Корона желаний бесплатное чтение

1

Быть монстром

Гаури

По ту сторону двери ждала смерть. Сегодня я встречала ее не в привычных доспехах из кожи и кольчуги, а в броне из шелка и краски для лица. Кто-то скажет, что одно с другим несравнимо, но алые губы бывают острее шамшира[4], а подведенными сурьмой глазами можно целиться не хуже, чем стрелой со стальным наконечником.

И смерть может ждать сколько угодно, я все равно стану королевой. Я верну свой трон, даже если дорогу к нему придется проложить из крови и костей.

Смерть обойдется.

Вода обжигала, но после шести месяцев в подземелье даже это казалось роскошью. Тонкие струйки благовоний кружились по купальне, наполняя легким ароматом роз. На миг дыхание перехватило от мыслей о доме. Доме, где тут и там пестрели полевые цветы, где в холмах приютились высеченные из песчаника храмы, где жили люди, чьи имена я шептала в молитвах перед сном. Доме, где меня могла ждать Налини с глупой и неуместной шуткой наготове и сердцем, полным доверия, коего я не заслуживала. Но этого дома больше не было. Сканда, мой брат, уже позаботился о том, чтобы меня не подпустили ни к одному очагу Бхараты.

Служанка, которая должна была подготовить меня к первой – и наверняка последней – встрече с принцем Уджиджайна, не произнесла ни слова. Хотя что она могла сказать той, кого вскоре приговорят к казни?

Я знала, что меня ждет. От стражников, охранявших темницу. Разведывая обстановку, я притворялась, будто мне снятся кошмары. Изображала хромоту. Заставила их думать, будто моя слава – не более чем слухи. Даже позволила одному из стражников коснуться моих волос и сказать, дескать, в моих силах убедить его приносить еду получше.

Я до сих пор горжусь тем, что разрыдалась вместо того, чтобы вырвать его глотку зубами. Оно того стоило. Люди склонны утешать сломленных жалких малышек. Они пообещали, что я умру быстро, если еще разок им улыбнусь.

Я ненавидела эти просьбы улыбнуться. Зато теперь знала, когда сменяется стража. Знала, как они попадают во дворец и у кого какие незажившие травмы. Знала, что восточные ворота не охраняются. Знала, кто из солдат смеется, несмотря на больные колени. Я знала, как сбежать.

Я скользнула в протянутый наряд, и волосы мокрыми прядями прилипли к шелку. Никакого грубого льна для принцессы Бхараты. Королевская власть дарует странные преимущества. Безмолвная служанка провела меня в соседнюю комнату, где серебряные стены сливались в огромные, натертые до блеска зеркала.

На низком столике теснились изящные стеклянные флаконы с душистыми маслами, крошечные вазочки с сурьмой и шелковые мешочки с жемчужной и карминной пудрой. Мерцали на свету похожие на писчие кисти из тростника и обтесанной слоновой кости.

Меня захлестнула тоска по дому, и пришлось сжать кулаки, лишь бы не потянуться к знакомой краске. Матушки из гарема научили меня всем этим пользоваться. Под их опекой я узнала, что красоту можно наколдовать. А под нашим с Налини руководством они узнали, что за красотой может таиться смерть.

Налини заказала тонкие кинжалы, которые складывались в украшенные драгоценными камнями шпильки. И вместе мы научили гаремных женщин защищаться. До Налини я воровала ножницы и пробиралась в кузню, дабы кузнец научил меня владеть мечом. Отец же позволил мне заниматься вместе с солдатами, сказав, что если я так жажду кого-то искалечить, то пусть это будут враги Бхараты. После его смерти тренировочные площадки стали моим убежищем от Сканды. Там он не мог до меня добраться. Да и я там не могла никому причинить вреда. Солдатское ремесло стало единственным способом защитить тех, кого я любила.

И способом загладить вину за то, что Сканда заставил меня сотворить.

Служанка дернула меня за подбородок, взяла инструмент – неправильный, как я заметила – и нанесла красный краситель на мои губы.

– Позволь я…

– Будешь болтать, – перебила меня служанка, – и рука моя наверняка дрогнет, когда я поднесу это острие к твоим глазам.

Принцесса или нет, я оставалась врагом. И я уважала ее гнев. Ее верность. Впрочем, если меня накрасят как попало, это будет уже другой разговор. Я опустила веки, стараясь не вздрагивать под пристальным взглядом служанки, и попыталась представить себя где угодно, только не здесь. Память услужливо оторвала меня от гнетущих мыслей и перенесла в далекое детство, когда я рыдала, потому что моя сестра, Майя, покинула Бхарату.

Матушка Дхина вытерла мои слезы, усадила к себе на колени и позволила наблюдать, как она наносит краску на лицо.

«Так мы защищаемся, бети[5]. Какие бы оскорбления и раны нам ни наносили, это наш щит. Не важно, насколько мы разбиты, болит только краска.

А ее всегда можно смыть».

По моей щеке скользнула мягкая кисть, рассеивая пыль измельченных жемчужин. От матушек в гареме я узнала, что такой порошок может сделать кожу сияющей, словно тысяча солнц, но если попадет в глаза, то вызовет слезы и временно лишит зрения.

Запах пудры окутал меня, как знакомый поношенный плащ. Я глубоко вдохнула и на миг вновь стала шестнадцатилетней и готовилась к празднику в честь сезона дождей во дворце. Арджун сказал, что я похожа на фонарь, и я показала ему язык. Налини тоже была рядом, облаченная в вызывающий наряд своего народа: шелковый шальвар-камиз[6], расшитый сотнями зеркал в форме лун, и красный узорчатый пояс.

Год спустя, когда Арджун стал генералом, я поведала ему, что собираюсь отнять трон у Сканды. Я по мере сил защищала свой народ от его правления, но теперь не могла оставаться в стороне. Уже нет. Без лишних вопросов Арджун пообещал, что он и его солдаты не пожалеют жизней ради моего дела. Еще через шесть месяцев я сделала свой ход. Брат был хитер, но жизнью дорожил больше, чем троном. Я думала, что поддержка Арджуна и его людей обеспечит мне бескровную передачу власти.

И ошиблась.

В ночь переворота на мне были лучшие доспехи: кроваво-алые губы вместо непролитой крови и темная, подобно ночи, сурьма, как символ хранимых мною тайн. Я вспомнила страх, от которого перехватывало дыхание, пока мы с горсткой лучших солдат ждали под мокрой каменной аркой. Вспомнила шляпки грибов, проросших меж камнями, бледных как жемчуг и кожа мертвецов. В темноте только их и получалось разглядеть. Я вспомнила, как прошла в тронный зал. Я так долго репетировала речь, что, когда наконец осознала случившееся, так и не сумела подобрать иных слов. Но я вспомнила тела на полу и молнию, что расколола ночное небо, будто яичную скорлупу. Я вспомнила лицо Арджуна, стоявшего рядом с моим совершенно спокойным братом. Он знал.

– Готово, – объявила служанка, удерживая зеркало перед моим лицом.

Я распахнула глаза и поморщилась, глядя в отражение. Алая краска выходила за границы губ, делая их толстыми и окровавленными. Сурьма была нанесена криво. Я казалась избитой.

– Тебе идет, принцесса, – издевательски-учтиво протянула служанка. – А теперь улыбнись и покажи нам знаменитые ямочки Жемчужины Бхараты.

Мало кто знал, что мои «знаменитые ямочки» – это шрамы. В детстве я порезалась тупыми ножницами, когда притворялась, будто деревянная статуя ракшаса настоящая и собирается меня съесть. «Судьба благоволит тебе, дитя, – сказала тогда матушка Дхина. – Даже твои шрамы прекрасны». По мере взросления шрамы напоминали мне, что, если дать людям выбор, они сами решат, что видеть. Потому я улыбнулась и понадеялась, что служанка увидит ямочки от улыбки, а не шрамы на лице девушки, которая с юных лет тренировалась с острыми предметами.

Служанка опустила взгляд с моего лица на сапфировое ожерелье в углублении меж ключицами. Я инстинктивно схватилась за кулон.

Служанка протянула руку:

– Принцу не понравится, что ты надела украшение, не подаренное лично им.

– Я рискну.

Ожерелье – единственное, что осталось у меня от сестры. Я не желала с ним расставаться.

Тем более это не просто украшение. В день, когда Майя вернулась в Бхарату, я ее не узнала. Сестра изменилась. Словно сумела отстраниться от зыбкой реальности одного мира и узрела под ним нечто большее. А потом она исчезла, промчавшись между лунным лучом и тенью. Ожерелье напоминало мне, что нужно жить для себя, так, как жила Майя. Но также оно напоминало о потере. Огромная непостижимая магия украла мою сестру, и всякий раз, глядя на кулон, я понимала: нельзя верить в то, что не можешь контролировать. Он велел мне верить в себя. Ни во что и ни в кого больше. И я не просто хотела жить с этой верой, я нуждалась в подобных напоминаниях. И скорее умерла бы, чем рассталась с ожерельем.

– Мне оно понравилось. Пожалуй, оставлю себе, – заявила служанка. – Отдавай. Сейчас же.

Она схватилась за жемчужную нить. Несмотря на тонкие руки, пальцы у служанки оказались сильными. Она исщипала мне кожу, пока пыталась подцепить застежку.

– Отдай. Его. Мне. Быстро, – прошипела она и ткнула костлявым локтем мне в шею, но я блокировала удар.

– Я не хочу причинять тебе боль.

– Ты и не сможешь. Стражники рассказали, насколько ты слаба на самом деле. К тому же ты здесь никто. – Глаза служанки лихорадочно блестели. – Отдай ожерелье. Что в нем такого важного? И после всего, что ты отняла? Разве не могу я забрать одно проклятое ожерелье?

Ее слова больно жалили. Я не получала удовольствия от убийств, но никогда не колебалась, выбирая собственную жизнь вместо чужой.

– Прости, – хрипло произнесла я, отбивая ее руку от шеи.

Прежде я была нежной, старалась не навредить тощей, убитой горем девушке передо мной. Но теперь ее отбросило назад, лицо исказилось от потрясения и гнева.

Наверное, она потеряла возлюбленного, или жениха, или отца, или брата. Я не могла позволить себе переживать за каждого. Этот урок я усвоила еще в юности. Однажды я выпустила птиц из гаремного зверинца. Узнав об этом, Сканда усеял пол моей комнаты оторванными крыльями и сказал, что клетка – самое безопасное место для глупых пернатых. В другой раз, когда Сканда наказал матушку Дхину и запретил дворцовым поварам присылать ей обед, я отдала ей половину своего, за что меня морили голодом целую неделю. И это только те случаи, когда пострадала я одна. Брат многому меня научил, но самый важный его урок: эгоизм – залог выживания.

Привязанности стоили мне будущего. Привязанности заперли меня под каблуком Сканды и управляли мной. Привязанности отняли у меня трон и все, чем я дорожила. Только это и имело значение.

Служанка бросилась вперед, но я была наготове. Ногой ударила ее по голени, а правым кулаком с размаху – сильнее, чем мне полагалось, сильнее, чем требовалось – по лицу. С болезненным визгом девица упала, опрокинув изящный золотой столик. В воздухе вспыхнуло облако ароматов. На вкус мир стал как сахар, розы и кровь. Я отступила на шаг, грудь тяжело вздымалась. Я ждала, что служанка вскочит и кинется в драку, но она не шелохнулась. Так и сидела, скрестив ноги и обхватив руками тонкий стан.

– Ты забрала моего брата, – всхлипнула она. – Ты не имела права. Он был моим.

Девушка говорила сбивчиво. И в тот миг казалась такой юной. По щекам ее потекли слезы.

– Ты монстр, – сказала она.

Я поправила ожерелье:

– У каждого из нас своя роль.

2

Пылающие розы

Гаури

Стражники сняли путы с моих запястий и втолкнули меня в красную комнату. Я дождалась, когда они уйдут, и только тогда вытащила шелковый мешочек с жемчужной пудрой, который украла со стола. В голове вновь прокручивался шаткий план: швырнуть порошок принцу в глаза, заткнуть ему рот, отнять оружие. Если он издаст хоть звук – приставить кинжал к его горлу и потребовать выкуп. Если решит промолчать – заставить освободить меня в обмен на его жизнь.

Я знала, что самостоятельно далеко не уйду, но почти любого можно подкупить, а если не сработает подкуп, то угрозы точно не подведут.

Радовало, что привели меня не в тронный зал. Последний раз в таком зале Сканда разрушил мои надежды на царствование и будущее.

Арджун не смотрел мне в глаза. Он не поднял их, даже когда в комнату втащили его новоиспеченную невесту и мою лучшую подругу. Налини рухнула на колени. Ее безумный взгляд метался между мной, Арджуном и мертвецами на полу. Сканда прижал острый клинок к ее шее, достаточно сильно, чтобы по коже скользнули капли крови.

– Я знаю, чего ты хочешь, – сказал он.

Я зажмурилась, прогоняя воспоминания. Затем огляделась, выбирая, из какого угла лучше всего атаковать. С одной стороны стену покрывала решетка из роз. Сердце сжалось. Я выращивала розы. Одна решетка на каждую победу. Мне нравилось наблюдать, как вокруг шипов распускаются кроваво-красные лепестки. Глядя на них, я вспоминала любовь моего народа: красный – цвет жизни. За месяц до того, как отправить меня через границу с Уджиджайном, Сканда в пьяном угаре поджег мои розы. Когда я добралась туда, было уже слишком поздно – каждый лепесток свернулся и почернел.

– Думаешь, эти цветы – знак любви Бхараты к тебе? – невнятно пробормотал брат. – Я хочу, чтобы ты увидела, сестрица. Хочу, чтобы увидела, как легко сгорает в пламени все, что ты любишь, все, о чем заботишься, все, что замышляешь.

Меня никогда не покинет образ пылающих роз. Алых лепестков, раскаленных, гневных. Словно последняя вспышка солнца перед тем, как затмение слизнет его с небес.

– Ты уверена, что они тебя обожают, но это ненадолго. Это ты роза. Не они. Они – пламя. И ты даже понять ничего не успеешь, как тебя поглотит целиком. Только шагни за очерченную мною грань, и они сожгут тебя.

Я отвернулась от роз.

Затем наконец выбрала угол и впилась зубами в щеку. Эта привычка появилась накануне моей первой битвы. От нервов зубы стучали, так что я достала зеркало и уставилась на себя. Не помогло, но мне понравилось, как выглядит лицо. Казалось бы, крошечное движение, но скулы стали острыми, точно шамширы, а стоило поджать губы, и от меня повеяло угрозой, будто во рту спрятаны кинжалы. Кусание щек превратилось в боевую традицию. И сегодня я отправлялась в бой.

Вдалеке скрипнула дверь. Я припомнила все, что знала об уджиджайнском принце. Здесь его звали Принц-лис. И судя по тому, с какой завистью некоторые солдаты произносили это прозвище, вряд ли оно было связано со звериными чертами лица. Часть года принц проводил в ашраме, куда отсылала сыновей вся знать. Вроде как выдающийся ученик. Не очень хорошо. Но с оружием не в ладах. А это прекрасно. Стражники любили рассказывать об испытаниях, что устроил ему совет. Чтобы стать наследником Уджиджайна, принцу Викраму пришлось выполнить три задания: дать мертвому новую жизнь, зажечь пламя без огня и добыть самое мощное оружие в мире. Для начала принц вырезал кинжал из куска коры и доказал, что даже брошенные вещи могут получить вторую жизнь. Затем он выпустил из кувшинов тысячу светлячков и удержал в ладонях горстку крошечных насекомых – горящих без огня. И наконец, принц заявил, что отравил весь совет. Отчаявшись получить противоядие, совет назначил его наследником. Тогда Принц-лис признался во лжи, тем самым доказав, что самое мощное оружие в мире – вера.

Всякий раз, слушая эту историю, я закатывала глаза. Она больше походила на байку из тех, что травят у костра крестьяне с буйным воображением. До меня долетали слухи о принце. О его происхождении. Будто он сирота, которого император пожалел. Но я сомневалась, что жестокий император Уджиджайна способен на жалость. По словам стражников, он держал подле себя жутких зверей, способных разорвать глотку любому, кто посмеет ему перечить.

Из коридора донеслись шаги. Я вцепилась в шелковый мешочек с пудрой. Будь принц хоть тысячу раз умен и красноречив, смерть словами не одолеешь, а я не собиралась давать ему и шанса открыть рот.

Судя по полученным сведениям, он мне не ровня. Я поставлю его на колени и за считаные секунды заставлю молить о пощаде.

Дверь в комнату распахнулась.

А вот и Принц-лис.

3

Зимняя тьма

Викрам

Прошедшие два дня стали расплывчатым пятном. В ашраме ждал посланник из Уджиджайна, дабы отвезти наследника во дворец. Викрам едва обратил внимание на его слова – что-то о дипломатической срочности, – ибо мыслями витал далеко-далеко, плененный рубином.

Даже сейчас казалось, будто кожа его слишком обтягивает кости, словно те разбухли от магии, и Викрам не помещался внутри себя самого. Замерев перед тронным залом Уджиджайна, он бросил взгляд за окно.

Будущее взывало к принцу. Тело его томилось от беспокойства. Жаждало действий. Двери распахнулись. Уши наполнились пением птиц, шорохом перьев, скрежетом когтей.

– Его величество примет вас, принц Викрамадитья.

За последние десять лет отец превратил тронный зал в зверинец. Потолок взмыл так высоко, что не разглядеть, сквозь стеклянные окна комнату заливал теплый солнечный свет. Гобелены были забрызганы птичьим пометом, а ковры – вытоптаны когтистыми лапами различных животных.

– Сын! – воскликнул император Пуруравас.

Викрам улыбнулся. Его отец, раздобревший и близкий к слепоте, поковылял вперед. На плече его сидела одноглазая золотая обезьяна. Рядом вышагивала огромная пантера. Даже без одной лапы она выглядела величественнее половины придворных. Она прикрывала императора сбоку, подпирала, словно желала защитить старика от неумолимой руки времени.

Викрам огляделся:

– Смотрю, ты все так же увлечен коллекционированием слабых и беспомощных.

– Они не в обиде, – хмыкнул император.

– С чего им обижаться? Они благодарны. Как и я.

Он покраснел:

– Ты не какой-нибудь побитый зверек, которого я спас.

Разве? Одиннадцать лет назад император нашел Викрама склонившимся над обрывом. Телом он был невредим, но осколки разбившегося сердца резали его изнутри. До сих пор неясно, что император разглядел в нем тогда. Он мог бы бросить мальчишке несколько монет и уйти, но поступил иначе: привел его во дворец, заполнил пустоту в его сердце и надел корону на его голову.

– Тебя в этом ашраме хоть кормят? – Пуруравас ткнул Викрама под ребра. – Прекращай тратить время на бег. Ты стал еще костлявее.

– Ты хотел сказать, стройнее.

– Да ты жилистый как моринга![7]

– Ты хотел сказать, высокий.

Император засмеялся:

– Как всегда ловко играешь словами. Из тебя выйдет прекрасный правитель.

– Ты хотел сказать, марионетка, – ляпнул Викрам, не успев остановиться.

Император помрачнел:

– Только не начинай снова, мальчик мой. Возможно, со временем ты сумеешь убедить совет прислушаться к твоему мнению. Ты умен, как любой истинный принц.

Викрам едва не подавился, представив, как будет убеждать совет. Он ведь уже пробовал, когда его подвергли Королевскому испытанию, и преподнес им новую жизнь, пламя без огня и мощнейшее оружие, не имея под рукой ничего, кроме куска дерева, насекомых и лжи. Но его подвиг – или «представление», как некоторые называли это до сих пор – породил лишь прозвище Викрама и его репутацию.

– Зачем ты призвал меня, отец? – спросил он. – Твой посланник сказал, что дело срочное и дипломатическое. Пантера подралась с обезьяной?

Пантера, устроившая морду на передней лапе, возмущенно фыркнула.

– Ситуация прелюбопытнейшая. Бхарата готова вступить с нами в мирные переговоры, но только если мы публично казним присланного ими пленника. Одна загвоздка: пленник – принцесса Гаури.

Викрам вскинул брови:

– …Жемчужина Бхараты?

Он усмехнулся. Что за нелепое прозвище! Но тут вспомнил, что его самого собственный народ сравнил с зубастым пушным зверьком, и перестал улыбаться.

– Я полагал, она вторая в очереди на трон после раджи Сканды. Сомневаюсь, что после стольких лет он разродится наследником. Почему они хотят ее смерти?

– Они не объяснили.

Впервые услышав о принцессе, Викрам испытал острую зависть. Чем она заслужила трон, кроме того, что родилась в нужном месте? Ее прославляли как великого воина, но репутация – скользкая штука. Так часто она оказывается лишь нитями слухов, сплетенными воедино. В отличие от Викрама, принцессе наверняка не приходилось ни за что бороться.

– И совет всерьез рассматривает это предложение? Оно может быть ловушкой. Ничто так не пробуждает боевой дух, как любимая принцесса, ставшая мученицей. Нас сотрут в порошок.

– Совет хочет, чтобы о казни объявил ты. Это будет твой первый монарший указ, и он положит начало договору с Бхаратой.

– Я думал, сперва они попытаются заключить бескровный союз.

Еще один урок правления, который Викрам прекрасно усвоил: если не можешь победить врага, женись на нем. Император вспыхнул:

– Мы предлагали, но… ее смерть им предпочтительней.

– Полагаю, это некая форма милосердия.

И тут до Викрама дошел смысл слов. «Это будет твой первый монарший указ». Сердце ухнуло вниз. Только отец и совет знали, что он Пуруравасу не кровный сын. Все прочие в империи верили, будто принц просто уродился болезненным ребенком и до семи лет был слишком слаб для официальных мероприятий. Отец считал, что кровь значения не имеет. Но не советники. Для них Викрам всегда оставался марионеткой с иллюзией власти и крепко привязанными к конечностям нитями, которые они дергали на своих заседаниях, куда его самого не допускали.

– Значит, я должен объявить казнь принцессы своим первым монаршим указом. А как же ты?

– Я буду твоей незримой поддержкой.

– Нет. Ты возьмешь дело в свои руки, если все пойдет наперекосяк.

– Викрам, я…

– Совет не уверен в собственном решении, потому позволяет все объявить новичку. И если план провалится, они официально отвергнут мои притязания на трон и восстановят тебя в качестве суверена.

– Это наихудший расклад, дитя мое.

К чести императора, он не лгал. И все же легкая дрожь прокралась в его голос.

– Осторожнее, отец. Кто-нибудь может услышать, как ты называешь меня своим, – холодно произнес Викрам. – Но как они собираются достичь всех своих целей? Совет же не стремится к войне.

И наконец все кусочки сложились воедино.

Он ждал, когда в сердце вспыхнет ярость, но ничего не чувствовал. На мгновение мир сжался до размеров этого зверинца, и в нем не было ничего, кроме разодранного шелка, искалеченных животных и птичьего помета.

– Ну разумеется, – тихо промолвил Викрам. – Войны совет не желает, зато желает избавиться сразу от двух досадных ошибок. Убрать народную героиню Бхараты и принять возмущение, если Бхарата не выполнит свои обещания. В знак доброй воли меня отстранят от «власти» и, возможно, до конца жизни сошлют в ашрам. А если все пойдет по плану, народная героиня Бхараты все равно исчезнет, а я останусь на троне в роли императора-марионетки. Умно. Мне почти хочется им похлопать.

Плечи Пурураваса поникли, и Викрам смягчился. Отец мог уговорить дикую пантеру положить голову ему на колени, но был не в силах убедить совет сделать Викрама настоящим правителем. Десятилетия в благостном покое высосали всю сталь из голоса императора. Тронный зал должен был стать средоточием власти, но за время правления Пурураваса превратился в манеж для раненых животных.

– Совет уверил меня, что, если что-то пойдет не так, ты ни в чем не будешь нуждаться и получишь помилование в течение года. – Голос императора надломился. – Ты сохранишь положение, получишь землю. И я надеялся, что, может, мы воспользуемся твоей ролью правителя для выгодного брака…

– Нет.

Викрам всплеснул рукой, задев штанину. Что-то острое ткнулось в ладонь. Рубин. «Вступи в игру, и получишь шанс завладеть всей империей, а не только шелухой иллюзорного статуса». Он пробыл здесь достаточно долго. По венам мчался огонь. Викрам мог изменить эту жизнь.

– Я сделаю, как ты просишь, отец.

Пуруравас поднял бровь:

– Чего ты хочешь взамен?

– Неужели я столь предсказуем? Разве я ничего не даю просто так, без условий? – ухмыльнулся Викрам. – Но раз уж ты сам об этом заговорил, то, прежде чем взойти на престол, мне нужно уехать на месяц. По традиции именно столько наследник империи должен провести в медитациях. Ты и сам так делал, отец. Пусть я лишь марионетка, совету выгодно, чтобы я поддерживал хотя бы иллюзию приличий.

Отец глянул на него с подозрением и вздохнул:

– Ты ведь так решительно противился традициям, в чем же причина перемен?

– В патриотизме? – предположил Викрам.

Пуруравас скрестил руки на груди:

– Патриотизм – не причина. И куда направишься?

– Я знаю, куда мне нужно. Осталось выяснить, как туда добраться.

– Говоришь загадками.

– Я всегда ловко играл словами.

– Месяц, – кивнул император, и глаза его наполнились слезами. – Я не смогу выторговать для тебя больше времени. Но озвучь приговор принцессе. Совет должен знать, что ты встретился с ней.

Викрам поморщился:

– Ты хочешь, чтобы накануне своего отъезда я приговорил девушку к смерти?

– Тебе ведь нужен трон?

Он покинул отцовский зверинец и вслед за стражниками направился по коридору, выкрашенному в ярко-красный цвет. Викрам мял стиснутые пальцы. Меньше всего перед отъездом он желал слушать, как какая-нибудь безутешная принцесса будет умолять сохранить ей жизнь. Они даже не встречались никогда. Что он скажет? «Рад знакомству. А еще на рассвете вас казнят. Прощайте».

Сдержав стон, Викрам распахнул дверь и плюхнулся на первый попавшийся стул. Принцесса Гаури стояла у окна, заслоняя свет. Она оказалась высокой. Почти по-мужски. Но тут она подняла взгляд, и Викрама поразили ее темные, как зимняя ночь, глаза. Черные, как сон. Секунду он не мог пошевелиться.

И не успел и слова вымолвить, как принцесса рванула вперед. Рот ее был вымазан в крови. Если она и выглядела как прекрасный сон, то только для того, чтобы отвлечь Викрама от осознания ее кошмарной сути.

В руке ее что-то опасно блеснуло. Он скатился на пол и услышал за спиной шипящие проклятья и какой-то треск. Жемчужина Бхараты отломала ножку от его стула и теперь держала ее над головой. Викрам вскинулся, готовый вразумить безумную принцессу, но дыхание перехватило. Воздух вокруг нее искрился сверкающими пылинками. Она сияла.

«Найди того, кто сияет. Чьи губы в крови, а сердце – с клыками».

А потом принцесса заговорила:

– Приблизишься, и я убью тебя так быстро, что ты и пикнуть не успеешь.

4

Принц-лис

Гаури

План с жемчужной пылью провалился. Ну и ладно. Зато у меня было что-то острое в руках, а большего и не надо. Я мельком оглядела принца. Пояса с оружием нет. Только тот, кто никогда не ужинал за одним столом со страхом, откажется носить кинжал. Изнеженный, избалованный принц. Он наверняка никогда и ни за что не боролся. Я покосилась на дверь – ни звука. Никто не спешил к нему на помощь. При желании я могла прикончить слабака прямо здесь и сейчас и все равно успела бы выскользнуть из дворца до того, как пьяный стражник проснется под конец своей смены. Но у принца все еще могло обнаружиться что-нибудь полезное, какая-нибудь фамильная реликвия, брошь или декоративные ножны, которые легко продать на рынке, и выручки хватит как минимум на дюжину наемников.

За спиной его мерцали свечи, создавая вокруг принца таинственный ореол. Он весь состоял из худых конечностей. Молодой, безбородый, широкоплечий и стройный. Он даже не потрудился встать на ноги после того, как скатился со стула. Так и сидел на полу, подавшись вперед и сцепив пальцы. Длинные тонкие пальцы, острые и чистые. Это руки ученого, не солдата.

– Это, верно, самое захватывающее знакомство в моей жизни. Продолжай.

Рука моя дрогнула.

– Что?

– Полагаю, у тебя есть требования. Готов выслушать. Я безропотно вошел в комнату и теперь стою тут, заинтригованный.

– Ты сидишь.

«Блестяще подмечено, Гаури».

Принц посмотрел вниз.

– И то верно. Какая-то вялая получается заинтригованность. Позволишь встать?

Я приставила ножку стула к его горлу:

– Вставай. Но если попробуешь закричать, клянусь, ни один звук не успеет вырваться из твоей глотки.

Принц поднялся, к его чести, даже не моргнув и не вздрогнув. Возможно, ему все же не чужда отвага. Или преступная глупость. Он повернулся к свету, и я наконец изучила строгие черты. Если он и был старше меня, то явно ненамного. Темные волосы падали на лоб, золотисто-карие глаза цепко вглядывались в мои. Принц оказался так красив, что мне захотелось пнуть его из принципа. А потом он склонил голову. По-лисьи. И какая-то хитринка появилась в выражении лица – в изгибе губ, в задумчивых глазах.

– Благодарю, принцесса. – Он осторожно поклонился, не забывая о ножке стула. – Очевидно, ты чего-то хочешь, раз не убила меня на месте. А может, ты бы и не смогла. До меня доходили слухи о твоих воинских подвигах, но мы-то с тобой оба знаем, что слава королевских особ зачастую насквозь фальшива.

В груди всколыхнулась досада. Меня всю жизнь окружали такие вот принцы. Иногда я даже отвергала их предложения руки и сердца одним мрачным взглядом, но слишком давно не общалась ни с кем в столь официальном тоне. В плену я только и могла что выкрикивать требования – воды, чистого постельного белья, больше еды – и теперь с трудом вспоминала сей завуалированный танец угроз и позолоченных слов.

– Хочу выбраться из Уджиджайна, – выпалила я.

«Как тонко».

Принц должен был возмутиться и отказаться наотрез, а вместо этого лишь приподнял бровь, словно говоря: «Всего-то?»

– Где же твое честолюбие? Ты вроде как наследница бхаратского престола, лишившаяся всего. Но просишь у меня только безопасный проход? Разве тебе не хочется большего?

Разумеется, мне хотелось. Я мечтала о троне, о защите для своего народа. Мечтала освободиться от Сканды.

– Меня прислали сообщить тебе о скорой казни, – тихо произнес принц.

Я не удивилась. Сканда предупредил меня, когда поймал.

– Только вдумайся, сестрица. Твоя смерть может даже принести пользу. Если они выполнят мое требование, у нас появится новый союзник.

А потом мне заткнули рот кляпом, связали руки и ноги, забросили меня в колесницу и перекинули через границу, где на рассвете меня нашли уджиджайнские разведчики.

Принц смотрел на меня как-то странно. Не как другие мужчины. Те пялились с восхищением, страхом, вожделением. Иногда гадая, кто я такая. А этот гадал, на что я способна.

– Хочу тебя… – начал он, и я, злобно зыркнув, прижала ножку стула к его шее:

– Я скорее умру, чем позволю тебе прикоснуться.

– Хорошее развитие, – протянул принц. – Сначала ты угрожаешь смертью мне. Теперь сама грозишься умереть, не стерпев моих прикосновений. Другой бы на моем месте оскорбился. А теперь позволь закончить…

Я уставилась на него злобно.

– …я дарую тебе свободу и даже нечто большее, если согласишься стать моим партнером… в игре.

Взгляд принца озарился расплавленной тоской. Я видела в этих глазах все, вплоть до острой, рвущейся наружу жажды, и оттого и сама разгоралась. Потому как в себе видела то же самое.

– В какой еще игре?

Колеблясь, он повертел что-то в пальцах – довольно крупный рубин, излучавший собственный свет.

– Волшебной игре. – Принц подбросил камень в воздух, и я поймала его.

– Что это?

– Доказательство. Магии. Надеюсь, если ты сама во всем убедишься, то присоединишься ко мне, – деловито произнес принц. – Как и тебе, мне и нечего терять, и есть, что выиграть.

«Безумец».

Это было нелепо. Мне хотелось треснуть его по голове ножкой стула и убежать, пока есть шанс. Рубин в моей ладони задрожал, испуская алый свет, что застил мой взор. К моему позвоночнику словно кто-то привязал нить и потянул вверх. Я покинула тело. Комнату. Оказалась вне времени.

А рубин обещал. Я увидела себя на троне, рядом стояла Налини с высоко поднятой головой. Я увидела мир без Сканды и предателя Арджуна. Я словно искоса взглянула на собственную судьбу, впервые узрев ее истинную, и надежда на воплощение всего, о чем я мечтала столь отчаянно, яркая и зловещая, затрепетала в потаенных уголках моего сердца. После исчезновения Майи я вдоволь налюбовалась магией и знала, как она ощущается – шепотом и ревом, чудом, врастающим в кости и заставляющим поверить, что без него тебе не прожить. Когда свет рубина наконец освободил меня, я изнывала от этой жажды.

Принц Викрам выхватил камень из моей руки и теперь молча пожирал меня глазами. Я уронила ножку стула. Ледяное дыхание тонкими струйками с треском вырывалось из груди.

Я верила в магию с тех пор, как увидела невозможное: моя сестра вернулась с кладбища воспоминаний Бхараты и исчезла в Чакарском лесу. Но осознавать чары не то же самое, что ощутить их всплеск внутри себя. Рубин словно призывал. Распарывал швы на моем разбитом сердце, дразнил всем, что могло осуществиться, если бы мне хватило смелости рискнуть. И все же… меня охватил дикий ужас. Эта… эта штука проникла в самое мое нутро и вынесла мои надежды на свет, словно никчемные кусочки цветного стекла.

Я ненавидела волшебство с тех пор, как потеряла Майю в лесу. Оно поглощало людей, как поглотило мою сестру. Вместо тела для скорби Иномирье оставило мне лишь сундук настороженности и ворох кошмаров.

Даже будь чары в силах помочь, я не хотела иметь с ними ничего общего. Лучше одержать собственную победу. Без всякой магии.

– Ну? – подтолкнул принц.

Я вновь уставилась на рубин. Если его продать, за вырученное золото можно купить целый отряд наемников. И если сейчас убить наследника Уджиджайна, между нашими странами воцарится такая неразбериха, что я сумею незаметно проскользнуть в Бхарату, вызволить Налини и усилить хаос. Сканда ничего не знает о войне. Только мне под силу обеспечить безопасность народа. Но сначала нужно выбраться, а значит, не обойтись без этого глупого принца, который должен освободить меня под любым предлогом.

– Расскажи об этой игре.

Викрам ухмыльнулся, уверенный, что я попалась.

– Она называется «Турнир желаний». Желание победителя исполнится. Ведь это куда заманчивее, чем просто выбраться из Уджиджайна? Если я отпущу тебя, ты будешь равно что нищенка в голодный год. Но представь, что можешь загадать что угодно. Даже вернуть свой трон, Принцесса. Полагаю, ты его лишилась, раз уж соплеменники приговорили тебя к смерти.

В горле пересохло. Желание. Вдруг почудилось, будто сестра протянула руку сквозь время и стиснула мои пальцы. И в голове, точно сумерки и мед, разлился ее голос:

«…говорят, Владыка сокровищ устраивает турнир для самых лучших и самых худших, для мечтающих и сломленных. Он предложит тебе игру, не похожую ни на одну из тех, что ты знала прежде. Возможно, заставит искать твое истинное имя в звездном замке, или отвоевать твой же голос у демона, или выпить яд и съесть страх…»

Сестра рассказала эту сказку, когда мне было семь. Я никогда ее не забывала, но подавила в себе желание вновь погрузиться в ее волшебство, отдать свою жизнь на милость магии. Слишком долго я пробыла под властью Сканды и не собиралась менять одного тирана на другого.

– Турнир проходит в городе немыслимых сокровищ и богатств. Вряд ли о нем многие слышали…

– Алака, – прошептала я и, лишь услышав собственный голос, поняла, что говорю вслух.

Рука невольно метнулась к ожерелью.

– Откуда ты знаешь? – Викрам пристально меня разглядывал.

– Это так важно? – буркнула я, расслабляя пальцы. – Я знаю, что это одно из царств в Иномирье. Дворец якшей и якшини. Говорят, они хранители сокровищ, найденных в лесах, реках и пещерах.

Он моргнул.

– А еще это дом Куберы – Владыки сокровищ и стража севера, – пробормотала я.

– Значит, ты и воин, и ученый. Как необычно для принцессы.

Я засмеялась:

– Женщины Бхараты певицы, художницы, солдаты и ученые. Я ничем не отличаюсь от прочих.

– Откуда ты знаешь эти истории?

– У меня есть уши. – Я не собиралась говорить о Майе. – Ты уверяешь, что я получу желаемое, а что насчет тебя? Ты наследник, что еще тебе нужно?

На мгновение лицо Викрама помрачнело, а затем он грациозно пожал плечами:

– Мне нужно все.

Он явно что-то скрывал, но его секреты ничего для меня не значили. Повернув рубин, я разглядела на одной из граней гравировку, которой прежде не было – силуэт человека, ползущего на четвереньках.

– Это билет. Пропустит в игру двух живых.

– А выпустит живыми?

Я мысленно выругалась. Зачем вообще спросила? Ведь не планировала вступать в игру.

Викрам усмехнулся:

– Я задал тот же вопрос. Вероятно, победа – единственный способ выбраться. Итак. Принцесса Гаури, Жемчужина Бхараты и бывшая наследница престола. Ты станешь моим партнером?

Ни за что. Я посмотрела на рубин. Едва покинув Уджиджайн, я собиралась убить принца и забрать камень. Я перевела взгляд на роскошный наряд Викрама. За тряпки тоже можно выручить немало золота. И если украсть одежду и перерезать ему глотку, смерть будет выглядеть как ограбление. Бхарата ни при чем. Я улыбнулась.

– Когда начало?

Принц торжествующе ухмыльнулся:

– В новолуние.

– Через три дня.

– Вот только я точно не знаю, как туда добраться, – добавил он, соединив ладони.

– А у рубина спрашивал?

Его глаза округлились.

– Принцесса, да ваша гениальность не знает границ! Я бы в жизни не додумался до самого очевидного. Давайте же, спросите камень, как попасть в Алаку. Посмотрим, что он ответит.

Я всерьез подумывала покалечить этого паяца, но лишь пробормотала вопрос в рубин. Камень закрутился, и из граней его вырвался лист пергамента:

Алака там, где вас снедают воспоминанья,

Алака там, где нет пощады глупцам и трусам.

Может, я и не хотела связываться с магией, но она все равно что-то сотворила со мной. Слова с пергамента окутали мое сердце. Моргнув, я услышала во мраке голос Майи, повествующий о великих приключениях, которые когда-нибудь наверняка отыщут путь в мои сны. Но воспоминание о ней рассыпалось сотнями осколков кошмара. Я никогда не узнаю, что стало с сестрой…

– Полезно, – как можно спокойнее произнесла я.

– Я размышлял об этом беспрестанно. Нам нужен вход в волшебное царство. Сначала я хотел пройти через двор кремации, но как-то нет желания оказаться в Нараке…

– Так ты знаешь, как туда попасть, или нет? – нетерпеливо спросила я.

– Знаем ли мы хоть что-нибудь на самом деле?

Я закатила глаза.

– Скоро выдвигаемся?

– Не торопись, принцесса. Я предложил тебе партнерство, но должен убедиться, что слава твоя не просто слухи. Я не в силах защитить нас обоих и честно признаю, что в случае чего позволю тебе умереть.

– Наконец-то мы нашли нечто общее, – сладко пропела я. – Я поступлю точно так же.

Викрам встал и принял нечто отдаленно похожее на боевую стойку. Вот только равновесие было смещено от центра, и ноги он согнул не достаточно, чтобы выдержать удар. Не стойка, а глупая поза.

– Одолей меня.

– Я не нападаю на слабаков.

– Я слышал иное.

«Зря ты это сказал». Я сделала ложный выпад влево, и принц купился. Еще бы. Что боец, что стратег из него никакой. Уже через пару секунд он лежал на спине.

– Не считается, – прохрипел Викрам. – Меня сбила с ног твоя красота.

– Тебя сбил с ног пинок под зад.

– И это тоже.

Он попытался подняться, но я наступила ему на грудь.

– Больше не будет представлений ни для тебя, ни для кого-то еще. Никогда не проси меня о подобном снова.

Викрам гневно сверкнул глазами:

– Высказалась?

– Да.

– Могу я встать?

– Нет.

– Вижу, ты любишь мужчин с раздавленным эго.

– Только с ними я чувствую себя великодушной.

Он рассмеялся:

– Приношу свои извинения.

– Уходим, как только стемнеет, – сказала я. – И верни мое оружие и одежду.

Викрам закинул руки за голову, словно подушку, и уставился в потолок.

– Хорошо. А теперь, будь добра, убери ногу с моей груди.

5

Золотое яблоко

Гаури

Лис сдержал обещание только наполовину. Вернувшись в темницу, я нашла свою одежду под расшатанной деревянной плиткой, а вот кинжалов не было. Не то чтобы я его винила. Вероятно, это вообще первый разумный поступок принца. Теперь оставалось лишь дождаться ночи, когда он – предположительно – вытащит меня из подземелья и мы сбежим.

Впервые за несколько месяцев я отдалась во власть надежды вернуться в Бхарату. И когда я это сделаю, не возникнет никаких споров о том, кому принадлежит трон. Братец либо падет ниц, либо разлетится на куски. Налини будет свободна.

С момента предательства Арджуна миновало почти шесть месяцев. Еще один оборот луны ознаменует годовщину прибытия Налини в Бхарату и мой День возраста. Я до сих пор помню, как гарем готовился к ее приезду. Воспитание при дворе дочери вождя племени с окраин Бхараты должно было стать гарантом мира: она растет принцессой и выходит замуж за знатного господина, а ее родственники в обмен стерегут границы.

Налини появилась в день моего тринадцатилетия и сразу по прибытии попыталась поджечь гарем и скрыться. Ее имя было у всех на устах, а значит, обо мне все забыли. Она мне сразу не понравилась.

Через неделю я решилась отомстить. Сканда устроил празднество на берегу. Женщины прогуливались парами, защищенные ширмами из слоновой кости, что не давало нам разглядеть мир за пределами гарема. Налини демонстративно вышагивала у самой кромки воды, высоко вздернув подбородок и уставившись строго вперед. Когда она проходила мимо, я поставила подножку. Она споткнулась, потеряла равновесие и с громким всплеском рухнула в воду. Это должна была быть шутка, но Налини не всплыла, чтобы глотнуть воздуха, и я запаниковала. И вот под крики жителей Бхараты и визг гаремных жен – и прямо на глазах у Сканды – я нырнула следом и вытащила Налини на поверхность.

– Я думала, ты умеешь плавать, – выдавила, откашливая воду.

Налини обрушила на меня поток проклятий, но ее шипения никто не услышал за громкими возгласами толпы:

– Принцесса Гаури героиня!

– Слава Гаури! Слава Гаури!

– Глядите, она спасла принцессу-дикарку!

В конце концов мы с Налини стали близки, точно сестры, но прошли годы, прежде чем я поняла, что тот день породил легенду, заманившую меня в ловушку на всю оставшуюся жизнь. Именно Сканда позаботился о том, чтобы все и вся называли меня героиней.

Он пересказывал историю о спасении Налини из воды так часто, что воспоминания людей спутывались, пока не превратились в совсем другую историю. Слава спасительницы опозорила меня. Меня почитали за ничтожно мелкий поступок. Так нельзя. Надо было сказать правду. Возможно, тогда все сложилось бы иначе.

Заслышав приглушенный звук, я встала и прижалась к стене. Раздалось тихое шарканье. Кто-то возился с ключами. Затем дверь беззвучно распахнулась, и на пороге появился принц.

– Готова?

Я кивнула, перешагивая через одурманенных и спящих стражников, а едва покинула темницу, как почувствовала, будто мир… ждет. Воздух раскалился и закружил вокруг нас. Взволнованный и беспокойный.

Снаружи царила беззвездная полночь. Ни единой капли света не пролилось с небес, пока мы мчались сквозь каменные арки к теплым, пропахшим мускусом конюшням. Ни единого шороха не раздалось в тени, пока мы отвязывали лошадей и покидали территорию дворца. Ни единого вздоха не выдало наш побег. Словно мы увязли в потерянном мгновении перед сном.

Мы ехали до самого рассвета, разогнавшего опаленные облака по всему горизонту. Лошади блестели от пота. И какая бы магия ни помогла нам скрыться в ночи, к тому моменту она истаяла. Завизжали птицы. В воздухе зазвенели тысячи крыльев насекомых. Мой желудок заурчал. Участь дворцового пленника была не так и ужасна, как мне казалось. По крайней мере, меня кормили вовремя.

Я покосилась на Лиса. Он выглядел раздражающе уязвимым: по-прежнему без пояса с оружием, а держится так, будто несокрушим. Прежде чем мы покинули Уджиджайн, я проверила седельную сумку на своей лошади и нашла пару кинжалов. Не моих, но я все равно спрятала один в рукаве. Лис даже не пытался скрыть рубин – камень поблескивал в неглубоком кармане его туники точно спелый фрукт, который так и просится в руки. Вот вам и умник. Убить всадника на лошади нетрудно, но я не хотела спугнуть животное. К тому же…

– Как к тебе обращаться? – повернулся ко мне принц, и я замерла. – «Жемчужина Бхараты» как-то слишком скромно, не находишь?

Я ненавидела это прозвище. Сканда приказал прославлять его на каждом празднестве.

– Зови Гаури.

– Как интимно.

Я взглянула на него исподлобья:

– Наслаждайся, потому что другой интим тебе не светит, Принц-лис.

«Считай это последней любезностью перед твоей смертью».

– Я предпочитаю Викрама, – сказал он, улыбаясь так, словно я выдала какой-то секрет.

Жаль, убивать принца было рано – мы еще не достаточно отдалились от Уджиджайна. К тому же я хотела привести его как можно ближе к Бхарате.

– Куда мы едем? Ты говорил про вход в волшебное царство.

– А. Да. – Он похлопал по карману с камнем, но не достал его. – Я думал, рубин станет своего рода компасом.

– И?

– Теория оказалась ошибочной.

– Итак… ты понятия не имеешь, куда ехать?

– Этого я не говорил. Нам нужно в Чакарский лес. Согласно легендам, все царства Иномирья связаны меж собой. Найдем вход в одно – получим мостик к остальным.

Слова шипами пронзили сердце. В Чакарском лесу я в последний раз видела Майю. В ночь ее исчезновения чары окутали мир, притягивая небеса к земле и соблазняя меня поднять руку и схватить пригоршню звезд. Я прогнала воспоминания о сестре и сосредоточилась на выгодах решения принца. Чакарский лес близко к Бхарате. Я могу убить глупца и уже завтра продать рубин на рынке.

Я впилась пятками в лошадиные бока:

– Так пошевеливайся, пока светло.

День подходил к концу. Я оглядывалась через плечо, ожидая увидеть поисковый отряд, но погони не было.

Нет, я не думала, будто наш побег оказался столь хитроумным и тайным, что поставил в тупик целую империю, не настолько я высокомерна. Это скорее некая сила Иномирья ломала законы здравого смысла и логики. Она… жаждала нас. Я запрокинула голову, словно могла разглядеть мягкое подбрюшье магии, склонившейся над нами, как зверь над своей добычей.

К вечеру мы добрались до окраины леса, и даже здесь все было пронизано волшебством. Деревья не стояли на месте. По чернильным корням, что лишь секунду назад погрузились в землю, разливалось серебристое сияние.

По коже пробегал мороз. Казалось, что тень леса вот-вот расколет мою жизнь надвое. Стоит шагнуть вперед – и магия, которой я пыталась избежать, поглотит меня целиком.

А значит, убить принца надо прямо здесь и сейчас.

– Лучше спешиться, – сказала я. – В темноте лошади могут испугаться.

Он вскинул бровь, но без разговоров спрыгнул на землю. Зато глянул так… проницательно. Воин или нет, а все же надо застать его врасплох.

– Сначала проверю, нет ли опасности. – Я отошла от принца.

– Без оружия? – уточнил он, прислонившись к дереву.

Я застыла. Я не могла показать, что уже прихватила кинжал, потому для виду порылась в сумке и достала второй. При ближайшем рассмотрении клинок показался странным, я такого прежде не видела – острый, с хорошим балансом, но на рукояти выпирала какая-то шишка.

Неудачная конструкция.

Принц усмехнулся и отпустил меня взмахом руки. Из похода в лес я устроила грандиозное представление и вскоре скрылась в тени. Затем выждала, пока окончательно стемнеет, и, зажав себе рот рукой, чтобы заглушить дыхание, шагнула назад по мягкой, безмолвной траве. Принц стоял ко мне спиной.

Рывок.

Я схватила его за ворот, приставила к горлу кинжал и, когда принц рухнул на колени, уперлась пяткой в его голень, пригвоздив к месту.

– Разве мне не положены последние слова? – просипел он.

– Ты их только что произнес. Отбрось рубин в сторону.

Принц Викрам только ухмыльнулся:

– Как пожелает прекрасная принцесса.

Затем сунул руку в карман и отшвырнул… кусок цветного стекла. Обманку.

– Где настоящий?

Викрам пожал плечами:

– Наверное, где-то выронил.

– Ты точно спрятал его на себе. Отдавай.

– Вперед, обыщи каждый дюйм моего тела, – подмигнул он. – Это скрасит последние мгновения моей жизни.

Я прижала клинок посильнее, и по стали потекла тонкая струйка крови. Викрам поморщился и улыбнулся:

– Рискни.

«С меня хватит». Я надавила на кинжал со всей силы и почувствовала, как рукоять стала легче. На один вздох. А следом на траву упало отломанное лезвие. Принц подхватил его, откатился в сторону и стряхнул с волос грязь.

– Хитро, не так ли? – Он отбросил клинок за спину. – Сам сконструировал. Потребовался почти год, чтобы усовершенствовать механику. Любое смертоносное давление ломает лезвие.

Я уставилась на бесполезную рукоять в своей ладони.

– Ты дал мне фальшивый кинжал?

– И показал тебе фальшивый рубин, – добавил Викрам. Наши взгляды встретились, и он улыбнулся. – Что ты собиралась делать, принцесса? Убить меня и продать камень? Нанять собственную армию?

У меня приоткрылся рот.

– Поверь, я бы с тобой никаких дел не имел, но такова воля рубина, и ты подходишь под описание. Думаю, мы могли бы сработаться. Мы стоим на пороге волшебства, а ты предпочла закрыть на него глаза в обмен на пару наемников?

Я зарычала, медленно наступая на принца:

– Смерть от кинжала была бы милосерднее.

В его глазах промелькнула неуверенность, и он сделал шаг назад, в Чакарский лес. Я устремилась следом, не обращая внимания на то, как пропитавшая воздух магия тянется ко мне и шепчет: «Да, да, да».

Викрам поднял руки:

– Давай не будем горячиться…

Меж деревьев мелькнула золотая вспышка. Меня обдало потоком воздуха, Викрам осекся. Я повернулась к тому, что неслось к нам сквозь лес, и прищурилась. Мяч? Камень? И едва успела уклониться и поймать таинственный снаряд.

В моей руке оказалось золотистое яблоко. Кожура его сияла, точно маленькое солнце. Нет, яблоко было не просто золотистым.

«Это чистое золото».

Викрам уставился на него:

– Это же…

Над головой затрещали ветви. Пронзительный обезьяний смех прорезал воздух, и под этот визгливый гогот с небес посыпались сотни абрикосов, вишен и расколотых гуав. Сквозь фруктовую завесу я различила силуэты трех существ, затем огляделась, но больше к ним никто не присоединился. Мне казалось, обезьяны передвигаются огромными стаями, но эта троица действовала как охотничья группа. Или отряд солдат.

Я хотела было выбросить золотое яблоко и схватить с земли палку, чтобы отпугнуть их, но оно прилипло к ладони, будто вросло под кожу крошечными шипами. Кожура сочилась медом.

Фруктопад прекратился. Обезьяны двинулись вперед, и Викрам тут же шагнул ко мне поближе. Страх ледяной рукой стиснул сердце. Вокруг разлилась магия, силой выталкивая воздух из моей груди. Я моргнула, и за деревьями что-то замерцало. Призрачные очертания городов. Ночь распахнула глаза. Иномирье казалось существом из плоти и крови, затаившимся в темноте, скрывающим свое истинное лицо.

Я и без рубина понимала, что эти обезьяны связаны с Иномирьем. Они передвигались как люди, щеголяли золотыми штанами, а одна даже нацепила шлем. Самая высокая – с черной шерстью и серебристым шрамом на лбу – уставилась на нас, в руках ее ярко сверкнул меч. Я напряглась, зная, что одной рукой сражаться не смогу. Впрочем, совсем уж бесполезной я не была. Магия магией, а кровь можно пустить любому.

Глаз зацепился за кучу фруктовой мякоти и кожуры, и я пнула ее со всей силы, целясь обезьяне в лицо.

– Беги! – крикнула Викраму.

Меткость не подвела – обезьяна завопила и выронила меч. Но стоило мне потянуться к оружию, как шеи коснулось что-то острое. Вокруг парили кинжалы. Готовые убить. Одна из обезьян заставила Викрама опуститься на колени, и три зачарованных клинка воротником застыли у его горла.

– А ну уберите от нас эти штуки, обезьяны…

– Не обезьяны, – прошипел Викрам. – Ванары.

Ванары. Настоящие ванары. Я постаралась припомнить все, что знала о них из рассказов Майи. Коварные. Правит ими легендарная королева Тара в ледяном королевстве Кишкиндха. Вот только толку от этих сведений никакого. Майя не упоминала, что это не маленькие говорящие мартышки, а высокие существа, на вид столь же сильные, как лучшие воины Бхараты. Хуже того, им подвластна магия. И они без колебаний воспользуются ею, чтобы убить.

– Ты! – взвизгнул ванара, резко кивнув на Викрама. – Мы явились за тобой! Вор всегда возвращается на место преступления.

Глаза его расширились, на лбу выступил пот.

«Ну что, принц, такой магии ты жаждал?»

– Я ничего не крал.

– Нас не проведешь, – фыркнул ванара с желтым мехом. Затем вынул кинжал и быстро надрезал воздух.

Из «раны» просочился тонкий луч света, расширяясь и расширяясь, пока не обернулся образом юноши, бегущего по саду костяных деревьев. Он протянул руку к коре и вытащил из ствола золотое яблоко. И главное, в человеке безошибочно узнавался Викрам. На сотканном из света полотне он убежал, а после швырнул яблоко сквозь ветви.

Затем картинка исчезла.

– Убедился? – сказал ванара. – Мы ждали тебя сто лет.

– Я всегда надеялся состариться с изяществом, но сто лет? Это невозможно. Взгляните на меня. Я точно не ваш вор, – заверил Викрам. – Никогда не видел такого сада.

Но ванары его будто даже не слушали. Желтый медленно улыбнулся:

– Я знаю, как поступают с ворами и зверьем.

– Судят! – крикнул другой.

– Но здесь нет королевы, – возразил серый ванара. – Она покинула нас. Больше тысячи лун с тех пор стерегли небо, и ни одна ее не видела.

– Чего королева не видит, за то королева не отругает.

– Так почему тогда просто не обезглавить их, и дело с концами? – спросил желтый. – Мне нравятся их лошади.

Сражаться я не могла, потому выбрала иную тактику: торг.

– Если вам нужен фрукт, то забирайте! – воскликнула я, протягивая руку с прилипшим яблоком. – Берите и оставьте себе, мне до него дела нет.

– Яблоко уже выбрало тебя, девчонка, – отозвался серый ванара. – Для нас оно теперь бесполезно. Но если хочешь сохранить хоть крохотный шанс дожить до завтрашнего дня, не советую его есть.

Новая тактика: ложь.

– Если обезглавите меня, придется отвечать перед армией Бхараты, – объявила я, повыше вскинув голову. – И они без колебаний перебьют животных. Я…

Ванары замерли.

– Как ты нас назвала?

Самый крупный шагнул вперед:

– Ты сравнила нашу гордую древнюю расу со зверьем?

Сердце сковало льдом. Клинки впились в мое горло, готовые вкусить крови и плоти. Вот и все. Я не хотела связываться с магией, а теперь от нее же и умру…

– А если мы шпионы? – вклинился Викрам.

Кинжалы дрогнули.

– Шпионы?

– Да. Шпионы. Если обезглавите нас, то никогда не узнаете, какие сведения мы добыли. А что, раз уж я так легко украл это… яблоко… что помешает еще кому-то украсть другое? Мы могли бы рассказать, какие прорехи есть в вашей защите и как предотвратить новые кражи.

Хвосты ванар метнулись из стороны в сторону.

– Если вы нас судите, – продолжил Викрам, – то давайте обсудим все разумно. Как цивилизованные люди. А потом уж можете рубить нам головы.

– Меня только не приплетай, – пробурчала я себе под нос.

– И не надейся, – откликнулся Викрам.

Ванары сгрудились в кучу, задрав хвосты. Решение отчетливо читалось на их лицах.

– Вы отправитесь с нами и будете ждать суда по нашим законам, – провозгласил желтый.

Кинжалы исчезли. И в тот же миг на мои запястья и шею обрушилась тяжесть металла. Цепи. Я еще разок попыталась стряхнуть яблоко с ладони, но тщетно.

Хуже того – почудилось, будто оно уже просочилось в мою кровь. Рядом пошатывался не менее скованный Викрам.

– Просто не верится, что ты не взял настоящего оружия, – проворчала я.

– Мне хватает силы разума, – ответил он. – Ты бы лучше спасибо сказала.

Я подняла обмотанные цепями руки:

– Сейчас лопну от благодарности.

– Но мы ведь живы. А еще я нашел способ попасть в Иномирье. Без твоей помощи.

В груди вспыхнуло негодование, но, как бы ни было противно, пришлось признать: принц нас спас. С другой стороны, он также воспользовался случаем протащить нас в Иномирье, куда я точно не стремилась. Ванары двинулись вперед, и мы с ними в ногу помаршировали через Чакарский лес.

– Так ты украл то яблоко? – спросила я.

– Конечно. Спать не могу, пока не сопру какой-нибудь фрукт. А еще я склонен к путешествиям во времени и по ночам обращаюсь зверем, и только твой поцелуй в силах разрушить…

– Я поняла. Мог бы просто сказать «нет». Но тогда откуда взялся тот образ?

Викрам нахмурился:

– Понятия не имею.

Ванары тянули нас точно скот по тропе меж деревьев.

– Если отбросить неописуемо глупую идею не брать с собой полезного оружия, ты все же сберег наши жизни. А теперь просто помолчи.

– Блестящий совет, принцесса. Из разряда «не забывай дышать, если не хочешь умереть».

– Ты бы лучше прислушался, Лис. У кого тут больше опыта в роли пленника?

– А у кого больше ума, чтобы вообще не попадаться в плен? По-моему, на данный момент мнение одного из нас куда весомее, чем другого.

Я злобно прищурилась:

– Если они тебя не обезглавят, то я это исправлю.

– А где будет вершиться суд? – проигнорировал меня Викрам.

– Дома, – проворчал самый крупный ванара. – Но для начала нужно кое-что сделать. Не возвращаться же королеве в пустой дворец.

– Если она когда-нибудь вернется, – вздохнул другой.

– Обязательно вернется! – возмутился третий. – Проклятья не бывают вечными. Они любят, когда их разрушают, и обижаются, когда все о них забывают.

– Разве Кишкиндха находится не в горах Калидаса? – уточнил Викрам.

– Именно там.

Он вновь сдвинул брови. В конце тропы забрезжили пятна света, усеяв серебристыми лентами утрамбованную землю. До гор Калидаса шагать было больше суток.

– Зеркальные лужи, – прошептал желтый ванара, обернувшись через плечо. – Остались после войны.

– Какой войны? – спросила я.

Но никто не ответил.

Ванары провели нас через пещеру, скрытую за завесой вьющихся лиан. Из щелей в камне сочился ослепительный свет. Я щурилась, пока мы не выбрались наружу, очутившись в долине огромной, как целое королевство. Сердце замерло. День и ночь разрывали небо надвое, и каждая половина жадно перетягивала пригоршни облаков у соседки. В вышине сверкали звезды.

У меня перехватило дыхание.

– Мы на Ночном базаре.

6

Саженцы грез

Викрам

Ашрам учил принцев цифрам и буквам, философии и манерам, но Викрам усвоил куда более полезный навык. Его воспитывали в вечной нужде, удерживая на расстоянии от желаемого, когда можно только смотреть, но нельзя впиться в мечту зубами… и потому теперь он легко мог разглядеть за пеленой слов, кто чего на самом деле хочет. Викрам познал ценность стремлений и ценность тоски по самому важному. Так он и уживался с собственными желаниями.

Во-первых, он понял, что яблоко важно для ванар. И все же они не стали рассматривать вариант забрать его и отпустить пленников восвояси. Однако глаз с фрукта не спускали. Викрам пытался их подкупить. В какой-то момент даже предложил одному из них жениться на Гаури, за что получил два болезненных тычка под ребра. Справедливости ради следом он предложил и себя в качестве мужа, но за сим переговоры и завершились. Впрочем, даже согласись ванары, толку бы не было. Яблоко все равно намертво прилипло к руке Гаури.

Во-вторых, ванары, сами того не сознавая, выдали свою самую главную слабость: они чувствовали себя брошенными на произвол судьбы. Королева покинула их, и они мечтали о ее возвращении.

Так что, если объединить два фактора… яблоко и пропавшую королеву? Если сплести правильную историю, возможно, получится выторговать свободу.

Но стоило шагнуть на Ночной базар, как все мысли вылетели у Викрама из головы.

От изумления чувства обострились. Здесь обитали косточки сказок, которые нашептывают в темноте, саженцы грез и призраки кошмаров. И Викрам стал частью всего этого. Он полной грудью вдыхал ароматы Ночного базара: со стороны звездной ночи тянулся зимний шлейф – ледяные груши и собранные в кучу угольки, сверкающие самоцветы и молочный крем; а от поцелованной дождем дневной половины веяло пламенем – перезрелыми сливами и сорванными цветами, сумеречными ягодами и стылым медом.

Увидеть Ночной базар – уже победа. Для Уджиджайна Викрам всю жизнь был досадным балластом. Самым знаменитым из облагодетельствованных подранышей. И утешение он находил лишь в сказках, где даже такой, как он, мог стать кем угодно. Теперь же, глядя вокруг, Викрам чувствовал, что все наконец встало на свои места. Он глубоко вдохнул, пытаясь прийти в себя после перехода по пещерам. Ноги болели от многочасовой езды верхом, а тяжелые цепи все сильнее врезались в шею.

Стоявшая рядом Гаури казалась расстроенной. Благородство требовало поинтересоваться самочувствием принцессы. С другой стороны, покуда упомянутая принцесса пыталась его убить и наверняка попытается вновь при первом же удобном случае, возможно, благородные порывы лучше проигнорировать. Она перехватила взгляд Викрама и нахмурилась:

– Пыхтишь, как буйвол в предсмертной агонии.

Да, в бездну благородство.

Ванары волокли их через обе половины Ночного базара, и никто не обращал на пленников внимания. Викрам содрогнулся. Неужто притаскивать людей в Иномирье тут в порядке вещей?

– Ты хоть представляешь, чем здесь торгуют? – покосился он на Гаури.

– Мечтами, – хрипло отозвалась она, не поворачивая головы. – По крайней мере, так мне говорили. Надеюсь, это правда.

Гаури вскинула подбородок, в черных глазах отразилось небо, и на миг показалось, будто она соткана из света. Викрам понял, что пялится, и резко отвернулся. Иномирье играло с его зрением.

У Владыки сокровищ дурное чувство юмора, раз он решил свести его с вражеской принцессой. Викрам думал, что обещанное исполнение желаний удержит ее от убийства, но Гаури не хотела связываться с магией. Даже сейчас она искала путь к отступлению, изучая Ночной базар будто хищник, все подмечающий и откладывающий сведения на потом. Зачем ей трон Бхараты, коли там пожелали ее смерти?

Зачерствелая часть Викрама предположила, что принцесса просто хочет вернуть отнятую игрушку. Но другая часть верила, что в ней есть нечто большее. Кто же эта девушка, которая смягчилась под небесами Ночного базара и надеялась, что в этом волшебном городе и правда торгуют мечтами? Викрам расправил плечи. Не важно. Ему ни к чему история ее жизни. Пусть лишь согласится на совместную игру, иначе он не попадет на Турнир желаний. Гаури должна стать его партнером. Он почувствовал это в тот миг, когда бросил ей рубин, будто сошлись два фрагмента головоломки. Но как заставить ее захотеть сыграть?

Пока они шли, на пути словно из-под земли вырастали палатки с разномастным товаром. Тут был и золотистый фрукт с трещиной на кожуре, похожей на ухмылку («когда на сердце погано, а надо изливаться сладкими речами»), и ожерелье из звездных осколков, в каждом из которых теплилась божественная песнь («дарует временную мудрость и находчивость»), и звонкие браслеты с лодыжек самой настоящей апсары («гарантированно наделят владелицу красотой… продавец-не-несет-ответственности-за-незапланированные-чувства-не-особо-привлекательных-потенциальных-любовников»), и поднос с клыками макары («возбуждающее средство для тех, кому в спальне хочется чуть больше сражений и укусов!»), и многое другое.

Первым делом ванары приобрели банку сердцебиений у безглазой женщины. Гаури, по-прежнему сжимая в руке прилипшее яблоко, суетливо задергалась и уставилась на тропинку перед собой так, будто замышляла побег.

– Крайне полезная штука в бою, – пробормотал желтый ванара. – Заливаешь себе в глотку, и вот у тебя уже полный рот последних слов.

– А как ловят удары сердца? – спросила Гаури.

– Вырывают их из груди, когда ребенок теряет равновесие или новоиспеченная жена слышит шаги молодого мужа у порога спальни, – ответила торговка. – Люди тратят сердцебиение попусту. А что, девочка, хочешь сделку?

Гаури открыла было рот, но ванары оскалились и зашипели:

– Нет, не хочет.

Затем они прошли через шатер, забитый тысячами рулонов ткани. Чтобы коснуться их, Викрам даже напряг скованные руки. Тут был шелк, сотканный из яблоневого цвета, и золотая сеть жужжащих медоносных пчел, и рулоны речной воды с дрейфующими по волнам рыбьими костями, а в самом углу висели нити птичьей трели. Ванары неистово торговались за ткань, сплетенную из теней.

– Я отдам вам теневую ткань, еще и проклятую брошку сверху накину – в обмен на человеческого мальчика-красавчика, – ухмыльнулась худая девица с иголками вместо зубов.

Викрам замер.

– Мне нужна брошка? – спросил желтый ванара у серого.

«Пожалуйста, скажи нет…»

– Тебе не нужна брошка.

Викрам облегченно повис на цепях, а торговка пожала плечами и протянула покупателям ткань. После этого шатра они очутились в будке с диковинным оружием, вырезанным из хрусталя. Гаури напряглась. А когда ванары потащили их дальше, втянула щеки и расставила ноги. Неужели собралась опрокинуть стол с оружием? Викрам внимательно следил за выражением ее лица. Да, так и есть, собралась.

Но она успела только подпрыгнуть, как ближайший ванара щелкнул пальцами, и Гаури застыла в воздухе.

– Плохая зверушка, – прорычал ванара, уронив ее на пол, а затем дернул за цепь, вновь поднимая на ноги. – Шагай. Или я отрежу тебе ноги.

Гаури повиновалась.

Наконец ванары приволокли их к сцене на ночной половине базара. На возвышении стояло двенадцать женщин. Голубые звезды сияли на их шеях, и немыслимо яркие цветы покрывали пол у их ног.

Одна за другой женщины откинули вуали и оказались столь прекрасны, что все вокруг ахнули. Даже Гаури неверяще приподняла бровь. Лица незнакомок напоминали образа из храмовой резьбы, недостижимые и совершенные.

У одних кожа была шелковистой, цвета полированного золота. У других – темно-синей, как павлиньи перья. У третьих вместо кожи переливалась чешуя. Единственное, что их роднило – голубой отпечаток звезды на шее каждой.

Глаза Гаури расширились. Викрам уставился на сцену… нужное слово вертелось на краю разума, никак не даваясь в руки, но заставляя отойти от женщин подальше.

– Вишканьи, – на выдохе прошептала Гаури.

Да, именно это слово он вспоминал. Викрам содрогнулся. Большинство уджиджайнцев не верили в байки о вишканьях, но отец рассказывал, что его дядя был убит прикосновением ядовитой куртизанки. Ее прислало в дар вражеское королевство, и на следующий же день дядя умер, а куртизанка исчезла. Смерть от единственного прикосновения…

– Узнали их? – спросил впечатленный желтый ванара. – Еще бы не узнали, они ж из ваших. Когда-то были людьми.

– Людьми? – ужаснулась Гаури. – Какая женщина сама захочет стать вишканьей?

Викрам покосился на нее. При дворе Уджиджайна к женщинам относились как к модным безделушкам – легко купить, легко заменить. Мать Викрама, некогда придворная певица, была одной из таких выброшенных вещиц. Ее отослали, как только стало известно о беременности. Викрам знал лишь пару знатных особ, которые задумывались о жизни людей за пределами двора.

Гаури сказала еще что-то, но вопли толпы заглушили ее слова. Вишканья выбрала одного из зрителей, и поднявшийся на сцену красивый музыкант уселся перед ней.

– Они его убьют? – спросил Викрам.

– Главное, что нас не смогут, – отозвался ванара. Затем кивнул на него и Гаури: – А вот тебя запросто. Или ее. Для вишканий нет лакомства слаще человеческих страстей. И нечего на меня так зыркать, наглая девица. С ними ты свой конец не встретишь. Это удовольствие мы лучше прибережем для себя.

– Тогда зачем привели нас сюда? – процедила Гаури.

– Чтоб взглянуть на последнее выступление! – рявкнул другой ванара. – Завтра они отправятся на Турнир желаний…

Викрам приободрился. А вдруг получится пробраться в Алаку с куртизанками? Но, видимо, лицо его слишком уж просияло, потому как желтый ванара расхохотался.

– Ты не первый из людей, жаждущий отправиться с ними, мальчик. Но магию вишканий не обманешь, они тебя не возьмут.

Гаури вскинула голову и вперилась глазами в Викрама. Его внутренности скрутило. Ядовитые куртизанки участвуют в Турнире?

– Пока они путешествуют, никто не наймет их для убийства какого-нибудь мерзкого или подлого царька из мира людей, а значит, никаких больше демонстраций, – вздохнул желтый ванара. – Никаких развлечений.

Вишканья на сцене пела и гладила музыканта по шее.

– Мы будем скучать, когда они уедут, – прошептал ванара.

Перед музыкантом тем временем заклубилось странное марево, и под прикосновения и шепот куртизанки оно ожило, обрело форму, обернувшись человеком из дыма. Дым поманил музыканта, и лицо его исказилось от жажды, но стоило вишканье поднять руку – и марево рассеялось. Музыкант встал, из уголка его рта стекала тонкая струйка крови. Он вытер ее и жадно уставился на вишканью. Как зачарованный. Толпа взорвалась бурными аплодисментами, а Викрама чуть не стошнило.

К нему повернулся желтый ванара, зрачки его так расширились, что почти поглотили белки глаз.

– Видел? Они могут показать то, чего ты хочешь больше всего, и ты захлебнешься собственным желанием.

Серый ванара засмеялся:

– Ах, желание. Та еще отрава.

Викрам нахмурился. Где-то он это уже слышал. Но мысль мелькнула и исчезла, когда их потащили дальше по волшебному краю.

При всей здешней красоте чувствовалась в Иномирье некая незавершенность. Многие здания только начали строить.

Сад с серебряными ростками был огорожен жемчужным забором. Даже небо казалось сшитым из кусков, и ночные островки испещряли белые шрамы – не облака, не звезды, а нити.

Викрам вдруг понял, на что это похоже. Город переживал последствия войны, становясь все более жестким и настороженным.

– Кто победил? – спросила Гаури. – Вы же сказали, что была война.

– О да-а-а, – протянул один из ванар. – Грозная Королева и ее Ледяной Супруг упокоили Хаос, спутали звезды, разорвали нити, прожевали и выплюнули тьму!

Викрам закатил глаза. Их похитили полные безумцы, что не сулило ничего хорошего, но заранее нервничать не стоило. Он ведь знал их слабости, а это величайшее оружие, и другого ему не надо. Викрам и из не таких передряг выбирался, и если бы ради свободы и попадания на Турнир ему пришлось продать душу, он бы так и сделал.

На дне покатой долины раскинулось множество блестящих озер. Здесь словно отгремела мощнейшая гроза, и теперь усеявшие землю серебряные лужи озаряли мир. Серый ванара ловко пробирался меж ними, а Викрам заглядывал в воду, и от увиденного у него перехватывало дыхание. В глубинах луж таился лес стеклянных птиц. Сотня солнц. Тысяча лун. Цепь натянулась, и он поднял глаза на серого ванару. Тот сжимал в руке что-то яркое. Сверкающий рубин. На миг Викрам запаниковал, решив, что это его рубин, но затем ощутил, как родной камень царапает грудь сквозь потайной карман шервани.

«Зачем им пропуск в Алаку?»

Ни о чем другом подумать он не успел, ибо ванары прыгнули в лужу. Ноги Викрама заскользили по грязи, желудок затопило ужасом, и он зажмурился, приготовившись к падению.

7

Вкушая месть

Гаури

Я умирала.

Наверняка. Такой голод выдержать невозможно. Он охватил меня еще на Ночном базаре, словно яблоко умоляло его укусить, и только предостережение ванар не давало впиться зубами в сочный бок. А когда мы прыгнули в зеркальный портал, голод стал нестерпимым. Он застил взор – я едва видела город-призрак, через который нас провели.

На насыпях тут и там полыхали небольшие костры, но улицы были пустынны. Я смутно разглядела потрепанные знамена, свисающие с кривобоких башенок, и кривые зубы горного хребта вдалеке, что ухмылялся все шире, будто силился разорвать мир пополам.

– Дом, – пропел желтый ванара, и даже сквозь мутную пелену голода я слышала боль в его голосе. – Однажды королева Тара вернется. Однажды ее наказание закончится.

Я не запомнила, чтобы меня волокли еще куда-то, но вдруг раздался лязг и грохот, и стало ясно, что нас заперли в темнице.

– Суд состоится на рассвете, – рыкнул серый ванара через дверь.

Комната тонула в затхлом зловонии, и я еле сдерживала рвотные позывы. Стены были выложены из сырого серого камня. В одном углу потолок подпирало железное дерево – слишком толстое, чтобы разодрать каменные плиты и пробиться наружу. Стоять удавалось с трудом. Что-то свисало с железных ветвей, какой-то громоздкий плащ, верно, оставленный предыдущим приговоренным пленником.

Теперь, избавленная от цепей, я наконец смогла потереть одной рукой истерзанную опухшую шею, морщась от боли.

– Думаю, их можно обмануть, – сам себе пробормотал Викрам, прислонившись к стене. – Убедить, что мы знаем, как связаться с их королевой, и улизнуть. Ты ведь еще в силах сражаться?

Видимо, ответ ясно читался на моем лице, потому что Викрам застонал.

– Покажи яблоко.

Я слишком устала, чтобы спорить, так что просто протянула руку. Золотая кожура уже слегка сморщилась, как у не самого свежего фрукта. В тусклом свете казалось, будто яблоко плавится.

– Странно, – промолвил Викрам.

– Твоя мудрость поистине не знает границ.

Мои слова проигнорировали.

– Что чувствуешь?

– Что умру, если не съем это яблоко.

Викрам задумался.

– А что мешает? Попробуй, посмотрим, что будет.

– Ты чокнутый?

– Скорее любопытный.

– Один укус может меня убить!

– Вряд ли. Ванары держали тебя на поводке… а вдруг это специально, чтобы ты не съела яблоко?

– Нет.

Сложно выразить словами, чем именно меня так пугал этот проклятый плод. Я просто чувствовала, что последствия окажутся разрушительными. А как иначе, если троица ванар была готова сторожить его сотню лет без надежды вернуть?

– Они предупредили, чтобы я его не ела.

– И ты им доверяешь?

– Нет, но фрукту я доверяю еще меньше.

Викрам отстал, бурча под нос что-то вроде «упрямица» и «за что мне это», я же попыталась отрешиться от голода, но он становился все ярче и настойчивей. Я покосилась на Викрама. Под глазами его залегли усталые тени. Лицо его – строгое и резкое – словно впитало те немногие капли света, что озаряли темницу. А он не такой уж тощий, как мне показалось поначалу. Скорее, мускулистый, поджарый, с точеными изгибами бегуна. Ничего лишнего. И глядя на него, я испытывала…

Голод.

Может, если съесть Викрама, мне хватит сил выбраться отсюда.

Может, если съесть его, я выживу.

Да что со мной такое? Я в ужасе отшатнулась. Но какой бы демон ни завладел мной, он требовал право голоса. И я прохрипела:

– Мертвым ты был бы мне полезнее, чем живым.

Викрам тут же вскинул голову, а в углу кто-то противно захихикал и прошипел:

– Полностью поддерживаю.

Я подскочила. По спине заструился холодный пот. Взгляд устремился к железному дереву, льнувшему к влажной стене. Я думала, что с его ветвей свисает плащ предыдущего пленника, но ошиблась. Это был труп. Бледный. С немногочисленными кусками плоти на облезлых костях.

– Всего лишь труп, – выдохнула я.

– Труп? Что за банальщина! – фыркнули в ответ. – Никогда веталу[8] не видели?

Викрам, раззявив рот, уставился на дерево.

– Они обитают только во дворах кремации.

– Молодец! – прохрипело существо. – Во дворах кремации очень удобно красть тела. А бестелесному злу только этого и надо.

Я крайне мало знала о веталах. Майя отказывалась говорить о них, боясь наслать на меня кошмары. Я помнила, что они крадут тела и питаются душами, но на этом все.

Ветала свесился с дерева вниз головой, цепляясь за ветви бледными сгнившими коленями. За спиной его с шорохом сложились огромные крылья, которые я и приняла за плащ.

– Любуешься? – спросил ветала, выворачивая шею. – Жаль, что они теперь лишь украшение, но я не мог вынести мысли о расставании с ними. Крылья добавляют разложению изящества. В конце концов, чего стоит загробная жизнь без красоты, да?

Он посмотрел на меня снизу вверх и принюхался.

– Хотя тебе, может, и не понять.

Викрам придвинулся ко мне поближе, что, учитывая мои недавние позывы, не казалось особо разумным.

– Чего ты хочешь? – спросил он жестко.

– Не отказался бы от тела с полным набором хрящей, – откликнулся ветала. – Свое не отдашь?

– Нет.

– Может, тогда я женушкино заберу?

– Я ему не жена.

– Не жена? А за меня пойдешь? К несчастью, мою супругу обезглавили жители деревни. Не оценили ее чувство юмора. – Он вздохнул. – Ах, Путана… может, в твоей груди и плескался яд, зато какая она была восхитительно округлая.

Викрам скрестил руки перед собой:

– Тебя прислали шпионить за нами?

– Зачем мне тратить на вас бессмертие? – рассмеялся ветала. – Я вышел из тени, только чтобы дать совет. Лучше позволь не-жене укусить тебя за руку. Она держит фрукт ракшаси, а значит, мечтает лишь о том, как бы тебя сожрать. Но ничего, оклемается. Это временно. Как любая ярость. Однако соблазн так велик. Я удивлен, что она до сих пор тебя не съела, хотя думала об этом.

– Погоди… что? – воскликнул Викрам.

– Фрукт ракшаси? – перебила я. – То есть… демонический плод?

– Ты правда хотела меня съесть?

– Успокойся, я держу себя в руках.

Викрам изогнул бровь, как бы говоря: «Ты ведь уже пыталась убить меня сегодня».

– В архивных записях ашрама сказано, что ни одного демонического фрукта не осталось. Они перестали расти в человеческом мире.

– Пф. Мудрецы – идиоты, – отмахнулся ветала.

Викрам склонился над демоническим яблоком, прилипшим к моей ладони:

– Даже не думал, что они такие…

– …красивые? Блестящие? Яркие, как надежда? Золотые, как первая любовь? – разливался трелью ветала. – Все вы, мальчишки, одинаковые. Ждете, что фрукты демониц будут рогатыми и кровоточащими, с шипастой кожурой и металлической мякотью. Ты хоть раз влюблялся? Ах, любовь! Никогда еще бездна и небеса не приносили столь прекрасных плодов. С демонической сутью и золотым сиянием. Точно женщина в самом соку.

– Что будет, если его съесть? – спросила я.

– На короткое время получишь демоническую мощь. Вырастешь, станешь сильнее и все такое, – ответил Викрам. – Но это не объясняет, почему ванары думают, что я мог его украсть. У меня бы не вышло. Фрукты откликаются только женщинам. Говорят даже, что они проросли из сердца демоницы.

– Мальчик кое-что упускает, – пропел ветала.

– Что?

Викрам упорно отводил взгляд.

– Съев плод ракшаси в неправильном месте и в неправильное время, женщина может… проглотить всех вокруг себя.

– Да? Ну хоть избавлюсь от тебя наконец.

Он округлил глаза:

– Лучшего момента для шуток не нашла? Ты шутишь. Так ведь? Гаури?

Я промолчала, ветала хихикнул, Викрам отошел от меня в сторонку.

– Зачем ванары их выращивают? – спросил он. – Королева Тара исчезла, возглавить армию некому. И судя по состоянию города, он как раз с тех пор и заброшен.

– Фрукты они хранят не поэтому, – протянул ветала. – Бедолаги просто лелеют своих призраков. Милая девочка, ты сейчас держишь в руке проклятье королевы Тары. И потому, мой мальчик, твой план наплести ванарам лжи и выторговать свободу обречен на провал. Ничего не выйдет. Никогда! Вероятно, мы проведем остаток вечности вместе. Повеселимся!

– Заткнись, или я отрежу тебе язык, – прошипела я.

– Только не язык! Что мне без него делать? К тому же, останься я без языка, кто вам расскажет, как сбежать? Кроме меня никто не знает.

– Ты знаешь, как вернуться в мир людей?

Ветала покачнулся.

– Мир людей? Ты не сможешь туда попасть, если съешь демонический плод. Где бы это ни произошло, в том мире ты и застрянешь как минимум на один оборот луны.

Вот так выбор: съесть яблоко, остаться в Иномирье и, вероятно, умереть здесь или не есть и умереть здесь наверняка.

Я колебалась.

– Ты лжешь.

– Дорогуша, я пред тобою весь как на ладони! Ради тебя я обнажил свое сердце. Вернее, то, что от него осталось. – Ветала покачнулся на дереве, сверкнув окровавленными зубами. – Во мне нет ни одной скрытой косточки.

– Как ты вообще оказался в темнице?

– Маленькая обезьянка забрела на мой двор кремации, и я ее съел! Жаль, что она оказалась не обезьянкой. О, зато я насытился на много-много дней вперед.

Викрам сложил руки на груди:

– Что ты имел в виду, сказав, будто демонический фрукт – проклятие королевы Тары?

Ветала глянул на нас лукаво.

– Лишь то, что она слишком глубоко увязла в любви. Она любила своего супруга, а он любил ее. Но группа куртизанок убила его и еще двух королей, и вместо того, чтобы позволить своей любви стать фантомной болью, Тара цеплялась за чувства, пока они не стали непроницаемым толстым коконом. Говорят, куртизанки мстили, ибо один из королей жестоко надругался над их сестрой. Но король был невиновен! Впрочем, кого это волнует? Никто никогда не оплакивает безвинно убиенных. Как это называется в вашем мире? Ах да. Стечение обстоятельств. Словно отнятая жизнь – сущий пустяк. Вроде зевка или смешка. – Ветала вновь покачнулся на ветке и хохотнул. – Никто не отомстил за мужа Тары. Всем было плевать. И тогда она вырастила собственную месть. Вырезала свое сердце, чтобы подпитывать ее, украла кости, чтобы защитить ее от стихий, вымолила плоды пролитыми слезами. Затем Тара заставила других вкусить ее фруктов, разделить с нею месть. И уничтожить все королевства, некогда поправшие справедливость. Ах, но сколько крови нужно выпить, прежде чем время излечит твою тоску? Плохая королева. Плохая-плохая-плохая. За свою жажду она проклята до тех пор, пока поцелуй не коснется ее каменного лба.

– И много здесь правды?

– Кому какое дело, правдива ли история, покуда она звучит? Как бы там ни было, ваши ванары не примут плод, из-за которого их королева проклята и изгнана.

Что за нелепое проклятье. Если б я могла захватывать королевства с помощью демонических яблок, то и сама бы их вырастила. Ветала уставился на меня пустыми провалами глазниц:

– Осторожнее, девочка. Королева тоже хотела слишком многого. Ее история – история мести. Шагнешь на этот путь, и твоя жизнь сведется к чужой смерти.

И все же это не отвечало на вопрос. В чем преступление королевы Тары? В создании армии женщин? Что плохого в том, чтобы сделать себя непобедимой? В памяти промелькнула ухмыляющаяся физиономия Сканды. Будь у меня шанс стать непобедимой, я бы тоже им воспользовалась.

– Итак, предположим, ты попробовала фрукт и не съела всех вокруг, – сказал Викрам. – Тогда ты сможешь пробить эти стены и освободить нас?

– Сможет, – снова встрял ветала. – Но куда вы двинетесь дальше?

– Туда, откуда пришли, – буркнула я.

– А что потом? – вздохнул Викрам. – У нас не так много подсказок. И осталось всего два дня до…

– Молчи! – крикнула я.

– …Турнира Куберы, – закончил он.

Внутренности обожгло паникой.

– Что ты сказал? – Голос веталы прозвучал мертвецки серьезно.

Несмотря на невыносимую боль и снедавший меня голод, я сумела оттолкнуться от стены.

– Наверное, мне следует поддаться инстинктам и сожрать тебя только за твою непроходимую глупость, – прорычала я Викраму.

Он выпучил глаза и отступил.

– Поразительно, что уджиджайнцы собирались посадить тебя на трон. Тебя там хоть чему-нибудь учили? – прошипела я так, чтобы ветала не услышал. – Никогда не говори, куда направляешься. Никогда не признавайся, что тебе нужно на самом деле. Ты только что выдал и первое, и второе – опять, – громогласно сообщив, как остро и в какой мы нуждаемся помощи.

– Я хотел… – начал Викрам.

– Да мне плевать, чего ты хотел. Меня волнует лишь то, что ты сделал. Это существо, – я махнула рукой на ветала, – уговорит тебя отдать душу в обмен на удобный путь к желанной цели.

– А если он говорит правду? Или ты тут одна непогрешимая? Неужели так сложно совершить прыжок веры и хотя бы попробовать? К тому же ему что-то от нас нужно. И он этого не получит, пока не поможет.

– Ты почему-то уверен, что я отправлюсь с тобой на Турнир. С тем же успехом я могу затаиться в Иномирье на оборот луны, а потом вернуться в мир людей.

– Ты настолько боишься магии?

Я прищурилась:

– Ты бы тоже боялся, если б был хоть в половину умен так, как говорят.

– Значит, решила впустую потратить месяц своей жизни вместо того, чтобы воспользоваться отличным шансом?

Я открыла и закрыла рот. В голове копошились сомнения. Да, я не хотела соприкасаться с магией, но если мы выживем, и правда, не тратить же целый месяц впустую. Куда тогда идти? Чем заниматься? Я вспомнила обещание, сокрытое в зачарованном рубине… все, о чем я мечтала, к чему стремилась, аккуратно сплетенное в одно желание.

– Я знаю, как выбраться, и знаю, как попасть на Турнир желаний, – пропел ветала. – Вы в курсе, что Алаку называют Королевством Страстей? Она лежит к северу от Нараки. Чудно́, правда? Смерть и желание почти всегда идут рука об руку. Без меня вы даже этот город не покинете. Это царство ванар, вы, смертные глупцы. Они мудрее, сильнее. Их тоннели, входы и выходы не чета вашим незамысловатым крепостям с потайными коридорами. Но я не могу разрушить стены. Тут придется действовать девчонке.

– Чего ты хочешь, ветала? – спросила я.

– Мне нужно тело.

– Свои мы не отдадим.

– А когда один из вас умрет?

– Нет.

– Ну, раз не хотите расставаться со своими телами, полагаю, мне придется довольствоваться вашими плечами. Я не могу ни ходить, ни летать. Я создан для дворов кремации, а не для одиночного заключения в проклятой камере с вонючим железным деревом и без единого трупа на лиги вокруг.

Викрам повернулся ко мне:

– Так ты рискнешь или нет? Демонический плод – все, что у нас есть. Я могу отвлечь ванар болтовней, но вряд ли этого хватит для побега. Без тебя никак. Не только сейчас, но и на Турнире. Только представь, на что ты будешь способна с крупицей магии.

Сомнения узлом скрутились в животе. Викрам потянулся к моей руке и сжал ее со странной нежностью, которая на миг заглушила громкий зов демонического яблока. Я не стала отмахиваться.

– Это наша жизнь, – продолжил он. – Наши желания на кону. Нельзя упускать шанс.

А теперь я отдернула руку.

– Свой я не упущу. А ты, Лис, чем рискуешь в этой игре? Своим красноречием? Какая жертва.

– Моя жизнь тоже под угрозой, – жестко заметил Викрам.

– Твоя жизнь не имеет значения для этой девочки, – засмеялся ветала. – Может быть, когда-нибудь. Но не сегодня. Девочка-монстр, думаю, в другой жизни ты бы съела плод. Но для укуса нужна храбрость, а ты свою где-то потеряла. Может, утопила в слезах, пока оплакивала разбитое сердце?

Викрам вперился в меня взглядом и отчеканил:

– Знай, я не умру вместе с тобой. И поучаствую в Турнире.

Ветала вновь разразился хохотом:

– Поучаствуешь? Милый мальчик, игра начинается не с прибытием игроков в королевство Куберы. Она начинается, как только он этих игроков выбрал.

8

Темное внутреннее Я

Гаури

Месяцы спустя после того, как я вытащила Налини из воды, город и деревни все еще так ликовали, что Сканда позволил мне стать своего рода поверенным. Мне разрешили присутствовать на заседаниях совета, и порой мы с Налини играли с сыновьями и дочерьми деревенских глав.

Бхарата запомнила мое имя, и постепенно я полюбила родную страну, ее народ, обычаи и историю. Я думала, что мне повезло. Что сердце моего брата оттаяло. И только в четырнадцать лет поняла, почему он столь охотно прославлял мои лицо и имя на всю Бхарату.

Сканда позвал меня в тронный зал. Я подозревала, что он сердит, ибо вчера в присутствии совета оспорила его решение насчет строительства храма в разоренной засухой деревне.

– Молитвы хороши, но будешь ли сыт словом, коли не можешь испить воды? – сказала я придуманную Налини фразу и улыбнулась, глядя на восхищенные и потрясенные лица членов совета.

Однако теперь брат встретил меня широкой улыбкой. Часть советников стояла в тени, наблюдая за нашим общением.

Сканда поднял богато украшенный сундук, которого я прежде не видела.

– Благодарю за столь щедрый подарок, дорогая сестра.

– Какой подарок? – нахмурилась я.

Он откинул крышку, а под ней… извивались молочно-белые змеи. Советники ахнули, но Сканда лишь поднял руку и рассмеялся:

– Водяные змеи? Не тревожьтесь, советники. Это шутка, понятная только нам с сестрой.

Он отпустил их взмахом руки, и зал опустел за несколько секунд, но прежде я удостоилась множества подозрительных и презрительных взглядов.

– Я ничего такого не дарила, – в ужасе прошептала я. – Зачем мне дарить тебе ядовитых змей?

– Сестренка, ты прямо сама невинность, – хохотнул Сканда. – Вот только ты не знала… Ядовит не их укус, а их прикосновение. И упав в колодец с питьевой водой, эти змейки могут за день уничтожить целую деревню.

Угроза прозвучала ясно как день. Ведь я сама выступала за воду, пока совет не стал смертельной ловушкой. И раз брат перед всеми заявил, что змеи – мой дар, то и яд наверняка свяжут со мной.

– Ты солгал.

– Ложь! – рассмеялся он. – Все рассказывают сказки, сестрица. Может, я не так знаменит и любим, как ты, зато в моем распоряжении уши очень влиятельных людей.

– Чего ты хочешь, Сканда?

– Рад, что ты спросила. Я позволю прорыть этот колодец, но взамен хочу, чтобы ты убедила половину деревенской дружины присоединиться к войску Бхараты.

– Они и так настрадались. Им нужна сильная дружина, чтобы сдерживать народные волнения, а войску Бхараты хватает солдат.

Сканда подтолкнул ногой закрытый сундук со змеями, и сквозь дерево донеслось яростное шипение.

– Им нужно то, что я скажу. А мне нужно обезопасить наши восточные земли.

Во мне разгорался гнев.

– А если я не соглашусь? Отравишь целую деревню и позволишь моему будущему погибнуть вместе с ними?

– Сомневаешься?

– Совесть не замучает?

Брат ответил без колебаний:

– Нет. Из-за подобных переживаний теряешь бдительность, а это всегда заканчивается перерезанной глоткой. Так что нет. Я не буду мучиться, если они умрут. Меня волнует лишь мой дворец. Мой трон. Моя жизнь.

– Ты не сломишь меня лживыми россказнями, брат.

– Ты ведь счастлива, да? Ты любишь и любима. Полагаю, народ убежден, что, если ты попросишь солнце не вставать, оно послушно останется за горизонтом. Но больше историй о восхождении к славе толпе нравится лишь одно – истории падения с пьедестала. Я могу низвергнуть тебя за секунду. Могу забрать все, что тебе дорого. Видишь ли, слова нужны не только для детских сказок на ночь. Они нужны, чтобы управлять.

Я никогда не забуду его угрозы. После этого я старалась никому не давать над собой власти, но следующие три года была вынуждена играть в политические игры брата.

Небо снаружи словно вернулось с битвы. Алые раны разрывали ночь на части.

Скоро рассвет, и явятся ванары, значит, пора делать выбор. Умереть я могу в любом случае. А если съем фрукт и мы сбежим, что тогда? Доверять магии все равно что пытаться обуздать грозу. Но и прятаться в Иномирье целый месяц тоже нельзя, ведь Налини может в любую секунду лишиться жизни.

Я стиснула зубы.

Если выживу, то сражусь на этом Турнире. И к магии отнесусь так, как следует: не как к дару, а как к оружию. Которое нужно использовать с осторожностью. И без восторга.

– Ветала, – позвала я шепотом, чтобы Викрам не услышал. – Кем я стану, если съем яблоко?

Ветала хмыкнул и покачнулся:

– Только собой, девочка. Только самой собой. Ведь что может быть страшнее нашего темного внутреннего Я?

По камню застучали шаги. Я прикусила щеки, успокаиваясь. Все равно умру – либо от своей руки, либо от чужой, но решать за себя не позволю.

Яблоко пело, сок стекал по моей ладони. Я подошла к Викраму и легонько его пнула.

– Что? – буркнул он, поднимая покрасневшие глаза.

– Отвлеки ванар.

Он распрямился:

– А потом?

Я глубоко вдохнула:

– Если выживем, я… я выступлю с тобой на Турнире.

– И больше не станешь покушаться на мою жизнь?

– Давай не будем торопиться.

Викрам ухмыльнулся:

– По рукам.

– Если… – Я осеклась. – Если я потеряю разум, не оставляй меня в живых…

– Чего ты хочешь прямо сейчас? – перебил он.

В дверь замолотили кулаком.

Очень вовремя.

Викрам встал, заслонив свет, и лицо его потонула во мраке. Он склонился к моему уху и прошептал низким настойчивым голосом:

– Знаю, ты боишься потерять себя, но думай только о том, чего хочешь больше всего. Иногда, чтобы сохранить разум, только это и нужно. Так ответь же, Гаури… О чем ты мечтаешь?

Я подумала о Налини, запертой в темнице. О Сканде, что сидит на троне и источает ложь.

– О свободе, – выдохнула я. – Я мечтаю о свободе.

Викрам нахмурился, как будто ожидал чего угодно, только не этого. Тишину прорезал лязг железа, и дверь распахнулась.

– Пора-с! – пронзительно крикнул желтый ванара. – Вперед и с песней, похитители фруктов. Время рубить головы.

Ветала зевнул и расправил пергаментные крылья:

– Если вдруг решите жить, то я тут, томлюсь в уголке.

– Отвлеки их. Когда придет время, я сломаю стену, мы заберем веталу и сбежим.

Викрам кивнул. Никто из нас не стал упоминать, что этот план зависел от одного: сумею ли я сохранить разум.

– Готовы? – спросил ванара.

Викрам бросил на меня последний взгляд. И в нем я увидела не молчаливое прощание, а понимание. На миг показалось, что пространство между нами залито огнем. Ярким и живым, напитанным нашей общей мечтой: загадать желание.

Отточенная ухмылка скользнула по лицу Викрама, когда он повернулся к нашим пленителям. И в тот же миг я поднесла золотой плод к губам. На металлической кожуре вспыхнуло мое искаженное отражение. Я вонзила в него зубы, ожидая, что демоническое яблоко поддастся с трудом. Но оно оказалось мягким как шелк. Рот наполнился странным вкусом – сталью и холодом.

Будто кровью и снегом.

9

Принцесса-зверь

Викрам

Стоило обернуться, и паника когтями впилась в кожу.

Вот и все.

Викрам умел изображать спокойствие, но сейчас им и не пахло. В дверном проеме стояла троица ванар, направив на пленников луки с натянутыми резными стрелами.

– Прежде чем отправиться на верную смерть, я хотел бы услышать, в чем мы провинились.

– Зачитай список преступлений заключенных.

Желтый ванара прокашлялся.

– Украли наш фрукт!

Серый ванара кивнул:

– Дальше.

– Дальше? – нахмурился желтый. – В смысле? Они еще что-то сделали?

Викрам покосился на Гаури. Она смотрела на него из темного угла камеры, сгорбившись и покачивая головой точно животное. Ярко-золотой сок блестел на ее губах и стекал по подбородку, черные зрачки перекрывали радужку глаз. Она двигала руками, пыталась что-то сказать Викраму, а потом он увидел…

Когти. Из кончиков ее пальцев торчали когти. Бедра изгибались под невообразимым углом, словно задние лапы. И сандалии тоже были разорваны когтями. Она горбилась не от боли. Она сидела на корточках, потому что превращалась в демоницу. Взгляд ее переполняла ярость.

«Используй меня», – велела она беззвучно.

– Хватит этой чепухи! – воскликнул серый ванара. – Сейчас вы пойдете с нами…

– Оценит ли ваша королева столь извращенный суд? – спросил Викрам. – Думаю, ей будет стыдно, что вы вот так распоряжаетесь ее наследием.

Желтый ванара болезненно взвизгнул, как раненый зверь, и повернулся к соседу:

– Ей будет стыдно, брат?

Гаури за спиной Викрама вспарывала когтями землю. От паники путались мысли. Не бросится ли она первым делом на него, если потеряет разум? Пока ванары спорили, Викрам оглянулся. Глаза Гаури не изменились, хотя на макушке появились мохнатые уши леопарда, а во лбу сверкали диковинные рога. Она вскинула голову, обнажила в оскале зубы и зарычала-заговорила: «Используй. Меня».

И прямо на глазах… выросла. Туника разорвалась в клочья, но это было неважно, ибо на месте кожи уже переливалась золотистая шерсть.

Гаури поднялась, и теперь ростом превосходила мощных скакунов, а столь широкая спина посрамила бы и медведя. А потом она взревела. Ветала рассмеялся и не успокоился, даже когда от грохота, сотрясшего темницу, повалился с железного дерева на пол.

– Она съела плод! – ахнули ванары.

– Нет… – ужаснулся серый.

А Викрам лишь хмыкнул.

Слишком поздно.

В Гаури не осталось ничего человеческого, кроме этих сияющих глаз. Позади нее метался из стороны в сторону хвост снежного барса.

«Пора», – сказала она одним взглядом.

Викрам бросился вперед, подхватил веталу и запрыгнул Гаури на спину. Вдруг почудилось, будто из каждой тени в королевстве Кишкиндха донесся тихий радостный смех. Ванары выпустили стрелы, но Гаури переломила их зубами.

– Ветала! – рявкнул Викрам. – Мы сдержали слово! Сдержи свое, не теряй чести!

Ветала вздрогнул:

– Чести? Мог бы найти мотивацию получше чести. Попробуй что-нибудь пособлазнительнее. Вроде полуголой дамы или чана с козьей кровью.

– Указывай дорогу!

– Хорошее чудовище. – Ветала похлопал Гаури по массивной голове, и она зашипела. – Плохая кошка. – Затем он лизнул палец и воздел его над безветренным пространством. – Нам в стену.

– Ты в своем уме? – спросил Викрам.

– А что?

– Прямо в каменную стену?

Еще одна стрела распорола воздух, но Гаури сбила и разломала ее пополам огромной лапой. Викраму послышалось, будто в животе ее клокочет смех.

– С дороги, или умрете, – сказал он ванарам.

Гаури сорвалась с места, устремившись к серой стене перед ними.

«Раз».

Желудок выворачивало наизнанку. Викрам не хотел расшибиться насмерть о камни. Он вообще не хотел умирать.

«Два».

Ноздри забивал кислый запах. И Викрам уже представлял, с каким звоном разлетятся на осколки прекрасные рога Гаури.

«Три».

Шерсть ее блестела, по мощному торсу струился свет. Викрам усилил хватку, готовясь к удару…

Но удара не было.

10

Чаша сочных воспоминаний

Гаури

Я не знала боли. И страха.

Когда тело мое обросло шерстью, а ногти изогнулись когтями, я поняла, что значит оголиться до самого нутра. Это значит, увидеть мир таким, какой он есть. Я содрала кожу и выпустила наружу то, что всегда таилось, трепыхалось и дремало во мне: зверя. Чудовище. Миф. Девушку. В чем между ними разница?

Последней мыслью перед оборотом промелькнуло в голове загаданное желание. Свобода. Истинная свобода. И пусть я не могла произнести его вслух, но чувствовала, как тяжесть заветных слов наполняет меня изнутри, давит на зубы. Желание стало сияющей линией, границей, которую мой разум не пересечет, дабы я не потеряла себя навеки.

Мы мчались прочь, и я наслаждалась каждой секундой. Я видела, ощущала ароматы и вкусы. Слизывала звездный свет с потоков воздуха. Наблюдала, как полночь переваливается через горный хребет. Когда мы прорвались сквозь стену, на миг я решила, будто потеряла Викрама, но затем уловила его запах. От него пахло желанием и сокровенными мечтами, и от этого мое потускневшее человеческое «я» бросило в жар.

– Беги навстречу запаху смерти, прелестное чудовище, – погладил меня по голове ветала. – Грот Нежити – первый рубеж королевства Куберы.

Найти нужные нотки было несложно. Запах смерти уже пропитал мир вокруг, но все же пришлось потрудиться, чтобы унюхать основной его источник. Я шарила по земле, поднимая клубы пыли и выискивая отголоски смрада разложения – бледных грибов, изгибов тени в клубке света, сдавленных звуков, что впивались в уши, точно затупленные зубы эха.

А обнаружив, ринулась к цели. Не знаю, как долго я бежала. Бежала, пока не стихли крики животных. Пока не исчезли запахи. Вот она, смерть – отсутствие всего. В Грот Нежити я ворвалась во все еще зверином обличье. Только когти уже уменьшились. И рога отвалились где-то по дороге. Действие демонического фрукта быстро сходило на нет.

Я сбросила со спины всадников, будто тяжелый плащ. Ветала рухнул на землю, извергая проклятия, Викрам же невозмутимо поднялся и только отряхнул тунику. И недолгому пониманию, воцарившемуся между нами на время моего превращения, тоже пришел конец. Глаза принца по-лисьи вспыхнули.

– Воспользуюсь-ка я моментом, пока ты не можешь ответить и уже лишилась когтей, и напомню, что ты была уверена, будто не стоит есть демоническое яблоко. И ошиблась. Так вот… – Он глубоко вдохнул. – Я же говорил.

– Дурак, – пробормотал ветала.

Я зарычала и, собрав ускользающие силы, ударила принца лапой под колени. Охнув, он кувыркнулся по земле.

– Что ж, – прохрипел, перекатываясь на живот, – приму твое молчание за согласие.

Затем сел и заправил за ухо прядь темных волос. Даже с лицом, перепачканным грязью, Викрам выглядел по-королевски. Длинные ноги он скрестил перед собой, спиной откинулся на каменный выступ, будто все так и задумывалось и выступ этот создали специально для него.

Отвернувшись, я оглядела Грот Нежити, похожий на иссохший водоем между двумя отвесными скалами. Белые костяные деревья тянулись из земли, будто тонкие пальцы. Камни цвета киновари покрывали пятна лишайника и блестящие, словно масленые бутоны. Луна с неба исчезла. От одного вида этого места у меня шерсть вставала дыбом. Все же Грот никогда не считался совсем уж мифом. Порой разведчики, возвращаясь в Бхарату, рассказывали о нем. Как их дразнил и запутывал ветер. Как ступившие на эту землю отказывались уходить или пропадали бесследно. А те, кого утаскивали отсюда силой, менялись навсегда. Тут и там валялись тому подтверждения. Груды доспехов. Даже кое-какое оружие. Я пробиралась сквозь мусор, отбрасывая ржавые железки, пока не нашла тупой кинжал. Лучше, чем ничего. Взяв его в зубы, я вернулась к своим спутникам.

Викрам не сводил глаз с Грота.

– Долго еще будет действовать демонический фрукт?

– Она вот-вот обернется, – раздраженно фыркнул ветала. – Не гляди так разочарованно, лисье высочество. Ты думаешь, что для сражения здесь нам необходима демоническая сила. Но сражаться не нужно. Нужно смотреть. Прежде чем попасть к главным вратам Алаки, придется миновать еще две двери: Грот и Перекресток.

Я вспомнила строки из рубина: «Алака там, где вас снедают воспоминанья, Алака там, где нет пощады глупцам и трусам». И что из этого про Грот?

Холодный ветер пробирал до мурашек. Я чувствовала, как освобождается мой разум, как сжимается тело. Мощные демонические мышцы теперь обхватывали совсем узкие плечи, тонкие кости. Мир потускнел и уменьшился.

«Ох», – подумала я и в тот же миг услышала свой скрипучий голос:

– Ох.

А затем:

– О нет.

Уцелели на мне только сандалии да ожерелье Майи. Туника болталась на теле разодранными полосками. Викрам вдруг уставился мне за плечо, будто разглядел там что-то крайне интересное, а ветала взвизгнул и прикрыл лицо своими рваными крыльями.

– Дай шервани, – потребовала я.

– Как можно отказать в столь любезной просьбе, – пробормотал Викрам, пялившийся в сторону так, будто от этого зависела его жизнь.

Но шервани снял и бросил мне. Стряхивая с плеч остатки туники, я не сводила глаз с его лица и едва не задыхалась от благодарности.

Большинство мужчин без зазрения совести пялились бы в открытую. А некоторые и взглядами бы не ограничились. Слишком многие бхаратцы считали, что тело женщины ей не принадлежит, и это всегда выводило меня из себя. Но в тот единственный раз, когда я попыталась хоть что-то исправить, я лишь навредила.

Тогда я высекла солдата, который силой зажал в углу юную служанку. К счастью, подоспевший Арджун вовремя оттащил его, и девушка сбежала.

– Радже Сканде плевать! – кричал солдат под хлесткими ударами плети.

– Я похожа на своего брата? – ухмылялась я.

В тот день я жутко собой гордилась. Словно могла защитить всех и каждого. Но Сканда прослышал о моих словах, и тем же вечером служанку привели в его покои. Я узнала обо всем лишь на следующее утро, когда она остановила меня по пути в казармы. Глаза ее блестели от слез.

– В другой раз избавьте меня от своего милосердия, принцесса.

С тех пор меня без конца терзала мысль о том, скольким людям я причинила зло, всего лишь пытаясь их защитить. Я на миг прикрыла глаза. И наконец натянула шервани.

– Как тебе видок? – спросила, повернувшись к Викраму.

Он моргнул, до сих пор на меня не глядя:

– Отличный. Ничего лучше в жизни не видел.

– Рада за тебя, Викрам. Ибо можешь больше ничего и не увидеть.

Я подхватила кинжал и прошла мимо принца к ветале, что, напевая, рисовал в грязи круги и звезды.

– Держи слово, нечисть. Доставь нас в Алаку.

– Ну вот, – вздохнул он, подползая к нам. – Разве я не говорил, что это вопрос точки зрения? И разве я не благородный труп? Наклонитесь ближе. Еще ближе. Расскажу вам кое-что.

На меня упала тень Викрама, когда мы оба присели перед веталой. Тот приподнял свои ободранные колени, открыл рот, будто собираясь говорить, а потом… плюнул нам в глаза.

Я отшатнулась. Один глаз жгло, и я потерла его рукой.

– Я тебя даже без кинжала прикончу, – прорычала ветале.

– Только бы не ослепнуть, – простонал Викрам, тоже натирая кулаком глаз.

Я попыталась ткнуть его локтем, но промахнулась и потеряла равновесие.

– Не благодарите, – пробормотал ветала.

Я вновь коснулась левого глаза – того, в который тварь плюнула, – и поняла, что он странно холодный на ощупь. Мы с Викрамом уставились друг на друга.

Один из его карих глаз теперь был ярко-зеленым. Я вглядывалась в его лицо, замечая то, чего не видела еще несколько мгновений назад. Угасающий свет сделал его резкие, но красивые черты потусторонне прекрасными. А стоило нашим глазам встретиться, как у меня перехватило дыхание. В глубине его зрачков проплывали образы… Женщина с серыми прожилками на висках и пучком синих цветов в руке, толстый император с однокрылой птицей на плече. Пустые колыбели и мрачные коридоры. И мальчик. Мальчик, который держался так, словно внутри его бушует шторм, пронизанный вспышками света. Викрам тоже казался встревоженным. Он хмурился, а когда опустил взор на ожерелье Майи, то и вовсе изумленно приоткрыл рот.

Что выдали ему мои глаза?

Он вдруг повернулся и потрясенно выдохнул:

– Боги.

Проследив за его взглядом, я и сама испытала ужас.

Раньше Грот казался безжизненным и пустынным. Теперь он кишмя кишел разномастными тварями. Они цеплялись за белые кости деревьев, но не болтались на ветвях мертвым грузом и не стояли столбами, а бодрствовали и беспрестанно шевелились.

И все как одна смотрели прямо на нас.

– Ну же, скорее, – заныл ветала. – На кону, знаете ли, не только ваши глупые жизни.

Прикрыв глаз, в который он плюнул, я еще раз оглядела Грот и не увидела ничего, кроме все тех же костяных деревьев. Но стоило прикрыть другой глаз, и вокруг, скрежеща зубами, завозились скрюченные тела.

– Один глаз видит иллюзию… другой смотрит сквозь нее, – тихо произнес Викрам.

– Тогда почему мы?.. – Я осеклась.

Викрам поймал мой взгляд и быстро отвернулся. Почему мы увидели друг друга насквозь, будто мы всего лишь цветные стеклышки?

– Тело – это тоже иллюзия. Теперь вы можете смотреть сквозь нее, – объяснил ветала. – Словно заглядывать в сосуд из плоти. А это просто хранители. Больше всего им нравится то, что сокрыто в вас. По сути, вы лишь чаши, полные сочных воспоминаний. Твари жаждут вынуть их, впиться в них зубами, погрузиться в мгновения жизни, отпечатавшиеся в вашей памяти.

– Как же эти монстры до них доберутся? – спросил Викрам.

Ветала улыбнулся, и от этой улыбки по спине моей скользнул холодок.

– Они могут учуять воспоминания, что точно пары исходят от твоей кожи. Они притянут их, и ты, как сонный жирный шмель, убаюканный голубым зевом хмельного цветка, упадешь в объятия любой иллюзии, какую они только создадут.

Я втянула щеки и отряхнула шервани. Я была готова, а вот Викрам не выглядел столь же решительным. Он побледнел и уставился на Грот так, словно точно знал, какие ужасы его там ждут.

– Ну умрете и умрете, не надо так волноваться. Я мертв и чувствую себя прекрасно, – сказал ветала. – Но если вас все-таки убьют – что меня совсем не удивит, только раздосадует, – пожалуйста, постарайтесь сохранить головы. Безголовые тела мне ни к чему.

Поскольку в Грот всех привезла я, пришел черед Викрама пускать веталу себе на спину. Тот пригладил его волосы и пропел:

– Хороший ослик.

На краю склона я еще раз проверила, работает ли волшебный глаз, а когда Викрам выдохнул, явно намереваясь высказаться, приготовилась услышать торжественные слова вроде: «Смерть все равно заберет каждого из нас». Но вместо этого он предложил:

– Наперегонки?

Прозвучало так чудно́, что я… расхохоталась. Поразительно, что во мне еще теплилось веселье, и еще поразительней, что оно решило выплеснуться за несколько мгновений до битвы, когда смерть уже сжимала победу между большим и указательным пальцами.

Вырвавшись из живота, смех согрел заледеневшие кости. Может, потому безудержное веселье, как правило, и рождается на грани безмолвного ужаса. Только тогда оно в силах даровать крылья поникшему духу. Я как раз нуждалась в крыльях. И я не знала, понимал ли Викрам, что сделал, но была ему благодарна.

Ветала застонал:

– Вы точно умрете.

Потребовался всего один шаг, чтобы Грот преобразился. Ветер взметнул мои волосы, а вдалеке вспыхнула полоска света. Что-то сияло в зеве пещеры.

В голове раздался голос Майи: «Когда-то Владыка богатств правил Ланкой, золотым градом. И золото там было повсюду. На деревьях, в реках, в воздухе». Вероятно, это мерцало золото. Только на другой стороне. Надо было до него добраться.

Но в следующий миг мир вновь изменился. Перед нами заклубились густые облака тумана, скрывая свет. Я чувствовала, что Викрам рядом, но не видела его. Я задержала дыхание, гадая, кем Грот решит напугать меня в первую очередь.

Долго ждать не пришлось. Волшебным глазом я увидела, как из тумана тянется темная рука. Выцветшие синие татуировки на коже мерцали будто тусклые звезды. Прекрасное лицо Налини исказилось от боли.

– Ты бросила меня умирать.

11

Отравленная ложка

Гаури

Я упорно шла вперед.

«Ты ненастоящая».

– Викрам! – позвала я.

Тишина.

– Ты должна была защищать меня. Я тебе доверяла, – продолжала Налини. – Я выполнила все, чего ты хотела, а в ответ попросила лишь надежду. Ты, верно, уже забыла? Я пришла к тебе. Умоляла тебя. И что же ты сделала?

Вздрогнув, я двинулась дальше. Один шаг. Второй. Туман густел и тяжелел, лодыжки вязли в мутном мареве. Сердце билось все быстрее. Полы шервани цеплялись за ноги. Я пыталась разглядеть дорогу заколдованным глазом, но он мог видеть только сквозь обитавших в Гроте призраков. Не сквозь туман. Усыпанная острыми камнями земля колола ступни. Я привыкла сражаться на неровной поверхности, но обычно у меня были сапоги и два нормальных глаза. Теперь же один приходилось зажимать рукой, потертые сандалии защищали мало, а чувство направления явно подводило. Запнувшись, я полетела наземь и выставила руки, защищаясь от удара.

– Ответь же, Гаури, – прошептал голос у самого уха. – Мы ведь были ближе, чем сестры.

В голове зазвенело. Я начала вставать и, невольно глянув вверх обоими глазами, наткнулась на полный обвинения взор Налини.

– Как ты могла?

– Я пыталась тебя спасти! – Голос надломился. – Все совсем не так, Налини. Я думала, что за нами следят.

Это случилось за день до переворота. Я перестала есть, сердце снедала тревога. У нас был всего один шанс сделать все правильно. Месяцы планирования подошли к финалу. Но я чувствовала неусыпное внимание Сканды. Казалось, кто-то шпионил за нами. Или кто-то продал меня. Я начала утаивать сведения. Отказывалась встречаться с людьми – даже с Арджуном и Налини. Той ночью она нашла меня в саду, и я могла поклясться, что в темных зарослях мерцали зоркие глаза шпионов Сканды.

– Что с тобой происходит, Гаури?

Я молчала, неотрывно вглядываясь в джунгли.

– Что ты скрываешь? – не унималась Налини. – Ты даже не навещала Арджуна с тех пор, как он вернулся…

– То есть с тех пор, как я его спасла?

Неделю назад я привезла Арджуна домой – все благодаря Майе. Она устроила пожар в гареме, и мне удалось сбежать из Бхараты и спасти друга. После он не раз пытался со мной поговорить, но встреча с ним поставила бы операцию под угрозу, я не могла так рисковать. Сканда все еще злился, что я нарушила его прямой приказ и отправилась за Арджуном.

– Ты хоть знаешь, с какими ужасами он столкнулся? Или тебе плевать? Как насчет всех твоих обещаний?

Из темноты доносились шорохи. У Сканды повсюду шпионы… они наблюдали за нами?

– Я ничего не скрываю, Налини, – произнесла я холодно, отстраненно. – Арджун – солдат. Когда я нашла его, он был ранен. Я его спасла. И больше ничего не должна ни ему, ни уж тем более тебе.

Если бы я тогда сказала правду, она бы избежала заключения? Позже я углубилась в джунгли, и шумным «шпионом» оказался лишь заяц, застрявший в корнях дерева. Я могла бы извиниться перед Налини. Но паранойя – это дом, полный запертых дверей. Так что я промолчала.

Потянувшись, Налини провела пальцами по моей руке. Я вздрогнула, таким холодным было ее прикосновение.

– Ты не должна была пострадать, – яростно выпалила я. – Именно из-за тебя я боролась за трон.

Налини спасла мне жизнь. В день, когда она выбила отравленную ложку из моей руки, я перестала прятаться и начала охотиться. То была первая попытка Сканды избавиться от меня, и я поняла, что, пока он у власти, Налини грозит опасность. Прежде я не была готова рисковать всем. Думала, если потерплю неудачу, то не смогу защитить тех немногих, кто во мне нуждается. Но раз уж Сканда попытался меня убить, то явно не собирался выполнять свое обещание и называть меня наследницей.

– Я заслуживаю лучшего, – сказала Налини.

Сердце екнуло.

– Знаю.

– Я прощу тебя, сестра. Обними меня, как когда-то. Давай начнем сначала.

Я двинулась к ней. Травинки скользили по ногам, и капли крови стекали по коже. Я глянула вниз и нахмурилась. Трава не должна резать.

– Подойди ко мне, Гаури. – Голос Налини сочился отчаянием. – Разве не заслуживаю я извинений и объятий после всего, что перенесла по твоей вине?

– Что ты перенесла?

Она промолчала. Но кожа на ее руках вдруг из привычно коричневой стала диковинно маслянисто-черной. Я отступила на шаг.

– Что ты перенесла? – спросила громче.

Ответ прост: она попала в темницу. И сейчас должна была сидеть где-то в подземельях Бхараты.

– Почему ты не взаперти?

Налини склонила голову, и в груди моей разлился холод. Такой неправильный жест. Нечеловеческий. Я о чем-то забыла…

Я уставилась на свои ладони – грязные, окровавленные. И почему на мне мужская одежда? Я медленно поднесла руку к глазу, движимая неким знанием, маячившим на краю разума. Налини зашипела и раззявила челюсть в жуткой ухмылке.

И тогда я увидела, кем она была на самом деле.

Чудовищем из дыма и клыков. Оно клацнуло челюстью, протянуло ко мне влажные когти. Я отшатнулась, проламывая туманную стену. Тварь использовала голос моей лучшей подруги.

– Гаури? – сладко пропела она и поползла ко мне, обдирая живот о камни.

Я достала кинжал и метнула его в одну из когтистых рук, пришпиливая ее к земле. Тварь пронзительно взвизгнула.

Наткнувшись ногой на средних размеров камень, я подняла его над головой и со всей силы обрушила на существо. Крик оборвался. Затем, прикрыв глаз, я выхватила кинжал из чернильно-черной руки и рванула прочь.

Пещера в конце Грота сияла все ярче. Я не останавливалась. Промчалась мимо образа Майи с перерезанным горлом. Увернулась от призрака матушки Дхины, что раскачивалась взад-вперед, баюкая окровавленные запястья. Рядом пробежал Викрам. Я погналась за его стройной тенью, и земля подо мной исчезла. Воспоминания вокруг становились все мрачнее и трагичнее, пока мое внимание не привлек свет. Пещера. Я почти добралась. Когда туман сгустился и завихрился, ко мне на четвереньках устремилось темное рваное пятно. Ветала. Он схватил меня за ногу и фыркнул:

– Мальчишка мертв. Возьми меня на руки.

12

Изношенное сердце

Викрам

Как правило, Викрам бегал только в состоянии гнева. Но так уж сложилось, что в гневе он пребывал почти всегда. Каждый день он балансировал на полустершейся грани между яростью и просветлением, сознавая, что судьба уготовила ему роль марионетки на троне, но надеясь, что способен на большее. Когда Викрам бежал, вся эта нематериальная ерунда – титул, происхождение, ожидания и обиды – просто не могла за него зацепиться.

Слишком уж быстро он двигался.

Ветала загоготал, обхватив его шею костлявыми руками, и взвизгнул:

– Быстрее, ослик! Быстрее!

Викрам знал, что покажет ему Грот, какие образы вырвет из памяти и превратит в злобных сильфов. Пришлось годами тренировать очаровательную улыбку, чтобы стереть мальчика, коего Уджиджайнская империя когда-то нехотя приняла в свое лоно. Только отец помнил день, когда Викрама нашли. Остальные позабыли и об увядающих синих цветах в его руке, и о том, как он цеплялся за хрупкие бесцветные стебли, пока те не рассыпались прахом. Остальные предпочли не видеть. Такова королевская власть.

Викрам почти достиг пещеры, когда сухие ветры, обжигавшие легкие, донесли голос:

– Бета?[9]

«Я знал, что ты придешь за мной».

Ветала хихикнул и прошептал ему на ухо:

– Голову сбереги, сбереги голову.

Викрам хлопнул ладонью по глазу, но замерший пульс заставил и ноги остановиться. Сейчас он мог сдержаться и не взглянуть на нее. Но не слушать? К такому он не подготовился, не научил бедное сердце не растекаться лужицей при звуке ее голоса. Когда мама Викрама говорила или пела, небеса сияли. Даже звезды подплывали поближе, дабы окунуться в серебро ее голоса.

– Малыш, ты забыл меня? Я так долго ждала твоего возвращения, – промолвила она. – Ты хотел меня чем-то удивить. Помнишь?

– Да, – хрипло выдохнул Викрам.

– Я прощаю все, что ты со мной сделал. Не хочешь обнять меня, сыночек?

Викрам оторвался от созерцания собственных стоп и понял, что стоит на краю пыльной скалы. Он отпрянул, ноздри наполнились резким ароматом сосны. Над головой, точно переплетенные пальцы, колыхались ветви деревьев.

– Бета, – прошептала мама. – Подойди ко мне.

Он хотел подойти. Боги, как он этого хотел. Но что-то будто удерживало его за руку. Точно, руки. Мама стояла, скрестив их на груди. Синее пятно так и притягивало взор. Цветы. А еще такого синего цвета была ее шея, когда она лежала у подножия скалы с набитым камнями ртом.

Викрам нахмурился. «Невозможно».

Картинка разлетелась на куски.

Он вывалился из тумана, чувствуя, как звенит голова от вопля веталы:

– …глупый мальчишка!

Викрам снова побежал, под бешеный ритм собственного сердца, мечтая поскорее попасть на другую сторону. Открыв только один глаз, он обернулся и увидел, как следом ковыляет тварь из Грота Нежити.

– Вернись, Викрам! – звала она голосом его матери.

Он слепо мчался прочь, уворачиваясь от тонких ветвей деревьев, но запнулся о не замеченный в густом тумане валун. Земля рванула навстречу, а дальше – провал.

Викрам очнулся, когда его волокли по неровному полу мрачной пещеры. Тут и там по каменным стенам тянулись тонкие нити света, даруя слабое освещение. Ветала уселся ему на грудь и загоготал, когда Викрам попытался – и не смог – его столкнуть.

В тусклом свете виднелся силуэт Гаури. Покрытая грязью, она тем не менее держалась с достоинством королевы, возрождающей родную страну. А еще она, к бесконечному ужасу и стыду Викрама, тащила его по полу как мешок с фруктами.

Он застонал. «Весело тебе, Вселенная?» Как-то раз, когда ему было десять, Викрам попытался взлететь, прицепив к рукам шелковые шарфы и сиганув с дерева. Не получилось. Затем, в пятнадцать, он вырядился куртизанкой, чтобы пробраться в гарем. В итоге сыграл так убедительно, что пришлось сбрасывать женский наряд и драться со стражником, распустившим руки. Учитывая все обстоятельства, данный эпизод еще не самый постыдный в его жизни.

Но определенно один из.

– Подъем! Вставай! – закричал ветала, шлепая Викрама по лицу. – Я спрыгнул, так как решил, что тебе конец. Но милое чудовище за тобой вернулось.

Как же хотелось задушить этого поганца. Без него Викрам мог бы притвориться, будто до сих пор без сознания, и пусть бы его и дальше волокли через пещеру. Вдруг бы и Вселенная ему улыбнулась, послав на пути камень, о который можно стукнуться головой.

Викрам вывернулся из крепкой хватки Гаури, и та без церемоний бросила его ногу. Только и сказала:

– Вставай.

– Ценю твою заботу, и да, разум мой совершенно невредим. Спасибо, что спросила.

Он поднялся, покачнулся и, заглянув ей в глаза, вздохнул с облегчением. Чары веталы рассеялись. Воспоминания вновь спрятались под кожей. И все же что Гаури видела в Гроте Нежити? Она плотно сжимала губы, лицо ее в тающем свете казалось напряженным. Теперь, когда руки ее освободились, Гаури вцепилась в ожерелье, словно защищая его. Еще недавно, глядя на сапфировый кулон заколдованным глазом, Викрам видел девушку, которая носила сотню масок и никогда не улыбалась. Он видел принцессу, которая прятала в своих покоях воробья со сломанным крылом. Он видел, как она крепко прижимала ожерелье к горлу и опускала плечи, когда никто не смотрел.

Кто же она такая?

Ветала вскинул руки и захныкал, точно огромный младенец:

– Подними меня.

С ворчанием Викрам забросил его на спину. Ветала тут же опустил подбородок ему на голову и счастливо вздохнул.

Оставалось только следовать за прожилками света.

Пока они шли, Викрам чувствовал, как пульсирует под ногами магия Иномирья. Едва заметная. Как лунный свет, пропитавший фруктовые деревья, сгущающиеся над шпилями дворца грозовые тучи или бдительные глаза, затаившиеся в сумерках. И это словно встряхнуло его, заставило пробудиться.

– Спасибо, – сказал Викрам, отчасти желая нарушить тишину, но в основном потому, что действительно был благодарен. – Ты меня не бросила.

– Для участия в Турнире нужны двое. И от веталы, – Гаури презрительно кивнула на существо, – толку никакого. Так что не благодари. Я беспокоилась о себе.

– Я слышал, как от известия о твоей смерти ее сердце чуть не выскочило из костяной клетки, – прошептал ветала Викраму на ухо.

И его собственное сердце совершило странный кульбит. Они прошли через Грот, где едва не пали жертвами жутких воспоминаний, а Викрам помнил только смех Гаури, когда он предложил бежать наперегонки. Этот низкий и хриплый смех, будто заржавевший за годы простоя, никак не шел у него из головы.

– Викрам! – крикнула Гаури.

Он опустил взгляд. В волоске от пальцев его ног пол пещеры прорезала огромная трещина. Викрам откинулся на пятки, но живот перевернулся так, будто он уже ухнул в эту пропасть. Хрясь. Ветала резко треснул его по голове костлявым локтем. Викрам накренился вперед, и в тот же миг тварь толкнула в бездну Гаури.

– Прыгайте! Вниз, трусы! – орал ветала.

Ступни заскользили по краю. Викрам тщетно ловил равновесие, размахивал руками. Рядом в пропасть сорвалась Гаури, извергнув яростный, почти нечеловеческий вопль, и Викрам тоже перестал бороться и позволил себе упасть, раскинув руки, будто умел летать. Нет, так он не умрет.

Он вскрикнул, и по лицу расплылась широкая, немыслимая усмешка. Разум окутала тьма. Викрам погрузил руку в тень в поисках Гаури. И нашел ее.

13

Истина первых лучей

Гаури

Лба коснулась теплая рука. Я без раздумий подалась навстречу объятиям, но чей-то голос разрушил умиротворение момента:

– Если девчонка не очнется к рассвету, я ведь могу забрать ее тело?

Следом раздался глухой звук, будто кто-то кого-то ударил. Я моргнула и наткнулась на пристальный взгляд Викрама.

Поджав губы, он нависал надо мной так близко, что я наконец рассмотрела его глаза. А они не такие темные, как я думала. Сквозь глубокий коричневый цвет пробивались золотые прожилки. Будто звезды сквозь ночной мрак. Или солнечный свет сквозь ветви деревьев. Я резко села…

– Не стоит сейчас… – начал Викрам.

Словно в ответ на предупреждение за глазами вспыхнула тупая боль. Зрение на миг затуманилось, потом вернулось, но я уже вновь лежала на земле. Только на сей раз Викрам меня не обнимал.

– Ты ударилась головой, – сказал он.

Я гневно прищурилась:

– Такое случается, когда тебя сталкивают в пропасть.

– Не благодари, – радостно протянул ветала.

Я дала телу немного пообвыкнуться и только потом оглядела шелковый шатер, наполовину открытый, так что были видны кусочки земли и неба.

Все вокруг казалось странно знакомым и незнакомым одновременно. Справа от меня росли цитрусовые и миндальные деревья, точно как в садах Бхараты.

Меня захлестнула волна тоски по дому, столь мощная и неумолимая, что стало трудно дышать. Подле деревьев колыхались в безветренном воздухе шелковые знамена Уджиджайна. Но отчего сердце окончательно замерло, так это от вида усыпанного звездами неба. Серебристые ступени тянулись вверх и исчезали в ночной выси, и я гадала, в какое немыслимое царство они ведут.

Опустив взгляд, я поняла, что сижу на роскошном ковре. В стороне были раскатаны две хлопковые лежанки с пуховыми подушками и теплыми одеялами.

И стоял накрытый стол.

Нас ждали хрустальные вазы с расколотыми гуавами, посыпанными тростниковым сахаром, шафрановый рис, маслянистый наан[10], острые луковые и картофельные яства, холодный йогурт с зернами граната, похожими на рубины, и серебряные чаши с пряным дхалом[11].

И конечно же, сладости: засахаренные фисташки, темные миндальные тянучки и сливочный расмалай[12], покрытый лепестками роз.

Я же не могла отвести взор от своего любимого гулаб джамуна[13] в золотистом сиропе, даже слюнки потекли.

Судя по всему, кроме нас здесь никого не было. Я проверила импровизированный пояс, сделанный из куска шервани – кинжал все так же плотно прижимался к моему бедру. Похоже, прогулка через Грот и падение стоили нам лишь головной боли да царапины на предплечье Викрама. Если не вспоминать о душевных травмах.

– Где мы?

– На Перекрестке, – пропел ветала.

Вновь вспомнились строчки из рубина. Мы уже миновали Грот, где нас снедали воспоминанья. Значит, теперь мы там, где нет пощады глупцам и трусам?

– Что ж. Яства зовут, и я откликнусь. – Викрам встал и отряхнул пыль с разорванной туники.

– С ума сошел? – рявкнула я. – Нужно все обдумать!

Место явно было заколдовано. И плевать, что вокруг нас никого – магия умеет прятать острые клинки за безобидной ухмылкой. Я не желала рисковать.

– По мне, так он с самого начала не в своем уме, – задумчиво произнес ветала. – А может, так влияет Перекресток. Ему нравится, когда пришлым легко и уютно.

Тогда понятно, откуда здесь кусочки Бхараты.

Я принялась расхаживать по шатру.

– Но как нам отсюда выбраться?

Викрам положил еды себе на тарелку и протянул вторую мне.

Я колебалась. После попытки отравления я старалась есть только то, что готовилось на моих глазах. К тому же Майя предупреждала, что лучше остерегаться иномирных угощений. Как показал опыт с демоническим яблоком, не напрасно.

– Думаешь, я пытаюсь тебя отравить? – поднял бровь Викрам.

– Пытаешься?

– Ты спасла меня. После такого травить тебя я точно не стану. Я в неоплатном долгу.

– Тогда не ешь это! – Я схватила его тарелку, но Викрам оказался быстрее и поймал ее в воздухе. – Хочешь отблагодарить меня, умерев?

– Отнюдь, – промолвил он, возвращаясь к еде и демонстративно насыпая на тарелку еще больше риса. – Если хочешь, могу на тебе жениться. Кажется, дома это довольно популярная награда.

– Предпочитаю отравленную пищу.

– Тогда ты все еще можешь получить свою награду, – хмыкнул Викрам и опрокинул в рот горсть гранатовых зерен.

И вдруг застыл, изо рта его брызнул сок.

– О нет, – выдохнул он, хватаясь за грудь.

– Викрам!

Он поднял руку:

– Я ведь хотел начать с манго.

Я замерла, не успев ринуться к нему прямо через стол, а Викрам засмеялся. Негодяй. Оставив его гоготать с самим собой, я ткнула в бок веталу:

– Как отсюда добраться до Алаки?

Он заворчал и приоткрыл один глаз:

– Ты совсем глупая? Следуя указателям, конечно же.

Указателям?

Я откинула шелковую завесу и двинулась к задней части шатра и парившим над нами восьми статуям. Даже издали они казались огромными как слоны. Под каждой статуей, олицетворяющей одного из стражей сторон света, было начертано соответствующее направление. Кубера, Владыка Алаки и страж севера, держал в одной руке булаву, а на каменной груди его покоилось золотое ожерелье.

Северо-восток охранял Ишана со спутанными волосами и грозным трезубцем, а северо-запад – Ваю, Повелитель ветров, размахивающий флагом. Страж востока и Владыка небес, Индра, сжимал в руке молнию, а Повелитель вод и страж запада, Варуна, держал лассо.

Юго-восток стерег Агни, Владыка огня с неизменным огненным копьем, юго-запад – Нритти, Повелительница хаоса, с шамширом в прелестной руке. На юге же властвовал Дхармараджа с посохом и арканом.

За вращающимся помостом виднелось восемь одинаковых дверей. Они не отличались ни высотой, ни шириной, ни цветом. Нас от них отделял непроходимый ров. Единственное, что могло заполнить это пространство, – как раз платформа со статуями. Но чтобы помост стал мостом, он должен был опуститься на землю и перестать вращаться. Нас окружали статуи и иллюзии. Пора было планировать отступление. Обернувшись, я увидела, как Викрам отпивает из кубка.

– Что? – спросил он. – Передумала насчет моего предложения?

– Я не настолько сильно ударилась головой. Ты понимаешь, что мы тут заперты? Похоже, ветала завел нас в тупик.

– Я? – взвизгнуло существо. – Я всего-то и хотел новое тело, а теперь стал зависимым от вашей смекалки. Очевидно, я обречен.

– А, ты об этом, – произнес Викрам. – Ты, кажется, забыла, что была без сознания. Я уже все проверил, мы здесь определенно застряли на всю ночь.

– Только ли на ночь?

Он выхватил из-за спины пергамент с золотыми письменами и протянул мне.

Я медленно вчитывалась в строки. Мы в ловушке до рассвета. Выбраться получится лишь с первыми лучами солнца, но в каком направлении двигаться? Как узнать, какой путь истинный? Я подняла глаза на недостижимый дворец ночи. «У́шас истину откроет с первыми лучами». Ушас – богиня зари.

– Почему ты раньше не показал?

– И упустить возможность полюбоваться тобою в гневе? У нас полно времени, чтобы обдумать нашу неизбежную гибель, а вот чтобы насытить желудки – гораздо меньше. К тому же я обеспечил себе преимущество в выборе сладостей.

– Во всем ищешь светлые стороны.

– Чего ж плохого в сытости и довольстве, – взмахнул тарелкой Викрам.

В животе заурчало. Викрам вроде выглядел как прежде, так что о ядах, скорее всего, можно было не волноваться. Я присела рядом, взяла халву и повернулась лицом к углу квадратной комнаты, напоминавшему вид из окна моих покоев.

– Твой дом? – спросил Викрам.

Я кивнула.

– А угол с видом на Уджиджайн… твой?

– Да.

Его угол смотрелся странно. Викрам словно окидывал взглядом все королевство. Холодно. Собственнически.

– Ты любишь Бхарату, – сказал он без единой вопросительной нотки.

– Люблю.

– Так почему согласилась участвовать в Турнире? Могла бы выждать оборот луны и помчаться назад в свою обожаемую страну.

Я прикусила губу. Если просто ждать без всякого плана, Налини умрет. Да и не то чтобы я могла спокойненько вернуться в родные края в конце лунного цикла. Стоит мне ступить на землю Бхараты – и Сканда казнит Налини, а всю вину свалит на меня. Все игры, манипуляции, потери и секреты станут напрасны. Хуже того, если мы лишимся поддержки племени Налини, Бхарата погрязнет в войнах.

– Так сложилось, – выдавила я под внимательным взглядом Викрама.

– Что такого ты натворила, что родное королевство пожелало твоей смерти?

Я стиснула руки.

– Скажем так, из-за обстановки в Бхарате мне пришлось сыграть в политическую игру, в которой я рассчитывала победить. Не победила. Отсюда и смертный приговор.

Викрам закатил глаза и медленно похлопал в ладоши.

– Принцесса училась театральному ремеслу? А по городу в капюшоне народного мстителя ты, случайно, не бегала?

– Ты ничего не знаешь ни о моей жизни, ни о том, каково мне пришлось, – сердито пробурчала я. – Все принцы одинаковы. Не тебе судить о чьих-то сражениях, раз уж сам ты ни за что никогда не боролся.

Его взгляд заострился.

– А вот тут, принцесса, ты ошибаешься.

Я вздохнула и потерла виски:

– Теперь, когда мы поели и поспорили, может, обдумаем загадку?

– Мы знаем, что путь в Алаку лежит через север. О том же говорит и статуя Куберы. Но статуи установлены на колесе…

– И когда оно остановится, будет неясно, верно ли указано направление.

Викрам сдвинул брови. Затем отставил кубок, нарисовал на земле помост и восемь дверей и уставился на них, соединив перед собой подушечки пальцев. Я застонала. Терпение лопнуло.

– Зачем ты это делаешь?

– Что именно?

– Вот это. – Я передразнила его позу, свела брови и попыталась нагнать побольше безумия в глаза.

– К твоему сведению, это моя медитативная поза.

– К твоему сведению, выглядит нелепо.

– А сама-то? – Втянув щеки и злобно прищурившись, Викрам указал сначала на свое лицо, потом на мое. – Это твой подход к медитации?

– Это не связано с медитацией, – огрызнулась я.

– Ах, простите. Очевидно, это твое воинственное сейчас-я-высосу-твою-кровь лицо. Может, подберешь выражение, которое не будет напоминать возмущенную кошку?

– Уж лучше так, чем переплетать конечности, будто паук-переросток.

– Паук-переросток, который редко ошибается.

– Мое воинственное сейчас-я-высосу-твою-кровь лицо спасло тебе жизнь.

– А поза паука-переростка спасет твою.

Викрам уперся подбородком в сцепленные ладони и чуть склонил голову. Бледный свет скользил по резким граням его лица, от узкого носа и острых скул к дьявольским губам, которые вечно подрагивали на грани смеха. Поймав меня за разглядыванием его губ, Викрам ухмыльнулся. Я еле сдержала несколько отборных проклятий.

– Когда Ушас покинет свой дом – это, считай, рассвет. То есть первые лучи. Полагаю, колесо замрет. Вероятно, в самом низу, так что мы сможем через помост перебраться к восьми дверям. Нужно следить за статуями всю ночь, вдруг они начнут опускаться.

– Тогда до рассвета надо решить, в дверь какой статуи мы войдем, – заметила я. – Неизвестно, как долго помост будет стоять на месте. Предложения?

Викрам постучал пальцами друг о друга:

– По-моему, нужно следовать за статуей Куберы в направлении истинного севера.

– Слишком просто. – Я подняла пергамент со стихами и прочла вслух: – «Сотни здесь искали славы, сотни полегли». Уверена, многие из них выбрали самый простой путь.

– Дело не в простоте и прямоте пути, – возразил Викрам. – Магия – это испытание веры… Иначе зачем было бежать из Уджиджайна, есть демонический фрукт и позволять мучить себя воспоминаниями, если мы не верим в то, что предлагает Турнир?

Он впервые заикнулся о пережитом в Гроте. Боль промелькнула в его глазах так быстро, что ее можно было принять за отблеск мерцающего над нами света. Но я успела уловить эту вспышку.

– Твоя убежденность основана на чувствах, а не на фактах, – возразила я. – Пойти на север слишком легко. Похоже на ловушку.

– Но в том и коварство этого места. Сколько раз ответы были невероятно просты, и все же кто-то выбирал дорогу шипов, а не роз?

– Этого мало.

– Как это по-человечески.

– Ничего не могу поделать со своими человеческими замашками.

– Мало, много, какая разница? Магия выбрала нас не просто так. Ты верила в Иномирье до того, как увидела его своими глазами?

Я кивнула.

– В этом вся магия, – произнес Викрам. – Надо верить.

Он говорил так искренне, что я почти поддалась. Но он страдал тем, чего я давно лишилась. Наивностью.

Быть может, когда-нибудь мир и прогнется под Викрама только потому, что он в это верит, но мне такой милости ждать не стоило. Что Иномирье, что мир людей лично меня одаривали одинаково: никаких поблажек, никакой заботы.

– Мне нужно подумать.

– Справедливо, – кивнул Викрам. – Взвесь все варианты. Но не надейся, что в благодарность за спасение я последую за тобой на край света через любую дверь.

– Упаси боги. Это последняя награда, которую я потребую.

Он встал и потянулся:

– Поступай как знаешь.

Затем пошагал прочь, а я изучала его походку. О человеке многое можно сказать по тому, как он занимает пространство.

Сканда передвигался так, будто за каждым углом его подстерегал клинок. Викрам же держался величественно, словно этот миг создан для него одного и он собирается им не просто наслаждаться, но и повелевать. Я завидовала его непоколебимой уверенности во всем.

Склонившись над одной из чаш с водой, Викрам начал умывать лицо, а я так и застыла, сидя на земле. Стоит подняться и уйти? Но тут же нахмурилась. Почему я должна уходить? «Если он не хочет, чтобы я смотрела, пусть сам уходит».

Викрам не ушел.

Он стянул тунику, а затем и штаны. Он стоял чуть отвернувшись, но я все же видела и очертания жгутов мышц, что украшали его плечи, и жилистые длинные руки.

Как-то раз я пыталась втиснуться в наряд, который оказался слишком мал, ибо в тот день я переела сладостей.

И сейчас комната вдруг стала таким нарядом. Слишком тесным и давящим, плотно облегающим все изгибы всякого, кто очутился внутри. Мне следовало уйти.

– Прекращай любоваться, – хмыкнул Викрам.

– Я оцениваю критически, – соврала я, встав и схватив тарелку с халвой.

– И чего же мне не хватает для идеала?

– Чести.

Не такая уж ложь.

– Увы. Ее я потерял.

– Скажи, ты ищешь любую возможность меня разозлить по какой-то особой причине?

– Это забавно. Когда ты хмуришься, на щеках мелькают шрамы. Почти как ямочки. И я все жду, когда лицо твое покраснеет от гнева. Наверное, будет похоже на смущенный румянец. Или, может, я и без того сумею заставить тебя смутиться?

Я замерла. Никто, кроме матушки Дхины и Налини, не понимал, что ямочки – это шрамы.

– Я много лет тренировалась бок о бок с солдатами и насмотрелась и нанюхалась всякого, чего не должна была. Да и не хотела. Ты никогда меня не смутишь.

– Если выберемся отсюда живыми, я докажу, что ты ошибаешься.

В другом конце шатра захихикал ветала:

– Я бы выбрал задачу попроще, мальчик. Ты можешь заставить ее зарычать. Вот это наверняка. Или вырвать тебе глотку. Тоже куда вероятнее. – Он фыркнул. – Только голову ему сохрани, девочка. И шервани, который сейчас на тебе. Я привязался к ним за время нашего путешествия.

14

Помост безмолвия

Гаури

Люди почему-то думают, будто убийство требует силы: опрокинуть в рот чашу с ядом, отделить клинком плоть от кости, несколько раз опустить кулак.

Нет, все иначе.

Вот как убивают на самом деле: молчат, заключают сделки, что сдирают с души слой за слоем, и строят стены из зыбких оправданий, за которыми и прячутся всю жизнь. Возможно, я убивала, чтобы спасти, но все равно убивала.

Два года назад Сканда влюбился в дочь знатного господина. Вельможа этот дочь обожал и, спасая ее от незавидной участи в гареме Сканды, немедленно устроил помолвку с другим.

Брат разозлился. В его покои привели жениха девушки, заблаговременно оставив там ее свадебное сари, украденное шпионом, и одного взгляда на наряд хватило, чтобы мужчина поверил в измену и разорвал помолвку. Два дня спустя девушка покончила с собой, чтобы не позорить семью.

Я видела жениха, когда он покидал покои Сканды. Видела смятение и ярость на его лице. Но я нуждалась в новобранцах для войска, лекарствах для деревенских детей и хотела, чтобы брат начал собирать приданое Налини до их с Арджуном свадьбы.

И потому я промолчала.

Может, будь я храбрее, то открыла бы рот. Но чем бы все обернулось? Я не забыла служанку, которую пыталась защитить.

Голос – единственное, чем я могла управлять, решая, когда выпустить его на волю, когда затушить точно тлеющий уголек, а когда понизить до таинственного шепота.

Всю жизнь я считала, что контроль и власть есть одно и то же.

Я верила в богов, но в действительности практиковала лишь религию контроля. Никаких излишеств. Ничего такого, что вверит мою судьбу в чужие руки. И все же вот уже второй раз я подумывала всецело довериться магии, которая не поддавалась ни управлению, ни пониманию.

– Я был прав. – Викрам указал вверх.

Вращающийся помост начал опускаться сквозь ночь. Теперь статуи кружились все быстрее и быстрее, отсчитывая секунды до момента, когда мне придется сделать выбор.

– Я уверен, что нам на север, за Куберой, – сказал Викрам. – Ты со мной или нет?

– А если это ловушка? Может, лучше пойдем на юг и выберем Дхармараджу?

– Тогда мы можем угодить в Нараку, а я не желаю умирать так скоро.

Над головой пронеслось лошадиное ржание, и заскрипела серебряная колесница в невидимых чертогах ночи, готовая утащить луну с неба и возвестить новый день.

– Ветала! – позвал Викрам.

– Я уже мертв, так что дальше мне уже не особо интересно, – отозвался тот. – Идите уж. С вами было забавно.

Викрам всплеснул руками:

– Если не пойдешь сейчас, мы за тобой возвращаться не станем.

– Я знаю, – тихо произнес ветала. – Знаю.

По пещере разнесся скрежет. Мы замерли недалеко от рва, готовые прыгнуть на помост, как только он встанет на место. И едва небеса озарились тусклыми лучами, как колесо с диким грохотом рухнуло вниз и заполнило собою яму.

Восемь дверей засияли в полумраке.

Восемь дверей, за которыми была неизвестность.

И единственный шанс выбрать правильный путь.

Рассвет наступал. Разогнавшись, мы с Викрамом вместе запрыгнули на помост, и я с трудом удержала равновесие. Ветер размыл мир вокруг. Восемь статуй одарили нас пустыми взглядами и понимающими усмешками.

«Выбирайте».

– Ветала! – снова позвал Викрам. – Не время для игр!

Затем согнулся, будто готовый спрыгнуть, вернуться за существом, но я дернула его за рукав.

– Рассвет почти разгорелся. Выбирай – выживание или сочувствие, – жестко отчеканила я. – Он сам сказал нам уходить. Если решишь вернуться – вперед, но я ждать не собираюсь.

Викрам помолчал мгновение и шагнул ко мне. Может, ветала бросил нас, так как понял, что нам суждено умереть? Небо посветлело. Первые лучи разбудили лошадей, и те промчались над нами, впитывая остатки темноты и постепенно меняя цвет с белого на дымчато-серый, а потом и на насыщенно-сливовый. Викрам крепче сжал пергамент с указаниями.

Вокруг нас бурлила грязь, волна за волной… поглощая легкий шатер, в котором мы ели, и фальшивые сады, сотканные из наших мыслей и желаний. Я наблюдала, как исчезает в недрах земли единственное место, что я могла назвать домом.

Шаг за шагом мы пересекли помост. Медленно-медленно он со скрежетом остановился. Двери засияли ярче, и каждая приоткрылась на пару пальцев. И за каждой простиралось бескрайнее море света. Викрам подошел к двери, отмеченной статуей Куберы.

– Ну что? Ты отправишься со мной из этого мира в другой или нет?

Глаза его полыхали решимостью. Викрам не сомневался в собственной правоте. И вера его точно пламя наполняла и разогревала воздух. Она давила и пронизывала мир, как будто могла создавать королевства на пустом месте. И я тоже ей поддалась.

Я схватила Викрама за руку.

Он прикоснулся к статуе Куберы. Прочие двери тут же захлопнулись, и осталась только одна – на север. Каменные шестеренки застучали друг о друга словно стиснутые зубы. Огромные волны земли устремились к нам, выталкивая за дверь. По глазам полоснул золотой свет, и кожу обдало сухим жаром.

Захлопнувшись за нашими спинами, дверь растворилась без следа.

Я врезалась в Викрама, сбив его с ног, и лишь через несколько мгновений наконец вновь прозрела. Мы распластались на вершине зеленого холма. Через небольшие лощины, мимо сверкающих озер бежали тропы из лунного камня и терновых кустов, упираясь в красные врата с оградой, что опоясывала золотое королевство. Королевство, приютившееся в чашевидной впадине фиолетового горного хребта.

Дворец был таким огромным, что его золотые шпили будто спускались с небес. Над тысячами башенок реяли на ветру шелковые знамена, украшенные самоцветами. Я даже могла разглядеть очертания великолепных газонов, изобилующих сияющими фонтанами, благоухающими садами, праздничными столами, что ломились от сладостей и закусок, и толпами людей, бесцельно бродивших туда-сюда.

– Мы добрались. Это Алака.

Викрам взирал на город широко распахнутыми глазами.

– Она прекрасна. – Он лукаво мне улыбнулся. – Как в Бхарате празднуют успех? Вот в Уджиджайне мы целуемся.

Я выпустила его ладонь:

– Держи карман шире.

– Уверена? Ты тратишь страсть как много времени, разглядывая мои губы.

– Я просто в ужасе от невероятного идиотизма слов, которые с этих губ срываются.

– Сказочница, – буркнул Викрам. – Но так и быть, уважу твои потуги.

– Иди-ка поцелуй камень.

– Всенепременно. – Он галантно поклонился. – Камни все равно добрее и мягче тебя.

Затем повернулся, подошел к ближайшему выступу и быстро поцеловал каменную глыбу.

– Вот, – провозгласил радостно. – Этот даже похож на женщину.

Я посмотрела на поцелованный валун. И то верно, похож. Рядом росло одинокое лимонное дерево и лежала груда камней, но этот даже ростом напоминал человека, а плавные изгибы повторяли очертания женских волос, губ, груди и тонкой талии.

– Ты уверена, что действие фрукта ракшаси полностью иссякло? – спросил Викрам.

– Да.

– Хорошо. – Он глубоко вдохнул. – Потому что я вынужден повторить: я же говорил.

– Ты же понимаешь, что я могу тебя уложить и без демонических фруктов?

– Понимаю. Но я уже смирился с неизбежными телесными повреждениями от твоих рук, просто пытаюсь минимизировать ущерб.

– Мудро. – Я закатила глаза.

– Ты спасла мне жизнь, теперь я спас твою, – усмехнулся Викрам.

– Значит, мы в расчете, – фыркнула я и двинулась прочь.

– И никакой награды, о прекрасная дева? – Ему пришлось бежать, чтобы не отстать от меня. До главных врат Алаки было не меньше часа ходьбы. – Если не забыла, я великодушно предложил тебе руку и сердце.

– А я их отвергла. Считай, это и есть твоя награда.

Викрам вдруг остановился и развернулся к тому месту, где еще недавно была дверь, доставившая нас в Алаку.

– Как бы глупо ни звучало, я почти беспокоюсь за веталу.

Я его понимала. Ветала даже мне почти понравился. Но он сделал свой выбор. Мы предложили помощь – он отказался. Я не собиралась понапрасну горевать.

– Вот бы он был с нами.

Я ткнула Викрама в бок.

– Ай! За что?

– Мы в Алаке. Не стоит начинать фразы со слов «вот бы…» или «желаю…». Прибереги их для победы.

Вытащив из кармана рубин, Викрам подбросил его в воздух, и камень заискрился в солнечном свете.

Я же уставилась на очертания дворца, оценивая его как любого врага на поле боя и вспоминая рассказы Майи. Мы оказались там, где сладкие грезы и кошмары менялись лицами. И где-то среди всего этого темного золота и сверкающих драгоценных камней притаилось мое желание. Новая власть в Бхарате. Безопасность Налини. Наследие Сканды, навеки вычеркнутое из истории. Свобода маячила так близко, что казалось, я могу сорвать ее с неба. Но я помнила, как Майю поглотил лесной мрак. Помнила каждую ночь, которую провела, гадая, где она, что с ней. Нас ждал не просто турнир, а новое будущее. И я собиралась бороться за него с широко открытыми глазами.

Я посмотрела на Викрама – в его глазах отражался тот же голодный блеск.

– Наперегонки? – предложила я.

Он ухмыльнулся:

– Что получит победитель?

– Шанс рискнуть жизнью в немыслимой игре?

Его улыбка померкла.

– Это важная победа.

– Как и большинство побед, – пожала я плечами.

– А проигравший?

– А проигравшему никаких шансов.

Викрам глянул на дворец:

– Тогда нам лучше бежать.

15

Вкус хлеба

Ааша

Голубая звезда на ее шее пылала.

– Что стряслось? – спросила одна из сестер.

– Ничего, – отозвалась Ааша, прикрывая звезду рукой.

– Ты голодна, – заметила другая. – Тебе нужны силы, дорогая. Если ты не выпьешь немного страсти…

Ааша вздохнула, заглушая слова сестры. Она уже знала, что произойдет. Ее всю жизнь этим пугали. Без подпитки человеческими страстями вишканья будет не в силах побороть яд в своих венах. И умрет. Питаться надо. И Ааша не отказывалась. Но в то же время мечтательно размышляла о том, каково это, поглощать что-то, кроме чужой жажды.

Вчера, когда они установили шатер, она уловила ароматы пиршества из дворца Алаки. Обжаренных овощей и золотистого хлеба, хрустящего риса и блестящих сладостей. Но вишканьи не могли переваривать такую еду. Ааша чуть не запуталась в шелке, заглядевшись на тонкий дымок от кухонных печей. Рот наполнился слюной. Она знала слова «пряный», «сладкий», «соленый» и «кислый», но они так и оставались призрачными словами без единого шанса ощутить их на языке.

– В конце концов, мы тут, чтобы развлекать, – продолжила сестра, – так что…

– И все? Только развлекать? – спросила Ааша.

– Формально любой гость в Алаке во время Турнира желаний становится участником, но только людям достаются правила и испытания.

– Но мы все же можем выиграть желание?

Сестра засмеялась:

– А что ты хочешь загадать? Ты попала к нам такой юной, что не успела познать ни единой печали. В мире недостаточно желаний, чтобы сделать тебя еще удачливей, Ааша.

Ааша скрутила шелковый шарф в узел. Она не хотела удачи. Она хотела того, чего была лишена в день, когда сестры выкупили ее четырехлетнюю у настоящей семьи.

Вишканьи сказали, что спасли ее. Они отвели Аашу домой, вскрыли себе вены и вливали свою горькую кровь ей в рот, пока на горле ее не расцвела голубая звезда, а тело не наполнилось магией. Они научили ее своему ремеслу: танцам и музыке, поэзии и философии, пению и соблазнению.

Они называли свой дар – убивать прикосновением и питаться человеческими страстями – благословением.

В детстве Ааше нравилось слушать историю о том, как сестры получили это благословение. Они говорили, что вызванная на бой королева-воительница не желала оставлять сестер без защиты, и тогда богиня дала им немного своей крови, и их прикосновения стали ядовитыми и смертоносными. Каждые сто лет богиня решала, достойны ли сестры благословенного дара. Последние триста лет они были достойны.

Большинство вишканий присоединялись к их гарему, потеряв или бросив мужа, сбежав от жестокой семьи или просто угодив в Иномирье и пытаясь как-то устроиться и обрести свободу. Ааша единственная, кто никогда не жил вне гарема. Единственная, кому не приходилось выбирать между вкусом хлеба и вкусом страсти.

В первый раз, отправляя ее в опочивальню мерзкого человеческого принца, сестры рассказывали Ааше о его злодеяниях. О том, как он совратил женщину из Иномирья и ушел, как только она понесла. О том, как он осквернял священные воды рек и как собственный народ желал ему смерти. Сестры уверяли, что принц заслуживал смерти.

Но ни одна не упомянула, чего же заслуживала сама Ааша.

Тоска по непрожитой человеческой жизни началась с любопытства. И все росла и росла во мраке ее мыслей, обретая форму и наливаясь силой, пока Ааша смотрела… на дома с соломенными крышами и без всякого шелка внутри; на сады, деревья в которых стонали под тяжестью фруктов; на женские шеи без следа голубых звезд. И постепенно тоска заполнила ее сердце до краев. Кошмар ожил, лишив Аашу всякой радости. Какой могла быть ее жизнь? Возможно, короткой, но по крайней мере она принадлежала бы Ааше целиком и полностью. Однако никому не было дела до ее отчаянного желания прикоснуться к кому-нибудь и ощутить, как пульс устремляется к кончикам ее пальцев, а не затихает, умолкая насовсем. И никто не заметил, что со своего первого задания Ааша вернулась бледная и дрожащая, а на коже ее мерцала мерзкая похоть человеческого принца. Сестры сказали, что первое задание ознаменовало ее свободу.

В конце концов, никого не волновало, что свобода Ааши отличается от свободы ее сестер.

16

Врата тайных истин

Гаури

Даже издалека красные врата выглядели как-то не так. Тусклые, с неровной текстурой, напоминающей рваную шкуру граната, они не отражали свет, а жадно его поглощали. И лишь оказавшись прямо перед ними, я поняла, из чего же сделаны странные врата Алаки.

Не из драгоценных камней, как уверяют детские сказки…

Из языков.

Из тысяч языков. Красных и раздутых, отрубленных под корень и сложенных друг на друга точно камни, пока не выросла высокая стена. В воздухе ощущался металлический привкус. Железа. Или крови.

Викрам побледнел.

– Такого здесь быть не должно.

– И где ты это вычитал? – поморщилась я.

– А что, в сказках говорится, что вход в Алаку окружен… этим?

Я собралась ответить, но врата ожили. Сотня красных языков всколыхнулась. Я инстинктивно толкнула Викрама себе за спину и вытащила кинжал.

– И что ты им сделаешь? – лениво протянул Викрам, вновь шагая вперед. – Пригрозишь отрезать языки?

Я зыркнула злобно, и вдруг виляющие языки замерли. Ворота заворчали. Сдвинулись. И изнутри донесся низкий голос:

– Сказки как грани…

– …игральных кубиков…

– …прекрасные части…

– …не самых красивых вещей…

– …умный принц и…

– …свирепая принцесса.

Викрам слегка расправил плечи. А языки снова начали шевелиться. Разговаривать с нами.

– Явились сыграть в игру Владыки сокровищ? Желаете…

– …получить желаемое? Тогда раскройте нам…

– …тайную истину, сокрытую в тени вашего первого большого горя…

– …и вас пропустят.

– Кто вы такие? – спросил Викрам.

И пусть врата состояли сплошь из языков, мне вдруг почудилось, будто воздух вокруг них изогнулся в хитрой ухмылке.

– Мы – цена, которую заплатил каждый, кто посещал и покидал Алаку…

– …и каждый, кто приходил и…

– …не уходил.

– Видишь ли, правда, с которой расстались, тоже в какой-то мере становится историей. Ее повторяют так часто, что слова путаются, одни кусочки осыпаются, другие прилипают, а вокруг нарастают годы, и они…

– …склонны искажать истину, превращать ее в нечто иное…

– …не в ложь, но…

– …в сказку. Правду легче разглядеть под личиной.

Викрам откашлялся.

– Тогда я первый.

Я приготовилась отойти. Его секреты – его личное дело. Но врата воспротивились:

– Играете вместе. Вскрываетесь…

– …вместе. Таково правило.

Я вопросительно уставилась на Викрама, но он на меня даже не взглянул, устремив глаза куда-то вдаль. Затем глубоко вдохнул и постучал пальцами о пальцы.

– Я императору не родной сын. И если займу трон, то стану лишь марионеткой с громким титулом.

– Это…

– …лишь толика правды…

– Рассказывай…

– …что случилось с ней?

Викрам побледнел.

– Она умерла. Упала с обрыва. Там император меня и нашел.

– И это…

– …еще не все.

Он сжал челюсть. А потом хрипло выдавил:

– У обрыва она искала меня. Я оставил на краю свою сандалию, хотел подшутить. Рассмешить ее. – Викрам сглотнул. – Собирался выскочить из-за деревьев и удивить ее цветами. Но едва шагнув на край, она упала.

Врата затихли, будто смаковали эту тайную истину, что растекалась по языкам как тающая конфета.

Я не поднимала глаз, но ощущала на себе обжигающий взгляд Викрама. Тело мое словно онемело. Не от отвращения, от всепоглощающего стыда. Ибо я знала, что он сейчас испытывает. Знала глубокое чувство потери и вины, так как сама бывала на этом холодном повороте, когда один миг круто менял целые жизни.

– Твой черед…

– …принцесса.

В горле пересохло.

– Я пыталась свергнуть своего брата. И если вернусь в Бхарату, он натравит на меня испуганную толпу и убьет мою лучшую подругу.

Я предвидела следующую фразу врат еще до того, как влажные языки зашевелились.

– Не вся…

– …правда.

Слова начали вырываться из горла, острые, режущие. Я вспомнила сари несчастной невесты в комнате Сканды, служанку, которую он наказал, когда я высекла солдата, и все те разы, когда я отталкивала Налини и Арджуна еще до провала восстания. Я пыталась их защитить.

– Я изо всех сил старалась обыграть брата в его же игре, – сказала я, не отрывая глаз от земли. – Но мой выбор и мое молчание принесли немало горя и смертей.

Я наконец подняла взгляд. И от понимания, отразившегося в глазах Викрама, сердце замерло. Стражи врат вытащили на свет наши потаенные кошмары, и оказалось, что найти в ком-то понимание – это как нащупать в темноте протянутую руку. Прежде никто так на меня не смотрел, потому что прежде никто и не искал моей руки. До сих пор.

– Вы получили наши секреты, – сказала я, быстро отвернувшись от Викрама. – Теперь дайте пройти.

– Желаем вам…

– …стать частью истории…

– …которую стоит рассказать.

– А удачи не пожелаете? – спросил Викрам.

– Да что в ней…

– …хорошего.

Врата распахнулись, и мы шагнули в Алаку. Викрам прокашлялся и начал рассказывать о местах и людях вокруг нас. Какие-то истории я уже слышала от Майи, других не помнила, но относилась к ним как к разведданным перед битвой – позже любая мелочь могла пригодиться. Но даже пока он болтал, я чувствовала между нами тяжесть откровений, прозвучавших у ворот, и не знала, как покрепче ухватиться за связавшую нас тонкую нить понимания.

В конце одной из тропинок нас встретил сад, унизанный бриллиантовыми колоннами, и прежде, чем стопы мои коснулись газона, Викрам оттащил меня назад.

– Нандана[14], – выдохнул он, склонившись, чтобы коснуться травы рукой. – Это угодья Владыки небесного царства.

«Все царства Иномирья связаны меж собой».

Боги наблюдали. Викрам жестом предложил в знак уважения снять сандалии, и лишь босыми ногами мы наконец ступили на траву. Земля загудела.

Одно испытание пройдено.

Прекрасные дикари гуляли по этому лабиринту, запрокинув лица к небу, где дрейфовали звезды в черном океане. Волны, одна за другой, проносили над нами кометы и облака, затмения и туманности.

– В приветственном зале Владыки небесного царства собраны все звезды, – промолвил Викрам. – Наверное, это он и есть.

По привычке вглядываясь ввысь, я выискивала наше с Майей созвездие. Тщетно. «Где бы мы ни находились, небо над нами будет общим». Горло перехватило. Майя солгала. Оказалось, есть места, где одно небо заканчивается и во все стороны простирается вселенная. Места, где связь между нами обрывается. На какое небо сейчас смотрела моя сестра?

Сады Нанданы плавно перетекали в ледяной чертог. В воздухе парили призрачные лотосы, из срезанных стеблей сочилась сладкая ароматная влага, на которую уже сбежалась небольшая толпа. Якшини со стеклянными крыльями или павлиньими хвостами, украшенными самоцветами, пили этот сок и пели.

– Это их город. – Викрам кивнул на прекрасных мужчин и женщин.

Я и сама об этом знала из рассказов Майи. Якши и якшини считались хранителями сокровищ, спрятанных в ручьях, лесах, морях и пещерах. Ледяной зал вокруг нас наполнился музыкой. В этих песнях не было слов, но в голове моей проносились образы… кружево инея на пальмовых листьях, горы в нежных объятиях зимы, измученное и побледневшее небо после дождя.

– Еще что-нибудь? – пробормотала я. – Их слабые места? Стратегии на случай, если придется с ними сражаться?

Викрам нахмурился:

– В сказках всегда говорилось, что они не любят упоминаний о мире смертных.

– Очень полезно. – Я закатила глаза и попыталась быстро провести нас через зал, но одна из женщин нас заметила. Точнее, заметила Викрама. Она широко улыбнулась, и мгновение спустя перед нами стояло уже три прелестницы.

– Не хотите ли выпить с нами, принц? – спросила одна якшини.

В ямочке на ее шее покоился хрустальный кулон, в котором миниатюрный рассвет боролся за власть с подступающими сумерками. А на шелке ее сари расцветали и рассыпались искрами тысячи золотисто-розовых солнц.

– Выпейте с нами, милый принц, – промолвила другая якшини – прекрасная дикарка, необузданная, как бушующий в лесу пожар. – А если напиток придется вам не по вкусу, то, может, хоть компания окажется достаточно сладкой.

– Да-да, выпейте, – добавила третья. Кожа ее отливала синевой, а по запястьям расползался ледяной узор. – Выглядите таким усталым, принц, таким измученным жаждой.

Якшини рассмеялись, а мое раздражение переросло в ярость. Викраму, значит, предлагают прохладительные напитки и, вероятно, нечто большее, а я стою тут с пересохшим горлом, всеми позабытая.

К тому же голодная и в мужском шервани, настолько перепачканном грязью и бездна знает чем еще, что его проще сжечь ради безопасности окружающих. Но сказать ничего нельзя, потому как в одной ресничке любой из этих якшини больше силы, чем во всем моем теле.

Я поморщилась, глядя на потрепанные сандалии в своей руке, и вдруг, озаренная, шагнула вперед:

– Прошу прощения. Вы, должно быть, обратили внимание, что мы вышли из сада вдвоем, рука об руку. – «Не груби, Гаури». – Можно ли и мне чего-нибудь выпить?

Синяя якшини моргнула и уставилась на меня.

– Согласен, – усмехнулся Викрам. – Все, что вы предлагаете мне, следует предложить и моей спутнице.

– Все, что они предлагают тебе, мне явно не нужно.

– Не попробуешь, не узнаешь.

Я бросила сандалии на пол:

– Такой обмен вас устроит? Обувь на выпивку?

Якшини отшатнулись, скривившись от отвращения, и растворились в толпе.

– Идем. – Я подхватила сандалии. – Еще ж надо отыскать нашу смерть на этом Турнире.

– Я когда-нибудь хвалил твое красноречие?

– Нет. Но можешь начинать в любую секунду, разрешаю.

Мы шли по ледяному саду, сквозь медленно падающий вверх снег. Белые деревья врастали в небо костлявыми пальцами, а сгрудившиеся вокруг зимнего бассейна двенадцать мужчин и двенадцать женщин с изможденными лицами усталыми руками наглаживали собственные отражения.

В конце очередной тропинки перед нами расступилась стена золотых роз. На подиуме, спиной к парадному входу роскошного дворца, стояла высокая и тоненькая якшини. Прозрачные крылья паутинками стекали с ее лопаток и развевались в безветренном воздухе. Викрам положил перед нею рубин, и якшини улыбнулась.

– Повелитель Алаки, Хранитель сокровищ и Царь царей передает поклон и приветствует вас на Турнире желаний.

17

Стылый мед, пойманные чары

Викрам

Совет Уджиджайна быстро указал Викраму его истинное место. Поначалу его осыпали оскорблениями, столь мелкими, что по юности он их даже не распознавал, но и крошечный укол может ранить так же глубоко, как самый острый клинок. А в двенадцать лет советники привели Викрама в янтарную комнату в дальнем конце дворца. Император туда никогда не приходил, так они сказали.

– Тайны обладают огромной властью, юный принц, – промолвил один из советников – мужчина с крючковатым носом и изумрудными глазами. – Они любого заставят плясать.

В центре комнаты стояла сцена для театра теней. Из всех развлечений на всех гуляньях больше всего Викрам любил именно его. Любил смотреть, как оживает история из одних только палочек и кусочков бумаги. Сейчас за завесой танцевала сильная кукла в короне.

– Это принц, – сказал один из членов совета.

Викрам радостно хлопнул в ладоши:

– Как я?

Воцарилась тишина.

– Нет, – отозвался другой советник. – Не как ты.

– Когда в венах течет неправильная кровь, бремя правления становится невыносимо тяжелым, – добавил еще один.

По тканевой завесе проковыляла еще одна тень марионетки, сгибаясь и склоняясь под невидимой ношей. Викрам нахмурился. На гуляньях обычно показывали другую сказку.

– Видишь ли, юный принц, тебе придется взвалить на себя бремя короны. Но мы можем помочь, – продолжили советники. – Можем сделать так, чтобы ты стоял прямо и гордо. Как первая марионетка.

– Но я… я настоящий принц. Отец говорит…

– Что бы ни говорил твой отец, он знает главную твою тайну, маленький принц. Знает, что в тебе нет его крови. И мы тоже знаем правду. Тебе известно, что случается, когда подобные секреты всплывают на поверхность?

Один из членов совета схватил Викрама за подбородок и вновь повернул к сцене. Сломанная марионетка смялась под своей ношей.

– Видишь, маленький принц? – усмехнулся советник. – У нас есть секрет. Так ты хочешь стоять в полный рост, – на ткани появилась сильная кукла, – или нет?

Все последующие годы Викраму пришлось бороться с этим образом. Но совет был прав. Тайны заставляют людей плясать. И он всю жизнь посвятил тому, чтобы вызнать все секреты Уджиджайна, стиснуть их в кулаке и заставить танцевать всех вокруг. Вот только этого оказалось мало. Собственная тайна упорно дергала Викрама за ниточки.

В миг, когда он открылся перед вратами, сердце ухнуло в пятки. Викрам ожидал, что Гаури смерит его презрительным взглядом, с каким он сталкивался все годы взросления. Но ничего такого не произошло. В глазах ее отразилось понимание, столь мощное, что вышибло весь воздух из его легких. До сего момента Викрам даже не сознавал, как для него важно, чтобы Гаури смотрела на него не так, как прочие. И когда она рассталась с собственной тайной, он понял. Их обоих дергали за ниточки. И все это время оба они просто пытались освободиться.

Сопровождающая якшини провела их по мраморной дорожке мимо комнат из медовых сот. Собравшаяся в конце павильона группа магических слуг Алаки заохала и зашепталась за их спинами.

– …какая прелесть, какая прелесть!

– Жемчужина Бхараты! – взволнованно прошипел кто-то.

– О, – разочарованно фыркнул другой. – Я думал, там настоящая жемчужина.

– А вот и Принц-лис! Они здесь!

Викрам сдержал стон. Как же он устал от этого прозвища.

– Это Малый совет Алаки, – сказала якшини. – Мы будем за всем наблюдать и докладывать повелителю Кубере.

Они поздоровались, но Викрам не уловил ни единого имени.

– А где остальные участники? – спросил он.

– Во время Турнира желаний каждый в Алаке становится участником.

– Даже вы?

– Даже я, – ответила сопровождающая. – Но для иномирцев другие правила. Лишь люди могут выиграть или проиграть. А мы теряем только время, которого, впрочем, у нас предостаточно.

– Так как вы тогда играете? – не поняла Гаури.

– Никто толком не знает. – Якшини понизила голос до заговорщицкого шепота. – Даже судьи не в курсе, что ищет в участниках Владыка сокровищ. Он просто задает нам вопросы. Например, какой цвет предпочитает тот или иной человек. Улыбается ли он. Какого оттенка становится небо, когда он смеется.

– Бессмыслица какая-то, – пробурчала Гаури.

Сопровождающая помрачнела:

– У Владыки на все есть причины, даже если мы их не понимаем. Но у вас будут иные задачи. В конце концов, вы люди. Такова природа игры. Владыка сокровищ верит, что поиск силы – это путь одиночества. И Турнир это отражает.

– Одиночества? – повторила Гаури. – Я думала, мы будем сражаться вместе.

– Конечно. Владыка никогда не разлучит влюбленных. Он слишком предан своей жене, Повелительнице процветания и богатства, реке Каувери.

– Влюбленных? – опешила Гаури.

Викрам ткнул ее в бок, но предводительница Малого совета Алаки уже подозрительно прищурилась.

– А это не так? – повысила она голос. – Тогда вы не можете играть в паре.

– Разумеется так, – сухо произнес Викрам. – Разве мы не похожи на влюбленных?

– Не очень.

– Какой у нее любимый цвет? – спросила якшини.

– Цвет моих глаз, – выпалил он.

– Ага, – поддакнула Гаури. – Они такие… коричневые.

– А любимое блюдо?

Викрам обнял Гаури за талию, и она напряглась.

– Уважаемый совет, неужели истинная любовь столь сурова, что ее можно измерить вопросами о чьих-то предпочтениях? Наша любовь не поддается подобной оценке.

Вокруг раздались восторженные вздохи, но подозрения якшини-сопровождающей лишь усилились. Она хмуро уставилась на кусок пергамента в руке. Это не предвещало ничего хорошего.

Викрам поймал взгляд Гаури, оценил приподнятую бровь и замер от выражения ее лица. Она явно злилась. Но не на него. А на то, что собиралась сделать.

Он даже подумать ни о чем не успел, как Гаури повернула голову, и мир сузился до нее одной. Волшебные создания, наполнявшие комнату, исчезли. А Гаури подалась вперед, грубо притянула Викрама к себе и поцеловала…

Умом он понимал, что это лишь представление для якшини, но чувствам было наплевать. Он зарылся пальцами в мягкие волосы, притягивая Гаури ближе. Поцелуй ее прожигал до костей, и может, так влияла магия Алаки, или же от всех испытаний Викрам просто повредился рассудком, но он мог поклясться, что на вкус ее губы были как стылый мед и пойманные чары.

Он чуть отстранился и уставился в округлившиеся, потрясенные глаза Гаури. Так близко они казались невероятно черными и бесконечными. И в этот украденный у времени миг в голову вдруг закралась странная мысль. Для учеников в ашраме чтение стихов вслух – обычное дело. И Викрам часами слушал, как притяжение двух людей якобы заставляет мир остановиться. Теперь он знал, что все не так. Мир не остановился. Он только теперь и начал вращаться, дышать, жить.

Гаури прокашлялась, высвободилась из его объятий и, вновь нацепив маску спокойствия, повернулась к сопровождающей:

– Мы предпочли бы обойтись без зрителей.

Якшини отвернулась, ее закрученные ушки покраснели.

– Прошу сюда, я покажу ваши покои.

По их покоям порхали певчие птицы. Стены шуршали, словно живое существо с радужными перьями. В воздухе разливались нежнейшие ноты. Не звуки музыкальных инструментов, а неуловимые гармонии природы – рокочущий гром и серебристый дождь, птичий щебет и шорох деревьев на ветру.

– Кроме вас сюда никто не войдет, так что о ворах можете не волноваться, – сказала якшини. – Владыка сокровищ ждет вас вечером на церемонии открытия для оглашения правил Турнира.

– И когда нам следует явиться? – спросила Гаури.

– Пол превратится в огонь, госпожа. Это и будет сигналом, что пора покинуть комнату и встретиться с Владыкой.

– А Турнир? Когда он начнется?

– Сейчас вы уже опытные игроки, – улыбнулась якшини и, коротко поклонившись, ушла.

Едва они остались одни, как комната словно раздулась от невысказанных вопросов и сомнений – о секретах, которые они раскрыли языкастым вратам, о поцелуе, вкус которого до сих пор тлел на губах. Взгляд Гаури словно прочертил в душе Викрама некую границу, и он знал, что, стоит ее пересечь, и они уже никогда не будут прежними.

– Ты винишь себя, – тихо произнесла она.

Утверждая, не спрашивая.

– Раньше винил.

Ему было семь лет. Он даже не посмотрел, куда забрел, и не понял, что оставил сандалию на краю скалы. С тех пор проклятое «если бы…» преследовало его неустанно. Но Викрам знал, что, поддавшись, позволив сожрать себя изнутри, он станет только тенью. Мама не желала бы ему такой судьбы.

– Понимаю. – Гаури прислонилась к стене.

Она явно хотела сказать еще что-то. Викрам почти слышал, как слова скребутся в ее мыслях, стремясь вырваться. Освободиться. Но лицо ее оставалось каменным, бесстрастным. Он вдруг вспомнил девушку, которую видел в Гроте Нежити. Ту, что опускала плечи, когда никто не смотрел, и каждый день вела незаметные для других сражения. Девушку, которая надеялась, что на Ночном базаре продаются мечты. Она заслуживала большего, чем одиночество.

– Не вини себя, – прошептал Викрам. – Я видел, что он сделал.

Гаури впилась в него прищуренными глазами.

– Видел перед тем, как мы побежали через Грот Нежити.

Она отвернулась:

– Даже будь у меня две жизни на троне, их все равно не хватит, чтобы искупить все, чему я позволила случиться.

Викрам поджал губы. Он не мог сказать, что у нее не было выбора, потому как выбор был. Но выбор невозможный, неизбежно влекущий за собою смерть. Оба они совершали жестокие, ужасающие поступки. Но это не значит, что они прокляты.

– Совестливая королева всегда оставит после себя прочное наследие. К тому же любой поступил бы так же. Ты понимала, сколь рискованно выступать против него в открытую, и просто пыталась защитить свой народ. В том нет ничего постыдного…

– Мне не нужна твоя жалость, – перебила Гаури.

– Почему? Разве ты меня не жалеешь? Что может быть печальнее, чем сирота с иллюзией величия?

Сказав это, Викрам словно освободился. И осознал истину: он никогда не боялся, что кто-то увидит его суть, он боялся, что на него станут смотреть как на человека, которому никогда не суждено достичь большего.

– Я хотела все изменить, – промолвила Гаури.

– Я тоже, – кивнул Викрам. – Но Уджиджайн не изменить иллюзорным титулом. И если иного мне не дано, то я не вернусь.

Ее глаза расширились.

– Это из-за… – Гаури осеклась, но Викрам понял, что она мельком видела его мать в его воспоминаниях.

– Ее звали Киртана. – Голос прозвучал глухо. Он много лет не произносил этого имени вслух. – Она была певицей при дворе, но забеременела, и ее прогнали. Когда она поскользнулась на том обрыве, мы как раз собирались отправиться во дворец и уговорами вернуть ей место. Она нуждалась в защите, но не получила ее. Достойным человека делают не только земли и титулы. Уджиджайн об этом позабыл. Собственный народ стал для империи лишь дойной коровой. Я бы правил иначе.

На сей раз, когда Викрам поднял взгляд, Гаури едва заметно ему улыбнулась. Он чувствовал, что шагнул на странную неизведанную территорию. Гаури оказалась одновременно всем и ничем из того, что он ожидал.

– Этот союз станет одним из наших испытаний? – пошутила она, но в голосе слышалась тоска, вторящая его собственной.

Каким-то образом это полное смертельных опасностей путешествие сроднило их, и Викрам не был готов потерять эту связь.

– Почему нет? Мы ведь вроде как друзья, да?

– Похоже на то.

Викрам усмехнулся:

– Итак. Ты жалеешь меня, я тебя. Можно сказать, мы квиты. Мир?

– Мир, – неуверенно кивнула Гаури. – А мир означает, что ты перестанешь нарочно меня раздражать?

– Ни в коем случае.

Викрам направился в купальню, но замер, услышав за спиной:

– Чтоб ты знал, тот поцелуй ничего не значил.

– Ты, кажется, возомнила, будто это мой первый поцелуй, – засмеялся он.

И конечно, не стал упоминать, что первый – технически – случился с дворцовым стражником, который страстно его тискал, приняв за куртизанку, когда пятнадцатилетний Викрам попытался проникнуть в гарем.

Как и большинство первых поцелуев, этот оставил после себя кислый привкус сожаления.

– Ты не первая, Гаури, – хмыкнул Викрам. – Но тебя я точно запомню.

18

Три – отличное число

Гаури

Едва Викрам скрылся в купальне, я рухнула на кровать. Мышцы болезненно ныли. Я уставилась в потолок, моргнула… раз… два… и уснула. А очнулась, когда Викрам рассматривал себя в зеркале.

Волосы его, еще влажные после ванны, слегка завивались вокруг ушей. Он одернул рукава темно-синего шервани, расшитого нежными серебряными перьями. Порез на его челюсти уже выцвел до бледной полоски, но все же невольно привлекал внимание к губам, которые я совсем недавно старательно целовала. Викрам глянул на меня, карие глаза понимающе сверкнули. А я вдруг с ужасом осознала, насколько растрепанно выгляжу.

– Я тут думал о твоих словах, – начал он. – Как ты там сказала якшини? Мы предпочли бы обойтись без зрителей?

Викрам медленно обернулся кругом, будто поражаясь пустоте комнаты.

– Уже не помню, – буркнула я, вставая.

Наглая ложь. Конечно, я все помнила. А стоило заснуть, так и вовсе увязла в незваных образах. Едва наши губы соприкоснулись, по жилам словно хлынул огонь, а в затылке вяло заворочался голод, тот самый, что снедал меня под чарами демонического яблока. Стремление к чему-то еще. К чему-то невозможному.

– Ты брыкаешься?

Викрам с сомнением поглядел на кровать.

– О да, – закивала я. – А еще перед сном цепляю на пятки серебряные когти.

– Больно, наверное.

– А еще от кошмаров реву как ослица, заливаю перину слюнями и размахиваю руками.

– А я сплю как мертвец, – беззаботно отозвался Викрам. – Так что не бойся, не потревожишь. К тому же мне нравится делить постель с дикарками.

– Мне делить постель не нравится в принципе. Кушетка вроде удобная.

– Значит, спи там, а я на кровати. Не хотелось бы оскорбить твои нежные девичьи чувства.

– Обсудим это позже, – сказала я, соскользнув с простыней. – Мне нужно собраться.

На волнах пара, что заполнял купальню, покачивались фонари с витражными стеклами, а в каждом углу комнаты открывал пасть один из каменных крокодилов, извергая горячие струи и наполняя пустую ванну. Я погрузилась в сапфировый бассейн и позволила себе несколько мгновений полюбоваться осколками света, танцующими на поверхности воды, но, как и всегда, выбралась до того, как слишком поддалась уюту. В избытке красоты и роскоши сокрыто немало опасностей. Ослепленные блеском драгоценностей, убаюканные мягкостью шелков, придворные Бхараты закрывали глаза на злодеяния и развратную жизнь Сканды. У красоты Алаки тоже имелись зубы, и я не собиралась подставлять им руку.

В нескольких шагах от ванны обнаружился ониксовый шкаф. Из всех нарядов я выбрала серый шальвар-камиз с расшитым крошечными бриллиантами подолом. Чуть правее на небольшом туалетном столике выстроились ряды склянок и вазочек с краской.

Я сжала маленькие флаконы в ладонях, согревая масла, а затем, пробормотав короткую молитву за гаремных матушек, надела привычную броню. Я подводила глаза сурьмой, пока они не стали темными, точно сама смерть, и растирала по губам измельченные лепестки роз, пока они не стали алыми, как кровь. В отдельном комоде нашелся небольшой тайник с кинжалами. Выбрав два, я привязала их к бедрам. На всякий случай.

Когда я вернулась в комнату, Викрам пару раз моргнул.

– Твоя красота поражает.

– А твои оскорбления уже нет.

Он улыбнулся. И в тот же миг пол загорелся синим пламенем. Я напряглась и едва не запрыгнула на ближайший стол. Викрам же лишь с интересом разглядывал пляшущие язычки.

– Владыка Кубера готов нас принять, – сказал он.

Покидая комнату, я прикусила щеки. Всецело сосредоточенная на попадании в Алаку, я только теперь поняла, что совершенно не представляю, чего ожидать. В бою путь к победе прокладывали верный расчет и тела врагов, магия же превращала все в загадку, и становилось трудно понять, смотришь ты сейчас в ночное небо или в темную пасть невиданного монстра.

Дворец за время нашего отдыха изменился. Коридоры ломились от толпы, воздух пропитался мускусным запахом парфюма. Перед нами появились крошечные светящиеся насекомые, призывая следовать за ними.

– Вы наши проводники? – спросил Викрам.

Те покачнулись в едином порыве – словно кивающая голова.

– Что ж, сияйте, звездочки.

Зажужжав, насекомые засветились ярче, как будто зарумянились от смущения.

– Ты пытаешься очаровать жуков? – прошептала я, когда мы двинулись следом.

– Ты действительно истинная принцесса, – посетовал Викрам. – Считаешь, что маленькие люди внимания не стоят.

– Это насекомые.

– Волшебные насекомые.

Я по привычке оглядывалась в поисках чего-нибудь подозрительного. Рядом сверкнуло зеркало. Я ожидала увидеть в отражении нас, но ни меня, ни Викрама там не было.

Я сдвинула брови. И незнакомое существо с изогнутыми крыльями и в золотой маске тоже нахмурилось.

«О боги».

Зеркало искажало наш облик. Викрам проследил за моим взглядом и рассмеялся:

– Умно.

– Умно?

– Я восхищен подходом и результатом. – Новый Викрам в зеркале горделиво приосанился. – Ты теперь красная как кровь, очень уместно.

– Скорее уж очень обманчиво, теперь мы не поймем, есть ли рядом враг.

– Но ведь в том и суть. На виду мы все становимся врагами. А главный враг притаился в зеркале. Помнишь, как сказала якшини-сопровождающая? Поиск силы и сокровищ – это путь одиночества. А на таком пути кто еще тебе враг кроме тебя самого?

– В настоящей войне нет места философии.

– Любая война зиждется на философии. Потому и называется войной. Лиши ее красок, и останется банальное убийство.

– Разве головы марионеток не должны быть деревянными?

– Роль марионетки мне никогда не давалась, – вздохнул Викрам. – Отсюда и мое стремление рвануть на волшебный турнир и броситься в объятия верной смерти.

– Очень логично.

– Но я бы не отказался от деревянной короны. Я бы бросался ею в людей забавы ради.

Я покачала головой:

– Какой же ты…

Он насмешливо поклонился, и мы вместе спустились в вестибюль, усеянный стеклянными птицами. Как только наши ноги коснулись пола – птицы взлетели, а в конце зала заклубилась тьма. Мы медленно двинулись вперед, сопровождаемые лишь жужжащими огоньками. Викрам шагнул ко мне поближе.

– Нуждаешься в защите? – фыркнула я.

– Просто предпочитаю уже знакомое чудовище.

В конце пути нас встретил только темно-серый камень.

– Я думала, тут празднество и пир, – пробормотала я. – Или нам предлагают питаться тенями?

– О нет, дорогая. Тенями мы уже пресытились, – раздался бархатистый голос.

Волосы на затылке встали дыбом. Кто-то во мраке хлопнул в ладоши, и по стенам медленно, словно кровь, потек свет. Я прищурилась. Это был тот свет, глядя на который начинаешь жаждать темноты. Зловещий, почти агрессивный, яркий, как солнце, но лишенный тепла.

Когда он потускнел, я наконец увидела пространство перед нами: пустой стол, а на возвышении по другую его сторону – Владыка сокровищ и его супруга, повелительница Каувери.

Детский рост Куберы контрастировал с его внушительным животом, тяжелыми веками и любезной улыбкой. Улыбкой власти, а не радости. Так мог улыбаться лишь тот, кто наделен несокрушимой силой и вправе смело показывать миру зубы.

Я напряглась, чувствуя угрозу. А затем свернувшийся на шее Владыки золотой мангуст вдруг зевнул, и из пасти его вывалился опал. Викрам рядом со мной шумно выдохнул. Я покосилась на него, но он не отрывал глаз от мангуста.

Повелительница Каувери улыбнулась. На ней было сари из бурных потоков воды, а в замысловатых косах струились мелкие ручьи, мерцали камешки и копошились крошечные – не больше ногтя – черепашки и крокодильчики.

Обычно бессмертные создания не выдавали своих изъянов и слабостей, но от Каувери исходило какое-то беспокойство… некая тревожная энергия, будто она ждала беды.

– Добро пожаловать, участники. – Повелительница радушно взмахнула рукой. – Просим к столу.

Едва мы сели, стол наполнился яствами. Я с подозрением огляделась. Тут был и ароматный бириани[15] с шафрановым рисом, и белые, как лунный камень, вареные яйца, залитые густым карри, и яблочные и мятные чатни[16] в стеклянных чашах, и шарики гулаб джамуна в кардамоновом сиропе, и ярко-оранжевые завитки джалеби[17], похожие на золотые браслеты.

Кубера смотрел на нас, и глаза его распахивались все шире. Он внимательно наблюдал, как мы тянемся к наану, делим его и окунаем в миску с карри. Нельзя было выказывать неуважение. В миг, когда лепешка оказалась у меня во рту, Кубера спрыгнул с трона:

– Наконец-то! Наша еда коснулась ваших губ! Теперь, когда любезности между гостями и хозяевами позади, можно и поговорить. Вы заинтересовали нас обоих. Мы аж на тронах усидеть не могли! Когда я узнал, что вы двое…

– Терпение, любовь моя, – предостерегла его Каувери.

Мы с Викрамом переглянулись. В каком это смысле мы их заинтересовали? От нервного напряжения руки затряслись.

В день побега из Уджиджайна я чувствовала влияние некой потусторонней силы. Она жаждала нас. Но, возможно, нас притягивало не Иномирье, а сам Кубера. Зачем? И каждого ли участника он так страстно стремился заполучить или мы нужны ему для какой-то конкретной цели?

Кубера спустился с возвышения и обошел нас, будто торговец, осматривающий свой товар. Затем потянулся к моей руке, и я подала ее так изящно, как только сумела.

Кубера одобрительно заквохтал, выпустил мою ладонь и склонился к Викраму:

– Ах, какие у вас обоих жаждущие сердца! Восхитительно. Уверен, вы станете отличными рассказчиками. И, несомненно, королем и королевой. Впрочем, это уже зависит от того, кому из вас будет позволено уйти. Теперь вы, верно, гадаете, означают ли мои слова, что один из вас умрет. Вовсе нет! Он или она может остаться здесь навсегда и стать моим новым троном. От этого, – Владыка оглянулся на свой золотой трон, который сильно напоминал человека на четвереньках, – у меня поясницу ломит, и его бесконечные стоны уже набили оскомину. Другой вариант, конечно, смерть. И нет. Выигранное желание нельзя использовать, чтобы даровать другому участнику свободу.

Я изо всех сил старалась ничем не выдать потрясения. Я знала, что в приглашении говорилось только о пропуске на двоих, но, как и Викрам, предположила, будто победа в Турнире гарантирует нам выход. Мы ошиблись.

– А обоим нам никак не уйти? – спросил Викрам.

– Может, и уйти. Я не знаю! Я выдумываю правила на ходу. – Кубера ухмыльнулся.

Каувери тоже покинула трон и присоединилась к мужу в центре зала. Куда бы она ни ступала – по полу рассыпались золотые монеты.

– Возвращаясь к игре – они ведь явились сюда за исполнением желаний.

Глаза Куберы загорелись.

– Ах! Да! Условия. Прошу прощения. – Он рассмеялся. – Вы в царстве желаний и сокровищ. И я хочу увидеть, что считаете сокровищем лично вы. Два испытания. Одна жертва. Итого три пункта. Потому что три – отличное число. Изысканно простое, как и почти все, что ведет к величайшему счастью и величайшему разочарованию.

– Мы соревнуемся с другими участниками?

– Нет. Все здесь жаждут невозможного по разным причинам. Потому и испытания разные. Выиграть желание может каждый. Или никто. Что есть, то есть.

– Владыка, – осторожно начала я, – вы упомянули жертву. Что это должно быть?

– Ничего телесного или материального, никаких животных или людей.

– То есть он еще не определился, – улыбнулась Каувери.

– А подробности наших испытаний? – подал голос Викрам. – Сколько времени…

– Время? – Кубера захохотал. – В Алаке время приходит и уходит, когда ему вздумается, а уж на исходе века и вовсе радостно скачет туда-сюда. На Турнире желаний истории могут обрести новую жизнь или иной смысл. – От его улыбки по коже пробежал холодок. – Чтобы отслеживать время на Турнире, мы одолжили луну. Сегодня новолуние, а когда наступит следующее – значит время вышло!

Месяц. Нам выделили месяц на два испытания и жертву. Немного, но если время в Алаке течет иначе, вероятно, даже это можно обернуть на пользу.

– А сколько пройдет в человеческом мире? – спросил Викрам.

Я об этом и не подумала. И теперь не могла представить, как выйду отсюда победительницей, только чтобы вернуться на руины прежних времен, давно минувших и позабывших нас.

– Умный принц, – засмеялся Кубера. – Всего лишь месяц вашей быстротечной человеческой жизни.

– Владыка, как мы… что именно ждет нас на испытаниях? – спросила я. – Придется сражаться? Решать загадки?

– Вы жаждете обогатиться желаниями. А как достигают богатства? Вспарывая глотки и срезая тяжелые кошельки хвастливых купцов? Распространяя доброту как чуму и собирая улыбки вместо монет? Что кому ценнее? Делайте что хотите.

Ответ ничем не помог. Кто будет нас судить? Каждое слово Куберы лишь добавляло загадок. Так же я чувствовала себя со Скандой, когда он опутывал меня очередной ложью. Заключая сделки с братом, я должна была точно знать, чего он хочет, иначе цена могла оказаться слишком высокой.

– Можно задать еще один вопрос, Владыка?

Кубера склонил голову:

– Конечно, жемчужинка, задавай.

– Почему вам так важно наше участие в Турнире? Что вы с этого получите?

– Я получу историю. – Он медленно растянул губы в улыбке. – А это сокровище вечное, переменчивое и крылатое. Мир вступает в новую эпоху. После этой игры Турнир желаний прекратит свое существование, порталы Иномирья закроются. Оно, как прежде, будет улыбаться человеческому миру, но сомкнутыми губами. А выжившие участники Турнира смогут рассказать о нем, наделить историю дыханием. Пока о нас слагают сказки, мы не просто пылимся в храмах каменными статуями, все мифы о которых давно рассказаны, записаны и неизменны. Мы живем. На устах, в умах и воспоминаниях.

Каувери захлопала в ладоши:

– Какая зловещая речь, любовь моя. Думаю, ты перевозбужден. – Она развела руки, и меж изящных ладоней образовалось тонкое водное зеркало. – Ключ к бессмертию в историях, которые нас переживут. Каждая сказка – отдельный ключик, сокрытый на виду, подо всем, чего мы жаждем, и всем, что нас гложет.

В водной глади заискрился рубин, сияющий и яркий, брат-близнец приглашения на Турнир желаний.

– Ваша первая задача – отыскать половину ключа к бессмертию, – объявил Кубера.

Изображение исчезло. Я не знала, кланяться или бежать, рассыпаться в благодарностях или вопить что есть мочи.

Найти ключ? Было даже неясно, материальный это ключ или метафорический. Каувери подалась вперед и обхватила мое лицо ладонями. Мерцающие дымчатым кварцем глаза потемнели до пыльно-коричневого, будто дно высохшей реки.

– Знаешь, мы ведь находим вас по вашим сердцам, – тихо промолвила она, поглаживая меня по щеке. – Таким светлым и искренним. Я почти завидую тебе, потому что хотела бы пожелать столь многого. – Ее глаза вспыхнули. – Или, может, я просто хочу желать того же, чего и ты. Наверное, зря. В конце концов, желание – та еще отрава.

Каувери отстранилась, и там, где она касалась меня, кожа стала ледяной и влажной. Викрам по-лисьи прищурился.

– Наслаждайтесь удобствами дворца, дорогие участники. – Кубера сверкнул острыми зубами, отчего в груди заворочалась тревога. – И милости просим на гулянья в честь церемонии открытия. В новолуние к нашим услугам все виды удовольствий.

19

Торжество преображения

Гаури

Свет погас, и мы с Викрамом вновь оказались перед бесстрастным серым камнем. Я оглянулась – мимо спешила смеющаяся и напевающая толпа, дабы насладиться торжествами церемонии открытия. Викрам коснулся моей руки, привлекая внимание. Вспыхнувшие вдоль стен бледные огни озарили наши лица, и я увидела, что из его глаз исчезли привычные искры озорства.

– Я не знал. – Викрам смотрел на меня пристально и твердо. – Если бы знал, что вернуться сможет только один из нас, то не стал бы скрывать.

– Верю, – кивнула я. – Но впереди целый месяц. Пока идем к победе, можно по пути и выход поискать. Ты же слышал Куберу. Он любит нарушать собственные правила.

На лице его промелькнула улыбка, и он выпустил мою ладонь.

– Думаю, ты права.

– А можно это заявление в письменном виде?

– Если победим и выберемся отсюда, я что угодно напишу.

– По рукам.

Снаружи, призывая нас, набирали мощь звуки церемонии.

– Половина ключа к бессмертию, – вздохнула я. – Что это, просто загадка или символ, под которым сокрыто нечто другое?

– Магия любит философствовать, – сказал Викрам.

– Магии следует быть менее претенциозной.

– Ключ сокрыт на виду, подо всем, чего мы жаждем, и всем, что нас гложет, – процитировал он.

– Да-да, знаю. А желание – та еще отрава. Я уже это слыша…

Мы оба умолкли. Да, мы уже слышали это раньше. Разве не то же самое сказали ванары, захватившие нас в плен и утащившие в свое королевство? И разве не те же слова были написаны на приглашении?

– Все это время нам намекали, – выдохнул Викрам.

– И если все спрятано на виду, мы уже знаем, с чего начать поиски.

Поток участников уже благополучно схлынул во внутренние дворы Алаки, и коридоры опустели. Руки мои задрожали от предвкушения. Попав в плен к уджиджайнцам, я лишилась сражений, и теперь тело жаждало хорошей битвы. Да, войны полны жестокости и ярости, но именно эта ярость пробуждала мою кровь. Дело не только в физических движениях, но и в ощущении бесконечности. На месте меня удерживали только кости, все остальное становилось потоком света, жизни, надежды…

Сейчас нас ждало настоящее сражение. Я собиралась бороться за победу и за возвращение домой, и под лучами надежды вновь вступить в бой за спиной расправились крылья.

Не было никакой гарантии, что первую половину ключа мы найдем прямо сразу же в разгар церемонии открытия. Учитывая, что нам выделили целый месяц на испытания и жертву – при мысли о жертвоприношении я всякий раз вздрагивала, – мы могли до последнего дня провозиться. Я не считала Куберу противником, но и союзником тоже. Он всем тут заправлял и – я помнила его возбуждение – очень хотел поиграть.

Что ж, я тоже.

Торжественная музыка пронизывала землю. Тот же двор, через который мы прошли, едва попав во дворец Алаки, за считаные часы словно расширился и преобразился. Справа от нас растянулись три огромных праздничных стола. В конце центральной дорожки взметнулись ввысь потоки шелка – затрепетали в ночи лунно-бледные крылья, изогнулась тонкая шея, и пред нами развернулся шатер в форме зачарованного лебедя, огромного, как небольшой город, и белого как иней, если не считать голубой звезды, приютившейся на его груди. Слева от нас гигантский баньян размахивал сучковатыми ветвями над существами, что раскачивались и кружились в танце. Сквозь решетку древесных пальцев струился нежный, как сахарная пудра, свет. Красота Алаки поражала своей… меткостью, будто дворец вынул одну из моих детских грез и нацепил ее как маску. Я не доверяла ему. Даже воздух здесь был пронизан хитростью. Я уловила запах одеяльца, который помнила с младенчества, и напряглась. Магия соблазняла опасной иллюзией покоя и уюта. Мы шли мимо толп созданий, заполонивших дворы Алаки, – высоких и низких, худеньких и толстых, прелестных и отвратительных. У одних были крылья, другие и без них парили над землей, обозревая мир.

– Спрятан на виду, – пробормотала я. – То есть где угодно.

Мы обошли накрытые столы в поисках любых возможных подсказок. Что вообще нам нужно? Пузырек с ядами? Кошель с рубинами? От указаний Куберы не было никакого толку. Вдобавок ко всему приходилось держать глаза и уши востро, дабы не упустить сведения о других выходах из Алаки.

В конце первого стола болталась небольшая табличка с надписью: «Торжество Преображения – выбрав нас, придется поделиться своей болью». И ничего съедобного на столе, только стеклянные амфоры с сушеными крыльями, фалангами пальцев, сплетенными в кольца волосами и соломенной куклой.

Над вторым столом парили ледяные шары, с краев стекало снежное кружево, а табличка – прозрачно-ледяная – гласила: «Торжество Холода – выбрав нас, придется поделиться своим теплом».

По третьему столу прыгали птицы из сжатого шелка, и из клювов их струились трели. Очередная табличка предупреждала: «Торжество Песни – выбрав нас, придется поделиться своими мыслями».

– Здесь ничего полезного, – сказала я и, схватив Викрама за руку, пока он окончательно не увлекся сверкающими бутыльками, поволокла его в глубь садов Алаки.

Танец под ветвями гигантского баньяна стал совсем бессвязным и вялым. Лесные создания с ярко-зелеными листьями вместо волос и виноградными лозами, обвивающими запястья, подпрыгивали и колыхались. Я все внимательнее приглядывалась к их тесным объятиям, не представляя, смогу ли распознать загаданное Куберой, даже если увижу, как вдруг повисла оглушительная тишина, а следом по толпе пронесся ропот.

– Они вернулись, – прошептал рядом с нами кто-то из иномирцев.

– Кто? О! – выдохнул другой. – Я даже не знал, что они выиграли на прошлом Турнире.

Повернувшись в направлении их взглядов, я увидела трех молодых женщин, торжественно шагающих под ветвями баньяна. На шее каждой из них болталась рваная голубая лента. Шли незнакомки странно, будто ноги их помнили, как это делать, но в телах не было врожденных инстинктов. Я опустила глаза ниже и содрогнулась. По земле вокруг них не скользило ни единой тени.

– Если уж Безымянные явились, то и Змеиный король наверняка здесь.

Кто-то засмеялся:

– Повелительница Каувери, верно, в ужасе.

– Не будь это последний Турнир, его бы ни за что не пустили.

Безымянные отходили все дальше и в конце концов исчезли прямо в баньяне. Я рассматривала оставшееся после них пустое пространство и мысленно проговаривала новые для себя имена. Кто такой Змеиный король?

Викрам коснулся моей руки и покачал головой. И здесь ничего полезного. Не заглянули мы только в огромный шатер в форме лебедя. Перед ним уже выстроилась очередь, растянувшись через весь двор и даже заняв извилистую дорожку между бассейнами.

Отовсюду доносились голоса.

– Владыка сокровищ их нанял!

– Но такая очередь…

– …хоть к одной да попадем.

– …вон шатер.

Легкий ветерок встрепенул лебединые крылья, и в небеса поднялся дым. Толпа восторженно завопила. Струйки дыма переливались в воздухе, принимая формы крылатого монстра и блестящей змеи, дерева с огоньками плодов и даже мерцающей короны. После дым сгустился в туманный женский силуэт и наконец преобразился в серую звезду, которая тут же налилась голубым цветом.

Голубая звезда. Как те, что сияли на шее каждой вишканьи.

Викрам схватил меня за руку, глаза его горели возбуждением.

– Вот оно. Первая половина ключа наверняка в шатре ядовитых куртизанок. Только в этом и есть смысл. Ванары же сказали тогда, на Ночном базаре… Помнишь?

– Не особо. Если не забыл, я тогда боролась с желанием тебя слопать.

Он поморщился:

– Точно. Что ж. В любом случае это совпадает со словами Каувери – «подо всем, чего мы жаждем, и всем, что нас гложет». Сначала я решил, что «мы» – это мы с тобой. Но на иномирцев вишканьи влияют иначе. Она вытаскивают на поверхность их желания и страсти. Вероятно, это и имелось в виду!

От волнения Викрам явно не знал, куда деть руки, разрываясь между привычно сложенными вместе пальцами и суетным размахиванием.

– Не мог бы ты… – начала я, но он уже тащил меня к шатру вдоль вереницы волшебных существ.

Половина народа, терпеливо ожидавшего своей очереди, злобно зыркала нам вслед. У входа расхаживали теневые тигры, клацая зубами и рыча. Один из них смерил нас внимательным взглядом, моргнул и запрокинул голову:

– Неужто вам настолько жить надоело, дорогие смертные?

Прекрасное начало.

– Нет, – отозвался Викрам.

– Тогда зачем же вы пришли к этому шатру?

– А разве нам нельзя…

– ЛИШЬ ВИШКАНЬИ МОГУТ ВОЙТИ БЕЗ ОЧЕРЕДИ! – взревел тигр. – И ТОЛЬКО ЯКШИ И ЯКШИНИ ВПРАВЕ СТОЯТЬ В ОЧЕРЕДИ. ЛЮДЯМ ХОДУ НЕТ.

Из звериной пасти вырвался поток воздуха. Под его напором мы отступали назад, пока не очутились в конце очереди.

– Как же попасть внутрь, когда мы явно не вишканьи? – бормотал Викрам, яростно расхаживая из стороны в сторону и дергая себя за волосы. Затем вдруг остановился и задумчиво сдвинул брови. – А может, достаточно просто выглядеть как они.

Я тоже замерла:

– Что?

Он оглянулся на праздничные столы и устремился к ним. Пришлось бежать, чтобы не отстать.

– Мне послышалось или ты сказал, что нам стоит притвориться вишканьями?

– Не послышалось. Хотя я и сам от идеи не в восторге. Не хотелось бы опять наряжаться куртизанкой…

– Погоди. Опять?

Лицо Викрама пошло красными пятнами.

– Торжество Преображения должно помочь, – задумчиво протянул он.

– Я все еще жажду услышать о том, что побудило тебя нарядиться куртизанкой в прошлый раз.

Упершись локтями в столешницу, Викрам перебирал пальцами над амфорами и бутыльками. Затем поднял флакон с женским сари и баночками краски для лица и пробормотал:

– Надеюсь, на сей раз все сложится удачнее.

Торжество Преображения в обмен требовало страданий. В миг, как я схватилась за флакон, невидимые пальцы погрузились в мои воспоминания в поисках средоточия боли. Долго искать не пришлось. Сердце рванулось из груди, воспоминания зашуршали, выбираясь из глубин разума на поверхность. А потом… ничего. Они исчезли. Глянув вниз, я обнаружила на себе довольно откровенный наряд, усыпанный изумрудами. Перед лицом маячила полупрозрачная вуаль. И в зеркале, что кто-то заботливо прислонил к столу, отражалась мало похожая на меня девушка. Чары сделали мои волосы длинными и серебристыми, глаза замерцали кварцем, и я стала выше и стройнее, чем была когда-либо без магии.

Рядом раздался шумный вдох. Викрама чары преобразили в невысокую изящную женщину с буйной шапкой медных волос. От него самого осталась только хитрая улыбка, с которой Викрам разглядывал себя в зеркале.

– Выгляжу отлично. – Он покрутился так и сяк, а потом неуютно переступил с ноги на ногу. – Все тело чешется. Зачем женщины такое носят?

– Сомневаюсь, что нам давали выбор.

– О.

Я засмеялась:

– Немногие мужчины согласились бы превратиться в женщину.

Викрам вскинул подбородок:

– Это лишь маска. В одном из древних сказаний бог притворился чародейкой, чтобы обмануть орду демонов. А самый известный воин эпохи на целый год стал евнухом. Полагаю, ради победы я переживу ночку в облике вишканьи.

Я похлопала, он поклонился. И мы двинулись к шатру вишканий, вот только недалеко от входа я оттащила Викрама в сторонку.

– Что?

– Если получится войти, ты должен быть готов к сражению.

Я задрала подол, и Викрам вспыхнул, быстро отвернулся и зашипел:

– Ты что творишь?

Отвязав один из кинжалов, я протянула его Викраму вместе с ремешком.

– И куда мне его сунуть? – пробормотал он, похлопав себя по бедрам.

– Настоящей вишканье оружие ни к чему, помнишь? Так что спрячь.

Застонав, он нехотя привязал кинжал к лодыжке.

У входа в шатер я собралась с духом. Очередь жадно пожирала нас глазами.

Я ненавидела подобные взгляды – так смотрят, когда видят в тебе лишь средство удовлетворить какую-то потребность. Судя по тому, как гневно Викрам сложил руки на груди, его это тоже возмутило.

– НАРУШИТЕЛИ… – начал повернувшийся к нам зверь, но осекся и склонил голову.

Началось.

– С каких это пор я стала нарушителем? – усмехнулась я.

Теневой тигр отпрянул, вскинув лапу:

– Я не…

– По-твоему, мне интересен перечень твоих недостатков? – пренебрежительно взмахнула я рукой.

Уши зверя прижались к голове.

– Я не хотел ошибиться.

Викрам, сохранивший при себе низкий мужской голос, благоразумно решил помалкивать и лишь свирепо сверкал глазами.

– А я не хочу терпеть допросы. Прочь с дороги.

Сердце пустилось вскачь. Одно неверное движение, и нас раскусят…

– Прошу прощения, – понурился зверь и отступил.

Я пробормотала короткую молитву, прежде чем откинуть прозрачную завесу и шагнуть в теплый полумрак шатра. Здесь не было фонарей, но крошечные огоньки, вшитые в шелк, смущенно подмигивали, точно нерешительные звезды. Курильницы вплетали в воздух яркие нотки сандала и апельсинового цвета, а каждый клочок земли, еще не занятый одним из посетителей, покрывала какая-то отражающая ткань. Мы осторожно продвигались вглубь, оглядываясь в поисках вишканий. Викрам привстал на цыпочки и прошептал мне на ухо:

– Наши облики не превратили нас в вишканий. Если они коснутся нас – мы умрем.

Я похлопала себя по бедру, где покоился второй кинжал, и уши Викрама вспыхнули.

– Я помню, – прошептала я в ответ.

Мы все шли и шли, но не находили ни единого намека на ключ Куберы или рубин. Затылок покалывало от тревоги. Если мы ошиблись с местом, то убраться надо было побыстрее. Кто знал, сколь длительны чары Торжества Преображения.

В шатре расположилась как минимум дюжина посетителей: они сидели, запрокинув головы и любуясь собственными желаниями, что мерцали в зеркалах над ними. Я изучила структуру этого зеркального потолка. Все они были связаны и держались на какой-то сетке.

Внезапно мы вышли к другой комнате, без следа куртизанок и их гостей. Я шагнула внутрь первая, прислушиваясь, не раздадутся ли вдруг быстрые шаги или хриплое дыхание. Ничего. Я осмотрела стены и подняла глаза к зеркалу над головой.

Второй раз за день зеркальная гладь отражала не меня. Но и не созданный чарами облик тоже. Зеркало отражало мое сердце. Бхарату. Я видела оловянное небо над сторожевыми башнями, идеальные круги соли в торговом квартале, костры и рубиновые осколки пламени в воздухе. Видела, как танцует мой народ, как щеки румянятся от смеха. Видела, как легенды свисают с деревьев точно фрукты, спелые и сочные, готовые стать пищей для друзей и родных. Я видела множество причин вернуться домой.

Веки отяжелели и опустились. Может, если закрыть глаза, образы в зеркале разлетятся вдребезги и станут реальностью…

– Гаури! – прошипел Викрам.

Глаза распахнулись. Я попыталась шагнуть вперед и не смогла. Свесившиеся из зеркала веревки крепко стянули мне руки и ноги, не давая сдвинуться с места. Викрам угодил в такую же ловушку. Любой идиот со скверным чувством юмора и острым клинком мог сейчас войти и прикончить нас. Просто чудо, что комната до сих пор пустовала…

– Слыхал я, что можно угодить в плен собственных страстей, но это же смешно, – проворчал Викрам.

– Долго ты смотрел в зеркало? – спросила я.

– Да только на секунду взглянул.

Я потянулась к кинжалу на бедре, но он выскользнул из ножен и с грохотом упал на землю. Сдерживая раздраженное шипение, я попыталась всем весом отклониться назад, а затем качнуться вперед и избавиться от пут. Но переливчатые веревки лишь засияли ярче, словно застенчиво улыбнулись.

– Как избавиться от желаний? – задумалась я. – Я ведь не могу волшебным образом стать кем-то другим.

Викрам помолчал.

– Точно! Посмотри в зеркало еще раз…

– Ни за что. Из-за этого мы и оказались в ловушке.

– И, вероятно, это же нас и освободит.

Он сам поспешил исполнить задуманное. Поднял взгляд, на миг лицо его неистово покраснело, а затем шелковые путы расслабились и опали. Викрам подскочил ко мне, поднял упавший кинжал и начал пилить веревки. Вот только безуспешно.

– Как ты это сделал?

– Просто отпустил, – пожал он плечами. – Посмотрел на все свои стремления и сказал себе, что все это в прошлом. И освободился. Попробуй.

Я попробовала. Пыталась притвориться, что отныне не нуждаюсь в отраженных образах. Но не смогла. Я видела, как стою на коленях в пятне солнечного света в садах Бхараты с погруженными в землю руками, подготавливая почву для нового розового куста. Я жаждала этой сопричастности, связи с родным краем, той, что опутывает сердце счастьем и не отпускает далеко.

Моргнув, я оторвалась от отражения. Шелковых веревок стало больше, и стягивались они все туже. Но я заметила и еще кое-что… следы краски. С Викрама сползали чары женского тела. Он подрос. Локоны начали распрямляться и уже утратили медный блеск.

– Что тебя держит? – требовательно спросил он.

Я понимала, что если не выберусь, нас поймают… может, даже убьют. Что меня держало? Дом, Налини, месть, трон. Столь многое. Для Викрама все было иначе. Им двигало не желание занять уджиджайнский престол, а убежденность, что иначе просто нельзя. У него как-то получалось все это разделять. А у меня нет. Но может… может, если заглянуть поглубже?

Я вновь уставилась в зеркало, но на сей раз попыталась сосредоточиться на промежутках между образами, когда они менялись. Там, в этих незримых звеньях… таилась моя истинная страсть. Зеркало было не в силах показать то, что на самом деле толкнуло меня на поиски этого ключа к бессмертию, ибо не могло его вместить. Неоценимое, неизмеримое. Сильф без лица. Нечто за рамками жажды отомстить или спасти Нилини, нечто большее… Охота за наследием. Одновременно все и ничто. Я моргнула, и зеркало разбилось. Шелковые путы расслабились.

Я быстро подхватила их, пока веревки не коснулись пола, и оттащила к стене. Викрам бросил на меня предупреждающий взгляд, и мы не сговариваясь ринулись по коридору к очередной комнате, отделенной от прочих тонкой завесой. Викрам потянулся к ней, но я отдернула его руку и, прищурившись, кивнула на кинжал. Вдруг по ту сторону кто-то есть? Но за полупрозрачной тканью не мелькнуло ни одной тени. Я кивнула, убрала кинжал в ножны, и Викрам отодвинул занавеску. А там утопал в шелке, будто кто-то его туда вдавил, сверкающий рубин.

– Нашли! – обрадовался Викрам. – Иначе и быть не могло.

Я еще раз огляделась, стараясь избегать потолка, но все же уловила позолоченный блеск сотен зеркал над головой. Подушки на полу казались нетронутыми. Ничто нигде не шевелилось и не колыхалось, словно покинутое в спешке. Из комнаты куда-то вбок уходил коридор. Я еще немного помедлила, но ничья тень не мазнула по стене. Удовлетворенная, я кивнула Викраму, и тот направился к рубину. Что-то отражалось в мерцающих гранях… стол, окруженный едоками. В воздухе вокруг камня искрился лед. Сердце мое будто сжали холодной рукой.

– Подсади меня, – велел Викрам. – Может, получится выковырять его кинжалом…

Я сцепила руки, чтобы подбросить его, как вдруг заметила…

Слишком тихо.

Когда мы только пришли, шатер вишканий был полон тихих бормотаний, ободряющих шепотков и даже невольных стонов. Я опустилась на корточки и вцепилась в кинжал на ноге. Тишину нарушил судорожный вдох и хриплый выдох. Викрам рухнул наземь. Волосы его окончательно потемнели, конечности удлинились, а на лице появилась едва заметная щетина.

Охваченная паникой, я потянулась к нему, но прикоснуться не успела – в противоположном углу комнаты эхом разлился глубокий смех. Из тени шагнули одиннадцать вишканий. Они таились все это время. Выжидали.

– Что вы с ним сделали?

Услышав рядом легкий вздох, я обернулась. Еще одна прелестная вишканья с вытянутой рукой отпрянула от Викрама. Успела ли она к нему прикоснуться?

Чары преображения окончательно истаяли. Викрам лежал на полу в прежних штанах и шервани. Лицо его было бледным, кожа лоснилась от пота. Да и вокруг меня все стало чуточку больше – дарованный магией рост исчез, и я вернулась к привычным размерам и формам.

– Мужчина! – ахнула рядом вишканья.

Но не бросилась в угол к товаркам, лишь уставилась на меня.

– Не смей его трогать, – прошипела я, размахивая кинжалом и пытаясь припомнить все, что знала о ядовитых куртизанках.

Каждый дюйм их кожи таил в себе смерть. Но от ранений они точно так же истекали кровью и умирали, как и простые люди. По крайней мере, так говорилось в сказках Майи. Надо было просто не касаться кожи…

Вишканья вдруг съежилась и оробела.

– Я лишь на миг дотронулась… такое его не убьет, клянусь.

– Вы его не получите, – громко сказала я, махнув кинжалом на остальных куртизанок, и, переступив через Викрама, застыла над ним в защитной позе. – Нам нужен только рубин. И все. Если отдадите его, мы уйдем, и никто не пострадает.

– А если мы не хотим вас отпускать? – насмешливо спросила одна из вишканий. Двигалась она с жуткой грацией ночного кошмара. – Вы явились сюда добровольно. Чтобы узнать нас. Увидеть нас. Что-то получить от нас.

«Двенадцать против одной», – мысленно подсчитала я. Будь это обычный бой, я бы еще могла справиться, но в обычном бою противник не убивал легчайшим прикосновением… Я оторвала ткань от своего шальвар-камиза и обмотала ладони.

Вишканья пожала плечами:

– Замечательно, но бесполезно.

– Предупреждаю вас… – начала я, но эти слова что-то всколыхнули в куртизанке.

Она перестала улыбаться и любезничать.

– Нет, девочка. – Голос звенел холодом, как стекло. – Это я тебя предупреждаю. Мальчишка теперь мой.

– Никогда и ни за…

– Он в нашем шатре. Он не возражает. Следовательно, он наш. А раз так, ты должна знать, что у нас воровать не стоит. Видишь ли, девочка, мы любим людей. Человеческие страсти не похожи на жажду якшей и якшини. Они доставляют удовольствие. Человеческие страсти как… живительная влага. Они озаряют ваши кошмары и серебрят инеем ваши сердца. Вы будете утопать в них и разорвете землю по швам, если это подарит вам желаемое.

– Они разрушительны, – произнесла другая вишканья.

– Прекрасны, – добавила еще одна.

– И мы их заберем, – отозвалась третья.

– Так что не трогай мои игрушки, девочка, – подытожила главная.

А потом бросилась прямо на меня.

20

О рубинах и сестрах

Ааша

Если бы Ааша захотела, она могла бы дотронуться до человеческой девушки. Убить ее. Но тогда переполнявшие ее вопросы остались бы без ответов. Они и так уже казались неуправляемыми, словно отрастили шипы и силились разорвать Аашу на части. «Кем я могла стать? Какой жизнью могла жить?» Нужда в ответах заставила ее изобразить головную боль и притаиться в углу шатра, где Владыка сокровищ спрятал рубин. Он пришел к ним во второй половине дня, сообщив, что пара участников-людей может явиться сюда в поисках камня. И что если они не справятся, то станут добычей вишканий.

Ааша надеялась добраться до людей первой. Планировала договориться: они отвечают на вопросы о человеческом мире, а она в обмен отпускает их с рубином.

Но сестры оказались быстрее.

Теперь на мирные переговоры не осталось ни единой возможности. Сестры жадно облизнулись. И бросились на людей. Руки их тянулись к лодыжкам девушки, но та высоко подпрыгнула. Ааша глубже забилась в угол. Мужчина рядом зашевелился. Ее прикосновение не убило его, лишь погрузило в ловушку сна. Некоторые из сестер использовали этот прием, когда хотели даровать милосердную смерть. Ааша обращалась к нему, когда хотела избежать убийства.

Сестры опрокинули стол, на который забралась девушка, сбросив ее наземь. Та приземлилась на ноги и, взмахнув кинжалом, рассекла руку одной из сестер.

– В следующий раз я буду метить в лицо, – сказала девушка. – Отдайте нам рубин. Я не хочу никого ранить.

Но сестры только смеялись, все громче и громче. Ааша заволновалась. Алака была полна страстей, которыми они могли питаться. Не проще ли отпустить девушку и забыть обо всем?

Гостья вдруг запрокинула голову к потолку и окинула быстрым взглядом сотню зеркал, связанных воедино. Лицо ее озарилось жуткой улыбкой. Сестры все наступали. Девушка вновь подпрыгнула, вцепилась в золотой трос, привязанный к стене и удерживающий все зеркала, и вонзила в него кинжал.

– Раз уж я сумела привлечь ваше внимание… – промурылкала девушка, все сильнее пронзая веревку. – Думаю, вы заметили, что хоть я и не могу убить всех вас одним движением, но зеркала очень даже могут.

Сестры съежились, припадая к земле. Ааша медленно двинулась вдоль стены, пытаясь подобраться к ним поближе. А девушка покачнулась на тросе, и зеркала, вторя ее ритму, задрожали и застонали.

– Я могу действовать медленно. – Она осторожно подпилила веревку, а потом вскинула кинжал: – Или решить все одним махом.

Аашу охватил ужас. Если сестры пострадают, как они будут питаться? Они же зачахнут и истают. Страх вдруг чуть ослаб и ледяной струйкой проскользнул между мыслей и онемевших нервов. Ааша сменила направление и ринулась к девушке.

– Стой! Прошу, не трогай моих сестер. Я сделаю что угодно.

Взгляд гостьи смягчился, на лице отразилось сострадание, но в следующий миг черты вновь заострились.

– Что угодно?

Ааша напряженно кивнула.

Девушка обвела взглядом комнату и велела остальным:

– Уйдите.

Все сестры, кроме одной, скрылись в тени.

– Ты хороший противник, – произнесла она, восхищенно сверкнув глазами. – И станешь прекрасной вишканьей, если пожелаешь расширить свои таланты.

Девушка выпустила веревку и приземлилась, упершись пальцами в пол. Затем встала и поклонилась.

– Мои обязанности уже расписаны до конца жизни, – почтительно сказала она.

– Тогда, возможно, в следующей сложится иначе.

В глазах сестры отразились жалость и благодарность. Ааша вздрогнула. Во что она влезла? Ведь хотела лишь расспросить людей об их мире, а теперь обязана им. Ее влекли земли смертных, но люди были коварны и злобны. Девушка наклонилась, чтобы проверить пульс своего спутника, и, удовлетворившись, распрямилась и вырвала рубин прямо из стены шатра. После чего спрятала кинжал где-то в складках одежды.

– Как тебя зовут? – спросила она.

Ааша моргнула. Она и представить не могла, что гостья заговорит с ней таким тоном. Даже якши и якшини открывали рты, только чтобы извергнуть очередное требование. «Дай мне чего-нибудь чудесного. Дай мне чего-нибудь желанного». А девушка… задала вопрос. Голос ее не лучился добротой, но и злобой тоже. Ааша замялась, переводя дыхание.

– Ааша.

– А я Гаури, – представилась девушка. Затем легонько ткнула ногой мужчину на земле. – Долго он еще будет без сознания? И какие возможны последствия?

– Он проснется на рассвете. Разум его ничуть не пострадает.

Девушка вздохнула и провела ладонью по лбу.

– Ты предложила помощь, и больше всего мы нуждаемся в сведениях. Ты знаешь, как выбраться из Алаки?

Ааша и позабыла, что для людей здесь иные правила. Иномирцы могли уйти, когда захотят, но если покинуть игру раньше срока, то не получишь желание.

– Если Владыка Кубера не отпускает, то следует обратиться за дозволением к его супруге, Повелительнице Каувери.

Девушка ухмыльнулась:

– Она и слова не сказала, когда услышала, что лишь один из нас сможет покинуть Алаку, так что, полагаю, ее дозволение нам не светит.

– Тогда нужно исполнить ее желание.

Она вскинула бровь:

– Чего же хочет богиня? Еще больше богатств? Познать радости смертной жизни вроде морщин и старческих пятен?

Ааша колебалась. Набиваясь в шатер, якши и якшини любили делиться сплетнями. Она знала, что некоторые из них лучше игнорировать, но также понимала, что, отказав человеческой девушке, может навредить сестрам. Этого нельзя было допустить. К тому же… кое-что Ааша все же слышала. Сплетню, которая оставалась неизменной, даже кочуя из уст в уста, что само по себе поразительно. Иномирцы зачастую не говорили правды не из любви к обману, а потому, что скучному и зыбкому аромату истины предпочитали вкус гнилостных кривотолков на языке.

– Не чего, – осторожно исправила Ааша, – а кого. Так говорят. И он сейчас в Алаке.

– Кто?

– Змеиный король.

21

Стеклянный сад

Гаури

Когда я наконец добралась до наших покоев, то едва дышала. Причем самым трудным оказалось даже не тащить Викрама на себе, а пробираться сквозь толпу любопытных иномирцев. Парочка якшини пыталась купить мою бессознательную ношу. Другие предлагали кучу всякой всячины, вроде голоса, которым можно усмирить грозу, или платья из крокодиловой кожи. И никто не верил, когда я говорила, что Викрам того не стоит. Один ракшас вообще хлопнул меня по спине и рявкнул:

– Отличная добыча, девчонка! Начинай с позвоночника, там всегда самое сочное мясо.

Я понятия не имела, что ответить, потому просто поблагодарила за совет. И только когда волокла Викрама по лестнице, вдруг подумала, что, вероятно, надо было сказать: «Я не ем людей».

Долгий выдался денек.

Мысли скакали, натыкаясь друг на друга. С Аашей я планировала встретиться завтра в полдень, но все равно оставалось слишком много неизвестных. Она могла наболтать о Змеином короле всякой чуши или продать нас какому-нибудь безымянному врагу. И даже если мы получим зацепку, чтобы найти выход из Алаки, толк от нее будет, только если мы выживем и победим в Турнире. Я вздрогнула. Один день в Алаке, а магия уже выбила меня из колеи. Я шла в бой без шлема. Без какой-либо защиты, кроме хрупкого доверия к незнакомке и самого жуткого из всех ядов – надежды. Даже теперь я чувствовала, как она просачивается под кожу и оседает в жилах. Разрастается. Какую форму она примет? Крыльев? Как образ стремления к свободе. Или грибов? Как нечто рожденное в гнили.

Половина ключа гудела и полыхала в кармане. Распахнув двери, я скинула Викрама на пол и положила рубин на стол возле кровати. Снаружи заря оплетала небо золотом, прогоняя остатки ночного мрака. Тело от усталости почти не слушалось. Я бросила Викраму подушку и одеяло, забралась в постель и через несколько мгновений провалилась в сон.

Главная проблема проживания в комнате, полной певчих птиц, в том, что комната полна певчих птиц. Я едва успела уснуть, как уже вскочила от щебета и шелеста крыльев. Я приподнялась на локте и злобно огляделась. Стены шли волнами, свет мерцал на переливчатых зеленых перьях. Развалившийся в одном из кресел Викрам – уже одетый и как всегда безупречный – подбрасывал в воздух рубин, будто мячик. Поймав мой взгляд, он усмехнулся:

– Говорят, утренний свет раскрывает истинную природу женщины. Соболезную твоему будущему супругу.

– Слишком рано для кровопролития, – простонала я, зарываясь лицом в охапку подушек. – А еще… хорошо придумал с преображением.

– Что это? – округлил глаза Викрам. – Утренняя похвала от Ее Зверейшества? Ты под проклятием, которое делает тебя милой до полудня? Если да, то как растянуть его эффект на весь день?

Я швырнула в него подушку, но он лишь склонил голову, уклонившись от снаряда минимальными усилиями.

– Справедливости ради мы добыли ключ вместе, – все-таки признал Викрам. – Оба догадались, где искать. Хотя да, блестящая идея перевоплотиться – моя заслуга.

Я бросила в него еще одну подушку:

– Ради этого ключа я сражалась с ордой ядовитых женщин!

– Я в тот момент был слегка без сознания.

– Очень удобно.

– Я старался.

– И все же нам повезло, – хмыкнула я и рассказала ему о сделке с Аашей и о назначенной позже встрече.

В отличие от меня, Викрам общения с вишканьей не опасался и на мои тревоги лишь пожал плечами:

– Мир движется в ритме логики, даже если внешне кажется хаотичным. Вероятно, так и должно было случиться. – Он перебросил рубин из руки в руку. – В любом случае, как часть Иномирья, Ааша куда больше нас знает о структуре его власти. Встреча с ней может указать нам верное направление, и скажи, пожалуйста, почему ты продолжаешь чесаться?

– От твоего оптимизма у меня зуд, – проворчала я, направляясь в купальню. – Кстати, это я приволокла тебя в комнату, не стоит благодарностей. По пути меня настойчиво уговаривали тебя продать, еле удержалась.

– Занятно. И много предлагали?

– Мешок золота, способность усмирять грозы, еще что-то… Пять коз?

– Всего пять? Я стою как минимум десять да корову в придачу.

Я закатила глаза и скрылась в купальне. А когда помылась, поспешно заплела волосы в косу и вернулась в комнату, Викрам расхаживал из угла в угол и изучал какой-то пергамент.

– Что это?

– Владыка сокровищ прислал нам письмо. Он поздравляет нас с успешным прохождением первого испытания и сообщает, что второе состоится в полнолуние, сразу после празднования Джулан-пурнимы[18].

Сердце пронзила знакомая паника. Джулан-пурнима чествовал духовную связь божественных возлюбленных – Кришны и Радхи. Радха была не просто супругой бога Кришны. Она была проявлением его жизненной энергии. Его душой. До того как Сканда пустил слух, будто я дала обет целомудрия, совет Бхараты использовал этот праздник, чтобы вынудить меня принять предложение того или иного принца или короля. Как они утверждали, помолвка, заключенная в день Джулан-пурнимы, гарантирует любовь на всю жизнь.

Я отказала всем.

Ибо собиралась стать королевой, а крепкий брачный союз – это важный политический шаг. Я не могла принимать такое решение, основываясь на чем-то столь зыбком и непостоянном, как любовь.

– Джулан-пурнима – идеальное время для засады. Все будут пьяными и сонными…

– Гаури, – перебил Викрам, не то снисходительно, не то сурово. – Это священный праздник. К тому же мир не всегда пытается на тебя напасть.

– Я просто хочу быть готова. Если всегда ждать нападения, то как минимум в половине случаев мир не победит.

– Слова истинной королевы.

– Что? В каком смысле?

– Только королевские особы настолько параноидальны.

– Не параноидальны, а предусмотрительны.

Опыт показывал, что разница между первым и вторым огромна. Первое состояние застило взор, второе проясняло. Проблема в том, что иногда эта разница проявлялась только задним числом. Я сжала в кулаках подол шальвар-камиза. Перед глазами всплыло заплаканное лицо Налини…

– Как пожелаешь.

– Осторожнее с этим словом, – предупредила я и выглянула в окно. – До встречи с Аашей еще есть время.

– Прекрасно. Наконец выпала свободная минутка, чтобы…

– Свободных минуток не бывает, – перебила я. – Нужно изучить дворцовую территорию. Неизвестно, что нас ждет на втором испытании, потому лучше присмотреться к возможным аренам…

– Я хотел сказать «поесть!» – воскликнул Викрам. – Разве ты не проголодалась?

– Можем поесть, пока изучаем местность.

Он что-то проворчал. Позаботившись о безопасности половинки ключа, мы покинули комнату и спустились вниз. У главного входа толпился народ. Мимо нас, взявшись за руки, прошла пара людей-близнецов с лицами, перепачканными мякотью манго, и Викрам с завистью посмотрел им вслед. А из зеркал на нас глядели наши же отражения. Не измененные. Похоже, сегодня Владыка Кубера не нашел причин скрывать наш истинный облик.

Через вестибюль протянулся длинный стол из слоновой кости, уставленный тарелками с нарезанными фруктами, соленым уттапамом[19], хрустящей картофельной саго[20] и хрустальными чашами с дымящимся чаем масала. В конце очереди я увидела трех женщин, которых называли Безымянными. Они шли вдоль стола, жадно уставившись на еду. Тарелка была только у одной.

Викрам тоже их заметил и проигнорировал меня, когда я покачала головой. Ааша не сказала прямо, что нужно Каувери от Змеиного короля, но я вспомнила, что его также упоминали в связи с Безымянными. А эти что от него хотели?

Безымянные приближались к нам, медленно и степенно.

– Не голодны? – со свойственным ему благодушием поинтересовался Викрам.

– Это не для нас, – ответила одна. – Мы больше не можем есть эту пищу.

– Это для нее, – подхватила вторая. – Для нашей сестры.

– Нашей утерянной конечности, – грустно улыбнулась третья. – Она любила уттапам.

Викрам начал что-то говорить, но Безымянные ушли, не проронив больше ни слова. Я засмеялась:

– Если это уменьшит боль от отказа, то я готова поклясться, что демон вон в том конце комнаты хотел купить тебя за пять коз. Вас познакомить?

– Чувство юмора прорезалось, – протянул он. – Подобные перемены не могут не радовать. А то порой кажется, что иные камни общительнее тебя.

И Викрам улыбнулся. По-настоящему. Я уже видела его ухмылки. Кривые усмешки. Слегка приподнятые уголки рта. Эта улыбка была другой – мягкой и беспечной. И в ответ я тоже смягчилась. «Это из-за меня он так улыбается», – собственнически думала я, мечтая сохранить эту улыбку только для себя.

Набрав еды, мы решили прогуляться по пяти главным коридорам. За дверьми в конце первого обнаружился двор, где проходила церемония открытия. Следующие три привели нас к каким-то замысловатым бассейнам. Викрам уверял, что здесь статуи могут перебегать с места на место, но нам это ничем не помогало. В конце четвертого коридора нас ждала золотая табличка с выгравированной надписью:

Стеклянный сад

Заинтригованные, мы заглянули в комнату. И стоило толкнуть дверь, как меня захлестнуло чувство узнавания. Воздух казался теплым, весна сдавалась сезону дождей. Это было мое любимое время года в Бхарате – когда облака скребут по небу тяжелыми от воды животами, а земля набухает, будто готовит место для свежих ливней. В ночной мгле над нами разгорались звезды, а по краю комнаты скользили грозовые тучи, прежде чем исчезнуть и украсить собою полночь какого-нибудь далекого края. Но самым удивительным оказался сад. Каждый бутон, каждая веточка были вырезаны из хрусталя. И все же они покачивались. Живое, дышащее стекло и кварц, чары и воспоминания. Сад будто воссоздали из образов в моей голове, из мыслей о прежней цветущей Бхарате. При жизни отец славился своими садами, а стоило ему уйти, как Сканда засолил землю и построил там фонтан. Но я ничего не забыла. Мы часто играли там с Майей. Однажды я даже нашла башмачки, в которых, как я тогда думала, танцевала самая настоящая апсара.

– Я знаю это место, – выдохнула я.

– Нево… – начал Викрам, но осекся. – Хотел сказать «невозможно», но, пока мы в Алаке, придется выбросить это слово из своего словаря. Откуда?

– Мой отец вырастил такой же сад.

Мы углубились в заросли, и я вытянула руку, позволяя пальцам скользить по хрустальным лозам и кварцевым лилиям. Каждое прикосновение отдавалось в сердце ободряющим шепотом.

– Люблю сады.

– Серьезно?

Я кивнула:

– Мне нравится наблюдать, как всходят ростки… Знаю, странно, учитывая, что я выросла на войне.

Викрам покосился на меня:

– Ничего странного. Почему бы не жаждать жизни, когда вокруг только смерть? Если бы ты могла вырастить в своем саду что угодно, что бы это было?

– Мечи.

– Стоило догадаться, – фыркнул он.

– Создание меча – процесс крайне трудоемкий. Будь возможность вытаскивать их из земли с уже наточенным клинком и идеальным балансом, я бы только порадовалась, как и мои кузнецы. Еще бы попробовала вырастить гулаб-джамун, – призналась я. Нет ничего лучше этих теплых, пропитанных сиропом сладостей. – Вот бы просто срывать готовые шарики с дерева и есть.

– Свирепая и милая, – покачал головой Викрам. – Жуткая девчонка.

– Не ври, я тебе нравлюсь, – поддразнила я.

– Не смог бы солгать, даже если бы попытался, – тихо отозвался он.

В конце тропинки висела табличка из слоновой кости с надписью:

Что угодно может вырасти вновь.

Каждое слово было лучом света. Они просочились в меня, разгораясь и расширяясь, пока буквы не изменили форму и направление и не воскресили мои надежды. Я закрыла глаза, и вдруг почудилось, что рядом стоит Майя, что руки ее успокаивающе сжимают мои плечи, а сумрачно-темные глаза наполняются тревогой. Покидая сад, я уносила свет этих слов с собой.

В пятом и последнем коридоре с золотого потолка свисали пустые птичьи клетки, выстраиваясь в сверкающую решетку. Дверцы их были распахнуты, точно готовые захлопнуться пасти. Здесь царила тишина, а вот из темной комнаты в конце коридора доносился шорох. Шорох множества яростно бьющих по воздуху крыльев. Мы подошли ближе, и я вцепилась в Викрама. В комнате кто-то ждал.

Кубера.

Он сидел на полу, скрестив ноги. Я огляделась, но больше никого не увидела. Запрокинув голову, Кубера разглядывал парящих над ним птиц. Я шагнула назад, готовая быстро уйти.

– Приветствую, участники, – вдруг заговорил Владыка сокровищ. – Не желаете тоже поздороваться?

Я выпустила руку Викрама, и мы оба поклонились.

– Мы не хотели вас тревожить. Вы казались таким задумчивым.

Кубера усмехнулся:

– Просмотр историй всегда заставляет меня задуматься.

Я нахмурилась. Он же рассматривал птиц? Правда, птицы были странные. В полете они меняли форму, с каждым взмахом крыла перекидываясь в новый цвет. Было невозможно проследить за кем-то конкретным в этом бушующем море перьев. Над собой я увидела дрозда-рябинника с бриллиантовым гребешком. Над снежно-белым брюшком искрились золотые и коричневые перья, которые вдруг затрепетали, сжались, и в следующий миг птица превратилась в воробья. Кубера хлопнул в ладоши, и звук громом разлетелся по затемненному залу. Все птицы замерли в полете. Даже крылья не шевелились.

Кубера напел несколько нот, и из общей массы вырвалась изумрудная колибри и юркнула к нему на ладонь. Он жестом подозвал нас ближе.

– Каждая из них – история, – объяснил Владыка, указывая на птиц. – Видите, как они меняются по ходу рассказа? Это отражение событий. К примеру, вот это история вашей встречи с вишканьями.

Он подбросил колибри вверх, и шелест ее крыльев внезапно рассыпался в воздухе искрами образов… Викрам у стола Торжества Преображения, сверкающий в шелке шатра рубин.

– Но это лишь одна история, – продолжил Кубера.

Затем схватил колибри, прошептал ей что-то и, согнув ее крылья под новым углом, вновь подбросил. Теперь у птицы был павлиний хвост, а в дымке образов Ааша пряталась в комнате возле рубина, глядя вокруг огромными жадными глазами и поглаживая пальцами голубую звезду на шее.

– Вот видите, – сказал Кубера. – Ничто никому не принадлежит. Даже эта история не ваша, хотя вы можете цепляться за нее всеми зубами и когтями своего разума.

Я наблюдала за кружащей над нашими головами птицей. Чем выше она поднималась, тем сильнее менялись образы, теперь уже повествуя об иномирце, который променял год жизни на шанс увидеть мертвую возлюбленную через способности вишканий, но был вынужден бежать, когда шатер содрогнулся от нашей с куртизанками схватки. А я ведь даже не задумывалась о посетителях шатра, уверенная, что все они лишь ищут удовольствий.

– Истории безграничны и бесконечны, изменчивы и неуловимы, – произнес Кубера. – Это истинное сокровище, а значит, самое дорогое, что у меня есть. Каждый участник Турнира дарит миру новую сказку, изливает немного магии обратно в землю. Только это и останется, когда время облачится в наряд новой эпохи и Иномирье запечатает свои двери. Сами увидите. Если доживете.

– Даже те, кто умирает? – спросила я чуть резче, чем собиралась.

– Что за история без капли смерти? – ухмыльнулся Кубера. – Мне всегда нравились байки о сломленных влюбленных, что бродят по городам и весям, поют о горе и разлуке да тоскуют о следующей жизни, когда смогут воссоединиться с потерянной половинкой. Такие сказки делают остальных счастливее. Заставляют благодарить небеса, что с ними ничего подобного не случилось. Люблю доставлять людям радость!

Он вновь хлопнул в ладоши.

– Что ж, не буду вас задерживать. Наслаждайтесь гуляньями. А если ни на что больше не способны, подарите мне историю, которую стоит рассказать. Стоит сохранить.

Когда мы уходили, я крутила его слова и так и эдак. Кубера, похоже, хотел извлечь из наших испытаний хорошую байку, но кое на чем он не стал заострять внимание: у историй нет хозяев. История могла сломать кости, отрастить крылья, взмыть ввысь и исчезнуть так быстро, что ты и моргнуть не успеешь. Значит, мы не шагали по проторенной тропинке. Значит, мы каждым шагом создавали собственный путь.

22

Не трогать

Ааша

Ночью Ааша не спала. Вместо этого она прокралась в дальний конец каменной тропы, что соединяла шатер куртизанок с бурлящим ручьем. По сторонам мерцала манящая ярко-зеленая трава. Пальцы ныли от желания коснуться земли. Будет ли трава твердой и холодной, как стекло? Или прогнется как нить паутины, мягкая и хрупкая, прежде чем внезапно смяться под ладонью? Предыдущий опыт чуть унял болезненную тягу. Любое живое существо, к которому Ааша прикасалась, чернело и сморщивалось. Она даже не смела окунуть ноги в воду из страха за какую-нибудь невидимую живность.

Ааша встала и побрела обратно к шатру. Вскоре ей предстояло встретиться с Гаури и ее спутником. С людьми! От мыслей об этом в груди назревало волнение. Прошлым вечером она не могла отвести глаз от Гаури. Такой напряженной, хрупкой и безрассудной. Ааша хотела выглядеть так же. Хотела выглядеть живой.

Порой она пыталась вспомнить те дни, когда вишканьи еще не забрали ее из родительского дома, но вспоминались только вымытые дождем поля да теплые руки, втирающие кокосовое масло в кожу ее головы. Ни о чем не говорящие обрывки прошлого.

Но насколько Аашу будоражила встреча с людьми, настолько она же и нервировала. Даже сестры казались встревоженными и теперь обращались с ней как с хрустальной куклой.

– Ничего страшного не случится, – сказала Ааша, когда одна из сестер вновь попыталась отговорить ее от похода к Гаури. – В конце концов, мы и сами были людьми, так что…

– Никогда не повторяй подобного в этих стенах, – перебила сестра. – Может, мы и рождены так же да истекаем кровью, как они, но больше ничего общего. Мы другие. Только в наших венах течет благословение. Не в их.

Пообещав запомнить их советы, Ааша поспешила к огромному баньяну. Людей она увидела, когда поднималась на холм. Гаури стояла, расправив плечи, статная и свирепая. Она держалась так, будто слеплена из одних лишь клинков, настолько острых, что Ааша даже глянула на ее тень на земле, гадая, не распорола ли ее Гаури на полоски, просто нависая сверху. Рядом с ней замер юноша, что вчера притворялся вишканьей. Красивый… к такому лицу и телу сестры пожелали бы прикоснуться независимо от терзавших его страстей. Он изящно и непринужденно опирался спиной на ствол баньяна, но взгляд хитрых глаз оставался острым, как будто юноша видел нечто, неподвластное большинству.

Гаури шагнула вперед:

– Я боялась, что ты не явишься.

– Иномирцы всегда держат слово.

Гаури лишь приподняла бровь, мол, еще посмотрим, а затем представила:

– Это Викрам.

Юноша улыбнулся.

Ааша осторожно принюхалась, пробуя на вкус их желания и выискивая угрозу для себя. Но в этих двоих не было алчности или похоти. По крайней мере, похоти, направленной на нее.

– Ты сказала, что Каувери нужен Змеиный король. Чего она от него хочет?

– Яд.

На лице Гаури промелькнуло удивление.

– Зачем кому-то понадобился яд нага?

Ааша никогда не любила сплетен. Когда сестры громко и возбужденно обменивались новостями с Ночного базара, она всегда стояла в стороне и не вмешивалась. Не очень-то разумно обсуждать чужие жизни. Но она обещала помочь людям. И в этот миг чрезвычайно собой гордилась. В ней нуждались не ради чарующего или убивающего прикосновения. Люди пришли за сведениями, которые для Ааши ничего не стоили. Более того, она сама решала, что стоит разглашать, а что нет.

– Говорят, тот, в чьих руках яд Змеиного короля, может им управлять.

– Зачем это Каувери? – спросил Викрам.

Ааша уже собиралась ответить, когда вмешалась Гаури.

– Ради мести. Чтобы отомстить за причиненное зло, – сказала она резким низким голосом и посмотрела на Аашу: – Я права?

Та кивнула:

– Говорят, он похитил сестру Повелительницы Каувери и женился на ней силой. Демоны-наги не впервые такое вытворяют.

– Так он демон? – удивился Викрам.

– Он потомок самого жестокого из всех демонов-нагов. Калии[21].

Гаури помрачнела:

– Как нам добыть его яд?

– Точно не знаю, – призналась Ааша. – Но для начала нужно попасть в его царство. На дальней стороне сада есть пруд с его гербом и приглашением.

Будь здесь сестры, они бы наверняка сказали, что она сделала все возможное, и утащили ее домой. Но Ааша задержалась. Ведь стоит вернуться, и мир ее снова погрузится в хаос. При ходьбе она прижимала локти к бокам, дабы ничто живое не коснулось ее кожи. Ночь за ночью она вытягивала на поверхность чужие страсти, утоляя голод и пытаясь забыть, что, едва покинув шатер вишканий, их посетители прикасались к любимым, клали на язык пищу, которая не теряла вкуса и никогда не обращалась в пепел, а может, даже совали руки в грязь просто потому, что могли. «Не сейчас. Еще чуть-чуть».

– Вас проводить? – предложила Ааша.

23

Приглашение Змеиного короля

Гаури

Ааша меня нервировала. Она стояла слишком близко. На войне любому солдату приходилось доказывать, насколько он опасен, но Ааша излучала смертельную угрозу одним своим присутствием. Она тянулась к нам в каком-то жадном порыве. Но то был не голод. Не похоть. И то и другое я видела в глазах прочих вишканий. Нет, тут было что-то иное. И я не доверяла Ааше, чего бы она от нас ни хотела.

Но прежде, чем я успела сказать «нет», Викрам отвел меня в сторону.

– Если собираешься просить о доверии к ней, то самое время напомнить, что именно она вырубила тебя, когда мы чуть не погибли от рук ее сестер.

– Я и не спорю.

– Тогда зачем мы отошли? Мы и сами найдем этот пруд. Она обменяла сведения на милосердие, мы обе сдержали слово. Конец.

– А вдруг она сможет принести еще какую-то пользу, – предположил Викрам. – Местность она знает лучше нас. И явно чего-то хочет. Разве не видишь, как сияют ее глаза?

– Вижу, потому и считаю, что доверять ей нельзя. Что, если она просто голодная? – Я указала пальцем сначала на него, потом на себя. – Если она не сдержится и коснется нас, мы умрем.

– Да, просто беда с моей неотразимостью.

– Ракшас счел, что ты не стоишь десяти коз и коровы, – фыркнула я.

Викрам нахмурился:

– Воспользовавшись услугами проводника, мы не окажемся перед ней в неоплатном долгу, Гаури. Иногда полезно доверять людям и просить о помощи.

– Ага, полезно, пока к горлу не приставят клинок.

– Чуть больше веры.

– Как думаешь, что скорее сохранит жизнь: вера или сомнения?

– А что из двух поможет насладиться жизнью?

Я вскинула руки:

– Опять твоя философия.

– Я люблю рассуждать, – пожал плечами Викрам.

– Хорошо, пусть отведет нас к Змеиному королю, но на этом мы пожелаем ей всего наилучшего и распрощаемся. Конец.

Ааша терпеливо ждала на том же месте. Солнечный свет соскальзывал с листьев и озарял ее черты таким душераздирающим очарованием, что мне с трудом верилось, будто какой-то мужчина без подозрений пустит ее в свою постель. Но потом я вспомнила ошеломленное лицо Викрама, когда он впервые ее увидел, и… Я бы солгала, сказав, что ни капли не завидую. Но зависть не добавит тебе красоты – так учила матушка Дхина. И красота, какой бы желанной она ни была, никогда тебя не переживет. Только поступки. Я никогда этого не забывала. И если кого-то не любила из обитательниц гарема, то лишь за уродливые души, а не за прекрасные лица.

Ааша повела нас в глубь двора. Я ожидала встретить любопытные взгляды, что сопровождали нас вчера, но иномирцы были слишком заняты собственными заботами. Мимо нас промчалась лошадь с полупрозрачным брюхом. Меж ребрами ее мелькали огоньки, окружавшие миниатюрный алебастровый город. Земля содрогнулась, когда похожий на быка ракшас вспорол ее рогами. Бестелесные ладони рядом с ним, оторванные по запястья, ныряли в вырытую яму и вынимали на свет комья грязи и переплетенные корни. Три вчерашних стола опустились ближе к земле, словно отдыхали, поджав деревянные ножки. Магия Алаки казалась усмиренной и податливой. В воздухе не чувствовалось соблазнительных ароматов. Никакие детские воспоминания не терзали мои мысли и не пытались захватить сердце. Я ощущала лишь запах влажной, вскопанной земли и фруктовые нотки на ветру.

Миновав дремавшие столы, мы вышли к потайной роще. Великолепные деревья раскинулись во все стороны, касаясь длинными и тонкими ветвями небес, как будто выписывали собственные имена на бесконечном полотне мира. Деревья были золотые и костяные. На одних мягко покачивались инструменты, точно музыкальные плоды. К стволам других были пришпилены письма, нацарапанные слишком мелким почерком, чтобы разобрать издалека.

Я огляделась, выискивая поблизости Безымянных. Если они выяснили, что мы в курсе, как найти Змеиного короля, то могли и проследить. Или задумать чего похуже.

– Что ты знаешь о Безымянных? – спросила я.

Ааша нахмурилась:

– Ничего. Но это мой первый и последний Турнир желаний. Мне лишь недавно исполнилось сто.

– Мне бы продержаться хоть половину этого срока, – заметил Викрам.

– Разве в краю смертных жизни намного короче? – нахмурилась Ааша.

– Ну, прилично так, – буркнула я. – У половины детей Бхараты нет имен, потому они умерли, не успев доказать, что достойны наречения.

– Значит, ты очень стара?

Я засмеялась:

– Полагаю, да. Мне восемнадцать.

– Дитя, – выдохнула Ааша, удивленно распахнув глаза. – А твоему другу?

Уши Викрама покраснели.

– Восемнадцать.

Я сразу же попыталась сменить тему:

– Не понимаю, зачем Владыка Кубера вообще позвал на Турнир Змеиного короля, если Каувери так его ненавидит.

Ааша только плечами пожала:

– Любой иномирец, участвовавший в предыдущем Турнире, всегда приглашается на новую игру. Да почти все Иномирье приглашено, но некоторые предпочитают не являться, ибо знают, как пугает их присутствие. Владыка позвал даже Дхармараджу и Королеву Света. Представляете, что будет, если они согласятся? – Она содрогнулась. – Воцарится хаос. Впрочем, как я слышала, они отказались и просто прислали подарок.

Мы молча шагали за Аашей, которая мастерски обходила диковинные рощи. Вдалеке мерцала вода над камнями. Воздух искрился от мороза, и тонкий туман устилал землю и опутывал корни деревьев.

– Что вы едите? – внезапно спросила Ааша.

Вопрос буквально вырвался из нее, как будто она больше не могла его удерживать.

Я покосилась на нее. Что, если вишканья осталась с нами не потому, что желала навредить или вкусить наших страстей? Вдруг ей просто… любопытно?

– Фрукты, овощи… – начала я.

– А если нет выбора, то и людей, – добавил Викрам.

Ааша задохнулась от шока.

– Я о таком читал, – защищаясь, пробормотал Викрам.

– Ей-то зачем об этом говорить, – прошипела я и повернулась к Ааше: – Это неправда.

Она улыбнулась, но улыбка больше походила на гримасу.

– И вы можете покидать дом в любое время?

Голос ее переполняла тоска.

– Не в любое. Зависит от того, кто ты и каковы твои обязанности.

Ааша кивнула, но стало ясно, что мой ответ лишь породил тысячу вопросов. Чем дольше мы шли, тем сильнее менялись деревья, становясь все меньше, тоньше и съеживаясь до беспорядочно разбросанных саженцев. По земле струилась лужа молочно-белой воды, словно тонкая лента. По ней мы и вышли к тихому пруду. В его гладкой поверхности не отражалось ничего, даже деревцев, приютившихся у самой кромки, а в воздухе над водой переливались чары, создавая в небе окна в разные миры.

– Это вход в его царство? – спросил Викрам.

Затем шагнул вперед, перегнулся через край бассейна и тут же отскочил.

– Что там?

– В воде что-то написано.

– Это приглашение Змеиного короля, – объяснила Ааша. – Если ответите правильно, он предоставит вам аудиенцию. В противном случае придется ловить его, когда он сам решит всплыть.

Мы присоединились к Викраму у кромки воды. Здесь даже небо казалось другим – серым, выцветшим. Над головой не проплывали облака, лишь легкий туман, сгустившись в дымчатые когти, скреб по земле.

– Опять загадка? – застонала я.

Викрам усмехнулся и привычно сложил пальцы вместе. Ааша выглядела испуганной.

– Я бы не стала говорить радом с бассейном, – прошептала она. – Если Змеиный король не в духе, он может принять за ответ даже ваши размышления. И стоит лишь оглянуться вокруг, чтобы увидеть результат.

Туман снова сдвинулся, обнажив груды костей на противоположном берегу. Я отступила, глаза и уши тут же навострились в поисках ряби на воде или треска веток неподалеку. Ничего. Я вздохнула с облегчением. Думала, Викрам тоже уже успокоился, но костяное кладбище его словно заворожило. От пруда он отошел, только когда я потянула его за локоть. Едва мы оказались на безопасном расстоянии от воды, Викрам вновь соединил ладони и вперил взгляд в землю.

– Там кости, – хрипло произнес он. – Кто-то погиб, пытаясь добраться до Змеиного короля.

– Может, это просто такое жуткое украшение.

Викрам резко повернулся ко мне:

– Это не шутки, Гаури.

Я приподняла бровь:

– Что на тебя нашло?

– Ничего, – коротко бросил он и дернул себя за волосы.

Ааша смотрела с пониманием, но если она и могла как-то читать его мысли, то вслух ничьих секретов не раскрыла. Когда мы вернулись во дворец, солнце уже садилось. У входа в рощу собралась шумная толпа якш, и стоило им заприметить Аашу, как на вялых лицах расплылись усмешки.

– Иди к нам, красавица, – пропел один из них. – Позволь к тебе прикоснуться.

Ааша же вместо того, чтобы огрызнуться или покалечить их, как непременно поступила бы я, разом сникла и съежилась. Я злобно зыркнула на якш, но не собиралась рисковать и бросаться на магических существ, если был другой выбор. Так что просто обошла Аашу и прикрыла ее сбоку. Довольно хрупкая защита от чар, но лучше, чем ничего. Викрам остался на месте.

– Они не нападут на тебя? – спросила я.

– Могут. Такое уже случалось, – тихо промолвила Ааша. – Но чтобы они получили удовольствие от вызванных мной желаний, я должна сама захотеть к ним прикоснуться.

– Тогда нападать им не с руки. Не бойся.

Понятия не имею, почему сработал мой инстинкт защитницы. Ааша была в тысячу раз смертоноснее меня. Но выражение ее лица при виде якшей тронуло мое сердце. Те же чувства я видела всякий раз, как гаремные евнухи объявляли о визите Сканды. Не просто страх – много хуже. Обреченность. Черты искажались, глаза тускнели, губы сжимались в мрачную линию. Я знала это выражение и ненавидела его.

– Я не этого боюсь, – сказала Ааша. – Им не нужно меня принуждать. Они прекрасно знают, что в итоге я буду жаждать их страстей так же сильно, как они сами желают вытащить их на поверхность. – Она нежно обвела пальцами звезду на своей шее. – Я не хочу хотеть их желания. Но это моя пища. И якши это понимают.

Меня передернуло.

– Это не значит, что так должно быть.

– Но таков порядок вещей.

– Неправильный порядок, – поддержал меня Викрам.

Когда мы добрались до баньяна, группа рабочих уже начала собирать шатер вишканий. На сей раз он напоминал павлина. Золотые когти пронзали землю, за спиной точно большой ковер переливался хвост размером с деревню, вход украшали сапфиры и изумруды, фальшивые перья искрились золотом и серебром, а шея птицы изгибалась в изящном приветствии.

– Спасибо за помощь, – произнес Викрам.

Ааша кивнула:

– Мое слово – моя честь.

И покинула холм, скрывшись в каких-нибудь невидимых чертогах, где вишканьи, вероятно, отдыхали, прежде чем развлекать публику. Я повернулась к Викраму. Он замкнулся в тот миг, как прочитал загадку Змеиного короля.

– Ты как?

– Нормально. – Голос звучал не особо дружелюбно. – Эти кости… не могу выбросить их из головы. Я не понимал… то есть просто забыл о смерти.

– После всего, через что мы прошли, ты только теперь забеспокоился о смерти? – Меня почти разбирал смех.

Викрам поднял взгляд:

– Просто теперь все по-другому.

Настал мой черед умолкнуть. Я огляделась. Заходящее солнце превратило мир в горстку драгоценных камней. Красные, как гранаты, холмы. Полные сапфирового огня озера. И гости и обитатели Алаки, также изменившиеся в солнечных лучах. А еще свет так и рвался озарить Викрама. Не знай я его, решила бы, что это какое-то иномирное создание явилось что-нибудь у меня украсть. Например, голос. Или воспоминание о первом поцелуе.

Или что-то более ценное.

– Награда стоит риска, – как можно спокойнее сказала я.

– Гаури, – мягко произнес Викрам.

Слишком мягко. Словно мое имя сделано из стекла.

Я отступила на шаг, выдавила улыбку и выпалила:

– Еще немного времени со мной, и ты точно свихнешься. Может, поразмыслив врозь, мы быстрее разгадаем эту загадку. Встретимся здесь же, когда стемнеет.

Взгляд его словно заледенел.

– Ты же не собираешься возвращаться к пруду Змеиного короля?

– Так далеко моя глупость не распространяется.

Он кивнул и сверкнул улыбкой, не отразившейся в глазах:

– Пусть так и остается.

Я ухмыльнулась, махнула рукой и двинулась в сторону рощи. Я не собиралась идти к пруду, но хотела подумать в одиночестве, подальше от Викрама, одно присутствие которого отвлекало. Мое имя на его устах не давало покоя. Тихое слово впивалось в мысли, пуская корни и шипы. Всего лишь имя, но в голосе Викрама слышался вопрос. Словно… словно он просил дозволения заботиться обо мне, сжать пальцами мой затылок и запомнить все мои незначительные секреты, которые никогда не поставят королевства на колени, но все же удержат мою душу на месте. И вдали от Викрама я могла ответить правильно.

Нет.

Мы угодили в странную ситуацию и вынуждены бок о бок сражаться за то, чего оба отчаянно хотим. В чем нуждаемся. Если мы проиграем, то какой край сможем назвать домом? Я говорила, что мечтаю вернуться в Бхарату, но желанной Бхараты – где я свободна и Налини в безопасности – не существовало без победы. Без победы не было будущего. Проиграв, мы станем равно что призраками: сила несбывшихся желаний сохранит тела, но от жизней не останется ничего, кроме былого и того, чему уже никогда не свершиться. Чего тогда удивляться, что пред лицом столь мощного страха разум наскреб по всем углам чувства к единственному оказавшемуся рядом человеку. Вот и все, ничего большего. Просто следствие выживания.

Я повторяла это про себя, пока шла к роще с волшебными деревьями. И оборачивалась на мельчайший звук за спиной, ожидая увидеть Викрама. Но после третьего раза поняла, что не жду его, а ищу. Я покачала головой и сосредоточилась на загадке.

Сперва я предположила, что ответ – память. Но и без нее можно выжить. Вторая догадка – душа. Но не для всех королей она значит одинаково много. Я так погрузилась в размышления, вновь и вновь прокручивая в голове строки и пытаясь вытравить из памяти улыбку Викрама, что едва не врезалась в появившуюся на пути троицу.

Безымянные.

24

Посаженное сердце

Гаури

– Тебе здесь не место, – сказали они.

Я зарылась пятками в землю.

– Почему это? Владыка Кубера не запрещал участникам приходить в эту часть Алаки.

– Мы чтим нашу потерянную сестру, – выдохнула первая, поднимая на меня взгляд.

Возможно, она и выглядела юной – даже прелестной, – но в глазах ее таилась тяжелая пустота, свойственная древности. Как одна, Безымянные потянулись к голубым лентам на шеях. Кожу обожгло ожерелье Майи. Я тоже старалась чтить ее, жить как в историях, которые она рассказывала, но не справилась.

– Я не мешаю вам чтить ее память, лишь прогуливаюсь по роще.

– Эта роща для нее. Из-за нее. Из-за нас. Выбери другую.

Я посмотрела на белые костяные деревья за их спинами. Когда мы в прошлый раз проходили мимо, мне пришлось вонзить ногти в ладони, чтобы не поддаться желанию побродить по этим призрачным тропам. Что-то словно взывало ко мне. Но что? На гладких ветвях не было ни листвы, ни плодов. Как и земли под ногами, будто кто-то просто высыпал осколки костей в пепел и назвал это деревьями, а кости забыли, что когда-то звались как-то иначе.

– Королева Тара никогда не любила гостей в своих садах.

– Королева Тара? – недоверчиво повторила я.

Я знала это имя. Пропавшая королева ванар, взрастившая демонические фрукты и тем самым заслужившая проклятие.

– Это ее роща.

Без предупреждения по венам моим хлынул голод. Может, я и не представляла, как выглядит демоническое древо, но кровь моя сразу узнала это место. Безымянные отступили, и одна из них отделилась от строя, дабы положить руку на белый ствол и прижаться лбом к костяной коре.

– Сердце сестры посажено, против воли, – произнесла первая.

– Придавлено к земле костями возлюбленного, против воли, – добавила вторая.

– Орошено слезами, против воли, – закончила третья.

От их слов по коже поползли мурашки.

– А как же демонические плоды? – спросила я.

Первая чуть отстранилась и погладила ствол:

– Плод лежит в сердце дерева. Но достать его может только мужчина, отдавший свое сердце. Никто другой к фрукту не притронется. И все же ни один мужчина не сможет откусить ни кусочка.

– Почему вы чтите память сестры в подобном месте?

Безымянные улыбнулись:

– Именно ее сердце забрала королева Тара. Это наследие нашей сестры. Наша месть. Начат последний Турнир. Когда мы победим, нашу сестру будут чтить вечно.

Я убежала прочь так быстро, как только смогла. Пробормотала что-то невнятное и вежливое и рванула прямиком к Викраму. И плевать, что еще не стемнело. Слова Безымянных звенели в голове, язык разбух, во рту пересохло. Я съела этот фрукт. Съела нечто, что выросло из костей, сердца и слез. Хуже того… я его жаждала. У него был вкус силы. Несокрушимости. Возможно, демонический плод и нес в себе проклятье, но мне он казался безопасным.

Викрам так и сидел там, где я его оставила. Только лицо стало еще бледнее, а волосы растрепались, словно он слишком часто зарывался в них пальцами.

– Я разгадал загадку, – объявил он. – Ответ – кровь.

Логично. Пока кровь в теле, ее не увидишь. Потеряешь слишком много – умрешь. Для королей происхождение крайне важно. И кровь – это жизнь, хотя век человека продлить не в силах.

– Полагаю, он хочет, чтобы мы пролили немного своей крови в воду, и только тогда пропустит.

Мои руки все еще тряслись после встречи с Безымянными. Я сжала одну в другой.

Я не хотела умереть здесь. Не хотела стать похожей на них, бродить по этому дворцу и вновь и вновь играть в эту игру, надеясь на иной исход. Но для победы надо было оставаться сильной.

– Встретимся у бассейна на рассвете, – сказала я.

– И куда ты собралась?

– Немного поспать с надеждой, что обойдусь без кошмаров.

– В ночь перед возможной гибелью, когда вокруг полные столы яств, веселье и танцы, ты хочешь завалиться спать?

– Когда веселишься так, будто это твоя последняя ночь на земле, на утро обычно сожалеешь о безрассудных ошибках. – Я скрестила руки на груди.

– Я разгадал загадку и требую награду.

– Какую? – прищурилась я.

Викрам кивнул на шумный пир под ветвями баньяна. Музыка уже и до меня добралась, одурманивая бешеным ритмом барабанов и заводной песней музыкантов о жажде и завоеваниях. Викрам шагнул ближе, так что пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Прекрасные губы изогнулись в лисьей усмешке, и в этот миг он стал средоточием озорства и полуночи, моим личным искушением, что всегда ускользает слишком быстро и оставляет сердце сжиматься от облегчения и разочарования.

– Подари мне один танец.

25

Талисман прикосновений

Викрам

Кости лежали прямо на виду. Будто специально. Будто ждали, когда Викрам их найдет. Возможно, они принадлежали кому-то вроде него. Кому-то, кто верил, что магия означает его избранность. Вероятно, верил до самой смерти.

Викрам был не настолько ослеплен волшебством, чтобы считать его беззубым и прекрасным. Он знал, что оно кусается. Но и представить не мог, что оно вдруг укусит… их.

Что проку от магии, если Викрам проиграет? В Уджиджайне его ждала лишь шелуха существования вместо нормальной жизни. Он не мог вернуться. И все же больше не ощущал той сверкающей убежденности в близости победы. Он словно… воспарил над собой. И снова пытался зацепиться за нелепую надежду и веру.

И с Гаури сейчас танцевал не потому, что хотел, а потому, что нуждался…

В ашраме ученики таскали в карманах талисманы удачи или прятали по всей комнате крошечные фигурки божеств. Викрам никогда не понимал этого стремления держать под рукой нечто священное. До сих пор.

То была связь, столь необходимая каждому. Чувство сопричастности, когда прикосновение связывает человека с кем-то за пределами его самого. И потому Викрам нуждался в этом танце. Он жаждал этой связи с того момента, когда магия перевернула его мир и показала, что уготованная ему судьба марионетки лишь одна из дорог, а не высеченное в камне обещание.

До встречи с Гаури он думал, что именно приглашение на Турнир желаний ознаменовало вхождение магии в его жизнь. Но приглашение оказалось просто приглашением, а истинным началом всего стала Гаури. Викрам понял это в тот миг, когда она бросилась на него с искривленными в рыке губами и глазами темными, как зимняя ночь, и столь же неумолимыми.

Он потащил ее в гущу веселья. Воздух был тяжелым и влажным, как и всегда в сезон дождей. Викрам притягивал Гаури к себе, все ближе и ближе, пока их тела не соприкоснулись. Он хотел запомнить, как ее бедро прижимается к его ноге, как пряди ее волос цепляются за крошечные пуговицы его шервани. Даже то, как Гаури смотрит на него, когда он улыбается. Обнимая ее, Викрам не чувствовал себя мелким винтиком, против воли затянутым в круговерть событий. Он был тем, кто протягивал руку и получал ответное прикосновение.

Викрам запутался в движениях танца, и Гаури рассмеялась.

– Ты порочишь свой титул. Принц-лис, как же, – сказала она. – Никогда не видела более неуклюжей лисицы.

– Недостаток мастерства я компенсирую рвением.

– Ты хоть танцевать-то умеешь?

– Ничуть, – признался он, вращая ее по кругу.

– Так и думала. Тебя очаровала музыка?

– Компания.

– А теперь ты сама хитрость и обаяние.

– То есть я все же соответствую титулу?

Дважды Викрам притягивал Гаури так близко, что едва не тонул в ее глазах, теряя ход мыслей. Во время танца взгляд ее смягчился. В нем больше не было сурового зимнего мрака, лишь бесконечность… от которой дыхание не перехватывало, а отнимало начисто. Вблизи глаза Гаури сияли, как осколки ночного неба. Присмотрись Викрам еще внимательней, то наверняка увидел бы, как за ресницами вспыхивают звезды.

Дважды веки ее опускались, и Гаури невольно смотрела на его губы, как и Викрам – на ее. Но в итоге он отступал. Он провел с ней немало времени и прекрасно знал, как она воспримет поцелуй. Гаури увидит в нем безрассудный подвиг, нечто, на что нужно обязательно решиться перед смертью. Это и был бы безрассудный подвиг, но для Викрама – по совсем иным причинам.

Они танцевали, пока с небес не сбежали звезды. Лишь парочка осталась наблюдать за торжеством. До рассвета оставалось несколько часов. А на рассвете, он точно знал, Гаури расправит плечи и будет готова к бою. Потому Викрам увел ее с танцев.

– Наконец-то, – выдохнула она, но ему послышалось в голосе легкое разочарование.

Когда они поднялись к себе, Викрам без единого слова занял кушетку на другом конце комнаты. В следующий миг Гаури уже спала. Рука перекинута через живот. Лодыжка одной ноги спрятана под коленом другой.

Он никогда не видел, чтобы кто-то спал в такой позе, но в исполнении Гаури этот узел смотрелся самым подходящим для отдыха. Викрам позволил себе мгновение помечтать… каково это, ощутить ее тепло, прижаться щекой к обнаженному плечу и проследить, какие грезы трепещут под ее веками? А затем отгородил от нее свои мысли.

Как и ожидалось, Гаури вскочила на рассвете. Викрама она разбудила не особо нежно, зато тут же сунула ему в одну руку чашку чая, а в другую – тарелку с уттапамом.

– Готов к смерти?

Он застонал:

– Я понимаю, ты только привыкаешь к проснувшемуся чувству юмора, но пощади.

– Я не знаю пощады.

Викрам отсалютовал ей чашкой:

– Никогда не поздно познакомиться.

В конце концов они покинули дворец и побрели сквозь серое мрачное утро. Гаури все время оглядывалась через плечо на рощу костяных деревьев и цеплялась за пояс с оружием. У пруда Викрам протянул руку, и Гаури быстро полоснула кинжалом сначала по своему предплечью, потом по его. Он даже не вздрогнул, когда кровь заструилась в молочную воду, окрашивая приглашение-загадку, нацарапанное на бледном выцветшем дне. Вода пошла рябью, и бассейн погрузился в землю, превратившись в череду сапфировых ступенек, что змеевидной спиралью уходили прямо во тьму.

– Молодцы, смертные, – раздался голос из глубины.

26

Семь невест

Гаури

Я думала, логово короля-нага будет похоже на змеиную нору – дыру в земле, усеянную обломками костей и сброшенной кожей, еще хранящей следы былого великолепия. Но подземный дворец оказался прекрасен.

У подножия лестницы раскинулся просторный зал, с потолка спускались прозрачные сталактиты, испещренные кусочками кварца и серебра, а полом стала неподвижная вода под тонким слоем стекла.

На последней ступеньке я скривилась. Войти и выйти можно только по лестнице, и если нам выпадет сражаться в центре комнаты, с отступлением придется туго.

Зал выглядел пустым, но атмосфера царила напряженная. Он словно… наблюдал. Я ждала. Порой в битве мне удавалось угадать, когда вражеский солдат нападет из темноты. В такие мгновения воздух будто сгущался и расступался. Будто догадывался, что сейчас произойдет, и решал отойти подальше.

Темнота рассеялась:

Хвост.

Туловище.

Зубы.

– Вы пришли в поисках монстра, – сказал Змеиный король. – Так посмотрите же на одного из них.

Я хотела погубить этого монстра так же, как он погубил сестру Повелительницы Каувери. И хотела, чтобы он оказался столь же уродлив, сколь неприглядны его поступки: с пятнистой кожей, пожелтевшими клыками и раздутым коричневым хвостом, прикрепленным к толстому телу. Но я обернулась и…

Змеиный король не был уродлив. Разве что выше любого знакомого мне мужчины, но это, вероятно, потому, что его поднимал ввысь скрученный спиралью змеиный хвост. В его черных волосах мерцало серебро – не тусклая старческая седина, а настоящее серебро. Ааша говорила, что король – потомок демона-нага, Калии. Но демоном его можно было назвать только из-за красоты, настолько всепоглощающей, что почти зловещей.

Змеиный король двинулся к нам с текучей грацией и вскоре замер, чуть склонив голову. На губах его расцвела понимающая ухмылка.

– Ты бы хотела, чтобы я не был столь красив, – сказал он мне.

Я нахмурилась:

– Я…

– Тебе нечего опасаться, – перебил Змеиный король, переводя взгляд на Викрама. – Мое сердце уже не отнять у той, что им завладела.

Он читал мысли. А может, и менял их? Захватывал тела, гипнотизировал? Вероятно, так он и соблазнил сестру Каувери. Рука невольно потянулась к поясу с оружием, и Змеиный король зарычал-зашипел. На шее его раздулся синий, как сердце пламени, капюшон кобры; зубы удлинились, превратившись в клыки. Я напрягла ноги, готовая к атаке.

– Так ты обо мне думаешь? – спросил король. – Что я взял ее силой? Что вырвал сердце из ее груди?

Викрам шагнул ко мне, и наг резко повернулся к нему. Капюшон кобры сложился и исчез.

– Согласись, Принц-лис, если ты можешь не зависеть от своей крови, то и я могу не зависеть от своей. – Он вновь уставился на меня. – Может, вы и участвуете в Турнире желаний, но спите-то во Дворце Историй. Позвольте же рассказать вам одну из них.

Змеиный король подался вперед, заставив нас отступить на шаг.

– Жил-был наг с демонической кровью в жилах. Однажды он увидел прекрасную деву, поющую у реки, и с тех пор целый год возвращался туда день за днем, дабы послушать ее голос, пока песня ее не побежала по его венам вместо крови. Наг раскрыл тайну своего яда в обмен на магию смертного имени, чтобы заговорить с девой на одном языке. И как только они смогли понять друг друга, он попросил ее спеть в его дворце под морем и пообещал навеки отдать свое сердце, каким бы отравленным оно ни было. Дева согласилась.

Взгляд Змеиного короля потеплел. Он снова двинулся вперед, оттесняя нас еще дальше.

– Позвольте же рассказать вам еще одну историю, – промолвил он так тихо, что это можно было принять за кротость, но я слышала в его голосе дрожь. Сдерживаемую ярость. – Жил-был король демонов, что запугивал и отравлял реку тьмой, пока бог не сплясал на его голове и не изгнал его в водные глубины. Король демонов усвоил урок и преподал его каждому из своих потомков, вплоть до самых мелких детенышей, чтобы они научились игнорировать яд, пронизывающий их вены. Один потомок влюбился в реку, и река ответила взаимностью. Но мир не забыл деяний его предков. И никто не поверил ни ему, ни реке, которая его любила.

В голове моей роились сомнения. Вдруг вспомнились пустые клетки, и море крыльев, и птицы, что менялись с каждым поворотом истории. Но ведь Каувери – сестра жены Змеиного короля. Если все это ложь, то почему Ааша сказала, будто ей нужен его яд? Полагаю, стремление Каувери только доказывает, что нагу доверять нельзя. Вероятно, с помощью яда она хочет освободить сестру из его лап. Может, Кубера только потому и пригласил Змеиного короля на Турнир. Я вскинула подбородок и уставилась на короля, готовая к бою, но тут почувствовала на плече руку Викрама.

– Если хотите, чтобы мы поверили, позвольте поговорить с вашей возлюбленной.

Меня окатило стыдом. Что ж я за человек, если даже не подумала спросить сестру Каувери напрямую? Разум тут же погрузился в самобичевание.

Змеиный король склонил голову:

– Раньше мы выполняли такие просьбы. И знаете, что получали всякий раз? Презрение. Насмешки. Потому отныне мы отказываемся терпеть чьи-то сомнения и неверие. Моя возлюбленная – река Капила, – гордо произнес он. – Она сильнее любого мощного потока, сильнее моря в самый жуткий шторм. И ей придется в очередной раз выслушивать шквал вопросов о том, правда ли ее зачаровали, одурманили, похитили и уволокли в логово змея? Нет, я не унижу ее этим. И вам не позволю унизить.

Рука Змеиного короля скользнула по моей спине, и он предупреждающе сверкнул глазами.

– Вот вам еще одна история, – прошипел Змеиный король. К этому моменту нас уже вплотную прижали к стене. – Жил был король-наг, который украл прекрасную речную богиню и держал ее в плену, пока она не ослабла настолько, что согласилась стать его женой. Королю удалось сломить неукротимую реку, лишить ее сил. И какая бы пара смертных ни рискнула сразиться с ним, их ждало то же самое. Итак, в какую сказку предпочтете поверить? Не думайте, будто я не знаю, что вам нужно. Ваши мысли вопили и взывали ко мне, едва вы шагнули на первую ступеньку.

– Если вы знаете, что мы пришли за ядом, то знаете, и для чего он нам, – спокойно сказал Викрам. – У нас нет выбора.

– О, еще как есть. Выбирайте. Влюбленный или одержимый похотью? Несправедливо обвиненный или причинивший зло? Поверите в мою невиновность и уйдете с миром. Я расскажу Владыке сокровищ о вашем поступке и лично позабочусь, чтобы вы смогли покинуть Алаку. Или можете выбрать веру в мои злодеяния и сразиться со мной. Если победите – яд ваш. Я тоже следую правилам Турнира. Так что? Выбирайте с умом, решение отменить не удастся. Пусть даже оно измолотит ваши сердца в труху.

Змеиный король отступил, словно даруя нам уединение. Но толку-то – он ведь все равно читал наши мысли. Чем больше я думала о Каувери, тем меньше сомневалась в ее правоте. Зачем же еще ей яд нага? Даже Ааша, казалось, его презирала. Более того, возможно, это наш единственный шанс выбраться из Алаки. Без яда не важно, выиграем ли мы Турнир, потому что неизвестно, кого из нас отпустят домой. Я определилась с выбором. Змеиный король смерил меня ледяным взглядом и повернулся к Викраму. Тот выглядел менее решительным, но так и не убрал руку с моей спины.

– Ясно, – угрожающе ласково протянул Змеиный король. – Хотите услышать правду о нас от моей жены? Что ж, вперед. Как выбирали, в какую из моих историй верить, так теперь выбирайте вновь. Но ежели ошибетесь – лишитесь жизней.

Я не понимала, о чем он, пока наг не отступил и не хлестнул хвостом по стеклянному полу, разбивая его. Из тонкой паутины трещин хлынул туман, расширяя зазоры и выпуская из воды семь женщин. Почти одинаковые, они отличались лишь нарядами и украшениями. Река Капила оказалась очень похожа на свою сестру, разве что черты лица были гораздо мягче. И еще глаза: у Каувери они мерцали то льдистым кварцем в солнечных лучах, то коричневой пылью дна высохшей реки, а глаза Капилы оставались неизменно теплыми и синими.

– Времени у вас, пока пол не обвалится, – улыбнулся Змеиный король. – О, и я бы не медлил. Вода внизу ядовитая.

Я оттащила Викрама от трещины, что расползалась под его ногой. И разломы, через которые появились женщины, тоже неумолимо разрастались. Ладони вспотели, и я попыталась выровнять дыхание. Действовать осторожно. Выбирать внимательно. Вот и все, что я могла сделать.

– Ты ему веришь? – спросила я вполголоса.

– Я не знаю, чему верить, – отозвался Викрам. – Но если это шанс нам обоим выбраться отсюда живыми, упускать его нельзя.

Змеиный король наблюдал за происходящим из угла. Семь женщин стояли перед нами с бесстрастными лицами. Викрам осторожно подошел к первой в ряду, и я шагнула следом.

– У этой волосы длиннее? – прищурился он.

– Это не значит, что она его жена. – Я наклонилась по очереди к каждой женщине и прошептала: – Я передам яд Каувери. Помоги, и я помогу тебе сбежать.

Никаких изменений.

У первой во лбу мерцал драгоценный камень. На второй обнаружился ошейник из чешуи. У третьей был длинный изумрудный хвост. Четвертая надела платье из серебристой речной рыбы. Пятая скрестила руки на груди. Шестая уперлась кулаком в бедро. Седьмая сверкала клыками.

Мы шли вдоль ряда, и каждый шаг приближал нашу смерть. Туман сгущался. Женщины стояли совершенно неподвижно, но провожали нас взглядами.

Викрам постучал пальцами о пальцы, на лбу его выступил пот.

– Все это лишь отвлекающий маневр.

– Ты о чем? – удивилась я.

– Наряды, положение рук, все остальное. Это уловка. Так мы не поймем, кто из них настоящая жена.

Я прижала ладонь к глазам, будто это могло прояснить зрение. Я почти слышала, как Змеиный король хохочет в своем углу.

– Они не откликаются на слова. Я думала, настоящая жена должна как-то на него отреагировать.

– Ты только что подала мне блестящую идею, – прошептал Викрам. – Дай кинжал.

Я вскинула бровь:

– Может, лучше оставишь мне орудовать клинком?

– Ты слишком меткая. Доверься мне.

Я протянула ему кинжал. Туман поднимался все быстрее. Пол под нами скрипел и раскалывался, вода струилась по краям хрупкого стекла, и ядовитые испарения обжигали горло. Слишком большой вес в одном месте. Хватит одного притопа, чтобы все разлетелось вдребезги.

– Раздвинь ноги! – рявкнула я.

– Ты первая…

– Распредели свой вес, иначе мы умрем.

Викрам послушал, и шаткий кусок стекла под его ногами затих. Стиснув кинжал, он наклонился и прошептал:

– Следи за их лицами. Теперь-то настоящая жена точно не останется равнодушной.

И Викрам метнул кинжал, целясь в точку прямо над головой Змеиного короля. В тот же миг шестая в ряду женщина вскрикнула.

– Она! – указала я.

Яростный рев пронесся по пещере, сотрясая сталактиты. Была ли то боль от ранения или разочарование проигравшего, не знаю. Туман поднимался так быстро, что уже каждый дюйм поверхности стал скользким от воды. Яд дымился и клубился над сандалиями, покрывая их черной копотью. Легкие горели, и я подавилась кашлем.

– Беги! – закричала Викраму и сама прыгнула на скользкий лист стекла, едва удержав равновесие, когда он резко накренился.

Я перескочила на другой осколок, такой маленький, что я едва на нем умещалась. Стекло под ногами угрожающе затрещало, но я оказалась проворнее. Так и прыгала с осколка на осколок и почти добралась до твердой земли, когда позади раздался крик.

Обернувшись, я увидела неподалеку Викрама. Он еле стоял на дрожащих ногах, размахивая руками и явно намереваясь упасть. Без раздумий я протянула руку и всем своим весом дернула его к берегу. Викрам упал, ударившись о стену.

Я прыгнула следом, но распустившиеся тесемки шальвар-камиза зацепились за острый край, и меня повело в сторону. Я поскользнулась. Викрам успел меня подхватить и вытащить на землю, но небольшая волна все же хлестнула по ноге.

Я закричала. От боли перед глазами заплясали пятна. Яд впился в меня зубами сквозь шелк шаровар, и на лодыжке расцвел мучительно пульсирующий огненный узор.

Я рухнула на Викрама, и он поволок меня к лестнице, обхватив за талию. Я моргала. Пыталась перебирать ногами, идти сама. Но без толку.

Змеиный король хлестнул по воздуху хвостом, однако путь нам не преградил. Теперь рядом с ним, уткнувшись лицом в широкую грудь, сидела та, что оказалась настоящей женой. Я вглядывалась в ее черты, пытаясь побороть сотрясающую тело дрожь.

Викрам втащил меня на первую ступеньку. Он что-то бормотал, но я не слушала, всецело сосредоточившись на Капиле. Сломленная, раздавленная горем, она рыдала в объятиях Змеиного короля.

– Зачем вы так? – Она посмотрела на нас. – Почему просто не поверили?

Мы молчали. А что ту скажешь? Викрам поморщился и, отвернувшись, не то повел, не то поволок меня вверх по лестнице. Боль прожигала мысли насквозь, но даже сквозь этот туман я видела заплаканное лицо Капилы и руку Змеиного короля, что нежно смахивала с ее лба пряди волос.

Они любили друг друга.

Меня снедали угрызения совести. А может, так действовал яд – ногу я уже совсем не ощущала.

Мы победили. Могли уйти. И если за свободу придется заплатить чувством вины… что ж, похоже, я уже так пресытилась эмоциями, что новой даже не замечу.

Я моргнула, и перед глазами вновь предстало искаженное болью лицо Капилы.

Неправда.

Чувство вины нарастало. Так всегда: оно строит и строит, возводя в сердце башни и лестницы, пока человек не вместит в себе целый город безнадеги. Моя вина уже затмевала вселенную.

Викрам что-то шептал, но голос его доносился с тысячи концов. Когда я в очередной раз споткнулась, он подхватил меня на руки, и я не воспротивилась.

Едва мы добрались до вершины лестницы, Змеиный король протянул вверх синий флакон.

– Теперь вы знаете правду, – хрипло произнес он. – Но знайте и другое. Каувери может изгнать или пленить меня – это ничего не изменит. Передайте ей, что раз она так переживает за сестру, то вряд ли порадуется, когда Капила зачахнет на ее глазах.

Я никак не могла сфокусировать взгляд. Стискивала челюсти, напрягала разум. Я пришла в Алаку, чтобы избавиться от угрызений совести, а не обзавестись новыми. Да, я выскажу Каувери все, что думаю, даже если тем самым лишусь шанса выбраться. Я заглажу вину.

– Гаури? – будто издалека позвал Викрам. – Гаури!

Я пыталась сосредоточиться на нем, вытолкнуть слова изо рта, но боль начала разъедать кости. Со всех сторон вдруг хлынула тьма, сгущаясь, пока не поглотила меня целиком.

27

Ломаная песня

Викрам

Стоило давно понять, что ничего не происходит без причины. В ашраме Викрам заставлял себя бегать так быстро, как только мог. Ученики шутили, мол, ему помогает спрятанная в сандалиях пригоршня молний, и он думал, будто выжимает из себя все соки, чтобы доказать это. Викрам ошибался.

Все эти тренировки готовили его к сегодняшнему дню.

Пока он бежал, голова Гаури билась о его грудь. Она казалась такой легкой, словно само ее существо уже потихоньку ускользало прочь. Нежные губы посинели, и сердце Викрама болезненно сжалось. «Только не снова, – думал он. Требовал. Молил. – Только не снова».

Синий флакон с ядом Змеиного короля в руке с тем же успехом мог быть букетом синих цветов. И бледные губы Гаури – губами кое-кого другого… Викрам моргнул, и вдруг почудилось, что ему семь и он опять на краю скалы. А внизу, на дне, переломанное тело матери. Весь день и всю ночь он уговаривал ее проснуться. А потом лишь сидел, прижав колени к груди и не в силах говорить, потому что каждое слово в его горле превращалось в отчаянный крик. Викрам вспомнил волосы матери, веером разметавшиеся по камням. Вспомнил белых насекомых, что копошились в ранах на ее руках. И странно изогнутую шею, и обращенное к свету лицу, как будто она просто наслаждалась солнцем. Вот только губы были разодранные и синие.

Викрам ненавидел страх. Ненавидел его зубы, что впивались в нутро и лишали такой удобной, уютной слепоты. Они вытаскивали на поверхность все самое сокровенное из глубин сердца. Однажды Викрам уже стоял у обрыва и созерцал этот страх. Страх остаться в одиночестве. Тогда материнская любовь была для него неугасимым светом, нитью, что вела его на протяжении всей жизни… а потом оборвалась, бросив в кромешной тьме и вынудив, словно слепца, на ощупь искать очертания своего будущего. Теперь, когда он прижимал к груди бесчувственное тело Гаури, тот же страх прояснил взор. Викрам видел ее. Только ее. Глупо было говорить, мол, он не может ее потерять. Гаури никогда ему не принадлежала. Она не вещь, на которую можно заявить права. Но с ее появлением жизнь Викрама вновь наполнилась светом, и лишиться ее – значило погрузиться во мрак, из которого он уже никогда не выберется.

Гаури была бледна, кожа ее блестела от лихорадочного пота. Жар не спадал с тех пор, как отравленная вода коснулась ее ноги. Голубое пламя струилось по обнаженной лодыжке, грозя сжечь Гаури заживо без единой струйки дыма. И под ногами Викрама горела земля.

Насколько он знал, в Алаке не было лекарей. А если б и были… речь шла об отравлении ядом, и лишь одни иномирные создания пропитали им всю свою жизнь. Но согласятся ли они помочь? Викрам даже подумывал принести Гаури прямо в шатер вишканий, но они бы наверняка увидели в ней лишь раненую и легкую добычу.

Так что он рванул по лестнице в их с Гаури покои и, тяжело дыша, опустил ее на кровать. Губы совсем посинели. Влажные от пота волосы спутались. Викрам смахнул пряди с ее глаз и прикрыл Гаури одеялом. А затем выскочил из комнаты и побежал прямиком к вишканьям.

В полдень вокруг царило ленивое оцепенение. Из шатра, щурясь от солнечного света, выбралась парочка посетителей. Очереди не было, так что вход стерег единственный охранник. Викрам глубоко вздохнул. Вероятно, он совершает самый глупый поступок в жизни. Ничто не гарантировало, что ядовитые куртизанки не причинят вреда человеку, еще и явившемуся к ним добровольно. Может, он даже умрет здесь. Отравится, как Гаури. Но Викрам должен был попытаться.

Он смело шагнул внутрь и тут же наткнулся на нескольких вишканий, возлежащих на подушках. Рядом двое посетителей, запрокинув головы, наслаждались мерцающими над ними желаниями. Одна из куртизанок – потрясающе прекрасная, с золотыми волосами и темными глазами – поднялась и окинула Викрама внимательным взглядом, отдельно задержавшись на разорванных штанах и неприятной ране на руке (не смог увернуться от осколка стекла). Зрачки вишканьи расширились от возбуждения. Или от голода. Или от всего сразу.

– Мне нужно срочно поговорить с одной из ваших сестер. Ее зовут Ааша. Она знает меня.

Выражение ее лица изменилось.

– Ааша? Что тебе от нее надо?

– Моя… – Викрам запнулся, подбирая верное слово, – соратница по турниру серьезно пострадала. Она умрет от яда, если не получит помощь.

– И ты решил, что одна из нас раскроет свои секреты ради спасения человека? – усмехнулась вишканья.

А затем из невидимых комнат высыпали остальные и окружили Викрама потным кольцом. Сначала они смотрели на него с любопытством, круглыми от удивления глазами, но постепенно удивление сменялось чем-то иным, зрачки расширялись, губы приоткрывались. Викрам так стремился скорее вернуться к Гаури, что даже не подумал о том, сколь желанным окажется для вишканий его страстная жажда. Они принюхивались, резко склоняя головы, словно обдумывали, как бы побыстрее выцарапать из него сладкую пищу.

– Смерть от яда не самая плохая, – пропела первая куртизанка. – Ты мог бы дать ей умереть. Мог бы заполучить всю славу. Забрать оба желания, и свое, и своей соратницы. Мог бы пожелать невосприимчивость к нашим прикосновениям. – Она шагнула вперед, призывно протягивая руки. – Мы приятная компания.

Вишканьи улыбались все шире. Викрам отступил, перекатившись с пятки на носок, и приготовился бежать прочь, как вдруг в шатер ворвалась Ааша.

– Ааша! – ухмыльнулась златовласая куртизанка. – Этот принц жаждет попросить тебя об услуге.

– Она умирает, – хрипло произнес Викрам. – Ее коснулись его отравленные воды. Помоги.

Сестры Ааши что-то зашептали ей на ухо, дергая ее за руку, а он словно балансировал на лезвии кинжала. От ее ответа зависело все. Ааша могла уничтожить их. Но Викрам все же надеялся на лучшее, и эта надежда оглушала.

– Скажи, пусть отпустит девчонку и излечит свои печали в наших объятиях.

– Скажи, что лекарство от яда лежит в глубине шатра.

– Он пришел добровольно, так что он наш. Владыка сокровищ не давал никакой защиты людям, если они явятся снова.

Ааша закусила губу и подняла голову. Сердце ухнуло в пятки. На лице ее читался смертный приговор.

– Где она? – спросила она тихо.

Остальные выпучили глаза. Одни от растерянности, другие от потрясения, третьи от боли. Ааша повернулась к златовласой сестре, и между ними состоялся безмолвный разговор.

– Я отведу.

Только когда они покинули шатер, Викрам заметил, что Ааша хромает.

– Что случилось?

– О. Я… упала.

Он чувствовал, что она лжет, но давить не стал.

– Что вас задержало там так надолго? – спросила Ааша.

Викрам нахмурился:

– Мы же только этим утром ушли.

– Уже почти полнолуние, – пораженно выдохнула она. – Послезавтра Джулан-пурнима.

Сердце пустилось вскачь. Время в Алаке текло иначе, но царство Змеиного короля находилось не в Алаке. Сколько бы времени они там ни провели, здесь миновали дни.

Послезавтра начнется второе испытание. Если Гаури не будет готова… или хуже того, если она просто не сможет состязаться, все их шаги окажутся напрасными. Бессилие уступило место клокочущей ярости.

Со всей осторожностью, на какую был способен, Викрам протащил Аашу по лестнице в их покои. Гаури не сдвинулась с места, а вот пламя – очень даже. Теперь оно охватывало не только ее лодыжку, но и бедра. Оно не обжигало, но воздух вокруг тела Гаури потрескивал и хрустел. Словно огрызался на любого, кто попробует ее забрать.

– Странно, – пробормотала Ааша, склонившись над кроватью.

Викрам прошел из угла в угол, зпустив пальцы в волосы.

– Что странно? Ты в силах это излечить?

– Яд в ее коже. – Ааша подняла глаза. – Тот же, что течет во мне.

– Как такое возможно?

Она взирала на пламя с непостижимым выражением лица.

– Я… не знаю. Сестры всегда говорили, что мы получили наш яд как благословение богини, но… но теперь это кажется бессмысленным.

Викрам замер:

– И что это значит для Гаури?

– Что я смогу его вытянуть.

Он облегченно вздохнул.

– А еще, что я не сумею убрать все последствия и определить, выживет она или умрет. Ей придется бороться самой. И даже если получится спастись, яд может ее изменить.

Викрам рухнул в кресло.

– Делай все, что можешь.

Ааша кивнула и склонилась над Гаури. Он не стал наблюдать. Прошли часы, небеса озарились рассветными лучами, когда Ааша наконец опустилась напротив Викрама, и на лице ее ясно читалось, что она сделала все возможное. Оставалось только ждать.

Там, в ночи, Викрам сидел возле кровати и смотрел на затухающее голубое пламя. Оно умирало. Но и Гаури тоже.

Вероятно, магия необъятна, но сейчас он ощущал ее как тихий гул в груди. Чары, которые вроде как были сильнее жизни, ничем им не помогли, и потому Викрам обратился к маленькому, обыкновенному волшебству. Тому, что использовала его мама всякий раз, когда жуткие кошмары вырывали его из сна, заставляя задыхаться от страха. Она прижимала Викрама к груди, раскачивалась взад-вперед и пела. Викрам отпустил мысли. Прижался губами к уху Гаури… и тоже запел. Тихие, ломаные слова. Пел он паршиво. Но если верить мудрецу, много ночей назад принесшему в ашрам приглашение на турнир, в этом деле важнее искренность. Потому Викрам не умолкал, вынуждая сердце биться в ритме несложной мелодии. И меж нотами его хриплого голоса звучал невысказанный призыв. Мольба.

«Не уходи».

28

Сладость поэзии

Гаури

Я проснулась от жжения в ноге и, приподнявшись на локте, огляделась. Над головой раскинулось усыпанное звездами и прозрачными фиолетовыми облаками небо. Как долго я была без сознания? Я застонала и попыталась приподнять ногу. Вроде не сломана и не растянута. Откинула одеяло – привычная бронзовая кожа, никаких повреждений. Словно отравленная вода никогда меня не касалась.

– Гаури?

Викрам пересел из кресла на кровать и потянулся к моей руке. Под глазами его залегли темные круги.

– Очнулась. Мы не знали, справишься ли ты.

– Мы?

Темный силуэт на другом конце комнаты шагнул в пятно света. Ааша. Она осторожно приблизилась, опустив подбородок и поглядывая на нас сквозь ресницы. Первые дни в Бхарате Налини передвигалась так же. Неуверенно. Словно ждала, что воздух ее оттолкнет, почуяв ее чужеродность. Но тут я вспомнила, почему вообще оказалась в кровати с пострадавшей ногой. Я ошиблась, положившись на слово Ааши. Перед глазами промелькнуло искаженное лицо Капилы, а на столе у стены вспыхнул синевой флакон с ядом Змеиного короля.

– Как себя чувствуешь? – спросила Ааша. – Ты весь день проспала.

Волосы упали мне на лицо, и Викрам подался вперед, чтобы убрать их, но я мотнула головой, и он отдернул руку, точно ужаленный.

– Нога болит, – выдавила я.

– А какие-то изменения ощущаешь?

Я вновь убрала одеяло, чтобы показать им невредимую кожу, как вдруг заметила что-то новенькое. Я думала, что яд не оставил следов, но на икре сзади виднелась маленькая голубая звездочка размером не больше ногтя.

Ааша тоже ее заметила и ахнула.

– Это наш знак.

На мне метка вишканьи? Сердце неистово забилось, и я повернулась к Викраму:

– Ты прикасался ко мне. Чувствуешь что-нибудь?

Его глаза расширились.

– Нет, ничего такого.

– Может, это просто шрам от яда? – предположила Ааша. – Уверена, ничего страшного не произошло.

К горлу подкатила горечь. Что такое уверенность? Я цеплялась за нее как за внутренний свет, надеясь, что он прогонит мрак неизвестности, но уверенность оказалась фантомом, порожденным надеждами. И при первой же возможности она сбила меня с пути.

– Неужели? – тихо произнесла я. – А ты была так же уверена, утверждая, что Змеиный король пленил сестру Каувери? И что ей крайне необходим его яд?

– Гаури… – выдохнул Викрам.

Я знала этот тон. Мол, остановись, пока не поздно. Но я не собиралась. У нас был шанс выбрать бескровный, безболезненный путь. И мы его упустили. «Выбирайте с умом, решение отменить не удастся. Пусть даже оно измолотит ваши сердца в труху». Проблема угрызений совести не в том, как они терзают вас в настоящем, а в том, как омрачают прошлое, грязным пятном оседая в памяти и мыслях. Достаточно ли вопросов я задала? Могла ли догадаться, что сведений для принятия верного решения слишком мало? Можно ли было этого избежать?

– Змеиный король не похищал свою жену. Откуда ты вообще это взяла?

Потрясенная Ааша отступила на шаг.

– Я рассказала вам то, что слышала от своих сестер. И все якши, что приходили в наш шатер, говорили о том, как Повелительница Каувери жаждет заполучить яд Змеиного короля. Все до одного. И многие повторяли, что это из-за похищенной сестры Повелительницы. Признаюсь, все это сплетни, но иных сведений у меня не было.

– Ааша спасла тебя, Гаури, – вмешался Викрам. – Ты могла бы…

– Спасла из чувства вины? Искупая собственную ложь? – повысила я голос. – Ты тоже хотела, чтобы река Капила пострадала? Ты знала, что мы явимся туда и обвиним короля в худшем на основе твоих слов. Хотела насолить? Неужто Змеиный король отверг любовь одной из твоих сестер? Или даже твою? В этом все дело?

Викрам вскочил:

– Ты не одна принимала решение. Я тоже ей поверил. И Ааша рассказала нам все, что знала. Мы должны были выбрать и выбрали. Сами, так что ответственность только на нас.

– О, вот так просто, да?

– Да, – холодно кивнул он. – И ты бы сама это поняла, если б так не упивалась жалостью к себе.

Щеки обдало жаром. Викрам и Ааша молча пялились на меня сверху вниз. Я чувствовала себя запертой в клетке. Крошечной. Ведомой.

Ааша побрела к двери.

– Я спасла тебя не из чувства вины. Я… лишь хотела помочь. – Она глянула на Викрама: – Я рада, что с ней все в порядке. Мне пора.

И, развернувшись, вылетела из комнаты, но я успела заметить и хромоту, и слезы в уголках глаз. Мой воинственный настрой сдулся. Да что со мной такое?

– Довольна? – воскликнул Викрам. – Мы оба переживали за тебя. Оба караулили возле постели. Ааша весь день трудилась, пытаясь вытянуть яд из твоих вен или ослабить его, чтобы он тебя не убил. О тебе заботились, могла бы проявить хоть каплю благодарности. Но вместо этого, едва очнувшись, ты предпочла кинуться на ближнего. Это и есть твое хваленое «выживание»? Бросаться обвинениями и ранить всех вокруг только потому, что сама с собой совладать не можешь?

Я встала. Боль в ноге вспыхнула и померкла. Да, я была обязана Ааше жизнью, а отплатила жестокими словами. Так же и тем же я отплатила за свое спасение Налини: позволила холодным фразам преследовать ее тень в ночи. Может, мои деяния и уходили корнями в благие намерения, но в итоге почти всегда обрастали шипами.

– Мы заслужили ответы.

– Какие ответы? Она что-то услышала и рассказала нам. И мы поступили единственно верно, потому что у нас нет опыта общения со Змеиными королями и их женами-реками! Любой поступил бы так же. Ты просто ищешь виноватого.

Его слова жалили.

– Перестань говорить так, будто понимаешь, через что я прошла.

– Думаешь, ты одна такая страдалица? – вскипел Викрам. – Я знаю тебя. Я… я видел тебя в Гроте Нежити. Ты спасала людей в родной Бхарате каждый день, хоть это потихоньку и убивало тебя саму. Ты принимала немыслимые решения, которые никто не должен принимать. И такую Гаури я уважаю.

Я вздрогнула.

– Но нынешняя Гаури… Она лишь пытается сбежать и спрятаться.

Фраза повисла между нами. Я хотела вырвать ее из воздуха, отбросить подальше, но не могла. Слова впились в мысли, пробуждая прошлое, к которому я не желала возвращаться никогда. Чтобы выжить при дворе Сканды, нужно было знать всех игроков, все ходы, все сведения. Разве могло не повлиять на меня такое существование? Я рухнула на кровать, уставившись на чуть смятую подушку кресла, на котором несла свое дежурство Ааша. Викрам провел рукой по волосам и присел рядом, выпрямив спину и высоко подняв подбородок. Дотронуться больше не пытался.

– Для выживания не обязательно вырывать из груди сердце и сжигать все чувства дотла, – сказал он. – Иногда достаточно лишь принимать все, что подбрасывает тебе жизнь – прекрасное и ужасное, отравленное и благословенное, – и складывать из этих кусочков собственную судьбу.

– Хватит источать мудрости.

Викрам вскинул бровь:

– Хватит на них напрашиваться.

Меня захлестнул стыд. Вновь вспомнилась темная ночь в Бхарате, заплаканное лицо Налини и слова, что я на нее обрушила. Я так и не извинилась, пока была возможность, но не собиралась повторять ту же ошибку.

Оставив Викрама, я проскользнула в купальню. А позже, одеваясь, коснулась пальцами странной голубой звезды на коже. Совсем маленькой и чуть размытой по краям. Не то что вычурные метки на шеях вишканий. Когда я вернулась в комнату, Викрам вертел в руке пузырек с ядом Змеиного короля.

– Завтра Джулан-пурнима.

– Что? Так быстро?

Он скривился:

– Мы потеряли время во дворце Змеиного короля.

– Отлично. Ни дня отдыха перед вторым испытанием.

– Могло быть и хуже.

– Как всегда, ищешь светлые стороны, – покачала я головой.

– Надежда формирует мир.

– Или раскрашивает его, чтоб ты не знал, как он выглядит на самом деле.

– Или так, – согласился Викрам.

– Отдохни, – сказала я, заметив, с какой тоской он косится на кровать. – Вернусь вечером.

Внутренний двор снова преобразился. На деревьях мерцали нежные серебряные колокольчики, в воздухе искрился снег, и все вокруг было серебристым и переливчатым, жемчужно-белым или слегка румяным. С ветвей свисали качели из сплетенных лотосов – дань уважения святым возлюбленным, что провели так много дней, склонив головы и покачиваясь бок о бок, пока музыка флейты оплетала их руки и ноги, а их глаза наполнялись отражением друг друга. Цветочные веревки легонько колебались в безветренном воздухе, приглашая присесть, поговорить и влюбиться.

Я никогда не жаждала любви, считая ее блеклым светом. Не столь ослепительным, чтобы озарить мир или застить взор, но достаточно ярким, чтобы обмануть разум. Иные матушки в гареме называли любовь прекраснейшей амброзией, которую можно потягивать и смаковать. Другие сравнивали ее с открытой раной. Одна из гаремных жен – крошечная женщина, не пережившая даже первую беременность – как-то отвела меня в сторонку и сказала то, чего я никогда не забуду: «Любовь подобна Смерти, только является не ко всем. Тебя она может и не выбрать, но коли придет, то будет столь же стремительна и безжалостна и столь же слепа к твоим протестам. И, как и Смерть, Любовь оборвет одну твою жизнь и породит другую».

Ее слова напугали меня. Я никогда и ни к кому не испытывала подобных чувств. И не хотела испытать.

Аашу я нашла у ручья недалеко от шатра вишканий. Она вскинула голову, и всякое выражение тут же исчезло с ее лица.

– Можно посидеть с тобой?

Она кивнула.

– Слушай… я немного запуталась в собственных мыслях. И вместо того чтобы быть жутко благодарной, была просто жуткой и так и не сказала спасибо. Я задолжала тебе извинения. У тебя нет причин их принимать, но я не теряю надежды.

– Я понимаю, – кивнула Ааша. – И прощаю тебя.

Я вскинула брови:

– И все? Я думала, ты потребуешь пасть ниц или прогонишь прочь, угрожая прикосновением. – Я рассмеялась. – Ты гораздо лучший человек, чем я.

– Правда? В смысле, про человека. Я была им когда-то. Была как ты.

Вопрос застал меня врасплох.

– Разумеется, ты человек, Ааша, – сказала я. – Человечность никак не связана с тем, что течет в твоих венах или украшает кожу.

Она закрыла глаза, словно наслаждаясь услышанным.

– Ты знала, что Владыка сокровищ придумал этот ручей специально для вишканий? Чтобы у нас было место, где можно окунуть ноги и не бояться убить какую-нибудь подводную живность. Я об этом узнала только пару дней назад. – Ааша шлепнула ступней по воде и нахмурилась. – А ведь могла бы бывать здесь с первого дня турнира.

– Лучше поздно, чем никогда.

– Наверное. – Она пожала плечами. – Дома в нашем гареме есть ручейки, но не такие… не под открытым небом.

– А где твой дом?

Ааша отвернулась:

– О нем позволено говорить только с вишканьями.

– О. А другой дом у тебя когда-нибудь был?

– Кажется. Но сестры забрали меня, когда мне исполнилось четыре.

Меня захлестнул гнев.

– Как они посмели оторвать тебя от семьи?

– Не говори так, – мягко укорила Ааша. – Они и есть моя семья. Я люблю сестер, как и они меня. Они лишь хотели меня спасти.

Кажется, я неприлично выпучила глаза.

– К нам в деревню пришел прорицатель и объявил, что я рано овдовею. А в моих краях все вдовы должны совершать сати[22]. Сестры спасли меня от сожжения заживо вместе с телом мужа. И даже позаботились о хорошей компенсации для моих родных. Надеюсь, те остались довольны.

Я наблюдала, как Ааша болтает ногой в воде – такая мелочь, которую я делала тысячи раз и никогда не находила причин для благодарности.

– Ты бы покинула вишканий, если б могла?

Она резко повернула голову:

– Я не выживу в твоем мире. Это невозможно. Невозможно питаться человеческими страстями, не убивая людей.

А на вопрос она так и не ответила. Появившаяся на теле метка вишканий не даровала мне внезапно способность читать чужие желания, но помыслы Ааши были довольно очевидны. Она хотела познать мир, которого ее лишили.

Разум тут же подкинул образ Налини, одиноко лежащей в темном подземелье Бхараты. Все это время я думала о том, как сохранить ей жизнь. А дальше? Как насчет того, чего сама Налини хотела для своей жизни?

До переворота она не раз порывалась вернуться в родное племя, но я всегда отказывала, ибо знала, что она под угрозой, пока Сканда у власти. Так что я ничем не отличалась от сестер Ааши, спасших ее, но при этом не оставивших выбора. Нет, даже хуже, ведь я не могла сказать, что спасла Налини. Стыд крепко стиснул сердце.

Я все исправлю, когда вернусь в Бхарату…

– Можешь спросить меня о чем угодно.

Не особо щедрое предложение, но большего я пока дать не могла.

Ааша колебалась не больше секунды.

– Вообще о чем угодно?

Я кивнула.

Она сдвинула брови:

– На что похож сладкий вкус?

– Эм… – Я осеклась.

Как описать сладость тому, кто ничего не пробовал? Я искала нужные слова, стараясь думать о них по-другому. Взглянуть на мир иначе.

– Сладость – это как… как проснуться поутру и вспомнить дивный сон. Как есть поэзию.

Ааша закрыла глаза.

– Звучит приятно.

– Так и есть.

– А цветы на ощупь?

– Как влажный шелк?

Она скривилась.

– Это лучше, чем кажется, клянусь.

Ааша засмеялась.

Она спрашивала меня о танцах и траве, об укусах пчел и уколах шипов.

Даже о поцелуях спросила и очень расстроилась, когда я объяснила, что не настолько опытна, как она думала.

– А почему? – не унималась она.

Я поперхнулась.

– Что? Это… личное.

– Пожелай меня поцеловать красивая женщина или привлекательный мужчина, я бы не колебалась. Особенно если бы тоже хотела их поцеловать.

Она пристально уставилась на меня, и я отвела глаза, и взгляд как-то сам собой упал на ручей под нами. Одну ногу Ааша погрузила в бурлящий поток, а вторую прижимала к груди. Я прищурилась. Поза казалась случайной, но однажды я вывихнула в драке лодыжку, и пришлось ковылять к пруду, чтобы опухоль спала. Ааша не наслаждалась природой. Она пыталась исцелиться.

– Как ты поранилась?

Она посмотрела на воду.

– Вас моя помощь порадовала, других – нет. Говорят, мне не стоило вмешиваться. Многие будут злиться молча, но некоторые не станут сдерживаться.

– Это не ответ, Ааша.

– Это даже лучше ответа. Это предупреждение.

Я не собиралась давить, но ее слова пугали. Насколько я знала, никто не мог пробраться в наши покои и украсть рубин или яд, но это не означало, что никто не попытается. И если кто-то напал на Аашу, что помешает им выследить меня или Викрама?

– Мне пора. Сестры, верно, волнуются. Меня слишком долго не было.

Я поднялась:

– Спасибо за помощь, Ааша.

– И тебе, Гаури, – улыбнулась она, – за потраченное время и истории.

Я поплелась обратно. Через два дня должно было начаться второе испытание. Я уже почти понимала суть Турнира желаний. Каждый наш шаг, каждый сделанный выбор создавал историю, которую Кубера от нас скрывал. Его не волновало, выживем ли мы, чтобы рассказать ее. Он хотел лишь познать наши мысли, посмотреть, как наши желания и амбиции создают наше будущее. Я по-прежнему оставалась простой смертной. Мои прикосновения не отравляли, мое тело не таило в себе никаких магических способностей, зато таило неиссякаемый источник воли. Источник, зачарованный от чужих поползновений, потому что подчинялась воля только мне. В ней заключалась моя сила.

Когда я проходила мимо баньяна, от его тени отделились три фигуры.

– Ты украла яд Змеиного короля, – зашипела первая.

– Ты не имела права, – зарычала вторая. – Мы первые заключили сделку. Мы получили его яд и магию в обмен на наши имена. Этот яд предназначался нам, как и на каждом Турнире.

Я скрестила руки на груди:

– У него этого яда полно. Идите и заберите свою порцию.

Третья отвела взгляд:

– Он дает лишь один флакон каждые сто лет. Таковы правила. Это последний турнир. Там нужен яд.

– Так нечестно… – вновь подала голос вторая, и я засмеялась:

– Нечестно? Даже боги не обещают справедливости. Это соревнование. Мы разгадали загадку. Мы сражались. Конец.

– Осторожнее, девочка. Ты не осознаешь, в какую игру влезла. У каждого здесь своя история, но у некоторых на кону гораздо больше, чем у прочих. Некоторым нужно пополнить запасы магии. И некоторые пойдут на все, чтобы их желания исполнились.

Все трое как одна потянулись к голубым лентам на шеях, а потом, что-то бормоча себе под нос, растворились в тени. Вокруг воцарилась тишина. Казалось, будто на этот вечер Алака решила спрятать все свои секреты и перенесла каждую крупицу магии куда-то в другое место. Не было ни очередей из страждущих перед шатром вишканий, ни танцующих пьянчуг под ветвями баньяна, ни смельчаков, пробующих странную пищу с праздничных столов. Я осталась одна.

Вернувшись в комнату, я стряхнула снег с волос и потопала, очищая обувь. Викрам лежал на горе подушек – на коленях книга, рука перевязана, а рубашка… не на нем. Янтарный свет ближайших фонарей скользил по его рельефным мускулам. После тренировок и сражений я видела бессчетное множество мужских тел. Одними хотелось любоваться чуточку дольше, другие я по сей день пыталась стереть из памяти. Принц-лис не походил ни на кого из них. На его темно-золотистой коже не было ни шрамов, ни иных следов. Его шелковистые кудри напоминали дикие заросли. И держался он не как солдат, настороженно и напряженно, а как истинный король, с томной элегантностью и всезнающей усмешкой.

Викрам подался вперед и, упершись локтями в колени, посмотрел на меня с искренним изумлением:

– Ну что?

Я отвела взгляд и уставилась на синий флакон.

– На обратном пути столкнулась с Безымянными. Они в ярости, потому что сами хотели получить яд.

– Как и половина якшей и якшини. – Викрам отложил книгу. – Это соревнование. Чего они ожидали?

– Я им так и сказала.

– И все же зачем им яд? – задумался он, потирая челюсть.

А потом снова потянулся за книгой. Уж лучше б за рубашкой.

– У тебя закончилась одежда?

– Что? – Викрам глянул вниз, словно только сейчас заметил, что частично обнажен. – Нет, просто пришлось перевязать пару царапин, полученных по пути из змеиного царства.

– Но теперь ты перевязался.

– Вы, как всегда, проницательны, принцесса. Я снова оскорбляю ваши девичьи чувства? Могу я понежиться в кровати хоть один вечер, не опасаясь телесных повреждений?

– А нельзя нежиться одетым?

– Почему для тебя это так важно?

Я всплеснула руками:

– А вдруг во мне проявятся способности вишканьи и ты помрешь от случайного прикосновения?

– Давай проверим. – Викрам откинулся на подушки.

– Зачем столь открыто приглашать смерть? Ты должен бояться моего прикосновения.

– Как раз наоборот. – Его глаза загорелись.

Мы уставились друг на друга, и никто не хотел первым отводить взгляд.

Раз…

Два…

Викрам засмеялся:

– По-прежнему ничего? Однажды я все-таки заставлю тебя покраснеть.

– Не теряй надежды.

Я закатила глаза, стараясь не думать об этом мгновении дезориентирующей невесомости, и шагнула к окну, что выходило во внутренний двор. Земля покрылась тонкой коркой изморози, и на ней явственно выделялись темные провалы моих следов. Завтра их заметет зачарованный снег, и словно меня и не было. Как и там, по ту сторону Алаки. Время жадно слизывало любой отпечаток, который я пыталась оставить миру.

Но впервые мне захотелось поверить в то, что переживет всех нас: истории, расцветающие в детских головах, страх темноты и жажда жизни. Найти и стереть эти следы не под силу даже времени, ибо существуют они далеко-далеко, в песне крови, бегущей по венам, и в тонких нитях, сплетающих наши грезы. Я хотела сберечь надежду на эти истории в сердце и, следуя за нею как за маяком, отыскать путь к самой себе.

29

Поделиться тенью

Гаури

Утро Джулан-пурнимы выдалось розовое и холодное. Казалось, воздух потрескивает не от магии, как в день нашего похода к пруду Змеиного короля, а от напряжения, словно натянутая тетива. Словно мир поймал хрупкое равновесие между пламенем и льдом, азартом и спокойствием.

Викрам нервно расхаживал из угла в угол. Я потерла заспанные глаза, наблюдая за ним, но прежде, чем успела что-то сказать, он подошел и сунул мне в руку кусок пергамента.

– Он желает нас видеть.

Кубера. Сердце екнуло.

– Сейчас соберусь.

Викрам кивнул и указал на завтрак на столе рядом:

– Я спустился и принес тебе поесть. Сегодня все… взбудоражены. И разряжены в пух и прах, так что тут смотри сама.

Я приподняла бровь. Немногословный и взбудораженный Викрам с утра пораньше? Мы что, за ночь поменялись телами?

Я огляделась и поняла, что укрыта одеялом, под головой подушка. Когда засыпала, ничего этого не было. Но только я собралась поблагодарить, как Викрам вновь принялся метаться по комнате. И все похлопывал по выдвижному ящику, где мы хранили полуключ к бессмертию, а теперь и яд Змеиного короля.

– Говоришь, там все нарядные?

– Да, но они… – он замялся и изобразил руками странное колесо, – вроде как парами. То есть явно наряжались для кого-то конкретного. Так что можешь надеть что хочешь. Если честно, лучше даже останься как есть.

«Как есть» – это в простом хлопковом шальвар-камизе, без краски на лице и с растрепанной косой за спиной. Но то, что меня потрепали, отравили и лишили целой недели жизни, не означало, будто это должно отразиться на моей внешности. Я сбросила одеяло, окинула Викрама, как я надеялась, самым надменным своим взглядом и скрылась в купальне.

Может, сегодня и праздник, но еще и день перед вторым испытанием. Пусть Турнир дуется и прячется по углам, но он все равно еще там. Опасный, как хитрый зверь, наблюдающий за каждым нашим шагом, и моя броня должна соответствовать, так что я обратилась к коварству и силе красоты. Матушка Дхина никогда не позволяла мне спешить с приготовлениями. Ее совет никогда не менялся: «Внешний вид должен отражать твои надежды, и тогда мир приложит все усилия, чтобы им соответствовать».

Я выбрала самое красивое платье, какое только смогла найти, спереди представлявшее собой замысловатое переплетение хрустальных нитей и жемчужин. Сапфировый кулон Майи на шее я замаскировала другим ожерельем из камешков в форме слез и серебряных цепочек. И над лицом тоже потрудилась. Кожа теперь мерцала от пудры, губы и щеки заалели, глаза потемнели. Я отступила на шаг, любуясь сотворенным образом. Я целую вечность не позволяла себе подобной роскоши.

Когда в дверь постучали, я стирала крошечное пятнышко со щеки.

– Ты там ждешь следующего полнолуния? – позвал Викрам. – Ты же в курсе, что к тому времени Турнир уже закончится?

– Успокойся.

– Я почти превратился в древнего старца.

Я наконец вышла. Он открыл рот, чтобы что-то сказать. Увидел меня. И закрыл.

– Ты стал настолько древним, что окаменел?

Викрам расправил плечи:

– Решила проложить путь к победе своими прелестями?

– Зависть тебе не к лицу, – мягко сказала я и прошагала мимо него к лестнице.

Он поспешил следом.

– Я не завидую. Если б я мог ради победы кого-нибудь соблазнить, то не мешкал бы. На самом деле я подумывал надеть твой наряд, но волосатая грудь портит все очарование.

– Твоему очарованию мешает далеко не только волосатая грудь.

Сквозь толпу к нам устремилось несколько крошечных огоньков. Проводники Куберы. Никто на них и внимания не обратил, но, вероятно, потому, что все были слишком поглощены друг другом. Вокруг нас переплетались руки, жались друг к другу тела, прижимались к ямочкам на шеях губы и скользили по обнаженным плечам пальцы.

Да по раскаленным углям и острым клинкам пройти было бы проще, чем пробраться сквозь толпу влюбленных. Я отмахнулась от пары блуждающих конечностей и попыталась взглядом убить особо страстную парочку, занявшую дверной проем.

– Ну серьезно, – буркнула под нос.

Вскоре мы стояли перед огромными двойными дверями главного зала. Викрам дернулся было открыть створку, но я перехватила его руку. Вчера мы обсуждали, что делать с ядом Змеиного короля. Мол, если встретим сегодня Куберу или Каувери, то расскажем ли им про флакон в надежде на второй пропуск на волю или все скроем? В итоге решили промолчать. Кто знает, как работают умы иномирных правителей. Вдруг, узнав про яд, они усложнят для нас второе испытание?

– Помни, ничего не рассказывать, – пробормотала я.

– Мне жить еще не надоело.

За дверью нас ждал довольно простой зал из серого камня. Никаких привычных убранств и роскоши.

Кубера и Каувери сидели на противоположных концах свисающих с потолка качелей. На Владыке был морозно-синий шервани, а на его супруге – сари из вод замерзшей реки, по которой плыли тонкие, как пергамент, осколки льда.

Качели украшали душистые венки из цветков лунного лотоса, шелковые птицы и мерцающие ленты.

– Ах, вы живы! – тепло воскликнул Кубера и похлопал себя по животу.

Каувери окинула нас проницательным взглядом, и я вновь вспомнила заплаканное лицо ее сестры.

Повелительница поняла, что мы что-то скрываем? Что знаем правду? Я присмотрелась повнимательнее. В броне речной богини не было прорех, по крайней мере, заметных человеческому глазу. И все же чувствовалась в ней какая-то усталость, почти истощение.

Викрам улыбнулся и поклонился вслед за мной.

– Мы полны сюрпризов, Владыка.

Кубера усмехнулся и слегка подпрыгнул на троне:

– Да, вы меня поразили. Безумно хочется узнать, куда же вы исчезли на неделю! Может, открыли новые земли? Или даже…

– Сегодня никаких испытаний, – вскинула руку Каувери.

– А вот завтра!.. – засмеялся Кубера.

– Зачем вы звали нас, Владыка?

– В основном из любопытства. А еще хотел напомнить, что второе испытание начнется завтра. Вы получили половину ключа к бессмертию, сразившись с ядовитыми страстями. Что помогает нам пережить любые невзгоды? Вечность – это не только борьба с желаниями. Но и борьба со страхом. Я никогда не боялся, но, полагаю, это как не иметь языка, чтобы вкусить победу. Как желудок полный снега. – Кубера пожал плечами, подпер подбородок ладонью и посмотрел на нас с выражением крайней скуки. – Но, возможно, залог успеха в желании увидеть что-то насквозь.

Мне его слова не понравились. Борьба со страхом? А на что, по его мнению, походила битва с ядовитыми куртизанками? На прогулку по шатру? Под укоризненным взглядом Викрама я попыталась нацепить на лицо маску безразличия.

– Спасибо, – выдавили, слегка поклонившись.

Каувери подалась вперед и впилась в нас глазами:

– Наслаждайтесь, дорогие чемпионы. В Алаке есть где разгуляться и что покорить. Впейтесь зубами в наше золото. Опустошите наш дворец. Или найдите, с кем разделить свою тень к концу ночи, ведь потом мир может вовсе лишить вас тени.

Поднявшийся из-под земли туман окутал пару, а когда рассеялся – они уже исчезли. Мы остались одни. Прощальные слова Каувери разворошили мое нутро: сегодня был день влюбленных и последних наслаждений, прежде чем страх попробует лишить нас всего.

Я стиснула зубы. В голову лезли непрошеные мысли, отмахнуться от которых не получалось. Я балансировала на грани – между тем, чего не хотела, и тем, о чем мечтала.

У двери я обернулась и наткнулась на Викрама, стоявшего гораздо ближе, чем ожидалось.

Высокий, стройный, с хитрыми карими глазами, пронизанными золотом. Он что-то со мной сделал.

«Я знаю тебя… Я видел тебя».

В Бхарате я держалась начеку. Слабость была непозволительной роскошью. Она выворачивала душу, раскрывала все секреты, дарила другим безраздельную власть над тобой. Я себе такое позволить не могла. Меня прозвали Жемчужиной Бхараты, и возможно, такой я и была. Не сияющей драгоценностью. А холодным камнем с сотней лиц, отраженных на гладкой поверхности.

Но Викрам словно смотрел сквозь все маски. Он подносил меня к свету, будто я полупрозрачная, и вместо того, чтобы чувствовать себя желанной вещицей, я чувствовала себя… увиденной. Я опустила взгляд на его руку.

Даже сквозь фугу отравленного сна я запомнила его прикосновения. Трепетные и мучительно-нежные. И запомнила, как Викрам посмотрел на меня после пробуждения. Так смотрят на святыню – не опустив веки и скромно потупив взор, а широко распахнув глаза, полные благоговения, благодарности и даже немного жадности, ибо одного взгляда всегда будет мало.

Такие чувства даруют облегчение и освобождение. А еще отвлекают. Впрочем, стоило только подумать о предательстве Арджуна и заключении Налини, как я мигом вспомнила, почему оказалась здесь. И почему должна быть в другом месте.

– Пожалуй, пройдусь по садам и залам Алаки, – сообщила я. – Может, найду что-нибудь полезное и пойму, как использовать наш полуключ.

– Я тоже пройдусь. – Викрам скрестил руки на груди.

– Я бы предпочла искать в одиночестве.

Лицо его совсем заледенело.

– Я и не говорил, что собираюсь составить тебе компанию.

«Ого», – подумала я, чувствуя себя без причины уязвленной.

– Вечером можем обсудить наши находки. Если, конечно, тебя не отвлечет кто-нибудь на гуляньях.

Викрам прищурился:

– То же касается и тебя. Если не вернешься, я пойму, что ты… отвлеклась.

– Отлично.

– Отлично.

– Повеселись.

– Всенепременно, – хмыкнул он.

Остаток дня, гуляя по дворцу, я старалась не думать над тем, что значило это его «всенепременно». Если в Алаке и существовала какая-то тайная арена для сражений или конкретное место проведения следующего испытания, мне ничего такого найти не посчастливилось. Зато посчастливилось на каждом шагу натыкаться на проявления любви и дружбы. Все вокруг словно пропиталось нежностью. Ствол огромного баньяна покрылся тонким слоем снега. С холодных ветвей его сверкающими бриллиантами срывались замороженные капли и свисали крошечные качели и колокольчики, так что мир был окутан льдом и музыкой. Над землей дрейфовал туда-сюда призрачный шатер, из которого вываливались странные штуки: песочные часы с жемчугом вместо песка, еще и падающим снизу вверх; хрустальные пляшущие фиалы, из которых расплескивались мелодии; миниатюрные лебеди и лошади из лепестков роз, скачущие по деревьям.

Меня не возмущала любвеобильная толпа вокруг, но с каждой секундой пропасть в моей груди становилась все шире. И казалось, я стою у самого края, смотрю вниз. Сломает ли меня падение или сделает сильнее? В Бхарате не было соблазна упасть. Теперь же я погружалась в тихую панику осознания (желанное совсем рядом, только протяни руку) и сомнений (схватить или отпустить?).

Бестолково блуждая по Алаке, я вдруг очутилась перед шатром вишканий. У входа не было ни очереди, ни охранников. И над шелковыми крыльями и павлиньим хвостом не струился дым. За спиной хрустнула ветка, а следом раздался мягкий шелест шагов, которые я тут же узнала.

– Решила вступить в наши ряды?

Из-за деревьев появилась Ааша с целой охапкой цветущих ветвей.

– Может, в следующей жизни. Чем занимаешься?

– Экспериментирую. Я поняла, что роща за нашим шатром тоже невосприимчива к нашим прикосновениям, так что… Смотри! – Она бросила ветки наземь, сорвала с одной из них цветок и, прижав его к щеке, вздохнула. – На ощупь… лучше, чем шелк. Жаль, что это последний турнир. У меня никогда больше не будет такого шанса. А ты чем занимаешься?

– Пытаюсь найти зацепки к следующему испытанию.

О прочих терзавших меня желаниях я предпочла умолчать, но, судя по понимающему взгляду, Ааша все равно их унюхала. А затем вдруг отняла бутон от щеки и прищурилась.

– Ааша, не стоит…

Она сунула цветок в рот. Глаза ее округлились. Выплюнув мокрые лепестки, Ааша издала стон отвращения, и я не смогла сдержать смех. Вскоре мы уже вдвоем загибались от хохота.

– Признаю, не все эксперименты одинаково приятны, – выдохнула она.

– Почему ваш шатер пустует?

– Сегодня день для истинных страстей, – сказала Ааша, поглаживая лепестки. – Не для иллюзий. Не так уж плохо отдохнуть от посетителей, но это значит, что турнир почти закончился. После Джулан-пурнимы будет еще Парад Баек, а потом… потом в моем будущем не останется ничего, кроме яда.

Во мне всколыхнулась жалость. Ааша вздохнула.

– Но оно того стоило. Я сделала то, о чем мечтала.

Мне почти нестерпимо захотелось, чтобы она вернулась в мир людей и познала саму себя, испытала все, чего ей не хватает. Сложно не восхищаться тем, кто довольствуется малым и стремится к знаниям из чистого любопытства и искренней любви к учебе. Ааша напоминала мне Налини – в вечном движении, в вечном поиске. И, как и Налини, она тоже оказалась в ловушке. Улыбка моя померкла.

– Что, ты сказала, будет после Джулан-пурнимы?

– Парад Баек. Так Владыка сокровищ демонстрирует все истории, что выросли в чертогах Алаки.

«Птицы-сказки», – поняла я. Кубера их любил и называл величайшим сокровищем. Но хотел ли он просто скопить их как можно больше или замыслил что-то еще?

– Вот бы когда-нибудь их увидеть, – тихо произнесла Ааша. – Но вишканий внутрь дворца не пускают.

– Может, однажды увидишь.

– Может быть.

Когда неба коснулся вечер, Ааша убежала к сестрам, а я ни на шаг не приблизилась к разгадке следующего испытания. Я окинула взглядом окрестности Алаки. Тут и там пели и плясали волшебные создания, и я все ждала, что из любой тени вот-вот выскользнут Безымянные, но они так и не появились. Так как искать во дворе больше было негде, я отправилась в магические сады.

Прежде я в них особо не углублялась и сейчас поразилась царящей здесь тишине. Спокойствию. Деревья торжественно расправили плечи, красуясь зеркальными лентами, серебряными и потускневшими, что обнимали их стволы вместо коры. Если чуть отступить, то роща напоминала грудную клетку какого-то забытого чудовища.

Некогда оно сеяло страх и ужас, а теперь осталась лишь горстка зимних костей да сверкающих зубов. Зеркальная кора не отражала окружающий мир, но словно превращала деревья в линзы. Они не стали совсем прозрачными, однако сквозь них виднелось какое-то туманное далеко: кусочки оловянного неба за решеткой ветвей. В воздухе гудела энергия, и я задумалась, не портал ли это, как пруд Змеиного короля. Не мост ли из одного царства в другое.

За спиной захрустел снег. «Викрам». Я напряглась и тут же испытала дикое облегчение. Я… скучала по нему. Будь это последний из отведенных нам дней, я растратила бы его на холодное суровое одиночество? Или выжала бы из него все возможное и посмотрела бы, куда это приведет?

– На Джулан-пурниму ни одна красавица не должна оставаться одна, – раздался вкрадчивый голос.

Сердце сжалось. Не Викрам. Я повернулась лицом к привлекательному якше. Смуглому, широкоплечему. По волосам его стекал янтарный сок, а изменчивые глаза гипнотизировали, беспрерывно переливаясь от зеленого к черному.

– Ты кто?

Он засмеялся:

– Хранитель Садов, как заброшенных, так и ухоженных. Тебя услышали деревья и рассказали мне. Знаешь, а ты им понравилась. Напомнила им кое-кого. Позволишь сопроводить тебя на завершающие праздничный вечер обряды? Сегодня в программе столько всего интересного. – Голос его обволакивал темным шелком. – То, чем мы занимаемся во мраке и чему свидетелем только ночь. То, от чего дневное небо залилось бы смущенным румянцем, если б увидело.

– Нет. Я как раз уходила.

Якша мгновенно оказался рядом со мной.

– Скажи, красавица, ты из той пары людей, что забрали яд Змеиного короля?

Он стиснул мое запястье, и я тут же потянулась к кинжалу.

– Руки убери.

– Спрячь свои иголки, красавица, – засмеялся якша. – Думаю, мы могли бы договориться. Мне нужен этот яд. В обмен ты получишь все, чего только пожелаешь. Я могу быть очень щедрым.

Он погладил меня по скуле. Я плюнула ему в лицо.

– Нет, – сладко пропела я на случай, если стекающая по щеке слюна для него слишком тонкий намек.

– Не люблю, когда мне говорят нет, – прошипел якша.

– Не люблю, когда меня трогают без спроса.

Я вырвалась из его хватки. В тот же миг из туники якши во все стороны хлынули корни, привязывая его к земле. Он захохотал, и от этого звука мое терпение лопнуло. Я бросилась вперед, вытаскивая кинжалы из спрятанных на бедре ножен и рассекая поддерживающие якшу корни. Он зарычал и рухнул на спину. Похоть наполнила его глаза влагой, и меня передернуло от отвращения. Я сильнее уперлась ногами в землю, не разрывая зрительный контакт.

«Подойди поближе. Ну же, рискни».

Якша рискнул.

Я схватила качавшиеся передо мной ветви, оттянула их и, едва он приблизился, отпустила. Якша взвыл, прикрывая лицо.

Резким движением я повалила его на землю. Перевернула на спину, раздвинула его колени и вонзила клинок в волоске от средоточия его страсти. По рукоять.

– Я не промахиваюсь. Дай мне уйти, а то руки так и чешутся продемонстрировать.

Но не успела я отвернуться, как за спиной послышалось рычание:

– Мой черед.

Якша воздел руки к небесам, призвав шелестящий покров из мотыльков. Мир исчез. Куда бы я ни смотрела, взор застилали тусклые серебристые крылья.

Охваченная паникой, я поползла прочь. Смех якши настырно лез в уши и пронзал разум. Чем я только думала. Кем себя возомнила. Я не могла противостоять его магии человеческими силами.

– Деревья хотят тебя, принцесса, – донесся его голос со всех концов. – Из твоего сердца вырастет прекрасное древо. Давненько у них не было новеньких. С тех пор, как королева Тара вырвала сердце, напоила его слезами и укрыла костями возлюбленного. Я могу научить тебя вечной жизни. Могу показать, как превратить месть в плод. Даровать тебе несокрушимость. И взамен ты должна всего лишь отдать мне яд.

Крылья мотыльков хлестали меня по лицу, спутывали волосы. До Алаки я бы наверняка соблазнилась.

Месяц за месяцем в темнице Уджиджайна я только и мечтала о несокрушимости. Но затем вкусила плод мести. И она оказалась вязкой и терпкой. Не целой историей, а несчастным концом. Я заслуживала большего.

– Никогда, – прошипела я.

Мотыльковый покров рассыпался. Схватив кинжал, я вскочила на ноги и уставилась на якшу. Он прищурился:

– Ты меня утомила. Я все равно получу желаемое.

Затем глянул на мой кинжал, и металл обратился деревом. Глупая игрушка – вот и вся моя защита. Я постаралась выровнять дыхание и сосредоточиться на слабостях якши. Корни, нужно метить в них. Пнуть, разорвать, хоть ногтями и зубами разодрать, если придется. Я уже сделала выпад и вытянула руку, как вдруг мимо промчалось что-то сияющее и золотое.

Хранитель Садов едва успел отскочить назад. Я думала, золотой шар врежется в дерево и упадет, но он пролетел прямо сквозь зеркальную кору. Вдалеке, в каком-то другом лесу, раздавались голоса. Даже якша нахмурился. Казалось, звуки доносились из ствола. От чувства узнавания волосы на затылке зашевелились.

Говорившие люди напоминали меня и Викрама.

Но времени вслушиваться в эти жуткие голоса не было. Кто-то со всего маху врезался в деревья. Я прищурилась, вглядываясь в густые заросли ветвей. Судя по звуку, там как минимум бешеный бык. Я присмотрелась повнимательней.

Нет, не бешеный бык.

Отнюдь.

30

Лишившись опоры

Викрам

Викрам привык выискивать чужие слабости. В том отчасти и заключался талант уджиджайнского Принца-лиса. Он выжил, потому что умел найти нужные нити, связывавшие людей, и раскрыть их секреты. Найти прорехи в защите… и надавить.

Во время одного из последних визитов домой он решил встретиться с высокопоставленным советником в надежде оказать помощь в градостроительном проекте.

– И зачем мне пускать вас на подобное собрание, ваше высочество? – усмехнулся советник. – В вашем присутствии нет нужды. Мы сами всем займемся, когда вы сядете на трон. Вы же можете потратить время на что-нибудь поприятнее.

Викрам замер перед ним и привычно свел пальцы вместе.

– Вероятно, я должен вдохновиться вашим примером в выборе приятностей и посидеть за игральным столом. Как я заметил, выигрыш зависит от того, насколько рьяно или насколько вяло вы отстаиваете интересы города.

– Как вы узнали? – побледнел советник.

– Как оказалось, не все в курсе, что мне положено лишь «сидеть» на троне.

Викрам умолк, позволяя словам осесть в разуме вмиг вспотевшего мужчины.

– У вас слишком много свободного времени, принц Викрамадитья.

– Так исправьте это. Включите меня в состав комитетов. Займите мое время, и я закрою глаза на то, как вы проводите свое.

В том сезоне он участвовал в собраниях семи комитетов.

Но когда так усердно ищешь чужие слабости, свои игнорировать тоже не получается.

Джулан-пурнима грозил лишить его опоры. Даже воздух стал сладким и пьянящим. «Почти как Гаури», – думал Викрам. Он заметил это накануне, когда наклонился к ее уху, изливая ломаную песню и умоляя жить. От Гаури веяло насыщенной зеленью, как от нераскрытого бутона. Согретой солнцем красотой на пороге цветения.

Викрам даже не сознавал своей слабости до той ночи, когда безжалостное пламя просочилось в ее кровь. А если бы Гаури не выжила? Поначалу разум отказывался принимать возможность ее смерти, но когда Викрам нес ее на руках… Прижимая к груди обмякшее отравленное тело, он чувствовал, как из нее вытекает жизнь. И понимал, что Турнир желаний перестал быть игрой.

С той ночи он все порывался сказать Гаури… что-то. Но что? «Пожалуйста, не умирай» звучало глупо. «Ты приятно пахнешь» – еще хуже. Викрам даже не был уверен в правильности слов, но они копошились на кончике языка, мешая сказать вообще хоть что-нибудь.

До Алаки он бы радовался, что сумел удержать в себе это внезапное шипастое не-до-чувство, но Смерть торопила жить. Смерть сдирала кожу с тайных грез и обнажала их кости. И Викрам увидел эти кости. Стоило закрыть глаза, и он вновь наблюдал, как опускаются, трепеща ресницами, веки Гаури. И больше не поднимаются. Наблюдал, как его собственное тело гниет на берегу пруда, похоже на портал Змеиного короля, превращаясь в скелет, чтобы какой-нибудь принц-невежда задумался на миг и не внял предупреждению.

Раздраженно шагая сквозь веселящуюся толпу, Викрам стащил украшенный драгоценными камнями кубок с одного из парящих хрустальных подносов и взболтнул содержимое. Бледно-розовая жидкость завихрилась и потемнела до насыщенно-гранатового, а потом стала черной как зимняя ночь. «Как ее глаза». Викрам выплеснул напиток на землю.

В конце концов он ушел подальше от пиршества и замер у кромки садов. Среди безмолвных деревьев раздался низкий смех, но не нежная мелодия любовных утех, а властный хохот.

Следуя за звуком, Викрам оказался в саду, полном тонких, как иголки, белых деревьев. Снег и лед здесь превратились в мягкий пепел, и роща больше напоминала кремационный двор. От скорби воздух стал столь тяжелым и густым, что казалось, сквозь него придется прорываться силой. Выдохи застывали морозными перьями у самых губ. Помня о том, какими странными бывают деревья, Викрам с опаской двинулся вперед.

И вскоре сквозь сеть ветвей увидел Гаури, ползущую прочь. Чуть в стороне стоял якша с янтарными волосами – по щиколотки в земле, с искривленными заострившимися чертами. Викрам замер, завороженный черным цветением на его лице, растекающимся маслом, распускающимися грибами; корни шевелились и скользили по его носу и подбородку.

Что-то хрустнуло, якша взвыл. Гаури победоносно распрямилась. Только теперь Викрам заметил в ее руке деревянный кинжал и задохнулся от паники. Будь у нее настоящее оружие, она могла бы и ему накостылять за то, что посмел вмешаться в ее битву. Но сейчас противником выступал не обычный человек из плоти и крови. Викрам глянул вниз и выругался. В Уджиджайне ему незачем было носить оружие, так что он и не развивал эту привычку. Только тело, но мускулы вряд ли помогут пред лицом магии.

И все же… он умел бегать.

Бегать очень быстро.

Время поджимало. Враг подходил к Гаури все ближе. Быстрый бег ничего не даст, если не отвлечь якшу. Нужно что-то… что угодно, лишь бы выиграть пару секунд. Наклонившись, Викрам зарылся в пепел в поисках камня или палки и случайно коснулся рукой ствола белого дерева.

Дерево задрожало. С шумным вздохом кора раскрылась, обнажая сердцевину и сокрытое в ней идеальное золотое яблоко. Викрам не медлил. Он схватил плод, прицелился в якшу и метнул. Яблоко рассекло воздух, золотая кожура вспыхнула в тусклом вечернем свете. И на сей раз он бы точно попал, но якша, видимо, что-то почуяв, отшатнулся, и яблоко утонуло в стволе другого дерева, будто сотканного из воды.

Не совсем то, чего Викрам ожидал, но он научился смиряться и с большими странностями, так что, не теряя времени, рванул вперед. Ветер раздувал полы шервани, мир вокруг стал размытым. По зеркальным деревьям струился свет, но короткими далекими вспышками – словно молнии за завесой облаков. Все корни, что удерживали якшу на земле, взметнулись вверх в отчаянном порыве. Но Викрам оказался быстрее. Он врезался в него. Якша начал заваливаться набок, взмахнул руками. Из пальцев его хлынула сверкающая кварцем паутина, расползлась в поисках опоры. Шея выгнулась дугой, глаза широко распахнулись, и… якша не удержал равновесие и все-таки рухнул. Викрам приготовился упасть следом, но Гаури схватила его за воротник и помогла устоять. Он задыхался и все еще пытался успокоить разогнавшееся сердце, когда якша приподнялся на локтях и злобно сверкнул глазами.

– Забирай ее и будь проклят, – сплюнул он.

Гаури покрутила в пальцах деревянный кинжал и прицелилась. Викрам благоразумно отошел с дороги.

– Забирай его и будь проклят, – сказала она перед броском.

Рукоять угодила якше в голову, а в следующий миг он исчез.

Гаури повернулась к Викраму. Лицо ее обрамляли растрепанные волосы, а глаза каким-то чудом стали еще темнее, чем обычно, словно впитали глубину ночного неба. Дыхание перехватило. Но не от бега. Под кожей растекалось пламя. Викрам выругался. Да что с ним такое? Он же всегда ловко играл словами, а теперь они обращались пеплом, не успевая покинуть рот.

– Нашла что-нибудь полезное?.. – начал Викрам, но Гаури заговорила одновременно с ним:

– Я думала о предупреждении Куберы. О желаниях. О том, как они опасны.

Он замер и медленно протянул:

– Да. Опасны. – А затем, просто потому, что должен был, просто потому, что все его нутро кричало «дай волю сердцу, и отрастишь крылья», Викрам добавил: – Для меня в этом дворце нет ничего опаснее тебя.

Гаури уставилась на него. Без нежности. Без улыбки. Она даже стала немного похожа на окружавший их сад – холодная и прекрасная. Но в глазах мелькнуло изумление. Изумление и что-то вроде… облегчения. И если раньше Викрам думал, что под кожей его полыхает пламя, то теперь познал новую грань этих ощущений. Он словно проглотил солнце. И мир, перестав вращаться, зашелся в диковинном танце.

– Я думала, ты решил держаться от меня подальше, – промолвила Гаури.

Викрам лишь смотрел на нее, смотрел на принцессу, казавшуюся столь опасно острой, что он мог порезаться, едва коснувшись ее тени.

– У меня не получается.

Он ждал. Ждал, всем телом ощущая разделявшее их пространство. Хрупкое. Очень хрупкое. Шелк, снег и филигранное золото. И мир исчез, осталась только Гаури, восхитительное сияние ее глаз и уголки ее губ, приподнявшиеся в улыбке.

– И не надо.

31

Страсть на ужин

Гаури

Викрам переплел наши пальцы, и кожа вспыхнула от его прикосновения. Через миг мы уже покинули сад и окунулись в музыку дворцового пиршества. Сумерки отступали под натиском чар, пока не осталась только магия. Именно она, а не воздух, наполняла наши легкие. Музыка закружила нас в танце, заставила тянуться друг к другу, как будто наши взгляды – крючки и петли, на которых подвешены взаимные мечты. Когда мелодия наконец нас отпустила, мы рухнули в объятия друг друга. В глазах Викрама застыл вопрос, в моих отразился ответ. Наши тени распластались по земле и устремились в темноту, прочь от толпы, вверх по лестнице и в наши покои.

Хотелось бы верить, что мне не чужды некоторые добродетели, но терпение в их число никогда не входило. Едва дверь захлопнулась, я прильнула к губам Викрама. Спешно, настойчиво. Мы жадно скользили по телам друг друга руками, он впивался пальцами в мою талию, притягивая мои бедра ближе к себе.

Время мчалось слишком быстро и ползло слишком медленно, и расстояние казалось иллюзией, которую мы пытались разрушить. Я толкнула Викрама к стене и сорвала с него шервани. Он застыл, склонив голову и ожидая, пока я закончу осмотр. Свет скользил по жгутам мышц, и мой взгляд опускался все ниже, от широких плеч к подтянутому плоскому животу. Я вновь потянулась к его губам и на сей раз целовала медленно. Как будто до завтрашнего испытания целая вечность. Мы обменивались ударами сердца, пока ритмы не слились воедино, и я уже не знала, где начинается и заканчивается каждый из нас. Вот оно, столь нужное мне напоминание. Надежда, заставившая меня отвергнуть предложение якши, даже когда по венам хлынул голод по демоническому яблоку. Я не хотела вырезать свое сердце. Я хотела его подарить. По доброй воле и без опаски, что оно превратится в оружие и обернется против меня. Я хотела оттаять, хотела, чтобы свобода разрушила стены, которые мне пришлось возвести из-за правления Сканды. Я хотела вкусить непозволительной роскоши – слабости.

Викрам обхватил мой затылок, продолжая поцелуй. И я познала… чудо. Новые чары. Не ослепительную яркую иллюзию, а истинную магию, сокрытую меж ударами сердца и воплотившуюся в нежных пальцах, что погрузились в мои волосы. Эта магия создала целый дивный крошечный мир, доступный лишь нам двоим, и я хотела наслаждаться им так долго, как только смогу. Я целовала Викрама, скользила губами по его щекам и подбородку, а потом чуть прикусила кожу, и он застонал, и этот стон я тоже проглотила.

– Гаури, – хриплым от желания голосом произнес Викрам.

И мое имя на его устах меня остановило. Он выдохнул его как мольбу или молитву, как что-то, знаменующее конец или начало жизни. Вероятно, почувствовав мои сомнения, Викрам поднес мою руку к губам и поцеловал костяшки пальцев и внутреннюю сторону запястья. И жар, снедавший меня изнутри, узлом свернулся в животе.

Если мы завтра выживем… если выиграем турнир… что тогда? Если бы не наша суть, то остались бы только девушка и юноша, нашедшие друг друга и решившие посмотреть, во что это выльется со временем. Но я не могла просто забыть, кто такой Викрам и кто я сама. Он – принц Уджиджайна, который однажды станет императором. И если мы выживем, в этих самых руках, только что крепко сжимавших мое тело, сосредоточится огромная власть. И быть может, когда-нибудь Викрам захочет власти и надо мной.

Я отступила. Он отпустил.

– Что-то не так?

«Да. Все. Мы».

– Нет. Просто… дай мне минутку, – выдавила я.

И попыталась отойти, но на запястье сомкнулись пальцы.

– Я буду ждать, – тихо пообещал Викрам и посмотрел на меня так пристально. Было слишком темно, чтобы разглядеть золотые прожилки в его глазах, но все равно казалось, будто я их вижу. – Буду ждать столько, сколько потребуется.

Я подалась вперед и поцеловала его:

– Я не заставлю ждать слишком долго.

– Я пробудил в тебе редкое неуловимое милосердие?

– Вроде того.

Оставив его в тени, я убежала в купальню. А там уперлась руками в края таза с водой и, уставившись на свое отражение, впилась зубами в щеки, будто свирепое выражение лица могло как-то помочь в этой странной битве, что разыгралась внутри. Я и надеяться не смела на встречу с кем-то, кто будет без конца спорить со мной и уважать меня, видеть все мои худшие качества и проявлять лучшие. И все же мы встретились – в самом неожиданном и неподходящем для людей месте. Разве хотя бы это не стоит того, чтобы бороться? Смогу ли я жить с осознанием, что бросила его в тени… ждать?

«Не смогу». В ином ответе я и не нуждалась.

Я плеснула водой в лицо и пригладила волосы. Сердце колотилось о ребра, сжимаясь от нетерпения и настороженности. Почему я не прислушивалась к болтовне гаремных жен? Почему в такие минуты добровольно глохла и предпочитала прятаться за волосами? Раны и кровь? Да пожалуйста. Но близость? Раскрыться перед кем-то? Ничто не пугало меня больше.

Ночь за окнами уже отступала. В небе все слабее переливались звезды тусклыми самоцветами. Я на миг задержалась, наслаждаясь вспыхнувшим в груди робким счастьем, и вернулась в комнату.

Но Викрама уже не было у двери, где я его оставила. И кровать казалась нетронутой. Нахмурившись, я оглядела кресла в углу, небольшую гостиную… Пусто. Я шагнула ближе к двери, и по спине скользнул холодок. На полу блестело что-то мокрое, темное.

Кровавое послание, выведенное дрожащей рукой:

Из сих страстей

я мог бы приготовить ужин.

А ты?

Второе испытание началось.

32

Пресытившись снегом

Викрам

Мир исчез не в бездне, а за опущенными веками – стоило только моргнуть.

В какой-то миг тело Гаури превратилось в его объятиях в огненный столп. А затем она скрылась в купальне, и Викрам прислонился к двери, переводя дыхание. Блуждающий взгляд невольно устремился к небу за окном, где тонкие облака несли на спинах алое пламя рассвета. От этого зрелища Викрам словно встряхнулся. «Новый день», – промелькнуло в голове, он моргнул и мгновение спустя очутился в пустом заснеженном зале, рухнув коленями на замерзшую грязь. По коже пробежали мурашки. Викрам снова моргнул. Воздух застрял в горле, мешая дышать, а разум лихорадочно пытался собрать разрозненные обрывки в общую картину: губы Гаури на его шее, осколок неба, озаренный первыми лучами. Снег перед глазами. Ледяной огонь, выжигающий на сердце новую истину:

Второе испытание началось.

Стремительно и жестоко.

Грудь словно тисками сдавило. Викрам постоял немного, старательно заглушая ярость. Если он хотел вернуться к Гаури – а он хотел, – нужно было сосредоточиться. Он с трудом встал, обдумывая слова Куберы.

«…борьба со страхом…

…это как не иметь языка, чтобы вкусить победу. Как желудок, полный снега…»

Над головою вместо неба мерцала тонкая сеть паутины. Шелковые нити, усыпанные ледяными каплями дождя, точно бриллиантами, сплетались воедино. Викрам бы даже восхитился красотой, если б не холод, пробирающий до самых корней зубов. Отблески этих небесных капель острыми лезвиями били по глазам, а в горло забивался ржавый и сухой воздух. Как кровь и пыль.

Шаг вперед – и лед под ногами треснул. Викрам задрожал. Мысль о том, что Гаури сняла с него шервани, согрела бы, кабы не мороз, вцепившийся в обнаженную кожу.

Ступни без сандалий тоже мерзли. Холод обжигал. Еще один шаг – и по миру прокатился звук, похожий на стук камней друг о друга. Викрам поднял взгляд: прямо над ним вращалось нечто, заключенное в стекло. Нечто большое, высотой и шириной с человека, словно завернутого в кокон. Викрам выругался. Оружия у него по-прежнему не было. Как одолеть страх, если нечем сражаться?

Кокон развернулся, раскололся посередине и раскрылся с чавкающим звуком. И пред Викрамом во всем своем великолепии предстал его отец, император Пуруравас.

Пуру улыбался, лицо его лучилось радостными морщинками. Викрам отступил подальше от иллюзии.

– Сынок, ты справился блестяще. Только скажи, что таково твое желание, и трон твой.

Отец протянул руки, и на его ладонях выстроился совет Уджиджайна в миниатюре, выжидающе уставившись на Викрама.

Он открыл рот, но из горла не вырвалось ни единого звука. Викрам онемел. Он вцепился в шею, пытаясь закричать. Сказать хоть что-нибудь. Но только воздух свистел меж зубов.

– Что такое? – склонил голову отец. – Язык – твое величайшее оружие, Принц-лис. Ты выстроил свою жизнь умными речами. Так чего ж не заявишь права на трон?

Викрам пораженно вскинулся. Вот он какой, оказывается, его самый большой страх…

Лишиться голоса. Лишиться силы.

Лицо Пуру исчезло, сменившись забрызганной кровью мордой пантеры. Блестящие глаза зверя, полные насмешки, устремились на Викрама.

– Что ж, – промолвила пантера голосом императора. – Ты всегда был слабаком. А теперь еще и говорить не можешь, так что…

И она ринулась вперед, разбивая стеклянную клетку.

Викрам побежал.

С неба-паутины спустился еще один страх. Гаури. Сначала Викрам затормозил, сердце заколотилось быстрее, гонимое надеждой. Но потом он увидел призрачное мерцание ее кожи. Очередная иллюзия. Мог бы и догадаться, ведь сам столько лет играл на страхах совета, и ни разу не случалось, чтобы у них было одно лицо. Через это сражение им с Гаури придется пройти поодиночке.

– Ты так легко купился на обман, – засмеялась она. – Я хотела выиграть желание, а теперь в моих руках и твое сердце, и твоя империя. Интересно, каково будет разрушить и то и другое? Или, может, я все же проявлю то самое неуловимое милосердие и убью тебя прямо здесь и сейчас. Говори, милый принц. Ну же. Или наконец познакомишься с моим знаменитым милосердием.

Викрам пытался. Снова, и снова, и снова. Но слова упрямо убегали от него.

Гаури вскинула над головой меч. Викрам поскользнулся и упал, чудом избежав смертоносного клинка своего фантомного страха. Он вновь вскарабкался на ноги, чувствуя, как со всех сторон напирают тела. В воздухе появился новый призрак: его мать слепо кружила на месте, ее сломанную шею обвивал снежный воротник.

– Я умерла ради тебя. Но ты ведь и так об этом знаешь?

Викрам пригнулся, с трудом увернувшись от раскачивающегося тела. Затем осторожно шагнул вперед, и оно вновь пронеслось мимо, но на сей раз разбилось о ледяную землю.

Тело перевернулось и прошептало разодранными синими губами:

– Я умерла ради тебя. И погляди, во что ты превратился…

Викрам побежал, ветер ледяными когтями полоснул по коже. Переломанное тело поднялось и, согнувшись и перекрутившись, завопило:

– Я умерла ради тебя, а ты превратился в домашнего питомца, что сидит под столом хозяина, ждет объедков и пускает слюни на вражескую принцессу, которая скорее разорвет ему сердце зубами, чем улыбнется. – Мать ринулась за ним. – Я не для того умирала. Я хочу обратно. А ну говори, щенок. Докажи, что смерть моя не была напрасной, или я отниму твою жизнь, чтобы вернуть свою.

Викрам бежал.

Его страхи не отставали.

Летели следом легкой поступью и тяжело ковыляли, шумно мчались и тихонько крались, выскакивали из теней и раскручивались с неба на паутине. Они скользили по его коже, щекотали горло, смеялись над его замешательством и пытались выбить землю из-под ног. Викрам добрался до конца зала и судорожно огляделся. В поисках двери. Дыры. Чего-нибудь. Чего угодно.

Обернувшись, он увидел учеников и мудрецов ашрама, Гаури, маму, отца, советников, Куберу и даже самого себя. Целая толпа жадно глядела на Викрама исподлобья. Глаза их горели. Рты яростно кривились. От них не было спасенья. Призраки шагнули вперед, и по земле разлились тени, подползая все ближе к Викраму. Стена неотвратимого страха окружила его со всех сторон. Вот и все. Его вдруг разобрал смех. Все это время он надеялся, что предназначен для большего. Он отчаянно в это верил. А теперь посмотрел на правду, и правда оскалилась, обнажив в ухмылке клинки и голодно сверкнув глазами. Тени заполонили уже все пространство. Викрам успокоил суматошные мысли и сосредоточился. Идти было некуда, только…

Вперед.

Сквозь них.

Он расправил плечи и попытался отстраниться от происходящего. Очистить разум. Ведь это его собственные страхи, разве нет? Порожденные его нутром. Выкованные из его боли и гнева. Они как бы напоминали, что даже иллюзия может убить. Но раз уж это иллюзия, то у нее нет формы. Ее нельзя победить, усмирить или избежать. Только двигаться сквозь нее, вооружившись силой и волей.

Викрам опустился на корточки и растопырил пальцы на земле. Дыхание застывало в воздухе ледяными осколками.

Страхи приблизились. Острые. Голодные. Викрам усмехнулся.

«Я создал вас.

Я ваш хозяин».

Он повторял эти слова как мантру, пока не нашел в себе силы встать…

И бежать.

33

Пиршество страха

Гаури

Паника разлилась передо мною подобно океану, но я не шагнула через кромку берега. Не погрузилась на дно. Вот она, магия. Стоило догадаться, что за ослепительной красотой она лишь прячет острые клинки. А вот о чем я и подумать не могла, это что на второе испытание Кубера отправит нас поодиночке.

В поисках призрачного спокойствия я сосредоточилась на мраке между ударами сердца и постепенно пришла в себя. «Это война. Действуй соответственно».

На втором испытании полагалось найти вторую половину ключа к бессмертию. Я не знала, поможет ли в этом деле рубин, но все же вытащила его из комода. Затем вернулась к посланию на полу. Викрам, конечно, не воин, но далеко не слабак. Он должен был сопротивляться. Или закричать.

И мысль о том, что он не издал ни звука, холодной иглой засела в сердце.

Я толкнула дверь, одновременно надеясь и страшась увидеть на полу отпечаток ноги или пятна крови. Ничего. Во дворце царила тишина. Меня окружала лишь тьма и камень, отчего все сильнее хотелось кричать. Хотелось ринуться в ту демоническую рощу, разрубить дерево, достать плод и разорвать Алаку на мелкие кусочки, если это поможет вернуть Викрама.

Я глубоко вдохнула, усмиряя пульс. Если ринусь в бой как страдающая идиотка – проиграю. Эмоции порой подобно сильфам убаюкивают разум, чтобы разбить твою голову о камни. Так что я закрыла сердце ото всех чувств, кроме одного: ярости. Она закружилась внутри, оттачивая мысли. А когда за окнами Алаки широко ухмыльнулся рассвет, я прикусила щеки. В горьком, как упрек, воздухе вновь и вновь слышался один и тот же издевательский призыв: «Пора играть».

Я похлопала по кинжалам на поясе.

«Всегда готова».

В одной из комнат в дальнем конце коридора что-то заскрежетало и зашаркало. Я двинулась на звук, держась поближе к стенам. На днях мы уже исследовали эту часть дворца и не нашли ничего, кроме стеклянного сада и зала со сказками. Но Алака полнилась загадками, причудами и ужасами. Она была способна на что угодно.

В конце коридора мерцал тусклый свет, отбрасывая восковые блики на три стеклянные двери. До сих пор свет никогда не казался мне столь угрожающим. Он не озарял комнаты по ту сторону стекла, но яркости хватало, чтобы я увидела, чем покрыт пол. Кровью.

В разгар войны ты либо берешь разум под контроль, либо теряешь его. На моих глазах ужас сожрал многих. Какая-нибудь жуткая мелочь вроде свадебного браслета, втоптанного в грязь, или мерзкое зрелище вроде трупа под клювами падальщиков – и человек ломался. Я выжила, только загнав все эмоции так глубоко, что после порой приходилось до крови впиваться ногтями в ладони, лишь бы почувствовать себя живой. На войне я видела только движение и покой. Жизнь и смерть.

Я шла по щиколотки в крови, густой и теплой. Воздух вокруг пропитался ржавчиной и солью. Стиснув зубы, я сделала еще один шаг. Кровь не расступалась легко, как вода. Она цеплялась за ноги. И каждая эмоция, которую я пыталась запихнуть поглубже, неистово рвалась на поверхность. Я зажмурилась и представила победу, как мне казалось, ждавшую меня в конце пути.

Еще шаг.

Но за закрытыми веками я увидела вовсе не трон Бхараты, готовый к моему царствованию, и не Налини, гордую и свободную. Я увидела пальцы, запутавшиеся в моих волосах. И созданные для усмешек губы, что скользят по моей коже.

И еще шаг.

Во мне словно разгорался свет, затмевавший весь остальной мир. Именно он подталкивал меня вперед… заставлял уповать на лучшее, обещал нечто большее. Вперед, не только в поисках власти, но и в поисках надежды.

Я по очереди прижималась носом к стеклянным дверям, пытаясь разглядеть силуэты по ту сторону. В центре каждой имелось углубление, в которое идеально вписывался ключ-рубин.

За первой я рассмотрела стол, окруженный туманными фигурами. Я почти вдавилась в стекло, но так и не поняла, люди это или нет.

За второй мерцал пруд с мутной водой. Я резко втянула воздух. На поверхности лицом вниз, раскинув руки, покачивался некто того же роста и размера, что Викрам.

За третьей была моя спальня в Бхарате. Я даже уловила мускусный аромат своих любимых духов, сандала и сладкого миндаля.

Инстинкты толкали меня ко второй двери, к человеку, который мог оказаться Викрамом, но я сомневалась. С появлением в моей жизни магии инстинкты начали меня подводить. Вдруг вспомнилось, как Викрам на Перекрестке умолял меня отбросить человеческие замашки и уверовать. А еще слова, написанные кровью: «Из сих страстей я мог бы приготовить ужин. А ты?»

Ужин. Стол. Я повернулась к первой двери. Одна часть меня вопила, что это слишком просто. Другая отвечала: какая разница? Я так и стояла, разрываясь между собою прошлой и настоящей. Я стремилась быть сильной, но сила не всегда связана с физической доблестью или даже изворотливостью. Истинная сила порой требует распороть и перекроить все, что ты знал прежде. Распороть и перекроить собственное нутро. Потому я закрыла глаза на ожидаемый выбор. На выбор, который сделала бы, если бы не встретила Викрама и не научилась брать в расчет магию. Игнорируя малодушные порывы изменить решение, я отвернулась от комнаты, где дрейфовало в воде его тело.

Я вставила ключ в первую дверь и затаила дыхание, когда стеклянная створка поглотила рубин и распахнулась. Стоило шагнуть внутрь, как дверь за спиной захлопнулась, погрузив меня в такую густую тьму, что я почти чувствовала ее прикосновения кожей. Не ошиблась ли я с выбором?

Я молча достала кинжалы. Но никто не нападал. Никто не двигался. Передо мной двенадцать обнаженных истощенных тел горбились над обеденным столом. Лицо каждого существа было скрыто за клочком ткани. Одинаково насыщенно-алой. Алой, как жажда крови в чьей-то душе, ослепительная и бесконтрольная. Такого оттенка красного не существует в человеческом мире.

Я приблизилась еще на шаг, но никто не сдвинулся с места. Головы существ все так же склонялись над столом, руки прижимались к бедрам. Они не подавали никаких признаков жизни. Никто даже не вздрогнул. На серебряном столе не было никакой еды, но я чувствовала и узнавала ароматы пиршества.

В конце стола появился тринадцатый едок, не скрывавший лица за шелком. Сердце екнуло.

– Викрам? – тихо позвала я.

Но он не ответил. Лишь сидел и смотрел прямо перед собой. По плечу его расползалось ледяное кружево, будто Викрам замерзал на моих глазах. Грудь его не вздымалась. Он вообще дышал?

Я ринулась к нему, но отступила под напором воздуха. Сердце застучало быстрее. Открытой раной на полу появилось еще одно кровавое послание:

Мы готовы поесть.

Или давай ты первая.

Буквы исказились и растеклись по полу. Мысли суматошно закружились. Готовы поесть? Я отошла подальше от крови, и незримая преграда, не пускавшая меня к Викраму, обрела цвет и форму. Толстая красная стена. К горлу подкатила тошнота. Стена выглядела омерзительно… мягкой. Как разложившиеся тела, что превратились в рагу из внутренностей. Или фрукты, слишком долго пролежавшие на солнце и лопнувшие. Кровь на полу добралась до моей кожи, и тогда я… ощутила саму ее суть.

Перед глазами промелькнуло видение: пчела жужжит у моего уха, и я прихлопываю ее рукой. Я ненавидела пчел. Когда мне было семь, меня ужалили, и я потом долго видела в кошмарах, как убегаю от целого улья в глубь леса и не могу найти дорогу домой.

Я встряхнулась и вновь отступила от крови. Она подползла ближе и опять коснулась моей кожи. На сей раз я очутилась на высоком утесе. Внизу бурлило голодное серое море.

Я еще раз отошла. А затем подняла кинжал и вонзила его в мягкую стену. Она треснула, и на меня посыпались красные куски. Я попробовала сунуть руку в щель и прорваться на другую сторону, но дыра тут же заросла. Зато к губам прилип влажный ошметок. Я с отвращением провела ладонью по лицу, но тошнота была такой сильной, что пришлось зажать рот, и ошметок проскользнул меж зубов в глотку. Язык обожгло горьким металлическим вкусом. Я схватилась за живот, как вдруг заметила, что… в стене образовалась прореха. И не зарастала.

Мы готовы поесть.

Или давай ты первая.

Снова кровь устремилась к моим ногам, но теперь я не отступала. И была готова к захлестнувшей меня волне страха… на сей раз еще более мощного. Я увидела, как торжественно возвращаюсь в Бхарату, но прямо за воротами натыкаюсь на похоронную церемонию Налини. Я открыла глаза, наконец осознав суть второго испытания.

Чтобы попасть на другую сторону, мне придется съесть собственные страхи.

Я привыкла бояться. Всю жизнь страх не отнимал руки от моей спины, управлял мной. В дни войны он усмирял мой разум, обострял чувства и берег меня от смерти. Я прищурилась и зачерпнула горсть мякоти со стены. Она поддалась с мерзким чавкающим звуком. Я закрыла глаза. Прожевала. Проглотила.

Блуждая по лесу, я нашла тело Майи. И все истории, которые я придумала для нее, со счастливыми концами, где все танцуют, Майя надевает корону из звезд и отныне не знает горя, разбились вдребезги.

Еще кусочек.

Я влюбилась в Викрама и слишком поздно поняла, что любовь – гораздо лучший манипулятор, чем страх. Его любовь и надзор сломят меня, если я не научусь отвечать тем же.

Дыра в стене разрослась. Я уже почти могла протиснуться. Руки тряслись.

Пока я питалась страхами, они питались мной. Я чувствовала себя костью, вылизанной начисто. Мысли стали рассеянными, память подводила… Зачем я вообще тянусь к этой стене из плоти? Что такого важного на другой стороне? Я больше не хотела сражаться. Хотела лишь свернуться калачиком на морозе и закрыть глаза.

Холод обволакивал тело. Вокруг меня расползалась лужа крови. Неизбежность. Волна за волной на меня обрушивались крошечные страхи: пауки в горле, дыры в земле, запертые комнаты, где кричи не кричи – никто не услышит.

Последний кусочек.

Я с трудом сглотнула.

Я умру здесь. И это все – магия и приключения, ужас и надежда – будет напрасно. Обо мне позабудут. Моя имя обратится пеплом на языках. Мои стремления не оставят следа в истории. Я умру здесь, даже не вспомнив, за что боролась.

Стена расступилась.

Раньше я думала, что страх либо подтачивает, либо подталкивает. Оказалось, ни то ни другое. Он ключ к пустотам в наших сердцах – от которых по ночам веет холодом, в которых мы прячемся, когда никто не видит – и открывает только то, что уже есть там. Из моего нутра страх выпустил пламя. Я переступила через стену, и страх соскользнул с моей кожи. Один за другим едоки за столом повернули ко мне головы. Я их знала? Уже где-то сталкивалась с ними? Я не могла вспомнить.

Викрам моргнул, но так и не вымолвил ни слова. В глазах не появилось осознанности, лицо осталось бесстрастным. За его спиной в тусклом свете поблескивал рубин. Вторая половина ключа. Если рискну обойти вокруг, любой из шести едоков по ту сторону может протянуть руку… Или все шесть. Перескочить напрямик через стол гораздо быстрее, да и вдруг Викрам вырвется из ледяных чар и поможет сражаться.

Едва я забралась на стол и приготовилась к прыжку, как Викрам запрокинул голову и в ужасе округлил глаза:

– Нет!

Стол содрогнулся. Едоки проснулись и медленно подняли бледные руки. Шелк соскользнул, обнажив голодные, искаженные жеванием лица. Каждый издал низкий гортанный стон. Я замерла. Вот что остается от человека, съеденного страхом – вязкий, неусваиваемый осадок горечи и жажды.

Стол тотчас расширился, превратившись в арену. Едоки потянулись вперед, упираясь в серебряную поверхность ободранными локтями. Я увернулась от удара тощей руки и побежала к Викраму, что уже вскочил со стула. Губы его побелели, глаза наполнились мутным страхом. Рубин за его спиной то тускнел, то вспыхивал.

– Сзади! – крикнула я. – Хватай рубин!

Викрам словно не услышал. Один из едоков вскарабкался на стол-арену и застыл. Высокий, мрачный, источающий голод. А затем размашисто пошагал ко мне – его бессвязные ломаные движения ужасали. Он не бежал. Не было нужды. Вскоре к нему присоединились еще одиннадцать едоков.

Викрам рванулся мне на помощь, и я бросила ему кинжал. Нас окружили. Масса расшатанных, раздробленных тел. Они принюхивались безносыми лицами, прорези их ртов кривились и широко разевались. Наконец твари напали. Мы отбивались, без труда нанося удары, уклоняясь и подныривая под их руки. Едоки смыкали кольцо. Некоторые из них царапали руками по воздуху, словно пытались выковырять нас из невидимой стены. Из них сочился голод. И прежняя тошнота оказалась несравнима с той, что обрушилась на меня сейчас. Высохшие языки едоков потянулись к нам, мечтая попробовать то, чего давно были лишены: жизнь. Ее оттенки, отзвуки, запахи. Вкус поцелуя на губах. Ароматы специй на ветру. Дыхание участилось, мы с Викрамом судорожно глотали воздух. Рубин мерцал слишком далеко, а едоки все приближались. Только теперь медленнее. Словно готовились смаковать пищу.

– Прыгаем? – прохрипел Викрам.

– Вместе, – кивнула я и вцепилась в протянутую руку.

Затем он поддел стену, и рубин вырвался на свободу. Стол под нами исчез, и я больше не чувствовала прикосновения Викрама. Я готовилась к долгому падению, жуткому удару. Но бесконечность лишь вздохнула и выплюнула нас. Мы грохнулись на пол. Викрам тут же попятился, но я схватила его за руку.

Едоки исчезли.

Как и оглушительная тишина.

Викрам переплел наши пальцы, и, глядя в его измученное лицо, я гадала, какие страхи приковали его к столу и не давали сдвинуться с места. Мы так и держались друг за друга. Дыхание вырывалось с хрипом. Руки тряслись. После первого испытания у меня кружилась голова от сладкого чувства победы, но второе выжало из меня дух. Я подняла глаза. Перед нами, хлопая в ладоши, стоял Кубера.

– Молодцы! – похвалил он. – Блестяще справились, участники.

Не убирая руки с моей талии, Викрам бросил рубин к ногам Владыки.

– Вы принесли мне прекрасное сокровище, – улыбнулся тот.

Испытания заставили нас усмирить свои страсти и освободиться от страхов. Когда Кубера называл это поиском ключа к бессмертию, я представляла нечто грандиозное и желанное. То, что поставит королей на колени и вызовет зависть даже у богов. И такой финал был одновременно всем и ничем из того, что я ожидала. Кубера поднял рубин нежно, благоговейно. На миг спрятал его в руках, а когда раскрыл ладони – в темноту зала выпорхнула алая птица. История.

Вот он, ключ к бессмертию.

То, отчего трепещут короли и недоверчиво щурятся боги.

Всего лишь сказка.

34

Сакральная чистота

Викрам

Викрам никогда не был особо набожным. И во все эти легенды верил лишь потому, что нуждался в надежде на некий небесный замысел, в котором и для него найдется место. Викраму просто хотелось знать, что он не случайный плевок судьбы. Но впервые он ощутил прилив какой-то неземной сакральной чистоты. Святость тонкими жилками пронизывала непроглядный мрак, и пульсация ее казалась чем-то новым и в то же время древним. Когда Викрам прыгнул в темноту и высвободил рубин, в душе его поселилось спокойствие. Может, он никогда не станет чем-то большим, чем нить в гобелене судьбы, но они с Гаури совершили нечто достойное бессмертия. Никто не мог отнять у них эту историю.

Умом Викрам понимал, что для настороженности все еще полно причин, ведь на Турнире по-прежнему верховодит непостоянный Владыка сокровищ. Но нутро вопило, что они теперь часть истории, которая вот-вот станет мифом.

Викрам чувствовал себя человеком, преодолевшим трудности, нашедшим ту, что распалила его мечты, и свершившим магические подвиги, сохранив как жизнь, так и все конечности. Он чувствовал себя… героем.

Кубера ухмыльнулся, открыто и бесхитростно.

– Я волновался, что вы не успеете к сроку, – признался он. – Очаги страха – это отдельные, особые земли. В них так легко потеряться.

– К какому сроку? – спросила Гаури без всякого пиетета и поспешно добавила: – Владыка.

Ее трясло, кожа была холодной и липкой.

– Турнир желаний окончен, – объявил Кубера. – Время праздновать.

Кубера хлопнул в ладоши. Прежде они стояли в сплошном мраке. Если в этом зале имелись стены и пол, то лишь неотличимые друг от друга, слившиеся в огромное полотно черных теней. Но теперь тьму пронзил свет, озаряя окно, за которым виднелось вечернее, едва тронутое сумерками небо.

– Страх лишает нас чувства времени, – произнес Кубера. – Потому я оставил его напоследок.

– Вы предупреждали, что будет два испытания и жертва, – напомнила Гаури.

Он кивнул, и Викрам забеспокоился. Поначалу он решил, что она дрожит от страха, но вдруг это… гнев? Он прижал Гаури к себе еще крепче, но она будто и не заметила.

– Чем нам еще придется пожертвовать? – Голос ее надломился.

Кубера расплылся в широкой улыбке:

– Вы удивитесь.

– Владыка, вы хотите принять жертву прямо сейчас? – спросил Викрам.

– Нет, что вы. И я обещаю, что не заберу ничего, чего вы уже не лишились.

Викрам нахмурился, мысленно вращая слова и так и сяк. Они не сулили ничего хорошего. Первоначальная радость от победы схлынула, забрав с собой все силы и тепло. Викрам надеялся, что магия поможет ему почувствовать себя избранным для какого-то пока не осознанного деяния, но вместо этого обнаружил, что за волшебными байками она лишь прячет острые клыки. Сказки его детства помогали не жить, а видеть лишь то, что выгодно им. Избирательная слепота. Но теперь Викрам прозрел.

– Все чемпионы Турнира желаний должны явиться на сегодняшнее торжество. Тогда вы и заплатите дань. А пока возвращайтесь в свои покои. Вечером будет на что посмотреть.

– Чемпионы? – повторил Викрам. – Это значит… значит, мы победили?

Кубера долго смотрел на него, и Викрам прямо чувствовал, как по шее ползет румянец.

– Победили? А что такое победа?

– Я имел в виду, Владыка, заслужил ли каждый из нас исполнение желания?

– Ах, это! – отмахнулся Кубера. – Да-да, зануды. Будет вам исполнение желаний. Но на твоем месте я бы так рано не радовался, Принц-лис. Ты хоть придумал, что загадаешь? Какие слова произнесешь да как с ними будешь жить? Потому что желания весьма своевольны. Порой ты получаешь что хочешь, а порой нет. Как-то раз один трудяга-художник, известный своим вниманием к деталям и острым глазом на цвета, молил меня об успехе. И я исполнил его желание, ибо я воплощение добра. А потом лишил его зрения, ибо я воплощение зла. Художник повесился. Но ведь он получил что хотел, не так ли?

– И с нами вы поступите так же, – упрекнула Гаури.

– Возможно. Я никогда заранее не знаю, как поступлю. Увидимся вечером на Параде Баек.

Кубера кивнул и отвернулся.

– А что с другими участниками? – окликнула его Гаури.

Он замер и сказал, не оглядываясь:

– О, они проснулись под деревьями или лицами в ручьях, а то и вовсе не проснулись, если оказались неподходящими сосудами для историй. Зачем мне те, кто не в силах рассказать достойную байку?

Тени всколыхнулись, заключая Викрама и Гаури в гигантский пузырь. Взор заволокло чернотой, а в следующий миг они уже стояли в своих покоях.

Викрам внимательно посмотрел на Гаури. Под глазами ее залегли круги. Затейливый шальвар-камиз был разорван и пропитан кровью. Она казалась измученной. Затравленной. Не проронив ни слова, она притянула Викрама к себе, обняла за шею и поцеловала. Его тело отреагировало быстрее, чем разум. Руки сжались на талии Гаури. И на несколько мгновений они замерли, тесно прижавшись друг к другу. Но этот поцелуй ничем не напоминал вчерашний, когда они слились в неуверенных нервных объятиях, очарованные воздухом и затаенными мечтами. Этот поцелуй был тусклым и мрачным. Как будто они лишь пытались вернуть украденное мгновение. Неправильный поцелуй. На секунду Викрам словно вновь превратился в едока за столом страха. В бездумное тело, готовое тянуться к любому чувству, лишь бы отогнать холод.

35

Затишье перед бурей

Гаури

В прошлом году Сканда и его военный совет планировали заманить в ловушку и перебить часть армии вражеского королевства. Именно я предложила разместить солдат Бхараты по обе стороны реки, протекающей через одну из наших горных деревень.

Наши разведчики видели лагерь врага по другую сторону хребта. Мой план был прост: украсть их припасы, заставить перебраться через гору ради проточной воды.

Окружить. Убить. Сканда затею оценил. За неделю до сражения я спросила его, когда вернутся гонцы, отправившиеся сообщить крестьянам, что надо покинуть дома.

– Я не велел предупреждать крестьян, – ответил брат, подливая себе в кубок светлого вина.

– Но… они умрут.

– А ты не думала, что враг насторожится и заподозрит неладное, если придет грабить опустевшую деревню?

– Болезни порой выкашивают целые поселения – вполне разумное объяснение. – Голос грозил вот-вот надломиться. – Это же… – я проглотила слово «мой», – твой народ. Твоя земля. Твое королевство. И ты позволишь им погибнуть?

– Если это убережет остальное королевство, то да.

Я не могла этого допустить и тут же придумала новый план. Всю ночь мы с Налини трудились над капсулами с ядом, тщательно высчитывая дозу. По прошлому визиту в ту деревню я знала, что местные регулярно совершают паломничества к целебной святыне радом с горным гейзером. Я и сама там побывала: бродила в безмятежной туманной дымке, отдыхала в одной из хижин, что окружали целебное пространство. Там хватало места, чтобы приютить целую деревню. Оставалось лишь привести туда людей.

– Зло во благо, – бормотала я, дрожащими пальцами пересчитывая отравленные капсулы, которые легко растворялись в жидкости.

Я знала, что в деревне намечается праздник урожая. Что всем предстоит испить медового хмеля из церемониального чана. Дети делали свои первые глотки – жизнь к жизни, от земли в кровь, – возлюбленные впервые смущенно пили из одной чаши, а супруги хлебали смело и наслаждались теплом и безопасностью.

И я хотела их отравить.

Из-за нехватки припасов вражеские солдаты явились в почти пустую деревню. Почти пустую. Одни были слишком стары, чтобы добраться до целебных земель. Другие слишком малы. Кого-то задержали дети. Бхаратские воины быстро исполнили задуманное. Окружили. Перебили. Вероятно, в тот день мы уберегли тысячи жизней, но меня преследовали те немногие, кто не спасся. Призраки их сворачивались в моей груди, пока не набились так плотно, что полезли через рот, не оставив места для слов. Всю неделю меня рвало от еды.

«Зло во благо. Зло во благо. Зло во благо».

Эти призраки всегда будут порождать новые страхи… а все ли я сделала, а достойна ли я? Страх размывал границы между душой и пустотой, напоминая, что контроль – лишь иллюзия. Пиршество страхов Алаки, может, и не уничтожило меня, но эмоций поглотило вдоволь.

Опустошило.

Притянув Викрама к себе, я ощутила лишь холод. Холод, от которого покрывались инеем даже воспоминания о тепле. Викрам первым прервал поцелуй. Я отшатнулась от него, растерянная.

– Не хочу быть лишь способом отвлечься, – сказал он, поглаживая меня по щеке. – Даже для тебя.

– Это был просто победный поцелуй. – Во рту пересохло, и я шагнула к Викраму ближе. – Я могу лучше.

Он молча смотрел на меня, затем опустил взгляд на мои губы и с грустной улыбкой покачал головой:

– Даже не сомневаюсь.

После чего взял меня за руку и отвел в купальню. Там достал свежую, не залитую кровью одежду, набрал теплую ванну и отвернулся. Я оцепенело погрузилась в воду. Пока я мылась и переодевалась, Викрам напевал глупый ломаный мотивчик, разгоняя мрачные мысли, а затем повел меня к кровати. Я смутилась, нахмурилась. Но он ничего такого не сделал, только откинулся на подушки, устроил меня на своей груди и обнял.

– Рассказать секрет?

Я вздрогнула. Алака раскопала предостаточно секретов.

– Если ты так легко с ним расстаешься, значит, не особо важный секретик.

– Ладно, не хочешь, так не…

– Выкладывай.

Викрам засмеялся:

– Я пел тебе, когда ты отравилась.

– Неудивительно, что я так долго не могла очнуться.

Он щелкнула меня по уху. Я шлепнула его по руке.

– Могу раскрыть и другие.

Он рассказывал мне забавные истории. О том, как, будучи тощим юнцом, нарядился куртизанкой, чтобы пробраться в уджиджайнский гарем, но показался стражнику слишком убедительным. Или как натаскал одного попугая из отцовского зверинца осыпать бранью дворцовых храмовников. Викрам не просил делиться тайнами в ответ, словно просто хотел меня рассмешить. И вскоре я поняла, что действительно улыбаюсь.

Холод уже не вгрызался в сердце. Мало-помалу чувства возвращались. Пережитое на пиршестве страха не исчезло бесследно, но померкло. Не знаю, сколько мы так просидели, но казалось, прошли часы.

– Не такой я представлял себе победу, – признался Викрам, скользнув пальцами по моим влажным волосам.

– А какой?

– Не столь печальной, полагаю.

– На войне все именно так, – прошептала я.

– Как ты с этим справляешься?

Я помолчала. Я видела ужасающие битвы и порой не понимала, как вообще выжила. Не знала, заслужила ли этот шанс.

Наверное, единственный способ встретить новый день – взглянуть на историю под новым углом да так и жить.

Иногда призраки прошлого блекнут и умолкают. Иногда нет. Я сказала об этом Викраму, и он кивнул. Прежде я бы решила, что он соглашается из вежливости, но теперь верила: он и правда понял.

– Сказки на ночь, – пробормотал он.

Я вздрогнула, и Викрам обнял меня крепче.

– Мы в кошмаре, а не в сказке.

– Ошибаешься. Вот, слушай. Жили-были Принц-лис и Принцесса-зверь…

– Принцесса-зверь? Ужас какой, я…

Он шикнул на меня и продолжил:

– …и приходилось им делать всякие жуткие вещи. Например, говорить друг с другом.

Я рассмеялась.

– А еще бороться с воспоминаниями, которые пытались их поглотить, с ядовитыми красотками и… со страхом.

Сердце в груди разбухло.

– Они справились со всеми испытаниями во имя свободы. И однажды поймут, что она стоила пережитой боли, пусть сейчас и сложно в это поверить.

Мы притихли. Я невольно потянулась к ожерелью. Это была первая рассказанная мне сказка с тех пор, как Майя покинула гарем. Я почти позабыла истинную силу историй… как они убаюкивают, рассеивают мысли, позволяя увидеть мир с хорошей стороны. Не тронутой ядом. Меня окутало спокойствие.

– Ты забыл упомянуть о жертве.

Викрам пожал плечами:

– Это пустяк. Кубера сказал, что заберет лишь то, чего мы уже лишились. Если вдуматься, не такая уж большая это жертва.

– И ты ему веришь?

– Приходится, раз других вариантов нет.

Я засмеялась:

– Слова истинного Принца-лиса.

– Интересно, – нахмурился он, – когда я вернусь, меня станут величать Король-лис?

– Звучит не так интригующе.

– Наверное, придется создать для этого целый придворный комитет. Пусть целыми днями придумывают новые льстивые титулы, а я буду глупым королем, который им верит.

Мы расхохотались. Громко. Шутка была даже не забавной, но мы нуждались в этом, и звук смеха словно как-то залатывал душевные раны. Пиршество страха теперь казалось далеким кошмаром. А вот новый день приближался. Что я стану делать по возвращении в Бхарату? Чем обернется этот смех в объятиях вражеского принца?

– Чего ты хочешь дальше, Викрам?

Он округлил глаза. Но едва открыл рот, чтобы ответить, как пол загорелся. Мы быстро собрались и поспешили к двери, но перед уходом я достала из ящика комода яд Змеиного короля и осторожно спрятала флакон в потайном кармане шальвар-камиза. Финал был так близок, что я почти чувствовала вкус желания, готового сорваться с языка. На шаг ближе к Бхарате. К Налини.

– Гаури? – позвал Викрам, и я приняла протянутую руку.

В миг, когда мы покинули комнату, по спине скользнул холодок. Я не знала, последствия ли это борьбы со страхами, но атмосфера в Алаке ни капли не напоминала праздничную.

Мир словно затаился перед бурей, которая уже сгущалась в воздухе и лишь ждала подходящего момента для удара.

36

Другая песня

Ааша

Отвести взгляд от приглашения, которое доставили в ее покои, никак не получалось.

Все чемпионы обязаны присутствовать

на Параде Баек, который ознаменует

завершение Турнира желаний.

Призы можно будет получить после.

Явиться надлежит не позднее заката.

Ааша стала победительницей Турнира. Она выиграла желание.

…Но как?

Сестры кружили по шатру в танце.

– Что ты собираешься загадать, Ааша? – воскликнула одна. – Пожелай нам дворец пороскошнее! И слона из драгоценных камней, чтобы возил нас по его просторам!

– Лентяйка, – усмехнулась другая. – Пусть лучше попросит дар песней чаровать погоду. Тогда мы в любой миг сможем наслаждаться теплыми деньками или даже снегом.

– Или пусть…

– Довольно, – перебила старшая, и сестры умолкли. – Готовьте шатер. Как только Владыка сокровищ развлечет чемпионов, участники со всей Алаки хлынут сюда, умоляя уделить им время.

Сестры лишь пожали плечами.

– Молодец, Ааша!

Едва они ушли, Ааша опустилась на стул и сложила руки на коленях. Желание? Она и не думала, что когда-нибудь ей придется принимать собственное решение.

Всю жизнь она всем делилась с сестрами. Было разумно предположить, что даже желание, завоеванное одной из них, станет общим. В животе заворочался стыд. Ааша не хотела делиться.

В последнее время многое изменилось. Она даже одевалась теперь иначе, сегодня вот за ухом красовался цветок. Большинство сестер думали, что то лишь мимолетная фантазия, любопытство, которое исчезнет после турнира, ведь тогда подобные радости будут ей недоступны. Но старшая сестра не сводила с Ааши глаз. Словно только сейчас наконец ее увидела.

– Не слушай их, – раздался голос старшей, и Ааша резко выпрямилась. Она и не знала, что за ней наблюдают. – Это только твое желание. Ты его заслужила.

– Но я не понимаю чем.

Сестра улыбнулась, но как-то грустно и задумчиво, словно прощаясь.

– А я понимаю, – тихо промолвила она. – Ты мечтала. И стремилась к мечте. Ты проявила доброту, отвагу и любопытство.

Насчет доброты и отваги Ааша сомневалась, но вот любопытство ее точно мучило. Все чаще и чаще она пропадала за пределами шатра, продвигаясь в глубь леса и возвращаясь, только когда сестры уже начинали волноваться. Ааша ничего не могла с собой поделать. Перед уходом из Алаки столько всего нужно было увидеть, столько всего попробовать и потрогать. Буквально на днях она нашла куст, увешанный ярко-синими ягодами. Прежде при попытке съесть что-нибудь кроме желаний якшей и якшини рот моментально наполнялся пеплом, и Аашу рвало. Но на сей раз ягоды не сморщились на ее ладони, оставаясь сочными и яркими. Синими, как осколки неба. А потом лопались во рту, растекаясь по губам вязким сладким сиропом. В зубах застревали крошечные семена. Ааша потом целую вечность их выковыривала, но оно все равно того стоило. Прием пищи вишканий никогда не сопровождали насыщенные вкусы – ни отвратные, ни приятные. Ааше не хватало слов и опыта, чтобы описать сладость… та была похожа на невинное воспоминание, что-то случайное и слишком легко забытое. На прерванную улыбку. На съедобную поэзию, конечно же. После Ааша поймала себя на том, что водит языком по нёбу в надежде уловить призрак этого вкуса.

– Я знаю, где ты пропадаешь, Ааша.

В голосе сестры не было обвиняющих ноток, но Ааша все равно вздрогнула. Она хотела бы походить на других сестер и довольствоваться тем, что есть. Хотела бы не чувствовать себя единственной, кто отчаянно желает иной жизни. Но она не могла изменить собственную суть и отныне не желала извиняться за свои мечты.

– Ступай, – сказала старшая. – Я слышала, Парад Баек очень зрелищен. Потом расскажешь нам, что и как.

– Вот бы вы тоже могли пойти со мной во дворец, – вздохнула Ааша.

– Осторожнее с желаниями, сестренка.

Она покраснела:

– Я же не…

– Освободи свой разум, Ааша. Мы будем скучать, когда ты нас покинешь. – Старшая пристально смотрела на Аашу, и между ними расцветали невысказанные слова. – Когда бы тебе ни понадобилась помощь, мы всегда рядом. Где мы ты ни находилась. И… кем бы ни стала.

Сестра ушла, и теперь Ааша ощутила себя по-настоящему одинокой. В комнате вдруг стало тесно. Тяжесть выбора давила со всех сторон. Этот короткий месяц Ааша жила более насыщенной жизнью, чем предыдущие сто лет. И неистовый голод узнать еще, увидеть еще, потрогать еще все нарастал и нарастал, пока она не обнаружила, что царапает голубую звезду на шее. Отчаянно желая ее сорвать.

Собираясь на Парад, Ааша слышала, как сестры в соседних комнатах ссорятся из-за потерянных украшений и позаимствованных нарядов и спорят о философских достоинствах той или иной поэмы. Так долго их любовь и нежные перепалки сплетались в музыку ее жизни, но теперь другая песня звала Аашу из шатра.

Шагая прочь, она без конца оглядывалась.

Ни одну вишканью еще не пускали во дворец, и Ааша все ждала, когда кто-нибудь выскочит из-за угла и скажет, что ей здесь не место. Но все занимались своими делами. Она шла осторожно, щиколотка все еще болела после нападения. Вздрогнув, Ааша огляделась, но не…

– Предавшая род, – прошипел кто-то.

– Осквернившая наше наследие.

– Погубившая сестер.

Из тени выскользнули Безымянные. Аашу затрясло. В последнюю встречу они гнались за нею по лесу, вопя и требуя флакон с ядом Змеиного короля. Она бежала так быстро, что споткнулась о бревно и подвернула лодыжку. Сейчас Безымянные и вовсе походили на саму месть, воплотившуюся в трех женщинах. На отчаяние, облаченное в кожу.

– Это твой последний шанс помочь нам, сестра, – сказала одна из них. – Забери яд у людей, и сохранишь благословение. Не вынуждай нас отнимать его.

Глаза Ааши расширились.

– Это не ваше благословение! Я даже не знаю, кто вы.

Безымянные расхохотались. Жуткие улыбки раскололи их лица. Ааша бросилась во дворец, но не смогла перегнать ветер, что подхватил их тихий ответ:

– Мы – это ты.

37

Парад Баек

Гаури

Сегодня Алака напоминала финал истории – спокойная и бесповоротная. Все улыбались. Кругом царила безмятежность. На сцене, выложенной из крыльев, танцевали апсары. Пучки света проносились сквозь толпу, цепляясь за начищенные рога и сверкающие хвосты. Воздух пах жженым сахаром и жасмином, и это было похоже на завершившийся праздник, когда измученный вечер уже готов вытолкать гостей и провалиться в сон. Но мне не удавалось расслабиться. Все казалось слишком… ровным. Я не могла избавиться от ощущения, что не все еще кончено и кто-то ждет, наблюдает…

Толпа росла. Невозможно было угадать, кто здесь просто участник Турнира, а кто чемпион, который вот-вот получит желаемое. Флакон с ядом Змеиного короля жег карман. Прежде чем озвучить свое желание, я хотела поговорить с Каувери. Толку просить трон Бхараты, если меня отсюда так и не выпустят. Если бы удалось найти Повелительницу до Парада Баек, может, я сумела бы убедить ее, что Змеиный король не причинял зла ее сестре. Вдруг тогда Каувери просто сохранила бы флакон с ядом и не стала бы его использовать, а я бы заработала пропуск из Алаки и очистила совесть. Удача не особо ко мне благоволила, но магия научила меня верить в невозможное.

Рядом шумно выдохнул Викрам:

– Это он.

Проследив за его взглядом до противоположного конца зала, я увидела Змеиного короля с супругой. Сегодня он выглядел как прекрасный мужчина в длинном синем одеянии. Река Капила не отходила от него ни на шаг и даже забегала чуть вперед, словно защищая.

– Что они здесь делают?

Викрам пожал плечами:

– Сегодня последний день Турнира. Может, все приглашенные обязаны явиться?

Перед нами появилась якшини, протянув на хрустальном подносе сияющие кубки с искристыми напитками.

– Сладких воспоминаний? – спросила якшини.

Я схватила кубок и осушила его одним глотком. Холодный напиток потрескивал на языке. Перед глазами вспыхнуло яркое воспоминание – как мы с Майей взобрались на гуаву и ели терпкие плоды, посыпая их солью. Викрам молча стоял рядом, взор его затуманился.

– Еще? – предложила якшини.

Я вернула пустой кубок:

– Нет, благодарю.

Она откланялась. Викрам провел рукой по губам и слегка обиженно уставился вслед удаляющемуся подносу.

– Если хотел еще сладких воспоминаний, надо было попросить.

– Меня не интересует прошлое, – сказал Викрам, удерживая мой взгляд. – Теперь у меня есть будущее. Оно куда слаще.

Я сжала его руку.

– Приветствую! – прогремело над нами.

Развлекавшие толпу апсары оборвали танец и двинулись к огромному помосту, откуда наблюдали за происходящим Кубера и Каувери. Для сегодняшнего торжества Владыка выбрал алый наряд, а по привычно водному сари его супруги скользил легкий румянец. Будто река окрасилась кровью.

– Мы надеемся, что нынешнее торжество доставит вам истинное наслаждение. Мы знаем, с каким нетерпением вы его ждали, и не смеем больше мучить вас неизвестностью.

Свет померк. Толпа разразилась бурными аплодисментами. Я украдкой покосилась на Капилу, но вместо ожидаемой укоризны и ненависти в ее взгляде на сестру увидела лишь боль. Неверие. Точно так же выглядела Налини, когда я прогнала ее от себя.

– Все, кто потерпел поражение в моем Турнире, ныне покинут Алаку через Парад Баек, – провозгласил Кубера. – Я ли не Владыка сокровищ? Я ли не Король богатств? Каждому участнику я обещал, что, сыграв, они обогатятся. – Он помолчал и широко улыбнулся. – И я сдержал слово. Так или иначе.

– Не помню, чтобы нам такое обещали, – пробормотал Викрам.

– А что обещали?

– Сбывшиеся мечты или верную смерть.

– Награда, стоящая риска.

Он засмеялся:

– Твое чувство юмора порой сбивает меня с толку.

– Ты привыкнешь.

Викрам глянул на меня, и на губах его расцвела лукавая улыбка:

– С тобой я со временем могу привыкнуть к чему угодно.

В конце зала, прямо за спинами Куберы и Каувери, раскинулся огромный баньян. За ветви его цеплялись призрачные огоньки, а по центру ствола расползалась большая трещина. От нее к зеркалу на другом краю зала протянулась мерцающая тропа, и над толпой, взметнув кончики волос, пронесся ветер иного царства.

– Да начнется Парад Баек, – пропел Кубера.

Из расколотого дерева вышел крестьянин. Я с трудом вспомнила, где видела его прежде: на одной из лужаек Алаки, он тогда стоял на коленях, бросал камни в яму и ругался себе под нос. Здесь и сейчас он тоже рухнул на колени перед толпой, согнувшись пополам от кашля и обхватив живот рукой. Три его пальца были из чистого золота.

Викрам подался вперед, словно хотел помочь, но я его удержала. Крестьянин не умирал, просто пытался избавиться от чего-то застрявшего в горле.

Еще один приступ кашля – и из клетки грязных зубов вырвалась белая птица. История. Она закружила над крестьянином, и все запрокинули головы. В белых крыльях мерцали образы… Крестьянин просыпается лицом вниз в мангровом болоте и обнаруживает свои золотые пальцы. Возможно, он споет песни о дворце под корнями деревьев, и все послушают да подивятся. Возможно, он отрубит себе пальцы и никогда не расскажет об увиденном. «Возможно, возможно». Байка долетела до Куберы, и крестьянин, спотыкаясь, шагнул в зеркало и покинул Алаку.

Затем из дерева выбралась старуха. Я присмотрелась. Нет, не старуха, молодая женщина с серебряными волосами. Птица-сказка слетела с ее губ. Возможно, она поведает торговцу, как оставила настоящие волосы где-то в ветвях волшебного древа, что в новолуние плодоносит сочными желаниями, а торговец разнесет эту весть, и все подивятся. Возможно, она спрячется от людей и вскроет себе вены из страха, что ее сочтут безумной. «Возможно, возможно». Еще одна байка устремилась к Кубере.

Пять, десять, может, сто историй выпорхнуло из расколотого баньяна. Я не могла уследить. Белые птицы в клетках над моей головой уже сменили цвета, меняясь по мере рассказа. Я видела топазы и океанскую синеву, унылую серую мглу и сумрачные изумруды. А потом мелодия Алаки стала глубже. По нотам побежали трещины, словно неслышимый голос надломился от горя.

На полу появились тела. Они лежали одно на другом, без видимых ран на коже, но от центра зала повеяло смрадом… гнилью и влажной землей. По какому-то тайному сигналу Куберы призрачные звери вышли из темных уголков и бросились к мертвецам.

– Это так они чтят мертвых? – процедила я сквозь стиснутые зубы.

Викрам промолчал.

Звери силой открывали трупам рты. Воздух наполнился затхлым запахом смерти, напомнившим мне о полях сражений. Да, зловоние вызывало тошноту, но оно было знакомым… даже желанным. Я не упивалась смертью, но и не испытывала к ней ненависти. Она вырастила меня, как старшая сестра. Под ее опекой я прошла путь воина. Окруженная смертью, я стала лидером. И потому, когда белые пернатые байки вырывались из ртов покойников, я не отвернулась испуганно, я наблюдала, гадая, как долго эти истории провели взаперти. Пахнут ли они гнилью. Или благоухают дождем, свободой и облегчением.

От взмахов их крыл перед глазами проплывали истории. Я видела тела, найденные на рассвете, разрубленные надвое Иномирьем. Видела, как изумленные крестьяне собирают разрозненные конечности. Челюсть лежит посреди поля. Ухмыляется отсеченная голова. Я видела, как люди пятятся прочь от горизонта и шепчутся о чудовищах, что ищут жертв в ночи. «Возможно, возможно». Байки устремились к Кубере.

– Благодарю, почтенные гости! – воскликнул он. – Спасибо за право слышать ваши голоса. Спасибо, что подпитываете магию.

А затем они с Каувери шагнули с помоста и растворились. В толпе воцарилась тишина. Место Куберы на возвышении занял якша, и я чуть не подавилась, узнав того, кто загнал меня в угол в ночь Джулан-пурнимы. Он оглядел собравшихся.

– Чемпионы Турнира желаний, – сказал громко. – Прошу следовать за мной.

Толпа загудела и заволновалась, едва не разделив нас с Викрамом, но он крепко сжал мою руку и не отпускал. По залу пронесся крик. Я обернулась, еще не понимая, что привлекло мое внимание, и увидела бегущую к нам Аашу.

– Гаури!

Иномирцы расступались перед ней. Одни взирали на вишканью страстно, другие со смутным отвращением. Она подлетела прямо ко мне и Викраму и едва не набросилась на нас с объятиями, лишь в последний момент остановившись. Затем нервно оглянулась. Я посмотрела в ту же сторону, но там была лишь обтянутая шелком стена.

– Ааша, что стряслось? – спросил Викрам.

Я с трудом удерживалась, чтобы не схватить ее за плечи. Аашу трясло.

– Они идут, – прошептала она. – Я пыталась вас защитить, но им нужен яд…

– Что? – не поняла я. – Кому?

– Безымянным, – выдохнула побледневшая вишканья. Затем отступила назад и, прищурившись, оглядела стену за нашими спинами. – Они знают, что яд Змеиного короля у вас…

Викрам крепче стиснул мою ладонь. На сей раз он держал кинжал наготове, но на лице застыла нерешительность. Он попытался затащить меня глубже в толпу, подзывая следом Аашу, однако я устала от игр и борьбы. Больше ничто не помешает мне получить желаемое. Все кончено. Мы победили.

– Пусть только тронут, – сказала я, и в голосе прозвучала прежняя бравада.

– Наш знак на теле не защитит тебя от боли, которую мы можем причинить.

Безымянные вышли из тени за спиной Викрама. Одно плавное движение. Вперед. Назад. Неизбежное с той самой секунды, как я уловила металлический блеск во мраке.

– Нет! – закричала Ааша.

Рядом раздался болезненный стон. Викрам сжал мою руку так сильно, что пальцы онемели. Я повернулась и едва успела поймать его, не дав ударить об пол. Я хватала его за плечи, пыталась удержать. Мысли сковал лед. Он… он не должен был упасть. Они должны были целиться в меня. Только не в Викрама. Только не в него. Глаза его расширились, губы побледнели. На торчащей из спины рукояти плясали блики света. Моя ладонь покраснела, залитая чем-то густым… темным… разум отказывался понимать, что это кровь расплывалась по рубашке. Что-то во мне треснуло и надломилось, выпуская запертую пустоту. Со всех сторон на меня обрушились крики, ярость и ночь. Я рухнула на колени.

– Девочка, нам не нужно к тебе прикасаться, чтобы навредить.

38

Сумрачная тьма

Гаури

Я всегда думала о тишине как об отсутствии звука. Но стоя на коленях и наблюдая, как оседает на пол Викрам, а под ним багровой тенью растекается кровь, я почувствовала, как с безмолвной мольбой рушится мир. А может, это только я молила. Происходящее просто не укладывалось в голове. Сердце отказывалось это принимать. Оно не выдержало. Треснуло. И от этого звука тишина разразилась криком.

На краю слышимости копошились вздохи и шепотки, но я намеренно их заглушала. Единственное, что я хотела услышать, это голос Викрама. Ааша опустилась на корточки рядом с ним, провела пальцами над его волосами, над растущим пятном крови на спине. По щекам ее катились слезы. Но она не прикасалась. Не могла. Иномирцы сгрудились неподалеку, и я повернулась к ним, вскинув кинжал.

– Помогите ему, – просипела и повторила громче: – Помогите ему! Что ж вы стоите?

Тысячи сверкающих глаз встретились с моими. Никто не шелохнулся. Это была не их игра.

Меня окружили Безымянные.

Одна усмехнулась:

– Мы пытались взывать к твоему сердцу, но его у тебя нет.

Вторая засмеялась:

– Мы пытались взывать к твоему разуму, но его у тебя нет.

Третья улыбнулась:

– Потому мы заберем свое силой. Яд был нашим первым ремеслом. Нашим первым призом. Это наше наследие. Мы боремся за него каждые сто лет. А в промежутках погружаемся под землю, дремлем и ждем, пока наше наследие крепнет и расцветает. Ты правда думала, что сможешь отнять его у нас?

Ааша окликнула меня по имени. Оглянувшись, я увидела в ее руке кинжал, который выронил Викрам. Она держала его неловко, с опаской, будто клинок мог в любую секунду укусить. Я думала, она бросит его мне, но вместо этого Ааша приблизилась. Лицо ее помрачнело.

– Это последний Турнир, девочка, – зашипели Безымянные. – Если мы не примем яд, яд исчезнет. Ты будешь сражаться со своими же? Лишишь возмездия своих сестер?

– Ни одна моя сестра никогда бы так не поступила, – тихо промолвила Ааша. – Мои сестры не называют это возмездием. Они зовут это благословением.

– Да будет так, – хором пропели Безымянные.

И рассекая воздух, бросились вперед. Я сжала флакон с ядом в кармане и отскочила. Ааша крошечным ветерком кружила вокруг меня, создавая живой барьер. А толпа застыла поодаль черным струпом, безмолвные глаза неотрывно следили за каждым нашим движением. Куда бы я ни повернулась – из теней выплывала одна из Безымянных. Я их не различала. Даже когда переводила взгляд с одного лица на другое, в голове не оседало никаких подробностей. Такова цена мести: ты медленно уничтожаешь самое себя, пока весь не обратишься в ненависть. Я взревела и ринулась в бой, размахивая клинком. Но лезвие проходило сквозь них, будто его и не существовало вовсе. Безымянные ухмыльнулись.

А в следующий миг исчезли. Затаив дыхание, я медленно повернулась по кругу. Алака смотрела во все глаза. Над толпой парили Кубера и Каувери. Все замерли в ожидании. Ааша перехватила мой взгляд и растерянно нахмурилась. И тут я поняла, что сделали Безымянные. Они толкнули нас в тень. Они не обменивались выпадами и ударами, они меняли свет на тьму.

На ступни мои наползала тень. Я отпрыгнула, но чья-то рука вцепилась в мою лодыжку. В ту же секунду рот наполнился вкусом смерти, погребального пепла и горящих лепестков. Наклонившись, я отчаянно – и тщетно – рубанула лезвием по запястью. Из тени выкатились Безымянные. Я подняла кинжал, но уже понимала, что все бессмысленно. С их лиц мне улыбалась сама смерть. Живот странно сдавило. Клинок. Самый обычный. Только в моей плоти. Изящные руки скользнули по моей талии, выискивая пузырек с ядом Змеиного короля.

– Он наш.

Я опустилась на колени, в глазах потемнело. Одним плавным движением Безымянные вытащили пробку и выпили яд. По коже их промчалась волна света. Голубые ленты, которые они носили в память о покойной сестре, засияли и узлом затянулись на шеях. Я нашла глазами Викрама. Он был не один. Прекрасная женщина в снежной короне склонялась над его телом. А я чувствовала лишь холод. Пустоту. Я вновь посмотрела на Безымянных. Ленты преобразились. На каждой из трех шей расцвела голубая звезда.

– Наконец-то, – прошептали Безымянные.

Я стала пуста и невесома.

Я исчезла.

Очнулась я на спине какого-то зверя. Пахло смертью. Не гнилью и кровью, а закрытыми дверьми и смеженными веками. Зверь взмахнул хвостом, фыркнул и повернул ко мне морду. Белая лошадь. Почти красивая, кабы не безумный блеск в глазах. Я огляделась, но пейзаж то появлялся, то исчезал, словно местами вырубленный топором. Сердце испуганно сжалось. Где все? Где Викрам? И тут разум пронзила жуткая мысль.

– Я жива?

Лошадь засмеялась, и от шока я чуть не сверзилась наземь.

– Что есть жизнь, как не одна форма, уверяющая другую форму, что она существует. По этой логике, я жива! Но, мыслю, это вряд ли. Хотя раз уж я мыслю, следовательно… следовательно, я что-то там… Хм…

Лошадь бежала дальше.

– Что происходит? Где я? Немедленно верни меня в Алаку!

– Смертная предъявляет требования? Пф-ф-ф. Нахалка. Должно быть, это в крови, – проворчала она. – Крайне жаль, что есть тебя нельзя. Я люблю играть с едой.

Лошадь, если ее можно так назвать, остановилась перед дверью из слоновой кости, появившейся прямо посреди пустоши. Затем сбросила меня со спины и мордой подтолкнула ко входу.

– Где я? – вновь спросила я, упершись пятками в землю и отказываясь сдвигаться с места.

– Везде! – хохотнула лошадь. – Ты в тени сна. В начале и в конце. Ты топчешься на стрежне, сухожилиях и хрящах, что делают историю достойной рассказа.

– Кто ты?

Она фыркнула:

– Самость так утомительна. Я давным-давно от нее отказалась. – Затем повернула голову к двери и добавила с оттенком нежности: – Они не обрадуются, увидев тебя. Но этого следовало ожидать.

Не зная, что делать, я шагнула в дверь и очутилась в тронном зале внушительного дворца, совсем не похожего на Алаку.

За окнами виднелись лишь голые заросли кустарника. Плитка под ногами пульсировала точно удары сердца. Я пыталась осмотреться, но никак не могла сосредоточиться, будто комната не хотела, чтобы ее видели.

Дверь распахнулась, и в зал вплыли двое. Сердце зачастило. Я не могла разглядеть их черты, но знала, что это не Кубера и Каувери.

Этот раджа, в угольно-черном шервани, двигался с хищной грацией, и от него во все стороны струилась темная, блестящая сила.

Шагавшую рядом с ним королеву окружали и озаряли осколки звезд и кольца ночного неба. А потом она повернулась, и сердце мое замерло.

Взгляд скользнул с босых ног королевы, у которых клубились грозовые тучи, по ее рукам, увитым молниями, к глазам, полным сумрачной тьмы. Я знала, что уголки этих глаз сужаются, когда королева нервничает. Знала, что она предпочитает прохладу в комнате и спит без одеяла. Знала, что ее любимый фрукт – гуава и что она всегда ест его с солью.

Я знала все это, потому что королевой была Майя. Глаза ее расширились, сначала от потрясения, затем от гнева.

– Что ты здесь делаешь? – возмутилась сестра.

Раджа шагнул к ней ближе, Майя повернулась, и во взглядах, которыми они обменялись, безошибочно читалась… любовь. Он смотрел на мою сестру так, словно она чудо во плоти. А потом раджа посмотрел на меня. Я опустила голову. Казалось, если встречусь с ним глазами, то это станет моим последним поступком в жизни. Раджа заговорил, низким насыщенным голосом:

– Прошу простить мои манеры, принцесса, но я отнюдь не рад нашему знакомству и предпочел бы пока с вами не встречаться.

Из уст любого другого это прозвучало бы дерзостью, но я чувствовала, что мне сейчас оказали огромную услугу.

– Может, в другой раз, – выдавила я.

Раджа улыбнулся:

– Неизбежно.

Он поднес пальцы Майи к губам и исчез. И вот остались только мы. Мне хотелось плакать, обнимать ее, смеяться. Хотелось сказать, что я ищу ее в каждом созвездии, а не только в нашем. Сказать, что я устала и напугана. Майя улыбнулась и протянула ко мне руки.

– Ты так старалась, милая Гаури, – промолвила она. – И я знаю, как терзается твое сердце, как болит душа. Я могу навсегда стереть тревоги из твоей памяти. Или ты можешь вернуться, но я не в силах предсказать, чем это обернется. Лишь вижу, что выбор за тобой. Ты хочешь быть храброй?

39

Вера как хлеб

Викрам

Над Викрамом склонилась женщина, с волос ее осыпался снег. Она прижалась к его щеке спасительно холодными губами. В голове вспыхнуло воспоминание: Викрам веселится, рассказывая Гаури, что в Уджиджайне успех празднуют поцелуями. А затем, в ответ на ее насмешку, целует валун в форме женщины.

«За свою жажду она проклята до тех пор, пока поцелуй не коснется ее каменного лба».

Он знал, кто сидел рядом. Тара. Проклятая королева ванар.

Тот поцелуй…

Освободил ее.

Мысли путались. Вязкие, медленные. Викрам смутно помнил, как клинок отделил плоть от кости. Смертельное жало. Тара склонилась к нему, светящаяся нить натянулась меж ее пальцами. Смотрела королева с теплом, с благодарностью.

– Это дар жизни? – спросил Викрам.

– О, принц, – рассмеялась она. – Существование – это дар. Жизнь – это выбор.

А затем накрыла его глаза рукою.

Викрам чувствовал, что она несет его куда-то, баюкая, как младенца. Мимо проплывали залы. Двери. На пол его опустили лишь в золотой комнате, к уху тут же прижались холодные губы, и властный шепот скомандовал:

«Существуй».

Викрам открыл глаза и, вдохнув полной грудью, не выпускал воздух до тех пор, пока внутри не разгорелось пламя, пока не убедился, что это все действительно его, его, его. И только потом выдохнул. Сухо. Единым махом. Подняв взгляд, Викрам понял, что стоит на коленях перед Куберой и Каувери. Разум охватила паника. Гаури. Где она? Но если за пределами этой комнаты и существовал еще кто-то или что-то – толпа, море, зародыш еще не появившегося на свет мира, – то Викрам не мог этого увидеть. Кубера и Каувери избавились от своих человеческих обликов, и на них стало невозможно смотреть. И невозможно отвести глаза.

Викрам был ребенком и в то же время нет. Восьмилетним мальчишкой, что рыдает в подушку и пытается найти в жизни смысл. И тринадцатилетним юношей, погруженным в мифы и легенды, собирающим ключи к своему будущему и так плотно вцепившимся в надежду, что она проросла в его плоть, стала его костями, кровью и мечтами. Его надежда была холодной. Ядовитой. Затмевающей разум. И все же Викрам кормил ее, как обычно кормят по привычке просто потому, что в жизни больше не о чем заботиться и нечего растить.

Все это время он думал, что магия выбрала его. Но, возможно, она не выбирала. Возможно, они просто подошли друг другу. Как ключ и замочная скважина. Вероятно, в Викраме оказалось достаточно дыр, чтобы магия подцепила его за эти рваные раны, как шпоры цепляются за ткань.

Алака заставила его взглянуть внутрь, а не вокруг, и Викрам понял, что позаимствовал кое-какие мысли Гаури. Ее оружием была воля, а все остальное – лишь паутина, которую надо прорезать и смахнуть. Все потери она переживала в одиночку. И все победы.

Это пугало.

Нервировало.

И все же Викрам чувствовал, что стал сильнее. Вера по-прежнему оставалась его хлебом, еще теплым и сытным. Но Алака отодвинула ее, убрала с глаз долой, так что Викрам мог рассчитывать только на себя.

Это и есть свобода.

– Что еще вы собираетесь у меня отнять? – спросил он. – Какой жертвы потребуете?

Кубера лишь склонил голову набок, а его жена рассмеялась, прикрыв рот ладонью.

– Я уже забрал все, что нужно, Принц-лис. Я взял мечты, которые ты копил с того дня, как получил приглашение. Я впитывал твою веру всякий раз, как ты смотрел на смерть и гадал, не часть ли этого великого замысла. Я принимал твою стойкость, когда ты задавался вопросом, суждено ли девушке твоей души умереть. Я же сказал, что не отниму ничего сверх уже отданного. Разве я не милосерден?

Викрам застыл, сердце его наполнилось странной смесью пустоты и тяжести. Жертва отозвалась болью, но ощущение утраченного чуда тут же сменилось настороженностью.

– Я благодарен, Владыка. Но…

– Но ты хочешь знать, зачем тебя сюда привели? – предположила Каувери. – Хочешь знать, для чего мой супруг выбрал вас с принцессой Гаури, зачем притворялся мудрецом и даже веталой.

Викрам вскинул голову:

– И веталой тоже?

Про мудреца он и так догадался. Золотой мангуст выдал Куберу при первой же встрече.

Владыка усмехнулся:

– О да! Но не думай, будто я приложил руку к вашим победам. Я просто хотел посмотреть! И тогда, ох, возможно, я слегка привязался к вашим нежным сердцам и долгим взглядам. Вы же сплошь кости и желания. Восхитительно прекрасные.

– Мы нечто гораздо большее, – возразил Викрам.

– Разумеется, Принц-лис, разумеется. – Кубера взмахнул рукой. – Потому-то я вас и выбрал.

Мраморный пол замерцал, и под внезапно ставшими прозрачными плитами завихрились цвета. Перед Викрамом замелькали образы, необъятные, как несбывшиеся надежды… Империя, одновременно похожая и на Бхарату, и на Уджиджайн.

И он ощущал эти земли, их слепящую жгучую потребность обновиться и впиться зубами в историю. Викрам видел королевство, создавшее собственную легенду и вступившее в эпоху, в которой нет места магии. Но самым странным оказалось собственническое чувство. Он знал этот край. Знал его библиотеки и дома, его пейзажи и храмы. Как будто раскинувшееся внизу королевство каким-то образом принадлежало… Викраму.

– Скоро, – произнесла Каувери, – никто не сможет войти в Иномирье. Мы закроем наши двери. Запечатаем порталы. Разделим миры. Эти сказки не просто крупицы волшебства. Они – основа наследия. Мы годами пытались найти нужные сосуды. Так сказать, повелителей новой эры. Двух людей, что преломят время, потому что их истории вне времени. Мы прислушивались к тоскующим сердцам и голодным улыбкам и приводили участников в нашу страну, только чтобы наблюдать, как они раз за разом терпят поражение. До сих пор.

Перед глазами промелькнул портал в царство Змеиного короля и усеянный костями берег. Все, кого привели в Алаку, обладали тем же потенциалом, что и Викрам с Гаури. Но потенциал ничто пред лицом силы воли, а это качество невозможно внушить или предопределить, потому все зависело только от них самих.

Кубера протянул руку. На ладони его лежала сотканная из света монетка.

– Ты заслужил свое желание.

40

Стеклянная рука

Гаури

«Ты хочешь быть храброй?»

В словах Майи мне слышалась возможность выбора…

Ты хочешь стать храброй?

Я думала, что и так храбрая. Я боролась со Скандой, защищала свою страну, оберегала людей, которых любила. Но эта храбрость не требовала выбора. Я должна была так поступать. Жизнь под гнетом Сканды не испугала меня, потому что я ждала от него зла и подготовилась.

Настоящий ужас начался, когда клинок пустил кровь по шее Налини, а Арджун стоял в полумраке тронного зала, безмолвный и безжалостный, пока меня выталкивали из мира знакомого и ожидаемого зла на долгий путь к полному неизвестности будущему. Вот где корни моей силы. А на пороге силы и отваги расположилась надежда. Если я собиралась стать храброй, то должна была признать, что надежда не дает обещаний. Я возвращалась не за надеждой спасти Викрама или даже Бхарату. Я возвращалась за собой.

– Да, – ответила я. – Я хочу быть храброй.

Едва я заговорила, гобелен в углу комнаты удлинился. Словно одни только мои слова все изменили. Майя улыбнулась. Я огляделась, но не смогла ничего рассмотреть.

– Где я?

Она склонила голову:

– А где бы ты хотела быть?

– Дома.

Так и оказалось. Мы сидели на полу в прежних покоях Майи во дворце Бхараты. Небо за окном мерцало насыщенно-фиолетовым, по саду сонно дрейфовали маленькие облака светлячков. Сестра обняла меня и прижалась щекой к моей макушке.

– Никогда не думай, будто я не горжусь тобой, – сказала она. – Я всегда гордилась.

Я прильнула к ней и вдохнула знакомый аромат. От Майи всегда пахло цветами, что распускаются только при луне.

– Я скучала по тебе.

– Я тоже скучала.

Небо снаружи потемнело. Наступила ночь. А потом по ночному полотну заструились всполохи света. Меня охватило ледяное предчувствие скорой потери. Я отчего-то точно знала, что на заре Майя уйдет. Очень хотелось спросить, где она, кто она, но вопросы будто вынимали у меня изо рта. Словно их не стоило задавать. Не потому, что они под запретом, просто неважны.

– Ты расскажешь мне сказку, диди?[23]

Майя кивнула. Я свернулась калачиком, опустив голову ей на колени, как делала в детстве, и сестра, как и прежде, заплела мне косы. Солнце заливало небо золотом. Я не помню подробности истории, рассказанной Майей, но когда она закончила, я почувствовала себя цельной. Иногда, если смотреть на что-то слишком долго, то, закрыв глаза, можно увидеть в ярком свете размытые очертания. Вот так и мое сердце цеплялось за этот последний образ, купаясь в его сиянии.

– Когда мы снова увидимся? – спросила я.

– Я не хочу знать. Для меня это все равно будет слишком скоро, а для тебя наоборот. Но я обещаю, когда это случится, ты задержишься здесь немного дольше. Будешь спать в моем дворце, есть за моим столом. Я покажу тебе свой любимый зал с хрустальными цветами и буду держать тебя за руку, пока мы бродим по коридорам. Ты всегда будешь моей сестрой.

Сознание возвращалось постепенно. Небо за окнами нашего украденного часа изменилось. Пол исчез. Последнее, что я почувствовала, – теплые крепкие объятия сестры. Не знаю, может, это вообще был сон, но когда я открыла глаза, от сапфирового кулона на моей шее веяло жаром. Я стояла на коленях перед Куберой и Каувери. Реальность бросалась на меня сначала клочьями, а потом нахлынула мощной волной. Викрам. Ааша. Где они? Что стало с Безымянными? Я помнила только, как они осушили флакон с ядом Змеиного короля – моим единственным способом выбраться из Алаки – и превратились в… вишканий.

Я огляделась в поисках ответов, но толпа иномирцев исчезла. Меня окружали лишь начищенные полы и сверкающие стены.

– Он здесь. Он жив. И он в безопасности, – произнесла Каувери, словно прочитав мои мысли. – Он ждет тебя.

– К чему он, кажется, уже привык, – добавил Кубера. – Вы скоро увидитесь.

– Что с Аашей?

Каувери вскинула бровь:

– Ты привязалась к вишканье?

Я кивнула.

– Она в порядке, дитя.

Меня захлестнуло облегчение. Я потянулась к животу, нащупывая рану, нанесенную Безымянными, но вдруг замерла. Моя рука. Точнее, уже больше не моя. Я поднесла правую ладонь к лицу и, моргая, уставилась на стеклянную копию прежней конечности, которая двигалась и переливалась, будто сотканная из плоти и крови. Я напрягла руку и увидела, как натянулись маленькие мышцы предплечья. Подумала о том, чтобы шевельнуть пальцами – и стеклянные суставы затанцевали, откликаясь на мысли.

– Нравится? – спросил Кубера.

– Вы отняли мою руку, – выдохнула я.

– Она все еще работает. Хотя оружия отныне не возьмет.

Я потянулась к кинжалу на бедре. Новая рука ничем не отличалась от второй, настоящей. По полупрозрачным граням мчался пульс. Я даже чувствовала текстуру ткани своего наряда под стеклянными пальцами. Но в тот миг, когда коснулась рукояти кинжала, стекло стало… стеклом. Твердым и хрупким. Оно ударилось о металл с приглушенным звоном.

Я попробовала еще раз. Дзынь. Я со всей силы обрушила руку на кинжал, желая ее разбить, но лишь заработала боль в плече. Вся рука болела. Ужас произошедшего, липкий и вязкий как сироп, медленно наполнял разум.

Я не могла сражаться.

Я. Не могла. Сражаться.

Я взмахнула рукой, будто могла стряхнуть ее с себя. Как насекомое. Но она осталась. Осталась. Стекло преломило свет. Удержало. Горло перехватило. Сражения были моей жизнью, последней связующей ниточкой с Майей. Ее сказки придали мне смелости. Они научили меня смотреть на мир по-другому, бороться за то, чего я желала, вместо того, что имела. И моя рука, даже если она лишь часть этой мечты, была… важна. Я задыхалась от необходимости попрощаться со столь многим… Я никогда не узнаю, каково ощущать тяжесть клинков сразу в обеих руках. Никогда не почувствую запах железа на ладони после тренировки. Больше не смогу содрать мозоли с натруженной кожи, потому что стеклу все равно.

– Это моя жертва? – спросила я, стараясь унять дрожь в голосе.

Все тело болезненно напряглось. Битвы были моей отрадой, способом контроля, который никто не мог отнять. Лишь на полях сражений я становилась собой, и Кубера украл этот мир.

Они кивнули.

– Но… Но вы говорили, что заберете лишь то, чего мы уже лишились. Разве я утратила руку?

– Ты не утратила руку.

Я помахала стеклянной ладонью:

– Я с ней восемнадцать лет прожила, и уверяю, прозрачной она никогда не была.

– Ты не утратила руку, – повторил Кубера.

– Ты утратила чувство контроля, – добавила Каувери.

– Откуда вам знать? – раздраженно пробурчала я, понимая, что веду себя как ребенок, но не в силах ничего поделать. К такой жертве я была не готова.

Кубера улыбнулся, и его жалость неприятно уколола.

– Ты начала терять чувство контроля в тот миг, когда пустила магию в свою жизнь. И утратила его, когда лишилась трона и поставила под угрозу жизнь лучшей подруги, – сказала Каувери. – Ты утратила его, когда с тобой вновь и вновь что-то происходило, а ты могла лишь реагировать по обстоятельствам. Реакции все еще при тебе. Это не такая уж ужасная жертва, милая принцесса. Рано или поздно ты бы все равно ее принесла.

– И ты выиграла желание, – напомнил Кубера.

– Что толку, если мне не уйти? – Я повернулась к Каувери. – Повелительница, я знаю, что…

– Я отпускаю тебя, – спокойно промолвила она.

Я широко распахнула глаза. Почему? Ведь Безымянные украли яд Змеиного короля…

– Думаешь, я искала яд ради власти над мужем сестры?

Я кивнула.

– Нет. Порой, обменявшись с близким человеком множеством резких слов, уже не можешь вновь заслужить его доверие. Яд Змеиного короля задумывался как дар истинной веры. Но мы с тобой обе это упустили. Только божество в силах управлять королем. Я никогда к этому не стремилась, лишь хотела показать сестре, что никогда и не стану. Иногда величайшая сила кроется не в наших деяниях, а в нашем бездействии. И мое желание исполнилось. Ты оказала мне большую услугу, Гаури из Бхараты.

Я посмотрела ей за спину, где на небольшом возвышении стояли река Капила и Змеиный король, обнявшись и счастливо улыбаясь Каувери.

– Чем это обернется для Безымянных?

– Благословение вишканий останется при них еще на сто лет. Безымянные думали, будто сражаются за постоянство. Но ничто не вечно. В конце концов яд исчезнет.

– Твое желание – только твое, – сказал Кубера.

Я знала, что мы все еще в Алаке, но не чувствовала магии в воздухе. Не чувствовала странной невесомости, как будто мир ждет возможности раздвинуть занавес и явить мне чудо, сокрытое под гнилью. Нет, мир пах только смертью. Железом, солью и сгоревшими розами. Вода струилась по рыбьим костям. Я воображала, как в миг победы дыхание перехватит и звезды проложат мне путь. А вместо этого только и думала о том, насколько сильно устала и что больше совсем не знаю себя.

– Будь осторожна со своими желаниями, – произнесла Каувери. – Даже у благих помыслов могут быть последствия. Дождь, загаданный, чтобы напитать пересохшие поля, может обернуться потопом и смыть целую деревню. А желание злого сердца искалечить другого человека может в конечном итоге спасти тысячу жизней. Не я принимаю эти решения.

Я вдруг поняла, что после всего случившегося теперь просто не знаю, чего хочу. Все изменилось. Я мечтала о троне и безопасности для Налини, но какова цена? Мечты поймали меня в ловушку. Страхи пытались меня поглотить. Если потакать желаниям, зная, как легко они могут обернуться против меня, не принесу ли я больше вреда, чем пользы?

– Не обязательно решать сейчас, – успокоил Кубера. – Но когда вернешься, не забудь рассказать хорошую байку. Продумай детали! Я такое обожаю. Можешь даже поведать всему миру, что я был великаном! Или что рассекал на спинах нескольких орлов сразу. Хотя нет, не надо. Никогда не любил высоту.

– И все это ради очередной байки в вашу коллекцию?

Он склонил голову набок:

– Не бывает очередных баек. В конце концов истории пересекаются, и их последствия столь велики, что и вообразить трудно. Рассказать тебе сказку?

Я кивнула, Кубера развел руками, и по полу рассыпались образы.

– Иные истории, конца которым нет, начинаются с простоты необдуманного порыва и завершаются злом истинной любви.

41

Такие разные птицы

ПТИЦА С СИНИМ ОПЕРЕНЬЕМ

Куртизанка вьется в танце перед королями.

И столько света в юном сердце, будто ни один шип не касался сей невинной красоты.

Король, прежде не знавший отказов, привлечен чистотою. Куртизанка сражается. Проигрывает.

Не потому, что труслива.

А потому, что отвага не поможет дышать, коли гневные пальцы стягивают ленты на шее.

ПТИЦА С КОСТЯНЫМ ОПЕРЕНЬЕМ

У горя своя, особенная магия.

Три сестры погружаются в тени.

Их руки дрожат над истерзанным телом куртизанки.

Сейчас она мертва.

Но когда-то была другой: любимой, красивой, родной.

Такое не подвластно переменам.

Ее шелковым шарфом – голубым, как вены, – они обматывают свои шеи.

Это их оковы.

Магию своих имен они меняют на зачарованный яд.

Ради мести.

И в бой они бросаются, как и все мстители:

Слепо.

ПТИЦА С ЧЕШУЙЧАТЫМ ОПЕРЕНЬЕМ

Змеиный принц скользит по берегу реки, очарованный песней.

Убаюкивающая трель льется из зимних вод.

Сраженный, он жаждет приблизиться к певице, пробраться к ней сквозь все преграды волн.

Жаждет говорить на ее языке.

Уговаривать.

Ноги его заколдованы ядом, языком мести.

Принц бросается в омут.

Река Капила глядит на него бледными глазами.

Такими бледными и яркими, так похожими на неоконченные звезды.

Прозрачная и всепонимающая, она смотрит прямо в его отравленное нутро.

В самое сердце.

И в венах его нет ни крови, ни гноя.

Лишь песня.

ПТИЦА С ЗОЛОТЫМ ОПЕРЕНЬЕМ

Небесный шелк на шеях

Яд прикосновений

Короли убиты

Лишь один злодей

Другие невиновны

Убиты не за дело

Просто срок пришел.

А в царстве, сокрытом в горах Калидаса, на коленях рыдает королева ванар.

Вот только слишком резко разбитое сердце похоже на стеклянный цветок.

Просей осколки – и найдешь оружие.

Она жаждет возмездия, но никто не спешит на помощь.

И если месть не дается в руки, то королева вырастит свою.

ПТИЦА С ИГОЛЬЧАТЫМ ОПЕРЕНЬЕМ

Мир рушится не с грохотом, а со вздохом.

И вот разрыв: до и после, любимая и лишенная, веселая и вдовая.

Богатая почва для разбитого сердца.

Желанная почва для демонических плодов.

Тело.

Кость.

Побольше слез.

Так и рушится мир.

И рождаются проклятья.

Годы идут

Имена стираются и восстают из пепла

Царства все глубже уходят в тень, ждут.

И королева, обернувшись камнем, ждет. Поцелуя.

42

Медовое пламя

Викрам

Он ждал Гаури во внутреннем дворе Алаки. Теперь, когда Турнир желаний позади, все разъехались. Шатер вишканий опустел, в траве валялись зачарованные шелковые знамена.

На деревьях в садах не осталось плодов – ни музыкальных инструментов, ни драгоценных яблок, сверкающих под темными ветвями. Кругом не бродили якши и якшини, размахивая прозрачными крыльями или рогатыми головами.

Тишина тревожила, но дарила облегчение. Викрам представлял сотни вариантов своего победоносного возвращения. Например, можно въехать в город на золотых слонах. Или даже явиться пред очи совета посреди заседания в ливне монет. Хотя последнее вряд ли – но лишь из опаски получить монетами по лбу.

До Турнира желаний Викрам знал форму победы, отбрасывающую широкую тень на страницы истории, но не ощущение.

Оно оказалось сияющим и неугомонным и сдавливало его кости, заставляя освободить место для новой версии Викрама. И он не представлял, как приспособиться к новому себе или тяжести этих двух «я» в одном теле.

Стоя перед Куберой и Каувери и наблюдая, как над ними колышутся истории, Викрам потерял всякое чувство времени.

Прежде чем отправиться в Алаку, он смел надеяться, что предназначен для большего. А теперь осмеливался верить, что сумеет познать всю глубину замысла.

Викрам все ждал, что магия выкроит и сошьет его будущее из разрозненных кусков, но магия лишь показала, как самому его сшить.

Он глянул на зачарованный пергамент в руке. Даже исполненное желание ничего не решало. Хотя, конечно, начало уже неплохое.

– Каково твое желание, Принц-лис? – спросил Кубера.

До появления магии в его жизни, ответ казался простым. Викрам верил, что должен занять уджиджайнский престол, и считал, что приглашение на сказочный Турнир каким-то образом это подтверждает. Но это было глупо. На самом деле он всегда хотел лишь раскрыть свой потенциал. Но всех пробелов за одну ночь волшебным образом не заполнить, над этим нужно трудиться. А Викраму нужно было учиться.

– Хочу, чтобы другие увидели во мне потенциал.

Кубера улыбнулся, и в следующий миг в руке Викрама появился тщательно запечатанный зачарованный документ.

– Покажи его своим советникам. И не забудь рассказать историю, достойную нас.

Викрам улыбнулся, прижимая пергамент к груди вместе со вторым даром Куберы – змеей, которая сжималась, услышав неправду. Он назвал ее Биджу, «Драгоценность», и добрый час проверял ее способность распознавать ложь.

– Я самый прекрасный принц на свете, – сказал Викрам.

Биджу сжалась.

– Следи за своими манерами, Биджу. Отныне я истинный наследник Уджиджайна. Или вроде того. И уж точно больше не марионетка.

Биджу осталась спокойна, и сердце его подпрыгнуло.

– Я самый прекрасный принц в Алаке? – попробовал Викрам снова.

Змея сдавила руку.

– Я самый прекрасный принц в саду?

Ничего. Викрам огляделся, убеждаясь, что он тут не только единственный принц, но и единственный человек в садах Алаки. Он нахмурился.

– Чувство юмора у тебя как у одной моей знакомой. Ее тоже называют драгоценностью, Жемчужиной, но вряд ли она способна распознавать ложь.

Биджу ничего не ответила, лишь обвилась вокруг его шеи и поймала собственный хвост ртом. Викрам готов был поклясться, что услышал смиренный змеиный вздох. Он обернулся ко входу; натянутые нервы звенели. Почему Гаури еще не пришла? Кубера соврал? Прежде вера его была непоколебима, но за короткий месяц Викрам познал то, от чего уже не сможет избавиться.

Сомнения.

– Гаури жива и невредима, – прошептал он Биджу, молясь, чтобы та не шелохнулась.

И услышал тихий смех.

– Сплетничаешь обо мне со змеей?

Викрам застыл. В дверях стояла Гаури. Высокая, властная, озаренная солнцем, будто поймала пригоршню лучей и решила, что на ней они смотрятся лучше, чем в небе.

Порой казалось, что она умеет повелевать стихиями и отгонять воздух, вот и сейчас Викраму вдруг стало нечем дышать.

– Я бы посплетничал о тебе с тобой, но тебя не было рядом, – сказал он, демонстрируя Биджу, и Гаури с завистью взглянула на змею-правдорубку. – Где пропадала? Бродила по тонкой грани между жизнью и смертью?

– Как всегда. – Она скрестила руки на груди. – А ты? В последнюю нашу встречу у тебя из спины торчал кинжал.

– И в последнюю нашу встречу ты меня обнимала.

Гуари раздраженно фыркнула:

– Ты только это запомнил? Ты умирал!

– Я падал на землю.

– …Чтобы умереть.

– Чтобы погрузиться в неопределенную форму существования, по общему признанию, весьма болезненную.

Она рассмеялась. И Викрам, который никогда в жизни не хотел замедляться, только двигаться все быстрее и быстрее к новой цели, вдруг обнаружил, что жаждет навсегда остаться в этом мгновении.

Они просто стояли и смотрели друг на друга. Он чувствовал, что Гаури проигрывает в памяти все случившееся перед пиршеством страха. На лице ее застыла улыбка, но удерживала ее скорее привычка, чем радость.

Когда Гаури подняла руку и смахнула со щеки прядь волос, горсть кристаллов поймала и преломила солнечный свет, едва не ослепив Викрама. Он прищурился и далеко не сразу понял, что это никакие не кристалы, а рука.

– Что-то… новенькое? – Он указал на ее пальцы.

Гаури поджала губы:

– Будет трудно забыть о принесенной жертве. – В глазах ее вспыхнула боль. – А ты не обзавелся стеклянными конечностями?

Викрам покачал головой, хотя сердце неистово забилось о ребра. Разве вправе он утверждать, что Алака не заменила какую-то его часть стеклом? Может, как раз сердце… Глядя на Гаури, он чувствовал, сколь оно чистое и звонкое. Как осколок стекла. Такое же прозрачное. И такое же хрупкое.

– Перед Парадом Баек ты спросила, чего я хочу.

Гаури закусила губу. В ожидании. Заготовленные фразы нетерпеливо толкались на языке Викрама. Он пытался отрепетировать речь, пока слонялся по саду, но теперь, когда она была здесь, ее свет – слепящий и обжигающий – заставил слова рассыпаться, едва они срывались с уст.

– Я хочу больше времени с тобой, – выпалил Викрам. – Больше времени, когда мы сможем не оглядываться по сторонам и не гадать, не ждет ли за углом ловушка.

Он подошел ближе. Или она? Или, быть может, земля отпрыгнула с их пути.

– Хочу, чтобы мы ни от чего не убегали и никуда не спешили, разве что друг к другу. Хочу, чтобы твои объятия были никак не связаны с попыткой кого-то обмануть, с празднованием победы или с ужасом, который чуть нас не убил. Снова. Хочу всего один день, в котором будем только ты и я, ну и, конечно, сладости, но в основном…

Гаури вцепилась в него. Викрам уже и сам к ней наклонялся и, когда она схватила его, чуть не упал. Губы встретились с губами, и он снова потерял равновесие. Близость Гаури дурманила, ослепляла. Медовое пламя и вспышки молний. Викрам ощутил миг промедления в ее поцелуе. Сомнения. И еще до того, как Гаури отстранилась, понял, что именно это она ему и предлагает. Не время вместе, а воспоминания.

– В основном это, – закончил Викрам с тихим смешком.

Она прижалась лбом к его груди:

– Я тоже этого хочу.

Он ждал, перебирая пальцами кончики ее волос. Этого он никогда не забудет.

– Алака изменила меня, – хрипло произнесла Гаури. – Теперь нужно понять, кем я стала. И люди ждут, когда я выведу их из хаоса. Не знаю, сколько времени это займет. Не знаю, как долго буду разбираться, кто я и что должна делать, и… Для этой битвы мне понадобится каждая крупица силы, вся я, целиком. – Она подняла голову. – Особенно мое сердце.

Викрам предвидел ее слова, но легче от этого не становилось. Даже покрытая синяками, Гаури его восхищала. Это было уже не просто влечение. Он вглядывался в темный шелк ее волос и в черные, как зимняя ночь, глаза, запоминая каждую мелочь. И вдруг заметил что-то на ее шее… крошечное пятно света прямо под сапфировым кулоном, с которым Гаури не расставалась. Викрам нахмурился.

– Это же…

Она с улыбкой потянулась к ожерелью:

– Мне не пригодилось.

Желание. После всех усилий она его не загадала.

– Порой мне кажется, что самое верное желание – не нуждаться в загадывании желаний. К тому же, думаю, кое-кому дома оно принесет больше пользы, чем мне.

– Что ты собираешься делать, Гаури? – ухмыльнулся Викрам. – Шагнуть в ворота Бхараты с одним лишь кинжалом наперевес?

Из небольшого мешочка на ремне она достала кинжал, какого он прежде не видел. Неестественно голубой и мерцающий, как будто созданный из воды.

– Подарок Каувери. – Гаури бросила кинжал на землю, и он обратился водяным трезубцем. – По-моему, с таким куда угодно можно пройти.

– Любишь ты эффектные появления.

– Каюсь.

– Если я тебе понадоблюсь…

– Я позову, – сказала она, убирая кинжал. – И ты позовешь, если что?

Викрам кивнул. Чтобы отойти от Гаури, потребовалась вся его выдержка. Врата распахнулись. Как только он их минует, Алака исчезнет, и перед ним расстелется Уджиджайнская империя. Желание не в силах создать будущее, как и вера в судьбу не в силах сделать человека ее достойным. Теперь Викрам об этом знал. И пусть Алака развеяла одно его убеждение, зато даровала сотню новых, каждое из которых было могущественнее предыдущего.

– Викрам, – окликнула Гаури, и он обернулся. – Когда я разберусь… со всем… я не заставлю тебя ждать.

– Ты уже говорила, – рассмеялся Викрам.

А потом шагнул в ворота.

43

Шелест перьев

Ааша

Ааша погладила чистую кожу на шее, где когда-то сияла голубая звезда. Затем закрыла глаза и попыталась вспомнить гул яда, танцующего в венах, и звезда вновь расцвела под пальцами. Теперь она могла управлять этим, и возможность делать выбор опьяняла. В тот миг, когда Ааша загадала желание, жизнь ее раскололась на «до» и «после». Странно, что какие-то несколько слов в силах так круто все изменить.

Надоумил ее Владыка сокровищ. Ааша сидела на земле, ладони ее были в крови Викрама, тело дрожало от беспомощности. Почему она не могла прикоснуться к нему, вынуть нож из его спины? Почему не могла оттолкнуть Гаури от опасности? Это тело стало тюрьмой.

– Я знал, что тебе придется тяжелее всего, – сказал Владыка сокровищ на другом конце зала.

Ааша помнила, как сквозь слезы смотрела на опустевшую комнату. Иномирцам происходящее быстро наскучило: едва люди упали на пол – представление окончилось. Толпа устремилась во двор, побросав кубки с остатками сладких воспоминаний. От безразличия воздух стал твердым и ломким, как стекло. Ненавистный миг всеобщего ухода. Ненавистный миг, когда Ааша искала Гаури и Викрама, а увидела лишь очертания их тел, лишенных сути. Алака изгоняла мертвых, чтобы не омрачать убранство дворца?

В углу засмеялись Безымянные, на шеях их сияли голубые звезды. То, что они оказались вишканьями, выбивало из колеи. Когда Владыка сокровищ направился к Ааше через опустевший зал, Безымянные крутанулись на месте и согнулись в неуклюжем поклоне.

– Еще сто лет магии, – пропели они. – Наша месть живет.

– Да, – промолвил Владыка, и в голосе его Ааше почудились отголоски грусти. – Еще на сотню лет вы передали свои чары. Может, однажды ваша месть уступит место свободе. А может, вы вечно будете танцевать вне времени, ни живые, ни мертвые, с каждым разом теряя все больше человечности.

– Мы сделали это для нее. – Безымянные указали на Аашу и усмехнулись. – И сделаем вновь. – Затем повернулись к ней. – Видишь, девочка? Мы – это ты, как ты – это мы. Мы подарили тебе и твоим сестрам нашу кровь и наше наследие, и теперь никто и ничто не может вас тронуть. Ты должна благодарить, а не оплакивать смертных. Они по тебе горевать не станут.

Ааша промолчала, и Безымянные, захохотав, исчезли.

– Вы дали им умереть, – наконец выдавила она.

– Я не столь жесток, дитя. – Владыка сокровищ вскинул подбородок. – Я лишь дал им самим выбирать, как они и хотели.

– Что с ними станет?

– Не нам решать. А теперь… Загадай желание для себя.

Владыка протянул руку, и на ладони его заплясал огонек. Теперь и Ааше предстояло выбирать. В ушах звенели слова Безымянных: «…никто и ничто не может вас тронуть». Они были правы. Знания и любопытство никогда не коснутся ее разума. В жизни останется только шелк и яд. Только чужие желания и стремления, и ни капли ее собственных. Магия оказалась сделкой. Возможно, через сто лет чары начнут ослабевать, и вишканьи вновь превратятся в людей, если, конечно, проживут так долго.

Душа металась. Турнир желаний разжег голод в сердце Ааши. Любопытство обернулось фантомной рукой, некогда потерянной конечностью, которая жаждала воскреснуть. В объятиях сестер мир казался таким крошечным, что Ааша могла обхватить его ладонями. Хотя в этом мире нашлось место и любви, и дружбе. Безымянные ошибались, не месть их наследие. Только яд. И сестры тому доказательство. Многие из них вступали в ряды вишканий не ради мести, а… ради свободы. И дар свой они называли иначе. Благословением. Таким он и стал в их крови.

Ааша сидела, подогнув ноги и чувствуя себя птенцом, полуслепым и нетерпеливым. Она потянулась к легкому, как дымка, желанию, сжала его между пальцами и поднесла к губам. А затем загадала без слов… пожелала выбора и контроля, отваги и любопытства. Когда Ааша открыла глаза, Владыка сокровищ исчез. И ее звезда тоже.

Большую часть ночи Ааша бродила вокруг дворца, избегая шатра куртизанок, пока наконец не набралась смелости войти и во всем признаться. Она сменила облик с вишканьи на человека, готовая к отвращению. Но объятия сестер лучились теплотой, правда прежде они старались убедиться, что сейчас к ней можно прикасаться. Они шептали свои истинные имена в ее запястья, и руки Ааши оплетали зачарованные браслеты: обережные заклятья и ключи от дверей меж мирами, чары красоты и богатства, здоровья и дивных снов.

В ту ночь она спала в лесу под звездами, на ложе из цветов. А на утро направилась к выходу из Алаки и еще издалека заприметила знакомый силуэт, застывший в ожидании. Гаури смотрела на врата так, будто сердце ее осталось по другую сторону. Увидев Аашу, она широко улыбнулась и только потом опустила взгляд на ее не тронутую меткой шею.

– Мое желание исполнилось, – сказала Ааша.

– Ты пожелала не быть вишканьей?

Она покачала головой:

– Я пожелала уважить и наследие сестер, и собственное любопытство.

Ааша коснулась горла, и голубая звезда вспыхнула на ее коже, прежде чем вновь истаять.

– Ты можешь ею управлять? – округлила глаза Гаури.

– Думаю, в странствиях это пригодится.

– Куда направишься?

– Еще не решила, но, кажется, в этом-то и вся прелесть.

Гаури усмехнулась:

– Я не знаю, куда заведет тебя дорога, но в Бхарате тебя всегда ждет дом. И еда, много еды, чтобы ты больше не совала в рот цветов.

Ааша рассмеялась.

– Кров и пища – самое меньшее, что я могу тебе предложить. Ты спасла нас.

– А вы, похоже, спасли меня, – отозвалась Ааша после недолгого молчания. Затем протянула руку, но Гаури от нее отмахнулась и вместо этого крепко обняла. – Желаю тебе всего наилучшего, подруга.

– Желаю тебе никогда не нуждаться в желаниях.

Гаури шагнула за ворота, высоко подняв подбородок и устремив взгляд в незримый для Ааши мир. Магия искрилась в воздухе, просеивая свет через кожу Гаури, пока вся она не обратилась в пламя, ослепительное и оглушительное. Мгновение спустя она исчезла. Хмыкнув себе под нос, Ааша медленно подошла к воротам и оглянулась на волшебные золотые шпили, пронзающие небо, на смятые шелковые знамена шатра вишканий и шелест перьев неоконченных историй. А потом шагнула вперед.

И больше не оглядывалась.

44

Предавшее сердце

Гаури

Полночь в Бхарате.

Родной край ни капли не изменился. Томясь в уджиджайнском плену, я все переживала, что вернусь к руинам. Но оказалось, что я не столь важна для целостности Бхараты, как полагала. С момента попадания в Алаку действительно прошел всего месяц – это подтвердил один глубокий вдох. Сезон дождей. Вдали клубились грузные грозовые облака, ожидая, когда смогут зацепиться за горные вершины тяжелыми от воды животами.

Я сто, даже тысячу раз представляла, как вернусь домой. Представляла себя во главе армии. Под реющими знаменами, вскинутыми так высоко, что струящаяся ткань напоминала кровавые разводы от пальцев на полотне неба. Я представляла лязг мечей и жестокую победу. Представляла насилие, которое спалит воспоминания и докажет, что никто и ничто не в силах помешать мне взойти на престол. Но Бхарата не нуждалась в кровопролитии. И я тоже. Мы с родной землей хотели одного и того же. Не заводить вновь песню о войне и крови, о злобе и борьбе за власть. А начать все сначала.

Дворцовые ворота были закрыты, точно скрещенные руки. По ту сторону гремели доспехами часовые. Подарок Каувери жег бедро сквозь мешок – магия бурлящей реки жаждала освободиться. Если все получится, как я задумала, сражаться не придется. Лунный свет преломился в гранях стеклянной руки, и я едва не поморщилась. Сражаться я бы и не смогла. План должен сработать.

– Стой, кто идет? – крикнул главный стражник.

Я прокашлялась и расправила плечи:

– Принцесса Гаури из Бхараты.

За створками зашуршали и зароптали, шепот вылился в грозный рык и приглушенные споры. Секунды сменялись минутами, голоса становились все громче.

– …впусти ее!

– …врет…

– Знаешь же, он не позволит…

– …положено…

Алака, конечно, многому меня научила, но явно не терпению.

– Откройте ворота и дайте пройти, – не выдержала я. – Я ваша принцесса и требую повиновения.

– Что происходит? – раздался голос, который я знала слишком хорошо.

Тело отреагировало прежде разума – к горлу подкатила тошнота. Сканда.

– Ваше величество, там женщина утверждает, что она принцесса Гаури. Может, она все же нашлась и вернулась после стольких месяцев…

– Так и есть, – громко откликнулась я, удивившись, что братец не распространил слух о моей смерти.

Впрочем, уджиджайнцы же меня так и не казнили, а Сканда любил доказательства. Я мысленно поблагодарила Викрама.

– Дорогой брат, отчего же ты не хочешь впустить меня?

– Мы не потерпим подобной лжи! – воскликнул Сканда. – Эта женщина – самозванка. Повесить ее немедля. Стража!

– Но она так похожа на принцессу, – робко возразил кто-то.

Остальные согласно зароптали.

– Не тревожься, братец. Если ты не откроешь ворота, я все равно войду, – пообещала я.

А затем с улыбкой бросила наземь кинжал Каувери, который тут же вырос в трезубец, выкованный из устья реки. Лунный свет охотно нырнул в сверкающую воду, озаряя ее серебром. Воздух наполнился звуком бурлящего потока, мир задрожал. Трезубец запульсировал. Вода заструилась вокруг моих щиколоток, затекая под подошвы и приподнимая меня над землей.

– Что это было? – заволновались за воротами.

– Наверняка просто гром, – огрызнулся Сканда.

Алака показала мне, что мир – это лишь живая, дышащая история, у которой нет ни начала, ни конца. И едва ступив в Бхарату, я начала свой рассказ.

Но зачем довольствоваться байками, если можно создать легенду?

Ухмыльнувшись, я вскинула трезубец и ударила им о землю. Тысячи струек воды хлынули мне под ноги, обхватили лодыжки и икры и вознесли меня в небеса. Желудок перевернулся. Я очутилась так высоко, что даже не видела макушек деревьев, зато горы были на уровне глаз, и казалось, еще чуть-чуть, и получится сорвать звезду с неба. Снизу доносились крики стражников. Какое-то время я просто парила над ними, наслаждаясь прохладным и влажным полуночным ветерком и пропитавшей воздух магией на грани разрушения. Затем подняла одну ногу, и, вторя мне, столп воды перелился через ворота. Вторая нога – еще один шаг. Я могла бы утопить Сканду при желании, но не желала править с окровавленными руками. Даже если кровь – его. Я закрыла глаза, и ревущие подо мной потоки воды грациозно опустились, и наконец я замерла перед дюжиной бхаратских стражников и братом.

– Теперь узнали?

Стражники выронили оружие. Половина из них распласталась по земле, бормоча молитвы. Другая половина разинула рты и выпучила глаза. Я с трудом сдержала торжествующий вопль. Первым с потрясением справился Сканда.

– Мое сердце поет от радости, что ты вернулась из странствий живой, сестра. И такой… одаренной. Нам нужно многое обсудить. Эй, ты, – он щелкнул пальцами бледному слуге, – подготовь покои и сообщи генералу Арджуну, что наша принцесса дома.

Слуга не шелохнулся и лишь после моей ободряющей улыбки устремился прочь. Сканда не упустил этот обмен взглядами. Глаза его сузились.

– Ты вернулась, несмотря на риск для жизни и здоровья, – с фальшивым восхищением протянул брат. – Еще и добыла столь увлекательный фокус для нашего оружейного арсенала. Я доволен.

Мы оба знали, что речь не о моих жизни и здоровье. Невысказанная угроза была направлена на Налини. Но несмотря на суть, слова Сканды дарили надежду: я все еще рисковала ее жизнью. Она жива. Мой самый жуткий страх не сбылся. Пришлось опустить голову, пряча улыбку. Взгляд Сканды упал на мою стеклянную руку, и я нарочно ее согнула, уже представляя, как он попытается обернуть магию против меня.

«Любимица демонов.

Одержимая.

Источник зла».

Но теперь он был не единственным сочинителем баек. Я обняла брата, хотя от его прикосновений дико хотелось содрать с себя кожу, а потом шла по коридорам Бхараты, то и дело поглядывая по сторонам в поисках опасности. Со стеклянной рукой, которая отказывается брать оружие, я не смогла бы отбиться…

Я не расставалась с кинжалом Каувери, даже пока мылась и переодевалась. После Алаки все цвета казались такими тусклыми.

Сканда не стал селить меня в гареме, заявив, мол, женщин надо заранее предупредить о моем возвращении, а то они распереживаются. Трус. Больше всего он боялся, что я вооружу каждую обитательницу гарема «магическими фокусами», дабы противостоять ему.

В дверь постучали. Я открыла, ожидая увидеть слугу, но с порога на меня взирал Арджун. Горло перехватило. Радость, боль и гнев раздирали нутро на части. Этот мужчина когда-то стал мне истинным братом. Когда я сломала ногу, он полдня тащил меня на себе. Он делился со мной сладостями. Веселил меня в минуты грусти и отрезвлял, когда я забывалась. И все же он не пошевелился, когда Сканда приволок Налини в тронный зал. Арджун знал о моих планах и предал меня.

Челюсть его сжалась, взгляд ожесточился.

– Как ты посмела вернуться после всего, что натворила?

У меня будто ковер из-под ног выдернули. Я ошеломленно моргнула.

– Ты поставила под удар меня. Подвергла опасности жизнь Налини, – прошипел Арджун, шагнув вперед. – Как ты могла? И после того, как мы с трудом вымолили у Сканды помилования для тебя, ты вернулась?

Я едва не захлебнулась яростью.

– Что ты несешь, Арджун? Как смеешь ты заикаться о жизни Налини, когда предал нас в миг наивысшей нужды?

За его спиной всколыхнулась тень. Осознавая всю тщетность, я все же положила стеклянную ладонь на простой железный кинжал, привязанный к другой руке. Тень скользнула в комнату, и я наконец разглядела…

Налини.

Не в силах сдержаться я попыталась ее обнять, но она отстранилась и предпочла… объятия Арджуна! Подруга отнюдь не выглядела так, будто хоть какое-то время провела в заточении. Сердце сжалось. Что происходит?

– Налини… это я… Я вернулась к тебе.

– Зачем? Чтобы удостовериться в ее смерти, хотя мы тебя пощадили? – прорычал Арджун.

– Пощадили?

Они вошли в комнату и закрыли за собой дверь.

– Поговори со мной, Налини. Прошу. Ты понятия не имеешь, что я перенесла, чтобы добраться до тебя, – произнесла я, содрогаясь всем телом.

Налини уставилась на меня так, словно видела впервые. Так, словно я враг, а не жертва. Когда я вновь потянулась к ней, она отступила, и сердце мое разлетелось вдребезги.

– Перед твоим исчезновением Сканда рассказал мне, что знает о готовящемся мятеже. – Налини больше не поднимала на меня глаз. – Он объяснил, что все это призвано лишить меня отцовских земель…

– Я бы никогда так не поступила! – запротестовала я.

– Я спросила тебя, Гаури. Помнишь? Я пришла к тебе и спросила прямо, каково мое место в твоей схеме власти.

Я вспомнила.

– С чего ты вдруг об этом заговорила? – ответила я тогда. – Ты унаследуешь власть только в восемнадцать, а пока едва достигла шестнадцати. За два года всякое может произойти. Сосредоточься на том, что мы можем сделать здесь и сейчас.

Время замерло. Это было той же ночью, когда мы столкнулись в саду. Той же ночью, когда в темноте мне мерещились взгляды шпионов Сканды.

– Он показал составленные тобой указы… – Голос Налини дрогнул.

Фальшивые указы. Я зажмурилась. Я написала их, чтобы защитить свое дело. Документы не должны были попасть не в те руки, но этим брат и воспользовался.

– Ты отказывалась говорить с нами, делиться планами, – упрекнул Арджун. – Ты избегала нас, Гаури. И Сканда раскрыл нам правду. Он показал, чем ты занималась все это время, как хотела убрать с дороги Налини…

Я вспомнила, как Налини стояла на коленях с прижатым к горлу клинком. Вспомнила слова брата, так точно подобранные: «…Я знаю, чего ты хочешь». Я думала… думала, он имеет в виду ее безопасность. Но представление было рассчитано на обе стороны.

Сколько раз, после того как я спасла его, Арджун пытался встретиться со мной наедине? Я полагала, ему просто нужно выговориться о пережитом в плену, излить душу, и лишь отмахивалась, не желая привлекать внимание к нашему союзу – слишком велик был риск. Я убеждала себя, что подставлю дружеское плечо позже, а пока не до того. Черствость, столь часто меня спасавшая, меня и погубила.

– Я умолял Сканду сослать тебя в ашрам, где никто не пострадает. Умолял сохранить тебе жизнь даже после того, как ты пыталась нас уничтожить. Зачем ты вернулась?

Перед уходом из Алаки я сказала Викраму, что не знаю себя, и только теперь заглянула в бездну истинного смысла этих слов. Героиня. Спасительница. Злодейка. Что это, как не грани одной истории, зависящие исключительно от рассказчика? «Видишь ли, слова нужны не только для детских сказок на ночь. Они нужны, чтобы управлять». Теперь я поняла. Почувствовала, как впиваются в нутро когти этой правды. Увидела обнаженные кости байки, рассказанной братом, – байки о предавшем сердце и ненасытной жадности.

– Сканда солгал вам. – Голос все же сорвался.

Я опустилась на пол, обхватив голову руками. Одна из стекла, другая из плоти. Одна прозрачная, другая нет. Одна способна взяться за кинжал, другая бессильна. Прошлое и настоящее. Алака рассекла мою жизнь пополам. Но когда я подняла взгляд, рука, которая была моим кошмаром, стала моей надеждой, незамутненной как стекло. Налини ахнула. Арджун попытался ее удержать, но она присела рядом со мной и ласково коснулась волшебной руки.

– Что с тобой стряслось?

Я рассмеялась:

– Даже не представляю, с чего начать.

– С чего-нибудь. Арджуна послали за тобой, но я не могла… я должна была тебя увидеть. – Налини умолкла, сглатывая слезы. – Ты же понимаешь, скоро Сканда пришлет еще одного слугу.

И я начала. Я рассказала им о том, что чувствовала в тот день, когда вошла в тронный зал и увидела убитых солдат и Арджуна на стороне Сканды. Рассказала о том, как меня связанную перебросили через границу с Уджиджайном. О месяцах пытки безмолвием, пока империя решала, что со мной делать. Я рассказала о встрече с Викрамом, изменившей все, о приглашении на Турнир желаний в сказочную страну Алаку и об остальном вплоть до того момента, когда мне разрешили уйти. Только о незагаданном желании умолчала. Зная Арджуна, я понимала, что ему захочется демонстрации, но не могла отдать последнее свое оружие.

Когда Налини увидела подарок Каувери, сомнения в ее взгляде сменились благоговейным трепетом. Даже Арджун перестал хмуриться и повертел кинжал в руке. Тот замерцал и превратился в водяной трезубец. Со своего места я ощутила течение невидимой реки; магия мощным потоком промчалась по комнате, наполняя ее бурлящей энергией.

– По-твоему, я вернулась на верную смерть? – спросила я, когда Арджун отвернулся. – Все эти месяцы я думала, что ты предал меня. Не знаю, как еще доказать…

В дверь постучали.

– Генерал Арджун?

Пульс участился. Очередной слуга, но почему, стучась в мои покои, он обращается к другому?

– Я не смог выполнить приказ раджи Сканды, – ответил Арджун через дверь. – Дорога утомила принцессу, и, кажется, одна из служанок дала ей снотворное, чтобы успокоить нервы. Передай радже, что я приведу ее в тронный зал.

– Хорошо, генерал.

Шаги удалились, эхо стихло.

– …Он послал тебя убить меня?

Сжатые в тонкую линию губы Арджуна не оставили сомнений.

– Я бы не позволила, – вмешалась Налини. – Я должна была тебя увидеть. Услышать, почему ты поступила так… как мы думали, что ты поступила.

Сердце подскочило к горлу.

– Ты веришь мне?

Налини удержала мой взгляд.

– Я не знаю, чему верить.

Я потянулась к ее руке, но замерла от напряженного голоса Арджуна.

– Пора идти. – Он рывком поднял меня на ноги. – У тебя всего один шанс. Заставь меня поверить, иначе я выполню приказ.

Затем он повернулся к Налини и, обхватив ее лицо ладонями, нежно поцеловал в лоб. Как я могла быть столь слепа? Я считала, будто любви Арджуна не хватило, чтобы защитить ее от Сканды, но на самом деле он любил Налини так сильно, что предал меня.

Провожая нас взглядом, подруга не сводила глаз с моего лица.

– Спасибо, – сказала я, когда мы с Арджуном шли по коридору.

– За что?

– Для начала за то, что не убил. И за то, что защитил меня, хотя и не должен был.

– Это не ради тебя.

– Арджун, я понимаю, как это выглядит со стороны, но мы же были как брат с сестрой…

– Вот именно, – перебил он. – Мы были как брат с сестрой, а потом ты изменилась. Сканда помог все прояснить.

– Сканда солгал. Он творил такое и меня вынуждал…

– Да-да, ты говорила, и только потому я привел к тебе солдат. Я поверил тебе на слово – как оказалось, зря. Есть ли у тебя хоть одно доказательство его злодеяний?

«Слабость – непозволительная роскошь».

Я все держала в себе. Думала… будто так защищаю себя. Но порой слабость скрывалась за маской силы, а иногда и сила притворялась слабостью.

– Хорошо, мне ты не веришь, но ты ведь наверняка сам видел его уловки с тех пор, как стал приближенным. Неужто никакие поступки Сканды не помогли тебе усомниться в его добродетелях?

Арджун запнулся. Да, братец, может, и хороший рассказчик, но даже он не смог бы долго изображать невинность. Остановившись перед дверьми в тронный зал, Арджун мрачно на меня посмотрел:

– Без глупостей.

Я подняла руки, сдаваясь:

– Даже не думала.

Сканда сидел, развалившись на шелковых подушках. Я огляделась – никаких слуг. Даже чтобы удовлетворять его многочисленные низменные потребности. Брат старательно создавал атмосферу неформальной встречи, но все было рассчитано до мелочей. На хрустальном подносе стояли кубки с холодным тхандаем[24]. Я уловила аромат семян ветивера и розовых лепестков, пропитанных молоком, и рот наполнился слюной.

– Ты пила его всякий раз, возвращаясь домой после очередной битвы. – В голосе Сканды звучала глумливая братская гордость.

Я села напротив, чувствуя на бедре тяжесть кинжала Каувери. Я прикрепила его слева, надеясь, что братец сочтет это проявлением мирных намерений и не догадается о бессилии стеклянной руки. Арджун опустился на подушку подле Сканды и положил ладонь на рукоять в ножнах.

– Ну-ну, Арджун, не надо агрессии. В конце концов, принцесса Гаури вернулась из долгого и трудного путешествия. Да так ослабла, что засыпала на ходу. – По лицу брата скользнула сальная ухмылка, и он протянул нам с Арджуном кубки.

Я осторожно взяла свой, вдыхая пряный аромат.

– Позволишь взглянуть на твой кинжал, сестра?

– Позже. Я устала.

Сканда улыбнулся:

– Разумеется. А сейчас давай же выпьем за твое здоровье и возвращение.

Я подняла кубок, но пригубила, только когда брат отпил из своего, да с трудом подавила гримасу. Кто бы ни готовил напиток, он добавил слишком много экстракта миндаля. Арджун осушил кубок одним глотком.

– Очень жаль, что нам пришлось встретиться при таких обстоятельствах, – покачал головой Сканда.

От тхандая в горле запершило, я прокашлялась и отпила еще. По телу разлилось тепло, а икру вдруг пронзил пылающий зуд.

– Но ты не оставила мне выбора.

Рядом закашлялся Арджун. Он потянулся за водой, но пальцы так дрожали, что лишь опрокинули бокал. Сканда сунул руку в складки рукава и, выудив оттуда пучок каких-то листьев, принялся жевать. Арджун прожигал его яростным взглядом, отчаянно царапая шею.

– Что ты с ним сделал?

Я вцепилась в Арджуна, хлопнула его по спине. Лицо его побелело, тело сотрясала дрожь.

– Не дай ему умереть, Сканда! – закричала я. – Где противоядие?

Но брат будто и не слышал, растерянно глядя то на меня, то на кубок.

– Почему ты все еще говоришь? – прошептал он.

Двери тронного зала с грохотом распахнулись, впуская вихрь шелка и звенящего серебра, едва не заглушившего кашель Арджуна. Налини всхлипнула и упала перед ним на колени, поднимая его голову, пытаясь нащупать на шее пульс. Арджун бился в конвульсиях, кожа его покрылась испариной.

Я бросилась на Сканду и левой рукой приставила кинжал к его горлу.

– Если скажешь, как его спасти, так и быть, оставлю тебя в живых.

Брат вжался в подушки, толстое лицо покраснело, глаза потрясенно округлились.

– Ни… никак… противоядия больше нет.

Оттолкнув Сканду, я повернулась к друзьям. Налини склонилась над любимым, сотрясаясь от рыданий. Арджун лежал головой на ее коленях – рот приоткрыт, глаза слепо смотрят в потолок.

Он был мертв.

45

Затмение

Гаури

Сканда повернулся ко мне:

– Почему ты жива?

Ногу все еще ощутимо жгло, и я даже не глядя знала, что спасла меня маленькая голубая звезда – след отравленных вод Змеиного короля. Вспомнилось, как Безымянные сказали, мол, на мне их знак. Я не обрела способность убивать прикосновением, но каким-то образом стала невосприимчива к ядам.

– Ты убил его, – прошептала Налини. – Как ты мог?

Шум и наши крики, видимо, насторожили стражников, и один за другим они вошли в тронный зал.

– Раджа Сканда отравил генерала Арджуна, – произнесла Налини сильным, но дрожащим голосом.

– Нет! – завопил братец. – Это все принцесса Гаури! На нее не подействовал яд. Это неестественно! Схватить ее! Вы видели, как она прошла через ворота. Ведьма. Это даже не настоящая Га…

– Я могу поручиться за невиновность принцессы, – перебила Налини, и теперь ее голос звенел как сталь.

Я ощутила, как мир затаил дыхание. Последнее испытание преданности. Арджун вел людей в бой, раз за разом оправдывая их доверие. Налини – его жена, и солдаты любили ее так же сильно, как любил он. Но Сканда по-прежнему оставался правителем.

С другой стороны, что есть правитель, как не тот, кого таковым назвали? Он носил корону. Как и я когда-то. Но власть надо еще заслужить. Приманить. Может, обстоятельства рождения и дали мне нужный скелет – историю, голос, – но только я сама могла нарастить на эти кости плоть и оживить дарованную силу. Арджун понимал это.

Каждый день, что я его знала, он стремился стать достойным власти. За спиной брата замерли двое стражников. Он уставился на них гневно. Выжидательно. В воздухе повис выбор: чью же власть принять? И они решили. Подхватив под руки, Санду выволокли из мягкого гнезда подушек.

– Ваше величество? – повернулся ко мне один из стражников.

Я по привычке посмотрела на брата, но обращались не к нему. Ко мне.

Я стала королевой.

Слишком долго мечты, что я лелеяла в душе – вырвать королевство из-под гнета Сканды, взойти на трон без крови, уберечь Налини, – казались саженцами недосягаемого будущего. Теперь же они пустили корни и расцвели. Чтобы вернуть страну, мне не понадобилась армия. Мне не пришлось загадывать желание. Нужно было только прийти и быть честной.

Я наконец обрела голос:

– Отведите его в темницу и пришлите лекаря.

– Я твой брат! – взревел Сканда. – И ты убьешь меня?

Я склонила голову, глядя на зверя, с которым делила кровь.

– Я не собираюсь тебя убивать.

Он расслабился:

– Тогда…

– Я собираюсь тебя затмить, – тихо добавила я. – Я втопчу твое имя в пыль не погребальным костром, а своею властью. Я подарю тебе судьбу похуже смерти, братец. Я сотру саму память о тебе.

Его увели, и я поймала пристальный взгляд заплаканной Налини.

– Ты знаешь, что он мертв. Зачем лекарь?

Я опустилась на колени рядом с ней и потянулась к застежке ожерелья. Стоило его снять, и нерастраченное желание ярко вспыхнуло. Я закрыла глаза, вспоминая Алаку и волшебных птиц, исчезающих во тьме.

– Так ты загадаешь желание? – спросила Каувери.

За ее спиной бурная река плескалась алмазами капель в ослепительно-серую высь. И в этом единстве неба и моря, где зарождался новый день с неизменным солнцем, переменчивой луной и звездами, полными тайн… именно там сливались магия и надежда. Я выбрала иной вид храбрости. Выбрала будущее, которое надо заслужить, а не потребовать.

– Нет.

Я едва не произнесла желание за Налини, уверенная, что знаю его. Но отныне я больше не собиралась решать за других. Она заслужила этот шанс и право выбора. Глядя на Налини, я вспоминала Аашу. Жизнь, которой она жаждала. Выбор, которого ее лишили. Я накрыла сияющее желание рукой и вложила его в ладонь Налини.

– Держи. Думаю, оно всегда предназначалось тебе.

– Что это, Гаури?

Свет озарил ее лицо, скользнул по невидящим глазам Арджуна.

– Новое начало.

46

Выявляя ложь

Викрам

Изумрудная змея сжала руку Викрама. Поморщившись, он погладил драгоценную подругу по голове.

– Хватит, Биджу. Ты доказала свою точку зрения.

Биджу расслабилась, щелкнула раздвоенным алмазным языком перед его носом и скользнула ему на плечи. Затем грациозно перебросила хвост с одного на другое, прикусила кончик и застыла. Утренний свет отразился от чешуи.

Когда не приходилось распознавать ложь, Биджу предпочитала существовать в виде роскошной нити сверкающих изумрудов с чешуйчатым узором. Иногда она прикидывалась сапфирами. Порой – рубинами. Но больше всего любила зеленый цвет. На прошлой неделе Викрам назвал ее «чрезвычайно предсказуемой», и она тут же обвила и крепко сжала его руку. Такой вот способ сказать: «Врешь».

Каждое утро Викрам начинал со лжи. И изо дня в день ложь эта не менялась. Он замирал перед зеркалом и говорил:

– Сегодня она готова.

И каждый раз Биджу усиливала хватку, убивая надежду.

Сегодня, как и предыдущие два оборота луны, было не исключение.

Вернувшись из Алаки, Викрам думал, что утолил свою жажду чуда, но что-то все еще не давало ему покоя. Он выглянул в окно. Утро едва коснулось Уджиджайна, половину города укрывали тени. Как только затрезвонят городские колокола, потянется бесконечная вереница заседаний. Рутина успокаивала Викрама. Встречи, исследования, споры. То, что после стольких лет к его голосу наконец-то прислушиваются. Он обрел цель и место в мире. Даже полюбил жаловаться на ломоту в ногах и головные боли, но понимал, что новизна ощущений скоро схлынет.

Викрам направился в зверинец, но не успел сделать и пяти шагов по коридору, как за спиной раздался голос:

– Ваше величество!

Обращались к нему, хотя дошло до Викрама не сразу. Он до сих пор не привык к новому титулу. Веское «Император» всякий раз оседало на языке приторной тяжестью.

Он остановился, позволяя придворному его догнать.

– Могу ли я пройтись в вашей тени, ваше величество?

«Прежде ты от нее уклонялся».

– Разумеется. – Викрам приглашающе взмахнул рукой, и придворный зашагал рядом.

– Для меня было честью услышать вашу речь на недавней ассамблее.

«О, так ты слушал? Прошу прощения, что не понял. Меня сбила с толку запрокинутая голова и стекающие изо рта слюни».

– Благодарю за интерес.

– Жаль, прежде у нас не было возможности внимать вашей мудрости.

– Возможностей у вас было не счесть.

Кровь отхлынула от лица придворного.

– Простите, ваше величество, я не хотел напоминать о… невежестве и безответственности совета в прошлом.

«Ты сам из их числа».

– Но вы же видели, ваше величество, как изменилось все в день вашего возвращения. Вы поразили всех и каждого. Они трепетали.

– Ожидаемая реакция на диковинные сокровища Иномирья.

Два полнолуния назад Викрам явился в Уджиджайн, да прямиком на заседание совета, не имея ничего, кроме зачарованного пергамента в руке и Биджу на шее. Как он и желал, всякий, взглянувший на документ, осознавал потенциал Викрама, но внезапно проявился и полезный побочный эффект – заодно они увидели потенциал и в себе. Викрам поведал о своем путешествии по Иномирью, продемонстрировал способности Биджу. Мало-помалу отношение к нему изменилось. Одни советники считали, что именно странствия по Иномирью помогли ему прийти к власти и отринуть роль марионетки. Другие свято верили, что просто наконец-то сумели разглядеть «незаурядный ум» принца.

– Полагаю, вы правы, ваше величество, – сказал придворный. – Однако… я верю, что они бы прозрели и без магии. Я читал ваши отчеты в прошлом, и вы всегда предлагали весьма творческие решения.

Викрам пригляделся к нему повнимательней.

– Как тебя зовут?

– Чандреш.

– И кто же ты?

Чандреш задумался над ответом.

– До возвращения вашего величества я был болваном высочайшего происхождения. Я придворный, который спит на большинстве сборищ. А также придворный, который все подмечает, ибо внимательно читает записи после собраний.

– Занятно, – усмехнулся Викрам. – Было бы любопытно поговорить с тобой после встречи. Или, скорее, после дремы.

– Почту за честь, ваше величество.

Чандреш поклонился и свернул в другой коридор. Викрам проводил его взглядом, чувствуя, как зарождается в груди робкое счастье. Возможно, он на пути к созданию альянсов внутри империи. Привыкнув к дарам Куберы, он все еще учился ориентироваться в политике. В королевстве по-прежнему шептались об Иномирных играх, на целый месяц поглотивших принца, но в основном то были слухи. Большинство верило, что он вернулся в ашрам и подверг себя строжайшей аскезе, прежде чем взойти на престол. Только советники (шесть человек, половина из которых – старцы, укрытые тенью смерти, а другая половина – столь искусные лжецы, что им не верят даже жены) видели проявление магии. И только их слово имело вес. Едва завоевав их преданность – точнее, напугав их, – Викрам более не видел необходимости впечатлять людей зачарованным пергаментом. А вот от помощи Биджу не отказался. Беседы проходят куда плодотворнее, когда невозможно солгать.

Викрам остановился перед зверинцем и дважды постучал.

– Отец?

Из комнаты донеслось рычание.

– Входи!

Викрам вошел и быстро закрыл за собой дверь. Пантера, Урваши, не успела протиснуться и теперь прижималась мордой к деревянной раме.

– Я подумывал позволить ей гулять по дворцу, – сказал Пуруравас, ковыляя к двери. – Не сидится ей на месте.

– Гулять по дворцу?

– На поводке.

– С вооруженной охраной.

– Считаешь, ей попробуют навредить? – ахнул Пуруравас.

Викрам выпучил глаза:

– Отец, ты порой такой наивный.

– То есть против прогулок ты не возражаешь? Это тебе решать.

– Я подумаю.

Урваши взглянула на него с укоризной.

– Наверное, лучше создать для нее отдельный внутренний двор. Понастроить препятствий, с которых она сможет прыгать. Смотрю, карабкаться ей по душе. – Викрам указал на столы, сложенные друг на друга как насест для пантеры.

Пуруравас одобрительно кивнул:

– Я рад, что ты решил меня навестить. Хочу обсудить с тобой кое-что.

Викрам напрягся. В последнее время отца волновали лишь две темы, так что речь либо о Гаури, либо о перспективе его женитьбы.

– Ты сбежал с принцессой.

«Одно из двух».

– Сбежал. И она уже не принцесса. Она королева Бхараты.

На последних словах голос помимо воли наполнился гордостью.

– И вы вместе участвовали в этом… Турнире.

Пуруравас был не в силах говорить о магии, хоть и видел чудеса, которые Викрам принес домой.

– Да, вместе, – подтвердил Викрам и прищурился. – Отец, ты ведь ни с кем это не обсуждал? Только ты знаешь, что она была со мной.

– Конечно нет, – фыркнул Пуру. – Но когда ты вернулся, Бхарата вывела остатки войск с наших границ. Письмо от генерала Арджуна пришло совсем недавно. Мы ответили тем же. По-моему, теперь это лишь вопрос налаживания связи. Наших посланцев там встретили благосклонно. Да и посланцы Бхараты в Уджиджайне вели себя доброжелательно. В прошлый раз они даже подарок передали, хоть и своеобразный.

Викрам подавил улыбку. Подарком была деревянная корона с короткой запиской: «Развлекайся». Некоторые советники сочли это оскорблением, но он-то понял.

«Но я бы не отказался от деревянной короны. Я бы бросался ею в людей забавы ради».

– Думаешь, это все из-за твоих странствий с принцессой?

– Еще раз, отец, она не принцесса, а королева. И вряд ли незамужняя юная дева решилась кому-нибудь поведать, что несколько недель пропадала где-то с принцем и вернулась непомолвленной. Но я вызволил ее из темницы. Думаю, этого оказалось довольно, чтобы улучшить наши отношения с Бхаратой.

Освобождение Гаури – единственное, в чем его упрекнули, когда Викрам вернулся в Уджиджайн. По большей части он убедил совет, что это была дипломатическая стратегия. По большей части они согласились. Как только делегаты вернулись с добрыми вестями, советники дружно порадовались, что не успели ее казнить.

– Так почему бы не…

«Два из двух».

Викрам переживал этот спор по меньшей мере двенадцать раз в день. По одному на каждый час, что император Пуруравас бодрствовал.

– Отец, я знаю, к чему ты клонишь, и мой ответ «нет».

Не совсем. За этим «нет» Викрам скрывал желанное «пока нет». Гаури придет сама, когда будет готова. Во всяком случае, он на это надеялся.

Пуруравас фыркнул:

– Ты провел месяц с девушкой и якобы ничего не чувствуешь? Она могущественная королева. Думаешь, раз я весь день провожу в зверинце, то вообще не читаю донесения? Она правит едва ли две луны, а уже стала Гаури Великой…

– Я тоже читаю отчеты, отец, и в курсе ее деяний.

Викрам улыбнулся. Иного он от нее и не ожидал. За столь короткий срок она умудрилась наладить отношения с мятежными племенами на границах Бхараты, даровав титул губернатора госпоже Налини, дочери одного из вождей и жене генерала Арджуна. Также королева упразднила обязательную воинскую повинность, усилила деревенское ополчение, чтобы крестьяне могли защищаться, и ввела по всей Бхарате новую школьную систему гурукул[25].

– Так почему тогда не пытаешься ее добиться? Это был бы могучий альянс.

– У меня есть на то причины.

– Тьфу! Вот что я думаю о твоих причинах.

Викрам опустился в ближайшее кресло. Отец мог часами без устали читать ему нотации. И пока Пуруравас расхаживал из угла в угол, причитая о необходимости жениться и породить наследников, а пантера упрямо следовала за ним по пятам, Викрам снял Биджу с шеи. Он старался не поддаваться соблазну и не спрашивать больше одного раза в день, но сегодня не смог удержаться.

– Она готова.

Викрам ждал привычного давления на руке.

Но Биджу впервые не пошевелилась.

47

Нерастраченные грезы

Гаури

Стеклянные пальцы дернулись. Они всегда дергались, стоило мне оказаться в оружейной. Словно гадали, затаив дыхание, а не пора ли уже становиться хрупкими и безжизненными. Левая рука болела, но я все равно рассекла воздух тренировочным мечом, проверяя вес и балансировку. Ловкости во мне заметно поубавилось, но в сражении другой рукой были и преимущества. Люди всегда защищались правой, и левая их удивляла.

Мне нравилось удивлять.

Снаружи пахло свежестью. Сыростью. Первым своим королевским указом я велела сровнять сад с землей и взрастить заново. Мое правление не сохранит памяти о Сканде. Я привезла новые семена из заморских стран, обещавших, что деревья будут плодоносить сияющими, как самоцветы, фруктами с темно-лиловой и нежно-розовой кожурой да плотью сладкой, будто дивный сон. Я даже раскрыла заговор придворных садовников, которые не могли смотреть, как уничтожают наследие моего отца, и, сохранив семена и черенки, втайне их выращивали. Дамасские розы и терпкий лайм, ним и миндаль пустили корни в некогда знакомой земле. Этот сад стал надеждой на светлое будущее. Осколки прошлого и настоящего льнули друг к другу, серебристые корни переплетались, как истории, что однажды затмят породившие их семена.

Сосредоточившись на оружии, я попыталась застать свою стеклянную конечность врасплох и резко перехватила тренировочный меч. Пальцы тут же затвердели, и по руке прошлась волна боли. Я поморщилась и встряхнулась.

– Отлично сыграно.

Стеклянная рука ожила, но в ее движениях мне почудилось некое самодовольство.

С момента возвращения у меня не было никакой необходимости поддерживать боевые навыки. Не прошло и нескольких дней после того, как Сканда передал мне власть и «удалился» в ашрам, как в Бхарату прибыли дипломаты из Уджиджайна. И начались переговоры. Я даже отправила Викраму подарок. И ждала потом целую неделю, сражаясь с нелепыми грезами – как он явится, нарядившись одним из послов, ворвется в тронный зал да объявит, что вскочил на коня, едва увидев деревянную корону. Но потом вернулись бхаратские дипломаты и лишь подтвердили, что подарок получен. Вот и все. Меня снедало разочарование. Безумно хотелось выспросить подробности – улыбнулся ли он, и если да, то как именно, и свел ли пальцы вместе, как обычно, или просто свесил руки по бокам, – но я боялась проявить излишний пыл.

Всякий раз послы возвращались домой с новыми историями об императоре… О его блестящих задумках по перестройке города, о новых способах земледелия, что позволяют увеличить урожай, даже привозили фрагменты его философских трактатов, которые Викрам начал публиковать в начале каждого лунного цикла.

– Гаури?

Я обернулась к замершему в дверях Арджуну. Слегка несчастному, как и всегда, когда Налини отправлялась наводить порядок на новом месте. Когда она воспользовалась желанием, я убедила Сканду – немало преувеличив правду, – что привезла из странствий еще вдоволь подобных чар. Страха вкупе с яростью Арджуна и Налини оказалось достаточно, чтобы брат отрекся от трона и провозгласил меня королевой.

– Нужен партнер? – спросил Арджун, хмуро глядя на меч в моей левой руке.

– Я выгляжу совсем безнадежной?

Он рассмеялся, и сердце мое затопило светом. Я будто сто лет не слышала этого смеха. Сейчас все в Бхарате мне было внове. Казалось, я заново знакомлюсь с друзьями, которых когда-то называла семьей. Это напоминало тренировку с мечом, когда движения заучены и привычны, да только рука другая, оттого и болят неразработанные мышцы.

Мы сражались почти час, когда труба возвестила о прибытии одного из придворных. Я отложила меч и потянулась за красной шелковой перчаткой. После той первой ночи в Бхарате я решила ограничить число посвященных в загадку стеклянной руки.

Люди тянулись к неизвестности, к тому, чего не могли видеть, и мне нравился окружавший меня ореол таинственности.

Народ сочинял собственные байки, наделяя руку магическими способностями. Говорили, что она краснеет всякий раз, как кто-нибудь задумывает убийство, и что, глядя в стеклянную ладонь, я могу наблюдать за своими подданными. Мне эти истории были куда милее правды.

– Ваше величество, – поклонился придворный. – Там у ворот женщина требует с вами встречи.

Арджун коснулся меча:

– Что говорят о ней мои воины? Она кажется опасной для королевы?

– Воины говорят, она… – Придворный умолк, и на щеках его вспыхнули алые пятна.

Я улыбнулась. Я знала, кто стоит у ворот.

Несколько недель спустя Ааша высунулась из окна и, подперев подбородок ладонями, тяжко вздохнула. Она появилась у городских ворот на второй месяц моего правления и громко потребовала, чтобы я выполнила обещание и выделила ей покои во дворце. В первые же дни вишканья предотвратила два покушения, просто вынюхивая помыслы знатных особ, жаждавших со мною встречи.

– Может, прогуляемся? – спросила она. – Тут так тоскливо.

Лица придворных потрясенно вытянулись. Ааша была одной из немногих в моем окружении, кто никогда не лебезил и не манерничал. Она просто не умела и учиться не собиралась. Отпустив людей, я присоединилась к ней на балконе. За три месяца, миновавших с тех пор, как я перекопала двор и заново засеяла землю, сад расцвел и зазеленел. Но я не бродила по его дорожкам. В аромате цветов таилось слишком много напоминаний. Стоило спуститься в сад, и становилось невозможно игнорировать мысли о том, чего… и кого мне не хватает. Викрам мерещился мне в каждой тени на каменной плитке. Голос его звучал в каждом всплеске каждого фонтана. Поначалу заглушать болезненную тоску по нему было куда легче, ибо я все дни посвящала возрождению Бхараты. Но потом я вошла в ритм. Жизнь потекла своим чередом. Я даже наловчилась сражаться левой рукой. И теперь у сердца стало слишком много свободного времени, чтобы скучать и мучиться.

– Знаю, ты устала, но на улицу пока нельзя, – сказала я. – Мне нужно просмотреть бумаги.

Ааша нахмурилась:

– Но ты хочешь выйти.

Застонав, я накрыла голову руками, как будто так могла скрыть предательские желания.

– И хочешь его увидеть.

– Уходи.

Ааша наклонилась ближе, обнюхивая меня.

– И ты хочешь есть. Почему ты всегда хочешь есть?

– Прошу, перестань.

– Почему ты не встретишься с ним?

– Потому что занята! – Я смахнула мертвое насекомое с оконного стекла.

Ааша приподняла бровь:

– Врешь.

– Мы встретимся. Скоро. Наверное, – уклончиво пробормотала я. – Он так и не прислал мне подарка в ответ на корону.

Ааша скрестила руки на груди и глянула так, будто я только что объявила, мол, отрекаюсь от престола и перехожу на новую стезю профессионального смахивателя-мертвых-насекомых-с-оконных-стекол.

– Какому слову ты научила меня вчера, когда я укусила кусачую розу?

Вчера статный вельможа вручил Ааше алую розу. Та приняла дар и тут же уколола о шип большой палец. Зарычав, Ааша откусила цветку голову. Вельможа улепетывал со всех ног.

Я вздохнула:

– Слово было «жалкий».

– А. Точно. Это про тебя.

Что, если месяцы правления изменили Викрама и теперь его волнует только налаживание дипломатических отношений, и ничего более? Разве он подал какой-нибудь знак? С другой стороны, я сама просила держаться подальше… но не так же долго! Неужели деревянная корона не достаточно явно говорит о моем желании встретиться? Ненавижу мужчин.

– Какое там еще слово тебе нравится? – спросила Ааша.

– Их много.

– Да, но есть особое. Им ты называешь тех, кого мысленно подвергаешь жутким мучительным пыткам, мечтая, чтобы у них рты отвалились.

– Бестолочь?

– Да! – воскликнула она. – Это тоже про тебя.

– Ты ужасная подруга.

– Разум твой считает иначе.

– Хватит меня читать!

Ааша закатила глаза, и голубая звезда исчезла с ее шеи.

– Счастлива?

– Да.

– Я и без благословения вижу, что ты лжешь.

Я собралась возразить, но двери тронного зала внезапно распахнулись. Я взглянула на солнце, еще не начавшее спуск по небосклону. Уджиджайнские делегаты хотели сегодня встретиться, но я не ожидала их визита так рано.

Ааша прикрыла лицо и шею шелковым платком, но я успела заметить, как засияла вновь появившаяся голубая звезда. Группа делегатов, увешанных пунцовыми орденами, гуськом прошагала в зал. Ааша тронула меня за плечо – знак того, что мне не желают вреда. Но потом ее пальцы сжались, а брови тревожно сдвинулись. Не угроза моей жизни. Что-то еще. Мысли мои вновь обратились к Викраму. Может, с ним что-то стряслось, а делегаты знали, просто предпочли скрыть?

– Ваше величество, – поклонились они.

Я взошла по ступеням и опустилась на трон.

– Приветствую.

– Ваше величество, император Викрамадитья безмерно рад, что в поисках согласия между нашими королевствами Бхарата была столь добра и сговорчива. Мы хотели бы укрепить эту связь.

Сердце неистово забилось о ребра. Я знала, как укрепляют отношения между королевствами: предложением брака.

– Император надеется, что вы согласитесь обсудить подробности через четыре дня, когда состоится его официальная коронация.

– Через четыре дня? – повторила я, нахмурившись.

Маловато времени на дорогу. Путь до Уджиджайна займет три. Разве что… Викрам не хотел меня приглашать. Или еще хуже – забыл и вспомнил обо мне лишь в последний момент. Я даже не знала, что жалило больнее.

Дипломат кивнул:

– Император будет польщен вашим присутствием. Или визитом делегации, если ваше величество сочтет угодным отправить оную вместо себя. И покуда наши народы встали на путь продуктивной дружбы, мы также надеемся, что вы почтите своим присутствием скорую свадьбу императора.

А вот теперь сердце замерло.

– Свадьбу? С кем?

– Его величеству еще только предстоит выбрать невесту.

– Но брачные предложения потенциальным невестам уже разосланы? – уточнила я.

Надо было прикусить язык и не проявлять столь явного интереса, но я не могла сдержаться.

– Да, – отозвался дипломат.

Разум медленно, но верно осознавал услышанное. Викрам выбирал невесту.

Меня в список не включили.

Перво-наперво мне захотелось отказаться от приглашения. Желание запереть сердце на замок вспыхнуло в груди ноющей болью, будто старая рана. Но я не имела права струсить. Не поговорив с Налини, я едва не разрушила нашу дружбу. Не прислушавшись к Змеиному королю, я едва не уничтожила его любовь.

Я боялась открыться, боялась лишиться последних крупиц контроля и полностью обнажить душу, но еще сильнее боялась все потерять только потому, что вовремя не сказала нужные слова.

– Я буду на коронации. – Я на миг втянула щеки и только потом одарила дипломатов быстрой улыбкой. – Бхарата благодарна за это личное приглашение. Мы надеемся на мир между нашими странами.

Они поклонились. И я ушла.

Голова кружилась. С самого возвращения из Алаки брак нависал надо мной точно призрак. Я слышала невысказанные упреки в требованиях советников, замечала море подарков и писем от достойных господ. Совет вещал об укреплении связей и развитии нашей истории.

Но я знала, чего хочу.

Чтобы тень моя в ночи льнула к другой тени. Чтобы рядом всегда была рука, на которую можно опереться. Я нуждалась в том, в ком сокрыт тайный свет, чтобы больше никогда не очутиться в темноте. Думая об этом, я ощущала, как пальцы Викрама перебирают мои волосы. Вспоминала, как после пиршества страха, измученная и опустошенная, предложила ему свое тело, лишь бы отвлечься. Но Викрам отказался и вместо этого наполнил мое голодное сердце яркими вспышками смеха и легкими, как перышки, секретами. Пока голова не загудела, но не от пустоты, а от улыбки.

Неужели он забыл? Или… для него все это пустяк?

Ааша открыла дверь в мои покои:

– Хочешь, чтобы я поехала с тобой?

Я кивнула. Я бы попросила Налини, но ее не было в столице.

– Может, тебе стоит выбрать платье? Моим сестрам помогало, когда они нервничали.

Я снова кивнула, расхаживая по комнате. Я привнесла сюда немного магии Алаки. Потолок был расписан птицами в полете, и каждый образ обрамляла золотая фольга, так что, когда я засыпала, мир надо мной мерцал, наполняясь волшебством. Я полагала, роспись станет напоминанием об узах, рожденных в испытаниях. Но человек, которому предназначалось напоминание, никогда не глядел ночью в этот потолок.

– Может, голубое? – предложила Ааша. – Не стоит отвлекать внимание императора на его же коронации.

«Любишь ты эффектные появления».

«Каюсь».

Я вздернула подбородок:

– Я надену золотое.

Ааша понимающе улыбнулась:

– Как пожелаешь.

48

Мир в ожидании

Гаури

Следующие три дня мы скакали во весь опор, а когда наконец прибыли, из лошадиных пастей шла пена. До коронации оставалась всего одна ночь, так что времени на привычные политические расшаркивания и завуалированные беседы не осталось. У моей свиты и сопровождавших нас солдат было не больше нескольких часов, чтобы обустроиться на роскошной вилле, которую выделил нам Уджиджайн, и подготовиться к церемонии.

Я стояла перед позолоченным зеркалом. Движения казались медленнее, чем обычно, словно, когда я отворачивалась, разбухшее сердце каким-то образом давило на мои конечности. Открывая ларец с краской для лица, я думала о матушке Дхине. Она умерла через месяц, после того как я попала в плен к уджиджайнцам. В саду ее душу ждал небольшой памятник: куст сумрачных роз, к корням которых скрытая труба вечно будет доставлять воду. Я уставилась на отражение, кусая щеки, как перед любой битвой. Оценивая свою броню.

Глаза, затененные сурьмой. Потому что порой жизнь казалась излишне мрачной, но стоило взглянуть под другим углом – и я видела красоту.

Губы и щеки, окрашенные розовыми лепестками. Потому что я хотела, чтобы слова мои, невзирая на их остроту, сочились сладостью.

Ключицы и волосы, присыпанные жемчужной пылью. Потому что я сама озаряла свой путь. Несмотря ни на что.

Золотое сари льнуло к телу, мягкий шелк прикрывал стеклянную руку. Перед уходом я расстегнула ожерелье Майи. Сапфир соскользнул с шеи, лишив меня крупицы тепла. Я потерла пальцами и поцеловала кулон. Майя все реже и реже появлялась в моих мыслях. Не потому, что я не любила сестру и не думала о ней, просто теперь уже не так сильно о ней волновалась. Порой я вспоминала сон, привидевшийся мне в Алаке: белые чертоги холодного царства и зал, где с грустной улыбкой ждет меня сестра. По какой-то причине этот образ не давал мне покоя.

– Я готова, – объявила я пустой комнате.

Уджиджайн был прекрасен. «Не столь красив, как Бхарата», – думала я с гордостью, но эти земли явно любили. И привыкли чествовать их прошлое и настоящее. В тени ласковых елей приютились четыре статуи прекрасных женщин в одеждах императриц. Вдоль дорожки к церемониальному павильону, где должна была состояться коронация, тянулись сапфировые пруды. В воздухе витал аромат цветущих бархатцев и мяты, а за завесой деревьев виднелся край фруктового сада.

Как и ожидалось, на коронацию Викрама собралась огромная толпа. Дипломаты и знатные королевские гости сыпали со всех щелей. Натянутые нервы дребезжали, ладони покрылись потом. Слуга протянул мне хрустальный кубок, и в груди защемило. Каковы шансы, что здесь подают светлые воспоминания?

– Ваше величество, мы очень рады, что вы решили принять приглашение, – сказал стоявший рядом со мной дипломат. – Позволите вас сопроводить? У императора Викрамадитьи есть время до коронации, и он хотел бы встретиться с вами наедине, без свиты.

«Мы предпочли бы обойтись без зрителей».

Я нацепила на лицо бесстрастную маску:

– Ведите.

Кажется, за те минуты, что мы шли по садовой дорожке, я умирала и оживала сотни раз. Возмущение, гнев, возбуждение и боль сминали ребра. Все тело напряглось и натянулось как тетива. И я вновь и вновь представляла, какие слова произнесет Викрам, как попытается помягче объяснить, что пережитое нами в Алаке – миг вне времени, и он не хочет ни повторения, ни продолжения. И еще одна мысль, самая жуткая, терзала нутро… что я ждала слишком долго.

Сюда не доносились звуки торжества. Кругом царило спокойствие. Тишина.

– Его величество в конце садовой дорожки. – Придворный в последний раз поклонился и исчез.

Я никогда не видела такого сада. В большинстве королевских угодий предпочитали скульптурные лужайки и элегантные композиции. Здесь же все выглядело… причудливо. Над моей головой покачивались крошечные фонарики из лунного камня, словно отголоски огоньков, что озаряли листву огромного баньяна в Алаке. Шелковые ленты удерживали на ветвях тысячи колокольчиков, и когда над деревьями промчался ветер – мир наполнился музыкой.

Мне всегда нравилось гулять в садах, но после возвращения в Бхарату я не могла вынести одиночества, скалившего зубы и заявлявшего о себе на каждом шагу. Здесь же… здесь я ощутила успокоение. Не разумом – душой. Это как узнать в темноте свою комнату. Когда не видишь, но понимаешь: мое.

Тут цвели диковинные розы – сочно-зеленые и темно-синие, – я таких еще не встречала. В воздухе нежной песней разливался аромат, неспешный и навязчивый. Вдоль дорожки тянулись небольшие деревца, вырезанные из зеркал, впитывая свет и создавая собственную иллюзию отражений. Под ветвями переливались золотые плоды. Приглядевшись, я поняла, что это лишь украшения. Не волшебство. А может, и волшебство. Ведь разве оно не в глазах смотрящего?

Я ускорила шаг. И едва не задохнулась, увидев торчащие из цветущих кустов рукояти мечей, что прорастали из грязи.

«Если бы ты могла вырастить в своем саду что угодно, что бы это было?»

«Мечи».

И вот они здесь.

Я прошла чуть дальше и, вскинув голову, наткнулась на свисающие с ветвей серебряные чаши, над которыми витал сладкий аромат сиропа гулаб джамуна.

«Вот бы просто срывать готовые шарики с дерева и есть».

Я вспомнила, как Викрам смеялся, услышав, что я мечтаю лишь о сладостях и мечах. Он назвал меня…

– Жуткая девчонка.

Осознав, что слова прозвучали не в голове, а где-то рядом, я повернулась.

Сердце подскочило к горлу. Я знала, что если сейчас посмотрю на Викрама, то все чувства непременно отразятся на лице, потому смотрела на него по частям. Сначала руки. Все с теми же тонкими пальцами. Но уже не руки ученого, как раньше. На левой красовался шрам. Затем плечи. Гордо расправленные под изумрудным шервани. Власть пошла Викраму на пользу, он даже держался теперь иначе. Змея Биджу висела на его шее как ожерелье. И наконец, лицо. Вот его иномирные черты остались прежними. Прекрасными. Даже невыносимо прекрасными. И все те же чуть изогнутые губы, будто готовые вот-вот растянуться в улыбке. Викрам стоял наполовину в тени, наполовину на солнце – воплощенное искушение и озорство.

Смотреть на него было трудно, будто я не могла охватить все детали зараз.

– Что скажешь? – спросил Викрам. – Похоже это на сад твоей мечты?

– Ты создал его для меня?

Он кивнул.

– Но тогда почему делегаты сказали, что ты… – Я осеклась, слова застряли в горле.

– В основном, чтобы заставить тебя приехать. Мне тоже пришлось покрутиться, рассчитывая время. Не хотелось, чтобы ты пропустила торжество, но и застрять в бесконечных церемониях первого визита Бхараты в Уджиджайн тоже, – небрежно признался Викрам. – Я подумывал сам к тебе отправиться, но не мог взять с собой сад, а если бы и придумал как, вряд ли бы твоя стража порадовалась юнцу, что бегает по лужайке, вонзая в землю мечи…

– Ты ничего не сказал о моем подарке, – выпалила я.

– Деревянная корона? – Викрам поднял ее со стола за его спиной. – Моя любимая игрушка. Я сдержал слово и бросался ею в людей. Разве что пантера решила, что это отличная точилка для зубов, и…

– Почему ты ничего не ответил?

Он уставился на меня, сдвинув брови:

– Откуда мне было знать, что ты ждешь ответа?

– Я делаю подарок. Ты отвечаешь тем же. Таковы правила дарения.

– Нет, правила другие. Ты делаешь подарок. Я его принимаю.

– Мог бы поблагодарить.

– Когда я покидал Алаку, ты ясно дала понять, что тебе нужно время и пространство, дабы разобраться в королевстве и в самой себе. – Викрам говорил все громче. – Я не хотел загромождать твой разум, вторгаясь в мысли и лишний раз напоминая, что вот он я, стою, смотрю в окно и вздыхаю точно несчастный одержимый, только что открывший для себя трагическую поэзию.

Я ошарашенно моргнула:

– Что?

Викрам скрестил руки на груди:

– Думаешь, я тут украшал деревья сладостями и огоньками от нечего делать? Просто не верится, что тебе хватает наглости на меня злиться. Я выполнил твою просьбу и отступил!

– Слишком далеко отступил!

– Так ты же не уточнила, – всплеснул он руками.

– Ты бы все понял, если бы ответил на мой подарок.

– Это была деревянная корона.

– То есть тебе не понравилось?

– Я этого не говорил! – проворчал он.

Собственное сердце казалось мне спутанным клубком ниток. И вместе с тем в груди разливался восторг, потому что Викрам назвал себя «несчастным одержимым».

И все равно он меня обманул.

– Ты манипулировал мной, заставил приехать, хоть и не знал, что я чувствую…

– Я бы никогда так с тобой не поступил, – резко оборвал он. – Я не манипулировал. Я поощрял. Совет хочет, чтобы я женился. Я просто подумал, раз уж мы настолько привыкли раздражать друг друга, то почему бы не посвятить этому всю мою жизнь. Но я хотел спросить тебя напрямую, глаза в глаза, а не через цепочку переговоров! Да, я сказал «всю мою жизнь», а не «нашу», потому что ты явно станешь моей погибелью. И о твоих чувствах я знал, потому что спросил.

Викрам поднял Биджу.

– Ты просила подождать, пока ты не будешь готова. Я спрашивал Биджу днем и ночью. И днем и ночью она говорила «нет». Но однажды я вновь спросил, и она сказала, что ты готова. Я ждал, Гаури. – Наши взгляды встретились, и в его глазах отразилось такое отчаянное желание, что я ощутила его в своем сердце. – Я день и ночь ждал, когда ты скажешь нужные слова. Но ты молчала. Я больше не хотел ждать, потому спросил у Биджу, взаимны ли мои чувства.

Биджу замерцала, превращаясь из горстки драгоценных камней в настоящую змею. Затем повернула голову ко мне и щелкнула раздвоенным языком.

– Смотри, – тихо промолвил Викрам. – Мои чувства взаимны.

Биджу не шелохнулась. «Правда».

– Ты была готова к нашей встрече.

«Правда».

– Я люблю тебя.

«Правда».

В эту секунду весь остальной мир тихо отступил в тень. Я чувствовала лишь натянувшуюся между нами нить – нить неоконченной истории. Начало – а может быть, финал, а может, таких понятий и вовсе не существует – помахало мне пальцами. Призывая. Я протянула руки к Биджу, и она скользнула мне на плечи, а потом повисла на шее, став насыщенно-золотистой. Викрам следил глазами за каждым нашим движением. Зубы плотно сжаты, взгляд непроницаем.

– Я тебе верю, – сказала я.

Биджу осталась неподвижна. «Правда».

Викрам ждал. На челюсти играли желваки. Ожидание злило его до дрожи, как и меня. И тогда я произнесла то, о чем знала давным-давно; слова, которые преследовали меня во сне и наполняли мои мечты наяву.

– Я люблю тебя.

«Правда».

И больше Викрам не стал ждать. Он шагнул вперед, покрывая пространство между нами, и притянул меня для поцелуя.

Мы стояли покачиваясь в этом странном саду, украшенном острыми кустами и драгоценными плодами – воспоминаниями о магии, которые мы наполнили собственными чарами. И Викрам целовал меня до тех пор, пока по деревьям не заскользил свет и из такого далекого зала для коронации не донесся возмущенный ропот.

– Интересно, такого ли финала хотел для нас Кубера, – пробормотал Викрам мне в волосы.

– Не финала. – Я подняла глаза. – Это лишь начало нашей истории.

В ветвях что-то зашуршало. Запрокинув голову, я успела заметить край алого крыла. Трудно сказать, наблюдала ли за нами одна из волшебных птиц Куберы или то была обычная пернатая обитательница сада. Но я знала, что где-то там парит и наша история.

Путешествует, сначала из уст в уста, потом в умы и воспоминания. И возможно, это само по себе уже величайший секрет – не только наследия, но и жизни. Можно прятать сказку в груди и вынимать на свет в миг величайшей нужды. И можно смотреть сквозь нее, как сквозь раму, отмечая, как под новым углом все неизбежно меняется.

За пределами сада застыл в ожидании новый мир. Полный свежих грез и несбывшихся надежд. Жаждущий ярких сказок, которые со временем пустят бледные корни и прорастут в века.

Я сжала протянутую руку Викрама.

И в этот новый мир мы шагнули вместе.