Свиристель и талисман совпадений. Хроники волшебных холмов бесплатное чтение

Иллюстратор Мария Шестакова

© Элайя Лоран, 2022

© Мария Шестакова, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0056-5618-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Наберите в строке http://elijahlaurent.ru/, и сможете узнать последние новости, размышления, задать вопросы и выбрать ещё одну книгу…

«Почему некоторые двери бывают запертыми?»

И Ветер спросил: «Однажды ты не только вернёшь свой талисман, но и сумеешь использовать его с полной отдачей. Ты действительно веришь в то, что сделаешь этот мир лучше, чем он есть сейчас?»

– Я просто уверен в этом, – ответил ему Свиристель. – Я верну магию, защищу справедливостью пограничный мир, уменьшу страдания… Я обещаю – я распахну врата, и наш лес будет сохранён навсегда!

– Вопрос лишь в том, почему ты решил, что сегодняшний мир в этом виде столь уж плох? Ведь, входя в музей, никто не вносит улучшение в творения автора. Так уж заведено, что дверь отпирает её владелец, а не гость.

Пролог

Наступали новые времена, когда мир изменится и уже никогда не станет прежним. Признать этот факт для друида было довольно легко. Он был очень старым; и понимание того, что ему придётся навечно запечатать проход между мирами, печалило его сердце. Заранее зная, что уже завтра совет магов примет своё окончательное и бесповоротное решение навсегда разделить мир людей и мир волшебных существ, закрывая один за другим каждый из существующих переходов между мирами. Многие из совета магов, собственно, и были полукровками, чьи родители происходили как от людей, так и от одной из волшебных рас, и это позволяло им успешно изучать магию, используя её несколько иначе, чем это было бы дано чистокровным людям или кому-то из волшебного мира. Родиться со способностями ещё не означает развить их полностью и уметь виртуозно применять на практике. Тяжёлый труд постижения знаний и тренировка могут открыть путь для успешного занятия магией, но без наличия таких пожеланий, как предрасположенность, желание и причина, навряд ли удастся стать настоящим магом. Какой бы захватывающей ни была перспектива изучения предмета, связанного с волшебным миром, без стоящей причины разочарование могло погубить любого ученика и навредить окружающим. Те, кто всё же стал магами, пройдя все испытания, были достойными своего титула, вне всяких сомнений! Поэтому старый Ласэр Крейдем доверял уже сформировавшемуся на тот момент среди магов убеждению, что два мира, привязанных к одной планете, должны были быть разделены навечно. Но его всё же что-то беспокоило в этом решении… Что произойдёт с людьми без магии? Что произойдёт с волшебными жителями без людей? Маги были мудрыми и в силу своей могущественности; они также были ответственными людьми, но друид не видел в них самопожертвования и доброты. С его позиции друида – как кого-то, кто выполняет свою профессиональную социальную работу в обществе, а не как того, кого ненавидели и среди людей, и среди эльфов, – амбициозность и вражда были разрушительными для предназначения существования магов. Зло проникало в оба мира и иссушало души обитателей по обе стороны. Но остановят ли они ли этот процесс запечатыванием переходов между мирами – находилось под большим вопросом. Во всяком случае, утешал себя старый друид, люди останутся наедине со своими проблемами и у них не будет уже другого выхода, как научиться их решать, не имея возможности сбежать от них. Если положить руку на сердце и сказать откровенно, то из всего совета ему нравился только один молодой маг Ревенвейлиус. Возможно, из-за того, что он, как и Ласэр, был наполовину эльфом, и возможно, из-за того, что он никогда не был под плохим родительским присмотром. Ревенвейлиус вообще не был никогда под родительским присмотром. Он был беспризорным ребёнком и не помнил никого из своих родителей, а тем более кого-то из родственников. Ласэр Крейдем встретил его в обычной школе и понял, что это не было случайностью. Мальчишка угадывал билеты, которые ему попадутся на экзамене, заранее. После чего готовил всего один или два ответа на них. Он сам не знал, как у него это получалось, но принимал как данное и всячески пользовался своим даром, чтобы добыть отметки получше. Хотя, в общем-то, делал он это с благой целью: ему очень хотелось вырваться из мира приюта и нищеты. Он умел мечтать, более того, как и у всех эльфов, у него был дар творить прекрасные безупречные изделия. Мальчик жестоко страдал от человеческого безразличия и лицемерия в существовании детских приютов. С тех пор прошло много лет, и в один прекрасный день старый друид увидел его среди совета магов. Он был по-настоящему горд своим учеником. Молодой маг написал самый замечательный учебник по магии, какой только можно было пожелать и который словно обязан был существовать давным-давно. Он словно материализовал эту идею из воздуха с особым изяществом, присущим только воистину чистой душе. Но завтра мир должен будет измениться навсегда и окончательно. И это почему-то продолжало сильно терзать старика…

Ворота в холм

Глава первая.

Пропавший талисман

Храни меня, мой талисман,

Храни меня во дни гоненья,

Во дни раскаянья, волненья:

Ты в день печали был мне дан.

A. C. Пушкин

Ветер, создавая подарок, играл с опавшими листьями клёна, которые выглядели потрясающе красиво за счёт своего необычного резного края и красного цвета. Небольшие вихри из листьев поднимал и опускал ветер, комбинируя по дороге различные их оттенки и цвета, по всей видимости, добиваясь наилучшего букета. Он уже собрал коллекцию из дубовых, кленовых, терновых листьев и приближался к ясеню, где лежали листья изумительно яркого жёлтого цвета. Начало осени всегда удивляет своим переходом от яркого зелёного цвета большинства деревьев и кустов к фантастической и неправдоподобной окраске их листьев. Здесь, в пограничном лесу между мирами, ветер был живой стихией воздуха. Он действительно осознанно создавал самый красивый букет из самых лучших и самых идеальных листьев, какие он только мог разыскать по дороге.

Только в таком удивительном месте, как пограничный лес, где воздух хранит остатки магии, а земля всё ещё не пропиталась рациональностью из мира людей, осень остаётся очень мягкой и щадящей по погодным условиям вплоть до самого наступления зимы. Животные могут беспрепятственно проходить пограничную зону, чтобы на какое-то время скрыться от людей, сделать запасы или просто насладиться погодой и красотой этих мест. Вы когда-нибудь отпускали в лесу ёжика, которого заботливо подкармливали дома всё лето? Никогда не удастся вам увидеть, куда он исчезнет, как только вы закрыли глаза на долю секунды, чтобы моргнуть. «Словно исчез!» – подумаете вы. И будете как никогда близки к истине. Скорее всего, он уже там – в пограничном мире торопится к своему небольшому домику, где и проведёт зиму. Не сомневайтесь, он будет хорошо спать и с благодарностью вспоминать о вашей заботе о нём. Но дикие животные очень высоко ценят свою свободу.

Осень – действительно противоречивое время года: время для подведения итогов, для лёгкой грусти, время предупреждения о грядущих холодах, но это и время для долгожданной прохлады, для долгих прогулок с собакой и друзьями, время для творчества… Воодушевлённый своей идеей подарка, ветер излучал радость, и деревья охотно подбрасывали ему всё лучшие и лучшие свои листья, словно кистью художника раскрашенные – с определённым стилем и изяществом в исполнении. Подарок предназначался его лучшему другу, который когда-то, в незапамятные времена, тоже родился из стихии воздуха, подобно ему – ветру, но в совсем ином качестве.

Но маленький лесной дух – хранитель этих волшебных и не таких уж и больших по площади земель, на которых размещались только лес, большой холм и очень глубокое озеро, – был совсем не в хорошем настроении. Даже когда ветер принёс ему в подарок роскошный букет из листьев, он – а имя его было Свиристель (потому что именно в эту птичку ему нравилось превращаться больше всего) – только грустно посмотрел на листья и тяжело вздохнул…

– Тебе не понравились эти листья? – голос ветра разливался в воздушном потоке и обдувал перья на птице. – Если хочешь, я поищу что-то другое тебе в подарок.

– Ты мой лучший друг. Я не хотел тебя обидеть, – ответил Свиристель, стараясь взбодриться и заразиться той радостью, с которой на него налетел ветер с прекрасным по композиции букетом. – Эти листья и вправду наилучшие во всём нашем лесу. Я так рад видеть, что ничего не изменилось ещё и их не коснулось… – Свиристель резко замолчал, догадавшись не произносить нечто столько плохое, как упомянуть о проклятии.

Но, ветер, всё ещё касаясь волшебной птицы, уловил настроение духа-хранителя и его недосказанную фразу.

– Мне тоже нужно знать, – тихо прошептал ветер. – Я знаю тебя очень хорошо, даже если мы нечасто общаемся, то всё же остаёмся быть частью одной природы.

– Я хотел сказать, что, возможно, нас ждёт что-то очень плохое скоро. Мой… наш лес, наша земля… – Из глаз волшебной птицы закапали слёзы. От внешней радости не осталось и следа. – Ветер, ты же знаешь, что происходит сейчас с большинством волшебных земель этой планеты, особенно с пограничными зонами?

– Ты говоришь о проклятии, набирающем силу от сезона года к сезону? – Ветер стал обжигающе холодным и колючим, даже словно его потоки сгустились и стали плотнее.

– Я не знаю… Я потерял небесный талисман… – Свиристель был безутешен.

Небольшой шарообразный кулон, чей золотистый металл удерживал в себе удивительный мерцающий камень цвета ночного неба с проблесками золотого пирита и полосками ярко-синего цвета, был потерян с шеи несколько дней назад. Свиристель называл его своим талисманом.

Ветер внезапно утих и потеплел. Теперь он очень мягко перебирал пёрышки Свиристеля.

– Извини, я подумал, что причина была в тебе. Я почему-то уверен, Свиристель, что причина несчастий, которые сейчас происходят с остальными волшебными владениями, не в таинственном проклятии, а в том, что их духи-хранители за долгие века изоляции от магии уже деградировали или только начинают сходить с ума. Я никогда не был уверен, что твой очень «небесный талисман» такой уж всесильный или хоть как-то защищает наш лес. Нет. Это всецело твоя заслуга. Это ты сам трудишься и не даёшь лени поглотить твой разум.

– Удача отвернулась от меня, – пробормотал тихо Свиристель себе под нос. Сделал глубокий вдох, наполнив свои лёгкие волшебного существа свежим воздухом, чтобы тот омыл его опустошающую грусть внутри.

Произнеся слова из древнего сказания о создании мира, он чувствовал, что ещё сильнее уверен в том, что его талисман точно был из тех самых драгоценных камней, что возникли в недрах Земли в момент её создания. Некоторые духи подсмеивались над ним, полагая, что он просто придумывает некие сверхспособности в своём воображении и наделяет свой маленький талисман немыслимой силой. Однако существовали духи и постарше, которые были гораздо мудрее, чем скромные хранители участков лесов, пустырей и водоёмов, но их мнение по этому поводу узнать было довольно затруднительно. Даже для такого волшебного существа, как Свиристель, обратиться за правдой к древним богам напрямую было нелёгкой задачей. Боги с незапамятных времён сосуществовали с человеческой цивилизацией и редко обращали внимание на вопросы или просьбы волшебных существ.

– Но, Ветер…

– Моё мнение – это всего лишь моё мнение. Оно не обязано быть правдой или ложью. Мнение никак не изменяет мир. Это всего лишь моя точка зрения, – прервал возражения Свиристеля ветер. – Но оно основано на том, что я не замечал никаких особых чудес, происходящих с тобой или с лесными обитателями, всё то время, пока ты носил его на своей шее.

– Ветер! – Свиристель был глубоко обижен подобной честностью со стороны друга. Но он уже понял, что он остался один. Волшебный ветер перестал дуть, и вокруг осталось только обычное движение свежего воздуха осеннего леса.

Древнее озеро, образовавшееся когда-то от падения метеорита, располагалось недалеко. Свиристель чувствовал, что ему обязательно нужна моральная поддержка в данный момент, но не столь честная, как от Ветра. В данный момент ему нужен был, скорее, такой же чокнутый друг, как и он сам. Как бы то ни было, а лес пограничного мира, хоть и не был заселён волшебными существами, как холмы, но всё же существовал за счёт небольшого потока магии, его питающего. Деревья его использовали очень рачительно и не были склонны к болтовне. Но кое-кто ещё здесь обладал постоянно хорошим расположением духа, отличался озорством характера и мог бы дать самому Свиристелю форы в безумных предположениях и веры в невероятное. Птица расправила крылья и полетела к этому озеру.

Свиристель обнаружил её довольно быстро, чему и был несказанно рад. Он беспокоился, что она могла давно уже покинуть пограничный мир и вернуться жить на улицах города людей. Она была самой очаровательной дворнягой, которая когда-либо здесь побывала. Однажды она, спасаясь от преследования плохих людей, которые ради развлечения устроили на неё охоту, прибежала на берег того места, который люди считали за старый пруд, и от боли и страха провалилась в это самое озеро. Она выплыла на берег, уже будучи в пограничном мире. В отличие от всех других животных, эта собака приняла решение здесь остаться. Ей нравилось быть вечно годовалой молодой собакой, с хорошим чувством юмора и крайне игривым характером.

– Жозефина! Ты где?! – позвал её Свиристель, надеясь, что она расслышит и оторвётся от выкапывания какой-то ямы, значимой для неё лишь самой. Серо-рыжую собаку средних размеров было довольно трудно разглядеть среди возвышений из опавшей осенней листвы.

– О, ты наконец-то вспомнил, что пообещал поиграть со мной? – откликнулась она немедленно. В её хитрых глазах на почти что лисьей морде заиграли озорные огоньки.

Жозефина чем-то напоминала овчарку, чем-то колли, но по характеру и повадкам всё же более напоминала лисицу. Словно она собрала все самые лучшие качества от разных пород собак, которые и создали это уникальное существо.

– Я здесь, но в данный момент я страшно занята, чтобы тратить время на пустые глупости, – важно предупредила она Свиристеля.

Птица озорно склонила голову набок.

– Ты думаешь, я бы прилетел сюда к тебе, если бы вопрос был глупым? – спросил он немного обиженным тоном. – У меня пропал мой талисман. Я хотел бы, чтобы ты мне помогла разобраться, насколько это важно, – сказал он очень строго и про себя улыбнулся. Жозефина всё же была собакой, а для собаки нет ничего важнее задания или работы.

– Я его не видела нигде, кроме как на твоей шее. – Жозефина внимательно посмотрела на птицу. – Определённо! В данный момент талисмана на тебе нет.

Неожиданно для самого себя Свиристель задал вопрос, который просто так пришёл ему в голову.

– Слушай, а почему Жозефина?

Когда она только появилась здесь, то назвалась именно этим именем. Он ещё подумал, что это странно, чтобы дворняга носила такое необычное имя. И кто ей его только дал? Или она сама его выбрала по какой-то причине…

Но Жозефина прижала уши, хвост опустился сам собой и на морде появилось настолько жалостное выражение, что Свиристель немедленно пожалел о заданном вопросе. Собака моментально потеряла всю свою «лисью» красоту и пушистость. Она приглушила свой голос, решившись ответить на вопрос честно.

– Однажды я увидела прекрасную пару: хозяйка – добрая, внимательная, и рядом с нею шла её холёная афганская борзая, важная и счастливая. Хозяйка звала её Жозефиной. И тогда я решила…

– Что станешь афганской борзой? – слегка ехидно перебил её Свиристель.

Жозефина уставилась в землю.

– Нет, что я стану ближе к своей мечте обрести такую хозяйку, если у меня будет имя, как у той собаки.

– Что звучит так, словно бы первый шаг на порог мечты уже был сделан, – подметил Свиристель.

– Моя мечта не тщеславна; я действительно заслужила иметь свою хозяйку, – она вскинула голову и на этот раз посмотрела на Свиристеля с вызовом, словно защищаясь. – Любая собака этого заслуживает, даже беспородная. Просто так получилось, что собаки иногда остаются на улице, но мы не дикие животные – мы же не можем выжить без людей.

– Я прекрасно тебя понимаю. Но имя – только один маленький шаг на пути к другой жизни. Другие шаги тоже необходимо сделать, а вместо этого ты застряла здесь – в пограничном мире.

Свиристель сделал паузу, чтобы и самому обдумать своё предложение. Ему хотелось обсудить с нею пропажу талисмана с его шеи, но он неожиданно понял, что, по сути, не знает Жозефину. Её история была и обычной для дворняжки, и нет. Насколько он понял из её рассказа, мать Жозефины столь яростно защищала своих щенят, что её застрелили, чтобы подойти к щенкам. Он продолжил свою мысль.

– Жозефина, я не прогоняю тебя из своих владений, – он развёл крыльями. – Но здесь почти что нет течения времени, волшебных существ тоже нет, магии здесь немного, живые животные забегают очень редко и ненадолго. Здесь есть пара-тройка разговорчивых деревьев, а остальные предпочитают не растрачивать энергию на пустую болтовню. Бывает, что сюда попадают призраки людей, но и они, как правило, всего лишь проходят сквозь наш пограничный мир. Ты единственная, кто остался здесь так надолго. Почему или зачем?

– Я? Надолго? – Жозефина растерялась. – Знаешь, я почти не помню, когда это случилось. Я думаю, мне просто некуда возвращаться. Мечтать – это одно, а создавать реальность это другое. Надо уметь посмотреть и правде в глаза. В лучшем случае меня поместят в приют, а оттуда есть всего лишь один выход из клетки для многих собак. Говорят, они засыпают легко и уже никогда не просыпаются, возможно, они как раз и проходят через твой лес, Свиристель.

– Возможно… но ты точно не умерла ещё, в этом я уверен. Я видел здесь много дворняг, но ты немного иная, чем они. – Свиристель сам смутился и нахохлился, хотя ветра совсем не было. – Ты удивительно много знаешь о мире людей. Ты словно жила в библиотеке и в полном достатке.

Собака усмехнулась, и мелькнули чистые белоснежные клыки.

– Просто я стремилась к своей мечте почти два года. Ну, пока грузчики меня не загнали сюда, и с тех пор, как я осознала, что моей хозяйки не существует.

– Не, ну это мудро было с твоей стороны – кто бы спорил! – Птица выглядела слегка рассвирепевшей. Тело птицы инстинктивно отреагировало на настроение лесного духа, и свиристель расправил оба крыла в угрожающей стойке. – Ты мне сейчас напоминаешь моего друга Ветра, он тоже ни во что не верит. Весь такой рациональный, хотя и насквозь волшебный. Как можно жить на такой удивительной уникальной планете, каждый день встречаться с иррациональным и быть настолько рациональным и материальным?!

Жозефина была заинтересована причиной такого гневного настроения обычно крайне милого и весёлого Свиристеля, каким она всегда его видела.

– Может, всё же успокоишься и расскажешь с самого начала, что случилось? Обещаю поддержать любую из твоих «иррациональных» идей.

– Я сегодня заметил, что мой талисман пропал с моей шеи, – сухо, но уже гораздо спокойнее сообщил он ей.

– Так. Понятно. И ты этим сильно расстроен?

– Несомненно, – Свиристель был даже обижен этим вопросом. – Как же иначе?

– Не обижайся, но почему он был настолько важен для тебя? Если честно, то я была удивлена, что лесной дух везде носит с собой цепочку с кулоном, – собака немного помолчала, чтобы правильно сформулировать свой ещё один вопрос. – И почему ты называешь свой кулон талисманом?

Свиристель понял, что он не ошибся с выбором доверенного лица. Где же она побывала, эта ничем не примечательная небольшая собака лисьего окраса и со всего лишь необычным именем Жозефина?

Но Жозефина словно бы угадала его изумление.

– Ну, знаешь, говорят же, что «каждая собака знает», – улыбнулась она ему, словно в ответ на невысказанным им вопрос.

– Значит, ты разбираешься гораздо больше в талисманах, чем это казалось на первый взгляд, – отметил Свиристель. – Ну, хорошо. Я нашёл его очень и очень давно. Случайно. Пограничный мир был только-только сформирован, когда закрылись все переходы между мирами. Наш лес уходил всё глубже и уже исчезал из мира людей, когда я увидел мерцающий свет на самой границе перехода, причём со стороны смертных. Что-то светлое зацепилось за ветви старого дуба. Я решил проверить и увидел его. Он был словно живой, но заключённый в металлическую рамку.

– Живой? – переспросила Жозефина, поскольку речь шла о кулоне, который она видела мельком, но впечатление живого он на неё не производил.

– Да! В том-то и дело, что я смотрел на него и вся моя сущность волшебной стихии словно затосковала о нечто невообразимо прекрасном и далёком, словно я увидел свой родной далёкий дом, которого никогда не знал прежде. Внутри рамочной сферы он переливался ярким голубым светом с белыми всполохами, а потом я увидел письмена… – Свиристель перевёл немного дух с тем, чтобы продолжить. – С тех пор он всего несколько раз оживал и каждый раз по его поверхности текли различные слова, стихи или фразы. Поэтому я называю его своим талисманом. Но больше никто и никогда этого не видел. Он выглядит как обычный золотой кулон с камнем, напоминающим лазурит.

– Тогда понятно, почему ты расстроился так сильно. Это словно иметь своего собственного друга всегда при себе. – Жозефина подумала про свою несуществующую хозяйку. Здорово, когда кто-то, кого ты любишь, всегда рядом. – И что, он действительно такой могущественный, как те легендарные камни из легенды? – Она даже подняла уши, что обычно давалось ей с трудом.

– Я думаю, это очень могущественный талисман, если уметь им управлять. А без управления, я думаю, это был камень удачи или, скорее, удачных совпадений.

– Да-а, само по себе непостижимая сила, – согласилась с ним собака.

– Видишь, ты понимаешь это. Ветер же считает, что талисманы годятся лишь на то, чтобы управлять с помощью их заклинаний только призраками, духами умерших воинов из потустороннего мира и демонами. В результате должно проявиться наглядное действие, направленное на уничтожение конкретных врагов. А иначе, мол, он не работает и вещь эта абсолютно бесполезная.

Но всё же Свиристеля, помимо ощущения утраты, волновал и другой вопрос – как могло такое вообще случиться, что он не заметил, как и в какой момент кулон на шнурке пропал с его шеи?

Для того, кто живёт если не вечно, то точно дольше, чем любой из волшебного народа, было довольно затруднительным припомнить не только, как прошёл вчерашний день или позавчерашний, но и более отдалённые даты в прошлом сливались в памяти единым моментом.

– Меня беспокоит другое, что я не могу точно вспомнить, когда талисман вообще пропал. Вроде дня два или три назад я вспомнил, что хотел немного укоротить цепочку, чтобы удобнее было летать с ним в лесу сквозь ветви. Тогда и обнаружил, что талисмана нет со мной. Но я даже не представляю, что это был за день. Я думал, поговорив с тобой, можно найти какое-то решение, что же делать дальше?

Жозефина начала ходить туда и обратно. Рассказ о возможностях талисмана ей напомнил один дом, где она когда-то останавливалась, но ушла, потому что там оказался хозяин, но не её хозяйка, которую она искала повсюду.

– Я когда-то действительно жила почти что в библиотеке, – она умудрилась споткнуться и остановила своё метание. – Но не в библиотеке, а в доме одного китайца, который продавал европейцам листы с записанными на них талисманами. Занятия чёрной магией приносило ему неплохую прибыль, раз он мог себе позволить кормить подобранную на улице собаку.

– Обычный человек в мире людей занимается чёрной магией?! – Свиристель был настолько изумлён, что аж подпрыгнул и приземлился на несколько ветвей ближе к Жозефине. – Но это невозможно!

– Невозможно, конечно, но люди верят и платят за его талисманы. Поэтому я и знаю так много о талисманах. Нет, все эти бумажки не работают. Они словно механизмы, но магическая энергия по ним не протекает, конечно. Но именно его талисманы, как ни странно, ну-у… было такое впечатление, что словно бы они всё же срабатывают раз через раз.

– Думаешь, надо найти его и посмотреть, что там происходит на самом деле с его талисманами? – всполошился Свиристель.

– Думаю, да. И надо во всяком случае провести своё собственное расследование пропажи столь привычной для тебя вещи, если она исчезла из твоего собственного леса. А это ведь именно так. Иначе бы ты его давно нашёл бы. – Жозефина всегда говорила, что думала. Ну, или умалчивала о том, что думала. Но она понимала, что если этот неимоверно волшебный лесной дух расстроен пропажей, то кто его знает. Может, её убежище действительно ждут тяжёлые времена, если он не сможет успешно охранять свои небольшие владения от вмешательства человека и прятать от посторонних взглядов местный холм и озеро. И она решилась рассказать больше о том, что ей удалось там узнать.

– Я знаю только, что цивилизация Китая очень древняя, но она также и одна из немногих, чей язык жив до сих пор. Поэтому они верят, что письмена в виде китайских иероглифов сами по себе несут магию и являются её источником, достаточным для излечения болезней, контроля над призраками и душами жертв или врагов, повелевать демонами с их помощью. Лично я ни одного демона не видела в жизни, – это признание чем-то рассмешило Жозефину.

– Я, кстати, тоже, – согласился с ней Свиристель. – Но я не покидаю свои владения надолго, а у нас здесь ничего такого не происходило. И каким образом это работает тогда?

– Ну, есть некие совсем простые талисманы, которые созданы из одного-двух буквально характеров, но такие простые талисманы могут очень разнообразно комбинироваться, что делает их затруднительным для прочтения посторонними лицами, – Жозефина задумалась. – Если твой кулон – действительно одна из разновидностей талисмана, созданного кем-то очень могущественным, то он по идее, также может обладать автономной магической энергией. Почему бы и нет?

– То есть им действительно можно управлять? – уточнил Свиристель.

– В принципе, зная назначение каждого из символов китайских иероглифов, можно понять структуру всего талисмана и его истинное предназначение. Однако с твоим талисманом всё обстоит значительно труднее, но ты и не человек вовсе. Все отдельные характеры, записанные и использованные в талисмане по идее, должны были создаваться в соответствии с главным принципом его назначения. Тот человек говорил, что нет ничего, чего бы нельзя было осуществить, даже если это требует коммуникации между небесами, землёй и адом.

Жозефина была как никогда серьёзна, а такой её можно было увидеть очень редко. Она имела очень живой ум и острую память, а ещё она была очень любопытной и любознательной. Из-за этих своих черт характера она и носила несколько шрамов на морде.

– Думаю, тебе стоит начать с поиска календаря, – подытожила она свой ответ.

Свиристель уже и сам вспомнил, что люди имеют такую вещь, как настенный календарь, благодаря которому они имеют чёткое представление, какой сегодня день и когда наступит новое время года, или они могут отмечать в нём тот день, в который нужно организовать праздник.

От одной только мысли, что следует разработать план поиска причины пропажи талисмана, а там, возможно, найдётся и сам камень, Свиристелю стало легче дышать, и он даже наконец-то обратил внимание, что рядом с ним лежит букет из листьев, что так тщательно для него собирал Ветер.

Осень была любимым временем года для Свиристеля. Часто, любуясь на то, в какие потрясающие оттенки золотого, бежевого, зелёного, красного или оранжевого одевается лес, он представлял себе, что наверняка когда-то и он сам возник из такого вихря листьев, чтобы беречь и охранять природу.

– Ну что же, нечего сидеть здесь и горевать об утрате. Если я вспомню, какой это был день, то я смогу вспомнить и то, что я делал тогда! Найду этого твоего китайца среди людей и выясню, что там творится за чертовщина.

Птица свиристель с небольшим хохолком просвистела некую задорную трель. Впереди Свиристеля ждало небольшое волнующее приключение – город людей, лежащий за пределами его владений.

Глава вторая.

Волшебная книга вместо обычного занятия

Книги, которые мы читаем, отвечают даже на те вопросы, о существовании которых мы и не подозревали.

Аксель Марацци

Город был небольшим и из-за большого количества частных домов больше напоминал деревню. Архитектура, отсутствие планирования в расположении старых домов и улиц свидетельствовали в пользу наличия древней истории этого места. Впрочем, мало кто замечал странные цветочные орнаменты на фасадах домов или чересчур сложно украшенную кельтским орнаментом церковь. Таких людей было совсем немного, и одним из них был Николас. Следовало бы сначала отметить, что день у него сегодня не задался с самого утра, как бы он ни старался это исправить.

Николас проснулся в своей комнате от луча солнечного света, проникшего через щель между портьерами на окне. Был вторник, и будильник обязан был прозвенеть на подъём в школу. Циферблат указывал на восемь часов утра, но звонок так и не сработал. Этой осенью он только перешёл из младших классов и ещё ни разу не опоздал на занятия. Он любил рисовать и порой предпочитал больше проводить время с альбомами и книгами для зарисовок, чем над какими бы то ни было учебниками. Пропустить сегодняшний первый урок было бы для него обидно, так как с утра в расписании значился урок рисования. Класс изучал перспективу рисунка, и ему удалось добиться нескольких успешных набросков по архитектуре старой церкви и зданий в старой части города. Благодаря этим наброскам он хотел доказать ребятам и преподавателю Габриэлю, что архитектура города намного древнее, чем это написано в учебниках и содержит элементы стиля, собранные со всего мира.

Теперь это было бы проблематично из-за опоздания, но не всё было потеряно! Николас немедленно оделся и пулей слетел вниз на кухню. Он успел увидеть своего крайне удивлённого брата, который был уверен, что Николас со своей папкой для презентации уже всех опередил и умотал в школу на велосипеде. Владу было уже почти четырнадцать лет, но он предпочитал общение со своим десятилетним братом многим более взрослым ребятам. Сложилось так, что они всегда поддерживали друг друга в любой игре и всегда путешествовали вместе. Николас не переставал его удивлять своим почти что взрослым отношением к живописи и деталям. Брат часто подмечал что-то восхитительное и необычное, что любой другой оставил бы незамеченным.

У них были общие родители и возможно, это делало их несколько более сплочёнными, чем их сводных брата и сестру, которые были постарше. Старший брат Лукас давно уже служил в армии и появлялся на пороге семейного дома достаточно редко. Его мать когда-то служила в армии, но оставила своего сына своему бывшему мужу, выбрав успешную карьеру и более выгодное замужество. Она, в общем-то, никогда не интересовалась судьбой оставленного ребёнка и его отца. Отец развёлся с нею и женился во второй раз. Когда их сводной сестре было всего лишь год, их будущая мать также покинула неудачный брак, выбрав нормальное будущее для своей дочери, а не ад домашнего насилия. Поэтому оба брата уважали свои родителей за то, что им удалось создать крепкую семью и дом, в котором хотелось жить и оставаться как можно дольше.

Сестре было шестнадцать лет, и её звали Изабелла, что крайне её раздражало. Она была уверена, что мама перегнула немного с красотой на испанский манер, подарив своей дочери средневековое имя. Хотя сама Изабелла даже не замечала, насколько ей шло её имя и что оно прекрасно сочеталось с её занятиями фехтованием и увлечением историей древних цивилизаций. Но когда сестрёнка включала рок-музыку на полную громкость до глубокой ночи, то любить её и относиться с пониманием было сложно всей семье. Их мама, очень красивая женщина, слегка за пятьдесят лет, подтянутая и обожающая содержать дом в идеальном порядке, очень расстраивалась, видя бунтаря в своей дочери, которая однажды оказалась не старшей и не единственной в семье. Тем не менее братья любили свою задиристую сестру, но предпочитали не звать её в свои дела, когда те требовали сохранения какой-либо тайны.

В данный момент Изабелла с матерью уже уехали на машине, а Влад махнул рукой и не стал дожидаться Николаса, чтобы самому не опоздать в школу на урок математики. Отец ещё не вернулся с дежурства – он уезжал на несколько дней по делам бизнеса компании в Шанхай. Таким образом, Николас понял, что он остался один в доме и что он всё ещё сильно опаздывает на занятие. Прикинув, что без еды он всё равно сильно устанет за весь день в школе, а урок рисования длится целых четыре часа; мальчик мудро рассудил сначала съесть завтрак. На столе оставались блинчики, варенье, остывший чай, который уже почти был выпит. Поэтому, вскипятив воду и сделав себе бутерброды, он нисколько не торопился наслаждаться редким моментом одиночества за завтраком.

Николас был абсолютно уверен, что всё складывается замечательно и у него в комнате в презентационной папке лежат уже готовые к оценке преподавателем картины совсем неплохого качества. На уроке ему бы осталось только немного нанести завершающие штрихи, что заняло бы от силы час или полтора.

Письменный стол Николаса был самым настоящим произведением искусства. Джон, его отец, не стал настаивать и мечтать о военной карьере для младших сыновей. У него уже был сын-военный; после чего отец вроде успокоился и уже относился к выбору профессий для братьев с большой долей терпимости. И вот однажды он сам лично распланировал и вырезал из дерева уникальный письменный стол, идеально подходящий в качестве художественной студии. Кстати, привлёк он к созданию идеи и её реализации всю семью, а не только одного Николаса. Работа над столом длилась несколько лет с того самого момента, как Николас сильно удивил своего отца, показав ему одну из своих первых картин. Сюжет был простым и на рождественскую тему: вокруг была зима и у ног святого Франциска толпились звери. И пейзаж, и прорисовка животных были далеки от идеала, но сам Джон никогда в жизни бы не нарисовал что-либо подобное. Резьба по дереву стала его сильной стороной после армии, но он продолжал ограничиваться созданием сложных орнаментов, и его предельный максимум – узоры на цветочную тему. Чертежи и математические расчёты были его сильной стороной, но не одухотворение.

Зато стол был тщательно спланирован к изготовлению настоящим военным стратегом и мастером в искусстве чертежей. Стол для занятий живописью стал настоящей семейной реликвией, и все его секреты знали только в их семье. Существовал ещё один-единственный механизм, из всех запрятанных внутри, который стал его и отца общим секретом. Даже братья не знали о существовании поворотного механизма для отдельного потайного ящика, который превращался в камеру-обскуру при необходимости.

Этот секрет возник не специально. Случайно в плане обрисовалось довольно большое пространство, закрыть которое навесной дверью или планкой для ящика было проблематично в плане внешнего дизайна изделия в целом. К моменту завершения плана, а была уже совсем поздняя ночь, с отцом в комнате оставался только один Николас. Остальные уже успели разойтись по своим комнатам. Тогда-то они вместе и проработали идею до конца. Если на передней панели получившегося секретера (но в семье его так и продолжали называть «художественным столом») в инкрустации орнамента сдвинуть небольшую сферу вправо и вверх, то через крохотное отверстие свет попадёт внутрь камеры. Задняя стенка при этом съезжала вниз и выдвигалась матовая полупрозрачная перегородка. Далее система зеркал волшебным образом фокусировала получившееся изображение на центр секретера так, что можно было выдвинуть плоскость стола и рисовать, наслаждаясь живым пейзажем из окна за спиной художника. Мягкость красок и зеркальность изображения напоминали самые потрясающие переходы пастельных оттенков всех красок мира.

Помимо волшебства, орнамент включал ещё множество солнечных панелей для подзарядки и целую систему микрочипов, контролируемых единой простой, но уникальной программой протокола связи, которую отец разработал специально для художественного стола своему сыну в подарок.

Однако сейчас Николасу было не до изучения секретера, которым он и так пользовался ежедневно. Глядя на беспорядок внутри и вокруг его студии, Николас никак не мог поверить своим глазам, а главное, понять – что же произошло здесь за ночь? Ему было всего семь лет, когда отец задумал изготовить для него стол, где Николас смог бы спокойно развивать свои художественные навыки. Но раз за разом чертёж становился всё сложнее и сложнее, так как отец обдумывал все потребности взрослого художника к оборудованию в студии. Работа над столом, превратившимся в самый настоящий аналог средневекового секретера, только дополненного самыми современными технологиями, использующих альтернативные источники энергии, была полностью завершена всего лишь несколько месяцев назад. Николас, который участвовал в его создании с самого начала, знал каждую деталь и мог, пусть и немного сумбурно, объяснить принцип действия любого объекта внутри. И уж конечно, он сам лично раскладывал все свои многочисленные вещицы и инструменты.

Поверьте, десятилетний мальчик не был фанатом чистоты и порядка – это было бы уже слишком даже для такого увлечённого рисованием мальчишки. Но царящий беспорядок в секретере был по-настоящему творческим: уж чистые листы оставались чистыми и неизмятыми. А само по себе содержание места, где возникают картины, в полном порядке – дело достаточно трудоёмкое и тяжёлое.

Он уже умел многое и использовал различные техники для создания картин от момента, как он оказывался сидящим перед чистым листом бумаги в ожидании созидания чего-то волшебного и изумительного. Вдохновение было неотъемлемой частицей его души, он всегда находил что-то вокруг себя, что наталкивало его на мысль о другом совершенно волшебном мире, словно бы из сновидений и реализующимся в быстрых зарисовках. Но мастерство приходило трудно, требовалось время и требовался опыт, чтобы зарисовки превращались в успешные картины. Простые грифельные карандаши были практически везде: от элитных и выглядящих респектабельно, дорого и профессионально до каких-то небольших огрызков от карандашей попроще. Были отдельные грифели, были механические карандаши, традиционные, сувенирные из разных стран, были сохранены даже его детские со времён садика. Что касается кистей, то их было как бы не больше по количеству. Широкие, круглые, косые, натуральные и синтетические… Где-то в недрах секретера лежали дорогие пигменты, где-то обычная столовая соль, где-то в красивую ракушку была насыпана настоящая морская крупная соль для создания спецэффектов на акварели. И конечно же, краски! Количество всевозможных тюбиков и палитр. Невозможное количество различных аксессуаров для рисования было разбросано везде по секретеру. В отдельных нишах лежали листы: от дорогих элитных сортов бумаги для рисования до обычных.

То есть именно таким всё оставалось до сегодняшнего утра, когда он по неизвестной причине проспал прийти вовремя на занятие в первый раз в своей жизни. В данный момент он увидел, что заботливо сложенная ещё с вечера папка для презентаций, заполненная готовыми картинами по теме архитектуры их города с лёгким, почти небесным названием Святоград, наводившем на мысль о некоем огромном поселении, коего в реальности никогда здесь не было, насколько ему было известно… Папка словно бы сквозь землю провалилась. Вместе с папкой исчезли и все приготовленные к занятию аксессуары: в первую очередь, кисточки. На столе лежал самый удачный для создания зарисовок карандаш, но у него был сломан грифель. Николас никак не мог припомнить, разве он ломался до этого? Вечером он оставлял на одной из полок секретера стакан с недопитым молоком. Ночью стакан опрокинулся на палитру с акварелью, которую он также подготовил, чтобы взять с собой.

У него опустились руки. Он потратил уже больше часа на поиски папки с зарисовками, пока не обнаружил её – то ли спрятанную за задней навесной панелью секретера, то ли соскользнувшую туда с поверхности стола самостоятельно. Что касается отложенных кисточек, то их он так и не нашёл.

Николас смирился, что опоздал на занятие в школу окончательно и бесповоротно – прошло уже целых два часа от начала, а он всё ещё никак не мог найти нужные кисти, которые ему требовались, чтобы закончить последние рисунки. Он был расстроен. Ему хотелось выступить перед всем классом с докладом о проделанной им работе, рассказать, как много нового он узнал, рассматривая резные фасады и лепку на старых зданиях, о его визите в библиотеку, и, наконец, показать свои самые лучшие рисунки, какие ему пока удавалось выполнить. Но в это утро его тщеславию не было суждено сбыться.

Сегодня в школе были и другие занятия, но позже – уже после обеда. Математика и география длились недолго, так как эти предметы были включены в ежедневную программу, а на рисование отводили всего по четыре часа через каждые две недели.

Мальчик собрал в сумку книгу для зарисовок, положил несколько простых карандашей в пенал и спустился на кухню за бутербродами в дорогу.

У него было полно времени до начала следующих занятий, и Николас решил прогуляться в старый парк, где в середине рабочего дня точно было спокойно и безлюдно. Парк был мало чем примечательным. Он даже мало чем напоминал настоящую лесную полосу. На первый взгляд казалось, что он целиком и полностью был создан людьми. В центре находился пруд, вся линия его берега была укрыта бетонными плитами, деревья в большинстве своём были молодыми, повсюду пролегали пешеходные дорожки – то тщательно заасфальтированные, то не менее идеально укрытые гравием. Количество скамеек добивало любую идею о возможности представить себе лес.

Выходя из дома и закрывая за собой дверь, он обратил на себя внимание одной «замечательной» старушенции, которая утверждала, что ходить у неё нет сил, но при этом вот, как сейчас, оказывалась в нескольких кварталах от своего дома. Неизвестно, в чём держалась её душа, или даже, скорее, неизвестно, уже за что держалась её душа, но Николас был уверен, что его сдадут его матери со всей стопроцентной вероятностью.

– Добрый день, бабушка Вики! Я заходил домой за бутербродами в перерыве между занятиями, – и с наилучшей своей улыбкой он промахал ей приветствие. Лучшая защита – нападение, как известно. Если повезёт, то она потеряет к нему интерес. – Вы не подскажете, что сегодня пообещали по телевизору насчёт погоды? Я вроде слышал, что ожидается гроза вечером и усиление ветра. Возможно, даже шквалистый ветер.

– Добрый тебе, Николас. Возможно, что-то изменилось, но нет, не слышала. Сейчас пойду быстрее домой. Я думала, будет ещё одно потепление этой осенью.

Бабушка зачем-то поспешила в обратном направлении, позабыв, куда шла. Но спасение от материнского гнева того стоило. Младший сын сколько бы ни старался хорошо учиться и совершенствоваться в рисовании, но каждый раз ему что-то мешало показать себя с лучшей стороны. Кроме Влада, никто в семье не относился к нему на полном серьёзе. Да, любили и защищали, но его словно преследовали неудачи во всех его начинаниях. А замкнутость характера и молчаливость расценивали скорее как недостаток, чем признак чего-то глубокого. В парке всё же было одно место, где можно было представить себя в огромном и очень старом лесу. Парковая зона, как и весь город в целом, располагалась в холмистой местности. Ландшафт появлялся и исчезал в изгибах холмов. Очень старый дуб – единственное дерево здесь столь гигантских размеров – прикрывал собою холм, и со скамейки под ним был виден пруд и деревья казались куда более кучными, чем вблизи. Туда Николаса и вела сегодня с утра дорога.

Когда осень возвращалась в парк, он выглядел невероятно красивым. Дизайнеры ландшафта подобрали самые удачные сочетания, словно именно с учётом осени, когда разные деревья столь по-разному окрашивают свои листья. Они же создавали и пейзаж парка, рассадив кустарники и деревья по всему парку, что придало ему крайне ухоженный вид.