гаркнула Матриарх-Комиссар.

Он открыл рот, чтобы заговорить.

– Я ждала тебя десять минут назад!

Юноша склонил голову, не желая оправдываться.

– Прочь с моих глаз! Мало мне разговора с Зорким, так ещё и желудок пуст! – И с этими словами она зашла в кабинет, захлопнув перед ними дверь.

Глядя на Ширинова, Стейнер заскучал по кувалде.

– Я найду путь в Циндерфел, – прошептал иерарх. – В этом можешь быть уверен. У меня осталось там незаконченное дело.

Молодого кузнеца охватила безмолвная паника, но он стиснул зубы и наклонился к иерарху.

– Слышал, вы искали Вьюгу в Хельвике. Друга потеряли, а?

– Она жива, – ответил Ширинов, но даже его маска излучала ярость.

– Сначала Вьюга, потом Маттиас. Осторожнее, старик.

– Ты упускаешь суть, мальчик. Я могу сровнять Хельвик с землёй в отместку за двух Зорких. Что касается Вьюги, мы её найдём, не сомневайся.

– Вы не посмеете снести Хельвик, – заявил Стейнер, чувствуя, как его уверенность испаряется.

– Мы – Синод, и смеем делать то, на что у остальных кишка тонка. И я сомневаюсь, что кому-то есть дело, если заодно мы уничтожим и Циндерфел.

Фельгенхауэр позвала Ширинова из своего кабинета. Иерарх похромал на зов, и Стейнер отошёл с дороги.

Он прибыл на Владибогдан, чтобы защитить Хьелльрунн, но кто защитит от ярости Ширинова Хельвик и Циндерфел?

26

Хьелльрунн

«Всем нам суждено замараться на службе Империи. У Зорких, политических пешек Императора, руки по локоть в крови, а солдатам априори суждено стать убийцами. Если находятся среди имперцев слабовольные, то дорога им домой да в поля. Но самыми кровожадными разведчиками, следователями и убийцами всегда являлись Охранцы».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

– Жаль, вы не приехали месяцев на шесть пораньше, когда на улице стояли тёплые деньки, – заметила Хьелльрунн.

Госпожа Камалова уводила девушку всё глубже в лес, подальше от хижины. В дремлющей тиши деревья вонзались в бледное небо, и только снег звучно хрустел под сапогами, а глубокие следы отмечали их путь.

– Уверена, мы могли и в доме позаниматься, – продолжала Хьелль.

– А я уверена, что утром я всё ещё была учителем, а ты – подростом. Или мне приснилось? А?

– Подростом?

– Подростом называют молодое дерево. – Госпожа Камалова покачала головой. – Как ты можешь жить возле леса и не ведать об этом?

По правде говоря, Хьелльрунн оказалась рада выбраться на природу. Три недели она подметала, натирала да чистила овощи. Ничто из этого не казалось загадочным.

– Сосредоточься, так. Закрой глаза. Дыши, – спокойно велела Камалова. – Думай о лесе вокруг. О каждом дереве. Каждой ветке. Думай о корнях, проникающих в душу земли. Не позволяй разуму слишком долго задерживаться на чём-то одном, так.

Хьелльрунн сделала, как велела наставница: вообразила длинные пальцы, что вонзались в почву; ощутила запах лиственного покрова. Сквозь зимнее безмолвие донеслись слабые звуки – чайки, летящие высоко над побережьем, чьи скорбные крики подхватывал ветер. Мало кто из животных гулял средь снегов, но Хьелль представила каждую белку и ежа, каждую лисицу и полёвку, зимующих в укромных норах и впадинах.

– Что ты чувствуешь? – спросила госпожа Камалова.

– Холод.

– Это очевидно. Вот только холод ещё никого не убивал.

Хьелльрунн открыла глаза и недоверчиво подняла бровь.

– Да-да, не самый лучший оборот речи, – призналась старуха, пожала плечами и откашлялась. – Закрой глаза, сосредоточься. Что ты чувствуешь?

– Ничего. Представила спящих животных. Я слышала чаек – вероятно, тех, что бьются за отходы в бухте.

– Совсем ничего?

Хьелль покачала головой.

– Нет. Только холод. Вернёмся в хижину? Я ног не чувствую.

Госпожа Камалова аккуратно взяла ученицу за плечи и начала крутить на месте, как деревянный волчок.

– Что вы…

– Тише, дитя. Повернись. Ещё, ещё. Да, вот так. Как веретено.

Деревья кружились, и лицо госпожи Камаловой расплывалось с каждым оборотом. Она вращалась быстрее и быстрее, пока руки старухи крепко не схватили Хьелль. Лес продолжал ленивый вихрь; ветви тянулись во всех направлениях. Девушка споткнулась и тут же задумалась, что так, вероятно, ощущает себя пьяный человек.

– Где север?

– Что?

– Скажи не раздумывая. Где север?

Хьелльрунн подняла руку, раздвинула ноги в снегу, превратившемся в слякоть от её вращения. Лес продолжал кружиться, но палец решительно указал направление.

– Почему? – с суровым выражением лица спросила госпожа Камалова.

– Зачем вы меня закружили?

– Не так. Почему ты решила, что там – север?

– Потому что точно не юг? – Хьелльрунн пожала плечами. Лес всё ещё двигался, но головокружение ослабло.

– Очень смешно, – гаркнула госпожа Камалова с угрюмым видом. – У смышлёной девушки на любой вопрос найдётся умный ответ.

– Я не знаю почему. Просто… – Хьелль вздохнула. – Мне так кажется. Я не могу объяснить… Я просто знаю, и всё.

– Замечательно. Запомни это чувство. – Наставница хлопнула в ладоши и ухмыльнулась. – Ха! Я так и знала! Я знала!

Хьелльрунн сделала шаг назад, ошеломлённая восторгом старухи.

– И что с того, что мне известно, где север?

– Ты владеешь даром земли, который поможет пережить предстоящие времена. – Госпожа Камалова потёрла подбородок. – Огонь был бы лучше, но нужно работать с тем, что имеем.

– Ну спасибо, – с горечью ответила Хьелльрунн.

– Не обижайся. – На лице наставницы на долю секунды вспыхнул стыд. – Дар земли включает множество талантов, но их весьма трудно освоить. В отличие от горячих голов школы огня, здесь требуется дисциплина. Вернее, пламени. Пламя – это гнев и инстинкт, но земля… Земля – это точность и внимание, поняла?

Хьелльрунн кивнула. Они провели утро в поисках севера. Задание, с которым бы справился любой чёртов лесоруб.

– Так. Молодец. – Госпожа Камалова снова хлопнула в ладоши.

Но Хьелльрунн не оценила столь явный восторг. Как знание севера поможет спасти Стейнера? Как она одолеет солдат или прокрадётся мимо них?

Наставница заметила сомнения в мыслях девушки.

– Колдовство начинается с малого и постепенно расцветает в мощный дар. Терпение! И всё будет!

Старуха прошла мимо, и Хьелль шагнула следом, едва устояв на онемевших ногах.

– Мы возвращаемся в тепло?

– Нет. Мы идем к скалам. Посмотрим, что ещё здесь прячется. – Камалова ткнула ученицу в грудь чуть выше сердца. – И здесь. – Она постучала по голове, не сильно, но Хьелльрунн всё равно вздрогнула.

– Я бы предпочла остаться в лесу, – буркнула она себе под нос, когда старуха поспешила прочь.

В северной части леса густо росли ели. Серый снег падал с небес, цепляясь за густые игольчатые ветви. Вокруг царила тишина, которую нарушал лишь тихий хруст снега под сапогами.

– Если драконов давным-давно убили, – начала Хьелльрунн, – почему снег такой грязный?

– Ложь всё это, – ответила госпожа Камалова. – На юге снег белый и чистый. Только в Нордвласте снег испорчен.

– Но почему? – настаивала Хьелль.

Наставница указала в сторону севера-запада.

– Огонь Владибогдана ни днём ни ночью не гаснет. Ярко пылают горны. Они куют оружие, которым Империя сразит города-государства Шанисронда.

– Будет война? – удивилась девушка.

Госпожа Камалова открыла рот, чтобы ответить, но вдруг стихла – её перебил низкий перестук. С небольшими паузами он становился ритмичнее и нарастал всё сильнее.

– Всадники, – прошептала старуха.

За деревьями открывался вид на Призрачное море, чьи бурные волны восторженно бились о скалы.

Госпожа Камалова обняла Хьелльрунн за плечи и потянула в объятия ближайшего вечнозелёного растения. Острые иголки прижимались к телу; снег валился с согнутых ветвей. В воздухе витал сильный запах сосны.

– Что вы…

Прижатый к губам девушки палец и угрюмый взгляд наставницы оборвал все вопросы.

Стук копыт по прибрежной дороге усилился, и Хьелльрунн мельком увидела двоих мужчин в чёрном одеянии, высоко сидящих в седле. Шум прибоя заглушал лошадиное цоканье. Довольно долго они ждали, чтобы всадники исчезли из виду, и только потом начали выбираться из колючих деревьев. Воздух наполнился резкими словами, но Хьелль не поняла ни одного из них – старуха говорила по-сольски. Госпожа Камалова одарила ель ядовитым взглядом, и девушка изо всех сил старалась не рассмеяться.

– Идём. – Всё, что наставница сказала, держа путь обратно в лес.

– Думала, вы хотели пойти к скалам.

– Скалы, точно. Скоро тебе придётся подняться на скалы.

– Чтобы поглядеть, есть ли у меня власть над водой?

– Именно. Чаще нужно тебя раскручивать – мозг лучше работает.

– Почему сейчас не пойдём? – Хьелльрунн нахмурилась. – Из-за всадников?

– Умная девочка. – Госпожа Камалова пробиралась по оставленным ранее следам.

– Вы так быстро утянули меня в укрытие, что я не успела их разглядеть.

– Я за нас обеих посмотрела. Это Охранцы.

– Откуда вы знаете?

Наставница остановилась и обернулась.

– У скольких горожан в Циндерфеле есть лошади?

– Вероятно, у дюжины.

– Не пони. – Она нахмурилась, подняв палец. – Именно лошади. Разницу видишь?

– Да. – Хьелльрунн задумалась над вопросом. – У троих?

– Хорошо. Скольким из них нужно возвращаться домой с такой срочностью, чтобы гнать галопом лошадей по снегу в морозную погоду?

– Может, им холодно? И они хотят согреться? Я бы тоже так сделала.

Госпожа Камалова недовольно хмыкнула и возобновила движение.

– Сколько городов находится к северу от Циндерфела?

– Ни одного, – ответила Хьелльрунн. – Это самый северный город в Нордвласте, возможно, даже на целом континенте. Дальше живут лишь несколько рыбаков, и Стейнер говорил о контрабандистах, но…

– Так откуда пришли всадники?

Хьелль пожала плечами, а потом в раздумье приподняла брови.

– Но они же не могли явиться из ниоткуда. Они в пути и кого-то ищут.

Госпожа Камалова нагнулась и подобрала хворост.

– Что вы делаете? – спросила девушка.

– Притворяюсь старой женщиной, собирающей дрова.

Хьелльрунн задумалась.

– Кого бы ни высматривали всадники…

– Уж точно не будет выглядеть старухой в поиске растопки для печи. – Наставница ссутулилась и с притворной хромотой заковыляла в сторону хижины, время от времени добавляя ветки в охапку дров.

– Охранцы, они как Зоркие? – поинтересовалась Хьелльрунн, тоже собирая хворост.

– Нет, намного хуже.

– И у них есть метка?

Госпожа Камалова покачала головой.

– Нет, и это делает их особенными. Они сопротивляются колдовству. Вот почему не удалось прочитать мысли тех всадников, когда они скакали мимо. Охранцев нельзя одурачить иллюзиями и зачаровать. Самые могущественные из них могут противостоять даже окаменению.

– Окаменению? – Хьелльрунн покачала головой.

– Не бери в голову, – поморщилась госпожа Камалова. – Мы вернёмся в хижину, согреемся и выдадим тебя за мою племянницу.

Девушка послушалась. Она наблюдала, как наставница хромает по снегу, заходя всё глубже в лес. Вопросов назрело множество, но Хьелль оставалось лишь следовать за женщиной, время от времени испуганно оборачиваясь и думая над тем, насколько страшны эти Охранцы.

Когда Хьелльрунн вернулась домой из тёмного леса, на дворе стоял вечер. Последние остатки света лежали над чёрными волнами Призрачного моря тонкой линией. Она шла с опущенной головой, сгорбившись от холода и спрятав руки под шалью. Только одна мысль терзала её душу: И почему у меня нет сил огня? Я бы никогда не мёрзла.

Света в доме не было. Девушке пришлось долго разжигать угли, но в конечном счёте огонь запылал в очаге, хотя дров ушло больше, чем понравилось бы Мареку.

– Надеюсь, Стейнеру теплее, чем нам, – пробормотала Хьелль, протягивая посиневшие пальцы к огню.

Снаружи раздался громкий хруст снега под сапогами, и она испуганно обернулась. Торопясь согреться, она совершенно забыла зажечь фонарь. С горящими глазами она бросилась к шкафчику, схватила нож и приготовилась нанести удар снизу, как учил отец.

– Кто здесь?

Дверь громыхала, пока ключ проворачивался в замке.

– Дурень, Хьелль дома! – раздался голос Вернера.

Дверь распахнулась, и рыбак ввалился через порог с Мареком, который цеплялся за плечо брата.

– Хьелль? Что за темень? Нет денег на масло?

– Я сама недавно вернулась. Что, во имя Фрёйи, с вами случилось?

– Столкнулись с кое-какими проблемами, – ответил Вернер, усаживая отца на стул.

Хьелльрунн шагнула вперёд и сморщила нос.

– Проблемами? Скорее, с пивоварней…

Дядя вскинул руки.

– Я пытался увести его, потому что он слишком напился…

– Чтобы стоять на ногах?

– Нет… Чтобы вступать в перепалки. Когда мы уходили, Бьёрнер рявкнул что-то о твоём брате, и тогда всё вышло из-под контроля – мы подрались с Бьёрнером и Хоконом. А когда ушли, за нами следовали двое мужчин. Они потерялись в районе Иневого переулка.

Рыбак хотел зажечь фонарь, но Хьелль преградила дорогу.

– Не стоит привлекать внимание.

– Ты права, – согласился Вернер.

– Он ранен?

– Нет. По крайней мере, до завтра ничего не заметит.

– Отведи его на чердак, – велела Хьелльрунн. – Нельзя ему здесь спать. И тебе тоже.

Дядя схватил Марека под руки и потащил наверх в кромешной темноте.

– Будь осторожна в лесу, Хьелль, – предупредил Вернер с верхних ступеней. – В Циндерфеле небезопасно.

– Думаешь, я не заметила? В Циндерфеле небезопасно с отъезда Стейнера. – Она провела пальцами по броши в форме молота, надеясь, что та убережёт от неприятностей.

– Это другое. С Охранцами нужно быть начеку.

– Для меня все виды зла одинаковы, – ответила Хьелльрунн, но Вернер её уже не слышал – он лёг спать, чтобы оправиться от выпитого.

Ночь была долгой, а кухонный стул – твёрдым, но девушка решила не подниматься наверх. Всю ночь она просидела с ножом в руках, опасаясь стука в дверь – ожидая, когда Охранцы придут за отцом и Вернером.

27

Стейнер

«Академия Воды всегда оставалась самой слабой из четырёх школ, поскольку силы водной стихии проявляются позднее остальных. Лишь глубокое понимание Фрёйи даёт послушникам возможность для полного развития талантов, но как это сделать, если почитание богини запрещено в Империи? С какой целью Матриарх-Комиссар поместила свой кабинет в Академии Воды – ещё та загадка. Загадка, к которой нужно относиться с крайним подозрением».

Из полевых заметок Иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

На следующий день Матриарх-Комиссар не отличалась многословием. Стейнер хотел расспросить её о Ромоле, но так и не нашёл подходящего момента. Он убирал посуду со стола Фельгенхауэр, как вдруг она поднялась и махнула рукой на грязные тарелки.

– Оставь их. Идём со мной.

Быстрым шагом она прошествовала через круглую дверь кабинета и что-то тихо прорычала солдатам, которые при виде Матриарха-Комиссара тотчас выпрямили спины. Они остались стоять по стойке «смирно» и не последовали за ней. Стейнер заметил свисающие с поясных ремней булавы – это была не стража Фельгенхауэр.

Куда она могла отправиться без сопровождения? Дважды он подумывал спросить, но дважды промолчал. Не задерживаясь, Матриарх-Комиссар освободила от сопровождения других четырёх солдат. Они выбрались из Академии Воды под проливной дождь.

– В чём дело? – нерешительно поинтересовался Стейнер, проходя мимо огненной статуи.

Встречаясь с пламенем, ливень с шипением превращался в пар, окутывая площадь туманом.

– Вчера в полночь стража сменилась, – ответила Фельгенхауэр. – Дежурные солдаты верны Ширинову. Целый день я вынуждена находиться под пристальным взглядом тридцати шпионов.

– Тридцати?

– По десять солдат в группе, каждая из которых работает по восемь часов. Три группы образуют отряд.

– На острове пять отрядов, – заметил Стейнер, – по одной на академию и одна на сторожку.

– Ты обратил внимание, – на Фельгенхауэр его осведомлённость явно произвела вречатление. – А все пять формируют батальон.

– Но эти тридцать солдат, верных Ширинову… – Стейнер вытер дождь с глаз. – Разве вы не можете их распустить?

– Ротация играет ключевую роль в имперской военной догме, так как уменьшает риск привязанности.

– Что-то не заметно, – скривился Стейнер, пригладив холодные, мокрые волосы к голове. – У вас воины с топорами, а у Ширинова – свои приспешники.

Фельгенхауэр повернулась к помощнику, как только они приблизились к сторожке.

– Нет, не заметно. – Она сделала шаг назад, и из-под угловатой маски вырвался лёгкий смешок. – Гляжу, ты не боишься говорить, что думаешь.

Она отвернулась и толкнула дверь. Стейнер не до конца понял комментарий Матриарха-Комиссара, но тут они поднялись по винтовой лестнице, и мысли его сразу же вернулись к Ромоле. Её охранял Сребротуман, который ждал их со связкой ключей, застыв на месте, словно статуя. Ощутив на себе взгляд зеркальной маски, Стейнер не смог сдержать дрожь – дрожь, не имеющую ничего общего с дождём, что струился прямо по спине. Как обычно вокруг Зоркого ярко вспыхнул серебряный свет.

– Она цела? – спросила Фельгенхауэр.

Сребротуман кивнул и отвернулся, чтобы уйти. Каждый его шаг поднимал в воздух искры, похожие на умирающие созвездия.

– Один из солдат в Академии Воды проскользнёт к Ширинову, чтобы доложить о моём местонахождении, – уверенно произнесла Фельгенхауэр. – Попомни мои слова.

Стейнер кивнул.

– Это камера?…

Матриарх-Комиссар открыла дверь, и юноша заранее вздрогнул от мысли, что могли сотворить с пиратом. Ромола подняла глаза. Она сидела на аккуратно заправленной кровати, настраивала домру и тихонько напевала.

Стейнер нахмурился.

– Что всё это значит?

Пол был застелен ковром, а небольшая жаровня излучала тепло и неяркий свет. Заколоченные окна не впускали в комнату холод.

– Она в порядке! – воскликнул Стейнер.

– Если точнее – она в порядке и умирает от скуки, – ответила Ромола.

– Мне подобных условий не предоставили, – проворчал юноша.

– Ты провёл в своей камере всего одну ночь. Я же застряла здесь на три недели. Да ещё и послушники кормят отравой. – Рассказчица кивнула на плошку с жирным бульоном.

– Вы заперли её, чтобы спасти от Ширинова? – спросил Стейнер Фельгенхауэр.

Ромола соскользнула с кровати и быстро выглянула из двери в коридор.

– Может, всему острову объявишь, дурень?

– У нас мало времени, – прикрикнула Фельгенхауэр. – Собирай вещи.

Капитан кивнула и отступила к кровати.

– А ты, – обратилась Матриарх-Комиссар к Стейнеру, ткнув пальцем в грудь, – держи рот на замке.

Ромола не заставила долго ждать: она быстро схватила плотный дорожный плащ, тонкую книгу и небольшую суму.

– Три недели… Вы отдаёте себе отчёт, во что мне обойдётся кормёжка экипажа, пока они сидят там без дела?

– Они не сидят без дела, – возразила Фельгенхауэр. – Они заняты погрузкой. Вам щедро заплатят, когда вы доставите груз.

– Три недели. – Ромола закатила глаза. – Я могла уже быть в Свингеттевее.

– Или же мёртвой, – пробормотал Стейнер, но женщины его не услышали.

Фельгенхауэр не обращала внимания на жалобы рассказчицы, пока они шли по коридору и спускались по спиральной лестнице.

– Могла бы хоть поблагодарить её, – проворчал юноша и получил в ответ от Ромолы несколько слов на непонятном языке. Ещё пара фраз, по-видимому, означавших ругательства, сорвались с языка пирата, когда они добрались до площади. Неудивительно – Ширинов и Хигир уже ждали их в окружении полдюжины солдат. Ординарий Марозволк в рычащей волчьей маске стояла вместе с шестью солдатами, которые сжимали в руках топоры с ожесточённым выражением на лицах. Позади всех ждал Сребротуман, окружённый необычным мерцанием, которому, казалось, и дождь нипочём. Его безэмоциональная маска была запрокинута вверх, словно созерцая голубое небо в ясный день.

– Матриарх-Комиссар, – обратился Ширинов к начальнице, чуть склонив голову вместо принятого поклона, – надеюсь, вы намереваетесь приговорить пирата к смерти?

– Она не пират, – вмешался Стейнер.

– Спасибо, мальчик, – тяжело прервала Фельгенхауэр. – Я провожаю капитана в свой кабинет, где собираюсь расторгнуть её контракт с Империей.

Ширинов попытался заговорить, но Матриарх-Комиссар тотчас продолжила:

– У неё два дня, чтобы отплыть от Владибогдана и отныне не возвращаться.

Хромой иерарх повернулся к Мертвосвету за поддержкой, но ещё до того, как тот успел отреагировать, воскликнул:

– Немыслимо!

– Немыслимо! – поддержал его Хигир печальным тоном.

– А я согласна с решением Матриарха, – заявила Ромола. – Я устала от ваших физиономий. – Она повернулась к Фельгенхауэр. – Ото всех! Наконец-то я покину это место!

– Я тоже уезжаю, – ответил Ширинов.

Сердце Стейнера сжалось в груди.

– Вы хотите что-то сказать? – спросила Фельгенхауэр.

– Я собираюсь отплыть в Хлыстбург, чтобы обратиться к Императору. – Иерарх выпрямился. – Я доложу обо всех нарушениях, что имели место на острове в последние несколько месяцев.

Матриарх-Комиссар шагнула вперёд, пока двое Зорких не оказались друг от друга на расстоянии вытянутой руки.

– Вы намереваетесь донести на меня за ваш провал в Циндерфеле?

Солдаты за Шириновым напряглись и схватились за булавы. В эту секунду Стейнер жалел, что у него с собой не оказалось кувалды.

– Я не знаю, что здесь происходит, – Зоркий указал на Стейнера и Ромолу, – но мне очевидно, что наше руководство… сдаёт позиции.

Сторонники Фельгенхауэр сделали шаг вперёд, сверкая топорами, но она протянула руку, чтобы усмирить их пыл.

– Ромола, – обратилась Матриарх-Комиссар. – Сколько возьмёте за переправу брата Ширинова и брата Хигира на материк?

Капитан прижала большой палец к губам, прищурилась и задумчиво выдохнула.

– Ну, раз контракт расторгнут, боюсь, и цены выросли…

– Отвечай, грязная пиратишка! Сколько возьмёшь? – заорал Ширинов.

– Немало. – Ромола холодно улыбнулась. – Непомерно много, я бы даже сказала.

– Я приказываю переправить меня на берег! Как гражданин Сольминдренской империи…

Ромола развела руками в насмешливом извинении.

– Нет-нет, я не гражданин Империи. И я бы не переправила вашу гниющую тушу через Призрачное море даже за все монеты Дос-Уйхура.

– Лучше тебе оставаться на корабле, – велела Фельгенхауэр капитану.

– Знаю. Там я в большей безопасности…

И с этими словами Ромола лениво отсалютовала и покинула площадь. Стейнер ощутил, как его с головой накрывает приливом безнадежности.

Фельгенхауэр направилась в Академию Воды, и Ширинов тут же издал хриплый, нетерпеливый возглас. Услышав его, Матриарх-Комиссар замедлила шаг и бросила взгляд через плечо.

– Марозволк, оставайся здесь вместе с солдатами и никого не пускай в Сумеречную бухту.

Зоркая в волчьей маске кивнула и встала на караул возле сторожки. За ней последовали и солдаты с топорами.

– Никто не должен покинуть остров. – Угловатая маска повернулась к Стейнеру. – Никто.

– Я уже думал, солдаты накинутся друг на друга, – прошептал юноша, направляясь в сторону кабинета Фельгенхауэр.

Сребротуман последовал за ними в академию безмолвной призрачной тенью. Он остался в вестибюле и кивком распустил охрану.

– Не о солдатах беспокоиться нужно, – ответила Фельгенхауэр, закрыв дверь в кабинет. – Ширинов обладает невероятной силой, а Хигир крайне хитёр. Результат нашей с Марозволк атаки почти предрешён.

Поднимаясь на этаж выше, Стейнер сглотнул, пытаясь представить вероятные масштабы бедствия.

– Сребротуман оказал бы поддержку? – полюбопытствовал юноша, добравшись до кабинета.

– Трудно сказать, – ответила Фельгенхауэр после недолгой паузы. – Во многих вопросах он сам по себе. Никогда не выказывает открытого сопротивления… Просто… его взгляд на мир разнится с нашим.

– Сколько ему лет?

– Что? – Фельгенхауэр закрыла дверь в кабинет. – Зачем тебе знать?

– Просто любопытно, – ответил Стейнер, вспоминая секрет Сребротумана.

– Не имею понятия – Зоркие редко делятся секретами. Он жил на Владибогдане ещё до моего приезда, что уже делает его немолодым. Почему тебе важен его возраст?

– Да так. Праздное любопытство, – заверил юноша, греясь возле огня.

– Поумерь его. Праздные люди мне ни к чему. И я не собираюсь сидеть и ждать, пока этот болван снова прибежит с жалобами в мой кабинет.

– А куда мы пойдём? – поинтересовался Стейнер.

На мгновение он понадеялся, что они покинут остров и все его тайны. Но что будет с Тифом, Тайгой, Сандрой и Кими?

– Школы проверим. В такие времена лучше напомнить, кто здесь главный.

Спускаясь по лестнице, Стейнер старался не отставать от быстро шагающей впереди Матриарха-Комиссара.

– Куда сначала?

– В Академию Земли – святыню Ширинова и большинства противостоящих мне Зорких.

Здание ничем не отличалось от Академии Воды, за исключением его обитателей – коренастых послушников.

– Колдовские силы отражаются на физической форме послушников по мере их использования, – поясняла Матриарх-Комиссар, как будто читая из книги.

– И что это значит? – шёпотом спросил Стейнер, переходя из одной классной комнаты в другую.

– Сначала темнеет кожа. Некоторые подвергаются глубокому изменению, и тогда их кожа становится серой и грубой.

Старшие дети в следующем классе глядели на Стейнера угрюмо и насмешливо, но он не обращал внимания на злобные гримасы, пытаясь вместо этого разглядеть в их лицах признаки колдовской метки. Все они выглядели грязными. Кожа одних детей имела оттенок жухлой травы, других – бледно-серый, отчего вид их казался крайне нездоровым. Юноша вспомнил Маттиаса Жирова, и во рту мгновенно пересохло.

– Матриарх-Комиссар! Какая честь увидеть вас в наших стенах, – сказал послушник. Он поднялся со стула и изящно поклонился.

– А ты чтишь Империю своей учёбой, Константин, – ответила Фельгенхауэр и кивнула учителю.

Зоркий носил выщербленную маску из чёрного металла, однако высеченное на ней мрачное выражение теряло эффект из-за вжатой в плечи головы Зоркого, будто он хотел забиться в угол класса подальше от Матриарха.

– Он сторонник Ширинова? – спросил Стейнер, когда они вышли в коридор.

– Оба они: ординарий Евтохов и Константин. – В голосе Фельгенхауэр отчётливо слышалось презрение.

– Какими умениями владеют дети?

– Достойный вопрос, – похвалила женщина, стоя возле кабинета и слушая за дверью урок. – Те, кто родился с силой земли, редко теряются – они всегда найдут север. При правильном обучении дети способны призвать могучую силу и трансформировать тело в живой гранит. Пример ты видел сам.

Стейнер кивнул, но ничего не ответил.

– Обученный Зоркий силой мысли поднимает предметы с земли, – продолжала Матриарх-Комиссар.

– Как Ширинов поднял Максима.

Фельгенхауэр кивнула.

– Самые сильные из нас умеют превращать плоть в камень.

В конце коридора на страже стояли два солдата. Матриарх-Комиссар оценивающе глянула на каждого из них и разразилась громкой тирадой недовольным тоном на сольском языке.

– Что вы им сказали? – поинтересовался Стейнер, выходя из академии.

– Велела отполировать ботинки, почистить плащи да почаще мыться. Раз не хотят хранить мне верность, пусть хотя бы выглядят как солдаты.

Можно было бы сказать, что здание Академии Пламени тоже ничем не отличалось, если, конечно, не иметь обоняния.

– Что это за запах?

– Сера. Дети, рождённые с силой огня, зачастую издают неприятные запахи. Знавала я человека, который пах копотью… – Матриарх-Комиссар внезапно затихла.

Стейнер огляделся.

– Вам плохо?

– Что? Нет. Всё в порядке. Запах… Большинство учеников пахнут серой, или серой самородной, как называют этот элемент в Хлыстбурге.

Уроками Матриарх-Комиссар не интересовалась, но сосредоточила внимание на солдатах, высказав им суровые упрёки.

– Какие силы у этих детей? – спросил Стейнер, поднявшись на этаж выше.

– Сам погляди, – ответила Фельгенхауэр, указывая на просторную комнату без мебели.

Как оказалось, мебель отсутствовала неспроста: рядом друг с другом стояли трое детей лет четырнадцати, извергая огонь, как Аурелиан.

– Думаю, лучше уйти, – поторопил начальницу Стейнер. В горле его пересохло; сердце в груди забилось сильнее.

– Погоди, ещё рано, – возразила Фельгенхауэр.

В углу комнаты прямо перед послушниками стоял ещё один ребёнок. Одежды на нём не было, но нагота его совсем не смущала.

– Что, во имя Фрейны, здесь происходит…

Фельгенхауэр поднесла палец к губам угловатой маски, призывая к молчанию.

– Смотри.

Нагой послушник превратился в живой язык пламени, окутанный оранжево-красным вихрем.

– Пугающее зрелище, – прошептал Стейнер.

– Огонь – величайший из даров дракона. Дети обладают способностью вызывать пламя, вдыхать его, производить удушающие клубы дыма, бросать огненные стрелы, будто копья. Они становятся неуязвимыми к ожогам. Когда Император прикажет им идти на Шанисронд, нападение их сравнится с возвращением драконов.

Фельгенхауэр развернулась и зашагала вниз по лестнице, оставив смущённого Стейнера стоять под гневными взглядами послушников.

– Полагаю, вам известно о Жирове, – пробормотал юноша.

Матриарх-Комиссар ждала его перед дверью в Академию Воздуха, сцепив руки в замок за спиной и гордо подняв подбородок.

– Вы не зайдёте?

– Нет смысла. – Фельгенхауэр рассматривала горы высоко над площадью. – Если дождь не слишком сильный, Зоркие отводят послушников в скалы. Они утверждают, что нельзя научиться силам ветра, если не ощущать его на собственных лицах. По мне, они безумцы.

– Здесь живёт Сребротуман?

– Не совсем. Сребротуман не преподаёт в школе. Он владеет силами ветра и огня. Никто не знает, где он живёт. Он просто существует.

Фельгенхауэр направилась прочь, не дав Стейнеру возможности продолжить расспросы.

– А что значит слово «Voda»? – крикнул Стейнер, когда Матриарх-Комиссар перешагнула порог последней академии.

Она повернулась, пока он поднимался по ступенькам.

– Это «вода» по-сольски.

– Но силы воды исходят не от драконов. – Юноша с гордостью озвучил то немногое, что знал о колдовстве.

– Да ты эксперт, – протянула Фельгенхауэр безразличным тоном. – В Империи, если ты не Зоркий, подобные знания приведут к твоей гибели.

– Я, э-мм, где-то подслушал это, сам не помню где. – Стейнер улыбнулся и пожал плечами.

– В Академию Воды отправляют детей, рождённых с силой водной стихии, – тихо произнесла Фельгенхауэр. – Послушникам не подходит имперский стиль преподавания. Мы призываем их использовать другие силы, обучаем другим дисциплинам.

– Вызывающие дождь Зоркие нынче не в почёте? – глядя в нахмуренное небо спросил Стейнер.

– Почти никто не завершает обучение, – пояснила Фельгенхауэр.

– Почему?

– Потому что в первый год выживают лишь единицы.

Стейнер ворочался на кровати, отбрасывая ногами простыни, которые так и норовили спеленать его.

Жиров.

Он соскользнул с кровати и зашипел, когда коснулся босыми пятками холодного каменного пола.

– Я не просил его спускаться в кузницу, – повторял Стейнер в тёмной комнате.

Он шагнул на овчину и принёс кочергу, чтобы разжечь огонь. Неожиданно дверная ручка повернулась, и юноша медленно выпрямился, крепко ухватившись за кочергу.

– Кто здесь?

Ответа не последовало. Ручка загремела, но Стейнер не намеревался открывать. Внезапно сквозь щель под дверью скользнул кусок пергамента. Сердце кузнеца громко билось в груди, но любопытство перевесило страх. Он схватил записку, но слов всё равно не разобрал. Чернильные петельки и завитушки плясали перед глазами, и Стейнер зарычал от отчаяния.

– Что это, во имя Фрёйи?

Он натянул штаны и сунул ноги в ботинки. Затем, всё ещё сжимая кочергу, открыл дверь и вышел в коридор.

– Приветствую, – буркнул один из солдат в нескольких футах от входа в комнату.

– Приветствую. – Стейнер поставил кочергу, чтобы не вызвать подозрений. Пусть он не доверял солдату, но и драться тоже не хотел.

– Ты не заметил, мимо никто не проходил?

Тот покачал головой.

– Мы только что сменились. Хотя, погоди, видел ординария Марозволк. И минуты не прошло, как она ушла.

Стейнер вздохнул с облегчением – солдат знал северный язык. Он глянул на записку и непонятные завитки.

– Что там у тебя? – настойчиво поинтересовался охранник.

Стейнер протянул записку.

– Я… Я не умею читать, – признался он.

– Это распоряжение от Матриарх-Комиссара, – сказал солдат, взглянув на записку. – Она велит собрать вещи, спуститься в Сумеречную бухту и отправляться с капером.

– Что? Это невозможно. – Стейнер нахмурился. На все его молитвы о побеге ответом стала записка, сунутая глухой ночью под дверь? – Когда?

– Сегодня вечером.

– Но… Мне нужно попрощаться с Фельгенхауэр.

– Её нет. У неё дела с Сребротуманом. Я бы на твоём месте поспешил. Пират ждать не станет.

28

Стейнер

«Послушники редко образуют связь с Зоркими, но зато на всю жизнь заручаются поддержкой ровесников. Не нужно путать взаимовыгодное партнёрство с дружбой. Зоркие не могут позволить себе подобную роскошь. В глазах Империи они просто товарищи. А как иначе, ведь даже семья уступает воле Императора».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде.

Стейнер покидал Академию Воды безо всяких сожалений. Он вышел из двойных дверей и остановился лишь для того, чтобы подобрать фонарь. Затем спустился на площадь и бросил взгляд на тёмный проход, ведущий в кузницу. Нет, нельзя спускаться к Кими и Тифу – слишком уж далеко. В нерешительности он застыл на месте. Дыхание паром поднималось в холодный воздух, пока он думал о Тайге и Сандре и отчаянном желании попрощаться с ними. Пылающий огонь от статуи дракона отбрасывал колеблющиеся во всех направлениях тени на мощёной дороге. Но юноша просто не мог допустить, чтобы Ромола отдала швартовы и уплыла без него, пока он прощается в кузнице.

Внезапно из мрака явились солдаты, заставив поторопиться с принятием решения. Стейнер склонил голову, пытаясь скрыться от дождя, и направился прямо к сторожке и чёрным ступеням. Марозволк уже покинула на ночь свой пост, а стража сменила топоры на булавы.

– У меня письмо от Матриарха, – объявил он, подняв мокрый пергамент.

Солдаты проворчали что-то по-сольски, и один из них кивнул, пропуская юношу.

Стейнер переводил взгляд с одного на другого, ожидая, что кто-то из них вот-вот его остановит. В голове никак не укладывалась мысль, что он едет в Циндерфел и скоро окажется дома с отцом и Хьелльрунн.

Дозорные указали пальцем в сторону корабля, и Стейнер прошёл через арку, чтобы спуститься вниз по бесчисленным ступеням. Скалы Сумеречной бухты казались чернее ночи. «Надежда Дозорного» покачивалась на волнах возле пирса, на воде играли золотые блики от света фонарей.

Стейнер глубоко вздохнул. Наконец-то он направлялся к дому: к Хьелльрунн, отцу и Вернеру. Он обнимет их, скажет, что самое главное в жизни – быть вместе. Ничего нет важнее семьи. Признает целесообразность отцовского решения и спасёт сестру от Ширинова. Им придётся покинуть Циндерфел, поскольку ни единая душа в городе с ним больше не заговорит. Вернуться после Испытаний равносильно восстанию из мёртвых.

Стейнер поднял фонарь и заметил внизу две статуи вооружённых пиками молодых людей. Они стояли в героических позах, обратив взоры в сторону моря. Почему-то юноша вспомнил о способности Фельгенхауэр обращать людей в камень и тут же в ужасе замер на ступенях – в прошлый раз, когда он только прибыл на Владибогдан, статуй здесь не было.

Вдоль пирса повсюду стояли ящики. Стейнер щурился, вглядываясь в черноту за пределами круга света. Лил дождь, и юноша не переставал задаваться вопросом, что его сюда привело – надежда или наивность. Неужели он поверил, что клочок пергамента выведет его с острова? Он ведь даже читать не умел… Действительно ли записку принесла Марозволк? Даст ли Фельгенхауэр бежать с острова, когда он знает все секреты империи?

Стейнер поднёс пергамент к фонарю: чернила уже расплылись и превратились в кляксы. Трудные для восприятия слова смывались вместе с надеждой. Записка выпала из рук, когда он понял весь ужас происходящего.

– Дерьмо…

Холодный ветер просвистел мимо сторожки, подхватив с земли клочок бумаги. Стейнер понимал, что пора бы подняться по изношенным и скользким ступеням да прокрасться в кровать.

– Следовало догадаться, что ты здесь замешан, – проворчал Стейнер.

На полпути вниз стоял Аурелиан, его взгляд был насмешливым, триумфальным.

– Вот ублюдок… А я ведь решил, что еду домой, – рявкнул кузнец, сжимая кулаки.

– Никто не едет. Ни я, ни ты. – Аурелиан спустился по ступенькам, неторопливо и самоуверенно.

– Я не подохну из-за какого-то выскочки, сына торговца из Хельвика!

Стейнер осмелился обернуться, и подозрения его тотчас подтвердились: обе статуи повернулись к нему, замахиваясь копьями, пока ещё одна фигура вылезала из-под брезента на пирсе.

– Логично, – признал юноша. – Раз трое послушников не справились, то нужны четверо.

– Где ж ты оставил свой драгоценный молот?

Стейнер молча себя проклял. Кувалда осталась внизу возле рабочей станции Кими, и забрать её уже не было возможности.

– Какая жалость, – добавил светловолосый мальчишка. – Пламенный привет тебе от Маттиаса Жирова.

Глубоко вдохнув, Аурелиан развёл руки и растопырил пальцы – знак, что скоро горло его наполнится драконьим огнём. Стейнер бросился вниз по ступенькам в сторону другого послушника, стиснул зубы и замахнулся правым кулаком. Парнишка из живого гранита только усмехнулся, зная, что его кожа непроницаема. Чем может повредить ему кулак? Да только рано он радовался: кузнец нанёс удар фонарём. Масло разлилось по лицу мальчишки и вспыхнуло ярким пламенем.

Руку Стейнера пронзила острая боль от разбитого фонарного стекла. Однако времени проверить рану не оставалось: он быстро уклонился от грозной атаки второго послушника с копьём. Кузнец не имел ни малейшего понятия, можно ли одолеть врага огнём, но ему повезло: мальчишка из гранита вцепился в лицо, выронив копьё на каменные ступени. Стейнер тотчас подхватил оружие и замахнулся, словно кувалдой. Деревянная рукоять сломалась пополам о гранитную шею противника.

– Глупый ход, – проворчал молодой кузнец.

Он поднялся на несколько ступеней, но вспомнил про Аурелиана. И не зря. Поток огня уже летел в его сторону. Юноша бросился прочь со ступеней, и время как будто замедлилось. Несколько ощущений завладели его вниманием: отдающееся болью сердцебиение в груди; струя жара на спине; пылающий огнём послушник, который споткнулся о товарища. Неожиданная встряска дала понять, что Стейнер скатился в самый низ. Его окутали клубы дыма и ночная прохлада.

Аурелиан уставился на него в неверии. Как он умудрился не сломать лодыжку было загадкой. Показав непристойный жест, Стейнер устремился вперёд, глядя на пришвартованную в конце пирса «Надежду Дозорного». Он бежал, позабыв о девушке со злыми глазами, которая преграждала путь к кораблю, и не обращая внимания на пронзительный вопль.

Со скал метнулся рой летучих мышей, ударив юношу кожистыми крыльями. Он замедлил бег и споткнулся, когда существа набросились на руки, лицо, голову и грудь. Стейнер закричал от жалящей боли: его рвали когти, кусали острые зубы. Его настолько окутало чёрное мышиное облако, что он не мог понять, в какую сторону бежать. Внезапно он оказался в воде; холодные глубины вытеснили воздух из лёгких. Солёная вода заполнила рот, а ноги судорожно взбивали воду, не осознавая, где поверхность, а где дно. В конечном счёте, юноша вынырнул на поверхность, судорожно вдыхая ледяной воздух.

– Сюда! – кричал голос поблизости.

Сморгнув воду, Стейнер увидел Аурелиана. Тот стоял на краю пирса, и в горле его уже зарождалось пламя. Кузнец нырнул под воду, загребая руками и ногами и чувствуя, как отлив уносит его к утёсам. Поверхность моря озарилась сиянием, заставив его удвоить усилия. Пути назад больше нет. Очередная вспышка над головой осветила толщу воды и камни на дне. Осмелившись ещё на один вдох, Стейнер осторожно высунул голову на поверхность и вновь нырнул, чтобы уплыть от послушников и их атак.

Если не считать мерцания кварцевых камней пещеры и оранжевых отсветов горнов, тьма была кромешной. Стейнер присел на корточки, шевеля угли и отчаянно дрожа, но огонь давно погас, и ледяной холод пробирал до костей.

– Кими, – всё, что он выдавил, стуча зубами.

Проход казался длинным, намного длиннее, чем он помнил. Долгие, мучительные минуты он на ощупь брёл среди грубых каменных стен, пока в темноте не появилось мерцание кузницы.

– Кими? – прохрипел Стейнер, тяжело ступая в сторону света.

Зной горнов ласкал кожу, пока он плёлся вперёд с закрытыми глазами. Юношу сотрясала дрожь под обожжённой, но всё ещё мокрой одеждой. Шёл он до тех пор, пока жара не оказалась совсем рядом, прижимаясь к нему, высасывая силы. Стейнер опустился на колени, широко распахнув глаза. Перед ним стояли Кими, Тиф и Тайга, на их лицах суровость мешалась с изумлением.

– Сколько порезов, – выдохнула Тайга.

– Нужно срочно сменить одежду, – велел Тиф. – Быстро! Он умирает!

Кими промолчала, но шагнула вперёд, чтобы заключить в объятия. Кузнец закрыл глаза.

– Что я за дурень, – шептал он, вспоминая клочок пергамента.

Веки закрылись, и всё, что он чувствовал – широкие и быстрые шаги Кими.

Стейнер очнулся в безмолвной кузнице. Было не слышно ни грохота молотов о сталь, ни звона оружия, что укладывают в ящики, ни шипения металла, погружённого в воду. Юноша свернулся калачиком на боку, страдая от ломоты во всём теле. Сначала он пытался игнорировать боль, но как только перекатился на спину, стало хуже. Он попытался сесть, изумлённо разглядывая забинтованные руки. Тёмно-красные, почти чёрные пятна крови просочились сквозь бежевую ткань. Свет и тепло от гигантского горна Кими грел Стейнера, как рассвет в летний день.

Тиф, Тайга и Сандра дремали под одеялами, прислонившись спинами к большому ящику, сложив руки и склонив головы на грудь. Сандра тихо храпела, что так контрастировало с её таинственной властностью. Тень улыбки коснулась губ Стейнера, но усталость не заставила себя ждать, и он лёг обратно. Кроватью ему служила мешковина, которая и рядом не стояла с хлопковыми простынями и матрасом в академии.

– Ну и заставил ты всех поплясать, – заявила Кими, склонившись почти к самому лицу юноши.

– Значит, ямалцы плясать умеют?

– Да не очень-то, – призналась принцесса. – Услышала фразу от Тифа, и она мне приглянулась.

– И как я справился? – спросил Стейнер, морщась от боли в руках. – В этих плясках?

– О, кровь текла из всех порезов. Сандра догадалась, что раны нанесли летучие мыши. Она права?

Стейнер кивнул.

– У тебя ожог на спине, и волосы не скоро теперь отрастут. Одежды тоже больше нет.

– Что такое? Он очнулся? – Тиф, ворча, поднялся на ноги и размял тело. – Мы не виделись несколько недель, и вдруг ты появляешься едва живой. Типичный гость – никогда не зайдёт, пока что-нибудь не понадобится. – Спригган шагнул вперёд и расплылся в широкой улыбке. – Думал, мы уже не увидимся. Так что лучше застать тебя полумёртвым, чем не застать вовсе.

– Не могу сказать, что согласен с этим высказыванием.

Огненные духи настороженно собирались на краю помоста, образовывая ряды дымчатых силуэтов. Все глядели на Стейнера слегка мерцающими глазами.

– Они волновались. – Принцесса кивнула в сторону духов.

Юноша хотел было ответить, но взгляд упал на её плечо. Кими не носила фартук, а плечо было перевязано бинтами.

– Солдаты… – прошептал он, протягивая руку. Ямалка перехватила его руку и пожала её, на широком лице появилась лёгкая улыбка. – Мне так жаль…

– Не стоит. Я ввязалась в драку, в которой заведомо не могла победить. – Кими закатила глаза. – С тех пор мало что изменилось.

– Я должен идти, – сказал Стейнер, – пока ещё кто-нибудь не пострадал. Ширинов может отправить сюда больше солдат…

Но чтобы устоять на ногах, усилия требовались непомерные. Стейнер закрыл глаза и провалился в темноту. Когда он очнулся, перед ним стояли Фельгенхауэр и Максим.

– Выглядишь ужасно, – отозвалась Матриарх-Комиссар.

– Действительно ужасно, – согласился приятель. – От покойника не отличить.

– Либо я сплю, либо Сандра дала мне средство с яркими побочными эффектами.

– Нет, не спишь, – заверила Фельгенхауэр. – Максим тайком пробрался ко мне и сообщил о твоём местонахождении.

– Ты всё это время прятался в кузнице? – обратился Стейнер к мальчику, скорее обиженным, чем удивлённым тоном.

– Матриарх-Комиссар посчитала, что иметь пару глаз в кузнице не повредит. Это остановит солдат от неожиданных визитов.

Стейнер улыбнулся. От того застенчивого мальчика, которого он встретил на корабле, ничего не осталось.

– Значит, ты шпион.

– Наблюдатель, – поправила Фельгенхауэр.

Кими прижала влажную тряпку ко лбу Стейнера.

– Ромола?..

– На якоре, – ответила Матриарх-Комиссар, – несмотря на огненное выступление Аурелиана. Что произошло?

– Два послушника из Академии Земли… Кажется, я поджёг одного.

– Сомневаюсь, – возразила Фельгенхауэр. – Камень не горит.

– И девочка, которая призывает летучих мышей, она тоже там была. Отсюда порезы.

– Академия Воздуха. Ширинов провёл хороший набор молодых и талантливых учеников. – Фельгенхауэр вздохнула с ноткой раздражения. – Зачем ты спустился в бухту? Думал сбежать?

– Помогите встать, – попросил Стейнер.

Кими помогла ему подняться на ноги и прислонила к наковальне.

– Я получил письмо, – прочистив горло, ответил юноша. – И велел прочитать одному из солдат. Он сказал, что записка от вас.

Фельгенхауэр шагнула ближе.

– Что за письмо?

Тиф покачал головой и прижал ладонь ко лбу.

– Вот учудил.

– Записку подсунули мне под дверь. В ней говорилось, чтобы я отплыл с Ромолой.

– Кто посмел подделать письмо от моего имени? – рассерженно спросила Фельгенхауэр, каждое её слово было окрашено гневом.

– Не знаю, – признался Стейнер. – Но я не понял, что это ловушка, пока не наткнулся на неё. Я – живое доказательство ошибки Ширинова. Вот почему он ненавидит меня. Вы же поэтому держали меня при себе последние три недели.

Фельгенхауэр сжала в кулаки руки в перчатках.

– Да, признаю. Я защищала тебя.

– Я обязан вернуться в Циндерфел раньше его. Раз он не может убить меня, он убьёт мою семью.

Это была лишь половина правды, но как рассказать секрет Фельгенхауэр после всего, что она для него сделала?

– Стейнер, я – Матриарх-Комиссар Владибогдана. Ты слишком много знаешь об Империи. Другие за эти знания погибли. Пойми, я не могу тебя отпустить.

На секунду показалось, что она попросит прощения, но между ними повисла напряжённая тишина. Все вокруг поникли – они надеялись на Фельгенхауэр, думали, она отпустит их домой.

Стейнер сморщился от боли и оттолкнулся от наковальни.

– Вы думаете, я буду стоять в стороне и смотреть, как Ширинов охотится на мою семью? Придёт следующий корабль, и он исчезнет.

– Я велю ему не выходить в море.

– Он ослушается.

В глазах всё плыло, голова кружилась от потери крови, но юноша держался из последних сил.

– Он обещал уничтожить Хельвик и Циндерфел – это лишь вопрос времени. Он доберётся и до меня, а потом… – Стейнер указал на толпу Огненных духов, всё ещё тихих, грозных, со светящимися в темноте глазами, – я стану одним из них, превращусь в потерянную душу.

– Нельзя, Стейнер. – Вся строгость испарилась из тона Фельгенхауэр. – Придётся остаться на Владибогдане.

– Значит, я уже не жилец, – прорычал юноша.

– Я запрещаю тебе покидать пещеру, – заявила Матриарх-Комиссар. – Раз Ширинов решил, что ты мёртв, пусть так и будет. – Она подошла ближе. – Оставайся. Здесь. – Каждое слово Фельгенхауэр сопроводила лёгким ударом пальца в грудь.

– Я обязан вернуться к сестре… – начал Стейнер, но женщина его не слушала. Она отвернулась и махнула рукой Максиму.

Мальчик с беспокойством глянул на приятеля и поторопился вслед за Матриархом.

– Я должен вернуться к Хьелль, – прошептал Стейнер Кими. – Ты меня понимаешь?

Принцесса кивнула и обняла его за плечи.

– Я бы на всё пошла, лишь бы уберечь семью от неприятностей, – заметила Тайга.

– И что же ты будешь делать, когда доберёшься до Циндерфела? – с презрением спросил Тиф. – Ты едва стоишь на ногах! Ты не сможешь бороться с Империей, а они никогда не перестанут охотиться на тебя и твою семью!

– Не знаю, – признался Стейнер. – Но отец знает. Поймите, я не могу сидеть сложа руки, пока Ширинов готовит следующий ход.

– Ты меня слышал? – гневался Тиф. – Ты едва стоишь на ногах!

– Ошибаешься, – вмешалась Сандра. – Он едва стоит на ногах, потому что никто ему не помогает. А на что способен человек, если оказать ему правильную поддержку? – Жрица подошла ближе, и Стейнер ощутил прилив беспокойства. – Опустись на колени, – велела Сандра. – Пора призвать богиню.

– Но я не верую.

– Значит, уверуешь.

29

Стейнер

«Жрицы смерти – самые нервирующие создания, с которыми мне довелось столкнуться среди провинций Сольминдренской империи. Они вселяют ужас, сопоставимый лишь с кошмарами Ижории. Многие любят выдавать себя за спригганов и притворяться, что владеют колдовством, но настоящие жрицы равны по силам самым могучим из Зорких».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Стейнер опустился на колени перед Сандрой и протяжно вздохнул.

– Я ходячий мертвец.

– Ты не мертвец, – возразила жрица, подойдя ближе.

– Это оборот речи. Не воспринимай…

Сандра прижала лоб к его лбу и обхватила руками голову.

– …буквально.

Стейнер сглотнул и попытался посмотреть на Кими, но не мог отвести взгляд с маленького заостренного носа сестры Тифа и красивых, раскосых глаз, которые сейчас были сомкнуты. Руки её были холоднее льда, а запах кожи дразнил его память – запах, который он не ощущал слишком долго. Она пахла лесом, от неё веяло Хьелльрунн.

– Что мы делаем, Сандра?

– Молчим и концентрируемся.

Стейнер ждал, думая, как глупо он выглядит в глазах Кими, Тифа и Тайги.

– Да-да. Тебе не по себе, хотя это и странно. Попробуй ни о чём не думать. – Голос жрицы по-прежнему оставался низким, но привычный ворчливый тон звучал теплее. – Не думай о пещере и острове, – велела она почти шёпотом. – Отпусти напряжение. Расслабь плечи и шею. – Сандра глубоко вздохнула, и Стейнер последовал её примеру. – Освободи своё сердце.

Молодой кузнец старался изо всех сил, невзирая на ноющие колени и множество порезов на руках и лице. Каждый мускул ныл от тупой боли. В голове возник образ осеннего леса с бледно-голубым небом, которое он редко видел в Циндерфеле за все прожитые годы. Деревья раскинули голые ветви, умоляя лето вернуться, пока ручей сверкал серебром в солнечных лучах. Аромат Сандры был свит из этих запахов. Она благоухала нежной сладостью гниющих листьев, взбитой копытами благодатной землёй, воздухом перед дождём и морозной свежестью перед снегопадом.

– Я в лесу, – прошептал он, стоя на коленях перед Сандрой в неизвестном лесу под тем самым небом, которое жаждал видеть.

– Тише, – призвала жрица. – Кости шепчут твоё имя. Я вижу тебя. Душу твою тяготит куда большая рана, чем царапины на коже.

– Рана? – шёпотом переспросил Стейнер.

– Конфликт, который раздирает твою душу по отношению к семье.

– Нет никакого конфликта, – возразил юноша. – Они – всё, что у меня есть. Я здесь, чтобы защитить Хьелльрунн.

– Тогда почему это легло столь тяжким бременем на сердце твоё? Я вижу его как тень по утрам, как древесный дым, как тьму.

– Они сами отослали меня сюда, – с трудом признался Стейнер. Слова оказались необъятнее деревьев, острее шипов на кустах, холоднее струящегося ручья.

– Отец… Он выбрал Хьелль, но не меня.

– Ты скучаешь по нему?

– Конечно. Я скучаю по работе и кузнице, я скучаю по ужинам с Хьелль. Я скучаю… по той жизни.

– Сильно скучаешь?

– Ужасно.

– В этом и проблема. – Сандра повернулась спиной и отошла на несколько шагов. – Ужас не даёт расцвести ничему живому. Отец отправил тебя сделать то, что не под силу Хьелль.

– Я не понимаю, – сказал Стейнер с тяжёлым сердцем. Лицо его пылало от гнева, который он так долго сдерживал.

– Он отправил тебя вынести тяготы. Он отправил тебя выжить там, где не смогла бы Хьелльрунн. Не раз ты столкнулся с врагом. Ты можешь поскользнуться, но устоишь. На древних диалектах Стейнер означает «камень»; таким ты и являешься. Отец отправил тебя вынести всё это, потому что верил, что ты справишься.

Со вздохом юноша вспомнил Хьелльрунн. Она никогда не проявляла признаков колдовской метки; он не замечал ничего плохого. Почему сестра не говорила с ним и не делилась секретом?

– Ты злишься, – продолжила Сандра. – Это нормально в отношениях брата и сестры. Мы обижаемся на родных, но всегда надеемся, что зло их не тронет.

– Будь она здесь, я остался бы в Циндерфеле… – едва слова вырвались, как он о них пожалел.

– Она не была готова приехать на остров. Она бы погибла, как говорила Фельгенхауэр, как утверждал твой отец.

– Понимаю, – признался Стейнер. – Я всегда понимал. Просто…

– Чувствовал обиду, – тихо продолжила Сандра.

Юноша кивнул, чувствуя жжение подступающих слёз. Он выдохнул и попытался подавить бездну негативных эмоций, которые грозили его затопить.

Из земли вырвались подснежники, украсив серо-зелёный пейзаж светлыми оттенками.

– Чудесно, Стейнер, – похвалила Сандра. – Отпусти своё бремя.

– Она не была готова приехать на остров.

Стейнер так сильно устал, что даже здесь мог только смотреть на цветы.

– Отец никогда не подвергал меня опасности и всегда делал всё возможное, чтобы заботиться обо мне в кузнице. Он всегда следил за тем, чтобы Хьелльрунн и я достаточно ели, даже когда денег не хватало.

Ещё больше подснежников пробили кров зелёными копьями с белыми наконечниками. Цветы прорастали сквозь землю, пока лес не превратился из бесплодного гниющего покрова в пышущий жизнью ковёр грядущего сезона.

– Даже когда я уехал на Владибогдан, он сумел передать молот и башмаки, чтобы я мог сражаться.

Стейнер поднял голову и увидел, что деревья усыпаны зелёным убранством. Листья зашелестели в порыве радости.

– Кузнец!

Он открыл глаза, но перед ним стояла не Сандра, а Тиф.

– Ты уже полчаса стоишь на коленях с глупой улыбкой. Не хочешь вернуться в мир живых?

– Я бы предпочёл остаться в лесу.

– Как я тебя понимаю, – протянул спригган. – Держи, тебе ещё пригодится. – Он вручил Стейнеру кувалду, и юноша улыбнулся, обхватив рукоять.

– Молот прадеда.

Тиф помедлил и потёр ухо.

– Значит, Сандра отвела тебя в лес? – краем глаза он глянул на Стейнера.

– Ты там бывал?

– Ещё бы. Это отражение того места, где мы выросли и жили.

С удивлением Стейнер перевёл взгляд на Кими, которая стояла на коленях рядом с ним.

– Как себя чувствуешь? – поинтересовалась принцесса, взяв его за руку.

– Ничего не болит. – Он начал разбинтовывать повязки на руках. Раны больше не кровоточили, но оставили на коже лёгкие розовые полосы. – Я весь в шрамах, – прошептал он.

– Фрейна – богиня смерти, – объявила Сандра из-за наковальни Кими, одной рукой упираясь в металл.

Тайга стояла рядом с сестрой, положив ладонь на её спину.

– Она лечит раны, но не может забрать память о боли. Всем нам нужны напоминания, и тебе тоже, если хочешь все вытерпеть, как велел твой отец.

Стейнер подошёл к жрице и наклонился, чтобы расцеловать в обе щеки.

– Да-да, хватит уже. – Она отмахнулась. – Кажется, ты избранный. Кости…

– Нашептали моё имя? – с улыбкой продолжил кузнец.

– Оправдай их обещание, – велела Сандра, обретя прежнюю суровость.

– Но как?

– Только тебе известно, – ответила сестра Тифа. – Богиня сыграла свою роль, как и я, и Кими, и Тайга. Дальше дело за тобой.

Стейнер долго спал и грезил о лесах и голубых небесах. После пробуждения он умылся, дивясь узорам из шрамов, которые расчертили его кожу. В отражении он с трудом себя узнал: волосы превратились в щетину; лицо пестрело синяками.

Его ждала свежая одежда, едва ли новая, но зато чистая. Стейнер надел башмаки и взял в руки кувалду. Как только крепкая деревянная рукоять оказалась в ладони, в пещеру закатился камень и принялся выписывать круги.

– Что ещё за Хель?

Камень покатился назад тем же путём, как и пришёл. Недоверчиво хмурясь, Стейнер последовал за ним. Что это за странность? Что за чудо из чудес?

Каменный шар петлял между горнами, и юноша спешил за ним, обходя Огненных духов и ящики с оружием, изо всех сил стараясь не отставать.

– Вот и ты. Проснулся наконец. – Тиф сидел на краю помоста, старательно набивая трубку.

– Да… – Стейнер прищурился в темноте. – Мне нужно идти и…

Он не просто пошёл – он побежал. Спригган что-то проворчал, но юноша не обратил внимания, следуя за камнем по широким коридорам вниз к драконам.

– Так это ты послала камень?

Сандра стояла возле серебристого дракона, прижав одну руку к его груди. Глаза жрицы были закрыты в глубокой концентрации. Вот уж парочка: Сандра, одетая в чёрные одеяния и украшенная костями, и дракон, который казался ярче и крупнее, чем раньше.

– Ты исцеляешь её раны, как исцелила мои? – полюбопытствовал Стейнер.

– Насколько могу, – ответила Сандра, опустив руку.

Юноша встал на колени и поднял чёрный, гладкий камень, который привёл его сюда.

– Обсидиан. – Сестра Тифа протянула руку. – Он принадлежал матери, пока не пришли имперцы и не убили её.

– Сочувствую… Моя мать тоже ушла, когда я был маленький.

Сандра кивнула, и между ними вспыхнула искра взаимопонимания.

– Зачем ты послала камень? Почему не Тифа или Тайгу?

– Потому что хочу поговорить наедине.

Жрица принялась медленно вышагивать по сырой пещере, подходя к драконам и периодически проводя рукой по конечностям, где кожу натёрла цепь. Стейнер испытал невероятный ужас, и вовсе не от присутствия драконов, а от чудовищной жестокости, которой подвергали этих существ.

– Что ты хотела сказать? – почти с благоговением спросил юноша.

– Тиф давно перестал искать выход. Он уже не видит другой жизни ни для себя, ни для нас.

Сандра поймала взгляд Стейнера. В глазах её застыл лёд, от которого стало холодно, невзирая на жару от горнов.

– Тайга настолько же верная, насколько и красивая. Ей бы и в голову не пришло оставить меня и убегать в одиночку. Да она и не станет искать пути побега.

– Зачем ты всё это рассказываешь мне? – удивился Стейнер.

Жрица остановилась возле другого дракона. Она погладила рваные крылья и что-то напела на незнакомом языке.

– Потому что я тебя вижу. Вижу, как на тебя смотрит Кими. Вижу, как ты защищаешь Максима и как верен Фельгенхауэр, хотя богиня свидетель, она этого не заслуживает.

– Но разве это плохо?

Сам он не заметил, чтобы Кими смотрела на него как-то по-особенному, но возражать не стал.

– Плохо, Стейнер. Это худшее, что может быть. – Угрюмая Сандра схватила его за плечи. – Всё это – весь Владибогдан – стал для тебя чем-то нормальным. Академии – нормально, колдовство – отлично…

– Колдовство никогда не станет для меня нормой!

– Я позвала тебя с помощью обсидианового шара. – Сандра перекатывала гладкий камень между большим и указательным пальцами. – И ты даже не подумал, что от таких штук лучше держаться подальше. Вместо этого ты охотно последовал за ним.

– Ну… Я же никогда не говорил, что это нормально.

– Даже драконы. – Жрица жестом указала на прикованных цепью существ, чьи шеи были крепко пристёгнуты к столбам, а челюсти обездвижены и направлены в потолок. – Даже они стали нормой.

– Это не так, – прошептал кузнец, глядя на окружающий его ужас.

– Ты единственный, кто сможет бежать, Стейнер. Больше никто не проделает сей путь. Тебе нужно вернуться на материк, взять сестру и увести далеко на юг, подальше от Ширинова, от Владибогдана и от нас.

– Но вы мои друзья, и я не могу вас оставить. Слушай, мы найдём способ попасть на корабль Ромолы и…

Качая головой, Сандра коснулась его губ холодными пальцами, заставив замолчать.

– Верность – это хорошее качество. Однако за неё приходится расплачиваться высокой ценой. Кости шепчут твоё имя, Стейнер. Они говорят со мной во сне и даже после пробуждения, уверяя, что ты сделаешь нечто, чего раньше не видели.

– А что, если они ошибаются?

Сандра мрачно улыбнулась.

– Тогда мы умрём, и неоткуда ждать нам спасения. Погибнут все – твоя сестра, отец и дядя.

– И это тоже сказали кости? – уточнил Стейнер, начиная злиться.

Жрица кивнула и поджала губы.

– Не растеряй свой гнев – он пригодится в трудные времена. Но не позволяй ему завладеть тобой.

С тяжёлым сердцем Стейнер побрёл обратно к горнам, держа рукоять кувалды. Вес инструмента соответствовал тому грузу, что взвалила Сандра на его плечи.

Максим появился из мрака, и Кими сошла с помоста, чтобы приветствовать его. Она заметила Стейнера и одарила его широкой улыбкой.

– Смотрите-ка, кто тут крадётся. – Кими потрепала мальчика по голове. Тот увернулся с оскорблённым видом.

– Думал, ты вернулся вместе с Фельгенхауэр, – удивился Стейнер.

– Да, так и было, – ответил Максим, – но она отправила меня сообщить вам, что Ромола снялась с якоря.

Стейнеру показалось, что земля ушла у него из-под ног.

– Нет!

С горьким сожалением мальчик кивнул.

– И на горизонте маячит ещё один корабль. Имперский.

– Он плывёт к берегам?

Максим снова кивнул.

– Боюсь, что так.

Кими взяла Стейнера за руку.

– Теперь никто не удержит Ширинова на острове.

– Фельгенхауэр не даст ему отплыть, – возразил Стейнер, сам не веря своим словам.

Принцесса покачала головой.

– Будем надеяться, иначе твоя сестра в мгновение ока окажется в тюрьме Владибогдана.

30

Хьелльрунн

«Солдат Империи – не просто инструмент по усмирению населения. Они многое видят и слышат, и большую часть знаний лучше уберечь от простых крестьян. Когда солдат присоединяется к Имперской армии, он даёт пожизненную клятву. Если верность исчезает, та же участь грозит и солдату. Вот почему ничтожна вероятность встретить на пути отставного солдата».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

– Час от часу не легче. – Госпожа Камалова вышагивала от окна к очагу и обратно.

Хьелльрунн отошла к стене, чтобы предоставить женщине свободу перемещения.

– Отец напивается, вступает в перепалку с хозяином таверны, и Охранцы тайно сопровождают его домой…

– Мы же не знаем наверняка, что всадники – Охранцы, – заметила Хьелль, понимая, насколько неубедительно звучат её слова.

– А ты думала, они объявят о своём прибытии? Всегда кто-то шпионит, Хьелльрунн, – учила госпожа Камалова. – Империя всегда зрит в оба. – Женщина снова повернулась к грязному окну и прищурилась. – Иногда со шпионом можно договориться, а иногда… – Наставница поправила платок, распахнула дверь и вышла на поляну. – Заходите! – крикнула она. – Я знаю, что вы здесь!

Тишина. Лишь ветер завывал сквозь деревья, как старик, жалующийся на стужу.

Хьелльрунн подошла к двери и присмотрелась к каждому заснеженному дереву, к каждому бревну и ветви. Затаив дыхание, она ждала, когда всадники выйдут из укрытий. Придут они с оружием или же с опасными словами? Убьют госпожу Камалову или заберут Хьелль на Владибогдан прежде, чем она подготовится к путешествию?

– Мы разожгли очаг и заварили чай с Ямала, – позвала старуха дружелюбным тоном. – Либо вы покажетесь, либо не получите угощения и крова.

Нет ответа. Только далёкие крики воронов нарушали тишину.

– Вы, должно быть, продрогли до костей.

Шорох куста выдал Кристофин: она выбралась из веток с угрюмым видом и стряхнула снег с плеч. На лице её застыла досада. Выбираясь из сугроба, дочь трактирщика споткнулась и с трудом устояла на ногах.

– Ты следила за мной? – удивилась Хьелльрунн.

– Ты бы всё равно не рассказала о таинственном друге, – ответила подруга брата. – И мне в Циндерфеле больше нечего делать.

– Нечего делать? – уточнила госпожа Камалова. – Не беда, у меня найдётся куча дел, да и Хьелль может понадобиться помощь.

Наставница вновь превратилась в высокую, властную женщину, которую Хьелльрунн встретила в мясной лавке. Кристофин настороженно взглянула на пожилую женщину, но промолчала.

– Ну, так что? Как насчёт чая?

– Кто вы? – поинтересовалась дочь трактирщика. – Женщина, в чьём доме имеется такой изысканный чай…

Хьелльрунн поморщилась, ожидая упрёка, но госпожа Камалова лишь улыбнулась и хлопнула в ладоши.

– Красивая и бойкая! Слишком бойкая для столь убогого города. Заходи же! – Старуха приглашающе махнула рукой. – И дверь закрой. Мне не нужны незваные гости.

– Это Кристофин, – представила Хьелль подругу, зайдя в хижину. – Они со Стейнером… встречались. Недолго.

– Совсем недолго… – добавила покрасневшая Кристофин, заправляя волосы за ухо.

– И ты пришла к старухе в лес, чтобы отвоевать своего парня у Империи?

Дочь трактирщика посмотрела на сестру Стейнера, боясь наговорить лишнего. Хьелльрунн было известно мнение Камаловой о неминуемой смерти брата, но ей хотелось, чтобы старуха оставила домыслы при себе. Поэтому девушка покачала головой, предупредив Кристофин сменить тему.

– Хотела убедиться, что Хьелль в безопасности, – солгала та.

Госпожа Камалова насупилась, взяла ладонями голову гостьи и принялась вертеть из стороны в сторону.

– Врать не умеешь. – Старуха провела кончиками пальцев по лбу Кристофин и осторожно потянула за мочки ушей. – Открой рот.

Подруга Стейнера замешкалась и бросила на Хьелль обеспокоенный взгляд.

– Я не причиню вреда, глупая. Открой рот!

Кристофин послушалась. Госпожа Камалова осмотрела зубы, после чего отошла и довольно кивнула.

– У тебя нет колдовской метки.

– Что? – Дочь трактирщика обняла себя руками и с вызовом глянула на старуху. – Откуда вам известно?

– Нет у тебя метки, – повторила Камалова. – Вот почему тебе нечем заняться, да? Славный народ Циндерфела приписал тебе скверну, и всё потому, что ты кувыркалась со Стейнером.

Кристофин с раздражением и удивлением перевела взгляд на Хьелльрунн.

– Я ничего не рассказывала, – возразила она. – Ей и так всё известно. Не волнуйся, ты привыкнешь, если будешь следить за мной каждый день.

– И у Стейнера нет метки, – продолжила Камалова. – Но детям вашим не дам гарантий.

– Детям? – Кристофин смертельно побледнела. Руки её тотчас потянулись к животу.

Хьелльрунн от удивления потеряла дар речи.

Камалова нахмурилась и внезапно рассмеялась, напугав ученицу до чёртиков, и ей потребовалось глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться.

– Шутка. Ты не беременна, глупая. – Старуха пожала плечами. – Или беременна?

Кристофин сурово глянула на неё, но проигнорировала вопрос.

– Раз у Стейнера нет метки, тогда зачем его забрали?

– Не могу сказать, – ответила госпожа Камалова, поднимая чёрный железный чайник с очага.

Хьелльрунн заметила, что старуха отводила глаза, обсуждая колдовскую метку.

– Но какой в этом смысл? Зачем Империи Стейнер? – Кристофин поочередно посмотрела на Камалову и Хьелль. Наставница расставила чашки, не поднимая глаз.

– Забрать должны были не Стейнера, – объяснила Хьелльрунн после неловкой паузы. Она и хотела рассказать, но слова никак не слетали с языка.

– Тебя… – выдохнула Кристофин. – Тебя должны были забрать.

– Вот почему мне нужно на остров. Я во всём виновата.

– А вы ей помогаете? – спросила подруга Стейнера старуху.

– Учу безопасно использовать силы. А дальше ей самой решать, как их применить.

Госпожа Камалова налила чай.

– Устала я, – пробормотала она, сидя за столом. Грустный взгляд застыл на лице; каждая морщина выражала горе и сожаление. – Много лет я наблюдала, что происходит с людьми, несущих бремя колдовской метки. Дружба рушится, возлюбленные расстаются. – Она указала на Кристофин. – Семьи превращаются в незнакомцев.

Хьелльрунн изо всех сил старалась сдержать слёзы, пока подруга смотрела с недоверием и беспокойством.

– Тише, – велела Камалова.

– Это из-за тебя Охранцы захаживают в таверну уже несколько недель.

– Я же этого не хотела, – с вызовом отозвалась Хьелль.

– Что произойдёт, если тебя поймают? – спросила Кристофин.

– Похоже, мы сами скоро выясним, – заметила госпожа Камалова, поднялась со стула и подошла к окну. – Они на поляне.

Все разом смолкли, прислушиваясь к стуку копыт.

– Делай, как учили. – Наставница сняла платок и зачесала волосы на лицо. Из кармана она вытащила бинт и завязала глаза.

– Что? Вы о чём? А как же я? – испугалась Кристофин.

– Ложись в кровать, – велела старуха. – Быстрее.

Дверь загремела. Хьелль так сильно испугалась, что ей понадобилось время, чтобы собраться с мыслями. Придя в себя, она распахнула дверь и уставилась в лицо всадника, который уже бил в дверь ногой.

– Я не глухая, – выпалила Хьелльрунн.

Произнеся привычную присказку Стейнера, она сразу обрела уверенность. Ей стало всё равно, что всадник спрыгнул с чёрной кобылы и оглядел её с ног до головы. Взгляд его был тяжёлым, опасным. Прибывший был облачён в чёрные замшевые штаны и жакет и обладал широкой грудью. Ноги обтягивали высокие сапоги. Следов оружия Хьелль не заметила, но, очевидно, оно ему было и не нужно. Лицо незнакомца украшала тёмная, ухоженная борода, а волосы спадали на лицо тёмными кудрями.

С языка его слетел длинный поток слов, вызвав на лице напарника широкую ухмылку. Сольский язык, догадалась Хьелль, изо всех сил стараясь устоять на ногах. Она с лёгкостью могла отойти и захлопнуть дверь перед их носами, вот только такой поступок был бы крайне недальновидным.

– Доброго дня, – поприветствовал всадник. – Простите, что потревожили.

– Прощу, если смоете с двери след от сапога, – рявкнула Хьелльрунн.

Ухмылка на лице незнакомца сменилась обидой, но он промолчал.

– Мы с товарищем ищем кое-кого – старого знакомого, который потерялся в вашей прекрасной стране. – С язвительной улыбкой он сделал акцент на последних словах – очевидно, Охранец предпочёл бы оказаться где угодно в Винтерквельде, но только не в Нордвласте.

– Далеко же вы забрались. – Хьелльрунн скрестила руки на груди, как будто этого было достаточно, чтобы запретить всадникам зайти в хижину. – Должно быть, этот знакомый был вам очень дорог.

– Я не говорил, что он мужчина.

Ещё один комментарий на сольском, на этот раз от второго наездника, белокурого мужчины с налитыми кровью глазами и бледным лицом. Он взял поводья лошадей и привязал к ветке соседнего дерева.

– Может, внутри поговорим? – предложил темноволосый. – Не стоит держать дверь открытой в зимнюю стужу.

Хьелльрунн вернулась в комнату, не поворачиваясь к гостям спиной и не сводя с них глаз.

Госпожа Камалова сидела на стуле, склонив голову набок. Одной рукой она постоянно трогала щёку, а вторую руку, как будто скрюченную болезнью, неподвижно держала на коленях. Внезапно с губ её соскользнула песнь, тихая и сказочная, и старуха принялась качаться взад-вперёд в ритм со своей музыкой.

– Что с её глазами? – спросил темноволосый всадник, указывая на повязку. Его улыбка исчезла, и он остановился у двери.

– Потеряла зрение, – ответила Хьелль. – Иногда она бродит по лесу, а у нас нет денег на белую краску для трости, поэтому обходимся повязкой.

Всадник с налитыми кровью глазами скользнул в комнату и начал вышагивать от одного угла к другому, рассматривая каждую деталь, начиная от мебели, заканчивая кружками с чаем. Хьелльрунн прикинула, что напарники примерно одного возраста, младше отца на добрых пять лет.

– Почему она поёт эту песню? – поинтересовался темноволосый.

Госпожа Камалова тихонько мурлыкала себе под нос и раскачивалась, постоянно трогая лицо. Хьелль сглотнула, чтобы смочить пересохшее горло – храбрость её начала иссякать. Песнь была на сольском, и слов она не понимала.

– Эту песню…

Оба всадника посмотрели на девушку, и Хьелльрунн инстинктивно отпрянула. Музыка не входила в их план; теперь эта самодеятельность может обречь их обеих. И Кристофин тоже.

– Эту песню пели солдаты, которые убили моего дядю. – Хьелльрунн сама удивилась, откуда взялась эта ложь.

– Дядя, должно быть, негодяем был, – сказал темноволосый всадник, снова начиная улыбаться.

– Его сбили повозкой, пока он нёс мешок с картошкой.

– Нужно быть внимательнее, – ответил блондин, однако в его глазах мелькнуло смущение.

– Он был глухим, – добавила Хьелльрунн, испытывая внезапную потребность защитить вымышленного дядю.

– Мне жаль, – произнёс блондин, пока темноволосый всадник рассматривал хижину, всё так же улыбаясь.

– Кто-нибудь есть в дальней комнате?

– Сестра. Она спит.

– Сестра? Может, стоит её разбудить? – Он улыбнулся товарищу. – Вдруг она нам тоже песню исполнит?

– Не стоит, – предупредила Хьелльрунн. Страх сдавил ей горло, и она сделала шаг назад, держась за него рукой. Сколько ещё лжи она сможет выдавить из себя?

– Стоит, – настаивал темноволосый всадник.

– У неё четвертый день лихорадка. Заразная штука.

Он остановился.

– Лихорадка?

– Я бы не стала рисковать. Нет, если у вас водятся лишние деньги на лекарства, то милости прошу, – добавила Хьелльрунн. – На коже вылезают волдыри, от которых потом остаются шрамы, если вдруг расчешешь.

Всадник испуганно повернулся к товарищу и о чём-то потолковал на сольском. Блондин пожал плечами, а темноволосый отошёл от спальни с гримасой отвращения вместо ухмылки.

– Мне ещё нужно подмести и собрать дрова, так что если вам больше ничего не нужно… – Хьелль замолчала под испепеляющим взглядом темноволосого всадника.

Второй мужчина шагнул вперёд и положил монету на стол.

– На лекарства для сестры.

Он повернулся, распахнул дверь и вышел.

Его товарищ тоже собрался уходить, и Хьелльрунн уже вздохнула с облегчением, но внезапно тот остановился. Госпожа Камалова продолжала напевать и тихонько покачиваться.

– Откуда у вас чай с Ямала?

Глаза Хьелль расширились от изумления, и она недовольно фыркнула.

– Да что вы! Разве мы можем его себе позволить? И вообще, я бы не притронулась к этой грязи. В Нордвласте прекрасный чай!

Всадник принюхался, глядя на дымящиеся чашки.

– Ошибся, – фыркнул он и вышел из двери.

– Как вы нас нашли? – крикнула Хьелль, когда всадники взбирались на чёрных лошадей.

– Мясник сказал, что в лесу живёт старуха с мерзким характером. – Темноволосый пожал плечами. – Ошибся, видать. Это явно не о вас.

Хьелльрунн захлопнула дверь и прижалась спиной, стараясь унять дрожь в руках. Звук копыт становился всё тише. Пение прекратилось, и госпожа Камалова сняла с глаз повязку. Она уставилась на ученицу тяжёлым взглядом, но быстро расплылась в широкой улыбке.

– Врёшь, как шанисрондский моряк.

– Ты спасла нас, – прошептала Кристофин, выходя из спальни.

Она подошла к Хьелль и сжала её руку.

– Ты нас спасла, – повторила девушка.

– Верно-верно. – Госпожа Камалова провела пальцем по губе. – Если в колдовстве ты столь же сильна, как и во лжи, тогда ученица моя превзойдёт все ожидания. Завтра пойдём к скалам.

– Зачем? – нахмурилась Хьелльрунн. – Снег не прекращается, и на улице жуткая стужа…

Лицо старухи было непреклонным.

– Чтобы победить таких вот людей, – сказала Камалова, указывая на дверь, – нужно уметь не только болтать, но и применять силу. Колдовскую силу.

Мысли Хьелль метнулись к Стейнеру. Интересно, что с ним? На что похож этот остров?

– Зоркие на острове уже знают, что у Стейнера нет колдовской метки, – сказала госпожа Камалова, подняв палец. – И смерть двух Зорких в Хельвике вынудит их…

– Вернуться.

Наставница кивнула и отпила чай, пока Хьелльрунн пыталась осознать, насколько сильно изменилась её жизнь за столь короткий срок.

– Но я только начала обучение… Как я могу… – Она жестом указала на дверь.

– Не можешь, – ответила Камалова. – А должна.

31

Стейнер

«Не каждый ребёнок с колдовской меткой становится Зорким. Большинство не преуспевших учеников умирает на Владибогдане, однако есть и те, кто всеми силами старается выжить. И невзирая на знания секретов Синода и Империи, Император не убивает бездарных, а назначает имперскими Посланниками».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Кузница никогда не была весёлым местом, но теперь печаль стала невыносимой и тяжёлой, словно кандалы. Ромола уплыла и, что ещё хуже – на горизонте маячил имперский корабль.

– Я уже думал, что сбегу с острова, – признался Стейнер, пытаясь отдышаться.

– Знаю. – Кими положила инструмент и шагнула вниз с помоста. – Письмо было жестокой шуткой, но уход Ромолы – и того хуже.

Стейнер прикусил губу.

– Эгоистично было думать, что я сбегу и оставлю вас здесь на произвол судьбы.

– В чем эгоизм? – удивилась Кими. – Это естественно.

Принцесса огляделась. Одни Огненные духи появлялись из расщелин, словно дым, пока другие занимались делами, напоминая процессию из потерянных оранжевых глаз, излучающих лёгкое свечение.

– Глупо было думать, что Ромола поможет, – ворчал Тиф. – Её не волновала наша судьба. Она всегда была занята только собой.

– У меня не было возможности даже попросить, – вздохнул Стейнер, и Кими тут же обняла его за плечи.

– Чертовски глупо на это надеяться, – продолжил Тиф.

– Сколько раз ты пытался сбежать, Тиф? – Стейнер повернулся к нему с угрюмым видом. – Один? Два? Бьюсь об заклад – ни разу. Ты никогда не пытался сбежать, потому что кишка тонка.

– Кишка тонка? – Спригган покачал головой. – Думаешь, я брошу сестёр и свой народ в этом Фрейной забытом месте?

– Ты и не пытался, ни ради себя, ни ради кого-то другого. Ты только прячешь голову в песок и надеешься, что Фельгенхауэр о тебе забудет.

– Лучше держаться подальше, чем привлекать внимание. – Тиф обратился к кучке спригганов, что образовали круг. Некоторые из них бормотали нелестные слова и обменивались хмурыми взглядами.

– Что за бессмысленный аргумент, – возразила Сандра, выйдя из темноты, словно призрак. – Стейнер сделал то, чего мы не смогли. – Она встала перед братом и одарила его суровым взглядом.

– И в чём же его заслуга, милая сестра?

– Он осмелился надеяться, – ответила Сандра. – Он осмелился действовать.

Спригганы замолчали после слов жрицы.

– Что есть жизнь без надежды?

– Надежда? Тьфу. Очередная лирика служительницы Фрейны. Уже не могу слушать об этих костях, что шепчут его имя! Он обычный глупый северянин! Будто в Винтерквельде таких мало!

– Молчи, – прикрикнула Кими.

Взгляды присутствующих были прикованы к принцессе, когда та приблизилась к Тифу.

– Довольно.

Гнев десятника испарился, он виновато посмотрел на неё и отвернулся, чтобы уйти. Бросая недовольные взгляды, спригганы последовали за ним.

– Не могу поверить, что Ромола уплыла, – повторил Стейнер. – После всего, что случилось.

– Нельзя винить пирата в том, что она сбежала при первой возможности, – убеждала Кими.

Любопытство охватывало Стейнера вместе с жарой от печей, выдыхающих в темноту клубы дыма.

– Мне нужно наверх, – проворчал он, поднимая глаза к потолку.

Кими кивнула.

– Ширинов удивится, увидев тебя. Он думает, ты мёртв.

– Я уже забыл о своей смерти.

– Неудивительно. – Принцесса улыбнулась.

– В смерти есть свои преимущества, – сказал Стейнер, направляясь к центру пещеры и рабочему месту Кими.

– Например?

– Не знаю. – Юноша пожал плечами. – Я только недавно умер. Пока ещё не понял.

– Пойдём. – Ямалка кивнула в сторону пещеры, где спала. – У меня нет настроения работать.

Принцесса шагала к своему жилищу, и Стейнер старался не отставать.

– Куда мы идём? – полюбопытствовал он.

– Кормить драконов. Не люблю оставлять их надолго.

По наклонному тоннелю они спустились к пленникам. Прикованные к каменным колоннам существа выглядели такими же несчастными, какими их помнил Стейнер. Кими подняла ведро с сырым, прогорклым мясом, больше похожим на кусок хряща.

– Говядина? – спросил Стейнер, чувствуя приступ тошноты.

– Корова. Прямо из кухни, – проворчала принцесса. – Неудивительно, что драконы быстро угасают, получая такие помои.

– Обещаешь, что это не солдат и не послушник?

Ещё один смешок от Кими.

– Обещаю.

Они переходили от дракона к дракону, и высокой ямалке приходилось тянуться, чтобы затолкать еду между пожелтевшими зубами. Наконец они приблизились к серебристому гиганту в самом центре зала. Стейнер подозревал, что Кими сохранила лучшие части мяса именно для него. Ближайший глаз к кузнецу открылся и осмотрел сначала его, а затем его спутницу.

– Заглотил бы нас и не заметил, – сказала Кими, осторожно предлагая еду дракону, стараясь не лишиться пальца.

– Почему ты не сердишься на меня? – спросил Стейнер, когда принцесса скормила всю говядину. – Тиф злится, что я посмел надеяться и имел реальный шанс сбежать, но ты…

Кими пожала плечами.

– Я никогда не покину остров, Стейнер. Я и не тешу себя надеждой.

– Что ты имеешь в виду?

– Если я сбегу, ты представляешь, что сделает Империя с Ямалом? И на этом они не остановятся. Они выследят всех ямалских торговцев, рабочих и солдат, которые живут в Империи, поймают и обвинят во всех грехах.

– Но…

– Мне придётся остаться на Владибогдане, чтобы оградить от беды свой народ. Вот почему я тебя уважаю – у нас много общего. Я здесь ради народа, а ты – ради сестры. – Кими снова улыбнулась.

– Я здесь, чтобы спасти Хьелль, – повторил Стейнер, гладя серебристую чешую. Дракон взмахнул хвостом, но цепь прочно сковывала все движения. – Только какой в этом смысл, если Ширинов вернётся на материк? Он сровняет с землёй Циндерфел и Хельвик и выследит Хьелльрунн. Ты ведь понимаешь, почему я так сильно хотел сбежать?

– Мне ли не знать, – кивнула Кими. – Семья всегда на первом месте.

– Я должен найти способ подняться на площадь, – вздохнул Стейнер. – Так я увижу, ускользнёт он от Фельгенхауэр на имперском корабле или останется на Владибогдане.

Глубоко задумавшись, Кими прижала большой палец к губам.

– Солдат, который ударил меня копьём…

– Ты скормила его драконам? – С дрожью юноша глянул на ведро.

Ямалка ещё раз пожала плечами.

– Зачем пропадать хорошему мясу? К тому же я извлекла из этого выгоду. – Она посмотрела в другой конец зала, и глаза Стейнера расширились от удивления, как только он проследил за взглядом принцессы.

– Кими!

В дальней части красовалась целая коллекция доспехов: длинный стёганый плащ и кольчуга; два потёртых, но целых шлема; и наплечники.

– Значит, ты хочешь подняться и остаться незамеченным… – Она задумчиво кивнула. – Это можно устроить.

Стейнер поднял шлем и надел его на голову.

– Кими, это великолепно! – искажённым голосом воскликнул он.

– Давай-ка снаряжаться. Время идёт, а тебе нужно как можно скорее подняться наверх.

– Правильно.

– Будь осторожен.

– Я всегда осторожен.

Подруга усмехнулась.

– Конечно, кузнец, конечно.

Никогда ещё Стейнеру не приходилось носить доспехов. Дыхание в шлеме казалось оглушительным; сердце неистово билось под неподъёмным весом облачения.

– Как можно сражаться в такой тяжёлой броне? – пробормотал он, каждый шаг давался с трудом. – Неудивительно, что солдаты так вспыльчивы.

Выйти из пещеры было несложно. Спригганы разошлись, не имея желания работать. А как ещё? Они лишились последнего шанса на побег. Кими проводила его до изношенных ступеней, желая оградить от любопытных глаз, но поблизости были лишь Огненные духи, которые провожали солдата и принцессу немигающими взглядами.

– Максим говорил, что корабль не похож на грузовое судно, что заходит в гавань, – предупредила Кими. – Будь осторожен.

Она помогла ему подняться на первые ступеньки и подождала на случай, если кольчуга и броня окажутся слишком тяжёлыми. Однако Стейнер справился. Бездыханный, но счастливый, он забрался на уступ. Странно было смотреть на принцессу свысока. Она улыбнулась, и он помахал в ответ.

– Ступай! Скорее! Узнай, что там с имперским кораблём!

Кузнец кивнул, но тут же пожалел – под тяжестью шлема так и шею переломить недолго. Свисающая с пояса булава при каждом шаге стучала по ногам, и в конечном счёте Стейнер взял её в руки. Громоздкий плащ, очевидно, необходимый для холодного климата, только добавлял веса облачению.

– Чувствую, когда всё закончится, я буду намного стройнее, – жаловался юноша, пробираясь сквозь тьму с гаснущим факелом в руках.

Стейнер выбрался на воздух и так и ахнул от изумления: на дальней стороне площади за громадной статуей выстроились два ряда солдат по десять человек в каждом. Чёрная верёвочная петля с кисточкой на конце пересекала наискось нагрудники имперцев. Плащи, ботинки и звезда на лбу тоже были чёрными вместо привычного красного.

Рядовые солдаты стояли по стойке «смирно» перед воротами и по трое на площади. Послушники глядели из окон академий на одетых в чёрное солдат. В воздухе витали напряжение и предвкушение. Кто же прибыл на остров? Из сторожки донёсся выкрик – вероятно, объявление о прибытии или предупреждение.

Стейнер прошёл на площадь, почти ничего не видя сквозь прорезь для глаз. Фельгенхауэр и Марозволк ждали на ступеньках перед Академией Воды. Матриарх-Комиссар держала меч, который не имел ничего общего с церемониальным оружием. Её сторонники столпились позади, крепко сжимая топоры. Несколько солдат держались в стороне и внимательно смотрели в направлении Академии Земли, где стояли Ширинов и Хигир вместе с двумя десятками Зорких.

Тяжёлая рука опустилась Стейнеру на плечо, и он похолодел от ужаса. Неужели его так быстро разоблачили? Неужели он попался в лапы имперцев?

Ты ведь должен быть мёртв?

Слепой взгляд Сребротумана устремился на площадь, но руку с плеча он не убрал.

В голове закружились мысли о ночи на крыше, где Зоркий открыл свои тайны.

– Да вот хотел глянуть, что происходит, – прошептал Стейнер. – Мне нужно знать, помешает Фельгенхауэр Ширинову покинуть остров или же нет.

Жар от колдовской ауры Сребротумана проникал даже через доспехи.

Лучше здесь не оставаться.

Его предупреждение встревожило Стейнера, особенно теперь, когда он знал секрет Зоркого.

Я бы посоветовал вернуться в кузницу, но уверен, ты не сдашься так просто.

– Кого занесло на остров? – полюбопытствовал Стейнер, крепко сжимая булаву.

Посланника. Кто-то из Зорких послал сообщение на материк, скорее всего по просьбе Ширинова.

– Что будет с Фельгенхауэр?

Это ещё предстоит выяснить. Хотя я глубоко уважаю Матриарха-Комиссара, я не готов за неё умереть.

Юноша открыл рот, но Сребротуман уже направился к длинному тоннелю, ведущему в кузницу.

– Кузницы и Огненные духи, – прошептал Стейнер себе под нос, наблюдая, как тот уходит. На долю секунду ему захотелось последовать в темноту за Зорким, но громкий голос на сольском языке отвлёк от мыслей. Его заметили.

32

Стейнер

«Зачастую Посланники харизматичны и даже высокомерны. Они считают себя привилегированными ввиду дозволенности вести беседы с имперской властью. Такая честь редко воспитывает смирение, справедливость и сдержанность. Говорят, Император нечасто собирает Посланников вместе, дабы не спорили они как братья и сёстры. Иными словами, Посланники – это избалованные дети Империи».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Когда солдат прорычал что-то на сольском и указал на Фельгенхауэр, Стейнер опешил. Он хотел поклониться, но вовремя опомнился и отдал честь, с трудом подняв тяжёлую руку.

– Надеюсь, ты велел встать рядом с ней, – бормотал юноша, шагая в сторону Матриарха-Комиссара. – Иначе это станет самой короткой маскировкой в истории Обожжённых республик.

– Храни меня, Фрёйа, – взмолился он про себя. Несмотря на холод, он даже вспотел.

Кузнец встал в нескольких шагах от Матриарха-Комиссара и не успел опомниться, как солдаты в сторожке и на площади отдали честь – все, кроме Стейнера, который замешкался, прежде чем последовать их примеру. Марозволк заметила его невежество и одарила суровым взглядом.

Не возникало сомнений, что солдаты в чёрном кого-то встречали. Каково же было удивление, когда из тени сторожки на площадь явилась уверенная женщина. Это и была та Посланница, о которой упоминал Сребротуман. На ней было синее платье такого яркого оттенка, какого Стейнер в жизни не видал. Ткань тоже казалась незнакомой – не шерсть, не хлопок, не кожа. Мерцание наряда привлекало внимание, а покрой заставил юношу покраснеть от смущения. Изящный золотой пояс низко висел на широких бёдрах; из-за спины выглядывали филигранные ножны с кинжалом. Но больше всего Стейнера заинтересовала накидка из лисьего меха с головой лисицы. Белый мех на фоне кристально-голубого платья выглядел броско. Мёртвые глаза животного, казалось, глядели с хитринкой. Кузнец сморщил нос от отвращения, радуясь, что шлем скрывал все эмоции.

Фельгенхауэр спустилась по ступеням Академии Воды и поклонилась, держа руку на рукояти меча. К удивлению Стейнера, последующие слова зазвучали на северном языке.

– Ненавижу далёкий север, – возмутилась Посланница. – Ну что за суровый климат! А море! Я ведь говорила, как не люблю оставаться на корабле? Тесно, ни уединения тебе, ни роскоши. А запах!

– У всех нас свои роли, Посланница, – спокойно ответила Фельгенхауэр, однако Стейнер заметил нотку настороженности. – Мы призваны исполнять волю Императора, – продолжила Матриарх-Комиссар. – И те, кто любит длинный поводок – не исключение.

Обе женщины говорили достаточно громко, чтобы все вокруг слышали. Их словесная перепалка стала своеобразной дуэлью, но не на мечах или магии, а во власти и остроумии.

– Император и правда изъявил желание, чтобы я навестила вас на острове, – вымолвила Посланница. – Я прибыла прямиком из Хлыстбурга.

Стейнер не мог разобрать акцент; возможно, она когда-то жила в Свингеттевее или Ваннеронде. Зато в интонациях ошибиться было невозможно – высокомерие, скука.

– Это не простое поручение. Посланников не отправляют лишь из прихоти.

– Нет, – согласилась Фельгенхауэр, крепче сжав меч. – Я и сама так не делаю.

Стейнер не мог не заметить, что обе женщины говорили с оттенком вызова в голосе, а также обратил внимание на их насмешливые улыбки и поднятые брови.

– Давно же я не бывала на площади. – Посланница бросила взгляд на послушников в окнах, одарила их широкой улыбкой и лениво помахала. – О, какими же долгими и страшными были те годы.

Из тени Академии Земли явился Ширинов. Он тяжело спустился по ступенькам и зашагал к двум женщинам, громко клацая тростью по мощёной дороге. Хигир, верная тень Ширинова, последовал за ним, озаряя землю слабым свечением.

– Как поживает любимица Императора, Посланница де Вриз? – поинтересовался сгорбленный Зоркий.

– Ширинов, – промурлыкала женщина. – Вот вы где. К чему такая формальность? Зовите меня Фемке. Я, в отличие от вас, не нуждаюсь в масках и эпитетах.

Между Зорким и Посланницей повисло неловкое молчание. Плечи иерарха напряглись, и Стейнер подумал, что тот, должно быть, в ярости.

– Мы жаждем новостей, – заявил Ширинов, глядя на собеседницу через улыбающуюся маску. – На Владибогдане мы отрезаны от мира.

– Жаждете? Могу представить. И что же вы хотите больше всего?

Зоркий повернулся, жестикулируя.

– Культуры, еды, влияния.

Пауза.

– Дисциплины.

– Понятно.

Фемке де Вриз вышагивала, будто проводя инспекцию, периодически останавливаясь возле солдат. Подойдя к одному из них, женщина нетерпеливо смахнула снежный пепел с наплечников.

– Империя не забывает ни одного из вас, даже здесь, на Владибогдане. – Она бродила от одного солдата к другому и наконец приблизилась к Стейнеру. – Император помнит о вас, как ни о ком другом. – Посланница подняла глаза на огненную статую. – А когда Император чего-то желает или что-то привлекает его внимание… – Она сцепила руки и пожала плечами с девичьей улыбкой на лице. – Что ж… Ему нельзя отказать.

– И что же привлекло внимание Императора? – Кряхтя, Ширинов опустился на колено.

Столь драматичный жест и стон старика заставили Стейнера улыбнуться.

Фемке де Вриз кружила возле Фельгенхауэр, а затем поднялась по ступенькам Академии Воды в сторону замаскированного кузнеца. Мёртвые глаза лисицы всё приближались, и ему ничего не оставалось, как глядеть на зверя с нездоровым интересом.

– До Императора дошли слухи о ваших промашках, – объявила Посланница. – Шепнули нам, что Владибогдан сдаёт позиции. – Фемке теперь стояла прямо перед Стейнером, поглядывая на его доспехи.

– Сведения верные, – подтвердила Матриарх-Комиссар. – Случилась ошибка: мальчик оказался без колдовской метки. Но он мёртв, и теперь это не имеет значения.

– Не имеет значения? – переспросил Ширинов. – Погибли солдат и послушник! А сколько раненых? Так мы ещё и нанимаем пиратов из Шанисронда, чтобы переправлять оружие!

– Успокойтесь, – тщетно приказала Фельгенхауэр.

– Тройка погибла и исчезла без вести в Хельвике, – продолжил Ширинов. – А вы утверждаете, что всё неважно.

– Ширинов прав, – поддержал Мертвосвет, торжественно кивая.

– У нас всё под контролем, Посланница де Вриз, – заверила Матриарх.

Фемке продолжила оценивающе смотреть на Стейнера, не обращая внимания на Ширинова. Фальшивый солдат сжал кулаки, чтобы его не выдали дрожащие руки.

– Вы забываетесь, Матриарх-Комиссар, – заявила Посланница обвиняющим тоном. – Что важно, а что – нет, решает Император. Не нам выбирать. Мы лишь инструменты в руках его.

– Так и есть, – добавил Мертвосвет, шагнув к Ширинову.

Посланница улыбнулась Фельгенхауэр.

– Что ж, вы будете рады узнать, что Император пригласил Матриарха-Комиссара в Хлыстбург, чтобы объясниться. – Посланница наклонилась к Стейнеру, да так близко, что тот закашлялся от сладости её духов. – Тебе следует уделять больше внимания полировке брони, – прошептала де Вриз. – Выглядишь, будто тебя избили до смерти.

Кузнец старался не думать о мертвеце, который носил доспехи до него.

– Я бы с радостью отправился в Хлыстбург вместо Матриарха, – настаивал хромой иерарх, возвышаясь над женщиной.

Фемке де Вриз обернулась со злой улыбкой.

– Нет-нет, мой дорогой Ширинов. – Она спустилась по ступенькам мягко, как кошка.

Стейнер потрясённо глядел ей вслед, не в силах поверить, что его не разоблачили.

– Император предельно ясно выразился, – продолжила Посланница. – Он ждёт Матриарха-Комиссара.

– Но я настаиваю! – заворчал Ширинов.

– Мы настаиваем, – поправил Мертвосвет.

– Вы останетесь, – отрезала Фельгенхауэр, подойдя к сгорбленному Зоркому.

– Вне всякого сомнения, он останется, – согласилась Фемке де Вриз. – Странно, что мы с вами сошлись во мнениях, Матриарх-Комиссар. – Посланница поднесла руку к улыбающейся маске Ширинова и слегка коснулась подбородка. – Император настоял, чтобы вы следили за оружием в отсутствие Фельгенхауэр. Оружием из стали… – Она подняла глаза на послушников в окнах. – И оружием из плоти.

Ширинов опирался на трость, опустив плечи.

– Воля Императора – закон, – устало проронил он.

– Замечательно, иерарх.

– Я… – Зоркий прочистил горло. – После истории с мальчишкой меня понизили до ординария.

– Ясно, – ответила Фемке де Вриз, удивлённо вскинув брови. – Как низко вы пали. – Она протянула руку Матриарху и поманила одним пальцем. – Идёмте же. Мы сейчас же отплываем. Хочу поскорее вернуться на материк и оказаться подальше от всего этого.

Посланница вновь задержала взгляд на Стейнере.

– Не скоро вы увидите Матриарха, Ширинов. Надеюсь, судьба Владибогдана в надёжных руках.

– Мы живём, чтобы служить воле его, – промолвил Хигир.

Ширинов же промолчал. Он стоял на месте, медленно покачивая головой и крепко сжимая трость. Фельгенхауэр выпалила длинную тираду на сольском, а затем добавила несколько слов на другом языке, после чего десять солдат, вооружённых тяжёлыми топорами, целенаправленно зашагали прочь.

– Забираешь почётный караул, Фельгенхауэр? – улыбнулась Фемке де Вриз. – Довольно смелое заявление, даже мятежное, я бы сказала.

– Не смелее, чем привезти двадцать солдат Семёновского полка на Владибогдан, – отрезала Фельгенхауэр. – Надеюсь, вы спросили разрешения у Императора.

Посланница наклонилась ближе, как будто хотела поведать секрет.

– Мне не пришлось просить. Император сам их отправил, Матриарх-Комиссар. – Она прищурилась. – По доброй воле.

Фельгенхауэр ушла без промедления, и де Вриз с двадцатью солдатами последовали за ней через арку сторожки. Стейнер тоже не мешкая направился следом, наблюдая, как тяжело они спускались по ступенькам к бухте. Солдаты собрались внизу ровными рядами, и вскоре к ним присоединились люди Матриарха-Комиссара с полными сумками и двумя деревянными сундуками с вещами. Один за другим они поднимались на борт корабля, отчего сердце Стейнера сжималось. Облегчение, что Ширинов остался на острове, сменилось осознанием, что сам он тоже никуда не уплыл. Потеря Фельгенхауэр разъедала душу, словно едкая соль.

Матриарх-Комиссар стояла на носу корабля, глядя на морские волны. Без неё всё теперь изменится – как для послушников, так и для заключённых. Стейнер надеялся, что Марозволк или Сребротуман возьмут на себя командование, но это казалось маловероятным.

– Ты! Что ты здесь делаешь? – раздался голос.

Даже не оборачиваясь, юноша понял, что к нему обращался Ширинов.

Зоркий заговорил на сольском, и Стейнер склонил голову, не понимая ни слова.

– Я задал вопрос, солдат, – сказал старик уже на северном языке. – Ты хоть пытался понять его? Или ты не из Сольминдренской империи?

– Я…

У Стейнера пересохло во рту, и он осмелился бросить на пирс последний взгляд.

Ещё один корабль уплывал без него; вновь он упустил возможность отправиться домой к Хьелльрунн и отцу. Если бы только хватило времени пробраться на борт и спрятаться среди груза…

– Фельгенхауэр, – всё, что успел сказать Стейнер перед тем, как его охватило отчаяние.

Якоря подняли. Корабль забрал Матриарха-Комиссара и направился в Хлыстбург.

– Если ты не из Империи, то откуда? – продолжал Ширинов.

Стейнер снял булаву с пояса и замахнулся, даже не надеясь на успех. Зоркий тотчас отпрянул с поднятой рукой. Молодой кузнец вспомнил тот день, когда Максим парил над булыжниками в секунде от верной гибели.

– Прошлая попытка ничему тебя не научила? – спросил Ширинов.

Стейнер намеревался нанести удар, но солдат успел перехватить его руку. Быстрый разворот и тычок по голени противника тоже ни к чему не привели: второй солдат быстро выбил булаву из руки сопротивляющегося юноши. Вокруг собрались имперцы. Ширинов шагнул вперёд и снял шлем с головы.

– Да ещё и в доспехах солдата, которого помог убить. Настал и твой черёд, Стейнер Вартиаинен. – Зоркий засмеялся за серебряной маской. – Теперь, когда Матриарх-Комиссар отчалила, тебя ждёт гибель.

Стейнеру не нужно было знать сольский, чтобы понимать дальнейшие приказы.

Взять его.

Солдаты тащили его по площади, пока послушники глумились и жестикулировали. Ещё до того, как имперец набросил на голову плащ, кузнец мельком увидел Аурелиана. Потребовались все силы, чтобы не запаниковать.

33

Хьелльрунн

«Императора чрезвычайно интересуют как семейные узы, так и их ликвидация. Он любит быть в курсе окружения подданных, их образования и родственных связей. «Хочешь узнать человека – узнай его семью, – сказал он однажды. – Так вы причините ему самую страшную боль». Именно по этой причине он набирает Охранцев из детских домов. Империя становится их семьёй, карьерой и жизнью».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Хьелльрунн проводила дни, словно ребёнок двух миров: по утрам занималась домашними хлопотами и ходила в город, а вечера проживала в хижине. На далёком севере короткие дни потихоньку увеличивались, ежедневно добавляя по скудной горстке светлых минут. В эти часы Хьелль спешила в лес, радуясь свободе от Марека, который лебезил перед нечастыми клиентами, благодарный за несколько монет, что падали на стол из их рук.

Призрачное море оставалось тёмным, мутно-зелёным, неспокойным; угрюмые волны нахлёстывали на пирс настойчиво, как заядлый пьяница. С последнего визита всадников дни ползли медленно и уныло, под стать настроению госпожи Камаловой. Но невзирая на скрытность, она казалась более разговорчивой, чем отец Хьелль.

– Отлично. Закрой глаза. Представь, что спускаешься в глубокое пространство: в грязь между скалами, между камнями. Представь древние корни деревьев и всех животных, что умерли…

– Животных? – Хьелльрунн сморщила нос. – Я думала, что учусь превращать тело в живой камень, а не в полуразложившийся труп.

– Так и быть. Никаких тел. – Госпожа Камалова глянула на девушку. – Но обещаю, если сделаю ещё одно замечание, то история закончится твоим трупом. Выкопаю тебе неглубокую, холодную могилу. Но ты не переживай, на тот момент тебе будет всё равно. Да?

– Можно было просто попросить помолчать.

– Я просила, но слова на тебя не действуют. Теперь закрывай глаза и рот и думай! Думай, говорю! Представь, что я иду на тебя с ножом. Кожа – единственная преграда на пути оружия, и сейчас оно выпотрошит тебя, как рыбу. Каковы твои действия?

Хьелльрунн знала, что должна отразить удар, превратив бледную и хрупкую плоть в гранит, но на деле ничего не получалось. Она опустила глаза на своё сухощавое тело и поняла, что мысли кружат вокруг Кристофин. Поможет ли колдовство обрести женственность? Как долго придётся ждать?

Хьелль приоткрыла глаза и вздрогнула от близости Камаловой.

– Я не разрешала открывать глаза!

– Я стараюсь.

– Да, конечно. Очень стараешься.

– Кристофин не заходила? – полюбопытствовала Хьелль, стремясь отвлечься от неудачных попыток. – Вероятно, отец с ней заговорил. Или она шпионит за Охранцами в таверне?

– Кто знает? – Старуха прошла через кухню к корзинке с овощами. – Не думай о ней! – Она ловко схватила морковь и бросила ученице.

Хьелльрунн сосредоточилась, сжав кулаки и не двигаясь с места. Морковь отскочила от невидимого барьера и плюхнулась на пол.

– Отлично. Я надеялась, ты превратишь кожу в камень, но защитный барьер – тоже хорошо. Никогда не знаешь, морковь это, кинжал или стрела.

Вслед за первой морковью полетела вторая. Снова Хьелль сосредоточилась, чтобы рефлекторно не выставить руку. Снаряд остановился в нескольких дюймах от груди, а затем упал.

– Замечательно. Постарайся остановить морковь прежде, чем она до тебя доберётся. Ничего не пугает врага больше, чем отброшенная в воздух стрела.

Хьелльрунн ждала следующих заданий Камаловой.

– Вымой их.

Ученица опустилась на одно колено и потянулась к снарядам.

– Силой мысли! – взревела госпожа Камалова. – А не руками! Как я учу изо дня в день!

– Извините, – буркнула Хьелль.

– Если ты относишься к себе, как к прислуге, то весь мир станет считать тебя таковой. Поняла?

Девушка нахмурилась.

– Хочешь всю жизнь быть прислугой? Выполнять поручения отца? Подавать рагу и мыть посуду? Выйти замуж за ленивую свинью? Ты хочешь в мужья ленивую свинью?

Хьелльрунн покачала головой, вздохнула, сконцентрировалась. Камалова нетерпеливо расхаживала по комнате и время от времени ворчала. По лбу несчастной ученицы потёк горячий пот.

– Две морковки! Я не прошу тебя поднять галеон!

Хьелль нахмурилась, и тогда вспыхнул оранжевый свет, сопровождаемый глухим стуком. Госпожа Камалова удивлённо моргнула: морковь подпрыгнула с пола и устремилась через всю комнату в стену, промчавшись чуть выше плеча старухи.

– Я… Мне не следовало этого делать, – извинилась Хьелль.

Наставница наклонилась, схватив по морковке в каждую руку.

– Уроки приобрели интересный формат. – Она засмеялась, собрав овощи. – Ещё раз! Только на этот раз постарайся попасть в меня, служанка несчастная!

Камалова запустила снаряды, но Хьелльрунн вновь выставила защиту. День обещал быть долгим.

– Здравствуй, Хьелль, – поприветствовал Вернер. Он сидел за кухонным столом, чистя ногти складным ножиком. – Ты припозднилась.

– Что за отвратительная привычка! Я только утром его протёрла!

Рыбак аккуратно смёл грязь со стола и бросил в очаг, прямо в танцующее пламя.

– Не серчай, Хьелль. Где ты была?

– Ходила за морковью и дровами. – Племянница прошла через комнату и поставила тяжёлый узел возле дымохода.

Вернер заметил на поясе морковь.

– Выкопала самую маленькую?

– Лучше такую, чем никакую. Гляжу, ты принёс продукты.

Дядя смущённо откашлялся, вытащил из кармана монеты и бросил на стол.

– Деньги на ужин не приготовишь. Неужели так сложно было зайти в лавку? Или рыбу принести? Ты же рыбак, как-никак!

Глаза Вернера расширились от удивления, но он промолчал.

– Как он? – спросила Хьелльрунн, кивнув в сторону кузницы.

Дядя улыбнулся и хотел было ответить, но заметил тревогу в глазах племянницы. Тогда он задумчиво надул щёки и неопределённо покачал ладонью.

– За целую неделю ни одного покупателя. Как будто мало нам потери Стейнера. – Хьелль завязала фартук. – Теперь ещё и с голода подохнем.

– Сегодня он кое-что заработал, – заявил Вернер. – Возили утром в Хельвик кое-какие вещи. Большую часть дня в дороге провели. Местный кузнец был нам не рад, но что делать – жизнь полна разочарований.

Хьелльрунн хотела согласиться, но её день оказался и того хуже. Госпожа Камалова гордо заявила, что прощание с ученицей для неё – настоящая награда. Умение защищаться от летающей моркови не казалось выдающимся достижением, однако девушка всё равно им гордилась.

– Они тоже там были? – спросила Хьелль, стуча ножом по разделочной доске.

Слово «они» не допускало другого толкования. Всадников не было видно с момента посещения хижины.

Вернер покачал головой.

– Поэтому раньше мы и не ездили в Хельвик. Они обыскали там каждый дюйм. Горожане нехотя отвечали на вопросы после допросов всадников.

Их всегда величали «всадниками», как будто слово «Охранцы» призовёт в мир великое зло.

– Мы чуть-чуть побеседовали и разошлись, чтобы избежать лишних подозрений.

– Мы только и занимаемся тем, что подозрений избегаем, – фыркнула Хьелльрунн.

Мысли вернулись к разговору с Камаловой – о том, как Охранцы охотились на неверных Зорких.

Дядя кивнул и спрятал нож. Лицо его тронула усталость.

– Мне тоже всё это не нравится, Хьелль.

– Ответь прямо, не как ребенку и той маленькой девочке, которую раньше сажал на плечи. Расскажи мне правду, во имя Фрейны!

Вернер нахмурился.

– Какую правду?

– Ты один из них? Ты Охранец или раньше им был? Я ничего не понимаю. Ты пообещал отцу, что Испытания не затронут Циндерфел, и вскоре после твоих слов двое Зорких умирают в соседнем городе, а третий пропадает без вести. А теперь я узнаю, что Империя использует Охранцев, чтобы охотиться на своих же. Как это понимать?

Вернер медленно выдохнул и сел на место.

– Сколько же вопросов в твоей голове…

– Эта голова ждёт ответов.

– Нет, Хьелль, я не Охранец. Клянусь. Всадники, кто бы они ни были, ищут здесь кого-то.

– Тебя. Из-за событий в Хельвике.

– Нет. То есть да. Они не меня ищут, а последнего Зоркого. Империю в первую очередь интересуют не мёртвые Зоркие, а сбежавшие.

– Если её найдут, то она окажется в беде. – Хьелльрунн вспомнила живущую в хижине лесоруба старуху, которая в мгновение ока превращается в хладнокровную и властную женщину.

– Так или иначе, с ней будет покончено, Хьелль. Большинство солдат пожизненно служат Империи и даже в отставку не уходят. Зоркие – такие же рабы Империи. А Охранцы – они чуть лучше банды головорезов. Ты либо в банде, либо в земле. Иного выбора нет.

– А как же ты? – Хьелль покачала головой. – Как же ты сорвался с крючка?

– Вероятно, они решили, что Зоркий убил товарищей и бежал в Нордвласт. Нет причин подозревать кого-то ещё.

– Значит, ты вне опасности?

– Не думаю. Не больше, чем кто-то другой. – Рыбак улыбнулся и глянул на руки, что выпотрошили несчётное количество рыбы и боги знают чего ещё. – То, что я сделал в Хельвике, я сделал, чтобы защитить тебя. Клянусь Фрёйей, Фрейной и северным ветром.

Хьелльрунн кивнула, но ответ дяди всё равно её не устроил.

Вернер поднялся из-за стола.

– Прости, девочка.

Племянница со вздохом опустила нож.

– Нет, это ты прости. Ты трудился не покладая рук, чтобы прокормить нас с братом, и приглядывал за нами. Я даже представить не смею, что бы мы без тебя делали.

– За Стейнером я всё-таки недоглядел.

Хьелльрунн хотела рассказать дяде, что собиралась вернуть Стейнера, но внезапно щёлкнула задвижка, и в кухню вошёл Марек, усталый и ссутулившийся.

– Да, за Стейнером мы и правда недоглядели, – согласился он. – Давайте-ка сменим тему. Вас снаружи слышно, а ведь наши друзья вернулись в город.

Хьелль бросила взгляд в окно, но за стеклом царила лишь тьма. В памяти всплыли воспоминания о двух всадниках в лесной хижине. Она не забыла их презрительные и тяжёлые взгляды.

– Погоди… Ты хочешь сказать… темноволосый всадник вернулся?

Марек кивнул.

– Неизвестно, под чьими дверями они подслушивают, но наш дом точно возглавляет их гнусный список, особенно после дел со Стейнером.

– Ты их видел? – спросил Вернер.

Отец покачал головой и указал большим пальцем через плечо. В дверях стояла дочь трактирщика.

– Осторожнее, Кристофин, – обратилась Хьелль. – В этом городе не только на меня легли подозрения.

– Но у меня нет колдовской метки, – вздохнула девушка. – Я хотела помочь, поэтому предупредила.

– Ты очень помогла, – ответил Вернер. – Теперь ступай и держись подальше от таверны, пока они в городе.

– Таверны? – Кристофин горько рассмеялась. – Думаешь, отец разрешит мне работать в таверне? Он почти не разговаривает со мной.

Хьелльрунн и Марек обменялись виноватыми взглядами.

– Тогда неси стул, – велел отец.

– Значит, они вернулись, – продолжила Хьелль, готовя ужин.

Ответа на её слова не последовало. Затем они молча ели при свете фонаря, дочиста выскребая деревянными ложками любые крошки скудной порции.

– Спасибо, – поблагодарила Кристофин, покончив с угощением.

– У меня появились деньги на мясо. – Марек накрыл ладонью пальцы Хьелльрунн.

– Я схожу в лавку, – обещал Вернер. – Избавлю тебя от проблем с мясником.

При упоминании Хокона Кристофин закатила глаза.

– Гляжу, тебя он тоже недолюбливает? – спросил дядя у подруги Стейнера.

Она вздохнула.

– Раньше он за мной ухлёстывал, проходу не давал. – Кристофин покачала головой. – Но всё изменилось, как только прошла молва о наличии у меня колдовской метки.

Стук в дверь встревожил всех собравшихся, все глаза уставились на вход.

– Поздно уже, – крикнул отец, вытаскивая кухонный нож из шкафчика.

– Да и холодно, – последовал ответ. – И теплее не становится.

Вернер и Марек обменялись удивлёнными взглядами, и кузнец распахнул дверь.

– Заходи, быстрее. Здесь повсюду глаза.

– Какого Хеля ты здесь забыла? – прошептал дядя.

Каково же было удивление Хьелльрунн, когда она увидела в их доме Ромолу.

– Поздновато для визитов, – неприязненно бросил Марек.

– Да я сама не рада здесь быть. Думаешь, легко было убедить первого помощника заглянуть в Циндерфел под покровом ночи, словно контрабандисты?

– Сольминдренская империя разослала дозорных, – предупредил Вернер.

– Да они повсюду, – подметила Ромола. – Я только что сбежала с Владибогдана. Едва унесла ноги, прямо скажем.

– Стейнер с тобой? – Отец старался не показать, как отчаянно надеется.

Капитан покачала головой. Раздражение вспыхнуло на её лице, но Хьелль поняла, что злится она на себя.

– Он так похож на тебя, что голова кругом, – заявила Ромола Мареку.

– Он… – Отец нервно сжимал и разжимал пальцы, будто стараясь удержать ускользающую надежду. – Он… ещё…

– Жив? Уж поверь, жив до сих пор. Твоего малого никто и ничто не остановит.

Тишина взорвалась скрипом отодвигаемых стульев. Вернер обнимал Марека, который в свою очередь обнял Хьелльрунн и Кристофин.

– Я верил, что он выживет, – произнёс дядя, когда все заняли места за столом, обмениваясь улыбками. – Что там произошло?

– Что произошло? Я обрела врага в лице Ширинова, разорвала все отношения с Империей и надолго теперь засяду в южных водах.

– Но без тебя мы не сможем связаться со Стейнером, – недоумевал Марек.

– Простите, друзья, – сказала Ромола, – но там всё сложно. Вам остаётся молиться, чтобы он выбрался из этого Хеля.

Вся радость, которую испытала Хьелльрунн, была смыта одной фразой.

– Никто не сможет покинуть Владибогдан, – печально произнесла она, – уж точно не без помощи извне.

– Прости, – продолжила Ромола, – но я ничем помочь не могу.

– Мы сможем с тобой связаться? – спросил Вернер.

Рассказчица пожала плечами.

– Я плыву на юг и не намерена возвращаться. Назревает конфликт, и мне бы не хотелось иметь к нему отношения – и своих забот хватает.

Кристофин глянула на пирата. Она промолчала, но угрюмое выражение её лица говорило о многом. Вернер раздражённо покачал головой.

– Спасибо за добрые вести о сыне, – поблагодарил Марек.

Спустя несколько мгновений капитан вышла, направилась к чёрному пирсу и исчезла в ночи.

– Стейнер жив, – прошептала Хьелльрунн сквозь слёзы радости.

Он жив, и она его спасёт.

34

Стейнер

«Тройка является отдельной единицей и каждая их группа индивидуальна. Тройку создают в военный период и позволяют применять силу под открытым небом при условии, что нет свидетелей колдовства. Но есть и другая Тройка, что служит Императору иным способом».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Насколько было проще, когда Матриарх-Комиссар заперла тебя в сторожке.

Сначала Стейнер решил, что грезит или сходит с ума. Избитое солдатами лицо с левой стороны полыхало болью. Насколько же он оказался благодарен, что вместо булав они предпочли кулаки.

А ещё в сторожке безопаснее, чем в этой развалине.

Голос вынудил Стейнера открыть глаза. Слова витали в голове, как призрачная процессия.

– Сребротуман?

Зоркий стоял возле двери, склонив голову. В зеркальной маске отражалось окровавленное, искажённое лицо Стейнера. В коридоре за камерой стояла кромешная тьма, которая нарушалась лишь блеском булав и доспехов. Кузнец с трудом усмехнулся – неужели он настолько опасен, что удостоился личного стражника?

– Не ожидал увидеть вас снова, – прохрипел он пересохшим ртом.

На запястье, в том месте, где рука была прикована к каменной стене камеры, зияла рана. После того как ему на голову набросили плащ, он больше ничего не видел. Плащ лежал на полу, как кровавое напоминание о мести за погибшего товарища.

– Где я?

В старой башне Академии Земли.

Сребротуман оглядел пустую камеру и ржавую цепь вокруг запястья.

Давненько сюда никого не сажали.

Стейнер целыми днями оплакивал отбытие Фельгенхауэр и беспокоился о судьбе Хьелльрунн и отца.

Страж не обмолвится о моём визите – у нас договорённость. Но я не могу здесь задерживаться.

Сребротуман приблизился, опустился на колени и достал половину буханки, яблоко, бурдюк и немного холодной курицы, после чего молча направился к двери.

С закрытыми глазами Стейнер жадно поглощал еду.

Когда ты в последний раз ел? – спросил Зоркий, оглядываясь.

– Как давно я здесь? – полюбопытствовал пленник, пытаясь одновременно жевать и говорить.

Три дня. В этом и кроется причина моего визита. Ширинов бы до смерти тебя уморил, а я бы предпочёл, чтобы ты остался в живых.

Стейнер не отрывался от торопливого пира и не расспрашивал о мотивах. Сребротуман подошёл к узкому окну, откуда в камеру струился скудный свет. Здесь стояли постоянные сумерки, и не было ничего интересного, поэтому две оранжевые сферы с ходу бросались в глаза.

– Зачем вы привели Огненного духа?

Тень моргнула светящимися глазами и ускользнула за дверь, стремясь остаться незамеченной солдатом снаружи.

Кими предложила. – Сребротуман оглянулся на призрака. – Не шуми. Ничего хорошего не будет, если Ширинов выяснит, что Пепельный суд отправил шпиона к тебе в камеру.

– Пепельный суд?

С того дня, как ты прибыл на Владибогдан, Огненные духи чувствуют с тобой родство. А у меня, насколько тебе известно, родство с Огненными духами. Мы решили приложить усилия, чтобы избежать порабощения и прозвали себя Пепельным судом.

– Вы намереваетесь восстать против Ширинова?

Сребротуман кивнул.

Кими попросила отправить к тебе Огненного духа, чтобы тот за тобой приглядывал. Она боится, что Ширинов казнит тебя.

– Кими тоже в рядах Пепельного суда?

Сердце Стейнера громко билось; во рту пересохло от волнения.

Нет. Чтобы вступить в ряды, нужно отвечать конкретным требованиям.

– Но почему Ширинов до сих пор меня не казнил? – с тревогой спросил пленник. – Я просидел здесь три дня, и он мог сделать это в любое время.

У него на тебя планы. Он сам мне так сказал.

– Зачем ему рассказывать о планах? Я думал, вы в союзе с Фельгенхауэр.

Теперь, когда Матриарх-Комиссар ушла, в моих интересах подыгрывать Ширинову и заручиться доверием, хотя на самом деле я всегда считал его убийцей и безумцем.

– А я-то решил, что вы, Фельгенхауэр и Марозволк – Тройка.

Нет, не Тройка, но мы разделяем определённую точку зрения. Мне нравится работать вместе.

Стейнер наклонился вперёд настолько, насколько позволяла цепь.

– Почему я должен вам доверять? – прошептал он. – Что задумал Ширинов?

Он держит тебя в живых, потому что намерен представить тебя в качестве доказательства.

– Доказательства? Какого ещё доказательства?

Сестра Хигира пропала на материке, а товарищи её убиты. И ты каким-то образом связан с их смертью.

– Вьюга.

Именно. Хигир и Ширинов считают, что исчезновение Вьюги является частью большого заговора. Заговора мятежников, пытающихся обезопасить детей Нордвласта.

– Таких детей, как Хьелльрунн, – понял Стейнер.

Я думаю, что защищали именно саму Хьелльрунн. И теперь Ширинов стремится исправить свою ошибку.

– Но при чём здесь Вьюга?

Она пережила обучение, но не заручилась доверием Зорких. Теперь она пропала, а двух её товарищей убили до того, как прошли Испытания. Ширинов уверен, что корни заговора находятся на Владибогдане.

– Поэтому Посланница забрала Матриарха-Комиссара, – догадался Стейнер. – Ширинов считает, что Фельгенхауэр наняла убийцу в Хельвике, чтобы защитить Хьелль. – Он поднял взгляд на маску. – Это так?

Возможно. Мы сошлись во многом, но не во всём. Если Фельгенхауэр знала о семье в Нордвласте, которая могла провалить Испытания, она могла и помочь.

Стейнер прикусил губу, не зная, что ответить. Он до сих пор не понимал, можно ли доверять Зоркому.

Твоя семья знала Фельгенхауэр? Они связывались с Матриархом-Комиссаром?

– Нет, – возразил кузнец. – Нет.

Хотя ты не так много знаешь. Разве твой отец заслуживает доверия?

– Убирайтесь из моей головы! – прорычал Стейнер.

Сребротуман прошёл через камеру и поднял окровавленный плащ.

Ширинов и Хигир не остановятся, пока не найдут Вьюгу. Они не могут упасть в грязь лицом, даже если для этого потребуется отдать тебя в руки Императору.

Ледяной холод накрыл Стейнера, словно волной. Он не хотел отправляться в Хлыстбург и представать перед Императором. Город кнутов вытащит из него все тайны и правду. Он закричит имя Вернера, лишь бы прекратить жгучую боль; он сдаст Хьелльрунн, чтобы остановить острые как бритва плети, вонзающиеся прямо в плоть.

– Вытащите меня отсюда, – попросил юноша. – Мне нельзя в Хлыстбург. Я всё сделаю, что скажете.

Сребротуман не ответил; тишина тучей нависла в тёмной камере.

Стейнер вздрогнул, когда на пороге появился солдат и произнёс что-то на сольском. Зоркий, не прощаясь, немедленно покинул камеру, оставив Стейнера гадать о следующем шаге Ширинова.

Время шло, и свет за окном потускнел. Стейнер ёрзал и сыпал проклятиями, замерзая на ледяном каменном полу. Иногда он поднимался на ноги, чтобы размять онемевшие руки, но ему никак не удавалось найти удобную позу. За дверью раздался шум, и пленник сжался от ужаса. Может быть, хромой старик передумал? Но гостем оказался не Ширинов.

На пороге камеры появился Хигир с танцующим возле ног пламенем.

– Мертвосвет, – процедил Стейнер сквозь зубы и прищурился. Пламя Зоркого слепило глаза, которые давно уже отвыкли от света.

Иерарх в медной маске тащил за собой стул, громыхая деревянными ножками.

– Ублюдок из Циндерфела, – сентиментально возгласил Зоркий.

Он поставил стул в центре камеры и после быстрого осмотра заключённого сел напротив.

– Тень Ширинова, – съязвил Стейнер и отвернулся, чтобы не видеть хмурую, выщербленную маску. Его дыхание участилось, а сердце выпрыгивало из груди.

– Она похожа на тебя, – заявил Хигир после паузы. – Её тоже держали на цепи в этой самой камере. Ширинов хочет забыть те времена, но я-то всё помню. Мне позволяли иногда заглядывать к ней.

Стейнер дёрнулся, но цепь крепко держала; запястье лишь сильнее кровоточило от попыток вырваться.

– Замолчите! Я не хочу это слушать!

Но Мертвосвет продолжал:

– Мне известно её настоящее имя. Вьюга была моей младшей сестрой. У нас почти такая же разница в возрасте, как и у вас с Хьелльрунн.

– Прекратите. Я не хочу слышать о вашей сестре.

– Я тоже её защищал. – Хигир кивнул. – Но она представляла угрозу даже для самой себя. Как и твоя сестра.

– Зачем её приковали? – Стейнер глянул на кандалы и окровавленное, раненое запястье.

– Каждые несколько лет, возможно, раз в десять лет, на Владибогдан попадает ребёнок с великой силой. Сила, которая по мощи своей несопоставима с возрастом. Они призывают стихии, как старых друзей. Им не нужно напрягаться, чтобы подчинить своей воле дар. Эти дети обладают принципами и поглощены ненавистью к Империи, которая граничит с безумием. Настоящий фанатизм.

– Ваша сестра?..

Зоркий задумчиво кивнул.

– Правящий Владибогданом Патриарх приковал Вьюгу, чтобы она быстрее сломалась. Её не кормили днями напролёт и не давали спать. Иногда физически воздействовали или пытали при помощи колдовства.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Потому что она сломалась, Стейнер Вартиаинен. Она стала талантливой Зоркой, способной приручать ветра. Она приняла Сольминдренскую империю. Она поняла, что бесконтрольная колдовская метка могла причинить вред. Она уяснила, что без порядка существуют лишь хаос и разруха. Те, кто слишком слаб, чтобы нести великое бремя Империи, умрёт под тяжестью её величия.

– Какой смысл убивать граждан для сохранения величия? – Стейнер сжал зубы, жалея, что рядом не оказалось кувалды.

– Без жертв здесь не обойтись, – ответил Хигир, наклонившись вперёд. Пламя у его ног взволнованно заполыхало. – Хьелльрунн проверят на наличие метки. Матриарх-Комиссар помешала Ширинову, но это всё равно случится, Стейнер. Это к лучшему. Разве ты не видишь?

– Я вижу только то, как немощные, дряблые Зоркие лишают детей семьи. Вижу, как Империя распространяет ложь. И вижу перед собой жалкого старика, который не смог защитить сестру.

Мертвосвет вскочил на ноги, и пламя вспыхнуло выше, ярче. Хигир согнул пальцы, озарив камеру оранжево-белой огненной вспышкой.

– Мы сломаем тебя, Стейнер, и сломаем Хьелльрунн. Перед мощью Империи вся бравада исчезает. Ты поклянёшься в верности или же погибнешь. С отцом ты опоздал, но всё ещё можешь спасти себя.

– С отцом?

– Мы знаем, что он причастен к убийству в Хельвике. Мы знаем о переписке с Матриархом-Комиссаром. Две ночи назад мы обыскали её комнату.

– Какая переписка? – удивился Стейнер. – Мой отец не знаком с Фельгенхауэр.

Однако Марек всегда скрывал правду; возможно, это одна из его тайн.

– Она хорошо прятала письма, но Ширинов умело обыскал её покои, и мы их нашли.

– Ширинов, – усмехнулся Стейнер. – Он ещё тот безумец.

– Мой товарищ ждал этого годами, а понижение чина по твоей милости только придало ему решимости. Впрочем, как и мне: я ещё больше желаю найти свою сестру и вернуть её в лоно Империи.

Зоркий сделал шаг вперёд, подняв объятые пламенем руки. Пленник вжался в стену, но жар всё равно опалил его, и камера наполнилась слабым запахом опалённых волос.

– Я ничего об этом не знаю, – возразил Стейнер. – Вообще ничего не знаю. Просто оставьте в покое мою сестру!

Но Хигир не отступил, а протянул огненные ладони к лицу юноши. С него градом лился пот, а дыхание стало трудно, но выхода из камеры, как и от Зоркого, не было. Стейнер глядел в хмурую маску на отражение огня. За прорезями для глаз скрывалась темнота, и пленник представил, как оплавятся и сгорят его уши.

– Я ничего не знаю о Хельвике, – закричал он. – Я простой кузнец! Мне ничего не известно о Вьюге!

– Ты, грязная свинья Нордвласта, ты отнял её у меня! Ты паразит Обожжённых республик. Почему ты не поддерживаешь наше желание объединить Империю? Все страны должны служить Императору!

– Иерарх Хигир, – раздался голос снаружи камеры.

Зоркий выпрямился и повернулся.

В дверях стоял солдат, держа в руках шлем. Он взглянул на Мертвосвета и прочистил горло. Нет, этот был не имперцем: золотистые волосы и борода вкупе с бледно-голубыми глазами предполагали его принадлежность к Ваннеронду или Дракефьёрду.

– Прибыло грузовое судно, – доложил солдат на северном языке. – На несколько дней раньше. Через несколько часов оно пришвартуется. Ординарий Ширинов требует вашего присутствия.

Стейнер перевёл взгляд с солдата на Зоркого, ощущая капли пота на щеках. Хигир вылетел из комнаты, оставив за собой лишь горящий стул, окутанный дымом. Солдат остался. Его взволнованные глаза переместились с горящего стула на заключённого.

– Как ты можешь служить им, когда они творят с людьми такие зверства? – спустя мгновение спросил Стейнер.

– Как будто у меня есть выбор, – ответил солдат, качая головой.

Мужчина ушёл, и тогда Стейнер задумался, как скоро Ширинов отправится в Циндерфел.

35

Стейнер

«Многие Зоркие лелеют надежду, что их останки похоронят под катакомбами Императорского дворца в Хлыстбурге. Они претендуют на некое бессмертие, надеясь, что в грядущие века о них не позабудут. Тем не менее на каждого верного товарища в столице приходятся трое Зорких, погибших в чужих краях или из-за интриг».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Стейнер выпрямился. Пот остыл быстро, хотя несколько минут назад кожа чуть не плавилась от жара. Прижав лоб к холодному камню, он осмелился посмотреть в узкое окно.

– Чёрт побери.

Кузнец закрыл глаза. Подтвердились его страхи: неспокойное море ничуть не мешало имперской галере резать волну за волной, вздымая белые паруса на сильном ветру.

Гремя цепью, Стейнер осмотрел замок. Нет, сбежать невозможно – здесь нужен инструмент, а не замёрзшие пальцы. Корабль продолжал сближение с островом, превращая сердце пленника в камень. Он схватился за цепь, дёрнул её и выругался, но металлические звенья накрепко засели в стене башни.

Внезапно блики света отвлекли внимание от узкого окна. Стейнер ожидал увидеть вернувшегося Мертвосвета, но к своему удивлению встретился с Огненным духом, который возвышался над ним, озаряя камеру оранжевым пламенем.

– А я и думать забыл, что ты здесь. – Юноша повернулся к окну, взглянул на корабль. – Ширинов воспользуется кораблём и уплывёт на материк.

Стейнеру не было известно, понимал его дух или нет, но всё равно продолжал беседу:

– Я обязан вернуться, чтобы защитить семью.

Огненный призрак кивнул, и они оба обратили взоры на бушующее тёмно-зелёное море и приближающийся имперский корабль.

– Не только семью, но и всех в Циндерфеле и Хельвике. – Стейнер потянул цепь. – Я бы остановил Зорких и больше бы не позволил забирать детей Норд- власта.

Огненный дух стоял так близко, что пленник почувствовал запах пепла и горячего металла. Запах отцовской кузницы успокоил его, отчего мысли стали яснее. Он вспомнил о Кими и её амулете.

– Я бы и духов освободил, – прошептал он. – И даже знаю способ.

Призрак отступил к двери, не сводя глаз со Стейнера.

– И драконов бы выпустил, если бы мог.

Корабль подплыл настолько близко, что стал виден экипаж на палубе. Все они хлопотали, бегая туда-сюда под проливным дождём. Они же заберут Ширинова в Циндерфел.

– Они ведь не те жестокие монстры из легенды? – Стейнер обернулся, но Огненный дух исчез. Не оказалось его ни в тени, ни за дверью.

– И даже не попрощался. – Пленник припал к стене, осознав безысходность своего положения. – Выковано просто отвратительно, – подметил он, перебирая звенья цепи.

Вновь дверь его камеры настежь распахнулась. Краткий проблеск надежды потух в ту секунду, как Стейнер увидел на пороге Аурелиана с победоносной улыбкой на лице и светлыми глазами, полными злорадства.

– Советую и тебе посидеть в заключении, – выпалил кузнец. – Ко мне сроду столько гостей не захаживало.

– Гостей? – Аурелиан неуверенно глянул на Стейнера.

– В основном гости приходят в масках, – продолжал пленник, стараясь не вспоминать об огненном допросе Хигира. – А теперь придётся любоваться твоим глупым лицом.

– Решил, что невежливо уезжать не попрощавшись. – На лице Аурелиана вспыхнула очередная усмешка.

Стейнер побелел, как бумага.

– Уезжаешь? – с трудом произнёс он.

– Стейнер. – Аурелиан покачал пальцем. – Никто не может покинуть Владибогдан. Тебе это известно, как никому другому. – Он прошёл через камеру и повернулся. – Но иерарх Ширинов…

– Ординарий Ширинов, хочешь сказать? – перебил кузнец. – Фельгенхауэр понизила его в звании.

– А, Матриарх-Комиссар, – улыбнулся Аурелиан. – Она не вечно будет рядом, Стейнер. Её и сейчас нет. Ширинов не станет терпеть должность ординария.

Юноша кивнул. Он знал, что этим и закончится. Эти мысли заботили его даже больше, чем скудные порции еды, тяжёлый труд или тоска по дому и семье.

– Не обижай Хьелльрунн, Аурелиан. Она всего лишь…

– Ребёнок? Все мы дети. – Помощник Ширинова упёр руки в бока и злобно улыбнулся. – Если я выживаю на этом чёртовом острове, то и она сможет. Империя не станет делать исключений, впрочем, как и я.

Дверь захлопнулась, прежде чем Стейнер успел ответить. Покачав головой, он свернулся калачиком возле стены, дрожа и тихо бормоча проклятия. Со временем кузнец задремал, но шум волн и дождя проникли в его грёзы, испортив пробуждение. Пока он спал, солдат притащил жаровню и накрыл покрывалом плечи.

– Что ж, не все имперцы такие уж плохие.

И по какой-то причине это казалось ещё хуже их привычного безразличия. Стейнер с трудом поднялся и заковылял возле стены. Ноги затекли до колющей боли; пальцы почти онемели от холода. Он присел на корточки ближе к жаровне и протянул дрожащую руку. В мыслях всплыла бесконечная лестница Академии Земли, ведущая прямиком на площадь и к Сумеречной бухте, где вскоре пришвартуется имперская галера. Он представил припасы, что вынесут на берег моряки; вообразил, как Ширинов попросит немедля потолковать с капитаном. Составить план побега не получалось; он не представлял, как остановить поток событий, сидя в одиночной камере, да ещё и прикованным.

Глухой стук снаружи напугал Стейнера, да так, что он чуть не споткнулся о цепь. Сначала раздался крик на сольском, а затем ещё один звук – грохот металла о камень.

– Во имя Фрёйи, что здесь?..

После тяжёлого удара дверь дёрнулась на петлях. Второй удар расколол створку посередине, разбросав по сторонам древесные щепки. Стейнер удивлённо поднял руку к лицу. На пороге, возвышаясь над остатками двери, стояла Кими с кувалдой. И она пришла не одна.

– Можно было ключами воспользоваться, пустая голова! – ругался Тиф. – Ты только что вырубила стражника! – Спригган пролез через проделанное отверстие с ключами в кулаке и нахмурился.

Ямалка выбила ногой остатки двери, и Стейнер заметил, что ей это доставило определённое удовольствие.

– Тук-тук, – ухмыляясь, сказала Кими и наклонилась, чтобы зайти в камеру. За ней проследовали трое Огненных духов.

– Это правда? – с ходу спросил Тиф.

– Что именно? – Стейнер уставился на друзей с широко распахнутыми от удивления глазами. – Ты о чём?

– Ты обещал духу освобождение, – ответила принцесса, бросив на него настороженный взгляд.

– Да. – Стейнер пожал плечами. – Я так думаю.

– Думаешь? – недоверчиво переспросил Тиф.

– Зачем вы пришли?

– Затем, что чёртов дурак пообещал одному из Огненных духов освободить их от пожизненного заключения и тяжкого труда. – Спригган сердито глянул на Стейнера. – С тех пор как ты провозгласил эту ересь, потерянные души не хотят работать. Нет работы – нет оружия. Нет оружия – нет еды.

– Я не просил их прекращать работу.

– О чем ты думал? – Тиф топнул ногой и прокричал в лицо пленнику: – Они бастуют! Они назвали себя Пепельным судом!

Как по сигналу в камеру просочилось ещё больше призраков.

– Мне известно о Пепельном суде, – признался Стейнер.

– Откуда? Ты четыре дня заперт в камере.

Кузнец пожал плечами.

– Они давно собирались, – отозвалась Кими. – Они обсуждали восстание.

– Откуда тебе известно? – спросил Стейнер, глядя на толпу Огненных духов. – Они ведь не умеют говорить.

– Они стали писать на угольной пыли, – объяснила принцесса. – Сначала по одному слову, потом всё больше и больше, до целых предложений. Кажется, их обучил Сребротуман.

– Ты ведь не знаешь, как уничтожить «Огненную пытку», – упрекнул Тиф, качая головой. – Зачем обещать невозможное?

– Дай мне молот, – попросил Стейнер, протянув руку к Кими и сердито глядя на сприггана.

– Теперь уже пути назад нет, – тихо произнесла принцесса.

– Ты только что убила двух солдат и снесла дверь с петель, – напомнил Стейнер. – Я бы сказал, что пути назад нет уже давно.

Юноша колотил по цепи, пока та не грохнулась на пол. Он снял с запястья металлические звенья и когда повернулся, в камере уже было полным-полно Огненных духов. Они без остановки просачивались через трещины в камне или выбитую дверь.

– Тебе известен способ, кузнец? – спросил Тиф. – Ты знаешь, как освободить призраков? Скажи правду.

– Кими, отдай мне амулет.

Ямалская принцесса покачала головой.

– Это моё бремя, Стейнер.

– Но так нельзя. Если мы освободим духов…

– Так решила Империя, – перебила Кими, прижав одну руку к груди. – Если ты освободишь призраков, мой народ пострадает.

– Нам нужно с чего-то начинать, – заявил Стейнер. – И мне пригодится любая помощь. Мне нужна армия Огненных духов, которые хотят отомстить Империи за своё убийство. И как только мы это сделаем, то сможем освободить и Ямал.

Все глаза в комнате обратились к Кими – десятки светящихся глаз, ждущих ответа принцессы. Но она покачала головой.

– Если я отдам амулет, они прикажут казнить каждого ямалца. Тебе ведь неизвестно, что они сделали. Ты не знаешь, на что они способны.

– Империя и без того уничтожит спригганов и ямалцев. Сейчас они заняты Шанисрондом, но как только война закончится, безопасного места на континенте больше не останется.

– Мальчишка прав. – Тиф кивнул, теребя ухо.

– Для тебя, может, и так, – возразила Кими. – Ты в это веришь, Тиф, но никому не известно, что на самом деле сделает Империя, когда объединит Винтерквельд.

Призраки отпрянули; многие из них склонили головы. Десятник раздражённо глянул на дверь.

– Сколько спригганов и ямалцев встречались тебе в имперской форме? – поинтересовался Стейнер.

– Ни одного, – призналась Кими.

– И ты думаешь, в ближайшее время это изменится? Думаешь, Империя станет терпимее после победы в войне?

Кими потерла глаза.

– Нет. Но стать гражданином Империи лучше, чем быть уничтоженным.

– У них останется много оружия после того, как они одержат победу, – продолжал Стейнер.

– И много ветеранов, которые знают, как им пользоваться, – добавил Тиф.

– Мятеж объединит Обожжённые республики. Спригганы и ямалцы восстанут, чтобы пойти против Империи. – Стейнер приблизился к Кими, рассмотрел широкое лицо: хмурые брови выражали тревогу; напряжённая челюсть – внутреннюю борьбу. – Если начнём действовать, то сможем положить начало чему-то хорошему.

– Обещаешь?

– Ничего не могу обещать. Я всего лишь сын кузнеца, который даже читать не умеет. У меня нет ничего, кроме башмаков и кувалды. Но лучше попробовать и проиграть, чем вообще не пытаться.

Кими запустила руку в тунику и достала осколок камня с высеченным драконом.

– Я не просто отдаю артефакт, Стейнер. Я передаю судьбу моего народа.

Он кивнул и протянул руку, пытаясь не обращать внимания на дрожь.

– Мы остановим их, Кими. Я пока не знаю как, но обязательно выясню.

Опустив глаза, принцесса передала амулет.

Стейнер открыл рот, чтобы отблагодарить, но она повернулась и вышла из камеры, нырнув под низкий проём. Юноша направился следом, однако Тиф преградил ему путь.

– Ей нужно побыть одной. Она только что пошла на серьёзный шаг.

Стейнер перевёл взгляд на толпящихся в камере Огненных духов.

– Поможете мне, и я позабочусь, чтобы вы никогда больше не работали в кузнице. Вы не будете таскать мешки и ковать оружие для Империи, которая вас уничтожила.

Почти одновременно призраки опустили головы; волна тёмно-серых теней известила о согласии. Стейнер улыбнулся, чувствуя, как его охватывает волнение.

– Выследите солдат. – Кузнец поднял кувалду, ощутив надёжный вес. – А я поквитаюсь с Шириновым.

Огненные духи тотчас отправились в Академию Земли. Ни один из них больше не трудился на Империю – теперь они преследовали живых. Вскоре из здания донеслись испуганные крики послушников и изумлённые голоса солдат.

– Но как Кими вернётся в кузницу? – полюбопытствовал Стейнер.

– Тем же путём, что и прибыла, – ответил Тиф с озорным блеском в глазах. – В скале есть тайный проход. Ты же не думал, что мы настолько безумны, чтобы разгуливать по площади средь бела дня?

Стейнер улыбнулся.

– Идём. – Тиф вытащил из-под куртки изогнутый нож. – Найдём твоего Зоркого и покончим с ним раз и навсегда.

36

Хьелльрунн

«Солдаты Империи отличаются дисциплиной, Зоркие – властью, но чем примечательны Охранцы – никому не известно. Одни из них не лучше диких псов с ослабленным поводом, другие же считают себя благородными судьями, назначающими наказания неугодным Императору гражданам. Однако все они непредсказуемы и опасны».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Хьелльрунн вышла из дома и взвалила на плечи изношенное коромысло с вёдрами. На улице стояла кромешная тьма, хоть глаз выколи – сколько было времени, одним богиням известно. Однако Хьелль знала, что утро ещё раннее, поэтому сетовала, что не могла понежиться в кровати часок-другой. Мысли кружили вокруг всадников в чёрном. Сны она не помнила и не хотела помнить, поскольку дремлющий ум наверняка вызовет в воображении Охранцев, солдат и Зорких, штурмующих границу Нордвласта, ведомых безудержной жаждой насилия.

Хьелльрунн выдыхала в морозный воздух струйки пара. Из окон на мощёную улицу просачивались золотистые прямоугольники света. В других местах лучики выбивались сквозь промежутки между ставнями. Небо над головой легло огромным чёрным холстом, и лишь слабый ореол бледного света выдавал угасающую за облаком луну.

Мысли Хьелль вернулись к капитану «Надежды Дозорного». Безусловно, она успокоила новостями, вот только это спокойствие имело горький привкус: с Владибогдана нет пути назад.

В душе, словно после долгого сна, пробудилась песня, припав к губам непрошеным гостем. Пела она тихо, но слова всё равно нашли слушателя, даже в утренней тиши.

– Прекрасная песнь прекрасной девушки, – раздался голос в предрассветных сумерках.

Хьелльрунн остановилась, опешив. Вёдра качнулись, стукнув по локтю.

– Кто здесь? Покажись.

В рассветном мраке зашевелилась тень, и на свет показался темноволосый всадник.

– Прошу прощения, – извинился он и насмешливо кивнул, не сводя глаз с собеседницы. Его густые кудри спадали на лоб.

Хьелльрунн изо всех сил старалась сохранять спокойствие.

– Мы как раз держим путь в кузницу.

– Отец ещё спит, – соврала Хьелль напряжённым тоном.

– Откуда ты знаешь? – спросил всадник.

Хьелль не сомневалась, что перед ней тот самый мужчина, который оставил след сапога на двери госпожи Камаловой. В речи его присутствовала безошибочная резкость сольского выговора.

– Я его дочь, – сообщила Хьелльрунн, опасаясь, что даже небольшая часть правды станет силками, в которых она запутается.

– Ты очень похожа на другую девушку в этом городе, но, как я уже говорил Юрию, девушки Нордвласта ничем не отличаются. Худые, как тростинки, с кислыми лицами, и забывают улыбаться, когда мимо проходит мужчина.

– Улыбок было бы больше, если бы в городе продуктов хватало. – Хьелль вздёрнула подбородок, и гнев нахлынул волной. – Я здесь не для того, чтобы улыбаться, а тем более – незнакомым мужчинам. Теперь, если извините, я наберу воды.

Всадник хихикнул.

– Опять оставишь без улыбки? – крикнул он вдогонку.

Сначала она захотела повернуться и выдать очередной упрёк, но коромысло было слишком тяжёлой ношей, поэтому она пошагала прочь к колодцу, стиснув зубы.

Как никогда долго Хьелльрунн наполняла вёдра водой. Мысли в голове неслись вскачь, и руки горели на морозном воздухе.

– Скоро уеду на юг, чтобы наконец-то избавиться от сурового климата.

В душе кипел гнев. Назревал шторм, накатывая сильными волнами. Дождь из раздражения омывал её сердце. Тихий, зловещий голос нашёптывал о страшных деяниях, которые способны сотворить всадники с отцом. Может, они уже это делают. Кузница не сильно отличается от камеры пыток. Вдруг его увезут? Это самый худший вариант, ведь где потом его искать?

Хьелльрунн поспешила назад, задыхаясь и паникуя, не заботясь о том, что вода выплескивалась из вёдер. Ей уже было плевать, что придётся второй раз возвращаться к колодцу. Её волновала лишь кузница. Пусть Марек и скрывал правду, но кроме отца и Вернера у Хьелль больше никого не осталось.

Горн ярко пылал в темноте, проливая свет сквозь деревянные двери и падая позолоченными полосами на мощёную дорогу. Хьелль поставила вёдра в кухне, а затем схватила коромысло размером с её рост – нет, за оружие не сойдёт, ибо трудно удержать равновесие. Она прислушалась, но приглушённые голоса не давали понять, какая судьба настигла отца.

В отчаянии Хьелльрунн схватилась за кухонный нож. Не станет она церемониться, если всадники угрожают Мареку. Снаружи послышались тихие шаги: они топали по слякоти и вскоре добрались до приоткрытых дверей кузницы. Голоса стали чётче, но злости в них не слышалось. Глаза Хьелльрунн расширились от удивления, когда она поняла, что Марек говорил на сольском. Неизвестные слова исходили из уст самого близкого человека. Сольский – язык солдат, язык Зорких и жестокой Империи. Тревога и ледяной страх заглушили гнев.

Молча молясь богиням, Хьелльрунн вернулась на кухню. Дрожащими руками она положила нож, больше не помышляя о том, что станет сражаться. Пусть отец и скрывал прошлое, но не мог же он союзничать с Империей? Разве Вернер не говорил, что они шпионили за Империей, а не для неё?

Хьелльрунн бросилась бежать. Она мчалась по тёмным улицам, усыпанным серым снегом. Она пролетала мимо домов и семей, где домочадцы знали друг друга. Она убегала от тех, кто жил как открытые книги с кучей историй и сказок. Каждый вдох обжигал лёгкие; каждый шаг уводил от отца и секретов, которые Хьелль не хотела знать. Она бежала от человека, говорящего на языке врагов.

– Сегодня мы не планировали урок, – напомнила госпожа Камалова.

Она налила чай и принялась барабанить пальцами по столу. Хьелльрунн ворвалась в хижину молниеносно, как и немедленно принялась рассказывать.

– Он говорил по-сольски, – прошептала Хьелльрунн, повторяя в четвёртый или пятый раз.

Она ждала у двери, постоянно выглядывая в окно.

– Многие говорят по-сольски, – заметила госпожа Камалова. – Это не значит, что они – плохие люди.

– Но это мой отец! – Хьелльрунн посмотрела на старуху. Почему она не понимает? – Он говорил на сольском, языке Империи!

– На языке Сольминдра, – поправила госпожа Камалова, подняв палец. – Язык Империи – страх. И он звучит иначе.

– Но они враги. Да ещё и отец по-сольски заговорил.

– И? Я тоже говорю по-сольски. – Сутулая крестьянка исчезла, и теперь перед Хьелль предстала женщина с красивой осанкой, уверенным взглядом и неодобрительно поджатыми губами. – Не все в Империи жалуют Императора. На сольском говорили ещё в те времена, когда Империи даже в планах не было. Не связывай язык и культуру с поступками жаждущего власти тирана.

– Извините, – прошептала Хьелльрунн.

– Насколько стало бы проще жить, если бы о зле можно было судить по языку, – продолжила госпожа Камалова. – Или по цвету кожи.

– Я не встречала добрых людей Сольминдра.

Госпожа Камалова нахмурилась.

– Да не в этом суть! Суть в том, что бывают добрые и злые люди. А ещё бывает так, что человек, которого ты считал плохим, делает что-то хорошее, чтобы сбить тебя с толку.

– Но зачем отцу разговаривать на сольском с Охранцами?

– Может, у него и спросим?

– Что?

Старуха указала в окно.

– Он на поляне.

Хьелльрунн бросилась к шкафу и схватила нож. Распахнув дверь, она выставила перед собой лезвие.

– Держись подальше. Мне ничего от тебя не нужно. Ничего, слышишь? Ты лжец!

Марек и Вернер обменялись взглядами, и отец протянул руки ладонями вверх.

– Я хочу поговорить, Хьелль, – убеждал он. – Я слишком долго молчал, и теперь настало время правды.

– Мы оба молчали, – признался Вернер.

Госпожа Камалова обняла ученицу за плечи и забрала нож из её рук.

– Прошу, заходите. И перестаньте уже кричать в моём лесу. Вы всех животных разбудите. Или мёртвых из могил поднимете.

Все четверо быстро собрались в кухне.

– Пора объясниться, Марек. – Госпожа наливала чай. – С тех пор как забрали её брата, Хьелль попрощалась с детством. Она должна знать.

– Знаю, но… – Отец покачал головой.

– Я и не думала, что вновь увижу тебя, – обратилась Камалова к Вернеру.

– Вы знаете друг друга? – удивилась Хьелльрунн.

– Я должен признаться. – Дядя с сожалением глянул на Марека. – Как ты и просил, ради безопасности Хьелль я отправился в Хельвик, чтобы убить Тройку. Я хотел дать понять Империи, чтобы не смели приходить за нашими детьми. – Вернер заглянул в тёмную кружку чая и вздохнул. – Первые двое умерли быстро, потому что я застал их врасплох. Но когда настал черёд третьего, я не смог. Она словно ждала меня, будто нет ничего необычного в том, что убийца ворвётся в дом среди ночи.

– Почему не рассказал? – спросил Марек, суровый и бледный.

– Я увидел её без маски и плаща. Из Зоркой она превратилась в обычную старуху, которая лежала в постели, пытаясь заснуть.

Хьелль перевела взгляд на госпожу Камалову.

– Что?

– Думала, ты знаешь. – Наставница пожала плечами.

– Я подозревала, что вы были Зоркой, – пробормотала Хьелльрунн. – Но никак не думала, что вы – та самая пропавшая без вести из Хельвика!

– Почему бы и нет?

– Что ж… – Хьелльрунн сморщила нос. – Вы такая старая, что я решила…

Госпожа Камалова закатила глаза.

– А Хигир и Ширинов – весенние цыплята, да?

Марек встал из-за стола и уставился в окно.

– Я не мог признаться, что потерпел неудачу, – признал Вернер, не глядя на Марека. – После всего, что ты для меня сделал…

– Что? – Хьелльрунн перевела взгляд с дяди на отца. – Что он для тебя сделал?

Вернер открыл рот, чтобы заговорить, но Марек перебил:

– Давным-давно, прежде чем мы с твоей мамой встретились, я был солдатом. Однажды я увидел, как два имперца избивали мужчину, намереваясь отнять последние гроши. Это случилось ночью, и человек был пьян, но он всё равно не заслужил такого обращения. Я пытался их остановить. Но… всё обернулось трагедией.

– Он спас мне жизнь, – пояснил Вернер, отрываясь от чая.

– Ценой двух солдат, которым следовало быть умнее, – признался Марек.

– Ты их убил? – спросила Хьелльрунн.

– Я не брат Марека, Хьелль, – объяснил Вернер, – я его шурин.

– Значит, ты знал мою маму? – Девушка приблизилась к Вернеру.

– Можно и так сказать, – ухмыльнулся дядя, на секунду превратившись в того Вернера, которого она знала всю жизнь – чуть выпившего, лучезарно улыбающегося рыбака с кучей историй. – Твоя мать была моей старшей сестрой.

– Была? – Глаза Хьелль наполнились горячими слезами.

– Нас было трое, но Империя забрала двоих. – Вернер выдавил горькую улыбку. – Остался только я.

– Но ты всё ещё мой дядя.

– Верно. Дядя со стороны матери.

Хьелльрунн крепко обняла Вернера.

– Ты был солдатом? – спросила она отца, держась на расстоянии.

– Служил с твоей мамой, и со временем мы влюбились друг в друга. Да вот только любовь в Империи запрещена, как и всё остальное. Мама бросила службу, но потом вернулась. Она не хотела, но знала, что они станут охотиться на неё до конца дней. Так мы оказались в Циндерфеле.

– Она?.. – Хьелльрунн не могла заставить себя произнести слова.

– Она была Зоркой. Высокопоставленной Зоркой. Империя всё больше и больше нуждалась в ней.

Марек зажмурился и прижал кулак к губам. Голос его звучал тихо; каждый слог был пронизан болью.

– Колдовство высосало из неё жизненные силы. Вот почему я не мог позволить забрать тебя на Владибогдан, Хьелль. Я не мог допустить, чтобы с тобой случилось то же самое.

– Она устала править, – объясняла госпожа Камалова. – Мы встречались однажды. Она сказала, что Империи нужно внутреннее сопротивление. Нападение извне означает смерть. Она всегда надеялась изменить Империю.

– Я бы не сказал, что она устала, – возразил Марек. – Она просто не хотела, чтобы Охранцы появились на пороге дома и убили наших детей.

Не говоря ни слова, Хьелльрунн поднялась со стула и крепко обняла отца.

– Теперь в нашем круге появилась новая Зоркая, – заметил Вернер.

– Нет уж, с меня хватит. – Камалова нахмурилась. – Знала бы, что ты живёшь в Циндерфеле, я бы никогда сюда не явилась. Я решила, что ты из Хельвика. Но я всё равно благодарна за помощь в побеге. Всяко лучше, чем смерть, пусть и не менее холодно.

– Что теперь? – поинтересовалась Хьелль.

– Теперь будем искать способ, чтобы забрать Стейнера с Владибогдана, – ответил Марек.

– Я вернее отвечу, – заявила старуха. – Нас сейчас арестуют. Твой отец пришёл сюда, не понимая, что ведёт за собой Охранцев.

– За нами не было слежки, – возразил Вернер, хотя глаза его неуверенно метнулись в сторону окна.

– Значит, дюжина мужчин за деревьями – игра воображения? Или мне кажется, что мысли их на сольском языке?

Марек встал с угрюмым лицом и схватился за длинный нож на поясе. Вернер тихо ругнулся, и тогда рыбак и кузнец скользнули к окну, встав по обе стороны.

– Лучше возьму-ка я нож, – промолвила Хьелльрунн.

– Лучше оставайся безоружной, – возразила Камалова. – Меньше шансов быть убитой.

Хьелльрунн открыла дверь, вынудив Марека повернуться в её сторону.

– Что ты задумала? – негодующе спросил он.

– Мы знали, что они придут.

– Хьелль, у них численное преимущество, – настаивал Вернер. – Нас слишком мало.

Однако она и не ждала одобрения. Поляна стала местом бесчисленных уроков, страхов, ярости, вопросов и иногда даже ответов. Вероятно, это станет местом её гибели.

– Уж лучше встретить погибель среди деревьев, чем в этом жалком городишке.

Движение справа подтвердило информацию госпожи Камаловой.

– Ты совсем не удивилась нашему визиту, – съязвил темноволосый всадник. Ухмылка никогда не исчезала с его губ. – Вот преимущество чтения мыслей.

– Держись подальше, – монотонно скомандовала Хьелльрунн.

В ушах шумело Призрачное море; чувства обострились. Она слышала лес и зимнюю стужу. Вороны встревоженно перекликались вдали среди лихорадочного шёпота деревьев.

– Дитя моё, я не уйду, – усмехнулся всадник. – Как и мои товарищи.

Из леса, в сопровождении крестьян, появились ещё трое Охранцев. За деревом прятался Бьёрнер, который первый бросился доносить, но не желал быть свидетелем последствий своих действий. Марек с ножом в руках тут же вышел из дома и встал возле дочери.

– Привет, дружище, – поздоровался всадник.

– Я тебе не дружище, – отрезал Марек.

– Ты у нас легенда.

Хьелльрунн насчитала дюжину солдат. Нож её и вправду был маловат.

– Легенда среди Охранцев, – продолжил всадник, повернувшись к товарищам, как будто рассказывая байку у камина в таверне. – Подумать только, пришли в поисках пропавшей Зоркой, а нашли человека, который променял Империю на любовь и соблазнил Зоркую.

– Я покинул Империю, потому что устал от убийств.

– Убийство – это всё, что у нас есть, брат.

– Не соглашусь, – возразил отец. – Не в убийствах смысл. И ты мне не брат.

– Брат по оружию, разве нет? Жаль, что придётся покончить с тобой, Марек. В наши дни легенду не часто встретишь.

– Вы никого не убьёте, – выпалила Хьелльрунн.

– О, нас хорошо обучили, как расправляться с дезертирами, – насмехался всадник. – Девочка, ты-то точно не станешь преградой.

– Ваша проклятая Империя отняла моего брата, но больше вы никого не заберёте.

Гнев Хьелльрунн превратился в бушующий шторм; в волны, разбивающиеся о непоколебимые скалы. Ярость выплеснулась грохочущим градом.

– Хьелльрунн, – прошептал Марек. – Хьелль, ты оторвалась от земли.

Охранцы наступали, оголив лезвия в лесном мраке.

37

Стейнер

«Возможно, в молодости я и верил, что всё это имеет значение. Ширинов, к слову, верит до сих пор. Я видел смерть, разрушенные и разграбленные города, покалеченные страхом и горем. Славу Император всегда забирает себе – не существует для него никого другого. Все медали, почести и звания превращаются в гротескную игру. Мы для него – носильщики копий, выполняющие второстепенные роли. Но какой у нас выбор? Отступничество всегда влечёт за собой погибель».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Стейнер перешагнул через разрушенную дверь камеры в коридор, тотчас увидев трупы солдат.

– Я уж думал, умру в этой камере.

– Все так думали, – согласился Тиф. – Кими рвалась тебя вытащить с первой секунды заключения.

Стейнер подумал о принцессе и о том, как сильно они сблизились. Он тоже ради неё пойдёт на многое. Теперь на шее тяжёлым грузом висел амулет, напоминая, что от него зависела не только судьба Огненных духов, но и каждого ямалца во всём Винтерквельде.

– Пойдём же, – позвал кузнец приятеля. – Дела ждут. Нужно помешать Ширинову подняться на борт.

Зрелище, что встретило Стейнера и Тифа, бросало вызов любой вере. Академия Земли превратилась в поле боя и вотчину страха: создав собственные Тройки, Огненные духи нападали на солдат. Жертвы их умирали от удушья, хрипя, кашляя и моля о пощаде. Пока юноша со спригганом шагали по коридору, навстречу попался солдат. Он тотчас поднял булаву, но путь ему преградил призрак с янтарными мерцающими глазами. Схватив рукоять, он выдернул оружие из руки солдата, а товарищи впустили в лёгкие струйки дыма. Мужчина рухнул на землю, схватившись одной рукой за горло, пока другой рукой размахивал в воздухе.

– Духи… Они неуязвимы?

– А как убить того, кто уже мёртв? – Тиф наблюдал за смертью врага. – Их можно сдержать с помощью воды. Или колдовства, как я подозреваю.

Препятствия на пути не заканчивались: Стейнер отразил кувалдой сокрушительный удар булавы, а Тиф вонзил в лёгкие нож. Солдат отшатнулся, хрипя, и тогда кузнец ударил кувалдой в бронированное плечо, помяв металл и переломав кости. Противник рухнул, и Тиф бросился к нему с ножом, чтобы перерезать горло.

– За что ты его? – недоверчиво спросил Стейнер.

– Он уже был не жилец. Особенно после кувалды.

– Но зачем?..

– Мертвецы не болтают, Стейнер. Этот солдат не был твоим другом. Он бы схватил твою сестру по команде Ширинова, как и любой из них.

Юноша кивнул, пытаясь игнорировать море крови, и бросился по лестнице к двойным дверям. Внизу его ждали трое послушников с гранитной кожей.

– Проклятие. Им уже горло не перережешь, – угрюмо буркнул Тиф.

Лезвие с запачканной кровью кромкой ярко блестело в его руке. Стейнер поднял кувалду и перевёл взгляд с одного послушника на другого. Все они оказались такими юными. Возраст в каменном обличье определить было трудно, но выглядели они не старше пятнадцати.

– Я не хочу сражаться, – убеждал Стейнер. – Вы не виноваты, что попали на Владибогдан. Вы не просили колдовскую метку и не грезили служить Империи.

Один из послушников вздрогнул. Слабое белое сияние смыло гранит с его кожи. Мальчик склонил голову, угрюмо поглядывая на кузнеца.

– Брата отправили сюда за три года до того, как меня забрали, и когда я приехал, то не смог его найти. Ты знаешь Дмитрия? Видел его?

Стейнер покачал головой и сглотнул, не в силах рассказать страшную правду.

– Я хочу остановить Империю. Хочу, чтобы они прекратили забирать детей, – объяснял он. – Но мне нужно пройти через двери, чтобы помешать Ширинову.

При упоминании Зоркого послушники обменялись тревожными взглядами.

– Позвольте пройти, и я сделаю всё возможное, чтобы остановить это. – Стейнер указал на академию.

Послушники вздрогнули – на площади разгорались боевые действия.

– Ступай, – заявил старший. – Не говори никому, что видел нас.

– Спасибо, – поблагодарил Стейнер и шагнул мимо троицы.

– Что с ним? – спросила девочка, когда Стейнер и Тиф открыли дверь. – Где Дмитрий?

– Не знаю. – На миг разочарованная послушница напомнила ему Хьелльрунн.

– Идём, – торопил Тиф, дёргая за тунику. – Не время болтать.

– Они все лишь дети. С меня достаточно убийства Маттиаса. Я больше никого не трону, если смогу договориться без кровопролития.

Спригган глянул на друга и толкнул створки, ведущие наружу.

– Готов?

Пройдя через громоздкие двери, они бросились бежать по ступенькам Академии Земли, чтобы выйти на площадь.

– Фрейна милостивая! – воскликнул Тиф, размахивая изогнутым ножом.

– Мы начали восстание.

Площадь ревела. Солдаты в доспехах пытались усмирить бунт, пока духи бродили от одной жертвы к другой. Небольшая группа послушников из Академии Воздуха дрались с соперниками из Академии Пламени и с угрюмыми лицами тушили их колдовской огонь.

– Какого Хеля? – рявкнул Тиф, уворачиваясь от булавы разъярённого солдата.

– Похоже, послушники Академии Воздуха показывают своё истинное обличье, – ответил Стейнер. – И они не сторонники Империи.

Максим сидел на корточках возле послушников из Академии Воздуха, бросая боязливый взгляд на огненные копья и языки пламени, вырывающиеся изо рта противников.

– Ученики Академии Пламени.

Стейнер шагнул в сторону противостояния и одним ударом поставил на колени послушника. Раздался хруст и визг, и мальчик свернулся калачиком, обхватив руками сломанную ногу.

– Убирайся! – прорычал кузнец.

Второй удар пришёлся в грудь. Хрипя, огненный послушник отпрянул и рухнул ничком.

Оставшийся паренёк вышел вперёд, схватил Стейнера за горло, лишая возможности нанести удар кувалдой, и сделал вдох. В горле появилось угрожающее свечение.

– Эй, берегись! – закричал Тиф, но послушник увернулся от нападения.

Спригган тут же бросился на него с ножом.

– Подожди! – вскрикнул Стейнер и вырубил нападающего одним лишь ударом.

– Значит, ему можно тебя сжигать, а мне его нельзя прикончить? – возмутился Тиф. – В чём логика?

Послушники Академии Воздуха подошли к кузнецу поблагодарить за помощь, но тот призвал их продолжать борьбу. Максим протолкнулся через толпу и схватил друга за руку.

– Останови Ширинова, – попросил мальчик. – Он ушёл прежде, чем напали Огненные духи.

– Хьелль, – прошептал Стейнер и бросился бежать сквозь разгорячённые тела.

Перед сторожкой стоял одинокий солдат, широко расставив ноги и зажав в латных рукавицах оружие. Юноша ловко увернулся от удара, который мог бы раздробить череп. С проклятиями на устах он повернулся и замахнулся кувалдой. Солдат отпрянул назад, но его подвела скользкая от дождя и крови брусчатка. Тиф хотел увернуться, но имперец рухнул прямо на него.

– Сними с меня этого тупоголового! – завопил спригган.

Стейнер с трудом стащил тяжёлую тушу поверженного врага с товарища, и Тиф поднялся на ноги с разъярённым видом.

– Цел?

Десятник продемонстрировал нож со сломанным пополам лезвием. Оставшаяся часть была залита кровью.

– Я имел в виду кости, а не оружие, – фыркнул Стейнер. – Где вторая части лезвия?

Тиф сморщился и указал на солдата.

– А говорил, клинки прочнее, если ковать на драконьем огне.

Среди боевых действий и криков на сольском и северном Стейнер заметил двух солдат. Они неподвижно стояли на месте, и внимательный осмотр лишь подтвердил, что их обратили в камень. Красные плащи и чёрные доспехи обрели теперь цвет сланца.

– Здесь кто-то есть, кто-то могущественный. – Стейнер огляделся вокруг со всё нарастающей паникой. – Достаточно сильный, чтобы превратить человека в камень.

Тиф радостно указал на проход между Академией Воздуха и Академией Воды, где жрица в чёрных одеяниях одаривала страшным взглядом каждого, кто осмеливался приблизиться. За спиной Сандры стояла Тайга, держа в руках кинжал.

– Она следит, чтобы никто из солдат не добрался до кузницы.

Кивнув, Стейнер шагнул через тусклую арку под сторожкой, спеша помешать уходу Имперской галеры. Фигура, что поднималась по ступеням из Сумеречной бухты, не принадлежала Ширинову, как надеялся юноша. Это оказался Хигир, и его появление всколыхнуло волну страха и воспоминаний об огненном допросе в камере.

– Зря ты покинул камеру, мальчик, – произнёс Мертвосвет скорбным тоном. – Теперь я закончу начатое.

Стейнер выхватил амулет из-за ворота туники и выставил перед собой.

– Где царствует огонь, там царствует и смерть.

Резной камень озарило свечение, и амулет ожил, купаясь в ярком пламени.

– Это ещё что? – Хигир остановился на ступеньках. – Очередная безделушка из твоего арсенала?

Из двух солдатских трупов восстали Огненные духи, прислушиваясь к зову «Огненной пытки».

– Взять его, – приказал Стейнер.

Призраки бросились на Мертвосвета, не в состоянии сопротивляться приказу.

Зоркий проигнорировал их. Танцующие вокруг его ног языки белого пламени становились всё ярче, пока за хмурой маской Хигир что-то шептал. Затем вытянул руки и выпустил с ладоней красный пепел. Тлеющие огоньки поражали белым пламенем каждого из Огненных духов. От такого яркого света Стейнеру приходилось отводить глаза.

– Он их уничтожил, – выдохнул Тиф, округлив от удивления глаза.

– Я – иерарх, – сдержанно напомнил Хигир. – Или ты думал, я дышу огнём, как какой-то послушник? – Зоркий смахнул пепел. – Приступим к твоей персоне, Вартиаинен. Мне стало ясно, что смирения от тебя ждать не приходится. Лучше тогда покончить с тобой раз и навсегда и положить конец этому восстанию.

– Восстанию? – Ещё до того, как слово слетело с его губ, Стейнер двинулся вперёд, замахиваясь кувалдой.

Если Ширинов мог отразить физическое нападение одним лишь жестом, Хигир такими способностями не владел. Зоркий увернулся от яростного удара и чуть не свалился с лестницы. Тотчас он выпустил огненный шар, который пролетел возле Стейнера, но так и не задел. Очень скоро спину охватил жар; воздух запах палёными волосами. Тиф ругнулся и упал на бок, ворча от боли. Кузнец, не теряя времени, схватил Зоркого за голову и ударил о стену сторожки.

– Сейчас я покажу, что значит восстание!

Повторив удар, Стейнер потащил его обмякшее тело.

– Твоё время вышло, старик.

Неожиданный удар пришёлся прямо в челюсть юноши. Медный вкус крови наполнил рот, наряду со смутным осознанием, что он только что прикусил язык. Стейнер отпрянул и хотел замахнуться, но Мертвосвет протянул к нему раскалённые руки.

– Меня не так просто одолеть, мальчик.

Кузнец в ужасе уставился на Зоркого, боясь, что тот прожжёт кожу до самых костей. Он снова замахнулся, но на этот раз ведомый страхом, а не жаждой мести. Хигир снова пошёл в наступление с раскалёнными, как сталь в плавильне, руками. Но неожиданно огонь погас, затопленный солоноватой водой, и тоннель незамедлительно наполнился едким зловонием. Оглянувшись, Стейнер заметил Тифа и Тайгу с вёдрами. Иерарх отступил. Колдовской огонь погас на его ладонях, и от скрюченных пальцев заструился пар.

– Убогие спригганы, бесполезные паразиты…

Все недосказанные слова унёс в небытие удар кулака. Хигир споткнулся и развернулся в сторону Сумеречной бухты. Стейнер не мог оставить судьбу Зоркого на волю случая, поэтому ударом в зад отправил старика вниз по бесчисленным ступеням. Вместе с Тифом и Тайгой они наблюдали, как враг кубарем скатился до самой земли, где бездыханное тело и застыло. Стейнер хотел было спуститься, но Тиф придержал за плечо.

– Мы опоздали, – прошептал он.

– Якоря подняли, – добавила Тайга, наблюдая, как корабль отплывает от пирса, расправив паруса.

– Они отплыли, пока мы сражались с Хигиром, – продолжил Тиф.

Судно устремилось за тёмные зазубренные границы Сумеречной бухты. Вскоре оно выйдет в открытые воды, задаст курс на Циндерфел и поплывёт прямиком к Хьелльрунн.

С языка Стейнера посыпалась ругань, от которой Тайга удивлённо вскинула бровь. Сражение на площади стихло. Те послушники, кто остался верен прежним устоям, побрели обратно в академии, в то время как мятежники ждали снаружи, глядя на кузнеца.

– Это ведь статуя? – спросил Тиф. – В ней кроется источник силы?

– Не знаю, – признался Стейнер, поднимая кувалду. – Но очень хочу выяснить.

На площадь опустилась тишина предвкушения, когда он приблизился к статуе дракона и встал возле толстой, как ствол древнего дерева, ноги.

Рядом появился Сребротуман, выжидательно сложив руки.

– Сделай это, Стейнер, – настаивала Сандра.

Юноша широко замахнулся кувалдой и нанёс первый удар, от которого застонали плечи. Стиснув зубы, он снова ударил, и на этот раз по статуе поползли мелкие трещины.

С громким рёвом Стейнер нанёс следующий удар, только на этот раз взял выше. Послушники на площади поддерживали его громкими криками, словно заразились его волнением и яростью. Огонь, бушующий вокруг каменного дракона, погас, и вместе с ним исчезли и крики и ругательства. Трещины разбежались по всей поверхности статуи; части крыла разрушились и посыпались.

– Стейнер! Отходи оттуда! – закричал Тиф.

Монумент с таким грохотом обрушился на сторожку, что Стейнер закрыл ладонями уши. Пыль и каменные крупицы взмыли в воздух, вызвав всеобщий кашель, а затем воцарилась изумлённая тишина. На площади кружили Огненные духи, сцепив призрачные руки. Когда амулет на груди завибрировал, кузнец сразу полез за ним под тунику.

– Что это? – спросила Сандра.

– Статуя и артефакт были связаны. – Стейнер глянул на разрушенный монумент. – Я так и знал.

Статуя – это связующая сила, – раздался голос Сребротумана. – Сила, которая связывала мёртвые души Владибогдана. Сила, которая мешала мне рассказать об этом.

– А теперь она разрушена, – объявил Стейнер. – У Империи нет больше рабов!

Да. – Сребротуман кивнул и положил руку на плечо Стейнера. – Прими мою благодарность.

– Молодец, – тихо похвалила Тайга. – Правда, это никак не поможет твоей сестре. Что будем делать дальше?

– Нужно найти выход с острова. – Стейнер посмотрел на упавшую статую. – И нам осталось испробовать только один способ.

38

Хьелльрунн

«Множество учёных Зорких интересуются источником магии. Хотел ли дракон передавать силы свои смиренным людям? И если бы драконов действительно истребили, исчезло бы колдовство? Получается, Владибогдан – не просто тюрьма для драконов, но и спасение нашего будущего».

Достоверные Истории. Том 3: Серебряные Пули

Дыхание Хьелльрунн оставалось медленным, ровным; грудь тихо поднималась и опускалась, как будто во сне. Казалось бы, не грёзы ли это? Она парила над землёй, пока Охранцы в чёрном одеянии медленно двигались через дремучий лес, а Бьёрнер застыл с ужасом на лице. Было сложно поверить в происходящее. Большинство Охранцев стояли с мечами, но несколько из них держали сети и арбалеты.

– Хьелльрунн, – обратился Марек с бледным лицом, полным благоговения. – Ты поднялась над землёй!

– Беги в дом, отец. Там безопасно.

Едва она успела закончить фразу, как Охранец встал и выстрелил из арбалета. Хьелль обернулась, одарив врага угрюмым взглядом, после чего жестом заставила стрелу развернуться прочь от хижины.

– Эй! – закричал Вернер, упав в грязь спиной.

Племянница глянула на Охранца с арбалетом и подняла его с земли одним лишь жестом. Мужчина завопил, когда взмыл к лесным ветвям, а затем всё выше и выше к небесам.

Девушка проводила его взглядом, и это чуть не стоило ей жизни.

– Хьелль! Берегись! – закричал дядя, указывая на другую сторону поляны.

С застывшим на губах проклятием арбалетчик выстрелил. Хьелльрунн хлопнула рукой и слегка повернулась в воздухе, отчего стрела изменила направление, расколов древесную кору. Потрясённый Охранец опустился на колено и принялся перезаряжать оружие.

Первый стрелок уже летел назад – чары иссякли, и в права вступила сила притяжения. Пронзительный вопль разнёсся по всему лесу, заморозив кровь в жилах у всех присутствующих. Крик оборвался, и Охранцы обернулись на мёртвого товарища.

Хьелльрунн, всё ещё окутанная волшебным спокойствием, тоже перевела взгляд на убитого ею человека. Охранцы принялись стрелять, и в ту же секунду каждый мускул в её теле сжался от напряжения. Первая стрела рассыпалась в щепки, но неожиданно в плече вспыхнула жалящая боль. Задыхаясь, Хьелльрунн поняла, что оказалась на земле. Руки стали скользкими от грязи; голова пульсировала. Вторую стрелу она не смогла остановить. Взгляд на плечо лишь подтвердил, что лёгкая ткань туники порвана вместе с плотью, и тёмно-красный ореол пропитал одежду.

– Сконцентрируйся, глупая девчонка! – ругала себя Хьелль.

Вернер и Марек рванули вперёд, ревя, как берсеркеры из старых легенд. Отец обращался с ножом уверенно и небрежно, и без труда отразил поспешный удар противника. Затем толкнул Охранца плечом в корпус и сбил его с ног.

– Отец, – закричала Хьелльрунн, когда к нему приблизился ещё один мужчина.

Марек нырнул под меч и нанёс удар ножом, задев сразу несколько жизненно важных органов. С криками соперник рухнул на колени, в ужасе глядя на расплывающееся на животе красное пятно.

Вернер нападал не менее яростно: он нападал и уклонялся. К рыбаку подскочил Охранец с мечом, и оба они оказались в непосредственной близости друг от друга. Дядя повернулся и выхватил меч из рук нападавшего, а секундой позже вонзил ему же в грудь, несмотря на сопротивление.

Прижав руку к плечу, Хьелльрунн вскочила на ноги. Отец открыл рот, чтобы закричать, но в ту же секунду Охранцы набросили на него сеть и принялись избивать рукоятями мечей.

– Чёрт возьми, Марек! – воскликнул темноволосый всадник. – Мы не за тобой пришли! Только за Зоркой! Где она?

С ледяной решимостью Хьелльрунн попыталась воззвать к силам земли и воды, пытаясь услышать сердитый рёв Призрачного моря. Но она не испытывала ничего, лишь ужас при виде отца, который стоял на коленях с окровавленным лицом.

– Где Вьюга? – завопил Охранец.

Остальные солдаты почти накинулись на Хьелльрунн, когда из хижины вышла госпожа Камалова. Вместо сутулой, сварливой женщины перед ними стояла высокая и властная высокородная дама. С суровым видом она протянула руку. Хьелльрунн не видела, как приближался Охранец с сетью, но вот он уже с криком упал на колени, хватаясь за голову. Ветер на поляне хлестал голые деревья и качал хвойные ветки.

– Вы не смеете являться ко мне в дом. Вы меня не поймаете, – зарычала Камалова. – Вы не смеете охотиться на мою ученицу. Это я вас поймала. Поняли? – Она взмахнула руками над головой и по-птичьи закричала.

Охранцы, не обращая внимания на предупреждение, бросились к старухе.

В ту же секунду на них напали птицы всех видов: чёрные дрозды и вороны, чайки и бакланы. Хьелльрунн даже почудился пернатый ястреб с расправленными крыльями.

Все как один Охранцы рухнули на землю. Их руки, лица и головы были покрыты кровавыми царапинами от когтей. Крылатые союзники взмыли над деревьями и принялись кружить вокруг.

Хьелльрунн не теряла времени даром и бросилась к отцу. Тяжело дыша и сдерживая слёзы, она стянула сеть с избитого тела. Марек взглянул на дочь, но в глазах его застыла уверенность, что скоро им всем придёт конец.

– Их слишком много.

– Госпожа Камалова не даст нас в обиду, – постаралась приободрить его Хьелль. – Гляди!

Пестрая стая птиц рванула сквозь деревья, яростно взмахивая крыльями. Охранцы едва пришли в себя и начали кричать в полном смятении – все, кроме одного. Темноволосый всадник поднялся на ноги, ухмыляясь так же уверенно, как пламя факела в его руке. Птицы подлетели к нему, но всадник не дал себя в обиду: тотчас опалил им крылья. В воздухе витал запах гари; пернатые помощники издавали крики боли. Другие последовали примеру всадника и принялись зажигать факелы. Птицы кружили над их головами, и Марек вскочил на ноги, одной рукой схватив за запястье Хьелль.

– Я заберу тебя.

– Куда?

– В безопасное место, – прорычал он.

– Отец. – От тона дочери Марек застыл на месте. – Они пришли за ней, но всё равно не остановятся, пока не заполучат и нас. Безопасного места больше нигде нет.

Всадник продолжал отгонять птиц, выигрывая время для товарищей, которые один за другим поджигали свои факелы и присоединялись к обороне от стаи госпожи Камаловой.

– Нужно ей помочь, – продолжила Хьелльрунн, но Марек лишь тоскливо посмотрел в сторону Циндерфела.

Госпожа Камалова стояла у входа в хижину. Она вновь взывала к небесам, чтобы собрать птиц, но те лишь разлетались и кричали, попадая в огонь факелов Охранцев. Старуха что-то крикнула на сольском, но стая не слушала её.

Хьелльрунн закричала, когда за спиной наставницы появился Охранец. Он вышел из хижины и ударил старуху по голове рукоятью меча. Женщина рухнула навзничь, и стая быстро разлетелась во всех направлениях.

Однако напавший на госпожу Камалову не прожил долго: появившийся за его спиной Вернер вонзил в него короткие лезвия. Враг вскрикнул и повалился на колени. Очередная вспышка лезвий, и мужчина схватился за шею. Глаза его широко раскрылись, а лицо побледнело, как снег на поляне.

Темноволосый имперец выругался на сольском, бросил факел и закричал товарищу. Но в ту же секунду Вернер отпрянул – в плечо его вонзилась стрела.

– Дядя! Нет! – вскрикнула Хьелльрунн, ощутив страшный холод, который не имел отношения к промозглому ветру.

Из последних сил Вернер набросился на ближайшего Охранца, отнял оружие и вонзил сопернику в бедро. Но вдруг рыбак вздрогнул. Один раз. Два раза. Прямо в живот и грудь ему вонзились стрелы.

Вернер, дядя Вернер, рыбак и рассказчик, рухнул на лесной покров и больше не шевелился.

– Вернер! – Крик Марека ознаменовал окончание схватки.

Кузнец бросился к другу и вцепился в его тело, но тот не реагировал. Хьелльрунн молча глядела на Вернера и госпожу Камалову, которая лежала неподвижно, мёртвая или же без сознания.

Охранец обошёл падших, держа в руках ярко сверкающие клинки.

Хьелль не могла говорить; шок заглушил слова и мысли.

– Вы, девушки Нордвласта, выглядите все одинаково, – ухмыльнулся вымазанный сажей всадник. Несмотря на несколько царапин, усмешка так и не пропала с его лица. – Тонкие, как тростиночки, да с кислыми лицами, которые не улыбаются проходящему мимо мужчине.

– Хочешь, чтобы я улыбнулась? – прошептала Хьелльрунн со слезами на глазах. – Хочешь, чтобы я улыбнулась? – повторила она чуть громче.

Рёв Призрачного моря стоял в ушах и гудел в крови.

– Хочешь, чтобы я улыбнулась? – закричала она, перекрикивая звуки трескающихся камней и падающих деревьев.

– Фрёйа, помилуй, – взмолился Марек. Он не смотрел на Охранца – взгляд его был прикован к дочери.

Камни вырвались из-под лесного покрова вместе с оружием павших воинов. Старая кора и осколки костей давно умерших животных поплыли над землёй. Несколько Охранцев бросились бежать, но попали в водоворот мусора, который избивал их тела, поднимая в воздух. Один за другим крики прекратились. Враги падали, ударяясь головами о деревья или натыкаясь на мечи. Ветер продолжал жестокую игру, пока Хьелль парила в эпицентре шторма со стиснутыми зубами и сжатыми до крови кулаками. Буря кружила и кружила, пока крики умирающих не стихли на фоне страшного рёва стихии.

– Хьелльрунн! – раздался голос Марека среди всего этого яростного безумия. – Хьелльрунн! Они мертвы!

Они убили Вернера. Хьелль не остановится, пока не сломает каждую кость в их теле. Нет, не отпустит она силу свою.

– Дочка! Прекрати! – Марек стоял под ней, умоляя. – Хижина сейчас рухнет!

Хьелльрунн перевела взгляд на маленький домик. Солома поднялась с крыши и взлетела в небо; о стены и ставни бились камни и трупы Охранцев.

– Хьелльрунн! Пора остановиться, иначе лес уничтожишь!

Буря не прекращала бушевать. Почему она никогда раньше не взывала к силе, а продолжала прятаться от детей и пристальных взглядов горожан? Больше такого не будет!

– Хьелль! Ты убьёшь Камалову! Мы и так потеряли Вернера!

Со всех сторон на поляну начали падать ветки и прочий мусор, и Хьелльрунн опустилась вниз, погрузив в снег окровавленные ступни. Закрыв глаза и глубоко вздохнув, она попыталась справиться с болезненным чувством утраты.

– Ты спасла нас, Хьелль. – Марек похромал к разрушенной хижине и убрал сломанную ветку, упавшую на госпожу Камалову.

Отец осел на землю возле дома, прислонившись спиной к стене и глядя на весь этот хаос. Лес стих; не слышно было ни звона мечей, ни стука камней о древесину, ни криков раненых или умирающих. Было тихо, не считая страшных рыданий Марека, который прижал руки к лицу и лишь изредка шептал:

– Вернер.

Посыпал снег, но Хьелльрунн не желала уходить. Она застыла в центре поляны, боясь упасть навзничь, если сделает хоть один шаг. Руки её дрожали, но не от холода. На смену ярости пришла страшная пустота. Бьёрнер выглянул из-за дерева и уставился на девушку, слишком глупый или слишком напуганный, чтобы бежать прочь.

– Хьелль. – Марек указал на дальнюю сторону поляны, где солдат в чёрном, изорванном в клочья облачении перевернулась на живот и начал ползти по грязи мимо камней и трупов. Он не издавал ни звука, за исключением хрипов сильно пострадавшего человека.

Хьелльрунн шагнула вперёд, чувствуя, как трясутся ноги. Охранец увидел её, перевернулся на спину и в ужасе пополз от неё прочь. Шторм из камня и деревьев лишил его ухмылки, оставив лишь неверие и страх.

– Прошу, – взмолился темноволосый всадник. – Пожалуйста! – пропало самодовольство, с которым он упрекал её за отсутствие улыбки.

Хьелльрунн сделала шаг вперёд, а затем ещё один, чувствуя, как возвращается сила. Страх всадника усилился. Подтолкнув ногой короткий клинок, Хьелль наклонилась, чтобы достать его из грязи.

– Пожалуйста, я безоружен!

– Убийство – единственный выход. Так ты сказал. Сколько безоружных мужчин и женщин ты убил? – Хьелль непреклонно двигалась к Охранцу.

Всадник замолчал.

– Скольких ты убил ради любимой Империи?

– Нет, прошу! Подожди!

– Ты убил моего дядю!

Девушка подняла изогнутое лезвие над головой, и всадник замолчал навсегда.

– Ступай домой, Бьёрнер, – велела она, не поднимая глаз от трупа Охранца.

Владелец таверны вышел из-за дерева. Вина и страх наполнили глаза, которые видели слишком много.

– Ступай к дочери.

Бьёрнер кивнул.

– И если будешь с ней плохо обращаться… – Хьелль указала на всадника.

Напуганный мужчина вновь кивнул и бросился бежать через пустынный лес. Каменным взглядом Хьелльрунн наблюдала за каждым его шагом.

39

Стейнер

«Самый худший страх любого имперского слуги – объединение. Мы столкнёмся с войной на трёх фронтах, если люди Шанисронда и Обожжённых республик вступят в союз с Ямалом. Но даже такому восстанию сложно одолеть военную мощь Императора. Свергнуть его можно только изнутри государства. И если подобное произойдёт, вопрос о преемственности нависнет над континентом, как призрак».

Достоверные Истории. Том 3: Серебряные Пули

– Плохи дела, – проворчал Тиф.

Площадь представляла собой странное зрелище: одни солдаты стояли, окаменев от взора Сандры, пока другие растянулись на брусчатке, задыхаясь от нападения Огненных духов. Солдаты были не единственными их жертвами. Некоторые обугленные трупы казались слишком маленькими для солдат. Стейнер понял, что перед ним лежали послушники, некоторые из которых оказались до смерти забиты.

– По крайней мере, они не станут Огненными духами, – прошептал Стейнер.

– Да я не о том. Я о побеге Ширинова. – Тиф жестом указал на хаос вокруг. – Хотя, останься он здесь, жертв было бы больше. Тем более без контроля со стороны Фельгенхауэр…

– Знаю. – Стейнер поднял кувалду и протёр глаза от песка.

Тайга помогала сестре, которая совсем обессилила после сражения, в то время как Сребротуман так и стоял возле плеча кузнеца в незапятнанной дракой униформе.

Что теперь?

– Идёмте. – Юноша оглянулся и направился по проходу между Академией Воздуха и Академией Воды. – Есть идея.

За ними последовали Огненные духи, их ярость угасла. Молча и послушно Пепельный Суд шёл позади во главе с Сребротуманом. Стейнер поднял мерцающий амулет, и волшебный свет затанцевал вдоль покатых стен коридора, освещая им путь.

Ты обещал освободить их. – Сребротуман навис над ним, окутав аурой света и тепла.

Стейнер нахмурился, глядя на Зоркого.

– Освобожу. Но работа пока не закончена.

У них теперь нет выбора?

– У тебя талант упускать корабли, – усмехнулся Тиф, потирая лоб.

От недовольного взгляда Стейнера спригган смутился.

– Если я правильно понял, корабль не понадобится. – Юноша принялся спускаться по ступеням к кузнице.

– Что понял? – чуть погодя спросил Тиф.

– Не любишь сюрпризов?

– От сюрпризов одни беды. – Приятель нахмурился.

– Есть ещё один путь с Владибогдана, – вмешалась Сандра, – правда, не самый простой.

Стейнер горько усмехнулся.

– А разве на Владибогдане хоть что-то бывает просто?

Это единственный путь.

Было неясно, слышали ли остальные слова Сребротумана.

– Вы читаете мои мысли, – прошептал Стейнер.

Я уже несколько десятилетий только этим и занимаюсь – копаюсь в чужих мыслях.

Вскоре они достигли широкого каменного балкона с видом на остывшие горны. Не стоял больше рабочий шум. Огненные духи покинули свои места. Лишь один молот поднимался и падал, гремя, словно колокол – колокол, предупреждающий об опасности. Кими всё ещё работала возле огромной печи на помосте. Она всё ещё ковала оружие.

– Ступай тише, Стейнер. Она не порадуется, что ты упустил лодку. Она ведь от амулета отказалась…

– Я и сам не рад. И ещё больше меня беспокоят дальнейшие действия.

– Не хочешь рассказать? – настойчиво поинтересовалась Тайга, поддерживая сестру, на её худом лице отпечаталась усталость.

– Я попрошу дракона.

– Дракона? – переспросил Тиф. – Не мог придумать ничего более глупого?

– Вы же меня знаете. – Стейнер взглянул на толпу духов из Пепельного Суда и поднял амулет чуть выше. – Пойдёмте.

Кими проворчала что-то в качестве приветствия.

– Здравствуй, – весело поздоровался кузнец, хотя воодушевления не чувствовал.

Ямалка молча продолжила работу.

– Мне не удалось подняться на борт.

– Да уж вижу, не слепая.

Тяжело дыша, она продолжила наносить удары по стали на наковальне.

– Ширинов послал Хигира, чтобы остановить меня. Но мы его одолели. – Стейнер с благодарностью посмотрел на Тифа, Тайгу и Сандру. – Но пока мы сражались с Мертвосветом…

– Ширинов отплыл, – закончила Кими. Её молот продолжал тяжёлую работу по формированию металла. – Что означает – ты теперь за главного?

– Я не хочу быть главным.

– Ты знаешь, сколько Огненных духов появилось здесь за последний час? – Молот нанёс очередной звонкий удар. – Новых Огненных духов.

– Я… – Глаза Стейнера расширились, когда он вспомнил о телах, распластанных на площади академии, каждое из которых имело душу. – Я не думал…

– Нет, – отрезала принцесса, – не думал. Ты такой же, как все северяне. – Снова раздался стук молота о наковальню. – Сначала делаешь, а потом думаешь.

– Ты несправедлива, Кими, – возразила Тайга.

– Смерть была неизбежна, – поддержала Сандра.

– Нам пришлось сражаться, – добавил Тиф. – Мы ведь не могли просто взять и подняться на борт.

– Огненных духов больше не будет, – объявил Стейнер. – Источником оказалась статуя дракона на площади. И я её разбил.

– Что? – Кими прекратила работу и нахмурилась.

– Амулет был связан с монументом на площади. Артефакт объединял души с островом, а статуя командовала ими.

– Это точно? Ты уверен? – недоверчиво переспросила Энхтуйя.

Всё так. – Сребротуман поднялся на помост, и ямалка удивлённо моргнула.

– Не будет больше Огненных духов, – добавил Стейнер. – Обещаю.

– Может, и так, но я тебе доверяла. – Кими указала на амулет, который свисал на цепочке, мерцая волшебным пламенем. – А ты сделал только хуже.

Юноща не обращал внимания, что Кими указала на амулет. Все эти годы на него слишком часто показывали пальцем. Обычно из-за странной сестрицы, погружённой в мечты о фольклоре и древних богах. Бывало и так, что жест сопровождался шёпотом: «Вон, идёт! Бестолковый сын кузнеца, слишком глупый, чтобы пойти по стопам отца».

– Хуже сделал? – переспросил Стейнер, поджав губы. – Хуже, чем жить в рабстве под землёй? Хуже, чем ковать оружие, которое уничтожит людей Шанисронда? – Он оглянулся на холодные печи. – Хуже, чем голодать, если не выполняется план по оружию и доспехам?

– Угомонись, Стейнер. Она имеет право переживать, – прикрикнул на него Тиф.

– Хуже, чем работать на Империю, которой плевать, живы мы или мертвы? – продолжал кузнец, охваченный гневом и разочарованием.

– Я дала тебе амулет, но лучше не стало.

– Да, – тихо согласился Стейнер. – И я благодарен за твоё доверие, но теперь мне нужно кое-что ещё. Мне нужен дракон.

– Сьяльстирика? – Кими нахмурилась, недоумевая.

– Ты дала ей имя? – изумился Тиф.

– Мы же решили не называть их, – добавила Тайга. – Меньше расстраиваешься, когда они умирают безымянными.

– Смерть забирает всех, и драконы – не исключение, – пробормотала Сандра.

Стейнер задумался, ни сошла ли она с ума после боя.

– Сьяльстирика? – переспросил он.

– Откуда тебе известно, что это девочка? – удивился Тиф. – Или ты эксперт по драконам?

– Всегда думал, что серебристый дракон – девочка. – Стейнер пожал плечами и немного смутился.

– Я тоже так думала, – согласилась Кими, задумчиво прижав палец к губам. – Что ж, – произнесла она спустя мгновение, – сначала нужно её накормить. Она слабая, и я не знаю, как отнесётся к тому, что ты оседлаешь её, как лошадь.

– Тебе повезёт, если она не съест тебя заживо, – подметил Тиф.

– Кости это предсказывали, – напомнила Сандра.

– Пора идти. – Стейнер кивнул на широкий коридор, ведущий к драконам. – Я не хочу, чтобы Ширинов добрался до Циндерфела раньше меня.

– Рад, что мы не привели сюда всех, кого знаем, – буркнул Тиф, глядя на Кими, Сребротумана, Сандру и множество Огненных духов, следующих за Стейнером. – Мы никогда её не выпускали. Она испугаться может.

– Для Сьяльстирики это будет не впервой, – призналась Кими. – Раз в день я позволяю ей расправить крылья да лапы размять.

Тиф посмотрел на принцессу так, будто она сошла с ума.

– Раз в день? Когда ты находишь время?

– Нахожу. – Кими открыла тяжёлые замки связкой ключей, которую вытащила из заднего кармана.

Максим протолкнулся к ним в толпе, изумлённо распахнув глаза.

– Осторожнее, Стейнер, – с тревогой предупредил он.

– Принеси ведро с говядиной, – велела ямалка. – Освобождение от оков означает кормёжку. Я даже представить боюсь, что случится, если ей не дадут мяса.

Стейнер принёс ведро с хрящами и шагнул к Сьяльстирике. Глаза Тифа широко раскрылись от предвкушения. Лицо Сребротумана осталось непроницаемым за маской, но он предпочёл отойти на дюжину футов.

– Наверное, лучше дать ей освоиться, – предположил кузнец.

Все отошли назад, охваченные волнением и страхом. Одна за другой цепи с грохотом падали на пол, царапая каменный пол. Остальные пленники зашевелились, взволнованно махая хвостами. Стейнер опустил глаза на собственную цепь, всё ещё обёрнутую вокруг запястья, словно браслет. После трёхдневных мук в камере, он даже не мог вообразить страдания драконов.

– Сьяльстирика, – ласково обратилась Кими.

– Хорошее имя, – признал Стейнер, когда серебристое существо оказалось на свободе.

Гигант помедлил мгновение, опустился на все четыре лапы и выгнул спину. Стейнер предложил мясо, пока Сьяльстирика стояла, скребя когтями по каменному полу.

– Её поймали в Дракефьёрде, когда она была маленькой, – рассказывала Кими. – Редкий случай. Большинство из них рождаются в плену.

С громким рыком Сьяльстирика выхватила говядину из рук юноши. Ощутив её зубы на открытой ладони, он изо всех сил постарался не вздрогнуть.

– В дикой природе водятся драконы? – удивился Стейнер.

– Их осталось мало, и они никогда не достигают зрелости. Они знают, что нужно держаться ближе к Шанисронду и Свингеттевею. Холодный климат далёкого севера им не подходит. Я решила дать ей имя на северном языке. Сьяльстирика.

– Я не знаю такого слова, – признался Максим. – Что оно значит?

– Устаревшее понятие «стойкость», – пояснила Сандра. – Я не думала, что ты разбираешься в языках, Кими.

Стейнер предложил ещё мяса щелкающему челюстями серебристому дракону. Сьяльстирика наслаждалась трапезой, и от хруста костей заставляя присутствующих постоянно вздрагивать.

– Когда-то я хотела путешествовать и даже наладила торговые пути с Обожжёнными республиками. Хотела, чтобы Ямал вновь начал процветать, – объяснила принцесса. Очередной кусок говядины исчез в глотке дракона. – Но Империя не освободит Ямал и никогда не позволит избрать наш собственный путь.

Сьяльстирика тихонько зарычала, прикрыв глаза тяжёлыми веками. Говядина закончилась, и Стейнер отпрянул, боясь, что станет продолжением обеда.

– Отлично. Она наелась. – Сандра приблизилась к дракону и протянула ладонь. – Тише, Сьяльстирика. Ты сыта и хочешь спать, но ты не такая сильная, чтобы обойтись без моей помощи.

Дракон фыркнул в худую руку жрицы и одарил её настороженным взглядом.

– Тише-тише. Закрой глаза и опустись предо мной на колени. Мой род никогда не был вашим союзником, только добычей. Но давай не будем об этом вспоминать.

К удивлению Стейнера, Сьяльстирика опустилась и легла на каменные плиты. Изогнутая шея оставалась в вертикальном положении, а клин длинного черепа смотрел на жрицу, словно копьё. Сандра приблизилась и положила ладонь на хребет между глаз.

– Могу поклясться, подобного смирения ты больше не увидишь, – вставил Тиф, теребя себя за ухо.

Его сестра повернула голову к Стейнеру, подзывая его свободной рукой.

– Подойди. Встань на колени в присутствии богини. Давай посмотрим, совпадёт ли воля твоя с волей Сьяльстирики.

Юноша шагнул вперёд, нервничая до глубины души.

– Встать на колени? Ты уверена, что она больше не голодна?

– Вашу волю необходимо объединить, – шикнула на него Сандра. – Вставай.

Закрыв глаза и тяжело дыша, Стейнер сделал, как велела жрица.

– Помни, что я говорила. Освободись от мыслей об этом острове. Забудь все горести. И соблюдай тишину.

Ему потребовалось много времени, чтобы успокоиться, но вскоре он оказался среди леса, память о котором принесла с собой Сандра. Подснежники исчезли, но деревья стояли пышными и зелёными; лёгкий ветерок колыхал высокие травы. Папоротники густо росли на прежнем месте, а ручей сиял в солнечных лучах серебром, как сталь, как Сьяльстирика. Стейнер вдохнул нежный аромат леса, наслаждаясь пышной растительностью и нежным летним теплом. Внизу на ветке уселись две вороны и принялись каркать о чём-то. В воздухе витал запах костра.

– Наблюдай внимательно, – прошептала Сандра.

Жрица стояла перед ним на поляне. Одна рука лежала на лбу Сьяльстирики, а другая – на лбу Стейнера. Её чёрные одежды обрели великолепие: птичьи кости блестели, а воротник был расшит чёрными стеклянными бусинами. На тонких запястьях красовались обсидиановые браслеты.

– Ты изменилась, – промолвил кузнец.

– Я здесь такая, какая была раньше, – задумчиво ответила Сандра. – Такой я помню себя лучше всего: свободной, молодой и красивой.

Сьяльстирика издала протяжный рык, который шёл, казалось, из самого чрева. Стейнер изо всех сил старался не паниковать и не сбежать за ближайшее дерево.

– Скажи ей, – велела жрица.

– Что сказать?

– Что тебе нужна помощь.

– Она поймёт?

– Просто подумай, представь картину в голове.

Стейнер подумал о Циндерфеле и о путешествии в облаках на Сьяльстирике.

– Отлично, – прошептала Сандра. – Что ещё?

Он представил, как дракон вытягивает длинную шею и нападает на солдат, раскрыв пасть и демонстрируя ряды зубов. Он вообразил, как большие крылья ударяют Ширинова и сбивают его в море.

– Замечательно, – похвалила Сандра.

Стейнер глубоко вдохнул и внезапно почувствовал, как его руки широко раскинулись, стали сильными и великолепными. Нет, это были не руки. Крылья! Сьяльстирика распахнула крылья, почти накрыв собой поляну. Серебряные чешуйки сверкали и переливались изумительными сине-фиолетовыми оттенками. Последовал момент ожидания, сопровождаемый напряжением и беспокойством. Кузнец представил, как когти хватают его и несут прямо в небеса.

– Она почувствует страх, – предупредила жрица. – Очисти свой разум!

Дракон взмахнул крыльями, и порыв воздуха заколыхал листья и ветки. Очередной взмах огромного серебристого крыла оттолкнул Стейнера назад, и он закрыл рукой глаза.

– Смотри, – воскликнула Сандра голосом, полным благоговения.

Над кронами деревьев, на фоне безоблачного бледно-голубого неба, Сьяльстирика взбивала воздух мощными крыльями.

– Она готова к полёту, – сообщила Сандра. – А ты?

Стейнер кивнул.

– Да хранит меня Фрёйа, – прошептал он.

40

Хьелльрунн

«Народ Сольминдра плохо справляется с потерями, и я – не исключение. Крепостные серчают на смерть, проклинают, плюют на пол при упоминании загробной жизни. Они презирают тех, кто осмелился покинуть мир живых. Винят они покойных, пока водка не заливает умы и не вызывает на глазах слёзы».

Достоверные Истории. Том 3: Серебряные Пули

– Быстро же они прибыли, – подметила Хьелль, пытаясь отдышаться.

Она не рыла могил и не могла сказать, что вопрос погребения её слишком заботил. Над головами на дереве уселись вороны, взывая друг к другу, расправляя свои чёрные крылья.

Марек поднял глаза от выкопанной земли и оглядел поляну: повсюду лежали тела Охранцев, а измочаленные после битвы деревья наблюдали за сценой опустошения. На земле валялись обломки ветвей и перевернутые валуны.

– Вороны, – обратила внимание госпожа Камалова. – Старуха сидела снаружи хижины, глядя на запустение, будто в трансе. – У леди Фрейны повсюду есть посланцы, которые откликаются на зов смерти.

– Будем надеяться, никто больше не погибнет, – безрадостно пробормотала Хьелльрунн.

– Все мы умрём, – возразила наставница. – Это единственная правда, которую можно не ставить под сомнение.

– На какую глубину копать? – спросила Хьелль, бросив взгляд на отца, который не сводил сердитых глаз с Зоркой.

– Несколько футов, – отрезал Марек после паузы. – Иначе падальщики доберутся. Кстати, изнутри рыть проще.

Хьелльрунн спрыгнула в яму, погрузила лопату в почву и принялась копать всё глубже и глубже.

Спустя долгие минуты куча земли заметно выросла, и Хьелль остановилась, чтобы перевести дух.

– Мне всё время кажется, что он в своём доме в городе, – грустно прошептала девушка. – Как будто он придёт к нам вечером с пустыми карманами, но широкой лучезарной улыбкой.

Она посмотрела на тело, завёрнутое в старое полотно. Не слишком роскошный саван, но что поделать. Хьелль понадеялась, что Вернер поймёт.

– Знаю, – согласился Марек со слезами на глазах. – Сложно сейчас, да и всегда так будет. Иногда будешь вспоминать о нём, как о старом друге, который просто переехал в другой город. Но потом боль и грусть всё равно о себе дадут знать.

Хьелльрунн вытерла слёзы тыльной стороной грязной руки.

– Сначала брат, теперь дядя.

– Вернер умер, защищая тебя. Пал смертью героя. Он не утонул в шквале и не получил ножевое ранение в драке в баре. Он погиб достойно, сопротивляясь Империи, защищая любимых людей. А Стейнер жив.

– Умрёт, если мы до острова не доберёмся.

– Не говори так. Он не умрёт.

Внимание отца и дочери привлёк проблеск света. Госпожа Камалова приблизилась к ним с фонарём.

– Темнеет быстро. – Голос прозвучал скрипуче; глаза не могли сосредоточиться. – Одной Фрейне известно, зачем ты привёл семью так далеко на север.

– Хотел быть рядом с островом. На какое-то время жену отослали на Владибогдан. После её смерти… я так и не смог оправиться… Не смог начать новую жизнь.

Хьелльрунн выбралась из могилы.

– Она была Зоркой, а ты – простым солдатом. Что-то не вяжется.

– Маловероятная комбинация, – согласилась госпожа Камалова.

– Не таким уж простым. Я был сержантом и давно её знал. Сами понимаете, когда служишь вместе, случается разное. Доверие можно заслужить и у тех, кто в маске. – Марек со вздохом посмотрел на темнеющее небо. – Мы всегда понимали ошибки Империи, но надеялись, что со временем всё изменится. Надеялись на менее самодовольных лидеров, менее нетерпимых и менее мстительных.

– Долго же вы ждали, – ответила Камалова. – Как и все мы.

– С властью так всегда. – Отец отвёл взгляд от множества трупов и поляны, где у ворон начинался ужасающий пир. – В руках великого человека колдовство становится благом. Слабый же сделает его вечным проклятием.

Хьелльрунн вспомнила, как магия овладела ею, подняла с земли и охватила тело, как неукротимая буря.

– Я не хочу пользоваться силами, – призналась она. – Точно не после сегодняшнего дня.

Госпожа Камалова и Марек изумлённо уставились на девушку.

– Похорони Вернера сам, – добавила она. – Я не могу на это смотреть. Я не…

Все слова застряли в горле и были смыты слезами. Хьелль ушла, небрежно бросив лопату.

Госпожа Камалова нашла её на полу хижины, глядящей на пламя в надежде забыть о трупах снаружи и о том, что сделала. В тишине слышалось дыхание старухи.

– Жаль, что от крыши почти ничего не осталось, – посетовала Камалова. – И жаль, что так скоро придётся возвращаться домой. Я только успела обосноваться.

Хьелльрунн склонила голову и заплакала. Она плакала о Вернере, завёрнутом в саван. Она плакала, что отца избили, переломав кости. Она плакала по Стейнеру, который всё ещё был жив на острове, куда невозможно попасть.

– Слёзы – это естественно, – успокаивающе произнесла Камалова, нежно положив руку на плечо ученицы.

– Скорее, неестественно. – Хьелльрунн прижала колени к груди и обхватила их.

– Колдовские силы и смерть всегда идут рука об руку. – Старуха села за кухонный стол. – Всё это часть жизни, о которой мы не любим говорить и думать. Вот почему спригганы такая загадка для северян. Они относятся к смерти, как к богине.

– Может, в этом есть смысл?

– Возможно, – согласилась госпожа Камалова. – Поспи. День был тяжёлый, но с этим ничего не поделаешь.

Хьелль встала и повернулась лицом к наставнице. Старуха без слов обняла безутешно зарыдавшую ученицу.

– Поспи, умница, смелая моя девочка. Поспи.

Тишина в хижине опустилась на них, придавив как намокший плащ или сеть с грузилами. Хьелльрунн стояла у двери в дальнюю комнату, наблюдая за Мареком и Камаловой – двумя незнакомцами, объединёнными общей угрозой.

– Он просто не мог убить вас, – сказал Марек. – Он всегда был снисходителен к женскому полу. И не только к юным, прекрасным созданиям. Вернер нашёл собственный способ приглядывать за сёстрами. – Отец вздохнул. – Не нужно было отправлять его в Хельвик.

– Он был хорошим человеком. Жаль, что я не узнала его лучше.

– Что теперь будете делать? Вам нельзя здесь оставаться.

– Что правда, то правда, – согласились госпожа Камалова. – Мне нужен корабль. Я отправлюсь в Шанисронд. Это единственное место, куда не добрались лапы Империи. – Старуха повернулась на стуле и взглянула на ученицу. – Тебе тоже нужно бежать. Пойдёт молва о твоих силах и приведёт за собой солдат, Зорких и Охранцев.

– Я никогда больше так не поступлю. – Хьелль кивнула на тёмную поляну. Тел не было видно, но скоро взойдёт солнце и вновь осветит весь кошмар.

– Кто-то идёт, – сообщила Камалова, лениво указав в сторону двери. – Кто-то из города. Не Охранцы.

Марек встал и схватил нож.

– Я же сказала, что не Охранцы, – повторила наставница.

– Если они не из Империи, это не значит, что они не опасны. – Отец старался демонстрировать решительность, хотя его шатало из стороны в сторону, вызывая сомнения, что с такими травмами он сможет сражаться.

– Дай я разберусь, – попросила Хьелльрунн и открыла дверь. В лесу стояла кромешная тьма, и только небо казалось чуть светлее кромешного мрака меж деревьями. – Который час?

– Да кто его знает в этой убогой стране, – фыркнула старуха. – Здесь даже солнце не всходит.

– Несколько часов до рассвета, – предположил Марек.

– Эй! – крикнула Хьелль в темноту, стараясь подражать Стейнеру.

– Привет, – тихо ответил женский голос.

– Кристофин?

Фигура с фонарем приблизилась, но остановилась в середине поляны, стало видно встревоженное лицо девушки.

– Да, это я.

– Лучше заходи, – позвала Хьелльрунн. – Отец выгнал из дома?

– Нет. Послал предупредить. – Кристофин скользнула в дверь. Завидев Марека, глаза её расширились от изумления.

Хьелль была рада темноте, иначе пришлось бы искать объяснение всем трупам на поляне и разрушенному лесу.

– За нами пришли Охранцы, – объяснил отец. – Дела плохи.

Кристофин удивлённо глянула на подругу.

– Дела не просто плохи… Всё ещё хуже, чем вы думаете.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Хьелльрунн.

– Корабль приближается, – объявила госпожа Камалова.

Кивнув, дочь трактирщика плюхнулась на пустой стул.

– Будешь чай? – предложила наставница.

Кристофин взяла Хьелль за руку.

– Рыбаки завидели свет поутру. Они утверждают, что корабль идёт к берегам Циндерфела, но встречный ветер мешает войти в бухту.

– Ветер – не вечный союзник. Когда-нибудь он переменится. Нужно уходить отсюда. – Госпожа Камалова указала на гостью. – Тебе тоже.

– Я не могу. Здесь мой отец, моя таверна. – Кристофин глянула на Марека. – О городе нужно думать.

– А город о тебе думал? – проворчал отец. – Или обо мне и Хьелльрунн? Никогда. Их волновала только метка.

– Это имперский корабль, – добавила госпожа Камалова. – Бежать нужно, я нутром чую. Поверьте мне.

– Но тогда все в городе умрут, – переживала Кристофин.

– Решай, что важнее, – добавил Марек. – Можешь уйти с нами или умереть с ними.

– Отец! – Хьелльрунн негодующе посмотрела на бывшего солдата.

– Единственный, кому известно почти всё, – это Бьёрнер, – напомнил Марек.

– Он никому не скажет. – Кристофин поочерёдно посмотрела на отца и дочь. – Обещаю.

Однако никто ей не поверил.

– Может, поначалу он и будет держать рот на замке, – убеждала госпожа Камалова. – Но потом всё равно расскажет. Они всегда так поступают.

– Синод пошлёт за Хьелльрунн, – сказал Марек. – И весь город поплатится за убитых Зорких и Охранцев.

– Уходим немедленно. – Наставница встала и подошла к двери. – Я здесь не останусь – не хочу, чтобы меня убили сумасшедшие, от которых всё это время я пыталась сбежать.

– Я остаюсь.

Хьелльрунн говорила тихо, но все взгляды тотчас обратились к ней.

– Дочка, нужно уходить… – Марек замолчал, как только она подняла глаза от танцующего в очаге огня.

– Я отправлюсь на Владибогдан, чтобы найти Стейнера. Вы можете поступать, как пожелаете, но я остаюсь в Циндерфеле.

– Хьелль. – Отец поднёс руку ко лбу. – Разве смерти Вернера было не достаточно?..

– Я остаюсь!

– И что ты думаешь делать? – спросила наставница.

– А вы сами не знаете? Разве вы не читаете мысли?

Хижина погрузилось в напряжённую тишину. Марек и Кристофин ждали, когда заговорит госпожа Камалова.

– В одиночку ничего не получится, – заявила старуха. – Тебе понадобится моя помощь. План хороший. Скорее амбициозный, чем вменяемый, но… – Она пожала плечами.

– Ты же сказала, что не будешь использовать силы, – напомнил отец.

– А разве у меня есть выбор? Я хочу вернуть Стейнера.

– Так что за план? – поинтересовалась Кристофин.

– Пойдёмте, – позвала Хьелльрунн. – Расскажу по пути к скалам.

– Зачем нам туда? – удивился Марек.

– Увидишь, – ответила дочь, слыша в голове рёв Призрачного моря.

41

Стейнер

«Многие в Империи задаются вопросом, как на Владибогдане могут содержать столь опасных зверей. Однако драконы – не просто звери, которые дышат огнём и царапают когтями. Они обладают интеллектом, который, однако, легко подавить. Голод, холод и лишение свободы превращают даже самых могучих созданий в полуразумных зверей. В этом плане драконы не сильно отличаются от людей».

Достоверные Истории. Том 3: Серебряные Пули

Площадь академии выглядела, словно усеянное трупами поле битвы. Тела и оружие валялись на скользких от ледяного дождя булыжниках вместе с разбитой статуей дракона, чьи осколки крыльев были почти неотличимы от булыжников. Стейнер старался не присматриваться к лицам мертвецов. Он надеялся, укрывшимся в академии послушникам хватит ума закрыться изнутри.

– Ну и бардак мы устроили, – пробормотал молодой кузнец, оглядывая площадь.

Тиф потёр лоб.

– Бывало и хуже.

Стейнер решил, что Тиф шутит, но выражение лица приятеля говорило об обратном.

– Намного хуже.

– Когда Империя пришла за спригганами?

Тиф кивнул и отвернулся, не желая или не в силах продолжать разговор.

Сребротуман наблюдал, как Сандра и Тайга облачали Стейнера в одежду павших солдат, чтобы уберечь от причуд погоды. Он надел плащ, но от брони отказался из-за тяжёлого веса. Все промолчали, но озабоченно переглянулись. Хватит ли Сьяльстирике сил, чтобы отнести его в Циндерфел, или они упадут в Призрачное море и утонут?

Сьяльстирика неохотно вышла на площадь. Клинообразная голова медленно поворачивалась из стороны в сторону, а затем поднялась, чтобы посмотреть на небо. Серебристые крылья дрожали от предвкушения или волнения.

Из длинного куска ткани Сандра сделала шарф и попросила Стейнера опуститься на колено.

– Пусть он тебя греет. От тебя не будет пользы, если прибудешь в Циндерфел замёрзшим до смерти.

– Я ведь избранный. – Юноша печально ей улыбнулся. – Кости шептали моё имя, помнишь?

– Костям холод нипочём, в отличие от тебя. – Худое лицо озарила улыбка. – А теперь ступай к сестре и помни, что Фрёйа и Фрейна тебя благословили.

Стейнер поднялся на ноги, и Кими подошла к нему с красным кожаным кафтаном Зоркого.

– Возьми. Он спасёт тебя от дождя. – Принцесса протянула облачение и помогла его надеть.

– Я вернусь, – пообещал кузнец, чувствуя, как его охватывает грусть. – Я найду способ вернуться за тобой.

– Ты мне должен. – Кими передала кувалду. – Ты должен найти способ сохранить Ямал в безопасности, или я собственноручно убью тебя.

– Я теперь не Ширинова боюсь. Тебя.

К собственному удивлению Стейнер говорил серьёзно. Он не опасался физической расправы, но не хотел подвести её. Амулет Огненной пытки висел на шее тяжёлым грузом, и рука невольно потянулась к нему.

Максим шагнул вперёд и обнял друга. Мальчик попытался что-то сказать, но вместо слов вытер глаза рукавом и убежал.

– С ним всё будет в порядке, – пообещала Кими. – Я буду за ним приглядывать.

Сандра протянула руку к дракону и коснулась костяного гребня на голове.

– Сьяльстирика, мы тебя освободили, и ты не голодна. Теперь отнеси нашего друга на берег, где он сможет отомстить врагам.

– Отомстить?

Жрица нахмурилась.

– Драконов не заботит спасение, но месть – совсем другое дело.

Стейнер кивнул, и Сандра продолжила:

– Сьяльстирика, выполни нашу просьбу, и мы больше не будем просить.

Дракон лёг и поднял крылья вверх.

– Она тебя понимает? – изумился кузнец.

– Не язык, но намерения. Никогда не ври дракону. Они этого не потерпят.

Стейнер посмотрел на ряд острых шипов на затылке.

– Поездка будет не слишком удобной. – Он подошёл ближе к дракону и заметил, что между крыльями шипы становятся короче, а потом и вовсе исчезают.

– Иначе дракон прокалывал бы крылья о собственную спину. – Тиф убеждал приятеля подняться. – Зато залезать удобно.

– Держаться-то не за что, – продолжал Стейнер, боясь упасть ещё в момент взлёта.

– Ты ляг, и лучше всего не попадайся…

В одно мгновение крылья расправились, как серебряные паруса.

– Может, найти седло? – Юноша схватился за костяной шип спереди, лёжа на позвоночнике Сьяльстирики.

– Держись крепче, кузнец! – закричал Тиф.

Дракон устремился ввысь, не дав Стейнеру возможности ответить. Прямо под ними виднелась площадь вместе с оставшимися на ней друзьями. Сьяльстирика так близко пролетала мимо домов, что казалось, она заденет их крыльями. Он вцепился руками и ногами, плотно прижав ботинки к бокам дракона. Летели они по головокружительной дуге, после чего резко накренились и сделали круг над площадью.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо! – Стейнер посмотрел вниз на друзей, которые с высоты казались маленькими муравьишками.

Когда окружающие остров скалы остались позади, Сьяльстирика смогла шире расправить крылья.

– Нужно попробовать парить! – крикнул наездник дракону.

Сьяльстирика ответила шлейфом дыма из ноздрей, который тотчас устремился ему в лицо.

– Давай попробуем?

Крылья распахнулись и больше не трепетали. Теперь они парили над островом, который так долго держал их в плену. Единственным звуком стал пронизывающий ветер.

– Надеюсь, у тебя хватит сил, чтобы отнести меня на материк, – пробормотал Стейнер, устремив взор на зелёные бурные воды океана. К его удивлению, Сьяльстирика фыркнула, обернулась и поднялась ещё выше.

– Ещё чуть-чуть – и мы взмоем под облака.

Зубы кузнеца застучали от холода, и в тот момент он ещё раз мысленно поблагодарил Тайгу за то, что натянула ему на руки кожаные перчатки. Быстро оглянувшись, он убедился, что кувалда никуда не пропала из-под толстого кожаного пояса, который в два оборота обвивал его талию. Сьяльстирика напряглась и взмахнула крыльями, чтобы толкнуть вперёд своё гибкое тело.

– Мы так высоко, что я не понимаю, движемся мы или на месте стоим.

Серебристый дракон взмахнул крыльями, и наездник осмелился посмотреть вниз. Владибогдан и разбитая скала Северных островов остались далеко позади.

– Ты молодец, Сьяльстирика, – похвалил Стейнер. – Ты несёшь меня к дому.

Фыркнув, она взмахнула крыльями, которые радугой сияли в скудном свете зимнего дня. Они летели так высоко, что едва не задевали облака.

При виде Циндерфела сердце Стейнера чуть не выпрыгнуло из груди. Этот город был ничем не примечателен, но другого он и не знал. Как обычно, на Нордвласте было пасмурно, грозовые облака обещали ледяной дождь. Далеко внизу к берегам поселения держала путь имперская галера.

– Ширинов! – Рука кузнеца потянулась к кувалде, и он остро ощутил гнев и нетерпение.

Похоже, Сьяльстирика услышала думы наездника и приступила к снижению. Ветер, их постоянный спутник, громко заревел в ушах. Впервые дракон был вынужден бороться с встречным ветром, и на какое-то время они просто зависли в воздухе. В отличие от них корабль не останавливался. Всё так же он направлялся к пирсу, омываемый яростными волнами.

Глядя на галеру, Стейнер искренне изумился.

– Нет, этого не может быть.

Несмотря на темноту и дождь, взгляд его упал на три фигуры, стоящие на мысе к северу от Циндерфела. Двое из них вскинули руки, будто взывали к ветру, пока третий держал факел.

– Зоркие из Академии Воздуха? – удивился юноша, надеясь, что дракон его понял. – Что они здесь делают?

Сьяльстирика устремилась вниз, опустив голову и прижав крылья к телу. Двумя руками Стейнер вцепился в бока дракона, пока ветер хватался за его одежду, грозя сбросить вниз. Он испуганно наклонился вперёд, уверенный, что свалится со спины Сьяльстирики и упадёт прямо в волны. Наездник закрыл глаза, защищаясь от безжалостного ветра, и подумал, что удар о поверхность Призрачного моря будет ничуть не лучше, чем врезаться в скалы.

Неожиданный крен вынудил Стейнера открыть глаза. Сьяльстирика скользила над бурными волнами, несущими имперский корабль, как серебряная тень. Моряк в задней части галеры так сильно испугался, что поскользнулся и рухнул за борт. Теперь уже все на судне кричали. Они летели так близко, что можно было разглядеть каждого члена экипажа, на чьих лицах застыла мучительная паника, страх и неверие. Крики стали громче, пронзительнее. Сьяльстирика рванулась вперёд. Мрачный день рассеялся, как только из челюстей дракона вырвалось бледно-голубое пламя, которое подожгло главную мачту с убранными парусами.

Стейнер в ужасе смотрел на корабль. От жара выдыхаемого огня его ноги согрелись. Сьяльстирика устремилась вперёд, пролетая почти над самыми поручнями. Затем она сложила крылья и опустилась на палубу, пригвоздив моряка когтями. Наездник скатился со спины дракона и оказался прижат к штурвалу в неудобной позе.

– Вот так посадочка.

Сьяльстирика выпустила чёрный дым, а затем издала гортанный рык.

Капитан корабля в ярости потянулся за саблей и бросился к Стейнеру, всё ещё распластанному возле его ног. Юноша нащупал кувалду, но та была пристёгнута на ремне. Он успел откатиться в сторону, и сабля вонзилась в палубу. Капитан вновь замахнулся, но Сьяльстирика напала на него с открытой пастью, оголив ряды острых зубов. Она заглотила противника почти до самого пояса, и, пока тот отчаянно вопил, дрыгая в воздухе ногами, ещё глубже вонзила зубы, мотнула головой, с ужасным хрустом сломав ему позвоночник.

Наблюдая, как дракон раздирает на части труп капитана, Стейнер поднялся на ноги.

– Спасибо, – выдохнул он, снимая с пояса кувалду.

Палуба погрузилась в хаос: моряки разрывались между защитой от крылатого убийцы и тушением бушующего огня. Лишь один человек в красном кожаном кафтане двинулся в сторону нежеланных гостей. Он не останавливался и не торопился, но ступал по деревянным ступеням на корму, сопровождая каждый шаг стуком трости.

Подняв кувалду, Стейнер отступил назад. За спиной серебристая тень всё ещё была занята, обгладывая несчастного капитана.

– Ты начинаешь меня раздражать, мальчик, – резко бросил Ширинов.

Стейнер нахмурился.

– Вы меня раздражаете со дня нашей встречи.

– Дракон? Смелый шаг. – Зоркий опёрся на трость. – Правда, они непостоянные существа.

– Посмотрим.

Ширинов шагнул вперёд, и Стейнер тут же скомандовал:

– Взять его, Сьяльстирика.

В тот самый момент дракон закончил трапезу, взмахнул крыльями и устремился в небо. Кузнец и Зоркий смотрели ему вслед с лёгким благоговением. Сьяльстирика не повернулась, не напала, не испепелила ненавистного Зоркого, как надеялся Стейнер.

– Чёрт. – Глядя на Ширинова, юноша подумал, что тот смеётся над неудачливым нападающим за серебряной маской. – Полагаю, придётся сделать всё по старинке.

– У тебя есть молот, а у меня – силы, – заявил старик.

Стейнер замахнулся как раз в тот момент, когда с мачты обрушились пылающие паруса. Взмахом руки Ширинов отразил удар, но корабль качнулся и взорвался брызгами от самого носа. Иерарх поскользнулся, и тогда кувалда пробилась сквозь магическую защиту, отбросив старика вниз по ступенькам. Зоркий приземлился на бок, дрожа от боли.

– И всё-таки хорошо, когда по старинке. – Стейнер спустился вниз.

– Отойди от меня! – прохрипел Ширинов, поднимая трясущуюся руку.

Главная мачта уже превратилась в огромный огненный столб, отбрасывая оранжевые и ярко-красные отсветы.

– Вам никогда не добраться до Хьелльрунн, – прорычал молодой кузнец, стиснув зубы, и поднял кувалду над головой.

42

Хьелльрунн

«Фрёйа и Фрейна дарят своим сторонникам силы, отрицаемые большинством Зорких. В академиях об этом умалчивают, но случается так, что вопрос всё равно всплывает, вселяя в Зорких привычный ужас. «Мы не знаем, на что они способны».

А способны они бросать огненные копья и бороться с сердитыми волнами океана».

Достоверные Истории. Том 3: Серебряные Пули

– Не получается, – обессиленно выдохнула госпожа Камалова.

Неугомонный ветер хлестал по мысу, отчего сосны качались в разные стороны и жаловались приглушёнными голосами.

– Вы уже несколько часов пытаетесь, – горестно протянула Кристофин, держа горящий факел. – Я чем-нибудь могу помочь?

На юге и юго-западе простиралось бледно-серое небо, но над головами женщин повисли гнетущие тёмные облака. Вокруг бушевали ветер и дождь, а откуда-то издалека доносились раскаты грома.

– Жаль, что нет у тебя метки, – проворчала Хьелльрунн.

Она вся взмокла от пота, пытаясь увести корабль на север; часами она призывала море восстать против имперской галеры.

– Давайте вернёмся в город, – позвала Кристофин. – Раз нельзя их остановить…

Хьелль покачала головой. Да, она выбилась сил, взывая к волнам, но чтобы уйти с мыса? Ни за что.

Госпожа Камалова уговаривала ветер развернуть судно, но вместо этого экипаж убрал паруса и сел на весла.

– Они угодят прямиком на мель, – убеждала госпожа Камалова. – Эта задача слишком тяжела для пожилой женщины и юной девушки. Нам нужно четверо, пятеро, а то и шестеро Зорких.

– Нужно ударить корабль о причал.

Хьелльрунн чувствовала приливы и отливы Призрачного моря; они тянули в ней каждую мышцу, напрягали сухожилия. Её угнетала неспособность обуздать столь мощную стихию.

– Их нужно потопить, чтобы не оставлять следов. Кучи могил, чтобы похоронить Охранцев, и без того отнимут много времени, – заявила бывшая Зоркая.

Порыв ветра подтолкнул Хьелльрунн. Кристофин поймала её, и девушки тотчас обменялись встревоженными взглядами с госпожой Камаловой.

– Нельзя продолжать, – настаивала дочь трактирщика. – У тебя руки ледяные, и ты совсем обессилила.

С тяжёлым сердцем Хьелльрунн кивнула.

– Ситуация стала ещё хуже. – Наставница покачала головой, устало опустив плечи.

– Хуже? – Ученица щурилась сквозь дождь и темноту.

– Смотрите! – Палец указал в море. – Они привели дракона. Мы не сможем с ними сражаться…

– Драконов не… – Всё, что хотела сказать Хьелль, потерялось в синем шлейфе огня, осветившем корабль и существо, которое им дышало.

Огромные стальные крылья широко распахнулись; гибкое тело грациозно извивалось.

– Фрёйа милостивая.

– Настоящий дракон, – прошептала подруга Стейнера, крепко схватив за руку Хьелль.

– Подождите! Он нападает на корабль! – Госпожа Камалова нахмурилась.

– Что это значит? – изумилась Кристофин.

Они недоверчиво наблюдали, как дракон приземлился на палубу. Затем последовала борьба, на смену которой пришли крики мужчин. Буря утихла, как только внимание Хьелль и госпожи Камаловой сосредоточилось на другом предмете.

– Значит, мы не единственные, кто пытается остановить корабль, – предположила ученица Зоркой.

– У них больше шансов потопить судно, – согласилась госпожа Камалова, кивая головой. – Вероятно, твой брат имеет к этому отношение?

– Стейнер? – Хьелльрунн покачала головой. Нет, это невозможно.

– Помимо нас он единственный, кто хочет остановить корабль, – продолжила старуха. – Даже если это означает полёт на драконе из Владибогдана.

– Стейнер? – Хьелльрунн едва могла осмелиться на такую надежду. Неужели брат близко?

– Он безумен, – отрезала Камалова.

– Стейнер вернулся? – В голосе Кристофин послышалась тень надежды. Она одновременно ждала этого и боялась поверить в чудо. Если это не он… Если не он прилетел на драконе с Владибогдана… Глядя в море, Хьелльрунн сжала руку подруги, надеясь на скорую встречу с братом.

– Я ошиблась, – промолвила госпожа Камалова.

– Вы о чём? – полюбопытствовала Кристофин.

– О брате, – вмешалась Хьелль. – Она посчитала, что его убьют, как только узнают про отсутствие у него колдовской метки.

– Прости, девочка. Я ошиблась. – Наставница покачала головой. – Из личного опыта могу сказать, что многие погибли…

Однако ученица её уже не слушала. Она бежала вдоль утёса в сторону города.

– Куда ты? – крикнула Кристофин ей вслед.

– Нужно ему помочь! Он утонет в поднятом нами шторме!

Хьелльрунн знала, что они поспешат за ней, но не замедлила бега. Залив Циндерфела освещали горящие мачты имперского корабля, и где-то среди пылающего дерева и солёной пены находился её брат. Где-то среди хаоса и ужаса боролся за жизнь юноша, который отправился на Владибогдан, чтобы защитить сестру.

– Стейнер! – Она побежала быстрее; её глаза застыли на корабле, который швыряли жестокие морские волны. – Стейнер!

Дракон взмыл в небо, покинув горящее судно. И без того напуганная, Хьелльрунн похолодела от ужаса. Неужели он улетает? Так скоро?

43

Стейнер

«Зорким рекомендуется использовать свои силы неявно, чтобы не вызвать подозрений у окружающих. Хранить тайну – самая важная задача, которую должен выполнять слуга Империи. Нельзя взывать к шторму и ветрам, ибо заметит их любой крестьянин, полный суеверий».

Достоверные Истории. Том 3: Серебряные Пули

Стейнер бросился вперёд с поднятой кувалдой, готовясь нанести удар, который положит конец преследованиям Ширинова. Неожиданно из кучи тел выбрался Аурелиан, расталкивая локтями мужчин гораздо больших размеров, чем он сам. На его лице змеилась улыбка, когда он сложил руки вместе и резко выбросил их вперёд. Ещё никогда Стейнера не поражало огненным шаром. Сила оказалась настолько мощной, что сбила его с ног и заставила выпустить кувалду. Несмотря на проливной дождь, всё вокруг было охвачено пламенем. Кузнец прикрыл лицо локтем, но рукав вспыхнул огнём, и кожа кафтана моментально обуглилась, заставив его отпрянуть, размахивая рукой. Однако пламя не хотело гаснуть. Наконец он заметил моряка с ведром и, выхватив ношу, выплеснул воду на распространяющийся огонь.

– Спасибо, – поблагодарил юноша невольного помощника, однако тот потянулся к ножу.

Стейнер бросился на моряка с ведром и ударил в лицо, отбросив через палубу в сторону поручней. Корабль накренился на один борт, послышались крики и грохот обрушившейся на палубу волны. Кузнец уставился на человека за бортом и погнутое ведро.

– Шторм надвигается. Мне повезло, – пробормотал он, цепляясь за поручни, чтобы избежать той же участи, что и моряк.

Мгновение спустя Стейнер схватил кувалду и посмотрел на другую сторону палубы. Аурелиан уже помог Ширинову подняться. Зоркий и послушник неумолимо приближались, но толпа солдат оттеснила их в сторону, покидая трюм. Повсюду стояли крики, причина которых была неясна.

– Наконец-то ты наш, – ухмыльнулся Аурелиан, стоя возле учителя.

Стейнер огляделся в поисках чего-то, что могло бы ему помочь, но ничего не нашёл. Численный перевес оказался не в его пользу – двадцать на одного – однако солдаты не стремились нападать, а вместо этого бежали к спасательным шлюпкам. Мачты полыхали на фоне дождя, а пламя на парусах упрямо отказывалось гаснуть.

– Люди в доспехах не спасутся в воде, – заметил кузнец, отступая вверх по ступенькам к корме.

Корабль погрузился в изумлённую тишину, когда сверху упало смотровое гнездо. Как пылающая комета оно в одночасье оборвало дюжину жизней.

– Аурелиан! Подожди! – раздался отчаянный голос Ширинова.

Стейнер постарался разглядеть послушника на палубе, где толпились люди и полыхал огонь, однако тот потерялся в толпе.

Накренившийся под натиском волн корабль заставил кузнеца упасть. Палуба ходила ходуном, и Стейнер споткнулся, столкнувшись с моряком. Нет, это был не моряк. Он наткнулся прямо на Аурелиана. Светловолосый парнишка пробрался через главную палубу и обошёл его сзади.

– Да что ж ты всё время путаешься под ногами, – закричал Стейнер, подняв руку в ожидании огненного копья.

Пригнув голову, он бросился на послушника, сам не видя, куда наносит удар. Юноша бы предпочёл сломать негодному сыну толстосума нос, но удовлетворился бы и раной на любой другой части тела. Несомненно, Аурелиан был сильнее, да ещё и дышал огнём, но Стейнер толкнул его через палубу и ударил локтем в лицо. Послушник прислонился к поручням, не в состоянии сосредоточиться и призвать силы. За его плечом бушевали волны, яростно ударяясь о корпус корабля. Помощник Ширинова обернулся, и кузнец воспользовался моментом. Ему не пришлось размахивать молотом – враг и так стоял близко. Здесь и обычного удара хватит, чтобы отправить мальчишку за борт. После осуществления плана Аурелиан замахал руками, безуспешно пытаясь схватиться за ограждение.

Как только послушник упал в море, Стейнер сердито оглядел поверхность воды. Высокие волны быстро набросились на врага и утащили вглубь.

– Попробуй теперь огнём подышать.

Радость юноши однако оказалась недолгой. Огненное дыхание Сьяльстирики распространилось на все части корабля. Бизань-мачта повалилась, как срубленное дерево, и обрушилось в воду с шумом и брызгами. Повсюду стоял треск пламени и стоны тонущего судна. Крики стихли – рыбацкие лодки пришли за теми, кто остался на борту во время боя. Прикрыв рот рукой, Стейнер закашлялся от ядовитого дыма.

– Где ты, Ширинов?

Такелаж и паруса полыхали на палубе. Повсюду лежали щепки и тела людей, которые не успели добраться до спасательных шлюпок. Моряков, рискнувших нырнуть в Призрачное море, волны яростно швыряли во все стороны.

Приблизившись к носу корабля, Стейнер заметил Зоркого. Взмахом руки Ширинов поднял в воздух горящие обломки.

– Жаль Аурелиана, – грустно произнёс он, глядя на облако пылающих щепок. – Я возлагал на него большие надежды.

Стейнер не мог ответить – то и дело приходилось уворачиваться от горящего мусора. Обломки и огонь дождём посыпались на него, ударяя по рёбрам и плечам. А едва он успел выбраться из-под них, как вдруг Ширинов явился из дыма и схватил его за горло. Юноша вспомнил способность Марозволка превращать руки в камень.

– Прочь от меня… – Это были единственные слова, которые он успел произнести, безуспешно пытаясь отбиться от старика: сил на противостояние уже не было. Получив удар прямо в висок, кузнец на миг ослеп, перед глазами всё поплыло, побелело. Ширинов отпустил его, и ошеломлённый Стейнер растянулся на палубе возле бочек.

– Держись подальше от моей сестры, – проворчал он, вслепую размахивая кувалдой.

Ширинов уже хромал прочь, однако размах молота оказался шире, чем ожидал старик. С глухим лязгом кувалда ударила Зоркогов в плечо, заставив его отшатнуться, сжимая безвольно висящую руку. Стейнер вспомнил Маттиаса Жирова. Он думал о том, как голова послушника разлетелась, словно каменная кладка.

– Ну и кувалда у тебя, мальчик…

– Это кувалда прадеда.

Кузнец с почтением взглянул на оружие, невзирая на очередной секрет Марека.

– Жаль, что она потонет вместе с кораблём.

Судно накренилось, и Стейнер увидел пирс Циндерфела, на который из лодок высаживались солдаты.

– Мы оба утонем.

Корабль накренился сильнее, и палубу накрыла ледяная волна. С шипением огонь превращался в мокрый пепел. Но разве могло судно уцелеть? Их ждала гибель если не от пламени, то от воды.

– Оба, – усмехнулся Ширинов. – Вряд ли. Бесславный конец не подобает Зоркому Святейшего Синода.

Стейнер испуганно оглянулся на бушующие волны, которые захлёстывали корпус галеры. Нечего было больше терять – подняв кувалду над головой, он бросился на Зоркого.

Но вдруг, взмахнув руками, Ширинов поднялся в воздух вне досягаемости удара.

– Наслаждайся путешествием, мальчик. Жаль, что оно будет для тебя последним.

Стейнеру оставалось лишь наблюдать, как Зоркий поднимался всё выше и выше. Ветер хлестал по его одеждам, принося с собой обрывки злорадного смеха. Корабль стонал, постепенно уходя под воду вместе с горящими мачтами.

44

Стейнер

«Не каждое дело разрешаемо колдовством, как и конфликт не унять одним лишь оружием. Император усвоил этот урок ещё во время войны с драконами. Сила оружия в сочетании с колдовством намного мощнее. Вот почему я испытываю страх перед Обожжёнными республиками и народом Шанисронда».

Достоверные Истории. Том 3: Серебряные Пули

– Трус! – взревел Стейнер. – Вернись и сражайся!

Зоркий спустился на пирс, как будто с трапа сошёл. Жители Циндерфела встревоженно закричали, благоговея перед мощью колдовства; некоторые бросились бежать обратно в город.

Молодой кузнец подбежал к краю палубы, готовясь прыгнуть в море и плыть к берегу, но вдруг понял, что горящий корабль не замедлился. Паруса давно сгорели, но набегающие волны несли судно прямо к берегу. Прыгнешь в воду – попадёшь прямиком под громадный корпус.

– Фрёйа, если ты существуешь и слышишь меня, – взмолился Стейнер, садясь на нос судна под обшарпанной жёлтой фигурой орла, – спаси меня и сохрани!

Дерево скрипело и дрожало под ногами, пока судно скользило по галечному дну. Бочки, ящики и трупы разом полетели в другой конец корабля. Галеру развернуло, и волны принялись хлестать по корпусу, прибивая её к берегу. Деревянная обшивка разлеталась на куски, пока каменистый берег стремительно приближался. Стейнера выбросило с носа, и он взлетел, хватаясь за воздух, но молот из рук так и не выпустил. Лицо, рёбра и колени неожиданно врезались в камень. В ту секунду показалось, лёгкие забыли, как дышать, и юноша втянул воздух с тяжёлым хрипом.

Осталось от меня хоть что-нибудь целое?

Море набегало на берег голубыми волнами, накрывая ботинки. Ледяная вода быстро привела Стейнера в чувство, и он вскочил на ноги, стиснув зубы. Усталый взгляд через плечо подтвердил, что от корабля остались одни лишь обломки; пламя до сих пор мерцало, несмотря на дождь и дым. Сколько же вокруг было дыма!

Полукруг из солдат с булавами на изготовку ждали Стейнера чуть дальше на берегу. Их чёрные плащи развевались на промозглом ветру. Их было около двадцати.

Где же ты, Сьяльстирика?

Однако в небесах не было и намёка на серебряную тень. Ширинов шёл вдоль пирса, будто являлся владетелем Циндерфела.

– Всё кончено, Стейнер. Ты в меньшинстве.

Из-за маски донёсся смех. От этого звука в душе разгоралось желание разбить вдребезги его серебряную личину с навсегда застывшей на ней ухмылкой.

Солдаты настороженно сделали шаг вперёд.

– Мне не справиться с вами, – признал Стейнер. – Но, возможно, мне и не нужно. – Он полез за ворот туники, достал резной камень с драконом и глянул на горящий корабль и воззвал: – Там, где царствует огонь, царствует и смерть!

Однако ничего не произошло. Капли дождя струились по лицу, пока сапоги солдат громко хрустели на галечном берегу. Во рту Стейнера появился привкус крови.

– Проклятие.

– На этот раз тебе не уйти, – рявкнул один из воинов.

– Где царствует огонь, там царствует и смерть, – тихо повторил юноша.

Зазубренный камень ничем не изменился. Может, намок? Или разрушенная статуя дракона лишила его сил? Стейнер отпрянул от надвигающихся солдат.

– Пожалуйста, ты мне нужен…

После его слов амулет озарился искрой, затем ещё одной; вокруг затанцевало пламя. Солдаты испуганно дёрнулись назад.

Из полыхающих огнём обломков корабля появились тёмные фигуры. По двое-трое пришли они, живые струйки дыма с немигающими янтарными глазами. Артефакт, висящий перед Стейнером на цепочке, мерцал и струился пламенем, и Огненные духи один за другим слетали с галеры, словно пассажиры из Хеля. Сначала появилась дюжина призраков, а там ещё и ещё, пока их не стало в два раза больше.

– Хватайте их! – закричал кузнец.

В мгновение ока Огненные духи устремились к солдатам. Стейнер не медлил и тоже напал, яростно размахивая кувалдой. Глухой лязг металла и возгласы боли грели его душу. Сражение было резким и быстрым. Солдаты падали, атакованные тенями, кашляя от их удушающего дыма. Один за другим они валились на колени, пока на берегу не остались лишь две живые души.

Стейнер не сводил глаз с человека с ухмылкой на серебряной маске.

– Теперь, наверное, и улыбка не к месту?

Зоркий держался за плечо, куда ранее пришёлся удар.

– Сегодня ты погибнешь, мальчик, – закричал Ширинов. – Меня понизили в должности, опозорили и высмеяли! – Старик похромал вперёд. – Фельгенхауэр здесь нет, чтобы тебя спасти.

По команде Ширинова огромный камень устремился ввысь. Стейнер попытался увернуться, но Огненный дух бросился на защиту и обернулся вокруг снаряда, поглотив всю его силу. Зоркий снова поднял камень и запустил в противника одним лишь взмахом руки. Однако призрачный защитник снова справился. Юноша всё ближе и ближе подбирался к Зоркому, держа в одной руке амулет, а в другой – кувалду.

– Ты ничем не лучше меня! – завопил Ширинов.

В Стейнера полетело ещё больше камней, но каждый из них был пойман Огненным духом.

– Ну и кто теперь в меньшинстве? – Кузнец взмахнул кувалдой, но специально сменил направление удара, чтобы тот пришёлся по коленям Зоркого.

Старик создал щит и отразил нападение. Боль от отдачи обожгла руки соперника.

Стейнер приблизился и попытался сбить врага с ног, но безуспешно. Из последних сил он замахнулся кувалдой. Ширинов поднял руку, чтобы помешать молоту поразить грудь, однако юноша метил не туда. Тупой металлический наконечник ударил улыбающуюся маску возле левого глаза. Глубокий звон, словно удар колокола, прокатился над пляжем.

– Что ты наделал? – разгневанно прошипел Зоркий. Кровь хлынула из левой прорези. – Я тебя уничтожу!

Камни поднялись с пляжа, паря вокруг Стейнера.

– Я убью твою сестру и отца и…

– Хватит! – произнёс кузнец сквозь стиснутые зубы.

Затем бросился вперёд, и навстречу тут же полетел первый булыжник. Взмахом молота он отбросил камень с пути. Ширинов пытался поднять руку и отразить нападение, но раненое плечо отказывалось подчиняться. Удар пришёлся прямо в грудь. Ни хруста костей, ни хрипящего крика боли не донеслись от Зоркого – послышался лишь каменный треск.

Ширинов задрожал.

– Что ты наделал?

Из рукава посыпался щебень; ноги и торс рассыпались.

– Всё это время ты пытался сломать меня, – зло выплюнул Стейнер, тяжело дыша. Он опирался на кувалду для поддержки – так устал, что хотелось упасть на колени. – Ты не сломал меня, Ширинов. Я сломал тебя.

Рёв моря становился всё громче, и множество Огненных духов повернулись и направились прочь с пляжа, скользя над галькой тёмными тенями. Юноша оглянулся. Волна, что неслась к берегу, оказалась в два раза выше обычной. Синей стеной она летела на него, не давая шансов на побег. Белыми брызгами и лютым холодом обрушилась она на Стейнера, наполнив уши гневным рёвом океана. Призрачное море схватило его и потащило за собой в самые глубины.

45

Стейнер

«Изначально Владибогдан создавался как тюрьма для драконов и место ссылки политзаключённых, но со временем Император нашёл ему другое применение. Неудивительно, что Владибогдан стал местом обучения послушников и ссылки для Зорких».

Достоверные Истории. Том 3: Серебряные Пули

Разъярённые волны Призрачного моря оттаскивали Стейнера всё дальше и дальше от берега. Только с помощью невероятных усилий ему иногда удавалось подниматься на поверхность. Он то взмывал высоко, то падал вниз вместе с ледяными водами, омывающими берег Циндерфела.

– Всё хорошо, – убеждал себя юноша. – Нужно лишь дождаться прилива. Он выбросит меня на берег, как вынес корабль.

Лёжа на боку, судно всё ещё полыхало и дымилось, но обломки уносило всё дальше и дальше. Стейнер толкался ногами и одной рукой, старясь не выронить молота. Невыносимая усталость лишала его сил с каждым ударом сердца.

Должно быть, он принадлежал твоему прадедушке. Слова Ромолы обрушились на него вместе с тёмной зелёной волной. Прилив тащил его в ледяную глубь и медленно топил. Зубы яростно стучали, но, невзирая на высоту и силу волн, Стейнер не сводил глаз с Циндерфела.

– Я справился, Хьелль. Я остановил его. Я убил Зоркого. Теперь ты в безопасности, пусть и ненадолго.

Он знал, что сестра не слышала, но ему было важно произнести слова вслух. Его не покидали мысли, что они станут последними.

Казалось уместным, что его история закончится здесь, в пределах видимости пирса, недалеко от школы на холме. Какие удивительные события выпали на его долю с момента отбытия: встреча со спригганами, дружба с принцессой Ямала, открытое использование колдовства; Посланница с почётным караулом. Кто в Циндерфеле мог похвастаться, что летал на драконе? Да в целом Нордвласте таких не найдётся!

– Неплохо, – прошептал Стейнер, пока берег всё отдалялся.

Никогда он не сможет признаться отцу и Хьелльрунн, как жалеет, что не попрощался. Не расскажет, что повидал достаточно и понял, как редко судьба играет по правилам.

В глазах потемнело, и грудь сдавило так сильно, что воздух почти не проникал в лёгкие. Неужели это последние мысли? Что будет, когда он перейдёт в царство Фрейны? Веки его потяжелели и начали смыкаться.

Снова толчок, и Стейнер снова взмыл в воздух. Глаза его расширились от изумления: Сьяльстирика крепко обернула хвост вокруг его тела, чтобы не выронить в Призрачное море.

– Я не могу дышать! – прохрипел кузнец.

Дракон полетел дальше, чуть ослабив хватку. Тёмные пятна перед глазами постепенно исчезали. Сьяльстирика взбивала крыльями воздух, стремясь скорее добраться до берега. Она закружила над самым пляжем и очень нежно для такого яростного существа выпустила сына в объятия отца. Стейнер поднял голову, дрожа от холода и изумления. Дракон выпустил клуб дыма и снова устремился в небо.

– Спасибо, – всё, что успел сказать юноша, прежде чем потерять сознание.

Стейнер очнулся в таверне, укутанный в имперский плащ. Огонь в очаге ревел и трещал. Кто-то развесил одежду у камина, чтобы просушить, хотя она почернела от сажи, а рукава кафтана почти сгорели.

– Неужели это один тех снов, где я голый лежу перед своими друзьями?

Вокруг раздались смешки. Все, кого он знал в Циндерфеле, толпились вокруг столов, стояли в баре, прислонялись к стенам. Все глаза были обращены в его сторону, но никто не разговаривал, за исключением одного человека.

– Мой сын. – Марек Вартиаинен уже давно отказался от попыток остановить слёзы. – Мой прекрасный сын. – Из-за его плеча выглянула Кристофин. – Он в порядке. Призрачному морю не забрать у нас Стейнера.

– Простите… Простите меня, – сумел выдавить юноша.

– За что? – удивился отец.

– За то, что не попрощался. Я каждый день сожалел об этом.

Марек кивнул и уткнулся лицом в шею сына, щекоча бородой кожу.

– Мальчик мой, что они сотворили с тобой?

– Обжигали и били по большей части, – с гримасой пояснил Стейнер. – Как долго я спал?

– Почти полтора дня, – ответил отец. – Мы принесли тебя и не хотели больше тревожить. На улице слишком холодно для перемещений.

– Славного ты питомца завёл, – подметила Кристофин с поднятой бровью.

– Какого питомца?

– Дракона, который сидит на крыше этой самой таверны и греет брюхо о дымоход. Мы стараемся поддерживать огонь в печи, чтобы ему тепло было.

– Ей… Это девочка, – поправил Стейнер, улыбаясь дочери Бьёрнера.

– Умеешь ты приручить. – Кристофин покачала головой и улыбнулась. – Она всю дорогу за тобой следовала, как волкодав. Хотела убедиться, что мы тебя не обидим.

– Ее зовут Сьяльстирика. Ей дала имя принцесса Ямала.

– Ещё скажи, что дружишь с племенем спригганов, – усмехнулся Марек.

– Они не живут в племенах, – возразил Стейнер. – У них, как и у нас, есть семьи. Они также устают и боятся Империю.

– Как и мы, – добавила Кристофин.

Таверна наполнилась шёпотом и бормотанием – горожане размышляли о сказанных словах.

– Где Бьёрнер? – спросил герой дня, высматривая владельца таверны.

– На заднем дворе. – Кристофин наклонилась к Стейнеру. – Он пьёт только чистую водку, не притрагивается к еде и отказывается говорить. Меня всё устраивает, если честно. Со дня твоего отъезда он мне жизни не давал.

– Я скучал, – признался кузнец, радуясь и одновременно смущаясь своих слов.

Они так мало времени провели вместе, но он запомнил её именно такой очаровательной, какая она предстала перед ним в данный момент.

– Мы тоже скучали, – ответила Кристофин. Сердце Стейнера ушло в пятки, пока она не продолжила: – Мне тебя не хватало. Счастлива, что ты вернулся.

Подали горячий бульон и хлеб из печи, но кушанья быстро остыли. Стоило юноше опустить ложку в тарелку, как тут же посыпались вопросы.

– Как он летал на драконе?

– Что случилось с детьми с колдовской меткой?

– Мог ли он заклинать и обладал ли меткой?

– Но теперь, когда вы всё знаете… – Стейнер поднялся, хотя всё тело ломило. – Теперь, когда вы видели силу Зорких и летающего дракона, Империя станет охотиться на вас. Одно лишь знание подвергает человека опасности.

Таверна погрузилась в тишину. Несколько человек нахмурились и выбежали прочь. Другие с тревогой переглядывались, не зная, что делать или говорить.

– Они же не могут убить всех нас только потому, что мы увидели дракона, – возмутился один из молодых рыбаков.

– Они город снесут. Тот Зоркий, которого я убил на берегу… – Стейнер указал в окно на Призрачное море. – Он за этим и пришёл. Прикончить всех вас. Следующая Тройка сделает то же самое.

Горожане начали расходиться. Они поняли смысл предупреждения: придётся покинуть Циндерфел и начать жизнь в другом месте.

– Где Хьелль? – прошептал он отцу, пока таверна ходила ходуном от перемещений и ворчания горожан.

С виноватым видом Марек пригладил бороду.

– Она больше не та девочка, которую ты помнишь, Стейнер.

– Где она?

Отец указал на дверь.

– Оденься.

Прикрываясь плащом, Стейнер быстро оделся, изо всех сил стараясь сохранить достоинство.

– Сколько шрамов… Сколько ожогов… – прошептала Кристофин, обнимая друга за плечи. Он поморщился от боли.

– Остров и не на такое способен, – ответил Стейнер, думая о друзьях, которые остались на Владибогдане.

– Пойдём, – позвал Марек. – Времени мало.

Некоторые из горожан последовали за ними, больше заинтересованные новоиспечённым героем, чем сбором вещей. Шторм, атакующий береговую линию, стих. Вода превратилась в синюю гладь. Возле пирса мирно алел фрегат Ромолы.

– «Надежда Дозорного»?

– Она – мой старый друг, – объяснил отец. – Мы передаём друг через друга секреты.

– Теперь ясно. Ширинов и Мертвосвет, вернее Зоркий Хигир, нашли письма от Фельгенхауэр.

Марек выглядел взволнованным.

– А я всё гадал, встретишь ли ты Матриарха. Плохо, что переписку нашли. Проблем теперь не оберёшься.

– У нас в любом случае проблем, как грязи. Ещё до того, как обнаружили сообщения, Фельгенхауэр вызвали в Хлыстбург. Надеюсь, секрет умрёт вместе с Шириновым.

– А Хигир? – спросил Марек.

– Тоже мёртв.

– Откуда тебе известно?

– Оттуда же, откуда я знаю о смерти Ширинова. Я убил его.

Они шли к пирсу в неловком молчании, пока Марек размышлял над словами сына.

– Тебе придётся рассказать о Ромоле, – наставал Стейнер.

– Она говорила, что не вернётся. Похоже, любопытство одолело.

– Не уверен, что хочу с ней говорить, – отрезал сын. – Она столько раз могла вытащить меня с острова, но даже не попыталась. Думала только о себе.

– Как и большинство людей, – подметил отец с печальной улыбкой. – Но если ты не придёшь на пирс, то не сможешь попрощаться.

– Прощаться? С Ромолой? – Стейнер иронично фыркнул. – Я бы предпочёл остаться в таверне, обнимая Кристофин.

– Стейнер, Хьелльрунн уезжает. Сегодня.

– Что? – Юноша замер.

Марек кивнул. В уголках глаз сверкнули слёзы. Он не мог посмотреть сыну в глаза.

– Что ты имеешь в виду?

– Она объяснит лучше. Ступай. Ромола не остановится надолго, лучше поспеши.

46

Хьелльрунн

«Наказание за убийство Зоркого – смерть. Наказание за знание о существовании Владибогдана – смерть. Наказание за отказ от Испытаний – смерть. Впечатляет, если не знать, что большинство преступлений в Сольминдренской империи карается смертью. В этом отношении Император не отличается богатым воображением».

Достоверные Истории. Том 3: Серебряные Пули

Хьелльрунн стояла на пристани, наблюдая, как экипаж «Надежды Дозорного» грузил на судно припасы для дальнейшего путешествия на юг. Она кое-что приберегла и для себя: новые ботинки, одежду из овчины, хорошую кожаную юбку и несколько блузок. Всё это она приобрела на монеты мёртвых Охранцев. Никто в городе не осмелился завысить цены – а как иначе? Она ведь сестра наездника, что оседлал дракона. Тут уже и наличие метки не имеет значения.

Хокон прибыл на пирс с тележкой, чтобы распродать своё мясо.

– Не вздумай надуть капитана, понял меня? – пригрозила Хьелльрунн.

Торговец одарил её пристальным взглядом, но кротко кивнул.

– Я так понимаю, Бьёрнер рассказал об увиденном в лесу.

Мясник снова кивнул, едва глядя ей в глаза.

– Ты был прав. Я всегда обладала меткой. – Хьелль приблизилась, и, судя по лицу, Хокон желал в тот момент убежать подальше от пирса. – Странно, ведь правда? – продолжала она. – Ты всё это время докучал мне, хотя на самом деле ничего собой не представляешь. Невзрачный мужчина, которому следует подстричь бороду и научиться манерам.

Мясник не проронил ни слова.

– Что будешь делать? – спросила Хьелльрунн. – Теперь, когда смерть и хаос коснулись Циндерфела?

– Уеду, – шёпотом ответил Хокон без единого косого взгляда. – Не хочу быть здесь, когда прибудет Империя. Они начнут задавать вопросы и любыми способами вытягивать ответы. Мне уже довелось это видеть, и я не хочу повторять.

Хьелльрунн кивнула.

– Мне жаль.

– Жаль? – Мясник уставился на неё и горько рассмеялся. – Ещё бы. Весь город должен уехать. И уедут, если ум есть. – Хокон обвинительно посмотрел на мрачные дома. – А я уверен, что есть. Так вот лучше им всем бежать в Свингеттевей.

– Думаешь, я этого хотела? Я не просила Империю разлучать семью и не хотела иметь колдовские силы.

– Ты не единственная, кто потерял семью из-за колдовской метки и ненавистной Империи. Я переехал сюда, чтобы спрятаться от всего этого дерьма, а теперь вынужден снова бежать.

Хокон плюнул в море и потащил за собой тележку. Хьелльрунн никогда не думала, что почувствует к нему что-то, кроме ненависти. С удивительной для себя жалостью она наблюдала, как лысый мужчина уходит в город.

Её взгляд был прикован к дымящему судну, которое прибило к берегу, где оно окончательно и разрушилось. В седьмое лето её жизни на берега Циндерфела выбросило кита, собрав к заливу толпы горожан. Все стояли, поражаясь размеру существа, но Хьелль ревела день напролёт над несчастной судьбой морского обитателя. Вернер тогда рассказывал сказки о путешествиях на юг, о спригганах и Шанисронде, чтобы хоть как-то утешить её. Боль от воспоминаний незамедлительно пронзила сердце.

– Мне жаль, дядя, – прошептала она, но никто не слышал слов, затерянных в суматохе на пристани.

– Вот он! – раздался крик с кормы.

Ромола сошла с трапа и устремила на Хьелльрунн серьёзный взгляд.

– Ты уверена? Он вряд ли будет счастлив.

– Разве у меня есть выбор? – вздохнула она. – Мне нельзя оставаться. Никому из нас.

Хьелль посмотрела на пологий склон дороги, ведущий к пирсу. Стейнер шагал, стараясь не хромать, хотя богам известно, что он имел право ходить, как ему хотелось. Марек шёл рядом, поддерживая сына под руку с видом гордого на весь свет отца, и улыбка при этом не сходила с его лица. Позади тянулась толпа из таверны, взволнованно обсуждая услышанное и увиденное.

– А теперь он герой? – усмехнулась Ромола.

– Возможно, но точно не для Хокона, – ответила Хьелльрунн. – Но для меня он – моё всё.

За столь короткое время произошло много изменений. В глазах брата появился намёк на суровость. Она подозревала, что нос его сломан, а волосы опалены до щетины, схожей с порослью на лице. Стейнер был вымазан в саже и отмечен шрамами и страданиями.

На палубе появилась госпожа Камалова, щурясь на новоприбывших.

– Значит, это и есть тот сумасшедший, который сбежал с Владибогдана на драконе?

Брат перевёл взгляд с Зоркой на сестру и пирата, после чего кратко кивнул.

– А вы и есть Вьюга, сестра Хигира.

Госпожа Камалова улыбнулась.

– Я больше не использую это имя.

– Вы не говорили, что являетесь сестрой Хигира, – изумилась Хьелльрунн.

– Времени не было. – Госпожа Камалова пожала плечами. – Я учила тебя использовать силы. Кроме того, ты не спрашивала.

– Может, продолжим разговор в моей каюте? – предложила Ромола, взглянув на экипаж. – Они только недавно смирились с присутствием женщины на борту корабля. Сбежавшая Зоркая может подтолкнуть их на мятеж.

Каюта Ромолы оказалась достаточно просторной даже для пятерых гостей; госпожа Камалова и Марек заняли два стула; все остальные стояли. Пират принесла пять деревянных бокалов и разлила водку. Хьелльрунн глотнула и тут же сморщилась, стараясь не закашляться, в то время как госпожа Камалова и Марек проглотили угощение в один присест.

– Как поживает мой братец? – спросила госпожа Камалова, возвращаясь к разговору.

Стейнер помедлил с ответом. На лице его застыло угрюмое выражение.

– Всё ещё на острове, насколько мне известно.

– Мёртв, да? – многозначительно спросила наставница.

Брат не ответил.

– Он давно для меня умер, – продолжила старая женщина. – Но теперь, полагаю, у меня не будет шанса с ним попрощаться.

– Вы не расстроены? – спросил Стейнер с очевидным замешательством.

– Расстроена ли я? – Госпожа Камалова нахмурилась. – Это он сдал меня Империи. И затем снова и снова пытался убедить в правоте Императора. Мой собственный брат заставил меня присоединиться к Тройке, чтобы следить за мной. Расстроена ли я? Я в ярости. В ярости от того, что сама его не прикончила. Надеюсь, он сгниёт в Хеле.

Стейнер и Хьелльрунн обменялись удивлёнными взглядами, и в каюте повисла тишина. Марек кашлянул, и Ромола налила ещё по стакану.

– Мне очень жаль, – сказал брат.

От его слов и наполненного сожалением взгляда Хьелльрунн вздрогнула.

– Прости, Стейнер. – Ромола налила ему ещё водки. – Прости, что не смогла вытащить тебя. Пойми, это было невозможно. Ширинов всё время дышал мне в спину.

– Думаю, я знаю, чем ты можешь искупить вину. – Стейнер задумчиво посмотрел на карту, висящую на стене каюты. Он поднялся и осмотрел северо-западный угол пергамента, где находились Северные острова. – Ты поможешь не только мне, но и многим другим людям.

Рассказчица пожала плечами.

– Я обещала экипажу никогда не возвращаться туда, Стейнер. Если я правильно тебя поняла, я ничем не смогу помочь. – Ромола выпила водку и налила ещё.

– Всё изменилось, – настаивал брат. – Матриарха-Комиссара вызвали в Хлыстбург. На Владибогдане царит разруха, а Ширинов мёртв.

Капитан тихо присвистнула.

– Да уж. Умеешь ты спутать карты.

– Я только начал, – заверял её Стейнер, сжав кулаки.

Со вздохом Ромола глянула на карту.

– Что бы мы ни решили, первое, что нужно сделать, – как можно скорее покинуть Циндерфел.

Эта простая истина повергла всех в уныние. Стейнер поочерёдно смотрел на сестру и Зоркую.

– Это ты вызвала шторм.

Хьелльрунн кивнула.

– Госпожа Камалова управляла ветром, а я поднимала волны. Мы бы не стали этого делать, если бы знали, что ты прилетишь на драконе. На драконе… – Она покачала головой. – Раньше ты бы отругал меня за такие слова. – Хьелль шагнула вперёд и взяла руку брата. В мозолях не было ничего нового, но шрамы её потрясли. – Спасибо тебе. Спасибо за то, что уехал. За то, что подарил мне время. Я бы никогда не встретила госпожу Камалову, если бы не ты.

Стейнер крепко обнял сестру.

– Не нужно меня благодарить, Хьелль. Я бы не думая пошёл, если бы ты попросила. Но отсутствие выбора повергло меня в ужас.

– Это моя вина, – признался Марек. – Я слишком привык отдавать приказы и не думал о том, как они звучат.

– Нам пора, – поторопила их Ромола. – Прилив никого ждать не станет – ни женщину, ни мужчину, ни пирата, ни ведьму.

– Так всё-таки ты пират?

– Женщина может быть кем угодно. – Она склонила голову набок. – Не поедешь с нами? Из тебя бы вышел отличный моряк. Всяко лучше, чем кузница Владибогдана.

Стейнер посмотрел из окна на море и горизонт, где ровная синяя гладь встречалась с вечной серостью небес.

– Так или иначе, я обязан вытащить спригганов и Кими. Я дал обещание Сребротуману.

– Я хочу помочь, Стейнер, но я тоже дала обещание. Экипаж взбунтуется, если я отправлюсь на север.

Брат и пират обменялись взглядами, и Хьелль почувствовала себя не в своей тарелке.

Стук в дверь нарушил неловкое молчание. Ромола открыла, и на пороге каюты появилась Кристофин в новом дорожном плаще и мешком через плечо. Судя по красным глазам, у неё состоялся разговор с Бьёрнером, возможно, последний.

– Мне нужно поговорить с капитаном о бронировании места до Шанисронда. Вы же туда держите путь?

Ромола взглянула на девушку, и обменялась улыбками с Хьелль.

– Говорят, женщина на борту приносит неудачу. – Она оглядела каюту. – Но с таким количеством неудачи ещё одна нам не повредит.

Кристофин зашла в каюту, и госпожа Камалова тут же подошла и без слов заключила её в объятия.

Марек встал и собрался уходить.

– А ты что будешь делать, кузнец? – спросила Ромола, придерживая дверь.

– Соберу инструмент и пожитки. Не отплывай без меня. Вернусь через час.

Капитан вскинула бровь.

– Многолюдное предстоит путешествие.

Хьелльрунн наблюдала за водоворотом событий и непреодолимой волной приближающихся последствий. Лишь Стейнер возвышался среди суеты, непоколебимый, словно скала, он всё ещё смотрел на карту, размышляя над данным обещанием.

47

Кими

«Спригганов коснулись самые жёсткие и строгие ограничения. Западные границы Сольминдренской империи были перекрыты от вторжения Обожжённых республик, и за несколько месяцев Империя выловила всех спригганов мужского пола. Пока пропадали мужчины, женщины успели бежать. Выжившие спригганы оказались на Ямале в надежде на маловероятный союз с южными землями».

Достоверные Истории. Том 3: Серебряные Пули

Обыденная жизнь Владибогдана разбилась вдребезги вместе со статуей, что стояла в центре площади. Кими устроилась в сторожке – от повсеместного хаоса была и своя выгода. Что касается спригганов, то им не нужно было приглашение, чтобы расположиться вдали от кузниц. Принцесса велела вооружиться и надеть самую крепкую броню. В первый день после боя все они грабили мёртвых, снимая доспехи и плащи, или смывали кровь с одежды. Тиф на время исчез, но когда вернулся, на лице его красовалась помятая, поцарапанная маска Мертвосвета.

– Выбросил его в бухту, – заявил бывший десятник. – Лучше пусть рыбу накормит, чем воняет и гниёт на берегу.

– Нужно убрать трупы с площади, – велела Тайга, – иначе моровое поветрие не заставит себя ждать.

– Она права, – согласилась Кими, и хотя идея тащить покойников вниз по ступеням её не радовала, она первая вызвалась помогать.

Сребротуман всегда и во всём содействовал, пусть и оставался немногословным. Его маска чаще всего обращалась к тёмным водам Сумеречной бухты и бесчисленным ступеням. Найти его труда не составляло – туман из вспыхивающих искр всегда следовал за ним.

– Теперь вы можете снять маску, – обратилась Кими к Сребротуману. – Зорких не видно – прячутся, наверное. Или убиты учениками.

Принцессе стало интересно, что скрывалось за личиной и униформой Иерарха. Откуда он родом? Что потерял? Сребротуман задумчиво кивнул, но не снял зеркальную маску. Кими Энхтуйя пожала плечами и продолжила работу: направилась к сторожке, чтобы навестить спригганов, несущих караул, и проверить, хватает ли им еды.

Максим собрался на кухне с послушниками из Академии Воздуха. Все ребята были сильно потрясены битвой на площади. Они сидели тихо, прижимаясь к камину, и шептались друг с другом. До ушей ямалки то и дело долетали одни и те же слова: «Когда вернётся Стейнер?»

Сандра разложила чёрный бархатный лоскут и несколько раз обратилась к рунам, но после часа невнятного бормотания она разочарованно вздохнула и сдалась. Даже у жрицы не было ответов. Время, казалось, остановилось.

Тиф, Тайга и Сандра сидели у жаровни в комнате стражи, поставив кровати полукругом. Кими села рядом с младшей сестрой десятника и выпила чаю, остро ощущая тяжёлую усталость. Единственное, что она могла делать, – ждать.

Сандра глядела в окно, наблюдая, как на оставшиеся от площади руины опускались хлопья снега.

– Пошло всё… – рявкнула жрица, когда тьма вновь опустилась на Владибогдан. – Пойду ванну приму.

Даже Тиф удивился, услыхав брань от сестры. Сандра вышла из комнаты с хмурым лицом.

– Ей нравится мальчишка, – заметила Тайга, когда сестра покинула комнату.

– Как и всем нам, – добавила Кими.

– Точно не мне, – заметил Тиф и единственный рассмеялся над шуткой.

– Она всё кости бросает, – продолжила Тайга. – Пытается прочесть, что Стейнер в безопасности, но ни один из ответов её не устраивает.

– Он вернётся, – пообещал спригган после паузы, суетясь с маской Хигира. – Умом он не блещет, зато сердце доброе. Мальчишка всё сделает правильно.

Тайга засмеялась, но поймала взгляд Кими.

– А что, если нет? – предположила принцесса. – Что, если мы помрём с голода, или Империя прибудет на остров и убьёт всех нас. Я не знаю. Не знаю, что будет со мной или моим народом.

После её слов все смолкли. Они отошли ко сну или вернулись к гнетущим мыслям под покровом ледяной ночи.

Когда они проснулись, снег всё ещё падал, и Кими не могла согреться или взбодриться. Она бродила кругами, время от времени останавливаясь возле двери, чтобы бросить взгляд на площадь. Тёмные фигуры пробирались сквозь падающие хлопья, и ямалка вспомнила, как Огненные духи преследовали солдат и душили их пеплом и дымом. Если призраки вернулись, то и Стейнер где-то рядом.

Из темноты явилась Марозволк. Кими тотчас сняла с пояса булаву и подняла перед собой.

– Я с пустыми руками, – успокаивающе произнесла Зоркая, хотя рычащая волчья маска по-прежнему устрашала. – Я не ищу войны.

– Чего ты хочешь? – спросила принцесса, заметив столпившихся людей за спиной Марозволк.

– Только чтобы у этих послушников появился шанс сбежать.

Кими кивнула и опустила булаву. Напряжение мгновенно исчезло.

– Конечно, но у нас нет плана и нет корабля. Мы надеемся, что Стейнер вернётся с судном, но пока никаких новостей не поступало.

Послушники из Академии Воды протолкнулись мимо ямалки, радуясь оказаться в тепле. Они присоединились к Максиму и послушникам Академии Воздуха на кухне и заговорили о битве, драконе и о том, как Стейнер сверг статую.

– Как дела? – спросила Кими, хотя и странно было задавать Зоркой подобные вопросы.

Марозволк кивнула, сняла маску и устремила взгляд на металлического волка.

– Я устала, – ответила она на ямалском. – Давно не снимала маску на людях и не говорила на родном языке.

Принцесса улыбнулась и взяла женщину за руку.

– Все мы устали, сестра, – утешила её Кими тоже на ямалском. – Как же приятно слышать наш язык после стольких лет.

– Прости, – прошептала Марозволк. – За всё это время я так ничего и не сделала.

– Не хотите подняться в караульную? Здесь места мало, а там вы даже сможете поспать.

Но в сторожке было совсем не так тихо, как надеялась Кими.

– Может, он проиграл, – предположил Тиф, набивая трубку последним табаком. – Недавно прошёл шторм, да и дракон не вернулся.

Никто не ответил.

– А это ещё кто? – проворчал спригган, когда Кими привела в комнату Зоркую без маски.

– Марозволк. Под таким именем вы меня знали раньше. Однако могут настать времена, когда мне вновь придётся ею стать, так что этого имени будет достаточно.

Сандра и Тайга обменялись суровыми взглядами, но ничего не сказали.

– Зачем явилась? – рявкнул Тиф. – Неужели не осталось послушников для издёвок?

Кими прочистила горло, но звук прозвучал скорее как нетерпеливый рык.

– Она привела послушников, чтобы переправить с острова.

– О. – Спригган закурил трубку. – Я всё равно тебе не доверяю, невзирая на снятую маску.

Коридор осветился, и в дверном проёме появился Сребротуман, сложив руки и задумчиво склонив голову.

Корабль приближается.

Все в комнате выпрямились, и Кими затаила дыхание. Должно быть, галера с имперцами направлялась в сторону Владибогдана. Нельзя сказать, как долго они смогут защищаться, даже с Сандрой и двумя Зоркими в качестве союзников. Хотя никто наверняка не знал, на чьей стороне был Сребротуман.

– Имперский? – осмелился спросить Тиф.

Снег мешает разглядеть.

Зоркий молча удалился.

Сандра бросила кости и надулась.

– Ничего не понимаю. Те, кто угнетал нас, встали на нашу сторону. Всё, что скрывалось от нас, теперь открылось. Но все, кто был рабами, так и остаются рабами.

– Ты поняла это, раскидав кости? – удивилась Кими, поднимая бровь.

– Бывает, что богиня не откровенничает о будущем, – призналась Сандра. – Но помогает понять прошлое.

– Готовьтесь, – велела принцесса, поднимая кирку. – Все вы. Зоркие, послушники и все те, кто в состоянии держать булаву. Я не отдам сторожку без боя.

Тиф чуть не задохнулся от дыма, однако быстро оправился и поклонился Кими.

– Слово твоё – закон.

48

Стейнер

«Император никогда не придавал большого значения незначительным делам своего двора, а тем более когда стал старше. Его заботили более серьёзные вопросы и, конечно же, планирование интриг на недели, месяцы, а то и годы вперёд. Со стороны же можно было подумать, что приказы его – спонтанная, жестокая прихоть. Жизнь при дворе никогда не была скучной».

Достоверные Истории. Том 3: Серебряные Пули

Стейнер сошёл с палубы «Надежды Дозорного» и перевёл взгляд на каменную лестницу Сумеречной бухты и чёрную скалу. Владибогдан никогда не казался гостеприимным, и не было больше способа выяснить, что случилось с тех пор, как Сьяльстирика унесла его с острова на серебряных крыльях.

– Стейнер? – раздался голос из сторожки. – Это ты?

Юноша помахал рукой и увидел ответные взмахи. Марек спустился по трапу и положил руку на плечо сына.

– Вижу, ты друзьями обзавёлся.

– Думаю, да, – усмехнулся он. – Идём, познакомлю.

Целый час они приветствовали друг друга и обнимались. Слёзы радости и печали душили их. Тиф поведал Мареку о глупостях, которые совершил его сын, когда прибыл на остров, и том, что тот никогда не сдавался и не терял надежду. Стейнер отошёл от двоих мужчин и крайне удивился увидеть Марозволк без маски и выяснить, что родом она с Ямала.

– У тебя есть сестра? – спросила Зоркая.

Юноша кивнул.

– Когда Империя узнает, что произошло в Циндерфеле… – начала она.

– Они сровняют с землёй весь город, – продолжила Кими, стоя возле Марозволк, будто под защитой.

Тайга не отходила от них ни на шаг, внимательно слушая разговор.

– Так было всегда, – сказал Стейнер. – Ширинов был полон решимости снести Циндерфел, как акт возмездия за понижение в должности. Все, у кого есть ум, покинут город. Я их предупредил.

– Это безрадостная победа, – высказалась младшая сестра Тифа, отводя взгляд. – Но я всё равно рада, что ты в безопасности.

– Победа не такая безрадостная, как ты думаешь, – возразил Стейнер.

– Ты убил Ширинова? – спросила Тайга.

– Кости молчат о Зорком. – Из толпы появилась Сандра, осматривая горсть рун, веточек и прочего мусора. – Его время закончилось.

– Как закончилось? – удивилась Тайга.

– Закончилось горящим кораблём на берегу Циндерфела, – ответил Стейнер. – Закончилось жестоким штормом, вызванным сестрой и Вьюгой. Закончилось в тот момент, когда я нанёс ему смертельный удар. Подобный тому, которым я сразил Маттиаса Жирова.

– Значит, кувалда тебе была нужна не только для хвастовства? – поддразнила друга Кими.

– Кажется, так. Но без вашей помощи я бы никогда не справился.

– Амулет у тебя? – полюбопытствовала принцесса.

– Конечно.

Взгляд Кими обрёл спокойствие, как будто возвращение артефакта гарантировало безопасность для всех ямалцев.

Радостные послушники кружили вокруг Стейнера, и кто-то всунул ему в руки кружку с элем. Сандра и Тайга шептались о чём-то с Хьелльрунн, очевидно, радуясь знакомству, в то время как Кристофин смотрела на Кими Энхтуйю с гораздо меньшим энтузиазмом.

– Ты не упоминал, что ямалская принцесса такая красивая, – прошептала дочь трактирщика.

– Я…

Что он мог ответить? Он не отрицал привлекательности Кими, но у него никогда не было времени, чтобы думать об этом, а уж тем более – предпринять какие-либо действия.

– Между вами что-нибудь было?

Стейнер покачал головой и обнаружил, что рад правде.

– Нет, слишком был занят, пытаясь остаться в живых.

– Но если бы не был занят? – настаивала Кристофин.

– Что? Нет! Я не это имел в виду. Просто…

Но подруга уже направилась в толпу. Он хотел догнать её, но путь преградил Сребротуман. Зоркий поманил его пальцем, и Стейнер кивнул, готовясь к худшему.

Сначала он решил, что они ускользнут подальше от толпы, но вместо этого к ним присоединились Кими, Сандра, Тиф и Тайга. Что было неудивительно, ведь именно с этими людьми он жил в кузнице, куда их теперь вёл Зоркий.

– Что со Сьяльстирикой? – спросила ямалка по дороге в недра острова, куда Стейнер не хотел больше возвращаться.

– Я оставил её на крыше таверны в Циндерфеле. В последний раз, когда я видел её, она грелась, свернувшись вокруг дымохода.

– Ты не боишься, что она съест горожан? – удивилась Кими.

– Я об этом не подумал, – признался Стейнер с недовольной гримасой.

– Как тебе удалось уговорить Ромолу? – недоверчиво поинтересовался Тиф. – Не думал, что мы снова увидим её.

– Я не разговаривал с Ромолой. Я пообщался с экипажем, – объяснил юноша. – Сказал им, что здесь целый остров, который так и ждёт, чтобы его разграбили.

– Нельзя недооценивать пиратскую жадность, – усмехнулась Кими.

– На корабле будет тесновато, – заметил Стейнер, – но это лучшее, что я смог сделать.

– Ты отлично справился, – похвалила Тайга.

Они почти добрались до главной пещеры и встали на выступе над тёмными горами, где непривычно царствовал холод. Зоркий сиял в темноте, даря тепло и свет. Сребротуман повернулся к ним, и Стейнер сразу ощутил исходящее от него ожидание.

Ты дал обещание.

Он вздрогнул от призрачных слов в голове.

– Знаю. И я готов его выполнить.

Оранжевые глаза Огненных духов сверкнули во мгле. Тел их было не видно.

– Их так много, – изумился кузнец.

– Гораздо больше, чем после битвы на площади, – ответила Кими, и он почувствовал нотку неодобрения в словах принцессы.

Она достала фонарь непонятно откуда и подошла ближе, беспокойно глядя на друга.

– Они пришли без вызова.

– Ничего удивительного, – сказал Стейнер. – Они сражались с Шириновым вместе со мной. Теперь мой черёд выполнять уговор.

– Огненная пытка… – с благоговением прошептала Сандра, когда юноша вытащил амулет из-за пазухи.

Он повесил цепь на шею и принялся рассматривать артефакт с изящно вырезанным драконом.

– С его помощью мы могли бы победить всю Империю, – задумчиво произнёс Тиф.

– Где царствует огонь, там царствует и смерть, – прошептала ямалка, глядя на свисающий с цепочки камень. – Ты можешь вернуть его мне, и тогда мой народ останется в безопасности.

– В этом нет смысла, Кими.

Стейнер взглянул на море призраков, на чёрно-серый поток потерянных душ, собравшихся у основания выступа.

– Скоро Империя отправит солдат в Циндерфел, и кто-нибудь обязательно расскажет об увиденном.

– Подумай, Стейнер. – Тиф приблизился, глядя на артефакт. – С армией призраков мы сможем победить Империю и получить неограниченную силу. Ты сам сможешь стать императором. Подумай обо всем хорошем, что мог бы свершить!

– Нет. Не стану я строить свою жизнь на душах мёртвых детей. – Стейнер положил артефакт на край балкона и снял с пояса кувалду.

– Они помогли остановить Ширинова, и я перед ними в долгу.

– У тебя никогда больше не будет такой силы… – Тиф покачал головой.

– Ещё не поздно вернуть его, – напомнила Кими.

– Простите, – всё, что ответил Стейнер, высоко поднимая кувалду.

Когда молот опустился на амулет, пещеру озарил изумительный свет. Камень раскололся на три части и спустя мгновение рассыпался в прах. Ореол побелел, затем стал синим и быстро померк. Снизу донёсся хор вздохов, и тёмные очертания Огненных духов тотчас исчезли. Яркий белый столб пламени остался на месте каждого призрака, сверкая как звёзды в ночи. Некоторые из них медленно поднялись, и вскоре за ними последовали и остальные.

– Что это? – изумился Тиф.

– Свечи мертвецов, – ответил Стейнер.

– Души, – поправила Сандра, – освобождённые души.

Огни возносились всё выше, превращаясь в настоящее созвездие под серой, замаранной сажей скалой.

– Куда они направляются? – полюбопытствовал Стейнер.

– Наконец-то отправляются к Фрейне. Некоторых она отправит обратно, переродив в новые тела.

Один за другим огоньки начали меркнуть. Жрица вздохнула.

– За шесть десятилетий я никогда не видела такой красоты. Стейнер, ты сотворил чудо.

Юноша удивился собственной улыбке. Это была улыбка радости и настоящего облегчения. Внезапно он ощутил страшную усталость и воспользовался кувалдой в качестве подпорки.

Сребротуман не сдвинулся с места на выступе. Он вообще не двигался.

– Думал, вы пойдёте с ними, – сказал Стейнер, когда последняя из душ исчезла в скале над головой.

Осознание осенило Кими, Тифа, Тайгу и Сандру. Сребротуман скорбно кивнул и сложил руки перед грудью, как будто носил наручники.

Я в замешательстве. Более сорока лет я жил здесь и мечтал освободиться. И всё же я очень хочу посмотреть, как падёт Император. Впервые я могу признать, что это возможно.

– Если бы… – вздохнул Стейнер.

Ты подарил мне надежду. Наверное, лучше мне остаться на Владибогдане. Когда придут Зоркие, я буду лгать. Буду лгать, чтобы защитить тебя.

– Тут ещё ложь попробуй-ка придумай, – добавил Тиф.

Я скажу, что вы бежали на корабле, но корабль затонул, и все погибли. Пусть ложь не вечна, но она даст вам время начать новую жизнь.

– Возможно, для моего народа всё-таки есть спасение, – обрадовалась Кими.

Сребротуман опустился на колени и поднял цепь, на которой раньше висел амулет. На нём всё ещё остался висеть осколок камня, и Зоркий передал его принцессе.

Я сделаю всё возможное. А теперь ступайте. Настало время отправляться в путь. Держите курс на юг с попутным ветром и начинайте новую жизнь в солнечных странах.

Стейнер обнял Зоркого, боясь навредить Огненному духу, однако Сребротуман обнял его в ответ.

Спасибо, Стейнер. Не сдавайся. Что бы ни наслал на тебя Император, не сдавайся никогда!

Они покидали кузницу во тьме. Единственным светом им служил серебряный мерцающий туман. Он танцевал вокруг Зоркого, искрился и умирал в жаре колдовских сил.

– Не могу поверить, – изумился Тиф. – Мы уходим!

– Да, – согласился Стейнер. – Да, мы уходим.

49

Хьелльрунн

«Крушение Владибогдана, как теперь называют тот инцидент, наслал ужасный страх на всю Империю. Все Зоркие ощутили потерю, невзирая на противоречивые чувства о бывшем учебном заведении. Пока солдаты тревожились из-за исчезновения драконов, Посланники и Охранцы оставались в недоумении о происшедшем на мрачном острове».

Достоверные Истории. Том 3: Серебряные Пули

Стоя на корме «Надежды Дозорного», Хьелльрунн глядела на зелёно-синюю рябь позади судна. Северные острова остались далеко позади. Кузницы остыли и смолкли, и не вздымалось больше в небеса облако серого дыма. Со временем от него не останется и следа, но это произойдёт ещё не сегодня.

– Циндерфел по левому борту! – крикнула Ромола через плечо. Капитан стояла у штурвала, широко расставив ноги в шерстяных носках, которые помогали бороться с северным холодом. – Пора прощаться и отдать дань уважения.

Она говорила правду. Циндерфел превратился в мёртвый город, и любой, кто там остался, скоро тоже примкнёт к царству Фрейны. К своему удивлению, Хьелльрунн думала о Хоконе и о том, куда он теперь пойдёт торговать.

Брат подошёл и опёрся на поручни. Он был в дорожной накидке Кристофин и кожаном кафтане Зоркого, а кувалда по-прежнему висела на поясе у бедра. Сестра ещё никогда не видела столь глупого вида в сочетании с обожжённым телом и суровым лицом. Этот незнакомый ей Стейнер глядел через море на бывший дом.

– Мы действительно уходим, – промолвила Хьелльрунн, хотя слова и не были нужны.

– Да, – прошептал он осипшим голосом. На побледневшей коже выделялись красные заплаканные глаза.

– Отец рассказал о Вернере, – догадалась Хьелльрунн, положив руку на плечо брата.

Стейнер опустил голову, и Хьелль почувствовала, как он страдает. В ответ она крепче сжала его плечо, разделив с ним собственную боль.

Долгое время они молчали. Обняв брата, Хьелльрунн чувствовала движение корабля по водам Призрачного моря. Каждая волна приближала их к югу.

– Я их всех убью, – прохрипел Стейнер, выпрямляясь. Он так сильно сжал поручни, будто собирался разорвать их на части. – Но Охранцев – в первую очередь.

Взор его устремился на серый горизонт, и Хьелль развернула брата лицом к себе, чтобы заглянуть в глаза.

– Нет необходимости мстить за Вернера. Я позаботилась об этом.

– Мне не кажется, что этого достаточно, – возразил он. Лицо его исказилось от горя.

– Верно, – согласилась Хьелльрунн. – И никогда не будет казаться, Стейнер. Однако Вернер погиб, защищая нас. А он бы не хотел, чтобы мы стали убийцами.

– А как иначе?

Хьелль ощутила жар его гнева.

– Ты ведь когда-то мечтал стать кузнецом?

– Думаешь, я смогу вернуться к этому после всего, что видел?

– Тебе решать, но я знаю, что дядя не хотел бы, чтобы мы ввязывались в борьбу, которую не сможем выиграть.

Стейнер отмахнулся и потёр лоб исполосованной шрамами рукой.

– Если не мы, то кто? Спригганы не восстанут против Империи.

– Как и народ Шанисронда, – отозвалась Ромола. – Они живут в независимых городах-государствах, ссорятся и враждуют. Их и страной-то не назовёшь.

– Ты всё это время подслушивала? – грубо спросил Стейнер.

– На кораблях не бывает секретов, юноша. Привыкай.

– А как же Кими? – спросила Хьелль. – Что сделает Ямал, когда принцесса вернётся?

Стейнер глубоко вздохнул и вздрогнул на ветру.

– Не знаю, что будет дальше, но я не могу отпустить Империю. Внизу, под палубой, меня называют Несокрушимым. Мне дали имя.

Хьелльрунн нахмурилась, качая головой.

– Зоркие пытались сломать меня, но я не терял надежду. Фрейне известно, через что я прошёл.

– Значит, ты народный герой. Отлично. – Она взглянула на брата. – Раз ты собрался идти на войну, чёрт тебя побери, пообещай мне две вещи.

– Конечно.

– Не смей умирать и никогда больше не надевай плащ подружки. Будь мужчиной и покупай своё.

Стейнер ухмыльнулся, но Хьелльрунн уже направилась прочь. Она перевела страх и гнев в шутку, но чувства эти никуда не денутся. Хьелль только вернула брата, а он уже отчаянно ищет новые способы самоубийства.

Госпожа Камалова стояла на носу корабля не в обличье сутулой старухи из лесной хижины, а властной Зоркой, которую так любила Хьелль.

– Дай ему время, – заговорила наставница ещё до того, как девушка привела мысли в порядок.

– Что вы имеете в виду?

– Братца твоего. Ему многое пришлось пережить, а в муках горя никто не действует здраво. Легче злиться, чем снова попасть под раздачу. Много обид у него на Империю накопилось.

Хьелльрунн кивнула, увидев смысл в её словах.

– Ты тоже через многое прошла, Хьелль. За короткое время ты многому научилась. Ты совершила убийство и потеряла близкого человека. Ты покинула свой родной дом. Душевной ране нужно позволить зажить.

– Мне нужен стимул, – сказала ученица Зоркой, слушая шум Призрачного моря.

– Могу чем-то помочь?

– Да. Подарите мне уверенность.

Госпожа Камалова рассмеялась.

– О, подобного сокровища мало осталось в нашем жестоком мире.

– Что будем дальше делать? – Хьелльрунн играла с брошкой в форме молота, которую дал ей Марек. – Куда направимся?

Зоркая пожала плечами и обернулась на главную палубу и шканцы. Девушка проследила за её взглядом. Тиф болтал с толпой послушников, а Кристофин вела беседу с Сандрой и Тайгой. Кими и Марозволк не было видно. Скорее всего, они спрятались под палубы. Максим ходил по пятам за Мареком, куда бы тот ни шёл, и кузнец не возражал.

– Все они отправятся в разные места, – продолжила госпожа Камалова. Возможно, Стейнер и спас их, но он не сможет вечно ограждать их от бед, пусть и возомнил себя героем. – Пожилая женщина повернулась к Хьелльрунн. Светлые глаза сияли решимостью. – Куда хочешь отправиться ты?

– Подальше от Империи. Туда, где смогу научиться использовать силы. В лесу я чуть не потеряла контроль и…

Хьелль кусала губу.

– Ты испугалась.

Она кивнула, вспоминая вихрь, сломанные ветки и парящих мужчин, которые разбились в кровавую кашу.

– Мы отправимся на юг, и я научу тебя, Хьелльрунн. В этом я уверена. – Госпожа Камалова криво улыбнулась и удовлетворённо вздохнула. – А сейчас я пойду спать. Да подольше.

Ученица кивнула и проводила Зоркую взглядом. В ту же секунду рядом с Хьелльрунн появилась улыбающаяся Кристофин.

– Идём со мной, – позвала она.

– Если это связано со Стейнером, я бы не хотела. Если честно, я им недовольна.

Дочь трактирщика остановилась.

– Дело ведь не в твоём брате. Ты завидуешь? Он обрёл славу…

– Нет. Просто не хочу, чтобы он сам лез на нож.

– Теперь нас двое, – напомнила Кристофин, взяла подругу за руку и повела на корму корабля.

Вскоре они добрались до каюты капитана, где возле окна с длинной трубой стояли Кими и Марозволк.

– Что это? – удивилась Хьелль, радуясь, что оказалась в тепле.

– Устройство, которое позволяет видеть вдали, – объяснила принцесса. – Подзорная труба. Иди, погляди.

Девушка подошла к окну и посмотрела на море сквозь прибор.

– Ты их видишь? – спросила Кристофин.

Хьелль осмотрела горизонт, а затем подняла трубу чуть выше. На фоне светло-серого неба летали тёмные птицы.

– Ты привела меня поглазеть на чаек?

Марозволк и Кими засмеялись, отчего Хьелль залилась румянцем.

– Это драконы, – объяснила Энхтуйя. – Сребротуман освободил драконов по моей просьбе.

– Не слышала, чтобы ты просила, – удивилась Хьелльрунн.

– Мне и не пришлось. Сребротуман читает мысли.

– Куда они летят? – Она ощутила прилив страха. – Они не нападут на города Обожжённых республик?

Кими склонила голову.

– Не думаю. Последний час они следуют за нами.

– Драконы, – прошептала Хьелль. – Мало нам двух ведьм и принцессы Ямала.

– И народного героя, – добавила Кристофин.

Хьелльрунн вернулась к подзорной трубе и вновь рассмотрела драконов. Стейнер оказался прав. Он больше не сможет вернуться к ковке металла, как и она не сможет колоть дрова и ежедневно готовить рыбное рагу.

– Что будем делать? – поинтересовалась девушка.

– Надеюсь, они не слишком голодны, – заметила Марозволк.

– И брат твой знает, как держать их под контролем, – добавила Кими. – Хотя я уверена, что Сандра ему поможет.

– Мы свободны, Хьелль. Мы свободны! – улыбалась Кристофин. – Мы свободны от Циндерфела и Владибогдана. Мы свободны от Империи!

Хьелльрунн кивнула и попыталась улыбнуться в ответ, но ей показалось, что с этой свободой на плечи каждого из них легла и ответственность.

Кристофин обняла Хьелльрунн, и обе они смотрели в море, где над волнами парили драконы. Свободные драконы.

Благодарности

Чтобы добраться до публикации, Стейнеру и команде предстоял долгий путь. Путешествие закончилось успешно, за что я выражаю благодарность Джульетте. Она всегда выступала в поддержку книги и автора (меня), хотя я ещё тот зануда. Джули Крисп! Такого агента ещё нужно поискать! Ты всегда оставалась непоколебимой и мудрой. Благодарю Джен Уильямс, Эмму Тревейн и Тома Поллока за дельные советы по написанию и публикации книги. Большое спасибо Лили, Джеку и Ташу из «Харпер Вояджер» за все предложения, поддержку и веру. Также благодарю тех, о ком часто забывают: художественный отдел, отдел рекламы и редакцию.

И спасибо тебе, читатель. Добро пожаловать в Винтерквельд.